«Женщина не прощает»

Женщина не прощает (fb2) - Женщина не прощает 736K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталья Будянская

Наталья Будянская Женщина не прощает

Мне не хватает воздуха. Я открываю рот, выдуваю клочьями густой пар, но полноценно вдохнуть не удается. Словно попала в капкан, грудь сдавило, выбраться не могу. Внутри все жжет огнем. Так бывает в преддверии катастрофы. Взгляд цепляется за обрывки запоздалых листьев, дрожащих на ветру, мимолетные солнечные блики, остывшее небо, надутые сизые облака. За пустые мелочи, абсолютно не значимые в этот момент.

Моя жизнь несется в пропасть, а я разглядываю тучные фигуры на небе. Может, это признаки шизофрении? Наверное, так бывает, когда судьба совершает кульбит, переворачивая с ног на голову всю жизнь, а ты совершенно к этому не готова. В эти моменты вспоминаются старые фотографии в альбоме, наклеенные маминой рукой, вкус лимонада, запах скошенного сена, босоногое детство, первая заноза в пятке, теплая вода в луже, вкус тыквенной запеканки, руки в шелковице. Вселенская чушь, не похожая на философское подведение итогов жизни.

Скрип старых тюремных ворот разрезал тишину морозного утра. Я вздрогнула и уткнулась взглядом в полицейскую фуражку.

— Ковригина? У вас пятнадцать минут на свидание с заключенным.

Воздух застрял в горле льдиной, царапал осколками гортань. Я нервно кивнула и покорно шагнула вперед. Все потеряло смысл, стало ненужным. Как будто последние капли чего-то живого и важного стекли в подошвы сапог. Я умерла. Прежняя Настя умерла. Шесть месяцев назад я сама это затеяла и влезла куда не просили. Любопытство — мой грех, за который пришлось заплатить самую высокую цену. А началось все на празднике, посвященном седьмой годовщине нашей свадьбы. Когда кто-то из гостей решил меня отравить…

* * *

Май в том году пугал даже видавших виды воробьев хаотичными приступами снега. Не верилось, что на календаре конец весны: на обочинах серели сугробы, а термометр упорно показывал плюс пять. Пуховики прочно обосновались в гардеробе и, гневно сверкая примерзшими кнопками, не собирались сдавать свои позиции. Казалось, что природное недоразумение продлится до середины лета, как расплата за озоновые дыры и пагубное пренебрежение к экологии.

Женщины старались без надобности на улицу не высовываться, заедали стресс шоколадным фондю, топили мед, жгли камины, пекли дрожжевые пироги по бабушкиным рецептам и примеряли на себя роли жен полярников.

В один из таких сумрачных дней, когда небо возмущенно фыркало холодным дождем, я отправилась выбирать ресторан для празднования нашей годовщины. Скользкие дороги способствовали медленному трафику, адским пробкам и сгоранию нервных клеток. Удачно припарковавшись возле «Прованса», я подняла повыше воротник и, перепрыгивая лужи, забежала вовнутрь.

— Неласковая весна, да?

Погруженная в изучение списка предложенных блюд, я не сразу отреагировала на реплику мужчины за соседним столиком. Я вообще не поняла, что вопрос адресовался мне. Мы с администратором обсуждали, в котором часу следует подавать телятину в клюквенном соусе, и вдруг пожилой мужчина с тростью решил вмешаться в наш разговор.

— Простите, вы мне?

Я выпрямилась на стуле. Бестактность, равно как и человеческая глупость, сильно портила мою картинку мира. Мужчина отложил в сторону газету и сделал широкий жест, приглашая присесть за его столик. Я посмотрела на администратора, тот спрятал глаза. Наглость незнакомца била все рекорды. Хотелось ответить грубостью, но я сдержалась.

— Вы не видите, что я занята?

— Вы не тем заняты, милочка.

Мужчина поднялся, немного сутулясь и опираясь на трость сухой рукой, подошел ближе. Я смотрела в его серо-зеленые глаза и не могла понять, что происходит. Администратор прокашлялся и прошептал:

— Вызвать охрану?

— Нет, лучше ущипните меня. Я сплю?

Он отрицательно мотнул головой. Мужчина в строгом костюме поравнялся с нашим столиком. Я занервничала:

— Мы знакомы? Что вам от меня нужно?

— Вы жена Вадима Ковригина? — проигнорировал он мой вопрос.

Пришлось утвердительно кивнуть.

— Месяц назад умер мой сын, — мужчина наклонился ниже. — Он работал на стройке вашего мужа.

Я удивленно приподняла брови:

— И что? Это стройка. Там вечно что-нибудь происходит. Люди гибнут из-за несоблюдения норм безопасности.

Я глядела в его лицо. Повисла пауза. Голос мужчины дрогнул:

— Мой мальчик. Ему было всего тридцать семь…

— Простите, но при чем здесь я и мой муж?

— Как же, торговый комплекс «Тезарус»…

Он бросил на стол газету. Мы с администратором одновременно уткнули взгляды в черно-белую картинку с громким заголовком:

ТРИ СМЕРТИ ПОДРЯД. КТО ВИНОВАТ?

— Мой мальчик стал третьим в списке погибших на этой стройке, черт побери! И до сих пор никто не ответил за его смерть.

Мужчина гневно сверкал глазами.

— Это был несчастный случай, насколько мне известно. И мой муж выплатил семье вашего сына полную страховку.

— Вы ничего не знаете!

Он повысил голос, и мне это не нравилось.

— Найдите убийцу, или вы сами станете убийцей!

Он развернулся, чтобы уйти. Предвосхищая бурные возражения с моей стороны, бросил напоследок:

— Запомните, в полицейскую версию я не верю. Он не пил. И в его кровь не мог попасть алкоголь.

Я смотрела вслед, пока за ним не закрылась дверь. Гости, меню, блюда, праздник, застывший администратор — меня больше ничто не интересовало, кроме этой газеты. Я никогда не лезла в дела Вадима, знала ровно столько, сколько он рассказывал, и нас обоих это устраивало. Не было еще ни одной идеальной стройки. Обязательно случались форс-мажоры, которые нужно было ликвидировать. К такой жизни привыкаешь и адаптируешься. Это как работать в травматологии. Сначала тошнит от вида запекшейся крови, рваных ран и треснувших костей, а потом «глаз замыливается», мозг углубляется в корень проблемы и пути ее устранения. Чем спасать, и как это сделать эффективнее.

За те семь лет, что мы женаты, мне удалось создать уютный тыл своему воину-бизнесмену. Он развивал бизнес, сходился в словесных баталиях с инвесторами, шел вперед, сражался и добивался побед. Я гордилась, поддерживала и научилась играть вторую скрипку в нашем дуэте. У меня не было секретов от мужа, и я не собиралась их заводить. Но в последнее время он выглядел подавленным и угрюмым. На все расспросы отвечал дежурным «нормально», даже не пытаясь улыбнуться. Что такое нормально? Ни хорошо, ни плохо. Среднее состояние, отговорка для любопытных. Ему кто-то звонил поздними вечерами. Кто-то, кто сильно его расстраивал. Я держалась в стороне, молча наблюдая, как болезненно он переживает каждый полуночный разговор. Уходит в другую комнату, плотно закрывает дверь. Этот таинственный собеседник имел гнетущую власть над моим мужем, и явно это была не любовница. Женщины такие вещи чувствуют кожей.

Только сейчас, читая заголовок газеты, я сопоставила события последних месяцев с мрачным настроением Вадима. Как же я раньше не догадалась! Конечно же, эти звонки были связаны с чередой смертей на последнем строительном объекте его корпорации. Возможно, этот дедок с тростью его шантажировал? Возможно, пытался привлечь журналистов к расследованию? Откуда информация в прессе? С чего вдруг такие громкие заголовки?

Я смотрела на газету, а в голове рождались новые мысли. Обрастали подробностями и формировались в образы. Я понимала, что не смогу просто взять и забыть сегодняшнюю встречу. Не смогу закрыть глаза на проблемы мужа. Не смогу жить беззаботно, как прежде, пока сама во всем не разберусь. Я должна во всем разобраться! Докопаться до истины, снять обвинения с нашей семьи и закрыть эту тему. Я решила начать свое собственное расследование. Как настоящий частный детектив. Как Шерлок Холмс, как Пуаро и мисс Марпл. Втайне от мужа. Ему во благо.

Вот так, с этой газеты, все и началось.

Мобильный запел саундтрек из «Pretty women», я вздрогнула от неожиданности.

— Милая, где ты?

Голос мужа вернул меня на планету.

— Думаю поискать тебе подарок.

Я сидела в машине, изучала газетную статью, не в силах двинуться с места. Но расстраивать супруга в преддверии праздника не решилась.

— Ничего не выдумывай. Лучший мой подарок… сама знаешь.

— Хорошо, милый.

— Я пришлю за тобой машину. Встретимся в ресторане в семь ноль-ноль.

— Домой не заедешь?

— Нет, дела.

Я потерла лоб, отложила газету, включила приемник и завела мотор. Пора ехать. Капли ползли по стеклам, как слезы несбывшихся надежд, задушенных желаний и сожаления о безвозвратно потерянном времени. Тик-так, тик-так. Дворники размазывали их с каким-то отчаянным упоением, загоняя на обочины. Пусть стекают там, где никто не видит. Не мешают, не закрывают обзор. Но они, упорные, поднимались вверх. Вопреки земному притяжению, неугомонным дворникам, беспокойному ветру. Ползли вверх по лобовому стеклу, выбивались из углов и образовывали ажурные змейки.

Настырные, упрямые, несломленные. Как мой характер.

Я всегда относила себя к тому типу женщин, которые живут, а не ждут.

Кто-то ждет времени, когда, наконец, можно будет исполнять мечты, делать то, что нравится. А сейчас делает только то, что ненавидит, все для «надо», ничего для себя. Ходит на работу, спит и ест. И все. Откладывает мечты в дальний ящик. Периодически пересматривает свои хобби и то, что могло бы ими стать. Но… ничего не делает. Мечтает играть на пианино, но никогда себе его не купит. Мечтает рисовать, но дома из орудий творчества — только шариковая ручка. И правда, зачем? Ведь рисовать он не умеет совсем. Мечтает танцевать, но даже дома этого не делает. Даже наедине с собой. Мечтает работать с детьми, а занят исключительно перебиранием бумаг. Мечтает об образовании психолога, а учится на экономиста, потому что это выгодно, практично и перспективно.

Я же, наоборот, предпочитаю считать свои деньги, а не чужие. В кошельке, а не в бухгалтерских отчетах.

«Убей меня нежно, почти осторожно» — запел на fm-волне женский голос, возвращая к случайной встрече, газетной статье и моим мыслям.

Если это убийство, то кто виноват? Кому это выгодно?

Мужчина с тростью прав, Константин Залевский — это уже третья смерть на наших строительных объектах. Сначала проектант внезапно не справился с управлением на обледеневшей трассе, потом прораб скончался по дороге в больницу от инфаркта. Действительно, похоже на цепочку странных загадочных убийств. Но кому мешали эти люди? Кто заинтересован в срыве стройки и разрушении нашего бизнеса? Нет, конечно, разрушить строительную империю Ковригина одними проблемами с «Тезарусом» невозможно, но репутация пострадает.

С первыми проблемами Вадим впервые столкнулся на заре наших отношений. Из-за дележа земли под Ялтой мы так и не смогли отправиться в свадебное путешествие. Тогда были громкие расследования, судебные дела, затянувшиеся на три года. Потом бумажная волокита, оформление, купля-продажа, доверенности. Наконец Ковригин смог урегулировать все вопросы и стал настоящим земельным бароном. Первые жилые дома строительная компания Вадима построила быстро и довольно гладко. Но вот с комплексом «Тезарус» на берегу моря начались сложности. Долго искали грамотного проектанта — геодезиста, который знаком с местной почвой, грунтовыми водами и горными породами. Покончив с расчетами, очистили площадку под строительство, привезли необходимую технику, материалы… и тут внезапно умер проектант. Вадим тогда не стал прекращать начатое дело, потратил полгода, но нашел профессиональные строительные бригады, управляющего — и работа закипела. Все расчеты, составленные покойным Иваном Васильевичем, прораб одобрил и взялся возводить первый комплекс. Работа шла согласно календарному графику, без происшествий. Вадим мог вздохнуть спокойно… но тут у прораба на стройке случился сердечный приступ. После похорон все пошло наперекосяк. Строители стали по очереди уходить в запой, приходили новые, старые увольнялись. Текучка никогда не сказывалась на работе положительно. Вот Петька (так звали прораба) тот умел всех держать в кулаке…

Вадим отправил туда бригады со своих киевских объектов, но это не исправило ситуацию. Дорвавшиеся до бесплатного моря и всех курортных благ ребята ночью гуляли, а утром пытались ровно класть кирпичи. Константин Залевский спас тогда всех. Стройка была завершена, оставались пусконаладочные работы и завоз оборудования, мебели, столовых принадлежностей и прочего. И опять пришла беда.

«Вадим Ковригин строит — банк «Капитал» гарантирует» — надпись на плакатах, которыми были утыканы все обочины. Кто мог желать Вадиму серьезных неприятностей? Зачем? Неужели этот дедок с тростью способен на что-то большее, чем словесные угрозы? Или у него есть сообщники?

Я свернула влево, забыв показать поворот. Тут же послышались возмущенные сигналы соседних машин. Соприкасаясь боками, сверкая фарами, они медленно ползли цепью вперед, как откормленные пингвины на свой ежегодный парад.

Вписавшись в свободное место у магазина «D&G», я вышла из машины, стараясь не испачкаться в растаявшем снегу, моргнула сигнализацией и переступила порог.

— Рада вас приветствовать в бутике «Дольче & Габбана».

Они такие улыбчивые, только когда посетитель соответствует статусу заведения. С остальными ведут себя как с героиней Джулии Робертс в фильме «Красотка». Она оказалась не промах, я тоже. Улыбнулась в ответ:

— Мне нужно что-нибудь ультрамодное из последней коллекции.

Зал сиял иллюминацией, как будто готовился не к наступлению лета, а к рождественским праздникам. Манекены отовсюду протягивали свои худые руки и улыбались безликими лицами.

— Что вас интересует?

— Интересует то, чего еще никто не покупал, а вы не продавали.

— Есть стальной комбинезон с открытой спиной и глубокими разрезами.

— Неси, — скомандовала я, смутно представляя, как будет сочетаться с моими рыжими волосами стальной цвет.

— Это из последней коллекции, как вы и просили.

Девушка шуршала фирменными пакетами, разворачивая товар. Я сидела на диване и рассеянно листала новый каталог. Этот разговор со стариком никак не шел у меня из головы. Девушка протянула коробку.

— Обратите внимание: буква D подчеркивает правую грудь, держится на тоненькой бретельке, а буква G охватывает левую. Соединяются вот такой брошкой в форме &. С вашими формами такие вещи нужно носить непременно, — с наигранной завистью сделала глубокий вдох.

Не люблю лицемерие. Оно как товар на базаре — продается и покупается. Лучше ничего не говорить, чем откровенно льстить. Но в бутиках по-другому не умеют. Они все одинаковые, как их манекены. Впрочем, если это происходит, значит, кому-то нужно. Кто-то нуждается в комплиментах, похвале и дежурных улыбках. Есть спрос, будет и предложение.

«Спрос», «предложение» — что-то в этих словах зацепило мое внимание.

Я пыталась напрячь память, но девушка оказалась шустрее:

— Размер ваш, застежка-молния на спине.

— Уговорили.

Я взяла коробку, расплатилась, не меряя, и помчалась в салон.

Предложение, спрос, предложение. Слова чехардой скакали в голове. Я понимала, что они — ключ к чему-то важному. Как оборванная ниточка. Ты пытаешься соединить оба ее конца, но они постоянно выскальзывают из рук.

— Чего желаете сегодня, Анастасия? — спросил мастер.

— Никита, у меня в машине шикарный комбинезон стального цвета. Сделай так, чтоб я была в нем королевой.

— Понял.

Когда вернулась к машине, часы показывали 17:45. Стемнело быстро. Всему виной плотное нагромождение облаков на небе, спрятавшее солнце. Улицы пропахли плесенью и выхлопными газами. Сохранить аромат духов на одежде удавалось с трудом. Липкий противный страх, как предвестник несчастья, заставлял дрожать и ускорить мыслительную деятельность. «Вот сейчас докопаюсь до истины и расслаблюсь», — уговаривала саму себя, садясь за руль. Я верила, что как только решу этот ребус, все станет на свои места.

«Был спрос, появилось предложение» — крутилось в голове. Был спрос на опытного инженера руководящей должности, нашелся Залевский. Где, собственно, Вадим нашел этого Залевского? Чья-то рекомендация? Почему отец покойного вздумал обвинить Вадима? Почему не верит в официальную версию следствия? И при чем здесь алкоголь в крови у непьющего человека? Его кто-то заставил выпить? Почему мужчина умирает в возрасте 37 лет? Слишком много вопросов без ответа.

Сверкая бриллиантами, в белом пальто до пят на высоченных шпильках я вошла в зал.

— Анастасия, вы прекрасно выглядите. Позвольте, я провожу вас к столику.

Мальчик в униформе натянуто улыбался. Лесть, везде сплошная лесть. Люди разучились быть искренними и просто вежливыми.

Приятная музыка, каскадные люстры. Серьги уловили свет и отреагировали мгновенно: блики рассыпались ажурным кружевом, покачиваясь точками на плечах. Многих гостей за столом я видела впервые. Муж поднялся и поцеловал руку. Мальчик в униформе стоял за спиной и ждал. Я сбросила пальто, Вадим застыл с открытым ртом, так и не успев присесть. Переливаясь блеском, в струящихся тканях, с лишь слегка прикрытой грудью, я заняла законное место за столом.

Муж произнес тост, все потянулись к бокалам.

— Это ресницы из норки или «паучьи лапки»? — поинтересовалась дама, сидящая рядом.

— Мои. Натуральные.

— Не может быть! — фыркнула она.

«Конечно, не может».

В век силикона, ботокса и чудес косметологии глупо не пользоваться предоставленным разнообразием.

Я была похожа на голливудскую диву. Рыжие волосы, уложенные в элегантный пучок, ярко накрашенные глаза. Грудь вздымалась в такт дыханию, удерживаемая тонкими бретельками и окаймленная буквами из стразов. К таким женщинам в Голливуде пристают мужчины. Почему ко мне пристает незнакомая дама сомнительной внешности? Есть перехотелось. Я посмотрела женщине в глаза. В чем дело?

Чудным образом в ней сосредоточилось все самое некрасивое, что только можно вообразить. Бесцветные волосы, всклокоченные в непонятную прическу, узкие поджатые губы, впавшие красноватые глазки, которые не спасала даже косметика. Жирная кожа блестела пятнами и вызывала желание умыть тетке лицо.

«Какая она противная!» — нервничала я, пропуская мимо ушей тосты и комплименты в свой адрес. Оставалось только гадать, каким образом ей удалось женить на себе Мишу — директора кабельного завода. Миша красотой не блистал, зато блистал деньгами. И поэтому к нему вечно липли русалки, падкие на золотые монетки. Свои любовные похождения он тщательно скрывал от жены, которую сегодня я наконец-то увидела.

«Совет вам да любовь», — пожелала мысленно, как учили на курсах позитивного мышления, и постаралась забыть об этой даме.

Веселье было в самом разгаре.

Мандариновый поросенок пришелся всем по вкусу, утиная печень немного горчила, а испанское вино лилось рекой. Я вышла из-за стола и проследовала в туалетную. Гости, разомлевшие от пиршества, стали разбредаться кто куда. В дамскую комнату зашли две пары каблуков. Голос одной из женщин заставил затаить дыхание. Это была моя противная соседка по столу! Разговор велся на пониженных тонах, пришлось напрячь слух до запредельной отметки. Я застыла в своей кабинке, как разведчик в окопе. Немного мешала музыка, в соответствии с текущим ресторанным трендом звучащая даже в туалетах. Но слова разобрать все же удалось.

— Выглядит как лощеный поросенок, — хихикал пьяный женский голос.

— Ковригин всегда таким был, — прошипела соседка с невыразительной внешностью. — Не видать ему счастливой жизни, как своих ушей.

— Тише ты, — попросил второй голос, — называй его хотя бы мистером Икс.

— Какой он мистер?! Ненавижу!

Второй голос вновь пьяно захихикал.

В раковину шумно полилась вода, и дальнейший разговор утонул в ней вместе с секретами. Я ждала продолжения.

— …Я бы такое не надела, — долетел обрывок фразы.

— Безвкусица, — подтвердила вторая.

— Она же бывшая танцовщица! Ты не знала? Там, в кабаре, все одинаковые, лишь бы ноги задирать…

Включился обдув рук, и следующие слова утонули в шуме потока горячего воздуха. Через минуту дверь захлопнулась, воцарилась тишина. Я вылетела из кабинки, забыв не только спустить воду, но и помыть руки.

В тот момент я чувствовала, что мужу грозит опасность. Взгляд остановился на двух удаляющихся женских спинах. Хотелось крикнуть, остановить, обличить лицемерок, но я не двинулась с места. Ноги сковал холод, губы слепил пластилиновый страх. Это были наши гости! Наши гости. Спутницы двух влиятельных бизнесменов, сидевшие весь вечер за нашим столом. И одна из них моя соседка, жена Миши Крюкова.

Дамы непринужденно вернулись за стол. Я смотрела, как они уплетают десерты, улыбаются Вадиму и поднимают бокалы. Лицемерие, везде сплошное лицемерие. Я вжалась в стенку, холодея от ужаса. Неужели эта мымра, которая мне не понравилась с первого взгляда, способна создать нашей семье неприятности? Зачем? Мы ведь даже не знакомы. Откуда ей известно мое прошлое? Почему она так ненавидит Вадима? Они были знакомы? Неужели она и есть тот самый злой демон, от которого исходят наши неприятности? Возможно, ей известна тайна смертей на новом строительном объекте?

Телефон в сумочке пищал и вибрировал. Вадим звал за стол. Свечи догорали, пахло жареным мясом и базиликом. Я расправила плечи, нацепила дежурную улыбку и вернулась к столу.

«Баба Яга» с кублом на голове тоже притворно улыбалась. «Ей бы ступу и метлу в руки», — подумала я.

— За наших семилеток, — мадам Крюкова подняла бокал.

Это был тот самый ядовитый голос, который шептал гадости в туалете.

Вадим опрокинул стопку и наколол вилкой сразу три рулета из крабов, запеченных в кляре. Пить не хотелось. Есть тоже. Мозг проворачивал какие-то комбинации, пытаясь выстроить четкие предложения из обрывков услышанных фраз. Схватить ее за руку и заставить во всем признаться? Начнет отнекиваться. Где доказательства?

— До дна! — требовала «Баба Яга».

Не глядя, я потянулась к бокалу. Глазами сверлила ей лоб, словно надеялась каким-то образом вскрыть черепную коробку и выпустить черные мысли на всеобщее обозрение. Я машинально сделала большой глоток. Горло обожгло вкусом виски. Тьфу ты, перепутала бокалы!

— Где шампанское?

Вадим исполнил мою просьбу. Он улыбался как ребенок, наслаждаясь вкусными блюдами, дорогими напитками и приятным вечером. Мои мысли блуждали далеко. Хотелось вернуться домой и подумать. Спокойно, в тишине, без громкой музыки и шумных людей. Вадим раскраснелся как помидор. Развязал галстук и раскинулся на стуле. Я посмотрела на Ковригина и улыбнулась. Пусть он ничего не знает. Я все решу сама. Я сильная, смелая и могу решать серьезные вопросы. Я всегда добиваюсь поставленной цели. И я верну в нашу семью безоблачное счастье, чего бы мне это ни стоило. Превращусь в детектива, раскопаю истину и сорву покров тайны с «Тезаруса». Пусть даже для этого мне придется завести секреты от любимого мужа и нарушить свои принципы.

Когда вернулись домой, ветер выл под окнами, как одинокий волк на ночное небо. Звезд не было, луны тоже. Такая плотная черная ночь. Муж рухнул на кровать прямо в одежде. Буквально через минуту спальня огласилась могучим храпом. Я задернула шторы, приглушила свет, заставила себя выбросить тревожные мысли из головы. Живот пытался справиться с недавно съеденным поросенком, издавая булькающие звуки. Я приняла адсорбирующие пилюли, разделась и прошагала в ванную. Немного подташнивало и качало. Еще бы! Вы когда-нибудь пробовали мешать виски с шампанским? Уснула с трудом.

Рассвет облегчения не принес. Желудок разрывало на части. Я проклинала мишленовский ресторан, молочного поросенка под мандариновым соусом, филе ягненка, клюквенный соус и все те кулинарные изыски, которые вчера умудрилась в себя впихнуть. Зачем так над собой издеваться? Хотелось все попробовать, вот теперь расплачиваюсь. Тошнота сопровождала меня все утро. Голова гудела, как церковный колокол. Решила умыться ледяной водой — вдруг полегчает. Зашла в ванную комнату, включила полную иллюминацию и обомлела. Широко распахнутыми глазами на меня из зеркала смотрела старуха…

Этой даме было лет сто, не меньше. Пошевелив одеревеневшей шеей вправо-влево, увидела, как старческое изображение повторяет мои действия. Неужели это действительно я???

— Нет! — я крикнула громко, словно чтобы отражение испугалось. Испугалось и исчезло.

Что там еще надо сделать? Ущипнуть себя за кончик носа? Перекреститься? Крепко зажмуриться и переждать? Ноги подкосились, и чтобы не упасть, я присела на краешек ванны. Руки дрожали. Что это? Что происходит? Как я могла уснуть молодой и красивой, а проснуться старой и ужасной? Что это за шутки Вселенной? Какая-то адская машина времени…

Приступ тошноты пригвоздил к унитазу. Последний раз так плохо я чувствовала себя после студенческой вечеринки, но там были совершенно другие напитки. И еда не из ресторана. Неужели можно так отравиться мишленовской кухней и двадцатилетним виски? А как себя чувствуют другие гости? Вадим?

Прищурившись, я посматривала в зеркало, как опытный снайпер в прицел. Ничего не изменилось. Старуха тоже щурилась и сверлила меня взглядом. Господи, что же это происходит? Я схватила расческу и стала яростно чесать волосы. Это не я! Это не я! Волосы не держались на голове, оставались на расческе. Пряди выпадали кусками, сыпались на плечи, на пол и укрывали лицо. Осторожно, чтобы сохранить остатки шевелюры, собрала волосы в пучок. От злости швырнула на пол расческу. Она упала на рыжие локоны. Прикоснуться к выпавшему природному богатству не смогла. Приготовилась вновь посмотреть на свое отражение, зажмурила глаза и подняла лицо к зеркалу.

— А-а-а! — заорала я во весь голос.

— А-а-а! — вопило лицо в зеркале.

На пол полетели флакончики.

— А-а-а!

Я не могла остановиться. Я не могла в это поверить! Это было кошмаром, жутким сном, страшной шуткой.

Сгребая пузырьки, я швыряла их на пол и орала. Крышки соскакивали с баночек, крем выплескивался, коробочки трескались, а флакончики разбивались. Звон и вид разбитой косметики немного остудил. Я решила вновь поднять голову к зеркалу. Глаза тут же наполнились слезами. Щеки, лоб, нос и подбородок были покрыты мелкими чешуйками. А лицо напоминало распустившуюся шишку. На кастинге в фильм ужасов я была бы вне конкурса.

Надо срочно ехать в больницу.

— Вадим! — заорала я.

Рывком распахнула дверь, выскочила из ванной, забежала в спальню и принялась трясти мужа за плечи.

— Вадим, очнись! Ты меня слышишь?

От такой тряски любой человек проснулся бы, но Вадим не подавал признаков жизни. Это откровенно пугало.

— Вадим, Вадим! Открой глаза!

Тело зашевелилось и забурчало. Глаза недовольно заморгали, прячась от яркого света.

— Ну что слу… А-а-а! А-а-а!

В одну секунду господин Ковригин отлетел к изголовью кровати и закрыл лицо руками. И продолжал орать так, как недавно горланила я.

— Слава Богу, живой.

— Кто ты? Что тебе надо? Денег в доме нет!

— Вадим, это я, Анастасия.

— Ты… кто?

— Прекрати! — рассердилась я.

Из-под ладони выглянул один глаз:

— Где Настя?

— Перед тобой.

Потом показался второй глаз. Окончательно протрезвев, Вадим уставился на «привидение». Взгляд был такой же безумный, как и у меня при первой встрече с зеркалом. От шока у него отнялась речь.

— М-м-м, — мычал супруг, тыкая в мою сторону указательным пальцем.

— Да, внешность претерпела кое-какие метаморфозы, — согласилась я.

— Мы-мы-ммм, — тряс головой Вадим.

— Твое мнение я полностью разделяю. Но ты смелый и сильный мужчина. И совсем меня не боишься, — уговаривала я мужа.

— А-а… м-м-м…

— Да, это я — твоя жена.

— Ч-что с тобой с-случилось?

— Кажется, это сложное отравление.

— Что?

— Меня отравили.

— Что ты говоришь?

Вадим высунулся из-под одеяла и подполз поближе.

— Настя, что с твоим лицом??? А волосы где?

Выпучив глаза, Вадим продолжал бормотать себе под нос:

— Куда же волосы подевались? Отпали, что ли? Это все, что есть? — тыкал он в худенький пучок на темечке.

У человека шок. И ведет он себя неадекватно. Я дала мужчине пару минут привыкнуть к новому образу жены. Вадим ползал по кровати, мычал и смотрел испуганно. Я заговорила снова:

— Помнишь длинноносую даму, похожую на высохшего кузнечика, с комком пряжи на голове?

Вадим перестал мычать.

— Какой пряжи? — не понял он.

— Ну, таких волос поносного цвета. Рядом со мной сидела.

Вадим кивнул.

— Я слышала в туалете ее разговор. Она тебя ненавидит. И меня вместе с тобой. Думаю, что она причастна к тому, как я сейчас выгляжу.

— Мишкина жена. Ты думаешь, она тебя отравила?

— Уверена. Если окажется, что никто из гостей не пострадал, значит, меня отравили. Ядом. Понимаешь, ядом! Целенаправленно сыпали яд в рюмку, чтоб нанести вред здоровью. Возможно, хотели убить. Убить твою жену, Вадим. Чтоб тебе жилось несчастливо. Она так и сказала: «Ненавижу его». Понял?

Вадим сжал челюсти, глаза до краев наполнились злобой. Он соскочил с кровати, нашел мобильный и стал звонить Михаилу.

— Нет связи.

Вадим отбросил трубку и посмотрел на часы.

— Рано еще, — подтвердила я.

— Поехали!

— Куда?

— В больницу.

Совсем некстати запиликал мой мобильный.

— Кто это?

Вадим старался не смотреть мне в лицо, быстро одевался.

Я взяла телефон, пробежала глазами текст и зачитала вслух:

«Настя, ты сказала Вадиму, что идешь завтра со мной на концерт Монатика? Ответь срочно».

— Снежана, интересуется.

Я отложила телефон. Вадим заморгал.

— Твоя подруга? А ей чего не спится? И кто такой Монатик?

Снежана — жена Леонида Маслова, одного из компаньонов Вадима.

— Да, — улыбнулась я. — Это певец такой современный.

От улыбки щеки неприятно заныли, как после наркоза. Губы слегка потрескались. Лицо болело до самого затылка.

— Поехали, — спохватился супруг.

В клинике я провела целые сутки. Бесконечные анализы, промывание желудка, капельницы, ультразвуковые исследования. Все это меня так измотало, что ночь пролетела без сновидений. Утром улыбчивый доктор со взрослым лицом озвучил диагноз, который я и без него знала: «отравление, не связанное с пищевыми продуктами».

— Вам повезло, что в организм попала небольшая доза препарата, иначе последствия были бы куда серьезнее.

— Вы имеете в виду смерть? — бесцветными губами прошептала я.

— Нет, убить диоксин не способен, но нанести непоправимый вред коже ему под силу.

Я потрогала свое лицо. Кожа превратилась в бугристую корку.

— Вам повезло, — в который раз повторил доктор.

— Да, я везучая, — пыталась пошутить, но улыбка губы не задела.

— Первое время вам будет казаться, что лицо похоже на резиновую маску, но это вскоре пройдет. Мы почистили кровь и печень. Принимайте эти медикаменты согласно инструкции, и скоро вернете себе прежний облик.

Он протянул листок со списком. Я посмотрела на список, потом на доктора.

— Когда меня выпишут?

— Сегодня. Мы позвонили вашему мужу, он в дороге.

Неделю я провалялась дома, не выходя на улицу. Тело покрылось мелкой сыпью и постоянно чесалось. Я принимала помимо списка успокоительные пилюли, чтоб не расчесывать ранки и не усугублять состояние. Температура в течение дня то подскакивала, то внезапно снижалась, резвясь, как первоклашка на качелях. Живот периодически ныл и отдавал боковой резью, приходилось мчаться в туалет и надолго прятаться за спасительной дверью. Голова стабильно гудела, как церковный колокол. Спасали пилюли со снотворным эффектом, которые я глотала горстями. Утром, в обед, вечером. Утром, в обед, вечером. Дни слились в одну сплошную линию, где есть только боль, сыпь, рези, температура и туалет.

Все эти недомогания жутко бесили. Чтоб поскорее вернуться к привычному ритму жизни и вновь обрести привычную внешность, я выполняла все рекомендации лечащего врача. Принимала лекарства, много спала и не смотрела на себя в зеркало.

Не знаю, сколько бы времени я провела в таком анабиозном состоянии, если бы не Снежанка. Телефон разрывался от обилия сообщений, касающихся предстоящего концерта, куда она так страстно меня зазывала. Она не знала о моем состоянии, и рассказывать не хотелось. Снежана хоть и подруга, но болтливая до невозможности. Зачем мне лишние проблемы, сплетни, слухи? Вадим разбирался с Михаилом, но тот клятвенно заверял, что его жена ни при чем. Я же настаивала на своей версии: отравитель — мадам Крюкова.

— Настя, ты куда пропала?

Снежане удалось дозвониться в период моего бодрствования.

— Включи камеру на телефоне, чтоб я убедилась, что разговариваю с тобой, — требовательно склоняла к видеосвязи.

И пока я пыталась вспомнить опухшим от таблеток мозгом, где у меня волшебная кнопка переключения на телефоне, подруга продолжала:

— Ты такую премьеру пропустила в воскресенье! Как ты могла? Были все: Голиковы, Петровы, экранные звезды, твоя любимая ведущая, мы с Леньчиком, тот скандальный продюсер и режиссер, что номинировался на Оскар. Как ты могла пропустить это мероприятие? На тебя совсем не похоже.

Наконец, мне удалось включить камеру, я попыталась улыбнуться:

— А ЭТО на меня похоже? Как ты думаешь?

Снежана замерла. Потрясла телефоном в надежде, что изображение исчезнет. Поморгала часто-часто, решилась переспросить:

— Кто это?

— Я, твоя подруга. Не узнаешь?

— Что с тобой? Неудачное мезо или аллергия на ботокс?

— Аллергия на яд. Меня попытались отравить.

— Да ладно! — ахнула она.

— Теперь понимаешь, почему я не появляюсь в обществе?

— Да, — со вздохом произнесла Снежана.

Она не могла поверить в то, что ее блестящая роскошная подруга превратилась в облезлую мумию. Я сама не хотела верить в это. Депрессия укутывала плотным покрывалом, залепляла глаза, затыкала уши. Я не могла смириться с тем, что теперь у меня такой устрашающий внешний вид.

— Так надо что-то делать! — оживилась Снежана.

— Я была в больнице, лечусь.

— Тебе надо в салон, и срочно! Срочно восстанавливай красоту. Сейчас кину ссылку лучшего косметолога. Давай, звони, а я предупрежу, что ты моя подруга, тебе срочно и случай запущенный. Завтра набери, чао.

Она так резко попрощалась, что я готова была расплакаться от обиды. Позвонила, испугалась, отправила в салон и отключилась. Никто не хочет меня видеть такой. Такой противной, как жаба. Вадим спит в гостиной, подруга испугалась и не узнала, осталось только, чтоб родители отреклись. И все, жизнь удалась! Слезы покатились по щекам. Я вылезла из-под одеяла и прошлепала в ванную. Там, впервые за последние дни, посмотрела на себя в зеркало. Серая кожа, бесцветные глаза, жидкие волосы, щеки с мелкой сыпью, как у малышей от диатеза…

За что мне такие испытания? Зачем так жестоко обошлась со мной другая женщина? Почему? Что я ей сделала плохого? И кто мне сможет вернуть нормальную внешность? Косметолог в силе помочь?

Когда все слезы вылились, я прекратила себя жалеть, позвонила по номеру, присланному подругой, и на следующее утро записалась в салон красоты.

Вадим согласился меня отвезти. Несмотря на погоду, я достала большие солнцезащитные очки, повязала на голову платок, обула замшевые полусапожки и накинула полушубок из крашеного каракуля.

Вадим нетерпеливо барабанил пальцами по рулю.

— Куда едем?

— В салон «Магнолия».

Я назвала адрес.

— Что за название? Как у лекарства.

— Есть такой цветок.

Спорить не хотелось. Я настроилась на позитив. Вернусь домой обновленная, красивая, еще лучше, чем прежде.

— С тобой идти? — спросил Вадим, когда машина притормозила у входа.

— Нет, я сама.

Вадим протянул банковскую карточку и махнул на прощание, все еще не решаясь меня поцеловать.

Я открыла дверь салона с твердым намерением преобразиться. Надоела такая жизнь. Хочу вернуть мужа и его любовь. Администратор улыбнулась, я назвала свою фамилию.

Косметические процедуры в наше время сродни космическим разработкам. Что только не придумают: вакуумы, пилинги, улитки, кораллы, диоды и лазеры, радиоволны, обертывания и наращивания. Все вкалывается, выравнивается, шлифуется и доводится до совершенства. Я реально ошалела от обилия всего втертого, вмассированного, инъекционно введенного и отшелушенного. В общем, вышла от косметолога под вечер.

— Нравится?

Она стояла рядом и ждала моей реакции в зеркальном отражении.

А я готова была разрыдаться. Броситься в объятия и целовать ее руки.

— Вам нравится? — взволновано переспросила косметолог.

— Да… конечно… — прошептала я. — Вы вернули меня к жизни.

Пока я приходила в сознание и рассматривала свое обновленное лицо, подошел парикмахер.

— Анастасия Ковригина?

— Да.

Я резко обернулась.

— Пройдемте, займемся вашими волосами.

Я с подозрением взглянула на мальчика с разноцветной длинной челкой. Это мастер? Он больше похож на попугая в обтянутых штанишках. Он сможет мне помочь?

Волосы сильно поредели, обломались и потускнели. Казалось, что спасти шевелюру может только парик. Тем не менее, я помнила просьбу Вадима. Он считал, что я похожа на Николь Кидман, и мечтал, чтоб жена перекрасилась в блондинку. А я упорно не изменяла своим рыжим от природы. Сейчас, когда обновлением внешности занялась глобально, можно исполнить прихоть Вадима и сменить цвет.

— Сделайте меня похожей на Николь Кидман, — уверенно сказала я парикмахеру.

Села в кресло, сняла платок и продемонстрировала шевелюру «а-ля недобритый призывник».

— Вас подстричь? — выдавил мастер.

— Нет, побрить, — я смотрела на него через зеркало.

Парнишка растерянно моргал. С юмором явные проблемы.

— Николь Кидман сейчас ходит лысая? — уточнила я.

— Нет. Вроде бы.

— Сделайте так, чтобы мои волосы стали густыми и длинными, — по слогам выговорила я.

— Кто это вас так?

— Ваши коллеги.

Больше мы не общались.

Вы знаете, сколько длится наращивание волос? Я не знала. Казалось, что я провела в этом кресле целую вечность. Пыталась дремать, смотреть фильмы, переписываться со Снежанкой, звонить Вадиму, размышлять об отравлении, мужчине с тростью, газетной статье и трех убийствах. Но все равно время ползло катастрофически медленно.

Из салона я вышла уже под утро.

Рассвет был сумрачный, как в вампирской саге. Смог, тучи, слякоть. Птицы пытались петь, но грохот первых трамваев пресек на корню эти робкие попытки. Глаза упорно закрывались, хоть спички вставляй. Зевая во весь рот, я села в такси. Новые золотистые кудри рассыпались по плечам изящной волной и ничем не отличались от настоящих. Мимо с грохотом проехал трамвай. Два вагона ползли со скрипом, медленно и уныло. Я вдруг осознала, что сейчас кому-то намного хуже, чем мне. Кто-то живет в этом доме или в этом районе и каждое утро вынужден просыпаться под жуткий скрежет трамвая. Кто-то живет на первом этаже, и его стены сотрясаются каждый раз, когда этот железный дракон проезжает мимо окон. Кто-то всегда пользуется именно таким видом транспорта — общественным, — не мечтая о большем. Люди радуются льготам и субсидиям. Миллионы людей живут обычной унылой жизнью. А я… Я расстроилась из-за потери волос? Ерунда. Разве это проблема? День у косметолога, ночь в руках парикмахера — и я вернула себе внешность.

Я назвала адрес и через сорок минут была дома.

Вадим брился, собираясь на работу.

— Настена, ты как королева!

Вадим впервые за неделю поцеловал меня в щеку. Это была победа.

— Опять. Опять королева, — я рухнула в кровать.

— Что у тебя никогда не исчезнет, так это чувство юмора, — усмехнулся супруг.

Мне снилась Мишкина жена. И вспомнилось ее имя — Ксения. Она была абсолютно нагая. Зрелище малоприятное. Танцевала в лесу какой-то странный ритуальный танец, в руках держала фотку Вадима.

Я вскочила с постели и быстро набрала номер супруга. За время своего недомогания я даже не поинтересовалась, как он себя чувствовал после того банкета в ресторане. Вдруг хотели отравить нас обоих, а не меня одну?

— Вадим! С тобой все в порядке?

— Ты проснулась?

— Вадим, ты себя как чувствуешь?

— Настя, все будет хорошо. С Мишкой разберусь. Встречаемся вечером. Не волнуйся, я этого так не оставлю. Отдыхай, у тебя стресс.

— Вадим, я слышала, как Ксения говорила…

— Разговаривать больше не могу, прости.

Отключился. Швырнула телефон на подушку, спать передумала. Надо возвращаться к делу.

Но Снежана меня опередила.

— Настя, почему молчишь? Тебе исправили лицо? Давай, включай камеру, посмотрю на тебя.

Я повиновалась. Подруга старается, переживает, к хорошему мастеру меня отправила. А я не перезвонила.

Я настроила видеосвязь и приветливо улыбнулась подруге.

— Похожа?

— Отпад. В чудесное время мы с тобой живем, когда косметологи творят чудеса, правда?

Я согласилась. И поблагодарила за активное участие в реанимации моей внешности.

Снежана тут же принялась агитировать меня сходить с ней на концерт.

— С чего вдруг такая любовь к эстраде? Сначала Монатик, теперь Полякова…

— Ты не понимаешь… — она не решалась рассказать правду по телефону. — Объясню при встрече.

Меня вдруг посетила здравая мысль.

— Слушай, подруга, ты говорила, что с Крюковыми хорошо знакома. Что ты знаешь о Ксении, Мишкиной жене?

— Мммм, немного. Расскажу, если согласишься пойти со мной на концерт.

— Это шантаж?

— Это не телефонный разговор, — засмеялась она.

Пришлось пообещать составить ей компанию. Желание узнать о семействе отравителей больше взяло свое.

С Михаилом Крюковым я познакомилась в тот же день, что и с Вадимом. Они были в одной компании, знакомство произошло спонтанно. Я тогда танцевала у Венеры. Это отдельная история, после расскажу. Помню, Михаил тогда отпустил комплимент в мою сторону, что-то о цвете волос. И больше не сказал ни слова, за все семь лет. Заподозрить его в скрытой симпатии я не могла, доказательств не было. Ему нравятся совершенно другие женщины, цвет и длина волос при этом не имеют особого значения. Моя рыжая грива покоится в файлах прошлого. На голове выросли белокурые локоны длиной до талии. И все эти перевоплощения произошли благодаря его жене. Вот так современные женщины устраняют соперниц. Стоп… Да, точно, таким способом убирают соперниц. Совершенно верно. Еще при дворе короля Людовика дамы травили друг друга ради надежды стать фавориткой. Но какая, к черту, я конкурентка этой Ксении? Что нам делить? У меня законный супруг, у нее тоже. Встретились — разошлись.

Это и настораживает. Мишка не бедствует. Ну, гуляет, бывает. Так а я при чем? Не со мной же. Или она меня подозревает в связи с ним? Глупости. Чтоб мужик не гулял, надо вести неустанную борьбу и самосовершенствоваться. Вот выглядела бы Ксения по-человечески, обрела женственность, сходила куда надо, подправила кое-что — может, и вернула бы мужнин интерес.

А что если покопаться в ее прошлом? Может, тогда проясню мотив ее поступка? Надо встретиться с подругой и во всем разобраться…

Следующий день провела в салоне — закрепляли с косметологом результат. Дома появилась поздно вечером. Салонным процедурам следует уделять много времени, денег и внимания. Но усилия того стоили. Я выглядела лучше, чем Николь Кидман.

Хмурый Вадим сидел перед телевизором.

— Звонила Снежана, говорит, ты не отвечаешь на ее звонки.

Я достала мобильный. Все в порядке. Связь есть, пропущенных вызовов нет.

— У тебя что-то стряслось?

Вадим тяжело вздохнул и оторвался от экрана:

— Я с Мишкой говорил. Он все отрицает.

— А ты чего ждал? — взорвалась я. — Он либо выгораживает жену, либо просто не в курсе ее темных дел.

— Говорит, что Ксюша не могла.

— Ты мне не веришь? Ксюша не могла? Я сама в туалете слышала. Между прочим, она собиралась отравить не только меня, но и тебя. Слышишь? Тебя тоже! Она тебя ненавидит.

— Я понял.

— Я узнаю все сама.

— Не надо.

Мы заглянули в глаза друг другу, пытаясь там прочесть что-то важное и глубоко скрытое. Напряжение чувствовалось кожей. Оно, как струна, натянулось между нами. В этот момент зазвонил мобильный.

— Настя, завтра встречаемся в гостинице «Космос», потом едем на концерт Поляковой.

— А билеты?

Ее стремление попасть на концерт Королевы ночи изумляло.

— Все есть. Буду ждать в холле.

— Хорошо, приду.

— Куда это ты собралась? — вмешался в наш разговор муж.

— Тебя Вадик не пускает? — уловила она гневный мужской баритон.

— Нет, это он со мной на концерт хочет.

— Сама слушай эту расфуфыренную попсу, — обиделся супруг.

— Нет, не надо Вадика! — завопила в трубку Снежана.

— Я бы на «Пинк Флойд» пошел, — продолжал бубнить Вадим.

Мы попрощались со Снежаной, и я повернулась к мужу:

— Ты против того, что я культурно проведу вечер с подругой?

— Не знаю.

— Как узнаешь, дай знать.

Скандалить не хотелось. Я поцеловала мужа и предложила выпить по коктейлю. Мужчинам всегда нужно давать время на обдумывание того, чего хочет женщина. Что она предлагает, куда зовет или что мечтает купить. Сначала озвучиваешь мужчине свое желание, спрашиваешь совета (даешь понять, что его мнение тебя интересует) и затихаешь. Молчишь до тех пор, пока он остынет, переварит и забудет. Только тогда напоминаешь вновь. Но уже с таким чувством уверенности, будто вы в прошлый раз все обсудили и он дал согласие. Мужчина первоначальную тему разговора помнит, но в его итоге не уверен, а женщина убеждена, что все подробности сообщила в первый раз, а он просто слушал невнимательно (как всегда). И его кивок она восприняла как согласие выполнить ее желание.

Я всегда действую по этой схеме и добиваюсь результатов. Этот случай — не исключение.

Желающих потанцевать оказалось немало. Пришлось потолкаться у входа, пройти досмотр охраны и показать содержимое сумочки. Пробравшись в холл, увидела подругу. Даже при таком скоплении народа не заметить ее было невозможно. Платиновая блондинка со стрижкой каре в красном кардигане и красных ботфортах была похожа на сигнальный буек. Мужчины на нее реагировали везде одинаково, как на светофор, — резко тормозили. Что здесь, что на улице, что за рулем на дороге она вызывала у лиц противоположного пола какой-то внезапный паралич, как стоп-сигнал. Она обожала одеваться вызывающе дорого, ярко краситься и своим видом будоражить мужчин. Леньчику нравилось, что мужики западают на его женщину, а обладать ею имеет право только он один. Получившая приличное воспитание в детстве, Снежана, дочь интеллигентов, мечтала жить богато. Детские комплексы переплавила в достоинства, и уже в замужней жизни, щедро подслащенной деньгами, чувствовала себя королевой. Леньчик, как все мужики с бабками, святым не был. И чем больше Леньчик гулял, тем больше нарядов и драгоценностей появлялось у жены. Ее устраивала такая компенсация. Мы с Вадимом, наоборот, договорились сразу: тот, кто загуляет, уходит безвозвратно. Зачем устраивать спектакли? И вот уже семь лет бережем наш союз.

— Настя, — бросилась навстречу подруга, — шикарно выглядишь!

— Ты тоже изменилась.

Я пристально рассматривала Снежану, пытаясь понять, что в ней появилось такого, чего я раньше не замечала. Глаза?

— Глаза.

— Тушь потекла? — испугалась подруга.

— Я поняла, что в тебе не так. Глаза. Что случилось?

И в самом деле, глаза у подруги были какие-то испуганные. Они как бы жили отдельно от лица, бегали вправо-влево и пытались спрятаться. Это совсем не вязалось с образом шикарной и уверенной женщины.

— Я влюбилась! — выпалила Снежана.

— Как???

— Ты не знаешь, как это бывает?

— В кого?

— Это другой вопрос, — Снежана перешла на шепот. — Его зовут Борисфен.

— Как?

— Как бога вина, — пояснила подруга.

— Бог виноделия — Дионис, а «Борисфен» — это коньяк.

— Борисфен — его сценическое имя. Он танцор. Ты даже себе не представляешь, как он двигается. У него такое шикарное тело…

Глаза ее блестели, щеки румянились, голос размяк до консистенции сливочного мороженого. Снежанка точно влюбилась.

— Где ты встретилась со своим богом? Когда успела влюбиться?

— На фуршете после концерта Тины Кароль.

— Это зимой?

— Да, я с родителями ходила, помнишь?

— Точно.

Я вспомнила, как Леньчику срочно нужно было сплавить жену на вечер, и он купил билеты в VIP-ложу не только для нее, но и для родителей. Чтобы мысли не возникло отказаться. Маме понравился концерт, она подпевала и раскачивалась в такт музыке. И все ругала папу, что не позаботился о букете.

— Он на меня ТАК смотрел… А я на него. Этот мужчина — просто бог танца.

— Как его зовут в реальной жизни?

— Это не важно, не знаю, — отмахнулась влюбленная женщина.

— Как это?

— Ты такая нудная стала, — Снежана схватила меня за руку и потянула к гардеробу. — Пойдем, скоро начнется концерт. Нельзя пропустить выход.

— Кого? Поляковой?

— Да нет же, Борисфена.

— Ты же сказала, что он у Тины Кароль танцует.

— Ни у кого он не танцует, — обиделась подруга, — он сам по себе. Сегодня здесь перед концертом дает представление.

«На разогреве», — догадалась я.

Раньше модно было приглашать неизвестные группы, сейчас времена изменились. Песнями под фонограмму никого не удивишь и не порадуешь. А танец — особое искусство. Его не подделать. По себе знаю, как можно «завести» людей танцем. Зажигательным, искрометным, пластичным. Танец способен вызвать бурю радости, довести до исступления или, наоборот, растрогать до глубины души, даже до слез. Танец — магия, волшебство, искусство…

Мы заняли места на балконе. Официантка принесла вазу с фруктами и два бокала игристого вина. Я повертела программку в руках и от нечего делать стала рассматривать фотки танцоров.

— Можешь не стараться, его там нет, — хихикнула подруга.

— Ты точно сумасшедшая. Представляешь, что с тобой сделает Леньчик, если узнает? У тебя не может быть романов на стороне. Слышишь?

— А у нас с ним ничего и не было. И хватит на меня кричать.

— Ты влюбилась, и этого не скрыть. Сияешь, как начищенная бляха у новобранца.

— Сама ты бляха! — обиделась подруга. — Сегодня после концерта еду к нему.

— Ты сдурела???

Я чувствовала, как напряглись на корнях мои ненастоящие волосы.

— Снежана, опомнись! А если муж узнает?

— Не узнает. Я сказала ему, что буду весь вечер с тобой. Так что ты — мое алиби.

— Нет, — возмутилась я, — играй сама в эти игры, меня не втягивай.

— Боишься?

— Да, боюсь! Ты забыла, КТО твой муж?

— Да мой муж имеет столько любовниц, что пальцев на руках не хватит…

— Извините, не могли бы вы выяснять свои отношения потише? — стали возмущаться соседи.

Мы притихли. Занавес подняли, зазвучала музыка, в зале раздались аплодисменты. Представление начиналось.

Декорации впечатляли, звук будоражил, танцоры извивались, демонстрируя загорелые тела и прекрасные костюмы. Музыка нарастала, уходила в верхний диапазон, а потом внезапно стихла. Танцоры остались лежать на полу. Зазвучали жидкие аплодисменты. Я впилась глазами в сцену. Завязка намекала, что сейчас должно произойти нечто грандиозное. Знаю, такой трюк мы использовали сами. В прошлом. Когда я работала у Венеры.

Скрипка запела с нарастающим звуком. Барабанная дробь ускоряла биение сердец. С потолка спускался стеклянный куб, опоясанный цепью. Внутри, как рыба об лед, бился мужчина. Куб опустили, танцоры ожили и завертелись вокруг. Потом они сорвали цепь, и из куба выскочил на сцену мускулистый Тарзан.

— Это он, — прижимая руки к груди, прошептала Снежана.

— Твой Борисфен?

Я обернулась и поняла, что ответа не дождусь. Подруга как зачарованная наблюдала за действом на сцене.

Мужик и правда был хорош. Литое гладкое тело прикрывал полупрозрачный костюм. Рассекая воздух, танцор совершал дикие прыжки. Черные блестящие волосы до плеч липли к лицу, делая образ сексуальнее. Забравшись на стеклянный куб, он извивался так, будто не имел позвоночника. И напоминал больше Маугли, чем греческого бога. Талант у парня есть, несомненно. А вот денег нет. Скорее всего, альфонс.

Танец завершился. Борисфен замер в поперечном шпагате на согнутых спинах танцоров.

— Ах, — отмерла Снежана.

— Эффектно, — подтвердила я. — Трюк спер у Ван Дамма с грузовиками.

— Хоть убей, но я проведу с ним ночь, — заявила подруга.

— Твое дело.

— Ты передумала меня ругать?

— Знаешь, жизнь дана лишь раз.

— Вот-вот, — подхватила она, — я молодая и красивая. И хочу такое же крепкое мужское тело в постели. А вынуждена терпеть жирного Леньчика.

— Ты сама этого хотела, не жалуйся.

Я открыла рот напомнить о брачном договоре, но вовремя остановилась. У меня ведь другая задача. Важно узнать нечто такое из прошлого мадам Крюковой, что позволит понять мотив ее поступков.

— Жизнь такая сложная, — промурлыкала я в тон подруге. — Как люди находят другу друга — сплошная загадка. Никак не могу понять, почему Мишка Крюков решил жениться на такой женщине? Впервые увидела ее на нашей седьмой годовщине. Живой крокодил.

— Ой, забыла вас поздравить, — спохватилась Снежана.

— Проехали. Ты что-нибудь о ней знаешь?

— О ком?

— О Мишкиной жене. Ты мне обещала.

— Моя любимая песня! — воскликнула подруга и отвернулась к сцене.

— Снежана!

— Подтвердишь, что гуляла со мной до утра?

— И где до утра мы с тобой гуляли?

Ее глаза лихорадочно блестели:

— В кино на ночном сеансе, потом в японском ресторане…

— Ладно. Обещай больше мной не прикрываться.

— Договорились.

Королева нашей эстрады пела на бис и получала цветы. Мы с подругой дружно хлопали в ладоши.

— Давай, рассказывай все, что знаешь. Концерт закончился.

— Я немного знаю. Здесь музыка громкая.

Снежана упиралась. Я вытолкала подругу из полутемного зала.

— Давай говори.

— Ксения — дочь ректора. Сама понимаешь, как она училась.

— Выкладывай все, что о ней знаешь.

— Зачем тебе? Будешь использовать информацию против нее?

— Сама пойдешь в японский ресторан ночью.

— Поняла-поняла.

Снежана театрально вздохнула и стала рассказывать.

На первом курсе Ксения влюбилась, но парень не отвечал взаимностью.

— Не спрашивай в кого, все равно не знаю, — заявила моя подруга.

Все знали, кто такая Ксения и чья она дочь, поэтому обращались с ней, как с фарфоровой статуэткой. А этот парень посмел не реагировать на заигрывания дочери ректора. В институте он не учился и в привилегиях не нуждался. Наоборот, парня видели с развязными девицами яркой внешности, совсем не похожими на бледнолицую Ксюшу. С тех пор девушка ненавидит красивых женщин. Ярких, эпатажных. До дрожи в коленках, всеми фибрами души. Истребила всех симпатичных подруг и гордо шествовала по коридорам института, одна, со страдальческим лицом, как раненый воин.

На последнем курсе к «черной вдове», как окрестили ее студенты, стал подкатывать парень с другого потока — Мишка Крюков. Он не отличался ни прилежанием, ни примерным поведением. Из-за «хвостов» и «неудов» балансировал на грани вылета. Впереди маячил диплом, к сдаче которого парня даже не допускали. Мишка выбрал оригинальный способ решения проблемы — стал ухаживать за дочерью ректора. Видимо, получить диплом престижного ВУЗа Мишке очень хотелось. И он его получил. Красный, как и предполагал. Свадьбу сыграли пышную и скорую. Подарки соответствовали статусу тестя: машина, квартира и банковский счет. Крюков открыл собственный бизнес.

— Если ты перешла ей дорогу, берегись, — предупредила подруга.

— Да я впервые ее видела.

— Не вздумай общаться с Мишей при живой жене, попадешь в черный список. Ревность бушует ярким пламенем в душе мадам Крюковой. Возможно, ей не понравилось, что все внимание уделялось тебе, — предположила Снежана. — Михаил на тебя смотрел?

— Не помню.

— Надо вспомнить.

— Она похожа на мухомор, такая же ядовитая.

Я поморщилась. Ничего крамольного за праздничным столом в тот вечер я припомнить не могла. Снежана пожимала плечами:

— Что у вас случилось?

— Этот «мухомор» меня отравил.

— Как?

— Ядом.

— Когда?

— На нашем празднике.

— Ты шутишь?

— Какие тут шутки! Я тебе говорила, что меня отравили, помнишь?

Снежана погладила меня по волосам.

— Ты думаешь, это сделала Крюкова? Зачем ей?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Она меня отравила, этот «мухомор». Только доказательств нет.

— Господи, как в мелодраме какой-то…

Снежанка задумалась:

— Слушай, эта дама общается только с одной женщиной — Машкой Волновой, родственницей мужа.

— Точно, она с какой-то дамой обсуждала в туалете нашу семью, — вспомнились события того вечера.

— Может, позвонить Машке?

— Конечно, позвони. Только аккуратно узнавай, не выдай меня.

Внезапно дал о себе знать желудок, и я стремительно умчалась в туалет. Договорились встретиться в зале через двадцать минут.

Мы дождались Борисфена в условленном месте. Он вышел в сценическом костюме, сверкая блестками и распуская аромат мускусного одеколона. Смело взял Снежану за руку, поцеловал в щеку и прижал к себе. Я поняла, что пора прощаться и уходить. Посмотрела еще раз на подругу и не узнала ее. Она прятала глаза и смущалась рядом с танцором. Парень обладал каким-то пряным мужским магнетизмом. Влажными карими глазами без стеснения ощупывал изгибы женского тела, растягивая губы в довольной улыбке.

Я приехала в кинотеатр и купила два билета на самый поздний сеанс. Один мне, второй Снежанке. Она заедет утром, заберет свое бумажное алиби. На билеты поставили штампы со временем приобретения и временем начала сеанса. Зашла в полупустой зал, заняла место и погрузилась в собственные мысли. Смотреть на экран не хотелось. Что могут показывать среди ночи? Либо фантастику, либо эротику. На экране взрывались дома, рассыпались стекла, проносились кометы, валили клубы дыма, инопланетные физиономии шлялись по Земле. Из-за грохота стереозвука я пропустила два звонка от супруга. Когда в промежутках между боевыми действиями по освобождению планеты я услышала жалобное «Pretty woman» из сумки, Вадим уже злился.

— Ты где?

— Не волнуйся, со Снежаной.

Я придала голосу как можно больше теплоты и миролюбия.

— Уже полночь.

— Мы в кинотеатре.

— Где?

— В кинотеатре.

— А что это за шум?

— Боевые действия на экране.

Главный герой, крутой перец, укладывал инопланетян штабелями одной левой. Да еще в одной майке и с неизменной головной болью от похмелья. Мне бы так уметь. В это время раздалась автоматная очередь и душераздирающие животные крики. На полотне экрана мелькали жуткие картинки…

— Что это, перестрелка? Настя!

— Милый, все в порядке.

Я пыталась говорить прямо в динамик телефона громким шепотом, прикрывая мобильный рукой.

— Ты где?

— В кинотеатре.

Я поняла, что мой киносеанс окончен.

Схватила сумочку, покинула зал и направилась к парковке. Муж требовал немедленного возвращения. Домой ехать не хотелось. Тем более, я обещала Снежанке прикрыть ее амурные похождения. Вдруг Леньчик поинтересуется у Вадима, когда вернулась его жена? Нельзя, чтоб обман раскрылся. Перезванивать Вадиму бесполезно. Он не в духе. А по программе, задуманной подругой, у нас еще ночное посещение ресторана. Как быть? Решила позвонить Снежане.

«Абонент временно недоступен…»

Я отбросила телефон и сердито вздохнула. Ей хорошо в объятиях пламенного танцора. Ничем кроме любви голова не занята. А мне выкручиваться за двоих.

Заслужив доверие мужа, я везде обходилась без охраны. Конечно, это далось не сразу. Когда Вадим убедился, что жена всегда на связи, дома появляется вовремя, машину водит аккуратно, не общается с незнакомыми личностями и никогда не ввязывается в неприятные истории, стал отпускать меня одну. Доверие прекращается в один миг, и восстановить его невозможно. Всегда к приходу мужа я возвращаюсь домой. Никаких домашних тапок, халатов, фартуков. Я всегда при макияже и прическе, как его любимая Николь Кидман. Из танцевального прошлого запомнила строгие заповеди шоу-бизнеса: у тебя не может быть плохого настроения, критических дней, опухших глаз, растрепанных волос, прыщиков или синяков на теле. Опрятность и чистота в одежде. Макияж обязателен. Поэтому косметику я смываю лишь после того, как Вадим уснет. Крепким сном. И просыпаюсь раньше. Всегда. Контрастный душ, ледяные примочки, легкая танцевальная зарядка. Завтракаем вместе. Мне несложно готовить завтраки, ведь это все, что я делаю на кухне. Честно говоря, такая жизнь мне нравится. И я не хочу ее терять из-за ненависти мадам Крюковой или подозрений газетных репортеров.

Когда вернулась домой, муж мирно спал в гостиной на диване. Сто процентов, уснул здесь специально. Начну будить, посмотрит на часы — во сколько вернулась. Наклонилась, поцеловала в губы. Волосы слегка коснулись лица. Веки дрогнули, но не открылись. «Пусть спит здесь», — решила за него. Завтра выходной, единственный в неделю нерабочий день Вадима. Переоделась в своей комнате, придирчиво осмотрела в зеркале недавние изменения внешности. Легла спать, предварительно положив на подушку мобильный. В шесть утра позвонила Снежана. Быстро спустилась вниз, отдала билет и вернулась. На разговоры времени не было.

— Мой звонил?

— Нет. Все в порядке?

— Да.

Свой билет я, как и положено, опустила в мусорное ведро. Захочет подтверждений ночной встречи с подругой — вот они.

Спать не хотелось, решила принять ванну. Окунувшись в ароматную пену, расслабилась. Вдруг спохватилась, что забыла спросить, как правильно мыть такие волосы. Или спросила, но не запомнила ответ. Быстро набрала номер салона «Магнолия». Благо, сохранилась их визитка и абонемент в солярий.

— Салон «Магнолия». Доброе утро.

— Доброе. Я наращивала у вас волосы пару дней назад.

— Имя мастера?

— Не помню. Хочу узнать, как мыть эти волосы.

— Назовите имя мастера, и я запишу на удобное для вас время.

— Не надо записывать.

— Тогда скажите ваше имя, — вежливо продолжал голос.

— Зачем?

— Найду запись, узнаю имя мастера.

— Зачем такие сложности?

— Я запишу на мойку головы к мастеру, который делал вам наращивание.

— Я сама хочу помыть голову.

— Процедура бесплатная, — так же вежливо ответил голос.

— Что за тупизм? — распсиховалась я. — Я звоню узнать, каким способом мыть голову. Как обычно, с шампунем, или есть тонкости?

— Вы мне грубите, я вынуждена положить трубку.

Голос вздохнул и отключился.

От злости я чуть не утопила в ванной мобильный. Ну что тут скажешь? Почему в салоне работают непрофессиональные администраторы? Понабирают по объявлению, а клиенты мучаются потом. Что делать?

— Милая, — позвал сонным голосом муж.

— Скоро выйду чистая и душистая, — пропела я в ответ.

Вспомнила, что ресницы при умывании не отклеиваются, сунула голову под воду.

Вадим лежал на диване и лениво щелкал пультом. Картинки менялись, он хмурился.

— Почему я здесь лежу?

— Ты здесь уснул, — резонно заметила я.

— А почему ты не позвала меня в кровать?

— Милый, ты так сладко спал. Между прочим, я тебя будила. Поцелуями, как спящую царевну.

Я села мужу на колени и прижала его лицо в своей груди. Он сунул руку под полотенце, рывком скинул его.

— М-м, сладкая моя…

Хмурое настроение бесследно исчезло, уступив место радостному предвкушению. Наслаждение накатывало волнами.

— Где ты вчера была?

— Ты решил выяснить это прямо сейчас?

Я сама никогда не задаю подобных вопросов. И считаю, что те женщины, которые допрашивают своих мужей, совершают огромную ошибку. Чем больше над мужиком нависает контроль, тем сильнее он рвется из дома. Поразительно, но факт. Если не допытываться, с кем, где и почему мужчина задерживается, он сам со временем это сообщит. Не надо строить обиженную мину или играть в молчанку. А наоборот, блистать жизнерадостностью. Проверено: муж будет сводить свои задержки к минимуму и спешить домой. Но на его вопросы «Где была и с кем?» не надо отвечать: «Я же тебя не спрашиваю, и ты в мою жизнь не лезь». Если он спрашивает, значит, ему интересно. И ты ему не безразлична. Будь этим довольна.

— Почему молчишь? Где была? — спросил Вадим между поцелуями.

— Кальян курила.

— Где?

Вадим прервался и заглянул в глаза.

— В японском ресторане «Мир суши».

— Понравилось?

— С тобой было бы лучше.

Последняя точка в Снежанкином алиби поставлена.

Прогноз погоды обещал дождь, и в воздухе опасно запахло очередной депрессией. Я решила не сдаваться хмурому настроению и вышла на пробежку. Давно усвоила правило: если не знаешь, что делать, качай попу. Не можешь изменить ситуацию — качай попу. Не можешь ничего придумать — качай попу. Тебе все равно, чем занять мозг, а телу польза. Сами по себе физические упражнения — лучшая награда взрослому организму, отвыкшему много двигаться. Мы перестаем ходить, привыкаем ездить. Мышцы дряхлеют без тонуса и нагрузок, в результате чего «пятая точка» среднестатистической женщины выглядит как отвисшая груша, а не как упругий мячик. Я не хотела грушу, поэтому нарезала круги в ближайшем парке. Тучи так хохотали над моими однообразными движениями, что лопнули пополам. Ливень застал по дороге домой. В квартиру я ввалилась, истекая водой, как растаявшая льдинка.

Крепкий черный чай с имбирем вернул бодрый дух в промокшее тело. Я закуталась в плед и решила почитать книгу. Под руку подвернулась история провинциалки, добившейся внимания наследного принца. Современная история Золушки, часто встречающаяся в биографиях английских герцогов. Первые пару страниц напомнили о пути, который пришлось пройти мне.

Историю нашего с Вадимом знакомства можно преподавать в университетах для девушек. Я приехала из маленького городка, которого даже нет на карте, покорять столицу. Был конец июня, когда в огороде поспевала смородина, а зной румяным блином припекался со всех сторон. Гуси высоко поднимали свои красные стеганые сапожки, вразвалочку чапали к пруду, водомерки царапали воду, упражняясь в продольном шпагате, и оводы жадно впивались зубами в кожу, оставляя стеклянные волдыри. В городе не было комаров, муравьев и пчел. Не было слышно птиц и насекомых. Он был строгий и неприступный, но я собиралась остаться здесь навсегда.

Всего в этом городе пришлось добиваться самой. От поступления на бесплатный факультет училища до комнаты в общаге. Денег катастрофически не хватало. Дебет с кредитом не сходился. Я была вынуждена искать работу. Веселой студенческой жизни пришел конец. Вакансий в столице много, но ничего приличного не попадалось. На приличную работу не брали без в/о и о/р. Однажды подруга сообщила:

— Готовься, вечером идем на кастинг в ночной клуб.

— Клуб? Ночной?! Ты что?

— Да, клуб. Но не просто ночное заведение. Это закрытый мужской клуб, и туда требуются танцовщицы. Такой шанс упустить нельзя.

В тот же вечер при полном параде и боевой раскраске мы приехали к бревенчатому коттеджу в центре заповедного места. Если бы не адрес, по которому нас ждали, ни за что не догадалась бы, что это клуб. Без сверкающего неона, дорогих машин на парковке и охраны у входа. Внутри ярким солнцем светила огромная люстра. Большая танцплощадка, сцена, балконы, столики по периметру и уединенные кабинки. Интерьер напоминал деревенскую избу с грубыми нетесаными поленьями.

Навстречу вышла девушка в переднике и с кокошником.

— По объявлению, — сказала моя подруга.

— Марина Сергеевна сейчас выйдет.

Мы переминались с ноги на ногу, ожидая женщину, от которой зависело наше ближайшее будущее. Наконец она появилась.

— Скоро включат музыку, посмотрим, что вы умеете. А пока переоденьтесь, — кивнула дама в сторону холла.

Я растерянно взглянула на подругу. Сценических костюмов у нас не было.

— Где вы раньше работали?

Марина Сергеевна вопросительно подняла бровь. Моя Алена не растерялась:

— Мы никогда не работали танцовщицами.

— А что вы тогда здесь делаете?

— Хотим получить работу.

— И как вы себе это представляете?

Марина Сергеевна возмущенно всплеснула руками и закатила глаза. Алена не выдержала:

— Я изучаю высшую математику. Вы думаете, у меня не хватит мозгов двигаться под музыку?

Женщина захлопала глазами:

— Для танца нужна пластика, а не мозги.

Потом улыбнулась и сказала вполне миролюбиво:

— Ладно, сейчас посмотрим, что вы умеете.

— А твой напор мне понравился, — призналась она Алене.

Через час Марина Сергеевна наблюдала нас в деле. Конечно, под воздействием спиртного получается лучше, но «употреблять» нам запретили категорически. Только ананасовый сок в неограниченном количестве. Рок-н-рольная тематика сбила с толку. Я думала, что под такую музыку в клубах не танцуют. Марина Сергеевна наблюдала, подняв вверх подбородок. Таких как мы претенденток было еще четверо. Хореограф махнула кому-то, и музыка стихла

— Значит так, милые мои, я должна видеть ваши улыбки. Это первое. Лица светятся радостью и счастьем. Во-вторых, энергичный танец должен таким и оставаться, даже если на вас неудобная обувь.

Мы смотрели на туфли с невообразимыми каблуками, в которые пришлось обуться, и думали: как в них танцевать, если даже ходить невозможно?

Утвердили нас или нет, так и осталось в тот вечер загадкой. Хореографа вызвал директор, а нас отвезли обратно в город. Бесплатная ночная доставка до двери общежития обрадовала. Марина Сергеевна позвонила утром и сообщила, что вечером ждет нас в клубе. Мы ликовали и уже представляли свое радужное будущее.

Но вскоре дежурная на вахте возмутилась систематическими опозданиями и пригрозила рассказать о нарушениях режима заведующей. Шоколад на бабушку не действовал — диабет.

Мы продержались в таком графике две недели, ночами ездили работать и экономили на всем, так как денег все еще не было.

Однажды вечером судьба смилостивилась над провинциальной студенткой и послала важную встречу. После представления ко мне подошел мужчина. Его лицо показалось знакомым.

— Хорошо танцуешь, — похвалило «лицо».

— Спасибо.

— Мы набираем группу. Приходи завтра в восемь в «Кристалл». На входе скажешь: к Максу на кастинг.

Я глупо переспросила:

— Восемь вечера?

Мужчина ухмыльнулся, кивнул и исчез.

Память нарисовала нового знакомого. На экране телевизора. Конечно, я могла его видеть только там. Это же Макс Панков. Суперпродюсер современности. Попасть к нему мечтает каждый артист. Он обладает редким чутьем будущих тенденций, умеет из обычных мальчиков и девочек растить таланты и раскручивать до уровня звезд.

Аленке решила пока ничего не говорить и, сославшись на ПМС, впервые вечером не поехала в клуб.

Возле «Кристалла» толпилось около сотни разодетых девиц модельной внешности. Я приуныла. Думала, что выбрали меня, а оказывается, пригласили на общий кастинг.

— Кто крайний?

Мой голос утонул в гаме женских разговоров. Не дождавшись ответа, стала протискиваться ко входу.

— Здесь очередь!

— Нахалка…

Я не обращала внимания. Из-за двери вынырнул администратор:

— Первая десятка, заходим. Скорее, скорее, звезда ждать не может.

Девушки торопились запрыгнуть внутрь. Я ничего не понимала и дернула за руку соседку по очереди.

— Какая звезда?

— Венера.

— Милосская? — удивилась я.

— Не знаю фамилию, — равнодушно ответила та.

— А она что, поет?

Соседка обернулась и посмотрела на меня с презрением.

— Ты с Луны упала?

— Нет.

Я смутилась.

— «Снесло крышу, ничего не слышу, никого не вижу…» — пропела девушка.

— Это слушают? — изумилась я.

— Еще как!

Открылась дверь, администратор пригласил еще десятерых танцовщиц.

— Что-то они быстро их посмотрели, — сказали над ухом.

— Боже, сделай так, чтоб меня взяли в подтанцовку к Венере! — взмолилась соседка. — Венеру сейчас раскручивает Макс Панков. Слышала, он вложил в проект несколько миллионов. Если туда попадем, будем икру ложками есть.

Очередь продвинулась еще на десять человек, все благодаря тому же администратору.

Я закатила глаза, представила сумму наличкой. Получилось только ощутить во рту вкус красной икры на масляном новогоднем бутерброде. Зато оценила, какие могут ожидать перспективы. Ринулась вперед и попала в следующую десятку.

— Станьте в шеренгу.

Девушки послушно выстроились. Я в упор смотрела на Макса, мысленно приказывая ему поднять глаза. Он сидел за столом и что-то чертил в блокноте, не проявляя ни малейшего интереса к танцовщицам.

Включилась музыка. Худая женщина подскочила и энергично стала показывать движения.

— Резче, резче! — кричала она.

«Посмотри на меня!» — кричали мои глаза.

Но Макс нагнулся еще ниже, уткнулся в блокнот.

Последняя надежда была на этого прыгающего хореографа. Музыка постепенно сбавила темп, я выпрыгнула вперед. Нужно что-то срочно придумать, чтобы впечатлить и остаться. Хореограф отскочила в сторону, а я прошлась колесом по сцене. Продемонстрировала, что знакома не только с дискотечным репертуаром, но и с элементами акробатики. Послышались одинокие хлопки. Взгляд сфокусировался на зрительном зале.

— Как зовут? — спросил Макс.

— Настя.

— Вы приняты, Настя.

Продюсер усмехнулся и снова уткнулся в блокнот. Сердце бешено колотилось, я поняла, что вытянула счастливый билет.

Кастинг прошли лишь три девушки, в числе которых была и я. Парней привела прыгающая дама, которая нас принимала. Она оказалась хореографом будущего коллектива. Мы называли ее Ладой. Вот так, без фамилии и отчества. С Венерой познакомились на второй неделе обучения. Худенькая девушка, одетая в балахон в стиле этно, с неимоверным количеством пирсинга на теле и огромными, как у инопланетянки, глазами.

Венера не умела двигаться на сцене, но обладала редким голосом. Балет на заднем плане звезды — это не просто дань моде, это антураж, бэкграунд, атмосфера. Поющий артист не может одновременно петь и танцевать. На большой сцене он будет выглядеть мелко и одиноко. Лада строго следила за тем, чтобы мы не переедали, высыпались, не употребляли спиртного. Выглядели привлекательно, без опухших лиц и синяков. Через два месяца мы подготовили шоу-программу и впервые выступили с ней в клубе.

Мозг терзали вопросы: как молодежь слушает такую, мягко говоря, странную музыку и танцует под нее? Мы не в счет. Мы за деньги.

Венера выглядела как пришелец, и музыка у нее была соответствующая. Как Макс рассчитывал ее раскрутить, не знаю. Но только это сработало на сто процентов. Через месяц все слушали только эти песни и танцевали только под эту музыку.

Венера обладала спокойным характером и была какая-то отрешенная. На сцене раскачивалась из стороны в сторону, размахивая тонкими ручками в широких рукавах. Напоминала молоденькое деревце в непогоду. Ее музыка приобретала невероятную популярность. Бессмысленный текст, спетый почти оперным голосом, вводил в исступление поклонников. Ротация на телевидении, радио, выступления в разных проектах… Успех бежал впереди нас. Через пару месяцев мы отправились в первый гастрольный тур.

Институт пришлось бросить. Возмущались все: родители, подруги. Алена нервно крутила у виска, напоминая, что молодость не вечна, а образование прокормит на старости. Но я никого не слушала, впервые в жизни самостоятельно зарабатывала большие деньги и чувствовала себя счастливой.

Венере надлежало петь, петь для всех и для каждого. Петь для «своей» публики. Она — новая звезда и принадлежит народу. А нас обязывали танцевать так, чтобы поднять с кресла даже инвалида. Чтобы у зрителей ноги подпрыгивали сами собой. Юбки в стиле этно с разрезами по бокам, высокие сапоги на платформе, топы в форме золотисто-узорчатых лифчиков, вплетенные в волосы ленты, фенечки и браслеты — таков был наш сценический имидж.

Однажды Венера выступала на дне рождения губернатора. Без танцевального сопровождения не обходился ни один ее выход на сцену. В тот вечер я магнетизировала взглядом мужчину в ярко-красной рубашке. Красный цвет я считаю женским и слегка вульгарным. А этому мужику, несмотря на мои предрассудки, красный цвет подходил удивительно. После концерта нас всей командой пригласили на банкет. Венера раздавала автографы и фотографировалась. Я уплетала бутерброды с селедкой (пока не видит Лада) и высматривала мужчину в красном среди гостей. Казалось, люди вокруг пришли просто пообщаться. День рождения губернатора был забыт. Слева обсуждалась театральная премьера, справа — политические новости. Слева ругали постаревшего Сталлоне в новом боевике, справа клеймили новый закон для малого бизнеса. Мы встретились взглядами. Собеседники мужчины в красном спорили о биржевых котировках, долгах страны, экономическом провале на мировом рынке, а мы смотрели в глаза друг другу.

— Много пить вредно, — заметил мой незнакомец.

— А мало — скучно.

Я выпила шампанское залпом. С непривычки употреблять алкоголь, да еще в газированном состоянии, голова затуманилась и пошла кругом. В ушах шумело, изображение смазывалось. Мужчина улыбался, я захихикала. Смех разбирал нас обоих.

— Что случилось, Вадим? — поинтересовался его сосед.

— Девушка анекдот рассказала.

Я резко перестала хохотать и уставилась на незнакомца в красном.

— Какой?

Вопрос адресовали мне.

— Какой анекдот?

Судорожно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь смешное, я усиленно напрягла мозги. За секунду в голове пронеслись тучи анекдотов, но почему-то память цеплялась за неприличные.

— Кто здесь умеет веселить гостей?

— Расскажите нам, чтобы все посмеялись.

Мужчины окружали со всех сторон. Я мысленно проклинала своего избранника. А этот мужчина в красном лукаво улыбался.

— Экзамены в тбилисской автошколе… — заговорила я задорным голосом, вживаясь в образ. — Учитель говорит молодому ученику: «Ты едешь по дарогэ. Дарога горный, опасный. Слэва — обрыв. Крутой-крутой. Справа — гора. Високый-високый. Вдруг на дарогу вишли двое — дэвушка и бабушка. Дэвушка красывий-красывий, а бабушка старый-старый. Кого давыть будэшь?»

Ученик задумался, учитель подгоняет:

— Врэмэни думать у тэбя нэт! Скорость большой.

— Бабушку! — выпалил парень.

— Балбэс! Тормоз давыть надо! Тормоз!

— Бородатый анекдот, — улыбнулся мужчина в красном.

— Но рассказываешь смешно, — похвалили другие.

Мужчины разошлись, и я увидела, что на меня пристально смотрит Макс. А с ним и Венера, и девчонки из балета. От стыда укрылась в туалете.

Забегая наперед, признаюсь, что ни Макса, ни Венеру я с тех пор не видела. В том смысле, что обратно не вернулась. С того вечера в моей жизни начался новый отсчет времени. И много позже, глядя на поющую с экрана Венеру, об этом поступке я ни разу не пожалела.

В тот дикий вечер я решила спуститься к реке. С летней террасы вниз уходила крутая лестница. Скрываясь от возмущенных взглядов продюсера, сбежала по ступеням. Вечер сиял огнями, размазывая отражения в темной воде. Я сбросила туфли и зарылась пятками в остывающий песок. Днепр пах экватором лета, звезды дразнили далеким светом и причудливыми хитросплетениями созвездий. Глубина неба навевала философские мысли. В голове шумело, но что делать дальше, я решить не могла.

Наверху взрывались куполами фейерверки, догорающие кометы таяли в небе, не долетая до земли. Как будто прятались в карманы ночи от сотен человеческих глаз. Радостные возгласы подхватывал ветер и уносил дальше по берегу, чтобы все вокруг знали, как здесь шумно и весело. А меня уже тошнило от наигранного веселья, где все улыбаются друг другу без капли искренности. Хотелось честных отношений. Чтобы в омут с головой. Не ожидая предательства, не разбирая слова на составляющие, без скрытого подтекста и двойного смысла. Открыто, прозрачно, с любовью. Но в нашем испорченном мире существовала лишь одна проверенная схема: ты мне — я тебе. Интим стал разменной монетой, а не сакральным таинством между двумя влюбленными. Деньги, а не рука правосудия, решали, кто прав, кто виноват. И позволяли думать, что чем их больше, тем твоя каста выше. Вводили в заблуждение, искажали сознание, чернили совесть и запускали в душе процессы гнилостного брожения. Неужели на свете не осталось богатых бизнесменов с человеческими качествами и теми же запросами на искренность и взаимность, что у большинства людей?

Вспомнились Аленкины предостережения, родительское возмущение и неоконченное образование. Смогу ли я всю жизнь прыгать у Венеры на подтанцовке? Неужели так я себе представляла свое будущее?

— Составите компанию?

Я вздрогнула от неожиданности. Возле лодки стоял мужчина в алой рубашке. Я бы прошла мимо, запутавшись в своих мыслях, и не заметила. Июльская ночь бросала тень на его лицо, поймать взгляд не удавалось. Предложение казалось соблазнительным, и я его приняла.

Мы гуляли целую вечность.

Этой ночью, следующей и все оставшееся лето.

Оно было особенным. Я подводила губы винной помадой и бросалась в омут с головой. Так, как мечтала.

Июль. Я тону в поцелуях, прикладываю по утрам дольки огурца к глазам, чтобы стереть следы хронического недосыпа, и натираю лицо клубникой. В висках барабанит любовная лихорадка, где-то в чулане скребется разум, но я не ничего слышу. В ушах новые серьги, подаренные Вадимом, и больше ничто не имеет значения.

Август. Красный неостывший вечер. Тугой мясистый помидор в салате заменяет обед и ужин, завтрак состоит из одного яйца, похожего на смайлик. Лето ловишь за хвост, как улетающую комету, и пытаешься запомнить каждую мелочь: ненавязчивый соседский джаз, мурлыканье дворовой кошки, запах ветра в знойный полдень, игру теней в кухонном абажуре, звук капающей воды, песню ласточки и стрекот цикад. Все вокруг кажется оторванным от реальности, магическим, повсюду таятся чудеса. Улица расслоилась, как желе. Треснутый асфальт обнажил тротуарные раны. Розы плетутся мимо забора. Пахнет мятой и хлебным квасом. Астрами-первоцветками и спелыми яблоками. Моей любовью.

Осенью я переехала к нему. Провожала птиц на юг вместе со своими тревогами и сомнениями. Научилась готовить полезные завтраки и варить сицилийский кофе. Пить чай с молоком и разбираться в винах. Подружилась с выпечкой и радовалась первой удавшейся тыквенной запеканке. Воспитывала вкус и осваивала правила этикета. Научилась соединять сердца и примирять разногласия. Смотреть в одном направлении. Читать мысли, угадывать желания, жить в роскоши.

Зимой мы слетали в Таиланд и поняли, что друг без друга уже никак.

В мае поженились. Отужинали в ресторане с видом на залитую огнями столицу и произнесли главные обещания. Вернувшись домой, молча взяла гитару, которая вместе с чемоданом составляла все мое приданое, и, опьяненная счастьем, запела:

— А пустынные аллеи мокнут под дождем,

Мы с тобой сегодня вместе вечер проведем.

Пусть хрусталь с небес не льется,

Мне уж все равно.

Ты уйдешь с другим сегодня.

Что ж, что ж, что ж…

Капает дождь…

Вадим отбросил инструмент и крепко прижал меня к себе. Струны жалобно дернулись, взвизгнули и затихли.

Я тогда еще не знала, что мой муж станет успешным бизнесменом. Не представляла, как далеко раскинутся его владения. Я не знала, что будет с нами дальше, сколько времени отмеряно нам быть вместе, и радовалась каждому дню, проведенному с ним.

Удовольствие ведь не означает покупку автомобиля и путешествие на Мальдивы. Не обязательно срывать джекпот, носить кольцо Жозефины и выигрывать Грэмми. Это мелкие детали, из которых собирается наша жизнь. Некие точки. Секунды. Мгновения. Накрахмаленные белые простыни. Любимая песня по радио. Ароматный кофе из его рук. Спокойные сны. Крепкая рука на твоей талии, холодный квас в летнюю жару. Удовольствия на каждом шагу, и хорошо бы их не перешагивать.

Воспоминания прервал телефонный звонок. Я не заметила, как сгустились сумерки за окном. Включила свет и выключила мобильный. Теперь Снежанкина очередь дозваниваться. А я буду вне зоны. Типа мстить.

Мы встретились через неделю. Подруга сияла, как начищенный таз. Хотя ей это сравнение не понравилось бы. В качестве комплимента я сказала, что солнечный свет в сравнении с ее глазами кажется сумерками. Любовь способна творить чудеса и облагораживать любые черты.

— Как ты?

— Превосходно.

«Интересно, Леньчик это видит?»

— Как дела с танцором?

Снежана мечтательно закатила глаза. Казалось, еще секунда — и брызнет фонтаном, как в мультфильмах показывают, миллион красных сердечек.

— Он мне песню подарил.

— Так он еще и поет?

— Поет он только для меня.

— Ты сумасшедшая.

— Счастливая сумасшедшая, — засмеялась подруга.

Мы зашли в кафе и заказали по фирменному коктейлю. Никогда не умела выдерживать культурные паузы и потребовала:

— Рассказывай! Хочу знать все подробности.

— С Леньчиком никаких проблем не было. Спасибо, ты — настоящая подруга.

— Да брось, — отмахнулась я. — Давай рассказывай, как там твой Борюсик.

— Борисфен, — хихикнула Снежана. — Он искуситель. Кошмар, что я с ним испытываю…

— Надеюсь, ты встречаешься с ним тайно?

— В основном да. Один раз приезжала в театр.

— Стоп. Ты ездила в людное место, где тебя могли опознать?

— Что ты обо мне как о трупе? — надула губы Снежана.

— Хорошо. Ты бываешь в местах, где собирается много людей и есть вероятность, что тебя могут узнать?

— Ну, не всегда.

— Ты точно сошла с ума!

«Я волнуюсь о ней больше, чем она о себе».

— Завтра идешь со мной в театр, — произнесла подруга.

— Да? Спасибо, что предупредила. У меня могли быть планы.

— «Мертвые души» по пьесе Гоголя, — старательно прочла она в билете.

— Спасибо, я знаю классику.

— Настя!.. — подруга изобразила молящий взгляд.

— Ты собираешься продолжать эту связь?

— Ты думаешь, я смогу отказаться от такого любовника?

— Не боишься, что муж узнает?

— Не узнает.

— Тебя любовь совсем мозгов лишила. Ты себя в зеркало видела? Дураку понятно, что у тебя любовник есть. Думаешь, Леньчик ничего не видит?

— Жить надо сегодняшним днем, Настя. И будь что будет.

Странно было слушать такие речи из уст сонно-монотонной Снежаны. Из медузы она превратилась в сверкающую звезду. Ошеломительную соблазнительницу. И до боли напоминала меня лет семь назад, на заре наших с Вадимом отношений. Когда казалось и небо выше, и звезды ярче, и рассвет слишком ранний.

Мы договорились встретиться в вестибюле театра. Напоследок я попросила Снежану узнать больше информации о мадам Крюковой.

В тот же вечер случай свел меня с бывшей одноклассницей. Гламурной женщине не пристало шастать по всемирной паутине, но я иногда этим грешила. Та проклятая газетная статья, старик из ресторана с его обвинениями, затянувшийся недострой и мое недавнее отравление терзали меня сомнениями слишком часто, чтобы можно было о них забыть. Я глотала пилюли и всякий раз желала Ксении крепкого здоровья. Желать неудач нельзя, проклинать — тем более, а мстить пока не получалось. Вадим, по моему мнению, несерьезно отнесся к нависшей над нашей семьей опасности, ничего не захотел слушать о моих предположениях относительно трех несчастных случаев на «Тезарусе», был полностью сосредоточен на предстоящей командировке. Подготовка к дальней поездке поглотила его целиком, он ходил какой-то встревоженный и печальный.

— Настя, у меня полно проблем на других объектах. Не хватало еще, чтобы я забивал себе голову глупыми расследованиями, — отмахнулся муж, когда я в очередной раз собралась поделиться с ним своими опасениями и догадками.

Вадим улетел на целую неделю.

Что ж, придется во всем разбираться самой.

В соцсетях я нашла одноклассницу из Крыма. Полистала фотки, почитала статусы, мы обменялись сообщениями, и выяснилось, что она замужем за местным депутатом. Ее благоверный занимал пост члена комиссии по оценке земельных угодий полуострова. Прочитав об этом, я подпрыгнула от радости. Вот удача! Этот человек должен мне помочь. Маринка звала в гости, обещая настоящую весну. Предварительно я дала согласие. Вадим не контролировал то, как я распоряжаюсь финансами, если траты не выходили за пределы разумного. Поездка в Крым вполне вписывалась в мои недельные расходы, поэтому я не переживала, что Вадиму станет известно о моем исчезновении из столицы во время его командировки.

Снежану встретила перед концертом:

— Мне нужна твоя помощь.

— Что случилось?

— Надо уехать в Крым. Дня на три.

— Дорога неудобная, прямого сообщения нет. Ты разве не знаешь?

— Мне очень надо!

— У тебя появился любовник? — задохнулась подруга.

— Нет, это другое.

— Женщина?

— Снежана!

— А что? — повела бровью подруга, — это сейчас модно.

— Не путай меня и шоу-бизнес. Ты мне поможешь?

Снежана замялась. Я смотрела, как она медленно снимает перчатки, расстегивает сумку, выключает мобильный. Тянет время.

— Вадим улетел в Европу. Не волнуйся. Это на всякий случай, если тебя спросят. Я все эти дни была с тобой, мы тратили деньги в салонах красоты, шопились и много болтали о пустяках. Ладно?

— Ты мне потом все расскажешь?

— Да.

— Все-все?

— Да.

— Тогда договорились.

Композитор Родион Щедрин написал «Мертвые души» еще в 1976 году. Современная интерпретация мне, на удивление, понравилась — очень необычные декорации, свет, художественное оформление сцены. Пока хор славит Чичикова, на заднем плане хоронят чиновника. В траурной церемонии то женщины подерутся из-за венка, то мужчины уронят гроб, то нетрезвый человек с надгробным крестом упадет. Настоящая трагикомедия. Я получила от спектакля удовольствие.

Снежана впопыхах попрощалась и убежала к своему Борисфену. А я поплелась в кафешку «Омега». Заказала две чашки кофе. Официантка переспросила:

— Желаете двойной кофе в одну чашку?

— Нет.

— Две чашки кофе?

— Все верно.

— Сначала одну, чуть позже другую?

Можно было заказать одну, а потом вторую. Но у меня не было времени. Главное, что в чеке будет пробито время заказа.

— Обе сразу.

Она кивнула, но удивления скрыть не смогла.

Пользуясь недельной командировкой супруга, на следующее утро я уехала в Крым. Накануне вечером позвонила Марине. Она щебетала, что в Крыму поют птицы, дурманят голову подснежники, а воздух наполнен запахом молодой зелени. Сердце поет, душа расцветает, и обостряется чувство прекрасного. Неповторимые крымские вина, прогулки вдоль лазурных берегов моря, любование красотами края… Марина обещала мне полный пансион, не подозревая, что еду я с единственной целью — распутать цепь загадочных смертей на строительном объекте Вадима Ковригина. В салоне авто пела Селин Дион, провожая утопающий «Титаник». Водитель такси нещадно давил педаль газа. Предвкушение свободы и начала активных действий подстегивали и несли, как на крыльях. На заднем сиденье покачивался стильный чемодан, набитый модными вещами. До конца регистрации рейса оставалось чуть меньше часа.

Встреча с отцом Залевского не давала покоя. Я решила познакомиться со всей семьей покойного. Его смерть была последней и произошла только в прошлом месяце. Адрес найти не составило труда. Осталось как-то договориться о встрече. Желательно, чтоб меня впустили в дом и я смогла осмотреться на месте. Возможно, найду зацепку, потяну за ниточку и смогу распутать это таинственное дело. Что происходило в последние месяцы на объекте «Тезарус»? Почему гибли люди, напрямую не связанные с процессом стройки? Если бы погиб слесарь, каменщик или кто другой, непосредственно работающий в опасных условиях, где и кирпич может сорваться вниз, и балка упасть, тогда смерть не вызывала бы подозрений. Но непьющий главный инженер… Это уж слишком странно. Тогда почему к расследованию отнеслись небрежно? Почему полиция не обнаружила следов умышленного убийства? Почему так много вопросов? Неужели только я одна вижу грубые несостыковки в выводах следствия?

Самолет стремительно набирал высоту. Я закрыла глаза и обратилась к Богу. Только молитва помогает пережить страшные минуты, трудные периоды и переступить через собственные страхи.

За окном молочной рекой плыли облака. Стальное крыло рассекало воздух, и вот мы уже выше облаков, летим прямо к солнцу…

— Вы знаете, что общего между снегом и солнцем? — спросила сидящая рядом девушка.

Я оторвалась от созерцания, повернулась к соседке. На вид ей было не больше четырнадцати. Мягкий вязаный свитер с высокими петлями, большой несуразный берет на худеньком личике и глубокие синие глаза. Интересно, детям можно летать без сопровождения взрослых?

— Я не знаю, — растерянно пожала плечами и отвернулась к окну.

Пальцы коснулись стылого овального стекла. Что ей от меня надо? Скучно? Читай книгу. Но девушка была из тех, кто любит поговорить.

— Солнце — единственная звезда, основной источник энергии. Вокруг него скачут карликовые земли, большие миры и космическая пыль. Снег — это осадки, мелкие осколки льда. Но у них один общий дом — небо.

Она произнесла это куда-то в воздух, мне в затылок. Получилось красиво и по-есенински поэтично. За свое невежество стало стыдно. Человек, может, первый раз в самолете. Ее все радует и восхищает, а я веду себя как утомленная жизнью тетка. Все уже в жизни было, ничем не удивить. Я широко улыбнулась девушке-подростку.

— Одна путешествуешь?

— Лечу к мужу, он у меня моряк. Везучий — каждый день красоту природы видит…

— А сколько тебе лет?

Я настолько была удивлена, что задала самый запрещенный вопрос. Клянусь, он сам сорвался с языка и влетел в наш разговор.

— Двадцать восемь, — подмигнула соседка.

— Отпад!

Я поправила свои новые кудри и отвернулась к окну. Старею, не угадываю женский возраст. Девушка продолжала размышлять эпично и витиевато.

— Вселенная — большой гостеприимный дом. В ней живут планеты-гиганты, звезды, астероиды и снежинки в затвердевших облаках. Но ни на снег, ни на солнце я не могу смотреть долго. Щиплет глаза.

Я обернулась вновь. Как видно, подумать о деле в самолете мне не удастся.

— Ты писатель?

— Нет, только собираюсь написать книгу, — она вздохнула.

— У тебя получится.

В аэропорту встречала Маринка. Она была права. Южная весна совсем не похожа на промозглую киевскую сырость. Сухой асфальт отражал солнце, низко цвели чернобривцы, наперебой пели птицы, просвечивалась насквозь молодая трава, и, как будто стесняясь своих тонких жилок, дрожали на майском ветру светло-зеленые листочки деревьев. Но главное — на Маринке было розовое пальто. Помните строки?

Хорошо быть девушкой в розовом пальто,

Можно и не в розовом, но уже не то…

Господи, как мы о нем мечтали!

В наши школьные годы женщины были помешаны на красочном журнале мод с выкройками и яркими фотографиями стильных женщин — «Бурда», единственном «заграничном» журнале страны советов. Откуда его привозили, не знаю, помню, по сочетанию букв мы решили, что журнал польский. Толстый, красочный, с разделами, посвященными свадебным платьям, повседневной женской и детской моде, снабженный уроками вязания, рецептами и готовыми выкройками — купить журнал могли себе позволить лишь весьма обеспеченные дамы. Остальные стояли в очереди «полистать», посмотреть, взять на один вечер на дом, чтобы перечертить, зарисовать и сшить себе нечто подобное. Я была классе в седьмом, когда мама принесла домой глянцевый журнал с красивыми улыбающимися девушками, демонстрирующими одежду. Края страничек сильно обтрепались, переплет кое-где треснул, но для всех женщин он продолжал символизировать пропуск в другой мир — мир моды и красоты. Листая журнал, я всматривалась в лица моделей. Яркие наряды, белые зубы, сверкающие глаза. Они казались абсолютно счастливыми и довольными, чего нельзя было сказать о наших сутулых измотанных женщинах. От журнала веяло ароматом другой, беззаботной заграничной жизни, в которой всегда есть место чуду.

Однажды на страничке я увидела его — дерзкое короткое молодежное пальто пастельно-розового цвета. И влюбилась. Влюбилась так мгновенно и смертельно, что совершила чудовищный для советского школьника поступок — вырвала из журнала целый лист. Эта картинка с девушкой в высоких черных сапогах и так полюбившемся мне пальто занимала десятую часть странички и была не больше спичечного коробка. Но для меня она имела огромное значение. Рисунок я вырезала и на следующий день принесла в школу — показать Маринке. Теперь фанаток розового пальто стало двое. В своем поступке я не призналась ни маме, ни той тете, у которой мы брали журналы.

В смутные 90-е я прекрасно понимала, что мечту о розовом пальто можно смело похоронить. Это была жесткая фантастика, сродни посудомоечной машине. Родители остались без работы, и нам с сестрой приходилось уповать хоть на какие-то обновки разве что к большому празднику. Бабушка спасла ситуацию волевым решением: отдала внучкам отрез черной солдатской шинельной ткани, которую выдали деду накануне выхода на пенсию, со словами: «Он не успел, пусть хоть вам послужит». Я выудила любимую картинку из секретного блокнота и помчалась в ателье. Ура, у меня все-таки будет пальто! Пусть другого цвета, но такое же, именно такое…

— Что ты, ткань жесткая, такой фасон не получится, — женщины в ателье встретили мою идею прохладно.

Тогда я обратилась к маминой подруге, швее-закройщице.

— На рисунке оно расклешенное, ткань мягкая и ложится волнами. Из шинели может получиться только шинель. Четко зафиксированный силуэт.

Закройщица отвечала категорично, обрисовывая реалии будущего изделия. Так юную модницу постигло очередное разочарование. В итоге новое пальто у меня появилось. Но оно было другое, совершенно не похожее на мечту. Строгое, черное, точь-в-точь как на дедушкиной фронтовой фотографии.

Я окончила институт, уехала учиться, но картинку, как доказательство существования иной, счастливой жизни, взяла с собой. Носила ее в кошельке, но потом все увеличивающаяся стопка дисконтных карточек и визиток такси просто-напросто вытеснила затертую картинку, и она пропала.

И вот сегодня я его увидела. Маринка воплотила нашу мечту. Мы бросились обниматься.

Я сразу предупредила подругу, что собираюсь навестить родню мужа, поэтому застольные посиделки придется отложить на вечер. Она сделала вид, что надулась, но быстро согласилась выпить кофе в ближайшем кафе.

— Ну что ты? Рассказывай, — набросилась она с расспросами. — Замужем за богатым бизнесменом, говорят?

— Кто говорит?

— Все говорят, — улыбалась Маринка, ощупывая взглядом мой прикид.

— Шикарно выглядишь, Мариш! А это пальто… — я закатила глаза.

— Нравится, да?

Она была довольна. В следующие пятнадцать минут я слушала историю приобретения верхней одежды цвета мечты.

Признаюсь, я всегда умела ловко сменить тему, если она мне не нравилась. Знаете, этот прием безотказно действует с женщинами. Любые искренние комплименты способны сбить с толку даже самую настойчивую даму. Проверено сотни раз. Она вам щекотливый вопрос, а вы ей комплимент в ответ. Пробовали? Действует даже в конфликтных ситуациях.

Она вам: «Как вы посмели занять это место! Я здесь всегда паркуюсь», — а вы восхищенно: «Искренне завидую вам. Как это чудесно — иметь хорошую память! Я, например, никогда ничего не запоминаю. Память, как у аквариумной рыбки. А где вы купили такую сумку/серьги/сапоги? Вам очень идет…» — и все, конфликт исчерпан.

Дом Залевских нашла сразу. Он не отделялся высоким забором от соседей и занимал небольшую площадь. Рядом с воротами цвели на клумбах тюльпаны и нарциссы, наполняя воздух ароматом свежести и настоящей весны. Позвонила.

Дверь открыла женщина, одетая во все черное. Черный платок, заплаканные глаза, осунувшееся лицо, сгорбленные плечи выдавали недавнюю скорбь. В доме было тихо и как-то траурно. Единственное существо, которое напоминало, что здесь есть живые люди, — маленькая кудрявая девочка. Она выглянула из-за угла и улыбнулась во весь рот.

— Лиза, пойди поиграй.

Женщина ласково подтолкнула девочку вглубь дома, приглашая меня войти.

— Не фацю!

Ангельское создание упиралось и с интересом поглядывало на новую тетю. Я достала из пакетов фрукты, йогурты, конфеты, соки и выложила на стол.

— Ой, что вы! Не надо было… — всплеснула руками вдова.

А девчушка тянула ручки к ярким оберткам.

— Лиза, что надо сказать тете?

— Пасиба.

Девочка улыбалась, разворачивала конфеты и совала за щеки.

— Жанна, приношу вам глубокие соболезнования… — я топталась в нерешительности, не зная, как начать разговор. — Муж тоже. Поймите, для нас это огромная потеря. Но мне очень надо с вами поговорить.

— Спасибо, — закивала она, вытирая платком глаза. — Я это уже поняла. Иначе вы бы не приехали.

— Простите, но вы сами верите в алкогольное отравление мужа?

Вдова недобро на меня посмотрела и прошипела:

— Мы Лизоньке ничего не говорили. Для нее папа уехал в командировку. Не спрашивает большего, мы не говорим. Старшие мальчики в школе. Погодите, мультики включу, у нас будет около часа.

Я согласилась.

Константин Залевский был примерным семьянином, исполнительным, умным и честным сотрудником. Такому человеку спокойно можно было доверить любое дело и руководить на расстоянии. Зарабатывал неплохо, весь доход нес в семью. Завистников, недоброжелателей или открытых врагов у него не было. Любовниц и внебрачных детей тоже. Подпольных счетов в банках не имелось. Очень добропорядочная семья. И зацепиться не за что.

— Может, чаю? — предложила Жанна.

— Лучше кофе.

Жанна включила чайник, испустила тяжелый вздох и поправила фотографию покойного в черной рамке. Казалось, женщина не живет, а существует на земле. Интересно, я бы скорбила так о Вадиме?

— Жанночка, не хочу теребить ваши раны, но…

— Нет, я не верю в самоубийство или алкогольное отравление. Не мог он нас бросить, понимаете? Не мог. И не пил совсем.

Я думала о том же. И глядя на кудрявое синеглазое создание, смотрящее мультики и уплетающее конфеты, убеждалась в этом окончательно.

— Как думаете, у Константина были в последнее время какие-нибудь проблемы?

— Меня в полиции спрашивали. Нет. Я этого не заметила.

— Может, он встречался с кем-нибудь подозрительным, незнакомым?

— Не знаю. Мы никогда не обсуждали его работу. Костя был против. Работа на работе, а дома семья, дети.

— Может, звонил ему кто-то?

— Может, и звонил. Но только на мобильный. На домашний по работе ему не звонили никогда.

— И вы ничего не знаете?

— Нет.

Я в отчаянии заломила пальцы. Жанна налила в чашки кипяток и засыпала растворимый кофе.

«Надо было попросить чаю».

— Простите, вы никогда не интересовались, как у мужа дела на работе, что его волнует, что радует, как прошел день?

— Нет.

— А когда звонили на мобильный, слышали, о чем разговор?

— Нет, он уходит в другую комнату… Уходил…

— И никогда ничем не делился?

— По работе — нет.

— А что он вообще говорил в последнее время? — не выдержала я.

— Говорил, что любит нас.

— Он часто это повторяет? Повторял?

Я прикусила язык: об этом человеке теперь надо говорить лишь в прошедшем времени.

— Нет.

— Значит, он что-то чувствовал? — чуть не обрадовалась я.

— Возможно… Мне сейчас так кажется… Тогда я не придала этим признаниям никакого особого смысла.

— Ну, а еще что-то было? Что-то такое, чего тогда вы не заметили, а теперь связываете с его смертью?

— Подавленный какой-то был в последние два дня.

— Что же вы молчите? И что? Что это было? Вы спрашивали?

— Говорил, голова болит.

— И все?

— А что, у человека не может голова болеть?

Жанна недобро на меня взглянула. Конечно, голова может болеть и просто так. Вот, например, у Снежанки голова раньше болела от безделья. А теперь — оттого, что каждый раз ей надо придумывать новое алиби для встречи с любовником. И у меня болит из-за этого расследования, которое я на себя взвалила. А Жанне я, наверное, очень не нравлюсь. Ничего из себя выдавить не может, чтоб помочь распутать тайну смерти ее мужа.

— Вы хотите помочь следствию? — миролюбиво спросила я, заглядывая ей в глаза.

— Следствию? Дело закрыто. Костя в земле. Самоубийство — единственная версия.

— Я веду частное расследование.

— Вы?

— А что вы так удивляетесь?

— Зачем это вам?

Ее прямой вопрос смутил. Зачем это мне?

— Меня пытались отравить. На годовщине моей собственной свадьбы кто-то из наших гостей подсыпал мне яд. Ваш свекор обвинил моего мужа в преступлении, из-за которого умер Костя. Я хочу разобраться в этих тайнах и восстановить справедливость. Слишком плотные тучи сгустились над нашей семьей. И мне это не нравится. Чтобы пресечь новые жертвы, надо знать, откуда дует ветер. Боюсь, что это не последняя смерть. Мне кажется, ваш муж что-то знал, поэтому его убрали.

Жанна опустила глаза и стала разглядывать узоры на скатерти. Я очень надеялась, что она меня поняла и сейчас пытается что-то припомнить.

— Вам свой комплекс достроить важно, так? — вздохнула она.

— Без жертв. Три человека погибло. Что это, совпадение? Не надо нам строительства такой ценой. Константин знал эту стройку лучше всех.

— Ваш муж мне это тоже сказал.

— Вадим? Когда?

— На похоронах.

— Вот видите. Только не говорите Вадиму, что я здесь была, ладно?

— Да мне все равно.

Расспросив вдову, узнала, что таблетки от головной боли она сама мужу давала. Обычные таблетки, из аптеки. Их потом на экспертизу брали. Ничего подозрительного не нашли. Только алкогольное опьянение. Откуда оно у него взялось? Тем более, результаты вскрытия показали, что умер Залевский именно от того, что в легкие попала вода. Захлебнулся, одним словом. Утонул. И никаких синяков на теле, ушибов, дырочек или следов от уколов. Ничего. Его не убивали и труп в море не сбрасывали. Ну не мог же он добровольно пойти купаться в марте в одежде, приняв перед этим ведро водки? В таком случае, кто его загнал в море?

Куча вопросов без ответов.

— Мама, мультики закончились.

Лиза вернулась и стояла посреди кухни с перепачканными руками и ртом. Жанна умыла дочку и налила ребенку чаю. Я допила остывший кофе. Все указывало на то, что пора уходить. У порога я задала женщине еще один вопрос:

— Помните последний разговор с Костей, перед тем как вам сообщили, что он мертв?

— Да. Он позвонил и сказал, что задерживается на работе.

— Он всегда об этом предупреждал?

— Да.

— С кем он говорил в тот вечер, установлено?

— Он оставался в кабинете один. Все сотрудники разошлись по домам.

— А телефон?

— Что телефон?

— Полиция проверяла последние телефонные звонки? Входящие, исходящие?

— Да, показывали распечатку.

— Что-то необычное уловили?

— После того как он нам позвонил, был звонок другому оператору. «Киевстар» вроде бы.

— Номер не знаком?

— Нет. Вашему мужу звонил. Если по работе.

— Почему решили, что Ковригину? Мало ли с кем можно говорить о работе? Тысяча людей работает на стройке.

— Так он сказал, что с заказчиком, вроде…

— Вроде или точно?

Я почувствовала, как вспотели ладони и задергался глаз.

— Не помню.

От дома Залевских поехала прямо к морю. К тому месту, где обнаружили труп. Рыбаки вытащили его уже на следующий день, так что в морге Константина опознали быстро. Небо стремительно серело, выпуская полумесяц луны. Она играла в прятки, периодически выглядывая из-за туч, и чертила мутные пятна на темной воде. То справа, то слева оживали затаившиеся тени, высовываясь боками в вечернем свете. Меня пугали шорохи, редкие всплески, сырой остывший песок, и я поспешно вернулась к машине.

Осмотр берега ничего не дал. Да и что он мог дать? Как я его осматривала? В полумраке и на каблуках? И что я хотела там найти? Подсказку? В фильмах и детективах полиция с собаками и спецтехникой берег прочесывает. А я потопталась, набрала песка полные туфли, посветила мобильным и все. Села на камень, закурила и попыталась думать дальше.

Почему для разговора по работе Константин остался в кабинете? Если это деловой телефонный разговор, его можно было спокойно провести дома. Жена в дела мужа не лезла, так что поговорить из дома казалось очевидным и удобным. В офисе никого не было. С кем тогда собирался общаться Залевский? С заказчиком? Он хотел обсудить с Вадимом какие-то чертежи? Только поэтому остался в офисе? Чтобы они были под рукой? Стоп… Как сказала Жанна? «Киевстар»? Но у Вадима другой оператор! «МТС»! Как и у меня. С кем тогда говорил Костя перед смертью?

Я схватила телефон и набрала номер Жанны.

— Это Настя Ковригина опять.

— Слушаю вас, — равнодушно ответила женщина.

— Жанна, Костя звонил не Вадиму перед смертью! У Вадима другой оператор! Вы точно не путаете, «Киевстар» был?

— Да.

— Вадиму вы говорили об этом?

— Нет.

— А полиции?

— Что?

— Что Костя звонил не Вадиму!

— Нет.

— Это же такой важный факт!

— Мои мальчики из школы вернулись, — женщина пыталась закончить разговор.

— Жанна!

— У нас горе, как вы не поймете? Костю не вернуть. Оставьте нас в покое.

Весь вечер в доме Марины я думала о разговоре со вдовой Залевского. Маринка жужжала, рассказывала о подружках, каких-то презентациях, новых магазинах, успехах своих детей в школе и прочее, прочее. Вполуха слушая очередную сплетню об общих знакомых, я думала о том, что убран не только хороший специалист и ответственный человек, а и правая рука Вадима Ковригина. Без Константина Залевского стройка остановилась не на один месяц. А это снова убытки. Найти ему замену можно. Но на это уйдет время. Кто-то старательно убирает по цепочке всех нужных людей. Чтобы объект постоянно оказывался под угрозой срыва. Кому это выгодно? Конкурентам? Возможно. Врагам? Вероятно. Но почему взялись именно за крымский «Тезарус»?

— А вот и Пашенька с работы вернулся, — встрепенулась Маринка навстречу мужчине.

В комнату вошел отец семейства. В моем представлении все депутаты толстые, лысые, говорят медленно и отличаются раскормленными физиономиями. Паша, Павел Борисович, наоборот, был невысокого роста, с маленьким хитрым лицом. Его глаза изучали незнакомую женщину, оценивая внешний вид. Калькуляция, видимо, была завершена успешно, и по тому, как Паша начал раскланиваться, я поняла, что сосчитал он верно. Такие люди-сканеры моментально ориентируются в ситуации. В жизни они мне встречаются редко и вызывают стойкое отвращение. Но Павел пел соловьем, велел Маринке накрывать стол «по высшему сорту». Получалось, в их доме все люди делились на сорта. Мне повезло. В мою честь были открыты ликер «Шеридан» и коньяк «Хеннеси». Бутерброды с красной икрой, грибочки, конфеты, копченый окорок — это скорее презенты депутату, чем продовольственные закупки семейства. Не скрою, приятно, когда твою персону высоко ценят. И то, как Паша старался произвести на меня впечатление, тоже радовало. Такие люди идут в депутаты. Вернее, только такие.

— Паша, ты не даешь Насте вставить и слова.

Маринка дернула мужа за руку. Мужчина встрепенулся и елейно улыбнулся.

— Ой, простите. Профессиональная привычка.

Извинился, тут же взял слово и провозгласил тост. Я начала уставать от его болтовни. Как Маринка это выдерживает? Теперь понятно, почему она так щебетала, пока мужа не было дома. Спешила выговориться.

— Что вас привело в Ялту, Анастасия?

— Давно Марину не видела.

Я улыбалась, потягивая вкусный, но довольно калорийный бело-шоколадный ликер. Паша пил коньяк, не закусывая. Его глаза постоянно бегали, а лицо выражало крайнее напряжение. Либо он о чем-то усиленно думал, занимая нас отстраненной болтовней, либо он такой по натуре. Маринка извинилась и удалилась в детскую. Дом у депутатской семьи был приличный. Не роскошный, как у нас, но и не на зарплату построенный. Отдавая дань моде, стены украсили картинами художников-абстракционистов.

— У вас на стенах, наверное, висит Моне или Пикассо?

Паша внимательно следил за моим взглядом.

— Нет. Мой муж коллекционирует старинные ружья. Так что у нас другие картинки.

— Большой дом, наверное?

— У вас довольно мило, — улыбнулась я.

— Марина сказала, ваш муж — строительный магнат. Каково сейчас живется строителям?

Паша натянуто улыбался, а глаза оставались ледяными. Я ответила в том же тоне.

— Не хуже, чем крымским депутатам, Павел Борисович.

Он улыбнулся шире:

— Вы знаете, как это непросто — быть депутатом? Ведь каждая собака норовит укусить или хотя бы облаять. Народ нас выбрал, но он же нас и невзлюбил. Так было бы за что! Паришься в душном кабинете с утра до вечера. Вы знаете, какая жара летом в Ялте? Законы принимаешь, местный бюджет рассматриваешь, пытаешься простым людям жизнь улучшить. А они? Мне важные вопросы доверили решать. Я, можно сказать, второй человек в городе…

— А первый кто? — бесцеремонно перебила я.

— Мэр. Я все стараюсь, стараюсь, мне же еще детей на ноги поставить надо. Вам там хорошо в Киеве жить, ни о чем думать не надо, все само в руки плывет. А я как бесплатная проститутка, получаю пять баксов в час и пашу, пашу…

Депутат опрокидывал в себя рюмку за рюмкой. Я и не заметила, когда он успел так набраться.

— Вы молчите? — вспомнил он обо мне.

— А что говорить? Вы сами для себя прекрасный собеседник.

— Это профессиональное, — отмахнулся он. — Как живется в столице?

— Как платной проститутке, — ответила в его манере.

В комнату вернулась Марина. Мужское нытье слушать надоело. Марина зыркнула на полупустую бутылку «Хеннеси», потом на раскрасневшегося мужа.

— Паша…

— Что?

— Ты утомил гостью своими рассказами.

— Я еще ничего не рассказывал. Ни о рыбалке, ни о нашем последнем пленуме в Симферополе, ни о новогодней вечеринке, где заммэра по экономике так напилась и…

— А давайте пойдем в ресторан, — предложила я, предвкушая тошноту от рассказов, которые меня ожидают.

Марине было неловко, и она всячески пыталась исправить ситуацию.

— Паша устал, он так много трудится на работе… Да и поздно уже. Иди одна, если хочешь.

— Нет, мы тоже пойдем, — заявил Паша.

— Ты пойдешь спать, — зашипела Марина.

— Я не успел рассказать интересные истории.

— Завтра расскажешь, — пыталась Марина успокоить мужа.

— Ладно, оставайтесь, — решила я. — Сама схожу, прогуляюсь.

Семейная пара продолжала выяснять отношения, а я быстро поправила волосы и выскочила из дома. Решила пройтись. Дороги в Ялте оставляли желать лучшего. Благо, депутат выстроил себе дом рядом с пресловутой набережной. Май отличался от нашего и был похож на нормальную весну. С теплым дыханием ветра, красно-желтым закатом, легкими одеждами, встречными улыбками, летящей по ветру музыкой. Я с наслаждением полной грудью вдыхала морской соленый воздух. Какое блаженство жить у моря! За ним убегал в небо синий горизонт, словно коктейль Blue Velvet, синее сапфировое небо мерцало звездами, дышало романтикой, и поскрипывал синий уличный фонарь. Желтый серп одержал победу над тучами и теперь висел в небе как полноправный хозяин.

Ничего, вот достроим наш комплекс, я тоже буду жить как в раю. Встречать рассветы, провожать закаты, кормить чаек и пытаться изобразить на холсте все оттенки морской воды.

Идея съездить и посмотреть на многострадальный «Тезарус» жужжала в голове надоедливой пчелой, но эту мысль я переборола. Порылась в сумочке и достала записную книжку, куда перед поездкой в Крым переписала все нужные телефоны. Набрала домашний номер Петьки, бывшего прораба, скончавшегося при странных обстоятельствах, решила договориться с его вдовой о встрече.

— Алло, здравствуйте, с вами говорит Анастасия Михайловна Ковригина.

— И что?

— Простите за поздний звонок. Вы могли бы со мной завтра встретиться?

— Ради чего?

Недовольный женский голос упорно не хотел идти на контакт.

— Я жена Вадима Ковригина, Анастасия. Ваш муж работал на стройке…

— Поняла уже! Что вам надо?

Мысленно я уже дважды бросила трубку, но заставила себя продолжать разговор.

— Я хочу с вами встретиться.

— Зачем?

— Поговорить.

— О чем?

«Какая упрямая женщина!»

— О смерти вашего мужа.

Повисло секундное молчание. Я сглотнула, ожидая приглашения в гости.

— И что?

— Э-э, простите, запамятовала, как вас зовут?

— Ирина.

— Ирина, ваш муж был здоровый и крепкий мужчина, умер от сердечного приступа на рабочем месте. Вас это не настораживает? Я бы хотела поговорить с глазу на глаз. Как-то неудобно о таких вещах по телефону…

— Вы виноваты в его смерти.

— Я???

— Вы или муж ваш. Заставляли мужика работать по 16 часов в сутки, вот он и не выдержал.

— Мы никого не заставляли, — получалось, будто оправдываюсь. — Есть календарный график, в договоре указано…

— Плевать мне на график! Сгорел Петька на стройке. Вы виноваты!

— Позвольте, Ирина. Обвинять меня в смерти вашего мужа — это клевета, за которую…

— А кто мне мужика вернет? Кто? Вы? Или те деньги, которые ему платили? Они мне его вернут?

Женщина была не из робкого десятка. Да, это не тихая жена Залевского. Это бой-баба, под стать громогласному покойному Петьке.

— Ирина, успокойтесь. Давайте встретимся и поговорим. Я сейчас в Ялте, могу подъехать в любое время, куда скажете. Это не телефонный разговор.

— Видеть вас не желаю!

Я понимала, что в любой момент могу услышать гудки отбоя. Судорожно соображала, чем зацепить эту женщину и увлечь, чтобы продолжить разговор.

— Прошу вас, ответьте на последний вопрос! — взмолилась я.

Трубка молчала.

— Ирина?

Трубка мыкнула.

— Скажите, Петр ранее жаловался на боли в области сердца или на повышенное давление, на отдышку?

Трубка молчала. Я испугалась, что Ирина отключилась, а мне просто не слышны сигналы отбоя.

— Ирина!

— Че орешь в ухо? — отозвалась женщина.

— Простите. Я думала, вы не слышали вопрос.

— Да не помню я такого.

Петькина вдова перешла на миролюбивый тон.

— Он не жаловался на сердце? — переспросила я.

— А мужики че, жалуются на здоровье? Или признаются, где у них болит? Вовек не узнаешь, пока не свалится.

Разговор с Ириной не дал результатов. Хотя отрицательный результат — тоже результат. Получается, что Петра сердце не беспокоило до того дня, пока у него не случился приступ. Надо раздобыть его медицинскую карточку и хорошенько изучить. А если он никогда ни на что не жаловался, в больницу не обращался, что я там увижу? Ничего. Спросить у людей, которые в тот день были рядом с ним? Может, ему, как и мне, подсыпали отраву, и она оказалась смертельной? Для этого надо найти бригаду, всех этих людей. А Вадим говорил, что после смерти прораба там столько работников поменялось. Где их искать? Может, в полиции остались результаты вскрытия, протоколы опроса свидетелей и другие факты, которые послужили бы для меня зацепкой? Но что я скажу в полиции?

С такими хмурыми мыслями добрела до «Интуриста». Новогодние гирлянды у входа сияли и переливались. Май месяц, а у них просроченные украшения. Как в анекдоте. Я почувствовала, как сильно устала. Не привыкла ходить пешком на большие расстояния. Да еще на шпильках. Зашла в ресторан. Посетителей немного, решила остаться, выпить и перекусить.

За столом уткнулась в меню, изучая ялтинские цены. Не успела определиться с выбором, как появился официант.

— С вами желает познакомиться мужчина.

Я поправила кудри, откинулась на спинку стула, захлопнула меню и сделала вид, что не расслышала:

— Бутылку шампанского и порцию пломбира с растопленным шоколадом.

— Какое шампанское предпочитаете? Есть «Советское», «Крым», «Золотая Балка», «Одесса», «Французский бульвар», «Артемовское», «Магнат»…

— Пусть выберет мужчина, который желает со мной познакомиться, — перебила я мальчишку.

Официант заморгал, выпрямился и удалился. Через пять минут на столе нарисовалась бутылка и мороженое в вазочке. Мальчик аккуратно наливал в бокал шипучий напиток, заложив вторую руку за спину. Бутылка укрывалась белой салфеткой, и мне никак не удавалось определить название и, соответственно, стоимость, в которую меня оценили. Откланявшись, паренек удалился. Не тронув шампанское, занялась сладким лакомством.

— Не понравился мой выбор?

Я встретилась глазами с мужчиной. Он с интересом наблюдал за мной сквозь линзы очков. Широкие усы целиком скрывали губы. Было непонятно, есть ли у него вообще рот.

— Я не пробовала.

— Так попробуйте, — предложил он, нависнув сверху, как зонт.

Приглашать незнакомого мужчину за столик совсем не хотелось. Если уж флиртовать с кем-нибудь местным для развлечения, так пусть он будет по меньшей мере мне симпатичен.

— Так и будете стоять? — спросила я, имея в виду, что мужику неплохо бы возвратиться на свое место.

— Спасибо.

Мужик галантно поклонился, присел на свободный стул и кивнул официанту. Тот с готовностью перетащил рюмку коньяку и нехитрую снедь посетителя за мой столик. Мне оставалось лишь наблюдать, как мальчик раскладывает столовые приборы перед этим нахалом. Выслушивать приветственные речи, рассказы, кто он и где он, комплименты в свой адрес и вообще заводить знакомство не хотелось. Противно было на душе после телефонного разговора с Петькиной женой. И даже правила этикета и чувство такта не заставили меня измениться. Не дожидаясь официальных тостов, я осушила свой бокал. Шампанское оказалось кисловатым, а сухое я не люблю.

— Вы чем-то расстроены?

Мужчина жевал дольку лимона, похожую на сухой состарившийся месяц, и наблюдал за моими действиями поверх очков. Они съехали ему на нос и закрывали пол-лица, в том числе и раскидистые усы.

— С чего вы взяли?

Я хотела ответить, что собиралась провести вечер в одиночестве или что это не его дело, но смолчала.

— Это видно по вашему лицу.

— Пейте свой коньяк! — не выдержала я.

Мужика перекосило, но он ничего не ответил. Водрузил очки на место и послушно взял рюмку. Горчичного цвета сливочное масло никак не мазалось на хлеб, упиралось, крошилось, но не сдавалось. Мужчина тыкал в него ножом, упрямо укладывая на ломоть хлеба, но масло упорно побеждало. Колбаса успела заветриться, лимон скукожиться, я разозлиться, а мужчина продолжал мастерить бутерброд. Я махнула официанту.

— Принесите полусладкое, — скомандовала я.

— Не любите брют? — поинтересовался сосед.

— Нет.

Он замолчал. Разговор не клеился. Посидели немного в тишине, слушая ресторанные мелодии. Интересно, что бы я делала на его месте? С дамой не срастается, закуска упирается. Что делать? Назад отсаживаться? Вероятнее всего, я бы отступила. Но мужик оказался настырным. И не только в бутербродном бою. К столику приблизился мужчина:

— Добрый вечер, Николай Ефимович, — поприветствовал он моего соседа.

— Здравствуй, Родион.

Мужчина окинул меня оценивающим взглядом, показал большой палец в знак одобрения и отошел. Мне этот вульгарный жест не понравился. Даже если он считает, что я выгляжу на все сто, мог бы сказать об этом, а не сооружать комбинации из пальцев.

— Это кто? — осведомилась я.

— Мой клиент, — вежливо ответил сосед.

— Вы адвокат?

— Нет.

— Психиатр?

— Нет.

— Зубной врач?

— Не угадали.

Мне надоела детская игра, и я с вызовом уставилась в глаза собеседника, спрятанные за толстыми линзами в роговой оправе. Мужчина прокашлялся и решил представиться:

— Николай Ефимович Авдеев, пластический хирург.

Это заявление заставило меня посмотреть на мужика другими глазами. С интересом. Как он оперирует с таким зрением?

— Вы живете в Ялте?

— Нет. В Санкт-Петербурге.

— А он? — я указала на мужчину, успевшего занять столик неподалеку.

— Я практикую в Ялте тоже, — пояснил хирург.

— Часто здесь бываете?

— Два раза в год приезжаю с лекциями и практикую в клинике.

— И давно так?

— Почти 20 лет.

Я изумилась, узнав, что пластической хирургии уже столько лет. Ведь во времена СССР мы никогда о таком не слышали. Возможно, изначально она существовала как средство исправления ярко выраженных дефектов. Как бы подтверждая мои мысли, Николай Ефимович сказал:

— После развала Союза нам пришлось туго. Мы перестали убирать послеаварийные или посттравматические дефекты, а перешли на пластику как таковую.

— Для красоты?

— Да. Как на Западе.

— Ну и как, получается?

— Хм… Как вам сказать? В основном наши пациенты — состоятельные люди, которые с помощью пластики пытаются избавиться от своих комплексов или обратить на себя внимание. Чаще всего это подтяжка, ринопластика, золотые нити, имплантация. Я вижу, вы тоже обращались к хирургам, — кивнул он на мой бюст.

Я, поморщившись, согласно махнула головой. И тут меня разобрало женское любопытство:

— Как вы думаете, мне надо еще что-то изменить в своей внешности?

— Вы говорите как обычный пациент, — вздохнул хирург.

— Вам часто задают такие вопросы? Меня просто интересует взгляд со стороны. Тем более взгляд профессионала.

— У вас проблемы с мужчинами?

— Нет.

— С самооценкой тоже все в порядке. Зачем вам пластика?

— А вы почему себе ее до сих пор не сделали? — выпалила я.

Он протер рот салфеткой, растянул усы в улыбке и не смущаясь ответил:

— Сапожник без сапог. Свое тело я бы не доверил никому, даже самому лучшему специалисту в этой области, своему другу.

— Почему?

— Даже не представляете, какие бывают непредвиденные ситуации в нашей работе.

Наверное, мы бы и дальше предавались болтовне, но пришел официант с новой бутылкой шампанского.

— Чем вы занимаетесь в свободное время? — просто так спросила я.

— Любуюсь красотами Крыма, любуюсь красивыми женщинами.

Я пропустила последнюю фразу мимо ушей.

— Так как же вас зовут? — спросил хирург.

— Анастасия.

— Прекрасно.

Мы выпили. Авдеев начал что-то рассказывать об истории полуострова, о развале СССР, о том, что в то смутное время осталось так много брошенных недостроенных санаториев. Что это была всесоюзная здравница, строились дома отдыха для населения, работников госструктур, а теперь власть захватили бандиты, земли продали, и дух старого Крыма исчез безвозвратно. И дошел до перечисления нынешних коттеджей и частных пансионатов.

— Подумать только, в Ботаническом саду построено два дома. Где-где, но в этом святом месте!.. Михалкович где дачу себе построил? С видом на Ласточкино гнездо. Московская элита. Считают, что им все можно. А певичка эта, дочь владельца «Лукал», отгрохала себе домик на берегу моря только для того, чтобы отметить там свой день рождения. Нет, вы это видели? А через год его разобрали. До камешка. Буржуи проклятые! Здесь недалеко что-то громадное строится, сутками техника гудела, людям спать мешала. Сейчас затихли, правда.

— Да? А что там? — пошевелила я вмиг пересохшими губами.

— Бог его знает. Только я собственными глазами видел, как по морю пригнали такой экскаватор, который со дна камни выбирает. Это пляж будущий чистят. Впервые такое видел. А им что? Разворотили стройку, даже речь экскурсовода не слышно. Ходил за ним по парку Воронцовского дворца, пытался что-то уловить, но тщетно. Эти буржуи разве о людях думают?

— Для людей строят, — возразила я.

— Где там! Свои карманы набить хотят. Думаете, там все законно? Деньжищи огромные крутятся, каких нам с вами вовек не заработать. Только недолго им радоваться осталось. Снесут их стройку, как пить дать.

— Это почему же? — хриплым голосом осведомилась я.

— Ну, не снесут, так разворуют. Не строятся они, команда разбежалась, какие-то проблемы начались. Три недели гула не слышно. А пока техника стоит, она ржавеет, сами работяги материалы по домам тянут, стены трещины могут дать. Не наше с вами это дело.

— А вы как думаете, что с объектом будет? — сипло поинтересовалась я.

— Думаю, «Квадрат» отберет. Они сильнее. Но я не особо в этом разбираюсь. Вот Родион, он в этом дока.

Собеседник кивнул в сторону стола, за которым ужинал его клиент. Я уставилась на этого Родиона, мечтая во что бы это ни стало с ним поговорить.

— Кто он? — в который раз спросила я.

— Родион, — позвал Авдеев.

Тот поднял руку и помахал нам. Хирург жестом пригласил его подойти.

— Он вам понравился? — спросил Николай Ефимович, пока Родион направлялся в нашу сторону.

— Звали? — спросил подошедший человек.

— Дама желает познакомиться, — разочарованно протянул хирург.

Родион хмыкнул, положил на стол визитку, как-то странно на меня зыркнул и вернулся за свой стол.

— Что это с ним? — ошарашенно спросила я.

Авдеев пожал плечами. Я взяла визитку и сунула в сумочку. Растерянность не проходила. Я заметила, что этот тип по имени Родион подсел за стол к женщинам явно вызывающего поведения.

— Он кто? — уже раз в четвертый, наверное, спросила я.

— Любитель женщин, как и я, — вымолвил Авдеев.

Я снова взглянула в сторону Родиона. Тот сунул руку под стол и поглаживал одну из дам по колену.

— Двести долларов хватит?

Я резко обернулась.

— Что?

— Триста. Больше не дам.

— Что?!

Я выпучила глаза. Авдеев спокойно торговался со мной, как с рыночной девкой. И тут только до меня дошло, что всю дорогу этот усатый человек принимал меня за проститутку. Вот и терпел мои капризы, зная, что получит девицу на ночь с потрохами. И Родион той же масти. Любитель женщин! Обиженная таким обращением и разочарованная исходом нашего знакомства, я почему-то ответила:

— Я замужем.

— Оплачиваю одного. Женщину.

— Что? Вы в своем уме?

— Вы работаете в паре?

— Что за чушь вы несете?

— Вы работаете сегодня?

— Сдурели? Я состоятельная женщина, я вообще нигде не работаю! Понятно?

— Понятно. Набиваем цену.

Он поскреб пальцем кончик носа.

— Сколько стоит удовольствие? Чтоб его сегодня получил я? Вы мне понравились.

— Да пошел ты! — я вскочила со стула.

Скрывшись за дверью туалета, попыталась успокоиться. Я не могла поверить, что этот спокойный интеллигентный человек уламывал меня, как проститутку. Вдруг дверь резко распахнулась, и прямо на меня пошли напором две размалеванные девки. Я вообще перестала понимать суть происходящего, но инстинкт самосохранения заставил вжаться в стенку и закрыть грудь сумкой.

— Ты че, рыбное место нашла, да?

Одна схватила меня за горло, другая выхватила сумку. Я стала хрипеть, заглатывая воздух, пытаясь отцепить руки от своего горла. Вторая вытряхнула из сумки кошелек, косметику и мобильный. Благо, в кошельке было не больше трехсот баксов. Остальная сумма осталась в доме у Марины. Выскочила внезапно, это меня и спасло. Телефон, косметику и деньги забрали.

— Это наша территория, поняла?

— Я не проститутка, — прохрипела им в ответ.

— Че? Че ты сказала?

Кулак пришелся прямо в нос. В глазах потемнело, я почувствовала, как по губам заструились теплые ручейки крови. Из глаз покатились слезы. Было больно и обидно. В который раз за вечер меня приняли за женщину легкого поведения. И что у меня может быть общего с этими разукрашенными макаками?

— Смотри, сопли распустила, — заржали девки.

— Ялта поделена вся, — авторитетно заявила та, которая меня ударила.

— Пошла вон отсюда!

Спорить бесполезно, надо спасаться бегством. Они вышли. Я залилась горючими слезами. Обиднее всего, что обратиться за помощью было не к кому. Я так привыкла, что все мои проблемы решал Вадим. Или я, но с помощью его денег и фамилии. А здесь?

Не знаю, сколько времени просидела я в туалете на полу, как вышла из ресторана и как добралась домой. Помню, дверь открыла заспанная Маринка и чуть не закричала, увидев гостью в таком состоянии. Я прижимала к лицу окровавленный платок и ревела. Надо отдать ей должное, подруга сориентировалась мигом, делала какие-то примочки, прикладывала лед, а я все стонала и ничего не хотела говорить. Да и как такое расскажешь? Пожелав мне спокойной ночи, Марина отложила расспросы до утра.

Проснулась от методичной тряски, кто-то осторожно дергал мое плечо.

— Настя, проснись. Полдень. Дети из школы скоро вернутся.

Я с трудом разлепила опухшие веки и посмотрела на часы.

— Что с тобой произошло?

Маринку распирало любопытство.

— Напали.

— Кто? Когда? — глаза ее расширились от ужаса.

— Грабители. На набережной. Сумку хотели отобрать. Вот, кошелек и телефон забрали.

— Чего тебя понесло ночью на набережную?

— Сама виновата, хочешь сказать?

— Да перестань. Я до трех ночи не спала, все тебя ждала. Думала, придешь, поговорим еще. А тебя как ветром сдуло.

— Давай я приведу себя в порядок и поговорим, ладно?

Через полчаса мы сидели на кухне, ели блинчики и пили чай со смородиной. Яркий макияж, густо замазанные глаза скрывали припухлости и отеки под глазами. Отечность отливала синевой, пришлось наложить толстый слой тонального крема. Это были не все беды, которые меня постигли. Оказалось, что туфли безнадежно испорчены. Я их выбросила в мусорное ведро на глазах у Маринки. Благо, в чемодане имелась запасная одежда и обувь. Юбка тоже отправилась вслед за туфлями, хоть и выглядела приличнее, но была залита кровью. Плащ забыла в гардеробе «Интуриста», но возвращаться туда не собиралась.

— Поеду сегодня, — сказала я Маринке.

— Куда ты в таком виде? Да и поздно уже. Я думала, мы к Лариске сегодня сходим. Я ей сообщила, что ты приехала, она нас ждет.

Я поддалась уговорам Марины остаться еще на день и отговорила ее звонить в полицию. Мы поехали в город, и я купила себе новый телефон. Нацепила очки в пол-лица, надвинула кепку на самые брови и дополнительно замоталась в полосатый шарф. Джинсовые шорты, куртка и ботфорты на шнуровке без каблука завершали образ. Маринка смеялась и говорила, что я похожа либо на американскую туристку, либо на сыщика. Мне было все равно. Главное, что в этом образе меня не узнают мои вчерашние «друзья», и мы можем спокойно бродить по городу. Оставался еще один шанс, еще одно запланированное дело — встреча с семьей Ивана Васильевича.

Иван Васильевич при жизни был человеком известным в своих кругах. По его проектам возвели не один торговый комплекс, и многие московские толстосумы обращались к нему за помощью в постройке своих крымских резиденций. Ковригин вел длительные переговоры с Васильевичем, убеждая его принять решение о постройке нового развлекательного комплекса, который должен был стать жемчужиной вечерней жизни всего Крымского полуострова. Просторные торговые павильоны, кинозалы, игровые площадки для детей, зоны кафе и ресторанов… Нужен был суперпрофессионал. Такой, как Иван Васильевич. Вадим смог убедить проектанта взяться за воплощение своей идеи, пообещал приличную сумму. Чертежи согласовывались в Киеве, Иван Васильевич несколько раз прилетал в офис нашей строительной компании. Я даже успела с ним познакомиться. Он был человеком грамотным, но мне показался немного обиженным. Так выглядят люди, которые не могут найти свое место в жизни. Или не в силах смириться с тем, какой образ жизни ведут. Или у них не получается доказать самим себе, что выбранный ими путь правильный, и научиться получать от работы удовольствие.

Он разговаривал медленно, уверенно проговаривая каждую букву в чертеже. Так говорят педагоги, когда растолковывают ученикам новую тему. Так разговаривал Иван Васильевич. Как будто пытался показать свое превосходство. Хоть в этом аспекте жизни.

Он внимательно рассматривал киевский офис, со скучающим видом изучал рекламные проспекты, но его цепкий взгляд выдавал затаенную зависть. Приспущенные уголки губ, напряженная спина, сжатые скулы, разделенные на пробор седоватые волосы, которые он часто и аккуратно поправлял расческой. Там, у себя на родине, он был царем и мог диктовать любые условия. А здесь, в столице, чувствовал себя неуютно. И эта почти невидимая черта выдавала в нем некую провинциальность, ощущение неустроенности, как сигнальный буек: «Он смог, а я нет».

Какую жизнь Иван Васильевич вел вне работы, ни я, ни Вадим не знали. Нас устраивал результат. Теперь мне предстояло тщательно покопаться в прошлом нашего проектанта.

Скудная информация (все, что удалось накопать) привела в автосервис. Машина, на которой он разбился, была приобретена пару лет назад в местном салоне, но за неделю до трагической смерти владельца ремонтировалась в этом сервисе.

Обычный гаражный кооператив, щебенка вдоль дороги, нестриженная трава, серые ворота без надписи… Только звук рабочего инструмента указывал на то, что здесь занимаются ремонтом машин.

— Здравствуйте, мальчики.

Я вошла в полутемный ангар без стука и без приглашения, чтоб застать его обитателей врасплох. Не люблю заготовленных формальных речей. Когда предупреждаешь о визите, тебе стараются отказать в подавляющем большинстве случаев. «Мальчики» вылезли из-под авто и выпучили на меня глаза. Не каждый день к ним приходит дама из высшего общества. Я сняла очки, кепку и тряхнула белокурыми локонами.

— Здрасьте, — нараспев протянул один из них.

— Вам кого? — спросил второй.

— Ищу главного, — улыбнулась я.

— Ну, я главный, — сказал мужчина и снял защитную маску.

— Вот вы мне и нужны.

Я улыбалась во весь рот, демонстрируя дружелюбие. Он переминался с ноги на ногу, прикидывая, что со мной делать и куда пригласить присесть.

— Может, выйдем и поговорим?

«Главный» обернулся, махнул рукой, чтоб работа продолжалась, и открыл ворота, приглашая выйти. В багажнике такси лежал пакет, предварительно заготовленный на случай необходимости угощения несговорчивых работников. Но сначала надо было показать, что я не полицейский, не прокурор и не адвокат. Я — заинтересованное лицо по другую сторону дела.

Воздух пах цветущими деревьями, в небе задорно светило солнце, над круглыми, как яичный желток, одуванчиками жужжали пчелы, а мое такси отстраненно стояло на обочине. Вроде оно не со мной. Не я на нем приехала.

Мужчина поднял голову и чихнул. Смутился, извинился. Я улыбнулась одной из своих самых очаровательных улыбок.

— В вашем автосервисе ремонтировал машину один мой хороший знакомый, — я протянула фотокарточку. — А сейчас он исчез. Не звонит и на мои звонки тоже не отвечает. Не подскажете, где я могу его найти?

— Так это… — мужчина смотрел недоверчиво. — Мы ведь не адресное бюро.

— Знаю. Пришла к вам с последней надеждой.

Я придала лицу плаксивое выражение.

— Он пропал. Месяц уже нет вестей. Боюсь, что передумал жениться.

Мужчину совсем не тронула моя сериальная речь, он смотрел без эмоций.

— Я беременна от него. А он пропал!

Я трясла фоткой погибшего Васильевича перед глазами автослесаря и давилась слезами. Что несла дальше, не помню. Это был какой-то поток междометий, объясняющих причину моего внезапного появления.

Мужчина внимательно меня осматривал. Это я успела заметить из-под опущенных век. Наверное, недоумевал: где и как мы с его бывшим клиентом могли познакомиться. И чем громче я рыдала, тем неуютнее он себя чувствовал. Чтоб прекратить публичный концерт, мужчина нетерпеливо дернул меня за руку.

— Успокойтесь! Я не знаю, где он. Починил машину и уехал. Мы не ведем запись клиентов, сами видите, в каких условиях работаем.

— Может быть, хоть что-то о нем знаете?

Косметика поплыла, вчерашние замаскированные припухлости придавали лицу жалобный вид. Я подняла на него заплаканные глаза.

Это запрещенный прием, знаю. Многие мужчины не выдерживают потока женских слез и мокрого проникновенного взгляда. Этот крымский мастер оказался из их числа.

— Мне очень жаль, — тихо заговорил он. — Может, Женька знает. Он его машину обслуживал. Давайте вернемся в гараж.

— Жень, — позвал он громким басом, как только мы переступили порог. — Женька, выйди и помоги девушке.

Рыжая шевелюра показалась из-под капота. Совсем молодой мальчишка.

— Тут дама мужика ищет, надо помочь, — услышала я их шепот.

— Нормально, — заулыбался Женька. — Я подойду?

— Ты не понял, балбес. Она залетела, а тот скрывается. Помнишь, в прошлом месяце у тебя был на серой мазде? Прижимистый такой. Еще торговался долго. У нее фото есть.

— Усатый? Так он с бабой приезжал, — зашептал в ответ Женька.

— Не видел. Давай сам разберись.

«Главный» тут же испарился в недрах своего гаража, как будто только этого и ждал. А я сделала себе пометку, что с личной жизнью у Ивана Васильевича было все хорошо.

— Женя, на тебя одна надежда, — заныла я, как только парень подошел.

— Зачем он вам сдался? — лукаво улыбнулся парень. — Он же старый.

«А ты молодой и резвый. И хочешь предложить свою кандидатуру. Ок, давай поиграем».

Мой расчет оказался правильным. В этой части города никто не вел учета клиентов, никто не знал, что Иван Васильевич давно на небесах.

— Я жду от него ребенка.

Парень мгновенно потерял ко мне интерес. Взгляд потускнел, улыбка исчезла. Оглядел мою фигуру, поднял брови, вздохнул и презрительно хмыкнул.

— Не женится.

— Что? — не поняла я.

— Такие не женятся. Он в прошлый раз с бабой приезжал. Не такой красивой, конечно. Но ведь с бабой. С другой. И не сестра она ему, не мама. Я эту девицу знаю. Понимаете, к чему я? Не женится он.

Я хлопала глазами, придумывая ответный шаг. Нужна была хоть какая-то зацепка.

— А где мне найти эту женщину?

— Бог ее знает.

Я подмигнула.

— Вы знаете. Значит, вы — Бог. Мешать не буду, — я глубоко вздохнула. — Если у них любовь…

— Да у этой Таньки со всеми любовь, — усмехнулся юноша.

Я замерла в выжидании.

— Она в баре работает. Официанткой.

Узнав название бара, я отправилась по указанному адресу.

Улицы пахли сиренью, яблони укрылись белым ажурным цветом, красные маки все смелее распрямляли головы. Алыча соперничала с кизилом, лоза наливалась соком, мелкие ягоды блестели, как капли дождя, на нежно-зеленой листве. Небо тянулось за солнцем в бездонную даль, облака смешно сбивались в стаи, чайки горланили целые поэмы, выпрашивая еду у туристов, коты распушили хвосты и причесывались на карнизах после зимней спячки. Ветер потеплел и как мальчишка-первоклассник игриво трепал мои волосы. Мне нравилась крымская весна.

Кто бы мог подумать, что у взрослого солидного человека могли быть такие странные увлечения! Я разглядывала скудное убранство питейного заведения в ожидании, когда к столику подойдет официантка. Их здесь было двое. Узнать, кто из двоих Таня, не составляло труда.

Непонятно было другое — почему у взрослого человека, вроде нашего проектанта, не было семьи и даже собственной жилплощади при высоком стабильном доходе. Зато были малолетские увлечения, которые обычно заканчиваются к 25 годам. Куда он тратил заработанные деньги? Почему его устраивал кочевой образ жизни? При таком авторитете, таланте и уме он мог давно построить себе самый роскошный дом. Связи в высших чиновничьих кругах позволяли ему выбрать любое место под резиденцию. Почему не сделал этого? Почему жил в обычной арендованной «трешке»? Надеюсь, эта женщина поможет пролить свет на загадочную жизнь и странную гибель проектанта.

Мне повезло: столик, за который я присела, обслуживала Татьяна.

— С заказом определились? — не очень вежливо обратилась она.

— Да. Мне нужен липовый чай и откровенная беседа.

— Не поняла.

— Хочу с вами поговорить. Что непонятного?

Она держалась высокомерно. Как будто я предложила ей денег, но недостаточно. Как будто залезла к ней в дом и требую внимания.

— Я на работе, — отмахнулась девушка. — Липового чая нет.

— Что предложите взамен?

— Черный, зеленый, — равнодушно пожала плечами Татьяна.

— Зеленый. И беседа.

Я не отставала.

— Я на работе, — она повысила тон. — Столики вы обслуживать будете?

— Можно после работы, — миролюбиво предложила я.

Она готова была уйти. Но я достала фотокарточку Ивана Васильевича и протянула ей.

— Этот человек вам знаком?

Выражение ее лица не изменилось.

— Вы из полиции?

— Нет. Частный случай.

Женщина хмыкнула и поправила передник. Тогда я пошла ва-банк.

— У меня муж пропал.

Я прикусила язык и мысленно сплюнула три раза через левое плечо.

— И что?

— Говорят, он с тобой встречался. Поговорим?

То, что рассказала Таня, складывалось в картинку с запутанным орнаментом. Иван Васильевич любил окружать себя женщинами. Неважно какими, главное, чтобы разными. В череде его увлечений мелькали брюнетки, блондинки, высокие, маленькие, пухленькие, худые. Четкий любовный след ни с кем не прослеживался. Так, покутили, повстречались и разошлись. Татьяна была очередной. О предыдущих романах знала, он не скрывал. О семье никогда не заговаривал. Женщина лелеяла надежду на долгосрочные стабильные отношения, но Иван никаких намеков на будущее не делал. По меркам Татьяны, этот мужчина был идеальной партией для нее: взрослый, серьезный, хорошо зарабатывающий, непьющий. И не заезжий курортник. Последний плюс перевешивал все остальные. Богатых и веселых мужчин, сорящих деньгами, за свою профессиональную жизнь в этом баре она повидала немало. Но все они были здесь транзитом: погулял — уехал. А Иван был местным и холостым. Немного жадным, но для будущей семейной жизни женщине эта черта казалась бонусом. Полгода длились их отношения, как вдруг Иван неожиданно исчез.

Накануне, в один из совместных вечеров, Таня не выдержала и поставила вопрос ребром: любишь — давай жить вместе.

— Где он сейчас, я не знаю, — вздохнула девушка.

Выходит, о его кончине она тоже ничего не знала. Хорошенькое дельце. В Киеве слухи разлетаются быстрее, чем в этом крымском городе.

— Да и не хочу знать. Сбежал, значит, не хочет жить со мной. Не судьба.

— Не судьба, — тихо повторила я.

— Я не знала, что он женат, — спохватилась Таня.

Я расстроено махнула рукой. Какая разница? Обрывалась последняя ниточка. Я была подавлена.

— Вы в автосервис вместе ездили. Зачем?

— Откуда знаешь? Следила?

Я неопределенно кивнула.

— Он никогда не звал меня к себе. Встречались либо у меня, либо здесь, в баре. А тут вдруг позвал. Я обрадовалась. Мы в магазин заехали, к ужину продуктов накупили. А потом он на машину жаловаться начал. «Давай, — говорит, — в одно место заедем». Вот так и было.

— Машину починили сразу?

— Нет, ее там оставить пришлось. На такси уезжали.

— Что случилось, не знаешь?

— Нет. На следующий день ко мне на работу он приехал на машине.

Она опустила глаза.

— Он так всю неделю приезжал и увозил меня к себе. Я не знала, что женат, правда. Никаких намеков на семью в квартире не было.

Я глубоко страдальчески вздохнула. Таня тоже вздохнула.

— Все хорошо было, пока я не решилась предложить ему жить вместе. Дальше ты все знаешь.

— С друзьями знакомил? О чем вы разговаривали вообще?

Татьяна странно на меня посмотрела:

— Зачем тебе это знать? Хочешь больше доказательств собрать?

— У меня муж пропал. Найти хочу. Хоть чем-то можешь мне помочь? Может, говорил тебе о своих планах?

Таня задумалась и уставилась вдаль, от чего стала похожа на сонного ежика. Я выжидающе замерла, надеясь на ее воспоминания.

— Говорил, что скоро у него будет много денег. О каком-то заказе говорил.

— Таня, это очень важно, — я заерзала на стуле, — вспомни подробнее. В каком контексте упоминались деньги?

— Говорил, что скоро в Харьков поедет к заказчику.

— Может, в Киев?

— Не, в Харьков. Точно.

В горле мгновенно пересохло. Язык прилип к небу. С трудом повторила свой вопрос.

— Точно, в Харьков. Я еще подумала, что никогда там не была.

— А в Киеве была?

Мало ли что нарисовала фантазия влюбленной женщины? Поездка в любой большой город в ее мечтах превращалась в увлекательное путешествие.

— Была, — она обиделась. — В Лавре была.

Мозг лихорадочно заработал, рождая сотни новых вопросов.

О каком заказчике идет речь? У Вадима нет филиала в Харькове. С кем покойный собирался там встречаться? Может, у Ивана Васильевича был параллельный проект? Завершение двух больших заказов сулило большие прибыли. Об этих деньгах упоминал он женщине?

— Фирму-заказчика не помнишь? — как спасительный круг, бросила последний вопрос.

— Нет, зачем это мне? — покачала головой Таня. — Искать его будешь?

На мгновение я забыла о том, что я — брошенная жена.

— Да, буду.

Таня сочувственно на меня посмотрела. Так смотрят на тяжелобольных людей, у которых отняли последнюю надежду. Помолчала, потом что-то вспомнила и вытряхнула на стол содержимое своей сумки.

— Вот, возьми.

Она протянула шариковую ручку синего цвета с блестящим позолоченным колпачком.

— Что это? — я удивленно подняла брови.

— Презент. Ваня из той командировки привез. Может, пригодится.

Я выхватила ручку.

— Он мне ничего не дарил. Так, по мелочи…

Но я уже не слушала. На блестящем колпачке была выгравирована надпись — «Сталекс». Если мне не изменяет память, это название фирмы, которой руководит брат моего мужа.

Вадим прилетел из командировки на день позже, чем планировал. Я успела вернуться без приключений, разобрать чемодан и привести себя в порядок.

— Милый, я соскучилась.

Бросилась на шею мужу, как только он переступил порог.

— Почему телефон выключила? — прогремел Вадим.

— Сменила номер, — я невинно захлопала глазами, — потеряла телефон.

Вадим бросил чемодан у двери, прошелся по квартире, заглянул во все комнаты.

— Одна?

— Конечно.

Возмущение мгновенно вспенилось, как шампанское в бокале, засверкало в глазах и грозило перелиться через край.

— В чем дело, Вадим?

— Почему сменила номер?

— Телефон украли, говорю тебе.

— В полицию заявила?

— Нет.

— Почему?

— Ты думаешь, они будут заниматься поиском мобильного?

Он ходил по квартире туда-сюда, не останавливаясь в одной точке, чем безумно меня раздражал.

— Вадим! — я сознательно повысила голос.

Он остановился и грозно посмотрел мне в глаза. Я смягчила тон, попыталась взять его за руку.

— Вадим, что случилось?

— Я не верю тебе.

— Почему?

Из глаз готовы были излиться потоки слез, но я держалась стойко. Возмущенно глядела ему в лицо и требовала ответа.

— Твоя подруга изменяла мужу. А ему врала, что с тобой на концертах.

Вадим подошел вплотную, заставляя вжаться позвоночником в стену.

— Повторяю: твоя Снежана изменяла мужу.

Я не мигая смотрела в его рассерженное лицо и лихорадочно пыталась что-то придумать. Вот гадина Снежанка! Сама прогорела и меня подставила.

— Только не говори, что ты не знала.

Он запустил руку в мои локоны, заставляя смотреть в глаза. Врать бесполезно. Что делать? Что делать? Оправдываться? Пытаться все объяснить? А совместные концерты? А ночные кинозалы, кафе? Я обманывала Вадима, чтоб спасти семейную жизнь подруги. Но сейчас это не важно. Вадим рассержен и уверен, что если мы были там вместе, значит, вместе и гуляли. Вместе обманывали своих мужей. Вряд ли он поверит в мою невиновность. Да еще этот потерянный телефон… Одно к одному. Что делать?

— Вадим, зря ты так.

Я одернула его руку, отстранилась, прошла в зал и села на диван. Он последовал за мной.

— Я предупреждала Снежану, просила, уговаривала одуматься, бросить свое увлечение. Ты думаешь, я не видела ее горящих влюбленных глаз? Как это Леньчик так долго их не замечал? У нее золотой муж, я ей сто раз это повторяла.

Вадим внимательно слушал, не перебивая. Я распалялась все больше, вскочила с дивана и стала ходить взад-вперед, как поломанный маятник, как перед этим Вадим.

— Леньчик для нее царь и бог, а этот танцор? Что она в нем нашла? Говорила, говорила ей, — я закрыла руками лицо и плюхнулась обратно на диван. — Вадим, что теперь будет? Леньчик ее не простит?

— Он ее выставил, подал на развод. Не простит.

Я в отчаянии замотала головой, потом глубоко вздохнула:

— Сама виновата. Не ценила, что имела. И советов подруги не слушала.

— Зачем ты мне врала?

Вадим, прищурив глаза, наблюдал за всеми моими движениями.

— Ее прикрывала, дурочку. А ты бы как поступил на моем месте?

Он промолчал. Я настаивала.

— Вот тебе звонит друг и просит прикрыть на вечер. Советов не слушает, но твоей помощи требует. Ты жертвуешь семейным ужином, чем-то еще, покупаешь билеты на концерты, которые тебе не интересны, посещаешь их одна, потому что подруга в этот момент…

Я осеклась, вскинула руки к потолку и бессильно выдохнула:

— Женская дружба. Это называется «женская дружба».

Вадим помолчал, потер пальцами виски, кивнул:

— Ну, допустим. Телефон почему поменяла?

— Украли.

— Украли? Ты сказала, что потеряла.

— Потеряла, украли — какая разница? Это в торговом центре было. Обнаружила пропажу, когда вернулась в машину.

Вадим смотрел подозрительно.

Для пущей убедительности я принесла одну из своих сумок и распахнула перед его глазами.

— Из сумки вытащили. Видишь, как легко открывается? Хорошо, что кошелек при мне остался.

Я жалобно всхлипнула и приложила ладонь к глазам:

— Представляешь, это ведь в центре города было. Днем, у всех на виду!

— Ладно-ладно, успокойся. Купим новый. До завтра потерпишь?

— Да, — жалобно отозвалась я и крепко обняла мужа.

Утром следующего дня я пересмотрела все семейные фотоальбомы и убедилась, что с братом Вадима совсем не знакома. Его не было на свадьбе, и все последующие наши приглашения он стабильно игнорировал. Я была влюблена, безумно счастлива и на родственников не обращала никакого внимания. Родители Вадима погибли задолго до нашей встречи, а всякие братья-сестры меня не интересовали. Учитывая скоропалительную женитьбу, могла предположить, что поступок Вадима они не одобрили, и до сих пор дружно демонстрируют презрение.

Сейчас дело приняло иной оборот. Необходимо было узнать о родственниках мужа как можно больше. Я разливала по фарфоровым чашкам ароматный горячий напиток, ждала, когда муж, выйдя из ванной, присоединится ко мне на кухне.

— Вадим, как твоя командировка?

— Нормально.

Он присел за стол, отхлебнул кофе и придвинул к себе тарелку с блинами.

— Знаешь, я так отвык от твоих завтраков…

Я улыбнулась и поцеловала мужа в щеку. Небрежно поинтересовалась:

— Ты с кем в командировку ездил?

— С Жуковским.

— Директор твой?

— Коммерческий.

— Я думала, ты с братом поехал. Наверное, попутала что-то?

Вадим перестал жевать. Вопрос немой паузой повис в воздухе.

— Перепутала, — я улыбнулась самой невинной из своих улыбок.

— С чего бы?

— Не знаю. От одиночества, наверное. Разбирала альбомы в твое отсутствие, нашла вашу семейную фотокарточку, когда еще были живы родители. Вы там все вместе. Такие милые. Сколько тебе на ней?

— Восьмой класс. Это последнее фото перед аварией.

Вадим нахмурился и допил кофе одним глотком.

— Мы никогда не говорили об этом… — осторожно начала я.

— Стоит ли начинать?

Вадим оделся и ушел. Тема болезненная, но «докрутить» ее надо. Вернется с работы, продолжим.

Снежана ревела так, что разрывалось сердце.

— Он выставил меня за дверь! — рыдала подруга. — Просто закинул в чемодан пару платьев и все! Вытолкнул из квартиры и закрыл дверь.

Слова утешения иссякли. Да и что тут можно сказать? Женщина, полностью зависящая от мужчины, будет тяжело переживать. Это естественно.

«Я предупреждала», — очень хотелось сказать мне, но я молчала.

— Где твой Дионис?

— Борисфен, — поправила Снежана.

— Какая теперь разница? Как вообще твой муж обо всем узнал? Снежана, меня не было четыре дня. Как ты успела все провалить?

Она еще хлюпала носом, но вполне была способна разговаривать.

— Он вернулся раньше.

— Не поняла. Ты что, приводила своего мачо домой?

— Ну, да. Пустой дом, зачем по углам прятаться?

— Ты в своем уме? — я задохнулась от негодования. — Снежана, у вас дом напичкан камерами. Ты чем думала?

— Правда?

Она наивно таращила на меня глаза, не веря услышанному. Ну что ей сказать? Блондинки — ведь те же люди, только с умом у них проблематично.

— Снежана, как тебе вообще удалось выйти замуж?

— Родители так решили.

— Ах, да. Я забыла. Извини.

Я нервничала и хотела высказать ей все, что вчера мне пришлось пережить дома. О ссоре с Вадимом. Но ей было плохо. Очень. И мои проблемы по сравнению с ее катастрофой казались мелкими.

— Мне надо как-то вернуть мужа, — заныла она.

— Отличная идея! Только почему она тебе в голову не пришла, когда ты любовника в дом привела? Еще и меня подставила.

— Я не подставляла, он сам все понял. Где была, и почему концерты и ночные сеансы кино…

— Спасибо, что предупредить успела!

Я брызгала ядом и не могла сдержаться.

— Прости, — завыла она с новой силой, — ты моя единственная подруга. Не бросай меня.

— Ладно, прекрати. Что дальше думаешь делать?

— Леньчика возвращать.

— А мачо-мэн как же?

— Он без денег.

— Ясно. К хорошему привыкла? План есть?

— Нет. Но ты мне поможешь.

— Дорогая, может, ты поинтересуешься, как у меня дела? Может, мне нужна твоя помощь?

Снежана прекратила рыдать мгновенно.

— Помощь? У тебя проблемы?

— Представь себе.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Я не выдержала и рассказала подруге подробности своего крымского расследования. Все-все. О фирме «Сталекс» тоже.

— Едь в Харьков и все сама узнай. Что может быть проще?

— Снежана, дорогая, но я даже не знакома с этим человеком. Как ты это себе представляешь?

— Но ведь ты в Крым съездила. К таким же незнакомым людям. Что тебе мешает поехать в Харьков и все узнать?

Я подумала, что даже в голове блондинки иногда рождаются интересные мысли.

Результаты серфинга в интернете положительных результатов не дали. Фирма «Сталекс» занималась какими-то запчастями к иномаркам, и президентом ее значился человек с фамилией Дятков. Как это связано с братом Вадима? Надо лететь в Харьков. Опять надо было что-то соврать мужу.

Вечером мы ужинали в грузинском ресторане. Вадим был так же невесел, как и утром. Ждать подходящего момента времени не было. Я завела разговор о семье. Это было рискованно и никак не оправдано. Но мучившая меня цепь странных смертей на одном объекте не давала времени плавно подготовиться, давила грузом неопределенности.

Вот что я узнала.

После смерти родителей брат Вадима Сергей Ковригин унаследовал небольшое состояние, включающие столичную «двушку» и старенькую «Волгу». Он был старше Вадима на пять лет. Наибольшее внимание старшего сына привлек именно автомобиль. Сергей часами пропадал в гараже, перебирая по запчастям доставшийся в наследство раритет на колесах. Его манила возможность обзавестись личным авто в двадцатилетнем возрасте. Эта увлеченность и предопределила будущее парня. Он стал неплохим автомехаником, устроился на работу в одну подпольную контору, а когда достиг вершин мастерства, решил работать на себя. Но открыть свое предприятие в середине 90-х ему не удалось. Или не дали. История об этом умалчивает. Тогда он рванул в Харьков с целью скрыться от конкурентов и начать новое дело с нуля. Что-то ему удалось. Идея вдохновила местного авторитета Дяткова, который спонсировал открытие ремонтной мастерской, оформив все положенные документы. Таким образом Сергей Ковригин осел в Харькове, лелея надежду в будущем вылезти из-под машин, одеть чистую рубашку и возглавить созданное его руками предприятие.

В это время в Киеве его младший брат окончил школу, связался с темной компанией и благополучно «профукал» родительскую квартиру. Этот неблагородный поступок навсегда развел братьев по разные стороны дороги. Сергей не простил Вадиму бесшабашного отношения к жизни. С тех пор Ковригины не общаются. И не важно, что Вадим давно изменил вектор своих интересов, создал успешный процветающий бизнес, старший брат остался навсегда при своем мнении. А дальнейшие громкие стройки Ковригина-младшего только раззадоривали старую обиду.

— Он не приезжает даже на могилу родителей, — заключил Вадим.

Я молчала. Мысли разъедали сознание. Почему взрослый мужчина до сих пор живет старыми обидами? Почему ошибки, совершенные по малолетству, важнее, чем кровное родство? Может, дело не в той старой квартире? Может, Сергей не может простить Вадиму достигнутого успеха? Ведь за два десятилетия братья ни разу не виделись и даже не общались. Чем это объяснить в наш век передовых IT-технологий? И почему Вадим не хочет наладить эту связь?

— Дорогой, давай пригласим твоего брата к нам в гости!

— Зачем?

Вадим перестал жевать.

— Познакомимся. Мы женаты семь лет, а я с ним до сих пор не знакома. У него, наверное, тоже есть жена, дети?

— Не знаю, — Вадим отложил вилку и нож. — Раньше тебя это не беспокоило. Что изменилось?

— Ничего. Просто хочу познакомиться с твоей семьей.

— Ты — моя семья. И точка.

Я угрюмо кивнула. Вадим сердит. Он сердит на своего старшего брата. Но почему? За что? За то, что тот оставил младшего, подростка, одного в большом городе? Что не взял с собой? За то, что Вадиму пришлось самому справляться со всей этой навалившейся на него взрослой жизнью? Неудачные первые сделки, темные компании, драки и КПЗ, азартные игры, квартира, ушедшая за долги, — всего этого не было бы, если бы братья жили вместе. Если бы старший был примером и защитой для младшего. За это Вадим злится на Сергея?

Но самое непонятное — как Иван Васильевич был связан с автосервисом «Сталекс»? И какие заказы мог для них выполнять наш проектант?

Харьков встретил дождем и грустным низким небом. Лужи, как первокурсницы на прогулке, подмигивали проезжающим мимо машинам. Солнце спряталось, из-за туч робко выглядывали лишь тонкие желто-красные стебельки лучиков. Весной здесь тоже не пахло. Люди прятались под зонтами, наступая мокрой обувью друг другу на ноги, толкались на остановках транспорта и в переходах. Серые лица, серый дождь, серое небо и черно-белый день. Капли барабанили марш «Прощанье славянки» по лобовому стеклу такси. Хотелось глинтвейна, хорошей книжки и вязаного пледа в кресле-качалке. Из аэропорта до гостиницы добралась быстро. Адрес «Сталекса» записала в блокнот, для убедительности захватила с собой также сувенир из Крыма.

Эту поездку пришлось отложить на две недели, до момента, когда Вадим вновь собрался в командировку. Я клятвенно обещала не терять телефоны, впредь быть бдительной и не лезть в любовные интриги Снежанки и Леньчика.

— Может, со мной поедешь? — спросил накануне отъезда Вадим.

— Только отвлекать буду.

Я страстно поцеловала мужа в губы.

— Возвращайся, буду ждать дома.

— Может, телохранителя нанять?

— Зачем? У меня всего лишь телефон пропал. Вадим, ты преувеличиваешь. Ничего со мной не случится.

Я была убедительна. Он поверил и уехал. Тем же вечером я сидела в самолете «Киев — Харьков». А утром следующего дня стояла на пороге автомастерской с вывеской «Сталекс». Внушительная постройка отличалась от гаражной будки в Крыму. Она была больше похожа на автосалон. Менеджеры в униформе, оргтехника, компьютерная диагностика, блестящие машины на подъемниках. Никаких чумазых работяг и нецензурной лексики.

— Добрый день, — обратилась я к девушке в синей фирменной футболке, — я хотела бы встретиться с Сергеем Ковригиным.

Сердце стучало где-то в горле. Это был совершенно авантюрный поступок, и подобающую случаю речь я не заготовила.

— Вы по записи? — уточнила девушка.

— Да. То есть нет. А он без записи не принимает?

— Сергей Адамович будет после обеда.

— Адамович? — вырвалось у меня.

Девушка вопросительно подняла бровь.

— Извините, подойду позже.

Я вышла на улицу и вдохнула сырой майский воздух полной грудью.

«Адамович? Но почему?»

Ответа не было. Я позвонила мужу.

— Вадим, дорогой, как ты?

— Нормально. Прилетел. Сегодня два совещания. Что у тебя шумит?

— Проспект.

Я прикрыла динамик рукой.

— Дорогой, извини за нескромный вопрос, Сергей тебе не родной брат?

— Настя, прекрати ворошить мое прошлое. Зачем ты пытаешься что-то узнать?

— Это последний вопрос. Обещаю!

— Дома поговорим, — отрезал Вадим.

— Вадюша, ну пожалуйста! — взмолилась я. — Просто скажи.

— Мама вышла замуж за отца, когда Сергею было четыре.

— Спасибо, дорогой. Чао.

Могу предположить, что старший брат ревновал младшего, подозревая, что ему достается меньше родительской любви. Такое часто бывает. Это могло послужить причиной неприязни Сергея к Вадиму и в старшем возрасте. К бабке не ходи. Это объясняет и то, почему Сергей не навещает могилу родителей. А то, что Вадим стал успешнее и богаче, было последней каплей. Костер ненависти запылал с новой силой. Но это все я могла узнать, не покидая Киева. Откровенно поговорив с мужем.

О чем говорить с Сергеем Адамовичем Ковригиным при встрече? Как узнать правду?

Хорошо, я могу предположить, что смерть Ивана Васильевича — его рук дело. Он отлично разбирался в устройстве автомобилей, поэтому мог легко «внести коррективы» в работу механизмов и остаться вне подозрений. Но Иван Васильевич умер в Крыму, а Сергей живет и работает в Харькове. И почему наш проектант называл фирму «Сталекс» заказчиком?

Я нарезала круги по периметру района и пыталась найти ответы на все эти вопросы. Не могу сидеть и думать, как Шерлок Холмс. Смотреть на камин, курить трубку и распутывать сложные дела. Мне надо ходить, мельтешить, передвигаться. Когда ноги в движении, лучше работает и мозг. Такая странная взаимосвязь. Завидую людям, которые умеют думать сидя. Или лежа на диване. Я так не умею. Когда думаю, всегда хожу. Такая особенность. Из открытого окна пекарни запахло ванильной сдобой, и я вспомнила, что не успела позавтракать. Забежала в кафешку с тремя столиками. Знаете такие маленькие уютные заведения, где все по-домашнему и аромат кофе в воздухе? С удовольствием слопала слойку с вишневым джемом, пока совесть сонно оттаивала в тепле и молчала о калориях. Латте пришлось допивать на ходу. Время близилось к обеду, решила вернуться в «Сталекс» и добиться встречи с Ковригиным-старшим.

Сергей Адамович был совершенно не похож на Вадима. Грузный, усталый, с темными очками в золотой оправе, за которыми полностью скрывались глаза.

— Это вы меня спрашивали?

Я шагнула в кабинет и прикрыла за собой дверь.

— Да.

Мы молча смотрели друг на друга. Думаю, что мужчина узнал меня. На светских мероприятиях в объективах фотографов мы с Вадимом — частые гости.

— Что вам нужно?

Сергей не предложил присесть и вообще не собирался проявлять радушие и гостеприимство. Я решила идти ва-банк.

— Хочу знать, зачем вы убили Ивана Васильевича.

— Что за чушь?

Он резко встал и сердито посмотрел на меня поверх очков. Но я не испугалась.

— Иван Васильевич был проектантом, опытным крымским геодезистом. Он разбился на дороге. В его машине отказали тормоза, и она слетела с обрыва.

— Я-то здесь при чем?

— Вы подстроили эту аварию.

— Вы в своем уме?

— Как вы тогда объясните, что в доме Ивана Васильевича найдена шариковая ручка с логотипом вашей компании?

— Полицейских сериалов насмотрелась? — он хмыкнул.

— При каких обстоятельствах вы познакомились с Иваном Васильевичем?

— Не знаю никакого Ивана Васильевича. Мой шеф строил в Крыму дачу. Не я. Проверять информацию надо, прежде чем врываться в кабинет.

— Но вы работаете в автосервисе, — я растерянно моргала, — а у него тормоза…

В голове пульсировала одна мысль, она рвалась с губ и сигналила красным в моих глазах. Я понимала, что подпишу себе приговор, если ее озвучу. Но не смогла сдержаться.

— У вас был мотив, чтоб лишить Вадима Ковригина опытного проектанта и не дать возможности достроить новый развлекательный комплекс.

— Послушайте, дамочка, — он вышел из-за стола, — что там строит Вадим, мне не интересно.

— Вы ему завидуете. И всю жизнь завидовали.

Обвинения были беспочвенны и основаны исключительно на моих собственных умозаключениях. Я понимала, что играю с огнем, но остановиться не могла. Мужчина повысил тон:

— Вышла из кабинета. Быстро!

Меня несло неудержимо. Надо уметь вовремя закрывать рот, но иногда этого умения женщинам очень не хватает.

— Я докажу, что вы причастны к смерти родителей. Они ведь тоже погибли в автокатастрофе. Не исключено, что их смерть — ваших рук дело.

— Пошла вон!

Багровая краска залила его лицо.

— Охрана! — рявкнул он в трубку.

Я сбежала раньше.

И долго себя ругала. Правда. Но все уже произошло, и ситуацию не исправить. Больше к Сергею Адамовичу я ни ногой. Можно было бы попытаться пообщаться с Дятковым и узнать, строил он в Крыму дачу или нет. Но какова вероятность того, что Сергей не предупредит его и что мой визит не закончится столь же плачевно и безрезультатно? Из всего произошедшего можно было сделать один вывод: Сергей ненавидит Вадима. Страстно. Даже если к цепочке этих крымских смертей он не имеет никакого отношения, кровные узы не возобновить никогда.

Перед отъездом из Харькова я порылась в интернете и набрала номер директора «Сталекса».

— Автоцентр «Сталекс», — пропел в трубку приятный женский голос.

— Мне нужно поговорить с Виктором Петровичем.

— По какому вопросу?

— По личному.

— Как вас представить?

— Знойная женщина.

— Минутку.

После секундного замешательства я услышала соединяющую мелодию и звонкий мужской голос:

— Слушаю.

— Милый, я в Харькове. Приехала. К тебе.

Я мурлыкала в трубку, изображая из себя курортную девицу, у которой с директором был жаркий роман. Расчет был такой: директор фирмы с немалым капиталом часто ездит в Крым (раз у него там строительство дачи) и, возможно, встречался с местной красоткой. Она, то есть я, сейчас его нашла в Харькове и решила позвонить.

Мужчина прокашлялся и проговорил:

— Простите. Не расслышал вашего имени…

— Светлана. Помнишь Крым? Твой сотовый молчит, я решила приехать.

— Девушка, вы ошиблись. У меня нет знакомых Светлан.

— Ты называл меня киской.

Я ляпнула первое попавшееся женское имя, надо было выкручиваться.

— Мы ездили твой дом на берегу смотреть. Помнишь? Вместе ездили. Большой такой, весь в строительных лесах.

— Повторяю, вы ошиблись, — голос начинал нервничать, — у меня нет дома в Крыму, и никогда не было.

Виктор Петрович бросил трубку.

Смелый.

Или не боится за репутацию, или в Крыму никакой недвижимости у него нет. Я ведь могла, как предполагаемая любовница, явиться на работу, домой и устроить истерику. Если дома в Крыму нет, бояться мужику нечего. У меня нет других доказательств.

Как тогда фирма «Сталекс» связана с Иваном Васильевичем? И почему брат моего мужа так уверенно заявил, что его шеф строил в Крыму дачу?

Все это напоминало сломанную головоломку. И распутать клубок порванных нитей не представлялось возможным.

Автокатастрофа, в которой погиб Иван Васильевич, не выходила у меня из головы. Сергей, брат Вадима, связан с этой аварией. Я в этом была уверена. Кожей чувствовала. Но к интуиции и личной неприязни добавить ничего не могла. Доказательств у меня не было.

Если предположить, что Дятков ничего в Крыму не строил, значит, Сергей мне соврал. Нагло, в глаза. Зачем? Я уверена, что Иван Васильевич был в Харькове, был в «Сталексе». Это подтвердила Татьяна и привезенный «сувенир». Если допустить, что заказчик — это Дятков, то встреча на территории офиса вполне могла иметь место. Тогда исключается причастность Ковригина-старшего. Встретились два мужика, что-то обсудили, записали (ручка автоматически перекочевала в карман гостя) и разъехались.

Неожиданно я вспомнила о том, что говорила вдова Залевского. О последнем разговоре Константина с заказчиком. Зациклилась на последнем смертельном эпизоде и чуть не упустила детали двух предыдущих. Вытряхнув разом все содержимое из сумки, взяла в руки визитную карточку фирмы «Сталекс». Ее я успела прихватить, когда была в офисе. На синем фоне под белыми буквами значились контактные телефоны. И все принадлежали оператору «Киевстар». Я выронила визитку из рук. Пальцы мелко подрагивали. Ощущалась острая потребность в воздухе. Неужели смерть Константина Залевского — дело рук фирмы «Сталекс»?

На автомате я зашла в кофейню, где совсем недавно съела штрудель. Ноги сами принесли, на запах. Я плюхнулась в мягкое кресло у окна и закрыла глаза.

Нужна распечатка телефонных звонков. Константин Залевский сказал жене, что задерживается на работе из-за важного телефонного разговора с заказчиком. Вадиму он не звонил, говорил с абонентом сети «Киевстар». У Сергея Ковригина, например, этот оператор. Почему он назвал Сергея заказчиком (если допустить, что это был он)?

Надо покопаться в окружении Ковригина-старшего. Наверняка кто-то что-то знает о его планах, разговорах и целях. Нет, из Харькова уезжать рано. Я позвонила администратору и продлила проживание в номере еще на два дня. Успею.

— Определились с выбором?

Милая девушка в белом передничке держала в руках блокнот и ждала моего ответа.

— Да… То есть нет.

Я обернулась, посмотрела по сторонам. Как я здесь оказалась и сколько времени уже сижу?

— У вас есть волшебный напиток, повышающий активность мозга?

Я улыбнулась, а девушка растерялась и спрятала за спину блокнот.

— Есть чай с имбирем. Он укрепляет иммунитет.

— Отлично, — кивнула я, — несите.

Утром в сонной тишине гостиничного номера раздался телефонный звонок. Я нехотя протянула мобильный к уху.

— Але.

Послышались гудки отбоя.

Я посмотрела в потухший экран. Странно. Перезвонят.

Вернулась к подушке и укрылась одеялом с головой. Тепло окутало со всех сторон, матрас вспомнил изгибы тела, подушка плавно примялась щекой, я блаженно погрузилась в сон. Когда первые картинки поплыли перед глазами, телефон вновь ожил.

— Але!

Гудки отбоя.

Я резко села на кровати. Что за шутки? Всмотрелась в незнакомый номер. Если не ошибаюсь, оператор крымский. Сбегала умыться холодной водой, окончательно проснулась и перезвонила.

— Это Ирина, — вместо приветствия прозвучало в трубке, — вы звонили по поводу смерти моего мужа, Петра. Во «входящих» ваш телефон сохранился. Извините, звонить дорого, поэтому сбрасываю…

— Да-да, Ирина, здравствуйте.

Я подпрыгнула от неожиданности. Не хватило терпения дослушать ее извинительную речь. В памяти всплыл наш единственный телефонный разговор с этой женщиной. Тогда вдова прораба была неприступной крепостью.

— Что-то случилось?

— Да ничего особенного…

— Ирина, прошу вас, говорите. Любая информация может оказаться очень важной.

Я прокашлялась и откинула волосы назад вместе с остатками сна. Прижала мобильник к уху и еще раз попросила Ирину сказать мне все, что она знает.

— Петька упрямый был, — начала издалека женщина, — и скрытный очень. Я многого не знала, хоть и прожила с ним шесть лет.

Я превратилась в слух. Готова была пропустить прелюдию, но терпела.

— Два года назад мы отдыхать поехали. Впервые вместе. На курорт, как белые люди. Там познакомились с одной женщиной, совершенно случайно за столиком вместе оказались. Она врач. Стала нам о здоровом питании рассказывать. Мол, это полезно и все такое. Я тогда значения не придала. Ну и что с того, что мы с мужем любители покушать? Люди от этого не умирают, и мы не умрем. А она все про сердечную мышцу Петру заливала. Да таким соловьем пела, что муж мой на нее западать стал. При мне, представляете себе? Мы тогда еще поссорились сильно.

Она замолчала.

— Вы спрашивали, жаловался ли муж на здоровье?

— Да.

— Так вот, это был единственный раз, когда он врача слушал.

Я пыталась связать воедино эту историю. Неужели, только из-за рассказа о докторе она мне позвонила? Есть что-то еще. Но как мне выудить это из нее?

— Ирина, вам незачем себя винить. Мужчины — они как дети. И все поголовно не любят докторов.

— Так-то оно так, да не так…

Ирина глубоко вздохнула, как будто набиралась решимости.

— Петьку не вернуть. Я одна осталась. Мне деньги нужны очень.

Повисла неловкая пауза. Я не сразу сообразила, что женщина хочет от меня финансовой помощи.

— Да, конечно. Не проблема. Пришлите смс-кой номер вашей карточки.

«Хорошая затравочка, чтоб попросить денег за информацию», — застучало в голове.

— Дальше продолжать?

— Конечно!

— Так вот, Петька мой хоть и не любил докторов, но к этой бабе в постель полез. Я после похорон все узнала. Когда со следователем общаться пришлось. Он меня стал спрашивать, знакома мне эта женщина или нет? Фотку показывать. Я не признала ее сначала. А потом вспомнила. Оказывается, они два года за моей спиной роман крутили. Может, поэтому сердце его не выдержало. Нагрузка, переживания…

Я не знала, что ей ответить. Чем успокоить сердце женщины? Как унять боль утраты, смешанную со злостью на покойного мужа?

— Ирина, спасибо вам, что все рассказали.

— Я не все еще рассказала.

Голос Ирины звучал твердо. Расстройства и печали в нем не было.

— Любовницей моего мужа была ваша сестра.

Я оторопела.

— Что? Что вы такое говорите? Вы в своем уме?

Захлебнулась от негодования. Она бредит?

— У меня нет сестры! — практически закричала в трубку.

— Я знаю, — засмеялась она. — Теперь я это знаю.

Ирина объяснила, что после похорон ее охватила ненависть ко всей семье Ковригиных. Она считала нас воплощением зла, причиной ее страданий. Но после моего звонка заинтересовалась: почему жена мужниного босса ведет частное расследование, если сама косвенно причастна к смерти Петра? И только вчера Ирина выяснила с помощью соцсетей, что сестры у меня никакой нет. А женщина, у которой Петька «лечился», не имеет ко мне никакого отношения.

— Спасибо, что объяснили.

Я прижала трубку плечом и откинулась на подушку. Ирина медленно произнесла:

— Это еще не все.

— Да что вы? Как интересно!

Открывать ящик Пандоры было страшно и любопытно одновременно.

— Сами понимаете, что разглашать информацию о том, что муж ходит «налево», у меня нет никакого желания.

— Я перечислю вам деньги. Сегодня же.

— Не в этом дело, — она устало вздохнула. — Никаких бумаг я подписывать не буду. Мои слова — только для вас.

— Согласна.

— Я хочу, чтоб вы нашли эту женщину.

— Хорошо.

— Хочу, чтоб ей было плохо, чтобы мучилась.

— Но как я…

— Как вы думаете, почему я решила, что она — ваша сестра?

— Эээ… Не знаю. Показалась похожей.

— Фамилия.

— Что фамилия?

— Фамилия. Ваша фамилия. Ее зовут Анна Ковригина.

Анна Ковригина вела активную жизнь. На ее страничке в соцсети в друзьях числились четыре сотни человек. Но Сергея среди них не было. Я перелистала ее фотографии, перечитала статусы и всякие заметки, изучила все интересы, но зацепки не находила. Анна Ковригина, подходящая по возрасту и месту проживания, была одна. Причем с девичьей фамилией в скобочках. Если кто начнет ее искать, то обязательно найдет. Она фотографировалась крупно, портретно, не прячась за пальмами, елками, коврами или детьми. Но всегда одна. Как будто в ее жизни не было мужчин. Удача улыбнулась, когда я решила внимательно изучить каждого «друга» из списка Анны. Две женщины указали местом работы фирму «Сталекс» из Харькова. Этого мне хватило.

Анна работала кондитером. Количество снимков в обнимку с тортами свидетельствовало об ее успешной карьере. Она пекла сладкие десерты на заказ, сохраняя при таком хобби стройную фигуру. Но Ирина утверждала, что любовница ее мужа была врачом. Так она представилась сама при знакомстве. Среди груды всевозможных записей я обнаружила скан диплома о медицинском образовании. Отлично. Все сходится. И как раньше люди жили без интернета? Не напрягаясь и не выходя из дома, я узнала много полезной информации. Салют социальным сетям.

В отеле начинался завтрак. Я не очень люблю континентальные завтраки. Выбрать нечего. Все стандартно от отеля к отелю: булки, тосты, синтетические джемы, безвкусные паштеты, прозрачные кружочки колбасы, сыр без запаха и сок без вкуса. Решила позавтракать в городе. Накинула курточку и вышла из гостиницы.

Если предположить, что Анна с Сергеем развелись несколько лет назад по причине любовной интрижки жены, что это мне дает? Какие версии ее причастности к смерти Петьки?

Я ускоряла шаг, но новые идеи не появлялись. Решила позвонить Снежане. Просто так. Вдруг что-то совпадет. Расследование должно двигаться, а у меня застряло на одной ступеньке. Как сдвинуть его с мертвой точки, подтолкнуть вперед?

— Привет, подруга. У меня к тебе важный вопрос. Ответь не задумываясь.

— Попробую, — растерянно пообещала Снежана.

— Если бы у тебя была любовная связь, из-за которой разрушилась семья, чтобы ты делала?

— Ты издеваешься? Ты мне для этого позвонила?

Снежана всхлипнула.

— Не ожидала я от тебя такого, Настя, никак не ожидала.

Я прикусила язык. Черт! Как я могла забыть?

— Прости, дорогая, я просто идиотка. Это расследование мне весь мозг заполонило. Не могу никак мотив найти, вот тебе и позвонила. Прости! Как ты?

— Нормально. К гадалке хожу. Что ты там ищешь?

— Мотив.

— Какой мотив? Песни?

— Мотив убийства, Снежана. Ладно, забудь.

— Так что там случилось? Кто-то умер?

— Предположительно да.

— Не говори загадками, — разозлилась Снежана, — выкладывай.

Вкратце я обрисовала ей разговор с Ириной и свои предположения.

— Если женщина была зависима от мужа, будет просить прощения, умолять, чтоб вернулся. Как я. Тем более если любовник не собирается эту связь продолжать. Я так поняла?

— Так, Петька связь скрывал и разводиться не собирался. Каким образом Сергей узнал об интрижке жены, для меня загадка. Но у нее нет ни одной совместной фотки с ним. Значит, разошлись плачевно.

— Встреться с ней.

— И что сказать?

— А что ты говорила всем остальным женщинам, с которыми встречалась?

— Снежана, там все по делу было. А здесь чужая любовная связь.

— Не юли. Тебе не привыкать в чужих портках копаться, — хихикнула Снежана. — Придумай что- нибудь — и вперед.

— Что я придумаю? — не сдавалась я.

— Тортами она занимается, говоришь?

— Да.

— Вот торт у нее и закажи. Скажи, что два года назад на дне рождении Петра ела торт. Вкусный, понравился. У мужа юбилей, нужен торт.

— Ты гений, Снежана!

— Я знаю. Чао.

Я зашла в кафе и заказала «Наполеон» с капучино. Иногда грешу сладким, особенно когда мыслительная функция тормозит. Помогает. В Харькове грешу уже второй день подряд. Отламывала ложкой слоеные кусочки и думала, как построить разговор с Анной. Нет, Петьку вспоминать не буду. Здесь надо играть по-другому. Брошенную жену, уличенную в измене. Если мои предположения верны, мы с Анной вскоре станем подругами по несчастью.

Я позвонила по номеру, указанному рядом с табличкой «Заказать торт».

— День добрый, могу я заказать тортик?

— Давайте определимся с датой, — по-деловому ответила мне женщина, — а потом решим, могу я вам помочь или нет.

Я назвала тринадцатое. Обычно на такие даты не назначают свадьбы и дни рождения, должно быть свободно. Угадала. Мы обсудили слои, крем, начинку и всякие дополнительные вкусности.

— Надпись наносить будем?

— Куда? — не поняла я.

— Можно наверх, можно в виде открытки сбоку. Как вам больше нравится?

— Надпись… — нараспев протянула я, соображая, что написать на торте, который есть не буду. — Пожалуй, будет надпись. Напишите: «Три года свободна».

— «Три» цифрой или словом?

В ее голосе не было ни капли изумления. Как будто каждый день ей приходилось выполнять причуды клиентов и писать на тортах всякий бред.

— Цифрой.

Повисло молчание, Анна явно что-то записывала. Я решила добавить:

— Развод праздную.

— Поздравляю, — равнодушно ответила женщина.

В голове зароились сомнения. А вдруг вся моя выдуманная история не имеет ничего общего с реальностью? Может, эта Анна совсем не та? Может, однофамилица? Или вообще не жена Сергея? Мало ли кто с кем работал в большом мегаполисе. Тут сотни, тысячи однофамильцев могут быть. Почему я схватилась за эту теорию? Как за самую удобную?

— Мы не обсудили с вами вес, — заговорила трубка.

— Сорок девять.

— Что «сорок девять»?

— Мой вес. Вы же спросили. Я не всем его озвучиваю, особенно женщинам. Но вы спросили. Значит, вам надо. Может, низкокалорийный торт сделать хотите. Я не знаю ваших премудростей. Так вот, мой вес сорок девять килограммов. Не пятьдесят, прошу учесть.

Моя собеседница билась в истерике. Я непонимающе вглядывалась в мобильный, пытаясь там найти какое-то вразумительное объяснение столь странному поведению. Анна хохотала как ненормальная. Я нервно постучала пальцем по динамику, призывая женщину вернуться к разговору.

— Ой, простите, — она пыталась остановить смех, но это у нее плохо получалось.

— Что смешного? Что смешного я сказала?

Меня охватила нервная дрожь. Такого поворота событий я не ожидала.

— Торт, — хохотала Анна, — торт…

Я отключилась. Пошла она в пень. Истеричка.

Через три минуты она перезвонила.

— Ради Бога, извините, — голос ее еще немного дрожал, выдавая пережитые эмоции.

— Слушаю, — я была строга.

— Вы меня неправильно поняли. Я спрашивала о весе торта. Какой по весу вам торт делать? Обычно заказывают три килограмма, но я всегда переспрашиваю.

— Аааа…

Мне стало жутко неудобно и смешно. Я тоже захихикала, пока хохот не разобрал меня на запчасти. И так мы хохотали с Анной по обе стороны мобильной связи, вспоминая мою пламенную речь по поводу собственного веса.

— Давно я так не смеялась, — призналась кондитерша. — Спасибо вам.

— Обращайтесь, — хихикнула я в ответ.

— Позвоню тринадцатого утром, договоримся, куда вам подвезти тортик.

— Не утруждайтесь, я сама заеду заберу. Муж оставил машину, так что я на колесах. Правда, это единственное, что удалось у него отсудить.

Я печально вздохнула, окунувшись в придуманную историю, из которой так неожиданно и смешно выпала.

— Как вас зовут? — после минутного молчания спросила Анна.

— Елена, — сказала первое имя, какое пришло в голову.

— Не грустите, Лена. Я могу вас так называть? После развода жизнь только начинается. Это я теперь точно знаю.

— Угу, — буркнула я, боясь нарушить момент доверия.

— Если бы мы с мужем не разошлись, я никогда не рискнула бы зарабатывать своим хобби на жизнь. Так что верна поговорка «Все, что ни делается, к лучшему». Я занимаюсь любимым делом, неплохо зарабатываю, общаюсь каждый день с новыми людьми, и кто знает, была ли бы я так же счастлива, оставаясь до сих пор замужем.

— Почему вы развелись? — тихо спросила я.

— Долгая история.

— Встретимся?

— Зачем?

— Мне кажется, нам есть о чем поговорить.

— Лена, не думаю, что это хорошая идея. У меня много работы и…

Но меня уже несло. Возможно, на свете есть люди, которые умеют управлять своим языком. Возможно, они умеют сначала думать, а потом говорить. Но я была точно не из их числа. В моей голове мысли фиксировались уже после того, как рождались во рту и вылетали оттуда со скоростью пушечного ядра.

Я знала все полезные поговорки: и «Слово не воробей», и «Семь раз отмерь», но такой я была с детства. Темпераментной, резкой и словоохотливой.

— Я знаю, кто убил Петра Красневского, — выпалила, абсолютно не ожидая от себя такого.

Повисла долгая напряженная пауза. Я зажмурила глаза и ждала, как в детстве, что все пройдет. Страх оказался сильнее. Я мечтала отмотать ситуацию обратно. Чтобы мне все показалось, и последней фразы не было. Чтобы это оказалось игрой воображения. В реальной жизни мне хотелось так сказать, но я ведь не сказала этого? Не произнесла вслух, правда?

— Завтра в восемь в парке Горького, — глухо отозвалась трубка.

Послышались короткие гудки.

Я разжала руку, и телефон ударился о столешницу.

Оставила щедрые чаевые, покинула заведение, так и не съев ни одного кусочка торта.

Парк медленно просыпался, шелестел свежим ветром, хвастался свежей зеленью, упругими и липкими листочками, чистыми аллеями, залитыми утренним солнцем, как медовой гуашью. Запах можжевельника сводил с ума, кипарисы тянулись макушками к солнцу, выстроившись вдоль алей стройными рядами. Белки шушукались и соревновались за право обладать большим количеством шишек. Я сидела на лавке и думала, что весна заходит на посадку, до лета осталось две субботы.

— Кто убил Петра Красневского? — взяла быка за рога Анна, как только мы обменялись приветственными кивками.

Обозначились, что я — это та, которая звонила. Она — та, которая эту встречу назначила.

— Ваш муж — Сергей Ковригин, — твердо произнесла я и уточнила: — Бывший муж.

— Так вы ничего не знаете, — облегченно выдохнула она. — А я-то думала…

Женщина присела на лавочку, сжала ладонями виски и так просидела несколько минут. Я приблизилась. Что она мне сделает? Убьет? Ударит? Вокруг люди, я в безопасности.

— Из-за ваших глупых домыслов я не спала целую ночь, — произнесла Анна, не открывая глаз.

— Почему? — еле слышно произнесла я.

— Думала.

Мы опять замолчали.

— Кто вы такая?

Анна повернулась и стала внимательно меня изучать.

— Кто вы? И что вам нужно?

Я посмотрела ей прямо в зрачки:

— Анастасия Ковригина.

Я не нашла ничего лучшего, как сказать правду. Завралась по самые уши, надоело. У меня благая цель, почти благородная и справедливая. Я хочу найти причину, из-за которой трое ведущих сотрудников на строительном объекте моего мужа отдали богу душу. Большего мне не надо. Никого судить или наказывать я не собираюсь. Просто хочу разобраться. Знать врага в лицо. Рассказать все-все Вадиму, попытаться понять мотивы поступков этого человека. Надоело самой скрываться, недоговаривать и вести жизнь подпольного агента, когда муж и жена не ведают, чем на самом деле занимаются их половинки. Я люблю открытую игру, ценю честность и порядочность. Люблю смелые поступки. Но сейчас от передозировки событий у меня случались перепады настроения, я с трудом контролировала эмоции и мечтала, чтобы все это поскорее закончилось: я нашла иглу Кощеевой смерти и сломала ее.

Всю свою женскую историю я рассказала Анне, не надеясь на сочувствие. Я хотела такой же искренности в ответ. Женщины — слабые создания. Если женщине открываются, распахивают душу, доверяют самые страшные секреты (с уточнением, что больше никому ни-ни!), она делает ответный шаг. Точно такой же честный и душевный. Это у нас в крови — пожалеть, утешить и пожаловаться самой. Редко какая особь способна противостоять инстинктам. Если вдруг инстинкт не сработал, включается старая как мир схема: ты — мне, я — тебе. И обратная связь вновь налажена. Это психология. Таким образом от женщины можно получить все, что угодно: от конфеты до крова над головой. Некоторые умельцы, зовущиеся ловеласами, используют эту нашу слабость себе во благо.

Для пущей убедительности я показала паспорт, завершив рассказ.

— О вашей связи с Петром узнала от его жены. Простите, что так получилось.

Анна хранила молчание, иногда посматривая в мою сторону. Наверное, раздумывала, говорить мне правду или нет. И только после сотого заверения, что мне ее рассказ нужен в личных целях, не для мести или передачи информации в третьи руки, согласилась.

— Сергей ненавидит младшего брата, это правда.

Анна достала портсигар и на манер парижских денди лихо чиркнула зажигалкой.

— Я не курю, — обратилась ко мне, — после развода бросила. Тесто и сахар несовместимы с прокуренными руками и тяжелым дыханием. А вы вот заставили забытую привычку вернуться. Всего за одну ночь.

Она тяжело на меня посмотрела, но продолжила:

— Когда мы получили приглашение на вашу свадьбу, Сергей порвал его на части и бросил в мусорное ведро. Я тогда подумала: от кого пришло письмо, что доставило мужу столько неприятных эмоций? Кто адресат? Когда он вышел из комнаты, хлопнув дверью, я достала обрывки из ведра и сложила пригласительную открытку. Так я узнала, что у моего мужа есть брат.

Я кивала, выражая сожаление, что нам не удалось познакомиться при других обстоятельствах.

— С Петей я действительно познакомилась в санатории. Он был с женой, я одна. Хоть между нами и возникла симпатия, я понимала, что эти отношения без будущего. Я видела его жену. И он мне ничего не обещал.

— Так зачем..? — вырвалось у меня.

— Вы счастливы в браке, Анастасия?

Она повернулась ко мне всем корпусом.

— Можете не отвечать, и так все ясно. Ваши глаза спокойны, между бровями нет складок, и печаль не залегла возле рта. Когда уголки стремятся вниз, понимаете?

Я не очень понимала, но кивнула.

— Мы с Сергеем жили обычно, без причуд и ярких красок. Распланировано и скучно. А я люблю творчество, поэтому и ушла из медицины. Там все так же монотонно, как в моей жизни.

Она затянулась поглубже и отбросила сигарету.

— Петя меня слушал. Внимал каждому слову. Слушал, как первоклашка учителя. Я чувствовала, как расту в его глазах и обретаю значимость. Чувствовала, что я кому-то еще нужна и мной можно восхищаться. Он говорил немного, но каждое его слово было равносильно самому лучшему стихотворению о любви. Я не помню, чтобы Сергей хоть когда-то спрашивал моего мнения, советовался со мной. А чтобы вот так слушать — такого никогда не было в жизни. Никогда.

Она замолчала, тряхнула головой, собираясь с мыслями, и продолжила.

— Петя не был красавцем, интеллигентом или богатым спонсором. Он не умел ухаживать, дарить цветы, а наши встречи были далеко не регулярны. Но то, как он смотрел на меня, как вдохновлялся моими идеями открыть собственный ресторан или небольшое кафе, поднимало меня на пьедестал. Я чувствовала, что эти фантазии могут превратиться в реальность. Что я могу чего-то добиться в этой жизни. И от этого была счастлива. С ним я делилась самыми сокровенными мыслями. Не знаю, что он нашел во мне, но в нем я обрела истинного друга.

— Ваша связь продолжалась два года?

— Да, где-то так, — она снова вздохнула. — Когда Сергей все узнал, я не отрицала. Собрала вещи и ушла. Сергей не стал меня останавливать, не грозил расправой с соперником. Он не знал, что Петр работает на вашего мужа, да и я не знала. Мы никогда не говорили об этом.

— Почему тогда умер Петр?

Она долго молчала, пыталась курить, но отбрасывала сигарету в сторону. Потом посмотрела мне в глаза и сказала:

— Не смог без меня жить.

Над головой пролетели птицы, за деревом ухнула сова, в кустах копошился ежик. Парк пробуждался, как просыпается от зимнего сна природа. Я сидела на лавке и переваривала услышанное.

— Так и сказала? — кричала в трубку Снежана.

— Да, так сказала.

— И это все?

— Все.

— И ты ее отпустила? Вот просто так, за одну эту версию?

— А что я должна была сделать? Схватить ее за горло и заставить признаться в преступлении, которого она не совершала?

Я кричала на Снежану в ответ. Самой противно, что расследование зашло в очередной тупик. Но что мне делать? Оставалось только верить этой женщине на слово. Тем более она была так убедительна в своей печали.

— Надо было схитрить. Как это у американцев называется? Сблефовать!

— Снежана, благодарю за сериальные версии, но… черт возьми, что я должна была сделать?

Я билась в нервном припадке. Завтра покидаю Харьков, все ниточки порваны. А мне так хотелось, чтобы они наконец-то связались в единый узел.

— Стоп, Настя, успокойся.

Снежана громко дышала в трубку.

— Я спокойна.

— Давай сначала, — предложила она. — Что мы имеем? Петька спал с этой кондитершей, скрывал связь от жены, понятное дело. А когда муж Анны обо всем узнал, отреагировал ледяным спокойствием. Так что ли?

— Получается, так.

— А как он узнал?

— Не знаю.

— Почему не спросила?

— Не знаю.

В самом деле, почему не спросила? Неудобно было как-то. «Простите, он вас застукал?» Глупо.

Но зерно сомнения Снежана во мне посеяла. Набравшись наглости, я позвонила Анне вновь.

— Ах, это вы! — безучастно пробормотала она. — Что еще?

— Мы родственники, хоть и бывшие, — я говорила бодрым тоном, — хотела пригласить вас на ланч перед отъездом.

— Уезжаете?

— Да, сегодня вечером мой самолет.

— Какая жалость! Представляете, у меня нет сегодня ни одного свободного окошка, чтобы с вами встретиться. Я так занята, столько заказов…

— Жаль.

Я готова была проститься и положить трубку, но какая-то внутренняя сила заставила продолжить:

— Я могу к вам приехать. Без проблем. Вы согласны?

— Понимаете, это не совсем удобно, — растягивала слова Анна.

И чем больше она сопротивлялась, тем больше крепла моя вера в то, что эта женщина мне сказала далеко не все.

— По чашечке кофе, — уговаривала я, — и больше я в вашей жизни не появлюсь.

Она снисходительно молчала, подбирая слова.

— Мы все-таки родственники, — я давила на самое святое, — жаль, что вы не приехали на свадьбу. Тогда все сложилось бы по-другому…

— Хорошо, — резко согласилась она. И назвала адрес.

Пока я к ней ехала, не могла отделаться от липкого ощущения обмана. Как будто меня затянул в свои сети опытный паук, а я, раскинув крылья, бессильно болтаюсь в его паутине. Я смотрела на сверкающий огнями город за окном, на унылую темень воды, на бесцветные переулки и яркие граффити на стенах. Что-то я упустила. Что-то в разговоре с Анной было противоречивым. Но что? Мне никак не удавалось соединить пазлы. Я позвонила Снежане.

— Не спишь?

— Что ты, у меня как раз спиритический сеанс закончился.

— Господи, что ты выдумала?

— Мужа возвращаю. Это загробная практика. Мне его предки подсказывают, что надо делать.

— Какой бред!

— Ладно, не гунди. Как там у тебя?

— Еду к кондитерше, напросилась в гости перед отъездом.

— Молодец. Блефовать будешь?

— Слово понравилось?

— Да, недавно в книге вычитала, — рассмеялась Снежана.

— Ты стала книги читать?

— Только те, что предки Леньчика советуют.

Я застонала. Что с нее возьмешь? Зачем позвонила?

— Настя, — откликнулась подруга, — вспомни, как тетка занервничала, когда ты ей сказала, что знаешь, кто убил Петьку. И встречу потом тебе назначила. С чего бы это?

В самом деле, с чего бы так нервничать женщине, у которой просто была интрижка с мужчиной? Пусть даже с женатым. Но смерть тут при чем? А тетка занервничала. И ночь не спала. Значит, не все так чисто в ее рассказе. Когда она поняла, что я ничего не знаю, открыто перед ней излагаю свои цели, слепила мне красивую историю о любви. Тогда почему на встречу согласилась? Я восстанавливала в памяти все наши диалоги и находила все новые и новые зацепки.

Таксист довез раньше условленного времени. То ли в Харькове нет пробок, то ли я расстояние не рассчитала и вызвала машину слишком уж заблаговременно. Подниматься и тревожить хозяйку раньше не хотелось. Вдруг она в креме, муке и вся в процессе. А тут я: здрасьте, давайте еще поговорим.

Решила подождать. Присела на лавку и достала мобильный. Спасибо соцсетям, всегда выручают в моменты, когда надо заполнить чем-то время. Вечер дышал прохладой, сумерки подкрадывались сизой тенью, небо было чистым от звезд, будто сегодня они не собирались рассыпаться бусинами. Я закуталась в шарф и читала последние новости.

Неожиданно рядом на скамейке примостилась разговорчивая старушка.

— А вы не у нас живете, — прошамкала она беззубым ртом.

— Не у вас, — не отрываясь от экрана мобильного, пробормотала я.

— Я тут всех красивых женщин знаю, — не унималась она.

Я молча кивнула.

— Лариска из девятой квартиры, — стала перечислять бабуля. — Ленка на четвертом, но у нее муж такой пьяница… В молодости она красивая была, статная, а сейчас на высохшую воблу похожа.

Бабка явно страдала от отсутствия внимания и возможности хоть с кем-то поговорить. Меня ее история совсем не интересовала. Жалко старушку, конечно. Она женщина, хоть и в возрасте. И у нее те же проблемы, что у современных бизнесвумен, — некому излить душу.

— Анька два года назад поселилась, торты вкусные печет…

Я напрягла слух, забыв о чтении.

— … но и у нее жизнь не клеится. Говорят, мужика отравила своего. Теперь ее все стороной обходят.

— Кто говорит? — оживилась я.

— Петровна, соседка моя. Видела, как от нее мужика на скорой увозили.

— Когда?

— Давно уже.

— С чего вы решили, что она его отравила?

— Так он через неделю скончался. Говорят, на стройке сердце схватило. Но я-то знаю, что она колдунья.

— Откуда знаете?

— В аптеке Ильинична работает, она мне все рассказывает. Какие медикаменты Анька покупает и для чего они применяются.

У меня все похолодело внутри. Будто я рухнула в прорубь и наглоталась ледяной воды. Кондитерша, оказывается, еще тот фрукт…

Если верить Аркадии Львовне — старушке у подъезда кондитерши, разводилась Анна Ковригина громко и долго. Когда сняла комнату в этом доме, к ней поочередно приезжали муж и любовник. Первый требовал подписать бумаги об отказе от харьковской квартиры, второй, видимо, и не подозревал о существовании первого. Законный громко ругался, на радость соседям и бабушкам у подъезда щедро сдабривая речь нецензурной бранью. Незаконный приезжал редко, гостил неделю, но за это время никуда из дому не выходил.

А однажды Анна подарила бабулькам-сплетницам бесплатный спектакль, даже с лавочки вставать не пришлось. Очередной приезд ее мужа гремел скандалом, сопровождаемым от квартиры до припаркованной у подъезда машины.

Толкнув скрипучую дверь, мужчина быстрым шагом направлялся к машине. За ним семенила заплаканная жена. Не поздоровавшись с соседками, она ускорила шаг, догнала мужа и вцепилась ему в плечи.

— Что мне сделать? Что мне сделать, чтобы ты поверил? — рыдала женщина.

— Ты меня опозорила. Ненавижу тебя! — плевался словами мужчина.

— Не люблю я его! — заливалась слезами Анна. — Это была ошибка.

Соседки вжали головы в плечи и слушали, затаив дыхание. Боялись пропустить хоть слово. Какая игра! Какой талант! Два дня назад новый мужик уехал, а сегодня она клянется в любви мужу-рогоносцу.

— Избавишься от него, — зашипел муж, — своими руками уничтожишь — тогда поверю.

Он резко оттолкнул женщину, сел в машину и рванул с места.

Бабульки еще долго пересказывали друг другу Анькину игру, с каждым разом обогащая диапазон эмоций, жестов и слов. Особенно сокрушались те, кто спектакль пропустил.

Я дослушала рассказ Аркадии Львовны и задала вопрос:

— Через какое время после этой публичной ссоры приезжала скорая?

— Месяца через два. Тогда дети в школу шли, в сентябре. Мужик этот приехал, как всегда, сидел в квартире, только Анька выходила. То в магазин, то в аптеку. На вечер его скорая и забрала.

— Аркадия Львовна, познакомьте меня с вашей аптекаршей, которая вам истории про Аньку рассказывает.

— С Ильиничной? Пойдем, она тут, за углом.

Бабушка оперлась о мою руку, и мы маленькими шагами пошли в указанном направлении. Я выкинула из головы назначенную встречу с «родственницей», предвкушая развязку запутанной истории.

Дарья Ильинична обладала зычным голосом и неистощимым желанием общаться. Она в подробностях пересказала тот день, когда Анна Ковригина покупала медикаменты.

— Гидроксизин и снотворное, — перечислила фармацевт ее приобретения.

— Вы запомнили?

— Все в нашем дворе знают об Анькиных похождениях, — хмыкнула женщина в халате. — Я еще подумала тогда: зачем ей снотворное, если любовник приехал? Нелогично, правда?

— Правда. Так зачем ей снотворное?

— При смешивании эти препараты вызывают нарушения сердечной деятельности, доводят до аритмии. В больших дозах способны вызвать внезапную смерть.

— У нее медицинское образование, — пробормотала я себе под нос, вспоминая.

Она знала тонкости взаимодействия медикаментов, в которых не сведущ обычный человек. Но зачем она обратилась в аптеку своего района? Хотела бы отвести от себя подозрение, отоварилась бы в другом конце города, где ее никто не знает…

— Гидроксизин она и раньше покупала, — отозвалась Дарья Ильинична, — говорила, крем не оседает от него. Хрустящий и стойкий получается. А снотворное первый раз купила.

— И вы сразу ее заподозрили?

— Что вы! Только когда мне Аркаша про скорую помощь рассказала. На следующий день вспомнила о ее покупках. Почитала противопоказания в инструкции. Если у мужика сердце прихватило, ему в приемном покое поставят капельницу с калий-хлоридом. Раньше так делали, когда я практику после училища проходила. За сорок лет ничего не изменилось.

— Петровна говорила, что за сердце держался, когда его на носилках выносили, — вставила Аркадия Львовна.

— Калий-хлорид вводят внутривенно, — продолжала аптекарша, — в сочетании со снотворным и гидроксизином — это смертельный яд. Быстрый или медленный. Зависит от того, насколько у него сердце сильное. Ведь врачи даже знать не будут, что за медикаменты у пострадавшего уже есть в организме.

Выслушав всю историю и вернув бабульку на место, я передумала встречаться с Анной Ковригиной. Сейчас она представлялась мне демоном, колдующим над снадобьем. И кто его знает, что она могла подсыпать в кофе непрошенной гостье.

В историю любви я уже не верила. Вероятнее всего, Анна умоляла мужа ее простить и в качестве доказательства своей преданности отравила несчастного Петьку. Все пазлы сложились в единую картинку. Я должна радоваться, что одну таинственную смерть нашего работника самостоятельно раскрыла. Без доказательств, фактов и законного наказания. Пусть так.

Но радости я не чувствовала. Петькина смерть никак не объясняла двух других и не вязалась в цепочку. Она была сама по себе. Любовь и ревность, предательство и смерть — подобными примерами пестрит мировой кинематограф, ничего необычного.

Впервые я задумалась о том, что каждую из этих смертей, возможно, надо рассматривать по отдельности. А я упорно соединяла их в цепочку. Может, в этом кроется причина моих неудач?

Внезапно зазвонил мобильный.

— У меня не так много времени, — напряженным голосом сообщила «родственница-колдунья». — Долго еще вас ждать?

Я глянула на часы. Опаздывала на полчаса.

— Буду через пять минут.

«Идти или нет?»

Я сомневалась. Было страшновато. Что делать? Идти или нет? Позвонила Снежанке и вкратце рассказала историю.

— Что мне делать?

— Не знаю, — растерянно ответила подруга.

— Спасибо. У меня две минуты осталось. Думай.

— Иди, — решила Снежана.

— А вдруг она меня отравит?

Вспомнился случай с нашей годовщины, когда и кожа, и волосы пострадали.

— Так ты ничего не пей и не ешь, — советовала подруга.

— Все равно страшно.

— Настя, не глупи. Чего ты боишься? Она о твоих подозрениях знает? Знает, что ты с бабками общалась?

— Нет.

— Тогда она верит, что история любви — это окончательная версия, которую ты приняла.

— Наверное, ты права.

— Тогда чего ты боишься?

— Все равно страшно.

— По легенде ты торопишься в аэропорт, так?

— Правильно.

— Постой на пороге, полюбезничай и уходи. Воздух в ее квартире не отравлен. Она сама ведь им дышит…

Я еще сомневалась.

— Тем более, она ничего не подозревает о твоих сегодняшних расследованиях, — уговаривала Снежана. — Ты на кофе прощальный просилась и все.

— Тогда зачем мне к ней идти?

Я не понимала цели визита. И так все знаю. Что еще?

— Мало ли что, — не сдавалась Снежана. — Может, что-то в ее квартире даст тебе подсказку.

— Может быть, — задумчиво протянула я.

— Твое время истекло, — напомнила Снежана, пожелала удачи и отключилась.

Нажимая на кнопку звонка, я пыталась унять колотящееся в груди сердце. Никогда я так сильно не боялась. Мелькающими кадрами пронеслись эпизоды расследования, поездки в Крым, беседы и встречи. Всегда я решительно шла вперед, уверенная, что ничего плохого со мной случиться не может.

— Здравствуйте, — распахнула дверь Анна.

— Извините за опоздание.

— Когда ваш самолет?

— Через два часа. Я на минутку.

«Отлично, и ничего выдумывать не надо».

— Так что вы хотели?

Анна не приглашала меня войти, мы так и стояли у входа. Я не знала, как быстро осмотреть ее квартиру. Не знала, что искать. Что может дать мне подсказку, о которой говорила Снежана? И что я могу узнать из беглого осмотра прихожей?

— Хочу спросить вашего совета, — неожиданно для самой себя сказала я.

У меня так бывает. Когда «процессор» в голове виснет, включается «резервная станция» в виде болтливого языка и несет то, чего голова и измыслить не могла.

— Не поняла, — Анна нахмурилась.

— Как помирить братьев?

— Это невозможно.

Она удивленно вскинула брови, а я настаивала:

— Вы прожили с Сергеем много лет, я с Вадимом семь. Это ненормально, вы не находите? Два родных брата совсем не общаются, они ведь…

— Это невозможно, — повторила она громче.

— Я понимаю, Сергей вам почти чужой, — я не сдавалась. — Наверное, вам все равно, как он живет и с кем. Но я прошу вас мне помочь…

— Вы меня слышите, Анастасия? Это невозможно.

Она уперла руки в бока.

— Но почему? — жалобно пропищала я.

— Сергей ненавидит Вадима.

— Из-за денег?

— Не знаю, может, и из-за денег тоже. Когда узнал, что Петр работал в фирме вашего мужа, возненавидел еще больше.

Я молчала и моргала. Не знала, что еще спросить.

Как узнал? Да какая разница? Узнал, возненавидел. Что нового это мне дает? Убийца все равно она — эта женщина в пестром халате. А как же Иван Васильевич? Фирма «Сталекс»? Ручка от Татьяны?

— Анна, скажите, Петр всегда приезжал один?

— Что вы имеете в виду?

— Он ведь был женат, вы это знали. Ему надо было как-то объяснять постоянные командировки.

— Он приезжал один, на поезде. Что он говорил жене, меня не интересовало.

Я вздохнула.

— Сразу с поезда он ехал к вам?

— Нет, селился в гостиницу сначала.

— Адрес не подскажете? — в груди радостно кольнуло.

— Оставьте эту затею, — ледяным тоном посоветовала Анна. — Вы ничего не найдете, я вам уже это говорила. Я любила Петра. То, что он работал на вашего мужа, — простая случайность.

— Только название, прошу вас!

— «Адмирал», кажется.

— Спасибо.

Я уже неслась по лестнице вниз и не слышала, что кричит мне вслед родственница-убийца.

За стойкой администратора в гостинице улыбалась молоденькая девушка. Хитрые глазки, красные губки. С такой дамой спектакль «Брошенная женщина» не пройдет. И как бабульки-сплетницы выдавать порциями информацию она не будет. Деньги — это единственный ключик, способный помочь в данной ситуации. Благо, они у меня были.

Я назвала фамилию искомого объекта, положила перед ней две сотни с портретами американских президентов и попросила найти любую информацию, связанную с тем, кого я ищу.

— Это будет непросто, — сказал девушка, глядя в монитор. — База клиентов очень обширная…

— А я на «просто» и не рассчитываю.

Еще две сотни перекочевали из моего кошелька на ее стол. Она поспешно их убрала и улыбнулась:

— Хорошо, зайдите завтра до восьми утра. В восемь у нас пересменка. За ночь я попробую собрать информацию.

— Всю информацию, — уточнила я, — когда, с кем, как долго. Мне важно знать о нем все.

— Я поняла, — она улыбнулась шире.

— Тогда до завтра.

Пришлось вернуться в гостиницу еще на одну ночь. Харьков уже не казался романтически прекрасным. Он был полон загадок и растянутого событиями времени. Ночью не спалось. Вечером позвонила Вадиму, Снежане, убедилась, что у всех все хорошо. Муж уладил дела и через два дня возвращался в Киев. Подруга посещала спиритические сеансы и свято верила, что муж к ней вернется. И все равно мне не спалось. Завтра я планировала закрыть все вопросы по Харькову и вернуться в Киев до приезда Вадима. Завтра я узнаю о Петьке максимум возможного. Все о его жизни за неделю до смерти. Безнаказанность Анны не давала покоя. Но и доказать я ничего не смогу. Какие основания? Сказанное бабульками — лишь слова. Против ее слов. Позвонить Ирине? Что делать? Незаметно уснула…

Утренняя серость пробиралась под одежду. Туман висел в воздухе мелким дождем. Капли, как застывшее желе, дрожали на ресницах, липли к волосам, ложились ковром на город. Я ждала такси, переминаясь с ноги на ногу. К отелю «Адмирал» прибыла в 7.30.

— Доброе утро, — приветствовала меня администратор.

— Доброе. Удалось что-то узнать?

Я сгорала от нетерпения.

— Да, конечно.

Она протянула пачку листов формата А4.

— Это распечатки. Ваш Петр Красневский был здесь частым гостем, — заметила она.

— Догадываюсь.

Я отвернулась и углубилась в чтение.

— Не волнуйтесь, — обратилась ко мне девушка, — женщин в его номере не было.

— Что?

Я посмотрела в ее снисходительное лицо.

— Не переживайте, он всегда останавливался один. Иногда с мужчиной.

— С каким мужчиной?

— Там в распечатках есть его фамилия.

— Спасибо.

Я поспешила уйти. Эта дама мне откровенно сочувствовала. Может, пылкая речь о муже-изменнике сэкономила бы мне 400 баксов?

«Не знаешь ты женщин, Настя, — сказала я сама себе, — не знаешь».

За последний год три раза вместе с Петькой в номере отеля «Адмирал» останавливался Иван Васильевич. Наткнувшись на знакомую фамилию, даже не удивилась. Это объясняет командировки проектанта в Харьков, о которых он говорил Татьяне, ручку-презент с логотипом, и все… С кем встречался, с какой целью — ответов не было.

Если предположить, что их смерти никак не связаны, зачем тогда проектанту ездить в Харьков? Тем более его женщина утверждала, что он встречался с заказчиком. Заказчиком чего? Надо копать с этого места подробнее.

Единственной зацепкой был Дятков — президент фирмы «Сталекс». По утверждению Сергея Ковригина, его босс строил в Крыму дачу. Но моя «разведка боем» никаких результатов не дала. Кто мог знать о строящихся объектах на полуострове? Кто?

Внезапно я вспомнила о Маринке и ее прилипчивом муже-депутате. Тут же набрала ее номер и попросила узнать, есть ли в списке проданных земельных участков фамилия Дятков или фирма «Сталекс». Какая-то жужжащая мысль в голове не давала покоя, но я никак не могла ухватить ее…

Сделала еще пару звонков: заказала авиабилеты, трансфер, завтрак в номер и подсчитала финансы. И только после этого мысль перестала носиться из угла в угол, вышла и развернула плакат: «Откуда у директора автосервиса деньги на дачу в Крыму?»

Пусть в Харькове, пусть даже в преуспевающей фирме. Дача в Крыму — совсем не дешевое предприятие, это я точно знаю. Запчасти, зарплата сотрудников, аренда офисов, коммунальные… Не думаю, что «Сталекс» настолько шикарная фирма. Я стала припоминать мельчайшие детали интерьера, офисной техники. Все модно, современно. Но лоска не чувствовалось. Да и замдиректора, брат Вадима, был с виду обычным мужчиной со средней зарплатой. Автосервис — не тот бизнес, где возможны откаты, большие барыши и взятки. Директор держится на том же прожиточном уровне, что и замдиректора, не выше. Значит, о даче в Крыму у него не могло быть никаких фантазий. Максимум где-то на Днепре или Южном Буге. А он замахнулся на Крым. Как?

Маринка позвонила, когда я проходила регистрацию на рейс в аэропорту.

— Настя, боюсь, огорчу тебя.

— Никаких новостей?

— Ни Дяткова, ни «Сталекса» напрямую в перечне недвижимости нет.

— А что есть?

— Есть банк «Капитал», являющийся хозяином земельного участка и поручителем Дяткова.

— Так Дятков есть?

Я подскочила на месте, выкрикнув фамилию неожиданно громко. Несколько пассажиров недовольно посмотрели в мою сторону.

— Он есть формально.

— Какая разница!

Маринка не могла понять моей внезапной радости.

— Реальным хозяином является банк «Капитал», на деньги которого строится объект.

— Спасибо, Маринка.

Я послала поцелуй в трубку и отключилась.

Стоило лететь в Харьков, чтоб узнать о крымских постройках по телефону?

Чтоб хоть как-то себя утешить, стала перечислять плюсы поездки: познакомилась с братом Вадима, распутала сердечный приступ Петьки, нашла связь Ивана Васильевича и фирмы «Сталекс».

Я села в самолет, размышляя над превратностями судьбы. Дятков замахнулся на крутую постройку, нанял дорогого проектанта, денег не хватило, взял кредит в банке. Силы не рассчитал, расплатиться не смог, банк прекратил финансовые вложения. Возможно, отобрал даже. А чтоб не платить проектанту, Дятков подстроил автокатастрофу. Все сходится.

Стоп! Я выпрямилась и перестала моргать. Банк.

Банк «Капитал». Это же банк Вадима. Вернее, банк-партнер. Ошибки быть не может. И совпадений тоже. Сколько в Украине финансовых учреждений с одинаковыми названиями? Нет таких, это фиксируется и отслеживается. Нельзя использовать существующие названия и присваивать их новым объектам. Значит, это один и тот же банк…

Ветер играл остатками воскресного мусора, гоняя пакеты от тротуара к тротуару, слякоть упрямо не сдавала позиции сухим пятнам на асфальте, голуби прятались в подворотнях, ругали голодные дни и пересказывали вчерашние новости. Липы тянули свои голые ветки к солнцу, как будто жаловались на недостаток тепла и света. Город мигал огнями, скрашивая фальшивой радостью капризы погоды. Я зажгла свечи, приготовила утку с медом в соусе ткемали и устроила мужу романтический вечер.

— Вадим, у тебя есть проблемы с банком? — спросила, как только закончился ужин.

— С каким банком? — удивился муж.

— «Капитал»

— Почему спрашиваешь?

— Интересуюсь.

Он посмотрел мне в глаза, поправил галстук и негромко произнес:

— Я их почти уладил.

— Почти?

— Эта командировка позволила получить финансовую помощь из другого источника. Перекрою долг за крымский недострой и надеюсь больше никогда не слышать о «Капитале».

— Но это твой банк-партнер, — я развела руками и процитировала слоган: «Ковригин строит, банк «Капитал» гарантирует».

— Был. Он был партнером.

— Он финансировал все твои проекты, все строительные объекты.

— Да, так и было.

— Что же случилось сейчас?

— Это сложная игра, малышка, тебе не понять.

— А если вкратце, по-простому?

— Настя, я приехал домой измученный долгими переговорами. Я рад, что все прошло удачно и я наконец-то дома.

— Я все понимаю, родной.

Подняла бровки домиком и жалобно проворковала:

— Мне очень нужно знать, правда. Я волнуюсь за тебя. Мне кажется, от банка исходит опасность.

Вадим вздохнул:

— Не от банка. От людей, которым он принадлежит.

Банкиры — люди хитрые и расчетливые. Они рассыпаются в реверансах перед клиентом только в том случае, если надо заманить птичку в клетку. Обещают высокие проценты, стабильные дивиденды и прочие красивые сказки. Но как только ты отдаешь свои кровно заработанные в банк, мышеловка захлопывается. И вернуть назад деньги практически невозможно.

Помню те времена, когда мои родители пытались отвоевать у финансового дракона обратно свой вклад. Писали письма, обращались в полицию, прокуратуру и даже в суд. Но все эти действия не принесли никакого результата. Было до слез обидно за свою человеческую беспомощность. Я злилась на правоохранительную и исполнительную власти, которых проблемы граждан не волновали.

В обратном порядке — когда человек берет деньги у банка в кредит — действует подобный механизм. Ты легко получаешь необходимую сумму, но в течение срока договора происходят изменения, разрешенные в документе каким-то едва заметно пропечатанным пунктом, и ты попадаешь в финансовую дыру. Ты стараешься выбраться из этой сети, бесконечно перезанимая необходимые суммы, но так и не можешь освободиться из капкана. На почве беспомощности и страха перед будущим случаются самоубийства, убийства и прочие негативные действия, совершенные человеком в стадии крайнего отчаяния.

Вадим рассказал мне схему, по которой сотрудничал с банком «Капитал», и причины, вынудившие его расторгнуть сотрудничество несколько месяцев назад. Я прикинула в уме, что по срокам все смерти на крымском объекте совершились после расторжения договора с банком. Неужели все зло идет от него?

Снежана бросилась обниматься. Я тоже рада была ее видеть.

— Сегодня встречаюсь с Леньчиком, — заявила она. — Моя экстрасенс говорит, что Уран открыт на три четверти и помогает возродить любовные отношения.

— Скажи, ты веришь во всю эту чушь?!

— Конечно.

Снежана надула губы.

— А Дионис твой что же?

— Борисфен!

— Черт, никак не запомню его имя. Помню, что-то греческое из мифологии…

— Он в прошлом, — отмахнулась Снежана.

— Быстро. Такая страсть была ошеломляющая.

— Когда Леньчик меня бросил…

— Танцор тоже бросил, — закончила я.

— Уехал на гастроли.

— Это одно и то же.

Мгновение мы молча смотрели друг на друга. Потом улыбнулись, как бы договорившись оставить прошлое в прошлом.

— Как твое расследование? — вспомнила подруга.

— Ой, не спрашивай. Очередной раз запуталась.

Мы заказали по молочному коктейлю, и я поведала ей новости последних дней в подробностях.

— Зачем банкиру смерть работников корпорации «Тезарус»?

Снежана непонимающе пожимала плечами. Я вздохнула:

— Не представляешь, сколько раз я сама себе задавала этот вопрос.

— А вдруг это не банк?

— Кто тогда?

— Не знаю.

— Спасибо, помогла, — съязвила я.

— Поговори с кем-нибудь. Кто в этом банке работает.

— Снежана, это не так-то просто.

— Ты всегда так говоришь, — отмахнулась она, — но в результате все всегда получается.

— Я не об этом. Кто может знать о том, что творится в голове злого гения, кроме него самого?

— Такой же злой гений.

— Что ты имеешь в виду?

— Найди какого-нибудь махинатора, «злого гения», как ты его назвала, и пообщайся с ним.

Я замерла с вопросительным выражением лица.

— Можешь с моим мужем пообщаться, — продолжала Снежана. — Если Вадим против твоего вмешательства в его дела, то Леньчику все фиолетово. Он как феодал, владелец земли, а мозги у них у всех одинаково устроены. После того как он со мной поступил, я никогда не назову его добрым. Злой он, хоть и финансовый гений.

Снежана продолжала щебетать, а я очередной раз подумала, что ее советы иногда приходят на помощь моему расследованию.

Май катился к закату, весна распустилась запахами, как будто наконец вспомнила о том, что пора уступать позиции лету и столько всего надо успеть. Липы трепыхали на ветру светло-зелеными листочками, березы украсили сережками тонкие ветви, в парки вернулись ласточки, небо стало выше и светлее.

— Настя, рад тебя видеть, — протянул руку Леонид Яковлевич. Попросту Леньчик, для нас со Снежанкой.

— Добрый день, — я пожала протянутую руку.

— Как Вадим? Давно его не видел.

— Хорошо, спасибо.

— Надеюсь, твой визит не связан с моей женой?

Он насупил брови. Деловой человек. Говорит отрывисто, резко. К сантиментам и долгому обмену любезностями не расположен. Какой там Уран? Какие экстрасенсы? Подруга зря теряет время.

— Нет, в общем-то. Я по делу.

«Хотя узнать его намерения относительно неверной жены не мешало бы».

Мужчина расположился в кресле, бросил взгляд на «Роллекс», давая понять, что его время дорого.

— Разговор конфиденциальный, — предупредила я. — Мне важно знать ваше мнение.

Я рассказала часть истории, касающуюся разрыва договоренностей с банком.

— Банкиры могут мстить, как думаете?

— Я говорил Вадиму, что ставка подозрительная, низкая слишком. Они скрывали тайные платежи, я это почувствовал, Вадим нет. Когда он стал заложником ситуации, я отошел в сторону со своими советами.

Мужчина покрутил в руках сигару, не спеша закурил.

— Мстить? Не думаю. Они просто заберут финансируемые строения.

— Как это? — я округлила глаза и застыла.

— Настя, вы как маленькая, честное слово. Сделают так, что Вадиму будет невыгодно достраивать. Например, тот крымский комплекс, он его в залог оформлял?

Не дожидаясь моего ответа, продолжал:

— Объект недостроен, деньги выделены, сроки сорваны. Это риски. Финансовые риски. Банк заберет эту постройку. Надеюсь, этим и ограничится.

Я не шевелилась. Мой собеседник погрозил сигарой в знак того, что говорит серьезно.

— И лучше отдать добровольно.

Вадим вернулся домой угрюмый и задумчивый. Я очень хотела рассказать о своем разговоре с Леонидом Яковлевичем и посоветоваться с мужем. Но он молча прошел к бару, плеснул в бокал виски и залпом выпил.

— Вадим? — нежно позвала я.

Он не откликнулся.

— Дорогой?

Я подошла. Но он не реагировал.

— Что-то случилось?

«Конечно, случилось!» — застучало в голове.

Я распахнула халат и села ему на колени. Так Джулия Робертс в «Красотке» делала. Надеялась, что киношный способ снятия напряжения поможет в реальности.

— Настя, не сейчас.

Вадим отставил бокал и закрыл глаза. Я зашнуровалась и примостилась рядом.

— Поговорим?

Вадим устало на меня посмотрел:

— Моя жизнь висит на волоске. И все из-за чьей-то ненависти…

Он закрыл лицо руками и откинулся на спинку дивана.

Меня понесло. Весь багаж знаний, давивших на женский мозг в течение многих недель, полный пакет подозрений и домыслов, имена и фамилии, города, фирмы, адреса — все я вывалила на бедную голову Вадима.

— И ты молчала? — только и спросил он.

— Вадим, я хотела как лучше…

Он поднялся и отправился в сторону спальни.

— Мне надо подумать, — бросил через плечо.

— Вадим?

— До завтра.

— Вадим???

— Спокойной ночи.

Сон не шел. Я выпила успокоительные капли, но все равно ворочалась в кровати, как игрушка-неваляшка в поисках утраченного равновесия. Когда удалось прикрыть веки, приснился сон.

Что это? Темный ангар, какой-то чердак без лестницы, я с ноутбуком. Рядом спит кавказец, во дворе — моя машина. Не понимаю, как я забралась вместе с этим кавказцем на крышу дома? Была лестница, помню. Железная, с тонкими прутьями, она дрожала под весом моего тела. Дрожала и я, опасаясь с нее слететь в любую минуту. Дрожала, но лезла. Помню, кое-где «ступеней» не было совсем. Приходилось подтягиваться на руках, болтать в воздухе ногами, цепляться за цельные верхние прутья, но ползти к заветной двери под самой крышей. Там была моя цель. Что находилось внизу — не знаю, во сне этого не было. Почему я лезла по этой убогой лестнице — тоже неясно. Лезла и все. Неимоверное сопротивление моему движению оказывала шуба. Почему я лезла в шубе, не знаю. Она путалась между ног, мешала совершить отчаянный бросок наверх, не давала зацепиться за очередную железную арматурину. Но! Я не допускала даже мысли сбросить шубу, ползла на пределе своих сил, царапая руки в кровь, ползла вверх по лестнице. В шубе.

На чердаке ищу свои записи. Злюсь, что не нахожу, продолжаю поиски. Помню, висели записи на стене. Но там пусто, остались лишь следы клея, напоминая о том, что листы формата А4 здесь в самом деле когда-то были.

Кавказец безоружен, но при нем рация, он с кем-то говорит на плохом русском и опять засыпает. Решаю бежать. Как спустилась, не помню, но на земле оказалась быстро. Щелкаю кнопками на брелоке, пытаясь открыть машину. Жму что-то не то, раздается сумасшедший рев сирены. Причем ревет не моя машина, а сине-зеленая сирена на крыше чердака, откуда я сбежала. Почему моя кнопка ее включила?

Как это бывает в настоящих боевиках, во двор влетают вооруженные до зубов бандиты. Страх парализует конечности, но я все же успеваю впрыгнуть в какой-то погреб и плотно прикрыть за собой дверь. Трясусь сильнее, чем перед этим на корявой лестнице. Они вооружены топорами и лопатами, собираются проломить мне голову. Обсуждают, на какие части будут рубить. Один предлагает на шесть равных долей, другой — на четыре. Как торт какой-то обсуждают, ей-богу. Дрожу и держусь за ручку дверцы. Она открывается снаружи на себя. Один рывок — и дверца слетит с крючка, на котором держится вся моя жизнь. Братва обшаривает все помещения и пристройки, выключает сирену и… убирается со двора.

Я подхожу к машине, осторожно разжимаю ладонь. Смотрю на брелок. На нем по-прежнему три кнопки. Какую нажать? Боюсь прикасаться, молча смотрю на машину. Должен быть какой-то знак…

Страх подстегивает двигаться быстрее, смотрю на задние фары во все глаза. Почему-то там ищу подсказку. Замечаю едва мерцающий синенький огонек-точечку. Становится ясно, на какую кнопку жать. Выбираю на брелке синюю, нажимаю. Машина тихонько пискнула и открылась. Непонятно почему, но именно в этом месте я проснулась…

Смотрю на часы: я проспала всего тридцать минут, а успела пережить столько разных эмоций. Успела оценить жизнь и сделать кое-какие выводы.

Первое: путь наверх очень непрост. Но вполне возможен. И я это доказала. Второе: слететь вниз можно в один момент. Рррраз — и ты внизу. А как это случилось, сам не заметил. То, что происходит с нами сейчас. Мы катимся в пропасть, только сами себе в этом не признаемся. Третье: все предыдущие труды, расследования, записи, зацепки — это лишь след. Это испорченная бумага, и памяти о них нет. Четвертое: страх заставляет нас искать другие пути. Заставляет прятаться. А люди, нагоняющие страх, будут всегда. И всегда кто-то будет охотиться (интересоваться) за твоей жизнью, потому что ты затронул сирену/колокольчик/звонок. Ты известил мир о себе. У кого-то появился новый конкурент, у кого-то повод для зависти. Не мечтай, что твоего появления ждут и будут тебе рады. Бревенчатая дверь и ржавый крючок — не лучшая защита. Но и они иногда лучше спасают шкуру, чем открытая провокация. Не надо лезть навстречу разящему мечу, можно временно уйти в укрытие. У тебя еще будет время встать в полный рост. Пятая (хм, банально): надо научиться профессионально водить машину. А не так, как сейчас — то поворотник забуду включить, то заторможу в неположенном месте. Шестое: вселенная всегда дает нам подсказки. Стоит лишь остановиться, приглядеться и постараться их увидеть. Выбор пути зависит только от тебя самого.

Утром я скрылась в ванной, чтобы успокоить мысли и навести марафет. Вселенная дает подсказки. Может, я их не вижу? Прошла на кухню, сварила кофе, достала из сумки блокнот и выписала имена всех подозреваемых в одну колонку. Я чувствовала небывалое облегчение. Как хорошо, когда нет секретов. Когда не надо лгать, притворяться и недоговаривать. Голова шумела от легкости, дыхание освободилось от сковывающих пут. Муж еще спал. Я сидела и расшифровывала свой сон.

— Пахнет кофе.

В дверях появился Вадим.

— Проснулся? — я улыбнулась.

— И уже убегаю.

Вадим смотрел мимо меня на листок блокнота. Взял, повертел в руках, положил на стол.

— Петьку отравила жена моего брата, говоришь?

— Глупая смерть, — кивнула я. — Но если бы не гулял от жены, остался бы жив и даже здоров.

— И доказательств никаких?

— Только слова околоподъездных бабушек.

— Ивана Васильевича убрал Дятков? — цитировал он мои записи.

— Да. Ему было выгодно не платить проектанту.

Вадим покачал головой.

— Человеку можно просто не платить. И все. Зачем его убивать?

— Чтоб в суд не подал.

— Настя, мы в Украине живем. Какой суд? Все покупается и продается. Любая услуга стоит денег. Зачем марать руки, да еще на расстоянии?

— Тогда кто убил Ивана Васильевича?

— Не знаю.

— И Залевского?

Вадим посмотрел на меня с усмешкой.

— Сплошной детектив.

— Ты не сердишься?

Он вздохнул и сладко потянулся:

— Сделаешь кофе, прощу.

Я вскочила. Пока Вадим брился и одевался, сделала кофе и тосты с икорным джемом. Он быстро позавтракал и уехал на работу. К вопросу расследования мы не возвращались.

Мне тогда казалось, что наша жизнь изменилась. В нее вернулась гармония, спокойствие и любовь. Доверие и забота. Исчезли проблемы и предатели. И с этого дня впереди нас ожидает только хорошее, наше совместное светлое будущее…

Какие мы, женщины, наивные! Как сильно я ошибалась в своих предчувствиях… Права оказалась лишь в одном — наша жизнь изменилась. Но такого поворота событий я не могла представить даже в самом страшном сне.

Я позвонила Снежане, пригласила на шопинг. Она, как неугомонная птичка-синичка, щебетала о своих планах относительно Леньчика, но я была уверена, что им не суждено сбыться. День близился к вечеру, и мне казалось, что это один из самых прекрасных и беззаботных дней в моей жизни. Мы расставались весело, обнимались и желали друг другу неспокойной ночи в объятиях своего мужчины.

Я не знала тогда, что в эту ночь Вадим впервые не вернется домой.

Сиреневая дымка занавесила окно, сгущался вечер. В духовке остывал приготовленный ужин, заполняя кухню ароматом печеного мяса с чесночным соусом, а телефон Вадима твердил неизменное: «Абонент недоступен». Я нервно резала овощи на салат и в который раз набирала его номер. Потом уткнулась носом в окно и почувствовала, как приближается паника. Ее липкие руки тянулись к горлу, перехватывали дыхание и выжимали из глаз влагу.

«С чего бы это? Ведь все хорошо, гладко и предсказуемо. Просто у него разрядился телефон. Сейчас позвоню в офис и все узнаю», — успокаивала сама себя. Но ноги не двигались, будто приросли к ковру и пустили корни в литосферу.

Пучок света, льющийся из уличного фонаря, отражается в оконном стекле. Дрожит на ветру, раздражает своим нервным состоянием. Но я смотрю на него и чувствую вселенскую грусть и одиночество. Он один, я одна. Мы на равных. В городе дождь, и мне кажется, что дождь во всем мире. Распахиваю настежь окно и вдыхаю насыщенный влажный воздух. Запах улицы, плотный смог выхлопных газов больно резанул обоняние. Содрогаясь, сделала глубокий вдох. Где Вадим?

Я протянула руку, взяла телефон и позвонила его секретарше.

Эпилог

Секретарша робко постучалась в дверь.

— Войдите, — коротко отозвался я.

— Господин Ковригин, к вам какая-то женщина.

— Какая еще женщина?

— Не знаю. С большой сумкой, будто пришла к нам чем-нибудь торговать.

— Чем торговать?

— Может, духами или косметикой…

— Как ее охрана пропустила?

— Понятия не имею.

В этот момент дверь распахнулась, секретарша отлетела к стене, и в кабинет ворвалась моя жена.

Моя первая жена.

Бывшая жена.

— Я что, похожа на торговку?

Алина строго смотрела поверх очков. Я знал, что должен что-то ответить. Когда она так на меня смотрела, я терялся, как мальчишка.

— У тебя большая сумка, — пытался оправдать предположения секретарши.

— Это модно, — она провожала взглядом секретаршу. И когда та скрылась за дверью, продолжила:

— Должна знать. Она спит с тобой, ревнует каждую входящую.

— Зачем пришла?

Голос немного охрип. Эта женщина всегда зрит в корень. Знает меня, как облупленного. Громко прокашлявшись, я повторил вопрос. Алина невозмутимо произнесла:

— Забрать долги.

— Какие долги?

Я платил ей исправно долгие десять лет. Она всегда приходила в офис. Надменно обращалась с секретаршами и всегда требовала денег. Иногда исчезала. На год, на два. Но потом появлялась вновь. Мы не виделись пять месяцев. Но за это время аппетит у женщины не убавился.

— Ковригин, не играй со мной.

Она смотрела вызывающе.

— У меня нет денег.

Я пожал плечами. Она молча улыбалась.

— У меня нет наличных. Все в бизнесе. Я не могу их вывести по одному твоему требованию.

Она продолжала улыбаться. Это злило меня.

— Я банкрот, Алина. Я почти банкрот.

— Это мне известно.

Она развернулась и пошла к выходу. Ядовитая улыбка не покидала ее губ:

— До завтра, милый.

Она выглядела превосходно. Стильно, сдержанно, элегантно. При других обстоятельствах, возможно, я свернул бы голову в ее сторону.

Но это было невозможно. Других обстоятельств не было. Эта женщина была моей первой женой. Той, которая знала обо мне больше, чем нужно. Больше, чем мне хотелось бы.

«Может, убить ее?» — мелькнула грешная мысль.

Но я тут же постарался забыть об этом.

«Настя встречалась с Сергеем, — думал я, оставшись один в кабинете. — Зачем? О чем они говорили?»

Вся эта детективная деятельность мне совсем не нравилась. Надо было занять жену чем-то другим, переключить. Позвонил и предложил сходить в салон красоты и за новыми шмотками.

— Я плохо выгляжу? Тебе не нравится?

Она всполошилась и натыкала кучу вопросов. Женщины предсказуемы. Все.

Все, кроме Алины.

Самое страшное для мужчины — РАЗОЧАРОВАННАЯ ЖЕНЩИНА. Брошенная женщина. Это я усвоил, когда предложил Алине развестись. Наивная, она думала, что после всего, что между нами было, мы будем вместе всегда. Может, кого-то совместные тайны сближают. Я не из числа слепых дураков. Нас развели быстро. Детей нет, общего имущества нет. Я тогда только начинал становиться на путь больших денег. Наличие жены делало меня уязвимым в глазах конкурентов. А мне, вырвавшемуся из бедности, жена была помехой. Впереди ждал яркий мир, наполненный яхтами, саунами, казино и, конечно же, красивыми девушками. Поэтому я настоял на аборте. Я буквально заставил Алину сделать аборт. Срок был большой, она нервничала. Нашел сговорчивого доктора, силком привез жену, ей сделали укол, уснула. Пока была без сознания, доктор сделал то, за что ему заплатили. А потом я с Алиной развелся. Спокойно, без сожалений.

Злилась на меня? Думаю больше, она меня ненавидела. Но разве могли эмоции женщины остановить человека, который видел перед собой цель? Я не замечал препятствий, людей и их чувств. Я шел вперед, как упрямый ледокол, оставляя на обочинах разбитые сердца и поломанные судьбы. Сколько было таких женщин, мечтавших пойти со мной под венец! Я не вел им счета. Много.

Алина появилась вновь, когда я построил этот офис. Помню, гремело новоселье, в фонтане плескалось шампанское, девиц было столько, что я никак не мог их сосредоточить в поле своего зрения. Это было время малиновых пиджаков, безвкусных массивных украшений и черных «мерсов». Она знала кое-какие грешки прошлого и решила, что может меня шантажировать. У меня были деньги, но платить какой-то бабе я не собирался. Так ей и сказал, рассмеявшись в лицо. Алина тогда ушла ни с чем, пообещав вернуться.

И она сдержала обещание.

Через некоторое время она пришла в этот офис с новыми требованиями. Сумма удвоилась, и я опять откровенно смеялся. Тогда она выложила на стол папку с документами, заверив, что это копия. А оригиналы хранятся у ее адвоката. Все так же смеясь, я высыпал содержимое на стол. Там были сотни фотографий.

Все женщины, с которыми я спал и которых не помнил, смотрели на меня с застывших изображений. На снимках часто был я в интимных позах. Имелись досье моих компаньонов, их жен, являвшихся по совместительству женщинами, с которыми я спал. Были какие-то банковские выписки, которые в ту минуту совсем меня не интересовали. Бизнес строился хаотично, часто незаконно. И Алина об этом знала.

Я поднял глаза и заговорил уже серьезно:

— Ты хорошо подготовилась.

Она кивнула.

— Сколько хочешь?

На мобильном показала цифру. Офис находился под круглосуточным видеонаблюдением, она и это знала. Сумма была катастрофической. Даже в тот момент, одурманенный легкими деньгами и благосклонностью удачи, я понимал, что поддамся один раз на шантаж — буду платить постоянно.

— Это много.

— Я хорошо подготовилась.

Она не собиралась сдаваться. Что было ее жизнью? Как она жила? Где взяла деньги, чтоб устроить тотальную слежку? Я ничего о ней не знал.

— Алина, у меня нет таких денег.

— Каждый наш разговор будет начинаться с этих слов, — она ухмыльнулась.

Я не знал тогда, что эта женщина станет моим проклятьем.

— Дай мне время, — попросил, прикидывая, как от нее избавиться.

— У меня нет ничего, кроме времени, — она сделала размашистый жест руками, — ты все у меня забрал. Детей, будущее, счастливую жизнь. У меня есть только время. — Она чеканила каждое слово: — Вот им как раз я с тобой поделиться и не могу.

Ее лицо налилось злостью. Дрожал каждый нерв, но она отлично владела собой, не позволяя ненависти вырваться наружу и превратить разговор в банальный скандал.

Я смекнул, что надо просить прощения за ошибки прошлого. Возможно, она пришла именно за этим. Женщины капризны. Иногда им хочется видеть мужчину, ползающего на коленях.

— Я виноват.

Я склонил голову, ожидая, что за этим последует. Минута тишины показалась вечностью. Я поднял голову и уперся в ледяной взгляд. Со сложенными на груди руками сверху вниз за моим наигранным раскаянием наблюдала женщина, в сердце которой полыхала жажда мести.

— Виноват. Это не обсуждается. Но женщины не прощают.

Она наклонилась, наши глаза встретились:

— Завтра в это же время.

Она ушла, оставив шлейф духов, которые еще долго витали по моему кабинету, напоминая, что время тикает и оно не на моей стороне.

Она дала один день.

Она всегда давала мне лишь сутки. Тогда и в последующие разы.

* * *

Я вернулся домой поздно. Это стало привычным. Вечерний ужин с Виктором, сауна с девочками. Виктор знал, как меня расслабить. Когда алкоголь не помогал, он предлагал кокс. Последний раз я баловался коксом еще в школе. Но это было до встречи с Виктором. В прошлой жизни.

— Ужинать будешь? — позвала Анастасия.

Она была моей второй женой и, дай бог, последней.

— Не хочу.

Я действительно не хотел. В ресторане шикарно кормили, я налегал на яства и на спиртное. Шатаясь, добрел до кровати и свалился прямо в одежде. Голова шумела и не хотела реагировать на внешние раздражители.

Утром Настя даже не хмурилась. Смышленая девочка. Зачем кусать сук, на котором сидишь?

Прощаясь у двери, предупредил, что буду поздно. Сегодня придет Алина. И этот визит мне предстояло пережить.

* * *

Алина никогда не повторялась. Каждый раз приносила новый компромат. Где она его брала, да еще в таком количестве, для меня всегда оставалось загадкой. Казалось, она следит за моей жизнью через микроскоп.

Два года спустя я стал отслеживать периодичность ее визитов, пытался скрыться. Уезжал, менял паспорта. Но она ждала своего блудного мужа. Ждала и возвращалась всякий раз, когда я терял бдительность и расслаблялся.

Я нанимал телохранителей, охрана не раз выставляла ее за двери, я даже нанял частного детектива в ответ. Надеялся собрать информацию, которая поможет мне хоть как-то почувствовать себя защищенным. Но все это были мелочи. Пыль. Я не мог противостоять, у меня не хватало доводов, чтобы заткнуть ей рот.

Не раз подумывал о том, чтобы обратиться к профессионалам. И руки чисты, и алиби имеется. Но что-то останавливало от этого шага. Не мог я убить женщину, которая когда-то меня любила. Когда-то была женой. Варила похлебку из овсянки на ужин, подавала ее торжественно, на белой скатерти. Будто надеялась, что я не замечу отсутствия мяса, картошки, хлеба. Будто все ее декорации способны были затмить убогость жилища, в котором мы тогда жили. Эта скатерть была единственным нашим богатством. Алина использовала ее как покрывало, когда зимняя стужа забиралась в окна, как шаль, когда мы шли в гости, и как покрытие для стола, когда старалась подчеркнуть праздничность момента. Ее женские уловки казались тогда милыми и смешными. А эта чертова скатерть — белым пятном на фоне нашей серой жизни.

Как я мог убить женщину, которая изо всех сил старалась улыбаться, когда от голода сводило желудки, которая собирала для меня окурки на тротуарах и бережно несла их домой. Чтобы я, придя с работы, мог затянуться, немного расслабиться после каторжного труда и представить себя буржуем.

Она называла меня «буржуй». В эти самые моменты, когда я тянул дым, стараясь, чтобы он попал и в легкие, и в нос одновременно.

— Буржуй, — смеялась она.

Я чувствовал себя счастливым. Я видел огонь любви в ее глазах и знал, что в этой женщине он никогда не погаснет. Даже если рухнут эти промозглые стены, пахнущие плесенью, она будет продолжать держать меня за руку.

Но это было тогда, в прошлой жизни. Где я был беден, как церковная мышь, и никому не известен.

— Кто на тебя работает?

Спросил я, держа в руках очередную папку с компроматом.

— Профессионалы.

— Твоим ребятам позавидовал бы сам президент.

— А он и завидует.

Я напрягся. Все мои детективы не смогли сказать мне, с кем живет эта женщина, кто ее любовник. Какой властью она обладает? Почему мои неудачи всегда сходят ей с рук? Кто дал ей полномочия распоряжаться жизнями других людей? Кто стоит за ее невозмутимым спокойствием?

Шел четвертый год нашего «общения», и тогда я еще наивно полагал, что могу все это прекратить. В один миг, когда захочу.

Сказал ей об этом.

— Ты хорошо подумал, милый?

— Да пропади ты пропадом!

Я не сдерживал эмоций. Мне надоело зависеть от женщины, которая сосет из меня деньги. Я состоятельный и влиятельный. Ее поганый компромат не может пошатнуть мой бизнес. Да что она мне сделает? Кто она такая? Кем себя возомнила? Пошла прочь из моей жизни!

Из воспоминаний я изгнал ее давно.

Когда начались проблемы с постройкой развлекательного комплекса в Крыму, я подумать не мог, что за этими неурядицами стоит женщина. Я не связывал образ Алины с мужскими разборками, финансовыми трудностями, расшатыванием команды и прочими строительными вопросами. Целый год я боролся за возрождение стройки, судился с властями за земельный участок, кормил деньгами местную мафию, вел долгие переговоры с банками, искал выгодные источники финансирования. Мой бизнес дрожал, как осиновый листок на мерзлом дереве. Я все поставил на карту и не мог проиграть. Это был сложный этап моей жизни.

Алина исчезла, и я был этому только рад. Я не задумывался, сколько времени прошло с момента последнего ее визита. Надеялся, что барышня образумилась или нашла себе нового спонсора.

На моем горизонте появилась Анастасия, заполнив кипучей энергией утомленные берега. Я высох и иссяк от неусыпной предпринимательской борьбы, она дала мне силы, заставив поверить в новый виток развития моего бизнеса.

Когда появилась Алина, мне было так все равно, что я даже не обратил на нее никакого внимания. Только что завершились важные переговоры, мой офис не остыл еще от жарких споров, колких фраз и язвительных обвинений. Скомканные бумаги лежали на столе, секретарша поспешно убирала чашки с недопитым кофе, я развязал галстук и сидел в кресле, вытянув ноги. Как вдруг в дверях появилась Алина.

— Ты не вовремя.

Я не собирался уделять ей внимание и слушать очередную порцию бреда.

— Я всегда прихожу не вовремя. Ты не заметил?

Тогда я не придал значения ее замечанию. Подумаешь, цаца!

— Алина, уйди по-хорошему, пока я не вызвал охрану.

Я очень устал. И не собирался вникать в денежные проблемы этой женщины. Она мне никто. Прошлое, туман. Не было ее, и пусть никогда не будет больше.

— Думаешь, проблемы позади, Ковригин?

Я напрягся.

— Ты сильный, но я сильнее.

Дальше она стала называть фамилии, которых не могла знать. Контракты, о которых знал только я. Суммы, о которых не догадывалась моя жена. Она называла даты, которых я не запоминал, но точно формулировала произошедшее событие: вторник — пять бетономешалок не доехали на объект, из-за чего мы выбились из календарного графика. Суббота — забастовка каменщиков, требующих сократить время рабочей смены. Помню, я привлек тогда бригаду с другого объекта, но слаженного коллектива не получилось. Задумка рассыпалась, парни поколотили друг друга в первый же день.

Она перечисляла все мои неприятности пункт за пунктом, как будто читала невидимый дневник. А я, окаменевший, сидел в кресле и не мог понять, откуда ей все это известно. Кто стучит? Кто сдает все мои неурядицы? В голове мелькали люди и события, но я никак не мог увязать их с этой женщиной.

А она, это исчадие ада, продолжала топить меня фактами. Но я чувствовал, что это не все ее карты. Иначе зачем бы она пришла ко мне? Ей было интересно наблюдать мою смерть. Медленную, мучительную. Она не хотела убить меня быстро. Это не доставило бы ей никакого удовольствия. В рукаве эта женщина прятала еще не один козырный туз. И что на этот раз будет ее козырем, я не знал.

Она могла раздавить меня тогда, год назад, когда я боролся за стройку в Крыму. Я нес огромные финансовые потери. В десятки раз большие, чем мог заплатить ей. Это я понял только сейчас, сидя в кресле. Потный и уставший.

— Сколько ты хочешь, Алина?

Мои губы еле двигались. Я был раздавлен осознанием того, КАКУЮ власть надо мной имеет эта женщина. По одному ее щелчку решается — буду я жить или пора умереть.

Она нажимала клавиши в телефоне.

— Ты дьявол. Ты сущий дьявол.

Я беззвучно плакал.

— Дьявол — это ты, Ковригин. А я — лишь твоя скромная ученица.

Она говорила со мной как учительница младших классов с бездарным учеником.

«У тебя все получится, мальчик».

Цифра на экране мобильного была в два раза больше предыдущей. И я понимал, что должен заплатить, иначе меня ждут новые неприятности.

В тот вечер я опять пришел домой вдрызг пьяный. Настя что-то спрашивала, но я не реагировал. Образ Алины маячил перед глазами. Чтоб ненароком не назвать жену чужим именем, завалился спать в надежде, что утро принесет облегчение и хоть какие-то ответы. У меня была лишь ночь. Какие-то пару часов забытья…

Весь день я пытался вспомнить, за что любил Алину и почему на ней женился. Калейдоскопом мелькала прошлая жизнь, состоящая из мутных обрывков.

Мой день рождения, она готовит торт. Я никогда раньше не ел торты из вермишели. Но тогда вкус этого «торта», политого вареньем и запеченного в духовке, мне казался божественным.

Наша первая годовщина. Мы молоды и невероятно бедны. Я работаю грузчиком, она — почтальоном. Откуда-то с небес на нашем столе, покрытом белой скатертью, появляется банка сгущенки. Помню, мы ее даже вскрыть не успели. Проковыряли две дырки и выпили всю, без остатка.

Наверное, все мои женщины, вместе взятые, не одарили меня и сотой частью любви, которую испытывала ко мне Алина. За что она меня любила? Худого, бедного…

Мой мозг, истощенный финансовыми ребусами, не смог выдать внятного ответа.

Я пытался вспомнить, что она любила, чем увлекалась, что читала. Хоть какие-то зацепки из прошлого. Но ничего припомнить не мог. Видимо, я намертво стер эту женщину из своей памяти. И любые воспоминания о ней.

Тщетно надеялся, что выданная сегодня цифра покроет все мои прошлые грехи перед ней и больше я никогда с этой женщиной не встречусь.

К ее приходу я подготовил внушительный конверт. Надел самый модный костюм и надушился одеколоном, который Настя привезла мне из Парижа. Хотел компенсировать вчерашний плаксивый вид. Но она не оценила. Молча пересчитала купюры, одобрительно кивнула и так же молча покинула кабинет.

— Будешь дальше за мной следить? — крикнул ей вслед, слегка разочарованный.

— Конечно, — она улыбнулась.

— Зачем? — сорвалось с языка.

— Ты платишь.

В последующие дни мной владела дикая злость. Я лютовал и разносил в щепки всех и вся, кто попадался мне на пути. Досталось всем: компаньонам, работникам, секретарше и даже жене. Я злился на самого себя, но не мог найти выхода этой эмоции. Как она может? Как она вообще себе это представляет? Что я буду спонсировать слежку за собственной жизнью? Для того чтобы она же потом за эту информацию у меня требовала денег?

Я цедил каждое слово из последнего предложения, и оно отравляло мне жизнь. Я ждал встречи с ней, чтобы навсегда ее уничтожить. Я не мог позволить какой-то бабе диктовать мне правила моей жизни.

К моменту, когда Алина появилась вновь, прошло чуть больше года. Эмоции улеглись, я был спокоен как удав. Мы только что вернулись с Настей из тихоокеанского круиза. Секретарша заждалась своего шефа и устроила отличный прием. Я был расслаблен и почти счастлив, пока охрана не сообщила, что «какая-то женщина жаждет со мной встречи».

— Как не вовремя, Алина.

Мне так нравилось состояние послеотпускной неги, я никак не хотел с ним расставаться. Еще денек, еще часок… Почему я должен прерывать свое наслаждение из-за финансовых капризов бывшей жены?

— Я всегда прихожу не вовремя, ты не заметил?

Мне показалось, что эту фразу я уже слышал.

— Тебе нужны деньги, я угадал?

Мне не хотелось играть в кошки-мышки, я хотел избавиться от нее поскорее.

— Ты проницателен, Ковригин.

— Ты знаешь, — я нехотя оторвался от кресла, демонстрируя бывшей свой новый загар, — я решил не платить тебе больше.

— Это твое окончательное решение?

Она даже не удивилась.

— Пожалуй, да.

— Даю тебе сутки, милый.

Она развернулась и пошла к выходу.

— Ты не назвала сумму, — опомнился я.

— Загляни в свой мобильный. До завтра.

Она послала мне воздушный поцелуй и исчезла в коридорах офиса.

Опять последнее слово осталось за ней.

Я поспешно достал мобильник. Экран высвечивал письмо от незнакомого абонента. Сумма оставалась прежней.

Я усвоил ее игру. Если подчиняюсь правилам — плачу по указанному тарифу, если артачусь — плачу неустойку.

Тем вечером от гнетущих мыслей спасал Виктор. Я стал врать жене, и это никак не украшало мою жизнь.

— Чтобы ты сделал, дружище, если бы тебя вздумали шантажировать?

Я еле ворочал языком, хотя высказанные мысли мне казались светлыми и понятными.

— Убил бы гада, — невнятно произнес Виктор, — нашел бы и убил.

— Как ее убьешь? — я говорил уже сам с собой. — Это грех.

Машина времени перенесла меня в такой же угарный вечер много лет назад. Тесная комнатка, в которой мы жили, служила и спальней, и гостиной одновременно. Играл шансон, и вокруг стола кружились пары. Я обнимал Алину за талию, и мне казалось, что танцуем мы лучше всех наших друзей. Где-то выше, за облаками. Она прижималась ко мне своим худеньким тельцем, прятала лицо на груди и шептала какие-то признания. Я не слышал ее слов, их заглушала музыка, но ощущение полноты жизни, какой-то неописуемой блаженной истерии заполнило сердце без остатка…

Почему мне вспомнился этот вечер? Почему память вспышками возвращает меня в прошлое? Что мне сделать, чтобы никогда больше не вспоминать эту женщину? От нее исходит зло. Зло, которое портит, разъедает мою жизнь.

Прошло время, я снова стал влиятельным и знаменитым. Но подсознательно я ждал появления Алины. Я знал, что она появляется именно в эти мгновения — когда мне плохо или когда мне хорошо. Мысленно я сто раз убил ее, похоронил заживо, закатал в бетон, вырезал язык и всячески изуродовал тело. В моих мыслях она была мертвой и безопасной. Но где-то в глубине души таилось ожидание ее прихода. Я не мог объяснить самому себе, чем меня цепляет этот страх. Почему не покинет мысли и душу? Как маньяк, как неисправимый мазохист, я отсчитывал дни, зачеркивая в календаре уходящий год, и ждал, что скоро это снова произойдет. Волнение, охватывающее меня всякий раз, когда я думал о приближении опасности, раззадоривало. Сродни приключениям. Прыжкам с парашютом, горным лыжам и другим «толчкам», как я их называл, которыми периодически увлекался. В погоне за богатством не надо забывать, что ты живой человек, а не робот. Надо позволять себе отдых. Лучше, если он будет с адреналиновой составляющей.

Возможно, Алина была для меня адреналином. Наркотиком, о котором я не догадывался. Но ее появления я, кажется, ждал с нетерпением.

Я не собирался ей платить. Нет, дело было не в этом.

Я чувствовал себя героем фильма ужасов. Когда на экран смотреть страшно, а развитие событий увлекает настолько, что ты закрываешь глаза руками и смотришь сквозь просветы между пальцев. Так не страшно. Типа так не страшно. И ты смело следишь за сюжетом. Будто от твоих пальцев или зажмуренных глаз он как-то способен измениться.

Так же у меня обстояли дела с Алиной. Меня томило страстное желание узнать, что же будет дальше. Как далеко она зайдет? Что будет, если я вновь откажусь платить?

Она пришла, когда мои мысли были переполнены ею. Стала у порога, критически меня оглядела и озвучила свои намерения. Я чувствовал, что располнел за этот год, но старался бравировать и даже шутить. Она была ледяной королевой. Как всегда. Назвала сумму и дала сутки. Я разозлился. Ждал ее целый год, представлял нашу встречу. А она пришла, потребовала денег и собиралась поскорее свалить. Нет, дорогуша, так не пойдет…

— Я не буду тебе платить! — выкрикнул я в гневе.

— До завтра.

Она снисходительно улыбнулась и вышла.

Весь следующий день я провел дома. Оставил секретарше короткую фразу: «Шеф болен» — пусть разбирается сама.

К вечеру стала раскалываться голова. Я перезвонил в офис и удостоверился, что никакая посторонняя женщина ко мне не приходила и о моем здоровье не осведомлялась.

«Она знала, что я заболею?» — пульсировало в голове.

К вечеру, когда не спасали ни виски, ни горячее тело супруги, пришло смс от неизвестного абонента: «Жди новостей».

Утром я узнал, что проектант разбился на машине.

Связывать эту аварию с ней?

Я мог предполагать что угодно, но доказательств у меня не было.

После Ивана Васильевича на тот свет отправились еще двое, без которых многострадальная стройка остановилась совсем. Была к этому причастна Алина? Кто его знает. Она пропала. И я в очередной раз надеялся, что навсегда. Мой бизнес процветал, я заключил многообещающий контракт с банком «Капитал» и верил, что один неудачный крымский объект не может повлиять на весь строительный бизнес. У меня отличная репутация и самые лучшие адвокаты…

Но этот год выдался проблемным. Хотелось оставаться бесшабашно смелым и жонглировать суммами, как прежде. Но банк стал закрывать мне доступ к средствам и ужимать сроки по кредитам. Я нервничал и вел бесконечные переговоры…

— Мы стабильные партнеры, вам не о чем беспокоиться, — уговаривал я совет директоров, чувствуя себя мальчишкой.

Очередные заседания не увенчались успехом. Банк не собирался больше меня кредитовать, наоборот, требовал рассчитаться в кратчайшие сроки. Пришлось напрягаться и искать новые пути финансирования. Новый банк, новый кредит. Я стал экономнее в тратах и даже продал одну из своих машин. Настя ничего не заметила. Она не Алина. Та нюхом чуяла, когда у меня что-то не ладилось.

Помню, как я потерял обручальное кольцо и боялся возвращаться домой. Я не хотел расстраивать жену. Знал, что она огорчится. На стройке, где я работал тогда, мужики не носили кольца. А я почему-то носил. Сейчас не могу вспомнить причину. Оно мне жутко мешало и давило в ладонь, когда мы таскали тяжести. Грязнилось мазутом, и я его чистил в конце каждой смены. Но никогда не снимал. Почему?

Не помню. Могу предположить, что был упрям. Или влюблен.

Эти мысли вогнали меня в ступор.

Неужели можно так любить женщину, чтобы идти наперекор своим желаниям или комфорту?

Я исхудал до безобразия. Штаны слетали, а купить ремень денег не было. Наверное, по той же причине слетело и кольцо. Но как я мог об этом сказать Алине? Она расстроится, скажет, что это плохая примета.

Весь вечер я маялся и не находил себе места. Как вернуться домой, как посмотреть в глаза жене? Кто-то из парней, видя мои метания, дал мне свое кольцо. На время. На один вечер. Пока я что-нибудь не придумаю. Я пожимал сухую мужскую руку и понимал, как много этот человек для меня сейчас сделал. Один поступок, а какая значимость!

Наивный. Я думал, Алина ничего не заметит. Она накрывала на стол и напевала знакомый мотив. Но как только мы сели ужинать, уставилась мне на руки. Смотрела не моргая, как заколдованная. Я не понимал тогда: что она увидела? Как могла отличить кольца? Они же все одинаковые — ровные, золотые. Но она сидела и смотрела на мой безымянный палец. Я тоже молчал, ждал.

— Где твое кольцо? — глухо выдавила она.

— Потерял.

Обманывать смысла не было. Ложь она чувствовала кожей. Это была какая-то неземная женщина. Все, что мог сделать для ее спокойствия, я сегодня сделал. Я понуро опустил глаза.

Она сняла свое обручальное кольцо с пальца и прошептала:

— Если мы не будем носить кольца, ты никуда не денешься, правда?

— Никуда.

Я улыбнулся. Я и в самом деле в это свято верил.

* * *

Я предчувствовал приход Алины, как она когда-то кожей чувствовала меня. Мои настроения, мысли, мечты. Как ей это удавалось, одному Богу известно. Я уже знал: если моя память начинает играть со мной в злые игры, подбрасывая воспоминания, как картинки хрустального калейдоскопа, одна красивее другой, значит, жди Алину в гости.

Подсознание никогда со мной не дружило. А в последнее время и вовсе перешло на сторону бывшей жены. Я не хотел о ней думать. Не хотел. Я стер все воспоминания о ней давно и, как мне казалось, прочно. Но что-то в уголках сознания просыпалось и будоражило картинками вновь и вновь.

Я позвонил Виктору.

— Дружище, давай сегодня в сауну?

— Подарки те же?

Я понимал, что мне пора увеличивать дозу, но еще боялся подобных экспериментов.

— Те же, — согласился я.

— Место встречи изменить нельзя, — засмеялся Виктор и отключил телефон.

«Я могу справиться сам», — шептал внутренний голос, но я его уже не слушал. Мне нужна была разрядка. Я хотел стереть Алину из памяти. Навсегда.

Она пришла, когда я валялся в офисе полумертвый после передозировки. Хватило ума домой не возвращаться, а заночевать на работе. Секретарша меня не трогала до обеда, даже закрыла дверь кабинета на ключ, чтоб никто не прорвался. Все звонки переадресовала на свой телефон. Смышленая.

«Надо будет свозить ее в Таиланд», — мелькнуло в голове перед тем, как в офис ворвалась Алина.

— Я что, похожа на торговку?

Алина строго смотрела поверх очков. Я знал, что должен что-то ответить. Когда она так на меня смотрела, я терялся, как мальчишка. Меня невыносимо тошнило, но я пытался справиться с недомоганием. Поправил помятый костюм и прокашлялся. Хотелось пить, но до кувшина с водой было пару метров ходьбы.

Я сидел в кресле и не мог пошевелиться. Руки не слушались. Тело казалось каменным и мне не подвластным.

— У тебя большая сумка, — пытался оправдать предположения секретарши.

«Какой Таиланд? — пронеслось в голове. — Еще не заслужила».

— Это модно, — сказала Алина, проводив взглядом секретаршу.

Когда та скрылась за дверью, продолжила:

— Должна знать. Она спит с тобой, ревнует каждую входящую.

«А с кем спишь ты?» — пульсировало в голове.

У этой женщины была неограниченная власть над моими финансами и над всей моей жизнью.

«Кто? — прикидывал я, с трудом удерживая вертикальное положение в кресле. — Кто твой покровитель? Зачем ты играешь со мной в эти грязные игры?»

Прокашлялся, пытаясь совладать с пустыней в своем горле:

— Зачем пришла?

Алина невозмутимо произнесла:

— Забрать долги.

У меня не было свободных денег, чтобы заплатить ей. У меня не было денег вообще. И она прекрасно об этом знала.

— Ты не вовремя, — сорвалось с языка.

И я знал, что она мне ответит.

— Я всегда прихожу не вовремя.

— Все деньги в бизнесе, — сделал я последнюю попытку унять свою бывшую, заранее понимая, что ей и так все известно. И мои проблемы ее никоим образом не интересуют.

— До завтра, милый.

Она показала мне сумму и скрылась за дверью.

Я впал в небытие.

Там было хорошо и спокойно. Без долгов, проблем и непонятных женщин, имеющих надо мной неограниченную власть.

Домой вернулся под утро. Настя звонила раз тридцать, но я отключил мобильный. Она пыталась показать мне какие-то шмотки, приобретенные в бутиках, но я не реагировал.

Жена не знала, что это были последние деньги, которыми она так легко распоряжалась. Не могла знать. Мне всегда было фиолетово, как она их тратит, было все равно и теперь. Минуты складывались в часы, и я изо всех сил старался уснуть. Только время имело для меня какую-то ценность. И оно противным тиканьем отсчитывало секунды, отмеренные мне дьяволом в женском обличье.

Чтоб не встречаться с Алиной, я опять не придумал ничего лучшего, как не выйти на работу. Я не мог ей заплатить и боялся ее. Она никогда не являлась ко мне в дом, я надеялся, что не явится и сегодня.

«Жди новостей», — пришло в вечернем смс.

Как я провел эту ночь? Спал ли я? Чувствовал ли вообще себя живым? Ответ один: я умирал. Медленно, в муках. Как она того и хотела. Я думал: кто будет следующим? Как в фильме о негритятах и проклятом острове. Только в ее игре я был единственной мишенью.

* * *

Смерть Константина Залевского стала третьей. И я понял, что совпадений быть не может.

Я наконец-то все понял.

Многострадальную крымскую стройку было уже не спасти.

* * *

— Приготовил деньги?

Алина стояла на пороге, скрестив руки на груди. Сумки при ней не было.

«Стареешь, мать, — пронеслось в голове. — С каких пор обращаешь внимание на чужое мнение?»

Мы не виделись пару месяцев. Всего пару месяцев, и она пришла вновь. Зачастила. Сказать ей об этом?

— Май, — почему-то промолвил я и показал за окно.

За стеклом простирался проспект, зеленели деревья, земля наполнилась свежим запахом новой листвы, чего-то тайного, доселе неизведанного. Как первоклассница, спешащая на свой первый звонок, столица пребывала в сладком предвкушении лета. Не понимая, что после него наступит неизбежная осень. Безжалостно стряхнет крепкие листочки, и их без сожаления сожгут на кострах городские дворники. Как та юная школьница, которая не подозревает, что после первого класса будет второй, третий, и попадает она в кабалу на целых десять лет. Лучших лет своей жизни.

— Тогда тоже был май.

Алина впервые со мной заговорила. Не о деньгах.

«Как пенсионеры, ей-богу, — мелькнуло в голове. — Погоду обсуждаем».

Я хотел остановить это мгновение, оно было необычным. Прижаться к этой женщине, сдавить ее в своих объятиях и никуда не отпускать. Чтоб не двигалась, не вырвалась и не плескалась ядом. Я чувствовал, что теряю над собой контроль. Еще немного, и я начну ползать в ее ногах, умоляя о прощении. Странным образом она стала необходима мне. Как воздух, как смысл жизни, как спасательный круг.

Но она пресекла мои мысли, вытряхнув из лирического настроения:

— Мне нужны деньги, Ковригин.

Я достал платок и промокнул выступившие на лбу капли пота. Она равнодушно смотрела в окно.

— Что ты сделаешь на этот раз, Алина?

Пальцы мои подрагивали, и я поспешил сжать руки в кулаки.

— Ты приготовил деньги?

Она сняла очки, но продолжала стоять у двери. Наверное, этот вопрос я слышал раз в сотый. Я слышал его во сне и наяву, он преследовал меня повсюду.

— Если скажу «нет», что сделаешь?

Меня изрядно потряхивало. Алина это заметила.

— Ты под кайфом?

— Немного.

— Ковригин, мне нужны деньги.

Голос ее не менялся. Ровным тоном она сообщала мне информацию, которую я не слышал несколько месяцев. И надеялся не услышать больше никогда.

— Их нет.

Меня трясло. Я вцепился в край стола.

— Это правда, Алина.

Она молча смотрела мне в глаза. Я мечтал, чтоб этот момент стерся из ее памяти навсегда. Ни один мужчина не хочет предстать перед женщиной в не лучшем виде. Даже перед своей бывшей.

— Как скажешь.

Она развернулась, чтобы уйти.

— Что ты сделаешь, Алина? — я почти кричал. — Что сделаешь на этот раз?

— Завтра узнаешь.

— Настю не трогай.

Я встал из-за стола и молящим взором сверлил ей спину. Она остановилась. Медленно, как в замедленной киноленте, повернула голову на звук.

— Прошу тебя, не трогай Настю. Она — единственное, что у меня осталось.

Рыдания сотрясали мое тело.

— Любишь ее.

Она не спрашивала. Констатировала факт. Но как-то грустно получилось, с печалью в голосе.

Я не мог выдавить ни слова. Уткнувшись в платок, отчаянно заливался слезами.

— До завтра, Ковригин.

Она хлопнула дверью. В ее голосе не было ни сожаления, ни презрения. Ей было все безразлично. Как мне тогда, когда я отправил ее на аборт.

Тогда тоже был май.

Я вспомнил ее слова.

И вспомнил ту проклятую весну.

* * *

У меня были сутки. И я продал все, что смог. Все, что имело ценность для покупателей. Настя пыталась узнать, что случилось, плакала и предлагала помощь. Ее детективное расследование утверждало, что врагов у меня много и надо начинать с фирмы «Сталекс», а потом трясти банкиров. Я не обращал внимания на ее слова. Так как знал, что враг у меня один. И я проклял это имя.

В офис я прибыл в состоянии загнанного зверя. Я хотел видеть Алину и хотел ее убить.

В кабинете установили прослушку, под офисом дежурила профессиональная команда. Я обратился в спецслужбу. Казалось, только эти ребята могли мне помочь. Я был уверен, что Алина работает не одна, и мечтал обезглавить ее информатора.

Телефон внезапно ожил, передав смс от неизвестного номера: «Деньги заберу завтра. Убери бойцов и не играй со мной, Ковригин».

Откуда узнала? Кто посмел доложить?

Я ошалел от злости и приказал прочесать все углы офиса в поисках «жучков». Откуда Алина могла знать о моих планах и последних действиях? Они для меня самого иногда были загадкой, потому что часто менялись. Я орудовал тихо, приняв все возможные меры конспирации. Почему Алина не пришла? Что-то почувствовала? Я в это не верил. Стал подозревать даже секретаршу.

— Это сговор, — я швырял стулья и просил Виктора срочно приехать.

— Не кипятись, брат. Давай вечером в сауне, как обычно.

Я не мог ждать до вечера. И мне не нравилось, что он называл меня братом.

Я чувствовал зависимость от препаратов, но еще не мог себе в этом признаться. Мозг требовал разрядки всякий раз, когда нервишки пошаливали. А это стало случаться довольно часто.

— Сейчас надо, — шипел я в трубку, сжимая ее изо всех сил.

— Сейчас рано, — спокойно уговаривал меня Виктор. — Алина пока не разрешает.

— Что???

Я думал, мне послышалось.

— Что ты сказал???

Эта женщина, это трижды проклятое мной имя так назойливо появлялось в моей жизни, что я перестал различать где сон, а где явь. Я мечтал спать без сновидений, без тягучих воспоминаний прошлого. Мечтал вернуть свою жизнь в прежнее русло. Мечтал жить, как король. Ведь не даром я так много работал все эти десять лет. Но чем жарче я мечтал, тем дальше от меня ускользали эти мечты.

— Что ты сказал? Повтори!

Я кричал в трубку и чувствовал, как крошится в моей ладони последняя надежда.

Изо всех сил я швырнул телефон о стенку.

«Алина? — меня трясло. — Алина? Алина?!»

Секретарша заглянула в приоткрытую дверь и испуганно замерла на месте.

— Ты тоже на нее работаешь?

Я орал, выпучив глаза и не подбирая слов. Обрушив обвинительную речь на голову секретарши, лучше себя не почувствовал.

Девушка пребывала в состоянии нервного шока. Выскочив из моего кабинета, она тут же написала заявление на увольнение.

— Пошла прочь!

Я гневался и махал шашкой налево и направо.

— Уходите все!

Сотрудники спрятались за мониторами и старались не попадаться мне под руку. Я рвал бумаги, оставшиеся на моем столе, пинал мусорную корзину, разбрасывал деньги, которые приготовил для Алины. И кричал, кричал…

В прошлом было много тайн, и я их выплескивал децибелами.

«Тогда тоже был май», — звучали в голове ее последние слова.

Моя первая сделка в 1991-м, подкуп судьи, разгром на рынке, поджог киосков конкурента.

Я орал, объясняя Алине, почему тогда так поступил. Я не мог иначе. Я шагнул на путь больших денег, а это дорога с односторонним движением.

— Прости меня.

В бессилии я рухнул на кресло, и оно жалобно скрипнуло.

— Я виноват перед тобой.

Впервые я подумал о том, что чувствовала эта женщина в ту весну, когда я с ней разводился.

— Что будешь делать? Заберешь дом? Бизнес?

Я разговаривал сам с собой, не задумываясь о том, что это первый признак шизофрении.

— Ты меня уничтожила.

Я жалел, что на моем столе нет ее фотографии. Хотелось смотреть ей в глаза. В застывшие глаза. Чтоб не отводила, не ускользала, дослушала до конца.

Мне казалось, что моя жизнь давно не принадлежит мне. Я под колпаком Алины. Она следит за каждым моим шагом, как в лаборатории следят за подопытными мышами. Даже у стен моего офиса есть уши. И они работают на Алину.

Когда я вспомнил о прослушке, было поздно.

Я наговорил такую кучу компромата на самого себя, с упоением окунувшись в воспоминания, как в глубокий запой, что впору было сдаваться в руки правоохранителей.

Я метался по кабинету, сбрасывал со стен картины, крушил мебель и швырялся бутылками с дорогим алкоголем. Я чувствовал себя пленником. Внизу меня ждали те, кого я нанял прослушивать офис. И эта затея сейчас обернулась против меня самого. Кабинет превратился в клетку. Он стал моей тюрьмой.

«Надо позвонить адвокату», — пришла здравая мысль.

«А вдруг он тоже подкуплен?» — мысли теснили одну другую.

Я везде видел врагов. Казалось, что они меня окружили. Все работали на Алину.

И я подозревал всех и каждого.

* * *

Прошло полгода.

Я многое понял за это время.

Но знания не приносили облегчения.

Здесь, в тюрьме, они мне были без надобности.

У меня было много времени. И я не вел ему счет.

С утра до вечера меня одолевали воспоминания.

Они как будто очнулись от анабиоза и заполонили всю мою жизнь.

Я познакомил Алину с семьей брата еще в то время, когда был беден и наивен. Сергей был единственным моим кровным родственником, и он один протянул мне руку помощи, когда я балансировал на краю пропасти. С плохими парнями шутить невозможно. Они отобрали квартиру и собирались лишить меня жизни. Я жил в подворотне, скрывался, надирался в гаражах до полусознательного состояния и думал, что проведу остаток жизни как бомж. И вдруг встретил Алину. Она жалела меня, слушала, подбадривала. Устроила на работу к своему дяде и предложила жить у нее. Комнатушка была темная, без окон, где-то под лестницей. Но меня это не беспокоило. Рядом была женщина, которая дарила мне свое тепло. Все, без остатка.

Я женился на Алине, и брат одобрил мой выбор. Женщины быстро нашли общий язык, а мы ласково называли их «торохтушками». После того что я сделал с Алиной, семья брата объявила мне бойкот. Но тогда меня это мало интересовало. Я был парусом, наполненным ветром перемен. И мечтал избавиться от якорей прошлого.

Я не связывал смерть Петра с Алиной до тех пор, пока Настя не рассказала мне о любовной связи покойного с кондитершей Анной. Тогда память стала понемногу просыпаться. События тасовались хаотично, как в карточной колоде, подсовывая факты. Пока не выстроились в нужном порядке. Смерть Петра не была случайной. Я был в этом на сто процентов уверен. И даже знал заказчика в лицо.

— Ты убивала живых людей. Тебя не волновали их судьбы?

После суда у меня было пять минут на прощание. Я подошел к Алине. Она сидела в последнем ряду и наблюдала за процессом через стекла солнцезащитных очков.

Наручники не позволяли схватить ее за горло, а мне так хотелось это сделать…

— Нет.

Она была, как всегда, спокойна.

— Я лишь твоя послушная ученица. Все зло идет от тебя.

Меня вытолкали в затылок.

На Настю я даже не взглянул.

Дятков был пешкой в игре Алины. Имея в любовниках президента моего банка, она ловко расставляла сети. Такие жмоты, как я, директор «Сталекса», мой проектант, всегда клюют на халяву. Это неизбежно, это в крови.

Подержанный автомобиль, невыплаченный гонорар, бракованные детали.

Дальше оставалось только передвигать фигуры на шахматной доске.

Я даже вспомнил Ксению, Мишкину жену.

Это случилось в то давнее разгульное время, когда девки не имели для меня никакого значения, я штопал их партиями и забывал на следующее утро. Как к нам в гаражи попали первокурсницы, не помню. Наверное, подзаборные надоели, захотелось элиты. Одна из них на меня запала. Я кружил ее пару дней и обещал жениться. Я всегда так делал, и этот трюк не давал осечек. Сработал и в тот раз. Утром я даже не вспомнил ее имени. Коротко бросил: «Проваливай», — и был таков.

В камере у меня было много времени. И память, как электрический стул, терзала мой мозг пытками. Безостановочно, ежесекундно. Каждый новый день подсовывала новые воспоминания.

Я ничего не помнил о своей жене, мог ли я вспомнить проходную девку?

Оказалось, смог.

Единственное, что мне было неподвластно, — я не мог остановить этот процесс, не мог выключить картинки в своей голове. Она жила как будто отдельно от всего тела. И терзала воспоминаниями вновь и вновь.

Залевский попался на шантаж.

Костя был крепким орешком, и Алине никак не удавалось нацепить его на крючок. Она плела вокруг него свои сети, но безупречность в отношении к работе не давала возможности найти слабое место.

По информации круглосуточной слежки, Костя был примерным семьянином, и это раззадоривало брошенную женщину.

Втайне она завидовала жене Залевского. У той было все, о чем могла мечтать любая женщина.

Именно семья и стала для инженера капканом.

На рабочий телефон периодически поступали анонимные звонки с угрозами. Требовали информацию о моей фирме и крымской стройке в обмен на жизнь детей. Костя не поддавался, пока однажды не получил фото. Его обожаемая дочь сидела на коленях незнакомой женщины. На обороте надпись гласила: «У тебя есть лишь сутки».

Кто была эта женщина, он не знал. Воспитательница? Няня детского сада? Заведующая? Кто имел доступ к ребенку?

Костя обратился в полицию. Те нехотя приняли заявление. Разгар курортного сезона, работы по горло… У кого кошелек украли, у кого мобильный на пляже. И такая дребедень целый день. В полиции отреагировали на его заявление спокойно. Так ему и сказали: «Сам разбирайся со своими бабами».

В тот день он остался дома и оставил дома детей. Но в конверте, который нашел вечером торчащим в двери дома, гремели буквами очередные угрозы. Вымогатель сердился за непослушание и обещал в следующий раз отрезать девочке палец.

Он не знал этих людей и не мог представить, насколько далеко они могут зайти. Последний телефонный разговор подтвердил серьезность их намерений. Сколько ему сидеть взаперти и сторожить детей? Нет, они не запугают ни его, ни его семью. Не заставят жить в страхе и бояться собственной тени. Через день Константин вернулся на работу. А следующим утром получил конверт с Лизиной сережкой. Он порвал его в клочья и принял окончательное решение.

Выбрал смерть, подарив дочке жизнь. Напился до чертиков и пошел топиться. Сделать это в мартовском бушующем море у него получилось легко.

* * *

За полгода в тюрьме ничего со мной не случилось. А я хотел бы быть подрезанным Сапером, слывшим здесь беспредельщиком. Мечтал быть задушенным Косым, но и тот не проявлял ко мне интереса. Пару раз я провоцировал драку, но кроме недельного карцера, других наказаний не было. А там, в темной комнате без малейшего ориентира во времени, спрятаться от воспоминаний было некуда. Они жалили своими иглами воспаленный мозг и не давали покоя ни днем, ни ночью. Я возненавидел карцер, поэтому в драки больше не ввязывался.

Пару раз меня навещала Настя. Она плакала.

Но что я мог сказать ей?

«Никогда не обижай женщину. Она найдет способ тебе отомстить».

Это я мог сказать мужчине.

А Настя — женщина.

И кто знает, вдруг и она тоже работала на Алину?

Послесловие

— Любишь его?

Это был не вопрос. Я и так все знала, потому что слежу за ней. Но придать вопросу утвердительную интонацию не решилась.

Я смотрела в грустные глаза рыжеволосой женщины, сидящей напротив, и… ничего не чувствовала. Первые десять секунд я пыталась понять, за что ее полюбил Ковригин. Но ответа не нашла и отказалась от этой затеи. В то время, когда она была женой строительного магната, выглядела куда более роскошно. Сейчас, спустя полгода жизни без мужа, от ее привычек богатой жизни не осталось и следа. Потускнели глаза, волосы, кожа. В ушах серебро вместо жемчуга, внешний вид стал какой-то вялый. Как царский особняк, в котором лет сто не было ремонта.

Я знаю, что все эти месяцы ее изрядно трепали следователи, она лишилась всего, что имела, будучи мадам Ковригиной. Лишь ровная спина и гордая осанка выдавали былую причастность к бомонду. Хотя, быть может, все танцовщицы выглядят одинаково. Даже если преподают в районном ДК художественную самодеятельность и живут на одну зарплату.

Как эта.

— А ты?

— Я?

Неожиданно. Я посмотрела ей в глаза.

— Нет, я не люблю Вадима. Я его ненавижу.

— От любви до ненависти всего шаг.

Что она хочет этим сказать? Решила согласиться с утверждением, кивнула:

— Верно. И я его уже сделала.

Она не хотела встречаться со мной, и я дала ей время. Чтоб успокоилась, остыла и захотела встретиться сама.

Дала то, чего не позволяла взять Вадиму. Самое ценное, что у меня осталось, — время.

Мы встретились. Я предложила ей прийти ко мне. Это случилось само собой — она позвонила, я пригласила. Не люблю кафе и других общественных мест. Для разговора нужна атмосфера, уединение. Спокойно я чувствовала себя только здесь, в своей квартире.

Она рассматривала интерьер украдкой, будто подглядывала. Не подозревая, что это не она следит за мной, а я за ней.

Я слежу за ней 24 часа в сутки с тех самых пор, как она появилась в жизни Вадима. Слежка стала моим хобби, которое полностью подчинило себе мою жизнь. Меня давно не интересует то, что происходит со мной, меня волнуют судьбы других. Наблюдать интересно. Но самый большой кайф дает возможность управлять. В какой-то момент я поняла, что делать выбор, повелевать судьбами стало моим наркотиком. Зависимостью, болезнью. И избавиться от нее я не смогу никогда. Моя собственная жизнь не представляла никакого интереса, в ней не было ни радостей, ни переживаний. Она была ровной и противной, как пенка в стакане кипяченого молока.

Я разучилась испытывать эмоции.

Никогда бы не подумала, что такое бывает. Сначала подозревала болезнь, потом фобию. Обследовалась, пила витамины. Но это все было до чертиков бесполезно. У меня атрофировались органы чувств, окаменело сердце.

Я стала бесчувственной.

— На те деньги, которые платил Вадим, вы могли жить как королева.

— Зачем?

Глупая она. Не понимает.

— Куда же вы их тратили?

— На слежку.

Мы скрестили взгляды. Знала бы она, сколько нынче стоят услуги профессионалов…

— Зачем? — спросила она.

Как ей ответить?

Я хотела разрушить Ковригину жизнь, уничтожить, стереть с лица земли. Всеми фибрами души хотела. Это стало моей целью, смыслом жизни. Моей путеводной звездой, эйфорией, нервом.

— У меня ничего не осталось. Ни детей, ни любви, ни будущего. Только жажда мести.

— Вы могли усыновить ребенка, — она пожала плечами.

Ее голос звучал ровно и спокойно, как будто усыновление — это будничное действие, сродни покупке микроволновки. Эмоции колыхнулись глухой волной. Как она смеет надо мной смеяться? Каждый клерк, с которым мне пришлось общаться на эту тему, категорично заявлял: женщина без мужа и без работы взять приемного ребенка не может. К тому времени у меня уже не было слез, я воспринимала информацию спокойно. Как сухие факты. Черное, белое. Серого не дано.

— Не думали над этим?

Она говорила все так же тихо и ровно. Я пыталась отыскать в ее тоне издевку, но не находила. Вероятно, она ничего обо мне не знала. Вадим, соответственно, ничего не рассказывал.

Впервые в жизни, в этой жизни, мне захотелось говорить. Говорить, говорить, говорить — чтоб освободиться. Комок прошлых обид мертвым грузом лежал в моем сердце, превратившись за истекший период в гниющую массу, отравляющую существование.

Я ходила к психологу. Не раз. И не к одному. Я говорила, они слушали. Прописывали какие-то микстуры и советовали избавиться от затвердевшей злости, превращающей мое сердце в камень. Всегда одно и то же. Я вставала и уходила. О чем они говорят? Пустой психологический треп. Как от нее избавиться? Они шутят? Как избавиться от крови в венах, например? То же самое.

Больше я ни с кем свои чувства не обсуждала. Это стало правилом.

И вот эта женщина. Эта глупая рыжеволосая танцовщица пытается мне советовать то, что я прошла еще десять лет назад? Сказать ей, что она идиотка?

Я откинулась в кресле и закрыла глаза. Оно стояло у окна, мое любимое кресло. Мое место, мой главный офис. Я продумывала в нем свои ходы. Как шахматист, разыгрывала партии, где люди были пешками в моей игре. Только здесь, у стеклянной перегородки, отделяющей меня от внешнего мира, я чувствовала себя в безопасности. Я могла часами смотреть на людей там, внизу, вечно спешащих куда-то, и пребывать в состоянии покоя. Весь остальной мир с его звуками, запахами и эмоциями был для меня чужим. Незнакомым, враждебным. Каждый выход из дома, из моей крепости в этот мир заставлял надевать маску и действовать по его правилам. Никто не знает, как тяжело давался мне каждый визит к Ковригину в офис. Сколько бессонных ночей я проводила, продумывая каждый жест, движение, взгляд и даже тон разговора. Прежде чем осуществить его в реальности.

И сейчас, сидя в кресле, как в самой высокой башне, я впервые почувствовала, что это место не так уж неприступно и безопасно, как я привыкла верить.

Что-то невнятное и давно забытое тряхнуло изнутри. Я злилась на мадам Ковригину, но тревожила меня не злость. К этому чувству я давно привыкла, и первые раскаты могла предчувствовать еще до того, как прогремит настоящая гроза.

Я превосходно разбиралась в ненависти.

Я знала месть и чувствовала ее запах.

Я знала, как ко мне приходит то или иное чувство.

У каждого из них был свой ритуал, свои предпосылки и вкусовые ощущения.

Месть, например, оставляла терпкий след на языке. Ненависть сдавливала горло и горчила в области желчного. Злость разворачивала крылья быстро, как раскрывается парашют у примерного десантника, и заполняла собой все внутренности — от желудка до полости рта.

Но сейчас симптомы не были похожи ни на одно из знакомых мне чувств. Я прислушивалась к внутренним изменениям и не знала, как на них реагировать. В этой комнате все мне было знакомо. Я живу здесь много лет, испугать меня новыми эмоциями просто невозможно. Я сидела в своем любимом кресле с закрытыми глазами и понимала, что эта женщина меня сейчас рассматривает. Изучает. И возможно, задает себе тот самый вопрос: за что ее полюбил Вадим?

— Ему было бы сейчас четырнадцать.

Я первая нарушила молчание. Все так же, с закрытыми глазами, я сидела в кресле, а язык отчего-то вышел из-под контроля и стал разговорчивым. Я прикусила его сильно, до крови. Но вылетевшие слова не вернуть. Она их услышала. Я тоже.

— Кому?

Ее голос был похож на шепот. Вкрадчивый, волнующий.

— Моему сыну.

Я глубоко вздохнула и сжала челюсть. Все, больше ни звука.

Но обещания, данные самой себе, — это пустышка. Можно триста раз выдержать и на триста первый проколоться.

В этот вечер я усвоила новый урок.

Я оказалась женщиной.

Женщиной, способной говорить и имеющей жгучую потребность в освобождении.

— Я пела ему колыбельную, когда он сильно толкался и не давал мне спать.

Мой голос дрогнул, и я вновь ощутила прилив давно забытых чувств. Как во сне, как в полном бреду, утомившаяся от одиночества, как победитель в нескончаемо долгой войне, я чувствовала себя смертельно уставшей. Испепеляющим чувством жалости из моих уст полились слова песни, которую я придумала сама. Для своего нерожденного малыша.

Когда колыбельная кончилась, я открыла глаза.

Женщина, сидящая напротив, плакала.

Я не умела жалеть. И ее мне было не жалко.

Мой малыш, мой ребенок, которого я так безумно ждала, был убит своим отцом. Нагло, жестко, беспощадно. Как мне объяснить этой женщине, которая сейчас умывается слезами, что я чувствовала тогда? И что я чувствую теперь. И почему я ненавижу Ковригина.

— У меня был плохой диагноз — задержка внутриутробного развития. Но я в него не верила.

Я опять разговорилась, и эта тенденция мне совсем не нравилась.

— Я плохо питалась и совсем не пила прописанные витамины, но это не могло стать причиной. Я не верила участковому врачу, но других вариантов тогда не было. О чистых клиниках и вежливых докторах мы смотрели фильмы, и мне в те времена эта роскошь была недоступна. Я знала, что самым лучшим лекарством от любых бед является любовь.

Лихие девяностые уводили мужа все дальше из семьи, и мне оставалось только верить в то, что скоро этот беспредел закончится. Мой малыш родится в счастливой семье и в свободной стране. Самое главное, что я ему могу дать, — моя любовь. А ее, как и терпения, в моих недрах было предостаточно.

Когда я узнала, что ношу под сердцем ребенка, моей радости не было предела. Я ждала подходящего момента, чтоб сказать об этом мужу. Но момент не наступал. Все было не то. Не празднично, не романтично. Поздние возвращения, противный запах перегара, мигом заполнявший комнату, не располагали к подобным признаниям.

Я решила подождать.

Я ждала.

Я терпеливая.

Утренние позывы рвоты сметали меня с постели к унитазу, но Вадим спал, и я не хотела его тревожить. Днем я таскала тяжелые сумки с газетами, перемещаясь от одного конца района к другому. И ждала, когда наступит лето. Чтоб не мерзнуть в худой застиранной куртке, истоптанных теткиных сапогах на два размера больше и связанных из прошлогоднего свитера рукавицах. Чтоб не пересыхали от ветра губы, ведь им еще целовать нежную кожу малыша. Чтоб не леденели руки, ведь им еще баюкать и обнимать маленькое тельце. Я ждала лета и просила прощения у малыша за то, что ему приходится испытывать временные трудности. За вечно трясущееся тело, спутанные под шапкой волосы, утопающие в сырых весенних лужах теткины сапоги.

Он родится в конце августа, когда солнце согреет природу, вызреет фруктами сад и запахнет любовью. Нашу семью с новой силой затопит любовь. Я в это верила.

В ту ночь, когда Вадим впервые не пришел ночевать, я прождала у окна до самого рассвета. Сказать, что я сильно беспокоилась, значит ничего не сказать. Что творилось тогда в моей голове, одному Богу известно. Я неистово молилась только об одном — пусть он вернется домой живым. Большего мне не надо. Тогда время было такое, неспокойное.

А под утро, когда за стеклом пурпурный перекрасился в светло-розовый, я почувствовала, как внутри что-то кольнуло. Потом булькнуло. Потом толкнуло. Я опустилась на колени и обхватила руками живот. Я боялась прикоснуться и нарушить эти несмелые движения. Мои ладони такие большие и грубые, а его толчки такие нежные и слабые…

Слезы заливали глаза, их соленый вкус я чувствовала губами. Я боялась шевелиться, но горячий поток из глаз остановить не могла. Не знаю, сколько я простояла в таком положении, прислушиваясь, ощущая. Боясь потерять эти толчки, пропустить, не заметить. Оставить привычным делом в жизни. Как собственный пульс, например.

Вадим пришел вечером. Весь день я пролежала на полу, сражаясь со сном. Казалось, если глаза сомкнутся, я тут же перевалюсь со спины на бок и придавлю малыша. Поэтому не спала. Слушала, считала. На второй сотне сбилась и рассмеялась. Это было так необычно и волшебно. Я хотела рассказать Вадиму все-все, до мельчайших подробностей, но все еще подбирала слова. Они казались мелкими, пустыми. Богатый русский язык, воспетый великими поэтами и писателями, оказался ничтожно скупым. Я не могла сложить слова в предложения. Я была бессильна. И я снова плакала. Тогда я еще была сентиментальной.

— Как отреагировал Вадим?

Она выглядела чересчур бледной и подавленной. Впечатленной.

Мне было все равно, что она испытывает.

— В тот вечер, когда Вадим вернулся домой, я умерла. Умерла моя любовь. Моя вера в него как в мужчину. В скалу, в кремень, в мою крепость. В наше будущее, в конце концов.

Глядя на меня, беспомощно лежащую на спине, покачиваясь, он заявил, что у него есть другая женщина. И что скоро он со мной разведется. Упал на диван и моментально захрапел.

Что я испытывала тогда? А ей это нужно знать?

Меня не стало. Я умерла. В ту же секунду, как услышала первые звуки храпа. Как выстрелы, они разорвали мне сердце. И только непрекращающиеся толчки изнутри заставляли меня верить в то, что я до сих пор еще жива.

Постоянное сравнение разъедает душу покруче, чем насилие.

Нет в этом никакой дороги. Развития нет. Мука никуда не ведет.

Но это я сейчас понимаю, спустя годы. А тогда я не придумала ничего лучшего, чем сообщить мужу о своей беременности. Сразу, как только он протрезвел и проснулся.

— И что сказал Вадим?

Она откровенно рыдала, размазывая косметику по лицу. Я еще раз глубоко вздохнула, снимая с полки болезненные воспоминания, и продолжила:

— Ванечке было шесть месяцев, когда его заставили появиться на свет.

Я перевела дыхание. Даже сейчас, спустя полтора десятилетия, мне было сложно об этом говорить.

— Сердечко билось, но легкие еще не раскрылись. Сегодня таких детей выхаживают в инкубаторах.

Я еще раз глубоко вздохнула и сильно зажмурила глаза.

— Но тогда, в 99-м, в той больнице, куда меня привез Вадим, ничего подобного не было. Да ему это было и не нужно. Мой муж, отец моего ребенка, мечтал избавиться от наследника. И от меня тоже. От обоих одним махом.

Я почувствовала влагу в области глаз. Неужели в моем организме еще остались слезы?

— Почему Бог оставил меня на этой земле, до сих пор остается загадкой.

— Вы хотели умереть?

Она плакала беззвучно.

— Конечно. Но я была каким-то невезучим самоубийцей. Все мои попытки встретиться с Ванечкой в другой реальности были обречены на провал.

Мы замолчали. Долго сидели в тишине, пока она не решилась спросить:

— Как вы придумали план мести?

Она продолжала говорить мне «вы», а я давно отвыкла от подобных условностей.

— Ты действительно хочешь это знать?

Молчаливый кивок подтвердил ее намерения.

Все остальное было делом техники. Когда есть всепоглощающая цель, она становится чем-то вроде наваждения. Для ее достижения все средства хороши. Я раздавала свое тело чужим мужчинам в обмен на услуги. Деньги мне были не важны. Да и тело тоже не интересовало. Зачем оно мне, если не способно выносить ребенка?

В наше время одним телом мужчину не заинтересуешь, нужны были мозги, идеи и деньги. Последние я собиралась взять у Ковригина. У того человека, на которого вела охоту. Это был гениальный план. И я быстро нашла сообщников.

В ее глазах мелькали кадры катастрофы, кадры моей жизни. Я хорошо изучила людей за годы наблюдений за ними, поэтому искорки гнева в ее зрачках трактовала совершенно точно.

— Ковригин оказался везучим гадом и часто уходил от прицельных ударов. Например, тот бокал с ядом предназначался ему. Прости.

Я склонила голову, дожидаясь, пока она сопоставит события того вечера

— Ксюшу уговаривать не пришлось, ей самой хотелось отомстить Вадиму за какую-то давнюю историю. Как видишь, у Ковригина много врагов. Не я, так кто-то другой.

Вижу, что не злится. Сидит, о чем-то размышляет. На фоне ее теперешних событий то отравление — пыль, не стоящая внимания.

— Вы могли бы выйти замуж, — нерешительно предложила она и тут же осеклась.

— Не разочаровывай меня, — я сцепила челюсти. — Мне казалось, что ты все прекрасно поняла.

Я поднялась, развернулась к окну и уставилась на привычный людской поток внизу.

— Поверить мужчине, — я произнесла это вопросительно, — это все равно, что отдать свою жизнь в руки палача. Один раз я такую ошибку уже допустила.

Я повернулась к ней. Наши глаза встретились.

— До сих пор расплачиваюсь.

— Но… но вы могли бы…

Она пыталась предложить какие-то иные сценарии моей жизни.

Нужны они были мне? Я не винила ее за это.

Как объяснить человеку, что конфета невкусная, если он любит сладкое? Это как больному разговаривать со здоровым. То же самое происходило у нас с ней.

Она прожила в браке с бизнесменом семь лет, ни разу не подумав о детях. Пировала в свое удовольствие, даже не задумываясь о том, что ее ребенок мог бы иметь все блага цивилизации, которых изначально был лишен Ванечка.

Ей никогда не понять меня, хоть она тоже женщина.

И носит ту же фамилию, что и я.

И у нас с ней один мужчина на двоих.

Только для нее он муж, а для меня — убийца.

Которому нет прощения.

* * *

Я сижу в тесной комнате с серыми стенами и жду, когда приведут Вадима. Охранник называет его «заключенным», хотя по документам он мне все еще мой муж. Жизнь превратилась в череду однотонных дней, и я разучилась им радоваться. Без сожалений продала дом и все машины. В нашей тусовке «бывших» не бывает. Выпал из обоймы — уходи. Я не котировалась ни как светская дама, ни как жена Вадима. Вадим сидел, а я обивала пороги всех его бывших компаньонов. Они по-хитрому растащили бизнес по кусочкам, разделили акции и теперь владели всем, что осталось после уплаты долгов банку. И дружно меня игнорировали. Друзья не бывают бывшими, но в нашей тусовке возможно все. Я ездила к Вадиму два раза в месяц и верила, что он скоро выйдет и обязательно что-нибудь придумает. Как вернуть свою строительную корпорацию и контрольный пакет акций. Это ведь Ковригин. Смог в девяностых, сможет и сейчас. Но это все было «до». До нашей встречи с Алиной.

Денег хватало, чтоб безбедно жить до конца жизни, но мне это казалось ненужным. Снежана звонила первое время, но она сама находилась в бедственном положении и просила помощи. Ее история, история Алины натолкнули на мысль создать фонд для поддержки женщин, оставшихся «за бортом». Фонд помощи брошенным женщинам. И чем больше я погружалась в эту тему, тем чаще встречала подобные истории. К концу осени я обросла необходимыми знаниями, связями и базой клиенток. Все они были красивые и несчастные. Когда-то любившие, но разочарованные. С ними обращались как с вещами. Как с предметами интерьера, как с надоевшими игрушками, как с резиной на колесах, которую пришла пора менять. Мало кому удалось воскреснуть после развода, это казалось несправедливым. У меня были деньги, и я решила им помочь. Наняла коучей, финтес-тренеров и предложила женщинам развиваться, смотреть в будущее с перспективой. Фонд набирал обороты с космической скоростью, я и подумать не могла, что в Киеве столько потерянных и одиноких. Сарафанное радио работало лучше любой рекламы, я рассказывала женщинам свою историю, они делились своими. Никаких взносов, платных тренировок, все приходили добровольно и оставались. Я не умела вести бизнес, но понимала, что в таком режиме деньги могут быстро закончиться. В это время поступило предложение на крупный рекламный контракт с одной знаменитой спортивной фирмой. И понеслось. Вскоре фонд превратился в успешный коммерческий проект.

— Привет, — Вадим старался улыбаться, хотя выглядел ужасно.

— Опять бессонница?

Теперь я знала причину этого недуга, но хотелось услышать его версию.

— Да, — он потер глаза кулаком, — это за мои грехи.

— Я знаю.

Я не могла забыть Алину. Ее история любви и потери навсегда поселилась в моей душе, выжгла мозг и просверлила сердце. Через эту дыру утекала любовь к Вадиму. Если один раз смог так поступить, что помешает это повторить? Теперь я не могла ему доверять.

Он пристально посмотрел мне в глаза. Нет, это был не тот Вадим, которого я любила. Это был уголовник с характерным прищуром и стальным взглядом. Сказать ему, что я знаю? Рассказать об Алине?

— Ты с ней виделась?

Его голос звучал глухо, как из колодца. Догадался сам. Он продолжал жечь меня пристальным взглядом. Зачем скрывать? Я кивнула.

Вадим застонал как раненный зверь. Наверное, понял, что его последняя связь с миром живых людей сейчас оборвется. Смогу я любить его после всего, что знаю? Смогу простить и забыть? Со мной Вадим был другим человеком, но как же его двойная жизнь? Я выложила на стол фотографии. Виктор работал на Алину, и она хорошо меня подготовила. Как сама когда-то готовилась к встречам с Ковригиным…

— Откуда это у тебя? — хрипло засопел Вадим.

Ему было неприятно. Сауна, девочки, кокаин. Некрасивые ракурсы, обнаженные тела. Нехорошо, когда жена владеет такими снимками. Вадим морщился и горбил плечи. Тер виски и расчесывал шею. Но мне его было не жаль. Как Алине когда-то. Я дарила себя без остатка, зачем он так?

— Секретарша была во всех твоих командировках?

— Что?

Он не понял, что я знаю и о секретарше тоже.

— Настя…

Он захрипел, закашлялся, пытаясь как-то реабилитироваться.

— Это было в прошлой жизни.

— В той жизни была и я. С тобой. Семь лет.

Я чеканила слова и понимала, что меня это не ранит. Я встану и пойду дальше. Я не хочу быть такой, как Алина. Не хочу мстить и положить на это жизнь. Я смогу все забыть и уйти. А он?

— Настя… — он хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Не отказываться от тебя? Приходить?

Он быстро закивал и зажмурился.

— А как мне жить со всем этим?

Я посмотрела на стол с разложенными фотографиями.

— Этого больше не будет.

Он говорил искренне, как ребенок, уличенный в прогулах уроков. Но я ему больше не верила. Господи, какая наивная! Так хотела спасти, уберечь мужа, вытащить из неприятностей, распутать смерти на крымском объекте. Научилась врать, влезла в неприятности, засветилась в разборках, глотала яд вместо него. А он? Он в это время кутил в саунах и возил по командировкам секретаршу. И всегда знал, кто его настоящий враг.

— Я подала на развод. Мой адвокат принесет тебе документы.

Вадим зажмурился и ссутулился еще больше. Долго молчал. Потом хрипло произнес:

— Это все?

Я решила не отвечать. Просто встала и ушла.

А что сказать? Я просто женщина. Настоящий живой человек, и, как любая из нас, хочу быть счастливой. Верю в любовь, дарю свою жизнь без остатка, живу для семьи, создаю тыл и берегу очаг. Все ради мужа. Его, единственного, короля моего сердца. И как мне теперь верить мужчинам?

Я женщина.

А женщины не прощают предательства.

Оглавление

Эпилог

Послесловие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg