«Танец судьбы»

1

Три последние ступени дались особенно тяжело, но наконец Блэр все же втащила на тележке последнюю коробку на самый верх. Еле протиснувшись в дверь, она завезла ее в квартиру и водрузила на две другие коробки. Руки Блэр дрожали от напряжения, ноги болели.

Она тяжело вздохнула и медленно, с наслаждением выдохнула воздух.

– Слава Богу, последняя, – подумала она.

Негнущимися руками она обхватила верх коробки и подождала, пока восстановится дыхание, а выпрямившись, почувствовала такое напряжение в пояснице, что невольно застонала. Интересно, есть ли в ее теле хоть одна клеточка, которая сейчас не болит?

Взглянув на ручные часы, Блэр сердито поджала губы. Вот уже два часа, как она позвонила в фирму «Тонус» и вызвала массажиста, а его все нет. Прожив на одном месте более восьми лет, она начисто забыла, как физически изматываешься при переездах. Сейчас ей нужен хороший массаж, чтобы снять напряжение мышц.

Телефон в квартире еще не установили, так что звонить на фирму пришлось с улицы. Диспетчер обещал прислать массажиста в течение часа.

– Вот так обслуживание, – проворчала Блэр, стягивая цветастый платок, покрывавший ее длинные темные волосы. Платок спустился на плечи, развернувшись как свиток. Если темп жизни в этом провинциальном городке такой же, как в этой фирме, она через неделю просто взбесится с тоски.

Блэр обвела взглядом трехкомнатную квартиру – свое пристанище на ближайшие шесть месяцев. Заваленная коробками и узлами квартира выглядела не слишком привлекательно, но, если напрячь воображение, ее можно представить себе вполне уютной. Пэм заверила ее, что это лучшая квартира в самом тихом уголке города.

– Если, конечно, ты не намерена поселиться в одном из стандартных многоквартирных домов, – добавила она, – а, как я понимаю, ты этого не хочешь.

Подруга Блэр – Пэм Дельгадо – перебралась в этот маленький городок на атлантическом побережье Лонг-Айленда уже несколько лет назад. Блэр, недавно приехавшей из Нью-Йорка, пришлось признать, что квартира над гаражом, расположенная за старинным особняком в викторианском стиле на тихой тенистой улице, значительно симпатичнее тех, что сдаются в больших бетонных домах.

Чтобы пройти в маленькую кухню, примыкающую к большой комнате, служащей гостиной и спальней, Блэр пришлось обогнуть гору коробок. Ее приятно удивило, что холодильнику на вид не более двадцати лет. В морозильном отделении стояло ведерко со льдом. Взяв несколько кусочков льда, Блэр положила их в высокий бокал и открыла баночку с содовой. Не успела она наполнить бокал, как послышался стук в дверь.

– Ну, вот. Попить не дадут! – пробормотала она. Отхлебнув напиток, еще не успевший охладиться, Блэр снова обошла коробки и открыла дверь. – Не очень-то вы торопитесь, – недовольно сказала она.

– Прошу прощения, – ответил незнакомец.

Взгляд Блэр уперся в могучую грудь, и ей пришлось сильно откинуть голову, чтобы увидеть его глаза. Боже! Она никогда не встречала таких загадочных глаз, потрясающе голубых, с длинными загибающимися кверху ресницами, темными у основания и золотистыми на концах. На загорелом лице выделялись тонкие белые линии мелких морщинок: они шли от уголков глаз к вискам. Из-под хорошо очерченных густых бровей незнакомец смотрел на Блэр так же пристально, как и она на него.

Не выдержав этого взгляда, она чуть опустила глаза, решив, что так будет безопаснее. Но теперь перед ней были его усы, такие же золотисто-каштановые, как и брови. Они изгибались над широким чувственным ртом. Сильный и решительный подбородок пересекала вертикальная линия. Стараясь не рассматривать незнакомца, Блэр скользнула взглядом по прекрасно очерченному носу, чуть впалым щекам и крепким скулам. Она заметила, что взгляд незнакомца все так же пристально устремлен на нее. За всю жизнь Блэр не встречала более привлекательного мужчины. Она почувствовала, что у нее отнимается язык. С трудом взяв себя в руки, стараясь не заикаться, Блэр проговорила:

– Вам, видимо, не смогли объяснить, как сюда добраться.

– Да, – кивнул он. У него были густые волнистые русые волосы, чуть посеребренные на висках.

– Ну, тогда не удивительно, что вы опоздали больше чем на час. В этом городе ни на одной улице нет таблички с ее названием, – сердито заметила она и отступила, пропуская его. – Входите. Вы сейчас нужны мне еще больше, чем в тот момент, когда я звонила.

Он вошел, и Блэр поспешила закрыть дверь, поскольку воздух в квартире охлаждал оконный кондиционер. У вошедшего не было при себе никаких массажных приспособлений: он располагал только телом, при виде которого слегка оробел бы даже самый грозный футбольный судья.

Он прекрасно смотрелся в белых шортах и голубой рубашке с короткими рукавами. Загорелым было не только его лицо, но и все тело, покрытое пушком того же золотистого цвета, что и шевелюра. Его длинные ноги казались тонковатыми, но, когда он перелезал через попавшуюся под ноги коробку, крепкие мышцы на икрах и бедрах сразу напряглись и заиграли. Блэр могла оценить их вполне профессионально. Ей были хорошо известны все мышцы человеческого тела, их назначение и разнообразные способы накачки.

– Вы не захватили с собой раскладной столик или что-нибудь в этом роде? – спросила она.

Он остановился и обернулся к ней.

– Нет.

Блэр вздохнула.

– Жаль. Даже не знаю, где расположиться. А что если на кухонном столе? Я постелила на него стеганое одеяло. – Она нерешительно кивнула в сторону стола. – Можно было бы застелить диван, но, боюсь, что в этих коробках не разыскать постельного белья. Тут сам черт ногу сломит. А массаж мне необходим немедленно. Так что, если вы не возражаете, давайте воспользуемся кухонным столом.

В уголках его глаз резче обозначились морщинки, но даже придирчивый наблюдатель не заметил бы и намека на улыбку.

Он спокойно ответил:

– Не возражаю.

Его лаконичность начинала раздражать Блэр. Она чувствовала себя дурочкой, лепечущей ерунду, тогда как он держался невозмутимо и несколько отстраненно, явно наблюдая за ней со снисходительным интересом. Он даже не извинился за опоздание. Правда, он совсем не походил на человека, у которого извинения легко слетают с уст. Он не отрываясь смотрел на нее с нескрываемым любопытством. Ей вдруг почудилось, что он, сохраняя невозмутимость, едва удерживается от смеха. Но почему? Этого она не могла понять.

Блэр заметила, как он оглядел ее маленькую фигуру. Сроду не отличавшаяся застенчивостью, она вдруг явно испытала непостижимое желание укрыться от этого взгляда, который заставлял ее краснеть от смущения. В одежде Блэр явно не было ничего завлекающего, однако под этим неторопливым оценивающим взглядом она почувствовала, что короткие шорты и белая вязаная блузочка, едва прикрывающая грудь, – самая несообразная одежда.

Если бы он отпустил какую-нибудь плоскую шуточку, вроде тех, что ей частенько приходилось слышать в свой адрес на улицах Нью-Йорка, она нашла бы, что ему ответить. А если бы он похвалил ее хороший мышечный тонус, длину и форму ее ног, отличную осанку, Блэр, поблагодарив его, тут же забыла бы об этом. Она не теряется в таких случаях. Но он молчал, хотя его взгляд был весьма красноречив. Блэр смутилась.

– Ну так что, начнем? – Уголки его губ приподнялись в едва заметной улыбке.

При звуке его голоса по спине Блэр побежали мурашки. Было необычайно приятно слышать этот глубокий, слегка раскатистый баритон. Интересно, какие еще интонации бывают у этого голоса?

– Может быть, мне следует для начала раздеться?

Одна из его бровей насмешливо приподнялась.

– Пожалуй.

– Я вернусь через минуту.

Она торопливо прошла в ванную, где у нее была приготовлена извлеченная из коробки простыня. Расстегивая молнию на шортах, Блэр заметила, что ее пальцы дрожат. В чем дело? Откуда это нервозность? Ей десятки раз делали массаж, причем часто это происходило в ее квартире в Манхэттене, в самой интимной обстановке, и это никогда не вызывало ни малейшего волнения. Она и сегодня была совершенно спокойна, пока не увидела этого массажиста. Если этот парень так действует на нее, может, лучше, пока не поздно, отказаться от массажа?

Однако тянущая боль в ногах убедила Блэр, что стоит рискнуть. Нужно успокоить утомленные, перегруженные мышцы. Да и доктор рекомендовал ей массаж как хорошее терапевтическое средство. Что за глупости! Нужно взять себя в руки. Блэр, которой было уже под тридцать, еще ни от чего не падала в обморок. Сняв одежду и завернувшись в простыню, она энергичным движением открыла дверь и вышла из ванной.

– Полагаю, что массажного масла у вас тоже нет? – сухо сказала она.

– Нет, – подтвердил он.

– Что ж, этим вы меня не огорчите. У масел, применяемых массажистами, часто бывает лекарственный запах. Попробуйте вот это. – Она подала ему принесенный из ванной пластиковый флакончик с маслом, источающим ее любимый аромат. – Вот еще полотенце для того, чтобы, когда… Словом, оно понадобится. – Она постаралась закончить фразу уверенным тоном и протянула ему сложенное махровое полотенце.

Хоть бы он перестал глазеть на нее. Ей случалось переодеваться в маленьких уборных, как с женщинами, так и с мужчинами, но при этом все думали только о том, чтобы побыстрее подготовиться к новому выходу. Зачастую Блэр даже не успевала добежать до уборной и ей приходилось переодеваться прямо за сценой без всяких ширм или перегородок. Почему же сейчас она охвачена девическим смущением от собственной наготы под простыней? Пытаясь чем-то отвлечь его от сосредоточенного созерцания ее обнаженных плеч, Блэр сказала:

– Перед вашим приходом я… пила содовую. Не хотите ли глоточек?

– Нет, спасибо. Может, потом, когда мы закончим.

Блэр отвернулась и прошествовала к большому кухонному столу прямоугольной формы, на котором она вполне могла уместиться лежа. Стол был покрыт старым стеганым одеялом, которое она обнаружила в одном из шкафов.

– Думаю, будет удобно, – сказал он.

– На столе?

– На одеяле.

– О! – Она смущенно взглянула на линялое одеяло. – Надеюсь, что да. Я получила его в придачу к квартире, – пояснила она.

– Как я понимаю, вы только что въехали?

– Да.

Блэр легла на стол лицом вниз, потянулась и немного поерзала, стараясь устроиться поудобней. От одеяла поверхность стола не стала намного мягче. Слегка приподнявшись, она распахнула под собой простыню и устроилась на одеяле, вытянув локти вперед и положив одну ладонь на другую.

– Ну как вам эта квартира? – спросил он.

– Как временное жилище она совсем неплоха. – Блэр положила щеку на сложенные ладони и отвернулась от него. – Я пробуду здесь не больше шести месяцев.

– Вы из Нью-Йорка?

– Да, оттуда, но моя родина не там.

– А где?

– В Миннесоте.

Блэр непроизвольно сглотнула, так как в этот момент он сдернул с нее простыню и покрыл ее бедра полотенцем. Почему-то сейчас оно казалось ей ужасно узким, не шире бинта. Она физически ощущала жгучий взгляд мужчины на своем беззащитном теле.

Прошло несколько бесконечных мгновений. Он молчал. Она затаила дыхание. Оба замерли.

Наконец, не выдержав этого напряженного молчания, Блэр повернула голову и спросила:

– Что-то не так?

Он кашлянул.

– Нет-нет, все в порядке. Я разминаю пальцы.

Не видя его, она явственно ощущала, как он наливает на ладонь немного массажного масла и размазывает его по другой ладони. Потом он положил ладони на ее плечи, неторопливо и мягко коснулся ее напряженных мышц и принялся разглаживать их, одновременно нанося на них душистое масло. Когда он немного усилил давление, Блэр показалось, что она попала в руки волшебника. Напряженность и скованность мышц стали тут же исчезать.

– Вы давно работаете в фирме?

– В фирме?

– Ну да. Вы давно уже там служите?

– Хм-м… нет. Я вообще-то там не работаю. Я, так сказать, свободный художник.

– А как у вас с клиентурой в таком маленьком городе? Не простаиваете без дела?

– Нет, как это ни странно, не простаиваю.

Теперь обе его руки были на плече Блэр. Под их нажимом ее мышцы расслаблялись все больше и больше.

– У вас руки не такие, как у других массажистов. У вас на них мозоли.

– Что ж, извините.

– Нет-нет, я не к тому. Просто я обратила на это внимание.

– Мне довольно часто приходится иметь дело с тяжестями. От этого и мозоли.

– Ясно, ваша деятельность связана с разнообразными физическими нагрузками.

– Пожалуй, да.

– Я так и подумала, ведь вы прекрасно физически развиты.

– Вы тоже.

Его руки скользнули с плеч к подмышкам, где кожа Блэр была нежной и чувствительной. Затем его ладони прошлись по направлению к позвоночнику, и Блэр почувствовала, какие у него большие и сильные руки. Чуть усилив нажим, он запросто мог бы переломать ей ребра. Блэр облегченно вздохнула, когда он стал спускаться вниз по позвоночнику, переходя к менее чувствительным участкам тела.

– Я танцовщица, и мне приходится постоянно поддерживать форму.

– И где же вы танцуете? В балете?

– Я каждый день посещаю балетный класс, но танцую в основном в музыкальных комедиях.

– Вот это да! И в каких же шоу вы участвовали?

Она рассмеялась.

– Да почти во всех. Где один раз, а где и несколько. И на Бродвее, и в других местах. Иногда подолгу путешествовала с гастрольной труппой.

– Видно, вы этим давно занимаетесь?

– Да. С тех пор, как окончила школу. К ужасу моих родителей, я поехала в Нью-Йорк, тогда как мои одноклассники готовились к поступлению в колледж.

– Так родители были против?

– Не то слово. Даже после того, как я, занимаясь по вечерам, получила степень бакалавра, они все еще считали, что я пошла по плохой дорожке Я годами твердила им, что хочу поехать в Нью-Йорк, чтобы учиться и танцевать, но они только посмеивались надо мной, полагая, что эта подростковая дурь со временем выветрится, особенно если я встречу в своем городе неотразимого юношу и счастливый брак вытеснит из моей головы безумные мечты.

– Но вы оставались непреклонной.

– Твердой как скала.

– Но сейчас они наверняка гордятся вами.

– В какой-то степени да, – медленно проговорила она. Когда она вспоминала о той боли, которую причинила отцу и матери, ей всегда становилось грустно. Столько лет она добивалась того, чтобы они признали и одобрили избранный ею путь. Напрасно. Они так и не примирились с ее призванием. – Родители будут считать мою жизнь удачной только после того, как я выйду замуж и подарю им внуков.

Его большие пальцы с нажимом массировали каждый позвонок. Эти движения завораживали. Блэр казалось, что ее позвонки начинают таять. Постепенно его руки спустились к талии и легли на бедра Блэр. Полотенце сдвинулось на несколько сантиметров вниз. Плавными и мягкими движениями без сильного нажима он разминал и разглаживал ее кожу и мьшщы, изгоняя из них усталость. Блэр испытывала настоящее физическое наслаждение. Сладко вздохнув, она зажмурила глаза.

– У ваших родителей, должно быть, кроме вас нет других детей.

– Да что вы, – как сквозь сон пробормотала она. – У меня двое братьев и сестра, и они одарили родителей таким количеством внуков, что им не хватает денег на подарки к дням рождения.

Он рассмеялся, и Блэр понравился его смех. Он действовал успокаивающе, как и его руки, которые сейчас мерно поглаживали ее поясницу, заканчивая каждое поглаживание мягким нажимом.

– Верно, все родители так устроены. Они счастливы лишь тогда, когда дети отвечают их представлениям об успехе.

– Кажется, родители нового поколения все же немного другие. У моей подруги Пэм пятеро детей, и в каждом из них она видит особую личность. Вы, возможно, знакомы с ней. Пэм Дельгадо. Она живет здесь, в Тайдлендсе, и уговорила меня приехать сюда.

– Я знаю эту семью. Муж вашей подруги, кажется, работает в полиции?

– Да-да, – обрадовалась Блэр, вскользь отметив про себя, что его руки снова легли на ее грудную клетку. – Знай вы, какой была Пэм десять лет назад, вы сейчас не поверили бы своим глазам. Она бросила танцы ради того, чтобы выйти замуж за Джо, и поселилась в маленьком городке. Мне до сих пор странно сознавать, что моя подруга, которая выдерживала полуголодные диеты и изнурительные занятия в балетных классах, превратилась в счастливую мать пятерых маленьких Дельгадо.

– Вам это не очень по душе?

Блэр пожала плечами.

– Это не мое дело, просто мне трудно понять, как можно бросить танцевать не по принуждению, а по своей воле.

Его пальцы прохаживались вверх и вниз по ребрам Блэр, а основания ладоней медленно продвигались вдоль позвоночника. Вдруг по ней словно пробежал ток. Это его пальцы, соскользнув со спины на бока Блэр, осторожно коснулись ее грудей. Она чуть-чуть приподнялась, оторвав от поверхности стола прижатое к ней тело и подставив его под нежные, едва ощутимые прикосновения. На несколько секунд, показавшихся Блэр ужасно долгами, он убрал руки с ее тела, чтобы взять еще масла, затем приступил к массажу подколенных ямок.

– Если вы так жаждете танцевать, то почему оказались здесь? Зачем перебрались сюда, столько лет прожив в Нью-Йорке? Вряд ли вам будет удобно добираться туда отсюда.

Он перешел к одной из икроножных мышц, начав разминать ее обеими руками. Ритмичные нажимы порождали приятную истому. Блэр еще больше расслабилась. Блэр не хотела признаться даже себе, что, когда его пальцы, как птичьи перья, едва ощутимо прикасаются к ее грудям, она испытывает удовольствие сродни эротическому. Видно оттого, что ее сердце было прижато к жесткой поверхности стола, кровь пульсировала в висках Блэр. Сейчас он снова применял обычные массажные приемы, и Блэр с недоумением размышляла, случайным ли было это ощущение или всему виной ее необыкновенная чувствительность. Но ведь к ее телу постоянно прикасались мужчины. Когда танцуешь с партнером, правильность того или иного па почти всегда зависит от его поддержки. Тут уж никто не помышляет ни о скромности, ни о застенчивости. Хотя в таких случаях руки партнера порой касались даже самых интимных ее мест, Блэр не припоминала, чтобы от этого перехватывало дыхание, а в животе клокотал теплый комок энергии.

– Вы мне не ответили.

Он наклонился прямо над ее головой, и звук его голоса вернул ее к реальности. Хотя ему и не обязательно было кричать ей в самое ухо, Блэр обрадовалась, что он отвлек ее от размышлений, в которых ей чудилась смутная тревога. Но – час от часу не легче – его руки начали подниматься к ее бедрам.

– Извините. Мне… пришлось на время оставить сцену. На этом настаивают врачи.

Поколачивание бедер на секунду прервалось.

– Почему?

– В основном из-за колен. У меня повреждено несколько сухожилий и хрящей. Чтобы все восстановилось, нужно некоторое время.

– Когда же вы сможете вернуться к танцам?

– Через шесть месяцев, – спокойно ответила она, вспомнив, с какой болью выслушала приговор врача. Это был третий по счету специалист, к которому она обратилась, не желая верить диагнозу, поставленному первыми двумя, считая их шарлатанами, интересующимися ее чековой книжкой, а не коленями.

Он продолжал массаж.

– Кажется, это серьезно.

– О, нет, – резко ответила она и закрыла глаза, напряженно пытаясь отделаться от этой неприятной мысли. – Нет, – повторила она уже более мягко, стараясь, однако, говорить уверенно. – Такое часто случается с профессиональными танцорами: воспаления связок, растяжения, перенапряжение мышц. Несколько месяцев отдыха, и я буду в порядке.

– Вы совсем не можете танцевать?

– Могу выполнять минимальный тренаж для поддержки мышечного тонуса Но без больших нагрузок.

На две-три минуты воцарилось молчание. Блэр старалась подавить неприятные эмоции. Одна из них была связана с необходимостью прервать на время свою профессиональную деятельность. Другая – с тем, что в ней против воли все сильнее разгорался неукротимый огонь. Виной всему прикосновения этих огромных рук с мозолями на пальцах к очень чувствительным точкам ее тела, расположенным на тыльной стороне бедер.

– Неужели вы сами перетащили все эти коробки? – прервал он наконец тягостное молчание.

– Да. Пэм одолжила мне на несколько дней свой фургончик. Я сегодня утром приехала в нем из Нью-Йорка, и мне не хотелось ждать, пока кто-нибудь поможет мне разгрузиться.

– Таскать самой такой груз вверх по лестнице? Вряд ли это полезно для ваших коленок.

– На них это не отразилось.

На самом деле к концу работы колени Блэр очень даже стали побаливать, но она сочла за лучшее отрицать это, как отрицала раньше, что с ними неладно. Блэр понимала, что в этом самообмане есть что-то детское. Проблемы не исчезают, если их пытаются скрывать. А все же она отвергала мысль, что ей, может быть, никогда уже не удастся танцевать. Для нее это было все равно что перестать дышать. Без этого она не представляла себе жизни.

– Вы, несомненно, могли попросить кого-нибудь помочь вам.

– У детей Пэм на сегодня запланирована поездка на пляж, и я просила ее не огорчать их. Она обещала заехать позже вместе с Джо и помочь мне, но я не хотела ни ждать так долго, ни обременять их заботами. Вообще-то здесь есть мужчина, который живет в доме напротив. У него я и снимаю эту квартиру. Пэм сказала, что при необходимости можно обратиться к нему, но я его пока даже не видела. Ключ он передал через Пэм; у нее я и взяла его утром.

– Значит, вы с ним еще не встречались?

– Еще нет. Он – приятель Пэм. Это она помогла мне снять такую квартиру. А он, кажется, плотник или что-то в этом роде.

– Не сомневаюсь, что он охотно помог бы такой очаровательной женщине поднять наверх все ее коробки.

– Наверное, помог бы, – согласилась Блэр, – но мне не хотелось одолжаться.

– Ясно. Вы – человек независимый.

– Именно так. И мне это нравится.

Он передвинул стул к самому краю стола. Глянув через плечо, она увидела, как он садится. Блэр почувствовала облегчение – его руки больше не касались ее бедер.

Взяв ее маленькую ногу в ладони, он начал массировать стопу большим пальцем.

– Черт возьми! Что вы сделали с ногами?

– Что? Безобразны? – Блэр рассмеялась. – Туфельки танцовщицы закрывают только пальцы. Отсюда водяные пузыри, которые превращаются в мозоли. Чем крупнее пузыри, тем больше мозолей. Через несколько лет ступни становятся похожими на копыта.

Он смазал массажным маслом шишки и утолщения на ее стопах. Блэр не позволила бы это сделать, если бы ей предстояло танцевать. Мозоли были нужны. В течение нескольких месяцев танцовщицы ждали, пока они затвердеют и позволят выдерживать большие нагрузки. Но сейчас она может разрешить ему массировать и растирать свои истерзанные стопы. Его сильные пальцы по очереди обхватывали каждый из ее пальцев, сжимали, вытягивали и крутили их.

Подняв стопу Блэр, он начал вращать ее. Блэр стала непроизвольно помогать ему.

– Нет, нет, расслабьтесь, – улыбнулся он. – Не стоит делать за меня мою работу.

Закончив со стопой, он начал так же, но очень осторожно вращать ее ногу в коленном суставе. Если вначале она старалась держать процесс массажа под контролем, то теперь полностью расслабилась, предоставив ему снимать остатки напряжения с ее усталых мышц и выкручивать суставы, которые становились от этого необыкновенно подвижными.

Промассировав вторую ногу, он положил ее на одеяло. Блэр ощущала приятную тяжесть во всем теле. Казалось, все ее косточки размягчились, как вареные макароны. Она лежала с закрытыми глазами, не в силах поднять отяжелевшие веки. Ей хотелось, чтобы блаженство, дарованное ей мужчиной с такими волшебными руками, никогда не кончалось. Благодаря ему она расслабилась и получила облегчение, а об этом она и не мечтала с тех пор, как вышла из приемной своего доктора на Парк-авеню и, хромая, поплелась домой. От тоски и разочарования слезы катились тогда по ее щекам.

– Теперь перевернитесь на спину, – не повышая голоса, скомандовал он.

Блэр повиновалась и, не открывая глаз, одним плавным движением перекатилась на спину. Она услышала вздох, но тут же на ее грудь и нижнюю часть живота было наброшено полотенце. Этот вздох смутно встревожил Блэр, но, полусонная, она не сосредоточилась на нем.

Он подошел к противоположному краю стола и встал позади ее головы. Запах масла усилился, и Блэр поняла, что он наливает его на руки. Когда он слегка наклонился, чтобы поставить флакон с маслом на стол, Блэр ощутила, как его бедра прижимаются к ее голове. Затем почувствовала, как смазанные маслом руки нежно легли на ее плечи и медленными, размеренными движениями начали втирать в них масло. Его дыхание касалось ее лица.

Не снимая ладоней с ее плеч, он начал массировать предплечья большими пальцами. Его движения, легкие и свободные, были, пожалуй, необязательными для терапевтического массажа. Впрочем, Блэр не придала этому значения. Под действием этих волшебных рук она словно воспарила и думала лишь о том, чем еще займутся эти руки.

Ее любопытство вскоре было удовлетворено. Его руки медленно переместились к верхней части груди. Казалось, от их прикосновений кожа ее обновляется. В груди Блэр, где-то в самой глубине, проснулось желание и, разгораясь, устремилось наружу. Ее соски все более набухали. Она хотела от этих рук только одного – новых ласк. Его пальцы продвигались к частям ее тела, жаждущим прикосновений. Если бы не полузабытье Блэр, она схватила бы его руки и прижала бы их к своим горящим грудям, к воспаленным соскам. Когда его руки неохотно отодвинулись от этих опасных мест, Блэр почти бессознательно издала слабый протестующий звук, похожий на стон.

Он взял совершенно безвольную руку Блэр, потянул ее и прижал к своей груди. Затем начал массировать мышцы, почти не давя на них. Его пальцы, легко обхватывающие ее руку в любом месте, осторожно разминали мышцы, двигаясь от подмышки к кисти, которая, как поникший цветок, покоилась на его широкой груди. Он наклонил голову, и она ощутила его дыхание на кончиках пальцев.

Блэр вдруг подумала, что будет, если она коснется ложбинки на его подбородке или потрогает его усы. Конечно, она не сделает этого, не так же она безрассудна. Впрочем, если бы она и решилась рискнуть, ей сейчас не хватило бы сил и на это. От этих мыслей по жилам Блэр словно потекло что-то теплое и густое, вроде патоки.

Между тем пальцы одной его руки добрались до ее тонкого запястья. Другая рука круговыми движениями поглаживала ее ладонь. Он несколько раз согнул руку Блэр в запястье, но на этот раз она уже не пыталась помочь ему. Он методично массировал каждый ее палец от основания до кончика, без устали поглаживая их. Как приятны его прикосновения! Вот он касается кончиков ее пальцев чем-то теплым и нежным, наверное, языком. О, ее руке повезло! Она получила самый лучший, пронизывающий насквозь, обольстительный, эротический массаж. Блэр, собравшись с духом, заставила себя открыть глаза, после чего убедилась в том, что ее мечты расходятся с реальностью. Он и не думал касаться ее пальцев языком. Она встретила взгляд его неправдоподобно голубых глаз. Приподняв другую руку Блэр, он прижимал к груди теперь уже обе. Он держал их своими руками, подведя под них локти. Положив ладони на ее подбородок, он начал большими пальцами массировать скулы Блэр.

– Интересно, мог ли я когда-нибудь видеть вас на сцене? – спросил он тоном гипнотизера. – Вы что, спите?

– На сцене? – переспросила Блэр, с удовлетворением отметив, что еще способна воспринимать его слова и даже отвечать. – Не знаю.

– В каких представлениях я мог видеть вас?

Держать глаза открытыми было слишком трудно, и Блэр снова закрыла их. Его руки лежали на ее ключицах, а большие пальцы разглаживали кожу шеи.

– Я… я танцевала в телевизионной рекламе апельсинового сока.

– Да? – Теперь очередь дошла до висков. Массируя их, он перекатывал голову Блэр с одной стороны на другую, прижимая ее по-прежнему к своим твердым, как камень, бедрам.

– Я плясала на игровом автомате, где бегали шарики. На меня накатывался огромный серебряный шар, а я, как лягушка, перепрыгивала через него.

– Я видел эту рекламу, но…

– Я была там совсем в другом обличье. На мне был парик из фольги и невероятного размера очки в виде ромашек с ярко-желтыми стеклами.

Его большие пальцы были на середине линии, отделяющей лоб от волос. Разглаживая ее лоб, он перемещал пальцы к ушам по кривой, напоминающей по форме сердце.

– Не могу представить вас в серебристом парике. Вижу вас только такой, как сейчас, – с блестящими темными волосами. Очки в виде ромашек в желтыми стеклами? Нет. Ничего такого не нужно. Пусть будут только эти зеленые глаза, бездонные как море.

При этих словах глаза Блэр, как по команде, открылись и с величайшим вниманием посмотрели на него. Он в этот момент разглаживал указательными пальцами ее красиво выгнутые черные брови.

Блэр понимала, что этого не следует ему позволять. А вдруг он какой-нибудь маньяк или… Нет, она не могла придумать достаточно веского основания, чтобы воспрепятствовать неизбежному. Он стоял, склонившись над ней, и ее руки были все так же прижаты к его груди. Блэр отчетливо видела каждую крапинку в его небесно-голубых глазах. Их блеск завораживал ее, парализуя ее сознание.

– Я не могу вообразить вас иной. Я не желал бы изменить в вас ни единой черточки.

После нежного прикосновения его пальцев к ее щекам, Блэр почувствовала, как к ней прикоснулись его шелковистые усы. Медленно, но неотвратимо его губы приближались к ее рту. Блэр ощутила его дыхание. Это сводило ее с ума. Но в тот миг, когда их губы сблизились, раздался стук в дверь.

Блэр едва не застонала от досады. Он вздохнул и выпрямился, освободив ее руки, затем, перелезая через коробки, добрался до двери. Блэр поспешно привстала и потянулась за простыней, но вдруг залилась краской. Дверь, которую она забыла запереть, открылась.

– Здравствуйте, – произнес вошедший почти женским голосом. – Извините, что так опоздал, но наш секретарь перепутал все вызовы.

Высокий блондин, который массировал Блэр, похоже, не собирался возражать. Вошедший был моложе, чем он, в белых брюках и белой рубашке с короткими рукавами.

Несколько удивленно он сказал:

– Я массажист.

2

При этих словах молодого человека Блэр ощутила такой шок, словно ей в лоб угодил бейсбольный мяч. Она сидела на краю стола, прижимая к себе скомканную простыню. Спутанные волосы рассыпались по ее плечам. Лицо Блэр, только что пылавшее, теперь побелело как мел.

– Сейчас вы нам уже не нужны, – спокойно заметил блондин.

Молодой человек зыркнул из-за его широких плеч, увидел едва прикрытую простыней Блэр и мгновенно оценил ситуацию. Переводя лукавый взгляд на высокого блондина, он понимающе кивнул. Похоже, он собирался подмигнуть, но не решился.

– Сейчас можете идти: пришлите мисс Симпсон счет за услуги.

– Да. Конечно. Спасибо. – Подхватив кожаную сумку с приспособлениями для массажа, он шмыгнул к двери, но, перед тем как выйти, все же не удержался и подмигнул.

Не успел щелкнуть замок, как Блэр соскочила со стола. Шок сменился яростью.

– Кто вы такой, черт возьми? Как вы смели так злоупотребить моим доверием? Убирайтесь отсюда, не то я вызову полицию!

– Но как? Ведь телефон еще не подключен, – рассудительно возразил высокий блондин и широко улыбнулся. Блэр увидела его красивые белые зубы. – Сегодня звонили из телефонной компании – приедут устанавливать лишь послезавтра.

– Кто…

– Шон Гаррет. Я – хозяин этой квартиры, плотник и тот самый ваш сосед, у которого вы не захотели одолжаться. – Он провел рукой по ее растрепанным волосам. Она стояла не шевелясь, укрытая наспех наброшенной простыней. – Все, что вы мне должны, – это один хороший массаж.

– Вы обманули меня! – крикнула Блэр. Ее глаза метали молнии.

– Ничего подобного. Я не говорил вам, что я массажист. Да вы у меня и не спрашивали.

Он шагнул к ней. Блэр инстинктивно отступила. Комната, только что казавшаяся ей просторной, теперь, когда здесь находился такой крупный мужчина, выглядела совсем небольшой.

– И до последнего момента я не понимал, чего от меня хотят. – Его золотистые усы чуть дрогнули.

– Вы…

– Вспомните: вы сказали, что я вам нужен, как никогда. Попросили меня сделать это на кухонном столе, поскольку вы не успели приготовить постель. И начали раздеваться. Теперь рассудите: что должен подумать мужчина, услышав все это?

Говоря, он подходил все ближе к Блэр; в походке его было что-то хищное. Она отступала, пока не уперлась спиной в кухонный шкаф. Он приклонился бедром к углу покрытого одеялом кухонного стола, преградив ей путь к бегству. Попав в ловушку, Блэр решила не сдаваться и, несмотря на свой нелепый вид, гордо расправила плечи и подняла голову.

– Вы прекрасно понимаете, что я приняла вас за другого. Порядочный человек сразу же сказал бы мне, что я ошиблась. Не представляю, как я смогу жить в этой квартире, зная, у кого ее арендую. Как только вы уйдете, – она подчеркнула последнее слово, – я отнесу вещи в машину.

Она ожидала от него чего угодно, но только не смеха, от которого он буквально затрясся, откинув голову назад. Он явно находил ситуацию очень забавной.

– Так, значит, ваша прелестная фигура и невинные глаза обманчивы! Да вы просто тигрица. Вы нравитесь мне, Блэр Симпсон.

– А вы мне ничуть! – вскричала она. – Вы – лжец и мошенник. Убирайтесь вон!

– Я ни разу в жизни не солгал, – спокойно ответил он.

Это спокойствие еще больше бесило Блэр, и без того переполненную гневом.

– Что же это, как не ложь?

– Я честно признался, что не работаю в фирме «Тонус» и у меня свободная профессия. Так оно и есть. Я работаю по договорам. Вы спросили, достаточно ли у меня клиентов, и я ответил, что у меня их много. Я покупаю старые дома, делаю капитальный ремонт с перепланировкой и затем продаю их богатым нью-йоркцам, которые любят отдыхать на побережье. Так что сами видите, я сказал вам правду.

– Вы понимали, что я введена в заблуждение.

Он пожал плечами и усмехнулся.

– Еще раз спрашиваю: что должен делать мужчина в подобных обстоятельствах? Знаете ли вы хоть одного, кто, увидев, как красивая женщина раздевается и ложится на кухонный стол, вежливо извинился бы и тихо удалился?

– Представьте себе, знаю, – ответила она, вызывающе вскинув подбородок и явно предполагая удивить его.

Увы, никакой реакции! Он с безразличием пожал плечами.

– Что ж, у каждого свой характер. Но я знаю себя, а также и то, какие женщины мне нравятся. И если красивая женщина, прикрытая одной простыней, лежит как паинька и просит, чтобы я ее потрогал, – такое на меня действует очень сильно.

– Что значит «просит»! – возмутилась Блэр. – Ничего я не просила. Я позволила вам дотронуться до себя только потому, что приняла вас за профессионального массажиста. Если бы я знала…

– Не говорите мне только, что вам не понравилось. Не сомневаюсь, что вам было очень приятно. Вы еле сдерживались, чтобы не замурлыкать. Вы даже не заметили, как я вас перевернул и видел обнаженной.

Последние слова он почему-то произнес тихо и, сделав несколько шагов, подошел к ней вплотную.

– Сзади, со спины, вы кажетесь маленькой, похожей на ребенка. Но спереди, Блэр Симпссн, несмотря на все изящество вашей фигуры, вы несомненно зрелая женщина.

Его руки коснулись ее подбородка Она не могла оттолкнуть их, так как прижимала к себе простыню.

– Не надо, – сказала она, безуспешно пытаясь отвести голову в сторону, но он словно не слышал ее слов. Его губы приблизились к ее лицу почти вплотную.

– Я скажу вам кое-что еще. Если вы снова откроете дверь незнакомому человеку и впустите его в дом, я высеку вас ремнем. Разве вы не знаете, что может случиться с женщиной, поступающей так безрассудно? – Его усы ощетинились – По улицам шляются разные извращенцы. Представляете, что могло произойти, если бы вместо меня вы впустили в дом кого-нибудь из них.

Его губы прижались к ее губам, и Блэр, утратив чувство реальности, уже не могла да и не хотела ни о чем думать. Он обнимал ее так же нежно, как и во время массажа. Большими пальцами Шон делал мягкие круговые движения около ее висков, и от этого Блэр снова начала погружаться в гипнотическое состояние Она чувствовала, что ее тянет к нему как магнитом.

Несколько раз легонько коснувшись ее губ, он отступил на шаг. Блэр не успела даже подумать о том, что происходит, а он уже разомкнул объятия. Это было жестока Голова Блэр пошла кругом. С трудом придя в себя, превозмогая мучительное желание, Блэр вдруг заметила победоносную улыбку Шона. Томительная страсть сменилась гневом. Блэр оттолкнула Шона, уже не опасаясь того, что с нее слетит простыня.

– Вон отсюда! – пронзительно крикнула она. – Единственный извращенец, которого я имела несчастье повстречать, это вы.

– Уже ухожу, – повернувшись к ней спиной, он, обходя коробки, направился к двери, – но сообщаю вам, что приготовлю обед к восьми часам. Вам следует подойти к задней двери дома и постучать.

– Обед?! После всего, что было, вы предлагаете мне пообедать с вами?

– А почему бы нам не пообедать вместе? Тем более теперь, когда мы так хорошо знаем друг друга.

При этих словах он многозначительно улыбнулся.

– До свидания, мистер Гаррет. Мы увидимся первого числа следующего месяца, когда придет время платить за квартиру.

– Мы увидимся сегодня вечером, когда вы в восемь часов подойдете к моей двери. Иначе мне самому придется доставить вас к себе на обед. – Прежде чем Блэр успела открыть рот, он добавил: – Пэм рассказала мне про ваши поврежденные колени. Искренне жаль, что вы какое-то время не сможете танцевать.

С этими словами он удалился, а Блэр все стояла, тараща глаза на деревянную дверь, которую он тихо закрыл за собой.

– Так ты говоришь, что лежала в чем мать родила, а Шон Гаррет гладил твое тело?

Пэм Дельгадо, забросив в рот шоколадное печенье, с нескрываемым удовольствием жевала его и недоверчиво глядела на свою опечаленную подругу.

– Да, это было ужасно.

Пэм рассмеялась, чуть не подавившись печеньем.

– Так я тебе и поверила, – усмехнулась она – Кому ты рассказываешь сказки, подруга! Я, конечно, люблю, даже обожаю своего Джо, но если бы Шон предложил сделать мне массаж на кухонном столе, мне было бы трудно устоять перед соблазном. И девяносто девять процентов женщин этого города не устояли бы.

Пэм со своими пятью ребятишками нагрянула к Блэр через час после ухода Шона. Для четырех старших она сразу же нашла работу, поручив двоим из них вынуть из коробок книги и пластинки н расставить все это в книжном шкафу в гостиной. Третьему дали задание сложить полотенца и постельное белье в шкафчик, стоящий в ванной. Четвертому она велела распаковать коробки с кастрюлями и сковородками и разместить эту утварь в кухонном шкафу. Сразу же поднялся шум и гам. Пэм и Блэр, чтобы услышать друг друга, приходилось почти кричать. Самый юный Дельгадо, которому не исполнилось и года, сидел на коленях у матери и жевал печенье, по уши перемазавшись шоколадом.

– Ну что ж, значит, я отношусь именно к тем, кто устоял бы перед ним. Пэм, почему ты не предупредила меня, что этот человек, мой ближайший сосед и хозяин квартиры… извращенец?

– Он сделал что-то такое? – с жадным любопытством спросила Пэм, ловко увернувшись от куска печенья, брошенного в нее ее младенцем. – Что именно?

– Да нет, ничего такого, – с досадой ответила Блэр, встала из-за стола, достала из кухонного шкафа банку с содовой и наполнила полупустой стакан Пэм. – Все в целом походит на извращение. Он воспользовался моей оплошностью. – Блэр зарыдала. – Обидел меня.

Глаза Пэм увлажнились.

– Да, да. Представляю себе, как ты расстроилась. Но все же, уверяю тебя: если Шон пользуется чьей-то оплошностью, это еще не самое плохое. Я знаю женщин, которые…

– Хватит, это я уже слышала. – Блэр начала раздражаться. – Ты ведь знаешь, в отличие от других женщин мне не нравятся самовлюбленные супермены. И ваш Шон Гаррет не поразил моего воображения. Он просто расчетливый интриган.

– Да нет же. – Пэм встала на защиту Шона. – Послушай, Блэр. Он – один из столпов местного общества. Преуспевающий бизнесмен, член городского совета, школьного совета…

– Боже мой! У него есть дети…

– Нет, нет. Он никогда не был женат. Но он интересен со всех точек зрения. Кроме того, он обаятелен и чертовски хорош собой. Пожалуйста, не рассказывай об этом Джо, но как-то раз я чуть не кувырнулась в кювет на своем «вольво», засмотревшись, как Шон в одних шортах работает на крыше. Без рубашки он…

– Все ясно. – Блэр подняла руки, показывая, что сдается. – Он превосходен во всех отношениях, и мне просто неслыханно повезло, что именно он сделал из меня полную дуру.

Перестав улыбаться, Пэм наклонилась к Блэр через стол и положила ладонь на ее руку.

– Извини меня. Зная тебя и твою… гордость, могу себе представить, в какую ярость ты пришла из-за того, что тебя так легко одурачили. Но, согласись, Блэр, что все это довольно забавно. Кое-какие моменты, о которых ты рассказывала… – Не выдержав, Пэм расхохоталась.

– Большое спасибо, – сказала Блэр с натянутой улыбкой. – Ты предательница. Как Искариот.

– Ты злишься из-за его самоуверенности?

– Чьей? Искариота? – съехидничала Блэр.

– Шона.

Блэр усмехнулась.

– Конечно, нет.

– Я просто так спросила, – бесцеремонно заметила Пэм. – Вот что я хочу сказать, – продолжала она, крутя кудряшки на головке своего малыша. – Ведь после Ко-ула у тебя не было мужчин?

– Не было.

Ни Пэм, ни кто другой не знал ничего определенного о связи Блэр с Коулом Слейтером. Никто и не узнает об этом. По молчаливой договоренности они с Пэм никогда не обсуждали эту тему. Конечно, Пэм хотела бы разузнать подробнее об этой истории, но, проявляя деликатность, она ничего не выведывала. За это Блэр была ей благодарна. Пэм и сейчас проявляла такт. Она просто пыталась помочь Блэр решить ее новые проблемы. Однако ей это не удалось.

– Просто Шон Гаррет – не мой тип мужчины. Вот и все.

Пэм засмеялась.

– Если ты женщина, то он – твой тип.

Блэр внимательно посмотрела на подругу, которая с рождением каждого ребенка все больше полнела, и теперь ее уже нельзя было назвать «милой пухляшкой».

– Если тебя так очаровал Шон Гаррет, почему же ты вышла замуж не за него, а за Джо? – ехидно спросила Блэр.

Пэм широко развела руками.

– Потому что Джо любит меня такой, какая я есть. – В ее глазах блеснуло счастье. – И будет любить всю жизнь, – добавила она, глубоко вздохнув.

Кожа Пэм, которую она старалась уберечь от жаркого солнца, была чистой и гладкой, но волосы, стянутые на макушке небрежным узлом, выдавали ее жизненную позицию. Не вызывало сомнений, что Пэм счастлива и имеет все, необходимое для этого. Блэр ощутила укол зависти.

– Понимаю, по-твоему, я ограничила свою жизнь кастрюлями и детскими горшками, – сказала Пэм с присущей ей прямотой. – Конечно, я стала толстой, как дирижабль, и ничем не напоминаю ту гибкую танцовщицу, которая не могла позволить себе ни грамма лишнего веса. Думаешь, я не зеленею от зависти, глядя на твою изящную фигурку? Зеленею. Упругие бедра, плоский живот, необвисшие груди – все это для меня ушло в прошлое. Но я счастлива, Блэр. У меня есть Джо, дети, и я люблю их. И своей судьбой ни с кем не поменялась бы, в том числе и с тобой, – независимо от того, ждет тебя блестящая карьера или нет.

Визг и крики, донесшиеся из гостиной, означали, что Эндрю не нравится, как Мэнди выполняет свое задание. Мэнди запищала в ответ, что пожалуется маме, если Эндрю не оставит ее в покое.

– Ябеда-корябеда! Ябеда-корябеда! – завопил Эндрю.

Но женщины не слышали детских голосов. Блэр сидела, опустив голову, а Пэм сочувственно смотрела на нее, видя затаенную боль на завидно моложавом лице подруги.

– Неудивительно, что ты не хочешь поменяться местами с тридцатилетней бродячей танцовщицей, повредившей колени, – тоскливо сказала Блэр, сознавая свое одиночество.

– Колени заживут. Не успеешь оглянуться, как снова начнешь танцевать.

– А если не заживут? Что тогда?

– Займешься чем-нибудь еще.

– Я больше ничего не умею, Пэм.

– Чему-нибудь научишься. Господи, Блэр! Ты красива и талантлива. Конечно, твой возраст уже не самый подходящий для артистической карьеры, но ведь на танцах свет клином не сошелся. В жизни есть многое, чего ты еще не изведала. Надеюсь, у тебя хватает ума понимать, что если тебе тридцать и ты не сможешь танцевать, то жизнь еще не кончена.

– Та жизнь, о которой я мечтаю, кончится.

– А что ты знаешь о своих желаниях? Что ты видела, кроме танцев? Может, судьба уже приготовила для тебя дар, а ты об этом и не ведаешь. Знаешь, я считаю Божьим промыслом то, что меня обокрали в парке и для составления протокола прибыл красивый кареглазый фараон по фамилии Дельгадо с таким заливистым смехом. Травма колена тоже может обернуться большой удачей.

Блэр знала, что спорить бесполезно. Она похлопала Пэм по пухленькой ручке.

– Может, и так, – согласилась она, хорошо понимая, что на самом деле это совсем не тот случай.

Благодаря помощи Пэм и несмотря на небольшой беспорядок, учиненный ее детишками, в течение следующего часа удалось распаковать все коробки. Пэм велела старшим отнести в подвал пустые коробки и сложить их в старые бочки, принадлежащие Шону.

– Можно нам зайти к Шону? – спросила Мэнди, старшая из девочек Пэм.

– Его, наверное, нет дома – где-нибудь работает.

– Его грузовик здесь. И легковая машина тоже, – возразил Эндрю, старший из ребятишек. Ему скоро должно было исполниться девять.

Пэм вздохнула.

– Ну зайдите на минутку.

Хотя Пэм и просила их осторожнее спускаться по лестнице с коробками, они, конечно же, помчались бегом.

– Эндрю от тебя без ума, – заметила Пэм. – Он на днях спросил, считаю ли я, как и он, что ты прелестна. До сих пор он презирал всех женщин.

– Я считала, что первой любовью у мальчишек обычно бывают их учительницы.

– Да, но сейчас каникулы, – пошутила Пэм, и они расхохотались.

Через некоторое время двое старших детей вернулись, посасывая мороженое на палочке.

– Это нам Шон дал. Он и вам прислал, – уточнил Эндрю, оделяя мороженым троих младших детей и мать.

– О, нам, пожалуй, пора домой, а то мы тут закапаем весь пол, – сказала Пэм, быстро подхватывая младенца, сумочку и ключи от машины.

– Ах, чуть не забыл, – сказал Эндрю, обернувшись к Блэр в тот момент, когда мать подталкивала его к двери. – Шон просил передать вам, чтобы вы не наряжались к сегодняшнему вечеру.

При этих словах Пэм остановилась и взглянула через плечо на Блэр.

– К сегодняшнему вечеру? – изумленно спросила она.

– Он вбил себе в голову идиотскую мысль, будто я собираюсь с ним пообедать, – проговорила Блэр.

– А это не так?

– Нет.

– Хочешь пари? – спросила Пэм, подмигнув подруге, и тут же повернулась к трехлетнему Полю, чтобы помочь ему спуститься.

Когда Пэм впервые рассказала ей о квартире над гаражом, Блэр сразу спросила ее о ванне – доктор рекомендовал ей почаще парить колени. Пэм заверила, что ванна там есть. И вот сейчас Блэр впервые погрузилась в старомодную, глубокую ванну, ножки которой походили на лапы неведомого зверя. Блэр чувствовала себя превосходно. От горячей воды поднимался пар, и напряжение после необычного визита Шона Гаррета постепенно исчезало.

Когда вода начала остывать, Блэр, слегка покачиваясь, вышла из ванны и внезапно сообразила, что целый день ничего не ела. Она вытерлась, отметив, что ее гладкая кожа все еще сохраняет аромат масла, которым при массаже пользовался Шон. Начав облачаться в свой старый любимый домашний костюм, Блэр вдруг остановилась. А вдруг Шон выполнит свою угрозу и придет за ней, удостоверившись, что Блэр нет у задней двери его дома в назначенное время? Проклиная его, а заодно и себя, она натянула джинсы и рубашку, тоже, впрочем, не новые и почти столь же удобные, как и домашний костюм.

От пачки шоколадного печенья остались лишь жалкие крохи, но Пэм в качестве подарка к новоселью притащила массу разнообразных продуктов, которые сейчас стояли на полках буфета и холодильника. Блэр начала разглядывать их, когда услышала шаги на лестнице.

– Не может быть, – пробормотала она и метнула взгляд на часы. Одна минута девятого. Тяжелые шаги, приближаясь, звучали все громче.

– Ему меня не запугать, – подбодрила она себя и решительно, как солдат, идущий в атаку, направилась к двери. Едва он постучал, Блэр распахнула дверь настежь, готовая принять бой.

Однако слова непреклонного отказа вдруг замерли у нее на устах. Шон Гаррет являл собою миролюбие. Он походил на мальчика, явившегося на первое свидание. На нем были джинсы и спортивная рубашка с вырезом на груди, сквозь который виднелась бронзовая кожа, покрытая вьющимся золотистым пушком. Его тщательно причесанные волосы чуть поблескивали в лучах лампы, освещающей подъезд. Блэр включила ее перед тем как открыть дверь. Только что выбритые щеки сияли свежестью. Запах хорошего одеколона явно благоприятно подействовал на Блэр, у которой слегка кружилась голова от голода и после горячей ванны. В руках у Шона был букет ромашек в зеленой оберточной бумаге.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. – Блэр не узнала собственного голоса. Нервно сглотнув слюну, она еле выдавила из себя это слово.

– Я хочу предложить вам заключить мир. Пожалуйста, простите меня за то, что произошло днем, – произнес он тоном кающегося грешника. Она молча смотрела на цветы в его руке.

– Нужно обязательно поставить их в воду, – мягко сказал он и шагнул вперед. Блэр, как лунатик, отступила, пропуская его в комнату. Когда он проходил мимо, его рука нечаянно коснулась ее груди.

– У вас есть ваза?

– Да… кажется… в кухне, – пробормотала она и пошла к кухонному шкафчику.

Там она нашла красивую стеклянную вазу; налив в нее воды, Блэр принесла ее в гостиную и поставила на кофейный столик.

Шон развернул букет и осторожно поставил цветы в вазу, стараясь покрасивее расположить их. Казалось, его руки слишком велики для такого тонкого дела, но Блэр знала, какими они бывают нежными.

– Готово, – сказал он, сминая оберточную бумагу. – По-моему, превосходно. – Он подошел к кухонному столику, открыл дверцу и выбросил комок бумаги в мусорную корзину.

– Похоже, почти все расставлено по местам, – заметил он, оглядывая комнату.

Лампа светила неярко, так что уголки, где Блэр еще не навела порядок, не были видны. Она согласилась, что действительно комната приобретает жилой вид.

Стены гостиной были окрашены в нежно-розовый цвет, а оконные рамы, двери и плинтусы – в белый. Окна – высокие и широкие, на них – белые жалюзи.

– Вы еще не опробовали ваше ложе? – спросил Шон, показывая на диван.

– Нет, – покачала головой Блэр. – Я там все устроила днем, но… полежать не было времени.

– Надеюсь, вам будет удобно, – сказал Шон, очень внимательно разглядывая не диван, а рот Блэр. – Покупая мебель для этой квартиры, я хотел, чтобы вещи были простыми и удобными.

– Все здесь очень хорошо.

– Я рад этому.

Несколько томительных секунд они смотрели друг на друга, потом оба почувствовали неловкость и опустили глаза. Шон первый нарушил молчание.

– Я очень сожалею о том, что произошло днем. – Когда Блэр снова посмотрела на него, он продолжил: – Поймите меня правильно, я не жалею ни о том, что было, ни о том, что видел вас без одежды и касался вас. – Его низкий голос чем-то напоминал звучание хорошей виолончели. – Я виню себя только в том, что поставил вас в неловкое положение. Я сыграл с вами плохую шутку, и вы, безусловно, вправе сердиться на меня.

Блэр решила не обращать внимания на его слова о том, что он видел и к чему прикасался, и сосредоточиться лишь на его обмане и своем праведном гневе. Какой же он хитрец! Она заготовила множество обвинительных и весьма нелестных слов, но разве можно ими воспользоваться, если Шон так смиренно просит прощения? А может, это его новый подвох?

– Да, я была вне себя от ярости.

– Обещаю в следующий раз сделать вам массаж только с вашего согласия.

– Я… – Блэр готова была взорваться, но осеклась, не решившись сказать ему, что никакого следующего раза не будет.

– Какая странная фотография, – удивился Шон, глядя куда-то через голову Блэр.

Она повернулась и увидела, что он смотрит на художественную фотографию «Руки» работы Харви Эдвардса.

– Ее нужно повернуть, – заметила она. Блэр подошла к фотографии в бронзовой рамке, прислоненной к стене, и поставила ее горизонтально. – Вот так. У меня не было времени ее повесить.

– О, теперь другое дело, – кивнул он. – Интересно, не правда ли?

– Я люблю ее, как, впрочем, почти все работы Эдвардса.

На фотографии был запечатлен изогнутый торс балерины, который поддерживали мужские руки, сильные и вместе с тем чуткие.

– Эдвардс обычно снимает танцоров. А вот еще одна его работа. – На черном бархате стояли старые, видавшие виды розовые балетные туфельки. – Это называется «Балетные туфли».

– Он подбирает хорошие названия для своих работ, правда? – Блэр заметила, что когда Шон улыбается, у него вокруг глаз появляются маленькие морщинки. – У вас тоже есть такие туфельки?

Она рассмеялась:

– Очень много.

– Как вы ухитряетесь завязывать ленточки вокруг лодыжек так, чтобы туфельки крепко держались на ногах?

– Это вопрос сноровки. Ленточки надо правильно пришивать.

– Я этого не знал.

Эти ничего не значащие фразы прикрывали их внутренний поединок. Они походили на соперников, желающих иметь полную информацию друг о друге.

Блэр заметила, что его хорошо причесанные волосы уложены как-то не так, усы красиво изгибаются над верхней губой, а ложбинка, пересекающая подбородок и напоминающая восклицательный знак, подчеркивает его мужественность.

От Шона не укрылось, что Блэр, нервничая, время от времени высовывает кончик языка и облизывает губы; когда же она жестикулирует, ее руки совершают плавные движения, свойственные только балеринам; а ее длинные черные ресницы просто завораживают, особенно, когда она их опускает.

– Скажите, вы голодны?

Этот внезапный вопрос прервал размышления Блэр и вернул ее к реальности.

Помешкав секунду, чтобы собраться с мыслями, она выпалила заготовленную на этот случай фразу:

– Мистер Гаррет, я не расположена пообедать у вас. Ценю вашу любезность, но…

– Не хочу быть чем-либо обязанной своим соседям, – завершил он за нее.

– Что ж, это так. И кроме того…

– Вы боитесь, что я задумал против вас какую-нибудь новую каверзу и начну приставать к вам?

– Нет…

– Так вы опасаетесь, что я не буду приставать к вам?

– Нет! – раздраженно воскликнула она.

Взгляд его пронзительно-голубых глаз действовал на нее обезоруживающе. Сейчас он был устремлен на ее грудь. «Почему я не надела лифчик? – подумала Блэр. – Конечно, я ничего не боюсь, – подбадривала она сама себя, – но все же…»

– Сплетни? Вы боитесь, что этот обед может повредить вашей репутации? Вы правы. В этом маленьком городке ничего нельзя утаить от посторонних людей. Но, уверяю вас, я рискую больше, чем вы. В отличие от вас меня здесь все знают. И если уж меня не волнуют сплетни, вас они совсем не должны волновать.

– Сплетни меня не волнуют. – Блзр наконец-то овладела собой. – Я взрослая женщина, мистер Гаррет, и много лет прожила одна в Нью-Йорке. Я ни от кого не завишу, и мне плевать, что обо мне думают.

– Тогда у вас нет причин отказываться от обеда со мной. Вы готовы?

– Вы, наверное, меня не поняли?

– Прекрасно понял, но все это – пустые слова. Так вы готовы?

Блэр подняла руки, как бы сдаваясь на милость победителя.

– Ну что ж, – вздохнула она, – пойдемте обедать.

– Заметьте, как легко я этого добился, – добродушно улыбнулся Шон. – Вперед! – воскликнул он, распахивая перед ней дверь.

– Одну минуту. Мне нужно причесаться.

– Вовсе не нужно. Ваши волосы выглядят просто замечательно.

– Но туфли-то, по крайней мере, я могу надеть?

– Ноги, истоптавшие столько пар балетных туфель, вполне заслужили отдых. Ступайте босиком.

– Что ж, отлично. – Блэр решила не возражать. – Пойдемте.

– Минуту. Нам осталось кое-что еще.

Блэр вопросительно посмотрела на него.

– Вы забыли выключить свет, а ведь я оплачиваю ваши счета за коммунальные услуги. Помните об этом.

Он выключил лампу, стоявшую на столике возле дивана, и комната погрузилась во мрак. Только сквозь жалюзи чуть пробивался свет уличного фонаря. Блэр уже взялась было за дверную ручку, как вдруг почувствовала легкое прикосновение к своим плечам. Шон повернул ее к себе лицом. Сердце Блэр забилось неровно, и дыхание стало прерывистым.

– Мы не все еще сделали, Блэр.

– Не знаю, что вы имеете в виду, мистер Гар…

– К черту мистера Гаррета! Если вы хоть раз еще так меня назовете, мне придется напомнить вам о том, как близки мы были сегодня, – прорычал Шон. Даже в темноте его глаза сверкали. Его теплое дыхание касалось ее лица. Пальцы, обхватившие ее руки у плеч, были сильными и властными, но вместе с тем теплыми и мягкими.

Блэр сглотнула слюну.

– Что же мы не доделали, мне… Шон?

– Вот что. – Его ладони скользнули с ее плеч под руки и задержались на спине. Широко расставив пальцы, он притянул ее к себе и крепко прижал. – Боже! Ты такая тоненькая! Когда я обнимаю тебя, мне кажется, что я соблазняю ребенка, – произнес он полушепотом, уткнувшись в ее волосы. Шон еще теснее прижался к ней, подсознательно стремясь пробудить в ней желание. – Но я знаю, что каждый миллиметр твоего тела вопит о том, что ты женщина. Я могу обхватить твою мальчишечью талию пальцами, но какая женственная линия бедер начинается ниже нее! – Его большие руки скользнули на прелестные холмики ее грудей и по достоинству оценили их твердость. – Твои маленькие груди прелестно округлы и упруги. Они отвечают на мои прикосновения. Я видел это сегодня днем, а теперь я прижимаюсь к ним, чтобы почувствовать их своей грудью.

Он, не отрываясь, смотрел прямо в ее лицо.

Блэр подумала о том, как она сейчас выглядит: вытаращенные немигающие глаза, полуоткрытый от удивления рот. Все свидетельствовало о том, что она поражена происходящим. Огромный мужчина держал ее в своих ручищах. Но самое поразительное то, что ей это нравилось.

– Ты такая маленькая. Рядом с тобой я чувствую себя неуклюжим великаном. Я никогда не сделаю тебе больно, Блэр. Обещаю тебе. Ты скажешь мне, если я когда-нибудь причиню тебе боль?

Она машинально кивнула в ответ. Он покрывал ее рот легчайшими поцелуями, если так можно было назвать эти еле ощутимые прикосновения его губ. Ее еще никогда не целовал усатый мужчина, и непривычные прикосновения усов ко рту возбуждали в ней желание.

Постепенно его губы стали настойчивее, а язык скользнул по ее губам. Блэр пыталась сопротивляться.

– Блэр, – нетерпеливо прошептал он, – не надо мешать мне, приоткрой ротик.

– Нет! – выкрикнула она.

– Да!

Он был непреклонен и не желал ничего слушать. Их губы были рядом. Он еще крепче прижал ее к себе. Выгнув спину, она прильнула к нему всем телом. Оба с облегчением вздохнули. Она обхватила его шею руками, только что отталкивавшими его. Мягкость и твердость соединились в одно гармоническое целое.

Она уступила своему нежному завоевателю. Шон несколько раз коснулся кончиком языка уголков ее рта, и от этого ее верхняя губа тотчас расслабилась. Тогда его язык раздвинул ее губы, осторожно и настойчиво. В его действиях не было и намека на грубую силу, он словно молил о прощении. Рот Блэр приоткрылся, и язык Шона проник вглубь. Этот необыкновенный язык заставил ее трепетать. Он возвращался к ее губам, чтобы потом снова погрузиться в глубину рта. Это было нечто большее, чем поцелуй. Это был акт любви.

Когда, наконец, Шон оторвался от нее, Блэр, почти лишившись сил, прислонилась к нему, чтобы не упасть. Рука Шона, гладившая ее волосы, чуть-чуть дрожала. Они дышали, как альпинисты, поднявшиеся на большую высоту.

– Все-то мы перепутали, – усмехнулся Шон. Она почувствовала, что он улыбается. – Приступили к десерту, еще не начав обедать.

3

Спускаясь по лестнице вместе с Шоном, Блэр опустила глаза, избегая его взгляда. Она была под впечатлением только что происшедшего – того, чему безмолвно и по своей воле покорилась. Теперь при свете она не решалась посмотреть на него. Они пересекли маленькую лужайку и подошли к задней двери его дома. Шон открыл дверь и, придержав ее, пропустил Блэр вперед. Едва она вошла в дом, ее смущение мигом улетучилось, сменившись искренним восхищением. Дом Шона был великолепен.

– О, Шон! – воскликнула она. – Здесь так красиво!

– Нравится? – Он был явно польщен.

– Нравится – не то слово, – восторженно сказала Блэр.

Они вошли на крытую веранду, обставленную плетеной мебелью. Повсюду стояли цветы в горшочках. На полу, выложенном керамическими плитками, лежала горка мягких подушечек. На потолке вращались два вентилятора с бамбуковыми лопастями. Подушки на полу, на плетеных креслах и диванах были голубого и коричневого цвета.

– Когда я купил дом, эта веранда еще не была крытой. Я подумал, что здесь можно устроить чудесную комнату-сад. Зимой я защищаю ее от холода вторыми рамами.

– Здесь великолепно!

– Пойдем посмотрим все остальное.

Шону было чем гордиться. Когда он привел Блэр в кухню, у нее, проведшей жизнь в однокомнатных или двухкомнатный квартирах, перехватило дыхание. Она никогда не видела такой огромной кухни.

– Эта старая плита топилась дровами. Я ее переделал, и теперь она может работать и на газе.

Чугунная плита, отделанная латунью, не отличалась по стилю от большой полки, занимавшей соседнюю стену. На ней стояли бронзовая и медная посуда, кулинарные книги и горшки с декоративными растениями.

– Ты сам все так красиво расположил? – спросила Блэр.

– Нет. Я делаю только ремонт и перепланировку, затем сдаю отремонтированные дома заказчикам, а они сами уже нанимают дизайнеров. С дизайном этого дома мне помог мой друг.

«Интересно, – подумала Блэр, – что это за друг с таким безупречным вкусом».

Шон провел ее по первому этажу. Столовая поражала эркером с четырехстворчатым окном и красивым круглым обеденным столом. В гостиной Блэр увидела старинный мраморный камин в европейском стиле.

Вот тут-то Блэр и поняла, почему Шона заинтересовали ее художественные фотографии и так понравились ему. На стенах гостиной, где потолок был выше, чем в других комнатах, висели фотографии разных размеров и стилей. Цвет их соответствовал тонам прекрасно подобранной старой и современной мебели. Под дубовой покрытой лаком лестницей находилась маленькая комната, где можно было причесаться и привести себя в порядок. Одна из стен лестничной площадки представляла собой витраж. Блэр подумала, как любопытно было бы взглянуть на нее при солнечном свете. Ковры на паркетных полах были подобраны с явной целью воссоздать атмосферу старины.

– Наверху три спальни и три ванных комнаты. Мы осмотрим их позже. А сейчас, признаюсь, я умираю от голода, – сказал Шон, взяв Блэр под руку и направляясь с ней на кухню.

Блэр задумалась было над тем, что он имел в виду, пообещав показать спальни позже, но тут они снова вошли в ярко освещенную кухню.

– Надеюсь, ты не имеешь ничего против курицы с индейским рисом? – осведомился он.

– Конечно, нет. Давай я помогу.

– Все уже готово. Если нетрудно, заправь чем-нибудь салат, а я налью вино в бокалы.

– Хорошо.

Открыв холодильник, Блэр вынула большую салатницу, а также уксус и соус на растительном масле. Добавив то и другое в салат, она понесла его в столовую. На столе уже стояла прекрасная фарфоровая посуда, лежали белоснежные салфетки, горели свечи.

– Ты все это сам приготовил? – спросила Блэр Шо-на, когда он внес кастрюлю и водрузил ее на серебряную подставку.

Он пожал плечами.

– Да, хотя, конечно, я не каждый вечер готовлю такой обед. Обычно довольствуюсь сандвичем по-болонски и бутылкой пива и поглощаю все это на веранде. Но сегодня особый день.

– Особый? – с волнением переспросила Блэр.

– Полагаю, что да.

Он пододвинул ей стул, и она села, довольная, что можно дать передышку коленям. Шон не сразу пошел к своему месту.

Он обнял Блэр за плечи и, наклонившись к самому ее уху, тихо сказал:

– Мне было бы нетрудно привыкнуть к совместным трапезам с тобой.

Его губы скользнули от уха Блэр к ее шее, и она почувствовала нежные поцелуи и легкое покусывание. В ключицу он поцеловал ее сильнее, приложившись к ней губами и языком, потом выпрямился, чуть пощекотав напоследок руку Блэр там, где кончался короткий рукав ее блузки, и сел на свой стул.

Пытаясь хоть немного привести в порядок свои мысли, совсем было вышедшие из-под контроля, Блэр скомкала салфетку, затем расправила ее и положила на колени.

– Мне неловко, оттого что я не вполне одета, – сказала она, пряча под стол босые ноги.

– О нет, ты в порядке. Это я, может быть, перестарался, желая произвести впечатление.

Он положил ей на тарелку рис, приправленный каким-то ароматным соусом, и куриную грудку.

– Надеюсь, приправа чувствуется. Мои родители любили принимать и потчевать гостей. Если я что-то смыслю в кулинарном искусстве, то только благодаря моей матушке.

– Где жили твои родители?

– В Нью-Джерси.

Она протянула ему корзиночку со свежевыпеченными сдобными булочками, отломив большой кусок для себя.

– А чем занимается твой отец?

– Сейчас он на пенсии. – Шон тут же перевел разговор на другую тему, задав ей еще несколько вопросов о ее семье. Непринужденно беседуя, они довольно быстро покончили с курицей.

Когда Пэм впервые упомянула о Шоне, она назвала его человеком, зарабатывающим на жизнь пилой и молотком. Встретившись с ним, Блэр поняла, что он не простой плотник. Он сильно вырос в ее глазах, когда она увидела сама, как прекрасно Шон ремонтирует дома. Разговаривая с ним сейчас, Блэр поняла, что его интересы весьма разнообразны. Это явно интеллигентный, начитанный и остроумный человек.

Наслаждаясь его обществом, Блэр вместе с тем размышляла, так ли хорош Шон, как кажется, не водятся ли за ним какие-нибудь постыдные грешки. Пока ничего такого она не заметила. Такого привлекательного человека она до сих пор не встречала. Однако его влечение к ней казалось Блэр слишком уж неожиданным; это сразу нарушило привычное течение ее жизни. А его улыбка! Блэр одновременно хотелось и бежать от него прочь и нежиться в его объятиях.

Она отказалась от десерта («Я сейчас не работаю по шесть часов в день, и мне пора начать следить за калорийностью пищи»), но согласилась выпить кофе с ликером и взбитыми сливками. Шон предложил выпить кофе на веранде, и Блэр охотно согласилась. Они уютно устроились на плетеных диванах с подушками. Свет зажигать не стали. До океана отсюда было рукой подать, и легкий бриз долетал до веранды. Во дворе стрекотали сверчки, монотонный шум вентиляторов убаюкивал.

Блэр примостилась на небольшом плетеном диване и, поджав под себя ноги, потягивала горячий пенистый напиток.

– Нравится? – спросил он.

Она улыбнулась, слизнув сливки с уголка рта.

– Нравится.

Некоторое время он молча смотрел на нее, потом тихо спросил:

– Когда ты начала танцевать?

– В четыре года.

– В четыре?!

Блэр засмеялась.

– Мне было именно четыре, когда мама записала меня в балетный класс. На своем первом концерте я выглядела очаровательной пышечкой.

– Такой, что пальчики оближешь.

Блэр изумило, что он придал вполне невинному выражению явно сексуальный оттенок. Из-за этой темноты на веранде и мелькающих теней от лопастей вентиляторов она не могла понять, куда смотрит Шон. И это почему-то беспокоило Блэр.

– Вот с тех пор я и танцую. Для меня это больше чем профессия. Это образ жизни, доступный пониманию только танцоров. Мы танцуем всегда – наяву и во сне. Мы готовы экономить на жилье и питании ради того, чтобы заплатить хорошему преподавателю. Когда нет работы в шоу, мы устраиваемся официантками, чтобы хоть как-то продержаться, но никогда не жертвуем танцевальными классами. Если нечем платить за жилье, две танцовщицы, сидящие на мели, снимают общую квартиру и вместе ждут лучших времен. За этот кочевой образ жизни нас называют цыганами. Все наши пожитки умещаются в парусиновой сумочке: пропахшее потом трико, штопаные колготки, поношенные балетные туфельки, гетры для согревания ног, мази.

– Но ты-то ведь пользовалась успехом! Пэм называла мне много шоу с твоим участием.

– Да, мне повезло.

– Повезло? Ерунда! Просто ты хорошо танцуешь.

Блэр улыбнулась.

– Но хочу танцевать еще лучше.

– А ты не хотела бы расстаться с кордебалетом и стать солисткой, шоу-звездой? – спросил он.

– Это совершенно невозможно. Слышал бы ты, как я пою! Не могу выдавить из себя ничего, хоть мало-мальски на что-то похожее. Много лет я брала уроки пения и актерского мастерства, пока наконец не поняла всю безнадежность этой затеи. Но, как ни странно, не очень-то мне этого и хотелось. Мною движет не жажда аплодисментов, а любовь к танцам. Я была рада стать первой танцовщицей после Лайзы Минелли и слышать, как она говорит про меня: «О! Вот это превосходно!»

– Это дало бы тебе возможность получить медаль Антуанет Перри, которой награждают лучшую танцовщицу года. – Шон засмеялся, но глаза его были серьезными. Он крутил в руке чашечку с недопитым кофе и смотрел, как оседает гуща. Как бы вскользь Шон спросил: – За все эти годы, когда ты то съезжалась с кем-то, то разъезжалась, был ли кто-то, с кем ты жила долго?

Год. Долго ли это? Год, когда разбилось ее сердце. Год, когда она так редко радовалась и ощущала живое участие друга. Может, ради этого и стоило прожить этот год. Блэр понимала, что интересует Шона: жила ли она с мужчиной? Был ли мужчина в ее жизни?

– Да, – призналась она, – я жила некоторое время с мужчиной по имени Коул Слейтер. Это было несколько лет тому назад.

– И?

– И с тех пор живу одна.

– Понимаю.

Ничего-то он не понимал, но Блэр не собиралась объяснять.

– Я помогу помыть посуду, – бодро сказала она, встав с диванчика и взяв со стеклянной крышки плетеного столика пустую чашку с блюдцем.

– Чудесная идея! – весело отозвался он и направился вслед за ней на кухню.

Они решили, что она сполоснет тарелки и поставит их в посудомойку, а он уберет все со стола и разложит по местам. Блэр быстро покончила со своей работой. Когда к ней подошел Шон, она аккуратно складывала кухонное полотенце. Шон обнял ее сзади за талию, прижал к себе и приник горячим ртом к ее шее.

– Если наша репутация уже погибла, то нам нечего терять. И если про нас все равно пойдут разговоры, то пусть они хотя бы будут обоснованными. – Он осторожно прихватил зубами мочку ее уха и игриво потеребил ее языком.

– Шон… – еле слышно выдохнула она.

– Хм-м? – пробормотал он, подбираясь к ее грудям. Приняв ее невнятный шепот за согласие, он нежно обхватил их ладонями.

– О Боже, Блэр! Ты еще лучше, чем я мог вообразить. Такая мягкая и упругая…

Он крепко поцеловал ее в шею, между тем как его пальцы гладили грудь Блэр. Ее напрягшимся соскам стало невыносимо тесно в блузке.

– Да, да, – шептал он.

Только теперь Блэр заметила, что он трется о ее ягодицы, явно стремясь ускорить события. Она ощущала, как отвердела его плоть. Возмущенная его домогательствами, Блэр попыталась освободиться, но ей мешала его рука, скользящая под блузкой все ниже и ниже. Кнопка на джинсах была плохой защитой и расстегнулась мгновенно. И тут же его ладонь дерзко легла на ее пупок. Пальцы быстро прошлись по его краям и, не задерживаясь, стали спускаться ниже. Но едва один из пальцев оттянул резинку трусиков, Блэр словно услышала тревожный сигнал. Туман страсти рассеялся, и Блэр, извернувшись, вырвалась из его объятий. Ее губы дрожали, и она, широко раскрыв глаза, смотрела на него как испуганный зверь.

– Нет, Шон. – Она так энергично тряхнула головой, что ее волосы рассыпались по плечам.

– Но почему? – Его грудь вздымалась; он с трудом перевел дыхание. Зрачки его расширились настолько, что глаза казались почти черными.

– Почему? – дрожа воскликнула она. – Да хотя бы потому, что мы только сегодня познакомились.

– Разве это так важно? Я захотел тебя в тот самый миг, как увидел. Ты тоже меня хочешь, и так же сильно, хотя и не признаешься в этом.

– Неправда, не хочу! – крикнула она, поспешно застегивая джинсы и заправляя в них блузку. Блэр хотелось закрыть груди ладонями, чтобы его похотливые глаза не заметили ее возбуждения. Ах, хоть бы оно прошло! Но она не владела собой. Ее тело, привыкшее подчиняться волевым импульсам, сейчас взбунтовалось. Он предало ее, соблазнившись волнующими прикосновениями Шона, отвечая на его страстные просьбы.

Собрав все силы, она гневно произнесла:

– Я сразу же ясно объяснила, что приехала сюда ненадолго и у меня нет ни времени, ни желания завязывать с тобой близкие отношения.

– О!.. – сквозь зубы простонал он.

Несколько секунд он стоял подбоченившись и не отрываясь глядел на нее. Блэр уже хорошо поняла, что внешне воспитанный Шон Гаррет – человек очень темпераментный, а потому, вероятно, непредсказуемый. Сейчас его глаза горели не столько от страстного желания, сколько от ярости.

А что, если его ярость усилится? Похоже, она не способна сказать ему «нет». Он, видимо, полагает, что ее, как оконную замазку, можно мять, придавать ей любую форму и вообще делать с ней все, что вздумается. Он, конечно, считает ее бесхребетной и мечтающей лишь о том, чтобы он обратил на нее внимание. Услышав, что счастливые замужние дамы, такие, как Пэм, с восхищением говорят о сексуальной привлекательности Шона, Блэр перестала удивляться его самоуверенности. Да он наверняка ни на минуту не забывает о своей красоте. Но рано или поздно ему придется получить отказ.

Вздернув подбородок, она решительно сказала:

– Я не хочу спать с вами, мистер Гаррет.

Произнеся это, Блэр повернулась и направилась к выходу. Он поймал ее у самой двери.

Она не успела опомниться, как Шон подхватил ее на руки.

– Понимаешь ли ты, что делаешь? – холодно спросила она.

Между тем Шон, выскочив с ней за дверь, понес ее через лужайку.

– Пока я здесь, тебе не нужно взбираться по лестнице. Разве можно думать, что тебе никто не нужен? Я знаю, ты никогда не попросишь о помощи. Но я и без просьб хочу сделать для тебя такую малость – дать отдых твоим коленям.

Шон легко взлетел с ней по лестнице. На верхней ступеньке он поставил ее на ноги.

– Спасибо за обед. – Блэр старалась произнести эту фразу как можно отчужденнее, но вдруг почувствовала, что ее горячо и пылко целуют. Стальные руки обняли ее и прижали словно не к телу, а к мощному источнику сексуальной энергии. Не готовая к такому яростному нападению, Блэр не смогла оказать сопротивления прорвавшемуся в ее рот языку.

Впрочем, буря утихла так же внезапно, как и разразилась: руки ослабили свою хватку и теперь держали ее с необычайной нежностью. Язык Шона то скользил в глубину ее рта, то отступал к губам.

Пользуясь беспомощностью Блэр, Шон передвинул руку к ее груди, осторожно обхватил ее ладонью и начал поглаживать снизу большим пальцем. Из груди Блэр вырвался глухой страстный стон. Его язык нежно ласкал ее рот, соски Блэр напряглись и затвердели как камень. Эта мука длилась до тех пор, пока истомленную Блэр не захлестнуло слепое желание. Уже не сознавая, что делает, она прижалась к его сильному телу, инстинктивно пытаясь заполнить какую-то странную пустоту внутри.

Шон внезапно сделал шаг назад, и она пошатнулась как пьяная. Если бы он не придержал ее, Блэр неминуемо упала бы на ступеньки. На его лице сейчас не было и тени улыбки, нахмуренный лоб выражал твердую решимость.

– Черта с два вы не хотите спать со мной, мисс Симпсон!

На следующий день и еще день спустя Блэр все еще была под впечатлением этих слов. Она старалась не выходить из квартиры, опасаясь встретить во дворе Шона. Пэм предоставила ей на неопределенный срок запасной автомобиль семейства Дельгадо, но Блэр некуда было ездить. Обустроив все в квартире по своему вкусу, Блэр провела целый день так, как рекомендовал ей доктор – лежала, подняв ноги выше головы. Она читала, посмотрела два фильма по своему маленькому переносному телевизору, привезенному из Нью-Йорка, потом поела и задремала.

Услышав, как грузовик Шона проехал по асфальтированной дорожке, Блэр подумала, не выглянуть ли в окно, чтобы хоть мельком увидеть его, но решила не делать этого. Однако вечером, когда Шон сел в «мерседес», Блэр не удержалась от искушения посмотреть, куда и с кем он едет. Когда же Блэр ложилась спать, Шон еще не вернулся. Блэр злил не только этот факт, но больше всего то, что это волнует ее.

Даже на следующее утро Блэр продолжала сердиться на себя за то, что ей не безразличен такой человек, как Шон Гаррет. Она должна провести здесь шесть месяцев. Хотя в сердцах Блэр и угрожала Шону съехать с квартиры, она знала, что не сделает этого. Такую хорошую квартиру трудно найти. И почему, собственно, из-за этой фантазии она должна куда-то переезжать? Но нельзя же жить затаившись, крадучись выходить из квартиры и возвращаться домой, опасаясь столкнуться с Шоном. Лучше всего наладить нормальный образ жизни и вообще забыть про свое знакомство с Шоном Гарретом.

Она убрала постель в диван и, войдя в кухню, наклонилась, чтобы достать чайник из нижнего шкафчика. Сделав эти элементарные движения, Блэр почувствовала, что ее мышцы уже не так упруги, а суставы – не так гибки. А виной тому – один день без тренинга.

Надев розовые колготки, танцевальные туфли, черное трико и пару голубых гетр, Блэр встала перед окнами в гостиной. Она специально оставила в комнате свободное место для занятий. Медленно и терпеливо Блэр начала делать упражнения на растяжку. Дойдя до второй группы плие, она услышала шаги на лестнице. В дверь постучали.

Подойдя к двери, она вся сжалась, ожидая увидеть Шона, но, разглядев пришедшего, с облегчением вздохнула. Это был служащий телефонной компании.

– Мисс Симпсон?

– Да, заходите.

Блэр посторонилась, пропуская его в квартиру. Он принес с собой моток провода и прямоугольную коробку.

– Один настольный телефон цвета слоновой кости с кнопочным набором? – сверился он с записью в заказе.

Это был молодой человек, лет двадцати с небольшим, длинноволосый, с ясными, веселыми глазами.

– Да.

– Куда вы хотите его поставить?

Она указала на маленький столик у края дивана.

– Вот сюда.

Он внимательно осмотрел комнату.

– Ну что ж, сюда так сюда. Я закреплю розетку под подоконником, а шнур пропущу под ковром, чтобы вы не спотыкались об него. Годится?

– Отлично.

Приступив к работе, мастер несколько раз ходил к своей машине.

– Оставляйте дверь открытой, – предложила Блэр.

– Спасибо.

Блэр вспомнила, что после упражнений нельзя давать телу слишком быстро охлаждаться. Не заботясь о том, как она выглядит, Блэр надела рубашку и завязала ее полуузлом на талии. Она не стала застегивать ее, а рукава закатала до локтей. Потом пошла на кухню заварить чай. Мастер, работая, рассказывал ей, что вообще-то он студент Нью-Йоркского университета, а летом подрабатывает, устанавливая телефоны. В университете он изучает маркетинг.

К тому времени, как он все закончил, поспел чай.

– Не хотите ли чаю, – предложила Блэр.

– А кока-кола у вас есть? – спросил он.

Блэр рассмеялась.

– Найдется.

Она положила в стакан лед, налила туда кока-колу и протянула ему. Он выпил все одним махом.

– Похоже, вы танцовщица, – спросил он, разглядывая ее туфли.

– Да, я профессиональная танцовщица.

– Шутите! Можете показать мне хоть несколько движений?

Неожиданно прозвучал совсем другой голос, холодный и суровый:

– Ну-ка выметайся отсюда, приятель.

Блэр и молодой человек удивленно обернулись и увидели сердитое лицо Шона.

Мастер растерялся и испуганно пробормотал:

– Я… уже как раз собирался уходить. – Не заставляй нас ждать.

Юноша поставил стакан на стол, но так неловко, что стакан упал на бок и кубики льда рассыпались по лакированной поверхности. Он торопливо поднял стакан, собрал и положил в него кусочки льда, смущенно вытер руку о джинсы и направился к двери, на ходу захватив свои инструменты.

К Блэр, в первую минуту онемевшей от гнева, вернулся дар речи.

– Спасибо за телефон, – поблагодарила она мастера.

– Не за что. Если что-то будет не так, позвоните м… – он с опаской взглянул на Шона, – позвоните нам. – Сторонясь рослого Шона, он проворно сбежал по лестнице, явно радуясь тому, что удалось избежать скандала.

Шон захлопнул за ним дверь и обернулся к Блэр.

Она подбоченилась и возмущенно смотрела на него.

– Думаю, теперь ты доволен? Напугал совершенно безобидного мальчика.

– Какой он к чертям мальчик! И откуда ты знаешь, что он безобидный? Я предупреждал тебя, что нельзя впускать в дом посторонних, когда ты одна.

– Мать предупреждала меня об этом еще в детстве, так что ты запоздал со своими наставлениями. Кроме того, это не посторонний, а служащий телефонной компании. Я убедилась в этом, посмотрев из окна на его пикап с голубой и желтой полосками.

Все это Блэр выпалила одним духом, дав выход раздражению, копившемуся в ней еще с позавчерашнего вечера, когда Шон оскорбил ее своими внезапными поцелуями.

Едва ли Шон в эту минуту владел собой лучше, чем Блэр.

– Даже вполне порядочного человека может соблазнить твой вид. Ты посмотрела в зеркало? Думаешь, можно расхаживать в таком виде, и не понимаешь, к чему это может привести.

Ошеломленная, Блэр взглянула на себя, потом подняла глаза на Шона и холодно сказала:

– Должна заметить, что это – моя рабочая одежда. И я в ней не расхаживала. Когда он пришел, я делала упражнения, и, к твоему сведению, я привыкла носить трико и колготки.

– Ты, конечно, и не догадываешься, что эти шерстяные штуки…

– Это называется гетрами для согревания ног.

– …что эти гетры делают с твоим телом. – Его голос был полон сарказма. – Это ведь чистая случайность, что они доходят до самых бедер и явно привлекают внимание к их верхней части. Умолчу уже о том, что трико даже не прикрывает твой маленький зад. И, конечно же, милый мальчик ничего этого не заметил, когда ты в таком виде открыла ему дверь!

Говоря это, Тон подходил все ближе и теперь стоял на расстоянии вытянутой руки от Блэр.

– Когда он вошел, – заметила она, – я была одета иначе. На мне не было этой рубашки.

Непослушными пальцами она развязала узел на талии, сняла рубашку и отбросила ее в сторону. Его жадный взгляд уперся в глубокий вырез на шее и в тонкие тесемочки трико на плечах.

Его глаза впились в груди Блэр, напрягшиеся под черной облегающей тканью. Шон судорожно вдохнул, резким движением схватил Блэр и рывком прижал ее к себе.

Она пыталась отбиваться от него кулачками, но было уже поздно. Шон приник к ее губам. Обхватив ее талию, он поднял ее, извивающуюся и машущую кулаками, и потащил к дивану. Положив ее на диван, он уперся коленом в подушку, а потом опустился рядом с Блэр.

Хотя все это время она отчаянно вырывалась и что есть мочи боролась с ним, он, держа данное ей слово, не причинил ей ни малейшей боли.

Когда ее сопротивление стало ослабевать, Шон перестал так сильно зажимать ей рот губами и начал ласкать их языком. Она издала последний протестующий стон и уступила своему желанию. Шон тотчас проник языком вглубь ее рта. Одну из своих огромных ладоней он прижал к ее щеке, тогда как другая беспрепятственно легла на грудь Блэр и принялась ласкать ее.

– Блэр, я схожу с ума от ревности, – горячо прошептал он. – Я не хочу, чтобы другие мужчины смотрели на тебя.

Он стянул вниз ее трико, выпустив на свободу одну грудь.

– Нет, – простонала она. – Ты не имеешь…

Она застонала снова, но уже по другой причине: сейчас его постигнет разочарование. Ведь танцовщицы, как правило, плоскогрудые и… Она закрыла глаза.

– Боже! – прошептал Шон.

Благоговейное восхищение, прозвучавшее в его голосе, заставило ее вновь открыть глаза. Он восхищенно всматривался в нее.

– Какой великолепный цвет! Она такая нежная!

Его светловолосая голова склонилась над ее грудью. Ласкающие прикосновения языка были едва ощутимы. Блэр даже не поняла сразу, происходит ли это на самом деле или только в ее воображении. Лишь холодок на влажной коже убедил ее в реальности своих ощущений. Его ласки усилились, и Блэр уже вполне явственно чувствовала их прелесть.

– Нежная и сладкая! – воскликнул Шон.

– Нет, нет, Шон! Пожалуйста!

– Но почему? Скажи, почему. – Его язык неутомимо продолжал свои движения.

Ей казалась, что ее окружили и обволокли эти горячие губы с восхитительным привкусом меда.

Пальцы Блэр погрузились в его густые волосы и крепко обхватили его голову. Его объятия были так сладостны, что ей вдруг захотелось заплакать.

– Потому что… потому что… в моей жизни нет места… для этого. Я не…

Он поднял голову и посмотрел на нее так пронзительно, что казалось, из его глаз выходят магнетические лучи.

– Ты боишься, что любовь помешает тебе заниматься танцами. Ведь так?

– Да! – с отчаянием воскликнула она. Она сама не понимала, откуда это отчаяние. То ли оттого, что нужно подтвердить слова Шона, то ли оттого, что он оторвал губы от ее груди.

– Когда твои ноги заживут, ты уедешь, и ничто тебя здесь не задержит.

– Да.

– Ты ведь не хочешь остаться здесь?

– Нет.

– И ты боишься с кем-то связать жизнь? Ведь это так?

Он еще сильнее прижался к ней, уже не скрывая своих намерений. Ее тонкое трико и колготки не были препятствием для захлестнувшей их волны желания.

– Да!

– Тебе это не нужно. – Объятия стали еще крепче.

– Нет! – Блэр готова была зарыдать.

– Ты лжешь! Я нужен тебе, и нужен немедленно. Нужен до боли!

Осторожно раздвинув коленом ее ноги, Шон лег на Блэр и прижал ее к себе, словно пряча ее от всего мира и от тех бед, которые он может ей причинить.

– Блэр, я чувствую твою боль. Дай мне помочь тебе, – страстно прошептал он.

Вопреки словам Блэр, ее тело прижалось к нему с молчаливой, но страстной мольбой. Их тела соединились.

Вдруг в дверь постучали.

– Ш-ш-ш, – прошептал Шон. – Не отвечай. Пожалуйста!

Он плотно закрыл глаза, стараясь не думать о незваном госте. Его лицо выражало муку.

– Тетя Блэр, это я, Эндрю, – прозвучал из-за двери звонкий голосок. – Тетя Блэр, вы дома?

4

Голова Шона безвольно упала на грудь, он тяжело вздохнул и освободил Блэр из своих объятий.

– Тетя Блэр!

– Иду, Эндрю, иду, – срывающимся голосом отозвалась она, поправляя тесемки трико. Не глядя на Шона, она спустила ноги с дивана и поспешила к двери.

– Здравствуй! – с деланной радостью сказала она мальчику.

– Вы были в ванной? – с детской непосредственностью спросил Эндрю.

– Хм-м. Нет… Шон… Мы с Шоном проверяли, как работает новый телефон. Напомни мне, я запишу свой номер, а ты передашь его маме.

Услышав имя своего кумира, Эндрю устремил темные глаза вглубь комнаты.

– Привет, Шон! – весело воскликнул он и проскользнул в комнату.

– Привет! – Шон протянул руку, и Эндрю хлопнул по ней ладошкой.

– Как ты здесь оказался? – спросила Блэр.

– Я сам пришел, – гордо ответил Эндрю. – Я знаю короткий путь. Мама послала меня сказать вам обоим, что сегодня она устраивает званый вечер. Ну, это, может быть, не настоящий званый вечер – просто кое-кто придет поужинать. В общем, мы ждем вас обоих к восьми. Мама сказала, что вы можете сэкономить на бензине и приехать на одной машине.

– Отлично, – согласился Шон.

– Не знаю, – отозвалась Блэр.

Она готова была расцеловать мальчишку. Если бы не он, то произошло бы что-то ужасное. Как могла она допустить, чтобы все зашло так далеко? Руки и губы Шона унесли ее в какой-то призрачный мир, где она уже не владела собой. Его прикосновения губительны для нее. Она каждый раз клялась себе не поддаваться его ласкам, но уступала ему. Когда Шон был рядом, Блэр теряла контроль над собой, и это пугало ее.

Когда он поцеловал Блэр в первый раз, ее потрясла сила его страсти, подавляющей ее. Его губы, вызывающие неутолимую жажду, язык, так настойчиво стремящийся проникнуть в ее рот, – все это было для нее внове. Конечно, она и прежде целовалась много раз, но никогда еще поцелуи так не ошеломляли ее. Раньше она никогда не теряла спокойствия и самообладания, как правило уступая мужчине, который удовлетворял свое, непонятное ей желание. Но сейчас она все поняла. То, что казалось Блэр странным всего лишь несколько дней назад, теперь стало органичным для нее. Губы Шона действовали на нее как наркотик. Сознавая опасность этого, быть может, даже смертельную, она тянулась к нему и стремилась увеличить дозы. Всякий раз, когда Шон целовал ее, она испытывала все большую потребность в его поцелуях, и эта опасность, как кислота, могла уничтожить все ее планы на будущее.

Но даже больше своей беззащитности перед зовом пола Блэр беспокоила власть Шона над ней. Кто дал ему право следить за ней, ревновать, наставлять ее по части туалетов? Она, слава Богу, прожила тридцать лет без его опеки и проживет без нее и дальше.

Сейчас, после того как несколько минут назад она чуть было не потерпела полного поражения, не могло идти и речи о том, чтобы провести с ним вечер.

– Эндрю, я ужасно устала, к тому же утром у меня болели ноги. Думаю, вы не будете скучать без меня.

Эндрю повернул голову и своими живыми глазами уставился на нее.

– Тетя Блэр, вы должны прийти. Мама сказала, что устраивает вечеринку для того, чтобы представить вас знакомым.

– В самом деле, Блэр, тебе нужно пойти, – присоединился Шон к просьбам мальчика. Однако в голосе его звучала насмешка.

Взглянув ему в глаза, Блэр прочитала в них вызов. Его ухмылка была дразнящей и высокомерной. Если она сейчас откажется от приглашения, Шон решит, что Блэр струсила, и будет абсолютно прав. Она бросила на него гневный взгляд.

– Хорошо, Эндрю, – процедила она сквозь зубы, – передай маме, что я приду.

– Отлично! Мама сказала, что разрешит мне с Мэнди побыть с гостями до половины девятого, если мы пообещаем не путаться под ногами.

– Нам с Мэнди, – поправил его Шон. – Послушай, мне сегодня нужен помощник. Я работаю в доме на самом берегу океана. Не хочешь ли заработать пару долларов?

– Ура, Шон! Это просто замечательно!

Шон улыбнулся.

– Иди, отпросись у мамы и скажи ей, где ты будешь, а потом мчись ко мне. Заднюю дверь я оставлю открытой и буду ждать тебя в кухне. Сегодня жарко. Придется захватить с собой термос с холодной водой.

– О'кэй! До вечера, тетя Блэр. – Возбужденный Эндрю проворно выскочил за дверь и последнюю фразу прокричал, уже сбегая по лестнице.

Когда шаги мальчугана затихли, Шон повернулся к Блэр.

– У тебя действительно болели ноги?

Блэр, уже готовая сурово отчитать Шона за то, что он распоряжается ею, была вновь обезоружена его заботой. Она неопределенно пожала плечами.

– Немного болели.

– Может, тебе следует вызвать доктора?

– Нет, – отрезала Блэр, потом, подумав, не слишком ли она резка, добавила: – Вчера я почти не упражнялась. Надо позаниматься, чтобы разработать суставы.

– Думаю, будет лучше, если ты дашь ногам отдохнуть.

– Слушай, ведь я не просила у тебя совета. Твои соображения по этому поводу мне совершенно не интересны.

– Неужели?

– Представь себе.

Чем больше нарастало раздражение, тем сильнее вздымались ее груди. Она злилась, что Шон, черт его побери, всегда прав, и осуждала себя за то, что почему-то всегда занимает круговую оборону.

– То, что произошло здесь, – она показала на диван, – было ошибкой, и она больше не повторится. Все это никоим образом не дает тебе права вмешиваться в мою жизнь.

– Я и не вмешиваюсь, а просто забочусь о тебе.

– Мне не нужна твоя забота.

– Да, да, я знаю. Ты ни в ком не нуждаешься.

– Рада, что ты наконец это понял. Теперь, надеюсь, ты перестанешь опекать меня.

– Тебе не нравится мое общество?

– Не особенно. Ты слишком много себе позволяешь. Я не люблю чересчур агрессивных мужчин.

– Тебе не нравится, как я целую тебя?

– Нет.

– Тебе не нравится, как я тебя ласкаю?

– Нет! – закричала она, надеясь этим пронзительным криком оборвать мучительные вопросы, которые он так спокойно задавал ей.

– Как я ласкаю и целую твои груди?

– Нет!

– Ты опять лукавишь, Блэр.

Он был прав. Даже сейчас, вспомнив о его объятиях, она затрепетала. Блэр страстно желала снова ощутить прикосновение его шелковистых усов, однако ни за что на свете не сказала бы ему об этом. Стараясь заглушить голос страсти, она со злостью посмотрела на Шо-на. Почему он проявляет такую настойчивость, угрожая сокрушить все ее планы?

– Успокойся, Блэр. Я не насилую женщин. Если мои ласки кажутся тебе слишком пылкими, я больше не стану докучать тебе. Однако ничто не мешает нам быть друзьями. Я зайду за тобой около восьми. А пока как друг советую тебе дать ногам отдых.

Она не успела и рта раскрыть, как Шон удалился.

Они вышли из машины и направились к дому Дельгадо. Еще не дойдя до дома, они услышали громкий разговор и смех.

– Сдается мне, вечеринка в самом разгаре, – оживился Шон.

– Кажется, так.

Как Шон и обещал, без нескольких минут восемь он подошел к ее двери. Блэр была почти готова, ей оставалось только надеть украшения. Пока она надевала жемчужные серьги и орошалась духами, он ждал у входа.

Придраться к его поведению было невозможно. Он вел себя безупречно. Искоса взглянув на него в зеркало, она заметила, что он вовсе не смотрит на нее, а вертит медную дверную ручку.

– Ручка оторвалась. Напомни мне починить ее, – сказал он, а затем спокойно заметил: – Очень славное платье.

– Спасибо.

Белое вязаное платье плотно облегало ее в груди и в талии, а книзу свободно расходилось и заканчивалось чуть ниже колен. К нему Блэр надела золотистые босоножки. И линия юбки, и ремешки босоножек подчеркивали безукоризненную форму ее ног.

Если его пальцы и коснулись ее обнаженной спины, когда они спускались по лестнице, это, несомненно, объяснялось лишь желанием поддержать ее. Шон распахнул перед ней дверцу «мерседеса», а по дороге весело рассказывал ей, как Эндрю носился по пляжу, волоча за собой мешок с гвоздями. Гвозди рассыпались и затерялись в песке, и Шону с его юным помощником пришлось добрых полчаса просеивать песок, пока они не собрали все до единого.

– Хотелось бы надеяться, – сказал Шон, – что мы действительно подобрали все гвозди и никто не напорется на них ногой.

Блэр рассмеялась.

– Я тоже надеюсь, что вы собрали все гвозди.

– Кстати, как работал Эндрю? За его помощь действительно стоило заплатить доллар?

– О чем ты говоришь? Мне пришлось заплатить моему юному подручному целых два. Ничего не поделаешь – инфляция!

Когда они подкатили к дому Пэм, настороженности Блэр как не бывало. Ясно, что Шон держит слово и ведет себя как добрый друг. Сейчас ничто в нем не напоминало о том, что он хотел стать ее любовником.

Пэм встретила их тепло и сердечно.

– Прибыла почетная гостья! – объявила она собравшимся.

Подносы с закусками были продуманно расставлены в разных местах заполненной гостями комнаты.

Их окружили все, кто желал познакомиться с Блэр. Многие считали ее знаменитостью. Блэр бросила на Пэм восхищенный взгляд. Она поняла, что ее подруга старается представить свою семейную жизнь в самом выгодном свете, показывая людям, сколь многого она достигла. Блэр сразу отметила, что Шона приветствуют с таким же энтузиазмом, как и ее. Женщины улыбались ему, а мужчины выказывали уважение.

В общей суматохе Блэр перецеловала по очереди всех маленьких Дельгадо, сновавших по дому в пижамках, пока мать не приказала им отправляться в постель, подкрепив свои слова красноречивым взглядом.

– Ужасные сорванцы! – с облегчением вздохнула Пэм, выпроводив последнего. – Из-за них меня причислят к лику святых.

Как всегда улыбающийся Джо Дельгадо появился в фартуке с надписью: «Этот повар знает, как задать жару» – и по-свойски обхватил жену сзади.

– Ну, пожалуй, до полной святости еще далеко, – весело подмигнула Пэм подруге.

Обе расхохотались.

– Кажется, я пропустил начало, – добродушно улыбнулся Джо, поцеловал Блэр в щеку и сердечно пожал руку Шону. В отличие от своей пухленькой женушки Джо был худым и жилистым.

– Надо бы поторопиться с комнатой, Шон. Мы не можем ждать.

– О какой комнате идет речь? – осведомилась Блэр.

– Разве я тебе не говорила? Шон пристраивает детскую игровую комнату к задней стене нашего дома, – ответила Пэм.

– Да? – Блэр украдкой посмотрела на Шона, стоявшего рядом с ней.

– Мы не может ждать, пока ее окончательно отделают. Я тебе покажу ее потом. А сейчас гости только и ждут, когда можно будет познакомиться с тобой.

Несколько минут Блэр пришлось отвечать на самые разнообразные вопросы. Приходилось ли ей танцевать с Барышниковым? Можно ли в десятилетнем возрасте танцевать на пуантах? Соблюдает ли она диету, чтобы держаться в форме? Сколько она весит? Правда ли, что они с Пэм когда-то брали уроки у Джулиэт Проуз? Настоящие ли у нее ногти или искусственные? Не согласится ли она прослушать музыкантов, отбираемых для шоу молодых талантов, которое организует Родительско-учительская ассоциация?

Над последним вопросом Блэр обещала подумать. Когда чьи-то большие ладони легли ей сзади на плечи, она вздрогнула от неожиданности.

– Не хочешь ли чего-нибудь выпить?

Блэр бессознательно прислонилась к высокому и сильному человеку, стоявшему за ней. Ее обнаженная спина коснулась его летнего синего костюма в спортивном стиле и голубой хлопчатобумажной рубашки. Блэр так же бессознательно прикасалась ухом к его усам.

– Белого шипучего «На скалах», – шепнула Блэр, пытаясь сосредоточиться на том, что говорила ей дама из Родительско-учительской ассоциации о достоинствах шоу молодых талантов. Прежде чем отойти, Шон легонько сжал плечи Блэр.

Минутой позже он вернулся со стаканом холодного искристого вина. Собеседница Блэр тараторила, не останавливаясь ни на минуту.

– Блэр! Пэм разыскивает тебя. Она на кухне.

– Прошу прощения, – сказала Блэр, уходя с Шо-ном от надоедливой дамы. – Спасибо. – Блэр улыбнулась уголком рта.

– Эта женщина способна пробуравить своим языком статую, – шепнул Шон, наклонившись к ее уху. – Она и меня пыталась привлечь к своим делам несколько лет назад. Поскольку я ирландец, она считала, что будет очень мило, если я исполню народную песню «Дэнни Бой» на ее шоу.

Блэр чуть не поперхнулась. От смеха у нее на глазах выступили слезы.

– Ты шутишь! – Она продолжала смеяться.

– Какое там. Тогда мне было не до шуток.

– И тебе пришлось спеть «Дэнни Бой»?

Шон помрачнел и насупил брови.

– Я откупился от нее чеком на сто долларов.

Весело смеясь, они вошли на кухню, где также царила суматоха. Пэм достала из холодильника блюда с картофельным и капустным салатами.

– Вы вдвоем? – улыбнулась она. – Рада, что у тебя приятный спутник. Шон, покажи Блэр новую комнату.

– Может, лучше мы поможем тебе? – спросила Блэр.

– Сейчас не нужно. Идите и развлекайтесь.

Через раздвижную дверь они вошли во внутренний дворик и сразу же почувствовали аромат мяса, жарящегося на углях. Джо поливал подслащенным пивом большие куски мяса.

– Посмотрев на тебя со стороны, можно подумать, что ты настоящий повар, – дружески усмехнувшись, сказал Шон.

– Умеренно прожаренное мясо. Что называется с кровью. Думаю, будет вкусно. – Джо пересчитал куски мяса на вертеле и сделал большой глоток пива.

– Не пей пива, пока не приготовишь мою порцию, – весело заявил Шон.

Джо отсалютовал ему вилкой. Шон и Блэр, рассмеявшись, направились в другой конец дворика.

– Осторожно, не споткнитесь, – напутствовал их Джо.

Шон подвел Блэр к деревянному каркасу новой комнаты.

– Эта комната предназначена для игр? – спросила Блэр, разглядывая бетонный фундамент.

– Да. Вот здесь будет камин, здесь письменный стол, а над ним – книжные полки. Это на тот случай, если кому-нибудь из детей вдруг вздумается приняться за уроки, – улыбаясь объяснял Шон. – Тут даже предусмотрено место для маленького холодильника и телевизора.

– По-моему, все это замечательно.

– Я еще собираюсь сделать здесь потолочное окно. – Шон посмотрел вверх на еще непокрытые стропила. – Это позволит сэкономить на электричестве. Едва ли дети станут экономить электроэнергию. Я хочу использовать… – Внезапно замолчав, он обернулся к ней. – Впрочем, думаю, тебя это мало интересует.

– Почему же? Напротив.

Ей и вправду было интересно. Ей очень нравилось, что Шон с таким удовольствием рассказывает о своей работе. Его жестикуляция была чрезвычайно выразительна. А когда его руки лежали у нее на плечах, они всегда казались теплыми и от них исходил покой. Уютные руки.

– Уверен, что дети будут в восторге.

– Надеюсь, комната понравится и их родителям. Ведь если все дети будут играть здесь, у Пэм и Джо шанс скрыться от посторонних глаз.

– Можно подумать, что эти бедолаги не могут найти для этого подходящего времени. – Шон рассмеялся. – Да. Пожалуй, это пришло бы в голову, не будь у них столько детей.

Блэр, взглянув на него, тоже рассмеялась, но внезапно смех оборвался. Оба молчали. Обстановка располагала к интимности. Сквозь стропила струился лунный свет. На лице Шона, глядящего сверху вниз на Блэр, лежали глубокие тени. Она не могла рассмотреть выражение его глаз, но чувствовала, что он смотрит на нее испытующе.

Его светлые волосы посеребрил лунный свет – так же, как и лицо Блэр. Шону хотелось коснуться блестящих прядей собранных, как у всех балерин, в пучок на шее. Его губы томились по ее рту, влажному и розовому, освещенному мерцающим светом, жаждали скользнуть по поверхности ее соблазнительных ушек с жемчужными сережками. Шон наблюдал, как лунный свет упал на ложбинку между ее маленькими грудями. Он мысленно коснулся их языком и словно на самом деле ощутил их тепло.

Шон погрузился в фантазии, представив себе ее ярко-розовые соски и их бархатистость, слыша стоны наслаждения, которые могли бы вырваться из ее груди, если бы он обладал этой женщиной.

Шон не помнил, чтобы когда-нибудь желал женщину так, как Блэр. А это было с той самой минуты, когда он впервые взглянул в ее глаза. С тех пор он думал только об одном. Его тело мучительно тосковало о ней. Он сознавал всю безрассудность этого – тем более что Блэр нисколько не походила на тех женщин, которые ему нравились. Шон, крупный и сильный, предпочитал более высоких и не таких хрупких дам. Рядом с ним Блэр казалась игрушечной. Но лишь казалась. Блэр была живой, она дышала, двигалась и более того – обладала способностью остужать тот жар, который гнездился в недрах его существа и порой нестерпимо мучил его.

Все было не так, как надо, и он знал это. Он уже не раз серьезно ошибался и дорого платил за это, но зато научился глубже и правильнее оценивать, что для него важно, а что нет. Пока он не встречал женщины, с которой хотел бы соединить жизнь. Его отношения с женщинами часто зависели от того, нарушают они привычный ход жизни или нет. Если что-то шло не так…

У Блэр Симпсон были свои проблемы, и принимать в них участие ему не слишком хотелось. Сейчас она переживала кризис, и ей придется самой выходить из него. Связывать с ней жизнь Шон не хотел, это только все усложнило бы. К тому же она сама сказала, что он ей не нужен.

Однако сейчас, когда они стояли в лунном свете, в нем клокотало желание. Он хотел только одного – преодолеть поцелуями ее сопротивление, прижать Блэр к себе, слиться с нею и умолять, чтобы она облегчила его муки.

Бурные переживания Шона, должно быть, отразились на его лице, залитом неверным светом луны. Блэр вдруг произнесла его имя. Шон тряхнул головой, словно отгоняя навязчивые мысли, и осушил бокал.

– Да, – глухо сказал он. – Пожалуй, нам пора присоединиться к гостям.

Блэр сделала лишь несколько маленьких глотков. Она сжала холодными пальцами бокал так, будто искала в нем опору. Они пересекли дворик. Шон галантно поддерживал ее. Джо все еще колдовал возле жаровни, оживленно беседуя с адвокатом, который обычно отстаивал права потерпевших во время уличных происшествий.

В кухне творился кромешный ад. Пэм выслушивала двух своих потомков, пытаясь обнаружить источник конфликта, приведшего к бою подушками. Третий ребенок, рыдая, стоял рядом. Крупные слезы катились по его щекам. Поглядывая на детей, Пэм вылавливала из кипятка кукурузные початки и выкладывала их на большое деревянное блюдо.

Непослушание детей и праведный гнев Пэм почему-то рассмешили Шона и Блэр.

– Что происходит? – спросил Шон.

– Кажется, они перевозбуждены, и им будет трудно заснуть. – Пэм угрожающе посмотрела на детей. – Вот я сейчас позову папу, и тогда уж вам не поздоровится!

Дети обратили на эту угрозу так же мало внимания, как и на предыдущие увещевания.

– Может, я попытаюсь их уложить, – предложила Блэр.

– Но ты же моя гостья, – запротестовала Пэм.

– Я твоя подруга, а ты сейчас занята. А ну-ка, орлы, хватит орать! – Блэр произнесла это так твердо, что сразу же привлекла к себе внимание детей.

– Эндрю! Марш в постель! – Она повелительно указала пальцем в сторону спальни. – Мэнди! Живо!

– А я займусь вот этим! – воскликнул Шон, подхватывая маленького Поля и сажая его к себе на плечи. Поль издал восторженный вопль и вцепился ручонкой в копну густых светлых волос Шона.

– Но я ведь не просила тебя помочь, – сказала Блэр, когда они вышли из кухни в коридор, ведущий к Двум детским спальням.

– Но не мог же я оставить тебя сражаться с этой оравой!

Поскольку спальни были смежными, Шон и Блэр, уложив детей, могли присмотреть за всеми. Пока что ус-нул лишь самый младший. Он спал в маленькой кроватке. Две девочки легли здесь же на двуспальной кровати. Два мальчика спали на двухэтажной кровати в соседней комнате. Эндрю, как старший, – наверху.

– Покажи пример сестренке и быстренько засыпай, – шепнула Блэр Мэнди. – Пусть твои родители спокойно повеселятся. Хорошо?

– Ладно, – зевая, ответила Мэнди.

Анджела, которой было около четырех, уже задремала.

– Только, пожалуйста, не выключайте лампу, – попросила Мэнди.

– Мэнди-малютка. В темноте ей жутко, – начал дразнить сестру Эндрю со своей «верхней палубы».

– Успокойся, Эндрю, – строго сказала Блэр.

– Но она же и вправду еще маленькая, – продолжал насмехаться мальчик. – Ее кладут спать вместе с Анджелой. Я бы не потерпел, чтобы кто-то ворочался рядом со мной.

– Но мама и папа тоже спят в одной постели – возразила Мэнди.

– С ними больше нельзя никому спать, нам даже запрещают заходить к ним в комнату. Можно только тогда, когда сверкает молния и гремит гром, – добавила полусонная Анджела.

Блэр взглянула в смеющиеся глаза Шона и снова посмотрела на девочек.

– И еще нам не позволяют входить к ним в субботу утром, пока не кончится «Одинокий стрелок уходит», – сказал Поль, приподнявшись, чтобы сообщить эту важную деталь.

Шона разбирал смех. Покашляв, чтобы не расхохотаться, он вернул Поля в горизонтальное положение.

– У них такая большая кровать, – продолжала рассказывать Мэнди.

– Неужели? – Блэр аккуратно поправила одеяло Мэнди.

– У Шона такая же большая. Правда, Шон? Я ее видел, – сообщил Эндрю.

– А ты видела кровать Шона? – спросила у Блэр Анджела.

– Н… нет. Все, спокойной ночи.

– А у тебя кровать такая же большая, как у Шона? – поинтересовалась Мэнди.

– Да нет же, дурочка, – высунулся Эндрю. – разве ты не видела диван, на котором спит Блэр.

На лице Мэнди выразилось сострадание.

– А ты попроси Тона. Может, он разрешит тебе спать с ним в его большой кровати. Ведь он живет недалеко от тебя.

– Наш папа доволен, что мамочка спит с ним, – поддержала его Анджела.

Хотя Блэр редко краснела, сейчас ее щеки стали пунцовыми.

– Ну все. Поговорили и хватит, – строго сказал Шон.

Убедившись, что все закрыли глаза, Шон повернулся и вышел. Блэр последовала за ним, бросив перед уходом заботливый взгляд на спящего малютку. В коридоре Шон, неожиданно обернувшись, преградил дорогу Блэр. Его глаза блестели.

– Не хочешь ли о чем-нибудь меня попросить? – спросил он.

– Нет. – Краска все еще не сошла со щек Блэр.

Шон двусмысленно рассмеялся. Обняв Блэр за шею, он сказал:

– Пойдем поедим.

Несмотря ни на что, обед удался. Мясо, приготовленное Джо, оказалось великолепным. Гости сами клали еду себе на тарелки, а затем рассаживались кто где – в гостиной или во внутреннем дворике.

Блэр заметила, что на нее и на Шона с любопытством поглядывают. Он не ухаживал за ней открыто, но вместе с тем постоянно был неподалеку от нее. Он поддерживал общий разговор, но при этом то и дело что-то шептал Блэр. С кем бы Блэр ни разговаривала, она чувствовала его повышенное внимание к себе.

Шон приносил ей блюдо за блюдом. Не желая остаться в долгу, Блэр предложила ему отнести на кухню свою и его тарелки. Смахнув остатки пищи в большой пластиковый контейнер, она вымыла посуду. Когда Блэр вытирала руки бумажным полотенцем, в кухню вошел один из гостей.

– Вот уж накормили так накормили, – сказал он поглаживая рукой свой большой живот.

Он показался ей похожим на «лапальщиков». Так она называла мужчин, которые, разговаривая с женщиной, обязательно прикасались к ее одежде или телу. Эти типы приводили Блэр в ярость. Почему, черт возьми, они считают, что ей доставит удовольствие прикосновение его липких рук? Этот человек не понравился Блэр сразу, как только ее представили ему. Он тогда сказал:

– Даже не зная, кто вы, но увидев ваши ноги, я могу сразу определить, что вы танцовщица.

Он полагал, что это комплимент. Но Блэр сочла это таким же пошлым, как и он сам.

– Да, было очень вкусно.

Он намеренно расположился между Блэр и дверью.

– Вам, наверное, часто приходится ездить в Нью-Йорк?

– Я всего несколько дней назад приехала оттуда, мистер…

– Стэн Коллер. Зовите меня просто Стэн. Так зовут меня все мои друзья, – произнес он отвратительно слащавым голосом.

– Пока у меня нет необходимости ехать в Нью-Йорк.

– А мне каждый день приходится мотаться туда на этом чертовом поезде. Понятно, иногда приходится устраивать там деловые встречи за обедом. Я останавливаюсь в квартире, которую снимает наша фирма. Очень симпатичная квартирка. Весьма уютная.

Блэр не верила своим ушам. Не будь он таким гнусным, она бы пожалела его. Что он делает в гостях у Дельгадо? Очевидно, Пэм и Джо просто не знают, какая мразь этот Коллер.

– Не сомневаюсь, что ваша квартира очень мила. А теперь извините…

– А знаете, что я подумал? Вот если бы вы, скажем, приехали в Нью-Йорк и у вас нашелся бы свободный часок, чтобы спокойно пообедать, мы могли бы…

– Предложите это кому-нибудь другому, Коллер. Мисс Симпсон это не интересует.

Толстый и неповоротливый Стэн неожиданно обернулся, услышав угрозу в словах Шона. Блэр, облегченно вздохнув, в изнеможении прислонилась к кухонному столу. Она ничуть не испугалась этого жирного фигляра. Но было бы крайне неприятно, если бы на вечеринке у Пэм из-за нее произошел скандал.

– Эй, Гаррет, успокойся. Расслабься, – с деланной бравадой произнес Стэн Коллер. Его мясистый лоб покрылся потом. – Я просто шутил с ней. Ты что, не любишь пошутить?

– Да, я люблю пошутить, – ответил Шон, но на его лице не было и тени улыбки. – Однако я не расслышал ничего забавного. Блэр! – Шон протянул ей руку, и она ухватилась за нее, как утопающий за соломинку. Шон демонстративно обнял ее, и Блэр, почувствовав себя в безопасности, с удовольствием приникла к его сильному телу.

Они вышли из кухни.

– Надеюсь, ты рада спасению. Или Стэн показался тебе обаятельным? – шепотом спросил Шон, склонив к ней голову.

Блэр вздрогнула.

– Скажи, пожалуйста, Пэм и Джо хорошо знают этого человека?

– Да его знают все в Тайдлендсе. Всем известно, какой он бабник. Вернее, каким он хочет казаться бабником. Он всюду бахвалится своими подвигами, но, скорее всего, выдает желаемое за действительное.

– Но зачем же тогда Пэм и Джо пригласили его сюда?

– Его жена – очень милая женщина. Все к ней хорошо относятся и из-за нее терпят Стэна. Ты не единственная, к кому он пытался приставать. Он к любой юбке липнет, чтобы сказать какую-нибудь пошлость.

– А я-то думала, что мне так повезло, – с притворным разочарованием заметила Блзр.

Шон засмеялся, потом серьезно посмотрел на нее.

– Вообще-то тебе и должно везти, но таким, как Стэн Коллер, никогда не понять этого. – Он наклонился к ней еще ниже и провел пальцем возле жемчужины, блестевшей в ее ухе. – А вот я это понимаю.

Блэр не могла вымолвить ни слова: у нее перехватило горло. Она хотела сказать в ответ что-нибудь язвительное, но стояла молча, глядя в самую глубину его голубых глаз.

– Не выпить ли нам кофе?

Это прозвучало так интимно, словно Шон сказал: «Не лечь ли нам в постель?»

Рассудок говорил ей: «Блэр, ты должна ответить, что выпьешь кофе одна, без него». Но губы ее прошептали:

– Без сахара и чуть-чуть сливок.

Шон медленно отошел, но у нее перед глазами все еще стояло его лицо.

Сама не своя, Блэр подошла к стулу, села и сделала вид, что слушает даму, говорившую о плачевном состоянии школы танцев в Тайдлендсе. На самом же деле мысли Блэр были в полном смятении. У нее началось сердцебиение, и она никак не могла его унять. Шум в ушах не позволял расслышать слов собеседницы. Шон сдержал свое слово. Он не сделал ничего, за что его можно было бы упрекнуть, ничего, что выходило бы за рамки дружеских отношений.

Но почему же ее так непреодолимо тянет к нему?

Блэр не хотела себе признаться, как ей приятны его забота и ласки. Она так привыкла к независимости, что перспектива лишиться ее вызывала в ней внутренний протест. Если бы кто-то вроде Стэна решился пристать к ней месяц назад, Блэр живо осадила бы его, найдя для этого такие слова, что он просто онемел бы и стоял дурак дураком с вылупленными глазами. От его самомнения не осталось бы и следа. Но сейчас Блэр очень обрадовалась тому, что это сделал за нее Шон. Безопасность, которую она испытывала рядом с Шоном, была так же приятна, как его поцелуи.

– Это отличная мысль! – воскликнула Пэм, выводя ее из задумчивости. – Как ты считаешь, Блэр?

– Хм, я… – пробормотала Блэр. Взяв блюдце, протянутое Шоном, она поняла, что сейчас стала центром разговора, который пропустила мимо ушей. – Я даже не знаю, – невнятно ответила она.

«О чем же, черт возьми, речь?»

Толковая Пэм быстро поставила все на свои места.

– Местная танцевальная школа – сущий кошмар. Я бы, скажем, хотела, чтобы моя Мэнди начала заниматься балетом, но у меня нет ни малейшего желания выбрасывать деньги на ветер. Ты же сама знаешь, что, если ребенка учат неправильно, мышцы у него будут формироваться не так, как надо. Блэр, ты ведь смогла бы вести несколько классов, пока здесь живешь?

– Послушай, но…

– Я бы сама с удовольствием записалась в балетный класс, – заявила одна из дам, – конечно, если это будет без чрезмерных нагрузок. Главное – упражнения на растяжку помогут убрать лишний вес.

Несколько других голосов энергично поддержали Пэм.

– Вы хотите, чтобы я вела балетные классы? – переспросила Блэр, до которой наконец это дошло.

– Да! Почему бы тебе не согласиться?

5

Блэр оглядела лица обступивших ее людей и ненатурально засмеялась.

– Все прекрасно, за исключением того, что я не преподаватель.

– Но ты танцовщица, и самая лучшая из тех, кого мне случалось видеть. Так что не скромничай. – Видя, что Блэр хочет возразить, Пэм продолжала уговаривать ее: – Ты ведь помешана на танцах, и если ты некоторое время не сможешь выступать, то это и для тебя неплохой вариант.

Гости кивали и поддакивали Пэм.

– А не повредит ли это твоим ногам? – услышала Блэр спокойный баритон у самого своего уха и, повернувшись, увидела внимательные глаза Шона.

– Не думаю. Доктор сказал, что регулярные упражнения с минимальной нагрузкой будут даже полезны для ног и обеспечат сохранение мышечной силы. Тогда будет легче вернуться к прежней форме после шестимесячного перерыва.

– Ну, стало быть, договорились! – воскликнула Пэм, сияя от радости.

– Постой, постой, Пэм. Но ведь для занятий нужна студия.

– Да… В самом деле. – Пэм в раздумье сморщила лоб.

– Видимо, нужна большая комната, деревянный пол? – спросил Шон.

– Да, – ответила Блэр.

– Несколько месяцев назад я купил гимнастический зал, собираясь преобразовать его в клуб здорового образа жизни. Там есть как раз такая комната, которая нам нужна. Можно использовать ее. Я готов сделать необходимый ремонт.

– Великолепно! – Пэм захлопала в ладоши.

– Но мне придется считать деньги, учитывать доходы и расходы, а я совсем не хочу этого. – Блэр еще пыталась возражать, но уже чувствовала, что у нее не хватит сил отказаться.

– Я не возьму с тебя арендной платы за помещение, но ты будешь давать бесплатные уроки. Такова наша программа общественной работы. – Шон огляделся и понял, что все одобряют его предложение.

– Мне нужны диски с музыкальными записями, аппаратура для проигрывания и еще…

– Я как раз купил проигрыватель на аукционе, который устраивали у нас в полиции, – подал голос Джо. – Пусть он станет моим вкладом в это дело.

– А что касается дисков с танцевальной музыкой, – заметила Пэм, – так ведь у нас с тобой, подруга, их столько, что хватит на десять студий. Так что, сама видишь, все главные проблемы решены.

Блэр, размышляя, облизнула губу кончиком языка. Хотя она еще не прожила тут и недели, но одно уже поняла: время в Тайдлендсе течет гораздо медленнее, чем в Нью-Йорке. Она собирается прожить здесь шесть долгих месяцев. Если ничем не заниматься, можно сойти с ума. Так что, пожалуй, надо соглашаться.

– Я могу учить основам балета девочек и мальчиков не старше двенадцати лет, – сказала Блэр. – Для вас, милые дамы, я готова вести занятия по ритмической гимнастике, но мне нельзя делать упражнения, требующие большой физической нагрузки.

– Ну, это мы сможем и без вас, – заявила одна из дам.

Пэм взяла Блэр за руки.

– Значит, ты согласна. Знаешь, Блэр, тебе это тоже принесет пользу. Не будь я в этом уверена, я бы тебе этого не предложила.

Блэр подняла глаза на Шона. Он внимательно смотрел на нее, но по его лицу нельзя было определить, одобряет ли он ее решение.

Потом Блэр взглянула на Пэм и пожала плечами.

– И в самом деле. Почему бы мне не взяться за это?

Гости разъехались по домам. Но Шон и Блэр остались, чтобы помочь Пэм все убрать.

– Может, ты и окна мне вымоешь? – пошутила Пэм, глядя, как Блэр ставит последнюю тарелку в посудомоечную машину.

– Чуть погодя, когда они станут совсем мутными, – ответила Блэр, захлопывая дверцу машины и включая мотор.

Машина произвела звук, напоминающий предсмертный хрип.

– Она все время так хрипит или иногда замолкает? – спросила Блэр.

– Слава Богу, замолкает. Но, думаю, нынешней ночью я засну без задних ног, не слыша никакого хрипа. Кстати, не забыла ли я поблагодарить вас с Шоном за то, что вы уложили моих сорванцов?

– Мы сделали это с удовольствием, – сказал Шон, входя в кухню из внутреннего дворика, где они с Джо выпили напоследок еще по чашечке кофе. Шон подмигнул Блэр, и она еле удержалась от того, чтобы не засмеяться.

Пэм, увидев Джо, пошла ему навстречу, а он уже протянул руки, чтобы заключить ее в объятия.

– Отличный вечер получился, – сказал он, обнимая ее. – Ты можешь гордиться собой.

– Спасибо, но я совершенно измотана.

– В таком случае попрощаемся. Спокойной ночи, – сказал Шон. Он взял Блэр за руку и повел ее к двери.

– Не думайте, что я вас выпроваживаю, – смущенно пробормотала Пэм.

– Полагаю, Блэр тоже устала. Кроме того, ей теперь нужно о многом поразмыслить.

– Неужели я в самом деле согласилась вести танцевальные классы для детей и домашних хозяек? – вздохнула Блэр.

– Именно так, – весело улыбнулась Пэм.

– Но это лишь временно, как ты понимаешь. Только пока я здесь.

Улыбка исчезла с лица Пэм.

– Я как-то не подумала об этом. Я уже стала привыкать к тому, что ты живешь в нашем городе.

На несколько секунд воцарилось молчание, потом Шон сказал:

– Блэр проживет здесь как минимум шесть месяцев. Но если уж птичка попалась в наши сети, я постараюсь, чтобы она так легко из них не вылетела.

Все засмеялись, благодарные Шону за шутку, разрядившую атмосферу.

– Если на меня налезет мое старое трико, я первая запишусь на ритмическую гимнастику, – заявила Пэм.

– Смотри только не похудей от этих упражнений, – попросил Джо. – Мне нравится твоя теперешняя форма.

– Пожалуй, нам пора, – заметил Шон.

– До свидания и спасибо вам за чудесный вечер, – проговорила Блэр.

– Всего доброго! – сказали Пэм и Джо.

– Джо! Мне нужно обсудить с тобой конструкцию потолка в комнате для игр, но, поскольку завтра суббота, я позвоню попозже, когда кончится «Одинокий стрелок», – весело предупредил Шон.

Едва Шон закрыл за собой дверь, они с Блэр услышали изумленное восклицание Пэм и добродушный смех Джо.

Подъезжая к дому, Шон и Блэр все еще смеялись.

Шон заглушил двигатель.

– Чашечку кофе? Последнюю, для хорошего сна? – предложил он.

– Нет, не стоит. Ты прав, мне действительно нужно обдумать множество разных вещей: комплекс упражнений, подбор музыки. – Блэр тяжело вздохнула. – Что же я наделала!

Шон, улыбнувшись, отпер свою дверь и вернулся во дворик, чтобы отпереть и ее дверь. Приблизившись к Блэр, он стремительно нагнулся и подхватил ее на руки.

– Теперь мы еще больше должны беречь твои ноги, – сказал он. – Ты, может быть, сейчас единственная надежда тех дам, которые страдают от полноты.

Еще в самом начале вечера Шон снял пиджак и закатал рукава рубашки. Рука Тона, на которую опиралась Блэр, была твердой, как металл, но ласковой и теплой.

Пытаясь подавить нарастающее желание, Блэр спросила:

– Ты считаешь, что кто-то в самом деле захочет посещать танцевальные классы?

– Не сомневаюсь. Все теперь только и мечтают о такой фигуре, как твоя. Конечно, это недостижимо, но все же ты вселяешь в них надежду.

На последней ступеньке лестницы Шон, быстро нагнув голову, поцеловал Блэр в лоб.

– Спокойной ночи, дорогая. Спасибо, что пошла со мной на этот вечер. Это было восхитительно!

Шон качнул ее и поставил на пол, но Блэр, смущенная его поцелуем, хотя он и был сугубо дружеским, неловко приземлилась на колено. Больное сухожилие сразу же дало о себе знать.

– Ой! – вскрикнула она, почувствовав такую острую боль под коленной чашечкой, словно ее укололи ножом.

– Что такое? О Господи! Блэр, что случилось? – Шон опустился на колени, чтобы получше рассмотреть больное место, а Блэр, согнувшись, начала массировать поврежденный сустав.

– Это… это все ничего, – сказала Блэр нетвердым голосом, стараясь преодолеть головокружение, начавшееся вместе с болью. – Я, кажется, подвернула ногу. Ох, черт, все-таки сильно болит.

– Прости меня ради Бога! – В его голосе слышалось неподдельное сострадание. Чуть приподняв ей юбку, Шон положил обе ладони на ее колено.

– Ты не виноват, Шон. Со мной такое часто бывает. Сейчас-то я, по крайней мере, на пороге своей квартиры, а в прошлый раз это случилось в огромном магазине Блумингдейла, да еще в субботний день.

Блэр засмеялась, чтобы скрыть досаду и боль, но искаженное лицо выдавало ее. Шон отпер дверь, снова поднял ее и, внеся в темную квартиру, посадил на стул.

– Шон…

– Посиди пока здесь, – сказал он, зажигая настольную лампу. – У тебя, наверное, есть какие-нибудь лекарства от этого?

Блэр покачала головой.

– Я не принимаю обезболивающих. Не хочу привыкать.

– Может, примешь аспирин?

– Да, у меня есть пара таблеток.

– Скажи, где они.

Шон разложил дизан. Смущенная Блэр смотрела, как он стелет простыню, на которой она спала прошлую ночь.

– В ванной, в шкафчике над раковиной. Но…

Шон тут же исчез в ванной. Она слышала, как он порылся в шкафчике, тихо выругался и включил воду. Потом вернулся к ней со стаканом воды и двумя таблетками аспирина, которые казались крошечными на его огромной ладони.

– Наверное, надо чем-нибудь растереть больное место? Мазью?

Блэр проглотила таблетку.

– Нет, не стоит. Нужно просто держать ногу приподнятой всю ночь. Не беспокойся, к утру все пройдет.

– Но что все-таки случилось? – Он встал перед ней на колени так быстро, что она не успела остановить его и, расстегнув ремешки, снял с нее золотистые босоножки.

– Когда ты меня ставил на пол, растянулось какое-то сухожилие или связка, я даже на знаю точно, как это называется. Они у меня больные: чуть подвернешь ногу – сразу растяжение.

Все еще стоя на коленях, он поднял глаза.

– Наверное, перед тем как я уложу тебя спать, тебе надо зайти в ванную?

Блэр онемела от этого вопроса, но потом решила, что Шон наивен и простодушен.

– Пожалуй, да, – отведя глаза в сторону, ответила она.

Шон снова взял ее на руки и понес к двери ванной. Осторожно опустив ее, он посмотрел, твердо ли она стоит на здоровой ноге.

– Дальше тебе придется прыгать самой.

– Ты что, собираешься контролировать каждый мой шаг?

– Я просто стараюсь поступать разумно. Мне ясно, что ты сейчас на это не способна.

Взглянув на Шона, Блэр захлопнула дверь ванной перед самым его носом.

– Прыгай! – крикнул он из-за двери.

Шон терпеливо ждал, когда она выйдет.

– В чем ты будешь спать? – спросил он, когда Блэр появилась на пороге ванной.

– Шон! – раздраженно воскликнула она.

– Хорошо, хорошо. Если ты обычно спишь нагишом, то…

– Можно взять какую-нибудь майку из верхнего ящика комода, – смирившись со своей участью, сказала Блэр. Шону явно нравилась роль заботливой нянюшки, и ей пришлось вступить в эту игру.

Подойдя к комоду, Шон вынул из ящика футболку с надписью: «42-я улица».

– Ты танцевала в шоу с таким названием?

– Да, а ты что видел его?

– Видел.

– Тогда ты обязательно должен помнить меня. Я была одной из тех девушек, которые танцевали на высоких каблуках.

– Очень забавно.

Они дружески болтали, желая оттянуть тот момент, когда Блэр придется снять платье.

– Как его снимать – вверх или вниз? – спросил Шон.

– Я справлюсь сама.

– Я спрашиваю – вверх или вниз? – Решимость Шо-на не вызывала сомнений. Его голубые глаза сверкали. Блэр поняла, что не в силах сопротивляться.

– Вниз, – прошептала она, опуская глаза.

Шон расстегнул пуговицы на лифе платья. Справившись с ними, он осторожно опустил лиф. Блэр заметила, как неуверенно двигаются его пальцы, пытающиеся на ощупь отыскать то, на чем держится платье в талии.

– Там есть пуговица, – пролепетала Блэр и нетерпеливо протянула руки назад, чтобы расстегнуть ее.

Тут руки Блэр натолкнулись на его руки, и это тотчас побудило их к ласкам. Она подвинула его руки вверх. Его пальцы были теперь около ее грудей.

К их общему сожалению, злополучная пуговица была слишком скоро найдена и расстегнута.

Платье упало на пол к ее ногам. Блэр стояла перед Шо-ном в одних трусиках.

– Я потом его подниму, – сказал Шон.

Блэр чувствовала его теплое дыхание на своем лице, на шее и груди. Взяв в руки футболку, он натянул ее на Блэр, помогая ей продеть руки в рукава. Футболка закрыла верх ее трусиков.

– Готово, – с облегчением вздохнул Шон.

Он поднял ее, перенес на диван и уложил по-матерински заботливо, Блэр потянулась за простыней. Шон быстро отвернулся.

– Платье, видимо, нужно повесить в шкаф? – спросил он, стоя к ней спиной.

– Да, спасибо, – негромко отозвалась она и зажмурила глаза, чтобы преодолеть желание увидеть Шона.

Он аккуратно надел платье на плечики и повесил его в шкаф.

– Может, нужно что-нибудь еще? Чаю? Вина?

Блэр покачала головой. Она вынула заколки, и ее волосы рассыпались по плечам.

– Нет, все в порядке.

Шон присел на краешек дивана и несколько секунд молча смотрел на нее. Позже она подумала, что если бы в этот момент он ее обнял, она не сопротивлялась бы. Ей хотелось одного: почувствовать его губы, твердые и жгучие, заставляющие забыть обо всем. Только бы ощутить прикосновение его ласковых рук, побуждающих ее к ответным ласкам! Блэр с трудом подавляла потребность выразить свое влечение к нему. Только бы услышать его голос, звучащий для нее как музыка, дерзкие, возбуждающие в ней страсть слова, которые она никогда не позволила бы произнести никому другому. Неважно, придает ли он сам значение этим словам или нет, она страстно желала услышать их из его уст.

Однако он не обнял ее. Он только спросил:

– Не положить ли подушку под больное колено?

– Да, наверное, так будет лучше.

Одной из подушек повезло меньше, чем другой, – по ней не рассыпались темные волосы Блэр, она просто лежала рядом с ней. Шон взял эту подушку в руки и приподнял простыню.

Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не застонать от вида ее обнаженных ног. Ее груди выглядели почти плоскими. Выделялись только бусинки сосков, возбуждая его. Ее втянутый живот и полоска кожи между футболкой и трусиками соблазняли его.

Стараясь сохранить невозмутимость, Шон положил подушку на нужное место и осторожно опустил на нее поврежденную ногу Блэр. Не удержавшись, он погладил ногу, проведя ладонью от колена до икры. Блэр вздохнула и закрыла глаза, ее длинные ресницы опустились на щеки.

Тут она почувствовала, как он кончиком пальца проводит по бархатной коже ее живота.

– Блэр, пожалуйста, посмотри на меня.

Она медленно подняла ресницы. Часть его лица была ярко освещена светом лампы, другая оставалась в тени. Ложбинка на подбородке, казалось, углубилась, и от этого его лицо стало еще мужественнее. Его волосы блестели в свете лампы.

– Я хочу тебя! – Его голос был низким и глубоким. – Ты же знаешь, я это не скрываю. – Он коснулся пальцами ее щек. – Теперь, когда ты поняла, что мы можем быть друзьями, – он слегка улыбнулся, – я хочу поцеловать тебя. Сюда. – Шон едва ощутимо прикоснулся пальцем к ее губам. – И сюда. – Его палец скользнул по ее щеке и шее прямо к груди. Шон через футболку нежно прикоснулся к соску, который, отвечая на ласку, тотчас же затвердел. – Сюда, – Он мягко погладил ее пупок, затем его рука скользнула еще ниже. – И сюда. Всюду!

Спина и шея Блэр непроизвольно выгнулись, и слабый, беспомощный крик слетел с ее губ. Он взял ее лицо в ладони и нежно погладил щеки подушечками больших пальцев.

– Шон! – выдохнула она.

– Спокойной ночи. – Он наклонил голову и легонечко поцеловал ее в губы, едва коснувшись их своими усами.

Затем быстро выключил свет и, не задерживаясь, вышел. Блэр слышала, как стихли его шаги, как захлопнулась задняя дверь его дома.

Она лежала одна в темноте, а тело ее горело в тех местах, к которым он только что прикасался. Она была одна, а перед ней возникали, сменяя одна другую, эротические картины. Где-то внутри нее все шире разверзалась пропасть, которую необходимо было чем-то заполнить.

Сидя за кухонным столом, Блэр выпила уже вторую чашку чая и осторожно массировала колено, поглаживая его круговыми движениями. Вдруг услышала на лестнице шаги Шона. Он негромко постучал.

– Входи, – отозвалась Блэр.

Поднявшись с постели и проверив состояние своего колена, она оделась и теперь предстала перед Шоном в шортах и открытой облегающей майке. К ее радости, вчерашняя травма не давала о себе знать, и она могла свободно передвигаться.

Войдя, Шон нахмурился:

– Почему ты не в постели?

– Я встала выпить чаю, – ответила она, хотя Шон видел это сам.

– Колено болит?

– Я могла бы сострить: «Только когда я смеюсь» или «Только когда я дышу», но не хочу опускаться до таких пошлостей.

– Так все-таки болит?

Она засмеялась, заметив, что от беспокойства за нее его лоб пересекла морщина.

– Не волнуйся. Колено уже не болит. Вряд ли я смогла бы сейчас выступить в представлении «Линия кордебалета» или пробежаться в бостонском марафоне, но ходить я в состоянии. Хочешь чаю?

– Я не пью чай.

– Неужели? Я думала, все ирландцы любят чай. Тогда давай споем «Дэнни Бой», – продолжала шутить Блэр.

– Похоже, тебе и в самом деле получше, раз ты способна острить. Ты только вчера получила травму, а не то я, пожалуй, наказал бы тебя за дерзость.

– Как? Отшлепал бы?

Шон оглядел ее с ног до головы, на мгновение бросив взгляд на майку, плотно обтягивающую ее грудь.

– Есть и другие, более приятные средства поддержать дисциплину.

Шон мог не прибегать к физическим методам воздействия. Хватило и угрозы, подкрепленной соответствующей интонацией, чтобы слова тотчас застряли во рту у Блэр.

– Я зашел пораньше, чтобы узнать, не хочешь ли ты посмотреть помещение для своей студии.

Блэр надеялась, что она хорошо сыграла свою роль. Ее язвительность была лишь попыткой защититься от него. Ведь когда она услышала его шага на лестнице, ее сердце учащенно забилось, а ладони вдруг вспотели. Думая о нем, она не могла уснуть и провела ночь в полузабытьи, грезя о его поцелуях.

Вновь и вновь она пыталась уверить себя, что причина ее бессонницы – больное колено и неудобная поза, но уже начинало светать, а Блэр так и не сомкнула глаз. Ей оставалось утешаться тем, что тени под глазами можно замаскировать макияжем.

Блэр пугало, что все ее мысли сосредоточены на человеке, которого она едва знает. События разворачивались слишком быстро, и ей казалось, что она уже не способна предотвратить их последствия. Если бы все, нахлынувшее на нее, внезапно ушло, как вода в песок, она не стала бы этому противиться. Но Блэр знала, что с того момента, когда она увидела Шона Гаррета, ее жизнь круто переменилась.

Она понимала также, что никакие компромиссы невозможны. Они никогда не смогут остаться только друзьями или сделать вид, что развлекаются. Они оба это знали. Шон прямо сказал ей, что хочет стать ее любовником. До этого она порхала по жизни, не сомневаясь, что никогда не сойдется с мужчиной, который не имеет с ней ничего общего.

Ей оставалось одно – пореже встречаться с Шоном. С глаз долой – из сердца вон. Необходимо обуздать свои желания – к такому решению пришла Блэр, встав утром с постели. Теперь это решение следовало проверить.

– Я и сама могу съездить, если ты объяснишь мне куда. Ведь у тебя наверняка есть другие дела. – Встав из-за стола она подошла к кухонной раковине вымыть чашку. Конечно же, сейчас ей было вовсе необязательно это делать, но это занятие позволяло Блэр повернуться к Шону спиной. Он так чертовски хорошо выглядел в это утро, что Блэр не могла спокойно смотреть на него. Облегающие джинсы четко обрисовывали его бедра. В рубашке с короткими рукавами он казался особенно мускулистым.

– Сегодня суббота. Я обычно не работаю по субботам.

– Тогда ты тем более не должен никуда везти меня. Ведь это тоже работа. Я сама отправлюсь туда сегодня или завтра.

– Но ты же не сможешь войти в помещение, потому что… – Он засунул руку в передний карман джинсов. – Ведь у меня только один ключ.

Блэр, решив было, что уже почти отделалась от него, начала раздражаться. Шон поигрывал ключом на латунном колечке в нескольких сантиметрах от ее лица.

– И, разумеется, мне нечего надеяться получить этот ключ.

Он с наигранным сочувствием приподнял верхнюю губу, но глаза его выражали совсем другое.

– Уверен, у тебя плохое настроение потому, что ты голодна. – Шон ослепительно улыбнулся, отчего его усы поползли в стороны. – Итак, едем! Ты сегодня завтракала? Если нет, то по дороге мы купим дюжину пончиков.

– Пончиков?! – воскликнула она. – Да если я и решусь позавтракать, весь мой завтрак – это стакан нежирного йогурта.

Шон пожал плечами.

– Да. Совратить тебя с пути истины и соблазнить нашей грешной жизнью будет нелегко. Но все. равно поехали.

Блэр успела взять только свою сумочку. Шон вывел ее из квартиры, снес на руках вниз по лестнице и усадил на переднее сиденье своего старенького грузовичка.

– Ты что, хочешь поразить мое воображение? – спросила Блэр, критически оглядывая дырявую виниловую обшивку сидений, из которых торчали клочья ватина. На ничем не покрытом полу валялись старые, явно уже никому не нужные чертежи и инструменты. Назначения многих из них Блэр не знала.

Шон усмехнулся и, взявшись за руль, выехал на асфальтированную дорожку.

– Любишь меня – полюби и мой грузовик[1].

Несмотря на протесты Блэр, он остановился у булочной и купил большой пакет свежих пончиков. Он поставил его на сиденье между собой и Блэр, и кабину грузовика наполнил соблазнительный аромат. У Блэр начало урчать в животе. Шон за рулем покачивался от хохота. Он остановился еще раз, у продуктового магазина, и купил пакет молока. Наконец допотопный грузовичок доставил их к пустому зданию, которое Шон решил отдать под студию.

Сказав, что позавтракают они позже, Шон взял Блэр на руки, вытащил ее из грузовика и донес до двери дома.

– Шон, в этом нет необходимости, – попыталась протестовать Блэр.

– Ну, это как сказать. Ведь не далее как прошлой ночью я видел твое лицо, искаженное от боли. И кроме того, это дает мне право дотронуться до тебя.

Блэр, конечно, утаила, что она и сама с нетерпением ждет момента, когда он обнимет ее. Ей нравилось прижиматься к его груди. Ее руки так свободно обвивали его шею под светлыми прядями волос, спускавшимися на воротник. Когда Блэр чувствовала прикосновения его рук, по ее телу словно пробегал электрический ток.

– Кроме того, ведь друзья могут не слишком чиниться друг с другом, – шепнул он.

Она тут же опустила руки и сделала вид, что его насмешки ей крайне неприятны.

Шон очень осторожно опустил ее на землю, предварительно убедившись, что она не упадет. Затем вставил ключ в замочную скважину и сказал:

– Здесь повсюду беспорядок, так что не пугайся. Через недельку все будет как надо.

Хорошо еще, что он предупредил ее. Иначе крик ужаса, который она издала, войдя в это здание, был бы куда громче. Здесь царил полнейший хаос. Пол был завален строительным мусором, с потолка во многих местах обвалилась штукатурка. Стены были в трещинах и выбоинах. Казалось, в зале учинил разгром какой-то разгневанный великан.

Блэр растерянно повернулась к Шону. Ее лицо выражало полное замешательство. Зеленые глаза смотрели на Шона с недоумением. Он положил руку ей на плечо.

– Не вешай нос. Повторяю: пугаться не надо.

– Но это… это же невозможно.

– Никогда не говори «невозможно». Посмотрела бы ты, какие дома мне приходилось ремонтировать. Некоторые из них простояли сотню лет, а то и больше. А этому всего около сорока. – Шон засмеялся, глядя на ошарашенную Блэр.

– Приступим в понедельник с утра. Я вызову бригаду, и она уберет весь этот мусор. Затем придут мастера и займутся отделкой стен и потолка. А полы здесь, по-моему, в хорошем состоянии. Как ты считаешь?

Он сгреб ногой мусор в том месте, где они стояли, и Блэр посмотрела вниз.

– Кажется, да.

– Его нужно отциклевать и покрыть лаком. Потолочное окно в порядке. Оно не протекает. Я, конечно, проверю еще раз.

Преодолев изумление, Блэр поняла, что у этого помещения есть и достоинства. Она взглянула на огромное потолочное окно.

– Мне оно нравится, – сказала Блэр. – Нет ничего хуже, чем темная студия.

– Что тебе здесь понадобится? Я ведь полный невежда в вашем деле и не знаю, как должна выглядеть танцевальная студия.

– Одна стена должна быть зеркальной. – Шон достал блокнот и начал делать заметки. – Конечно, станок. Думаю, что смогу сказать тебе, что в Нью-Йорке можно достать оборудование для студии.

– Хорошо. Что еще?

– Раздевалка.

– Здесь есть комната для переодевания с туалетом и душем. После небольшого ремонта она будет в полном порядке. Еще есть небольшой кабинет, который ты сможешь использовать как офис. Наверное, понадобится хорошо запирающееся помещение для хранения проигрывателя, дисков и прочего. Я подумаю об этом.

– Шон, – озабоченно сказала Блэр, – я не хочу, чтобы ты вкладывал свои средства в эту студию. Ведь это же большие деньги. Я скажу об этом Пэм. Ты…

– Позволь мне самому решать, на что мне тратить деньги. Я предоставляю это зданием вам. От него мне нет никакого проку, оно просто стоит и разрушается. Сущее бельмо на глазу. Сам Бог велел отдать его под танцевальные классы.

– Но ведь это только на время! – воскликнула она.

– Неужели? – Казалось, он видит ее насквозь.

Под этим пристальным взглядом она смолкла, но лишь на минуту.

– Да. Как только смогу, я уеду в Нью-Йорк и снова начну танцевать, – твердо сказала она.

– Тогда тебя не должно интересовать то, чем я сейчас занимаюсь, – холодно заметил он. – Я вчера говорил тебе, что купил это здание, собираясь когда-нибудь превратить его в клуб здорового образа жизни. То, что я сейчас намерен сделать, можно рассматривать как первый этап восстановления здания. Обычное капиталовложение.

Уязвленная его словами и тоном, Блэр повернулась и отошла вглубь зала, минуя кучи мусора. Лучше держаться подальше от Шона. Соблюдать дистанцию, так сказать. Рядом с ним она теряла рассудок. От его язвительных слов у нее начиналось сердцебиение, и она теряла уверенность в том, что ей хочется вернуться на сцену. Нет! В этом нет никаких сомнений. Конечно же, она вернется. Ведь в этом вся ее жизнь. И все же этот случай ясно показывает, как чувственность Шона легко одерживает победу над ее здравым смыслом.

Чем внимательнее осматривала Блэр этот зал, тем невыполнимее представлялась ей задача сделать его пригодным для занятия танцами. Шон, обходя зал, простукивал стены, чтобы определить, где проходят балки.

Блэр подошла к двери, ведущей в небольшой кабинет. Верхняя половина двери была стеклянной, и сквозь запыленное стекло она увидела, что кабинет так же загажен и обшарпан, как и зал. Несколько раз толкнув дверь, Блэр открыла ее, и в нос ей ударил затхлый запах.

Растревоженные мыши бросились врассыпную, до смерти напугав Блэр. Она заорала, когда один мышонок пробежал совсем рядом с ней. Услышав ее вопль, мышонок изменил направление и, махнув хвостом, скрылся под зеленым металлическим шкафом, стоявшим в углу кабинета.

– Что случилось? – встревоженно крикнул Шон и бросился к Блэр через груды мусора.

Блэр метнулась назад и, забыв про свои травмы, побежала по шаткому полу.

– Осторожно, Блэр! – воскликнул Шон. – Стой! Остановись!

Кинувшись в объятия Шона, Блэр обхватила руками его шею, ногами – талию и прижалась лицом к его подбородку.

– Ну, ну! Все в порядке! Я с тобой, – успокаивал ее Шон, крепко прижимая к себе. – Что тебя напугало? Змея? Паук? Крыса?

Блэр подняла глаза. Ее лицо было бледным как мел. Зрачки расширились от ужаса.

– Крысы? Боже мой! Я думала, это мыши. Неужели крысы? – Вздрогнув, она закрыла глаза и снова опустила голову, прижавшись к его шее.

– Скорее всего, это мыши. Ручаюсь, что ты напугала их больше, чем они тебя.

Блэр покачала головой:

– Ненавижу всех этих тварей. Отвратительные маленькие создания с глазками-бусинками, пролезающие во все щели. Не могу понять, когда дома держат белых крыс или хомяков.

– Обещаю не дарить тебе никого мельче сенбернара.

Немного придя в себя, Блэр поняла, что он прижался ртом к ее уху, губами отвел в сторону пряди ее волос, и его дыхание касалось ее. Он щекотал Блэр усами и покусывал зубами ее шею.

Она откинула голову.

– Я совсем перепугалась, потому и вспрыгнула на тебя.

– Уверяю тебя, мне это только приятно. – Он насмешливо смотрел на Блэр и самодовольно улыбался.

Оценив ситуацию, Блэр смутилась: ведь она просто сидела у него на руках! Блэр залилась краской.

– Я… Со мной теперь все в порядке. Опусти меня на пол.

– Да мне совсем не тяжело. Правда. – Эти слова не вызывали сомнений.

– Шон! – угрожающе сказала она. Но он только рассмеялся.

– Отпусти же меня наконец.

Все еще держа ее на руках, Шон пошел к двери. Он смотрел прямо на нее, но она отвела глаза в сторону. Каждое прикосновение к ней доставляло ему наслаждение. Выйдя на улицу, он осторожно спустил ее на землю. Пока Шон запирал дверь, Блэр уже прошла половину расстояния до грузовика.

– Я бы донес тебя, – крикнул он ей вдогонку.

– Я же сказала, что со мной все в порядке. Если я не буду ходить, суставы утратят гибкость.

Шон пробормотал что-то вроде «черт возьми», но она, не слушая его, забралась в кабину и захлопнула за собой скрипучую дверцу. Если бы он еще раз дотронулся до нее, она бы взорвалась от сжигающей ее страсти и никогда уже не стала бы прежней Блэр Симпсон. Из того, что осталось бы от нее, вероятно, можно было бы склеить кого-нибудь другого, но прежняя Блэр уже не возродилась бы. Каждая клеточка ее тела жаждала прикосновений Шона. Но, случись это, Блэр Симпсон исчезла бы.

Он завел машину и сказал:

– О ремонте не беспокойся. Через несколько дней ты не узнаешь этот зал.

– Хотелось бы надеяться, – мрачно и недоверчиво проговорила она. Как он может так спокойно разговаривать, когда она вся трепещет. Может, для него привычно прижимать к себе женщин, доводить их до одури и пренебрежения всякими приличиями. Ведь он только что держал ее в объятиях, а теперь спокойно говорит о какой-то ерунде, словно ничего такого и не было!

– Прежде всего я поставлю повсюду мышеловки, так что в доме не останется ни одной мыши.

– Спасибо, – сказала Блэр.

– Ты еще хочешь есть или испуг отшиб у тебя аппетит и. испортил тебе настроение? – спросил Шон, сворачивая на аллею, ведущую к небольшому городскому парку. Блэр промолчала и сидела не шевелясь. Между тем Шон вскоре остановился у раскидистого дуба, под которым стоял удобный столик для пикников.

– Завтрак подан, мадам, – заглушив мотор, произнес Шон строго и бесстрастно, как чопорный дворецкий.

– Ну тебя к черту! – сказала Блэр, но в уголках ее рта таилась улыбка.

– Перестань говорить грубости, иначе я перестану тебя уважать. А если это призойдет, то… – Он коснулся пальцем ее бедра чуть выше колена и повел палец вверх по ее ноге. Не успел он прикоснуться к ее шортам, как она схватила его за руку.

Стараясь унять дрожь в голосе, Блэр сказала:

– А я никогда и не уважала тебя.

Открывая дверь кабины, она толкнула ее плечом и чуть было не вывалилась из грузовика. Блэр встала у столика, с трудом переводя дух. Шон, смеясь, подошел к ней и поставил на стол молоко и пакет с пончиками.

– Ваш выход был чрезвычайно грациозен. Не могли бы вы повторить его на бис?

Она хотела сказать ему что-нибудь обидное, но, ничего не придумав, тоже рассмеялась. Шон достал из пакета пончик, посыпанный сахарной пудрой.

– Ешь, – приказал он.

Блэр пыталась отказаться, но, увидев суровое выражение его лица, заколебалась.

– Может, половинку? – взмолилась она.

– Никаких половинок. Имей в виду, у нас есть еще пончики, начиненные взбитыми сливками и покрытые шоколадом. – Шон откусил половину пончика.

Блэр, к его явному удовольствию, съела два пончика и облизнула пальцы, перепачканные сливками. Когда с едой было покончено, Шон смахнул крошки на землю.

– Думаю, у тебя нет отвращения к птицам, хотя их глаза тоже похожи на бусинки.

– Но они не снуют повсюду так отвратительно, как мыши.

– Верно. – Шон улыбнулся и стряхнул крошки с рук.

На их глазах стая воробьев слетелась на неожиданное угощение.

– Теперь надо выпить молока, – сказал Шон, открывая пакет.

– Ну разве что глоточек. А у нас есть чашки?

– Чашки!? – переспросил Шон с притворным изумлением. – Завтрак на природе не доставит истинного удовольствия, если мы воспользуемся такими надоевшими атрибутами цивилизации, как чашки. – Он протянул ей пакет.

Она с сомнением взглянула на пакет. Неужели из него можно пить? Неумело приложив его ко рту, она отхлебнула глоток. Два молочных ручейка заструились по ее подбородку. Блэр засмеялась и вытерла его ладонью.

Неожиданно сильные пальцы Шона стиснули ее запястье.

– Позволь мне.

Ручейки соединились, и молоко стекло на грудь Блэр. Увидев это, Шон наклонил голову и слизнул молоко с ее груди.

Она тихо вздохнула от удовольствия, а Шон улыбнулся. Он трудился добросовестно и долго, слизывая капли молока с ее груди.

Потом он слизнул молоко с ее губ, но поскольку за этим ничего не последовало, Блэр ощутила раздражение.

Отпрянув от нее, Шон услышал негодующий возглас и тихо сказал:

– Вот теперь все.

Охваченной желанием Блэр казалось, что она висит на тонком канате над пропастью. С каждым прикосновением губ Шона канат становился все тоньше и тоньше. Инстинкты, пробужденные Шоном, заставляли ее испытывать муки неутоленного желания.

Блэр чувствовала, что вот-вот сорвется в бездну и погибнет.

– Еще не все, – прошептала она, подавшись вперед.

К его усам прилип кристаллик сахарной пудры. Она поддела его кончиком языка. Этот отчаянный поступок придал ей храбрости, и Блэр провела своим горячим языком по его верхней губе.

Пальцы, сжимавшие ее запястья, неожиданно разжались, и она, упав вперед прямо на грудь Шона, услышала его невозмутимый голос:

– Мисс Симпсон, возьмите себя в руки. Вы что, хотите заняться любовью на столике, предназначенном для пикников? Я считаю это совершенно недопустимым.

Она резко вскинула голову.

Шон подмигнул ей, громко поцеловал ошеломленную Блэр в губы и добавил:

– Кроме того, у нас еще масса дел.

6

Следующая неделя была у них очень перегруженной. Шон разрывался между каким-то домом, который предстояло реставрировать, комнатой для игр детей Дельгадо и танцевальной студией. Он нанял мастеров и ежедневно контролировал их, желая удостовериться, что работа выполняется профессионально. Иногда он брал с собой Блэр, но чаще ездил один, а потом рассказывал ей о ходе работ.

Обычно это происходило во время обеда. Они обедали вместе – то у него, то у нее – или отправлялись в какой-нибудь ресторанчик на побережье. Размышляя о том, не слишком ли много времени она проводит в обществе Шона, Блэр убеждала себя, что это – в интересах дела.

Однажды вечером к ней заехали Пэм и Джо и привезли обещанный проигрыватель.

– Ну вот, не сомневаюсь, что ты быстро освоишься с ним, – сказал Джо, поставив проигрыватель на кухонный стол.

– А где же дети? – спросила Блэр.

– Мы оставили их на Эндрю. Чувствуя себя старшим, он тут же устанавливает деспотическую форму правления, так что мы стараемся не задерживаться, опасаясь, что деспот падет жертвой заговора. Кстати, Мэнди очень хотелось бы посещать твои танцевальные классы.

– Я начинаю думать, что все маленькие девочки в городе хотят этого.

Блэр рассказала друзьям, что с тех пор, как она дала в местной газете объявление о танцевальных классах, телефон в ее квартире не умолкает. В городе только и говорят, что о новой студии.

– Группы ритмической гимнастики для дам также уже укомплектованы, – продолжала Блэр. – Я даже вынуждена ограничить запись. Зал просто не вместит всех желающих.

– Всем захотелось помолодеть, – улыбнулась Пэм. – Но ведь занятия должны начаться через три дня. Будет ли к этому сроку готово помещение?

– Шон клянется, что будет. Я и не ожидала, что этот зал так подойдет для студии.

– Шон, кажется, превзойдет самого себя, – радостно заметил Джо. – Он сейчас напоминает плантатора, но при этом все, кто с ним работает, готовы ринуться за него в огонь и воду.

– Судя по всему, ты в неплохой форме, – сказала Пэм, оглядывая Блэр. – Как твои коленки?

– Лучше день ото дня.

Блэр каждое утро делала гимнастику, принимала ножные ванны и по нескольку часов в день лежала, приподняв ноги.

– Ты еще не раздумала помочь мне с ритмической гимнастикой? – спросила Блэр. – Если я займусь составлением плана занятий, думаю, ты сможешь вести класс.

– Жду не дождусь, когда можно будет снова надеть балетные туфельки.

Вдруг дверь открылась, и в квартиру заглянул Шон.

– Я захватил кое-что из еды, но совсем немного. Два бутерброда с сыром, две порции жареной картошки, две бутылки солодового молока: шоколадного и ванильного. Как всегда, все пополам. Так ведь, Блэр? – спросил он, озорно улыбнувшись.

Блэр поспешила взять у него свертки, и Шон пожал руку Джо.

– Мы уже уезжаем, – сказал Джо. – Пэм поставила в духовку мясо в горшочке.

– Мясо в горшочке? – облизнулся Шон.

– Предлагаю сделку, – засмеялась Пэм. – Я отдаю вам мясо в горшочке и пятерых детей впридачу. А вы за это должны съесть по бутерброду с сыром и при этом не поссориться.

Шон и Блэр великодушно отказались от сделки.

– Ну, как хотите, – сказала Пэм, – но другого столь выгодного предложения не ждите.

Джо и Пэм заметили, что Шон подмигнул Блэр. Блэр прекрасно понимала, что это означает. Она знала, что все население городка с любопытством следит за ней и Шо-ном, и романтические сердца уже готовы ликовать.

Однако, узнав истинное положение дел, наблюдатели были бы весьма разочарованы. С того самого дня как они позавтракали молоком и пончиками, Шон прикасался к ней лишь тогда, когда того требовала вежливость. Он не делал ей никаких намеков, не заводил разговоров на личные темы, не устраивал сцен. Короче – относился к ней как к хорошему другу или к деловому партнеру.

Вечером, когда они расставались, он иногда по-братски целовал ее в щеку, но те объятия, от которых сердце Блэр готово было выпрыгнуть из груди, больше не повторялись. Блэр уверяла себя, что очень этому рада – наконец-то Шон считается с ее желаниями. Ее удивляло лишь то, что она почему-то не может сосредоточиться на элементарных вещах, а ее душа словно замерла и в ней поселилась непонятная тревога.

Шон сдержал слово – к назначенному сроку помещение для студии было готово. Вечером, накануне этого торжественного дня, он пригласил Блэр осмотреть и принять его работу. В зеркальной стене зала Блзр увидела свое изумленное лицо. Пол был оциклеван и покрыт лаком, как и положено в танцевальной студии. Доставленный из Нью-Йорка станок установлен вдоль стены точно по указаниям Блэр. Стены в душевой покрыты керамической плиткой. В кабинете – небольшой письменный стол, новенький шкаф, пара стульев, телефон.

– И ни одного мышонка! – гордо объявил Шон, открывая перед Блэр дверь кабинета.

Блэр, с трудом придя в себя от изумления, едва подбирала слова благодарности.

– Шон! Это… уже слишком. Мне нужно было лишь скромное помещение для занятий, а это – такая роскошь. Студии, которые я посещала в Манхэттене, гораздо хуже.

– Я же говорил тебе, для меня это – выгодное вложение капитала, – пожал плечами Шон. – Я думаю только о себе и своем будущем.

Блэр не поверила ему, но спорить не стала. Если, приглашая ее сюда, Шон хотел увидеть ее восхищение, то он добился своей цели. Блэр еле дождалась наступления утра. Первая группа приступила к занятиям.

Но к моменту окончания занятий восхищение Блэр сменилось отчаянием. Она готова была отказаться от всего этого. Ей пришлось обучать двадцать пять возбужденных девочек и столько же неугомонных мальчиков.

– Сейчас умру, – сказала она Пэм и, рухнув на стул в кабинете, мысленно поблагодарила Шона за то, что сиденье мягкое.

Пэм, рассмеявшись, поставила перед собой Мэнди, чтобы причесать ее.

– Погоди. К тебе еще должны прийти тридцать пять располневших и потерявших форму домашних хозяек, которые надеются через три-четыре недели достичь твоих габаритов. Они готовы танцевать здесь до потери сознания, но дома откроют заветную коробочку с конфетами «M&Ms». – Пэм боролась с резиновым колечком, которое никак не хотело держаться на косичке Мэнди. – А что ты делаешь?

– Пишу объявление, – ответила Блэр, выводя толстым фломастером последние буквы на листке плотной белой бумаги. – Можешь посмотреть.

– «Родителей девочек, занимающихся в первой группе, приглашают на ежемесячные показательные уроки. В другие дни вход в зал родителям воспрещен», – прочитала Пэм. – Молодец, детка, ты потрясающе быстро совершенствуешься.

В последующие две недели Блэр и в самом деле пришлось многому научиться и многое узнать. Она, например, поняла, что даже взрослым женщинам следует делать замечания, ибо нельзя хорошо выполнять упражнения, болтая с соседкой. Она поняла, что детям нельзя разрешать танцевать со жвачкой во рту, иначе она в конце концов прилипнет к их волосам. Блэр научилась быстро вытирать лужицы, которые напускают маленькие девочки, не успев добежать до туалета. А еще оказалось, что некоторые женщины злятся, когда их просят не входить в зал с чашечками кофе.

По молчаливой договоренности Шон и Блэр продолжали обедать вместе. Каждый вечер после обеда Блэр с сияющими глазами рассказывала Тону обо всем, что происходит в студии. Она и сама не знала, какое счастье озаряло при этом ее лицо. Теперь она редко вспоминала о своих коленях, да они почти не давали о себе знать во время уроков. По вечерам она падала в постель и тут же засыпала мертвым сном, утомленная до предела, а по утрам просыпалась, предвкушая радости нового дня.

Как-то в пятницу, во второй половине дня, Блэр, закончив занятия и уже запирая входную дверь, заметила Шона, поджидающего ее в своем «мерседесе». Помахав ему рукой, она неторопливо пошла к нему по боковой дорожке. Напрямик по газону уже никто не ходил, потому что Шон, ремонтируя здание, регулярно поливал вытоптанную траву, и теперь она поднялась и ожила.

– Почему ты так поздно? – спросил он, выглядывая из окна машины. – Все давно уже ушли.

Блэр не сомневалась, что все, кто вышли из студии, заметили, что ее ждет Шон.

– Я немного поупражнялась сама, а потом приняла душ.

– Скажи, ты любишь шампанское?

– Да, но только охлажденное, – ответила она.

– Считай, что тебе повезло. Оно целый день стоит во льду.

Шон вышел из машины и, взяв Блэр под руку, повел ее к своему «мерседесу».

– Пэм обещала, что Джо возьмет отсюда твою машину и подгонит ее к твоей квартире. Мы с тобой сегодня пообедаем на берегу океана.

– Чему обязана такой чести?

– Тому, что, проработав две недели в студии, ты жива и здорова, – ответил он, заводя двигатель и трогаясь с места.

На нем были футболка и шорты. Солнце уже клонилось к закату.

– Повод, несомненно, достойный. Тебя не смущает моя одежда?

Приняв душ, Блэр натянула чистое трико и джинсовую юбку. Ее волосы еще не высохли.

Шон кинул взгляд на свою спутницу.

– Пожалуй, сойдет. – Блэр одарила его взглядом разъяренной тигрицы.

Шон рассмеялся.

– Ты нравишься мне в любой одежде.

Сняв одну руку с руля, Шон положил ее на колено Блэр. Их обоих словно пронизал электрический ток. Впервые за это время он изменил свою дружески-деловую манеру обращения с ней. От его прикосновения в них вновь вспыхнули чувства, которые оба пытались сдерживать.

– Как твои ноги? – сочувственно спросил он.

– Прекрасно, – ответила она почему-то охрипшим голосом и, кашлянув, добавила: – Вчера я разговаривала со своим доктором. Он рекомендовал продолжать делать все то, что я делаю.

Шон нервно сжал колено Блэр, но вдруг с явным сожалением отдернул руку. Машина подъехала к дому, выходящему фасадом на берег океана. Дом в старом викторианском стиле был окружен верандой. По краям фронтона высились купола, портал был украшен филигранной резьбой.

– Это один из восстановленных мною домов, – пояснил Шон. – Его хозяевам принадлежит также участок на прибрежной полосе. Когда их нет, я имею право пользоваться домом и пляжем. Сейчас они в Европе, так что нам здесь никто не помешает.

От его тона сердце Блэр екнуло и забилось. Лучи заходящего солнца освещали чистое небо. Блэр открыла дверцу и вышла из машины. Ветерок с океана приятно охлаждал ее пылающие щеки.

– Погоди-погоди. Не торопись, – попросил Шон свою спутницу, направившуюся было к калитке. – Мне одному все не унести.

– Что же там у тебя такое?

Шон извлек из багажника одеяло, плетеную корзину, предназначенную для пикников, и автомобильный контейнер-охладитель.

– Возьми, пожалуйста, одеяло и корзину, а эта штука потяжелее. – Шон кивнул на охладитель.

– Контейнер?

– Нет, его содержимое – две бутылки шампанского.

– Две?

– Да. Я хочу усыпить твою бдительность вином и дать волю своим низменным инстинктам.

Блэр рассмеялась и вошла в калитку. Они обогнули дом и пошли по тропинке, которая привела их к берегу. Шон расстелил одеяло, и Блэр, положив рядом продукты, села и вытянула ноги. Они с наслаждением вдыхали соленый морской воздух.

– О, природа-мать! Ты несравненна, – вздохнул Шон.

Он скинул футболку, а затем, прыгая, стал снимать кроссовки. Вдруг, к ужасу Блэр, Шон расстегнул кнопки на шортах, и они упали к его ногам. На нем не было даже трусов! Блэр чуть не вскрикнула, но, потрясенная, едва перевела дух. Увидев, как он совершенно спокойно демонстрирует свое мужское естество, Блэр замерла. Она сидела, окаменев, не в состоянии шевельнуть и пальцем.

Шон протянул ей руку.

– Пойдешь со мной?

Она только покачала головой. Шон не настаивал. Он повернулся и пошел к воде.

– Не сейчас, – глухо проговорила Блэр ему вдогонку.

Величавой поступью морского бога он вошел в искрящуюся воду океана. Волны с белыми барашками подбегали к его ногам, как бы лаская их. Шон прыгнул в воду. Блэр видела, как он вынырнул и поплыл от берега, рассекая воду своими сильными руками. Обратно он плыл медленнее, наслаждаясь волнами прибоя.

Подплыв к берегу, он встал по пояс в воде и, приставив ко рту ладони, крикнул:

– Иди скорей сюда. Это великолепно!

Блэр мотнула головой, с трудом крикнув в ответ:

– Холодно!

Позже она вспоминала, что даже не посмотрела в его лицо. Ее глаза были прикованы к полоске волос, идущей посреди живота вниз, к тому месту, которое скрывала поверхность воды. В угасающем свете дня эта часть его тела, то появлялась из-под набегающих волн, то снова уходила под воду.

Когда он выскочил из воды, Блэр, отвернувшись, пробормотала что-то невразумительное о красоте заката. Шон часто дышал. Ее дыхание также участилось. Оно стало успокаиваться, когда она краем глаза увидела, что Шон надевает шорты. Услышав, как защелкнулись кнопки, Блэр с облегчением вздохнула.

– Уфф! – воскликнул Шон, приглаживая ладонями мокрые волосы. – Это было чудесно. Но я, однако, голоден. А ты?

Голоден? У нее внутри все ныло, но отнюдь не от голода. Проживи Блэр хоть тысячу лет, она всегда будет помнить, как Шон стоял перед ней на берегу океана, а последние лучи солнца освещали его бронзовое тело. Таинственный вечерний свет, длинные тени – все это было так красиво, что фигура Шона казалась изваянием, вылепленным великим мастером. Он был умопомрачителен и в одежде, но обнаженный – казался символом мужской силы.

Стараясь скрыть замешательство, Блэр деловито спросила:

– А что у нас на ужин?

– Салат из омаров, яйца под острым соусом, приправы, а на десерт клубничные пирожные.

– Какие изысканные блюда! Только не говори мне, что ты сам все это приготовил.

– Хотел бы, но не могу. Эту корзину укомплектовал по моему заказу шеф-повар ресторана «Лайтхаус». – Шон достал из охладителя бутылку шампанского и смахнул с нее мелкие кусочки льда. – Как положено, начнем с шампанского.

Он быстро, со знанием дела снял фольгу, открутил проволоку и извлек пробку. Они ощутили тонкий аромат хорошего вина. Достав из корзины два бокала на высоких ножках, Шон наполнил их и снова поставил бутылку в охладитель. Подняв бокал, он чокнулся с Блэр.

– За самую грациозную, красивую и самую… сексапильную танцовщицу!

Блэр засмеялась и кивком поблагодарила его за комплименты. Они сделали по глотку и оба вздохнули, восхищенные прекрасным букетом вина. Шон наклонился к Блэр; его губы были рядом с ее губами.

– Поздравляю с удачным началом работы.

– Спасибо.

Поцелуй, страстный и нежный, отозвался болью желания в груди Блэр. Ей показалось, что Шон слишком уж быстро прервал его.

Она помогла ему разгрузить корзину, и оба, как изголодавшиеся волки, набросились на деликатесы. Первую бутылку шампанского они осушили за несколько минут. Когда была выпита и значительная часть второй бутылки, Блэр слизнула с пальцев крошки клубничного пирожного и откинулась на спину. Она была вполне сыта.

– Сейчас лопну, – сказала она, потирая живот.

– Отлично, – улыбнулся Шон. Собрав в корзину остатки трапезы, он прилег на одеяло рядом с Блэр.

Не поднимая головы, Блэр повернула ее к Шону.

– Ужин просто замечательный. Спасибо тебе. Здесь прекрасно.

– Это ты прекрасна. Прекрасно твое лицо, прекрасны звуки твоего голоса. Целуя тебя, я чувствую восхитительный запах твоего тела.

Они потянулись друг к другу, и их губы слились в поцелуе, более красноречивом, чем слова. Оба насытились, но теперь их терзал другой голод и требовал утоления.

Он припал к ее рту, как к волшебному плоду, взращенному лишь для него одного. Ее пальцы погрузились в копну его светлых волос. Блэр прижала его голову к себе так, чтобы его рот уже не мог оторваться от ее губ, пока она не насладится поцелуем.

Когда наконец их губы разомкнулись, оба, задыхаясь, начали жадно глотать воздух, не отрывая друг от друга затуманенных страстью глаз.

– Я хотел этого каждый раз, когда был с тобой в эти дни. Боже! Как тяжко мне было удерживать свои руки, рвущиеся обнять тебя. – Произнося это, Шон целовал кончики ее пальцев, касаясь каждого из них жарким от страсти языком.

– Но зачем же ты сдерживал себя?

– Чтобы ты не чувствовала давления. Ты ведь была еще не готова к этому.

– Ты думаешь, сейчас я уже готова?

Шон перешел от кончиков пальцев к их основаниям, и Блэр смолкла.

– Если нет, Блэр, это ужасно огорчит меня. Я ведь просто сгораю от любви к тебе.

Он снова поцеловал ее. При этом его рука скользнула сверху вних по ее боку, вызвав дрожь ожидания во всем теле.

– Тебе холодно? – спросил он.

– Немножко.

– Ну-ка, сядь.

Он потянул ее к себе, помогая ей сесть между его поднятых колен и прижаться спиной к его обнаженной груди. Затем он набросил ей на плечи свою футболку и, просунув руки ей под мышки, сцепил их у нее на животе.

– Ты такая маленькая и хрупкая, – прошептал Шон. Его язык уже ласкал ее ухо. – Вдруг ты сгоришь от моей любви?

– Никто из нас не знает, что будет. Чтобы узнать, нужно попробовать. – Она взяла его руку и прижала ее к своей груди. – Я хочу твоих ласк.

И откуда только у нее взялась храбрость и куда вдруг девалась ее всегдашняя осторожность? Куда исчезло желание защититься от него? Этого она тоже не знала. Ее прошлое сейчас ничего не значило. Будто с Коулом у нее никогда ничего не было. Теперь это уже не влияло на ее чувство к Шону. Она не думала ни о своем прошлом, ни о прошлом Шона, ни о том, что они жили прежде такими разными жизнями. Сейчас главным для нее были его прикосновения и то, что страсть, мучившая ее с той самой минуты, когда она впервые увидела его, будет наконец утолена.

Взяв в руки груди Блэр, Шон начал ласкать их легкими поглаживаниями.

– Ты – сокровище. Сокровище!

Ее груди лежали у него на ладонях. Трико на Блэр было таким тонким, что не мешало ей чувствовать его прикосновения. Шон осторожно приподнял ее и поцеловал в шею.

– Я хочу видеть тебя.

Мягкими круговыми движениями пальцев он нажимал на ее соски. Это зачаровало ее.

– Той ночью, когда мне пришлось раздеть тебя, они были твердыми и напряженными. Это потому, что я смотрел на тебя?

Блэр кивнула и прислонилась головой к его плечу, позволив ему увидеть всю себя.

– Мне нравится смотреть, как они напрягаются при моем прикосновении. Хочу поцеловать их, попробовать их на вкус, прижаться к ним лицом, губами, языком.

Его рука скользнула под ее трико. Это свидетельствовало о том, что его пылкие слова не расходятся с делом. Блэр застонала в изнеможении. Его жаркая ладонь легла на ее прохладную грудь. Он легонько зажал сосок между пальцами, нежно лаская его. Откинув голову, Блэр потянулась к Шону и встретила его рот. Такой же жадный и горячий, как и ее. Их языки соединились. Между тем его ладонь страстно и нежно ласкала ее.

Каждый поцелуй длился все дольше. Шон откинулся на спину, потянув Блэр за собой и при этом повернув ее к себе лицом. Одно наслаждение сменялось другим. Рука Шона ласкала волосы Блэр, другая скользнула к бедру. Когда его пальцы добрались до края трико, у Блэр замерло сердце, но для Шона это не было препятствием, и она облегченно вздохнула. Его сильные пальцы, оттянув резинку, скользнули под нее и ласково сжали ее круглую попку.

С трудом оторвавшись от его ненасытных губ, Блэр спросила:

– Шон, а зачем ты снял с себя всю одежду?

Его дыхание было неровным.

– Чтобы увидеть твою реакцию. Посмотреть, испугаешься ты или нет. Убедиться в том, нравлюсь ли я тебе.

Блэр приникла головой к его груди, поросшей волосами. Все ее сомнения исчезли.

– Да, да, – прошептала она, прижимаясь губами к его соленой после купания коже. – Ты очень красив. Я всегда так считала.

– Ты знаешь, как сильно я хочу тебя, Блэр? Знаешь ли ты, что с тех пор, как я впервые увидел тебя, мое тело не давало мне ни минуты покоя? – Он чуть-чуть пошевелился и спросил внезапно охрипшим голосом. – Знаешь, как сильно я хочу прямо сейчас войти в тебя? – Он еще крепче прижал ее к себе.

– Кажется, знаю, – ответила она и последовала велениям инстинкта.

– Милая! – Голова Шона откинулась назад. Его глаза были закрыты, а рот приоткрылся – не то от экстаза, не то от мучительной боли. – Блэр! Прошу тебя, помедли! Я хочу любить тебя, но не здесь. Пойдем!

Отпрянув от нее, он быстро собрал вещи и большими шагами направился к машине. Блэр едва поспевала за ним. Волосы Шона развевались на ветру, вечерний ветерок ласкал его обнаженный торс, но он, ничего не замечая, устремленный к одной цели, шел к машине.

Он бросил вещи на заднее сиденье. Мотор взревел, Блэр прижалась к Шону и положила голову ему на плечо, а руку на бедро, то сжимая, то разжимая ее.

– Пожалуйста, не делай этого, – попросил Шон, затормозив перед светофором.

– Что-то не так? – шепотом спросила она, почему-то не осмеливаясь задать этот вопрос вслух.

Он взял руку Блэр и прижал ее к тому месту, которое уже вышло из-под его контроля.

– Если ты хочешь что-нибудь поласкать, то лучше поласкай его. Он просит об этом.

Потрясенная Блэр на мгновение оцепенела, но быстро овладела собой, не видя причин для того, чтобы убрать руку с того места, куда положил ее Шон. Ее пальцы зашевелились, и Шон почувствовал, что вот-вот лишится рассудка.

– О, это прекраснее, чем я ожидал, – прошептал он. – Слава Богу, мы уже дома.

Машина въехала во дворик, и их изумленным глазам предстало нечто неожиданное и нежелательное. У лестницы, ведущей к квартире Блэр, стояли два автомобиля с пассажирами. Одни расположились в машинах, другие на ступеньках лестницы. В темноте слышались говор и смех. Казалось, у дверей Блэр раскинулся цыганский табор.

Что же случилось?

– Что тут происходит, черт возьми? – крикнул Шон громовым голосом.

Блэр, опомнившись от изумления, быстро отодвинулась от Шона.

– Это мои друзья, – сказала она вдруг ослабевшим голосом и, избегая ошалелого взгляда Шона, распахнула дверцу машины. Она заставила себя весело поздороваться со всеми, хотя была совершенно растеряна.

Один из гостей подхватил Блэр на руки и, сделав вид, что танцует адажио, поднял ее над головой и передал другому гостю.

Блэр таким образом обошла весь круг. Приехавших друзей было то ли двенадцать, то ли пятнадцать, сейчас ей было трудно пересчитать их.

Со скоростью пулеметной очереди посыпались вопросы:

– Где ты была?

– Мы тебя ждем уже несколько часов.

– Да у тебя песок на ногах!

– Надеюсь, мы тебе не помешали?

– Уфф! – вздохнула Блэр, проведя пальцами по волосам. – Дело в том, что мы с Шоном после моих занятий решили устроить пикник, чтобы отметить… Кстати, познакомьтесь. Это Шон Гаррет, мой аренд… мой друг. – Блэр указала на высокого светловолосого человека с напряженным выражением лица.

Он стоял в независимой позе, прислонившись к своему «мерседесу». Все повернулись к Шону, зазвучали приветствия.

– Хелло, – сказал Шон без малейшего энтузиазма.

– Так вот. Вечеринка, которую вы начали, продолжается. Блэр, вперед! – провозгласил один из молодых людей. Взяв Блэр за руку, он другой рукой подхватил ее снизу и понес наверх. Еще недавно она даже не заметила бы такого вольного обращения. Теперь же лицо Блэр залилось краской: ей очень хотелось, чтобы Шон не заметил этого маленького эпизода.

Блэр открыла дверь, и вся компания ввалилась в ее квартиру. Раздались возгласы одобрения. Блэр оглянулась на Тона.

– Шон, пожалуйста, заходи.

– Не буду мешать вам.

Почему его голос так холоден? Ведь всего несколько минут назад он задыхался от страсти.

– Ты не помешаешь. Пожалуйста, войди.

– Ну, хорошо.

Блэр не успела опомниться, как кто-то из гостей спросил, где бокалы. Гости ужг передавали друг другу и ставили на стол бутылки вина, коробки печенья и банки копченых устриц. Многие бутылки оказались уже открытыми и частично опорожненными. Компания была немного навеселе.

– Ну и как тебе живется в этом тихом уголке? – спросил один из друзей Блэр, включая приемник. Его приятель уже крутил ручку настройки, стараясь поймать станцию, передающую рок-музыку.

– Все хорошо, – улыбнувшись ответила Блэр, но тут же вспомнила про Шона. Где он? Ах, вот он неодобрительно разглядывает парня с прической панка, одетого в женскую блузку и красные брюки спортивного стиля. Надо сказать Шону, что этот парень – потрясающий танцовщик. – Я веду здесь танцевальные классы.

Эти слова Блэр вызвали взрыв хохота.

– Для кого? Для упитанных домохозяек и их драгоценных чад? – За этими вопросами последовал новый взрыв хохота.

– Да, для домохозяек и их детей, – несколько оробев, призналась Блэр. – Работа с ними приносит мне большую радость. И им это очень нравится. Некоторые из них…

– О Боже! – воскликнула одна из женщин, приложив ладонь к своей слишком нарумяненной щеке. – Да она превратилась в настоящую классную даму.

Все прыснули со смеху. Блэр почувствовала, что улыбка застыла на ее губах.

– Чем бы ты здесь ни занималась, Блэр, это никогда не затмит твоих успехов на нью-йоркских подмостках, – заметил один из приехавших. – Ты танцовщица, и это у тебя в крови. Лишившись возможности танцевать, я бы покончил с собой.

Блэр метнула взгляд на Шона; он сидел, облокотившись на подоконник. Его горящие глаза выражали желание, чтобы молодой человек осуществил свое намерение, причем поскорее.

– Похоже, я задержусь здесь, – сказала Блэр, отводя взгляд от каменного лица Шона. – Доктор сказал…

– Да что они понимают, эти доктора?

– Конечно! Разве твой доктор когда-нибудь танцевал? Попробовал бы он проваляться в постели шесть месяцев, а после этого восстановить форму.

– Не говоря уже о том, что карьера Блэр полетит к чертям в самое ближайшее время, – вступил в разговор еще один. – Ты думаешь, у продюсеров хорошая память? Шесть месяцев? Даже и не думай! Через шесть месяцев они будут только пожимать плечами: «Блэр? А кто это такая?»

– Нет-нет, погодите-ка. – Один из молодых людей поднялся, подошел к Блэр и обнял ее. – Блэр, все они чертовски завистливы, – сказал он. – Ты вернешься к нам через несколько месяцев и будешь танцевать еще лучше, чем прежде.

Блэр поцеловала его в щеку.

– Спасибо. Надеюсь, так оно и будет.

– Не сомневаюсь.

Все молчали, но было ясно, что никто уже не верит в возвращение Блэр. Блэр подавила раздражение и с деланной бодростью попросила:

– Ну, а теперь расскажите мне новости.

После этого разговор оживился. Друзья рассказали Блэр о последних событиях танцевальной жизни, о своих новых выступлениях. Блэр удивлялась тому, что ее почему-то почти не волнует жизнь коллег. Ей казалось, что те, с кем она еще недавно была так тесно связана, слишком уж молоды, незрелы и неопытны. Они все, как параноики, думали лишь об одном, и это было скучно. И говорили тоже только о танцах.

Шона никто не замечал, и его это радовало. Несколько раз он приказывал себе расслабиться, опасаясь, что поломает зубы – так сильно он стискивал их. Его кулаки также то и дело непроизвольно сжимались. Ему хотелось очистить эту комнату одним взмахом метлы, а вместе с тем избавить Блэр от испуга, загнанности, горя.

Когда наконец кто-то заметил, что, пожалуй, пора двигаться обратно в Нью-Йорк, гости зашевелились, и компания разделилась на две части. Одни обнимали Блэр, желали ей скорейшего выздоровления и приглашали на ленч или обед, если ей случится приехать в Нью-Йорк. Другие же, менее расположенные к ней, спешили вниз, чтобы занять лучшие места в машинах. На прощание, уже со двора, гости кричали Блэр и Шону, чтобы они продолжили вечеринку.

Помахав гостям рукой и вернувшись в квартиру, Блэр увидела, что Шон исчез. Это обидело ее. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой. Несколько минут она в растерянности ходила по квартире: опустошенная, унылая, неприкаянная.

Она – никто и ничто. Та нереальная жизнь, которую она пытается построить здесь, в Тайдлендсе, – лишь мыльный пузырь, не более. Она не вписалась в местную жизнь, да и не могла вписаться. У нее есть только одно, и это остается неизменным.

Вдруг, преисполненная решимости, Блэр схватила сумочку и выпорхнула из квартиры. Как и обещала Пэм, ее машина стояла у порога. Блэр включила мотор и поехала к студии. Она не думала о том, разумно ли поздно ночью войти одной в пустой зал.

Подойдя к двери, Блэр отперла ее, направилась к кабинету и включила проигрыватель. Потом достала из ящика стола колготки и быстро натянула их. Надев балетные туфельки, она завязала ленточки вокруг лодыжек. Скинув юбку, подошла к станку и проделала упражнения для разминки. В зале было почти темно, его освещал только свет из кабинета.

От волнения тело ее покрылось потом. Блэр выбрала пластинку и, встав в нужную позицию перед зеркальной стеной, стала двигаться в такт музыке. Темп все ускорялся, и через несколько минут Блэр уже вихрем кружилась по залу.

– Черт возьми, что ты тут делаешь? – неожиданно раздался из темноты голос Шона.

Блэр продолжала упражнения, стараясь не допускать ошибок. Не испытав никакого смущения, она ответила:

– Я делаю то, для чего рождена.

7

Шон, встревоженный поведением Блэр, тем, как самозабвенно она носится по залу, подошел к проигрывателю и поднял рычаг. Музыка оборвалась. Воцарилась гнетущая тишина.

Блэр раскрутилась в обратную сторону, как игрушечная балерина в музыкальной шкатулке. Несколько мгновений она стояла, ссутулившись, опустив от отчаяния голову и плечи? Когда она подняла голову, Шон увидел, как слезы льются из ее глаз.

– Не надо прерывать меня, – робко попросила она. – Я должна танцевать. Прямо сейчас. Немедленно. Пожалуйста, не мешай мне.

– Ты навредишь себе, тебе будет плохо.

Блэр нервно стиснула пальцы.

– Мне сейчас плохо! – вскричала она.

Шон посмотрел на нее со смешанными чувствами. Ему казалось, что никогда еще он не видел ее такой красивой. Ее волосы блестели как шелк и спускались на плечи. Наполненные слезами глаза выражали отчаяние. Шона пронзила жалость к ней. Она пыталась отрицать несомненное.

Шона охватил гнев. Почему она позволила этим идиотам разрушить счастье, к которому так стремилась? Ему хотелось взять ее и как следует встряхнуть, чтобы она поняла, как мало значит их мнение. Но тут же он ощутил жгучую любовь к Блэр и необходимость защищать ее. Этот порыв любви был таким мощным, что Шон затрепетал. Какой смысл в его силе, если он не может поддержать ее? Он с ужасом ощутил свою слабость.

– Что, по-твоему, мне делать? – спросил он хриплым шепотом.

– Поставить иглу на начало третьей части и помочь мне.

– Помочь тебе?

– Да! Танцуй со мной.

В другой момент Шон расхохотался бы. Его можно было принять за кого угодно: за лесоруба, портового грузчика, громилу-головореза, футболиста, борца, но только не за танцора.

Но сейчас ему было не до смеха. В голосе Блэр слышалась мольба, а он с горечью осознавал, что не может выполнить ее просьбы.

– Блэр, прости, я даже не знаю, с чего начать.

– Я все тебе скажу. Ты должен только держать и поднимать меня.

Шон вытер внезапно повлажневшие ладони о шорты.

– Я не уроню тебя?

– Нет. – Блэр покачала головой. – Не уронишь. Я знаю. Ну, пожалуйста!

В такой горячей просьбе он не мог ей отказать.

– Ну, хорошо. – Шон словно со стороны услышал свои слова. Он подошел к проигрывателю и поставил иголку на конец второй части, чтобы успеть подойти к Блэр.

Когда он приблизился, она стояла в пятой позиции.

– Становись за мной, – сказала она. – Первые несколько минут я танцую одна. Ты просто повернешься ко мне. Я скажу, когда надо будет меня поднять.

Упоительная музыка Рахманинова наполнила зал, и Блэр продолжила прерванный танец. Она скользила вокруг Шона, и он изумился тому, как быстро Блэр вошла в образ. Сейчас перед ним была женщина, полная любви, чувственная, зовущая, танцующая для своего возлюбленного. Каждое ее движение было прекрасно и гармонировало с музыкой.

– Сейчас, когда я приближусь, возьми меня за талию так, чтобы я могла прогнуться назад до самого пола.

От страха сделать что-нибудь не так у Шона перехватило дыхание. Он сам удивился, когда ему удалось вовремя взять ее талию своими большими ладонями, и Блэр, вытянув ноги, почти коснулась головой пола, а он склонился над ней. Интуитивно он понял, когда надо помочь ей подняться. После этого Блэр, танцуя, стала удаляться от него.

– Когда я снова приближусь, подхвати меня и подними над головой, – попросила она, вращаясь и приближаясь к нему.

Он чуть было не упустил нужный момент, но в следующее мгновение она взлетела над головой Шона, подхваченная его сильными руками.

– Теперь медленно иди по кругу, – весело потребовала Блэр.

Подняв голову, он увидел ее изогнутую спину и широко разведенные руки, похожие на крылья парящей птицы. Да и весит она не больше, подумал Шон.

– Потихоньку опускай меня, – приказала она, обхватив руками его плечи. Шон слегка оторопел, почувствовав ее колени на своей груди. Чувственно прижимаясь к нему, Блэр медленно опускалась, пока ее туфли не коснулись пола.

Шон продолжал выполнять ее команды. В какой-то момент, когда ритм музыки ускорился, Блэр снова, кружась, приблизилась к нему.

– Встань на одно колено, – сказала она, тяжело дыша.

Зазвучали последние аккорды. Блэр тут же вскочила на согнутую в колене ногу Шона и перегнулась через его правое плечо.

Когда музыка смолкла, они еще несколько мгновений оставались в том же положении. Потом Блэр быстро приподнялась на плече Шона. Он при этом успел положить ладонь ей на живот, помогая выпрямиться. Блэр спрыгнула и прислонилась к нему спиной. Он, продолжая стоять на одном колене, осторожно повернул ее к себе.

Ее лицо было залито слезами, но теперь это были слезы радости.

– Спасибо. Это было… прекрасно.

– Это ты прекрасна. – Он провел руками по ее телу, словно желая убедиться, что это земная женщина из плоти и крови, а не ангел, спустившийся с небес, чтобы очаровать его. Шон притянул ее к себе и уткнулся головой в ее живот.

Она обхватила ладонями его голову и еще сильнее прижала ее к своему телу. Он чуть-чуть приподнял лицо. Теперь Блэр чувствовала его горячее дыхание. Шон поцеловал ее живот раз, другой, постепенно спускаясь к бедрам.

– Шон! – хотела воскликнуть Блэр, но не смогла. Он взял ее на руки как ребенка, и начал жадно целовать. Язык Шона проник в ее рот, с готовностью принявший его. Его ладони пробежали по ее волосам, шее, плечам. Его стремительность сдерживало лишь то, что она, так же истосковавшаяся по нему, даже не сопротивлялась. Блэр обхватила голову Шона и, притянув ее к себе, приникла к его губам.

Когда ему наконец удалось перевести дыхание, он проговорил:

– Пойдем отсюда.

Через несколько минут они были уже в машине Шона. Автомобиль семейства Дельгадо второй раз остался на приколе Ехать к Блэр было нельзя, ведь там только что побывала компания ее друзей, и Шону не хотелось снова бередить ее раны.

Он привез Блэр к себе. Внеся ее в дом, Шон прошел через веранду, которая так понравилась Блэр, через комнаты первого этажа и направился к широкой скрипучей лестнице. Голова Блэр покоилась на груди Шона. Ее поза выражала полное доверие. Когда он опустил ее на пол в большой спальне, она застенчиво взглянула на него.

– Мне нужно принять душ.

Шон ласково улыбнулся.

– Мне тоже. Это там, – показал он.

Блэр пошла к двери ванной. У нее на ногах еще были балетные туфельки, которые сейчас странно выглядели. Шон, последовав за ней, не стал зажигать люстру, включив лишь инфракрасный обогреватель, который залил комнату неярким оранжевым светом.

Он открыл стеклянную дверь ванной и пустил воду; от нее поднимался легкий пар. Не отрывая глаз друг от друга, они начали медленно раздеваться. Шон быстро снял рубашку, шорты и кроссовки. Опередив Блэр, он с замиранием сердца смотрел, как она стягивала трико и колготки со своих красивых ног. Избавившись от одежды, она небрежно бросила ее на балетные туфельки.

Робость Блэр исчезла. Она смело рассматривала его великолепное тело. Чтобы не мешать ей, Шон замер. Она окинула его взглядом с головы до ног, потом подняла глаза вверх, на крупный член Шона. Ее рука медленно потянулась, на мгновение замерла и… коснулась его.

Если бы Блэр смотрела сейчас в лицо Шона, а не на то, что начала нежно ласкать, ее, наверное, испугали бы его сверкающие глаза. Его челюсти были стиснуты, кулаки крепко сжаты. Но внимание Блэр было приковано к другому. Почувствовав, как увеличивается его плоть, она отдернула руку и подняла глаза.

– Не бойся, Блэр, я не обижу тебя, – горячо сказал Шон.

– Я знаю, – смущенно улыбнулась Блэр.

Нагнувшись и потянувшись вперед, Шон коснулся ее губ своими. Потом он встал под душ и потянул ее за собой. Они стояли под струями, пока их волосы не намокли, а кожа не покрылась капельками воды. Тогда Шон, намылив руки, начал энергично растирать ей спину. Затем, спустившись ниже, погладил Блэр ниже поясницы, наслаждаясь ее шелковистой кожей. Блэр замурлыкала от удовольствия, а Шон спустился еще ниже, к ее бедрам и коленям.

Через минуту Шон повернул ее лицом к себе и дал ей мыло. Теперь наступила ее очередь тереть ему спину. Чтобы дотянуться до широких плеч Шона, ей пришлось встать на цыпочки. Намылив ему спину, Блэр остановилась, глядя как струйки воды стекают на его поясницу и крепкие ягодицы. Она хотела прикоснуться и к ним, но не решилась.

Когда они вновь повернулись друг к другу, он вымыл ей груди, гладя их намыленными пальцами, потрогал соски и засмеялся от удовольствия, любуясь тем, как красиво они поднимаются из розовых кружочков. Его руки прошлись по ее ребрам, животу и опустились ниже. Шон с удивлением увидел, что волосы в этом месте тщательно выбриты.

Он вопросительно поднял брови, и Блэр смущенно пояснила:

– Это потому, что у нас слишком открытые костюмы для выступлений.

Он кивнул. Блэр закрыла глаза, благодарная ему за деликатность. Но тут же она широко раскрыла их, почувствовав его ладонь у себя между ног. Даже в неярком свете ванной глаза Шона поражали голубизной.

– Обними меня, – попросил Шон.

Она быстро уткнулась лицом ему в грудь. Его ласковая рука начала поглаживать самые сокровенные места ее тела. Блэр отдалась во власть сладостных ощущений, которые доставляли ей движения пальцев Шона. Она слизнула теплую воду, стекавшую по его груди.

Шон убрал руку, положив ее на спину Блэр, крепко обнял и прижал ее к себе, а сам, чуть подвинувшись, оказался между ее бедер.

– Шон! – выдохнула Блэр. Она инстинктивно выгнулась, наслаждаясь силой его желания. – Шон!

Шон разжал руки, выключил воду и помог Блэр выйти из ванны. Она возбужденно повторяла его имя, и сердце ее бешено колотилось. Между тем Шон завернул ее в мохнатое полотенце и тщательно вытер. Потом наспех вытерся сам.

Подняв Блэр на руки, он перенес ее в спальню, залитую светом луны. Откинув покрывало, он положил Блэр на прохладную шелковистую простыню и лег на бок лицом к ней.

– Я все еще боюсь сломать тебя, – тихо сказал Шон.

Их губы соприкоснулись, и Шон крепко поцеловал ее. Его язык, развинув ее губы, проник в рот.

– Сделай то же самое, – прерывающимся шепотом попросил Шон.

Блэр выполнила его просьбу и тотчас услышала его страстный возглас. Смелость города берет. Забегая вперед, скажем, что, проведя с Шоном несколько месяцев, Блэр возьмет инициативу в свои руки. Это ее язычок будет впиваться в рот Шона, резвиться там и выделывать такие фокусы, от которых Шон потеряет голову.

– Блэр, Блэр! Боже, ты просто чудо!

Его губы отыскали ее ухо и уделили ему самое пристальное внимание. Шон ласково покусывал мочку и щекотал ее усами.

– Пожалуйста, Шон, – попросила Блэр, повернувшись к нему лицом. Шон моментально понял, чего она хочет и принялся медленно облизывать ее губы. Особое, еще неизведанное удовольствие, доставляли Блэр его усы.

– Боже, как хорошо, как хорошо! – повторяла Блэр.

Она припала к груди Шона, а его волосы приятно щекотали ее соски, которым, однако же, очень скоро захотелось более сильных прикосновений. Взяв одну грудь в ладонь, Блэр прижала ее к груди Шона и потерлась о нее соском.

Из губ Шона вырвался крик восхищения. Крепче прижав к себе Блэр, он вытянул губы к ее груди. Его язык переходил от одного соска к другому. Захватив один из них губами, Шон принялся сосать его. Блэр почувствовала, что вся ее душа устремилась к Шону, и от этого ей стало радостно.

На движения языка Шона что-то откликалось в нижней части живота Блэр. Словно поняв ее ощущения, рука Шона скользнула между ее ног. Его пальцы нежно, но уверенно ласкали, гладили ее и наконец нашли то, что искали. Блэр слышала свое учащенное дыхание как бы со стороны.

Она опустила руку, лежавшую на спине Шона, на его талию и ниже, а затем, повинуясь внезапному импульсу, прижалась к его телу тем местом, которое больше всего томилось желанием.

– Люби меня, Шон!

– Я люблю тебя, – прошептал он, все дальше продвигая свою руку. – Люблю тебя всю. Сейчас ты почувствуешь, как я люблю тебя.

Сладостная пытка все продолжалась, и через некоторое время Блэр полностью отдалась во власть своих ощущений. Ее тело подчинилось ему безраздельно. Оно просило лишь об одном – о слиянии с его телом. Шон повернул ее, и теперь Блэр лежала на спине. Встав на колени, Шон поцеловал то место, которое только что ласкал.

– Шон! – умоляюще воскликнула она, нетерпеливо схватив его за волосы и притягивая к себе.

Зная, что Блэр не слишком опытна в любовных играх, Шон был предельно деликатен. Он вошел в нее очень осторожно, внимательно следя за выражением ее лица. Когда половина пути была пройдена, он помедлил и только потом углубился еще. Вдруг он заметил, что Блэр закусила верхнюю губу и в ту же секунду ощутил препятствие. Девственная плева!

– Блэр! – В его голосе было неподдельное изумление. – Возможно ли это?

Блэр открыла глаза.

– Не останавливайся!

– Но…

– Пожалуйста, Шон. Если ты любишь меня.

Он пристально посмотрел на нее – с удивлением и бесконечной нежностью.

– Господи! Да! Я люблю тебя. Неужели ты сомневаешься в этом?

– Тогда продолжай. Пожалуйста! – Обхватив его руками, Блэр притянула к себе его бедра.

На долю Шона выпало самое трудное – обуздать свою страсть. Ему это удалось только потому, что он очень любил Блэр и боялся испугать ее или причинить ей боль. Держа под контролем желание, Шон с необычайной осторожностью, медленно входил в нее. Многолетние физические тренировки помогли Блэр перенести это легче, чем он ожидал, но Шон не утратил бдительности даже тогда, когда Блэр перестала напрягаться и расслабила мышцы.

Оторвав голову от подушки, Шон нежно поцеловал Блэр. Ее глаза широко раскрылись.

– Тебе не больно?

Она мотнула головой.

– Нет, – одними губами прошептала Блэр. Она вдруг ослабела при мысли о том, что произошло между ними, об этом непостижимом чуде.

– Ты уверена в этом?

Блэр кивнула. Ей не хотелось шевелить языком.

– Почему ты меня не предупредила, Блэр?

– Неужели это сейчас важно? – удивленно спросила она.

Тут Блэр почувствовала, что Шон сотрясается от смеха.

– Из этого, пожалуй, следует сделать вывод, который удовлетворил бы нас обоих. – Шон, наклонив голову, поцеловал Блэр в ямочку посреди шеи.

Блэр выгнулась, как кошка.

– И ты сможешь сделать такой вывод? – она вздохнула, ощутив, как Шон снова припал к ее соскам.

– Я – нет. Мы вместе – да.

– Я даже и подумать не могла, что в первый раз будет так хорошо, – сказала Блэр, целуя теплое плечо Шона.

– Уверен, что такое случается очень редко, – ответил он, нежно проводя пальцем по ее ключице, – и только если мужчине повезет и он сумеет воспламенить такую секс-бомбу, как ты.

Блэр звонко шлепнула его по заду. Шон игриво куснул ее за ушко и пощекотал усами.

– Ах, Шон Гаррет, всего лишь за одну ночь вы совершенно развратили меня. Поцелуй меня, – потребовала она, захватив его голову своими маленькими руками и притянув к своему рту.

Блэр еще продолжала чмокать его в губы, когда Шон вдруг отстранился и странным голосом спросил:

– Скажи, Блэр, а кто этот Коул?

Блэр уронила голову на подушку и широко раскрыла глаза. После того как они немного пришли в себя, Шон принес ей из ванной влажное полотенце, включил ночник, и теперь на их раскрасневшиеся тела лился мягкий свет. Услышав его вопрос, Блэр побледнела. Шон внимательно смотрел в ее зеленые глаза, в каждом из которых отражалось по светильнику.

– Я уже говорила тебе, что некоторое время жила с этим человеком.

– Извини, но теперь я могу утверждать, что ты не жила с этим человеком в общепринятом смысле слова.

От неприятных воспоминаний Блэр зажмурилась.

– Да, в этом смысле мы не были близки.

Поняв, что из-за его вопросов с лица Блэр исчезло сияющее выражение удовлетворенной женщины, Шон сказал:

– Не говори ничего. Я понимаю, это тебе неприятно.

– Нет, – возразила Блэр, взяв его за руку. – Я хочу, чтобы ты знал.

Шон подождал, пока она соберется с мыслями. Глядя на ее красивое лицо, он легонько поглаживал ей лоб кончиками пальцев.

– К тому времени, как Коул, проучившись два года в колледже, приехал в Нью-Йорк, я уже жила там несколько лет. Я была старше. Он приехал в Нью-Йорк, взбунтовавшись против отца, школьного учителя физкультуры, для которого не было ничего ужаснее мысли, что его сын станет балетным танцором. И это несмотря на то, что Коул был физически более развитым и сильным, чем любой футболист из школьной команды.

Блэр вздохнула, потом положила большую ладонь Шона себе на живот и, продолжая рассказ, машинально поглаживала его пальцы.

– Коул еле смог вырваться из дома. Приехав в Нью-Йорк, он по-настоящему голодал, пока не отыскал место официанта. Эта работа дала ему возможность посещать балетные классы. Он понравился мне, я его пожалела и предложила ему пожить в моей квартире, пока он не устроится.

Мы все больше и больше влюблялись друг в друга, и наши глаза сияли любовью. Все считали нас любовниками. Коул порывался позвонить домой и сообщить отцу, что он живет с женщиной, которая к тому же старше его. То есть он хотел доказать отцу, что, несмотря на свое увлечение балетом, он стал настоящим мужчиной.

– И что? – спросил Шон, когда взволнованная Блэр немного успокоилась.

– А то, что он так и не смог доказать этого мне, хотя и прожил вместе со мной полтора года.

Шон почувствовал, что Блэр сжалась и отодвинулась от него. Он сел поближе и крепко обнял ее, опасаясь, что она замкнется. Теперь он знал, почему она так неопытна в любовных ласках. Ее наивность и неискушенность, явно не соответствующие ее возрасту, могли показаться притворными, но теперь-то он убедился в ее искренности.

– А что было потом? – спросил он, прижимаясь губами к ее лбу.

– Однажды Коулу взбрело в голову, что он не может больше так жить, и он бросился под поезд метро.

– Вот черт! – Шон тяжело вздохнул и насупил брови, поняв, что причинил ей мучительную боль. Шон был бы счастлив сделать все, что угодно, лишь бы облегчить мучения Блэр.

– Ты любила его? – помолчав, спросил он.

– Да. Хотя теперь понимаю, что эта любовь была особого рода. Я просто жалела его. Я разделяла его страдания, вызванные непониманием родителей, и сочувствовала ему. Я же была нужна ему для самоутверждения. А он был нужен мне, потому что постоянно говорил, какая я хорошая. Не слишком прочная основа для любовной связи. Я не стремилась снова кого-нибудь полюбить. Танцы были моей единственной любовью.

У Шона замерло сердце.

– Были?

Блэр посмотрела на него и погладила пальцем его усы.

– Не своди меня с ума. Ведь всего час назад я считала, что самое высокое наслаждение, как я его понимала, дают человеку только танцы. Теперь я знаю, что существуют и другие чувства, прежде неведомые мне.

– Я рад, что помог тебе узнать их, – сказал Шон с наигранной серьезностью, но в его глазах сверкали веселые огоньки.

Блэр склонила голову набок и подозрительно посмотрела на него.

– А ты ведь никогда не рассказывал мне, как ты приобрел такой опыт в искусстве любви. Я понимаю, конечно, – многие годы практики. Но кто же обучил тебя всему этому?

Шон все еще улыбался, но в его глазах появилась грусть.

– Да. Одно время я думал, что она могла бы стать миссис Шон Гаррет, однако все сложилось по-другому.

– О! – Блэр, пробудившая эти неприятные для нее воспоминания Шона, пожалела, что коснулась этой темы. Лучше бы ничего не знать. Может, ей далеко до этой неизвестной женщины.

Шон разгладил морщинки, набежавшие на ее лоб.

– Блэр, в том, что я сказал, нет ничего трагичного. Я сам все решил и не живу воспоминаниями. Я редко думаю о ней, а если и думаю, то спокойно и равнодушно. Когда-нибудь я расскажу тебе эту довольно скучную историю, но не сейчас, когда ты лежишь рядом со мной, обнаженная и прекрасная.

– Ты тоже очень красив, – сказала Блэр, любуясь его сильным телом, широкими плечами и длинными ногами. – И, кроме того, ты, оказывается, неплохо танцу, ешь. – Она озорно подергала волоски на его груди.

Шон застонал и закрыл лицо ладонями.

– Если бы кто-нибудь, случайно зайдя ночью в зал, увидел меня танцующим, я бы, наверное, провалился сквозь землю. Я, конечно, походил на Квазимодо, танцующего с Эсмеральдой.

– О нет! – сказала она, возмущенно привстав и сев. – Ты делал все это с большим изяществом. И… – Блэр отвела глаза.

– Что, Блэр? – спросил он, притягивая ее к себе и укладывая рядом с собой.

– Ты всегда появлялся именно там, где был нужен мне. Спасибо. – Ее глаза, в которых еще блестели слезы, уже снова сияли.

Он поцеловал ее глаза.

– Не благодари меня, – прошептал он. – Ведь ты тоже – та женщина, которая мне нужна.

Проснувшись утром, Блэр поняла, что лежит на широкой постели одна. Она села и сладко потянулась, а потом оглядела спальню, которую толком и не рассмотрела ночью. То, что она увидела, ей очень понравилось. Эндрю Дельгадо как-то сказал ей, что у Шона большая кровать. Так оно и оказалось. Кровать королевских размеров была застелена стеганым покрывалом. Спальня была отделана в розовом и голубом тонах, что красиво контрастировало с другими комнатами, окрашенными в чуть желтоватый цвет. Широкие жалюзи на окнах почти не пропускали солнечный свет. Было заметно, что спальня принадлежит мужчине, однако явно не аскету.

По прохладному паркетному полу Блэр на цыпочках подошла к двери и открыла ее. Прислушиваясь, она проскользнула через холл и посмотрела вниз, перегнувшись через перила. Услышав, как хлопнула задняя дверь, она испуганно отпрянула назад. Здесь ее и нашел Шон.

Оба были приятно удивлены. Она – тем, как он прекрасно выглядит, когда на нем нет ничего, кроме старых, линялых джинсов, сантиметров на пять не доходивших ему до пупка. Он – тем, что никогда еще, входя в свой дом, не видел на лестничной площадке прелестную обнаженную женщину с соблазнительно растрепанными волосами, с чуть припухлыми зацелованными губами, с розовыми, теплыми после сна маленькими грудями. Солнце, проникающее сквозь витраж, играло на ее коже.

Блэр направилась навстречу ему, но, спустившись на две ступеньки, вдруг остановилась, смущенная взглядом его алчно горящих глаз. Он быстро взбежал по лестнице, роняя на бегу одежду, которую держал в руках.

Он мчался по ступенькам, не касаясь перил, не глядя под ноги и походя на лунатика, который не делает неверных шагов. Ее тело притягивало его как магнит.

Когда их разделяло несколько ступенек, он остановился. Его грудь высоко вздымалась и опускалась. Он с трудом оторвал взгляд от ее грудей и оглядел ее всю: ее чуть распухшие губы (Шон мысленно выругал себя за чрезмерную страстность поцелуев), покатые плечи, груди с нежными розовыми сосками.

В его глазах было столько желания и любви, что от его взгляда соски Блэр затвердели. Шон едва заметно улыбнулся и ласково потрогал соски пальцами, сначала один, потом другой, ткнулся в них носом и начал целовать. Взяв одну грудь в ладонь, он втянул сосок в рот, и тогда уже в дело вступил его язык, который прошелся вокруг соска, нажал на него и долго-долго облизывал его, пока Блэр не застонала от возбуждения.

Шон, стоя на ступеньку ниже, обнял ее и, целуя в живот, начал рисовать на нем языком что-то загадочное, одновременно поглаживая ее зад.

Блэр была уже хорошо знакома со сладостными прикосновениями его теплого и влажного языка. Шон спустился еще на одну ступеньку. Его ладони обвились вокруг ее бедер, пальцы сплелись.

Теперь он целовал ее быстро и жадно. Как дождевые капли, поцелуи сыпались на бедра Блэр, все ниже и ниже. Опустившись на одно колено, Шон принялся целовать стопы ее ног с мозолистыми пальцами. Блэр, ухватившись за его волосы, потянула голову Шона вверх. Теперь он целовал внутреннюю поверхность бедер. Губы Шона нашли самые прелестные и самые укромные места, и от этого по всему телу Блэр разлился жар.

Ноги у Блэр подкосились, и ей пришлось сесть на верхнюю ступеньку. Шон стоял рядом с ней. Лишь их неровное дыхание нарушало тишину дома.

Шон ждал. Блэр окинула взглядом фигуру Шона и посмотрела в его сверкающие глаза. Лучи, идущие из них, обжигали, поэтому губы Блэр внезапно пересохли, и она облизнула их. Это почему-то особенно возбудило Шона, сердце его забилось. Казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Оба замерли. Шон не шевелился, исполненный надежды.

Дрожащими пальцами Блэр нащупала кнопку на его джинсах и расстегнула молнию. Она наклонилась и поцеловала его в пупок, предварительно увлажнив его языком. Ее пальцы пробрались в темное гнездо, чем доставили неописуемую радость Шону. В ответ на поцелуй он затрепетал.

Они медленно опустились на пол. Уже без прелюдий их тела слились. Тяга к соитию была так велика, что экстаз не заставил себя ждать. Они достигли его в считанные минуты.

Немного успокоившись, Шон поднял голову, ласково улыбнулся и сказал:

– С добрым утром!

8

Если бы Блэр могла повторить несколько дней из своей жизни, она выбрала бы день, когда впервые выступила на Бродвее с Лоренсом Бейколом в шоу «Женщина года», а также субботу и воскресенье, проведенные с Шоном после их первой ночи.

Эпизод на лестничной площадке ошеломил их обоих. Потом Блэр надела шорты и блузку, принесенные Шоном из ее квартиры.

– Я заодно привел там все в порядок. Твои друзья не слишком церемонились.

Блэр попросила Шона не беспокоиться об этом и выпроводила его на кухню. Через пятнадцать минут был готов омлет из шести яиц. Шон принес его на подносе вместе с ломтиками поджаренного хлеба, кофе и апельсиновым соком на веранду, и они набросились на еду, только теперь поняв, как проголодались.

Уютно притулившись в уголке дивана, Блэр попивала кофе со сливками. Из этого блаженного состояния ее вывел Шон.

– Ты сама понимаешь, что тебе придется расплатиться за мое гостеприимство. Придется отработать этот роскошный завтрак.

– Как? – спросила Блэр.

Увидев, что она нахмурилась, Шон рассмеялся.

– Не бойся, я не заставлю тебя делать ничего сложного. Может, тебе это даже понравится.

В глазах Блэр зажглись зеленые огоньки.

– Так ты это называешь работой?

– О Боже! Она чудовищна! – воскликнул он, воздев глаза к потолку. – Да нет же, дурочка. Просто я хочу, чтобы ты помогла мне покрасить комнату в одном из моих домов.

Блэр наморщила нос.

– Ну вот! Кажется, я стала рабыней.

– Именно так, но тебе предоставят кое-какие льготы. Ты, например, сможешь спать в спальне.

– А я-то думала, почему ты притащил мне самые потрепанные шорты и старую футболку. Может, мне лучше надеть лифчик?

– Нет, не надо. Но не огорчайся, я разрешаю тебе надеть трусики.

– Бог мой! Ты же принес самые прозрачные трусы.

– Мне чуждо ханжество, – заметил Шон, глаза которого светились лукавством.

Они быстро вымыли посуду, и, пока Шон грузил в свой грузовичок необходимые инструменты, Блэр, не чинясь, застелила постель.

– Ты когда-нибудь моешь грузовик? – спросила Блэр. Она все еще пренебрежительно относилась к грузовику Шона. С трудом забравшись в кабину, она так сильно хлопнула дверцей, что чуть не оторвала ручку.

– От частого мытья изменится его привычный облик, – невозмутимо ответил Шон.

Дом, который ремонтировал Шон, красивый и стильный, был построен в середине века. Он стоял на территории, принадлежавшей частному лицу, и был обращен фронтоном к океану. Реконструкцию дома уже завершили. Сейчас Шон заканчивал отделочные работы, после чего владельцам предстояло пригласить дизайнера.

– Эту комнату я обещал покрасить сам, потому что в ней высокий потолок. Два слоя я уже нанес. Сегодня хочу закончить.

Он принес ведра с краской, кисть-валик на длинной палке и обычные кисти для Блэр. Обойдя дом, они принялись за работу. Часы летели быстро.

Приближалось время ланча. Шон подошел к Блэр. Стоя на маленькой табуретке, она орудовала отверткой, привинчивая латунную пластинку – рамку для выключателя. Блэр была так поглощена работой, что не замечала Шона до тех пор, пока он не похлопал ее пониже спины.

– У тебя необыкновенно симпатичный задик, – сказал он, легонько ущипнув ее. – Тебе кто-нибудь говорил об этом?

– Очень многие.

– Да? Кто же? Я всех их прикончу. – С угрожающим воплем Шон сунул руки под футболку Блэр и схватил ее груди.

– Если ты сейчас же не отстанешь, я не смогу прикрутить эту штуку.

– Ну и наплевать. Лучше повернись и поцелуй меня.

Изобразив возмущение, Блэр повернулась к нему. Сейчас их глаза были на одном уровне.

– Вот это замечательно, – обрадовался Шон. – Так я могу целовать тебя, не сгибаясь в три погибели.

– Ну, если тебе так неудобно целовать меня, можешь не делать этого.

Шон отодвинулся от нее, и на губах его заиграла улыбка, которую Блэр назвала опасной.

– Ты еще не знаешь, какой я изобретательный. – Сунув руку ей между ног, он оторвал ее от табуретки. – Ну-ка, обхвати меня ногами за талию. Вот видишь, как хорошо. Ну, а теперь обними за шею. Молодец! Ты все очень быстро усваиваешь, – похвалил он Блэр.

– Ты просто хвастун! Это вовсе не ты придумал. Я уже так сидела на тебе. Помнишь, когда испугалась мышонка?

– Ну, хорошо, ты права. А теперь помолчи немного и поцелуй меня.

Они обменялись быстрыми поцелуями. Дремавшее желание проснулось в них и повлекло за собой настоящие поцелуи. Он закрыл своими губами ее рот и коснулся языком ее губ. Потом язык Шона несколько раз погружался в ее рот, напоминая Блэр о наслаждениях прошлой ночи.

Шон, легко удерживая ее одной рукой, высвободил другую и стал ласкать ее грудь. Он гладил ее до тех пор, пока не дошел до набухшего соска.

– Давай проделаем это еще разок, но уже раздевшись.

– M-м. – Блэр осыпала лицо Шона поцелуями. Обвив его ногами, она теснее сжала бедра и сцепила ступтг у него за спиной. Она чувствовала, как страсть его растет и возбуждает ее.

– Блэр, не надо. Пожалуйста. Потом, не здесь, – простонал он и спрятал лицо у нее под подбородком. Они долго стояли, тесно прижавшись друг к другу, пока наконец не овладели собой.

Подняв голову, Шон участливо спросил:

– Ты в порядке?

Взглянув на него увлажненными глазами, она покачала головой.

– Мне что-то не по себе. Ну, ничего, как-нибудь выдержим. Еще один поцелуй – и за работу.

Он нежно поцеловал ее, осторожно раздвинув ей губы кончиком языка.

– Мистер… Гаррет. Мы пришли.

Блэр вскинула голову и увидела двух рабочих: стоя в дверях, они держали в руках шляпы. Оба, улыбаясь, с нескрываемым любопытством смотрели на них. Блэр отпрянула от Шона и встала на ноги, хотя Шон по-прежнему крепко держал ее.

– Привет Ларри, привет Джил! Познакомьтесь с мисс Симпсон. Блэр, это братья Ларри и Джил Моррис, лучшие специалисты по отделке помещений.

Неужели он думает, что она спокойно поздоровается с ними, словно они пришли на коктейль, а не торчали здесь, наблюдая за ними?

– Здра… – Блэр кашлянула и сделала еще одну попытку. – Здравствуйте. – Она взглянула в невозмутимое лицо Шона.

Рабочие ответили:

– Привет.

– Привет.

– Мы с Блэр покрасили эту комнату, остальное за вами. Мы пойдем куда-нибудь перекусить. Может, прихватить для вас что-нибудь из еды?

Блэр попыталась спрыгнуть с табурета, но Шон крепко держал ее.

– О нет. Нет, сэр. Мы недавно поели, – ответил один из рабочих.

Блэр подумала, что это Ларри.

– Мы скоро придем и поможем вам. Пока.

– До встречи, мистер Гаррет, мисс Симпсон.

Шон пронес ее мимо братьев и спустил на землю около грузовика.

– Я готова тебя убить, – сквозь зубы выдавила Блэр.

– Надеюсь, что нет, – убежденно и весело возразил Шон. – Ты готова снова целоваться со мной, как только мы сядем в грузовик, и потом – во время ленча, и после него – еще и еще.

Оказалось, что он прав. Все было именно так, как он предсказал.

– Твои методы явно устарели, – сказала Блэр, выливая на ногу Шону пригоршню морской воды.

– Да, но это прекрасный способ смывать краску.

– Но у меня нет никакой краски там, где ты смываешь ее.

– Потому и нет. Я уже смыл.

Смеясь, Блэр потянулась к нему.

К вечеру все жители города уже знали, что Шон Гаррет привел в дом, который он реставрирует, женщину, якобы вызвавшуюся помочь ему. Раньше за Гарретом такого не водилось. Все сплетники и свахи единодушно признавали: Шон умеет отличить работу от удовольствия и никогда не смешивает их.

Шон и Блэр, съев по два бутерброда, вернулись помогать братьям Моррисам. (Именно от Моррисов обыватели и получили в тот вечер столь ценную информацию.) Шон дал всем определенное задание, и работа продолжалась до самого заката, когда он и отпустил Моррисов. Шон повез Блэр на уже известный ей пляж, входящий в состав частных земельных владений. Купания в обнаженном виде никого уже здесь не удивляли.

Сейчас они нежились в воде у самого берега, омываемые ласковыми волнами. Блэр сидела лицом к Шону, положив ноги ему на бедра.

Шон нагнул голову и коснулся языком ее груди, словно пробуя ее на вкус, потом нежно куснул. Подняв голову, он пожевал губами.

– Пожалуй, маловато соли, – сказал он, выливая на грудь Блэр полную пригоршню воды и наблюдая, как сжимаются от этого ее соски.

– Идиот! – Блэр, смеясь, ударила его по плечу.

– Я люблю тебя, Блэр!

Шон произнес это так серьезно и так крепко сжал ее плечо, что она не усомнилась в его искренности. Блэр изумленно взглянула ему в лицо.

– Ты… ты уже говорил это… Ночью. – Ее слова уносил океанский бриз.

Он поднял подбородок Блэр указательным пальцем.

– Да, но тогда я говорил в пылу страсти. А теперь мы не занимаемся любовью, и я говорю тебе это серьезно и трезво. Я и не думал, что способен влюбиться в тридцать восемь лет. Но сейчас это чувство поглотило меня безраздельно. Я люблю тебя, Блэр!

– Шон!..

Он приложил палец к ее губам.

– Молчи. Я просто хочу, чтобы ты знала это.

Луна поднялась над горизонтом, посеребрила воду и осветила Шона и Блэр. Волосы Шона блестели в свете луны, а глаза загадочно мерцали. Блэр коснулась густых бровей Шона, провела кончиком пальца по его носу, потом по ложбинке на подбородке.

– Тебе нелегко поверить, что я люблю тебя, да?

– Почему ты спросил об этом? – От страсти к нему у нее перехватило дыхание.

– Ты не возражаешь, если я, как любитель психологии, кое-что проанализирую?

Блэр кивнула.

– В ранней юности ты постоянно нарушала общепринятые нормы. Твоим сверстникам было трудно дружить с тобой. Они не понимали тебя. Тогда ты замкнулась и стала еще более скрытной. Родители не понимали твоей тяги к искусству, твоего артистизма, потребности танцевать. Они хотели видеть тебя такой, как все. Ты ведь до сих пор не изжила ощущение отверженности, испытанное в юности. Даже сейчас, добившись успеха, ты ищешь признания и поощрения. Именно поэтому встреча с друзьями вчера вечером так огорчила тебя. Они не поняли и не одобрили тебя.

Глаза Блэр затуманились слезами. Каким образом он видит ее насквозь? Как он позволяет себе говорить о том, в чем она не может себе признаться? Откуда такое понимание ее внутренних переживаний, мироощущения?

Не успев обдумать то, что сказал Шон, Блэр неожиданно для себя сказала:

– Я никогда не была человеком толпы. Я иначе устроена. Мои родители, вместо того чтобы поощрять мои интересы, отвергали все, к чему я стремилась. Они не понимали, почему я не такая, как мои братья и сестры. Я уезжала в Нью-Йорк с мыслями: «Вы еще увидите. Я докажу вам». – Блэр запрокинула голову и невесело засмеялась. – Они до сих пор не примирились с моим образом жизни.

– Прости меня, – негромко сказал Шон. – Я знал, что это заденет тебя. Конечно, отношение родителей к тебе – очень важно, но ведь отношение к тебе других людей не имеет такого значения. Не кажется ли тебе, что, стремясь к признанию, ты на самом деле жаждешь, чтобы люди принимали тебя такой, какая ты есть?

Обхватив ладонями голову Блэр, он поднял ее.

– Ты – яркая индивидуальность, независимо от того, вернешься ли ты к танцам или нет. Твой талант – это дар Божий, и если ты удостоена такой награды, имеет ли значение то, что думают о нем люди, или то, что они думают о тебе? Я люблю тебя, Блэр, но знаю, что это приводит тебя в ужас. Ты оградила себя стеной и, боюсь, никогда не позволишь мне разрушить ее. Или позволишь? Дашь ли мне возможность любить тебя? Сможешь ли сама полюбить меня?

Полюбить его? Да, это казалось возможным. Более чем возможным. Мысль о том, чтобы жить без него, страшила и ужасала Блэр. Он наполнил ее дни светом, весельем, радостью. Но все же она боялась принять окончательное решение. Любовь – дело тонкое. А вдруг он когда-нибудь бросит ее, и она снова будет одинокой.

Но он говорит, что любит ее. А любит ли его она? Нужно все хорошо обдумать и взвесить. Но не сейчас. Сейчас он слишком близко, слишком возбуждает ее и к тому же… обнажен.

Блэр приложила палец к его губам. Ее взгляд проник в самую глубину его глаз – так, словно их души могли общаться без слов.

Она пообещала ему лишь одно:

– Если я когда-нибудь позволю себе кого-нибудь полюбить, то это будешь ты.

– Это еще что такое? – воскликнула Пэм, распахивая дверь перед гостями, прибывшими на воскресный обед.

– Он вбил себе в голову, что меня надо носить на руках, – оправдывалась Блэр. – Просто невозможно убедить его в том, что ноги у меня совсем не болят.

– Что-то не верится. Особенно после пятницы. Ты вполне могла повредить их, – возразил Шон, заглядывая в лицо Блэр и досадуя, что не встретил ее лет на десять раньше. Сейчас она стала частью его жизни, и ему было трудно вообразить, что он прожил все эти годы, не зная ее. Уже целых два дня, просыпаясь по утрам, он приходил в восторг, видя рядом ее, такую маленькую и легкую, что даже матрас под ней почти не проминался.

Касаясь ее кожи, он не веркл, что она вообще бывает такой нежной. Глядя на ее волосы, он изумлялся, что они такие блестящие и шелковистые и так чудесно скользят между его пальцами. Глядя, как она накладывает макияж перед зеркалом в ванной комнате, он удивлялся великому разнообразию ее кисточек, пузырьков и коробочек и надоедал Блэр вопросами об их назначении.

Он с упоением исследовал ее тело, то и дело разведывая и находя что-то новое. К сожалению, результаты этих исследований Шон не мог нигде зафиксировать. Например, Шон пришел к выводу, что ее волосы, дыхание и кожа источают дурманящие ароматы, несравнимые ни с какими духами.

По мере того как его спальня и ванная стали заполняться женской одеждой и принадлежностями туалета, Шон все яснее понимал, насколько безрадостно он жил до сих пор. Конечно же, наполнить его жизнь могла далеко не всякая женщина. Такое могла сотворить лишь малютка Блэр, наделенная железной волей, но сейчас испытывающая страх перед будущим и очень уязвимая. Слова, произнесенные ею на берегу океана, прозвучали как клятва. Она полюбит его. Он предчувствовал это.

А сейчас, взглянув на Блэр, Шон увидел, как просветлело ее лицо при воспоминании о том знаменательном вечере в пятницу.

– Но ты же был там и помогал мне. Без тебя я ничего не смогла бы!

Наклонившись к ее уху, Шон прошептал:

– А потом было кое-что еще, чего ты также не смогла бы сделать без меня.

Блэр улыбнулась.

– О, пожалуйста, не стесняйтесь меня, – насмешливо сказала Пэм. – Воркуйте на здоровье, а когда сочтете, что и я могу принять участие в вашей беседе, найдете меня поблизости.

Они рассмеялись. Пэм посторонилась, пропуская в дом Шона, который все еще держал Блэр на руках.

Утром этого дня, выходя из душа, Шон услышал телефонный звонок. Блэр в это время сушила волосы. Оказалось, что Пэм приглашает его обедать и играть в карты.

– Кстати, – сказала она, – я никак не могу застать Блэр. Ты ее не видел?

Шон взглянул на Блэр, показавшуюся в дверях ванной. На ней не было ничего, кроме коротеньких трусиков. Она вытирала волосы полотенцем.

– Да, – ответил он, – видел.

– Вот и хорошо. Прошу тебя, передай ей, что она тоже приглашена.

– Обязательно передам.

Шон рассеянно положил трубку возле телефона, и она пролежала так не менее получаса.

– У нас, как всегда, сумасшедший дом, – объявила Пэм гостям. – Малыш еще спит, но Анджела и Мэнди, придя из воскресной школы, подрались. Они все еще дерутся и в любой момент могут разбудить его. Мальчики, завладев футбольным мячом, несколько минут назад шарахнули им по моему новому абажуру. Теперь отбывают наказание на заднем дворе. Присаживайтесь.

Эта тирада, произнесенная на одном дыхании, заставила Шона и Блэр вновь расхохотаться. Шон по-свойски плюхнулся на один из диванов, потянув за собой и Блэр. Она села рядом с ним, и он покровительственно обнял ее.

Через несколько минут Пэм принесла поднос с четырьмя бокалами, графином вина и тарелочкой с сыром и крекерами.

– Заморите червячка, – гостеприимно предложила она, – а когда сварятся спагетти, вы пальчики оближете.

– Я бы с удовольствием облизал не пальчики, а кое-что другое, – шепнул Шон Блэр, бросив взгляд на ее груди.

Джо, слышавший слова Шона, прыснул со смеху. Пэм, ничего не поняв, начала спрашивать:

– Над чем вы смеетесь? Что он сказал? Что вообще здесь происходит? Может, кто-нибудь расскажет мне? – К ее негодованию, никто не удовлетворил ее любопытства.

Обед у Дельгадо напоминал ярмарочный балаган: Циркачей с успехом заменяли пятеро шумных и прожорливых ребятишек. И все же это был чудесный обед, ибо Пэм обладала высоким кулинарным мастерством, а в ее доме царил дух любви и доброжелательности. Гости непринужденно смеялись, шутили, даже добродушно перебранивались. После того как Блэр помогла Пэм вымыть посуду, они присоединились к мужчинам, и началась игра в карты.

– Подумать только, через несколько недель мы сможем посидеть за картами в комнате для игр, – сказала Пэм, ожидая, когда Джо кончит раздавать.

– А я-то считал, что делаю ее для детей.

– Да, но им когда-то и поспать надо, – заметил Джо.

Двое игроков никак не могли сосредоточиться. Шон то и дело совал руку под стол, стараясь нащупать бедро Блэр. Когда ему это удалось, она от неожиданности выронила карты. Пэм, открыв от удивления рот, взирала на гостей, которые время от времени начинали одновременно хохотать. Когда по кругу пустили бутылку вина, Шон наполнил свой бокал и сказал, глядя на Блэр:

– Твое здоровье!

Блэр тоже наполнила бокал и, посмотрев на Шона, произнесла:

– Твое здоровье!

После этого они застыли с бокалами в руках, не в силах оторвать друг от друга глаза.

Когда же Блэр забыла назвать ставку, уставившись на Шона, у Пэм лопнуло терпение.

– Силы небесные! Послушайте-ка, вы, двое. Может, сделаем перерыв и вы проведете его в нашей спальне?

Шон и Блэр, застигнутые врасплох, недоуменно посмотрели на нее. Неужели на их лицах все написано?

Джо засмеялся.

– Черта с два! Если кто и пойдет в нашу спальню во время перерыва, то это мы с тобой. Я не сторонник группового секса. А с чего это ты, собственно говоря, решила сделать им такое предложение? Уверен, что эта мысль не приходила им в голову.

– За твою уверенность, – буркнула Пэм, – не поставлю и противозачаточной таблетки.

– Противозачаточной таб… – вырвалось у Блэр, но она осеклась на полуслове. Воцарилась тишина. Все изумленно переглянулись. Блэр с недоумением посмотрела на Шона. Он пожал плечами и виновато улыбнулся.

– Боже милостивый! Неужели? – воскликнула Пэм, всплеснув руками. – Просто не верится! Вы не пользовались никакими… О! – Безудержный смех Пэм заглушил ее слова. Успокоившись, она сказала: – Друзья мои, советую вам все же предохраняться. Иначе вы наклепаете детей не меньше, чем мы.

– Нет, Шон, нельзя. Ну, то есть сейчас нельзя. – Блэр уперлась руками в грудь Шона, уворачиваясь от его поцелуев.

– Но я же говорил тебе уже тысячу раз, – Шон откинулся на спину и лежал теперь рядом с Блэр, – все, что могло произойти, уже произошло и хуже не будет. – Он нервно ударил кулаками по матрасу. – Прошу тебя – хоть разочек. От этого ничего не случится. А потом обратимся к доктору.

– Все это ерунда. Так уговаривают своих подружек все старшеклассники со времен Адама.

– Интересно, в какую школу ходил Адам? В среднюю райскую?

Блэр сдержала смех и строго сказала:

– Не переводи разговор и… послушай, Шон, пожалуйста, перестань. – Она сбросила его руку со своей груди. – Я соглашусь спать с тобой, если ты будешь хорошо себя вести. Если нет – я ухожу.

Шон почел за благо принять условия Блэр, но с одной оговоркой. Закинув руки за голову, он сказал:

– Хорошо. Я не коснусь тебя даже пальцем, но ты за это снимешь ночную рубашку.

Взгляд Блэр выразил полное недоверие.

– Ты не оставляешь меня в покое, когда я в рубашке, так как же поверить, что ты не полезешь на меня, когда я сниму ее?

– На мое слово ты можешь положиться, как на самого надежного друга, – веско сказал Шон.

– О, конечно. А как же мне тогда отнестись к твоим словам, что от одного раза ничего не случится? Мистер Гаррет, я знаю физиологию лучше, чем вы.

– Ну, пожалуйста, Блэр, – молил Шон. – Я-то ведь голый, и мне неловко лежать с одетой дамой.

Блэр рассмеялась и немного приподнялась на локте, чтобы получше видеть его.

– Разве когда-нибудь в своей беспутной жизни ты испытывал чувство неловкости?

Для самой Блэр не прикасаться к Шону было тяжким испытанием. После того как Пэм ненароком заставила ее подумать о том, что она может забеременеть, Блэр поклялась себе, что между нею и Шоном ничего не будет до тех пор, пока она не проконсультируется с гинекологом. Блэр только-только начала привыкать к мысли о том, что любит Шона. Мысль о материнстве еще не посещала ее, и Блэр была не готова к ней.

– Ну, пожалуйста, мне нужно только видеть тебя, и больше ничего. Честное слово.

После минутного колебания Блэр согласилась.

– Ладно, но помни – ты дал слово. – Она сняла ночную рубашку. – Ну вот. Теперь ты счастлив?

– Очень! – воскликнул он и, бросившись к Блэр, подмял ее под себя.

– Шон, ты…

– Никогда не верь мужчине, страстно желающему женщину. Особенно если она лежит обнаженная с ним в постели. Это первый урок. – Говоря, он покрывал поцелуями ее грудь.

– В чем же состоит… второй урок? – спросила Блэр, повернувшись так, чтобы ему было удобнее дотягиваться губами до ее сосков, затвердевших от возбуждения. Недавняя решимость Блэр исчезла от сладкой истомы, охватившей ее от прикосновений сильных рук Шона, его рта и колена, раздвинувшего ее бедра.

– Второй урок… состоит в том… что есть разные способы… любить друг друга. – Действуя ртом и руками, Шон пробудил в ней неведомую прежде страсть. От этой страсти у нее помутилось в голове, и она впилась в спину Шона, прижимая его к себе.

– Ты будешь… учить меня?

Уроки продолжались всю ночь.

– Нет, так не получится, – буркнул Шон.

– Конечно, не получится, если ты не будешь сидеть спокойно. – Блэр щелкнула маленькими ножницами под самым носом у Шона. – Если каждое утро, как только я начинаю накладывать макияж, ты устраиваешься рядом и действуешь мне на нервы, то почему не можешь сейчас посидеть тихо и позволить подстричь твои усы?

Шон схватил ее за руку.

– Но ты можешь укоротить их больше, чем надо.

– Не волнуйся, я не выстригу ни одного лишнего миллиметра.

С этими словами Блэр нежно поцеловала Шона, и ему пришлось умолкнуть. Он попытался возразить, но Блэр уже снова защелкала ножницами.

Когда в спальне зазвонил телефон, Шон вскочил с маленькой табуретки и с ликующим криком: «Этот звонок – мое спасение!» – выскочил из комнаты. Блэр улыбнулась удовлетворенно и радостно.

– Это тебя, Блэр, – раздался голос Шона. Озадаченный неожиданным звонком, Шон протянул ей трубку. Блэр вопросительно посмотрела на него, но он только пожал плечами.

– Алло!

– Блэр, я уже несколько часов разыскиваю тебя. Где ты и кто подходил к телефону?

– Барни? – вскричала она, не веря своим ушам. Среди тех, о ком Блэр сейчас не хотела бы ничего слышать, се импресарио был первым. Она просила его не звонить ей, пообещав дать о себе знать, когда полностью восстановит здоровье. Барни рвал и метал, а потом пригласил ее на ленч. Тогда они сидели и молча опустошали бокал за бокалом, словно желая утопить в вине обоюдное раздражение.

– Как ты меня…

– С помощью Пэм Дельгадо. Я позвонил на телефонную станцию и побеседовал со служащим, отвечающим за регистрацию новых абонентов. Твой телефон не отвечал несколько часов, и мне пришло в голову позвонить Пэм. Она назвала мне этот номер. А что это за парень? Впрочем, можешь не отвечать. Скажи, ты сейчас сидишь?

Барни, как блоха, перескакивал с одного на другое. За семь лет, когда он был ее импресарио, Блэр привыкла к его неуемной энергии и постоянному возбуждению, но два месяца, проведенные здесь, несколько изменили ее, и она с трудом поспевала за скачками его мысли.

– Нет, не сижу, а что…

– А не хочешь ли ты принять участие в новом представлении с Джоэлом Греем?

Секунду или две Блэр не могла осознать услышанное. Потом ее мозг заработал в ускоренном темпе. Мысли сменяли одна другую, но она не могла ухватить ни одну из них.

– Что? Но на это шоу уже были набраны артисты.

– Верно, были. Но пятерых танцовщиц вышибли, кажется, за профсоюзные выступления, впрочем, я точно не знаю, за что. Какая нам разница? Сегодня, в самую рань, когда нормальные люди еще спят, мне позвонил продюсер. Он хочет, чтобы ты участвовала в представлении.

– Как? Именно я? – Ее рука легла на грудь, чтобы успокоить бешеное сердцебиение.

– Ну, почти так. – Как и все импресарио, Барни был склонен к преувеличениям. – Ему нужны мои лучшие девочки, а ты, безусловно, одна из них.

– Да, но…

– Блэр! У тебя появилась чудесная перспектива. Записывай. – Барни назвал время, на которое была назначена проба, и продиктовал адрес. – Так что надевай балетные туфельки и мчись на ближайший нью-йоркский поезд. Кстати, тебе, возможно, придется по ходу представления исполнить песню, но можешь не петь, а только открывать рот. Тогда они поставят запись.

Шон, надев рабочую рубашку и натянув джинсы, сидел на краешке кровати, уставившись на Блэр с полным непониманием. Блэр, вдохновленная Барни, отвернулась от Шона.

– Барни, ты и вправду считаешь, что я смогу участвовать?

– Конечно. Ты ведь у меня самая лучшая.

– Я еще не слишком стара для кордебалета?

– Это я слишком стар, чтобы выслушивать идиотские вопросы. Позвони мне, когда приедешь в Нью-Йорк.

Послышались короткие гудки. Блэр положила трубку и застыла, размышляя о том, что нужно сделать, прежде чем мчаться на поезд.

– Что случилось?

Погруженная в свои мысли, Блэр вздрогнула, услышав голос Тона.

– Проба на участие в шоу! – воскликнула она и наспех пересказала ему свой разговор с Барни.

– И ты собираешься участвовать? – недоверчиво спросил он.

– Конечно собираюсь, – с вызовом ответила она. – Это может стать переломным моментом в моей карьере.

– Хм-м. Это может стать переломным моментом для твоих ног.

Вот этого-то она и не хотела слышать. Так она и знала: он возражает, вместо того чтобы порадоваться вместе с ней.

– Не бойся – не станет. Я же недавно танцевала. Мои ноги сейчас здоровее, чем когда-либо.

– Прими мои поздравления, – скептически произнес Шон.

– У меня все прошло! – вскричала Блэр.

– Значит, ты, наверное, согласишься перед пробой посетить врача. Я отвезу тебя.

– У меня нет времени, – сказала Блэр, направляясь к двери. Она побежала вниз, внезапно почувствовав боль в коленках. – И мне не нужно, чтобы ты куда-либо отвозил меня, – крикнула она на бегу. – Я сама прекрасно доберусь до Нью-Йорка.

Блэр услышала за спиной шаги Шона, помчавшегося за ней.

– Блэр! Я тебя умоляю – подумай. Я знаю, это шоу – прекрасная перспектива, но если ты будешь участвовать в нем, тебе придется репетировать целыми днями, и…

– Я знаю, что делать, и не могу больше ждать.

Она пересекла двор и поднялась к своей квартире. Шон шел за ней по пятам. Она повернулась к нему, преграждая ему дорогу.

– Извини, Шон, – холодно сказала она.

– Послушай, если уж ты не хочешь думать о своем здоровье, подумай о своих обязательствах перед теми, кто посещает твои танцевальные классы.

Блэр засмеялась.

– Брось, Шон. Через неделю после моего отъезда никто и не вспомнит обо мне. Кому они нужны – эти маленькие танцевальные классы?

Шон стиснул зубы.

– Может быть, вам, мисс Симпсон, они и не нужны, но они необходимы тем дамам, которые их посещают. Еще больше они нужны маленьким девочкам. Ты же сама говорила, что среди них есть действительно способные. Например, Мэнди Дельгадо. Как ты скажешь ей о том, что больше не будешь учить ее?

Он привел убедительные доводы, но Блэр решила не показывать Шону, что приняла их во внимание.

– Она унаследовала способности от Пэм. Таких, как Мэнди, сможет научить любой педагог.

– Но для нее нет педагога лучше, чем ты, и ты это, черт возьми, прекрасно понимаешь.

– Все, что я, черт возьми, прекрасно понимаю, так это то, что ты мешаешь мне готовиться к пробе.

– Неужели ты способна вот так уехать и бросить свои классы?

– Все знали о том, что я собираюсь вести эти классы самое большое шесть месяцев, – громко выкрикнула Блэр. – Так в чем же дело? Ты жалеешь, что вложил такие большие средства в это здание?

Щеки Шона сначала побледнели, а потом начали розоветь. Его глаза сузились, выражая презрение, кулаки сжались. Блэр с опаской подумала, не собирается ли он ударить ее. Не говоря ни слова, он повернулся и ушел, хлопнув дверью так, что задрожали стекла.

Через три часа Блэр стояла у дверей репетиционного зала. Оттуда доносился голос хореографа: он говорил о том, что должны исполнить претендентки. Рояль был расстроен, как и в любом зале для репетиций, но Блэр узнала песню.

Несмотря на ссору с Шоном, она взяла себя в руки и, доехав до вокзала на автомобиле Пэм, успела на поезд. Покрыв платком свои локоны, Блэр остановила такси и добралась до нужного ей дома, расположенного на углу Бродвея и Семьдесят Третьей Западной улицы. В дамской комнате внизу она сняла летнюю юбку и блузку, надела трико и колготки и причесалась.

Не признаваясь себе в том, что доброе слово Шона и его прощальный поцелуй облегчили бы ей возвращение к танцам, Блэр повернула дверную ручку и вошла в зал.

9

– Боже мой, Блэр! Что случилось? – Услышав громкий стук в дверь, Пэм вышла и увидела на пороге свою лучшую подругу. Из воспаленных красных глаз Блэр текли слезы, размазавшие краску для ресниц и тени под глазами. Блэр втянула голову в плечи, словно стараясь защитить себя от беды.

– Шон у вас? Я видела здесь его грузовик.

– Да, он доделывает игровую комнату, но…

– Я не хочу показываться ему в таком виде, но мне нужно поговорить с тобой.

– Заходи, – быстро сказала Пэм. Закрыв дверь за Блэр, она провела ее узким коридором в спальню, расположенную в задней части дома.

– Малыш спит в своей кроватке. Остальные играют. Эндрю помогает Шону. Можно надеяться, что нам никто не помешает. – Пэм закрыла дверь и села на кровать рядом с Блэр. Блэр опустила голову и зарыдала.

Некоторое время Пэм молчала, даже не пытаясь успокоить подругу – пусть выплачется и расскажет, как прошла проба. Когда Шон приехал к ним, лицо его было мрачнее тучи, а глаза метали молнии. Пэм отважилась спросить его, отыскал ли Барни Блэр. Он буркнул «Да», а затем в самых грубых выражениях, каких Пэм никогда прежде не слышала от него, высказал все, что он думает о Барни, об этой пробе и о женщине, одержимой идеей и неспособной понять своего блага.

– Похоже, ты не одобряешь ее поездку в Нью-Йорк?

– Так и есть, черт возьми, – рявкнул он. – Дело кончится тем, что она станет калекой.

Поскольку Блэр явилась сюда без посторонней помощи, логично было предположить, что сейчас она страдает не от физической боли, но Пэм поняла, что она крайне чем-то удручена. Пэм погладила Блэр по спине: так она обычно утешала своих детей. После сказанных ею сочувственных слов горькие рыдания стали стихать.

– Расскажи обо всем, Блэр. – Голос Пэм был теплым и ласковым.

Блэр подняла на нее глаза, полные слез. Чтобы губы не дрожали, Блэр сжала их. Постепенно овладев собой, Блэр пожала плечами и еле слышно произнесла охрипшим голосом:

– Я не прошла пробу.

Пэм с трудом подавила вздох облегчения. Она, как и Шон, понимала, что Блэр не стоит возвращаться к танцам, не вылечив колени. Кто-кто, а Пэм хорошо знала этот каторжный труд – танцевать ежедневно по нескольку часов. Чтобы снова работать профессионально, Блэр должна полностью восстановить свои силы.

– Подвели колени?

Блэр мотнула головой.

– Нет, Пэм, дело не в этом – я хорошо их разогрела. И я танцевала лучше, чем когда-либо. Полностью выложилась на этой пробе, и… – Блэр судорожно вздохнула, удерживая слезы. – Мои ограниченные возможности по части пения тоже ничего не решали. Никто там не пел лучше меня. Хореограф и продюсер примерно из пятидесяти кандидаток отобрали восемь, в том числе и меня. Мне казалось, что я выдержала испытание. Я не могла проиграть. У меня больше опыта, чем у других, я более популярна. Я танцевала безупречно, даже вдохновенно. Но я на пять лет старше других конкуренток. Когда хореограф назвал пятерых отобранных счастливиц, меня не было в их числе.

– О, Блэр, дорогая, ты же понимаешь, что это еще не конец. Это просто не твое шоу. Ты ведь десятки раз терпела неудачи на пробах. Появятся и другие возможности.

Блэр горько усмехнулась.

– Я уже в это не верю. Чтобы поверить в себя, мне нужно было пройти именно эту пробу. Не спрашивай, откуда я знаю это, но это так. – Она крепко сжала руку Пэм. – Пэм! Я танцевала так хорошо, так хорошо!

– Дорогая, я очень тебе сочувствую. Но ты не повредила себе? – озабоченно спросила Пэм. – Как твои ноги? Не болят?

Блэр пожала плечами.

– Болят немного. Не больше, чем обычно.

Пэм попыталась перевести разговор.

– Шон совершенно обезумел, переживая за тебя. Но он, дурачок, больше всего боится, чтобы ты не упала, не покалечилась, не угодила в больницу.

Блэр вновь горько усмехнулась.

– Его бесит лишь то, что я не вняла его совету. – Губы Блэр снова задрожали. – Когда мне больше всего нужно было поощрение, он просто наорал на меня. Не очень-то это способствует развитию наших отношений. Да, видимо, все на этом и кончится. Шон сделает еще одну зарубку на своем ремне. На большее мне не стоит и рассчитывать.

– Не говори глупостей, Блэр, не то я рассержусь. Раскрой глаза! – вскричала Пэм. Блэр изумленно посмотрела на нее. За все годы их дружбы Пэм никогда не говорила с ней так резко. – Этот человек любит тебя. С ума по тебе сходит. И если бы в тебе была хоть капля разума, в чем я сильно сомневаюсь, ты придавала бы больше значения его словам. Он обезумел от тревоги за тебя, и его мало волнует, прошла ли ты этот проклятый отбор. Его беспокоит твое здоровье. Ты, конечно, можешь думать иначе, но мы с Шоном считаем, что это сейчас важнее всего остального. Шон был так расстроен, что позвонил Джорджу Силвертону просто для того, чтобы…

– Джорджу Силвертону? – перебила Блэр. – Продюсеру этого шоу? – Она вскочила с кровати.

Пэм с интересом наблюдала за внезапным оживлением Блэр. Чуть отодвинувшись от подруги, она ответила:

– Да.

– Откуда же Шон Гаррет знает Джорджа Силвертона?

Пэм нервно облизнула губы. Открывать ящик Пандоры или нет? Ей не нравился ни холодный блеск в зеленых глазах Блэр, ни то, как она внезапно вскинула подбородок.

– Он… он, хм-м, ремонтировал ему дом в прошлом году. С тех пор они на дружеской ноге, и я думаю…

– Извини, – перебила ее Блэр. Она кинулась к двери и, настежь распахнув ее, выбежала в холл. Пэм побежала за ней.

– Блэр, подожди. Тебе лучше не показываться ему, пока ты на взводе. Он…

– Я знаю, что он сделал, – крикнула та. Пытаясь справиться с задвижкой на двери, ведущей во внутренний дворик, Блэр осыпала ее проклятиями. Наконец открыв ее, она решительно прошла к месту строительных работ.

Шон стоял, широко расставив ноги, и большими гвоздями прибивал доски к каркасу из бруса. Услышав, что кто-то пролезает через недостроенную стену, он оглянулся. Изо рта у него нелепо торчали гвозди. Эндрю, не упускающий случая помочь своему кумиру, увидел Блэр и широко улыбнулся, но, заметив свирепое выражение ее лица, нахмурился.

– Мне нужно поговорить с тобой, – едва сдерживая гнев, сказала Блэр.

Шон не спеша вынул изо рта гвозди.

– Сейчас не могу. Я занят.

– Немедленно! – потребовала Блэр, топнув ногой.

Брови Шона угрожающе сошлись к переносице.

– Я занят, – твердо повторил он, – а кроме того, считаю, что сейчас не время и не место вьшснять отношения.

– Мне наплевать на то, что ты считаешь, и безразлично, слышит нас кто-то или нет.

– А мне – нет!

Прежде чем Блэр успела что-либо сообразить, Шон бросил гвозди, выпустил из рук молоток и, подойдя к Блэр, поднял ее и взвалил на плечо. От изумления у нее перехватило дыхание, но, придя в себя, она пронзительно завизжала:

– Кретин! Немедленно отпусти меня!

Блэр извивалась, пинала его ногами, царапалась, колотила по спине, но он словно не замечал этого. Шон крепко держал ее на плече, и Блэр это так обидело, что по лицу ее вновь потекли слезы. Едва она успела смахнуть их, как Шон бросил ее на кровать Пэм и закрыл дверь. Теперь они были вдвоем. Блэр вскочила, как разъяренная тигрица.

– Мне следовало давно догадаться, что у тебя инстинкты пещерного человека, варвара. Конечно, рано или поздно, они все равно проявились бы.

– Это не я устроил скандал, а ты, – заметил Шон. – И не собираюсь извиняться за то, что взвалил тебя себе на плечо, как мешок муки, который, кстати, разумнее, чем ты. Даже если ты готова ругаться со мной при Пэм, ты могла бы понять, что Эндрю совсем незачем слышать это. Он обожает тебя, но боюсь, как бы после этой сцены его отношение к тебе не изменилось.

– Не учи меня, как мне себя вести, – прошипела она. – Мне нужно узнать только одно. – От возбуждения ее грудь вздымалась. Она чувствовала, как кровь закипает в ее жилах, как темнеет в глазах и шумит в ушах. – Ты звонил сегодня утром Джорджу Силвертону, не так ли?

– Да, звонил, – спокойно ответил Шон, не моргнув глазом.

– Он что – твой приятель?

– Да. Когда он приезжает сюда на уик-энд, мы играем с ним в теннис. – Прямые и честные ответы Шона еще больше разозлили ее.

– Так, значит, это из-за тебя я потеряла все шансы танцевать в этом шоу?

– Нет.

– Не лги! – крикнула Блэр.

– Я и не лгу, – бросил он.

– Лжешь. Ты позвонил Силвертону и по-дружески попросил его не брать в труппу мисс Блэр Симпсон. Что ты сказал ему? Что я могу упасть во время представления? Что на мне как на танцовщице можно поставить крест из-за моих травм? Или ты кое о чем попросил его как мужчина мужчину? Сообщил, что спишь со мной, и потому мое возвращение к профессиональной деятельности для тебя нежелательно? Так что же именно ты сказал?

Шон нервно взъерошил волосы и выкрикнул несколько совершенно нецензурных слов. Он стоял, подбоченившись и опираясь на одну ногу. Его взгляд выражал изумление и бешенство.

– Ты и вправду так думаешь? – спросил он наконец, когда она, не выдержав его взгляда, отвела глаза. – Неужели после того, что было между нами, ты можешь думать, что я на это способен?

Его голос становился все резче. Откинув голову, он посмотрел вверх и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и преодолеть гнев. Потом закрыл глаза, вздохнул и опустил голову.

– Нет, Блэр. Боюсь, ты не поверишь, но я ничего подобного не говорил, даже не называл твоего имени. Я позвонил Джорджу, которого действительно могу назвать своим другом. Зная, что он продюсер этого шоу, я спросил, что это за представление, и попытался выяснить, насколько трудно будет для тебя участие в нем. Вот и все. Это чистая правда.

– Я не верю тебе, – к его удивлению, ответила Блэр. – Я танцевала очень хорошо. Просто великолепно. Но почему-то не попала в число отобранных. И причина этого не в моем исполнении, а в чем-то другом.

– Я тут ни при чем. Зачем бы я стал мешать тебе? – В его голосе звучало искреннее возмущение. Казалось невероятным, что он способен так притворяться.

Блэр невесело рассмеялась.

– Как – зачем? Ты еще хочешь переубедить меня?! Да хоть для того, чтобы еще некоторое время позабав-ляться новой игрушкой.

Шон шагнул к Блэр с горящим от гнева лицом.

– За эти слова стоило бы наказать тебя.

– Это вполне в твоем духе, – отрезала Блэр, повернувшись к нему спиной.

– А еще лучше – швырнуть тебя на эту кровать и трахать до тех пор, пока ты не поймешь, что к чему, или хотя бы не заткнешься.

– Сломить меня таким образом? Уверена, что к этому ты и стремился.

– Не сломить, а убедить, уговорить, научить. Обогатить твою жизнь. Сделать так, чтобы в ней кроме танцев появилось бы и многое другое.

– Это не для меня.

– Ошибаешься. Именно для тебя. С той ночи, в прошлую пятницу, ты могла убедиться, что моя любовь дает тебе больше, чем танцы.

– Нет!

– Да! Я видел, как ты сияла от счастья. Слышал твой радостный смех. Ты просто излучала радость. А что теперь? Что дали тебе твои танцы? Ты плачешь навзрыд. А что, черт возьми, с твоими волосами?

Ошеломленная последним вопросом, Блэр схватилась руками за волосы.

– Я… я их завила.

– То есть ты сделала это специально? – удивился Шон.

Блэр гордо вскинула подбородок.

– Я так лучше смотрюсь на сцене и вообще выгляжу моложе.

– Моложе? Да, ты похожа на молодого барана.

– Я не желаю слушать оскорбления, – крикнула Блэр, направляясь к двери.

Шон схватил ее за руку железной хваткой и повернул к себе.

– Потрудись выслушать меня, – процедил он сквозь зубы, – и узнай, что я о тебе думаю. Ты, Блэр Симпсон, – такая отъявленная эгоистка, каких я в жизни не видывал. Ты любишь только себя и даже не замечаешь этого. Но я открою тебе глаза.

Блэр тщетно пыталась вырваться.

– Ты считаешь себя средоточием вселенной, и тебе кажется, что у других не бывает неудач. Может, ты полагаешь, что твой путь будет всегда усыпан розами? А вдруг ты не сможешь больше танцевать? Что тогда? Все для тебя будет кончено, и ты бросишься под поезд, как твой дружок Коул?

– Пусти меня! – Резко дернувшись, Блэр наконец освободила занемевшую руку. – Я не сдамся до тех пор, пока могу добиться успеха.

– Какого успеха? В танцах? Да ты двенадцать лет пользовалась успехом.

– Этого мало!

– Всегда будет мало, потому что один успех сулит славу и богатство, а другой зависит от твоей собственной теплоты, доброжелательности, сердечности. А с этим у вас, мисс Симпсон, серьезные проблемы.

Эти слова прозучали как пощечина. Из глаз Блэр снова хлынули слезы.

– Заткнись!

– Нет, это ты заткнись и слушай. Каких бы успехов ты ни достигла, они не сделают тебя счастливой, поэтому тебя всегда будет преследовать страх лишиться их. Ты стремишься к признанию, но оно и гроша ломаного не стоит, поскольку ты не способна трезво и правильно оценить себя. Вот что в тебе плохо, Блэр. Ты не нравишься себе.

Шон подошел к истине так близко, что Блэр нечего было возразить. Желая больнее уколоть его, она разразилась гневной тирадой:

– Как ты смеешь поучать меня? Что ты знаешь об этом? О неудачах и разочарованиях? Легко говорить об успехе, сидя в своем тепленьком гнездышке. Все, к чему ты прикасаешься, превращается в золото. Так скажи мне, царь Мидас, испытывал ты когда-нибудь разочарования, бывал ли когда-нибудь отвергнут?

– Восемь лет назад я обанкротился и потерял все.

Воцарилось молчание. Внутреннее напряжение Шона вырвалось наружу и передалось Блэр. У нее перехватило дыхание. Только что он просил ее замолчать. Теперь ей и в самом деле нечего было сказать. В смятении глядя на него, она с трудом постигала смысл его слов.

– Обанкротился? – наконец переспросила она.

– Сядь!

Блэр повиновалась без колебаний. Она подошла к кровати и села. Шон встал у окна, повернувшись спиной к Блэр.

– Мне было тридцать лет. Я строил паршивенькие Дома и разные хозяйственные сооружения. Мастерил их один за другим. На вырученные деньги покупал землю, а на ней строил новые дома. Все было так, как ты говоришь: я преуспевал и не знал горя. Но все же мне пришлось изведать его в полной мере.

Невыгодное размещение капитала, насыщенный рынок, высокая ставка ссудного процента, ограниченный кредит – короче, пошло-поехало. Покупать мои дома никто не хотел. Банки требовали возвращения ссуд. Полностью разоренный, я был вынужден признать себя банкротом.

Мои друзья по клубу, все, кто вкладывал деньги в мою работу, сразу забыли номер моего телефона, а заодно и меня. Любопытно, как проявляют себя люди, когда кто-то идет ко дну. Похоже, им кажется, что неудачи заразны. Так что встреча со мной никого не радовала. Мне пришлось продать парусную лодку, «кадиллак», шестерку лошадей и даже теннисную ракетку и клюшки для гольфа. – Шон засмеялся. – Я не шучу, так оно и было. Мой отец отошел от дел несколькими годами раньше. Он пришел в ужас от того, как я распорядился прекрасно поставленным строительным делом, в которое он вложил все силы. Но, к счастью, финансовое положение его и матери не пострадало.

Через суд я смог реализовать часть своих активов и начал выплачивать долги. Все это шло медленно, очень медленно. Большая часть кредиторов согласилась погасить долги из расчета по девяносто центов за доллар. Это позволило мне выкарабкаться и начать все сначала. Я начал работать плотником и понял, что это мне по душе.

Потихоньку я накопил деньги, купил себе дом и стал ремонтировать его по выходным. Потом купил еще один и, отреставрировав, продал его. Свой дом я показывал заказчикам, как пример того, во что можно превратить старое здание. Об остальном можешь догадаться сама. Мне повезло. Вновь замаячила удача, и я постарался не упустить ее.

Он обернулся и посмотрел на Блэр.

– Тебя интересовала женщина, на которой я хотел жениться? Когда мои дела стали плохи, она ушла. Ее ужасала мысль связать себя узами брака с человеком, который не сможет внести взносы в престижный клуб или похвалиться текущим счетом в солидном банке.

– И она бросила тебя?

Все время, пока Шон рассказывал, Блэр молчала. Узнав о том, что тот, кто казался ей столь удачливым и уверенным в завтрашнем дне, претерпел такие неудачи и тяжелые времена, Блэр чувствовала уже не гнев, а удивление и сочувствие.

– Да, и я тогда был рад этому, потому что не мог взять на себя ответственность за нее. Но меня взбесило, что она оставила у себя мое обручальное кольцо с бриллиантом. Я надеялся продать его. – Он чуть заметно усмехнулся.

– И ты больше никогда не видел ее?

– Видел. Через несколько лет после этих событий она вышла замуж за какого-то лондонского банкира, но тот оставил ее и сошелся с богатой разведенной женщиной. Тогда ей захотелось снова повидать меня. Приехав сюда, она охала и ахала, разглядывая отреставрированные мною дома. Я тогда только что купил «мерседес», и она поглаживала его своими маленькими ручками. В воскресном выпуске «Таймс» опубликовали очерк обо мне. Мои дела снова пошли в гору. Ей понравились мои дома, пришелся по душе наш городок. И она уже готова была снова полюбить меня, недоумевая, почему несколько лет назад вообразила, что я ей не нужен.

– И как же ты повел себя с ней? – спросила Блэр с явным отвращением к этой женщине.

– Никак. Я рассмеялся ей в лицо, посоветовал идти своей дорогой и пожелал удачной охоты. Как я слышал, красивая и хитрая, она до сих пор ищет богатого мужа.

Шон подошел к кровати и, сев рядом с Блэр, взял ее руку.

– Почти все люди среднего возраста, Блэр, испытали какие-то потрясения. Многие женщины теряют мужей и им приходится устраиваться на работу, нередко впервые в жизни. Мужчин увольняют, они уходят с завода, где они работали лет тридцать, и ищут другую работу. Домашние хозяйки теряют смысл жизни, когда их дети покидают родной дом. Чтобы выжить, мне пришлось начать все сначала. Я не надеялся вновь обрести счастье, но сейчас я счастливее, чем раньше. Моя теперешняя жизнь совершенно непредсказуема. То, что происходит со мной, – это дар судьбы.

Блэр вспомнила, как Пэм сказала ей в тот день, когда она приехала сюда, о том, что судьба творит с ней такие чудеса, о которых она и помыслить не могла.

– Я люблю свою работу и горжусь ею. Видя, как под твоими руками нечто никчемное обретает особый стиль, получаешь большое удовлетворение. Такого никогда не ощутишь, покупая, например, участок земли, – тебе просто вручают заверенный документ, вот и все. – Шон приподнял подбородок Блэр и заглянул ей в лицо. – Я говорил с тобой как последний дурак. Расчувствовался.

Блэр покачала головой:

– Ты говорил как мужчина, твердо стоящий на земле. Как человек, хорошо понимающий жизненные ценности и добывший это понимание тяжелым опытом. Как человек, переживший трудные времена и теперь довольный жизнью.

– Что-то в своей жизни я сумел спасти, но не все. В ней не хватает чего-то очень важного, – тихо сказал Шон и пригладил волосы.

Блэр закрыла глаза.

– Чего же в ней не хватает?

Блэр почувствовала, что Шон осторожно укладывает ее на постель и ложится рядом. Их ноги свешивались с кровати. Его губы коснулись ее щеки.

– Мне не хватает любящей женщины, которая, живя со мной, разделила бы все мои радости и невзгоды. Вместе с ней мы строили бы свое счастье. – Он провел языком по ее нижней губе. – Блэр, ты сегодня очень расстроена. Если бы только я мог утешить тебя! Но, может, все это к лучшему?

Блэр уже не могла ни о чем думать, так как язык Шо-на все скользил по ее губам. Однако что-то в его примирительном тоне все же настораживало ее.

– Почему же к лучшему? – спросила она.

– Потому что теперь ты не будешь так рваться на сцену.

Блэр повернула голову, сбросила его руку со своей груди и села, глядя прямо на Шона.

– Шон, я не изменю свои представления о жизни. И я ничего не забуду, особенно того, что касается моей профессии, танцев. – Шон приподнялся, опершись на локоть. – Ты битых полчаса толковал мне, как важно не падать духом, если тебя постигла неудача, а напрячь силы и преодолеть все трудности. Нет, я использовала еще не все возможности. Я должна во что бы то ни стало вернуться на сцену. Как только я свяжусь с Барни…

– Я не верю в это. – Шон вскочил, сжав кулаки. – Я говорил о возможности начать новую жизнь, а не продолжать цепляться за старое. Хватит глупостей, Блэр. До тебя доходит лишь то, что ты хочешь услышать, а потом ты все перекраиваешь на свой лад.

– Интересно, кто из нас пытается все перекроить на свой лад? Ведь все, о чем ты говорил, относится к твоей жизни, а не к моей.

– Твоя жизнь может стать моей, а моя – твоей.

Простота и ясность этой фразы испугали ее больше, чем попытки Шона давить на нее.

– Нет, Шон, этого не произойдет, во всяком случае, пока. Пока не…

– Пока ты не искалечишься так, что уже не сможешь танцевать? А может, даже и ходить? – вскричал Шон. Отвернувшись от Блэр, он шагнул к двери и рывком открыл ее. – Что ж, забудь все, куколка. И не мечтай о том, что, начав хромать, вернешься ко мне. Сломленная, исковерканная жизнью, ты не будешь нужна никому, в том числе и мне.

Эти слова Шона неотвязно звучали у нее в ушах, как проклятие, и это приводило Блэр в ужас. Блэр беспокойно ворочалась на своем неудобном диване. После ночей, проведенных с Шоном, сейчас ей было очень одиноко. На его широкой кровати они всегда спали, тесно прижавшись друг к другу. Дыхание Шона согревало ее лицо. Он обвивал ее шею своими руками. Его ладони…

Пэм привезла Блэр домой. Болтушка Пэм на этот раз была немногословна и всем своим видом выказывала неодобрение. Холодно простившись с Блэр, она сказала, что забирает свой автомобиль, поскольку он понадобится ей в ближайшие дни. Вернувшись от Пэм, Блэр не виделась с Шоном, но часто слышала громкий стук его молотка. Блэр казалось, что Шон колотит молотком с особой яростью.

Она не хотела признаться даже себе, что тоскует по Шону. Поразмыслив обо всем, Блэр решила, что ей нужно поскорее вернуться в Нью-Йорк. Нельзя жить в двух шагах от Шона, постоянно встречаться с ним, ощущая взаимную неприязнь, все усиливающуюся и угрожающую взрывом. Если этот взрыв произойдет, земля разверзнется под ними и поглотит обоих. Блэр тотчас начала складывать вещи. Она намеревалась на следующий день позвонить Пэм и объяснить ей, почему она больше не сможет вести танцевальные классы. Она должна быть в Нью-Йорке, где каждый день может появиться неожиданная возможность вроде последней пробы, а для этого следует быть там. Барни, которого она только что уведомила о своем намерении приехать, пришел от этого в бурный восторг.

Было и еще кое-что, в чем Блэр не хотела признаваться, – пульсирующая боль в коленях. Днем, переполненная эмоциями, Блэр почти не замечала ее, но, оставшись одна, почувствовала, что боль становится все сильнее Блэр прикладывала к коленям то грелки, то лед, но облегчения не было. Она проглотила целых три таблетки аспирина, а через два часа еще три. Все впустую. Она сердилась и плакала. Сегодня ей пришлось танцевать в полную силу – и все напрасно. Она исполняла программу в быстром темпе. И вот расплата. Шон, наверное, был бы рад узнать, что ей так плохо.

Шон. Шон. Шон. Почему она так тоскует по прикосновениям его рук – то успокаивающим, то возбуждающим страсть? Почему так соблазнителен для нее его рот, прикрытый пышными усами? Почему ее руки так томятся желанием обнять его спину, плечи, погладить мягкие волосы на его груди? Почему ее губы так страстно тянутся к его губам? Почему ее тело…

– Уймись же, черт возьми! – приказала себе Блэр.

Лицо ее было залито слезами. Почему Шон причиняет ей больше горя, чем ее больные колени? Его упреки подействовали на Блэр куда сильнее, чем неудачная проба. Отчего?

Блэр отказывалась сформулировать единственный ответ на все эти вопросы.

Блэр проснулась от пронзительного телефонного звонка. Она застонала и зарылась лицом в подушку. Заснуть было так трудно, а теперь кто-то осмеливается будить ее! Телефон продолжал звонить.

Блэр открыла глаза и, взглянув на часы, поняла, что уже совсем не так рано, как она думала. Одиннадцатый час! Спросонок Блэр никак не могла дотянуться до телефона.

– Сейчас, сейчас, – ворчала она, снимая трубку.

– Блэр!

Этот голос она больше всего хотела услышать. Он преследовал ее во сне. И вот наконец она слышит его, но…

– Блэр? – нетерпеливо повторил Шон.

– Д… да? Шон? Что…

– Пэм у тебя?

Ошеломленная, Блэр огляделась, словно и в самом деле могла увидеть Пэм у себя в комнате.

– Нет, откуда ей тут быть? Она…

– Ты видела ее? Знаешь, где она? – перебил ее Шон.

– Я… – Блэр не удивляло, что Шон все еще сердится на нее. – Шон! Что-то случилось?

– Мне нужны Пэм или Джо. Несчастный случай с Эндрю. Он расшибся.

10

Блэр растерялась.

– Несчастный случай? Но что произо…

– Я работал на крыше, а он полез по лестнице, чтобы подать мне мешочек с гвоздями. Проклятая лестница покачнулась – он упал и ударился головой о цементную плиту. Там все в крови, а он без сознания.

Блэр закрыла глаза дрожащей рукой. Эндрю без сознания! Всегда такой веселый, оживленный Эндрю! Он истекает кровью? Нет! Нет!

– Он что… не шевелится? Т… ты вызвал «скорую помощь»?

– Нет, он не шевелится, а скорую помощь я вызвал – сейчас приедут. Час назад Пэм была с детьми. Сержант, начальник Джо, связывается с ним по рации. Если отыщется Пэм, нужно направить ее в больницу.

Пэм! Сердце Блэр сжалось при мысли о том, что будет с Пэм, если Эндрю серьезно покалечился или… Представив себе горе подруги, Блэр схватилась за грудь. Шон сказал:

– Мне нужно найти ее. – Он повесил трубку.

Блэр рассеянно прижимала трубку к уху.

«Господи! Пожалуйста! – взмолилась она. – Только не Эндрю! Только не Пэм! Пусть с мальчиком все будет хорошо! С ним должно быть все хорошо! Там Шон. Шон! Он один. Он в отчаянии. Он обожает этого мальчика».

Блэр вскочила с постели, словно кто-то толкнул ее, и тут же вскрикнула от резкой боли в коленях. С такой болью она едва ли сможет передвигаться. У Блэр перехватило дыхание. Она попыталась совладать с болью, и ей показалось, что она стала немного меньше.

Осторожно добравшись до комода, Блэр достала шорты и футболку, надела их и, превозмогая боль, спустилась по лестнице.

Черт возьми! Нет машины. Там, где она ожидала увидеть «мерседес» Шона, стоял его допотопный грузовик. Но сокрушаться было некогда.

Подойдя к грузовику, Блэр открыла дверцу. Шон говорил ей, что на всякий случай держит под сиденьем запасной ключ. Рискуя перепачкаться, Блэр пошарила в поисках ключа и тотчас нашла его. Однако она понятия не имела, как здесь переключаются скорости. Блэр повернула ключ. Безрезультатно.

– Черт побери! – выругалась она. – Ну давай же, дурацкий грузовик, заводись. – Она нажимала то на педаль сцепления, то на акселератор – все напрасно.

Блэр положила голову на руль и дала волю слезам. Они начали подступать к горлу еще тогда, когда она услышала в трубке взволнованный голос Шона. Вскинув голову, она вцепилась обеими руками в руль и начала трясти его.

– Я должна ехать к нему. Должна! Вперед, старый черт! – злобно крикнула Блэр. В этом крике была душевная боль, горечь несбывшихся надежд, отчаяние. – Заводись!

Предприняв еще одну безуспешную попытку, Блэр распахнула дверцу и выскочила из грузовика, дико озираясь вокруг и пытаясь найти выход из положения. В отчаянии она ломала руки. Вдруг ее взгляд задержался на заднем дворе. Блэр словно осенило. Она увидела узкий проход вдоль боковой стороны дома. «Короткий путь! – прошептала она. – Эндрю ходил этой тропинкой». Она вспомнила, как Эндрю взахлеб рассказывал ей про свою тропинку, намного сокращавшую расстояние между домами Пэм и Шона.

Ощутив внезапный прилив сил, Блэр кинулась к узкому проходу. Она забыла про боль в коленях, почти не чувствовала ее.

Милый, дорогой Эндрю. Ведь он любит ее. Так говорила Пэм, ее лучшая подруга Пэм, чьи добрые советы, такие разумные, Блэр часто находила смешными. Сейчас Пэм грозит беда. Она всегда прибегала к помощи Пэм. Настало время отплатить добром за добро. Она даже ни разу не сказала Пэм, как высоко ценит ее дружбу. А Шон? Он любит ее. Или любил, пока она не отвергла его любовь. Не оставляй меня, Шон! Пожалуйста!

Блэр бежала через задние дворы и закоулки. Она не замечала, с каким удивлением смотрят люди на нее, несущуюся по задворкам. Перед глазами у нее стоял Шон, выходящий из моря, обнаженный, сильный, энергичный, доверчивый и ждущий доверия от нее.

Она не слышала своего частого дыхания. В ее ушах звенел смех Шона. Она не ощущала, как бешено бьется ее сердце, словно готовое выскочить из груди, но Блэр казалось, будто Шон нашептывает ей слова любви. Эти слова, как целебный бальзам, поддерживали ее дух и давали силы бежать дальше.

Пот струился по ее телу, но этого она тоже не замечала, вспоминая ласки Шона – нежные, полные любви, трепета и желания.

И с чего она взяла, будто может прожить без этого? Нужно бежать к Шону, показать ему, что она тоже любящая и ласковая. Ведь она действительно любит его и тревожится о нем. Сейчас он впервые нуждается в ней. Она не должна позволить ему пасть духом. Бежать! Бежать! Еще одна улица, и она у цели.

Блэр помчалась еще быстрее. Она уже видела каркас крыши, на которой работал Шон. «Слава Богу! Слава Богу! Я почти добежала», – повторяла она, преодолевая последние метры.

Блэр продралась сквозь живую изгородь из колючего кустарника, окружающую дом. Он был как раз через дорогу от дома Дельгадо. Но вдруг все поплыло перед ее глазами. Блэр увидела Шона, Пэм и Джо, стоявших возле Эндрю. Он сидел на крыльце, голова была перевязана, на повязке виднелась кровь. Кажется, с ним все в порядке. Если бы ему было плохо, он бы не сидел…

Джо поднял голову. До нее будто издалека донесся его крик:

– Блэр!

Пэм и Шон обернулись. Казалось, они плыли по воздуху, как во сне. Внезапно их лица выразили изумление и испуг. Они бросились к ней. Последнее, что слышала Блэр, это крик, замерший на губах Шона.

Блэр и не сознавала, что бежит почти не разгибая колен, что ноги едва держат ее. Она почти не ощутила удара, внезапно рухнув на землю, но удивилась, что под ней горячий асфальт. Впервые в жизни Блэр потеряла сознание.

– Нет, это абсолютно невозможно!

– Но, Пэм…

– Знаю, что я Пэм. Еще раз говорю тебе, что, если хочешь остаться здесь, в моем доме, – милости просим, я буду выносить за тобой судно, готовить еду, стирать, делать тебе массаж и все, что нужно. Но я не желаю заниматься твоими квартирными делами.

– А я-то думала, что ты настоящая подруга, – проговорила Блэр.

Прошло уже четыре дня после того, как Эндрю упал с лестницы. Он чувствовал себя отлично и гордился большой повязкой на голове. Блэр уже могла сидеть в постели с подушкой под коленями, а утром отказалась от лекарства, поскольку острая боль исчезла. По этому случаю Блэр попросила Пэм помочь ей облачиться в блузку и брюки.

Пэм поместила ее в уютной комнатке, слишком маленькой для спальни и чересчур большой для кладовки. Обычно Пэм шила здесь и хранила кое-какие вещи. Блэр не могла понять, как удалось Джо втащить сюда двуспальную кровать. Придя в себя после обморока, вызванного болевым шоком, Блэр обнаружила, что лежит на этой кровати. Целых два дня мучительная боль не давала ей ни на чем сосредоточиться. Но вчера Блэр решила, что, видимо, все-таки выкарабкается. Сегодня она уже не сомневалась в этом.

– Конечно, я твоя подруга. Я готова отправить тебя на уик-энд с моим мужем и знаю, что все будет в порядке, но делать за тебя грязную работу отказываюсь. Если ты хочешь съехать с квартиры Шона и вообще уйти из его жизни, заплати ему и верни ключ. Но только сама.

Рассерженная, Пэм подошла к стулу, единственному, кроме кровати, предмету обстановки, и, усевшись, раздраженно поглядела на подругу.

– Вы с Шоном вымотали мне нервы, понимаешь? Он обходит эту часть дома, будто тут прокаженные. Работает только в игровой комнате. Потом уходит. Рычит на всех. А на самом лица нет. Выглядит ужасно, почти так же, как ты.

– Спасибо за комплимент, – оборвала ее Блэр.

– Он думает, что ты ненавидишь его.

– Ненавижу?

– Да. Вы, умники, стоите один другого. Ведь он рассуждает так: ты повредила себе колени, спеша на помощь к нему и Эндрю. Значит, ты никогда уже не простишь его за звонок, так взбудораживший тебя в то утро.

– Да он просто псих!

– О! Эта леди говорит, что он ненормальный. – Пэм. подняла к потолку глаза и руки. – Ты видишь теперь, какой бред преследует меня последние четыре дня? Между тем ты не желаешь видеть его, поскольку он, заметь – в сердцах, ляпнул, что когда ты, искалеченная, прихромаешь к нему, то будешь ему не нужна. Боже! И за что только все это на меня свалилось? – Пэм поднялась. – Так вот, повторяю: мой дом, семья и я сама – все это к твоим услугам до тех пор, пока ты не встанешь на ноги, но я категорически отказываюсь от посредничества в ваших делах.

Выразив праведное негодование, Пэм направилась к двери.

– Кстати, мне звонила твоя мать и спрашивала, соблюдаешь ли ты предписания врача. Она просила передать, что позвонит завтра или послезавтра.

Блэр протянула руку, желая задержать подругу.

– Пэм! – позвала она. Та вернулась. – Пэм, спасибо тебе за все.

– Зачем ты так наглупила, Блэр? Ты же знала, что такая пробежка губительна для твоих ног.

Блэр пожала плечами, смахнула с глаз слезы и посмотрела в сострадательные глаза Пэм.

– Я люблю тебя.

На глазах Пэм выступили слезы.

– Я тоже люблю тебя.

Подруги помолчали, дав волю чувствам. Потом Пэм мягко, но настойчиво попросила:

– Разреши позвать к тебе Шона.

Блэр покачала головой.

– Нет, лучше не надо.

Пэм явно огорчилась.

– Ну и зря.

С этими словами Пэм вышла, злясь на глупость своих друзей, каждый из которых считал себя более рассудительным в делах житейских.

Во второй половине дня в комнату постучали.

– Войдите. – Блэр решила, что кто-то из детей спешит показать ей свои новые рисунки цветными мелками. У нее собралась уже коллекция из восемнадцати шедевров. О том, что изображено на них, знали только сами художники. Блэр приготовилась восхититься. Однако слова замерли у нее на губах: в комнату вошел Шон.

Они молчали, неотрывно глядя друг на друга и пытаясь увидеть признаки пережитых страданий. И он и она пришли к выводу, что со здоровьем все, видимо, в порядке, но складки на лбу и мешки под глазами свидетельствуют о душевном надрыве, который никто не лечит.

– Пэм сказала, что ты хочешь видеть меня, – заговорил Шон, остановившись между дверью и постелью Блэр.

– Она… – Блэр хотела сказать, что это неправда, но не смогла.

Шон был так печален, так встревожен, что на него было жалко смотреть. Шон явно мечтал, чтобы любимая женщина, на которую он навлек беду, простила его и сняла камень с его души. Блэр опустила глаза и посмотрела на его белые руки.

– Да, я… я… Пэм говорит, ты чувствуешь себя виноватым из-за того, что случилось со мной. – Она провела рукой по своим коленям. – Не надо, Шон. Ты тут ни при чем.

– Нет. Я во всем виноват, – с горечью возразил Шон. – Если бы я не попросил Эндрю подать мне гвозди, он бы не расшиб себе голову. А если бы я не позвонил тебе, ты не лежала бы здесь, мучаясь от боли и…

– У меня нет боли. Она прошла и. если я буду слушаться доктора, больше не вернется. Я в таком виде не только потому, что бежала к дому Пэм, – тепло улыбнулась Блэр. – Это просто стечение обстоятельств. И ты, кстати, предупреждал меня о том, что со мной может случиться.

Ей хотелось увидеть хоть тень улыбки на его лице, но Шона не убедили ее слова.

– Слава Богу, что с Эндрю ничего такого не случилось. Я-то подумал, что он потерял сознание, ударившись головой. Когда подъехал Джо, Эндрю уже пришел в себя, а вскоре примчалась Пэм и первым делом выругала нас за то, что мы пытались остановить кровь ее лучшим полотенцем. Пока мы с ней… Пока она заботилась о тебе, Джо отвез мальчика в пункт первой помощи, где ему наложили три шва.

Блэр засмеялась.

– Пэм говорит, что скоро снимут повязку.

– Хорошо бы у тебя все прошло так же легко, – тихо сказал Шон. – Что говорит доктор?

Шон прекрасно это знал, поскольку говорил с ним, когда тот вышел из дома Дельгадо. Пэм вызвала врача тотчас после того, как они с Шоном раздели Блэр и уложили ее в постель. Пэм настояла, чтобы он приехал в Тайд-лендс, поскольку Блэр нельзя привезти в Нью-Йорк. Доктор согласился за дополнительную плату.

После того как доктор вежливо, но твердо заявил Шону, что не намерен обсуждать состояние Блэр с посторонним, Шону пришлось сообщить ему, что он вовсе не посторонний. При этом он добавил, что, если доктор дорожит жизнью, ему лучше выложить все начистоту. Покосившись на мощные кулаки Шона, доктор почел за благо рассказать ему обо всем, что ждет Блэр в ближайшем будущем.

– Две недели я не смогу ни вставать, ни ходить. Затем начну понемножку передвигаться, делая сначала несколько шагов, но каждый день постепенно увеличивая нагрузки. Несколько раз в неделю придется ходить в больницу на ультразвук. Доктор рекомендует ударные дозы кортизона, но я считаю, что это ни к чему. Кроме того, я перестала принимать обезболивающее, – объявила Блэр твердо и решительно. Сделав вид, что не заметила протест, отразившийся на лице Шона, она продолжала: – Примерно через месяц он снова осмотрит меня и скажет о моем состоянии. – Голос Блэр внезапно изменился. – Если все будет хорошо, я спокойно восстановлю свои силы. Если нет, мне придется лечь на операцию. Тогда меня ждут многие месяцы лечения, и, скорее всего, я уже никогда не смогу танцевать. По крайней мере, профессионально.

Шон сохранял спокойствие. Рассказ Блэр точно соответствовал тому, что сообщил ему доктор. Глядя, как Блэр теребит край покрывала, он сказал:

– Но ведь операция и последующее лечение разорят тебя.

– Да, это так. – Глаза ее были по-прежнему опущены, и она не видела выражения муки, промелькнувшего на опечаленном лице Шона.

– Ясно.

– Ты говорил, что искалеченная я буду не нужна тебе. Если я…

– Блэр! – вскричал Шон, опускаясь на колени перед ее кроватью. – Ты из-за этого так горюешь? Ты считаешь, что больше не нужна мне?

Блэр кивнула.

– Шон! Ведь не исключено, что я превращусь в инвалида. Не смогу быстро ходить, и меня придется ждать. А вдруг у меня останутся шрамы и я буду передвигаться в инвалидной коляске до тех пор, пока…

– Блэр! Блэр! – переполненный нежностью и раскаянием, Шон опустил голову на ее одеяло. – Если даже тебе придется ползать на животе, ты все равно будешь нужна мне.

– Но ты же говорил…

Он поднял голову, и она увидела неподдельную муку на его лице.

– Прости меня. Миллион раз с того злосчастного дня я проклинал себя за то, что произнес эти жестокие и бездушные слова. Я был тогда вне себя. Все рушилось. Любя тебя всем сердцем, я отчаянно страдал от мысли, что моей любви тебе мало.

Блэр обвила руками его голову.

– Да, да, – сказала она с раскаянием. – Я была такой дурой, Шон. Вела себя как вздорная эгоистка. Прости, что отвергла твою любовь, не знала, как ответить тебе. Никто не любил меня так, а я все думала, как поступить, не решалась посвятить себя чему-то, кроме танцев. Я умела только танцевать и считала, что мое место на сцене. Ты открыл мне то, о чем я прежде и не догадывалась. Если мои перебинтованные колени – плата за то, чтобы снова испытать с тобой все это, то она невелика.

Шон погладил ей лоб и волосы своими большими руками.

– Дорогая, я надеюсь, что ты снова будешь танцевать. Я хочу этого. Если я пытался удержать тебя, то лишь потому, что боялся за твои ноги. Других причин не было. Блэр! Увидев, что ты упала, я думал, что умру.

– Я знаю, что ты хочешь снова увидеть, как я танцую, – сказала Блэр, улыбаясь, и тронула пальцем ложбинку на его подбородке. Затем с явным удовольствием погладила усы Шона. – Если я не смогу снова выйти на сцену, то стану одной из лучших преподавательниц танцевального искусства на Восточном побережье. Не надо забывать, что у меня здесь уже есть танцевальная школа. Правда, на некоторое время занятия в ней прервутся, но как только я смогу…

Он прижал палец к ее губам.

– Давай не загадывать. Тогда будет меньше разочарований.

– Согласна, пока у меня есть ты.

– Есть, есть, – он коснулся губами ее рта, шеи, поцеловал через блузку ее грудь и живот. Шон постепенно убеждался в том, что все это ему не снится, что рядом с ним реальная Блэр, которая любит его.

А Блэр вновь зачаровали поцелуи Шона. Ее дыхание участилось и стало прерывистым. Не дожидаясь, пока оно успокоится, Блэр сказала:

– Мои родители будут… разочарованы…

– Почему? – Шон поднял голову.

– Ну, они такие старомодные. Про Коула они ничего не знали. Вряд ли они одобрят мой… наш…

– Вряд ли им понравится, что мы будем жить вместе? Знаешь, я в этом смысле тоже старомоден.

Эти спокойные слова словно обожгли Блэр. Ее затуманенный слезами взгляд встретился с синими глазами Шона.

– Со мной никогда не жила женщина, Блэр. Этой чести удостоится только моя жена. Если она, как я надеюсь, почтет это за честь. А теперь я спрашиваю тебя: «Согласна ли ты стать моей женой?»

Блэр радостно кивнула.

– Да! Да!

Шон поднял ее на руки. Блэр доверчиво прижалась к нему.

– Куда мы идем? – спросила она, положив голову ему на плечо.

– Домой, – ласково ответил он.

Он вышел в холл и пронес свою драгоценную ношу мимо Пэм, которая проводила их добродушно-насмешливой улыбкой.

– Это было чудесно. Ты делаешь это все лучше и лучше, – заметила Блэр.

Сильные руки перекатили ее с живота на спину, а потом заботливо поправили подушку. Шон поцеловал ее в нос.

– Неудивительно. Два массажа в день с тех пор, как мы поженились. Кажется, мы установили рекорд в этом деле.

– Пожалуй, так оно и есть. – Зеленые глаза, сияя, смотрели на Шона. – Но не в массаже.

Блэр подняла голову, чтобы поцеловать его. Это была их пятая супружеская ночь. Она прекрасно освоилась в его доме и удивлялась тому, как могла чувствовать себя счастливой, живя без него. Он катал ее на коляске из комнаты в комнату, вверх и вниз, никогда не жалуясь и не желая слушать, как она извиняется за то, что доставляет ему столько хлопот. А он и не считал это хлопотами. Теперь они могли позволить себе разнообразные удовольствия. Например, лежать вместе в постели, где так много лет Шон спал один.

Поцеловав Блэр, Шон внимательно посмотрел на нее.

– Завтра я хочу вывезти тебя на солнышко.

– Только туда, где никого нет, – лукаво сказала Блэр, откидывая с груди простыню.

– Почему? – спросил он, прищурившись и с недоумением посмотрев на Блэр.

– Чтобы я могла загорать нагишом, без купальника. – Она кокетливо подняла брови.

Наклонившись к ней и прижав рот к ее уху, Шон прошептал:

– Боюсь, если мы будем загорать вместе, тебе не удастся загореть, а я вернусь домой с обожженной спиной.

Шон засмеялся, увидев, как она изобразила негодование, и звонко чмокнул ее в губы.

– Кажется, несколько минут назад я слышала телефонный звонок. Ты подходил к телефону? – спросила Блэр, переведя дыхание.

Шон обычно отключал телефон в спальне, чтобы Блэр могла спокойно поспать днем. Только отлучаясь, он включал аппарат и ставил его рядом с Блэр.

– Это звонил Барни.

– И что?

– Я послал его к черту.

Блэр засмеялась.

– Я позвоню ему завтра или послезавтра, иначе он обидится.

Шона ничуть не беспокоил разговор Блэр с импресарио. Блэр убедила его, что не вернется к танцам, пока не поймет, что ноги смогут вынести эту нагрузку. К тому же возвращение не должно отрицательно сказаться на личной жизни Блэр. Поскольку лишь через несколько дней Блэр предстояло начать ходить, никто из них не спешил.

– Еще звонил Эндрю и сообщил, что он, Анджела и Мэнди сделали для тебя рисунки на тему нашей свадьбы. Эндрю сказал, что его рисунок – самый лучший, потому что у Анджелы ты получилась выше, чем я, а Мэнди закапала свой рисунок мороженым.

Шон и Блэр рассмеялись. Блэр очень любила смех Шона.

– Кстати, звонили твои родители. Они благополучно вернулись домой и спрашивали, как ты себя чувствуешь. – Непринужденно болтая, Шон поглаживал Блэр по животу, но не страстно, а нежно и по-свойски. – Они очень огорчены, что ты не можешь танцевать. На свадьбе твоя мать рассказьшала мне, как они всегда гордились тобой. Это правда, Блэр. Они просто никогда не говорили тебе об этом. Они, как и все мы, временами совершают ошибки. Просто они тосковали по тебе и хотели, чтобы ты жила поближе к ним. Их обидело, что ты уехала.

Блэр прижалась лицом к его груди, увлажнив ее слезами.

– Мать действительно сказала, что они гордятся мной? – Шон кивнул, а Блэр постаралась сдержать слезы. Она понимала, что сейчас не следует оглядываться назад. У нее началась новая жизнь. – Было так приятно повидать их. И они очень обрадовались, что я наконец-то вышла замуж. Конечно же, ты произвел на них замечательное впечатление. – Блэр поцеловала его в подбородок. – Мои родители долго не могли поверить, что кто-то решился жениться на мне, а потому думают, что ты псих или святой. Зато их восхитила твоя внешность. По-моему, наша свадьба была просто великолепной. Но не забывай, что мы с Пэм целую неделю готовились к ней.

– Очень странная свадебная церемония, во время которой невеста сидела.

– А потом пролежала весь медовый месяц. – Блэр стукнула его по плечу, делая вид, что сердится. – Хоть бы вспомнил что-нибудь более приятное.

– С тех пор как ты живешь здесь, я думаю только о тебе.

Блэр приподнялась на локте и внимательно посмотрела на него. Потом нежно погладила его густые волосы.

– Признаю, что ты проявил редкую выдержку, проведя в соседней спальне целую неделю до нашей свадьбы.

– Считаю, я заслужил по меньшей мере медаль Почета, – смеясь, ответил Шон и крепче прижал к себе жену. Потом добавил: – Я хотел, чтобы на свадьбе наши души были чисты. Хотел, чтобы ты знала: моя любовь к тебе – не только чувственная. Ну, а кроме того, с тех пор как я тебя встретил, меня волнует твое здоровье.

Он наклонился и поцеловал ее в губы. Не в силах оторваться от нее, Шон глухо сказал:

– Но теперь, миссис Гаррет, когда вы стали моей женой, держитесь!

– Так нечестно. Я не могу даже убежать.

Шон засмеялся и обнял ее.

– Хорошо, что ты это понимаешь. Я буду долго еще доказывать тебе свою любовь.

Блэр коснулась его шеи губами и легонечко укусила ее.

– Мои мысли и сердце были прежде заняты другим. Понадобилось время, чтобы изменить это. Поняв, что ты по-настоящему любишь меня, я испугалась, что не смогу ответить на твою любовь.

– А теперь?

– А теперь считаю, что в моей жизни нет ничего прекраснее, чем любить тебя и сделать тебя счастливым.

Его губы коснулись ее виска, ибо то, что чувствовал Шон, он не мог выразить словами.

– Я люблю тебя, Блэр!

– И я люблю тебя, Шон Гаррет!

Блэр неожиданно засмеялась. Шон поднял голову и взглянул на нее.

– Разве это смешно?

– Понимаешь ли ты, как сильно я люблю тебя, если согласилась принять фамилию Гаррет[2]?

– Чем же плохая фамилия? Так и представляешь себе бедного вдохновенного поэта. А я всегда отличался поэтической натурой.

Блэр молчала, с улыбкой следя, как он пытается поймать зубами ее палец, который она проворно отдергивала.

– Шон, из-за моей беспомощности ты потерял в эти недели очень много времени. Я не хочу наносить ущерба твоей работе.

– У меня все в порядке, кроме, пожалуй, пристройки в доме Дельгадо. Но ее под моим наблюдением закончат дизайнеры. Другие клиенты, заключившие со мной контракты, прекрасно понимают, что после свадьбы необходимо на пару недель оторваться от работы. Кроме того, я боюсь надолго оставлять тебя одну. Ты, конечно, можешь вызвать этого сопляка-массажиста из фирмы. Не сомневаюсь, он только и мечтает полагать такую очаровательную женщину, как ты.

– Но зато он никогда не напугает меня. Ты тогда вел себя как настоящий авантюрист. Что тебя к этому подтолкнуло?

Шон усмехнулся.

– Мне хотелось дотронуться до тебя и понять, кто ты: женщина из плоти и крови или просто плод моих эротических фантазий. Несмотря на искры, сыплющиеся из твоих зеленых глаз, ты выглядела такой прозрачной, такой воздушной. Ну, а потом уже возобладал чисто животный инстинкт. Мне хотелось потрогать тебя всю. – Он пощекотал усами ее ключицу. – А я ведь до сих пор во власти этого инстинкта.

Он страстно поцеловал ее. Его язык все теснее прижимался к языку Блэр и терся об него. Сладость любви переполняла Блэр. Охваченная жаром, она оттолкнула его голову, предоставив ему целовать свою грудь.

– Шон! Шон! – шептала она. – Я люблю тебя так сильно, что это пугает меня.

– Но почему? Почему, Блэр?

– Потому, что я могу потерять тебя.

Он посмотрел на нее с глубокой нежностью и ласково потрепал по щеке.

– О, нет! Никогда! Если это зависит от меня, то никогда.

– Люби меня, – попросила она.

Шона не пришлось просить дважды. Он обвел взглядом ее тело, дюйм за дюймом. Ей казалось, что из его глаз струится тепло. Она чувствовала его кожей. Взгляд Шона застыл на ее груди, на сосках. Какое наслаждение прикоснуться к ним и ощутить, как они отвечают на ласку! Потом Шон перевел глаза на ее живот. Его пальцы с восхищением гладили нежную кожу.

– Милая! – прошептал он, глядя на темный треугольник.

– Прикоснись же ко мне!

Это была не просьба, а требование женщины, уже искушенной в любви. Искушенность же Шона проявлялась в его деликатности, в нежных, но уверенных ласках.

– Потрогать здесь?

– Да, да, да! О, Шон…

– Ты такая красивая, такая стройная! Любимая!

Прежде чем припасть губами к ее соскам, он увлажнил их языком. Ему казалось, что у него во рту изысканные лакомства, и он наслаждался этим. Не меньшее наслаждение испытывала Блэр. Ее все больше охватывал жар желания.

– Дай теперь мне…

Дрожь прошла по всему телу Шона, на несколько мгновений парализовав его дыхание. Самозабвенные ласки Блэр заставили потрясенного Шона повторять как молитву слова любви. Вдруг он напрягся, еле сдерживая себя, и, задыхаясь, воскликнул:

– Блэр! Уже не могу… сойду с ума…

Его встретило влажное тепло ее чрева.

– А-ах! Шон! Ты – моя любовь! Любовь моя!

Жаркий рот Шона нашел ее груди и принялся целовать и ласкать их. Блэр вцепилась в его ягодицы, стараясь, чтобы Шон поглубже погрузился в нее.

– Шон… Я ведь… не ходила к гинекологу…

Шон чуть приподнялся. Страсть в его глазах сменилась любовью и пониманием.

– Господи, Блэр! Я ведь совсем забыл об этом. Ты хочешь, чтобы я…

– Нет, нет, – качнула головой Блэр, просияв от счастья. – Наша судьба – самый лучший хореограф. Давай-ка подождем и посмотрим, какие новые па придется нам делать в этом танце.

Примечания

1

Перефразировка распространенной английской и американской поговорки: «Любишь меня – полюби и мою собаку» (примеч. пер.).

(обратно)

2

Garret в переводе с английского – мансарда, чердак. Garreteer – бедный литератор, обитающий в мансарде (примеч. пер).

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10 . . .