«С тобой? Никогда!»

С тобой? Никогда! (fb2) - С тобой? Никогда! 915K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Сокол

С тобой? Никогда! Молодежная серия 6 Лена Сокол

1

Красивый мальчик с красивым именем Ярослав.

Или Ярик, как его звали друзья. Он был единственным, кто не смеялся над моей полнотой. Может, потому что мы были соседями по площадке, а, может, просто потому что он был воспитанным и добрым — я не знала, но с каждым днем он нравился мне все больше и больше.

Я родилась и выросла в необычной семье. Воспитывала меня бабушка. Одна, без чьей либо помощи. Первым словом, которое я произнесла, было не «мама», а нежное «баба» — вот и всё, чем я тогда отличалась от других детей.

Бабуля всегда делала все возможное, что бы ее внучка чувствовала себя полноценной. И только в садике я заметила, что у всех есть красивые мамы и сильные папы. А у меня была лишь одна она — бабушка. О родителях она рассказала мне позже — когда я стала старше и пошла в школу.

С моей мамой, своей дочерью, она почему-то не ладила. Та прогуливала занятия, с трудом окончила десять классов, затем провалила поступление в университет и попала в плохую компанию. Бабуля говорила, что была слишком строгой с ней и редко говорила, что любит. Наверное, все из-за этого. Теперь уж не узнать точно. Но мама однажды просто ушла из дома и вернулась лишь однажды — через два года со мной на руках.

Сверток, переданный бабушке в руки, шевелился и звонко кряхтел. Она растерянно прошла в спальню, чтобы развернуть его и положить на диван, а когда вернулась — мамы уже не было. Исчезла также неожиданно, как и появилась. Без объяснений и лишних слов. Даже дверью не хлопнула — иначе этот звук надолго бы отложился в памяти бабули.

С грудным младенцем бабушке пришлось трудно: нужно было срочно искать смеси, пеленки, соски и прочее. Одну меня она не могла оставить, сдать куда-то — никогда в жизни. Хорошо хоть, на работе ее поняли и после оформления всех необходимых документов перевели на неполный рабочий день.

С утра она обычно бежала в детский сад и сдавала меня в ясли, а после обеда пешком, по морозу, летела обратно, чтобы забрать и покормить. Когда я болела, бабуля просила присмотреть за мной кого-нибудь из соседей. Не все соглашались, но вскоре в соседнюю квартиру въехала молодая семья с ребенком, и женщина, которая сидела дома со своим новорожденным сынишкой, стала забирать меня днем на несколько часов к себе. За это бабушка благодарила ее, как могла: хлебом, молоком, яйцами, а летом и первым урожаем из собственного огорода.

Я росла, души не чая в собственной маме-бабушке. А она щедро одаривала меня вниманием и теплом, которые недодала по молодости дочери, ставшей непутевой «кукушкой», как бабушка сама говорила — по ее же вине.

Наверное, именно из-за желания окружить меня заботой, одеть, поставить на ноги, накормить, бабуля и упустила тот момент, когда наши домашние чайные посиделки и кулинарные эксперименты вылились в то, что в девятом классе я стала весить около восьмидесяти килограмм.

Конечно, я оставалась для нее красавицей и «сладкой пампушечкой», но трудно было не заметить беспокойство в ее голосе, когда речь заходила о моем внешнем виде. Да, сверстники хихикали надо мной, украдкой показывали пальцами, но все это удавалось игнорировать до определенного времени.

Пока не наступило время очередного взвешивания. Поверьте, для полного человека нет ничего хуже раздевания в присутствии других людей. И я прекрасно понимала, что все эти красивые девочки, которые весят на двадцать-тридцать килограммов меньше меня, выглядят лучше, но тот факт, что у них не хватало такта сдерживаться при виде моего тела, был ужасно обидным.

— Гляди, какие у нее складки!

— Фу!

— Позорище! — Долетали до меня ехидные шепотки.

И мне становилось ужасно стыдно.

Не только за свой вес, но и за них. За то, что их родители не объяснили своим красивым дочерям, что человек может быть не виноват, что выглядит не как все. И как вариант, что он может быть просто доволен своим телом.

Хотя я не была. Мне хотелось провалиться на месте вместо того, чтобы вставать на эти чертовы весы. Я шла к ним, как на эшафот. Молила про себя, чтобы всё кончилось быстро. Прыг — стрелка замерла, и можно слезать, пока никто не увидел, на какой цифре она замерла.

Но девочки, наоборот, толпились вокруг меня в ожидании зрелища. И под грозным, поторапливающим окликом работницы медкабинета я все-таки ступила на весы. В воздухе повисла гнетущая тишина. Кто-то охнул, но я боялась смотреть вниз.

— Восемьдесят? — Раздался шепоток.

— Гы-ы… Восемьдесят два! — Прозвучало, как приговор.

И только я открыла глаза, чтобы обреченно глянуть на дрожащую стрелку, как медработница, словно издеваясь, переспросила:

— Ско-о-лько? — И замерла с тетрадью в руке.

— Восемьдесят два, Вера Афанасьевна, вот смотрите. — Расступились они.

Мне хотелось кричать, что во всем виноваты колготки и майка, что если их сейчас снять, то стрелка отклонится назад на десять кило, но я не проронила тогда ни звука. Так и продолжала стоять, краснея, и ждать, пока закончится моя минута славы и бесконечного позора.

— Ну, ты Дашка и колбаса! — Сказала самая рослая и худая из всех девчонок — ее звали Яна.

И все дружно расхохотались.

А я, не слыша их, бросилась за ширму — переодеваться.

Именно с того момента и начались беспощадные издевательства.

— Баржа, Жиртрестина, Сало, Плюшка, Дирижабль, Винни Пух! — Мерзкие словечки чередовались, сменяя друг друга.

Но обидное «Колбаса» прицепилась намертво. И за это я люто ненавидела эту Янку и ее впалые конопатые щеки.

2

— Больше не буду есть. Совсем. — Заявила, вернувшись домой и сев за стол.

Бабушка как раз раскладывала по тарелкам мясо с овощами. Пахло безумно вкусно, и мой рот моментально заполнился слюной. Самое время, чтобы сдаться, но воспоминания о том, как одноклассницы дружно смеялись над моим весом, все еще неприятно горчили на языке.

— Что случилось, булочка? — Ласково проговорила бабуля, откладывая ложку в сторону.

— И ты туда же! — Едва не разрыдалась я.

— Да что стряслось?!

— Они… они… — Склонилась над столом и спрятала лицо в ладонях. — Обзывают меня жирной!

— Кто?

— Девочки! — в отчаянии.

— А-а, вот в чем дело… — Вздохнула бабушка. — Ну, все очевидно. Они просто тебе завидуют.

— Бабуль… — Посмотрела на нее в упор. — Зачем ты мне врешь? — Шмыгнула носом и утерла слезу. — Ты же должна быть на моей стороне! Пытаешься успокоить, а надо признать: да, есть проблема. И не просто какая-то там, а настоящее проблемище!

— Ну… — Задумалась бабушка.

Она всегда была доброй. Не хотела меня огорчать. И мы обе прекрасно понимали, что всё зашло слишком далеко, и мое ожирение приобретает, так скажем, размах.

Я тоже хотела, как вредная Янка, носить джинсы в облипочку, крохотные топы, короткие сарафаны и не стесняться, что из-под них выпирают мои целлюлитные ляжки. Мне очень хотелось быть как все и больше не стыдиться, покупая трусы, на которые уходило больше ткани, чем на Янкины юбки.

Мне не хотелось краснеть, отправляясь в мужской отдел, чтобы выбрать футболку по размеру, не хотелось, чтобы брюки стирались между ног от ходьбы. Я мечтала носить шорты и платья в жару, мечтала полюбить солнечный свет вместо полутьмы, удачно скрывавшей мои недостатки. Мечтала, чтобы мне подходил любой яркий цвет, кроме черного, который был лучшим маскировочным цветом для моих складок и округлостей.

Я мечтала покупать одежду в ближайшем универмаге, как все нормальные люди, а не носить сшитое бабушкой на машинке одеяние, подобное тому, размера которого так и не нашлось в магазине.

— Они считают своим долгом убедить меня в том, что я хуже! Я для них человек второго сорта!

— Булоч… — Бабуля запнулась на полуслове. — Дашенька…

— Всё, больше не буду есть! Не хочу! — Отмахнулась.

— Но ведь совсем не есть нельзя. — Она присела на стул и погладила меня по запястью.

Я отдернула руку:

— Можно!

— Язву заработаешь. Нужно несколько раз в день, но понемногу. Давай хотя бы так?

Я вскочила, забрала у нее ложку, выловила из кастрюли маленький кусочек морковки, четвертинку картофелины, положила на свою тарелку и села обратно за стол. Совсем не есть у меня бы и так не получилось.

— Не слушала бы ты их, Дашуль. — Огорченно произнесла бабуля.

— Легко сказать! — Я сунула в рот морковку, прожевала и проглотила. — Мне стыдно ходить в школу. Они все на меня пялятся. Смеются! Я больше туда не пойду!

Проглотила картофелину, не жуя. Вскочила, налила стакан воды, выпила — так, кажется, учат в передачах про здоровье?

— Ну, и пусть смеются. Они глупые. Только не далекий человек смеется над чужими недостатками.

Есть захотелось еще только сильнее. А при взгляде на лежащий в кастрюле кусочек мяса у меня даже закружилась голова.

— Это все ты виновата! Ты! — Слезы покатились большими горячими горошинами по щекам. — Ты меня сделала такой! И твои блинчики, супы и пироги!

Бабушка поникла. Побледнела. В ее лице было столько растерянности, столько вины, удивления, но в тот момент я думала только о своей обиде. А еще о том, что ужасно хочу накинуться на рагу и стрескать его за обе щеки. Но не могу.

Топнув ногой, я убежала в свою комнату. Бросилась на кровать лицом вниз и разрыдалась. Почему я такая? За что мне это? Почему они все, как лебеди, а я… слон! Неуклюжая, огромная, неповоротливая. Жирная. Это слово горело на мне клеймом.

Разве можно быть собой, когда так выглядишь? Разве можно искренне улыбаться и надеяться на то, что когда-то будешь счастливой? Разве можно жить, осознавая, что внутри ты такая же, как они, — тростиночка. Просто эта внутренняя стройная и легкая Даша почему-то обросла горой жира, за которой ее настоящую никто и не видит.

И, конечно, я зря обидела бабушку. Может, в том, что я располнела, и была доля ее вины, но ведь она всегда хотела только как лучше. Хотела радовать меня, пыталась заменить мне маму, окружить заботой. А вместо благодарности я взяла и выплеснула на нее весь свой гнев.

— Все будет хорошо, моя девочка. — Раздалось над ухом, когда я почти уже успокоилась. Бабушка села на кровать и погладила меня по спине. Ее рука дрожала. — На самом деле, не важно, как ты выглядишь. Важно, как чувствуешь. Если принимаешь себя и свое тело таким, какое оно есть, то обязательно найдется человек, который полюбит тебя такой. Я же люблю. — Она вздохнула. — Но если тебе некомфортно, и ты хочешь похудеть, то я попробую тебе помочь справиться с этим.

— Я не хочу, чтобы меня обзывали Колбасой. — Всхлипнула я в подушку.

Ее тяжелая, натруженная тяжким трудом на хлебозаводе рука похлопала меня по спине.

— Они не будут, детка. Но сейчас тебе нужно научиться давать отпор.

— Мне драться с ними?

— Нет.

— Отвечать чем-то обидным? — Я перевернулась и посмотрела на бабушку. — Обозвать? Как?

Она улыбнулась, щурясь.

— Если тебя оскорбляют, никогда не отвечай. — Погладила меня по голове. — Ведь если на тебя лает собака, ты же не встанешь на четвереньки и не станешь лаять на нее в ответ?

— Молча терпеть?

— С достоинством. — Бабушка качнула седой головой. — Они еще слишком глупы. Вот вырастут и поймут.

— Они не глупы. Они жестоки!

— Чем ниже интеллект, тем громче оскорбления. — Она подмигнула, но меня это не утешило.

Нет. Я все для себя решила. Сколько бы она меня не утешала, вся проблема в том, что я много жру. Нужно научиться считать калории, записаться в тренажерный зал, отказаться от сахара, купить утягивающие трусы и научиться блевать после приема пищи. Похудеть или умереть!

— Опять Ярик бренчит. — Раздосадовано вздохнула бабуля.

И посмотрела на стену с укором, словно бы та сама была этим самым вредным Яриком.

— Не бренчит. Играет. — Улыбнулась я и тут же неминуемо покраснела под ее взглядом.

Мне всегда нравилось слушать, когда он играл на фортепиано. У меня перехватывало дух от его музыки.

Я могла часами сидеть на полу у этой стены и слушать, как он это делает. Казалось, что весь мир оживает, стоит ему только коснуться клавиш. Он был рожден для музыки, а музыка для него. Это было настоящим волшебством — возможность слушать его и наслаждаться каждым звуком. Эти дивные минуты, напитанные летящими сквозь стену и наполняющими пространство комнаты мелодиями, были единственным лучом света в моей серой жизни.

3

А худеть оказалось не так уж и трудно. Я провела выходные за изучением новомодных диет и поняла, что самый подходящий мне вариант — отказаться от сладкого, жирного, соленого и употреблять больше белков.

Как водится, начала с понедельника. Встала, выпила два стакана с водой, позавтракала большим, зеленым яблочком. Желудок по пути в школу недовольно заворчал, но сильно расстраиваться не стал — видимо, надеялся на плотный обед.

Не тут-то было. Столовую я решила обходить стороной и даже дала себе слово не приближаться к ней ближе, чем на двадцать шагов, чтобы не соблазняться ароматами супа и картофельного пюре с котлетой. Поэтому, достав в полдень из сумки хлебец, и проследовав в туалет, там его погрызла и запила водой из фонтанчика. Могла бы и соком, но там много сахара — ай-яй-яй. И банан, который положила мне с собой бабушка, тоже так и не тронула — ни к чему лишние углеводы.

После окончания уроков я летела домой словно на крыльях: пустой живот будто прилип к спине, в теле ощущалась невиданная легкость. Но уже спустя несколько минут меня точно пригвоздило к асфальту терпким ароматом свежей выпечки, доносившейся из соседней с нашим домом булочной.

Сила воли давала первый сбой: в желудке протяжно заурчало, усилилось слюноотделение, ноги чуть не подкосились от слабости. А в мозгу кто-то противный и жирный ласково и так задушевно зашептал: «Иди туда, иди. Брось всё. Зачем тебе худеть? Всего одна плюшка с сахаром, ничего же не будет. Мм-м-м… Моя пре-е-елесть…».

Тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, я решительно сорвалась с места и затопала к дому. Но запахи не сдавались: кондитерская, колбасный магазин, ларек с хот-догами — они все тянулись ко мне своими наглыми ароматными щупальцами, доносящимися из приоткрытых окон и вентиляций, расположенных у входа.

Прижав сумку к груди, я со всех ног ринулась в подъезд. Взлетела по лестнице, ворвалась в квартиру и захлопнула дверь.

Разделась.

Желудок уже исполнял адскую арию. Тогда я села на диван, решив отвлечься от мыслей о еде.

«Гастрономический поединок», «Три с половиной повара», «Незваный ужин» — щелкала пультом до посинения, но на каждом канале меня встречало очередное издевательское шоу. «Райская кухня», «Готовим с Ургантом», «Едим на природе». Даже «Выбираем зеленый горошек с Андроном Тривольновым» на первом канале встал на сторону зла, демонстрируя мне утопающие в нежном сиропе овощи.

Меня трясло от злости, но я знала, как их победить: уж кино-каналы никак не могли меня подвести. Щёлк! «Голодные игры»! Ну, за что?…

— А у меня здесь супчик, — пропела бабуля, появляясь из кухни.

— И ты туда же, — застонала я, выключая телевизор и падая на подушки.

Я знала, что нужно просто перетерпеть. Кушать помаленьку, и желудок вскоре сузится. Но почему-то именно сейчас ужасно хотелось кричать, громить и убивать кого-нибудь, а из доступных потенциальных жертв рядом была только бабушка.

— Легкий суп. Нежирная курица, морковка, зелень. — Сказала она виновато.

«С хлебом. — Умолял внутренний голос. — Мяса, хлеба, вермишели, картошки. Много картошки, да! Шлифануть все это булкой и тортом со сливочным кремом. Ням». И я чуть не бегом понеслась в кухню.

Конечно, бабушка сдалась.

— Всего один кусочек. — Дрожал мой голос, когда я брала хлеб.

— Всего один. — Кивала она, открывая хлебницу.

— Ложку сметанки.

— Небольшую.

— Чай? Баранку?

И понеслось…

Очень скоро на смену чувству сытости пришел стыд. «Как ты могла забыть, ради чего все это? Колбаса! Колбаса! Жирная колбаса!». И я снова бежала к компьютеру, чтобы изучать вопросы похудения.

— Ученые пришли к выводу, — вещала тощая, как жердь, ютуб-гуру, — что если на мозг воздействовать две с половиной минуты с помощью запаха, то непременно придет насыщение.

Значит, выходило, что? Если две с половиной минуты нюхать в супермаркете по очереди хлеб, пирожные и окорок, то больше не захочется есть? Вау!

Вооруженная этими знаниями, на следующий же день после школы я завалилась в супермаркет. Воровато прокралась к хлебному отделу, огляделась, а затем взяла свежеиспеченный французский длинный батон, поднесла к носу и медленно втянула его аромат.

Меня моментально вштырило! Воображение рисовало изощренные способы поедания этого самого батона: с маслом, медом, сыром, джемом, шоколадной пастой. Чуть слюной весь прилавок не забрызгала. «Что там дальше?» С трудом отложила батон и взялась за булочки. Продолжая озираться по сторонам, подносила к носу плюшки, саечки, рогалики, лаваш, слойки с ветчиной, рогалики с маком. Нюхала, нюхала, нюхала.

— Всего кусочек… — Прошептала, дрожа всем телом, и приоткрыла рот.

— Дашка, ты?

От неожиданности я отбросила от себя рогалик. Передо мной стояла одноклассница — Машка Сурикова. Не сказать, чтобы мы с ней ладили или общались часто, но, по крайней мере, ни она, ни ее брат-двойняшка никогда не смеялись над моим весом. Что уже могло являться основанием для того, чтобы мы поздоровались, не передушив друг друга.

— Привет. — Улыбнулась она.

Мелкая, глазищи на пол-лица, два озорных хвостика. Маша была стройной, как омар, а я рядом с ней смотрелась мешком прошлогодней картошки.

— Привет, — привычно напряглась я.

— Ты чего здесь? — Обычный вопрос.

— Ничего. — Замялась.

— А… ясно. — Она пожала плечами. — А мы с друзьями со двора собираемся ко мне в гости. Пашка, мой брат, пиццу будет готовить, вот ищем ингредиенты. Не хочешь с нами? — Девчонка улыбнулась и, похоже, довольно искренне. — В смысле, в гости. На пиццу.

От двукратного повторения слова «пицца» у меня чуть не подкосились ноги.

— Нет! — Выпалила испуганно. И тут же постаралась взять себя в руки: — Нет, прости, сейчас не могу.

— Ну, ладно. — Как будто бы даже расстроилась она.

— Это кто? Твоя мама? — Вдруг спросил какой-то незнакомый парень, подойдя, взглянув на меня и положив ей руку на плечо.

Следом за ним подтянулись еще двое: среди них была светловолосая девочка и Машкин брат.

— Нет. — Покраснела Маша, отодвигаясь от него.

— Мне пора, — буркнула я.

Развернулась и бросилась прочь. Мне хотелось провалиться под землю. Хотя с таким весом… Топнешь сильнее, того и гляди, земля сама разверзнется и поглотит тебя.

Я бежала домой и ненавидела себя. Складки на моем животе тряслись на каждом шаге, подпрыгивали и плавно опускались обратно вниз. И вдруг… Не знаю, что произошло. Озарение какое-то. А почему, собственно говоря, я должна была прислушиваться к ним? Ко всем этим хамам, которые считают себя вправе решать, какой ты должна быть, чтобы нравиться им. Хочу ли я им нравиться? Или мне все равно?

И на душе сразу стало легче.

Почти вприпрыжку от радости я добежала до дома, поднялась к себе в квартиру, переоделась в домашний костюмчик, нацепила фартук, отправилась на кухню и напекла самых вкусных в мире блинчиков — промасленных, тонких, румяных. Какое же блаженство я испытала, поедая их в процессе приготовления! Макала в сметану, в сгущенку, в растопленное сливочное масло с солью. И оно того стоило! Вот это блаженство, вот этот вкус. Не пресные овощи, не капустные листы, доводящие до изжоги, не клейстер из овсянки — вот пища Богов!

Я вытерла руки и поставила чайник. Как раз в это время раздался звонок в дверь. «Бабуля» — обрадовалась я, выбегая в коридор. Дернула за ручку двери, даже масло с губ не стерла — так торопилась порадовать ее известием, что больше не худею, и… потеряла дар речи. Потому что на пороге стоял он. Ярик. И с интересом разглядывал пятна на моем фартуке.

4

— Привет. — Сказал парень, медленно подняв взгляд на мое лицо.

Я не могла поверить своим глазам. Ярик у двери моей квартиры! Совсем как тогда, в детстве. Когда наши мамы, точнее его мама и моя бабушка, по очереди забирали нас из детского сада.

Я смутно помнила подробности нашей дружбы: в какие игры мы играли, оставаясь в его комнате вдвоем, и какие игрушки вынуждены были делить на двоих, когда спускались за руки, чтобы вместе погулять во дворе. Но что я отчетливо помнила, так это то чувство, которое рождалось у меня в душе от его присутствия — счастье.

Сформулировать это получилось только сейчас, а тогда же можно было разве что догадываться, почему мне было настолько комфортно рядом с ним.

— П-привет… — пробормотала я, часто моргая от удивления.

И тогда Ярослав улыбнулся. Но не в привычном смысле этого слова. Когда этот мальчишка улыбался, все его лицо, до последней черточки и ямочек на щеках, все оно превращалось в сияющую улыбку. И, видимо, поэтому у меня так больно кольнуло в груди — я все еще помнила ее. Просто забыла, какой эффект она может производить: начиная от заходящегося в болезненном стоне сердца и заканчивая моментально потерявшими твердость ногами.

— Как дела? — Задал он дежурный вопрос.

И нервно почесал затылок.

— А… — растерялась я. — А….

Мне понадобилось сглотнуть, чтобы не задохнуться от волнения. Если по-хорошему, то мне срочно нужно было принять ледяной душ, а потом вылететь в открытый космос, где никто не услышит, как я ору: «А-а-а, боже!!! Это он!!! Пришел ко мне домой!!! Держите меня, семеро!!!»

— Хорошо. — Показалось мне самым разумным ответом.

Я сейчас уже и не помнила, почему мы перестали общаться. Все-таки, наверное, потому, что он мальчик, а я девочка. Нас распределили в разные классы, у нас появились собственные интересы, его заставили ходить после уроков в музыкалку, а меня на продленку, и наши пути больше не пересекались.

Но это все было не важным. Ведь теперь он стоял на пороге моей квартиры, сиял своей очаровательной улыбкой, и меня снова охватывало знакомое чувство эйфории — безграничного счастья, природа которого не поддавалась никакому объяснению.

Ярик…

Достаточно высокий, с коротко стриженными темными волосами, торчащими на макушке в разные стороны. С чувственными, мягкими губами, мужественным носом и пронзительными, внимательными темно-карими глазами. Его плечи определенно стали шире, а черты лица заострились, но вот тонкий беловатый шрам на лбу остался.

— А я… — замешкался он.

И запустил длинные, тонкие, нервные пальцы в шевелюру. «Боже, какие же у него красивые кисти рук. Словно специально созданные для музыкального инструмента!».

— В общем, у меня дверь захлопнулась. — Наконец, выдохнул парень.

И снова улыбнулся, чтобы добить меня, а заодно и мои дрожащие от волнения коленки. «Вау» — чуть не вырвалось у меня, потому что Ярик растерянно хлопнул ресницами, и выглядело это так, будто он строил мне глазки.

— А я… — Мне каким-то чудом удалось сохранить равновесие. — Я вот блинчики напекла…

И густо покрылась краской, ожидая, что он посмеется над жалкой толстухой, которая зазывает его на обед.

— Так мне можно войти? — Просиял он.

И я покраснела еще сильнее.

— К-конечно. — Отступила на шаг назад.

— Ммм, — скинув тапочки, Ярик лукаво улыбнулся. — А я все думал, чем у вас так всегда вкусно пахнет!

— Да вот. — Не придумала ничего лучше, чем неловко развести руками. — Хотела бабушку порадовать. — И видя, что парень замешкался у порога, махнула в сторону кухни. — Хочешь чаю?

— Спасибо, не откажусь.

Если бы он только знал, какая буря эмоций бушевала в этот момент в голове неуклюжей толстушки-девятиклассницы! Мне хотелось переодеться, причесаться, прибраться и упасть в обморок одновременно. Я не имела совершенно никакого опыта в общении с мальчишками — тем более, с такими обаятельными, как он.

Пропустив Ярика вперед, я метнулась к зеркалу: ужас! Волосы всклокочены, щеки пылают, на лбу испарина, да еще и весь фартук в пятнах!

— Черный, зеленый, кофе? — Спросила, лихорадочно сдирая с себя перепачканный передник.

— Черный.

— С лимоном, молоком, корицей, имбирем, сливками? — По-быстрому пригладила волосы.

— Любой. — Когда он обернулся, я уже стояла позади, смущенно улыбаясь и пытаясь отдышаться.

— Так, значит, — сдула упавшую на лицо прядь, — ты не можешь попасть домой?

— Точняк. — Сообщил он, по-простецки падая на свободный стул. — Решил сходить до соседей сверху, погладить лошадь, которая так звонко стучит копытами по паркету, но не учел, что моя дверь захлопнется от сквозняка.

— Лошадь… — С трудом отодрала язык от неба. — А-а-а… Вот ты о чем!

И мы рассмеялись.

(Мы расс-ме-я-лись! Звонко, непринужденно. Клянусь, если бы он тогда отвернулся, я сплясала бы джигу-дрыгу).

— Над тобой живет многодетная семья, кажется?

Ярик выпрямился и внимательно посмотрел на меня.

— Ага. У их детишек ножки, как маленькие молоточки. Стучат, стучат, стучат. А мне нужно готовиться к экзаменам.

— Думаю, они просто мстят тебе за твои музыкальные экзерсисы. — Сказала я, ставя чайник на плиту под его внимательным взглядом.

— Что, так слышно? — Хрипло спросил Ярик.

Он закатал рукава и голодным взглядом уставился на румяные, ароматные блины.

— Очень слышно. — Краснея, улыбнулась я. — Но мне нравится… как ты играешь.

Взяла тарелку с плиты и поставила на стол.

Парень радостно потянулся к блинам, и тут на меня что-то нашло, не знаю — наверное, рефлекс какой-то сработал: как шоркнула ему по руке ладонью с размаху:

— А руки мыть? — И тут же запнулась: — Ой… прости…

— Строгая ты. — Так весело рассмеялся он, что у меня сразу словно груз с души спал.

Ярик вскочил и радостно бросился к раковине.

— Полотенце. — Протянула я ему идеально белый кусок вафельного полотна, который бабушка ласково называла рукотёром.

— Спасибо.

Парень обернулся, мы встретились взглядами, и… мне пришлось с удивлением обнаружить, что Ярослав не смотрел на меня ни с презрением, как другие сверстники, ни даже с жалостью, как это делают люди постарше. Он смотрел на меня так, будто вовсе не замечал, что я была не такой, как все. Будто глядел внутрь меня, в самое сердце.

— Ну, садись. — Указала на стул.

И вообще, рядом с таким высоким, крепким юношей я ощущала себе менее габаритной. И, клянусь, мне нравилось это необычное ощущение!

— Сметаны? — Спросила кокетливо.

И опять сама себе удивилась. «Неужели, ты так умеешь?»

— А можно маслица растопить? — Ярик явно испытывал похожую неловкость.

— Сливочного? — Обрадовалась я.

— Да. — Активно закивал он.

Схватила брусочек масла из холодильника, бросила в тарелку, сунула в микроволновку. Через тридцать секунд на донышке уже плавала вкуснющая желтая лужица. Бабушка бы ругалась: она не признавала современной техники и растопила бы масло в железной чашке, но мне было ужасно неловко перед гостем, к тому же я торопилась скорее его накормить.

— Мммм… — Неприлично застонал Ярослав, откусив край блина, смотанного в валик. И нетерпеливо потянулся к тарелочке с маслом.

— Посолить немного?

Он только кивнул. Бросила в масло несколько кристалликов соли:

— Держи.

— Фпа-фи-ба… — Промычал парень, щедро обмакнув блин и сунув в рот.

Села напротив него и устроила подбородок на руке. Как же я его понимала! Вот эти довольные полузакатившиеся от блаженства глаза, блестящие от масла губы, работающие в усиленном темпе и вдруг замедляющиеся челюсти. О, да, Ярик по-настоящему кайфовал. Такое нельзя имитировать. И виной этой его гастрономической эйфории были мои блины.

— Мммм… — Снова и снова мычал он, уминая угощение.

На тарелке оставалось все меньше и меньше блинчиков. А я любовалась им, напрочь позабыв о смущении.

— Даш! — Вдруг позвал он, вытаскивая меня из задумчивости.

— А? — Выпрямилась резко.

— Чайник кипит.

И улыбнулся.

Ты-дыщ! Контрольный прямо в сердце.

Ну, нельзя же так!

Я вскочила и неуклюже бросилась к плите. А показалось, что вспорхнула. Так легко мне давно не было. Кажется, Земля меня больше не держала. Я определенно парила где-то в облаках!

5

«Он просто общается. Потому, что он просто милый. Просто вежливый. По-другому и не может быть», — думала я, когда мы стояли с Яриком лицом к лицу в дверях на следующий день.

— Снег в парке уже растаял. Я специально сходил и проверил. Пора открывать сезон! — С воодушевлением говорил он.

Да что с тобой не так, парень? До меня никак не доходило, что привлекает его в общении со мной. Почему он пришел и зовет меня кататься в парк на роликах? Может, его заставили родители? Или моя бабушка заплатила ему за это?

— Ну… я это… — Невозможно было смотреть в его сияющее радостью лицо и не краснеть от смущения. — Не умею. На роликах…

— Идем! — Нетерпеливо всплеснул руками сосед. — Я научу.

— Но…

— Никаких но!

Пришлось одеваться и выходить.

— И роликов у меня тоже нет. — Прыгая по лесенкам, как маленький счастливый бегемотик, переживала я.

— Солнышко светит! Ручьи текут! Прокат со вчерашнего дня открылся! — Перешагивая через две ступеньки, вещал Ярик.

И его настроение передавалось мне. Подумаешь, как дрессированный медведь на коньках — покачусь, теряя равновесие. Да что я теряю? У меня и так ничего и никого нет. А этот парнишка ведет себя так, будто в упор не замечает моих недостатков.

— Неужели, ты не помнишь, откуда у меня этот шрам? — Смеялся он, когда мы, взяв ролики, сели на скамейку, чтобы их надеть.

Ярик сдвинул шапку на макушку, обнажая лоб.

— Нет. А должна?

— Вспоминай, Ласточкина!

(Да, не смейтесь — это моя фамилия. Легкая и летящая фамилия у слоноподобного подростка — не иначе, как насмешка природы).

— Ты упал с велика в детстве? Скатился лицом вниз по лестнице? — Предположила, согнувшись в три погибели и пытаясь устроить роликовые коньки на своих ногах. — Может, играл в войнушки и получил вишневой косточкой в лоб?

— Да уж. Это точно была вражеская пуля. — Закончив с обуванием, парень с интересом наблюдал за моими мучениями.

— Правда? — Выпрямилась я.

Попыталась сдуть выбившуюся из-под шапки светлую прядь, но та, кажется, намертво прилипла к вспотевшему лбу.

— Неужели, не помнишь? — Он недоверчиво качнул головой.

— Не-а.

Ярик протянул руку, и я задрожала, поняв, что он хочет коснуться моего лица. «Ой, нет. Нет! Голова, не кружись так!»

Но жар поднимался все выше и уже подбирался к шее. Становилось труднее дышать. Парень наклонился и осторожно отодвинул непослушную прядь с моего лба. Затем смущенно улыбнулся.

— Что? Говори. — Меня обжигало волнением. Чуть не подпрыгнула вслед за сердцем, больно толкнувшимся в груди.

— Это из-за баранки. — Со вздохом сказал он и потер шрам на лбу указательным пальцем.

— Какой? — Нахмурилась я.

— С маком.

И тут я вспомнила. Ужас… Позорище-то какое…

Мы качались во дворе на качелях, нам было лет по пять-шесть, не больше. Бабушка шла с работы и угостила нас баранками. Помню, как быстро, почти не жуя, я умяла свою и с прищуром покосилась на Ярика. Мальчонка, моментально догадавшись, что я собираюсь сделать, крепко вцепился ручонками в надкушенное хлебобулочное изделие.

— Дай.

— Не дам. — Поджал губы и нахмурил бровки.

— Дай, Яик!!!

— Неть.

И всё.

Помню только, что от обиды схватила пластмассовую лопатку и шмякнула его, как следует, по лбу. Ох… Он кричал, как девчонка. Ныл, выл, звенел ультразвуком на весь двор. Все соседи тогда сбежались. Возможно, как раз после этого его мама и запретила ему играть с жадной толстой соседской девчонкой.

— Я вспомнила… — Вытянув ноги, опустила взгляд.

Щеки полыхали от стыда.

— Было весело. — Усмехнулся парень.

Встал со скамейки и аккуратно, чтобы не упасть, присел и помог мне закрепить ролики на каждой ноге.

— Спасибо… — Пробормотала я. — И прости.

Хотя, ничего ведь не изменилось. Я все та же соседская толстушка, готовая драться за баранки. Вот же стыдоба…

— За что? — Ярик встал и протянул мне руку. — За маленький шрам, который ты оставила мне на память? Ерунда. Зато каждый день, глядя в зеркало, я вспоминаю тебя.

Я уставилась на него, не зная, как реагировать и что сказать. Может, он шутил?

— Поехали. — Протянул мне руку.

Как сказать, что, если я встану, то покачусь вниз по дороге, сбивая людей, коляски с детьми, деревья и лотки с мороженым?

— Я боюсь… — На обреченном выдохе.

— Со мной можешь не бояться ничего! — Парень решительно протянул и вторую руку.

Кто-то хихикнул. Я обернулась. Две тощие селедки моего возраста на соседней скамейке надевали ролики, поглядывая на нас без стеснения.

«Ну, и смейтесь!» — решила я.

Ухватилась за ладони Ярика и решительно встала.

— Ой, — неловко покачнулась.

— Не бойся. — он сжал мои руки крепче.

Ступил назад и легонько потянул меня за собой.

— Ай! Ай-ай-ай-ай… — Пропищала я тихо-тихо.

И поняла, что… еду за ним! Еду! Он катил меня за собой осторожно. Смотрел прямо в глаза. И, черт возьми, опять улыбался! Ну, нельзя же так! Когда я еду — раскорячившись, вся в поту, с выпученными от страха глазами, в распахнутой настежь куртке, в панике глотаю ветер открытым ртом и беззвучно что-то кричу — вот нагло, обаятельно и весело улыбаться нельзя!

— Ты едешь, Дашка! Едешь! — Смеялся он.

И мне хотелось расплакаться от счастья.

Парень перехватился — теперь он держал меня за одну руку и ехал рядом. Селедки больше не смеялись, они остались где-то позади. А я просто не спеша катилась вдоль по широкой дороге, любуясь весенними клумбами и улыбаясь первым, щедрым солнечным лучам. И больше не чувствовала себя неуклюжей коровой. А еще — мы держались за руки.

И это первое детское чувство накрывало меня с головой. Он — мальчик, я — девочка. Между нами что-то такое необыкновенное. Стоит ему посмотреть на меня, и щеки сами вспыхивают, сердце стучит в два раза быстрее, а планета Земля замедляется и случайно пропускает один оборот вокруг своей оси. Возможно, я немного преувеличиваю, но притяжение уже не действует. Мы в облаках!

— Значит, ты станешь музыкантом? — Спросила Ярослава, когда мы остановились у какого-то киоска, сделав огромный круг по парку.

Было так жарко, что хотелось скинуть куртку и упасть на едва проклюнувшуюся из-под земли и снега зеленую травку.

— Да. — Кивнул он, боясь отпускать меня, чтобы не потеряла равновесие и не грохнулась на асфальт.

— Так и вижу тебя за старинным роялем в большой столичной консерватории! — Призналась я. — Клавиши оживают под твоими пальцами, зал сначала замирает, а потом отчаянно аплодирует. Ты — виртуоз, талантливый импровизатор, лауреат множества музыкальных премий и желанный гость на любом концерте. Ух!

Ярик удивленно заморгал:

— Говоришь, как мой отец.

— У тебя точно все получится. — Крепче вцепилась в него пальцами и чуть не задохнулась, едва он подъехал ближе. — Я слышала, как ты играешь, и могу заверить: это божественно. Особенно вот эта мелодия: па-а-ам, пам, пам, па-пам, па-па-па-пам! Пам па-а-аам!

Наверное, вышло не очень чисто, потому что парень нахмурился.

— Это моя мелодия… — Он даже похолодел в голосе. — Сам ее написал.

— Правда? — Мне хотелось обнять его одним взглядом. — Она же крутая! Сумасшедшая, яркая… офигенная!

— Думаешь? — Словно не верил Ярик.

— Точно тебе говорю.

Я неловко покачнулась и буквально въехала в его объятия.

— Спасибо. — Проговорил он, опаляя мое лицо своим дыханием.

И я почувствовала, как твердые мальчишеские ладони обхватили то место, где у меня должна была быть талия. Даже через ткань куртки я ощущала жар его рук.

— С… с твоим талантом, — пытаясь прочесть его застывший на моих губах взгляд, выдавила тихо, — у тебя получится всё, что захочешь.

Ярик не торопился с ответом. Отпускать, надо заметить, тоже не торопился. Молча смотрел на меня и будто отчаянно не пускал что-то рвавшееся изнутри на волю. Еще и казался таким серьезным, что меня пробирало буквально до мурашек. Мы замерли, не решаясь, что делать с этой внезапной близостью, и молчали, боясь сболтнуть лишнего.

— Хочешь мороженого? — Наконец, хрипло спросил он.

«Капустные кочерыжки, листья салата, сухие хлебцы, зеленая фасоль, грудка, яблоки, огурцы — никаких вредных вкусняшек!» — вяло, но все-таки сработала сигнализация где-то на задворках моего сознания.

— Конечно, хочу! — Погружаясь в глубину его немигающих глаз, выпалила я.

— Тогда жди. — Ярик несмело улыбнулся. Отпустил меня, убеждаясь, что я все еще стою на ногах, и усмехнулся: — И постарайся дождаться меня, не упав.

— Да, да, да, да! — Пропищала я тихо, как мышь.

И облегченно выдохнула, едва он отвернулся и отъехал к ларьку. Теперь можно было позволить себе хоть на мгновение, но не втягивать живот. Фух!

Проводила Ярика взглядом и отвернулась. Спешно стерла ладонью пот со лба, подставила лицо первым солнечным лучам и улыбнулась, пытаясь унять разрывавшее меня изнутри непривычное волнение.

— Даш? — Испугал меня его голос.

Я тут же опустила руки и прогнала торжествующее выражение со своего лица. Обернулась.

— А?

— Ты не сказала, какое мороженое будешь. — Крикнул он.

Приказав ногам не разъезжаться, я улыбнулась:

— Шоколадное!

— С орешками и сиропом?

Как я могла сказать «нет»?

— Да-а-а!

6

— Я больше года копил на синтезатор. — Сознался Ярик. — А как теперь принести его домой, не знаю.

Мы сидели на краю лавочки, вытянув ноги, обутые в одинаковые ботинки с колесиками, и щурились от ярких солнечных лучей.

— А в чем проблема? — Спросила я, откусывая хрустящий край вафельного рожка.

Шоколадное мороженое переливалось светло-коричневым и мягким кофейным на солнышке, оно сладко пахло нежным какао, и у меня с трудом получалось сдерживаться, чтобы не сточить его сразу за один присест.

— У меня отец — дирижер. Выдающийся. — Парень как-то устало опустил плечи и поник. — Мы его почти не видим, постоянно в филармонии или на гастролях, но жестко контролирует мою учебу. Музыку, я имею в виду. — Он жадно откусил самый кончик фисташкового мороженого и посмотрел на меня. — У него большие планы на мой «талант». — Ярик качнул головой и рассмеялся: — А я хочу собрать банду и играть рок. Вот куда меня тянет.

— Тебе нравится рок? — Удивилась я.

И тут же вспомнила заводную композицию, которой оканчивались все его музыкальные упражнения. Ну, еще бы! Так и есть. Если к ней добавить гитару, побольше басов, ударные, отвязный вокал — ммм, она заиграет совсем по-другому!

— Еще как. — Оживился парень. — Хочешь пойти со мной на концерт? В субботу. «Purple eagles» выступают в клубе «Чайка» в девять вечера.

— Конечно! — Обрадовалась я. У меня внутри все затрепетало от предвкушения. — Надо только отпроситься у бабушки. Вряд ли она надолго отпустит девятиклассницу, да еще в такое место.

Я знать не знала, что за «пёпл иглс», и какую музыку они играют. Но мне было все равно: оказаться вдвоем в полутьме наполненного музыкой танцпола в толпе скачущих людей — а-а-а, это ли не кайф?

— Мы можем сказать твоей бабушке, что делаем вместе какой-нибудь проект. — Предложил Ярик. — Сходим на часик, и сразу домой. Как тебе?

— Она, конечно, будет переживать, но я — за!

— Вот и отлично. — Улыбнулся парень.

— Так, где твой синтезатор? Ты так и не сказал. — Напомнила я, облизывая шоколадное мороженое. — Куда ты его спрятал?

Его глаза заблестели огоньком авантюризма.

— Мы с моим другом Борей договорились с завхозом школы, и нам выделили комнатку в подвальном помещении. — Он с хрустом отломил зубами край рожка. — Там, где лыжный инвентарь хранится, помнишь?

— Да.

— Вот. Там есть небольшая комнатка, без окон. В ней разрешили репетировать пару часов в неделю. Правда, прохладно там немного, зато не слышно ничего — звукоизоляция отменная. Мы уже поставили синтезатор, притащили гитару Борькину, осталось найти еще пару человек, и нас будет своя группа.

— Вау. — Произнесла я мечтательно. — Хотелось бы посмотреть вашу репетицию.

— Так приходи, конечно, буду рад! — Воскликнул Ярик.

И вдруг наклонился ко мне близко-близко… Я вздрогнула и замерла.

— Ты чего? — Расправила плечи.

— Шоколад. — Парень нежно коснулся большим пальцем пространства возле моей губы. — Ты испачкалась.

Стер следы мороженого и рвано выдохнул.

— А-а… ясно. — Кашлянула я, наблюдая за тем, как неохотно он отодвигается обратно.

— А ты о чем мечтаешь? — Вдруг спросил Ярик.

— Я… — Посмотрела на его перемазанный шоколадом палец, который он без стеснения сунул в рот, чтобы облизнуть. — Я…

«Боже, помоги же мне придумать хоть что-то вразумительное! И немедленно!»

Да, я мечтала. Человек не может не мечтать. Мечтала похудеть, мечтала завести настоящих друзей, мечтала идти по улице, и чтобы на меня не тыкали пальцами. Чтобы перестали обзывать — изо всех сил мечтала! Но никогда не думала о том, чего я хочу от жизни.

Вот Ярик — он был рожден для музыки. Такие, как Янка Логунова, тощая задавака, рождена для того, чтобы трясти костями на подиуме, рекламируя трусы-ниточки и купальники, сшитые из носовых платков, для таких же тощих задавак, как она. А я? Блин, да ведь я же не умела абсолютно ничего, что бы выделяло меня из толпы. Разве что — есть. Поглощать пищу, испытывая неземной кайф и нереальное наслаждение. Но разве это талант?

— Я… — Покосилась на аппетитный светло-зеленый рожок в руках Ярика, политый глазурью и посыпанный орешками.

— Что? — Вытянул шею парень.

— Дай цапнуть, а? — Ляпнула я.

И с того дня, если не всё, то многое изменилось в моей жизни. Учителя нагружали нас домашними заданиями и контрольными работами все больше, ведь в полном разгаре была подготовка к экзаменам, одноклассники по-прежнему хихикали за моей спиной по поводу моей полноты, а я все еще критически относилась к своему отражению в зеркале. Правда, мне удалось каким-то невероятным образом умерить свой аппетит.

Наверное, потому что я постоянно думала о нем. О Ярике. Когда просыпалась утром, когда подходила к окну и любовалась на озорные ручейки, бегущие вниз по улице, когда разговаривала с бабушкой или делала уроки. Мысли об этом парне не покидали меня ни на секунду. И даже весеннее солнце светило ярче обычного, ведь теперь в моей жизни был он.

За поход в клуб «Чайка» я получила от бабушки знатный нагоняй, но могу сказать с полной уверенностью: оно того стоило. Большое темное помещение, десятки молодых людей и сотни рук, поднятых вверх. Теснота, духота и гул, отдающийся свистом в ушах. Честно? Музыканты оказались какими-то придурками, каркающими в микрофон и бездумно бряцающими по струнам гитар в темноте, но эффект, производимый волнами музыки, прошивающей тела собравшихся насквозь, отчего-то запомнился мне особенно.

Острый дух бунтарства, свобода, безбашенность, легкость — всё это словно отрывало нас в общем порыве от земли. Мы прыгали, визжали, смеялись и странно дергались, пытаясь попасть движениями в рваный ритм мелодий, и все это делало нас, прыщавых девятиклассников, нереально крутыми. Сближало.

Мы с Ярославом танцевали, глядя друг другу в глаза. Подпрыгивали и покачивались, так тесно прижавшись, что от непрерывающегося соприкосновения разными частями тела мою кожу буквально жгло током.

В этот момент, рядом с этим высоким и красивым юношей, я больше не ощущала себя неуклюжей бегемотихой — я могла быть собой. Смешной, дурашливой, веселой. В полутьме клуба, наполненного музыкой, запахами парфюма и пота, никто не видел складок на моей талии или моих жирных ляжек. И я чувствовала необыкновенную легкость: еще и потому, что точно знала — я нравлюсь ему и такой.

Каждое случайное прикосновение. Каждый взгляд как в замедленной съемке. Смущенная улыбка — и его улыбка поддержки в ответ. Звонкий смех. Возможно, глупая толстая девчонка все себе придумала, но тогда я точно знала: он тоже тянется ко мне. Ему приятно быть со мной рядом. И наши пальцы, которые во время танца то и дело переплетались, словно ветви дерева в грозу — все это не могло быть случайностью.

И тот поцелуй, который чуть не состоялся… Его я тоже не могла себе придумать.

Дыша прерывисто и шумно, откинула волосы с лица. Короткий перерыв между мелодиями. Всего пара секунд. Свет скользнул по тонкому шраму на лбу Ярослава, прокатился вниз по красивым кистям его рук, по длинным, нервным пальцам, чиркнул по темно-синей рубахе в клеточку — по оттенкам, которые так ему шли. И поднялся вверх, к внимательным карим глазам.

Наверное, даже спустя годы я смогу с точностью воспроизвести по памяти эти короткие рваные движения. И смогу абсолютно уверенно сказать, что между нашими телами было сантиметров десять. Он был выше меня еще на двадцать — это расстояние до губ. Почти ничтожная дистанция в рамках целой вселенной, но тогда преодолеть её казалось чем-то вроде полета на Луну. Непостижимо.

Он замер, и я прочитала в его взгляде совершенно определенное желание. Воздух замер тягучим ледяным комком в моем горле. «Вот сейчас это произойдет!» Облизнула губы и застыла, видя, как Ярик медленно наклоняется к моему лицу. Три, два, один… И какой-то верзила больно толкнул меня локтем в плечо и облил пивом.

Мой спутник моментально среагировал: вступился за меня, наградил незнакомца ответным толчком, завязалась перепалка. А я все стояла и думала: может, Ярик просто хотел что-то шепнуть мне на ушко? Ведь так? Чтобы сказать что-то человеку в таком шуме, нужно наклониться? Приблизиться? Именно это он и хотел сделать. Не более.

И даже, когда громыхнула новая композиция, эти мысли не отпускали меня. «Мы просто друзья. Мы классно провели вместе время. Отлично пообщались. У нас много общего. Вот и всё».

Пришла в себя, когда Ярик взял меня за руку и вытянул на свежий воздух. Мы шли по ночной улице, и он рассказывал о том, как боится перечить отцу. Звонко смеялся, реагируя на мои глупые шутки. Словно нечаянно снова и снова прикасался к моему плечу. А я все еще мысленно переживала в себе этот неловкий момент, наполненный ожиданием первого поцелуя и болезненной неуверенностью в себе.

— Вот ты где! — Ворчала бабушка, комкая сухонькими пальцами старый фартук. Она вышла в подъезд, чтобы встретить меня. — Проект, говоришь! Занятие! Лабораторная! Да от тебя пивом разит за километр!

Она схватила меня за локоть и подтолкнула к двери квартиры, начисто лишив возможности попрощаться по-человечески. А ведь я так хотела убедиться, что мне не показалось! Я все еще теплила надежду на то, что порыв Ярика мог оказаться искренним желанием поцеловать меня. Нужно было только проверить. Всего минутку наедине. Всего одну…

— Бабуль… — взмолилась я, оглядываясь на соседа.

Парень стоял, навалившись на перила и спрятав руки в карманы джинсов. Он смотрел на мою бабушку из-под полуприкрытых век, явно готовый выслушать о себе все, что угодно.

— Всё из-за тебя, паразит! — Она махнула подолом фартука в его сторону.

Так, будто нечистую силу отгоняла.

— Простите, Паулина Сергеевна. — Спокойно ответил Ярик. — Мы просто на последний автобус опоздали.

— Я тебе покажу… покажу… автобус! — Кряхтела она, хлопая себя ладонями по бедрам. — Чтобы я тебя больше у нас не видела! — И уже шепотом. — Испортишь мне девку…

Парень кивнул. Обреченно и покорно. У меня чуть слезы на глаза не навернулись от обиды. Но стоило бабушке отвернуться, как Ярик поднял голову и хитро подмигнул мне. Подмигнул! И тогда я поняла, что все будет хорошо.

Бабуля захлопнула дверь, продолжая ворчать. Слышно было, как отворяется его дверь, и как ругаются его родители на лестничной клетке. А потом все затихло.

— Больше никаких Яриков. Никаких гулянок. Лучше бы уроки учила! — Кудахтала бабушка, наливая мне чай. — Рано тебе еще с парнями вечерами шастать!

А я с мечтательным видом смотрела в окно на изогнутые шеи уличных фонарей, льющих свет на тротуар. «Наверное, Ярик тоже смотрит в этот момент на них». И улыбалась.

— Чего улыбаешься? Знаю я. Видела уже эту улыбку. У матери твоей. Тоже вечно придет, глаза стеклянные, что говори с ней, что не говори — как невменяемая. — Бабуля села рядом, взяла мою руку и принялась ее гладить. Дрожа и лихорадочно, словно боялась, что отпустит, и я убегу. — Ох, доченька, рано тебе еще. Рано. С этих мальчишек все беды и начинаются. Послушай-ка ты меня. Я тебе добра желаю.

А я слушала только свое сердце.

Оно стучало быстро и торопливо, каким-то невообразимым галопом, и шумело обещанием в висках: еще будет много возможностей. Много. Последний звонок, выпускной из девятого, репетиции, концерты, короткие встречи, длинные свидания. Все еще будет. И он меня обязательно поцелует. Вот увидите.

7

Подвальное помещение было сырым и темным. Низкие потолки, трубы над головой, железные вентили. За соседней дверью еще с советских времен хранились лыжи и крепления, дальше по коридору скопом навалены были инструменты для уборки территории: лопаты, вилы, грабли, тачки. Запах стоял соответствующий — прелый, влажный и затхлый.

Охранник, который вручал парням ключи от подвальной каморки, каждый раз напоминал о том, что дышать здешней плесенью вредно для здоровья, но они только смеялись в ответ. А я с ними. Какая разница, что пыльно, грязно и сыро? У ребят теперь была своя комната! И пусть освещалась она всего лишь одной тусклой лампочкой, висящей под потолком, и сидеть можно было разве что на ободранном ветхом диване. Но отсутствие уюта никого не смущало.

Ярик сам позвал меня на первую «репу» — так они называли свои репетиции. Пару дней мы не виделись, а потом он подошел ко мне в школе на большой перемене.

— Ну, как ты?

— Всё норм. — Казалось, от его присутствия у меня язык приклеился к нёбу.

— Наказала тебя бабушка? — Яркая улыбка захватила всё его лицо.

— Не-е-ет. — Отмахнулась я.

Соврала. И щеки немедленно покраснели.

— А мой отец так орал, что я не мог и слова вставить! — Признался парень.

Боже, на нас так все смотрели! Проходящие мимо сверстники даже и не думали прятать взгляды — пялились на нас в открытую. Наверное, им было жутко интересно, чего это рослая полная деваха в широкой черной кофте может иметь общего с парнем, о котором втайне мечтали все девочки нашей параллели?

— Не повезло тебе. — Улыбнулась я.

Инстинктивно шаркнула ногой по полу и уставилась на собственные кеды — все лучше, чем сгорать от волнения, глядя ему в лицо.

— После уроков занята? — Кажется, Ярик и не думал стесняться.

— Я? — Удивленно распахнула глаза.

Он огляделся по сторонам и нахмурил брови.

— Видишь здесь кого-то еще?

Господи! Мы стояли в середине живой толпы, в центре движущихся от столовой к расписанию и обратно школьников, а это парень спрашивал, вижу ли я кого-то еще. Почему-то очень захотелось расссмеяться и придурочно захихикать от счастья.

— Не занята.

Мимо прошла тощая Янка. Она даже притормозила у расписания, чтобы украдкой оглянуться на нас: вдруг ей показалось?

— Придешь к нам на репу? В подвал. — Ярик мотнул головой, указывая направление. — Мы сегодня там обустраиваемся.

Логунова продолжала с недоумением рассматривать моего собеседника.

— С удовольствием. — Я даже приосанилась.

Задрала подбородок. Пусть она видит, что это не мираж. Мы мирно болтаем с первым красавчиком школы — мы с ним друзья.

— Тогда жду тебя. — Он коснулся моего плеча, подмигнул и ушел.

Он! Коснулся! Моего плеча!

Знай наших!

Я развернулась и деловито пошла в класс. Плечо все еще хранило тепло его руки, а душа выплясывала сумасшедшие па где-то на седьмом небе от счастья. Весь урок Янка шепталась со своими подружками и пыталась испепелить меня взглядом, но мне было наплевать. Пусть думают, что хотят. Это их дело. А у меня все теперь будет по-другому.

Ярик встретил меня на входе в подвал.

— Ой, — вскрикнула я, заметив его тень.

Глаза не сразу привыкли к полутьме.

— Услышал шаги, решил тебя встретить. — Он взял меня за руку. — Осторожно, здесь мешки навалены. Вот так, обходи. Да. Идем. — Провел по узкому коридору. — Добро пожаловать в нашу нору. У нас скромно, но со вкусом. А это Боря, знакомься.

Плотный, невысокого роста паренек с круглым лицом, сидя на краю дивана, настраивал гитару. Завидев меня, он отложил инструмент в сторону и подскочил.

— Привет! — Махнул рукой.

— Это Даша. Моя… — Ярик улыбнулся. — Моя соседка. Подруга детства.

— Его дружище. — Ужасно нервничая, зачем-то добавила я.

— А, ага, ясно. Клево. — Боря указал на диван. — Садись. Играешь на чем-нибудь?

— Я? Ой, нет. Разве что, у бабули на нервах.

— Хы, прикольно. — Парнишка рассмеялся, обнажив ровные ряды коротких белых зубов.

Так и началась наша дружба.

Трижды в неделю я приходила после уроков в подвал, чтобы послушать, как они играют на инструментах. Надо признаться, это было самое счастливое время в моей школьной жизни. Пусть и короткое, но очень яркое воспоминание тех лет. Я приносила им булочки или другую свою нехитрую стряпню, помогала с уборкой, сидела на диванчике, слушая, как раз за разом они проигрывают одни и те же партии, добиваясь лучшего звучания, и ощущала себя частью чего-то по-настоящему крутого и волшебного.

Можно сказать, у меня было привилегированное положение. Мне всегда были рады. Своими шутками я заставляла парней улыбаться и всегда была самым первым слушателем их новых музыкальных композиций. Ни с чем несравнимое ощущение! Особенно, когда Ярик приносил свои заметки, нотные тетради, даже салфетки с набросанными на них карандашными памятками, усаживался напротив меня в полутьме каморки и впервые наигрывал новые мелодии на клавишных.

Да, было бы лукавством утверждать, что я слышала тогда эти композиции впервые. Ведь я могла проводить целые часы, сидя у стены, прижавшись к ней ухом. Именно тогда и рождались его мелодии — путем проб и ошибок. Всего с нескольких нот, с плавного перебора или ежедневной разминки. Я даже слышала, как ворчит его отец, являясь в комнату, едва заслышав отступление от классической программы музыкальной школы.

Но Ярослав все равно находил время, когда родителей не было дома, чтобы потренироваться или сочинить что-то новое для их с Борей группы.

— Нет, группа — это сильно сказано. — Усмехался Боря, мучая струны своей бас-гитары. — Нам бы определиться с направлением, довести все до ума, найти хорошего ударника, вокалиста и электрика. — Так они называли гитариста, который должен был играть на электро-гитаре. — Где мы сейчас найдем ребят со своим инструментом?

— К нам парня перевели. — Пальцы Ярика плавно ласкали клавиши синтезатора, и у меня не получалось отвести от них взгляда. Наконец, они замерли, и парень посмотрел на нас. — Он сегодня только второй день у нас, но общительный очень. Дима Калинин. Вроде нормальный. Говорит, что немного на ударных играет. Может, посмотрим его как-нибудь?

— Можно. — Оживился Боря.

— Правда, он сказал, что надолго не задержится. С мамой осенью в Америку уезжает. Но за лето, пока он с нами, мы могли бы найти кого-то ему на замену.

— Да, спроси у него. А этот мажор, как его… — Гитарист почесал затылок. — Тимофей. С десятого «А». Помнишь его? Левицкий. Про него рассказывали, что у его отца денег немеряно, и он ему Гибсона подарил. Я слышал, что он устроил тогда вечеринку, и соседи даже ментов вызвали.

Было заметно, что Ярику не сильно приятна идея звать в группу кого-то «левого»:

— Так у него просто гитара есть? Или он на ней играет? — Наморщился он.

— Это Гибсон, братан. — Боря повернулся ко мне. — Скажи, Дашка? Гибсон! Дорогущий! Представляешь, какое там звучание? Если у него папаня такой щедрый, может, нам и комбик хороший перепадет, а не этот ящик компостный. — Он скривился, глядя на старый усилитель. — Может, сможем организовывать настоящие выступления, а? В клубе, как взрослые. Где звук по ушам — ба-бааам! Где девчонки толпами! Скажи ему, Дашка, скажи!

И я кивнула, одновременно пожав плечами.

— Не знаю. — Ярик вернулся к синтезатору. — Может, не стоит торопиться. Я еще поспрашиваю в музыкалке у своих ребят.

Но язык у Бори был, как помело. Уже через неделю старшеклассники прознали о нашем подвале и стали приходить туда все чаще. Тимофей Левицкий оказался коротко стриженным высоким хамом в дорогущем спортивном костюме. Поначалу он приходил, чтобы послушать ребят, потом притащил свою гитару, затем своих друзей и подруг, а еще позже уже стал диктовать и свои правила.

Видно было, что Ярику это совсем не нравилось. Он продолжал приглядываться к новичкам. Да, ему лестно было получать восторженные отзывы о своей игре на синтезаторе. Но наличие в подвальной каморке новых инструментов и серьезного усилителя, похоже, стали решающим фактором, почему парень решил смириться с присутствием этой компании в своей репетиционной.

Мне Левицкий не понравился сразу и совсем. Наглый, ехидный, высокомерный. Его мало интересовала музыка. Больше нравилось то, что у него теперь было помещение для сходки, куда он мог приглашать других старшеклассников, чтобы те восхищенно глядели на то, как он бряцает по струнам, а потом запивали впечатления крепким пивом с сигаретами. На меня он косился недоверчиво или вовсе делал вид, что не замечал.

После репетиции Ярик обычно бережно накрывал чехлом свой синтезатор, забирал наши с ним рюкзаки, и мы шли домой. А Тим со своей гоп-компанией оставался в подвале, чтобы дурачиться и зажимать старшеклассниц, пришедших приобщиться к его талантам.

— Как ты его терпишь? — Удивлялась я, когда мы с Яриком шли по набережной домой.

Но Ярослав в обычной для себя манере отмахивался.

— Да он вроде нормальный. Дикий немного, но это воспитание. А играет вроде неплохо.

И всегда быстро переводил тему на все, что угодно, кроме обсуждения своей новой «группы». Я чувствовала, что ему неуютно, но тоже быстро забывала о неудобствах, едва мы оставались одни.

Мы могли болтать бесконечно. Вспоминать детство: размазанные по щекам ягоды, игры в песочнице или чтение «Дикой собаки Динго» под одеялом в свете фонаря. Эта подростковая книга считалась чтивом для взрослых — ведь она о первой любви. А нам, только окончившим детский сад и ожидающим поступления в первый класс, едва научившимся читать по слогам, было жутко интересно, что же такое скрывают от нас родители, убирая ее от нас подальше.

Да, в те времена общими усилиями мы смогли прочесть лишь пару первых страниц книги, а потом бросили. Важно было не это, а наличие большой общей тайны. Душный воздух под одним на двоих одеялом, свет фонарика во тьме, детские смешки, воспоминания о которых вызывали теперь лишь неловкость и какое-то странное тепло в животе. Но сейчас, когда книга уже была прочитана полностью и вовсе не казалась какой-то особенной или взрослой, сейчас эта память о времени проведенном когда-то вместе казалась нам настоящим подарком судьбы.

Мы гуляли вдвоем у пруда, кормили уток, обсуждали школьные занятия, ходили друг к другу в гости на чай — пока родителей не было дома. И чувство чего-то прекрасного, творящегося между нами, делало эти мгновения поистине волшебными. «Дружба между нами? Не дружба? Что это тогда?» — сомнения постоянно сменяли друг друга, но одно оставалось незыблемым: время, проведенное рядом, летело с невероятной скоростью. Нам всегда было о чем поговорить, и никогда не было скучно.

Неумолимо приближался май, а с ним и последний школьный звонок. Уроки физкультуры, которые я с трудом выносила, приближались к концу. Учитель больше не мучал нас кроссами и нормативами, все больше давал свободного времени и позволял играть в активные игры. Баскетбол и волейбол я старалась избегать — там над моей медлительностью и неповоротливостью всегда ржали одноклассники.

А вот вышибалы были более сносны в этом плане: минута позора, тебя вышибли, и ты свободен. Мальчишки почему-то вели себя сдержаннее, а вот девочки, они не могли упустить шанса, чтобы не проявить во всей красе свою жестокость. Они всегда метили сразу в меня. Кидали мяч в лицо или в живот. Чтобы еще раз доказать, какая я большая и неуклюжая. Чтобы было больнее во всех смыслах.

Больше всех, конечно, старалась рыжая Яна. Ее особенно раздражали мои эластичные черные штанишки, облегающие жир на ляжках, и моя широкая футболка — та для нее как тряпка для быка. Конечно, она мечтала, чтобы я однажды застряла в турнике, и тогда можно было бы издеваться надо мной, делая бесконечные снимки или обзываясь. Но вышибалы тоже подходили.

Она привлекала к себе внимание хлопками и свистом: типа «смотрите, сейчас я выбью эту жируху». И все ее подружки ободряюще улюлюкали. У меня сердце колотилось, как бешеное, когда она замахивалась под всеобщие крики. Я, как олень в свете фар, застывала от страха. А она кричала: «Держи, Колбаса!» и с садистической улыбкой швыряла тяжеленный мяч, который каждый раз, как ни старайся, ударялся в мое тело или лицо.

Так вышло и на последнем уроке физ-ры. Мяч угодил мне прямо в грудь и оставил грязный серый след. Ребята взорвались хохотом. От их смеха сотрясались стены, а я, отряхнувшись, молча удалилась в раздевалку. От удара было больно дышать, но мне некому было жаловаться. Все всё понимали и привычно молчали. Даже учитель.

— Даш! — Остановил меня Ярик на большой перемене.

Я только привела себя в порядок, но мои волосы все еще прилипали к потному лбу.

— Да? — Постаралась улыбнуться единственному лучику света в моем темном царстве оскорблений и унижений.

— А мы на последнем звонке выступаем. — Радостно сообщил он и крепко стиснул мои руки. — Представляешь?

— Правда?

— Да! Нам дали пару минут, но это уже круто. Поможешь выбрать композицию?

— Конечно. — Внутри всё сжалось от волнения.

— Тогда после уроков на нашем месте. — Он отпустил мои руки, улыбнулся и, поправив рюкзак на плече, пошел в класс.

В груди снова трепетали волшебные бабочки.

— Ты чего за ним таскаешься, Колбаса? — Послышалась усмешка.

Рядом стояла Янка. Она тоже глядела Ярику вслед.

— Отвали. — Буркнула я, разворачиваясь.

— Как собачонка за ним бегаешь.

— Мы дружим. — Бросила я через плечо.

Но она не унималась:

— Дура! Думаешь, ты ему нравишься? Это же смешно!

Я еле сдержалась, чтобы не вернуться и не дать ей по башке.

— Дура! — Злобно тявкнула она мне в спину. — Зачем ему такая, как ты? Сама подумай!

Я шла в класс. Мне было все равно. Она ничего не знает. Не понимает. Они все дураки. Они еще увидят. Им придется проглотить свои слова вместе со своим гнилым языком!

8

Каждому классу поручили приготовить небольшой номер на последний звонок, чтобы чем-то заполнить положенное для торжественного мероприятия время. Пустая затея, но, слава богу, меня она не касалась.

— Это должно быть как-то связано с нашими достижениями. Спорт, учеба, дополнительные занятия. — Говорила Вера Романовна — наш классный руководитель. — Может, кто-то из вас прочтет стихи? Или разыграем сценку?

Я откровенно скучала на задней парте. Сидела, уперев ладонью лоб, и разглядывала завитушки на обложке тетради.

— Яночка, может, поставишь танец? — Пожала плечами педагог. — Ты столько лет ходишь в танцевальную студию.

— Я с удовольствием! — Вытянулась в струнку Логунова.

Как же она любила быть в центре внимания!

— Тогда собери команду. У вас десять дней для репетиций. Костюмы найдем на складе ТЮЗа или сошьем сами. Только что-то не слишком сложное, хорошо?

Яна отчаянно закивала, а я в этот момент представила, что же она может такое придумать. Номер точно станет парадом тщеславия этой девицы, привыкшей блистать и любые начинания доводить до безупречности. Ее подружки радостно захлопали в ладоши — видимо, тоже были в восторге от предстоящего выступления на мероприятии.

Я зевнула и отвернулась, чтобы не видеть их довольных лиц.

— Постарайся задействовать мальчишек, — попросила Вера Романовна, — или тех, кто вечно отлынивает.

Я вжала голову в плечи, но учительница покосилась не на меня, а на мигом побледневшую Тасю Фролову. Худенькой, мелкой отличнице тоже вечно доставалось от Янки и ее компании. Как правило, ни за что. Потому, что претензии типа «У тебя грудь не выросла, ты — плоскодонка! Пацанка!» были на грани чудовищно жестокого бреда.

Девочка обычно старалась держаться подальше от обидчиков и не пыталась защищаться, что распаляло их еще сильнее. Кажется, Логуновой было все равно: ее издевки игнорировали — она только больше злилась, жертвы пытались огрызаться — она заводилась, что бешеная. Похоже, просто еще не нашелся кто-то, кто дал бы ей в репу, вот и всё.

После звонка с урока я отправилась в туалет. Закрывшись в кабинке, услышала, как кто-то хихикает где-то рядом. Послышались торопливые шаги, громко лязгнула дверца. Прижавшись к двери, я слушала. Там определенно что-то происходило. Кто-то стучал, царапался и тихонько всхлипывал.

Открыв дверцу, я увидела Тасю. Она стояла, прислонившись плечом к двери. Толкала ее, но ничего не выходило. Судя по хохоту снаружи, ее специально заперли и подпирали несколько человек снаружи.

— Что случилось? — Спросила у нее шепотом.

— Они закрыли нас. — Так же тихо ответила Тася.

Еще раз толкнулась плечом в дверь и отошла. Бесполезно.

— Пусть. — Произнесла я. Включила воду в раковине и сполоснула руки. — Сейчас прозвенит звонок, и им придется отойти.

За дверью голоса сменяли друг друга. Зачинщицам травли было так смешно, что они едва не лопались от смеха. Будто то, что они делали, было таким веселым и оригинальным, что невозможно было удержаться от хохота.

— Я ведь ничего им плохого не делала. — Устало опустила голову Фролова.

Она задумчиво уставилась на белый кафель, которым была криво облеплена стена, словно реально пыталась вспомнить, чем могла насолить Логуновой и ее компашке.

— Не ищи в себе причин. — Я оглядела ее стройное маленькое тельце и подумала о том, что кроме слабости характера, пожалуй, ничто не могло быть причиной для нападок на эту кроху. — Если не будет повода, они его выдумают.

— Я так устала… — По ее щеке покатилась слезинка, за ней другая. — Позавчера они шли за мной по коридору и специально наступали на пятки. Заставили меня же и извиняться. Вчера накидали липких жёванных жвачек в капюшон, а сегодня это. Вот за что?

Шорохи за дверью усилились. Смех тоже. Происходящее собирало все больше зрителей.

— Только не реви. — Попросила я.

Огляделась. Взяла флакон с жидким мылом и подошла к двери. Наклонилась к замочной скважине. В отверстии что-то темнело. Так и есть, они смотрели на двух запертых в туалете школьниц-изгоев и ржали.

«Ну, отлично. А как вам это?»

Я подставила к скважине дозатор флакона и с силой надавила. Вырвавшись, густая мыльная струя пулей влетела в дыру. Послышался вскрик. Затем копошение по ту сторону.

Воспользовавшись заминкой, я саданула дверь плечом изо всех сил. Обидчики бросились врассыпную, но не все: Янка присела у стены, закрыв ладонями глаза, и громко заныла. Возле нее, склонившись, уже охали ее прислужницы. Кажется, кому-то из них больно припало дверью, другие просто сочувствовали поверженной предводительнице.

Но что самое интересное: эти девочки смотрели на меня, как на чудовище. С испугом, с отвращением. Словно это не они только что издевались над нами, а я — само исчадие ада, злодейка, посмела так жестоко поступить с ними.

И, конечно же, классная руководитель тоже пребывала в ужасе от этого происшествия.

— Непостижимо! Бесчеловечно! — Она хваталась за голову, расхаживая туда-сюда по классу. — Они всего лишь пошутили, а ты…

— Да, — хныкала Логунова, потирая покрасневшие глаза. — Мы всего на секундочку дверь придержали. Думали, там мальчишки, а она…

— Ты нарочно ударила девочек дверью и стреляла мылом в глаза Яне? — Склонилась над моей партой Вера Романовна.

Мои уши и щеки так сильно горели, что, казалось, из них сейчас повалит дым — со свистом, как из чайника. Я молчала. Не собиралась оправдываться.

— Вот и что мне с тобой делать? И бабушку ведь твою жалко… Будет переживать…

Я покосилась на Янку, и мы обменялись ядовитыми взглядами. На секунду мне показалось, что она что-то задумала. Так оно и было:

— Я ее прощаю. — Вдруг заявила она.

Святая Дева Мария, не иначе.

— Не надо меня прощать. — Хрипло бросила я в ее сторону.

Но Янка только выше задрала свой сопливый красный нос:

— Возьмем ее на поруки, ребята? Все-таки, праздник скоро. А? Пусть Ласточкина танцует с нами, Вера Романовна? Не нужно ничего говорить ее бабушке. Она исправится, вот увидите.

Мое лицо вытянулось от удивления. С чего такое благородство? Что она задумала?

Но очень скоро я поняла, что в этом-то и было наказание. Сколько не отказывалась от участия в танце, угрозы вызвать в школу бабулю срабатывали, и в конце концов я сдалась. Уже на первой репетиции стало ясно: ламбаду Яночка выбрала не зря. Она знала, как тяжело мне придется вращать бедрами и крутить попой на фоне стройных, как тростинка, девочек.

И пусть стояла я позади всех, затеряться у меня не получалось: костюмы, которая Логунова придумала для танца были страшным сном для любого, кто обладал хотя бы ста граммами лишнего веса (не то что для меня). Узкий короткий топ, открывающий живот, и пышная короткая юбка.

Мне хотелось застрелиться.

Они притащили мне самый большой размер — мой костюм напоминал штору, наспех содранную с гардины, разделенную рывком на две части и обмотанную вокруг тела. Яркая, желтая, дешево блестящая и не поддающаяся глажке гигантская занавеска.

Фроловой повезло еще меньше: ей пришлось ушивать юбку с топом, чтобы те хоть как-то держались на ее костлявом теле. Полагаю, вместе мы смотрелись как Тимон и Пумба из известного мультфильма, и этот факт только подтверждал довольный Янкин взгляд. Она ликовала.

Логунова вообще была подозрительно ласкова со мной все дни репетиций — оно и понятно, на фоне таких неуклюжих танцовщиц она смотрелась просто богиней танца. Чего уж говорить, своим нелепым видом мы очень выгодно оттеняли ее на сцене.

Поэтому мне пришлось немного схитрить. Купив такой же ткани в ближайшем магазине, я, пусть и немного криво, но нашила длину у топа — прикрыла складки на выступающем животе. Затем ослабила резинку на юбке, впивавшуюся в талию, и тоже добавила ей немного длины. Решила: станцую. Да станцую так, чтобы Янка эта своей злостью подавилась!

И все вечера усердно тренировалась в своей комнате у зеркала.

«Да, я большая. Но я большая и сильная» — сказала про себя перед самым выходом. Может, я и смотрелась нелепо с этими кудряшками и цветами в волосах, может, выделялась среди своих одноклассников полнотой, но не собиралась быть неуклюжей коровой на сцене. Ни за что!

Музыка, движения, улыбка во все лицо.

Мне казалось, что я парила над землей. Даже в глупом паровозике, когда мы танцевали, ухватившись за талии друг друга, я думала о том, что не зря скинула пять килограмм за последние два месяца — наверное, это было очень заметно. И Ярик, где бы он ни был, видел сейчас меня.

А потом мы дружно сошли со сцены и бросились переодеваться.

— О, ты такая… яркая! — Остановил меня его голос в закулисной полутьме.

— Привет… — Выдохнула я, затормозив. Смахнула пот со лба.

Ярик тащил свой синтезатор к сцене.

— Жаль, я не видел ваш танец. — Улыбнулся он, с интересом разглядывая мой наряд.

— Наверное, кто-нибудь снимал на видео. — Ляпнула я, инстинктивно прикрывая руками объемный живот.

— Ага. Ну, мне пора, мы выступаем через два номера. — Замялся он.

— Беги!

— Ты… придешь?

Мне показалось или я увидела в его глазах надежду?

— Конечно. — Засияла я. — Только переоденусь.

— Ага. — Продолжая оглядываться на меня, Ярик потащил инструмент в сторону сцены.

— Чего встала? — Янка будто специально врезалась в меня плечом. — Нам нужно переодеться и всё собрать, чтобы успеть на торжественную часть со звонком. — Она наморщила носик, взглянув вслед Ярику, затем оглядела меня с ног до головы и разочарованно качнула головой. — Так и знала, что ты испортишь костюм. Не забудь отпороть, что напришивала, а то у меня его не примут обратно в костюмерной!

Я ее не слышала. Мне было все равно.

Кроме взгляда этого парня для меня вряд ли что-то имело большее значение. А он смотрел… Он так смотрел на меня…

С замиранием сердца я переоделась и примчалась к сцене. Музыкальные инструменты уже стояли на сцене рядом с ведущим, который рассказывал что-то веселое в микрофон. Зал реагировал задорным хохотом. Ребята-музыканты выстроились у края кулис, готовые выйти на сцену, как только их объявят.

Я, чтобы не отвлекать их, и чтобы меня не погнали отсюда в зрительный зал, встала за шторку за их спинами. «Отсюда будет лучше видно и слышно. Я словно снова буду с ними рядом. С ним».

— Мне понравилось, как она двигала окорочками. — Негромко сказал Левицкий своему приятелю на ухо. — Как упругая и румяная курочка-гриль. — Он изобразил движение, и я сразу его узнала.

Ламбада.

— Только не говори это ему, он обидится. — Хрюкнул со смеху второй парень.

— Да она же не его девчонка. Пф. — Толкнул его в бок Тимофей. В полутьме было видно, как скривил он свое лицо. — Я бы держал такую только для того, чтобы она покупала мне сигареты и пиво. Знаешь ведь, что жирные старше смотрятся?

Они тихо заржали, а у меня все внутренности стянуло узлом. Обида ударила жаром в лицо. Самым ужасным было то, что я не хотела, чтобы они повернулись и увидели здесь меня. Это еще хуже, чем слышать про себя такие вещи. Боже, как же это стыдно…

— Эй, Яра, — позвал Левицкий, касаясь его плеча рукой. — Мы тут спорим, эта девица с параметрами водонапорной башни она твоя подружка или просто приятельница?

— Что?

Я видела, как он нахмурил брови, не понимая, о чем речь.

— Ты с ней гуляешь или просто…

Он не успел договорить. Ведущий как раз объявил парней, и им пришлось выходить на сцену.

Честно, не помню, как они выступали. У меня голова так пульсировала, что, думала, она лопнет. Слезы безостановочно катились по щекам, я собирала их пальцами и вытирала о штору. А потом убежала в туалет, так и не дождавшись окончания композиции.

Умылась холодной водой, приказывая себе сжать зубы крепче и не реветь. Пыталась выбросить их слова из головы, но они всё звучали и звучали. С трудом заставила себя вернуться в зал к своим одноклассникам. Стояла позади толпы, не дыша. С каменным лицом выслушивала речи учителей о большом светлом пути, который ждет нас впереди. Мало кто из сверстников уходил из школы после девятого, поэтому эти слова я решила пропустить мимо ушей.

Едва всё закончилось, направилась в класс. Накинула плащ, схватила сумку и поплелась домой. Ноги не шли. Шаркали по-старушечьи, вздымая серую пыль с асфальта, и, кажется, даже сердце не билось.

Хорошо хоть, плакать больше не хотелось. Будто всю душу мне выпотрошили. Опростали ее наружу, не оставив внутри ничего.

Он нагнал меня ближе к дому. Немного растерянный и всклокоченный.

— Дашка, ты чего меня не подождала?

— А? — Подняла на него усталый взгляд. — Я… я просто устала.

— А. Ясно. — Ярик поравнялся со мной. — Видела наше выступление?

— Да. П-прекрасно, как всегда. — Желудок скрутило узлом от еще свежих воспоминаний.

— Чуть не забыл тебе отдать. — Парень протянул руку и вложил в мою безжизненную ладонь синюю флешку. — Записал тебе немного музыки…

На душе стало теплее. Его голос и светлая улыбка словно отогревали во мне льдинки, оставленные злыми словами.

— И вот еще. — Он достал из кармана мятый квадратик из тонкого картона. — Нашел дома. Этот снимок сделала моя мама, когда нам с тобой было лет по пять.

Дрожащей рукой я взяла карточку. Не могла не улыбнуться, глядя на нее. Мелкий Ярик в розовых колготках и желтой майке сидел на ковре, сжимая в ручонках деревянный ксилофон. А рядом я в красном платьице — с пластмассовым микрофоном в одной руке и с чем-то съестным в другой.

— Опять баранка? — Горько усмехнулась я.

— Или пирожок. — Воздух с шумом покинул его легкие. Он смеялся. — Никак не могу понять. Плохо видно.

— Ничего не изменилось…

— Да. Ты такая же. — Кивнул Ярик. И серьезно добавил: — Красивая.

И я заметила, как он сглотнул.

9

Две недели до выпускного выдались необычайно трудными. Днем я что-то зубрила, лежа на кровати с книжками. И в прикуску с яблоками и морковкой поглощала все больше знаний. А вечером, если получалось, мы встречались с Ярославом — тайком, чтобы не травмировать мою бабушку.

Нет, мы не ходили за ручку. Мы не были парой.

И никто из нас не мог преодолеть этот барьер — когда ты всё уже понимаешь, когда все чувства на виду, только дотронься, прикоснись, поцелуй… Но ни один из нас пока не делал этого шага. Не мог решиться. Я — потому что девочка. Потому что толстая и не чувствующая уверенности в себе. А Ярик… Не знаю… Не знаю, почему.

Не хотелось никуда торопиться, наверное. Все эти бабочки в животе, ощущение полета, волнения, сковывающего всё тело при виде объекта симпатии — это было так волшебно, так зыбко и воздушно, что не хотелось нарушать хрупкость всего того, что происходило тогда между нами.

Дни летели за днями. Если я не читала учебники, то слушала, как Ярик за стеной играет на фортепиано, если не слушала его, то наслаждалась музыкой, которую он записал специально для меня: никакой классики, немного альтернативного рока, инди и щепотку смежных жанров. Удивительно, но я видела в каждой мелодии его улыбку, ощущала его настроение и мальчишеский задор — эти песни и были самим Яриком. Такие же светлые, легкие, точно щедрое летнее солнышко, светившее за окном.

Когда я сдала первый экзамен, мы встретились у школы.

— Ну, как? — поинтересовался он.

Ярик шел, опустив голову и спрятав руки в карманы. Так, словно ему было не по себе по какой-то причине.

— Не знаю. — Выдохнула я. — Математика — не моё, но мне удалось решить почти всё. Надеюсь, какие-то из заданий всё-таки окажутся верными.

— Молодец. — Его голос звучал приглушенно. — Я тоже, кажется, справился.

— На репу сегодня идем? — Спросила у него жизнерадостно.

— Я… Нет… — Его лицо стало мрачным, будто он вдруг подумал о чем-то плохом. — Я отменил их до выпускного. Нужно готовиться, а еще музыкалка… Ну, ты знаешь…

— Да. — Кивнула я. — Не до репетиций пока. Кстати! Бабуля вчера в саду нашла старые пластинки. Вроде у тебя был проигрыватель. Может, послушаем их?

Его лицо смягчилось, на нем проступило заметное облегчение:

— Конечно!

А через полчаса мы уже были у него дома. Лежа на полу, слушали на виниле Высоцкого, Битлз и всё, что не успела выкинуть моя бабушка, прибираясь в садовом домике. До прихода родителей Ярика оставался целый час, и у нас был миллион возможностей, чтобы поцеловаться, и никто бы нам не помешал. Но мы… почему-то не делали этого.

Я кивала в такт музыке, делая вид, что мне жутко нравится эта композиция, а сама украдкой смотрела на него. На крепкие руки — чересчур сильные для юноши такого возраста (и для музыканта), на загоревшую на летнем солнце матовую кожу, на мягкие черные волосы, в которые очень хотелось зарыться лицом. И с трудом сдерживала улыбку.

Он уже не был мальчиком, но и мужчиной тоже — об этом говорила нежная, детская прелесть его лица, гладкость и мягкость персиковой кожи. А те искренность и невинность, которые промелькивали в его улыбке, стоило ему рассмеяться, только подтверждали мои наблюдения.

Я больше не спрашивала себя, что со мной не так. Ко мне, наконец, пришло понимание. Четкое осознание того, почему под моей грудной клеткой при виде него, превращая все мои внутренности в расплавленный шоколад, разливается странное тепло. Я влюбилась. Да. Полюбила его всей душой, и поэтому всё во мне трепетало всякий раз при виде этого парня.

А еще я хотела, чтобы он сам сделал первый шаг. Ведь наше сближение было таким очевидным, таким явным. Зачем было тянуть? Ведь каждый из нас понимал, к чему все это идет, почему мы проводим вместе так много времени.

Тогда я еще не знала, что он меня обманул.

Обычно люди создают в голове образ человека, основываясь на том, каким образом они общаются с ним наедине. Часто они даже не подозревают, что этот человек в компании своих друзей, сослуживцев, знакомых может вести себя совершенно по-иному.

Наверное, я тогда попала именно в эту ловушку. Была настолько уверена в происходящем между нами, что не оглядывалась по сторонам. Была слишком юной и наивной, чтобы верить, что действительно значу для него хоть что-то.

— Ты была вчера на их репетиции?

— Да, потрясно!

— Я сидела совсем рядом, а он так играл!

— Да, а этот мальчик на барабанах?

— Красивый, но говорят, он скоро уедет. Зато гитарист свободен. Ни с кем не встречается.

— Нет, клавишник симпатичнее! Он из параллельного класса, помнишь? Я давно его заметила.

Я услышала этот разговор после очередного экзамена. Логунова шепталась с подружками. Хотя почему «шепталась»? Она делала это так громко, чтобы я могла расслышать каждое слово.

«Репетиция? Вчера? Но он же вроде сказал…»

— Завтра меня тоже пригласили. Пойдешь со мной?

Не выдержав, я обернулась. И тут же получила полный брезгливости взгляд:

— Не подслушивай, Колбаса!

Такие, как Янка, всегда впереди. Весь мир для них. Со стройным телом им гораздо легче быть уверенными в себе. Они берут от жизни самое лучшее. Самых красивых парней. А в Ярика теперь, после выступления на последнем звонке, было влюблено большинство девушек нашей параллели, и для нее это было чем-то вроде вызова. Заполучить его, чтобы доказать всем и самой себе, что она лучше.

— Ну, как экзамен? — Ярик дожидался меня за школой.

— Нормально. — Улыбнулась уголками губ.

Он кивнул на дорожку и прибавил шаг.

— У меня тоже.

— Скучаешь по репетициям? — Спросила я, стараясь взглянуть ему в глаза.

Парень пожал плечами, медля с ответом. Спрятал руки в карманы. Прочистил горло.

— Да. — На его лице отразилась неловкость. — Есть немного.

— Я тоже…

На секунду мне стало так больно, будто мне опять швырнули мяч в лицо. А потом меня осенило: всё это для меня. Ради меня. Он скрывает, что ходит на репетиции, потому что готовит мне сюрприз. Наверняка, написал новую песню, и не хочет, чтобы я услышала.

И снова всё было, как всегда.

Мы гуляли, мы слушали музыку, долго разговаривали, смеялись. Виделись почти каждый день. И если бы я была тогда хоть чуточку умнее, то сопоставила бы дважды два: этот мальчик хотел дружить со мной, но только не тогда, когда все это видят.

— Ну, как? — Спросила бабушка.

Я крутилась перед зеркалом в сшитом ею специально для меня на выпускной платье. Оно было темно-синим. С пайетками на лифе. Скрывало толщину моих рук и делало акцент на груди, чтобы замаскировать талию. Но особенную гордость у меня вызывал тот факт, что за день до этого, на финальной примерке, бабуле пришлось немного ушивать его, ведь я скинула еще пару килограммов.

— Просто нереально!

У меня даже дух захватывало.

Представляла, как приду в школу и буду кружиться в танце с Ярославом. Все будут смотреть на нас, а мне будет комфортно, потому что я буду рядом с высоким и красивым юношей, который считает меня красивой. Одноклассники будут шептаться, но он утрет всем им нос. Ведь мы будем вместе. И никто уже не посмеет меня обзывать.

— Спасибо, бабуль! — Обняла крепко-крепко, прижалась к ее теплой груди и замерла.

— Ладно. — Она погладила меня по спине. — Ступай, а то и так уже опаздываешь. И смотри, поздно не возвращайся!

— Конечно!

Поправив прическу, я улыбнулась и радостно выпорхнула наружу. Когда дверь закрылась, подошла к квартире Ярика. Замерла. «Наверное, он уже в школе. Да мы и не договаривались идти вместе». Пританцовывая, спустилась по ступеням и вышла на улицу. Помахала бабуле — та хмурым стражником наблюдала за мной из окна. И с легким сердцем направилась в сторону школы.

«Интересно, как он отреагирует, когда увидит меня такой?». Всё-таки я сделала укладку, накрасила ресницы и даже… Чуть не забыла! Достала из сумочки флакончик духов и нанесла по капельке на запястья и за уши. «Вот теперь точно всё. Я во всеоружии».

Торжественная часть затянулась ненадолго. Нас поздравили, по-быстрому вручили аттестаты и пригласили за столы. Пришлось садиться со своим классом. Желудок при виде еды призывно заурчал, но тут же успокоился: Ярик приветственно махнул мне рукой и показал большой палец. Теперь мне было не до поглощения пищи.

«Что это могло означать? Он оценил то, как я выгляжу? Ему понравилось?»

Но парень был занят разговорами с одноклассниками и на меня больше не смотрел. А потом начались дурацкие конкурсы. Одни участвовали, другие смеялись, а учителя всех подбадривали. Салат на моей тарелке остался нетронутым: я стеснялась. Привыкла к тому, что ребятам нравится наблюдать за тем, как и сколько съедают жирные, а потом противно хихикать. Поэтому мне приходилось бороться с голодом и терпеть.

А потом свет окончательно погас, зажглись огни светомузыки, под потолком заискрился зеркальный шар, и все повскакивали со своих мест и бросились на танцпол. Я вышла из-за стола, поправила подол и встала с краю. Танцевать мне почему-то не хотелось, ждала, что Ярик ко мне подойдет, но его нигде не было видно.

Очень скоро я поняла, почему: на танцы после девяти вечера стали пускать всех желающих. Ученики других классов буквально битком заполнили зал, но я видела, что Ярослав стоял ближе к выходу в окружении своих одноклассников. Среди них заметила и старших парней, в том числе и Левицкого со своими друзьями. Его присутствие заставило меня содрогнуться от неприятного предчувствия, пробежавшего мурашками по спине.

Мне было одиноко.

Все вокруг веселились, смеялись, танцевали, а я подпирала спиной стену и не решалась подойти к нему. «Хотел бы, сам бы меня нашел» — уговаривала себя. А потом включили медленный танец. Все разбились на парочки, и на танцполе стало заметно свободнее.

Янка уселась обратно за стол, чтобы с подружками обсуждать танцующих. Они показывали пальцами на более удачливых девочек и тихо смеялись. Я же предпочла опустить взгляд и сделать вид, что мне и дела до этих медляков нет. Потому, что заметила, что ко мне направлялся один из одноклассников — Витя, мелкий ботаник в очках. Не хватало еще, чтобы над нами ржали, если бы мы стали танцевать в паре. Да и, чтобы Ярик видел меня с другим, тоже не хотелось.

А Ярик даже не оборачивался. Стоял поодаль, никак не реагируя на происходящее. Что-то оживленно обсуждал с друзьями, а позже и вовсе вышел. Тогда мне и стало все равно. Воспользовавшись тем, что толпа вновь оккупировала танцпол, во время энергичных танцев просочилась в самую середину и немного подвигалась вместе с Тасей Фроловой. Там никто не мог видеть нас, и некого было стесняться.

Настроение заметно поднялось. Вечер, который я так долго ждала, на который возлагала большие надежды, теперь не казался таким уж дрянным. «Да, мальчишки, они такие. Танцы это не для них. Им бы постоять в сторонке. Так что все нормально. Сейчас, когда все разогрелись, смущение отойдет на задний план, и Ярик присоединится ко мне».

— А сейчас, — ди-джей хрипло усмехнулся в микрофон, — белый танец. Девушки, наконец-то, смогут пригласить на танец своих парней. Дерзайте!

И медленная композиция плавно сменила быструю. В зале наметилась общая растерянность. Кто-то спешил вернуться за стол, другие оставались, чтобы их кто-то пригласил, третьи без стеснения хватали того, кто рядом, и уже танцевали.

Я одна не двигалась с места. Борясь со смущением оглядывала темный зал в поисках Ярика. И нашла его. Прямо перед собой метрах в десяти. «Сейчас или никогда. Нужно расставить точки над «i». Мы потанцуем, и все встанет на свои места даже без слов. Потому что слова нам не нужны. И так ясно. Я хочу быть с ним, а он со мной. Пришло время переступить через неловкость и просто быть вместе».

Я медленно двинулась сквозь толпу.

А дальше как замедленной съемке. Случайный поворот головы. Нет, не случайный: он ищет меня глазами. И находит. Смотрит. Понимает, что я иду к нему. На мгновение я закрываю глаза и представляю, что расстояние между нами всего шаг — раз, и мы в объятиях друг друга. Открываю веки: он все еще передо мной. Иду.

Ни на кого не обращаю внимания. Все для меня исчезли, остался лишь Ярик. И он это понимает. Я напрягаюсь всем телом, дыхание застревает в горле, сердце колотится быстрее обычного — вот-вот запыхается. Я жду в его глазах одобрение. Жду в них симпатию, любовь, радость — все, что угодно. От них у меня вырастут за спиной крылья. Но его взгляд пуст.

Нет. В нем смятение. Неловкость. Страх. Любые чувства, кроме желания того, чтобы я подошла к нему сейчас.

Ярик на секунду отворачивается, а потом поворачивается снова — проверяет, не передумала ли я, не растворилась ли в воздухе, как нежеланный мираж. Я вижу это, но уже не могу остановиться — почти подошла к нему.

— Дамы приглашают кавалеров! — Смеется чей-то голос справа.

Но он как в тумане.

Мой мир — в глазах этого парня. И он неумолимо блекнет, теряя краски. Он разбивается на куски. Я вижу, как Ярослав теряется. Натурально паникует, переминаясь с ноги на ногу и бросая короткие взгляды на своих приятелей. А потом… вцепляется в подошедшую к нему Янку, точно в спасательный круг. Она даже не успевает сказать ему, что хочет пригласить на танец: он хватает ее так крепко, что почти вдавливает в свою грудь.

Спасается от меня. Моё сердце с треском падает и бьется о холодный пол, но ноги… они все еще идут. «Господи, останови же меня! Зачем я это делаю? Зачем продолжаю идти к нему? Стой…»

Янка смеется. Она готова танцевать, но Ярик не двигается. Смотрит на меня. В его взгляде мольба о прощении. Он бледен, как никогда. Ему так неуютно, что лицо становится почти бесцветным.

— Даш, ты что-то… ты хотела? — Бормочет он, забывая порядок слов в предложении. И нервно дергает головой. — Я пока з-занят…

Его слова растворяются в шуме.

— Думала, ты потанцуешь со мной… — Зачем-то говорю я.

Заткните меня кто-нибудь… Не может же это унижение продолжаться бесконечно?! Руки у меня дрожат, сердце дико бьется. Я кожей чувствую, как они все на меня смотрят, и как внутренне борется с собой Ярик.

Поворачивается и Янка. Глядит на меня, наморщив лоб:

— С тобой? — Смеется. И дальше одними губами: — Да н-и-к-о-г-д-а…

Я растворяюсь в пространстве вместе с услышанным. Чей-то смех пощечиной бьет меня по лицу. Кажется, смеются уже все. А Ярик молчит. Боже, он так растерян, что мне его жалко.

— Иди, пока горячее не остыло. — Говорит кто-то из парней. — Пусть потанцует с нормальной девчонкой.

— Эй, заткни пасть. — Рявкает Левицкий. Это его голос. Тимофей подходит ближе и улыбается мне в лицо: — Можешь со мной потанцевать, крошка. Я люблю фигуристых.

Они ржут. А я смотрю Ярику в глаза. И жду. Чего — сама не знаю. Но жду. А потом вижу, как Яна начинает вести его в танце по кругу, и пячусь назад. Ноги дрожат, в гудящей голове звоном разбитого стекла отдаются чужие насмешки, пот застывает на моей шее ледяным дождем.

— Даша… — Читаю по его губам.

Он сожалеет. Боже, он сожалеет. Но продолжает с ней танцевать.

«Не верю…»

Он с ней танцует, глядя, как я отхожу назад.

Это помогает мне очнуться и в полной мере почувствовать боль, которая раздирает душу напополам. Лицо в лицо мы смотрим друг на друга в последний раз.

Никаких первых поцелуев, никакого романтического дерьма, которое я успела себе напридумывать. Я — просто жирная девочка-подросток, которую в очередной раз унизили при всех. Я просто неудачница, которая мчится в темноту ночи, захлебываясь слезами и спотыкаясь о собственное сердце.

10

Сначала я шла.

Просто брела, прокручивая в голове картинки произошедшего. И всякий раз они стопорились на том моменте, когда руки Ярика жадно обхватывали талию Яны. А потом я побежала. И бежала все быстрее, боясь остановиться.

Вряд ли бы у меня получилось убежать от себя, но подальше от смеющейся толпы, пожалуй, вышло. «Как я могла подумать, что нравлюсь ему? Когда успела сделать такие выводы? Почему решила, что этот красивый мальчик захочет встречаться с такой толстухой, как я?».

Возможно, я сама была виновата, но он обнадежил меня — своими словами, поступками, взглядами.

Лучше бы мы и дальше ходили одной дорогой и не замечали друг друга. Лучше бы делали вид, что не помним общего прошлого и детских совместных игр. Мы выросли, и наши игры стали жестокими. Что же мне теперь делать? Я не смогу еще два года ходить с ним в одну школу. Не смогу сталкиваться на одной лестничной площадке. Просто не переживу этого!

— Даша! — Звук моего имени разнесся по всему двору, разорвав тишину.

Я даже не обернулась. Понеслась еще быстрее к подъезду, словно от этого зависела моя жизнь. Не видеть, не слышать его, больше никогда не смотреть в лицо.

— Дашка! — Совсем близко.

От этого голоса иглы страха и паники впились мне в спину, всё тело съежилось, как от удара.

— Стой. — Он настиг меня у самой подъездной двери.

Я успела дернуть ее на себя, но он придавил ее своей рукой и навалился спиной.

— Отойди. — Произнес, задыхаясь.

У боли горький, металлический привкус — теперь я остро чувствовала это.

— Подожди. — Ярик согнулся пополам, уперев ладони в свои колени. Ему никак не удавалось отдышаться. Вероятно, он несся за мной во весь опор вдоль всего квартала. — Подожди…

Я не смотрела ему в лицо. Не могла, не хотела. Мне хотелось убежать, но на моем пути домой все еще стоял он.

— Даш, давай поговорим?

Парень протянул ко мне руки — какой нелепый жест. Будто разговоры что-то могли исправить. Будто он дотронется до меня, и я вдруг оттаю. Но это ведь невозможно?

— Нет. — И собственный голос замер у меня в горле, резко сойдя на слабый писк.

— Я… Я… Подожди! — Хотел коснуться меня, но я отшатнулась. — Позволь объяснить!

Я подняла на него взгляд. Эти глаза, эта улыбка — всё то, что успела по-настоящему полюбить. Чужое. Холодное. Отталкивающее. Глаза, глядя в которые я снова переживала это ужасное унижение.

— Что тут объяснять, Ярик? — Его имя, как нож на моем языке. — Что? Убери руки и отойди. Дай мне пройти!

Мне было сложно устоять на ногах, трудно удерживать равновесие. Меня трясло, но я не собиралась снова показывать ему свою слабость. Лихорадочно придумывала, как бы обойти препятствие и сбежать, пока слезы снова не заполонили глаза.

— Я. — Его влажные мягкие веки налились краснотой. — Я сам не понимаю, почему. Я… — Он зажмурился.

Его руки все еще тянулись ко мне в умоляющем жесте.

— Не надо, Ярик. Просто пусти меня. Я все уже видела. Твои друзья хорошо посмеялись надо мной. Надеюсь, тебе тоже было весело.

— Даша! — Воскликнул он, словно задыхаясь.

— Одного только не понимаю. — Качнула головой. — Зачем ты пошел за мной?

— Даш, позволь мне все исправить!

— Зачем?

— Ты. Ты важна для меня…

«Как же тяжело ему дались эти слова». Я пошатнулась, не находя почвы под ногами. Над головой шумел теплый ветер. Во дворе скрипели старые качели. Деревья мягко шелестели листвой.

— Если я тебе важна, ты мог бы меня защитить. — Теряя силы, я прислонилась к холодной стене. — Неужели, тебе так важно было их мнение? У тебя нет своего?

— Прости меня, Даш. Прости. Прости… — Комкая рубашку на своей груди, он приближался.

— Или ты опьянел от славы? Слишком много девушек появилось вокруг?

Ярик дрожал, кусая губы. Его глаза были полны испуга и сожаления.

— Я не знаю, что это. Я… Даш, я растерялся. Клянусь, я все исправлю. Я смогу. Поверь. — Прекрасные темные глаза на прекрасном лице смотрели на меня, заставляя исчезнуть к черту весь остальной мир. — Пожалуйста… Знаю, мне нет прощения… Но…

— Трусость не лечится.

— Да-а-аша. — С такой непередаваемой нежностью, что защемило в груди.

Он был так близко. Рядом. Почти вплотную ко мне. Его частое дыхание обжигало мою кожу. Мои коленки тряслись, кровь дико шумела в ушах.

— Ты сделал выбор. — Прошептала.

— Нет!

— Сделал.

— Нет. — Ярик отчаянно тряс головой.

Локон темных волос, свисающий с потного лба, почти коснулся моего лица.

— Я так в тебе ошиблась… — Произнесла, закрывая глаза. — Дурочка! Так сильно ошиблась. Ты стыдился меня. А мне теперь стыдно за тебя. Повелся на чужое мнение…

Я слышала, как отчаянно громко бьется его сердце.

— Дашка, — его запах окутал меня жарким одеялом, от его тепла закружилась голова, — Дашка, я идиот. — Пробормотал, нежно касаясь пальцами моего виска и щеки. — Сразу не понял. Я ж без тебя не смогу. Даш…

Он разомкнул губы, чтобы глотнуть воздуха, и я открыла веки.

— Иди своей дорогой, Ярослав. Нам больше не по пути. — Толкнула его изо всех сил, дернула на себя тяжелую дверь и помчалась вверх по лестнице. — Уходи!

Конечно, он бросился за мной. Я слышала его тяжелые шаги в полутьме подъезда. Бежала, почти не разбирая пути, запинаясь, падая и поднимаясь вновь.

— Дашка! Даш, пожалуйста! Даш! Ты же знаешь, что ты мне всегда нравилась!

— Я нравилась тебе так сильно, что ты не был способен признаться в этом своим ничтожным друзьям!

— Я прямо сейчас всем скажу. Остановись!

— Ты даже отцу не можешь признаться, чего на самом деле хочешь!

Мы пробегали пролет за пролетом. Я хваталась дрожащими пальцами за перила и подтягивалась, чтобы подниматься еще быстрее. Воздух обжигал сухое горло, пульс стучал в ушах барабанной дробью.

— Дашка, я ведь тебя люблю!

Это ничего не меняло. Нет.

— Никогда не поверю… — Непослушные пальцы обронили ключи.

Я присела, нащупала их, судорожно вставила в замочную скважину и повернула.

— Люблю… — Ярик схватил меня за локоть, лихорадочно потянул на себя.

— Так не любят. — Вцепилась в дверь, дернула ее на себя.

— Подожди, — не сдавался он.

Обернулась. В его глазах застыли слезы. Кажется, парень готов был встать на колени. Но этим, увы, нельзя было ничего исправить. Слишком поздно.

— От-пус-ти! — Вырвавшись из его объятий, вбежала в квартиру.

— Даша! — Осталось по ту сторону двери.

— Знаешь, кем я тебя считаю? — Прокричала. — Жалким неудачником! Трусом! Вот ты кто. Иди, смейся со своими друзьями надо мной и дальше. — Ударила ладонями по дверному полотну. — Ненавижу тебя! Уходи! Не хочу тебя больше видеть! — Осела на пол и дала волю слезам. — Больше никогда… — Они катились горячими ручейками, попадая в рот и щекоча шею. — Никогда!

— Что такое? Что случилось? — Спросила сонным голосом бабуля, включая свет в прихожей.

Ярик колотил в дверь, а я сидела на полу, среди обуви, и продолжала держаться одной рукой за дверную ручку.

— Открой! — Слышалось снаружи.

— Уходи! — Сорвалось с моих губ. Вышло как-то горько и устало. — Навсегда…

— Да что ж стряслось? — Это бабушка.

Она присела рядом со мной. Я принялась мотать головой, чтобы она не смела открывать ему дверь.

— Девочка моя… — Бабуля стирала шершавыми ладонями слезы с моих щек, но те упрямо катились вновь с еще большей силой.

— Уходи, уходи, — жалобно и тихо повторяла я, не в силах произнести ничего другого.

И продолжала это делать, даже когда стук прекратился.

— Всё, милая, всё. Уже всё. Он ушел.

— Прости. — Высвободившись из бабулиных объятий, встала и поплелась в свою комнату.

Сорвала с себя несчастное платье, дурацкие колготки, достала из волос заколки и швырнула на стол. А потом пластом рухнула на кровать. Кажется, за стеной опять ругались. Я спрятала голову под подушку. Стало тихо. В этот момент я поклялась себе больше никогда ни в кого не влюбляться.

Ни-ког-да.

11

На следующий день я проснулась от того, что горело всё тело.

Мой организм отказывался принимать случившееся, видимо, поэтому у меня поднялась высокая температура. Я лежала, ощущая полную безнадежность своего положения. И мне хотелось, чтобы недуг не кончался, и тогда можно было бы никогда не вставать с постели и не возвращаться в обычную жизнь.

Бабушка очень переживала. Она хлопотала вокруг меня, недоумевая, чем же таким я заболела. Подавала лекарства, советовалась с врачами, варила бульон и чай, от которых я неизменно отказывалась, и протирала мокрым полотенцем мой лоб.

Доктор, дважды приходивший на вызов, сетовал на респираторную инфекцию, хотя ни насморка, ни першения в горле не было. Я просто лежала с высоченной температурой и отказывалась реагировать на внешний мир. Один сплошной недостаток — вот кем я себя тогда считала. А еще посмешищем. И ни о чем другом думать не могла.

Единственное, на что откликалось мое сердце — это раздающиеся время от времени телефонные звонки. Каждый раз оно замирало, когда бабуля подходила к аппарату. Каждый раз оно почему-то глупо надеялось, что это он. Но всякий раз оказывалось, что это кто-то другой.

Больно…

Если ты стройная и красивая, гораздо легче переживать, что тебя предали. Гораздо легче быть нелюбимой. А если твои необъятные телеса свешиваются со стула, когда ты садишься, то ты изгой. Люди предпочитают не смотреть на тебя. А если смотрят, то брезгливо. Кто-то смеется. Общество реагирует по-разному, но почти всегда негативно. Толстый равно плохой. Почему? Кто это придумал?

И отчего мне тоже не все равно, что обо мне подумают?

Больно…

Лихорадка продолжалась около недели. К следующим выходным мне показалось, что это я ее вызываю — силой воли. Казалось, мой организм может сделать всё, чтобы я больше не поднялась с постели. Но, к сожалению, и он не мог сопротивляться долго. Очень скоро я начала оживать.

Одним солнечным летним утром я вдруг проснулась от осознания одного странного факта: все это время за стеной никто не играл на фортепиано. Удивительно, я настолько привыкла к этим звукам, что теперь мне их не хватало. Что и говорить, Ярика мне тоже не хватало. Я злилась на него, обижалась и очень скучала. Безумно хотела, чтобы он пришел — я бы простила. Ждала, что позвонит. Но от него давно не было никаких вестей.

Ничего странного. Ведь я оттолкнула его. Он хотел поговорить. Хотел всё объяснить. Возможно, мы могли бы остаться друзьями, но за острой болью я не слышала его слов. И теперь… теперь… Черт. Теперь я люто ненавидела его. И все еще считала самым красивым на свете.

А потом я начала заедать свою беду сладостями. Сладкое всегда избавляло меня от подавленного состояния. Я лежала в постели, читала и ела.

Нет, не так.

Ела, ела, ела, ела, ела…

Затаскивала в кровать по две-три книги, расставляла на прикроватной тумбочке всевозможные съестные припасы, включавшие пирожные и булочки, и беспрерывно читала, заедая буквы калориями.

Вставала только, чтобы сходить в туалет или проверить, что еще осталось в буфете — печенюшки там какие или крендельки. И бабушка снова мне во всем потакала: она была доведена моей недельной голодовкой до такого отчаяния, что просто по-человечески радовалась тому, что я снова ем.

Постельно-жральная забастовка длилась еще пару недель. Я заедала стресс, а чтение книг отвлекало меня от необходимости думать о своей горькой доле. К зеркалу я тоже не подходила. Зачем? Собственное отражение меня пугало. Я всегда хотела видеть в нем кого-то другого. Отвергала себя всеми возможными способами. Точно так же, как и люди вокруг, которые, глядя на меня, видели только жир. Стремную, закомплексованную гору жира.

Так я поняла, что прежней оставаться нельзя.

Нужно что-то менять. В питании, в мировоззрении, в отношении к своему телу. Трансформировать его либо принять таким, какое оно есть. Сделать себе такую фигуру, чтобы осенью одноклассники ахнули от удивления, или вооружиться самоиронией, чтобы никто, кроме меня самой, больше над моим весом шутить не смел.

Так я, наконец-то, решилась выйти из дома.

Расчесалась, надела чистую футболку, штаны и пошла записываться в тренажерный зал. Девушка-администратор посмотрела на меня понимающе. Предложила бесплатное занятие фитнесом для худеющих и с инструктором на тренажерах для начинающих.

Войдя впервые в зал, я с облегчением вздохнула: группа худеющих состояла из двух десятков таких же полных людей, как я. Разного возраста женщины и девочки пугливо озирались по сторонам. Среди них было всего двое стройных людей: сухонькая пенсионерка и сама тренер в обтягивающем зеленом трико и с широченной улыбкой.

— Выполним несколько легких упражнений! — Скомандовала она.

И все присутствующие принялись выполнять за ней «несложные» движения, от которых уже через пять минут с меня градом катился пот. Еще через столько же волосы прилипли к раскрасневшемуся лицу, а спину и ноги стало нестерпимо ломить. Я задыхалась, голова кружилась, глаза лезли из орбит, но приходилось терпеть.

Никто не отлынивал. Судя по лицам присутствующих, половина из них находились на грани обморока, а другая половина, мечтая о побеге, тайком поглядывала на дверь. Но нас так ласково подбадривали, что молить о пощаде было стыдно.

Когда я поняла, что больше нет сил, тренер радостно сообщила:

— Закончили разминку!

И вот тут ко мне пришло осознание: ад только начинался. Еще примерно час мы активно размахивали руками, ногами, делали выпады, приседали и шумно дышали. Перед моими глазами все это время стояли всевозможные пирожные, а за ними (уже фоном) таявшие в сизом тумане мечты о новой фигуре. И в каждом коротком перерыве мне хотелось уползти — лучше сдохнуть в буфете, чем среди двух десятков потных теток, мечтающих о теле, как у Барби.

— Встретимся завтра! — Улыбнулась тренер на прощание.

Но я тогда уже знала, что мы с ней не встретимся никогда.

Лежа дома на кровати, я отчаянно плакала в подушку. А ночью встала, сожрала полхолодильника, но облегчения не почувствовала. Мучимая чувством вины ворочалась всю ночь, а утром снова поплелась в зал — может, на тренажерах будет легче?

Но ни черта подобного.

Коротко рассказав о плане питания и перспективах похудения, мой инструктор приступил к методичному избавлению меня — нет, не от жира, а от существования. Ведь все имевшиеся в зале тренажеры были изощренными орудиями пыток, придуманными кем-то для издевательств над другими подопытными худеющими.

К концу занятия я твердо уверилась в мысли: только сумасшедший мог по собственной воле ходить сюда несколько раз в неделю. А те, кто говорил, что получает удовольствие от физических нагрузок, те и вовсе что-то принимали. Ведь не может же человек, находясь в трезвом уме и при памяти, добровольно крутить педали или тягать тяжести, при этом счастливо улыбаясь?

— Девушка! — Позвал меня кто-то, когда я, взвалив на плечо сумку, собиралась смыться из этой обители стройности навсегда.

— Да? Вы это мне? — Обернулась я.

Передо мной стоял пожилой мужчина в костюме с бейджиком тренера данного заведения. Круглое лицо, узкие раскосые глаза, поджаренная на солнце кожа.

— Вам, вам. — Он так искренне улыбался, что мне захотелось ему довериться.

— Я наблюдал за вами.

— Чего? — Сразу стало как-то неуютно.

Но вновь блеснула по-отечески располагающая, добрая улыбка, и волна недоверия схлынула. Все-таки, мы же были в общественном месте. Что плохого он мог мне сделать?

— Вы не хотите позаниматься в другой секции? — Он указал на соседний зал. — Просто качаться с мужиками… и все эти малоэффективные тренажеры… Вам нужно что-то другое.

— А что за секция? — Повинуясь его природному обаянию, я шагнула в сторону зала.

Мужчина расцвел еще пуще.

— Восточные единоборства. Только в них ваши движения обретут нужную координацию, фигура станет крепче и придет в ту форму, которая нужна.

— Ох… — Я шла за ним к заветной двери. — Вы мне… и кимоно дадите?

— Да. С поясом.

— Ух, ты. А… думаете, у меня получится?

— Несомненно! — Мужчина аккуратно подтолкнул меня к двери. — Я всегда вижу необходимые задатки в людях. Еще ни разу не ошибался.

— Правда?

— Уверен, что сделаю из вас чемпионку всего за полгода. Специальная диета, тренировки. Мой подход всегда дает нужные результаты. Вы сможете гордиться собой и своими достижениями.

— Ну, пойдемте, посмотрим… — Смущенно улыбнулась я.

Протиснулась в дверь и… уронила челюсть. В круге посередине зала увлеченно обменивались воинственными взглядами друг с другом две пышнотелые девицы в эластичных купальниках с короткими шортами. Они стояли, широко расставив ноги и наклонившись вперед, и оглядывали друг друга так, будто собирались съесть. И судя по их весу — эти дамочки уже не одного соперника съели.

— Сумо? — Выдавила я, когда борцы кинулись метелить друг друга здоровенными ручищами и толкаться широкими, как коромысло, плечами.

— Да, самый красивый вид спорта!

— М-да…

Выглядели борцы так, будто единственное, в чем они соревновались, это то, кто больше веса накопил за годы жизни. И, глядя, как колышутся их телеса, я медленно попятилась назад.

— Нет, спасибо.

Мне нужно было подумать. А где лучше думать, если не за едой? Забежала в кафе, заказала много еды и два компота, чтобы запить все это безобразие. Села и принялась ждать.

— Даша? — Раздался голосок.

Подняла взгляд. Это была Маша Сурикова. Меньше всего мне хотелось, чтобы кто-то видел сейчас мое раскрасневшееся лицо.

— Привет. — Попыталась улыбнуться я.

— Ты одна?

— Да.

Она присела на краешек стула.

— Как каникулы? — Девчонка старалась быть вежливой, и мне не хотелось ей врать о том, что я прекрасно провожу лето в то время, как сама и света-то солнечного не видела.

— Хорошо. Вот, решила перекусить после спортзала.

— А, отлично.

В этот момент к моему стыду подошла официантка с подносом. Она принялась расставлять на столе двойную порцию солянки, двойную порцию второго, два десерта, компот, хлеб и три больших булочки с сахаром. Тарелки заполнили почти весь небольшой столик.

— Ты ждешь еще кого-то? — Маша удивленно распахнула глаза.

— Я? Э… нет… — Щеки еще сильнее вспыхнули. — Это… это не моё…

Официантка еще не успела отойти, поэтому уставилась на меня с недоумением.

— Наверное, какая-то ошибка. — Проблеяла я, с головы до кончиков пальцев покрываясь краской. — Я просила только булочку и компот…

— Ну, как же. — Нахмурившись, девушка достала из кармана блокнот и громко и выразительно зачитала весь мой заказ.

Мне хотелось утопиться в проклятой солянке, чтобы прекратить это унижение.

— Нет, вы меня с кем-то перепутали… — Настаивала я, пряча глаза.

— Ничего. Если ты не против, я тоже проголодалась, и могу тебе помочь съесть это. — Улыбнулась Маша. — Можете идти. — Отпустила она официантку.

— Прости. — Я закрыла лицо ладонями. — Так стыдно.

— Все нормально. — Мягко и тепло отозвалась она.

И мы с ней долго болтали, обсуждая за едой всякие девчачьи глупости и больше не вспоминая об этом инциденте. А когда шли вместе домой, она вдруг сказала:

— Знаешь, я думала, что ты могла бы найти какое-то интересное применение своему таланту к приготовлению пищи.

И правда! Ведь у меня было настоящее кулинарное чутье. Я могла интуитивно смешивать ингредиенты без пошаговых рецептов и наставлений бабули. Я создавала настоящую симфонию вкуса из простых продуктов, и весь процесс для меня был настоящим творчеством! Возможно, именно это могло бы стать моим любимым делом…

Так следующим этапом спасения от падения в пучину депрессии стал кулинарный загул. Я накупила кулинарных книг и продуктов. Бабушка теперь с сомнением и недоверием воспринимала любые мои движения, но все же выход из постельно-жральной забастовки приветствовала обеими руками.

Несколько дней с утра до вечера я штудировала всю имеющуюся информацию о правильном питании: основы, рецепты, правила, продукты. Еще несколько дней не вылезала из кухни — готовила. Бабуля уже и не знала, куда относить все наготовленное мной за этой время: она и коллег успела накормить, и кое-кого из соседей. А потом я внезапно ударилась в изобретение собственных блюд. И никак не могла остановиться.

— Ба, я буду готовить так, чтобы люди не поправлялись! — Тараторила я, стирая кокосовую муку со лба.

— Разве так бывает, Дашуня?

— Да! Люди будут объедаться и при этом худеть!

И на следующий же день я забрала из школы документы и подала их в кулинарный колледж. Революция в питании, изысканные десерты, от которых не полнеют, сладкая диета — всё это захватило мой ум настолько, что я больше не мела из холодильника все подряд. Мой аппетит умерился. Я много ходила пешком, помогала бабушке в саду, а в свободное время изучала принципы здорового питания и ела часто, но помалу.

Я не могла дождаться того момента, когда начнутся занятия, и мне не терпелось поделиться новостью о моей затее с кем-то, кто мне дорог. Каждый день, гуляя по набережной, я вспоминала наши с Яриком разговоры, каждый день прокручивала в памяти наши веселые прогулки. Улыбалась, представляя, что лежу с ним на полу в его комнате, слушая старые пластинки, и наши сердца снова бьются в унисон.

— Я прощаю тебя. — Вот, что я собиралась ему сказать.

Но никак не набиралась смелости.

Останавливалась возле его двери, замирала, но не решалась постучать. «Он сам. Он первый должен» — говорил внутренний голос. И я заходила к себе, воображая, что он смотрит на меня в дверной глазок и вот-вот сейчас выйдет и скажет: «Даша, привет! Я скучал!» Но этого не происходило.

— Даша. — Позвал меня чей-то голос, когда я в очередной раз замялась на лестничной клетке.

Это была его мама.

— Да. Здравствуйте. — Воздух застрял в горле от волнения.

У этой женщины были его глаза. Она стояла на пороге своей квартиры и смотрела на меня так печально, будто собиралась разреветься.

— Даша, он тебе пишет? Звонит?

— Кто? — Не поняла я.

Но по спине от неприятного предчувствия побежал холодок.

— Ярик. — На ее лбу пролегли скорбные складки. — Он тебе не звонил? А то мы так переживаем.

— Что случилось?

Сердце застучало быстрее, все набирая обороты.

— Я думала, что, может, он хотя бы тебе сказал, куда собирается… — Свет в ее карих глазах заметно потух.

— Я… — Подошла к ней ближе. — Я не знала, что он… Где он?

— Не знаю. — Голова женщины качнулась и как-то безжизненно опустилась вниз. — После выпускного он просто собрал вещи и ушел.

12

После разговора с мамой Ярика я уже знала, что бесполезно набирать его номер, но все равно не удержалась. Видимо, для того, чтобы самой убедиться — абонент давно и прочно находился вне зоны доступа. Ярик не хотел, чтобы мы нашли его, потому и отключил телефон.

— Его ищут? — Причитала бабушка. — Они обратились в Полицию?

— Обратились. — Кивнула я, продолжая упорно набирать номер, словно это что-то могло изменить. — Но полицейские все эти недели просто бездействуют, они даже к нам не приходили, чтобы спросить про него!

— Но ведь он еще ребенок…

— Он сам ушел. — Я отложила телефон и посмотрела в окно. — Их главный аргумент состоит в том, что Ярик взрослый пацан, который по своему желанию ушел из дома. Ребята такого возраста спокойно могут жить в общаге и учиться в ПТУ, сами себя обеспечивая. Им плевать, что он в отчаянии и мог наделать глупостей! Они не станут его разыскивать!

— Бедная Таня… Надо сходить к ней, узнать, как она переживает это.

— Она-то переживает, а вот отец Ярика строго запретил ей искать его и рассказывать соседям о случившемся. Он даже плакать ей запрещает.

— Очень на него похоже. — Бабушка присела на край кровати и вытерла платком подступающие слезы. — Этот человек привык диктовать жене и сыну, как им себя вести. Помню, они даже чихнуть не смели без его разрешения. Надеюсь, теперь опомнится. Сделает выводы. И как только у мальчишки хватило смелости ослушаться? Что теперь будет? Где его искать?

Я молчала и смотрела в окно.

Наверное, бабушка понимала, что я тоже была виновата в том, что Ярослав ушел из дома. Мы были близки, но я даже представить не могла, где он находится, и куда может пойти. Одна надежда оставалась на то, что ближе к первому сентября парень вернется сам, ведь тогда начнутся занятия в школе.

Но он не вернулся.

И как стало известно позже: еще летом забрал свои документы. Полицейским удалось выяснить, что документы были поданы в вечернюю школу одного из районов, и парня сразу же отыскали. Все это время он жил у одного из друзей в пригороде. По словам матери Ярика, они поговорили, но возвращаться парень категорически отказался.

Радовало хотя бы то, что с ним все было хорошо. Но смотреть на его маму было больно: для нее будто весь мир перевернулся. Ходила молчаливая, глаза в пол, заметно осунулась, постарела. Наверное, ей тоже не хватало света его глаз и той дивной музыки, которая когда-то ежедневно наполняла их дом.

А у меня все понемногу налаживалось. Переживать стало некогда: занятия в колледже затягивали с головой. Сперва, я даже немного пожалела: и как теперь совмещать желание похудеть с вечными разговорами о еде на лекциях и жестоким столкновением с ней же на практических занятиях? Но процесс оказался настолько увлекательным, а интересных новых знаний давалось так много, что времени для сожалений больше не оставалось.

К тому же, у меня появилось много новых друзей. Например, Арина. Невысокая, полная, румяная хохотушка, которая никогда не отказывала себе в еде и даже не подозревала, что с ее фигурой что-то не так.

«Посторонним всегда сложнее смириться с чужой полнотой, чем тем, кто сам страдает лишним весом» — так вот, это не про нее. Арина не догадывалась о том, что у нее имелись лишние килограммы. И окружающие тоже, казалось, их не замечали.

— У меня роскошная фигура! — Смеялась она. — Я лучше откажусь от идеи влезть в бикини, чем от конфет. Это же мазохизм: купить килограмм шоколадных батончиков и доставать каждый день по одной! По одной, представляешь? И всю жизнь так мучиться? Ну, уж нет!

И надо сказать, в бикини она себе тоже не отказывала. Гордо вышагивала по дорожкам в бассейне в просторном белом раздельном купальнике на тонких бретелях и плавно покачивала при этом бедрами. Пока я пыталась держать свой аппетит в узде, представляя себе встречу с Яриком, на которой у него дар речи пропадет от моего нового облика, Арина поглощала все, что не приколочено. Да еще как поглощала: с аппетитом, с чувством, с неприличными звуками и стонами удовольствия!

И парни бегали за ней толпами. Простоватый деревенский Семен, будущий повар, симпатичный мажор Антон, с которым она познакомилась в кафе, спортсмен Валера и даже пожилой сосед Аркадий Павлович — все они глядели ей вслед с придыханием и восхищенно цокали языками. А мальчишки из нашей группы, те все поголовно считали своим долгом уступить ей место, помочь надеть пальто или с удовольствием сделать комплимент.

Удивительно, но она принимала их не настороженно, как я, а как что-то само собой разумеющееся. И никогда не унывала. Именно Арине удалось вытащить меня в целости и сохранности с приема у лже-мага, к которому я записалась на сеанс похудального гипноза однажды в конце первого курса.

Аринка тогда всячески критиковала как мою идею, так и мое желание похудеть, но все-таки решила сопроводить на рисковое предприятие.

— Маг Венцеслав. Черный ведьмак в пятом поколении. Оракул, провидец, телепат. Заговариваю на похудение и избавление от вредных привычек. Заклинаю от несчастной любви. Вижу будущее и помогаю забыть прошлое. — Представился мужчина в мантии звездочета и дурацком колпаке.

Он стал делать странные пасы руками, и подруга начала креститься.

— Подожду тебя в прихожей. — Разумно предложила она и присела на стул в коридоре.

Маг Венцеслав проводил меня в свою спальню, плотно закрыл дверь и вытянул руку:

— Оплату вперед.

— А, сейчас. — Кивнула я.

Достала из кармана все свои небогатые накопления и отдала ему.

— Садитесь. — Скомандовал он, судорожно пряча в задний карман купюры. — Вижу. Вижу вашу проблему.

— Я бы хотела…

— Не говорите! — Заорал маг. — Чувствую все на ментальном уровне. Ваша аура так и звенит от боли. — Он наклонился и с прищуром оглядел мое лицо. Надо заметить, что Венцеслав был косоват. Один его глаз смотрел на меня, другой куда-то в сторону. И я сжала зубы, чтобы не хихикнуть. — Вам нравится темноглазый юноша, и вы хотите похудеть, чтобы влюбить его в себя!

Внутри все так сжалось после этих слов, что мне стало не до смеха.

— Закрывайте глаза! Немедленно! Всего десять сеансов, и вы не сможете больше есть пищу!

Я хотела, было, возмутиться, что не собиралась совсем отказываться от пищи, и что денег на десять сеансов у меня не было, но заклинатель был так экспрессивен и настойчив, что тут же послушно закрыла глаза.

— Уходи, жир! Уходи! О-м-ммм! Прочь, прочь! Алаи-лаи-лаи-чи-и-ии!!! — Он принялся метаться вокруг меня, выкрикивая фразы и размахивая руками. В воздухе остро запахло благовониями. — А теперь… — Замер передо мной и прошептал: — Я введу вас в состояние глубокого гипноза. Вы очнетесь обновленной, и лишние килограммы станут стремительно покидать ваше тело!

Пока он кружил по комнате, бормоча себе под нос что-то вроде «Афана-кукарела ша-ла-ла-ла!», я наблюдала за ним из-под полуприкрытых ресниц.

— Вдыхаем, выдыхаем. Вам хочется спать. Когда я досчитаю от десяти до единицы, вы уснете!

В то время, как маг в лучших традициях фильмов о Джеки Чане крутил руками перед моим носом в стиле пьяного мастера и считал в обратном порядке с десяти до одного, я в уме пыталась сосчитать, сколько же денег потеряла, обратившись сдуру к этому шарлатану.

А ведь предупреждала меня Арина! Ведь уговаривала не ходить, не маяться дурью. А всё это объявление виновато! В котором стройная блондинка утверждала, что чудесным образом похудела после сеанса мага. И ведь меня тогда смутило, что фото из серии «До» не слишком похоже на то, что «После». Но так сильно хотелось похудеть быстро и без усилий!

— Три, два, один!

Он хлопнул в ладоши и зачем-то положил руки на мои плечи. Я сидела, не шелохнувшись. Стыдно было признаваться, что гипноз на меня не подействовал, поэтому я притворялась, что ничего не слышу и никак не реагировала.

— Жир! Долой жир! — Загробным голосом вещал Венцеслав. — Жир покинет это тело! — Его руки медленно стали спускаться вниз. — Покинет. И останется только здесь. — И жадно легли на мою грудь.

— Аа-а-а-а!!! — Заорала я, пытаясь встать.

От неожиданности Венцеслав сжал свои ладони, не желая отпускать добычу.

В эту секунду в комнату ворвалась Арина. Увидев руки мага на моей груди и мои ошарашенные круглые глаза, она, недолго думая, огрела шарлатана в пятом поколении тяжелой сумкой по голове. Забавная шапочка-колпак нелепо смялась, а лицо Венцеслава сделалось жалким и виноватым.

— Деньги на бочку! — Скомандовала подруга, помахивая сумкой возле его головы.

— Но… — пытался возразить заклинатель.

— Я сейчас в Полицию позвоню! — Пообещала она, хватая меня за руку и подталкивая к двери. — Они и заговор тебе сделают, и порчу снимут, и бесов из тебя изгонят, если понадобится. Живо возвращай деньги, мутновидящий! Кашпировский недоделанный!

Сбитый с толку напором подруги, Венцеслав протянул деньги, и мы побежали прочь.

— Здесь всё врут! — Бросила Арина по пути какой-то толстушке, смущенно переминающейся с ноги на ногу у двери в квартиру гипнотизера. — Жрать надо меньше!

И мы всю дорогу смеялись, не могли остановиться.

На втором году обучения мы уже проходили практику на предприятиях общепита: в столовках, каких-то кафе, выполняли задания, получали оценки. Ни одно блюдо испортили, сожгли, пересолили прежде, чем обрели необходимый опыт.

Арина видела себя поваром, меня же больше интересовала кондитерка. Я беспрестанно придумывала новые рецепты тортов и пирожных, а подруга уговаривала меня начать вести свой блог в сети, выкладывать туда видео и фото с пошаговым руководством и советами по питанию.

Я упиралась.

Какие советы по питанию я могла дать, когда сама все еще была не в идеальной форме? Да, я вытянулась, мое тело по-женски оформилось, вес стал чуточку меньше, но бедра все еще были чересчур крепкими, плотными, крупными, талию опоясывала тугая прослойка жира, а рукам тоже не мешало бы постройнеть, чтобы не застревать в узких рукавах.

В общем, бурлящие в моем молодом теле гормоны изо всех сил сопротивлялись тому, чтобы избавлять меня от пышности. Я изучала свою фигуру, экспериментируя с одеждой все смелее, боролась с все возрастающим количеством прыщей на лице и каждый день замечала, что проходящие мимо мужчины оставляют на мне свои взгляды.

Бабушку перемены во мне и в моей жизни тоже беспокоили все больше. Она тяжело воспринимала мое взросление и желание проводить свободное время с друзьями. Мы ругались, если я задерживалась на прогулке и приходила домой позже оговоренного времени. Все чаще я стала замечать, как она, хмурясь, пытается обнюхать меня, вдруг курила или пила. И меня раздражало то, с каким неодобрением смотрит она на мой первый, неумелый макияж, и с каким недоверием выспрашивает про ребят, в чьей компании мы с Ариной проводили время.

Может, все потому, что ей тоже приходилось тяжело. Она уставала. С хлебозавода ее сократили, возраст уже не тот, чтобы в тяжелых условиях тягать увесистые кассеты с хлебом, но бабушка смогла устроиться в соседний с домом магазин и мыла теперь там полы. Она теперь все чаще попрекала меня моей непутевой матерью и грозилась, что вырасту такой же. А я все чаще угрожала ей тем, что тоже уйду из дома, как Ярик.

Знала, что ей будет тяжело без меня, поэтому угрозы не исполняла, ведь одиночество, как говорится, точит людей не хуже болезней. Хотя и с ними мы тоже уже успели столкнуться: бабулина аптечка с каждым месяцем пополнялась всё новыми лекарствами: от сердца, давления и еще какими-то странными пузырьками. На них уходила почти треть пенсии. Львиную же долю денег сжирала коммуналка.

Я понимала, что на мои наряды и косметику у бабушки денег нет: ей и так приходилось мыть полы, чтобы мы не голодали. Поэтому тоже втайне от нее искала себе подработку.

Да, может, работа на автомойке вечерами, куда я вскоре устроилась, и не была пределом мечтаний, но платили там хорошо и деньги давали сразу. К тому же, там же работал паренек из нашей группы, Толик — он меня и позвал с собой. Да и до окончания учебы оставалось всего ничего, а, имея диплом, я могла бы зарабатывать тем, что мне нравилось. Нужно было только немного подождать. Потерпеть немного.

Это был обычный вечер. Время работы автомойки подходило к концу. В воздухе привычно стояла влажность и запах резины. Под плотной курткой по моей спине противно струился пот.

— Следующий! — Махнул рукой мой напарник.

Предыдущая машина выехала, я отошла к батарее, чтобы отжать мокрые тряпки. Вода сбегала с них в канализационное отверстие, перемешиваясь с серой пеной и переливаясь на кафельной плитке разноцветными химическими разводами. В моих сапогах хлюпало, и я ума не могла приложить, когда успела туда начерпать влаги. Может, это ноги настолько вспотели?

За спиной скрипнули шины.

— Кузов с пеной, коврики и влажную уборку. — Острым мечом рассек привычный шум автомойки до боли знакомый голос. Прогремел и взвился эхом к высокому потолку.

Я замерла, не двигаясь. Дрожащими руками расправила тряпку и повесила на батарею.

— Хорошо, — отозвался Толик.

Хлопнули дверцы. Судя по голосам, несколько парней покинули салон и отправились в сторону комнаты отдыха. Проводив их взглядом, я подняла воротник куртки и натянула на лоб кепку.

— Сколько ждать? — Голос, раздавшийся прямо над моим ухом, заставил вздрогнуть.

Больше всего на свете я не хотела бы поворачиваться к нему и отвечать на этот вопрос, но, кажется, мой напарник куда-то отошел, а водитель машины продолжал топтаться за моей спиной. Я слышала его дыхание и никак не могла восстановить своё.

— Полчаса. — Произнесла не своим голосом и ниже опустила голову.

В сливном отверстии громоздилась грязная пена, рядом с ней сверкали носы начищенных мужских туфель. Он разглядывал меня. Я прятала лицо. «Хоть бы не узнал! Хоть бы…»

— Хорошо. — Сказал он и направился следом за своими спутниками.

Я выдохнула, хватаясь за батарею, как за спасительный якорь и опирая на нее весь вес своего тела. В эту же секунду звук его шагов оборвался. Парень остановился, обернулся, пару секунд не двигался, а потом хрипло спросил:

— Колбаса, ты?

13

В душе будто спичкой чиркнули.

Я повернулась и с достоинством встретила его взгляд. Пальцы привычно сами сжались в кулаки, тело напряглось, готовясь отразить удар, а плечи воинственно выдвинулись вперед. «Не позволю! Никому больше не позволю так себя называть!» И тут же с недоумением отметила, что во взгляде парня не было ни намека на насмешку.

Это был Левицкий. Тот же худой, высокий, темноволосый задира, но уже не мальчик — мужчина. Повзрослевший, с заострившимися скулами, с легким оттенком синевы на подбородке — первыми островками пробивающейся щетины.

Передо мной стоял уже не разгильдяй-десятиклассник, а разбитной студент-первокурсник. Баловень судьбы. Ленивый мажор. Всё, начиная от дорогой одежды и заканчивая расслабленной позой, говорило о том, что он готов, не упуская ни секунды, жадно пробовать эту жизнь на вкус. Золотой мальчик из моих воспоминаний, острый на язык, безжалостный, циничный, гадкий. Тот, из-за кого все разрушилось. Тот, кто когда-то сумел проковырять дыру в моей броне и легким движением разрушил светлый образ Ярика — он стоял здесь, передо мной, и с интересом разглядывал мой внешний вид.

— Еще раз так назовешь меня… — Процедила я сквозь зубы, хватая в руку шланг мойки высокого давления и направляя на него.

Клянусь, нажала бы на кнопку, но этот тип даже не шелохнулся.

— Дашка. — Он закусил губу, продолжая оглядывать меня. — Дашка!

— Угу, привет. — Я была совершенно сбита с толку его поведением.

Брови парня приподнялись в удивлении. Он так качал головой, словно поверить не мог своим глазам. А еще… будто был рад меня видеть.

— Ты здесь работаешь?

Я кивнула, нахмурившись. Ощутила, что мои щеки розовеют.

— Да.

Тимофей продолжал на меня таращиться.

— Машины моешь?

Идиотский вопрос.

— Нет. — Я для наглядности снова потрясла рукоятью мойки. — В основном, чай подаю. Не заметно?

Левицкий расплылся в улыбке. Обманчивое зрелище. Я знала, как он умел скалить зубы и унижать людей. Помнила, как он и его друзья умели причинять боль людям.

— А ты изменилась…

— Нет. — Ответила дрожащим голосом.

И тут произошло то, чего я не ожидала. Парень резво преодолел расстояние нас разделявшее и бесцеремонно сорвал с меня кепку.

— Вау. — Торжествующе произнес он, когда мои светлые волосы рассыпались по плечам.

В этот момент мой палец инстинктивно вдавил кнопку на насадке шланга, и началась подача воды под давлением. Аппарат гулко затарахтел, рассеивая в воздухе мою ругань, а крепкая струя из шланга ударила в пол как раз рядом с туфлями парня.

— Эй! — Воскликнул Левицкий, отскакивая назад.

Я отпустила кнопку, шум стих, и между нами осталось лишь облачко пара.

— Лучше не приближайся ко мне! — Взвизгнула я, бросая шланг и выхватывая из его рук свою кепку.

Быстро скрутила волосы в тугой узел, приплюснула к голове и прикрыла головным убором.

— Ты туда собирался? — Указала в сторону комнаты отдыха. — Вот и вали! Давай, давай. Шуруй отсюда!

— Дашка…

— Мне трепаться некогда. Здесь все по минутам расписано, понял? — Я больше не смотрела в его сторону. Отвернулась к машине. Ждала, когда уйдет. — Через тридцать минут сможешь забрать свою колымагу.

— Я что-то пропустил? — Хриплым голосом спросил Толик, входя в помещение.

— Нет. — Огрызнулась я.

— Ладно. — Усмехнулся Левицкий. Вот эти интонации были привычнее, их я узнавала. — Только хорошенько мой, Колбаса! Приду, проверю! Чтобы тачка блестела!

Когда я снова инстинктивно схватилась за шланг, он уже удалялся в комнату отдыха, сопровождая свои шаги смехом.

— Козел… — прорычала я, приступая к работе.

— Знаешь его? — немного испуганно спросил Толик.

— Лучше бы не знала.

Этот придурок Левицкий своим появлением поднял со дна моей души пепел старых обид. И снова я была неуклюжей толстой девчонкой, закованной в комплексы, и снова надо мной смеялись, и некому было за меня постоять.

— Следующий! — Скомандовал Толик, когда мойка была окончена.

И, сорвавшись с места, я бросилась к воротам, чтобы открыть их для нового посетителя. Всё, лишь бы больше не сталкиваться взглядами с появившимся в помещении типом из прошлого.

Повезло. Тимофей не сказал мне ни слова. Оплатив в кассу за услуги, молча сел за руль. Дождался, когда его друзья займут свои места, и выехал с мойки. Я с облегчением выдохнула: больше мне не придется с ним видеться. Но не тут-то было. Когда, закрыв дверь за последним посетителем, я переоделась, повесила сумку на плечо и вышла, он ждал меня снаружи.

Ослепил яркими фарами в сгущающейся мартовской темноте и громко посигналил.

«Еще чего. Не буду реагировать. — Сразу догадавшись, кто это, я покрепче стиснула ручку сумки и ускорила шаг. — Пусть девкам своим сигналит, а приличные девушки на такое обращение не откликаются».

Я намеренно перешла улицу и заспешила по тротуару. Ледяной ветер рвал волосы, забирался под воротник. Приходилось прижимать голову к плечам, чтобы не простудить шею. Ноги, распаренные влагой на мойке, в тонких ботиночках моментально замерзли.

— Даш!

Он свистнул! Это негодяй свистнул мне, как какой-то уличной девке! Обнаглел!

Его автомобиль, приблизившись ко мне, медленно полз вдоль дороги. Движение на улице в это время почти отсутствовало, поэтому он никому не мешал, и мог наслаждаться своим преследованием, сколько ему влезет.

— Эй, красотка, садись!

— Пошел ты… — Не оборачиваясь, послала я его туда, где ему было самое место.

— Замерзнешь! — Издевался Левицкий.

Я хотела что-то ответить, но в эту же секунду поскользнулась и растянулась в подмерзшей снежной каше посреди пешеходной дорожки.

— Блин. — Попыталась подняться на ноги. Неудачно. — Блин. Блин!

Хлопнула дверца. Мотор продолжал работать.

— Не стоит такой хорошенькой девчушке шастать одной по ночным улицам. — Сильные руки обхватили меня за талию и поставили на ноги.

И перед глазами возникло его лицо. Серые глаза сверкали серебристыми огоньками в свете луны, улыбка белела мягким светом. Хотелось что-то съязвить в ответ, но слова растаяли на онемевшем языке, так и не прорвавшись наружу.

— Идем. — Он помог мне выбраться из плена ледяной каши.

— Я с тобой никуда не… — Фраза оборвалась на том моменте, когда Левицкий усадил меня на пассажирское сидение.

— А где твои дружки?

— Какие дружки? — Тимофей сел за руль.

Нет, ну точно взрослый. Совсем другой. Новый.

— Твои гиены. Зубастые и мерзко хихикающие. Ты всегда окружал себя такими. — Я прижала сумку к груди.

— Отправил домой. — Он никак не отреагировал на мои слова. — Хотел побыть с тобой. Пристегнись.

Я впервые сидела в такой роскошной машине. Раньше мне доводилось только мыть их, а теперь я находилась внутри. Потянулась, не сводя с него испуганных глаз, дернула ремень и пристегнулась.

— Умница.

Автомобиль тот час сорвался с места, будто пантера в прыжке.

— Эй, поаккуратнее. Я жить, вообще-то хочу!

Это его только позабавило. Уголки губ Левицкого приподнялись и тут же опустились. Он куда-то нажал, и салон наполнился громкой музыкой.

— Так и знала, что надо держаться от тебя подальше! — Втянула голову в плечи, когда машина по внешнему кругу зашла в очередной опасный поворот на огромной скорости.

— Проголодалась?

— Что?! — Проорала я.

Левицкий убавил громкость. Но не скорость.

— Спрашиваю, ты голодна?

Желудок что-то проворчал, но сумка, прижатая к животу, поглотила этот звук.

— Я хочу домой! — Жалобно.

Пальцы впились в ремень на очередном повороте.

— Отставить домой.

— Мы что, в армии?

— Работа у тебя говно. — Словно не слыша меня, тихо сказал Тимофей.

— Сам ты… — Решив дальше не уточнять, прикусила язык.

— Здесь отличные бургеры. — Он остановился у авто-кафе.

Странный у нас выходил разговор.

Тимофей опустил стекло, надиктовал заказ и протянул кассиру карту. А уже в следующем окне нам выдали хрустящий пухлый пакет, из которого шел ароматный пар. Левицкий вырулил к стоянке и там остановил автомобиль.

— Держи. — Парень протягивал мне большой сочный бургер с мясной котлетой, зеленью и сыром.

Я уже давно не ела ничего настолько вредно-вкусного, что у меня внутри все сжалось. Желудок тихо простонал: «Умоляю, возьми!», а руки, недолго думая, взметнулись вверх, безропотно принимая пищу из рук врага.

Мммм…

— Вот. Вижу ведь, что проголодалась. — Со знанием дела сказал Левицкий. Достал из пакета стакан с ледяной газировкой и поставил рядом с моим локтем в специальное отверстие. — Работа у тебя конская. Что, не было ничего лучше?

— Иди ты, знаешь куда. — Отозвалась я, жадно жуя сочащийся жиром бургер.

Взяла стакан и присосалась к трубочке. Втянула в себя сладкую газировку и с удовлетворением прикрыла глаза, ощущая лопающиеся на языке пузырьки.

Мне было плевать, как он на меня сейчас смотрит. Это минутная слабость. Завтра снова диета, снова правильное питание, снова грудка, овощи и чай без сахара.

— А я все думал, куда ты пропала. Тогда, после выпускного.

— Ты думал? — Я даже хрюкнула от смеха. — Помнится, вы классно поржали надо мной со своими друзьями тогда.

— Да. — Тимофей качнул головой с довольной улыбкой. Явно получал удовольствие, прокручивая в голове картинки того вечера. — Забавно вышло. Помню твой взгляд. Маленькая жирная девчонка с жирным сердцем, переполненным любовью к своему пианисту.

Это было уже слишком. Кусок говядины застрял в моем горле и никак не хотел двигаться дальше. Я закашлялась, судорожно соображая, хвататься ли за газировку, чтобы протолкнуть дальше этот кусок или выскочить из машины вон и убежать, гордо задрав голову.

— Ну, ты и гад! — Кашляя, выдавила я, когда парень потянулся, чтобы постучать мне по спине.

— А что я такого сказал? — Он убрал руку. — Это ведь правда.

— Ты только что назвал меня жирной! — Слезы невольно брызнули из глаз. — Сам себя слышишь? У тебя не возникает мысли, что кто-то может быть толстым из-за того, что у него нарушен обмен веществ? Или что такое? Как вообще можно ляпнуть подобное? Тебя кто воспитывал? Волки?

— Ладно. Ладно. — Левицкий отложил свой бургер, перестал жевать и внимательно посмотрел на меня. — Ты не была жирной. Ты была… хм… сочной. — Он поднял руки, изображая, как держит в воздухе что-то круглое, вроде арбуза. — У тебя была милая смазливая мордашка и вот такая классная жирная задница!

— Да пошел ты! Думаешь, приятно слышать такое? — Я швырнула недоеденный бургер обратно в пакет. Меня трясло. — Ради чего я вообще сижу здесь и выслушиваю такое о себе?!

— Стой! — Он коснулся моей руки и крепко сжал запястье. — Откуда такие комплексы, Колбаса? Да, у тебя была огромная задница. Ну и что? Разве это ужасно? Она была большая и аппетитная. У меня каждый раз стоял, когда я тебя видел!

Высвободив руку, я прижала ее к груди. Сидела и смотрела на довольного собой Левицкого и соображала, удачный ли сейчас момент для того, чтобы плюнуть ему в лицо.

— Зря ты не вернулась в школу. Я бы за тобой приударил. — Совершенно серьезно сказал он. — К тому же, твоя задница стала еще красивее. Я еще там, на мойке, разглядел. Такую не спрячешь за широкими штанами. У меня и сейчас по стойке смирно, хочешь убедиться?

Я не убежала. Нет. Я… расхохоталась. «Ну, не могло же это быть правдой? Так?» Это был самый странный комплимент, который я получала в своей жизни, клянусь. И в животе от смеха клокотало так, что я не могла остановиться. Левицкий заржал вместе со мной.

14

Через минуту, успокоившись, я продолжала спокойно дожевывать свой поздний ужин под его внимательным взглядом.

— Что у тебя еще нового, Дашка? — Небрежно бросил Тимофей, делая вид, что увлечен своей едой.

— Учусь на повара. И не вздумай ржать.

— И ради этого школу бросила?

Я взяла салфетку и стерла соус с губ.

— Ну да.

Будто он не понимал, из-за чего я ушла. Терпеть насмешки еще пару лет было выше моих сил.

— Целых два года могла отдыхать за партой. — Непонимающе потряс головой Левицкий. — Если так хотелось жрачкой заниматься, пошла бы после одиннадцатого класса в этот… как его… Ну, есть же… Типа технолог пищевой промышленности или как там зовется эта лабуда? Я, конечно, считаю, что это все фигня, но моя чудная мама просто повернута на высшем образовании. Устроила меня на экономический, приходится теперь время от времени в универе штанами лавки полировать.

— Значит, ты теперь студент?

— Ага. — Ответил Тимофей.

— Ага. — Повторила я, пряча глаза.

Как же хорошо получилось избежать ответов на неприятные вопросы!

— И чем ты там занимаешься? — Не унимался он. — Жрать готовишь?

Он что, издевается?

Я посмотрела на Левицкого, но парень только пожал плечами. И улыбнулся. Похоже, непосредственность была его коньком.

— Вроде того.

— Значит, ты могла бы завести свой блог и зашибать бабки? Почему нет? Я видел такое.

— Ага. — Я продолжала жевать. — Подруга также говорит.

— Вот. — Кивнул парень. — Но образование никогда не помешает.

— Не верю, что ты говоришь это.

— Почему? — Хохотнул Левицкий. — У меня вообще-то интеллигентная семья: мама прокурор, а батя банкир.

— Заметно, что не учителя и не врачи…

Тимофей поймал мой взгляд, направленный на дорогие часы, сверкнувшие золотом на его запястье.

— Вменяешь мне это в вину?

— Не знаю. — Я скомкала упаковку от бургера и бросила обратно в бумажный пакет. С громким звуком отпила газировки. — Вот что это сейчас? Сидишь тут со мной, устроил благотворительный ужин, делаешь вид, будто тебе интересно знать, как я живу. Да ведь мы с тобой в школе даже не общались! Могли несколько часов находиться в репетиционной, не смотреть друг на друга и не перекинуться даже и парой слов. К тому же, ты обзывал меня.

— Да?

— О, я хорошо запомнила ту шутку про водонапорную башню. Она запала мне в душу! — Поняв, что почти кричу, снизила тон. — Думаешь, тебе хоть что-то светит со мной? — Оглядела его холеную наглую рожу и дорогие шмотки. — Такие, как ты, не в моем вкусе, поверь.

— Откуда ты знаешь, что я на тебя тогда не смотрел? — Вдруг ошарашил меня он. — Если ты не смотрела в мою сторону, это не значит, что и я тоже.

Я растерянно хлопала ресницами. Отчаянно захотелось зажевать волнение чем-то сладким и калорийным.

— Ты… Ты был гадким, отвратительным и… мерзким.

Его брови поднялись.

— Говорят, я и сейчас такой.

— Вот да. Согласна. — Я нахмурилась. — Короче, если у тебя хобби такое — кормить замарашек с автомойки дешевой забугорной туфтой, то тут ты мимо, приятель.

— Хороший дорогой ресторан исправит положение?

— Тьфу! — Отвернулась я. — Я не об этом.

— А хобби у меня нет. Если не считать пьяные гулянки, тачки и мотокросс.

Если честно, этот парень хорошо смотрелся за рулем машины. Мне стало интересно, как бы он выглядел за рулем байка.

— А как же гитара? — Спросила я, поворачиваясь к нему.

— Какой, на хрен, из меня гитарист? Ты серьезно, Колбаса? — Левицкий расхохотался. — Эти сопляки меня терпели только потому, что у меня были авторитет, крутая гитара — очередная прихоть, новый комбик и деньги отца, способного по первому же капризу достать любой инструмент, какой только надо. Я бряцал, как старая обезьяна: невпопад дергал струны. Как глухой лось на гуслях — почти никогда не попадал в такт.

— Правда? — Мне не удалось сдержать улыбки.

— Еще бы. — Тимофей слегка покраснел, поймав мой взгляд, и тут же принял более уверенную, расслабленную позу, положив одну руку на руль. — Тот тупоголовый дебил, Боря, вечно хвалил меня и заискивал. Пытался угодить. А вот твой пианист… он молча злился. Упрямый пацан был. — Парень повернулся, явно для того, чтобы увидеть мою реакцию. И не ошибся: от упоминания Ярика мою земную оболочку смыло, словно песочный замок океанской волной. — Меня это всегда ужасно забавило. Он так психовал, когда пытался что-то мне объяснять, а я прикидывался дурачком. И он терпел. А мне еще сильнее хотелось вывести его из себя.

— Вот твое хобби. — Хмыкнула я. — Выводить людей из себя? Ты от этого балдеешь.

— Ну… — Тимофей поиграл бровями. — Возможно.

— У тебя нет ни тормозов, ни фильтров. Ты грубиян.

— Просто я всегда говорю правду. — Он кашлянул. — Это как с твоей толстой задницей. Ты либо отращиваешь острые зубки, либо худеешь, если тебя не устраивает твой вес. Хотя тебе и так хорошо, но…

— Что?! — Не выдержала я, когда он замялся.

— Видно ведь, что тебе не комфортно. Совсем как твоему мальчику-зайчику. Тебе было не по хрен, как ты выглядишь, а ему не по хрен, что скажут другие на этот счет.

— Он просто трус! — Выпалила я.

— Да. — Совершенно спокойно кивнул Левицкий. — Этот трус так распереживался, что ты убежала, что метнулся и раскидал нас всех, как щенков. — Он потер щеку, словно до сих пор мог ощущать на ней жар от удара. — А потом бросился прочь. Мм, это лучшее воспоминание о моей школьной жизни. Какая драма!

Эта сволочь не сумел сдержаться и заржал.

— Я не хочу об этом разговаривать… — От нахлынувших воспоминаний в горле пересохло.

Сжавшись в комок, я скрестила руки на груди, словно защищаясь.

— И зря. Мне казалось, что вы помиритесь и будете вместе. — Ему будто нравилось совать свои грязные пальцы в мои раны и ковыряться там, пока от боли не защиплет в глазах. — Ему нужен был этот урок. Таким, как он, всегда полезно. Что он в своей жизни видел? Свою скучную пианину и чертовы ноты? Таскался до музыкалки и обратно. Всё. Долбаный дрищ! Ты не сравнивай его с нормальными пацанами, как я. Если тебя с детства зашугивает строгий батяня, хлещет нотными тетрадями по роже, то хрена с два из тебя что хорошее выйдет. Яйца, знаешь ли, сами собой не вырастают. Их нужно отращивать. Долго и упорно. А не выйдет — всё, приплыли.

— Всё, перестань. — Мне хотелось закрыть уши.

Не могла больше слушать его.

— Кстати, я слышал, что он сейчас выступает в «Дурке».

— Что за «Дурка»? — Оживилась я и тут же осеклась, втянув голову в плечи.

Судя по выражению лица Левицкого, он заметил мой интерес.

— Одна грязная дыра на окраине. Играют там какое-то адское дерьмо, слушать невозможно. — Он коснулся пальцами гладко выбритого затылка и лениво зевнул, точно большой мартовский котяра. — Я был в хламину, ничего толком не помню. Только его на сцене с какими-то чуваками и одной зачетной телкой. Говорят, они играют там каждую субботу.

— Ясно. — Сглотнула я.

Почему-то слово «тёлка» больно кольнуло сердце.

— Хочешь повидаться? — Не мог не съязвить парень.

— Вот еще. — Пробормотала я.

— Правильно. — Тимофей протянул руку и осторожно коснулся моего плеча. — Зачем он тебе? Лучше приходи ко мне. У меня в субботу вечеринка. Так, для своих. Выпьем, послушаем музыку, потанцуем. Хочешь, заеду за тобой?

«Знаю я ваши вечеринки. Наверняка, мажорская попойка, на которой все хвастаются размерами папочкиных капиталов и нюхают всякую дрянь».

— С чего ты взял, что мне это будет интересно? — Дернула плечом, стряхивая с себя его прыткие пальцы.

— Как? — Усмехнулся он. — Между нами же особая связь. Ты ведь тоже это видишь? — Он придвинулся ближе. — Я нравлюсь тебе, ты мне…

— Какая же… хрень! — Не выдержала я. — Если такие вульгарные, примитивные методы все еще работают, то мне жаль тех девиц, которые на них ведутся. Мне нужно мыло, чтобы вымыть уши. Надо же, какой первосортный бред!

— Э-эх! — Левицкий хлопнул себя по коленям. — Похоже, мне пора на курсы повышения квалификации.

И мы рассмеялись.

— Ладно. Мне пора. — Взглянув на дисплей мобильника, сказала я. — Я должна была быть дома еще час назад.

— Мамочка будет ругаться?

В груди неприятно резануло.

— У меня нет родителей. — Прошептала тихо. — Никогда не было. Только бабушка.

— О, ясно. Ну, это. Прости. — Тимофей неуклюже потянулся, желая снова коснуться меня, но тут же передумал. Положил ладонь на ручку АКПП, тронул машину с места, направил ее на оживленную дорогу и вздохнул: — У меня вот есть. А тоже как будто нет…

— Хочешь мне на жизнь пожаловаться? — Не удержалась я, принимая правила его игры. — Я тебе не психоврач, учти.

— Не психолог. — Поправил Тимофей, смеясь. — И не психиатр.

— Какая разница?

— Разница есть, толстозадая.

— Как ты меня назвал?

— Толстозадая.

— Останови машину.

— Еще чего. — Он только добавил скорости. — Жалости ты от меня точно не дождешься, аппетитная моя.

— Если я толстозадая, зачем ты за мной потащился? — Пользуясь моментом, я рассматривала его руки, небрежно наброшенные сверху на руль.

— Просто хотел тебя чпокнуть.

— Не-е-т. — Отмахнулась я.

— Да-а! — Искренне заржал он.

— Похоже, я единственная, кто так долго терпит твои грубости и все еще не дал тебе по кумполу?

— О, Колбаса, я еще очень ласков с тобой!

— Охотно верю. — И, улыбаясь, отвернулась к окну.

— Ну, что? Давай сюда свой номер. — Потребовал Левицкий, остановив тачку у моего дома.

Я привычно взметнула взгляд вверх: проверила свои окна, а заодно Ярика. На автомате. В его комнате было по-прежнему темно.

— Не стоит, правда. — Я открыла дверцу, вышла, закинула сумку на плечо и наклонилась, чтобы взглянуть в салон в последний раз. — Как-то я не впечатлилась твоей наглостью, знаешь ли.

— Черт. — Нахмурился он. — Твоя задница не оценила мои гениальные шутки?

Выдохнув, показала ему средний палец, развернулась и направилась к двери. Странный, странный вечер. Еще более странный разговор с отшибленным на всю голову чуваком. Уйти и забыть.

— Обожаю тебя, Колбаса! — Донеслось от машины. Этот придурок опустил стекло, чтобы прокричать мне это. — Иди, не останавливайся, дай мне полюбоваться тем, как она двигается при ходьбе!

— Отмороженный!

Он посигналил.

Дурацкая ухмылка никак не желала сходить с лица. Я тихонько повернула в замке ключ и вошла в квартиру. На цыпочках прошла к своей комнате, чтобы не разбудить бабулю. Но все старания были напрасны: она не спала. Короткие всхлипы сопровождали ее шаркающие шаги.

— Ба? — Спросила я, врубая свет.

Ее трясло мелкой дрожью. Старое морщинистое лицо было красным, распухшим от слез, губы тряслись.

— Ба, прости, что задержалась. — Поспешила оправдаться я. — Встретила школьного друга, мы заболтались и я…

Не успела договорить — уставилась на бумажку, которую она мне протягивала. На мятом тетрадном листе был записан какой-то номер.

— Вот. Держи. — Бабушка шмыгнула носом, достала из кармана халата платок и приложила к слезящимся векам. — Звонила. Мать твоя. Беспутная.

— Мама? — Не веря глазам, я рассматривала номер, выведенный аккуратным бабушкиным почерком. Будто, если долго смотреть, эти цифры могут ответить на все мои вопросы.

— Да.

— И что сказала?

— Ничего. — Бабуля потрясла головой. — Как всегда. Точно ничего и не случилось. «Мам, привет, как дела? А у меня все прекрасно». Еще обиделась, что я с ней холодна. Вот. — Она указала дрожащим пальцем на бумажку. — Продиктовала, велела передать тебе, если захочешь ей позвонить.

— И всё? — Я села на кровать.

— Всё. — Бабушка села рядом, поникая плечами.

Я сложила бумажный квадратик вдвое, потом вчетверо, потом еще раз и еще. До боли сжала в побелевших пальцах. Что мне было делать с этой информацией? Что мне было делать с этим номером? Что я должна была сказать женщине, которую ни разу не видела? Я не слышала ее голос, не знала ее тепла, не представляла, кто она, и как я должна к ней относиться.

Моя растерянность превратилась в черную дыру, способную поглотить меня целиком. В глазах защипало. Когда-то я очень этого хотела. Узнать ее. Услышать, что она меня всегда любила. Просто по какой-то причине не могла навещать. А сейчас? Хотела ли я этого теперь?

15

Листок с номером телефона я положила под подушку. Наверное, поэтому полночи ворочалась и никак не могла уснуть. Наконец, не выдержав, встала, достала бумажку, переложила ее в комод и легла обратно.

Все мои мысли крутились вокруг того, что этот злосчастный клочок бумаги находится сейчас всего в нескольких метрах от моей кровати. Промучившись еще час, я вскочила, достала его из ящика и отнесла на кухню, где запрятала на самую верхнюю полку в жестяную банку из-под чая — на самое дно.

Легче мне не стало. Теперь я думала о Ярике. Этот тип, Левицкий, сказал, что каждую субботу он выступает в «Дурке». Как бы я не отгоняла от себя видения, но мое сознание никак не хотело перестать представлять, каким стал этот мальчишка, который обидел меня. Как он теперь выглядит? Чем живет? Помнит ли обо мне? Думает хоть иногда?

И как бы я не сопротивлялась, частичка нас, юных и счастливых, все еще жила в моем сердце. Я помнила каждый шаг, каждое сказанное друг другу слово, все минуты, проведенные вместе. Помнила ту гордость, которую испытывала за этого парня, когда он играл на фортепиано. И все еще ощущала тот трепет, который рождался в душе всякий раз, когда касания его пальцев рождали чудесные мелодии.

Я встала, взяла наушники, подсоединила их к телефону и сделала то, что давно запрещала себе делать: включила песни, которые он когда-то выбрал и записал специально для меня. И как только зазвучали первые аккорды, во мне будто плотину прорвало! Слезы потоком хлынули из глаз, подбородок затрясся, нос заложило. Накрывшись одеялом, я захлебывалась слезами, думая, что никто не услышит. Просто боль, она стала такой явной, такой реальной, словно все это было только вчера.

Вот мы идем по набережной. Ветер перебирает мои волосы, нежно ласкает шею. Я поднимаю взгляд и смотрю на Ярика. Он выше и сильнее, и с ним можно ощущать себя маленькой, почти невесомой. Я размыкаю пальцы, чтобы потянуться и взять его за руку. Полной грудью набираю в легкие воздух. Знаю, что парень крепко обхватит мою ладонь в ответ, но… не решаюсь.

Всё так по-детски. Между нами что-то очень хрупкое — будто присевшая на край ветви дивная птица. Одно неловкое движение может ее спугнуть. Она вспорхнет, опасаясь беды, и все будет испорчено. А Ярик даже не замечает моего несбывшегося касания: приглаживает ладонью торчащие волосы и отпускает растерянный смешок на ту тему, которую мы обсуждали. Неважно какую. Мы оба смущены, но нам так хорошо вместе. Трогательность момента застывает в воздухе и улетает, подхваченная весенним ветром, вслед за моим видением.

— Эклеры для похудения. Верите, что такое возможно?

На следующий день после учебы я записывала свой первый блог.

— Всего полчаса готовки и семьдесят девять калорий в одном? Нет, это не шутка! Для теста вам понадобится тридцать грамм цельнозерновой муки или клейковины, если вы желаете минимизировать количество углеводов, сорок грамм кукурузного крахмала, сто пятьдесят миллилитров воды, пол чайной ложки соли, столько же разрыхлителя и два яйца.

Две чашки кофе, выпитые во время приготовления реквизита для ролика, сделали свое дело: сердце у меня в груди скакало, как бешеное, энергии было хоть отбавляй. Только руки тряслись от волнения, да глаз немного дергался. Все-таки первое публичное выступление! Хоть и не прямой эфир, но мысли постоянно возвращались к тому, не глупо ли я выгляжу в этом желтом фартуке и не слишком ли фальшиво улыбаюсь на камеру.

— Смешиваем муку, крахмал и разрыхлитель. Воду с солью нужно вскипятить, а потом мы в нее будем всыпать эту сухую массу и, быстро-быстро помешивая венчиком, заваривать.

Как назло всё валилось из рук. И как я сразу не догадалась, что плита тоже должна входить в кадр? Как ее теперь перемещать, если руки испачканы в муке? Еще и помощников позвать не догадалась!

Приостановив запись, я бросилась передвигать стол и менять декорации. Не так-то это было быстро на типовой кухоньке в девяти квадратных метрах. Пришлось записывать ролик снова и как-то выкручиваться из того, что нужные ингредиенты уже были смешаны.

— Перекладываем тесто в блендер, добавляем одно яйцо и взбиваем. — Улыбнулась я.

М-да, надо будет приобрести новый блендер. Этот хорош, но уже не так красив, чтобы мелькать на экране. И обои неплохо бы переклеить. А, может, снять для таких целей какое-то помещение? Студию? Хм, а ведь я могла бы давать мастер-классы…

— Добавляем второе яйцо и снова взбиваем, пока не добьемся однородности. — Справившись с взбиванием, я вытерла пот со лба. — А теперь перекладываем тесто в кулинарный мешок… — Где же он? Ах, вот. — и осаживаем на пекарскую бумагу наши будущие эклерчики. Сколько их вышло? Раз, два, три… Так, у меня восемь штук. Выпекать будем двадцать минут в духовке при температуре сто восемьдесят градусов.

Сунув получившиеся заготовки в разогретую духовку, я выдохнула и поспешила поставить запись на паузу. Не думала, что весь процесс будет таким сложным. Не забыть бы вырезать из видео те моменты, когда я, стоя к камере задницей, мыла руки, а еще тот, когда чуть не чихнула, всыпая в воду сухую массу. Выглядела я тогда, наверное, как скалящийся хорёк, преследующий добычу.

— Для начинки можно использовать мягкий творог с подсластителем, ореховую пасту с йогуртом, сыр рикотта с медом. Или правильную сгущенку, нежирный заварной крем или щадяще сладкий джем — а как их сделать я тоже расскажу в своих новых видео.

Ну, не ерунда ли? Что я несу? Используйте для начинки то, что мы будем готовить на следующих уроках? Черт. Нужно сесть и расписать план создания роликов. Сделать заглавие, подзаглавие, полезные ссылки…

— Так о чем это я? — Еще раз широко улыбнулась. — Можно, конечно, разрезать эклер пополам, но лучше всего сделать с помощью кондитерского шприца отверстие внизу и наполнить через него пирожное кремом. — Вытерла руки о фартук и прочистила горло. — А для помадки смешиваем пять столовых ложек сухого обезжиренного молока, подсластитель и три ложки воды. Для цвета можно добавить капельку свекольного сока или растопленный шоколад. Итого у нас будет помадка трех видов: белая, розовая, коричневая. Сверху украсим орешками, ягодами и кокосовой стружкой…

Закончив с видео, я устало выдохнула и принялась отмывать кухню. Когда все было готово, убрала эклеры подальше и снова полезла в холодильник. «Так. Урок два. Омлет? Пицца? Диетическая королевская ватрушка?»

Если бы не необходимость спать, ходить на практику и работать на автомойке вечерами, клянусь, мир приобрел бы нового маньяко-блогера. За неделю я превратилась в настоящего робота. Мне не нужно было ни есть, ни отдыхать. Новое дело захватило буквально с головой.

К выходным я убила огромное количество продуктов и отсняла с два десятка видео для своего блога. Если судьба моих кулинарных шедевров была предрешена — их с удовольствием поглощали соседи и однокурсники, то, что делать с роликами я не знала. Точнее, знала, но никак не решалась их выложить.

А еще я чувствовала, что наконец-то худею. Было бы лукавством сказать, что всё выходило само собой — нет, я твердо решила, что должна увидеться с Яриком, и усиленно готовилась к этой встрече. Ела мало, мало, очень мало и еще меньше.

Почему-то тот день показался мне особенным. Я и раньше сбрасывала понемногу, и всё это происходило постепенно, почти незаметно. Мое тело вытягивалось, жир сменялся аппетитными округлостями, футболки уже натягивала грудь, а не мерзкие складки, и формы становились более плавными и привлекательными. Но в это субботнее утро я заметила, что мне стали велики мои любимые джинсы.

Между пуговкой на талии и пупком пролезал уже целый кулак. При ходьбе они сползали на попу и едва не спадали. Это чувство пьянило!

Я разделась и встала перед зеркалом, разглядывая себя придирчивее, чем обычно. И мне нравилось то, что я вижу. И мне хотелось, чтобы Ярик тоже увидел меня такой.

Наверное, я желала, чтобы он проявил ко мне интерес. Хотела бы видеть растерянность, а затем огонек интереса в его глазах. А потом сказала бы что-то вроде: «Ты не полюбил меня такой, какой я была когда-то. Твое время ушло». Развернулась бы и ушла. Ведь с новой фигурой меня легко полюбил бы кто угодно.

Хотя, кому я вру? Мальчишки никогда не бегали за мной, у меня ни с кем не было романтических отношений или поцелуев. Наверное, я бы схватилась за Ярика, как за последнюю надежду в жизни, прояви он ко мне хотя бы капельку живого интереса, и ни за что бы не отпустила. Да, в своих мыслях я была всё той же жалкой толстухой, которая, собрав волю в кулак, на дрожащих ногах подходила, чтобы умолять его потанцевать со мной, и видела рядом с ним другую.

— Нет. Всё. Хватит! — Приказала самой себе. — Теперь всё будет по-другому.

Никаких унижений. Я отомщу ему. Отплачу ему его же монетой. На глазах у всех предпочту ему другого! Пусть поймет, как это больно.

Не смогу…

Разрываемая сомнениями, я продолжала крутиться у зеркала и понимала лишь одно: нужно увидеть его, и всё встанет на свои места.

Желудок посасывало. Казалось, что он переваривал сам себя. И это было самое приятное ощущение на свете. Я физически чувствовала, как худею. Я была на шаг ближе к своей мечте — к идеальному телу. Находилась где-то на промежуточной станции между «еще не худая» и «уже не такая жирная», и это было маленькой, но победой.

Шестьдесят семь килограммов. Что это? Почти ничего. Ерунда, а не вес. По сравнению с тем, что было. У меня больше не было мерзкого второго подбородка, который выскакивал всякий раз, когда я смеялась. Мои руки больше не колыхались при ходьбе, а задница влезала в самые красивые джинсы. Жизнь определенно налаживалась.

Проведя в торговом центре несколько часов, я купила новую кофточку и брюки. Вернулась домой и накрасилась: ведь в клуб обычно пускают только совершеннолетних, поэтому мне позарез необходимо было выглядеть старше. Долго думала, что же сделать с отросшими до лопаток волосами, чтобы произвести на Ярика впечатление? Остановилась на простом высоком хвосте: не хватало еще, чтобы он думал, что я ради него так прихорошилась.

Сказав бабушке, что вернусь не раньше полуночи, вызвала такси и поехала в клуб. Пригород встретил меня однотипными блочными пятиэтажками и видневшимися тут и там старыми бараками.

Я была готова к тому, что заведение с названием «Дурка» окажется не самым приятным местом, но это место оказалось настоящей грязной дырой. А ведь Левицкий предупреждал меня! Но разве я когда-то слушала чьи-то предостережения?

— Красивые девушки до десяти вечера проходят бесплатно! — Проорал мне в ухо охранник.

От него воняло табаком, а во рту не хватало переднего зуба. А еще он бесцеремонно шлепнул меня по заднице. Шлеп!

Решив, что это меньшая цена за удовольствие пребывания в этой цитадели разврата, я быстро просочилась в зал.

Внутри было темно и накурено. Музыка громыхала так, что стучала даже в грудной клетке, ударяя басами в ребра. Возле кривой двери с табличкой «Курилка», между гардеробом и зеркалом, дымили какие-то пьяные малолетки — на вид им было не больше пятнадцати. Густо подведенные черным глаза одной из них настороженно зыркнули в мою сторону и быстро потеряли интерес.

Сдав куртку (и мысленно попрощавшись с ней навсегда), я поспешила пройти к танцполу и направилась в бар. Гопники всех мастей, нетрезвого вида панки, простоватого вида мужички и отвязные девицы в мини — всё это соседствовало, извиваясь в толпе, как единый механизм. Я в своей светлой кофточке смотрелась, как одуванчик в зарослях репейника, и, конечно же, не могла не притягивать удивленные взгляды.

Заказав коктейль, скромно отошла к стене. Какой-то накуренный парнишка, пытающийся в танце застрелить своих приятельниц указательными пальцами, тут же отдавил мне ноги. Пришлось протискиваться ближе к сцене, уставленной инструментами. Здесь, в толпе вернувшихся из курилки малолеток, я чувствовала себя в большей безопасности, чем возле бара, среди пьяного отребья, искавшего себе подружку на ночь.

— Вы ждали этого долго! — Вдруг объявил чей-то грубый голос в микрофон. — Встречайте! Группа «Психушка»!

«Психушка» в «Дурке»? Вы шутите?

Малолетки завопили так, что у меня моментально заложило уши. Они бились в настоящей истерике, стучали ладонями по основанию сцены, свистели и толкали друг друга, желая подобраться ближе.

Через секунду на сцене появились музыканты, и вся толпа перешла на ультразвук, приветствуя их. Я прилипла к стене, прижала к груди стакан с коктейлем и почти не дышала. Даже в полутьме мне удалось узнать его сразу, стоило ему только появиться. Да, это был Ярик. В мешковатой черной футболке и рваных синих джинсах. Теперь он стал выше, шире в плечах, а его волосы рваными прядями спадали на казавшееся изможденным лицо.

Хотя и казалось, что вел он себя несколько скованно, походка его не изменилась. С ним были еще два парня и девушка. Каждый из них одевался на выступление явно второпях и во что попало. Девица, рыжая и тощая, в узких кожаных штанах и коротком топике, схватила гитару и тут же вдарила по струнам. Первый паренек сел за ударные и принялся отбивать яростный ритм, а второй устроился перед микрофоном — видимо, ждал, когда малолетки заткнуться, чтобы начать петь.

А я продолжала наблюдать за Яриком. Он развернулся лицом к толпе, встал за синтезатор и опустил пальцы на клавиши. Всё те же пальцы — длинные, красивые, созданные самой природой для игры на благородном инструменте. Но звуки, которые издавал сейчас черный «Casio» под его руками, больше походили на быстрый и дерганый пульс.

— Ночь! — Голосом из преисподней замычал солист. — Ночь на кладбище тиха! Ха-ха! Здесь всё во власти мертвецов до криков петуха! Ха-ха-а-а!

Казалось, он готов был сожрать микрофон — так смачно прижимался к нему толстыми губами, обслюнявливая, что мне становилось противно. А вот пятнадцатилетки были в полнейшем восторге: уже к середине песни они ревели, срывали с себя одежду, швыряли лифчики на сцену и падали дружно в обмороки.

Я стояла, не чувствуя ног, и смотрела на флегматичного Ярика, безо всякого воодушевления бацающего по клавишам под заунывный вой солиста, и не могла поверить своим глазам. Неужели, это и была его мечта? Неужели, о таком будущем он говорил? Этот парень хотел играть альтернативный рок, инди и соул, разве не так?

Изредка он поднимал глаза и с равнодушным видом смотрел в лицо беснующейся толпе. Мотал головой в такт и снова смотрел на клавиши.

— Яра! Яра! — Кричали малолетки, вытягивая руки в его сторону.

А я понимала, что мое сердце не билось все это время. С тех пор, как мы расстались, я не жила. Потеряла себя. И ужасно соскучилась по себе такой, какой бывала рядом с ним.

— Мои руки сведены за спиной! — Орал солист «Психушки», взывая не иначе как к самому дьяволу. — В смирительной рубашке не обрести мне покой! Смерть! Смерть, приходи за мной!

А мне хотелось дождаться конца этой вакханалии, подойти к Ярославу, взять его за руку и тихо спросить о том, что же стало с его жизнью? Ведь видно же, что всё это чуждо для него: это место, эти люди, эта музыка. Среди этих странных, всклокоченных панков, поющих про смерть, он и сам походил на мертвеца.

Я стояла и ждала. Пролетала песня за песней. Меня трясло от нахлынувших чувств. Я ощущала слабость. Руки дрожали, во рту пересохло. Он был так близко, почти рядом. Его прекрасное лицо оказывалось почти напротив моего. Готова была поклясться, что его взгляд, блуждая, пару раз останавливался на мне. Сердце у меня в эти моменты подскакивало выше, чем малолетки, пытавшиеся штурмовать сцену и прыгавшие на плечи друг к другу.

Но Ярик никак не реагировал. Будто смотрел в пустоту. Я была уверена, что он видел меня. Уверена! Но ни одна мышца не дернулась на его лице. Точно манекен — пустой, безразличный.

Я все еще стирала с ладоней застывший пот и переминалась на дрожащих ногах, когда по окончании выступления он вынырнул откуда-то из толпы и пронесся мимо меня по коридору к выходу. Следом за ним — обезумевшие фанатки: местные гопницы, ПТУшницы и размалеванные пятнадцатилетки.

Я позволила себе улыбнуться, ловя его взгляд. Не вежливо, а по-настоящему. Так, как улыбалась когда-то только ему. Он случайно задел меня рукой. Клянусь, он видел мое лицо. Смотрел на него. Но не узнал. Или сделал вид — уже не важно. Просто прошел, даже не замедлив шаг.

«Ужасно… Приходить сюда было ужасной идеей!»

— Эй, малышка! Еще не нашла себе пару? — Подкатил ко мне какой-то местный упырь.

Я отшатнулась и бросилась прочь. Забрала куртку, накинула и выскочила наружу. Мороз больно лизнул меня по мокрым щекам. Сорвавшийся с губ бессильный вздох превратился в облачко белого пара и рассеялся в темноте.

— Курить есть? — Обратилась ко мне едва стоящая на ногах нимфетка в кожаной мини-юбке.

— Нет. — Пробормотала я.

И побежала по улице.

Дома, машины, фонари — всё мелькало перед глазами, сливаясь в размытую бесконечность. А я пыталась унять слезы, причину которых не понимала сама. Окончательно замерзнув и потерявшись, забежала в крохотный магазинчик. Подула на пальцы, достала из кармана телефон, зашла в соцсети, нашла нужный профиль и нажала «Связаться».

Он ответил через полминуты:

— Да.

— Привет. Это Даша.

— Ух, ты… — Удивленно. — Все-таки решила прийти?

— Сможешь меня забрать? — Спросила я, нервно оглядываясь по сторонам. Подошла к сонной продавщице. — Скажите, какой тут адрес?

16

Иномарку прилично занесло на повороте при подъезде к магазину, но водителя это, похоже, нисколько не смутило. Автомобиль затормозил возле магазина, скрипнув шинами и окатив меня фейерверком из колких льдинок. Левицкий не собирался выходить, чтобы усадить меня, и не наклонился, чтобы открыть мне дверцу.

Машина застыла у обочины, мерно рыча и густо обдавая меня парами выхлопных газов. Сквозь тонированные стекла ничего нельзя было разглядеть. «Чего медлишь? Сама же этого хотела. Позвонила ему, попросила приехать. А теперь стоишь и дрожишь. Поздно отступать, действуй».

Дернув дверцу, я наклонилась:

— Привет. — Заглянула в салон.

— Падай. — Выдыхая дым, бросил Тимофей.

Я послушно села внутрь и пристегнулась. Автомобиль помчался по дороге.

— Дай угадаю, что ты делала в этом районе. — Сказал Левицкий, опуская стекло и вышвыривая в окно окурок.

В полном сизого дыма салоне дышать было нечем, и я закашлялась. Мне не хотелось отвечать ему. Даже смотреть на него от стыда теперь не хотелось.

— А я-то уж грешным делом подумал, что ты соскучилась. — Парень отрегулировал кондиционер так, чтобы мне стало теплее.

Я продолжала дрожать, стиснув зубы.

— Замерзла?

— Зачем ты сказал мне про эту «Дурку»? — Не узнала собственный голос.

Он казался чужим и скрипучим.

— Тебе там тоже понравилось, да? Меня особенно вставила песня про кладбище и гробовщика. Слышала ее? — Левицкий откинулся на сидение и лениво, по-пижонски, ведя машину, всего двумя пальцами касаясь руля, запел: — «Открылся гроб, окутал мрак. Убее-е-ей! Убее-е-ей меня, зомбак!» Такая прелесть!

Мне было не до смеха, но губы сами растянулись в улыбку:

— Слуха у тебя тоже нет.

Тимофей покачал головой:

— Пф. Разве для такой мути нужен слух? Скорее, справка от психиатра.

Он увеличил скорость.

— Как думаешь, почему Ярик с ними? — Хрипло спросила я.

— Не знаю. — Словно забыв про дорогу, парень сверлил меня взглядом. — Может, типа «назло мамке отморожу уши»? Хотя, ему может и нравится такой отвязный музончик…

— Нет.

— Считаешь, что знаешь его лучше других?

В груди заболело. Я заново переживала тот момент, когда Ярик прошел мимо меня с остекленевшим взглядом.

— Когда-то считала.

— А сейчас? — Левицкий отвернулся. — Спросила бы у него, разве не за этим ты шла?

— Он меня даже не узнал. — Призналась я.

— Обидно?

— Терпимо…

— И что теперь?

Мой взгляд опустился на трясущиеся руки.

— Ничего. Это было плохой идеей. Приходить туда. — Задрала подбородок и натянула на лицо улыбку. — Нужно забыть об этом. Все равно я ничего не почувствовала.

Этому парню ни к чему было знать о моих истинных чувствах.

— Хорошо, что обошлось без приключений. — Левицкий бросил на меня короткий взгляд. — Хорошим девочкам нечего делать там одним в поздний час.

— Ты ошибаешься на мой счет. — Облизнула губы, медленно обводя глазами Тимофея с головы до ног. — Я могу постоять за себя. И не такая уж я и хорошая.

— Вот как. — Его брови приподнялись.

— Точно. — Заверила я, подмигнув.

Вряд ли он мне поверил, но я определенно чувствовала себя уютнее, представая перед ним не зашуганной серой мышью, а уверенной в себе девушкой.

Когда мы вышли из машины, Тимофей взял меня за руку.

— Расслабься, здесь все свои. Со мной тебя никто не обидит.

Почему-то хотелось ему верить.

Мы вошли в огромный, громыхающий музыкой дом, и взгляды всех присутствующих как по команде обратились ко мне. Парни, девушки — их было не меньше трех десятков человек, и все они выглядели гораздо старше меня. Кто-то лежал на диване, другие танцевали с бокалами в руке, третьи расслабленно курили кальян, собравшись вокруг стола.

Золотая молодежь смотрела на меня оценивающе: девушки хмурились, оценивая мои шмотки, парни с интересом разглядывали фигуру и переглядывались.

— Привет всем, это Даша. Прошу любить и жаловать. И руки не распускать. — Левицкий крепче обхватил мою ладонь и повел меня за собой. — Продолжаем веселиться, что встали, ну?

— Привет. — Брякнула я.

Мне хотелось провалиться на месте.

Эти люди совершенно бесцеремонно прожигали во мне дыры и, не стесняясь, перешептывались, обсуждая меня.

— Перешел на школьниц? — Отделившись от толпы и приблизившись к нам, спросил темноволосый парень.

Левицкий отпустил мою руку, перехватился за талию и крепко притянул меня к себе.

— Завидуй молча, Кирюха. — Затем посмотрел на меня и широко улыбнулся: — Выпьешь чего-нибудь? Тебе нужно согреться.

— Угу. — Кивнула, ощущая в животе волнительную щекотку.

Слава богу, кто-то сделал музыку громче, и молодые люди продолжили веселиться. Тимофей усадил меня на один из диванов, взял бутылку и налил какое-то спиртное в стакан. Его друг продолжал стоять рядом и недовольно коситься в мою сторону:

— Если ей еще нет восемнадцати…

— Кир! — Смеясь, взмолился Левицкий.

— Сам знаешь. — Буркнул его товарищ и нехотя удалился.

— Держи. — Тимофей протянул мне стакан, сел рядом и по-хозяйски закинул сверху на мое плечо свою руку.

Он пристально смотрел, как я пью.

На удивление очень быстро мне стало комфортно. После десяти глотков тело стало каким-то невесомым и чужим, настроение улучшилось, а сознание отбросило ненужные мысли о неудачном походе в «Дурку» далеко за пределы моих ощущений.

— Тебе хорошо? — Спрашивал Левицкий, закуривая.

— Да, Тим. — Отвечала я.

И льнула к нему всем телом.

Мне было хорошо. В этом облаке дыма, в этих сильных руках, в этой пьяной оторванности от реальности, когда сама себе не принадлежишь и улыбаешься, как дурная, просто от того, что жизнь вдруг стала намного проще. Мне было хо-ро-шо!

— Хочешь потанцевать? — Шепнул Тим и провел пальцем от моего виска до подбородка.

Какой-то парень встал за вертушки, и все девчонки с визгом бросились в середину зала.

— Нет. — Честно ответила я.

Левицкий затянулся, наклонился к моему лицу и начал медленно выдыхать дым. Я уже видела такое, пока наблюдала за парочкой, уединившейся на кресле: парень задувал сигаретный дым девушке в рот, а та втягивала его в себя, а потом выдыхала носом.

Глядя Тиму прямо в глаза, я послушно вытянула губы и приняла дым.

— Умница. — Улыбнулся он.

Я закашлялась, давясь горечью. Но от его взгляда по всему телу побежали приятные мурашки.

— Хочу еще. — Посмотрела на него с вызовом.

И заметила в глазах Тима довольный, дерзкий огонек.

— Конечно. — Он выдохнул мне в рот новую порцию дыма.

В глазах защипало от слез, в легких зажгло, но мне так не хотелось ударить лицом в грязь перед его друзьями, что я с трудом удержалась, чтобы не закашлять снова. Проглотила и медленно выдохнула носом.

— Тебе нравится со мной? — Его рука бессовестно блуждала по моему бедру.

— Очень.

Мне нравилось мое состояние. Ноги словно оторвало, на душе стало легко-легко. Хотелось петь, танцевать, веселиться, а внизу живота будто поселилось что-то живое. Тягучая, сладкая тяжесть, жаждущая прикосновений. Я впервые ощущала что-то подобное настолько остро.

— Идем. — Тим встал, взял меня за руку и потянул за собой.

Многие парочки расходились по комнатам, поэтому никто не обращал на нас внимания. Стыдно было разве что чуть-чуть, ведь все знали, зачем люди спешат уединиться на таких вечеринках.

В отличие от меня, у Арины уже были мальчики, и она охотно делилась со мной новостями о своей сексуальной жизни. Рассказывала, что в первый раз бывает больно и неприятно. Потом привыкаешь. А еще может быть много крови, или не быть совсем. Она рассказывала о том, как предохраняется, и говорила о сексе, как о чем-то обыденном, вроде поедания гамбургеров в фастфуд-кафе. Слушать ее было забавно, но когда все это должно было произойти с тобой в первый раз, это совсем другое дело, поэтому от волнения у меня кружилась голова.

— Кхм-кхм. — Какая-то девица кашлем привлекла внимание Тима по дороге наверх.

Грудастая брюнетка в леопардовом мини с вульгарно накрашенными губами. Она обожгла меня неприязненным взглядом — так, будто мечтала придушить на месте.

— Не скучай, Лола. — Насмешливо бросил он ей через плечо.

— Козел! — Тихо и с презрением прошептала она ему в спину.

— Кто это? — Спросила я, входя в одну из комнат.

— Никто. — Отмахнулся парень, закрывая за нами дверь.

— Она должна была быть с тобой сегодня вместо меня?

— Тебя не должно это волновать. — Хрипло произнес он, приближаясь ко мне. — Когда я с тобой, я с тобой. Ясно?

— Тим…

— Забудь.

К моему открытому рту горячо прижался его рот. Парень обнял меня. Не зная, что делать, я попыталась сомкнуть губы, но Тим развел их своим языком. Я отвечала инстинктивно и робко, позволяя ему самому руководить всем процессом. Он держал меня в своих руках, и казалось, что я почти не касаюсь земли.

— Дашка, ты чего, не целовалась раньше? — Спросил парень, размыкая наши губы.

Прекрасная дрожь, охватившая все тело, никак не хотела стихать.

— Целовалась. — Я обиженно отдернула руки.

— У тебя хорошо получается. — И он пресек возможные возражения новым поцелуем.

Не размыкая губ, мы добрались до кровати. Целовались все дольше и яростнее, кусая друг друга и причиняя боль. Руки Тима блуждали по моему телу, словно в горячке: сминали грудь, стискивали ягодицы, скользили по талии, дергали пуговицу на брюках. А потом он мягко опустил меня на постель и, продолжая исследовать ладонями мои округлости, навалился сверху.

17

Это было похоже на схватку. Левицкий решительно брал надо мной верх, а я, стараясь не отставать, отвечала ему неумело и как-то вяло. Все ощущения будто через вату — запоздалые, рассеянные, смутные.

Ладони… Мои ладони, они припали к его твердой груди, не то отталкивая, не то пытаясь выстроить преграду. Его тело, губы, взгляд, запах — всё было непривычным. Терпким и горьким. Чужим. Туман, в который меня погрузил густой сигаретный дым, медленно рассеивался, и то, что я сначала приняла за желание, постепенно сменялось болезненным головокружением.

Я не чувствовала огня. Мое тело все еще немного отзывалось на его ласки, а разум уже протестовал: «Только не это. Только не так». Я приходила в себя, и мне становилось страшно. Действия Тима становились решительнее. Его губы осыпали мой подбородок и шею чувственными поцелуями, ловкие пальцы судорожно расстегивали на мне блузку, крепкие ладони скользили по мягкому кружеву бюстгальтера.

— Эй. — Прошептала, откидывая голову. — Стой.

Потолок над моей головой то опускался ниже, угрожая раздавить, то взмывал ввысь. Я все яснее ощущала себя последней дрянью, которая бросилась в объятия первого встречного, чтобы разобраться в собственных чувствах. Сперва казалось, что искренне хочется, чтобы этот парень целовал меня. Мне, не знавшей мужского внимания, льстил его интерес. А потом вся смелость вдруг куда-то улетучилась.

Мне всего лишь нужно было убедиться, что мысли о Ярике больше не держат меня. Что чувства мертвы. Что их и не было. Мне нужен был антидот от этой любви и проклятых комплексов, которые годами держали сознание словно в клетке. Я не хотела снова чувствовать, что ни кому не нужна.

А Тим… Тим казался удачным средством. И он был бесподобен. Его движения стали еще увереннее, и этот парень точно знал, что делает. И он хотел меня. А мне так нужно было почувствовать себя хоть кому-то нужной, да хотя бы на миг! Маленькая девочка, не знавшая родительской ласки, все еще жила где-то внутри меня и мечтала о любви.

«Всего лишь секс. Ничего серьезного. Все это делают».

Мне нравились его прикосновения. Я чувствовала возбуждение. И пусть сердце никак не реагировало на происходящее, я готова была переступить эту черту.

«Нужно остановиться. Скажи, что ты не хочешь. Что тебе страшно. Признайся ему, пока не поздно».

— Тим…

Его руки двигались настойчивее, ласкали кожу, сжимали пальцами бедра, забирались за пояс брюк на талии.

— Тим… — повторила я, когда он расстегнул мои брюки и рывком сорвал вниз.

— Всё хорошо. — Шумно вздохнул парень.

Это был вопрос? Или утверждение? Вместо ответа он закрыл мой рот новым глубоким поцелуем.

«Нет. Что же я делаю?» — стонал разум.

И остатки былой уверенности таяли в воздухе, как утреннее марево у поверхности земли. Я больше не была той крутой девчонкой, которой себя представляла еще час назад. Мне уже не было так весело, как на том диване в гостиной чужого дома. Теперь всё было по-взрослому, по-настоящему. Всё было не так, как воображалось когда-то в мечтах. Всё происходило быстро, грубо и честно.

Здесь. С парнем, о котором я почти ничего не знала. Сильным, хамоватым, породистым мажором, который завелся сейчас так сильно, что не слышал моих хриплых стонов, перемежающихся с просьбами остановиться.

— Подожди…

Наверное, было поздно, и стоило смириться. На мне совсем не оставалось одежды, кроме простоватых девчачьих белых трусиков. Отступать было некуда. Лучше всего — обхватить Тима за шею, притянуть к себе и получить то, зачем пришла. Пусть и таким способом. Еще один хороший урок, который укрепил бы веру в собственную никудышность.

— Тим! — Сорвалось с губ, когда его пальцы проникли под тонкую ткань трусов.

Я выгнулась. Мои ладони машинально легли поверх его руки, не позволяя ей стянуть белье вниз.

— Всё в порядке, девочка. — Его взгляд был затуманенным и каким-то диким. Бушевавшее в нем возбуждение отказывалось замечать мой испуг. — Я сделаю тебе хорошо и сладко. Иди ко мне.

Парень попытался убрать мою руку. А когда не вышло, в его глазах загорелась злость.

— Не надо. — Попыталась снять с себя его ладони. — Пожалуйста.

Свела колени вместе и подтянула к животу, делая попытку встать. Это разозлило его еще больше.

— Ты не знала, зачем пришла сюда? — Твердое и пульсирующее все еще упиралось мне в бедро.

Парень взял мои руки в захват и наклонился к самому лицу:

— Говорить «нет» надо было раньше, ясно?

Сердце пропустило несколько ударов. На грудь опустился тяжкий груз неотвратимости происходящего. «Дура! Какая же я дура… С кем связалась? Перед кем пыталась выглядеть самоуверенной и крутой? Сама виновата. Заслужила».

Подминая под себя, Тим протиснулся у меня между ног.

— Бросай свои глупости. Тебе понравится. — Раздраженно прошептал он и, тяжело дыша, припал губами к моему рту.

Ощущение ужаса от происходящего накрывало меня с головой. Губы горели от жестких торопливых поцелуев. Ноги сводило, а кожу на запястьях в тех местах, где он держал меня, противно жгло от боли. Я упиралась, извивалась, дергалась, но Левицкий будто не замечал этого. Он оторвался от процесса с трудом и только для того, чтобы снять с себя боксеры.

— Сейчас, потерпи. — Усмехнулся он, копошась.

Воспользовавшись тем, что руки снова свободны, а грудь не сдавлена тяжестью его тела, я оттолкнула его и выбралась из захвата. Прижалась к изголовью, точно загнанный зверь, поджала ноги и закричала:

— Тим, пожалуйста, Тим! Я не хочу!

Слезы покатились по щекам солеными ручьями. Дрожащие руки с трудом отыскали на постели подушку и прижали ее к груди:

— Я передумала. Пожалуйста, уйди…

— Тупица… — Сквозь зубы проговорил Левицкий, оглядывая меня. — Малолетняя безмозглая курица!

Его голос был стальным и холодным, словно он с заклятым врагом говорил.

— Прости… — Всхлипнула я.

Вжалась в изголовье, стыдясь собственной наготы и не зная, что он сделает дальше. Была готова ко всему: к ударам, унижениям, к смерти. Я настолько запуталась, что уже не понимала, что чувствую. Меня колотило от страха и холода, сердце замерло, а дыхание шумными толчками вырывалось из груди.

— Идиотка! — Брезгливо произнес Тим, вставая и лихорадочно натягивая обратно свои трусы.

Наверняка, ему хотелось прибить меня. Останавливало одно: выглядела я мерзко, да еще и рыдала в голос, глядя на него обезумевшим взглядом.

Молча набросив рубашку на голое тело, Левицкий встал. Подобрал с пола джинсы, натянул их, но даже застегивать не стал. Прямо босиком, не утруждая себя обуванием и пиная попадающиеся на пути шмотки, он вылетел пулей из комнаты.

Громко хлопнула дверь.

Вскочив, я бросилась следом — чтобы запереть ее за ним. Шмыгая носом и дрожа, надела свою одежду и с трудом застегнула пуговицы. Пригладила взъерошенные волосы и посмотрела в висевшее на стене зеркало. Отражение подрагивало и слегка плыло. «Не стоило пить в компании незнакомых людей. Я совершенно потеряла контроль над тем, что происходит!»

Хорошо еще, что самое страшное не случилось. Хотя рано было радоваться: нужно было еще выбраться из этого дома живой. Осторожно приоткрыв дверь, я осмотрелась. Гремела музыка, в коридоре было темно, какая-то парочка целовалась, навалившись на стену совсем недалеко от лестницы. Мне предстояло пройти мимо них. Вряд ли им будет какое-то дело до беглянки.

Размазывая слезы по лицу, я двинулась по коридору. Множество дверей, картины на стенах, мерцающий синим тусклый свет. Со всех сторон слышались веселые голоса, раздавался смех.

Вздрагивая от каждого шороха, я спешила туда, откуда, кажется, и пришла — к лестнице. Парочка все еще была занята делом и не обращала на меня никакого внимания. Девушка хрипло стонала, обхватывая спину парня длинными пальцами.

Только подойдя ближе и осмелившись поднять взгляд, я поняла, что это был Тим: его джинсы были приспущены, он держал на весу ту самую брюнетку и ожесточенно, каждым движением, буквально впечатывал ее в стену, заставляя ударяться спиной.

Девушка, заметив меня, хищно улыбнулась. Это была улыбка победительницы — она все-таки заполучила Тима, пусть и таким способом. То, что здесь их может видеть каждый проходящий мимо, казалось, ничуть ее не смущало, а даже наоборот — заводило, доставляло какое-то особое удовольствие.

Пулей промчавшись мимо них, я побежала вниз по лестнице. Удивительно, как не оступилась — ноги до сих пор меня едва слушались.

Кажется, в полутьме гостиной какие-то девочки танцевали на столе. Парни одобряюще свистели. Видели ли они, как я пронеслась мимо них вся в соплях и слезах? Не знаю. Даже не помню, как добралась до дома. Вошла в квартиру. Не включая света, пробралась к себе в комнату и сразу легла под одеяло. Меньше всего мне хотелось, чтобы бабушка становилась свидетельницей очередного моего позора. Такое бы она не пережила.

18

Нельзя так это оставлять…

Я делаю что-то не то.

У меня ведь другой путь в жизни. Разве, нет?

С этими мыслями я разлепила утром отяжелевшие веки. Мой молодой организм активно протестовал против того, что с ним происходило. Голова была словно чугунной, в висках пульсировало, во рту пересохло, а руки дрожали.

Я ненавидела себя.

Осторожно поднявшись, взглянула на часы: был уже полдень. Хорошо, что не нужно было идти на практику, ведь меня всё еще мутило. Не хватало только бродить среди студентов бледной тенью, едва сдерживая тошноту.

— Вот черт. — Пробормотала, растирая запястья.

Они болели. Вчерашний вечер я помнила смутно, разве что в общих чертах. Но, похоже, это животное, Левицкий, сильно сжимал мои руки.

— Черт…

В этот момент я вспомнила всё остальное, и меня накрыло новой волной стыда. Пришла в чужой дом, в незнакомую компанию, пила всё, что предлагали, а потом чуть не отдалась первому встречному. «О чем я только думала? И соображала ли, вообще?»

— Ты хотя бы спросила, что тебе предлагали? — Возмущалась в трубку Арина, когда я ей позвонила. — Они могли что-то подмешать, а потом… не знаю, все вместе над тобой надругаться! Ты же сама рассказывала, что этот Левицкий настоящий негодяй! Чудовище!

— Обаятельное чудовище… — вздохнула я. — Сначала было так весело, мы сидели, разговаривали, смеялись. Мне даже было комфортно. А потом… сама не поняла, как оказалась в той комнате.

— Неужели, ты не знала, чем все это кончится?

— Мне казалось, что я сама этого хотела. Ой… — Зажмурилась от молнии, прострелившей висок. — А потом мы что-то курили…

— Что-то? — Казалось, Арина сейчас взорвется. — И ты даже не спросила, что?!

— Ну… — Мне не хотелось признаваться в собственной невежественности. — Я догадывалась, что это…

— Дашка, ты совсем чокнутая?! То ведешься на фокусы какого-то проходимца Яйцеслава, то фактически предлагаешь себя этому хаму Левицкому, позволяя опоить себя в компании незнакомцев!

— Слушай, Арин. — Я сглотнула, с трудом протолкнув слюну в пересохшее горло. — Я не знаю, что это было. Не знаю, говорю же. Наверное, мне хотелось почувствовать себя желанной?

— Ну, и как? Почувствовала? Понравилось?

Я налила воды в стакан, сделала пару глотков:

— Слушай, подруга. Наверное, ты выбрала не тот тон для дружеского разговора. Читаешь мне нотации, совсем как бабуля.

— Даш, прости, но ты меня напугала. А что, если…

— Никаких «если». — Стряхнув холодный пот со лба, я вернулась в постель. — Я жива и здорова. Всё хорошо. Заканчивай лекцию.

— Не узнаю тебя. — Голос вдруг подруги стих.

— Скоро меня никто не узнает. Я создам себя заново!

Да. Я уже всё для себя решила.

— Опять собралась худеть? — Вздохнула Арина.

— Да.

— Дашка, зачем тебе истязать себя? А? Ты ведь и так хороша. К тому же, внешность не значит ничего.

— Ох, а вот тут ты ошибаешься! — Я сложила ногу на ногу. — Слыхала поговорку: встречают по одежке, а провожают по уму? Вот в ней всё верно. Если ты красивая, успешная, стройная, то тебя хотят, тебя любят, тебя берут на хорошую должность, но главное не это! Главное, что ты сама себя любишь!

На том конце трубки повисло молчание.

— То, что думают о нас окружающие, — сказала подруга наконец-то, — это только их дело. Ты можешь знать их мнение, но это не сделает тебя другой, Дашка. Зачем подстраиваться, если можно быть собой? Уникальной. Если можно уважать себя, тогда и другие зауважают. Живи здесь и сейчас. Не смотри по сторонам.

— А, может, я хочу быть «как все»?! — Не выдержала я.

Зря, что ли, так долго терпела всё это? Зря пыталась похудеть и истязала себя? Да я бы всё отдала за то, чтобы просто идти по улице и не задумываться о том, как на меня смотрят! Я жаждала обрести уверенность в себе, но не такую, которую мне предлагала Арина. Мне не хотелось уговаривать себя, будто я и так хороша. Однажды такое уже случалось: я поверила Ярику, который убеждал меня, что я красива, и он меня обманул. Теперь мне хотелось стать красивой по-настоящему!

— В погоне за обществом мы порождаем монстров. — Грустно произнесла Арина. — Мы создаем себя, наделяя внешностью и чертами, которые хоть чуть-чуть, но понравятся каждому. Мы теряем себя, Дашка.

— Так. Всё. Я поняла. — Сказала я, смеясь. — Начиталась психологических журналов, чтобы оправдать свою полноту? Я — жиробасина, но я люблю себя такой?! Да? А, может, ты просто мне завидуешь?

— Ладно, Даш, глупо спорить. — Ее голос прозвучал надтреснуто. — Наверное, завидую, да. Ты всё правильно обо мне сказала.

— Ой, умоляю!

— Прощай.

Я опомнилась только тогда, когда соединение вдруг оборвалось.

Сжала зубы. В груди противно похолодело. «Жиробасина» — вот как я ее обозвала. Давно ли сама была такой?

— И когда же ты, Дашка, успела стать такой снобкой? — Вопрошал голос совести.

— Это защитная реакция. — Оправдывалась я перед ней. — Мне просто нужно стать сильнее. Давно пора.

— Если ты красивая, успешная, стройная… — Напоминала совесть сказанные подруге слова. Наверняка, Арине было больно это слышать. Кому, как ни тебе, всё знать о боли? — Ты просто завидуешь мне…

— Отстань! — Накрывшись одеялом, я отвернулась к стене.

Вы меня не знаете. Никто не знает меня! Может, я уже совсем другая?! Почему я должна слушать всех вас?! Нет уж, теперь буду делать только то, что хочу.

На следующее утро начиналась моя новая жизнь: без запретов, упреков и оглядки на прошлое. Новая Дашка выбежала из дома в спортивном костюме, кроссовках, тонкой шапочке и легкой короткой куртке. Я направилась в парк, где можно было пробежать пару-тройку кругов, и где в это время почти не было народа.

— Эй, Динамо! — Донеслось в спину.

Не успела я вздрогнуть от неожиданности, как кто-то тронул меня за плечо.

— Ты? — Мое лицо вытянулось, плечи инстинктивно напряглись. — Что ты здесь делаешь?

Тим улыбался. Нагло и развязно.

— К тебе приехал. — Он пожал плечами.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Я — в старой олимпийке и стоптанных кроссачах, и он — в роскошном пальто с поднятым воротником и в модных узких брюках. Не дать, не взять — франт.

— У меня пробежка. — Ответила с усмешкой, развернулась и припустила вдоль по улице.

Уже у ворот парка снова услышала его голос:

— Ты чего меня тогда не дождалась?

Этот тип доехал до парка, припарковал автомобиль и теперь стоял на моем пути.

— Когда? — Пришлось остановиться.

— Позавчера. — С улыбкой сказал он.

— А надо было? — Нахмурилась я. — Кажется, ты был занят той брюнеткой?

Его это ничуть не смутило.

— И что?

— Ничего. — Я поправила шапочку, наползшую на глаза. — По-твоему, я должна была ждать, пока ты развлекаешься со своей подружкой?

— Она мне не подружка.

— А. Ясно.

Тим подошел ближе:

— Обижаешься?

— Вот еще. — Отшатнулась от него.

— Мы с тобой могли отлично перепихнуться, ты сама не захотела.

— Вот именно. Мне пришлось несколько раз просить тебя остановиться!

— Так в этом всё дело? — парень нахмурил брови.

— Да. — Честно ответила я. Сложила руки на груди и добавила: — А еще ты не в моем вкусе.

— Совсем? — Серьезно спросил он.

— Совсем. — Гордо задрала подбородок. — И вообще. Я хочу, чтобы мой первый раз был с тем, кого я полюблю.

Несколько секунд он смотрел на меня с понимающим видом, а потом заржал. Да! Этот гад заржал мне в лицо!

— Что? — Спокойно поинтересовалась я.

Тим хлопнул себя по груди, чтобы успокоиться.

— Так ты не шутишь?

— Нет.

— Реально веришь во всю эту фигню?

Я вдохнула и медленно выдохнула:

— Девочкам важна эта фигня.

Попыталась его обогнуть и попасть на беговую дорожку, но Левицкий снова преградил мне путь.

— Стой. Ты куда?

— На пробежку.

— Жир сгоняешь?

Опять эта усмешка, которую хочется кулаком стереть с лица.

— Да. — Сквозь зубы.

— Правильно. Беги. Задай жару!

— Чего?

— Беги, говорю. Шевели булками. Я тебя здесь подожду.

— На фига? — Удивилась я.

— Съездим куда-нибудь, пожрем. — Он бросил взгляд на часы.

— Никуда я с тобой не пойду.

Но когда я, сделав два круга, выползла к воротам мокрым бегемотом, устало выбирающимся на сушу, его автомобиль все еще был на месте. Левицкий стоял, навалившись задницей на капот, и смотрел на меня то ли с жалостью, то ли брезгливо.

— Еще круг, и я закажу тебе шикарный стейк. — Пообещал он.

— Не нужен мне твой стейк. — Небрежно сдула прядь мокрых волос с лица.

— Большой кусок отлично прожаренного мяса… ммм! — Подмигнул Тим. — Может, и на десерт разорюсь, кто знает?

— В самом дорогом ресторане! — Воскликнула я, возвращаясь на дорожку. — Попробуй только не сдержи слово!

— Идёт. — Кивнул он.

Я с трудом продержалась еще круг. Только мысль о сочном мясе, тающем во рту, все еще держала меня на плаву.

— Гони мой стейк. — Задыхаясь, облокотилась о кузов его тачки.

— Ну, уж нет, Колбаса! — Рассмеялся этот гаденыш. — Ты зачем три круга бежала? Чтобы тут же зажрать свои труды жирным мясом?

— Ах, ты… — Потянулась к нему.

— Чего уж тогда, давай прямо в чебуречную? Как тебе такое предложение? — Отошел на шаг назад, опасаясь удара.

— Ты… — Никак не получалось отдышаться. — Чудовище!

— Все так говорят. — С невинным выражением лица он пожал плечами. — Прыгай в тачку, отвезу тебя домой.

— И не подумаю.

— Садись! И смотри, не намочи мне сидение своей потной задницей!

19

— Дашенька, ты куда? — Бабушкин голос заставил на секунду задержаться в прихожей.

— На работу, ба! — Ответила лениво.

И услышала, что она идет. Своей усталой шаркающей походкой тащится в коридор, чтобы проводить меня. Ей уже тяжело передвигаться, но бабушка все равно каждый раз делает усилие, чтобы выйти проводить меня.

— Ты сегодня надолго? — Ба замерла в дверях, разглядывая моё одеяние: узкую кожаную юбку, доходящую до середины бедра, и широкую полосатую кофточку, нарочито небрежно спущенную с одного плеча и открывающую взорам тонкую бретельку лифчика.

— Как получится! — Чтобы избежать дальнейших расспросов, спешно поцеловала ее в щеку и улыбнулась. С тех пор, как бабушка уволилась, и окончательно обосновалась дома и на пенсии, ей требовалось больше моего внимания — попросту было скучно, а мне же приходилось больше трудиться, чтобы обеспечивать нас двоих. — Сама ведь знаешь: сначала дела в ресторане, мастер-классы, потом кое-какие организационные вопросы в клубе…

— Зачем тебе ночная работа, Даш? На кой ляд ты взялась за этот клуб? Нам же хватало средств.

Этот разговор пора было заканчивать.

— Большой город живет ночной жизнью, ба! К тому же, Тима мне хорошо платит. — Потрепала ее по плечу, развернулась и направилась к двери.

— Лучше ничего мне не говори про этого своего Тима, ладно? — Ее голос недовольно скрипел. Всякий раз это происходило, когда она собиралась читать мне нотации. — На нем что, свет клином сошелся?

— Мы дружим, ба. — Твердо сказала я, выходя из квартиры.

— Не нравится он мне. Улыбка гаденькая, сам скользкий, как уж. И ты рядом с ним другая делаешься.

— Ладно, не выдумывай. — Отмахнулась от нее воздушным поцелуем. — До вечера!

— Какого уж там вечера. — Продолжало раздаваться в стенах подъезда ее ворчание. — Придешь поздно ночью, ляжешь спать, продрыхнешь до обеда, а потом снова на работу. И так каждый день!

— Пока-а-а-а!

Закрыв глаза солнцезащитными очками, я вышла во двор. Закинула сумочку на плечо и легкой походкой уверенного в себе человека направилась к стоянке. Подошла к своей Хонде и улыбнулась отражению. Гладкий отполированный кузов немного искажал мою внешность, но стоило признать — даже там я выглядела безупречно.

Открыла дверцу, устроилась на водительском сидении.

— Ну, что, поехали? — Прошептала, нежно погладив кожаный руль.

И машина отозвалась сладким рычанием.

Конечно, я не стала ласточкой, как мечтала когда-то. Но мой вес меня устраивал. Грудь на месте, ноги стройные, талия тоже имелась. Всё теперь было при мне, и даже щеки впали, обозначив изящную линию скул.

Разумеется, правильное питание не избавило меня от необходимости сдерживать свои аппетиты: я все еще старалась есть в меру, часто и маленькими порциями. Но, разработав собственную программу и неся ее в массы, мне теперь не приходилось полностью лишать себя сладкого, мучного или жирного. Я учила людей готовить вкусно их любимые блюда, но только из полезных продуктов, от которых бы они не поправились.

— Вот же козел! — Крикнула с досады какому-то придурку, который меня подрезал на повороте.

И пригрозила пальцем с идеальным маникюром.

Да, жизнь изменилась. И я тоже стала другой. Сильной, достаточно успешной, хоть и импульсивной как раньше. Порой несдержанной и грубоватой, но это тоже было способом защититься в условиях той жести, которая творилась вокруг меня каждый день.

Может, как говорили бабушка или Арина, я действительно выбрала не самый правильный путь, но моя жизнь мне нравилась. К тому же, они никогда не видели меня настоящей: щадя их нервы, я все время подстраивалась. Была с ними мягка и ласкова, не распространялась насчет того, где и с кем провожу свое свободное время, и чем занимаюсь. Другое дело с Тимом.

— Он ужасно на тебя влияет. — Вздыхала Арина.

Они с бабулей словно сговорились! После той ссоры, два года назад, мы с подругой извинились друг перед другом и договорились больше не рубить с плеча. Пообещали поддерживать друг друга в любых начинаниях. Именно поэтому она особо не зудела по поводу того, что я общаюсь с Левицким, а я в свою очередь принимала ее желание оставаться в том весе, в котором ей было комфортно. Что было справедливо, учитывая наш договор — уважать друг друга, несмотря на постоянно возникающие разногласия в любых вопросах.

— Это всё глупости, — обычно отвечала я, спешно переводя тему. — Я сама кого хочешь испорчу!

Тим оказывал на меня влияние — и это бесспорно. Но ему никогда не было неприятно, что нас видят вместе.

Более того, все в его, а теперь уже в нашей, компании знали, что я находилась у него на особенном положении. Была особенным человеком в его жизни. Подружки приходили и уходили, а я оставалась рядом с ним всегда. Беззаботные объятия, поцелуи в губы у всех на виду, долгие пьяные разговоры в разгар шумной вечеринки — мы были той странной парочкой, глубины отношений которой никто даже не брался понять.

Да и для нас это до сих пор оставалось загадкой. Двое одиноких людей, у которых не было совершенно никаких причин для дружбы. Избалованный, хамоватый мажор без принципов и угрызений совести и его маленькая полноватая подружка с разбитым сердцем, которую все давно принимали за его сестру.

Я почти не осуждала его и не задавала вопросов. Тим никогда не лез мне в душу — наверное, понимал всё без слов. Мне плевать было на его недостатки, он же превращал мои в достоинства. Безоговорочно поддерживал, понимал и даже не мешал худеть. Потому что я так хотела. Мне это было нужно. Значит, это не обсуждалось.

Я закончила колледж и поступила в университет на заочку. Тим в это время тратил деньги родителей и перебирал баб. Я сочиняла новые рецепты, снимала новые видео и раскручивала свой блог. Тим вкладывал деньги отца в мотоциклы и безуспешно занимался суперкроссом. Я поставила себе цель: выучиться на права и купить машину. Тим, постоянно обзывая меня бездарностью, все же научил меня крутить баранку, потом договорился, чтобы мне дали кредит в банке его отца и окрестил мою новую машину «дешманской развалюхой, которая его позорит».

Вот такими мы были разными. Но почему-то все еще были вместе.

Я не питала иллюзий, что когда-то этот парень полюбит меня — нет. Наши отношения изначально пролегали в другой плоскости, да и будь оно даже по-другому, вряд ли бы меня прельщала мысль быть его девушкой и терпеть его приступы сволочизма или потаскунства. Я любила его, но совсем не так, как любят своего мужчину — скорее, как брата, которым гордишься, но которому вечно хочется дать с досады ногой под зад.

Тим обожал мотоциклы, тачки, красивых девушек и, конечно же, деньги. Нам хорошо было вместе. Мы гоняли по ночному городу и орали песни в открытые окна. Бывало, целовались до одури, а потом он отталкивал меня со словами «не хочу тебя, Дашка» и дико ржал. Но никогда не подпускал ко мне других парней, если они ему не нравились. А не нравились ему почти все, кого он знал. Не удивительно: такие же мажоры, сытые и испорченные. «Им не место рядом с тобой, принцесса», — повторял он. И тогда уже смеялась я.

Забавно.

Не думала, что Тим был настолько благороден, что берег меня. Благородство это не про Левицкого. Все это время я думала, что просто не слишком хороша для него, как женщина. А друга в моем лице он мог потерять, случись у меня к нему вдруг чувства.

Что же такое было между нами?

Не знаю.

Наверное, это было то, чего у меня никогда в жизни не было. Крепкое мужское плечо рядом. Защита, опора. Тот, кто не дал бы меня в обиду. Почти что отец, общения с которым я была лишена.

Я могла быть спокойна, что Тим не причинит мне боли. Хотя он и жил так, будто ставил перед собой одну единственную цель — причинять боль посторонним людям каждый божий день.

Оскорбить кого-то, послать, подраться, предать — всегда пожалуйста. Его ненавидели. К нему тянулись. Девушки постоянно жаловались, что он бывал груб с ними или обманывал, но всякий раз находились новые жертвы, готовы поддаться его обаянию. Казалось, он не делал ничего, а жизнь кипела вокруг него, как возле оазиса в пустыне.

Но все равно ему было скучно: Тим Левицкий никогда не был спокоен или доволен. Ему нужен был риск, чтобы подпитывать свое существование.

Так я узнала, что они с Кириллом угоняют тачки. Начали, как это бывает обычно, с пьяного спора. Слабо, не слабо? Угнали, понравилось. И сошло с рук. Кажется, Тима завелся тогда не на шутку: изучил вопрос, связался с опасными людьми, закупил оборудование и вплотную подсел на тему угонов. Спортивные, представительского класса — все автомобили были роскошными и принадлежали очень не простым людям[1].

То, чем они занимались, было не просто рискованным, а опасным для жизни. Но азарт неизменно отключал мозги. Новые заказы, новые сложные задания, для которых нужно было придумывать целые комбинации и схемы — вот, что его заводило. Чем сложнее была задача, тем больше кайфа он получал. Деньги были второстепенны, а, может, и вовсе не важны.

Когда запахло жареным, он приказал мне держаться от него подальше. Тим словно что-то предчувствовал. Знал, что недолго осталось ходить по краю, и скоро их поймают. За день до этого он пришел ко мне домой с чемоданом и попросил его спрятать. Как бы он не был ласков с бабушкой, она тоже все чувствовала: не стоило ждать добра от этого парня.

Я сунула чемодан в платяной шкаф на верхнюю полку. А когда на следующий день пришло известие о том, что Тима повязали, достала и открыла. Тугие пачки денег — вот чем он был набит. Новенькие, хрустящие купюры, они еще пахли краской. Я даже не стала их пересчитывать. Перепугавшись, спрятала обратно и закидала вещами. И еще неделю тряслась, ожидая, что ко мне нагрянут с обыском.

Но всё обошлось. Левицкого продержали в камере несколько месяцев, а потом стараниями мамочки выпустили на свободу. Тим приперся ко мне как раз в мое девятнадцатилетие: помятый, худой, небритый. Поздравил с днем рождения, устроил пышное празднование в ресторане, в котором я обычно снимала помещение для мастер-классов, а потом уехал сразу с двумя девицами, что-то крича про то, что он чувствует себя дембелем, голодным до плотской любви.

Днем позже, гладко выбритый и в привычном щегольском костюме, он притащился за деньгами, схороненными у меня в платяном шкафу. Взял и куда-то их унес. «Я купил нам клуб! — Радостно сообщил Тим тем же вечером. — Вместе с рестораном, который находится на втором этаже. Дашка, ты рада? Скажи! Тебе больше не придется платить аренду за свои долбаные уроки правильного обжорства! У нас будет свой клуб!»

Так я узнала, что Левицкий приобрел себе новую игрушку, управлять которой должен был теперь не кто иной, как я. Разумеется, были попытки отказаться. Но не могла же я бросить друга? Иначе все вложенные им средства неминуемо бы пропали — с его-то деловой жилкой, которая напрочь отсутствовала. И вот уже прошло пару месяцев, как мне приходилось заниматься восстановлением и ребрендингом бывшего злачного места в новый, пафосный модный клуб с приличным рестораном.

Арина, которая только недавно помогла Маше Суриковой и ее парню Диме поднять с колен старое кафе и превратить его в уютное местечко в центре города, была только рада помочь мне. Она с удовольствием встала у руля ресторана с одним лишь маленьким условием: свести ее контакты с невыносимым Левицким до минимума. Мы наняли команду поваров, еще одного молодого и амбициозного шефа, и до сегодняшнего дня справлялись с обязанностями, ежедневно принимая посетителей и получая хорошие отзывы.

А вот с клубом было труднее. Ремонт был окончен, и мне требовалось нанять персонал. Но и это было не самым тяжелым — нужно было срочно придумать что-то совершенно необыкновенное и модное, чтобы завлечь в него гостей. Каждый день я вела переговоры с поставщиками и отыскивала нужных людей, договаривалась с лучшими ди-джеями, убеждала их, уговаривала, угрожала и даже заискивала, пытаясь заманить к нам хотя бы на вечерок. И постоянно пинала Тима, заставляя хоть как-то мне помогать, используя свои связи.

Вот и сейчас он не брал трубку, а я мчалась к нему, чтобы навалять от души за то, что он все на меня свалил и… свалил!

— Эй, есть кто дома? — Открыла дверь в его квартиру своим ключом.

В помещении было темно. В минималистичной обстановке элитной двушки воздух казался застоявшимся, да еще и шторы были плотно задернуты. И только приторный запах женских духов резко контрастировал с лаконичной обстановкой холостяцкой квартиры.

Я прошла, не снимая туфель на шпильке. Обычно звук каблуков по паркету заставлял сильно напрячься его спутниц на одну ночь.

— Это еще кто? — Спросила громко, но сквозь зубы.

Отдернула штору. Подняла солнцезащитные очки на лоб.

— Мм? — Пошевелилось одно из двух лежащих на постели тел.

Тим приоткрыл один глаз, зажмурился обратно и безучастно отвернулся. Лежащая у него под боком тощая блондинка с татуировкой на ляжке отреагировала активнее: взвизгнула, приподнялась и вылупила на меня свои глазищи с размазанной под веками тушью.

— Это кто, я спрашиваю?! — Повторила я, приближаясь.

Девушка, хлопая ресницами, прижалась к Левицкому:

— Тим, что ей надо?

— А… Это моя девушка. Даша. — Он зевнул. — Киса, тебе лучше собраться и валить, рука у нее тяжелая.

Блондинка, кажется, поняла, но не сразу. Еще с полминуты она пялилась то на меня, то на Тима, и только потом голышом скатилась с кровати и наспех натянула платье.

— Вот гад! — Воскликнула она, подбирая бюстгальтер с пола. И попятилась к двери, неловко пожимая плечами: — Простите, я же не знала… Он не сказал…

— Еще и на моих простынях! — Зло произнесла я, оборачиваясь к Левицкому. — Собака ты, сутулая… Кобелина!

Хлопнула дверь.

— Мне каждый раз разыгрывать этот спектакль? — Спросила я, забираясь в постель поверх одеяла.

Тим повернулся и одарил меня своей самой сволочной улыбкой:

— Это быстрее, чем что-то выдумывать, тратить на нее свой кофе или ругаться. — Он потянулся ко мне, но я отвернула лицо, заметив у него фингал под глазом. — И это всегда работает. Ну, не злись.

— Вот еще.

Я взяла с тумбочки пачку, достала одну сигарету и закурила. Сделала две затяжки и передала ему.

— Откуда у тебя финик под глазом?

— Подрался вчера с сопляком Гаевским. — Сказал так, словно о чем-то обыденном[2].

— Ты уже на условно-досрочном, Тим. За дело хоть получил?

— Вроде как. За то, что растрепал парням про его сестру.

— Рассказал им, что спал с ней?

— Ну… — Тим откинулся на подушку. — Вообще-то, мы с ней того не этого… Просто пацаны спросили: было? Я и не стал их разубеждать, пусть думают, что было. А девчонка взбесилась.

— Так у вас не было?

— Да я сразу к делу перешел, а Ленке этой кино и цветочки подавай, как маленькой! Чушь какая-то. Вы, бабы, сами не знаете, что вам надо. Не срослось у нас, короче. Некогда мне было с ней носиться, уговаривать.

— Значит, за дело получил. На фига было говорить, что было, если не было?

Он толкнул меня локтем:

— Ой, Дашка, кончай меня жизни учить, ладно?

Я вздохнула.

— А зачем ты Грише сказал, чтобы он ко мне не подваливал?

Левицкий затянулся и выпустил дым в потолок:

— Потому что тебе не нужен такой дебил.

— Ты сказал ему, что я твоя телка.

— И?

— Теперь мне стремно. Этот Гриша будет смотреть на меня с жалостью, у тебя ведь каждую ночь новая телка.

— Тебе ли не все равно?

— Да. — Сложила ногу на ногу. — Но он был милым. И классно целовался.

Тим посмотрел на меня, нахмурив брови:

— Он лапал тебя?

— О, да. — Улыбнулась я, спуская очки на глаза. — Всю ощупал, даже под кофточку залез.

— Ему не жить. — Наигранно сжал зубы Тим.

Мне стало смешно.

— Ладно. — Поднялась и слезла с кровати. — Вставай, одевайся, а я пока сварю кофе. Пора ехать в клуб.

— Злишься? — Раздалось за спиной.

— На тебя? — Бросила через плечо. — Знаю, что бесполезно.

— Не злись, Колбаса! Лучше меня у тебя все равно никого не будет!

Я остановилась в дверях:

— И не смей тащиться в кухню без трусов, понял? Твой потасканный прибор меня давно не впечатляет.

В спину прилетело подушкой. Попало как раз меж лопаток. Я обернулась, и это было ошибкой — вторая подушка угодила мне в нос, сбив очки.

Выпив кофе, этот гад принимал душ, брился, затем одевался, испытывая мое терпение, а когда я готова уже была придушить его собственными руками, он спокойно спустился и лениво сел в машину. Путь до клуба занял минут пятнадцать. Тим, войдя, сразу поднялся к себе в кабинет, я же пошла в кухню ресторана поздороваться с Ариной.

Не знаю, что вдруг заставило меня остановиться у окна, может шестое чувство, а, может, утробный, как рычание зверя, звук мотора. Но я подошла и прижалась носом к стеклу, наблюдая, как кто-то на блестящем черном Ducati паркуется возле ресторана.

Их на сидении байка было двое. Мужчина в черной кожаной куртке и черных джинсах и девушка, крепко держащаяся сзади за его талию. Оба в шлемах. Как только мотоцикл остановился, она отпустила руки и спрыгнула — легонько, как перышко. И грациозно, как пантера. Поправила красную куртку, сняла шлем, и взбила пальцами экстравагантную стрижку из платиновых волос, уложенных на один бок.

Я даже ей немного позавидовала. Мне бы тоже хотелось прокатиться по городу, держась за уверенного сильного водителя, бесстрашно направляющего мотоцикл в поток машин и бесстрашно прибавляющего скорость. Держаться руками за натянутые мышцы на его крепком животе и ощущать ладонями тепло его кожи.

Странные мысли. Но что-то такое екнуло внутри, когда я, прижавшись к холодному стеклу, следила за каждым его движением.

Мужчина поставил Ducati на подножку, спрятал ключи в карман, а затем отточенным движением снял черный шлем. Наверное, именно в этот момент внутри меня что-то оборвалось. Я физически ощутила, как моя грудная клетка в один момент беспомощно сплющилась, не в силах вместить отчаянно бьющееся сердце. Стояла, наблюдая за каждым его шагом, впитывала взглядом уверенную походку, широкие плечи, темные глаза и безукоризненную линию мужественного подбородка. И понимала: скучала.

И ничего не кончилось в тот момент, когда мы перестали дышать одним воздухом. Да и сердце все помнило, и теперь эти воспоминания, нахлынув, едва не сбили меня с ног.

[1] — Данные события разворачиваются в книге «Нана» Лены Сокол

[2] — Упомянутые события происходят в «Разрешите влюбиться» Лены Сокол

20

Всего секунду он раздумывал, пристегнуть ли оба шлема к рулю мотоцикла или все-таки взять с собой. В конце концов, решив не рисковать, подцепил их рукой и повернулся к зданию. Мгновение! Поворот головы, быстрый взгляд. И я уже лежала на полу, боясь попасться ему на глаза. Буквально рухнула вниз, слетев с каблуков. И приземлилась на задницу.

— Дашка, все хорошо? — Спросила Арина, выглянувшая на шум из кухни.

— Нет! Стой! — Заорала я, опасаясь, что она сделает еще один шаг и посмотрит в окно. — Стой, где стоишь. Не подходи!

Мы замерли. Сердце дико стучало, а окружающая тишина почти сломала мне уши. Но я не двигалась. Казалось, встану, и стоит только взглянуть вниз через стекло, непременно столкнусь с ним взглядом.

— Даш? — Сдвинув поварскую шапочку набок, прошептала Арина. — Что случилось-то?

— Быстро! — Махнула я ей, жестом показывая, чтобы вернулась обратно в кухню. Поднялась с пола, перевернулась и поползла на коленях к двери. — Уходим! Прячемся! Сейчас он будет здесь!

Подруга послушно сделала пару шагов назад и придержала для меня дверь.

— Кто? — Спросила она.

Я вползла внутрь, закрыла дверь и привалилась к стене.

— Он…

Отдышаться никак не получалось.

— Кто? Санинспектор? — Арина с ужасом схватилась за сердце.

— Хуже! — Я с трудом поднялась на ноги и отряхнулась. — Он! — Приложила палец к губам, призывая ее к тишине, а затем пригрозила им же для пущей важности.

Подруга все еще смотрела на мою руку. Проследив за моим указательным пальцем, она воздела глаза к потолку и с придыханием переспросила:

— Он?

— Тьфуй! — Разозлилась я. — Не заявится же сам Господь Бог в наш ресторан, правда?

— Ух, а я уже подумала… — Арина выдохнула. — Аж от сердца отлегло. Если не Всевышний и не санинспектор, то кого еще боятся?

Я подбежала к противоположной двери, ведущей в зал, и припала к небольшому окошечку.

— Точно он… — Прошептала, теряя равновесие. Беспомощно опустилась на стоящий неподалеку стул. — Он. Там… — Махнула в сторону двери. — Мне нужно воды. Срочно. И свежего воздуха… Воздуха не хватает. Боже, а есть шоколадное пирожное?

— Да.

— Давай два. Нет! Лучше сразу три!

Арина на цыпочках пробралась к двери и прижалась носом к окошечку:

— О. Боже. Мой. — Машинально поправляя фартук, произнесла она. — Милая, если это тот, о ком я подумала, то тебе понадобится целый шоколадный торт!

— Нет. — Я встала. — Всё. Я спокойна. — Откинула волосы с лица. — Подумаешь, пришел в ресторан. Что такого? Мне не о чем беспокоиться. Я-то тут причем?

— Подруга, ты бы присела. — Отступив от двери, Арина с жалостью взглянула на меня. — Ходишь из угла в угол…

— Правда?! — Спохватилась я, стараясь взять себя в руки.

Остановилась. Постучала носком туфли о пол.

— Не волнуйся ты так. — Она хлопнула меня по плечу и обернулась к поварам: — Так, что стоим? Каждый занят своим делом! Работаем!

На кухне снова загремели ножи и кастрюли.

— Арин, что со мной? — Мне хотелось съежиться. — Почему я так волнуюсь? Мне же должно быть все равно? — Вцепилась в ее форму и принялась тараторить вполголоса: — Да мы с ним даже не увидимся. Я здесь, он там. И он вообще не один. С девицей. Этой, как ее? И даже не ко мне пришел. Но ведь он та-а-ам! И меня трясет! Это же Ярик… Арин, Арин, скажи, что это просто комплексы? А? Мои детские комплексы? Да?

— Соберись или я тебя сейчас ударю. — Спокойно сказала подруга. Надо сказать, подействовало очень отрезвляюще. Ручищи у нее о-го-го. — Слушай, просто выдохни, соберись и успокойся. Вот, садись. — Она снова усадила меня на стул. — Все правильно. Ты здесь, он там. Даже если вам придется увидеться, ты просто достанешь из закромов сознания эту мерзкую стерву, которой частенько в последнее время бываешь, улыбнешься ему и удалишься, красиво виляя своим тощим задом.

— Да. — Как на сеансе у гипнотизера, кивнула я. — Да.

— Это он должен переживать, что потерял такую девушку, как ты.

— Верно — Приосанилась я. — Все верно! — Улыбнулась. — У меня просто случилось минутное помешательство. Теперь все в порядке.

В этот момент в кухню вошла официантка.

— Заказ! — Она протянула Арине листок.

— Бараньи ребрышки в остром соусе… — Подруга пробежалась глазами по бумажке. — Так. Хм. Угу. Каре ягненка, салат. — Подняла на меня взгляд. — Прекрасно! Накормим твоего подлеца по высшему разряду.

— Он не мой! — Поспешила уточнить я.

— Прекрасно. — Повторила Арина. Отошла, дала указания своей команде, а затем обернулась ко мне: — У тебя двадцать минут, чтобы решить, класть пурген в тарелку его потаскушке или нет!

— А-ри-на… — Краснея под взглядами сотрудников, я пригрозила ей кулаком.

Промаршировала к соседнему столу и набросилась на шоколадное пирожное. К черту фигуру! Происходило немыслимое! То, чего я так боялась. Я увидела его. Его! Оказалась с ним в одном здании. Господи, за что? Когда уже почти забыла. Когда полностью выбросила из головы. Когда даже не помнила, кто он такой…

Блин, да кому я вру?

Могла бы сказать, что даже не думала о нем все эти годы. Но это было бы абсолютной неправдой. Я следила за судьбой Ярика. Вроде и не хотелось бы, и любопытство больше не одолевало, но вести о нем сами нашли меня однажды. Еще год назад, в одном из ресторанов в центре.

Мы собрались всей компанией, кажется, праздновали что-то. Было весело, пока я не заметила за соседним столиком знакомое лицо. Янка Логунова. Такая же худая и рыжая, только старше и выше. Она сидела в компании какого-то толстого и лысого бизнесмена, тот был лет на тридцать ее старше. Совсем юная, она смотрелась рядом с ним дочерью или даже внучкой.

Мы обменялись короткими взглядами, и я отвернулась. Даже здороваться с тем, кто унижал меня в школе, не особо хотелось. А потом я вышла в уборную и услышала странные звуки: это была Янка. Склонившись над унитазом в одной из кабинок, она вызывала у себя рвоту.

Сначала я подумала, что ей плохо. Мало ли, вдруг выпила лишнего. Спросила, не нужна ли помощь.

— Ты предлагаешь помощь мне? — Удивилась она.

Открыла дверцу кабинки и утерла желчь с подбородка. Шатаясь, вышла наружу. Включила воду в раковине и попила прямо с ладоней.

— Да. Тебе плохо? — Поинтересовалась я.

Она одарила меня таким взглядом… Ну, знаете, вроде как недоверчивым, ожидающим какого-то подвоха. И тогда я поняла: Яна была абсолютно трезва, но фактически обессилила после сеанса вызывания рвоты.

Наш с ней разговор был коротким. Она похвасталась, что скоро станет моделью, а потом рассказала про Ярика. Как бы невзначай. Но я знаю — хотела сделать мне больно.

— Известным стал. Представляешь? Выступили со своей группой на музыкальном фестивале в Адлере, и завертелось. — Она припудрила носик. — Я пыталась с ним связаться. Но он меня отшил. Зазнался, с кем не бывает. Поклонниц у него теперь вагоны и две маленьких тележки. Но, знаешь, что я думаю? — Янка ухмыльнулась со знанием дела. — Гей он, твой Ярик. Разве может нормальный мужик на меня не отреагировать? Точно гей. Зря ты по нему тогда убивалась.

Она зажевала мятную жвачку и ушла, виляя своими костями.

А я, вернувшись домой, полезла в интернет и всё разузнала. Начала с музыкального фестиваля, там были тысячи фотографий и даже видео. «The Diverse» — вот как они назывались. Дайвёрсы. Четверо ребят и солистка. Леся. Девушка-огонь. Даже я, просматривая видео, не могла оторвать от нее взгляда. Вызывающе сексуальная, пластичная, эпатажная блондинка с завораживающим голосом, слушая который, я ощущала, как с меня заживо сдирают кожу, как проникают глубоко в кости и, звеня, пронзают сердце [1].

Виртуоз Ярик, энергичный Ник, дерзкий Майк, заводной Боря и их фронтвумен — сладкоголосая тигрица Леся. Вместе они были уникальным коллективом, создающим свежие и яркие хиты, которые понравились бы любому. Их не могли не заметить, их не могли не полюбить. Они были обречены на успех. Молодые, амбициозные, смелые, весь последний год они записывали свой дебютный альбом, выход которого с каждым днем ожидало все большее количество человек.

Я радовалась за Ярослава.

Нет, правда. Наконец-то, он занимался любимым делом. Добился многого, а впереди у него была еще куча побед. И всё-таки он изменился. С тех видеозаписей годичной давности с фестиваля, где он казался немного отстраненным и немногословным юношей, стоящим в тени своих друзей, до вот этого мужчины, который привез свою спутницу в приличный ресторан на крутом байке.

Да, пропасть между нами теперь ощущалась еще острее. А самое неприятное — только существование этого человека заставляло меня задумываться, счастлива ли я в этой жизни. Ведь без него все было прекрасно. А сегодня я уже и не знала, что хуже: то, что мы больше не дружим, или то, что мои чувства все еще живы, а он здесь с другой.

— Ну, на черта он приперся, а? — Спросила сама у себя, поглядывая в окошечко на то, как его спутница что-то объясняет официантке.

Вот, что ей надо? Придирается к блюду? Так лучше Арины каре ягненка никто не готовит. Её, как талантливого молодого шефа, хоть сейчас с руками и ногами в любой ресторан столицы могут забрать, только свистни.

— Ну, что там?! — Накинулась я на официантку, как только она вернулась.

— Просит управляющего. — Пробормотала девочка.

Желудок противно заныл.

— Управляющего?

— Да. — Уверенно кивнула она.

— М-меня?

— Да!

— Зачем? — Сглотнула.

— Я… — Она пожала плечами. — Я не знаю…

— Что-то с блюдом? — Нахмурилась Арина, приближаясь к нам.

— Скажи, что ты напортачила… — Взмолилась я. — Пересолила? Пересушила?

Подруга вовремя поддержала за локоть мое слабеющее тело.

— Нет. С заказом все на высшем уровне. — Уверила она.

— А ты ей не хамила? — Набросилась я на официантку.

— Нет. — Попятилась она.

— Тогда… тогда… — в горле пересохло.

Арина развернула меня к себе. Поправила мои волосы, стерла большим пальцем шоколадный крем с щеки и улыбнулась:

— Вот иди и выясни, что этой курице крашеной надо.

— Нет! Я не пойду! — Замотала головой.

Подруга была сильнее. Она ловким движением повернула меня к двери.

— Давай, давай.

— Ни! За! Что! — Уперлась я каблуками в пол.

— Ступай уже. — Арина лихо выкатила меня, протестующую, по скользкому полу прямо в зал.

— Да что ж за день… — Сжав зубы, я бросила на нее через плечо злобный взгляд.

Расправила плечи, отдернула юбку и медленно выдохнула весь воздух из легких. Путь до заветного столика казался дорожкой из раскаленных углей, по которым мне приходилось ступать сейчас босиком.

Эти двое, увлеченные друг другом, о чем-то вполголоса разговаривали, и я радовалась тому, что они не смотрят на меня. Вдруг бы мои ноги подкосились от напряжения, если бы Ярик за мной сейчас наблюдал?

«Уверенная в себе. Решительная. Новая Даша» — вот, кто я. Сейчас Ярослав — парень из другой вселенной, но и я больше не краснеющая неуклюжая пышка, радостно смотрящая ему в рот и тающая от комплиментов. Я самодостаточная, привлекательная девушка, которая знает себе цену. Он бросил меня, когда я была забавным щенком мопса, а теперь я гордая, холеная борзая. Могу и покусать. Да.

— Добрый день, меня зовут Дарья. Чем могу вам помочь?

Секунды превратились в минуты, часы в дни, а месяцы в года. Я как на стоп-кадре смотрела по очереди на этих двоих, изображая улыбку и услужливо моргая в решительном намерении выслушать все с гордо поднятым подбородком.

— Добрый день! — Блондинка с трудом отлепила свой взгляд от спутника и посмотрела на меня.

А вот Ярослав сохранял неподвижность.

И я упрямо пялилась на такие знакомые черты лица: на чувственные, мягко очерченные губы, острые скулы, недовольно сощуренные карие глаза, пушистые ресницы и ожидала хоть какой-то реакции. Но ее не было. Этот чужой тип в черной водолазке (вы знали, что водолазки жутко сексуально смотрятся на мужчинах?), широкоплечий и возмутительно красивый, просто сидел, словно не замечая моего присутствия и сверлил взглядом блондинку.

«Боже, ну, почему нас не учат к внезапной встрече с бывшими? Я бы даже приплатила за это!» Колени дрожали, и изображать уверенность мне становилось все труднее.

— Знаете, дело вот в чем… — девушка откинулась на спинку стула.

— Не понравилось блюдо? — Перебила ее я и перевела взгляд обратно на Ярика. Этот наглец опять делал вид, что мы не знакомы, и меня просто разрывало от злости. — Может, жирновато? — Склонила голову набок. — Но, знаете, такова уж особенность мяса на ребрышках. Если вы опасаетесь за свой вес, лучше сразу предупреждать об этом официанта, и он посоветует вам диетическое блюдо.

«Ну, вот. Я сказала вслух совершенно возмутительные вещи. Выдала себя с головой! Боже, какая я жалкая! А еще стою тут с наглым видом и буравлю его взглядом».

— Вообще-то, я не об этом… — растерянно произнесла блондинка. — Нам всё понравилось…

Но я не слышала ее. Стояла, парализованная его взглядом, и теряла способность мыслить. Ярослав поднял взгляд и посмотрел на меня. Не дрогнув ни единой мышцей лица. Спокойно, как удав. Может быть, даже равнодушно, не знаю.

— Привет. — Его хриплый и чувственный баритон выдернул меня из транса.

«Ох, как же красиво двигались его губы, когда он сказал мне это…»

«Отставить! Взять себя в руки! Быть сильной!»

— Привет. — ответила я, одновременно злясь и желая прикоснуться к этим мягким, полным губам.

— О, так вы знакомы? — Голос блондинки теперь казался сиплым кудахтаньем.

— Да. — Не отрывая от меня глаз, ответил Ярослав.

— Познакомишь нас, Яра? — Так по-собственнически, легко, беззастенчиво.

«Бесит!»

— Да. — Кивнул он. И уголок его губ едва заметно дрогнул. — Это Даша. Моя… соседка.

— Была когда-то. — Поправила я, натянуто улыбнувшись.

— Замечательно! — Блондинка тряхнула волосами. — А меня зовут Леся.

Она протянула руку. Пришлось ее пожать.

— Я знаю. — Хотелось съязвить. Вместо этого мои губы произнесли: — Очень приятно.

— Даша, у меня назначена встреча с Тимофеем. Если он свободен, то скажите ему, что я здесь, будьте добры.

— Конечно.

Ярик молчал и смотрел на меня. И я совершенно не понимала, что вижу в его взгляде. Смесь сожаления, нежности, боли? Что-то такое? Ведь это больше не казалось равнодушием. Ясно было лишь одно — этот взгляд обжигал, проникал в самую глубину души и перетряхивал там всё устоявшееся и давно позабытое.

[1] — О группе The Diverse впервые подробно рассказывается в «Влюбляться лучше всего под музыку» Лены Сокол, далее музыканты этого коллектива периодически появляются в разных книгах в качестве второстепенных персонажей.

21

Ярослав

Она отрастила волосы. Мягкие и светло-пшеничные, приятно поблескивающие на полуденном свете, льющемся сквозь стекла просторных окон. Они рассыпались по ее плечам, как длинные, гладкие шелковые ленты. Природа по-прежнему не скупилась на красоту ее форм: грудь Даши потяжелела, плавные линии тела заметно вытянулись и заострились, чего нельзя было сказать об упрямом выражении лица и гордой походке, которая при виде меня стала почти воинственной.

Больше всего мне сейчас хотелось проводить ее жадным взглядом, но приходилось сидеть с безучастным видом и смотреть в хитро прищуренные глаза своей спутницы, отчаянно делая вид, что мое тело никак не отреагировало на встречу с девушкой из прошлого.

— Не могла предупредить меня? — Спросил надтреснутым голосом, выдавшим эмоции.

Леся продолжала улыбаться, качая головой.

— Разве я могла отказать себе в удовольствии видеть тебя таким?

— Каким? — Наклонился на столик.

— Беззащитным. — Ехидно.

Меня не удивили ее слова. С тех пор, как она узнала о Дашке, у нее в руках был единственный козырь. Ласточкина была единственным человеком на всем свете, способным обнажить мои слабости. И я ненавидел себя за то, что так легко позволил Лесе сегодня протиснуть свои длинные, хищные коготки под мою наглухо застегнутую ото всех защитную броню.

— Не говори глупостей.

— Конечно. — Ее голос прозвучал неожиданно бесцветно.

Она холодно улыбнулась. Лесе так шла эта кривоватая ухмылка: она обнажала все ее потаенные помыслы. Эта девушка знала, что делает. Поэтому заранее не сообщила мне, кого я здесь могу встретить. Хотела видеть мое лицо, когда я столкнусь носом к носу с Дашей. Хотела прочувствовать каждую мою эмоцию и напиться ею, как свежей кровью. Вампирша!

— И зачем ты это затеяла? — Мне было не до смеха.

— Кто-то же должен выдернуть эту занозу, разве нет?

Отвечать не хотелось. Леся с достоинством выдерживала мой пристальный взгляд. Просто она не знала: Даша никогда не была занозой. Это мелко. Даша была кинжалом, застрявшим в моем сердце. Освободиться от нее значило истечь кровью в считанные минуты. Что сейчас и происходило. Я был опустошен, обессилен. Встретился лицом к лицу с голосом своей совести и удивился, почему же до сих пор еще был жив?

— Я так ее себе и представляла. — Поджала губы Леся, переводя взгляд куда-то влево.

Можно было и не гадать: каждый удар каблучков о каменный пол ощущался, как удар молотка, забивающего гвозди в мою земную оболочку (или то, что осталось от нее осталось). Даша стремительно приближалась к нашему столику.

— Он ожидает вас. Пойдемте, я провожу.

Длинные стройные ноги, идеальная осанка, упругая грудь. Мои глаза вопреки разуму сами поднимались выше, уже скользя по любимым чертам ее лица: упрямому подбородку, четким трещинкам на пухлых, спелых губах, слегка вздернутому носу, теням впалых щек под обозначившимися вдруг скулами, и остановились на васильковых глазах, глядя в которые, я снова, как когда-то в детстве, терял самого себя.

Не нужно было гадать — то, что я видел в них сейчас, было самой настоящей ненавистью. Она до сих пор не простила меня. Хотя я и так знал это. Чего уж. Сам до сих пор себя не простил.

— Спасибо. — Леся вспорхнула со стула и последовала за ней.

Я получил возможность выдохнуть и унять дрожь в руках.

Сколько раз мне хотелось умереть. Сколько раз хотелось все исправить, но я просто не знал, как. А когда понял, что время пришло, было уже поздно — она была с другим.

Да. Я застрял в паутине собственной вины и годами не мог оттуда выбраться. Мне нечего было терять, у меня не было будущего. И каждый новый прожитый миг давил на мои плечи всем своим весом. Невыносимо. Я жаждал избавиться от этой тяжести, но почти каждый день снова видел ее в толпе. В каждом лице. Все чаще спрыгивал со сцены, чтобы убедиться. Подбегал, хватал за плечи и понимал: не она. Опять померещилось. И я так от этого устал, что однажды просто перестал смотреть по сторонам.

Отодвинул тарелку. Отпил воды из бокала и медленно выдохнул. Покосился на проплывающие за окном облака, сжал дрожащие пальцы в кулаки, и за секунду передо мной пронеслось сразу несколько прожитых с того дня лет жизни.

Я хлопнул дверью. Вот, что его тогда разозлило. Отец не знал, что я потерял всё минуту назад, что кричал на весь подъезд, что люблю ее, он не слышал, как я бился лбом о ее дверь, умоляя о прощении. Его сын хлопнул дверью — вот, что в секунду вывело его из себя.

Он завелся моментально. Выбежал, стал орать на меня, размахивать руками, ожидая, что я привычно втяну голову в плечи. Но вместо этого я ударил его в челюсть. Лучше бы проделал то же самое с собой. Честно. Ведь я был единственным, кто заслуживал взбучки в тот вечер. Но почему-то именно в тот момент, когда отчаяние от содеянного захлестывало с головой, во мне впервые проснулась смелость.

— Да вали! — Смеялся отец, расшвыривая в стороны вещи, которые я пытался собирать в свой рюкзак. — Дня не пройдет, как вернешься. На коленях приползешь!

Вот почему я тогда ушел. Если бы не эти слова, клянусь, я бы вернулся. Но они перечеркнули всё.

А еще я ненавидел себя. Ровно так, как ненавидела меня Даша. Она не хотела меня слушать, и я тоже отныне вызывал у самого себя лишь острое отторжение.

Мы не рождаемся мудрыми, увы. В пятнадцать лет, когда в крови бурлят гормоны, а взрослые требуют от тебя собранности и внимания, очень трудно понять, что же такое с тобой происходит. И очень легко запутаться. Я не знал, что чувствую к этой девочке. Знал только, что она вдруг почему-то стала очень важна в моей жизни. Ничто прежде не занимало большего пространства в моих мыслях, чем музыка, а теперь появилась Даша.

И я не знал, не понимал, что между нами творится. Просто думал, что это навсегда. Что это продлится так долго, как захочется. Что впереди еще много времени, чтобы разобраться, и оно никуда не денется.

Знаете, жизнь всегда дает нам знаки.

Она подталкивает нас в нужном направлении, подсказывает самое правильно решение, на принятие которого в будущем у нас будет всего пара секунд. Мы руководствуемся установками родителей, опираемся на свои детские страхи и подростковые комплексы, и всё это не дает нам возможности проживать свою собственную жизнь.

Человек зависим. Он, так или иначе, всегда боится неодобрения окружающих. Быть «как все», походить на того, кто «авторитетен», обретая таким способом уверенность в себе.

Иметь собственное мнение в юном возрасте — настоящая роскошь. Особенно, если ты рос, каждый свой шаг сверяя с внутренним компасом авторитарного отца и ожидая его одобрения.

Очень трудно ломать себя. Очень трудно приспосабливаться. Еще труднее вопреки обстоятельствам и воспитанию взращивать собственное, независимое «Я». Иногда без переломных моментов, зовущихся трагедиями, просто никак. Думаю, у меня не получилось бы. Думаю, если бы не тот случай, я не стал бы тем, кем стал.

Так о чем мы? Жизнь всегда дает нам знаки. В один из совершенно обычных дней новенький парень Дима Калинин, тот, что пробовался к нам барабанщиком, посмотрев на Дашку, тихо сказал мне на ухо:

— Красавица она у тебя.

Вот так легко и просто он озвучил то, в чем я уже давно не мог себе признаться. В том, что смотрю на нее, что любуюсь, подолгу задерживая на ней свой взгляд, что она вызывает у меня какие-то совершенно невероятные эмоции, от которых вдруг замирает сердце в груди.

— Что? Нет, мы просто друзья.

— Ага. — Подмигнул он.

— Я серьезно!

Конечно, многие парни из нашего класса уже вовсю встречались с девчонками. Некоторые из них даже хвалились «особыми» успехами в этом деле. Но подозрение в том, что у меня имелась романтическая связь с девочкой, меня почему-то сильно смутила.

— Она, конечно, крепенькая… — С неловкостью в голосе произнес Дима. — Но это все пройдет через год-два. Посмотри на меня, еще полтора года назад меня все звали Жиркой! Веришь?

Он, безусловно, хотел, как лучше. Пытался приободрить меня. Или похвалить за то, что я не вижу изъянов в своей подруге.

Но только в тот момент я впервые всмотрелся в Дашу, отыскивая упомянутые в ней недостатки. Ровно до этого дня я их не замечал. Ни единого. Да и сейчас вроде не видел ничего такого. Но посторонним было «не по фиг», и это жалкое, ничего не значащее чужое мнение, оно каким-то образом смогло посеять зерно сомнения в неустоявшейся психике пятнадцатилетнего пацана.

И чем больше замечаний сыпалось со всех сторон, тем больше я приглядывался, пытаясь понять, важно ли для меня то, о чем они говорят. Я прислушивался ко всем, кроме себя. И это стало фатальной ошибкой, лишившей меня всего.

Общественное мнение — это мнение тех, кого не спрашивают.

Только тогда некому было мне об этом сказать.

Наши с Дашей отношения, несмотря на возникнувшие у меня сомнения, стремительно приближались к той точке, когда невозможно стало игнорировать их наличие. Все чаще мне хотелось слышать ее голос, все больше времени проводить вместе. Все труднее нам было расставаться, и желание поцеловать ее напоминало безумие: когда ты либо коснешься ее губ, либо умрешь от жажды.

Но я тормозил. Снова и снова. Жалкий, неуверенный в себе, боящийся напугать ее своей неумелостью. И так и не решивший до конца, значат ли для меня хоть что-то замечания старших друзей, которых стало все труднее призывать к спокойствию и уважению, когда они пускались в детальное и красочное описание того, что я мог бы сделать с пышными прелестями своей подруги.

Теперь я старше и знаю: надо было бить им всем морды. Уходить и не общаться с теми, кто позволял себе подобное обращение. А тогда я был слишком забитым, нерешительным и вечно сомневающимся ботаником, которого от вида драки бросало в дрожь. Тогда мне и в голову не приходило, что это лечится — той же дракой, к примеру. Ударом кулака в лицо. Я просто принимал свою судьбу безропотно и безвольно.

Даша подошла ко мне не в лучший момент.

Они как раз отпускали шуточки по поводу того, что ко мне плывет моя баржа. Я попросил их заткнуться, но вышло как-то не убедительно. «Давай, отбуксируй ее в порт», — сказал кто-то из них. И у меня была лишь секунда на принятие неверного решения. Я предпочел дистанцироваться. Чтобы они не смотрели на меня, не смеялись, чтобы прекратили немедленно свои издевательства.

Всего секунда. И слабость позволила панике взять верх над разумом. У меня не было времени подумать, каково придется ей. Что будет чувствовать она. Как ей будет больно. Мысли об этом пришли только на второй секунде — но это слишком поздно, ведь шаг в бездну уже был сделан, и я стремительно летел в черную дыру вниз головой.

Всё произошло за каких-то пару мгновений, но каждый раз я проматываю в голове картинки той сцены, и их хватило бы на целый фильм. Один только ее взгляд — разочарованный, пораженный, он как тысяча клинков, летящих мне в самое сердце. Я понял, что натворил. Моментально. Но было уже слишком поздно, чтобы отмотать пленку назад и все исправить.

Я хотел кричать, что люблю ее. Чтобы все знали. Я хотел остановить ее и показать всему миру, что для меня нет ничего важнее того, чтобы быть с ней. Я расталкивал людей, которые сбили меня с моего пути, я бежал за ней в надежде всё исправить. Но одна гребаная секунда изменила разом всё. В том числе и наши жизни.

И я должен был расплатиться за свою слабость сполна.

Ничтожество — вот кем я себя ощущал. Недостойное ничего хорошего ничтожество. Жалкий слизняк. Червь.

Я ушел из дома с минимумом вещей и черной дырой вместо сердца. Один из парней с музыкалки разрешил мне пожить в его гараже. Я лежал на старом диванчике в темном, сыром помещении и ночами пялился в грязный деревянный потолок. Днем приходил этот парень, ремонтировал старенький мотоцикл отца, я помогал ему, а ночами снова смотрел в потолок. Очень скоро нужда заставила меня податься на поиски работы, и та нашлась довольно быстро: уже через неделю я браво разгружал мешки, не щадя своей спины.

Еще через две загремел в больницу с пневмонией: оказалось, что ночевки в гараже не сулили для здоровья ничего хорошего. Никто меня не навещал. Лечение было длительным и тяжелым. Все это время я принимал его как наказание и думал только о том, что второго шанса не бывает. Такие, как я, его просто недостойны. И когда меня выписали, оказалось, что скоро осень, и спать в гараже тем более не вариант.

Тогда я забрал документы из школы, подал их в вечернюю в пригороде и попросил выделить мне место в общаге. Так о моем местонахождении узнали родители. Отец, потоптавшись в дверях, сухо «позволил» мне вернуться, мать же рыдала, умоляя не ломать себе судьбу. Я не мог еще раз проявить слабость, только не это. Отказавшись возвращаться, извинился и положил начало своему пути.

Днем брался за любую работу, которую давали несовершеннолетним: таскал мебель, продукты, прочие тяжести, разносил газеты, помогал на стройке или в слесарной мастерской, штопал шины в шиномонтажке и даже красил стены в подъездах, если мне поручали. А вечером, как прилежный ученик, топал на занятия, где старался не уснуть прямо на парте.

Где-то ближе к выпуску один из ребят, соседей по общаге, подошел ко мне с простым вопросом:

— Говорят, ты играешь на пианино? От нас клавишник ушел, нужна замена.

Я почти два года не касался инструмента. Мне казалось, что, стоит дотронуться пальцами до клавиш, и раны снова начнут кровоточить.

— Я уже давно не играю.

— Пожалуйста! Позарез надо! — Парень провел ребром ладони по шее. — Нас в «Дурке» позвали выступать. Полгода, каждый выходные! Тебе что, деньги лишние?

Финансовая составляющая для вечно голодного подростка стала решающей. Я согласился.

Эти ребята играли зубодробительную жесть, но все же это была музыка. И я впервые за долго время почувствовал, что хоть немного, но очнулся ото сна. Мои легкие будто стали пропускать немного больше воздуха в грудь, и дышать стало легче.

Уже не приходилось работать круглые сутки. Да и с моим приходом в репертуаре группы «Психушка» все же появились мелодии, от которых не хотелось содрогаться в конвульсиях — их можно было просто слушать. И я чувствовал удовлетворение, потому что снова сочинял и играл.

А потом мне началась мерещиться Даша. Я бросал синтезатор и мчался в толпу, чтобы удостовериться — это не она. Опять и опять. И это стало жутко напрягать остальных ребят. Поэтому я просто перестал обращать внимание, если видел ее лицо среди поклонников или прохожих. И просто не дышал, если вдруг ощущал ее запах.

Мне безумно хотелось увидеть ее. Нестерпимо. К тому времени я поступил в университет, окончательно ушел из «Психушки» и переехал в другую общагу. Никакие слова на свете не могли бы снять с меня ту вину, что висела камнем на шее всё это время, но я надеялся, что, если Даша не простит, то хотя бы будет знать, что я раскаиваюсь в том, что наделал.

Мне хотелось посмотреть на нее. Вживую. Просто удостовериться, что у нее все хорошо. Возможно, я нашелся бы, что сказать. Не знаю. Не помню, что думал тогда об этом. Оделся поприличнее, купил букетик — не банальных роз, разыскал подснежники, так похожие на нее: чистые, нежные, хрупкие. И пришел, сгорая от стыда и неловкости. Присел на лавку под деревом, чтобы не попасться на глаза собственной матери, которая могла увидеть меня в окно, и стал ждать.

К тому моменту, когда она вышла из машины Тима, я сгрыз все губы в ожидании. Бросив тачку посреди улицы, Левицкий вышел следом, закурил и шлепнул ее по заднице. Они стояли в тридцати метрах от меня, под фонарем, он притягивал ее к себе, а у меня внутренности горели, как от огня. Я сам будто горел заживо. Мне хотелось взять его за шкирку, встряхнуть хорошенько и подвесить за яйца прямо на этом фонарном столбе.

Но я знал, что не имею права на это. Я для нее никто. Я умер в тот самый момент, когда чужое мнение стало для меня важнее самой Даши.

И я ушел.

И продолжил жить. И только музыка была моим спасением. Все силы уходили на нее. Я накопил денег на инструмент, отыскал Борю, и мы возобновили наши репетиции с того момента, на котором когда-то все оборвалось. Мне приходилось работать, учиться и все свободное время отдавать творчеству, но только мечта создавать и исполнять свою музыку все еще держала меня на плаву.

Вскоре к нам прибился Ник, и мы стали выступать. Пели по очереди, но, откровенно говоря, вокал был нашим слабым местом. Однажды Боря притащил нас в какой-то ресторан, чтобы показать свою находку — девушку, сидящую в углу возле рояля на высоком стуле и томно исполняющую что-то джазовое и безумно эротичное.

Мы сидели втроем с раскрытыми ртами и ждали, когда кончится выступление, чтобы подойти к ней. Позже, в процессе разговора, Леся подумала, что мы приняли ее за проститутку, и чуть не наваляла нам всем троим ножкой от стула. Но наше предложение в итоге заинтересовало ее, и уже спустя пару месяцев мы начали выступать по клубам вчетвером, и у нас появились первые поклонники.

— Нам нужен кто-то очень крутой на электро-гитару. — Заявила Леся однажды.

Она была настоящим энерджайзером, взяла на себя управление делами группы, вдохновляла нас, зажигала новыми идеями. Поэтому мы всегда прислушивались к тому, что она говорит.

Миссия по заполучению Майка в нашу команду стала для нее квестом номер один по важности. Он играл в неплохой группе, но, поддавшись ее обаянию, все-таки присоединился к нам. Нас стало пятеро.

Вот тогда все и стало получаться. Первый успех, первые гонорары. Первое большое выступление на фестивале. Теперь на мои прогулы в универе преподаватели закрывали глаза, с учебой стало проще. Вот только поклонницы днем и ночью осаждали общагу. Пришлось снять квартиру и переехать. Сложив все накопления, я купил мотоцикл, на сдачу обставил новое жилье.

Когда мне было плохо — я занимался музыкой. Когда хорошо — тоже. И только когда боль в груди становилась практически невыносимой, находил в ютубе Дашины кулинарные уроки и смотрел их, лежа в абсолютной темноте. Она нисколько не изменилась: те же ямочки на щеках, та же улыбка. Но я не тешил себя надеждами. Слышал, как и чем она теперь живет. И ни на что не надеялся. Второго шанса не бывает — в одну воду, сами знаете, дважды не войти.

— Зачем ты здесь? — Ее голос вырвал меня из пучины мыслей.

Мотнув головой, поднял на нее взгляд:

— Ты не очень рада меня видеть.

Даша стояла, скрестив руки, и морщила лоб, разглядывая меня. Мне захотелось разгладить эту рябь на ее лбу своей рукой — да так захотелось, что аж во рту пересохло. Но я не шевельнулся.

— Мне просто интересно… — На долю секунды она отвела взгляд.

— Не бойся, я не кусаюсь.

— Я не боюсь. — Сделала паузу. — Просто… не знаю.

Слова с грохотом падали между нами, будто крупные градины во время весенней грозы.

— Я не знал, что ты будешь здесь, если ты об этом. Леся не сказала мне.

— Мм… — Даша кивнула. — Она твоя девушка? Красивая.

Ее голос прозвучал хрипло и нетвердо.

— Нет, вообще-то. — Кажется, у меня остановилось сердце. — Коллега.

— Я слышала о твоем успехе. — Даша говорила, и ее грудь высоко вздымалась. Ей тоже было трудно удерживать эмоции внутри. — Наверное, нет отбоя от поклонниц?

— Вроде как. — Кашлянул. — Да.

— Ясно. — Вдохнула поглубже.

— А у тебя как? Все хорошо?

— Да.

Между нами повисла душераздирающая тишина.

— Ты все так же красива. — Зачем-то сказал я. — Твоему парню повезло.

Она замерла, позволяя этому моменту тянуться, тянуться и тянуться.

— Да. — Произнесла, наконец, собравшись с мыслями. В ее голосе прозвучали одновременно смущение и гордость. — Он не жалуется.

— Я его знаю? — Спросил.

Чувство у меня было такое, будто вот-вот сорвусь.

— Да. Вы с ним тоже… когда-то дружили… — Даша улыбнулась с видом победителя. — Это Тим. Мы с ним вместе. Давно.

— Неожиданно. — Продолжил смотреть на нее, впитывая каждую черточку.

И сглотнул. Не мог не сглотнуть. Я чувствовал запах ее шампуня, запах ее парфюма рядом с собой. Вдыхал его глубоко и тихо и никак не мог поверить, что нахожусь так близко, но не могу коснуться ее кожи. Раньше не мог из-за робости, сейчас оттого, что она принадлежала другому. Вот такая вот судьба, черт подери.

— Распорядиться, чтобы тебе принесли десерт? — Склонив голову набок, она продолжала пристально смотреть на меня.

Я кивнул:

— Нет.

И облизав губы, медленно выдохнул.

— Угу. Тогда приятного вечера. Дня… Обеда. — Она мотнула головой, закатив глаза. — В общем, всего хорошего!

— И тебе.

Она ушла, а я остался в холодном воздухе ресторана, где только что было тепло ее тела. И только дивный запах парфюма, словно дразня, все еще щекотал мои ноздри.

22

Ломая пальцы, я удалилась.

Кто этот человек? Совершенно чужой, кажущийся безразличным? И почему мое тело все еще так реагирует на него?

Я буквально убегала от него, словно боялась обжечься, если останусь. Об эту нервную наигранную отстраненность, о его терпкий, мужской запах, об этот взгляд, который буквально кричал мне о чем-то сокрытом глубоко внутри. Я убегала и проклинала себя за то, что брякнула про Тима — не мои бы слова о нем, и мы с Яриком могли бы поговорить спокойно, как старые друзья…

— Всё хорошо? — Арина тронула меня за плечо.

И я словно проснулась:

— Что?

— Я говорю, все нормально? Ты поговорила с красавчиком-бывшим? — Улыбнулась она.

— Нет. — Ответила я рассеянно. Отвернулась, налила воды в стакан и выпила залпом. — В смысле, он мне не бывший. Мы с ним не… мы никогда не были парой. И да, мы поговорили. — Вдохнула, выдохнула. — Я услышала всё, что хотела. — Соврала ей.

— Например? — Подруга навалилась бедром на край стола.

Я обернулась.

— Между нами ничего не изменилось. — Новый вдох дался мне с трудом. — Я по-прежнему теряю рассудок в его присутствии, а ему по-прежнему плевать на меня.

— А мне показалось… — начала она.

Но я перебила:

— Нет! Поэтому я ляпнула, что Тим мой парень. Чтобы не совсем обидно было. Что я смотрю на него вся такая… — облизнула губы, с трудом подбирая слова. — Несчастная. А у него тысячи поклонниц! И чтобы он не думал, что я тоже все еще схожу по нему с ума. Глупая девчонка из прошлого…

Арина присвистнула и повернулась к сотрудникам кухни:

— Ребята, концерт окончен. Возвращайтесь к работе. Не стойте. Ну! — Она нежно погладила меня по плечу.

Я шмыгнула носом и остановила свой взгляд на онемевшей официантке:

— Не стой, Катерина. Иди уже, отнеси гостю его чертов десерт!

Та кивнула и сорвалась с места с тарелкой.

Переведя взгляд на подругу, я пожала плечами:

— Думала, что я стала сильной. Другой совсем. А его увидела, и всё рассыпалось. И внутри меня тоже.

— Первая любовь не ржавеет. — С виноватым видом заметила она.

— Что?! — Я выпрямила спину и расправила плечи. — Это вовсе не любовь! Какие глупости! Это мое уязвленное самолюбие. Это из-за того случая на выпускном! Это старые комплексы: я почти позабыла о прошлом, а тут он. Врасплох застал… Это всё, что угодно, только не чувства. И я докажу тебе это. Докажу, что мне плевать. — Всплеснула руками. — Взять хотя бы эту, которая пришла с ним. Певичку с бритым затылком. Всю из себя, расфуфыренную. Если бы я что-то чувствовала, то приревновала бы. А мне совершенно параллельно. Вообще все равно, с кем он, как и когда…

— Угу. Заметно. — Арина скрестила руки на груди.

— Можешь не верить. — Разозлилась я. — Вот сейчас он уйдет, а я про него даже не вспомню.

Победоносно улыбнулась, игривым жестом откинула волосы с лица и, покачивая бедрами, направилась к выходу:

— Вот. Уже и забыла!

— Да-да. — Послышалось в спину.

— Можешь не сомневаться!

Выйдя с кухни, я первым делом бросила взгляд на столик, за которым сидел Ярослав. Он как по команде поднял глаза и тоже посмотрел на меня. «Черт!» Официантка поставила перед ним тарелку с десертом, а ему будто и дела до нее не было. Продолжал ввинчивать свой взгляд в мое лицо, словно это была игра: кто первый отвернется, тот проиграл.

Направившись в сторону коридора, я стойко его выдерживала. По крайней мере, мне так казалось. А внутри в это время всё дрожало и трепетало. Как же легко он обезоруживал меня! Одним только взглядом. Я шла, передвигая непослушные ноги, и забывала обо всем. Буквально выпадала из реальности.

Ну, зачем мы не поговорили как нормальные люди? Какого черта мне нужно было говорить, что встречаюсь с Тимом?

«Потому, что, когда ты была толстой и некрасивой, он отказался от тебя. — Подсказал внутренний голос. — А теперь, когда стала хорошенькой, он заинтересовался тобой. Не более. Типичный мужлан! Нужно показать ему, где живет гордая птица Обломинго. Пусть кусает локти»

Я вышла в коридор, с трудом удерживая себя от того, чтобы не обернуться. И глубоко вдохнула воздух, который грозился вот-вот закончиться. Навалилась на стену, отдышалась, злясь на очередную свою слабость, и продолжила путь до кабинета Тима, пошатываясь от волнения.

— А вот и моя куколка! — Не успела дойти, как дверь распахнулась, выпуская из помещения довольного Левицкого и его гостью. — Дашка, иди сюда!

Он взял мои ладони в свои и резко привлек мое напряженное тело к своему:

— Ты уже познакомилась с Лесей?

Вздрогнув, я натянула улыбку:

— Да…

Девушка остановилась напротив меня:

— Да, Яра нас представил.

— Я очень рад. — Левицкий закусил губу, бесцеремонно оглядывая аппетитные Лесины формы. — Такая женщина! — Тим явно флиртовал с певицей, поэтому быстро отпустил меня, шагнул вперед и жестом показал ей путь обратно в ресторанную зону. — Талантливая, красивая, сногсшибательная, сексуальная…

«Конечно, осталось только облизать ее с головы до ног. Что, вообще, происходит?»

Я двинулась за ними. Его пальцы мягко легли ей на спину:

— Сюда. — Он указал направление. — Куда вас усадили? Я сейчас всех здесь уволю, если узнаю, что вам не дали лучший столик в моем заведении.

Мы прошли в зал. Я по-прежнему ни черта не понимала, что творится.

— О, Ярославчик! — Заметив старого приятеля, Левицкий картинно распахнул объятия.

Он, конечно, был не из тех, кого смущали взгляды посторонних, но в этот момент все присутствующие в заведении гости обернулись на его возглас, и даже для развязного Тима это было как-то… слишком.

Отпустив Лесю, он широкими шагами направился к нужному столику.

— Здорово, дружище! Сколько лет, сколько зим!

Ярик нехотя поднялся и позволил заключить себя в фальшивые объятия:

— А, Тимофейчик. — Хлопнул его по спине.

Левицкий едва заметно фыркнул и сузил глаза.

— Смотрю, ты возмужал! — Он ухмыльнулся.

Оторвался от Ярика и с удивлением оглядел его крепкую фигуру и мощные плечи.

Ярослав невозмутимо качнул головой:

— А ты вроде не изменился.

Мне показалось, или он саркастично усмехнулся, разглядывая Тима?

— Да. — Не растерялся Левицкий. — Я хорош, как всегда. — Он ослепительно улыбнулся. — Рад за тебя, так продвинуться в карьере после «Психушки»!

— Спасибо. — Кивнул Ярик. — Я много работал.

— И байк твой случайно увидал из окна. Пушка! Огонь просто! Такими темпами скоро и на приличную тачку заработаешь.

— Обязательно. — Поиграл бровями парень. — Щедрого папочки у меня нет, так что — да, приходится всё самому.

Мы с Лесей невольно переглянулись. Как-то это не было похоже на радушную встречу.

— Вижу, вы рады друг друга видеть… — Неловко улыбнулась она.

— Ты говорила ему? — Обернулся к ней Тим.

Теперь пришла очередь переглядываться нам с Яриком. И от его взгляда у меня опять быстрее забилось сердце.

— Еще нет. — Леся прикусила нижнюю губу. — Но теперь, когда мы обо всем договорились, можно и сообщить.

— Давай, обрадуй его. — Ухмыльнулся Левицкий. Отошел и положил руку на мое плечо. — Заодно и Дашку. Она у меня как раз весь последний месяц была озабочена именно этим вопросом.

Краснея, бледнея и, кажется, теряя сознание, я уставилась на Тима:

— Ты о чем?

Он подмигнул мне.

— Мы обговорили все детали. — Сказала Леся. — И подписали договор. Два выступления в клубе каждый месяц в течение полугода плюс дневные или утренние репетиции ежедневно, если мы будем в городе.

— Что? — Это был голос Ярика.

Он замер. А у меня внутри всё сжалось.

— Мы выходим из подполья! — Радостно объявила Леся. — Центр города, удобное место, все условия, и больше никакой сырости и тараканов. Ура!

— Видишь, Дашка, — Тим притянул меня за плечо и прижал к своему бедру. — Тебе нужны были звезды? Я нашел самых лучших.

— Прекрасно. — Произнесла я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал естественно.

Судя по взгляду Ярика, он меня ненавидел. А, может Тима или Лесю. Или нас всех сразу.

Но его красивые, четко очерченные, полные губы медленно и четко произнесли:

— Отлично.

И только поднявшаяся для глубокого вдоха широкая грудь говорила об обратном — Ярославу не очень-то пришлась по вкусу новость.

— Вот и замечательно. — Пропела Леся.

И под оглушительный грохот моего сердца они ударили с Левицким по рукам.

— Что?! Что?! — Орала я минуту спустя, закрывшись в кабинете Тима.

— Это будет выгодно обеим сторонам, Колбаса. Особенно нам. — Разводил руками Левицкий. — На их имя соберется целая толпа, клуб будет забит битком. Каждые выходные! Народ привыкнет, и скоро наше заведение будет прочно ассоциироваться с Дайвёрсами. Разве ты не этого хотела? Успеха, денег, славы?

— Почему ты не посоветовался со мной?

Он устроился в кресле, сложил ногу на ногу и закурил:

— Мне принадлежит только половина клуба, сладкая. Не забывай, что вторую часть средств вложил один мой знакомый. Да, он не суется в мои дела, но хочет получать прибыль. И я не могу заботиться только о твоем душевном комфорте, понимаешь? На мне лежит ответственность, и эта дыра просто обязана приносить хоть какие-то бабки.

Я буквально рухнула в кресло напротив него и приложила дрожащие руки к лицу:

— Я бы нашла тебе звезд. Я искала… Вела переговоры…

— Каких? — Усмехнулся он. — Переспала бы с диджеем Смэшем? Или с Руденко? И ради твоих прелестей они бы бросили всё и прибежали во вновь открывшийся ночной клуб неизвестно кого?

— Нет! Но ты же знал! Ты знал, что он выступает в их группе. — Беспомощно взмахнула руками. — Знал, что он придет сюда!

— И? — Спокойно спросил Тим и выпустил изо рта струйку дыма.

— И знал, что нам с ним придется встретиться!

— А в чем проблема? — Его губы изогнулись в томной улыбке. — По-моему, забавно вышло.

— Ничего забавного. — Я сжала челюсти.

— Почему ты не можешь спокойно на него реагировать? — Левицкий наклонился на стол, не позволяя мне отвести смущенный взгляд.

— Не могу… Бесит он меня.

— Придется сделать усилие и потерпеть. — Он сжал зубами фильтр сигареты и хищно оскалился.

— Ясно. — Ухмыльнулась я. — Тогда тебе тоже придется потерпеть, Тима. Потому что я сказала, что мы с тобой вместе. Как пара. Сечешь?

Встала и воинственно отдернула юбку.

— Так сильно боялась броситься ему в объятия? — Он приподнял брови. — Поэтому решила подстраховаться?

Внутренности в секунду вспыхнули огнем.

— Нет! Просто хочу, чтобы он держался от меня подальше!

Тим вынул сигарету изо рта и медленно выдохнул дым.

— Выдала желаемое за действительное? — Облизнулся он. — Или хотела подразнить его, и мне можно начинать ревновать?

— Иди ты. — Я подошла ближе.

Левицкий попытался поймать меня за ногу, чтобы притянуть к себе. Но, вовремя увернувшись, я оперлась ладонями о стол:

— Ты сможешь держать свои яйца в узде хотя бы какое-то время? Обещай мне Тим. Я не прошу быть джентльменом, просто веди себя нормально. Будто мы с тобой… ну, понимаешь?

— Хочешь, чтобы я сыграл твоего парня? — Он подтянулся ногами, чтобы кресло на колесиках подъехало ко мне ближе.

— Ненавижу твои ухмылочки. — Злобно сощурив глаза, произнесла я. — Да. Пусть думает, что мы вместе.

— Думаешь, мальчику-зайчику будет больно?

— Мне плевать. Просто хочу, чтобы он держался подальше.

— А вдруг мы зайдем слишком далеко? — Затягиваясь дымом, спросил Тим.

Его глаза смеялись.

— Это вряд ли. — Сморщилась я, оглядывая его. — Твой старый мотороллер, на котором каталась добрая половина района, мне не интересен.

Развернулась и, смеясь, пошла к двери.

— Это грубо, Дашка! — Простонал Тим. — Я бы прокатил тебя с ветерком!

— Не паясничай, я серьезно.

— Думаешь, у него что-то выросло? Если да, то он, наверняка, каждый день катает на нем кого-нибудь! Мужчины не любят кататься в одиночку!

Я остановилась у двери и обернулась к нему:

— Если так хочешь осчастливить меня, то просто сделай, как прошу.

23

На следующее утро я чувствовала себя странно: вроде спала плохо, но энергии было хоть отбавляй. Наверное, это под впечатлением от встречи с прошлым.

Удивительная штука наше подсознание! Всю ночь мне снились сны, в которых Ярик бросал меня снова и снова. Я уже очень хорошо изучила это сновидение, ведь оно преследовало меня вот уже несколько лет подряд. Мой мозг моделировал какие угодно обстоятельства, декорации и детали, но суть оставалась прежней: если Ярик в моем сне хотел поцеловать меня, обязательно возникало что-то ему мешающее — от мужика, внезапно толкающего меня в плечо на выступлении «Purple Eagles», до мерзко хихикающей Янки, скрипучим голосом твердящей: «С тобой? Никогда!»

А потом я неизменно бежала на каблуках и в дурацком платье по темной улице, врывалась в подъезд, быстро-быстро карабкалась вверх по лестнице и пулей забегала в свою квартиру. Там я садилась на пол, зажмуривалась и зажимала себе уши ладонями, чтобы не слышать стук в дверь. Но даже сквозь них слышала его голос: «Дашка, я ведь тебя люблю!» А когда вдруг понимала, что нужно выйти и посмотреть ему в глаза, резко просыпалась. Комната была погружена в густую, липкую тишину, но в висках продолжало эхом пульсировать: «Люблю, люблю…»

Клянусь, этот сон был моим проклятием. Ловушкой, из которой не выбраться. И я не понимала, почему мой собственный мозг заставлял меня проживать это снова и снова? Это же так тяжело!

— Уже уходишь? — Бабушкин голос остановил меня в прихожей.

— Да, бабуль. — Я замерла на пороге, злясь, что придется ждать, пока она доковыляет, чтобы попрощаться со мной.

— Хорошо, ступай.

Шагов не было слышно. Наверное, она была занята, поэтому не собиралась выходить из комнаты.

— Ба? — Позвала я.

Скинула туфли и прошла к ней.

Бабуля уже оделась, но все еще лежала на кровати поверх покрывала.

— Тебе плохо? — Я присела рядом.

Она посмотрела на меня с теплом во взгляде и улыбнулась:

— Наверное, давление пошаливает. — Взяла мою руку и сжала в своей. — Немного полежу и пройдет.

— Таблетки свои принимала сегодня?

— Да. Всё по списку.

— Не хочешь вызывать врача?

— Нет надобности. Все хорошо, Дашенька. — Она вздохнула. — Иди, не переживай за меня.

— Хорошо. — Я поцеловала ее в лоб и встала. — Только на днях все-таки съездим вместе к врачу, ладно?

Бабушка с улыбкой отмахнулась:

— Доживем, увидим.

— Если что, — я указала взглядом на сотовый телефон, лежащий на тумбочке, — сразу звони.

Рабочий водоворот затянул меня с головой.

Поставщики, заказчики, переговоры с партнерами, ресторанная суматоха! Открытие клуба планировалось уже на следующие выходные, а тут внезапно обнаружилось, что ремонт в уборных вряд ли успеют закончить к сроку. Пришлось ругаться с подрядчиками и требовать, чтобы ускорили ход работ. Но вместо того, чтобы нанять еще пару рук, они обязались работать в две смены. И к обеду, когда мне нужно было проводить собеседования с кандидатами на должности в новое заведение, у меня буквально пар шел из носа от перенапряжения.

— Дарья Александровна? — В дверях показалась Аглая, наша старший администратор.

— Да? — Я подняла глаза от резюме.

Парнишка, который мечтал устроиться к нам барменом, все еще сидел в кресле напротив и продолжал мне улыбаться. Искусством красноречия он явно не обладал, а вот глазки строил весьма профессионально.

— К вам приехали. — Сказала девушка.

— Кто? — Устало.

— Алеся Владиславовна. — Замялась она. — Ну… Леся. Вы договаривались.

— Ох! Точно. Скажи, что я уже иду. — Я подскочила с кресла, убрала листок в папку и вернула парнишке его широкую улыбку: — Мы свяжемся с вами.

— Точно? А когда ждать звонка? — Он нехотя приподнялся. — Это значит, что я вам подхожу, да? Или есть еще кандидаты?

Я прошла мимо него к выходу и распахнула дверь:

— Мы с вами свяжемся.

Обычно эта фраза ничего не означала и ничего не обещала, но сейчас она еще и намекала: «Выметайся поскорее».

— Всего доброго… — Не переставая растягивать губы в улыбке, паренек вышел.

Я закрыла кабинет на ключ и прошла в зал.

— Добрый день! — Поприветствовала гостью.

Интересно, почему внешность этой девушки действовала на меня таким образом? Хотелось тут же оправить узкую юбку, втянуть живот и расчесать волосы — выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Может, потому, что Леся смотрелась идеально? Как сияющая витрина: всё на своих местах, всё свежее, упругое и подтянутое. А красная помада на ее губах — как обещание неземного удовольствия. Она притягивала взгляд, заставляя забывать даже о ее груди, облаченной в кожаный пуш-ап и прикрытой лишь тонкой вязаной черной сеткой.

— Привет! — Бросила она мне небрежно. — Ну, что? Показывай мне тут всё.

И, не дожидаясь ответа, двинулась по коридору, соединявшему ресторан с клубной зоной.

— То есть, вы еще не видели помещение, в котором придется работать? — Семеня за ней, поинтересовалась я.

— Мельком. — Жуя жвачку, пропела она. — Но Тима так красочно рассказывает, что я развесила уши и повелась на его уговоры.

— Вот как. — Мне казалось, что, если я пройду за ней еще несколько метров, то насквозь пропитаюсь ее духами. «Она что, концентрат на себя ведрами льет?» — Сюда, пожалуйста. — Указала ей на дверь.

— Уау! — Присвистнула она, спускаясь по ступеням.

— Здесь основной зал, там сцена. Главный вход, гардероб и уборные в той стороне. — Объясняла я.

— Можешь вырубить свет? — Леся сняла с плеча сумочку и швырнула на один из диванов. — Включай иллюминацию, я хочу знать, как все это будет смотреться ночью!

— Тут еще не до конца все отрегулировано…

— Включай!

Я погасила свет, и зажглось ночное освещение: яркое, динамичное. В тишине, конечно, смотрелось странно, но красиво.

— Для каждой функциональной части своя аппаратура и свет соответственно: танцпол, барная стойка, места отдыха, ди-джейская площадка…

Но в эту секунду дамочка уже запрыгнула на сцену и затянула во всё голосище:

- Птица! Я из неба и огня.

Я — птица. Опалила крылья-я.

Это моя вина. Огонь внутри меня!

И эта боль. За что тебя любила я…

Вот это энергетика! От ее голоса у меня лёд спустился по позвоночнику и отнял ноги. Перед глазами все замелькало. Я больше ничего не чувствовала, кроме эха от этих звуков, забравшихся мне под кожу и путешествующих сейчас по кровеносной системе.

— Неплохо. — Она спрыгнула и по-разгильдяйски взъерошила волосы. — С хорошей аппаратурой звучание будет просто бомба!

— Да… — Меня все еще не отпустило.

Дыхания не хватало, по рукам бежал прохладный ветерок, а на лице, могу поспорить, было написано нешуточное замешательство.

— Совсем недурно. — Раздался за спиной бархатный голос с хрипотцой. — Но кое-где ты все-таки сфальшивила.

Я обернулась. Ярик! Как давно он здесь появился, и почему я этого не заметила?

— Зануда! — Рассмеялась Леся, направляясь к нему.

Парень не улыбнулся. У него лишь вежливо приподнялись уголки губ.

— Привет. — Он украдкой кинул на меня взгляд.

И его глаза на секунду засветились загадочной улыбкой? Или мне показалось?

— Как тебе здесь? — Спросила Леся, повиснув у него на плече.

Я поспешила коснуться выключателя и вернуть дневной свет в помещение. Заморгала, пытаясь привыкнуть.

— Прекрасно. — Ярик тоже щурился, одаривая нас взмахами своих невероятных ресниц.

— Я рада, что вам нравится. — Проговорила я, отводя взгляд.

Выдержать еще хоть мгновение, глядя на то, как она жмется к нему, мне было не по силам.

— Ого! Как здесь круто! — С этими возгласами ворвались в помещение и остальные парни.

— Просторно!

— Не хило!

— Даша, знакомься. — Отлепив Лесю от своего рукава, указал Ярик. — Это Ник.

— Привет! — Кудрявый парнишка бойко пожал мне руку.

— Это Майк.

— Здорово. — Худой рыжий парнишка кивнул, оценивающе оглядывая.

— Это Паша. Он тоже иногда выступает с нами.

— Как дела? — Улыбнулся мне шатен с колечком в носу.

— А это Боря. Его ты знаешь!

— Какие люди! — Приземистый конопатый Борька с радостью заключил меня в объятия. Сжал со всей силы, отпустил, а затем припал губами к моей руке. — Дашка, ты стала такой… такой…

— Привет, Боря. — Смущенно улыбнулась я, убирая руку.

— Если у тебя никого нет, то я за тобой приударю! — Подмигнул он. — Так и знай!

Я откашлялась и поспешила перевести тему:

— Идемте, покажу вам помещение, которое отлично подойдет для репетиций. — Обошла их и указала на дверь возле сцены. — Мы установим там все необходимое оборудование. Кстати, вы привезли свое?

Дружное:

— Да-а!

— Отлично. — Я провела их коридором вдоль гримерной и подсобного помещения. — Здесь достаточно места, чтобы вам было уютно. — Открыла дверь ключом и пропустила их вперед. — Сюда можно пройти также и другим путем — через ресторан. Это если вы боитесь назойливых фанатов. Если же сама комната вам не подходит, то репетиции можно перенести на сцену — в зале утром обычно никого не бывает, заведение в эти часы будет закрыто.

— Ого. Как уютно! — Первой вошла Леся.

— В общем, здесь всё в вашем распоряжении. Тимофей просил не стеснять вас никакими рамками.

— О, светлые стены. — Усмехнулся рыжий Майк. — Я так привык к подвальному трауру, что мне не по себе.

Следом за ним, присвистывая, вошли Паша, Ник и Боря.

— Правда, еще не завершен ремонт в уборной клуба, но зато в ресторане с этим все в порядке. Можно ходить туда. — У меня сбилось дыхание, потому что Ярик теперь стоял прямо напротив меня и не спешил входить в комнату. — Думаю, мы что-нибудь придумаем насчет того, чтобы обеспечить вас горячими напитками. Я знаю, как это бывает важно, если репетиции затягиваются…

— Спасибо. — Сказал Ярослав, опираясь плечом на дверной косяк.

Я покосилась на ребят, исследующих помещение. Боря плюхнулся на диван, Пашка внимательно разглядывал себя в зеркале, а Майк положил руку на талию Леси и притянул ее к себе.

— Вы всегда можете обратиться ко мне с любым вопросом… — Подытожила я, снова отважившись посмотреть в глаза Ярику.

Он продолжал сверлить меня самоуверенным и открытым взглядом. Даже не пытался скрыть от своих друзей свой интерес.

— Ну, я пойду. — Произнесла тихо. — Администратор вам все покажет. Сейчас я ее позову.

И пошла.

— Даша! — Он нагнал меня в два шага.

Схватил за локоть, развернул к себе и подошел так близко, что приблизился почти к самому лицу. Я вжалась спиной в стену. От его горячего дыхания по моей шее побежали мурашки.

— Что? — Спросила почти шепотом.

Его друзья в этот момент притихли, явно прислушиваясь к разговору.

— Даш… — Ярослав нервно облизнул губы.

На его лбу рядом с маленьким шрамом, оставшимся с детства, пролегла глубокая, напряженная бороздка. Как будто он злился. Но злость его была щедро приправлена болью.

— Не сейчас. — Попросила я шепотом, указывая взглядом на приоткрытую дверь.

Еще пару секунд он продолжал смотреть на меня молча. Похоже, что мы оба не знали, что делать со всеми невысказанными словами. Да и с высказанными тоже. Неожиданно по его лицу прокатилось смущение.

— Хорошо. Позже. — И нежно проведя ладонями по моим плечам, Ярик опустил руки.

А я, развернувшись, побрела прочь на негнущихся ногах.

Мне теперь предстояло решить, что делать с отчаянно бьющимся сердцем и с ожогами на коже, оставшимися после его горячих прикосновений.

24

Я позорно сбежала. Так и запишите.

Именно позорно, потому что у меня элементарно не хватило духу, чтобы встретиться с Ярославом с глазу на глаз. Две встречи с обжигающими прикосновениями в один день — слишком много для такой впечатлительной особы, как я, знаете ли.

Я чувствовала, что не могу быть рядом с ним самой собой: уверенной, безразличной, сильной. Не получалось. Я снова становилась тестом в его руках, податливым и мягким. Разумеется, существовала некоторая вероятность того, что это позабытое состояние пьянящей легкости и было настоящей Дашей — просто оно уже несколько лет дремало где-то внутри меня. Но пардон! Быть уязвимой не так уж классно. Однажды я уже расслабилась и получила нож в спину. Больше так не хочется. Не-а.

Поэтому лучше мне держаться от него подальше. В зоне недосягаемости. На северном полюсе. На Марсе. Или где там еще?

И не важно, о чем он собирался поговорить. Это всё пустое. Может, мне только показалось?

Изгрызая себя изнутри этими мыслями, я и провела вчерашний день. Мерила шагами комнату, говорила сама с собой, уничтожила неприкосновенные запасы горького шоколада и диетической пастилы из ящика своего стола в кабинете. Расплакалась. Успокоилась.

Нашла в кармане сумки горстку изюма на дне пакетика — заточила. Пробралась на кухню, долго смеялась с Ариной, болтая о всяких женских штучках, незаметно утянула у нее со стола десерт и коварно съела. Сожрала, если уж вдаваться в подробности — иначе как обозвать действо, когда ты, не жуя, пропихиваешь в горло огромный кусок бисквита, политого шоколадом, а потом, как ни в чем не бывало, улыбаешься подруге?

Конечно, она поймала меня с поличным. Пальцы, подбородок, губы — все было перепачкано шоколадом. Что я могла ей ответить? Что ужасно нервничаю? Так я и сделала. Созналась. А потом схватила остатки пирожного с тарелки и, всхлипывая, доела. Опять не жуя. И зря Арина крутила пальцем у виска! Если бы это помогало, то я бы тоже подкрутила. Вот только мозги от этого не встают на место. Бесполезно. Проверено и не раз.

— Ты его боишься. — Заключила она.

— Какое открытие! Конечно боюсь! Боюсь снова стать беззащитной, боюсь обжечься, влюбиться… — Облизывая пальцы, признавалась я.

— А может?

— Никаких может! Исключено!

Испугавшись своего отражения в зеркале, я схватила салфетки, стерла следы панического зажора и побежала прочь.

— Дашка! Даша, стой!

Но было бесполезно. Мне не сиделось на месте, нужно было что-то делать, иначе я могла еще что-нибудь или кого-нибудь сожрать!

— Какого дьявола?! — Зашипела, обнаружив столпившихся в коридоре официанток.

Они окружили приоткрытую дверь студии, из-за которой раздавались отрывистые мелодичные звуки. Похоже, музыканты настраивали свои инструменты.

— Ой! — Выпрямилась Катерина и испуганно похлопала по спине своих коллег.

Девочки-официантки обернулись и заметили меня. Краснея, они встали по стойке смирно.

— Что вы здесь делаете? — Прошипела я.

— Мы это… — замялась одна из них.

Ей на помощь тут же пришла Катерина:

— Услышали шум, просто решили посмотреть, а тут вот. — Ее глаза при взгляде на дверь загорелись. — Это же Дайвёрсы, да? — Дрожа всем телом. — Мы их сразу узнали!

— Да я чуть не умерла на месте! — Запричитала самая мелкая из девочек — Юля, заламывая руки. Она так подпрыгивала на месте, будто очень хотела в туалет. — Как увидела Майка, думала, в обморок грохнусь, а потом заметила темненького… — Девушка несколько раз махнула на себя ладонями точно веером. — Это же Яра-а-а…

Подружки подхватили ее под плечи.

— Боже, он такой горячий!

— Да, сексуальный! — Поддержала Катерина, часто кивая. — Боря, кстати, тоже ничего. Говорят, он тоже свободен!

Девушка потянула свой наглый нос к двери, но мой злой взгляд ее остановил.

— Присутствие у нас гостей не повод подглядывать и вздыхать у двери. — Строго сказала я, прикрывая дверь. — Да, ребята будут репетировать и выступать у нас по выходным. Но я запрещаю мешать им или смущать просьбами об автографах.

— Но если они захотят чаю или кофе? — Попробовала спорить мелкая официантка.

Мне захотелось огреть ее чем-нибудь покрепче.

— Тогда они к вам обратятся, ясно?

— Они к нам обратятся… — Прошептала она, задыхаясь и, кажется, теряя равновесие.

Подружки подхватили ее снова и принялись обмахивать руками, чтобы она не потеряла сознание.

— Но пока не обратятся, не смейте шастать возле двери. Понятно?

Все трое одарили меня таким взглядами, будто я была злой ведьмой, которая лишала их сладостей на ночь.

— Понятно…

— А теперь возвращайтесь на свои рабочие места! Живо!

Поджав губки и постоянно оглядываясь, девочки потопали по коридору в сторону главного зала, а я щурилась, провожая их недовольным взглядом. И стоило им только скрыться за поворотом, тут же припала к двери в попытке прислушаться к каждому звуку.

Неудивительно, что из всей какофонии: бренчания гитар, веселого смеха, стука барабанных палочек и звона тарелок, я безошибочно улавливала лишь его голос и редкие звуки его синтезатора. Ярик говорил что-то, потом замолкал, касался клавиш, и зыбкие нотки взлетали к потолку, подчиняя себе движение воздуха и ритм моего сердца. А потом он также резко обрывал их и снова переговаривался с друзьями.

— Вот ты где! — Громко сказал Тим, появившись из-за угла в самый неподходящий момент и застав меня врасплох.

«Зачем так орать?»

— Наконец-то, — улыбнулась я, натягивая на лицо маску беззаботности, — а я тебя везде искала!

В несколько шагов преодолела расстояние до него, схватила под руку и потащила прочь.

— Я вообще-то у себя был. — С недоверием разглядывая меня, проворчал Тим.

— Да? — Хихикнула я. — Вот туда-то я и не догадалась сходить, поискать тебя.

— Все нормально? — Притормозил он.

— Конечно. — Потянула его за собой.

Подальше отсюда. От мужчины, который одним своим взглядом заставлял меня терять над собой контроль.

— Устроились ребята? Им все понравилось? — Продолжал сопротивляться Тим.

— Да-а. — Кивнула я, утягивая его к кабинету. — Ты уже закончил на сегодня? Я так устала, мне хочется проветриться. Прокатишь меня по городу? Может, выпьем где-нибудь?

— Выпьем да согрешим? — Прижался ко мне этот хитрый котяра.

— Милый, я ведь уже говорила, что думаю насчет твоего транспортного средства? — Улыбнулась я. — Ты раздаешь билетики на бесплатные оргазмы кому попало, а мне нужен надежный байк, для которого покатушки по-быстрому с первыми встречными наездницами абсолютно не вариант.

— Киса, — ухмыляясь, Тим открыл дверь в свой кабинет, — для тебя я сделаю исключение. Хочешь абонемент? Длительные ежедневные поездки, захватывающие аттракционы, возможность приятного паркинга в моей холостяцкой квартирке?

— И на какой срок? — Усмехнулась я.

Левицкий отвлекся на проходящую мимо официантку: проводил взглядом ее покачивающиеся в такт ходьбе бедра и закусил нижнюю губу.

— Я тебя умоляю! — Пробормотала я, вталкивая его в кабинет. — Только не моих сотрудниц, ладно?

— Почему-у-у? — Словно обиженный ребенок простонал Тим. — Я так и не обновил свой новый кожаный диван! — Он махнул рукой в сторону здоровенного траходрома, притаившегося у окна. — Для чего, ты думаешь, я его купил?!

— Какая мерзость. Фу! Ты неисправим!

— Еще не родилась та, что меня исправит. — Пожав плечами, будто сдаваясь, улыбнулся парень и упал на диван.

— Ты можешь хотя бы минуту побыть нормальным, а? Я же тебя просила.

— Ну, кто виноват, что ты так хочешь трахнуть этого парня, что прикрываешься мной?

— Я что? Что хочу сделать? — Запустила в него ручкой со стола.

— Трахнуть! Трахнуть, трахнуть, трахнуть! Трахнуть пианиста! — Запел этот наглец, приподнимаясь с дивана.

Вслед за ручкой в этого придурка тут же полетели карандаши, моток скотча, ежедневник и ластик.

— Ах, ты грязная развратница! — Его глаза округлились, едва он увидал в моей руке дырокол. — Не смей!

— Забери свои слова обратно!

— Тебе же просто нужно снять напряжение, детка. — Пытаясь предугадать траекторию полета дырокола, сжался Тим. — Иди ко мне, Колбаса, я тебе помогу!

— Клоун! — Бросив канцелярский инструмент на стол, я отвернулась к окну.

— А мне нравится, какой ты можешь быть. — Продолжал паясничать он, подходя ближе. — Горячая штучка! Ух!

— Была б я твоей мамкой… — Повернувшись, показала ему кулак.

— Да, детка, отшлепай меня! — Тима закусил губу, подставляя зад. — Сделай мне больно!

Я покосилась на дверь.

— Нас все считают сумасшедшими извращенцами, ты в курсе?

Левицкий выпрямился, взял с вешалки куртку и повесил на плечо:

— А разве это не так?

— Я-то уж точно нет.

— Но с кем поведешься… — Он обнял меня, открывая дверь.

— От того и натерпишься.

И мы вышли из ресторана.

Вечер у его друзей оказался не так уж плох. Тим, конечно же, нашел там себе очередную девицу, с которой закрылся в комнате, а я до полуночи слушала бредни какого-то тупого мажористого красавца, которого представили мне, как сына депутата областной думы. Он что-то рассказывал об охоте, скачках, поездках в Лондон, а я в это время зевала, коря себя за то, что позорно сбежала, не дав Ярику шанса поговорить.

Позже мажористый депутатов сын рвался отвезти меня домой, но я извинилась, повертев перед его носом ключами от собственной машины. И, не дожидаясь возражений, улизнула. Единственное, что сделала перед выходом — увеличила громкость музыкальной системы: уж больно громко девица из соседней комнаты сообщала всему миру, как хороши бывают американские горки, если у руля Левицкий.

— Это ж гребаный Диснейленд, детка! — Слышался его голос даже сквозь музыку.

Я поморщилась и вышла вон.

— Дарья Александровна! — На следующий день прямо с порога меня встретила Аглая. — Посмотрите, пожалуйста, вот эти бумаги. Кажется, в зону отдыха привезли совершенно не те диваны, которые мы заказывали. Я пыталась дозвониться до Тимофея Григорьевича, но он не берет трубку.

— Его сейчас и пушка не разбудит. — Пробормотала я, принимая из ее рук бумаги. — Думаю, Тимофея Григорьевича можно до вечера не ждать. Так, что тут у нас…

Задумавшись, вошла в кабинет, поставила сумочку в шкаф, сняла солнцезащитные очки.

— Хм… А что привезли вместо наших диванов? — подняла взгляд на девушку.

Она кивнула на коридор:

— Пойдемте.

Пока мы проходили возле кухни, я обратила внимание, что Катерина сегодня непривычно ухожена: волосы уложены в объемный хвост, цвет лица ровный, ресницы колом стоят, глазки блестят. Перевела взгляд на выходящую с кухни Юлю и нахмурилась. Девушка явно принарядилась: на ней были высоченные каблуки, а из-под форменного костюма выглядывал резной воротничок с брошью. Увидев меня, она смущенно опустила глаза и поджала накрашенные губы.

Накрашенные… что?

— Так. Стоп. — Мне пришлось остановиться и окликнуть ее: — Юлия!

— Да? — Нехотя обернулась она.

Я взмахнула бумагами:

— У нас что, дресс-код поменялся? И почему это у вас яркая помада на губах?

— Я… Это просто. — Ее рот искривился в подобие улыбки. — Слишком ярко, да?

— Это смотрится вызывающе. Мы же с вами обсуждали правила? — Я покачала головой. — Убрать!

— Хорошо. — Обиженно промямлила она.

— И смените обувь на более подходящую. Не хватало еще, чтобы вы навернулись, подавая заказ клиентам!

Я заметила в ее глазах злой огонек. Наверное, мы с ней были почти одного возраста, а ей приходилось подчиняться, да еще и называть меня на «вы». К тому же, я должна была, как никто другой, понимать стремление молодой девушки выглядеть симпатично и опрятно. Но, черт возьми, вчера-то она была серенькой и неприметной! А сегодня прихорошилась. И я догадывалась для кого!

— Эти ребята всех девочек своим присутствием свели с ума, — хихикнула Аглая, когда мы двинулись дальше. — Все будто ожили…

— Или с ума сошли!

Девушка прикусила язык, заметив мое недовольство.

Хотя какое уж тут недовольство? Я была просто в бешенстве! Весь коллектив будто разом подхватил какую-то заразу. Это помешательство что, передается по воздуху? Вот взять хотя бы Глашку — даже она шла сейчас рядом со мной и поправляла уложенные волнами темные волосы. Хм… У нее, кажется, и духи новые. И туфельки…

— Красные диваны?! Что?! — Воскликнула я, выходя к черному ходу. Подошла к грузовой машине, возле которой с унылым видом топталось двое грузчиков. — Это шутка, да?

— Здравствуйте. — Один из них широко улыбнулся. — Цвет баклажан, как и заказывали.

И с гордостью указал на кузов.

— Скажите, что вы ошиблись адресом, умоляю. — Вскипела я, разглядывая торчащие из кузова возмутительно красные бархатные спинки. — У нас скоро открытие, а вы привозите мне чертовы красные диваны!

— Баклажан. — Поправил он, переминаясь с ноги на ногу.

— Какой это, к черту, баклажан?! — Я всплеснула руками. — Они красные! А я просила сливовые! Посмотрите, в накладной так и написано: Королевский сливовый. Не баклажан и, тем более, не красный.

— Простите, — замялся второй грузчик, принимая бумаги из моих рук, — но тут даже картинка есть. Вот. Та же модель, бархат, та же спинка, ножки.

— Увозите! — Я развернулась и, выдыхая ноздрями огненный дым, направилась обратно.

— То есть, не выгружать?

— Я жду свои красные… Тьфу! Свои сливовые диваны! Всего доброго!

Аглая пожала плечами и с виноватым видом закрыла за мной входную дверь.

— Свяжись с поставщиком. Требуй. Наори. Угрожай смертью! — Приказала я. — Пусть везут мне мои диваны. Иди!

— Хорошо.

Девушка, кивнув, убежала, а я прошла в помещение клуба.

Зона отдыха смотрелась пустой и одинокой. Совсем, как я. Что, так трудно было понять, что красные диваны здесь совсем не к месту? Даже если они очень крутые, сексуальные, модные и дерзкие? Здесь все детали и оттенки ремонта были подобраны очень тонко — как раз под сливовую мебель. Ни райская лилия, ни лаванда, ни пурпур. Только слива. Глубокая, чувственная, страстная и вместе с тем нежная. Такая аппетитная, что кажется, будто она исходит соком. Сли-ва!

Я присела на барный стул и оглядела зал.

Скоро всё здесь должно было наполниться жизнью. Счастливые, веселые компании, нашедшие пристанище за столиками, одинокие мужчины-охотники, оглядывающие толпу в поисках жертвы на вечер, знающие себе цену девушки за тридцать со скучающим видом попивающие коктейль, заводные первокурсницы, перебравшие с выпивкой и бодро атакующие танцпол.

Здесь найдется место каждому, кто ищет пристанище или собирается убить очередную скучную ночь. Здесь будет темно и шумно. То, что надо. Особенно для одиноких сердец, которым не с кем провести нормальный вечер: за прогулкой, доверительным разговором, ласковыми объятиями и сладким сном под одним на двоих одеялом.

Здесь будет всё, что любит сытая, не избалованная душевным общением молодежь. Музыка, выпивка, знакомства, танцы и безликая масса таких же страждущих отрешиться от реального мира. «Просто кайф», — вздохнула я.

Встала со стула и замерла. Словно услышала что-то знакомое.

Показалось.

Еще раз обведя взглядом просторный зал, вышла в коридор. И снова услышала. Нет, почувствовала. Как несколько аккордов заполнили пространство, и снова стало тихо. Безжизненно.

Я медленно шла туда, откуда донеслись эти чудесные звуки, и практически не дышала. Мне снова нужно было услышать. Но музыки не было. Шаг вперед — и снова она. Тихо-тихо. Едва различимо. Мурашками по коже, дрожью по венам.

Прекрасные звуки, становясь осязаемыми, вновь наполнили помещение. И прекратились. Инструмент замолчал, а мое сердце ожило. Забилось в тревожном ритме, ожидая новой порции божественной мелодии. Затрепетало, толкая ребра. Заныло тоской и яркими воспоминаниями, от которых переворачивало и рвало на клочья душу.

И вот еще раз. Теперь длинными переливами. Так, искрясь на солнце, течет ручей. Так летит птица в поисках своего гнезда, широко раскинув крылья и щедро взрезая воздух. Я ее чувствовала. Всем сердцем, каждой клеточкой тела — его музыку. И ни с чем на свете не спутала бы ее.

Он сидел на стуле с закрытыми глазами. Красивые пальцы нервно бегали по клавишам — едва прикасаясь. Лаская. Словно маленькие бабочки, порхающие с цветка на цветок. В этой музыке было волшебство. В ней была его сила, его дух, его сердце. В ней были крылья — взлети и пари! Высоко-высоко над землей.

И всё внутри меня пело. Всё кружилось, вспыхивало, горело и взрывалось. Я следила за кончиками его пальцев, мечущихся почти в агонии под всё ускоряющийся ритм, и ощущала, как каждая нотка пронзает меня насквозь, наполняя сумасшедшей дрожью. Чувствовала, как его музыка проникает в меня эйфорией и тихим ласковым светом, от которого душа плавно взмывает к небесам.

Я дышала.

Этой музыкой, этим светом, его энергетикой, льющейся в пространство звенящими аккордами — с болью, с надрывом, с печалью и… с надеждой на любовь. И каждая секунда дарила ни с чем несравнимое, потрясающее ощущение — чувство полета, адреналина, безграничное счастье.

И не удивительно, что мои руки не могли сопротивляться: на последней ноте я звонко ударила в ладони, присоединяясь ко всеобщим овациям ликующей публики. Но дверь отворилась шире, и я поняла: внутри, кроме него, никого не было. Он был один. И мои аплодисменты прозвучали жутко неуместно в опустившейся на нас глухой тишине.

— Даша? — Вздрогнул Ярик, поднимая на меня взгляд.

Я была все еще под впечатлением его музыки, и так резко просыпаться не входило в мои планы.

— Привет, заходи. — Улыбнулся он.

Той. Самой. Улыбкой.

«Черт возьми! Это был не сон…Дашка, очнись! Скорее очнись!»

25

Ярослав

Губы сами расплылись в улыбку. Забытое состояние — вот так искренне кому-то улыбаться. Не приветствуя зрителей в зале, не вежливо приподнимая уголки губ в ответ на дружеский подкол. Просто улыбнуться. От души. Кажется, я забыл, как это делается, но лицевые мышцы помнили — так часто, как Даше, я не улыбался, наверное, никому в этой жизни.

— Привет, заходи.

— Привет. — Она ответила прохладно и устало.

Почти шепотом. И ее шепот был больше похож на тихий вздох.

Даша нерешительно вошла. Дверь осталась приоткрытой. Она словно оставляла себе пути к отступлению — не хотела оставаться со мной наедине.

— Обычно я сажусь за инструмент и всегда начинаю именно с этой мелодии. Привычка с юности. — Я сжал онемевшие пальцы в кулаки и с трудом разжал их. Потянулся, прихватил стоявший рядом стул на колесиках и придвинул ближе: — Садись.

Девушка засомневалась. Линия ее губ напряглась, тонкие ноздри раздулись, большие синие глаза взглянули на меня так, что сказали больше, чем могли бы сказать слова.

— Что ты здесь делаешь? — Несколько неуверенных шагов, и она опустилась на стул. — Так рано.

Не давая опомниться, я притянул ее ближе вместе со стулом. Даша беззвучно ойкнула, хватаясь за ручки движущегося стула и… сглотнула. А затем сжала рот добела в бесцветную линию. Теперь мы сидели рядом, едва не соприкасаясь коленями. Друг напротив друга.

Мое желание усадить ее близко к себе было спонтанным. Но я так хотел. Потому что не мог дольше оставаться на расстоянии. Мне нужно было чувствовать ее тепло, ощущать его кожей.

— Я люблю побыть в тишине. Без ребят. — Незаметно от нее я затаил дыхание: как же это здорово, снова быть с ней! — Прихожу раньше или остаюсь дольше, чтобы отрешиться, подумать, полностью перезагрузиться. У Леси с Майком получается работать вдвоем: она сочиняет текст или что-то напевает, а он тут же подбирает аккорды. А я по-другому устроен. Видимо.

Даша шумно выдохнула:

— Я тебе помешала?

— Нет. — Я накрыл ее ладонь своей.

Сердце вздрогнуло, забилось быстро и громко. По позвоночнику пробежала дрожь.

— Ты — единственный человек, кто не может мне помешать ни при каких обстоятельствах. — Я делал то, на что когда-то не хватало духа и уверенности. Касался ее руки вот так: просто чувствуя тепло и нежность, поглаживая мягкий бархат ее кожи, настойчиво вплетаясь пальцами в ее пальцы. — Ты это я. А я это ты. И быть с тобой это как быть наедине с самим собой. Самое правильное на свете. Жаль, что так много времени нами было потеряно впустую.

Внезапное прикосновение, казалось, лишило ее сил. Она смотрела на наши руки, широко распахнув глаза, но не сопротивлялась.

— Ярик…

— Не надо. Не убегай.

— Я не… Ты хотел поговорить… — Едва слышно бормоча, Даша подняла на меня взгляд.

— Да. — Мне нечего было терять. И я придвинул ее стул еще ближе к своему. Наклонился к ее лицу. — Знаешь, о чем я хотел поговорить? О том, что, к сожалению, никто не рождается мудрым. — Мы почти соприкоснулись лбами, и ее дыхание обожгло мое лицо. Это было подобно сумасшествию. Так остро, так интимно, так приятно. — Я все время вспоминаю нас. Наше время. Наши разговоры, прогулки. Помнишь, как мы слушали пластинки, лежа на полу?

— Да.

Прикосновение ударяло по мне обнаженным нервом, отчаянно хотелось целовать Дашу вместо этих бесполезных слов, но именно они многое значили для нас обоих.

— Без тебя всё не то. — Признался я. — Давно всё не то. Я будто потерял себя, когда все это случилось. Когда ты ушла…

Нежно провел большим пальцем по ее щеке, вплел пальцы в мягкие волосы и задержал ладонь на ее затылке.

— Ты жалел? — Прикрывая глаза, спросила она. — Ты когда-нибудь жалел?

Ей это было очень важно. Мое порывистое дыхание взметнуло пряди волос, упавших на ее лицо. Заметив нарастающее напряжение, я аккуратно и нежно положил свои руки на ее плечи.

— Жалел? — Ее голос был почти лишен эмоций и в то же время буквально кровоточил болью.

— Каждую минуту своего существования. — Ответил предельно честно. Мне хотелось открыться ей до конца. — Мне нечем оправдать свой поступок. Знаю. Понимание этого почти разрушило меня. Мы были так молоды. Совсем еще дети. — Я сделал нетерпеливый вдох полной грудью и выдохнул со звуком хриплого шепота: — Я не понимал, что чувствую. Мне было так хорошо, но я не знал, что это. Не знал, что это ты. Ты — причина всего. Любовь к тебе перевернула весь мой мир, а я… просто струсил. У меня было всего мгновение на то, чтобы принять решение, и я совершил самую большую ошибку в своей жизни!

Даша сняла с себя мои руки и запрокинула голову вверх в попытке отдышаться. Ей требовалось время, чтобы переварить услышанное.

— Что ты хочешь от меня сейчас? — Наконец выдохнула она. И отвернулась, чтобы я не видел ее состояния. Спрятала лицо за распущенными волосами. — Теперь… что тебе нужно теперь, когда все изменилось?

В накатывающем отчаянии я кусал губы. А мои руки сами тянулись к ней.

— Я не знаю… — Выпалил, пытаясь поймать ее взгляд. — Прости меня, Даша. Я ужасно поступил и до сих пор не могу простить себе этого! — Пусть я буду слаб, слишком прозрачен перед ней, мне было плевать. Мои пальцы снова впились в ее ладони. — Я думал, что это никак не исправить. Вторых шансов не бывает. Пытался забыть тебя, но не выходит. — Коснулся ее подбородка в слепом желании заставить посмотреть на себя. Пальцы нечаянно прихватили прядь спутанных волос, медленно пробрались к ее обветренным губам и застыли. — Два года назад я уже пытался вернуться, но решил, что поздно. Ты была с другим. Мне казалось, нельзя, влезая, рушить ваше счастье. А теперь понимаю, что мне плевать. Он недостоин тебя. Он тебя не любит. И я хочу свой второй шанс, слышишь?

— Второй шанс? — Переспросила она, щекоча меня своим дыханием.

— Ты мое наваждение. Мое вдохновение. — Прошептал я, глядя в ее глаза с невероятной нежностью. — Я не хочу больше без тебя, Даша! Не хочу без тебя.

Это было так безрассудно, что почти сбивало с ног. Все слова, которые я сотни раз прокручивал в голове, смешались от волнения в бессмысленную кашу и выплеснулись на нее сплошным потоком.

— Два года назад? — Повторила она, задыхаясь и словно не слыша меня.

Наконец-то мы встретились взглядами.

— Ты мерещилась мне на каждом шагу. В лице каждого прохожего. — Горячий жар ее дыхания отдавался пульсом в моих висках, вызывал в сердце трепет. Пришлось облизнуть вмиг пересохшие губы. — Я думал, что схожу с ума, пытался не думать о тебе, не реагировать, но ничего не получилось.

— Что изменилось сейчас? — Растягивая слова, тихо произнесла Даша.

Мы смотрели друг другу в глаза, наши губы были уже в сантиметре друг от друга.

— Ты рядом. И это еще сильнее.

Она снова убрала от себя мои руки и сделала попытку встать.

— У меня есть парень. Увы.

Новая попытка закончилась тем же — я не отпускал ее. Только не сейчас. Только не так.

— Теперь мне все равно. — Встал и снова притянул ее к себе. Теперь еще ближе. — Только скажи, что чувствуешь то же самое, и я закатаю его в асфальт.

Я еще никогда не ощущал себя таким отчаявшимся. Мне хотелось убедить ее поверить мне, заставить чувствовать то же, что чувствую я. Сердце стучало: раз, два…

— Не могу. — Всхлипнула она со вздохом.

— Не можешь простить меня?

— Не знаю!

— Я не отступлю. — И крепче обхватывая ее талию ладонями, я уткнулся лбом в ее лоб. — Даша, ты лучшее, что было в моей жизни. Я все исправлю, обещаю тебе. Только дай мне шанс.

Не знаю, как так вышло, но наши рты соприкоснулись. Я поцеловал ее. Со всей страстью и голодом, с отчаянием и любовью. Мне показалось, что я оказался на небесах. Или в преисподней — потому что чувство вины все еще пожирало меня изнутри. Это не был невинный поцелуй, мы едва не стукнулись зубами — так впились друг другу в губы. Яростно, больно. Так, что низ живота моментально скрутило от возбуждения.

Будто только это всю жизнь и ждали. И я потерял над собой контроль. Всё ее запах виноват — нежный, цветочный. И глаза — невозможно яркие, манящие. И губы — горячие, влажные, требующие продолжения, подводящие к самому краю. От всего этого сразу, от возможности обвивать ее руками и впиваться пальцами в мягкую кожу, в мои легкие ворвались свобода и адреналин. А еще сладкое беспамятство, потому что все, что происходило, было точно в тумане.

Мы стояли посреди репетиционной и целовались. Боже, я дотрагивался до нее, обнимал ее, прижимался своим телом к ее хрупкому телу — и это было так…непередаваемо. А мое сердце билось так сильно, что, наверное, его слышно было во всем здании.

— Ярик, — прошептала она, задыхаясь.

Мое имя из ее уст. Как что-то очень дорогое и желанное. Наверное, это была просьба притормозить, но меня лишь завело еще сильнее.

— Дашка…

Я зарывался пальцами в ее волосы, притягивал ее голову к себе и продолжал жадно целовать. Молнии, искры, целая буря блаженства! Я чувствовал, как ее руки блуждали по моей спине, как они комкали ворот футболки, пробуя наощупь через ткань силу мышц, скрытых под ней. Чувствовал, как Даша целовала меня, дрожа всем телом, и слышал, как она едва слышно постанывала. И от ее стонов я сам проваливался в невесомость.

— Это только потому, что я больше не толстая, да? — Пытаясь сохранить в голосе хоть толику твердости, вдруг отшатнулась девушка.

Ее губы все еще были вспухшими от моих поцелуев.

— Что? — Полет прервался. Я будто со всей дури ударился о землю. — Нет… Нет! Даша, ты всегда была самой красивой. И сейчас и тогда. — Ее лицо было искажено болью, и внутри у меня все перевернулось. — Даша!

Она пихнула меня в грудь. И бросилась к двери.

— Неважно, что я чувствую! — Пробормотала девушка огорченно. — Наверное, я не смогу поверить тебе. Ничего не выйдет. — Она преградила мне путь вытянутой ладонью. — Я всегда буду изводить себя по поводу того, что ты меня бросишь, если поправлюсь… Нет, это не то, что мне нужно. Прости.

— Даш. — Я все же перехватил ее руку. Потянул на себя. — Я всему миру скажу, что люблю тебя. — Подвел ее к синтезатору, подтянул стул, усадил ее на него. Сам сел напротив. — Скажу всем миру. Хочешь ты того или нет. Я скажу, что всегда любил и буду любить тебя одну. Любой. — Голос предавал меня. — В любом весе, настроении, возрасте. Слышишь? Клянусь, тебе не придется сомневаться во мне. Никогда.

Она все-таки смотрела на меня. Полуобернувшись, прижав руки к груди, боясь, что снова притяну ее к себе, и придется сдаться.

— Почему сейчас? — За шумным вздохом вновь послышалась неуверенность. — Когда я стала совсем другой? Почему ты не был способен полюбить ту девочку, которая всегда верила в тебя, которая с ума сходила, мечтая о том, чтобы ты подарил ей ее первый поцелуй?

Краски снова померкли.

— Да я любил тебя! Всегда! — Почти прокричал навстречу ее колючему взгляду. — Тебя одну и никого больше…

— Не ту толстушку. — Даша покачала головой и прикрыла ладонями пылающие щеки.

— Черт, да ты была самой красивой в этом дерьмовом мире! — В моем голосе взорвалась отчаянная хрипота. Я взмахнул руками, перепугав ее. — Просто я оказался уродом, который все разрушил… — Осторожно потянулся, чтобы коснуться ее ладони. — Прости меня, Даша. Если можешь, прости!

Она убрала руку так резко, что ударила по клавишам, стоящего рядом синтезатора. Заставив меня очнуться, тишину взрезали высокие ноты. Даша замерла в попытке удержать застывшие в глазах слезы, и мои руки бессильно опустились. В эту же секунду в коридоре послышались чьи-то шаги.

— Приве-е-ет! — Ленивой походкой ввалился в комнату Левицкий.

На мне все еще был запах Дашиного тела, во рту привкус ее потрясающих губ. Я даже не пытался скрыть свою злость и учащенное дыхание, а девушка даже не обернулась на звук шагов и на голос вошедшего. Даша продолжала смотреть на меня, будто пыталась распознать ложь в моих словах, но никак не могла.

— Я вот тоже решил встать сегодня пораньше и немного поработать. — Усмехнулся Тим, приближаясь к нам. — Для разнообразия. — Он наклонился к Даше, и его большой палец коснулся, поглаживая, ее щеки. — Как ты, мой пупсик?

«Пупсик…»

Я молчал, бледнея от злости, когда его губы по-хозяйски коснулись ее шеи.

«Да он издевается!»

Еще секунда, и я бы взорвался, но Даша стремительно вскочила, едва не опрокинув стул.

— Мне нужно идти. — Пробормотала она, не глядя ему в лицо.

Не умеющие лгать глаза блеснули злостью и растерянностью.

— Ух, не с той ноги встала? — Левицкий остановился, провожая ее удивленным взглядом.

— Не сейчас, Тим, пожалуйста. — Звонко цокая каблучками, она пронеслась к двери.

— Эй, киса, я знаю, как тебя расслабить. — Крикнул он ей в спину. И, не дождавшись ответа, ухмыльнулся: — Люблю тебя, детка!

Затем обернулся и вскинул темную бровь:

— Что это было?

— Не знаю. — Ответил ему тихо и глухо.

Почти сквозь зубы. И сжал пальцы в кулаки, наливаясь холодом и ненавистью.

Тим хмуро оглядел меня, развернулся и неспешно направился к выходу. Он остановился уже у двери:

— Слушай, Яра, я знаю, что тебе лезет в голову. — Со злостью улыбнулся он. — Но лучше отвали от нее, ладно? Твое время давно ушло.

26

— Дашка!

— Отстань.

- Дашка! Эй, Колбаса-а-а!

Я не хотела слышать его. Хотела побыть одна. Губы все еще горели от поцелуев, тело бил озноб непрошенных прикосновений. Всё то, чего боялась. То, что произошло буквально пару минут назад. Словно с кем-то другим. Требовательные поцелуи, почти кусающие губы со слетающими с них отчаянными хриплыми стонами. Жадные руки, горячими пальцами впившиеся в мою кожу. Черные, поражающие своей глубиной, глаза, в которых мое отражение казалось особенно красивым.

— Чего тебе?! — Сорвалась я, выныривая из-под кипы бумаг.

— Долгое воздержание не на пользу женщинам. — Левицкий водрузил свою задницу прямо на край моего стола. — Говорил же.

— Отвали. — Опустила взгляд на накладные.

— Тебе нужно выпустить пар, киса. Иди сюда, я закрыл дверь.

— Тим, мне не до шуток сейчас. — Метнула в него новый, угрожающий взгляд. — Через полчаса собеседование, нужно добрать в штат охранников. Плюс ремонт в уборных стоит на месте, посуду для бара привезли не в полном комплекте, а вместо сливовых диванов доставили красные!

— У-у-у… — Сложив губы трубочкой, томно простонал он. — Это красные диваны тебя так завели?

— А еще ты своим «киса» и «пупсик»! Серьезно, Тим? Не мог для меня другое оригинальное прозвище сочинить? Ты каждую встречную юбку зовешь кисой.

— Кис, прости.

Я шумно выдохнула и отвернулась.

— ПМС? — Осторожно поинтересовался Левицкий. Его рука скользнула по моей спине.

— Нет!

— Хочешь шоколадку?

— Нет, говорю!

Если и дальше буду поглощать сладкое такими темпами, мне будет противопоказано всё, кроме гантели и морковки.

— Ну и зря.

— Знаю.

Минуту мы просидели в тишине, не глядя друг на друга.

— Неужели, ты никогда не хотел, чтобы кто-то полюбил тебя, Тима? — Вдруг спросила я, оборачиваясь к нему.

Он вскинул брови.

— Меня? — Его голос смеялся. — За что меня любить?

— Ты… честный.

— А зачем мне это? — Теперь он смотрел на меня без улыбки.

Я пожала плечами.

— Каждый хочет, чтобы его любили.

— Разве? — Совершенно искренне удивился парень.

— Где-то в глубине души ты точно хочешь этого.

— Наверное, моя душа живет где-то в другом месте. — Левицкий покосился на свою ширинку.

— Опять всё переводишь в шутку.

— Мне достаточно того, что ты меня любишь, Колбаса. — Он почти лег на стол, обнял меня и положил голову на плечо.

— Боже, как трогательно. Боюсь прослезиться. — Съязвила я. — Ты же понимаешь, что я о другом.

— Не усложняй мою жизнь, Дашка. Я обожаю, когда всё просто и понятно.

— Трусишка.

— Я? — Подняв голову, он бросил на меня короткий взгляд.

— Ты же умный мальчик. Ты всё понимаешь.

— Ты сейчас бросаешь тень на мою репутацию, детка. — Тим потянулся, чтобы пощекотать меня, но я перехватила его руку.

— Просто я знаю тебя лучше других. Когда-нибудь тебе придется открыться еще кому-то. Даже несмотря на то, что ты так боишься стать уязвимым.

— Как много философии, Дашка. — Парень все-таки воткнул палец мне в бок, заставив взвизгнуть от щекотки. — Не гони. У меня всё прекрасно. Я всем доволен. И я не хочу включать мозги, хочу кайфовать, сечешь?

— У тебя нет друзей, кроме меня, Тим. — Выпрямилась я, снимая с себя его руки. — Что, если я когда-нибудь уйду?

Левицкий шутливо толкнул меня:

— У меня куча друзей, детка. Я — чертов король вечеринок! — Он изобразил несколько танцевальных движений и посмотрел на меня серьезно: — А куда это ты собралась?

— Пока никуда. — Улыбнулась я.

— Пойдем, поедим? — Кивнул на дверь. — Жрать охота, сил нет.

Пришлось взглянуть на часы:

— Ну что ж. Самое время для завтрака.

— Клубника, шампанское, бутерброды с икрой? — Расцвел Тим.

Я встала и направилась к выходу:

— Ты собираешься разорить собственное заведение?

Тим зевнул и тоже встал.

— Нужно же мне чем-то развлекать себя?

— И то верно.

Рабочий день вытянул из меня все силы. Пока Тим отсыпался после бессонной ночи на диване у себя в кабинете, мне приходилось решать всевозможные вопросы, улаживать конфликтные ситуации, контролировать поставки в ресторан и заниматься организацией запуска клуба. Телефон не замолкал, кажется, ни на минуту.

Проснувшись ближе к вечеру, Левицкий самым подлым образом удрал в кальянную с друзьями, а у меня вырваться из этой суматохи получилось лишь после девяти. Усталая и голодная, я все равно каким-то непостижимым образом ощущала себя окрыленной. Добралась до дома, включила свет и прислушалась к тишине.

— Дашенька, ты? — Послышался бабушкин голос из ее спальни.

— Да, Ба, это я! — Скинула туфли, повесила плащ, бросила сумку на столик и прошла к ней.

— Устала? — Тихо спросила она.

Свет я включать не стала. Того, что попадал из коридора, было достаточно.

— Очень.

Бабушка лежала на кровати, укрывшись одеялом.

— Ужин на столе. — Ласково прошептала бабуля.

— Спасибо. — Я забралась к ней на постель, совсем как когда-то в детстве. Легла рядом, поджав ноги, и устроила голову на краю ее подушки.

— Как дела? Всё получается? — Ее мягкая ладонь легла на мой лоб.

Повинуясь этому движению, я, словно котенок, подставила щеку.

— Пока трудно, бабуль. Столько дел. Знаешь, там ведь всё по-взрослому. Счета, бумаги, сотрудники. Всё нужно организовать, всё подготовить к открытию. Может, потом станет легче, когда эта круговерть закончится.

Где-то на комоде громко тикали старые часы.

— Ты у меня умная. Справишься. — Бабушка погладила меня по щеке и убрала прядь волос за ухо. — Ты всегда справлялась. Лишь бы тебе это нравилось.

— Главное, что я получаю хорошие деньги, бабуль. — Заверила я, глубоко вдыхая носом ее тепло с таким любимым, родным запахом.

— Если считаешь, что в этом твоё призвание, я всегда поддержу. — Задумчиво сказала она.

Я не знала, что ответить. Конечно, когда-то я мечтала придумывать новые рецепты, готовить интересные блюда, помогать людям питаться правильно и при этом выглядеть стройно. Но теперь… Теперь у меня были серьезная должность и хорошая зарплата. К тому же, не могла же я подвести своего непутевого друга? Спустить вложенные деньги в унитаз для него было плевым делом.

И не беда, что я уже пару недель не записывала своих видео-уроков. Не беда, что, возможно, растеряла за последние несколько месяцев половину своих навыков. При желании я могла в любой момент вернуться ко всему этому, разве нет?

— Ба, ты знаешь… — При воспоминании об утреннем поцелуе сердце перешло на ускоренный ритм. — Ярик вернулся. В смысле, не домой. Его группа будет репетировать и выступать в нашем клубе.

Кажется, внезапно дрогнувший голос выдал моё волнение, потому что бабушкина рука замерла. Я могла поклясться, что она улыбалась в темноте. Я будто чувствовала это.

— И как? Он… изменился?

— Да, бабуль. — У меня никак не получалось выровнять дыхание. Хотелось говорить о Ярике бесконечно. — Он другой стал совсем. Высокий. Сильный. Широкий, как твой платяной шкаф. — Хихикнула. — Нет. Вру. Чуть поменьше.

— Значит, он по-прежнему играет?

— Да. Музыка взяла своё.

— И правильно. У мальчика был чудесный талант.

Я приподнялась на локте:

— Ты всё время ворчала, что он бренчит!

— Разве?

Теперь я точно видела, как бабуля улыбается.

— Точно! — Я плюхнулась обратно на подушку и вцепилась в бабушкину руку. — Я сегодня слышала, как он играет, Ба. Это что-то невероятное! Пробирает до костей.

— Мацуев нервно курит в сторонке?

— Ба-а-а! — Рассмеялась я. — Не-е-ет! Но, думаю, если бы Ярик слушался отца и пошел бы в консерваторию, то не одному виртуозу наступил бы на пятки. Только был бы он этим удовлетворен? Не знаю. Сейчас он создает что-то своё. То, что ему нравится.

— И он счастлив?

Я вспомнила грустные глаза парня.

— Наверное…

— Вы что, даже не поговорили?

Пальцы, выдавая меня, машинально коснулись губ, помнящих тот невероятный поцелуй.

— Поговорили…

Бабушка молчала. Будто ждала, что сама признаюсь в чем-то.

— Немного… — добавила я. — О том, о сём…

— Он бы понравился деду Саше. — Голос бабушки дрогнул, напугав непривычной хрипотцой. — Жаль, что тебе тоже не пришлось с ним увидеться.

Я погладила ее ладонь.

— Ты мне много рассказывала о нем.

— Да. Он был очень хорошим. Для него никто не существовал на свете, кроме меня и твоей мамы. Если бы он не умер так рано, то, наверное, у меня не было бы таких проблем с воспитанием дочери. Все-таки, папа есть папа. Сильная мужская рука.

— Наверное… — Мне хотелось ее хоть чем-то утешить.

— Я была такой дурочкой. — Вдруг призналась она. — Нам ведь всего по пятнадцать было, когда мы встретились. Он так трогательно ухаживал, песни пел под гитару, записки мне писал. Однажды, помню, преградил мне путь в школе и спросил серьезно: «будешь со мной дружить?» Так это забавно было. Вроде и так всё ясно, о чем говорит, но звалось оно в те времена дружбой. — Она втянула носом воздух с тихим всхлипом. — Скромно всё было тогда. За ручку ходили, даже не целовались.

— И ты согласилась? Дружить с ним.

— Да. — Воздух с шумом вырвался из ее легких. — Мы гуляли, наверное, с неделю, когда он вдруг посмотрел на меня и сказал: «Мне, кроме тебя, никто не нужен. Ни друзья, ни приятели. Никто!» Помню, как опешила тогда. И… на следующий же день сообщила ему, что нам нужно расстаться.

— Почему?! — Я старалась разглядеть в темноте бабушкино бледное лицо.

— Мне было пятнадцать лет! Откуда там мозгам взяться? — Улыбнулась бабушка. — У меня друзья, танцы, веселье в голове, а он — «кроме тебя никто не нужен»! Я так испугалась! Подумала, что за странный тип? Бежать от него! Бежать, роняя тапки!

— Ба-а-а!

— Да. — Спокойно сказала старушка. — Это я уже через несколько лет поняла, что он золото, а не мужчина. Все друзья на танцы, а он домой. Все на рыбалку, а он к новорожденной дочери. И никто ему не нужен был, кроме нас. А тогда… Тогда мне понадобилось два месяца, чтобы понять, что не могу без этого мальчишки. Почему? Не знаю. Да и девчонки за ним табуном носились, всем он нравился, и во мне вдруг ревность взыграла. Как это: такой хороший парень кому-то другому будет на гитаре играть? Ну уж нет!

— Какая ты смешная, бабуля. — Хихикнула я.

— Ошибиться может каждый. Главное, вовремя заглянуть в сердце — оно даст правильный ответ.

— Хм. — Я прикусила нижнюю губу.

— Ты только скажи Ярику, чтобы он маму проведал, ладно? — Бабушкина теплая ладонь легла на мое плечо. — Она ведь любит его и ждет. А отец… Отцу он все уже доказал. Не важно, что там между ними. С родителями все равно нужно общаться. И прощать их. Они всегда как лучше хотят. Скажи ему, обязательно скажи.

Я зарылась носом в ее плечо, слушая тишину, и улыбнулась. Сон навалился внезапно, совсем как в детстве. Зевнула — и уже утро.

27

Спешно позавтракав приготовленным бабушкой омлетом, понеслась на работу. Машина, как назло, завелась не с первого раза. Пробки на дорогах вымотали остатки нервов, но позволили под недовольное гудение клаксонов неспешно накраситься.

— Начальничек пожаловал! — Встретила я Тима, соизволившего приехать в клуб ближе к двум часам дня.

К этому времени я успела намотать на каблуках около пары тысяч километров, совершила больше двадцати телефонных звонков, провела важные переговоры и дважды наорала: на строителей, которые все еще возились с уборной, и на грузчиков, попытавшихся протащить мимо меня в зону отдыха лавандовые диваны.

— Привет, Киса. — Лениво потянувшись, промурчал Тим. — Соскучилась?

И плюхнулся в кресло.

— Водички? — Спросила я, глядя на его опухшее лицо.

— Да. — Взгляд жалобного котенка.

— С аспиринчиком? — Нахмурившись.

— Если можно, с чем-нибудь покрепче. — Вздохнул Левицкий. — Кажется, я все еще пьян.

— Понятно. — Сухо сказала я.

Вышла из кабинета, прогулялась до кухни, раздобыла там стакан воды с таблеткой и вернулась.

— Держи.

Тим принял стакан и понюхал содержимое:

— Что, вот так? Без джина, виски или спирта?

— Пей. — Приказала я.

Зазвонил телефон. Сняв трубку, я пообщалась с поставщиком, не отрывая взгляда от недовольного друга. Обиженно надув губы, он сгрыз таблетку и выдул весь стакан воды, а затем свернулся на кресле комочком, сбросил кроссовки и поджал под себя ноги.

— Не понимаю, зачем тебе это всё? — Положив трубку, воскликнула я. — Клуб этот купил, а сам не интересуешься им даже. Я думала, что ты повзрослел, а тебе просто хотелось всадить куда-нибудь бабки, так?

— Ты так сексуально ругаешься… — Парень закрыл веки.

Устроил голову на подлокотнике.

— Если собираешься здесь дрыхнуть, то зря. Лучше вали в свой кабинет, на свой развратный диванище!

— Киса, укроешь чем-нибудь?

— Я серьезно, Тима! — Содрала с вешалки свой плащ, накрыла им его и отошла.

Он так сладко причмокивал губами, что мне расхотелось бить его по голове.

— Жду-не дождусь, когда в твоей жизни появится хоть что-то, что будет интересно тебе дольше пары дней.

— Ты, детка. — Промурлыкал он, погружаясь в сон.

— Ну тебя! — Раздосадовано бросила я и хлопнула дверью.

Проходя мимо репетиционной, разогнала официанток. Они опять столпились у двери, по очереди подглядывая в замочную скважину. Отправила их на рабочее место и проводила гневным взглядом. Зато сама пару минут постояла, прислонившись к стене и слушая ребят.

«А что я теряю? Мы же будем не наедине? Так что никаких неловкостей»

И вошла, дождавшись перерыва между композициями.

— Привет.

— О, привет! — Музыканты встретили меня воодушевленно.

— Входи-входи! — Позвала Леся.

Она сидела на краю высокого стула, ребята расположились возле нее полукругом.

— Я хотела предложить вам… кофе. — Смутилась я, ловя на себе взгляд Ярика.

Услышав мой голос, он оторвался от инструмента. Щелк, и его глаза загорелись необыкновенно ярким и теплым светом — точно тысячи лампочек в уютной прохладе вечернего парка.

Мои внутренние бабочки, реагируя на них, мгновенно затрепетали крылышками.

— Подожди ты с кофе! — Рассмеялась Леся. — У нас тут спор. Садись. — Указала на диванчик. — Слушай. Давайте сыграем, парни, а Даша скажет.

— Ой, а что нужно сказать? — Смутилась я.

— У нас тут частотный конфликт. Майк перемудрил, и инструменты накладываются друг на друга.

— Тебе кажется! — Устало взмолился рыжий.

— Просто уже ухо замылено. — Вступил Ярик. — В этом есть доля смысла, Майк.

— Леся, тебе надо перестроиться. — Предложил Ник, почесывая затылок тупым концом барабанной палочки. — Бери выше.

— Вот здесь во вступлении. — Ярослав наиграл несколько аккордов. — Одна и та же нота на басухе, на гитаре, клавишных, еще и вокалист туда же.

— Хорошо, сыграйте. — Попросила я, видя, что ребята так взволнованы, что готовы поссориться.

— О’кей. — Согласился Майк. — Но я все равно считаю, что проблема здесь в другом.

Они переглянулись. Рыжий кивнул.

— Поехали!

И вот тут меня буквально пригвоздило к дивану. Черт возьми!

Я за секунду вернулась в беззаботную юность — в сырой школьный подвал, где звуки музыкальных инструментов взрывали гулкую тишину, подхватывали мою душу и заставляли ее вертеться ураганом внутри меня.

Время остановилось.

Стройный ритм барабанов — и каждый удар, как выстрел на поражение. Гитара дрожит, подчиняясь уверенным рукам, и вот музыка уже рождается и льется сплошным потоком. Ярик выглядит по-хорошему брутально, он серьезен и собран, но то, как его пальцы летают по клавишам — это изящная магия. Его партия звучит идеально, и он полностью отдан этой мелодии.

Вся комната оживает. А вместе с голосом Леси — низковатым и хриплым, ее наполняет живой, концентрированный драйв. Звуки сливаются воедино. Девушка поет сильно, громко, и ее голос заставляет кожу покрываться мурашками. Она мотает головой в ритм, и это зрелище заводит еще сильнее. Оно делает песню живой.

Мои щеки краснеют, на глаза по какой-то удивительной причине наворачиваются слезы. Меня ломает. Я счастливая, я пьяная, я размазана по этому дивану. Мой кайф безграничен! Сердце бьется в такт каждой ноте, таранит грудную клетку и отдается пульсирующей щекоткой в ушах.

— Ну, как?

«Что? Уже всё?»

Я принялась хлопать глазами, оглядывая каждого из них.

— А можно еще раз? — Откашлялась я.

Совершенно забыла, что нужно было искать в этой божественной музыке какие-то огрехи.

— Нет. — Обратился Ярик к Майку. — Я теперь точно слышу, как инструменты звучат в каше. Мы должны дополнять друг друга, а не мешаться.

— Кхм. Да, есть что-то… — Согласился Майк.

Пока он давал ребятам советы, Леся с довольным видом глядела на меня. Она чувствовала, что произвела впечатление. Ей нравилась моя реакция. Наверное, я выглядела блаженной, но мне было все равно. Я словно вернулась на какое-то мгновение на несколько лет назад, и меня пронзило такое знакомое ощущение счастья, что завибрировала буквально каждая клеточка моего тела.

— Давай попробую спеть выше. — Прервала их Леся и подмигнула мне. — Даша, слушай, как будет лучше.

И они еще раз сделали это.

Провернули меня через мясорубку.

А потом еще и еще. Где-то через час я уже весело притопывала в такт, беззастенчиво подпевала и разочек даже спела с Лесей вместе прямо в микрофон. И она меня похвалила!

Позже Ярик вызвался сходить со мной за кофе. Его появление на кухне произвело настоящий фурор. Арина сожгла стейк, Катерина пролила на себя сок, а две совсем молоденькие официантки, засмотревшись, столкнулись лбами и повалились на пол. Видимо, парню было не впервой: он быстро помог им подняться, собрал подносы и одарил их обаятельной улыбкой, чуть не доведшей сотрудниц до обморока.

Когда мы удалялись из кухни с горячей гейзеркой, полной ароматного кофе и с кружками, весь женский коллектив провожал парня восхищенными, почти влюбленными взглядами. Кто закусывал губу, кто прикладывал ладони к щекам, кто тихо присвистывал, а вот Арина, которой следовало бы заняться реанимацией стейка, трясла руками и беззвучно стонала, будто обожглась чем-то. И всё это Ярику в спину.

Не знаю почему, но больше водить его на кухню мне не хотелось.

Кофе-брейк вышел очень душевным. Мы так хохотали над шутками Бори, что я дважды успела поперхнуться. Хорошо, Ярослав сидел рядом и спасал меня нежным похлопыванием по спине. А потом репетиция продолжилась, и мне очень не хотелось уходить.

Я ощущала себя комфортно, находясь в обществе этих ребят. Они были открытыми, веселыми, добрыми и одержимыми своей музыкой. Наверное, это был именно тот коллектив, о котором всегда мечтал Ярик. Именно те музыканты, которые своим участием раскрывали таланты друг друга.

Идеальный симбиоз. Почти интуитивное понимание общей задачи и взгляд в одну сторону. Никто не тянул одеяло на себя — они сосуществовали в полнейшей гармонии и понимали друг друга без слов.

И я машинально задумалась о том, как же все-таки круто: вот так из ничего при помощи своих рук, голоса, способностей и чувств создавать нечто настолько прекрасное, что трогает души многих людей. Как же прекрасно быть частью такой вот команды, созидать и видеть результат своего труда!

Но я не осталась до конца репетиции.

Боялась неловкого прощания или того, что Ярик захочет поговорить со мной. Вышла, сделав вид, что мне звонят на сотовый. Улыбнулась ребятам, коротко махнула рукой Ярику. Не дав ему возможности нормально попрощаться, ушла на середине композиции.

Привалилась к стене в коридоре, закрыла глаза и подумала о том, чего все-таки хочу в этой жизни. О том, что оставила ради работы в этом клубе. Глубоко вдохнула, выдохнула, достала телефон, вошла в соцсеть и написала объявление. Анонсировала вечерний эфир для всех, кто еще не забросил окончательно мою страничку с кулинарным блогом. Продублировала этот анонс по всем своим аккаунтам в разных соцсетях и довольная вернулась в кабинет.

— Дашка, я возьму твою тачку? — Тим сидел в моем кресле, сложив ноги на стол.

— Зачем? — Остановилась в дверях.

Парень выглядел лучше, чем в обед, но на его щеке отпечаталась складка от одежды.

— Разве не говорил тебе? — Он наморщил лоб. — Этот сосунок Гаевский договорился с Киром, тот угнал мою угнанную тачку и вернул ее прежнему владельцу. Так что я уже пару дней без колес.

— Хоть кто-то тебя проучил. — выдохнула я.

Тим закатил глаза:

— И ты туда же. Так дашь тачку? Я буду возить тебя, куда скажешь. Не ездить же мне на такси, пока не куплю новую?

— Бери. — Я подошла к шкафу, достала ключи и швырнула на стол. — Только не гоняй, она этого не выдержит.

— Без проблем. — Улыбнулся он.

— И не занимайся сексом, изгадишь мне салон!

— Я же не школьник, у меня хата для таких дел есть. — Тим встал и поцеловал меня в щеку.

— И сгоняй в сервис, она барахлила утром.

— Конечно, киса. — Пропел он, уходя.

— Стой. Ты куда? — Пробовала возмутиться я. — Тима!

— Что? — Парень остановился у двери и почесал подбородок с начавшей пробиваться на нем щетиной.

— Куда ты уходишь? У меня столько вопросов к тебе было, столько всего нужно обговорить.

— Не, Киса, сегодня никак. Видишь, в каком я состоянии? Мне нужно отдохнуть.

— Тим!

— Завтра. — Он послал мне воздушный поцелуй. — Всё завтра!

И вышел. Дверь за ним закрылась, и я рухнула в кресло.

«Вот гад!»

Посидела с полминуты и встала, чтобы посмотреть, как он будет отъезжать со стоянки. Выглянула в окно и чуть челюсть не обронила: этот козел посадил на пассажирское сидение нашу Катерину и галантно закрыл за ней дверцу.

Я лихорадочно набрала его номер.

— Да.

— Ты в своем уме?! — Проорала я.

Он поднял взгляд наверх и помахал мне рукой.

— Что случилось, Колбаска моя дорогая?

— Она наша сотрудница! Ты же обещал мне, что не будешь мутить с моими подчиненными! Эта девица теперь возомнит о себе невесть что, и мне придется ее уволить.

— Не велика потеря. — Усмехнулся он.

— Ты вообще-то должен был играть роль моего парня! Забыл?!

— Тише, Дашка, да успокойся ты. Всё я помню. Ничего такого: просто подвезу девушку до станции. Обещаю.

— Я готова придушить тебя…

— Сделай это нежно.

— Ррр! — Сбросила звонок и убрала телефон.

Отсалютовав мне, Тим уселся за руль. Машина сорвалась с места, оставив темные росчерки шин на асфальте и облако выхлопных газов.

«Сказала же, не гонять…»

Но этот парень был без царя в голове и абсолютно без совести. И тут уж ничего не поделаешь. Зря я на него положилась.

28

— Всё готово? — Спросила я у Арины.

— Не знаю. У тебя нужно спросить. — Отозвалась она.

Подруга восседала на стуле с бокалом белого вина. Расслабленно качала ножкой, отпивая по глотку и наблюдая за моими приготовлениями.

— До трансляции пара минут, а я еще не успела настроить оборудование. — Бросила быстрый взгляд в зеркальце и спрятала его в карман. — Не хочу, как в прошлый раз: эфир уже начался, а я сто раз спрашиваю, слышно меня или нет. Надо было просто записать и выложить видео!

— Ты же знаешь, что подписчикам нравится задавать вопросы в процессе. Сессия получается живой и забавной.

— Так. — Я прошлась глазами по столу. — Яйца, молоко, банан. Хлопья. Где овсяные хлопья?!

— Во. — Арина указала пальчиком.

Хорошо, что в такой час уже никого из сотрудников не осталось в ресторане. Не хотелось бы, чтобы они увидели строгую управляющую, мечущейся по их кухне и в поте лица ищущей необходимые продукты.

— Так. Камеру я установила. Здесь всё подключено. Интернет есть, звук есть, ноутбук на нужной вкладке. — Я улыбнулась в объектив и, опустив взгляд, еще раз осмотрела стол. — Это, это и это. А где ягоды?

Подруга ткнула на тарелку.

— Ага. Можно начинать. — Выдохнула я. — Волосы убрать? — Скрутила их в калач, отпустила. — Так оставить?

— Всё прекрасно. Начинай уже.

— Соберу в хвост.

— Правильно, ты же на кухне. Надень шапочку. — Хрюкнула со смеху она.

— В шапочке у меня щеки огромные!

Арина отпила вина и наигранно вздохнула. Будто бы я глупости какие говорила!

— Всё. Я готова. — Мне удалось собраться.

— Фартук! — Напомнила подруга.

— Точно.

Наспех повязав фартук, я наклонилась к ноутбуку и нажала нужную кнопочку.

— Ну что ж… Начнем нашу трансляцию. — Улыбнулась. — Всем привет.

Бросила короткий взгляд на Арину. Сидящая вне досягаемости камеры подруга показала мне большой палец вверх — значит, смотрелась я хорошо.

— Как меня слышно? — Задала я дежурный вопрос.

Счетчик подключений к трансляции медленно оживал. Три, пять, двадцать. Зрителей становилось все больше.

На экране отобразилось:

Suslik98 печатает…

Suslik98: Слышно хорошо. Привет!

И приветы полились на меня рекой.

Это придало уверенности.

— Итак… — Начала я.

Но тихие неторопливые шаги откуда-то со стороны двери заставили замереть. «В этот час никого кроме строителей в помещении не должно было остаться. Тим вернулся? Или…»

— Итак… — повторила я, уже узнавая фигуру вошедшего.

Мои коленки задрожали.

Арина тоже обернулась. Увидев Ярика, она выпрямилась и отставила бокал на стол.

«Откуда он здесь? Черт, наверное, остался после того, как ребята ушли. Я же не проверяла репетиционную, так замоталась с приготовлениями!»

— Привет. — Сказал он тихо.

Я стояла с открытым ртом. Арина кивнула.

— Видео записываете? — Спросил парень.

Арина снова кивнула, а я продолжала стоять, глядя то в камеру, то на него и пытаясь подобрать слова.

— Уже начали? — Поинтересовался он. И улыбнулся в ответ на очередной беспомощный Аринин кивок.

Ярик хотел присесть рядом с ней, но что-то его вдруг остановило.

olkahristenko: у меня зависла картинка(

simonnrj: у меня тоже!

— Э… — мне пришлось сглотнуть, чтобы унять волнение.

— Фартук! — Показал Ярослав.

А затем решительно обошел стол, подошел ко мне, приблизился сзади и нежно дотронулся до талии.

«Что он делает?! Хочет до сердечного приступа меня довести?!»

— Развязался. — Объяснил парень.

Я опустила взгляд и заметила, что завязки распустились и действительно болтаются спереди.

Пока пыталась отдышаться, Ярик ловко завязал их сзади и улыбнулся мне:

— Можешь продолжать.

Я попыталась улыбнуться, но на моем лице отразилась лишь паника.

— Что такое? — Шепнул он.

— Это нельзя будет вырезать. — Почти беззвучно прошептала я. — Я в прямом эфире вообще-то. — И кивнула на экран.

По спине носились табуны мурашек от его прикосновения.

— Да? — Стиснул зубы парень и медленно повернулся к экрану.

Там уже разворачивалась настоящая дискуссия.

grinulya: Что за чувак?

therealjimmyq: wtf?

cosmicmot: подождите, я его знаю?

— Привет. — Помахал рукой Ярик.

— О, боже… — выдохнула я, бледнея.

— Дорогие друзья. — Не растерялся он. Пока я глубже погружалась в ступор, Ярослав широко улыбнулся в камеру: — Прошу прощения, что своим появлением прервал столь вдохновенную речь всеми любимой Даши…

И тут, кажется, его тоже немножечко парализовало.

elenakrygina: о мой бог!!!

olkaadler: не говорите мне, что это он! это же яра из diverse! надо сказать девчонкам, чтобы бежали сюда

jensana_: памагити, я ослепла! Какой же он горячий…

helenaz_fi: приглашенный гость? мамачки) надо предупреждать) где мои успокоительные капли?

— Мм? — Я посмотрела на Ярика.

Он только пожал плечами.

— Сам виноват. — Прошептала. Повернулась к камере и, заламывая руки, произнесла: — Как вы видите, сегодня у нас… специальный гость! Музыкант и просто хороший человек по имени Ярослав… Думаю, многие его узнали…

— Спасибо, Даша. — Воспользовавшись моментом, парень приобнял меня и тут же отпустил. — Я счастлив присутствовать на этой программе. Очень люблю ее. — Он взглянул мне в глаза. — С детства смотрел, не отрываясь.

— С детства? — усмехнулась я.

Меня все еще било смертельной дозой тока от его прикосновения.

— Точно. — Кивнул он и снова улыбнулся в камеру. — В общем, я очень рад оказаться здесь сегодня. Наверное, мы что-то будем готовить… да, Даша?

— Да.

— Приготовление пищи это как-то очень далеко от меня. — Признался Ярик. — Обычно я занимаюсь ее уничтожением. — От его улыбки у меня подкашивались ноги. — Я музыкант, а не повар, но сегодня я с удовольствием помогу Даше.

— Замечательно.

Парень развел руками:

— Потому что за участие в этом эфире меня пообещали взять в «Imagine Dragons»!

Арина тихо хихикнула, а чат взорвался сообщениями.

zanindima: я с вами!

wwjkil: ohmygod… he’s so sexy…

olkahristenko: аааа моя клавиатура вся в слюнях!

— Тогда приступим.

Я включила кран, приглашая Ярика вымыть руки. Надавила на дозатор, сама тоже взяла немного мыла. Мы почти касались друг друга ладонями, и у меня периодически останавливалось сердце. Он смотрел на меня так открыто, игриво и с таким вызовом, что я почти позабыла, что нас смотрят уже несколько сотен человек.

— А что мы готовим, Даша? — Спросил он, не отрываясь от моего лица.

Я выключила воду, и мы вытерли руки одним полотенцем.

— А что ты умеешь готовить?

— Хм. Яичницу.

— Сегодня будут блинчики. — Сказала я хриплым нетвердым голосом.

Его пальцы словно нечаянно опять коснулись моих.

— Одна девушка в юности готовила мне самые вкусные в мире блинчики.

— Вот как. — Я убрала полотенце. — Надень, пожалуйста, фартук.

Парень взял с поручня точно такой же, как у меня, фартук и накинул на себя. Пришлось помочь ему завязать его сзади.

— Последний раз я надевал фартук, когда ходил на рентген. Чтобы мне не облучили самые важные места.

Чат оживился еще сильнее.

olkaadler: да, генофонд страны надо беречьJ

olkahristenko: пусть наденет на голое тело! повысим градус передачи!

jensana_: где мое жаропонижающее?

kurazh_bombeyy: дамы, это кулинарный эфир!!!

olkaadler: разве?

olkahristenko: да, пусть разденется!

— Вот так. Замечательно. — Я отошла от парня, чтобы немного отдышаться. — Мы сегодня приготовим диетические блинчики.

— Диетические? — Расстроился Ярик.

— Ну, хорошо. — Мне нужно было за что-нибудь схватиться, чтобы не упасть от слабости в ногах. Я вцепилась в край стола. — Давай, я приготовлю диетические полезные блины, а ты обычные. А потом сравним, какие вкуснее.

Выдерживать его взгляд становилось всё труднее.

— Согласен.

Мы ударили по рукам. Вышло неловко, но ему, кажется, было плевать. Он, вероятно, считал себя настоящим мастером импровизаций.

— Даю тебе возможность самому выбрать яйца и их количество. — Брякнула я.

Подвинула к нему кассету с яйцами.

— Хм. — Он принялся с серьезным видом разглядывать их. — Я поступлю, как продюсер «The Diverse» — возьму парочку первых попавшихся. И еще одно. Любое. Лучше два.

— А я беру одно. — Улыбнулась я.

— Так, мне нужна кастрюля. — Огляделся Ярик.

— Зачем? У нас есть специальные миски. — Достала парочку и продемонстрировала ему.

Парень повертел ее в руках и сделал вид, что примеряет на голову.

— Яр, ты же не Леди Гага, чтобы носить ее на голове.

— Верно. — Он поставил миску на стол.

— Наливаем молоко. — Подвинула к нему ингредиенты. — Мне понадобится триста миллилитров.

— А мне литр. — Спокойно сказал парень. И вылил миску весь пакет.

Мне пришлось открывать новый.

— А теперь делаем надрез на яйце. — Сообщил он, подмигнув в камеру. — Нужно делать его так, чтобы скорлупки не попали в тесто и не хрустели потом на зубах.

— А мы здесь едим и худеем. — Заметила я. — Поэтому готовим полезно, быстро, вкусно, низкокалорийно и красиво. Я беру молоко, яйцо, стакан овсяных хлопьев, банан, две ложки растительного масла и соль на кончике ножа. И все это смешаю в блендере.

Ярик замер, наблюдая за моими действиями. Несколько секунд молчал, а затем произнес:

— Тогда тебе придется подавать эти блинчики с красной икрой. Иначе будет не вкусно.

— Ты ошибаешься. — Мое плечо было так близко к его плечу, что еще пара сантиметров, и меня снова шарахнуло бы током.

— Самые вкусные блинчики, которые я ел, девушка из моей юности готовила так: литр молока, четыре яйца, соль, две ложки сахара. — Он потянулся к пакету с мукой, распечатал его и наклонил: — Бухнем туда муки. И размешаем с любовью. Вдруг она сейчас нас смотрит? Могу я передать ей привет?

jensana_: какой же он романтичный

olkahristenko: скажите, что он будет месить тесто руками…

У меня в горле рос комок.

— Передай. — Сказала я, пряча взгляд.

И занялась своим тестом.

— Привет! — Ярик развел руками так, будто собирался обнять весь мир, а затем приветливо помахал в камеру. — Помнишь, мы могли долго молчать наедине друг с другом? Это все потому, что наши рты были заняты едой. Ты божественна готовила. — Затем посмотрел на меня, подошел ближе и, обжигая мою шею горячим дыханием, искренне произнес: — Уверен, ты и сейчас божественно готовишь, Даша.

— Спасибо…

По телу разлилось необыкновенное тепло, а в голову полезли мысли, которые не пропустила бы цензура. «Да что со мной такое? Не хочется на него реагировать, а не получается». Смущенно улыбнувшись зрителям, я поспешила загрузить все ингредиенты в блендер.

Ярик поморщился, глядя на коричневую булькающую массу:

— Хотя…

Я выключила блендер и уставилась на экран.

buzova86: ой, мне кинули ссылку! а что здесь происходит?

stanislavzimin: готовим блинчики

olkahristenko: ждем когда чувак разденется

olkaadler: пусть покажет бицуху!

— Зрители сомневаются, настоящие ли у тебя мышцы. — Усмехнулась я.

Ярослав оставил ложку в миске и поднял руку.

— Не верьте. В интернете все ненастоящее. — Сказал он, напрягая мускулы.

jensana_: я вызываю скорую

jensana_: мне так хорошо, что плохо!

helenaz_fi: еще! еще! еще!

— Это, наверное, твои поклонницы. — Улыбнулась я. Наклонилась к экрану и не поверила своим глазам: количество участников росло с каждой секундой. — Ого, да мы бьем рекорды. Пожалуй, тебе действительно придется снять футболку.

— Тогда вам придется увеличить гонорар за мое участие. — Рассмеялся Ярослав.

И легким движением стянул верх фартука, а за ним и футболку.

— Я по-шу-ти-ла… вообще-то. — Только и успела сказать я, глядя, как он отшвыривает в сторону ненужную вещь и надевает фартук прямо на обнаженный торс с тугими мускулами.

stanislavzimin: до свидания

olkahristenko: аааааа я под столом…

olkaadler: первый раз в жизни я так увлечена процессом приготовления блинов! слава интернету!

Мышцы под смуглой кожей Ярика плавно перекатывались при каждом движении, а я тщетно пыталась восстановить дыхание, вспоминая, что собиралась делать с чертовой массой для выпечки.

— Небольшой секрет. — Как ни в чем не бывало, продолжил парень. — Нужно положить две-три ложки растительного масла в смесь. Тогда не придется промазывать каждый блин в процессе жарки. А еще наши блинчики будут золотистыми, красивыми и не прилипнут к сковороде.

— Мне пора. — Одними губами сказала Арина. Поставила бокал на стол и, обмахиваясь обеими руками, побрела к выходу.

— Не бросай меня с ним тут одну! — Сказали мои глаза.

Но, к сожалению, ее спина не читала по губам.

— Ярослав. — Сказала я, заметив, как молниеносно сообщения в чате сменяют друг друга. — Зрители спрашивают, как тебе удается сохранять такую форму?

— Я много работаю. — Негромко ответил он. — Работаю, работаю, работаю, затаиваюсь, а потом неожиданно нападаю на еду.

— Хм. Такой режим вреден для здоровья.

— Да. Знаю. — Парень пожал плечами. — Просто некому кормить меня.

Мои щеки вспыхнули. Кажется, импровизация была плохой идеей. Я начала забывать, зачем мы здесь.

— Угу. Ясно. — Отложила блендер, вылила тесто в стоящую перед собой миску. — Итак. Я немного подождала, теперь встряхну смесь, и можно выпекать диетические блинчики на антипригарной сковороде без масла.

— Совсем? — Удивился Ярик. — Совсем без масла?

— Ну, или можно добавить капельку кокосового…

— Это успокаивает… — Хмыкнул он.

Я совершенно не представляла, как справиться с этой ситуацией. Он так смотрел на меня, подходил так близко! И опять этот его веселый смех, от которого подкашивались ноги!

— Тебе нравится готовить, Ярослав? — Спросила я, глядя, как парень старательно разбивает комочки.

— Не знаю. Вообще-то, я есть люблю. — Признался он. — Хочешь знать, кого я представляю, когда давлю комочки?

olkaadler: я б его накормила!

olkaadler: я б его!

Я рассмеялась:

— Спасибо, нет. — Бросила взгляд на камеру. — Расскажи нашим зрителям, о чем ваши песни?

Ярик уперся бедром в стол, дерзко склонил голову и прищурился, глядя на меня. Клянусь, и из него вышел бы покруче соблазнитель, чем из самого Левицкого.

— О больших, серьезных вещах. — Сказал он и облизнул свои красивые полные губы. — Если уж петь, то о чем-то важном. О любви, например.

Нас накрыло уютное молчание.

Через несколько секунд я все-таки вспомнила про зрителей:

— Когда ты был малоизвестным, ты представлял себя успешным?

Ярослав неохотно перевел взгляд на экран, а затем обратно на тесто:

— Не знаю. Вообще-то я просто боролся за то, чтобы заниматься любимым делом. За возможность донести до людей свое творчество, остальное было второстепенным. А вот когда вышел впервые на большую сцену, тогда да — коленки затряслись, потому что ощутил в полной мере, что такое энергия зала.

Так как разбить последние мелкие комочки у него не получалось, пришлось подойти и помочь. От его близости вдруг стало так жарко, душно, и меня переполнило нечто такое, что можно было смело назвать эйфорией.

— А у тебя есть какая-то мечта? — Произнесла я, отходя назад. — В плане творчества…

Он улыбнулся.

Черт возьми! Улыбнулся… опять!

— Я хотел бы сыграть одну из наших песен с симфоническим оркестром. Ну, или положить стихи Маяковского на свою музыку. Не многим такое хорошо удавалось.

— Интересно. — Мой пульс опасно участился.

olkaadler: к черту блины, пусть дальше раздевается!

olkahristenko: теперь это моя любимая передача!

— Или исполнить песню кого-то из мэтров. Это всегда захватывающая работа и всегда большая вероятность облажаться. — Его глаза не просто смеялись, они словно бросали мне вызов. — Недавно я выступал на одной сцене с Бутусовым. Мы на разогреве, он в конце. Набрался смелости и подошел. Не узнал свой голос: «Здравствуйте. — Пискляво. — А я очень люблю ваше творчество». И попросил у него автограф. А он мне такой (почти басом): «Да, конечно».

Я рассмеялась, а внутри меня в этот момент неистово запульсировало электричество.

— Бутусов? — Переспросила, задыхаясь.

— Да. Для нас, для пожилых людей, это, знаешь ли, икона. — Улыбнулся он.

Наверное, я пошла пятнами от волнения. Поэтому решила в очередной раз спрятаться от его взгляда за работой. Схватила миску и еще раз все перемешала ложкой.

— Дарья. — Серьезным голосом вдруг позвал парень.

— Да, слушаю вас, Ярослав. — Посмотрела на него.

— Дарья. Ну, что? Будем жарить или уже нет?

Я рассмеялась.

— Конечно.

— Я могу хозяйничать на этой кухне?

— Да.

— Тогда готовим плацдарм для блинов.

— Хорошо.

— Обычно у меня получаются все разного размера. — Ярик подвинул миску, включил плиту.

— Ничего страшного, это же hand made. — Успокоила я.

Он поставил сковородку на варочную поверхность и лихо крутанул ее.

— Давай сыграем? — Предложил, едва она сделала пару оборотов.

— Во что? В кухонную рулетку? — Я остановила несчастную сковороду.

— Лучше в бутылочку.

Пришлось сделать вид, что не услышала. Пряча улыбку, взяла вторую сковороду и поставила рядом. Ярослав в это время капнул на свою сковороду масла и щедро плеснул туда теста.

— Пахнет божественно! — Снова придвинулся ко мне. — Клянусь, самый прекрасный запах в мире — это запах блинов. — Бесцеремонно наклонился к моим волосам. — И любимого человека.

У меня чуть тепловой взрыв не случился в груди от его выходки!

— Ты что, никогда не был на шашлыках? — Попыталась перевести все в шутку.

Налила тесто в свою сковородку.

— Что это у тебя? — Удивился Ярик, рассматривая трехзубую деревянную вилку в моей руке.

— Ты же забрал лопаточку. — Пояснила я. — Больше ничего не нашлось.

— Правильно. Переворачивай блины трезубцем, потому что это всегда может совпасть с днем Нептуна! — Подколол он, толкая меня плечом.

Количество сообщений в чате тем временем достигло немыслимых цифр. Столько восклицательных знаков я еще никогда не видела — наверное, ими можно было бы выложить дорогу вокруг всего земного шара.

— Дорогой Ярослав, сейчас у нас очень важный момент. — Торжественно сообщила я, снимая свой блин со сковородки. — Тебе придется попробовать диетический блинчик.

— Придется. — Вздохнул парень.

— Выбора у тебя нет. Ешь!

Он снова налил немного теста в свою сковородку и, пока его второй блин жарился, попробовал мой диетический блинчик.

— Ты можешь хоть как-то реагировать? — Попросила я. — А то тебе не верят, что это реально вкусно!

— Ммм… — Застонал он. — Ммм!

olkaadler: да вашу ж мать!

— Теперь ты. — Не пережевав, он принялся угощать меня своим, сочащимся маслом блином.

— Давай. Так уж и быть. — Я откусила блинчик и закрыла глаза.

Боже, он таял во рту! Черт подери!

— Вкусно? — Раздался голос Ярика.

Пришлось распахнуть веки.

— Да…

— Вот видишь. Они вкуснее, чем твои.

— Нет. — Мотнула головой.

— Но они вкусные? — Он опять опасно приблизился ко мне.

— Да. Но я вру здесь, когда мне нужно.

Ярик рассмеялся.

— Хорошо. Садись и ешь, а я дожарю блины. Сметанки подать? Масла? — Придвинул мне необходимое. — Даш, а у тебя рекламная пауза бывает?

— Нет. — Я облизала пальцы.

— Слушай, мы могли бы написать с тобой вместе кулинарную книгу. Шесть дней в неделю полезные блюда от тебя, а от меня кулинарная воскресная вакханалия! — Предложил он, переворачивая очередной блин.

— Это канал о здоровой пище. — Напомнила я.

— Да брось. — Он отложил лопаточку и уставился в камеру. — Ребята, сейчас она должна вам рассказать, с чем лучше есть диетические блинчики. Я вижу здесь ягоды, какое-то невнятное варенье из травы, мед, но вы видите, что лучше всего трескать их со сметаной, что она и делает. — Указал через плечо на меня. — В следующем выпуске мы приготовим что-нибудь еще, а пока я хочу налить нам с Дашей немного вина. И так как это зрелище тянет на 18+, то вынужден закончить трансляцию. Всем мира и добра, ешьте вкусно и будьте здоровы! Пока!

olkaadler: да вашу ж мать!

stanislavzimin: на самом интересном(

olkahristenko: он не может так поступить!

Тык!

29

— Ты что сейчас сделал? — Я от удивления открыла рот с непрожеванным блином.

— Всё, трансляция окончена. — Ничуть не стесняясь, сообщил Ярослав. — Теперь пришло время только для нас двоих.

— Ярик!

Я не знала, смеяться мне или плакать.

— Даш, смотри. — Он показал пальцем на счетчик. — У тебя сегодня аудитория, почти как у федерального канала.

Мне пришлось приподняться, чтобы взглянуть и убедиться самой.

— Ого! — Я даже присвистнула.

— Мы показали более, чем достаточно. — Ярослав решительно захлопнул крышку ноутбука. — Поэтому волевым решением я заканчиваю на сегодня твой рабочий день и разрешаю отдыхать. — Он подвинул ко мне тарелку, на которую выложил новый поджаристый и ароматный блин. — Ешь. — Наспех вытер руки о фартук, взял бутылку, чистый бокал и плеснул в него немного вина. — Наслаждайся.

— Спасибо. — Я качнула головой, но получилось что-то вроде «да» и «нет» одновременно. — Наверное, я сильно заморачиваюсь по поводу своих видео. А сегодня с тобой вышло весело и забавно.

Парень налил немного теста в обе сковородки и вооружился лопаточкой и трезубцем.

— Эфир оборвался на самом интересном месте, — уверенно сказал он, — так что, думаю, твои зрители ногти сгрызут в ожидании продолжения. Теперь придумывай, чем их удивить.

Я пригубила вино. На бокале остались отпечатки жирных пальцев. «Черт!» — обернулась в поисках полотенца.

— Оставь. — Парень без стеснения взял мой бокал и посмотрел сквозь стекло на свет. — Несовершенства тоже могут быть прекрасными. — Сделал глоток и вернул мне бокал. — Ты слишком заморачиваешься по поводу мелочей.

— А ты нет? — Я тоже отпила из бокала.

Глупо, но мне захотелось коснуться стекла именно в том месте, где только что были его горячие губы.

— Я эволюционирую! — Усмехнулся Ярик.

Ловко перевернул блины, отложил лопаточки, подошел ближе и уперся боком о стол.

— Вкусно?

— Да. — Ответила я.

— Угостишь? — Он наклонился на столешницу.

— Бери.

— Закидывай. — Дерзко, словно бросая вызов, он приоткрыл рот.

Я сложила блинчик вчетверо, окунула в густую сметану и поднесла к его губам.

— Ты не рассказал, что делаешь здесь так поздно. — Невольно улыбнулась, ощущая смущение от того, что он почти коснулся моих пальцев, кусая блин.

— Тебя выслеживал. — Ярик расплылся в ослепительной улыбке.

Я приподняла бровь.

— Вот как?

— Именно.

Мазнула сметаны и протянула ему остатки блина. Не знала, что кормить мужчину с рук так… волнительно и чувственно. Парень смотрел в мои глаза, не отрываясь, и я чуть не подавилась собственным вдохом.

— Горит! — Указала взглядом на плиту.

«О, святые кулинары…»

— Блин! — Он бросился к сковороде.

А я, воспользовавшись моментом, залпом опустошила бокал.

— Так зачем ты меня выслеживал? — Спросила, когда он обернулся.

Из глаз Ярика на меня посмотрела боль, омрачившая взгляд.

— Чтобы отвезти тебя домой. — И беззаботная, хитрая улыбка рассеяла промелькнувшую грусть.

— Меня есть кому возить. Вообще-то. — Решила скрыть за прозрачным стеклом свое смятение. Сложила ногу на ногу, взяла в руки бокал, но тот уже был пуст.

— Ты уверена? — Парень посмотрел на часы. — Полночь, а Тима что-то нигде не видать. Или ты имела в виду такси, которое собиралась вызвать?

Предугадывая мои мысли, Ярик наполнил из бутылки бокал.

— Я позвоню, и он приедет за мной. — Натянуто оправдалась я.

— Странно, что вы вообще проводите порознь так много времени. — Ухмыльнулся парень.

— Ничего странного.

— Я бы тебя не оставил одну так надолго.

— Да? Но… ты же музыкант. — Не задумываясь, выпалила я. — Гастроли, разъезды, вечеринки, отели, поклонницы.

Он перевернул блинчики и снова смело наклонился ко мне.

— Любовь всегда найдет выход. Главное — желание быть вместе.

— А. Ну да.

Ярик улыбнулся:

— Да ну. — Он выпрямился, отвернулся к плите и чуть тише произнес. — Скажи лучше, что ты такого нашла в нем?

— В ком?

— В Левицком. Почему этот мерзкий тип? Ты же прекрасно знаешь, о чем я говорю. У нас с ним могут быть любые отношения, но ты девушка. А я знаю, как он поступает с девушками.

— Не понимаю, о чем ты. — Кашлянула я.

— На самом деле все просто. — Парень посмотрел на меня через плечо. — Зачем ты ему? И почему ты его терпишь?

— Потому что он любит меня.

— Любит? — Тяжело вздохнул он.

— Да.

Ярик покачал головой.

— Очень своеобразная любовь.

— Очень. — Кивнула я.

— А ты его?

— И я. — Полбокала вина помогли мне смочить пересохшее горло. — Он очень дорог мне. Мы… сблизились за эти годы. Я бы многое сделала, если бы это требовалось, чтобы спасти его жизнь. Украла бы ради него, солгала бы, поделилась бы своей почкой, например.

— Я бы сделал то же самое для своих друзей. Из дружбы, не из любви.

— А что такое любовь?

— Это точно не то, что связывает тебя и этого подонка. — Хмыкнул Ярик.

— Тим совершает много нехороших вещей. — Мне пришлось поджать губы, выдерживая его взгляд. — Да. Тут я соглашусь. И да, может, он и подонок. Бывает временами. Но он очень помогал мне. Много-много раз. И заботился. И еще я знаю, что у него внутри.

— И что же? — Скептически нахмурился парень.

— Ребенок. — Я откинулась на спинку стула. — Тим — маленький, одинокий ребенок, не знавший тепла и любви. Он злится, он никому не верит, и он все так же уязвим, но делает все, чтобы никто об этом не догадался.

— Звучит круто. — Серьезно сказал Ярик.

— Не смейся, — улыбнулась я.

— Нет, это действительно смешно. — Он выключил плиту и убрал в раковину сковородки. — Но и вполне похоже на правду.

Ярослав

— Не боишься, что он сейчас придет и застанет нас с тобой здесь? — Даша явно собиралась сбить меня с ног этим вопросом.

Но я давно не мальчишка. Даже в душе.

— Нет. Не боюсь. — Меня развеселила ее попытка выстроить между нами искусственный барьер. — Я хочу этого. Нет. Даже надеюсь. Что он придет и увидит меня с тобой.

Девушка непонимающе наморщила лоб.

— Даже так?

— Ему нечего тебе предложить. — Пояснил я, устраиваясь на стуле напротив нее. — В этом плане у меня больше шансов.

— А тебе? — Она усмехнулась. — Есть что предложить мне?

— А я могу отдать тебе всего себя. Забирай.

Даша замолчала, не принимая и не отвергая мое предложение.

— Почему бы тебе просто не забыть о моем существовании? — Вдруг спросила она, облизнув губы. — Почему сейчас? После стольких лет.

— Потому, что я планирую начать все сначала. Ровно с той точки, с которой все пошло не так, как было задумано.

— Кем? — Она прикусила нижнюю губу.

— Кем-то свыше. Четыре года — разве это срок для истинных чувств?

— Это… романтично. — Даша откинула волосы назад. «Запрещенный прием!» — А еще… самонадеянно.

— У меня серьезный соперник. — Объяснил я, придвигаясь вместе со стулом ближе. — Поэтому в ход идут все средства.

Девушка выпрямилась, с опаской поглядывая на меня. Перевела взгляд на мою грудь и кашлянула:

— Эфир закончен. Поэтому ты мог бы и одеться.

— Зачем? — Пристально посмотрел в ее лицо, делая вид, что не понимаю намека.

— Ты… всё еще в фартуке.

— Это плохо?

Она вскинула на меня глаза:

— Я вообще-то вижу твои соски.

— Они некрасивые? — Я бросил короткий взгляд вниз.

Бабах! В ее лицо ударила краска. Даша вжалась в спинку стула.

— Нет. Они… милые. — Хихикнула она, глядя, как моя рука подбирается к ее колену. — Мы что сейчас, правда, говорим о твоих сосках?

— Да. И ты только что призналась, что они милые.

Даша рассмеялась, умело уворачиваясь от моей руки:

— Всё ясно. Кажется, я немного пьяна.

— Возможно. Но они, правда, милые. — Подмигнул ей, и меня обожгло неожиданным волнением.

— Да. Мои зрители тоже так считают. — Расхохоталась она.

— Хорошо. — Я убрал руки. — Давай, соберем здесь всё, и я отвезу тебя домой?

— Уже? — Она надула губки.

Я встал, снял фартук и надел футболку:

— Еще немного вина, и ты не сможешь держаться за меня и свалишься с байка.

— Я?

— Ты же хочешь прокатиться?

Она прищурилась:

— Не зна-а-аю…

С ума сойти, да ведь мы отчаянно флиртовали друг с другом!

Я покосился на ноутбук:

— Ты видела: любая из твоих подписчиц была бы вне себя от радости, если бы я пригласил ее.

— О, — закивала Дашка, входя в роль, — точно! — Она захлопала в ладоши: — Какое счастье! Я прыгаю до потолка! — Затем сузила веки и совершенно серьезным тоном отчеканила: — Я поеду с тобой, Ярослав, но у меня есть условие.

Даша

— Какое? — Все еще готовый принять правила игры, спросил он.

— Я хочу, чтобы ты зашел к своим родителям. Раз уж приедешь.

Зря. Очень зря. Игривость в его настроении моментально сменилась безжалостной холодностью.

— Зачем? — Одернув футболку, спросил Ярослав.

— Столько времени прошло… — Ответила я дрожащим голосом. Кажется, хмель сразу выветрился из моего организма. — Твоя мама очень соскучилась, я знаю.

— Зачем тебе это? — Он выстрелил в меня взглядом карих глаз.

— Я… — «Даша, это просто слова, которые ты должна сказать». — Я вижу, что тебе это нужно.

— Мой отец сказал, что мне, что однажды я приползу обратно. Поэтому — нет.

Я кивнула, сделала шаг и буквально вцепилась в его руку:

— Это было давно. Прости уже его. Никто же не заставляет тебя общаться с ним постоянно, сделай это ради мамы!

Парень опустил взгляд с моих сияющих розовых щек на мои пальцы, стиснувшие его запястье.

— Тебе это так важно? — Желваки на его скулах продолжали двигаться.

— Да. — Выдохнула я. — Очень.

— Почему?

Между нашими лицами было всего пару сантиметров, я чувствовала его запах, ощущала его тепло каждой клеточкой кожи и не понимала, когда он успел так глубоко проникнуть ко мне в сердце.

— Не знаю. — Призналась. Прикусила нижнюю губу, вздохнула и прошептала: — Я чувствую, что у тебя камень на душе, понимаешь? Мне хочется, чтобы тебе стало легче.

— Это не из-за родителей.

— Неправда… — Я прижалась к нему.

Воображение, как вспышка камеры. Секунда, и мои мысли растеклись бурным потоком: я представила не только руки и губы Ярика на своей коже, но и все его обнаженное тело на своем. «Чертов фартук! Лучше было не знать, что под ним»

— Хорошо. — Тяжело дыша, отозвался парень. И едва мои пальцы расцепились, поднял руку и посмотрел на часы. — Только уже далеко за полночь. Давай в другой день? На неделе.

— Ладно. — Воздух застрял у меня в горле, а в голову против воли ударила мысль: «Мы увидимся еще, увидимся еще! Ура!» — Только у меня тоже условие.

— Какое? — Сделала над собой усилие и отошла от него на шаг.

— Ты пойдешь со мной.

— Я? К твоим родителям?

— Да. А потом мы прогуляемся где-нибудь. Сходим в кино или в кафе.

Я начала слегка дрожать, наблюдая за тем, как двигаются его мышцы, обтянутые тонкой тканью футболки. А затем, преодолевая смятение, взглянула в его лицо.

— Не знаю. — Пожала плечами. — Тиму это не понравится.

— А кто будет его спрашивать? — Рассмеялся Ярик, хватая меня за руку и увлекая за собой.

Мы все-таки немного прибрались в кухне, выключили везде свет, взяли куртки и вышли. Пока я закрывала дверь и ставила помещение на сигнализацию, где-то за спиной зарычал мотор.

— Прыгай. — Приказал Ярик, заметив мое замешательство.

Огромный черный байк казался затаившимся хищником, пытавшимся убаюкать темную улицу своим мощным долгим рыком.

— Попробую. — Я подошла ближе.

Парень улыбнулся, а мне показалось, что, приручая этого железного монстра, он выглядит еще мужественнее.

— Давай же. — Он надел шлем и протянул мне второй.

Продев сумку через голову, чтобы не потерять, я прижала ее к животу и забралась на сидение. Неуклюже нахлобучила шлем.

— Держись!

Ducatti взревел, поэтому я без раздумий вцепилась в талию Ярослава. И не напрасно: мотоцикл сорвался с места почти в прыжке. Мои руки машинально впились в стальные мускулы под курткой парня. В лицо мне била прохлада, но его кожа даже через футболку дарила тепло. А еще от нее приятно покалывало кончики пальцев.

Ярик направлял байк вдоль улицы, то притормаживая на поворотах, то газуя на ровных и длинных участках. Железный монстр, будто живой, плыл, пожирая дорогу и плавно лавируя между редких машин. Мои волосы свободно развевались на ветру, а сердце билось все быстрее, периодически подскакивая к горлу. Дыхание перехватывало, а по телу разливалось непривычное тепло. Закрыв глаза, я представляла, что лечу, не касаясь земли.

Временами мне хотелось отпустить руки и парить, но держаться за этого сильного мужчину, вдыхать его терпкий запах было гораздо приятнее. Байк уносился вперед, все дальше взрезая ночную тишину, а перед моими глазами мелькали огни ночных витрин, кажущихся теперь размытыми всполохами падающих звезд. Мотоцикл ехал все быстрее, а мир почему-то казался неподвижным: он сосредоточился на той точке, в которой я прижималась щекой к спине Ярослава, тихо замирая от счастья и забывая дышать.

— Приехали. — Сказал Ярик, остановившись у подъезда.

Снял шлем и вскинул взгляд вверх — к своим бывшим окнам.

— Спасибо. — Я осторожно слезла, сняла шлем и отдала ему.

Голова закружилась, и меня слегка повело от пережитых эмоций, пришлось упереться рукой в его предплечье.

— Все хорошо? — Спросил он.

Я открыла глаза и вернулась в реальность.

— Да. — Неловко убрала руку.

«Поцелуй меня, поцелуй, поцелуй! Ну же… Пусть эта сказка не кончается…»

Его взгляд ненадолго задержался на моих губах. Ярик улыбнулся:

— Проводить тебя?

«Тогда я наброшусь на тебя прямо в подъезде. Ну, уж нет»

— Я уже большая девочка. — Подмигнула ему, развернулась и на ватных ногах зашагала к двери.

— До завтра! — Крикнул он, сорвал мотоцикл с места и растворился в ночи.

30

— Хорошо, что вы приехали. — Встретила нас запыхавшаяся Аглая.

— Что такое? — Тим придержал для меня дверь.

Из-за того, что он с трудом отскреб свое тело с постели ближе к одиннадцати, мы прибыли в клуб только к обеду. Честное слово, лучше бы такси взяла, чем его всё утро ждать!

— Цветы привезли, но их так много, что некуда ставить. — Взволнованно сказала девушка.

— Цветы? — Посмотрел на меня Левицкий. — На кой черт ты заказала цветы? В ресторан?

— Там у нас живые. — Нахмурилась я. — Или ты про что? — Приняла из рук Глашки бумаги. — Что за цветы, Глань?

— Вот здесь распишитесь, курьер ждет. — Она указала пальцем на нужную строчку. — Доставка на ваше имя.

Я просмотрела накладную, убедилась, что заказ на мое имя, быстро чиркнула в нужной строке и только потом сообразила, что никакой информации о его составе и произведенной оплате не указано.

— А что это, вообще?

Аглая забрала бумаги и прижала к груди. Она так странно улыбалась, почти восторженно, что меня это вдруг насторожило.

— Цветы. Для вас. — Кивнула она в сторону кабинета. — От поклонника.

— Дай-ка сюда. — Скомандовал Тим.

Взял из ее рук бумаги и пробежался по ним глазами.

— С бумагами все в порядке, я проверяла. — Объяснила администратор. — Позвольте, я отнесу их обратно курьеру. — Она взяла накладные и направилась к черному ходу. Обернулась уже по дороге: — А, да, цветы мы отнесли в ваш кабинет, но места там не хватило, поэтому часть разместили в вазонах в коридоре, а остатки отнесли в душевую при кухне — нужно было поместить их в воду, ваз на весь объем не хватило, кто ж знал, что будет такое количество!

— Ничего не понял. — Буркнул Тим, взъерошивая пальцами волосы.

А я, оставив его недоумевать на пороге, молча пошла к кабинету. Следуя за дивным ароматом, наткнулась на стоящие вдоль стены в высоких пластиковых вазонах срезанные цветы. Красивые розы на длинных ножках — сладковатые, немного пряные, царственно великолепные. Белые, розовые, красные, оранжевые. Свежие, терпкие ландыши, волнующие божественные лилии, медово-сладкие гиацинты, веточки пушистых желтых мимоз с горьковатой ноткой в аромате и даже изысканные белые цветки жасмина, облепившие веточки, точно звездочки в весеннем небе.

«Как можно было собрать столько цветов сразу в одном месте? Как?!»

Они все были разными, пахли просто превосходно — нет, благоухали! Распространяли свой удивительный аромат буквально по всему помещению.

— Куда столько веников? — Выругался Тим, обходя цветы.

Я толкнула дверь в кабинет и присвистнула: почти весь пол, подоконник и половина стола были заставлены вазами. Наверное, это обошлось кому-то в целое состояние! Какой сумасшедший мог это сделать? Возможно, это просто ошибка.

— Какого хрена… — Возмутился Левицкий и чихнул. — Надо открыть окно! Надеюсь, из моего кабинета не устроили оранжерею?!

Все еще любуясь разноцветием лепестков, я подошла к столу и взяла лежавшую на нем маленькую карточку. «Забыл у тебя спросить, какие цветы ты любишь, поэтому взял всё, что было в магазине».

— Что там? — Голова Тима оказалась на моем плече.

— Ничего. — Я быстренько свернула открытку.

— Нет уж, показывай. — Ловко выхватил он ее и, подняв над моей головой, раскрыл. — Я хочу знать, перед кем ты так отчаянно виляла своей задницей, что… — Тим свел брови к переносице, читая. — Что?! Брр, какая пошлость! Банальщина…

Я отвернулась, снова оглядывая свой дивный сад.

— Женщинам такое нравится. — Пояснила ему, пытаясь не дать улыбке захватить все лицо. — И цветы, и внимание.

— Блин, ну это мерзость. — Скривился Тим. — Спустить столько денег на эту… траву! Ее даже выкурить нельзя! Постоит денек-два, и на помойку. В чем прикол?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Зато запомнится надолго.

— Ты что, улыбаешься? — Воскликнул Левицкий, обойдя стол. — Умоляю тебя! Да ладно! Ты еще и покраснела!

— Да? — Теперь уже не стесняясь, улыбнулась я.

— Это ужасно. Ну тебя!

— Это просто ухаживание, Тим. Нормальные люди всегда делают что-то подобное. Теперь я знаю, что обо мне кто-то думает. Мне приятно. У меня хорошее настроение.

— Скупить целый магазин, чтобы просто трахнуть кого-то? — Он сдвинул вазы и упал на диван. — Это ж каким надо быть дебилом? Мне обычно хватает улыбки и пары комплиментов!

— Тим! — Взмолилась я. — Перед тобой раздвигали ноги и за меньшее! Не сравнивай.

— Да ты этого чувака за такой подгон теперь должна обслужить по полной, — усмехнулся парень, с отвращением разглядывая нежные бутоны и морща нос.

— Я ничего никому не должна. — Покачала головой я. — Это в твоей вселенной девушки расплачиваются собой за ужины и подарки, а у меня все по-другому.

— Ага. — Ухмыльнулся Тим. Затем прищурил глаза и недовольно глянул на меня исподлобья. — Так, я не понял. Ты же сейчас вроде как моя девушка? Почему этот кто-то шлет тебе цветы? Кто это козел?

Я скрестила руки на груди:

— Давай так. Если ты поможешь своей девушке с работой, если мы успеем за день разгрести все неотложные дела по клубу и ресторану, то я позволю тебе предъявлять мне любые претензии, идет?

— Ну, Колбаса-а-а! — Жалобно.

Малыш Тима не любил, когда его заставляли работать.

— А пока, — улыбнулась я, наклоняясь к одному из букетов, — заткнись и дай мне насладиться моим подарком.

К вечеру персоналу все-таки удалось кое-как усмирить цветочное сумасшествие. Вазы с букетами всех мастей расставили вдоль входа в ресторан в холле, а в моем кабинете осталось совсем немного — штук двадцать, как их назвал Тим, «веников», или как называла я — островков красоты.

Виновник всего этого буйства не подавал и вида, что сей щедрый жест был его рук делом. В какой-то момент я даже начала сомневаться: вдруг ошиблась, потому что, когда зашла в репетиционную, Ярослав словно между делом заметил:

— Красивые цветочки.

— Угу. Ты тоже их видел? — Улыбнулась я.

— Крутой у тебя ухажер. — Заметила Леся. — У меня после концерта столько не бывает!

— Да, но он невнимательный. — Мне пришлось развести руками в досадливом жесте. — Не посчитал нужным спросить, нравятся ли мне цветы вообще или нет.

— А тебе не нравятся? — Наконец-то Ярослав заинтересовался хоть чем-то, кроме инструмента.

А вот и беспокойство во взгляде. Попался!

— Нравятся. — Многозначительно улыбнулась я. — Полевые.

Парень встретил мое замечание с улыбкой.

— Кажется, кто-то напрасно спустил целый гонорар на пафосные розы. — Хмыкнул Майк, настраивая гитару.

— Я даже песню об этом слышал. — Наиграл несколько аккордов Боря.

И Леся чувственно и медленно запела в микрофон:

— Миллион, миллион, миллион алых роз…

Ник, не выдержав, громко заржал.

Никто из них не смотрел на Ярика, но все знали, о ком и о чем идет речь.

— А вообще я конфеты люблю. — Заметила я, наваливаясь на дверь.

И подмигнула ребятам.

«Бам-ба-ба-бам!» — сыграл Ярик, разоблачая собственный промах.

— В умеренных количествах. — Добавила, выходя в коридор. — Потому что сдержаться трудно, и, если будет пять килограмм, то съем все пять. И все они отложатся на моей заднице. Мне-то по фиг, но ухажеры нынче привередливые пошли…

Парни посмотрели на Ярика, а Леся рассмеялась.

— Так что одной коробочки хватит, Яр! — Хлопнув его по плечу, сказала она. — Дерзай!

Я вышла, закрыла дверь. Подумала с пару секунд, затем открыла ее, просунула голову и с улыбкой надиктовала:

— Молочный шоколад, пралине, цельный фундук. Было бы идеально.

Вечером прекрасный принц ждал меня у кабинета с вожделенными конфетами.

— Всё, как ты заказывала. — Открыл крышку и протянул мне коробочку.

Я взглянула сначала ему в глаза, затем на часы и потом уже на конфеты.

— Разве твоя репетиция не закончилась еще… — посчитала в уме, — четыре часа назад?

От вида конфет, таких вредных для фигуры и необыкновенно вкусных, у меня закружилась голова. Не меньше, чем от вида упругих мышц Ярика, кстати. Даже под тонкой тканью футболки они были очерчены так ярко, что по ним хотелось немедленно провести рукой.

— Я уходил, но вернулся. — Его бархатистый голос разнесся по пустому коридору, а мне почему-то вдруг захотелось, чтобы Тим из своего кабинета его не услышал. — Искал твои любимые конфеты. Нашел. — Он потряс коробкой, которую все еще держал открытой на весу. — Пришел тебя угостить и украсть.

— С какой целью? — Вздохнула я.

— С целью соблазнения. — Он прочистил горло. — Я что, так и сказал? Эм… Я хотел сказать, что мы могли бы прогуляться, посидеть где-нибудь. Ты мне обещала.

— Разве? — Теперь я открыто покосилась на следующую по коридору дверь. — Помнится, я давала согласие сопроводить тебя к твоим родителям. В качестве моральной поддержки. Нет?

— Да? — Задумался он. — Мы обязательно сходим, но сегодня я хочу тебя украсть.

— Не думаю, что это хорошая идея. — Я снова покосилась на злосчастную дверь кабинета выдуманного бойфренда. — Тим меня не отпустит.

Челюсти Ярослава сжались, по скулам пробежали желваки. Было заметно, как неприятна ему вся эта ситуация, но все же парень сохранял лицо. И улыбку. Дерзкую, уверенную и хитрую.

— Как друзья. — Предложил он. — Ему мы не скажем, чтобы не психовал, но между собой будем иметь в виду: мы — друзья.

— Это неправильно. — Вздохнула я, протягивая руку, чтобы взять примирительную конфету. — Знаешь, я не из таких, кто за спиной своего парня крутит…

Не могу поверить!

Стоило мне потянуться за конфетой, как Ярик сделал шаг назад.

— Собирайся, мы валим. — Прошептал он.

— Э… — Уставилась на него и ускользающую из-под носа коробку конфет.

— Жду тебя внизу. — Поманил парень, все дальше отводя от моей загребущей руки заветное лакомство.

— Я… я никуда с тобой не пойду! — Прошипела я.

И сглотнула слюну.

Он наклонился к конфетам и, состряпав самую довольную моську, жадно втянул носом шоколадный аромат:

— Ммм… Почему-то мне кажется, что пойдешь.

— Ни за что.

— Меня так запросто не купишь… — Неуверенно сказала я.

И пусть это было всего лишь забавной игрой, меня манило: и к конфетам, и еще больше — к этому наглецу.

— Три минуты. Отсчет пошел.

— Я не…

— Просто как друзья!

Он закрыл крышку, сунул коробку подмышку и удалился. Мне оставалось только вернуться в кабинет, вдохнуть аромат цветов и признать: этот бой проигран, крепость почти сдана врагу.

Уже через полчаса мы оживленно спорили:

— Это кафе моих друзей!

— Нет моих!

— Мы с Машей учились вместе!

— А мы с Димой!

В груди у меня булькало вскипающее счастье, когда мы, смеясь и толкаясь, ввалились в «Десерт» к Калининым [1]. Ребята уже ждали нас. Дима за эти годы оброс огромным количеством татуировок: шея, руки, пальцы, грудь — все неприкрытые дорогими шмотками участки кожи были забиты просто в хлам. Его можно было рассматривать, как холст: долго и с удивлением. А вот Машка осталась такой же — единственное, что распустила привычные косички.

Мы, конечно, виделись с ней пару раз за эти годы. Пересекались буквально на бегу, успевая поздороваться и обменяться новостями. Да созванивались разок, когда я просила ее устроить к себе Арину на стажировку. Но вот так увидеться: обняться, посидеть, вспомнить былое — это стало настоящим подарком для меня.

Ребята выбрали для нас небольшой столик в уютном уголке, где никто бы не помешал, Дима собственноручно приготовил мясо, Маша лично накрыла на стол. Сидеть на мягком диванчике рядом с Яриком, считать количество ударов тока от нечаянных соприкосновений коленями, смеяться над их с Димой безумными шутками — это было так искренне тепло, что я потеряла счет времени.

— Он наколол себе такую пошлость… — Глядя на своего мужа, Маша развела руками. — В таком месте…

— Правда? — Едва не покраснела я, заедая неловкость десертом.

— Реально? — Переведя взгляд на Диму, рассмеялся Ярик.

— Эй, ты говорила, что тебе нравится! — Возмутился Калинин, стискивая в объятиях жену.

— Блин, зачем было писать там мое имя?! — Она закрыла лицо ладонями.

— О, боже… — Я от смеха чуть не сползла под стол. — Я не верю…

— Но согласись, даже с твоим именем он выглядит брутально и воинственно! — Не унимался Дима.

— Ребята, вы самые улетевшие чуваки из тех, кого я знаю! — Держась за живот, произнес Ярик. — Просто без башки!

— Это надо обныть. — Вздохнула Машка.

— Обмыть, милая? — Калинин поднял бокал.

— Нет. — Кисло сказала она и пожала плечами. — Обныть.

И тут он поставил бокал обратно, сгреб ее в охапку и поцеловал с такой страстью и нежностью, что нам с Ярославом в один момент стало жутко неловко. Мы переглянулись с улыбкой и расхохотались. Как же это круто! Просто хохотать. Просто глядя друг на друга. Даже случайное прикосновение всегда можно оправдать попыткой удержать равновесие в приступе смеха.

— Даш, помнишь Яну Логунову? — Спросила меня Маша, когда мы с ней удалились в уборную.

— Конечно. — Улыбнулась я, рассматривая себя в зеркало.

Подруга убедилась, что в туалете никого, кроме нас, нет, и подошла к раковине.

— Она очень больна.

Я замерла в попытке поправить прическу.

— Чем?

Маша включила кран и сунула руки под струю воды.

— Нервная анорексия.

— Ничего себе. Жалко ее. — Мне сразу вспомнилась наша с Яной случайная встреча.

— Мне ее мама сказала. Мы виделись как раз до того, как все стало слишком плохо. — Подруга намылила руки, смыла и закрыла кран. — Сейчас Яну положили в специальную клинику. Психиатрическую. Я подумываю ее навестить. Если пустят.

— А из-за чего это всё?

Маша стряхнула капли воды и вытянула из накопителя бумажное полотенце.

— Хотела стать моделью, но ей сказали, что для карьеры модели у нее слишком большой вес.

— Вот как…

У Янки? У этой сушеной воблы?

— Да. Сначала после шести вечера не ела, потом перешла на воду и яблоки. Ее мама сказала, что на весы она смотрела чаще, чем на окружающий мир. Нервничала, если скулы и ключицы не проглядывали из-под кожи. Похудела до тридцати восьми килограмм и впадала в панику, если весы показывали больше этой цифры. Потом психотропные таблетки, желание уйти из жизни и еще большее погружение в болезнь. Вес упал сильнее, и хоть она понимала, что нужно поесть, но уже не могла. Теперь одна надежда на врачей.

Я наклонилась руками на раковину и с шумом выдохнула:

— У каждого свои проблемы. С ума сойти.

— Такие девочки, как Яна: дисциплинированные, привыкшие быть лучшими во всем, перфекционистки, отличницы — они всегда в категории риска. Им так отчаянно хочется соответствовать стандартам, что они постоянно ощущают неуверенность в себе.

— Но она… Блин… Янка была красавицей. Стройной, высокой. Я думала…

— В чужую голову же не заглянешь. — Горько улыбнулась мне Маша. — Возможно, задирая тех, кто слабее, она самоутверждалась?

— Да уж. Дорогая расплата. — Сглотнула я. — Мне безумно жаль ее. Честно.

Подруга посмотрела в зеркало, и мы встретились взглядами.

— А я рада за тебя. — Тихо произнесла она. — Ты выбрала правильный путь. И выглядишь отлично. Сияешь. Вы подходите с Яриком друг другу. Красивая пара.

— Мы? — Дыхание перехватило, в щеки ударил удушливый жар. — Нет, мы не… мы не пара!

— Да-да. — Толкнула меня Машка в плечо. — Один татуированный купидон тоже много раз слышал от меня эти слова. И что в итоге?

— Я рада, что вы вместе. Димка на тебя насмотреться не может.

— Уже требует маленького Калинина! — Сказала она, закатывая глаза. — Или Калинину.

— А ты не хочешь?

— Не знаю. Мы еще учимся, к тому же, кафе требует много времени и сил.

— Думаю, Дима справится с кафе, пока ты будешь дома с сыном.

— Наверное, я хотела бы девочку… — Призналась Маша.

— Логично. — Согласилась я. — Если у вас родится пацан, Димка забьет его татухами еще до поступления в детский сад. С девочкой вероятность этого будет меньше.

— Уверена? — Машины брови взметнулись вверх.

И мы звонко рассмеялись.

— У тебя телефон звонил. — Сказал Ярик, когда я вернулась и села на диван рядом с ним.

В его взгляде было столько тепла, что, кажется, он тоже уже успел соскучиться.

— Пропущенный от бабушки. — Произнесла я, глядя на экран.

Откинулась на спинку дивана, набрала ее номер и принялась ждать. Длинные гудки сменяли друг друга, действуя на нервы. Набрала еще раз и еще.

— Наверное, не слышит. — Пожала плечами.

Но убирать в сумку телефон не спешила.

— Все нормально? — Спросил Ярик.

От этого его «нормально» почему-то остро защемило в груди.

— Ты сколько выпил? — Шепнула ему на ухо.

— Я? — Посмотрел на меня, нахмурившись. — Я пил только сок, я же за рулем.

Ничего не говоря, я набрала номер снова. И снова. И снова.

— Даш. — Ярослав сжал мою руку. Пристально посмотрел в глаза. — Если нужно, давай съездим. Ребята нас подождут. Быстро: туда и обратно. Зато ты будешь спокойна.

— Да, спасибо. Давай. — Выдохнула я, благодарная ему как никогда.

[1] Дима и Маша являются героями «Заставь меня влюбиться» и нескольких других книг молодежной серии Л. Сокол

31

Ярослав

Вот только что было тепло, было уютно, по-семейному, а теперь мотоцикл летел по серой ленте дороги со скоростью сто двадцать километров в час, еще сильнее разгоняя по венам безумие, засевшее внутри тревогой неизбежности.

«Что-то случилось. Точно случилось. Нужно спешить». Это читалось в ее взгляде, и передавалось мне едким беспокойством, заставлявшим сердце колотиться, точно безумное.

Даша дрожала. Я ощущал это через прикосновение, когда она крепко обхватывала меня ладонями и судорожно впивалась пальцами в живот. Мотоцикл кренился на поворотах и снова рвал ночную пелену лучом фары на ровном полотне шоссе. Он нёс нас сквозь шум машин, как яхта, скользящая по гладкому, податливому морю.

Резко затормозив у подъезда, я заглушил двигатель. Дашины руки расцепились, она торопливо слезла, сбросила шлем и метнулась к двери.

Я бросился следом — совсем, как когда-то давно. Тогда я не понимал, что если не догоню ее, то все будет потеряно. Сейчас же все было по-другому, только отчего-то ощущалось точно так же.

— Ба! Бабушка! — Настойчивый стук, и лихорадочная попытка прислушаться к звукам, приникнув к двери.

— Ключи! — Подсказал я.

Даша растерянно выгребла их из сумки, нашла нужный и дрожащими руками вставила в замочную скважину. Повернула, и мы ворвались внутрь.

Темно. Желудок моментально скрутило узлом, к горлу подступила тошнота. Снова это ощущение безысходности, пугающее предчувствие надвигающейся беды.

— Бабуль! — Дашкин голос оборвался на высокой ноте.

Тихо.

— Паулина Сергеевна! — Позвал я, нашаривая выключатель на стене.

Даша в это время уже метнулась к ее комнате. Щелк! Загорелся свет. Она открыла дверь, я за ней следом.

— Бабушка! — Со всхлипом, растерянно.

Женщина лежала на полу лицом вниз. Дашка упала перед ней на колени. Я тоже опустился на пол. По венам понеслось оцепенение: страх липкими клешнями медленно подбирался к горлу.

— Ба! Пожалуйста, Ба, посмотри на меня!

— Подожди. — Прохрипел я, наклоняясь к лицу старушки, видя, как Дашка ударяется в панику, начиная трясти ее. — Тихо.

Девушка замерла, удерживая новый всхлип.

— Дышит. — Уверенно сказал я. — Скорую! Быстро! Где телефон?

Аккуратно перевернул женщину, стащил с кровати подушку, подсунул под ее голову. Расстегнул верхние пуговицы ее халата, метнулся, открыл окно.

— Скорую, Даш! — Напомнил застывшей от ужаса девушке.

Даша кивнула, достала мобильник и принялась набирать номер экстренной службы. Я вскочил и со всех ног понесся в коридор. Толкнул дверь, выбежал на лестничную клетку и, позабыв, что есть кнопка звонка, стал изо всех сил колотить в дверь соседней квартиры.

— Ярослав… — Прошептала растерянная мама, открыв дверь. Часто моргая, она куталась в свитер.

Я уперся в стену, чтобы отдышаться.

— Мам. Там! — Кивнул в сторону. — Там человеку плохо, помощь нужна. Идем скорее!

— Да, конечно. — Кивнула она.

И прямо в тапочках заспешила к соседям.

— Привет, сын. — Уже в спину произнес отец, появившийся из темноты коридора.

Я посмотрел на него через плечо:

— Привет.

И ринулся обратно в квартиру Даши.

Скорая приехала быстро. Мы с отцом помогли вынести на носилках Паулину Сергеевну и загрузить в автомобиль. Медики на ходу выполняли с ней какие-то манипуляции, а Дашка, забравшись в машину, внимательно за ними следила. Двери закрылись, и скорая с мигалками сорвалась с места.

Я направился к мотоциклу, когда папа сказал:

— Лучше на четырех колесах. — Он дотронулся до моего плеча. — Пожалуйста, Ярослав.

В голове была такая каша, что я решил не спорить — особенно при матери. Мы подождали, пока она переоденется, и поехали в больницу. Даша сидела в приемном отделении, глядя в одну точку и вжавшись в скамейку. Бледная, как мел, перепуганная. Когда я подошел, она не сразу меня узнала. А когда я позвал ее по имени, бросилась мне на шею и, наконец, дала волю слезам.

— Я виновата. — Рыдала она, уткнувшись в мою грудь. — Совсем не уделяла ей внимания. Отмахивалась. Сколько раз хотела с ней к врачу съездить! А сегодня трубку не взяла, когда она звонила!

— Всё будет хорошо. — Говорил я, прижимая ее к себе.

А что еще мне было сказать?

Дашка все говорила что-то и говорила, а я гладил ее по волосам, чувствуя, как промокает моя одежда от ее слез. Всё, что я мог это быть рядом и ждать, надеясь на лучшее. Мои родители говорили с врачами, но никто не мог дать нам ответа. Медики сновали туда-сюда с безразличными лицами, и каждый из нас знал, что там, за закрытыми дверями, они и их коллеги каждую минуту ведут борьбу за чью-то жизнь.

У нас не было ничего, кроме надежды. Мое тело было каким-то резиновым — внутри будто не осталось ничего твердого. Кости точно растворились, кровь превратилась в желе. Даже время, кажется, остановилось, издеваясь над нами.

Но нужно было оставаться сильным — для Даши. Она съежилась в моих объятиях и больше не плакала: слез не осталось. Только всхлипывала время от времени и шептала, что не хочет оставаться одна.

Когда в отделение ворвался Левицкий, Даша даже не шелохнулась, чтобы выбраться из-под моей руки. Просто подняла на него глаза.

— Я получил сообщение. — Он присел перед ней на корточки, сжал пальцами ее колени. — Какого черта случилось? Что говорят врачи?

Мне пришлось ответить за нее:

— У бабушки случился приступ. Надеемся, что скорая приехала не слишком поздно, и ей помогут.

— Так. Я сейчас позвоню отцу, мы найдем ей самых лучших врачей. — Нахмурился Тим. — Дашка, не переживай, сейчас все решим.

— Сейчас ей оказывают помощь. — Добавил я.

— Какую помощь ей могут оказаться в этой дыре? — Огрызнулся он на меня.

— Успокойся. Здесь хорошие врачи.

— Ты, вообще, какого лешего здесь делаешь?

— Тим. — Подала голос Даша. Она взяла его за руку, и у меня челюсти сжались с хрустом от внезапного взрыва ревности. — Просто присядь. Пожалуйста. — Попросила она.

Так мы и сидели почти до самого утра.

По обе стороны от нее. Держа за руки и не желая уступать место рядом с ней друг другу. Когда Даша наклонялась на мое плечо, я вдыхал запах ее волос — тогда Тим, испепеляя меня взглядом, кашлял и сильнее стискивал ее ладонь. А когда она с ним заговаривала — ласково так, нежно, мне хотелось задушить его, прибить, растоптать… но приходилось терпеть, сидя с ровным лицом. Не драться же нам прямо в больнице?

— Кто родственники Ласточкиной? — Спросил мужчина в белом халате.

— Мы! — Отпустив наши руки, соскочила со скамейки Даша.

Все мы встали, мои мать с отцом тоже подошли ближе.

— Родственники? Все? — Оглядел он нас недоверчиво.

— Я… — Ответила Даша.

— Идемте. — Он увел ее за собой.

Проводив ее взглядами, мы с Левицким опустились обратно на скамью.

— Тебе не пора домой, пианист? — Сквозь зубы процедил Тим.

Пальцы сами сжались в кулаки.

— Нет. — Ответил ему отрывисто.

— Мне не нравится, что ты трешься возле нее. — Сказал он тихо, чтобы не привлекать внимания стоящих рядом.

— Я никуда не уйду. — Я повернулся и наградил его уничтожающим взглядом.

— Лучше тебе свалить, а то…

— А то что? — Хмыкнул я. — Защекочешь меня до смерти?

Парень улыбнулся. На его лице загуляли желваки.

— Если ты не отвалишь от нее, у тебя будут проблемы.

— Да? — Усмехнулся я. — Знаешь, я бы тебя послал, да вижу — ты уже оттуда.

Его лицо исказила гримаса ненависти:

— Тебе повезло, что вокруг до хрена народа.

— Когда я захочу тебе врезать, меня и это не остановит. — Медленно выдохнул я.

— Ты отстанешь от нее.

— Не угадал. — Я напрягся всем телом, мысленно превращаясь в Халка. — Ты ее недостоин, поэтому я не отступлю. Можешь подтереться своим «отстанешь от нее», понял?

— Ты, сучонок… — Выдохнул он, вставая.

Я тоже поднялся с места, готовый ринуться в бой.

— Эй. — Вдруг сказала Даша, появляясь между нами. Она положила ладони мне на грудь, умоляюще посмотрела в глаза. — Ярик! — Затем повернулась к нему. — Тим!

Мы тяжело дышали, глядя друг на друга, и не двигались только из-за нее. Она своим присутствием будто остужала пламя ненависти, пылающее между нами и грозящееся взорваться снопом ослепительных искр.

— Эй, всё. Вы чего? — Испуганно сказала девушка, разводя нас в стороны.

— Что сказал врач? — Спросил я, приходя в себя раньше соперника.

— Всё будет хорошо. Она в реанимации. — Даша смотрела на нас по очереди. Все еще держала руки разведенными, удерживая нас с Тимом на расстоянии друг от друга. — Мне нужно будет пару дней поухаживать за ней, пока ей совсем тяжело. Дальше будет проще.

— Значит, мы успели вовремя? — Облегченно выдохнул я.

— Да. — Улыбнулась она. И тут же поджала губы, чтобы не расплакаться. — Говорят, что она восстановится. Слава Богу…

— Слушай, зачем тебе там торчать? — Перетянул на себя ее внимание Левицкий. — Давай наймем сиделку, пусть ухаживает пока за ней?

— Это моя бабушка, Тим. — Замотала головой Даша. — Я хочу быть рядом. Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке, понимаешь? Она оказалась здесь из-за того, что я была невнимательна к ней и к ее здоровью. Это моя вина, и мне нужно быть сейчас там, с ней.

— Хорошо. — Неохотно кивнул он.

Положил руки ей на плечи, и у меня в груди неприятно заныло.

— Я справлюсь. Не переживай. — Она обняла его за шею и прижалась к его груди. — Ты отнесись ответственно к работе в клубе, пожалуйста. — Произнесла ему в шею. — Скоро ведь открытие, нужно всё подготовить.

— Конечно.

От меня не укрылся его довольный взгляд — он смотрел на меня с видом победителя.

— Я буду звонить тебе. Будь на связи, Тим. — Даша оторвалась от него, но не отпустила рук.

— Не доверяешь? — Улыбнулся он, глядя ей в глаза. — Собираешься меня контролировать?

— Это ведь наше общее дело. — Девушка погладила его по щеке и повернулась ко мне. — Спасибо, Ярик… — И тут неожиданно буквально ворвалась в мои объятия. Врезалась в мою грудь и крепко обхватила руками. — Спасибо. Если бы не ты…

Я поймал на себе взгляд Тима. Мы словно соревновались, кто сильнее взбесит друг друга. Кто кого убьет первым.

— Даш, тебе, наверное, понадобятся какие-то вещи? — Произнес я, убирая волосы с ее заплаканного лица. — Ты скажи, я привезу. Или тебя свожу домой. Вдруг для бабушки нужно будет что-то собрать? Халат, белье, лекарства?

— Эй, я все сам могу сделать. — Напомнил о своем присутствии Тим, пытаясь вклиниться между нами.

— Тим, — умоляющим тоном попросила Даша. — Я позвоню. Остынь. Врачи мне всё скажут, и мы точно будем знать, что нужно. — Она опустила руки и отошла от меня. — А пока езжайте домой, вам нужно поспать.

— А тебе? — Мне так не хотелось отпускать ее.

— Все нормально. Я позвоню.

Никто из нас не хотел уходить первым. Каждый боялся, что стоит ему уйти, как второй тут же вернется. Мы удалялись, оборачиваясь, чтобы посмотреть на остающуюся в приемном покое Дашу, и по пути метали друг в друга острые взгляды. Тим отвлекся лишь однажды — чтобы оценить глазами фигуру одной из медсестер. Секунда, и он снова смотрел на меня, угрожая. От здания больницы Левицкий отъехал, только убедившись, что уехал и я.

32

Я даже не сразу узнала ее, как увидела. Отёкшая, бледная, беспомощная, окутанная трубками и проводками. Бабушка лежала в палате реанимации, полностью обнаженная и прикрытая лишь тонкой простыней. Седые волосы спутанными сосульками разметались по подушке, под глазами пролегли глубокие круги, а губы дрожали, пытаясь изобразить для меня улыбку.

Наверное, не стоит даже говорить, как прошли наши первые сутки в больнице. Она почти не говорила, а я болтала без умолку, стараясь придать ей сил, бодрости и уверенности. Хорошо хоть у меня хватило ума, захватить кое-какие вещи из дома и кое-что из белья — маленький пакетик, но он оказался очень нужным, потому что ту одежду, что была на бабуле, врачи просто срезали, пытаясь спасти ее жизнь.

— А завтра тебя переведут в обычную палату, — кутаясь в больничный халатик, сказала я.

И крепче сжала сухонькую старушечью ладонь с грубой, как пергамент, кожей. Зазвонил телефон.

— Наверное, опять Тим. — Зевнула я. Ночь на жесткой каталке не была слишком легкой. — Сейчас в десятый раз спросит, что делать с афишами.

— Ну, и тупой он у тебя. — Хрипло прошептала бабушка.

Шутить, затрачивая на это последние силы — было очень характерным для этой неунывающей старушки.

— Бабуля! — Покачала головой я и перевела взгляд на экран. — Хм. Незнакомый номер. — Нажала «принять вызов»: — Да?

— Привет.

От его голоса где-то под моей грудной клеткой вспыхнул пожар. Стало так тепло, что губы сами расплылись в улыбке.

— Ты?

— Да. — Ярик прочистил горло.

Волнение? Да-а-а… Надо же, он волновался!

— У тебя теперь есть мой номер?

— Пришлось отвалить за него целое состояние.

— Кто это приторговывает моей личной информацией? — Хихикнула я.

И поняла, что спалилась перед бабушкой: наверняка, она заметила это выражение «боже-я-от-него-балдею» на моем лице.

— Он обошелся мне в шоколадный торт с орешками и глазурью, бутылку хорошего шампанского и плитку горького бельгийского шоколада с апельсиновой цедрой.

— Арина! — Вздохнула я. — Только она берет взятки сладостями!

В этот момент мне почему-то очень хотелось расцеловать подругу.

— Не злись на нее. У нее не было шансов против моего обаяния. — Совершенно серьезно сказал Ярослав. — К тому же, каждый, кто хоть раз видел меня в фартуке на голое тело, просто обречен. А тут еще торт да шампанское…

От воспоминаний о прямо кулинарном эфире краска ударила мне в лицо, щеки загорелись.

— Это хорошо, что ты позвонил. — Призналась я. — Мне нужно съездить домой. Сможешь приехать за мной?

— Выгляни в окно.

Я встала и с замирающим сердцем приблизилась к окну.

— Ты уже здесь… — Улыбнулась и махнула ему рукой. — Жди меня, сейчас спущусь.

Поцеловала бабушку, сказала медсестре на посту, что скоро вернусь, и спустилась вниз. Вышла на улицу. Весеннее солнце ударило по глазам ярким светом.

— Привет. — Прищурилась я. У меня привычно закружилась голова при виде широкой мужской груди и изгибов бицепсов под тканью его футболки.

Ярик без лишних слов притянул меня к себе и заключил в объятия.

— Я воняю. — Предупредила я.

— Это правда. — Усмехнулся он, не отпуская меня и по-прежнему топя в свежем, приятном запахе его парфюма.

— Мне нужно помыться.

— Это просто запах больницы. — Его руки гладили меня по спине. — Как там бабушка? Ей уже лучше?

Парень отпустил меня ровно настолько, чтобы я могла взглянуть в его глаза. Крепкие ладони все еще обвивали мою спину.

— На нее страшно смотреть, если честно. Но врачи заверяют, что все хорошо, и уже завтра ее переведут в обычную палату.

— Я очень рад.

Молчание даже в течение нескольких секунд на таком опасном расстоянии друг от друга неминуемо вызвало неловкость.

— Поехали. — Прошептала я, переживая, что бесконечное количество ударов тока от соприкосновения с ним скоро вызовет настоящую взрывную волну, от которой мое тело неминуемо превратится в желе.

— Конечно. — Ярик отпустил меня, накинул на себя кожаную куртку, взял с руля шлем и подал мне.

Я надела его, забралась на байк и залюбовалась: на мускулистые плечи, сильные руки, крепкую спину, которую так приятно было обнимать.

— Готова? — Спросил он.

— Да. — Ответила я, понимая, что, если вовремя не ухвачусь за его талию, то упаду на асфальт.

И прильнула к нему всем телом.

— Вот. — Спрыгнув с табуретки, я положила на стол бумажку с номером.

Столько времени прошло, я даже не была уверена, что она все еще сохранилась на дне банки в кухонном гарнитуре.

— Если хочешь, я позвоню. — Сказал Ярик, придвигая к себе записку.

— Нет. — Покачала головой. — Я сама должна. Она же вроде как моя… мать.

— И ты ее никогда не видела?

— Никогда. — Ответила я, садясь с ним рядом.

— Не представляю, каково это.

— Тяжело. — У меня затряслись руки. — Несколько лет назад она объявилась. Зачем — не знаю. Попросила бабушку записать для меня ее номер телефона. Наверное, час настал. Надо ей позвонить.

Ярослав протянул мне мобильник.

— Что ты ей скажешь?

Я медленно втянула носом тяжелый и ставший вдруг жестким воздух.

— Что бабушка в больнице. Других причин, чтобы связываться с ней, у меня нет.

Парень положил руку мне на плечо:

— Злишься на нее? Обижаешься?

Кровь зашумела в моих ушах.

— Не знаю, Яр. Правда, совершенно не понимаю, что чувствую. — Сказала я виноватым голосом. — У меня другая мама. И мы все это время справлялись. Я ни в чем не нуждалась. А эта женщина… Наверное, мне просто интересно, какая она. Может, ей нужна наша помощь. Может, ей тяжело? Может, у нее нет денег, или она больна? А вдруг ее уже нет в живых?

— Давай узнаем. — Улыбнулся Ярик. — Я с тобой, Даш. Давай, набирай.

Я крепко сжала левой рукой его руку. Правой — набрала номер. Прислонила телефон к уху. Три длинных гудка.

— Да?

Воздух застрял в моем горле. Я отпустила ладонь Ярослава и встала.

— Я… — Мне хотелось сказать нечто другое, но я не знала, с чего начать. — Здравствуйте…

— Да. Я слушаю вас.

Этот голос. Даже не знаю, как сказать. Никогда его не слышала и представляла его… немного другим, что ли. Он определенно был похож на мой или бабушкин, но я ожидала, что услышу в нем… больше мягкости. Наверное, мне бы хотелось, чтобы моя мама оказалась запутавшейся, потерянной девчонкой, которой так тяжело жилось, что не было совершенно никакой возможности содержать своего ребенка. Возможно, мне просто необходимо было ее хоть чем-нибудь оправдать.

— Это Даша. Даша Ласточкина.

— О… Хм. — Кажется, она ощутила замешательство. — Здравствуй, Даша. Я рада, что ты решила мне позвонить.

— Послушайте. — Я начала расхаживать кругами по комнате. — Я звоню вам только затем, чтобы сообщить, что ваша… что бабушка лежит в реанимации, у нее был приступ.

— Как она? — Надтреснуто и с волнением.

— Неплохо. — Пробормотала я.

— Мне очень жаль.

Я тряхнула головой, ожидая, что она скажет что-то еще, но собеседница молчала.

— Наверное, вам стоит приехать, чтобы повидаться с ней.

— Да. — Словно спохватилась она. — Да. Конечно.

— Второй этаж, палата двести двадцать. Вас могут не пустить, — затараторила я, — поэтому скажите, что вы ее дочь. Близких родственников пускают по договоренности с заведующим отделения.

— Даша? — Перебила меня женщина.

— Что?

— Я приеду. Только давай на «ты», я же… твоя мама.

— Э… — Мне пришлось сглотнуть, потому что голос оборвался. — Хорошо.

— Ты сейчас там?

— Нет. Но через минут двадцать буду.

— Тогда встретимся у ворот, ладно?

— На улице? У больничных ворот?

— Да. Я выезжаю.

— На мне будет малиновый свитшот и…

— Не волнуйся, я узнаю тебя.

Внутри всё сжалось.

— Да?..

— Я смотрю твои уроки на ютубе. — С гордостью сообщила она.

— Ага. — Я почему-то представила, как она улыбнулась, говоря это.

— Скоро буду.

Соединение разорвалось.

— Ну как? — Тихо спросил Ярослав.

— Не знаю. — Поежилась я. — Но теперь меня знобит.

В оговоренное время мы уже стояли возле ворот больницы. Я ожидала всего, чего угодно: мать-наркоманку, мать-бомжиху, алкоголичку, разбитную бабенку, но того, что она подъедет к пункту пропуска на новеньком блестящем черном внедорожнике, даже представить не могла.

Сначала из машины появились длинные ножки в алых туфельках на тонкой шпильке, затем осиная талия, подчеркнутая тонким ремешком на элегантном сером платье, потом тщательно уложенные белокурые локоны, а следом широкая, белозубая улыбка, подчеркнутая красной помадой. Незнакомка, небрежно хлопнув дверцей авто, направилась к нам уверенной походкой дамы, определенно знающей себе цену.

— Что это? — Только успела пробормотать я сквозь зубы, как женщина приблизилась.

— Дашенька! — Белокурое создание заключило меня в объятия.

По западным обычаям фальшиво расцеловала, не касаясь губами, в обе щеки, а затем отпустила и проделала то же самое с Яриком.

— А вы, должно быть…? — Улыбнулась она, глядя на него.

Идеальный макияж, безупречный маникюр, дорогущие шмотки и воняющие деньгами духи. Кто это, черт возьми? И почему оно заявляет, что имеет хоть какое-то отношение к моей семье?

— Ярослав. — Выдохнул парень, пожимая ее руку.

— Может, пройдем в кафе? — Дама указала на здание через дорогу. — Переговорим там, а потом уже все остальное.

— Угу. — Кивнула я, вцепляясь в руку Ярика.

Наверное, мы с бабушкой в ее жизни так и именовались — «всё остальное».

Она перебежала через дорогу кукольными шагами, мы двинулись за ней следом.

— Прошу прощения! — Помахала она ладошкой встречному авто.

Похоже, эта женщина считала, что автомобили на дороге должны расступаться перед ней, как море перед евреями.

— Идемте же! — Позвала она нас.

И ужасно возбужденно сжала кулачки. Вероятно, радовалась нашей встрече.

— Как же я рада с тобой повидаться! — Заявила она, присев за столик.

Невероятно, как ее крохотная попка уместилась на самом краешке стула?

— И я.

На ее лице зажглась новая фальшивая улыбочка, которая тут же слетела, когда дамочка принялась взглядом искать официанта.

— Можно вас попросить? — Весьма властно и строго позвала она девушку в форменном костюме. — Капучино без сахара, пожалуйста. — Затем посмотрела на нас. — А вам?

— Ничего. — Ответила я. — Нет, спасибо.

Ярослав тоже отрицательно мотнул головой. Официантка ушла.

— Отлично. — «Мама» смотрела на нас по очереди, сложив свои крохотные ручки на сумочке, стоявшей на ее острых, как шило, коленях.

И что отличного она нашла во всей ситуации, я не представляла. Неловкая пауза опасно затягивалась.

— Мне жутко интересно, как у вас с бабушкой дела. — Сказала женщина вдруг.

И заерзала на стуле, ожидая ответа.

— Бабушка в больнице. — Неожиданно резко сказала я.

Мне вдруг стало стыдно за эту улыбающуюся, как ни в чем не бывало, женщину, так сильно не похожую на нас.

— Да. — Кивнула она. — Печально. Я… я много думала о вас.

— Правда? — Я поджала губы. Смотрела в ее лицо и поверить не могла, что это происходит. И что оно происходит вот так. — А чего не пришла?

Уголок ее губ дернулся и тут же вернулся на место.

— Как я могла? После всего. — Она дернула головой, точно маленькая беспокойная птичка. — Да и твоя бабушка. Кхм. Мы… В общем, мы с ней не ладили.

— А. Ясно. — Усмехнулась я. — Это, конечно, многое объясняет.

Мне захотелось встать и уйти. Подальше от этой пустой женщины-манекена, подальше от этого бесполезного разговора и от всей этой ситуации в целом.

— Жаль, что так с ней произошло. Но все ведь будет хорошо? И… — Женщина сильнее вцепилась в свою сумочку. — И жаль, что пришлось тебя оставить. Но я думала о тебе все время!

Поэтому не присылала писем, не звонила и не помогала бабушке финансово. Да. Конечно, тебе жаль.

— Вот как. — Тихо сказала я.

И почувствовала, как горячая рука Ярика легла на мою дрожащую ладонь.

— Тогда были сложные времена. — Заворковала она. — Пойми, Дашенька. Я была совсем одна, все было плохо. Ни работы, ни жилья. Тот парень, от которого я родила тебя, он меня бросил. У меня не было выхода. Иначе бы мы обе умерли с голода!

— Но сейчас, я вижу, у тебя все хорошо.

Она засияла.

— Да. — И натянула свою вежливую улыбочку. — Через год я встретила Матвея, он из состоятельной семьи. Он женился на мне, у нас родился сын. — Женщина наклонилась на стол. — У тебя есть братик, представляешь? Коленька. Ему уже семнадцать. Вы должны познакомиться! Приезжай. Тебе понравится наш большой дом! А хочешь переехать к нам? У тебя будет своя комната!

Я определенно не хотела слушать дальше, что говорила эта Барби, поэтому повернулась и умоляюще посмотрела на Ярослава. Его пальцы сильнее сжали мою ладонь.

— Знаете что. — Сказал он, переведя взгляд на незнакомку. Прокашлялся и продолжил: — Даша — очень хорошая и добрая девушка. А еще она воспитанная, поэтому вам этого никогда не скажет. Но скажу я. Не знаю, какие у вас были причины бросить свою новорожденную дочь. И не знаю, почему вы не вспоминали о ней почти двадцать лет. Возможно, Даша не захочет с вами общаться, но я точно знаю, что она вас простит. За глупость, за предательство и за равнодушие. — Он встал и потянул меня за руку, помогая встать. — Я думаю, что вам не стоит ходить в больницу. Паулине Сергеевне может стать только хуже после общения с вами.

— Я все понимаю. — Продолжала улыбаться женщина. Она протянула ко мне руку. — Дашенька, пойми, что у меня не было выбора. Если бы Матвей узнал, что у меня есть ребенок, он бы не женился на мне. Мне приходилось скрывать это от него. Но вот я здесь. Я набралась смелости, все ему рассказала. Повинилась. И он понял меня! — Она стиснула мою ладонь в своей холодной руке. — Теперь все будет по-другому! Я буду тебе помогать! У меня есть деньги! У меня теперь всё есть!

— Спасибо. — Проговорила я, не поднимая на нее глаз. — Мы не нуждаемся в твоей помощи. Тогда справились и сейчас обойдемся.

Скрипнул стул. Сумочка упала с ее колен на пол.

— Простите, нам пора. — Высвободилась я.

— Даша, это всё она! — Воскликнула женщина. — Это всё её влияние! Она ужасный человек! Зря я тебя оставила с ней!

Мы удалялись, не оборачиваясь. Ноги меня не слушались, но Ярик держал крепко.

— Не говори ничего. — Попросила я срывающимся голосом, когда мы перешли через дорогу.

— Я и не говорил.

Я толчками втянула в себя воздух и так же рвано выдохнула.

— Скажи, что я не похожа на нее.

— Ты просила меня молчать. — Он обнял меня за плечи. — Ладно. Нисколько не похожа.

Мы продолжили путь к больнице. Случайно налетевший ветерок мазнул прохладой по лицу, и я поняла, что плачу. Стерла рукавом влагу.

— Я думала, что это в нее я была жирной. — Нервно улыбнулась я. — Вот это облом.

— Еще раз. — Сказал парень. Остановился, настойчиво развернул меня к себе: — Ты была самой красивой. И сейчас тоже. Самая красивая и самая лучшая.

Он позволил мне уткнуться в свою грудь и крепко укутал руками, будто теплым пледом. Я должна была почувствовать, как теряю что-то, но внезапно ощутила, что обрела. Поддержку, семью, любовь, силу и веру.

Ну и дела!

33

— Вы разобрались, что там с освещением? — Я бросила беспокойный взгляд на часы.

— Что? — Спросила администратор, устало разглядывая стопку бумаг, которыми я ее нагрузила.

— Аглая, ты спишь, что ли? — Не выдержала я, вскакивая из-за стола. — Уже полдень, до вечеринки открытия не больше восьми часов. Кто-то должен решить проблему с освещением!

— Ах, да. — Девчонка закусила губы, словно пытаясь удержать в мыслях все посыпавшиеся на нее поручения.

— Кто у нас ответственный за техническую часть? Ты. Значит, если что-то пойдет не так, спрашивать я буду с тебя.

— Но, Дарья Александровна, я уже спрашивала у ребят! Настройщик сможет подойти ближе к вечеру.

— У нас что, кроме специально обученного человека никто разбирается в чертовой светомузыке?

— Но там целая система…

— Аглая, звони им, не стесняйся. У нас сегодня самый важный день. Как я тебя учила? Проси, заискивай, ругайся, а если не помогает — угрожай! Мы не можем облажаться в первый же день!

— Попробую.

— Ты уж попробуй. — Кашлянула я.

Обошла ее и направилась в кабинет к Тиму.

— О, вижу, ты настраиваешься на открытие клуба. — Вздохнула, застав Левицкого сидящим на кресле и со скучающим видом выдыхающим дым в потолок.

Парень полулежал на своем рабочем месте и выпускал изо рта серые колечки дыма. Они получались ровными и на удивление круглыми — Тим явно старался. Жаль, что его рвение никак не распространялось на управление заведением, которым он теперь владел.

— Да. — Лениво кивнул Левицкий. — Даже надел сегодня чистые носки и трусы.

— Умоляю, без подробностей. — Попросила я.

— Как скажешь.

— Не хочешь, поинтересоваться, все ли у нас готово?

— И? — Он поднял на меня взгляд. — Всё готово?

— Почти. Надеюсь, к вечеру смогу выдохнуть спокойно.

— Ну и славненько. — Улыбнулся парень.

Я села в кресло напротив:

— Даже не буду спрашивать, хочешь ли ты помочь мне с приготовлениями.

— И не спрашивай. — Он обнажил два ряда белых зубов в дерзком оскале. — А что, есть какие-то проблемы?

— Ненавижу, когда ты вот так смеешься. — Я покачала головой. — Как гиена. Тебе что, вообще все по барабану?

Тим выпрямился, напуская на себя серьезный вид.

— Киса, что случилось? Опять ПМС?

— Тима, сегодня открытие клуба! Я вся на нервах! Как все получится, как все пройдет, останутся ли довольны гости?

— Колбаса, так там же будут все свои!

— Вот именно! — Всплеснула руками я. — Твои избалованные мажористые друзья, которым вечно всё не нравится! «О, милый, это не «Дикий койот» и не «Icon»! Пойдем отсюда!» — Сказала я голосом капризной Лолы.

— Пупсик, ты слишком серьезно всё воспринимаешь. Не накручивай себя. — Отмахнулся Тим и затушил сигарету. — Главное, это ат-мос-фе-ра. Если им будет весело, они скажут своим друзьям, те передадут своим друзьям, ну, ты же знаешь, как это работает? Теория шести рукопожатий, сплетен или чего-то там, да?

— Сарафанное радио. — Буркнула я, приказывая себе не взрываться.

— Иди лучше сюда. — Левицкий протянул руки, но, поняв, что я не сдвинусь с места, встал и сам подошел ко мне. Крепко стиснул руками плечи, наклонился и впечатался губами в щеку. — Как там твой бабусик?

— Уже неделю в обычной палате, вроде лучше. Уже сама себя обслуживает. Улыбается, разговаривает. Еще неделька, и отпустят домой.

— Видишь, как все прекрасно складывается? — Он разжал руки и повернул кресло так, чтобы я была к нему лицом. — Кись, тебе просто нужно забить на всё и ждать вечера. Коктейли сделают свое дело, все будут добренькими и пьяненькими, ребятки споют пару песен, мы посидим, оттянемся, покурим кальян, побазарим с ребятами. Всё, как в старые времена, только теперь у нас есть своя территория для тусовок.

«Господи, как же он далек от всех организационных вопросов!» Я смотрела в его безмятежное лицо и понимала, что объяснять всю серьезность процесса подготовки этому человеку абсолютно бесполезно.

— Да, — вздохнула я, показывая палец вверх, — оттянемся…

— Никаких леопардовых брюк и розовых топиков, хорошо? — Давала я наставление парням с фейс-контроля ближе к восьми вечера. — Сегодня основная масса идет по пригласительным, но может прибыть и кто-то левый. Лимит на таких — человек сто, не больше. А с завтрашнего дня уже работаем официально, поэтому никаких «обновок» с рынка, скидки на внешний вид только известным тусовщикам и звездам шоу-бизнеса. — Я потрепала по плечу начальника охраны. — Ну, ты, Костя, человек с опытом, сам знаешь. Чего я тут распинаюсь? Командуй, ладно?

— Слушаю и повинуюсь. — Подмигнул мне крепкий мужчина в спецформе.

Хоть мне и не нравилось, что подчиненные пытались со мной флиртовать, но ощущать себя привлекательной было приятно.

— Спасибо! — Сказала я и походкой уверенной в себе женщины двинулась в зал.

Светомузыку уже настроили, ди-джей на специально отведенной для него площадке занимался аппаратурой, проверял звучание, два бармена сверяли коктейльную карту с запасами алкоголя в баре, туда-сюда сновали официанты в опрятной новой форме и готовили столики.

Я подняла взгляд и оглядела ложи, с которых хорошо просматривался главный танцпол и сцена. Готова была побиться об заклад, что сегодня туда набьются представители золотой молодежи, предпочитающие не толкаться в толпе, а наслаждаться своим «величием», взирая на простой народ свысока. Хотя, если вспомнить о том обстоятельстве, что Тим сегодня пригласил сюда полстолицы таких ленивых величественных самовлюбленных задниц, то им еще придется и доказывать друг другу, кто круче!

— Гламурненько. — Застал меня врасплох чей-то голос.

Я улыбнулась, поймав себя на мысли, что от теплого дыхания в шею, по коже разбежались мурашки.

— Думаешь? — Обернулась.

Ярослав стоял передо мной в концертном одеянии — черная рваная майка, узкие черные джинсы, кожаные браслеты, аккуратные белые сникерсы на ногах. Он был высоким и красивым, к нему ужасно хотелось прикоснуться. За последнюю неделю сопротивляться его обаянию и делать вид, что нас не тянет друг к другу, стало почти невозможным.

— Ты хорошо поработала. — Парень огляделся по сторонам. — Когда-нибудь это место станет культовым.

Разноцветные лучи пробежались по его прекрасному лицу, и я улыбнулась.

— Если только благодаря вам. Не зря Тим назвал свой клуб «IDOL».

— Тим любит всё пафосное. — Поиграл бровями Ярик.

Я не удержалась и рассмеялась.

— На самом деле, он не такой уж ужасный. — Откинула волосы назад, смущаясь под его взглядом. — Не верю, что говорю это. Но Тим бывает милым.

— У меня всего минутка — перерыв в репетиции. — Нахмурился он. — И я не хочу тратить свою минутку на то, чтобы разговаривать с тобой о Левицком.

— Хорошо. Тогда поговорим о чем-то другом? — пожала плечами.

Музыка заиграла громче.

— Иди сюда. — Парень взял меня за руку и резко притянул к себе. Прижал так близко, что почти не осталось места для вдоха. — Потанцуем?

— Ярик… — Прошептала я, краснея. — На нас смотрят…

Официантки переглянулись, заметив нас посреди танцпола. И ди-джей, кажется, тоже — потому что ритмичная, быстрая музыка тут же сменилась мелодичной и плавной. Один из барменов, поймавший мой растерянный взгляд, опустил глаза и продолжил полировать бокалы.

— Я задолжал тебе танец. Помнишь? — Не собираясь меня отпускать, произнес на ухо Ярослав. И стал медленно кружить меня, делая небольшие шажки. — И это только первый наш танец. Оставь за мной все танцы сегодня, хорошо?

— Что ты делаешь? — Все глубже погружаясь в краску, проговорила я.

Боже! Его руки скользили по моей спине, оглаживали талию, бесцеремонно спускались еще ниже и замирали в опасной близости от тех мест, которых обычно не касаются на людях приличные парни.

— Я с тобой танцую.

— На нас смотрят… — Напомнила я, стараясь дышать глубже, потому что воздух в помещении неумолимо заканчивался.

Так происходило всякий раз, когда он меня касался. «Помогите, мне так хорошо, что ноги не слушаются!» — хотелось кричать мне. Но вместо этого я безвольно отдавалась его сильным рукам и послушно двигалась по кругу, позволяя ему вести.

— Вот так должен был кончиться тот вечер. — Ярик шумно выдохнул мне в висок, а затем посмотрел в лицо. — Или так… — Опасно приблизился к губам.

— Давай, не при людях. — Выдохнула я.

— То есть, в принципе ты не против, если я тебя поцелую? — Хитро улыбнулся он.

— Я… я…

Я впилась в его спину кончиками пальцев, прикрыла глаза, резко выдохнула, собираясь с мыслями, открыла веки и снова посмотрела на него.

— Что мы делаем, Яр? — Облизнула сухие губы.

— Не знаю. Но я не отдам тебя ему. Я уже говорил это? — Парень больше не улыбался, он выглядел таким суровым, таким серьезным и таким загадочным в огнях светомузыки, что у меня подкашивались ноги. — Не проси меня останавливаться. Больше никогда не проси, Даша. Пожалуйста.

— Дело не только в Тиме.

— К черту Тима! — Его руки сомкнулись крепче на моей спине. — Есть только мы: ты и я. Я люблю тебя, ты любишь меня. И не отрицай этого.

— Блин.

— Мы неделю провели, практически не отходя от постели твоей бабушки. Все это время я был с тобой и планирую быть рядом и дальше. Между нами все ясно, так? Ты можешь обманывать себя. Пожалуйста. Но меня — не получится. — Ярослав наклонился ниже и припал лбом к моему лбу. — Дашка, я такой счастливый. Просто от того, что люблю тебя. Скажи мне, что тоже хочешь этого, и я решу проблему с Тимом за одну секунду. Скажи, что ты хочешь этого. Я все равно не отстану, поэтому ему придется отступить или убить меня.

Я закрыла глаза и набрала в грудь побольше воздуха. Мы все еще покачивались в такт мелодии, и это был тот самый танец, которого я так ждала, о котором так мечтала. Стоило только сказать «да», и все началось бы с того момента, с которого история однажды свернула не на тот путь.

Я открыла веки. Ярик смотрел на меня, улыбаясь. Смотрел так, будто впитывал в себя каждую черточку моего лица. Словно не замечал тех, кто находился в зале. Смотрел на меня и не мог насмотреться.

— Ладно. Я наговорил лишнего, прости. — Прошептал он на ухо. — Но я не мог не сказать. Извини. Не хотел на тебя давить. — Он хрипло усмехнулся. — Нет, блин. Хотел. Хотел. Хотел.

Мои ладони, лежавшие на его плечах, задрожали. Невозможно было не дрожать, ощущая его руки на своей талии, глядя в его глаза, смотрящие в самую глубь меня. Внутри все переворачивалось и сгорало от вспыхнувшего между нами огня.

— Ты хочешь, чтобы я подумала?

— А ты еще не подумала? — Прикинувшись наивным ребенком, усмехнулся он.

— Не знаю.

— Я не умею говорить красиво, Даш. — Сказал Ярик, наконец. — Мне понадобилось много времени, чтобы стать сильнее. Я совершил много ошибок, главной из которых нет прощения. Я сделал тебе больно. И до сих пор не знаю, как всё исправить. Но мое сердце мне подсказывает, что хочет биться только рядом с тобой.

— Яра! — Позвал кто-то.

Парень нехотя обернулся. Появившийся в дверях Майк показывал на часы.

— Мне пора, — Ярослав печально улыбнулся и отпустил меня. — Ты потрясающе танцуешь, Дашка.

— У меня было время потренироваться. — Неуклюже пошутила я, приводя в порядок волосы и неуклюже отдергивая юбку.

— Увидимся. — То ли спросил, то ли обнадежил он, прощаясь.

— Удачного выступления! — Махнула я.

Заметив, что сотрудники все еще бросают на нас недоуменные взгляды, я сменила глупую улыбочку, растянувшую губы, в ровную тонкую линию, подобающую строгому руководителю, и промаршировала к зоне отдыха, где лично проверила расстановку столов. Щеки все еще пылали, сердце билось, точно безумное, а по всему моему телу разливался аромат его парфюма.

Черт. Да он теперь был везде! Повсюду. В моих волосах, на коже шеи и рук, на одежде. Заполнил собой все легкие, каждую клеточку внутри меня.

Действительно. Кого я обманывала? Я давно решила. Хочу его. Хочу чувствовать этот сумасшедший огонь. Сгорать в нем дотла. Пусть будет больно, пусть опять ничего не получится, но я умру, если не попробую. И если не попробую — никогда не узнаю, был ли у нас шанс.

Я хочу. Хочу быть с Яриком. И неважно, что будет завтра. Умираю без него. Не могу дышать, всё болит. Хочу лететь в эту пропасть и испить до дна всё, что ждет меня там.

Я. Его. Черт подери. Люблю.

* * *

Через пару часов клуб ожил. Диванчики заполнялись гостями, столы обрастали дорогими закусками и дымом кальянов. Барная стойка пополнилась посетителями-одиночками и небольшими компаниями, заглянувшими на огонек просто так или в поисках пары на вечер.

В вип-ложах Тим приветствовал своих знакомых, внизу на танцполе становилось все оживленнее, танцовщицы на сцене собирали гром из аплодисментов, а мне приходилось решать все новые и новые возникающие по ходу работы вопросы, то отдавая поручения охране, то подгоняя слишком медлительных молоденьких официанток.

Но в целом всё шло по плану. И даже проще, чем при открытии ресторана. Я прогуливалась среди гостей, прислушиваясь и присматриваясь, не возникают ли какие-то конфликты или недопонимания, здоровалась с теми, кого знала и интересовалась, всё ли у них хорошо.

Приятно было осознавать, что в первый же вечер народа собралось столько, что яблоку негде было упасть. И, кажется, гостям реально нравилось происходящее — по крайней мере, я не заметила ни одного недовольного лица.

— Привет! — Окликнула меня брюнетка с обильно накрашенными губами.

Я повернулась на звук ее голоса.

Это была Лола. Старинная подстилка, ой, пардон — подружка Тима. Самонареченная фаворитка Его Наглейшества Левицкого-Великолепного, никак не желающая признавать того, что ее наличие или отсутствие на его вечеринках никоим образом его не колышет.

— Привет. — Отозвалась я, подходя к ней ближе.

Последние годы мы держали нейтралитет: не дружили, не общались, но и не выказывали открытой неприязни друг к другу.

— Пашешь? — Ухмыльнулась она, облокачиваясь на перила.

— Ага. Работаю.

— А мы отдыхаем. — Девушка кивнула на сидящих за столиком и по очереди присасывающихся к кальяну подружек.

— Замечательно. — Попыталась улыбнуться я, но ничего не вышло. — Если что-то понадобится, обращайся.

И поспешила отойти, но Лола вдруг схватила меня за локоть.

— Тим, это, — перекатывая шарик жвачки меж зубов, хмыкнула она, — сказал, что у вас Дайвёрсы выступают сегодня, да?

— Да. — Я кивнула. — Там афиша висит при входе.

Прошу прощения. Не могла не съязвить.

— Тим, это, — улыбнулась она, — сказал, что ты можешь провести меня в гримерку. Да?

— Он так сказал? — Нахмурилась я.

Лола закатила глаза.

— Да. Сказал, типа, ты знаешь их. И можешь познакомить меня. — Она накрутила локон на палец. — Там мальчик один мне нравится, темненький такой.

— А как же Тим?

Девушка приблизилась к моему уху и прошептала:

— Ты же знаешь Тима. Он шевелит всё, что шевелится. А тут верняк. — Она посмотрела в мое лицо и подмигнула: — Не один, так второй. Музыканты же любвеобильные. Если удастся зацепиться за кого-то из них, буду у тебя в долгу.

И хлопнула меня по плечу.

— Я не знаю… — Произнесла я и сглотнула. — Вообще-то, мне нельзя проводить туда никого.

— Брось! Скажешь, что я их лютая поклонница! Не жмись!

Я ей что, сводница? Или сутенерша?

— Посмотрим. — Ответила коротко и развернулась, чтобы уйти.

Но она снова не дала мне этого сделать.

— Эй, Колбаса! — Возмутилась Лола, обогнав меня.

Девушка встала, уперев руки в бока.

— Меня зовут Даша. — Напомнила ей, едва не теряя контроль над собой.

— Да, Даш, прости. — Отмахнулась она. — Так как? После выступления. Договорились? — Взмахнула руками. — Просто автограф, о’кей? Не заинтересуются, тогда ничего страшного. Дай мне шансик, а? Дашк?

— Хорошо. — Выдохнула я.

34

Ярослав

Наверное, я бы никогда не признался, что не отношусь серьезно к выступлениям в клубах. Да, это неплохие деньги, да, иногда на такие концерты собираются настоящие поклонники твоего творчества, но по большей части в зале обычно находится несколько сотен пьяных или обнюханных молодых людей, жаждущих попрыгать, поорать под громкую музыку или вовсе не замечающих происходящего на сцене и полностью поглощенных самолюбованием или едой.

Но сегодняшний вечер был особенным. От нас зависело, как покажет себя это заведение, на какой уровень оно выйдет. И пусть мне было абсолютно фиолетово на Тима и на его репутацию, но я видел, как Даша переживает, сколько сил и энергии она вложила в это дело, как ей важно было видеть результат своих трудов. Для нее я готов был на всё, что угодно.

— Привет, котятки! — Промурлыкала Леся в микрофон и, дождавшись ответной реакции, спросила: — Ну, что, а теперь зажжем?

— Да-а-а! — Ответила толпа.

И пространство над головами собравшихся зажглось огоньками экранов мобильных. Наше выступление снимал каждый, кому было не лень. Двадцать первый век — никто не смотрит музыкантам в лицо, мы уже привыкли.

— Тогда поехали!

Мне хотелось отыскать глазами Дашу, но в полутьме зала сделать это было непросто, к тому же, пора было вступать со своей партией.

— Специальный эксклюзив для гостей клуба «Idol». — Объявила Леся. — Премьера нашей новой песни!

Кто-то завизжал, кто-то одобрительно захлопал.

Наша солистка показала взмахом руки, чтобы ее поддержали еще сильнее, и толпа взорвалась криками. Леся облизнула губы и улыбнулась. Она выглядела эффектно в низко посаженных черных шортах, из-под которых выглядывали ее знаменитые татухи в виде черепов, в короткой истерзанной майке, почти не прикрывающей белья, и с черными обрезанными на пальцах перчатками.

Это была та самая мелодия, что не давала мне покоя годами. Я дотронулся до клавиш, закрыл глаза и почувствовал покалывание в кончиках пальцев. Поехали! Перед глазами снова встал образ Даши: светлая кожа, искрящаяся в лучах золотого солнца, ветер в непослушных светлых волосах, яркая улыбка на самом красивом в мире лице.

Па-па-па-па-а-ам.

Мы идем по набережной. Дашка словно парит над асфальтом. Смеется над чем-то. А я медленно вдыхаю ее запах. Такой родной, любимый, что колет сердце. Я еще не понимаю, что со мной, а сердце знает — она та самая. Я чувствую ее, она — моя музыка. Ее голос проникает в каждую клеточку моего тела, заставляет сердце биться быстрее и… замирать. От волнения, от боли и от восхищения. Она — самое прекрасное, что я когда-либо видел.

Руки лихорадочно перебирают клавиши, а Лесин голос озвучивает мои мысли в хриплом надрыве:

— Вскипает кровь, бегу по инерции,

Земли не чувствую ногами.

Я несу ее в своем сердце

Любовь, распятую годами.

Я не открываю глаз. Я знаю эту мелодию движениями, звуками и каждой нотой, отдающейся в груди. Кончики пальцев больше не покалывает, они буквально горят огнем. Таким ласковым, приятным огнем, от которого согревается душа. Звучат барабаны, поет гитара, умело вплетаясь в звуки синтезатора, а у меня майка пропитывается жаркими капельками пота, которые только что были лишь волнующими мурашками. Мне хорошо, потому что я снова слышу песню сердца.

Несу и верю в этот крест -

Тебя судьба мне подарила.

Из тысяч сломанных мгновений

В твоих глазах любовь светила.

Леся выкладывается на полную. Звучат только музыка и ее голос. Она заводит зал, заставляя его откликаться каждым движением. Она вводит присутствующих в состояние эйфории.

Болят в разлуке крыльев шрамы,

Перешагну обид границы.

Не высоко, но с тобой рядом,

Летаю раненой я птицей!

Играю все быстрее и быстрее, ударяю по клавишам со всей мощью, вкладываю в каждый аккорд свою боль. Синтезатор плавится под моими пальцами, ноты — резкие и мощные, бьют наотмашь. Я весь в них — без остатка. Я — это моя музыка. Даша — моя мелодия. Мы — единое целое.

Крылья ласточки -

Хрупкие, сильные!

Небеса огромные,

Дороги пыльные.

Пусть болят раны старые,

Моя любовь это птица,

Все равно прилечу к тебе –

И всё возвратится!

Всё возвратится!

Гитара взвывает последним аккордом. Он звучит, как мольба. Вторит повисшей над нами высокой ноте, спетой Лесей.

Наступает тишина. Все замирают. Мои руки дрожат, капельки пота рисуют дорожки на коже, я слушаю, как Леся дышит в микрофон, высоко вздымая грудь, и… пространство разрывают барабаны! Я снова, как в беспамятстве, ударяю по клавишам, парни рвут струны, а над нашими головами вторит голос:

— Любовь это птица!

Любовь — это птица-а-а-а!

Самая сложная часть. Но я играю ее своими нервами, своей душой. Играю, как чувствую. Так как проживал эту песню все эти годы. Она должна услышать ее!

И как только звучит последний аккорд, мои руки обессиленно падают вниз. Глядевшие до этого завороженно и внимательно зрители в секунду взрываются аплодисментами и криками.

— Спасибо, ребята! — Леся откидывает влажные волосы с лица. — Мы рады, что вам понравилась наша песня! Ее написал Яра для своей девушки. Похлопаем Яре! Да, спасибо! И кстати… Даша, если ты здесь, мы любим тебя! — Тяжело и рвано дыша, она поворачивает ко мне голову и улыбается. — Он любит! Но и мы тоже!

Я благодарно киваю и смахиваю пот с лица. Ужасно жарко. Я весь горю.

Даша

Это было невероятно. Невозможно. Та самая мелодия! Те самые звуки, которые всегда были прочно связаны в моей памяти с Ярославом!

А теперь он и его группа исполнили ее на сцене. Для меня. Я не знаю, что со мной происходило в этот момент — просто не помню. Каждое слово, каждый звук, каждая нота — все это вызывало целые цунами ощущений — гигантские, мощные волны дрожи, разносящиеся по всему телу.

Конечно, я следила за их выступлением из зала. Стояла на лестнице, смотрела на сцену и покрывалась мурашками. Но эта песня… Она перевернула всё. Я помнила ее, помнила каждый ее звук. Он написал ее давно, еще в школе, а теперь положил на нее такую трогательную лирику, что мне становилось трудно дышать, осознавая, что все это обо мне. О нашей любви…

Я стояла, как вкопанная.

Меня словно пригвоздили к полу. Слушала и дрожала, и ничего с собой не могла поделать. Ярик играл. Он делал это с закрытыми глазами, будто не хотел никого видеть. Он жил в музыке, как в своей стихии. А когда Леся произнесла со сцены мое имя, меня затрясло. И Ярослав безошибочно, словно сердцем, сразу же отыскал меня в зале.

Открыл свои веки и посмотрел на меня сквозь толпу. Будто и не видел фанаток, тянущих к нему руки, будто не слышал их криков. Смотрел своими черными, как ночь, глазами и улыбался. Устало, взбудоражено. Волнуясь, понравится ли мне.

И тогда я прижала руки к сердцу: «Конечно, понравилось». И он несколько раз кивнул, смеясь от счастья. Боже, я так гордилась им! Так была за него рада!

Концерт продолжился еще парой песен. Разгоряченные фанатки, коих здесь оказалось не так уж мало, плакали и выкрикивали имена участников группы. Некоторые даже раздевались, умоляя оставить автографы на их телах.

— А этих кто пустил? — Недовольно прошептал голос за моим плечом.

Я вздрогнула. Опять эта Лола подкралась не вовремя. Пришлось незаметно смахнуть выступившие на веках слезы.

— Я думала, у вас здесь фейс-контроль. — Буркнула она, наклоняясь на перила и становясь рядом со мной. — А вы всякую шелупонь пускаете.

— Фан-клуб получил два десятка пригласительных. — Объяснила я. — Так захотели музыканты.

Ребят провожали со сцены визгом и криками. Я оглядела зал: гости хлопали. Кажется, все остались довольны. Даже золотые детки, не разбирающаяся в хорошей музыке, да и ни в чем, собственно говоря, кроме ценников на алкоголь — для них чем выше, тем лучше, были в восторге.

— Ну, что? Пошли за кулисы? — Толкнула меня в бок Лола.

Я постаралась одним взглядом дать ей понять, что если коснется меня еще раз — получит в глаз.

— Зайдешь, представишься подругой Тима, попросишь автограф. — Пояснила я, увлекая ее за собой к двери за сценой. — Это большее, что я могу для тебя сделать.

— Ну, ты это, познакомь нас! — Тявкнула она в спину.

Я предпочла промолчать. И так много чести.

— Свои, — указала на нее охраннику.

Мы прошли в коридор, и первое, что мне бросилось в глаза — слишком много посторонних. Среди сотрудников клуба тут и там попадались приятели Тима: Воробей, сын депутата Воробьева, Кензо (кажется, его звали Ваней, но привычка обильно душиться наложила отпечаток), Гриша (тот самый, который долго и безрезультатно увивался за мной) и Мойша (которого в жизни звали Йосей — просто не спрашивайте, почему Тим прозвал его именно так).

Парни курили, что-то оживленно обсуждая. Кажется, все четверо были уже изрядно навеселе.

— Ребята, выход там. — Проходя мимо них, строго указала я на дверь. — У нас здесь не курят.

— О, приве-е-ет! — Словно не замечая меня, поприветствовали они Лолу, отчаянно вертевшую задом, чтобы ее заметили.

И только Гриша, приподняв одну бровь, бросил на меня томный взгляд:

— Дашка, выглядишь… улетно!

— Спасибо. — Сдержанно кивнула я. И, поравнявшись с ними, сказала: — Парни, вам не мешало бы проветриться.

Но без Тима рядом, я не была для них авторитетом. Меня просто проигнорировали. «Надо сказать охране», — подумала, проходя дальше. Постучала в дверь гримерки.

— Подожди! — Цыкнула на меня Лола, поправляя устройство, поддерживавшее ее грудь под правильным углом.

Затем она отдернула юбку, откинула назад волосы и к тому моменту, как дверь открылась, уже стояла в «непринужденной» позе, втянув живот и сжав ягодицы.

— О, Дашка! — Втянула меня в комнату Леся. Сжала в объятиях, как старую знакомую, крепко стиснула и резко отпустила. — Ну, как? Как? Круто мы зажгли?

— Нереально! — Призналась я.

И тут же покраснела, потому что как раз в тот момент, когда мы вошли, Ярик стаскивал с себя майку, и вид смуглой, блестящей от пота кожи, покрывающей упругие мышцы, вызвал во мне неконтролируемый приступ восхищения его телом.

— Привет, — улыбнулся он, взъерошивая мокрые волосы.

«Ох, не делай так… У меня что-то замыкает в мозгу, и соображать становится труднее…»

— Привет. — Смутилась я.

— А песня-то бомба! — Воскликнул Боря, падая на диванчик от усталости. — Вы слышали? Зал трещал по швам, так мы забабахали!

Ник с Майком тоже переодевались, но вид незнакомой девушки, стоящей в дверях за моей спиной, их ничуть не смутил.

— Привет, Я — Лола! — Брюнетка вошла в гримерную и закрыла за собой дверь. — Я — подруга Даши.

— Тима, вообще-то. — Буркнула я, ловя на себе непонимающий взгляд Леси.

Лола протянула руку сначала Боре — тот сидел ближе, затем пожала руки всем остальным по очереди, каждому представилась и бесцеремонно уселась на свободный стул, сложив ногу на ногу.

— Мы накрыли небольшой стол в ресторане. — Улыбнулась я. — Отметим открытие и ваше выступление. Только свои. Кто за?

— Я! — Сверкнула глазами брюнетка.

«А вот тебя никто не звал!» — ответили недовольством ей мои глаза.

— Лола — большая поклонница вашего творчества. — Пояснила я. — Она пришла поблагодарить вас за выступление и поинтересоваться, не дадите ли вы ей автограф.

— А, это пожалуйста. — Хмыкнула Леся. — Куда тебе чиркнуть?

— Ой, — замялась Лола, — даже не знаю.

И жеманно пожала плечиками, оглядывая парней.

— Что, совсем ничего с собой нет? — Солистка «Diverse» взяла с туалетного столика черный маркер. — Тогда доставай грудь, подруга. Не на лбу же мне тебе писать?

— Это шутка? — Хихикнула она.

— Ты же хотела автограф? — Леся подошла к ней ближе, сняла с маркера колпачок. — Ты парней не стесняйся, они на буферах каждый день расписываются. Одной сиськой меньше, одной больше, какая разница?

Лола кокетливо захлопала ресницами и расстегнула одну пуговичку на кофточке, выкатив вперед свои мячи. Пока Леся размашисто чиркала на ее коже, я перехватила взгляд Ярика. Парень смеялся. А вот остальным и дела не было до «преданной фанатки» — наверное, и правда, частенько видели такое количество обнаженки, что уже на нее не реагировали.

— Ладно, увидимся в ресторане… — сказала я, направляясь к двери, пока остальные парни по очереди подходили, чтобы измарать кожу Лолы своей подписью. Каждому из них Лола зазывно заглядывала в глаза, словно предлагая себя. — Не буду мешать вам… переодеваться.

— Даш! — Позвал Ярик.

— Да?

Он надел чистую футболку и еще раз стряхнул капли воды с волос.

— Как тебе песня?

Я не смогла сдержаться и улыбнулась.

— Я тебе позже скажу. — И добавила шепотом. — Наедине.

— Хорошо… — Ему будто не хватало воздуха. — Через десять минут в ресторане?

— Да.

— Даш! — Теперь уже Леся.

Я обернулась уже в дверях.

— Ты забыла свою, как её… — Девушка указала на Лолу, которая уже мило болтала с Борей. — Маргошу? Кокошу?

— Лолу. — Усмехнулась я. И позвала громче: — Лола, нам пора!

— А? Что? — С трудом оторвалась от очень важного разговора брюнетка и недовольно зыркнула на меня. — Иди, встретимся в ресторане.

— Нет, нет, нет, всё! — Строго сказала Леся, указывая ей на дверь. — Время раздачи автографов окончено. Можешь оставить номер своего телефона, и если кому-то из ребят срочно понадобится изрисовать чьи-то буфера, они тебя наберут. О’кей?

Лола растерянно уставилась на Борю, но тот решил не заступаться. Раскинул руками:

— Прости, малышка, начальство у нас строгое.

И оскорбленной девушке не осталось ничего, кроме как вскочить и, цокая каблучками, удалиться прочь. Но мне не было ее жалко, Лола из находчивых — не пройдет и пяти минут, как она найдет, к кому прибиться.

— Через десять минут в ресторане, — напомнила я, выходя за дверь.

Прошла по коридору до кабинета Тима. Хотела зайти к нему, чтобы поговорить. Наверное, самое время было сделать это. Известие о том, что больше не нужно изображать моего парня, его бы точно обрадовало. Но никто не открывал.

— Тим? — Постучала.

В шуме музыки невозможно было расслышать отчетливо, но, кажется, из-за двери раздавались какие-то звуки.

— Ах! Ох! Да-да!

И характерная возня, сопровождающаяся глухим стуком.

— Вот козел! — Я с досады ударила ладонью по дверному полотну.

Было больно. Потрясла рукой, чтобы отпустило.

Вот и надейся на него! Открытие клуба, я бегаю, пытаясь не допустить того, чтобы произошли какие-нибудь косяки, а он у себя в кабинете уже кого-то приходует. Паразит!

Нащупала ключ в кармане, достала, подошла к двери своего кабинета и вставила его в замочную скважину. Повернула, открыла. «Нужно привести себя в порядок, поправить макияж, посмотреться в зеркало. Сегодня особенный вечер». Я вошла, но закрыть за собой дверь не получилось: кто-то прихватил ее рукой.

Обернулась — Гриша. Тот самый парень, который старательно подбивал ко мне клинья, пока Тим не попросил его отстать.

— А, это ты. — Я посмотрела на него снизу вверх.

— Дашка… — Улыбнулся парень, входя за мной следом.

— Тим… — я сделала шаг к двери, но парень перегородил мне дорогу. — Он там… у себя…

— Да знаю я. — Ухмыльнулся Гриша, обдавая меня перегаром и запахом сигарет. — Вашу официантку пялит.

— Кого? — Опешила я.

Он хотел закрыть дверь, но я метнулась, чтобы не позволить ему этого сделать. И оказалась зажатой между ним и дверным косяком.

— Так что можешь мне больше не заливать, что ты с Тимом.

— Хорошо. Отойди, пожалуйста. — Прорычала я, пытаясь протиснуться наружу.

В висках пульсировало от страха. Только не оставаться наедине с этим верзилой! Любым способом наружу, ни шагу назад!

— Да постой ты, — грубо толкнул он меня.

Прихватил дверь, но я снова метнулась вперед, не давая ему закрыть ее и отрезать нас от внешнего мира.

— Убери руки! Эй! — Завопила я.

— Я просто хочу поговорить. — Пошатнулся он, хватая меня за локоть и вталкивая обратно в комнату. — Лола сказала, что у тебя никого нет. Так в чем дело? Почему бы нам просто не пообщаться? Ты нравишься мне. — Парень грубо прижал меня к себе, наклонился и обслюнявил шею. — Я нравлюсь тебе.

Пришлось вытирать рукавом.

— Пусти! — Я изловчилась и влепила ему пощечину.

Получилось смазано и буквально вскользь, но, думаю, он понял, что я против разговоров с ним и этих мерзких поцелуев.

— Ах, ты… — С этими словами он вернул мне удар.

35

Ярослав

— Пусти!

Теперь я точно убедился, что это ее голос — сдавленный, полный испуга.

Ускорил шаг. Дверь в кабинет Даши почему-то ходила ходуном, будто кто-то ее туда-сюда дергал. Через секунду я увидел стоящего в ней высокого бугая в белой рубашке.

— Ах, ты… — Взревел он.

Послышался звук удара, резкий женский вскрик, и две тени исчезли за дверью.

В глазах моментально потемнело, кровь ядом вскипела в жилах. Ведь было же какое-то предчувствие… Словно что-то нехорошее должно было произойти! Даже удивился, зачем свернул сюда.

Я преодолел расстояние до кабинета в три шага. Сердце замерло, когда трясущейся рукой взялся за ручку. Дернул дверь на себя и… обомлел.

Парень стоял ко мне спиной. А Дашка сидела перед ним на коленях в беззащитной позе — вжав голову в плечи и ладонью прикрывая лицо. Картинка сложилась за секунду. Пальцы сжались в кулаки, разум уступил место чистым эмоциям. Стоило только увидеть ужас в ее глазах, как во мне отключилось все человеческое.

Цепкий взгляд молниеносно вернулся к чужаку, посмевшему причинить ей боль. Он выше, старше, мощнее. Неважно. Парень обернулся и взглянул на меня со злобным оскалом. Но я не дал ему ни единого шанса: моя рука взметнулась передо мной, словно ею управлял кто-то другой, кто-то безжалостный и очень жестокий.

Хррр! — с этим звуком мой кулак опустился ему на лицо.

Брызги крови, Дашин визг, и я, бросающийся добивать пошатнувшегося противника, всё слилось в ослепительно короткий миг.

— Ярик! Ярик!

Звук ее голоса потонул в пронзительном жужжании и в стуке крови в ушах.

Один удар, второй, третий — наконец, сквозь еще один истошный крик меня настигли костяшки его пальцев. Искры! Боль пронзила острой стрелой скулу и бровь.

Я бил почти вслепую. Мы полетели на пол, или пол полетел на нас. Не знаю, не заметил. Крики и топот ног, новые удары — мои, его. Комната закружилась перед глазами, но я уже не чувствовал боли. Не чувствовал ничего, кроме ярости.

Бил. Наносил новые удары куда-то в область его лица — снова и снова. Снова и снова. Уже не видя противника, не пытаясь сфокусироваться, не ощущая ничего, кроме ненависти. Что-то теплое текло по веку, в глазах щипало.

— Всё! Всё! Хватит! — Дашины руки. Мягкие и прохладные на моем лице. — Слышишь? Уже всё!

Она повисла на мне, заставляя посмотреть в ее глаза. Я чувствовал прикосновения к своим щекам, но комната продолжала качаться. Просто смотрел на звук ее голоса и жадно хватал воздух ртом.

— Всё, всё. Остановись. Ему уже хватит. — Шептала она лихорадочно.

А я, пытаясь восстановить дыхание, медленно оседал на пол. Руки горели, лицо онемело. Облизнул губы и поморщился от соленого вкуса горячей крови.

— Тише. Эй. — Дашин голос звучал хрипло и тихо.

— Я убью его.

Слышно было, как в комнате стали собираться люди.

— Нет, нет. Ему уже достаточно, посмотри.

Но я говорил не о нем. О другом.

Тыльной стороной ладони провел по лицу, поморгал, и передо мной начали вырисовываться очертания девушки. Большие испуганные глаза, слезы и крупное красное пятно, расползающееся по щеке. Мое сердце снова загрохотало. Внутренности стянуло узлом, боль и злость ослепили, удерживая рвущийся из грудь дикий вопль.

— Он тебя…

— Мне не больно, — заверила Даша, сжимая мои окровавленные пальцы.

Боялась, что снова кинусь в драку. Но противник в этом не нуждался. Он лежал в двух метрах от меня и стонал, ощупывая заплывшее лицо, усеянное кровоподтеками.

— Кто это вообще?

— Приятель Тима. — Хрипло ответила она. — Один из тех, кто не понимает слова «нет».

— Какого хрена? — Вдруг спросил кто-то, врываясь в кабинет.

— Опа, а что случилось?

В помещении собиралось все больше народа.

— Больно? — Даша коснулась моей рассеченной скулы.

Я сжал зубы:

— Нет. Всё нормально.

С усилием поднялся на ноги и, расталкивая зевак, окруживших нас, направился к выходу. Потянул Дашу за собой.

— Ярик, стой! — Воскликнула она. — У тебя кровь течет по лицу, тебе нужно обработать рану!

Но я не ответил. Я уже шел по коридору и видел того, кого искал. Левицкий вышел из своего кабинета, застегивая на ходу ширинку. Следом за ним, поправляя платье, выпорхнула какая-то молоденькая девица.

— Что за крики? — Спросил он. И резко остановился, увидев гнев в моем взгляде и раны на моем лице. — Что здесь случи…

Я не дал ему договорить. С размаху ударил в лицо. Девушки истошно закричали, а Тим резко слетел с «копыт» и плюхнулся на задницу. Его наглую рожу перекосило от боли. Кажется, он даже немного потерялся в пространстве.

— Ты где был, чучело?! — Заорал я. — Ты какого хрена делал там? Почему не присматривал за своей девушкой?!

Поднял руку, но Даша вцепилась мне в грудь, не позволяя нанести новый удар.

— Не защищай это ничтожество. — Попросил я, опуская на нее взгляд. — Если бы не его чертова похоть, не его гребаные дружки, ты бы не получила по лицу от какой-то грязной обезьяны…

— Не надо. Не бей его. — Глядя на меня умоляюще, Дашка переплела наши пальцы.

Ее нежность, словно поток холодной воды, присмиряла бушевавший во мне огонь.

— Что?! Кто посмел тебя тронуть, Даш? — Вставая, пробормотал Тим. — Что за бред…

От взгляда на этого недоумка, не вовремя вспомнившего о том, что он должен заботиться о своей девушке, по моему сознанию снова разлилась чернота. Сжав руки в кулаки, я дернулся вперед. Но Даша снова меня сдержала:

— Не надо. Идем отсюда. Пожалуйста!

— Ты недостоин даже кончика ее волоса, Тим! — Я подался корпусом вперед, стоило ему только подойти ближе. — Я мог бы сломать все кости в твоем теле, но даже это не пойдет тебе на пользу. Ты конченый урод, Тим. Конченый, понимаешь?

— Подожди, дружище… — Нахмурился Левицкий, кладя мне руку на плечо.

Я резко скинул ее и до боли сжал зубы.

— Увези меня отсюда, пожалуйста. — Пропищала Даша, утыкаясь носом мне в грудь.

— Хорошо. Мы уходим. — Громко выдохнул я.

Взял Дашу за руку, и мы направились к выходу.

— Что с лицом, Яр? — Опешил Боря, попавшийся нам на пути.

— Ничего. — Огрызнулся.

— Кто это тебя так? — Попробовал он остановить меня.

— Да все нормально, Борь, веселитесь. — Отмахнулся от него.

И мы прошли мимо.

— Ничего себе, нормально… — В спину.

Не знаю, где остались мои вещи, где были Дашины, где лежала наша верхняя одежда, и как мы сейчас выглядели. Я просто нащупал в кармане ключ от байка, и это было главным.

— Подожди, — Даша развернула меня к себе на стоянке у самого мотоцикла.

— Ты просила меня увезти тебя отсюда. — Произнес, с силой проглотив ком в горле.

— И… куда мы поедем?

Пожал плечами.

— Не знаю. Подальше отсюда. — Остановился взглядом на ее прекрасном лице.

— Ярик… — Она взяла меня за руку. Тяжело вздохнула. — Как ты поедешь? У тебя кровь на лице.

Я поморщился, чувствуя, как щекочет меня стекающая по щеке струйка. Наклонил голову и промокнул рану о собственное предплечье.

— Лучше?

Даша охнула. Она все еще дрожала после случившегося.

— Ты… Спасибо тебе. Ты появился очень вовремя. — Усталым, измотанным голосом сказала она и приложила к моему виску свое запястье. Рукав ее рубашки моментально впитал остатки крови. — Я столько всего должна тебе сказать…

— Не сейчас. — Улыбнулся я, доставая ключ. — Если я сейчас не уеду, то вернусь и приколочу твоего бывшего парня ко всем чертям.

— Хорошо. — Кивнула Даша.

— Хорошо, приколоти? — Решил уточнить я.

Ее губы расплылись в улыбке:

— Хорошо, поехали. — И она шутливо подтолкнула меня к мотоциклу.

36

Даша

— Где мы? — Спросила я, поднимая взгляд на здание, больше похожее на башню.

Оно было высоким — наверное, больше пятидесяти этажей, сразу и не сосчитаешь, сколько их там всего. Но больше всего меня впечатлило то, как отделанная стеклом высотка красиво отражала тысячи огней, которыми горел в это время суток город.

— Мы у меня дома. — Ответил Ярик, подъезжая к въезду на подземную парковку. — Почти.

Через пару секунд мы въехали в просторное помещение, уставленное машинами. Огромный подземный гараж под зданием.

Парень остановил байк и заглушил двигатель.

— Сколько здесь квартир? — Я слезла, сняла шлем и отдала ему.

Он закрепил мой и свой шлемы на руле мотоцикла, затем слез и взял меня за руку.

— Даже не представляю. — И повел меня куда-то.

Я постоянно оглядывалась по сторонам. Масштабы постройки меня впечатляли.

— Чем больше вокруг народа, тем меньше ты кому-либо интересен. — Сказал парень. — Вообще-то, это плюс. Но и одиночество в таких местах чувствуется острее.

Мы подошли к двери, и он нажал кнопку. Двери отворились: это оказался лифт.

— Да тут целый мини-город! — Поразилась я количеству кнопок в лифте.

— Бассейны, тренажерные залы, салоны красоты, даже магазины — всё есть. — Ярик нажал на кнопку и обернулся ко мне. — Так говорят. Но я не проверял. Мне было некогда.

Мы смотрели друг на друга и молчали. Будто провалились во времени. Наконец, я решилась и робко потянулась к нему рукой. Осторожно коснулась области возле раны на рассеченной брови, но он даже глазом не моргнул — продолжал стоять без единой эмоции.

— Боевик. — Сказала я, переминаясь с ноги на ногу.

И улыбнулась.

— Кто? Я? — Ярик откинул голову назад.

— Я боялась, что ты его убьешь. Мне было так страшно. — Призналась.

— А мне не было. — Он почесал лоб. — Прости.

Боже, его губы так близко…

— За что? — Смущенно.

— За то, что напугал тебя.

Желудок от волнения будто провалился в пустоту, дыхание перехватило.

— Ты всё сделал правильно. Просто…

— Что? — Его взгляд торопливо блуждал по моему лицу.

— Я никогда не видела тебя таким.

— А я и не был. — Губы парня расплылись в кривоватой улыбке. Так, словно ему было неловко. — Это мой первый раз. Раньше я никогда не дрался.

— О… — вырвалось у меня. — Я бы и не подумала…

— Если отец пытается вырастить из тебя великого пианиста, то он обычно не учит тебя, как правильно сжимать пальцы в кулак, чтобы ударить. — На его лице отразилась та же боль, которую я испытываю каждый раз, вспоминая наше прошлое. — Поэтому мне приходилось тайно смотреть фильмы с Ван Даммом и тренироваться самому. Все ради того, чтобы сегодня не облажаться перед тобой.

Он смотрел мне прямо в глаза. И казался ужасно серьезным. И только, когда морщинки вокруг его глаз, заполненные запекшейся кровью, мелко задрожали, я поняла, что он шутит, и звонко расхохоталась.

Когда лифт остановился на нужном этаже, мы все еще смеялись, толкая друг друга.

— Ух, ты… — Мой взгляд упал на широкий коридор с высокими потолками, расходящийся в обе стороны от лифта.

— Нам сюда, — Ярик потянул меня за руку.

— Добрый вечер! — Поприветствовал нас из-за стойки консьерж.

— Здрасьте. — Кивнула я растерянно.

— Идем, — махнув сотруднику, парень повел меня за собой.

Когда он отворил ключом дверь, я замерла. Меня поразила иллюминация, которой было подсвечено просторное помещение. И только секунду спустя, когда щелкнул выключатель, и свет в квартире включился, я поняла, что это были огни ночного города.

— Выключи! — Попросила, на ходу сбрасывая туфли.

Комната снова погрузилась в темноту, а я приблизилась к окну. Или стене. Или как это вообще назвать, когда вместо окон в помещении от потолка до пола стеклянная стена?

— Никогда его таким не видела. — Прошептала я, имея в виду город.

И застыла возле прохладного стекла, любуясь извилистыми лентами дорог, яркими всполохами витрин, сотнями тысяч маленьких огоньков — окон в домах и гладким серым полотном реки, криво прорезающимся сквозь городской ландшафт.

— Красиво, да?

— Необыкновенно…

Ярик стоял позади меня. Так близко, что я почти ощущала запах парфюма на его коже. Так близко, что почти чувствовала кожей его прикосновение. Если бы я чуть-чуть наклонилась назад, то оказалась бы у него в объятиях. Можно, конечно, сделать вид, что падаю…

— У тебя вообще нет комнат? — Спросила я, оглядываясь по сторонам.

Одно единое пространство, минимум мебели и… рояль.

Рояль?!

— А зачем они мне? — Усмехнулся парень.

Но я уже направлялась к инструменту.

— Какой красивый!

Ярик включил свет, и я с волнением провела кончиками пальцев по гладкой поверхности. Белый рояль, большой, но изящный. Как большая белая птица. Величественный!

— Это моя ласточка.

— Кто? — Я подняла на него взгляд.

— Открой клап, не бойся.

Присев на специальный стул, я аккуратно приподняла крышку над клавишами.

— А эту надо открывать? — Указала на пространство над самим роялем.

Ярик улыбнулся, подходя ближе.

— Если аккомпанируешь певцу, то нет, иначе инструмент будет заглушать пение. А на фортепианном концерте ее наоборот открывают, чтобы направить звуковые волны в зал.

— Как все сложно.

Он подошел сзади и наклонился, почти касаясь моей спины.

— Попробуй, услышишь, как она звучит.

— Она? — Спросила я.

— Да.

Парень взял мои руки и положил на клавиши. Что-то тихо зазвенело в тишине: то ли капля росы соскользнула с сонного цветка, то ли ветер колыхнул ветку сосны в вышине. Ровный звук, высокий и при этом очень нежный. Женственный!

Ярик аккуратно взял мои пальцы в свои и провел еще по нескольким клавишам. И снова эта магия: весенняя капель, звон колокольчика, писк мелких птенцов из гнезда, пение соловья. Едва звуки прекратились, я очнулась ото сна, возвращаясь в звенящую тишину квартиры.

Раз! И снова под моими пальцами тихое волшебство. Динь — журчит ручеек. Дон — майский гром. Ди-и-нь — ветер играет с листвой. И динь-динь — чирикают вернувшиеся с теплых краев пернатые.

— Невероятно. — Я почувствовала, что мои ладони вспотели.

— В нем точно женская душа. — Сказал Ярослав, отпуская мои руки. — Поэтому я назвал его ласточкой — в честь тебя. На такой высоте только ласточки и поют.

Я посмотрела на него, пытаясь отыскать признаки сумасшествия, но ничего такого не увидела. Кажется, он, и правда, скучал по мне все эти годы.

— У неё интересная история и хорошая «родословная». Но важно не это. Мне подарил его маленький мальчик, отец которого очень хотел видеть его успешным пианистом. — Ярик наклонился на рояль и погладил его корпус ладонью. — Только он не был одержим, как мой отец, и не заставлял его играть зубодробительную Первую сонату Шостаковича. Просто делал всё для того, чтобы мечты его сына становились реальностью.

— Так зачем же этот мальчик сделал тебе такой подарок? — Спросила я, вставая. — Разве ему самому не нужен был этот замечательный инструмент с историей?

Лицо Ярослава стало невыносимо печальным.

— Он сам этого захотел, и его отец одобрил его желание. — Он сглотнул. — Дело в том, что два последних года я занимался с этим мальчиком у него на дому. Давал уроки. Парнишка не мог больше посещать музыкальную школу. Ему всего десять, а он умирает от рака, представляешь? — Ярик сжал зубы и дернул головой. — Никто не хотел браться за эти уроки, потому что это, видите ли, «угнетает». И никто не хотел вкладываться в ученика, который будет бесполезен. Который не вырастет и никогда не оправдает надежд родителей и педагогов. Все эти уроки… — Он зажмурился. — Мне не важно, что я обучаю того, кто должен умереть, так и не воспользовавшись полученными навыками. Ему нравится музыка. И ему становится легче после занятий. Это для меня самое главное.

— Ты… очень привык к нему?

Ярик вдохнул, выдохнул и открыл глаза. В них блестели слезы.

— Очень. Но такова жизнь… Когда-нибудь мне с ним придется попрощаться…

— Тебе нужно обработать рану. — Хрипло произнесла я. — Неси аптечку.

37

На ткани возле ворота его футболки краснели капельки крови.

— Сними. — Попросила я, смачивая ватный диск. — Нужно будет ее замочить.

Хмуро оглядев пятна, Ярик послушался. Стащил футболку через голову и сел на стул напротив меня.

— Придется немного потерпеть. — Предупредила я, подступая ближе.

Он сидел на стуле, смущая меня видом своего подтянутого тела: широкими плечами, крепкими мышцами, обтянутыми смуглой кожей, стальным прессом, которого отчаянно хотелось коснуться пальцами.

— Готов?

— Угу. — Хмыкнул он, подставляя мне правую сторону лица.

Мне пришлось сглотнуть, чтобы вернуть способность разговаривать. С дрожащими коленками было сложнее: тело буквально звенело от напряжения.

— Щека опухла. — Сообщила я, нежно промокая ваткой подтеки ниже его виска. — Я не специалист, но бровь вроде можно не зашивать. Рана затянулась… и больше… не кровоточит.

— Ай. — Слегка вздрогнул он, когда я, задумавшись, задела краешек рассечения.

— Прости.

— Ничего. — Выдохнул Ярик. — До свадьбы заживет.

Я улыбнулась. Эти слова, которыми обычно уговаривают не плакать маленьких детей, теперь звучали совсем по-другому. Отчего вдруг?

— Покажи руки.

Ярослав послушно вытянул их ладонями вверх.

— Переверни. — Улыбнулась я.

Он показал сбитые костяшки пальцев, и мне ничего не осталось, кроме как покачать головой.

— Обещай, что больше не полезешь в драку. — Попросила, обрабатывая его руку.

— Если надо будет, полезу.

Я улыбнулась:

— Упрямый.

Отпустила его руку и наклонилась, чтобы еще раз взглянуть на рану возле виска.

— Тебе небезопасно оставаться в клубе. — Тихо проговорил Ярик.

— Не переживай, я не маленькая. Тим разберется с этим подонком, и он больше не появится даже на пороге. Надо будет, усилю охрану…

— Я не хочу переживать за тебя. — Он перехватил мою руку.

Вторая его рука легла на мое бедро.

— Тебе не придется… Обещаю. — Глухо произнесла я, проваливаясь в волнение от его прикосновений.

— Не пущу тебя туда. — Ярик медленно скользил взглядом по моей фигуре: по ногам, по животу, по груди и, наконец, остановился на лице.

— Я могу поторговаться? — Попыталась усмехнуться я.

Во рту пересохло.

— Вряд ли. — Его рука поднялась выше.

Я чувствовала его дыхание даже через ткань одежды.

— Думаешь…

Но парень не дал мне договорить. Встал и притянул меня к себе.

Нет. Не целовал. Просто прижимал к себе, глядя прямо в глаза и тяжело дыша. Будто ждал разрешения или ответов на какие-то вопросы. А я дрожала в его объятиях и не понимала: а чего мы раньше-то ждали?

Почему людям вечно нужно все усложнять?

— Даша, я…

— Молчи.

У каждого должен быть второй шанс. Вот третий — нет. А второй — обязательно. Особенно, если есть за что бороться, что сохранять. И если прощать, то только по-настоящему: больше не вспоминать обид, начать с чистого листа. Выдохнуть всю боль и вдохнуть новую счастливую жизнь.

Мы потеряли слишком много времени, и нам требовалось его срочно наверстать.

— Молчи. — Сказала я и поцеловала его.

Со всей страстью и нежностью, накопившейся с годами. Отбросив ненужные смущение и робость, оставив только желание и любовь. Потому, что как бы я не злилась, какие бы обиды не таила, я продолжала его любить. Всегда. И знала, что я его, а он — только мой.

И теперь я была готова. Я хотела этого. Хотела подарить ему себя.

Руки Ярослава путались в моих волосах, лихорадочно метались по моей коже, и я чувствовала, как сердце переворачивается у меня в груди. Его пальцы скользили по моей спине, ложились на изгибы талии, мягко гладили кожу, подбираясь ниже, и мое тело взрывалось от ощущений.

Я никогда не ощущала ничего подобного прежде. Все поцелуи, которые были с кем-то другим, были пустыми, неправильными и ничего не значили. Этот парень словно возвращал мне всё то, что недодал когда-то. Я чувствовала, что меня любят, а не просто хотят — так трепетно он касался меня, так неистово целовал.

Соприкосновение наших губ рождало настоящий пожар. Робкое пламя, перерастающее в огромный разгорающийся костер. Мы уже не просто тянулись друг к другу, мы были почти единым целым. Мурашки по телу, кипяток по венам, электричество в кончиках пальцев. Все чувства ожили и стали в тысячу раз сильнее.

Молния, искры, взрыв и огонь! Мы еле добрались до кровати, охваченные жаждой большего. Непрерывно целуясь, повалились на постель. Мои руки блуждали по его телу, царапали ткань его джинсов в нетерпении. Ярик помог мне — расстегнул их. Я дернула джинсы вниз. Счет — два: ноль. В его пользу.

Парень ненадолго остановился, словно спрашивая у меня, не передумала ли. Наклонился, провел кончиком языка по моей нижней губе, и мои губы подались навстречу, открываясь для него. Нет, я не передумала. Я хочу этого слишком давно.

Ярик медленно, будто дразня, провел языком по моим зубам, проникая глубже, играя с моим языком. И во мне снова будто родилась новая вселенная: взрыв, полет, невесомость, волны мурашек по всему телу и треск электричества, от которого живот налился тяжестью и теплом.

Оторвавшись от моих губ, Ярик начал спускаться ниже, скользить губами по шее, касаться ямочек возле ключиц, нежно ласкать грудь, одновременно расстегивая пальцами мою блузку.

Меня захватили необъяснимо прекрасные ощущения, от которых мелкие волоски на теле встали дыбом, а дыхание перехватило так, что получалось хватать воздух ртом только шумно и рвано. Внутри все готово было воспламениться.

Мне стало немного страшно от собственных ощущений, но не настолько, чтобы все остановить. Я желала большего. Выгнула спину, отдаваясь его ласкам, запрокинула голову и хрипло застонала.

Уступив его сильным рукам, на пол отправились блузка и юбка. Я сжала пальцами простынь, сходя с ума от его горячих, чувственных и таких нежных поцелуев по всему моему телу. Мне не хотелось, чтобы все это заканчивалось. Меня буквально трясло от желания почувствовать его всего.

Непослушными пальцами помогла ему избавить меня от белья и, притянув к себе, поцеловала. Почувствовала, как кружится голова от происходящего, и постаралась расслабиться. Получалось плохо. Мне хотелось целовать до бесконечности его мягкие, сладкие губы, но приходилось оторваться от них. Все мое тело дрожало, и он не мог бы не заметить этого.

Ярослав замер надо мной, глядя прямо в глаза. Будто попытался отыскать сомнение в моем лице, но там его не было. Он не понимал, отчего я вздрагивала и зажмуривалась от каждого прикосновения к моей обнаженной коже. Отчего так испуганно сжалась, почувствовав, что он уже готов.

Тогда я медленно выдохнула, смущенно закрыла ладонями глаза и тихо прошептала ответ на его немой вопрос.

38

Ярослав

— Но… — Запнулся я на полуслове.

Тряхнул головой, все еще не веря в услышанное.

— Да. Прости.

Она еще извиняется!

— Дашка, но как… — У меня в голове не укладывалось.

— Мы не… Нет. Никогда. — Она убрала руки и осмелилась посмотреть мне в лицо. — Мы с ним просто друзья. В смысле, вообще друзья. И всегда ими были. И я… Я, наверное, хотела просто позлить тебя. Сделать тебе больно. — Затараторила девушка. — Или хотела себя удержать, чтобы не показывать сразу, что все еще люблю тебя…

Я закрыл глаза. Выдохнул. Вдохнул, снова открыл. Это… неожиданно… Большой подарок, но и большая ответственность. А что, если я что-то сделаю не так?

— Даш, я ведь ему в глаз дал. Из-за тебя.

— Да, прости. — Съежилась она. — Но ему полезно. Ведь так? Я слезно умоляла его не совращать моих подчиненных, а он все равно…

Дашка рассмеялась, а я поймал себя на мысли, что ее красота опьяняет меня сильнее любого алкоголя. Как можно оставаться трезвым, глядя на эту очаровательную улыбку, от которой все внутри буквально трепещет? Черт возьми, да эта девушка сводила меня с ума! И мне хотелось, чтобы так оставалось всегда.

— Ты самая красивая. — Сказал я.

— А ты самый лучший. — Ответила она.

Я понял, что меня трясет от желания, но торопиться теперь было нельзя. Опустился ниже и поцеловал ее.

— Прости, — еще раз прошептала Даша.

— Глупости. — Рвано выдохнул я. — Я же тебя люблю.

— А я тебя так долго ждала! Иди ко мне.

Она прильнула, притягивая меня к себе, опуская все ниже, и я стал целовать ее подбородок, шею, опустился к груди, вдыхая и запоминая ее запах. Кружил языком вокруг ее сосков, чувствовал дрожь ее тела и слышал, как громко бьется ее сердце. Боялся, что заметит, как я сам дрожу не в силах игнорировать пульсирующий огненный шар внизу живота.

Даша больше не пыталась контролировать свое дыхание. Это было бесполезно. Извивалась, комкая простыни, и отзывалась тихими стонами на каждый поцелуй, каждое прикосновение пальцев к ее коже.

— Ярик…

Всё, как в тумане.

Она звала меня. Приподнимала голову, боясь и смущаясь того, что я с ней делал. И не могла сопротивляться. А я готов был заложить душу дьяволу, только бы видеть, что ей со мной хорошо.

Опустился еще ниже. Лаская ртом живот, нежно поглаживал ладонями бедра. Почувствовав, что девушка готова позволить мне большее, осторожно развел ее ноги в стороны и спустился языком туда, где было совсем горячо.

Услышал, как она замерла. Как испуганно задержала дыхание. Почувствовал, как ее осторожные и цепкие пальчики вплелись в мои волосы.

— Ярик, пожалуйста. Я…

— Всё хорошо.

— Я хочу… Ох! — Тихо вскрикнула она.

И задышала часто-часто, подаваясь бедрами навстречу моему языку. Несмело, но с интересом — видимо, новые ощущения показались ей достаточно необычными и приятными.

— Расслабься. — Попросил я.

И не спеша, словно пробуя на вкус, продолжил начатое.

Она открывалась потихоньку.

Преодолевая смущение, раскрывая себя для меня по чуть-чуть, позволяя касаться себя везде, не оставляя путей к отступлению. Она хватала ртом воздух, все сильнее комкая простынь. И чем дальше я заходил, тем сильнее была ее ответная реакция. Даша почти задыхалась, хватаясь руками за мою голову, и стонала, словно моля о пощаде и одновременно умоляя не останавливаться.

Я хотел быть для нее самым лучшим, но при этом чувствовал, что мои собственные ощущения настолько же шокирующе приятные, что сила этих ощущений начинала пугать меня. В каждом ее движении, в каждом выдохе, в каждом будоражащем стоне я слышал, как сам лишаюсь рассудка от любви к этой девушке.

Наконец, Дашка так громко вскрикнула, будто я своими действиями причинил ей боль. Хотел прерваться, но она не дала — удержала мою голову, отчаянно подаваясь бедрами навстречу. Сжалась в пружину, впилась пальцами в мои волосы и отрывисто закричала, удивив и меня, и себя саму.

А потом обессиленно упала на подушки. И лежала, подрагивая всем телом и растерянно стирая ладонью пот со своего лба.

— Тебе хорошо? — Спросил я, приподнимаясь выше и нежно сцеловывая капельки пота с ее висков.

— Что это было… — Она словно была все еще где-то не со мной.

Наверное, на облаках?

— Это только начало. — Предупредил я.

И чуть не задохнулся, борясь с притяжением, которое сталкивало наши тела.

— Ярик… — Дашка уже приходила в себя, целуя меня все активнее. — Я хочу тебя. Пожалуйста. Это давно должно было случиться, нельзя больше ждать. Пожалуйста, сделай это.

И она замерла, вдруг почувствовав меня. И снова напряглась, закрыв глаза и закусив от волнения губу.

— Все хорошо, моя девочка. — Коснулся ее твердой плотью, продолжая целовать каждый миллиметр ее лица. — Я тебя люблю. Скажи, если нужно будет остановиться. Я не хочу причинить тебе боль.

— Нет. Не нужно останавливаться.

Но ей было больно. Как бы медленно, осторожно и плавно я не наполнял ее собой, мне навстречу все-таки вырвался ее тихий вскрик. Замер в ней, слушая, как она часто дышит, и, едва открыла глаза, продолжил движение. Шепча ласковые слова на ухо, погасил новую вспышку боли. Еще и еще одну. Мысленно ругая себя, прижал ее к себе.

Посмотрел таким взглядом, который лучше любых слов передал бы мои к ней чувства.

— Все нормально. Пожалуйста… Я хочу этого… — Прошептала Даша, с нажатием поглаживая мою спину.

И я снова вошел в нее. Теперь еще глубже. Ощущая, что преград больше нет. Наполняя собой полностью, давя своей тяжестью, окунаясь в беспощадный огонь, заставляющий сердце биться уже на пределе.

Она хрипло застонала и притянула меня к себе еще сильнее. Поцеловала горячо и почти отчаянно, будто хотела впитать не только вкус губ, но и мою душу.

Я двигался медленно, стараясь не делать ей больно. Мне было тесно, и от этого буквально сносило башню. Даша цеплялась пальцами за мою спину, царапала кожу, дышала шумно и рвано. И я запоминал каждое ее движение, каждый ее вдох и выдох, собирал губами испарину с ее шеи и жадно вдыхал носом тонкий и нежный запах ее кожи.

Я видел слезы в ее глазах, и это были слезы счастья. В этом взгляде был весь мой мир, и весь его смысл.

Она выгибала спину от ощущений, а я удерживал свой огонь, любуясь ее эмоциями, снова и снова ловя дрожь ее тела. Всё, что чувствовал, было таким ярким и ясным, как целая огромная Вселенная, полная оттенков. Ласка, забота, любовь, преданность — прочные нити, которыми мы привязывали себя друг к другу. До последнего сильного толчка, после которого я лег рядом и, дрожа, целовал ее долго и нежно и никак не желал расцеплять наших объятий.

— Даш, я обещаю тебе. — Сказал, приподнимаясь на локте. — Это была последняя боль, которую я тебе причинил. Клянусь.

— В твоем распоряжении всего один шанс, — улыбнулась она.

Мое сердце сделало кульбит. Я не облажаюсь!

Поднялся, подхватил Дашку на руки и понес в душ. Аккуратно поставил ее на кафельный пол, включил теплую воду и сам встал рядом.

— Яр, у тебя… — Она указала пальчиком вниз.

— Знаю.

Ее изящные руки инстинктивно прикрывали ладонями упругую грудь. Несмотря на то, что только было между нами, девушка все еще смущалась собственной наготы, но я собирался сделать все, чтобы это изменилось.

— Мы могли бы… — Намекнула она.

Ох, уж эти красные от смущения щечки!

— Нет, тебе нужно отдохнуть. — Отверг ее предложение. — Иначе завтра всё будет болеть еще сильнее.

Даша встала под струи воды, продолжая коситься на меня:

— Он что, так и будет теперь?

— Всё время, пока ты рядом. — Подошел ближе, взял гель для душа и нанес на ее плечи и грудь.

Даша дрожала, неотрывно следя за моими движениями. Она опустила руки, позволяя мне любоваться своими округлостями.

— Ты самая красивая на свете. — Прошептал я, намыливая ее живот, опускаясь ниже и проводя руками по бедрам.

— Это не так.

— Даже не спорь. — Взял лейку душа, направил на внутреннюю сторону ее бедер и осторожно смыл капельки крови.

— Ты меня смущаешь…

— Привыкай. — Улыбнулся я.

Поднялся и поцеловал ее в губы.

— Он упирается в меня. — Хихикнула она, отрываясь от моих губ и косясь вниз.

— Не обращай внимания. — Погладил ее поясницу, спустился ладонью ниже.

— Не могу не обращать…

— Ладно, тогда обращай. — И поцеловал ее снова.

С нежностью, с жадностью, со всей любовью, которая переполняла мое сердце.

39

Даша

Я ждала отца Ярика в коридоре детского хосписа. Ровно в полдень он подошел к входу и тоскливо оглядел крыльцо здания. Потоптался на месте, словно не решаясь войти внутрь. Тогда я помахала ему рукой в окно, и мужчина сдержанно улыбнулся. Кивнув, он нехотя вошел.

— Давайте сюда куртку. — Я приняла его верхнюю одежду и сдала в гардероб. — Наденьте халат. Здесь так положено.

Мужчина замер, разглядывая разрисованные детской рукой стены учреждения. В его голове будто не умещалось понятие хосписа, в который, как считалось, всех отправляют умирать, и доносящийся из коридоров детский смех.

Он подошел к стенду с многочисленными фотографиями, на которых были изображены дети разных возрастов во время визитов аниматоров, во время поездок в аквапарк и на всевозможные концерты, и долго рассматривал грамоты, благодарности, детские рисунки и только потом, выдохнув, натянул на плечи халат.

— Даша, ты думаешь, что мне точно стоит… — Запнулся он.

— Знаете, я долго думала над этим. — Призналась я. — Через неделю у дайвёрсов концерт с симфоническим оркестром, я хотела пригласить вас туда. Но… это было бы совсем не то. Самое важное, что сделала музыка в судьбе вашего сына, находится в соседнем зале.

— Хорошо, идем. — Кивнул мужчина.

Я отворила дверь, и до нас донеслись печальные звуки фортепиано.

За инструментом сидели двое: Ярослав на круглом стульчике и рядом в высоком инвалидном кресле мальчишка — худой, бледный, с серыми кругами под глазами. На нем была белая бандана, прикрывающая лысый череп и зеленая больничная пижама. Брови у парнишки почти отсутствовали, и на изможденном лице выделялись лишь огромные голубые глаза.

Ярик играл «К Элизе» Бетховена, а парнишка просто слушал, улыбаясь лишь уголками побелевших губ. Слева от фортепиано сидели его родители: отец обнимал мать, и оба с трудом удерживали слезы.

— У него нет сил играть, — объяснила я на ухо мужчине, — поэтому он просто слушает, как Ярик играет.

Мальчишка внимательно следил за движениями пальцев Ярослава, и его собственные пальцы едва ощутимо подрагивали, словно повторяя их.

— Никто не знает, почему, но так бывает, что перед самым концом выдается несколько часов или дней, когда им вдруг становится лучше. Ванечке осталось недолго, но сегодня он может сидеть, может разговаривать, и даже боль отступила, дав ему короткую передышку.

Мужчина наклонился спиной на стену, не решаясь пройти в зал. Он слушал удивительную мелодию, полную печали и надежды, и по его щекам катились слезы.

— Вы должны гордиться им. Даже несмотря на то, что он пошел своим путем. Ярослав — замечательный человек. Я не знаю никого, кто бы был лучше него. Посмотрите.

Мелодия стихла, и Ванечка, делая усилие, захлопал в ладоши — почти беззвучно, слабо и глухо. Едва касаясь ладонями друг о друга. Но на его бледном лице в этот момент было столько счастья и радости, что хватило бы на многие годы.

— Я горжусь. — Тихо прошептал отец Ярика, сжав мою руку.

И мы запечатлели этот миг в наших сердцах навсегда.

А через пару дней Ванечка умер. Светлый, маленький человечек, который хотел так немного: просто жить и просто играть любимую музыку. Тяжелый недуг отобрал у него мечту, но подарил нам память о нем и твердую уверенность в том, что нужно ценить каждый миг нашей жизни. Любовь, творчество, музыка, вера, семья — у всех свои мечты и ориентиры, главное, всегда оставаться им верным.

В память о Ване Ярослав сочинил новую песню, которую на сцене огромного мюзик-холла исполнили сами «The Diverse». Он решил продолжить музыкальное образование, но не для отца — для себя. И для того, чтобы, достигая всё новых и новых высот, помнить, с чего всё начиналось.

Я не ушла из клуба.

Я по-прежнему работаю там управляющей. «The Diverse» всё еще выступают и репетируют на нашей площадке. Ярик и Тим договорились, что будут ради меня держать нейтралитет, но Левицкий все еще не теряет надежды получить свои отступные — вчера он требовал «Ducatti» Ярика за то, что «уступил» меня ему. Естественно, чуть не получил второй раз в глаз за подобное предложение.

Несмотря на возникающие споры, парни неплохо ладят.

Надеюсь.

Ну, мне так кажется.

Хотелось бы.

В общем, у них нет выбора.

Я сказала «дружить», значит пусть дружат.

И не волнует.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Каждый день мы делаем выбор.

Сказанное слово или холодное молчание. Движение навстречу или нежелание обернуться, когда уходишь. Правда или ложь, чувства или разум.

Часто от этого выбора зависит вся наша дальнейшая судьба.

Всего один короткий миг, когда ты решаешь, как поступить — именно от него зависит, каким будет твоё «завтра».

Не ошибись. Всегда будь собой.

Слушай свое сердце!

Посвящается моему мужу, который семнадцать лет назад дал мне второй шанс. Женя, я тебя очень сильно люблю!

P.S. Надеюсь, ты не пожалел о своем решении)

P.S.(2) Даже если пожалел, то теперь это только твои проблемы! Мвуаха-ха-ха!

ЭПИЛОГ

Она вошла в его кабинет мягкой кошачьей поступью. Села в кресло напротив — также изящно и сексуально, как за секунду до этого виляла бедрами, приближаясь. Закинула ногу на ногу и улыбнулась, обнажая белые зубки. «Сейчас скажет протяжное «мя-я-я-у»» — подумал он. И опять ошибся. В очередной раз перепутал свои фантазии с жестокой реальностью.

— Что ты там смотришь? — Спросила Леся.

И склонила голову набок, обнажая шею, на которой ему моментально захотелось оставить отпечаток своих губ.

— Кулинарный поединок. — Усмехнулся Тим и развернул к ней ноутбук.

На экране Даша, смущаясь, рассказывала, как готовить блины, а его друг детства расхаживал рядом в одном фартуке поверх обнаженного торса. Девушка так звонко смеялась над очередной шуткой парня, что внутри у Тима зажгло. Он так и не мог понять, почему ревнует ее. Разве не он сам приложил руку к тому, чтобы все сложилось именно так?

— Они милые. — Сказала Леся, поднимая взгляд поверх экрана и внимательно наблюдая за реакцией Левицкого. Она усмехнулась, когда по щеке Тима пробежали желваки. — Красиво смотрятся друг с другом…

— Спасибо, что не отказала мне тогда. — Натянуто улыбнулся Левицкий. — Все получилось.

— Да не за что. — Леся снова бросила взгляд на экран. Нельзя было не признать, что между Яриком и Дашей существовала необъяснимая магия, и видео будто светилось. Она довольно улыбнулась. — Душевное спокойствие моих парней заботит меня больше всего. И если Яра теперь может дышать спокойно и не ходит все время хмурый, то это плюс не только для нас, но и для нашей музыки.

— Когда это ты успела превратиться в наседку? — Почти лег на стол Тим.

— По сути, они же еще совсем молодые мальчишки. Нужно было их как-то организовать. Пока у нас не было продюсера, мне приходилось брать эту роль на себя.

Девушка облизнула губы, и Тим с неудовольствием отметил, что в его штанах стало тесно.

— Я не понимаю, Тим. — Леся наклонилась и захлопнула ноутбук. Кабинет моментально погрузился в тишину. — Чем ты руководствовался? «Если любишь, отпусти»? Или как это у тебя называется?

— Ты о чем?

Она видела, как дернулся его кадык.

— О тебе и Дашке. Я же вижу, что ты страдаешь.

Левицкий внимательно оглядел ее, покачал головой, а затем расплылся в своей ленивой, разгильдяйской улыбке.

— Киса, если бы я ее любил, то никогда бы не отпустил. Но… — Он развел руками. — Что такое любовь? Неужели, ты веришь в нее? — Тим нервно похлопал по карманам, достал сигареты, прикурил одну и глубоко затянулся дымом. — Такие, как Дашка, на вес золота, понимаешь? — Он выдохнул дым, затянулся снова и выпустил ртом несколько серых ровных колечек. — Она заслуживает лучшего. Она берегла себя для него. А я… Я никогда себя ни для кого не берег.

— Значит, ты всегда знал, что она любит его?

— Она — первая, чьи чувства я уважал. Иначе сама знаешь. Мне бесполезно отказывать: я все равно приду и возьму своё.

— О, да-а-а… — Леся небрежно откинула волосы с лица.

— В моем случае любить — это осознанно не портить ей жизнь. — Тим стряхнул пепел в хрустальную пепельницу.

— И всё же, тебе стоит поработать над своими методами, Левицкий. Если бы ты все, как следует, продумал, то не получил бы от него в глаз.

— А, это… — Парень коснулся поверхности под веком, где уже почти сошел синяк. — В следующий раз детальнее продумаю свою стратегию.

— Нет, все правильно. — Кивнула девушка. — Бесполезно уговаривать двух взрослых людей, что они должны быть вместе. Создать условия для их воссоединения оказалось более эффективным. Признаю, в этом ты был креативен.

— Спасибо. — Не без гордости признал он.

— Значит… — Она потянулась и забрала из его пальцев сигарету. — Ты все-таки не любишь ее? Раз отпустил.

Леся затянулась и выпустила дым Тиму прямо в лицо.

— Я еще не полюбил никого настолько сильно, чтобы отказаться от секса с тобой. — Парень протянул руку и нежно провел большим пальцем по щеке девушки. — Ну, что, вспомним былое, Киса?

Она рассмеялась и посмотрела на часы. Затем подняла на него хитрый взгляд:

— Прости, Тимочка, придется тебе напомнить, что у меня теперь серьезные отношения.

Леся встала и, покачивая аппетитной попкой, медленно направилась к выходу.

— С кем? С этим рыжим? Не смеши меня! — Бросил Тим ей вдогонку.

— Его зовут Майк. — Напомнила она, остановившись в дверях.

— Ну, один разик? Быстренько…

— У тебя не бывает быстренько. — Подмигнула ему Леся через плечо. — И нет, я не могу.

Он надул губы, совсем как ребенок.

— Ну, чуть-чуть? Хотя бы на пол-Федора?

— Иди ты! — Рассмеялась она.

Вышла и мягко прикрыла за собой дверь.

Ну, точно кошечка.

Которая любит дразниться.

Мрррр…

Парень устало выдохнул и упал лицом на стол. Придется ему опять искать кого-то, чтобы снять напряжение. Он уже всех официанток перебрал, а ведь обещал Дашке оставить их в покое, иначе она уйдет из клуба навсегда. А этого он не хотел. Привык к ней очень. Или что-то вроде того.

Может, Арина? Согласится по-быстрому? Нет, она не из таких. И у нее рука тяжелая, да еще посуда под рукой. А его затылок все еще помнил удар сковородки.

Черт!

Опять придется обходиться своими силами.

Тим встал и направился в туалет. Вышел из кабинета и чуть не сбил с ног молоденькую девицу в форменном костюме.

— Ой, простите… — Проблеяла она, поправляя очки.

Мягкие каштановые волосы рассыпались по плечам.

— В следующий раз смотрите, куда идете. — Проворчал он.

— Я… — замялась девушка. — Я просто тут новенькая… Заблудилась…

— Новенькая? — Улыбнулся он. — Новенькая — это хорошо…

БОНУС-ЭПИЛОГ

— Привет! Мы сегодня вещаем из культурной столицы нашей родины!

— Ты не представился. — Напомнила девушка.

— Ах, да. — Парень всплеснул руками. — Меня зовут Ярослав, а это Даша. Ну, вы все ее знаете и любите, а я всего лишь незваный гость, который по привычке мешается в кадре и портит все ее добрые начинания.

— Ну, зачем ты так? — Надула губки очаровательная блондинка в розовом фартуке. — Если бы не ты, то хэштег #фартукнаголоетело вряд ли бы приобрел такую популярность!

— Никак не можешь простить мне? — Рассмеялся он.

— Почему же? Благодаря тебе на мой блог подписалось полтора миллиона человек, безразличных к правильному питанию, но жаждущих обнаженки! Давай, помаши им ручкой!

timlevitsky: я не жажду!

yano4ka_lee: а я требую) яра, помаши нам ручкой!

yano4ka_lee: и смотреть на тебя в футболке как-то непривычно(снимай скорее! Нам нужны милые соски!

arinapovar: лично я за!

Ярослав состроил глазки на камеру. Все, кто находился с ними в кухне ресторана, рассмеялись.

— Не пугайтесь, дорогие зрители. — Объяснила Даша. — Закадровый смех в данном случае это реакция команды ресторана «Мансарда», которые любезно согласились нас приютить сегодня по окончании своего рабочего дня.

— У меня концерт в этом замечательном городе, — вздохнул Ярик, — и моя девушка обещала мне культурную программу в свободное время. Я наивно полагал, что она имела в виду выставки, музеи, театр, но… — Он оглядел полупустой стол. — Видимо, мы собираемся рассказать вам о лечебном голодании.

— Нет же! — Даша пихнула его локтем в бок. — В своей передаче я рассказываю своим подписчикам, как готовить полезные блюда, которые можно есть с удовольствием, в больших количествах и не поправляться.

— Милая, вряд ли можно объесться стебельком сельдерея. — Виновато пожал плечами Ярослав.

За что тут же получил новый тычок.

— Ай!

— Перестань! Всё вовсе не так. Мы подбираем низкокалорийные заменители привычным ингредиентам блюд, выбираем щадящий вид тепловой обработки, натуральные, не химические овощи и фрукты. — Даша взяла со стола огурец и помахала им на камеру. — Всё дело в том, что когда-то я была размером с угольную шахту, и это меня жутко угнетало. Если бы в тот момент хоть кто-то сказал мне, что можно есть правильные продукты, сколько захочешь, и не полнеть…

Парень обнял девушку и поцеловал в лоб:

— Ласточка, ты никогда не была размером с угольную шахту.

timlevitsky: о, нет! со своим весом она была похожа на большой обитый тканью диван!

timlevitsky: шутка)

timlevitsky: и задница у нее была что надо!

vagiktrener: о, я помню ее! она хотела заниматься сумо, но в моей группе не было места. очень жаль!

magvenzeslav: эта девушка похудела только благодаря моим сеансам гипноза!

magvenzeslav: это был безнадежный случай, но у меня не бывает провалов

magvenzeslav: и этого мужчину она заполучила только благодаря моим заговорам

magvenzeslav: заговариваю на похудение и избавление от вредных привычек. заклинаю от несчастной любви. вижу будущее и помогаю забыть прошлое. звоните, номер телефона в шапке моего профиля!

— Тогда я считала, — продолжила Даша, — что калории не идут в счет, если никто не видит, как ты хомячишь. Но повзрослев, я все-таки обнаружила в себе волю и похудела.

— И поэтому ты учишь людей, как сбросить вес?

Девушка закатила глаза:

— В сотый раз объясняю. Я учу людей готовить обалденно вкусные блюда, которые сохранят их фигуру!

— А я еще раз призываю: вместо того, чтобы решать, побаловать себя капустным листом или отведать бобов, лучше съесть одну маленькую теплую булочку, обильно смазанную свежим маслом. Но одну!

— Не слушайте его, он — дьявол-искуситель. — Даша взяла фартук и бросила парню в лицо. — К несчастью, он красив и обаятелен, и он всем вам нравится, поэтому я вынуждена делать вид, что тоже рада видеть его на своей кухне.

yanalogunovabest: спорим, подерутся?

olkaadler: лично я за страстный финал!

olkahristenko: пусть раздеваются! даешь хлеба и зрелищ!

Ярослав надел фартук и повернулся к Даше спиной. Девушка не удержалась и, покончив с завязками, шлепнула его по упругой заднице.

olkaadler: еще! еще! да-да!

timlevitsky: если я открою кулинарный порно-канал, найдутся желающие смотреть?

olkahristenko: только если ты также хорош, как эти двое

olkahristenko: фотки кинешь?

— Так чем ты нас сегодня порадуешь? — Улыбнулся Ярослав.

Даша победоносно задрала вверх подбородок:

— Диетической шавермой.

— Хм… — Ярик еще раз оглядел ингредиенты. — Шаурмой?

— Забыл, где мы?

— Так шаурма и в Африке ша-ур-ма.

— Ребята? — Даша бросила вопросительный взгляд на собравшихся за кадром поваров, а затем дерзко посмотрела на Ярика: — Эти парни погонят тебя с кухни, если ты еще раз оскорбишь их священную шаверму, обозвав ее обычной шаурмой.

Ярослав поднял руки:

— Сдаюсь. Шаверма так шаверма. Но разве она бывает диетической?

— Разумеется. — Девушка указала на стол. — Мы берем правильный лаваш, в составе которого нет ничего кроме муки, воды и соли. Также нам понадобится отварная куриная грудка, свежий огурец, репчатый лук и зелень. Если нет огурца, можно брать капусту, только ее нужно будет тоненько порезать и отжать — для мягкости.

— Так, и что ты будешь делать со всем этим?

— Сейчас я нарежу огурец, лук тонкими полукольцами, мелко нашинкую зелень, всё это перемешаю, слегка-слегка посолю и заправлю качественным оливковым маслом. А затем буду заворачивать в лаваш кусочки грудки с этим «салатом».

— Понятно. — Сказал Ярослав, глядя, как она принимается резать огурец. — А мы вот всё больше как-то по майонезику…

— Конечно, люди не склонные к полноте могут себе позволить эту отраву. — Поморщилась Даша. — А таким, как я, приходится постоянно думать о последствиях для фигуры.

— И все равно, я считаю, нужно изредка делать загрузочные дни. Иначе, вся жизнь пройдет, а тебе вспомнить будет нечего.

— Что вспомнить? Как я ела майонез? — Съязвила она.

— Да хотя бы.

— Поверь, моя шаверма будет обалденно вкусной!

— А моя еще вкуснее. — Бросил вызов парень. — И так. — Он украл пару листов лаваша из общей стопки. — Дорогие подписчики нашего канала, сегодня я приготовлю для вас быструю и вкусную шаверму из продуктов, случайно оказавшихся у меня под рукой.

arbus_book: это лучший ведущий по версии моей мамы!

magvenzeslav: весь секрет в моих мантрах!

— Шаурма. — Ярослав сжал челюсти, быстро поняв свою ошибку. — Пардон — шаверма. Короче, это такое блюдо, вроде пиццы. Что не положишь внутрь, всё вкусно. И если вы боитесь поправиться, то лучше не борщить с соусом и полностью заменить жирное мясо чем-нибудь диетическим. Хотя лично я советую вам съесть одну шаверму вместо пяти. Просто знать меру — лучшая диета.

— Давай, давай, умничай. — Проворчала Даша.

И положила очищенный лук на доску.

— Так, а он у нас мытый? — Покосилась она в сторону хозяев кухни.

Повара закивали.

— Ты прям как Джанни Родари в бане с Чиполлино! — Вздохнул парень. — Режь уже!

— Не умничай. — Девушка принялась быстро орудовать ножом.

— И так. — Решил не обращать на нее внимания Ярик. — Нам понадобится лук, раз уже ты его нарезала. — Он наглым образом подхватил луковые полукольца с разделочной доски и бросил в свою миску.

— Бесит, когда ты так делаешь! — Зарычала она.

— Я тоже тебя люблю. — Парень, не боясь ножа, наклонился, поцеловал Дашу в шею, затем подошел к холодильнику и открыл дверцу. — Так, что тут у вас есть, ребята? О, отлично. Остаток запеченного окорока. Возьмем небольшой кусочек, подогреем его. Так, один помидор. Хм, пара вареных яиц. А что? Тоже пригодится.

— Ты собираешься все это завернуть в шаверму? — Презрительно сдвинула брови Даша.

— Да, Ласточка моя.

— Тогда у всех, кто захочет повторить за тобой, в животе начнется неминуемое Пуччини-Паганини!

— Ничего подобного! — Он одарил ее самой сногсшибательной из своих улыбок. Той, что всегда предназначалась только ей одной. — И я назову это блюдо в твою честь.

— Я просто переживаю, как бы не вышло Скрябиным по Шопену. Ну, знаешь, как после тех устриц, которых ты уплетал со сметаной и апельсиновым соком? Как вспомню, так вздрогну. Еще эта рвота фонтаном… Бррр! Так что это слишком смелый эксперимент, дорогой. Советую тебе воздержаться.

— Напрасно, Дашенька. Но я оценил твое знание великих композиторов. — Ухмыльнулся Ярик.

— Какого Шуберта? — Воскликнула она, когда парень буквально из-под ножа забрал у нее всю нарезанную зелень.

— Бах! И Брамс! — Ярослав бросил украденное в свою миску. — Теперь порежем туда мелко-мелко наш кусочек окорока, помидор и вареные яйца. А заправим все это чудо большой ложкой майонеза и, так уж и быть, десертной ложкой оливкового масла.

Недобро поглядывая друг на друга, соперники смешивали нарезанные ингредиенты и все больше уверялись в будущей победе.

— А как ты будешь заворачивать? — Поинтересовался Ярик.

— Ха! Не умеешь? — Почувствовала себя победителем Дашка.

— Да я с трудом кулек для семечек в детстве сворачивал!

— Учись, студент!

Она расстелила на доске лист лаваша, положила грудку и немного салата справа, затем подняла нижний край, затем правый, потом верхний и ловко закрутила все это влево.

— Как-как? Давай еще раз. — Попросил Ярик, выкладывая на свой лаваш смесь из окорока, помидорки, зелени и яиц.

— Так, так, так, так и так! — Издевалась она.

— Ну и ладно. — Буркнул парень, сворачивая, как попало. — Мою, как не сверни, все равно будет вкуснее!

— Утешай себя этой мыслью.

— Просто у меня сделано с любовью.

— О, да, я прямо чувствую!

— Нет, не чувствуешь. — Он поднес к ее губам ароматную шаверму. — Давай, пробуй.

— Мне потом придется полчаса крутить педали на тренажере, чтобы сжечь калории. — Пыталась отказаться она.

— Я знаю другой способ. — Подмигнул ей Ярик. — Он тоже довольно энергозатратный…

И девушка неминуемо покраснела:

— На нас смотрят не только сотни тысяч людей сейчас, но и, что гораздо хуже, моя собственная бабушка!

— Точно. — Он все-таки заставил ее куснуть край шавермы, а затем посмотрел в дальний угол кухни: — Бабуль! Иди-ка сюда!

Дашка старалась сохранять каменное выражение лица, но хриплый стон удовольствия сорвался с ее губ в самый неподходящий момент:

— Блин…

— Что? Вкусно?

— Не-е-ет. — Заверила она, мотая головой. — Просто язык со злости прикусила.

— Да-да. — Ярослав довольно ухмыльнулся и снова повернулся к тем, кто находился за кадром. Старушка как раз подошла ближе и встала у стола, смущенно теребя край кофты. Парень сделал шаг и силой втянул бабульку в кадр. — Знакомьтесь все. Это наша бабушка, ее зовут Паулина Сергеевна. По части готовки пищи она всем здесь фору даст.

— Ну, что ты, сынок… — Застеснялась она.

Он бережно приобнял ее и подвел к столу.

— И так. Вот здесь Дашкина шаверма с травой и сухой курицей. Здесь моя — вредная, жирная, мерзкая, но очень сочная. Пробуй, а мы ждем вердикт и делаем ставки.

— Так нечестно… — Пробормотала Даша, толкая его.

— Боишься проиграть? — Парень играл бровями, проверяя ее нервы на прочность.

— Нет! А ты пробовал мою шаверму? Попробуй и убедись, что она ничуть не хуже!

— Обязательно. — Улыбнулся Ярик, видя, как Дашка продолжает жевать его кулинарный шедевр.

Бабушка взяла в левую руку «образец номер один», а в правую «номер два».

— Момент истины! — Крикнул кто-то из поваров «Мансарды».

— Здесь можно врать, кстати. — Напомнил Ярослав, наблюдая за тем, как бабушка откусывает шаверму с куриной грудкой. — Главное, правдоподобно изобразить удовольствие и с серьезным видом сказать, что тебе нравится.

— Ей понравится! — Возмутилась Даша. — Да, бабуль, да? Скажи, что вкусно!

— А теперь эту. — Поторопил старушку парень.

Все смотрели на бабушку, а она с таким же равнодушным видом жевала теперь уже второй образец.

— Ну? Ну?

— Мне кажется… — Задумалась Паулина Сергеевна. — Мне кажется…

— Моя? Или его?

— Мне кажется… — Она опустила глаза и застыла, удивленно глядя на стол.

И все, в том числе и камера, последовали за ее взглядом. На тарелке, где только что лежало угощение, теперь находилась маленькая красная коробочка, внутри которой блестел тонкий золотой ободок кольца с крупным камнем.

Как оно там оказалось?

— Мне кажется, ничья… — Откашлялась бабушка.

— Что это? — Пробормотала Даша, откладывая в сторону недоеденную шаверму. — Какого Мусоргского…

— Не выражайся при людях, которые сейчас смотрят, как я буду делать тебе предложение, Ласточка!

Дашка с открытым ртом наблюдала за тем, как парень берет со стола коробочку и протягивает ей.

Она не стала дожидаться, когда Ярослав встанет на одно колено и будет просить ее руки, не стала дожидаться, пока он на глазах у сотен тысяч зрителей наденет кольцо ей на безымянный палец. Девушка терпеть не могла подобные условности.

Она с громким визгом бросилась ему на шею, обвила ногами талию парня и страстно поцеловала его в губы.

olkaadler: о, всё, я тоже поплыла!

jensana_: как же это мило!

helenaz_fi: я плачу…

olkahristenko: последнего горячего холостяка охомутали!

magvenzeslav: лично я свободен и полностью к вашим услугам

Вся команда ресторана зааплодировала Даше, Ярику и их счастью. Ну, и бабушка не удержалась от скупой слезы, которую тут же смахнула рукавом.

Продолжая целовать свою невесту, Ярик понес ее подальше с кухни — наверх, к ним в номер. А камера продолжала снимать растерянную Паулину Сергеевну, оставшуюся один на один со зрителями.

— Что будем делать? — Жестами спросил у нее шеф-повар.

Сначала старушка пожала плечами, потом виновато улыбнулась в камеру, прихватила с вешалки новый фартук и ловко надела на себя:

— А теперь, ребятушки, мы с вами приготовим нормальную шаурму.

— Шаверму… — Посмел прошептать кто-то из работников кухни.

Паулина Сергеевна взяла со стола аргумент — длинный, остро заточенный нож для резки мяса, и, угрожающе повертев его в руках, сдержанно улыбнулась:

— Кто-то еще здесь хочет поспорить с бабушкой?

Конец

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ЭПИЛОГ

БОНУС-ЭПИЛОГ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg