«Мозг и сознание. Разгадка величайшей тайны человеческого мозга»

Мозг и сознание. Разгадка величайшей тайны человеческого мозга (fb2) - Мозг и сознание. Разгадка величайшей тайны человеческого мозга (пер. Е. Нухова) 2050K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Коллектив авторов - Элисон Джордж - Кэролайн Уилльямс

Мозг и сознание. Разгадка величайшей тайны человеческого мозга (под ред. К. Уилльямс)

Your Conscious Mind. Unravelling the greatest mystery of the human brain

© New Scientist, 2017

© Оформление, ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Авторы-составители

Редактор: Кэролайн Уилльямс – научный журналист и редактор из Великобритании. Консультант журнала New Scientist и автор книги «Мой продуктивный мозг: Как я проверила на себе лучшие методики саморазвития и что из этого вышло» (Scribe, 2017).

Редактор серии: Элисон Джордж – редактор серии книг Instant Expert журнала New Scientist.

В книгу вошли доклады, прочитанные на мастер-классе по сознанию, организованном журналом New Scientist в 2016 году, а также статьи экспертов, ранее публиковавшиеся в журнале New Scientist.

Авторы научно-популярных статей

Марк Бекофф – почетный профессор экологии и эволюционной биологии Колорадского университета в Боулдере, исследующий поведение и когнитивные функции животных. Он написал раздел в главе 10, в котором утверждает, что животные обладают сознанием и люди должны относиться к ним соответствующим образом.

Патрик Хаггард – профессор когнитивной нейронауки в Университетском колледже Лондона. Его исследования фокусируются на субъективном переживании произвольных действий и на образе тела в мозге. Он написал статью о свободе воли в главе 4.

Николас Хамфри – психолог-теоретик из Кембриджа, который изучает эволюцию интеллекта и сознания. Автор книги «Сознание. Пыльца души» и соавтор раздела «Изобретение сознания» в главе 3.

Дж. Кевин О’Риган – бывший директор Лаборатории психологии восприятия в Университете Париж Декарт, предложивший новый подход к пониманию сознания, автор книги «Почему красный не звучит как колокольчик: Как понять чувство сознания» (Oxford University Press, 2011). Он написал в главе 6 раздел о том, возможно ли создать «чувства» у машин.

Лиз Пол – старший научный сотрудник в Бристольском университете, исследует эмоциональные и познавательные способности животных разных видов. В главе 10 она пишет о сознании животных.

Анил Сет – соруководитель Центра наук о сознании им. Терезы Саклер при Университете Сассекса в Великобритании, автор готовящейся к изданию книги «Приемный зал» (Faber & Faber, 2019). Он исследует понимание биологических основ сознания, о чем пишет в главе 2.

Макс Тегмарк – профессор физики Массачусетского технологического института, специализируется в области космологии. В своей книге «Наша математическая Вселенная» он исследует физику сознания. В главе 3 его авторству принадлежит раздел «Является ли сознание состоянием материи?».

Адам Земан – исследователь в области когнитивной и поведенческой неврологии, включая неврологические расстройства сна, профессор медицинского факультета Университета Эксетера, автор книги «Сознание: Руководство пользователя». В главе 5 он пишет о расстройствах сознания.

Благодарим также следующих журналистов и редакторов:

Анил Анантасвами, Селест Бивер, Майкл Брукс, Линда Геддес, Хэл Ходсон, Валери Джемисон, Дэн Джонс, Кирстин Кидд, Грэм Лоутон, Тиффани О’Каллаган, Шон О’Нилл, Дэвид Робсон, Лора Спинни, Кайт Сукель, Хелен Томсон, Прю Уоллер.

Предисловие

Из всех тайн человеческого существования самыми загадочными, должно быть, являются эти вопросы: «Что такое сознание? Реально ли оно или это просто иллюзия? И в любом случае, как оно работает?»

Люди задумывались над этими вопросами задолго до того, как узнали, что «органом» мышления является мозг. Пока Гиппократ в V веке до н. э. не заметил, что у людей с травмами головного мозга нарушались различные аспекты сознания, никто и не подозревал, что сознание имеет к мозгу какое-то отношение.

Но вопросы на этом не прекратились. Как может мягкая, похожая на тофу ткань мозга дарить нам такое богатство переживаний? Как мы можем утверждать, что мои переживания подобны твоим? Что происходит в бессознательном и как оно влияет на наши представления о свободе воли?

Пока у нас нет всех ответов, и эти вопросы продолжат обеспечивать работой ученых и философов в течение еще нескольких веков.

Что у нас есть, так это некоторые увлекательные гипотезы, многие из которых кажутся невероятнее вымысла. Для навигации в глубинах философии и нейронауки мы собрали представления величайших исследователей сознания и объединили их с опытом авторов New Scientist. Мы признаем, что следующие страницы не содержат всех разгадок тайн нашего разума, но они точно вызовут новые захватывающие вопросы. Они даже могут заставить вас переосмыслить все, что, как вы думали, вы знаете о реальности.

Кэролайн Уилльямс, редактор

Глава 1. Введение в трудную проблему сознания

В мире существует множество сложных проблем, но лишь одна из них заработала право называться той самой «трудной проблемой». И это проблема сознания – каким образом приблизительно килограмм нервных клеток порождает непрерывный калейдоскоп ощущений, мыслей, воспоминаний и эмоций, заполняющих каждую секунду бодрствования.

Загадка сознания

Спросите себя: ощущаете ли вы сознание? Сам факт, что вы даже способны рассматривать такие вопросы, предполагает ответ «да». Наше собственное сознание кажется такой очевидной деталью нашей жизни, что бо́льшую часть времени мы даже и не задумываемся об этом.

А теперь взгляните в глаза ближайшего к вам человека. В сознании ли он? На этот раз будет гораздо труднее ответить на вопрос с уверенностью. Неважно, смотрите ли вы в глаза своего любимого или совершенного незнакомца; нет никакого способа достоверно узнать, в сознании ли они. И даже если так, невозможно узнать, отличается ли их переживание сознания от вашего. Начните задаваться подобными вопросами о животных и даже машинах, и все еще больше усложнится.

Постижение базовых аспектов сознания веками заставляло философов ломать головы. Еще в XVII веке Рене Декарт задал тон современным обсуждениям проблемы, провозгласив, что тело и сознание сделаны из разного теста. С точки зрения Декарта, тело и мозг созданы из материи, как и любой другой физический объект: столы и стулья, камни и растения. Сознание же, с нашими мыслями, убеждениями, воспоминаниями и всей внутренней жизнью, нематериально – его невозможно увидеть, потрогать или непосредственно пронаблюдать. С тех пор это замечание определяло тон большинства дискуссий о сознании.

Трудная проблема

В 1995 году философ Дэвид Чалмерс из Нью-Йоркского университета модифицировал точку зрения Декарта, дав ей название «трудной проблемы». Чалмерс утверждал, что понимание работы мозга ничего не говорит нам о сознании, поскольку, в то время как мозг существует физически, содержание пребывающего в сознании ума нельзя наблюдать или измерить.

С точки зрения Чалмерса, понимание мозга – «легкая проблема». Например, мы можем сказать, что мозг состоит примерно из килограмма связанных между собой нейронов, некоторые из которых созданы для выполнения определенных функций. Мы также можем сказать, что сообщения между нейронами передаются с помощью электричества и химии. Но, хотя мы можем объяснить, например, каким образом наши глаза передают мозгу информацию о длине волны света, которая относится к цвету, это ничего не говорит нам о том, каково это – видеть красный цвет. С этой точки зрения, даже понимание каждой детали функционирования мозга не поможет узнать природу сознания, потому что оно ничего не говорит о том, как люди переживают красный цвет. Или, как сформулировал Томас Нагель в 1970-х годах, вы могли бы узнать каждую деталь физических аспектов работы мозга летучей мыши, но все равно не поняли бы, каково это – быть летучей мышью (см. «Квалиа»).

Другой пример. Расположите эту книгу перед вашими глазами. Прямо сейчас вы испытываете сознательное переживание видения бумаги (или экрана), слов и изображений. То, как вы видите эту страницу, индивидуально для вас, и никто не сможет точно узнать, как вы это переживаете. Именно так и определяется сознание: это ваши собственные, личные и глубоко субъективные переживания, и нет никакого способа объяснить кому-то другому, каково это для вас.

Квалиа

В философских терминах наш опыт – «каково это» – называют квалиа. Это субъективные, личные свойства чувственного опыта: прохладность воды, краснота красного цвета, чувство счастья. Сторонники трудной проблемы утверждают, что никакое понимание физиологии мозга не будет правильно описывать квалиа, потому что вариантов квалиа столько же, сколько людей в мире, и нет никакого способа их сравнить. Более того, есть предположения, что в рамках нашего текущего понимания законов физики постичь квалиа в принципе невозможно.

Итак, если сознание не физический объект, что же оно такое? Радикальная версия заключается в том, что сознание является фундаментальной составляющей Вселенной, существуя наряду с материей и обладая свойствами, которые нельзя объяснить при нашем нынешнем уровне понимания физики. Если довести до крайности, утверждает Чалмерс, эта идея может привести к панпсихизму, представлению о том, что всякая материя – даже неодушевленные предметы, такие как камни, – в некоторой степени наполнена сознанием.

Зомби

Другая проблема заключается в том, что невозможно узнать, переживает ли другое существо квалиа вообще. Вполне возможно, все остальные люди – «зомби». «Зомби» не как в фильмах ужасов, а в том смысле, что встречается в философских мысленных экспериментах. Это люди, которые ведут себя почти так же, как и все остальные, за исключением одного принципиального отличия: они не обладают сознанием. Уколите такого зомби булавкой, и он воскликнет «Ой!» и отпрянет. Но это всего лишь рефлекс – он не чувствует боли. На самом деле у этого зомби нет вообще субъективных чувственных переживаний, или квалиа. Никто пока еще не нашел способ убедиться наверняка, что люди вокруг нас не зомби.

Не такая уж трудная проблема

На другом полюсе шкалы такие «материалисты», как философ Дэниел Деннет из Университета Тафтса в Медфорде (Массачусетс), настаивают, что не существует никакой трудной проблемы, и в конечном итоге мы сможем понять сознание. Может быть, мы даже найдем способы измерить квалиа и распознавать зомби – когда узнаем достаточно о том, как работает мозг.

Для Деннетта нет никакого таинственного процесса, необходимого, чтобы способности мозга к обработке информации перешли в сознание. По сути, он называет идеи Декарта «одной из величайших ошибок в истории мышления».

Деннетт утверждает, что сознание является непосредственным продуктом работы мозга. С этой точки зрения, мозг – это своего рода машина для создания гипотез, постоянно выдвигающая все новые «гипотезы» относительно того, что происходит в мире, и совершенствующая их на ходу. В таком случае сознание не является неким загадочным внетелесным опытом, а представляет собой побочный продукт информационных потоков в теле и мозге. Иными словами, это очень убедительная иллюзия.

Более того, мозг создает не только иллюзию сознания, но и ощущение того, что существует отдельное нематериальное «я», обладающее сознательным опытом. Его также можно рассматривать как загадочное «другое» состояние, не поддающееся объяснению, или как еще одну иллюзию, сотканную из нашего жизненного опыта и наших отношений с другими.

Хотя простых ответов на любой из трудных вопросов сознания не существует, с научной точки зрения материалистическая теория имеет два преимущества.

Во-первых, нет никакой необходимости объяснять непонятные взаимодействия между материальными и нематериальными явлениями, поскольку с материалистической точки зрения то, что кажется нематериальным, не более чем мыльный пузырь. И, во-вторых, такой подход устраняет трудную проблему и замещает ее стремлением объяснить, как мозг этот мыльный пузырь создает.

В последние два десятилетия эту проблему стали изучать в рамках нейробиологии. В следующих главах вы узнаете, чему эта линия исследований научила нас.

Глава 2. Биологические основы сознания

Нейробиологи добились невероятного прогресса в понимании биологических основ сознания и благодаря технологическим достижениям могут даже наблюдать за тем, как оно действует в мозге.

Первичный материал сознания

Мозговые основы сознания загадочны, но это, по крайней мере, доступная загадка. Как недавно заметил Марк Хэддон, первичный материал сознания не находится в другой части Вселенной, не произошел 14 миллиардов лет назад, и он не спрятан где-то глубоко внутри атома. Он расположен прямо здесь, внутри вашей головы.

Фактически, если отбросить философский вопрос о том, почему сознание вообще существует, мы можем начать исследовать мозг с точки зрения физических и электрических паттернов его активности – так называемых нейронных коррелятов сознания.

К сожалению, мозг не уж так просто открывает свои секреты. По последним подсчетам он содержит около 90 миллиардов нейронов с таким количеством связей между ними, что если бы вы стали подсчитывать их со скоростью одна связь в секунду, на полное их перечисление вам потребовалось бы три миллиона лет. Но даже это не отражает всю сложность мозга. В действительности поражает не столько его структура, сколько пронизывающие ее паттерны взаимосвязей, которые каким-то образом лежат в основе всего, что делает вас – вами.

Как эти паттерны взаимосвязей в итоге складываются в сознание – огромный вопрос. Так с чего же мы должны начать в наших попытках понять, как все это работает? Один из подходов состоит в том, чтобы разбить проблему на поддающиеся решению фрагменты и исследовать биологические основы различных аспектов сознания по отдельности.

Так, мы можем дифференцировать уровень сознания (различие между отчетливым состоянием бодрствования и осознанности и состоянием под общей анестезией), содержание сознания (то, что мы чувствуем и на что реагируем) и чувство собственного «я» (таинственное, но в то же время совершенно знакомое ощущение, что все переживается целостным «мной»).

Уровень сознания

Что в мозге обуславливает наличие или отсутствие сознания? На самом примитивном уровне в мозге есть, по крайней мере, один переключатель «вкл./выкл.» – интраламинарные ядра таламуса, часть таламуса, расположенного в самом центре головного мозга над его стволом. При повреждении этой части мозга сознание полностью отключается. По-видимому, важную роль в том, находимся ли мы в сознании или же бодрствуем, но без сознания, также играет ограда (клауструм), тонкая пластинка серого вещества глубоко внутри мозга (см. далее).

Зона наилучшего восприятия для сознания?

В какой-то момент вы в сознании, а в следующий – уже нет. Может ли в реальности существовать такой переключатель сознания в мозге? Похоже, так оно и есть. В 2014 году исследователи смогли включить и выключить сознание женщины, стимулируя одну небольшую область ее мозга.

Пациентке, которой проводилась эксплоративная операция с целью локализации источника эпилептических припадков, ввели электрод рядом со скрытой глубоко внутри мозга тонкой пластинкой серого вещества, называемой оградой. Данную область мозга никогда ранее не стимулировали.

Когда исследователи стали стимулировать эту область высокочастотными электрическими импульсами, женщина потеряла сознание. Она перестала читать и безучастно смотрела в пространство, не отвечала на слуховые или зрительные команды, а ее дыхание замедлилось. Как только стимуляция прекратилась, она сразу же пришла в сознание без малейшего воспоминания о произошедшем.

Несмотря на то что эксперимент пока был проведен только на одном человеке, это открытие свидетельствует, что ограда играет важную роль в поддержании уровня сознания. Сторонник этой гипотезы Кристоф Кох из Института по изучению мозга им. Пола Аллена в Сиэтле считает, что ограда работает как своего рода проводник сознания, объединяя информацию, поступающую в разное время из разных областей мозга. В 2017 году эта теория получила дальнейшее подтверждение: в мозге мыши были открыты три длинных нейрона, тела которых расположены в ограде, а дендриты опутывают почти весь мозг, пронизывая на своем пути множество важных областей.

Рис. 2.1. Ограда расположена глубоко в мозге и может связывать наши ощущения в единое целое

Однако все согласны, что для сознания характерно нечто большее, чем простое различие между включением и выключением. Мы знаем, например, что человек может спать, переживая состояние, аналогичное нормальному бодрствованию. С другой стороны, человек в постоянном вегетативном состоянии может физически бодрствовать без каких бы то ни было признаков сознания.

Складывается картина, что несмотря на наличие некоторых важных областей мозга и типов клеток, вовлеченных в работу сознания, общее состояние зависит от того, как согласовывается деятельность всего мозга в пространственных и временны́х координатах.

Итак, как же количественно измерить уровень сознания? Одно очень перспективное решение предложил Марчелло Массимини из Миланского университета. Он и его коллеги разработали метод, при котором мозг стимулируют электромагнитным импульсом (с использованием так называемой транскраниальной магнитной стимуляции, или ТМС), а затем измеряют, как волны активности распространяются по мозгу. Это делают с помощью электроэнцефалографии (ЭЭГ) – измерения электрической активности мозга, регистрируемой электродами на поверхности кожи головы. Импульс действует как удар в колокол, и нейроны по всему мозгу продолжают «звенеть» с определенным волновым паттерном, который зависит от активности связей между отдельными клетками мозга.

Проанализировав сложность этих волновых паттернов реакции мозга, Массимини и его команда предложили число от нуля до единицы, которое они назвали индексом сложности пертурбаций (ИСП). У людей в вегетативном состоянии, которые не реагируют на импульс и, вероятно, не находятся в сознании, показатель ИСП близок к нулю. По данным одного исследования, уровень ИСП = 0,3 является порогом, по-видимому, отделяющим состояния наличия сознания от его отсутствия.

В последующих исследованиях использовали только измерение ЭЭГ – без электромагнитной стимуляции – чтобы понять, можно ли отдельно применять показатели сложности для определения уровня сознания. Если упростить, эти показатели количественно измеряют, насколько импульсы мозга разнообразны, или непредсказуемы. Как оказалось, показатель спонтанной сложности также последовательно снижается от уровня, наблюдаемого при бодрствующем отдыхе, через мягкую седацию и до полной общей анестезии. Схожим образом исследования пациентов с электродами, имплантированными в мозг для локализации источника эпилептических припадков, показали общее снижение сложности при засыпании. Интересно, что во время быстрого сна (или фазы быстрого движения глаз – БГД), когда люди видят сны, сложность динамики работы их мозга соответствует таковой при нормальном сознательном бодрствовании – а значит, эти показатели сложности отражают именно специфические уровни сознания, а не просто физиологические изменения в работе мозга.

Что касается «высших» состояний сознания, то в некоторых недавних исследованиях с помощью магнитоэнцефалографии (МЭГ – измеряет магнитные поля, возникающие во время активности мозга) изучали динамику работы мозга при употреблении психоактивных веществ, таких как ЛСД, псилоцибин и кетамин. В сравнении с исходным состоянием эти вещества, по-видимому, действуют как полная противоположность анестезии или засыпанию. Похоже, что они повышают уровень сложности мозговой активности – такое наблюдается впервые. Может ли это быть признаком достижения некоторой «вершины» сознания? Повышенного уровня сознания? Говорить об этом с уверенностью слишком рано, однако это многообещающая область для будущих исследований.

Все эти способы измерения уровня сознания связаны с набирающей популярность теорией сознания, называемой теорией интегрированной информации, или ТИИ, которую разработал нейробиолог Джулио Тонони из Висконсинского университета (см. «Интеграция порождает осознанность?»). Однако существующие сегодня методы, подобные вышеупомянутым, дают лишь грубые приближения к теории. А для любой реальной системы измерение интегрированной информации во всей ее полноте пока что практически невозможно.

Интеграция порождает осознанность?

Наши переживания, связанные с восприятием цвета, формы и звука, существуют не по отдельности, а как полностью интегрированное целое. Джулио Тонони, нейробиолог из Висконсинского университета в Мэдисоне, выдвинул теорию, описывающую этот процесс. Он утверждает: для того, чтобы система обладала сознанием, она должна интегрировать информацию таким образом, чтобы целое несло в себе большее количество информации, чем сумма его частей. Для сознания интегрированная информация не может быть редуцирована до более мелких составляющих. Когда вы воспринимаете красный треугольник, мозг не может запечатлеть этот объект как бесцветный треугольник в совокупности с бесформенным пятном красного цвета.

Показатель способности системы интегрировать информацию Тонони назвал Фи. Согласно его теории, эта способность является ключевой характеристикой сознания. Цифровая камера обладает потрясающим объемом памяти, но все миллионы ее пикселей никогда не «видят» фотографию, в то время как ваше сознание способно «увидеть», поскольку ваш мозг активно интегрирует информацию, чтобы придать смысл полученным данным.

Один из способов вычислить Фи – разделить систему на две части и сравнить, как отличаются прогнозы будущего состояния у частей и целой системы. Наиболее радикальное деление будет давать две наиболее независимые части. Если эти части будут полностью независимыми, так что «целое» не превысит их суммы, тогда Фи будет равняться нулю, и система не будет обладать сознанием. Чем выше же созависимость частей при наиболее радикальном делении, тем бо́льшим будет значение Фи и, соответственно, уровень сознания системы.

Подход Тонони позволяет объяснить некоторые любопытные аспекты сознания. Почему мы утрачиваем сознание, когда ложимся спать? Тонони ответил бы, что во время сна информация из специализированных сетей мозга не интегрируется. Почему эпилептические припадки связаны с потерей сознания? Возможно, потому что припадки перегружают сеть, блокируя сложный процесс обмена информацией.

В контексте конкретных областей мозга, участвующих в поддержании уровня сознания, в последнее время внимание было приковано к «горячей точке» задней коры, расположенной в теменной и затылочной долях коры больших полушарий головного мозга. По всей видимости, активность в этой области является очень надежным отличительным признаком наличия и отсутствия сознания, что было показано в исследовании Франчески Сиклари и ее коллег из Висконсинского университета в Мэдисоне. Вместо того чтобы сравнивать бодрствование со сном – сравнение, которое включает в себя, помимо потери сознания, еще множество изменений в мозге и теле, – исследователи наблюдали за мозгом только во время сна. Они будили испытуемых много раз в течение каждой ночи и спрашивали их, видели ли те сны. Это позволило им сравнить активность мозга при сновидениях и отсутствии каких бы то ни было сознательных переживаний. В данном случае общее состояние мозга и тела было одинаковым, так что любые найденные различия должны были быть связаны именно с сознанием. Как оказалось, задняя «горячая точка» играет настолько заметную роль в работе сознания, что исследователи смогли предсказывать, сообщит ли испытуемый о сновидениях еще до его пробуждения, основываясь только на активности этой зоны.

Есть ли сознание у младенцев?

У взрослых осознание того, что они что-то ощутили, увидели или услышали, связано с двухэтапным характером деятельности мозга. Так, сразу же после предъявления визуального стимула активируются области зрительной коры, а спустя приблизительно 200–300 миллисекунд активируются и другие области, включая префронтальную кору, которая отвечает за когнитивную деятельность более высокого уровня. Некоторые исследователи полагают, что осознание появляется только после того, как активность нейронов на втором этапе достигает определенного порога.

Исследовать этот процесс у взрослых достаточно просто, потому что они способны сообщить, когда осознают что-то. Но задать те же самые вопросы младенцам, чтобы узнать, осознают ли они что-либо происходящее в окружающей среде, и если да, то как осознают, невозможно.

Сид Куидэ и его коллеги из Высшей нормальной школы в Париже решили эту проблему так. Они надели шапочки для ЭЭГ на группы младенцев в возрасте 5, 12 и 15 месяцев и фиксировали активность их мозга в ответ на предъявляемую серию быстро меняющихся изображений. Как и взрослые, все младенцы реагировали на человеческое лицо, демонстрируя ожидаемый двухэтапный паттерн. Но на втором этапе – этапе деятельности, связанной с осознанием, – ответ был намного медленнее.

Самая медленная и наименее выраженная реакция была зарегистрирована у пятимесячных младенцев: задержка перед началом второго этапа составила более секунды. У 12-месячных младенцев второй этап регистрировали в период от 800 до 900 миллисекунд после предъявления изображения. 15-месячная группа показала очень схожий результат.

По-видимому, младенцы обладают тем же механизмом сознательной регистрации происходящего в окружающем их мире. Им просто требуется для этого немного больше времени.

Содержание сознания

Хотя нам кажется, будто то, что мы видим, слышим и чувствуем, очень реально, есть веские доказательства: наше восприятие – своего рода «контролируемая галлюцинация» – «лучшая догадка» мозга относительно того, что вызывает входящую сенсорную информацию.

Подумайте об этом: мозг заперт внутри костного черепа. У него нет прямого доступа к окружающему миру. У него нет прямого доступа даже к собственному телу. Все, что мозг получает, – это электрические сигналы от разных органов чувств: глаз, ушей и так далее. Эти сигналы зашумлены и противоречивы, но, тем не менее, мозг должен каким-то образом решить, что все это значит.

Еще в XIX веке немецкий физиолог Герман фон Гельмгольц выдвинул гипотезу, что мозг как бы делает предсказание. Он объединяет сенсорную информацию, поступающую из окружающего мира, с предварительными предположениями (или ожиданиями) относительно того, каков этот мир. Это приводит к «лучшей догадке» о том, что вызвало сенсорные сигналы, – вот что мы и воспринимаем сознательно.

Поначалу эту концепцию непросто принять на веру, но ее довольно легко проиллюстрировать с помощью простой зрительной иллюзии – иллюзии с тенью на шахматной доске (иллюзия тени Адельсона) (см. рис. 2.2).

На первый взгляд клетки, обозначенные A и B, выглядят как разные оттенки серого цвета. Однако в действительности они одинаковы. Дело в том, что мозг использует свое прежнее знание о том, что тень, падающая на поверхность, делает эту поверхность темнее. В сочетании с тем фактом, что мы ожидаем, что клетка B будет того же цвета, что и все остальные клетки по диагонали, мозг прогнозирует, что в «реальном мире» клетка B должна быть светло-серой. В результате мозг воспринимает ее как светло-серую, но слегка затемненную тенью. Этот эффект настолько силен, что даже демонстрация иллюзии не меняет восприятия.

Рис. 2.2. Иллюзия с тенью на шахматной доске (иллюзия тени Адельсона)

Подобные воззрения круто меняют наше понимание работы мозга. С этой точки зрения, представление о том, что чувства достоверно записывают происходящее извне и информируют об этом мозг, неверно; на самом деле наиболее тяжелую часть работы по восприятию осуществляют связи, идущие от мозга обратно к сенсорным поверхностям. Другими словами, содержание нашего осознанного восприятия в значительной степени сконструировано мозгом: это своего рода «контролируемая галлюцинация», в которой наши перцептивные гипотезы постоянно корректируются сенсорными сигналами, поступающими из внешнего мира.

Если говорить о физических основах этих процессов, растет число доказательств того, что перцептивные гипотезы и нисходящие связи оказывают большое влияние на сознательное восприятие. Еще в 2001 году нейробиологи Винсент Уолш и Альваро Паскуаль-Леоне попросили испытуемых следить за движущимися точками, в то время как экспериментаторы препятствовали деятельности мозга с помощью транскраниальной магнитной стимуляции (ТМС). При воздействии на нисходящие связи (идущие сверху вниз или изнутри наружу) они обнаружили, что испытуемые больше не видели движение точек. Следовательно, чтобы понимать, что происходит во внешнем мире, мозгу нужны его внутренние «предсказания».

Недавно Ларс Мукли и его коллеги из Университета Глазго показали, что функциональную МРТ (измеряет метаболическую активность, или кровоток в мозге) можно использовать, чтобы «декодировать» тип изображения, на которое смотрит человек. Что особенно важно, они смогли декодировать эту информацию даже из области зрительной коры, которая не получала никаких входящих сенсорных данных, а это значит, что информация должна основываться на нисходящих прогнозах, приходящих из других частей мозга.

Другое недавнее исследование связало перцептивные гипотезы с так называемым альфа-ритмом в мозге. Это заметное колебание мозговой активности (мозговая волна) частотой примерно 10 герц (10 колебаний в секунду), особенно выраженное в затылочных отделах мозга, где расположена зрительная кора. Исследование, проведенное в Центре им. Терезы Саклер при Университете Сассекса, показало, что влияние перцептивных предсказаний на восприятие зависит от фазы альфа-цикла: на пике волны влияние больше, чем в ее низшей точке.

Какие возможности дает нам сознание чего-либо? Это может показаться очевидным, но когда мы что-то сознаем, мы можем вести себя очень гибко. Если я вижу чашку кофе, я могу игнорировать ее, взять или бросить ее в стену – все, что только захочу. Как утверждает влиятельное направление исследований под названием «теория глобального рабочего пространства», эта гибкость возникает благодаря тому, что все содержание нашего сознания в каждый отдельный момент широко «транслируется» в различные области мозга, позволяя человеку реагировать всеми возможными способами (см. «Модель глобального рабочего пространства сознания»). Фактически многие сторонники этой теории утверждают, что процесс «трансляции» и является самим сознанием.

Для изучения связи между сознательным восприятием и глобальной «трансляцией» можно сравнить активность мозга, вызванную осознанно видимым стимулом (например, буквой «А», четко предъявляемой на экране), с активностью, вызванной тем же стимулом, но не доходящим до сознания. Существует множество способов осуществления этого, например с помощью метода маскировки, при котором целевой стимул предъявляется очень кратко и сразу же сопровождается пустым стимулом. Многие эксперименты, где использовали этот метод, показали, что, когда испытуемые сообщают о сознательном восприятии, большая область коры – так называемая лобно-теменная сеть – активируется. Это свидетельствует в пользу теории глобального рабочего пространства, в которой лобно-теменную сеть связывают с рабочим пространством. Тем не менее, некоторые недавние открытия, в том числе упомянутая ранее «горячая точка» задней коры головного мозга, бросают вызов этой теории.

Модель глобального рабочего пространства сознания

Содержание нашего сознательного опыта постоянно претерпевает изменения. Модель глобального рабочего пространства, которую в 1988 году предложил Бернард Баарс из Института нейронаук в Сан-Диего (Калифорния), пытается описать, как происходят эти изменения.

Баарс предполагает, что неосознаваемые переживания обрабатываются локально в отдельных участках мозга, при этом мозг также отслеживает происходящее в теле и в памяти. Различные аспекты наших постоянно меняющихся переживаний осознаются только тогда, когда эта информация передается в сеть нейронов, распределенных по многим разным областям мозга – «глобальное рабочее пространство». Это отражается в мгновенной скоординированной активности мозга, и наши переживания становятся содержанием сознания.

Рис. 2.3. Транслирующееся сознание: глобальное рабочее пространство предполагает, что сознание рождается из высоко координированной и широко распространенной деятельности мозга

В поддержку этой теории говорят результаты так называемых экспериментов по бинокулярной конкуренции, которые служат хорошим доказательством того, что мозг действительно активно выбирает, какую информацию отправить в наше сознание. Обычно оба глаза видят одну и ту же картину, поэтому мозг легко объединяет два монокулярных изображения в целостную картину. Но если правому и левому глазу предъявить различные изображения, мозг разрешит этот конфликт, позволив вам видеть только одно изображение в один момент времени. Иными словами, вы будете осознавать либо изображение от левого глаза, либо изображение от правого глаза, но не оба изображения одновременно.

Что действительно происходит в мозге, когда мы осознаем нечто, все еще выясняют, и нам предстоит многое узнать. Но кажется все более вероятным, что наше переживание «реальности» на самом деле является своего рода контролируемой галлюцинацией, генерируемой мозгом и обновляемой на лету.

Придержите эту мысль

Похоже, что в случае сознания мозг делает именно это – как бы на время придерживает мысль. Недавние исследования показали, что осознанное восприятие требует устойчивой активности мозга в течение сотен миллисекунд. Эту отличительную характеристику мозговых волн можно использовать, чтобы различать уровни нарушения сознания у людей с черепно-мозговыми травмами.

Нейробиологи считают, что для сознания необходимо, чтобы нейроны возбуждались, продуцируя устойчивый паттерн мозговой активности. Точный характер паттерна зависит от характера сенсорной информации, но, как только информация вошла в обработку, мозг должен сохранять стабильный паттерн в течение короткого периода времени – как будто ему нужно мгновение, чтобы считать информацию.

В 2009 году Аарон Шургер из Федеральной политехнической школы Лозанны проверил эту теорию, просканировав мозг 12 испытуемых методом фМРТ. Испытуемым показывали два изображения одновременно, по одному для каждого глаза. Один глаз видел красную линию на зеленом фоне, а другой – зеленую на красном. В результате этого смешения испытуемые иногда осознанно воспринимали рисунок, а иногда нет.

Когда люди сообщали, что видят рисунок, сканирование в среднем показывало, что их мозговая активность стабильна. Когда же они говорили, что ничего не видят, активность была более вариабельна. Шургер и его коллеги повторили эксперимент, используя электроэнцефалографию и магнитоэнцефалографию, измеряющие электрические и магнитные поля, генерируемые деятельностью мозга. Эти методы обеспечивают более высокое временно́е разрешение, чем фМРТ, что позволило исследователям увидеть, как в течение нескольких миллисекунд в пределах одного мозга изменяется паттерн активности.

Основываясь на предыдущем эксперименте, исследователи ожидали, что активность мозга испытуемых стабилизируется и останется таковой в течение сотен миллисекунд в случае, если они сообщат, что видят рисунок, а иначе будет изменчивой.

Затем ученые опробовали свой метод на 116 пациентах с нарушениями сознания. Пациентам в состоянии минимального сознания, в вегетативном состоянии и только что вышедшим из комы проигрывали звуковой тон, при этом регистрировалась активность их мозга. Оказалось, что чем выше была степень осознанности пациента, тем выше была степень устойчивости их мозговой активности.

Данная работа подтверждает и дополняет теорию нейронного глобального рабочего пространства сознания.

Соединительные детали сознания

Важный ключ к происхождению сознания обнаружили почти столетие назад.

Когда Константин фон Экономо в 1926 году заглянул в объектив своего микроскопа, он увидел группу нейронов, длинных, веретенообразных и намного более крупных, чем окружающие их клетки. Они выглядели настолько неуместно, что сначала он подумал, будто эти клетки – симптом какой-то болезни. Но чем большее количество мозгов он рассматривал, тем больше этих необычных клеток он встречал – и всегда в тех же двух небольших областях мозга, связанных с процессами обработки запахов.

Какое-то время фон Экономо пытался понять, что эти «стержне- и винтообразные клетки», как он их назвал, могли бы делать, но в отсутствие технологий, которые позволили бы углубиться в этот вопрос, вскоре фон Экономо перешел к более перспективным направлениям исследований.

Почти 80 лет спустя Эстер Нимчински и Патрик Хоф, работавшие в то время в Университете Маунт-Синай в Нью-Йорке, так же наткнулись на группы этих странно выглядящих нейронов, и на этот раз технологии позволяли изучить их более подробно. Сейчас, спустя более чем 10 лет функциональной визуализации и патологоанатомических исследований, растет число доказательств того, что эти клетки могут иметь некоторое отношение к богатой внутренней жизни, которую мы называем сознанием.

Эти гигантские клетки мозга, которые теперь известны как веретенообразные нейроны (или нейроны фон Экономо), как минимум на 50 %, а иногда и на 200 %, больше типичных нейронов человека. В то время как большинство нейронов имеют пирамидообразное тело с обильно разветвленным деревом отростков, называемых дендритами, на каждом конце клетки, тело клеток у нейронов фон Экономо более длинное и веретенообразное, с единичным апикальным аксоном на одном конце клетки и единичным дендритом с очень низкой ветвистостью на другом (см. рис. 2.4). Они составляют лишь 1 % нейронов, встречаясь всего в двух небольших областях человеческого мозга: передней поясной коре (ППК) и фронтоинсулярной коре.

Их расположение в этих областях свидетельствует о том, что веретенообразные нейроны могут быть центральной частью механизмов человеческого сознания, ведь и ППК, и фронтоинсулярная кора в значительной степени вовлечены во многие сложные аспекты нашей внутренней жизни. Обе области активируются, когда мы получаем социально значимые сигналы, будь то хмурое лицо, гримаса боли или просто голос любимого человека. Когда мать слышит плач ребенка, обе зоны сильно реагируют. Также они активируются, когда мы испытываем эмоции, например любовь, похоть, гнев и горе.

Рис. 2.4. Нейроны фон Экономо могут играть важную роль в нашем самосознании

Похоже, что ППК и фронтоинсулярная кора играют ключевую роль и в сети «значимости», которая неосознанно регистрирует происходящее вокруг нас и направляет наше внимание на самые актуальные события, а также контролирует телесные ощущения, чтобы распознать любые изменения. Помимо этого, обе области активируются, когда человек распознает свое отражение в зеркале, что позволяет предположить, что эти части мозга лежат в основе нашего самосознания, чувства собственного «я» – ключевого элемента сознания.

В совокупности это можно приравнять к постоянно обновляемому чувству «как я себя ощущаю сейчас»: ППК и фронтоинсулярная кора соединяют телесные ощущения с социальными сигналами, мыслями и эмоциями, чтобы быстро и эффективно изменять наше поведение.

Сенсомоторная теория сознания

Одна из теорий, касающихся биологических основ сознания, концентрируется не на мозге, а на том, как мы телесно взаимодействуем со средой. По мнению Кевина О’Ригана из Университета Париж Декарт, наше переживание, квалиа, не генерируется каким-то особым мозговым механизмом, а скорее просто состоит из всего того, что мы делаем, когда взаимодействуем с миром посредством наших чувств.

Когда мы ощущаем шершавую поверхность, точная природа ощущения состоит из всех вещей, которые происходят, когда наши пальцы двигаются по поверхности: например, специфическим образом меняется вибрация на кончиках пальцев, когда мы двигаем пальцами быстро или медленно, когда сильно или легко нажимаем ими на поверхность. Чувство шероховатости состоит именно из всех этих возможных паттернов взаимодействия.

Глядя на поверхность, мы можем представить себе ее шероховатость, но это представление не будет обладать таким же качеством реальности, поскольку в действительности мы не взаимодействуем с поверхностью физически. Помимо этого, О’Риган утверждает, что недостаточно просто взаимодействовать с миром, нам также необходимо обращать внимание на стимулы и обрабатывать содержащуюся в них информацию. В противном случае, хотя поверхность и красная, и шероховатая, мы никогда не осознаем, что ощутили это. Подробнее об этом читайте в главе 6.

Чувство собственного «я»

Оно здесь, когда мы просыпаемся, ускользает, когда мы засыпаем, и, возможно, возвращается в наших снах. Это чувство, что мы привязаны к телу, которым обладаем, управляем и изнутри которого воспринимаем окружающий мир. Это чувство личностной идентичности, которое простирается во времени от наших первых воспоминаний, через здесь и сейчас, к воображаемому будущему. Самосознание – это особое переживание бытия самим собой, и оно существует в различных ипостасях.

Мы можем думать о себе как о трех составляющих:

– физическое «я» (которое возникает из нашего чувства телесности);

– психологическое «я» (которое включает нашу субъективную внутреннюю позицию, наши автобиографические воспоминания и способность различать себя и других);

– и высший уровень – чувство субъектности, которое приписывает действия физического «я» психологическому «я» (см. подробнее в главе 4).

Пытаясь понять, каким образом все это складывается в единое «я», как и при описании многих других свойств сознания, современная нейронаука склоняется к следующему объяснению: это иллюзия, возникающая из-за других, более универсальных процессов. Иными словами, наше переживание интегрированного «я» также является лучшей догадкой мозга о причинах сигналов, которые поступают из нашего тела, окружающей среды и общества.

В пользу этого находят доказательства в различных источниках. Например, в знаменитой иллюзии резиновой руки (см. также главу 11) экспериментатор поглаживает кисточками руку испытуемого (скрытую из вида) и расположенную перед ним видимую резиновую руку. Экспериментатор водит кисточками по обеим рукам с одинаковой скоростью, дотрагиваясь одновременно до одних и тех же мест. Через несколько минут большинство людей сообщают, что чувствуют прикосновения кисточки к резиновой руке, как будто она принадлежит им. Это говорит о том, что наше чувство собственного «я» достаточно гибко, чтобы добавить к понятию «себя» что-то совершенно инородное. Наше «я» постоянно обновляется на основе лучших догадок мозга об источнике поступающих сигналов.

Чувство физического «я»

Описанный выше эффект в дальнейшем изучали в усовершенствованных версиях эксперимента с использованием виртуальной реальности. Одно из исследований показало, что испытуемый с большей вероятностью ощущал виртуальную руку как свою собственную, когда она мигала в такт с биением его сердца, чем когда она мигала асинхронно. Это показывает, что чувство физического «я» зависит не только от сигналов, поступающих снаружи (ощущение поглаживания), но и от внутренних измерений «я», таких как ритм нашего сердца.

На вопрос о том, где же расположено «я», ответить сложно. Есть некоторые манящие указания на то, что отдельные типы нейронов могут хорошо соответствовать требованиям молниеносной интеграции, которая лежит в основе самосознания (см. выше «Соединительные детали сознания»), однако пока эти идеи остаются спекулятивными. В целом вопрос местонахождения «я» выглядит как неблагодарная задача связывания «я» с какой-либо одной единственной частью мозга.

Более того, «я» постоянно меняется. Каждый раз, когда мы вспоминаем какой-нибудь эпизод из нашего прошлого, мы вспоминаем детали немного по-разному и тем самым изменяем нашу личную историю. Ваше сегодняшнее собственное «я» может казаться прочным и устойчивым, но оно построено на зыбучих песках.

В целом в том, как мозг и тело порождают внутреннюю вселенную каждого из нас, по-прежнему много загадок.

Биологические основы сознания остаются одной из величайших тайн мироздания, разгадывать которую придется следующему поколению ученых. Эти знания не только помогли бы нам понять, каково это быть человеком, но и пролили бы свет на природу психических расстройств и способов их коррекции, что в свою очередь протянуло бы спасательный круг тем, кто страдает от тяжелых нарушений сознания.

В одной только Великобритании десятки тысяч людей находятся в коме, вегетативном состоянии или минимальном сознании. Недавние открытия, касающиеся мозговых механизмов сознания, не только приближают нас к пониманию, в каких случаях пациент обладает хотя бы мимолетными проявлениями сознания, но также открывают возможность общения с ними. И если есть хоть одна вещь, которая делает человеческую жизнь достойной того, чтобы жить, – то это способность выражать ваши сознательные переживания и быть понятым.

Проливая свет на природу сознания: хронология

1641

Французский философ Рене Декарт разделяет материальное «я» (тело) и нематериальное «я» (сознание).

1690

Философ Джон Локк определяет сознание как «восприятие человеком того, что происходит в его собственном уме», задав тон дальнейшим исследованиям.

1838

Чарльз Дарвин наблюдает за самкой орангутанга, которая смотрит на себя в зеркало, и размышляет о том, есть ли у нее самосознание. Позднее это вдохновило на создание «зеркального теста» на самосознание.

1890

Философ Уильям Джеймс публикует «Принципы психологии».

1915

Зигмунд Фрейд заявляет, что бессознательное является движущей силой человеческого поведения.

1924

Изобретение электроэнцефалографии (ЭЭГ), которая измеряет электрическую активность мозга в реальном времени, открывая окно в наше сознание.

1950

Алан Тьюринг создает тест Тьюринга в качестве стандарта для машинного сознания.

1960-е

Роджер Сперри проводит первые исследования пациентов с «расщепленным мозгом» и описывает необычные нарушения самосознания и восприятия.

1968

Открытие четырех стадий сна, в которых мы движемся через разные уровни бессознательного.

1970

Гордон Гэллап-младший разрабатывает зеркальный тест на самоузнавание.

1974

Томас Нагель публикует эссе «Что значит быть летучей мышью?», поднимая проблему субъективности в понимании сознательного опыта.

1977

Первая магнитно-резонансная томография (МРТ) человека. Позднее метод произвел революцию в прижизненном изучении мозга.

1985

Изобретение транскраниальной магнитной стимуляции, которая позволяет «выключать» на время определенные области мозга для исследования их функции.

1991

Даниэль Деннет публикует книгу «Объясненное сознание», в которой излагает свою материалистическую теорию сознания.

1995

Дэвид Чалмерс дает определение «трудной проблеме» понимания сознания.

1998

Иллюзия резиновой руки доказывает, что наше чувство собственного «Я» более гибкое, чем мы думали ранее.

2011

Адриан Оуэн использует ЭЭГ, чтобы создать для пациентов, которые, как считалось, находились в вегетативном состоянии, возможность реагировать на стимулы.

2014

Кристоф Кох выдвигает гипотезу, что сознание является фундаментальным свойством сетей.

2014

Искусственный интеллект проходит тест Тьюринга.

Глава 3. Что все это значит?

Хотя некоторые особенности сознания можно понять, заглянув в мозг, более широкие философские проблемы требуют иного подхода. Обращаясь к более теоретическим областям, таким как квантовая физика и философия, мы находим другие способы постановки больших вопросов.

Почему в ходе эволюции возникло чувство сознания

В продолжающихся дебатах между считающими, что сознание можно понять, и думающими, что это невозможно, есть то, с чем мы все можем согласиться: сознание чудесно. Мы прекрасно осознаем жар и потрескивание костра, кислый вкус лимона, ласку руки любимого. Эти сознательные ощущения лежат в основе нашего бытия, и без них мы были бы потускневшими существами, живущими в обедневшем мире. Если бы нам пришлось выбирать, никто не предпочел бы быть «зомби».

Мы также можем согласиться, что сознанию в настоящее время нет объяснения. Проблема заключается не в том, что мы вообще не понимаем сознание. Некоторые его аспекты относительно легко объяснить в терминах нейронаук, как мы увидели в главе 2.

Но у всех основанных на мозге подходов к пониманию природы сознания есть одна проблема. Они не учитывают то, что большинство из нас находит невероятно сложным и вместе с тем глубоко волнующим: то самое трудноуловимое сверхъестественное чувство «каково это» быть сознательным – «квалиа». Они также не могут объяснить, почему у нас вообще есть это качественное измерение; какое значение могло бы оно иметь для биологического выживания?

В чем смысл квалиа?

Некоторые утверждают, что квалиа ни для чего не нужны, что в мозге у них нет никакой специфической задачи. Да, конечно, это особое качество есть не у всех психических состояний. Нет никакого специального чувства, связанного, скажем, с мыслью о том, что сегодня четверг. Нет никакого «каково это» – полагать, что скоро пойдет дождь, или вспоминать, куда вы положили свою шляпу. Но если квалиа не являются необходимой характеристикой высших когнитивных процессов, почему они вообще у нас есть?

Ключевой момент заключается в том, что качество сознания «каково это» возникает только на более животном уровне, главным образом, а возможно и исключительно, при переживании телесных ощущений. Боль от укуса пчелы, соленый вкус анчоуса, голубизна неба – без таинственного дополнительного измерения все эти состояния просто не были бы тем, чем являются.

Непостижимая природа этих переживаний привела к тому, что поколения ученых просто обходили эту проблему стороной. В 1998 году когнитивист и философ Джерри Фодор сказал: «Это, несомненно, одна из предельных тайн метафизики; я бы ни за что не поставил на то, что кто-то когда-либо решит ее». Тем не менее, в последние годы появляется консенсус, по крайней мере, в том, как очертить границы проблемы. Сейчас большинство теоретиков признают, что есть только два варианта, которые можно воспринимать всерьез. Мы можем быть реалистами по поводу квалиа и считать, что они реальны, но наша физическая картина мира пока недостаточна, чтобы их описать (см. ниже «Сознание – это четвертое состояние материи?»), или же мы должны быть «иллюзионистами» и считать, что, хотя квалиа ощущаются как реальные, на самом деле это только трюк разума, иллюзия.

Неважно, реалистами или иллюзионистами, но квалиа должны быть объяснены. В конце концов, мы не можем игнорировать те моменты, когда в наших сознательных переживаниях содержится что-то еще. Наука о сознании, которая не учитывает квалиа, не замечает не соринку в глазу, а целое бревно.

Даже без каких-либо новых законов физики способ охарактеризовать квалиа можно найти, если по-новому взглянуть на то, как ощущения могли эволюционировать.

Эволюция внутреннего мира

Для начала представьте себе очень древнее и примитивное существо, плавающее в море и реагирующее на раздражители, рефлекторно поворачивая тело к раздражителю или от него. Эти ответные реакции отточены эволюцией и имеют значение, потому что содержат информацию о том, какого рода стимул достигает тела, какую часть тела затрагивает, и какое влияние он оказывает на биологическое благополучие. Конечно, поначалу нет никакого «я», чтобы в дальнейшем обдумать эту информацию.

Вскоре в мозге возникает специальный модуль, своего рода прото-«я», задача которого – извлекать смысл двигательных команд, управляющих телесными ответами. Это всего лишь начало ощущения, и на этом этапе нет ничего необычного или волшебного, как нет и связанных с ощущением особых чувств.

Поскольку в ходе эволюции строение потомков этих примитивных существ все больше усложняется, открытая телесная реакция может оказаться неудобной – вряд ли вы захотите крутиться, если это может выдать ваше укрытие хищнику. Таким образом, существо сталкивается с проблемой: как отказаться от поведенческих реакций на телесном уровне, но сохранить информацию о значении стимула?

Решение заключалось в том, чтобы перевести реакцию во внутренний план, так, чтобы двигательные команды больше не достигали фактической поверхности тела, а направлялись назад к карте тела в мозге, где поверхности органов чувств проецируются на мозг. Так форма реакции изменилась с внешней телесной на виртуальную (воображаемую), но все равно осталась реакцией, которую животное могло использовать в качестве информации.

Эти изменения привели к появлению петли обратной связи между двигательной и сенсорной областями мозга, информация по которой способна снова и снова циркулировать по кругу. Это означает, что деятельность мозга может растягиваться во времени, создавая «плотный момент» сенсорного опыта. Возникает то, что в математике называется «аттрактором», точкой притяжения: активность мозга продолжает реверберировать вокруг цикла обратной связи после того, как действие стимула уже прекратилось.

Может ли быть так, что, глядя на голубое небо или нюхая розу, мы ощущаем это нейронное эхо? Являются ли квалиа переживаниями, которые произошли от чувств, но затем стали жить своей собственной жизнью, превратившись в нереальное состояние, которое кажется очень реальным для человека, испытывающего их?

Эта теория недавно получила подтверждение в экспериментах, показавших, что сознательное переживание видения связано с активностью в петле обратной связи между первичной сенсорной корой и областями, передающими информацию дальше по мозгу. Когда зрительную кору стимулируют, у человека возникает зрительное ощущение. Но если вы заблокируете активность петли обратной связи в районе обратного пути от передних областей мозга, люди сознательно ничего не увидят.

Таков ответ на вопрос о том, что возникло в ходе эволюции. Можем ли мы сделать еще один шаг и ответить на вопрос, почему оно возникло? В чем заключалась эволюционная цель реалистичности этих иллюзий?

Некоторые утверждают, что квалиа ничем не способствуют познанию, что они не влияют на биологическое выживание, и что все, что может делать наш сознательный разум, он мог бы делать так же хорошо и не будучи сознательным. Разумеется, это означало бы, что квалиа не могли появиться в результате дарвиновского отбора. Но, возможно, кое-что здесь упущено. Возможно, вместо того, чтобы давать нам когнитивные преимущества с точки зрения прироста интеллекта или продуктивности внешней деятельности, роль квалиа заключается в том, чтобы сделать наши сенсорные переживания чем-то бо́льшим изнутри? Другими словами, что если квалиа существуют не для того, чтобы просто поддерживать в нас жизнь, но чтобы сделать жизнь достойной того, чтобы жить? Может быть, природа создала квалиа для того, чтобы мы могли изумлять самих себя и стремились жить, чтобы изумляться еще больше?

Как эти переживания становятся более «реальными», чем любые другие? Возможно, они возникают перед внутренним взором как своего рода голограмма – двумерное изображение, создающее впечатление трехмерного объекта. Эта идея приводит нас в область теории струн, где голографический принцип описывает то, что происходит с информацией, которая, на первый взгляд, теряется в черных дырах. Этот принцип гласит, что двумерная поверхность может содержать всю необходимую информацию для построения трехмерного мира. Так, быть может, четырехмерный мир сознательных квалиа аналогичным образом является иллюзией, созданной поверхностью трехмерного мозга?

Почему только одно «я»?

Какими бы чудесными ни были наши сознательные чувственные переживания, это не объясняет еще одну загадку сознания. Почему наш опыт переживается не более чем одним «я»? В любой момент времени мы можем испытывать самые разнообразные психические состояния, от боли в спине до воспоминания о лице матери, но нет никаких сомнений в том, что все это – переживания одного и того же «я».

Можно вполне убедительно представить, что ваш мозг мог бы разместить несколько независимых «вас», каждый из которых представлял бы различные аспекты сознания. В действительности это раздробленное состояние, возможно, является тем, с чего мы все начинаем при рождении. В течение первых месяцев жизни переживания ребенка могут состоять из одного «меня», который шевелит пальцами, другого «меня», который видит, третьего «меня», который испытывает голод, и так далее. Поначалу между ними мало пересечений, но по мере того, как ребенок начинает взаимодействовать с внешним миром, эти отдельные переживания начинают сливаться в единое «я».

Это слияние различных «я» не обязательно должно быть генетически запрограммировано, оно может автоматически возникать из взаимодействия различных систем в теле. Что-то подобное уже давно известно в отношении неодушевленных предметов. В XVII веке Христиан Гюйгенс, изобретатель часов с маятником, заметил, что, когда пара или более его часов были подвешены на одной и той же балке, колебания их маятников спонтанно синхронизировались. В более поздней демонстрации пять метрономов помещают на доску, лежащую на двух банках пива, и вскоре метрономы так же синхронизируются. Это объясняется тем, что каждый отдельный метроном, воздействующий на общую опору, при этом испытывает воздействие других метрономов. Возможно, что отдельные части новорожденного сознания, взаимодействуя посредством единого тела, так же каким-то образом ощущают воздействие друг друга.

Это «единство» приносит новые преимущества любому существу, которому посчастливилось его испытать. Оно создает то, что когнитивист и пионер в области искусственного интеллекта Марвин Минский назвал «Обществом Разума». Когда информация из разных модулей попадает на одну и ту же почву, она создает эффективное психическое пространство для планирования и принятия решений, контролируемое встроенным автопилотом, который мы называем «я».

Мы можем представить, что этот «автопилот» работает аналогично автоматизированным системам, которые помогают самолетам держаться в небе и которые разрабатывают для управления автомобилями без водителя. В кабине самолета размещены различные независимые приборы, которые контролируют внутренние и внешние параметры: скорость, высоту, запасы топлива, координаты, заданный курс и т. д. Задача пилота – интегрировать всю эту информацию, чтобы решить, что нужно сделать для достижения определенных целей. Сначала он наблюдает, потом думает и затем действует. Самому пилоту даже не обязательно обладать сознанием: современные технологии автопилота более чем способны интегрировать различные источники информации, чтобы безопасно добраться из точки А в точку В, записывая при этом важные данные в черный ящик.

Инженеры работают над беспилотными автомобилями, которые могут предсказывать движение других машин на дороге. Если такие системы можно установить даже в машины, не удивительно, что и мозг способен на это. То, каким образом мозг достигает этого, объясняют некоторые из ведущих теорий сознания, в частности теория нейронального глобального рабочего пространства и модель интегрированной информации Джулио Тонони. А, например, Кристоф Кох и Фрэнсис Крик определили небольшую структуру в мозге, называемую оградой, как «конферансье» (см. главу 2).

Важным побочным эффектом наличия единого надзирающего «я» является то, что оно позволяет осмыслить и отрефлексировать ваш собственный опыт. Оно поддерживает еще одну важную функцию сознания – оценку работы нашего собственного разум. Наблюдая за тем, как ваши убеждения и мечты порождают желания, которые приводят к действиям, вы начинаете понимать, почему вы поступаете так, а не иначе. Это означает, что вы можете объяснить себя и свое поведение другим людям – и, что не менее важно, у вас появляется модель, чтобы объяснять поведение других самому себе (см. «Дело не в тебе»). Таким образом, сознание закладывает основу того, что психологи называют «моделью психического состояния»: знание и понимание того, что у другого человека есть собственная точка зрения.

Соедините две эти вещи: единое «я» и порожденные изнутри переживания квалиа – и что вы получите? Сознательное «я», осознающее, насколько удивителен его внутренний мир, и способное создавать мир вокруг себя (см. «Создает ли сознание реальность?»). И все это начинается с квалиа, уберите этот замечательный источник связи, лежащий в основе человеческого общества, и все начнет рассыпаться.

Дело не в тебе

Хотя наш сознательный опыт и кажется нам очень личным, психологи Питер Халлиган из Университета Кардиффа и Дэвид Оукли из Университетского колледжа в Лондоне утверждают, что он существует для защиты более широкой социальной группы, а не только отдельной личности.

По их мнению, сознание появилось наряду с другими усовершенствованиями в деятельности мозга, которые в совокупности обеспечили нам выгодную способность делиться своими мыслями и переживаниями с другими.

Чтобы это произошло, необходимо было создать индивидуальную конструкцию «себя» и приписать ей основные познавательные способности осознания и субъектности, а также сделать ее ответственной за порождение внутреннего восприятия мира. С этой точки зрения, сознание – это наша способность сообщать другим о содержании нашего сознания, которая дарует нам эволюционное преимущество, а не только опыт сознания сам по себе.

Почему эта способность должна быть выгодной? Что ж, она позволяет вам делиться с другими людьми выбранным содержанием вашего сознания, в том числе убеждениями, предрассудками, чувствами и решениями. Это, в свою очередь, способствует разработке таких адаптивных стратегий, как прогнозирование поведения других, что может быть полезно для выживания вида.

Такой обмен бессознательно порожденными и сознательно переживаемыми личными повествованиями также допускает, что содержание психики человека может быть изменено под внешним влиянием, таким как образование и другие формы социализации. Это важно для распространения идей, касающихся норм и ценностей. И более того, Халлиган и Оукли утверждают, что ни одна из социальных систем, от которых зависят человеческие общества, не была бы возможна без нашего чувства самосознания.

Это новое понимание сознания как служащего потребностям социальной группы, а не отдельной личности, позволяет нам перейти от рассмотрения себя как индивидуумов к «дивидуумам», чьи интересы и личные качества разделены с другими. Как заметил немецкий философ Фридрих Ницше, «сознание в действительности является лишь сетью связей между людьми… Сознание не принадлежит собственно индивидуальному существованию человека, а относится скорее к его общественной или стадной природе». Таким образом, сознание обеспечивает мощное эволюционное преимущество за счет совместного общения и расширения понимания мира каждого человека.

Создает ли сознание реальность?

Безусловно, мы чувствуем реальность нашего сознания, но может ли оно на самом деле быть тем, что создает окружающую реальность? Именно так считают некоторые физики.

В квантовой физике частица вроде электрона или фотона может существовать как «суперпозиция» многих состояний одновременно. Однако при любой попытке пронаблюдать эти состояния мы видим только одно из них.

Почему и как это происходит – центральный вопрос квантовой механики, породивший множество предложений и интерпретаций. Наиболее популярная копенгагенская интерпретация гласит, что ничто не является реальным до тех пор, пока оно не подвергнуто наблюдению или измерению.

О том, что именно представляет собой наблюдение, копенгагенская интерпретация умалчивает. Джон фон Нейман нарушил это молчание и предположил, что наблюдение является действием сознательного разума. Эту идею также выдвинул Макс Планк, основатель квантовой теории, который в 1931 году заявил: «Я считаю сознание первичным. Я рассматриваю материю как производную от сознания».

Этот тезис основывается на убеждении в том, что в сознании, особенно человеческом, есть нечто особенное. Сознательный разум каким-то образом способен выбрать одну из предложенных квантовых возможностей, делая ее реальной – по крайней мере, для этого разума.

Генри Степп из Национальной лаборатории им. Лоуренса в Беркли, Калифорния, является одним из немногих физиков, кто подписывается под этой точкой зрения. Он утверждает, что мы – «участвующие наблюдатели», чьи разумы и являются причиной исчезновения суперпозиции. Прежде чем появилось человеческое сознание, существовала мультивселенная потенциальных вселенных, говорит Степп. Возникновение же сознательного разума в одной из этих потенциальных вселенных – в нашей вселенной – придает ей особый статус: реальность.

С этой точкой зрения многие не согласны. Одна из проблем заключается в том, что значительное число рассматриваемых явлений плохо изучены. Многие философы, включая Мэттью Дональда из Кембриджского университета, замечают, что мы даже не знаем, существует ли сознание вообще, поэтому выдвижение его в качестве необходимой предпосылки для реальности только добавляет путаницы.

Дональд предпочитает, возможно, еще более причудливую интерпретацию «многих разумов», связанную с мультимировой интерпретацией квантовой теории, в которой каждый исход квантового решения реализуется в другой вселенной. В этой концепции человек, наблюдающий квантовую систему, видит все множество состояний, но каждое из них – в отдельном разуме. Все эти разумы порождены физическим веществом мозга и имеют общее прошлое и будущее, но не могут сообщить друг другу о настоящем.

Хотя это звучит малоправдоподобно, этот и другие подходы к осмыслению роли разума в нашем восприятии реальности все чаще принимаются всерьез. Понимание сознания вполне может открыть совершенно новый философский ящик Пандоры.

Сознание – это четвертое состояние материи?

«Твердое тело, жидкость, газ, сознание: все это про взаиморасположение атомов», – говорит физик Макс Тегмарк.

Представьте себе всю пищу, которую вы съели в своей жизни, и подумайте о том, что вы – это просто некоторое количество этой пищи, но по-новому переструктурированное. Ваше сознание также не просто производная от «съеденных» вами атомов, а зависит от сложных паттернов их взаимного расположения.

Представьте также других существ, обладающих сознанием, скажем, инопланетян или сверхразумных роботов из будущего, состоящих из различных типов атомов. Можно предположить, что сознание является «эмерджентным явлением», высокоорганизованное поведение которого возникает из множества простых взаимодействий. Сходным образом поколения физиков и химиков исследовали, что происходит при группировке огромного количества атомов, и обнаружили, что их совокупное поведение зависит от паттернов их взаимного расположения. Например, ключевое различие между твердым телом, жидкостью и газом заключается не в типах атомов, а в их расстановке. Кипячение или замораживание жидкости просто иначе располагает атомы, переструктурирует их.

Тегмарк надеется, что в конечном итоге сознание можно будет понять как еще одно состояние материи. Существует много типов сознания, как и типов жидкостей. Однако это многообразие не должно мешать нам определять, измерять, моделировать и понимать характерные свойства, которые являются общими для всех жидких или сознательных форм материи. Возьмите для примера волны, которые не зависят от субстрата в том плане, что они могут встречаться во всех жидкостях, безотносительно их атомного состава. Подобно сознанию, волны – это эмерджентное явление в том смысле, что они живут своей собственной жизнью: волна может пересечь озеро, в то время как отдельные молекулы воды просто качаются вверх и вниз. Движение же волны (и сознание) можно описать математическим уравнением, для которого не важно, из чего эта волна состоит.

Если усилия на этом пути приведут к успеху, это сыграет роль не только в нейробиологии и психологии, но и в фундаментальной физике, где многие из самых ярких проблем отражают наше непонимание того, как относиться к сознанию. Многообещающие перспективы обоснования сознания просматриваются в фундаментальной физике. Тем не менее, остается по-прежнему много работы, и никто не знает, удастся ли нам добиться успеха.

Глава 4. Свобода воли

Когда мы принимаем решение, будь то простое решение согнуть палец или гораздо более сложное – вступить ли в брак, нам нравится думать, что командуем здесь именно мы. Так как же это сочетается с тем, что мы знаем о мозге? И, что еще важнее, каким образом сознание связано с этим процессом?

Как мы изучаем свободу воли?

Достаточно легко определить действия, у которых со свободой воли нет ничего общего. Хороший пример – рефлексы, допустим, когда вы отдергиваете руку от горячего предмета. Вы не решаете убрать руку, она движется в любом случае, спровоцированная контактом вашей кожи с горячим. Мозг в это даже не вмешивается. Однако есть множество других видов действий, у которых нет явного внешнего инициирующего фактора, и похоже, что они полностью генерируются нашим собственным «я». Мы можем действовать или решить не делать этого – выбор полностью зависит от нас. Или, по крайней мере, так кажется. Но как только вы начинаете следить за тем, что происходит в мозге, когда мы принимаем решение сделать что-либо, все становится намного менее однозначным.

Для изучения свободы воли ученые используют своего рода метод обратного проектирования, начиная с самого действия и затем пытаясь найти самые ранние признаки решения. Уже более ста лет, с момента публикации работы нейробиолога Чарльза Шеррингтона, мы знаем, что всеми нашими произвольными физическими движениями управляет мозг. Всякий раз, когда мы решаем задействовать любую из мышц нашего тела, движению предшествует определенная мозговая активность. Например, единственный способ переместить вашу правую руку – это сначала активировать двигательную кору левого полушария головного мозга.

Мы можем измерить изменения активности мозга с течением времени с помощью электроэнцефалографии (ЭЭГ), неинвазивного метода визуализации работы мозга, при котором с помощью электродов, отводимых от поверхности кожи головы, регистрируют малейшие изменения в электрических сигналах, проходящих через нейроны мозга. Это позволяет нам отслеживать деятельность мозга до, во время и после принятия решения.

В 1965 году нейрофизиологи Ганс Гельмут Корнхюбер и Людер Декке впервые использовали этот метод, чтобы отслеживать активность мозга у людей, которым сказали нажимать на кнопку, когда им захочется. Эксперимент показал, что мозг демонстрирует постепенное нарастание активности в двигательной коре за секунду до начала движения. Это явление получило название «Berehischaftspotential», или «потенциал готовности», поскольку все выглядело так, будто мозг готовится нажать на кнопку.

Кто решает?

Это открытие подняло вопрос о том, является ли потенциал готовности частью осознанного сознания. Если нет, значит ли это, что решение о движении принимается до того, как мы узнаем, что мы собираемся это сделать? И если да, то кто принимает это решение?

Чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно знать точное время принятия сознательного решения и сравнить его со временем потенциала готовности. Раннюю попытку решить этот вопрос предпринял Бенджамин Либет, который поставил эксперимент в изучении свободы воли, ставший классическим (см. далее).

Эксперименты Либета

В 1983 году нейробиолог Бенджамин Либет провел эксперимент, чтобы проверить, обладаем ли мы свободой воли. Участников эксперимента попросили произвольно нажимать на кнопку, наблюдая за часовым циферблатом с вращающейся световой точкой. Как только они осознавали свое намерение нажать на кнопку, они должны были отметить положение точки в этот момент. В это время Либет регистрировал их мозговую активность с помощью электродов ЭЭГ, прикрепленных к поверхности кожи головы.

Как и Корнхюбер и Декке, он обнаружил, что всплеск активности, «потенциал готовности», регистрировался за секунду до самого движения. Что еще более важно, он начинался за 350 миллисекунд до того, как испытуемые осознавали свое намерение действовать (см. рис. 4.1).

По интерпретации Либета, полученные результаты означают, что свобода воли – иллюзия. Но мы не являемся полными рабами наших нейронов, рассуждал он, поскольку между осознанием нашего намерения и началом движения был 200-миллисекундный разрыв. Либет утверждал, что это достаточное количество времени, чтобы сознательно наложить вето на действие или проявить нашу «свободу неволи».

Хотя интерпретации Либета остаются дискуссионными, это не останавливает ученых, проводящих свои вариации его эксперимента. Помимо прочего, было установлено, что у людей с синдромом Туретта, страдающих от неконтролируемых тиков, более короткое «окно вето», тогда как у здоровых и у людей с шизофренией высокие показатели по стандартизованной шкале импульсивности.

Рис. 4.1. Кто тут главный? Эксперимент, по-видимому, бросающий вызов понятию свободы воли

Самое удивительное в результатах Либета – это то, что, похоже, существует период времени, когда мозг уже готовится что-либо сделать, но вы сами еще не знаете, что вы собираетесь это сделать. Это очень сильно противоречит нашему повседневному представлению о том, что мы – наши собственные сознательные «я» – решаем, что мы будем делать и когда.

Чтобы объяснить это, некоторые психологи указывают на другую точку зрения относительно произвольных действий, согласно которой, бессознательная деятельность мозга заставляет тело двигаться, но затем, поскольку вы получаете сенсорную обратную связь о движениях своего тела, вы можете ретроспективно вставить вашу волю обратно в поток сознания. С этой точки зрения, наше чувство свободы воли и наше чувство контроля над собственными действиями – чистый вымысел. Как и многое в нашем сознательном опыте, свободная воля – это просто иллюзия.

Что если у нас нет никакой свободы воли?

Наше нравственное чувство основано на настолько фундаментальном предположении, что оно кажется неопровержимым: мы хозяева своей собственной судьбы. Но что если нейронаука считает иначе?

Одним из результатов может быть ослабление морали. Эксперименты показали, что люди ведут себя более эгоистично и нечестно, если их заранее убеждают в том, что свобода воли в значительной степени является иллюзией. Они также склонны более снисходительно относиться к правонарушителям, предлагая гипотетическому преступнику более короткий тюремный срок, чем обычно. В конце концов, приписывать вину автомату гораздо сложнее. Но эти изменения в поведении длятся только до тех пор, пока мощное ощущение собственной субъектности вновь не заявляет о себе.

С другой стороны, вера в свободу воли, как правило, усиливается при рассмотрении сценария, в котором кто-то действует безнравственно. Джошуа Кноб из Йельского университета и его коллеги утверждают, что наша сильная вера в свободу воли связана с фундаментальным желанием сделать других ответственными за их вредные действия. Иными словами, вера в свободу воли нужна для оправдания наказания. И есть некоторые свидетельства того, что страх наказания удерживает общество от разрушения.

Отказались бы мы от наказания за преступления без свободы воли? Одно из исследований предполагает, что нет. Философ-экспериментатор Эдди Намиас из Университета штата Джорджии в Атланте рассказал 278 добровольцам историю о гипотетическом будущем, в котором нейровизуализация позволила в совершенстве предсказывать решения на основе активности мозга человека. В этом будущем мире у женщины по имени Джилл на голове есть специальная шапочка, которая позволяет ученым предсказывать все, что она сделает, со стопроцентной точностью. Тем не менее, 92 % добровольцев по-прежнему считали, что решение Джилл, за кого проголосовать, было продиктовано ее собственной свободой воли. В другой версии истории ученые не просто предсказывали, как проголосует Джилл, но также манипулировали ее выбором через шапочку на голове. В этом сценарии большинство людей говорили, что Джилл голосовала не по собственной воле.

Кажется, даже если бы нейронаука могла показать нам, что не мы сидим за рулем собственного разума, веру в нашу собственную свободу воли было бы очень тяжело пошатнуть. Может быть, оно и к лучшему. Сильная убежденность в собственной субъектности связана с бо́льшим чувством удовлетворения и большей личной эффективностью, большей преданностью в отношениях и бо́льшим смыслом жизни.

С практической точки зрения потеря свободы воли может иметь меньшее значение, чем мы, вероятно, опасаемся. Может оказаться, что у нас нет свободы выбора, но мы по-прежнему будем выбирать, как нам действовать, – как если бы эта свобода у нас была.

Если идея, что свобода воли – иллюзия, вызывает у вас тревогу, есть и некоторые доказательства обратного. Их получили в экспериментах, в которых в мозг пациентов в ходе операции по излечению эпилепсии вводили электроды.

Во время операции нейрохирург пытается воздействовать на источник судорог, не повреждая соседние области мозга. Чтобы обнаружить нужную часть, хирург вставляет сеть электродов в мозг и стимулирует их, чтобы определить, что делают разные области мозга. Крайне важно, чтобы во время процедуры пациент бодрствовал и был в полном сознании, а значит, при стимуляции определенных частей мозга пациент может с точностью рассказать вам, что он переживает.

В таких экспериментах нейрофизиолог Ицхак Фрид стимулировал часть мозга, называемую дополнительной моторной областью, которая участвует в физической активности тела. Он обнаружил, что при стимуляции с низкой интенсивностью пациент сообщал о сильном желании подвигать конечностью, контролируемой соответствующей зоной мозга, но на самом деле конечность не двигалась. Однако при стимуляции той же области с более высокой интенсивностью конечность начинала двигаться. Значит, что бы ни отвечало за порождение побуждения, оно является частью того же самого пути, благодаря которому движение все-таки производится.

Что же все это означает для свободы воли? Одно из объяснений – что наши желания и намерения никакие не трюки разума, а реальные психические состояния, берущие свое начало в электрической активности мозга. Вопрос в том, является ли «готовность к действию» свободой воли, или это нечто совершенно другое?

В 2012 году Аарон Шургер из Национального института здравоохранения и медицинских исследований в Сакле (Франция) нанес удар всей области исследований потенциала готовности, поставив под сомнение общепринятую идею, что потенциал готовности является признаком планирования и подготовки мозга к движению.

Предыдущие исследования показали: когда испытуемым позволяли решить, нажимать ли на кнопку или нет, потенциал готовности регистрировался вне зависимости от их решения.

Шургер объясняет это тем, что потенциал готовности – это вообще не специфический вид активности мозга, а следствие случайных помех, шума такого рода, который постоянно присутствует в мозге. Так, когда мы должны принять решение на основе зрительной информации, группы нейронов начинают накапливать данные в пользу различных возможных результатов. Решение инициируется, когда данные в пользу одного конкретного результата становятся достаточно сильными, чтобы преодолеть порог.

По гипотезе Шургера, что-то подобное происходит в мозге во время эксперимента Либета. Чтобы выяснить это, он с коллегами повторил эксперимент Либета, но на этот раз, если испытуемые в ожидании спонтанного действия слышали щелчок, им приходилось действовать немедленно. Исследователи прогнозировали, что самый быстрый ответ на щелчок будет наблюдаться у тех, у кого накопление нейронного шума приблизилось к порогу – что-то, что проявилось бы в их ЭЭГ в виде потенциала готовности. Именно это исследователи и обнаружили: у тех, кто реагировал на щелчок медленнее, потенциал готовности в записях ЭЭГ отсутствовал.

Поэтому, в то время как Либет утверждал, что потенциал готовности является признаком бессознательного решения, лежащего вне свободы воли, работа Шургера предполагает, что потенциал готовности является всего лишь проявлением ненаправленной активности мозга.

Дальнейшие исследования показали, что существует ощутимая разница в активности мозга при осознанном выборе (сделанном по нашей воле) и когда человеку сказали сделать что-то.

Итак, возможно, наши произвольные действия не просто случайным образом всплывают, как пузыри в кипящем супе. У нас есть своя собственная воля, и мы можем наблюдать ее в мозге. Однако, поскольку на этом этапе она не является частью сознания, вопрос, можем ли мы нести ответственность за наши действия, остается открытым для обсуждений.

Чувство субъектности

Причина, по которой свободу воли так горячо обсуждают и в философии, и в нейробиологии, заключается в том, что все мы чувствуем, будто она у нас есть. Мы четко ощущаем, когда что-то происходящее вокруг нас вызвано нашими собственными действиями. Как это убеждение возникает в мозге?

Чувство субъектности сложно изучать с научной точки зрения, поскольку мы даже и не помним себя без него. Будучи детьми, мы узнаем, что если уронить игрушку на пол, она произведет шум, и мы учимся сопоставлять события, вызванные чем-то, что составляет наше «я». Очень быстро это перерастает в чувство нашего собственного «я».

Мозг продуцирует переживание контроля в том числе с помощью корректировки при восприятии наших действий и их результатов. В одной серии экспериментов участникам предложили нажимать на кнопку, из-за чего через 250 мс возникал звуковой сигнал. Когда они нажимали на кнопку или слышали сигнал, то отмечали это, используя вращающуюся стрелку часов, как в эксперименте Либета (см. выше). Действия, которые приводили к появлению звуков, казались участникам эксперимента происходящими позднее, чем действия в контрольной сессии, после которых звук не появлялся. Таким образом, сознание сжимает интервал между действием и результатом, подчеркивая их связь. Если произвольное нажатие на кнопку заменить непроизвольным движением, вызванным, например, прямой стимуляцией мозга, этот эффект сжатия исчезает и заменяется эффектом отталкивания, как будто мозг пытается отделить во времени непроизвольное движение от последующего сигнала.

Что касается источника чувства субъектности в мозге, две области кажутся особенно значимыми: передняя островковая доля и угловая извилина, расположенная в теменной коре.

В одном исследовании методом фМРТ испытуемые с помощью джойстиков перемещали изображения на экране компьютера. Когда испытуемые чувствовали, что действие инициировали они сами, активировалась передняя островковая доля, но когда они приписывали действие экспериментатору, подсвечивалась кора правой нижней теменной доли.

Интересно, что другие исследователи, проводя различные эксперименты, выявили еще большее количество областей мозга, которые, по-видимому, ответственны за чувство субъектности.

Об истинной природе свободы воли предстоит узнать еще многое, и многое из того, что мы уже знаем, открыто для обсуждения. Тем не менее, сейчас нейробиологи согласны, что, когда мы совершаем произвольные действия, это происходит не благодаря какому-либо «призраку в машине» или некоему разуму, независимому от мозга. Существуют мозговые процессы, которые сознательный опыт просто сопровождает, так же как зрительное восприятие является продуктом деятельности зрительной области мозга. Эти специфические мозговые процессы дают нам чувство контроля и наше чувство ответственности за наше тело и нашу жизнь.

Без этого и без ощущения, что именно вы контролируете свои действия и через них внешний мир, не было бы никаких технологий, никакой морали и, пожалуй, никакого общества.

Традиционный философский вопрос о свободе воли – это вопрос о том, откуда проистекают наши действия. Размышление о чувстве субъектности переворачивает этот вопрос. Возможно, способность понимать и представлять, каковы последствия наших действий, гораздо важнее их происхождения. Если вы знаете о последствиях своих действий, вы можете, по крайней мере, заметить в окружающей среде определенные сигналы, которые могут рассказать вам, был ли результат вашего действия положительным или нет, а следовательно, нужно ли вам это действие повторить.

Имплантат, который направит нашу свободу воли?

Представьте мир, в котором вы думаете о чем-то, и это происходит. Например, в тот самый момент, когда вы понимаете, что хотите чашку чая, чайник закипает.

Теперь, когда разработан мозговой имплантат, способный декодировать намерения человека, это становится возможным. И уже позволило человеку, парализованному ниже шеи, контролировать роботизированную руку с беспрецедентной плавностью.

Но возможные последствия выходят далеко за пределы протезирования. Поместив имплантат в область мозга, ответственную за намерения, ученые изучают, может ли деятельность мозга принимать будущие решения – даже прежде, чем человек осознает их. Результаты этих исследований могут изменить наше понимание свободы воли.

Ричард Андерсен из Калифорнийского технологического института Пасадены разработал имплантат для Эрика Сорто, который не мог пошевелить своими конечностями после травмы спинного мозга, произошедшей более десяти лет назад. Идея заключалась в том, чтобы дать ему возможность управлять автономной роботизированной рукой, регистрируя активность в его задней теменной коре – части мозга, задействованной при планировании движений.

Два крошечных электрода, имплантированных в заднюю теменную кору Эрика Сорто, фиксировали активность сотен отдельных нейронов. После некоторого обучения компьютер смог сопоставить паттерны активности с намеренными движениями Сорто. Как только эту информацию о нейронах собрали, компьютер перевел намерения Сорто в движения роботизированной руки. Это позволило ему контролировать скорость и траекторию движения руки, чтобы он мог пожать руку, сыграть в «камень, ножницы, бумага» и выпить пиво в своем собственном темпе.

Этот прорыв порождает соблазн использовать декодирование мозгового эквивалента других намерений для управления окружающей средой. Например, можно ли идентифицировать паттерн, соответствующий желанию посмотреть фильм, чтобы затем включился телевизор?

Исследуя осуществимость этого, команда Андерсена попросила человека с аналогичным имплантатом сыграть в версию дилеммы заключенного, где игроки могут либо сотрудничать, либо предавать друг друга. Команда смогла предсказать решение испытуемого, основываясь на нейронной активности, зафиксированной имплантатом. Это показало, что даже более абстрактные решения, в данном случае – такие как намерение донести на гипотетического партнера, действительно можно декодировать по активности задней теменной коры.

Андерсен верит, что с течением времени парализованный человек сможет представить себе, как делает чашку кофе, и гуманоидный робот автоматически выполнит это действие. Он также надеется, что однажды этого смогут достичь с использованием неинвазивных методов, таких как регистрация активности мозга с помощью гарнитуры ЭЭГ, а не вживляя в мозг электроды.

Глава 5. Расстройства сознания

Уже сейчас чудеса сознания должны быть совершенно очевидны. Но горькая правда заключается в том, что все, что может идти хорошо, также может и пойти не так. Исследования предлагают новое понимание природы нарушений работы сознания, которое может способствовать лечению самых тяжелых ментальных расстройств.

Что идет не так?

Сложность устройства нашего сознания приводит к разным формам расстройства сознания. В некоторых случаях они могут быть связаны с переменами в уровне сознания – это так называемые измененные состояния сознания, например расстройства сна, когда грань между сном и бодрствованием размывается. Или гораздо более тяжелые, при которых вследствие травмы головного мозга полностью пропадает сознательный контроль. В других случаях расстройства обусловлены нарушениями в организации содержания сознания: наших знаний, опыта или воспоминаний. Иногда же проблема – связать эти ощущения и воспоминания в единое физическое и психическое чувство собственного «я».

Понимание того, что именно «идет не так» в каждом из этих случаев, может помочь нам не только лучше постичь природу сознания, но и научиться выходить из таких состояний сознания, каких никто из нас себе не пожелал бы.

Нарушения уровня сознания

Хотя со стороны бывает сложно выяснить содержание чужого сознания, обычно мы считаем, что способны достаточно надежно судить о состоянии сознания другого человека – проще говоря, различать, все ли «дома» или нет. В медицине же врачи используют шкалу комы Глазго для количественного измерения сознания, определяя степень, в которой пациент способен реагировать и отвечать на стимулы.

Состояния сознания и основные его расстройства очень различаются по наличию/отсутствию поведенческих признаков бодрствования и наличию/отсутствию осознанности. Так, например, вегетативное состояние отличается от комы большей степенью бодрствования, а у легкого сна, в отличие от глубокого, выше оба этих параметра.

Расстройства сна

Возможно, самым известным и захватывающим расстройством сна является нарколепсия, которую в конце XIX века впервые описал французский доктор Жан-Батист Эдуард Желино. Нарколепсия – это расстройство бодрствования, характеризующееся двумя основными симптомами. Во-первых, это чрезмерная дневная сонливость, приводящая к неконтролируемым приступам засыпания в самые неожиданные моменты (во время еды, экзамена, беседы и даже секса). Во-вторых, катаплексия – наиболее часто вызываемое смехом состояние, при котором человек теряет мышечный тонус и может даже упасть. Среди других симптомов сонный паралич – неприятное переживание пробуждения с осознанием невозможности пошевелиться, а также гипнагогические галлюцинации – яркие, подобные сну, образы, возникающие при засыпании.

Это необычное сочетание симптомов, по-видимому, связано с недостатком нейромедиатора гипокретина, открытого в 1998 году. Это синтезируемое в гипоталамусе, небольшой области в центре мозга, химическое вещество передается к скоплениям нейронов, регулирующих цикл сна – бодрствования. Недостаток гипокретина приводит к неустойчивому состоянию сознания, при котором мозг неконтролируемо переключается между сном и бодрствованием. Кроме этого, при нарколепсии, характеризующейся наибольшим количеством сновидений, быстрый сон (REM-фаза) готов выстрелить в любой момент, внезапно и неожиданно наступая в течение дня. В норме во время быстрого сна тело парализовано, что препятствует двигательной активности во сне. Катаплексия – это REM-паралич, вторгающийся в бодрствование, в то время как сонный паралич является его продолжением в бодрствовании.

Некоторые другие расстройства сна можно понять с точки зрения аномального перекрытия трех основных состояний сознания: бодрствования, быстрого сна и медленного сна (см. главу 8, чтобы узнать больше о сне).

Потеря сознания

Другие расстройства уровня сознания могут полностью лишить человека человеческих переживаний.

Кома – это расстройство, которое затрагивает как бодрствование, так и осознанность. У человека в коме отсутствуют цикл сна – бодрствования, признаки осознания себя и окружающей среды, а также движения, помимо рефлекторных. Различные виды комы могут возникать либо из-за диффузных нарушений работы обоих полушарий мозга, как при черепно-мозговой травме, либо при очаговых повреждениях центральной активирующей системы мозга, верхних отделов ствола мозга и таламуса.

Вегетативное состояние представляет собой один из исходов комы. Это состояние «бодрствования без осознанности», при котором цикл сна – бодрствования восстановлен, однако нет никаких признаков функционирования психики. Вегетативное состояние может быть жутким для близких, поскольку человек в этом состоянии все еще может в определенной мере реагировать, например поворачивая голову к внезапному звуку. Он также может проявлять признаки эмоций, которые не связаны с тем, что происходит вокруг. Тем не менее, у действительно находящихся в вегетативном состоянии людей уровень метаболизма мозга крайне снижен, доходя до уровня, наблюдаемого под общей анестезией, а также низка активность основных областей коры, из чего, в сущности, следует, что «дома» никого нет.

Выход из комы или вегетативного состояния зачастую включает период состояния минимального сознания («бодрствующей комы») с воспроизводимыми, но неустойчивыми проявлениями осознанности. Отличить одно состояние от другого без очень тщательного мониторинга может быть крайне сложно (см. далее в этой главе интервью «Покажи мне, что ты там: Этические дилеммы минимального сознания»).

«Перезагрузка» мозга из состояния минимального сознания

В конце 2016 года случилось нечто поразительное. Человек, застрявший в состоянии минимального сознания, очнулся после стимуляции мозга ультразвуком.

25-летний мужчина, перенесший тяжелую черепно-мозговую травму после дорожно-транспортного происшествия, продвинулся от лишь мимолетной осознанности внутреннего мира до способности отвечать на вопросы и даже попытки ходить.

Он стал первым человеком в мире, который подвергнулся экспериментальной процедуре Мартина Монти в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, при которой таламус, находящийся в глубине мозга, возбуждают импульсами ультразвука. Монти и его команда искали способ помочь людям с черепно-мозговыми травмами, повлекшими нарушения сознания, для которых существует очень мало методов лечения. Находясь в состоянии бодрствующей комы, человек проявляет неустойчивые признаки осознанности, но не может общаться.

Эксперименты на животных позволили предположить, что стимуляция таламуса может способствовать активации мозга. Таламус – это своего рода хаб, «центральная релейно-трансформаторная станция» мозга, которая действует как реле между множеством других областей. Воздействуя на таламус, например, можно быстрее разбудить крыс после наркоза. В 2007 году 38-летний мужчина, который провел шесть лет в бодрствующей коме, продемонстрировал некоторые признаки восстановления после глубокой стимуляции мозга в области таламуса, однако эта процедура включала вживление электродов в мозг, что было сопряжено с риском повредить другие участки мозга.

Вместо этого команда Монти решила использовать ультразвук низкой интенсивности, который может безопасно воздействовать на ткани в глубине мозга, не нанося вреда окружающим областям.

Они опробовали этот метод на пациенте, находившемся в состоянии минимального сознания почти три недели. Монти поместил устройство, генерирующее ультразвук, на висок пациента, под которым, семью сантиметрами ниже, расположен таламус. Затем они стимулировали таламус в течение 10 минут, чередуя 30 секунд ультразвука и 30 секунд отдыха.

На следующее утро пациент начал издавать звуки и жестикулировать в ответ на вопросы, что не обнаруживалось до лечения. В течение следующих трех дней мужчина стал отвечать на вопросы, кивая или качая головой. Он даже смог поднять руку, чтобы поприветствовать доктора Монти. Неделю спустя пациент попытался ходить.

Безусловно, это впечатляет, но, поскольку процедура была проведена только на одном пациенте, пока слишком рано говорить, что коренным образом изменил ситуацию именно этот метод лечения. Пациент был молод, а потому есть вероятность, что его мозг мог восстановиться как с помощью, так и без нее.

Сейчас команда надеется протестировать процедуру на 10–15 пациентах с нарушениями сознания и испытать ее на здоровых людях, чтобы пронаблюдать эффекты стимуляции и подавления таламуса в норме.

До сих пор неясно, ответственен ли таламус за фундаментальные аспекты осознанности сознания, или же он помогает пациентам проявить в поведении признаки того, что они осознают окружающий мир. Возможно, эту тайну раскроют дальнейшие исследования.

Синдром «запертого человека»

Для многих наиболее пугающее расстройство сознания – синдром «запертого человека», при котором человек находится в полном сознании, но не способен донести это до внешнего мира.

Технически, это вообще не расстройство сознания, поскольку пациент вполне осознает происходящее, но со стороны это состояние тяжело отличить от комы. Как правило, оно возникает, когда инсульт, произошедший в стволе головного мозга, препятствует нормальному управлению конечностями и голосовым аппаратом. В таких случаях ключом к диагнозу является способность пациента общаться, смотря вверх-вниз или закрывая и открывая глаза, поскольку эти функции контролируются отделами мозга, лежащими выше уровня инсульта. Однако можно быть и полностью парализованным – например, парализующим препаратом – и все же оставаться в полном сознании.

К счастью, сейчас существуют способы заглянуть в мозг, чтобы измерить уровень сознания и бодрствования, если человек не в состоянии сообщить об этом сам. Около десяти лет назад британский нейробиолог Адриан Оуэн, в настоящее время работающий в Университете Западного Онтарио в Канаде, обнаружил, что когда здоровых людей просят представить игру в теннис, они демонстрируют специфический паттерн мозговой активности, который отличается от паттерна, регистрируемого, когда они воображают прогулку вокруг дома. В группе из 20 пациентов, казавшихся вегетативными, Оуэн обнаружил пациентку, которая демонстрировала тот же паттерн мозговой активности, что и здоровые испытуемые, и сделал вывод, что она находится в сознании. И в самом деле, через несколько недель она начала проявлять признаки сознания.

С тех пор было установлено, что от 10 до 20 % людей, которые, как кажется, находятся в вегетативном состоянии, демонстрируют этот паттерн мозговой активности, когда им предоставляется такая возможность. Это означает, что вегетативное состояние легко могут диагностировать ошибочно.

Другим показателем является так называемый индекс сложности пертурбаций (ИСП), подробно описанный в главе 2. ИСП для сна, под общей анестезией и в вегетативном состоянии увеличивается при состоянии минимального сознания и имеет нормальное значение при синдроме «запертого человека». С помощью этих методик становится легче отличить одно расстройство сознания от другого и, следовательно, лечить пациентов.

Расстройства содержания сознания

Оценить уровень сознания другого человека сложно, но получить доступ к содержанию его внутренней жизни куда более проблематично. Отчасти потому, что трудно объективно измерить происходящее в чужой голове, но также потому, что содержание нашего сознания постоянно меняется – переходя от текущего момента к воспоминаниям прошлого, а от них к планам на будущее.

Тем не менее, нам известно, что сбои в работе структур мозга, отвечающих за восприятие и память, могут привести к нарушениям определенных видов содержания сознания.

Например, при редком состоянии, называемом гемихроматопсия, человек видит половину мира в черно-белых цветах. Причиной этого является повреждение зоны V4 – области зрительной коры, которая добавляет переживание цвета к информации, приходящей от первичной зрительной коры.

В мозге есть и другие области, которые специализируются на определенных видах зрительной обработки; их повреждение может избирательно поражать содержание сознания. Так, область веретенообразной извилины активируется, когда вы смотрите на лицо знакомого человека. Повреждение этой области приводит к прозопагнозии – состоянию, при котором человек не узнает людей по лицам, а иногда и собственное лицо в зеркале. Исследования показывают, что у некоторых людей прозопагнозия может быть врожденной, однако часто они даже не осознают ее наличие, поскольку различают людей по походке, манере говорить или прическе. Выключение одного компонента содержания сознания заставляет мозг компенсировать это с помощью остальной поступающей информации.

Повреждение областей мозга, которые отвечают за память, может иметь серьезные последствия для нашего осознания. Американскому пациенту Генри Молисону, вплоть до своей смерти в 2008 году известному под инициалами Г.М. (англ. H.M.), в юности удалили оба гиппокампа, чтобы вылечить эпилепсию. В результате он потерял способность помнить о своем прошлом и думать о будущем, что свело его сознательный опыт к моменту здесь и сейчас до конца его дней. Эпилепсия прилегающих к гиппокампу областей мозга может вызывать дежавю – нарушение временной перспективы психики, или же сбой в матрице нашего разума.

Болезнь Альцгеймера также начинается в гиппокампе и окружающих его областях, а ее первый симптом – потеря памяти – намекает на последующую утрату собственного «я». Гиппокамп тесно связан с рядом структур головного мозга, в совокупности известных под названием сеть пассивного режима работы мозга (СПРРМ). Эти области мозга особенно активны, когда мы находимся в состоянии покоя, и участвуют в воспоминании о прошлом, прогнозировании будущего и постижении мыслей других людей – иными словами, в том, что составляет содержание внутренней жизни. На раннем этапе болезнь Альцгеймера также затрагивает эту сеть, что и приводит к характерному нарушению памяти.

При других видах деменции поражаются другие участки мозга и соответствующие им аспекты психической деятельности. Так, при семантической деменции (известной также как первичная прогрессирующая афазия) изменения выявляются в латеральной височной коре, которая находится примерно за ушами и хранит нашу базу данных о языке и мире. Повреждение этой области приводит к трудностям в подборе слов и утрате знаний, в то время как память о происходящих событиях, особенно сильно страдающая при Альцгеймере, остается сохранной.

Расстройства воображения

Бо́льшая часть того, что мы знаем о расстройствах сознания, относится к нарушениям ежеминутного осознания окружающего мира, однако это не единственное направление, в котором что-то может сломаться. В последние годы начали выявлять расстройства нашего «расширенного сознания». Сознание человека существенно обогащают его способности вспоминать прошлое, мысленно путешествовать в будущее и погружаться в виртуальный мир художественного романа или научной теории. Значительная часть нашей жизни протекает в воображении, поэтому неудивительно, что его тоже можно повредить.

Около десяти лет назад человек, известный в научных исследованиях как MX, после операции по устранению закупорки артерии утратил способность к мысленному представлению (см. далее). У большинства людей, когда они смотрят или мысленно представляют что-либо, активируются одни и те же области мозга, однако функциональная визуализация мозга MX показала, что в его случае при попытке что-то представить соответствующие зоны мозга не активировались.

Точка зрения. Каково это – потерять свой «мысленный взор»?

Человек, известный в научных статьях под инициалами MX, после операции потерял способность к зрительному представлению. Он рассказал свою историю Адаму Земану.

MX: Я полагаю, что впервые заметил это через несколько недель после моей ангиопластики. Я заметил, что ночью, когда я ложился спать, я не мог сделать то, что я обычно делал раньше – перед сном я думал о своей семье, о моих детях и внуках и представлял себе их. Они просто не появлялись перед моим внутренним взором. И, кроме того, у меня был особый метод: когда я не мог уснуть, я отсчитывал в обратную сторону от 99, представляя себе цифры – либо черные на белом фоне, либо белые на черном. Я никогда не доходил до единицы, я всегда засыпал раньше.

АЗ: Могли ли Вы представить себе места, которые посещали ранее?

MX: Нет. Я ничего не мог представить. Я мог вспомнить их, но не мог зрительно вообразить.

АЗ: Повлияло ли это на Вашу память?

MX: Насколько я могу судить, на память это никак не повлияло, она все так же хороша, как и раньше.

АЗ: И даже память на зрительные детали?

MX: Да. Я знаю, это звучит немного странно, но даже память на зрительные детали – я не могу мысленно увидеть их, но могу вспомнить. Я просто знаю о них, но не могу их увидеть. Я не могу объяснить это.

Описание этого случая получило широкую огласку и привело к установлению того факта, что значительное число людей – возможно, 2 % населения – лишены этой способности. Это расстройство было названо афантазией («фантазия» – термин Аристотеля для мысленного взора, приставка «а» обозначает ее отсутствие).

У некоторых людей, сообщающих о пожизненной неспособности визуализировать, оказываются затронуты все виды чувств – иными словами, у них нет также и «мысленного уха» или «мысленного языка» – в то время как у половины страдает лишь зрительное воображение. Часть людей с этим расстройством описывают трудности с автобиографической памятью, что, вероятно, не должно удивлять, поскольку для большинства из нас зрительное воображение является очень важным компонентом автобиографической памяти. И действительно, многие области мозга, которые активируются при воспоминании о прошлом, также активируются и при зрительном представлении. Некоторые художники и писатели также сообщают о неспособности к представлению, тем не менее, они очень творчески одарены, что делает очевидным тот факт, что неспособность к представлению не то же самое, что неспособность к воображению. Крейг Вентер, первым расшифровавший геном человека, давно признался в отсутствии способности к представлению, и, по его мнению, это только способствовало эффективности его работы.

Интересно, что многие люди с афантазией знают, что такое зрительные образы, поскольку они видят сны и гипнагогические образы при засыпании, однако они не могут вызвать зрительный образ произвольно. Это может быть связано с тем, что, по существу, сновидение – это восходящий процесс, обусловленный активностью в стволе мозга, и мозговая активность во время сна и бодрствования очень различается. Когда мы принимаем произвольное решение представить что-либо, мы запускаем нисходящие процессы, в которые вовлечены совершенно иные мозговые структуры, с особым участием лобных и теменных долей.

На другом конце шкалы находятся люди с недавно обнаруженной способностью к необычайно яркому зрительному представлению – гиперфантазией. Сравнение этих двух групп должно пролить свет на то, каким образом мы выстраиваем нашу внутреннюю реальность.

Интервью. «Покажи мне, что ты там: Этические дилеммы минимального сознания»

«Что если часть людей, находящихся в, казалось бы, вегетативном состоянии, на самом деле пребывают в сознании?» – спрашивает Джозеф Финс, профессор медицинской этики и медицины медицинского колледжа Корнеллского университета в Нью-Йорке и соруководитель Консорциума по углубленному изучению травм головного мозга (CASBI).

– Ваша работа затрагивает трудные вопросы, связанные с нарушениями сознания после травм головного мозга. Почему эта проблема так важна для Вас?

– Мы только недавно стали понимать, что определенная подгруппа людей, которым был поставлен диагноз вегетативного состояния, вовсе не были вегетативными. Они не были без сознания постоянно; на самом деле они были в сознании. Сейчас мы называем это «состоянием минимального сознания». Это указало мне на проблему прав человека, поскольку эти люди, обладающие способностью к взаимодействию и на каком-то уровне осознающие происходящее, были изолированы в домах-интернатах для престарелых и инвалидов.

– И, таким образом, в Вашей книге «Право берется за ум» («Rights Come to Mind»), Вы решили рассказать их истории.

– Я опросил более 50 семей пациентов, приехавших в Корнеллский и Рокфеллеровский университеты, чтобы поучаствовать в нашем исследовании того, как мозг восстанавливается от расстройств сознания. Я почувствовал огромное моральное обязательство дать голос этим безмолвным людям и их семьям, которые боролись, потрясенные горем, зачастую в полной изоляции.

– Эти дилеммы Вы проиллюстрировали историей Мэгги Уортен. Расскажите о ней.

– Мэгги была старшекурсницей, когда после инсульта в стволе мозга она оказалась, как тогда считалось, в постоянном вегетативном состоянии. Два года спустя ее мать вышла на нас в надежде понять, нет ли у Мэгги хотя бы каких-то признаков присутствия сознания. Нам удалось продемонстрировать, сначала на поведенческом уровне, а затем с помощью нейровизуализации, что она действительно пребывала в состоянии минимального сознания. Однажды мой коллега Николас Шифф указал на мать Мэгги и спросил: «Это твоя мать?» После долгой паузы взгляд Мэгги опустился – что означало «да». Мать Мэгги начала рыдать у меня на плече. Это был поворотный момент.

– Мы знаем о состоянии минимального сознания с 2002 года. Почему ошибочный диагноз все еще остается проблемой?

– Проблема с состоянием минимального сознания заключается в том, что поведенческие проявления неустойчивы, а поэтому не всегда могут быть воспроизведены. Это усложняет диагностику, и уровень ошибок по-прежнему высок. Одно из исследований показало, что 41 % пациентов с травмами головного мозга, у которых было диагностировано вегетативное состояние, на самом деле пребывали в состоянии минимального сознания.

Я считаю, что мы должны подготовить общество к последствиям достижений в области нейронауки, которые поставят перед нами новые проблемы, но вместе с тем предоставят и возможности для поиска новых решений.

– Какие из научных достижений изменят картину?

– Нейровизуализация может способствовать пониманию того, находятся ли эти люди в сознании. Нейробиология заставила нас осознать эту проблему, но, возможно, она поможет нам с ней справиться, используя нейропротезирование, глубокую стимуляцию головного мозга, другие устройства и препараты. Но по своей сути это социальная проблема, потому что сейчас у нас есть пациенты, которые заслуживают большего, чем мы традиционно предлагали им.

– Каково это – быть частью команды, впервые испытавшей глубокую стимуляцию мозга, чтобы повлиять на сознание пациентов с травмами головного мозга?

– Эта работа началась благодаря моему сотрудничеству с Николасом Шиффом, моим коллегой по колледжу Вейл Корнелл. Нас интересовал разрыв между тем, что видно снаружи и что происходит внутри, и у Николаса была идея использовать при состоянии минимального сознания глубокую стимуляцию, чтобы восстановить функциональные связи. Это выявило огромную этическую проблему: как исследовать кого-то, кто не может дать на это согласие? Я потратил бо́льшую часть десятилетней работы, размышляя над этической формулировкой, которая сделала бы такую работу возможной. В итоге проект опубликовали в журнале Nature в 2007 году. Мы обнаружили, что глубокая стимуляция мозга может привести к улучшению внимания, управления конечностями и устной речи. Благодаря этой процедуре участник исследования, после нападения находившийся в состоянии минимального сознания, смог достичь достаточной координации, чтобы питаться через рот.

– Вы говорите об этих проблемах в очень обнадеживающем ключе, однако многое из того, что переживают люди, которых Вы описываете, звучит просто ужасно.

– Я не пытаюсь романтизировать эти состояния. Никто бы не выбрал такой путь. Но после травмы мозга семья пациента поначалу надеется, что их близкий выживет и очнется. Потом они надеются, что, когда он очнется, он будет в сознании. Затем они надеются, что это сознание будет чем-то бо́льшим, чем минимальное сознание – но, в конце концов, они оказываются там, куда вряд ли ожидали попасть. Мы пытаемся помочь таким людям восстановить как можно больше функциональных возможностей. Недавнее исследование показало, что 22 % пациентов с расстройством сознания могут восстановиться в степени, достаточной для самостоятельной жизни. Большинство людей эта цифра шокирует.

– В чем заключается упомянутый вами парадокс, касающийся помощи, которую пациенты получают в начале лечения и потом?

– Люди, получившие травматические повреждения головного мозга, изначально получают первоклассную медицинскую помощь, которая спасает их жизни. Но после этого они часто оказываются в учреждениях для хронических больных, поскольку их не считают способными к реабилитации. Однако, попав туда однажды, часто они уже не возвращаются.

– Таким образом, Вы говорите, что упускается шанс улучшить их состояние?

– Да. Кто-то может быть в вегетативном состоянии, когда его выписывают из больницы. Он может оказаться в доме-интернате, а затем начать эпизодически демонстрировать признаки реакций; врач приходит, но признаки не воспроизводятся. Если врач не в курсе новейших научных открытий, он может приписать это семейному отрицанию, в то время как на самом деле это биология состояния минимального сознания.

В книге я описываю подобные случаи. Например, Терри Уоллис заговорил спустя 19 лет с момента травмы. Его семья думала, что они видели что-то такое в течение этого времени, но только когда он очнулся и начал говорить, люди поняли, что бо́льшую часть этих 19 лет он провел в состоянии минимального сознания.

– Могут ли люди, которым удалось восстановиться, помочь изменить представление о том, что это значит – жить с такого рода повреждениями головного мозга?

– Проблема состоит в том, что люди, восстановившиеся после состояния минимального сознания, не помнят это время. Все хотят знать, что же происходило в их голове. Но они не помнят этого, потому что гиппокамп, в котором «находится» память, является одной из самых чувствительных к повреждению частей мозга – поэтому у них нет воспоминаний. Но их истории становятся прекрасными примерами того, почему мы должны быть обеспокоены.

Глава 6. Сознательные машины

Когда в человеческом сознании еще столь многое остается непонятым, каковы шансы создать нечто подобное у роботов?

Встроить «чувства» в машины

Мы сможем многое узнать о сознании, если подумаем о том, что бы это значило для робота – осознавать самого себя, чувствовать и мыслить.

В 2016 году группа немецких исследователей заявили, что они создали роботизированную руку, которая могла чувствовать боль. И в самом деле, когда по роботу жестко ударяли, он реагировал сильнее, отодвигаясь быстрее, чем если бы к нему мягко прикоснулись. Но то же самое ли это, что и чувство боли? Большинство людей, вероятно, сказали бы «нет»: они бы сказали, что робот запрограммирован по-разному реагировать на разные стимулы, но в действительности он ничего не чувствует.

Будучи людьми, мы не просто ощущаем и реагируем, мы действительно чувствуем; испытывая богатые и яркие ощущения, бо́льшие, чем просто реакции на стимулы. Пока что наука не смогла выдвинуть убедительное объяснение, почему ощущения чувствуются так, как они чувствуются. Некоторые даже настаивают на том, что понимание природы ощущений выходит за пределы науки. Учитывая это, соблазнительно думать, что создание чего-то вроде ощущений у робота должно быть невозможным.

Самые влиятельные объяснения «квалиа», т. е. конкретных свойств чувственного опыта, предполагают, что появление разных чувств может вызывать некоторые малопонятные и сложные мозговые процессы. Но такой подход порождает больше вопросов, чем ответов. Представьте себе, будто мы обнаружили, что разница между переживаниями красного и зеленого обусловлена каким-либо мозговым процессом, скажем, различными частотами колебаний в зрительной коре. Тогда вы могли бы задаться вопросом, что такое есть в этих разных частотах, что заставляет вас чувствовать красное, а не зеленое? Загадка останется. Действительно, независимо от нейробиологического объяснения разницы между красным и зеленым, вы всегда можете задать аналогичный вопрос: что в этом конкретном мозговом механизме дает вам переживание красного, а не зеленого? Как представляется, причина затруднений – отсутствие общего языка, связывающего качество переживания, которое мы не можем даже описать словами, и возможные физические или неврологические механизмы.

Размышляя о «чувстве»

Тогда, возможно, настало время подумать о «чувстве» иначе. Сенсомоторная теория сознания (см. главу 2) описывает опыт «чувствования» не как таинственный побочный продукт работы мозга, но как способ взаимодействия с окружающим нас миром.

Например, представьте, как вы нажимаете на губку. Где рождается чувство, ощущение мягкости? Традиционный подход будет искать ощущение в мозге, но если вы надавите на ближайший мягкий объект прямо сейчас, то станет очевидно, что мягкость находится вовсе не в мозге: она находится в конкретных характеристиках действия нажатия на мягкий объект. Сенсомоторная теория предполагает, что все «чувства» представляют собой что-то подобное. Красный цвет, запах лука и звук колокольчика – все это разные способы взаимодействия с миром. Если это так, то чувство – это то, что робот определенно может испытать – этого, безусловно, проще добиться, чем неких ощущений, таинственным образом возникающих вследствие сложной работы мозга.

Сенсомоторная теория лишает «квалиа» загадочности. Она объясняет, что такое красное, что такое видеть и слышать, теми же словами, что мы используем для описания того, что мы делаем, взаимодействуя с миром. И, что принципиально важно, роботы также должны быть способны так взаимодействовать.

Итак, какие же факторы необходимы, чтобы создать переживания, подобные человеческим? Одна из важнейших особенностей наших ощущений заключается в том, что они обладают «сенсорным присутствием» (sensory presence): они кажутся происходящими извне и реально существуют физически по сравнению с другими процессами, происходящими в нашей нервной системе, такими как мышление, воображение или память.

Телесность

Одна из причин такого сенсорного присутствия наших ощущений – «телесность». Сенсорная информация, приходящая от одного из пяти органов чувств, очень зависит от движений нашего тела. Если вы смотрите на что-либо и двигаете глазами или телом, то информация, поступающая в вашу нервную систему, немедленно меняется. Сравните это с мышлением: когда вы думаете о чем-то и двигаетесь, никаких изменений не происходит. Мысли не обладают «телесностью», и потому они не переживаются как поступающие из внешнего мира.

В дополнение к нашему телу внешний мир также играет активную роль в нашем чувственном опыте: на поступающую в нервную систему информацию влияют не только движения нашего тела, но и изменения в окружающей нас среде. В сенсомоторной теории это называют «неподвластностью» внешнего мира (insubordinateness), поскольку в любой момент внешний мир может вмешаться и занять центральное место.

Это указывает на еще одно отличие ощущений от других видов активности мозга, таких как мышление и память. Внезапное изменение информации на сенсорных входах сразу же привлекает наше внимание. Причина ее «назойливости» в том, как эволюция подключила наши сенсорные системы: текущую когнитивную обработку может немедленно прервать внезапное событие в окружающей среде.

Итак, если бы мы встроили телесность, «непослушность» и «назойливость» в сенсорные системы робота, появилось ли бы у него сознание? Не обязательно. Чтобы сознательно испытывать чувство, субъект должен не только ощущать его, но и обращать внимание на то, что он ощущает. Например, вы можете управлять автомобилем во время разговора с пассажиром, останавливаться на красном свете и совершать все правильные повороты, но когда вы вернетесь домой, вы можете не вспомнить ни одной детали из этой поездки. Таким образом, осознание чего-то также требует от вас и внимания.

Аппаратное обеспечение – это то, что нам нужно, чтобы решить трудную проблему?

Большинство компьютеров и роботов, созданных до сих пор, работает на программном обеспечении. Пентти Хайконен, инженер-электрик и философ из Иллинойсского университета в Спрингфилде, утверждает, что именно поэтому они никогда не смогут переживать боль или цвета так же, как мы. Программное обеспечение – это язык, и поэтому для интерпретации ему требуется дополнительная информация. Если вы не говорите по-русски, слова «боль» или «красный», например, не несут для вас никакого смысла. Но если вы видите красный цвет, это имеет значение независимо от языка, на котором вы говорите.

Хайконен создал робота под названием XCR, или Экспериментальный Когнитивный Робот (eXperimental Cognitive Robot), который хранит входящую сенсорную информацию и управляет ей не с помощью программного обеспечения, а посредством физических объектов – в данном случае это провода, резисторы и диоды. Ощущения, такие как «красный» и «боль», являются для мозга непосредственным опытом, без какой-либо интерпретации по пути.

«XCR устроен таким образом, что, если его ударить с достаточной силой, полученный электрический сигнал разворачивает его в обратном направлении – это реакция избегания, соответствующая боли, – говорит Хайконен. – Робот также способен примитивно обучаться». Если в момент удара в поле зрения робота оказался синий объект, робот будет ассоциировать синий цвет с болью и отступит, произнося «Мне больно, синий плохой». Попробуйте снова подтолкнуть его к синему объекту, и он даст задний ход. “Синий, плохой”».

С развитием достижений в робототехнике обучение избеганию синих объектов не является чем-то сверхвыдающимся: с этим справляются и обычные роботы на базе программного обеспечения. Но тот факт, что XCR обходится без программного обеспечения, храня сенсорную информацию непосредственно в своем аппаратном обеспечении, делает его первым шагом на пути к осознанию, утверждает Хайконен.

Если он прав, и мы не можем создать чувствующую машину на основе программного обеспечения, тогда какой бы большой не была сеть, она никогда не сможет стать разумной. Но мозг в колбе, подключенный к симуляции суперкомпьютера, – классический мысленный эксперимент из философии – может.

Итак, если бы мы создали процессор, управляющий вниманием в роботе, могли бы мы теперь сказать, что он может чувствовать, как и мы? И снова чего-то не хватает. Здоровые люди обладают самостью, собственным «я»: у них есть «я», переживающее некое чувство. Если бы робот был способен обращать внимание на то, что необходимо обработать, при этом по-прежнему не зная о своем собственном существовании, он, несомненно, ничего бы не испытывал.

Создание чувства собственного «я» у робота может быть достижимее, чем вы думаете. Существует много уровней знания о себе. Амеба способна не есть саму себя, иными словами, на базовом уровне она может отличить себя от других вещей. На более высоком уровне белка прячет свои орехи так, чтобы другие белки не смогли их найти. Это показывает, что белка с точки зрения своих собственных целей отличает себя от других белок. И, наконец, люди – и, возможно, собаки, дельфины, приматы – имеют более высокий уровень знаний о себе, который можно назвать знанием о знании себя, что порождает более сложные явления, такие как эмпатия, убеждения, желания и мотивация. Создание всего этого в роботах ближе, чем может показаться (см. далее).

Нау, робот с самосознанием

В 2015 году в лаборатории робототехники на восточном берегу реки Гудзон, штат Нью-Йорк, трем маленьким человекоподобным роботам задали головоломку.

Им сказали, что двум из них дали «таблетку немоты», лишившую их возможности говорить. В реальности нажатие специальной кнопки лишало их дара речи, но никто из них не знал, какой робот все еще может говорить. Это и было той проблемой, которую они должны были решить.

Неспособные решить задачу, все роботы попытались сказать: «Я не знаю». Но только один из них при этом издал звук. Услышав свой собственный голос, он понял, что он не был лишен возможности говорить, и произнес: «Прошу прощения, теперь я знаю! Я смог доказать, что мне не дали “таблетку немоты”». Затем он вывел формальное математическое доказательство и сохранил его в своей памяти, чтобы доказать, что понял.

Это первый случай, когда робот смог пройти классический тест, известный как загадка мудрецов. Тест похож на простой, и это действительно так. Но демонстрация того, что роботы – в данном случае, серийные модели Нау – могут решать логические головоломки, требующие элемента самосознания, стала важным шагом для создания машин, которые будут понимать свое место в мире.

Проводивший эксперимент Сельмер Брингсйорд из Политехнического института Ренсселера в Нью-Йорке утверждает, что, пройдя через множество испытаний такого рода – пусть и ограниченных, – роботы создадут репертуар способностей, которые станут полезными. Вместо того чтобы мучительно раздумывать над тем, смогут ли машины когда-нибудь обладать человеческим сознанием, Брингсйорд стремится продемонстрировать конкретные, ограниченные образцы сознания.

Для решения загадки мудрецов нужны некоторые очень человеческие черты. Робот должен уметь слушать и понимать заданный человеком вопрос «Какую таблетку ты получил?». Затем он должен услышать свой собственный голос, говорящий «Я не знаю», понять, что говорит именно он, и связать это с идеей о том, что он не получил таблетку молчания.

В этом конкретном случае роботы Брингсйорда могут казаться сознательными, оценивая свое собственное состояние и делая вывод. Но более широкий и глубокий интеллект, которым мы, люди, обладаем, здесь полностью отсутствует. Роботы Нау способны решить загадку мудрецов, но неспособны узнать собственные ноги.

Брингсйорд говорит, что одна из причин, по которой роботы не могут иметь более широкое сознание, состоит в том, что они просто не могут обработать достаточное количество данных. Хотя камеры могут захватить больше данных о сцене, чем человеческий глаз, робототехники не могут понять, как объединить всю эту информацию в связанную картину мира.

Тест также проливает свет на то, что для человека значит быть сознательным. По мнению Брингсйорда, то, что есть у человека и чего никогда не будет у робота, это «феноменальное» сознание; «непосредственное переживание сознательной мысли», как это называет Джастин Харт из Университета Британской Колумбии в Ванкувере. Тест демонстрирует тонкую разницу между действительным переживанием восхода солнца и простым наличием зрительных нейронов коры, активирующихся для отображения восхода солнца. Без этого роботы – всего лишь «философские зомби», способные имитировать сознание, но не обладающие им в действительности.

Однако даже обладающий всеми этими качествами, умный, чувствующий робот с самосознанием был бы по-настоящему сознательным, если бы смог убедить нас, что у него есть собственные внутренние переживания. Даже у людей представление о собственном «я» можно рассматривать как когнитивный или социальный конструкт. Философ Дэниэл Деннет называет это нарративом (рассказом, создаваемым человеком): мы рассказываем истории о нашей собственной внутренней жизни и о жизни других. Почему же это представляется таким реальным? Рассмотрим другие виды культурных конструктов, например деньги. Деньги – это история в том смысле, что мы все согласились относительно ценности определенных листков бумаги и определенных кусочков металла. Если бы мы не согласились с тем, что они имеют ценность, они бы ничего не стоили. То же самое касается и чувства собственного «я»: хотя это всего лишь история, для нас она совершенно реальна.

То же самое можно сказать и о чувствующем, осознающем себя роботе. Поскольку роботы умнеют и все больше и больше становятся частью нашего – и, возможно, своего собственного – общества, они также смогут сказать о себе, как и о нас, что они обладают сознанием. И в этот момент они будут чувствовать себя так же, как и мы. Конечно, будут и различия, потому что у них другие тела, другие способы взаимодействия, но их «чувства» будут так же реальны для них, как и наши – для нас. Чувствующие роботы будут жить среди нас, и, возможно, раньше, чем мы думаем.

Вы, в силиконе

Представьте себе, что вам никогда не придется по-настоящему умереть. Представьте, что когда ваше человеческое тело уже больше не сможет функционировать, вы сможете загрузить все ваши воспоминания в компьютер и жить в теле человекоподобного робота.

Это фантазия, которая пока еще далека от реальности, но несколько компаний предпринимает первые шаги в этом направлении.

Первоначальная цель состоит в том, чтобы позволить вам создать реалистичную цифровую репрезентацию себя, или аватар, который сможет существовать еще долгое время после смерти вашего биологического тела. Этот оцифрованный «близнец» мог бы преподать ценные уроки вашим правнукам, а также создать у них хорошее представление о том, каким был их предок.

В конечном счете, однако, они нацелены на создание персонализированного, сознательного аватара, воплощенного в роботе, фактически позволяя вам или некоторому подобию вас достичь бессмертия.

Доступные пока что опции немногим превосходят присутствие в социальных сетях с искусственно оживленной фотографией, но несколько компаний работают не только над совершенными копиями лиц, но и над захватом уникальных выражений лица и естественной речи.

Остается еще множество проблем, и не в последнюю очередь это время и деньги, связанные с созданием реалистично выглядящего аватара, который знает все о вашей индивидуальности и вкусах. Создание действительно жизнеспособной репрезентации потребовало бы обучения длиною в целую жизнь, и давайте смотреть правде в глаза: большинство из нас слишком заняты своей собственной. Но в будущем – кто знает.

Сельскохозяйственная революция в огромной степени расширила представление о том, чего люди могут достичь совместными действиями, в то время как промышленная революция привела к переходу власти от сельской знати к городскому бизнесу. Революция цифровой идентичности в свою очередь может трансформировать представления людей о себе и своей жизни – и о том, что значит быть человеком.

Следите за новостями.

Глава 7. Измененные состояния сознания

Что необычные состояния – от внетелесных переживаний до психоделических галлюцинаций – могут рассказать нам о том, как сознание работает?

Погружение: как гипноз меняет наше сознание

Среди ученых у гипноза сложилась неоднозначная репутация, но это не помешало нескольким исследователям изучить его как возможное окно в природу сознания.

Дэвид Оукли, почетный профессор Университетского колледжа Лондона, использует гипноз, чтобы вызывать у здоровых людей необычные состояния сознания. Его идея состоит в том, чтобы создать «виртуальных пациентов» с симптомами, которые можно буквально включать и выключать по щелчку пальцев, что облегчает изучение вызывающей их ненормальной активности мозга.

Вместе с Питером Халлиганом, нейропсихологом из Университета Кардиффа, они сосредоточились на ряде редких и необычных состояний, при которых нормальная осознанность нарушается.

Эти состояния включают истерическую слепоту, при которой человек не может сознательно видеть, однако не имеет ощутимых повреждений глаз или мозга, а также одностороннее пространственное игнорирование, при котором человек не осознает половину зрительного поля. Сюда входит и истерический паралич – невозможность двигать какой-либо частью тела, несмотря на отсутствие физической травмы, – представляющий собой расстройство свободы воли, при котором страдают произвольные движения. Та же самая конечность при этом может двигаться без каких бы то ни было проблем, пока человек спит. Синдром чужой руки — еще одно расстройство свободы воли, при котором человек чувствует, будто его рука или нога действуют сами по себе (см. далее).

Свобода неволи: когда ваша конечность живет своей собственной жизнью

Люди с так называемым синдромом чужой руки страдают из-за того, что их рука тянется и берет предметы без их собственного на то желания. Они могут попытаться удержать ее другой рукой, а если это не срабатывает, иногда им приходится привязывать ее.

Причиной этого является повреждение головного мозга – обычно в области, известной как дополнительная моторная область (ДМО). Исследование с обезьянами показало, что другая часть мозга, премоторная кора, бессознательно порождает некоторые из наших действий в ответ на то, что мы видим вокруг нас. Затем в действие вступает ДМО, позволяя движению осуществиться или останавливая его, но повреждение ДМО может разрушить этот контроль – отсюда и рука-«анархист», реагирующая на каждый зрительный стимул.

Некоторым людям не везет настолько, что у них повреждаются ДМО обоих полушарий мозга, и обе их руки не подчиняются контролю. «Они находятся во власти стимулов окружающей среды», – говорит Серхио Делла Сала, невролог из Эдинбургского университета, который изучает данное состояние.

Все это звучит как противоположность свободе воле – Делла Сала называет это «свободой неволи». Полученные данные показывают, что, хотя нам кажется, будто наши действия всегда находятся под нашим сознательным контролем, на самом деле многие решения принимаются бессознательно.

Оукли и Халлиган считают, что с использованием гипноза можно воссоздать у здоровых людей эти состояния, что потенциально способно пролить свет на их причины. Исследователи надеются ускорить наше понимание этих состояний, трудных для изучения в силу того, что они встречаются крайне редко и часто сопровождают другие расстройства, такие как депрессия или шизофрения.

Может ли деятельность мозга под гипнозом действительно имитировать то, что происходит при настоящем расстройстве? Оукли и Халлиган убеждены, что у их виртуальных пациентов наблюдаются некоторые из тех же изменений деятельности мозга, что и у пациентов с истинными расстройствами. Халлиган рассказывает, что однажды они вызвали одностороннее пространственное игнорирование у испытуемого, сказав ему, что левая сторона его зрительного поля перестанет существовать. Затем они попросили его скопировать изображение с дюжиной предметов, разбросанных по всему листу. Большинство людей под гипнозом, получивших такую инструкцию, копируют объекты только с правой части листа. Но этот испытуемый, как и настоящие пациенты, нарисовал на листе правую сторону каждого объекта.

По его словам, сходства доходят и до работы мозга. Халлиган и его коллеги ввели в состояние гипноза двенадцать высоковнушаемых студентов, а затем либо говорили им, что их левая нога парализована, либо говорили им просто притворяться, что их левая нога парализована, с обещанием вознаграждения, если им удастся обмануть исследователя. Исследователи, не зная о том, к какой группе принадлежат участники, не могли понять, кто из них имитирует паралич – пока не увидели сканы мозга испытуемых. В активности их мозгов наблюдались явные различия. У тех испытуемых, кто был гипнотически парализован, была высокоактивна правая орбитофронтальная кора – область мозга, которая принимает участие в подавлении эмоций и которая также активна при истерическом параличе.

Данное исследование показало, что области мозга, в норме связанные с намеренным торможением движений, при истерическом параличе и гипнозе неактивны. Значит, такие состояния действительно связаны с расстройством свободы воли. Проблема заключается не в том, что люди не хотят двигаться, но в том, что они не могут этого сделать.

Помогут ли подобные исследования разработать новые методы лечения, пока еще только предстоит выяснить. Возможно, самым важным шагом будет простое убеждение врачей и пациентов в том, что эти состояния реально существуют.

Невосприимчивость к гипнозу

Если гипноз на вас не действует, вините в этом «проводку» вашего мозга. Похоже, что люди, в большей степени чувствительные к гипнозу, с большей вероятностью будут демонстрировать дисбаланс в работе полушарий мозга.

Примерно 15 % людей считаются чрезвычайно восприимчивыми к гипнозу, в то время как еще 10 % почти невозможно загипнотизировать. Остальные из нас находятся где-то посередине. Скептики утверждают, что некоторые из нас просто более внушаемы и потому склонны скорее играть роль загипнотизированного, нежели впадать в подлинный транс. Однако недавние исследования выявили, что во время гипноза между различными областями мозга обнаруживается меньшее количество связей, активность в левом полушарии мозга понижается, а в правом – повышается. Эти данные свидетельствуют о том, что гипноз – нечто большее, чем просто игра.

Чтобы узнать, наблюдаются ли также различия между мозгами восприимчивых и невосприимчивых к гипнозу испытуемых вне состояния транса, Питер Нейш из Открытого университета в Милтон-Кинсе, Великобритания, использовал стандартный тест на восприимчивость к гипнозу (гипнабельность), сочетающий двигательные и когнитивные задачи, чтобы выявить по десять испытуемых каждого типа. Затем он дал каждому испытуемому пару очков со светодиодами, установленными на левой и правой стороне оправы. Светодиоды быстро загорались один за другим, и испытуемые должны были сказать, какой из них загорелся первым. Нейш повторял это задание, пока интервал между вспышками не стал настолько коротким, что испытуемые больше не могли вынести суждение об их правильном порядке.

Нейш обнаружил, что восприимчивые к гипнозу испытуемые лучше справлялись с заданием, когда первым загорался правый светодиод, чем когда первым был левый. Это показало, что левое полушарие их мозга работает более продуктивно (зрительные пути перекрещиваются в мозгу, поэтому левое полушарие управляет правым глазом и наоборот). В то же время невосприимчивые к гипнозу испытуемые одинаково справлялись с заданием независимо от того, какой светодиод загорался первым.

Эти различия в балансе эффективности работы мозга сохранялись, когда Нейш попытался загипнотизировать обе группы. Во время гипноза мозг испытуемых из восприимчивой группы, казалось, переключал «состояния», выполняя задачу быстрее, когда первым загорался левый светодиод. Между тем у невосприимчивых испытуемых продуктивность полушарий оставалась относительно одинаковой. Они не входили в транс, но их выполнение задачи стало ухудшаться.

Нейш предполагает, что успешный гипноз требует временного доминирования правого полушария мозга, и это состояние намного легче вызвать у тех, кто уже склонен к дисбалансу в работе полушарий, даже в состоянии бодрствования. Это согласуется с теорией о том, что гипноз предполагает передачу господства от левого к правому полушарию. Золтан Дьенеш из Университета Сассекса в Брайтоне, Великобритания, использовал для временного снижения активности в левом полушарии транскраниальную магнитную стимуляцию и обнаружил, что это повышает восприимчивость к гипнозу.

Внетелесный опыт

Однажды утром один молодой человек проснулся с чувством головокружения. Он встал и обернулся, только чтобы увидеть самого себя, все еще лежащего в постели. Он закричал на свое спящее тело, встряхнул его и запрыгнул на него. Следующее, что он увидел – он снова лежал, но теперь видел себя, стоящего у кровати и трясущего свое спящее тело. Объятый ужасом, он выпрыгнул из окна своей комнаты на третьем этаже. Позднее его нашли сильно травмированным.

То, что пережил этот 21-летний человек – это внетелесный опыт (или внетелесное переживание), одно из самых своеобразных и необычных состояний сознания. Вероятно, его спровоцировала эпилепсия. Позднее он сказал врачам, что не пытался убить себя, он выпрыгнул в отчаянной попытке воссоединиться со своим телом.

Со времени этого драматического происшествия ученые, в том числе Питер Брюггер, нейропсихолог, занимавшийся с этим молодым человеком в Университетской клинике Цюриха в Швейцарии, прошли долгий путь к пониманию внетелесных переживаний. Они сузили возможные причины до дисфункции в работе определенной области мозга и теперь пытаются понять, как это приводит к почти сверхъестественному опыту покидания собственного тела и наблюдения за ним со стороны. Также они используют внетелесный опыт для решения давней проблемы: как мы создаем и поддерживаем чувство собственного «я».

Такие авторы, как Достоевский, Уайльд, де Мопассан и По (некоторые из которых знали, о чем пишут, не понаслышке), как нельзя более сгустили краски, описывая в своих произведениях внетелесные переживания, благодаря чему их обычно связывают с эпилепсией, мигренями, инсультами, опухолями головного мозга, употреблением наркотиков и даже околосмертными опытами. Однако ясно, что люди без явных неврологических нарушений также могут пережить внетелесный опыт. По некоторым оценкам, около 5 % здоровых людей в какой-то момент своей жизни испытывали нечто подобное.

Ваш двойник

Так что же это такое – внетелесный опыт? Недавно появившееся определение включает в себя множество странных ощущений. Наименее серьезное из них – ваш двойник: вы ощущаете присутствие или видите человека, который, как вы знаете, является вами, хотя вы сами остаетесь в своем теле. Часто это переходит во вторую стадию, когда ваше чувство собственного «я» перемещается туда и обратно между вашим настоящим телом и вашим двойником. Это как раз то, что испытал пациент Брюггера. Наконец, ваше сознание полностью покидает ваше тело и наблюдает за ним со стороны, часто с возвышенного положения вроде потолка.

Некоторые внетелесные переживания включают только одну из этих стадий, некоторые – все три по нарастающей. Удивительно, но многие люди, пережившие подобное, сообщают об этом как о приятном опыте. Итак, что может происходить в мозге, порождая такое, казалось бы, невозможное ощущение?

Первые существенные ориентиры появились в 2002 году, когда нейрофизиолог из Федеральной политехнической школы Лозанны Олаф Бланке и его команда наткнулись на способ вызвать полноценный опыт выхода из тела. Они выполняли эксплоративную операцию на мозге у 43-летней женщины с тяжелой эпилепсией, чтобы определить, какую часть ее мозга нужно удалить, чтобы вылечить. Когда они простимулировали область вблизи задней части мозга, называемую височно-теменным узлом, женщина сообщила, что она парит над собственным телом и смотрит вниз на себя.

В этом есть некоторый неврологический смысл. Височно-теменной узел обрабатывает зрительные и тактильные сигналы, информацию о равновесии и положении тела в пространстве от внутреннего уха, а также проприоцептивные ощущения от суставов, сухожилий и мышц, которые говорят нам, где находятся части нашего тела относительно друг друга. Его задача – объединить все это вместе, чтобы создать ощущение телесности: ощущение того, где находится ваше тело и где оно заканчивается, а весь остальной мир начинается. Бланке и его коллеги предположили, что внетелесные переживания возникают, когда по какой-либо причине височно-теменной узел не справляется со своей работой должным образом.

Перемещая собственное «Я»

Впоследствии появилось еще больше доказательств того, что в основе внетелесных переживаний лежит дисфункция височно-теменного узла. Так, в 2007 году Дирк Де Риддер из Университетской больницы Антверпена в Бельгии пытался помочь 63-летнему мужчине справиться с неподатливым звоном в ушах. В последней отчаянной попытке заставить звон в ушах утихнуть команда Риддера имплантировала электроды рядом с височно-теменным узлом пациента. Это не вылечило его, но привело к тому, что он испытал что-то близкое к внетелесному опыту: он почувствовал, что его собственное «я» сдвинулось примерно на 50 сантиметров назад и влево от его тела. Чувство длилось более 15 секунд, достаточно долго, чтобы провести ПЭТ-сканирование его мозга. И, разумеется, команда обнаружила, что во время этих переживаний был активен височно-теменной узел.

Пока что прорыву в знаниях способствуют только внезапные находки в ходе операций на головном мозге или при лечении неврологических расстройств, не в последнюю очередь из-за редкости подобных случаев. Требуются более масштабные исследования, и для достижения этого Бланке и другие используют методику, называемую «задачи на трансформацию собственного тела», чтобы заставить мозг делать то, что он, по-видимому, делает во время внетелесных переживаний. В этих экспериментах испытуемым показывают последовательность из кратких появлений карикатурных фигур с перчаткой, надетой на одну руку. Некоторые фигуры стоят лицом к испытуемому, другие повернуты спиной.

Задача состоит в том, чтобы представить себя на месте фигуры и определить, на какую руку надета перчатка. Чтобы сделать это, вам придется мысленно поворачивать свое тело по мере того, как одно изображение сменяет другое. Пока испытуемые выполняли эти задачи, исследователи регистрировали деятельность их мозга с помощью ЭЭГ и обнаружили, что височно-теменной узел активировался тогда, когда испытуемые представляли себя в положении, отличном от их фактического положения, – в положении вне тела.

Команда также воздействовала на височно-теменной узел с помощью транскраниальной магнитной стимуляции, неинвазивного метода, который позволяет временно «отключать» части мозга. При этом деятельность височно-теменного узла нарушалась, и выполнение задачи по трансформации собственного тела у испытуемых занимало значительно больше времени.

Стимулировались и другие области мозга, в том числе близкие к височно-теменному узлу. Результаты показывают, что, пока эти области работают хорошо, мы чувствуем себя единым целым с нашим телом. Но стоит их работе нарушиться, и наше чувство телесности может улетучиться.

Однако это не объясняет наиболее поразительную особенность внетелесных переживаний: почему большинство людей, находясь вне тела, видят не только собственное тело, но и окружающие их предметы и других людей. Откуда приходит эта информация?

Сонный паралич

Один из источников данных относится к состоянию, известному как сонный паралич, при котором здоровые люди обнаруживают, что их тело неподвижно, как во сне, несмотря на пробуждение. Опросив почти 12 000 человек, испытавших сонный паралич, Аллан Чейн из Университета Ватерлоо в Онтарио, Канада, обнаружил, что многие люди сообщили об ощущениях, схожих с внетелесными переживаниями: они выплывали из собственного тела и оборачивались, чтобы посмотреть на него.

Чейн предполагает, что это может быть результатом конфликта информации в мозгу. Во время сонного паралича возможно войти в состояние, подобное быстрой фазе сна, в которой вы видите сон, где вы движетесь или летаете. При таких обстоятельствах вы осознаете ощущение движения, но ваш мозг осознает, что ваше тело двигаться не может. В попытке разрешить этот сенсорный конфликт мозг отпускает чувство собственного «я». Возможно, подобные сенсорные конфликты вызывают и классические внетелесные переживания.

Как кто-то может видеть, даже если глаза закрыты? На этот счет у Брюггера есть предположение, связанное с одним из его пациентов, сообщивших о внетелесном опыте. По словам отца этого пациента, который сидел у постели, его глаза были закрыты. Тем не менее, позже пациент рассказал, что из положения над своей кроватью он видел, как его отец идет в ванную, возвращается с мокрым полотенцем и вытирает ему лоб.

По-видимому, пациент слышал, как его отец идет в ванную и включает воду, а затем, должно быть, почувствовал прикосновение влажного полотенца к своему лбу. Брюггер считает, что его мозг сконвертировал эти стимулы в зрительный образ подобно тому, что происходит при синестезии. Тем не менее, это все еще не объясняет внешнюю точку наблюдения.

На этот счет у Томаса Метцингера из Университета имени Иоганна Гутенберга в Майнце, Германия, есть свои соображения. Представьте себе эпизод какого-нибудь недавнего праздника. Вы визуализируете его с точки зрения первого или третьего лица с самим собой на сцене? Удивительно, но большинство из нас делает именно последнее. Если мозг реконструирует воспоминания подобным образом, то точка зрения со стороны может иметь место и в процессе восприятия.

Какими бы ни были механизмы, исследование внетелесных переживаний обещает помочь ответить на принципиальный вопрос нейробиологии и философии: как появляется самосознание? Нам совершенно очевидно, что у нас есть чувство собственного «я», которое чаще всего находится в нашем теле. Тем не менее, из внетелесных переживаний нам также ясно, что чувство собственного «я» может отделяться от нашего физического тела. Итак, как же связаны «я» и тело?

Чтобы ответить на этот вопрос, Метцингер объединился с Бланке и его коллегами в эксперименте, в котором у здоровых испытуемых индуцировали внетелесные переживания. Они снимали каждого испытуемого на видеокамеру со спины и проецировали изображение на дисплей, который испытуемый надевал на голову, так что он видел изображение самого себя, стоящего в двух метрах впереди. Затем экспериментаторы прикасались к спине испытуемого – что ему виделось как происходящее с его виртуальным «я». Это создало сенсорный конфликт, и многие сообщили о том, что они ощущают, что их чувство собственного «я» перемещается из их физического тела в виртуальное.

С точки зрения Метцингера эти эксперименты показывают, что самосознание начинается с чувства владения собственным телом, но в этом есть нечто большее, чем просто чувство телесности. Метцингер полагает, что чувство собственного «я» состоит из множества компонентов, и мы только начинаем их объединять.

Эпилептическое блаженство

В жизни Федора Достоевского это было одним из самых глубоких переживаний. «Счастье, которое невозможно в обыкновенном состоянии и о котором не имеют понятия другие люди. Я чувствую полную гармонию в себе и во всем мире», – говорил писатель своему другу, русскому философу Николаю Страхову. Что лежит за такими чувствами? По описанию можно было бы предположить религиозное пробуждение, но на самом деле Достоевский описывал моменты, предшествующие эпилептическому припадку.

Эти ощущения, похоже, повлияли на характер князя Мышкина из романа Достоевского «Идиот». «Да, за этот момент можно отдать всю жизнь», – говорит князь о кратком мгновении в самом начале эпилептического припадка, мгновении, «переполненном безграничной радостью и упоением, экстатическим благоговением и полнотой жизни».

В последние годы ученые снова проявляют интерес к сообщениям о чувстве эпилептического блаженства как к окну в самосознание. Также они хотят понять, есть ли другие способы, с помощью которых нас всех можно было бы погрузить в аналогичные состояния.

Эпилептические приступы в общих чертах делятся на две группы: генерализованные и фокальные. При генерализованных приступах электрические разряды перегружают наружный слой мозга, кору, и часто приводят к потере сознания. «Экстатические» приступы, похоже, относятся ко второй группе. При фокальной, или парциальной, эпилепсии электрический «шторм» ограничивается небольшой областью мозга, и человек обычно остается в сознании. Фокальный приступ может перейти в генерализованный, если аномальная электрическая активность распространится за пределы первичного очага.

Фабьенн Пикар, невролог из Университетской клиники в Женеве, Швейцария, взяла интервью у множества пациентов с экстатическими припадками и выделила три широкие категории эффектов.

Первая категория – обостренное самосознание. Например, 53-летняя учительница рассказала Пикар: «Во время приступа я чувствую, словно я очень, очень сознательна, я больше осознаю, и ощущения, и вообще все вокруг кажется больше, ошеломляя меня». Вторая – это чувство физического благополучия. 37-летний мужчина описал это так: «бархатистое ощущение, как будто бы я защищен от всего плохого». Третья – сильные положительные эмоции, лучше всего сформулированные 64-летней женщиной: «Безмерная радость, которая наполняет меня и выходит за пределы физических ощущений. Это чувство полного присутствия, абсолютная интеграция самого себя, ощущение невероятной гармонии всего моего тела и меня самой с жизнью, с миром, со всем сущим».

Когда Пикар начала искать неврологическое происхождение этого расстройства, подобные описания указали ей на островок – область коры, которая вызывает повышенный интерес у ученых, изучающих сознание. Островок погружен в глубину борозды, отделяющей лобную и теменную доли от височной, и его основная функция, по-видимому, заключается в интеграции «интероцептивных» сигналов, приходящих изнутри тела, таких как сердцебиение, с «экстероцептивными» сигналами, такими как ощущение прикосновения.

Есть также свидетельства того, что по направлению от задней части островка к передней обработка этих сигналов усложняется. Задняя часть островка имеет дело с объективными свойствами, такими как температура тела, а передняя часть, или передняя островковая доля, порождает субъективные ощущения состояний тела и эмоции, хорошие и плохие. Другими словами, передняя островковая доля отвечает за то, как мы чувствуем свое тело и самих себя, помогая создать сознательное чувство «бытия». Из-за этого Бад Крейг из Неврологического института Барроу в Финиксе, штат Аризона, утверждает, что эта часть мозга является ключом к «предельной репрезентации всех своих собственных чувств, то есть чувствующему “я”».

Корни экстатической эпилепсии

Исследование того, как аномальная активность в передней островковой доле приводит к расстройствам, подобным экстатической эпилепсии, возможно, также поможет ученым установить, как эта область создает наш нормальный опыт самосознания. Пациенты Пикар сообщали о чувстве уверенности – чувстве, что в мире все правильно, все в порядке – что, похоже, вписывается в теорию о том, что передняя островковая доля участвует в прогнозировании того, как организм почувствует себя в следующий момент. Затем эти прогнозы сравниваются с реальными ощущениями, генерируя сигнал «ошибка прогноза», который может помочь установить, как мы реагируем на меняющуюся среду. Если ошибка прогноза мала, мы чувствуем себя хорошо, если она велика, мы чувствуем тревогу. Возможно, электрический «шторм» в передней островковой доле способен нарушать механизм сравнения, вследствие чего ошибка прогноза оказывается равна нулю. В результате у человека возникает ощущение, будто в мире нет ничего неправильного и все имеет смысл.

Помимо чувства расширенного осознания и уверенности, такие люди, как Достоевский, также отмечали странное чувство, будто во время припадков время замедляется. Это может отражать то, как островок отмеряет наши чувства. Бад Крейг утверждает, что передняя островковая доля обычно объединяет интероцептивные, экстероцептивные и эмоциональные состояния для того, чтобы создавать отдельный «глобальный эмоциональный момент» каждые 125 миллисекунд или около того – разделяя наши чувства на отдельные кадры, как на кинопленке. Крейг также утверждает, что гиперактивная передняя островковая доля может генерировать эти глобальные эмоциональные моменты все быстрее и быстрее, что приводит к ощущению замедления времени.

Мы могли бы также получить информацию о роли островка другими способами. Крейг и Пикар считают, что ощущения, вызванные такими наркотиками, как амфетамин, экстази и кокаин, могут иметь с экстатической эпилепсией много общего. Эти химические вещества обычно вызывают в мозге большой выброс нейромедиаторов, и есть данные, что после употребления наркотиков уровень дофамина в передней островковой доле по сравнению с другими областями мозга необычайно велик. Сходным образом нейромедиатор серотонин может быть вовлечен в случае употребления айауаски – психоделического напитка, связанного с шаманскими ритуалами в районе Амазонки. И опять же, результаты радионуклидной томографии спустя около 100 минут после употребления айауаски показывают увеличение кровотока в передней островковой доле.

К счастью, есть и более безопасные способы приблизиться к тем же чувствам. Люди часто испытывают замедление времени, обострение самосознания и чувство глубокого благополучия, которые сопровождают «синдром Достоевского», при медитации. В 2007 году Ричард Дэвидсон из Висконсинского университета в Мадисоне и его коллеги исследовали 15 экспертов в медитации и 15 новичков. И обнаружили, что чем глубже было медитативное состояние, тем выше была активность в передней островковой доле.

Если это отражает те же «безграничную радость и упоение», о которых писал князь Мышкин, то достичь этого определенно нелегко: чтобы ощутить эти эффекты, опытные в медитации люди записали на свой счет более 10 000 часов практики. Возможно, вам не придется отдать «всю свою жизнь за этот момент», как выразился князь Мышкин, но это может быть не очень далеко от истины.

Оргазм: сознание уходит в отпуск

В момент оргазма сознание улетучивается. Но что в нашем мозге и теле вызывает этот эффект? Барри Комисарук из Ратгерского университета в Ньюарке, штат Нью-Джерси, и его коллеги пытаются выяснить это, распутывая механизмы, лежащие в основе сексуального возбуждения. При этом они не только обнаружили, что существует более одного маршрута на пути к оргазму, но, возможно, также выявили новый тип сознания – понимание которого может привести к новым методам лечения боли.

Комисарук интересуется временно́й динамикой оргазма, особенно моментом, когда активизируется область мозга, называемая префронтальной корой (ПФК). ПФК расположена в передней части мозга и участвует в таких аспектах сознания, как самооценка и рассмотрение чего-то с точки зрения другого человека.

Недавно команда Комисарука обнаружила повышенную активацию ПФК в кульминационный момент женского оргазма – чего не отмечали в предыдущих исследованиях. Удивительно, но это также выявили у тех, кто может достичь оргазма при помощи одной только мысли. Поскольку о фантазиях и воображении нередко говорят как о части сексуального опыта, Комисарук и его коллеги задались вопросом, может ли ПФК играть ключевую роль в создании физиологической реакции с помощью одного только воображения.

В экспериментах Комисарук показал, что ПФК особенно активна, когда кто-то воображает сексуальное прикосновение, а не когда испытывает прикосновение на самом деле. Он предположил, что эта повышенная активация может отражать воображение, фантазию или, возможно, некоторый когнитивный процесс, который помогает управлять так называемой нисходящей регуляцией – прямой регуляцией физиологических функций мозгом – к нашему собственному удовольствию.

Однако когда Яннико Георгиадис и его коллеги из Гронингенского университета в Нидерландах провели аналогичные эксперименты, они обнаружили, что во время оргазма та же самая область мозга отключалась. В частности, они увидели значительную дезактивацию в зоне ПФК, называемой левой орбитофронтальной корой (ОФК).

Георгиадис утверждает, что ОФК лежит в основе сексуального контроля – и, вероятно, оргазма можно достигнуть, только если, образно говоря, отправить ее в отпуск. Он предполагает, что эта дезактивация может быть самым ярким примером «измененного состояния сознания» – потери контроля, которую еще не замечали при других видах деятельности.

Расхождения между работами Георгиадиса и Комисарука могут объясняться просто – вероятно, это два разных пути к оргазму, активируемых различными методами стимуляции. В то время как участники исследований Комисарука для достижения оргазма мастурбировали, испытуемых Георгиадиса стимулировали их партнеры. Возможно, с партнером легче отпустить контроль и достичь оргазма. Или же наличие партнера может делать нисходящую регуляцию ощущений и удовольствия менее значимой для кульминации.

Комисарук соглашается. Он надеется однажды использовать биологическую обратную связь, чтобы позволить женщинам, которые не испытывают оргазм, пронаблюдать за деятельностью своего мозга в режиме реального времени в ходе стимуляции гениталий. Эта надежда состоит в том, что эта обратная связь может помочь им манипулировать активностью своего мозга таким образом, чтобы приблизить ее к оргазменному паттерну активности. Он также считает, что дальнейшие исследования оргазма – и роли ПФК – дадут столь необходимую информацию о том, как мы можем использовать только мышление, чтобы контролировать другие физические ощущения, такие как боль. Ведь каким бы замечательным не был наш сознательный контроль, умение время от времени отпускать его могло бы вылечить множество болезней.

Как ЛСД влияет на сознание

[1]

Спустя три четверти века после того, как химик Альберт Хофманн случайно проглотил ЛСД и испытал его расширяющие сознание эффекты, визуализация мозга подарила исследователям первый беглый взгляд на то, как он оказывает свое глубокое воздействие на сознание.

Одним из наиболее примечательных аспектов психоделического опыта является феномен растворения эго, при котором употребляющие чувствуют себя несколько отделенными от самих себя. Изучение того, как устойчивое в норме чувство собственного «я» разрушается, может рассказать нам, какие нейронные механизмы создают эту неотъемлемую часть человеческого опыта.

Робин Кархарт-Харрис из Имперского колледжа Лондона дал 20 испытуемым в один день принять 75 микрограмм ЛСД, а в другой день – плацебо. Затем испытуемые ложились в сканер, а мозг визуализировали тремя различными методами, которые вместе создали всеобъемлющую картину нейронной активности как под наркотиком, так и без.

Страна грез и фантазий без наркотиков

Фантастический опыт измененного состояния сознания без прибегания к галлюциногенным наркотикам? Нет проблем. Каждую ночь мы ныряем в такое состояние, когда спим, хотя это трудно оценить в силу того неудобного факта, что мы находимся без сознания.

Уделите более пристальное внимание переходному этапу, когда вы начинаете засыпать, известному как гипнагогия, когда необычайно распространены галлюцинации, и, возможно, вы сможете достичь этого внетелесного состояния.

Мы не знаем, что вызывает гипнагогию, но одна из теорий состоит в том, что некоторые части мозга засыпают раньше остальных. Это ночное измененное состояние может вдохновлять на творчество. К химику Фридриху Августу Кекуле в полусне пришло его озарение о кольцевой структуре бензола. Сюрреалист Сальвадор Дали настраивался на творческую волну, позволяя себе засыпать, удерживая ложку над металлической тарелкой. Когда он засыпал, ложка со звоном падала, резко пробуждая его, в то время как образы его сновидений были все еще свежи в сознании.

Тем не менее, гипнагогия – это не сплошное веселье. Иногда она может провоцировать один пугающий вид сонного паралича, когда нервное торможение, которое обычно сопровождает наши сны, срабатывает прежде, чем человек полностью засыпает. Это состояние часто может сопровождаться угрожающими слуховыми и зрительными галлюцинациями и, как считается, ответственно за сообщения о похищениях инопланетянами.

Сканирование МРТ показало, что ЛСД приводит к дискоординации активности мозга в областях, которые составляют так называемую сеть пассивного режима работы мозга. Величина эффекта коррелировала с оценками участников их собственного растворения эго, позволяя предположить, что эта сеть лежит в основе устойчивого чувства собственного «я».

Другой метод визуализации, магнитоэнцефалография (МЭГ), показал, что под ЛСД ослабевал альфа-ритм мозговых волн, что также коррелировало с растворением эго. Альфа-ритм выражен сильнее у людей, чем у других животных, и Кархарт-Харрис считает, что это может быть отличительным признаком высокоразвитого человеческого сознания.

Но ЛСД также делал мозг более цельным, и наблюдалось большее количество связей между областями, которые в норме работают отдельно. Это говорит о том, что функционирование мозга упрощается.

Результаты также делают шаг к объяснению того, как ЛСД вызывает зрительные галлюцинации. Обычно первичная зрительная кора связана главным образом с другими частями зрительной системы, но у испытуемых, получивших ЛСД, в обработке изображений участвовали и многие другие области мозга.

В 1950-х и 1960-х годах ученые интенсивно исследовали ЛСД, и препарат подавал большие надежды в лечении расстройств настроения, зависимостей и других состояний. Когда международное соглашение запретило препарат, большинство научных изысканий прекратилось, хотя технически они были по-прежнему разрешены. Дэвид Натт, ведущий автор исследования, надеется, что их работа станет поворотной и вдохновит других последовать за ними в поисках сознания через его измененные состояния.

Психоделические препараты приводят мозг в состояние, в котором ранее не было нужды

Измерение нейронной активности показало, что психоделические препараты действительно влияют на состояние мозга, создавая иной вид сознания.

Анил Сет из Университета Сассекса обнаружил это путем повторного анализа данных, ранее собранных исследователями из Имперского колледжа Лондона. Робин Кархарт-Харрис и его коллеги наблюдали за мозговой активностью 19 испытуемых, которые приняли кетамин, 15 испытуемых под ЛСД и 14 испытуемых, находившихся под воздействием псилоцибина, галлюциногенного соединения в псилоцибиновых грибах. Команда Кархарта-Харриса использовала комплекты датчиков, прикрепленных к черепу, для измерения магнитных полей, создаваемых нейронами этих испытуемых, и сравнивала их с полями нейронов, когда каждый из испытуемых принимал плацебо.

Предыдущие работы показали, что в состоянии бодрствования у людей наблюдаются более разнообразные паттерны мозговой активности, чем во сне. Команда Анила Сета обнаружила: люди, принявшие психоделические препараты, демонстрируют еще большее разнообразие – самый высокий уровень разнообразия, когда-либо измеренный.

Эти крайне разнообразные паттерны совпадали с сообщениями испытуемых о растворении эго – ощущении того, что границы между личностью и миром были размыты. Степень разнообразия также была связана с более яркими переживаниями.

Растет число данных о том, что психоделические препараты могут помочь людям с депрессией так, как не могут другие методы лечения. Некоторые преимущества уже отмечены у ЛСД, кетамина, псилоцибина и айяуаски – напитка, употребляемого в Южной Америке во время религиозных обрядов.

Интервью. Почему мы должны дестигматизировать галлюцинации

В 2015 году умер Оливер Сакс, прославленный невролог и пожизненный защитник людей, испытавших измененные состояния сознания. За несколько лет до смерти он побеседовал с New Scientist о том, почему мы должны принять наши измененные состояния, а не бояться их.

– Что Вас интересует в галлюцинациях?

– Я долгое время был увлечен ими. Такое огромное разнообразие, и так много причин, столько недоразумений – а иногда и столько стигмы – я подумал, было бы хорошо объединить это все.

Еще одной причиной была прекрасная нейровизуализация в последние десять лет или около того, которая подтвердила, что по крайней мере простые галлюцинации имеют тенденцию возникать в сенсорных областях, которые обычно обеспечивают восприятие.

– Вы упомянули стигму. Большинство людей связывают галлюцинации с психическими заболеваниями?

– Я думаю, существует общее мнение, часто разделяемое врачами, что галлюцинации означают безумие – особенно если кто-то слышит голоса. Надеюсь, я смогу немного разрядить или дестигматизировать это. Пациенты могут очень сильно чувствовать это. Было замечательное исследование пожилых людей с нарушением зрения, и оказалось, что у многих из них были сложные галлюцинации, но очень мало кто признавал это, пока не находил врача, которому мог доверять.

– В чем разница между галлюцинацией и воображением?

– Я думаю, вы осознаете, что то, что вы себе воображаете, исходит от вас, тогда как с галлюцинациями нет никакого чувства, что это вы их создали. Вы чувствуете: «Что это? Откуда оно взялось?»

Я очень четко видел это много лет назад у одной старушки, которая посреди ночи начала слышать ирландские песни. Она подумала, что забыла выключить радио, но не смогла его найти. Затем она подумала, что зубная пломба каким-то образом действует как транзистор. Наконец, когда некоторые мелодии стали повторяться, и все это были мелодии, которые она знала, она задалась вопросом, не было ли это чем-то вроде радио внутри ее головы, механизмом, неподвластным ее контролю и, очевидно, не связанным с тем, что она думала, или чувствовала, или делала. У людей с музыкальными галлюцинациями такой способ представления очень распространен.

– В Вашей книге «Галлюцинации» Вы делитесь опытом своих «потерянных лет» в Калифорнии в начале 60-х годов, когда вы перепробовали много наркотиков. Зачем писать об этом сейчас?

– Основная причина заключается в том, что то, что происходило со мной, является потенциальным источником информации. Я как бы использую свою собственную историю болезни, как буду использовать истории других людей. Но эти события произошли более чем 40 лет назад, и этот факт помог мне описать их с большей легкостью.

– Вы экспериментировали с ЛСД и другими галлюциногенами. Помогли ли те переживания Вам в Вашей работе неврологом?

– Я думаю, это сделало меня более открытым для некоторых переживаний моих пациентов. Например, есть что-то, о чем я думаю как о стробоскопическом зрении или кинематографическом видении, где вместо того, чтобы видеть сцену непрерывно, вы видите серию кадров. У меня было это под ЛСД, у меня было это при мигрени, и мои пациенты, принимающие Леводопу, иногда описывают то же самое. Поэтому вместо того чтобы говорить глупости или закрывать уши, я открыт для этих описаний. Я не знаю, действительно ли эти психоделические препараты имели для меня большое значение.

– Однажды у Вас был разговор с пауком…

– С пауком я должен был понять, что это невозможно. Это один из немногих случаев, когда я был полностью поглощен. Меня волнуют проблема веры галлюцинациям и вызываемые ими изменения личности. Например, нейрохирург, у которого был так называемый околосмертный опыт, опубликовал книгу, в которой говорит об этом, и он убежден, что видел Небеса. Я хочу сказать, что на самом деле галлюцинации не являются свидетельством чего-либо, не говоря уже о Небесах.

– Вы подчеркиваете, что есть тенденция воспринимать галлюцинации, особенно вызванные эпилептическими припадками, как религиозные переживания. Почему?

– Галлюцинации могут быть очень мощными и очень убедительными. Я думаю, что приходится бороться, чтобы отринуть их вес. Была одна история болезни, которую мне стоило внести в книгу. У молодой женщины, врача, во время эпилептических припадков были некоторые из этих, казалось бы, божественных откровений, но она спорила с Богом. Бог сказал: «Разве ты не веришь своим чувствам?» Она сказала: «Не тогда, когда у меня припадок».

– Вас беспокоит, что, делясь историями Ваших пациентов, Вы некоторым образом эксплуатируете их?

– Я стою на этой тонкой границе и стоял в течение 50 лет или около того. Когда-то я был своим главным обвинителем. Всякий раз, когда я видел слово «portrayal» (изображение), я неправильно читал его как «betrayal» (предательство). В первую очередь, в дополнение к любому формальному согласию, я хочу быть уверенным, опираясь на свои знания о пациенте, что его ничего не расстроит.

– Вы надеетесь, что публикация этих историй изменит восприятие людей?

– Я чувствую, что, если я опишу вещи с уважением, деликатно и правдиво, это будет важно. Это не вуайеризм, это не эксплуатация, а существенная форма знания. Я думаю, что подробная история болезни не имеет равных в донесении понимания не только того, на что похоже такое состояние, но и того, как человек может на него реагировать.

Я помню, когда по моей книге «Человек, который принял свою жену за шляпу» ставили оперу, я сказал либреттисту: вы должны пойти и посмотреть на миссис П. – женщину, которую и приняли за шляпу – и посмотреть, как она будет себя чувствовать. Я наблюдал за тем, как она смотрит оперу, и со страхом гадал, о чем она может думать. Но она подошла ко мне и либреттисту и сказала: «Вы отдали честь моему мужу». Надеюсь, в каком-то смысле я могу отдать честь моим пациентам.

Глава 8. Утрата сознания

Во сне или под наркозом – все мы время от времени теряем сознание. Но что конкретно при этом с нами происходит? И может ли происходящее пролить свет на природу самосознания?

Тайна анестезии

Появление общей анестезии превратило хирургические операции из ужасающего испытания в легкую дрему. Сейчас анестезия – одна из самых распространенных медицинских процедур в мире, но мы по-прежнему не знаем, как работают вызывающие ее препараты. Возможно, это не должно удивлять нас: раз уж мы до сих пор не понимаем природу сознания, как мы можем постичь природу его исчезновения?

Тем не менее, с развитием новых методов визуализации мозга или регистрации его электрической активности во время анестезии все начинает меняться.

Конечно, мы пребываем в измененном состоянии сознания не только под общей анестезией: это происходит всякий раз, когда мы засыпаем, или, например, при достаточно сильном ударе головой. Но именно анестетики позволяют ученым безопасно, обратимо и с изысканной точностью манипулировать нашим сознанием.

Первую общеизвестную операцию под анестезией провел в 1804 году японский хирург, использовавший смесь сильнодействующих лекарственных трав. На западе первую операцию под общей анестезией выполнили в Массачусетской больнице общего профиля в 1846 году: рядом с лицом пациента держали флягу с диэтиловым эфиром, пока он не потерял сознание.

С тех пор в качестве анестетиков используют множество химических веществ, некоторые в виде ингаляций, как эфир, некоторые – в виде инъекций. Искусство применения этих препаратов со временем стало отдельной медицинской специальностью. Находящийся в тени хирургов, которые «латают» вас, скромный анестезиолог проделывает столь же важную работу, удерживая вас в сумерках между жизнью и смертью.

Регулятор освещения сознания

Сознание часто воспринимают как состояние «все или ничего» – либо вы бодрствуете, либо нет, – но на самом деле существуют различные уровни наркоза, которые представляют собой разные степени освещенности нашего сознания (см. рис. 8.1).

Как правило, сначала человек испытывает состояние, схожее с опьянением (о чем может и не помнить впоследствии), а затем теряет сознание, что обычно определяют как неспособность к движению в ответ на команды. По мере продвижения глубже в сумеречную зону человек перестает реагировать даже на проникновение скальпеля, что, в конечном счете, и является целью всего происходящего, а на самом глубоком уровне ему даже может потребоваться помощь с искусственным дыханием.

В наши дни анестезия обычно начинается с инъекции лекарственного средства, называемого пропофолом, что обеспечивает быстрый и плавный переход в бессознательное состояние (как утверждают, именно пропофол будто бы использовал в качестве снотворного Майкл Джексон – с крайне неудачными последствиями). Если операция длится дольше нескольких минут, обычно также добавляют ингаляционный анестетик, такой как изофлуран, для лучшего поминутного управления глубиной наркоза.

Как работают анестетики

Итак, что мы знаем о том, как работают анестетики? С тех пор как их открыли, большой загадкой оставалось то, как все представители такой разнообразной группы химических веществ могут приводить к потере сознания. Другие лекарственные препараты работают, связываясь в организме с молекулами-рецепторами, обычно белками, таким образом, что лекарственное вещество и рецептор на молекулярном уровне подходят друг другу, как ключ к замку. Однако длинный список анестетиков включает в себя как крупные сложные молекулы, такие как барбитураты или стероиды, так и инертный газ ксенон, представляющий собой одиночные атомы. Как могут все они подходить к одному и тому же замку?

Долгое время факт поразительной корреляции выраженности наркотического эффекта анестетиков с их растворимостью в жирах притягивал большой интерес. Популярная «липидная теория» гласила, что вместо связывания со специфичными белковыми рецепторами анестетики физически разрушают жировые мембраны нервных клеток, приводя к их дисфункции.

Рис. 8.1. Вы засыпаете: потеря сознания под наркозом – это не столько щелчок выключателя света, сколько постепенное его убавление

Однако в 1980-х годах экспериментальные испытания показали, что анестетики могут связываться с белками в отсутствие клеточных мембран. С тех пор для многих анестетиков были обнаружены соответствующие белковые рецепторы. Пропофол, например, связывается с рецепторами на нервных клетках, которые обычно реагируют на химический посредник γ-аминомасляную кислоту (ГАМК). Существует предположение, что растворимость анестетиков в жироподобных веществах влияет на то, насколько легко они достигают рецепторов в жировой мембране.

Но это раскрывает лишь малую часть тайны. Мы до сих пор не знаем, как это связывание влияет на нервные клетки, и какие нейронные сети они задействуют.

Считается, что многие анестетики работают, препятствуя возбуждению нейронов, но в зависимости от того, какие нейроны блокируются, это может иметь разные последствия для функционирования мозга. Для определения того, на какие участки мозга влияют анестетики, используют методы визуализации работы мозга, такие как функциональная МРТ, которая отслеживает изменения кровообращения в разных областях мозга. Это помогло выявить несколько областей, которые дезактивирует большинство анестетиков. Но, к сожалению, в этот процесс вовлечено так много участков мозга, что трудно понять, воздействие на какие из них является основной причиной потери сознания.

Принимая во внимание теорию глобального рабочего пространства сознания (см. главу 2), возможно, это не удивительно. Эта теория утверждает, что входящая сенсорная информация сначала неосознанно обрабатывается в отдельных областях мозга. Наши переживания становятся осознанными, только если эти сигналы передаются в сеть нейронов, распространенных по всему мозгу, чья работа после этого синхронизируется.

Угасающее сознание

Эта идея недавно получила поддержку в ходе регистрации электрической активности мозга с использованием датчиков электроэнцефалографа (ЭЭГ) на коже головы, в то время как испытуемым вводили анестезию. Исследование показало, что по мере угасания сознания утрачивалась синхронность работы различных областей коры: самого внешнего слоя мозга, важного для деятельности внимания, осознания, мышления и памяти.

Этот процесс также визуализировали с использованием сканирования фМРТ. Стивен Лаурейс, возглавляющий научную группу по изучению комы Льежского университета в Бельгии, посмотрел, что происходит во время пропофольной анестезии, когда пациенты проходят от бодрствования через легкую седацию до стадии, когда они оказываются не способны реагировать на команды. Он обнаружил, что в бессознательном состоянии в ответ на внешние раздражители возбуждались небольшие «островки» коры, но распространения активности в другие области мозга не происходило, в отличие от бодрствования или легкой седации.

Команда ученых под руководством Андреаса Энгеля из Университетской клиники Гамбург – Эппендорф изучает этот процесс еще подробнее, наблюдая за переходом в бессознательное состояние в замедлении. Обычно потеря сознания после инъекции пропофола занимает около десяти секунд. Энгель замедлил этот процесс до многих минут, начиная с малой дозы и затем увеличивая ее в семь этапов. На каждом этапе в запястье испытуемого посылали легкий удар электрическим током и снимали показания ЭЭГ.

Известно, что при входе в мозг сенсорные стимулы сначала активируют область, называемую первичной сенсорной корой. Затем включаются дальнейшие сети, в том числе лобные области, участвующие в управлении поведением, и височные зоны у основания мозга, которые играют важную роль в хранении памяти. Энгель обнаружил, что на самых глубоких уровнях наркоза первичная сенсорная кора была единственной областью, реагировавшей на удар током. Казалось, до глобального рабочего пространства стимулы не доходили.

Что могло вызывать такую блокировку? Энгель обладает неопубликованными данными ЭЭГ, которые указывают на то, что пропофол блокирует связи между первичной сенсорной корой и другими областями мозга, вызывая аномально сильную синхронизацию, не пропускающую более слабые стимулы. Что-то подобное происходит и при эпилептических судорогах, которые также приводят к потере сознания.

Петли обратной связи

Эксперименты также показали, что анестетики нарушают двойную связь, необходимую для интеграции информации в мозге. Джордж Машур, анестезиолог из Мичиганского университета в Энн-Арборе, и группа его коллег в ЭЭГ-исследовании продемонстрировали, что у хирургических пациентов под наркозом и пропофол, и ингаляционный анестетик севофлуран ингибируют передачу сигналов обратной связи из лобной коры. Как только пациенты приходили в сознание, обратная связь также восстанавливалась. Это подтверждает идею, что сознание в значительной степени зависит от деятельности петель обратной связи между различными областями мозга.

Схожие результаты были показаны в исследованиях пациентов в коме или вегетативном состоянии, которые могут открывать глаза в цикле сна – бодрствования, но не реагируют на происходящее вокруг. Так, Лаурейс наблюдал аналогичное нарушение связей между различными областями коры у людей, пребывающих в состоянии комы.

Адриан Оуэн из Университета Западного Онтарио в Канаде надеется, что исследования анестезии прольют свет на такие расстройства сознания, как кома. Оуэн и его коллеги ранее показали, что пациенты в вегетативном состоянии реагируют на речь электрической активностью мозга. Позднее Оуэн провел аналогичный эксперимент с людьми, которым постепенно вводили пропофол. Даже в состоянии глубокой седации их мозг реагировал на речь. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что те части мозга, которые отвечают за расшифровку смысла речи, и в самом деле отключались, что вынуждает нас переосмыслить происходящее с людьми в вегетативном состоянии.

То, каким образом наркоз позволяет нам на короткий и контролируемый период времени «взять выходной» от осознанности, еще только предстоит полностью объяснить. Но и без реального понимания механизмов действия анестезии анестезиологи направляют сотни миллионов людей в год настолько близко к краю небытия, насколько это возможно, благополучно возвращая их обратно.

Ты не спишь? Исследуя сумеречную зону сознания

В 2009 году в журнале Sleep Medicine появился сбивающий с толку доклад, описывающий двух итальянцев, которые никогда по-настоящему не спали. Они могли лежать с закрытыми глазами, но в показаниях их мозговой активности не было ни одного нормального паттерна, связанного со сном. К тому же их поведение было довольно странным. Несмотря на то, что они практически не осознавали происходящее в течение этих периодов отдыха, они ходили, кричали, испытывали сильную дрожь, а их сердца бешено колотились. В остальное время они пребывали в сознании, но были склонны к переживанию мощных, сноподобных галлюцинаций.

У обоих диагностировали нейродегенеративное заболевание, называемое мультисистемной атрофией. По словам авторов доклада из Болонского университета в Италии, болезнь повредила мозг этих пациентов до такой степени, что у них возникло диссоциативное расстройство сна и бодрствования (status dissociatus), своего рода сумеречная зона, в которой границы между сном и бодрствованием полностью разрушены.

Возможность такой болезни противоречит тому, что мы обычно думаем о сне, но это не стало неожиданностью для Марка Маховалда, директора Миннесотского регионального центра нарушений сна в Миннеаполисе, который уже давно оспаривает догму, будто сон и бодрствование являются дискретными и обособленными состояниями. При вышеупомянутом расстройстве размытие границ между сном и бодрствованием очень заметно, однако Маховалд полагает, что это может происходить с каждым из нас. Если он прав, нам придется переосмыслить наше понимание того, чем является сон и для чего он предназначен. Возможно, бодрствование – это не явление из разряда «все или ничего», как мы думали ранее.

По устоявшемуся представлению, в каждый момент времени здоровые люди могут находиться в одном из трех состояний активности ЦНС: бодрствование, быстрый сон (REM-сон) или медленный сон (Non-REM-сон). Каждое состояние отличается от других, и его можно идентифицировать по характерному паттерну мозговой активности, измеряемой электроэнцефалограммой (ЭЭГ) (см. рис. 8.2).

Бодрствование опознать легко – помимо того, что глаза человека открыты и реагируют на происходящее, ЭЭГ показывает паттерн высокочастотных волн с малой амплитудой. Медленный сон подразделяют на четыре стадии, каждая из которых обладает своим собственным паттерном на ЭЭГ. Сложнее обнаружить быстрый сон, потому что в рамках ЭЭГ он напоминает первую стадию медленного сна. Поэтому, чтобы с уверенностью идентифицировать REM-сон, исследователи также ищут скачкообразные быстрые движения глаз (БДГ) и ослабление тонуса мышц подбородка и челюсти.

Рис. 8.2. Состояния активности мозга: традиционно бодрствование отличают от медленного и быстрого сна по характерным паттернам активности мозга, используя ЭЭГ для измерения электрической активности в нескольких наружных миллиметрах коры

Маховалд – не единственный человек, поставивший под сомнение эти четкие различия. Дэвид Дингес, психиатр из Пенсильванского университета, вероятно, лишил сна во имя науки больше людей, чем кто-либо другой. В конце 1980-х годов в одном из исследований Дингес и его команда показали, как легко спутать различные состояния активности мозга. Испытуемые выполняли задачу на вычитание чисел, и в среднем они справлялись с 90 вычитаниями за 3 минуты, с небольшим количеством ошибок. После 52 часов лишения сна их производительность упала примерно до 70 вычитаний, с несильно возросшим числом ошибок. Однако после того как они поспали 2 часа, все разительно изменилось. Испытуемые могли оценивать самих себя как абсолютно бодрых, но они не могли справиться даже с самыми простыми вычитаниями. Казалось даже, что они грезят, в то время как пытаются решить задачу. Один из испытуемых посреди череды неправильных ответов задумчиво произнес: «Что если бы люди бежали быстрее, чем обычные люди бегут домой».

Инерция сна

Инерцию сна, менее экстремальную версию описанной выше дезориентации, сегодня считают общепризнанной причиной той спутанности сознания, которую некоторые люди испытывают после пробуждения. Словно формально они проснулись, но функционально продолжают спать; как если бы мозговые связи, лежащие в основе реагирования, включились и заработали, но связи, ответственные за рабочую память, все еще были отключены.

Из-за размытых границ могут возникать и многие другие нарушения сна. Одним из таких нарушений является расстройство поведения в быстром сне (РПБС), при котором люди, пребывая в фазе быстрого сна, как бы разыгрывают в реальности происходящее с ними в сновидении, поскольку на место временного паралича, или катаплексии, которая обычно сопровождает это состояние, приходит полная подвижность. При сонном параличе наблюдается обратная картина. Здесь катаплексия вторгается в бодрствование, и человек при пробуждении обнаруживает, что не способен пошевелиться. По оценкам, это пугающее состояние испытывали до 40 % людей.

Также на удивление распространены гипнагогические галлюцинации – сенсорные иллюзии, которые появляются на пороге сна, когда обрывки сновидений из REM-фазы вторгаются в бодрствование. Другие нарушения сна, подпадающие под эту категорию, – сомнамбулизм, ночные страхи и нарколепсия, которая представляет собой врожденную нестабильность границ сна и бодрствования, характеризующуюся стремительными сменами состояний и склонностью к засыпанию «на полуслове». Как бы это удивительно ни звучало, нарушение границ сна и бодрствования может также объяснять околосмертные переживания и похищения инопланетянами. Не случайно, как говорит Маховалд, похищения инопланетянами почти всегда происходят во время перехода от бодрствования ко сну.

Микросон

Границы между сном и бодрствованием особенно размывает депривация сна. Около десяти лет назад Дингес понял, что его лишенные сна испытуемые, которые казались бодрствующими, на самом деле переживали кратковременные выпадения, или микросон. С тех пор он обнаружил, что эти мимолетные сны длятся от полусекунды до двух секунд и становятся тем более частыми, чем дольше мы лишены сна, пока, наконец, мы уже не сможем вернуться и не уснем. Дингес рассматривал микросон как внешнее проявление перетягивания каната между нейронными системами, одни из которых пытаются инициировать сон, а другие поддерживают бодрствование.

Это перекликается с идеями Джеймса Крюгера из Университета штата Вашингтон в Пулмане, который утверждает, что отдельные единицы обработки информации в мозге, известные как колонки кортекса, когда устают, засыпают независимо друг от друга. По его мнению, переключение между бодрствованием и сном происходит, когда достаточное количество колонок находится в том или ином состоянии. Крюгер считает, что такая мозаичная картина сна объясняет инерцию сна и сомнамбулизм.

Некоторые люди больше других склонны к микросну. В исследовании 2007 года Дингес с коллегами показал, что существуют огромные различия в способности людей противостоять искушению сна при усталости. Для группы здоровых взрослых, которых не подвергали депривации сна, эти различия невелики. Но заставьте их бодрствовать долгое время, и различия вырастут.

Визуализация мозговой деятельности у людей, сохраняющих высокую концентрацию внимания при лишениях сна, выявила наличие особой резервной системы. В то время как у других людей при усталости активность мозга снижается, люди, устойчивые ко сну, могут поддерживать этот уровень активности. Что еще интереснее, чтобы компенсировать столь долгое бодрствование, они также задействуют новые области мозга. Этих людей отобрали для исследования, поскольку они обладали вариантом гена, который обнаруживают примерно у 40 % людей и который, как считается, связан со способностью сопротивляться депривации сна. Похоже, что такие люди также менее склонны к диссоциации состояний сна и бодрствования, хотя это еще не проверяли. Тем не менее, большинство не может удерживаться от сна, не теряя при этом контроль над собственным сознанием.

Другая группа людей, бодрствующих больше остальных, – это люди, страдающие бессонницей. Существуют данные, свидетельствующие о том, что они пребывают в постоянном состоянии гипервозбуждения, с относительно высоким уровнем метаболизма и гормона стресса кортизола.

Поскольку нечеткость границ между сном и бодрствованием становится все более общепринятой, исследователи разрабатывают специальные методы для фиксации кратковременных сбоев и колебаний мозговой активности. Например, нейробиолог Джулио Тонони из Висконсинского университета «подслушивает» спящий мозг, используя ЭЭГ с 256 электродами вместо обычных 32, чтобы улучшить пространственное разрешение и застать мозг «врасплох». «Микросон – всего лишь верхушка айсберга», – утверждает Тонони. Особенно его беспокоит возможность того, что части нашего мозга могут отключаться, когда мы об этом даже можем не подозревать. Примером могут послужить относительно безобидные забывчивость или яркие фантазии, но помимо этого и более причудливые и даже преступные поступки.

Тем временем Пьер Маке из Льежского университета в Бельгии начал использовать фМРТ для составления диаграмм из паттернов мозговой активности, связанных с различными состояниями сна. Его команда уже обнаружила, что различия между сном и бодрствованием выглядят совсем иначе, когда вы сравниваете паттерны активности всего мозга, включая глубинные структуры, в отличие от результатов ЭЭГ, которая измеряет активность только в нескольких наружных миллиметрах коры.

На заднем плане таится надежда, что эти новые подходы прольют свет на спорный вопрос о предназначении сна. Ведущая теория гласит, что сон важен для консолидации памяти – перехода поступившей в мозг информации из кратковременной памяти в долговременную. Однако если мы обратимся к двум вышеупомянутым итальянцам с диссоциативным расстройством сна, мы увидим, что несмотря на полное нарушение как медленного, так и быстрого сна, нарушений памяти у них обнаружено не было. Подливает ли это воды на мельницу тех, кто считает, что сон не имеет никакого другого предназначения, кроме экономии энергии и обеспечения нашей безопасности? Или же это означает, как считает Маховалд, что эти два человека на самом деле переживали своего рода мозаичный сон? Вооружившись менее категоричными определениями сна и бодрствования, а также более чувствительными инструментами для их измерения, мы можем окончательно закрыть этот вопрос.

Сновидения: куда отправляется наше сознание ночью?

Некоторые из наших величайших приключений происходят, когда мы пребываем в бессознательном состоянии: крепко спим и видим сны. И все же эта внутренняя сказочная страна – тот еще неуловимый зверь. Любой, кто когда-либо просыпался, пораженный увиденным сном, и тотчас забывал его содержание, едва встав под душ, поймет, как трудно удержать это эфемерное психическое состояние достаточно долго, чтобы понять. Тем не менее, исследователи предпринимают попытки осмыслить сновидения большого числа людей, чтобы пролить свет на то, куда мы отправляемся по ночам и что это значит для нашего сознания в целом.

В попытках систематизировать характеристики сновидений исследователи просят испытуемых записывать содержание снов каждое утро сразу после пробуждения, или, что еще лучше, испытуемые спят прямо в лаборатории, где с определенными временными интервалами их будят и немедленно опрашивают. Такие эксперименты показали, что в наших сновидениях, как правило, мало сенсорных переживаний. Большинство из них представляют собой немое кино, лишь половина содержит следы звуков, а вкусы, запахи и прикосновения появляются крайне редко.

Другой подход заключается в том, чтобы взглянуть на деятельность мозга во время сна в поисках ключей к разгадке происхождения сновидений. Особый интерес представляет идея, что сон помогает как бы «сцементировать» наши воспоминания, чтобы в будущем воспроизводить их. После первой записи события в гиппокампе, который может считаться своего рода печатной машинкой человеческой памяти, мозг передает его содержание в кору, где его подшивают в папку для долгосрочного хранения.

Возвращение воспоминаний

Это заставило некоторых психологов заподозрить, что определенные элементы воспоминаний могут проникать в наши сновидения, когда разные фрагменты информации передаются через мозг. Изучая дневники испытуемых, в которых они описывали события своей реальной жизни, и сравнивая их с записями об их сновидениях, ученые обнаружили, что воспоминания входят в наши сны на двух разных этапах. Сначала они всплывают в нашем сознании в ночь сразу после самого события, что может отражать первоначальную запись воспоминания о нем, а затем они снова появляются спустя 5–7 дней, что может быть признаком консолидации.

Даже если так, довольно редко бывает, чтобы одно событие появилось во сне во всей своей полноте – вместо этого наши воспоминания появляются как небольшие фрагменты, которые вплетаются в фабулу сновидения. Порядок, в котором появляются различные элементы, возможно, отражает то, как воспоминание сначала расщепляется, а затем собирается заново в процессе консолидации.

Патрик МакНамара, нейробиолог из Северо-Центрального университета в Прескотт Вэлли, более двух месяцев сравнивал сновидения и дневники реальной жизни одного человека. Он обнаружил, что ощущение места – например, узнаваемая комната – было первым фрагментом воспоминаний, врывавшимся в ландшафт сновидения, а затем за ним следовали персонажи, действия и, наконец, физические объекты.

В то время как воспоминание «цементируется» в наших синапсах во время консолидации, спящий мозг также создает связи с другими частями вашей автобиографии, позволяя вам увидеть ассоциации между различными событиями. Это может разворошить старые воспоминания и прорастить их в сновидениях, что, в свою очередь, способно объяснить, почему мы часто видим сны о людях и местах, которых мы не видели или не посещали в течение нескольких месяцев или даже лет. Это также может обуславливать причудливые случаи ошибочного опознания во время сна, когда предметы или люди могут казаться чем-то или кем-то одним, но при этом с другой наружностью или характером.

Затаенные эмоции

Конечно, наши сны – это не просто собрание персонажей и предметов. Как фильмы или романы, они рассказывают свои истории в разных стилях и жанрах – от заурядной и неупорядоченной последовательности событий до интенсивного поэтического видения. Похоже, главной движущей силой здесь являются наши скрытые эмоции. Эрнест Хартманн, психиатр из Университета Тафтса в Медфорде, штат Массачусетс, изучил дневники сновидений людей, которые недавно пережили болезненный личный опыт или горе. Он обнаружил, что у них чаще встречаются особенно яркие сны, которые фокусируются на одном центральном образе, а не на извилистом повествовании. Эти сны также оказываются более запоминающимися, чем сны из более спокойных периодов жизни.

Хартманн подозревает, что это также может отражать базовые процессы памяти. Известно, что в конечном итоге тем, какие воспоминания мы сохраняем и затем вспоминаем, управляют наши эмоции. Возможно, интенсивные образы свидетельствуют, насколько это сложный процесс – интегрирование травматического опыта с остальной частью нашей автобиографии. Но в результате, вероятно, это поможет нам смириться с травмировавшим событием.

Несмотря на определенные достижения, остается множество загадок. В числе лидирующих – вопрос о назначении наших сновидений: необходимы ли они для сохранения наших воспоминаний, например, или мы могли бы справиться с хранением событий нашей жизни и без них? Пока что этого мы не знаем.

Кроме того, наш образ жизни влияет на наше «ночное сознание», так, некоторые исследования предполагают, что телевидение и кино, возможно, вызвали большие перемены в форме и содержании наших сновидений (см. «Черно-белые или цветные?»). Если всего несколько часов просмотра телевизора в день могут изменить природу наших сновидений, только представьте, что могут сотворить наши тесные отношения с компьютерами! Например, Ева Мурзин из Университета Дерби в Великобритании обнаружила, что люди, играющие в онлайн-ролевую игру World of Warcraft, привносят свой пользовательский интерфейс в свои полуночные приключения.

Черно-белые или цветные?

Важными сигналами о влиянии технологий на наши сны стали сообщения 1950-х годов о том, что большинство людей видит черно-белые сны. Любопытно, что в течение следующего десятилетия все изменилось, и к концу 1960-х годов большинство людей на Западе, казалось, видели сны в цвете. Что могло привести к такой трансформации? Ева Мурзин утверждает, что причина в изменении телевещания – примерно в то же самое время, когда сны поколения освободились от оттенков серого, фильмы и телевидение вспыхнули красками. Как ни удивительно, она обнаружила, что разница сохраняется до сих пор – те, кто родился до появления цветного телевидения, по-прежнему чаще сообщают о сновидениях в черно-белом цвете, чем те, кто родился позже.

Вдохновленная на исследование игрой собственного сына, Джейн Гакенбах из Университета имени Гранта МакЮэна в Эдмонтоне, Канада, обнаружила, что геймеры сообщают о большем чувстве контроля над своими сновидениями и ощущают, что в виртуальной реальности они являются активными участниками. Гакенбах указывает, что геймеры с большей вероятностью будут стремиться дать отпор, когда им приснится, например, нападение врага. Как ни парадоксально, это взаимодействие, похоже, сделает даже кошмары менее пугающими и более захватывающими.

Если вы хотите провести более спокойную ночь, вас может вдохновить опыт маркиза д’Эрве де Сен-Дени, жившего в XIX веке, исследователя сновидений, который обнаружил, что определенные ароматы могут направлять его сны. Чтобы не допустить влияния своих собственных ожиданий на результат, он попросил своего слугу брызгать духами на подушку в случайные ночи, когда д’Эрве спал. И действительно, он обнаружил, что это привело его сны к событиям, связанным с конкретным ароматом. Если брать шире, недавние исследования подтверждают, что приятные запахи могут вызывать эмоционально позитивно окрашенные сны.

Опять же, вы можете предпочесть, чтобы ваши ночные странствия направляло ваше подсознание. Пусть иногда они бывают тревожными и расстраивающими, но все же именно загадка сновидений делает их настолько завораживающими.

Странный сон? Ваш мозг не будет даже и пытаться описать его

Вы открываете входную дверь и находите за ней своего босса – который также является кошкой. Невероятное может казаться совершенно нормальным, когда вы спите, возможно, потому что части вашего мозга сдаются в попытках разобраться, что тут происходит.

Армандо Д’Агостино из Миланского университета в Италии считает, что странность сновидений напоминает психоз: люди теряют связь с реальностью и испытывают нарушения мыслительных процессов, что приводит к неправильным выводам. Надеясь узнать больше о психотическом мышлении, Д’Агостино и его коллеги исследовали, как наш мозг реагирует на причудливые элементы сновидений.

Поскольку понять, что снится человеку, пока он спит, невозможно, команда Д’Агостино попросила 12 человек вести дневники, в которых они должны были записать подробные отчеты о семи сновидениях. Когда испытуемые могли вспомнить сон, они также должны были записать то, чем занимались в тот день, и придумать фантастическую историю, связанную с картинкой, которую им выдали.

Используя шкалу странности, исследователи обнаружили, что сновидения были значительно более странными, чем фантастические истории, которые сочинили испытуемые. Спустя месяц каждому из них прочитали отчеты, в то время как их мозговую активность регистрировали с помощью сканера фМРТ. Как сновидения, так и фантазии, по-видимому, избирательно активировали в правом полушарии мозга набор структур, связанных со сложными языковыми процессами, такими как понимание множественных значений слова.

Любопытно, что активность в этой области уменьшалась по мере того, как повествование становилось все более странным. «Это похоже на то, как если бы мозг отказывался от попытки понять смысл сна», – говорит Д’Агостино.

Глава 9. Бессознательное

Люди гордятся силой своего сознательного разума. Поэтому, должно быть, это несколько обескураживающая новость – что бо́льшая часть нашей внутренней жизни протекает за пределами сознания. Добро пожаловать в царство бессознательного.

Подсознание или бессознательное?

Современные представления о могущественном «подсознании» опираются на идеи, выдвинутые Зигмундом Фрейдом в рамках его теории психоанализа. Фрейд считал, что подсознание – это выгребная яма, заполненная нашими самыми базовыми животными желаниями, которые постоянно перетягивают канат с более логичным и бесстрастным сознанием.

Современные нейробиологи определенно не разделяют подобную точку зрения, и в наши дни у подсознания есть более устойчивый научный фундамент – хотя многие ученые избегают слова «подсознание», предпочитая для описания психических процессов, протекающих вне сознания, использовать термины «неосознаваемое», «предсознательное» или «бессознательное».

Однако в одном они согласны с Фрейдом: наш мозг обладает сверхъестественным умением понимать мир и без вовлечения сознания. И это далеко не животный автопилот, который нужно контролировать, это целенаправленный, активный и независимый руководитель нашего поведения.

Итак, что же происходит в темных глубинах наших разумов, и что за вещи, о которых мы и понятия не имеем, там творятся?

Принятие решений

Разве не было бы здорово, если бы вы могли оставить принятие трудных решений своему бессознательному, будучи уверенным, что оно справится с этой задачей лучше, чем сознательное? Ап Дейкстерхёйс из Университета Неймегена в Нидерландах в начале 2000-х годов предложил эту парадоксальную идею, и она сразу стала популярной.

Дейкстерхёйс обнаружил, что когда испытуемых просили принять сложное решение – например, выбрать между различными квартирами на основе запутанного набора характеристик – испытуемые делали наилучший выбор, если их отвлекали от обдумывания задачи перед тем, как они выносили решение. Дейкстерхёйс полагает, это происходит, потому что бессознательное мышление может выходить за пределы ограниченной емкости рабочей памяти, так что оно способно обработать за один момент больше информации.

Эта идея оказалась влиятельной, но, возможно, она слишком хороша, чтобы быть правдой. Множество последующих исследований не смогли воспроизвести результаты Дейкстерхёйса. И недавно проведенный анализ показал, что считать бессознательное наилучшим инструментом для принятия сложных решений несколько необоснованно. Тем не менее, Дейкстерхёйс по-прежнему верит, что полученный им эффект реален и является важной частью нашего умственного инструментария.

Другие ученые считают, что бессознательный способ обработки информации важен скорее для творчества, чем для принятия решений. Бессознательное объединяет разрозненную информацию со всего мозга без вмешательства лобных долей, ориентированных на достижение целей. Это позволяет генерировать новые идеи, которые прорываются в сознание в момент «инсайта», или озарения. Джон Куниос из Университета Дрекселя в Филадельфии полагает, что поистине творческая идея может родиться только таким путем.

Похоже, мозг некоторых людей лучше приспособлен для такого рода мышления. Куниос обнаружил, что люди, склонные решать проблемы путем инсайта, в состоянии отдыха демонстрируют отличающуюся мозговую активность – с меньшим лобным контролем – по сравнению с теми, чье мышление более логично.

А пока способ сделать ваш мозг более креативным не найден, Куниос предлагает размышлять над проблемой, пока вы не застряли на ней, а затем сделать перерыв и надеяться, что что-то полезное всплывет раньше, чем наступит дедлайн.

Предсказание будущего

В каждый момент времени мозг получает гораздо больше информации, чем может обработать «на лету». Чтобы разобраться во всем происходящем, мозг как бы предсказывает будущее, постоянно выдвигая предположения, которые он проверяет, сравнивая поступающие данные с хранимой информацией. И мы даже ничего не замечаем.

Чтобы привести мозг в действие, достаточно просто вообразить будущее. Исследования с использованием визуализации мозга показали, что когда люди еще только ожидают появление звука или изображения, мозг уже генерирует в сенсорной коре предвосхищающий сигнал.

Эта способность быть на шаг впереди чувственного восприятия играет важную роль в понимании речи. Мозг постоянно опережает нас на шаг в разговоре, предсказывая звуки, слова и значения, которые, скорее всего, собеседник произнесет дальше.

Исследования также показали, что мозг может использовать одно чувство для передачи информации другому. Когда вы слушаете аудиозапись с почти нечленораздельной речью, слова будут звучать четче, если ранее вы прочитали те же слова в виде субтитров. Это говорит о том, что сенсорные области мозга сравнивают речь, которую вы услышали, с той речью, которую вы спрогнозировали на основе предыдущих знаний.

Мы выдвигаем гипотезы не только относительно внешней информации, наш мозг также делает прогнозы и на основе эмоциональных сигналов, поступающих от нашего тела. Моше Бар, нейробиолог из Университета имени Бар-Илана в Израиле, доходит до того, что предполагает, будто мы только тогда сознательно идентифицируем объект, когда наше бессознательное уже вычислило его значимость на основании того, что говорят наши чувства и эмоциональные реакции. Сознательный испуг при виде змеи на пешей тропе появляется уже после того, как мозг обработал форму и подал команду, к примеру, отпрыгнуть в сторону.

Однако у прогнозирования есть свои недостатки. Неправильные предположения, усиленные повторениями, трудно изменить, вот почему, когда вы неверно запомнили строчки из песни, может оказаться сложно перестать их слышать. Более неприятный пример того же явления – стереотипы. Хотя они могут быть полезны в распознавании таких относительно постоянных опасностей, как змеи или огонь, когда дело доходит до человеческих взаимоотношений, они могут привести к негативным предубеждениям и дискриминации.

Некоторые нейробиологи также считают, что переживаемые при психозе галлюцинации являются результатом ожиданий, зашедших не туда. В одном недавнем исследовании люди, более склонные к психотическим переживаниям, лучше справлялись с распознаванием скрытых форм в изображениях, которые были подвергнуты цифровому искажению. Исследователи предполагают, это может означать, что их мозг быстрее переходит к выводам и меньше полагается на данные от ощущений.

Но несмотря на свои недостатки прогнозирование чрезвычайно выгодно: без этого нам пришлось бы учить каждый урок как в первый раз.

Как достичь бессознательного

Любому исследованию бессознательного препятствует одно и то же: по своему определению бессознательные процессы – это то, что мы не осознаем. Как бы люди ни старались, они не смогут рассказать вам о чем-то, чего они не осознают, и нет никакого способа отличить бессознательные процессы от сознательных с помощью сканирования мозга. Вместо этого нейробиологам и психологам пришлось разработать гениальные – и несколько обходные – пути доступа к бессознательному.

Один из них – изучение пациентов с повреждениями головного мозга, у которых присутствует зрячая слепота, состояние, при котором они не способны видеть зрительные раздражители с одной стороны из-за травмы или инсульта. В то время как такие пациенты не могут осознанно увидеть действие или предмет, если попросить их угадать, что находилось в их поле зрения, они справятся с этим намного лучше, чем можно было бы ожидать вследствие простой случайности. Это говорит о том, что, хотя они не могут сознательно увидеть раздражитель, они способны обработать увиденное на бессознательном уровне и дать адекватный ответ.

Маскировка – это другой подход, который разработал Станислас Деан, руководитель отдела когнитивной нейровизуализации в Национальном институте здравоохранения и медицинских исследований во Франции. Здесь испытуемым всего на несколько десятков миллисекунд показывают слово, за которым сразу же следует другое изображение, маска, которая препятствует тому, чтобы испытуемый заметил слово сознательно. При постепенном увеличении временно́й задержки между словом и появлением маски распознавание слова переходит на уровень сознательной обработки. Обычно – когда интервал достигает около 50 миллисекунд, но если использовали эмоционально окрашенные слова, такие как «любовь» или «страх», это происходило на несколько миллисекунд раньше. Похоже, что решение о том, насколько слово значимо и достойно внимания, бессознательное принимает прежде, чем удосужится дать нам знать об этом.

Жизнь на автопилоте

Столь многое из того, что мы делаем в повседневной жизни, водим ли мы машину, готовим кофе или печатаем вслепую, происходит без вмешательства сознания. Но, в отличие от многих других бессознательных талантов мозга, все вышеперечисленное – навыки, которые, прежде чем мозг сможет их автоматизировать, нужно освоить. Если бы мы только узнали, как он это делает, это могло бы дать нам метод избавления от вредных привычек.

Энн Грейбил из Массачусетского технологического института и ее коллеги показали, что область глубоко внутри мозга, называемая полосатым телом (или стриатумом), имеет ключевое значение в формировании привычек. Когда вы предпринимаете какое-либо действие, префронтальная кора, участвующая в планировании сложных задач, передает сигналы полосатому телу, которое в свою очередь посылает необходимые импульсы для осуществления движения. С течением времени входящая информация от префронтальных цепей затухает, и их заменяют петли, связывающие полосатое тело с сенсомоторной корой. Эти петли вместе с цепочками памяти позволяют нам осуществлять действия не задумываясь. Или, как говорят, практика творит чудеса. Без лишних размышлений.

Позитивная сторона: раз нам не нужно больше концентрироваться на часто встречающихся задачах, можно использовать освободившиеся «вычислительные мощности» для других целей. Однако есть и негативная сторона. Подобная схема связана с превращением всех видов поведения в привычки, включая паттерны мышления, и как только любое поведение становится привычкой или стереотипным, оно теряет гибкость, и прервать его становится сложнее. Если это хорошая привычка, нет проблем. Но зароните плохую привычку, и может оказаться, что вы действуете без возможности выбора.

Тем не менее, очень важно, что команда Грейбил показала: даже с самыми укоренившимися привычками небольшая область префронтальной коры остается «онлайн», на случай, если нам потребуется предпринять альтернативные действия. Если тормоза в нашем автомобиле перестали работать, например, все наше внимание переключается на физический акт вождения автомобиля. Это дает надежду любому, кто хочет покончить с плохой привычкой, и тем, кто страдает от связанных со стереотипным поведением проблем, таких как обсессивно-компульсивное расстройство и синдром Туретта – каждое из которых сопряжено с аномальной активностью в полосатом теле и его связями с другими частями мозга. Эти нейронные схемы могут оказаться прекрасными мишенями для будущих лекарств. Но на данный момент лучший способ справиться с вредными привычками – это осознать их. Затем нужно сосредоточить все свое внимание на них и надеяться, что этого будет достаточно, чтобы помочь лобным областям противостоять командам автопилота. Если же это не сработает, вы можете попробовать обзавестись новой привычкой, которая будет противостоять плохой.

Поспешные решения

Вы когда-нибудь влюблялись с первого взгляда? Или, может быть, чувствовали иррациональное недоверие к незнакомцу в автобусе? Это может быть обусловлено тем, что наше бессознательное постоянно выносит быстрые суждения. И зачастую они довольно точны.

В начале 1990-х годов Налини Амбади и Роберт Розенталь, в то время работавшие в Стэнфордском университете, попросили испытуемых оценить преподавателей по различным параметрам, включая компетентность, уверенность и честность, после просмотра двух-, пяти- или десятисекундных беззвучных видеозаписей их выступлений. Полученные оценки успешно предсказали оценки преподавателей по итогам семестра, а мнения, вынесенные всего за 2 секунды, оказались такими же точными, как и те, на которые давалось больше времени. Дальнейшие эксперименты показали сходную точность мнений относительно сексуальности, финансового положения и политической принадлежности. Для тех, кто уже собрался использовать это в своих интересах, плохая новость заключается в том, что никто пока не выяснил, что нужно сделать, чтобы выдать себя за победителя. Похоже, это общая невербальная информация, которую выдают и воспринимают бессознательно, и она больше, чем сумма отдельных составляющих. Поэтому подделать ее очень сложно, если вообще возможно.

В некоторых случаях все, что нам нужно, чтобы составить свое мнение, – это мимолетный взгляд на лицо. В одном исследовании люди видели лица кандидатов на выборах в США в течение одной секунды, а затем их просили оценить компетентность – эти рейтинги не только предсказали победителей на выборах, но и их отрыв от конкурентов. Последующее исследование показало, что люди могут выносить такие суждения всего лишь за одну десятую секунды. Опять же, мы не знаем, что это за волшебные ингредиенты делают лицо заслуживающим доверия, так что это та область бессознательного, где у нас нет большого выбора в выводах, которые мы делаем. Хотя эта способность, несомненно, полезна, она также может порождать необоснованные предубеждения, которые кажутся нам интуицией, хотя на самом деле являются результатом наших бессознательных предрассудков в отношении определенных социальных групп.

И пусть мы не можем с легкостью изменять свои черты лица, у нашего бессознательного есть одна уловка, чтобы сделать нас симпатичнее, – подражание. Джо Хейл, психолог из Университетского колледжа Лондона, использует виртуальные аватары, чтобы изучить популярную идею, будто нам нравятся люди, которые имитируют наш язык тела. В то время как сознательное подражание чьему-то языку тела требует множества усилий, мы легко справляемся с такой задачей, если не думаем об этом постоянно. В недавнем исследовании Хейл запрограммировал виртуальные аватары так, чтобы они подражали испытуемым с задержкой в одну или три секунды. Он обнаружил, что три секунды близки к естественной задержке, поскольку это не давало людям заподозрить, что им подражают и в то же время заставляло их оценивать аватар как приятный. Задержка же в одну секунду, похоже, служила для сознания сигналом тревоги, из-за чего испытуемые гораздо чаще замечали подражание. Итак, что бы вам не внушали тренеры по языку тела, подражание сработает, только если вы сделаете все вовремя.

Думайте, пока спите

Некоторые люди клянутся, что, если они хотят проснуться в 6 утра, им просто нужно постучать головой по подушке шесть раз перед сном. Звучит безумно? Возможно, нет. Исследование, проведенное в 1999 году, показывает, что все дело в некоторых изящных бессознательных процессах.

В рамках исследования команды ученых из Университета Любека в Германии 15 испытуемых в течение трех ночей ложились спать в полночь. Далее было три варианта развития событий: либо им говорили, что их разбудят в 9 утра – и будили в 9, либо говорили, что разбудят в 9, но будили в 6, либо говорили, что разбудят в 6 – и будили в 6.

У этой последней группы участников с 4:30 утра наблюдался умеренный рост уровня гормона стресса адренокортикотропина (АКТГ), достигнувший пика в районе 6 утра. У тех, кого будили в 6 утра неожиданно для них самих, подобный всплеск не отмечался. Исследователи заключили, что бессознательное способно не только отслеживать время в течение сна, но и устанавливать биологический будильник, чтобы ускорить процесс пробуждения. Возможно, ритуал с подушкой помогает этот будильник установить.

Спящий мозг также может производить операции с языком. В исследовании 2014 года Сид Куайдер из Высшей нормальной школы в Париже и его коллеги обучали испытуемых, пока они засыпали, нажимать на кнопку левой или правой рукой, чтобы указать, слышали ли они название животного или предмета соответственно. Команда наблюдала за электрической активностью мозга во время обучения и когда люди слышали те же слова во сне. Даже во сне в двигательных областях мозга продолжалась активность, указывая на то, что спящие готовились нажать на правильную кнопку. Испытуемые также были способны правильно классифицировать новые слова, которые они впервые слышали после того, как заснули, показывая, что они действительно анализировали смысл этих слов во время сна.

Эта способность имеет эволюционный смысл. Если бы вы полностью отключились и перестали следить за окружающей средой во время сна, то стали бы очень уязвимы. Пребывание вместо этого в неком «режиме ожидания» может объяснить, почему некоторые звуки, такие как наши имена, пробуждают нас намного легче, чем другие.

Однако это защитное отслеживание не может длиться всю ночь. Опубликованное в 2016 году исследование показало, что, хотя во время быстрого сна продолжается обработка слов, услышанных непосредственно перед сном, во время глубокого сна все реакции исчезают, поскольку мозг переходит в режим «оффлайн», чтобы обработать воспоминания о прошедшем дне.

Следите за своим телом

Благодаря бессознательным процессам большинство из нас инстинктивно знают, где находятся наши конечности и что они делают. Эта способность, называемая проприоцепцией, проистекает из постоянного «диалога» между телом и мозгом, что в итоге обеспечивает безошибочное чувство единого физического «я».

Считается, что эта весьма недооцененная способность – результат догадок мозга об источниках различной сенсорной информации, которую он получает от нервов и мышц внутри тела или от органов чувств, фиксирующих происходящее вне тела. «Все, что мы осознаем, – это “лучшая догадка” мозга о том, где заканчивается тело и начинается внешняя среда», – утверждает Арвид Гутерстам из Каролинского института в Стокгольме, Швеция.

Хороший пример этого – знаменитая иллюзия резиновой руки. В этом эксперименте испытуемый кладет руку на стол, и ее заслоняют экраном так, что она находится вне зоны его видимости. Вместе с этим на стол перед испытуемым кладут резиновую руку. Затем экспериментатор начинает одновременно гладить кисточкой настоящую и резиновую руки. Через несколько минут многие люди начинают чувствовать прикосновения к резиновой руке и даже заявляют, что это часть их тела. Мозг пытается как можно точнее угадать, откуда происходит ощущение, и наиболее очевидным вариантом является резиновая рука.

Недавние исследования говорят о том, что это шестое чувство распространяется и на пространство, непосредственно окружающее тело. Гутерстам и его коллеги повторили эксперимент, поглаживая настоящую руку, но держа кисть на 30 сантиметров выше резиновой руки. Участники по-прежнему ощущали мазки кистью над резиновой рукой, что означает, что мы бессознательно отслеживаем как наше тело, так и невидимое «поле силы» вокруг нас. Гутерстам предполагает, что эта способность могла развиться в ходе эволюции, чтобы помочь нам подбирать предметы и передвигаться через окружающую среду без травм (см. также главу 11).

Проприоцепцию теряют редко, но это возможно – при повреждении нервов или головного мозга. Случай Яна Уотермана наглядно демонстрирует, насколько мы полагаемся на эту способность. В 1971 году Уотерман потерял проприоцепцию из-за гриппоподобного вируса, нанесшего вред нервам. После того, как Яну сказали, что он больше никогда не будет ходить, он медленно учился сознательно контролировать свои мышцы, чтобы двигать своим телом. Десятилетия спустя это все еще крайне непросто, и он полностью контролирует свои движения, только если он смотрит на соответствующую часть тела и концентрируется.

Даже если система работает хорошо, есть данные, что, возможно, стоит попытаться сознательно ее улучшить. Недавнее исследование, в котором испытуемые тренировались по системе «MovNat» (natural movement, естественное движение) – программе физических упражнений, предназначенной для тренировки естественных способностей тела (например, балансирование или прыжки), – показало, что они также улучшили свою рабочую память, по сравнению с контрольной группой, участники которой занимались йогой или вообще не занимались физическими упражнениями.

Глава 10. Сознание животных

Многие годы сознание считалось чем-то, что делает людей особенными. К другим видам относились как к психологическим зомби, не имеющим ничего общего с богатым внутренним миром, в котором мы живем, и уж точно не обладающим ничем столь же продвинутым, как самоанализ и планирование будущего. Но в последнее время ученые проверяют на прочность эту идею и проводят множество увлекательных экспериментов, тестируя, что животные знают – а также то, что они знают о том, что знают.

Поиск признаков сознания у животных

Если мы возьмем за отправную точку человеческое сознание, есть два пути поиска сознания у нечеловекоподобных животных. Один из них – сравнить их мозги с нашими. Но в отношении таких разительно отличающихся от нас существ, таких как птицы и осьминоги, это может оказаться непросто (см. «Раздробленный мозг» далее в этой главе). Другой вариант – проверить их возможности в тщательно продуманных экспериментах и искать признаки человекоподобного понимания их мира.

Метапознание

Важной частью нашего осознанного сознания является тот факт, что у нас есть метапознание: способность рефлексировать над нашими собственными знаниями. Долгое время рефлексию считали уникальной особенностью человека, но здесь есть и другая версия: мы просто не нашли правильный способ задать вопрос.

В последние годы некоторые хитроумно разработанные эксперименты действительно выявили нечто очень похожее на метапознание у различных существ – от дельфинов до птиц и даже пчел.

Первыми продемонстрировали свои умения дельфины – в экспериментах в Центре по исследованию дельфинов во Флориде в 1990-х годах. Ключевая часть метапознания – способность понимать, что вы не знаете ответа на вопрос. Когнитивный психолог Дж. Дэвид Смит показал, что дельфин по имени Натуа хорошо с этим справляется. Во-первых, Натуа обучили различать два звука, которые ему играли под водой. Если он слышал высокий тон, ему нужно было нажать на одно весло, а если более низкий – на другое весло, чтобы получить рыбу. Если он нажимал на неправильное весло, он ничего не получал, и ему приходилось ждать следующего сигнала.

Затем исследователи начали проигрывать тоны, которые было трудно отличить друг от друга – иногда низкий тон был только слегка ниже, чем высокий. Смит писал, что, когда это происходило, Натуа начинал плавать взад и вперед и выглядел разочарованным. Затем исследователи дали ему еще одну кнопку, чтобы нажимать, когда он не был уверен в ответе. Если он нажимал на нее, он не получал награду, но и не проигрывал полностью, поскольку задача быстро менялась на новую, где различить тона было гораздо проще.

После четырехмесячного обучения он стал очень умело сообщать, что он не знает, предпочитая пропустить задачу со сложными различиями и снова вернуться к началу, чтобы еще раз попробовать выиграть целую рыбу.

Это было первым признаком того, что животное могло получить доступ к своим собственным знаниям и сообщить: оно осознает, что оно не знает. За годы, прошедшие после этого первого исследования, ученые обнаружили сходные способности у приматов, в том числе у макак-резус, шимпанзе и орангутангов. Все они могли отказаться от принятия решения, если не были уверены, а шимпанзе – даже запросить дополнительную информацию за небольшую по сравнению с вознаграждением плату, если не знали ответ. Из птиц этот тест прошли только западные кустарниковые сойки, известные своими особенно искусными шалостями. Другие птицы вроде голубей оказались менее способными, зато в последнее время некоторые свидетельства наличия метапознания наблюдаются у медоносных пчел, хотя их выполнение задачи кажется очень вариабельным – одни особи оказываются намного лучше других.

Выявляет ли какой-либо из этих экспериментов человекоподобное понимание знания и неуверенности у животных в действительности? Этот вопрос горячо обсуждали, и не в последнюю очередь – сами экспериментаторы. Похоже, может существовать больше одного способа метапознания. Таким образом, теперь вопрос заключается не только в том, демонстрируют ли конкретные виды способность распознавать свою собственную уверенность и неуверенность, но и в том, как они это делают.

Как я себя чувствую?

Важный аспект нашей сознательной жизни – то, что мы используем наши знания об эмоциях как кратчайший путь к решениям. Этот эффект впервые показали в экспериментах, когда исследователи звонили людям либо в солнечные, либо в дождливые дни и спрашивали, насколько те удовлетворены своей жизнью в целом. В дождливые дни люди были менее счастливы, чем в солнечные дни – они использовали свое текущее эмоциональное состояние как кратчайший путь к тому, как они себя чувствуют в общем. Итак, развивая идею, если у животных есть такого же рода суждения, возможно, в их жизненном опыте есть и субъективное эмоциональное «чувство», подобное нашему.

Проведенные по методу Майка Мендлемя и Элизабет Пол из Бристольского университета эксперименты на собаках показали, что те действительно распространяют свое эмоциональное состояние на процесс принятия новых решений. Сравнивая собак в центре спасения, которые страдали от тяжелого страха разлуки, когда оставались одни, с собаками, которые прекрасно справлялись с одиночеством, экспериментаторы проверяли, влияло ли общее эмоциональное состояние собак на новые решения. Собак тренировали так: когда их пускали в комнату, они могли ожидать увидеть либо полную миску с кормом в одном углу комнаты, либо пустую миску в другом углу. Обе группы быстро выучили, в каком углу лежит пища, и к полной миске подбегали, а к пустой медленно подходили, чтобы обнюхать. Затем в серии испытаний собакам выдавали миску на разных расстояниях от каждого угла. Менее тревожные собаки подбегали к миске, которая находилась между двумя углами – и имела равную вероятность быть полной или пустой – как будто ожидая, что она будет полной. Собаки со страхом разлуки, однако, подходили к ней гораздо медленнее, словно опасаясь худшего.

Нечто похожее показали и аналогичные исследования с крысами. «Счастливые» крысы, выращенные в обогащенных клетках с множеством игрушек, вели себя так, будто сейчас случится нечто хорошее, тогда как крысы, выращенные в бедной среде, вели себя противоположным образом. Исследователи обнаружили, что даже пчелы распространяют свой плохой опыт на будущие ожидания, даже и не пытаясь расширить свой хоботок, чтобы попробовать сомнительное вознаграждение, если до эксперимента им устроили встряску (имитируя нападение хищника на улей).

Пока неясно, все ли животные, которые в экспериментах проявляют подобную предвзятость в своих ожиданиях, на самом деле используют свои чувства для принятия решений так, как это делают люди. Любому животному выгодно делать точные догадки о том, что произойдет в будущем, и их прошлый опыт, хороший и плохой, может этому способствовать. Но, возможно, разные виды делают это по-разному. Поиск способа узнать, вовлечены ли в этот процесс чувства, по-прежнему остается масштабной задачей.

Признаки внутренней жизни

Невозможно спросить у животного, что оно переживает, но некоторые умения указывают на присутствие более богатого внутреннего мира, чем принято считать.

– Планирование будущего. Указывает на некоторую степень психического путешествия по времени. Обнаружено у западных кустарниковых соек, шимпанзе, орангутангов, короткоруких осьминогов.

– Узнавание себя в зеркале. Указывает на представление о собственном «я». Обнаружено у дельфинов, слонов, скатов мант, сорок.

– Использование инструментов. Указывает на способность гибко мыслить. Обнаружено у ворон, орангутангов, шимпанзе, дельфинов, осьминогов.

Психические путешествия во времени

Мы считаем само собой разумеющимся то, что мы можем передвигаться назад и вперед по психической временной шкале нашей жизни, от воспоминаний к планам на будущее и обратно. Но могут ли другие животные делать то же самое?

Мы знаем из исследований приматов, что наши ближайшие родственники, похоже, способны готовиться к будущему – в 2009 году шимпанзе по имени Сантино из зоопарка Фурувика в Швеции была замечена за хладнокровным выстраиванием рядов камней перед открытием зоопарка, чтобы позже в тот же день бросаться ими в посетителей. Также исследования показали, что орангутанги способны выбрать инструмент, который им понадобится позже в тот же день, чтобы получить вознаграждение. То, что наши ближайшие родственники обладают такими навыками, возможно, не удивительно, но в последнее время список существ, которые проявили способности к планированию будущего, расширился, включив тех, кто совершенно не похож на нас, от крохотных птиц до осьминогов.

В 2009 году исследование короткоруких осьминогов показало, что они собирают упавшую скорлупу кокосовых орехов и переносят ее на морское дно, часто с большим трудом. Бо́льшую часть времени эта скорлупа только мешала, зато, когда осьминоги чувствовали угрозу, они прятались под перевернутой половинкой скорлупы. Некоторые даже используют две скорлупы, чтобы создать более просторное убежище с отверстием, через которое они могут следить за происходящим снаружи. Тот факт, что они переносят скорлупу, по-видимому, предвосхищая потребность в ней в будущем, интерпретировался как свидетельство в пользу их способности думать о будущем и строить планы.

Ники Клейтон и Тони Дикинсон из Кембриджского университета провели множество экспериментов с западными кустарниковыми сойками – это представитель семейства врановых, который запасает пищу на будущее. В серии гениальных экспериментов они и их коллеги исследовали, было ли это истинным планированием будущего или же автоматической инстинктивной привычкой.

В одном эксперименте они сытно кормили птиц либо кедровыми орехами, либо сухим кормом, прежде чем дать им возможность сделать запасы из смеси обоих продуктов. Они обнаружили, что птицы, которые уже наелись кедровыми орехами, явно предпочитали есть и запасать сухой корм, и наоборот, показывая, что птицы будут определенно выбирать что-то отличное от того, что только что съели. Затем команда обучила птиц, которые ранее наелись одним продуктом, например сухим кормом, в следующий прием пищи ожидать что-то другое, в данном случае кедровые орехи, а после позволяли им вернуться к своим запасам. После нескольких повторов этой экспериментальной установки птицы, которых сначала кормили кормом, позволяя сделать запасы, потом кормили кедровыми орехами, а после позволяли вернуться к запасам, начали запасать корм. Ведь теперь, после приема пищи из кедровых орехов, корм был ценнее. Результат восприняли как убедительное доказательство того, что сойки представляли себе конкретное будущее и соответствующим образом строили планы.

Эти эксперименты всегда вызывали множество дискуссий. Без возможности точно сказать, каковы мотивы животного, нет никакого способа доказать, что в их сознании есть картины прошлого или будущего.

Но чем больше исследований проникает в сознание животных, тем больше мы узнаем о том, как они понимают свой мир. Наше знание может иметь далеко идущие последствия с точки зрения того, что мы думаем о них – и как к ним относимся.

Зрение животных: каково это – быть животным?

Попасть внутрь головы даже другого человека, чтобы понять природу его переживаний, достаточно трудно – что говорить о животных. Делу не особо помогает то, что их «окно в мир» часто совершенно чуждо нашему. Так каково это было бы – видеть, как пчела, или чувствовать запахи, как собака? Исследователи изучают их сверхчувства, чтобы попытаться понять это.

Видеть, как пчела

Когда пчела летит в ваш сад, она видит не то, что вы. Цветы выделяются на более темном фоне листьев, и у них есть отражающие ультрафиолет «посадочные полосы», которые указывают путь к нектару. Когда пчела возвращается в улей, она находит путь, сверяясь с узором поляризованного света в небе. Все это она видит через пиксельное окно мозаичного зрения, причем каждый отдельный глазок сложного глаза насекомого обеспечивает одну из 5000 точек, которые в совокупности составляют изображение.

Рис. 10.1. Поляризованное видение пчелы: молекулы воздуха в атмосфере рассеивают фотоны света, создавая круг сильно поляризованного света под углом 90. к солнцу. Эта полоса движется вместе с солнцем в течение дня, позволяя пчелам использовать эту информацию для навигации, даже когда солнце скрыто облаками

Сложность системы цветового зрения пчелы сопоставима с человеческой, поскольку, подобно людям, у них есть только три цветовых рецептора – для ультрафиолетового, синего и зеленого света (у человека – для синего, зеленого и красного). Фотографии с искаженной цветопередачей, на которых отфильтрован красный, а ультрафиолет добавлен в набор цветов, видимых человеческим глазом, дают нам достаточно хорошее приближение к тому, что видит пчела. Добавьте сюда поляризованный свет, помогающий пчеле найти свой путь домой, и это будет переживанием, которое, несомненно, не имеет ничего общего с нашим.

Собачий нос знает

Вы когда-нибудь задумывались о том, как собака с чувством обоняния, в тысячи раз более чувствительным, чем наше, может засовывать морду в мусорное ведро? По словам Александры Горовиц, исследователя когнитивных и перцептивных способностей, это возможно потому, что собака чувствует не просто усиленную версию однородного отвратительного зловонного запаха, который мы чувствуем, а многослойную смесь ароматов, которые собака может использовать в качестве информации.

Есть веские причины того, почему собака получает от запаха больше, чем мы. Когда мы нюхаем что-то, мы периодически становимся нечувствительны к запаху, поскольку мы вдыхаем и выдыхаем через одни и те же отверстия. В 2009 году исследование газодинамики нюха собаки показало, что каждая ноздря меньше расстояния между ними, а это означает, что она вдыхает воздух из двух отдельных областей пространства, что позволяет собаке определять направление запаха. Когда собака обнюхивает нечто, из боковых частей ноздрей выходит застарелый воздух, и одновременно она втягивает новый. Его воспринимают 300 миллионов обонятельных рецепторов – сравните с нашими жалкими 6 миллионами.

Горовиц предполагает, что обоняние позволяет собаке понимать течение времени. Собака может воспринимать прошлое, чувствуя по запаху, что другая собака мочилась здесь достаточно давно, так что запах изменил свой характер и стал слабее. В 2005 году одно из исследований показало, что собаки даже могут обнаруживать тонкие различия в запахе от одного шага к другому, когда они идут по следу запаха человека. Возможно, собаки могут даже представить себе будущее, подхватывая по ветру запах собак, людей или других приближающихся объектов.

Животный магнетизм

Многие мигрирующие виды, включая голубей, морских черепах, голых землекопов и, возможно, крупный рогатый скот, могут с удивительной точностью воспринимать геомагнитное поле Земли. В последние годы выяснилось, что многие другие животные тоже ощущают магнетизм, по-видимому, когда они почти ничем не заняты. Насекомые любят выравнивать свои тела вдоль оси север-юг, так же как сонные бородавочники, рыбы в бочках, гнездящиеся домашние мыши и лисы на охоте.

Как они это делают, все еще обсуждается. Некоторые указывают на магнитный железняк, природный оксид железа, который обнаружили в бактериях, в брюшках пчел и в птичьих клювах, – совершенно случайно он оказался самым магнетическим минералом на Земле. Если это магнитный датчик, то животные могут в буквальном смысле чувствовать притяжение к северу. Другие варианты включают крошечные шарики железа, скрытые в клетках, и белок под названием MagR, которые, похоже, образуют подобные компасу цилиндры внутри белков сетчатки. Это может позволять животным видеть магнитное поле. Пока, однако, никто точно не знает, как чувство магнетизма действительно ощущается.

Раздробленный мозг

Головоногие моллюски, включая кальмаров, каракатиц и наутилусов, могут перемещаться по лабиринту, использовать инструменты, подражать другим видам, учиться друг у друга и решать сложные проблемы – эти навыки могут указывать на рудиментарную форму сознания.

Головоногие – единственные беспозвоночные, которые могут похвастаться чем-то вроде умственных способностей, а некоторые из их наиболее впечатляющих «фокусов» могут повторить только самые умные позвоночные, такие как шимпанзе, дельфины и вороны. Тем не менее, головоногие развивались по совершенно особому эволюционному пути от улиткоподобных предков.

Мозг головоногих моллюсков устроен по принципиально иной схеме: через центр мозга проходит кишечник. У других моллюсков нервная система состоит из цепочек ганглиев или нервных узлов, а у головоногих в ходе эволюции ганглии сгруппировались, сформировав централизованный мозг, и стали более сложными долями в его составе.

На самом деле не все мощности, участвующие в обработке информации, расположены в самом мозге. Из 500 миллионов нейронов, составляющих мозг осьминога (примерно то же количество, что и у собаки), только от 40 до 45 миллионов заключены внутри капсулы мозга – защитной хрящевой оболочки. Около 300 миллионов из оставшихся управляют сложной системой щупалец и работают полуавтономно, с простыми инструкциями, получаемыми от центрального мозга. От 120 до 180 миллионов нейронов находятся в зрительных долях, которые также располагаются вне центрального мозга, обрабатывают зрительную информацию и могут хранить воспоминания.

Понимание того, как эти две очень разных конструкции мозга пришли к одним и тем же удивительным способностям, может помочь нам добраться до самых глубоких корней разума.

Почувствуй тепло

Питоны, удавы и ямкоголовые змеи (семейство, в которое входят гремучие змеи) видят мир в значительной степени так же, как и мы, но с отличительной особенностью: они также могут видеть в инфракрасном диапазоне. Они делают это, используя относительно простые органы – ямки, которые расположены возле их ноздрей и оснащены теплочувствительными нервными окончаниями, работающими как инфракрасные рецепторы.

Хотя эта система независима от зрительной, оба набора информации в конце концов оказываются в одном и том же месте: в части мозга, называемой оптическим тектумом, где полученная информация объединяется. Это означает, что змея может видеть в инфракрасном и видимом свете одновременно или, возможно, переключаться между одним и другим в зависимости от того, что больше подходит к задаче.

Например, охотясь в темной норе, змея может использовать инфракрасное зрение, чтобы найти свою жертву, а потом – путь назад по более теплому воздуху у поверхности норы, и в конце вернуться к обычному зрению в жаркий день в пустыне, где различий в температуре мало. Змея может использовать оба чувства одновременно ранним утром, когда еще достаточно света, чтобы видеть, и при этом все еще достаточно прохладно, чтобы ее теплокровная жертва, выбравшись из норы, была теплее окружающей среды.

Точка зрения. Животные обладают сознанием, и с ними нужно обращаться соответствующе (Марк Бекофф)

Есть ли у животных сознание? Это вопрос с долгой и почтенной историей. Им задавался Чарльз Дарвин, размышляя об эволюции сознания. Его идея об эволюционной преемственности – о том, что различия между видами – это различия в степени, а не в качестве, – привела к однозначному выводу, что если у нас есть что-то, тогда и у «них» (у других животных) тоже это есть.

В 2012 году на первой ежегодной конференции памяти Френсиса Крика этот вопрос обсуждала группа ученых из Кембриджского университета. Эта встреча вылилась в Кембриджскую декларации о сознании, которая заключила, что «животные, помимо человека, обладают нейроанатомическим, нейрохимическим и нейрофизиологическим субстратом состояний сознания наряду со способностью демонстрировать преднамеренное поведение». И далее, «есть множество свидетельств, доказывающих, что люди не уникальны в обладании неврологическим субстратом, продуцирующим сознание. Нечеловекоподобные животные, включая всех млекопитающих и птиц, и многие другие существа, в том числе осьминоги, также обладают этим неврологическим субстратом».

Моей первой реакцией на эту декларацию было недоверие. Неужели нам действительно нужно утверждать нечто столь очевидное? Многие известные исследователи пришли к тому же выводу годы назад. В декларации также есть некоторые упущения. Все, кроме одного из подписавшихся, – лабораторные ученые; декларации пошла бы на пользу точка зрения практиков, которые проводили долгосрочные исследования диких животных, в том числе нечеловекоподобных приматов, общественных хищников, китообразных, грызунов и птиц.

Сейчас важно понять: изменит ли эта декларация что-нибудь? Что теперь будут делать эти ученые и другие, когда они согласились, что в животном мире сознание широко распространено? Слишком часто в законодательстве об охране животных не учитывают фундаментальные научные знания о когнитивных функциях животных, эмоциях и сознании. Мы знаем, например, что мыши, крысы и курицы – глубоко эмоциональные животные и проявляют эмпатию, но эту информацию не учли в Федеральном законе о благополучии животных в США. Действительно, этот закон до сих пор не признает крыс рода rattus и мышей рода mus – лабораторных животных – животными. Они переопределили слово «животные», чтобы исключить этих живых существ. В инвазивных исследованиях ежегодно используют около 25 миллионов этих животных, включая рыб. На их долю приходится более 95 % животных, используемых в исследованиях в США.

Я постоянно поражаюсь, как те, кто принимает решения по регуляции использования животных, игнорируют эти данные. В нашей книге «Животная повестка дня: Свобода, сострадание и сосуществование в эру Человека» Джессика Пирс и я призываем заменить науку о благополучии животных наукой о благосостоянии, для которой имеет значение жизнь каждого отдельного существа. Человеческое поведение не успевает за наукой, и этот разрыв плохо сказывается на других животных.

Но не все законодательства игнорируют науку. Лиссабонский договор Европейского союза, вступивший в силу 1 декабря 2009 года, признает, что животные являются живыми существами и призывает государства-члены «в полной мере учитывать требования благополучия животных» в сельском хозяйстве, рыболовстве, транспорте, исследованиях, разработках и космической политике.

Кембриджской декларации о сознании следует придерживаться как примера того, почему мы должны ценить жизнь каждого живого существа. Мы все обязаны воспользоваться этой возможностью остановить злоупотребление миллионами миллионов сознательных животных во имя науки, образования, питания, одежды и развлечений. Наш долг перед животными – использовать свои знания от их имени и обращаться с ними с состраданием и сочувствием.

Глава 11. Шутки с сознанием

Играя с нашим сознанием, иллюзии могут позволить нам увидеть мир с другой стороны.

Иллюзии, проливающие свет на сознание

Визуализация мозга и другие передовые технологии принесли нейробиологам множество озарений, касающихся внутренней работы мозга. Но изучение нашего сознания не обязательно требует высоких технологий. Простые эксперименты все еще могут показать нам внутреннюю работу сознания и осознания, и многие из этих экспериментов доступны и дома, и в Интернете.

Иллюзия резиновой руки и невидимость

Почти два десятилетия назад психологи в Пенсильвании открыли удивительную иллюзию. Они обнаружили, что могут убедить людей, будто резиновая рука – их собственная, положив ее на стол перед ними и поглаживая ее так же, как и настоящую руку (см. далее, как это можно сделать).

Широко известная сейчас «иллюзия резиновой руки» была не просто поражающим воображение фокусом для вечеринок, она также оказалась крайне важной для понимания того, как зрение, тактильные ощущения и проприоцепция – ощущение положения тела – объединяются, чтобы создать убедительное чувство телесной принадлежности, одной из основ самосознания.

Попробуйте это дома

Чтобы испытать иллюзию резиновой руки, вам понадобится фальшивая рука – подойдет и надутая резиновая перчатка, – а также кусок картона и две кисточки. Положите руку на стол перед собой и спрячьте свою настоящую руку за картоном.

Рис. 11.1. Избавьтесь от руки: поглаживайте руку человека, пока он наблюдают за тем, как резиновую руку гладят точно так же, и границы его собственного «я» сдвинутся, впустив в себя фальшивую руку

Теперь попросите кого-нибудь гладить и постукивать по фальшивой и настоящей руке одинаковыми движениями кисточек. Смотрите на фальшивую руку в течение какого-то времени, пока иллюзия не начнет работать.

Невидимость

За последние годы на основе иллюзии резиновой руки нейробиологи создали совершенно новый набор «телесных иллюзий», которые шутят с нашим чувством собственного «я» странные и тревожные шутки. В 2008 году Хенрик Эрссон из Каролинского института в Стокгольме и его команда расширили иллюзию резиновой руки на все тело. Они взяли манекен в натуральную величину с камерами на месте глаз и повернули его голову к животу. Испытуемый при этом стоял лицом к манекену в очках виртуальной реальности, демонстрировавших видео с камер манекена.

Затем экспериментатор взял две кисточки и погладил животы испытуемого и манекена. Если это делалось одновременно, в конечном итоге люди сообщали, что воспринимали тело манекена как их собственное. Но нужен ли для иллюзии манекен вообще? Чтобы выяснить это, исследователи направили камеры в область пустого пространства. Экспериментатор снова гладил живот испытуемого, но на этот раз они поместили вторую кисточку в пустое пространство в поле зрения камер так, будто там присутствовало тело.

Команда провела серию экспериментов, в каждом из которых участвовало около 20 человек. Примерно 75 % пережили ощущение невидимости, будто их тело находилось в том месте, где кисть поглаживала воздух. Чувство телесности было вынесено за пределы тела.

Как только иллюзия невидимости закрепилась, испытуемых попросили посмотреть вверх. Теперь очки виртуальной реальности показывали им группу людей с серьезным выражением лица, глядящих на них сверху вниз. То же самое сделали и с испытуемыми, участвовавшими в иллюзии с манекеном. Когда ученые измерили сердцебиение каждого, они обнаружили, что оно было ниже, если люди чувствовали себя невидимыми, чем если они чувствовали себя воплощенными в манекене, что указывает на то, что ощущение невидимости может снижать социальную тревогу.

Иллюзия телепортации

Когда мы живем нашей повседневной жизнью, мы ощущаем наше тело как физический объект с определенным местоположением. Например, когда вы сидите за письменным столом, вы осознаете свое тело и его приблизительное положение относительно предметов вокруг вас. Считается, что эти переживания формируют фундаментальный аспект самосознания.

Рис. 11.2. Покидая тело: манипулируя тем, как мозг интегрирует чувства, некоторых людей можно заставить почувствовать, будто они парят над собственным телом

Нейробиолог Арвид Гутерстам из Каролинского института и его коллеги заинтересовались тем, как мозг продуцирует эти переживания. Чтобы узнать это, они поместили 15 человек в сканер фМРТ, надев им на голову гарнитуру виртуальной реальности, подсоединенную к камере на манекене, лежащем в другом месте в той же комнате. Таким образом они позволяли участникам увидеть комнату – и себя внутри сканера – с точки зрения манекена.

Затем член команды гладил тело участника и тело манекена одновременно. Это вызывало внетелесные переживания, будто человек владел телом манекена и находился на его месте.

Как рассказывает Гутерстам, эксперимент повторяли, перемещая манекен в разные части комнаты и позволяя человеку чувствовать, что он телепортируется между различными точками. Чтобы разрушить иллюзию, было достаточно дотронуться до тела участника и тела манекена в разные моменты времени.

Сравнивая активность мозга, когда участники были и не были поглощены иллюзией и когда они воспринимали себя находящимися в разных частях комнаты, команда смогла определить, какие части мозга контролируют наше чувство владения телом и чувство местоположения.

Оказалось, что за оба чувства отвечала одна область – задняя поясная кора, расположенная глубоко в середине мозга, в направлении к задней части головы.

Как ученые и ожидали, теменная доля и премоторная кора, участвующие в интеграции информации для построения представлений о теле, были задействованы и в создании иллюзии телепортации. Другие области, содержащие специализированные нейроны места и нейроны решетки, которые помогают нам ориентироваться в пространстве, во время иллюзии тоже были активны.

Команда Гутерстама также хотела бы исследовать, что происходит в мозге во время других внетелесных иллюзий, включая классический случай, когда ты видишь самого себя с высоты.

Бестелесное будущее: восстание телероботов

«Каково это – быть летучей мышью?» – спросил в 1974 году философ Томас Нагель. Вы бы летали туда-сюда, использовали бы эхолокацию, ели жуков, висели вверх ногами на чьем-то чердаке. Но что-то существенное в этих переживаниях неподвластно воображению. «Я ограничен ресурсами моего собственного сознания, и для решения этой задачи моих ресурсов недостаточно».

В своем знаменитом эссе Нагель рассматривал трудную проблему: что связывает наше тело и наше сознание? Как мы вообще можем понять состояние, которое никогда не испытывали?

В наше время исследования по созданию телероботов – дистанционно управляемых роботов – открывают перед нами странную, но потрясающую возможность: мы могли бы воплотиться в неодушевленном объекте и выяснить, каково это.

Телероботы обещают нам будущее, в котором вы сможете сделать за день гораздо больше, чем когда-либо ранее, имея возможность воплощаться в роботах, размещенных по всему миру, мгновенно переключаясь между ними.

Может быть, одно ваше виртуальное «я» будет в Каире на случай, если вам захочется с утра прогуляться по улице; другое – в Лондоне, так что вы сможете пообедать с другом; еще одно – в Сан-Франциско, чтобы посетить занятия во второй половине дня. Или же вы сможете каждое утро надевать экзоскелет робота, чтобы выполнить работу за тысячи километров от вас: например, устранить аварию на фабрике или проверить, все ли в порядке у удаленных пациентов. Мел Слейтер из Барселонского университета говорит, что его видение состоит в том, чтобы иметь по всему миру док-станции, позволяющие людям воплотиться, где бы и когда бы они ни захотели.

Пока что это невозможно, но появляющиеся технологии уже открыли некоторые необычные возможности. Благодаря этому Эдвард Сноуден смог свободно перемещаться по США, хотя его человеческому телу запретили туда приезжать; предприимчивый австралиец смог стоять в очереди за новым iPhone; а активист по вопросам инвалидности встретился в Белом доме с Бараком Обамой.

Системы, позволяющие людям еще более умело управлять этими другими «я» издалека, ученые активно исследуют. В одном недавнем эксперименте три парализованных испытуемых в Италии управляли движениями робота в Японии, отправляя команды через ЭЭГ на расстояние в 10 000 километров. Испытуемые сообщили, что чувствовали себя воплощенными в роботе особенно сильно, когда он двигался, и менее – когда он был неподвижен.

Вид тела, в которое вы воплощаетесь, даже может изменить ваше восприятие мира. С виртуальной реальностью помещать людей в разные тела гораздо удобнее. В своих предыдущих экспериментах Слейтер и его коллеги помещали людей в виртуальные тела, которые не соответствовали их собственным. Когда взрослые оказывались в теле ребенка, они стали переоценивать размер предметов и чаще приписывали себе детские свойства. В другом эксперименте группа белых людей провела около десяти минут в виртуальном теле с более темной кожей. Впоследствии их имплицитное предвзятое отношение к другим расам уменьшилось.

В недавнем исследовании команда Слейтера еще немного раздвинула границы, исследуя, сможет ли мозг справиться с разделением на три разных тела. Сорок один человек воплощались не в одного, а в трех разных роботов. В одной комнате, где-то в университете, они управляли роботом Robothespian, который был ростом с человека, беседуя с людьми, заполнявшими комнату. В другой они стали роботом Nao и говорили с кем-то поблизости. И в третьем виртуальном пункте назначения они снова стали людьми, помогая другому виртуальному человеку выполнять упражнения. Они переключались между тремя пунктами назначения, позволяя программному обеспечению захватывать тело робота, когда они оставляли его для следующего участника. В целом, казалось, участники были счастливы перемещаться между тремя новыми телами и комментировали, что они действительно чувствовали, будто бы побывали в этих местах с людьми, которые были там. «Я чувствовал себя перенесенным», – сказал один из них.

Предстоит пройти еще долгий путь, прежде чем технологии, подобные этой, смогут быстро и легко передавать сигналы о движениях и ощущениях между человеком и машиной. И мы понятия не имеем, что будет, если долго жить таким образом. Есть границы и у того, что наш мозг может принять: например, иллюзия резиновой руки не сработает, если вы замените фальшивую руку деревянным блоком.

Но эксперименты, подобные экспериментам Слейтера, показывают, что мы можем отлично справляться с чем-то настолько незнакомым, как механическое тело, и даже с несколькими механическими телами разных форм и размеров. Если такая технология когда-нибудь станет обычным делом, было бы интересно посмотреть, как это изменит наши отношения с друзьями-роботами. Изменит ли это нас? Поможет ли это нам лучше сопереживать? Будем ли мы хоть немного ближе к пониманию того, что значит перемещаться по миру как существо, не являющееся человеком? Робот это или летучая мышь – представляющиеся возможности захватывают.

Заключение

За последние годы наше понимание природы сознания проделало долгий путь, но некоторые фундаментальные вопросы остаются без ответа. Так где же мы сейчас находимся?

Какие выводы мы можем сделать из всего этого? Учитывая остающиеся без ответа вопросы, возникает соблазн посмотреть на пробелы в нашем понимании сознания. Мы до сих пор не знаем, реально ли оно или это лишь иллюзия? Является ли оно уникальным для человека или общим для многих животных, а вскоре, возможно, и для роботов? И существует ли на самом деле свобода воли?

Тем не менее, нейробиологи добились значительного прогресса в понимании биологических основ сознания. Теперь мы в мельчайших деталях знаем, как устроены области мозга и нейронные сети, которые порождают чувственный и личностный опыт переживания мира. И это может изменить всю нашу жизнь.

Например, исследования в области расстройств сознания открывают новые способы помощи людям, которые не способны либо прочувствовать этот мир, либо поделиться своим опытом с другими. Те из нас, кому посчастливилось обладать полноценно функционирующим сознанием, также могут выиграть от развития технологий, направленных на расширение нашего сознания, будь то с помощью препаратов или виртуальной реальности, – и, возможно, виртуально воплощаясь в различных местах по всему миру благодаря технологиям.

Но прежде всего изучение сознания дает нам шанс проникнуть в самую суть того, что значит быть человеком. Вопросы самости и свободы воли помогут нам понять, кто мы есть как человеческий вид, почему мы думаем и действуем именно так, как мы это делаем. И потом, есть вероятность того, что физики идентифицируют сознание как отдельный вид материи.

Возможно, однажды мы даже решим самую сложную загадку из всех: что делает переживание красного красным, и является ли мое переживание видения красного таким же, как ваше? Следите за новостями.

Пятьдесят идей

В этом разделе вы найдете нечто большее, чем обычный список для чтения, – идеи помогут вам глубже изучить предмет.

Пять мест, которые стоит посетить

1. Дом-музей Рене Декарта. Широко известно изречение Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую». Посетите место его рождения во Франции, чтобы увидеть, где все это начиналось.

2. Выставка «Кто я?» в Музее науки в Лондоне, где вы сможете узнать, что делает вас умнее шимпанзе, и что делает вас вами.

3. Кембридж Уильяма Джеймса. Отец американской психологии жил и работал в Кембридже, штат Массачусетс, развивая свои революционные идеи о человеческом разуме, свободе воли и сознании. Пешая экскурсия охватывает многие важные места, где он проводил время, включая его дом и лабораторию в Гарварде, которую он основал.

4. Музей Фрейда. Посетите дом Фрейда в Лондоне, и не забудьте посмотреть на кушетку, с помощью которой он исследовал бессознательное.

5. Культурный центр «Сад Гиппократа», Мастихари, о. Кос. Гиппократ первым связал сознание с мозгом. Здесь вы сможете почувствовать себя знаменитым древнегреческим философом, прогулявшись вокруг реплики греческой деревни V века до н. э., дополненной домами и каменным театром.

Семнадцать цитат

1. «Мы – это космос, который стал сознательным, а жизнь – это способ, которым вселенная познает саму себя». Брайан Кокс

2. «Сознание возможно только через изменение; изменение возможно только через движение». Олдос Хаксли, «Как исправить зрение»

3. «Невозможно решить проблему на том же уровне сознания, на котором она возникла». Альберт Эйнштейн

4. «Сознание нельзя объяснить с точки зрения физики. Сознание абсолютно фундаментально. Его нельзя объяснить в терминах другой науки». Эрвин Шрёдингер

5. «Бодрствующее сознание видит сны – но сны, ограниченные внешней реальностью». Оливер Сакс

6. «В каждом из нас есть иной, которого мы не знаем». Карл Юнг

7. «Мой опыт – это то, на что я склонен обратить внимание». Уильям Джеймс

8. «Осознание собственного “я” становится величайшим препятствием, мешая правильно выполнять все физические действия». Брюс Ли

9. «В конце концов, то, что делает человека человеком, может и не быть исключительно человеческим». Дэвид Аттенборо

10. «[Сознание] – это либо необъяснимая иллюзия, либо откровение». Клайв Стейплз Льюис

11. «Образование – основной инструмент развития сознания и восстановления общества». Махатма Ганди

12. «Уровень вашего сознания ограничен только вашей способностью любить и наполнять своей любовью пространство вокруг вас, и все, что есть в нем». Наполеон Бонапарт

13. «Сознание – это самоцель. Мы мучим себя, добираясь куда-то, а когда мы туда попадаем, оказываемся в нигде, потому что добираться некуда». Дэвид Герберт Лоуренс

14. «С точки зрения эволюции человеческое сознание существовало не очень долго. Огонек зажегся только спустя четыре с половиной миллиарда лет. Как часто подобное происходит? Возможно, довольно редко». Илон Маск

15. «Реальность многое оставляет воображению». Джон Леннон

16. «Ты тот, кто ты есть, когда никто не смотрит». Стивен Фрай

17. «Всякий замкнут в своем сознании, как в своей коже, и только в нем живет непосредственно». Артур Шопенгауэр

Пять разумных роботов из фильмов

1. «Космическая одиссея 2001 года» (1968): HAL (эвристически запрограммированный алгоритмический компьютер) ведет себя как дружелюбный и полезный член экипажа, прежде чем убить команду, чтобы выполнить миссию, на которую запрограммирован. Один из членов экипажа выживает и отключает HAL.

2. «Электрические грезы» (1984). Владелец проливает на настольный ПК шампанское, и тот становится разумным и планирует разрушить любовные отношения своего хозяина, украв его подругу.

3. «Терминатор» (1984). «Скайнет» – это разумная компьютерная сеть, которая отправила Терминатора убить Сару Коннор, чтобы не допустить рождения ее сына Джона. В будущем Джон победит вышедшие из-под контроля компьютеры.

4. «Я, робот» (2004). В 2035 году роботы служат людям и запрограммированы так, чтобы не причинять им вреда. Или нет?

5. «Автостопом по галактике» (2005). На борту корабля «Золотое сердце» в достатке ИИ с эмоциональными трудностями: здесь есть Марвин, маниакально-депрессивный робот, и Эдди, бортовой компьютер.

Четыре шутки

1. «Я ненавижу реальность. Но где еще вы сможете получить хороший стейк на ужин?» Вуди Аллен

2. – Ты что грустишь?

– А помнишь то время, когда мы были беззаботны и счастливы, делали все, что хотели? Полная свобода – просто жили и радовались?

– Такого же никогда не было.

– Вот именно.

3. Вечером в темной подворотне на Фрейда напали трое: я, сверх-я и оно.

4. Рене Декарт заходит в бар. Бармен спрашивает: «Могу я предложить вам выпить, сэр?» Декарт отвечает: «Не думаю», – и исчезает.

Десять ссылок, чтобы узнать еще больше

1. «Беседы о сознании»: что лучшие умы думают о мозге, свободе воли и о том, что значит быть человеком. Сьюзен Блэкмор поговорила со всеми от Кристофа Коха до Дэвида Чалмерса и узнала их взгляд на фундаментальные вопросы о сознании. Oxford University Press, 2006.

2. «Тайна человеческого сознания»: подкаст от «Как это работает». -human-consciousness.htm

3. Consc.net – сайт философа Дэвида Чалмерса, который поднял «трудную проблему» сознания в 1994 году. Содержит отсылки к статьям, презентациям и ссылки на многие другие веб-сайты по философии.

4. «Великие неизвестные: Что такое сознание?» – научный подкаст Guardian с Анилом Сетом и Кристофом Кохом. -unknowns-what-is-consciousness-podcast/

5. «Почему красный не звучит как колокольчик», более подробно о сенсомоторной теории сознания Кевина О’Ригана. Oxford University Press, 2011.

6. «Введение в сознание»: бесплатный онлайн-курс от Открытого университета. -the-arts/culture/philosophy/introducing-consciousness/content-section-0

7. «Философия для начинающих»: бесплатный подкаст из пяти лекций от Оксфордского университета. -beginners

8. «Объясненное сознание»: материалистическая теория Дэниэла Д. Деннетта, изложенная им самим. Penguin, 1993.

9. «Сознание. Стэнфордская философская энциклопедия». Онлайн-руководство по основным вопросам от Стэнфордского университета. /

10. «Сознание. Пыльца души»: Николас Хамфри исследует биологическое предназначение сознания. Princeton University Press, 2011.

Девять культурных отсылок

1. «Многие истины, которых мы придерживаемся, зависят от нашей точки зрения». Магистр Йода, «Звездные Войны. Эпизод VI: Возвращение джедая»

2. «Правоверность – состояние бессознательное». Джордж Оруэлл, «1984»

3. «Что есть реальность? И как ее определить? Есть набор ощущений, зрительных, осязательных, обонятельных – это сигналы рецепторов, электрические импульсы, воспринятые мозгом». Морфеус в «Матрице»

4. «Трудно убить животное, проявляющее хотя бы зачатки интеллекта». Карл Саган, «Контакт»

5. «Всего превыше: верен будь себе». Уильям Шекспир, «Гамлет»

6. «С голоду ты не умрешь, тебе нужно только найти себя». Сьюзен Коллинз, «Голодные игры»

7. «Если б ты знал, как здорово быть мартышкой. Мои мозги – адская машина. Они страдают, чувствуют. Еще хотят заняться любимым делом». Крейг Шварц, «Быть Джоном Малковичем»

8. «Человек не рождается раз и навсегда в тот день, когда мать производит его на свет, жизнь заставляет его снова и снова – много раз – родиться заново самому». Габриэль Гарсия Маркес, «Любовь во время холеры»

9. «Есть внутренняя жизнь, которая является миром конечной реальности, миром памяти, эмоций, воображения, интеллекта и естественного здравого смысла и которая продолжается все время, как сердцебиение». Тед Хьюз, «Поэзия в создании: Антология»

Примечания

1

Препарат включен в «Список 1 наркотических средств и психотропных веществ, оборот которых в Российской Федерации запрещен в соответствии с законодательством Российской Федерации и международными договорами Российской Федерации».

(обратно)

Оглавление

Авторы-составители

Авторы научно-популярных статей

Предисловие

Глава 1. Введение в трудную проблему сознания

  Загадка сознания

Глава 2. Биологические основы сознания

  Первичный материал сознания

  Содержание сознания

  Соединительные детали сознания

  Чувство собственного «я»

  Чувство физического «я»

  Проливая свет на природу сознания: хронология

Глава 3. Что все это значит?

  Почему в ходе эволюции возникло чувство сознания

  Создает ли сознание реальность?

Глава 4. Свобода воли

Глава 5. Расстройства сознания

Глава 6. Сознательные машины

Глава 7. Измененные состояния сознания

  Погружение: как гипноз меняет наше сознание

  Внетелесный опыт

  Эпилептическое блаженство

  Оргазм: сознание уходит в отпуск

  Как ЛСД влияет на сознание

Глава 8. Утрата сознания

  Тайна анестезии

  Ты не спишь? Исследуя сумеречную зону сознания

  Сновидения: куда отправляется наше сознание ночью?

Глава 9. Бессознательное

Глава 10. Сознание животных

  Поиск признаков сознания у животных

  Зрение животных: каково это – быть животным?

Глава 11. Шутки с сознанием

  Иллюзии, проливающие свет на сознание

  Бестелесное будущее: восстание телероботов

Заключение

Пятьдесят идей

  Пять мест, которые стоит посетить

  Семнадцать цитат

  Пять разумных роботов из фильмов

  Четыре шутки

  Десять ссылок, чтобы узнать еще больше

  Девять культурных отсылок Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg