«Захватчики. Люди и собаки против неандертальцев»

Захватчики. Люди и собаки против неандертальцев (fb2) - Захватчики. Люди и собаки против неандертальцев (пер. Дмитрий Владимирович Лазарев) 5451K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Пэт Шипман

Пэт Шипман Захватчики: Люди и собаки против неандертальцев

Переводчик Дмитрий Лазарев

Научный редактор Елена Ванисова, канд. биол. наук

Редактор Антон Никольский

Руководитель проекта И. Серёгина

Корректоры С. Чупахина, М. Миловидова

Компьютерная верстка А. Фоминов

Дизайнер обложки Ю. Буга

Иллюстратор Р. Евсеев

© Pat Shipman, 2015

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2016

Все права защищены. Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения владельца авторских прав. За нарушение авторских прав законодательством предусмотрена выплата компенсации правообладателя в размере до 5 млн. рублей (ст. 49 ЗОАП), а также уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок до 6 лет (ст. 146 УК РФ).

* * *

Посвящается Зельде, которая открыла для меня отношения хищника и жертвы, и волчице «06», научившей меня, что значит быть волком

Предисловие

В этой книге объединено множество, казалось бы, несочетаемых идей из разных областей знаний, которые многому меня научили, и мой личный опыт. Одна из самых важных идей начала формироваться в 2009 г., когда я прочла выдающуюся статью Матьё Жермонпре и группы ее коллег, сообщившей о разработке метода, с помощью которого можно было бы отличить собаку от волка, используя статистический анализ промеров черепов. К удивлению авторов и моему, эта безупречная методика позволила идентифицировать ископаемый собачий череп, которому, как оказалось, было около 32 000 лет, тогда как одомашнивание собак произошло, по имевшимся представлениям, примерно 14 000 лет назад. После внимательного и многократного чтения статьи я убедилась, что исследователи были правы. Я стала размышлять о том, какое значение для наших древних предков имело приручение собаки и было ли это как-то связано с вымиранием неандертальцев, которое, как тогда считалось, произошло всего на несколько тысяч лет позже появления собаки, согласно работе Жермонпре. Я прочла обширную литературу, посвященную удивительным исследованиям по биологическим, поведенческим и генетическим различиям между волками и собаками.

Другая нить в паутине проверки гипотезы появилась благодаря тому, что мне посчастливилось иметь небольшой дом на карибском острове Малый Кайман. Главный и практически единственный предмет гордости Малого Каймана – это его великолепные пляжи и потрясающая система коралловых рифов. Остров стал местом паломничества для пловцов с трубкой и аквалангистов, которые приходят в восторг от малочисленности населения острова (примерно 175 постоянных жителей), отсутствия магазинов и супермаркетов и ориентированности на экотуризм. Мы с мужем любим остров по тем же причинам. В 2008 г. на наших рифах впервые появилась полосатая крылатка (лат. Pterois volitans). Рыбка красивая, но ареалом этого вида являются воды Индийского и Тихого океанов. Полосатая крылатка – опасный и прожорливый хищник, который поедает другие виды рыб и ракообразных. Элегантные иглы этой рыбы ядовиты, и яд этот достаточно опасен для дайверов. Полосатые крылатки так быстро размножаются, что могут полностью истребить или вытеснить с коралловых рифов подводных обитателей, которые не распознают в них хищников.

Чтобы защитить природную красоту и туристическую привлекательность Малого Каймана, необходимо принять какие-то меры против представителей этого инвазивного вида[1]. Волонтеры на Малом Каймане начали еженедельно вылавливать полосатую крылатку. Курортные добровольцы поделили обязанности; была собрана команда профессиональных дайверов, пожелавших принять участие в общем деле; шеф-повара курортных ресторанов начали включать в меню блюда из полосатой крылатки; были проведены акции по сбору денег; получены данные о размерах, численности и рационе питания полосатой крылатки{1}. Под влиянием этой насущной проблемы я начала изучать инвазивные виды и углубилась в развивающуюся область биологии – инвазионную биологию.

Хотя мой интерес к инвазивным видам был вызван морской биологией, вскоре я поняла, что классический вопрос антропологии о том, почему вымерли неандертальцы, а древние предки современных людей нет, можно рассмотреть с позиций инвазионной биологии. Эта наука позволяет по-новому взглянуть на старую проблему.

По мере погружения в инвазионную биологию мне пришлось прочесть большой объем литературы о реинтродукции волков в Национальном парке Йеллоустоун. Строго говоря, этот случай был не естественной, а рукотворной инвазией. Ее целью было возвращение Йеллоустоунской экосистемы к ее естественному состоянию, в котором она находилась до появления поселенцев, охотников и фермеров, истребивших волков. Однако, поскольку это было сознательное, заранее и хорошо спланированное восстановление популяции, специалисты располагали превосходными и исчерпывающими сведениями о других, не таких опасных млекопитающих, о растениях, птицах и их распространении на территории парка и в его окрестностях. Реинтродукция волков, продолжавшаяся с 1995 по 1996 г., и вызванные ею процессы в Большой Йеллоустоунской экосистеме были просчитаны, подготовлены, сняты на пленку, задокументированы и проанализированы. Мне кажется, это отличная модель для описания появления хищных современных людей в евразийской экосистеме, которое произошло, вероятно, около 45 000 лет назад.

В 2012 г. моя давняя подруга Мэри Степлтон пригласила составить ей компанию и прослушать замечательный курс «Управление общественными землями: политика и йеллоустоунская экосистема», который читали непосредственно в Йеллоустоуне. Организованный Американской ассоциацией государственных колледжей и университетов (AASCU), этот учебный курс был рассчитан на людей с высшим образованием и администраторов высшей школы. Мы посещали парк Йеллоустоун в сопровождении профессиональных гидов по дикой природе и знакомились с самыми разными мнениями, общаясь с фермерами, живущими в окрестностях парка, смотрителями парка, экологами, специалистами по поведению животных и управляющими. Йеллоустоун – это одно из самых удивительных и необычных мест в мире, поэтому бывать там всегда волнительно. Когда я в нем оказалась и смогла посмотреть глазами разных заинтересованных сторон, это стало для меня настоящим откровением. Увидев, что происходит, услышав различные мнения и пожив немного местной жизнью, я смогла получить ошеломляющее впечатление от картины сопротивления устоявшейся экосистемы вселению опасного хищника.

В 2013 г. я участвовала в великолепной конференции в Кракове, где получила довольно большой объем информации о местах, в которых были найдены тысячи ископаемых костей мамонтов. Благодаря этой конференции, некоторые из этих мест, наиболее интересные, я смогла посетить. Также я пообщалась со старыми и новыми друзьями, которые проводят исследования в областях, связанных с изучением неандертальцев, древних людей, собак, волков, мамонтов, этологии, генетики, археологии, методов датирования, и во многих других сферах переднего края науки. Я безмерно благодарна всем тем, кто делился знаниями, спорил со мной или соглашался, присылал еще не опубликованные или только вышедшие материалы, позволял мне использовать их иллюстрации, помогал обобщать разнородные сведения в единое целое. Я хочу сказать спасибо Саванну Бари, Оферу Бар-Йозефу, Эрве Бошрену, Джорджу Чаплину, Стиву Черчиллю, Сильване Кондеми, Нику Конарду, Катерине Дука, Дороти Дракер, Холли Дансворт, Клайву Финлейсону, Дэну Фишеру, Дженифер Френч, Матьё Жермонпре, Брайану Харе, Кристине Хертлер, Тому Хигхэму, Джеффу Хоффекеру, Нине Яблонски, Мартине Лазничковой-Галетовой, Джеффу Мэтисону (выдающемуся картографу), Джорджу Мехаффи, Полу Мелларсу, Дику Молу, Сьюзан Мюнзель, Нейлу ван Ниекирку, Лоренцо Руку, Крису Руффу, Бет Шапиро, Джону Ши, Дугу Смиту, Мэри Степлтон, Ольге Соффер, Джин Свободе, Олафу Тельману, Саре Тищкофф, Эрику Тринкаусу, Блэк Ван Валькенбур, Ребекке Вольмер, Бобу Вейну, Петру Войталю и Ярославу Вилцжински за их великодушие и помощь. Если я кого-то забыла, то это из-за моей плохой памяти, а вовсе не из-за недостатка признательности.

Темы и идеи, представленные в седьмой главе, были изложены в опубликованной в 2012 г. в журнале American Scientist статье «Цена дикой природы»{2}. Четырнадцатая глава написана на основе моей статьи «Есть ли это у глаз?», также опубликованной в журнале American Scientist в 2012 г.{3}

Я благодарю моих редакторов Элизабет Кнолл и Майкла Фишера; моего агента Мишель Тесслер; и как всегда, моего мужа за его поддержку и вдохновение.

1. Они – это мы

Немногие книги о науке начинаются с утверждения, что некоторые из наиболее уважаемых ученых сильно ошибаются, но здесь именно тот случай: ученые заблуждаются. Хотя научное сообщество практически единодушно признало, что инвазивные виды представляют ужасную проблему – изменяют экосистему, приводят к вымиранию видов и уменьшению биоразнообразия, – в нашем каталоге инвазивных видов существует яркое белое пятно. Вы и сами можете убедиться в этом, посетив веб-страницу /Список_самых_опасных_инвазивных_видов, где найдете список из 100 самых вредных инвазивных видов, извлеченный из Глобальной базы инвазивных видов. Этот список ведет группа специалистов по инвазивным видам Международного союза охраны природы (IUCN). Другими словами, одни из самых сведущих, умных, увлеченных и хорошо информированных людей беспокоятся о воздействии на наш мир инвазивных видов. Они собирают данные, составляют списки и документируют влияние инвазивных видов.

Какие виды можно найти в этом списке? Ряд названий окажется знакомым для многих людей, интересующихся охраной природы, экологией или общей биологией. В нем есть инвазивные млекопитающие, такие как домовая мышь, каролинская белка и лисий кузу; птицы, например обыкновенная майна (саранчовый скворец) и обыкновенный скворец; растения, в числе которых кудзу (пуэрария дольчатая), дербенник иволистный и опунция сжатая; насекомые, например малярийный комар, азиатский непарный шелкопряд и красный огненный муравей; моллюски, в том числе речная дрейссена, кольчатая помацея (Pomacea canaliculata) и гигантская ахатина; и множество других видов – тростниковая жаба (жаба-ага), нильский окунь, коричневая бойга, «голландская болезнь вяза» (возбудитель – офиостома вязовая) и патогенный гриб Batrachochytrium dendrobatidis, убивающий земноводных. Этот список можно продолжать. По широте охвата представленных в нем видов живых организмов и масштабам их распространения список получается чрезвычайно удивительным. Однако в нем имеется очень серьезный пробел.

Наиболее активно распространяющийся, наиболее сильно изменяющий окружающую среду вид – тот самый, который стал косвенной или непосредственной причиной вымирания тысяч других видов и изменений практически любой среды обитания, какую только можно вообразить, – в списке отсутствует. Если вы отправитесь на веб-сайт Глобальной базы инвазивных видов (/) и будете искать по полному списку, а не только среди 100 самых опасных его представителей, то, когда вы введете в строке поиска название нашего вида «Homo sapiens», результатом поиска будет: «В настоящее время записей об этом инвазивном виде не найдено».

Почему же его нет?

Может быть, потому, что именно мы, люди, Homo sapiens, и составили этот список и не хотели признаться себе в этом. На плакате, выпущенном ко Дню Земли в 1971 г., мудрый опоссум Пого из одноименного комикса Уолта Келли говорит: «Мы столкнулись с врагом, и этот враг – мы сами» (рис. 1.1){4}.

Так и есть.

Я поддерживаю точку зрения, что человек – это самый экологически агрессивный вид из всех когда-либо существовавших. С момента своего эволюционного возникновения в Африке около 200 000 лет назад наш вид распространился по всему миру, захватывал один географический регион за другим и занимал все новые местообитания до тех пор, пока не освоил все континенты. Мы живем в знойных тропиках и на дальнем ледяном севере, на вершинах гор и в широких долинах, на островах, на континентах и на островных континентах, в пустынях, в джунглях и в лесах умеренных широт, в открытых и закрытых ландшафтах. Мы не живем под водой, разве что в искусственных местообитаниях вроде подводных лодок, тем не менее многие люди живут на кораблях, в лодках или в плавучих поселках на озерах и реках. Мы обосновались практически в каждой среде обитания. Этот факт внушает страх и благоговение.

Приспособляемость, хитрость и технологии, которые сделали возможным наше столь широкое географическое распространение, говорят о том, что наш инвазивный успех неповторим ни для одного другого вида. Мы приспособились к невероятно широкому спектру условий обитания, к различным образам жизни, диетам и климатическим условиям. Нам помогли наши уникальные языковые навыки, которые позволили записывать обретенные знания и обмениваться ими. Мы смогли адаптироваться не только благодаря биологическим особенностям, нам помогло изобретение и использование культурного багажа: одежда, огонь, жилище, водопровод, выращивание зерновых. Некоторые из этих изобретений – продуманные орудия труда, вещи, созданные для использования, другие же – модели поведения. Кроме того, мы создаем средства, которые позволяют нам перехитрить и обойти долгий процесс эволюционных изменений и служат для развития наших ресурсов и навыков. К примеру, эволюция не дала нам острые режущие зубы для откусывания пищи; мы изобрели сначала каменные, затем металлические инструменты для облегчения резания, которые изготавливаются из самых разнообразных материалов, какие только можно представить.

Мы «изобрели» и «создали» живые орудия труда, когда одомашнили других животных и стали контролировать их потомство, чтобы закрепить в нем нужные нам качества. Так, поскольку между приручившим и прирученным видами заключено своего рода соглашение, или пакт, мы можем заимствовать некоторые из анатомических и поведенческих навыков прирученных видов, такие как их сверхострые зрение и слух, скорость передвижения, гигантскую силу, острые зубы, быстрые лапы, смертоносные когти и крайне чуткое обоняние. Это соглашение, кажется, работает в нашу пользу, но я хотела бы предупредить, что для более трезвого взгляда нужно учитывать нюансы. Живые орудия, такие как лошади, собаки, кошки, крупный рогатый скот или свиньи, – это не пассивные, а активные участники договора. Если они не хотят и не согласны сотрудничать с нами, они не будут работать ради нашего блага. Приручение, одомашнивание – это соглашение между двумя видами, которое нужно постоянно подтверждать, а вовсе не порабощение одного вида другим{5}. Некоторые виды категорически отказываются быть прирученными.

Хотя окультуривание растений меньше связано со взаимными обязательствами, тем не менее наш глобальный успех как вида и наша постоянно растущая численность стали возможными во многом благодаря тому, что́ эти окультуренные растения нам дали. Тем не менее это было выгодно обеим сторонам. Растения тоже выиграли от окультуривания, что выразилось в увеличении урожайности, более крупных семенах, защите от животных и в такой простой радости, как полив.

За наш успех пришлось заплатить серьезную цену. Современные люди, Homo sapiens, опустошили миллионы гектаров когда-то плодоносившей земли, что привело к ее эрозии; и эта практика продолжается. Мы вырубили или сожгли огромные массивы лесов и степей, которые когда-то производили кислород, обогащавший нашу атмосферу, а также давали нам и другим живым существам фрукты, листья, корнеплоды и орехи для пропитания. Мы, и только мы несем ответственность за загрязнение, отравление и высушивание бесчисленных водных источников по всему миру, все из за наших ненасытных и растущих потребностей, наших токсичных химикатов и чудовищных мусорных свалок. Более того, мы причастны к исчезновению такого количества видов живых существ, что и сосчитать нельзя.

Не я одна возлагаю вину на плечи человека. В 2005 г. экологи Дэвид Берни и Тим Флэннери написали обзорную статью под названием «Пять тысяч лет катастрофического вымирания после контакта с человеком»{6}. Название говорит само за себя. Постепенно люди занимали новые территории, где вскоре оказывались на грани вымирания многочисленные виды. Берни и Флэннери придерживаются мнения, что существует «универсальный принцип появления человека, за которым следуют обеднение фауны и другие экологические изменения, и исключений из этой схемы не известно»{7}. Только подумайте: универсальный принцип обеднения фауны. Во многих случаях часть фауны, которая находится на грани вымирания, включает в себя многие виды крупных млекопитающих, птиц или рептилий. Крупные животные более уязвимы, поскольку размножаются медленнее, чем мелкие, поэтому утрата любого числа особей репродуктивного возраста имеет более серьезные последствия. Кроме того, крупным животным нужны бо́льшие пространства для жизни, и это еще одна причина, по которой они более восприимчивы к потере мест обитания. Когда в 1967 г. Пол Мартин начал подробно писать об этом, данное явление получило название «исчезновение мегафауны»{8}. Опустошение, которое мы несем с собой, распространяется не только на животных, но и на растения. В другой современной статье выдающаяся команда экологов пишет: «Современное вымирание видов во многом обусловлено одним-единственным видом – Homo sapiens, и с момента его появления в позднем плейстоцене это… массовое вымирание характеризуется исчезновением крупных животных в общем и сверххищников (высших хищников) в частности… Исчезновение сверххищников, вероятно, является самым глубоким и всеобъемлющим воздействием человечества на природу»{9}. Сверххищник – верхнее звено пищевой цепи, вид, который прямо или косвенно потребляет всю нехищную биомассу экосистемы. Мы, конечно, являемся высшими хищниками, и мы хорошо потрудились, сознательно или нет, над тем, чтобы уничтожить всех остальных высших хищников, которые могли бы конкурировать с нами в тех экосистемах, где мы появлялись.

В истории были случаи, когда изменение климата выводило экосистемы из состояния равновесия и инициировало явную депопуляцию крупных видов млекопитающих, делая их еще более уязвимыми перед человеком, хотя практически нет никаких сомнений, что человеческое вторжение было ключевым фактором (не обязательно единственным), запустившим вымирание видов на обширной территории Евразии, Австралии и обеих Америк, на околополярной территории, на многочисленных островах и на островном континенте Мадагаскар{10}. Я не стану заявлять, что возникновение людей было единственным фактором, обусловившим вымирание многих видов, однако исчезновение большого числа видов вслед за расселением человека является обычным делом.

Высшие хищники имеют особое влияние на формирование экосистемы. Морской эколог Роберт Стенек из Университета штата Мэн замечает: «Исследования довольно сильно отличающихся друг от друга экосистем показывают, что один-единственный хищный вид может контролировать распространение, численность, размер тела и разнообразие других видов в системе»{11}. Роль человека в исчезновении видов лучше всего видна на небольших островах, где ограниченность ресурсов, жизненно необходимых для существования местных видов, более очевидна и заметна. Но даже на континентах хорошо видно, какую роль сыграл человек в исчезновении мамонтов и мастодонтов, туров и диких лошадей, мадагаскарских гигантских лемуров, маврикийских дронтов и новозеландских моа. Мы, люди, способствовали исчезновению удивительных гигантских сумчатых, огромных хищных птиц и восхитительных странствующих голубей, гигантских ленивцев, шерстистых носорогов, грозных и страшных сумчатых волков и саблезубых кошек, а также многих других видов, которые смогли пережить изменение климата, но не появление людей. Человеческое хищничество – это не единственный фактор, который привел к вымиранию всех этих видов, тем не менее невозможно игнорировать вывод о том, что именно мы сыграли ключевую роль в этом процессе.

Эта книга описывает чрезвычайно важный период нашей истории, время, когда пресеклось существование последней группы палеоантропов – неандертальцев. На страницах книги я показываю, что вымирание неандертальцев было вызвано появлением в районе их обитания современных людей; проще говоря, люди – это в высшей степени хорошо приспосабливающийся инвазивный вид, и вели мы себя соответствующим образом в то время, когда происходило вымирание неандертальцев. Я с радостью обнаружила, что другие антропологи высказывают похожие мнения, и я выражаю им признание в этой книге{12}.

Причины, приведшие к вымиранию наших близких родственников – неандертальцев, озадачивали палеоантропологов с тех самых пор, когда в 1856 г. неандертальцы были признаны отдельным видом. По мере роста числа найденных ископаемых останков и распространения новых методов исследования, исчезновение вида со столь близкими и знакомыми нам характерными признаками – умение разводить огонь, изготавливать и использовать орудия труда, объединяться в группы, охотиться на крупных млекопитающих, использовать символы, изображения и даже в какой-то степени общаться – по-прежнему оставалось загадкой. Однако, как только вы поймете, как инвазивный вид добивается успеха и какие факторы определяют его влияние на экосистему, в которую этот вид вторгается, никаких загадок больше не останется.

2. Мы идем к вам, хотите вы этого или нет

Что же такое инвазивный вид? Возможно, простейшее определение этого понятия такое: это вид, который переселился в новую географическую область, в которой прежде (исторически) представители этого вида не обитали. Переселившиеся виды, те, которые адаптировались к новым местам обитания без вмешательства человека, считаются местными видами. Эндемичные виды являются подмножеством местных. К ним относятся те виды, которые сформировались на конкретной территории и обитают только там. Виды-вселенцы не относятся ни к тем ни к другим; это виды, для которых данная местность не является «родной». Вселенцы – это некоренные, неместные, неэндемичные, чужеродные и зачастую разрушающие сложившуюся экосистему виды.

Власти США дали юридическое определение чужеродным видам: «В отношении отдельной экосистемы [к ним относятся] любые виды, не являющиеся естественными для указанной экосистемы, в том числе семена, яйца, споры или другие биологические объекты, способствующие размножению этих видов»{13}. В том же официальном документе инвазивные виды определены как «чужеродные виды, интродукция которых наносит или может нанести экономический или экологический ущерб или ущерб здоровью людей»{14}. Данное определение означает, что виды, не разрушающие экосистему и безвредные для людей, формально не относятся к инвазивным. Это несколько близорукая и антропоцентрическая точка зрения.

В чем разница между инвазией видов и географической экспансией? Основные отличия состоят во временно́м масштабе процесса, расстоянии и степени влияния{15}. Расширение территории обитания вида на несколько километров, вероятно, будет иметь пренебрежимо малое влияние на экосистему в целом. Значительное же расширение области распространения вида, переселение особей вида из одного места обитания, или экосистемы, или континента на другой, через горный хребет или иной труднопреодолимый географический барьер, рассматривается как инвазия, поскольку подобные изменения весьма вероятно приведут к серьезным последствиям.

Экосистемы – сложные образования, переплетенные сетью взаимодействий видов, их симбиозом и взаимозависимостью. Тесные взаимоотношения между видами в пределах одной экосистемы обогащаются, деформируются и усложняются под влиянием конкуренции, взаимоисключающих и расширенных потребностей, а также изменчивого сосуществования. Вбрасывание абсолютно нового организма в эту смесь может нарушить функционирование всей системы, если только новый организм не окажется столь слабо приспосабливающимся, что вымрет до того, как сможет сформировать жизнеспособную и воспроизводящуюся популяцию.

Инвазивные или неместные виды довольно просто определить в теории, но не на практике. Если коренной или местный вид – это тот вид, который был частью локальной экосистемы в течение значительного периода времени, возникает вопрос: насколько долгим должен быть этот период? Сколько лет, веков или тысячелетий вид должен быть частью экосистемы, чтобы его можно было считать местным?

В Соединенных Штатах в качестве Рубикона, разделяющего в отдельной экосистеме местные и неместные, чужеродные, инвазивные виды часто используется период в 500 лет. Экологи, которые занимаются живыми организмами, склонны мыслить очень короткими отрезками времени, сопоставимыми с продолжительностью жизни нескольких поколений людей, и поэтому 500 лет – вполне подходящий срок. Я расцениваю такой подход как довольно слабый для широкого круга задач. С момента своего появления инвазивная биология была тесно связана с задачами и стратегиями сохранения и защиты, поэтому изменения, которые происходили в течение относительно короткого периода времени, привлекали повышенное внимание. Подобные изменения можно было увидеть, измерить и задокументировать. Гораздо сложнее увидеть и понять причины инвазии, когда временной отрезок составляет тысячи или десятки тысяч лет.

Палеонтологи и палеоантропологи, такие как я, привыкли мыслить масштабами веков и тысячелетий. Преимущество изучения больших промежутков времени состоит в том, что на длинных отрезках можно ясно увидеть великие эволюционные и биологические законы и тенденции. Считаются ли животные, которые эволюционировали в Азии и потом оказались на Американском континенте (а это люди, мамонты, лошади и волки) местными видами, если они провели на этом континенте 20 000 лет? А если 10 000? Отрезок в 500 лет явно недостаточен, чтобы увидеть масштабные эволюционные эффекты, разве только в случае видов с очень небольшой продолжительностью жизни, смена поколений которых происходит за короткий промежуток времени. Погружение в глубины времени при проведении эволюционных исследований означает, что я несколько иначе подхожу к проблеме инвазивных видов и вопросам вымирания, чем это делают большинство инвазивных биологов. Слабость традиционного подхода заключается в том, что в масштабах геологического времени бывает очень сложно отследить многие кратковременные (порядка сотен лет) флуктуации, то есть изменения, которые могут причинить вред отдельным видам. В некоторых ситуациях мы, палеонтологи и эволюционные биологи, можем заглядывать слишком далеко. В целом же я считаю, что понимание принципов инвазивной биологии поможет найти ответы на некоторые давние вопросы эволюционной биологии. Иногда анализ кратковременных эффектов дает ключ к пониманию эффектов длительных.

Чтобы правильно объяснить гипотезы и выводы, которые лежат в основе этой книги, я должна дать предельно ясное определение инвазивного вида в том смысле, как я его понимаю. Рабочее определение, которым я пользуюсь, не ограничивается только перемещением на исторически новую территорию. Один из критериев для определения, является ли вид инвазивным или нет, зачастую связан с тем влиянием, которое этот вид оказывает. К понятию инвазивности не применим принцип «все или ничего». Организм должен пройти ряд последовательных этапов, чтобы его можно было отнести к инвазивным видам.

Во-первых, появление: чужеродный вид должен каким-то образом оказаться в новой экосистеме, что в наше время зачастую происходит при участии человека. Представители инвазивного вида могут перемещаться «автостопом», используя корабли, самолеты или автомобили, спрятавшись в трюмной воде, в грузовых контейнерах, в личном багаже, в складках нашей одежды или даже внутри наших тел. Более крупные представители инвазивных видов иногда целенаправленно привносятся людьми, которые хотят иметь гарантию того, что на новой территории будут важные для них виды животных. Например, люди привезли с собой не только домашних животных, но и оленей, лосей, кроликов и бесчисленное количество растений в разные регионы. По оплошности мы также распространили множество насекомых и паразитов. Мы, люди, не любим путешествовать в одиночку.

Во-вторых, вселенцы должны сформировать жизнеспособную дикую популяцию. В качестве простого примера можно привести минимальную жизнеспособную популяцию (МЖП), которая обычно включает 1000 особей[2]. Если особей будет меньше, недостаточное генетическое разнообразие может привести к высокой частоте опасных мутаций, вызванных инбридингом (близкородственным скрещиванием). Маленькие популяции более уязвимы, чем большие, перед такими случайными бедствиями, как ураганы, эпидемии разных болезней или засуха. В результате подобных происшествий небольшая популяция-основатель может полностью исчезнуть за очень короткий период времени. Тем не менее в научной работе по данному вопросу, опубликованной в 2007 г., было сделано предположение, что для МЖП даже менее 1000 особей может оказаться достаточно{16}. Меня беспокоит, что МЖП обычно определяется как популяция, которая с вероятностью 95 % сохранится на протяжении не менее 100 лет. Но почему одной сотни лет? В палеонтологии это невидимый, невыявляемый фрагмент времени, а вовсе не длительное выживание, хотя сотня лет для человека довольно долгий срок. (Обычно считается, что поколение людей сменяется за 20 лет, то есть 100 лет – это пять поколений. Немногие из нас могут отследить историю своей семьи так далеко в прошлое.) По моему мнению, если вы пытаетесь просчитать долгосрочное выживание популяции, то одной тысячи особей слишком мало, поскольку случайное событие, локальная или глобальная катастрофа или малозаметные перемены запросто могут уничтожить такую популяцию.

Давайте рассмотрим хорошую аналогию вторжению современных людей в Евразию – заселение Австралии. Эта аналогия удобна тем, что на Австралийском континенте до появления современных людей какие-либо представители подсемейства гоминин полностью отсутствовали, поэтому здесь не возникнет путаницы с археологическими стоянками или орудиями, принадлежащими разным видам гоминин. В Евразии такая путаница – обычное дело. Кроме того, заселение Австралии происходило во временно́м окне с 48 000 до 46 000 лет назад, практически в том же временно́м интервале, когда современные люди впервые оказались и в Евразии. Можно предположить, что первые люди, добравшиеся до Австралии, обладали способностями, примерно сопоставимыми с возможностями первых людей Евразии{17}, с тем условием, что у первых человеческих поселенцев, достигших Австралийского континента, должны были быть морские суда и значительные познания в мореплавании{18}.

Так что же произошло? И сколько людей потребовалось, чтобы заселить Австралию?

В недавнем исследовании, выполненном Аланом Вильямсом из Австралийского национального университета, хитроумным способом было подсчитано число людей, которые поселились в Австралии около 45 000 лет назад{19}. Обычно антропологи предполагают, что Австралию колонизировала малочисленная группа, состоящая, вероятно, из 50 или 100 человек. Вильямс решил проверить это предположение математически. Сначала он собрал данные обо всех раскопанных стоянках, которые прошли радиоуглеродный анализ, были подробно описаны и относились к периоду, предшествовавшему появлению на континенте европейцев; таких стоянок насчитывается около 5000. Затем он использовал зависимость числа стоянок от времени для приближенной оценки численности популяции, основываясь на разумном предположении, что большее число людей оставляет большее число стоянок. Это предположение позволило ему рассчитать темп относительного роста популяции во времени даже при условии, что изначальная численность популяции-основателя была ему неизвестна. Теперь он мог задаться вопросом, сколько времени потребовалось популяции-основателю, чтобы удвоить, утроить или удесятерить свою численность. Поскольку скорость роста популяции была ему известна, то, отталкиваясь от размера популяции аборигенов на момент появления европейцев (то есть примерно в 1788 г.), он мог рассчитать, насколько большой должна была быть численность популяции– основателя. По состоянию на 1788 г. оценки численности аборигенов варьируются от 770 000 до 1,2 млн человек. Число не очень точное, поскольку вместе с европейцами на континенте появились и европейские болезни, которые всего за несколько лет подкосили многие группы аборигенов, не говоря уже об умышленном убийстве аборигенов европейскими поселенцами. Также не было проведено и систематической переписи населения всего континента. Тем не менее, отталкиваясь от удовлетворительных оценок плотности населения в разных районах, первые европейские поселенцы получили разумное представление о количестве аборигенов в Австралии.

Удивительно, но Вильямс обнаружил, что если, как это всегда считалось, популяция-основатель в Австралии насчитывала от 50 до 150 человек, то к моменту появления на континенте европейцев численность аборигенов не должна была превышать 19 000 человек. И хотя исходные оценки численности аборигенов в Австралии могут быть неточны, их погрешность должна быть сумасшедшей, чтобы принять население в 20 000 человек за полумиллионное. Очевидно, что популяция-основатель численностью от 50 до 150 аборигенов была бы недостаточной, чтобы воспроизвести зарегистрированную численность населения от 770 000 до 1,2 млн аборигенов на момент появления европейцев. Фактически для такого числа аборигенов популяция-основатель должна была быть намного больше и насчитывать от 1000 до 3000 человек.

Такое огромное число первых поселенцев, по мнению Вильямса, свидетельствует о целенаправленной миграции и выдающемся владении морской навигацией. «Это была не просто семья, которую унесло в море на каком-нибудь плоту, – говорит он. – Это были люди, стремящиеся к путешествиям, к исследованиям»{20}. С того момента, как Австралию и ближайший к ней материк разделили воды океана шириной не менее 80 км, для перехода путешественники должны были пользоваться морской навигацией. Прежде чем захватить Австралию, аборигены, вероятно, регулярно выходили в море в поисках пищи. Поскольку число аборигенов, добравшихся до Австралии, оказалось намного больше изначальной оценки – но не сильно выше той численности МЖП, которую предсказывали экологи, – те лодки аборигенов, которые увидели европейцы во время первого контакта, казались слишком маленькими и недостаточно прочными, чтобы перевезти столь многочисленную группу людей на такое расстояние. Может, аборигены утеряли часть своих мореходных навыков за те тысячи лет, которые прошли между их появлением на Австралийском континенте и прибытием сюда европейцев? Очевидно, так и было. Свидетельства говорят о том, что традиции рыболовства и мореплавания, которыми обладали первые австралийские поселенцы, были совершенно утеряны вследствие переориентации на сухопутные пищевые ресурсы. Возможно, навыки строительства лодок не были так необходимы при наличии богатой австралийской фауны, представители которой никогда раньше не сталкивались с людьми, несущими смерть.

Конечно, не все инвазивные виды стремятся захватить новые территории и не все способны к самостоятельному перемещению, однако люди проявили себя подобным образом в нескольких случаях. Добраться до места – это далеко не единственная проблема для инвазивного вида, хотя (как в случае с заселением Австралии) захват новой территории – неважно, умышленный или непреднамеренный, – в реальности может оказаться довольно трудным. Для благополучного существования инвазивного вида его новая популяция должна распространиться далеко за пределы места своего внедрения (интродукции){21}. И здесь основной тезис подтверждает богатый набор сведений, собранных Вильямсом об австралийских стоянках древних людей. Древние места стоянок, обнаруженные археологами в Австралии, широко разбросаны по территории континента, и это показывает, что люди перемещались из исходной точки, повсеместно заселяя подходящие для жизни районы нового континента, возможно двигаясь вдоль рек и морских берегов. Такое распространение подразумевает рост численности населения, поскольку 3000 человек не могут полностью заселить весь континент. Люди, которые ступили на землю Евразии, похоже, также очень быстро расселились по территории своего нового континента в масштабах геологического времени, а может даже и в масштабах времени, сопоставимого с продолжительностью человеческой жизни.

Не каждый чужеродный вид, прошедший через все этапы высадки, выживания, расселения и увеличения численности, оказывается жизнеспособным в течение длительного времени. Фактически широко распространенная в инвазивной биологии идея оказывается «правилом десяти». Данная концепция утверждает, что только 10 % всех видов выходят за пределы начального ареала (можете их назвать «путешествующими видами») – благодаря собственной инициативе или вследствие активности других видов. Из этих новичков только 10 % смогут прижиться в диких условиях. Это будут путешествующие и распространяющиеся виды. Всего около 10 % от этих распространяющихся видов смогут закрепиться в качестве жизнеспособных диких популяций. И наконец, только десятая их часть станет видом-вредителем, разрушающим экосистему или, в лучшем случае, угрожающим местным видам или конкурирующим с ними.

Таким образом, если, к примеру, начать с миллиона видов, то только 100 000 из них переместятся на новую территорию, только 10 000 будут размножаться в диких условиях, только 1000 сформирует жизнеспособную популяцию, и только 100 станут вредителями. То есть мы поднимаем много шума из-за очень небольшого числа видов, которые подвергаются очень трудному испытанию.

Зачем? Беспокоимся мы потому, что, как показывает история нашей планеты, очень малое число видов может вызвать значительные изменения. Многие экологи считают, что инвазия – это одна из пяти основных причин исчезновения видов. Остальные причины – изменение климата, разрушение мест обитания, загрязнение окружающей среды, болезни и нерациональное использование биологических ресурсов (людьми), которое приводит к их истощению. В реальной жизни все эти факторы связаны друг с другом и действуют совместно; и только крайне редко, если такое вообще случалось, вымирание вызвано каким-то одним из них. Фактически, как только начинает действовать один из этих факторов, экосистема может стать более восприимчивой к остальным опасным факторам, особенно к появлению инвазивного вида. Взаимодействие факторов и неочевидная уязвимость местных видов к каждому из них затрудняет определение относительной роли инвазивных видов как потенциальной причины вымирания.

Всего насчитывается пять случаев глобального массового вымирания видов. Вызваны они были масштабными катаклизмами вроде извержения вулкана или падения астероида. Считается, что последний привел к исчезновению динозавров. Есть мнение, что люди являются причиной шестой волны массового исчезновения видов, которое происходит прямо сейчас{22}.

И если вы спросите, а существуют ли доказательства того, что инвазивные виды способствуют последовательному, ежедневному сокращению биологического разнообразия, то ответ будет утвердительным. Например, в своей известной статье, опубликованной в соавторстве с коллегами в 1998 г., Дэвид Уилков, старший эколог Фонда защиты окружающей среды (г. Вашингтон, округ Колумбия), рассмотрел 1880 видов, обитавших на территории США и признанных некоммерческой организацией «Охрана окружающей среды», Службой охраны рыбных ресурсов и диких животных США и Национальной службой морского рыболовства США видами, находящимися под угрозой исчезновения. Собирая подробные сведения о каждом виде или популяции, исследовательская группа Уилкова проанализировала и упорядочила причины возникновения угрозы исчезновения для всех рассмотренных видов{23}. Разрушение или уничтожение мест обитания – это самый распространенный фактор, оказавший влияние на 85 % видов. Все довольно просто. Ни один вид не сможет существовать, если он не располагает достаточным пространством для жизни. 49 % от общего числа видов оказались под угрозой из-за конкуренции с чужеродными, инвазивными видами за используемые ресурсы. Загрязнение окружающей среды, которое, по сути, является разновидностью разрушения местообитаний, угрожает 24 % от общего числа видов. Еще 17 % страдают от использования человеком природных ресурсов выше уровня их естественного восстановления. В качестве документально подтвержденного примера можно привести изменение популяции атлантической трески. И только 3 % от общего числа видов, включенных в исследование, подвержены угрозе исчезновения вследствие болезней.

Конечно, в течение последних нескольких веков главным обвиняемым в уничтожении мест обитания растений и животных является человек. Наши добывающая промышленность (будь то заготовка древесины, ловля рыбы или добыча полезных ископаемых), земледелие и животноводство, развитие инфраструктуры, в том числе дорог, зданий и сооружений, трубопроводов, плотин и водохранилищ, ухудшают качество среды обитания или даже уничтожают местообитания. В итоге многие причины, приводящие к деградации и потере местообитаний, могут быть связаны только с одним-единственным видом – с нами, современными людьми.

Еще одно исследование причин исчезновения видов было проведено Мигелем Клавьеро и Эмили Гарсиа-Берто из Университета Жироны (Испания){24}. Они собрали статистические данные по всем 680 исчезнувшим или находящимся под угрозой исчезновения видам животных, занесенным в Красный список Международного союза охраны природы. Для 170 видов (25 %) из общего числа была установлена конкретная причина вымирания. Одной из самых частых причин, ответственной за 54 % случаев вымирания (91 вид), оказались инвазивные виды. Результаты этого и других исследований приводят к общему выводу: главным способствующим фактором во многих, если не в большинстве случаев вымирания видов животных являются инвазивные виды. В глубокой палеонтологической перспективе мы, люди, должны рассматриваться как инвазивный вид для любого региона, за исключением Африки.

Признание Homo sapiens инвазивным видом помогает многое понять о нашем прошлом и настоящем положении в эволюционном процессе. Инвазивная биология предлагает новые методы и средства для изучения нашей эволюционной истории и определения нашего места в природе.

Инвазивная биология начала успешно развиваться как область науки с 1958 г., когда эколог Чарльз Элтон из Оксфордского университета опубликовал свою основополагающую работу «Экология нашествий животных и растений»{25}. В этой книге был описан захватывающий парадокс: появление в экосистеме нового вида может иметь как очень серьезные, так и крайне незначительные последствия. В поисках объяснений механизмов нашествий и их возможных результатов исследователи изучили практически все, что касается ответной реакции множества видов, начиная с малоподвижных морских организмов и заканчивая насекомыми, растениями, рыбами, птицами и млекопитающими, на вторжение чужаков.

В процессе исследования уточнялась терминология, формулировались и проверялись основные принципы и законы, а интонация текста изменялась. Элтон писал о «чужеродных видах», «чужаках» и «захватчиках»; сегодня экологи часто используют более нейтральные слова, говоря о «колонизаторах», «интродукции видов» или «неместных видах». И хотя я понимаю, что эмоционально окрашенные термины могут мешать объективному восприятию информации, я все же делаю свой выбор в их пользу, поскольку эти определения подчеркивают суровую реальность тех изменений, которые могут быть обусловлены появлением одного-единственного нового вида. Использование безликих, нейтральных терминов чревато тем, что правда о реальном влиянии инвазии окажется завуалирована.

Никто не ждет, что совершенно разные виды животных, с разным образом жизни, режимом питания, репродуктивными и двигательными способностями, будут вести себя одинаково в условиях нашествия чужеродного вида. Появление нового вида нематоды за короткий период времени может оказать не столь сильное и всеобъемлющее влияние на экосистему, как, скажем, появление нового опасного вида хищных млекопитающих. Тем не менее становятся понятны некоторые фундаментальные принципы, в соответствии с которыми в общем случае происходит инвазия, и эти принципы могут оказаться полезны для изучения выживаемости человека как биологического вида.

Осторожно, внимательно и разумно мы можем использовать методы инвазивной биологии для того, чтобы посмотреть на самих себя и на свою эволюционную историю. Это относительно молодая область науки открывает нам новый взгляд на некоторые из величайших вопросов, возникающих при исследовании эволюции человека. Почему мы ведем свою родословную именно от Homo sapiens? Почему и как исчез последний широко распространенный «другой» вид гоминин, Homo neanderthalensis, обитавший на той же территории, на которой благополучно распространился новоприбывший Homo sapiens?

Не всем палеоантропологам пришлось по душе определение неандертальцев как Homo neanderthalensis (отдельный вид), которое я использую в этой книге. Некоторым ближе определение Homo sapiens neanderthalensis (подвид современных людей). Я не собираюсь заниматься разбором таксономических доказательств, я хочу, чтобы читателю было понятно, о какой группе я пишу в каждом конкретном случае. Несомненно, существуют морфологические отличия между многими частями тела неандертальцев и современных людей. Любого можно быстро научить отличать череп современного человека от черепа неандертальца; специалисты, имеющие профессиональный интерес, обычно могут распознать и другие части скелета и без особых трудностей определить, какому биологическому виду они принадлежат. Кроме того, между неандертальцами и современными людьми были и культурные различия. В конце концов, относятся ли они к двум отдельным видам или только к сильно отличающимся подвидам, не так важно для моего рассказа.

Еще одним потенциальным источником споров и неразберихи оказываются орфография и произношение. Распространенное название для неандертальцев – Neanderthals или иногда Neandertals. Первое, которое я здесь использую, произошло от названия вида, данного при раскопках в 1861 г., – Homo sapiens neanderthalensis. Позже немецкое написание было пересмотрено, чтобы правильно отразить произношение слова – NeanderTAL. Латинское название вида нельзя изменить, чтобы привести в согласие с новым произношением, тем не менее некоторые антропологи все же используют название Neandertal. Самое важное – правильно понимать, о каком именно живом существе вы говорите или пишете.

Изучение генетического материала, полученного из костей неандертальцев, выявило некоторые неприятные проблемы в классификации двух групп, находящихся в тесной взаимосвязи. Обычно вид определяют как совокупность популяций особей, способных к свободному скрещиванию, репродуктивно изолированную от генетически близких форм. Это означает, что представитель одного вида не скрещивается с представителем другого вида и не дает плодовитого потомства. На практике оказывается, что этим определением очень трудно воспользоваться.

Клифф Джолли, который был моим консультантом при подготовке докторской диссертации, большую часть своей профессиональной деятельности посвятил изучению зон гибридизации, в которых происходит скрещивание двух из пяти общепризнанных видов павианов. Если с течением времени зоны и степень гибридизации остаются примерно постоянными, то это говорит о том, что эти две формы павианов могут считаться самостоятельными видами. И наоборот, если скрещивание происходит более часто и при этом не оказывает негативного влияния на жизнеспособность гибридных особей, тогда два предполагаемых вида могут находиться в процессе разделения одного от другого, то есть на стадии формирования действительно самостоятельных видов.

Зоны гибридизации встречаются не так уж редко. Известны зоны гибридизации у жаб, саламандр, птиц и многих видов млекопитающих, не только павианов. В действительности известно множество случаев, когда люди умышленно способствовали скрещиванию пойманных животных, которые без участия человека или никогда бы не встретились, или уж точно не стали бы скрещиваться в условиях дикой природы. Что мы можем сказать о лигре – помеси льва и тигра? Свидетельств существования этого зверя в дикой природе нет, поэтому вопрос этот спорный. Однако биология – сложная и не очень точная наука, описывающая формирование, изменение и вымирание видов, и все эти процессы происходят непрерывно, если рассматривать их на достаточно длинном временно́м интервале.

Поскольку геном каждого нового поколения в пределах вида изменяется со временем, прочертить строгие и прочные связи между видами довольно сложно. Множество родов приматов состоят более чем из одного вида; например, род южноамериканских обезьян Callicebus (прыгуны) содержит 29 отдельных видов. Однако состояние современной классификации видов частично зависит от того, какой из групп удалось выжить. Выживание видов, в свою очередь, определяется их способностью адаптироваться, особенностями среды обитания и пищевыми предпочтениями, потерей или созданием необходимых мест обитания, изменением климата, взаимодействием с другими видами и множеством других сложных факторов. Люди отличаются тем, что у них сохранился один-единственный род, включающий единственный вид, тогда как для горилл, шимпанзе, орангутанов и гиббонов – обезьян – характерно наличие нескольких видов в роде. Правда, другие роды приматов тоже монотипические.

Люди надеялись – некоторые особенно страстно, – что развитие генетических исследований даст нам решение вопроса идентификации видов. Ряд первостепенных задач был связан с крайне сложной процедурой извлечения неискаженной ДНК из древней костной ткани. На начальных стадиях решения этой проблемы использовали митохондриальную ДНК (мтДНК), копии которой присутствуют в каждой клетке тела в количестве от 100 до 1000 штук. Такое огромное количество копий повышает шансы на то, что нити неповрежденной мтДНК могут быть выделены, а затем сшиты вместе для получения полного митохондриального генома. Еще одной серьезной проблемой была высокая вероятность привнесения в исследуемые образцы мтДНК современных людей, источниками которых могли оказаться люди, участвовавшие в раскопках, генетики, техники, кураторы и палеоантропологи, работавшие с ископаемыми костями.

В конечном счете, проявляя повышенную осторожность, разделяя образцы и проводя исследования в двух независимых лабораториях, к 1999 г. удалось восстановить большую часть (400 пар оснований) митохондриального генома неандертальца. Это был настоящий прорыв. По мере развития и появления более совершенных методов генетических исследований удавалось расшифровывать и публиковать сведения о большем числе геномов. Анализ первой группы митохондриальных геномов, принадлежащих примерно 10 особям, не выявил каких бы то ни было пересечений между геномами неандертальцев и современных людей. Как написал генетик Маттиас Крингс из Института эволюционной антропологии общества Макса Планка в первой опубликованной статье по генетике неандертальцев: «Эти результаты показывают, что митохондриальный генофонд неандертальцев в течение длительного периода времени развивался и эволюционировал не так, как генофонд современных людей, и нет никаких признаков того, что неандертальцы и современные люди имели общую мтДНК»{26}. Другими словами, невозможно спутать митохондриальный геном неандертальца и современного человека; как показали первые полученные результаты, эти геномы абсолютно независимы.

Митохондриальные ДНК короче ядерных ДНК и передаются только по материнской линии, что дает некоторые преимущества при их исследовании. Какими бы мтДНК вы, я или любой другой человек ни обладали, все они получены от наших матерей. Наши отцы практически не передали ни вам, ни мне своих мтДНК. Это связано с тем, что половая клетка (яйцеклетка) матери имеет и ядро, и цитоплазму. Именно в цитоплазме находятся органеллы, они же митохондрии, которые снабжают клетку энергией, а кроме того, служат хранилищем для мтДНК. Мужской вклад в оплодотворение обеспечивают сперматозоиды, которые представляют собой, по большей части, ядро с присоединенным к нему хвостиком. Вероятность того, что мтДНК отца будет передана потомству, очень мала, поскольку у сперматозоидов практически нет цитоплазмы, а значит, и число митохондрий мало́.

Благодаря применению усовершенствованных методик, в 2008 г. удалось расшифровать и опубликовать полный черновой вариант митохондриального генома неандертальца{27}. Авторы заявили, что их работа «недвусмысленно» продемонстрировала, что мтДНК неандертальцев не соответствует тем генетическим изменениям, которые наблюдаются в мтДНК современных людей. Конечно, механизм передачи мтДНК от родителей к потомству таков, что мтДНК передается только по женской линии, от матери к дочери, потом к внучке и т. д. У мужского потомства будут те же мтДНК, что и у матери, но не будет возможности передать их своему потомству. Если ни у одной из дочерей не будет собственных детей женского пола, то наследование мтДНК будет прервано; эта ветвь станет вымирающей. Такова судьба большинства ветвей наследования мтДНК, поэтому тот факт, что у современных людей не найдены митохондриальные ДНК неандертальцев, вовсе не означает, что не было место интербридингу. Это только означает, что если интербридинг был, то женская мтДНК неандертальцев просто не сохранилась, не выжила.

По современным оценкам, расхождение между мтДНК неандертальцев и людей произошло в период от 646 000 до 800 000 лет назад. Определить время, когда между двумя геномами появилось расхождение, не так просто, как может показаться. Идея, лежащая в основе метода, состоит в том, что пары оснований нуклеотидов, из которых состоит митохондриальная (а также ядерная) ДНК, мутируют случайным образом, но с постоянной частотой. Если, зная частоту мутаций, подсчитать количество отличий между геномами двух видов, можно легко вычислить, когда эти два вида начали друг от друга отличаться генетически. Однако не все гены мутируют с одинаковой частотой, и даже со временем частота мутаций может изменяться. К примеру, виды, поколения которых сменяются за более короткий период времени, мутируют чаще, чем те, смена поколений которых происходит дольше. Кроме того, некоторые гены склонны к мутациям больше, чем остальные. Это означает, что чем больше генов, принадлежащих двум видам, можно сравнить, тем больше вероятность, что оценка времени появления отличий в геномах будет верной. Тем не менее считать эту форму датирования точной нельзя, поскольку на самом деле датировать нечего. Оценка времени расхождения показывает, сколько времени потребовалось для достижения наблюдаемого уровня генетических различий между двумя формами.

Со временем в разных лабораториях начались попытки по секвенированию ядерной ДНК неандертальцев из хромосом – одной материнской и одной отцовской, – имеющихся в ядрах каждой клетки. Кроме проблем с датировкой времени расхождения ядерных ДНК, здесь появились и другие трудности. До тех пор пока генетики не продемонстрировали, что они могут извлекать ядерную ДНК из костей млекопитающих, найденных в тех же местах, где и кости неандертальцев, многие кураторы институтов и музеев крайне неохотно расставались с частицами останков неандертальцев.

Ведущие лаборатории мира, одной из которых является лаборатория Института общества Макса Планка в Лейпциге под руководством Сванте Паабо, разработали надежные методы извлечения мтДНК из ископаемых костей. Чтобы убедить кураторов в том, чтобы те передали на изучение больше образцов, поскольку это не сопряжено с повышенным риском для сохранности ископаемых костей неандертальцев, исследователи обратились к работе с костями других млекопитающих, и начали они с останков пещерного медведя, найденных в Хорватии, в пещере Виндия. Но сколько они ни прикладывали усилий, им не удалось ничего извлечь из этих останков. Тогда исследовательская группа Паабо начала попытки экстрагировать ядерную ДНК из останков мамонтов, извлеченных из вечной мерзлоты, в надежде, что там ДНК сохранилась лучше. За время работы и несколько следующих лет произошли различные технологические прорывы, а щедрое финансирование проектов по секвенированию древних ядерных ДНК означало, что исследования могут вестись быстро и с меньшим количеством рутинных и утомительных процедур. Когда ученые говорят о ДНК, обычно они имеют в виду именно ядерные геномы; одна хромосома пары поступает от матери и несет ее ДНК, а вторая – от отца и содержит его ДНК. Таким образом, в каждом поколении происходит рекомбинация генов при формировании нового потомка.

В процессе расшифровки группой Паабо участков ядерной ДНК неандертальца обнаружился удивительный факт. Хотя митохондриальные ДНК неандертальца и современного человека не имеют пересечений, у ядерных ДНК такие пересечения есть. Правда, они были незначительными – от 1 до 4 % – и наблюдались преимущественно только у тех людей, которые имели европейское или восточно-азиатское происхождение. У людей африканского происхождения гены неандертальца встречаются гораздо реже или совсем отсутствуют. На основе этого факта некоторые исследователи выдвинули предположение, что интербридинг (смешение) произошел после того, как предки современного человека покинули Африку, а затем столкнулись с неандертальцами на территории Леванта или Евразии. Однако реальное значение этой общей генетической информации остается дискуссионным вопросом.

Ричард Грин входит в команду исследователей Института эволюционной антропологии общества Макса Планка. Грин рассказал журналисту из Science News, что область пересечений геномов была так мала, что в результате смешения не могла быть передана никакая «генетически важная» информация. Он сказал: «Сигнал очень неплотно распределен по геному, это всего лишь очень тонкая ниточка к тому, что произошло в далеком прошлом… Если бы там было что-то, что давало бы эволюционные преимущества, возможно, мы бы это уже нашли путем сравнения геномов человека»{28}. Другой исследователь из команды, Монтгомери Слаткин из Калифорнийского университета в Беркли, отметил: «Мы не знаем, было ли смешение однократным, когда группа неандертальцев смешалась с группой предков современных людей, и больше этого не повторялось, или эти группы жили бок о бок, и смешение происходило продолжительное время»{29}. До сих пор без ответа остается множество вопросов о генетике неандертальцев и современных людей. Нас ждет еще много сюрпризов.

Теоретически два разных вида не способны к скрещиванию и производству фертильного потомства, и свидетельства смешения неандертальцев и предков современных людей на первый взгляд говорят против видового разделения. Однако высшая степень инбридинга, которую ученые теоретически готовы допустить, основываясь на результатах расшифровки ДНК, составляет 1–4 %. Такой низкий уровень смешения, скорее всего, имел пренебрежимо малое влияние на обе группы. Для сравнения, он соответствует смешению между современными видами павианов. Кроме того, общее количество исследованных геномов неандертальцев ужасно мало, также и число современных людей, прошедших генотипирование, мало по сравнению с размером их мировой популяции, которая насчитывает более 7 млрд человек.

Андерс Эрикссон и Андреа Маника из Кембриджского университета посмотрели на ДНК неандертальцев с другого ракурса{30}. Они предположили, что пересечение геномов современных людей и неандертальцев может быть не следствием смешения после генетического разделения двух видов, а наследством, полученным от общей древней родовой популяции, из которой произошли оба вида. Пока еще нет надежных оснований для выбора одной интерпретации в ущерб остальным.

Недавно были опубликованы две статьи, в которых пересекающиеся последовательности генов были проанализированы, чтобы определить, в чем отличия геномов неандертальцев и современных людей, и насколько эти отличия велики. Просмотрев 1004 генома современных людей, группа ученых из Института общества Макса Планка смогла продемонстрировать, что гены неандертальца «разбросаны» по современному геному не случайным образом, а включены преимущественно в определенные участки ДНК{31}. Эти участки содержат гены, кодирующие синтез кератина – белка, входящего в состав кожи, ногтей и волос. Можно предположить, что эти гены помогли современным людям адаптироваться к более холодному евразийскому климату, даже если сами неандертальцы предпочитали более теплые территории. Еще одна интересная версия состоит в том, что гены неандертальца, связанные с кератином, имели отношение к заживлению ран{32}, поскольку кератин способствует блокировке патогенов.

По-видимому, не все гены неандертальцев оказались полезными для современных людей. Фактически несколько неандертальских аллелей[3], обнаруженных учеными из Института общества Макса Планка, связаны с физическим состоянием, здоровьем или с течением болезней, в том числе при волчанке, билиарном циррозе печени, болезни Крона, пристрастии к курению и диабете II типа. Еще интереснее тот факт, что длинные участки генома современного человека не содержат следов генов неандертальцев. Это позволяет предположить, что гены, расположенные в этих участках, появились в результате активного замещения, поскольку исходные гены оказались вредны для людей. Ученые называют эти участки неандертальскими наследственными «белыми пятнами». Самое большое «белое пятно» обнаружено в Х-хромосоме, там, где чаще всего находятся гены, связанные с пониженной мужской фертильностью. Подтверждение этого вывода было получено в результате исследования частоты аллелей неандертальцев в тканеспецифичных генах. Было обнаружено, что гены, влияющие на яички – орган, который непосредственно отвечает за мужскую фертильность, содержат поразительно мало аллелей неандертальцев. Можно сделать вывод, что мужчины – гибриды человека и неандертальца были либо бездетны, либо их плодовитость была крайне низкой. Эти два биологических вида генетически были почти несовместимы. Не удивительно, что степень смешения этих двух видов оказалась настолько низкой.

Практически в то же время двое ученых из Университета Вашингтона, Бенджамин Вернот и Джошуа Эйки, опубликовали результаты своего исследования{33}. В поисках неандертальских генов Вернот и Эйки изучили современные геномы 379 человек из Европы и 286 человек из Восточной Азии. Им тоже удалось обнаружить гены, связанные с кератином и пигментацией кожи. Хотя назначение всех неандертальских генов до сих пор не известно, наверное, самым удивительным результатом исследования стало открытие, показавшее, что некоторые люди сохранили не менее 20 % неандертальского генома. Смысл этого открытия не в том, что степень смешения неандертальцев и современных людей была намного выше, чем предполагалось. Просто получается, что после смешения некоторые гены неандертальцев оказались слишком опасными, а потому были исключены из генома в результате естественного отбора, тогда как другие гены были менее вредоносными и сохранились.

Вся эта информация не может нам помочь выполнить таксономическую классификацию неандертальцев и современных людей. Геномы говорят нам только о том, что неандертальцы имели возможность немного обмениваться генами с современными людьми. Биологическое сходство неандертальцев и предков современных людей было поразительным, но оно не было абсолютным. Неандертальцы также обладали многими поведенческими навыками, которые мы, люди, привыкли считать особенными или продвинутыми. Однако поведение определяется не просто набором генов, а сложным и зачастую уникальным комплексом факторов, среди которых генетические особенности, способность к обучению и даже удача. Не существует гена, который отвечал бы за навыки изготовления, к примеру, наконечника для орудия или за умение поймать мамонта. К тому времени, когда наши древние предки встретились в Евразии с неандертальцами, те уже были умны, обладали опытом и были хорошо приспособлены к своей среде и экосистеме – и тем не менее они вымерли, а мы нет.

Почему так случилось? Почему мы выжили, а они исчезли? Почему мы теперь одиноки в этом мире, хотя и расселились везде, где только можно? И что этот факт говорит о наших прошлых отношениях с неандертальцами и о нашем инвазивном воздействии на окружающий мир?

3. Время имеет значение

Когда я начала писать эту книгу, среди палеоантропологов было принято считать, что и предки современных людей, и наши ближайшие родственники неандертальцы обитали в Евразии в период от 50 000 до 25 000 лет назад. Стоянки древних людей и неандертальцев зачастую соседствовали друг с другом; иногда обе группы попеременно использовали какую-нибудь привлекательную пещеру или убежище в скалах. Люди и неандертальцы были во многом похожи: большие, смышленые, опытные охотники на крупного зверя, которые умели делать орудия труда и жили группами. И те и другие владели огнем. В обеих группах, возможно, был свой язык общения (хотя это вопрос спорный), и обе оставили после себя знаки и символы, которые можно назвать средством общения или искусством, хотя у людей подобные изображения встречаются чаще, чем у неандертальцев.

Что совершенно точно отличает одну группу от другой, так это морфология – то есть анатомическая форма – и пропорции тела. Отличить череп неандертальца от черепа человека современного типа довольно просто, если он хорошо сохранился. У неандертальца – более вытянутый, надбровные дуги крупнее, на затылочной части имеется отличительный костный выступ, известный как «неандертальский шиньон», а лицевая часть от носа до верхней челюсти выдается вперед. В дополнение к этому у неандертальцев иное, заметно выдающееся вперед, расположение зубов, которые имеют другое статистическое распределение по форме и размерам, чем зубы современных людей. Нос неандертальца с большими назальными отверстиями сильнее выступал вперед. Телосложение было более крупным и мускулистым с более крупными суставами и толстыми костями, что говорит о сильных мышцах. Средний вес неандертальца мужского пола составлял примерно 78 кг против 69 кг веса раннего современного человека; неандертальцы женского пола весили в среднем 66 кг, тогда как этот показатель для человека современного типа составлял 59 кг. Эти отличия в телосложении отражались на способах охоты, повседневных нагрузках и предполагаемых методах сохранения тепла{34}.

Основной принцип морфологического анализа состоит в систематизации различных признаков. Если имеются хорошо сохранившиеся части черепа, отличить неандертальца от человека несложно. А вот если останки плохо сохранились, повреждены или сильно фрагментированы, тогда задача усложняется. Если останки гомининов не найдены, палеоантропологам зачастую приходится полагаться на идентификацию ископаемых орудий труда и других предметов. Есть гипотеза, что каменные орудия позднего палеолита были созданы современными людьми (археологические культуры этого периода делятся на ориньякскую, граветтскую, мадленскую и другие), а орудия, относящиеся к иным материальным культурам и зачастую изготовленные с использованием иных методов, – неандертальцами. Ископаемые орудия обычно объединяют в так называемые археологические культуры. Предметы, созданные неандертальцами, относятся к мустьерской культуре. Ей предшествует ашельская культура. Отличия между ними состоят в способах изготовления орудий труда, в разных пропорциях видов орудий, имеющих, предположительно, разное назначение. Иногда ту или иную культуру отличает наличие некоторых специальных инструментов. Например, для ориньякской и других культур человека позднего палеолита характерны орудия труда, изготовленные из кости, а также личные украшения – зубы животных или ракушки с проделанными отверстиями, предположительно для крепления на ремне или нити (рис. 3.1). Эти культуры также отличаются произведениями искусства – рисунками, скульптурой, живописью и музыкальными инструментами.

Разделение на археологические культуры и классификация каменных орудий появились в XIX в., и со временем анализ и идентификация этих предметов неизбежно становились все более сложными. Ключевой проблемой является шательперонская культура, которая относится к периоду времени между мустьерской и ориньякской культурами. Тогда как инструменты мустьерской культуры находят вместе с останками неандертальцев (когда удается обнаружить хоть какие-то сохранившиеся части скелета), а орудия труда позднего палеолита – вместе с останками людей современного типа, связь предметов шательперонской культуры с обоими видами менее однозначная{35}. Для шательперона характерны некоторые предметы, выполнявшие роль личных украшений и костяных орудий труда (рис. 3.2){36}. Могут ли одни только эти особенности свидетельствовать о том, что создатели шательперонских орудий были ранними современными людьми, или неандертальцы тоже могли создавать такие предметы? Мы попросту не знаем ответа.

На некоторых основных стоянках были обнаружены артефакты, относящиеся к разным историческим периодам, и связь между найденными останками и предметами не очевидна. Несколько видных археологов выдвинули предположение, что шательперонская культура относится к материальной традиции человека современного типа; другие исследователи считают, что это традиция неандертальская. Спор еще далек от завершения. Поскольку мест, в которых найдены каменные орудия труда, намного больше, чем стоянок с останками гоминин, объем доступных для анализа данных значительно возрастает, когда удается однозначно установить, принадлежали эти орудия современным людям или неандертальцам. Однако есть одна загвоздка. На орудиях нет отметок о том, какой из видов гоминин их изготовил, а гоминины могли перенимать или копировать орудия, созданные представителями другого вида. И что тогда? Разумнее всего проявлять осторожность в своих предположениях и гипотезах и относиться к ним критически.

С тех пор как было впервые было отмечено, что современные люди и неандертальцы пересекались во времени и пространстве, палеоантропологи и исследователи-любители бились над объяснением установленных фактов. Могло ли расширение области обитания современных людей в Евразии привести к исчезновению неандертальцев? Как именно это могло произойти, если неандертальцы благополучно проживали на территории Евразии в течение по крайней мере 200 000 лет до появления современных людей? Имели ли неандертальцы преимущества перед пришельцами, которые не были знакомы с особенностями ландшафта и с местной фауной?

Если причиной вымирания неандертальцев стали ранние современные люди, то должны существовать свидетельства этого процесса и нам следует их найти, а также определить преимущества, которые были у современных людей перед неандертальцами. Если же нет, то какой фактор стал причиной вымирания неандертальцев, живших на этой территории сотни тысяч лет? Временной интервал в 25 000 лет, когда люди и неандертальцы сосуществовали на одной территории, кажется абсурдно длинным, если соперничество между двумя видами было острым, особенно в сравнении с теми случаями, которые известны инвазивным биологам. С точки зрения палеонтологической науки этот гипотетический период времени мог быть более коротким в зависимости от того, насколько быстро современные люди расселялись по территории Евразии и каково было соотношение численности популяций коренных и пришлых видов. В действительности реальный период сосуществования двух видов мог быть очень коротким. Время – это существенный фактор.

Хронологический фундамент этой проблемы сильно пошатнулся в 2013 г., когда были опубликованы первые результаты масштабной программы передатировки множества палеоантропологических находок, сделанных на территории Евразии. Команда исследователей под руководством Рейчел Вуд из Австралийского национального университета и Томаса Хигхэма из Исследовательской лаборатории археологии и истории искусств Оксфордского университета разработала усовершенствованную методику для уточнения датировки образцов, взятых из 11 археологических раскопок на Иберийском полуострове{37}. Эти места имеют особое значение, поскольку на основе сделанных находок была выдвинута гипотеза о том, что после появления современных людей и одновременного изменения климатических условий неандертальцы покинули большую часть территории Евразии, которую они занимали в течение многих тысяч лет, и отступили к побережью Средиземного моря, где климат был более мягким. Это место стало для них рефугиумом (убежищем). Согласно этой теории, основанной на предыдущих методах датировки, на Иберийском полуострове неандертальцы обитали дольше, чем где-либо еще. Самые поздние находки датировались 24 000–23 000 тыс. до н. э. Исследователи, среди которых были Клайв Финлейсон из Музея Гибралтара и Жуан Зилхао из Университета Барселоны, отмечали особую роль изменения климата и условий окружающей среды в исчезновении неандертальцев и выживании современных людей. Какое бы объяснение ни предлагалось, очень важно иметь правильную и точную хронологию как для более северных территорий, где сосуществовали неандертальцы и ранние современные люди, так и для более мягких условий Средиземноморского побережья, где неандертальцы обосновались позднее.

Каким образом датируются археологические находки? Из места раскопок берут образец – часть кости, фрагмент древесного угля или древесины. Если изучаемый образец предположительно сформировался менее 50 000 лет назад, то можно воспользоваться методом радиоуглеродного анализа. В основе метода лежит идея о том, что радиоактивный изотоп углерода 14С, который непрерывно воспроизводится в верхних слоях атмосферы, со временем распадается и превращается в стабильный изотоп углерода 12С; соотношение этих двух изотопов в органическом образце показывает, когда этот организм был жив и его живая ткань получала углерод из окружающей среды. Если образец оказывается старше 50 000 лет, то в нем, скорее всего, сохранилось слишком мало изотопа 14С для проведения точных измерений, и тогда применяются другие методы радиоизотопной датировки. При изучении исчезновения неандертальцев подобные ситуации возникают редко.

К сожалению, соотношение содержания изотопов 14С и 12С в атмосфере на протяжении тысячелетий не остается абсолютно одинаковым, но изменяется на доли процента. Необработанные результаты радиоуглеродной датировки дают соотношение содержания изотопов 14С и 12С в образце в годах до настоящего времени, где под «настоящим временем» подразумевается 1950 г. Результат такой датировки может искажать действительный возраст образца на 10–20 % из-за тех самых незначительных изменений содержания исходного изотопа 14С в атмосфере. Чтобы устранить эту погрешность, проводится калибровка метода, которая учитывает изменение содержания углерода во времени и устанавливает зависимость между результатами датировки и календарными датами; для этого можно использовать измерение годовых колец деревьев, сталагмитов, исследовать процессы опыления или, к примеру, глубокие океанские впадины. Калибровочные стандарты постоянно уточняются. Часто указанием на использование калибровочных стандартов является сокращение «кал.», используемое при написании установленной даты. Результаты радиоуглеродной датировки обычно приводятся с оценкой погрешности, например 32 000 ± 430 лет. Высокая погрешность вызывает сомнения относительно полученных результатов и говорит о возможном разложении образца или его загрязнении, которое могло сохраниться несмотря на все процедуры очистки.

При проведении радиоуглеродной датировки необходимо учесть еще две вещи. Во-первых, если используемый для датировки образец загрязнен «современным» углеродом, то установленный в результате радиоуглеродного анализа возраст образца окажется слишком «молодым». Вуд и Хигхэм приводят обескураживающий пример, когда для образца, возраст которого составляет 50 000 лет, после его загрязнения «современным» углеродом в количестве всего 1 % по массе возраст, определенный методом радиоуглеродного анализа, составил 37 000 лет. Такое расхождение в датировках слишком велико, если речь идет о событиях, временны́е масштабы которых сопоставимы с продолжительностью человеческой жизни. Во-вторых, простые условия хранения образца могут привести к разложению или разрушению большей части содержащегося в нем коллагена – основного белка в ископаемых костях, в состав которого входит углерод. Если останется слишком мало коллагена, то содержащегося в образце белка будет недостаточно для проведения точной датировки. Один из способов выявления этой проблемы заключается в анализе содержания азота – основного компонента коллагена. Если содержание азота в костях слишком низкое, значит, количество коллагена, сохранившегося в образце, скорее всего, будет недостаточным для датировки. Например, останки неандертальцев, найденные в пещере Эль-Сидрон в Испании, содержали слишком мало коллагена для надежного радиоуглеродного анализа, поэтому кости датированы временны́м интервалом от 10 000 до 50 000 лет. Столь сильный разброс ясно показывает, почему плохо сохранившиеся образцы практически бесполезны для датировки{38}. В Оксфордской лаборатории, где недавно были выполнены датировка и передатировка большого числа образцов, впервые были предложены методики очистки образцов от «современного» углерода и способ определения, достаточно ли хорошо исследуемый образец сохранился для проведения датировки{39}. Анализ загрязненного или сильно разложившегося образца не даст никакой надежной информации.

Первая подсказка к решению проблемы с иберийскими находками, передатированными Вуд и Хигхэмом, была получена из анализа содержания азота. Оказалось, что к радиоуглеродному анализу пригодны только около 10 % из 215 останков костей, выбранных командой Вуд – Хигхэма для передатировки. Девять из 11 мест, где были сделаны находки, пришлось исключить из исследования, поскольку останки содержали слишком мало коллагена. Результаты датировки костей, полученные на основе анализа такого материала, скорее всего, будут бесполезны. Это означает, что гипотеза рефугиума неандертальцев теперь основывается на останках и артефактах только с двух стоянок.

Две стоянки, которые команда признала подходящими для датировки, – это Харама IV в центральной части Иберии (первоначальная оценка возраста стоянки – 30 000 лет) и Куэва-дель-Бокете-де-Сафаррайя, которая считалась самой молодой (наименее древней) из всех неандертальских стоянок – ее возраст оценивался в 26 000 лет.

В результате передатировки трех образцов из пещеры Харама IV, проведенной с применением очистки и предварительной подготовки исследуемых материалов, было установлено, что их возраст составляет 47 000, 50 000 и 49 400 лет соответственно, с погрешностью ±3700 лет. Другими словами, стоянки оказались древнее, чем считалось раньше, в среднем почти на 20 000 лет, а может быть, и больше. Все три образца приближались к порогу в 50 000 лет, то есть тому возрасту, после которого применение радиоуглеродного анализа для датировки становится сомнительным. Кости из Сафаррайи также оказались намного древнее, чем считалось. Возраст отдельных экземпляров варьировался от 33 000 ±1200 до 46 300 ±2500 лет. Все образцы оказались старше 26 000 лет.

Гипотеза о том, что неандертальцы отступили на юг Иберийского полуострова и жили там в течение периода времени, закончившегося около 26 000 лет назад, была опровергнута на материале всего двух стоянок, где сохранившиеся останки содержали достаточно коллагена для датировки. Представление о том, что неандертальцы с трудом выживали на Средиземноморском побережье, оказалось крайне сомнительным. Команда, проводившая датировку, сделала довольно категоричные выводы. О находках в пещере Харама ученые сказали следующее: «Ко всем результатам радиоуглеродного анализа костей, найденных на этой стоянке… следует относиться крайне настороженно». Заключение о находках в Сафаррайе звучало так: «Эта коллекция останков неандертальцев больше не должна использоваться в качестве доказательства того, что Южная Иберия стала поздним рефугиумом для неандертальцев»{40}.

Проведенная передатировка поставила под сомнение прежние представления о времени исчезновения неандертальцев{41}. Можно сделать очевидный вывод, что, вероятнее всего, неандертальцы не жили позднее 40 000 лет назад и все прежние утверждения были основаны на ошибочных датировках.

Неудивительно, что ученые, работавшие на стоянках, молодой возраст которых оказался под сомнением, критически отнеслись к этим выводам. Клайв Финлейсон, палеоэколог из Музея Гибралтара, заметил, что обе иберийские стоянки, которые прошли передатировку, расположены в крайне суровых, холодных условиях окружающей среды, и это могло привести к искажению результатов{42}. Однако на данный момент нет доказательств тому, что температура или влажность влияют на соотношение изотопов углерода{43}. Финлейсон также утверждал, что результатов анализа всего лишь двух стоянок недостаточно для того, чтобы опровергать теории, подтвержденные множеством находок на иберийских и других стоянках, тем не менее датировка – это ключевой фактор. Исследователи, проводившие датировку, обнаружили аналогичные признаки после передатировки и других стоянок, в том числе Мезмайской пещеры в горах Северного Кавказа.

В Мезмайской пещере, расположенной на территории России, было обнаружено два скелета неандертальцев. Первоначальная датировка позволила предположить, что переход от позднего слоя, содержащего останки и орудия труда неандертальцев, к раннему слою человека современного типа произошел около 33 000 лет назад{44}. Эта датировка считалась свидетельством позднего существования неандертальцев на Кавказе, подобно их гипотетическому позднему существованию на Иберийском полуострове (которое теперь не подтверждается). Однако очистка и передатировка скелета неандертальца, найденного во время раскопок в верхнем слое, позволила определить его возраст в 39 700 ±1100 некалиброванных лет, а после калибровки – 42 960–44 600 лет{45}. Передатировка таких ключевых стоянок не просто имеет важное значение, но еще и доказывает, что в отдельных случаях палеоантропологи были введены в заблуждение ошибочными результатами датировки.

Это серьезная проблема, и она не ограничена только иберийскими или кавказскими стоянками. Хронологические данные для большей части Евразии, относящиеся к переходу от мустьерской (неандертальской) культуры к культуре позднего палеолита (человека современного типа), возможно, ошибочны. Хигхэм пишет:

К сожалению, сейчас становится очевидно, что результаты радиоуглеродного анализа, полученные за последние 60 лет, в значительной степени ошибочны и не подходят для серьезного исследования этих образцов. Это обусловлено совместным влиянием факторов, связанных с неполным удалением загрязнений и с теми трудностями, которые возникают при анализе образцов на пороге применимости методики… При датировке исследователи не увидели эти проблемы либо не обратили на них должного внимания. Кроме того, множество результатов датировки, полученных для среднего и позднего палеолита, зачастую могут быть использованы только в широком хронологическом смысле по причине неточности измерений. Развитие более совершенных методологических подходов оказало значительное влияние на повышение точности. Применение ультрафильтрации для датировки костей и методов [предварительной обработки] … для датировки древесного угля показало, что значительная доля находок, сделанных на некоторых стоянках, была датирована неверно, даже несмотря на то, что датировка проводилась недавно{46}.

Для получения надежных данных о возрасте исследуемых образцов группа Хигхэма использовала в высшей степени строгие критерии, в полном соответствии с требованиями методики. В результате поздним временем появления в Европе человека современного типа считают 36 000 лет назад, или 44 000 калиброванных лет{47}. Любая теория, устанавливающая взаимосвязь между этим событием и окончательным исчезновением неандертальцев, должна учитывать время, в течение которого популяция современных людей увеличивалась и распространялась по территории; маловероятно, что люди расселились по Евразии так рано. Принимая во внимание, что, по достоверным данным, последние неандертальцы исчезли около 40 000–42 000 калиброванных лет назад, период сосуществования человека современного вида и неандертальца сокращается с десяти до нескольких тысяч лет или даже меньше.

Хигхэм и его коллеги из Оксфордской лаборатории реализовали масштабный проект передатировки находок, сделанных на 40 ключевых стоянках, с целью построения надежной хронологии окончания мустьерской эры и вымирания неандертальцев{48}. Результаты этого проекта играют ключевую роль в разрешении загадок исчезновения неандертальцев. С поражающей простотой и исключительной точностью ученым, работавшим над проектом, удалось показать, что с вероятностью более 95 % мустьерская культура в Европе исчезла в период между 41 030 и 39 260 калиброванных лет. И хотя нет какого-либо одного явного события или эпизода, ставшего причиной вымирания разных популяций неандертальцев, все они исчезли за довольно короткий промежуток времени. На территории Европы мустьерская культура не закончилась одномоментно, как должно было бы произойти, если бы исчезновение неандертальцев было последствием какого-то одного события.

Если сравнить данные по исчезновению мустьерской культуры и сведения о первом появлении в Европе человека современного типа, то окажется, что оба вида сосуществовали на этой территории в течение 2600–5400 лет. Учитывая, что современным людям нужно было какое-то время, чтобы расселиться по территории Европы, исчезновение неандертальцев происходило довольно быстро после того, как в районы их обитания приходили современные люди, что явно указывает на ключевую роль, которую сыграло появление человека современного типа в исчезновении неандертальцев. А поскольку современный человек, очевидно, относится к успешным инвазивным видам, имеет смысл обратиться к инвазивной биологии и посмотреть, что эта наука сможет рассказать о вымирании неандертальцев.

4. Кто выйдет победителем?

Результат биологической инвазии зависит от несметного числа факторов.

Во-первых, способ распространения видов, вероятно, зависит от того, какое число особей появилось в новом для себя месте обитания. Это могут быть отдельные представители вида, случайно проникшие на новую территорию, или группы особей, передвигающиеся вместе. Чем многочисленнее группа-основатель, тем выше шансы появления на новой местности жизнеспособной популяции. Представители многих видов способны совершать долгие путешествия, особенно если перенаселенность становится нестерпимой и возникает нужда в расширении ареала.

Другим фактором является специфичность потребностей вида. Например, одним из млекопитающих с крайне своеобразными потребностями является коала. Коалы питаются преимущественно эвкалиптовыми листьями, мало того, они употребляют в пищу листья только 20 из 350 известных видов эвкалипта. При этом для собственной безопасности и спасения от хищников коалы используют высокие деревья, и для них не имеет значения, на вершинах каких именно деревьев прятаться. Таким образом, эвкалиптовые леса обеспечивают коалам и питание, и убежище. Коалы очень медлительны, крайне уязвимы перед хищниками, с длинным репродуктивным периодом. Половая зрелость самцов коалы наступает примерно в четыре года, а у самок – в два года. Обычно самки рожают одного детеныша в год. Все эти особенности не позволяют рассматривать коал как потенциально инвазивный вид.

Обратный пример – очень подвижные виды, такие как койоты, пластичные в отношении питания, которое они обеспечивают себе охотой и собирательством. Всеядность койотов делает их потенциально инвазивным видом. Их первоначальным, доколумбовым, местом обитания были засушливые прерии юго-запада США и прилегающие территории Мексики, но этот вид медленно и уверенно колонизировал Северную Америку от Западного до Восточного побережья, распространяясь на север к Канаде, на восток к Атлантическому побережью и на юг к мексиканскому полуострову Юкатан. В наше время койоты обитают в лесах, лесостепях, прериях, прибрежных районах, а также на некоторых городских и пригородных территориях, простирающихся за пределами их изначального ареала в засушливых районах Юго-Запада. Койоты, по сравнению с коалами, не только обладают более разнообразным рационом питания, но еще и более выгодными репродуктивными особенностями, которые обеспечивают им успех как инвазивному виду. Половая зрелость у койотов наступает в первый же год, а в помете бывает от пяти до шести щенков.

Однако распространение вида зависит не только от его видоспецифичных способностей. Например, растения, которые размножаются побегами, крепче привязаны к своим исходным местам обитания, чем размножающиеся семенами. Семена могут разноситься ветром или животными. Воздушные потоки и морские течения, реки, сильные штормы, цунами, другие живые организмы – все они способствуют распространению. Хороший пример подобного перемещения показывают улитки, которые цепляются за ноги птиц; семена, которые попадают в новые районы благодаря рептилиям и птицам, глотающим, а затем выбрасывающим эти семена вместе с продуктами пищеварения; или репейник, прилипающий к шерсти млекопитающих, перемещающихся на большие расстояния.

Одним из самых упоминаемых механизмов распространения является деятельность самого человека, современного Homo sapiens. Люди переносили живые организмы в новые места обитания в течение почти 200 000 лет, иногда случайно, иногда целенаправленно. Примером исключительных последствий непреднамеренной интродукции могут послужить переносившие чумную инфекцию крысы и блохи, обитавшие в перевозимых товарах. Именно из-за расселения этих животных в XIV в. «черная смерть» распространилась по всей Европе и унесла огромное число человеческих жизней. Другим примером являются внутренние паразиты человека и вши.

Люди предпочитают иметь дело со знакомыми им видами растений и животных даже при освоении новых мест обитания. За последние несколько сотен лет они целенаправленно развезли по всему свету домашних животных, среди которых крупный рогатый скот и верблюды. Иногда целью интродукции является увеличение пищевых ресурсов. Так было с лосями и оленями, которых завезли в Новую Зеландию, чтобы европейским переселенцам было на кого охотиться. Так было и с кроликами, завезенными в Австралию, которые стали главной и постоянной проблемой. В XVIII в. моряки во время долгих морских путешествий часто оставляли коз на тех островах, мимо которых проплывали, в надежде, что козы приживутся и в будущем послужат источником провианта. Свиньи и собаки сопровождали поселенцев по всей Океании в их морских путешествиях, как возможный источник пищи и способ утилизации пищевых отходов. Аналогично почти прирученную собаку динго привели на доисторический суперматерик Сахул (он объединял Австралию, Новую Гвинею и Тасманию) люди, пришедшие с Индийского субконтинента{49}. Однако люди существовали на территории Большой Австралии (суперматерика Сахул) за много тысяч лет до появления здесь динго.

Во многих источниках литературы по инвазивной биологии человек рассматривается как мощный механизм распространения и рассредоточения (если речь заходит о людях). Одна из моих основных идей состоит в том, что людей следует признать долгоживущим и крайне инвазивным видом, одной из характерных особенностей которого является склонность брать с собой «зайцев» – представителей других биологических видов – в путешествия, заканчивающиеся географической экспансией.

Делают ли современных людей успешным инвазивным видом их биологические особенности? Люди пришли из Восточной Африки, где их эволюция из доисторических людей завершилась по крайней мере 200 000 лет назад. Как вид, относящийся к отряду приматов, доисторические люди имели относительно крупное тело и были двуногими. Они были искусными хищниками, которые изготавливали и использовали каменные орудия и, почти наверняка, орудия из недолговечной древесины и других растительных материалов.

Размер мозга древних людей современного типа был сопоставим с нынешним размером мозга людей. Наши предки оставили после себя множество каменных орудий; многочисленные личные украшения вроде ракушек, подвешенных на ремешке или нити; следы костров; кости животных со следами каменных орудий. С самого момента своего возникновения, а это примерно 2,6 млн лет назад, каменные орудия применялись для добычи и обработки продуктов животного происхождения, в том числе мяса, жира, шкур, сухожилий и костного мозга{50}. Практически с самого начала появились и другие орудия для добычи и употребления ряда растительных продуктов, хотя доказательства использования растительной пищи менее надежны, поскольку растительный материал сохраняется хуже, чем кости.

Удивительно, но эти древние люди умели охотиться на животных самых разных размеров, начиная от ежей и заканчивая слонами, хотя предпочтительной добычей были травоядные животных средних размеров, такие как импалы (чернопятые антилопы) или антилопы-гну. Нам это известно благодаря необычным структурам перелома и следам на костях ископаемых останков животных. Одна из характерных особенностей, которая так отличает человека современного типа, состоит в том, что он не вписывается в правила, устанавливающие соотношение между размерами хищника и жертвы.

По размеру тела млекопитающего хищника можно предсказать размер тела предпочитаемой им добычи, независимо от того, к какому зоологическому семейству хищник относится. Мелкие хищники отдают предпочтение добыче, масса тела которой намного меньше их собственной, тогда как хищники средних размеров склонны выбирать себе жертву, размер которой не превышает 66 % от размеров тела хищника. И только крупные хищники регулярно охотятся на более крупную добычу.

Ключевое значение также имеет способ охоты. Хищники, которые охотятся группами, могут добывать и, как правило, добывают более крупную добычу, чем охотники-одиночки того же самого биологического вида. Так, животных, которые охотятся стаей, например, львы, пятнистые гиены и вымершие виды хищников, такие как саблезубые тигры, следует считать суперхищниками. И даже красные волки – 20-килограммовые псовые из Азии, смогут, охотясь большой группой, свалить животное, весящее около 100 кг. Чрезвычайно широкий ряд видов животных, на которых охотились древние люди, явно указывает на коллективный вид охоты.

Будучи крупными, очень мобильными животными с разнообразным рационом питания, люди имели все основания стать успешным инвазивным видом, несмотря на тот факт, что репродукция у людей крайне медленная. По сравнению с другими, сопоставимыми по размерам млекопитающими, половое созревание у людей наступает намного позже, при этом потомство, чаще всего, ограничивается одним ребенком за несколько лет. Неандертальцам были свойственны многие характерные особенности современных людей. Они совершенно определенно были хищным, социальным, приручившим огонь и освоившим изготовление орудий труда видом. Как и современные люди, неандертальцы регулярно охотились и убивали животных, которые были намного крупнее самих охотников.

Чтобы понять причины исчезновения неандертальцев и выживания человека современного типа, следует принять во внимание еще один очень важный фактор: глобальное изменение климата, который также должен был оказать сильное влияние на тех, кто выжил, и тех, кто вымер.

Масштабное и беспрецедентное распространение предков современного человека по территории планеты началось около 130 000 лет назад. До этого момента они обитали только в Африке. Наши ближайшие родственники, неандертальцы, населяли Евразию, в том числе ближневосточный регион Леванта, но не Африку. И около 130 000 лет назад, судя по стоянкам в Леванте, территория попеременно занималась то ранними современными людьми, то неандертальцами. Этот период примерно совпадает с началом глобального изменения климата.

Отследить изменение климата во времени можно по многим признакам. Образцы древней пыльцы показывают, какие виды растений произрастали в изобилии, а какие были редкими; по вторичным минеральным отложениям, например сталактитам и сталагмитам, которые формируются в пещерах, можно судить о количестве осадков, выпавших в период формирования отложений; в древних придонных осадочных породах сохраняется мелкий морской планктон фораминифера, его раковины содержат различные изотопы кислорода, количество которых связано с температурой океана; и наконец, наличие и соотношение ископаемых останков мелких млекопитающих, таких как мыши, крысы, землеройки и белки, которые обычно могут существовать только в ограниченном диапазоне температур, также помогают узнать о климате. Обобщая информацию, полученную из разнообразных источников, исследователи получают хорошую базу для анализа климатических условий прошлого: количества осадков, температуры и устойчивости климата во времени. Палеоантропологи и палеонтологи используют морские изотопные стадии (МИС) как характеристики климата. Иногда их называют кислородно-изотопными стадиями (КИС). Они позволяют судить об уровне температуры по соотношению сохранившихся изотопов кислорода 18О и 16О. В холодные периоды более легкий изотоп 16О улетучивается быстрее, а концентрация изотопа 18О в водах океана и в живущих там фораминиферах повышается. Когда улетучившийся 16О возвращается на землю в виде снега и льда, полярный ледниковый покров увеличивается, что приводит к понижению уровня Мирового океана. Для четных кислородно-изотопных стадий характерно высокое содержание 18О. Это были холодные, ледниковые периоды. В нечетных КИС, соответствующих теплым межледниковым периодам, характерно высокое содержание 16О.

Для целей нашего исследования значение имеют только пять последних кислородно-изотопных стадий. Я коротко их опишу, двигаясь во времени от настоящего к прошлому. КИС 1 – это наша современная климатическая стадия, которая началась 11 000 лет назад, когда завершился более холодный, чем сейчас, климатический период, получивший название «поздний дриас». Влияние человека в течение КИС 1 было столь сильным, что даже появилось предложение назвать нашу геологическую эпоху антропоценом взамен устоявшегося названия «голоцен» («антропос» в греческом языке означает «человек»). Предложение это спорное, тем не менее переименование климатической стадии могло бы иметь важное значение. Современный человек – это единственный вид гоминин, живущий в антропоцене{51}.

КИС 2 – это предыдущая стадия, охватывающая период от 24 000 до 11 000 лет назад. Этот период, который часто называют последним ледниковым максимумом, был последним великим ледниковым периодом в мировой истории. Именно тогда вымерли неандертальцы, и только современные люди выжили, за исключением необычных карликовых гоминин острова Флорес в Индонезии, известных как Homo floresiensis, или хоббиты. Этот странный вид и его взаимоотношения с другими гомининами вызывают множество споров. Самые поздние известные ископаемые останки этого вида имеют возраст 17 000 лет{52}.

В период от 60 000 до 24 000 лет назад продолжалась КИС 3, во время которой современные люди вошли на территорию Евразии. Евразия в течение долгого времени была домом для неандертальцев, которые как вид процветали в течение сотен тысяч лет вместе со многими другими видами млекопитающих, теперь исчезнувших, в том числе саблезубых тигров, мамонтов, шерстистых носорогов и пещерных львов. Осмысление КИС 3 является ключевым для понимания исчезновения неандертальцев. Это был период значительной нестабильности климата, сопровождавшийся многочисленными внезапными и резкими изменениями климатических условий, когда переход от теплого к короткому холодному периоду и обратно мог занять не больше нескольких сотен лет. Каждое такое резкое изменение в пределах одной кислородно-изотопной стадии называют событием Хайнриха (СХ) – наиболее холодный период, имевший место около 39 300 лет назад, соответствует СХ 4.

Во время КИС 3 примерно 39 300 лет назад недалеко от современного Неаполя произошло сильнейшее извержение вулкана, в результате которого большую часть Центральной и Восточной Европы покрыл специфический пепел – кампанийский игнимбрит (КИ){53}. Огромное пылевое облако накрыло гигантскую территорию. Мельчайшие, невидимые невооруженным глазом частички вулканического пепла, присутствие которых тем не менее можно определить геохимическими методами, осаждались на поверхность земли. Этот пепел, без всяких сомнений, мог оказать сильнейшее влияние и на температуру, и на экосистемы этого района в целом. Джон Лоу из Королевского института Холлоуэй в Лондоне и его многонациональная команда исследователей использовали вулканический пепел, выброшенный во время этого сильнейшего извержения, как опорную точку для датировки. Они хотели определить, не вымерли ли неандертальцы раньше, чем 40 000 лет назад, и когда появились предки современного человека – до или после этого великого извержения. Ученые объясняют: «Кампанийский игнимбрит – сильнейшее извержение вулкана в Средиземноморском регионе за последние [200 000 лет] … Было высвобождено 250–300 км3 вулканического пепла, который разлетелся по огромной территории центральной и восточной части Европы; выброс такого гигантского количества пепла и летучих веществ (в том числе сернистого газа) в атмосферу, скорее всего, стал причиной вулканической зимы»{54}. КИ не просто охватил огромную территорию, он изменил геохимические свойства.

Некоторые ученые предполагали, что сильное воздействие, которое оказало это извержение на параметры окружающей среды, вынудило неандертальцев покинуть часть Европейского континента, оставив эти территории открытыми для вторжения современных людей. Были и гипотезы о том, что неблагоприятные условия окружающей среды ускорили замещение неандертальцев людьми современного типа. Однако результаты тщательного анализа локальных следов КИ в районах Северной Африки и на обширной территории Европы вплоть до границ современной России приводят к другим выводам.

В шести локациях в Италии и в пяти других местах, расположенных в районах Северной Африки, Балканского полуострова и на территории современной России, стоянки современного человека лежат ниже следов КИ, а значит, эти стоянки более древние. В двух локациях в Греции и Черногории и одной в Северной Африке стоянки неандертальцев также лежат ниже вулканического пепла. Команда исследователей пришла к следующему выводу: «Наши результаты позволяют заключить, что исчезновение [неандертальцев], вероятно, произошло задолго до извержения КИ… Видимо, широкое расселение [людей современного типа] по территории Европы началось также до извержения; таким образом, столкновение популяций неандертальцев и современных людей должно было произойти раньше… [40 000 лет назад]{55}». Современные люди выжили после извержения КИ, а неандертальцы – нет. В рамках проекта по передатировке Оксфордского университета, в котором датировались образцы из множества других локаций, этот вывод был подтвержден. Сильнейшее извержение вулкана не могло послужить непосредственной причиной вымирания неандертальцев, поскольку извержение продолжалось один или два дня, тогда как вымирание растянулось на несколько сотен или даже тысяч лет. Топографический анализ КИ подтверждает, что на тот момент современные люди уже жили на территории Евразии и смогли пережить этот сильнейший катаклизм.

Предшествующая и более холодная КИС 4 продолжалась в период с 71 000 до 60 000 лет назад. В этот период неандертальцы уже обитали на территории Евразии, а вот современных людей можно было обнаружить только в Африке и средиземноморской части Ближнего Востока (Левант).

Стадии КИС 4, в свою очередь, предшествовал более мягкий период КИС 5, который начался 130 000 лет назад. В начале этого периода современные люди переходили из Африки в Левант, и именно тогда могла произойти первая встреча современных людей и неандертальцев.

Было ли это древнее расширение ареала современных людей, их переселение из Африки на территорию Леванта обусловлено изменением климата, следствием которого стало изменение количества осадков, растительности и природных сообществ? Может, да, а может, нет. В поисках более благоприятных климатических условий африканские популяции Homo sapiens могли отправиться исследовать новые территории, чтобы посмотреть, что там, за следующим холмом. В данном случае, если следовать восточным маршрутом, «за холмом» оказалась территория Леванта. (Из Африки можно были уйти и через Гибралтар западным маршрутом, хотя набор ископаемых останков и археологических находок на этом маршруте менее богат.) Следует иметь в виду, что географическая экспансия современных людей вряд ли была преднамеренной, мало того, вряд ли они понимали, что уходят с Африканского континента. Находясь на земле, сложно осознать границы континента; можно смотреть на береговую линию, но нельзя увидеть два берега сразу. Скорее всего, современные люди попросту преследовали дичь или искали новые, незанятые места обитания на границах своего ареала.

В любом случае в самом начале КИС 5 единственным видом гоминин, обитавшим на Ближнем Востоке, были те древние предки человека, останки жизнедеятельности которых обнаружены на стоянках Кафзех и Схул на территории современного Израиля. Один неандерталец, который жил примерно в одно время с людьми современного типа из Кафзеха и Схула, был найден на уровне «С» стоянки Табун, правда, вопросы о точном местоположении этих останков заставляют сомневаться, действительно ли эти два вида сосуществовали в столь близком соседстве.

С началом КИС 4 климат снова изменился, и сильное снижение количества осадков привело к тому, что прежде умеренные регионы превратились в пустыни. С ухудшением климатических условий разительно изменились и экосистемы. Древние люди покинули Левант, а неандертальцы вернулись на свои земли, где просуществовали до середины стадии КИС 3. Самые поздние останки неандертальцев Леванта были найдены в пещере Геула В на горе Кармель и относятся к периоду 42 000 ± 1 700 лет назад{56}. Как часто случается при использовании радиоуглеродного анализа, эта датировка остается спорной. Хотя некоторые популяции могли сохраниться в отдельных местах, на территории Леванта неандертальцы исчезли около 45 000 лет назад; древние люди современного типа вернулись в Левант и распространились по территории Евразии. Общая картина складывается так, что наиболее благоприятные для жизни места в Леванте переходили то к современным людям, то к неандертальцам, причем люди современного типа занимали эти территории, когда климат в Леванте был мягче, а неандертальцы – когда холоднее.

В рамках этой теории об изменении климата можем ли мы предложить какие-то более надежные гипотезы о причине или причинах исчезновения неандертальцев?

Джон Ши, археолог из Университета штата Нью-Йорк в Стоуни– Брук, специализирующийся в исследовании Леванта, видит несколько взаимосвязанных факторов, приведших к вымиранию неандертальцев{57}. Он считает окончательный переход от неандертальцев к современным людям не последовательным процессом эволюции одного вида в другой и одной материальной культуры в другую, а быстрым и революционным событием. Ши интерпретирует имеющиеся данные как свидетельство замещения ослабевших неандертальцев инвазивным видом современных людей, который был лучше приспособлен к суровым условиям жизни.

Ши предполагает, что ухудшение и нестабильность климатических условий во время стадии КИС 3 привело к сокращению площади территории, покрытой лесом и служившей местом обитания неандертальцев, на 75 %, тогда как площадь открытых и холодных степей увеличилась. Из-за потери подходящих мест обитания ресурсная база неандертальцев могла оказаться недостаточной для сохранения жизнеспособной популяции. Результаты, полученные Ши, воспроизведены и в других исследованиях. Если, как предположил Клайв Финлейсон, неандертальцы охотились, устраивая засады, то есть успех их охоты зависел от растительности, в которой они прятались, выслеживая добычу, то выводы Ши представляются крайне разумными. Недостаток растительного покрова мог стать крайне неблагоприятным условием для неандертальцев, особенно если – как на то указывают анатомические исследования Стивена Черчилля из Университета Дьюка – неандертальцы убивали животных не с помощью метания копий или стрел, а пронзая жертву пикой и вступая со зверем в борьбу. Подобную методику охоты можно назвать контактной. Без сомнений, этот способ был крайне опасным и требовал от охотников чудовищной силы и навыков.

Если из-за изменения климата неандертальцам стало сложнее придерживаться своих обычных методов охоты, могло ли это привести к вымиранию? Возможно. Однако суровое ухудшение климатических условий, случившееся во время КИС 3 около 45 000 лет назад, совпало по времени с повторным появлением в Леванте современных людей, которые могли просто стать доминирующим видом и вытеснить неандертальцев.

Ши убедительно показывает, что использование сложного метательного оружия, такого как луки и стрелы или копья, метаемые с помощью атлатлей (копьеметалок), обеспечило современным людям значительное преимущество. Подобное вооружение существовало в северной, южной и восточной частях Африки – на исконной родине Homo sapiens – намного раньше чем 50 000 лет назад. Новые находки, сделанные в Южной Африке, имеют возраст 71 000 лет и отодвигают происхождение таких сложных видов оружия в еще более глубокое прошлое{58}. Метательное оружие, однако, не связано ни с останками неандертальцев, ни с местами их стоянок. Ши пишет:

«В отличие от ручных копий и непроникающих видов оружия (бумерангов, метательных палиц и т. п.), метательное оружие имеет небольшую массу, что позволяет одному охотнику нести с собой большой запас снарядов. Метательные снаряды летят быстро, что позволяет использовать их для поражения маленьких, быстро перемещающихся целей, а также целей больших и неподвижных. Снаряды дольше сохраняют энергию в полете, и поэтому их можно использовать против крупной и опасной добычи или против других людей с меньшим риском для себя… Одним словом, метательное оружие – это технология, раздвигающая границы. Она гарантирует одну из самых характерных отличительных особенностей адаптации человека в Евразии на рубеже 50 000 лет назад, нашу широкую экологическую нишу. Технология метательного оружия, как никакой другой способ адаптации, сделала Homo sapiens типичным экологическим универсалом, а в эволюционном противостоянии универсалы всегда побеждают специалистов»{59}.

Древние люди современного типа вторглись в центральную часть Евразии незадолго до того, как умер последний неандерталец. Хронологию первого появления современных людей в Евразии нам не помогут восстановить ни каменные орудия, ни ископаемые остатки древних очагов. Неандертальцы жили на всей территории Европы еще до того, как туда пришли современные люди. Во многих районах от неандертальцев остались следы костров, орудия труда и останки тел. Современные люди после своего появления здесь тоже оставили множество вещественных свидетельств в тех местах, где они жили или через которые проходили.

Поскольку однозначную связь между археологическими культурами и конкретными видами гоминин установить крайне затруднительно, то в деле восстановления хронологии событий – кто, где и когда жил – могут помочь только ископаемые останки, и то только те, которые хорошо сохранились для проведения надежной датировки. Один из подходов заключается в датировке костей, найденных на древних стоянках, вместе с характерными предметами археологической культуры – при этом для датировки выбираются те кости, на которых остались явные следы обжигания, применения каменных орудий или другие признаки искусственной обработки. Лучше, но сложнее, проводить датировку частей скелета, принадлежность которых современному человеку может быть однозначно установлена. Оба подхода были использованы командой исследователей из Оксфорда для того, чтобы установить, когда закончилась мустьерская материальная культура.

Почему непосредственная датировка скелетных останков так трудна? Во-первых, не все части скелета могут быть однозначно идентифицированы, как останки неандертальца или современного человека. Во-вторых, останков попросту не так много, как можно было бы надеяться. В-третьих, некоторые кураторы с большой неохотой позволяют исследователям брать (и уничтожать) частицы драгоценных экземпляров даже несмотря на то, что необходимый размер нужного образца кости очень, очень мал (около одного грамма). Только относительно небольшое количество останков гоминин было датировано с помощью современных методов.

Один из диагностированных образцов – это череп человека современного типа из Там Па Линга (Лаос), о котором впервые было объявлено в 2012 г.{60} Череп датирован периодом от 46 000 до 63 000 некалиброванных лет. Если люди современного типа жили в Лаосе более 45 000 лет назад, значит, они должны были пересечь Европу еще раньше. Однако радиоуглеродному анализу были подвергнуты только небольшие образцы угля, возраст которых оказался очень близок к границе применимости радиоуглеродного метода датировки. Образцы почвы и отложений из Там Па Линга были проанализированы с помощью других методов датировки. Полученные результаты в целом подтвердили древность образцов, но не повысили точность датировки, погрешность которой была велика. Кроме того, обобщение результатов всех методик с анализом геологического разреза показало, что некоторые даты выпадают из ряда, а значит, либо геологические слои перемешаны, либо образцы были загрязнены, что привело к неверным датировкам. Появились сомнения в том, действительно ли эти экземпляры такие древние{61}.

Другим свидетельством давнего присутствия гоминин в Китае стали два зуба, найденные недавно в пещере Лунадун{62}. Эти зубы, определенно, принадлежали гомининам, а некоторые авторы полагают, что это зубы людей современного типа, а не неандертальцев. Впрочем, сложно отнести найденные отдельные зубы к тому или другому виду. Если это зубы современного человека, тогда из их расположения в земле – они были найдены между двумя геологическими слоями, датируемыми 129 000 и 70 000 лет, – можно предположить, что современные люди появились в Китае раньше, чем считалось. Останки слишком древние, чтобы их можно было подвергнуть радиоуглеродному анализу, датировать их непосредственно не получится.

Более строгие выводы можно сделать из анализа фрагмента человеческой челюсти из Кентской пещеры в Англии. Возраст находки, оценка которой была выполнена после предварительной ультрафильтрации и очистки фрагмента, оценивается в 41 000–45 000 лет. Чтобы попасть из Леванта в Англию, люди современного вида должны были сначала пройти через континентальную Европу. Результаты датировки прекрасно совпадают с древними ориньякскими стоянками современных людей на территории Европы, возраст которых оценивается в 42 500 лет.

Челюсть из Кентской пещеры относится к тому же времени, что и отдельные молочные зубы из грота дель Кавалло в Италии, которые датированы периодом 45 000–43 000 лет назад{63}. Важно отметить, что зубы, найденные в гроте дель Кавалло, относятся к «переходной» улузианской материальной культуре, которая до недавнего времени считалась культурой неандертальцев. Однако передатировка зубов из грота дель Кавалло и доказательства того, что эти зубы принадлежали людям современного типа, разрушают связь между улузианской культурой и неандертальцами. Кроме того, эти факты свидетельствуют о том, что люди и неандертальцы могли сосуществовать на территории современной Италии в течение 3000 лет.

Четвертым особо значимым экземпляром ископаемых останков является челюсть, найденная на археологической стоянке Пештера-ку-Оасе в Румынии. Возраст находки оценивается в 46 000 лет. На этой стоянке не было найдено каких-либо орудий труда, тем не менее ее древность в целом подтверждается ее расположением ниже слоя КИ, а значит, ей больше 39 300 лет{64}.

Итоговая (до настоящего времени) серия доказательств связана с заселением людьми Австралии. Как я уже упоминала, на ее территории не было ни одного вида гоминин, пока около 50 000–45 000 лет назад там не появились древние представители людей современного типа. Таким образом, каменные орудия, остатки очагов и другие археологические свидетельства в Австралии являются более надежными признаками присутствия человека современного типа, чем в Евразии. Археологические стоянки, среди которых Дьявольское логово, озеро Мунго и Наорла, датированы 48 000–44 000 лет. Если современные люди появились в Австралии почти 50 000 лет назад – по самым консервативным оценкам – попасть сюда они могли только через Евразию. Так или иначе. Однако Австралия в те времена не была соединена с Азиатским материком, а минимальное расстояние, которое нужно было преодолеть в открытом море, чтобы добраться до Австралии, составляло 80 км. Многие исследователи считают, что раз люди смогли добраться до Австралии в те времена, значит, у них были лодки и значительный опыт мореплавания, что говорит о наличии некоторых сложных навыков. Несомненно, такие «продвинутые» и «современные» люди были более успешными охотниками, чем неандертальцы. А может, это все просто высокомерная болтовня?

Главный вопрос остается без ответа: было ли вторжение людей современного типа тем фактором, который привел к вымиранию неандертальцев, или основной причиной стало изменение климата?

5. Откуда вы знаете то, что знаете?

Любая гипотеза хороша ровно настолько, насколько выдержит испытание реальными данными – это в науке фактически аксиома. Ценность любых идей, какими бы восхитительными, интуитивно понятными или политически корректными они ни были, не велика, если в их подтверждение невозможно собрать хоть какие-нибудь данные. Половина усилий тратится на то, чтобы на основе выдвинутой гипотезы сделать некоторые предсказания, а затем найти способ определить, насколько эти предсказания верны. В исторических науках вроде палеоантропологии ситуация усложняется тем, что никакие эксперименты провести не получится; эволюционную историю невозможно воспроизвести заново, как запись любимого фильма, нельзя ее воспроизвести и частично, изменив несколько параметров.

Существует две основные соперничающие теории, которые объясняют исчезновение неандертальцев. Первая утверждает, что к вымиранию неандертальцев привели неустойчивость климата и изменения, произошедшие в период КИС 3. Одним из выдающихся сторонников гипотезы изменения климата является Клайв Финлейсон. Он помог составить карты флоры и фауны Западной Европы, показывающие, как на этих территориях менялся во времени растительный и животный мир. Финлейсон и его коллеги поддерживали точку зрения, согласно которой нет прямых свидетельств сосуществования неандертальцев и современных людей, пребывания их в одних и тех же местах в одно и то же время (доказать подобное вообще крайне сложно), хотя оба вида обитали в одном географическом регионе. Финлейсон считает, что ареалы обоих видов расширялись или сужались в зависимости от климатических условий. «Это было динамическое равновесие, – говорит он – некое подобие полупостоянного географического сосуществования»{65}. И вопрос о том, когда именно современные люди добрались до евразийских равнин, где неандертальцы уже были малочисленны, если не исчезли совсем, становится спорным. Не существовало ни географических барьеров, ни препятствий со стороны конкурентов, которые бы мешали продвижению современных людей после того, как неандертальцы отступили к Средиземноморскому побережью, откуда они уже не смогли повторно колонизировать центральную и северную части Европы.

Финлейсон подчеркивает, что такое динамическое сосуществование зависело от потенциальной емкости экосистемы. «Потенциальная емкость экосистемы» – экологический термин, под которым подразумевают число особей популяции, жизнь которых конкретная природная система сможет поддерживать в течение неограниченного времени. Это полезное понятие, правда, ему сложно дать количественную характеристику, которую можно было бы точно измерить или рассчитать. Финлейсон предполагает, что евразийская экосистема не была «полной», то есть она была не так плотно заселена млекопитающими и могла принять новые виды, поэтому неандертальцы и современные люди не конкурировали друг с другом напрямую. Он полагает, что их образ жизни включал дополнительные способы адаптации. Неандертальцы, по его мнению, охотились из засады, выслеживая свою добычу под прикрытием кустарника и высокой травы до того момента, пока не приближались к ней на достаточно близкое расстояние, чтобы убить животное с помощью ручного оружия. Если эта интерпретация верна, тогда тот факт, что неандертальцы справлялись с добычей крупного зверя, весьма впечатляет. Современные люди использовали метательное оружие, которое можно применять на больших расстояниях. Они отдавали предпочтение просторным и открытым равнинам степей и тундр. Оба этих предположения подтверждаются археологическими находками и анатомическими особенностями.

«Межвидовая (или межпопуляционная) конкуренция – это явление, которое крайне сложно продемонстрировать на любой существующей сегодня дикой популяции», – отмечает Финлейсон, добавляя, что «практически невозможно узнать, соперничали неандертальцы и люди современного типа или нет»{66}. Анализируя тщательно реконструированную мозаику мест обитания и экосистем в период КИС 3, Финлейсон видит «принцип вымирания, который связан с природно-климатическими зонами при сильном допущении определяющего влияния климатических условий на этот процесс»{67}. В поисках объяснения, почему вымерли неандертальцы, конечно, будет крайне неразумно проигнорировать или пренебречь массивом фактов, свидетельствующих о том, что мировой климат испытал множество флуктуаций, одна из которых произошла около 40 000 лет назад и, вероятно, была связана с кампанийским игнимбритом. Однако подобных, столь же суровых, флуктуаций было множество, но ни одна из них не привела к исчезновению неандертальцев. Почему именно этот период похолодания стер с лица земли целый вид, который успешно существовал сотни тысяч лет?

Вымирание по причине изменения климата – столь же сложный вопрос, как и вымирание вследствие конкуренции видов. Эколог Эбигейл Кахилл из Университета в Стоуни-Брук с коллегами отметили: «Наша задача состоит в том, чтобы понять, какие факторы непосредственно приводят к вымиранию в связи с изменением климата. Однако сначала нам нужно выяснить, происходит ли подобное в наше время. Предполагается, что глобальное вымирание некоторых видов вызвано изменением климата. К примеру, Международный союз охраны природы (МСОП) признает, что исчезновение только 20 из 864 вымерших видов полностью или частично может быть следствием климатических изменений, при этом доказательства этому крайне слабы»{68}. Исследования в поисках ответа, как на самом деле изменение климата связано с вымиранием видов, обнаружили несколько нюансов. Из 20 случаев, которые были признаны МСОП как вымирание вследствие изменения климата, только один случай относится к млекопитающим – островному грызуну Geocapromys thoracatus из семейства хутиевых. Конечно, тот факт, что изменение климата в наши дни не является обычной или частой причиной вымирания видов млекопитающих, не означает, что оно не сыграло роль в исчезновении неандертальцев.

Та же группа исследователей проанализировала 136 работ, посвященных локальным случаям вымирания, и проследила изменения климата, чтобы посмотреть, не являются ли популяции, живущие в условиях, близких к физиологической границе экологической толерантности к температуре, необычайно уязвимыми и могут вымереть. Только семь работ были связаны с локальными случаями вымирания по причине климатических изменений. Из них только два случая относились к вымиранию видов млекопитающих: американская пищуха Ochotona princeps, которая одинаково плохо переносит как экстремальное повышение, так и понижение температуры; пустынный толсторогий баран Ovis сanadensis, исчезновение которого связывают со снижением количества осадков и последующими изменениями растительности в его местообитаниях. Другие случаи вымирания видов, обусловленные изменением климатических условий, отмечены среди рыб, планарий, бабочек и ящериц и, по-видимому, вряд ли могут послужить аналогией для вымирания неандертальцев.

Даже естественные и потенциально более масштабные изменения климата не являются распространенной причиной исчезновения видов. Из 136 работ, проанализированных Кахилл и ее коллегами, только в четырех были обнаружены случаи вымирания, которые можно связать с естественными колебаниями климатических условий, получившими название южных колебаний Эль-Ниньо. Эти работы были посвящены рыбам-бабочкам, жабам Bufo boreas, кораллам и фиговым осам из Борнео – то есть опять речь идет об организмах, не слишком похожих на гоминин. Таким образом, представить убедительные доводы в пользу климатических причин исчезновения неандертальцев, кажется, так же сложно, как и доказать инвазивную природу их вымирания, но тем не менее имеется хорошее доказательство для обоих вариантов.

Финлейсон непреклонно придерживается гипотезы, согласно которой неандертальцы вымерли не потому, что они были глупые, неуклюжие или в чем-то уступали современным людям. В одной из своих книг он написал: «Популярный тезис гласит, что конкуренция с новоприбывшими и "более совершенными" людьми современного типа закончилась исчезновением неандертальцев. Это утверждение основывается на кажущейся связи между появлением современных людей в Европе и вымиранием неандертальцев»{69}. Тем не менее хронологическое совпадение имеет важное значение и, как я покажу ниже, служит только одним из серии доказательств, связывающих появление людей современного типа с исчезновением неандертальцев.

Несомненно, Финлейсон прав в том, что с момента находок первых ископаемых останков неандертальцев появилась склонность к уничижительному стереотипу о них как о грубых пещерных людях, неспособных к сложному мыслительному процессу и поведению{70}. Однако в последние годы было показано, что неандертальцам были свойственны многие поведенческие особенности, говорящие об их интеллектуальном развитии. К этим признакам можно отнести использование охры и других красителей, ношение украшений или драгоценностей, которые, возможно, символизировали принадлежность к определенному клану, семье или группе, а также использование в пищу морских ресурсов и даже птиц. Когда-то считалось, что все эти особенности присущи исключительно людям современного типа.

Кертис Марин из Университета штата Аризона поставил под сомнение определение поведения современного человека через подробное перечисление основных особенностей, назвав такой подход слишком упрощенным. Он полагает, что современных людей делает современными не какое-то особенное поведение или набор поведенческих признаков, а широкая экологическая пластичность и способность к преодолению трудностей. Марин так формулирует свой взгляд на различия между современными людьми и неандертальцами: «Неандертальцы делали все по-неандертальски, и это было здорово, пока они не начали конкурировать с современными людьми». Современные люди, которые вторглись в Европу, столкнулись с иной экосистемой, отличной от той, в которой они развивались и эволюционировали в Африке, но тем не менее их вторжение оказалось успешным. Когда изменились климатические условия, а конкуренция с неандертальцами усилилась, современные люди могли лучше адаптироваться и проявили большую гибкость в своем поведении. «Ключевое отличие состоит в том, что неандертальцы обладали не столь продвинутыми когнитивными способностями, как современные люди», – рассуждает Марин. Сейчас он работает над гипотезой о том, что систематическое использование морских ресурсов древними людьми современного типа стимулировало развитие социальности – крепкой связи или отождествления с группой, что в итоге привело к альтруистическому поведению, кооперации и развитию коммуникации, которых недоставало неандертальцам{71}.

Может быть, подобные утверждения незаслуженно бросают тень на наших неандертальских предков? Или это действительно правда?

Пусть изменение климата не может быть единственной причиной вымирания неандертальцев, но сможем ли мы показать, что между людьми современного вида и неандертальцами существовала конкуренция? И что конкретно подразумевается под «конкуренцией» в этом контексте?

Главная причина конкуренции состоит в конечном или ограниченном объеме тех ресурсов, которые потребляются обоими видами и которых не хватает каждому из них. Эта ключевая идея часто называется принципом конкурентного исключения Гаузе, который гласит, что со временем обязательно произойдет либо вытеснение одного вида другим из занимаемой экологической ниши, либо вымирание одного из видов. Процесс обусловлен не только ограниченным количеством ресурсов, но зачастую и способом их потребления{72}. Классическая концепция межвидовой конкуренции была предложена в 1910 г. статистиком Альфредом Лоткой, затем в 1926 г. детально проработана итальянским математиком Вито Вольтеррой и в 1960 г. экспериментально подтверждена советским экологом Георгием Гаузе{73}. Прогноз о том, какой из видов «победит», строится на основе формализованной системы уравнений, в которые в качестве параметров входят численность популяций обоих видов, потенциальная емкость экосистемы, скорость роста популяций, длительность конкуренции и пределы конкуренции между двумя видами. Чтобы не усложнять модель, Лотка и Вольтерра включили в нее относительно небольшое число факторов, которые могут влиять на сосуществование двух видов. Они изучали игру с нулевой суммой в условиях ограниченных ресурсов и однократным иммиграционным событием. Данная модель основана на экспериментах, проведенных в контейнерах с водой, в которой находились два вида крошечных простейших животных – инфузорий Paramecium. Уравнения Лотки – Вольтерры упрощают реальный процесс и делают его более понятным. Они показывают, что два очень похожих вида могут сосуществовать только тогда, когда конкуренция между представителями одного вида имеет больший эффект, чем конкуренция между представителями разных видов. В любом другом случае происходит конкурентное исключение.

Однако экологи Джон Терборг из Университета Дьюка, Роберт Холт из Флоридского университета и Джеймс Эстес из Калифорнийского университета в Санта-Круз написали: «Ни один эколог, даже самый махровый теоретик, не верит, что модель Лотки – Вольтерры точно описывает все разнообразие вариантов поведения любой реальной экосистемы»{74}. Хотя на основе палеонтологических данных сложно доказать существование конкуренции, но, как отмечает Клайв Финлейсон, есть определенные показатели, признаки конкуренции и степени ее ожесточенности, которые могут быть определены. Одной из самых очевидных и легко отслеживаемых форм является конкуренция за пищу. Конкуренцию за пищевые ресурсы не стоит считать чем-то приземленным и обычным вроде «не трогай мои помидоры». Нужно понимать, что она биологически связана практически со всем, что касается вида.

То, как представители вида добывают пищу, влияет не только на рацион их питания, но зачастую и на выбор мест обитания, на способ передвижения по миру (локомоцию), на особенности репродукции, вплоть до таких деталей, как ежегодное количество потомства, репродуктивный период и способ заботы о молодом поколении. Пищей, которая рассредоточена в зарослях, например на фруктовых деревьях, скорее всего, будут питаться представители социальных видов, поскольку в каждый момент времени ее достаточно для пропитания всей группы. Марин следовало бы включить моллюсков в ту категорию пищевых ресурсов, которая образует скопления, способные прокормить группу, что способствует социальному взаимодействию. В свою очередь, социальность может повысить, например, степень защищенности от хищников. Животные, которые поедают более скудную пищу или пищу, которая доступна в меньших разовых количествах, вероятнее всего, будут одиночками.

Еще одна ключевая отличительная черта, которая определяет поведенческие особенности вида, имеет отношение к репродуктивным особенностям, росту и развитию представителей вида. Экологи часто различают два типа видов. Одному типу свойственно медленное воспроизводство в течение длительного временно́го интервала, небольшой приплод, который рождается беспомощным, а потому требует высокого уровня родительской заботы в период взросления. Виды с такими особенностями относятся к так называемому типу с K-стратегией отбора. Название произошло от математического обозначения потенциальной емкости экосистемы – K. Для представителей видов этого типа важную роль играет обучение, которое начинается с самого рождения. Особи, относящиеся к видам с K-стратегией отбора, часто рождаются в защищенных укрытиях или норах, где они живут и растут, пока не начнут вести себя как взрослые представители своего вида, и только тогда они отважатся выйти во внешний мир. И хищники, и приматы часто относятся к видам с K-стратегией и обычно остро конкурируют за ограниченные ресурсы.

Другой крайностью являются виды с r-стратегией отбора. Здесь r используется в качестве обозначения скорости роста популяции. У видов с r-стратегией репродукция происходит быстро, потомство у этих видов многочисленное, причем появившиеся на свет особи с самого рождения могут передвигаться, питаться, общаться и вести себя почти как взрослые{75}. Хорошим примером такого вида является антилопа-гну, которая через несколько минут после рождения уже способна бегать и питаться. Хотя имеются надежные доказательства, что неандертальцы взрослели быстрее, чем люди современного типа, тем не менее и те и другие относятся к видам с K-стратегией, отдающим много сил заботе о единственном отпрыске, который требует повышенного родительского внимания{76}. Таким образом, на фундаментальном уровне и неандертальцы, и ранние современные люди относились к одному и тому же общему типу животных.

Добывание пищи также в значительной степени определяет межвидовое взаимодействие – дружественное или враждебное, а кроме того, способность животных переносить непредсказуемые колебания климатических условий, условий местообитаний или количества осадков. Многие виды располагают небольшим количеством основных источников пропитания и некоторыми альтернативными вариантами пищи, к которым они прибегают в неблагоприятный сезон или когда основной источник истощен. Экологи спорят о том, оказывают ли влияние основной и альтернативный источники питания на анатомические и поведенческие особенности видов.

Часто можно услышать: «Ты то, что ты ешь», однако этот трюизм имеет гораздо более глубокие корни в биологии вида, чем принято считать. Чтобы понять причину вымирания неандертальцев и выживания современных людей, нам следует посмотреть на их рацион.

6. Что у нас на обед?

Конкуренция за пищевые ресурсы – это одна из базовых и самых мощных сил в экосистеме. Чарльз Элтон, создатель инвазивной биологии, считал, что в основе организации экосистем лежит трофическая, или пищевая, пирамида.

На самой нижней или базовой ступени наземные экосистемы получают энергию в виде солнечного излучения, которое является основной «пищей» для первичных производителей (продуцентов) – растений. Растения являются продуцентами, которых, как правило, в экосистеме много. Главными лимитирующими факторами для растений являются солнечный свет, вода и пространство.

Следующая ступень трофической пирамиды представлена первичными потребителями (консументами первого порядка). К ним относятся травоядные, которых иногда подразделяют на пасущихся (поедающих траву) животных, животных, объедающих побеги и листья деревьев, и плодоядных животных, питающихся фруктами. Все эти виды употребляют в пищу растения, то есть первичных производителей. Чтобы пища не иссякла и растительный покров мог восстанавливаться, консументов должно быть намного меньше, чем продуцентов. Фактически примерно 90 % энергии, поступающей в экосистему вместе с солнечным излучением, уходит на «питание» растений, и только 10 % энергии солнца доступно первичным консументам.

На вершине большинства экосистем, на третьей ступени трофической пирамиды находится более малочисленная группа организмов – вторичные консументы (консументы второго порядка). К ним относятся насекомоядные и плотоядные животные – млекопитающие, львы, гиены, ягуары, волки и другие плотоядные, поскольку они поедают первичных консументов. И снова вторичным консументам доступно только 10 % энергии с предыдущего трофического уровня, на котором находятся первичные консументы. Иногда вторичных консументов подразделяют на крупных плотоядных, к которым относятся особи массой более 15 кг, и средних – к ним относятся мелкие виды, рацион которых может состоять на 60 % из не мясной пищи, например из насекомых, грибов, растений или фруктов. Ярким примером среднего плотоядного животного является койот{77}.

Чтобы доказать существование конкуренции между двумя видами, биологи обычно смотрят на их положение в трофической цепи. Добыча пищи – это не только пожизненное бремя, но еще и фактор, который определяет очень многие характеристики вида. В 1904 г. натуралист Джозеф Гриннел, первый директор Музея зоологии позвоночных в Калифорнийском университете в Беркли, заметил: «Численность любого вида животного имеет тенденцию увеличиваться в геометрической прогрессии, и ее рост сдерживается только конечным запасом пищевых ресурсов. Существование в одном местообитании более одного вида возможно только при адаптации к разным типам пищи или способам ее добывания. Два вида с примерно одинаковыми пищевыми потребностями вряд ли смогут долго сосуществовать и сохранить равновесные численности популяций в одной местности. Один вид обязательно вытеснит другой»{78}. Ученые говорят, что два вида конкурируют тогда, когда они относятся к одной и той же гильдии. Это понятие, часто используемое экологами, возникло по аналогии со средневековыми торговыми группами, например каменщиков или ткачей. Ткач не конкурирует с каменщиком, но он будет конкурировать с другими членами своей гильдии. Возвращаясь к ископаемым животным, можно сказать, что крупные хищники относились к одной гильдии, а если говорить об их жертвах, то пасущиеся животные и животные, поедающие листья, относились к своим, отдельным гильдиям.

Для многих млекопитающих членство в той или иной гильдии или пищевой группе обычно может быть выведено из анатомических особенностей. У хищников крепкие зубы и челюсти, часто заполненные острыми режущими зубами. Они могут быть быстрыми хищниками-преследователями, такими как волки; или проворными охотниками, атакующими свою добычу с помощью когтей, как львы или саблезубые тигры. Детальное анатомическое сходство обычно неопровержимо показывает, что исчезнувший вид относился (или не относился) к кошачьим, псовым, гиеновым, как пятнистые гиены, медвежьим, как медведь гризли, или куньим, как росомаха. Все это классические зоологические семейства отряда хищные, неформально называемого хищники. Дальнейшее уточнение особенностей питания хищников может быть сделано на основе таких признаков, как размер и пропорции зубов и приспособленность конечностей{79}.

Хотя современные люди относятся к отряду приматов, а не хищных и не имеют таких же хорошо развитых зубов, крепких челюстей, сильных конечностей и тех сенсорных способностей, которые свойственны большинству хищных млекопитающих, по своим поведенческим особенностям Homo sapiens, бесспорно, выполняет роль хищника. Наша способность выполнять роль хищника тесно связана с нашим умением изготавливать и использовать орудия и приспособления, чтобы делать то, что хищники делают с помощью своих челюстей, органов чувств, ног, зубов и когтей. Использование орудий – это основная отличительная черта нашего рода, который начался еще задолго до появления Homo sapiens. Множество находок доказывают, что наш род и многие из наших ближайших родственников начали выполнять роль хищников с момента появления первого различимого каменного орудия.

Археологические артефакты, свидетельствующие об изготовлении и использовании орудий труда неандертальцами и людьми современного типа, довольно многочисленны. Благодаря сотням тысяч каменных орудий, которые были целенаправленно изготовлены и использованы, и благодаря сотням тысяч иссеченных, преднамеренно сломанных, а иногда и обгоревших останков животных, ставших добычей, мы знаем, что и неандертальцы, и современные люди имели большой опыт в изготовлении орудий труда, а также были искусными охотниками на крупного зверя{80}.

Изучение сохранившейся в разных местах древней фауны показывает, что гоминины употребляли в пищу во многом одних и тех же животных, прежде всего диких лошадей, благородных оленей и лосей, северных оленей и дикий крупный рогатый скот, например первобытных быков и бизонов. Все эти животные изображены на изящных наскальных рисунках, созданных людьми современного типа (намного позже исчезновения неандертальцев) в таких местах, как пещеры Ласко и Шове во Франции или пещера Альтамира в Испании. В нескольких местах сравнение ископаемых останков животных, убитых неандертальцами, и животных, убитых современными людьми на той же территории, не показало статистически значимых различий{81}. Другими словами, каждый из двух видов гоминин питался той дичью, которая обитала в тех местах и была в избытке. Если эти виды делили друг с другом одну территорию, то им приходилось делить животных тех видов, на которых они охотились, и конкурировать за эти пищевые ресурсы{82}.

А что с растительной пищей? Ископаемые останки растений встречаются гораздо реже, чем останки животных; листья, фрукты и даже семена хорошо сохраняются только в особых условиях. К счастью, относительный вклад растительных и животных ресурсов в рацион биологического вида может быть измерен с помощью анализа изотопного состава костей представителей гоминин, поскольку атомы, содержащиеся в еде, входят в состав костей и зубов консумента. Так как во всех организмах присутствуют атомы азота и углерода, для анализа оказываются полезны разные изотопы этих элементов. Соотношение между содержанием 12С и 13С, а также между 14N и 15N может быть установлено из анализа костей, а затем использовано для того, чтобы отличить травоядных животных от животных, поедающих листья растений, а также первичных консументов от вторичных. В водных экосистемах диатомовые водоросли и другие группы планктона играют роль продуцентов подобно растениям в наземных экосистемах.

Определение изотопного состава нужно проводить на каждой местности отдельно, поскольку химический состав почвы, количество осадков и другие локальные факторы влияют на результаты анализа костей гоминин и других животных. Обычно, чтобы провести калибровку изотопного состава костей, для каждой отдельной экосистемы, почвы и географической местности используют результаты анализа биологических видов, рацион которых известен, например лосей в качестве растительноядных животных и волков в качестве плотоядных, живущих в тех же местах, где обитали гоминины.

Майкл Ричардс из Института эволюционной антропологии общества Макса Планка и специалист по неандертальцам Эрик Тринкаус из Вашингтонского университета в Сент-Луисе обобщили результаты 13 изотопных исследований неандертальцев и 14 почти аналогичных исследований древних людей современного типа{83} и получили удивительно похожие результаты. Несколько независимых групп ученых изучали взрослых неандертальцев, живших от 120 000 до 37 000 некалиброванных лет назад, и результаты, полученные этими группами, говорили об одном и том же: неандертальцы получали белок преимущественно из мяса крупных наземных млекопитающих, таких как дикие лошади, благородные олени, северные олени и первобытные быки (туры), останки которых в преобладающем количестве найдены в местах археологических раскопок. Содержание изотопов углерода и азота в найденных костях неандертальцев было очень близко к содержанию этих изотопов в костях высших плотоядных (пещерных львов, волков и гиен), обитавших в тех же районах. Изотопный анализ не показал, что неандертальцы в большом количестве питались морской пищей. За долгое время их существования, включая и период снижения численности популяций, рацион питания и трофическая (пищевая) адаптация неандертальцев не менялись.

На сегодняшний день есть еще 14 исследований изотопного состава останков людей современного типа, найденных в Европе, хотя только в десяти из них был проведен как углеродный, так и азотный анализ. Сравнивать результаты этих работ с исследованиями останков неандертальцев не совсем корректно. Только в одном случае (Пештера-ку-Оасе в Румынии) датировка останков человека современного типа относится к периоду около 43 000 некалиброванных лет назад, который пересекается со временем существования неандертальцев. Остальные останки людей относятся ко времени, когда неандертальцы уже были вытеснены из этих мест или полностью вымерли.

Большая часть изотопных исследований костей человека современного типа говорит о том, что его питание также зависело от крупной наземной дичи, однако, по некоторым признакам, рацион человека был более разнообразен. Человек из Пештера-ку-Оасе, судя по всему, был высшим хищником, конкурирующим, как показывает изотопный анализ, с волками и гиенами, основной добычей которых был благородный олень. Изотопный анализ костей с трех стоянок, а именно Пештера-ку-Оасе, Арене Кандиде IP в Италии и Ла Рошет I во Франции, говорит о том, что обитавшие там люди также использовали и морские ресурсы, например рыбу. Изучение фауны позволяет сделать вывод, что рацион людей современного типа был более разнообразен, чем рацион неандертальцев, и включал в себя мелких животных и моллюсков{84}. Более богатый рацион современного человека мог быть следствием более развитого интеллекта, растущей численности популяции или просто технологических различий, тем не менее и неандертальцы, и люди современного типа относились к высшим хищникам, пища которых была богата белками.

В 2006 г. Эрве Бошрен и Дороти Дракер из Тюбингенского университета проанализировали доступные к тому времени результаты изотопных исследований рациона неандертальцев и людей современного типа. Ученые пришли к выводу, что питание неандертальцев и современных людей было очень схожим и «состояло преимущественно из белков, получаемых с мясом травоядных животных. На тех территориях, где обитали оба вида гоминин, они должны были напрямую конкурировать за пищу»{85}. Исследователи обнаружили, что рацион неандертальцев фактически не менялся: «Доступные данные изотопного анализа в отношении неандертальцев позволяют предположить, что значимых изменений в их рационе при смене мест обитания с открытой местности на более лесистую не произошло: модель питания, основу которой составляли травоядные животные, обитавшие на открытых территориях, использовалась неандертальцами и в условиях лесистой местности»{86}. Рацион как неандертальцев, так и людей современного типа отличался от рациона существовавших в одно время с ними пещерного и бурого медведей, которые были более всеядными. Однако поздняя работа Бошрена раскрывает новые нюансы изменения рациона неандертальцев во времени и пространстве{87}.

Бошрен обобщил данные изотопных исследований, относящиеся к группе стоянок в западной части Франции и двум стоянкам в Бельгии. В течение КИС 3 в обоих регионах животный мир адаптировался к холодному климату. Ее отличительной особенностью была группа млекопитающих, которую иногда называют мамонтовой фауной. В эту группу входили мамонты, шерстистые носороги, благородные олени, лошади, а также северные олени, огромные туры (первобытный неодомашненный скот) и бизоны – всех их называют полорогими жвачными животными. Мамонты и жвачные животные, очевидно, питались на открытых пространствах, где добывали пищу с высоким содержанием изотопа 15N и низким содержанием 13С. Лошади поедали растения на открытых пространствах и на закрытых лесных территориях. Северный олень, типичный представитель видов, приспособленных к жизни в условиях холодного климата и на открытых пространствах, употреблял в пищу другие виды растений, отличавшиеся от тех, которые ели лошади, бизоны и олени. Северные олени в большом количестве поедали лишайник, содержавший больше изотопа 13С и меньше изотопа 15N.

Сравнение соотношения изотопов в костях неандертальцев и гиен, найденных на одних и тех же стоянках, указывает на то, что неандертальцы употребляли в пищу мясо мамонтов и носорогов в большем количестве, чем гиены, питание которых состояло в основном из мяса северных оленей. Бошрен утверждает, что неандертальцы добывали мясо мамонтов и носорогов на охоте, ведь если бы они собирали мясо умерших естественной смертью животных, то в этом случае у гиен было бы столько же или даже больше шансов, чем у людей, воспользоваться этими останками. Кроме того, Бошрен предполагает, что плотоядные хищники выдержали конкуренцию с неандертальцами благодаря тому, что перешли на более мелкую травоядную добычу, оставив неандертальцам охоту на самых крупных животных вроде мамонтов и носорогов.

В еще более позднем исследовании результатов изотопного анализа четверо французских коллег – Виржини Фабре и Сильвана Кондеми из Национального центра научных исследований Средиземноморского университета и Анна Диджиоанни и Эстель Херршер из Средиземноморской лаборатории первобытных обществ Европы и Африки – пришли к тем же выводам, что и Бошрен. Ученые, как и их предшественники, обнаружили, что мясо устойчиво занимало огромную долю в рационе неандертальцев в течение длительного времени, независимо от изменения климатических или других экологических условий, что, вполне вероятно, говорит о специализации вида, потенциально угрожающей его выживанию (что и называется «очень устойчивой пищевой адаптацией»){88}.

В 2012 г. Салазар-Гарсиа, в то время выпускник Университета Валенсии, провел изотопный анализ останков четырех представителей гоминин, найденных на нескольких стоянках неандертальцев в Испании. Он сосредоточил внимание на стоянках, относящихся к периоду КИС 3, которые были расположены в районах с гораздо более мягким климатом, чем районы Центральной и Западной Европы. Он предположил, что вследствие доступности в условиях мягкого климата Иберийского полуострова пригодных в пищу семян, желудей, диких ягод и оливок в южной части полуострова рацион мог в большей степени базироваться на растительной и морской пище, чем в более холодных районах. Подобное открытие дало бы дополнительное подтверждение гипотезе о том, что неандертальцы отступили на юг в поисках умеренных климатических условий. Вместе с тем, основываясь на результатах изотопного анализа, Салазар-Гарсиа восстановил рацион этих неандертальцев, и он оказался очень близок к рациону неандертальцев из других районов. Его отличительной особенностью была огромная зависимость от мяса крупных и средних наземных животных. Результаты анализа не дали никаких свидетельств об интенсивном использовании растительной пищи и мелкой дичи{89}. Аналогичные особенности питания были обнаружены и в северных районах Испании. И хотя микроскопическое исследование зубного камня с зуба неандертальца и острых кромок каменных орудий, найденных на стоянках, позволило найти некоторые свидетельства переработки и употребления растительной пищи, изотопный анализ таких свидетельств не дал, что говорит о несущественной доле подобной пищи в рационе неандертальцев.

Результаты работы Салазара-Гарсиа противоречили результатам исследования фауны и тафономического анализа пещер Горама и Вангард в Гибралтаре, которые были выполнены группой ученых под руководством Криса Стрингера и Клайва Финлейсона{90}. Эти противоречия заставили меня вернуться к оригинальным публикациям, которые, как я считала, мне хорошо известны, поскольку я писала отзыв на одну из них{91}. Здесь я приведу только некоторые из основных выводов, опубликованных в той статье, в том числе те ее фрагменты, которым я не уделила в свое время должного внимания.

В пещере Вангард останки бутылконоса и обыкновенного дельфина, рыбы и тюленя-монаха (на двух костях тюленя присутствовали засечки) были выкопаны вместе с останками 149 моллюсков, остатками кострищ и орудиями, относящимися к мустьерской культуре. Костей неандертальцев, однако, не было. Возможно, из-за того, что обнаружение следов использования морских ресурсов на неандертальской стоянке было несколько неожиданным, девять костей морских млекопитающих и останки 149 моллюсков показались более важными, чем останки наземных млекопитающих. И хотя кости морских млекопитающих действительно присутствовали, их количество составляло только 4 % от общего числа костных фрагментов, остальные же принадлежали наземным животным, из которых 86 % – травоядным и 10 % – плотоядным. Большая часть костей (121 фрагмент) наземных животных принадлежала альпийским горным козлам (козерогам), которые были традиционной добычей неандертальцев и чьи кости преимущественно доминируют в комплексах находок.

Останки 149 моллюсков были расположены в единственном слое размером 12 м², вместе с остатками кострищ, каменным мусором и мустьерскими орудиями. Большую часть моллюсков составляли мидии Mytilus galloprovincialis, которые, вероятно, обитали в окрестности дельты реки. Для раскопок такого масштаба количество мидий было относительно мало по сравнению с более поздними стоянками, где моллюски встречались часто. Другими словами, находки из пещеры Вангард говорили о слабой зависимости от морских ресурсов, а вовсе не об активном и регулярном их использовании – вывод, к которому я пришла намного позже после того, как написала свой отзыв на работу{92}.

Результаты исследования пещеры Горама были опубликованы вместе с данными, полученными в пещере Вангард, которая находится буквально в двух шагах. И в этой работе я снова недооценила важность анализа. Пещера Горама, как и Вангард, не содержала останков гоминин, а только орудия и останки животных. Из 226 фрагментов млекопитающих, которые были найдены и идентифицированы в мустьерском слое пещеры Горама, только одна кость (то есть менее 0,1 % от общего числа) принадлежала тюленю, остальные же кости относились к наземным млекопитающим. Большая часть фрагментов принадлежала животным семейства зайцевых: кости кроликов насчитывали 140 фрагментов, или 62 % от общего числа. В ориньякском слое (культурном слое человека современного вида) пещеры Горама удалось идентифицировать 1026 фрагментов. Из них 723 фрагмента (70 %) принадлежали кроликам, 139 (14 %) – козлам и один фрагмент – тюленю. Как отмечают авторы работы, нет никаких заметных отличий между разнообразием животных в неандертальском слое и слое человека современного типа, и оба слоя, как мне следовало бы заметить, демонстрируют сильную зависимость от наземных животных. Авторство работы принадлежало впечатляющей группе палеоантропологов, которые утверждали, что указанные стоянки свидетельствуют о систематической практике использования неандертальцами морских ресурсов. Теперь я не согласна с тем, что этот вывод достаточно обоснован. По сравнению с наземными доля морских ресурсов крайне мала.

Еще одна особенность исследования гибралтарских пещер, которую я, к своему стыду, пропустила, хотя она напрямую относится к области моих научных интересов, состоит в том, что на найденных костях невероятно часто обнаруживались засечки и другие следы деятельности гоминин. К примеру, почти на половине от общего числа костей из пещеры Вангард можно увидеть засечки и другие признаки человеческой деятельности. По моей оценке, это соотношение намного превышает (почти в десять раз) те значения, которые характерны для исследованных мной комплексов останков. Высокая частота засечек позволяет предположить, что останки подверглись крайне интенсивной обработке с целью извлечь все до последнего съедобные куски. Конечно, довольно сложно оценить, сколько обычно было засечек и повреждений костей, поскольку это зависит от того, какое именно животное стало добычей, насколько опытен охотник, какие орудия использовались, а также от того, с какой целью разделывалась туша – чтобы получить максимальное количество мяса, снять шкуру или собрать сухожилия и кости для какого-то их последующего применения{93}.

Все же эти находки со следами интенсивной обработки не выходят из головы и наводят на мысль о том, что оставившая их популяция неандертальцев выживала в условиях сокращающихся ресурсов. Однако использование морских ресурсов неандертальцами из этой пещеры не подтверждается находками, сделанными в других местах, а также результатами изотопного анализа останков из южной части Иберии, где потенциально доступные ресурсы были идентичными.

Действительно, охота на крупного зверя – опасная и непрогнозируемая стратегия добычи пищи, хотя и неандертальцы, и ранние люди современного типа очень сильно полагались на охоту. Мэри Стинер и Стивен Кун из Аризонского университета сравнили калорийность и количество питательных веществ различной пищи с затратами на ее добычу и обработку. Вот их любопытный комментарий: «Добыча крупного зверя может с лихвой окупить потраченные усилия, однако в качестве основного источника пропитания этот ресурс слишком непредсказуем… Значительное колебание ежедневного потребления белков и жиров детьми, беременными и кормящими женщинами серьезно ограничивает репродуктивный потенциал человеческой популяции. Хотя длительное сохранение одинакового образа жизни в среднем палеолите на территории Старого Света говорит о том, что для взрослых женщин в этих сообществах был характерен приемлемый уровень репродуктивного успеха, тем не менее женская фертильность должна была быть очень низкой вследствие нестабильного рациона питания и необходимости постоянной готовности женщин к участию в охоте. Популяции в среднем палеолите редко достигали большой численности и зачастую вымирали»{94}. По предположению исследователей, самое большое отличие между неандертальцами и людьми современного типа в рамках Евразийской экосистемы заключалось в том, что неандертальцы, очевидно, располагали меньшим числом способов и возможностей для сглаживания колебаний объема продовольственных ресурсов по сравнению с современными людьми. Кроме того, неандертальцам был доступен гораздо более ограниченный набор резервных пищевых ресурсов, чем людям современного вида.

До недавнего времени, несмотря на, возможно, избыточно высокое внимание к останкам морских животных, находки из пещеры Горама были лучшим доказательством позднего существования неандертальцев в средиземноморском климате (примерно до 28 000 лет назад), при условии что сами находки были правильно датированы. Однако команда Хигхэма в своем новом исследовании обнаружила, что уровень коллагена в костях из пещеры Горама слишком низок для надежной датировки. Дополнительные образцы из пещер Горама и Вангард или, возможно, новые находки из других мест смогут прояснить, была ли эта территория последним убежищем для неандертальцев{95}. На текущий момент датировка не может ни подтвердить, ни опровергнуть изложенную версию, поскольку даже с помощью самых лучших современных технологий определить точный возраст найденных костей невозможно. И снова датировка – ключевая проблема. Пока она не решена, сложно понять, действительно ли эти находки свидетельствуют о необычной широте рациона неандертальцев и о позднем их существовании на юге. Важность разнообразия рациона обусловлена тем, что использование низкокачественной, но легкой добычи – это эффективный способ компенсации недостатка высококачественного продовольствия, такого как мясо крупных животных.

Можно ли утверждать, что изотопные исследования раскрыли все детали рациона неандертальцев и современных людей? Нет. Некоторые составляющие их рациона, вероятно, не обнаружены, как, к примеру, растительная пища. В целом результаты изотопных исследований согласуются с открытиями, сделанными на основе анализа сохранившихся в различных местах костей животных разных видов. Однако в отличие от данных, полученных на основе анализа фауны, результаты изотопных исследований говорят о большей доле мяса очень крупных травоядных животных в рационе неандертальцев. Это может быть связанно с так называемым шлепп-эффектом (слово «шлепп» в переводе с идиш означает перетаскивание чего-то тяжелого и громоздкого). Серьезные трудности, возникающие при транспортировке частей очень больших животных, могли заставить охотников разделывать добытые туши в полевых условиях вместо того, чтобы нести огромные, покрытые мясом кости или тащить громадные туши к своему месту проживания или в свой лагерь неразделанными. Кроме того, длительное нахождение в том месте, где было убито животное, представляло непосредственную опасность, поскольку могли объявиться конкуренты – плотоядные животные, претендующие на добычу. Любой сообразительный неандерталец отделил бы мясо от костей на месте, а затем вернулся в лагерь только с этим мясом, вследствие чего и возникает разница между результатами изотопного анализа и исследования животных останков.

И все же по крайней мере на одной археологической стоянке были найдены обоснованные доказательства способности неандертальцев охотиться на мегатравоядных, то есть животных огромных размеров, таких как мамонты или шерстистые носороги. В бельгийской пещере Спи (возраст которой недавно был уточнен и составляет около 36 000 некалиброванных или 40 000 калиброванных лет) были найдены останки одного молодого и двух взрослых неандертальцев, а также множество фрагментов черепов и зубов мамонтов, множество останков лошадей, гиен (второй по численности найденных фрагментов вид) и некоторое меньшее количество останков шерстистых носорогов, крупных полорогих животных и северных оленей. Кроме того, были обнаружены редкие кости пещерного медведя, пещерного льва и волка{96}. Скелетные останки мамонтов сильно отличаются от того, что можно было обнаружить, если бы животные были убиты непосредственно на месте находки; у скелетов отсутствовали кости конечностей, позвоночник и ребра. Поскольку мамонты были мамонтами в полном смысле этого слова, на месте их убийства должны были бы находиться все фрагменты скелета. Тем не менее в пещере Спи все останки мамонтов были представлены только фрагментами голов. Бельгийский палеонтолог Матьё Жермонпре с коллегами предположили, что охотники, вероятно, приносили домой только голову для последующего извлечения мозга, богатого жирами, которые так необходимы гомининам, преимущественно питающихся мясом, для пищеварения.

Кроме прочего, возрастной состав убитых мамонтов не соответствовал правдоподобной выборке из стада. Подробного описания возрастного состава мамонтов из пещеры Спи нет, однако совершенно ясно, что примерно 74 % из 56 коренных зубов, для которых можно провести датировку, принадлежали особям младше 12 лет. Действительно, по крайней мере 55 % из этих зубов принадлежали особям младше двух лет – возраст, в котором современные африканские слоны перестают питаться молоком. Это указывает на целенаправленный выбор очень молодых мамонтов, который повторялся долгие годы, что само по себе впечатляет. Как отмечает изучающий дикую природу эколог Чарльз Кей из Университета штата Юта, «чем сложнее хищнику схватить добычу определенного вида, тем больше хищник будет отдавать предпочтение ослабленным и молодым… Поэтому, если двое или больше хищников охотятся на животных одного вида, наименее эффективный из хищников будет стремиться убивать меньше животных, находящихся в расцвете сил»{97}.

В пещере Спи часть комплекса находок формируют кости волков, пещерных медведей и пещерных львов, что говорит о возможной конкуренции между хищниками и неандертальцами за пищу. Действительно, убийство подобных хищников, которое можно предположить, но не доказать на основании найденных костей, – это верный признак конкуренции внутри гильдии. До сих пор не найдено ни одной сопоставимой неандертальской стоянки со столь большим числом костей очень молодых мамонтов.

Мамонты не были исключительной добычей неандертальцев, которые должны были конкурировать с людьми современного типа за хоботных животных. Не были они и наиболее распространенной добычей. Своим появлением около 45 000 лет назад современные люди нарушили существовавшую долгое время экосистему, но около 32 000 лет назад произошло еще одно необычное изменение. Вплоть до 15 000 лет назад современные люди убивали и использовали мамонтов в огромных количествах, что не наблюдается ни на одной неандертальской стоянке. В относящийся к этому времени граветтский период появляется множество мест, в которых убивали мамонтов, причем в каждом из них число убитых животных исчисляется от десятков до нескольких сотен особей. К тому времени популяции неандертальцев в лучшем случае существенно сократили свою численность, а в худшем – совсем исчезли{98}.

Упомянутым местам большой охоты на мамонтов не помешала бы передатировка, как и многим другим стоянкам, относящимся к периоду возможного сосуществования неандертальцев и современных людей, однако граветтские стоянки ассоциируются исключительно с последними, а на многих из этих стоянок обнаружены захоронения людей современного типа. На этих стоянках найдено огромное количество костей мамонтов, а на некоторых даже обнаружены специальные места, предназначенные для разделки мамонтовых туш. Кроме того, некоторые стоянки содержат необычно большое количество останков волков, что свидетельствует о конкуренции между этими высшими млекопитающими хищниками и охотниками из числа людей современного типа, которые захватывали Евразию. Одним из первых дел для инвазивного хищника является уничтожение или вытеснение ближайших конкурентов, которые обитали на территории до начала инвазии. В отличие от пещеры Спи в Бельгии – единственной гигантской свалки мамонтовых костей, устроенной неандертальцами, – граветтские находки показывают, что в этот период охотники на мамонтов не были сильно ориентированы на добычу очень молодых особей.

Наконец, на значительной части стоянок имеются шалаши или укрытия, сделанные из старательно уложенных мамонтовых костей, накрытые мамонтовыми же шкурами и опирающиеся на деревянные черенки (рис. 6.1). Были ли некоторые из этих костей отделены от умерших мамонтов для использования в качестве строительного материала в степной зоне, практически лишенной деревьев? Вполне возможно. Укрытие, сделанное из костей и шкуры недавно умершего мамонта, источало бы крайне неприятный запах, который был бы невыносим для людей, живущих в наше время, однако мы не можем быть уверены, что предки были столь же чувствительны. Относительно небольшое количество костей в мамонтовых хижинах имеют следы нападения хищников и засечки, оставленные зубами. Это говорит о том, что либо кости не привлекали хищников из-за низкой температуры, либо, что более вероятно, в качестве строительных материалов чаще использовались старые, очищенные естественным образом кости. Экстремально низкая температура также способствовала замедлению или временной приостановке разложения. Люди не только собирали останки мамонтов для использования в качестве строительного материала. Существует очевидное доказательство того, что люди современного типа уничтожили огромное количество мамонтов ради мяса, шкуры и жира.

Существует несколько точных методов для оценки степени совпадения пищевых ресурсов, которые использовались неандертальцами и людьми современного типа. Количество и видовая принадлежность найденных останков в местах проживания обоих видов гоминин, а также изотопные исследования состава костей гоминин говорят о том, что весьма значительную часть рациона и тех и других составляло мясо животных. Хотя имеются признаки того, что оба вида гоминин также употребляли в пищу растительные продукты или морские ресурсы (или и то и другое), конкуренция внутри гильдии между неандертальцами, людьми современного типа и местными плотоядными животными в этот период была неизбежна.

Имея на руках эти доказательства, мы можем спросить: как показать, что вторжение людей современного типа обострило конкуренцию с неандертальцами?

7. На что похоже вторжение?

Давайте прервемся, чтобы посмотреть, как происходят вторжения и какие свидетельства о них можно раздобыть на раскопках и из археологических находок. Успешность инвазивного вида на новой территории зависит от его способности к воспроизводству и увеличению численности популяции, а также от того, сможет ли он ухватить свою долю (и не только свою) доступных ресурсов. О резком росте численности популяции можно судить по ископаемым и археологическим находкам. Безусловно, появление хищных древних людей на территории Евразии и последующий рост их численности не вызывают никаких сомнений.

Новый хищник оказывает сильное воздействие на всю экосистему. В обзоре, посвященном текущему положению крупных хищников в современном мире, над которым работала группа ведущих экологов, Вильям Райпл из Орегонского университета с коллегами писал: «В рамках классического подхода считается, что влияние крупных хищников распространяется вниз по пищевой цепочке вплоть до травоядных животных и до растений, однако мы выяснили, что широко распространяется их каскадное влияние на другие виды через воздействие на плотоядных животных средних размеров… Двойственная роль крупных плотоядных состоит в потенциальном ограничении численности как крупных травоядных животных вследствие использования их в пищу, так и средних плотоядных вследствие конкуренции внутри одной гильдии, что структурирует экосистему вдоль нескольких направлений по пищевой цепи. Эти факторы оказывают влияние на структуру и устойчивость функционирования экосистемы»{99}.

Как правило, появление инвазивных видов считается основной причиной вымирания местных видов. Очевидным последствием вторжения хищного вида является исчезновение или уменьшение изобилия тех видов, которые служат ему добычей, – чем больше хищников, тем больше травоядных они съедают. С другой стороны, снижение числа травоядных животных, в свою очередь, повышает разнообразие и количество растений. В итоге риску вымирания подвергаются прежде всего те виды, которые экологически наиболее близки к инвазивному виду, то есть являются основными его конкурентами. Очень часто при успешном вторжении хищника происходит так называемый трофический каскад сверху вниз – ряд изменений, которые отражаются на всей экосистеме; удаление высшего хищника может привести к каскаду изменений снизу вверх трофической пирамиды{100}. Трофические каскады были зарегистрированы в семи из 31 современной экосистемы, которые сегодня включают в себя крупных плотоядных животных{101}.

Давайте рассмотрим подробно задокументированное «вторжение» хищника и вызванный им трофический каскад в какой-нибудь знакомой нам экосистеме. Если вам не довелось побывать в Йеллоустоунском национальном парке, несколько цифр помогут оценить и понять, что должен продемонстрировать данный пример. Мы привыкли думать, что природные парки, даже национальные, занимают не очень большие территории. Но не в этом случае. Великая экосистема Йеллоустоуна расположилась на территории в 72 800 км² и по площади практически не уступает Ирландии. Сам парк занимает площадь 8991 км². Экосистема парка огромная и дикая, а современная политика парка препятствует любому вмешательству со стороны людей.

Прежде чем в 1872 г. Йеллоустоун получил статус национального парка, множество местных народов, населявших его территорию – шошони, банноки, не-персе, флатхеды, кроу и чейенны, – были уничтожены или вытеснены со своих территорий в ходе нескольких жестоких военных кампаний, получивших общее название Индейские войны. Впрочем, небольшая численность коренного населения сохранилась на этих территориях. Они продолжали заниматься охотой в окрестностях парка. Присутствие «диких бунтарей-индейцев», как их описывали в те времена, считалось неприемлемым и несовместимым с поселениями белых людей, а потому было предпринято множество попыток, по большей части удачных, направленных на уничтожение этих племен или вытеснение их в резервации.

Прибывавшие белые поселенцы выступили в роли инвазивных хищников и быстро устранили своих главных конкурентов – волков. Людям требовалось все больше свободных земель для ведения сельского хозяйства, поэтому федеральное правительство открыто проводило политику, направленную на уничтожение волков. В 1915 г. конгрессом США было учреждено Федеральное бюро биологического осмотра, в составе которого было создано подразделение по контролю за хищниками и грызунами. В его задачи входило уничтожение волков и других крупных хищников на всех федеральных землях. Не удивительно, что путешественники, торговцы, фермеры и поселенцы Американского запада остались довольны. Тысячелетиями серые волки были частью экосистемы Йеллоустоуна, но к 1930 г. они практически исчезли, поскольку фермеры и животноводы, заселявшие запад, уничтожали этих опасных конкурентов.

Уничтожение волков, местных высших хищников, привело к масштабным изменениям в экосистеме. До истребления популяции этих хищников волки и местные племена индейцев, по всей видимости, сдерживали рост численности популяции благородного оленя, которая теперь составляет приблизительно 80 % от численности травоядных животных{102}. Исследователь дикой природы Чарльз Кей из Университета штата Юта изучил записи, сделанные в ходе 26 различных экспедиций, которые прошли по территории Великой экосистемы Йеллоустоуна в период с 1792 по 1872 г. За 369 дней путешественники наблюдали оленей всего 12 раз{103}. Очевидно, что они встречались тогда крайне редко.

Как только завершилось истребление волков, число оленей выросло до 19 000 особей. Численность этих животных была признана избыточной, поскольку вследствие поедания оленями молодых побегов и листьев растений природному пастбищу был нанесен серьезный урон. Кроме того, в тех местах, где раньше, судя по историческим фотографиям, стояли высокие ивы и осины, в период отсутствия волков растения активно поедались оленями, а область распространения этих видов растений сократилась до 5 % от исторически занимаемого в экосистеме. Была запущена сомнительная программа по планомерному сокращению численности оленей, вилорогов и бизонов путем их отстрела и вылова. К 1960-м гг. популяция оленей сократилась на 75 % до приблизительно 4000 особей. Снижение численности привело к непредвиденным последствиям – охота на оленей за пределами парка, которая являлась когда-то популярным развлечением и способом привлечения туристов, стала практически невозможной. В 1969 г. программу закрыли и обратились к более естественным методам регулирования. Численность популяции оленей снова выросла, а охота возобновилась{104}.

Койоты, которые являются прямыми конкурентами волков, стали столь многочисленны, что плотность их популяции достигла максимального значения за всю историю наблюдений. Это было прямым следствием их освобождения от давления со стороны более крупных и сильных хищников – волков.

В 1995–1996 гг. на территорию парка выпустили волков (31 особь) из двух канадских волчьих стай, чтобы восстановить естественный баланс экосистемы и вернуть ее к тому состоянию, которое предшествовало поселению здесь людей, прежде всего европейского происхождения (рис. 7.1). В 2002 г. на территории Великой экосистемы Йеллоустоуна обитали 216 волков, что уже было близко к максимальной емкости экосистемы. Теперь волки круглый год обитают на строго охраняемой территории (преимущественно на территории национального парка), несмотря на то что большая часть травоядных животных мигрирует. Между 1995 и 2002 гг. из 1582 зарегистрированных жертв волков на долю оленей пришлось 92 %. Волки, если и охотятся на самок оленей, то выбирают более старых, тогда как люди предпочитают подстрелить олениху помоложе, то есть самого репродуктивного возраста. Вместе с тем и волки, и люди охотятся преимущественно на оленей-самцов. Бизоны составляли малую часть убитых волками травоядных животных. Общая численность популяции оленей сократилась примерно на 7 % в течение первых 10 лет после подселения волков. Кроме того, олени, опасаясь хищников, перестали, как прежде, сбиваться в крупные стада{105}.

Когда поголовье оленей сократилось, увеличилось количество ив и осин, растущих вдоль рек и ручьев Йеллоустоуна. Более плотные заросли способствовали выживанию в парке большего числа птиц, мелких млекопитающих и американских лосей. После возвращения волков на территории парка появилось четыре колонии бобров, хотя в период отсутствия волков бобров в парке не было. Кроме того, в зимний период туши, оставшиеся от волчьей охоты, обеспечивали питанием воронов, орлов и медведей{106}. В одном исследовании было зафиксировано, что хищникам и падальщикам ежегодно достается около 13 т туш животных, ставших добычей волков Йеллоустоуна.

После реинтродукции волков поголовье оленей сократилось до 11 700 особей, тогда как ожидаемая численность составляла 15 500 особей. Однако зима 1996–1997 гг. была необычно суровой, и это, возможно, отразилось на смертности оленей. В 2003 г., всего шесть лет спустя, популяция оленей составляла примерно 14 500 особей{107}.

Не только виды-жертвы, но и койоты, которые узурпировали место высших хищников, по праву принадлежащее волкам, почувствовали сильное давление со стороны вновь появившихся волков. В исследовании, начатом за шесть лет до реинтродукции волков в Йеллоустоуне, биологи Роберт Крабтри и Дженнифер Шелдон из Йеллоустоунского центра экологических исследований описали численность и охотничьи повадки койотов Йеллоустоуна{108}. Ученые с помощью радиомаяков пометили 129 особей в северной части парка и отслеживали еще 37 койотов на протяжении пяти лет, получив в общей сложности 200 «койото-часов» наблюдений. Численность популяций койотов так сильно выросла, что они стали сбиваться в социально структурированные стаи, подобные волчьим. Восемьдесят койотов из долины Ламар, за которыми велись интенсивные наблюдения, составили семь стай со средней численностью шесть особей в стае. В 1993 г. стая Пика Бизона в долине Ламар состояла из 10 взрослых особей и 12 щенков (по причине двойного потомства). Средняя плотность популяции койотов в северной части парка составляла 0,45 особей на 1 км².

Почти сразу после своего появления в 1995 г. волки начали убивать и прогонять койотов (рис. 7.2). Как будто первым пунктом в их повестке значилось «избавиться от койотов», как в свое время первым пунктом повестки фермеров и переселенцев было «избавиться от индейцев», а затем «избавиться от волков». Попросту говоря, волки не станут терпеть присутствия соперников-койотов на своей территории, и они были так же безжалостны к членам других волчьих стай, которые забредали на их территорию. В течение трех лет численность наблюдаемых койотов снизилась с 80 особей в 12 стаях (в среднем по шесть особей в стае) до 36 особей в девяти стаях (по четыре особи в стае). Плотность популяции койотов упала почти на 90 % в центральных районах (долина Ламара), которые активно осваивали волчьи стаи, и примерно на 50 % на всей территории. Сокращение популяции койотов существенно повысило выживаемость детенышей вилорогов. Около 68 % убитых хищниками «жертв» можно отнести к истреблению конкурентов внутри гильдии хищников{109}. Прямая конкуренция – это не просто теория, это вполне реальное и очень опасное явление.

Однако те койоты, которые выжили или не подвергались атакам, только выиграли, получив возможность питаться зимой останками оленей, убитых волками, так же как и вороны, орлы, медведи и другие хищники. Улучшенное зимнее питание способствует выживанию щенков койотов весной, что является важной мерой репродуктивного успеха{110}.

Один из самых запоминающихся случаев в моей жизни произошел, когда в Йеллоустоуне в 2012 г. я увидела стаю Ламар Каньон, состоящую из восьми волков. Они поедали убитого бизона. Я не знаю, они его убили или он погиб от ран, полученных во время сезонного спаривания; обе причины вполне обыденны. Стая жадно поела, после чего отправилась вниз к реке на водопой. Сытый молодняк выплескивал избыток энергии в шумной возне, играх и плавании. Животные постарше дремали на солнце, в том числе и великолепная альфа-волчица «06» (рис. 7.3), история которой документировалась несколько лет. Гид рассказал нам, что этим утром стая убила волка-чужака из стаи Молли, обитавшей за холмом.

Вдруг я увидела, что возле туши началась какая-то активность. Я разглядела волка, поедающего тушу, хотя ни один волк из стаи Ламар Каньон не покидал берега реки. Я обратила внимание своих спутников, и мы затаили дыхание в ожидании дальнейших событий. Спустя несколько мгновений после того, как я заметила одинокого бродячего волка, «06» вдруг раскрыла глаза и дернула ушами. Через секунду она уже была на ногах и бежала обратно к туше, а следом за ней и остальные члены стаи. Они начали преследовать чужака, который решился на попытку похищения пищи, покусившись на бизонью тушу этой стаи. Погоня была долгой и захватывающей – стая Ламар Каньон уже почти настигла нарушителя, но из-за усиливающейся усталости преследователей одинокому волку удалось увеличить отрыв; потом погоню возглавил сильный волк, которому удалось приблизиться к чужаку. Я не знаю, за кого я больше болела в этой смертельной погоне. Погоня завершилась, когда преследователю удалось схватить чужака за хвост. Тут подоспели и вступили в схватку другие волки из стаи Ламар Каньон. Финал этого столкновения мне не удалось увидеть из-за кустарника, но, когда волки боролись, мех летел во все стороны. Чужака разорвали на куски, вот и все, что я могу сказать. Никогда он уже не сможет подняться и уйти.

Стая Ламар Каньон вернулась к отдыху под лучами солнца возле реки, при этом молодняк был возбужден всем произошедшим. Примерно через час наш проводник заметил огромного медведя гризли, выходящего из лесного массива, расположенного выше по склону холма. Он направлялся прямо к туше, периодически переходя с решительного шага на бег вприпрыжку. Безо всяких сомнений, медведь унюхал добычу.

Гризли неуклюже ковылял все ближе и ближе, и в какой-то момент «06» почуяла присутствие чужака. Стая снова кинулась защищать свою добычу. Они бросили вызов медведю гризли, а мы восхищенно наблюдали за происходящим. Волчья стая окружила гризли, и стала очевидна разница в размерах между волками и медведем. Медведь, масса которого не меньше 400 кг, был намного крупнее любого волка. (Средний вес волков составляет 50 кг.) Волки бросались на медведя и кусали его, а он отвечал мощными ударами своих огромных лап. Очень скоро волки прекратили схватку, как если бы они внезапно и одновременно решили, что риск неоправданно велик. Они оставили тушу медведю и вернулись на речной берег, тогда как гризли направился к туше. Таков обычный исход противостояния гризли и волков. Гризли почти во всех схватках одерживают верх, за исключением столкновений с очень крупными волчьими стаями.

Дальнейшее развитие событий было не менее интересным. Сначала медведь ходил вокруг мертвого бизона, периодически ложился на тушу и, задрав лапы вверх, крутился и ерзал на ней, вероятно, для того, чтобы распространить свой запах и пометить тушу как свою собственность. Выглядело это откровенно смешно. Затем он отрывал от туши большие куски кожи, мяса или костей и проглатывал их. Спустя короткое время гризли снова ушел бродить по парку.

Красота волков, их игривая социализация и теплые семейные отношения сильно, даже жестоко контрастируют с абсолютно беспощадным и безжалостным преследованием чужаков. Их свирепая реакция на бродячего волка и более сдержанное отношение к гризли отчетливо различались, хотя в обоих случаях на кону была одна и та же добыча. Я уверена, что вороны, орлы, лисицы, койоты (если осмелятся) и другие животные получают часть объедков. И мне кажется, что и гризли, и стая Ламар Каньон позже еще вернутся и за второй, и за третьей порцией. Волчица «06» была опытным лидером своей стаи, сильной и умной, и она была одной из тех немногих волков, которые могли в одиночку завалить взрослого оленя. На ней был надет радиоошейник, поэтому информация о ее перемещениях передавалась исследователям волков каждые полчаса вплоть до 6 декабря 2012 г., когда волчица погибла. Это случилось менее чем через шесть месяцев после того, как я ее видела. Волчица «06» была застрелена охотником из Вайоминга за пределами парка в 24 км от его границы. Я и многие другие, «знакомые» с волчицей, оплакивали ее. Она была волком, вызывавшим восхищение.

Наблюдение за этими поразительными схватками волков помогло мне понять, как происходит восстановление роли высших хищников и насколько этот процесс схож с инвазией высших хищников. Независимо от того, где расположена экосистема и каковы основные источники пищи, вторжение высшего хищника переворачивает все с ног на голову. Следует отметить, что реинтродукция волков в Великой экосистеме Йеллоустоуна была всего лишь географической экспансией видов на охраняемую территорию, на которой влияние человека было минимальным, а не континентальной инвазией, поскольку эти конкретные волки были перемещены из канадских волчьих стай. В прошлом, даже в период отсутствия волков в Йеллоустоуне, некоторые канадские волки время от времени случайно забредали на территорию США, где плотность населения и, вероятно, нетерпимость к волкам была выше. Трофические каскады могут происходить и происходят даже на территориях без явных географических границ и имеют далекоидущие последствия и для крупных и сложных экосистем.

Мы можем выделить несколько эффектов, вызванных инвазией (вторжением) волков в экосистему Йеллоустоуна. Во-первых, волки преимущественно убивали своих ближайших конкурентов. После реинтродукции каждое наблюдаемое убийство койота волком или стаей волков происходило вблизи туши животного, которое стало добычей волков{111}. Конкуренция внутри гильдии – действительно основная причина гибели представителей падальщиков.

Во-вторых, очевидным следствием является снижение плотности популяции ближайшего конкурента на своей территории. Койоты погибали, но замены погибшим не было. Плотность популяции койотов значительно снизилась – на 50 % в целом и на 90 % в центральных районах Йеллоустоуна, занятых волками. Конкуренция внутри гильдии часто проявляется как сильная обратная связь между численностью двух конкурирующих видов. В результате не только падает плотность популяции местного конкурирующего вида хищника, но сжимается и область его распространения в целом.

С другой стороны, введение нового высшего хищника – волков – привело к значительному повышению доступности останков животных для падальщиков. Волки Йелоустона, будучи умелыми охотниками, на протяжении суровых зимних месяцев убивали больше животных, чем могли съесть, оставляя недоеденные останки падальщикам – воронам, орлам, медведям гризли, койотам и другим. Туши оленей – основной источник зимней пищи для многих видов животных, а большая часть взрослых вапити, которые стали жертвами хищников, были убиты именно волками{112}. Волки обеспечивают даже больше возможностей пропитания для падальщиков, чем охотящиеся люди.

Появление нового высшего хищника часто снижает скорость воспроизводства среди видов его ближайших конкурентов. Это может быть связано с сокращением численности и плотности популяции, занимаемой территории, доступных ресурсов или просто со снижением безопасности жизни. Если по любой из названных причин темп воспроизводства конкурирующего вида снижается, это может принести серьезный ущерб.

И конечно, новый хищник оказывает отрицательное влияние на виды-жертвы. Численность их популяций падает, и, как показали наблюдения в Йеллоустоуне, может измениться и поведение потенциальных жертв – где, когда и как долго они едят, – поскольку возникает стрессовая атмосфера страха.

Экологи, изучающие эту опасную для жертвы ситуацию, дают нам важное направление для поиска причин вымирания неандертальцев. Высшие хищники занимают особенную экологическую нишу и оказывают наиболее сильное влияние на перестройку структуры экосистем в периоды климатических изменений{113}. Трофические каскады, затрагивающие представителей других видов, растут, поскольку влияние высших хищников усиливается во время климатических изменений.

Можно ли объяснить вымирание неандертальцев трофической тождественностью людей современного типа и инвазивных видов высших хищников, действующих в период климатических колебаний? Мы можем выделить те факторы, которые могли бы подтвердить либо климатическую гипотезу, либо гипотезу о влиянии инвазии человека современного типа. Однако нужно помнить, что они не являются взаимоисключающими. Моя идея заключается в том, что сочетание климатических изменений и инвазии современных людей создало непереносимые условия для неандертальцев, несмотря на то что к этому моменту им удавалось выживать на протяжении тысячелетий, в том числе в столь же холодных климатических условиях, как и в худшие периоды КИС 3.

Если конкуренция со стороны современных людей была главной (но не обязательно единственной) причиной вымирания неандертальцев, мы сможем выделить несколько типов свидетельств, которые должны быть обнаружены в этом случае. Для того чтобы конкуренция имела место, местный и инвазивный виды должны находиться на одном трофическом уровне в пищевой пирамиде и делить одни пищевые ресурсы. С помощью анализа фауны и изотопных исследований выполнение этого условия можно считать установленным фактом. И хотя этот факт является веским свидетельством в пользу конкуренции внутри гильдии между двумя видами, научная строгость требует более обстоятельных доказательств существования этой конкуренции.

Одним из таких свидетельств могло бы стать сокращение численности и плотности популяции неандертальцев после инвазии людей современного типа, за которым со временем последовало бы явное увеличение численности и плотности популяции современных людей. Ниже мы обсудим исследования, направленные на проверку этой гипотезы.

Еще одним свидетельством конкуренции между неандертальцами и современными людьми могло бы стать географическое распространение людей современного типа и уменьшение ареала неандертальцев. В условиях нехватки доступных территорий современные люди должны были увеличивать свой ареал, тогда как места обитания неандертальцев должны были сокращаться.

Если степень конкуренции и инвазии со стороны современного человека была высокой, то мы также должны обнаружить свидетельства вымирания других хищников как следствие давления, оказанного этим новым и умелым членом гильдии. Если мы вновь обратимся к тому моменту, когда современные люди вторглись в экосистему Йеллоустоуна, мы увидим, что для локального вымирания волков не потребовалось много времени. Сегодня люди, живущие в этой экосистеме, – особенно те, кто разводит скот, – встревожены тем, что возвращение волков может пагубно сказаться на их заработках и даже представлять смертельную опасность для их детей{114}. Эти страхи, обоснованные или нет, свидетельствуют о конкуренции между людьми и волками. Теперь, когда волки вернулись, койоты здесь встречаются крайне редко, а люди чувствуют, что их безопасность и средства к существованию оказались под угрозой.

Возможно, появление людей современного типа на территории Евразии заставило их опасаться присутствия неандертальцев, которые, видимо, казались им такими знакомыми, но при этом странными, иными. Мы можем только предполагать, насколько тревожащим может быть столкновение с другим видом гоминин – чем-то сродни культурному шоку, который обычно испытывают люди, оказавшиеся в месте, где говорят на неизвестном языке, носят непривычную одежду и крайне странно и непонятно себя ведут. Даже сегодня люди зачастую испытывают страх перед чужаками; а насколько ужаснее могла оказаться встреча с другим видом гоминин? Ограниченные ресурсы и конкуренция за пищу только усиливали страх. Возможно, ясного осознания конкуренции между неандертальцами и современными людьми и не было, но также вполне вероятно, что такое понимание существовало. В любом случае неандертальцы исчезли после появления современных людей и, скорее всего, довольно быстро.

Означает ли это, что изменение климата не имело отношения к вымиранию неандертальцев? Не совсем. Две выдвинутые гипотезы не исключают друг друга. Если климатические изменения были главной причиной исчезновения неандертальцев, мы должны были обнаружить независимые тому свидетельства. Имеются избыточные и надежные доказательства, полученные с помощью данных о КИС 3, анализа изменений пыльцы и растительности, меняющихся ареалов разных видов млекопитающих, приспособленных к холодному и теплому климату, соотношения между содержанием изотопов 16О и 18О в древних ледниках. Климат действительно менялся в течение КИС 3, и мы это знаем.

Побочный эффект изменения климата состоит в том, что сдвиг климатических зон или обитаемых районов обязательно должен был сопровождаться смещением области распространения неандертальцев и видов животных, служивших им добычей. Если климатические изменения были столь резкими, что привели к исчезновению неандертальцев, несмотря на то что их вид процветал долгое время, в том числе и в течение многих холодных периодов, тогда вымиранию вида должно было предшествовать сокращение ареала, обусловленное теми же меняющимися климатическими условиями. Вполне очевидно, что доступные, пригодные для жизни районы сокращались в результате климатических изменений, вынуждая неандертальцев либо адаптироваться к новым местам обитания и покидать обжитые территории, либо просто умереть. Сокращение ареалов как неандертальцев, так и видов животных, служивших им добычей, – доказанный факт. Несмотря на некоторые сомнения относительно точной датировки различных неандертальских стоянок, мы знаем, что географические районы обитания вида сокращались, а рацион их питания, как и предполагалось, в общем и целом оставался неизменным{115}.

Еще одно доказательство, которое мы могли бы обнаружить, состоит в увеличении во времени количества физических и анатомических признаков стрессового состояния неандертальцев. Это могло выражаться в дефектах костей или зубной эмали, что говорит о недоедании или наличии инфекции в период формировании зубов или костей. Действительно, физические признаки стресса или болезни довольно распространены среди неандертальцев{116}. Однако не существует способа определить, были эти признаки стресса обусловлены изменениями климата или они были вызваны конкуренцией внутри гильдии со стороны людей современного вида либо других хищников.

Даже до вторжения современных людей емкость экосистемы в отношении неандертальцев могла быть близка к пороговому значению, что делало обострение конкуренции более вероятным. Мы знаем, что в иберийской пещере Эль-Сидрон, возраст которой составляет 48 400 ± 3200 (калиброванных) лет, сохранились останки по крайней мере 12 неандертальцев: трех мужчин, трех мальчиков-подростков, трех женщин и трех младенцев. Для всех характерны повреждения зубной эмали, обусловленные гиперплазией, – результат голода или болезни. Некоторые из этих особей побывали в сильных стрессовых ситуациях в период формирования зубов{117}. Более того, засечки на костях неандертальцев из Эль-Сидрона, в том числе такие, которые могли остаться после скальпирования черепа, а также следы переломов длинных костей говорят о том, что эти кости были обработаны гомининами, владеющими орудиями труда. Никаких свидетельств присутствия в этой пещере человека современного типа нет, а датировка не совсем соответствует тому периоду, когда современные люди присутствовали непосредственно на этой территории. Таким образом, нет весомых оснований для того, чтобы рассматривать эту стоянку обязательно как свидетельство внутривидовой конкуренции или проявления насилия внутри гильдии. Авторы приходят к выводу, что следы обработки костей вместе с высоким уровнем зубной гиперплазии в найденных образцах явно свидетельствуют о вынужденном каннибализме, когда представители одного вида поедают друг друга, чтобы не погибнуть от голода{118}. Аналогичные выводы были сделаны относительно останков в Мула-Гуэрси (Франция), возраст которых около 100 000 лет, задолго до появления в Европе человека современного типа{119}.

Поскольку влияние инвазивного вида хищника во время климатических изменений усиливается, мы должны увидеть резкие волновые эффекты трофических каскадов в экосистеме в среде первичных потребителей или травоядных, подобные тем, которые наблюдались в Йеллоустоуне. Фактически то, что произошло в Европе в плейстоценовую эпоху, есть не что иное, как мощный переворот в гильдии хищников, который случился после появления людей современного типа. Археологические находки свидетельствуют о локальном истреблении или полном исчезновении пещерных львов, пещерных гиен, пещерных медведей, малых саблезубых кошек, леопардов и красных волков, а также о вымирании местного хищного вида гоминин – неандертальцев. Эти масштабные изменения животного мира являются характерной чертой трофического каскада, вызванного конкуренцией и инвазией.

Какие еще свидетельства мы можем привлечь для прояснения причины (или причин) вымирания неандертальцев? Одним из самых интересных и поддающихся обнаружению свидетельств является спрогнозированное изменение размеров популяций и ареалов конкурирующих видов – местного и инвазивного.

8. Жили, жили и ушли…

Мы знаем, что неандертальцы и люди современного типа, будучи охотниками, находились на одном трофическом уровне и что появление новых видов хищников является особенно мощным фактором, запускающим изменения в экосистеме. Существует множество фундаментальных доказательств того, что и неандертальцы, и современные люди охотились на крупного зверя. Древние охотники оставили нам свои орудия, кости животных-жертв (некоторые со следами разделки и термической обработки), а также рисунки, статуэтки и гравюры, изображающие животных, на которых они охотились. Оба вида гоминин можно без натяжек отнести к гильдии хищников, однако для этого требуется несколько больше оснований. В конце концов, волки и горные львы сосуществуют в одном местообитании, так же как и африканские гиеновые собаки, гепарды и гиены. Все плотоядные животные от средних до крупных, обитающие в одном географическом районе, обычно в некоторой степени конкурируют друг с другом.

Что здесь можно добавить? В широком смысле неандертальцы и современные люди охотились на одних и тех же животных. Этот факт создает дополнительные сложности, когда пытаются объяснить вымирание неандертальцев климатическими условиями. Если территории, на которых они могли охотиться, сокращались, а добыча скудела, то почему не уменьшались охотничьи угодья и количество добычи людей современного типа? Неандертальцы, как и люди, отдавали особое предпочтение охоте на диких лошадей и северных оленей, но также охотились и на первобытных быков (туров) и бизонов, благородных оленей, шерстистых носорогов и диких кабанов. В своей статье «Ешь что есть» археолог Офер Бар-Йозеф из Гарвардского университета писал: «Спор о том, что не существовало большой разницы между людьми среднего и позднего палеолита, за исключением отдельных очень редких случаев, отражает наше повседневное поведение в современном мире. Мы идем за продуктами в ближайший супермаркет. Благодаря современному транспорту особые потребительские товары можно приобрести в специализированных магазинах, и не важно, живем мы в городе или на окраине (часто эти продукты представляют собой результат обмена растениями и животными между Старым и Новым Светом). Люди среднего палеолита не могли получать ресурсы с удаленных территорий. То же можно сказать и о людях позднего палеолита, хотя отмечались случаи использования необработанных камней хорошего качества, добытых в местах, удаленных более чем на 100 км»{120}. Для того чтобы понять, стала ли эта локальная конкуренция внутри гильдии причиной гибели неандертальцев, требуются дополнительные сведения.

Пол Мелларс и Дженнифер Френч из Кембриджского университета пытались найти ответ на вопрос о конкуренции с помощью комплексного анализа более чем 200 мест археологических раскопок на территории Дордони площадью около 75 000 км² – хорошо исследованного района Франции с высокой плотностью стоянок{121} (который, по случайному совпадению, по площади сопоставим с Великой экосистемой Йеллоустоуна). Возраст стоянок, найденных в Дордони, варьируется от 55 000 до 35 000 лет, однако к этим данным нужно относиться с обычной осторожностью, поскольку датировки, полученные несколько десятилетий назад методом радиоуглеродного анализа, могут оказаться неточными. Таким образом, стоянки относятся к периоду сосуществования на этой территории неандертальцев и людей. Поскольку не на всех стоянках этого района были найдены останки, Мелларс и Френч сделали прагматическое предположение о том, что стоянки, где были обнаружены каменные орудия, относящиеся к известным культурам мустье ашельской традиции (МТА) и шательперону, принадлежали неандертальцам. Многие палеоантропологи готовы согласиться с тем, что шательперонская культура связана с неандертальцами, однако это предположение подвергается серьезной критике в последние годы. Одна из причин – полученное в результате новой радиоуглеродной датировки свидетельство смешения различных стратиграфических слоев на двух ключевых стоянках, связывающих шательперонскую культуру с неандертальцами, а именно на стоянке Арси-сюр-Кюр (известной также как Сент-Чезар) и на Грот-дю-Рен{122}.

Также Мелларс и Френч предположили, что стоянки, где были найдены орудия ориньякской культуры, принадлежали людям современного типа. Это распространенное мнение, имеющее право на существование. Действительно, некоторые археологи делают заключение об ареале человека современного типа, основываясь непосредственно на данных о распространении ориньякских стоянок. Однако исследование Мелларс и Френч было подвергнуто критике по одной очевидной причине, а именно потому, что невозможно знать наверняка, принадлежали ли все эти стоянки с конкретным типом орудий труда только одному виду.

Чтобы понять, насколько сильно на результаты анализа влияет допущение о том, что именно неандертальцы создали орудия шательперонской культуры, я воспроизвела исследование Мелларс и Френч, исключив из него данные с шательперонских стоянок. Мой нигде не публиковавшийся анализ показал, что сделанное предположение слабо влияет на результаты и выводы оригинального исследования{123}.

Мелларс и Френч сравнили число стоянок, созданных каждым из видов, размеры стоянок, плотность распределения каменных орудий на каждой из стоянок, количество и принадлежность найденных на стоянках костей животных, служивших пищей, а также массу тела этих животных (рис. 8.1). Каждая из перечисленных характеристик может свидетельствовать о численности популяций неандертальцев и современных людей. Цель исследования заключалась в том, чтобы определить, существует ли какая-то закономерность изменения во времени размеров популяций каждого из видов.

Результаты исследования были поразительны. Количество стоянок человека современного типа значительно превышало количество стоянок неандертальцев, что подразумевало увеличение общей численности всех гоминин приблизительно в 2,3 раза в центральных районах после появления современных людей на этих территориях. Если судить по стоянкам, то численность какого из двух видов увеличивалась быстрее? Изучив стоянки неандертальцев, относящиеся к мустье ашельской традиции и шательперону, Мелларс и Френч зафиксировали увеличение численности на 42 % за рассматриваемый период времени. Стоянки древних людей сильно отличались одна от другой. Когда современные люди впервые вторглись в Евразию около 50 000 лет назад, никаких человеческих стоянок, очевидно, здесь не существовало. Около 35 000 лет назад таких стоянок насчитывалось уже около 147 – существенное увеличение. Безусловно, столь быстрый рост был связан с появлением человека современного типа.

Чем больше людей, тем больше им нужно орудий. Еще один показатель размера популяции, который использовали Мелларс и Френч, – это плотность распределения каменных орудий в расчете на 1 м² на 1000 лет. На неандертальских стоянках плотность распределения каменных орудий каждую 1000 лет медленно увеличивалась от семи до десяти орудий на 1 м². Для сравнения: плотность распределения орудий современного человека на ориньякских стоянках увеличилась от 0 до 18 орудий на 1 м² на 1000 лет. Эти данные, кроме прочего, означают, что в этот период времени популяция людей современного типа увеличивалась приблизительно в 1,8 раза быстрее, чем популяция неандертальцев.

Чем больше людей, тем больше им нужно мяса. В качестве еще одного показателя соотношения численности популяций двух видов гоминин Мелларс и Френч использовали количество съеденного мяса на стоянках разных типов, которое они оценивали по костям животных. Поскольку приемлемых данных по количеству костных останков на стоянках, относящихся к мустье ашельской традиции, не было, исследователи просто сравнили массу животных, останки которых были найдены на шательперонских (неандертальских) и на ориньякских (человеческих) стоянках. Количество съеденного мяса для шательперонских стоянок, по оценкам, составило приблизительно 85 кг на 1 м² в 1000 лет. Для ориньякских стоянок этот показатель был почти вдвое выше – около 153 кг на 1 м² в 1000 лет. Эти данные хорошо согласуются с оценками численности популяций, полученными на основе анализа плотности распределения каменных орудий. По всей видимости, действительно, численность людей современного типа превышала численность неандертальцев примерно в 1,8 раза.

В финальной части своего исследования Мелларс и Френч проанализировали полную площадь стоянок. Понятно, что определенная группа людей может оставить как очень маленькую, так и очень большую стоянку в зависимости от того, как долго группа занимала эту территорию, а также от ограничений, обусловленных местными географическими особенностями. Также, несомненно, площадь раскопанных стоянок может зависеть от интенсивности и длительности исследования, поскольку раскопки всегда начинаются на небольших территориях, которые со временем разрастаются. Исследователи показали, что самые маленькие неандертальские стоянки сопоставимы по площади со стоянками человека современного вида. Вместе с тем площадь самых больших стоянок, оставленных людьми, оказалась почти в 2,4 раза больше площади крупнейших стоянок неандертальцев.

Поскольку характеристики, использованные в исследовании, являются независимыми показателями размеров популяции, Мелларс и Френч решили их объединить. Результатом этой процедуры стала оценка, согласно которой общая численность всех гоминин выросла примерно в 9–10 раз за рассматриваемый период. Этот впечатляющий рост численности произошел прежде всего благодаря способностям людей современного типа. Независимо от точности полученных количественных оценок суть исследования очевидна. Все эти данные ясно дают понять, что, как только первые люди современного типа достигли Евразии, их популяция быстро увеличилась и вскоре превзошла по численности популяцию неандертальцев.

Возможно, численность неандертальцев сократилась еще до вторжения человека современного типа – эта гипотеза подтверждается множеством различных свидетельств{124}. Археолог Николас Конард из Тюбингенского университета в течение нескольких лет проводил раскопки в Швабском районе Германии; его исследовательская группа сделала множество важных находок. Конард придерживается «модели популяционного вакуума»{125}. Он так описывает ситуацию: «Существует множество признаков, говорящих, что плотность популяции последних неандертальцев была очень низкой по сравнению с плотностью популяции [людей современного типа] вскоре после их появления в различных частях Европы. В Швабии, к примеру, плотность распределения останков животных, каменных артефактов и практически всех видов антропогенных материалов в ориньякском слое намного выше, чем в среднем палеолитическом [неандертальском]. Это относится как к числу находок в расчете на единичный временной интервал, так и к числу находок на единицу объема раскопанного слоя. В редких случаях средний палеолитический и ориньякский слои сравнимы по насыщенности. С другой стороны, имеются свидетельства того, что неандертальцы среднего палеолита занимали нишу, для которой была характерна низкая плотность популяции и низкая интенсивность использования ресурсов по сравнению с людьми верхнего (позднего) палеолита»{126}. Конард и другие ученые считают, что древние люди прибыли в Центральную Европу по окончании особенно сурового климатического периода (событие Хайнриха Н-4), который стал результатом чудовищного извержения вулкана, обусловившего отложения золы кампанийского игнимбрита. Сегодня возраст этих отложений оценивается в 39 300 лет; таким образом, и неандертальцы, и люди современного типа жили в центральной части Европы перед этим извержением, однако нет никаких убедительных доказательств, свидетельствующих о том, что неандертальцам удалось его пережить. Действительно, недавняя передатировка показала, что самые «молодые» неандертальские стоянки, относящиеся к позднему мустье, были созданы 41 030 и 39 260 лет назад, то есть незадолго до и вскоре после кампанийского игнимбрита{127}. Если в западных и центральных районах Европы другие гоминины не обитали, то люди современного типа могли очень быстро занять эти территории и существенно увеличить численность популяции, тогда как неандертальцы отступили в другие районы{128}.

Могло ли случиться, что Евразия, как предполагает, основываясь на анализе климатических данных, Клайв Финлейсон, лишилась неандертальцев до того, как на ее территории появились люди современного типа? Благодаря открытиям исследовательской группы Конарда мы получили новые важные свидетельства. При раскопках в Швабском районе в археологическом слое, относящемся к культуре человека современного типа, кроме множества орудий были найдены самые древние (из известных) музыкальные инструменты – флейты, сделанные из птичьих костей, а также серия изящных резных фигурок животных. Эти находки говорят о значительных культурных изменениях. Кроме того, исследователи обнаружили существование «стерильного», лишенного каких-либо археологических свидетельств, слоя, расположенного между мустьерским (неандертальским) и ориньякским (человеческим) культурными слоями. Этот пустой слой является прямым доказательством того, что был период времени, когда ни один из видов гоминин не пользовался пещерой (рис. 8.2).

«Поначалу я скептически отнесся к предполагаемому стратиграфическому разрыву между поздним средним палеолитическим (неандертальским) и ориньякским (человеческим) слоями», – признавался Конард, пока раскопки, проводимые его командой в пещерах Гайссен-Клестерле и Холе-Фельс, не подтвердили существование этого пробела в археологических свидетельствах. Передатировка находок из Гайссен-Клестерле новейшими методами ультрафильтрации показала, что позднейшие ориньякские слои Швабского Альба относятся к периоду 43 060–41 480 калиброванных лет назад. Стерильный слой, расположенный ниже культурного слоя человека современного типа, охватывал временной интервал в 2000 лет (или больше), в течение которого ни современные люди, ни неандертальцы не жили и не использовали эту стоянку{129}. Аналогичный промежуток между культурными слоями неандертальцев и людей современного типа обнаружен на различных пещерных стоянках Гибралтара{130}. Если подобный промежуток характерен для большей части Европы, тогда действительно получается, что человек современного типа пришел в малонаселенную Европу, где неандертальцев либо было очень мало, либо не было совсем.

Не столь прямым, но не менее убедительным доказательством быстрого сокращения численности популяции неандертальцев около 40 000 лет назад стало исследование генетической изменчивости древней мтДНК, которое провел Лав Дален из Шведского музея естественной истории в Стокгольме. Дален и его помощники изучили останки 13 неандертальцев из Евразии, проведя анализ костей скелетов, принадлежавших особям, чья смерть произошла как до, так и после вторжения человека современного типа.

Работа с мтДНК дает определенные преимущества. Митохондриальная ДНК передается исключительно по материнской линии; влияние на мтДНК потомства по отцовской линии отсутствует, поэтому легче понять наследственность. Кроме того, в каждой клетке тела копий мтДНК намного больше, чем ядерной ДНК, поэтому мтДНК легче восстановить из ископаемых костей. Исследование Далена показало, что 50 000 лет назад генетическое разнообразие неандертальцев в Западной Европе стало снижаться. Исследователи интерпретировали этот факт как признак частичного вымирания популяции, после которого небольшая группа выживших неандертальцев повторно заселила некоторые регионы Европы, пока около 45 000 лет назад туда не пришел человек современного типа. После частичного вымирания разнообразие мтДНК стало намного скуднее, чем было до него{131}.

Вместе с тем в юго-западной части Европы эти исследования выявили все признаки, которые сопровождают реальную или потенциальную конкуренцию между людьми современного типа и неандертальцами. Их добычей становились одни и те же виды животных, при этом популяция человека современного типа со временем значительно увеличивалась по сравнению с популяцией неандертальцев.

Даже если популяция неандертальцев в Евразии на момент появления там людей современного типа не была малочисленной, вскоре она существенно сократилась. Если конкуренция и убийства внутри гильдии были главной причиной исчезновения неандертальцев, тогда мы должны были бы найти доказательства убийств неандертальцев современными людьми, а мы их не находим. Мы не находим костей неандертальцев на стоянках человека современного типа, если не считать шательперонскую стоянку в Сент-Чезаре. Крайне редко можно обнаружить кости неандертальцев, которые имеют хотя бы слабые признаки агрессивных действий со стороны современных людей. Это особенно сбивает с толку, поскольку растет объем доказательств того, что неандертальцы в отдельные периоды времени и в отдельных районах убивали и/или съедали своих сородичей, возможно, чтобы избежать голодной смерти{132}. Каннибализм ради выживания можно трактовать как ответную реакцию на сокращение пищевых ресурсов. Кроме того, по широкому распространению зубной гипоплазии среди неандертальцев, а также благодаря упоминавшимся выше свидетельствам, найденным в Мула-Гуэрси и Эль-Сидроне, мы знаем, что неандертальцы с трудом выживали до появления в Евразии людей современного типа и до начала климатической нестабильности периода КИС 3.

Агрессивность по отношению к неандертальцам со стороны современного человека подтверждается двумя исследованиями. Одно из них выполнено Стивом Черчиллем и его коллегами из Университета Дьюка и основано на анализе ранения, возможно смертельного, обнаруженного у неандертальца из Шанидара (Ирак). После изучения повреждений ребер и попытки воспроизвести это повреждение (на мертвых свиньях с помощью реконструированных орудий) группа Черчилля пришла к выводу, что ранение было нанесено метательным копьем, которое можно считать характерным археологическим признаком человека современного типа{133}. Еще один пример – это стоянка современного человека в Ле-Руи во Франции, на которой были найдены орудия ориньякской культуры, множество костей северных оленей и лошадей, три очага, человеческая челюсть и челюсть ребенка-неандертальца с засечками, оставленными каменными орудиями{134}. Исследовательская группа Фернандо Рамиреса Роцци провела повторный анализ костей с этой стоянки и пришла к выводу, что засечки на останках неандертальца могут свидетельствовать о его убийстве с последующим употреблением в пищу мяса, поскольку аналогичные засечки были обнаружены на челюстях северных оленей, останки которых были найдены в тех же местах. Очевидно, что олени с высокой долей вероятности были убиты и съедены. Однако исследователи отмечают, что подобные засечки на челюсти ребенка могли появиться при проведении некого символического (ритуального) действия. Данные недостаточно надежны, чтобы осторожные в своих оценках ученые могли склониться к одному из двух вариантов объяснения.

Возможно, люди современного типа обладали настолько значительным технологическим преимуществом и были настолько развиты, что им просто не было нужды убивать неандертальцев. С другой стороны, неандертальцы могли избегать территорий, занятых новым высшим хищником, точно так же как койоты остерегались заходить на территорию волков. В конце концов, вряд ли можно рассчитывать на то, что удастся найти заметное количество стоянок, убедительно свидетельствующих о применении насилия к неандертальцам со стороны человека.

Клайв Финлейсон соглашается, что численность неандертальцев сократилась после прихода человека современного типа, однако он объясняет это сокращение иными причинами. Он считает, что причиной падения численности популяции неандертальцев стал более холодный, неблагоприятный климат, который вынудил неандертальцев отступить на меньшие по площади, изолированные территории, где их способ охоты из засады работал лучше. По существу, он утверждает, что утеря ареала обитания стала причиной вымирания неандертальцев, когда они ушли на другие территории, где климат и условия для охоты были лучше. Финлейсон говорит так:

«Многие годы чрезмерного инвестирования в физические способности собственного тела, которые позволяли справляться с крупной добычей, обошлись дорогой ценой. Расплатой стала потеря возможности выжить на территориях, где не было укрытия или где нужно было преодолевать большие расстояния в поисках пасущихся животных. Когда в результате похолодания граница тундры сдвинулась на юг, а засуха привела к продвижению степей на запад, возникла новая экосистема – тундростепь. На сцену вышли новые виды животных. Среди них были мамонт, шерстистый носорог, овцебык, северный олень и сайгак, и численность этих видов увеличивалась в условиях расширения зон, лишенных крупной растительности, по всей территории Европы вплоть до границ современной Франции и северной Иберии… Ключевым отличием новых условий стал доступ к пище. Неандертальцы охотились на ланей и благородных оленей, выслеживая их и устраивая засады, но в условиях тундростепи приходилось держаться на расстоянии от добычи. Подобраться к стаду северных оленей – это совсем другая история… Изменение условий обитания от лесистых до тундростепных произошло быстро, и у неандертальцев не было иного выбора, кроме как покинуть эти территории»{135}.

Вывод Финлейсона о том, что неандертальцы ушли в районы с более теплым климатом вследствие климатических изменений периода КИС 3, основывается на хронологии и географическом расположении поздних стоянок. Было ли это бегство или они просто тихо вымерли на своей территории, неясно. И как отмечалось выше, точность определения возраста стоянок, подтверждающих существование позднего иберийского рефугиума, была подвергнута сомнению исследовательской группой Тома Хигхэма из лаборатории Оксфордского университета, занимающейся датировками. Нет никаких сомнений в том, что неандертальцы жили на побережье Средиземного моря в различные периоды времени; но вот когда и почему они там жили – это вопрос.

В Леванте, где неандертальцы и люди современного типа противостояли климатическим изменениям, мы видим другую картину их климатических предпочтений, которая противоречит реконструкции Финлейсона. От 100 000 до 75 000 лет назад (от периода КИС 5 до КИС 4) неандертальцы и люди попеременно занимали различные территории на Ближнем Востоке, предположительно вследствие изменений животного и растительного мира этого региона, вызванных переменами в климате. Изотопные исследования, проведенные группой Криса Халлина из Калифорнийского университета в Сан-Диего, показали, что в этом регионе в результате похолодания исчезли не неандертальцы, а люди современного типа. Группа Халлина выяснила, что современные люди, обитавшие в пещерах Кафзех и Схул, питались в основном мясом диких козлов и, в меньшей степени, антилоп. Соотношение изотопов 12С и 13С показало, что козлы паслись на сухих пастбищах, где доступность воды была сезонной. И наоборот, неандертальцы, обитавшие в расположенных неподалеку пещерах Амуд и Кебара на протяжении ледникового периода КИС 4, отдавали предпочтение в основном мясу газелей. Климат был более холодным, а дожди шли на протяжении всего года.

Другими словами, люди современного типа удалились из Леванта, когда климатические условия стали ухудшаться и становилось все холоднее и суше, а неандертальцы, наоборот, заняли эти территории. Это противоречит схеме, предложенной Финлейсоном, согласно которой евразийские неандертальцы ушли в районы с более теплым климатом, тогда как люди современного типа остались жить в более суровых условиях. Таким образом, нужно принимать во внимание не просто улучшение или ухудшение климатических условий, но и учитывать способность каждого из видов к адаптации.

9. Угадайте, кто еще придет на обед?

Для выживания недостаточно просто быть опытным охотником. И неандертальцы, и современные люди эффективно справлялись с этой задачей. Для количественной оценки их охотничьего успеха крайне важно понимать, какие именно текущие потребности каждого из видов должны быть удовлетворены для обеспечения процветания и воспроизводства.

Стандартным показателем метаболизма видов является интенсивность основного обмена (ОО). Под основным обменом понимают минимальное количество энергии, необходимое организму для обеспечения роста и поддержания жизни в конкретных климатических условиях, независимо от степени его физической активности. При прочих равных условиях человек (или любое другое млекопитающее), живущий в экстремально холодном климате, будет иметь более высокий уровень ОО, чем человек, живущий в умеренном климате. Фактически ОО всех видов млекопитающих сильно зависит от средней годовой температуры. Более того, чем крупнее животное, тем выше значение его ОО.

Коренастое, мускулистое телосложение неандертальцев свидетельствует об интенсивном обмене веществ в любое время года. Самым же высоким уровнем ОО обладали неандертальские кормящие женщины, живущие в холодном климате. Поскольку неандертальцы в среднем были тяжелее, ниже ростом, коренастее и мускулистее людей современного типа, уровень их ОО был выше. Например, Эндрю Фрейль из Государственного университета Райта и Стив Черчилль из Университета Дьюка установили, что по сравнению с массой тела людей современного типа вес мужчин-неандертальцев был больше на 13 %, а неандертальских женщин – на 12 %{136}. Это было не единственное отличие. Неандертальцы почти наверняка были более активны, чем современные люди, вследствие чего их суточный расход калорий (СРК) был выше, чем у более худых, менее мускулистых современных людей. Фактически любой палеоантрополог, занимавшийся оценкой метаболических потребностей организма неандертальцев, согласится, что у неандертальцев они были выше, чем у людей современного типа. Более низкий уровень метаболических потребностей и более низкий СРК давал современным людям значительное преимущество{137}.

Фрейль и Черчилль рассчитали энергозатраты 26 неандертальцев и 45 людей современного типа, массу тела которых можно было достаточно точно оценить. Они отметили местоположение стоянок этих неандертальцев и людей на всемирной палеоклиматической карте. Хотя очевидно, что имели место колебания климатических условий на больших временны́х промежутках, тем не менее исследователи смогли разделить эти стоянки на холодные, умеренные и тропические. Затем для каждой стоянки они рассчитали средние летние и зимние температуры.

При вычислении ОО и СРК по этим данным обнаружились некоторые важные различия между неандертальцами и людьми. Средняя температура холодных районов обитания современных людей составила –2,2 °С, тогда как в местах обитания неандертальцев эта температуры была равна 6 °С, то есть там было заметно теплее. Другими словами, во время холодных климатических периодов неандертальцы жили в более теплых местах. Люди же могли прожить и жили в более суровых климатических условиях. Это означает, что конкуренция между неандертальцами и современными людьми становилась наиболее острой именно в холодные периоды. Данное предположение подтверждается тем фактом, что на умеренных и тропических стоянках, где обитали оба вида гоминин, значимых отличий в средних годовых температурах установлено не было. Таким образом, схема заселения Европы, вероятно, отличалась от схемы в Леванте, поскольку «холодные» периоды в Леванте были недостаточно холодными и не создавали чрезмерных сложностей.

На всех исследованных стоянках, независимо от климатических условий, энергетические потребности неандертальских мужчин и женщин были выше потребностей людей современного типа примерно на 7 и 9 % соответственно просто из-за более крупного телосложения неандертальцев. И неандертальцы, и люди, которые жили в более холодных районах, испытывали большую потребность в энергоресурсах, чем те, кто жил в умеренных или тропических регионах. Мужчинам обоих видов требовались дополнительные 1200 ккал ежедневно по сравнению с теми, кто жил в более теплых климатических условиях; в более холодном климате женщинам, если они не были беременны и не кормили грудью, требовались дополнительные 800 ккал ежедневно. Дети, представители обоих видов, были еще более уязвимы, поскольку их тела теряли тепло более интенсивно, чем тела взрослых, из-за разницы в массе. Более крупным неандертальцам требовалось в среднем на 275 ккал в день больше, чем людям современного типа. Однако эта разница частично компенсировалась тем, что благодаря более крупному телу и мышечной массе тепловые потери у неандертальцев были ниже{138}.

Для поддержания организма во время беременности и лактации в условиях холодного климата необходимо огромное количество калорий, поскольку беременность и кормление – это, пожалуй, самые энергетически затратные периоды в жизни женщины. У разных видов млекопитающих расход калорий во время беременности увеличивается на 20–30 %, а в период лактации – на 35–145 % по сравнению с нормальным энергопотреблением{139}. Но так как масса неандертальцев больше, то и метаболические потребности во время беременности и лактации у них выше, чем у людей современного типа при одинаковых климатических условиях.

Брайан Хокетт из Бюро землепользования Невады дал оценку количества калорий, необходимых беременной, а затем кормящей неандертальской женщине. Он перевел необходимое количество килокалорий (5500 ккал в день) в хорошо знакомые современному человеку продукты: «Если ориентироваться на меню современного фастфуда, то беременной неандертальской женщине было необходимо в день съедать десять больших чизбургеров (три утром, три днем и четыре вечером) или 17 порций куриных наггетсов (пять порций утром, шесть днем и еще шесть вечером). Такое сравнение помогает понять, какое количество пищи должны были ежедневно потреблять беременные неандертальские женщины в рамках этих моделей, хотя оно, конечно, не говорит, что это невозможно»{140}.

Кроме исключительной сложности ежедневного получения такого большого количества белковой и жирной пищи в те времена, когда ресторанов быстрого питания вроде «Макдоналдс» еще не существовало, были и другие проблемы. Что произойдет, если беременная неандертальская женщина получит 5500 ккал с мясом наземных млекопитающих при высоком уровне ежедневной физической активности? Хокетт утверждает: «Результатом такого рациона питания станет смерть неандертальца, и на то есть две основные причины: неандертальцы не могли получать такое большое количество калорий в день без употребления в пищу огромного количества мышечного мяса и внутренних органов наземных млекопитающих, что привело бы к серьезному избытку или недостатку полезных питательных веществ; а разнообразие видов млекопитающих, мясо которых шло в пищу, не обеспечивало разнообразия необходимых питательных веществ; другими словами, не очень важно, мясо скольких видов наземных травоядных животных неандертальцы употребляли в пищу (например, бизонов, оленей, кроликов, диких козлов), единственным способом расширить разнообразие важных питательных веществ, получаемых с пищей, было расширить разнообразие видов пищи»{141}. Хокетт напоминает, что листовые овощи и другие растения должны были составлять заметную часть рациона неандертальцев, хотя обнаружить остатки растительной пищи при археологических раскопках практически невозможно. Растительные остатки плохо сохраняются в любой среде, и это оставляет заметный пробел в наших знаниях о питании гоминин в тот период.

Если крепкие и сильные неандертальцы не могли выжить на одной только мясной пище, то как же слабым людям современного типа удавалось выживать в более холодном климате, где растительную пищу добыть было гораздо сложнее, особенно в зимнее время? Кроме изменений в рационе питания – побольше салата на гарнир, спасибо, – должна была произойти и перестройка в поведении, которая снизила бы метаболические потребности в калориях.

Фрейль и Черчилль приводят археологические свидетельства, которые показывают, что около 45 000 лет назад у людей современного типа появились костяные иглы, которых не было у неандертальцев. Эти иглы, вероятно, использовались для создания одежды из шкур и кожи животных, которая лучше защищала от холода, чем неподогнанные и необработанные шкуры, используемые неандертальцами. Кроме того, имеются некоторые свидетельства того, что очаги и укрытия людей были лучше приспособлены{142}. Люди в некоторой степени снизили высокоэнергетические потребности, обусловленные холодными климатическими условиями, с помощью культурного «буфера», превосходящего культурные достижения неандертальцев.

Джон Ши выдвинул аналогичное предположение о том, что оружие дальнего действия, созданное людьми современного типа, сделало охоту менее трудозатратной и более эффективной – еще одним энергосберегающим фактором. Если ежедневные потребности в энергии на добычу пищи и поддержание тепла у людей были ниже, чем у неандертальцев, то у людей оставалось больше энергии на воспроизводство и выращивание детей, что могло, в свою очередь, подстегнуть рост популяции, который, как мы знаем, имел место быть. И все же выживание оставалось сложнейшей задачей, особенно во время холодных периодов.

Есть и еще один важный экологический фактор, который также создавал сложности. Не только факт существования другого вида гоминин и изменение климата создавали трудности и неандертальцам, и современным людям. Дополнительную и очень серьезную проблему представляло существование в Евразии огромной гильдии плотоядных животных в рассматриваемый период плейстоцена.

Чтобы понять место неандертальцев и людей современного типа в ландшафте того времени, их нужно рассматривать как часть гильдии хищников. В своей блестящей работе Крис Карбон из Лондонского зоологического общества и Джон Гиттельман из Университета Вирджинии показали, что плотность распределения вида хищных млекопитающих по территории материка есть функция как массы тела самого хищника, так и массы тела видов-жертв, обитающих на этой территории{143}. Так, для обеспечения хищника размером со среднего неандертальского мужчину потребовалось бы 10 801 кг травоядных животных, тогда как среднему мужчине из людей современного типа нужно всего 9412 кг. Эти числа довольно близки, но не одинаковы, и отличия в необходимой массе составляют от 13 до 15 %. Если взять за основу только массу тела, то плотность распределения каждого вида гоминин составит в среднем 1 представитель вида на 3 км² территории, в зависимости от доступности добычи. Эта оценка сопоставима с зафиксированной нижней границей плотности распределения волков, размер тела которых лишь немного меньше. В действительности эти цифры показывают, что небольшая группа каждого из видов гоминин, состоящая, скажем, из 10 представителей, нуждается в довольно большой территории, площадь которой примерно равна 30 км². Потребуется много богатой добычей земли для обеспечения пищей таких охотников.

Хотя хищники зачастую определяют плотность распределения травоядных животных на данной территории (убивают и таким образом регулируют), обратное влияние тоже существует: численность травоядных ограничивает численность хищников, которые могут обитать на данной территории. Конечно, появление нового крупного хищника вроде человека современного типа приведет к последствиям, которые отразятся на всех других видах-хищниках и видах-жертвах региона.

Сколько неандертальцев или людей современного типа могло проживать на территории Западной Франции площадью 75 000 км², которую изучали Мелларс и Френч? Если предположить, что соотношение мужчин и женщин составляло 1:1, то эта огромная территория могла прокормить и приютить всего 3400 неандертальцев или 3800 человек современного типа. Численность 3000–4000 особей примерно в три раза превышает минимальную численность жизнеспособной популяции современных средних или крупных видов млекопитающих. Теоретически такая же по площади территория могла прокормить почти 5000 волков, поскольку размер тела волка меньше, чем гоминина. Эти оценки предполагают, что вторжение нового вида высшего хищника, каким был человек современного типа, могло оказать серьезное конкурентное давление на других членов гильдии хищников.

Возможно, численность популяций неандертальцев уменьшилась или они ушли на другие территории, чтобы избежать конкуренции с доминирующими современными людьми, а может быть, обоим видам просто не хватало пищи? Или популяции неандертальцев стали более малочисленными и переселились из-за изменений климата и условий обитания, оставив крайне слабо заселенную территорию для вторжения людей современного типа? В любом случае конкуренция внутри гильдии между двумя видами гоминин и между гомининами и другими видами хищников на этой территории должна была быть очень серьезной.

Плотоядных конкурентов у неандертальцев и современных людей в период позднего плейстоцена было огромное количество{144}. Несмотря на то что в Евразийской экосистеме некоторое число видов древних плотоядных животных эволюционировало одновременно с неандертальцами, примерно 50 000 лет назад соответствующая гильдия хищников состояла всего из восьми видов плотоядных (исключая гоминин), которые могли охотиться на среднюю и крупную добычу.

Существует три главных признака, которые во многом определяют место плотоядных в экосистеме, а также сферу, в которой они конкурируют. Во-первых, это размер представителей вида, поскольку именно по массе их тела можно отлично предугадывать, каких размеров добычу предпочитает данный вид{145}. Вторым признаком является способ ведения охоты. Плотоядные животные, как правило, охотятся либо из засады (засадники), незаметно подбираясь к добыче, либо преследуют и догоняют жертву, устраивая стремительные погони. Наконец, третий ключевой признак связан с тем, охотится плотоядный хищник в одиночку или в составе группы.

Достаточно бегло взглянуть на гильдию хищников, существовавшую на территории Евразии в период от 50 000 до 25 000 лет назад, чтобы увидеть различия. Если говорить о размерах тела, то крупнейшими хищниками в Евразии в те времена были пещерные медведи Ursus spelaeus, которых позже сменили медведи вида Ursus ingressus и бурые медведи Ursus arctos. Это были самые крупные медведи, жившие в период существования неандертальцев и после их исчезновения. Медведи в большинстве своем всеядны и не составляли особой конкуренции другим хищникам. В их рацион входит широкий набор видов растений и млекопитающих и обитателей водных экосистем. Медведи могли минимизировать свою пищевую конкуренцию с обоими видами гоминин, перейдя на «всеядную» диету или переключившись на другую добычу, и, по всей видимости, так они и поступили. Изотопные исследования показывают, что пещерные медведи придерживались именно такой стратегии в тех областях, которые пересекались с областями распространения людей современного типа{146}.

Еще одним крупным хищником был пещерный лев, который на 25 % крупнее современного льва{147}. Пещерный лев был, вероятнее всего, грозным хищником, охотившимся из засады и обладавшим мощными лапами и крепкими когтями. Ученые спорят о том, как правильно называть пещерного льва – Panthera leo, как современных львов, или Panthera leo spelea, отмечая, что это был отдельный подвид, или просто Panthera spelea. Но как его ни назови, пещерный лев был сильным, крупным и очень способным. Когда пещерных львов изображали на наскальных рисунках, что было не очень часто, их рисовали без гривы. Р. Дэйл Готфри из Университета штата Аляска в Фэрбанксе выдвинул интересное предположение о том, что эта особенность, а именно отсутствие гривы, которая отличает у современных львов самцов от самок, может означать, что пещерные львы жили не большими прайдами, а чаще всего парами{148}. Однако размер гривы не связан напрямую с размером прайда, поэтому предложенная гипотеза не заслуживает доверия. Если принимать в расчет только размеры тела, в те времена пещерные львы должны были бы доминировать над другими кошачьими в гильдии хищников, и вполне возможно, что и над псовыми тоже, если только псовые не сбивались в большие группы. Наиболее вероятной добычей пещерных львов были дикие лошади, крупные олени, бизоны и первобытные быки{149}. Указанные охотничьи предпочтения обеспечивали пещерным львам прямую конкуренцию с неандертальцами, которые охотились преимущественно на животных тех же видов.

Среди кошачьих были также гомотерии (Homotherium latidens) – саблезубые кошки, сопоставимые по размеру с современными тиграми. Судя по крайне малочисленным останкам, гомотерии встречались довольно редко, а может, даже совсем вымерли к моменту прихода человека современного типа. Анатомический анализ гомотериев, выполненный Вильямом Анйонгом из Университета Ксавьера, показал, что у этих животных были вытянутые клыки, за которые они и получили название «саблезубые», клыки, которые очень хорошо подходили для охоты на крупную, толстокожую добычу{150}. Острые режущие резцы позволяли гомотериям аккуратно и быстро отрывать плоть от туши. Все имеющиеся признаки адаптации зубов говорят о том, что это были строго плотоядные животные, которые почти не употребляли кости, поскольку не могли их разгрызть, чтобы добраться до костного мозга. Лапы гомотериев были приспособлены к быстрому бегу. Вероятно, эти животные охотились, преследуя и догоняя добычу, как очень крупные гепарды. Анйонг предположил, что эти хищники охотились на молодых представителей очень крупных видов – мамонтов, оленей и крупных полорогих жвачных животных.

Еще одной крупной кошкой был леопард Panthera pardus, который, видимо, с тех пор не изменился и представлял собой тот же вид, что и сегодня. По оценкам, доисторический леопард был примерно тех же размеров, что и современный{151}. Как и современные леопарды, леопард доисторический вел, вероятно, одиночный образ жизни, а охотился из засады, предпочитая лесные места обитания. Современные леопарды охотятся на животных, которые весят около 40 кг{152}, следовательно, доисторические леопарды, размеры которых сопоставимы с размерами современных, скорее всего, охотились на таких животных, как дикие козлы, северные олени и косули.

Чуть меньше леопарда была пещерная гиена, которую иногда относят к тому же виду, что и современную пятнистую гиену, – Crocuta crocuta. Некоторые ученые отмечают, что пещерные гиены были на 10–15 % крупнее современных, а значит, они заслуживают собственного подвида Crocuta crocuta spelaea{153}. Как и современные пятнистые гиены, пещерные гиены имели крепкие, крупные коренные зубы, которые могли разгрызать кости, мощные челюсти и сильную мускулатуру, а кроме того, имели явную склонность охотиться стаей на открытых пространствах. Современные пятнистые гиены – превосходные стайные бегающие охотники. Благодаря своей силе, крупному телу и социальному характеру пятнистые гиены (предположительно, и пещерные гиены тоже) выступают и как активные охотники, и как конфронтационные падальщики, которые зачастую побеждают в непосредственных стычках за тушу убитого животного. В период от 50 000 до 25 000 лет назад пещерные гиены были единственным видом в евразийской гильдии, представители которого могли разгрызать и поедать кости.

Закрывают список крупных млекопитающих хищников Евразийской экосистемы того времени два вида волков – обыкновенный (Canis lupus) и красный (Cuon alpinus). Оба вида относятся к стайным псовым, которые сегодня обитают в Северной и Южной Америке, Евразии (обыкновенные волки) и в Азии (красные волки). Обыкновенные волки достигали размеров современного аляскинского волка, а охотились они стаями, преследуя и настигая добычу. Почти любое крупное млекопитающее животное доисторической экосистемы могло стать добычей для стаи волков. Челюсти и зубы волков не очень сильные и крепкие, поэтому любая разделка туши для них ограничивается отделением мяса, жира, шкуры и мелких костей. Красные волки были намного меньше, чем волки обыкновенные, но крупнее, чем современные представители своего вида. В период среднего и позднего плейстоцена их останки встречаются крайне редко. Поскольку современные красные волки охотятся стаями, насчитывающими до 10 особей, они могут добывать довольно крупную добычу, вес которой достигает 713 кг. Когда доисторические красные волки охотились в одиночку, они могли рассчитывать только на мелких млекопитающих, тогда как охота в стае позволяла им выбирать целью лошадей, бизонов, туров и крупных оленей. У них не было зубов, которыми можно было разгрызать кости, а потому их также можно отнести к строго плотоядным. В современной Азии красные волки часто обитают в лесной местности, однако до сих пор нет полной ясности, не является ли это следствием современной особенности человеческих поселений.

Все перечисленные члены гильдии хищников, от средних до крупных, должны были бы конкурировать с неандертальцами и людьми современного типа за добычу. Кроме того, существовало еще несколько мелких хищников, среди которых обыкновенные лисицы, альпийские лисицы, ласки и росомахи, а также множество хищных птиц, например орлы, ястребы, вóроны и грифы.

Соотношение между массой тела хищника и размерами его добычи для млекопитающих остается постоянным вследствие энергетических затрат на охоту. Карбон с коллегами сформулировали эту мысль очень просто: «Плотоядное животное весом 21,5 кг или меньше питается преимущественно добычей, масса которой составляет не более 45 % от собственной массы хищника, тогда как жертвами более крупных плотоядных становятся животные, масса которых составляет более 45 % от массы хищника… Эта классификация охватывает 92,1 % из 139 видов (92,9 % мелких и 82,6 % крупных)»{154}. Три четверти мелких плотоядных являются всеядными и могут питаться насекомыми и/или растительной пищей точно так же, как и мясом позвоночных. Чуть более половины крупных плотоядных, за исключением медведей и их ближайших родственников, питается исключительно позвоночными. Общим правилом является то, что млекопитающие хищники массой 50 кг станут преимущественно охотиться на животных, масса которых будет близкой к 59 кг.

Свое влияние оказывают и существенные отличия в способах охоты. Охотники-одиночки довольствуются более мелкой добычей, чем те, кто охотится стаей. Хищники, охотящиеся из засады, как бо́льшая часть крупных кошек, добывают более мелких животных, чем охотники-преследователи, такие как волки. И чтобы показать сложность проблемы, отметим, что многие хищники-преследователи также охотятся стаями.

Кристин Хертлер и Ребекка Волмер из Франкфуртского университета разработали математическую модель, с помощью которой по массе тела хищника можно рассчитать размер жертвы, на которую хищник охотится, – так называемую фокальную массу. Модель учитывает разницу в способах охоты хищников (одиночная или стайная охота), а также численность стаи{155}. Ниже я использую оценки массы тела (в кг) средних и крупных членов гильдии хищников в Евразии в период от 50 000 до 25 000 лет назад, чтобы с помощью модели, предложенной Хертлер и Волмер, рассчитать размер добычи, которой хищники преимущественно питались. Расчеты для стайной охоты выполнены для стаи из шести особей, что соответствует численности стай современных представителей рассмотренных видов.

Предпочитаемый размер добычи хищника зависит от его собственной массы тела и способа охоты. Отметим, что стая из шести пещерных львов или шести гомотериев нуждается в добыче, превышающей по массе любой из видов в экосистеме (табл. 9.2). Это говорит о том, что эти животные не охотились большими стаями. Более крупные пещерные львы охотились в парах, а гомотерии – в тройках, чтобы получить достаточно пищи, убив только одно животное своей экосистемы. Прочерки в таблице означают, что для данного вида параметр рассчитать невозможно по причине особенностей питания или охоты этого вида. Данные о массах тела взяты из следующих источников: W. Anyonge, «Body Mass in Large Extant and Extinct Carnivores», Journal of Zoology London 231 (1993): 339–350; A. Turner and M. Anton, The Big Cats and Their Fossil Relatives: An Illustrated Guide to Their Evolution and Natural History (New York: Columbia University Press, 1997); S. E. Churchill, Thin on the Ground (New York: Basic Books, 2014). Математическая модель, на основе которой были рассчитаны предпочитаемые размеры добычи, взята из работы C. Hertler, R. Volmer, «Assessing Prey Competition in Fossil Carnivore Communities – A Scenario for Prey Competition and Its Evolutionary Consequences for Tigers in Pleistocene Java», Palaeogeography Palaeoclimatology Palaeoecologylbl (2008): 67–80.

Как видно из таблицы 9.1, стайные охотники, как правило, получают более крупную добычу, чем охотники-одиночки, с той же массой тела. Таким образом, охота в стае позволяет хищникам выбирать целью более крупных животных. Однако при этом индивидуальная доля хищников в стае не обязательно больше той добычи, которую можно заполучить в одиночку. Доминирующий самец зачастую съедает больше, чем остальные члены стаи. Рассчитанный размер добычи стаи из шести пещерных львов или шести гомотериев на самом деле оказывается больше, чем размер самого крупного животного в рассматриваемой экосистеме, поэтому эти хищники не могли охотиться большими группами.

Хищнику-одиночке выгоднее быть охотником-засадником, а не преследователем. Это наблюдение отражает тот факт, что засадники со временем стали охотится в одиночку, подкрадываясь поближе к жертве и совершая быстрый рывок или прыжок. Скорость спринта имеет большое значение. Одиночный преследователь устраивает скоростную погоню, подобно бегуну на длинные дистанции, однако преследование может затянуться и потребовать намного больше энергии. Одиночный преследователь, когда его накроет усталость, не сможет передать лидерство преследования другому члену стаи. Одному может оказаться гораздо труднее догнать жертву.

Данные взяты из статьи D. Brook, D. Bowman, «The Uncertain Blitzkrieg of Pleistocene Megafauna», Journal of Biogeography 31 (2004): 517–523 pp.

В этой древней экосистеме теоретически только стайные пещерные львы и гомотерии могли добыть самых крупных млекопитающих (мамонтов, вес которых оценивается в 5,5 т). Однако волки, пещерные гиены и оба вида гоминин при стайной охоте могли добыть любой другой вид млекопитающих экосистемы. Судя по современным представителям, маловероятно, чтобы леопарды охотились стаями, а потому и добыть взрослого мамонта они могли только в крайне редких случаях. Тем не менее важно помнить, что у любого вида-жертвы есть детеныши, а добыть, к примеру, детеныша мамонта – это совершенно другая по сложности задача, чем завалить взрослого мамонта.

Так что же входило в меню этих плотоядных животных? В период плейстоцена выбор был довольно широким. В таблице 9.2 приведены оценки массы тела для наиболее распространенных средних и крупных видов-жертв, обитавших в Евразии между 50 000 и 25 000 лет назад, упорядоченные по убыванию. Благодаря животным останкам, обнаруженным на археологических стоянках, где множество костей имели следы орудий или были размозжены с целью извлечения костного мозга, мы знаем, что неандертальцы регулярно добывали намного более крупных животных, чем можно было бы ожидать для плотоядных сопоставимых размеров. То же можно сказать и о добыче людей современного типа.

Означает ли это, что модель, с помощью которой были рассчитаны размеры добычи, приведенные в таблице 9.1, ошибочна? Или, может быть, массы тела видов-жертв в таблице 9.2 не верны? Нет, оба набора данных основаны на сравнении с анатомией живущих ныне видов и выглядят вполне разумно. Тогда почему неопровержимые факты – сами костные останки – говорят о том, что добыча гоминин оказалась намного более разнообразной, чем можно было ожидать, принимая во внимание размер их тела? Проблема заключается в том, что расчеты, результаты которых представлены в таблице 9.1, не позволяют учесть использование людьми оружия, которое, очевидно, давало им существенное преимущество перед «обычными» стайными хищниками или хищниками-засадниками того времени. Охотясь группами с применением оружия, и неандертальцы, и люди могли добывать мамонтов и любых других животных экосистемы и делали это.

Финлейсон определил неандертальцев как преимущественно засадных охотников, и на то были веские основания. У них не было анатомических адаптаций ни к быстрому, ни к долгому бегу, а их оружие было контактным, не метательным. Кроме того, они, видимо, предпочитали более закрытые места обитания, или экотоны, на границе леса и открытых пространств тундры. Если данное объяснение верно, тогда отмеченная приспособленность неандертальцев к засадной охоте препятствовала регулярной добыче взрослых мамонтов, хотя благодаря находкам, сделанным в бельгийской пещере Спи, мы знаем, что они добывали молодых и новорожденных особей.

Успешное убийство животного – это только полдела. В экосистеме того времени и неандертальцы, и современные люди должны были защитить добытую тушу от посягательств других хищников. Конфронтационная конкуренция может быть очень жестокой и в современных экосистемах часто заканчивается смертью одного из участников конфликта. Мог ли кто-либо из гоминин одержать победу над современными им плотоядными животными в подобной конфликтной ситуации? Размер тела, который зачастую определяет превосходство, говорит не в пользу гоминин. Пещерные львы и гомотерии весили намного больше представителей обоих видов гоминин; пещерные гиены, волки и леопарды имели примерно сопоставимые с гомининами размеры тела. Гоминины не могли в одиночку противостоять ни одному из этих хищников, кроме разве что одиночного красного волка, а потому зачастую вынуждены были оставлять добытую тушу.

Эксперт по неандертальцам Стив Черчилль много размышлял о неандертальской охоте. Он считает маловероятным, чтобы эти гоминины доминировали в гильдии хищников, если учесть средний вес их тела: «Где в иерархии крупных плотоядных находятся неандертальцы? Определенно ответить на этот вопрос крайне сложно, но я думаю, можно предположить, что, где бы они ни стояли в этой иерархии, они не были социально доминирующими членами своей гильдии. Я подозреваю, что неандертальцы могли противостоять львам, саблезубым кошкам и гиенам, отбирая их добычу или защищая свою, только когда располагали численным перевесом. Я также полагаю, что с учетом стайного способа охоты этих плотоядных животных неандертальцы чаще всего оказывались проигравшей стороной в подобного рода конфликтах»{156}.

Групповая охота и обладание метательным оружием дальнего действия, возможно, позволили людям современного типа время от времени одолевать даже огромных хищников, в зависимости от относительной численности группы. Но неандертальцы, у которых не было оружия дальнего действия, вероятно, проявляли безрассудство в своих попытках укротить пещерных гиен и львов. Даже притом, что неандертальцы часто страшились других хищников. Чтобы воспользоваться своим контактным оружием, неандертальцам нужно было подобраться к хищнику достаточно близко, что делало их уязвимыми перед клыками и когтями плотоядного зверя. Основная неандертальская стратегия прямой конфронтации с хищником, вероятно, представляла собой шумное групповое «шоу» – крики, взмахи руками, чтобы казаться крупнее, возможно, бросание камней или других предметов, – а также, по возможности, быстрое отделение максимального количества мяса от туши и удаление на безопасное расстояние.

Важность оружия для обоих видов гоминин связана не только с эффективностью убийства, но также с быстротой разделки туши и отделения от нее мяса, жира и костного мозга прежде, чем на сцене появится другой конкурирующий хищник. Каменные орудия позволяли обоим видам гоминин разламывать кости и извлекать питательный и жирный костный мозг, который был недоступен большинству других хищников, за исключением пещерных гиен. В случае очень крупной добычи – мамонтов или шерстистых носорогов – даже громадным гиенам было не под силу разделаться с костями и добраться до костного мозга. Эксперименты показывают, что современный человек, вооруженный большим камнем, может разбить содержащие костный мозг кости современного африканского слона, правда не очень быстро и со значительными усилиями{157}. Ни один другой вид плотоядных, включая самых крупных, не мог разгрызть большие кости, чтобы извлечь содержащийся там жир.

Хотя у людей современного типа могло быть преимущество перед неандертальцами, тем не менее и те и другие охотились на одни и те же виды добычи. Дон Грейсон из Вашингтонского университета и Франсуа Дельпе из Национального центра научных исследований в Таленсе провели тщательный анализ останков животных из множества археологических стоянок Европы, охватывающих временной период от мустьерской до ориньякской культуры, и не смогли обнаружить заметных различий в выборе добычи между этими двумя видами. Они пришли к следующему выводу: «Археологические исследования подтвердили, что неандертальцы и ранние люди современного типа охотились на одних и тех же животных весьма схожими способами. И хотя соотношение различных видов животных в их рационе существенно различалось, это больше было связано с изменениями численности этих животных вследствие изменения климата, а не с тем выбором, который делали сами охотники… Серьезное подтверждение получила нулевая гипотеза, состоящая в том, что в рационах питания неандертальцев и ранних людей современного типа, по крайней мере в части, относящейся к крупным млекопитающим, не существовало сколь-нибудь заметных различий»{158}.

Совпадение в предпочитаемых размерах добычи существовало не только между неандертальцами и современными людьми, оно было характерно для всей гильдии хищников в целом (рис. 9.1). К примеру, пещерный лев, когда охотился в одиночку, отдавал предпочтение такой добыче, как туры, гигантские олени, благородные олени и лошади. Но, конечно, хищники могли охотиться и на более мелких животных или на детенышей крупных животных (носорогов, мамонтов) и, вероятно, часто так и поступали. Ни одно другое плотоядное животное не могло добыть столь крупную добычу, охотясь в одиночку.

Добыча гомотериев во многом пересекалась с добычей пещерных львов, особенно в нижней части диапазона размеров добычи, характерной для львов, а именно в интервале 300–1300 кг. Леопарды, пещерные гиены, волки, неандертальцы и люди современного типа, когда охотились в одиночку, конкурировали друг с другом за добычу, вес которой лежал в диапазоне 30–110 кг. Одинокий красный волк, если только этот вид не исчез к моменту появления на материке человека современного типа, мог добыть только более мелких животных.

Все члены гильдии хищников Евразии того времени, за исключением леопардов, медведей и, возможно, гомотериев, скорее всего, охотились группами. Стайная охота сильно меняет «условия игры». При стайной охоте представители любого вида могут добыть более крупное животное, чем при одиночной охоте. С другой стороны, чтобы вся стая получила достаточно пищи, добыча должна быть как можно крупнее.

Любой из существовавших видов животных мог стать добычей стаи хищников. Единственным исключением из этого правила, пожалуй, были неандертальцы и современные люди, у которых могли возникнуть серьезные трудности при охоте на взрослого мамонта, если они не использовали специальные приспособления. Однако мы знаем наверняка, что ни люди, ни неандертальцы не обходились только тем оружием, которое обычным плотоядным животным дает сама природа. Можно сделать очевидный вывод о том, что в гильдии хищников существовала серьезная конкуренция и все крупные хищники охотились примерно на одну и ту же добычу. Очевидным исключением были пещерные и бурые медведи, которые были настолько травоядными, согласно любопытным изотопным исследованиям команды Эрве Бошерен{159}, что я даже не пыталась рассчитать размер предпочитаемой ими добычи.

Как отмечает Черчилль, существует несколько моделей поведения, которые могут снизить степень конкуренции между видами{160}. Один вид может выделяться среди своих конкурентов предпочтениями к среде обитания – например, охотиться в лесной местности, а не на открытых пространствах степи или тундры. Изотопные исследования останков пещерных львов, к примеру, показывают, что их рацион питания не пересекался с рационом пещерных гиен, обитавших в тех же местах. Эти результаты, по мнению Финлейсона, позволяют предположить, что неандертальцы были лесными охотниками-засадниками и не были приспособлены к охоте в степи. В этом случае неандертальцы тем не менее должны были конкурировать с леопардами, пещерными гиенами и в некоторой степени с красными и обыкновенными волками.

Другой стратегией снижения степени конкуренции является изменение времени ведения охоты: например, ночная охота вместо вечерней или утренней или дневная вместо ночной. Подобный сдвиг во времени ведения охоты был зафиксирован в Непале, где плотность распространения людей и тигров в пределах и в окрестностях Национального парка Читван удивительно высока. Явным следствием шума и беспокойства, связанных с деятельностью человека, стало то, что тигры Читвана проявляют активность в течение дня гораздо реже, чем тигры в аналогичных условиях Малайзии и Индонезии. Это позволяет читванским тиграм успешно сосуществовать с людьми{161}.

Млекопитающие хищники, скорее всего, обладали более хорошим ночным зрением, чем современные люди или неандертальцы, которые, вероятно, были дневными охотниками. Остается под вопросом, являлась ли дневная охота способом, с помощью которого гоминины избегали серьезной конкуренции, поскольку современные львы, гиены, обыкновенные и красные волки охотятся и днем и ночью.

Третий способ ухода от конкуренции состоит в адаптации к обработке различных типов пищи. Например, виды, приспособившиеся к поеданию плоти, имеют острые резцы, а виды, разгрызающие кости и поедающие костный мозг, – крупные и крепкие зубы. Гоминины приспособились к использованию каменных орудий для отделения кусков мяса или жира от туш, чтобы можно было унести эти куски на безопасное расстояние; в этом они, вероятно, превосходили остальных. Кроме того, гоминины с помощью каменных орудий разбивали кости и извлекали из них питательный и жирный костный мозг. Только пещерные гиены могли составить людям конкуренцию в разгрызании больших костей; все остальные хищники того времени могли справиться только с маленькими костями. Хотя ни одна из перечисленных стратегий не была абсолютно эффективной в вопросе защиты гоминин от конкуренции за ресурсы, тем не менее эти стратегии могли быть полезными.

Мы действительно можем увидеть влияние интенсивности конкуренции внутри гильдии в период между 50 000 и 25 000 лет назад. В борьбу, охватившую всю экосистему, были вовлечены многие члены гильдии хищников Евразии после появления там людей современного типа. Неандертальцы, пещерные гиены и, вероятно, красные волки[4] вымерли около 40 000 лет назад{162}. Генетическое разнообразие пещерных львов начало сокращаться примерно 45 000 лет назад, и численность этих животных в Европе существенно сократилась в период от 40 000 до 35 000 лет назад, и затем около 25 000 лет назад эти животные окончательно исчезли. Два вида пещерных медведей вымерли около 28 000 и 25 000 лет назад. Самый последний гомотерий жил около 28 000 лет назад, кроме того, всего два представителя этого вида относятся к периоду времени позже 400 000 лет назад, что говорит либо об очень малой распространенности этого вида, либо о том, что датировки требуют дополнительной проверки. На рисунках пещеры Шове, датируемой периодом 40 000–38 000 лет назад, изображены леопарды, но, судя по останкам, сокращение численности этого вида в Европе началось более 40 000 лет назад{163}. Другими словами, всего за несколько тысячелетий после прихода человека современного вида гильдия хищников испытала сильнейшую деградацию, которая привела к вымиранию или полному исчезновению многих видов животных.

Назвать более точные сроки вымирания каждого из видов не представляется возможным как из-за сложности датировок, так и по той причине, что датировки эти основаны на изучении отдельных представителей вида, останки которых мы находим при раскопках; те останки, которые еще только предстоит найти, до поры до времени остаются для нас невидимыми. Тем не менее мы знаем, что все эти виды конкурировали в большей или меньшей степени за одну и ту же добычу, и вторжение нового крайне успешного вида хищника может, как я считаю, во многом объяснить вымирание этих представителей гильдии хищников.

А что насчет медведей? Формально они хищники, однако изотопные исследования показывают, что медведи были всеядными или даже полностью травоядными. Мы располагаем свидетельствами того, что непосредственной конкуренции за пищу между пещерными медведями и людьми современного типа или неандертальцами не было. Я включила медведей в гильдию хищников плейстоцена только потому, что их вымирание подтверждает огромную важность конкуренции как движущей силы эволюции.

10. Под давлением конкурентов

Захватывающую историю могут рассказать находки, связанные с пещерными медведями, которые жили в описываемые времена. В Евразии обитали два вида пещерных медведей – восточный (Ursus ingressus) и западный (Ursus spelaeus). Их можно распознать по анатомическим особенностям и по разным мтДНК. Исчезновение этих видов – двухчастная история, которая проливает свет на волну вымирания хищников, прокатившуюся по Европе в те времена.

В течение короткого периода оба вида пещерных медведей могли пересекаться на территории современной Германии, а на территории Австрии они сосуществовали 15 000 лет. Как им удавалось избегать конкуренции друг с другом? Судя по изотопным исследованиям группы Эрве Бошерена, оба вида пещерных медведей были абсолютно травоядными{164}. Кроме того, результаты изотопного анализа изученных образцов не пересекались, а значит, представители этих двух видов медведей питались либо разными видами растений, либо растениями, произрастающими в разных регионах или на разных высотах, разделив между собой, таким образом, определенную нишу. Другими словами, хотя оба вида пещерных медведей были полностью или преимущественно травоядными, они не конкурировали за пищу и могли успешно сосуществовать.

Пещерные медведи были не единственными представителями медвежьих в Евразии того исторического периода; бурый медведь (Ursus arctos), который обитал в тех же местах, еще больше усложнял экологическую ситуацию. Бурые медведи были меньше, но совершенно точно употребляли больше животной пищи, чем оба вида пещерных медведей. Они не относились к строго плотоядным, как, например, пещерные львы, также обитавшие в этих долинах. Бурые медведи, как и их современные представители, демонстрировали обычную медвежью гибкость в рационе.

Некоторые исследователи предполагают, что люди современного типа могли существенно сократить численность западных пещерных медведей. Люди охотились на медведей, когда те залегали в спячку – в этом случае животные становились доступным «ресурсом». Сьюзен Мензель из Тюбингенского университета так описывает ситуацию: «[Некоторые поддерживают] гипотезу о конкуренции за убежище, поскольку и люди современного типа, и неандертальцы могли серьезно соперничать за пещеры и вынуждали пещерных медведей уходить в менее удобные для спячки берлоги. Однако охота была дополнительным фактором, который мог оказывать сильное влияние, может быть, не на отдельную генетическую группу, но на всю популяцию пещерных медведей в целом… Для пещерных медведей было смертельно опасно отправляться в спячку в пещеры. Там они становились легкой добычей в отличие от бурых медведей, которые предпочитают, по крайней мере в наше время, устраивать берлоги на открытой местности… Более того, многочисленные следы орудий на костях пещерных медведей из пещеры Холе-Фельс и до сих пор торчащие из их грудных позвонков кремниевые наконечники указывают, что на этих животных велась охота» (рис. 10.1 и 10.2){165}.

Располагая столь весомыми свидетельствами, вряд ли можно сомневаться в том, что люди охотились на пещерных медведей. Однако кости также рассказывают нам о том, как люди современного типа умели приспосабливаться. Большая часть костей пещерных медведей, найденных в пещерах долины реки Ах в Германии, которые относятся к неандертальскому периоду, принадлежала животным, умершим естественной смертью, предположительно, во время спячки или ранней весной. Признаки, указывающие на то, что неандертальцы систематически охотились на пещерных медведей, встречаются крайне редко. Останки пещерных медведей, относящиеся к ориньякскому и граветтскому периодам (после прихода людей современного типа), в этих районах встречаются реже, но вместе с тем на костях гораздо чаще можно найти следы использования каменных орудий для разрезания, свежевания или разделки туши животного – началась регулярная охота людей на пещерных медведей и разделка добытых туш. Охота на медведей во время спячки или ранней весной, когда только что проснувшиеся и голодные взрослые особи покидают своих детенышей в поисках еды, должна была быть относительно легким делом. Поскольку и неандертальцы, и люди современного типа использовали пещеры в качестве укрытия, знание о том, где расположены пещеры и какие из них пригодны для использования в качестве жилища, должно было стать важнейшей для выживания информацией.

Мы знаем, что численность популяции пещерных медведей резко снизилась. Доля обоих видов пещерных медведей в общей массе останков животных при переходе от эпохи неандертальцев к эпохе современного человека сократилась с 55 % (причем большая часть останков принадлежала животным, умершим естественной смертью, не связанной с деятельностью гоминин) до 20–32 % (рис. 10. 3). Этот вывод подтверждается также находками, сделанными международной исследовательской группой, которой удалось получить и проанализировать 59 последовательностей мтДНК пещерных медведей и 40 мтДНК-последовательностей бурых медведей. По словам автора исследования Авроры Грэндал-Данглад из Университета Ла-Корунья, «сокращение генетического разнообразия пещерного медведя (Ursus spelaeus) началось около 50 000 лет назад, то есть намного раньше, чем принято считать, во времена, ознаменованные не глобальными изменениями климата, а началом распространения человека современного типа»{166}. Поскольку сокращение генетического разнообразия в популяциях пещерных медведей началось в период стабильного климата, ученые отбросили гипотезу климатического влияния и предположили, что причиной была конкуренция со стороны современного человека, даже несмотря на сомнительность соперничества человека и медведя за мясо{167}. Правда, люди могли использовать медвежью шкуру наряду с мехом других животных. Кроме того, гоминины нуждались в растительной пище, которой питались и медведи.

Тогда же, когда популяции пещерных медведей начали резко сокращаться, плотность распределения археологических находок (каменных орудий и отходов их производства) в этом регионе Германии выросла примерно в 10–15 раз. Увеличение количества археологических находок после прибытия на эту территорию человека современного типа очень хорошо видно. Оно отражает быстрый рост популяции людей, который Мелларс и Френч обнаружили в своих исследованиях, проведенных во Франции{168}. Можно предположить, что увеличение численности человеческих популяций должно было привести к повышению степени конкуренции за все те ресурсы, на которые претендовали и медведи, и люди современного типа.

Какой из ресурсов в этом случае оказался критическим? Группа исследователей под руководством Мензеля пришла к следующему выводу: «Рост плотности популяций ориньякских и граветтских охотников (людей современного типа) и увеличение объема свидетельств, указывающих на убийства и разделку туш пещерных медведей, однозначно говорят о том, что люди поспособствовали исчезновению пещерных медведей, устраивая охоту и соперничая с медведями за берлоги и другие ресурсы»{169}. Последние известные западные пещерные медведи жили около 23 900 ± 110 некалиброванных (или между 28 730 и 28 500 калиброванных) лет назад. Восточные медведи просуществовали немного дольше, возможно, потому, что проводили зиму в спячке не в столь предсказуемых и уязвимых местах. Однако и они вымерли спустя 2000 лет. Подытоживая, можно сказать, что, несмотря на отсутствие конкуренции за добычу между травоядными пещерными медведями и современными людьми, медведи соперничали с людьми в других сферах, преимущественно за растительную пищу и, весьма вероятно, за привлекательные для жизни пещеры.

Бурый медведь смог пережить пещерных медведей, и существует до сих пор. Вслед за исчезновением всех конкурирующих пещерных медведей бурые медведи заняли освободившуюся нишу и стали более травоядными и менее плотоядными. Конечно, люди современного типа продолжали заселять регион и по-прежнему оставались опасными охотниками и соперниками. Но благодаря своему гибкому рациону питания – основной особенности медвежьей адаптации – бурые медведи смогли избежать бремени трофической конкуренции с современными людьми. Современные бурые медведи стремятся укладываться в спячку не в пещерах, а в других укрытиях, и именно это, возможно, в свое время избавило их от острой конкуренции с людьми.

Приведенные обобщенные сведения об исчезновении пещерных медведей показывают, что появление людей современного типа в экосистеме Евразии в период от 50 000 до 45 000 лет назад имело далекоидущие последствия для гильдии хищников. Конкуренция значительно возрастала по мере распространения и расселения современных людей. Даже пещерные медведи, которые не конкурировали с людьми за пищу, в итоге вымерли под давлением соперничества за укрытия и вследствие охоты, которую вели на них люди. В процессе сокращения популяции медведей изменение климата могло стать смертельным ударом для вида, и без того находящегося на грани исчезновения.

А как же другие виды млекопитающих, которые тоже столкнулись с изменением климата и вторжением людей современного типа в тот исторический период? Если мы внимательно посмотрим на граветтские гигантские мегастоянки и те останки животных, которые там обнаружены, мы найдем подсказки, указывающие на специфическую схему сокращения популяций или вымирания разных видов животных в тот период времени. Хотя ассамбляжи (коллекции находок) с этих стоянок состоят преимущественно из костей мамонтов, тем не менее там присутствует и большое количество костей волков, а также песцов и зайцев; имеются, пусть и в меньшем, но все же в достаточно большом количестве, кости росомах. У всех этих животных был хороший мех. На некоторых костях животных, обладавших ценными шкурами, присутствуют следы свежевания. Поскольку у людей современного типа, живших в те времена, уже были костяные иглы для шитья, представляется логичным, что некоторые виды животных становились объектами охоты ради шкур, из которых изготавливали одежду, а также накидки (покрывала), согревавшие спящих людей{170}. Хотя обработанные шкуры давали преимущество для выживания в холодной местности и снижали метаболические потребности, вместе с тем теплая одежда могла существенно повлиять на способность людей охотиться на мамонтов, если их способ охоты был сопряжен с длительным пребыванием на холоде, более долгим, чем при охоте на диких лошадей, благородных или северных оленей.

Тем не менее охота на животных ради меха и шкур или использование шкур животных, убитых ради пищи, оказались новым и очень важным сдвигом в поведении и образе жизни людей современного типа. Также к изменениям поведения такого рода можно отнести сбор костей мамонтов, умерших естественной смертью, для использования в качестве строительного материала и топлива. Мамонтовые кости с остатками жира служили великолепным топливом, которое долго и устойчиво горело при постоянной температуре.

В имеющихся свидетельствах можно увидеть кое-что еще. На стоянках человека современного типа некоторые мамонты были убиты и разделаны прямо на том месте, где теперь лежат их останки. Вы можете подумать: «Конечно, никто не станет тащить целого мертвого мамонта». Несмотря на то что на некоторых стоянках часть костей, использованных для строительства хижин, видимо, была тщательно очищены, другая часть костей подобной обработке не повергалась. Иногда найденные останки некоторых мамонтов представляли собой целый скелет животного, оставшийся от туши. Впервые в человеческой истории мы видим доказательство тому, что люди не только убивали очень крупных животных, но и могли защитить тушу от посягательств других хищников.

Множество граветтских стоянок содержит огромное число костей плотоядных животных. К примеру, на стоянке Павлов I в Чехии было найдено 47 323 фрагмента костей, которые принадлежали как минимум 536 животным и птицам{171}. Чаще всего встречались останки зайцев – около 200 особей и примерно 6800 фрагментов. Однако останки хищных животных составляли весьма заметную долю – 47 % идентифицируемых останков, что является крайне необычным, поскольку хищные животные, как правило, редки и опасны. Фактически самым распространенным плотоядным видом была лисица. (В этом исследовании песец и обыкновенная лисица были отнесены к одному виду, поскольку их сложно распознать по костным останкам.) Лисицы были представлены 123 особями и 5400 фрагментами костей. Кроме того, были найдены останки 57 волков (6619 фрагментов) и десяти росомах (781 фрагмент). Северные олени, которые относятся к более традиционному виду добычи, были представлены останками 57 особей (4000 фрагментов), примерно как волки. Поскольку волки в пищевой пирамиде стоят выше северных оленей, мы понимаем, что они должны реже встречаться в экосистеме, чем северные олени. Избыточное количество останков волков говорит о том, что они были важным объектом охоты.

Рябчики и белые куропатки, а также вóроны представлены 65 особями. Поскольку птичьи кости обычно более хрупкие, такое число найденных останков говорит о необычной их избыточности. Этот факт указывает на то, что расширение рациона питания, на который обращали внимание Кун и Стайнер, дало человеку современного типа конкурентное преимущество перед неандертальцами{172}. Были найдены останки как минимум восьми мамонтов, причем не полные скелеты, а только те кости, из которых можно было изготовить орудия или предметы искусства. Останки других видов животных присутствовали в гораздо меньшем количестве.

На 330 фрагментах костей, найденных на стоянке Павлов I, присутствовали следы свежевания, разделки и отделения мяса. Это довольно большое количество, так как люди, использовавшие каменные орудия, обычно старались их не затуплять, стуча по костям. Для сравнения: только на 23 фрагментах костей были найдены следы зубов плотоядных животных, значит, у хищников был весьма ограниченный доступ к этим останкам. Каким-то образом люди заставили их держаться подальше.

Еще одним ценным ресурсом были мамонтовые кости и бивни, а также кости, рога и зубы других видов млекопитающих. На таких огромных мамонтовых стоянках, как Павлов I, из этих необработанных материалов делали предметы искусства, орудия и украшения. Избыток останков хищных животных настолько нетипичен для археологических коллекций, что можно было бы усомниться в этих данных, если бы они не подтверждались находками, сделанными на других стоянках, среди которых Кремс-Вахтберг в Австрии, Дольни-Вестонице I и II в Чешской Республике, Костёнки в России и Краков-Спаджица E и F в Польше.

Как только гоминины начали охотиться, главной проблемой и серьезной опасностью стала защита добытой туши от падальщиков. Основной стратегией гоминин стало отделение мяса с помощью острых каменных орудий и удаление в безопасное место, где потенциальные конкуренты вряд ли станут пытаться отобрать добычу. Неандертальцы, похоже, именно так поступали с мамонтами, останки которых были найдены в пещере Спи, причем преимущественно это были части черепа, содержащие жирный и питательный мозг. На стоянке Молодово I неандертальцы, видимо, отдавали предпочтение лопаткам, черепам, бивням и тазовым частям – после тщательной очистки от плоти все эти мамонтовые кости шли на сооружение хижин.

Значительного успеха в охоте на мамонтов добились люди современного типа; мамонт представлял собой продуктовый «рог изобилия». Гари Хайнес из Университета Невады в Рено считает, что взрослый мамонт мог дать 500 кг мяса{173}. Я думаю, что эта оценка занижена, поскольку масса мяса большей части мамонтов составляла не менее 60 % от общего веса животного{174}, а значит, взрослый мамонт мог дать почти в четыре раза больше мяса, чем полагает Хайнес. Однако большую часть годного к употреблению мяса давала туша мамонта, поскольку в холодном климате в зимнее время мясо убитого мамонта замерзало прямо на месте. Можно считать замороженную тушу естественным холодильником, заполненным едой.

Давайте снова сравним возвращение высшего хищника (волка) в Йеллоустоун и ситуацию, сложившуюся на Евразийском континенте 50 000 лет назад. Когда волки вернулись в Йеллоустоун, они принесли пользу остальным хищникам, поскольку обеспечили экосистему большим количеством съедобных туш животных. Ближайшие конкуренты, койоты, уступили свою нишу высших хищников волкам, хотя в некоторой степени они выиграли благодаря увеличению количества падали.

Подобная ситуация не могла произойти в эру палеолита, так как люди современного типа нашли способ не только убивать мамонтов и других крупных зверей, но еще и сохранять свою добычу. Неандертальцы и другие местные хищники, таким образом, никак не выиграли от присутствия современных людей. Основным следствием появления людей современного типа стало повышение конкуренции, которое, в свою очередь, могло привести к сокращению численности неандертальцев – как возвращение волков сократило численность койотов – или даже к пространственному разделению современных людей и неандертальцев.

Одно из проявлений влияния инвазивного высшего хищника на экосистему состоит в непосредственном уничтожении его ближайших местных конкурентов (как, например, волки уничтожали койотов в Йеллоустоуне). Ближайшим к человеку современного типа хищником был неандерталец, однако мы знаем относительно небольшое количество прямых свидетельств того, что люди убивали неандертальцев. Хотя предполагалось, что их могли не просто убивать, но еще и съедать, подобная версия не имеет под собой твердых оснований{175}. На стоянках людей современного типа сохранились останки множества видов-жертв, в некоторых случаях даже останки конкурирующих хищников, но крайне редко встречаются кости неандертальцев. Почему?

Может быть, два вида гоминин не были столь близкими конкурентами, как на то указывают описанные выше исследования рационов, хотя довольно сложно понять, где могла спрятаться подобная систематическая ошибка. Другое объяснение может быть связано с тем, что люди современного типа и неандертальцы редко пересекались друг с другом в пространстве и времени (не более чем в течение нескольких тысяч лет), а потому мы могли просто не найти достаточного числа хорошо сохранившихся стоянок, чтобы получить требуемые доказательства. С другой стороны, неандертальцы могли быстро понять, что от современных людей нужно держаться подальше, а может быть, они просто довольно быстро вымерли, не выдержав возросшей конкуренции. Вспомним, что неандертальцы охотились на ту же добычу, что и люди современного типа, и практически все остальные виды хищников, существовавшие в ту эпоху. Однако неандертальцы страдали от неумения сохранять тепло, от высокой скорости обмена веществ, активного образа жизни, недостатков ручного оружия и потери большей части лесных мест обитания, в которых они охотились наиболее успешно.

Помимо того что современные люди добывали и использовали гораздо больше мамонтов и умели сохранять туши, они начали охотиться на волков, которые редко становились жертвами неандертальцев. Наиболее распространенное объяснение состоит в том, что волки, как и зайцы-беляки и песцы, стали объектом охоты из-за своего густого меха, который, несомненно, очень ценился. Правда, с каждого мертвого мамонта можно было получить огромное количество толстой шкуры, покрытой шерстью, длина которой в некоторых местах достигала метра. Мамонтовая шерсть, конечно, грубая и не такая густая, как у волков или лисиц. Но разве мы говорим о предметах роскоши? Подходила ли шерсть мамонта для изготовления веревок для сетей или мешков? Или, может быть, существуют иные причины, по которым добыча столь мохнатого зверя – одного из самых серьезных противников человека, бороться с которым было очень опасно, – вдруг стала возможной и необходимой? Может быть, как и с мамонтами, тот факт, что человек стал активно охотиться на волков, откроет для нас что-то важное о жизни людей той эпохи.

11. Принцип Джаггера

Несколько лет назад я услышала, как эколог Эос Затмари упомянул «принцип Джаггера»: не всегда можно получить, что тебе хочется, но если попробовать, то иногда можно получить, что тебе необходимо. Я была сражена точностью этого высказывания. В некотором смысле бессмертные слова Мика Джаггера и Кита Ричардса – это лучшее из известных мне высказываний об эволюции{176}. Ничто не остается прежним; нельзя всегда получать то, что хочешь; но, проявив некоторую гибкость, можно получить то, что необходимо для выживания. Бурые медведи усвоили этот урок; пещерные медведи и неандертальцы – нет.

Нечто очень странное произошло в период между 45 000 и 35 000 лет назад, и в целом сложилась весьма экстраординарная ситуация, говорящая о масштабных переменах. Чтобы и дальше получать то, что необходимо, животным нужно было тоже меняться.

Рассмотрим одно из таких изменений. Около 45 000 лет назад начались быстрые колебания климата, когда холодные и сухие периоды сменялись более теплыми и влажными. Холодные периоды привели к появлению степной мамонтовой фауны, состоящей из гигантских видов животных, адаптированных к холоду. Доминирующими травоядными были мамонты, лошади и бизоны, но в фауне присутствовали и такие животные, как шерстистые носороги, сайгаки, северные и другие виды оленей. Рацион питания северных оленей, судя по современным представителям этого вида и по результатам изотопного анализа костей, состоял преимущественно из травы с дополнением в виде листьев ивы и березы, однако зимой эти животные питались лишайником и потребляли его больше, чем другие травоядные. Плотоядные животные продолжали охотиться: пещерные львы, пещерные гиены, пещерные медведи, леопарды, гомотерии, волки и виды помельче, среди которых росомахи, дикие собаки, песцы, дикие кошки и ласки. Неандертальцы, как опытные охотники, продолжали жить в местах, наиболее удобных для охоты, – в лесистых местностях и лесостепных экотонах. По мере изменения климатических условий изобилие и распределение мест обитания животных также менялось. Леса отступали, постепенно превращаясь в лесные острова, между которыми простирались огромные открытые пространства степи и тундры с реками, берега которых заросли березами, осинами и соснами. Подобные перемены происходили и ранее во время предыдущего глобального цикла ледниковых и межледниковых периодов. Популяции животных приспосабливались, перемещались или изменялись для того, чтобы выжить в новых условиях.

Однако в этот раз появился новый высший хищник – человек современного типа, численность популяции которого и занимаемая этой популяцией территория значительно выросли. Во время предыдущих климатических сдвигов людей современного типа на территории Евразии не было, а вот неандертальцы были. Метаанализ, подобный выполненному Полом Мелларсом и Дженнифер Френч{177}, а также обобщение приведенных выше данных, полученных группой Ника Конарда{178} в долине реки Ах в Германии, позволяют предположить, что численность современных людей после их появления в Евразии очень быстро выросла и превысила численность неандертальцев. Численность и генетическое многообразие популяции неандертальцев к тому моменту уже и так могли уменьшиться вследствие сокращения лесных мест обитания, пригодных для охоты. Спустя примерно 40 000 лет неандертальцев практически не осталось.

В период между 40 000 и 35 000 лет назад начали появляться новые типы стоянок, которые свидетельствовали о необычном поведенческом или технологическом прорыве. Был создан новый, более эффективный способ охоты на крупных травоядных, в частности на мамонтов. Эти стоянки принадлежали людям современного типа.

Как упоминалось ранее, были найдены огромные граветтские стоянки – я их называю мегастоянки, – сохранившие множество мамонтовых останков, которые доминируют в числе обнаруженных останков животных. Отличительной чертой этих мегастоянок являются круглые и реже прямоугольные строения, выполненные преимущественно из мамонтовых костей, а сверху, предположительно, накрытые мамонтовыми шкурами (см. рис. 6.1). На стоянках было обнаружено множество кострищ и углублений от шестов, на которых, вероятно, держались мамонтовые шкуры. Постройки из мамонтовых костей нередко были частью крупных комплексов, в состав которых входили площадки для разделки туш, амбары и мастерские. Стоит особо отметить потрясающее количество мамонтовых костей, сконцентрированное на небольшой территории. На отдельных стоянках (или на отдельных стратиграфических уровнях в пределах стоянок) было найдено около 10 000 фрагментов костей, принадлежащих, по приблизительным оценкам, 150 мамонтам. Хотя были обнаружены кости и других видов животных, тем не менее останки мамонтов доминируют в собранных коллекциях – их количество достигает 90 % от общего числа костей (см. рис. 11.1).

Насколько такая плотность распределения мамонтов необычна? Мы можем сравнить мамонтов только с живущими ныне слонами. Это уместная аналогия, поскольку мы знаем, что масса тела тесно связана с размером территории, необходимой виду для проживания, а также с темпом размножения, репродуктивным возрастом, продолжительностью жизни и множеством других особенностей, а размеры тела мамонтов и современных африканских слонов были примерно одинаковы. По данным Национального парка Хванге в Зимбабве, на охраняемых территориях плотность распространения современных африканских слонов варьируется от 0,14 до 16 особей на 1 км². К 1960 г. плотность слонов в Хванге стала столь высокой, что для ее снижения животных начали выбраковывать (отбирать); отбор прекратили только в 1995 г. В Хванге, где в периоды засухи места гибели слонов были сосредоточены вблизи источников воды, плотность распределения туш составляла 1,5 штуки на 1 кв. км{179}.

На граветтской стоянке в Краков-Спаджице (по последним данным, эта стоянка датируется 29 000–28 000 гг. до н. э.) плотность распределения мамонтов составляет приблизительно одну особь на 1 м² стоянки. Это совершенно абсурдный показатель, который на несколько порядков превышает зафиксированную в Хванге плотность расположения туш слонов, погибших вследствие засухи. Мамонты не могли находиться так близко друг к другу, когда они были живы. Столь высокая плотность позволяет предположить, что эта стоянка была местом убийства и разделки мамонтов, где их туши разрезали на куски, отделяли мясо, а в некоторых случаях подвергали термической обработке (готовили для употребления в пищу). Как справедливо подчеркивают ведущие исследователи стоянки Краков-Спаджица Ярослав Вилцижински, Петр Войтал и Кржиштоф Собцжик из Польской академии наук, на территории проведения раскопок площадью 170 м² были найдены 23 300 отдельных фрагментов мамонтовых останков, вследствие чего эту стоянку следует считать «абсолютно исключительной и уникальной»{180}.

Рассмотрим эти показатели в контексте наших знаний о современных слонах. Весьма вероятно, что мамонты были стадными животными, причем жили они, скорее всего, в материнских стадах, состоящих из самки и примерно пяти ее детенышей. Если данное предположение верно или близко к истине, тогда 86 мертвых мамонтов, найденных в Краков-Спаджице, составляют 14 таких материнских стад. Если ориентироваться на величину плотности распределения современных слонов, то получится, что на стоянке в Краков-Спаджице находятся кости всех мамонтов, обитавших на территории площадью от 33 км² (если оценивать по высокой плотности распределения) до 215 км² (при низкой плотности распределения). Убийство одновременно 86 мамонтов практически избавило бы огромное пространство от этих животных, и это одна из причин, по которой нам придется согласиться с тем, что все эти мамонты были убиты не одновременно, а в течение нескольких лет.

Уникальность стоянки в Краков-Спаджице обусловлена, во-первых, высокой плотностью расположения каменных орудий, костных останков и других артефактов, во-вторых, той тщательностью и аккуратностью, с которой были проведены раскопки, и, в-третьих, строгим и скрупулезным анализом находок. На других подобных мегастоянках в центральной части Европы плотность размещения находок была ниже, но тем не менее достаточно впечатляющей – характерная для этих стоянок плотность распределения мамонтов варьируется от 0,06 до 1,4 особи на 1 м².

Существует по меньшей мере еще 30 мамонтовых мегастоянок, где сохранились сотни каменных орудий, относящихся к граветтской или ориньякской традициям людей современного типа. Возраст этих стоянок оценивается в 35 000–40 000 лет (к сожалению, все эти датировки были сделаны давно, а потому могут быть неточными; скорее всего, возраст находок занижен вследствие загрязнения образцов). Количество мамонтов, останки которых найдены на этих стоянках, лежит в диапазоне от 7–8 до 166 особей. Почти все эти стоянки сосредоточены в центральной части Европы на территории современных Польши, Украины, России, Германии и Чехии (см. рис. 11.2). На многих из них найдены хижины и другие строения, сделанные из мамонтовых костей.

Выше мы уже упоминали, что из найденных только две мегастоянки принадлежали неандертальцам – это Молодово I, уровень 4 и пещера Спи. На стоянке Молодова I были найдены останки 14 или 15 мамонтов, возраст которых достигает 44 000 лет (если верить результатам радиоуглеродного анализа, выполненного несколько десятилетий назад). Предполагалось, что находки, сделанные на стоянке Молодова I, являются древнейшем свидетельством того, что мамонты служили неандертальцам пищей, а их кости использовались в качестве строительного материала{181}, однако эта гипотеза не получила всеобщего признания{182}. Остается неясным, принадлежали кости, найденные на этой стоянке, мамонтам, убитым на охоте, или умершим естественной смертью. Еще одна неандертальская стоянка – пещера Спи на территории современной Бельгии – также содержит останки заметного количества мамонтов, убитых, вероятно, именно неандертальцами, а не современными людьми. Почти все найденные здесь мамонты были очень молодыми, не старше двух лет на момент гибели. Это означает, что животные даже не начали самостоятельную жизнь и были привязаны к своим матерям, во всяком случае если судить по современным африканским слонам. Недавно с помощью современных методов была проведена передатировка многочисленных образцов из пещеры Спи, и почти все они, как оказалось, относятся к периоду от 40 000 до 35 000 лет. Напомним, что в рамках оксфордского проекта передатировки было сделано предположение, что возраст последних останков неандертальцев составляет около 40 000 лет{183}. Возможно, пещера Спи – одна из последних неандертальских стоянок. Результаты изотопного анализа, в отличие от анализа останков добычи, показывают, что мамонты составляли существенную часть рациона питания неандертальцев{184}.

Существование подобных мамонтовых мегастоянок говорит о том, что люди современного типа, а может быть, и неандертальцы могли успешно охотиться на мамонтов, хотя эта способность была у них не всегда. Непонятно, было ли появление этой новой способности связано с эволюцией самих мамонтов, однако недавние исследования мтДНК из 320 фрагментов мамонтовых останков, найденных на территории, раскинувшейся от современной Бельгии до Сибири, включая северо-западный район Берингова пролива в Северной Америке, позволяют предположить, что в этой истории есть несколько интересных моментов.

Краткий обзор истории эволюции мамонтов поможет разобраться в этом исследовании. Более 120 000 лет назад в Северной Америке от рода мамонтов отделилась одна ветвь, получившая название таксон I, которая затем достигла Евразии. «Таксон» – это термин, которым обозначают группу организмов с общим предком. По словам Элефтериу Палкопоулу из Шведского музея естественной истории, глобальное потепление, случившееся около 120 000 лет назад, «привело к сокращению и фрагментации популяций [шерстистых мамонтов], что вполне соответствует нашим представлениям о таких адаптированных к холодному климату видах, как шерстистые мамонты»{185}. Популяции мамонтов в холодных районах Американского континента были отрезаны от своих сородичей в Евразии вследствие поднявшегося уровня Мирового океана, затопившего сухопутные «мосты» между двумя континентами. Прежде однородная популяция мамонтов теперь оказалась разделена на две основные популяции, одна из которых находилась в Сибири, а вторая – в Америке (см. рис. 11.3).

По прошествии тысячелетий случившееся когда-то разделение и последующая генетическая дивергенция привели к появлению уже двух таксонов. Когда во время очередного холодного периода, начавшегося примерно 65 000 лет назад, участки суши, соединявшие континенты, снова обнажились, популяция американских мамонтов (таксон I) вернулась в Евразию, где встретилась с сибирской популяцией (таксон II) того же вида. В течение некоторого времени оба таксона сосуществовали.

Приблизительно 44 000 лет назад область распространения таксона I распространилась на запад и достигла Европы; около 40 000 лет назад представители сибирского таксона II окончательно вымерли. Таксон I продолжал свою экспансию и достиг центральной и западной части Европы, где встретился с группой мамонтов, получившей название таксон III, которая, вероятно, обитала в изоляции на территории Западной Европы с момента первоначального распространения мамонтов, начавшегося 120 000 лет назад. В конце концов около 34 000 лет назад мамонты таксона III тоже вымерли. Останки последних известных представителей этого таксона были найдены в пещере Гойе на территории современной Бельгии. Возраст этих останков составляет примерно 36 000 калиброванных лет (или 32 280±280 лет по результатам радиоуглеродной датировки).

Поскольку в период КИС 3 климат продолжал стремительно меняться, оставшиеся шерстистые мамонты таксона I, чтобы выжить, уходили все дальше и дальше на север. Около 14 000 лет назад на территории Евразии практически не осталось мамонтов. Эти животные сохранились только на Крайнем Севере. Последние «карликовые» представители этого вида обитали на острове Врангеля около 3000 лет назад.

Один из авторов этого замечательного исследования – Адриан Листер из Лондонского музея естественной истории. Он считает, что выполненная работа полностью доказывает, что главной причиной вымирания мамонтов стало именно изменение климата, а не деятельность человека. Но я в этом не уверена. Исчезновение европейского таксона III произошло вскоре после появления мамонтовых мегастоянок. Новый действенный способ охоты на мамонтов, который использовали люди современного типа, мог поспособствовать вымиранию мамонтов таксона III, если учесть огромное количество туш мамонтов, найденных на граветтских стоянках. И конечно, неандертальцы, которые, как и мамонты таксона III, обитали на территории Западной Европы 120 000 лет назад или еще раньше, уже практически исчезли.

Мамонтовые таксоны и неандертальцы были, конечно, не единственными жертвами периода КИС 3. Пострадали многие члены гильдии плотоядных, хоть и в разной степени и не одновременно. В условиях изменения климата и окружающей среды это не удивительно. Как правило, средние и крупные хищники необычайно уязвимы и подвержены вымиранию, поскольку их выживание зависит от выживания других видов, которые служат им добычей. Хищники с низкой скоростью воспроизводства – те, которые дают потомство в среднем менее одного раза в год, – еще более уязвимы. Гомотерии и пещерные львы, пещерные гиены и красные волки подверглись локальному вымиранию, а гомотерии и пещерные гиены со временем полностью исчезли с территории Евразии. Неудивительно, что неандертальцы – хищные гоминины с высокими метаболическими потребностями, которые имели огромное количество конкурентов, а потомство давали реже одного раза в год, – тоже исчезли. Например, взрослая женщина из племен охотников-собирателей обычно рожала ребенка каждые три-четыре года, впрочем, по многим причинам охотники-собиратели – а к ним относились люди современного типа – это не очень подходящая модель для неандертальцев.

Самыми заметными представителями гильдии хищников, на которых кризис не сильно повлиял, оказались волки и люди современного типа – Homo sapiens. Несмотря на то что хищнический образ жизни подвергает виды повышенному риску вымирания, для одного из этих двух выживших видов характерна очень низкая скорость воспроизводства (люди), а другой вид (волки) дает потомство ежегодно. Скорее всего, такой репродуктивный темп был свойственен многим видам хищников, подвергшимся локальному или глобальному вымиранию, например пещерным львам, пещерным гиенам, красным волкам и, возможно, гомотериям. Значит, кроме пищевой цепочки и темпа репродукции ключевую роль играл некий дополнительный фактор.

Почему волки и люди современного типа пережили это жуткое потрясение, которое уничтожило многие виды животных?

12. Приручившие собак

Мы начнем очередную главу истории вымирания неандертальцев и успешного выживания человека современного типа с поразительной и неожиданной находки. В 2009 г. группа под руководством Матьё Жермонпре начала публиковать некоторые из своих удивительных открытий. Жермонпре интересовало, когда и где впервые произошло одомашнивание волка. Она намеревалась проанализировать строение и пропорции черепа, которые отличали собак от волков. Сначала ее группа провела стандартные измерения черепов 48 волков, 52 собак 11 пород (чау-чау, сибирский хаски, малинуа, немецкой овчарки, добермана-пинчера, ирландского волкодава, ротвейлера, немецкого дога, мастифа, тибетского мастифа, среднеазиатской овчарки) и пяти известных и общепризнанных доисторических одомашненных собак, возраст которых, определенный методом радиоуглеродного анализа, варьировался от 10 000 до 22 000 лет{186}. Если образцы, использованные для датировки, были загрязнены, значит, возраст этих доисторических собак еще больше.

С помощью обычных анатомических измерений группа Жермонпре составила различные соотношения, определяющие пропорции и общую форму черепов. На основе этих референтных образцов известных представителей псовых с помощью сложных статистических методов ученые определили необходимый набор измерений, который позволил бы отличить одну биологическую группу от другой. Фактически они для каждой группы определили статистический класс или категорию формы черепа.

Разделить группы по категориям формы довольно просто, причем эти группы имеют очень мало пересечений. Даже те современные породы собак, которые отличаются архаичным строением черепа (чау-чау и хаски), коротким рядом зубов или удлиненной, похожей на волчью мордой, можно статистически разделить на группы при правильном измерении пропорций черепа. Только одну породу – среднеазиатскую овчарку – нельзя отнести ни к одной из тех групп, к которым относятся все прочие современные породы собак. Применение этой методики к современным волкам не дало ни одной ошибки, когда волк был бы определен как собака. Важно отметить, что анатомические характеристики доисторических собак не имели ничего общего с характеристиками современных волков и собак. Поскольку предложенная методика оказалась очень эффективной, исследователи применили ее для классификации 11 ископаемых черепов псовых, найденных в различных районах на территории современных Бельгии, России и Украины. С помощью дискриминантного анализа, которым воспользовались исследователи, можно не только отнести неизвестного представителя животного мира к той или иной категории, но еще и оценить вероятность ошибки выполненной классификации, а также определить следующую наиболее вероятную категорию.

В первой опубликованной работе приводилось описание методологии и основных результатов. Исследователи сообщили, что один из 11 изученных ископаемых черепов, найденный в пещере Гойе, с вероятностью 99 % принадлежал одомашненной собаке, а не волку. Кроме того, он не совпадает по своим характеристикам ни с одним из современных референтных черепов псовых. Собака из пещеры Гойе относилась к нише, располагающейся между волками и доисторическими собаками (см. рис. 12.1). Это та морфологическая ниша, в которую попадают эволюционировавшие от волков до собак животные. Еще два ископаемых черепа, один из которых был найден на мамонтовой мегастоянке в Мезине, а второй – в Межириче, на Украине, также, вероятнее всего, принадлежали собакам, а не волкам (вероятность того, что черепа принадлежали собакам, составляла 73 % и 57 % соответственно). Эти цифры, может быть, не очень впечатляют, однако вероятность того, что найденные на Украине останки относятся к иным категориям, намного меньше. Эти три черепа по своим характеристикам очень близки и могут быть отнесены к одной группе, которая вместе с тем не попадает ни в одну из предопределенных категорий. Семь из оставшихся восьми неопознанных черепов были определены как волчьи, а последний, восьмой, который был найден на раскопках в Авдеево, не удалось отнести ни к одной из существующих категорий.

Те три черепа, которые группа Жермонпре признала собачьими, принадлежали довольно крупным животным, по размеру соответствующим современной немецкой овчарке. Это не удивительно, поскольку мы знаем, что одомашненные собаки произошли от волков, а волки палеолита были крупными животными. Размер животных может дать ключ к разгадке их предназначения, то есть объяснить причину их одомашнивания.

Самой большой неожиданностью стали результаты передатировки идентифицированных группой Жермонпре останков собаки, которые были найдены на территории Бельгии. Анализ двух образцов, проведенный Оксфордской лабораторией с помощью современных методик, показал, что возраст этих останков – приблизительно 32 000 некалиброванных лет (или около 36 000 калиброванных лет). Это было неудивительно, если учесть, что среди археологических находок были ориньякские орудия, созданные людьми современного типа. До этого исследования было принято считать, что самые древние доисторические собаки существовали около 18 000 лет назад или, что более вероятно, около 14 000 лет назад. Находка собачьих останков возрастом 36 000 лет была беспрецедентной.

Открытия подобного рода я люблю больше всего. Безупречная методика, убедительная выборка для сравнения и результаты, которые заставляют пересмотреть многое из того, что казалось известным. Я восхищена этим исследованием, тщательно проведенным и разумно описанным, без лишнего внимания к удивительным открытиям. В дальнейшем Жермонпре и ее коллеги продолжили свою работу по идентификации ископаемых останков собак и анализу дополнительных образцов. Я размышляла о том, как изменится наше понимание эволюции человека в связи с тем, что древние люди одомашнили собак намного раньше, чем это можно было предполагать, – менее чем через 10 000 лет после своего прихода на территорию Евразии.

В более поздней работе группа Жермонпре провела идентификацию останков еще трех ископаемых псовых, найденных в Чехии в поселении Пршедмости. Было установлено, что это останки собак, тогда как еще двое ископаемых псовых (одно из Пршедмости, а второе из Костенки) оказались волками, а еще три остались неидентифицированными{187}. Совсем недавно Жермонпре и ее группа усовершенствовали свои анатомические и статистические методики для идентификации древних собак, используя характеристики черепов и нижних челюстей{188}. Это важное достижение, поскольку нижние челюсти часто лучше сохраняются, чем черепа, просто потому, что челюстные кости менее хрупкие. Предложенный подход позволил идентифицировать более древние останки собак, найденные в Пршедмости, доведя их количество до 30 особей. Я уверена, что группа продолжит свою работу, чтобы проанализировать образцы с других дополнительных стоянок.

«По нашим данным, собаки палеолита характеризуются довольно однородным распределением по размерам и форме черепа», – отмечает Жермонпре{189}. В самом начале доместикации (одомашнивания) собак форма их черепа не сильно изменялась; три черепа выглядят очень похоже, то же можно сказать и о животных, которым эти черепа принадлежали. Подобные открытия помогают подтвердить отличия этих особей от волков. По мере продвижения исследования, когда появились более крупные образцы останков древних собак или волкособак, возникли некоторые интересные вопросы. Прежде всего, вопрос об особенностях этих необычных псовых. Были ли они собаками? Или они были волками? На данный момент я называю их волкособаками, поскольку не до конца ясно, к какой группе они относились. Однако я не имею в виду, что они были гибридами настоящих одомашненных собак и волков, как те животные, которых называют волкособами в современной популярной прессе.

Олаф Талманн из Университета Турку в Финляндии в свое время работал научным сотрудником во всемирно известной лаборатории Роберта Вейна, проводящей генетические исследования псовых в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Талманну удалось выделить мтДНК «древнейшей собаки», останки которой были найдены в Разбойничьей пещере в горах Алтая{190}. Талманн, Вейн, Жермонпре (и еще длинный список генетиков и палеонтологов) были соавторами статьи, опубликованной недавно в журнале Science{191}. В исследовании изложен новый взгляд на вопрос «волк или собака?» с позиций генетики. Научная группа изучила мтДНК 148 псовых, в том числе древние мтДНК 18 доисторических псовых из Евразии и Нового Света, которые были проанализированы вместе с полными последовательностями митохондриальных ДНК 49 волков, 4 койотов и 77 собак, в том числе необычных пород вроде африканской нелающей собаки (басенджи), австралийского динго и еще трех коренных китайских пород собак. Размышляя над опубликованными в работе результатами, следует помнить, что мтДНК передается только по женской линии, не по мужской.

На дереве генетической схожести можно отметить несколько интересных точек (см. рис. 12.2). Три представителя ископаемых псовых из Бельгии, в том числе волкособака из пещеры Гойе и две особи из этой же пещеры, не идентифицированные как волкособаки, имеют одинаковую, очень необычную мтДНК. Таксон, представленный этими особями, больше нигде не проявлялся и не встречается среди других ископаемых или современных собак и волков. Сделанные открытия могут означать, что волкособаки произошли от группы местных волков, самки которых относились к тому же странному мтДНК гаплотипу. Судя по результатам радиоуглеродной датировки и по различиям мтДНК гаплотипов, отклонение этой ветви от своих предков произошло намного раньше, чем у других видов псовых, исследованных до настоящего времени. Указанные образцы охватывают период времени от 36 000 до 26 000 калиброванных лет назад. Как отмечают авторы в своей статье, эти образцы различаются как по своим геномам, так и по фенотипу (внешнему виду). Но кому же принадлежат эти останки? «Принимая во внимание митохондриальные различия, можно прийти к выводу, что бельгийские псовые, включая собаку из пещеры Гойе, относятся к не идентифицированной ранее популяции обыкновенных волков, отличающихся по своему фенотипу и не до конца одомашненных»{192}. Ископаемые псовые, идентифицированные группой Жермонпре с помощью статистического анализа формы черепа и челюстей как собаки (я их называю волкособаками), также относились к разным мтДНК гаплотипам. Однако оказалось, что эти ископаемые животные не были прямыми предками ни одного из известных видов волков или собак, поскольку их гаплотип не встречается ни у одного вида псовых.

В таком случае можно ли назвать этих животных собаками? Несколько лет я обсуждала проблему этих древних волкособак в переписке со своим давним другом Бобом Вейном, с которым мы знакомы около 30 лет. За время нашей дружбы Боб стал выдающимся исследователем в области генетики псовых. Боб предпочитает называть этих древних животных волками, но не собаками. Я попросила объяснить его точку зрения, на что он ответил: «По морфологическим признакам эти животные были идентифицированы как собаки, но в таком случае они должны быть прямыми предками современных собак. Мы знаем, что это не так, поскольку последовательности их мтДНК не относятся к разветвлению последовательностей мтДНК собак и волков»{193}. Однако точно по этой же причине этих псовых нельзя назвать и волками, поскольку их мтДНК не соотносится с известными образцами волчьих геномов.

Довольно сложно решить, как правильно называть этих животных, если не делать предположений, которые невозможно проверить, и именно поэтому я использую термин «волкособака». Как ясно показывают разные полученные свидетельства, эти животные составляют отдельную группу. Пока мы не знаем точно, были они волками, или они были самыми первыми собаками.

Результаты генетических исследований позволяют предположить, что где-то в период между 36 000 и 26 000 лет назад людям удалось вывести (вырастить) новую зоологическую форму – волкособаку, но эти животные не являются прямыми предками современных собак, насколько можно судить по существующим сегодня данным. Хотя «бельгийская» мтДНК не обнаружена у современных собак, тем не менее существует некоторая доля вероятности, что современные собаки все же являются потомками этой группы животных.

И вот тут особое значение имеет тот факт, что команда исследователей работает с митохондриальной ДНК. Самцы волков с необычной мтДНК могли внести свой вклад в появление современных одомашненных собак посредством спаривания с самками, несущими мтДНК другой ветви. Это утверждение аналогично тому, что мужчины-неандертальцы не передали свою мтДНК человеку современного типа или своему гибридному неандертальскому потомству, тем не менее они могли повлиять на ядерный геном современного человека. Вспомним, что мтДНК неандертальцев и современных людей не имеют пересечений, а вот ядерные ДНК имеют.

Одним из возможных объяснений может быть случайное возникновение и последующее вымирание группы волкособак, не оставившей женского потомства. Однако до сих пор не было высказано никаких предположений о том, где именно, в какой географической местности подобная группа могла эволюционировать отдельно от остальных волков. Преимущество этого объяснения состоит в том, что оно не требует допущений о неожиданно древнем одомашнивании собак. Вместе с тем оно не раскрывает всех странностей мамонтовых мегастоянок и не отвечает на вопросы о новой способности людей убивать мамонтов в огромных количествах и сохранять от хищников их туши, а также о начале целенаправленной охоты на волков.

Каким образом могла эволюционировать естественная группа древних волков с мтДНК другого гаплотипа? Можно предположить, что группа объединенных близкородственными связями самок, которые имели одинаковую необычную мтДНК, переместилась на новую территорию вместе со своим потомством и некоторым количеством чужих самцов. Если эта группа затем перемешалась с другими волками, несущими другую мтДНК, естественные мутации могли создать и какое-то время поддерживать необычный гаплотип. Особенности рельефа местности или какие-нибудь случайные происшествия могли обеспечить географическую изоляцию группы.

Другой вариант развития событий требует доказательств ранней доместикации волкособак или собакоподобных животных, основанных на археологических и морфологических изменениях древних псовых. Если бы гаплотип «бельгийской» мтДНК был обнаружен среди современных собак, то это объяснение было бы единственно возможным, однако этого не случилось. И тогда возникает вопрос, достаточно ли широкой была выборка волков и собак для генетических исследований, целью которых было обнаружение всех современных гаплотипов мтДНК. Также, поскольку мтДНК передается только по материнской линии (от матери к дочери, от дочери к внучке), большинство ветвей мтДНК исчезло, так как у самок с таким гаплотипом не было дочерей.

Частота и скорость, характеризующие исчезновение ветвей мтДНК, обычно колеблются. Эволюционный биолог Джон Эвайз из Калифорнийского университета в Ирвайне в качестве примера приводит заселение острова Питкэрн в Тихом океане и проводит аналогию между сохранением фамилии (по мужской линии) и сохранением мтДНК, которое осуществляется по материнской линии{194}. Первые поселенцы на острове Питкэрн появились в 1792 г. (после мятежа на корабле Королевского флота «Баунти») – шесть мужчин из числа мятежников и 13 женщин-таитянок. Если считать, что время жизни одного поколения составляло 20 лет, то выходит, что спустя шесть или семь поколений на острове среди 50 потомков первых поселенцев сохранились только три фамилии плюс еще одна, принадлежавшая китобою, прибывшему на остров позже остальных. Проводя параллель, Эвайз ссылается на пример, в котором теоретически рассматривается популяция, где 100 женщин несут 100 различных ветвей мтДНК. Через одно поколение под влиянием случайных факторов в среднем исчезает 37 ветвей мтДНК. Через 20 поколений сохранится только 10 ветвей мтДНК. Таким образом, исчезновение любой отдельной ветви у любого вида млекопитающих по прошествии тысячелетий и многих поколений вовсе не удивительно.

Не стоит недооценивать те технические трудности, с которыми столкнулись Талманн, Вейн и другие исследователи в своей работе. Ученые могли восстановить полную митохондриальную геномную последовательность на основе контрольной выборки и извлечь мтДНК из многих еще более древних представителей псовых, чем те, которые мы здесь обсуждали. Авторы уверены в достоверности своих открытий благодаря в том числе результатам других своих работ по исследованию генома. В конце концов они определили и классифицировали геномы 72 современных собак и 49 волков со всего света – они изучили больше животных семейства псовых, чем кто бы то ни было. Им кажется, что они зафиксировали все или почти все варианты изменчивости генома волков и собак. Кроме того, они применяли различные методики для группировки геномов в филогенетические деревья, и все эти методики приводили к одинаковым результатам. Тщательность, с которой была выполнена работа и отобраны животные для исследований, позволяет заключить, что у современных псовых можно выделить всего четыре таксона – A, B, C и D. Эти группы оставляют, образно говоря, за воротами пятый древний гаплотип, который был обнаружен в бельгийских образцах, поскольку он не имеет близкой связи ни с волками, ни с собаками. Конечно, нельзя с уверенностью утверждать, что этот древний гаплотип не спрятался среди современных животных; отрицание факта трудно доказать. Это было одно из самых полных и всесторонних исследований, однако контрольные выборки и собак, и волков не насчитывали даже 100 особей.

Одна из сложностей исследования состоит в том, что все современные представители семейства псовых – собаки, волки, койоты, эфиопские волки и еще три вида шакалов – могут спариваться в естественных условиях и давать фертильное потомство. Это означает, что даже после доместикации собаки могли обмениваться генами с другими псовыми, что значительно усложняет попытки установить точное происхождение домашних собак{195}. Другой стороной проблемы является то, что для домашних собак характерно беспрецедентное разнообразие размеров и форм тела, поведения, особенно последние 200 лет, на протяжении которых проводилась активная селекция пород для различных задач. Для собак характерен огромный диапазон размеров тела и пропорций в строении скелета, больше, чем у любого другого вида млекопитающих. Разнообразие характеристик домашних собак богаче, чем всего остального семейства псовых, а породы собак могут сохраняться как отдельные генетические кластеры благодаря управляемой селекции{196}. Другими словами, одной из характеристик популяции основателей (обыкновенных волков), которая была одомашнена и от которой произошли собаки, являлся огромный потенциал морфологической изменчивости.

Таксону A свойственна высокая степень изменчивости, и к этому таксону относятся 64 % животных из выборки. Он включает в себя такие странные современные линии, как басенджи, динго и две китайские породы, а кроме того три древние доколумбовские породы. Последнее говорит о том, что люди, переселявшиеся в Америку, привозили с собой собак, которые были одомашнены в Старом Свете. Также таксон А имеет близкое родство с древним волком из пещеры Кессерлох в Швейцарии, возраст останков которого оценивается в 14 500 лет. Псовые из пещеры Гойе наиболее близкие «родственники» этого таксона, но вместе с тем имеют сильно отличающуюся мтДНК. Таксон B охватывает всего 22 % домашних собак и имеет наиболее близкие связи с современными европейскими волками, живущими на территории Швеции и Украины. Таксон С охватывает только 12 % из выборки современных собак и наиболее близок к двум морфологически различным древним собакам из пещер Бонн-Оберкассель и Карштейн в Германии (возраст останков оценивается в 14 700 и 12 500 лет соответственно). Таксон D демонстрирует самое слабое разнообразие и включает в себя только две скандинавские собачьи породы. Он близко связан с древними волкоподобными псовыми из Швейцарии, а также с потомками древних европейских волков, кроме того, он связан с сохранившимися до наших дней волками из Польши и Италии и имеет общие корни с потомками предполагаемой первой собаки, останки которой найдены в Разбойничьей пещере в горах Алтая. Статистический анализ полного набора данных приводит нас к трем ключевым выводам, следствия из которых выходят далеко за рамки тех вопросов, которые я рассматриваю в этой книге.

Во-первых, эта работа дает веские основания утверждать, что современные домашние собаки появились в Европе, поскольку древняя ветвь мтДНК сохранилась именно у собак из Европы, а не из Китая или Ближнего Востока, как предполагалось в более ранних, не столь масштабных исследованиях, проведенных на меньшей выборке мтДНК. Это открытие значимо для понимания, где именно и кем была произведена доместикация собак.

Во-вторых, статистический анализ генетических данных показывает, что появление домашних собак относится к периоду от 32 100 до 18 800 лет назад. Этот временной период перекрывает и древних «бельгийских» псовых, в том числе волкособаку из пещеры Гойе. Таким образом, доместикация собак могла произойти в те же времена, к которым относится волкособака из пещеры Гойе, и в том же географическом районе.

Наконец, доместикация собак произошла задолго до доместикации других видов животных и сельскохозяйственных культур, которая началась около 9000 лет назад{197}. Это означает, что люди, которые занимались приручением собак, были охотниками и собирателями, но не земледельцами или скотоводами. Данный факт опровергает одну из наиболее популярных теорий о доместикации собак. Суть теории, предложенной Реем и Лорной Коппингерами, а затем растиражированной во многих публикациях, состоит в том, что волки, которые обитали вблизи человеческих поселений и питались со свалок пищевых отходов, постепенно становились более терпимыми к присутствию человека и в итоге сами собой превратились в домашних собак{198}. Однако, если доместикация произошла за несколько тысячелетий до возникновения земледелия, постоянных поселений и свалок пищевых отходов, тогда предки домашних собак не могли прийти к совместному существованию с людьми этим путем.

По мнению Валериуса Гейста из Университета Калгари, изучающего поведение животных, еще одна проблема с теорией Коппингеров состоит в том, что появление волков вблизи пищевых свалок, как правило, заканчивается нападением на людей{199}. Знакомство волков с людьми, поедание брошенных людьми отходов и внимательное наблюдение за поведением человека, по всей видимости, приводит не к одомашниванию животных, а к увеличению их агрессивности.

На мой взгляд, существование этой странной, отличающейся от других группы волкособак дает ключ к пониманию многих необычных событий, происходивших в Евразии в тот период, среди которых и исчезновение неандертальцев. Почти все волкособаки, идентифицированные по морфологическим особенностям черепа или челюстей, были найдены на удивительных мамонтовых мегастоянках, что свидетельствует о выдающихся успехах людей в охоте. На сегодняшний день никто из археологов не трактовал изобилие обработанных камней на подобных стоянках как свидетельство появления новых орудий или новой технологии, которые могли бы обеспечить более эффективную и успешную охоту на мамонтов.

В чем именно заключается моя идея? Говоря простым языком, я выдвигаю гипотезу, согласно которой странная группа волкособак на самом деле появилась в результате первой попытки доместикации, обеспечившей некоторые преимущества в охоте, объясняющие, в свою очередь, образование мамонтовых мегастоянок. Появление обильной пищи, особенно богатого жиром мяса мамонтов, способствовало непрерывному росту популяций людей современного типа и увеличению занимаемой ими территории. По мере повышения численности современных людей и совершенствования их охотничьих навыков конкуренция внутри гильдии возрастала. Возможно, неандертальцы могли исчезнуть на самых ранних этапах появления людей современного типа в Евразии, однако те возможности, которые появились у людей, когда они научились охотиться с волкособаками – если, конечно, допустить, что у них были волкособаки, – должны были запустить процесс исчезновения большей части оставшихся видов хищных животных. Появление способа охоты с помощью волкособак могло стать дополнительным фактором, ускорившим исчезновение последних неандертальцев.

Из выдвинутой мной гипотезы следует, что появление первых мамонтовых мегастоянок должно совпадать по времени с возникновением генетически и морфологически выделяющихся волкособак. Вспомним, что, хотя люди современного типа охотились на хоботных в Африке уже 200 000 лет назад, они никогда не сталкивались с «комбинацией» шерстистых мамонтов и волков, пока не пришли в Евразию. Более крупные африканские хищники (шакалы, гиеновые собаки, эфиопские волки, гиены, гепарды и львы), доместикация которых была теоретически возможна, тем не менее одомашнены не были. Фактически это был первый случай в истории, когда люди современного типа, вероятно, смогли приручить плотоядное животное для использования его на охоте. На сегодняшний день не существует надежно датированных ископаемых стоянок с большим количеством останков убитых мамонтов, которые относились бы к периоду, предшествующему времени вторжения людей современного типа в Евразию или времени появления волкособак, если определять это время с помощью статистико-морфологического анализа ископаемых черепов и челюстей или по данным генетических исследований.

Задача заключается в том, чтобы выяснить, как так вышло, что все эти мамонты умирали в одних и тех же местах. Пока я пыталась разгадать эту головоломку, я получила совет от почетного профессора Университета Иллинойса Ольги Соффер. Она изучала фауну позднего палеолита по богатым костями мамонтов стоянкам Восточно-Европейской равнины. Ольга хорошо знает русский язык. В своем электронном письме она предостерегла меня: «Ради Бога, хватит верить в распускаемый Хемингвеем миф о том, что они убили всех этих мамонтов, – они просто селились вблизи мамонтовых кладбищ и использовали кости этих животных в качестве строительного материала»{200}. Ее сообщение стало для меня сигналом, да и ее чувство юмора мне понравилось. Очень легко ошибиться, находясь под впечатлением от огромного количества останков мамонтов на граветтских стоянках, и забыть, что все эти останки появились вовсе не за один день, сезон или даже год. Часть животных умерла от естественных причин, а многие другие были убиты на охоте, которая проводилась во время возвращения на обжитое место ежегодно в течение многих десятилетий. Окончательное решение этой задачи можно получить, если провести с помощью современных методов радиоуглеродного анализа датировку всех мамонтовых костей, использованных для постройки одной хижины, но из-за древнего возраста останков подобная датировка вряд ли даст достоверные результаты. Действительно, чтобы предложить объяснение того, как можно было умертвить столь большое количество мамонтов на относительно небольшой территории за сравнительно небольшой период времени, нужно обладать богатым воображением.

Если кости мамонтов, оставшиеся от давно убитых или умерших естественной смертью животных, действительно считались ценным строительным материалом, который компенсировал относительную нехватку деревьев, тогда сценарий Ольги Соффер вполне вероятен. Однако последние раскопки показали, что, вопреки имеющимся представлениям, степи, в которых обитали мамонты, не были лишены деревьев{201}. Деревьев было больше, чем считалось ранее, особенно вдоль русел рек, где росли березы и ивы.

Длинные и прочные кости и бивни мамонтов применялись для постройки укрытий и хижин. Также кости мамонтов использовались для изготовления орудий труда и украшений. Если удавалось находить места гибели мамонта, то убивать мамонтов самим было вовсе не обязательно. Огромными меховыми шкурами мамонтов покрывали костяные хижины, из них делали кожаные мешки, веревки, ковры для утепления пола хижины и т. п. Чтобы шкуру можно было использовать, ее нужно было найти до того, как она сгниет или ее сожрут голодные хищники. Использование шкур мамонтов людьми говорит о том, что если люди современного вида и не убивали мамонтов, то они, по крайней мере, умели находить туши вскоре после гибели животных. Поскольку кости мамонтов, из которых строились хижины, в основном не имеют следов от зубов хищников, значит, люди нашли способ не подпускать волков, медведей, пещерных гиен и других хищников к туше. Хотя применение отходов от разделки мамонтов в хозяйстве не доказывает массовую охоту на этих животных, тем не менее нужно как-то объяснить существование стоянок, содержащих огромное количество останков мамонтов. Почему мамонты начали массово гибнуть только после прихода людей современного типа? Сергей Владимирович Лещинский высказал предположение, согласно которому шерстистые мамонты испытывали нехватку пищи вследствие изменений климата{202}, однако остается неясным, почему этот негативный фактор обострился после появления людей современного типа. В любом случае хоботные – крайне подвижные животные, которые даже в благоприятные времена распределяются по огромным территориям. Мы знаем, что люди убивали мамонтов, поскольку на мамонтовых мегастоянках было найдено заметное количество костей со следами орудий, которые свидетельствуют о том, что животные были убиты, а их туши подверглись разделке.

С наступлением позднего палеолита, начавшегося в Центральной Европе с граветтской культуры, характер стоянок существенно меняется. Хотя все стоянки, где были найдены останки огромного количества мамонтов, не доказывают факта человеческой охоты, тем не менее вывод о том, что охотники играли важную роль в создании подобных стоянок, неизбежен.

В дополнение к хронологическому совпадению моя гипотеза предсказывает, что мы должны увидеть, как союз с псовыми мог помочь людям современного типа убивать самых крупных животных в больших количествах и сохранять свою добычу. Если волкособаки были настолько приручены, что могли взаимодействовать с людьми, тогда на стоянках, где люди использовали волкособак для охоты, должны обнаружиться свидетельства очевидных преимуществ, подобных тем, которые в наше время дает охота с привлечением собак{203}. А именно добыча большего количества мяса за меньшее время и с меньшими усилиями.

Современные собаки находят добычу очень быстро и не дают зверю уйти, облаивая и нападая на него, пока не появятся охотники. К примеру, финские ученые Вера Руусила и Маури Песонен провели исследование, целью которого было определение преимуществ, которые дает использование собак в охоте на лося{204}. Это традиционное для Финляндии зимнее занятие. Проводится такая охота пешком. Лоси в Финляндии весят от 200 до 700 кг, в зависимости от возраста и пола. Это очень крупные животные, высота в холке лежит в диапазоне от 1,5 до 2 м и выше. Собаки тоже крупные – такие же, как волкособаки, если судить по ископаемым останкам. Для охоты на лося обычно используются норвежские оленегонные лайки или финские шпицы. Они должны выследить лося, окружить его и удерживать на месте, облаивая и нападая, пока не подойдут люди и не застрелят зверя. Волки используют похожую тактику при охоте на крупную добычу, хотя они и не помогают людям (см. рис. 12.3). В охотничьих группах, состоящих меньше чем из 10 человек, средняя масса добычи в расчете на одного охотника при охоте без собак составляла 8,4 кг в день. При использовании собак добыча увеличилась на 56 % – до 13,1 кг на одного охотника в день. Очевидно, что любой фактор, который столь сильно повышает результативность охоты, представляет собой заметное преимущество.

Аналогичные исследования, проведенные в тропических районах среди охотничьих племен, которые используют собак размером поменьше для охоты на более мелкую добычу, показали те же результаты. Джереми Костер и Кен Танкерсли из Университета Цинциннати изучали в Никарагуа способы охоты южноафриканских племен майангна и мискито{205}. Охота с собаками приносит около 85 % всей добычи, состоящей из млекопитающих животных, то есть охота с собаками дает от 20 до 100 кг мяса в месяц – больше, чем собственный вес собак. При охоте на агути (крупного грызуна) с использованием собак скорость обнаружения добычи охотником увеличивается более чем в девять раз. Исследования Карен Лупо из Южного методистского университета, проведенные среди двух племен Центрально-Африканской Республики, обнаружили, что собаки заметно уменьшают время, требуемое для убийства одного животного, примерно на 57 % при охоте на дикобраза{206}. Хотя в рассматриваемых работах исследованные способы охоты, климатические условия и размер добычи сильно отличались, охотники, использовавшие собак, однозначно находили больше добычи, делали это быстрее и приносили домой больше мяса.

Результаты исследований современных методов охоты с применением собак позволяют предположить, что древние охотники, которые использовали волкособак, должны были приносить больше добычи, возможно, более разнообразной, и должны были иметь более широкие возможности охоты на крупных зверей, и все это при сокращающихся затратах энергии, требуемой для охоты. Это разумное объяснение того, что именно произошло на мамонтовых мегастоянках. Использование волкособак открыло новые способы эксплуатации экосистемы за счет развития способностей, обеспечивших повышение вероятности успешной охоты и разнообразие добычи. Стинер и Кун отмечают, что посредством более универсальных и гибких методов добывания пищи емкость экосистемы для древних людей современного типа существенно увеличилась{207}. И хотя Стинер и Кун не изучали влияние древней доместикации собак, охота с волкособаками несомненно должна была открыть новые возможности и усовершенствовать существовавшие методы добывания пищи.

Еще одним очевидным преимуществом использования волкособак является уменьшение энергозатрат человека во время охоты при одновременном повышении вероятности успеха, исчисляемой в количестве добытого мяса. Как я говорила ранее, волкособаки, идентифицированные группой Жермонпре, – это крупные и сильные животные. Чарльз Арнольд из Университета Торонто, описывая адаптацию людей, живших на территории Арктики, пояснял: «Задокументированное этнографами использование домашних собак (Canis familiaris) у северных народностей подразумевало волочение саней, переноску тяжестей, поиск отверстий в морском льду, используемых тюленями для дыхания, удерживание стада овцебыков в их статичном защитном порядке, предупреждение о появлении чужаков в лагере, использование собак в качестве источника меха и пищи. Соответственно, домашние собаки играли важную роль в адаптивных стратегиях древних инуитов и их археологических предшественников – неоэскимосов»{208}. Если они дрессировали собак не только для охоты, но и для переноски тяжестей в составе стаи, значит, домашние собаки представляли особенную ценность, когда охотники не хотели разбивать лагерь непосредственно в месте охоты, например, потому, что место было заболоченным, или это был крутой склон, или по другим причинам, делавшим это место неудобным для лагеря. Этнографические данные об использовании крупных собак коренными народами Америки показывают, что собаки могли тащить сани-волокуши или переносить грузы весом до 23 кг{209}. Покойный Кристи Тернер, работавший в Университете штата Аризона, полагал, что окончательная колонизация Северной Америки стала возможной только благодаря изобретению швейной иглы и эксплуатации собак{210}. Еще один археолог, Стюарт Фидель из компании Louis Berger Group, предположил, что древние коренные американки экономили столько энергии благодаря способности собак таскать дрова и пищу, что это улучшило их способность к деторождению{211}. Мы действительно видим свидетельства увеличения размера добычи и роста численности популяции людей современного вида, так что предположение о выгодах владения собаками вполне оправдано.

Центральная роль собак в адаптации инуитов и прочих народностей Крайнего Севера, о которой писали Тернер и другие, была подвергнута сомнению в исследовании Дарси Морея и Ким Аарис-Соренсон{212}. По их мнению, собаки действительно имели важное значение для древних народов Крайнего Севера, которые использовали собак для перевозки саней и для охоты, однако все это относится только к историческому периоду, охватывающему последнее тысячелетие. Те народы, которые населяли Арктику в более древние времена, могли использовать отдельных собак как вьючных животных, а также как помощников на охоте, но они не располагали большими стаями, состоящими из шести или восьми собак, и у них не было тяжелых саней, получивших широкое распространение позднее. Данное замечание объясняет относительно небольшое количество собачьих (или волчьих) останков на археологических стоянках культуры раннего Дорсета в сравнении со стоянками культуры Туле, на которых обычно находят не только останки собак, но еще и фрагменты упряжи и саней. Стоянки народов культуры Дорсет (палеоэскимосов) предшествуют культуре Туле и не обнаруживают многочисленных останков собак или других псовых, хотя в небольших количествах кости собак присутствуют, причем они имеют некоторые патологии, которые объясняют их использование в качестве тягловых животных.

Еще одна важная роль, которую могли играть волкособаки, – это охрана и защита туш убитых животных от других хищников. Даже в наши дни собаки в Арктике используются для предупреждения людей о приближении волков или белых медведей. Люди, вооруженные луком и стрелами, используют собак для охоты на белых медведей, а также на северных оленей и тюленей{213}.

Одной из отличительных особенностей мамонтовых мегастоянок было то, что во многих случаях существуют надежные доказательства размещения лагерей охотников непосредственно в том месте, где было убито животное, или очень близко от него, поскольку так люди могли эффективнее охранять добычу и им не приходилось спасаться бегством в поисках укрытия. Комбинация факторов, среди которых уменьшение затрачиваемого времени и повышение вероятности успеха охоты, снижение энергетических затрат и более широкие возможности для сохранения добычи, определила существенное отличие между изредка удававшимся убийством мамонта и широкомасштабной охотой на этих животных, которую древние люди современного вида начали практиковать в период от 40 000 до 32 000 лет назад.

Стинер и Кун предположили, что во времена палеолита охота была преимущественно мужским занятием{214}. Если это так, тогда волкособаки могли играть ключевую роль в защите женщин и детей от мародеров, пока мужчины были на охоте. Мародерами могли быть чужаки или дикие животные. Такая защита могла оказаться жизненно необходимой для репродуктивного успеха групп людей современного типа.

Использование волкособак могло иметь и другие интересные последствия. Недавние исследования поведения волков обнаружили, что волки предпочтительно нападают на других псовых – домашних или диких. Постоянное соперничество с волками и атаки на волкособак, помогавших людям, вынуждали людей убивать диких волков по мере возможности. Кроме того, волки яростно отстаивают свою территорию. Если люди современного типа жили и путешествовали с волкособаками, местные волки должны были проявлять повышенную агрессию по отношению к этим новоприбывшим конкурентам. Древние волкособаки, вероятно, очень бдительно следили за возможным приближением стай диких волков. Очень может быть, что, если люди современного типа вступили в союз с волкособаками, они вынуждены были предоставить какую-то защиту своим псовым во время путешествий. Доместикация – это всегда взаимовыгодный процесс, соглашение, от которого должны выиграть обе стороны. Использование волкособак, возможно, сделало диких волков и людей современного типа более грозными и опасными конкурентами, чем они были прежде.

Аби Ванак из организации «Траст Ашока по исследованиям в области экологии и окружающей среды» (Ashoka Trust for Research in Ecology and the Environment, ATREE) (г. Бангалор) и Мэтью Гомппер из Университета Миссури наблюдали за взаимодействием собак и популяций диких плотоядных животных. Они обнаружили, что союз человека и собаки оказал благотворное влияние на отношения между собаками и дикими плотоядными, если оценивать эти отношения с позиций собаки. Собаки стали меньше страдать от нехватки пищи, поскольку их подкармливали люди, кроме того, собаки получили защиту от атак или конкуренции со стороны других хищников. Жилища людей давали собакам безопасное укрытие{215}.

Обратимся к данным археологических раскопок нескольких стоянок и рассмотрим их в свете моей гипотезы и ее следствий. Упоминавшаяся ранее стоянка Павлов I – это граветтская стоянка на территории Чехии. Здесь были найдены кости семи особей мамонтов, а также останки 57 волков, 10 росомах, четырех медведей и 123 песцов. Каждую найденную кость внимательно обследовали на предмет следов орудий труда, после чего сделали заключение о том, была ли туша освежевана, нарезана или разделана; при этом учитывалось ее местоположение, а также методы современных охотников. Из найденного набора 332 кости имели следы использования орудий, оставленные при свежевании этих животных; эти следы чаще всего встречались на костях северных оленей. Петр Войтал из Академии наук Польши (г. Краков) и его коллеги писали: «Большое число останков плотоядных животных и многочисленные признаки свежевания показывают, что из шкур этих животных изготавливали одежду. Следы свежевания были обнаружены на 22 костях плотоядных, в основном [на хвостовых позвонках и на костях конечностей]. Они показывают, что охотники старались снимать шкуры максимально большого размера. Следует отметить наличие следов, оставленных в процессе разделки и разрезания туш волков, лисиц, росомах и медведей, а значит, плотоядные животные служили также источником пищи для охотников со стоянки Павлов I»{216}.

Ближайшая граветтская стоянка Дольни-Вестонице знаменита прекрасной керамической фигуркой Вестоницкой Венеры, однако на этой стоянке было найдено и много другого. Мамонт, волк и лисица – три самых распространенных вида в животном мире. И на стоянке Павлов I, и в Дольни-Вестонице также сохранились небольшие фрагменты глины со следами веревок и плетеных материалов – это древнейшие образцы, возраст которых составляет от 27 000 до 25 000 лет (см. рис. 12.4). Веревки почти наверняка использовались при изготовлении капканов или сетей для ловли мелких и средних животных, возможно, при забое зверя или при переноске добычи, а также при строительстве хижин из мамонтовых костей. Данная веревочная технология также была частью нового набора адаптаций, которые давали людям современного типа преимущество перед неандертальцами, однако одно только использование веревок не могло стать той мощной технологией, которая позволила бы людям современного типа создать мамонтовые мегастоянки.

Анализ останков фауны, найденных в Пршедмости, продемонстрировал доминирование костей мамонтов, принадлежавших в общей сложности более чем 1000 особей. Следующее наиболее значимое животное – волк (103 особи), за которым следует заяц-беляк (79 особей) и северный олень (36 особей){217}. Двадцать особей семейства псовых были идентифицированы как волкособаки, хотя еще 52 других образца оказались слишком фрагментарными, чтобы их можно было идентифицировать по методике, предложенной группой Жермонпре.

Вдохновленные этими находками, Эрве Бошерен с коллегами провели исчерпывающее радиоизотопное исследование всего набора останков, найденных в Пршедмости, отобрав практически всех представителей найденных здесь крупных и средних видов животных: северного оленя, бизона, благородного оленя, овцебыка, песца, пещерного льва, волка, волкособак и трех человек современного типа, которые были здесь захоронены{218}. После выбраковывания костей, которые слишком плохо сохранились для анализа (критерием служило содержание коллагена, основного белка костной ткани), исследовательской группе удалось получить поразительные результаты. Ученые пришли к потрясающему выводу: пещерные львы поедали огромное количество северных оленей и бизонов, тогда как волки питались преимущественно мясом лошадей и, возможно, мамонтов. Однако в останках крупных псовых, идентифицированных как волкособаки, не оказалось изотопов, которые совпадали бы с найденными в останках волков; оказалось, что волкособаки в основном употребляли в пищу мясо северных оленей. В останках людей со стоянки Пршедмости и ближайшей к ней стоянки Моравиан были найдены изотопы, свидетельствующие о том, что люди поедали мясо мамонтов в больших количествах, так что если они кормили волкособак, то давали им не остатки своей пищи, а мясо северных оленей. Могли ли они охотиться на северных оленей специально, чтобы кормить волкособак? Или, поскольку мясо оленей портилось со временем, возможно, оно превращалось из пищи для людей в еду для волкособак?

Присутствие и помощь волкособак может объяснить способность людей современного типа добывать и сохранять (от хищников) огромные туши, а также их целенаправленную охоту на волков. Вместе с прогнозами, основанными на вторжении хищных видов, этот сценарий предлагает разумное объяснение внезапных изменений в эффективности охоты людей современного типа и их способности выживать в условиях, по всем признакам крайне тяжелых. Возможно, люди современного типа смогли выжить только потому, что они приручили собак.

13. Почему собаки?

Если необычные волкособаки, останки которых найдены на некоторых стоянках, являются результатом ранних попыток доместикации – прежде неизвестных и далеко не очевидных, – сможем ли мы объяснить, почему древние люди современного вида выбрали для первой доместикации именно собак? Многие исследователи, размышлявшие на эту тему, указывали на некоторые общие черты, которые объединяют одомашненные виды животных{219}. Обладают ли волки этими общими признаками?

Во-первых, удачными кандидатами для доместикации выступают социальные животные. Волки, несомненно, отправная точка доместикации собак, при этом являются в значительной степени социальными животными и живут в стаях, которые имеют иерархическую структуру. Волки приспособлены для жизни в группах, совместной охоты и определения вожака – животного, которое будет доминировать над остальными. Кроме того, они совместно с другими членами группы заботятся о потомстве. Таким образом, если они смогли бы принять человека в качестве вожака стаи, структура межвидовых отношений была бы им знакома.

Во-вторых, желательной характерной особенностью является быстрое воспроизводство и скорое достижение зрелости, поскольку в этом случае за короткое время можно получить больше одомашненных животных. В качестве еще одного признака часто называют готовность размножаться в неволе, но что подразумевается под «неволей», когда речь идет о доместикации волков 35 000 лет назад, не совсем понятно. В любом случае по сравнению с другими, одомашненными позже видами, например козами, псовые по этому признаку не самый лучший выбор.

В-третьих, очень полезна способность довольствоваться той пищей, которую не едят или не очень ценят люди. Так, животное, которое может питаться травой или соломой, – очевидный кандидат для доместикации, поскольку не претендует на пищу людей. Волки или собаки, которые непосредственно конкурируют с людьми за мясо, в этом отношении не самый лучший вариант для доместикации. Выгода, полученная от доместикации, союза или кооперации, должна превышать затраты, выраженные в пищевых ресурсах, расходуемых на кормление домашних животных.

В-четвертых, вероятные кандидаты для доместикации должны обладать спокойным характером, быть не слишком агрессивными и потому довольно послушными. Волки этому критерию не удовлетворяют.

Пятая характерная особенность, которую обычно не упоминают как качество, необходимое для доместикации, состоит в том, что волки и люди используют одинаковые методы добывания пищи. Людям не нужно обучать волков тому, как охотиться группой; волки учатся этому у своих родителей, и этот навык до некоторой степени заложен в их инстинктах. Указанная особенность в какой-то мере характерна и для домашних кошек, которые знали, как охотиться на грызунов и других мелких млекопитающих еще задолго до своего одомашнивания, случившегося в период между 3800 и 1600 гг. до н. э. Тогда как волки и собаки охотятся группами, кошачьи предпочитают охотиться в одиночку, что относится и к домашним кошкам. Охотничья собака работает вместе с человеком, волк охотится вместе с другими волками, и только кошки выходят на охоту в одиночку.

Причина, по которой первый одомашненный вид – волки – так плохо отвечает перечисленным критериям, состоит в том, что эти критерии основаны на предположении об основной цели доместикации – гарантированной добыче мяса за счет разведения домашнего скота. В качестве образца для описания доместикации обычно выступает кто-то вроде овцы или козла, а вовсе не волк. Эндрю Шерратт опубликовал две работы (1981 и 1983 гг.) по доместикации животных, которые имели большой успех в этой области{220}. Шерратт выдвинул гипотезу, согласно которой доместикация животных была обусловлена, прежде всего, стремлением обеспечить продовольственную безопасность, и только во вторую очередь и позднее люди начали систематически использовать животных для получения побочных продуктов, таких как молоко или шерсть, а также в качестве тягловой силы. Работы Шерратта оказали огромное влияние на антропологов и других ученых, изучавших доместикацию животных.

Я считаю, что Шерратт был, к сожалению, в корне не прав. В опубликованной недавно статье{221} я утверждаю, что его гипотеза строится на фундаментальном заблуждении относительно мотивов доместикации животных. Если задача состояла в производстве мяса, тогда доместикация – крайне неудачная стратегия для ее решения, поскольку неизбежно потребуется довольно значительное число поколений, прежде чем можно будет зайти в загон или выйти на огороженное пастбище и выбрать себе животное на обед. Я понимаю, что некоторые одомашненные животные действительно стали источником пищи – это очевидно. Однако задолго до того, как животные превратились в источник еды, множество возобновляемых ресурсов (более удачный термин, чем «побочные продукты») можно было получить от разных видов без необходимости убивать животное. Среди таких возобновляемых ресурсов можно назвать молоко, мех, тягловую силу, помощь на охоте, защиту, улучшение санитарных условий (поедание пищевых отходов и других несъедобных для человека продуктов) и способность производить больше животных. В качестве походящего примера можно указать на остатки плетеных, скрученных и крашеных волокон льна и шерсти горного козла, которые датируются периодом от 32 000 до 26 000 лет назад. Эти артефакты были найдены в слое позднего палеолита в пещере Джуджуана в Грузии. Также на стоянке Павлов I обнаружено множество глиняных отпечатков скрученных и вязаных волокон. Эти находки прямо указывают на то, что уже примерно 9000 лет назад, то есть задолго до доместикации овец и коз, использование растительных волокон и меха животных достигло высокого уровня сложности.

Я предполагаю, что первоначальной причиной доместикации животных, как показывает пример превращения волка в собаку, было стремление создать «живые орудия», чтобы люди могли воспользоваться теми полезными умениями одомашненных животных, которыми не владели сами. Вместе с волками и собаками люди получили возможность быстро преодолевать длинные расстояния, выслеживать добычу по запаху, загонять ее, окружая, облаивая и при необходимости кусая и нападая. Если животные, которые обладают всеми этими навыками и способностями, станут сотрудничать с людьми, то и те и другие только выиграют, получая за более короткое время больше мяса в расчете на одного охотника (человека или собаку) с меньшим риском для себя.

Здесь стоит остановиться, чтобы обсудить, какие именно последствия влечет за собой доместикация. Доместикация биологического вида совсем не то же самое, что приручение отдельного животного – тоже довольно сложный процесс. Приручить – значит установить некоторые правила поведения типа «не кусать детей» или «не красть мою еду» и заставить дикое животное им следовать, пока оно не поймет и не примет эти правила, иначе его выгонят или убьют. Подобное обучение лучше всего начинать с молодым животным. Что касается волков, то у них имеется период социализации, в течение которого щенки изучают внешний мир без страха и узнают, что такое безопасность. Этот период начинается приблизительно через две недели после рождения и продолжается около месяца{222}. Очевидно, что именно в этот период предоставляется превосходная возможность для начала приручения животного. Однако приручение не приводит к изменениям биологического вида на генетическом уровне, и каждое новое поколение остается таким же диким, как и предыдущие. Изменения поведения не передаются по наследству.

Как приручение, так и доместикация вида могут потребовать значительной степени эмпатии, взаимопонимания и развитой способности правильно воспринимать разнообразные позы, жесты и звуки, которые использует животное или тот, кто его пытается одомашнить, для выражения дружбы, страха, враждебности, болезни, гнева или любопытства. Обучение общению с животным – это долгий процесс, даже если это общение элементарно и ограниченно. Участвовать в нем и искать способы взаимодействия друг с другом должны и человек, и животное; и тому и другому общение должно казаться возможным и целесообразным. Телевизионные программы о дрессировке и обучении собак ясно показывают, насколько неуправляемой может быть даже домашняя собака, если она находится в руках людей, которые не имеют представления, как поощрять правильное поведение и наказывать за опасные поступки. Многие из этих «несостоявшихся» владельцев не понимают, когда животное злится, проявляет агрессию или доминантное поведение, а когда оно напугано. Они не владеют «собачьим языком», а умение понимать язык собак, как правило, является ключевой частью программы.

Один из крайне важных аспектов доместикации состоит в том, что люди наблюдают за потомством одомашниваемого животного и следят за тем, чтобы особи с нежелательными качествами – такими как повышенная агрессивность по отношению к человеку – не выживали. Доместикация может проводиться как осознанно, так и неосознанно. Действительно, ни один человек, который ищет дружелюбную и полезную собаку, не выберет себе волка. Однако в самом начале доместикация могла проводиться интуитивно, когда люди убивали тех животных, с которыми было слишком трудно управляться или поведение которых было очень опасным, не таким, какое требовалось. По сути доместикация связана с генетическими изменениями, которые навсегда изменяют тот или иной биологический вид.

Самый известный эксперимент по доместикации псовых стартовал в 1959 г. в Новосибирском институте цитологии и генетики. Руководил экспериментом советский генетик Дмитрий Беляев. Начиная с XIX в. в Сибири активно разводили серебристо-черных лисиц – разновидность рыжих лисиц с привлекательным серебристым окрасом – ради их длинного меха, который в условиях холодного климата вырастал пышным и густым. Беляев отобрал на эстонской ферме 30 самцов и 100 самок лисиц, которые стали начальной популяцией (популяцией-основателем). Хотя эти лисицы выращивались в неволе на протяжении 50 лет, Беляев считал их «практически дикими», но лисицы не были совершенно дикими, поскольку очень часто встречались с людьми. Самые пугливые или агрессивные животные за прошедшие полвека уже были отсеяны из популяции.

Отобранные лисицы жили в клетках и практически не контактировали с человеком, кроме как при проведении ежемесячных поведенческих тестов, направленных на выявление слишком пугливых или агрессивных по отношению к человеку щенков. Размножение строго подчинялось поставленной Беляевым цели, а именно отбору наиболее дружелюбных и бесстрашных лис для последующего спаривания; в другой группе лис, выступавшей в качестве контрольной, спаривания были случайными и не регулировались.

Специалист по изучению поведения собак – Брайан Хэа из Университета Дьюка посетил Новосибирск в 2003 г., когда появилось уже 45-е поколение отобранных серебристых лисиц. Он рассказывал, что лисицы из контрольной группы «забивались в угол в своих комнатах», чтобы избегать встречи с ним, и облаивали его, когда он проходил мимо. А лисицы, отобранные за их дружелюбность, «прыгали к нему на руки, тыкались носом в его лицо, облизывали ему щеки своими маленькими розовыми язычками»{223}. Исчерпывающее описание. Только 18 % животных были признаны «пугливыми», тогда как в начальной популяции таких было 90 %. Получившиеся в результате животные, которых называют «одомашненными лисицами», намного меньше боялись людей, чем лисицы из контрольной группы, на основании чего было сделано поспешное заявление о том, что для доместикации животного потребовалось всего 45 поколений.

Я считаю, что этот вывод слишком упрощает проблему. Контроль, который был у Беляева над животными в этом эксперименте, начиная от отбора уже не совсем диких серебристых лисиц и заканчивая строгим регулированием спаривания, оказался намного более полным, чем это могло бы быть при попытках доместикации в естественных условиях. Лисиц держали в клетках, и у них не было возможности самостоятельно выбирать партнера для спаривания. Я считаю, что 40–45 поколений – это самое минимальное количество времени, необходимое для завершения доместикации при условии, что животные ежегодно дают новое потомство, а люди владеют современными знаниями в области генетики и наследственности, а также имеют неограниченный контроль над животными.

Удивительно, что у отбираемых Беляевым по степени послушности лисиц произошли изменения не только в поведении, но и на генетическом уровне. У серебристых лисиц изменился окрас, появились пегие пятна, которые не встречались в популяции-основателе; у некоторых особей стали встречаться висящие уши; у некоторых появились закрученные хвосты; череп у лисиц стал в среднем более узким, с более короткой и широкой мордой. Более критичным изменением стало сильное понижение основного уровня гормонов стресса, называемых кортикостероидами, по сравнению с уровнем, наблюдаемым у диких лисиц. У молодняка стал дольше продолжаться период проявления любопытства и интереса к новым вещам, который затем сменяется более осторожным и пугливым поведением{224}. Благодаря этому обучение и установление контакта с таким выводком лисиц становится проще и, вероятно, улучшается с каждым новым поколением. Не существует метода, с помощью которого можно было бы оценить, как много времени потребовалось древним людям, чтобы одомашнить волков и превратить их в волкособак (или просто собак), или сколько неудачных попыток приручения волчьих щенков, закончившихся смертью щенков, было сделано. Я полагаю, что попыток и неудач было много.

Из всех видов животных, которые могли быть выбраны для доместикации, крупный, крайне свирепый вид, вроде волков, кажется весьма неудачным вариантом{225}. В фауне плейстоцена имелись другие виды, например козы или олени, которые, как представляется, были более послушными и управляемыми. (К слову, олени так и не были одомашнены.) Однако почти наверняка древние люди современного типа не задумывались о доместикации, когда они начали этот процесс. Я не могу себе представить доместикацию собак иначе как случайный процесс, проводимый методом проб и ошибок, который начался, вероятно, с одного или двух волчьих щенков и благополучно завершился только по счастливой случайности. Поскольку не существовало никаких других домашних животных, вряд ли кто-то в то время мог предвидеть выгоды от доместикации животных и целенаправленно заниматься их разведением. Все успешные попытки доместикации, за исключением доместикации собак, начались намного позже, уже после того, как люди стали вести оседлый образ жизни и заниматься растениеводством.

И все же волки обладали некоторыми выгодными талантами и способностями, что делало их привлекательными кандидатами для доместикации, несмотря на опасность, которую они представляли. Волки, как и люди, по своему существу социальные животные, которые живут в стаях. Они намного счастливее, когда живут вместе с родней или избранными партнерами, чем когда остаются в одиночестве. Одинокий волк находится в постоянной опасности, его охотничьи способности ограничены, растить потомство приходится без посторонней помощи, и никто не прикрывает его тылы. Люди и волки (и большая часть представителей семейства псовых) очень похожи, и это весьма важное замечание. Если расширить понятие семьи (или стаи) и включить в него волкособак (или человека), то ситуация, когда люди разводили животных опасного вида и обучали их понимать человеческие команды, окажется вполне реалистичной. И волки, и собаки, и люди гораздо счастливее, когда живут в социуме.

Волки также прирожденные охотники, и они способны вынюхивать, выслеживать и преследовать добычу гораздо лучше, чем это могут делать люди. И хотя их основным способом добычи пищи, как у древних людей современного типа, является охота, методы охоты, применяемые псовыми, во многих смыслах совершеннее. Они могут пробежать 40–50 км в день, преследуя добычу, без чрезмерной усталости. Они могут легко взять след по запаху. Они инстинктивно заставляют добычу выбиться из сил, сменяя друг друга на лидирующей позиции в преследующей стае. Вот чего нет у псовых, но есть у людей, так это оружия дальнего поражения, такого как копья, приспособления для их метания с повышенной силой (атлатли), а также луки и стрелы. Кроме того, люди умеют создавать силки и капканы для ловли животных практически без каких-либо усилий, тогда как псовые этого не могут. Крупные псовые хорошо справляются с силовой атакой на добычу, однако этот способ охоты опасен и для самих охотников, а кроме того, не всегда заканчивается успешно. Ослабление жертвы за счет потери крови, обездвижение ее с помощью капкана или нанесение ей ранения и последующее выслеживание раненого животного до тех пор, пока оно перестанет сопротивляться, – все это гораздо менее рискованные стратегии охоты, чем непосредственная атака на жертву.

Говорят, что волки умнее собак и лучше, чем собаки, действуют в стае{226}. Также волки лучше справляются с пространственными задачами{227}. Валериус Гейст называет волков проницательными учениками, которые могут наблюдать за поведением своих сородичей или даже животных другого вида, чтобы узнать, как те справляются с задачей, например, отпирания дверей{228}. Однако разумная деятельность волков и собак зависит от того, в какой ситуации они находятся. В экспериментах собаки реагировали на сигналы (знаки), подаваемые человеком, тогда как волки их игнорировали. Собаки смотрят на своего хозяина или дрессировщика, ожидая разрешения на выполнение определенного задания или в поисках помощи при решении трудного задания. Брайан Хэа и Ванесса Вудс в своей книге «Гениальность собак» пишут так: «Собаки – это самый важный для изучения биологический вид. Не потому, что они стали покорными и услужливыми по сравнению со своими дикими братьями, но потому, что они оказались достаточно умными, чтобы выйти из неприветливого внешнего мира и стать частью семьи»{229}.

Таким образом, особенно интригующим является тот факт, что кости диких волков – плотоядных животных, которые должны были стать главными конкурентами людей современного типа после того, как исчезли неандертальцы, – очень часто встречаются на стоянках, где обнаружены останки древних волкособак и большого количества мамонтов. Также на этих стоянках очень часто попадаются кости песца и зайца.

Зачем вообще нужно было отлавливать волков и песцов? Следы орудий на костях и наличие множественных фрагментов черепов вместе с костями конечностей говорят о том, что этих животных свежевали, поскольку лапы и фрагменты черепов зачастую не отделены от шкур. Так появилось предположение, что волки и песцы вместе с зайцами становились добычей из-за их меха. Мех, несомненно, был востребован в холодные периоды. В ранних исследованиях многие авторы придерживались твердого убеждения, что мясо волков не употреблялось в пищу. Ольга Соффер четко сформулировала данное утверждение в своей книге, вышедшей в 1985 г.: «Несмотря на то что на большинстве стоянок были найдены останки пушных зверей, на костях этих животных не было обнаружено никаких следов обработки для употребления в пищу»{230}.

Но почему нет? Мясо волка абсолютно съедобное. В некоторых частях света даже в наши дни люди с удовольствием едят мясо псовых, а масса волка примерно такая же, как, к примеру, у оленя. Почему их убивали, сдирали шкуру, но не ели мясо? Я не могу найти иного разумного объяснения, кроме как предположить существование некоторых культурных предпочтений. Возможно, волки имели какое-то ритуальное значение. В исследовании Паломареса и Каро, посвященном конкуренции между хищниками, показано, что примерно половина биологических видов, вовлеченных в конкуренцию внутри гильдии, поедала своих убитых врагов, тогда как другая половина – нет{231}. Авторы исследования не смогли определить характеристики, по которым можно было бы понять, в каком случае плотоядные животные съедают своих конкурентов, а в каком – нет. Как отмечают Ванак и Гомппер, «когда представители низших видов остаются несъеденными после хищнического истребления… это значит, что поведение доминирующих видов направлено на непосредственное снижение численности предполагаемых конкурентов за ресурсы»{232}.

Однако обнаруженные на некоторых недавно раскопанных граветтских мамонтовых мегастоянках, таких как Павлов I, кости волков, лисиц и песцов имеют явные следы свежевания, разделки и отделения мяса от туши{233}. Может быть, в ранних исследованиях, когда важность подобных следов применения орудий труда еще не была столь очевидна для зооархеологов, как сегодня, на эти следы просто не обратили внимания и пропустили? Или может быть, в одних районах мира эпохи плейстоцена люди не употребляли в пищу мясо убитых плотоядных животных, а в других – употребляли? Мы этого не знаем.

Распределение следов использования орудий на волчьих костях, найденных на стоянке Павлов I, в значительной степени совпадает со следами, оставленными на костях травоядных животных, например северного оленя, и это дает серьезные основания полагать, что мясо, по крайней мере некоторых из этих псовых, было съедено. Возможно, предпочтительной добычей были волки, поскольку они крутились возле человеческих поселений в надежде поживиться остатками мяса; убийство нескольких волков могло отбить желание у остальных приближаться к жилищам людей. Останки волков также использовались и для других целей. Шило и прочие костяные орудия в основном изготавливались из локтевых костей передних лап волков; эти кости удлиненные и острые. Зубы волков, как правило, шли на изготовление украшений и кулонов. В корне зуба проделывалось отверстие, после чего зуб нанизывался на нить. На стоянке Павлов I, к примеру, было найдено 254 лисьих и 65 волчьих зубов, обработанных подобным образом. Довольно много. Только две такие подвески были сделаны из зубов другого животного, а именно северного оленя, хотя останки северных оленей присутствовали на стоянке в избытке.

Как ни странно, но следы зубов плотоядных хищников на костях, найденных на граветтских стоянках, присутствуют в незначительном количестве. На большинстве стоянок доля костей со следами зубов плотоядных животных составляет менее 5 %. Раз кости со следами зубов хищников часто встречаются на раскопанных недавно стоянках, содержащих останки собак, или вблизи волчьих нор, то почему они отсутствуют в более ранних находках? Существует три возможных объяснения.

Во-первых, на многих стоянках, где раскопки проводились в середине XX в. и ранее, зачастую собирались и анализировались не все ископаемые останки, а только наиболее сохранившиеся. Распространенной практикой было игнорирование фрагментов костей независимо от того, сильно они были пожеваны или нет. Подобный подход к сбору ископаемых останков не позволяет теперь узнать, имелись ли на несобранных фрагментах костей следы зубов.

Во-вторых, люди могли успешно защищать свои поселения и лагеря, даже временные, от диких хищников. Надежная охрана добытых туш была бы крайне трудной без помощи волкособак. Но если волкособаки помогали людям и жили вместе с ними, исключительно сложно было бы не давать им грызть кости даже при хорошем питании, разве что привязывая волкособак или как-то еще ограничивая свободу их перемещения.

Наконец, степень обработки костей людьми или плотоядными животными зависит от доступного количества мяса и от продолжительности нахождения на территории. Поэтому части туш, принесенные к волчьему логову или к месту содержания животных (загону или клетке), скорее всего, будут сильнее повреждены и разгрызены, чем те, которые остались на месте охоты. Действительно, места, где дикие волки убивали свою добычу, могут содержать небольшое количество фрагментов костей, на которых вообще не окажется следов зубов{234}.

Мэри Стинер изучала характерные повреждения костей, по которым можно было отличить древние и современные логова волков от пещер или логовищ пятнистых гиен и от стоянок гоминин{235}. В наборе костей, который она определила как кости из логова хищника, имелись кости щенков, кости со значительными повреждениями вследствие разгрызания, в случае пещерных гиен, с большим количеством копролита (окаменелых остатков экскрементов). Другими словами, наборы костей из логовищ плотоядных животных встречаются в материнских норах, где хищники, вероятно, рожают и выращивают своих детенышей в течение срока, который у некоторых видов растягивается на несколько месяцев. «Сильно разгрызенные» кости, по определению Стинер, составляют от 10 до 50 % от общего числа фрагментов. Еще одной отличительной особенностью таких логовищ является высокая доля (до 70 % от общего числа фрагментов) костей плотоядных животных. Вероятно, вследствие внутри– и межвидовой конкуренции хищники стремятся убивать других хищников в больших количествах. В наборах костей, оставленных гиенами, доминируют останки голов и рогов, тогда как волки чаще собирали кости конечностей. Наборы, собранные гиенами, волками и гомининами, также отличаются по возрастному составу животных-жертв. Гиены и волки предпочитали охотиться на молодых животных, а гоминины – на зрелых особей.

Наборы костей из логовищ хищных животных, которые анализировала Стинер, практически не содержали каменных орудий труда, обожженных костей и костей со следами использования орудий или со следами ударов, свидетельствующих о том, что повреждение было нанесено гомининами. Таким образом, эти логова с огромным количеством разгрызенных и поврежденных костей заметно отличаются от мамонтовых мегастоянок в Евразии, где можно обнаружить кости, поврежденные огнем или вследствие свежевания, разделки или отделения мяса от туш животных, а также множество каменных орудий труда или дебитажа (мелких фрагментов камней, образующихся в результате ударов). На мамонтовых стоянках обычно очень мало костей молодых плотоядных животных. В целом следует ожидать, что на граветтских стоянках, где присутствовало много людей, мясо было в изобилии, а волкособаки (или собаки) не рожали щенков и не содержались в загонах (или клетках), обнаружится малое количество костей, поврежденных плотоядными животными.

Есть ли у нас доказательства того, что волкособаки были особым, возможно, лишь частично одомашненным видом? Если предпочтительное уничтожение псовых и изготовление украшений из их зубов – это признаки особого отношения или особого статуса, тогда такие доказательства у нас есть. Вместе с тем имеются подсказки и догадки иного рода, которые в некоторой степени подтверждают предположение об особом статусе псовых у ранних людей современного типа.

Это предположение выглядело бы безосновательным, если бы не свидетельства, найденные недавно. Дарси Морей, специалист по собачьим захоронениям, отмечает: «Ничто не говорит о социальной значимости, которую люди связывали с собаками, более очевидно, чем преднамеренные искусственные захоронения собак после их смерти»{236}.

Недавние раскопки на нескольких стоянках, возраст которых охватывает исторический период от 14 000 лет назад до настоящего времени, свидетельствуют о том, что люди, принадлежащие к разным мировым культурам, особым образом хоронили собак и иногда даже помещали в захоронение некоторые ритуальные предметы. Ни один другой биологический вид не имел такого ритуального значения, как собаки. В качестве одного только примера можно привести стоянку Ашкелон, расположенную в Израиле, возраст которой оценивается в 2500–2200 лет. Там было найдено целое кладбище с тысячей отдельных захоронений собак{237}. В забайкальском районе Восточной Сибири в период раннего неолита (8000–7000 лет до н. э.) и в начале бронзового века (5000–3400 лет до н. э.) домашних собак хоронили вместе с людьми на одних и тех же кладбищах, а иногда даже в одних и тех же могилах. Самым выдающимся примером подобного отношения к собакам является поселение Усть-Белая, где собак хоронили в ожерелье, сделанном из восьми зубов благородного оленя, бычьего рога и плечевой лопатки, двух рогов косули и других идентифицированных костей. Захоронение собак вместе с людьми в этом районе было характерно только для добытчиков, которые имели непосредственное отношение к водным пищевым продуктам.

В 1894 г. Карел Машка, один их первых раскопщиков в Пршедмости, записал в своем дневнике, что нашел семь или восемь полных волчьих скелетов с частично разбитыми черепами{238}. Один из них находился в месте, где также были захоронены 20 человек. Данное свидетельство заставляет предположить, что соглашение или союз между волкособаками и людьми современного типа привел к тому, что люди стали относиться к останкам волкособак так же, как и к останкам своих соплеменников. Возможно, считалось, что волкособаки слишком близки человеку, чтобы относиться к ним как к просто животным.

Но означает ли совместное захоронение людей и псовых в Пршедмости, что эти животные были близки к людям около 30 000 лет назад? К сожалению, Машка не зафиксировал пространственное расположение каждого фрагмента, поэтому мы не знаем, какие именно находки были сделаны на территории человеческих захоронений. Если бы преднамеренно захороненные псовые по своим анатомическим и морфометрическим характеристикам оказались волкособаками, тогда у нас были бы основания предполагать подобное отношение, но мы не можем узнать, какие именно псовые были там захоронены.

Кроме вероятного захоронения волкособак вместе с людьми в Пршедмости мы можем увидеть еще нечто очень странное в отношении к этим животным. В челюсти одного из погребенных черепов была вставлена кость другого животного (см. рис. 13.1). Челюсти не были отделены от черепной коробки, когда кость, идентифицированная группой Жермонпре как кость мамонта, была в них вставлена, – значит, это было сделано незадолго после смерти животного. То есть с этой волкособакой были проделаны некие особые манипуляции в момент ее смерти, точное значение которых непонятно{239}.

Кроме прочего, в Пршедмости необычайно высокий процент (более 40 %) черепов псовых имеет определенные травмы челюсти или лицевой части черепа со следами заживления. Травмы были достаточно серьезные, связанные с повреждением или удалением зубов живого животного или появлением трещин лицевой кости. Жермонпре и ее коллеги показали, что указанный процент подобных травм значительно выше, чем в выборке из 35 недавно найденных останков евразийских волков.

Встречающиеся с высокой частотой сломанные зубы ужасных волков Северной Америки и других исчезнувших плотоядных животных, живших там до появления людей, стали свидетельством напряженной конкуренции за пищу внутри гильдии{240}. Большое количество сломанных зубов, найденных в Пршедмости, возможно, говорит о том же – конкуренция между плотоядными была очень жестокой. Но это вовсе не объясняет необычно высокий процент лицевых травм. Выживание раненых собак, получивших лицевую травму, может указывать на то, что люди современного типа заботились о них и кормили. Нельзя однозначно утверждать, какое из объяснений правильно, но столь высокая доля сломанных зубов и травмированных черепов не характерна для волков.

Об аналогичных находках рассказывал Роберт Лузи и его коллеги из Университета Альберта. Они исследовали останки 144 собак и 400 волков, найденные в северной части России и на археологических стоянках Северной Америки, Гренландии и других северных регионов{241}. Исследователи обнаружили, что потеря по крайней мере одного зуба больше характерна для собак (54 %), чем для волков (17 %). Самки и самцы теряли зубы примерно с одинаковой вероятностью. Собаки также теряли значительно больше зубов в расчете на одну особь и значительно чаще ломали зубы, чем волки. Этнографические данные показывают, что собаки получали еду преимущественно в виде жира морских млекопитающих, внутренних органов, костей, шкур или в виде замороженной рыбы. Однако кормежка не была особенно щедрой, и поэтому собаки могли конкурировать за еду друг с другом. Волки обычно питались крупными или мелкими наземными млекопитающими, среди которых были зайцы, олени, лоси и овцы. У собак также обнаружено значительно больше черепных травм, чем у волков, особенно травм лицевых костей. Такие травмы, вероятно, появлялись вследствие применения наказания со стороны людей.

Кроме прочего, из двух зубов псовых из Пршедмости людьми современного типа было изготовлено украшение, вероятно, что-то вроде кулона. Обработанные для создания носимых украшений клыки песцов, лисиц и волков часто встречаются на стоянках людей современного типа, относящихся к ориньякской или граветтской культурам. Рэнделл Уайт из Нью-Йоркского университета – эксперт по доисторическим личным украшениям. Он считает, что зубы, использованные в качестве украшений, были выбраны осмысленно, и это не означает, что их владельцы-животные доминировали в животном мире. Он пишет: «Мясо животных, из чьих зубов делали украшения, не употреблялось в пищу. Другими словами, животные, которых ели и из которых делали украшения, – это разные животные. Это означает, что отношение к животным, части которых превращались в украшения, определялось в значительной степени коллективными символическими представлениями»{242}. Хотя следы орудий на костях, найденных на некоторых стоянках, указывают на то, что мясо волков и лисиц иногда употреблялось в пищу, зубы волков и лисиц были выбраны в качестве личных украшений не потому, что были легко доступны. Фактически наоборот, они были редки. Северные олени или другие травоядные животные намного многочисленнее плотоядных на многих стоянках, и тем не менее зубы травоядных животных гораздо реже использовались в качестве материла при изготовлении личных украшений. На самом деле выбор мог пасть на зубы волков и лисиц именно потому, что их было труднее получить и они были редки, как это со всей очевидностью показывает стоянка Павлов I. Зубы волков, лисиц или волкособак могли быть выбраны для украшения, поскольку они в некотором смысле символизировали силу. Простое и, возможно, несколько обывательское объяснение может звучать так: те, кто обрабатывал и носил зубы волков или волкособак, были Людьми Волка (или Волкособаки), которые имели особую взаимосвязь и взаимопонимание с волками и волкособаками.

Эта идея может стать ключом к пониманию причин, вследствие которых люди редко изображали псовых в произведениях доисторического искусства – наскальной живописи, гравюрах, резьбе и статуэтках из глины или костей. Возраст древнейшего однозначно идентифицированного объекта искусства, созданного людьми современного типа в Европе, оценивается приблизительно в 32 000 лет – такой же примерно возраст имеют первые мамонтовые мегастоянки. В целом на любой из найденных стоянок изображения групп плотоядных животных и, в частности, псовых встречаются крайне редко. Независимый исследователь Пол Бан, известный эксперт в данной области, однажды поделился со мной своими мыслями о причинах малочисленности изображений псовых в образцах доисторического искусства: «Возможно, [они столь редки] по той же причине, по которой редки изображения людей – вероятно, существовало табу на их изображение; или (менее вероятно) их изображение не соответствовало той цели, которую преследовали художники тех времен»{243}. Специалист по позднему палеолиту Анне Пайк-Тэй из Вассаровского колледжа предлагает несколько иной взгляд на проблему: «Редкость изображений псовых хорошо соотносится с редкостью их останков в ископаемой фауне позднего палеолита [Западной Европы]. Что, если собаки были включены в понятие „человеческой семьи“ как продолжение охотника, а потому их изображения или гравюры, как и изображения людей, были нежелательны?»{244}

Даже на тех мамонтовых мегастоянках, где было обнаружено исключительное количество костей освежеванных животных семейства псовых, не было найдено объектов искусства, изображавших волков, собак или песцов. Найдены объекты из слоновой кости, камня и обожженной глины, изображающие мамонтов, лошадей, бизонов, медведей, кошек, водоплавающих птиц, львов и доисторических «Венер». Но не собак.

В отличие от ориньякских и граветтских стоянок неандертальские стоянки содержат небольшое количество костей лисиц и волков. К настоящему времени на неандертальских стоянках не найдено ни одного представителя псовых, которого можно было бы идентифицировать как волкособаку. Из тех немногочисленных предметов, которые можно считать образцами неандертальского искусства, ни один не изображает волка, лисицу или какой-нибудь иной вид псовых. Какие бы способности люди современного типа ни использовали для вылавливания и доместикации волков, эти способности были либо неизвестны, либо недоступны неандертальцам. И лисицы, и волки составляли часть неандертальской экосистемы, но совершенно очевидно, что эти животные не использовались систематически. Хотя теоретически неандертальцы могли похищать одомашненных волкособак у людей современного типа, доказательств подобным действиям нет. В отличие от каменных орудий труда собаки не всегда работали на тех, кто пытался ими воспользоваться.

Почему неандертальцы не похищали волкособак или не одомашнили их сами? Весьма вероятное и очень важное объяснение этого факта основано на наблюдении о том, что нет ни одной надежно датированной неандертальской стоянки, возраст которой насчитывал бы меньше 40 000 лет; все стоянки старше. Если новые находки не выявят присутствия останков волкособак на более древних стоянках, можно утверждать, что к моменту появления волкособак неандертальцы уже вымерли. Исчезновение неандертальцев сделало волков ближайшими конкурентами людей современного типа, которые, в свою очередь, бросили волкам вызов за право доминирования, опираясь на разведение волкособак или даже самих волков и помощь и поддержку с их стороны.

Еще одна вполне вероятная причина может заключаться в том, что неандертальцы не имели или не умели передавать друг другу когнитивные навыки и знания, необходимые для доместикации животных и совместной с ними работы. Ким Стирелни высказал предположение, что, поскольку неандертальцы из-за климатических изменений были вынуждены жить небольшими группами, они оказались особенно подвержены утере знаний и навыков вследствие случайных происшествий, и это привело к их вымиранию{245}. В малых, изолированных группах смерть одного человека может стать причиной утери знаний об определенных методах изготовления орудий труда или способах охоты или просто может означать потерю подробных сведений о местах произрастания съедобных растений, местоположении пещер или богатых добычей земель. Специализированные знания о том, как приручить и одомашнить волка, могли быть легко утеряны.

14. Когда волк перестает быть волком?

Вопрос, вынесенный в название главы, становится центральным в любой дискуссии о доместикации волков и превращении их в собак. Дарси Морей в своей статье писал: «Чтобы акцентировать внимание на поведенческом факторе, отметим, что собаки строят свою жизнь совершенно не так, как волки. И хотя образ жизни собак разнится, тем не менее он всегда тесно связан с людьми»{246}.

Другими словами, собака – это волк, который ведет себя, как собака, и находится в непосредственном контакте с людьми.

Но что именно должно измениться, чтобы волк стал собакой? Самое главное – это интерес животного к людям и контакт, взаимосвязь с ними. У волков существует критический период социализации, который начинается в двухнедельном возрасте, когда щенки пока еще лишены зрения и слуха, а значит, все сигналы из внешнего мира они получают через обоняние и осязание. Те вещи, с которыми щенок сталкивается в течение этого четырехнедельного периода, изучаются им без страха и затем на протяжении всей оставшейся жизни воспринимаются как знакомые и безопасные. У собак этот период начинается на две недели позже, когда щенки уже могут видеть, слышать и воспринимать запахи. Задержка в таком развитии может оказаться решающей для доместикации собак, поскольку именно в этот период, очевидно, общение с людьми, или его отсутствие, будет иметь длительный эффект{247}.

До сих пор нет какого-нибудь простого количественного критерия «собачности»; возможно, это не более чем отношение, но, как оказывается, это отношение устанавливается на генетическом уровне. Проще говоря, собаки, которые находятся в контакте с людьми во время этого критического периода социализации, проявляют повышенный интерес к людям, а волки – нет. И хотя мы определяем ископаемые останки собак по морфологическим и генетическим признакам, именно поведение и отношение к людям делает собаку собакой, а не волком.

Поскольку отношение к людям – это основополагающее качество собаки, я повторю здесь интересную, но гипотетическую и спекулятивную идею, о которой упоминала ранее{248}. У людей цвет склеры (белочной оболочки глаза, окружающей цветной зрачок) белый, и это очень необычно. Действительно, исследование этой характерной особенности, выполненное Хироми Кобаяши и Широ Кохишима из Токийского технологического института, показало, что люди современного типа выделяются среди существующих приматов тем, что имеют очень заметную белую склеру и веко, открывающее ее большую часть{249}. У других приматов склера темная, под цвет кожи, а закрывающее склеру веко не позволяет определить направление взгляда животного. У людей же белая склера и открытое веко позволяют издалека определить направление взгляда, особенно если направление взгляда находится в горизонтальной плоскости. Ученые предположили, что изменения в строении глаза человека являются адаптацией для повышения эффективности знаковой (сигнальной) системы, связанной с глазами. Я предполагаю, что данный тип мутации мог быть очень распространен 50 000–45 000 лет назад среди людей современного типа, примерно в то самое время, когда они впервые пришли в Евразию. Хорошо различимое направление взгляда могло стать огромным преимуществом для ведения совместной охоты с волкособаками.

Сайоко Уеда, работающая с группой Широ Кохишимы, недавно завершила исследование цвета склеры, проведя анализ цветовых особенностей глаз у 320 особей 25 видов псовых{250}. С помощью фотометрических методов исследовательская группа измерила уровень контраста между парами лицевых сегментов – радужной оболочки и зрачка (IP), радужной оболочки и века (IE), покрова (кожного или мехового) вокруг глаз и века (CE) и покрова вокруг глаз и кожи лица (CF). Затем биологические виды были поделены на три типа в зависимости от заметности глаз на морде животного (см. рис. 14.1).

Виды, отнесенные к типу А, имеют радужные оболочки светлых цветов, темные зрачки и светлый мех вокруг глаз. Цветовой контраст делает направление взгляда и положение зрачка более заметным для наблюдателя. Виды типа В имеют вокруг глаз светлый мех, что делает заметным положение их глаз, но радужная оболочка у них темная, благодаря чему сложно определить, на какой объект направлен взгляд. У псовых типа С глаза замаскированы (не выделяются на фоне более светлого меха), а радужная оболочка темная, таким образом, от наблюдателя скрыты и направление взгляда, и положение самого зрачка. Исследователи обнаружили, что цветовые схемы заметно различаются в зависимости от особенностей охотничьего поведения и общей социализации. Виды, которые обычно охотятся и живут группами, чаще всего относятся к группе А, тогда как те, кто охотится и живет одиночно или парами, относятся к типу С.

Виды типа А имеют расширенную сигнальную систему, связанную с глазами, то есть благодаря сочетанию цветов направление их взгляда более очевидно. Большая часть этих видов принадлежит к семейству псовых, живущих стаями. В данном исследовании волчья стая состояла из обыкновенных волков, койотов, эфиопских волков, рыжих волков, собак динго, красных волков, гиеновых собак, обыкновенных, полосатых и чепрачных шакалов. Все групповые охотники из волкоподобных псовых относятся к типу А, кроме динго, которые общаются преимущественно с помощью звуковых сигналов, и африканских собак, у которых внутривидовое общение осуществляется преимущественно с помощью положения хвостов. Динго и африканская собака относятся к типу В. Ни один из волкоподобных видов псовых не принадлежит типу С.

Так как окрас обыкновенного волка может варьироваться от черного до светло-серого, а его ареал простирается от субтропиков (Мексика) до умеренных и даже арктических широт, команда исследователей изучала, изменяется ли яркость радужной оболочки в зависимости от места обитания и интенсивности ультрафиолетового излучения. Ученые обнаружили, что яркость радужной оболочки у всех волков, участвовавших в исследовании, практически не зависит от места обитания.

Из десяти лисоподобных видов псовых пять были отнесены к типу В; еще три социальных вида лис – песец, корсак и бенгальская лисица – относятся к типу А; остальные три вида принадлежат типу С. Японские исследователи пришли к выводу, что виды типа А, вероятно, эволюционировали в современных волков и в эти лисоподобные виды независимо, и возможно, здесь имеется некая связь со способами ведения охоты.

К типу С были отнесены только кустарниковые собаки из третьей большой группы видов. Остальные псовые из этой группы принадлежали типу В.

Если псовые типа А, по гипотезе исследователей, обладают развитыми способностями к общению взглядами, тогда виды этого типа должны удерживать взгляд на других животных из своей группы дольше, чем виды других типов. Сосредоточившись на изучении обыкновенных волков (тип А), фенеков (тип В) и кустарниковых собак (тип С) – все эти животные живут группами, – Уеда, Кохишима и их коллеги анализировали в зоопарках длительность взгляда этих животных. Как ученые и предполагали, волки (тип А) удерживали взгляд друг на друге значительно дольше, чем фенеки (тип В) или кустарниковые собаки (тип С).

Как и у людей, белая склера которых улучшает способность к общению взглядом, цветовая окраска морды и глаз волков тоже, по-видимому, является адаптацией для такого способа общения. А домашние собаки, как отмечают исследователи, не только генетически унаследовали от волков способность общаться взглядом, но еще и удерживают взгляд на человеке в два раза дольше, чем волки в среднем. Это позволяет предположить, что длительность взгляда могла быть критерием отбора в процессе доместикации. Как удачно совпало, что и для собак, и для людей характерна адаптация, связанная с совершенствованием визуального общения посредством взгляда!

Важность отслеживания взгляда исследовалась и другими учеными. В 2007 г. группа Майкла Томаселло из Института эволюционной антропологии Макса Планка разработала «гипотезу совместного взгляда»{251}. Они предположили, что способность распознавать направление взгляда позволяла людям легче объединяться. Исследователи обнаружили, что обезьяны следят за взглядом экспериментатора реже, чем человеческие дети. Если направление взгляда и поворот головы не совпадают, обезьяны склонны следить за поворотом головы. Ученые пытались провести свой эксперимент с участием 14 шимпанзе, четырех горилл, четырех бонобо и пяти орангутанов, но в итоге исследователям пришлось исключить из тестов трех шимпанзе и всех орангутанов, поскольку они «совершенно не обращали внимание на взгляды экспериментаторов, поэтому их реакцию невозможно было оценить». Отслеживание взгляда человека, очевидно, не представляло большого интереса для обезьян и не давало им каких-либо преимуществ.

Мутации сделали белый цвет склеры характерным для людей, но иногда такой цвет склеры встречается и у обезьян. В течение нескольких десятилетий группа под руководством Джейн Гудалл наблюдала за двумя шимпанзе в Национальном парке Гомбе в Танзании. Склера этих двух шимпанзе (возможно, братьев) была белого цвета{252}. У третьей шимпанзе, самки, склера побелела во взрослом возрасте. Однако эта характерная особенность не распространилась в их популяции. Преимущество белого цвета склеры должно быть связано с неким действием, которое древние люди совершали часто, а шимпанзе совершают редко или не совершают совсем. Возможно, что отличие заключается в способах охоты. Хотя шимпанзе охотятся на мелкую добычу, часто совместно, доля мяса в их рационе составляет менее 2 %, в то время как древние люди современного типа охотились на более крупную добычу, которая, по-видимому, обеспечивала заметную часть их рациона питания. Молчаливое общение между охотниками давало очевидные преимущества для группы людей или охотящихся стаей псовых, но не имело столь большого значения для охотящихся обезьян.

Возможно, серые волки по той же причине также имеют развитые навыки считывания взгляда, как показывают исследования группы Кохишимы. Однако биологический вид, который, судя по всему, обладает самыми развитыми, после человека, навыками чтения взгляда, – это домашние собаки.

Согласно опубликованным результатам экспериментов исследовательской группы Ерно Тегласа из Центрально-Европейского университета в Будапеште, собака будет следить за взглядом человека, если человек привлечет внимание собаки, начав с ней говорить или начав смотреть на нее. Действительно, в экспериментах собаки ведут себя подобно детям, начиная следить за взглядом говорящего, если голова говорящего оставалась неподвижной.

Фредерик Рэндж и София Вираний показали, что социализированные прирученные волки будут менять свое положение, чтобы следить за взглядом дрессировщика, в том случае, когда объект, на который смотрит дрессировщик, скрыт от них промежуточной визуальной преградой{253}. Такой тест обычно рассматривается как более сложная демонстрация слежения за взглядом, чем когда животное просто смотрит в ту же сторону, что и дрессировщик. Предполагается, что подобное отслеживание взгляда может быть крайне полезно для тех видов, для которых характерны сложные совместные и конкурентные взаимоотношения, как, например, у волков.

Группа Адама Миклоши из Будапештского университета имени Лоранда Этвёша провела тесты с собаками и волками, в которых было обнаружено, что собаки более внимательны к человеческим лицам, чем волки, даже социализированные{254}. Хотя волки лучше справляются с некоторыми заданиями по отслеживаю взгляда, что, вероятно, говорит о преадаптации для общения с людьми, в незнакомой ситуации собаки стремятся смотреть на лицо человека в ожидании сигналов, а волки – нет. Специалисты из группы Миклоши полагают, что это основное отличие в поведении является результатом селекции, которая превратила волков в собак в процессе их доместикации.

Собаки смотрят на людей в ожидании указаний; при решении задач собаки подражают действиям человека; собаки следят за жестами человека, такими как указание на объект, изменение позы или направление взгляда. Собаки даже обращают свой собственный взгляд в сторону человека и воспринимают ответный взгляд как коммуникативный сигнал. Диким волкам это не свойственно. Фактически волки могут воспринять длительный пристальный взгляд человека как признак угрозы.

Я предполагаю, что белый цвет склеры стал широко распространен у людей, поскольку он дал им возможность более эффективно общаться не только друг с другом, но также и с волкособаками, с которыми люди жили и охотились. Как только эти животные смогли по взгляду считывать команды, они стали еще более полезными партнерами на охоте, чем те псовые, которые просто быстро бегали и лучше, чем человек, распознавали запахи. Родственные собакам волки, очевидно, эволюционировали, чтобы лучше других псовых отслеживать взгляд, а собаки уже сами продолжили адаптироваться посредством изменений в поведении, связанных с обращением повышенного внимания к человеку.

Мне не удалось найти исследования, в которых определены генетические основания белого цвета склеры. Но раз этот факт установлен, тогда исследование геномов неандертальцев и людей современного типа должно показать наличие или отсутствие у них склеры белого цвета. Но если мутации склеры у людей современного типа случались чаще, возможно случайно, тогда эта особенность могла развить у людей способности к общению с псовыми и стимулировать доместикацию. Отсутствие склеры белого цвета у неандертальцев, если таковое будет установлено, возможно, затруднило их взаимодействие с волкособаками и со своими соплеменниками.

Сегодня люди любят заглянуть в глаза своим собакам, чтобы «прочесть» их эмоции; это необходимо для установления связи с животным. Собаки, по-видимому, чувствуют то же и потому смотрят в глаза хозяину, пытаясь общаться. Мутация, которая привела к появлению склеры белого цвета у людей, может рассматриваться как ключевой фактор, который помог взаимному общению людей и собак и стал инструментом выживания нашего вида, в отличие от неандертальцев.

Ископаемые останки и археологические находки говорят нам, что около 36 000 (калиброванных) лет назад существовала особая группа крупных псовых, которые необычайно часто встречаются на человеческих стоянках, особенно на тех, где современные люди с невиданным ранее успехом охотились на мамонтов и других крупных животных. Некая причина – вполне возможно, присутствие тех самых волкособак – дала людям возможность сохранять контроль над тушами в течение недель или даже месяцев. Животные останки на таких стоянках отличаются от тех, которые встречаются на более древних стоянках, не только вследствие резко выросшего количества мамонтовых туш, но также из-за избытка диких волков, а также песцов, рыжих лисиц и зайцев, которые впервые в истории стали особенно желанной добычей. Зубы этих животных использовались для изготовления кулонов и украшений, и это позволяет предположить, что у людей современного типа поменялось отношение к этим видам животных. Увеличилась площадь стоянок, их структура усложнилась, а время пребывания на них выросло. Плотность расположения таких стоянок стала выше, что говорит о непрерывном увеличении занимаемого пространства, количества жилищ, пищи и орудий труда, становившихся со временем доступными все большему числу людей.

Мы видим, что, начиная с момента прихода людей современного типа, территория, занимаемая неандертальцами, стала сокращаться, а число неандертальских стоянок уменьшаться, как и плотность размещения их орудий труда и останков добычи на все более мелких стоянках. Генетическое разнообразие неандертальцев также уменьшилось. Снизилась численность популяций пещерных медведей, гомотерий, пещерных львов и гиен – всех реальных или потенциальных конкурентов для людей современного типа. Снизилось генетическое разнообразие в популяциях пещерных медведей, а диета медведей, которые продолжали жить на территориях, населенных людьми современного типа, стала более вегетарианской, вероятно, чтобы ослабить конкуренцию с людьми. Площади умеренных лесов сократились, а их расположение смещалось все дальше и дальше на юг по мере расширения степей, заселенных мамонтами, численность которых увеличивалась.

Если люди современного типа действовали как инвазивный хищный вид, когда около 50 000–45 000 лет назад они вошли в экосистему Евразии, тогда многие особенности и странности ископаемых находок объяснимы. Люди современного типа стали особенно сильным высшим хищником благодаря своему союзу с другим высшим хищником. Ни один другой хищник не создавал союзов подобного масштаба, хотя иногда хищники пользуются сигналами или присутствием других видов для того, чтобы найти свежую тушу. Например, гиены наблюдают за стервятниками, а крик гиен может служить сигналом для львов. Но никто не оказался способен на превращение, подобное тому, какое дало возможность людям и бывшим волкам вместе жить, вместе охотиться и развивать сложные формы межвидового общения. Если появятся новые доказательства, которые подтвердят гипотезу о том, что люди современного типа усилили свою роль высших хищников благодаря союзу с волкособаками, тогда можно будет ответить практически на все оставшиеся вопросы о выживании современных людей и вымирании неандертальцев. На рисунке 14.2 художник Дэн Бурр изобразил, как мог бы выглядеть союз ранних людей и собак.

Хотя климатические изменения несомненно поспособствовали вымиранию неандертальцев, все же этот фактор не мог быть основным. Невозможно ответить на важнейший вопрос, почему неандертальцы не исчезли во время предыдущих холодных периодов, столь же суровых, как продолжительный период КИС 3. После передатировки различных стоянок исчезли свидетельства того, что во время КИС 3 неандертальцы удалились в южном направлении в зону более мягкого климата, чего можно было бы ожидать, если бы климатические изменения были основной причиной вымирания неандертальцев. Именно дополнительное давление, оказываемое со стороны инвазивного вида высшего хищника, который жестко конкурировал с неандертальцами и который нашел себе союзника в виде третьего в иерархии высшего хищника, отличало исторический период вымирания неандертальцев. Не только неандертальцы, но вся гильдия хищников оказалась под угрозой исчезновения вследствие появления людей современного типа, и многие хищники действительно вымерли.

Беспрецедентный союз людей современного типа с другим высшим хищником (волкособаками или некой разновидностью волков) мог оказаться последним фактором, который запустил процесс вымирания неандертальцев и многих других биологических видов, если только неандертальцы еще существовали в тот момент, когда появились волкособаки. Конечно, более холодный и сухой климат нанес серьезный ущерб местам обитания неандертальцев и многих других видов хищников – впрочем, серые волки и сегодня чаще встречаются в холодных климатических зонах. Возможно, непредсказуемый климат периода КИС 3 привел к сокращению численности популяции и географического распределения неандертальцев и других доисторических видов. К примеру, исследования глобального изменения климата показали, что на тех континентах, где во время последнего ледникового максимума установился более холодный и суровый климат, вымерло больше видов{255}. Впрочем, одно только изменение климата само по себе не могло привести к вымиранию неандертальцев. Проблемы возникли вследствие совместного влияния климатических изменений и выросшей внутри гильдии конкуренции, особенно для неандертальцев, чьи метаболические потребности были слишком высоки в холодные периоды. Мы видим классический трофический каскад, вызванный появлением людей современного типа, которое оказало влияние на все биологические виды в экосистеме.

15. Что произошло и почему

Идеи и свидетельства, которые я собрала в этой книге, составляют удивительно цельную теорию, в которой тем не менее осталось множество белых пятен и неопределенностей.

Около 42 000 лет назад, а может, немного раньше началось сокращение занимаемой неандертальцами территории и уменьшение или даже падение численности неандертальских стоянок, их размеров, плотности распределения орудий труда и останков добытых на охоте животных. Генетические исследования показывают, что примерно в это время генетическое многообразие неандертальцев прошло через «бутылочное горлышко» (то есть сильно сжалось), что почти наверняка связано с существенным сокращением численности популяции и ее разделением на небольшие группы{256}.

Через такое же «бутылочное горлышко» около 40 000 лет назад прошли восточные пещерные медведи, пещерные львы и пещерные гиены, о чем свидетельствуют их мтДНК, а наибольшее снижение генетического разнообразия произошло около 32 000 лет назад. Гомотериям Homotherium latidens, по-видимому, удалось просуществовать несколько дольше – они вымерли около 28 000 лет назад. Однако существует всего лишь два образца останков молодых особей этого вида, возраст которых меньше 200 000 лет. Таким образом, указанный временной период исчезновения гомотериев требует уточнения и подтверждения, поскольку между останками, имеющими возраст 28 000 лет, и более древними находками образовался слишком большой временной зазор. Возможно, гомотерии вымерли намного раньше прихода людей современного типа. Либо, как считают палеонтологи, обнаружившие самые «молодые» останки гомотериев, зубы животных этого вида (по которым проводилась датировка) могли по ошибке перепутать с зубами пещерных львов{257}. Как давно вымерли дикие собаки, тоже точно не известно, но предположительно это случилось в тот же период – от 40 000–35 000 лет назад{258}.

Указанные хронологические совпадения натолкнули меня на мысль искать общую причину (или две) этих явлений в действиях гоминин и хищников. Все плотоядные виды в Евразии составляли реальную или потенциальную конкуренцию людям современного типа, охотившимся на ту же добычу и зачастую обитающим в тех же пещерах и логовах{259}. Хотя генетическое многообразие в популяциях пещерного медведя уменьшилось, как и у самих неандертальцев, медведям, продолжавшим жить на занятых людьми современного типа территориях, пришлось адаптироваться к вегетарианской диете. Но нет никаких признаков того, что неандертальцы отреагировали на усиление конкуренции тем же способом, то есть изменением рациона питания. Площади умеренных лесных климатических зон сокращались, и ареал обитания некоторых конкурирующих плотоядных ограничился районами, уходившими все дальше и дальше на юг, поскольку северные мамонтовые степи и их обитатели захватывали все более протяженные территории. Волки были одним из немногих исключений из этого правила. Резюмируя, можно сказать, что приблизительно 40 000 лет назад в гильдии хищников началась масштабная перестройка, закончившаяся около 32 000 лет назад вымиранием или полным истреблением нескольких биологических видов.

Все эти виды умели выживать в условиях изменения климата, столь же сурового, как во время КИС 3, и все они успешно пережили сильное похолодание и изменение растительного мира. Результаты генетических исследований позволяют предположить, что популяции некоторых из этих биологических видов оказались раздроблены и жили в изолированных местах обитания, реколонизируя крупные территории только тогда, когда позволяли улучшившиеся условия жизни.

Изменение климата, несомненно, сопровождало и стимулировало вымирание неандертальцев и других исчезнувших теперь видов хищников эпохи плейстоцена, но оно не могло стать его главной причиной, поскольку в таком случае будет невозможно ответить на некоторые важнейшие вопросы. Нельзя объяснить климатическими изменениями, почему неандертальцы не вымерли во время предыдущего холодного климатического периода, который был таким же суровым и долгим, как и КИС 3. Если изменение климата заставило неандертальцев уйти на юг, чему, впрочем, нет веских доказательств, то почему они не смогли выжить и вернуться на северные территории после улучшения климатических условий? Изменение климата также не позволяет определить ни одной усовершенствованной или новой способности, которой обладали бы люди, но не обладали неандертальцы и владение которой позволило бы людям современного типа выжить, тогда как неандертальцы этого сделать не смогли. Изменение климата не позволяет объяснить, почему выжил только один вид гоминин, как и то, с чем связаны экстраординарные изменения состава археологических стоянок, созданных людьми современного типа в период между 40 000 и 30 000 лет назад.

Я считаю, что техническое достижение, которое сделало людей столь несокрушимыми и инвазивными в период с 50 000 лет назад и до наших дней, отчасти связано с их беспрецедентным союзом с другими биологическими видами, который мы называем доместикацией. Мы превратили волков в собак, затем, по прошествии многих сотен лет, муфлонов в коз, диких туров в домашний скот, диких кошек в домашних, а лошадей в быстрое транспортное средство. Мы сами научились перенимать характерные особенности других видов и использовать их, чтобы расширить свои собственные способности для выживания практически в любых условиях на планете.

Я предполагаю, что причиной вымирания неандертальцев стала совокупность климатических изменений и последствий прихода людей современного типа с их новыми способностями. Комплексное моделирование влияния климатических условий, деятельности людей и обоих этих факторов вместе, выполненное группой Грэхэма Прескотта с целью объяснить причины масштабного вымирания видов животных на всех пяти континентах, привело к аналогичным выводам{260}. Исследователи обнаружили, что превосходным климатическим предсказателем вымирания оказался темп снижения температуры за временной период, а вовсе не среднее ее значение. Другими словами, ключевым фактором стал именно темп, а не масштаб изменения климата. Биологическая адаптация – это медленный способ противостояния климатическим изменениям, тогда как поведенческая адаптация работает быстрее. Добавление к быстрому снижению температуры фактора появления людей современного типа и конкуренции улучшает соответствие между моделями Прескотта и реальностью. Весьма вероятно, что непредсказуемый климат периода КИС 3 сократил численность и географическое распространение популяций неандертальцев и других доисторических видов, поскольку, согласно результатам исследований глобального изменения климата, во время последнего ледникового максимума на континентах с более холодным и суровым климатом также произошло больше случаев вымирания видов. Но одно только изменение климата не могло быть той силой, которая привела к исчезновению неандертальцев, иначе они вымерли бы на много тысячелетий раньше.

Принимая во внимание высочайшую стабильность рациона питания неандертальцев и неизменность их орудий труда на протяжении сотен тысяч лет, можно заключить, что они крайне медленно осваивали новое и так же медленно меняли свой образ жизни. Выдающийся союз людей современного типа с другим высшим хищником (волкособакой) мог оказаться завершающей стратегией, которая сделала невозможным выживание неандертальцев и многих других видов хищников. Изменение климата и новая, усиленная форма внутригильдиевой конкуренции создали серьезнейшие трудности. Среди археологических и палеонтологических находок мы видим свидетельства классического трофического каскада, вызванного появлением высшего хищника. Именно это событие поспособствовало изменению взаимоотношений между всеми другими видами животных в экосистеме на фоне изменения климатических условий.

Предложенный мной вариант ответа на вопрос «почему неандертальцы вымерли, а мы нет?» имеет несколько сильных качеств.

Во-первых, мой сценарий учитывает значение конкуренции внутри гильдии, вызванной вторжением нового вида высшего хищника, а также важность сотрудничества с волкособаками как средства адаптации к климатическим изменениям. Данный подход помещает эволюцию гоминин в контекст эволюции млекопитающих с учетом экологической теории и практики. Используя методы инвазивной биологии для доказательства своей гипотезы, я смотрю на наших предков как на часть природы и экологического сообщества, а не как на отдельных существ, не подчиняющихся экологическим и биологическим законам. Люди – это животные: мы – млекопитающие, у нас те же базовые потребности, что у других млекопитающих, – еда, выживание, размножение, воспитание потомства. Мы придумали некоторые исключительные способы удовлетворения этих потребностей с помощью речи, орудий труда в самом широком смысле и сотрудничества как с собственным, так и с другими биологическими видами. Мы смогли расширить и генетически закрепить собственные физические способности, развив новые средства общения взглядом (и все другие возможные способы общения), сделав их более эффективными. Усовершенствованные способы общения помогли нам успешно добывать необходимые для выживания ресурсы. Вместе с тем мы не избавлены от некоторых жестких и неприятных проявлений реальной жизни на Земле. Если мы исчерпаем наши ресурсы, мы услышим тот же «похоронный звон», который уже прозвенел для многих видов до нас. Мы являемся влиятельной частью многих земных экосистем, и мы должны понимать свою роль и свою ответственность перед другими биологическими видами. Я думаю, что это жизненно важно.

Во-вторых, мой сценарий может объяснить вымирание неандертальцев, перестройку гильдии хищников и неожиданное появление граветтских мамонтовых мегастоянок. Если даже сотрудничество с волкособаками началось на несколько тысячелетий раньше, чем датируется самое древнее известное нам проявление такого сотрудничества (на сегодняшний день около 36 000 калиброванных лет назад), подобное поведенческое изменение могло стать важной частью адаптации ранних людей современного типа к конкуренции и изменению климата. Мне кажется, что, когда бы ни началась доместикация волкособак, поначалу она была не слишком эффективной и сопровождалась долгим периодом проб и ошибок. Доместикация первого животного была одним из самых значимых шагов, сделанных нашим видом в ходе эволюции, сравнимым с изобретением орудий труда. Доместикация других видов животных открыла для человека огромные возможности. Нам не нужно было, например, развивать способность очень быстро бегать ради трудноуловимой добычи; от нас потребовалось только заключить союз с другим видом, который двигается быстрее нас. Нам не нужно было развивать тонкое обоняние или острое зрение, поскольку мы смогли «позаимствовать» эти способности у волков. Благодаря доместикации стало возможным вторжение и рост человеческих популяций во многих местах обитания на разных континентах.

В-третьих, мне удалось объединить свежие открытия и находки генетических исследований. Часть из них, кажется, позволяет решить некоторые проблемы, другая же часть приводит к появлению большого числа новых вопросов. Вопросы вроде смешения неандертальцев с людьми современного типа, на которые, казалось, имелись однозначные ответы, теперь возникают снова, и достаточно часто. С увеличением объема информации и совершенствованием технических навыков исследователей-генетиков мы получаем возможность выйти за рамки анализа костей и камней из прошлого, чтобы добавить в междисциплинарную смесь фундаментальную биологию тех видов, которые мы изучаем.

В-четвертых, оценивая влияние климатических изменений и нашего объединения с другим хищником, я представила серию основанных на моей гипотезе прогнозов и смогла предоставить некоторые данные для оценки их точности. Новые сведения об образе жизни неандертальцев и древних людей современного типа в этот решающий исторический период появляются каждый день. Мы добываем новую информацию, делаем новые сравнения, получаем новые находки и развиваем новые методы анализа, которые постоянно в той или иной степени меняют наши представления.

Наконец, решающее значение имеет значительное усовершенствование и развитие методов датировки, поскольку они дают нам устойчивый хронологический каркас, на основе которого можно проверять и оценивать различные гипотезы. Передатировка образцов стала существенной составляющей методов получения новой информации и проверки старых и новых гипотез.

По мере развития палеоантропологии некоторые новые образцы обязательно удивят или шокируют нас; я думаю, что и неандертальцы, и ранние люди современного типа были намного сложнее и способнее, чем принято считать. Конечно, исследование и изучение нашего прошлого продолжается. Я надеюсь, что через несколько лет, снова пролистав эту книгу, я удивлюсь, как я (и не только я) могла так ошибаться.

У моей гипотезы, представленной в книге, есть и слабые стороны: оставшиеся без ответов вопросы, неоцененные количественно параметры, пробелы в доказательствах, белые пятна там, где у нас пока нет совсем никаких сведений. Датировки многих стоянок все еще не очень точны. Но оживленность и резонанс дискуссии, ведущейся как на популярном, так и на строго научном уровне, заставляют меня думать, что все разнообразные свидетельства начинают сходиться вместе. И как только это случится окончательно, мы сможем более осознанно и объективно посмотреть на свою роль в мировой экосистеме. Эта перспектива является необходимым первым шагом по направлению к равновесию между потребностями людей и других живых организмов на Земле. Мы сможем достичь больших успехов в сохранении биологического разнообразия и по-настоящему диких, нетронутых мест, когда сможем более ясно осознать те причины, которые этому препятствуют. Мы сможем более ясно увидеть место людей в природе.

Я думаю, что пришло время осознать, кем мы являемся на самом деле. Мы – захватчики. Если однажды, в условиях Земли, мы столкнемся с врагом и этим врагом окажется кто-то другой, а не мы сами – это будет настоящий триумф. Но для этого сначала должны произойти огромные изменения в нашем собственном поведении.

Иллюстрации

Рис. 1.1 «Мы встретили врага…» Иллюстрация Уолта Келли.

Рис. 3.1 Украшения или орнаменты, изготовленные из зубов животных. Рисунок 19.7 из публикации Nicholas J. Conard, "The demise of the Neanderthal cultural niche and the beginning of the Upper Paleolithic in southwestern Germany," in Neanderthal Lifeways, Subsistence and Technology," eds. Nicholas Conard and Jürgen Richter (New York: Springer).

Рис. 3.2 Останки, найденные на стоянке в гроте Дю-Ренн. © Ф. Кэррон и др., 2011.

Рис. 6.1 Хижина из костей мамонтов в Межириче. © Павел Дворский, 2011. Воспроизводится с разрешения правообладателя.

Рис. 7.1 Реинтродукция высших хищников. Рисунок 4 из статьи William J. Ripple, James A. Estes, Robert L. Beschta, Christopher C. Wilmers, Euan G. Ritchie, Mark Hebblewhite, Joel Berger, Bodil Elmhagen, Mike Letnic, Michael P. Nelson, Oswald J. Schmitz, Douglas W. Smith, Arian D. Wallach, and Aaron J. Wirsing, "Status and ecological effects of the world's largest carnivores." Science (January 10, 2014). Воспроизводится с разрешения AAAS.

Рис. 7.2 Волк, преследующий койота. Фотография Монти Деволда.

Рис. 7.3 Портрет волчицы «06». Уильям Кэмпбелл, Служба охраны рыбных ресурсов и диких животных США.

Рис. 8.1 Изменения численности популяций неандертальцев и современных людей. Рисунок 3 из статьи Paul Mellars and Jennifer C. French, "Tenfold population increase in western Europe at the Neandertal-to-modern human transition." Science (July 29, 2011). Воспроизводится с разрешения AAAS.

Рис. 8.2 «Стерильный» слой в пещере Гайссен-Клестерле. Рисунок 19.4 из публикации Nicholas J. Conard, "The demise of the Neanderthal cultural niche and the beginning of the Upper Paleolithic in southwestern Germany," in Neanderthal Lifeways, Sub-sistence and Technology," eds. Nicholas Conard and Jür-gen Richter (New York: Springer). © Тюбингенский университет, 2011.

Рис. 9.1 Влияние размера тела хищного животного на размер предпочитаемой жертвы. © Джеффри Матисон, 2014.

Рис. 10.1 След от острия метательного орудия на позвонке пещерного медведя. Рисунок 10 из статьи Susanne C. Münzel and Nicholas J. Conard, "Cave bear hunting in Hohle Fels Cave in the Ach Valley of the Swabian Jura." Revue de Paleobiologie 23 (2):877–885. © Тюбингенский университет, 2004.

Рис. 10.2 Увеличенная фотография медвежьего позвонка. Рисунок 11 из статьи Susanne C. Münzel and Nicholas J. Conard, "Cave bear hunting in Hohle Fels Cave in the Ach Valley of the Swa-bian Jura." Revue de Paleobiologie 23 (2):877–885. © Тюбингенский университет, 2004.

Рис. 10.3 Останки медведя в Холе-Фельс. Рисунок 5 из статьи C. Miinzel, Mathias Stiller, Michael Hofreiter, Alissa Mittnik, Nicholas J. Conard, and Hervé Bocherens, "Pleistocene bears in the Swabian Jura (Germany): Genetic replacement, ecological displacement, extinctions and survival." Quaternary International 245:225–237. © Тюбингенский университет, 2011.

Рис. 11.1 Костные останки мамонтов в Краков-Спаджице. © Петр Войтал. Воспроизведено с разрешения правообладателя.

Рис. 11.2 Расположение стоянок, где были найдены хижины из мамонтовых костей. © Джеффри Матисон, 2014.

Рис. 11.3 Миграция мамонтов. Карта построена по данным работы E. Palkopoulou et al. (2013), Holarctic genetic structure and range dynamics in the woolly mammoth. Proceedings of the Royal Society B 280:20131910. © Джеффри Матисон, 2014.

Рис. 12.1 Череп палеолитической собаки из пещеры Гойе. Рисунок 11 из статьи Mietje Germonpre, Mikhail V. Sablin, Rhiannon E. Stevens, Robert E. M. Hedges, Michael Hofreiter, Mathias Stiller, and Viviane R. Despres, "Fossil dogs and wolves from Palaeolithic sites in Belgium, the Ukraine and Russia." Journal of Archaeological Science 36 (2009):473–490. Воспроизведено с разрешения издательства Elsevier.

Рис. 12.2 Генетические связи между различными видами ископаемых и современных псовых. Рисунок 1 из статьи O. Thalmann et al., "Complete mitochondrial genomes of ancient canids suggest a European origin of domestic dogs." Science (November 15, 2013), 871–874. Воспроизведено с разрешения AAAS.

Рис. 12.3 Волчья охота на бизона, Йеллоустоунский национальный парк. Служба национального парка.

Рис. 12.4. Фрагмент глины из Дольни-Вестонице и Павлова. © Пэт Шипман с любезного позволения музея Дольни-Вестонице.

Рис. 13.1 Собака из Пршедмости, погребальный ритуал. © Матьё Жермонпре. Воспроизведено с разрешения правообладателя благодаря любезности сотрудников Моравского музея в Брно, Чехия.

Рис. 14.1 Три типа псовых. Рисунок 2 из статьи Sayoko Ueda, Gaku Kumagai, Yusuke Otaki, Shinya Yamaguchi, and Shiro Kohshima, "A comparison of facial color pattern and gazing behavior in canid species suggests gaze communication in gray wolves (Canis lupus).» PLoS One 9 (6): e98217. © Уеда и др., 2014. Воспроизведено с разрешения правообладателей.

Рис. 14.2 Ранние современные люди охотятся на мамонта с волкособаками. © Дэн Бурр, 2014.

Сноски

1

Неаборигенного, чужеродного вида, который может непредсказуемо повлиять на местную фауну и флору. – Прим. ред.

(обратно)

2

У каждого биологического вида (разных размеров, скорости размножения и т. п.) МЖП своя и может сильно варьироваться. – Прим. ред.

(обратно)

3

Аллель (от греч. allelon – друг друга, взаимно) – одна из возможных форм одного и того же гена. Аллели расположены в одинаковых участках (локусах) гомологичных (парных) хромосом; определяют варианты развития одного и того же признака, контролируемого данным геном. – Прим. пер.

(обратно)

4

Красный волк в мире еще существует, хотя весьма редок. Речь идет о вымирании на конкретной территории. – Прим. ред.

(обратно)(обратно)

Комментарии

1

См., например, Frazer T. K., Jacobi C. A., Edwards M. A., Barry S. C., Manfrino C. M. Coping with the Lionfish Invasion: Can Targeted Removals Yield Beneficial Effects? – Reviews in Fisheries Science. 20. 2012, 185–191.

(обратно)

2

Shipman P. The Cost of the Wild American Scientist. 100, 254–257.

(обратно)

3

Shipman P. Do the Eyes Have It? American Scientist. 100,198–201.

(обратно)

4

W. Kelly, «Pogo», .

(обратно)

5

Shipman P. The Animal Connection. New York: Norton, 2012.

(обратно)

6

Flannery T., Burney D. Fifty Millennia of Catastrophic Extinctions after Human Contact // Trends in Ecology and Evolution. 20. 2005, 395–401.

(обратно)

7

Там же, с. 395.

(обратно)

8

Martin P., Wright H. Pleistocene Extinctions. New Haven, CT: Yale University Press, 1967.

(обратно)

9

Trophic Downgrading of Planet Earth/Estes J., Terborgh J., Brashares J. et al. // Science. 333. 2011. P. 301–306.

(обратно)

10

Davidson I. Peopling the Last New Worlds: The First Colonisation of Sahul and the Americas Quaternary International. 285. 2013. P. 1–29; Looking for the Archaeological Signature in Australian Megafaunal Extinctions Field J., Wroe S., Trueman C. et al. Quaternary Internationally. 2013. P. 76–88; Wroe S., Field J., Grayson D. Megafaunal Extinctions: Climate, Humans and Assumptions Trends in Ecology and Evolution. 21. 2006. P. 51–52.

(обратно)

11

An Ecological Context for the Role of Large Carnivores in Conserving Biodiversity Ray J., Redford K., Stenecke R. et al. Large Carnivores and the Conservation of Biodiversity. Washington, DC: Island Press. 2005. P. 15.

(обратно)

12

Hortola P., Martfnez-Navarro B. The Quaternary Megafaunal Extinction and the Fate of Neanderthals: An Integrative Working Hypothesis Quaternary International. 295. 2013. P. 69–72.

(обратно)

13

Executive Order 13112 of February 3, 1999, Invasive Species Federal Register 64, no. 25, February 8,1999, Presidential Documents 6183.

(обратно)

14

Executive Order 13112 of February 3, 1999, Invasive Species Federal Register 64, no. 25, February 8,1999, Presidential Documents 6183.

(обратно)

15

Vermeij G. J. Invasion as Expectation: A Historical Fact of Life // Species Invasions: Insights into Ecology, Evolution, and Biogeography. Sunderland, MA: Sinauer Associates. 2005, 315–339.

(обратно)

16

Minimum Viable Population Size: A Meta-Analysis of 30 Years of Published Estimates/Traill L., Corey J., Bradshaw C. et al. // Biological Conservation. 1339. 2007, 159–166.

(обратно)

17

O'Connell J., Allen J. The Restaurant at the End of the Universe: Modelling the Colonisation of Sahul // Australian Archaeology. 74. 2012, 5–31.

(обратно)

18

Davidson I. Peopling the Last New Worlds: The First Colonisation of Sahul and the Americas // Quaternary International. 285. 2013, 1–29.

(обратно)

19

Williams A. A New Population Curve for Prehistoric Australia // Proceedings of the Royal Society B. 280. 2013. 20130486, ; O'Connell and Allen, «Restaurant at the End of the Universe.»

(обратно)

20

Watson T. Who Were the First Australians, and How Many Were There? // Science Now. 23 апреля 2013. Цитата Алана Вильямса.

(обратно)

21

Lockwood J., Hoopes M., Marchetti M. Invasion Ecology (Maiden, MA: Blackwell, 2007); A Proposed Unified Framework for Biological Invasions/Blackburn T., Pysek P., Bacher S. et al. // Trends in Ecology and Evolution. 26. 2011, 333–339, doi:10.1016/j.tree.2011.03.023; Grasping at the Routes of Biological Invasions: A Framework for Integrating Pathways into Policy/Hulme P., Bacher S., Kenis M. et al. // Journal of Applied Ecology AS. 2008, 403–414.

(обратно)

22

Leakey R., Lewin R. The Sixth Extinction. New York: Anchor Books, 1996; Kolbert E. The Sixth Extinction: An Unnatural History. New York: Henry Holt, 2014.

(обратно)

23

Wilcove D., Rothstein D., Dubow J. et al., «Quantifying h reats to Imperiled Species in the United States,» BioScience 48 (1998): 607–615; Sala O., Chapin III F.,S., Armesto J., et al., «Global Biodiversity Scenarios for the Year 2100,» Science 287 (2000): P. 1770–1774.

(обратно)

24

Clavero M., Garcia-Berthou E. Invasive Species Are a Leading Cause of Animal Extinctions // Trends in Ecology and Evolution. 20. 2005, 110.

(обратно)

25

Elton C. The Ecology of Invasions by Animals and Plants. London: Methuen, 1958. На русском языке книга была опубликована в 1960 г. Издательством иностранной литературы: Элтон Ч. Экология нашествий животных и растений/Пер. с англ. под ред. Н. П. Наумова. – М.: Издательство иностранной литературы, 1960.

(обратно)

26

Krings M., Geisert H., Schmitz R. et al. DNA Sequence of the Mitochondrial Hypervariable Region II from the Neandertal Type Specimen // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 96. 1999, 5581.

(обратно)

27

Krings M., Stone A., Schmitz R. et al. Neandertal DNA Sequences and the Origin of Modern Humans // Cell. 90. 1997, 19–30; Green R., Krause J., Ptak S. et al. Analysis of One Million Base Pairs of Neanderthal DNA // Nature. 444. 2006, 330–336; Noonan J. Neanderthal Genomics and the Evolution of Modern Humans // Genome Research. 20. 2010, 547–553; Noonan J., Coop G., Kudaravalli S. et al. Sequencing and Analysis of Neanderthal Genomic DNA // Science. 314. 2006, 1113–1118; Green R., Krause J., Briggs A. et al. A Draft Sequence of the Neandertal Genome // Science. 328. 2010, 710–722. doi: 10.1126/science.H88021; Priifer K., Racimo F., Patterson N. et al. The Complete Genome Sequence of a Neanderthal from the Altai Mountains // Nature. 505. 2014, 43–49. doi: 10.1038/naturel2886

(обратно)

28

Neanderthal Genome Yields Insights into Human Evolution and Evidence of Interbreeding with Modern Humans // Science News. 6 мая 2010.

(обратно)

29

Neanderthal Genome Yields Insights into Human Evolution and Evidence of Interbreeding with Modern Humans // Science News. 6 мая 2010.

(обратно)

30

Eriksson A., Manica А. Effect of Ancient Population Structure on the Degree of Polymorphism Shared between Modern Human Populations and Ancient Hominins // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 109. 2012, 13965–13960.

(обратно)

31

Prüfer K., Racimo F., Patterson N. et al. The Complete Genome Sequence of a Neanderthal from the Altai Mountains // Nature. 505 no. 7481. 2014, 43–49, doi: 10.1038/naturel2886

(обратно)

32

Sarah Tischkoff, из личных разговоров с автором, 5 февраля 2014.

(обратно)

33

Vernot B., Akey J. M. Resurrecting Surviving Neandertal Lineages from Modern Human Genomes // Science Express. 29 января 2014, 1–4, doi 2014/0.1126/science.l245938

(обратно)

34

Froehle A., Churchill S. Energetic Competition between Neandertals and Anatomically Modern Humans // Paleoanthropology. 2009, 96–116; Ruff C., Trinkaus E., Holliday T. Body Mass and Encephalization in Pleistocene Homo // Nature. 387. 1997, 173–176; Ruff C., из личных разговоров с автором, 25 июля 2012 г.

(обратно)

35

Bar-Yosef O., Bordes J. G. Who Were the Makers of the Chatelperronian Culture? // Journal of Human Evolution. 59. 2010, 586–593; Higham T., Jacobi R., Julien M. et al. Chronology of the Grotte du Renne (France) and Implications for the Context of Ornaments and Human Remains within the Chatelperronian // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 107. 2010, 20234–20239; Gravina B., Mellars R., Bronk Ramsey C. Radiocarbon Dating of Interstratified Neanderthal and Early Modern Human Occupations at the Chatelperronian Typesite // Nature. 438. 2005, 51–56; Mellars P., Gravina B., Bronk Ramsey C. Confirmation of Neanderthal/Modern Human Interstratification at the Chatelperronian Type-Site // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 104. 2006, 3657–3662; Zilhao J., d'Errico F., Bordes J.-G. et al. Analysis of Aurignacian Interstratification at the Chatelperronian Type Site and Implications for the Behavioral Modernity of Neandertals // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 103. 2006, 12643–12648.

(обратно)

36

Caron F., d'Errico F., Del Moral P. et al. The Reality of Neandertal Symbolic Behavior at the Grotte du Renne, Arcy-sur-Cure, France // PLoS ONE. 6. 2011. e21545, doi: 10.1371/journal.pone.0021545.

(обратно)

37

Wood R., Barroso-Ruiz C., Caparros M. et al. Radiocarbon Dating Casts Doubt on the Chronology of the Middle to Upper Palaeolithic Transition in Southern Iberia // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 110. 2013, 2781–2786, doi: 10.1073/Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 1207656110.

(обратно)

38

Higham T., Douka K., Wood R. et al. The Timing and Spatio-Temporal Patterning of Neanderthal Disappearance // Nature. 512. 2014, 306–309, doi: 10.1038/naturel3621. Supplementary Methods

(обратно)

39

Wood R., Douka K., Boscato P. et al. Testing the ABOx-SC Method: Dating Known-Age Charcoals Associated with the Campanian Ignimbrite // Quaternary Geochronology. 9. 2012, 16–26.

(обратно)

40

Wood R. et al. Radiocarbon Dating Casts Doubt. 4.

(обратно)

41

Callaway E. Date with History // Nature. 485. 2013, 27–29; Pinhasa R., Higham T., Golovanova L. et al. Revised Age of Late Neanderthal Occupation and the End of the Middle Paleolithic in the Northern Caucasus // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 108. 2011, 8616.

(обратно)

42

Amos J. Last-Stand Neanderthals Queried // BBC News. 05.02.2013 г. -environment-21330194

(обратно)

43

T. Higham, из личных разговоров с автором, 28 июня 2013.

(обратно)

44

Golovanova L., Doronichev B., Cleghorn N. et al. Significance of Ecological Factors in the Middle to Upper Paleolithic Transition // Current Anthropology. 51. 2010, 655–691.

(обратно)

45

Pinhasa et al. Revised Age of Late Neanderthal Occupation.

(обратно)

46

Higham T., Basell L., Jacobi R., Wood R. et al. Testing Models for the Beginnings of the Aurignacian and the Advent of Figurative Art and Music: The Radiocarbon Chronology of Geissenklösterle // Journal of Human Evolution. 62. 2012, 665.

(обратно)

47

Higham T., Compton T., Stringer C. et al. The Earliest Evidence for Anatomically Modern Humans in Northwestern Europe // Nature. 479. 2011, 521–524, doi: 10.1038/naturel0484

(обратно)

48

Higham T. et al. Timing and Spatio-Temporal Patterning.

(обратно)

49

Savoleinen P., Leitner T., Wilton A. et al. A Detailed Picture of the Origin of the Australian Dingo, Obtained from the Study of Mitochondrial DNA // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 101. 2004, 12387–12390.

(обратно)

50

Shipman P. The Animal Connection.

(обратно)

51

Zalasiewicz J., Williams M., Smith A. et al. Are We Now Living in the Anthropocene? // GSA Today 18. N. 2. 2008, 4–8, doi: 10.1130/GSAT01802A. l; Zalasiewicz J., Williams M., Steffen W. et al. The New World of the Anthropocene // Environmental Science and Technology. 44. 2010, 2228–2231; Crutzen P., Stoermer E. Tie Anthropocene // Global Change Newsletter. 41. 2000, 17–18.

(обратно)

52

MiiHer U., Pross J., Tzedakis P. et al. The Role of Climate in the Spread of Modern Humans into Europe // Quaternary Sciences Review. 30. 2011, 273–279; Хороший обзор представлен в публикации Национального центра климатических данных A Paleo Perspective on Abrupt Climate Change ().

(обратно)

53

Lowe J., Barton N., Blockley S. et al. Volcanic Ash Layers Illuminate the Resilience of Neanderthals and Early Modern Humans to Natural Hazards // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 109. 2012, 13532–13537, doi: 10.1073/pnas.l204579109; Hublin J.-J. Hie Earliest Modern Human Colonization of Europe // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 109. 2012, 13471–13472.

(обратно)

54

Lowe et al. Volcanic Ash Layers. 13532.

(обратно)

55

Lowe et al. Volcanic Ash Layers, с. 13536.

(обратно)

56

Arensburg B. Human Remains from Geula Cave, Haifa // Bulletins et memoires de la Societe dAnthropologie de Paris. 14. 2002, 141–148.

(обратно)

57

Shea J. The Archaeology of an Illusion: Hie Middle Paleolithic Transition in the Levant // Vie Lower and Middle Palaeolithic in the Middle East and Neighboring Regions. Eds. J.-M. Le Tensorer, R. Jagher, and M. Otte (Basel Symposium, Eraul, Liege). 2008, 169–182.

(обратно)

58

Brown K., Marean C., Jacobs Z. et al. An Early and Enduring Advanced Technology Originating 71,000 Years Ago in South Africa // Nature. 491. 2012, 590–593.

(обратно)

59

Shea. Archaeology of an Illusion. 177.

(обратно)

60

Demeter F., Shackelford L., Bacon A.-M. et al. Anatomically Modern Human in Southeast Asia (Laos) by 46 ka // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 109. 2012, 14375–14380.

(обратно)

61

Pierret A., Zeitoun V., Forestier H. Irreconcilable Differences between Stratigraphy and Direct Dating Cast Doubts upon the Status of Tam Pa Ling Fossil // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 109. 2012. E3523, . 1216774109; см. также Demetera F., Shackleford L., Westaway K. et al. Reply to Pierret et al.: Stratigraphic and Dating Consistency Reinforces the Status of Tam Pa Ling Fossil // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 109. 2012. E3524-E3525.

(обратно)

62

Bae C., Wang W., Zhao J. et al. Modern Human Teeth from Late Pleistocene Luna Cave (Guangxi, China) // Quaternary International (принята к печати), исправленная редакция доступна онлайн с 28 июля 2014 г.

(обратно)

63

Higham et al. Earliest Evidence for Anatomically Modern Humans; Benazzi S., Douka K., Fornai C. et al. Early Dispersal of Modern Humans in Europe and Implications for Neanderthal Behavior // Nature. 479. 2011, 525–528; Higham T., Stringer C., Douka K. Dating Europe's Oldest Modern Humans // British Archaeology. Январь – февраль 2012 г., с. 24–29.

(обратно)

64

Trinkaus E., Moldovan O., Milota S. et al. An Early Modern Human from the Pestera cu Oase, Romania // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 100. 2003, 11231–11236; Higham et al. Dating Europe's Oldest.

(обратно)

65

Finlayson C. Neanderthals and Modern Humans: An Ecological and Evolutionary Perspective/Cambridge: Cambridge University Press. 2004.

(обратно)

66

Finlayson C. Neanderthals and Modern Humans: An Ecological and Evolutionary Perspective/Cambridge: Cambridge University Press. 2004, с. 153.

(обратно)

67

Finlayson C. Neanderthals and Modern Humans: An Ecological and Evolutionary Perspective/Cambridge: Cambridge University Press. 2004, с. 154.

(обратно)

68

Cahill A., Aiello-Lammens M., Fisher-Reid M. et al. How Does Climate Change Cause Extinction? // Proceedings of the Royal Society B. 280. 2013, 2–3.

(обратно)

69

Finlayson C. Neanderthals and Modern Humans. 153.

(обратно)

70

См. обсуждение в книге Trinkaus E., Shipman P. The Neanderthals/New York: Knopf. 1992.

(обратно)

71

C. Marean, из личных разговоров с автором, 25 января 2014 г.

(обратно)

72

Gause G. F. The Struggle for Existence/Baltimore: Williams & Wilkins. 1934.

(обратно)

73

Hardin G. The Competitive Exclusion Principle // Science. 131. 1960, 1292–1297.

(обратно)

74

Terborgh J., Holt R., Estes J. Trophic Cascades: What They Are, How They Work, and Why They Alter // Trophic Cascades: Predators, Prey, and the Changing Dynamics of Nature. Eds. J. Terborgh, J. Estes/Washington, DC: Island Press. 2010, 7.

(обратно)

75

См. Mac Arthur R., Wilson E. O. The Theory of Island Biogeography. 1967; Репринт Princeton, NJ: Princeton University Press, 2001.

(обратно)

76

Portmann A. A Zoologist Looks at Humankind/New York: Columbia University Press. 1990; Smith T., Tafforeau P., Reid D. et al. Dental Evidence for Ontogenetic Differences between Modern Humans and Neanderthals // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 107. 2010, 20923–20928.

(обратно)

77

Roemer G., Gompper M., Van Valkenburgh V. The Ecological Role of the Mammalian Mesocarnivore // Bioscience. 59. 2009, 165–173.

(обратно)

78

Grinnell J. The Origin and Distribution of the Chestnut-Backed Chickadee // The Auk (American Ornithologists' Union). 21. 1904, 364.

(обратно)

79

Van Valkenburgh B. Tracking Ecology over Geological Time: Evolution within Guilds of Vertebrates // Trends in Evolution and Ecology. 10. 1995, 71–76; Ripple W., Van Valkenburgh B. Linking Top-Down Forces to the Pleistocene Megafaunal Extinctions // Bioscience. 60. 2010, 516–526.

(обратно)

80

Patou-Mathis M. Neanderthal Subsistence Behaviours in Europe // International Journal of Osteoarchaeology. 10. 2000, 379–395; Grayson D., Delpech F. The Large Mammals of Roc de Combe (Lot, France): The Chatelperronian and Aurignacian // Journal of Anthropological Archaeology. 27. 2008, 338–362; Grayson D., Delpech F. Changing Diet Breadth in the Early Upper Paleolithic of Southwestern France // Journal of Archaeological Science. 25. 1998, 1119–1130; Grayson D., Delpech F. Specialized Early Upper Paleolithic Hunters in Southwestern France? // Journal of Archaeological Science. 29. 2002, 1439–1449; Grayson D., Delpech F. Ungulates and the Middle-to-Upper Paleolithic Transition at Grotte XVI (Dordogne, France) // Journal of Archaeological Science. 30. 2003, 633–640; Grayson D., Delpech F. Pleistocene Reindeer and Global Warming // Conservation Biology. 19. 2005, 557–562; Grayson D., Delpech F. Was There Increasing Dietary Specialization across the Middle-to-Upper Paleolithic Transition in France?/When Neanderthals and Modern Humans Met, ed. N. Conard. Tubingen: Kerns Verlag. 2006, 377–417; Grayson D., Delpech F., Rigaud J.-Ph. et al. Explaining the Development of Dietary Dominance by a Single Ungulate Taxon at Grotte XVI, Dordogne, France // Journal of Archaeological Science. 28. 2001, 115–125; Stiner M. Honor among Thieves: A Zooarchaeological Study of Neandertal Ecology. Princeton, NJ: Princeton University Press. 1994.

(обратно)

81

Stringer C., Finlayson J. C., Barton R. et al. Neanderthal Exploitation of Marine Mammals in Gibraltar // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 105. 2008, 14319–14324.

(обратно)

82

Bar-Yosef O. Eat What Is There: Hunting and Gathering in the World of Neanderthals and Their Neighbors // International Journal of Osteoarchaeology. 14. 2004, 333–342, doi: 10.1002/oa.765.

(обратно)

83

Richards M., Trinkaus E. Isotopic Evidence for the Diets of European Neanderthals and Early Modern Humans // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 106. 2009, 16034–16039.

(обратно)

84

Richards M., Pettitt P., Stiner M. et al. Stable Isotope Evidence for Increasing Dietary Breadth in the European Mid-Upper Paleolithic // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 98. 2001, 6528–6532, doi: 1073/Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 111155298; Kuhn S., Stiner M. C. What's a Mother to Do? The Division of Labor among Neandertals and Modern Humans in Eurasia // Current Anthropology. 47. 2006, 953–980.

(обратно)

85

Bocherens H., Drucker D. Dietary Competition between Neanderthals and Modern Humans: Insights from Stable Isotopes/When Neanderthals and Modern Humans Met. Tubingen: Kerns Verlag. 2006, 129.

(обратно)

86

Bocherens H., Drucker D. Dietary Competition between Neanderthals and Modern Humans: Insights from Stable Isotopes/When Neanderthals and Modern Humans Met. Tubingen: Kerns Verlag. 2006, 136.

(обратно)

87

Bocherens H. Diet and Ecology of Neanderthals: Implications from C and N Isotopes/Neanderthal Life-ways, Subsistence and Technology: One Hundred Fifty Years of Neanderthal Study. New York: Springer. 2011, 73–85.

(обратно)

88

Fabre V., Condemi S., Degioanni A. et al. Neanderthals versus Modern Humans: Evidence for Resource Competition from Isotopic Modelling // International Journal of Evolutionary Biology. 2011. Article ID 689315, doi: 10.4061/2011/689315.

(обратно)

89

Salazar-Garcia D., Power R., Sanchis Serra A. et al. Neanderthal Diets in Central and Southeastern Mediterranean Iberia // Quaternary International. 318. 2013, 3–18; Salazar-Garcia D. Isotopos, dieta y movilidad en el Pais Valenciano: Aplicacion a restos humanos del Paleolitico medio alNeolitico final (Isotopes, Diet and Mobility in the Valencian Region; Application to Human Remains of the Middle Paleolithic and Final Neolithic) Ph. D. diss., Universitat de Valencia, 2012.

(обратно)

90

Stringer et al. Neanderthal Exploitation of Marine Mammals.

(обратно)

91

Shipman P. Separating 'Us' from 'Them': Neanderthal and Modern Human Behavior // Proceedings of the National Academy of Sciences USA. 105. 2008, 14241–14242.

(обратно)

92

Это наблюдение было сделано Кертисом Марином в личном разговоре со мной 27 января 2014 г.

(обратно)

93

Egelund C. Carcass Processing Intensity and Cutmark Creation: An Experimental Approach // Plains Anthropologist. 48. № 184. 2003, 39–51.

(обратно)

94

Kuhn, Stiner. What's a Mother to Do?

(обратно)

95

Higham et al. Timing and Spatio-Temporal Patterning.

(обратно)

96

Germonpre M., Udrescu M., Fiers E. Possible Evidence of Mammoth Hunting at the Neanderthal Site of Spy (Belgium) // Quaternary International. 2012. 337, 28–42.

(обратно)

97

Kay C. Are Ecosystems Structured from the Top-Down or from the Bottom-Up?/Wilderness and Political Ecology: Aboriginal Influences and the Original State of Nature. Salt Lake City: University of Utah Press. 2002, 215–237.

(обратно)

98

Wilczyriski J., Wojtal P., Sobczyk K. Spatial Organization of the Gravettian Mammoth Hunters' Site at Krakow Spadzista (Southern Poland) // Journal of Archaeological Science. 39. 2012, 3627–3642; Soffer O. The Upper Paleolithic of the Central Russian Plain. San Diego: Academic Press. 1985; Klein R. Ice-Age Hunters of the Ukraine. Chicago: University of Chicago Press. 1973.

(обратно)

99

Ripple W., Estes J., Beschta R. et al. Status and Ecological Effects of the World's Largest Carnivores // Science. 343. 2014, 152. doi: 10.1126/science.1241484.

(обратно)

100

Borer E., Halpern B., Seabloom E. Asymmetry in Community Regulation: Effects of Predators and Productivity // Ecology. 87..2006, 2813–2820.

(обратно)

101

Ripple et al. Status and Ecological Effects.

(обратно)

102

Fritz S., Stephensen R., Haynes R. et al. Wolves and Humans. Wolves – Their Behavior // Ecology, and Conservation. Eds. D. Mech and L. Boitani (Chicago: University of Chicago Press, 2003), 294.

(обратно)

103

Kay. Are Ecosystems Structured from the Top-Down?

(обратно)

104

Smith D., Peterson R., Houston D. Yellowstone after Wolves // Bioscience. 53. 2003, 330–340.

(обратно)

105

Laundre J. W., Hernandez L., Ripple W. J. The Landscape of Fear: Ecological Implications of Being Afraid // Open Ecology Journal. 3. 2010, 1–7.

(обратно)

106

D. Smith, E. Bang. Reintroduction of Wolves to Yellowstone National Park: History, Values and Ecosystem Restoration. Reintroduction of Top-Order Predators. Eds. M. Hayward, M. Somers (London: Blackwell, 2009), 92–124.

(обратно)

107

C. Wilmers, R. Crabtree, D. Smith et al., "Trophic Facilitation by Introduced Top Predators: Grey Wolf Subsidies to Scavengers in Yellowstone National Park "Journal of Animal Ecology 72 (2003): 909–916.

(обратно)

108

R. Crabtree and S. Sheldon, «The Ecological Role of Coyotes on Yellowstone's Northern Range,» in Carnivores in Ecosystems: The Yellowstone Experience, eds. T. W. Clark, A. P. Curlee, S. C. Minta, and P. M. Kareiva (New Haven, CT: Yale University Press, 1999), 127–163.

(обратно)

109

F. Palomares and T. Caro, «Interspecific Killing among Mammalian Carnivores,» American Naturalist 153 (1999): 492–508.

(обратно)

110

Crabtree and Sheldon, «Hie Ecological Role of Coyotes.»

(обратно)

111

D. Smith, R. Peterson, and D. Houston, «Yellowstone after Wolves.»

(обратно)

112

C. Wilmers, R. Crabtree, D. Smith et al., «Resource Dispersion and Consumer Dominance: Scavenging at Wolf– and Hunter-Killed Carcasses in Greater Yellowstone, USA,» Ecology Letters 6 (2003): 996–1003, doi: 10.1046/j.l461–0248.2003.00522.x; Wilmers et al., «Trophic Facilitation.»

(обратно)

113

P. Zarnetske, D. Skelly, and M. Urban, «Biotic Multipliers of Climate Change,» Science 336 (2012): 1516–1518.

(обратно)

114

Из личных разговоров автора с несколькими фермерами в долине Парадайз, 2 августа 2012 г.; D. Mech, «Wolf Restoration to the Adirondacks and Advantages and Disadvantages of Public Participation in the Decisions,» in Wolves and Human Communities: Biology, Politics, and Ethics, eds. V. Sharpe, B. Noron, and S. Donnelly (Washington, DC: Island Press, 2000), 13–22; V. Geist, «When Do Wolves Become Dangerous to Humans?» September 29, 2007, -content/uploads/2012/05/Geist-when-do-wolves-become-dangerous-to-humans-pt-l.pdf.

(обратно)

115

R. Wood, T. Higham, T. de Torres et al., «A New Date for the Neanderthals from El Sidron Cave (Asturias, Northern Spain),» Archaeometry 55 (2013): 148–158, doi: 10.1111/).1475–4754.2012.00671.x; T. de Torres, J. Ortiz, R. Grim et al., «Dating of the Hominid {Homo neanderthalensis) Remains Accumulation from El Sidron Cave (Borines, Asturias, North Spain): An Example of Multi-Methodological Approach to the Dating of Upper Pleistocene Sites,» Archaeometry 52 (2010): 680–705, doi: 10.1111/j/1475–4754.2009.00671.x.

(обратно)

116

J. Bermudez de Castro and P. Perez, «Enamel Hypoplasia in the Middle Pleistocene Hominids from Atapuerca (Spain),» American Journal of Physical Anthropology 96 (1995): 301–314; D. Guatelli-Steinberg, C. S. Larsen, and D. L. Hutchinson, «Prevalence and the Duration of Linear Enamel Hypoplasia: A Comparative Study of Neandertals and Inuit Foragers,» Journal of Human Evolution 47 (2004): 65–84.

(обратно)

117

A. Rosas, E. Martinez, J. Canaveras et al., «Paleobiology and Comparative Morphology of a Late Neanderthal Sample from El Sidron, Asturias, Spain,» Proceedings of the National Academy of Sciences USA 103 (2006): 19266–19271.

(обратно)

118

A. Defleur, O. Dutour, H. Valladas et al., «Cannibals among the Neanderthals?» Nature 362 (1993): 214.

(обратно)

119

A. Defleur, T. White, P. Valensi et al., «Neanderthal Cannibalism at Moula-Guercy, Ardeche, France,» Science 286 (1999): 128–131.

(обратно)

120

Bar-Yosef, «Eat What Is There,» 338.

(обратно)

121

P. Mellars and J. French, «Tenfold Population Increase in Western Europe at the Neandertal-to-Modern Human Transition,» Science 333 (2011): 623–627.

(обратно)

122

См., например, O. Bar-Yosef and J.-G. Bordes, «Who Were the Makers of the Chatelperronian Culture?» Journal of Human Evolution 59 (2010): 586–593; T. Higham, R. Jacobi, M. Julien et al., «Chronology of the Grotte du Renne (France) and Implications for the Context of Ornaments and Human Remains within the Chatelperronian,» Proceedings ofthe National Academy of Sciences USA 107 (2010): 20234–20239.

(обратно)

123

P. Shipman, не опубликовано. Убрав данные, основанные на шательперонских стоянках, я получила следующие оценки: количество стоянок: N = 26 мустьерских и 147 ориньякских. Пересчитанная плотность распределения орудий, шт/м2/1000 лет: для девяти мустьерских стоянок среднее значение составляет 6,6; для 12 ориньякских – 1,76. Тест Манна – Уитни показывает, что это отличие статистически значимо, значение параметра p < 0,002. Масса мяса: для мустьерских стоянок нет данных, поэтому невозможно провести статистическое сравнение с ориньякскими стоянками, для которых среднее значение (по 15 стоянкам) составляет 152,8 кг. Площадь стоянок: средняя площадь пяти мустьерских стоянок составляет 110 м2, тогда как средняя площадь 12 ориньякских стоянок равна 243,8 м2. Хотя ориньякские стоянки очевидно больше по размерам, чем мустьерские, статистическое сравнение лишено смысла из-за влияния многих факторов на площадь раскопок (финансирование, количество исследователей в группе, проводившей раскопки, географические факторы). За дополнительными разъяснениями по процедуре и сравнениями можно обратиться к статье Мелларс и Френч «Десятикратное увеличение популяции» (Mellars and French, «Tenfold Population Increase»).

(обратно)

124

B. Hockett and J. Haws, «Nutritional Ecology and the Human Demography of Neandertal Extinction,» Quaternary International 137 (2005): 21–34, doi: 10.1016/j. quaint. 2004.11.017; B. Hockett, «The Consequence of Middle Paleolithic Diets on Pregnant Neandertal Women,» Quaternary International 264 (2011): 78–82; L. Dalen, L. Orlando, B. Shapiro et al., «Partial Genetic Turnover in Neanderthals: Continuity in the East and Population Replacement in the West,» Molecular Biology and Evolution 29 (2012): 1893–1897.

(обратно)

125

N. Conard, «The Demise of the Neanderthal Cultural Niche and the Beginning of the Upper Paleolithic in Southwestern Germany,» in Neanderthal Lifeways, Subsistence, and Technology: One Hundred Fifty Years of Neanderthal Study, eds. N. Conard and J. Richter (New York: Springer, 2011), 228.

(обратно)

126

N. Conard, «Changing View of the Relationship between Neanderthals and Modern Humans,» in When Neanderthals and Modern Humans Met, ed. N. Conard (Tubingen: Verlag, 2006), 11.

(обратно)

127

Higham et al., «The Timing and Spatio-Temporal Patterning.»

(обратно)

128

D. Adler, O. Bar-Yosef, A. Belfer-Cohen et al., «Dating the Demise: Neanderthal Extinction and the Establishment of Modern Humans in the Southern Caucasus,» Journal of Human Evolution 55 (2008): 817–833; Pinhasa etal., «Revised Age of Late Neanderthal Occupation»; J.-M. Lopez-Garcia, H.-A. Blain, M. Bennasar et al., «Heinrich Event 4 Characterized by Terrestrial Proxies in South-western Europe,» Climate of the Past 9 (2013): 1053–1064.

(обратно)

129

Higham et al., «Testing Models for the Beginnings of the Aurignacian.»

(обратно)

130

C. Finlayson, F. Pacheco, J. Rodriguez-Vidal et al., «Late Survival of Neanderthals at the Southernmost Extreme of Europe,» Nature 443 (2006): 850–853.

(обратно)

131

Dalen et al., «Partial Genetic Turnover in Neanderthals.»

(обратно)

132

Defleur et al., «Neanderthal Cannibalism at Moula-Guercy»; Rosas et al., «Paleobiology and Comparative Morphology of a Late Neanderthal Sample.»

(обратно)

133

S. Churchill, R. Franciscus, H. McKean-Peraza et al., «Shanidar 3 Neandertal Rib Puncture Wound and Paleolithic Weaponry», Journal of Human Evolution 57 (2009): 163–178, doi: 10.1016/j. jhevol. 2009.05.010.

(обратно)

134

F. Ramirez Rozzi, F. d'Errico, M. Vanhaeren et al., «Cutmarked Human Remains Bearing Neandertal Features and Modern Human Remains Associated with the Aurignacian at Les Rois,» Journal of Anthropological Science 87 (2009): 153–185.

(обратно)

135

C. Finlayson, The Human Who Went Extinct; Why Neanderthals Died Out and We Survived (New York: Oxford University Press, 2009), 118–119.

(обратно)

136

Froehle and Churchill, «Energetic Competition between Neandertals and Anatomically Modern Humans»; L. Aiello and P. Wheeler, 2003. «Neanderthal Thermoregulation and the Glacial Climate,» in Neanderthals and Modern Humans in the European Landscape during the Last Glaciation, eds. T. van Andel and W. Davies (Cambridge: McDonald Institute for Archaeological Research, University of Cambridge, 2003), 147–166; S. Churchill, «Bioenergetic Perspectives on Neandertal Thermoregulatory and Activity Budgets,» in Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives, eds. K. Harvatiand T. Harrison (Dordrecht: Springer, 2006), 113–131; M. Sorensen and W. Leonard, «Neanderthal Energetics and Foraging Efficiency,» Journal of Human Evolution 40 (2001): 483–495; A. Steegmann, F. Cerny, and T. Holliday, «Neandertal Cold Adaptation: Physiological and Energetic Factors,» American Journal of Human Biology 14 (2002): 566–583.

(обратно)

137

Sorensen, Leonard, «Neanderthal Energetics and Foraging Efficiency»; Steegmann et al., «Neandertal Cold Adaptation.»

(обратно)

138

Aiello, Wheeler, «Neanderthal Thermoregulation.»

(обратно)

139

J. Gittleman, S. Thompson, «Energy Allocation in Mammalian Reproduction,» American Zoologist 28 (1988): 863–875.

(обратно)

140

B. Hockett, «The Consequences of Middle Paleolithic Diets on Pregnant Neanderthal Women,» Quaternary International 264 (2012): 78–82, p. 79.

(обратно)

141

B. Hockett, «The Consequences of Middle Paleolithic Diets on Pregnant Neanderthal Women,» Quaternary International 264 (2012): 78–82, p. 81.

(обратно)

142

T. Holliday, «Postcranial Evidence of Cold Adaptation in European Neandertals,» American Journal of Physical Anthropology 104 (1997): 245–258.

(обратно)

143

C. Carbone, J. Gittelman, «A Common Rule for the Scaling of Carnivore Density,» Science 295 (2002): 2273–2276.

(обратно)

144

См. прекрасный обзор S. E. Churchill, Thin on the Ground (New York: Basic Books, 2014).

(обратно)

145

C. Hertler and R. Volmer, «Assessing Prey Competition in Fossil Carnivore Communities – A Scenario for Prey Competition and Its Evolutionary Consequences for Tigers in Pleistocene Java,» Palaeogeography, Palaeoclimatology, Palaeoecology 257 (2008): 67–80; H. Hemmer, O. Owen-Smith, and M. Mills, «Predator-Prey Size Relationships in an African Large-Mammal Food Web,» Journal of Animal Ecology 77 (2008): 173–183, doi: 10.1111/j.l365–2656.2007.01314.x.

(обратно)

146

S. Miinzel, M. Stiller, M. Hofreiter et al., «Pleistocene Bears in the Swabian Jura (Germany): Genetic Replacement, Ecological Displacement, Extinctions and Survival,» Quaternary International 245 (2011): 225–237.

(обратно)

147

A. Turner and M. Anton, The Big Cats and Their Fossil Relatives: An Illustrated Guide to Their Evolution and Natural History (New York: Columbia University Press, 1997); W. Anyonge, «Body Mass in Large Extant and Extinct Carnivores,» Journal of Zoology London 231 (1993): 339–350.

(обратно)

148

R. Guthrie, Frozen Fauna of the Mammoth Steppe (Chicago: University of Chicago Press, 1990).

(обратно)

149

Turner, Anton. Big Cats.

(обратно)

150

Anyonge, «Body Mass in Large Extant and Extinct Carnivores.»

(обратно)

151

Churchill, Thin on the Ground, ch. 8.

(обратно)

152

Hemmer et al., «Predator-Prey Size Relationships.»

(обратно)

153

Данные из работы D. Brook and D. Bowman, «The Uncertain Blitzkrieg of Pleistocene Megarauna,» Journal of Btogeography 31 (2004): 517–523.

(обратно)

154

C. Carbone, G. Mace, S. C. Roberts et al., «Energetic Constraints on the Diet of Terrestrial Carnivores,» Nature 402 (1999): 287, doi: 10.1038/46266.

(обратно)

155

Hertler and Volmer, «Assessing Prey Competition.»

(обратно)

156

Churchill, Thin on the Ground, 271–273.

(обратно)

157

D. Stanford, R. Bonnichsen, and R. Morlan, «The Ginsberg Experiment: Modern and Prehistoric Evidence of a Bone-Flaking Technology,» Science 212 (1981): 438–440, doi: 10.1126/science. 212.4493.438.

(обратно)

158

D. Grayson and F. Delpech, «Tie Large Mammals of Roc de Combe (Lot, France): The Chatelperronian and Aurignacian Assemblages,» Journal of Anthropological Archaeology 27 (2008): 359.

(обратно)

159

H. Bocherens, D. Drucker, D. Bonjean et al., «Isotopic Evidence for Dietary Ecology of Cave Lion (Panthera spelaea) in North-Western Europe: Prey Choice, Competition and Implications for Extinction,» Quaternary International 245 (2011): 249–261.

(обратно)

160

Churchill, Thin on the Ground, 264–276.

(обратно)

161

N. Carter, B. Shrestha, J. Karki, N. Pradhan et al., «Coexistence between Wildlife and Humans at Fine Spatial Scales,» Proceedings of the National Academy of Sciences USA 109 (2012): 15360–15365.

(обратно)

162

E. Ghezzo, A. Palchetti, and L. Rook, «Recovering Data from Historical Collections: Stratigraphic and Spatial Reconstruction of the Outstanding Carnivoran Record from the Late Pleistocene Equi Cave (Apuane Alps, Italy),» Quaternary Science Reviews 96 (2014): 168–179.

(обратно)

163

C. Diedrich, «Late Pleistocene Leopards across Europe: Northernmost European German Population, Highest Elevated Records in the Swiss Alps, Complete Skeletons in the Bosnia Herzegowina Dinarids and Comparison to the Ice Age Cave Art,» Quaternary Science Reviews 76 (2013): 167–193; G. von Petzinger and A. Nowell, «A Place in Time: Situating Chauvet within the Long Chronology of Symbolic Behavioral Development,» Journal of Human Evolution, in press, doi: 10.1016/j.jhevol. 2014.02.022.

(обратно)

164

Münzel et al., «Pleistocene Bears in the Swabian Jura.»

(обратно)

165

Münzel et al., «Pleistocene Bears in the Swabian Jura.», с. 231.

(обратно)

166

«True Causes for Extinction of Cave Bear Revealed: More Human Expansion than Climate Change,» Science News, August 25, 2010.

(обратно)

167

M. Stiller, G. Baryshnikov, H. Bocherens et al., «Withering Away – 25,000 Years of Genetic Decline Preceded Cave Bear Extinction,» Molecular Biology and Evolution 27 (2010): 975–978.

(обратно)

168

Mellars and French, «Tenfold Population Increase.»

(обратно)

169

Münzel et al., «Pleistocene Bears in the Swabian Jura,» 232–233.

(обратно)

170

Froehle and Churchill, «Energetic Competition between Neandertals and Anatomically Modern Humans.»

(обратно)

171

P. Wojtal, J. Wilczyński, Z. Bocheński et al., «Tie Scene of Spectacular Feasts: Animal Remains from Pavlov I South-east, Czech Republic,» Quaternary International 252 (2012): 122–141.

(обратно)

172

S. Kuhn and M. C. Stiner, «What's a Mother to Do? Tie Division of Labor among Neandertals and Modern Humans in Eurasia,» Current Anthropology 47 (2006): 953–980.

(обратно)

173

G. Haynes, Mammoths, Mastodonts, and Elephants: Biology, Behavior, and the Fossil Record (Cambridge: Cambridge University Press, 1991).

(обратно)

174

E. Wing and A. Brown, Paleonutrition (New York: Academic Press, 1979).

(обратно)

175

Hortolá and Martínez-Navarro, «Quaternary Megafaunal Extinction and the Fate of Neanderthals.»

(обратно)

176

K. Richards and M. Jagger, «You Can't Always Get What You Want.» Let It Bleed, ABKCO Records, 2002.

(обратно)

177

Mellars and French, «Tenfold Population Increase.»

(обратно)

178

N. Conard, «The Cultural Niche»; N. Conard, M. Bolus, P. Goldberg et al., «The Last Neanderthals and the First Modern Humans in the Swabian Jura,» in When Neanderthals and Modern Humans Met, ed. N. Conard (Tubingen: Kerns Verlag, 2006), 305–342.

(обратно)

179

Данные о плотности распределения взяты из работ Haynes, Mammoths, Mastodonts, and Elephants; G. Haynes, «Mammoth Landscapes: Good Country for Hunter-Gatherers,» Quaternary International 142/143 (2006): 20–29; F. De Boer, F. van Langevelde, H. Prins et al., «Understanding Spatial Differences in African Elephant Densities and Occurrence, a Continent-Wide Analysis,» Biological Conservation 159 (2013): 468–476; IUCN African Elephant Specialist Group, .

(обратно)

180

Wilczyriski et al., «Spatial Organization of the Gravettian Mammoth Hunters' Site,» 3638.

(обратно)

181

L. Demay, S. Pean, and M. Patou-Mathis, «Mammoths used as food and building resources by Neanderthals: Zooarchaeological study applied to layer 4, Molodova I (Ukraine),» Quaternary International 276/277 (2012): 212–226.

(обратно)

182

R. H. Gargett, «One Mammoth Steppe Too Far,» Subversive Archaeologist (blog), December 21, 2011, -mammoth-steppe-too-far.html.

(обратно)

183

Higham et al., «The Timing and Spatio-Temporal Patterning.»

(обратно)

184

H. Bocherens and D. Drucker, «Dietary Competition between Neanderthals and Modern Humans: Insights from Stable Isotopes,» in When Neanderthals and Modern Humans Met, ed. N. Conard (Tubingen: Kerns Verlag, 2006), 129–143; Germonpre et al., «Possible Evidence of Mammoth Hunting»; P. Semal, H. Rougier, I. Crevecoeur et al., «New Data on the Late Neandertals: Direct Dating of the Belgian Spy Fossils,» American Journal of Physical Anthropology 138 (2009): 421–428.

(обратно)

185

N. McDermott, «Did Climate Change Drive the Woolly Mammoth to Extinction? Genetic Tests Reveal Species Declined as Weather Warmed,» Daily Mail, September 11, 2013.

(обратно)

186

M. Germonpre, M. Sablin, R. E. Stevens et al., «Fossil Dogs and Wolves from Palaeolithic Sites in Belgium, the Ukraine and Russia: Osteometry, Ancient DNA and Stable Isotopes,» Journal of Archaeological Science 36 (2009): 473–490.

(обратно)

187

M. Germonpre, M. Laznickova-Galetova, and M. Sablin, «Palaeolithic Dog Skulls at the Gravettian Predmosti Site, the Czech Republic,» Journal of Archaeological Science 39 (2012): 184–202.

(обратно)

188

M. Germonpré, J. Ràikônnen, M. Lâznickovâ-Galetovâ et al., «Mandibles from Palaeolithic Dogs and Pleistocene Wolves at Predmosti, the Czech Republic,» in The World of Gravettian Hunters, ed. P. Wojtal, Institute of Systematics and the Evolution of Animals, Polish Academy of Sciences (2013), 23–24; M. Germonpré, M. Lâznickovâ-Galetovâ, R. Losey et al., «Large Canids at the Gravettian Predmosti site, the Czech Republic: The Mandible,» Quaternary International (in press): 1–19.

(обратно)

189

Germonpré et al., «Fossil Dogs and Wolves,» 482.

(обратно)

190

N. Ovodov, S. Crockford, Y. Kuzmina et al., «A 33,000-Year-Old Incipient Dog from the Altai Mountains of Siberia: Evidence of the Earliest Domestication Disrupted by the Last Glacial Maximum,» PLoS ONE 6, no. 7 (2011): e22821.

(обратно)

191

O. Thalmann, B. Shapiro, P. Cui et al., «Complete Mitochondrial Genomes of Ancient Canids Suggest a European Origin of Domestic Dogs,» Science 342 (2013): 871–874.

(обратно)

192

Ibid., 872.

(обратно)

193

R. Wayne, personal communication to author, 2012.

(обратно)

194

J. Avise, On Evolution (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2007), 49–50.

(обратно)

195

E. Ostrander and R. Wayne, «The Canine Genome,» Genome Research 15 (2005): 1706–1716, doi: 10.1101/gr.3736605.

(обратно)

196

R. Wayne, «Cranial Morphology of Domestic and Wild Canids: The Influence of Development on Morphological Change,» Evolution 40 (1986): 243–261; R. Wayne, "Limb Morphology of Domestic and Wild Canids: The Influence of Development on Morphologic Chang Journal of Morphology 187 (1986): 301–319.

(обратно)

197

См. обзор в книге J. Clutton-Brock, Animals as Domesticates: A World View through History (East Lansing: Michigan State University Press, 2012).

(обратно)

198

R. Coppinger and L. Coppinger, Dogs: A Startling New Understanding of Canine Origin, Behavior, and Evolution (New York: Scribner, 2001).

(обратно)

199

V. Geist, «When Do Wolves Become Dangerous to Humans?» September 29, 2007, -content/uploads/2012/05/Geist-when-do-wolves-become-dangerous-to-humans-pt-l.pdf.

(обратно)

200

O. Soffer, личная переписка с автором, 15 марта 2013.

(обратно)

201

L. Marquer, V. Lebretona, T. Otto et al., «Charcoal Scarcity in Epigravettian Settlements with Mammoth Bone Dwellings: The Taphonomic Evidence from Mezhyrich (Ukraine),» Journal of Archaeological Science 39 (2012): 109–120.

(обратно)

202

См., напр.: S. Leshchinshy and O. Bukharova, «Geochemical Stress of the Krakow-Spadzista Street Mammoth Population Demonstrated by Electron Microscopy,» in The World of Gravettian Hunters, Institute of Systematics and the Evolution of Animals, ed. P. Wojtal (Krakow: Polish Academy of Sciences, 2013), 45–49; S. Leshchinsky, «Lugovskoye: Environment, Taphonomy, and Origin of a Paleofaunal Site,» Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia 1, no. 25 (2006): 33–40, doi: 10.1134/S1563011006010026.

(обратно)

203

N. Bicho, A. Pastoors, and B. Auffermann, eds., Humans Best Friends – Dogs… and Fire! Pleistocene Foragers on the Iberian Peninsula: Their Culture and Environment (Mettmann: Wissenschaftliche Schriften des Neanderthal Museums 7, 2013): 217–242.

(обратно)

204

V. Ruusila and M. Pesonen, «Interspecific Benefits in Human (Homo sapiens) Hunting: Benefits of a Barking Dog,» Annals of the Zoologica Fennici 41 (2004): 545–549.

(обратно)

205

J. Koster and K. Tankersley, «Heterogeneity of Hunting Ability and Nutritional Status among Domestic Dogs in Lowland Nicaragua, Hunting Ability,» Proceedings ofthe National Academy of Sciences USA 109 (2012): 463–470, doi: 10.1073/pnas.lll2515109.

(обратно)

206

K. Lupo, «A Dog Is for Hunting,» in Ethnozooarchaeology, eds. U. Albarella and A. Trentacoste (Oxford: Oxbow Press, 2011), 4–12.

(обратно)

207

M. Stiner and S. Kuhn, «Paleolithic Diet and the Division of Labor in Mediterranean Eurasia,» in The Evolution of Hominin Diets; Integrating Approaches to the Study of Paleolithic Subsistence, eds. J.-J. Hublin and M. P. Richards (Springer Science and Business Media B. V., 2009): 157–169, p. 161.

(обратно)

208

C. Arnold, «Possible Evidence of Domestic Dog in a Paleoeskimo Context,» Arctic 32 (1979): 263.

(обратно)

209

J. Speth, K. Newlander, A. White et al., «Early Paleoindian Big-Game Hunting in North America: Provisioning or Politics?» Quaternary International285 (2013): 121.

(обратно)

210

C. Turner, «Teeth, Needles, Dogs and Siberia: Bioarchaeological Evidence for the Colonization of the New World,» in The First Americans: The Pleistocene Colonization of the New World, ed. N. Jablonski (San Francisco: California Academy of Sciences, 2002), 123–158.

(обратно)

211

S. Fiedel, «Man's Best Friend and Mammoth's Worst Enemy? A Speculative Essay on the Role of Dogs in Paleoindian Colonization and Megafaunal Extinction,» World Archaeology 37 (2005): 11–25.

(обратно)

212

D. Morey and K. Aaris-Sorensen, «Paleoeskimo Dogs of the Eastern Arctic» Arctic 55 (2002): 44–56.

(обратно)

213

«Hunting a Polar Bear with Dogs,» October 18, 2012, -a-polar-bear-with-dogs/; S. Vilhjalmur, The Friendly Arctic: The Story of Five Years in Polar Regions (New York: Macmillan: 1921).

(обратно)

214

Kuhn and Stiner, «What's a Mother to Do?».

(обратно)

215

A. Vanak and M. Gompper, «Dogs Canis familiaris as Carnivores: Their Role and Function in Intraguild Competition,» Mammalian Review (2009) 148: 265–283, 281.

(обратно)

216

Wqjtal et al., «The Scene of Spectacular Feasts,» 135–137.

(обратно)

217

Данные из работы R. Musil, «Palaeoenvironment at Gravettian Sites Central Europe with Emphasis on Moravia (Czech Republic),» Quartär SI (2010): 95–123.

(обратно)

218

H. Bocherens, D. Drucker, M. Germonpré et al., «Reconstruction of the Gravettian Food-Web at Predmosti I Using Multi-Isotopic Tracking (13C, 15N, 34S) of Bone Collagen,» Quaternary International, in press.

(обратно)

219

F. S. Galton, «The First Steps Towards the Domestication of Animals,» Transactions of the Ethnological Society, London (1863) n. s. 1: 122–138; J. Clutton-Brock, A Natural History of Domesticated Animals, 2nd edition (Cambridge: Cambridge University Press, 1999).

(обратно)

220

A. Sherratt, «The Secondary Exploitation of Animais in the Old World,» World Archaeology, Transhumance and Pastoralism 15, no. 1 (1983): 90–104; A. Sherratt, «Plough and Pastoralism: Aspects of the Secondary Products Revolution,» in Pattern of the Past: Studies in Honour of David Clarke, eds. I. Hodder, G. Isaac, and N. Hammond (Cambridge: Cambridge University Press, 1981): 261–305.

(обратно)

221

P. Shipman, «And the Last Shall be First,» in Animal Secondary Products: Archaeological Perspectives on Domestic Animal Exploitation in the Neolithic and Bronze Age, ed. H. Greenfield (Oxford: Oxbow Books, 2014), 40–54.

(обратно)

222

L. Lord, «A Comparison of the Sensory Development of Wolves (Canis lupus lupus) and Dogs (Canis lupus familiaris),» Ethology 119 (2013): 110–120, doi: 10.1111/eth.l2044.

(обратно)

223

B. Hare and V. Woods, The Genius of Dogs: How Dogs Are than You Think (New York: Dutton, 2013), 76–77.

(обратно)

224

L. Trut, «Early Canid Domestication: The Farm-Fox Experiment,» American Scientist 87 (1999): 160, doi: 10.1511/1999.2.160; L. Trut, E. Naumenko, and D. Belyaev, «Change in Pituitary-Adrenal Function in Silver Foxes under Selection for Domestication,» Genetika 5 (1972): 35–43 (in Russian, English abstract).

(обратно)

225

Shipman, The Animal Connection; Shipman, «And the Last.»

(обратно)

226

J. Bohannon, «Who's (Socially) Smarter: The Dog or the Wolf?» Science Now, May 28, 2013.

(обратно)

227

P. Smith and C. Litchfield, «How Well Do Dingoes, Canis dingo, Perform on the Detour Task?» Animal Behaviour 80 (2010): 155–162.

(обратно)

228

Geist, «When Do Wolves Become Dangerous?»

(обратно)

229

Hare and Woods, Genius of Dogs, 14.

(обратно)

230

Soffer, Upper Paleolithic of the Central Russian Plain, 258, 187.

(обратно)

231

Palomares and Caro, «Interspecific Killing.»

(обратно)

232

Vanak and Gompper, «Dogs Canis familiaris as Carnivores.»

(обратно)

233

Wojtal et al., «The Scene of Spectacular Feasts.»

(обратно)

234

G. Haynes, «Utilization and Skeletal Disturbances of North American Prey Carcasses,» Arctic 35 (1982): 266–382.

(обратно)

235

M. Stiner, «Comparative Ecology and Taphonomy of Spotted Hyenas, Humans, and Wolves in Pleistocene Italy,» Revue de Paléobiologie, Genève 23 (2004): 771–785.

(обратно)

236

D. Morey, «Burying Key Evidence: The Social Bond between Dogs and People,» Journal of Archaeological Science 33 (2006): 159.

(обратно)

237

R. Losey, S. Garvie-Lok, J. Leonard et al., «Burying Dogs in Ancient Cis-Baikal, Siberia: Temporal Trends and Relationships with Human Diet and Subsistence Practices,» PLoS ONE 8, no. 5 (2013): 63740–63763; R. Losey, V. Bazaliski, S. Garvie-Lok et al., «Canids as Persons: Early Neolithic Dog and Wolf Burials, Cis-Baikal, Siberia,» Journal of Anthropological Archaeology 30 (2011): 174–189.

(обратно)

238

K. Maska, «Maska's Diary: The Text of Maska's Diary,» in Early Modern Humans from Predmosti Near Prerova, Czech Republic: A New Reading of Old Documentation, eds. J. Veleminskâ and J. Brüzek (Prague: Academia, 2008), 181–188 (English translation).

(обратно)

239

Germonpré et al., «Mandibles from Palaeolithic Dogs.»

(обратно)

240

V. Van Valkenburgh and F. Hertel, «Tough Times at La Brea: Tooth Breakage in Large Carnivores of the Late Pleistocene,» Science 261 (1993): 456–459.

(обратно)

241

R. Losey, E. Jessup, T. Nomokonova et al., «Craniomandibular Trauma and Tooth Loss in Northern Dogs and Wolves: Implications for the Archaeological Study of Dog Husbandry and Domestication,» PLoS ONE 9, no. 6 (2014): e99746, doi: 10.1371/journal.pone.0099746.

(обратно)

242

R. White, «Systems of Personal Ornamentation in the Early Upper Palaeolithic: Methodological Challenges and New Observations,» in Rethinking the Human Revolution: New Behavioural and Biological Perspectives on the Origin and Dispersal of Modern Humans, eds. P. Mellars, K. Boyle, O. Bar-Yosef, and C. Stringer (Cambridge: McDonald Institute for Archaeological Research, University of Cambridge, 2007), 299.

(обратно)

243

P. Bahn, из личного общения с автором, 2011 г.

(обратно)

244

A. Pike-Тау, из личного общения с автором, 2011 г.

(обратно)

245

K. Sterelny, The Evolved Apprentice: How Evolution Made Humans Unique (Cambridge, MA: MIT Press, 2012).

(обратно)

246

D. Morey, «Burying Key Evidence: The Social Bond between Dogs and People,» Journal of Archaeological Science 33 (2006): 167.

(обратно)

247

Lord, «Comparison of the Sensory Development of Wolves.»

(обратно)

248

P. Shipman, «Do the Eyes Have It?» American Scientist 100 (2012): 198–201.

(обратно)

249

H. Kobayashi and S. Kohshima, "Unique Morphology of the Human Eye and Its Adaptive Meaning: Comparative Studies on External Morphology of the Primate «Eye,» Journal of Human Evolution 40 (2001): 419–435.

(обратно)

250

S. Ueda, G. Kumagi, Y. Otaki et al., «A Comparison of Facial Color Pattern and Gazing Behavior in Canid Species Suggests Gaze Communication in Gray Wolves (Canis lupus),» PLoS ONE 9, no. 6 (2014): 98217–98223, doi: 10.1371/journal.pone.0098217.

(обратно)

251

M. Tomasello, B. Hare, H. Lehmann et ah, «Reliance on Head Versus Eyes in the Gaze Following of Great Apes and Human Infants: The Cooperative Eye Hypothesis,» Journal of Human Evolution 52 (2007): 314–320.

(обратно)

252

Anne Pusey, personal communication to author, Jan. 27, 2012.

(обратно)

253

F. Range and Z. Viranya, «Development of Gaze Following Abilities in Wolves (Canis lupus),» PLoS ONE 6, no. 2 (2012): el6888, doi: 10.1371/journal.pone.0016888.

(обратно)

254

P. Pongracz, A. Miklosi, K. Timar-Geng et al., «Verbal Attention Getting as a Key Factor in Social Learning between Dog (Canis familiaris) and Human,» Journal of Comparative Psychology 118 (2004): 375–383; B. Hare and M. Tomasello, «Human-Like Social Skills in Dogs?» Trends in Cognitive Sciences 9 (2005): 439–444; B. Hare and M. Tomasello, «Domestic Dogs (Canis familiaris) Use Human and Conspecific Social Cues to Locate Hidden Food,» Journal of Comparative Psychology 113 (1999): 173–177; K. Soproni, A. Miklosi, J. Topal et al., «Dogs' (Canis familiaris) Responsiveness to Human Pointing Gestures,» Journal of Comparative Psychology 116 (2002): 27–34; A. Miklosi, E. Kubinyi, J. Topal et al., «A Simple Reason for a Big Difference: Wolves Do Not Look Back at Humans but Dogs Do,» Current Biology 13 (2003): 763–766.

(обратно)

255

D. Nogues-Bravo, R. Ohlemuller, R Batra et al., «Climate Predictors of Late Quaternary Extinctions,» Evolution 64 (2010): 2442–2449, doi: 10.1111/j.1558–5646.2010.01009.x.

(обратно)

256

Dalen et al., «Partial Genetic Turnover in Neanderthals.»

(обратно)

257

J. Reumer, L. Rook, K. Van Der Borg et al., «Late Pleistocene Survival of the Saber-Toothed Cat Homotherium in Northwestern Europe.» Journal of Vertebrate Paleontology 23 (2003): 260, doi: 10.1671/0272–4634 (2003) 23 [260: LPSOTS]2.0.CO; 2.

(обратно)

258

L. Rook, из личного общения с автором, 31 июля 2014 г.

(обратно)

259

A. Stuart and A. Lister, «New Radiocarbon Evidence on the Extirpation of the Spotted Hyaena (Crocuta crocuta (Erxl.)) in Northern Eurasia,» Quaternary Science Reviews 96 (2014): 108–116; H. Bocherens, M. Stiller, K. A. Hobson et al., «Niche Partition between Two Sympatric Genetically Distinct Bears from Austria (Ursus spelaeus and Ursus ingressus),» Quaternary International 245 (2011): 238–248; A. Stuart and A. Lister, «Extinction Chronology of the Cave Lion Panthera spelaea,» Quaternary Science Reviews 30 (2011): 2329–2340; Munzel et al., «Pleistocene Bears»; Stiller et al., «Withering Away»; R. Barnett, B. Shapiro, I. Barnes et al., «Phylogeography of Lions (Panthera leo ssp.) Reveals Three Distinct Taxa and a Late Pleistocene Reduction in Genetic Diversity,» Molecular Ecology 18 (2009): 1668–1677, doi: 10.1111/j.1365-294X. 2009.04134.x; M. Hofreiter, G. Rabedder, V. Jaenicke-Despres et al., «Evidence for Reproductive Isolation between Cave Bear Populations,» Current Biology 14 (2004): 40–43; M. Hofreiter, Ch. Capelli, M. Krings et al., «Ancient DNA Analyses Reveal High Mitochondrial DNA Sequences Diversity and Parallel Morphological Evolution of Late Pleistocene Cave Bears,» Molecular Biology and Evolution 19 (2002): 1244–1250.

(обратно)

260

G. Prescott, D. Williams, A. Balmford et al., «Quantitative Global Analysis of the Role of Climate and People in Explaining Late Quaternary Megafaunal Extinctions,» Proceedings of the National Academy of Sciences USA 109, no. 12 (2012): 4527–4531.

(обратно)(обратно)

Оглавление

Предисловие

1. Они – это мы

2. Мы идем к вам, хотите вы этого или нет

3. Время имеет значение

4. Кто выйдет победителем?

5. Откуда вы знаете то, что знаете?

6. Что у нас на обед?

7. На что похоже вторжение?

8. Жили, жили и ушли…

9. Угадайте, кто еще придет на обед?

10. Под давлением конкурентов

11. Принцип Джаггера

12. Приручившие собак

13. Почему собаки?

14. Когда волк перестает быть волком?

15. Что произошло и почему

Иллюстрации

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg