«Жестокая любовь»

Жестокая любовь (fb2) - Жестокая любовь (пер. Джасинда Уайлдер | Переводы (+18) Группа) (Обнажённые) 203K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Скай Уоррен

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Оригинальное название: Stripped Series 0.5: Tough Love

Книга: Жестокая любовь

Автор: Скай Уоррен

Серия: Обнаженные

Количество глав: 5 глав

Переводчик: DianaX, Internal

Сверка: Melinda01

Редактор: Таня Милосердова

Вычитка: Melinda01

Обложка: Анастасия

Оформление: Melinda01

Переведено для группы:

18+

Предназначено для чтения лицам, достигшим восемнадцатилетнего возраста.

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Предыстория о том, на какие жертвы мы готовы пойти ради любви...

Каждую ночь я выбираюсь из своей комнаты. Охрана моего отца не видит меня.

Никто не видит, только он.

Он сын исполнителя. Мой отец ‒ его босс. Босс с большой буквы. Я даже не должна была знать, кто такой Джованни. И уж определенно не должна была его целовать. Пусть наши отношения и обречены на провал, но это не помешает мне быть с ним.

Не каждая девушка мечтает быть принцессой. Я просто хочу быть свободной.

ГЛАВА 1

ЛУНА ВЫСИТСЯ над кронами деревьев. На окраине леса тянется электрический забор. А за ним целый город людей, которые живут там, и работают, и любят друг друга. Но я словно на луне, именно на таком расстоянии я ощущаю себя.

Охранник проходит мимо моего окна в 22:05. Сейчас самое время.

Я выжидаю несколько минут, пока он не окажется вне зоны слышимости, затем открываю защелку на окне. Таким образом, можно быстро приподнять форточку с пуленепробиваемым стеклом. Замок я сломала еще год назад. И почти каждую ночь с тех пор прокрадываюсь по витиеватой металлической решетке ‒ как вор, выжидающий момент для себя.

Трава все еще влажная после дождя, земля под ней, как губка, проседает подо мной. Сердце гулко бьется в груди, пока я крадусь через лужайку. Я точно знаю расположение охранников во время обходов. Знаю, где находится натяжная проволока, которая приведет в действие сигнализацию. А мой отец настолько занят в своем кабинете, что у него нет времени посмотреть в окно.

Кабинете, в который я проникла сегодня утром.

Вздыхаю с облегчением, когда достигаю бассейна. Я все еще на открытом пространстве, но яркие подводные светильники мешают видеть что-либо в патио. Они делают меня практически невидимой, когда я поворачиваюсь к краю и добираюсь до домика у бассейна.

Дверь открывается прежде, чем я касаюсь ручки.

‒ Клара, ‒ раздается шепот.

Я не сдерживаю улыбку, когда проскальзываю в темноту помещения. Джованни всегда открывает мне дверь. Это похоже на рыцарство старого света, хотя мы всего лишь двое детей, которые тайком крадутся в полумраке. По крайней мере, так все ко мне относятся. Как к ребенку. Но когда я с ним, то чувствую себя не маленькой девочкой, а взрослой женщиной.

Он выглядывает из-за двери и осматривается по сторонам, прежде чем закрыть и запереть ее.

‒ Ты уверена, что тебя никто не видел?

‒ Ты такой мнительный, Джо.

Я плюхнулась на диван, запрокинув голову.

‒ Если твой отец когда-нибудь узнает...

У нас будут большие неприятности. Мой отец ‒ мафиози. Отец Джованни ‒ боец, который работает охранником на территории. Оба наших отца весьма опасны, не говоря уже о том, что они немного не в себе. Я даже не могу представить, насколько было бы ужасно, если бы они застали нас крадущимися по территории поместья в ночное время.

Я отбрасываю эти мысли.

‒ Ты принес ее?

Джованни неохотно кивает. Он жестом указывает на столик, на котором при слабом освещении поблескивает наполовину полная бутылка «Джека Дэниелса».

‒ А ты?

Я лезу в карманы джинсов и достаю две сигары. Я поднимаю их и улыбаюсь.

‒ Даже не вспотела.

Он закатывает глаза, но я думаю, что он испытал облегчение.

‒ Это была плохая идея.

‒ Это была моя идея, ‒ напоминаю я ему, и его щеки заливает багровый румянец.

Конечно, это маленькое «домашнее задание» было моей идеей. Я единственная, кто заперт в позолоченной клетке с учителями. Мне пятнадцать лет, а я даже в кино ни разу не ходила. Джованни ходит в обычную школу. Он слишком молод, чтобы ввязаться в семейный бизнес, но я знаю, что он присутствует на некоторых особо важных дискуссиях.

‒ Я просто хочу попробовать, ‒ говорю я. ‒ Я не планировала стать алкоголичкой или что-то в этом роде.

Он фыркает.

‒ Скорее всего, у тебя будет похмелье. Как ты собираешься объяснить блевотину своему отцу?

‒ Хонор прикроет меня.

Моя сестра всегда прикрывает меня. Она принимает на себя всю тяжесть гнева моего отца. В девяноста девяти процентах случаев мне нравится то, как она меня защищает. Но один процент моего попечения подобен смирительной рубашке. Вот почему я стала приходить в домик у бассейна. И я рада, что сделала это. Здесь я встретила Джованни.

Он изучает сигару прищуренными глазами.

‒ Как ты вообще их зажигаешь? ‒ спрашиваю я. Мне доводилось видеть, как отец делал это сотни раз, но я все еще не понимаю, как сделать так, чтобы всю сигару не охватывал огонь. Разве она не сделана из высушенных растений?

Он подносит сигару к губам для пробы. Странно видеть его полные губы вокруг чего-то, что у меня на глазах в основном использовал отец. Затем он выдыхает воздух, изображая, как это будет выглядеть. Я представляю, как белый дым вьется на фоне его загорелой кожи.

‒ Тебе не позволено курить, даже когда они сами это делают? ‒ спрашиваю я.

Он одаривает меня мрачным взглядом. Я не должна говорить о его сомнительных поручениях, которые он выполняет для своего отца.

‒ В основном, я сижу в углу и надеюсь, что меня никто не заметит. Это скучно.

‒ Если это скучно, то почему ты не хочешь об этом говорить?

Я знаю, как не кстати быть замеченным такими людьми, как наши отцы, быть под их покровительством, но иногда такое положение дел кажется намного лучше, чем быть вовсе ими проигнорированным. Я младшая. Еще и девушка. Ходят слухи, что я даже незаконнорожденный ребенок моего отца. В общем, мне повезло, что сестра не забывает меня покормить.

Джо ругается по-итальянски.

‒ Этот мир не для тебя, Клара.

‒ А разве он для тебя?

‒ Я бы ушел, если бы мог, ‒ говорит он. ‒ Ты знаешь это.

‒ Через год тебе исполняется восемнадцать. После этого ты уйдешь?

Мой желудок сжимается при мысли о том, что он исчезнет. Я на два года младше. И даже когда мне исполнится восемнадцать, я не смогу уйти. К тому времени я буду помолвлена с тем, кого выберет для меня отец.

Прямо как моя сестра. Я содрогаюсь при мысли о ее женихе.

Он пожимает плечами.

‒ Посмотрим.

Я закатываю глаза. Подозреваю, что он строит планы, но не делится ими со мной. Вот как работают здешние мужчины: держат женщин в неведении. Хонор узнала, что помолвлена только когда Байрона пригласили на ужин. У него есть деньги и власть. У нее нет выбора. Как и у меня.

‒ Если решишь уйти, возьми меня с собой, ‒ говорю я.

‒ Не думаю, что Хонор оценит, если я заберу тебя.

Да, не оценит. И мысль о том, что я останусь без сестры, заставляет мое сердце сжиматься от боли. Иногда я доставляю ей неприятности, но я люблю ее. Я бы никогда не оставила ее.

‒ Она может пойти с нами. Это будет похоже на приключение.

‒ Не говори глупостей, Клара. ‒ Его глаза вспыхивают гневом и чем-то еще, что я не могу определить.

Меня передернуло от оскорбления.

‒ Это была всего лишь идея.

‒ Что ж, это плохая идея. Твой отец никогда тебя не отпустит.

Глубоко в душе приподнялся холодок. Я знаю, что это правда. Конечно же, так и есть. У Джованни нет ни денег, ни возможности увезти нас отсюда. А даже если бы и были, зачем ему лишние заморочки?

Я ненавижу себя за то, что даже предложила подобное. Как отчаянно, должно быть, я выгляжу?

Дрожа внутри, я встаю и хватаю бутылку «Джека Дэниелса». Она тяжелее, чем я ожидала, несмотря на это, подхожу с ней к мини бару, который до сих пор заполнен графинами и бокалами для вина. Но тут нет спиртного. Раньше здесь устраивали огромные вечеринки. Когда моя мать умерла, они прекратились.

Хотя через несколько дней должна состояться вечеринка в честь помолвки моей сестры. Мне даже не разрешили присутствовать. Все что я смогу увидеть, так это фейерверк из окна.

Не говоря ни слова, Джованни присоединяется ко мне, его тепло ощущается одновременно успокаивающе и остро. Он берет стакан из моей трясущейся руки, открывает бутылку и наливает насыщенную янтарную жидкость. Затем наливает себе вдвое больше.

‒ Эй, почему это себе ты налил больше? ‒ протестую я, в основном потому, что мне нравится его дразнить.

Выражение его лица шутливо-изумленное.

‒ Я больше, чем ты.

Он больше. Выше и шире в плечах, хотя все еще худоват. Его руки тоже больше моих. Они уверенно держат бокал, в то время как мой чуть ли не выпадает из трясущихся рук.

Делаю глоток, прежде чем успеваю передумать.

‒ О боже.

Виски обжигает мне горло, подобно кислоте, что прожигает до самого основания.

Он закусывает губу, чтобы не прыснуть со смеху.

‒ Отличная вещь?

‒ О, заткнись.

Это уже не имеет значения, потому что я тоже смеюсь. На самом деле, штука отвратительна.

Он улыбается и делает глоток. И даже не кашляет и не морщится.

‒ К этому привыкаешь.

‒ Сколько мне нужно выпить, чтобы привыкнуть?

‒ Больше, чем следовало бы.

Я делаю еще один глоток. Алкоголь снова обжигает, но должна признать, не так сильно. На вкус все еще не очень, но я все равно собираюсь выпить до конца. Этот домик у бассейна ‒ единственное место, где я могу нарушать правила, где могу испытать хоть что-то. Домик у бассейна ‒ единственное место, где я чувствую себя живой.

‒ Давай попробуем то, что я принесла, ‒ говорю я. Мой голос огрубел от алкоголя.

Он поднимает сигару.

‒ Ты принесла зажигалку?

‒ Вот дерьмо.

Вокруг его глаз собираются морщинки именно так, как мне нравится. Мою грудь сдавило, как будто от нехватки воздуха.

‒ Это не имеет значения, ‒ говорит он.

‒ Но я не выполнила свою часть обещания.

Он делает еще глоток. И это выглядит так естественно.

‒ Какое еще обещание?

‒ Делать плохие вещи, ‒ говорю я серьезно. ‒ Когда твоя жизнь контролируется, как моя, тебе нужно учитывать подобные нюансы. Предполагается, что сегодня будет та самая ночь.

Он опускает глаза со странной улыбкой на лице.

‒ Давай начнем с виски. Если его будет недостаточно, мы можем ограбить банк, например, или придумаем что-нибудь еще.

Я шлепаю его по руке.

‒ Ты смеешься надо мной.

‒ Никогда, ‒ наши глаза встречаются, и я вижу, что ему совсем не смешно. ‒ Я бы ограбил банк, если бы ты пожелала.

От серьезности его тона мои внутренности скручиваются узлом.

‒ Я бы предпочла, чтобы ты был в безопасности, ‒ шепчу я.

Джованни протягивает ко мне руку, чтобы обхватить ладонью мое лицо, но в полудюйме от него застывает. Я почти чувствую его жар, но остаюсь абсолютно неподвижной, ожидая его дальнейших действий.

Джо швыряет пустой стакан в бар и отходит.

Я вздыхаю с облегчением. Что это значит? В последнее время у нас бывают такие моменты, когда кажется, будто он собирается ко мне прикоснуться. Но никогда этого не делает. Я тоже хочу прикоснуться к нему, но также воздерживаюсь. Не знаю даже, с чего начать. Я даже представить не могу, что он почувствует. Будет ли он похож на виски, оставляющий за собой огненный след? Я боюсь это выяснить.

Джо плюхнулся на диван, и я следую за ним. Присаживаюсь рядом, стараясь не коснуться его.

‒ Джо, я волнуюсь о Хонор.

Джованни не смотрит на меня.

‒ Она сильная. Она может сама о себе позаботиться.

‒ Да, но Байрон ‒ придурок.

И даже она не в силах бороться с течением. Цунами. Ураган. Стихийное бедствие. Именно так характеризуются люди, как Байрон.

‒ Твоему отцу нужен кто-то, кто сможет перенять бизнес. Гарантирую, что он будет мудаком.

Он не говорит ничего того, чего бы я ни знала, но это все равно расстраивает. Здесь слишком темно, чтобы разглядеть выражение его лица. Я могу видеть только его фигуру рядом с собой, его шею и плечи, освещенные лунным светом.

‒ Это не восемнадцатый век. Это Лас-Вегас.

‒ Суть брака не в этом. Не здесь, по крайней мере.

Речь идет о создании альянсов. Все дело в деньгах.

‒ Он должен сделать тебя следующим в очереди.

По крайней мере, Джо крутится в этом уже много лет. Его отцу здесь доверяют, несмотря на то, что он не на верхах иерархии. Байрон очень долго не жил в Лас-Вегасе. Плюс он полицейский. Я с раннего возраста научилась не доверять копам... особенно грязным.

Джо качает головой.

‒ Нет, спасибо.

‒ Почему бы и нет? У тебя бы хорошо получилось. ‒ Я вижу, как он прикусывает язык. ‒ Что?

‒ Хорош в убийстве людей? ‒ тихо спрашивает он.

Я вздрагиваю. Большую часть времени мы обходим стороной то, чем конкретно занимается мой отец. И технически Джо ‒ часть всего этого. Я никогда не спрашивала его, убивал ли он кого-нибудь. Насколько мне известно, он уже грабил банк. Джо еще учится в старшей школе, так что они держат его непосвященным. Но как только он закончит школу, они захотят принять его в свои ряды. Я бы предпочла, чтобы он покинул это место. Даже если его отъезд меня добьет.

Он отрицательно качает головой.

‒ В любом случае, если бы именно меня готовили к этому, мне бы пришлось жениться на Хонор. А я не могу этого сделать.

Мысль о том, что он женится на моей сестре, сводит меня с ума. Он всего на пару лет ее моложе. Вообще-то, это неплохая идея.

‒ Почему бы и нет?

‒ Потому что мне нравится ее сестра.

Я замолкаю. Есть только одна сестра. Я.

‒ Что ты сказал? ‒ шепчу я.

‒ Ты слышала меня.

Он наклоняется ближе. Тянется ко мне, но на этот раз его ладонь скользит по моей щеке. Его прикосновение шокирующее, поразительное, невероятно грубое и теплое одновременно. Он проводит большим пальцем по моей коже, царапая меня. Мои глаза накрывают трепещущие веки.

Старая кожа кушетки скрипит, когда он наклоняется вперед. Сейчас он должен быть в нескольких дюймах. Его дыхание касается моих губ. Мурашки бегут по коже. Я жду... надеюсь…

Неожиданно его теплые и мягкие губы прижимаются к моим. Боже, я видела, как эти губы улыбаются, смеются, извергаются потоком проклятий, но никогда не думала, что они могут быть такими мягкими. Круче, чем обжигающий виски. Это нежное тепло, ласка, и я растворяюсь в нем, позволяя себе расслабиться.

Через секунду он отстраняется. Совсем не прикасаясь ко мне.

Мои глаза резко открываются.

‒ Джо?

Он выглядит измученным. Может, я и не чувствовала, как обжигает виски, но он это ощущал. Боль мелькает в его глазах. Он встает и отходит.

‒ Нет, Клара. Это было неправильно. Я был неправ, поступая так.

‒ Но почему?

Как это может быть неправильным? Это лучшее, что когда-либо со мной случалось. В ночь, когда я решила быть плохой, я испытала свой первый поцелуй. Это лучшее, что я могла себе представить. И он был таким сладким на вкус.

Он все еще качает головой, так яростно, что я не уверена, кого он пытается убедить: меня или себя.

‒ Ты пила.

‒ Всего один глоток, ‒ говорю я несколько оскорблено. Возможно, я и новичок в этом, но я не пьяная.

‒ Одного вполне достаточно.

‒ Ты тоже выпил, ‒ указываю я, обвиняя.

Он смеется, звук неуверенный и резкий.

‒ Я взрослее.

Я не поняла, что он имел в виду. Толи выпивка влияет на него меньше, или это просто еще одна причина, почему поцелуй был плохой идеей... как будто он мог превзойти меня. В моем понимании нет ни одной причины, почему это может быть плохой идеей. Я хотела, чтобы он целовал меня всегда. И судя по тому, как он ответил на поцелуй, ему тоже понравилось. Разве что…

‒ Я... сделала что-то не так? ‒ спросила я слабым голосом.

Он выдает череду ругательств.

‒ Нет, красавица. Ты не сделала ничего плохого. Это все я. Я не могу прикасаться к тебе, когда ты выпившая. Мне вообще нельзя к тебе прикасаться!

ГЛАВА 2

СТОН вырывается из меня, когда свет ударяет в глаза. А также здесь очень шумно. И что-то тяжелое давит мне на голову. Я вскидываю руку в универсальном жесте «уходи». И на случай, если это будет недостаточно ясно, добавляю:

‒ Выключите свет.

‒ Это солнце, глупышка, ‒ говорит моя сестра.

Я приоткрываю один глаз и буквально слепну. Если это солнце, мы, должно быть, переживаем какой-то апокалипсис, потому что оно в сто раз ярче, чем я когда-либо видела. И с каких это пор она говорит через микрофон? Все, что я в силах из себя выдавить, это хныканье.

Кровать проседает, когда она садится рядом со мной. Ее холодная и сухая рука опускается на мой лоб.

‒ Ты заболела, или что-то в этом роде? Выглядишь не очень хорошо.

‒ Спасибо, ‒ говорю я, усмехаясь, а потом вздрагиваю, когда слово эхом отдается в моей голове.

События прошлой ночи обрушиваются на меня. «Джек Дэниелс». Потом поцелуй. Затем отказ.

Потом еще «Джек Дэниелс».

Мы допили всю бутылку, при этом демонстративно не обсуждая поцелуй.

‒ Я не больна, ‒ говорю я, чтобы она хотя бы не волновалась. Несмотря на то, что я чувствую себя хуже, чем во время гриппа. Надеюсь, похмелье не продлится несколько дней.

‒ Я измерю тебе температуру, ‒ говорит Хонор, направляясь в ванную, соединенную с моей комнатой.

‒ Нет, ‒ протестую я. Мысль о том, как что-то пищит в моем ухе, заставляет меня съежиться. Я пытаюсь сесть, чтобы доказать, что все в порядке.

‒ Видишь? Все в норме.

На Хонор кремовая винтажная блузка и черная юбка-карандаш. Она всегда выглядит такой собранной. Я смотрю на часы. Десять утра. Ладно, думала, что еще не так рано. Тем не менее, она выглядит элегантно и стильно в любое время дня. У нее напряженное выражение лица. Из-за меня?

‒ Со мной все в порядке, ‒ повторяю я.

Морщинки от беспокойства между ее бровями исчезают, но губы по-прежнему сжаты. Есть что-то в ее выражении лица такое знакомое. Потом я понимаю... что это боль. Реальная боль. Не та пульсирующая боль, которую я испытываю сейчас, и которую я полностью заслуживаю. Это что-то другое.

Я встаю и подхожу к ней.

‒ Мы встречаемся с поставщиком через тридцать минут, ‒ говорит Хонор. Она позволяет мне участвовать в планировании вечеринки, чтобы я чувствовала себя вовлеченной. Еда, торт. Фейерверки.

Это безумие ‒ устраивать фейерверки посреди чертовой засухи. Но это преимущество того, кто держит пожарного инспектора на коротком поводке. Чем и пользуется Байрон.

Осторожно я беру ее за руку. Хватаюсь за полупрозрачную ткань на ее коже... и, оттянув ее, я все увидела. А вот и они, три синяка.

‒ Это Байрон сделал с тобой?

Она отстраняется.

‒ Не понимаю, о чем ты говоришь.

Я закатываю глаза.

‒ Возможно, это работает на других, но не на мне. Я собираюсь врезать ему по лицу.

Она выглядит встревоженной, несмотря на то, что мое намерение проехаться по его лицу маловероятно. Я даже не достаточно высока для подобного. Да и он, вероятно, пристрелит меня. Хоть я и не против высказать Байрону все, что я о нем думаю. Он не может застрелить меня за это.

‒ Держись от него подальше, ‒ предупреждает Хонор.

‒ Или что? Он и меня схватит так же? Он, вероятно, причиняет тебе боль в других местах, не так ли? Местах, которые я даже не вижу.

Она качает головой, несмотря на то, что я знаю, что это правда. Хонор даже не отрицает этого. Она говорит оставить все как есть.

‒ Все, что ты сделаешь, только усугубит ситуацию.

Ненавижу, что она в этом права.

‒ Тогда мы поговорим с папой. Он может заставить его остановиться.

Боль вспыхивает на лице Хонор.

‒ Он уже знает.

Мои глаза закрываются. Этого я и боялась. Боялась, что связи и деньги Байрона перевесят то, что он причиняет боль моей сестре. Байрон, может, и новичок на сцене, но он очень стремится взлететь. Как и Брут, амбициозный человек опасен. У него есть деньги и связи. Мой отец стар и слабеет с каждым годом. Другие группировки могли бы рассматривать это как возможность захватить власть. Уходя, он укрепил ее за счет Байрона... женив его на своей старшей дочери в виде страховки.

Я судорожно сглатываю. Наш отец никогда не проявлял ко мне особого интереса, кроме как в худших случаях.

Возможно, слухи правдивы, и я на самом деле не его дочь. У меня нет темных волос и оливковой кожи, которые отличают нашу семью от других. У меня рыжевато-светлые волосы и веснушки. Он всегда любил Хонор. И если он готов пожертвовать ею, чтобы укрепить наши позиции, то, должно быть, действительно беспокоился о поглощении.

‒ Что такого Байрон может сделать для него? ‒ спрашиваю я, наполовину рассерженно, наполовину удивленно.

Хонор пожимает плечом.

‒ Он всех запугал. Судей. Поставщиков наркотиков. Он имеет связи с обеими сторонами.

Я смотрю туда, где находятся синяки. Я не вижу их, когда ткань свободно ложится вдоль ее рук. Я уверена, что она сделала так специально. Хонор должна провести инвентаризацию синяков и убедиться, что они скрыты. Это заставляет меня чувствовать себя измученной... и отчаявшейся.

‒ Тогда давай уйдем, ‒ говорю я. Нам не нужен Джо, чтобы тот увез нас. Мы можем уйти сами.

Она хмурится, ее тонкие брови сходятся на переносице.

‒ Что ты имеешь в виду?

‒ Я говорю, давай убежим. Только ты и я, ‒ мое горло сжимается от того, что я больше никогда не увижу Джо. И я говорю своей сестре то же самое, что и ему, хотя на этот раз мой голос срывается. ‒ Это будет приключение.

Она качает головой в знаке «нет-нет-нет».

‒ Они найдут нас. Ни одного шанса, Клара. Даже не произноси подобных слов.

Но я уже их произнесла. И как только они вырвались из меня, я не могу забрать их обратно. Не тогда, когда закрываю глаза и вижу перед собой темно-синеватые отпечатки пальцев Байрона.

‒ Мы найдем способ спрятаться. Уйдем в подполье. Это намного лучше, чем то, что тебе причиняют боль.

‒ И чем мы будем заниматься, чтобы заработать денег?

‒ Понятия не имею. Чем-нибудь. Мне не нужно все это. ‒ Я взмахиваю рукой, указывая на богато украшенную антикварную мебель и дорогие произведения искусства. Это был не мой выбор. Это всего лишь части клетки, которая держит меня здесь. Деньги, семья и обязательства. Все они связывают меня.

‒ Это невозможно, ‒ говорит она задумчиво. ‒ Я как-то думала уехать. У меня даже был план. Но…

‒ Но что?

‒ Но ты еще несовершеннолетняя, Клара. Ты не смогла бы работать. Тебя даже никто не должен бы был заметить.

Мое сердце сжимается. Я была бы для нее обузой.

‒ Ты могла бы уехать без меня.

В ее глазах что-то вспыхивает... воспоминания? Предательство? Мать бросила нас обеих. Официальная же версия ‒ она погибла в автокатастрофе. Но все знают, что ей не было разрешено водить. И гроб на похоронах был закрыт. Если она в тот день и села за руль, так точно, чтобы уехать. И если она умерла в тот день, значит, мой отец поймал ее.

‒ Я никогда не покину тебя, ‒ яростно произносит Хонор… как клятву.

Мои глаза горят от слез.

‒ Я тоже, ‒ обещаю я. Даже если появится Джо, готовый забрать меня. Даже если эта моя девичья мечта осуществится. Я никогда не уйду без Хонор. Она моя сестра. Я люблю ее. И поэтому не могу стоять в стороне и позволять Байрону причинить ей боль. С таким человеком невозможно сражаться.

Единственный способ защитить ее ‒ это забрать отсюда.

* * *

СЛЕДУЮЩЕЙ НОЧЬЮ я крадусь по газону. Мои ступни становятся особенно чувствительными, когда я проворачиваю подобное. Может быть, мое осязание обостряется из-за страха. Или потому что я собираюсь увидеть Джо. Я чувствую, как каждая травинка щекочет мои ноги, каждый бугорок и провал в земле. Даже ночной воздух становится осязаемым, мягко обдувая мою кожу, отправляя мурашки бежать по коже.

Дверь открывается, когда я добираюсь до домика у бассейна.

‒ Клара, ‒ шепчет он.

Я с облегчением улыбаюсь в ответ. Я немного беспокоилась, что он сегодня не придет. Казалось, он испугался поцелуя. Все время, пока я дегустировала образцы свинины «forestiere» и креветок на шпажках от поставщика, думала о нем. Что он ел? О чем думал?

В домике у бассейна как всегда темно.

Я проскальзываю внутрь и падаю на диван, как обычно.

Он выглядывает наружу, осматриваясь, чтобы убедиться, что меня никто не заметил. Как обычно.

Потом закрывает дверь и идет ко мне. Но сейчас все по-другому. Он двигается скованно. Не как всегда. Это пробуждает во мне воспоминания. Так иногда ходит Хонор, когда Байрон с ней груб.

Я сажусь.

‒ Ты ранен?

Он не отвечает. Просто садится... медленно. Осторожно.

‒ Ты ранен, ‒ обвинение сочится в моем голосе. Потом встаю и подхожу к нему, мои руки зависают в воздухе. Я не хочу прикасаться к синякам, которые у него, скорее всего, есть, и делать только хуже. ‒ Что случилось?

‒ Ничего страшного.

Я закрываю глаза. Единственные два человека в моей жизни, которые мне небезразличны, подвергаются побоям и насилию, а я не в силах это остановить.

‒ Твой отец?

‒ Не в этот раз.

Я опускаюсь на колени возле кресла, в котором он сидит.

‒ Кто же тогда?

Он вздыхает и откидывает голову назад.

‒ Какие-то придурки.

Я провожу руками по его ноге, которая ближе всего ко мне... по бедру, икре, лодыжкам. Он не вздрагивает, но и не отстраняется, так что, надеюсь, с этой стороны все в порядке.

‒ Где болит? Я могу достать немного льда.

‒ Никакого льда. ‒ Его голос стал глубже.

Часть меня, какая-то глубокая и древняя как время часть меня, знает, что это потому, что мои руки касаются его. Это заставляет меня чувствовать себя смелее. Я придвигаюсь ближе, располагаясь теперь между его ног.

‒ Может бинты? У тебя есть порезы? Ты должен использовать антибиотики, чтобы не заработать инфекцию.

‒ Никаких бинтов, bella. ‒ Его смех звучит хрипло.

Боже, его голос, когда он так говорит. Заставляет меня почти забыть, что он ранен. Почти забыть, что ему семнадцать, а мне пятнадцать. И даже забыть то, что наши отцы убили бы нас, если бы нашли вместе.

‒ Что же тогда? ‒ Если я хоть как-то смогу заставить его чувствовать себя лучше, то обязательно сделаю это. Я провожу руками по его икрам, бедрам... его руки хватают меня за запястья, останавливая.

‒ Ничего, ‒ говорит он хриплым от боли голосом. Или от чего-то другого.

Я не сопротивляюсь его хватке, позволяя удерживать себя подле него. Я кладу голову ему на бедро. На самом деле это не должно быть соблазнительно, хотя я чувствую, как натянута ткань его джинсов, и вижу выпуклость всего в нескольких дюймах от своего лица. Я знаю, что он не сделает мне ничего плохого. Мне бы, наверное, понравилось, если бы Джо прикоснулся ко мне, но он не станет. Так же, как не захочет поцеловать меня снова. Но, несмотря на все это, он не настаивает, чтобы я отодвинулась.

Вместо этого он прерывисто вздыхает и отпускает мои запястья. Я стою перед ним на коленях, прижавшись щекой к его бедру.

Его большая ладонь касается моего виска, щеки. Он играет с моими заплетенными в косу волосами, прежде чем возобновить свои нежные, ритмичные поглаживания. Он не прикасается ни к чему ниже моей шеи, но все мое тело светится от этой невинной ласки, напряженной и томной одновременно.

Это странное ощущение. Я чувствую себя подобно любимому домашнему питомцу. Вещью, которой владеют. О которой заботятся. Что лелеют.

Это чувство намного слаще, чем быть нежеланной незаконнорожденной дочерью.

‒ Я не должен был позволять тебе приходить сюда, ‒ бормочет он.

‒ Не надо, ‒ говорю я. Терпеть не могу, когда он так говорит, будто в один прекрасный день Джо может не появиться. Он спасательный круг для меня, глоток воздуха, пока я тону. И если я сбегу с Хонор, то каждый из этих визитов может стать последним. Слезы подступают к моим глазам, увлажняя его джинсы.

‒ Тсс, ‒ успокаивает он. ‒ Я не прошу, чтобы ты прекратила.

Он проводит пальцем по моей щеке и изгибу моего уха. Его грубоватый палец скользит вниз по моей шее.

‒ Такая красивая, ‒ говорит он. ‒ Ты понимаешь это, bella? Мне больно от того, как ты красива.

После этого мне тоже становится больно, его слова как виски. К ним можно привыкнуть. Мне нужно гораздо больше.

‒ Байрон делает ей больно, ‒ шепчу я. Потому что, это единственный способ объяснить ему. Скоро нам придется уехать. Я не могу позволить ему продолжить причинять ей боль.

Его рука застывает, и я думаю, он должен понять мой осторожный намек.

‒ Все мужчины здесь обижают женщин, ‒ говорит он. Его тон так мрачен, так непохож на него.

Я поднимаю взгляд на него.

‒ Джо?

Его рука обхватывает мою шею, заставляя поднять подбородок. Он просто оставляет свою руку там, его горячая ладонь плотно прижата к моей коже. Не сжимая. Просто держа.

‒ Ты боишься меня?

Я дрожу от вспышки боли на его лице, в его голосе. Я боюсь... за сестру, за него. Я боюсь, что сломаюсь и останусь рядом с ним, даже если это будет означать приговорить свою сестру на боль до конца ее дней. Но я не боюсь, что он причинит мне боль.

‒ Нет.

‒ А следовало бы. ‒ Он наклоняется и шепчет мне на ухо. ‒ Я делал такое, что ты и представить себе не можешь.

Слеза скатывается по моей щеке. Что бы это ни было, оно причиняет ему боль. Я вижу это в нем. Чувствую это. И у него нет выбора... не больше, чем у Хонор.

‒ Ты никогда не причинишь мне вреда, ‒ говорю я. Мой голос дрожит, потому что мне больно за него. Но я уверена в каждом своем слове. Он не в первый раз пытается меня отпугнуть. Я не боюсь его.

Гнев, который чувствую в нем, ускользает, сменяясь чем-то другим. Жажда.

Его глаза почти светятся в лунном свете, льющемся через окно. Он убирает руку с моей шеи. Его большой палец скользит по моим губам туда-сюда. Туда-сюда.

У меня перехватывает дыхание. Не раздумывая, я приоткрываю губы.

Затем кончик его большого пальца оказывается у меня во рту. Он мягко раздвигает мои губы. Я не понимаю всего, что происходит, не знаю всего, чего он хочет, но я знаю, как следовать за ним. Это похоже на поцелуй, только вместо губ и языка его большой палец.

Джо проталкивает большой палец, пока тот не оказывается наполовину в моем рту, и тогда кажется вполне естественным сомкнуть губы и нежно пососать. Он издает тихий звук, похожий на рычание. Звучит как нужда. Как облегчение.

Кожа его большого пальца ощущается грубой на моем языке. Я скольжу им вдоль пальца. Джо издает шипение и передвигает бедра. Никогда не думала, что мой язык обладает такой силой. Одно движение, и его крупное тело напрягается.

Прежде чем я успеваю осознать, он убирает свой палец. Он все еще влажный от моего рта, когда Джо проводит им по моим губам, очерчивая их, это горячо, а затем холод накатывает на меня, когда Джо полностью отстраняется.

Я словно в трансе, когда смотрю на него. Он мог бы просить у меня все, что угодно, и я отдала бы ему это.

Он знает это.

Он наклоняется и целомудренно целует меня в лоб.

‒ Завтра, ‒ говорит он. ‒ Увидимся завтра.

ГЛАВА 3

Я ПРИСТАЛЬНО СМОТРЮ НА деревянные панели, затаив дыхание. Не уверенная в своих догадках о том, что сейчас будет обсуждаться. И все же я не могу заставить себя постучать. Мой отец ждет по ту сторону двери.

Заметил ли он пропажу сигар, которые я взяла?

В таком случае у меня будут неприятности. Но их будет еще больше, если он узнает, что я тайком убегала из дома.

Мои ладони вспотели, а дыхание прерывистое. Как только я постучу в дверь, то сразу же услышу голос отца. Входите. Он всегда так отвечает. Он говорит мне это слово чаще, чем называет мое собственное имя. Его слова успокаивают и пугают одновременно.

Когда меня пригласили спуститься вниз, я подумала, не пойти ли к сестре. Мне нужно было, чтобы она обняла меня и сказала, что все будет хорошо. Но у нее есть свои проблемы, в том числе опухший глаз и разбитая губа.

И я достаточно взрослая, чтобы осознавать, что ее обещания пусты.

Она не может быть уверена, что все будет хорошо. Ни для меня, ни для себя.

Я делаю глубокий вдох и выдох. Затем стучу в дверь.

‒ Войдите.

Мурашки пробегают по спине. Я не могу заставить себя двигаться. Я точно знаю, чей это голос. Не моего отца.

Дверь передо мной открывается. Это не так же приятно, как когда подобное для меня делает Джованни. Не по-рыцарски. Байрон выглядит нетерпеливым.

‒ Я сказал «входи», ‒ рявкает он.

Я подпрыгиваю, представляя, как этот голос огрызается на Хонор, как эти руки причиняют ей боль. Он не ждет, последую ли я за ним... он уже знает, что я пойду. Закрываю за собой дверь, чувствуя пустоту в животе. Я сожалею, что не вижу сейчас сестру, хотя это и не помогло бы. На самом деле она могла бы настоять на том, чтобы пойти со мной в знак поддержки, и это причинило бы ей еще больше боли.

Если кто и пострадает сейчас, то это буду я.

‒ Садись, ‒ более спокойно говорит Байрон, присаживаясь на край стола.

Отец сидит в кресле и смотрит на меня пустым взглядом. Почему он не сказал мне войти? Потому что теперь он просто подставное лицо. Он знает это. Я знаю это.

И Байрон, черт побери, точно это знает.

Отец наклоняется вперед.

‒ Я говорил с Байроном о твоей работе. Я показал ему некоторые из твоих картин.

Мои брови взлетают вверх. Я думала, он едва знает о моем увлечении к рисованию. И подумать только, он показал мои картины кому-то еще, как гордый отец? У меня сжимается горло.

‒ Для молодых девушек важно иметь хобби, ‒ говорит Байрон. ‒ Я пытался уговорить Хонор заняться верховой ездой, но она утверждает, что боится лошадей.

Мои глаза сужаются, но я заставляю себя не выказывать никаких эмоций. Хонор не утверждает, что боится лошадей... она и вправду их боится. И возможно, если бы она не была занята уклонением от его кулаков и лечением себя, у нее было бы больше времени для других хобби.

Словно почувствовав мой гнев, Байрон улыбается.

‒ Но ты не такая, как она, не так ли?

Это удар по моей сомнительной родословной? Я перевожу взгляд на отца. Что-то темное мелькает в его глазах. И этим все сказано. Было время, когда человека можно было побить даже за намек на бесчестье. И вот этому человеку в блестящих ботинках, с зализанными волосами и задницей на столе моего отца, все сходит с рук.

Все это злит меня.

‒ Зачем ты позвал меня, папа?

‒ Мы с Байроном хотели бы, чтобы ты присутствовала на вечеринке.

Мило. Наконец-то я становлюсь частью чего-то. И, эй, это вечеринка по случаю помолвки моей сестры. Даже если она обручается с монстром, я должна быть там.

Так же быстро меня охватывает подозрение.

‒ На прошлой неделе ты говорил, что я слишком молода. Почему ты передумал?

Жесткое выражение лица отца исчезает, и на мгновение я вижу тщательно скрываемое отчаяние. Как у человека, цепляющегося за край выступа. И в один прекрасный день его столкнут... и этим человеком будет мужчина, сидящий на его столе.

Добродушное выражение лица Байрона не обманет меня ни на секунду.

‒ Я убедил его, что ты большая девочка, ‒ говорит он, подмигивая. ‒ Так и есть, правда же?

Что за урод.

‒ Конечно.

Взгляд, который он бросает на мое тело, дерзкий и отвратительный. Его взгляд останавливается на моей груди, и большая девочка приобретает совершенно другое значение. Уголок его рта приподнимается в легкой усмешке. Чувствую, будто могу принимать душ в течение нескольких дней и никогда не отмыться.

‒ Теперь я могу идти? ‒ спрашиваю я, стараясь говорить как можно ровнее. ‒ Мне нужно придумать, какое платье надеть, если завтра вечером я иду на вечеринку.

‒ Конечно, ‒ говорит отец, отмахиваясь от меня.

‒ О, и еще кое-что, Клара. ‒ Байрон держит ручку так, что это выглядит угрожающе.

‒ Постарайся выглядеть как можно лучше. Есть несколько моих друзей, с которыми я хочу тебя познакомить.

* * *

Я НЕ ПРЕУВЕЛИЧИВАЛА насчет платья. Проведя большую часть жизни взаперти в своей спальне или библиотеке, я не могу позволить себе наряды, которые будут сегодня на всех.

‒ Можешь надеть одно из моих, ‒ говорит Хонор, когда я сообщаю ей хорошие новости. Ну, такие себе хорошие новости. Перспектива пойти на вечеринку казалась менее захватывающей после того жуткого взгляда Байрона. И его упоминание о друзьях. У меня нет желания встречаться с кем-то, кого он назвал бы другом.

Тем не менее, я не могу отрицать, что я в восторге. Моя первая вечеринка.

‒ Не думаю, что это сработает, ‒ честно говорю я ей.

Хонор стройная. А я... нет. Я на пять лет моложе сестры, но почему-то моя грудь больше. Как и бедра.

Она закатывает глаза, но при этом все еще умудряется выглядеть стильной и зрелой.

‒ Если придется, мы внесем кое-какие изменения.

‒ Если придется? О, нам придется. И под изменениями, я полагаю, ты подразумеваешь пришивание целого дополнительного платья. Ведь если мы соединим их вместе, ткани будет достаточно.

Ее губы неодобрительно скривились.

‒ Мы не настолько уж разные, Клара.

Да, конечно же. Мы разные во всех отношениях. Она брюнетка, а я блондинка. Ее гладкая оливковая кожа против моей розовой с веснушками. Ее стройное тело против моего полного.

‒ Когда в последний раз ты смотрелась в зеркало? Ты прекрасна.

‒ О чем ты говоришь? Клара, ты великолепна. Множество женщин хотели бы иметь твои изгибы. И твои красивые волосы.

Я просто смотрю на нее, совершенно ей не веря.

Она вздыхает. Хонор, должно быть, поняла, что я безнадежна.

‒ Ты понятия не имеешь, как очаровательны твои веснушки, не так ли?

‒ Именно такой хочет быть каждая девушка. Обворожительной. Ты выглядишь как Одри Хепберн, которая ожила.

Мои слова заставляют ее смеяться.

‒ Вот же здорово было бы. Я могла бы поехать на каникулы в Рим.

‒ Сначала тебе придется сбежать, ‒ напоминаю я ей. Это именно то, с чего развивается сюжет фильма. Мы обе смотрели его сотни раз. Существует так много всего, чем вы можете себя занять, когда заперты в особняке. Читать книги. Практиковать йогу с DVD-инструктором.

‒ Ну, ‒ беспечно говорит она. ‒ Это можно отложить на потом. А сейчас нам нужно одеть тебя. И у меня есть идея.

Она роется в шкафу и достает черное платье. Ткань достаточно эластична, так что я могу его надеть. Оно растягивается, облегая мои бедра, спускаясь ниже колен, а не выше, при этом выглядя кокетливым, а не винтажным. Оно милое.

Я смотрю на себя в зеркало. Действительно милое.

За исключением...

‒ Его точно не придется обрезать, ‒ говорит Хонор, глядя на мое декольте. Трудно не пялиться. Мое декольте практически выскакивает из этого платья, оставляя верхнюю часть груди открытой.

Думаю, выставлять все свои прелести не лучший вариант.

‒ Я безнадежна.

Она качает головой.

‒ Нет ничего, что бы не смог решить двусторонний скотч. Мы добавим шаль, которая прикроет все остальное.

Хонор исчезает, чтобы найти тот волшебный скотч и шаль, которые должны исправить мой образ. Когда она ушла, я втягиваю живот и приподнимаюсь в соблазнительной позе. По правде говоря, я понятия не имею, что такое соблазнение. Вспоминаю, как рука Джованни гладила мои волосы, шею. Его большой палец поглаживает мои губы. А потом проскальзывает между ними, касаясь моего языка.

Все тело обдает жаром.

Представляю, как оказываюсь в комнате наедине с Джованни. Что он подумает об этом платье?

Что он подумает об этом декольте? Интересно, будет ли у меня шанс показаться ему в этом платье. Он может быть на вечеринке. Мой разум затопило в фантазиях. Как мы танцуем в танцевальном зале. Как он украдет поцелуй в саду.

Я знаю, что это глупые мечты. Его отец ‒ пехотинец... их не часто приглашают на подобные мероприятия, не говоря уже о несовершеннолетних сыновьях. И даже если Джо придет, потанцует ли он со мной? Или это покажет нашим отцам, что мы знаем друг друга?

Существуют сотни причин, почему это плохая идея. Но иногда мне кажется, что если я буду желать этого достаточно сильно, то так и произойдет в любом случае.

* * *

МЫ РАСКАЧИВАЕМСЯ из стороны в сторону, развалившись на старом затхлом диване. Один наушник у меня в левом ухе, второй ‒ у Джо в правом. Над нами в лунном свете летает пыль. Я снова в своих стандартных джинсах и майке. Больше не гламурная или сверх сексуальная. Но этот момент кажется таким идеальным, что почти причиняет боль. Я хочу миллион таких моментов, нанизанных, как бусины на ожерелье, одно за другим.

Когда начинается третья песня хора, Джованни бросает на меня мрачный взгляд, который заставляет меня хихикать.

‒ Что? ‒ спрашиваю я невинно. Но мне это не совсем удается. Мне нравится заставлять его страдать, слушая веселые песни. Он не так много рассказывает мне о своей жизни за пределами наших ночных встреч, но я знаю, что в ней недостаточно веселья.

‒ Серьезно? ‒ говорит он.

Я подпеваю:

‒ Не переставай верить...

Он стонет, но я вижу улыбку, играющую на его губах. Ему нравится.

‒ Ты ведь понимаешь, что средняя школа совершенно не похожа на то, что показано в этом ТВ-шоу?

‒ Ага, ‒ говорю я. ‒ Это же нереально. Школа, скорее всего, больше похожа на «Баффи ‒ истребительницу вампиров».

Он легонько проводит своими толстыми пальцами по моей руке.

‒ Острячка.

Я высовываю язык, что, вероятно, доказывает его правоту. Меня это не волнует.

‒ Эй, это не моя вина, что я никогда там не была. Если бы это зависело от меня, мне бы не пришлось гадать, что такое средняя школа. Я бы уже знала.

‒ Я не согласен с большей частью того, что делает твой отец, но думаю, что он правильно понял эту.

Уязвленная, я снова пялюсь в потолок.

‒ Без разницы.

‒ Я просто говорю, что люди узнали бы, кто твой отец. Это сделало бы тебя мишенью.

‒ То есть у меня не должно быть жизни из-за этого, ты это хочешь сказать? Я должна оставаться взаперти, выйти замуж за того, за кого он мне скажет, и одеваться так, как скажет Байрон...

‒ О чем, черт возьми, ты говоришь? Что Байрон тебе сказал? ‒ Он смотрит на меня, его глаза немного дикие.

Меня охватывает беспокойство. Джо и я, у нас были наши маленькие размолвки. Это естественная часть поддразниваний, которые заставляют нас дуться друг на друга и мириться. Но я никогда не видела его таким напряженным. За исключением, может быть, в отношении его отца. Но он в основном закрывается, если поднимается эта тема.

Он не закрывается сейчас. На его лице ярость и ожидание.

‒ Он мне ничего не говорил, ‒ отвечаю я, пытаясь его успокоить. ‒ Он просто сказал, что я иду на вечеринку. И что я должна выглядеть как можно лучше, что бы это ни значило.

Джо ругается по-итальянски. Я не понимаю большую часть слов, но знаю, что они плохие.

‒ Ублюдок, ‒ говорит он.

Ладно, это я знаю.

‒ Это не важно.

‒ Это чертовски важно. Он должен держать свои грязные руки от тебя под...

‒ Он не трогал меня.

Я встревожено приподнимаюсь на локте. Осторожно, словно приближаясь к дикому животному, я кладу руку на плечо Джо.

‒ Он меня не трогал, ясно?

Я смотрю, как Джо делает глубокие вдохи и выдохи. Он медленно успокаивается, хоть я и чувствую, что гнев все еще кипит под сдержанным лицом. Через мгновение я снова ложусь. Включается песня «Ангелы, которых мы слышали на небесах». Сейчас только начало мая, но я люблю рождественскую музыку в любое время года. Это так обнадеживает. Особенно мне нравится хоровая версия.

Возможно, я действительно думала, что средняя школа была немного такой...

‒ Я думал, что тебе не разрешили пойти на вечеринку, ‒ тихо говорит он.

Я пожимаю плечами.

‒ Кажется, они передумали.

‒ Для тебя это небезопасно.

Ммм...

‒ Все будут там.

‒ Именно поэтому это и небезопасно.

‒ А ты будешь там? ‒ с надеждой спрашиваю я. Я не беспокоюсь о безопасности этой вечеринки. Я имею в виду... это же вечеринка. Но я все равно хочу, чтобы он был там. ‒ Ты можешь защитить меня.

Он издает звук отвращения.

‒ Нет. На тот вечер у меня есть работа.

Работа. Звучит зловеще. Не то чтобы у него были смены в кинотеатре или что-то в этом роде. Работа значит выполнить кое-какие поручения его отца. Что-нибудь для семьи. Если что-то пойдет не так? Что, если он пострадает? У него до сих пор синяки от того, что случилось прошлой ночью. Как смеет отец посылать его на подобные жестокие и опасные миссии?

С другой стороны, это именно то, что мой отец делает с Хонор.

‒ Мы увидимся после вечеринки, ‒ говорю я. Подумывала сказать ему, что мы можем пропустить ту ночь, но лежать здесь с ним сейчас, это слишком больно. И теперь, когда я знаю, что у него есть работа, я буду волноваться за него, пока не увижу снова.

‒ Вечеринка будет допоздна.

‒ Я уйду пораньше. Скажу им, что меня тошнит. ‒ Не отмечаю, что меня уже тошнит. Я всегда хотела пойти на вечеринку, на что угодно. Но теперь, когда я вот-вот на нее попаду, все кажется неправильным. Речь не о танцах в бальных залах и поцелуях в саду. А в том чтобы быть выставленной напоказ перед друзьями Байрона, в то время как Джо где-то рискует своей жизнью. ‒ Пожалуйста. Мне нужно увидеться с тобой после вечеринки. Жди меня здесь.

Он хмыкает, все еще глядя в потолок.

‒ Возможно.

ГЛАВА 4

ВЕЧЕРИНКА явно имеет успех. Я знаю это по тому, что, по крайней мере, пять человек сказали мне об этом. Какие вкусные закуски. Как красивы цветы. Какой взрослой я выгляжу в этом платье. Все это заставляет меня думать, будто им что-то от меня нужно.

Возможно, я просто цинична. Люди кажутся очень милыми... хоть и слегка поверхностными. Каждая беседа о погоде и лучшем винном урожае. И снова о погоде.

Я скучаю за ленивым просиживанием на диване, потягиванием виски или тем, как слушала музыку. Мне не хватает ощущения сильного бедра Джо под моей головой и веса теплой руки на шее.

Я скучаю по нему.

‒ Милая?

Мое внимание резко обращается к женщине передо мной. Рассмотреть ее лицо со всеми бриллиантами, обрамляющими ее шею и мочки ушей, почти невозможно.

‒ Простите, миссис Донато. Я вас не слышала.

Меня спасло то, что в бальном зале действительно очень шумно. Благодаря этому, тот факт, что ей все время приходится повторяться, выглядит не таким уж странным.

‒ Называй меня Инес, ‒ говорит она с понимающей улыбкой. ‒ Теперь ты практически женщина. Одна из нас.

Одна из нас. Но что именно она под этим подразумевает?

Такое чувство, будто есть тайные рукопожатия, которым меня никогда не обучали. Я понимаю, что Джо имел в виду под «оставаться в тени и надеяться не быть замеченным». Есть что-то почти жуткое во всех этих улыбках и благосостоянии. А еще эти поздравления моей сестре, когда все знают, каким монстром является Байрон.

Черт, да здесь все монстры.

За все драгоценности, ниспадающие с запястий и шей, платили кровью. Но я должна улыбнуться и сказать:

‒ Я так рада быть здесь.

‒ Как же жарко. Должно быть, более обычного, не находишь? ‒ причитает она.

‒ Да, в этом году и впрямь душно.

Наглая ложь. Мы живем в Лас-Вегасе. По сути, это огромная печь, которая выпекает веками потрескавшуюся глиняную землю. Территория поместья моего отца ‒ багряно-зеленая, доказательство того, что способны сотворить огромные деньги и часть городского водоснабжения, что находилась под нами.

Мы создали собственный маленький оазис. Но от этого он по-прежнему остается лишь иллюзией.

Я слишком мала ростом, чтобы рассмотреть все сквозь черные смокинги и высокие прически.

‒ Вы случайно не видели Хонор?

Миссис Ди Донато подмигивает мне.

‒ Видела, как она пару минут назад выходила из бального зала с Байроном. Юношеская влюбленность ‒ это так прекрасно.

Мне удается кое-как кивнуть, чтобы убедить ее в этой чепухе, прежде чем извиниться. Затем я пересекаю бальный зал. Я поправляю шаль на ходу, убеждаясь, что она прикрывает мое декольте. Мои ноги болят после нескольких часов ходьбы на каблуках... серьезно, тот, кто их изобрел, был мазохистом. Или садистом. Но это меня не остановит. Что бы ни происходило между Хонор и Байроном, это не любовь. Я должна проверить, как она.

Передо мной останавливается мужчина. Я начинаю обходить его, когда он касается моей руки.

Я отскакиваю в сторону. Спустя мгновение понимаю, что он остановил меня нарочно.

Мужчина улыбается мне.

‒ Ты Клара?

Никогда раньше я не видела этого человека. И в данный момент у меня нет желания с ним знакомиться.

‒ Извините. Я ищу свою сестру.

Он ухмыляется, широко растянув губы. Этот тип похож на кинозвезду, и мне это не нравится.

‒ Боюсь, она сейчас немного занята. Надеюсь, что это обстоятельство позволит тебе поговорить со мной хотя бы несколько минут.

Я стою в зале посреди сотен людей, но я никогда не чувствовала себя более одинокой. Я не знаю, где Хонор. Она может быть где угодно в этом огромном доме. Черт возьми, она даже могла уйти из дома. С Байроном, который, без сомнения, может причинять ей боль в этот самый момент. Он всегда будет причинять ей боль. У нас нет ни единого шанса остановить его. Стоя в переполненной комнате, моя глубокая и печальная уверенность в этом только усиливается.

Мы должны бежать. Покинуть это место. Нет причин ждать.

Нет причин надеяться, что все наладится.

Единственное, что можно сделать, ‒ это сбежать... и никогда больше не видеться с Джо.

‒ Извините, ‒ снова говорю я, на этот раз более спокойно. Внутри, я разрываюсь на части. ‒ Думаю, мне нужно побыть одной.

Выражение его лица становится извиняющимся.

‒ Вообще-то, Хонор послала меня проверить тебя. Она знала, что будет занята, и хотела убедиться, что рядом с тобой кто-то есть.

Я прищуриваюсь. Он что, врет мне напропалую? Кажется, что это так. Хонор знает, что я бы не хотела, чтобы какой-то странный незнакомец крутился вокруг меня. Но с другой стороны, она иногда становится крайне опекающей. Может быть, она действительно беспокоилась, что я буду чувствовать себя одинокой в бальном зале без нее.

Но почему бы не послать кого-то, кого я действительно знаю? Или хотя бы познакомить меня с ним для начала?

С другой стороны, Байрон не дал бы ей времени для подобного. Если он говорит тебе спрыгнуть с обрыва, то ты уже летишь вниз от его пинка. Вот как он действует.

Я оглядываюсь на вечеринку. Теперь мне действительно плохо. Надоело улыбаться. Надоело притворяться. Я хочу быть в домике у бассейна, дразня Джованни. Но, это все же вечеринка моей сестры. И мне не нужно прислушиваться к своей интуиции, чтобы понять, что сейчас ей, возможно, причиняют боль. Я должна найти ее прежде, чем уйду. Я прослежу, чтобы с ней все было в порядке. Только тогда я смогу найти себе оправдание, чтобы пробраться в домик у бассейна.

‒ Ты можешь проводить меня к сестре? ‒ спрашиваю я незнакомца.

‒ Конечно. ‒ Его улыбка обезоруживает. На самом деле он выглядит довольно мило, когда не загораживает мне путь и не давит на меня. ‒ Она просто вышла подышать свежим воздухом.

* * *

ОГНИ, освещающие патио, загоняют в темноту остальную часть лужайки. Отсюда я не могу видеть даже очертаний домика у бассейна. Пара целуется, наполовину скрытая за кустом, но они останавливаются, когда замечают нас. Вообще-то, не нас. Его. Кем бы ни был этот парень, он заставляет глаза этой парочки расшириться, после они бегут внутрь, на ходу поправляя одежду.

‒ Где моя сестра? ‒ спрашиваю я.

Он рассеянно оглядывает темный пейзаж.

‒ Она скоро придет.

Здесь не просто уединенно. Здесь тихо. Гораздо тише, даже голоса и пятиструнный оркестр внутри едва слышны. Я чувствую себя немного не в своей тарелке, находясь здесь наедине с ним, осознавая, что никто меня не услышит.

‒ Хм, как ты сказал, тебя зовут?

‒ Маркам, ‒ говорит он с легкой улыбкой. ‒ Хавьер Маркам.

Мои брови взлетают вверх. Разве не он был участником какого-то большого скандала, который показывали по телику?

‒ Сын губернатора?

‒ Репутация меня опережает?

Я не могу вспомнить, в чем именно он подозревался. Но никто в том бальном зале не имеет не замаранных рук. Даже я. Мы все так или иначе имеем выгоду от преступного предприятия, даже если все, что мы здесь делаем, это спим в наших кроватях, будучи запертыми в золотой клетке охранниками.

‒ Не совсем так.

‒ Хорошо. ‒ В его глазах появляется блеск. ‒ Не хотелось бы начинать наше знакомство с неправильной ноты.

Подозрение завязалось в темный узел в моей груди.

‒ Ты дружишь с Байроном?

‒ Хорошие друзья, да. Мы давно знакомы.

Мое сердце судорожно колотится. Хонор никогда бы не послала ко мне одного из друзей Байрона. Она доверяла ему не больше, чем я.

‒ Он сказал, что хочет познакомить меня со своими друзьями. Он имел в виду тебя?

Темные глаза смотрят на меня, изучая.

‒ В точку. Мне это нравится в девушках. Надеюсь, мы можем говорить откровенно друг с другом.

‒ А какое это имеет значение?

‒ Потому что мы будем видеться гораздо чаще. По крайней мере, если я добьюсь своего. ‒ Он подмигивает, чтобы смягчить слова, но я могу прочитать между строк. Он всегда добивается своего.

‒ Я не понимаю.

Он пожимает плечами.

‒ Ты же знаешь, как это бывает. Могущественные люди создают могущественных врагов. Нам нужно держаться вместе. Как Байрон и Хонор, например.

Мы совсем не похожи на Байрона и Хонор. Они помолвлены. И если это было предложение руки и сердца, то оно было очень неубедительным.

‒ Мне всего пятнадцать.

Подобное заставляет меня усмехнуться. У парня красивые черты лица и дорогой смокинг, но он извивается и извращается, пока я смотрю на него. Все выглядит преувеличенно, фальшиво. Его улыбка. Волосы. Даже хорошее настроение в его глазах. Этот жуткий вид юмора.

‒ Я знаю, что ты слишком молода для чего-то более серьезного, но мы только начинаем узнавать друг друга. Узнавать… есть ли вообще смысл продолжать это, понимаешь?

Нет.

‒ А если есть?

‒ Тогда ты все равно останешься здесь, чтобы закончить учебу. Ты будешь под защитой Байрона, а я бы навещал тебя время от времени.

Другими словами, он сможет свободно играть на поле, а я останусь здесь взаперти. Отвратительно.

‒ Я бы хотела найти свою сестру сейчас.

‒ Послушай, Клара. ‒ Он опускает голову. Это милое движение. Отработанный ход. ‒ Правда в том, что Байрон познакомил меня с тобой не только из-за семейных связей, которые мы могли бы укрепить. Он надеялся, что ты мне понравишься... и это действительно так.

Я подозреваю, что он имеет в виду не мою личность.

‒ С чего бы ему надеяться на подобное?

‒ У тебя есть определенная невинность. Молодость, которую я нахожу привлекательной.

Это называется несовершеннолетием, осел.

‒ Ну, спасибо. Наверное. Но я бы все равно хотела найти свою сестру. Я беспокоюсь о ней.

‒ Тебе никогда не придется беспокоиться о ней. Байрон никогда не позволит, чтобы с ней что-то случилось.

Этого-то я и боюсь. Я делаю шаг назад. Затем рука сжимает мое запястье. Рука Хавьера.

‒ Отпусти меня.

Он притягивает меня ближе. Я покачиваюсь на высоких каблуках, почти падая на него. Узел на шали ослабевает. Его взгляд опускается и темнеет.

‒ Клара, думаю, мы с тобой действительно поладим.

‒ Отпусти меня сейчас же.

Он шагает вперед, и у меня нет выбора, кроме как отступить назад, спотыкаясь на ходу. Одна из моих туфель подворачивается, а потом и другая. Я теряю равновесие и почти падаю, но он удерживает меня, вцепившись пальцами в мою кожу, дергая меня. Решетка оказывается у меня за спиной, та самая металлическая решетка, по которой я спускаюсь, та, по которой убегаю, и теперь она стала частью моей западни. Я застряла между этими несгибаемыми прутьями и его телом, дыхание учащается. Теперь я понимаю, что чувствует Хонор. Понимаю, почему она терпит это… потому что у нее нет выбора. Я знала это и раньше, но никогда не испытывала до сих пор, никогда не чувствовала страх, как живое существо внутри меня когтями проделывает себе путь на верх через мое же горло.

Я пинаю его, хотя часть меня осознает, что от этого будет только хуже. У меня нет такого самообладания, такого ранга и железного стержня, как у Хонор. Я не могу этого вынести, даже когда знаю, что должна. Я могу только сражаться.

‒ Ты маленькая сучка, ‒ огрызается он, когда мое колено врезается в его голень.

Он скручивает мое запястье, и теперь я стою лицом к стене. Шаль давно исчезла, и моя грудь вдавливается в металлическую решетку крест-накрест. Хавьер удерживает меня на месте, его горячее дыхание касается моего виска.

‒ Я хочу, чтобы мы начали с правильного тона, Клара. Я же тебе говорил.

А это тот самый правильный тон. Насилие. Принуждение. Слезы текут по моему лицу. Отсюда нет выхода.

Вот как должно быть чувствует себя Хонор. Пойманной.

Внезапно раздается крик и стон человека, держащего меня в плену, а затем он сам прижимается к металлической решетке, распластав руки, в то время как Джованни бьет его снова и снова. Единственный отклик Хавьера ‒ это стоны, от которых у меня волосы встают дыбом.

‒ Джованни, остановись! ‒ Он убьет его, и это будет намного хуже. Он сын губернатора и, что еще хуже, друг Байрона. ‒ Остановись!

Джованни поворачивается ко мне, и ярость рассеивается, как темные облака, он смотрит на меня достаточно долго, чтобы я смогла понять, что он вернулся. Он, мальчик, который провел те ночи в домике у бассейна, шутя и позволяя своей руке касаться моей. Туман рассеивается.

‒ Клара?

Я плачу, мои руки сжаты вместе, как будто в молитве. Умоляя.

‒ Джованни, пожалуйста.

Он поворачивается и смотрит на Хавьера. На минуту мне кажется, что он не собирается слушать. Он просто будет продолжать бить его, пока Хавьер не умрет, и что тогда мы будем делать? Я даже не знаю, что мы будем делать, если он жив. У нас уже крупные неприятности. Это даже выходит за рамки крупных неприятностей.

Джованни говорит тихо, так тихо, что я едва слышу его.

‒ Каково это, когда тебя не поддерживают твои приятели, а? Каково это один на один?

Затем он в последний раз врезает Хавьера в стену. Глаза парня закрыты, и он падает на землю.

Я смотрю на лежащего без сознания мужчину с окровавленным носом, в помятом и порванном накрахмаленном смокинге.

‒ Он... мертв?

Джованни вытирает лоб рукой.

‒ Нет.

‒ Это он с тобой так поступил? Те синяки? ‒ Со своими приятелями.

‒ Это не имеет значения.

‒ Нет, имеет. Зачем бы ему…

‒ Нам нужно убираться отсюда.

Точно. Что будет, если нас здесь обнаружат? Каждый мужчина здесь имеет при себе оружие. И некоторые женщины тоже.

‒ Мы должны найти Хонор.

‒ У нас нет времени. ‒ Он протягивает мне руку. Его хватка отличается. Не такая, как у Хавьера. Его глаза темны, как ночь позади него… бездонные. Они пугают меня так же, как и ночь, но я доверяю ему. Неважно, как сильно он пытался меня отпугнуть. Неважно, что он когда-то гладил мою шею, что когда-то держал ее в своей руке.

Я вкладываю свою руку в его.

‒ Пошли.

Он не медлит. Мы вместе бежим к нашему убежищу. Нам даже не нужно это обсуждать. Мы оба направляемся туда, будто это наша полярная звезда, наш дом.

Я задыхаюсь, когда мы вваливаемся внутрь. Адреналин, как лава в моих венах, делает мое тело слишком горячим, чтобы стоять на месте. Слишком жарким, чтобы садиться. Я могу только ходить по маленькому пространству, проводя руками по волосам.

‒ Что же нам делать? Боже мой. Что мы будем делать?

Джо берет меня за руки, и я, наконец, останавливаюсь. Я тяжело дышу, не переставая дрожать.

‒ Ты должна бежать, ‒ говорит он. ‒ Тебе здесь больше не безопасно.

Я знаю, что это правда. Я знала это с того момента, как он впервые ударил Хавьера, с того момента, когда Хавьер напал на меня. Я знала это и раньше, когда страдала только Хонор. Но все равно трудно слышать эти слова вслух. Это мой дом, единственное место, которое я знаю. И, несмотря на то, что мой отец был отстранен… и, возможно, даже не был по-настоящему кровным… он оставался единственным родителем, которого я знаю.

‒ Ты был тем единственным, кто сказал мне, что отец был прав, удерживая меня здесь.

Джо ругается по-итальянски.

‒ Он, черт возьми, больше не главный. Здесь ты не в безопасности. Ты больше никогда не будешь здесь в безопасности.

Я с трудом сглатываю.

‒ Хонор?

‒ Она тоже уедет. Она не будет сопротивляться, как только узнает о Хавьере.

‒ А ты, ты ведь пойдешь с нами, правда?

Он прислонился своим лбом к моему.

‒ Клара.

Паника растет у меня в груди.

‒ Джо, ты должен. Он очнется. Он расскажет им, что это был ты.

ГЛАВА 5

ДВЕРЬ РАСПАХИВАЕТСЯ. Я отскакиваю от Джованни, чувствуя вину и боясь быть пойманной на прикосновении к нему... даже несмотря на то, что у нас есть проблемы и похуже. Это не мой отец. И даже не Байрон. Это Хонор.

Она бросает взгляд на Джованни, но говорит со мной.

‒ Клара, мне нужно с тобой поговорить. Сейчас же.

Должно быть, она уже слышала о ситуации с Хавьером. Я могу сказать это по силе ее голоса... и дрожи, скрывающейся под ним.

‒ Ты можешь говорить об этом при Джо, ‒ говорю я ей. ‒ Он уже все знает.

Глаза Хонор сужаются. Скорее всего, задаваясь вопросом, можем ли мы ему доверять. Она не знает его так, как я.

‒ Ты должна вытащить ее отсюда, ‒ говорит Джованни. ‒ У нас не так много времени.

Она медленно закрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной.

‒ Я знаю.

‒ Возьми мою машину, ‒ говорит он. ‒ Она заправлена газом. Его должно хватить на несколько сотен миль. Потом вам лучше сменить транспорт.

Хонор кивает.

‒ Это лучше, чем автобус. Я знаю, что они будут проверять каждый.

Джованни пересекает комнату и встает на спинку дивана. Я могу только наблюдать, как он тянется к вентиляционному отверстию, которое было над нами все эти ночи. Он открывает решетку и достает черную сумку.

‒ Здесь деньги, ‒ говорит он. ‒ Это все, что у меня есть.

Моя сестра принимает их без вопросов. Спасибо тебе.

‒ Не говори мне, куда направляетесь, ‒ говорит он.

Я молча пялюсь на него. Не говори мне, куда вы направляетесь. Как будто он не поедет с нами. Как будто его могут пытать за информацию. Я хватаю Джо за руку.

‒ О чем ты говоришь? Ты должен ехать с нами.

‒ Охрана, ‒ говорит он. ‒ Они держатся подальше от особняка, но вокруг ворот их еще больше, чем обычно.

‒ Это значит, что никто из нас не сможет выбраться.

Он отрицательно качает головой.

‒ Я устрою переполох. Отвлеку их на достаточно долгое время, чтобы вы смогли выбраться.

Что?

‒ Черта с два.

‒ Это единственный выход.

Я смотрю на Хонор.

‒ Это сумасшествие. Скажи ему, что он должен пойти с нами.

У нее грустные глаза. Печальнее, чем когда-либо. Но я вижу в них и согласие. Она как никто другой понимает, что такое жертва.

‒ У нас не так много времени. Вечеринка ‒ лучшее время для побега, когда они отвлечены, когда им будет трудно обыскать дом. Особенно, если он сможет увести охранников от ворот. Нам нужно уходить сейчас же.

‒ Нет. ‒ Я делаю шаг назад. ‒ Этого не может быть.

Джо смотрит на мою сестру.

‒ Ты можешь дать нам минутку?

Ее темные глаза изучают меня. После короткой паузы она кивает.

‒ Я пойду разведаю лучший путь отсюда.

‒ А как же охранники? ‒ говорю я ей.

Чуть заметная улыбка появляется на ее лице.

‒ У меня здесь еще остались друзья.

Потом она ушла, оставив только меня и Джо. Наедине. Так как и каждый наш вечер. Только сейчас все совсем по-другому. Потому, что завтра в это же время меня здесь не будет. А где будет... Джо? Здесь. Если конечно они не узнают, что он помог нам, иначе они навредят ему.

И как только Хавьер проснется, они убьют его.

‒ Джо, нет.

Он проводит своей рукой по моей... так нежно. Его пальцы едва касаются моей кожи. ‒ Тебе больно?

‒ Я серьезно. Мы не будем этого делать. Серьезно.

‒ Я и не шучу, ‒ вздыхает он. ‒ Ты не знаешь, схватят ли меня. Я не собираюсь сдаваться так легко.

‒ Да, но против Байрона? Против всех остальных?

Его взгляд опускается на мою грудь.

‒ Это платье, Клара.

Шаль давно исчезла, и весь тот бег и волнение оставили мою грудь почти выпрыгивающей из платья. Я выгляжу как какая-то секси-бомба. Хотя не чувствую себя «секси» бомбой. Я чувствую себя просто бомбой, которая вот-вот взорвется, если ее не послушают. Два человека, которых я люблю больше всего, строят планы о моей жизни без меня. Очень серьезные планы, которые предполагают, что Джо пострадает.

И я боюсь, что никак не смогу их остановить.

‒ Ты не можешь, ‒ говорю я тихим отчаянным голосом.

‒ Дай мне минутку, ‒ говорит он, все еще глядя на меня в этом платье.

‒ Для чего?

‒ Запечатлеть это.

Страх сжимает мое сердце сильнее, чем когда-либо прежде. Этого не может быть. Я бы позволила Хавьеру прикоснуться к себе, если бы знала, к чему это приведет. Я бы позволила Хавьеру сделать что угодно, если бы это означало, что Джо будет в безопасности.

Терпеть не могу, когда он на меня смотрит. Не потому, что не хочу, чтобы он смотрел, а потому, что он смотрит на меня, как умирающий... кто знает, что это его последний взгляд. И он хочет насладиться им сполна.

У меня перехватывает дыхание. Я хочу, чтобы мы были ближе друг к другу, чем сейчас. Место, где мы находимся... это вода. А он ‒ воздух. Я тянусь к нему и притягиваю его к себе. Я встречаю его губы, задыхаясь.

Затем он целует меня в ответ, его губы напористы, язык требователен. А руки. Эти большие, красивые руки, которые совершили насилие сегодня вечером... для меня. Они так сладко покоятся на моей голове. Как может что-то настолько хорошее ощущаться настолько болезненным? Неужели это конец?

Я отталкиваю его.

‒ Мы найдем другой способ. Что-то. Что угодно.

‒ Другого выхода нет. Это не первый раз, когда я размышлял о том, как вытащить тебя отсюда. И если бы осталась здесь, ты бы приговорила и свою сестру. Байрон заставит страдать всех.

Но теперь единственный, кто будет страдать, это Джо. Канапе с вечеринки переворачиваются у меня в животе. Руки сжимаются в кулаки, бессильно.

‒ Ты не позволяешь мне страдать. Ты не позволяешь мне жертвовать собой ради тебя. Так почему я должна позволить тебе что-либо делать для меня?

‒ Ты не позволяешь мне ничего сделать, Клара. У тебя нет выбора.

Я сердито смахиваю слезы. Сейчас не время грустить, потому что этого не произойдет. Мы не оставим его здесь. Так почему я не могу перестать плакать?

Почему мне кажется, что я уже его потеряла?

‒ Джо, ‒ говорю я, мой голос срывается.

Его лоб снова прижимается к моему, руки ласкают мое лицо. Чувствую себя такой хрупкой, когда он держит меня вот так. Чувствую себя любимой.

‒ Позволь мне сделать это для тебя, ‒ грубо говорит он. ‒ Раньше я не мог защитить тебя. Мне нечего тебе предложить. Никогда не мог. Но это?

‒ Нет, нет, ‒ всхлипываю я.

Он прижимает меня к себе крепче, щека к щеке, и я клянусь, что эти слезы не только мои.

‒ Ты слишком беспокоишься, Клара.

‒ Как это может быть слишком? Разве это правильное определение. Я слишком беспокоюсь, чтобы оставить тебя здесь. Как это может быть неправильным?

Мгновение он молчит.

‒ В этом нет ничего неправильного. Но я слишком беспокоюсь, чтобы позволить тебе остаться.

Его руки обнимают меня, удерживая. Они ощущаются несокрушимыми. Его руки подобно стенам замка. Они представляют собой скатанный подъемный мост и ров. Они никого не пускают. Только с ним я чувствую себя в полной безопасности. Возможно, я всегда знала, как много он для меня делает. Он будет за меня сражаться. Он готов за меня умереть.

И это то, что он собирается сделать. И в конце от всего этого останутся лишь обломки.

‒ Со мной все будет хорошо, ‒ говорит он, но мы оба знаем, что это ложь.

Мои руки сжимаются на его рубашке.

‒ Как ты можешь быть уверен?

‒ Просто уходи, ‒ яростно шепчет он. ‒ Ты думаешь, что я жертвую собой ради тебя? Нет. Я делаю это ради себя, Клара. Мне нужно, чтобы ты была в безопасности.

Я плачу, пока его рубашка не становится темной и мокрой. Это безмолвные слезы. Они падают без моего согласия, а мое лицо печально. Я найду в себе мужество ради него. Я не буду просить сейчас. Не буду умолять.

Не даже тогда, когда приходит Хонор и говорит, что пора уходить.

Такое ощущение, что мой уход подобен смерти. Оглянуться и видеть, как он наблюдает за тем, как я удаляюсь, тоже кажется также равносильным погибели. Выглядит, словно последний миг жизни и то, как я пересекаю темную лужайку.

Хонор держит меня за руку, но ничего не говорит вслух.

Думаю, она знает. Оставить его позади ‒ худшее, что я когда-либо ощущала. И это ничто в сравнении с тем, через что придется пройти ему.

Мы уже рядом с воротами, когда слышим взрыв позади себя. Фейерверки.

Салют, которым отпраздновали бы ее помолвку.

Лишь не столь уместный теперь, когда они закончили все это.

Не трудно найти потрепанный «Понтиак Гранд Ам» Джо, припаркованный на боковой дорожке. Радио сломано. Бензобак полон. Мы едем в тишине, пока шум полностью не утихает.

Лишь пустая дорога, как перед нами, так и позади нас.

«Я делаю это ради себя, Клара. Мне нужно, чтобы ты была в безопасности».

Так и сделаю.

* * *

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg