«Нас просто не было»

Нас просто не было (epub) - Нас просто не было [Книга 1 и 2] 952K (книга удалена из библиотеки) (скачать epub) - Маргарита Дюжева

Genre

love_contemporary

Author Info

Маргарита Дюжева

Нас просто не было. Книга первая

Он был избалован женским вниманием, и привык получать все и сразу, не

считаясь ни с кем. Играючи перешагивал через чужие эмоции, проблемы,

считая, что его желания — это единственное, что имеет значение в этой

жизни….

Брутальный мачо треплет нервы бедной скромной девочке, а она его прощает,

прощает, прощает, теряя саму себя?

Знакомый сюжет?

А, что если на самом деле все не так?

Что если это она идет по чужим головам? Играет чужими чувствами? И совести у

нее не больше чем у легкомысленной стрекозы?

Сразу хочется предупредить, что героиня Вам не понравится… но ей, скорее

всего, на это глубоко плевать.

1.0 — создание файла

Маргарита Дюжева

Нас просто не было

Книга Первая

ПРОЛОГ

Опустила рассеянный взгляд на панель управления. Часы равнодушно

показывали, что я просидела в машине уже час. Целый час, вцепившись

потными ладонями в кожаную оплетку руля, не отрываясь, смотрю на его окна,

словно они — единственное, что осталось в этой вселенной

Ровный, чуть приглушенный занавесками, свет, льющийся из них, говорит о том,

что Артем дома, занят своими делами. До него рукой подать. Казалось бы, что

проще, выйти из машины, подняться на седьмой этаж, нажать на кнопку звонка,

но я не могу себя заставить сделать первый шаг, нет сил даже пальцем

пошевелить, словно приросла к салону машины. Я боюсь.

Боюсь, что он уже все для себя решил, окончательно, бесповоротно. Боюсь, что

он, закрыл дверь, оставив все в прошлом, и в первую очередь меня. Боюсь того,

что поднявшись к нему, увижу в глазах, ставших до боли родными, приговор.

Мне страшно, что я зря сюда приехала, что уже поздно пытаться что-то

изменить, исправить, склеить осколки того, что с таким упоением сама ломала.

Не ценила, не берегла, размениваясь на несущественные мелочи, а когда

опомнилась, было уже поздно. Каждый мой поступок, каждое слово, каждая

ложь, казавшаяся незначительной, сбились в один огромный снежный ком,

который уже было не под силу остановить ни ему, ни мне. Это ком, набрав

колоссальную скорость, со всей своей ужасающей мощью врезался в нас,

беспощадно раздавил все то светлое, что между нами было, раскидал в разные

стороны.

Кто же знал, что эта нелепая афера, поначалу казавшаяся глупой игрой, в

конечном итоге так сильно ударит, в первую очередь по мне самой? Разве я

могла тогда предположить, что спустя несколько месяцев после памятной

встречи бывших одногруппников, буду сидеть в машине, гипнотизировать

отчаянным взглядом его окна, не находя в себе сил подняться, поговорить с

ним?

Мне есть, что сказать, но захочет ли он меня слушать? Я сутки напролет

обрывала его телефон, а в ответ тишина, равнодушные гудки, сообщающие, что

абоненту нет никакого дела, до меня и моих жалких попыток поговорить.

Я мечтала увидеть его, но вместе с тем хотелось сбежать отсюда, спрятаться,

или заснуть, а, проснувшись, с облегчением обнаружить, что все это лишь сон,

неприятный, выматывающий душу, но все-таки сон, из которого надо сделать

соответствующие выводы и жить дальше. Нелепая, убогая мечта. Мое вечное

стремление спрятать голову в песок, после того, как натворила глупостей.

Отвернуться, сделать вид, что ни при чем и ждать, пока кто-нибудь исправит

мои ошибки.

В этот раз исправлять не кому, и кажется, будто весь мир восстал против меня,

решив наказать, за мои проступки. По ту сторону баррикад все: отец, Карина,

Макс, а здесь осталась только я. Одна. И как бы не хотелось оправдаться,

отбелить себя, понимаю, что все правильно, все так, как и должно быть. И эта

боль в груди, заслуженное наказание.

Я не могу уехать, не имею права на это, мне надо поговорить с Артемом, мне

надо его увидеть, услышать голос, без этого просто не могу, умираю от тоски,

пронизывающей все мое тело. Этот разговор нужен как воздух, потому что

глубоко внутри живет вера в то, что все ещё может измениться в лучшую

сторону, стоит только поговорить.

Немеющими пальцами открыла дверь, и на ватных ногах побрела к подъезду.

Какой-то мужчина выходил на улицу и галантно придержал для меня дверь, в

ответ я лишь рассеянно кивнула и зашла внутрь. Вызвала лифт, чувствуя, что

сердце бьется где-то в горле, что меня всю трясет, потому что сейчас увижу его.

На цифровой панели одна цифра лениво сменяла другую, и этот подъем до

седьмого этажа показался мне длинным, словно путь на Голгофу.

Наконец, двери плавно скользнули в стороны, и я оказалась на лестничной

площадке, выкрашенной в светло-зеленый цвет. Темная дверь с блестящим

номером 35 в самом углу. Вот она — финальная цель моего пути.

Остановилась перед ней, чувствуя, что ещё немного и не выдержу, сломаюсь, не

смогу нажать на звонок, отступлю.

Так и замерла, словно не живая, гипнотизируя ее взглядом, отчаянно молясь,

чтобы он сам все понял, почувствовал. Мечтая, что сейчас, как в романтическом

фильме, она распахнется, а на пороге будет стоять Артем, с улыбкой на губах и

словами, как же я скучал.

Это все трусливый бред, иллюзии того, что все может исправиться само собой.

Нет, так не бывает. В жизни все сложно, на разрыв, через личный ад, через

агонию.

Подняв руку, замерла в сантиметре от звонка. Давай же, давай, звони! Смелее!

Сомнения, страхи, опасения, затопили с ног до головы. Что если он не откроет?

Не станет говорить? Даже на порог не пустит? Что тогда делать? Стоять под его

окнами и кричать о своих чувствах, до тех пор не охрипну или пока он не

сжалится и не согласится уделить хотя бы пару минут? Если потребуется, я

готова даже на это. Мне уже плевать на все, на ненужные принципы, на

репутацию, на извращенную гордость. Я пойду на все, лишь бы он дал ещё один

шанс, пусть крошечный, пусть призрачный, но все таки шанс все исправить,

доказать, что мои чувства настоящие, что люблю его.

Закусив губу, обреченно наблюдала, как мой палец, словно в замедленной

съемке приближается к поверхности звонка, а потом давит на нее сильно,

отчаянно, будто от этого зависит моя жизнь.

За дверью послышалась замысловатая птичья трель, а внутри все оборвалось, от

осознания, что пути назад нет, что сейчас я, наконец, увижу его, что от этой

встречи зависит, буду ли я пылать или сгорю дотла, разлетевшись по ветру.

Я не знала чего ждать от нашей встречи. До безумия хотела его увидеть, и этого

же боялась больше всего на свете. Стояла, не в силах пошевелить, боясь даже

предположить, что я увижу в его глазах: холод, пренебрежение, может

ненависть, а может отголоски тех чувств, что он ко мне испытывал.

Послышались легкие шаги, звук поворачиваемого в скважине ключа, и эта

темная дверь, ставшая для меня рубежом между прошлым и будущим,

распахнулась.

Я смотрела на человека, стоящего на пороге и чувствовала как медленно тону,

иду ко дну, и нет сил сделать вдох, легкие словно стянуло железными обручами,

покрытыми острыми шипами. Каждый удар сердца как последний, с надрывом,

через силу, причиняя неимоверную боль. Прижала руку к груди, надеясь хоть

немного уменьшить ее, прогнать. Бесполезно.

Это был не Артем.

Это была Светлана.

Обмотанная кремовым полотенцем, чуть ли не сваливавшимся с груди, едва

прикрывающем пятую точку. Капли воды блестели на смуглой коже, сырые

волосы разметались по плечам. Она была здесь, с ним. И от этих мыслей

хотелось удавиться, упасть на колени и реветь белугой, понимая, что проиграла.

Что сама своими руками толкнула его в чужие объятия. И только остатки

гордости, не позволили сломаться у нее на глазах, зареветь. Закусив губу,

умирая внутри, стояла, превратившись в каменное изваяние, это единственное

на что меня хватило. Стояла и смотрела на нее не в силах уйти, не имея права

остаться.

Она в ответ глядела на меня с холодной снисходительностью, равнодушно

скользя взглядом по искусанным от волнения губам, по красным из-за бессонной

ночи глазам:

— Тебе здесь больше не рады. Уходи, — наконец произнесла Круглова, в полной

мере насладившись моим жалким, потерянным видом.

ЧАСТЬ 1

Глава 1

День обещал быть насыщенным. Сначала надо съездить к отцу. Судя по

суровому тону, каким он разговаривал сегодня со мной по телефону, вызывая к

себе в загородный особняк, что-то у него случилось. Или, может, просто решил

меня повоспитывать. И такое бывает.

Примерно раз в полгода на него нападает родительский азарт, и он с особым

рвением пытается заняться моим воспитанием. Правда, надолго его не хватает:

слишком много работы, поэтому времени на дочь почти не остается. Ладно,

ничего страшного. Посидим, послушаем, похлопаем глазками, потом

подмажемся и скажем, что он лучший папуля на свете и разойдемся каждый по

своим делам. Все как всегда.

Потом меня ждут они! Шикарные туфли из новой коллекции! Я их отложила

вчера вечером, потому что забыла кошелек дома. Они великолепны, роскошны,

обалденны! И стоят всего-то каких-то 25 тысяч рублей. Каринка локти кусать

будет, что я их первая ухватила! При мыслях о новой обуви я почувствовала

такой восторг, что даже мурашки по рукам побежали. Быстрее, быстрее, я хочу,

чтобы они стали моими.

Заехала внутрь отцовских владений, миновав охранника, сидящего в будке

рядом с воротами. Он лишь кивнул, признавая дочь своего работодателя, и я

направилась к утопающему в зелени дому. Я сказала дому? Извините,

оговорилась. К дворцу. Самому настоящему, трехэтажному, роскошному.

Припарковала свою красненькую Ауди недалеко от крыльца, резонно

предположив, что я тут ненадолго, и не стоит терять время на заезд на

подземную парковку. Выбралась из машины, вдохнула полной грудью свежий

загородный воздух и бодрым шагом направилась внутрь, продолжая мысленным

взором ласкать вожделенные туфли.

Отец сверлил меня тяжелым мрачным взглядом, пробирающим до самых костей.

Я даже невольно выпрямилась на стуле, превратившись в каменное изваяние.

Когда он так смотрит впору бежать и прятаться. Похоже, разговор будет

действительно серьезным.

Мы сидели в его домашнем кабинете, где все было удобно, функционально,

лаконично и в тоже время роскошно. Стол из красного дерева, на котором

стояли дорогие канцтовары и огромный ноутбук, картины (оригиналы!) на

стенах, кожаная мебель. Отец всегда брал самое лучшее, и цена не имела

значения.

Он сидел, облокотившись на локти, нагнувшись чуть вперед и рассматривая

меня. Ох, не нравится мне все это. Я привыкла, что у меня есть отец, к которому

можно приехать на ужин раз в месяц и который исправно обеспечивает меня

деньгами. Красота! Я не мешаю ему работать, заводить новых любовниц,

выкидывая старых как ненужный хлам, а он не мешает мне жить в свое

удовольствие. Вот она, семейная идиллия. То, что он вызвал меня к себе в

середине недели, да ещё в приказном порядке — очень нехорошо. Наверное,

какой-нибудь доброжелатель опять нажаловался на меня. Вообще не понимаю,

кому какое дело, чем я занимаюсь? Завидно, завидуйте молча!

— Нам предстоит серьезный разговор, Кристина Алексеевна, — строго произнес

он.

Ого! Кристина Алексеевна?! Это уже серьезно. Так он меня называет только

когда, я что-то натворю. Против воли начала перебирать в уме все свои

недавние поступки. Вроде ничего из ряда вон. Все как обычно.

— Расскажи мне, чем ты занимаешься?

— В каком смысле?

— В прямом. Как проходит твой день?

Я растерянно посмотрела на него, не понимая, куда он клонит:

— Встаю, умываюсь, чищу зубы, иду на кухню…

— Прекрати паясничать, я не об этом! — он сердито прервал меня, грозно

сверкнув глазами.

Похоже, чувство юмора у него сегодня отсутствует. Плохо.

— Пап, чего ты хочешь услышать? Я не понимаю. Мой день проходит так же как

у всех остальных. Встаю, делаю свои дела, встречаюсь с людьми. Все как всегда.

— Какие именно дела ты делаешь? — все тем же суровым тоном уточнил он.

— Разные, — я неопределенно повела плечами.

— Разные говоришь? — он рывком выдвинул верхний ящик у стола и достал

оттуда синюю толстую папку, — давай-ка посмотрим, что это за дела.

Понедельник — поход в салон, вторник забег по магазинам, среда — посиделки

с подружками в кафе. И так далее и тому подобное. Каждый день одно и то же,

разница только в салонах, магазинах и забегаловках!

— Ты следил за мной!? — с негодованием воскликнула я, вскакивая на ноги. Это

уже ни в какие ворота не лезет.

— Сядь! — он ударил ладонью по столу, — и не смей вопить, когда с тобой отец

разговаривает. Свой норов оставляй для своих подруженек, а со мной, будь

добра, веди себя достойно!

И я села. Поджала хвостик и села. Выражение его глаз подсказало, что сейчас

самое время для того, чтобы заткнуться. Он был зол на меня. Очень зол. Да что

ж такое произошло?

Он тем временем снова обратился к папке:

— Каждый твой день проходит так: встала ближе в полудню, потом пошла по

магазинам, салонам, потом с подружками по кафе, ресторанам, потом по гостям,

затем веселая ночь в клубах, из которых возвращаешься только под утро. А на

следующий день все повторяется заново. И так по кругу. Не надоело еще?

Я промолчала, резонно подозревая, что мой ответ «нет, совсем не надоело»

разозлит его ещё больше.

Он несколько секунд сверлил меня грозным взглядом, а потом, словно прочитав

мои мысли, продолжил:

— А мне вот надоело. Я вчера был на благотворительном вечере. Обычное

сборище толстосумов. Не секрет, что мы ходим по таким мероприятиям, чтобы

тряхнуть перед всеми своим достатком, похвастаться успехами. Сама знаешь, не

маленькая. Так вот, когда разговаривали о бизнесе — я был на высоте, когда

говорили о любовницах — тоже. Но стоило зайти разговору о детях, как я

оказался в таком болоте из стыда и позора, что словами не передать!

Теперь понятно, откуда такой порыв в очередной раз заняться моим

воспитанием. Я сидела молча, уткнувшись взглядом в свои руки, по опыту зная,

что когда у него такое настроение, лучше схорониться и не показывать виду,

что жива.

— У одного сын — ГЛАВА крупного филиала банка. У другого — открыл сеть

магазинов. У третьего дочь домохозяйка, которая к 25 родила ему трех внуков!

И я стою, краснею, потому что сказать нечего! У меня одна единственная дочь,

на которую была вся надежда, и что толку? Ни карьеры, ни внуков. Ничего! Я

оплатил тебе учебу в ВУЗе. Что в итоге? Ты еле вытянула на троешный диплом,

проходив на грани отчисления весь срок обучения.

— Пап, они просто хотели, чтоб ты больше платил, — промямлила я, — поэтому

специально заваливали меня.

— Правда? Прямо валили, не покладая рук, а ты бедняга ночи напролет над

учебниками корпела? — припечатал он, — ладно, получила ты этот диплом,

филькину грамоту, и что дальше? Уже три года ты ни черта не делаешь!

От его тона я вся сжалась в комочек, мечтая стать невидимой.

— Кроме гулянок и шмоток тебя вообще ничего не интересует! У тебя хоть хобби

есть какое-нибудь? — в его голосе сквозило такое презрение, что я буквально

чувствовала его кожей.

— Я фотографирую… — начала оправдываться, но была безжалостно перебита.

— Ты имела ввиду, что купила безумно дорогой фотоаппарат, который пылится в

шкафу? Или может твои фотки в соц. сетях, где ты выставляешь тарелки с едой

или свои наманикюренные ногти? Отличное хобби, ничего не скажешь, — его

слова колоколом гудели в ушах. Когда он злился, то не жалел чувства

собеседника, и ему было плевать кто перед ним: деловой партнер или

собственная дочь.

— Пап, — обиженно начала я.

— Что пап? Что? Неужели тебе нравится вот такая жизнь беспросветного овоща?

Целей нет, стремлений нет, даже отношений прочных и то нет. На что ты

рассчитываешь? Что будешь вот так мотыльком, пустоголовой стрекозой

порхать всю жизнь за мой счет?

Про деньги заговорит, значит совсем все плохо. Сейчас начнет попрекать куском

хлеба.

— А может ты на Карину свою ненаглядную равняешься? Зря. Знаешь в чем

между вами разница? Ты — единственная дочь, на которую возложены

определенные моральные обязательства перед семьей, а она пятый ребенок,

долгожданная поздняя девочка. И ее папаша, имея четырех преуспевающих

сыновей, может себе позволить с умилением смотреть на все ее выходки, и

позволять делать, что душе угодно. Так вот, я — не он, а ты — не Карина. И мне

весь этот бардак, в который ты превратила свою жизнь, надоел. Тебе сейчас

сколько? Двадцать пять?

— Вообще-то двадцать три! — обиделась я.

— Не велика разница, — отмахнулся он от моего задетого самолюбия, — самое

время браться за ум, пока ещё есть возможность.

Обязательно, вот прямо сейчас как возьмусь покрепче…

— Я требую, чтобы ты или нашла работу или завела семью. И тот и другой

вариант меня устроит, — огорошил он меня прямым безапелляционным

заявлением.

Я поперхнулась и удивленно уставилась на отца. Красивый, породистый мужик,

которого не портили ни морщинки вокруг глаз, ни серебро седины на висках. В

отличной форме для своих пятидесяти лет. Безупречно одет, с иголочки. Ум

холодный, расчетливый… и такие несуразные глупости иногда выдает.

Я с трудом сглотнула, чувствуя себя букашкой под его взглядом, и опусти взгляд

на свои руки. Так, Кристина Алексеевна, успокаиваемся, включаем дочернюю

покорность и тихо сваливаем отсюда. Ждем, пока его отпускает «родительский

приступ» и живем дальше своей жизнью.

— Хорошо, пап, — смиренно проблеяла, все также не поднимая взгляда, — я

буду работать над этой проблемой.

— Правда? И когда начнутся работы? — сарказм в его голосе показывал, что мне

он не поверил, — через неделю? Месяц? Год? Пять лет? А может к своему

пятидесятилетию?

— В самое ближайшее время, — пламенно заверила я его.

— Во-о-о-т, — протянул он, — молодец. Это уже серьезный разговор.

Я вскинула на него ничего непонимающий взгляд. Его интонация мне не

понравилась, что-то было не так, неправильно.

— И чтобы поддержать тебя в твоем яростном неудержимом стремлении найти

работу или мужа, — продолжал он, глядя на меня не моргая, словно королевская

кобра, — я урезаю твое ежемесячное содержание.

Отлично! Вот только этого мне не хватало! Пару раз он уже применял такие

меры, и, скажу прямо, приятного в этом мало.

— И насколько? — постаралась поинтересоваться как можно более спокойно,

чтобы голос от обиды и негодования не дрожал.

— Начиная с этого момента, и до тех пор, пока не выполнишь одно из этих двух

требований. Все равно какое, выбирай сама. Ты будешь получать от меня

двадцать тысяч рублей в месяц.

СКОЛЬКО? Он шутит да?

Уже не пытаясь сдержать изумление, уставилась на отца, открыв рот:

— Двадцать тысяч? — сипло переспросила, надеясь, что все-таки мне

послышалось.

— Да, — он с готовностью кивнул, — двадцать тысяч рублей.

— Да, на такие деньги не прожить! Ты смерти моей голодной хочешь?

— Ошибаешься, дорогая моя дочь. Для нашего города это нормальная зарплата,

многие получают меньше. Люди на такие деньги живут, детей растят, отдыхать

ездят. Так что это вполне достойная сумма.

Чего в ней достойного? Да я за одну ночь могу столько спустить! Меня туфли в

магазине ждут и то дороже! Блиииииин.

— Как только я узнаю, что ты работаешь, причем не для вида, а на самом деле, я

восстановлю твое содержание в полном размере. Если после этого бросишь

работу, опять урежу. И не дай Бог, я узнаю, что ты пилильщицей ногтей

работаешь! Ищи что-то достойное, пусть с небольшой зарплатой, но с

возможными перспективами. То же самое с семьей. Находишь мужа, живете

крепкой дружной семьей, и я опять-таки восстанавливаю твое обеспечение. Все

просто.

— И где я эту работу, по-твоему, должна найти? — чувствую, как внутри

ворочается истерика.

— Где хочешь. Я предлагал тебе десятки вариантов, но ты отказывалась. Так что

теперь и палец о палец не ударю. Справляйся сама.

Сижу перед ним и чувствую, будто попала в западню, из которой так просто не

выбраться. Ведь не шутит. Ни грамма. Ни капельки. Абсолютно серьезен, собран

и решителен. Это четкое, продуманное решение, а не всплеск эмоций, как я

сначала решила.

— Если с работой не справишься, то ищи мужа. Ты красивая, так что проблем, я

думаю, не возникнет.

Мужа? Не хочу я никакого мужа! Мне и так прекрасно, без брачных оков, цепей и

обязательств.

— Не боишься, что я какого-нибудь прощелыгу найду, который охотится за

чужим состоянием? — не удержалась и желчно спросила у него.

— Хм, какое состояние? У тебя в распоряжении двадцать тысяч ежемесячно, не

думаю, что такими доходами ты кого-то поразишь. А я с юридической точки

зрения, все тылы уже прикрыл. Так что мне бояться нечего, а вот тебе придется,

если решишь себе, как ты выражаешься, прощелыгу в мужья взять. Тебе с ним

жить под одной крышей, спать в одной постели. Так что смотри сама, решай

сама, это твоя жизнь. И предупреждаю сразу, не приходи ко мне за

дополнительными средствами. Не дам больше не копейки. Учись экономить,

планировать расходы, контролировать свой бюджет.

— Что тут контролировать, если в распоряжении всего двадцать тысяч? —

воскликнула я, всплеснув руками.

— Сократишь свои рестораны, клубы, солярии и маникюры. Будешь коротать

вечера с книгой, — он явно надо мной глумился, — перед тем как идти в магазин

— список будешь писать, что купить. Приобретешь проездной. Будешь свет

везде выключать и воду экономить. В общем, делать все то, что обычные люди.

Если уж совсем невмоготу станет, приезжай ко мне, накормлю. Но денег все

равно не дам.

Если бы это не был мой отец, чей авторитет для меня непререкаем, я бы уже

скандалила изо всех сил, борясь с несправедливостью. А с ним этот номер не

пройдет, все бесполезно. Решение принято, и он не отступит.

Катастрофа.

Выходила от отца я в состоянии зомби, до сих пор не в силах поверить в

происходящее.

Двадцать. Тысяч. Рублей. Это же просто издевательство какое-то! Ни в магазин

нормально не сходить, ни в салоне не посидеть. Ничего.

Перед глазами всплыл образ туфлей. Проклятье, ну почему я не купила их

вчера, когда у меня был безлимитный тариф? Почему? И платье новое хотела, и

телефончик. Почему я вчера забыла кошелек? Знала бы, что сегодня окажусь в

такой клоаке, вчера бы потратила много-много тысяч, скупая все, до чего смогла

бы дотянуться!

Хотелось выть от отчаяния и стучаться головой об руль. Очень некстати всплыла

мысль о том, что я удачно вчера заправила бак по полной, а то бы на бензин

куча денег ушла.

День прошел ужасно. Вся на эмоциях я поехала в центр города, мечтая

перекусить в каком-нибудь кафе, так сказать, заесть печаль. Да вот только

потом вспомнила, что те кафе, к которым я привыкла, мне теперь не по карману.

Засада. Стиснув зубы, проехала мимо бутика, на витрине которого красовались

туфли, которые могли бы быть моими, но теперь уже не станут.

Вне себя от злости отправилась домой, отключила телефон, чтобы никто не

беспокоил и, наскоро перекусив, устроилась в огромном кресле перед

телевизором, пытаясь найти выход из этого ужасного положения.

В том, что отец не шутит, я не сомневалась. Похоже, в этот раз он серьезно

решил меня переделать. В таких условиях хочешь — не хочешь, а работать

пойдешь, не подыхать же с голоду.

И кем мне работать? Идти консультантом в магазин? Ни за что! Если в моем

кругу об этом узнают — все, пиши пропало! Не отмоешься от позора до конца

дней своих. Секретарша? Та же ерунда. У нас считают, что раз секретарша, то

сто процентов секретутка. Не вариант.

Устроиться по образованию? Отличный вариант! У меня диплом финансиста. Да

вот только отец прав, диплом-то ни о чем. Я ни черта не понимаю во всем этом

финансировании.

Что же делать? Чем быстрее я эту проклятую работу найду, тем скорее папаша

вернет мне доступ к своим деньгам. Но где ее найти? Такую, чтобы и нравилась,

и перед тусовкой не было стыдно, да ещё и с перспективами, как он хочет?

Вариант с замужеством я даже не принимала во внимание. На фиг надо, обузу

на себя такую взваливать?

Это были тяжкие думы, и в них я просидела до самого вечера, так и не найдя

выхода.

Засада. Куда не плюнь, везде засада!

Спасибо дорогой папочка! Спасибо!

Глава 2

Очень странная вещь — деньги. Вроде бы есть, а потом раз, и через минуту их

нет. Можете считать меня набалованной, но я привыкла ни в чем себе не

отказывать, не экономить, если что-то нравится, то идти и покупать, не думая

ни о чем.

Хм, пожалуй, я все-таки набалованная. Ну и пусть!

Не проработав ни дня в своей жизни, я привыкла, что все достается легко, на

блюдечке с голубой каемочкой. Щелкнешь пальцами, достанешь папину

карточку и все в шоколаде.

К этому я привыкла.

И именно этого я теперь была лишена.

Не знаю, как там люди умудряются жить на ту сумму, что мне выделил отец.

Просто не представляю, как можно существовать, имея в распоряжении такие

крохи. Жить, ещё что-то есть и одеваться, и выходить хоть куда-то.

Понятия не имею!

Лично у меня, не смотря на всю безумную экономию с моей стороны, деньги

закончились через две недели. И я не представляю, каким чудом мне удалось

растянуть их на столь долгий срок.

Пять тысяч у меня ушло на оплату коммунальных платежей. Потом мне

пришлось заправиться. В свою малышку я заливаю только 95 бензин, и даже

ради экономии не буду ее травить чем-то другим. Или, может, надо было

пересесть из своей машины в троллейбус? Нет уж, спасибо!

Эти две позиции отъели ровно половину моего скромного бюджета.

Пару раз я сходила в клуб. Не сидеть же всегда дома! Так и с ума сойти можно!

В клубе траты по минимуму, коктейль и все. На остальное раскручивала наивных

ухажеров. Еще несколько раз выбралась с девчонками в кафе, не смогла пройти

мимо красивой кофточки и кружевных трусиков. Съездила в магазин, сократив

свою привычную сумму покупки в несколько раз. Решила, что на качестве

экономить не стоит, поэтому урезала количество.

Итог?

Прошло две недели. Денег нет, холодильник практически пустой. Настроение на

нуле, из-за того, что приходится во всем себя ущемлять. Обычно радостная,

безоблачная жизнь превратилась в унылую череду серых печальных дней.

Прокрутив и так и этак в голове всю эту безнадежную ситуацию, я с тяжелым

сердцем признала, что, наверное, пора звонить папочке, падать перед ним на

колени, каяться во всех смертных грехах, вымаливать прощение и доступ к его

счетам. Ой, не хочется-то как! Ладно, если он забыл о своем нелепом желании

устроить меня на работу или выдать замуж. Тогда просто пожурит и, махнув

рукой, все опять пустит на самотек. Но если он по-прежнему не отказался от

этих мыслей, то все, пиши пропало.

Кстати об условиях, которые он выдвинул. Работу я, конечно же, так и не нашла.

Во-первых, у меня не было на это времени. Когда искать работу, если надо

встретиться со всеми подругами, пожаловаться на бессердечного отца, пустить

скупую слезу?

Думаете, я такой нытик и плакса? Ничего подобного! Из меня так просто

слезинки не выдавишь. Дело в том, что у меня был план. Отец лишил денег,

нанеся серьезный урон моей репутации.

Я, Кристина Антина — завсегдатай модных тусовок. Меня приглашают на все

важные вечеринки, я всегда в эпицентре событий. Но проблема в том, что без

денег в нашем кругу делать нечего. У нас, конечно, нет, как у папиков

стремления потрясти кошельком перед остальными. Нет, до этого мы пока не

доросли. Но в нашей компании хорошим тоном считается материальная свобода.

Беру все, что хочу, ни о чем не думаю, не жалею. Куда хочу, туда и еду. Все

просто.

А раз нет денег, то нет и свободы.

Сначала мне хотелось спрятаться ото всех, чтобы никто не видел меня в таком

нищенском состоянии. Но поразмыслив, сидя в темной печальной комнате,

пришла к неутешительному выводу, что в таком случае точно стану изгоем,

поскольку вечно прятаться не удастся, а папины условия выполнить нереально.

В том, что в руки приплывет хорошая работа, я очень сомневалась. Идея с

замужеством была выкинута мной, как особо несуразная. Ну какой муж?! Что

мне с ним делать? Нет, я знаю, зачем нужны мужья, вот только не знаю, зачем

на данном жизненном этапе он нужен лично мне.

Я молодая, красивая, весь мир у моих ног. Живу в свое удовольствие. Никому

ничего не должна, и не обязана. Хочу — готовлю, хочу — не готовлю. Захотела,

ушла в клуб, переночевала у подруги, внезапно собралась и укатила на

выходные в столицу. Что душа просит, то и делаю, и не надо ни под кого

подстраиваться, ни у кого ничего спрашивать. С мужем так не выйдет. Если бы,

конечно, где-то найти такого болвана, чтобы был в восторге от одного моего

присутствия, чтобы был готов целовать песок, по которому я ходила, то это

другой разговор.

Я бы ему улыбалась, а он бы с восторгом ловил каждый мой взгляд, тихонько

сидел у окна, ожидая моего появления, и приносил тапочки, когда я

возвращалась домой. Только вот супружеский долг надо было бы как-то

отдавать, а вот тут желания нет никакого.

В данный момент у меня был ухажер. Максим Градов. Симпатичный, стильный

парень. С ним весело на тусовках, с ним горячо в постели. И я ему ничего не

должна. Идеальный парень. Спросите, почему я не подвигну его к браку, чтобы

вернуть папочкино расположение? Ответ все тот же. На хр*на мне это надо? У

нас с Максом яркие отношения, не обремененные проблемами и бытовухой. Я

хочу, чтобы так все продолжалось.

К тому же мне кажется, что муж из Макса вышел бы так себе, аховый. Так что

по-прежнему откидываем вариант с замужеством.

Итак, я встречалась с подругами и плакалась на судьбу, красочно рассказывая о

том, как жестокий, бессердечный отец силой заставляем меня выйти замуж или

идти работать. Я, с присущей мне страстью и артистизмом, заламывая руки,

стенала, активно разыгрывая несчастную жертву. И они верили, смотрели на

меня огромными глазами, открыв рты, слушали, как рассказываю им истории

достойные горячего мексиканского сериала. Даю руку на отсечение, что каждая

из них вольно или невольно мечтала оказаться на моем месте. Почувствовать

себя принцессой, которую жестокий король принуждает подчиниться своей

воле.

Они слушали, развесив уши, а я мысленно закатывала глаза, и продолжала

фантазировать и накручивать свои истории. При этом мысль была только одна:

не забыть детали, и не напутать, кому из подружек, что наговорила. Записать

бы надо всю эту чушь, что я нагородила.

В итоге, вместо жертвы я предстала, чуть ли не героиней, которая мужественно

переносит все козни коварных родственников. Мучила ли меня совесть, когда я

умышленно, сгущала краски, выставляя отца чуть ли не чудовищем? Ни капли! В

конце концов, именно из-за его безумных идей я оказалась в таком плачевном

состоянии.

От печальных мыслей о своей убогой, нищенской жизни меня отвлек

телефонный звонок. Мобильник веселыми напевами оповещал, что кто-то

жаждет моего внимания. Хмуро посмотрела на экран. Номер не знакомый,

значит можно не отвечать. Однако абонент оказался очень настойчивым.

Первый раз трели раздавались не меньше пяти минут, после чего он

отключился, но, по-видимому, лишь для того, чтобы набрать мой номер снова. И

так раз пять. Телефон голосил, потом на минуту затихал и снова начинал

действовать мне на мозг.

В результате я сдалась, нажала кнопку ответа и недовольно произнесла:

— Слушаю.

— Тинка, привет, — раздался как всегда задорный голос Машки Семеновой.

Злость и раздражение как рукой сняло и я, забыв обо всем, растеклась в

искренней улыбке:

— Привет! Рада тебя слышать.

— И я тебя. Сто лет уж не виделись и не созванивались, — с легким укором

заметила подруга.

— Прости, вся в делах, в заботах, — смущаясь, произнесла я. Мне всегда

неудобно было врать Семеновой. Она не такая как остальные. Она добрая,

чистая, светлая. Мы с ней дружили в универе. Странная была пара. Я, как всегда

с задранным к потолку носом, гордая и неприступная, как снежная королева, снисходительно поглядывающая на остальных. И Машка — веселая, открытая,

готовая всем и всегда прийти на помощь. Это была хорошая дружба, настоящая.

Больше ни с кем из своих подруг, я не могла позволить себе сидеть дома перед

телевизором в растянутой футболке, трескать мороженое из большого ведерка

и рыдать над романтичным фильмом. Я даже мысли не могла допустить, что бы

с кем-нибудь, например, с той же Каринкой, можно выбраться на крышу, улечься

на старое покрывало и смотреть на облака, мечтая о далеких планетах,

придумывая волшебные истории. Я могла ей рассказать обо всем на свете, зная,

что это никуда дальше не пойдет.

Эх, хорошее было время, хорошая дружба. Вот только, как это бывает в жизни,

все хорошее рано или поздно заканчивается. После окончания обучения и

защиты диплома наши с ней пути разошлись. Мы не ссорились, просто так

получалось, что с каждым днем отдалялись, идя каждая по своему пути.

У меня богатый отец, богатые друзья, я могу пойти и купить себе любые духи,

любую понравившуюся вещь (маленькая поправка, могла, пока папа не ввел

санкции), а у Машки вечно лишнего рубля не было. Да, и откуда ему взяться?

Мать у нее медсестра в процедурном кабинете, получающая три копейки. Отец-

механик, получающий пять копеек. В универе она всегда была прилежной

ученицей, старающейся удержаться на бюджетном отделении, а после защиты,

как и все, нашла обычную работу, и отважно ходила на нее каждый день,

убеждая окружающих, что ей это нравится. Хотя, зная Семенову, можно с

уверенностью сказать, что так на самом деле это и было. Работа обычная, с

обычной зарплатой, на которую ну никак себе не позволишь того уровня жизни,

к которому привыкла я. Думаю если бы Машке поставили содержание в

двадцать тысяч ежемесячно, то она, в отличие от меня, была бы на седьмом

небе от радости.

Но я — не она.

Так или иначе, но после защиты мы с каждым днем общались все меньше и

меньше. Я не могла взять ее с собой в клуб, или на другую тусовку. Мне было

неудобно за ее поношенные простенькие кроссовки, растянутый свитер и

видавшую лучшие времена курточку. Если бы я ее привела с собой, то та же

самая Каринка бы съела ее и косточек не оставила, а потом бы поползли слухи,

что я якшаюсь непонятно с кем.

В общем, с собой я ее не брала, да и с ней не особо куда то ходила. Ибо, по

иронии судьбы, ее компания не принимала меня. Стоило мне только появиться,

как умолкал смех и все недовольно переглядывались между собой, дескать «а

эта чего приперлась?».

Оно мне надо? Конечно же, нет! С какой стати мне терпеть косые взгляды от

непонятно кого!

Так постепенно наше с Машкой общение сошло на нет. Сначала начали видеться

раз в неделю, потом раз в месяц, потом раз в три месяца и дальше по

нарастающей. В данный момент период нашей разлуки составлял почти год.

Самое удивительное в этой ситуации, что когда мы все-таки созванивались, я

чувствовала неподдельную радость и тепло в душе, внезапно понимая, как мне

не хватает нашей дружбы, утерянной в суете дней.

— Тин, я ведь тебе по делу звоню!

— Что случилось?

— Почему сразу случилось? — усмехнулась она, — в субботу намечается день

группы. Собирается весь выпуск, по крайней мере, пока ещё никто не отказался.

И я очень надеюсь, что ты тоже появишься. Поболтаем, потанцуем, посмеемся.

Ну, что придешь?

Я задумалась. Настроение конечно с этими отцовскими санкциями ни к черту, но

упустить шанс пообщаться с Машкой я не могла:

— А, знаешь, что? Приду с удовольствием. Куда и во сколько?

— Ура, — искренне обрадовалась она, — приезжай к семи в бар «Под Крышей».

— Непременно приеду!

— Все, ждем, и не вздумай продинамить!

На этом наш разговор закончился, потому что неугомонная Мария торопилась

обзвонить всех остальных.

Раз уж держу телефон в руках, то почему бы не позвонить дорогому папочке?

Может все-таки сменит гнев на милость?

Не особо задумываясь над тем, что ему скажу, смело набрала заученный

наизусть номер. Отец ответил после первого же гудка, поприветствовав меня

бодрым, подозрительно веселым голосом:

— Какая неожиданная радость! Середина недели, и вдруг звонок от любимой

дочери! Просто праздник какой-то!

Все ясно, издевается, сразу догадался по какой причине столь внезапный

звонок.

— Пап, я по делу звоню, — смущенно промямлила я.

— Даже не сомневаюсь в этом. Внимательно слушаю.

Я сглотнула, чувствуя себя как в западне. Сейчас он меня пошлет куда

подальше и все. Ладно, была не была:

— Я к тебе с предложением, или просьбой, не знаю, как правильно сказать.

— Ну-ну, смелее, я внимательно слушаю, — наигранно заботливо подбодрил он

меня.

— Ты не мог бы вводить свои санкции постепенно, плавно, чтобы я успела к ним

адаптироваться?

— То есть, ты хочешь сказать, — вкрадчивым голосом он подталкивал меня к

признанию, — что…

— Да, ты прав, — вздохнула я, — денег у меня нет. Тянула, как могла, но они все

равно закончились.

— Что с едой? — уточнил отец.

— Холодильник почти пуст, — нехотя призналась, почему-то очень живописно

представив, как он самодовольно ухмыляется.

— Дай угадаю, тебе нужна моя помощь? — тон все такой же насмешливый.

Я попыхтела, посопела, а потом нехотя выдала, обреченно закатив глаза:

— В общем-то, да.

Ну, давай, начинай на меня орать, унижать, издеваться! Я уже была готова к

чему угодно. Тем неожиданнее было от него услышать:

— Ладно, жди, Диму сейчас пришлю, — сказал он и отключился, оставив меня в

полном недоумении.

Кажись, папочка понял всю тщетность своих попыток сделать из меня работягу

или мамашу дружного семейства. Даааааааа! Жизнь-то налаживается!

Дима — один из проверенных телохранителей отца, служащих у него уже,

наверное, с десяток лет. Огромный, двухметровый мужик, с гигантскими

мышцами, бычьей шеей и кирпичом вместо морды. Я его про себя звала Лосем,

Сохатым. Грозная, беспощадная машина, беспрекословно выполняющая любые

прихоти моего отца. Дивный фрукт, но отцу он был предан до фанатизма.

Примерно через час в моей квартире зазвонил домофон, и я, пританцовывая,

бросилась открывать. Ура, ура, денежки приехали!

Дима зашел в квартиру, заполнив собой все пространство, мне даже показалось,

что воздуха меньше стало. Бугай кивнул мне и, не разуваясь (конечно, откуда

гориллам знать о каких-то дурацких правилах поведения!) прошел на кухню,

неся с собой два здоровенных пакета с продуктами.

Я скорчила физиономию, следуя за ним по пятам.

Лось подошел к столу и, удерживая пакеты на весу, начал выкладывать их

содержимое на стол. Ну что ж, посмотрим, что там любимый папочка мне

прислал!

Итак, первым на столе появился синюшный куриный трупик, затянутый в

пищевую пленку. Он выглядел так, будто курица сначала долго болела, а потом

скончалась в адских муках. Затем появился пакет с замороженной, явно не

потрошеной рыбой. Это, что минтай? Путтасу? Мойва?

Дальше, все интереснее, и интереснее. На столе выстроилась шеренга

разнокалиберных консервных банок. Зеленый горошек, кукуруза, свиная

тушенка, килька в томатном соусе, кабачковая икра, сгущенка.

Как овца стояла и смотрела на этот праздник гурмана, а Дима продолжал

потрошить пакеты.

Пачка поваренной соли, из которой задорно сыпались сероватые кристаллики,

треугольник какого-то странного сыра, который, похоже, до этого уже кто-то

грыз, полпалки докторской колбасы, пара плавленых сырков. Дальше — больше!

Поставил передо мной стограммовую упаковку чая, на которой изображалась

стремная, почему-то косая принцесса и слон-имбецил. Шелестящая пачка кофе

Пеле.

Потом пошла очередь круп и прочих рассыпных продуктов. Причем крупы не те,

к которым я привыкла, в красивых прочных упаковках, зернышко к зернышку.

Нет! Это были развесные крупы. Знаете, в гипермаркетах есть отдел

социальные товары, там обычно стоят контейнеры, из которых все особо

страждущие насыпают гнутыми совками в одноразовые, тонкие пакеты сколько

надо? Так вот, это был именно такой вариант!

Итак, перечисляю: рис, серый, не ровный, местами поломанный, так сразу и не

разберешь длинное зерно или круглое, или вообще смесь всего подряд. Гречка,

которая кишела черными ядрышками, а на дне пакета слой бурой пыли. Пшено,

мелкое, зеленовато-желтое, совсем не похожее на те солнечные крупинки, к

которым я привыкла. Сахар, запакованный в два пакета. Макароны, какие-то

непонятные: то ли загогули, то ли ракушки, и ещё пакет с ломаной мелкой

вермишелью. Венцом этого пира стал драный пакет перловки, через дырку в

котором зерна рассыпались по полу.

Потом была сетка с грязной неровной картошкой, и вязанка кривой и такой же

грязной моркови, несколько наполовину облезлых луковиц и один вилок

капусты.

Из фруктов — сезонные яблоки, мелкие, местами мятые и, сто процентов

кислые, настолько, что и в рот не вопрешь.

Ну и в довершение ко всему скромный пакетик с карамелью «Бубенчики» и

усталая городская булка.

Что это, бл**ь, такое? Мне кто-нибудь может объяснить?

Где фетучинни, тальятелле, киноа, рис басмати, отборные фрукты, немецкий

хлеб с отрубями, морская соль в мельничке с хрустальной крышечкой? Где

горгонзола пещерной выдержки, пармезан и стейки из мраморной говядины?

Где нормальные, человеческие продукты? Что это за мусор он мне принес?

Сохатый тем временем с невозмутимым видом сложил пустые пакеты, повесил

их на ручку кухонной двери, развернулся и направился к выходу:

— И это все? — с негодованием крикнула ему в спину.

Верзила остановился, демонстративно хлопнул себя по лбу, дескать, совсем

запамятовал, и вернулся обратно. Запустил свою огромную пятерню в карман

пиджака, порылся там и выложил на стол одну сторублевую бумажку, вторую,

третью, четвертую. Из другого кармана извлек смятый полтинник. Бережно его

расправил и сложил в общую кучку, потом вытащил пригоршню монет.

Насколько я могла судить, преобладали рубли и монетки по пятьдесят копеек.

Он что издевается? Стебется надо мной?

— Что это? — прошипела, указывая пальцем на убогую, жалкую стопку.

— Деньги, — Лось развел руками.

— Ты ничего не забыл случайно? — процедила сквозь стиснутые зубы, прожигая

его яростным взглядом.

Он выставил перед собой указательный палец, прерывая поток моего

негодования. Я от неожиданности захлопнула рот, подозрительно наблюдая за

тем, как он извлекает из-за пазухи тоненькую невзрачную книженцию, и

бережно вкладывает ее в мои руки.

Опустив глаза, прочитала ее название «Простые блюда из простых продуктов.

Или как сэкономить семейный бюджет».

Что за хр*нь? Это шутка такая идиотская? Поднимаю на него изумленный,

растерянный взгляд, и именно в этот момент он меня фотографирует на

мобильный телефон:

— Алексей Андреевич очень просил фотку с места событий, — усмехаясь,

произнесло это двухметровое недоразумение, и, насвистывая идиотский мотив,

направилось к выходу.

Я как истукан стояла посреди кузни, переводя ошарашенный взгляд с книжечки

на кучку монеток и порванный пакет с перловкой.

За-ши-бись!

Я уже говорила, что у моего папаши бывает очень специфическое чувство

юмора? Так вот, это как раз было оно!

В этот миг я совершенно ясно осознала, что отступать от своего решения он не

собирается, и мои проблемы его абсолютно не волнуют.

Глава 3

Придирчиво прошлась взглядом по своему отражению в зеркале.

Высокая прическа, красное немного мерцающее платье, словно вторая кожа

обтягивающее тело, загорелые ровные ноги, роскошные туфли на высоких

шпильках, украшенных стразами. Я вообще вся роскошная, как ни посмотри.

Высокая, стройная, красивая. Сама себе завидую!

К этому сборищу бывших одногруппников я готовилась с особой тщательностью.

Хватит того, что в последнее время постоянно нахожусь в глубокой депрессии

из-за отсутствия денег, хоть здесь подниму себе самооценку и настроение.

Специально выбирала самое красивое платье, самые дорогие туфли и клатч.

Пусть все видят, что у меня все хорошо, что я по-прежнему королева бала.

И никому не обязательно знать, что пол-утра я потратила на то, чтобы разобрать

дешевую гречку, как заправская золушка, да и в кошельке всего несколько

тысяч рублей. Это все мелочи, мои маленькие секреты, которые я тщательно

скрываю от посторонних глаз.

С деньгами ситуация немного исправилась. Самую малость, и то временно.

После ухода Лося я носилась по квартире, материлась как пьяный дворник, а

проклятую перловку швырнула с балкона на радость дворовым голубям. Первым

порывом было позвонить отцу и поругаться с ним, или собрать все это дешевое

г*вно и отвезти ему, пусть сам ест! Потом здравый смысл победил. Отец такую

выходку мне с рук точно не спустит, и чего доброго ещё меньше денег даст.

Поэтому, стиснув зубы, рассовала чудо провизию по ящикам, жалкие деньги

убрала в кошелек, чувствуя себя при этом последней нищенкой.

Тем же вечером, страдая от ущемленной гордости и устав от отчаянной нужды,

я села, достала листок бумаги и целенаправленно стала припоминать всех, кто

мне что-то должен.

Записывала все, каждый рубль, каждую копейку, а потом занялась

коллекторской деятельностью.

Несколько неприятных моментов, разъезды по городу, и вот в моей копилке

появилось незапланированных тридцать тысяч рублей. Невелика сумма, но я

уже была и тому рада. С трудом справившись с порывом пойти в бутик и

порадовать себя обновкой, для поднятия настроения, я сложила все эти

денежки в коробочку. А коробочку с печальным вздохом убрала в шкаф. Хочешь

не хочешь, а придется учиться экономить. Этот небольшой запас я решила

оставить на черный день. Вдруг опять денег на еду не останется? Больше

папашиной заботы я точно не выдержу. Он свое самолюбие потешил, напомнил

мне о том, какая я непутевая, да ещё и завишу от него полностью. Хватит,

больше не дождется от меня такой развлекухи!

Итак, примерно без пятнадцати семь за мной приехало такси. Да-да, такси! Я

сегодня решила почувствовать себя человеком и вызвала такси, правда самое

обычное, недорогое. Могу же я себе позволить хоть маленькую радость?

Однако радость была недолгой. Царской поступью, походкой от бедра выплыла

из подъезда, чтобы лицезреть свои транспорт.

Лада-седан! И да, цвета баклажан! Как в песне.

О-о-о-о-о, да что ж за непруха такая? Как я из этой колымаги перед баром

вылезать буду, а если кто-то на крыльце встретит? Вот смеху будет.

Надо было Макса попросить отвезти, на своем белом Ягуаре. Точно! Что ж я про

него раньше не вспомнила? Торопливо раскрыла сумочку, достала телефон и

набрала его номер. Ленивые гудки оповестили о том, что абонент — не абонент,

и говорить со мной не хочет. Отлично. Набрала его ещё несколько раз —

результат все тот же: тишина, грусть, печать. Не хочет Градов со мной

общаться, скотина. То сто раз в день позвонит, надоедая своими разговорами, а

когда нужен — полный игнор! Я ему это ещё припомню.

Сморщив нос, села в такси, положила сумочку на колени, поправила

задравшийся подол платья, назвала адрес и приготовилась к тому, что меня

сейчас домчат с ветерком до бара.

А за рулем сидел дед. Самый натуральный, прожженный дед с лиловым носом,

которым он, не прекращая, шмыгал и роскошными серебристыми волосами в

ушах, глядя на которые, я просто выпала на пару минут из реальности. Просто

сидела и смотрела, открыв рот, и мне плевать, что пялиться на незнакомых

людей неприлично.

Дед тем временем завел машину и рывком тронулся с места, отчего меня

мотнуло вперед, а сумочка свалилась с колен прямо на пол.

— Поаккуратнее можно? — недовольно спросила у него, отряхивая свое

имущество, — не дрова везете!

В ответ он громко рявкнул:

— Что? Говори громче, я плохо слышу!

Да, е-мое, как ты машину-то водишь, убогий! Клаксон сорвешь, пока тебе

бибикать будешь!

— Все хорошо! — крикнула я и отвернулась к окну.

Через миг повернулась обратно. Если он меня не слышит, то откуда он узнает

куда мне надо ехать? Скользнула глазами по панели, с облегчением обнаружив

приспособление для связи таксистов с оператором. На темном экране горел

адрес, по которому меня надо доставить, а ниже навигатор прокладывал

короткий путь.

Фу-х, пронесло.

Снова отворачиваюсь к окну, скептически рассматривая на стекле недомытые

разводы от птичьего помета, а в голову закрадывается крамольная мысль.

Может он ещё и не видит ни хр*на??? И руки сами собой тянутся к ремню

безопасности, который в начале пути я не потрудилась даже для вида накинуть.

Повезло так повезло с водителем.

Такси убийственно медленно карабкалось в сторону заветной цели, не

разгоняясь выше пятидесяти километров, несмотря на то, что машин на дороге

было мало.

К концу пути я уже была похожа на растрепанную, злобную фурию, мечтающую

выбраться из этой адской колесницы. И когда машина наконец-таки

остановилась перед входом в бар, я стремительно выскочила наружу, бросив

ему деньги на приборную панель.

Градов, зараза, чтоб тебе пусто было! Я тебе эту дивную поездку ещё

припомню!

К моему превеликому облегчению возле входа никого не было, и мое

катастрофически позорное появление осталось незамеченным, хоть в этом

повезло.

Задержавшись на пару минут на крыльце, привела в порядок мысли,

попробовала избавиться от внутреннего негатива, накопившегося за время

поездки. Не получалось. Я и так последние дни сама не своя, а тут ещё дед этот

глухой, со своими волосатыми ушами! Бррр. Кое-как затолкала свое

недовольство поглубже, прикрыла его гордой самодовольной улыбочкой и

зашла внутрь.

Наша компания обосновалась в одном из залов. Небольшой, достаточно уютный,

но, на мой придирчивый взгляд, немного темноват. Столики расставлены по

периметру, в углу барная стойка с веселым барменом, показывающим чудеса

ловкости при обращении с цветными бутылками, есть место для танцев и

караоке. Обычный, заштатный бар. Можно ещё выйти на летнюю веранду или

посидеть в кальянной, а так же где-то тут была игровая зона с мягкими

диванами и приставками, как раз для тех, кто без компьютерных технологий

вообще никак не может.

Веселье было в самом разгаре. Компания то сливалась в одну громогласную

кучу, где все галдели, звонко звеня бокалами, то плавно растекалась по

отдельным столикам, где каждый общался по интересам.

Мы с Машкой облюбовали место в самом углу, чуть в стороне от других, чтобы

нам не мешали разговаривать. Наперебой рассказывали друг другу, что

произошло за время нашей разлуки, шутили, смеялись, вспоминали славные

студенческие годы. Впервые за этот месяц отцовских репрессий я

почувствовала себя человеком, счастливым человеком. Мне было спокойно,

весело, и даже проблемы с деньгами отступили на задний план, особенно после

того, как Семенова рассказала о своей работе, своей зарплате. Ее такие

мизерные доходы, казалось, совсем не напрягали, ей все нравилось. Может и

мне стоит расслабиться и успокоиться?

И я успокоилась, отпустив на этот вечер все свои беды. Знаю, что мы с Машей

птицы разного полета, что равняться на нее не стоит, и что завтра все эти

проблемы снова обрушатся на меня. Знаю, но сегодня мне хотелось просто

отдохнуть, отвлечься. Хотелось, что бы этот вечер прошел гладко, как по маслу,

оставив после себя только приятное послевкусие.

Я как раз рассказывала ей одну из забавных историй из своей жизни, когда

Машка усмехнулась, глядя куда-то за мою спину, поджала губы, пытаясь не

улыбаться, и сосредоточено стала делать вид, что ничего не происходит.

Девушка она бесхитростная, да и актриса никакая, поэтому я даже не

сомневалась, что сзади происходит нечто интересное, имеющее ко мне

непосредственное отношение. Похоже, кто-то из бывших одногруппников решил

подкрасться и напугать. Как дети, честное слово!

Иронично изогнув бровь, обернулась, без зазрений совести ломая «сюрприз»

незадачливому шутнику.

Твою ж мать! Зорин пожаловал. Я уж и забыла о его существовании, а тут на

тебе, пожалуйста, явился.

В метре от меня стоял и широко улыбался Артем. Я, закатив глаза, повернулась

обратно к Маше, взглядом показывая «его только для полной радости и не

хватало».

Парень, недолго думая, сгреб меня в охапку, буквально вытащив из-за стола, не

смотря на мои тщетные попытки отбиться от него, и закружил, крепко

прижимая к себе, а потом звонко чмокнул в макушку. Я все это время

безуспешно пыталась его отпихнуть от себя. Да, что за дурацкая привычка меня

хватать? Всегда, с первого дня знакомства, Артем не стесняясь, как-то по-

хозяйски тянул ко мне свои руки, несмотря на все мои вопли, попытки отбиться

и убийственные взгляды.

Когда я только поступила в ВУЗ, он был на третьем курсе. Классическая

ситуация: сопливая первокурсница и весь такой из себя популярный

третьекурсник. Казалось бы схема, миллионы раз опробованная бесчисленными

студентами. Он подкатил ко мне при первой же встрече, ничуть не сомневаясь в

успехе. Еще бы, он и спортсмен, и член студклуба, беспечно зажигающий на

сцене во время концертов, он везде и во всем первый.

Да вот только просчитался мальчик, выбирая меня в качестве очередной

жертвы. Мне было фиолетово на его обаяние, харизму, заводной характер. Мне

было фиолетово на него всего полностью. Знала, что он нравился многим

девчонкам, та же Машка считала его чуть ли не эталоном. Все знала, но мне

опять-таки было фиолетово. У меня был другой круг общения, другие интересы,

поэтому я никогда не воспринимала его всерьез. Вернее сказать, я вообще его

никак не воспринимала, разве что как раздражающий фактор, то и дело

мелькающий в поле зрения. Вот бывает так, что относишься к человеку, словно

его и не существует. Как раз наш случай.

Получив первый отказ с моей стороны, Артем немного опешил, почесал макушку,

а потом растекся в задорной улыбке со словами «так даже интереснее».

Не знаю, было интересно ему, но меня порой раздражало, когда идешь вся такая

из себя нарядная, красивая, безупречная по коридору мимо аудиторий, и тут,

откуда ни возьмись, он как ураган налетает, то закружит на месте, то волосы

растреплет, беззастенчиво по-хозяйски обнимет, и хр*н вырвешься из цепких

лап, непременно осчастливит поцелуем в щеку, и дальше по своим делам

отправится. А ты стоишь как дура, у всех на виду, растрепанная, взъерошенная,

сердитая. Правда злость проходила быстро, стоило мне только отвернуться, как

я тотчас о нем забывала, словно и не было его в моей жизни.

С учебой у него, мягко говоря, были проблемы. В конце третьего курса Артем, прогуляв все на свете, завалил сессию и ушел в академ. Правда ситуация от

этого не изменилась, он все равно умудрялся появляться в универе практически

каждый день, все также отжигал в студклубе, все также глумился надо мной,

подкатывая в самых неожиданных местах.

Просидев в академе полгода, он снова вышел на учебу, и снова ничего не

изменилось. Он меня доставал, я его игнорировала.

И вот я заканчиваю второй курс, он, наконец, разделывается с третьим, и

наступает лето, после которого Зорин опять не выходит в универ, а мы все с

удивлением узнаем, что наш неугомонный артист добровольно сорвался в

армию. Вот тебе раз! Помню, тогда даже я удивилась, столь внезапному

решению.

Дальше был мой третий курс — год спокойствия, когда меня никто не доставал

своими нелепыми ухаживаниями и знаками внимания. Хотя спокойствием это не

назовешь — пьянки, гулянки, бессонные ночи, и отчаянные попытки не заснуть

на первых лекциях. Красота.

Про Зорина я даже и не вспоминала, где он, как он, что он. Мне было глубоко

плевать… до поры до времени.

Через год он вернулся и вуаля, мы с ним оказались мало того, что на одном

курсе, так ещё и в одной группе. Зашибись как повезло!

Весь четвертый курс он мне проходу не давал. Видать сильно парня зацепило,

что его, всеобщего любимца, я продолжаю игнорировать и динамить, несмотря

ни на что, и он хоть напоследок, но решил добиться моего расположения.

Сразу скажу, что бесполезно. Мое отношение к нему не менялось.

Артем это прекрасно понимал, но не оставлял попыток. Теперь он громогласно

заявлял, что безнадежно в меня влюблен, что, тем не менее, не мешало ему

крутить романы направо и налево, так что к его словам я относилась крайне

скептически. Мне кажется, я для него стала заветным пунктиком, галочкой,

которую ему хотелось поставить до окончания учебы.

Я, в свою очередь, ничьей галочкой становиться не собиралась, поэтому

продолжала вести себя, как ни в чем не бывало. С одной стороны это было легко

— все его знаки внимания не находили в душе отклика, так что мое равнодушие

было абсолютно естественным, без малой доли наигранности. Но с другой

стороны я порой была готова его задушить, за то, что проходу не дает.

Для одногруппников наши с ним «высокие» отношения стали неиссякаемым

источником для шуток. Они все дружно угорали, когда Артем начинал меня

прилюдно доставать, а я в ответ огрызалась. Нас даже называли «сладкой

парочкой», хотя парой мы никогда и не были. Была я, и был Зорин, с его

безбашенным желанием заполучить меня. Вот и все.

После окончания учебы, мы с ним пересекались только один раз, случайно, мимоходом, и не было времени даже словом обменяться, чему я несказанно

радовалась, считая, что этот кадр навсегда исчез из моей жизни.

И вот на тебе, пожалуйста! Стоит передо мной, улыбаясь в тридцать два зуба, и

в глазах огонек такой хитрый горит. Все, кончилась спокойная жизнь.

Почему я не вспомнила про существование этого субъекта, собираясь на

мероприятие? Даже ведь мысли не проскочило, что Зорин вроде как тоже мой

одногруппник! Надо было вообще не приходить! Или хотя бы одеться

поскромнее. Мое короткое красное платье и длинные ноги, на шпильках

естественно не остались незамеченными:

— Для меня нарядилась? — весело подмигнув, поинтересовался он.

— Размечтался, — наконец смогла высвободиться из его рук и отступить на шаг

назад.

Артем оценивающим взглядом прошелся по мне снизу вверх, задержавшись на

глубоком декольте. Я демонстративно сложила руки на груди и кашлянула:

— Глаза выше!

— Чего? — не понял он.

— Я говорю, собеседнику надо смотреть в глаза. Так вот они выше! — сердито

пояснила, с неудовольствием отметив, что по залу опять покатились смешки,

как это всегда бывало, стоило только Зорину приблизиться ко мне.

— Ну да, — просто согласился он, — глаза у тебя тоже красивые. Мне кажется,

что ты все-таки для меня платье выбирала. Красный — мой любимый цвет, если

под ним ещё красное белье, то ты от меня сегодня точно не отделаешься.

За спиной услышала сдавленный смех Машки. Она, как и все остальные,

получала удовольствие, наблюдая за нашим «теплым» общение.

— Красное белье? — хмыкнула я, — тогда ты точно в пролете. Сегодня я вообще

без него.

Как хорошо, что в эту игру можно играть вдвоем. Я с удовольствием заметила,

как на долю секунды его лицо изумленно вытянулось. Он непроизвольно

скользнул взглядом по моей фигуре, а потом, взяв себя в руки, рассмеялся,

искренне так, белозубо:

— Ничего не меняется, Антина. Ты все такая же злюка, как и была. Обожаю

тебя, — и с этими словами повернулся к остальным. Как он там приветствовал

друзей-знакомых, мне было совершенно неинтересно, поэтому я уселась опять

на свое место, спиной к остальному залу.

— Как мне этого не хватало, — с улыбкой произнесла Машка.

— Чего именно? — подозрительно покосилась на подругу.

— Ваших с ним перепалок. Ты даже не представляешь, насколько это забавно

смотрится со стороны.

— Догадываюсь, — буркнула в ответ, беря в руки бокал с коктейлем.

— Неужели он тебе совсем не нравится? — с долей недоумения

поинтересовалась она.

— Нет, — ответила, невозмутимо делая глоток ярко-розовой жидкости, приятно

обжигающей небо.

— Почему? — Семенова никогда не понимала моего равнодушия по отношению к

Артему.

— Наверное, формат не мой.

— А какой твой?

В ответ я пожала плечами. Понятия не имею, какой мой, но то, что Зорин под

него не подходит — это однозначно.

Дальше веселье шло своим чередом. Все шумели, пили, общались. Мы с Марией

сначала перекочевали за соседний столик, чтобы поболтать с девчонками, потом

за следующий, и так далее, пока не переобщались со всеми, затем вернулись на

свое место, довольные, веселые, слегка пьяненькие. Все было здорово, я даже

забыло о том, что где-то здесь находится Артем, пока он снова не появился

рядом, подставил третий стул и уселся за наш столик. Машка, закусив губу,

пыталась скрыть улыбку, а я, подперев щеку рукой, тоскливо посмотрела на

парня.

В драных джинсах, красной футболке, с растрепанной шевелюрой и легкой

небритостью, загорелый, словно только что с юга вернулся. Если уж быть до

конца честной, довольно милый тип.

Тааак, похоже, пора завязывать с коктейлями, если уж я этого приставучего

негодяя, достававшего меня столько лет, начала считать милым.

— Чем обязаны вашему вниманию? — уныло поинтересовалась у него.

— Соскучился, — ухмыляясь, ответил Артем.

— А уж я-то как, — проворчала в ответ.

— Что, прямо совсем-совсем не скучала? Ни капельки?

— Скажу честно, не то, что не скучала, даже и не вспоминала ни разу, — мило

улыбнувшись, ответила ему.

— Колючка, — хмыкнул он, — а я действительно скучал.

— С чем тебя и поздравляю, — отсалютовала ему бокалом.

— Как жизнь-то хоть расскажешь?

— Как всегда, лучше всех, — усмехнулась, очень некстати вспомнив о папиных

санкциях.

— Не сомневаюсь, — впился в меня каким-то странным взглядом, суть которого я

уловить не смогла, лишь почувствовала, как волосы на голове зашевелились.

Мне показалось, что он хотел что-то сказать, но к счастью именно в этот момент

зал наполнился музыкой, и звоном микрофона. Кто-то из группы собрался

осчастливить присутствующих сольным исполнением песен-караоке. Зорин ещё

миг смотрел на меня, потом с досадой мотнул головой и повернулся в сторону

исполнителя, а я, наконец, смогла вздохнуть свободно. Не понравился мне его

последний взгляд, слишком уж серьезный, на него не похоже.

К микрофону вышла, чуть пошатываясь, Оксанка Мухина:

— Дорогие мои, я так рада, что все мы собрались сегодня здесь, — пьяным, чуть

писклявым голосом начала она, — поэтому хотела бы всем присутствующим

подарить чудесную песню.

Представляю, что сейчас будет. Насколько мне не изменяет память, Мухина

никогда не отличалась ни голосом, ни слухом. Она выбрала песню из

кинофильма Титаник и… началось.

Ржали все, а она с пьяным упорством пыталась вытянуть «гоу он», не попадая

ни в одну ноту.

— Молодец! — громко крикнул Артем, и, засунув два пальца в рот, засвистел,

остальные его поддержали.

Парень чуть склонился в мою сторону, и, практически не шевеля губами, со

смехом произнес:

— Полный атас!

— Хм, — я усмехнулась, — думаешь, у тебя выйдет лучше?

— Так, — он развернулся ко мне вполоборота и вопросительно поднял бровь, — Я

не понял, это что за ирония?

— Да нет, что ты. Какая ирония, разве я могу, — невинно похлопала ресницами.

— Ты думаешь, я не выйду и не спою? — уточнил он, не отводя от меня взгляда.

— Ну не знаю, — пожала плечами, продолжая его дразнить.

— Ты забыла, что я несколько лет в студклубе выступал? Я там на сцене и пел, и

плясал и даже в бабские платья для ролей переодевался?? И думаешь, что не

смогу сейчас к микрофону выйти?

В ответ лишь насмешливо повела бровью.

Артем поднялся на ноги, сделал шаг ко мне, и, опираясь одной рукой на стол,

склонился ко мне так близко, что я невольно отшатнулась от него. Посмотрел на

меня, широко и как-то многообещающе улыбаясь, а в глазах лукавые демоны

пляшут:

— Сама напросилась! — с этими словами развернулся и бодрым шагом

направился к пульту, выбирать песню, а я победно улыбнулась Машке.

— Мне кажется, сейчас что-то будет, — со смехом заметила подруга, — он твой

вызов принял.

— Ага, сейчас какую-нибудь банальную «рюмку водки на столе» выдаст, —

беспечно отмахнулась я.

Оксана тем временем закончила свою чудесную песню, от которых у половины

присутствующих заломило зубы, а у второй половины задергался глаз, и ухо

прострелило. Зорин легкой походкой подскочил к ней, забрал из рук микрофон:

— Все поблагодарим Оксаночку, за чудесную песню и настроение. Это было

прекрасно! Ты — супер! Селин Дион нервно курит в сторонке! — по залу

покатились смешки, но полупьяная Мухина сарказма не уловила, прокричала,

что всех любит, и вернулась на свое место.

Все взоры обратились к Артему, стоящему в центре. В одном он прав —

стеснение и робость на публике — это не про него. Стоит, довольный, аж

светится как медный таз:

— Итак, как вы уже успели догадаться, я тоже решил спеть песню, в честь

нашей долгожданной встречи.

Все одобрительно загалдели, а мы с Машкой многозначительно переглянулись.

— Но потом подумал, и решил, что обойдетесь, — усмехнулся парень, вызвав

волну смеха, — и я буду петь для одной особы в этом зале. Вы все конечно

поняли, кого я имею ввиду, — он демонстративно развернулся в мою сторону и

отвесил поклон, — прошу любить и жаловать нашу драгоценную, несравненную,

необычайно добрую, нежную и приветливую Кристину Антину.

Все заулюлюкали, захлопали в ладоши, а я почувствовала, что заливаюсь

румянцем. Ну, Зорин, дождешься ты у меня! В очередной раз оказываюсь в

центре нежелательного внимания по твоей вине! Показала ему кулак, на что он

с легкой усмешкой послал воздушный поцелуй.

Заиграла музыка.

Он это серьезно? Билан? Болен тобой? Полный п***ц!

Сморщившись, будто съела целый лимон, одной рукой прикрыла лицо,

обреченно слушая, как он пел.

Голос конечно у парня красивый, да и со слухом тоже полный порядок, и

артистичности не занимать, но кто-нибудь, прошу, прибейте его на фиг, что бы

замолчал.

Ты — яркое солнце, мы вниз не сорвемся,

И рядом проснемся, жизнь нам улыбнется.

(Фига тебе, а не проснемся рядом!!!)

Миг светлого счастья, мир будет вращаться,

Нам больше не надо, только домик у сада.

(Какой на хр*н домик у сада? Только через мой труп!)

Зал был в восторге, Артем отжигал, а я мечтала провалиться сквозь землю.

Тут он указал пальцем на Серегу, потом на Антона. Они переглянулись, не

совсем понимая, что он хочет. Зорин кивнул на меня, а потом указал на место

рядом с собой.

Парни, сообразив, что от них требуется, дружно поднялись со своих мест и

направились в мою сторону.

Что? Нет, нет, нет! Ни за что! Не подходите ко мне! Не трогайте меня! Надо

бежать отсюда, сломя голову!

Вот только столик угловой, сама себя в ловушку загнала. Под общий

одобрительный гогот эти два бугая бесцеремонно вытащили меня из-за стола, и,

не обращая никакого внимания на мои протесты, подхватив под руки, вынесли в

центр зала. Баскетболисты хр*новы!

Бережно поставили рядом с поющим Зориным, и торопливо вернулись на места,

не желая пропускать шоу.

Снег на твоих ресницах, блеск в глазах будет сниться мне –

И я верю в чудо, где мы счастливы будем!

(Угу, сейчас! Я буду счастлива, когда ты, наконец, замолчишь!

Закроешь рот и исчезнешь из поля зрения!)

И вот стою как полная кретинка посреди зала, мечтая перенестись в любую

другую точку Вселенной, вокруг счастливые, веселые, полупьяные

одногруппники, музыка гремит, Артем рядом отрывается. На мои гневные

взгляды, преисполненные обещанием убить его и закопать где-нибудь в

подворотне, отвечает лишь ехидной улыбкой. Скотина! Ему весело, он получает

от этого неподдельное удовольствие, а я не знаю куда деваться.

Сорваться с места и убежать? Глупо. Потом все будут говорить, что Антина —

истеричка без чувства юмора. Может они ждут, что я буду вокруг него

залихватские пляски отплясывать? Как звезда из ролика «девушка в красном,

вы прекрасны»? Ага, сейчас, размечтались!

Ничего не остается, кроме как стоять, краснеть, сдержанно улыбаться, и про

себя едко комментировать его пение.

Сегодня болен тобой и завтра болен тобой…

(Конечно, болен! Придурок! Настоящий, махровый! Ненавижу!)

Наконец, эта проклятая песня закончилась, я с облегчением выдохнула, зал

разразился аплодисментами, Артем картинно кланялся.

И тут какая-то сволочь прокричала:

— Давай на Бис!

Все дружно подхватили:

— Бис, Бис, Бис!

Так, это уже без меня! Катитесь со своим бисом далеко и надолго! Сделала пару

шагов в сторону, и почувствовала, как вокруг моей талии сжимаются крепкие

ладони. Ну, это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Бросила через плечо

сердитый взгляд на этого упыря. Улыбается, опять негодяй улыбается. Выставил

меня полной дурой и доволен как слон! Ему-то все равно как с гуся вода, а мне

впору бежать и прятаться от стыда.

Не обращая внимания на мое негодование, он притянул меня обратно, не давая

вернуться на место, прижал спиной к своей груди, крепко обхватив обеими

руками.

— Боюсь на Бис, не получится, — произнес Зорин, обращаясь к залу, — дело в

том, что моя Муза хочет покинуть меня. А без Музы я никак. Даже не просите.

Чувствую его дыхание на своей макушке, и меня это бесит. Хочу вырваться и

уйти, но останавливает чувство собственного достоинства. Как будет выглядеть

со стороны, если я всерьез начну отбиваться от Артема? Правильно, по-

идиотски! Он же шутит, дурачится и всем это по вкусу.

Между тем зал пришел в волнение и требовал продолжения шоу:

— Муза, муза, муза! — начали они скандировать.

Я зашипела, с трудом удерживая на губах фальшивую улыбку. Артем смеялся, и

не думая меня отпускать, а я чувствовала, что ещё чуть-чуть и взорвусь.

— Ну, раз вы так просите, я думаю, она не откажет. Так ведь Кристина

Алексеевна?

Еще как откажу, с преогромным удовольствием! И стой тут один, как полный

идиот!

Пытаюсь в очередной раз вывернуться из его захвата, но бесполезно.

Почувствовала, как он кому-то кивнул, и в тот же миг снова заиграла музыка.

Это что б*** такое?? Где он откопал эту песню???? Какой-то незамысловатый

мотив, да и слова под стать. Я стояла и, ничего не понимая, хлопала глазами, а

Зорин зажигал, явно поймав волну куража. Не просто пел, а выделывал какие-то

дурацкие кренделя, по-моему, решив меня окончательно доконать.

Я вижу, ты обомлела — (по-дружески хватает меня за плечи)

Великих не встречают каждый день! (а скромных ещё реже!)

Запуталась в чувствах своих. (нет, здесь все четко — НЕНАВИЖУ!)

Как это мило! Ох, люди, чего ждать ещё от них?

(И вообще, обомлела? Это мягко сказано!

Я бы другое слово вставила, да оно неприличное!)

Открой глаза и прозрей:

Да, перед тобой сам Мауи — царь морей! (Царь придурков, Король кретинов!)

Скажи, я неплох, сложён как бог, (Самозабвенно поиграл мышцами)

Сделал то, чего никто не смог! (А то! Достал так, что искры из глаз!)

Зал просто заходился в экстазе. Мало того, что одногруппники бесновались, так

на наш шум люди из других залов сбежались и теперь активно участвовали в

нашем мероприятии. Кто хлопал, кто подпевал, глядя на текст на экране.

Господи, меня окружают одни придурки! Кто-то снимал на телефон. Ну все,

здравствуй Ю-туб! Какая-нибудь зараза обязательно это безобразие в сеть

выложит!

Да и тебе я скажу «Спасибо!» (снова схватил меня, и прижал к себе)

Твой парус ласкает взор. (хм, это ты про декольте или заднюю часть туловища?)

Под ним по волнам я пойду красиво (ага, размечтался!)

Ведь плаваю я хуже, чем топор!

(Топор! Точно, мне нужен топор! Зарубить тебя к чертовой бабушке и закопать!)

Наконец, этот ад закончился! Все шумели, что-то наперебой кричали, хлопали.

Артем театрально кланялся, предусмотрительно удерживая меня под локоть,

пресекая попытки побега.

— Всем спасибо за внимание, вы — суперзрители! Конечно, в завершении

нашего выступления было бы логично, осчастливить вас страстным поцелуем, но

боюсь, что после этого петь я буду только фальцетом, — под всеобщий смех

подвел он итог, а я почувствовала, что у меня вот-вот тормоза сорвет.

Он потащил меня обратно к моему столику, не ослабляя хватки, и мне ничего не

оставалось делать, кроме как ползти за ним.

За столом сидела Машка, вытирающая слезы:

— Ребят, я просто рыдала! — простонала она, опять рассмеявшись, — Тин

видела бы ты себя со стороны! Я тебя, кстати, в телефоне пересохранила, ты

теперь там как Муза записана!

Мне же было совсем не смешно. Подойдя к Артему практически вплотную,

прошипела сквозь стиснутые зубы:

— Зорин, я ненавижу тебя!

— В следующий раз не будешь выпендриваться, — просто ответил он,

насмешливым взглядом скользя по моей раскрасневшейся физиономии.

— Ты о чем?! Следующего раза не будет! Я надеюсь, что это была моя последняя

встреча с тобой!

— Мечтай больше!

— А что тут мечтать? Все, забудь, что я вообще существую!

— Ага, сейчас. Нам с тобой ещё поговорить надо будет чуть позже.

— Поговорить? Что-то я не припомню у нас общих тем для разговоров!

Интересно, на какую тему беседа планируется? — не срывая иронии,

поинтересовалась у него.

Он указал сначала пальцем на себя, потом на меня.

— Тём, ты это серьезно? — в недоумении всплеснула руками, — или просто

выпил лишку?

— Серьезней не бывает, — парень кивнул, и взгляд неуловимо изменился, — мне

уже осточертела вся эта ситуация.

— Так в чем проблема? Оставь меня в покое и все, дело с концом!

Вместо ответа он как-то невесело усмехнулся, показал мне кукиш и,

развернувшись, направился в другую часть зала, где шумели его друзья.

— Ого, как его пробрало, — протянула Мария, — похоже, ты его окончательно

довела.

— Кто кого ещё довел! Я вообще не понимаю, что на него нашло! Какой

серьезный разговор? Зорин и серьезно — это два несовместимых понятия!

— Не скажи, — Маша покачала головой, — за этот год смотри, как изменился.

Повзрослел, матереть начал…

— Ага, сама взрослость, я бы даже сказала почтенная мудрость! — перебила я

подругу, — Знаешь что, пойду-ка я домой, подобру-поздорову. Пока он тут ещё

больше не напился, не повзрослел, не заматерел, или как ты там это называешь,

и снова за меня не принялся.

— Тин, да ты что! Так весело, а ты сбегаешь!

— Мне — не весело, — припечатала я.

Семенова тяжело вздохнула. Уж кто-то, а она знала, что я все равно поступлю

по-своему:

— Мы с тобой созвонимся? — наконец грустно поинтересовалась она.

— Непременно! — подхватила сумочку, поцеловала подругу в щеку и торопливо

направилась к выходу, надеясь, что ко мне никто не пристанет, и я смогу

скрыться незамеченной.

У самого выхода все-таки не удержалась и обернулась, взглядом ища Артема.

Он нашелся в дальнем конце зала. Стоял среди парней и ржал как конь, ему

действительно весело, как всегда. Король вечеринок, твою мать! Словно

почувствовав меня, резко повернулся к двери. Наши взгляды пересеклись, и я

увидела, как он недовольно поджимает губы и качает головой, сообразив, что я

собираюсь сбежать. Поднял кулак и пригрозил мне, в ответ я ослепительно

улыбнулась, показала средний палец и с гордо поднятой головой покинула зал.

Правда, скрывшись за поворотом, откинула в сторону всю гордость и

осмотрелась в поисках спасения. В нескольких метрах от себя увидела дверь с

табличкой «служебный выход» и со всех ног бросилась к ней, откинув в сторону

всю торжественность. В том, что он сейчас за мной ринется, я ни капли не

сомневалась, как и в том, что настигнет меня в два счета. Он в кроссовках, а на

мне шпильки 11 сантиметров, и узкое платье, в котором не то, что бегать,

ходить неудобно.

Сюда, в служебные помещения, он за мной точно не сунется, даже мысли не

допустит, что Кристина Антина может по подсобкам бегать, скорее всего, решит

перехватить у центрального выхода. Что ж, удачи!

Немного поплутала по узким коридорам, пока наконец не нашла дверь, которая

вывела меня на улицу. Вдохнув воздух ночного города, поспешила прочь, звонко

отстукивая каблучками по асфальту сердитую дробь.

Выскочила на соседнюю улицу, с радостью обнаружив стоящую возле магазина

желтую машину такси. Хоть в этом сегодня удача на моей стороне.

Через три минуты я уже мчалась в сторону дома, рассеянно глядя в окно, а в

голове пульсировала мелодия и слова песни «Спасибо» в исполнении

достопочтенного Артема Сергеевича.

Зорин, с*ка, ненавижу! Мне теперь этот напев уснуть полночи не даст!

Глава 4

В задумчивости смотрела на свое отражение. Прекрасное облегающее платье в

пол, изумительного королевского синего цвета на одной бретельке,

подчеркивало все достоинства фигуры. Нежнейшая ткань приятно льнула к

телу, немного холодила кожу. Я покрутилась перед высоким, в полный рост,

зеркалом, осматривая себя со всех сторон. Идеально. Все идеально! И платье, и

девушка в нем, то бишь я. Потрясающий дуэт. Взглянула на ценник. И цена тоже

потрясающая, но мне плевать, я в любом случае куплю его. Могу себе это

позволить, я вообще могу позволить себе все, что угодно.

Взгляд упал на второе платье, ожидающее своей очереди на вешалке. Та же

модель, но в роскошном красном. Надо померить и его тоже, вдруг в том цвете я

буду ещё краше?

Торопливо, но в тоже время аккуратно переоделась.

О, Боже мой! Это просто фантастика! Я даже дышать перестала от такой

красоты. Собрала волосы, приподняла их кверху, представляя, как буду

выглядеть с высокой прической, изящным колье на шее.

Какое же выбрать? Потрясающее синее или роскошное красное? Страсть огня

или таинственность полумрака? Не смогла сдержать стона, в нерешительности

переводя взгляд с одного шедевра на другой. Что же делать? На чем остановить

свой выбор? Сняла красное платье, решив ещё раз примерить первый вариант.

Может взять оба? И синее, и красное? Не могу, плохая идея. Два абсолютно

одинаковых платья, различающихся только цветом — дурной тон. Засмеют. Тут

даже аксессуарами не исправишь.

Синее или красное? Красное или синее? Аааааа!

И в тот момент, когда я почти решила этот архиважный вопрос, раздался звук

сирены противовоздушной обороны. Сначала тихо, потом все громче, и громче. И

вот уже я, бросив на пол оба платья, зажав уши руками, бросилась прочь из

примерочной кабинки, как была в одном белье, босиком, забыв сумочку и все

свои вещи.

В магазине творился ад. Десятки людей бежали, толкались, сносили на своем

пути вешалки с дорогой брендовой одеждой, спеша выбраться наружу

Кто-то кричал, кто-то звал друзей. Визг, писк, хаос, вертеп.

Я заметила, как споткнулась и упала женщина, а толпа, сплошным потоком

потекла поверх нее, не давая подняться.

Нельзя падать, ни в коем случае, встать уже не удастся. Растопчут, сомнут,

раздавят. Эта мысль пульсировала в мозгу, пока я в бушующем человеческом

потоке продвигалась к дверям. Здесь сотни человек, или даже тысячи! Откуда в

небольшом, безумно дорогом бутике столько людей? Женщины, мужчины, дети.

Что это за безумие?

В голове что-то не сходилось, я пыталась разобраться, но суть ускользала.

Почувствовала толчок в спину, не смогла удержать равновесие и полетела вниз.

— Это конец, — промелькнуло в голове.

Сирена вопила все громче и громче, разрывая своим ревом барабанные

перепонки.

Прикрыв лицо руками, приготовилась к столкновению с полом. Вот он, все

ближе, ближе. Я смотрела, как ко мне приближается серебристо-серая

обшарпанная поверхность и, пытаясь избежать столкновения, непроизвольно

дернулась…

И проснулась в своей родной кровати. Резко села, чуть не свалившись на пол, и,

прижимая руку к груди, в которой гулко билось сердце. На тумбочке лежал

телефон и голосил на всю комнату. С перепуга схватила его и, не понимая, что

делаю, непослушными пальцами нажала кнопку ответить:

— Антина, ты спишь что ли? — раздался бодрый голос.

От неожиданности откинула от себя телефон на другой конец кровати, словно

он был ядовитым пауком, не заботясь о том, что подумает собеседник. Бросила

ошалевший взгляд на часы.

Восемь, мать твою, утра! Это какой надо быть заразой, чтобы звонить в такую

рань?! И я хороша! Всегда отключаю звук на ночь, но именно сегодня забыла это

сделать. Ни вчера, ни завтра, а именно сегодня!!!

Прикрыла глаза рукой и со стоном упала обратно на подушку. Сердце никак не

хотело успокаиваться, под воздействием утреннего всплеска адреналина,

дыхание тяжелое неровное. Пытаясь хоть как-то прийти в себя, потерла лицо

ладонями.

Восемь утра! Нормальные люди ещё спят в это время, а тут…

Телефон снова ожил.

— Да иди ты! — отмахнулась от него, даже не думая шевелиться.

Однако звонивший отличался необычайным упорством. Мелодия повторялась

раз за разом, разрывая мой, ещё не отошедший после сна мозг. Я нащупала

вторую подушку и прикрыла ей голову, надеясь, что это поможет. Как бы ни так!

Телефон стоял на максимальной громкости, поэтому никакая подушка от него не

спасала.

С рычанием перевернулась на бок и потянула руку к трубке. Бесполезно.

Кровать у меня огромная, двуспальная, так просто до противоположного края не

дотянешься. Браня настойчивого абонента на чем свет стоит, поползла к

телефону, отталкиваясь пятками, как зеленая, лохматая гусеница.

Наконец мобильник в моих руках, и я, стиснув зубы, победно веду указатель в

сторону надписи «отклонить», чтобы избавиться от назойливого звонка, но

вместо этого, как специально, палец дрогнул и выбрал опцию «ответить».

— Да, блииин! — обреченно уткнулась лицом в подушку.

Делать нечего, звонок уже принят, поэтому обреченно закатив глаза, прижимаю

трубку к уху:

— Какая сволочь дала тебе мой номер телефона? — хриплым, не проснувшимся

голосом выдавила из себя сердитую фразу.

— Ты серьезно думаешь, что у меня его до этого не было? — насмешливый ответ

вызвал лишь раздражение.

Я вообще по утрам не очень приветлива, особенно если бесцеремонно будят в

такую рань.

— Зорин, ты вообще на часы смотрел? Воскресенье! Восемь утра! Какого хр*на

ты мне названиваешь?

— Разбудил что ли? — как ни в чем не бывало, спросил он.

— Да, выдернул из самого чудесного сна!

— Вот и хорошо, хватит спать. Собирайся.

— Чего? — я опешила от такой наглости.

— Собирайся, говорю. Пойдем куда-нибудь кофе попьем.

— Ага, уже бегу, — с кряхтением перевернулась на спину, — Тём, я никуда с

тобой не пойду. Ни сейчас, ни потом. Я собираюсь досмотреть свой прекрасный

сон, а потом заниматься своими делами.

— Боишься, как бы я тебя не съел? — хмыкнул он.

— Скорее я тебя съем, если уж на то пошло, — ответила, не имея в виду ничего

такого пикантного. Просто подразумевала, что сейчас кое-кто допрыгается и

получит.

— Ты только скажи, и я весь твой. Хочешь — ешь, хочешь — кусай.

Тьфу ты блин, все переведет в горизонтальную плоскость, пошляк!

— Я сейчас отключусь, а твой номер уберу в черный список, — буркнула в

трубку.

— Все равно больше не заснешь. Пойдем, сходим куда-нибудь, — снова

переключился на свою волну Артем.

— Зачем? — еле сдержалась, чтобы не зевнуть в трубку.

— Поговорить надо, а то вчера кто-то неожиданно ловко сбежал, — с укором в

голосе произнес он.

В ответ я лишь усмехнулась, вспомнив, как удачно мне подвернулась дверь в

служебные помещения:

— Если я решила уйти, то меня уже ничто и никто не остановит.

— Это я уж понял. Ну, что ты уже собираешься?

— Даже и не думаю! Продолжаю лежать в постели, мечтая отделаться от

утреннего собеседника, — не очень тактично намекнула на то, что разговор мне

не в радость.

— Дай угадаю. Красные шелковые простыни и черная кружевная

полупрозрачная сорочка? — прикалывался он, как всегда балансируя на грани

дозволенного.

— Нет, конечно! — решила немного отыграться, — простыни белые, а сорочки

нет вообще. Я всегда сплю обнаженная. Из одежды только татуировка-бабочка в

области копчика.

На том конце телефона повисла гробовая тишина, которая длилась, наверное,

не меньше минуты:

— Тин, ты издеваешься что ли?

— Даже не думала. Просто правду сказала, — усмехнулась, наматывая на палец

белую прядь волос.

— Ты сейчас дождешься, я к тебе приеду, и будешь мне эту бабочку лично

демонстрировать, — мрачно пообещал Артем.

— Хм, кто бы тебя ещё пустил, — сладко потянулась, устраиваясь поудобнее на

подушках. А он прав, сон уже куда-то ушел.

— Ты бы и пустила. Я могу быть таким гостем, что проще дверь открыть, чем

перед соседями потом краснеть.

— Ну-ну, можешь выезжать. Все равно не знаешь, где я живу, — показала язык в

трубку. Пусть он этого и не видит, но на душе от мелкой пакости приятно стало.

— То есть ты считаешь, что твой номер я у кого-то смог узнать, а вот адрес нет,

ни в коем случае. Это ведь тайна государственного масштаба! — с изрядной

долей иронии уточнил парень, а потом назвал мою улицу, дом, номер квартиры.

— Блин, Зорин, ты не маньяк случаем? — недовольно спросила я.

— С тобой уже почти им стал, — просто ответил он, — ну что, идем кофе пить?

Или я приеду? Выбирай.

Вот ведь упертый! Танк, самый натуральный, идущий напролом к своей цели! Я

шумно выдохнула, не зная, что ещё сказать этому наглецу, чтобы он оставил

меня в покое. И тут в голове проскочила мысль, что кофе-то дома тю-тю,

закончилось. И денег на него жалко, да и поход за продуктами запланирован на

середину недели, не раньше. Отец как раз должен будет перевести мне мои

законные смешные двадцать тысяч рублей. При таком раскладе предложение

Артема внезапно показалось уже более привлекательным. Да ещё и сама

понимала, что нам надо поговорить. Не знаю, какая у него тема для разговора, а

мне хотелось высказать все, что я думала о вчерашнем вечере, когда я стояла,

как дурочка, перед всеми, а он дурью маялся, кренделя вокруг меня отплясывал.

— Ты угощаешь? — бесцеремонно поинтересовалась у него. А что такого? Может

он из тех, с кем девушка платит сама за себя? Мне-то откуда знать? Я за все

время нашего знакомства ни разу никуда с ним не ходила.

— Нет, конечно! Бери с собой термос, бутерброды, штук пять и на меня тоже.

БПшку можешь захватить, кипятка попросим — заварим одну на двоих.

— ????? Я… эээ… чего, прости? — почувствовала, что от изумления глаза по пять

копеек стали. Он с ума сошел, если думает, что я на такое пойду!

— Тинка, тебе кто-нибудь говорил, что с утра ты просто на редкость

сообразительная? — заржал он, а я чуть не скинула звонок от негодования. Он

надо мной издевается! Злостно, умышленно глумится! Плевать на кофе, никуда

я с этим типом не пойду!

Подождала, пока Зорин прекратит смеяться, при этом грозно пыхтела в трубку,

и представляла, как откручиваю ему голову:

— Рада, что смогла тебя повеселить, — мрачно процедила сквозь зубы, когда он

перестал ржать.

— С тобой не соскучишься! Ладно, не дуйся, — примирительно произнес он, но

на заднем плане играли смешливые нотки, — собирайся. Давай я за тобой заеду.

— Нет! — категорично ответила на его предложение, — не надо никаких

заездов. Недалеко от моего дома есть маленькая кофейня «Кофеин». Знаешь

такую?

— Нет, но в сети найду, — уверенно ответил он.

— Вот там, через час, — безапелляционно заявила. Если бы он хоть что-то

возразил, то я точно бы никуда не пошла, но Артем беспечно ответил:

— Ок. Жду тебя там.

— Жди, — буркнула себе под нос и отключилась.

Да что за жизнь такая! Из-за безденежья приходится идти непонятно с кем,

непонятно куда.

Позволила себе ещё немного поваляться в постели, надеясь, что вернется сон.

Тогда бы я без зазрения совести отдалась бы в его ласковые объятия, и никуда

бы не пошла, проигнорировав настойчивого бывшего одногруппника.

Сон не пришел.

Поэтому с тихим вздохом, полным вселенской скорби, поднялась на ноги.

Потянулась, подняв руки к верху и встав на цыпочки, и побрела на кухню, виляя

голым задом.

Зорину, я, кстати, правду сказала о том, что сплю без всего. И да, на пятой точке

у меня крошечная татуировка в виде кружевной бабочки. Правда, и ничего

кроме правды.

Дошла до кухни, чтобы поставить разогреваться чайник, но потом вспомнила,

что у меня вроде как выход в свет намечается на утренний кофе, поэтому,

махнув рукой, развернулась и направилась в сторону ванны.

Квартира мне досталась от мамы. Обычная трешка на четырнадцатом этаже

пятнадцатиэтажного дома. Как попадаешь внутрь, сначала вход в кухню, потом

в большую комнату, дальше идет длинный коридор, упирающийся в ванную и

санузел, и две комнаты на разные стороны. Одна из них — моя спальня, а

вторую, самую маленькую, я целиком и полностью приспособила под

гардеробную. Двенадцать квадратных метров моего персонального Рая, с

бесчисленным количеством вешалок, сетчатых стильных полочек и огромным

зеркалом от пола до потолка. Мое царство, в котором я готова часами примерять

новые наряды. Благодаря наличию такой огромной гардеробной, в моей

квартире не было ни одного шкафа. Очень удобно, а главное красиво и

свободно.

Постояла под душем, смывая остатки утренней лени, и отправилась на сборы.

Очаровывать Зорина в мои планы не входило, поэтому я лишь немного

подкрасилась, волосы собрала в высокий хвост и достала спортивный костюм:

обтягивающие темные с красными вставками по бокам леггинсы и

обтягивающая майка в таком же стиле.

Если уж выхожу в такую рань из дома, то почему бы не воспользоваться

хорошей погодой и не пробежаться? Кроссовки, телефон с наушниками,

закрепленный на поясе, и я готова к выходу.

Улица меня встретила свежим, бодрящим ветерком. В первую очередь

направилась к своей машине, которая как всегда ночевала под окнами, обошла

ее несколько раз, осмотрев со всех сторон и убедившись, что все в порядке, и

только после этого направилась к кофейне.

У моего дома было самое лучшее расположение на свете. С одной стороны,

отличные подъездные пути, шаговая доступность до большого торгового

центра. Пять минут на машине — и я уже на центральной площади города. А с

другой, стоит его только обойти, и окажешься в огромном парке с ухоженными

дорожками, уютными лавочками, тенистыми аллеями и большим живописным

прудом в самом центре. Обожаю это место. После встречи с Артемом туда и

направлюсь, побегаю в тишине и спокойствии, подумаю о жизни.

Дорогу до кофейни тоже решила использовать с толком. Включила музыку и

перешла на легкий бег, отбивая шаги в такт мелодии.

Маленькое заведение притаилось на первом этаже обычной советской

пятиэтажки. Симпатичная вывеска с дымящейся кружкой кофе, пестрый навес

вдоль затонированных окон. С виду очень даже мило. Я мимо этого места всегда

проезжала на машине, так ни разу и не заглянув внутрь, а сегодня вот повод

появился. Нет, можно было бы назначить встречу где-нибудь в привычном

заведении, но очень уж не хотелось с утра пораньше далеко ехать. Так что

заходим, делаем вид, что все нравится, все устраивает.

Поднялась по ступенькам, открыла дверь, легким перезвоном колокольчиков,

прикрепленных над входом, оповестив о своем появлении. Небольшой уютный

зал, оформленный в классических шоколадно-бежевых тонах. Круглые столики,

покрытые белоснежными скатертями, стойка, стилизованная под натуральное

дерево, полочки с разными мелкими штучками, прикрепленные к стенам. В

принципе, довольно приятная обстановка, думаю изредка можно сюда заходить,

если у них конечно кофе нормальный. А вот это сейчас и узнаем.

Из людей здесь кроме меня оказалась только скучающая за стойкой официантка

и зловредный Зорин, сидевший у окна за дальним столиком, спиной к входу.

Я бодро направилась в его сторону, кивнув официантке, чтобы она подошла к

нам.

Подойдя к столику, покашляла, привлекая к себе внимание. Артем оторвался от

ковыряния в телефоне и поднял на меня взгляд. Скользнул оценивающим

взглядом по фигуре, затянутой в спортивный наряд и широко улыбнулся:

— Отлично выглядишь!

— Знаю, — самоуверенно кивнула, присаживаясь напротив него, — ну, вот она я.

Где мой кофе?

— Я не знаю, что ты любишь, поэтому решил заранее не заказывать, — словно

извиняясь, произнес Артем и обернулся, чтобы позвать официантку, которая и

так уже была на подходе.

Пока он делал заказ, уточнив у меня, что буду, я рассматривала его. Как всегда

футболка с надписями, драные джинсы, трехдневная щетина. Ну, просто

форменный раздолбай!

После того, как официантка все тщательно записала в маленький цветастый

блокнотик и покинула нас, Зорин переключил свое внимание на меня:

— До последнего сомневался, что придешь.

— Я тоже. Почти пробежала мимо, но все-таки решила заскочить.

— Я польщен, — усмехнулся он.

— Не сомневаюсь. Теперь, когда мы обменялись любезностями, может,

расскажешь мне, с какой это радости решил позвонить ни свет, ни заря,

разбудил и еще каким-то образом умудрился вытащить меня из дома.

— Соскучился, — просто произнес Зорин, рассматривая мое лицо, словно видел

впервые. Я даже немного стушевалась под пристальным взглядом зеленых глаз.

— Вчерашней встречи тебе мало было? — спросила, сердито сложив руки на

груди.

— Тебе понравилось? — он задорно подмигнул.

— Это было ужасно! Я такой дурой себя уже давно не чувствовала.

— Да ладно тебе, было весело!

— Кому как.

— Всем было весело, кроме тебя, — усмехнулся он.

— Я — не все! — категорично мотнула головой.

— С этим не поспоришь, — согласился он, кивнув, и чуть сдвинулся в сторону, чтобы официантке было удобно ставить чашки с ароматным напитком.

Я привередливо принюхалась. Вроде ничего, сейчас попробуем.

— Знаешь, Тин, с тобой вообще все не так, как с остальными. Я уже не знаю, что

сделать, чтобы ты сменила гнев на милость. Никогда в жизни я еще не пытался

столько времени привлечь внимание одной девушки.

Я фыркнула, поправляя немного съехавший от бега хвост:

— Что, все остальные падают в блаженный обморок у твоих ног, стоит тебе

только щелкнуть пальцами?

— Достаточно и взгляда, — самодовольно ухмыльнулся Артем.

— Ого, не кажется, что с самоуверенностью перебор?

Вместо ответа он снова подозвал девушку-официантку. Она торопливо подошла,

раскрыв блокнотик для заказов:

— Слушаю.

— Девушка, а посоветуйте какой-нибудь десерт, — произнес он, глядя на нее с

улыбкой. Эта дурочка как-то сразу стушевалась, зарозовела и начала мямлить о

тирамису и прочих вкусностях, а он все так же улыбался ей, кивал.

Он что сейчас делает? Показывает мне наглядную иллюстрацию к теме нашего

разговора? Я должна проникнуться?

— Тогда я положусь на ваш вкус, — произнес он в конце, и официантка,

покраснев ещё больше, с блаженной улыбкой отправилась выполнять заказ,

предварительно бросив на меня раздраженный взгляд.

Я вопросительно развела руками:

— Ты хотел мне показать, как умеешь обольщать официанток? Или была какая-

то другая цель у этой демонстрации?

— Это к вопросу о том, что хватит и взгляда.

— Ну, прямо нет слов, Казанова! Не допускаешь мысли, что она просто старается

ради чаевых? И кто бы тут на твоем месте не сидел, результат был бы таким же?

В этот момент вернулась официантка, несущая на подносе красиво

оформленный слоистый десерт, в прозрачной стеклянной креманке.

Старательно отводя глаза, она положила на стол фирменную салфеточку, на нее

выставила блюдо и быстренько ретировалась.

Вместо ответа на мой последний вопрос Артем, скучающе глядя в окно,

отодвинул в сторону десерт, перевернул салфетку и подвинул ее ко мне. На

обратной стороне надпись «позвони мне» и номер телефона.

Мне ничего не оставалось кроме как демонстративно похлопать в ладоши:

— Браво! Профессионал!

Он так же демонстративно поклонился. Вот, придурок!

— Тём, к чему все это? Ты меня позвал, чтобы обсудить твою способность

очаровывать представительниц противоположного пола? Так я в курсе. Да все

вокруг в курсе, как ты в студенчестве отрывался. И вряд ли сейчас хоть что-то

изменилось.

— Ревнуешь? — с насмешкой произнес он, лениво мешая ложечкой кофе.

— Да мне как-то фиолетово, чем ты там занимался в свое личное время, —

равнодушно пожала плечами, — только вот одного не пойму. Раз вокруг тебя

всегда такой рой девушек кружится и тебе не составляет труда заполучить

любую, что ж ты все время не мог оставить меня в покое. Или ущемленное

самолюбие не давало отступить? Все надеялся поставить заветную галочку?

Он покачал головой, недовольно поджал губы и снова посмотрел в окно,

немного помолчав, серьезно спросил:

— Ты думаешь, все это время, я крутился рядом, только потому, что хотел из

принципа затащить тебя в койку?

— А разве я неправа? Есть другие причины?

— Представь себе, есть.

— Интересно какие?

— Ты не догадываешься? — искоса глянул на меня, с каким-то непонятным

выражением.

— Понятия не имею, — развела руками, — может, просветишь, почему не давал

прохода все это время?

Артем пятерней взлохматил густые русые волосы, чуть нахмурившись, поджал

губы, словно пытался подобрать слова, а потом заговорил. (Блин, лучше бы

молчал)

— Потому что я тебя люблю. Ты как заноза, от которой никак не удается

избавиться, настолько глубоко въелась под кожу, в кровь, что каждый чертов

день все мысли о тебе. Год не виделись, думал все, отпустило, переболел, а

вчера как увидел тебя в баре, накрыло заново, с головой, чуть крышу не

снесло, — тихо проговорил он, задумчиво крутя в руках свою чашку и не глядя в

мою сторону, — да, сначала игра была, охота, азарт. Думал, покобенишься и как

все остальные будешь. Только ты все карты спутала, не давая ни единого

шанса. И все обычные схемы с тобой не действовали. Сам не заметил как, встрял

по полной, и пути назад не было. Я ведь тогда даже в армию из-за тебя ушел.

Идиот, надеялся, что поможет. Сам не рад, но это как болезнь. И хотел бы

избавиться, да не выходит.

В этот момент мне стало откровенно неудобно, а когда мне неудобно я начинаю

обороняться, шипеть и кусаться, вне зависимости от того, права или нет:

— Так любил, что попутно перетр*хал полунивера? — язвительно

поинтересовалась у него.

— Ты мне сейчас пытаешься что-то предъявить, — вопросительно изогнув одну

бровь, он, наконец, поднял на меня пронзительный взгляд, — если бы ты хоть

раз дала шанс, рядом не было бы никого, кроме тебя. А так, — безразлично

пожал плечами, — утешался, как мог, не пропуская ни одной юбки.

Я поерзала на своем месте, не зная, что говорить, и безумно жалея, что вообще

согласилась на эту встречу.

Надо сказать, очень некомфортно себе чувствуешь, когда тебе в лоб, с бухты-

барахты такое признание выдают, а ответить-то и нечем. Он сам-то, интересно,

о чем думал, заводя такой разговор? Явно ведь не рассчитывал на ответное

признание. Не дурак, прекрасно понимает, что я какой была, такой и осталась.

— Артем, зачем ты сейчас все это говоришь? — спросила, старательно пряча

взгляд.

— Я не знаю. Наверное, надоело молчать и строить из себя придурка, которого

ты никогда не воспринимала всерьез. Знаешь, я уже даже готов на обычное,

дружеское общение, потому что как подумаю, что сейчас мы опять разойдемся

как в море корабли, так зубы сводит от бессилия.

— Как ты себе это представляешь? — скептически поинтересовалась у него, —

будем созваниваться по выходным, обсуждать рецепты?

— Да, хотя бы так. Мне уже плевать на все.

— Пфффф, — громко выдохнув, устало потерла лицо, — ты ведь понимаешь, что

это не выход? Если все действительно так, как ты говоришь, то нам вообще не

стоит общаться. Тебе же самому так будет проще.

— Я тоже так раньше думал, но ни хрена подобного. С тобой никак, а без тебя

ещё хуже.

Вот напасть! Лучше бы уж вел себя как обычно, как полный придурок, к такому

Зорину я хоть привыкла. А теперь сидит напротив меня серьезный, собранный, в

зеленых глазах ни намека на веселье. Неужели действительно настолько

пробрало парня? И что мне с этим делать? По идее, это вообще не мои

проблемы, но как-то неудобно стало стерву включать на полную мощность.

Поэтому просто сидела и молчала. И он молчал. Так и сидели, каждый

погруженный в свои мысли, пока Артем не произнес:

— Давай, на следующей неделе встретимся, сходим куда-нибудь?

— Тём…

— Обещаю, вести себя прилично! Приставать не буду, даже попробую не

пошлить… но гарантий не даю.

Я уткнулась носом в ладони, мечтая, чтобы этот нелепый разговор поскорее

закончился. Зорин, как ты всегда умудряешься выбить меня из колеи своими

выходками?

Сквозь раздвинутые пальцы посмотрела на него, и вздрогнула, натолкнувшись

на прямой внимательный взгляд:

— У меня ведь все равно не получится отделаться от тебя? — обреченно уточняю

у него.

В ответ лишь чуть заметно повел плечами.

— Давай сделаем так. Я обещаю подумать, и если надумаю, то позвоню тебе,

благо, что номер теперь есть.

Он иронично прищурил один глаз, показывая, что не верит мне:

— И когда ждать звонка? В следующей жизни?

— Через неделю, договорились? Что бы я там не надумала, я в любом случае

позвоню тебе через неделю, честное пионерское.

— Договорились, — он нехотя кивнул, — только предупреждаю, если не

позвонишь, я сам к тебе приеду.

— Не переживай, позвоню, — убежденно ответила я, а сама подумала, что надо

бы поставить крестик, чтобы не забыть, а то ведь с него станется, приедет и

весь мозг как всегда вынесет.

На этой ноте наш разговор подошел к логическому завершению. Мне откровенно

не терпелось сбежать, прекратив эту неудобную беседу, да и Зорину она,

похоже, далась не так уж и просто.

Мы ещё посидели несколько минут, допивая свой кофе и обмениваясь скупыми

фразами, после чего покинули кофейню. Я наблюдала, как Артем идет к своей

машине, припаркованной неподалеку. Он завел двигатель и, кивнув мне в окно,

уехал прочь. Я смотрела ему вслед, гадая, как дальше себя вести в такой

ситуации, потом махнула рукой, достала наушники, включила музыку погромче

и побежала в сторону парка. В конце концов, я ему никогда ничего не обещала,

так что и нечего голову забивать всякими непонятными мыслями.

Глава 5

За окном стоял пасмурный пятничный вечер. По стеклу лениво текли капли

дождя, а по небу плыли грозные свинцово-серые тучи, и казалось, будто в самом

воздухе клубиться тревога. А я стояла перед зеркалом, довольная до

невозможности, и мрачная атмосфера ничуть не портила моего приподнятого

настроения. Мы с друзьями собирались в клуб, и учитывая, что на этой неделе

пришли деньги от отца, я могла себе это позволить. Хоть несколько часов

веселья, а то совсем редко стала куда-то выбираться, превращаясь в домоседку.

Нищую, убогую домоседку.

Даже периодические прогулки, выходы в кафе и ресторан с Градовым не могли

избавить меня от ощущения собственной убогости. Казалось бы, вот рядом

богатый парень, с которым нравится проводить время, пользуйся на здоровье!

Так нет, внутри сидит непонятный упрямый зверь под названием «гордость» и

воротит нос от всего. Привыкла, что сама себе хозяйка, что не завишу вообще ни

от кого. Пошла, куда захотела, купила, что захотела. Нравится, конечно, когда

за тебя платят, но еще приятнее когда осознаешь, что и сама себе можешь

позволить что угодно, и как бы делаешь другим одолжение, позволяя за собой

поухаживать. А когда денег нет, ощущение такое, будто ты нищенка, которую

вывели специально, чтобы покормить, и потом придется за это натурой

отрабатывать.

Может это, конечно, и глупые рассуждения, не знаю. Ведь есть же тысячи

девушек, которые спят и видят, как бы поймать в свои сети богатого мужика,

который будет исполнять все прихоти и баловать дорогими подарками. Не то,

чтобы я их осуждала, но на одной волне с ними точно не была.

И вот сегодня, в преддверии праздничного выхода, я села, попыталась

распределить имеющиеся в наличие средства, с учетом ошибок, допущенных в

первый месяц папиных санкций. Все равно, наверное, ничего с экономией не

выйдет, но надо попробовать. Душу грел небольшой запас в коробочке,

припрятанной на верхней полке шкафа, если что, хоть на питание оттуда

возьму.

Записала обязательные статьи расходов, такие как коммунальные платежи,

заправка машины, базовый набор продуктов питания, без которого никак не

обойтись. Оставшиеся копейки попробовала распределить на три части: отдых и

развлечение, новая одежда, резерв на непредвиденные расходы.

Сначала поставила по одинаковой сумме на каждую из трех позиций, потом

полюбовалась на жалкие крохи и перекинула часть из резерва на развлечения.

Пусть резервом будет коробочка в шкафу.

Еще раз пробежав по листу, исписанному мелкими аккуратными цифрами,

недовольно кивнула головой и положила в кошелек ту сумму, которую могла

позволить себе потратить. Вот если кто заглянет туда, то со стыда помереть

можно будет! У меня сам кошелек дороже стоит, чем все его содержимое!

Ладно, откидываем прочь грустные мысли и одеваем беззаботную улыбку.

Сегодня у меня отдых, праздник и развлечение. Могу я, в конце концов,

позволить себе хоть один день не думать о насущных проблемах?

Около восьми вечера зазвонил телефон. Взглянув на экран, убедилась в том, что

это Максим и ответила:

— Привет!

— Крис, привет! Выходи, я на такси подъехал.

— Сейчас буду! — бодро ответила, еще раз осмотрела себя с ног до головы, поправила волосы, завиты в крупные локоны и направилась к выходу.

Здравствуй ночная жизнь! Как мне тебя не хватало.

У подъезда стоял серебристый мерседес из элитного такси — другими Градов и

не пользовался. Не могу его даже представить восседающего на переднем

сиденье какой-нибудь отечественной лады, или в Матизке — не его уровень.

Открыла заднюю дверь и грациозно забралась внутрь.

Макс притянул меня к себе, намереваясь поцеловать, но я в последний момент

вывернулась и в ответ на вопросительный взгляд игриво улыбнулась:

— Даже не думай! Я час у зеркала просидела, накладывая макияж, и не хочу,

чтобы все мои усилия прошли даром!

Градов покачал головой:

— Ох, уж эти ваши заморочки с сохранностью боевой раскраски, — прошелся

обжигающим взглядом по фигуре, задержавшись на загорелых гладких как

шелк ногах и осипшим голосом спросил, — может ну его, этот клуб? Поехали ко

мне. Возьмем шампанское, клубнику и все, что захочешь и проведем этот вечер

вдвоем. Романтика, свечи и все такое.

— Нет, дорогой мой, сначала мы едем в клуб. Я уже и так засиделась дома, хочу

развеяться, потанцевать, пообщаться со всеми, а вот потом уже можно к тебе

или ко мне, как пойдет.

Он недовольно поморщился, но настаивать не стал, знал, что бесполезно.

Всю дорогу до клуба мы увлеченно обсуждали трейлер ожидаемого фильма,

спорили относительно подбора актеров, пытались выбрать день, когда на него

пойдем. Его рука по — хозяйки покоилась на моем колене, и он машинально

выписывал на коже замысловатые фигуры.

Я не возражала, его прикосновения были приятными, будоражащими кровь,

заставляющими пульс становиться чаще. Он, лениво откинувшись на сиденье,

из-под полуприкрытых век наблюдал за мной, а я, развернувшись к нему

вполоборота, сложила ногу на ногу, чуть прогнувшись, села так, чтобы грудь

выглядела наиболее привлекательно, медленно накручивала прядь волос на

палец.

— Крис, если ты не прекратишь сейчас свои заигрывания, то до клуба мы точно

не доедем, — пообещал он, не отрывая взгляда от моих губ.

— Конечно, доедем, — улыбнулась, подмигнув ему, — уже доехали!

Автомобиль остановился перед входом в клуб с яркой, неоновой вывеской. Не

отрывая головы от спинки сиденья, Максим наблюдал, как я поправляю волосы,

смотрю на себя в маленькое зеркальце пудреницы:

— Почему я вечно иду у тебя на поводу?

— Потому что я того стою, — одарила его очаровательной улыбкой, и распахнув

дверь, выбралась наружу.

Градов расплатился с водителем и тоже покинул машину:

— Подожди минутку, — достал сигареты из кармана, и закурил. Мне ничего не

оставалось кроме как смиренно ждать, когда он докурит. В конце достала из

сумочки жвачку и протянула ему:

— Держи. Раз не хочешь бросать, то будешь жевать, а то табаком несет за

километр!

— Надо же, какие мы привередливые, — усмехнулся он, обняв меня одной рукой

за плечи, повел к входу, а я вся светилась как новогодняя елка. Наконец-то,

чарующая атмосфера ночного заведения! Музыка, друзья, коктейли и отличное

настроение. Как же я без этого тосковала!

Отогнала прочь тяжелые мысли, сожаления и с улыбкой ступила на первую

ступень, свято веря, что меня ожидает чудесный вечер, и не менее чудесная

ночь. Сегодня я, как и прежде, королева, и весь мир у моих ног.

В клубе в VIP-зоне нас уже ждали. Моя привычная компания: Ира, Анна, Алексия,

Вероника. Не хватало только Карины. На мой вопрос «куда запропастилась

Абаева?» девчонки мне поведали, что она недавно звонила и обещала в скором

времени подъехать, у нее, видите ли, какое-то событие из ряда вон, и все от

него будут в восторге.

Наверняка платье очередное купила и летит к нам на всех парах, чтобы

похвастаться. Градов пошел к парням. Они расположились возле бильярдного

стола, потягивали коньяк и увлеченно загоняли шары в лузы. Все, о Максиме

можно до конца вечера забыть, сейчас будут вести свои важные разговоры,

обсуждать машины, баб и спортивные успехи, и до нас им никакого дела, ну

может потанцевать разок предложит.

А мы своей девчачьей компанией устроились на кожаных диванах и принялись

пережевывать последние новости, перемывать косточки отсутствующим. В

общем, все как всегда. Я потягивала сладкий коктейль ярко-зеленого цвета,

украшенный красным зонтиком. Коварный напиток, пьешь — не ощущаешь

алкоголя, будто сок, а потом раз — и понесет. И уже готова на столе танцевать,

беседы раскрепощенные вести, и просто зажигать. Отличный напиток, для

отличного вечера.

— Кристин, а как у тебя продвигаются дела в противостоянии с отцом? —

внезапно задала вопрос Алексия. Я невольно подобралась, когда речь зашла на

больную для меня тему, но на лице ни один мускул не дрогнул. Как улыбалась,

так и улыбаюсь. А что еще остается делать? Опять разыгрывать жертву? Уже не

подходит, это этап пройден еще месяц назад. Если сейчас заведу ту же

шарманку, то меня все посчитают занудой, неудачницей. И буду, как

отрезанный ломоть, до конца дней своих ловить на себе лживо-сочувственные

взгляды. Нет, так дело не пойдет. Пора сменить тактику.

Так сразу в голову ничего стоящего не пришло, поэтому я лишь таинственно

улыбнулась и пренебрежительно повела плечами, кокетливо опуская взгляд.

Блин, что придумать-то?

Подруги мои кривляния заметили и естественно приняли за чистую монету. Я

увидела, как жадно распахнулись их глаза, и они наперебой начали засыпать

меня вопросами:

— Вы помирились?

— Он оставил тебя в покое?

— Ты уступила?

— Уже работаешь?

— Ты что-то придумала?

— Крис, рассказывай, не томи!

Ага, было бы чего рассказывать! Ноль, пустота, я все на тех же позициях, что и

раньше, но ни за что на свете не признаюсь в этом.

Придется делать хорошую мину, при плохой игре. Я кокетливо закусила губу и

заговорщицким тоном произнесла:

— Девочки, извините, но я пока не могу говорить об этом, — напустила в глаза

озорного, предвкушающего блеска, всем своим видом демонстрируя, что у меня

все под контролем, все отлично.

Во мне точно пропала великая актриса. Я видела, как их буквально разрывает от

любопытства, как они чуть ли не на задних лапках готовы прыгать, лишь бы я

раскрыла им свои таинственные дела.

Только вот не было никаких тайн. Блеф чистой воды.

Как всегда врала без зазрения совести, а они, развесив уши, верили. Я бы,

наверное посмеялась над этими курами, будь ситуация другой, но сейчас

чувствовала себя препогано. Ни у одной из них нет таких проблем, как у меня.

Живут в свое удовольствие, а я вынуждена перебиваться с копейки на копейку,

и при этом носить маску непробиваемой стервы, которая всегда на голову выше

остальных. Может, раньше так все и было, но сейчас… Сейчас все мое

положение — это лишь мыльный пузырь, который может лопнуть в любой

момент, и я погрязну в болоте стыда, насмешек и унижения.

Этого допустить никак нельзя, потому что, свалившись с трона один раз,

обратно уже не вернешься, как ни старайся. Поэтому я гнула свою линию, с

показным смущением отмахивалась от них, всем своим видом показывая, что у

меня есть потрясающий секрет, и я мечтаю им поделиться, но не могу, ибо

звезды так сложились.

Черт, противно-то как.

Они наседали на меня, наверное, не менее получаса, на все голоса, умоляя все

рассказать, но я была непреклонна, и в результате им пришлось отступить.

Таким образом, я смогла поддержать свой авторитет, заинтриговать всех вокруг

и получила небольшую отсрочку. Не знаю, прокатит ли ещё раз моя наигранная

бравада, но, похоже, действительно пора что-то менять в своей жизни, пока еще

есть шанс вернуться с высоко поднятой головой.

Наконец интерес к моей персоне ослаб, и разговор плавно свернул в сторону

новых нарядов. Кстати, тоже болезненная тема для меня. Я месяц почти ничего

не покупала, у меня уже ломка начиналась по большому шопингу, а все

остальные сидели и как ни в чем обсуждали, сколько денег они потратили на

этой неделе, какие платья купили, украшения, духи. Естественно я и здесь

врала, с упоением описывая роскошное красное платье, которое якобы купила

пару дней назад. То самое из моего сна, в пол, на одной бретельке.

Мне опять поверили.

Примерно через полчаса меня потянуло на танцпол. Мы с подругами вышли в

центр зала и зажигательно танцевали, затмевая всех вокруг. В какой-то момент

зазвучала медленная музыка, и рядом со мной, как по мановению волшебной

палочки, появился Градов. Шустрый какой! Я обняла его за плечи, а он привычно

разместил свои руки чуть пониже талии. Вроде и не на поясе, но и не на пятой

точке, типа соблюдает приличия. Мы с ним танцевали, соблазняя друг друга

взглядами, и в какой-то момент наши губы соприкоснулись. По венам понеслась

раскаленная лава, когда Максим, прижимая меня к своему крепкому телу,

прильнул ко мне жадным поцелуем, на который я, не задумываясь, ответила.

Когда музыка закончилась, мы еле смогли оторваться друг от друга, тяжело

дыша, и полыхая как два факела:

— Я скоро украду тебя отсюда, — многообещающе прошептал он мне на ухо, и

по коже пробежали мурашки.

— Я буду ждать.

Мы вернулись обратно в VIP- зону, к остальным и все продолжилось в том же

русле, что и раньше. Молодые люди заняты своими разговорами, а мы своими.

— О, а вон и Каринка идет! — радостно воскликнула Аня и помахала рукой.

Обернувшись, увидела, как дражайшая подруга идет к нам уверенной

грациозной походкой. Как всегда поприветствовали друг друга псевдо-поцелуем

в щеку, не касаясь губами кожи.

— Крис, я так рада, что ты сегодня смогла к нам присоединиться, —

промурлыкала она, — как твои дела? Что нового? Отец ослабил свой напор?

Ну, начинается! Только отделалась от утомительных расспросов и опять все

заново. От синтетической улыбки даже щеки свело, пока я собиралась духом,

чтобы снова включиться в игру. Но меня опередила Ира:

— Ты представляешь, у этой партизанки такоооое твориться, а она не хочет

рассказывать. Мы ее и так пытали, и эдак. Все бесполезно, сидит, щечки

розовые, глазки сияют и ни слова. Может, ты ее разговоришь.

Вон как я их всех, оказывается, развела! Всего-то таинственно поулыбалась,

плечиками поводила, и они сами ого-го каких выводов настроили. Я и не в курсе,

что у меня, оказывается, «такоооое твориться».

А то! Хочу гречку утром разбираю, хочу булку городскую с молоком вместо

ужина! Сплошное разнообразие!

Каринка подозрительно посмотрела в мою сторону. Эту провести не так просто,

как остальных, она мои актерские таланты знает, как никто другой.

— А ну-ка колись, дорогая подруга. Что у тебя там такого эдакого происходит, а

мы и не в курсе?

— Девочки, давайте оставим эту тему в покое, — я опять смущенно потупила

взгляд, — у меня все хорошо. Я счастлива просто до безобразия, но пока не могу

ничего сказать.

Тут даже Карина нахмурилась, заглатывая наживку:

— Так, девоньки — красавицы. Скидываемся, и покупаем ей столько коктейлей,

чтобы она перестала себя контролировать и раскрыла нам свой невероятный

секрет. Не знаю как вам, а мне до дрожи хочется знать, что за козырь она

припрятала в своей сумочке!

Ага, как же козырь! Три рубля, мелкими купюрами, вот и весь мой козырь! Вам

бы таких козырей, да побольше, чтоб свои проблемы решали, а в мою жизнь

носа не совали.

Тут встрепенулась Вероника:

— Карин, а ты сама-то чего молчишь. Звонила, пищала в трубку, что у тебя что-

то из ряда вон, а теперь отмалчиваешься.

— Таааак, — она уперла руки в боки, — то есть, ни одна из вас ничего не

заметила?!

— Ха, они так заняты моими тайнами, что до твоих маленьких секретиков и нет

никакого дела, — томно промурлыкала я, бросая на подругу насмешливый

взгляд.

— Так, все дружно смотрим на меня.

Мы послушно перевели на нее взгляды, в поисках чего-то нового, чего-то из

ряда вон выдающегося. Первым делом посмотрела на серьги — обычные

гвоздики с бриллиантами, ничего особенного. Кольца? Вроде тоже не видно

новых шедевров. Платье красивое синее, но не сказала бы что прямо ах,

несбыточная мечта. Платье, как платье, видали и получше, и понаряднее.

Тут мой взгляд опустился ниже, и я почувствовала, словно мне заехали кулаком

под дых. На ней были туфли! Те самые роскошные синие лодочки, на высокой

изящной шпильке, о которых я грезила еще месяц назад! Это были именно они,

я бы их в толпе в первого взгляда узнала.

Не знаю, каким образом смогла удержать на лице улыбку, не смотря на то, что

внутри все кипело, бурлило и казалось, будто еще миг и пар из ушей повалит.

— О, Боже мой!

— Какие туфли!

— Где взяла!

— Обалдеть!

— Красотка!

— Ты шикарна!

Со всех сторон полились восторженные вопли девчонок, а я сидела, словно кол

проглотивши, стиснув под столом кулаки так сильно, что острые ногти впились в

ладони, оставляя темно-бордовые полумесяцы на коже.

Это мои туфли! Это я должна была в них прийти! Это вокруг меня они все

должны прыгать, захлебываясь слюнями от зависти! Это я их почти купила!

— Где ты такую роскошь достала? — восхищенно поинтересовалась Аня, не

сводя восхищенного взгляда с обуви.

— О, девочки, случайно, просто как будто чья-то рука к ним привела. Была

сегодня в торговом центре, подарок брату выбирала, и тут смотрю, стоят на

витрине ОНИ. Меня дожидаются. Я чуть ли не на крыльях к ним летела, молясь,

что бы был мой размер. И чудо! Одна пара, идеально подводящая именно мне.

— Я бы от таких тоже не отказалась.

— И я, — наперебой начали галдеть подруги.

И только я сидела, и держалась изо всех сил, чтобы не начать плеваться ядом.

— Нет таких больше, — самодовольно продолжала рассказывать Карина, — не

знаю, как эти-то меня дождались. Я пока покупку оформляла, продавщица мне

рассказала, что примерно месяц назад на них кто-то покушался. Пришла какая-

то кошелка, померила, а потом выяснилось, что она типа кошелек дома забыла.

Попросила даже отложить на денек. И естественно не пришла.

— Ой, да таких полно! — Ирка пренебрежительно махнула наманикюренной

ручкой, — ходят, выпендриваются, а у самих ветер в кошельке свищет! У них

одна радость, прийти в дорогой магазин и хотя бы потрогать, понюхать,

прикоснуться к роскоши. И обязательно в конце-то цвет не тот, то пуговицы не

такие, то кошелек дома остался. Бесят прямо. Чем пыль в глаза пускать лучше

бы уж сразу на рынок шли, и покупали китайское шмотье.

— Так они такое и покупают, а в бутики, словно в музей ходят, чтоб хоть

немного приобщиться к прекрасному, — поддержала тему Вероника.

— Жалкое зрелище, — скупая фраза Алексии.

— Да и не говорите-ка, — фыркнула Карина, которую я в этот момент просто

ненавидела.

У меня аж круги кровавые перед глазами поплыли. Это я была той кошелкой,

забывшей деньги! Это у меня ветер в кошельке свищет. Это я пыль в глаза всем

пускаю!

Твою мать, сейчас точно кого-нибудь убью!

С легкомысленной улыбочкой сообщила всем, что мне надо на минутку их

покинуть и посетить дамскую комнату.

В туалет ворвалась, словно взбесившаяся фурия, благо никого здесь не было.

— Черт, черт, черт! — не обращая внимания на укладку, запустила руку в

волосы, не зная как успокоиться. Это Каринкино появление в моих туфлях

выбило меня из состояния равновесия. Я чувствовала себя нищей, убогой,

пустой. Они все наслаждаются жизнью, а я должна перебиваться с хлеба на

воду, считать каждую копейку и при этом умудрятся делать вид, что у меня все

под контролем! Выдумывать какие-то таинственные причины для молчания!

Отвратительно! Все отвратительно! И мое жалкое вранье, убогие попытки

держаться на прежнем уровне, и подруги эти отвратительные, а особенно

Абаева. Нет, ну надо же из всех бутиков города ее занесло именно туда, и туфли

она купила именно те, о которых я грезила. Ну, не с*ка ли? И весь этот вечер

мне показался отвратительным, даже предвкушение горячего продолжения с

Максом, и то полностью растеряло свою привлекательность.

Я была настолько зла, что даже пятна красные на щеках выступили, не смотря

на слой тонального крема.

Все, на хр*н всех! Надо уезжать! Вернуться в свою берлогу, где не надо ни

перед кем изображать загадочную даму и разнести там все к чертовой бабушке.

В крови бурлила смесь адреналина, чистой ярости и зеленого коктейля, который

как раз набирал обороты. Только вместо безудержного веселья и желания

танцевать, он настоятельно склонял меня к некрасивому скандалу.

Поэтому наплевав на все правила приличия, на наши с Градовым планы, я

вызвала такси. Все, достаточно! Навеселилась, так что на год вперед хватит!

Машина приехала на удивление быстро. Всего пара минут пролетела, как

пришла смска, что меня ждет машина серебристого цвета с номерами 579.

Стремглав покинула клуб, даже не соизволив никого предупредить. Пошли все к

черту! Я ведь, твою мать, вся такая загадочная, таинственная, вот пускай

головы и ломают, куда меня унесло.

У крыльца меня ждала Шкода Октавия. Надо же, какая удача! А чего не Лада

баклажанового цвета, как в прошлый раз, с мохнатоухим дедом за рулем?

Отличное бы завершение вечера получилось, как раз, чтобы меня окончательно

добить!

Всю дорогу, сердито глядя в окно, я негодовала из-за несправедливости бытия.

Чем я хуже этих дур? Правильно, ничем! Я лучше! Тогда почему они в шоколаде,

а я как последняя оборванка в каком-то болоте барахтаюсь? Где

справедливость, я спрашиваю, где?

И вот я уже дома. Скидываю туфли, через голову раздраженно стаскиваю с себя

платье и отбрасываю его в сторону, направляясь в душ. Мне надо остыть,

успокоиться, пока я не спалила все вокруг своей яростью.

Стоя под ледяными струями воды вся дрожала, зуб на зуб не попадал, но

вылезать не собиралась. Физический дискомфорт, по крайней мере, отвлекал от

мыслей о жизни, полной д*рьма. За что мне все это? Чем я заслужила такую

подставу от судьбы?

Алкоголь не спешил выветриваться из крови, несмотря на закаливающие водные

процедуры. И на пьяную голову я решила, что пора в корне менять всю эту

ситуацию, пора, так сказать, брать быка за рога.

Выбралась из ванны, обмотавшись в пушистое полотенце, и отправилась на

балкон. Мне не хватало воздуха, стены давили на меня. По пути прихватила с

собой телефон, обнаружив с десяток пропущенных вызовов от Градова. Без

колебаний удалила все его звонки. Плевать, не до него сейчас, и не до его

телячьих нежностей. До меня сейчас только дотронься, и я взорвусь так, что

мало не покажется.

Что же делать? Что?

Отец не отступит, и не даст денег, пока я не выполню его требования. Это я уже

поняла. Где взять работу? Без его связей и рекомендаций, я буду годами искать

что-то достойное! А он четко сказал, что больше не собирается помогать.

Воспитанием заняться решил. Педагог хр*нов, блин.

И как в такой ситуации быть? Как можно выплыть из этого болота без

поддержки? Ума не приложу.

Купить газетку и объявления сидеть обводить? А потом всех обзванивать,

получая отказ за отказом? Или по бесконечным собеседованиям бродить,

выслушивая, что у меня нет опыта, и они могут мне предложить только

должность кофеварки, чаеналивалки и бумажкоподавалки?

Работа нужна, как ни крути. Не для заработка своим трудом, а для возвращения

папашиного расположения. Но сколько времени уйдет на ее поиски? Месяц, два,

три, пять? Не думаю, что у ворот выстроится очередь, желающих получить в

свое распоряжение такого гениального специалиста как я!

Не могу столько ждать! Я хочу нормально жить! Хочу денег, здесь и сейчас! И в

том количестве, к которому привыкла!

От злости швырнула с балкона красивый сувенир, привезенный кем-то из друзей

из Индии. Плевать, пусть все катятся в зад со своими сувенирами! Проследила

как фигурка, кувыркаясь, скрывается в полумраке.

И тут в голове, словно что-то щелкнуло, будто кто-то нажал кнопку с надписью

«гениальная мысль».

Работу надо искать в обязательном порядке, но этот процесс может растянуться

на весьма длительный период, а чтобы не бедствовать все это время, можно

воспользоваться альтернативным вариантом!

Выйти замуж, дотерпеть до нужного момента, а потом взять и развестись!

Все гениальное просто! Временно взваливаю на себя обузу семейной жизни,

попутно ищу работу, и когда нахожу — вуаля, становлюсь свободной как ветер,

и все это время имею доступ к отцовским счетам. Ну, не умница ли я?

Перед глазами появился образ Максима. С сомнением почесала затылок. Мы с

ним никогда не говорили о свадьбе. У нас легкие отношения, встречаемся, когда

есть настроение, хорошо проводим время, не надоедая друг другу, не мешая,

занимаясь, каждый чем хочет. И нас это устраивает. Обоих.

Прикинула сколько времени мне потребуется на то, чтобы подвигнуть Макса к

такому важному шагу. Так сразу и не справишься. Даже если он сделает

предложение, то сначала, как это у нас принято — помолвка, потом несколько

месяцев полготовки к свадьбе, на которую придется приглашать добрую сотню

гостей. И потом так просто от брачных оков не освободишься. Если две наши

богатые семьи объединяться, то там уже пойдет совсем другой разговор, никто

не даст нам просто так развестись, ибо будут замешаны и деньги большие, и

связи, брачные договоры и прочая муть.

Нет, это не вариант. Да и Макса я в роли мужа не вижу. Он такой же, как и я.

Больше всего на свете любит свою собственную персону. Добра от такого союза

точно не жди. Учитывая, что разбежаться так просто нам не дадут, придется

долго и упорно тянуть эту беспросветную лямку. Хотя там и работу уже можно

будет не искать. Деньги со стороны моего отца и не меньшие финансы со

стороны его семьи обеспечат полнейшее отсутствие нужды. Но взамен придется

расстаться со свободой, навсегда. Не хочу. Мне больше по душе наши

необременительные встречи, от которых тоже не хочется отказываться.

И тут я вспомнила о зеленых насмешливых глазах бывшего одногруппника.

Вспомнила и аж поперхнулась от неожиданности.

О нет, это вообще не вариант! Совершенно!

Однако мысли упрямо возвращались именно к нему.

Сколько времени мне потребуется, чтобы поймать этого влюбленного

простофилю в свои сети? Правильно, совсем чуть-чуть. Хвостиком покручу,

поулыбаюсь ласково и все, он мой, полностью, с потрохами. Уверена, что и

предложение сделает, не раздумывая, лишь бы была с ним рядом, и на свадьбу

быструю согласиться.

Черт, Антина, ты о чем думаешь? С ума совсем сошла? Сбрендила? Или может, перепила?

Как я себе вообще это представляю? С Зориным рядом, бок о бок, в одном доме,

в одной постели?! Да никогда в жизни, ни за что! Столько лет динамить его,

чтобы вот так, в один миг, все с ног на голову перевернулось? Неее, даже и

думать не стоит!

К тому же не по — человечески как-то получится.

Это, похоже, совесть моя решила проснуться, голову приподнять, напомнив, что

парень-то он, в принципе, не плохой. И не заслуживает такого обращения, тем

более в свете последнего нашего разговора, когда я получила такое

неожиданное и неудобное признание….

Тут моя бедная затюканная совесть бесцеремонно была отодвинута в сторону

внутренней решительной стервой.

Никто его за язык не тянул! Молчал бы себе в тряпочку и все. А так получается,

сам вложил в мои руки оружие против себя. Ведь его влюбленность, как никогда

кстати в сложившейся ситуации. На ней можно сыграть, чтобы скорее добиться

своего. Справлюсь ли я с нашей семейной жизнью? Ай, ладно не сахарная,

потерплю. Он не урод, хотя дурень, конечно, еще тот, но хоть не

отталкивающий. Пару месяцев перетерпеть его присутствие рядом с собой, а

потом, когда появится работа, отправить восвояси. А для поднятия настроения

те же встречи с Градовым подойдут, да и сам Зорин, если хочет, пусть шляется

хоть по барам, хоть по бабам. Мне его верность не нужна, и глубоко плевать на

его интересы.

Ну, чем не идеальный план?

В общем, совесть под натиском злости, разочарования от сегодняшнего вечера и

нескольких алкогольных коктейлей, отступила. Возможно, на трезвую голову, я

этот вариант отмела бы сразу, не задумываясь, но обстоятельства сложились

так, как сложились, и не иначе.

На эмоциях схватила телефон, по времени и дате нашла нужный вызов — его

номер я так и не потрудилась сохранить, — и нажала кнопку вызова,

нетерпеливо притопывая ногой.

Первый раз он меня проигнорировал. Я ждала, наверное, минут пять, слушая

унылые гудки. Разозлилась ещё сильнее и снова набрала его номер, потом ещё

раз и еще. И вот, наконец, мне ответили:

— Привет, — раздался откровенно удивленный голос Артема.

На заднем плане шумела музыка, раздавались крики, дружный смех. Понятно,

как всегда зажигает где-то с кем-то.

— Привет, — бодро произнесла в ответ, — я тут подумала над твоим

предложением куда-нибудь сходить. Оно ещё в силе?

— В силе, — чуть опешив, отозвался он.

— Отлично, я согласна.

— Я…ээ… Сегодня какая-то магнитная буря? — подозрительно поинтересовался

он, — или звезды сошлись в определенном порядке?

— Так, я не поняла, ты хочешь куда-нибудь сходить или нет?

— Хочу, — парень, наконец, справился с удивлением, и теперь говорил в своей

обычной манере. Бодро, весело, и я поняла, что он меня бесит, ну просто до

умопомрачения, но отступать не собиралась. Хватит с меня санкций и

ограничений, если для того, чтобы жизнь наладилась, необходимо потерпеть

этого типа рядом с собой, я это сделаю легко, играючи, с улыбкой.

— Ну, тогда давай завтра созвонимся, потому что тебе сейчас, похоже, не до

разговоров.

— Вообще-то да. Мы тут в боулинге, не слышно ничего. На счет звонка

договорились!

— И только попробуй набрать меня в восемь утра! — грозно произнесла, вызвав

у него усмешку, — ну все, пока. Жду звонка.

— Пока.

И прежде чем он успел отключить телефон, я услышала, как там у него все

завопили «попал», и Артем вместе с ними.

Бросив погасшую трубку на столик, я задумчиво посмотрела на темный парк,

простирающийся под окнами, а потом мрачно произнесла:

— Это ты попал, и даже не представляешь насколько…

Глава 6

Утро меня встретило раскатистой головной болью, что в принципе закономерно,

учитывая, сколько коварных зеленых коктейлей я вчера выпила.

Со стоном перевернулась на живот и спрятала голову под подушку, пытаясь

укрыться от солнца, пробивающегося сквозь неплотно задвинутые шторы.

В голове ни одной мысли, штиль полный, бесплодная пустыня, темная пещера,

со сводов которой методично срывается вниз капля за каплей… Поспать бы ещё

хоть пару часов, может, полегчало бы, но сон ушел, потому как безумно

хотелось пить. Минут десять боролась с отчаянной потребностью в живительной

влаге, потом медленно встала на четвереньки на кровати, затем села, спустила

ноги на пол, и все это с прикрытыми глазами, потому что стоит только

утреннему свету пробиться сквозь смеженные веки, как в голове очередная

вспышка боли.

Попробовала нащупать ногой тапки, безрезультатно. Потом вспомнила, что у

меня тапок дома отродясь не было — босиком люблю ходить, или в носочках,

когда дома прохладно.

С надсадным вздохом встала и побрела в сторону кухни.

Стакан прохладной воды, показался мне райским напитком, от которого кровь

быстрее побежала по венам. Потерла лицо, хмуро глядя на солнечный день за

окном. Никакого настроения нет, хочется лечь, притворится трупом и не

шевелиться до самого вечера, и пусть весь мир подождет.

А кто мне, собственно говоря, мешает так поступить? Правильно. Никто.

Вернулась в свою комнату, упала, словно звезда, на кровать, поправила подушку

и попробовала заснуть. Дрема кружила вокруг меня, накатывая теплыми

волнами, но не поглощала полностью. Против воли начали просыпаться первые

неприятные мысли.

Сначала я вспомнила про Карину, и про эти проклятые синие туфли, которые

вывели меня из состояния равновесия. В очередной раз пришла к выводу, что

судьба жестока и несправедлива ко мне, раз так увлеченно то помашет перед

носом аппетитным кусочком, то отнимет даже краюху хлеба.

Эти несчастные туфли стали для меня идеей фикс, и когда я их увидела на

подруге, почувствовала, как внутри будто бомба взорвалась, породив цунами.

Раньше бы пожала плечами, пошла в магазин и купила бы туфли еще лучше,

еще дороже, еще шикарнее. И все, никаких проблем. А в сложившейся ситуации

не остается ничего другого, как беспомощно сгорать от ярости.

После туфлей я вспомнила о том, как быстро сбежала из клуба, не сказав никому

ни слова. Чувствую, теперь весь мозг вынесут своими расспросами с

пристрастием. Градов, наверное, вчера разозлился от того, что все планы на

вечер поломала. Ну, извините! Не до него было, все равно с таким настроем

ничего бы не получилось, только бы поругались. Так что потерпит. Говорят,

воздержание способствует развитию личности. Вот пусть и развивается.

Вроде все, на этом события вчерашнего провального вечера закончились. Вроде

бы. Где-то на заднем плане маячила расплывчатая мысль, будто было еще что-

то.

Что? Потеряла что-нибудь? Разве что свое самоуважение…

Поругалась с кем-нибудь? Тоже вроде нет. Успела покинуть людное место до

того, как градус моего бешенства достиг наивысшей точки.

Что тогда?

Перед глазами возникла отчаянно вращающаяся, исчезающая в ночи статуэтка.

О, бедный слоненок, полет с четырнадцатого этажа, вряд ли закончился для

него удачно. Красивая штучка была, жаль, что именно на ней я сорвала свою

злость.

Ну, вроде все, больше никаких событий, о которых стоило бы помнить.

Так. Ведь так? Или что-то еще?

И тут в звенящей голове фраза насмешливая прозвучала «сегодня какая-то

магнитная буря?»

О! Боже! Мой!

Я сама, лично, по пьяни позвонила Зорину, и согласилась на встречу с ним!

Резко перевернулась на другой бок, ойкнув от раздирающей боли в висках, и

покосилась на тумбочку. Телефона там не было.

И где я его оставила?

С трудом села, и придерживая голову одной рукой, сморщившись, будто

лимонов объелась, и осмотрелась в поисках мобильника.

Он нашелся почему-то на полу возле кровати. Я его там оставила, потому что не

хватило сил донести до тумбочки, или была какая-то другая гениальная мысль,

захватившая мой пьяный мозг?

Кряхтя, бухтя и ойкая, свесилась с края кровати, и чуть не свалившись на пол,

дотянулась до трубки. Обхватила ее непослушными пальцами и повалилась

обратно на подушки, пытаясь успокоить внезапно начавший возмущаться

желудок. Еще не хватало с утра пораньше объятий с белым другом.

Повернула смартфон к себе экраном, и с неудовольствием увидела маленький

моргающий зеленый огонек, оповещающий о том, что у меня есть пропущенные

вызовы.

С тяжким, печальным вздохом нажала на экран.

Ничего себе!

С десяток звонков от Карины, и примерно столько же от каждой из остальных

девчонок. От Градова вообще не сосчитаешь сколько входящих. Смс-ки с

вопросами: где я, что я, куда я, как я. И колоритное послание от вконец

взбешенного Максима «как это все, *****, понимать?!»

И ни одного звонка или сообщения от Артема. Может, он забыл про меня? Или

понял, что звонила пьяная, и решил проигнорировать? Было бы неплохо.

С какого перепуга я вообще соблаговолила ему позвонить, на ночь глядя? Что за

блажь?

И тут я вспоминаю о причине звонка:

— Ёёёёёё-моёёёёёё, — простонала, прикрывая глаза рукой. Я ж его решила на

себе женить, временно, чтоб добраться до папиных денег.

Ай да умница! Ай да молодец! Прямо затейница, иначе и не скажешь! Кудесница

мысли, Эйнштейн в юбке!

Видать, совсем вчера плоха была, раз решилась на такую авантюру.

Так и лежала с прикрытыми глазами, пытаясь понять, что на меня вчера нашло.

Ну ладно выпила, ну ладно позвонить захотелось. Но почему Зорин-то? И так

проходу не давал, а теперь вообще не отделаешься от него!

Мысль о нашей женитьбе показалась вообще смехотворной. Этого не может

быть просто потому, что не может! Где я, и где он?

Я с ним и десяти минут не могу рядом провести, трясти начинает от этого типа,

а тут свадьба. Нет уж, нет уж!

Одно я вчера решила правильно, надо что-то делать со своим бедственным

положением, а именно искать работу. Вот прямо сегодня этим и займусь!

Сказала, как отрезала. Правда потом зевнула и поудобнее улеглась на

подушках, решив ещё чуток подремать.

Проснувшись уже далеко после полудня, я осталась верна своему решению, и

несмотря на ужасное состояние духа, мутную голову и полное отсутствие

энергии, решила заняться поиском работы.

Принесла из коридора бесплатную газету, что каждую неделю бросают в

почтовый ящик, включила ноутбук, зашла на сайт поиска работы. И начала

искать.

Составляла и размещала десятки резюме, просматривала неимоверное

количество страниц работодателей, и, конечно, звонки, звонки и ещё раз звонки.

Под вечер сидела в своем огромном кресле, а вокруг царил форменный

беспорядок. Разбросанные газеты, листы, исписанные номерами телефонов,

обертки от конфет, которыми я заедала свои неудачи. И в довершении всего

этого безобразия — я, растрепанная, злая, с красными от усталости глазами.

Получив десяток отказов, два десятка обещаний перезвонить в ближайшее

время, и одно вялое приглашение на собеседование, я стала склоняться к

мысли, что идея выйти временно замуж не так уж и плоха.

Возможно, мне нужно было проявить настойчивость, терпение в поиске работы,

но их почему-то не было. Я прекрасно понимала, что специалист из меня

никакой. И, думаю, что работодатели тоже это понимали. И даже если я изо дня

в день буду повторять такие подвиги, роя носом землю в поисках достойного

хорошего рабочего места, то результат будет тот же. Можно много месяцев

убить на поиски, и все равно начинать придется с самых низов. Как вы

понимаете, на низы я была не согласна.

Эх, нужно было хвататься за работу, которую отец предлагал раньше, сейчас бы

как сыр в масле каталась! Но, как говориться, поздняк метаться. Теперь самой

выкручиваться придется.

И чем дольше я думала, тем больше склонялась к варианту, что выкручиваться

все-таки придется при помощи Артема, потому что это был самый быстрый и

простой путь к успеху.

Он в меня влюблен, давно и безнадежно. И сделает что угодно, лишь бы быть

рядом. Поживем вместе пару месяцев, и когда все наладится с работой, я его

тактично (а может, и нет, все зависит от того, насколько он успеет меня достать

за это время) отправлю на вольные хлеба. Вопрос о том, что могу ранить своим

поступком, вообще не рассматривался. Он молодой, энергичный, девушки вокруг

него хороводы водят, так что быстро утешится. А может, ему самому так наша

совместная жизнь осточертеет, что сбежит от меня, как от огня.

И вот я сижу, и уже на трезвую голову взвешиваю все плюсы и минусы такого

поступка, пытаюсь оценить свои силы, прикинуть на сколько времени хватит

меня и моего терпения. Вряд ли надолго. Пара месяцев, не больше. Остается

только надеяться, что за это время на горизонте все-таки появиться достойная

работа.

План-то хороший, но на душе было настолько отвратительно, что аж

передергивало. Как-то это все мерзко, гадко. Выходить замуж за человека, к

которому ничего не испытываешь, только ради выгоды. Ужасно. Это как брак по

расчету. Вот только обычно в таких случаях рассчитывают поймать богатого

мужа, чтобы обеспечил безбедное существование, но у меня все ни как у людей,

все шиворот навыворот. Хочу выйти за не пойми кого, чтобы получить доступ к

своим же деньгам. Отстой!

Готова ли я к тому, что он будет все время рядом? Что придется жить с ним под

одной крышей? Что придется исполнять супружеский долг?

Ой, кошмар, какой! Почувствовала себя, чуть ли не продажной женщиной,

жадной до наживы. Вчера, под воздействием спиртного, я была уверена, что

смогу это сделать легко, и не напрягаясь. Теперь же, на трезвую голову, я

прекрасно понимала, что ни фига это будет не легко. Это каждый день как по

лезвию ножа, шаг влево, шаг вправо — провал. Или он меня доведет раньше

времени, или, что уж скрывать, я его измотаю. И разойдемся мы, скорее всего,

непримиримыми врагами. С другой стороны, в накладе он тоже не останется.

Ведь сбудется его заветная мечта — на это время он получит меня. Фу, блин,

какие противные мысли.

Вот скажите, оно мне надо?

Окинула взглядом беспорядок в комнате, газетки с убогими объявлениями,

обведенными красной ручкой, и поняла, что да, надо. Хочу выкарабкаться из

этой трясины безнадеги, нищеты и упадка.

Как-то рассеянно и без энтузиазма подумала про Максима, и с удивлением

поняла, что за него замуж не хочу ещё больше, чем за Артема. Вот хоть ты

тресни, не вижу я нашего совместного семейного будущего. Есть я, есть он, и

есть наши встречи для поднятия тонуса. Все. Мне от него больше ничего и не

надо. Внезапно понимаю, что, несмотря на то, что встречаемся с ним уже почти

год, по сути ничего нас и не связывает кроме секса. И эмоциональная привязка к

нему не больше чем к Зорину. Наверное, уже просто привыкла за это время, успокоилась, довольная тем, что наши отношения во всех смыслах

необременительны. Нет, Градов точно не вариант! От него вдобавок не так

просто будет в конце избавиться. Знакомиться с кем-то новым, пытаться

построить отношения с нуля? Однозначно работу найти проще будет. Мне ведь

так сразу и не угодишь, буду ходить, выбирать, нос ото всех воротить, а в

результате Каринка купит еще одни туфли моей мечты.

В общем, останавливаемся на варианте с Артемом, запихиваем поглубже все

сомнения, гордость и прочую несущественную ерунду, и идем вперед с высоко

поднятой головой.

К сожалению, жизнь такая штука, что за все приходится платить. Как

говориться любишь кататься, люби и саночки возить.

Знал бы отец, на что меня толкает его ультиматум! Думаю, сам не рад был бы.

Теперь, когда с мрачной решимостью я выбрала свой путь, меня волновал

другой вопрос.

Какого фига он не звонит?

Ни утром, ни днем, ни к вечеру я так и не дождалась звонка от Артема. То ли он

все-таки решил меня проигнорировать, держаться подальше, то ли была какая-

то другая причина.

Так или иначе, но телефон молчал.

Подруги поняли, что я говорить с ними пока не собираюсь, Макс, похоже

обиделся, а Зорин словно воды в рот набрал. Полнейшая тишина и игнор. Да что

ж за день-то такой?

На следующее утро я первым делом потянулась к телефону, чтобы проверить

входящие. Каково же было мое удивление и разочарование, когда

обнаружилось, что от моего потенциального мужа нет никаких посланий.

Я не поняла, это вообще что такое? Он все-таки передумал, решил, что не стоит

продолжать общение? Его молчание ставило под удар мой гениальный план

возвращения отцовских денег, но сама я звонить ему не собиралась, не в силах

переступить через собственную гордость.

День я провела опять в поисках работы, таких же безуспешных, как и накануне.

Опять бесконечные звонки и равнодушные отказы. Чувствую, намучаюсь я с этой

работой!

Время от времени нетерпеливо подходила к телефону и проверяла, нет ли

пропущенных вызовов или сообщений. Тишина. Никто мне не писал и не звонил,

я даже заподозрила, что у меня что-то с мобильником, перезагрузила его

несколько раз. Результат тот же. Пусто.

Если честно, мне было глубоко фиолетово на обиды Карины и остальных

девчонок, мне даже было плевать на недовольного Макса. Я про них и не

вспоминала.

Единственное, что имело значение — это молчание Артема. И каждый раз,

проверяя входящие, надеялась обнаружить весточку именно от него, но

безрезультатно.

К вечеру я уже разозлилась до такой степени, что ходила по квартире и

причитала в полный голос, костеря его на чем свет стоит, и очень надеясь, что

ему в этот момент сильно икается.

Нет, ну надо же какой! Я ему позвонила. Сама! Лично! Согласилась на встречу,

не имея никакого на то желания. А он что? Вместо того чтобы прыгать вокруг

меня и крутить хвостиком, взял и куда-то пропал.

Это вообще как понимать?

С трудом удерживалась от повторного звонка, хотя очень хотелось набрать его

и поинтересоваться в чем дело.

Я тут, видите ли, замуж собралась, а он голову в землю спрятал!

Спать легла рано — на часах еще не было и десяти. Повозилась, покрутилась,

еще пару раз проверила сообщения, и убедившись в отсутствии новых, в

расстроенных чувствах прикрыла глаза.

Девять утра.

Я в такую рань сама никогда не просыпаюсь, а тут, словно невидимая рука из

сна вытолкнула. И спать не хочется, и голова свежая. Надо же.

Постояла под душем, получая заряд бодрости, покрутилась перед зеркалом,

придирчиво рассматривая фигуру. Все на месте, все как надо. Конфетка.

Подмигнула своему отражению и, обмотавшись темно-синим полотенцем, пошла

на кухню.

Именно там меня и настиг входящий вызов. Опустив глаза, недовольно

нахмурилась.

Надо же, очнулся!

Сложив руки на груди, смотрела на экран, отражающий номер телефона Артема,

и думала ответить — не ответить. С одной стороны, он вроде как мне нужен, а с

другой — я вроде как оскорбилась оттого, что он не прилетел с серенадой под

окна через мгновение после моего звонка. Поразмыслив, пришла к выводу, что

обиду показывать не стоит, а то еще решит, что я тут сидела и все эти дни

ждала его.

Хм, а ведь действительно ждала, как бы нелепо это не звучало.

Ладно, как всегда делаем вид, что все супер:

— Да, — ответила, поднеся телефон к уху.

— Привет, — голос приглушенный, усталый, — опять разбудил?

— Нет, — наигранно бодро ответила, присаживаясь на кухонный стул, — чем

обязана?

— Ты вроде как согласилась куда-нибудь со мной сходить, — спокойно напомнил

он, а мне стало как-то не по себе.

Мне с ним проще общаться, когда он ведет себя как обычно — как

жизнерадостный придурок, а вот когда он становился серьезным, я почему-то

терялась. И сейчас так и произошло.

— Ну… В принципе… да, — чуть сбивчиво ответила на его вопрос.

— Как насчет утреннего кофе?

Обалдеть! Я ему согласие дала на встречу, и была уверена, что он меня куда-

нибудь в клуб потащит, на вечеринку. Ну, или еще куда-нибудь, где будет

шумно, весело. Где придется провести вместе несколько часов. Где он будет

меня доставать своими приставаниями. И что в итоге? Опять зовет на чашку

кофе? У него фантазии совсем нет?

Сомневаюсь, уж чего-чего, а выдумок у Зорина всегда море было. В универе

какую движуху не возьми, почти наверняка Артем у ее истоков оказывался. А

тут, на тебе. Кофе.

Неужели сам не понимает, какой шанс ему подвернулся? Чуть было не озвучила

этот вопрос в голос, а потом подумала: хочет кофе, пусть будет кофе. Мне же

проще.

— Почему бы и нет, — ответила, пожав плечами.

— Тогда спускайся.

— Чего? Когда? — изумленно переспросила у него

— Я тебя внизу жду. Выходи, — последовал невозмутимый ответ.

Он что совсем не сомневался, что я дам положительный ответ? Ну, ничего себе

наглец. На долю секунды захотелось продинамить его, вильнуть пятой точкой и

сказать, что никуда с ним не пойду, и только мысли о светлом, безбедном

будущем заставили остановиться.

— Жди, сейчас спущусь.

— Хорошо.

В задумчивости обхватила себя за плечи и пошла собираться.

Не так я себе все это представляла, совсем не так.

Я планировала, что пойдем в развлекательное заведение, я надену красивое

сексуальное платье и буду испытывать его выдержку, а вместо этого — утро,

кофе, тишина.

Пфф, все карты мне спутал.

Надевать вызывающее платье на такую встречу было неуместно, поэтому я

обошлась легким сарафаном на тонких бретельках и невесомых босоножках со

сверкающими камушками. Просто, по-утреннему, без изысков. Волосы оставила

распущенными, а из косметики только тушь. Посмотрела на себя в зеркало и

недовольно поморщилась. Выгляжу как сельская простушка. Ну и ладно. Он же

заранее о своем приезде не предупредил, поэтому времени на тщательные

сборы не было.

На лестничной площадке простояла несколько минут. Мне кажется, у меня

самый медленный лифт во всей вселенной. Плавно трогается с места, едет так,

что и не чувствуешь, а потом долго подбирается к нужному этажу, на пару

мгновений замирает и только после этого распахивает двери. Все хорошо, но

очень уж медленно.

Выйдя из подъезда, осмотрелась.

Белый Форд Фокус стоял неподалеку. Артем сидел на водительском сиденье,

сложив руки на руле и прислонившись к ним подбородком, задумчивый,

отрешенный взгляд устремлен куда-то вдаль.

Еще раз вздохнула, пожелала себе удачи и направилась в его сторону. Словно

почувствовав мое появление, он, не отрывая головы от рук, покосился в мою

сторону. Пока шла к машине, Артем неотрывно наблюдал за моим

приближением, и когда я подошла почти вплотную он, с легкой улыбкой, кивнул

на соседнее сиденье, приглашая сесть в машину. Что я, собственно говоря, и

сделала.

Облокотившись щекой на руки, скрещенные на руле, он невозмутимо наблюдал

за тем, как усаживаюсь рядом с ним.

Я села, поправила загнувшийся подол платья и выжидающе на него посмотрела.

Слишком уж он спокойный, как будто измученный.

— Ты действительно хочешь идти пить кофе? — с сомнением поинтересовалась

у него.

— Да. Почему ты спрашиваешь?

— Вид у тебя такой, будто мечтаешь лечь и проспать пару суток.

— Что, так заметно? — усмехнулся он и выпрямившись, завел машину, наверное,

побоявшись, что я сейчас передумаю, выскочу наружу и уйду.

— Да, — кивнула, не отводя от него подозрительного взгляда, — что, бурная

ночка выдалась?

— Если бы, — с усмешкой ответил Зорин, выводя машину из моего двора, — я

только приехал из командировки.

— Командировки? — изумленно переспросила у него, — ты работаешь?

Артем удивленно покосился на меня:

— А что я, по-твоему, должен делать? Сидеть на шее у отца с матерью? Конечно,

работаю.

А я вот не работаю, и с удовольствием бы посидела на чьей-то шее.

— И кем ты работаешь? — задала очередной вопрос. Надо же выяснить чем

потенциальный муж занимается. Может он органами торгует,

— По специальности, — невозмутимо ответил Артем, даже не взглянув в мою

сторону, мрачным взглядом скользя по зеркалам заднего вида.

М-да, сегодня он явно не из тех, кто любит поболтать. Сидит, облокотившись

локтем на дверцу машины, рассеяно потирая щеку, вторая рука расслабленно

покоится на руле. На меня даже не смотрит, все внимание сосредоточенно на

дороге. Было такое чувство, что он реально борется со сном, разве что не зевает

во весь рот.

— Ну и как прошла командировка? — спрашиваю, потому что наше молчание

давит, мне неуютно в полной тишине.

— Нормально. Ты когда позвонила, мы с друзьями в боулинге были, оттуда сразу

и поехал, часа в три ночи. Все сделал, и обратно. Домой не заезжал, сразу к тебе

проехал. За эти трое суток часов пять, наверное, от силы спал, так что не

обращай внимания на то, что торможу.

— Может ну его, это кофе? Давай на следующий раз перенесем, — выдвинула

весьма разумное предложение.

— Нет, уж, — хмыкнул он, — я все эти дни о твоем звонке думал, так что ничего

переносить не будем. К тому же кофе — это как раз то, что мне нужно.

— Как хочешь, — пожала плечами и отвернулась к окну.

Что ж теперь, по крайней мере, ясно, почему он не примчался ко мне в тот же

миг, как я ему позвонила.

Дорога до кофейни заняла всего пару минут, и вот мы уже подходим к знакомой

вывеске.

Зорин спокойно, без суеты пропустил меня вперед, придержав дверь, а сам

пошел следом. Сегодня мы были здесь не одни. Пожилая пара у окна, молодой

человек с газетой, притаившийся в углу и две ухоженные женщины недалеко от

входа. Я в нерешительности остановилась, выбирая для нас место.

За стойкой встречала та же официантка, что и в прошлый раз. Узнав Артема, она

залилась румянцем и поспешно отвернулась. Наверное, не очень приятно

подсовывать кому-то свой номер телефона, с замиранием сердца ждать звонка, а в ответ получить тишину.

Парень ее смущения не заметил, и сразу направился к тому же самому столику,

что и в прошлый раз. Мне кажется, что он ее даже не узнал, уж не знаю по

какой причине, оттого, что бессовестно хотел спать или по причине того, что

привык не замечать вздыхающих по нему барышень. В общем-то, плевать. Иду

за ним, рассматривая его спину. Вроде не плохо сложен, высокий. Хоть в этом

плюс.

Мы заняли наш столик.

Ого, у нас уже появился «наш столик», обалдеть! С Градовым почти год

встречаемся, а не то, что столика, даже заведения любимого нет. Странно как-

то…

Сделали заказ. Я взяла капучино и чизкейк, а Зорин ограничился крепким кофе.

Пока ждали, когда официантка принесет нам заказ, не обменялись ни словом. Я

раздраженно крутила в руках ремешок от сумочки, а он, подперев щеку

кулаком, смотрел в окно.

Отлично проводим время! Весело, интересно, с пользой! Просто именины сердца

какие-то!

Наконец перед нами появился ароматный кофе. Я отпила маленький глоточек

приятного напитка и потянулась за десертной вилочкой, что бы отведать

десерт, а Зорин, чуть ли не залпом осушил свою чашку и сразу заказал еще

одну.

Девушка-официантка, теряя тапки на ходу, побежала исполнять. Я лишь

ухмыльнулась ей в ответ. Глупая, неужели не видит, что он ее даже не

замечает?

После кружки кофе его взгляд стал более осмысленным. Теперь он смотрел не в

окно, а на меня. Не скажу, что от этого стало веселее. Не знаю почему, но

сегодня я смущалась в его присутствии. Может оттого, что он сам на себя не

похож, а может оттого, что рассматривала его с позиций совместной жизни. Он

же сидит и не знает, что я два дня думала о том, как бы мне поскорее выйти за

него замуж, и как это самое замужество будет проходить.

— Ну, давай, рассказывай, — ни с того, ни с сего произнес он, выдернув меня из

задумчивости.

— Чего рассказывать? — растерянно посмотрела на него, не понимая, о чем он.

— О причинах своего неожиданного звонка, и не менее неожиданного согласия

встретиться.

Оп-па, внезапно!

— Я же обещала тебе позвонить, вот и позвонила, — постаралась ответить как

можно более невозмутимо.

Артем исподлобья посмотрел на меня так, что мне показалось, будто я начала

краснеть. Этого еще не хватало.

— В чем, собственно говоря, дело? По-твоему, я не могу позвонить просто так?

— Ты? Мне? Просто так? Не можешь, — убежденно ответил он, кивнув

головой, — если я имею счастье лицезреть тебя здесь и сейчас, то для этого

должна быть какая-то веская причина. И мне очень хочется ее знать.

Под прямым, выжидающим взглядом зеленых глаз становится совершенно

неуютно.

Вот чего я совсем не ожидала, так это вот таких вопросов. Думала, что он от

одного моего звонка в восторге будет, а тут на тебе: восторга нет, слепого

желания угодить тоже что-то не вижу. Невозмутимо задал вопрос, невозмутимо

ждет ответа.

Да, что ж ты мне все планы путаешь?

Я была так уверена, что сейчас за пару минут получу его целиком и полностью в

свое распоряжение, что совершенно не подготовилась. Ни легенды не

придумала, ни путей для отступления, ни разговоров для маневра. Просто шла к

нему, в полной уверенности, что все пойдет как по маслу, без каких либо усилий

с моей стороны.

С некоторой долей удивления смотрела на Артема, сидящего напротив меня, и

внезапно поняла, о чем говорила Машка, на встрече выпускников.

Он действительно повзрослел, возмужал, стал серьезнее. Нет, это еще не был

матерый мужик, но уже и не тот безбашенный парень, ухлестывающий за мной в

универе. Дури в нем то ли поубавилось, то ли он научился ее контролировать,

держать в узде.

Ой, чувствую, все будет ещё сложнее, чем мне казалось. Такого вокруг пальца

на раз-два не обведешь. И игру раскусит, и использовать себя вряд ли позволит,

несмотря на все чувства.

— Чем больше скрываешь, тем мне интереснее, — хитро улыбнулся он,

облокачиваясь на стол, и нагибаясь ближе ко мне, — если бы на твоем месте был

кто-то другой, то я бы не сомневался, что это согласие на свидание. С тобой,

такой вариант откидываем сразу. Думаю, знакомиться со мной ближе в твои

планы не входит.

Вот дурак! Я замуж за тебя собралась, тут хочешь не хочешь, а придется

знакомиться ближе. Ах, да, ты ж ещё не в курсе ещё радостных перспектив.

Опять почувствовала что-то сродни смущению. Я уже решаю проблему, кто

будет выносить мусор, а Зорин вроде как ещё и не в теме. Мурашки вдоль

хребта побежали, когда в очередной раз осознала всю нелепость этой ситуации.

Может, просто сказать «а, давай поженимся?» Думаю, через миг его уже и след

простынет, только пятки сверкать будут. Любовь любовью, но он прекрасно

понимает, что я, мягко говоря, не подарок.

Ладно, попробуем включить дурочку:

— Если честно, я не знаю, зачем согласилась на эту встречу, — легкомысленно

пожала плечами, стойко выдержав подозрительный взгляд.

— Охотно верю, — опять в голосе усмешка. Похоже, кофе начал действовать, и

Артем по мере пробуждения начал становиться самим собой — несносным

типом, который меня раздражает до зубовного скрежета, — на тебя что-то не

похоже.

— Можно подумать, ты знаешь, что на меня похоже, а что нет, — фыркнула,

сердито сложив руки на груди.

— Конечно, знаю, — уверенно ответил он, кивнув головой.

— Странно, я вот про тебя ничего не могу сказать, а ты прямо убежден, будто

знаешь, что у меня на уме. Когда интересно успел узнать?

— За те годы, что крутился рядом, — спокойно пожимает плечами, как будто

говорит о чем-то несущественном.

— И как это ты умудрялся черпать обо мне информацию, лишь изредка

появляясь рядом, чтоб сделать мелкую гадость?

— Просто мне было не все равно.

На это мне ответить было нечего. Это мне было плевать на все, а ему…

— Раз такой умный, наблюдательный и внимательный, просвети какие же у

меня, по-твоему, были причины для согласия.

— У меня два варианта. Либо ты решила свое самолюбие потешить, после

нашего последнего разговора. Что ж, пожалуйста. Все что говорил, могу

повторить еще раз, мне не жалко. Либо тебе что-то настолько надо, причем

именно от меня, что ты готова горы ради этого свернуть.

Ошарашено смотрю на эту улыбающуюся физиономию. Это надо же, прямо в

точку. Даже сразу и не нашлась что ответить.

— И что же, по — твоему, МНЕ может понадобиться от ТЕБЯ? — интересуюсь с

напускной небрежностью.

— Понятия не имею, — в недоумении развел руками, — Два дня только о твоем

звонке думал, всю голову сломал в пытках угадать, что же такого потребовалось

Снежной Королеве, раз она сама лично позвонила, — все это время смотрит на

меня, не отрываясь. Не то любуется, не то пытается разгадать, что я скрываю.

— Буду настаивать на варианте «просто так», — нагло посмотрела ему в глаза.

Ну не говорить же «знаешь, Тём, я тут решила, что мне надо на пару месяцев

свое финансовое положение поправить, поэтому собираюсь тебя женить на

себе».

Артем, подняв взгляд к потолку, со вздохом покачал головой:

— Ладно, Антина, как знаешь. Не хочешь говорить, не говори. Сделаю вид, что

поверил тебе.

Посмотрела на него как нахохлившийся воробей. С ним все идет не так, как мне

надо. Разговор повернул в совсем ненужное мне русло, к своей цели ни на

миллиметр не приблизилась.

В его глазах тепло отражается, свет искренний. Вижу, что ему не все равно, что

действительно нравится сидеть именно здесь и именно со мной, что с

удовольствием взял бы за руку, но не позволяет себе этого. Странно. Обычно

всегда руки тянул, не спрашивая на то разрешения, а тут держится, в рамках

приличия, ни шагу в сторону, ни одной пошлой шутки, никаких заигрываний.

Это, что? Решил обещание сдержать и не приставать? Весьма неожиданно, и я

не уверена, что мне это на руку. Когда он сидит напротив и контролирует

каждое свое слово, каждый свой жест, у меня начинают возникать сомнения в

осуществимости моих далеко идущих планов. Надо с этим что-то делать. Мне

нужен Зорин, у которого ветер в голове, огонь в крови, мне нужны его эмоции.

Настоящие, те самые, которые он сейчас усердно держит под контролем.

И как-то запоздало начинаю понимать, что сегодняшняя обстановка никак мне

не поможет. Он усталый, примерно держащий себя в руках, да еще вдобавок

подозревающий меня в тайных умыслах.

Все не то. Нужна другая атмосфера, другой антураж. Такой, чтоб Артем забыл

обо всем на свете, кроме меня. О подозрениях, о контроле. Обо всем. Вот только

как это сделать?

— Чем собираешься заниматься в выходные? — как бы невзначай

поинтересовался он, и я против воли усмехнулась. Контроль контролем, а

терпения и выдержки держаться до конца у него все равно не хватает.

— Не знаю пока, — чуть загадочно пожимаю плечами.

— Давай сходим куда-нибудь?

— Так, стоп. Мы с тобой договаривались на один раз. Вот он идет, прямо

сейчас, — протянула, рассматривая свой маникюр.

— Не считается! — убежденно ответил Зорин, — я сегодня не в форме. Кофе на

три минуты взбодрил, а сейчас чувствую, что снова засыпаю. Так что, давай это

считать просто случайной встречей.

— Ха, хитрый какой! — продолжала выпендриваться. Пусть видит перед собой

обычную Кристину, пусть выкинет из головы лишнюю подозрительность, — я

обещала, я сделала. А то, что именно ты настоял на сегодняшней встрече — это

твои проблемы. Я ведь предлагала перенести на другой раз.

— Ой, Колючка, опять мы на исходные позиции возвращаемся?

— Так мы с них и не сдвигались, — ответила со снисходительной улыбкой.

Зорин рассмеялся, покачав головой:

— С тобой как на минном поле. То будто оттаиваешь, а в следующий миг укусить

готова. С ума сойти можно.

— За это, наверное, и любишь, — хмыкнула, покосившись в его сторону, ожидая

реакции на свои слова.

— Наверное, — просто согласился он, и не думая отрицать или смущаться, —

давай, я тебе ближе к выходным позвоню.

— Могу дать тот же ответ, что и в прошлый раз, — чуть надменно произнесла,

поглядывая на него, — я подумаю.

— Ну, думай-думай, — усмехнулся он и подозвал официантку, чтобы оплатить

счет, — а сейчас пойдем, я отвезу тебя домой. Иначе засну прямо здесь, и

придется тебе сидеть со мной, пока не проснусь, охраняя мой чуткий сон.

— Даже и не подумаю! — фыркнула, поднимаясь со своего места.

К его машине я шла первая, а он брел следом за мной. Странное утро

получилось. Меня охватило какое-то непонятное чувство неудовлетворенности.

От того, что все прошло совершенно не так, как я хотела. Как-то все непонятно,

странно. Артем этот удивительно спокойный, ведущий себя совсем не так, как я

от него ожидала, разговоры непонятные. Не сомневаюсь, что он мне позвонит.

Мы поговорим, я покривляюсь для вида и соглашусь. Куда-нибудь сходим…

Нет, все это не то. Он опять будет вести себя как примерный ботаник, а я буду

ломать голову над тем, что сказать, что бы его растормошить. Скучно, нудно.

Так дело не пойдет. Надо придумать что-то другое. Вот только что? Не скажешь

же ему: «Можешь забрать свое обещание вести себя прилично».

Я села в машину, приоткрыла окно, а Зорин задержался, потому что зазвонил

его телефон. Парень достал мобильник из кармана джинсов, и не глядя на

экран, ответил, остановившись в шаге от машины. Я, против воли, слышала

каждое его слово.

— Привет, Стас… Да, нормально все. Вот только приехал в город… Сегодня? Нет,

сегодня давайте без меня… Я толком не спал уже несколько дней. Сейчас домой

приеду, завалюсь в кровать и буду дрыхнуть, пока бока не заболят… Завтра? Без

проблем. Куда идем? В «Зеленый»? Отлично! Я только за… Да помню я, что у

него завтра днюха… Вы с подарком в этот раз сами решайте, я в любом случае в

доле… Все, договорились. Завтра встречаемся на месте, — Артем отключил

телефон, небрежно сунул его в карман и сел в машину.

— Ты точно доедешь? — покосилась на него, заметив, что он несколько раз

крепко зажмурился.

— Предлагаешь, остаться у тебя, чтоб никуда не ехать? — подколол он, заводя

машину, — я могу, ты только позови.

— Размечтался! — фыркнула, отворачиваясь к окну. До чего ж наглый тип!

Терпения ему все-таки не хватило вести себя прилично до конца нашей встречи,

долго держался, но все-таки выдал фразу с двойным смыслом. Что, тяжело из

себя примерного строить?

И тут я абсолютно точно поняла, что мне делать дальше! Будто осенило!

В бар, значит, завтра идешь? С друзьями? Днюху чью-то праздновать? Ну что ж,

жди и для тебя подарочек будет. Посмотрим еще кто кого. Твоя

проницательность или мое актерское мастерство! Твоя выдержка против моего

напора.

И на моей стороне будут играть твоя влюбленность, твоя многолетняя жажда

заполучить меня, твоя молодая горячая кровь.

Так что, мальчик, дергайся не дергайся, но никуда тебе от меня не деться.

Приручу так, что с рук есть будешь, преданно в глаза заглядывая.

Домой я вернулась в каком-то возбужденном состоянии, даже не отдавая себе

отчета, насколько меня захватила эта игра.

Я позвонила Маше, предложила ей завтра куда-то сходить, и все вывернула так,

будто это она сама пригласила меня в тот самый бар, где должен быть Зорин со

своей компанией. Я это сделала специально, чтобы в случае чего состроить

недовольную мину и сказать: «Знала бы, что здесь этот тип будет, ни в жизнь бы

в это поганое место не пришла». Теперь я понимала, чтобы провести, надо было

все хорошо продумать. Пусть инициатива исходит от него, пусть у него

проснется инстинкт охотника, а я буду лишь его разжигать, держать в тонусе,

доводить до высшей точки кипения. Чтобы у него в голове и места не осталось

для сомнений, а все было занято лишь желанием быть со мной.

Ощущая себя просто непередаваемо коварной женщиной, отправилась в

гардеробную создавать неотразимый образ для завтрашнего вечера.

Глава 7

Времени было уже ближе к одиннадцати, когда мы с Машей на такси подъехали

к Зеленому бару. Несмотря на то, что Семенова была у меня уже в шесть вечера,

мы долго прособирались. Я в принудительном порядке переодела Машку в одно

из своих платьев, потому что она собралась идти в простых джинсах и футболке.

Разве так можно?

Фигуры у нас примерно одинаковые, только ростом она чуть пониже меня,

поэтому мое платье село на ней идеально. Подруга вся разрумянилась,

раскраснелась, восторженно глядя на свое отражение в зеркале, и я решила,

что это платье ей подарю. Не обеднею, а ей приятно.

Сама же я собиралась быстро. Потому что свой образ продумала заранее.

Волосы распущены, на глазах макияж в стиле smоky еyеs, на губах

притягательный мерцающий блеск. Одежда? Конечно платье! Такое, что

подчеркивает каждый изгиб и едва прикрывает пятую точку. И, конечно же,

красное. Кое-кому ведь так нравится красный.

Зайдя внутрь, мы тот час погрузились в атмосферу всеобщего веселья. Машка

сразу начала пританцовывать и потащила меня в самую гущу событий. А я

исподтишка оглядывалась по сторонам, ища взглядом того, ради которого весь

этот маскарад и задумывался.

С первого раза найти его не удалось. Сколько я не всматривалась, не находила

Зорина. В какой-то момент даже испугалась, что они передумали и ушли в

другое место, и я только время зря потеряла, придя в это заведение.

Стараясь перекричать музыку, сообщила Маше, что хочу что-нибудь выпить для

поднятия настроения, она показала поднятый кверху большой палец, кивнула в

сторону барной стойки, и мы направились туда, целенаправленно продираясь

сквозь развеселую толпу.

Ладно, что будет, то и будет. Даже если Артема здесь нет, то мы с подругой

отлично проведем время вместе. Поболтаем, потанцуем, посмеемся, вспомним

старые добрые времена.

Семенова взяла себе зеленый коктейль, глядя на который меня передернуло. В

прошлый раз эта зелень сыграла со мной злую шутку, поэтому остановила свой

выбор на солнечном напитке с апельсиновым соком.

Машка что-то рассказывала, я ее слушала, смеялась, а сама упрямо скользила

взглядом по толпе. Неужели ошибка, и его здесь нет?

Да что за человек такой?! Не может же он постоянно поступать так, что все мои

планы рушатся как карточный домик?! Прибить его мало!

Мария, осушив свой бокал до дна, заказала еще один, я же лишь немного

пригубила первый. Сегодня у меня конкретная цель, а не просто оторваться,

забыв обо всем на свете. Это во-первых. А во-вторых, средства надо экономить.

Я же теперь почти что нищая!

После коктейлей мы направились в дамскую комнату. Пока Маша пропадала в

кабинке, я поправила макияж, обновила блеск на губах. При этом старалась

прогнать растекающееся по венам разочарование. Рано ещё горевать. Бар

большой, их компания может сидеть в одном из маленьких приватных залов, так

что, возможно, я его просто ещё не нашла.

В зал мы вернулись, когда из динамиков доносилась красивая медленная

мелодия. Кто-то танцевал в парах, некоторые продолжали двигаться в полном

одиночестве, наслаждаясь музыкой. Мы с Машей переглянулись, пытаясь

решить, где бы нам пристроиться, что бы потанцевать в свое удовольствие.

Лезть в самую гущу мне не хотелось. Там плохой обзор, все дрыгают своими

телесами, и ничего вокруг не видно. Нет, это не мой вариант. Надо так, чтобы и

в стороне, и в людях, чтобы и самой все было видно, и меня можно было

рассмотреть.

Такое место нашлось чуть поодаль, недалеко от сцены, на которой зажигали

профессиональные танцовщицы. Маша махнула рукой, чтобы я следовала за

ней, и чуть ли не вскачь понеслась вперед. Вот ведь живчик!

С самодовольной улыбкой и чувством собственного достоинства проследовала

за подругой, но, пройдя несколько шагов, чуть не споткнулась. Буквально в трех

метрах от меня обнаружился Зорин, собственной персоной. Он танцевал с какой-

то девушкой медленный танец. Девчонка с него не сводила сияющих глаз, а

Артем что-то ей рассказывал, склонившись к уху. Меня он не заметил, как раз в

этот момент развернувшись ко мне спиной.

Внутри все всколыхнулось от какой-то идиотской радости. Он все-таки здесь, а

значит, мои усилия и сборы прошли не зря!

Чуть сбавила шаг, подгадав так, что бы пройти мимо, в тот момент, когда их

пара, кружащаяся на месте, развернется удобным для меня образом.

Походка от бедра, уверенный взгляд вперед, иду и якобы никого не вижу, и его

в первую очередь.

Момент, когда Зорин меня заметил, я почувствовала сразу. Кожей, по которой

мурашки проскакали; нутром, почуявшим его взгляд, горячей волной идущей в

след мне, скользящей по наполовину открытой спине.

Не обернулась, даже бровью не повела, лишь самодовольно усмехаясь, шла к

Маше, которая уже отдалась во власть музыки и плавно покачивалась,

подстраиваясь под ритм.

Устроившись рядом с подругой начала танцевать, прикрыв глаза, наслаждаясь

музыкой, внутренней эйфорией, упиваясь ощущением, что все идет так, как

надо, что все не зря, что он на крючке.

Плавно двигаюсь в такт, покачивая бедрами, руками чуть приподнимаю волосы,

оголяя нежную шею. Я знаю, как двигаться, чтобы свести с ума, чтобы взгляд не

могли оторвать от тела, чтобы все мысли из головы вылетели. Я знаю, я

оттачивала это мастерство на тех, с кем встречалась раньше, на Градове,

доводя его до грани безумия, когда был уже готов, словно пещерный человек

закинуть меня на плечо и утащить в свою пещеру.

И у Артема, с его чувствами, жаждой заполучить меня, нет никаких шансов

устоять. Знаю, что смотрит, не отрываясь, что про свою партнершу по танцу уже

забыл, как и обо всем остальном. Неотрывно чувствую на себе жадный взгляд.

Он меня мысленно уже наверняка тридцать раз раздел и столько же раз поимел

во всех позах. Против воли усмехнулась. Хоть и не в восторге от перспектив

нашей совместной жизни, но не могу не признать, что сама игра заводит,

заставляет кровь бежать по венам чуть быстрее. И пусть он мне нужен всего на

пару месяцев, в качестве «как бы мужа», но дух охотницы все-таки проснулся, и

я не собиралась его подавлять. Лучше уж так, с азартом, легкой дрожью, чем

через силу, сдерживая брезгливую гримасу.

Танцуя, медленно повернулась вокруг своей оси и бросила из-под полу

прикрытых век взгляд туда, где видела Артема. Пусто, никого. Я лишь

улыбнулась. Ощущение того, что смотрят не отрываясь, прожигая насквозь, не

пропадало, а значит он где-то здесь. Незаметно сквозь опущенные ресницы

осматриваюсь.

Артем стоял у стены, подпирая ее плечом. Руки сложены на груди, взгляд

неотрывно следит за мной, жадно ловит каждое движение. Рядом с ним

крутится уже другая девушка, шаловливо ведя ручкой его руке, томно

заглядывая в глаза. Вот только зря старается. Ему плевать. Ему вообще на все

плевать, кроме блондинки в коротком красном платье, чувственно танцующей

перед ним.

Опять разворачиваюсь к нему спиной, ни на миг не переставая двигаться. Из

ткани на спине только кружевная сетка, назначение которой не прикрыть

наготу, а наоборот, будоражить воображение.

Одна мелодия сменяла другую, а мы с Машкой все танцевали, не обращая ни на

кого внимания. Иногда медленно и плавно, иногда страстно и ритмично.

Настроение было где-то на уровне Эвереста. Раз пять поворачивалась,

проверяла, где Артем и каждый раз находила его все на том же месте, все так

же неотрывно следящим взглядом за каждым моим движением.

Смотри, мальчик, смотри, наслаждайся, для тебя танцую и больше ни для кого.

Мне плевать на то, что ловлю заинтересованные взгляды других молодых

людей, мне нет до них никакого дела. Значение имеешь только ты, твой

тяжелый, горящий взгляд. Все как надо, все так, как и должно быть.

Через некоторое время Маша, танцующая рядом со мной, замерла, изумленно

глядя мне за спину. Похоже, подруга только что увидела того, ради кого весь

этот вечер и задумывался.

Она обреченно закатила глаза, потом недовольно посмотрела в мою сторону. Я

остановилась и медленно обернулась, итак прекрасно зная, кого увижу за своей

спиной.

Артем стоял совсем рядом, с хитрой улыбочкой посматривая на меня.

Если бы я не знала, что он все это время неотрывно наблюдал за мной,

подумала, что ему весело. А так, пусть и не пытается обмануть своей

наигранной беззаботностью. У него сейчас должен ураган в крови лютовать,

сердце в груди биться как сумасшедшее.

Лично у меня билось, так что его стук музыку заглушал, и не скажу, что была от

этого в восторге. Чтобы добраться до него, мне нужна спокойная, трезвая

голова, а не фейерверк из непонятных эмоций. Усилием воли подавляю

внутренний трепет и смотрю на него недовольно:

— Зорин, ты, что следишь за мной?

— Даже и не думал! — нагло облапал меня взглядом с ног до головы, — отлично

выглядишь.

Я лишь фыркнула, упираясь одной рукой в бок. Тут вперед высунулась Мария:

— Тёма, блин, я ее еле уговорила прийти сюда! Если сейчас она из-за тебя опять

сбежит, я тебе лично по голове настучу! — Семенова бесцеремонно ткнула его

пальцем в грудь.

Умница Машенька, все как надо говоришь! Я здесь ни при чем, это ты меня

притащила в это место, молодец. Стою, тихо радуюсь наивности подруги, не

забывая сердито поглядывать на Зорина.

— От судьбы не сбежишь, — ответил, многозначительно подмигнув мне.

Наглый, самоуверенный, невыносимый тип! Тоже мне, судьба нашлась!

Так, похоже, сегодня он такой как обычно. Жизнерадостный, неимоверно

раздражающий раздолбай, забывший о своем обещании вести себя прилично.

Убила бы, но именно такой он мне и нужен.

— Вы тут вдвоем? — интересуется Артем, не отводя от меня взгляда,

таинственно мерцающего в свете разноцветных огней.

— Вдвоем! — соглашается подруга, по — прежнему бросая на меня

подозрительные взгляды. Наверное опасается, что сейчас как всегда фыркну и

уйду, лишь бы не находится с этим типом под одной крышей. Эх, знала бы ты

Маша, о моих коварных планах!

Прибила бы меня, наверное. Зорин ей всегда нравился, как человек, как друг. Не

знаю, может и как на представителя другого пола на него поглядывала, хотя это

вряд ли подруга мне всегда рассказывала о своих увлечениях, и Артем в этих

рассказах ни разу не фигурировал. Она наоборот раз за разом подталкивала

меня в его направлении, искренне недоумевая, почему он мне не нравится.

— Присоединяйтесь к нам, — просто предложил он, — у нас весело.

Маша с сомнением посмотрела в мою сторону. Вижу, что она не против

примкнуть к компании Зорина, с ними точно не заскучаешь, но у меня были

другие планы. Мне не нужны его друзья, мне нужен он.

Скептично усмехнувшись, направилась в сторону бара:

— Это, пожалуй, без меня, — снисходительно улыбнувшись, похлопала его по

плечу, проходя мимо. Артем на лету поймал мою руку, крепко сжав запястье:

— Только не говори, что уходишь! — в напряженном взгляде недовольство

сквозит.

Я выразительно посмотрела на его пятерню, сжимающую мою руку:

— Хватать обязательно?

— Обязательно, — невозмутимо кивнул, даже не думая отпускать, — будь моя

воля, я бы вообще…

— Так, Тём, избавь меня от своих фантазий, — пробую высвободиться, но

безрезультатно, — я никуда не ухожу, просто хочу пить.

Убегать действительно ещё рано, мне нужно, чтобы Маша сделала еще кое-что, очень-очень важное.

Парень подозрительно нахмурился и через силу, будто это далось ему с

неимоверным трудом, отпустил мою руку. Кожа в том месте, где его ладонь

прикасалась ко мне, просто горела, и я непроизвольно прижала ее к груди.

Развернувшись, продолжила свой путь в сторону барной стойки, чувствуя, как в

груди бухает сердце, а кончики пальцев покалывает миллионом крошечных

иголочек. Ничего себе адреналин!

У стойки заняла высокий стул и попросила у бармена минералки, со льдом. Мне

было жарко, пить хотелось до умопомрачения. Непослушными, чуть

подрагивающими пальцами обхватила стакан с ледяной водой, рассеяно

наблюдая за озорными пузырьками, поднимающимися на поверхность со дна и с

боков.

На соседний стул опустилась Маша и тоже сделала заказ, правда, остановив

свой выбор опять на ядовито-зеленом коктейле. Похоже, сегодня подруга

собирается оторваться по полной. С улыбкой наблюдала за тем, как она,

покачивая головой в такт музыке, подносит бокал к губам. Все как в

студенчестве, когда мы с ней не пропускали ни одной вечеринки.

Почувствовала теплое дыхание на своей макушке и резко обернулась, смерив

недовольным взглядом стоящего за спиной человека.

— Ты еще здесь?

— Где ж мне, по — твоему, еще быть? — усмехнувшись, парень сделал жест

бармену, и когда тот поставил на стойку стакан с янтарной жидкостью,

наклонился к нему прямо через меня. Сердито фыркнула, когда на несколько

мгновений почувствовала прикосновение его груди к своему плечу.

— Не знаю, например, там, где я тебя не буду видеть, — поднеся стакан с водой,

посмотрела на Артема поверх него.

— Сегодня мы опять колючие? — интересуется, устраиваясь рядом со мной.

Спиной привалился к стойке, оперся на нее локтями, наигранно-спокойным

взглядом скользит по моему лицу. Очень натурально. Я почти поверила. Только

бешено пульсирующая жилка на шее, выдает его истинное состояние.

— Разве когда-нибудь было иначе? — не глядя на него, как бы невзначай отпила

из стакана немного воды, медленно провела языком по влажным губам. Потом

невозмутимо повернулась в его сторону, словно ничего и не делала.

Зорин, похоже, не отдавая себе в этом отчета, смотрел на мои губы. В мрачном

взгляде клубится нечто, чему я не могла дать определения. Казалось, что еще

немного, и его выдержка, как и напускное спокойствие, расползутся по швам.

— Тём, ты сегодня загадочный какой-то, — со снисходительной улыбочкой

поинтересовалась у него, борясь с желание закусить губу. Это было бы слишком.

Слишком прямолинейно, откровенно. Он бы сразу почувствовал игру. Поэтому

держу себя в руках, строю из себя саму неприступность, не забывая время от

времени про мелкие диверсии.

— Загадочный? — глухо переспросил он, с трудом переводя взгляд на стакан в

своих руках, — обычный. Все как всегда.

Отворачивается от меня в сторону, растерянно потирая шею рукой. Вижу, что не

знает, как себя вести. С одной стороны, с удовольствием был бы самим собой, с

другой стороны, понимает, что со мной это никогда не прокатывало.

— Не заболел случаем? — невозмутимо нагибаюсь в его сторону и кладу руку на

лоб, от чего Артем непроизвольно замирает, — температуры нет. Жить будешь.

Опять усаживаюсь на свое место, как ни в чем не бывало, отворачиваясь от

Зорина к Маше. Подруга все это время активно болтала с барменом, оставив без

внимания мою игру. Так, она еще кое-что должна сделать, пока у Артема еще

осталось хоть что-то от выдержки, и он не сбежал от меня, сломя голову, как от

огня.

— Не слишком ли ты налегаешь на коктейли? — интересуюсь у нее, каждой

клеточкой тела, чувствуя Зорина, стоящего за спиной, — завтра встать не

сможешь!

— Смогу! — убежденно отмахнулась Машуля, заказывая еще один бокал

веселого напитка.

— Давай перенесем завтрашний выход, на следующий день? — мягко

предлагаю, чувствуя, что Артем встал еще ближе.

— Даже не мечтай! — она сердито выставила перед собой указательный

палец, — мы с тобой последнее время почти не видимся! И если перенесем, то

тебя потом вообще не выловишь! Растворишься в своих вечных «занята, не могу,

у меня планы». Так что никаких переносов! Обещала, что пойдешь со мной, вот и

будь добра не отлынивай. Тем более погода стоит отличная — идеальное время

для того, чтобы понежится на пляже.

— Маш, — промурлыкала, еле успев спрятать довольную ухмылку, — давай…

— Все, разговор закрыт! — безапелляционно заявила Семенова, и я покорно

развела руками, внутренне торжествуя. Умница, подруженька моя, все как по

нотам. Я вроде, как и ни при чем, сижу вся такая белая и пушистая. А все

остальное — задумала Семенова. Идеально!

Артем не глухой, и наверняка все отлично расслышал. Очень сомневаюсь, что он

упустит шанс лицезреть меня на пляже, в купальнике.

Извинившись, отправилась в дамскую комнату. На самом деле, мне ничего там

не надо, просто хотела оставить наедине подвыпившую болтливую Машку и

напористого Артема, ни капли не сомневаясь, что сейчас он из нее всю

информацию вытащит так, что она и не заметит. Все-таки подруга у меня

неимоверно наивная, порой даже слишком. Мне иногда даже неудобно

становится от того, что беззастенчиво этим пользуюсь.

Простояла, любуясь на себя в зеркало минут десять, не меньше, радуясь, что все

идет так, как надо. Думаю, этого времени для Артема было предостаточно,

чтобы узнать все, что нужно. Можно возвращаться.

Семенова обнаружилась на том же месте, где я ее оставила, а Зорин куда-то

испарился.

— Где эта ходячая катастрофа? — поинтересовалась как можно более

равнодушно.

— Да его позвали друзья, — вздохнула Маша, — жаль, конечно, что ты не хочешь

к ним присоединиться. Я думаю, с ними весело.

— Не сомневаюсь, — пробурчала себе под нос. Если честно, я свою программу на

этот вечер выполнила: покрутилась перед Артемом, таким образом, чтобы не

разбудить в нем подозрений, одновременно распаляя, заставляя забыть обо

всем. Обработала Машу так, что она выдала ему нужную информацию, сама при

этом оставшись в стороне.

В принципе, я уже была готова покинуть это заведение. Мне здесь не нравилось,

слишком шумно, слишком людно. Мне по душе клубы другого уровня, с другим

контингентом, другой атмосферой, а такие места, как это, я уже переросла.

Покосилась в сторону выхода, уже намереваясь встать и уйти, как вдруг

Семенова вскочила с места и, схватив меня за руку, потащила на танцпол:

— Моя любимая песня, идем танцевать! — прокричала она, улыбаясь так

счастливо и задорно, что на миг я испытала жгучий стыд. Какая же она все-таки

непосредственная, добрая, открытая, а я этим так беззастенчиво пользуюсь!

Нехорошо. Да ещё и сбежать собралась! Ведь даже мысли не возникло, что ей,

возможно, захочется остаться. С тяжелым вздохом киваю головой и иду за ней,

перестав сопротивляться. Ничего со мной не станет, если ради нее я останусь

ещё ненадолго. Полчасика, а потом найду способ убедить ее покинуть этот бар.

Мы устроились на том же месте, что и раньше, и закружились под музыку.

Теперь мне не было дела до Артема, все, что хотела, я сегодня ему уже

показала. Мне кажется, до конца вечера мы с ним больше не пересечемся. Я

искренне надеялась, парень понимает, что рядом со мной его здравый смысл

отказывает, и постарается держаться подальше.

Теперь я танцевала для себя, наслаждаясь мелодией, чувствуя, как сердце в

груди стучит в такт басам, доносящимся из гигантских колонок.

Мы с Машей о чем — то перекрикивались, смеялись, зажигали. Я получала от

этого неподдельное удовольствие, до того самого момента, как зазвучали

переливы очередного медляка, и в тот же миг возле меня нарисовался какой —

то худой парень, озабоченно глазеющий на мои ноги:

— Потанцуем, детка? — сказало это недоразумение, криво усмехаясь, кося под

горячего мачо.

Терпеть не могу такое обращение! От одного слова «детка» меня буквально

выворачивает наизнанку, начинает трясти. И взгляды такие сальные не

переношу. Когда стоит не пойми кто, а корчит из себя чуть ли не Мистера

Вселенной. Смерив его оценивающе-пренебрежительным взглядом, молча

отвернулась, что бы уйти. Это ходячее нечто бесцеремонно схватило за руку, и

дернуло на себя:

— Да, ладно, чего ты ломаешься? — вальяжно протянул он. Меня аж

передернуло от скрипучего голоса, и пивного аромата, исходящего от этого

Джигита. Ломаюсь? Сейчас я тебе покажу, как я ломаюсь. Набрала побольше

воздуха, чтобы послать его в сказочные дали, как почувствовала, как на талию

по — хозяйски ложится мужская рука:

— Проблемы? — невозмутимо поинтересовался Зорин у незадачливого ухажера,

притянув меня к себе. От неожиданности я даже сопротивляться не стала. Так и

стояла с надутыми щеками, удивленно глядя на него.

Мачо ещё раз скользнул по мне оценивающим взглядом и предпочел

ретироваться, реально оценив свои шансы против Артема. Разные весовые

категории: чахлый утенок в обтягивающий джинсиках и вечно небритый

здоровенный Зорин.

Горе-ухажер ушел, растворившись в толпе, а Артем, так и продолжал

удерживать меня, несмотря на то, что в этом не было никакой необходимости.

Я попыталась вывернуться, но не тут-то было. К одной руке, присоединилась

вторая. Он сцепил их в замок за моей спиной, не давая отстраниться.

— Тём! — прошипела, упираясь руками в каменную грудь, — тебе не кажется,

что это слишком…

— Ты, можешь со мной просто потанцевать? — не обращая ровным счетом

никакого внимания на мои жалкие попытки высвободиться, спросил он.

— Тём!

— Просто один танец, — повторил, игнорируя мои гневные взгляды, — один! Не

кусаясь и не выставляя свои шипы!

Я бросила беспомощный взгляд на Машку, прыгающую у него за спиной. Подруга

жестами показывала, что я не дружу с головой и просто обязана с ним

потанцевать. Понятно, от нее помощи не жди.

Надо было все-таки уходить из этого заведения, как и планировала! Захотела

сделать подруге приятное? Пожалуйста, получите, распишитесь. Добрые дела

всегда наказуемы! Сейчас бы уже дома была, а вместо этого стою в центре зала,

в цепких лапах Артема. Не планировала я с ним никаких танцев на сегодня!

Разжечь интерес, немного потрепать нервы — да, а тискаться с ним посреди

толпы — нет! В моих планах этого не было!

Только ему на мои планы как всегда плевать!

Прижимает к себе, обхватив за талию, и напряженно всматривается в глаза, ожидая ответа. И что-то мне подсказывает, что пока не получит моего согласия,

не отпустит.

Ладно, хр*н с тобой, Золотая Рыбка! Обреченно вздохнув, покачала головой:

— Я говорила, что ты меня бесишь?

— Сегодня? Еще нет, — усмехнулся он, почувствовав, что перестала

сопротивляться.

— Ладно, Тём. Один танец, и ты оставляешь меня в покое!

— Хорошо оставлю, — с готовностью согласился Артем, потом, правда,

добавил, — ненадолго!

— Я сейчас точно уйду! — цыкнула на него, кладя руки на плечи.

Красивая музыка лилась из динамиков, а мы танцевали. Молча, погрузившись в

свои мысли. Его руки покоились на моей талии, не позволяя себе ничего

непристойного. И на том спасибо, хотя бы не использовал танец как предлог

облапать меня.

Я чувствовала, как у него в груди колотится сердце. Хорошее, сильное, бьется

гулко раскатисто, прямо под моей ладонью.

На какой-то миг закралось сомнение, что зря я весь этот цирк затеяла, что

ничего хорошего не выйдет. В такие игры надо играть с кем — то, кто оценит

правила игры и даст достойный ответ.

Я как будто вышла на тропу войны, намереваясь любой ценой победить, а он и

не думал со мной воевать. Ему просто хотелось быть рядом.

Внутренний голос, надрываясь, кричал «не смей трогать парня!».

И что мне делать? Отступить? Свернуть поле действий и уйти в тень?

И вести дальше нищенское существование, давясь от злости и зависти каждый

раз, как кто-нибудь из подруг купит очередные туфли? Тратя все дни напролет

на поиски ненавистной работы?

Нет, так дело не пойдет.

Совесть, попытавшаяся показать, что она хоть и слаба, но все-таки ещё жива,

была безжалостно выкинута за борт расчетливостью, здравым смыслом и

желанием нормально жить. Он сильный — справиться. Сох по мне все эти годы?

Сох! Не помер от тоски? Не помер! И потом не помрет, справиться, утешится,

переболеет. Я в него верю.

— Так, когда мы с тобой куда-нибудь сходим по — настоящему? —

поинтересовался Зорин, глядя на меня сверху вниз.

— Давай будем считать, что уже сходили! — отстраненно повела головой,

намекая на это дивное заведение.

— Неее, — протянул он, — даже не думай! Сегодняшняя встреча тоже не

считается, потому что она — точно чистая случайность.

Ага, для кого чистая случайность, а для кого и тонкий расчет, грубая игра.

— Предлагаю третий раз сходить выпить по кофе, и завязать с этой затеей, — не

скрывая иронии, ответила на его предложение.

— Мечтай больше! — хмыкнул Зорин, — если обещала, то не отвертишься.

— Насколько мне не изменяет память, я обещала только подумать, и ничего

кроме этого!

— Неважно.

Непробиваемый тип. Похоже, слово «нет» в моем исполнении он вообще не

воспринимает, пропускает мимо ушей. И как только терпения хватает? Я ведь

далеко не всегда являюсь приятным собеседником. Или за все эти годы у него

уже иммунитет к моим колючкам выработался?

— Ты сегодня такая красивая, — с теплой улыбкой произнес Артем, — я точно не

засну, думая о тебе.

Ты, главное, завтра на пляж приходи. Вот уж точно гарантирую, что не уснешь

после такого! Я уж постараюсь:

— Могу посоветовать валерьянку с пустырником. Говорят, помогает слабенькие

расшалившиеся нервишки успокоить!

— Так, попрошу проявлять больше уважения к спасителю!

— Ты, думаешь, я бы сама не справилась с тем задохликом? —

пренебрежительно сморщила нос, — и без вашей помощи прекрасно бы

обошлась!

— Вообще — то я не тебя имел в виду, а как раз этого бедолагу, — хохотнул

Зорин, словив от меня гневный взгляд, — не сомневаюсь, что не подоспей я

вовремя, раскатала бы ты этого беднягу без зазрений совести.

— Так может, пойдешь к этому бедняге и с него встречу стребуешь? —

прошипела, попробовав отстранится, в результате добилась только того, что он

прижал меня еще сильнее, — и вообще, тебе не кажется, что танец не требует

настолько близкого контакта?

В ответ не услышала ожидаемых шуток, приколов или еще чего — то в этом

роде. Подняла на него глаза, и словно молнией пронзило от жадного взгляда,

пробирающего до самых костей. От неожиданности не попала в такт, даже

вроде бы на ногу ему наступила, и замерла на месте, он тоже остановился. Так и

замерли посреди толпы, глядя друг на друга и не в силах отвернуться.

— Ты понятия не имеешь, насколько близкого контакта я с тобой хочу. И поверь,

сейчас я говорю не о постели… не только о постели, — голос хриплый, на заднем

фоне какое — то отчаяние сквозит.

Наверное, именно тогда, впервые за все время нашего знакомства, мое сердце

споткнулось, сбилось с ритма в его присутствии, и вовсе не от всплеска

адреналина. Не понимая что происходит, отступила от него на шаг назад. В этот

раз он меня не остановил. По-прежнему стоял и смотрел на меня, опустив руки.

И в этом взгляде было столько всего, что захотелось спрятаться, укрыться от

непонятного ощущения где — то внутри.

— Я, пожалуй, пойду, — прошептала чуть слышно, но он услышал. Перевел

взгляд куда — то в сторону и с тяжелым вздохом покачал головой:

— Иди! — чуть раздраженно махнул рукой в сторону выхода.

Я не заставила просить себя дважды. Развернувшись, стремглав бросилась

прочь, не разбирая дороги, чувствуя, что он смотрит вслед. Мне кажется, в тот

момент я почти ничего не соображала. Мне хотелось только одного. Оказаться

как можно дальше от него, выкинуть из головы непонятные мысли, вздохнуть

полной грудью и унять мечущееся в груди сердце.

Я даже не вспомнила про Машу. Только когда выскочила на крыльцо,

почувствовала, как она хватает меня под руку, пытаясь остановить:

— Тинка, ты чего? Ты куда? Что он тебе наговорил? — на ее лице читалось

искреннее беспокойство.

— Все хорошо, — с трудом переводя дух, ответила подруге, — мне надо домой!

— Тин! Ведь так хорошо время проводили!

— Если хочешь — оставайся, — ответила грубо и тут же прикусила свой острый

язык, заметив, как у Семеновой дрогнула нижняя губа, — Машунь, прости меня!

Я сама не своя. Мне лучше действительно уйти, пока я дел не натворила. Ты же

меня знаешь.

Маша обреченно прикрыла глаза. Уж кто — то, а она знала. Антина разошлась —

Антину не остановить. И за одно мгновение Снежная Королева могла

превратиться в Огненный Ураган.

— Да что ж вы с ним не можете мирно находиться рядом?!

Я только пожала плечами. То, что сейчас творилось у меня внутри, не

поддавалось никаким логическим объяснениям. Мне всегда было фиолетово на

его присутствие, и такая непонятная реакция, просто выбила почву из-под ног.

— Что он тебе сказал?

— Ничего, Маш. Ничего важного и достойного внимания, — выдохнула чуть

слышно, — Извини еще раз, что сорвалась на тебе. Ты если хочешь, оставайся,

но мне действительно лучше уйти.

Семенова кивнула и, спустившись по ступеням, направилась в сторону парковки,

где ожидали своих клиентов такси. Чуть притормозив, бросила через плечо:

— Ты идешь?

— Иду, — нагнала ее и обняла за плечи. Машка с грустной улыбкой положила

мне голову на плечо:

— Зря вы с ним не ладите. Такая бы пара красивая вышла.

Через пару минут мы уже ехали домой на такси. Сначала направились в сторону

Машиного дома. Подруга, свернувшись клубочком, задремала на заднем

сиденье. Наверное, все-таки несколько последних коктейлей были лишними.

Сейчас доставлю ее домой, и поеду к себе, в надежде хоть немного поспать,

отвлечься.

Кое-как разбудила Семенову, когда остановились у ее подъезда. Помогла

выбраться из машины и довела до подъезда. На крыльце обнялись, и

распрощались до завтра. Причем, глядя на подругу, я очень сомневалась, что у

нее найдутся силы для утреннего похода на пляж.

Потом такси повезло меня домой.

Всю дорогу я, отчаянно кусая губы, смотрела в окно, а в голове, разрывая виски,

пульсировала только одна мысль.

Что это вообще было?

Глава 8

Это утро началось для меня очень рано. В 8.00 зазвенел будильник, вырывая

меня из нежных объятий сладкого сна. Со стоном протянула руку, чтобы его

отключить, с первого раза не нащупала, поэтому он продолжал голосить,

прогоняя остатки сновидений.

Наконец, раздраженно хлопнула ладонью по нужному месту и трели замолкли.

В голове спросонья ни одной мысли. Зачем мне будильник? Я что куда — то

собираюсь, может на работу? Да вроде нет…

Ах, да, мне ж надо готовиться к выходу на пляж!

Остатки сна как рукой сняло. Я вскочила с кровати и чуть ли не вприпрыжку

поскакала в душ, потом на кухню за утренним кофе. Все это время в голове

прикидывала варианты, как бы поэффектнее появиться.

В том, что Артем будет там, я ни капли не сомневалась. Ну, не сможет он

отказать самому себе в удовольствии поглазеть не меня. Ни за что не поверю в

то, что решил отмахнуться от такого соблазна.

На умывание и завтрак потратила минут двадцать, а потом отправилась в

гардеробную. На пляж мне к десяти тридцати, дорога займет полчаса, потому

что еще на заправку надо заехать. Так что времени на подготовку остается

совсем немного. Скинула с себя полотенце, в котором вышла из ванной и

абсолютно нагая покрутилась перед зеркалом, придирчиво рассматривая свое

отражение. Красивая, зараза, подтянутая, гладкая. Загляденье.

Итак, что мы имеем. Выдвинула сетчатый ящик, в котором у меня хранились

купальники.

Слитный? Сразу нет, его только на съезд юных девственниц.

Спортивный? Тоже нет, я же не в бассейн иду, круги накручивать.

Те купальники, которые не проходили цензуру, я пренебрежительно откидывала

в сторону.

Красный, до невозможности открытый, три ниточки два пятачка? Вульгарно,

агрессивно, только если захочется в порнофильме сняться. Откуда у меня

вообще такое барахло взялось?

Скромный зеленый с золотистыми цветочками? Здравствуй, мечта бабушки!

Черный, элегантный? Строгий, но вместе с тем безумно сексуальный? Он

конечно великолепен, и восхищенные взгляды со стороны Зорина, да и не

только него, мне точно обеспечены. Вот только самой, как-то не по себе в таком

купальнике. Он идеально подойдет для отдыха на Мальдивах, ну или, на

крайний случай, на белых песках Пунта-Каны, но никак не на травке, на берегу

городской речки. Тут он будет выглядеть неестественно. С тихим вздохом

бережно отложила красоту в сторону, и принялась за другие купальники.

Один слишком закрытый, второй неудобный, в третьем было такое чувство, что

у меня грудь нулевого размера, зато попа ого-го. Этот шедевр я отправила в

мусорное ведро, не раздумывая.

В общем, я перемерила практически все, так и не найдя подходящего варианта.

Хоть бросай все и беги сломя голову в магазин, покупать новый купальник.

Только вот денег лишних нет, к сожалению.

На дне корзины лежала последняя сиротливая ярко малиновая тряпочка, с

разноцветными разводами. Это что за безобразие такое? Когда я только

успеваю барахло всякое в дом тащить?

Подняла тряпочку двумя пальцами: простенький бюстик, и плавки на

завязочках. Только ради смеха примерила это безобразие, с удивлением

обнаружив, что вещичка идеально села на мою фигуру.

Придирчиво покрутилась перед зеркалом, пытаясь сообразить, как я такое

могла купить? Да, сидит хорошо, но ведь ничего особенного. Такое барахло есть

у каждой тетки, которая ходит на китайский рынок. Ну не могла я на такое

позариться!

Что-то должно быть в этом наряде особенное, раз я его заметила и приобрела.

Сняла с себя верх купальника и посмотрела на этикетку. С английским никогда

проблем не имела, так что мне не составило проблем прочитать информацию на

этикетке.

Ткань хамелеон, меняет цвет при намачивании.

О, как! Это уже интересно. Надела опять бюстик и, недолго думая, отправилась

в ванну проверять, что же это за хамелеон. Забралась в душевую кабину,

включила воду, постояла под теплыми струями пару минут, ожидая, пока ткань

намокнет, и вышла наружу, встав на мягкий пушистый коврик.

Посмотрев в зеркало, просто замерла с открытым ртом.

Ну, ничего себе!!!

Малиновый цвет исчез, как и разводы. Вместо этого на мне был нежно розовый

купальник. Настолько светлый, что даже просвечивал. Грудь была видна чуть ли

не во всей красе, почти не оставляя места для фантазий, а на плавках

единственным непрозрачным место была завышенная ластовица спереди,

скромно прикрывающая интимное место.

Я зависла, наверное, минут на десять, не в силах оторвать взгляд от своего

отражения. Это, просто невероятно! Откровенно, чувственно, но вместе с тем

настолько нежно, что о вульгарности даже речи не шло.

Все, Зорин, хана тебе!

Самодовольно усмехаясь, вернулась в гардеробную. Убрала все, что разбросала

по полу. Эти купальники мне точно не нужны, я свой выбор сделала.

Само малиново-розовое сокровище положила сушиться на батарею — не ехать

же в сыром, и отправилась наводить красоту. Немного накрасилась, использовав

водостойкую тушь, волосы уложила свободными крупными локонами. Все, к

выходу на природу готова!

После того, как я обнаружила у себя такую роскошную вещичку, настроение

заметно поднялось. Внутри зажегся какой-то неописуемый азарт,

предвкушение. Как же мне захотелось взглянуть на Артема, когда он увидит

меня в таком виде! Думаю, у бедняги дар речи пропадет от такого зрелища.

В качестве верхней одежды выбрала белый хлопковый сарафан в крестьянском

стиле, с шитьем по подолу и низу рукавов. В результате получился очень милый,

невинный образ: белый сарафан, белокурые волосы, крупными локонами

лежавшие на плечах, глазки сияющие — сама себе понравилась.

Около десяти у меня зазвонил телефон, и я не смогла сдержать улыбки, увидев

входящий звонок от Маши.

Все ясно, или проспала или так и не смогла привести свое тело в вертикальное

положение и заставить прийти на пляж:

— Да, Машунь, — бодро ответила подруге.

— Тин, — голос хриплый, сонный, виноватый, — я проспала.

Кто бы сомневался после такого-то количества зеленых коктейлей!

— Ну, ты даешь, — напустила в голос обиды.

— Тинка, извини, — простонала Семенова, и я очень живописно представила, как

она лежит на диване, прижав руку к виску, — я тебя вчера доставала, с этим

пляжем, а сама сегодня не в форме.

— Да, ладно. Если честно, я чего — то такого как раз и ожидала, — усмехнулась

в трубку, продолжая крутиться у зеркала.

— Может, завтра сходим?

— Давай лучше через пару деньков, — резонно подозревала, что после

сегодняшнего выхода, мне на реку ещё долго не захочется.

— Хорошо, — обреченно вздохнула подруга, — извини ещё раз, что по моей вине

все сорвалось.

— Ладно, дорогая моя, отсыпайся.

Мы распрощались, и я почувствовала, что настроение поднялось ещё на одну

ступеньку выше. Если честно, в присутствии Машки было как — то не с руки

играть с Артемом — она бы этого не одобрила, а, может, и вообще всю малину

бы обломала. А теперь я сама по себе, и никто не помешает воплотить в жизнь

коварные планы.

Итак, собравшись, я покинула квартиру и отправилась на охоту, чувствуя, как

внутри все покалывает от нетерпения.

Примерно в пол одиннадцатого я приехала на место, запарковала машину на

обочине, взяла с пассажирского сиденья пляжную сумку и вышла наружу.

Погода изумительная. По небу неторопливо плывут редкие, кучевые облака,

легкий ветерок ласково касается волос.

Опустив с макушки на нос солнечные очки, направилась к набережной. Прошла

сквозь арку в заграждении, спустилась по практически белым, выгоревшим от

солнца, и обтертым десятками ног деревянным ступеням и ступила на мягкую

траву, которая ближе к воде уступала место желтому песку. К моей

преогромной радости, людей на пляже было не очень много. Наверное,

сказывалось то, что середина недели. Замечательно, а то я терпеть не могу,

когда лежат попа к попе, ни пройти, ни в тишине полежать.

Я взглядом приметила удобное местечко недалеко от кромки воды и

направилась к нему. Пользуясь тем, что солнечные очки прикрывают почти

половину лица, усердно смотрела по сторонам в поисках интересующего меня

субъекта.

Что-то не видать. Нет, его что ли?

Не может такого быть! Просто не может и все, или Зорин не будет Зориным. Иду

не торопясь, гордо задрав нос, а сама рыщу взглядом то налево, то направо. И

где этот негодяй?

Прохожу мимо компании молодых людей, играющих в пляжный волейбол. Их бы

энергию да в мирных целях! А то носятся, орут, ржут как кони!

Чуть поморщив нос, иду дальше, как вдруг до меня доходит, что один из этих

коней и есть Зорин! В черных пляжных шортах стоит у сетки, и что-то увлеченно

доказывает команде противников.

Надо же, не только сам пришел, но и целую толпу с собой привел! А может,

только сейчас новыми знакомыми обзавелся. С него ведь станется, с кем угодно

общий язык находит… Кроме меня.

Иду, вся такая загадочная, а сама так и смотрю на него. Ну, давай же!

Повернись!

И он поворачивается. Краем глаза вижу, как он резко останавливается, заметив

меня, и практически в тот же момент получает мячом прямо по макушке.

Дружный смех, и я еле успеваю поджать губы, чтобы тоже не улыбнуться.

Нельзя улыбаться, я ж его типа не вижу, просто иду к реке.

И вот я, наконец, достигла нужного места: островок зелени, среди песка.

Постояла минутку, глядя на воду, и достала из сумки большое зеленое

полотенце. Расстелила его на земле, сняла обувь, приготовила крем для загара.

Не то, что бы я опасалась обгореть — в моих планах пребывание на пляже

ограничивалось в лучшем случае часом, а в идеале вообще по быстренькому

воплотить в жизнь коварные планы и уйти. Никогда общественные городские

пляжи не любила. Как-то здесь все по — простецки, без изюминки. Поэтому

намеревалась уйти до того, как солнце достигнет своей максимальной

интенсивности. Зачем же мне тогда крем? Просто его можно эффектно

обыграть.

Чуть поразмыслив, решила, что не стоит сразу с места в карьер срываться.

Подошла к кромке воды, осторожно коснулась ее кончиками пальцев.

Прохладная, мягкая, то, что нужно.

Помочила ножки, немного постояла по щиколотку в прозрачной воде и

вернулась к полотенцу. Пока шла опять выхватила взглядом Артема. В этот раз

он стоял чуть в стороне от играющих и с кем-то болтал по телефону, не забывая

время от времени смотреть в мою сторону.

Смотри, смотри, наслаждайся!

Легким движение ухватилась за подол сарафана и медленно стащила его через

голову. Убедилась в том, что Зорин безотрывно смотрит, не торопясь, сложила

одежду, положила ее на сумку, взяла в руки бутылочку с защитным лосьоном и

немного выдавила на ладонь, а потом начала медленно, плавно наносить на

кожу. Прошлась по рукам, груди, плоскому животу, а излишки обтерла о пятую

точку, не забыв встать таким образом, чтобы ему было все видно.

Зорин, по — моему, забыл, о чем говорил со своим собеседником. Так и замер с

телефоном у уха, чуть ли не с открытым ртом, не сводя с меня ошалевшего

взгляда.

Внутренне ликуя, элегантно опустилась на полотенце, стоя на четвереньках, сексуально прогибаясь, расправила несуществующие складочки и только после

этого легла на живот.

Достала из сумки модный журнал, открыла на первой же попавшейся странице

и сделала вид, что увлеченно что-то рассматриваю, хотя на самом деле даже не

понимала, что там изображено.

Сердце колотилось с такой силой, что казалось еще миг и выпрыгнет из груди.

Даже дыхание сбилось, а в висках кровь шумела, заглушая все вокруг. Ничего

себе, это я от волнения так разошлась?

Кое-как заставила себя успокоиться, несколько раз медленно и глубоко

вдохнула-выдохнула, постаралась придать себе как можно более невозмутимый,

скучающий вид, и стала ждать. Чего именно? Понятия не имею. Просто лежала и

ждала. Я себя во всей красе показала, теперь ход Артема.

Все звуки вокруг доходили до меня словно сквозь закрытый купол: гулкие,

сливающиеся в один неразличимый поток, и только грохот собственного сердца

настолько отчетлив, что оглушает.

Передо мной лежит журнал, пестрящий фотографиями с одного из показов в

столице. Я мечтала съездить туда, окунуться в атмосферу роскоши, красивых

вещей, безупречных людей. Мечтала, еще до того как отец лишил денег, да и

после грезила, фантазируя на тему, как бы эффектно я там смотрелась.

Мечты, на которые сейчас было плевать. Смотрю на эти фотографии и, ничего

внутри не дрогнет. То, что у меня внутри, полностью поглощено забавной,

будоражащей кровь игрой. И это поглощение меня откровенно напрягает.

Пока я предавалась внутреннему самоанализу, чья-то тень опустилась на

страницы журнала.

Спустив солнцезащитные очки, я исподлобья посмотрела на стоящего передо

мной человека. Артем. Кто бы сомневался.

С демонстративным недовольством возвращаю очки на место, и опускаю глаза

на фотографии в журнале:

— Может, не будешь солнце загораживать? — интересуюсь, скептично подняв

брови.

— Может, — невозмутимо произнес он, присаживаясь рядом со мной, — что-то я

Маши с тобой не вижу.

— Хм, скажем так, боец пал смертью храбрых, — не отрываясь от журнала

ответила ему, — я ее предупреждала, что после такого количества коктейлей не

встанет, она не послушала. Так что вполне закономерный итог.

— Бедняга, — улыбнулся он.

— К сожалению, эта бедняга вот только сейчас сообщила, что находится в

состоянии полной некондиции, — бессовестно соврала, кивнув не телефон, —

если бы знала раньше, то не пришла бы сюда одна.

— А чего тебе здесь не нравится? Отличное место. Мы сюда часто выбираемся,

просто так ни с того, ни с сего. Природа, река, хорошая компания, что еще надо?

Он сорвал травинку, и неосознанно начал жевать ее кончик, задумчиво глядя

куда-то в сторону темной воды, а я искоса наблюдала за ним, пользуясь тем, что

очки прикрывают глаза. Хм, а тело у него хорошее, то, что надо. Мышцы

рельефные, кубики на животе, чуть поджарый, не перекаченный. Мысленно

поставила ему пятерку, за внешний вид. Интересно, какие мысли бродят у него

сейчас в голове? Спросить что ли? Глупости! Вместо этого с изрядной долей

язвительности интересуюсь:

— Сегодня тоже ни с того, ни с сего отправились на пляж? — посмотрела на

него поверх очков. Интересно, как будет выкручиваться? Наврет, что заранее

спланировали?

Артем, откинув в сторону травинку, как-то по — мальчишески улыбнулся:

— Вообще-то нет. Сегодня я пришел, чтоб на тебя поглазеть!

Вот так в лоб! Я, конечно, именно на такие действия и рассчитывала, но эта его

непосредственность, откровенность смутила. Да что смутила! Я почувствовала,

как против воли начинаю краснеть.

Зорин, зараза, опять ты делаешь все не так! Ждешь от тебя одного, а ты другое

выдаешь. Бесит, прямо сил нет!

Кое-как справившись с внутренним смятением, перелистнула страницу,

безразлично поинтересовалась:

— Ну и как, поглазел?

— И сейчас глазею.

Что??? Это уже ни в какие ворота не лезет! Сдернула с лица очки и сердито

посмотрела на него:

— Артем, тебе не говорили, что пялиться на чужую… В общем, пялиться на

других неприлично!

— Хм, припоминаю, вроде что-то такое было, — усмехнулся он, пожимая

плечами, — я обычно такие глупости мимо ушей пропускаю.

— Ты невыносим! — откинула в сторону очки и журнал, — надо было сразу

уходить, как только выяснилось, что Семенова проспала, а вместо нее ты

нарисовался!

— Ладно, не ворчи, — примирительно произнес Зорин, снова переводя взгляд на

реку, — пойдем купаться. Вода отличная.

— Я? С тобой? Не дождешься, — фыркнула, перекинув волосы на другое плечо.

— А что такого? Плавать не умеешь или боишься, что буду приставать? — в

зеленых глазах опять усмешка.

В этот момент кто-то из парней позвал его. Мы с ним синхронно развернулись в

сторону зовущего. У натянутой сетки уже собралась вся его компания, и ждали

только его.

— Пойду сыграю, что ли, — махнув им рукой, дескать, сейчас иду, резво

поднялся на ноги, — ты не сбегай пока, ладно?

Я искоса посмотрела на него и отвернулась:

— Как пойдет!

— Ладно, Злюка, не скучай. Жди меня, и я вернусь.

— Ага, уже жду, со слезами на глазах, — буркнула себе под нос, недовольным

взглядом провожая его спину.

До чего же противный тип! Вот все с ним не так, как надо! Как мне надо! И план

отличный, и он клюнул, да и не мог не клюнуть. Но все равно, как-то все не так.

Вроде вот он, передо мной, не скрывает ни чувств, ни своего интереса, только я

ждала другого. Не знаю чего. Что будет стелиться у моих ног, преданно ловить

каждое слово, приносить тапочки по команде. В общем, хр*н знает, чего я от

него ждала, в любом случае ему по барабану на мои ожидания! Он сам по себе,

продолжает вести себя как обычно.

Лежать надоело, поэтому я села на полотенце, пытаясь решить, что же делать

дальше. Пойти, что ли, окунуться и собираться домой, а этот пусть дальше

играет, плевать на него? Внезапно засомневалась в том, что мне хватит

смелости залезть в воду. Одно дело дома перед зеркалом крутиться, и совсем

другое здесь, в открытую. Вдруг он опять сделает что-то не вписывающееся в

мои планы? Он может, неоднократно в этом убеждалась.

Против воли развернулась в его сторону, и стала наблюдать за игрой.

Играли пять на пять, причем хорошо играли, увлеченно, весело. Носились за

мячом, орали, падали на песок, в попытках отбить особо заковыристые пассы,

смеялись. Им реально было весело, и я невольно залюбовалась. Как специально,

подобрались все как один, высокие, здоровые, с красивыми спортивными

телами. Оглядевшись по сторонам, заметила, что не одна я наблюдаю за их

игрой.

На берегу практически все особи женского пола, так или иначе, косились в их

сторону. Больше всего порадовали две бабульки, сидящие недалеко от меня на

леопардовом выцветшем пледе:

— Вот, будь я помоложе, я бы с ними сыграла, — мечтательно прошамкала одна

из них.

— И не говори-ка, — в тон ей ответила вторая, — вон с тем, тем и вот тем.

Вот старые развратницы!

Ладно, хватит на них пялиться. Что я там интересного увидела? Мужики как

мужики, ничего особенного. И Зорин ничего особенного. Стадо бабуинов.

И вообще, надо завязывать с этой непонятной прогулкой. Солнце уже стояло

высоко в небе, нещадно припекая голову, а у меня с собой ни кепки, ни панамки.

Поразмыслив еще чуток, решила все-таки окунуться, пока на меня никто

внимания не обращает.

Попросила старых нимфоманок присмотреть за сумкой, заколола волосы на

макушке и направилась к воде, не к тому месту, где все плескались, а чуть в

сторону, чтобы никто не брызгался и не мешал.

Зайдя по щиколотку, замерла. Не настолько уж теплая вода, как кое-кто

говорил. Я на нашей реке уже лет сто не была — предпочитаю отдых

заграницей, и совсем забыла, какое это странное ощущение когда пальцы ног

прикасаются к плотному, но чуть илистому дну. Сделала еще несколько шагов и

снова остановилась. Блин, реально холодно. С такими темпами я посинею еще

до того момента, как погружусь целиком. В голове появилась мысль, а может ну

его на фиг, это купание? Помочила ножки и хватит?

Какое-то внутренне упрямство, проснувшееся при взгляде на остальных людей,

радостно барахтающихся в воде, не позволило отступить, поэтому зашла еще

чуть глубже, вода теперь почти достигала пятой точки. Огромные мурашки,

бегали по рукам, поднимая волосы дыбом. Все, сейчас быстренько окунусь и

сразу на выход!

Легко сказать, окунусь. Сделала еще пару шагов, непроизвольно вставая на

цыпочки. Все, вот сейчас точно окунусь! Только духом соберусь и как присяду!

— Ты чего тут мнешься? — внезапно раздался голос прямо за спиной.

От неожиданности чуть не завопила и шарахнулась от него в сторону:

— Зорин, блин, ты меня напугал! — сердито сверкнула глазами в его сторону.

Действительно напугал. Так была занята внутренней борьбой и подготовкой к

погружению в студеную воду, что пропустила его приближение.

Как вообще можно было настолько отключиться от происходящего вокруг, и не

заметить, как этот бугай идет следом?

— Ах, ну, извините, Ваше величество, что не предупредил заранее о своем

приближении, — по-шутовски склонил голову в поклоне. Придурок! — долго тут

пританцовывать будешь?

— Нет, — пренебрежительно ответила, переступая с ноги на ногу, — вода просто

холодная, надо привыкнуть!

Смерила его надменным взглядом, непроизвольно скользнув по кубикам пресса,

рукам, груди. Все-таки неплохой экземпляр.

Тут внутри что-то тревожно зашевелилось, и это был вовсе не восторг от его

фигуры. Стоит рядом, нависая надо мной, морда довольная, глазищи хитрые,

хищные:

— Холодно, говоришь?

Против воли начинаю от него пятиться, понимая, что мне жизненно необходимо

выбираться из воды. Прямо сейчас! Немедленно!

Мои маневры не остались незамеченными:

— Уж не выходить ли ты собралась? — медовым голосом поинтересовался он,

делая шаг в моем направлении.

— Да, — голос подвел и получился мышиный писк.

— Что, даже не окунешься? — в глазах озорные огни пляшут.

— Нет, спасибо, — снова пискнув, разворачиваюсь, чтобы уйти, но краем глаза

замечаю, как он делает ещё шаг ко мне.

«Беги!» завопил внутренний голос, и я его без колебаний послушалась. Рассекая

неподатливую воду, замедляющую движения, бросилась к берегу, но через два

шага почувствовала, как наглый руки обхватывают талию и буквально

выдергивают из воды.

Я с визгом попыталась вырваться, скинуть с себя его лапы, да только

бесполезно. С довольным смехом, лишь перехватил поудобнее и, игнорируя мои

крики, попытки вывернуться, потащил обратно в реку.

Я вопила, что убью его, требовала, чтобы немедленно отпустил, убрал от меня

свои поганые лапы, но Зорину было плевать! Прижал к своей каменной груди

так, что вздоха не сделать, и невозмутимо тащил вперед.

— Я прибью тебя, — шипела, стараясь разжать его руки, обхватывающие

поперек живота.

— Непременно, — усмехнулся он, — нырять любишь?

— Что?? Я… Нет… Никаких нырять! Не смей!

— На счет три. Раз!

— Тём, отпусти меня!

— Два!

— Я тебе…

— Три! — и, не обращая ровным счетом никакого внимания, на мои писки, визги,

подбросив, закинул в воду.

Мой секундный полет сопровождался диким воплем, который бесславно

прервался, когда я с головой ушла под воду, подняв кучу брызг. Негодяй! Убить

его мало!

Нащупав дно, оттолкнулась ногами и резко вынырнула на поверхность,

отплевываясь от воды. В первую очередь провела пальцами под глазами, чтобы

убедиться в том, что тушь выдержала испытание. Не хватало ещё с черными

подтеками на пол лица ходить. Потом вспомнила, что тушь суперустойчивая, с

ней хоть в бассейн, хоть в сауну, и мимолетное погружение под воду ей

нипочем. Развернулась и смерила этого наглеца яростным, злым взглядом:

— Ты чего себе позволяешь?!

— Ничего особенного, просто помог тебе зайти в воду.

— На фиг мне такая помощь сдалась?! Я выходить собиралась!

— Ничего не знаю, — невозмутимо отвечает этот скот.

Смотрю на него, и руки чешутся, чтобы придушить. С удовольствием бы макнула

его физиономией в воду. Да, только силы не равны, запросто ещё раз окунет,

если попытаюсь отыграться.

Стоит в нескольких метрах от меня, довольный до невозможности. Руки на

поясе, вода ему чуть выше пупка достигает, смотрит на меня и самодовольно

улыбается.

Весело тебе значит? Смешно? Я почувствовала, что просто обязана стереть эту

самодовольную улыбочку с этой наглой физиономии. Просто не прощу себе, если

не утру ему нос!

Опустила взгляд на свое тело. Насколько можно судить в темной воде,

малиновый цвет исчез, уступив место трепетному розовому. Все сомнения,

которые одолевали меня на берегу, по поводу того, смогу ли в этом купальнике

пройтись в открытую, исчезли.

Все, капец тебе, Зорин! Сам напросился!

Широкими гребками подплыла к нему почти вплотную. Нас разделял всего лишь

шаг, когда я остановилась, сердито глядя на него. В ответ Артем лишь

снисходительно улыбался, прекрасно понимая, что силешек отомстить у меня не

хватит.

Наивный! У меня есть оружие пострашнее. Красота называется.

С коварной улыбкой, не прерывая зрительного контакта, медленно встала на

ноги. По мере моего подъема с непередаваемым восторженным злорадством

наблюдала за тем, как с его лица сползает самодовольное выражение.

Вижу, как он силой воли удерживает свой взгляд на уровне моего лица, не давая

ему спуститься ниже.

— Что-то не так? — участливо спрашиваю его, подходя ещё ближе.

— Все нормально, — чуть сдавленно ответил Артем, сглатывая.

— Правда? Ты вдруг какой-то напряженный стал.

— Обычный, — парень буквально превратился в каменное изваяние.

Стиснув зубы до такой степени, что желваки на скулах заходили, упорно

смотрел куда угодно, но только не на то, что у меня ниже головы. А в меня

словно демон вселился, делаю еще шаг, так что наши тела чуть ли не

соприкасаются, и шаловливо провожу наманикюренным ногтем по его груди.

— Очень рада, а то мне на миг показалось, что ты дар речи из-за моего

купальника потерял.

— Хороший купальник, — хриплым голосом ответил Артем, глядя куда-то в

сторону, поверх моей головы.

— Я бы даже сказала, отличный. Только посмотри, как он льнет к коже, и грудь в

нем выглядит потрясающе. Ты не находишь? — прогнувшись, демонстративно

покрутилась из стороны в сторону.

Быстрый взгляд на купальник, и снова поверх головы, даже в глаза уже не

смотрит. Я мурчать была готова от удовольствия, от осознания того, насколько

сильно я на него действую. Зорин непроизвольно отступил на шаг, сложив руги

на груди. Ха! Как будто это могло его спасти!

Сидя на берегу, я почти передумала показываться в таком виде. И если бы не

его принудительное купание, мои коварные планы так и остались бы всего лишь

планами. Итак, сам виноват! Даже если пытаешься не смотреть, я тебя словами

доведу:

— Кстати вода действительно прохладная, — продолжаю грудным, по-кошачьи

тягучим голосом, — соски, как вишенки стали. Красиво, правда?

И он, не в силах бороться с соблазном опускает взгляд на мое тело, а я стою, как

ни в чем не бывало перед ним, чуть ли не нагая, невинно накручивая волосы на

палец. Вижу, как потемнел его взгляд, как дыхание стало прерывистым.

— Нравится? — подхожу к нему вплотную, чуть ли не соприкасаясь с его кожей,

и участливо заглядывая в глаза, — наверное, так и хочется, протянуть руку и

потрогать? Почувствовать их в своих ладонях…

— Что ты творишь? — чуть слышно, еле сдерживаясь, сквозь зубы спрашивает

он.

— Я? Ничего, — с показным недоумением развожу руками, — просто мысли

вслух, и не более того.

Смотрит мне в глаза с непонятным выражением. Гремучий коктейль. Чего там

только не намешано! Вижу, что злится. На самого себя, оттого, что нет сил

просто отвернуться, оттого, что прекрасно понимает, что в этой игре у него нет

шанса выиграть, против себя не попрешь. И на меня злится, за то, что бью по

больному. Да, играю грязно, не по правилам, но мне плевать. А еще желание во

взгляде дикое, такое, что буквально чувствую его кожей.

Медленно опускаюсь в воду, так чтобы она покрывала плечи, отрываю ноги от

земли, и, помогая себе руками, парю в водной толще. Артем все так же молча

смотрит на меня, пытаясь успокоиться, взять себя в руки. С легкой полуулыбкой

наблюдаю за его внутренней борьбой. Того эффекта, что хотела, я уже достигла,

но внутренний демон не давал остановиться. Перевернувшись на живот,

рассекая воду неторопливыми движениями, словно таинственная русалка,

заплыла к нему за спину. Артем не шелохнулся, только проводил мрачным

взглядом.

— Давай, я тут постою, чтобы не смущать тебя своим внешним видом? —

промурлыкала, вставая на ноги позади него, — ты ведь не против?

Мне кажется, он не то, что был не против, он просто сказать ничего не мог, в тот

момент все силы тратил на то, чтобы сдерживать свои порывы. И давалось ему

это непросто. Ай-ай-ай, бедный. С хитрой улыбкой делаю еще шаг вперед, и моя

грудь прижимается к его спине:

— А вот так, я надеюсь, не смущаю тебя? — с удовольствием слышу, как у него

сбивается дыхание, — ты, если что говори, не стесняйся.

Шаловливые ручки скользнули по широкой спине и переместились на каменный

пресс. Я почувствовала, как он вздрогнул от этого прикосновения, и игриво

провела кончиками пальцев по гладкой коже, спускаясь чуть ниже.

В этот момент его выдержка отступила, перехватив руку, сильно сжал запястье

и рывком развернулся ко мне. В глазах молнии полыхают, дыхание тяжелое:

— Прекрати! — не говорит, рычит, по-прежнему удерживая мою руку на

расстоянии от себя.

— Разве я что-то делаю? — невинно похлопала глазами, сделала шаг в его

сторону, снова оказываясь настолько близко, что между нами только мой

розовый купальник, и поднявшись на цыпочки, потянулась к его лицу.

Свободной рукой обвила шею, чуть притянула к себе, и, скользнув

выразительным взглядом по его губам, приблизилась к уху:

— Тём, слюни подбери, — прошептала на выдохе и слегка прикусила мочку уха.

Зорин в этот момент судорожно выдохнул, а я с тихим смехом отстранилась,

выдернула свою руку из его захвата и, весело подмигнув, бодро направилась в

сторону берега.

— Что, вот так, уходишь? — не веря в происходящее, хрипло спросил Артем,

когда я отошла от него на добрый десяток шагов.

— Естественно, — обернулась, еще раз выставляя себя во всей красе. Вода уже

едва доходила по пятой точки, так что он мог видеть меня всю. Капли воды

стекали по гладкой, загорелой коже, грудь, едва прикрытая розовой тканью,

тяжело поднимается в такт дыханию, полупрозрачные плавочки, которые только

подчеркивают каждый изгиб, — разве могут быть другие варианты?

Шаловливо машу ему одними пальчиками и продолжаю свой выход на берег, чувствуя спиной обжигающий взгляд. Уходила, не опасаясь, что ринется за

мной. Он теперь из воды до-о-о-олго не вылезет, пытаясь прийти в себя. Ничего,

пусть поплавает, кровь разгонит.

Подошла к своим вещам, быстрым взглядом пробежалась по ним, убеждаясь,

что все на месте. Подняла полотенце и, развернувшись в сторону Артема, стала

вытираться, медленно, с чувством, глядя ему в глаза.

Зорин, так и стоял на том месте, где я его оставила. Мрачнее тучи, и взгляд

тяжелый, дикий, неотрывно ловящий каждое мое движение.

Я все так же вытираюсь, как ни в чем не бывало, с трудом сдерживая дрожь в

руках. Замерзла что ли? Надо бы переодеться. Бросила взгляд по сторонам в

поисках кабинок для переодевания. Увидела одну, стоящую метрах в двухстах

от меня. Как все убого! Неужели нельзя подумать о людях и создать им больше

удобств?

А впрочем… зачем мне кабинка? Усмехнувшись, потянулась за одеждой. Уж

добивать его, так по полной.

Натянула через голову сарафан. Развязала завязочки на бюстике, и, ухмыляясь,

сняла его, вытащив влажную ткань через горловину.

Зорин уже смотрел на меня чуть ли не с открытым ртом. Я ему ещё раз помахала

и пренебрежительно откинула розовую тряпочку в сумку. Потом медленно, чуть

повиливая бедрами стянула с себя влажные плавки, секунду постояла,

покачивая ими на указательном пальце, с коварной улыбкой глядя на

ошалевшего Артема.

Чуть пошевелила пальцем, и плавки тоже падают в раскрытую пляжную сумку.

Невозмутимо подхватываю ее с земли, вешаю на плечо и иду прочь. Через

несколько шагов все-таки оборачиваюсь и посылаю парню, замершему по пояс в

воде, воздушный поцелуй. Он никак не реагирует, продолжая прожигать меня

бешеным взглядом. Смотри, наслаждайся!

Ай да я, ай да молодец! План не то, что выполнила, перевыполнила! После

такого, он ко мне точно в ближайшее время не сунется, пытаясь прийти в себя и

выбросить из головы мой образ в розовом купальнике. Думаю, на неделю точно

можно про товарища Зорина забыть!

Пребывая в неописуемой эйфории, не помню, как добралась до своей машины.

Забросила сумку в багажник и села на водительское сиденье.

Хотела завести машину, но с первого раза не попала чип-картой в разъем.

Впрочем, со второго тоже.

Руки ходили ходуном. Да что там руки, меня всю колотило крупной дрожью. Там

в реке и на берегу, я была хозяйкой ситуации, а сейчас настиг откат. Сердце,

казалось, билось не в груди, а везде. В руках, пульсируя на кончиках пальцев, в

голове, звоном отдаваясь в висках, в горле, не давая сделай вдох, внизу живота,

наполняя тело безумной истомой, неуправляемым желанием получить свое, а

полное отсутствие белья под одеждой, только подстегивало ощущения.

Черт, чтоб я ещё когда-нибудь в жизни в такие игры играла?! Да ни за что! Кто

ж знал, что оно так отрикошетит? Вспомнила выражение его глаз и чуть не

задохнулась, от огня побежавшего по венам. Нервы, словно оголенные провода,

и каждый вдох сопровождается болезненным спазмом в груди.

Кое-как все-таки справилась с непослушными руками и завела машину, мечтая

как можно скорее добраться до дома, и заскочить под ледяной душ.

Попробовала тронуться с места, но машина дернулась и заглохла.

Проклятье, сцепление отпустила! Перевела полубезумный взгляд на свое

ощутимо подрагивающее колено, и прикрыла его такой же дрожащей рукой,

вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в подол.

Черт, я с такими темпами и с места не съеду! Все, успокаиваемся, выкидываем

прочь из памяти жадный взгляд зеленых глаз, и ощущение гладкой кожи под

своими пальцами. Все, Кристина Алексеевна, пошутила, поглумилась,

оторвалась по полной программе, теперь бери себя в руки и марш домой!

Только спустя пять минут я смогла совладать со своими непослушными

конечностями и справиться с управлением. Моя Ауди рывками тронулась с места

и, превышая все скоростные режимы, понесла меня домой. Прочь от этого места,

и от человека, из-за которого внутри такой ураган бушевал.

Глава 9

Как я добралась до дома — в памяти не отложилось. Помню только, как зло

ударила по тормозам и остановилась рядом со своим подъездом. Подхватила

сумку, раздраженно захлопнула дверцу багажника и понеслась домой. Меня по-

прежнему трясло, в голове творилось не пойми что, и от этого я приходила

просто в неописуемую ярость. Это Зорина должно было трясти после моей

выходки, а не меня! Мне вообще должно быть фиолетово! Я должна была с

гордо поднятой головой уйти с этого проклятого пляжа, и забыть о нем уже

через минуту. А что в итоге? Гордости хватило только на то, чтобы чинно дойти

до машины, а потом началось фиг знает что!

Сумку швырнула в прихожей на пол и, на ходу стягивая с себя сарафан,

направилась в ванну. Самой не помешает остыть, привести мысли в порядок.

Оперевшись руками о дверцы кабинки, стояла под контрастным душем, опустив

голову и прикрыв глаза, мысленно считая от тысячи в обратном направлении, и

пытаясь выкинуть из головы все ненужное. С трудом вымыла длинные густые

волосы, в которых за время моего мимолетного погружения в реку, все-таки

успела набиться куча песка, а потом включила ледяную воду. С тихим писком

стояла под студеными струями до тех пор, пока зуб на зуб перестал попадать.

Выскочила из кабинки, вцепившись холодными пальцами в пушистое полотенце.

Мелко дрожа, на этот раз от холода, стала вытираться. Вроде полегчало,

отступило это безумие.

В гардеробной долго не задерживалась. На ещё влажную кожу с трудом

натащила короткие джинсовые шорты и майку, едва прикрывающую пупок.

Потом высушила волосы, заколола их в высокий хвост на макушке, с изрядной

долей иронии подумав, что ненадолго утренней укладки хватило. Ну и ладно.

Чувствуя, что внешне нагрелась, а внутри еще холод по венам рыщет, решила

выпить чего-нибудь горяченького. К сожалению, в шкафчиках ничего кроме

убогого кофе и чая, присланного дорогим, горячо любимым и чрезмерно

заботливым папулей, ничего не оказалось. Ой, тоска зеленая, а так хотелось

чего-то приятного. Порыскав еще немного по шкафам, нашла одинокий давно

потерянный пакетик хорошего зеленого чая, еще из старых запасов, из той

эпохи, когда я была богата и беззаботна. Заварила в любимой кружке и

забралась на стул.

После ледяного душа мысли в голове пришли в относительный порядок, а

лишние бесполезные эмоции отступили на задний план. А вообще, если честно,

думать ни о чем не было желания. Хотелось просто сидеть, смотреть в одну

точку, меланхолично помешивая ложкой терпкий напиток.

Телефон, лежащий на подоконнике, разразился громкой, надрывной трелью, от

которой даже вздрогнула. Преисполненная дурных предчувствий, бросила

взгляд на экран, и со стоном закатила глаза.

Зорин. Долго же он духом собирался, прежде чем позвонить. Почти час прошел с

того момента, как я его оставила в реке.

— Я слушаю, — невозмутимо ответила ему.

— Я рад! — голос злой, чуть ли не рычит.

Внутренне подобралась, ожидая, что он сейчас начнет мне высказывать за мою

сегодняшнюю выходку, но оказалась совершенно не готова к следующей фразе:

— Даю тебе три минуты, чтобы спуститься вниз!

Против воли бросилась к окну, чтобы посмотреть во двор.

Так и есть! Белый форд стоит у моего подъезда. Черт, не ожидала, что он вот

так сразу возьмет и приедет!

— Меня нет дома, — соврала первое, что пришло на ум.

— Ага, а чья это белая голова в окне торчит? — скептично поинтересовался он.

Я посмотрела чуть дальше, на детскую площадку и увидела Артёма. Стоит,

смотрит прямо на меня и кулак показывает. Специально подальше отошел,

чтобы мои окна были хорошо видны с земли.

— Это не я, — буркнула, задвигая занавески, и отходя от окна.

— Время пошло! — безапелляционно заявил он, — три минуты. Или я поднимусь

к тебе сам. И поверь, в твоих же интересах встретиться со мной в людном месте!

С этими словами скинул звонок, а я, поморщившись, отвела трубку от уха. Вот

тебе и пошутила! Кто ж знал, что он вот так сразу примчится? Я думала,

надуется и оставит меня в покое на несколько дней, приводя в порядок

потрёпанную нервную систему. Так ведь нет! Отсиделся в прохладной реке, и

приехал следом за мной!

Нехотя собралась и направилась в коридор. Надо к нему спуститься, пока не

устроил тут шоу. Он ведь может, с него станется, и буду потом перед соседями

краснеть.

Неторопливый лифт плавно спустил меня на первый этаж и распахнул свои

двери. Я отбросила в сторону сомнения и, нацепив невозмутимую улыбку,

уверенной походкой направилась к выходу. Чего я, собственно говоря,

переживаю? Уж не съест же он меня, в самом деле?

Артем стоял у своей машины, облокотившись на задний бампер, задумчиво и

немного раздраженно поигрывая брелоком. Увидев меня, спокойно

выплывающую из подъезда, сложил руки на груди и, чуть склонив голову на бок,

наблюдал за моим приближением. Взгляд тяжелый, молнии в глазах полыхают.

У-у-у-у, кажется, кто-то разозлился не на шутку.

— Привет, — бодро произнесла я, остановившись в шаге от него, не пряча

улыбки, — чем обязана такому внезапному появлению?

Не могу удержаться, чтобы не поддеть его.

— По-твоему это смешно? — с места в карьер начал он.

— Я не понимаю, о чем ты, — наивно похлопав глазами, пожала плечами.

Мгновение, и я даже отреагировать не успеваю, как Зорин хватает меня за

талию и без усилий, рывком, бесцеремонно усаживает на багажник своей

машины, а сам нависает надо мной как грозовая туча, настолько близко, что

непроизвольно пытаюсь от него отодвинуться. Бесполезно. Руки по — прежнему

на моей талии, крепко удерживают на месте.

И ему абсолютно плевать на проходящих мимо людей, которые бросают в нашу

сторону заинтересованные взгляды. Он на такие мелочи внимания не обращает,

все его внимание приковано ко мне.

— Не понимаешь, о чем я? — тихим, преисполненным холодной ярости голосом

поинтересовался он, — я как последний кретин сидел в реке полчаса!

— Выходил бы, кто тебе мешал! — попыталась сползти с багажника, но он одной

рукой резко сдвинул обратно.

— Правда?! Через весь пляж с каменным стояком наперевес?! Отличная идея!

Как только сам до нее не додумался?! — раздражённо пресек еще одну мою

попытку спуститься на землю.

Оперся руками на капот по обе стороны от меня, и, гипнотизируя свирепым

взглядом, склонился ко мне настолько ближе, что я непроизвольно отшатнулась

назад.

Что было силы, уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, ничего не

выходило. Зорин по — прежнему стоял надо мной, даже не шелохнувшись. Мне

приходилось, отклоняться от него назад, чтобы не соприкасаться с ним телом.

Было ужасно неудобно, а ему на это глубоко плевать!

— Объяснить ничего не хочешь? — сурово интересуется, не сводя с меня

напряженного взгляда.

— Нет! — раз не получается слезть, то решила попробовать отодвинуться назад,

от него подальше. Хоть на крышу, лишь бы он не нависал надо мной мрачной

грозовой тучей! Артем бесцеремонно схватил меня за бедра, и притянул

обратно, еще ближе, чем была.

— Тём! Отпусти меня! На нас люди смотрят!

— Мне плевать, пусть смотрят, — чуть повел плечами. Вот и вся реакция, а я

сижу как на иголках, по сторонам нервно поглядываю, — итак, я жду.

— Чего?

— Пояснений, какого хр*на это сегодня было?

— Чего такого-то? — я всплеснула руками, понимая, что звучу глупо, — ты меня

насильно затащил в воду, несмотря на мои вопли и требования отпустить. Я

отыгралась. Все квиты.

— Отыгралась? — прищурившись, вкрадчиво поинтересовался парень, — то есть,

ты считаешь это равноценным отыгрышем?

— Ну, может, чуток перегнула, — чуть смутилась от изумленного взгляда с

иронично поднятой бровью, — самую малость. И вообще, не одному ж тебе,

всегда надо мной глумиться и выставлять в неудобном свете!

— То есть это была месть? — недобро усмехнулся он, снова подтягивая к себе,

стоило мне только отползти от него в сторону.

— Ну, типа того, — промямлила, мечтая оказаться подальше от этого типа. За

все время нашего знакомства, это был первый раз, когда он на меня так открыто

сердился. Я как-то привыкла, к вечно веселому, безбашенному Зорину, и было

непривычно видеть его настолько злым. Глаза потемнели, став цвета моря

перед грозой, губы сжаты в тонкую линию.

— Значит так, мстительная ты моя. Хочу, чтобы ты запомнила одну очень

важную вещь, надеюсь, справишься, и места в голове для этой информации

хватит. Еще одна такая выходка с твоей стороны, и я за себя не отвечаю!

— Что мечтаешь меня прибить? — попробовала кинуть язвительную фразу, но,

по-моему, ни фига не получалось, голос предательски подрагивал.

— Прибить? — усмехнулся он, — я до сих пор не понял, как только удержался и

выпустил тебя из воды, наверное в шоке был. Поверь, дорогая моя, прибить тебя

— это последнее, чего мне хочется!

За долю секунды взгляд поменялся с серьезного, мрачного, на обжигающе-

жадный, и у меня внутри будто что-то оборвалось. Сердце споткнулось, потом

еще раз и еще, а затем начало биться в груди словно сумасшедшее.

— Кстати, Тин, месть — это явно не твое.

— Да неужели? — опять попыталась сдвинуться с места, но замерла под его

взглядом, — по-моему, очень даже эффектно сегодня получилось. Не находишь?

— Эффектно? — усмехнулся он, — о каком именно эффекте ты говоришь? О том,

как отреагировал на тебя? Или о том, что у самой кровь по венам быстрее

побежала.

Вскинула на него изумленный взгляд. Как он догадался?

— Ты о чем вообще? — вкладываю в эту фразу все пренебрежение, на которое

только способна.

Склонившись к моему виску, щекоча кожу своим дыханием, тихо,

доверительным тоном, произнес:

— На будущее, если захочешь еще поиграть в такие игры, и не планируешь

потом сдаваться на милость победителя, прежде чем пытаться манипулировать

другим, научись контролировать себя, — от его тона по рукам побежали

мурашки, и он это заметил, кончиками пальцев провел по плечу. Легкое

касание, почти неосязаемое, но от него по коже, словно разряд пробежал.

— Контролировать? Было бы чего! Мне абсолютно все равно, — повела плечом,

скидывая его руку.

— Я вижу, как ты дышишь, часто, отрывисто, словно бежала сломя голову.

От его слов невольно задержала дыхание, не в силах отвести взгляд в сторону.

— А еще я вижу, как пульсирует жилка у тебя на шее, в такт биения твоего

сердца, — голос тихий, с хрипотцой, и от этого пульс зашкаливает ещё

сильнее, — такого не бывает, когда все равно.

Склоняется чуть ниже, и я словно зачарованная смотрю в эти зеленые глазищи,

вообще не понимая, что происходит. Словно во сне ощущаю, как его рука

прикасается к бедру, чуть выше колена и медленно начинает подниматься

выше. Теплая, твердая, чуть шероховатая ладонь скользит по коже, достигает

нижнего края шорт, скользит ещё выше, а потом легко, не встречая

сопротивления, скользит под футболку, легким касанием пройдясь по спине, от

чего непроизвольно выгибаюсь ему навстречу.

— И если бы мы были одни, я бы не удержался. Я бы стащил с тебя всю одежду,

и целовал… Ты спрашивала, хочется ли мне почувствовать твою грудь в

ладонях? До одури хочу почувствовать тебя всю, хочу слышать твои стоны… А

знаешь, что самое интересное? — Почти шепотом спросил он, — ты бы не стала

меня останавливать.

— Мечтай больше, — пропищала, не в силах совладать с голосом. В голове не

осталось ни одной здравой мысли, каждый вдох через силу, кожа, в тех местах,

где он прикасался, горит огнем. Чего уж скрывать, вся горю, отвечая на его

слова диким возбуждением. Против воли опускаю взгляд на его губы, и

задыхаюсь от желания прикоснуться к ним, поцеловать. Безумие, чистой воды.

Снова смотрю в его глаза, с трудом заставив себя переключиться, но чувствую,

что пропадаю. Он точно так же смотрит на меня, блуждает жадным взглядом по

лицу, губам. Его рука, до этого легкими движениями поглаживающая спину,

внезапно становится более настойчивой и притягивает меня ближе к нему.

Сопротивляться? Я, по-моему, даже забыла, как это слово пишется. Обо всем

забыла, глядя на Зорина. Он медленно, но неумолимо приближался все ближе,

не отрывая взгляда от моих губ, а я даже не могла дышать, мечтала о том,

чтобы он не останавливался.

И в этот самый момент, ломая все очарование, совсем близко раздается тонкий,

писклявый лай. Я вздрогнула, выныривая из пучины безумия на поверхность,

бросив потерянный взгляд на собаку. Маленький, гадкий, дрожащий, несмотря

на жару, палевый той-терьер, истерично облаивающий шмеля. Я уставилась на

него как умалишенная, не в силах даже пошевелить рукой. Происходящее

казалось нереальным, в груди все дрожало, тело ломило от страстного желания

продолжить этот разговор в другом месте и другой плоскости.

Магия момента рассыпалась на осколки. Зорин, по-прежнему не убирая руку из-

под моей футболки, смотрел на меня внимательно и чуть насмешливо, а я не

знала куда деваться от внезапно нахлынувшего смущения.

Парень снова склонился к моему виску и уже практически нормальным голосом

произнес:

— А вот это равноценный отыгрыш.

— Чего? — с недоумением спрашиваю у него. Похоже, мозг совсем расплавился и

отключился, отказываясь воспринимать хоть какую-то информацию.

— У-у-у-у, как все запущено.

— Чего? — опять, словно попугай, повторила, глядя на него полубезумными

глазами.

— Ничего, Тин, все хорошо. Теперь слезай с моей машины и проваливай, — он

легко стянул меня на землю, и развернув лицом к подъезду, легонько

подтолкнул вперед, — если конечно не хочешь, чтобы я закинул тебя в

багажник, и увез в неизвестном направлении.

— ??? — отдельные слова слышу, а смысла фразы не понимаю.

— Да иди уже! Пока у меня ещё хватает силы воли отпустить тебя!

И я, абсолютно ничего не соображая, на ватных негнущихся ногах пошла к

подъезду, хлопая осовевшими глазами. Не оборачиваясь, открыла тяжелую

входную железную дверь, вызвала лифт и как зомби замерла на месте.

Наконец створки разъехались в стороны, я зашла внутрь кабинки и нажала

нужный этаж. Мой черепахо-лифт начал медленно взбираться наверх. Где-то

посередине пути я почувствовала, что оцепенение начинает медленно спадать,

а вместо него внутри поднимается цунами.

В звенящей пустоте отключившегося мозга вспыхнула одна-единственная мысль

«какого хр*на это сейчас было?????»

Хм, не этот ли вопрос мне только что Артем задавал, зажимая меня на машине?

Следом пришла вторая мысль «Равноценный отыгрыш???». Только тут до меня

дошло, что он хотел этим сказать. Мерзавец! Развел меня почти так же, как я

это сделала чуть раньше. Нет, ну надо же! И я хороша, растеклась, слюни

развесила… Тьфу, блин.

Тряхнула головой, пытаясь прогнать это наваждение. Да только ни черта не

выходило. Мозгами-то понимаю, что мне все это на фиг не сдалось, что игра это

и не более того, а вот остальное словно с цепи сорвалось.

С трудом получается продохнуть, словно только что с беговой дорожки, в голове

с гулким стоном кровь пульсирует. Черт, все, как он говорил!

Влетев домой, бросилась умываться, пытаясь хоть как-то остудить пылающие

щеки. Подняла раскрасневшееся влажное лицо к зеркалу и чуть не отшатнулась.

Огромные зрачки, делающие взгляд безумным.

Зорин, скотина, зачем приехал? То, что я испытывала после возвращения с

пляжа — это так, цветочки, по сравнению с тем, что происходило сейчас.

Неровной поступью прошла на кухню и осторожно, не отодвигая в сторону

занавесок, выглянула на улицу. Белый форд все ещё стоял у моего подъезда,

самого Артема не было видно. Уезжай, давай! Хватит мне нервы мотать!

Дрожащими руками налила себе стакан воды, и пока подносила к губам,

половину расплескала. Выругалась, с грохотом поставила стакан на

столешницу, и уперевшись в нее руками, замерла, склонив голову, напрасно

пытаясь отдышаться и прийти в себя.

Надо признать, энергетика у парня сумасшедшая. Кожей чувствуешь, каждой

клеточкой, каждым сантиметром. А взгляд этот, словно живым огнем по мне

блуждал, отключая остатки разума. Как же у меня раньше-то получалось

игнорировать его? Ведь не задумываясь, отмахивалась, забывая о нем в тот же

миг! А сейчас словно подменили, и не скажу, что в восторге от этого. Он ведь

прав был, если бы не эта шавка, не стала бы останавливаться. Мне хотелось его

поцеловать, хотелось ощущать его прикосновения, хотелось..

Эх ты ж, ну я и ду-у-ура! Это же надо, как накрыло! Да я даже в самом дурацком

сне не могла представить, что когда-нибудь так отреагирую на Артема.

Зазвонил телефон, и я на автомате ответила:

— Да.

— Привет, — раздался напряженный голос Градова.

— Привет, — чуть хрипло, поздоровалась с Максимом.

— Как дела? — скупо поинтересовался он.

— Отлично, — с нервным смешком ответила ему.

Все здорово, только трясет не по-детски, и все мысли только об одном.

— Может встретимся, сходим куда-нибудь? — предложил он, и судя по голосу не

испытывая особых надежд по этому поводу, — ты так внезапно в прошлый раз…

— Приезжай ко мне, — перебила его словоизлияния. Знаю, что сбежала в

прошлый раз из клуба, бросив всех, в том числе и его, но выслушивать упреки не

было никакого желания.

— К тебе? — изумленно переспросил он.

— Да, — кивнула головой, будто он мог меня увидеть по телефону, — поговорить

надо.

— О чем? — подозрительно поинтересовался он.

— Приезжай, узнаешь.

Он на несколько секунд замолчал, а потом произнес:

— Жди, сейчас приеду.

— Жду.

К черту Зорина, я на него была очень зла, за отыгрыш этот, за реакцию свою

непредсказуемую, за то, что все опять идет совершенно не так, как я

планировала.

Градов — это то, что доктор прописал. Он поможет справиться с ураганом, с

огнем, бушующем в теле, поможет успокоиться, забыться.

Я металась по квартире, в ожидании приезда Максима. Сто раз подходила к

окну, чтобы убедиться, что Артем уехал. Белого форда под окнами уже не было,

и я не знала плакать мне или смеяться. Вроде все, исчез из поля зрения, а мысли

все равно только о нем, о глазах его, о руках. И стоит только вспомнить, как он

склонялся надо мной, как сердце снова пускается вскачь. Наваждение, самое

настоящее.

Максим растянулся на диване, бездумно переключал каналы, одной рукой

обнимая меня, пристроившуюся на широком плече. Хорошо, спокойно и даже

как-то по-домашнему. Он не так уж и часто оставался у меня с ночевкой. Я не

очень-то гостеприимная, мне не нравится, когда у меня дома бродят

посторонние люди.

Но сегодня не хотелось оставаться одной, поэтому сама предложила Градову

остаться. Он был рад.

После бурной встречи на кухонном столе, перебрались в ванну и долго вместе

лежали, окутанные пеной с ароматом клубники. Он, привалившись спиной к

бортику, а я удобно устроившись у него между ног.

Он тихим шепотом говорил, как скучал по мне все эти дни, а я без зазрения

совести врала о том, как же мне без него было тоскливо и одиноко.

Ага, так тоскливо, что даже не вспомнила ни разу.

Я о чем-то говорила, а Макс задумчиво водил кончиками пальцев по коже.

Выписывал невидимые круги по плечам, плавно переместился на живот.

Движения постепенно становились все более настойчивыми. Его руки поднялись

выше, нежно сжав грудь. Почувствовала, как он покусывает мочку уха, мелкими

поцелуями спускается по шее, и непроизвольно выгнулась, прижимаясь к нему

плечами, запрокинув голову назад.

В крови по-прежнему свирепствовал странный неуправляемый голод,

заставляющий терять голову, рычать от страсти, забывая обо всем. И хоть

спустя несколько минут получила очередную физическую разрядку, в

эмоциональном плане была все так же на взводе. Нервы, словно струна, словно

оголенные провода.

Переборщила я сегодня с Зориным. Ой, как переборщила. Так заигралась, что

сама не заметив как, выбила себя за рамки дозволенного. Крышу сносило от

того, как он на меня смотрел, по венам будто лава бежала, разъедая все

изнутри.

Самой себе не хотелось признаваться, но сидя на капоте его машины, глядя в

потемневшие от дикого желания глаза, чуть сама к нему не потянулась. Еще бы

немного, и все, не удержалась бы, поцеловала. И дальше бы уже не

остановились, поднялись бы ко мне и… Моська эта противная спасла своим

лаем.

Или не спасла.

Уже не знаю, что и думать.

Игра игрой, но ощущения были реальными, настоящими, и они пугали. Стоило

только вспомнить о хищном блеске зеленых глаз, как сердце заходилось в

бешеном ритме, дыхание рваным становилось и непроизвольно хотелось

прикусить губу, пройтись по ней языком.

Безумие. Не раздумывая, бросила против него тяжелую артиллерию, да вот

только не учла, что отдача будет такая, что устоять практически невозможно.

Покосилась на Максима. Лежит спокойный, довольный как кот и не подозревает, что сегодня всего лишь играет роль заменителя. Не о нем думала на кухонном

столе, не о нем думала в ванной, да и сейчас мои мысли ему не принадлежат.

Ситуация мне не нравилась. Все опять складывалось совершенно не так, как я

планировала. У меня и в мыслях не было, что после сегодняшней шутки в реке, я

весь день себе места не буду находить, думая о том, а что если…

Выскользнула из-под тяжелой руки Градова и побрела на кухню, за водой,

надеясь хоть как-то погасить пожар внутри.

С бокалом минералки устроилась у окна, тревожным взглядом всматриваясь в

темноту раскинувшегося внизу парка, пытаясь понять, что же происходит, и

ответа не находила. Тихонько пиликнул телефон, сообщив о входящем

сообщении. Не глядя протянула руку и открыла входящие. Посмотрела на

адресанта и почувствовала, как дрогнули руки. Зорин. Как почувствовал, что я

нахожусь одна на кухне. Черт, что ему вообще надо на ночь глядя?

Задержав дыхание, открываю сообщение:

«Как дела?»

Отлично! Если не считать временного помутнения разума, вызванного буйством

гормонов по твоей вине.

В ответ отправляю равнодушное «Нормально».

Три секунды и снова входящее «чем занимаешься?»

Так я тебе и скажу о своих метаниях, бурных фантазиях и ломоте во всем теле,

от непонятного желания, с которым никак не получается справиться.

«Ничем. Смотрю телевизор».

«Одна?»

«Тебе правду или соврать?»

Минутная задержка и скупой ответ: «Понятно».

Телефон замолчал.

Я механически отложила его в сторону, думая о том, что же делать дальше. За

эти два дня я его хорошенько потрепала. Мне кажется, он уже забыл обо всем

на свете. В мыслях только я, и никого кроме меня. Все как я хотела, вот только

покоя не дает собственная реакция. Не должно ее быть! Но она есть, и так

просто от этого не отмахнуться.

Опять смс-ка. Покачав головой, снова беру телефон в руки. Вот неугомонный!

Ведь понял же, что я сейчас не одна, и все равно никак не уймется.

Открываю сообщение и, прочитав, теряю связь с реальностью:

«Бросай всех и приезжай ко мне».

Сердце снова пустилось вскачь. Что ж ты делаешь-то? Я только хоть немного

успокоилась и все заново.

Бурная фантазия нарисовала дикие картины того, что было бы, если бы я

действительно на все махнула рукой и сорвалась посреди ночи к нему.

Низ живота сладко заныл.

«Зачем?»

«С ума схожу, не могу без тебя».

Чуть не задохнулась, едва не выронив телефон из дрожащих рук. Перед глазами

все потемнело, и только его сообщение, казалось, горит нестерпимо ярким

пламенем. Что ответить не знала, не понимала. Колебалась несколько минут,

пытаясь подобрать правильные слова, а потом сдалась и написала простое

«спокойной ночи».

Ответа больше не последовало. Артем не дурак, понял, что разговаривать я не

настроена. Интересно, а как бы он отреагировал, узнав, что я весь день думаю

только о нем, что тело горит от неудовлетворенного желания, и лежащий на

моем диване Градов не в силах его удовлетворить? Ни за что не скажу! Пусть и

дальше считает снежной королевой. Ведь я такая и есть. Ведь правда?

Вернулась в комнату, подлезла Максиму под бок и поняла, что после переписки

с Артемом не могу лежать спокойно, что кровь опять бурлит, а тело просит

прикосновений. Да что ж за напасть??? Точно безумие. Вот на хр*на он мне на

ночь глядя написал?

Шаловливыми пальчиками прошлась по гладкой груди, и, приподняв голову

встретилась с удивленным взглядом Максима. Без слов потянулась к нему,

приникла к его губам.

— Ты сегодня сводишь меня с ума, — прохрипел он, перекатываясь на живот, и

подминая меня под себя.

Я притянула его к себе, мечтая, чтоб хотя бы на этот раз наша близость

вытеснила из головы навязчивый, жадный взгляд зеленых глаз.

Утро встретило меня шумом в голове и премерзким настроением. Бесило все,

даже обои на стене! Вчерашнее наваждение бесследно исчезло, уступив место

глухому раздражению. И чего я вчера так разошлась? Дура! Нашла из-за кого

плавиться! Из-за Зорина! Он молодой, здоровый, да и что уж скрывать, не урод,

я тоже молодая и здоровая, вот и весь фокус. И нет никакой химии между нами,

просто влечение, резонно вспыхнувшее после провокационных действий с моей

стороны и внезапного ответа с его. И ничего больше здесь нет, и искать не

стоит.

Так что на хр*н Зорина! О своих планах относительно замужества с этим типом

даже и думать не хотела. Сегодня устраиваю себе день отдыха, день без единой

мысли об этом нахале.

Повернувшись на бок, недовольно поморщилась. На кой черт я вчера

предложила Градову остаться?! Не хотелось быть одной? Тепла и ласки

возжелала? Еще раз дура!

Кто ж знал, что эта скотина сегодня будет так храпеть?! Будто вагонетки,

груженные тяжелыми кусками железа, по неровным рельсам едут! Всю ночь

Макс мотал мне нервы своим раскатистым храпом. Что я только не делала,

чтобы он заткнулся. Я и пинала его, и толкала локтями в бок, и орала на него.

Все бесполезно, на миг затихнет, а потом все по новой. Раскатисто, навзрыд.

С*ка! Я даже нос ему пару раз зажимала, за что в итоге не больно, но звонко

получила по заднице. В результате добилась того, что он спросонья прорычал

«да, уймешься ли ты?», и придавил меня своей рукой и ногой, не давая

пошевелиться. Через пару минут он уже опять заснул, а я лежала, еле дыша,

распластавшись по дивану. Кое-как извернулась и вынырнула из его захвата.

Так он во сне что-то пробубнил, развернулся на спину, и снова захрапел! Я с

тихим стоном засунула голову под подушку, матеря себя, на чем свет стоит.

Никогда! Ни за что! Не оставлю этого мамонта у себя на ночь!

Конечно, можно было бы уйти в свою комнату, но об этом я почему-то только

утром подумала.

В общем, пусть все идут лесом и оставят меня в покое!

Еще раз смерила раздраженным взглядом спящего Градова и поднялась с

дивана. Больше все равно не усну, а быть рядом с ним, когда соизволит

проснуться, нет никакого желания. Это вчера у меня огонь по венам струился, а

сегодня смотреть ни на кого не хочется, и на него в том числе.

Постояла в душе, под тропическим дождем, кое-как приводя мысли в порядок,

потом как всегда утренний кофе. Пока сидела за кухонным столом,

нахохлившись, словно, индюшка, в голову пришло шальное желание. Хочу

пробежаться! Прямо сейчас! Недолго думая, собралась, написала Максу записку,

на тот случай, если проснется и не обнаружит меня рядом, и тихонько

выскользнула из квартиры.

На улице было еще совсем тихо. Кому надо было на работу — уже ушел, а

остальные еще продолжали нежиться в кроватях. И только одна я, как не пойми

кто, направляюсь легкой трусцой в парк. И это в принципе очень странно,

учитывая тот факт, что я закостенелая сова, готовая спать до полудня.

Включила в наушниках музыку погромче и, выбрав для себя удобный темп,

направилась к озеру, затерявшемуся в глубине парка. Пробежки всегда меня

успокаивали. Как-то само собой выходило, что внутренние сомнения,

противоречия успокаивались, тревожные мысли покидали голову, и оставалась

внутри только размеренная спокойная тишина.

Так случилось и сегодня. Сорок минут движения по тенистым аллеям, только я и

гравий, шелестящий под ногами, да сочная зелень, радующая глаз, и в голове

нет уже ничего и никого, кто бы приносил волнение или дискомфорт. Запарил

Градов сегодня за ночь? Все просто, сейчас растолкаю, если еще не проснулся, и

выставлю за дверь. Не дают покоя зеленые глаза? Просто отворачиваемся и

забываем о них, как это делала в универе. Не получается забыть? Бывает.

Ничего в этом особого нет. Не сейчас, так к вечеру забуду о нем. Иначе и быть

не может.

Все просто, все легко, и все мои проблемы выеденного яйца не стоят.

Прибавила скорости и побежала так быстро, как только могла, не обращая

внимания на гул крови в висках. Пролетела целый круг вокруг озера, пока,

наконец, не почувствовала, что больше не могу.

Остановилась у берега, уперлась руками в бока и, запрокинув голову к нему,

попыталась отдышаться. Сердце колотится в груди быстро, гулко, мышцы

приятно ноют и подрагивают — хорошая пробежка. Подставила лицо под

ласковые лучи солнца и так и простояла минут десять, пока не успокоилась

окончательно.

Еще раз обведя взглядом расстилающуюся передо мной красоту, счастливо

улыбнулась и легкой трусцой направилась к дому.

Макс меня встретил недовольным взглядом, сидя за кухонным столом:

— Ты, конечно, молодец! Взяла и свалила!

— Что такого? — прохладно поинтересовалась у него, — мне надо было тебя

разбудить и вытащить с собой на пробежку?

Налила себе стакан прохладной воды и залпом ее выпила.

— Знаешь, не очень-то приятно просыпаться, и обнаруживать рядом с собой

пустую подушку, — сложив руки на груди, он откинулся на спинку стула, и

хмуро наблюдал за мной.

— Я же не скрылась в неизвестном направлении, а просто ушла в парк, который

расположен прямо под окнами, и записку тебе оставила, чтоб не пугался, когда

проснешься, — развернувшись к нему лицом, привалилась пятой точкой к

столу, — так что не понимаю в чем суть твоих претензий.

С тяжелым вздохом Максим поднялся на ноги и подошел ко мне вплотную.

Протянув руку, убрал выбившуюся из хвоста прядь волос за ухо; я безо всяких

эмоций смотрела на него.

— Насколько я понял, вчерашний порыв нежности прошел?

О, надо же, Капитан Очевидность! Какая нежность, если ты сегодня достал

своим храпом! Всю ночь напролет молодой носорог продирался сквозь

непроходимые джунгли, круша все на своем пути.

Вслух я этого, естественно, не сказала, только пожала плечами.

— Сколько мы с тобой уже встречаемся?

— Где-то около года.

— Где-то около года, — словно эхо повторил Градов, и усмехнулся, — вообще-то

через три недели у нас с тобой ровно год.

Да? Прикольно. Я, что, по его мнению, помнить это должна? Может, еще в

блокнотике надо было записать, когда мы первый раз за ручку прошли, или в

кино сходили?

Наверное, все-таки должна. Девчонки же всегда такое запоминают и бережно

хранят в закоулках памяти… А я вот не храню, и что?

— Почти год, а я все никак не могу привыкнуть к твоим сменам настроения. То

ты мягкая, как пушистая кошечка, а в следующий момент словно тигрица,

готовая растерзать. То греешь, словно солнышко, а то готова заморозить своей

отчужденностью.

— Какая уж есть, — выскользнула у него из-под руки и направилась прочь из

кухни, но Макс остановил, схватив за руку.

— Кристин, у тебя все в порядке?

— Все отлично, — непонимающе взглянула на него, — с чего такие вопросы?

— Не знаю, мне почему-то кажется, что с тобой что-то происходит.

Да ладно?! Кажется ему! Я по папашиной воле в таком болоте оказалась, а ему,

видите ли, что-то кажется!

— Максим, не говори глупостей! Ничего со мной не происходит, — с этими

словами плавно высвободила свою руку из захвата, — все как всегда.

Он не стал останавливать, лишь проводил меня серьезным задумчивым

взглядом, и сказал, обращаясь уже к моей спине:

— Если вдруг у тебя проблемы какие-то и помощь нужна будет, ты ведь

скажешь мне?

— Непременно, — равнодушно ответила, даже не обернувшись.

Зайдя в ванну, скинула с себя влажную от пота одежду, и хотела, было залезть

под душ, но остановилась и закрыла дверь на защелку. Вдруг Макс надумает

присоединиться ко мне? Не хочу, нет никакого желания.

Через пять минут я уже вышла из ванны, свежая, взбодрившаяся, даже

настроение, казалось, стало чуть радужнее.

Градов по-прежнему ошивался на моей кухне. Держа в руках кружку с кофе,

задумчиво смотрел в окно. Мне почему-то стало неудобно за свою утреннюю

холодность, поэтому тихонько подошла к нему и обняла за талию. Макс ничего

не ответил, лишь накрыл мои руки, сцепленные в замок на его животе, своей

ладонью.

— Ты помнишь, что мы сегодня планировали идти в кино?

Ни хр*на я не помню! Столько проблем вокруг, что я откровенно забила на этот

поход. Силой воли спрятала свои колючки и, прижавшись щекой к его плечу,

спокойно соврала, даже глазом не моргнув:

— Конечно, помню. Заедешь за мной?

— Заеду.

Вот и весь диалог.

Через пятнадцать минут Максим покинул мою квартиру, и я наконец смогла

вздохнуть свободно. Взяла ноутбук, завалилась на кровать и включила какой-то

веселенький сериал, старательно гоня от себя все ненужные мысли.

Глава 10

Машина уже ждала меня у подъезда. В этот раз никаких такси, Макс сам был за

рулем.

Чуть подернув узкую красную юбку-карандаш, забралась на сиденье пассажира.

— Сегодня у нас деловой образ? — усмехнулся он, скользнув быстрым взглядом

по строгому наряду, — с чего бы это?

Я только пожала плечами. Что тут ответишь? Настроение у меня такое.

Собираясь в кино, подумала, что хочу выглядеть именно так. Красная юбка до

колена, бежевая блузка, волосы уложены в элегантную строгую прическу, на

загорелых ногах туфли на высоких шпильках. Да, сегодня я такая! Сама

строгость.

О чем-то вяло переговариваясь, доехали до развлекательного центра. Максим

припарковал машину на свободном месте недалеко от входа и как всегда достал

сигареты. А я со скучающим видом стояла рядом и ждала, не теша себя особыми

надеждами на то, что он когда-либо закончит с этой пагубной привычкой.

Со скучающим видом рассматривала носки своих туфель, пока Градов с кем-то

разговаривал по телефону, не вынимая сигарету изо рта и чуть жмурясь от

табачного дыма.

Наконец он закончил свой разговор, засунул мобильник в карман и, откинув

окурок в сторону, подошел ко мне:

— Готова?

— Давным-давно, — ответила без особого энтузиазма.

Когда мы обсуждали с ним поход в кино, мне вроде даже хотелось этого, а

сейчас… Сейчас не хотелось ничего, я откровенно мечтала лечь спать, и чтобы

под боком ни одна скотина не храпела.

По широкой лестнице, по обе стороны от которой все стены были увешаны

цветными постерами и рекламой, поднялись на второй этаж и оказались внутри

развлекательного центра.

Здесь было все для веселого времяпрепровождения, как вдвоем, так и шумной

компанией. Четыре кинозала, в каждом из которых шел свой фильм. Несколько

дорожек для боулинга, бильярдные столы, бар для шумных и веселых, ресторан

для богатых и степенных. Зеркальный лабиринт, уголок виртуальной

реальности, квест-комнаты и много другое.

Из всех динамиков лилась ритмичная музыка, и нас окутывала атмосфера

всеобщего веселья. Остановившись возле касс, залипли, рассматривая табло с

расписанием:

— Ну, что идем на тот фильм, о котором говорили?

— Да, — ответила ему уверено.

Лучше уж я буду смотреть триллер с элементами мистики и ужасов, чем

бездарную пошлую комедию или сопливую мелодраму, у которых рейтинг

критиков и до тройки не дотягивает.

Максим пошел покупать билеты, а я остановилась перед огромным зеркалом,

придирчиво рассматривая свой внешний вид. Все идеально! Самодовольно

улыбнувшись своему отражению, обернулась и взглядом нашла Градова.

Он стоял у окошечка, уперевшись локтями в стойку и, улыбаясь, разговаривал с

кассиршей, выбирая нам места. Через несколько минут парень уже стоял рядом

со мной, держа в одной руке билеты, а второй вытаскивая телефон из кармана.

Ему опять кто-то звонил. Недовольно закатив глаза, выдернула у него из рук

билеты.

Так, десятый ряд, седьмое и восьмое место, самая середина зала. Что ж

неплохо, не с краю, не на проходе и не на самой верхотуре, все как я люблю.

Максим приобнял меня за талию и, не прекращая разговора, повел к входу в

кинозал. До начала сеанса оставалось ещё двадцать минут. Не знаю как у него,

а у меня не было ни малейшего желания сидеть в зале, тупо глотая рекламные

ролики, лучше пока побыть здесь, как говорится, на свободе. Послушать музыку,

понаблюдать за людьми.

Брезгливо поморщила нос, глядя на то, как многие покупают попкорн. Что за

свинская привычка? Сидеть, чавкать, шелестеть на весь зал. Никогда не

понимала такого счастья. Хочешь есть — иди ешь, хочешь есть и смотреть кино

— сиди дома перед телевизором, а здесь общественное место и никто не обязан

слушать, как ты хрустишь и чавкаешь!

Градов перестал разговаривать, и нагнулся ко мне, по-видимому, намереваясь

что-то сказать на ухо, но несносный телефон снова ожил.

Я недовольно выдохнула, взглядом показывая, что он уже достал своими

бесконечными разговорами. Вообще, он со мной в кино пришел, или по телефону

говорить??? Градов усмехнулся:

— Извини, — легонько чмокнул в висок и снова поднес к уху.

Ну, все, это надолго! Чувствую, все двадцать минут до начала сеанса так и

будет болтать то с одним, то с другим, то с третьим, а мне остается только

стоять рядом и недовольно вздыхать. Тоска. Зачем мне вообще сегодня это кино

сдалось? Сидела бы дома, смотрела сериал, растянувшись на кровати…

От нечего делать стала осматриваться по сторонам, чтобы хоть как-то себя

занять.

Начнем с того, что справа. Выглянула из-за плеча Градова, чуть отклонившись

назад, и пробежалась взглядом, по стоящим невдалеке людям.

Мама с девочкой лет пяти, которая голосила так, что закладывало уши. Мамаша,

а ребенку не пора ли уже идти домой, успокаиваться и готовиться ко сну? Судя

по тому, что у тети в каждом ухе было по десять сережек, нос проколот и на

шее кожаный ошейник с шипами — у нее были свои взгляды на воспитание

детей. Серьезные, фундаментальные, такие, что господину Выготскому и не

снились.

Толстый боров, с блаженным видом прижимающий к себе огромное ведро с

попкорном. Все правильно мужик, так его так, хрюкая и причмокивая! Мням-

мням-мням! Чем шире наши морды (и не только), тем сплоченней наши ряды!

Компания подростков-старшеклассников, усердно изображающих из себя

реальных пацанов. Красавцы, иначе и не скажешь. Ё-у!

Две девахи, которые стоят со скучающим видом, да только жадный взгляд,

скользящий из стороны в сторону, выдает любительниц поохотиться на

прекрасных принцев. Судя по всему, особой популярностью у противоположного

пола они не пользовались. Милахи, сначала прыщи вылечите, а потом уж

приходите!

Пипец, зоопарк!

Так, здесь всех рассмотрела, всем красивых эпитетов надавала. Остальные

представители рода человеческого не показались мне хоть сколько-нибудь

интересными, поэтому отворачиваюсь в другую сторону, по пути сердито

заглянув Максу в глаза. Он, по-прежнему обнимая меня за талию, чуть повел

бровями, призывая к тишине, и продолжил разговор. Отлично, то храпит, то

болтает с другими — дивный кавалер.

Ладно, посмотрим, что у нас тут, в левой части зверинца.

Противный парень с неправильным прикусом, отчего казалось, будто передо

мной конь, а не человек. Тррррру, залетный, полетели!

Толстуха в леопардовых лосинах. Так держать, Красотка! На х*р комплексы, от

них аппетит пропадает и целлюлит рассасывается!

Опять какие-то беспокойные дети.

Мужик с огромными темными сырыми пятнами подмышками, представляю,

какой от него дивный аромат исходит. Хорошо, что стоит вдалеке!

Красивая девушка в обтягивающем платье. Ладно, эта ещё ничего, но туфли

дешевые, да и сумка — китайская подделка. Φи, моветон!

Дальше, не особо задерживаясь на каждом конкретном индивидууме, скользила

снисходительным взглядом по толпе. Стайка веселых школьниц. Любитель

якобы незаметно поковырять в носу (ладно хоть в рот свои находки не тянет, а

скромно обтирает палец о макет человека-паука). Афроамериканец с огромной

кучерявой копной на голове. Молодящаяся пятидесятилетняя нимфетка в

неприличном мини, открывающим взору дряблые коленки, и с вызывающей

блестящей надписью на груди «Kiss mе at Paris». Злющие зеленые глаза.

Интеллигент в строгих очках, но грязных кроссовках. Скучающий охранник, у

которого на животе расстегнулась пуговица, и в прореху выглядывает что-то

голубое с цветочками, наверное, труселя, подаренные заботливой женой…

Стоп! Меня словно током ударило.

Резко развернулась в сторону зеленых глаз.

Да твою ж мать! Он за мной следит, что ли???

Чуть ли не с открытым ртом, изумленно смотрю на Артема, сидящего на одном

из кожаных диванов, и не сводящего с меня мрачного взгляда.

У меня же сегодня по плану день без него! Без единой мысли о нем! И на тебе,

случайная встреча, будто кто-то наверху решил поиздеваться надо мной,

спутать мои карты.

Рядом с ним сидит девушка, миниатюрная брюнетка, вцепившись в его руку и

что-то увлеченно чирикая, не отрывая от него сияющих глаз. Зорин даже не

пытается сделать вид, что слушает ее, не отрываясь, смотрит на меня, жестко в

упор.

Нервно втянув воздух в легкие, поспешно отворачиваюсь, пытаясь справиться с

нелепой паникой, поднимающейся откуда-то из глубины. В этот момент

отчаянно захотелось сбежать, скинуть с талии руку Максима, а ещё лучше

провалиться сквозь землю.

Непонятная ситуация, непонятные эмоции! Вроде я со своим парнем, а Зорин

вообще не при чем, я ему ничего не должна, а ощущение такое, будто поймали с

поличным, застукали на месте преступления. Чувствую, что по-прежнему

смотрит на меня, прожигая спину яростным взглядом.

Бежать! Надо отсюда бежать! Пока еще есть возможность! Почему-то я была

уверена, что добром это встреча не кончится.

Стою, стеклянным взглядом глядя перед собой, не понимая, что происходит

вокруг. Музыка, голоса, сигналы игровых автоматов, все слилось в одну

сплошную какофонию звуков, терзающих слух, дезориентирующих, сбивающих с

толку.

Максим все так же разговаривает по телефону, не обращая внимания на то, что

стою словно кол проглотивши, и боюсь лишний раз вдохнуть. Это хорошо, мне

только его вопросов и выяснений отношений не хватает.

— Вы позволите? — раздается буквально над ухом сдержанный голос, от

которого буквально подскакиваю на месте.

Рядом стоит Зорин, засунув руки в карманы, с прохладной улыбкой указывая на

урну, подход к которой преграждаем мы с Градовым.

Макс, не оборачиваясь, отступает в сторону, утягивая меня за собой, а я даже

вздохнуть боюсь, словив яростный многообещающий взгляд. Нервно сглотнув,

непроизвольно отступаю ближе к Максиму, как бы ища защиты и поддержки.

Этот жест не остается незамеченным, и я вижу, как у Зорина темнеют глаза, а

на скулах начинают желваки ходить. Он, не торопясь, выкидывает пустую

бутылку из под Колы и отходит в сторону, и я краем уха слышу, как девушка с

которой он пришел, говорит, что сейчас вернется.

Нет, нет, курица ты безмозглая! Не смей уходить! Да его только твое

присутствие и сдерживает! Стой!

Естественно, моих мысленных посылов она не услышала и скрылась в толпе.

Я уже стою ни жива, ни мертва, чувствую, что он рядом, сзади, всего в

нескольких шагах и смотрит на меня. Меня начинает колотить крупная дрожь, я

задыхаюсь, и против воли оборачиваюсь, через плечо взглянув на Артема.

Злым, яростным взглядом он впился в руку Градова, которая по-хозяйски

покоилась вроде бы и на талии, но на несколько сантиметров ниже

положенного. И я всерьез испугалась, что он сейчас просто подойдет и сломает

ее. Чуть ли не шиплю, взглядом показываю, что бы не смел ко мне

приближаться, стараясь не привлекать внимания Макса, как никогда кстати

увлеченного разговором.

Зорин смотрит на меня, и в потемневших глазах такой ураган бушует, что

непроизвольно сжимаюсь, чувствуя внутри тягучую непонятную тревогу. Он чуть

заметно, но вместе с тем командирским жестом кивает в сторону выхода,

буквально приказывая идти за ним.

Ага, бегу и падаю! Меня сейчас ничто на свете не заставит к тебе подойти!

Я лишь фыркнула и, задрав нос, попыталась отвернуться. Однако тут же

замерла, испуганно глядя, как он делает твердый шаг в нашу сторону.

Да, что ты творишь! Хочется кричать во весь голос, но вместо этого как

зачарованная, смотрю на этого нахала. Остановившись, еще раз кивнул, всем

своим видом показывая, что в противном случае он подойдет. Что тогда будет, я

даже предположить не могла.

Ладно, черт с тобой! Поднявшись на цыпочки, потянула Градова на себя,

отвлекая от разговора:

— Мне надо отойти, припудрить нос.

— Кристин, давай живей, — проговорил, прикрыв динамик ладонью, — скоро

уже фильм начнется.

— Я успею! — уверенно кивнула ему, хотя уж чего-чего, а уверенности в душе не

было совершенно, только тревога.

Он отпустил меня, и я, с трудом сдерживая раздражение, развернулась к

Артему.

Зорин, убедившись, что я высвободилась из рук Макса, развернулся и быстрым

размашистым шагом направился прочь, как ледокол, проходя через толпу, и, по-

видимому, совсем не сомневаясь, что я за ним последую. Вот ведь нахал.

Нахалище!

Еле поспевая, шла за ним, прожигая широкую спину сердитым взглядом и

думая, как бы лучше поставить его на место.

Дойдя почти до выхода, он резко свернул в узкий, подсвеченный тусклым синим

светом пустынный коридор, по-прежнему, не оборачиваясь на меня.

— Артем! — окрикнула его.

Ни какой реакции, идет дальше, а я, как дурочка, бегу за ним. Вот на хр*на оно

мне все сдалось? Это как раз к вопросу о том, что надо было сидеть дома у

телевизора, и не пришлось бы за ним бежать чуть ли не через весь центр!

Свернул в следующий коридор, и я уже почти закипев, прибавила шага,

проклиная узкую юбку, стесняющую движения.

— Зорин, твою мать! Ты думаешь я бегать за тобой буду? — громко, сердито

выкрикнула вылетая из-за угла, и в тот же миг сталкиваясь с ним лицом к лицу.

Первым порывом было отшатнутся назад, что я, собственно говоря, и

попыталась сделать, но он не дал. Обхватив одной рукой за талию, так что не

продохнуть, второй распахнул ближайшую дверь, и буквально занес меня уда.

— Ты охр*нел? — что есть мочи упираюсь в широкую, каменную грудь, пытаясь

оттолкнуть его от себя. И он отпускает так резко, что еле получается

удержаться на ногах.

Инстинктивно отступаю на несколько шагов назад, не сводя с него сердитого

взгляда. Артем, тяжело дыша, смотрит на меня неотрывно. И во взгляде просто

кипят эмоции, от которых становится не по себе.

— Ты чего себе позволяешь? — сквозь зубы цежу, еле удерживая себя в рамках.

— Я? Ничего! — нагло разводит руками.

— Правда?! А как называются, все вот эти взгляды, преисполненные угрозы?!

Вот это вот все, — раздраженно обвожу руками маленькое мрачное

помещение, — какого черта ты вообще там устроил?

— Хм, по-моему, я вел себя в рамках приличия, как ангел, — в глазах ухмылка

недобрая.

— Слушай ты, Ангел, — шиплю, сердито тыкая указательным пальцем ему в

грудь, — не смей ко мне приближаться! Я здесь не одна, и выяснения отношений

мне вообще не нужны!

— Выяснения отношений? Не понимаю о чем ты, — хмыкнул он.

— Не понимаешь?! Значит, мне показалось, что ты готов был подойти и прямо

там руки Максу вырвать?!

— Не показалось, еще бы чуть-чуть и подошел, и вырвал, — медленно, не сводя с

меня горящего взгляда начал приближаться, — у меня чуть крышу не сорвало,

когда я увидел, как ты с этим хр*ном в обнимку идешь!

— Да какое, вообще, твое дело с кем я хожу в обнимку!

— Значит, это с ним ты вечера коротаешь? — проигнорировав мою последнюю

реплику, холодно спрашивает Зорин, — и вчера тоже?

— Не забывайся! — осадила его, — с кем и что я делаю, тебя не должно

волновать!

— Согласен, не должно! — чуть ли не переходя на рык, ответил Артем, — но

волнует! Да меня чуть не вывернуло, когда представил тебя с ним.

— Тём, остынь! Мы с тобой друг другу никто! Я не собираюсь перед тобой

отчитываться или оправдываться! — не хочу, но отступаю на шаг, потому что он

все так же медленно движется в мою сторону, — ты, если уж на то пошло, тоже

пришел сюда не в гордом одиночестве! Или хочешь сказать, что это сестра,

подруга или как вы там мужики своих любовниц прикрываете!

— Да, не один, — невозмутимо ответил он, — и это не сестра.

— Вот и иди к ней, качай права, мотай нервы, а меня оставь в покое.

— Не могу! Думаешь, если бы мог, то крутился бы рядом с тобой? — сердито

сверкая глазами, приближается ко мне чуть ли не в плотную, и я снова

вынуждена отступать, злясь из-за нелепости ситуации, — я уже дурею, оттого

что каждый гр*баный день каждая гр*баная мысль только о тебе! Где ты, с кем

ты, чем занимаешься! И ревность душит, не давая отвлечься. Вчера, когда

понял, что не одна, чуть было не взорвался, потому что весь день ни о ком,

кроме тебя и думать не мог.

Знакомо! Я вчера тоже только о нем и думала, не в силах переключиться,

выкинуть из головы то, с каким остервенением мой организм отреагировал на

Артема. И Градов, к которому Зорин сейчас ревновал, так и не смог вытеснить

его из моих мыслей. Но это мое личное дело, и ему об этом знать совсем не

обязательно.

— Угу, и скорее поскакал в поисках утешения, — с усмешкой поинтересовалась у

него, чувствуя, что внутри что-то неприятно шевельнулось.

Я ведь его реально вчера чуть не поцеловала, сидя на машине! И в реке он

торчал из-за моей выходки! А за разрядкой к другой пошел! Вот, кобелина!

В голове пролетела легкая абсурдная мысль, что я, вроде как, ничем не лучше, и

поступила точно также. Но, блин, это же я! Мне можно! И не я признавалась ему

в любви! Да, я строю коварные планы, как заполучить его в мужья, но не более

того! У меня же к нему нет никаких чувств!

Почему-то вчера ночью, обнимая Градова, я была абсолютно уверена, что Артем

будет сидеть дома, мечтая о моей прекрасной персоне, а он… Вот скотина!

— Мне не надо скакать в поисках утешения, — мрачно ответил, не сводя с меня

взгляда, — сама знаешь.

— Ах, да! Я же совсем забыла, стоит поманить и сбежится толпа, жаждущих

приголубить, — как можно более пренебрежительно бросила ему, брезгливо

сморщив нос.

Он громко скрипнул зубами и шумно выдохнул:

— Антина! У меня когда-нибудь мозг от тебя взорвется! Ты меня с ума сводишь,

в плохом смысле этого слова! И что происходит в последнее время в твоей

блондинистой голове, я вообще понять не могу! То, как ледышка, нос от меня

воротишь, то, провоцируя, полуголой задницей крутишь! То чуть ли не в

открытую посылаешь, говоришь, что мы друг другу никто, а потом вдруг

претензии какие-то выдвигаешь!

— Никаких претензий, Зорин! Просто голая констатация факта!

— Какого факта, Кристин? Какого? Что я идиот, который столько лет не может

выкинуть тебя из головы? Так можешь не утруждаться, я в курсе!

— Нет, — проблеяла, чуть опешив от его слов.

— Или может, ты про баб, которые вьются вокруг? Ох, ну извини, что не рыдаю

от тоски, стоя на коленях перед твоей фотографией в золотой рамочке! И если

бы это помогло избавиться, от навязчивых мыслей о тебе, то я бы ни одной юбки

не пропускал! Только не помогает ни хр*на! — севшим голосом произнес, снова

подходя вплотную, — сколько не пытался.

— Это твои проблемы! — мне неудобно рядом с ним, не спокойно, стоит больших

усилий, чтобы снова не отступить, хотя хочется этого невыносимо.

— Мои проблемы, говоришь? — недобро усмехнулся он, откидывая в сторону

напускное спокойствие.

Очередной шаг в мою сторону, и я все-таки отступаю, чувствуя, как спина

упирается в стену. Нервно сглотнув, бросила беспомощный взгляд в сторону

прикрытой двери! Нужно бежать от него! Сломя голову, бежать и не

оглядываться!

Словно прочитав мои мысли, Зорин не церемонясь, прижал к стене. Его рука

взметнулась кверху, и он, обхватив меня за затылок, легко поборов

сопротивление притягивает к себе, и впивается поцелуем в мои губы.

Глаза изумленно распахнулись, а сердце в этот момент просто забыло, что

должно биться. Не веря в происходящее, уперлась руками в грудь, но не смогла

оттолкнуть. Даже не пыталась, чувствуя, как ноги начинают предательски

слабеть. Просто держала их на груди, чувствуя, как раскатисто бьется сердце, и

просто дурея от этого ощущения, от понимания, что это все из-за меня.

Жадный поцелуй, от которого голова кругом идет, сердце пропускает удар за

ударом, и внутри становится горячо, будто тягучая патока по венам

растекается. Мне это нравилось до такой степени, что готова была махнуть

рукой на все, и только мысль о том, что делаю глупость, заставила взять себя в

руки. Да, возможно противоречу сама себе, отталкивая его, но чтобы

продолжать играть свою партию, мне нужен был контроль над собственными

мыслями и ощущениями, а сейчас они разбегались во все стороны, как

тараканы, не давая сконцентрироваться.

Словно вынырнув из трясины на поверхность, скинула с себя оцепенение, и

начала отталкивать его, что было силы. Это как бороться с вулканом —

бесполезно. Своим телом вдавливает в холодную шершавую стены, одна рука

крепко сжимает талию, а вторая удерживает за затылок, не давая сдвинуться и

на сантиметр.

Черт! Что он творит?!

Наконец, получается отстраниться, судорожно вдохнуть:

— Зорин, ты в своем уме??? Что ты делаешь? — щеки пылают, губы припухли от

такого напора, тело требует продолжения, а мозг вопит, чтоб заканчивала с

этими играми, что все это до добра не доведет.

— Я? Решаю свои проблемы, — несмотря на то, что тяжело дышит, его тон

холодный, даже жесткий.

Меня это отрезвляет, отгоняя остатки наваждения:

— Что, Тём, надоело строить из себя доброго влюбленного сенбернара? Надоело

тратить время на развешивание лапши на уши, и решил напрямую действовать?

Сделать то, чего давно хотел — забраться мне под юбку.

Он смотрит на меня, с досадой качая головой, а потом произносит:

— Какая же ты все-таки…

— Кто? — насмешливо перебиваю его, — Сука? Стерва? Это ты хотел сказать?

Смотрю на него надменно ухмыляясь, но к его простому, но хлесткому ответу

оказываюсь не готова:

— Дура! — жестко припечатывает он.

Мгновенно, с пол-оборота завожусь:

— Да пошел ты!

— Кристин, если бы я действительно хотел просто залезть тебе под юбку, то

уже давным-давно бы это сделал! Трахнул, и забыл! — проигнорировав мою

последнюю фразу, схватил пальцами за подбородок, не давая отвернуться.

Выворачиваться из его лап бесполезно, я уже это поняла, поэтому стою, гордо

вздернув нос и глядя на него с вызовом.

— Ты себе льстишь! — выплевываю ему в лицо злую фразу.

— Правда? Может, проверим? — зеленые глаза хищно щурятся, взгляд

спускается к моей груди, которая движется в такт рваному дыханию.

Откровенный взгляд обжигает, заставляя первобытному желанию скручиваться

в тугой клубок внизу живота.

— Не смей меня больше трогать! — шиплю, все-таки скидывая с себя его руку, —

я ничего не собираюсь проверять с тобой! Мне есть с кем проверять! А ты держи

свои руки подальше от меня!

Зорин смотрит не отрываясь, на скулах желваки ходят. Рука, которой он

опирается в стену рядом со мной, непроизвольно сжимается в кулак:

— Вот тут не могу с тобой не согласиться! Давно пора все послать на х*р, и

держаться от тебя подальше!

— Вперед! Не смею задерживать! — махнула в сторону выхода.

Он снова нагибается ко мне, приближается к моему лицу, и в его глазах нет ни

капли нежности, только едва сдерживаемая ярость. Я вжимаюсь в стенку,

пытаясь отодвинуться от него как можно дальше, на безопасное расстояние, но

он не дает, упираясь второй рукой в стену с другой стороны от моей головы.

Как зачарованная наблюдаю, за тем как он медленно, но неотвратимо

приближается ко мне. Неужели снова собрался целовать? От этого замирает

сердце, и дыхание перехватывает, а по телу пробегает волна предвкушения.

Злюсь на себя, но ничего не могу поделать.

Артем замирает в десяти сантиметрах от моего лица, и мы стоим, гипнотизируя

друг друга свирепыми взглядами, пока он, наконец, не выдает абсолютно

спокойным, почти равнодушным тоном:

— Будь по-твоему, — легко отталкивается от стены, и, бросив на меня

последний прохладный взгляд, разворачивается и решительным шагом

направляется к двери.

Секунда, и я остаюсь совершенно одна в этой крошечной комнате, наедине с

бешено стучащим сердцем, хриплым дыханием и сумасшедшим ураганом

внутри.

Прижимаю ледяные ладони к горящим щекам, пытаясь хоть немного остыть.

Черт, какого хр*на я творю? Сама не понимаю!

Я его сейчас вынудила уйти. Не просто уйти, а послать все к чертям собачьи,

все, вкупе с моей драгоценной персоной. И я ни капли не сомневалась, что с

этого момента, он будет четко держать между нами дистанцию, что больше не

подойдет, не выкинет какой-нибудь безбашенный поступок, чтобы привлечь мое

внимание. Он отступает, решив, что с него хватит. Он устал бегать за мной, и

даже если все-таки любит, то гордость в этот раз взяла верх.

Может, раньше, в другой ситуации, я бы и радовалась, что смогла от него

отделаться, но сейчас была готова волосы на голове рвать.

Он мне нужен! Внутренне настроившись на то, что поймаю его в свои сети,

никого другого на этом месте даже представить уже не могла! А теперь, что?

Зорин сбежал от меня! И вряд ли захочет увидеть в ближайшее время!

И чего теперь делать???

И вообще, что за дурь на меня нашла? Почему нельзя было подыграть? Так

сказать выдать поцелуй-аванс, чтобы еще крепче поймать его крючок? Он же

стоял передо мной готовый, открытый, к чему угодно. Подходи и бери! Зачем

надо было разводить эту дискуссию? Почему у меня не получается

последовательно воплощать свой план в жизнь? Шаг вперед — два назад.

Стратег хр*нов!

Наверное, он прав! Я действительно дура!

Стремглав выскочила из комнаты, нервно обмахиваясь ладошкой и звонко стуча

каблучками по полу. Кино уже вовсю идет, сейчас еще Градов привяжется с

расспросами, куда я пропала.

Торопливо бегу в кинозал, радуясь, что там темно, и никто не заметит

припухших алых губ, румяных щек и яростно-сверкающих глаз.

На экране творилось что-то непонятное, но мне было плевать. Я нашла нужный

ряд и стала продвигаться к своему месту, найдя взглядом Максима, ни капли не

беспокоясь, что мешаю остальным смотреть, что пару раз наступила кому-то на

ногу. Пошли все к черту, я злая!

Макс встречает меня недовольным вопросительным взглядом, в ответ на

который я лишь развожу руками и замираю.

Не через ряд, не в стороне, а сразу на нами сидит Зорин со своей курицей! Его

рука по хозяйски лежит на ее коленке, а она вцепилась в него словно клещами,

прижалась щекой к плечу, прячется, ища у него защиты, и одним глазом

смотрит в экран, где, судя по тревожной музыке и диким воплям, происходит

что-то страшное.

Артем спокойно встречает мой сердитый взгляд и невозмутимо делает жест

рукой, дескать «мадам, извольте присесть, вы мне мешаете смотреть». Еле

удержалась, чтоб не треснуть ему по башке или встряхнуть, так чтоб голова

отвалилась! Прям перегнуться через спинку кресла, так что задница выше

головы была, и с диким воплем душить его, за то, что все нервы уже измотал!

Сдерживаю кровожадный порыв, и, стрельнув в его сторону яростным взглядом,

усаживаюсь на свое место.

Макс что-то говорит, склонившись к моему виску, но я ни слова не слышу, не

понимаю. Мне вообще плевать, что он там бубнит! Отвалил бы уже и сидел

спокойно! Изо всех сил делаю вид, что увлечена происходящим на экране,

неотступно, каждой клеточкой чувствуя присутствие Зорина.

Фильм — полное г*вно! Ни сюжета, ни интриги, просто набор штампов,

призванных сорвать испуганный возглас с губ невзыскательных зрителей. Уже

через пятнадцать минут после начала, я мечтала уйти из зала, но только какая-

то извращенная гордость, и боязнь, что Артем подумает, будто из-за него

сбегаю, заставляла себя сидеть на месте.

Исподтишка посмотрела на Максима, в тайне надеясь, что ему тоже хочется

свалить отсюда. Как бы ни так! Смотрит на экран, чуть ли не открыв рот, жадно

ловя каждый кадр. Тьфу, никакой поддержки! Как всегда, мы с ним на разных

волнах.

Прошло полчаса, и я услышала сзади какое-то движение, тихие слова, которые

не смогла разобрать, а потом шаги. До зубовного скрежета хотелось обернуться

и посмотреть, что же там происходит, но я же слишком гордая, мать вашу, чтоб

крутится ради хр*н пойми кого!

Впрочем, мое любопытство было вскоре удовлетворено. Я увидела, как Артем, со

своей подругой спускаются по пологой лестнице, подсвечиваемой

приглушенными голубыми полосами света, в сторону выхода. Он впереди, она за

ним. Держатся за руки, о чем-то тихо переговариваются. Так ни разу и не

обернувшись, и не удостоив меня даже мимолетным взглядом, Зорин ушел из

зала.

Сижу, замерев словно статуя, глядя прямо перед собой. Злая, как Баба Яга,

готовая перегрызть горло любому, кто посмеет хоть слово мне сказать.

Вот ведь, скотина небритая! В отличие от меня, не стал сидеть, изображать

интерес. Просто встал и ушел, не желая тратить свое время на сомнительный

шедевр кинематографа. Ему этого не надо! Он не стал заворачиваться о том, что

о нем подумают окружающие, и я в их числе. Просто встал и ушел!

Почему я так не сделала? На хр*на надо строить из себя Царицу Египетскую, и

терпеть то, на что даже смотреть не хочется? Надо было вставать и уходить, с

Максимом или без — все равно. И тогда Зорин бы сидел на своем месте и думал,

какая же я гадина, провожая меня мрачным взглядом.

Не могу не признать, что сегодня он вышел победителем из нашего

противостояния. Спокойно, непринужденно покинул зал, даже не подумав

изображать великий интерес, или увлеченность, или показное пренебрежение.

Никакой игры и фальши, чтобы зацепить меня побольнее. Ничего. Просто сделал

так, как хотел, оставив меня с носом.

Я смогла выйти из зала только через полтора часа, когда наконец проклятый

фильм закончился. Все это время, просидела погруженная в свои мысли, не

обращая внимания ни на Макса, ни на происходящее на экране, ни на

испуганный ропот, время от времени пробегающий по залу. Как только

включился свет, я вскочила со своего места и вприпрыжку бросилась к выходу,

даже не оборачиваясь на Градова. Пусть успевает, как хочет!

Максим остановил меня уже после выхода, схватив чуть выше локтя и

разворачивая к себе лицом:

— Крис, ты куда разбежалась?

— Домой, — ответила, еле сдерживая раздражение.

Макс удивленно посмотрел на меня, потом загнул рукав и глянул на часы:

— Ты что, время еще детское! Поехали в клуб, там сегодня все наши!

Ну какой на хр*н клуб!!! Кто наши??? Каринка и остальные? Видеть их всех не

могу и не хочу, до сих пор злость из-за туфель не улеглась. Терпеть их

расспросы, или опять самозабвенно врать, напуская на себя загадочный вид? Да

не пошли бы они все!

— Максим, я себя плохо чувствую! Отвези меня домой, пожалуйста, а сам

можешь ехать в клуб, я не против, — попыталась выдавить из себя скромную

улыбку. По-моему, ни черта не получилось. Так просто бурю, рвущуюся на волю,

не удержать. Да и плевать!

— Да, ладно тебе, поехали!

Да что за болван такой! Ему одно говоришь, а он другое!

— Градов! Ты меня вообще слышишь? Я себя плохо чувствую! Отвези меня

домой, а сам можешь продолжать гулянку!

Он недовольно нахмурился, но уступил. Он всегда мне уступает. Слабак! Даже

скучно.

Глава 11

Раньше я не ходила в продуктовые гипермаркеты, считая ниже своего

достоинства слоняться между рядов с дешевой провизией. Я предпочитала

магазин элитных продуктов. Туда приходишь, как королева выбираешь самое

лучшее, и никаких ворчливых бабок под боком или орущих детей. Да,

удовольствие не из дешевых, зато какое качество!

Теперь же ситуация в корне изменилась. Я была вынуждена опуститься до

уровня простых смертных и закупаться в простом гипермаркете, лишний раз

убеждаясь в том, что жизнь — штука несправедливая.

Обычно это происходило так. Я ставила будильник часов на восемь, просыпалась, в мрачном расположении духа собиралась, и к девяти утра, к

самому открытию, приезжала в магазин. Почему так рано? Потому что так к

минимуму сводилась вероятность встретить кого-нибудь из своего круга и

опозориться.

Брала продуктовую тележку, каждый раз умудряясь выбрать самую косую, с

заедающими колесами, и безбожно забирающую в одну сторону.

С каменным лицом, внутренне негодуя, чуть ли не бегом проносилась между

полок, хватала самое необходимое и мчалась на кассу. Быстрее, быстрее, чтоб

никого не встретить. Оплачивала и скрывалась на парковке, с трудом переводя

дух. Просто марафон какой-то, а не поход за продуктами.

Если все-таки удача не была на моей стороне, и в поле зрения оказывался кто-то

из знакомых, я, как дикая газель, стремительно скрывалась со своей тележкой в

первом же проходе, а потом, словно партизан сидела в засаде, высматривая,

вынюхивая, выжидая когда недруги отступят.

Вот как-то так.

Сегодня я опять пришла в гипермаркет, но моей целью были не продукты. О,

нет, сегодня я обойдусь без вареной колбасы и городской булки.

Сегодня мой путь лежал в отдел мужской косметики и одежды. Да-да, вы не

ослышались. Мужской одежды и косметики.

Зачем? Все просто: у отца сегодня День Рождения. Ура, ура, все радуются и

хлопают в ладоши, а особенно я.

Так повелось, уже не первый год, что он справляет свое день рождение в

несколько этапов. Сначала с партнерами, потом с друзьями и со мной, и мне

кажется, что есть еще один тайный заход, на который меня не зовут.

Почему такое разделение? Сейчас объясню.

Празднование с партнерами…

Звать вертихвостку-дочь на встречу с деловыми партнерами не имело смысла.

Взрослые дяди, в уме и в реальности, ворочающие миллионами, в строгих

деловых костюмах собираются в самом дорогом закрытом ресторане города. Эта

часть праздника больше походила на пафосную деловую встречу, нежели на

чей-то День Рождения.

Кстати, один раз я все-таки попала на это мероприятие. Итог — чуть не подохла

от скуки, и тайно сбежала в клуб, за что потом крепко получила от отца.

Празднование с друзьями…

Ну, это более демократичный вариант, хотя все тоже неизменно в деловых

костюмах и вечерних платьях. Здесь уже весело, можно пообщаться с друзьями

— знакомыми, построить глазки кому-нибудь из олигархов, посмотреть других,

показать себя.

Проблема тут только одна, и то не моя. Отец при мне смущался

демонстрировать своих любовниц. Вернее не смущался, а опасался.

Как-то раз, пару лет назад, он решил нарушить это правило и привет с собой

Оксану. Стройная длинноногая шатенка, старше меня всего лет на пять, с

огромными карими глазищами и грудью четвертого размера.

Эта наивная провинциальная львица, уже потирала лапки и примеряла на себя

свадебное платье и фамилию моего отца. Решив, что ей уже все можно, и она

полноправная хозяйка вечера, эта прости господи, решила провести со мной

воспитательную беседу, так сказать, включить режим мачехи. Заявила, что в

доме скоро будут совсем другие порядки, и я должна ее беспрекословно

слушаться.

Представляете, чем это закончилось? Правильно, маленьким ядерным взрывом,

после которого она с голым задом вылетела обратно в свой Крыжопль.

Правда отец заподозрил, что в том скандале была замешена его драгоценная

дочурка, но доказательств не было, поэтому ему пришлось отступить.

С тех пор, любовницы на этом мероприятии были под запретом, только

счастливые, улыбающиеся картонными улыбками семьи.

Поэтому я практически уверена, что был еще третий заход празднования Дня

Рождения дорогого папочки. Когда все эти примерные семьянины, оставляли

дома своих увешенных бриллиантами жен, и приходили с молодыми, стройными

кобылками.

Понятное дело, туда меня точно никто не звал, и звать не собирался. Ну и ладно,

не очень-то и хотелось.

Возвращаемся к гипермаркету. Я пришла сюда за подарком! Да-да, за подарком,

для моего любимого папочки! Для человека, у которого на счету миллионы!

А у меня, по его милости двадцать тысяч! Так что и презент будет

соответствующий.

Раньше я ему дарила шикарные подарки — то золотые запонки, то дорогое

портмоне, то редчайшее букинистическое издание в кожаном переплете, с

золотым тиснением. Дорого, статусно, роскошно.

А в этот раз, как в анекдоте, будут носки!

Почти на проходе стояла огромная сетка, в которую с одной стороны были

свалены женские дешевые колготки, а с другой разномастные мужские носки.

Злорадно потирая руки, я поспешила к этому источнику волшебных презентов, и

с упоение погрузилась внутрь этой роскоши.

Двумя пальцами подцепила черные носки и посмотрела на этикетку.

Состав 50 % хлопок, 50 % полиэстер, 10 % лайкры. А, ничего, что в сумме 110

процентов получается??? Наверное, производитель очень старался, по

максимуму все сырье закладывал, с запасом. Потянула их в разные стороны,

наблюдая, как они растягиваются до длины среднестатистических чулок, неприятно потрескивая в руках.

Отлично, то, что доктор прописал! Проходишь в таких весь день, и вечером

можно использовать, как сырье для газовой атаки. А, название-то, название

какое дивное — Хуань Чоу Пейн. Чудесно, просто восхитительно!

Беру однозначно. Одни черные, одни серые, одни в полосочку. Три? Мало… Все-

таки не хухры-мухры, а День Рождение у любимого папы. Надо семь брать!

Итак, черные, серые, в полосочку, голубые, белые с надписью «спорт»,

экстравагантные ярко-красные и ещё одни цвета топленого молока. Красота!

Дальше подкатила тележку к полкам, где стояли всякие средства до и после

бритья. А что, гулять, так гулять! Взяла пену для бритья, и гель для душа

какого-то неизвестного производителя.

Довольная до невозможности проехала в отдел напитков, взяла себе бутылочку

минеральной воды, и чуть ли не пританцовывая от нетерпения, отправилась на

кассу.

Дома и так, и этак в голове прокручивала идеи, как бы поэффектнее

преподнести отцу свои волшебные дары. В итоге решила, что носки скатаю в

трубочки и сложу цветочком — сердцевина и шесть лепестков, перевяжу их

золотым бантиком.

Золотого бантика у меня не оказалось, зато в гардеробной нашлась розовая

ленточка из-под упаковки с украшениями. Значит, розовый бантик будет!

А, кому легко? Жизнь такая! Поди-ка на двадцать тысяч укупи золотых

бантиков! Не-не, розовый и точка!

Далее, все в той же гардеробной выискалась круглая подарочная коробка

подходящего размера, в которую мой дивный цветок, редкостной красоты,

идеально вошел. Пену и гель для душа положила в яркий подарочный пакетик.

Все, к Дню Рождения готова!

Около шести вечера на своей Ауди подъехала к отцовскому дому, с удивлением

обнаружив, что парковаться-то и негде. Вся дорожка, начиная от ворот, была

заставлена разномастными дорогими машинами. Отлично!

Все-таки нашла место, где приткнуть свою ласточку, выбралась наружу и,

прихватив подарочки, пошла к виднеющемуся в конце аллеи высокому

роскошному дому, предвкушая тот момент, когда порадую отца презентами.

Может кто-то скажет, что я палку перегнула с таким нелепым подарком, но в

тот момент у меня и мысли не возникало, что он может расценить мою выходку,

как неуважение. Он меня знал как облупленную и уже давным-давно привык к

таким экстравагантным выходкам.

На мне было маленькое черное платьице, подчеркивающее мои достоинства, и

придающее образу налет некоторой сдержанной сексуальности. Отец не

одобряет, когда я прихожу в чем-то пестром, броском, особенно на такие

мероприятия. В моем отношении он всегда был за сдержанную классику. Ну и

пусть, классика мне к лицу.

Обойдя дом, оказалась в гуще событий. Толпа народу, степенно

прогуливающаяся по небольшому парку, мило беседующая и потягивающая

дорогое шампанское.

Пришлось здороваться направо и налево, поэтому фирменная улыбка не сходила

с моих губ. А как иначе? Надо же показать, что я достойная дочь семьи Антиных.

Отца нашла на небольшой пристани. Он, в окружении ближайших друзей и

соратников, степенно беседовал, улыбался. Стоящие рядом с ними дамы с

чопорными лицами общались, обмениваясь скупыми фразами, сканировали друг

друга пренебрежительными взглядами, фиксируя, кто во что одет, и у кого

какие драгоценности.

Еще издали помахала ему ручкой и приподняла коробочку повыше, чтобы он ее

заметил. Отец, извинившись перед остальными, направился в мою сторону,

поглядывая на меня хитрыми проницательными глазами.

— Надо же, любимая дочь соизволила почтить меня своим присутствием! —

подколол он. Надо сказать, что с той встречи, когда он выдвинул свои условия,

мы с ним так больше и не виделись, в основном общаясь только по телефону.

— Ты же не думал, что я пропущу твой день рождения! — произнесла я с легким

укором, и, поцеловав в щеку, протянула ему красивую подарочную коробку, —

Поздравляю!

Отец подозрительно посмотрел на меня и принял подарок. Немного его потряс,

поднеся к уху и, приподняв крышку, заглянул внутрь. Я с непередаваемым

восторгом наблюдала за тем, как его лицо вытягивается, по мере того, как до

него доходит, что лежит в коробке.

— Обалдеть! — протянул он, — ты б ещё пену для бритья подарила!

И тут я такая красивая:

— Та-дам! — протягиваю подарочный пакетик, — С Днем Рождения!

Отец смотрит на меня секунд десять, как не невиданную зверюшку, а потом

начинает смеяться:

— Какая же ты у меня милая получилась, просто именины сердца!

— Ну, так, кто делал! — улыбаясь, скромно раскланялась.

— Я, пожалуй, не буду показывать остальным твои подарки, чтобы зависть

черную не вызывать, — хмыкнул он и подозвал, стоящего невдалеке Лося.

Передал ему пакет и коробочку, а потом уже серьезным тоном произнес, —

посмеялись и хватит, пойдем-ка пройдемся!

Ну, все, начинается!

Мы неторопливо побрели по уединенной алее, в полнейшей тишине, пока он

наконец не спросил:

— Как продвигаются твои успехи в поисках работы?

Отлично, семимильными шагами. Я пока так занята коварным планом по отлову

Зорина, что про работу как-то и забыла совершенно.

— Потихоньку, — отвечаю чуть сконфуженно, и поскольку он пристально

смотрит, ожидая пояснений, начинаю перечислять все то, что сделала: —

Размещаю резюме, хожу по собеседованиям.

Насчет собеседований — это я, конечно, приукрасила, так немного приврала для

красоты.

Потом, видя, что он мне не верит, стала подробно рассказывать на каких сайтах

ищу работу. Поскольку я этим действительно один день занималась, то

получается все правдоподобно рассказать. Он удовлетворенно кивает головой,

хотя в глазах все равно подозрение светится.

— Не ожидал! Если честно, думал, что решишь по легкому пути пойти!

Легкий путь? Это он про замужество что ли? Ничего легкого в этом не вижу,

наоборот возни больше, чем с поиском работы! Недолго думая, признаюсь:

— В этом направлении я тоже работаю!

Он даже остановился и удивленно потрогал мой лоб:

— Вроде прохладный.

— Пап, прекрати!

— С чего это такие перемены? — опять подозрительно интересуется он.

— Да, вот, как-то так, решила в свой жизни что-то поменять.

— Насколько мне не изменяет память, ты с Градовым-младшим встречалась? —

внезапно спрашивает он, и я внутренне подбираюсь, — то есть нас ждет

объединение семейств?

— Ээээ, нет, не ждет! — врать было бесполезно, ведь шила в мешке не утаишь.

Если Зорина поймаю (поправочка, когда поймаю), все равно отец обо всем

узнает, — я не за Максима собралась замуж.

Отец недовольно поджимает губы и качает головой:

— И почему у меня такое ощущение, что ты очередную авантюру задумала,

которая плохо закончится? — серьезно, без тени улыбки поинтересовался он,

сканируя пронзительным взглядом.

— Потому что ты — пессимист! — ответила ему беззаботно, — Пап, ты поставил

условия, я их выполняю, а уж как именно — это мое дело.

— Кристин, не нравится мне твой настрой, — отец покачал головой, — не этого я

ожидал, вводя ограничения.

— А чего?

— Что у тебя, в твоей маленькой, белокурой голове кое-что прояснится, и ты

сделаешь определенные выводы.

— Не сомневайся, сделала, — уверенно потрепала его по плечу, и взяла под

руку, — но если результат по каким-либо причинам тебя не устраивает, то

можешь отменить свои ограничения и дело с концом. Я даже могу пообещать,

что буду себя прилично вести.

— Ишь ты, какая хитрая, — усмехнулся он, — папа сказал, папа сделал. Так что

все остается в силе.

Ну и зря, подумала про себя, естественно ничего не сказав вслух.

На празднике я пробыла часов до одиннадцати, дождалась огромного торта,

заказанного в лучшей кондитерской города, яркого, фееричного файер-шоу и

салюта, а потом, распрощавшись с отцом и друзьям, отправилась восвояси.

Можно, конечно, было остаться здесь, в своей, всегда готовой к моему

появлению, комнате, но меня почему-то с неумолимой силой потянуло домой.

За весь вечер не попробовав и капли спиртного, поддерживая образ примерной

дочери, без опаски села за руль, завела машину и, плавно тронувшись с места,

выехала за пределы отцовских владений.

Загородная трасса, по которой я возвращалась домой, пролегала через

небольшой лесок. Высокие ели плотной стеной примыкали к дороге и в темноте,

их силуэты казались таинственными великанами.

Я включила музыку погромче, открыла окно, чтобы вдохнуть свежего ночного

воздуха, и, постукивая в такт пальцами по рулю, мчалась в сторону города,

мурлыкая себе под нос отдельные слова из песни.

Не знаю, то ли музыка на меня так подействовала, толи усталость после

шумного мероприятия, но я потеряла за рулем бдительность, позволив мыслям

плавно кочевать от одной темы к другой.

И вот подлетаю к развилке, и, не обратив внимания на предупреждающий знак,

выскакиваю на полной скорости на главную дорогу.

Меня ослепляет яркий свет, неумолимо с бешеной скорость приближающийся

справа, и разрывает слух истошный сигнал клаксона. С перепуга бью по

тормозам и выворачиваю руль в сторону обочины, машину заносит, и я

безуспешно пытаюсь справиться с заносом.

Несущийся на меня внедорожник начинает вилять из стороны в сторону, его

тоже заносит, но водитель в последний момент справляется с управлением.

Ловит машину, уворачиваясь от прямого удара, обгоняет меня по встречке. Мою

машину по-прежнему крутит, и я все-таки задеваю его передним бампером. От

этого бедную Ауди бросает в сторону, и не знаю каким чудом, умудряюсь

остановиться, едва не налетев на столбик с номером трассы.

П***ц! Что там за м***к за рулем?

Выскакиваю из машины и в два прыжка отказываюсь у бампера. На нем глубокая

темная царапина, и небольшая вмятина, с левой стороны. Не может быть! Звук

был такой, будто у меня все крыло раскурочило, фары в дребезги, и бампер в

решето, а на самом деле просто вмятина и трещина! Фортуна сегодня все-таки

на моей стороне!

Внутри все ходило ходуном из-за выплеска адреналина, руки тряслись, и из

глубины души поднималась лютая злоба. Обернулась в сторону

остановившегося метрах в двадцати от меня Лен Крузера, и наблюдала, как

оттуда выбирается крепкий, коренастый мужик лет сорока, или меньше, или

больше, в темноте не разберешь.

Первым делом он осмотрел свою машину, а потом направился в мою сторону

решительным шагом:

— Какого черта, дамочка, вы творите! — прорычал он.

— Какая я тебе дамочка! — ощетинившись в ответ, упираю руки в бока. Что мне

тут какой-то хр*н с горы будет высказывать? Сейчас! Разбежался! — права

покупал что ли? Или ослеп на старости лет?

Он опешил, удивленно уставившись на меня.

— На хр*на так гнать? — чуть ли не орала на него, — или правила только для

лохов придуманы???

— Ох****ь! — ошарашено выдал он, не сводя с меня ошалевшего взгляда, — кто

бы говорил, про правила! Там знак висит, уступи дорогу, красненький такой! Не

рассмотрела или болт на него забила? И скорость у меня нормальная была, в

соответствии со скоростным режимом, установленным на этом участке!

— Серьезно? А по мне так гнал, будто шлея под хвост попала! — продолжаю

наезжать на него.

— Ты какого *** тут выкобениваешься? Сама нарушила, б**, чуть не вызвала

аварию, а теперь пальцы гнешь? — накинулся он на меня.

— Орать дома на жену будешь, — нагло заявляю этому м***ку, и разворачиваюсь

к своей машине, — тебе повезло, что отделалась только царапиной!

— А то что? — свирепо сверкая глазами, на повышенных тонах продолжал он.

— Да ни хр*на! — вспылила, еле удерживаясь, чтоб прямым текстом в глаза, не

послать его подальше, — все дядя, свободен! Разъезжаемся! Мне некогда на

тебя свое время растрачивать!

— Х*р ты у меня уедешь! — многообещающе процедил он и достал телефон.

Не успела я и слова сказать, как этот п***р набрал номер ДПС и сообщил об

аварии, сказал где мы, назвал номера обеих машин.

— Ты что творишь??? — набросилась на него, — мы за городом! Сейчас ночь! Они

часа три сюда добираться будут!!!

— Мне пох*й! Я никуда не тороплюсь! — смерив меня презрительным взглядом

направился к машине, — если хочешь — вали! Тогда точно без прав останешься!

Зашибись, окончание вечера! Просто песня!

Стою у машины, кипя, словно котел с раскаленным маслом, и хочется визжать от

злости. Вот, с*ка! Теперь до утра отсюда не уедешь!

Мужик ещё раз осмотрел свой задний бампер и выругался. До моего слуха явно

донеслось сравнение меня с самкой собаки, и драной представительницей

семейства парнокопытных.

— На себя посмотри, козел слепой! — выкрикнула, чувствуя, что ещё немного и

просто взорвусь.

В тот же миг он резко развернулся и сделал несколько шагов в мою сторону. Не

знаю, чего именно он добивался, хотел просто напугать или за этим могли

наступить какие-то реальные действия.

Так или иначе, испуганно взвизгнув, заскочила в салон Ауди и заблокировала

двери.

Мужик остановился, смерил меня убийственно холодным взглядом,

наполненным мрачным обещание раздавить к чертям собачьим.

И тут мне стало страшно, потому что внезапно дошло, что я в лесу, и рядом со

мной агрессивный, враждебно настроенный неандерталец. Я девочка

маленькая, хрупкая, и в случае чего никакого сопротивления оказать не смогу, у

меня ведь даже баллончика с собой нет.

Мозг начал судорожно работать в поисках выхода из опасной ситуации. Уехать,

плюнув на все? Не вариант, у меня нет денег, чтобы оплачивать огромный

штраф, и без прав я свою жизнь уже не представляю.

Мне нужна помощь. Конечно, проще всего было бы позвонить папе, он бы

прислал Лося или какого другого мордоворота, и проблема тут же перестала бы

быть моей. Но, я же, блин, птица гордая! Позвонить отцу? Пожаловаться? Чтоб

он опять удостоверился в том, что его никчемная дочь не может самостоятельно

ни одной проблемы решить? Да ни за что на свете!

Недолго думая, набираю номер Градова. Хотел помочь, изобразить из себя

принца на белом коне, спасающего юную деву, попавшую в беду? Пожалуйста!

Как по заказу судьба шанс подкинула. Прилетай и спасай! Я очень даже не

против, особенно после очередного свирепого взгляда, посланного мужиком на

Ленд Крузере.

Максим ответил на пятом гудке. Голос звучал приглушенно, где-то на заднем

плане музыка гремела, выдавая его местонахождения.

— Привет!

— Макс! — завопила в трубку, — мне твоя помощь нужна срочно! Приезжай!

— Чего случилось? — чуть опешив от моего напора, спросил Градов, и по голосу

стало ясно, что он в нетрезвом состоянии.

— Меня тут козлина зацепила на дороге!

— В смысле зацепила?

Блин, ты тупой что ли?

— Бампер смял и поцарапал, да еще и ДПСников вызвал, так просто не уедешь!

— Сильно помял?

— Да, какая разница? Главное, что помял и теперь на меня наезжает! Приезжай!

— Я…это… Крис, не могу сейчас. У меня встреча… важная.

От неожиданности осеклась, не зная, что в такой ситуации говорить. На улице

ночь, девушка попала в какую-никакую, но все-таки аварию, а он не может.

Обалдеть! Он не может! А если бы меня тут в кашу по дороге размазало? Он бы

тоже не смог? Важная встреча? С кем? С дружками и бутылкой Хеннесси?

— Давай попозже созвонимся, — как ни в чем не бывало, предложил Градов, и у

меня чуть ли не искры начали из глаз сыпаться. Ничего не ответив, сбросила

соединение, и зажмурившись, откинулась на спинку сиденья.

Да что ж за вечер такой безумный?

Мимо нас за все это время не проехало ни одной машины. Ни одной гребаной

машины!

Единственный автомобиль на всей дороге — это поганый Ленд Крузер, и я не

смогла с ним разъехаться! Да еще мужик оказался форменным придурком, и

теперь придется торчать здесь в ожидании доблестных ДПСников! Да еще и

Градов прокатил! Фактически забил на меня и мои проблемы и даже не

извинился! Да какое там извинился! Он даже не спросил все ли в порядке со

мной, а не с машиной! С*ка!

Ничего, я ему это еще припомню. Я ему ещё долго это буду припоминать!

Волчонком наблюдаю, как второй участник аварии кружится вокруг своей

машины, время от времени бросая на меня злобные взгляды. Страшно. Мне с

ним тут ещё полночи сидеть? Ладно, если не будет подходить, a если решит

дальше отношения выяснять?

Надо же такой сволочью быть! Нет бы извиниться перед девушкой за

доставленные неудобства, так он мало того, что наорал, так ещё и стражей

порядка вызвал.

И что теперь прикажете делать? Я, конечно, не из трусливых, но все равно не по

себе. Вдруг он маньяк? Сейчас психанет, вытащит меня из машины, и закопает в

лесу, под елками???

Рука, против воли снова тянется к телефону, который я после разговора с

Максимом, в гневе бросила на соседнее сиденье.

Наверное, все-таки пора звонить отцу. Я же, в конце концов, не денег у него

собралась просить, а защиты, помощи.

Открываю список недавних вызовов, нахожу папин номер, и замираю, словно в

ступор впадая. Рядом с «Папа» стоит «Зорин». Смотрю на эту надпись не дыша,

раз за разом пробегая по ней взглядом.

А что если… Ему позвонить? С сомнением перевожу взгляд на часы. Почти

полночь. Неудобно вроде как-то. Может, он спит, или как Градов где-то тусит,

или с Курицей своей обжимается? И тут я такая, нарядная звоню «спасите,

помогите»!

Пошлет, наверное, подальше. Я бы на его месте точно послала. Особенно после

последней встречи в кинотеатре. С того памятного вечера уже почти неделя

прошла, на протяжении которой мы с ним так ни разу не общались. Ни звонков,

ни СМС. Ничего. Полный штиль и игнор.

Я в нерешительности замерла, не зная, что делать. С одной стороны,

совершенно не хотелось обращаться к отцу. Он, конечно, поможет, но не

преминет ткнуть пару раз носом в то, что я рассеянная, несобранная, хр*ново

вожу и так далее, и тому подобное. С другой стороны Артем, с которым по моей

вине натянутые отношения, и неизвестно как он отреагирует на мой внезапный

звонок.

Дилемму решил мужик, в очередной раз окативший меня таким холодом и

презрением так, что под ложечкой засосало.

Решено, пусть будет Зорин!

И зажмурившись, словно ныряя в омут с головой, набрала его номер.

Сердце отмеряло секунды, гулко стуча в груди, а в телефоне по-прежнему гудок

за гудком, и никакого ответа. Точно спит, или зажимается с кем-нибудь!

Чувствую, как где-то глубоко под сердцем обида шевелится. На Макса почему-то

не обиделась. Разозлилась, да. Еще как разозлилась, но не более того, а на

Артема именно обида нелепая поднимается, и внутри дрожь какая-то отчаянная,

непонятная.

Закусив губу, смотрю на экран, не замечая ничего вокруг.

Терпение подходило к концу, и с горькой усмешкой протягиваю палец, чтобы

нажать кнопку отбой, как вдруг абонент отвечает:

— Да, Кристин, — тяжело вздыхая, произносит Зорин, и в голосе нет ни тени

радости, только какая-то тоскливая обреченность.

Услыхав его голос, чувствую, как на меня накатывает слабость в купе с диким

облегчением:

— Тём, — получилось как-то по-детски, жалобно. Я даже не играла, оно само так

вышло, искренне от души, — ты очень занят?

Секундная задержка и он подозрительно спрашивает:

— Чего случилось?

— Я в аварию попала, — отвечаю чуть слышно, чувствуя, как предательски

начинает дрожать подбородок.

Голос на другом конце моментально меняется:

— Ты цела? — спрашивает резко, требовательно.

— Да, все нормально. Ничего серьезного, даже машина почти не пострадала.

Просто… Просто ночь, я за городом, тут… страшно… И я…

— Где именно? — прерывает мой несвязный словесный поток.

Бросаю быстрый взгляд на колышек, торчащий из земли недалеко от Ауди. На

нем указаны номер трассы и километр. Я торопливо, сбиваясь, сообщаю Зорину

эту информацию.

— Жди, сейчас приеду, — с этими словами он отключается, а я сижу, прижав

замерший телефон к уху, чувствуя непонятный трепет внутри.

Вот так просто «жди, сейчас приеду», и становится тепло и спокойно, а еще

почему-то чуточку страшно, от странности всего происходящего.

Мне уже и мужик этот, мрачно посматривающий в мою сторону, не казался столь

пугающим, и ночь не такой глубокой, и тишина не такой удушающей.

А ведь всего-то делов! Простая фраза, произнесенная уверенным тоном, и мои

проблемы уже не кажутся столь отчаянными.

Глава 12

Зорин появился минут через двадцать. С замирание сердца я наблюдала, как к

нам стремительно приближается свет фар, и пусть саму машину было не

разглядеть, я знала, что это он.

Белый фокус проехал чуть вперед, развернулся и припарковался на обочине,

сразу за мной.

В боковое зеркало наблюдала, как Артем выходит из машины и идет ко мне

быстрым, решительным шагом.

Облегченно выдохнула. Оказывается все это время, неизвестно по какой

причине, я задерживала дыхание. Бросив в сторону мужика злорадный взгляд,

разблокировала двери и вышла навстречу Зорину.

Он скользнул по мне придирчивым внимательным взглядом, ни на секунду не

задерживаясь ни на декольте, ни на длинных ногах. Просто убедился, что я цела

и здорова, и в подтверждение спросил:

— Все в порядке?

Я только кивнула, внезапно почувствовав, что горло пересохло, и голос меня не

слушается.

— Аварийный знак почему не выставила? — спросил строго, будто перед ним

маленький ребенок, — ДПСники приедут — мало не покажется.

— Забыла, — отвечаю, чувствуя как щеки заливает пунцовая краска.

— Выставляй, — отдал распоряжение, а сам направился к передней части

машины.

Я торопливо, все задевая и роняя, достала из багажника аварийный знак и бегом

бросилась его устанавливать, недоумевая как сама про него не вспомнила. Это

все мужик поганый меня сбил своими наездами!

Так же быстро, чуть ли не бегом вернулась к Артему, который как раз

заканчивал осмотр повреждений:

— Мелочи! — удовлетворенно констатировал факт, сидя на корточках перед

машиной и проведя рукой по царапине, — с такой ерундой и вызывать никого не

стоило, можно было спокойно разъезжаться по своим делам.

— Я так и хотела! — фыркнула негодующе, а потом махнула рукой в сторону

кретина на Ленд Крузере, — это вот он взял и позвонил!

Зорин бросил на меня непонятный задумчивый взгляд, легко поднялся на ноги и

направился в сторону второго участника аварии. Я, все-таки немного опасаясь,

пошла за ним следом, сердито выглядывая из-за широкой спины.

Артем подошел к этому упырю, они поздоровались, представились и обменялись

рукопожатиями.

В недоумении смотрю на Зорина. Так и подмывает спросить, на хр*на он еще и

руку не пойми кому протягивает?

Мужик, которого, как оказывается, звали Станиславом, тем временем кивнул в

мою сторону и поинтересовался:

— Жена? Подруга?

Артем развернулся ко мне вполоборота, смерил спокойным, изучающим

взглядом и, отрицательно мотнув головой, ответил:

— Нет, просто Головная Боль.

Стасу такой ответ видимо пришелся по душе, потому что он понимающе

усмехнулся, а я начала закипать. Чего ты лыбишься? Весь вечер из-за тебя псу

под хвост, а он лыбится! И никакая не Головная Боль! Я Кристина, а для

посторонних тупиц, гоняющих на Ленд Крузерах, вообще Кристина Алексеевна.

И вот я, чувствуя себя, как ни странно, в полной безопасности, из-за присутствия

Артема, набираю полную грудь воздуха, чтобы высказать все, что думаю, и в

этот момент Зорин разворачивается ко мне, смотрит в упор, чуть подняв одну

бровь.

Так и стою, надувшись словно голубь, но не проронив ни одного слова.

— Кристин, мы тут без тебя разберемся. Иди в машину, — произносит таким

тоном, что невольно понимаешь — возражения не принимаются.

— Но… — шумно выдыхаю. Я не хочу уходить, я хочу знать, что тут будет

происходить.

— Иди в машину, — тихо, но с нажимом произносит он, и я чутко улавливаю

стальные нотки в голосе.

Перевожу растерянный недовольный взгляд с него на Стаса, и обратно.

Оба смотрят на меня в упор, и явно ждут, когда я, наконец, свалю, оставив их

наедине.

Делать нечего! Сердито надув губы, резко разворачиваюсь и, гневно стуча

каблучками, иду к своей машине, забираюсь внутрь, громко хлопая дверью.

Мужики, мать их за ногу!

Сложив руки на руле, прислонилась к ним подбородком и пристально наблюдала

за происходящим.

Стас о чем-то эмоционально рассказывал, активно размахивая руками, а Зорин

стоял, зажмурившись, раздраженно потирая переносицу и чуть заметно качая

головой.

Хм, я надеюсь, он думает о том, как бы этого Стаса прибить!

Слышь, Зеленоглазый, давай утащим его в лес и закопаем! Ради такого дела, я

даже за лопату не побрезгую взяться.

Наконец хозяин Ленд Крузера закончил изложение своего виденья ситуации.

Артем стоял, уперевшись руками в бока и запрокинув голову к небу, потом

глубоко вздохнул, искоса бросил на меня быстрый недовольный взгляд и

отвернулся к собеседнику.

А я сидела и рассматривала его спину, не думая ни о чем конкретном. Так

странно. В тот день ушел, не оборачиваясь, а сегодня примчался сразу, как

только узнал, что у меня проблемы. Без слов, без лишних вопросов. Просто

приехал в тот момент, когда мне нужна была помощь, чтобы решить мои

проблемы. И на душе с его появлением стало как-то уютно, спокойно, будто так

и надо.

Что это вообще такое?

Просто смотрела, не отрываясь, ловя взглядом каждое его движение, каждый

жест, невольно вспоминая тот поцелуй в развлекательном центре, и нашу ссору.

Он сегодня другой, не такой, как обычно. В глазах нет привычных лукавых

огоньков, ни усмешки, ни намека на флирт или игру. И даже то, что я сегодня

отлично выгляжу, этого не поменяло. Один только раз прощупал меня взглядом

с ног до головы, и то, только для того чтобы убедиться, что со мной все в

порядке. Он спокоен, собран, и между нами практически осязаемый барьер,

который он выставил и не собирается убирать.

Да, приехал, да, помогает, не смог оставить меня наедине с проблемами. Но

вижу, что окончательно для себя все решил, и держит дистанцию.

Где-то под ребрами неприятно кольнуло, и я непроизвольно сжала руль так

крепко, что плетеная оплетка больно впилась в ладони.

Нет, дорогой мой, я не дам тебе отступить, отвернуться и уйти. Даже не

пытайся. Ты мой, целиком и полностью, и как бы ты не пытался от меня сбежать,

я тебя не отпущу.

Они что-то эмоционально обсуждают, а я, замерев, словно в засаде, неотрывно

слежу за ним хищным взглядом, не моргая, не дыша, не обращая ни на что

внимания.

Прошло почти полчаса с того момента, как Артем приехал на место аварии. Я по-

прежнему сидела в машине, уже откровенно изнывая от скуки, ковырялась в

телефоне. Благо Интернет, хоть и слабый, но все-таки был. Почитала новости,

проверила свои страницы в социальных сетях, ответила на некоторые

сообщения.

Все, надоело. Оторвав взгляд от дисплея, посмотрела на мужчин и нахмурилась.

Что-то я упустила тот момент, когда они перестали выяснять отношения и

переключились на сторонние темы.

Они о чем-то разговаривали, то и дело смеясь, и совершенно забыв о моем

присутствии.

Вроде радоваться надо, что Зорину удалось конфликт погасить, но вместо этого

злюсь, чувствуя себя заброшенной.

Мигаю раздраженно фарами, чтобы привлечь к себе внимание.

Артем, обернувшись через плечо, посмотрел на меня, потом сказал что-то Стасу

и неторопливо направился в мою сторону, спрятав руки в карманах, не сводя с

меня прямого взгляда.

Раздраженно постукивая пальцами по рулю, дождалась, когда он поравняется

со мной и опустила стекло.

— Тём, ну что там у вас? — нетерпеливо спросила, выжидающе глядя на него.

— Все нормально, — Артем чуть пожал плечами и открыл дверцу, — выходи.

— Зачем?

— Выходи, — повторил парень, сделав приглашающий жест рукой.

Не понимая, что ему от меня нужно, все-таки выбралась наружу. Надеюсь, он не

собирается меня вести мириться с этим мордоворотом? Сразу нет. Я тут

смирение и покорность демонстрировать не собираюсь!

Но мои подозрения не оправдались. Зорин спокойно взял меня за руку, и прежде

чем я успела хоть что-то сказать, вложил мне в ладонь ключи, после чего

отпустил.

— Что это? — удивленно хлопаю глазами, не понимая, что происходит.

— Ключи от моей машины, — невозмутимо ответил, кивая в сторону Форда.

— Зачем они мне? — продолжаю удерживать их на открытой ладони.

— Поезжай домой.

— Чего?

— Уже ночь. Дуй домой. Без тебя тут разберемся.

— Я не хочу домой! — возмущению не было предела, — я хочу знать, что тут

происходит!

— Давай, еще топни ногой и надуй губы, — чуть усмехнувшись, предложил он, а

мне стало неудобно, потому что примерно это и собиралась сделать.

Какой он все-таки упырь!

— Все, Кристин, садись в мою машину и поезжай домой. Я потом за ключами

заеду, — говорит вроде спокойно, но у меня стойкое ощущение, что он далеко

не просит. Скорее требует, приказывает в завуалированной форме.

Скандалить неудобно, он же приехал ко мне помогать, молча, по-

джентельменски, поэтому стискиваю зубы, бросаю на него последний

недовольный взгляд и походкой от бедра, накручивая бедрами, иду к белому

Фокусу, чувствуя, что смотрит вслед.

— Ты мне ее только не уделай, пока до дома едешь, — услышала в спину

насмешливую реплику, заставившую вспыхнуть. То есть, теперь он еще считает,

что я из тех дур, которые за рулем не лучше мартышки с гранатой?!

— Как пойдет! — ответила, не оборачиваясь, — обещать ничего не буду!

Забравшись внутрь, осмотрелась. Чисто, идеальный порядок. Зорин, как и

большинство мужиков, в отношении машины был педантом. Дома, наверное,

носки по всем углам распихивает, а здесь ни-ни. Ни пылинки, но соринки,

идеально вылизанный салон.

Завела машину и плавно тронулась с места.

Поравнявшись с мужиками, Стасом и вернувшимся к нему Артемом, громко

отрывисто посигналила, так что оба чуть ли не подпрыгнули и резко

развернулись ко мне.

Состроив мину, помахала им пальчиками, медленно проезжая мимо. Стас лишь

недобро ухмыльнулся, а Зорин двумя пальцами указал сначала на свои глаза, а

потом в мою сторону. Как бы говоря «я за тобой наблюдаю».

— Кто еще за кем наблюдает, — пробурчала себе под нос, вдавив в пол педаль

газа.

Через пять минут вдали показались огни города, и я облегченно вздохнула,

понимая, что этот нелепый день подходит к концу. Внезапно навалилась такая

усталость, что я могла мечтать только об одном — лечь спать, выкинув из

головы все свои проблемы.

По пустынным улицам добралась до своего дома, припарковала машину Зорина,

на том месте, где обычно вставала сама. Немного посидела, задумчиво глядя

перед собой, а потом написала ему смс-ку: «Все нормально, я приехала. Машина

цела».

Ответ пришел незамедлительно: «Ведь можешь когда захочешь!»

Против воли усмехнулась. Дистанция дистанцией, а характер-то не спрячешь,

манеру общаться поглубже не засунешь.

Не знаю зачем, воровато оглянувшись, открыла бардачок, сгорая от

любопытства. Да, знаю я, знаю, что по чужим вещам шарить нехорошо! Но ведь

если очень хочется, то можно? Да и не узнает никто. Я же не воровать

собралась, а просто глянуть одним глазиком.

Итак, что у него тут. Бумаги какие-то, похоже, по работе что-то, даже вникать

не стала, журнал, ну и конечно же она! Пачка презервативов. Куда ж он без них!

Надо всегда быть готовым, мало ли кто подвернется, мало кого подвезти надо

будет?

Интересно, скольких от тут «перекатал» в своей машине? Заглянула внутрь,

механически пересчитала. Ровно половина.

Недовольно поджала губы и с чувством швырнула пачку обратно. Меня это

вообще не касается!

Совершенно! Не касается… Но бесит так, что зубы сводит!

На хр*на я вообще туда полезла? Это его личная территория, и совать туда нос у

меня нет никаких прав.

Но все равно бесит!

Выскочила из машины, грубо захлопнув дверцу, поставила ее на сигнализацию и

побрела к подъезду, устало потирая шею. Как же меня все достало!

Бурное воображение, не спрашивая моего согласия, рисовало красочные

картины того, как Зорин весело проводит время в своей ухоженной машине.

Словно наяву видела, как острые коготки оставляют алые царапины на широких

плечах, покрытых бисеринками пота, слышу тяжелое рваное дыхание, чьи-то

сладостные стоны.

Да твою мать! Ну, вот зачем я в этот бардачок сунулась? Что за нелегкая меня

дернула? Опять получается, что из-за него места себе не нахожу, и винить

некого, кроме самой себя и не к месту разыгравшегося любопытства!

В голове легким колокольчиком зазвенела внезапная мысль. У меня ключи от его

машины! Он за ними по любому придет! Сейчас решит все вопросы с ДПСниками

и приедет!

Вот там я ему и устрою! А то ходит сегодня как невозмутимый древний мамонт,

даже не глядя на меня! Вернее глядя, но так, словно перед ним бесполое

непривлекательное существо. А меня это тоже бесит!

Мне нравился, когда он смотрит так, что дыхание перехватывает, и мороз по

коже пробегает. Смотрит, не скрывая своих эмоций, и от этого, будто вино в

голову, ударяет осознание того, что так он реагирует на меня и больше ни на

кого. В общем, мальчик, дергайся не дергайся, а на эмоции я тебя все равно

выведу.

Сгорая от предвкушения, вприпрыжку понеслась в гардеробную.

Так, надо подобрать что-нибудь такое, чтобы он не подумал, будто я специально

вырядилась, чтобы его завести, чтобы все выглядело естественно, невинно, но

не оставляло ему ни малейшего шанса.

И такой вариант нашелся. Простенький домашний костюмчик. Шортики, еле

прикрывающие попу и маячка с Микки Маусом, которую я надела на голое тело.

Покрутилась перед зеркалом и, оставшись довольной результатом, прошла в

большую комнату, включила телевизор и приготовилась ждать Артема.

Прошел час, полтора, два. Я уже откровенно зевала, с трудом удерживая себя в

сознании, периодически конвульсивно дергаясь, когда дрема накатывала

особенно активно.

Его все не было, и я начала переживать. Неужели что-то пошло не так? Возникли

непреодолимые проблемы?

Рука сама тянется к телефону и набирает его номер.

В ответ тишина. Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия

сети. Отлично!

В лесу внезапно пропала сеть? Или телефон разрядился? Или… или что?

Набирала его еще раз сто, и результат все тот же, безликий голос сообщает, что

абонент не абонент, или вообще раздается короткий сигнал, и звонок

автоматически скидывается.

В голову закралась крамольная мысль. А может он просто не хочет со мной

говорить? Решил, что и так слишком много времени на меня потратил сегодня?!

Кое-как заставила себя успокоиться, не заводиться раньше времени и начала

быстро, нервно переключать каналы, даже не понимая, что отражается на

экране.

У меня болела шея, а еще болела спина, а еще рука, щека и ухо.

С тихим стоном распахнула глаза, и удивленно ойкнула. Оказывается, я так

вчера и заснула в большой комнате, свернувшись калачиком на кресле возле

телевизора. Все тело сводили болезненные судороги, когда я попыталась

разогнуться и сесть. Одну руку вообще не чувствовала, отлежав ее напрочь. В

голове шум, вся разбитая, измученная неудобным сном.

Телефон лежал рядом с креслом на полу, и мне одного взгляда на него хватило,

чтобы понять печальную истину. Пропущенных звонков или сообщений нет.

Где его черти носят?

Отдуваясь и ойкая от боли, c трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, побрела

в ванну, некрасиво шаркая ногами.

Из зеркала на меня смотрела взлохмаченная, чуть скособоченная девица, с

расплывшейся на пол физиономии тушью и отпечатком рисунка обивки кресла

на правой щеке. Волосы одним сплошным колтуном, а миленький костюмчик с

Микки Маусом выглядел так, будто его из задницы достали.

Хороша-а-а-а, царевна! Ничего не скажешь!

Кое-как расчесываюсь, умываюсь, чищу зубы и переодеваюсь в обычную

домашнюю одежду: цветную футболку и светло-серые полуспортивные брюки.

Вчерашний порыв в очередной раз очаровать и взбудоражить кровь Зорину

самой себе показался глупым и неуместным.

Зачем? Какой в этом смысл?

Мы это уже проходили, и результат оставляет желать лучшего. Хорошо, что он

вчера не пришел, и не попал, так сказать, под горячую руку. Только бы

опозорилась, лишний раз продемонстрировав неадекватность.

После позднего завтрака все-таки набрала ещё раз номер Артема. В этот раз в

трубке раздались привычные гудки, но ответа так и не последовало. Странно.

Спустя час я уже начала откровенно переживать. Почему он не разговаривает со

мной? Что там у них случилось? Мерила кухню нервными шагами, мечась из угла

в угол, то и дело подскакивая к окошку. Каждый раз видя белый Φорд, под

окном радостно замирала, но потом вспоминала, что сама же на нем и приехала.

И все повторялось заново. Нескончаемый бег по кругу. Зорин, куда ты пропал?!

Дальше мысли свернули в другом направлении. Он все равно рано или поздно

приедет, и что тогда? Мне пригласить его в гости? Предложить кофе? Или

вообще накормить? Я же вроде как теперь его должница! Ладно, решено,

приглашу зайти, а там видно будет. Захочет кофе — будет кофе, захочет что-то

посерьезнее — значит будет обед. На всякий случай проверила холодильник.

Суп есть, не зря вчера варила, второе тоже. Готовлю я хорошо, так что в грязь

лицом перед ним не ударю.

Времени уже было к обеду, когда раздался звонок. Сорвавшись с места, словно

прыткая лань, бросилась к мобильнику, но, увидев кто звонит, разочарованно

замерла. Градов.

Не было никакого желания с ним разговаривать, но он настойчиво раз за разом

набирал меня. Скрипнув зубами, недовольно ответила:

— Да?!

— Кристин, привет, — как ни в чем не бывало, произнес он, и меня просто

передернуло от бодрого тона.

— Привет, — ответила без единой эмоции, снова зависнув возле окна.

— Ну, рассказывай, чего там у тебя вчера случилось, — слышу, как делает

затяжку.

— У меня? Ничего. Все отлично, — надо же опомнился. Или так пьян вчера был,

что ничего не помнит?

— Да ладно тебе, не сердись. У меня вчера друг из Германии прилетал,

проездом у нас в городе один вечер был, я просто не мог упустить шанс с ним

пообщаться.

— Понимаю, — рассеяно протянула, даже и не думая понимать. Мне было все

равно и на друга, и на их общение с Градовым. Факт оставался фактом. Он меня

продинамил, бросил в трудной ситуации, и неважно какие этому были причины.

Тут мой взгляд заметил красную машину, заезжающую во двор. Это же моя

девочка!!! А значит за рулем Артем! Ну, надо же, свершилось! Возвращение

блудного сына!

— Я сейчас приеду к тебе… — начал было Макс, но я его грубо прервала:

— Не стоит. Я сейчас ухожу.

— Куда?

— На встречу со старым другом, — встав на цыпочки, смотрю вниз во двор.

Вижу, как Зорин вылезает из моей Ауди, и, не торопясь, идет к своему Форду,

попутно извлекая телефон из кармана.

Понимаю, что сейчас будет звонить мне и торопливо сворачиваю разговор с

Градовым:

— Все мне пора.

— Кристин, ты обиделась что ли?

— Все, пока, — не дожидаясь ответа, нажимаю отбой, и практически сразу

поступает звонок от Артема. С трудом перевожу дух, три раза делаю глубокий

вдох-выдох и отвечаю.

— Слушаю, — голос, как назло сел, и получилось тихо и хрипло.

— Спишь что ли еще? — подозрительно поинтересовался парень.

— Нет, — торопливо ответила уже нормальным голосом.

— Я уж подумал, что опять разбудил.

— Нет, — как заведенная повторила, ощущая себя безмозглым попугаем.

— Ну и хорошо. Спускайся, давай.

— Спускаться? Зачем?

— Зачем? — переспросил он, — хм, дай подумать… У тебя ключи от моей

машины, у меня от твоей. Улавливаешь мысль?

Все я улавливала! Просто думала, что он поднимется ко мне, даже не

предполагая, что наоборот предложит спуститься. А как же кофе? Как же суп?

— Ты там зависла что ли, пытаясь осознать масштабы происходящего? —

беззлобно подколол он.

— Нет. Я просто думала, что сам поднимешься и заберешь свои ключи, — чуть

обиженно произношу, сама не понимая своей реакции.

— Нет уж, дорогая моя, не наглей. Я тебя внизу жду, — усмехнулся Артем и

отключился, оставив меня в полном недоумении и растерянности.

Была уверена, что не упустит шанса оказаться у меня дома. Даже малейшего

сомнения на эту тему не было. А он, как всегда, спутал все карты!

В результате иду к двери, сажусь в лифт, спускаюсь вниз и выхожу из подъезда.

Только тут вспомнив, что на мне домашняя, совсем непривлекательная одежда,

на лице не грамма косметики и хвост небрежно на бок съехал. Нестерпимо

захотелось убежать домой, привести себя в порядок, чтобы предстать перед

ним в достойном виде, но Артем как назло развернулся и заметил меня. Не

осталось ничего иного, кроме как идти к нему с высоко поднятой головой.

Он стоит рядом со своей машиной, спокойно ожидая моего приближения, не

делая и шага в моем направлении. Пока иду, присматриваюсь к нему, пытаясь

понять, в каком он настроении. Такой, как обычно, или сдержанный и

отстраненный как вчера? Непонятно.

Подойдя ближе, замечаю, что вид у него усталый, какой-то потрепанный, но

довольный. Когда я подхожу совсем близко, он протягивает мне руку ладонью к

верху, и я замираю, изумленно глядя на нее. Это что? Ждет, что мы возьмемся за

руки и вприпрыжку поскачем по улицам, глядя друг на друга счастливыми

глазами? Поднимаю на него вопросительный взгляд.

— Я с тобой за руку ходить не собираюсь!

Зорин смотрин на меня удивленно, потом рукой прикрывает глаза и тяжело

ведет ей вниз по лицу, шумно выдыхая, а затем медленно чуть ли не по слогам,

будто обращается к умственно отсталой, произносит:

— Я тебе отдаю твои ключи, — он демонстративно позвенел ключиками, которые

я не заметила в другой руке. Показывает на себя, потом на меня, — а ты мне

отдаешь мои. Ясно? Кивни, если твоя моя понимать.

Для наглядности и закрепления эффекта ещё пару раз повторяет движение,

показывая, то на себя, то на меня.

Чувствую, как заливаюсь горячим румянцем. Вот я тупица! Стыдобища!

Пытаясь скрыть смущение, выхватываю у него свои ключи, и ему в живот бросаю

его. Артем их ловко поймал на лету и с ухмылкой добавил:

— Как же приятно с умным человеком общаться!

Краснею ещё больше, и резко отворачиваясь, иду к Ауди, чтобы оценить

масштабы повреждения при свете солнца. Противный Зорин даже и не подумал

идти за мной, развернувшись к своей машине.

Мысленно перекрестившись, приготовилась к самому худшему. Наверное, в

темноте я не увидела какой-нибудь огромной трещины не подлежащей

рихтованию, и мне придется менять весь бампер целиком. Зажмурившись, чтоб

сразу не пугаться, подошла к машине слева и, замерев, осторожно приоткрыла

один глаз.

Трещин и дыр нет. Впрочем, как и вмятин с царапинами. Несколько раз

непонимающе моргнула. Я что стороны перепутала? Торопливо оббежала

машину спереди.

Тоже ни намека на следы аварии. Стою, растерянно вожу взглядом из стороны в

сторону, пытаясь найти хоть небольшой скол краски. Ничего. Все идеально.

Это что же получается?! Артем все сделал? Поднимаю глаза в поисках Зорина.

Его не видно, зато у Форда открыт багажник.

На ватных ногах иду в его сторону, от переживания закусив губу.

— Тём, — чуть ли не шепотом обращаюсь к нему.

Он выныривает из глубин багажника, и поднимает на меня вопросительный

взгляд.

— Ты все починил?

Зорин лишь пожимает плечами и возвращается к своему занятию, а я стою

рядом с ним, нелепо переминаясь с ноги на ногу. Мне неудобно, стыдно, и

вместе с тем волнующе приятно, от того, что он просто взял и решил все мои

проблемы, хоть я его об этом не просила.

— Спасибо, — все так же тихо, на выдохе произнесла, рассматривая свои руки и

надеясь, что он не заметит моего смущения.

Он и не заметил, даже не повернулся в мою сторону:

— Кристин, забей. Это было несложно, — наконец он закончил разбираться,

перекладывать вещи, опустил крышку багажника и, не оборачиваясь,

направился к дверце водителя.

Только тут до меня дошло, что сейчас просто сядет в машину и уедет по своим

делам, даже не взглянув на меня. Этого я допустить просто не могла.

— Артем, блин, может, поговоришь со мной? — обиженно кидаю ему в спину. Он

на мгновение замирает, а потом разворачивается, удивленно подняв бровь:

— Ты ли это?

— Я полночи ждала тебя, думая, что там и как, а ты вот так сразу хочешь ухать!

Хоть бы рассказал, как все прошло! — черт, под этим проницательным взглядом

опять начинаю теряться. Неужели нельзя смотреть как-нибудь по-другому?

— Что конкретно тебя интересует? — спокойно уточняет он, облокотившись на

крышу машины.

— Да все! Как долго вы ждали ДПСников, что они сказали, какие будут

последствия. Как вы с этим хр*ном моржовым на Лен Крузере договорились.

Артем с тяжелым вздохом покачал головой:

— Кристин, знаешь в чем твоя проблема? — Посмотрел на меня исподлобья, —

ты не умеешь общаться с людьми.

— В смысле? — от неожиданности даже рот открыла.

— В прямом. Может в вашем кругу небожителей такое отношение и считается

нормой, но обычные люди между собой разговаривают. Моржового хр*на, как ты

выразилась, зовут Стас, если ещё помнишь.

— Помню, — промямлила себе под нос.

— Ему тридцать два. Жена, двое детей. Младшая дочка еще в саду, а пацан уже

в третий класс перешел. Сейчас они в деревне у бабки. Если тебе интересно, он

врач, невролог, между прочим, весьма неплохой, у него частная практика и все

приемы расписаны на два месяца вперед, — уперевшись подбородком в

сложенные на машине руки, продолжает рассказывать, блуждая по мне

непонятным взглядом.

— Раз он такой замечательный, то что ж водить-то нормально не научился! —

сердито выдавила из себя.

— Он отличный водитель с пятнадцатилетним стажем, в отличие от некоторых.

— Правда? А я вот что-то не заметила!

— Ты много чего не замечаешь. Например, знак уступи дорогу.

— Все понятно, — недовольно закатила глаза, — чего он там тебе еще наплел

про меня?

— Много чего, и поверь, тебе лучше этого не слышать, — все то же спокойствие

и рассудительность в голосе, а у меня поднимается желание подойти и треснуть

ему по голове.

— То есть ты взял и на слово ему поверил?

— Почему на слово? Есть такая чудесная вещь, называется видеорегистратор.

Слыхала про такой? На нем очень четко видно, как с побочной дороги на

главную на полном ходу, даже не думая притормаживать, выскакивает что-то

маленькое и красное. Бездарно мечется из стороны в сторону, не в силах

справиться с заносом, и только его опыт и реакция позволили избежать

столкновения, — он говорил настолько невозмутимо и безапелляционно, что у

меня создалось впечатление, будто я маленький нашкодивший котенок,

нагадивший за диваном, которого размеренно, методично тыкают носом в

свеженькую кучку, и я снова краснею:

— А что ДПСники по этому поводу думают?

Артем сдержано улыбнулся, и, одарив напоследок насмешливым взглядом,

произнес:

— Все, пока, Кристин.

Удивленно открыв рот, смотрю, как он садится в машину.

Ну уж нет, ты от меня так просто не сбежишь!

Чуть не теряя тапки, бросилась к Форду. Рывком распахнула дверцу и заскочила

внутрь. Артем встретил меня изумленным взглядом.

Раздраженно сдула с лица прядь волос, выбившуюся из неаккуратного хвоста, и

сердито указав на него пальцем, спросила:

— Ты издеваешься, что ли?!

— Даже и не думал, — пожал плечами Зорин.

— Я, между прочим, вопрос тебе задала! — гневно смотрю на него, еще больше

распаляясь от абсолютного спокойствия, исходящего от него.

— Да? — усмехнулся, как ни в чем не бывало, — значит, я не расслышал.

Убью! Прямо здесь и сейчас! Отвезу в его же машине в лес и закопаю! И

танцевать буду на свежем холмике!

Он сидит, прислонившись спиной к спинке сиденья, чуть развернув голову в мою

сторону, и просто смотрит на меня.

— Для особо тугоухих повторяю вопрос еще раз, — процедила сквозь зубы, —

что вчера сказали ДПСники по поводу аварии?

Артем, поджав губы, перевел взгляд на лобовое стекло, и мне показалось, что в

глазах смешинки блеснули.

— Тём!

Он покачал головой, и, потирая щеку, покосился в мою сторону:

— Не было никаких ДПСников.

— Чего? Они так и не соизволили приехать?

— Вообще-то их никто не соизволил вызвать, — уже не скрывая улыбки, ответил

Зорин.

— Как? Я же слышала, как Стас…

— Стас просто тебя развел. Ты его взбесила своими воплями, поэтому он решил

тебя проучить.

Сижу, растерянно моргаю глазами, непонимающе смотрю на него:

— То есть, как развел? — голос обиженно дрожит, как у маленького ребенка.

— Легко и просто, — Артем пожал плечами.

— И когда ты об этом узнал? — мрачно смотрю на парня, сжав от негодования

кулаки.

— За несколько минут до того, как я тебя отправил домой. Собственно говоря,

поэтому и отправил, чтоб предотвратить ядерный взрыв.

Черт! Вот я лохушка! Даже мысли не возникло, что он мне наврал! Злился-то он

от души! И когда Зорин домой отправлял, тоже не в одном месте ни кольнуло!

Он ведь отослал меня с места аварии, не имея никакого отношения к моей

машине. Да его бы ни одни ДПСники слушать бы не стали! А я как блаженная

даже не подумала об этом, садясь за руль белого Форда и уезжая домой!

Чувствую себя полной кретинкой!

— Стас немного помялся, а потом признался, что не было никакого звонка, —

смотрит на меня насмешливо, и мой гневный взгляд его совершенно не трогает.

— И-и-и? — вопросительно протягиваю.

— Что и?

— Что ты ему насчет этого сказал, — из последних сил сдерживаюсь, чтобы не

начать визжать, — надеюсь, объяснил, что это было… По-скотски?

Артем надул щеки, шумно выдохнул, а потом, потирая кончик носа, взглянул на

меня:

— Вообще-то, я сказал, что он молодец, и похвалил за находчивость.

Ну, все, капец терпению!

— Охр*неть! Зорин, знаешь ты кто? Ты…

— Человек, который приехал к тебе ночью на другой конец города? — спокойно

поинтересовался он, — а потом пригнавший починенную машину к дому. Это ты

хотела сказать?

Я осеклась, проглотив грубые слова, которые чуть не слетели с губ, с минуту,

тяжело дыша от переполнявших эмоций, смотрела в спокойные, чуть

насмешливые зеленые глаза, а потом, не говоря ни слова, выскочила из машины,

оббежала ее спереди, и направилась в сторону своего подъезда, надменно

кинув Артему опустившему окошко:

— До свидания!

— Счастливо оставаться, гонщица, — невозмутимо произнес мне в спину, и я,

чуть не подпрыгнув от ярости, резко обернулась в его сторону, намереваясь все-

таки высказать, что о нем думаю.

Однако Артем уже поднял стекло, завел машину и, смерив меня взглядом, в

котором светилась усмешка, тронулся с места.

Вне себя от гнева наблюдала за тем, как его машина медленно удаляется и

вскоре покидает мой двор.

Какой же он все-таки… Зорин!

Взгляд упал на идеально ровный, блестящий бампер моей малышки, напоминая

о том, кто все исправил, и я чуть не закипела от противоречивых чувств,

разрывающих меня изнутри.

Минут десять простояла на улице у подъезда, пытаясь успокоить

расшалившиеся нервы, взять себя в руки, и ни черта не помогало. Перед

глазами физиономия эта небритая, и зубы сводит от желания придушить! Но

вместе с тем внутри тепло, и до жути приятно от того, что вчера не оставил

меня в лесу одну, и сегодня машину привез готовую. Что ж уж отрицать, я перед

ним в неоплатном долгу, но как же он меня выбесил! Просто уму непостижимо!

В общем, странно как-то все, непонятно, запутанно.

Глава 13

На следующий день я отправилась в торговый центр. Зачем конкретно — не

знаю, просто захотелось немного побаловать себя, купить какую-нибудь

обновку, может платьишко, может бусики. Да что угодно, мне до ломоты во всем

теле не хватало походов по магазинам. С утра проанализировала свои финансы,

прикинула, какую сумму могу потратить без риска остаться голодной к концу

месяца, и отправилась в путь.

Огромный торговый центр, рай для таких шопоголиков, как я, располагался

недалеко от центральной площади города. Три этажа бутиков, полных нарядов,

сумок, обуви и прочей девчачьей радости.

Зайдя внутрь, почувствовала, как внутри загораются привычные азарт,

предвкушение. Это как будто выходишь на охоту и не знаешь, что именно

попадет в твои сети.

Иногда с таких забегов возвращалась с огромными пакетами, набитыми вещами.

Причем, приходя домой, разбирая их, обычно искренне изумлялась тому, как

можно было это взять? А иногда приходишь с одной единственной вещью, но

любуешься на нее весь вечер.

Что ждало меня сегодня, не знаю. Хотела бы я, конечно, пройтись царицей по

всем модным магазинам и смести с прилавков все, что только глазу

приглянется, но мой бюджет весьма скромен.

Итак, с чего начать? Пренебрежительно поморщившись, прошла мимо

магазинов, в которых одевались все кому ни попадя, с витринами,

заставленными унылыми манекенами, презентующими народу бесформенное

синтетическое шмотье. Нет, не мой вариант.

Первым делом решила пройтись по своим самым любимым местечкам, хоть

потрогать красивые вещи, может что примерить, в идеале, конечно же, попасть

на какую-нибудь распродажу. Тогда можно будет купить качественную дорогую

вещь за полцены, а может и дешевле.

Первые три бутика меня разочаровали своими заоблачными ценами. Вернее

цены были обычные, но я-то теперь чуть ли не нищая. Проклятье, раньше бы не

задумываясь в каждом из них по пакету набрала, а тут зашла внутрь просто

полюбоваться. Поприветствовала консультантов, которые, узнав постоянную

покупательницу, бросились ко мне со всех ног. Зря стараетесь, заискивающе

смотрите в глаза, предлагаете новые модели. Я сейчас бедна, как церковная

мышь.

Пришлось, как всегда делать хорошую мину при плохой игре. Перемерила целую

кучу шмоток, и в каждой находила какой-то надуманный изъян. То цвет не тот,

то складки не там где надо. В общем, как в известном кино «есть ли у вас такой

же, только с перламутровыми пуговицами?». Продавщицы изо всех сил

старались мне угодить, а я чувствовала себя просто премерзко. Несколько

вещей мне все-таки приглянулись, но самая дешевая из них стоила больше, чем

у меня было в кошельке.

В общем, покинула я эти бутики, пообещав, что к следующему привозу

обязательно приду, и куплю много-много всего. Ага, вот только на работу выйду,

или замуж выскочу — и сразу прибегу.

Подходя к следующему любимому магазину, почувствовала, как сердце

радостно забилось. Еще издали заметила яркую вывеску «распродажа». Да, да,

да!

Минус семьдесят процентов! Ура! Есть справедливость в этом мире!

Не меньше часа проторчала в примерочной кабинке, с упоением примеряя на

себя все, что приносила девушка-консультант. Юбки, блузки, платья. В общем,

все, что было моего размера, незаметно поглядывая на ценники и прикидывая

сколько вещи будут стоить со скидкой.

В результате остановила свой выбор на темно-бордовом платье. Узком, без

бретелей, с аппетитным декольте. Красота. Правда пришлось звать на помощь

продавщицу, чтобы она помогла застегнуть молнию, самой было несподручно.

Пусть первый раз она застегнет, а уж потом приноровлюсь и буду сама

справляться.

Кручусь перед зеркалом, сама на себя любуюсь и пытаюсь прикинуть, куда бы в

таком наряде выбраться? Максу что ли позвонить, помириться? Пусть хоть

выведет куда-нибудь развеяться. А что, идея!

В общем, покинула магазин в отличном настроении, сжимая ручки красивого

фирменного пакета и с кошельком, похудевшим на пять тысяч. Я счастлива!

От долгих примерок, разговоров с продавщицами, захотелось пить. Прошла

мимо кофейни, пиццерии и общепитовских забегаловок, осознав, что ничего не

хочу. Просто воды, желательно с лимоном и мятой.

Подумав, спустилась на лифте на первый этаж и бодрым шагом направилась к

гипермаркету, в этот раз не чувствуя себя ущемленной. Я же не холодильник

приехала затаривать, а просто водички купить.

Корзинку брать не стала? Зачем? Тащить ее ради одной бутылочки?

Да вот еще, и так сойдет.

Погруженная в свои мысли шла к отделу, где стояла минералка, соки,

лимонады, даже не представляя, что меня там ждет.

И вот я заворачиваю в нужный проход, вся такая довольная, счастливая, с

заветным платьем в пакете и чуть не спотыкаюсь на ровном месте. Чуть поодаль

стоит Зорин, опираясь на ручку тележки, и читая что-то на цветной упаковке.

Обалдеть, какая радостная встреча! Просто подарок небес, блин! Его только для

полного счастья мне не хватало!

Чтобы добраться до воды, мне нужно пройти мимо него. Мелькает мысль

развернуться и обойти его по другому проходу, но одергиваю себя.

Какого хр*на я должна прятаться, бегать от него? Еще чего! Я здесь такой же

покупатель, как и он. Так что идем вперед с гордым видом и не обращаем

внимания на всяких приставучих типов!

Чуть недовольно поджав губы, решительным шагом пошла в его сторону. Просто

пройду мимо и все. Просто пройду и проигнорирую, чтобы он мне не сказал.

Цокаю каблучками по серой, потертой многочисленными ногами посетителей

плитке, и на этот звук Артем непроизвольно оборачивается.

Наблюдаю, как он первым делом смотрит на ноги. Понятно, рефлексы бабника

сработали. Надо же осмотреть, облапать взглядом самые привлекательные

места, а потом уж и выше глаза поднять можно.

Чувствую, что на ровном месте закипаю, но упрямо иду вперед, игнорируя его

интерес. Он тем временем скользит взглядом от ног к верху и удивлено

поднимает брови, когда, наконец, до него доходит, кто перед ним. Молодец,

браво! И года не прошло!

Сдержанно киваю ему, всем своим видом показывая, что мне некогда, и для него

не найдется и минуты свободного времени. Какое там минуты? Секунды и то

нет!

И знаете, что он делает?

Просто кивает в ответ и, как ни в чем не бывало, переключает свое внимание на

упаковку. Заболел что ли?

Прошла мимо него, раздраженно стиснув зубы, и оказалась у прилавка с

голубыми бутылочками воды. Долго стояла, искала ту, что нужно, пока, наконец,

не обнаружила то, что мне нужно в самом углу.

Быстро схватила бутылку, как всегда злясь в его присутствии. Нет, ну надо же,

угораздило с ним повстречаться. Ладно, ещё пару мгновений перетерпеть и все.

Прежде чем разворачиваться и уходить, решила искоса глянуть, чем там Зорин

занимается. Все так же делает вид, что его интересует блестящая упаковка, или

на меня как обычно пялится?

Хм, а там, где я ожидала его увидеть, было пусто. Абсолютно.

Удивленно моргнула раз, моргнула два, три. Это что? Он ушел, что ли? Или

решил притаиться и какую-нибудь диверсию мне устроить? Подозрительно

поглядывая по сторонам, вышла в центральный проход.

Не видать. Нет его.

Мне все казалось, что сейчас он откуда-нибудь как выскочит, как выпрыгнет, и я

истерично заору, в очередной раз по его вине выставив себя полнейшей

идиоткой перед людьми.

Остановилась у горизонтальных холодильников, с замороженными фруктами

ягодами, и осмотрелась, пользуясь хорошим обзором.

Хм, что-то не вижу его.

Прошла ещё немного вперед, и взгляд выхватил знакомую фигуру в голубой

футболке. Зорин уже стоял возле кассы, разговаривал с кем-то по телефону,

одной ногой задумчиво пиная колесико тележки, и, похоже, его абсолютно не

интересовало ничего из того, что происходило вокруг. Он даже ни разу не

обернулся, методично выкладывая продукты на подвижную ленту.

Фух, похоже пронесло… Вроде бы можно выдохнуть облегченно.

Вот только никакого облегчения я не чувствовала. Странно, раздражение

наоборот какое-то глухое поднималось, непонятное.

Вроде ушел, не стал нервы мотать, радоваться надо, а вместо этого ощущение

неправильности затопило. Привычка, что ли, сработала? Рефлекс,

приобретенный за эти годы? Если Артем, то непременно должен обратить на

меня внимание, помотать нервы, а в противном случае чего-то не хватает? Вот я

дурища!

Радуемся, Кристина Алексеевна, радуемся. Похоже, до него, наконец-таки,

дошло, что меня следует оставить в покое и не мешаться под ногами при

каждом удобном случае! Давно пора, товарищ Зорин! Давным-давно!

Нацепив довольную улыбочку, и даже почти убедив себя в том, что все идет как

надо, тоже направилась к кассам, только совсем в другой конец гипермаркета,

чтобы вдруг ненароком не пересечься с ним.

Выбрала кассу, в которой меньше всего народа и устремилась к ней. И тут по

закону подлости, прямо передо мной откуда-то выныривает низенький потный,

начинающий лысеть мужичок лет сорока, и, не обращая внимания на то, что я

вроде как тоже уже подхожу, нагло встает вперед. Зашибись! Джентльмен

хр*нов!

Начинает суетливо выкладывать на ленту свои продукты. Водка, селедка и

прочие радости гурманов. Вот, казалось бы, плевать на него, а я стою и закипаю.

Потому что он сопит и громко шмыгает носом каждые три секунды.

Да, твою мать, высморкайся ты, хватит уже соплями елозить!

Настала его очередь платить. Я уже чуть ли не лопаюсь от злости, ещё чуть-чуть

и выскажу ему все, что думаю о сопливых, потных мужиках.

Он оплачивает, проверяет чек и заявляет, что ему пробили водку не по той цене,

что была указана на ценнике. Кассирша доказывает, что все так, а он упирается,

говорит, что бутылка стоит на двадцать рублей дешевле. Дядя, блин. Заткнулся

бы и не позорился со своими двадцатью рублями. В результате он бежит

смотреть на ценник, а я вынуждена стоять, потому что за мной уже очередь, и в

соседних кассах, как назло народу тьма.

— Девушка, а вы можете пробить мне одну бутылку воды? — спрашиваю у

кассирши, — пока он ходит уточнять.

— Нет, — равнодушно отвечает она, — касса занята.

Потный хр*н вернулся через минуту, и со словами «у вас все схвачено, уже

ценник успели перебить» ушел, отказавшись покупать водку. Капец. Жмот!

Наконец-таки очередь дошла до меня. Но тут девушка начала менять кассовую

ленту, которая самым поразительным образом именно на мне и закончилась.

Чуть ли не рычу уже, и в голове мысль крутится сумасшедшая, что это Зорин во

всем виноват. Из-за него тут застряла.

Блин, да что ж меня все так бесит?

После посещения гипермаркета отправилась на закрытую парковку, подошла к

своей девочке, забралась внутрь, наконец, попила воды. Так, бензина осталось

совсем немного, надо бы на заправку заехать, но отложу это мероприятие до

вечера, сейчас мне нужно к Маринке съездить.

Мариша Ковалева — это моя двоюродная сестра, единственный родственник по

маминой линии. Красивая, стройная брюнетка на пять лет старше меня. Многие,

кто видел нас вместе, говорили, что мы чем-то неуловимо похожи. Куда ж без

этого? Все-таки родные, как ни крути.

Она была для меня не просто старшей сестрой, подругой, но и одним из

немногих людей, к чьему мнению я прислушивалась. Ковалева была умницей-

разумницей, с изрядной долей женской хитрости, мудрости и чертовщинки. И я

периодически спрашивала у нее совета или помощи как у старшего товарища,

когда сама оказывалась в тупике.

В этот раз мне тоже нужна была ее помощь. Вернее помощь потребуется чуть

позже, но надо все продумывать заранее. Поэтому я с радостью согласилась

подвезти ее, когда она позвонила мне и попросила помощи. И ей помогу, и сама

свою просьбу озвучу. Все здорово.

Ее дом располагался в коттеджном поселке, не в элитном, как мой отец, но все-

таки.

Он располагался почти в черте города, и больше всего походил на муравейник,

заставленный разномастными домиками.

Она жила с мужем и двумя пацанами. Одному недавно исполнилось семь,

другому пять, так что ее жилище всегда походило на поле боевых действий.

Маринина семья была из «обычных». Она вышла замуж еще в восемнадцать лет,

и они всего достигали вместе. Построили дом, машину купили, потом детьми

обзавелись. В общем, нормальное среднестатистическое семейство. При этом

она никогда не обращалась ко мне за материальной поддержкой, не смотря на

то, что мы родственники и мое финансовое положение в десятки раз лучше, чем

у нее. Было…

Подъехав к их дому, посигналила, выбивая всем известную спортивную

мелодию. Сеструха появилась буквально через минуту, закинула на заднее

сиденье спортивную сумку, а сама плюхнулась рядом:

— Мелкая, привет!

— Привет, старая! — наше обычное приветствие.

Она чмокнула меня в щеку, уселась поудобнее, накинула ремень безопасности.

Поговорили о том, о сем, когда я наконец решила перейти к делу:

— Марин, прикинь, меня отец опять денег лишил, — пожаловалась на горькую

судьбу.

— Ну и правильно сделал, — подколола она, — все равно фигню какую-то вечно

покупаешь.

— Так, ты будешь меня выслушивать и утешать, или издеваться? — возмутилась

я.

— Это как получится. Ну и сколько он тебе отписывает?

— Не поверишь, двадцать тысяч рублей в месяц, — продолжала я жаловаться.

Она посмотрела на меня квадратными глазами, а потом засмеялась:

— О, ты почти до моей зарплаты дотянула!

— Не смешно! — зашипела не нее.

— Смешно! — убежденно ответила Марина, не обращая внимания на мое

недовольство. Ее, вообще никогда мой характер не задевал. Наверное, потому,

что сама была практически такой же. Муж любя звал ее «мой маленький

Гитлер». Хм, похоже, дурной характер — это у нас семейное?

— Не смешно! — сказала, как отрезала.

— И долго уже репрессии длятся? — с деланным участием интересуется она.

— Почти два месяца.

— Ах ты бедняжка моя. Приходи если что, накормлю, полтинничек подкину,

вещами помогу.

— Марин, я тебя сейчас высажу! — проворчала, бросив на нее недовольный

взгляд.

— Попробуй, — отмахнулась она от моих угроз, — он не сказал, как долго будут

длиться воспитательные работы?

— Пока я не выполню его условие. Он заставляет меня идти на работу! — про

второй вариант молчу, он ей вряд ли понравится.

— И чего ты хочешь от меня? Помочь тебе с поисками? — уже серьезно

поинтересовалась она, поглядывая на меня.

— Нет, сама справлюсь.

— Тогда чего надо?

— Когда помирюсь с ним, и он соизволит восстановить мое финансирование,

хочу начать откладывать на черный день. Но, поскольку, он все мои счета и

карты контролирует, боюсь тайную заначку сделать не удастся, а хранить

деньги дома под матрацем — не вариант.

— Хочешь, чтоб я счет открыла на свое имя? — догадалась она.

— Да. Я буду туда откладывать деньги, чтобы в случае чего, отец не смог мне

перекрыть кислород. Ибо то, что сейчас твориться — это полный атас, — и я

рассказала, как экономлю на всем, как мне отец гуманитарную помощь

присылал. В общем, вывалила все о своем бедственном положении.

— Да не вопрос, — выслушав меня, она беспечно пожала плечами, — сделаю.

— Ты моя спасительница!

— А то, — подмигнула она мне, и я довольно улыбнулась. Приятно, когда есть

человек на одной волне с тобой, который все понимает с полуслова.

Я отвезла ее в нужное место, и мы распрощались. Марина вытребовала

обещание, что приду к ним в гости, на семейный субботний ужин и выбралась из

моей машины.

Она побежала по своим делам, а я озаботилась проблемой обеда. На часах уже

три, и у меня в животе урчало от голода. Завтракать не хотелось, поэтому

ничего кроме воды за весь день у меня во рту не было.

Так, мне нужна кафешка и кофе с пирожным. Тот еще обед, конечно, но не брать

же борщ с пампушками?

И вот я останавливаюсь у кафе «Матрешка» (прелесть какая), на другом конце

города от того места, где живу, от моего обычного ареала обитания, от

утреннего торгового цента, да вообще от всего, что со мной связано, и иду

внутрь.

Кафе маленькое, вроде уютное. С самого порога буквально оглушает

умопомрачительный аромат свежей выпечки, и я еле сдерживаю урчание в

животе.

Недалеко от окошка симпатичный свободный столик, заправленный клетчатой

скатертью. Иду к нему не раздумывая, попутно кивнув официанту, чтобы

подошел ко не.

Он тот час подлетает, предлагая меню, но я, не глядя, заказываю капучино и

кусок яблочного пирога, чей божественный аромат витает в воздухе. Слюней

полный рот, и терпения нет совсем. Эх, что-то я оголодала совсем с этими

разъездами.

Пока жду свой заказ, по привычке осматриваюсь по сторонам, изучаю людей, что

сидят за соседними столиками. Ничего интересного, выдающегося, все скучно и

банально.

Поморщившись, повернула голову вправо и чуть не завопила от неожиданности.

Через два столика от меня, боком ко мне сидел Артем.

Это что, шутка такая? Он решил следить за мной, и по всему городу

преследовать? Он нормальный вообще? Еле удерживаюсь, чтобы не спросить у

него об этом напрямую.

Парень сидит, расслаблено привалившись к спинке сиденья, что-то смотрит в

телефоне, чуть улыбаясь, но мне кажется, что он чем-то недоволен. Мне отлично

виден его профиль. Невольно исподтишка рассматриваю его. Хм, в принципе

ничего, приятный. Даже в какой-то мере понимаю, почему он всю дорогу в

универе гулял направо и налево. С его данными вполне можно себе позволить.

Девки любят таких: высоких, здоровенных, с придурью в глазах.

Так, это я чего сейчас делаю? Зорина рассматриваю? Соглашаюсь с тем, что он

вроде как и ничего? Отли-и-ично. Здравствуйте, приехали. Нет, он конечно, не

урод, с этим не поспоришь, и я этого никогда и не отрицала. Но мне как было

всю дорогу фиолетово на него, так и будет. И вряд ли тот факт, что он вроде как

женится на мне в ближайшем будущем, это поменяет.

Кстати, и рассматриваю-то я его, наверное, исключительно по этой причине.

Все-таки хочется знать, с кем предстоит несколько месяцев бок о бок жить.

Опять посетило ощущение какой-то извращенной неправильности всей этой

затеи. Знаете, то непонятное чувство, когда принял решение и считаешь его

самым лучшим, а потом в какой-то момент мысль в голову закрадывается «что

за бред??? Что за лажу я творю???». Вот и у меня сейчас такое ощущение было,

будто я страдаю какой-то нереальной, просто инфернальной фигней.

Тряхнула волосами, пытаясь отогнать эти глупости о себя. Блин, ну где уже этот

кофе? Они за ним на плантацию, что ли, поехали?

В этот момент Артем подозвал официанта, расплатился и, поднявшись на ноги,

бодрой походкой направился к выходу. На секунду наши взгляды зацепились. Я

смотрела на него, не скрывая недовольства, а он чуть изогнув бровь.

Наблюдаю, как Зорин проходит мимо меня и скрывается за дверью. Только

силой воли удерживаюсь оттого, чтобы не смотреть ему вслед, открыв рот.

Зашибись. Два раза сегодня пересекаемся, и он оба раза уходит. Надо же, барин

какой. Думаешь, что буду заламывать руки и причитать «на кого ж ты меня,

Зеленоглазенький, покинул?».

Хрен тебе! Даже пальцем не пошевелю.

Одного не пойму, стоило за мной через весь город ездить, что бы вот так молча

взять и уйти? Загадочный он все-таки. Ни слова, ни полслова, прямо что ты

будешь делать, деловой какой!

Мысли о том, что все эти наши встречи могут оказаться просто случайностью,

откинула сразу, как особо бездарные. Это же Артем! О какой случайности может

идти речь?! Решил помаячить перед глазами, только непонятно с какой целью.

Ладно бы подошел, поговорил, опять какой-нибудь ерундой довел бы до

кипения. А тут… Странно, непонятно.

А может, в этом и была цель? Сделать что-то такое, чтобы я дальше сама себя

изводила разными мыслями. Если так, то он своего добился, молодец! Уже и

кофе не хочу, и пирог кажется не вкусным.

Тьфу блин, опять все бесит! Одним своим минутным присутствием в поле зрения

вывел из себя. Ну что за человек такой?!

Чем я занималась весь оставшийся день? Да всем подряд. Вернувшись, металась

по дому, от злости остервенело хватаясь за каждое подвернувшееся дело, и

смогла остановиться только под вечер, когда квартира была идеально вылизана,

белье перестирано и убрано, в гардеробной порядок. Домашние хлопоты

помогли успокоиться, отвлечься от яростных мыслей, бушующих в голове.

Ну, Артем. Ну, поганец! Как же ты меня сегодня разозлил, вот этой своей

небрежной походочкой, и невозмутимым уходом! Да я за все время нашего

знакомства столько не смотрела на твою удаляющуюся спину, как за один этот

день.

Может это тактика такая? Решил игнор включить, чтобы я побесилась? Думаешь,

что после такого сама за тобой побегу? Если так, то значит не так уж хорошо ты

меня и знаешь, как говорил.

Я в жизни ни за кем не бегала, и не собираюсь этого делать, так что можешь не

пытаться провернуть со мной эти банальные дешевые схемы.

Если бы не моя цель выйти за тебя замуж, ты бы меня вообще больше никогда

не увидел, и плевать было бы на все с высокой колокольни.

Внутри какой-то разлад творился. С одной стороны, он мне нужен, с другой

стороны видеть не могу его. Надо бы контакт с ним налаживать, коготки

покрепче в него запускать, чтоб никуда не делся, а я вместо этого раз за разом

отталкиваю его, потому что не могу рядом спокойно находится. Вот и что мне

делать в такой непростой ситуации?

Иногда, кажется, что проще было Градова к такому шагу подтолкнуть, чем с

Зориным мосты наводить.

При мыслях о Максе поморщилась. Нет. Не хочу его в мужья. Почему-то на эту

роль в моем представлении пока только негодяй этот, вечно небритый,

подходил. Вот что за ерунда в моей голове творится? Кто-нибудь может мне

объяснить? Бесит, но другого не надо! Сама себе противоречу каждые три

минуты.

А кто в этом виноват?! Правильно, Артем!

Сделала себе пару горячих бутербродов и устроилась у телевизора, намереваясь

провести очередной спокойный (скучный) вечер, и тут в голове, словно

переключатель сработал. Я же на заправку забыла съездить! Вот клуша!

Собиралась же!

Полчаса сидела, пытаясь решить дилемму: ехать сейчас или отложить до

завтра. B результате победил тот факт, что вечер действительно скучный. Так

почему бы не прокатиться перед сном?

Сказано — сделано. Быстро собираюсь и покидаю квартиру.

Через пять минут уже выезжаю из двора на дорогу и вдавливаю педаль газа в

пол.

Почему-то не хочется сразу ехать на заправку. Бензин еще есть, поэтому

позволяю себе немного поколесить по улицам. Погруженная в свои мысли

доезжаю до центра, там делаю несколько больших кругов по центральным

проспектам и разворачиваюсь в сторону автозаправки.

Народу почти нет. У шести колонок стоят только три машины, я — четвертая. Ну

и хорошо, быстрее заправлюсь, расплачусь и уеду отсюда.

Вылезла из машины, сказала заправщику заливать до полного и пошла ко входу.

Зайдя внутрь, чуть поежилась — кондиционер работал так, что волосы на голове

шевелились. B таком помещении час побудешь, и все, нос посинеет. Кто вообще

здесь работает? Пингвины? Йети?

Поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на работников и чувствую, как земля из-

под ног уходит.

Опять ты???

B пяти метрах от меня стоит Артем, что-то выбирает на прилавке.

У меня чуть пар из шей не повалил. Это уже ни в какие ворота не лезет! Сколько

можно меня преследовать! Решительно иду к нему, намереваясь все выяснить:

— Зорин, ты следишь за мной? — сердито спрашиваю, подойдя почти вплотную.

Он замирает, а потом медленно поворачивается ко мне, удивленно подняв

брови. Ой, вот только не надо из себя святую наивность строить!

— Куда не приду, везде ты! — чуть ли не тыкаю ему пальцем в грудь.

— Хм, так может, это ты за мной по пятам ходишь, а не я за тобой? —

невозмутимо спрашивает, и обходит меня, чтобы посмотреть на другую часть

прилавка.

Чего, блин? Я не ослышалась? Он меня обвиняет в том, что я сама за ним хожу?!

Докатились!

— Ага, сейчас, мечтай больше! Вот интересно, зачем мне может понадобиться за

тобой ходить? — ядовито интересуюсь, складывая руки на груди.

— Понятия не имею, — не оборачиваясь, пожимает плечами, — соскучилась,

может.

Ну, все, держите меня семеро! Я сейчас покажу ему такое «соскучилась», мало

не покажется. Нет, ну надо же наглость какая безграничная!

У него звонит телефон, и Артем отвечает, выставляя перед собой указательный,

как бы призывая меня к молчанию. От неожиданности действительно замолкаю.

Стою рядом с ним, прожигая сердитым взглядом, а он, как ни в чем не бывало,

разговаривает. Размыто слышу голос его собеседника, похоже, зовут на

очередную гулянку. Кто бы сомневался!

— А как надо? — спрашивает он, рассматривая шеренгу чипсов, — хочешь, могу

с собой кого-то привести, или прямо там подцеплю. Долго ли умеючи.

Ах ты ж, ё-моё, Казанова хр*нов. Долго ли умеючи! Тьфу, блин, противнющий

какой!

— Парами? — равнодушно уточняет он, чуть хмурясь, а потом широко улыбается

и отвечает со смехом, — М-да?… Зависть замучает?… Ладно, парами, так

парами. Кого-нибудь приведу… Не знаю, как пойдет… Все, пока до завтра!

Закончив свой дурацкий разговор, убирает телефон в карман, бросает на меня

невозмутимый взгляд, берет с полки один пакет и идет к кассе, третий раз за

день демонстрируя мне свою широкую, наглую спину.

Не в силах даже пошевелиться, от ощущения того, что еще чуть-чуть и лопну от

злости, замираю на месте и смотрю, как он расплачивается, а потом уходит.

Ненавижу!

У меня просто зубы от злости сводило. Нет, ну надо же какой! Видите ли, я за

ним по пятам хожу! Я! За ним! Обалдеть можно! Тот факт, что все три раза, что

мы сегодня пересеклись, он первым оказывался на месте, дела не менял. Это он

все специально сделал, однозначно! Это же Зорин! У него в жизни одна цель —

довести меня до белого каления и никак иначе!

Оплачиваю бензин, а саму потряхивает от негодования. По пятам! Да сейчас,

размечтался!

Внутри что-то еще, кроме злости, шевелится. Что-то непонятное. Будто

неудовлетворённость какая-то. Такое обычно бывает, когда ждешь чего-то

одного, а получаешь совершенно другое, или вообще ничего не получаешь.

Ломать голову над этим вопросом совершенно не было желания. Поэтому

расплатившись, выскочила на улицу, мечтая, как можно скорее оказаться

подальше отсюда.

К моему неудовольствию Артем все еще здесь. Неспешно ковыряется с машиной, ожидая, пока служащий заправки наполнит бак топливом.

Бросила на него раздраженный, желчный взгляд и метнулась к Ауди. Краем

глаза заметив, как он лишь пожал плечами и отвернулся.

Как же ты меня бесишь! Сил просто нет!

Почему-то очень захотелось с ним поскандалить. Не знаю почему, просто

захотелось и все. На пустом месте, так чтоб искры летели, и повод для скандала

не важен. Что угодно!

Ну, давай же, скажи мне какую-нибудь дурь, как ты умеешь! Ты же

профессионал по части выведения меня из состояния равновесия! У тебя опыт в

этой области ого-го какой!

Почти мечтала, о том, чтобы он ко мне обратился. И ву-аля, как по заказу!

— Кристин, — зовет он, и я, внутренне расплываясь в кровожадной улыбке,

поднимаю на него взгляд. Все, пипец тебе!

— Чего тебе?

— Пойдешь завтра со мной на днюху к другу? — напрямую спрашивает Артем. И

я уже готова выдать пламенную речь, относительно того, что думаю о нем в

целом, и о походах с ним куда-либо в частности, но что-то меня останавливает.

Наверное, выражение его лица. Не знаю, как сказать точно, но на нем словно

красными буквами написано «Ну, давай уже посылай меня на х*р, и разойдемся,

а то дел много, не до тебя». Разве что на часы не посматривает нетерпеливо.

С какой-то непонятной то ли обидой, то ли разочарованием осознаю, что зовет

меня просто так, для галочки. Совершенно не рассчитывая на то, что соглашусь.

Типа, а ладно, черт с ней, пойдет — хорошо, не пойдет — еще лучше, дело ее, я

свою работу сделал.

Не вижу в зеленых глазах ни привычного нетерпения, ни ожидания, ни желания

услышать положительный ответ. Снова бешусь, теперь уже по совершенно

непонятным для себя причинам.

Как вот он умудряется это делать? Заводить меня с полоборота? Обращается —

бесит, не обращается — бесит. Зовет куда-нибудь — хочется придушить, не

зовет — не просто придушить, а так, чтобы помучался! Сил больше нет никаких!

Поджав губы, смотрю на этого паразита, пытаясь решить, что делать. И решение

приходит само по себе.

Значит, отделаться от меня хочешь, да? А вот, хр*н тебе!

— Без проблем! — отвечаю, равнодушно пожав плечами, — заедешь за мной.

Вот так вот!

И стой теперь как дурак посреди дороги, глядя на меня квадратными

глазищами!

Сажусь в машину, громко хлопаю дверью и уезжаю, даже не взглянув в его

сторону.

Кстати, чувство неудовлетворенности куда-то ушло… Странно.

Глава 14

Телефон завибрировал, завопил на всю кухню, и я невольно вздрогнула. Похоже,

пора менять мелодию, пока я совсем не поседела от испуга.

Опустив глаза на экран, увидела номер Артема. Надо же! Неожиданность какая!

А что не в восемь вечера позвонил? Отвечаю на звонок:

— Да.

— Кристин, привет! — раздался знакомый голос.

Радости особой не чувствуется. Мне кажется, или на заднем плане вообще нотки

недовольные перекатываются?

— Привет, — отвечаю ему невозмутимо.

— Слушай, — начал он как-то растерянно, — я по поводу вчерашнего звоню…

— И?

— Я так понимаю, это шутка была? Ну, то, что ты якобы согласна куда-то со мной

идти?

— Почему? — теперь он мне еще и не верит, — на чем основаны такие выводы?

— Скажем так, на многолетнем печальном опыте, — хмыкнув, произнес Зорин, —

ну так что? Я правильно понял, что мы никуда вместе не идем? Да?

— Нет, — спокойно отвечаю ему.

— В смысле? — в голосе сквозит явное недоумение.

— B прямом!

— Погоди, я что-то торможу! То есть твое согласие в силе?

— Ну да, — я сама невозмутимость, а вот у Артема, кажется, проблемы с речью

начались. Он что-то промычал невразумительное, ни слова не поняла, а потом

подозрительно спросил:

— Кристин, скажи, честно. Ты при смерти и решила напоследок гульнуть?

Вот дурень!

— Да вроде пока еще нет. Жива и здорова, чего и тебе желаю, — усмехаюсь про

себя, просто наслаждаясь его замешательством.

Опять минутная тишина, после которой он спрашивает:

— То есть я за тобой заезжаю?

— Ага.

— Серьезно? — опять подозрительный тон.

— Тебя что-то не устраивает? Могу и не ходить.

— Почему же, очень даже устраивает. Просто не верится.

— Во сколько заедешь? — интересуюсь у него, поскольку он сам, кажется,

начисто забыл, что не сказал мне ни времени, ни места, ничего.

— К девяти приеду, — наконец выдает он полезную информацию, по-видимому,

так и не поверив в мои благие намерения. Надо же, какие мы подозрительные,

мнительные и вдумчивые! А с виду раздолбай раздолбаем!

— Все, договорились. До встречи, — произношу и, не дожидаясь его ответной

реплики, отключаюсь, потому что в данный момент у меня на плите стояла

турочка с кофе, который явно собрался убежать.

Бросила взгляд на часы. Хм, почти пять. Времени ещё навалом, можно спокойно,

не торопясь перекусить, посмотреть сериал, а потом начать собираться.

Не уверена, что занималась чем-то важным или полезным все это время. Даже

не помню, что именно делала. Тут поковырялась, там посидела, потом фильм

включила, который оказался на редкость интересным. А когда посмотрела на

часы, то с удивлением обнаружила, что стрелка показывает 19.00.

Так, вроде уже было семь часов? Фильм как раз в это время начинался.

Преисполненная дурных предчувствий прислушиваюсь, пытаясь уловить легкий

ход настенных часов, и уловив лишь подозрительную тишину, тянусь за

мобильником, включаю экран.

20.30!!!

Времени меньше получаса осталось, а у меня голова немытая, неуложенная,

физиономия ненакрашенная. Я вообще не готова совершенно! Курица-наседка!

С минуту сидела, удивленно хлопая глазами и пытаясь сообразить, как я до

этого докатилась, а потом, словно ужаленная вскочила с кресла, опрокинув на

ковер тарелку с орешками. Да чтоб тебя!

И началось! Забегала, как ошпаренная, по квартире, собрала орехи, побежала в

ванну. Залезла в душ, помыла голову, выскочила оттуда как пробка из бутылки

шампанского. Побежала в гардеробную, сушить волосы. Черт, укладку хотела

сделать красивую, а теперь времени в обрез, просто успеть бы высушиться и

форму хоть какую-то своей шевелюре придать! Нет, ну как так получилось?

Специально, что ли, эти часы стали в самый неподходящий момент???

Включила фен на полную мощность, нагнула голову вниз, нервно сушу волосы

на затылке, и краем уха, сквозь шум, улавливаю трель телефона.

Что уже???

Бегу к мобильнику, хватаю его непослушными пальцами и смотрю, кто звонит.

Так и есть, Артем! Времени без трех минут девять! Мы уже выходить должны, а

я стою растрепанная, в одном полотенце! Супер!

Чувствую, что начинаю закипать, а в голове мыслишка появляется. Может ну

его, этот поход на день рождения? Просто проигнорирую его и все?

Сама от себя отмахиваюсь. Что ещё за глупости? Зачем соглашаться надо было

на эту авантюру? Он точно подумает, что я совсем не в своем уме, если сейчас

заявлю, что никуда не иду.

Отвечаю на его звонок:

— Кристин, выходи, я на такси у подъезда жду.

— Я…эээ… — мычу в трубку, кляня все на свете.

И ведь не скажешь «погоди минутку, сейчас выйду». Тут минуткой не

отделаешься!

— Чего у тебя там опять стряслось, — помрачневшим голосом спрашивает

Зорин, и я прямо кожей чувствую, как он хмурится, сердито поглядывая на мой

подъезд.

— Два нормально все! Просто ещё не готова. Собираюсь.

— Очень не готова? — спрашивает уже чуть мягче, но все равно недовольно.

Хотела соврать, что уже почти все, чуть-чуть осталось, но не стала. Все равно

ведь поймет, что вру. С тяжелым вздохом признаюсь:

— У меня часы сломались, так что совсем не готова! Просто катастрофически не

готова.

— И почему я не удивлен? — проворчал в трубку, — сколько тебе ещё надо

времени?

— Много, Тём, но я стараюсь.

— Тебя ждать?

— Конечно! — фыркнула я. Что за глупые вопросы? Зря, что ли бегаю тут, голову

мою, сушу ее?

Секундное молчание, а потом он спрашивает:

— Тин, скажи честно. Тебя точно ждать или ты просто передумала и пудришь

мне мозги, а в результате заставишь меня прыгать под твоими окнами впустую?

— Зорин, если бы я не хотела пойти, то сказала бы сразу. Уж тебе ли это не

знать! — начала сердиться на него, на то, что подозревает в обмане.

— В том-то и дело, что знаю. Поэтому и сомневаюсь в чистоте твоих помыслов, —

серьезно отвечает он.

Нет, ну надо же хмырь какой! Уж согласилась с ним идти, и то подвох какой-то

ищет. Все с ним через одно место идет!

— Знаешь, что, — произношу раздраженно в трубку, — раз такой

подозрительный, то отпускай такси и поднимайся! Будешь сидеть и

контролировать мои сборы!

— Думаешь, что не поднимусь? — хмыкает он, — да запросто!

— Вот вообще в этом не сомневаюсь! — отключаю телефон и швыряю на

тумбочку. Вот ведь нехороший человек! На раз-два из себя выводит!

Профессионал, мать его!

Раздается звонок в домофон, и я, не спрашивая, нажимаю кнопку «открыть». А

чего спрашивать? И так ясно, что Артем идет, мой персональный мотальщик

нервов. Отпираю дверь и стою, жду его, недовольно сложив руки на груди.

Наверное, прошло минуты три, прежде чем до меня доходит, что я сама,

добровольно пригласила его зайти к себе. От осознания ситуации широко

распахиваются глаза, да и рот тоже. Это как вообще меня угораздило сделать

такую дурость? Зачем он мне тут сдался?

Следом мою голову посещает еще одна светлая мысль, что показываться перед

Зориным в одном полотенце, едва прикрывающем зад — это верх глупости.

Словно ошпаренная подпрыгиваю на месте и бегу в гардеробную, чуть не

растянувшись посреди коридора.

Капец, я гений! Иначе и не скажешь.

Залетаю, хватаю с полки белье, спортивный домашний костюм и торопливо

одеваюсь. Штаны с трудом натягиваю на влажные ноги, а майку вообще первый

раз одеваю наизнанку. Ругаюсь, нервно стягиваю ее с себя и только со второй

попытки надеваю правильно.

Еле успеваю вернуться обратно в прихожую, как раздается звонок во входную

дверь.

Здрасте, приперся уже!

Внутри, ни с того, ни с сего, все ходуном заходило. Нервно сглотнув, отперла

замок и открыла дверь.

Артем стоит на пороге, заправив руки в карманы, и исподлобья смотрит на меня.

Прошелся цепким взглядом по мне с головы до ног и выдал:

— Как все запущено!

— Я собираюсь! — почему-то прозвучало смущенно и неубедительно.

— Я вижу.

Тут до меня доходит, что стоим как ненормальные в дверях, поэтому отступаю

чуть в сторону, жестом приглашая его зайти. Не держать же на пороге

неожиданного гостя.

Артем заходит, я вижу, как осматривается по сторонам, и чувствую себя неловко

оттого, что он оказался на моей территории.

Непроизвольно обхватываю себя руками за плечи и сконфуженно рассматриваю

обои, будто ни разу не видела. Как маленькая, ей богу.

— Ну и? Чего стоим? — спрашивает он, — иди, собирайся.

— Ты будешь стоять в прихожей? — против воли интересуюсь у него.

Вот, казалось бы, фиг с ним, пусть стоит! Нет ведь, гостеприимство какое-то

нелепое проснулось, будь оно неладно.

— Покажешь, как тут у тебя? — смотрит на меня выжидающе, спокойно. В

глазах нет ни намека на привычную безбашенность.

В голове мелькает странная мысль «взрослый». К чему это? Не знаю, но

смущаюсь еще больше:

— Без проблем, — отхожу в сторону кухни, искоса наблюдая за тем, как он

разувается и следует за мной, и чувствую, как потряхивать начинает от

странной ситуации.

— Это моя кухня, — произношу, за каким-то указывая рукой на кухонный

гарнитур, будто и так не ясно, что это кухня, при этом старательно избегаю

смотреть на своего гостя.

— Я понял, — чуть усмехается он, — а где повар?

— Какой повар? — смотрю на него с изрядной долей недоумения.

— Который тебе есть готовит, — невозмутимо пожимает плечами.

— Зачем мне повар? Я сама готовлю.

— Да ладно, — искренне удивился он, — Кристина Антина сама чистит картошку

и варит суп? Ущипните меня кто-нибудь.

— Что в этом такого? Я еще и убираюсь сама, стираю, глажу.

— А как же мамки-няньки, домработницы и уборщицы? — продолжает

докапываться Артем, и у меня возникает желание тюкнуть ему по голове чем-

нибудь тяжелым, оттого, что считает меня безрукой, бестолковой цацей.

— Я, между прочим, одна живу с шестнадцати лет! — произношу, с вызовом

глядя на него, — и главным условием переезда, которое отец поставил передо

мной, было то, что делаю все сама! И проверял он это миллион раз, в любой

момент. Если бы у меня в холодильнике были одни пельмени, а в квартире срач,

то он быстренько увез бы меня обратно, к себе. Так что да, я все делаю сама, и

не надо смотреть на меня, как на безрукую неженку, не способную кашу

сварить!

— Что ж ты раньше не говорила, что такая домовитая! — улыбнулся он, хитро

поглядывая на меня, — я б на тебе женился давным-давно.

Чувствую, как румянец по щекам разливается, и торопливо ухожу с кухни,

кивком позвав его за собой.

Не переживай, женишься еще! Причем в самое ближайшее время, а то уже на

стенку готова лезть от своего нищенского положения!

Черт, да что ж мне сегодня так неудобно в его присутствии? Словно почву из-

под ног выбили, даже руки дрожать начали, отчего пришлось еще сильнее

обхватить себя за плечи.

Показала ему большую комнату, ну и, конечно же, не удержалась оттого, чтобы

похвастаться своей любимой гардеробной.

Зорин, подойдя к дверям, замер на пороге и присвистнул:

— Ну, ничего себе! — ошалевшим взглядом обвел помещение, — тут можно

целую толпу одеть.

Стою, самодовольно ухмыляюсь, гордость так и распирает, до тех пор, пока он

не произносит следующую фразу:

— Я, конечно, подозревал, что ты сумасшедшая, но чтоб настолько, — протянул

Артем, не скрывая своего изумления.

— Так, — уперла руки в боки, — мне показалось, или ты назвал меня

ненормальной?!

Он ещё раз обвел взглядом гардеробную и убежденно ответил:

— Еще какой! Мне кажется, если все это добро продать, то можно пару лет

нормально жить. Зачем тебе столько вещей?

— Как зачем? Для красоты, — фыркаю, снисходительно глядя на него.

— Ты и так красивая, без лишнего барахла, — Зорин произносит это абсолютно

серьезно, по-прежнему удивленно глядя по сторонам.

— Это комплимент?

— Это констатация факта. Знаешь, у меня здесь даже глаз задергался, я

пожалуй подожду тебя там, — он кивнул через плечо, имея в виду другую

комнату, — а ты собирайся, а то опоздаем.

Кивнула ему и взялась за фен.

Волосы решила оставить распушенными, поэтому сушила их попутно завивая в

крупные кольца, любуясь в зеркало на результаты своей работы. Вроде

нормально.

Мысли перенеслись к Зорину. До сих пор не верила, что он у меня дома, сидит на

моем диване. Внутри будто тягучий мед по венам разливался, заставляя

искренне недоумевать, что за ерунда со мной твориться.

Закончив с волосами, прислушалась и поняла, что просто сгораю от

любопытства, настолько хочется посмотреть, чем он там занимается. Тихонько,

будто крадучись, прошла по длинному коридору и оказалась в большой комнате.

Артем расслабленно сидел на диване, запрокинув одну руку на спинку,

меланхолично переключая каналы. Не знаю, что в этом было такого, но я

ощутила, как сердце подозрительно быстро забилось в груди. Он выглядел так,

как будто здесь ему самое место, как будто, так и должно быть. Что за…

Он почувствовал мое присутствие, и развернулся ко мне. Пробежался быстрым

взглядом по моему телу и удивленно спросил:

— Ты ещё не готова?

— Я голову высушила, — произношу, и будто оправдываясь, указываю пальцем

на свою макушку.

— Все это время ты волосы сушила?! — закатив глаза, откинулся на спинку

дивана, — атас, Антина. Ты бьешь все рекорды, по медленным сборам! Знаешь,

что? Я тебя буду звать не Кристина, а Тинито!

— Сам ты — Тинито! — огрызнулась и снова отправилась в гардеробную.

Нет, ну а чего он хотел? Что я быстро, тяп-ляп соберусь и выйду из дома, как

непонятная курица? Сейчас! Все должно быть идеально!

С появлением этого субъекта в моем доме, воздух словно наэлектрилизовался.

Вроде сидит спокойно, переключает телевизор, невозмутимый, как сытый удав,

а я иду в свое царство моды, и руки-ноги ходуном ходят. Ощущение странное,

непонятное, будто что-то делаю неправильно.

Зачем он здесь? Зачем мне вообще мне идти с ним куда-то, что мне делать на

этом вечере?

Артем ведь из чистой вежливости позвал меня с собой, по глазам видела, что и

не рассчитывал на положительный ответ, а я как дура согласилась.

Зачем? Сама не понимаю.

От странности происходящего нервно закусила губу, и, не прекращая ее жевать,

зашла в гардеробную. Ладно, хоть с платьем заранее определилась, а то

зависла бы сейчас, пытаясь выбрать что-то интересное.

Вот оно, мое новое, свежеприобретенное сокровище! Темно бордовое, без лямок,

узкое до невозможности, под него из белья можно было надеть только гладкие

стринги, все остальное будет некрасиво выделяться. Ну и конечно никакого

бюстика. Платье держалось на груди, красиво подчеркивая нежную ложбинку. К

нему как по заказу нашлись идеально подходящие сумочка и туфли. Все

идеально.

Мысли опять упрямо вернулись к вопросу, зачем мне это надо? Я ведь не из тех

благородных, бескорыстных барышень, которые пойдут за мужиком хоть на

край света, лишь бы осчастливить его, сделать приятное. Нет, это не про меня.

Если я не хочу чего-то делать, я это не делаю, и плевать мне на моральные

заморочки, чужое мнение и правила поведения. А тут, что на меня нашло?

Ладно, хватит философствовать, собираться надо, пока кавалер не решил

прийти и узнать, чего я тут столько времени ковыряюсь. Поскольку живу одна,

то замков на дверях у меня не было, разве что в ванную, а так, абсолютно

открытое пространство. Надеюсь, он будет сидеть на диване и дальше, и не

вломится ко мне в самый интересный момент.

От непрошеных мыслей меня кинуло в жар. Глупости!

Сердито, рывками, стягиваю с себя спортивный костюм, откидываю его в

сторону, меняю белье, выбрав самые крохотные стринги из всех, имеющихся у

меня. Поворачиваюсь к зеркалу и невольно замираю, от осознания странности

ситуации, и от ощущений, против воли растекающихся по каждой клеточке

тела.

Минут пять стою перед зеркалом в одних крошечных черных трусиках, нервно

сжимая клочок мерцающей темно-бордовой ткани, чувствуя, как надрывно кровь

по венам прокачивается. Смотрю на свою розовую физиономию, на лихорадочно

горящие щеки, на странные немного безумные глаза, и не понимаю, что

творится со мной.

Осознание того, что за стеной, в соседней комнате Зорин сидит, заставляет

нервничать, чаще дышать, растеряно закусывать губу. Да пускай себе сидит!

Фиг с ним!

Расстегнула платье и аккуратно стала одевать его через ноги. Пришлось

втянуть попу, чтобы пролезть в самом узком месте, и подтянуть его до самого

верха.

Господи, как я в нем ходить то буду? В нем ни сесть, ни встать. Низ платья

обтягивает упругую задницу так, что места для фантазий не остается, так же

как и для свободы движений.

Так, теперь бы смочь застегнуть молнию. Как-то запоздало вспомнила, что вчера

во время примерки мне девушка консультант помогала запаковываться в этот

наряд, а теперь придется самой. Заведя руки за спину выдохнула и начала

медленно подтягивать собачку наверх.

Зачем я согласилась идти с ним? Зачем? Мне ведь совершенно не интересно

тащиться на День рождения к какому-то типу, которого я в жизни не видела. В

чем причина? Что вообще на меня нашло такое, раз я согласилась идти с

Артемом?

И тут, внезапно до меня доходит.

Я испугалась, что он больше не позовет! Барьер, который он держал между

нами с каждой встречей становился прочнее, и в тот момент я нутром почуяла,

подсознанием поняла, что если откажусь — это будет последний раз, когда он

предлагал куда-то сходить.

И вот сейчас эта истина, наконец, дошла до самого сознания, заставив

испуганно замереть, уставившись огромными глазами на свое отражение в

зеркале.

В горле замер нервный смешок. Кристина Антина испугалась, что Зорин Артем

ее больше никуда не позовет. Безумие. Идиотизм чистой воды! Скажи кому —

засмеют.

Самой хочется смеяться над своей глупостью, но смеха нет. Он пропадает,

комом застревая в горле. И я не могу продохнуть, жмурюсь, пытаясь собрать

себя в единое целое, и ничего не выходит. Перед глазами пролетают те

скудные, но жаркие моменты, когда между нами пробегала непонятная искра, и

со стоном прикрывая глаза, понимая, что меня накрывает. Уже накрыло, с той

самой секунды, как он переступил порог моего дома.

Мыслями я уже давно там, в соседней комнате, с человеком так гармонично

вписавшимся в обстановку моего дома. Он сидит там, бездумно глядя в голубой

экран, не подозревая, что я стою за стенкой, в одних черных крошечных

трусиках и наполовину застегнутом платье, и отчаянно пытаюсь сделать вид,

что ничего не происходит, что мне нет до него никакого дела.

Меня начинает трясти, бить крупной дрожью от этих мыслей. Я задыхаюсь,

чувствуя, как тело покрывается мелкими бисеринками пота.

Надо скорее собираться, уходить из дома, идти туда, где шумно, где много

людей, где толпа и нет никакого шанса остаться наедине. А внутренний демон

нашептывает совсем другое. А что если пойти сейчас к нему, прямо так,

заглянуть в зеленые глаза и пустить ситуацию на самотек?

Воображение моментально нарисовало жаркую картинку, от которой руки

дрогнули. Да не просто дрогнули, а дернулись так, что ткань попала под

собачку, и ее заело.

Зашибись! Попробовала потянуть вверх-бесполезно, вниз-бесполезно. Вытащить

зажеванную ткань тоже не удалось, поэтому попыталась перевернуть платье

задом наперед, чтобы хотя бы видеть, что там происходит. Тоже результата

ноль. Через голову или низ не снять — по закону подлости заело на самом узком

месте.

И что теперь прикажете делать?

— Зови его, — внутренний демон коварно потирал лапки, но я его грубо осадила

и попыталась ещё раз успокоиться, взять себя в руки и еще раз справиться с

проклятой молнией. Нет, все бесполезно. Такое чувство, что чем больше я ее

дергаю, тем больше ткани туда забивается.

Обхватила себя руками и начала метаться из стороны в сторону. Опять

нахлынул поток мыслей о том, что зачем мне все это надо? Что зря согласилась

на ту встречу. Вон, даже платье против того, чтобы я с ним куда-то шла!

Привалилась к подоконнику, устало прикрыв глаза, и пытаясь придумать выход

из нелепой ситуации, но тут же вздрогнула, услыхав его голос:

— Тин, ну ты готова?

— Нет, — отвечаю сердито и в тот же миг слышу, как он выключает телевизор,

поднимается и идет ко мне.

Две секунды и раздается стук в дверь. Надо же, блин, какие мы воспитанные.

Пытаюсь разозлиться, спрятаться за иронией, но вместо этого все глубже

погружаюсь в непонятное смятение.

Получив мое раздраженное «Да», Артем открывает дверь и делает шаг внутрь:

— Ты опять не готова? — недовольно спрашивает он, бросив на меня быстрый,

оценивающий взгляд.

— Я никуда не иду! — озвучиваю первое, что приходит в голову, и тут же

понимаю, что действительно никуда не хочу идти. Плевать на все, остаюсь

дома! Пусть один идет! Не пропадет, подцепит там кого-нибудь и будет ему

пара!

Зорин замер, и я почувствовала, как температура в комнате подскочила на

десяток градусов. Он молча смотрел на меня, с таким выражением, что стало

ясно, сейчас взорвется, и выскажет все, что думает. А я стою и мечтаю, чтобы он

поскорее ушел, потому что в его присутствии дышать спокойно не могу, все

сводит от непонятного стремления сделать шаг навстречу.

— Бл*, Кристин, ты мне весь мозг уже вы**ахала! Что у тебя на этот раз?

Передумала, потому что звезды не так встали на небе? Или опять режим царицы

включился? Или все-таки шутка была? Дескать, пусть сидит, как дурак, и ждет

пока я якобы собираюсь, а на самом деле и не думаю этого делать? — голос

холодный, сдавленный. Вижу, как на скулах желваки ходят, что внутри ураган

бушует, но он его сдерживает.

— Молния, — отвечаю сиплым голосом, наблюдая за тем, как он раздраженно

меряет гардеробную широкими шагами.

— Чего? — остановившись, бросает на меня недовольный, непонимающий

взгляд.

— Молния сломалась, — для наглядности киваю через правое плечо.

Артем с минуту смотрит на меня будто на пришельца с другой планеты, потом

поднимает к потолку глаза и тяжело, медленно выдыхает, обращаясь к самому

себе:

— Спокойствие, только спокойствие!

Стою, привалившись задом к подоконнику, обхватив себя руками за плечи,

смотрю на уровне его груди, не в силах поднять взгляд выше. Боюсь, что обо

всем догадается.

— То есть ты передумала идти, потому что молнию заело?! — удивленно

разводит руками.

— Да, — сдержанно киваю.

— А ты не думала, что сломанная молния — это всего лишь повод переодеться, а

не отказаться от всего?

— Знак плохой, — пожимаю плечами.

— Ох, ты, как все запущенно, — протянул, зажмурившись, и двумя руками

надавливая себе на глаза, — как же ты, бедная, живешь в этом мире? Что ни

день, то непреодолимая проблема: то молнию заело, то ноготь поломался. Как

только сил хватает все эти невзгоды вытерпеть?

— Ты надо мной издеваешься, что ли? — нахохлилась, сердито глядя в его

сторону.

— Да это ты сама над собой издеваешься! Тин, глаза открой, ты в своей

гардеробной, у тебя тут вещей столько, что хватит на целый район! Что тебе

мешает извлечь свою тушку из одного платья и запихать ее в другое?

— Молнию совсем заело. Снять не получается, — ответила ему смущенно, — я

уже пыталась. Там на самом узком месте, не подлезть, не подцепить.

— И сколько ты уже тут сидишь, размышляя о несправедливости бытия? —

теперь он смотрел на меня в упор, сложив руки на груди, и прожигая

пристальным недовольным взглядом.

— Не знаю, минут пятнадцать, наверное.

— Тин, а позвать и попросить помощи? Нет? Не твой вариант?

— Как-то в голову не пришло, — вру ему в глаза. А чего еще остается делать? Не

говорить же об истинных причинах своего состояния? Не рассказывать же о том,

что руки тряслись как у наркомана от мыслей о нем?

Он в два шага оказался рядом:

— Мы уже почти на полчаса опоздали, Кристин! Пожалуйста, давай живее!

Разворачивайся! — чуть ли не приказным тоном произнес Артем.

Я стою, беспомощно хлопая глазами, вцепившись пальцами в свои плечи.

— Живее! — нетерпеливо повторяет парень.

Как зомби поворачиваюсь к нему спиной:

— Ты там только не порви ничего, я его только купила!

— Тин, что я, по-твоему, ни разу девушек из платья не доставал?

— Доставал, конечно! Пачками!

— Заткнись! — беззлобно огрызнулся он, и я почувствовала, как его пальца

оттягивают край платья в сторону. О, черт. Я спокойна и холодна. Я огромный,

белый, древний и просто капец какой спокойный и равнодушный ко всему

айсберг.

— Ничего себе! — присвистнул он, — здесь не просто заело, а намотало так, что

и не разберешь ничего. Это как так надо было умудриться?

— Я задумалась.

— Задумалась? Если не секрет о чем ты там таком думала, чтобы вот так

накрутить?

Вместо ответа с губ сорвался только нервный смешок. Ага, сейчас, так я тебе и

сказала!

— Выдохни! — отдал он очередное распоряжение, и я полностью избавила свои

легкие от воздуха, втянула живот, так, что он чуть ли ни к позвоночнику прилип,

и почувствовала, как между тканью и кожей скользнули его пальцы.

Зажмурившись, что было сил, вцепилась одной рукой в подоконник, второй

удерживая платье на груди.

Блин, кто-нибудь умеет контролировать эти проклятые мурашки??? Научите

меня, пожалуйста! Что угодно отдам, лишь бы сдержать их.

Артем сосредоточенно ковырялся с молнией и, несмотря на то, что ткань для

удобства была оттянута до предела, время от времени я все-таки ощущала

легкие касания. Тело моментально реагировало, словно электрический разряд

пробегал. От спины, вдоль по позвоночнику, скрываясь в волосах.

Предательские мурашки пробегали по спине, перекидываясь на обнаженные

плечи. Ой, мамочки, пусть он ничего не заметит, пожалуйста.

Дышать боюсь. Мне кажется, что каждый мой рваный вздох раздается эхом на

всю комнату, поэтому дышу, по чуть-чуть набирая воздуха и медленно, сквозь

зубы выдыхая.

Да, сколько можно там ковыряться?! Мне уже рычать хочется, кусаться,

царапаться, закричать, что бы вырвал эту молнию с мясом, плевать уже на это

платье, хочу, чтоб все поскорее закончилось, пока еще есть силы держать себя в

руках.

Легкие редкие прикосновения сводят с ума, и одна мысль о том, что мы здесь

вдвоем, заставляет закипать кровь. Ведь стоит только протянуть руку и все.

Здесь нет никого кроме нас. Он рядом, так близко, что я чувствую его каждой

клеточкой. Если развернуться, заглянуть в зеленые глаза и сделать шаг

навстречу, то… Но я гоню все мысли прочь, продолжая цепляться за

спасительный подоконник, как будто он может меня спасти, вернуть душевное

равновесие.

— Выдохни, — еще раз требует он, и у меня от одного тембра голоса перед

глазами темные круги начинают плясать. Собрав всю выдержку в кулак, еще раз

полностью выдыхаю, чувствую, как он крепко берется обеими руками за ткань,

натягивает, а потом резко дергает. Раздается легкий щелчок и плен платья,

сдавливающий мою талию, ослабевает, пропадает, так, что я еле успеваю

плотнее прижать его к груди.

— Ну, все, готово! — как ни в чем не бывало, произносит он.

— Спасибо, — ответ получается тихим, сдавленным, на выдохе.

Низко опустив, голову торопливо его обхожу, не в силах поднять на него глаз.

Чувствую, что он смотрит на меня пристально, пронзительно, и от этого только

плотнее прижимаю к себе коварное платье.

Чувствуя кожей его взгляд, направляюсь в другой конец гардеробной, там у

меня раздел платьев. Сейчас возьму первое попавшееся и все.

С дыхание справиться не получается. Глубокое отрывистое, грудь тяжело

вздымается и опадает, и я вынуждена кусать губы, чтобы хоть как-то сдержать

себя.

Стою перед целой шеренгой, висящих на плечиках платьев и не могу ничего

понять. Какие-то разноцветные, пестрые пятна перед глазами и не более того. В

голове нет ни одной мысли, что же выбрать. Растеряно, ничего не соображая,

перевожу взгляд с одного на другое и обратно.

В ушах кровь шумит, отдаваясь эхом в груди, и невыносимой, почти болезненной

истомой внизу живота. Хочется сесть в уголок, обхватить себя покрепче руками

и сидеть не шевелясь, пока это безумие не отступит. Или забраться под ледяной

душ. А еще лучше, просто набраться смелости и развернуться к нему лицом.

Взгляд цепляется за что-то зеленое.

Зеленый цвет успокаивает, умиротворяет, поэтому, не раздумывая, тянусь за

ним.

Мои пальцы сжимаются на вешалке, и практически в тот же миг их накрывает

теплая ладонь Артема.

Сердце подпрыгнуло кверху, а потом сорвалось вниз. С судорожным вздохом

отдернула руку, прижав ее к себе, и отступила в сторону, только тут осознав,

что он стоит прямо за мной. Настолько близко, что я чувствую тепло от сильного

тела.

Как он подошел так тихо?? Я ничего не услышала. Да я вообще ничего не слышу, за этим нескончаемым шумом крови в висках.

Зорин спокойно вешает платье обратно, но не отходит от меня:

— Кристин, — слышу его тихий, напряженный голос.

В ответ молчу, замерев, словно неживая кукла.

— Кристин, повернись ко мне, пожалуйста, — еще раз просит Артем, и я

чувствую, что меня просто ломает от его тона. Как заведенная отрицательно

мотаю головой, отказываясь поворачиваться.

Зорин так и стоит сразу за моей спиной, я чувствую его дыхание на своем плече

и жмурюсь еще сильнее. Понимая, что пропала…

Артем молча берет меня за плечи и разворачивает к себе лицом, а у меня нет

сил даже сопротивляться, только ещё ниже опустила голову, увлеченно

рассматривая свои босые ступни, маленькие аккуратные пальчики с бордовыми

ноготками.

Он так близко, что мне не хватает воздуха, все тело превратилось в один

оголенный клубок нервов, реагирующий на каждое его движение. Мне кажется,

что я слышу стук его сердца, настолько он близко.

— Тин, посмотри на меня.

Я не могла. Уперлась глазами в его живот и замерла, будто парализованная,

наблюдая, словно в замедленной съемке, как он протягивает руку, берет меня

за подбородок и легко, но требовательно поднимает кверху.

Плотно жмурюсь, даже не думая, насколько по-детски это выглядит, а потом

скидываю с себя его руку.

— Тём, сейчас я быстро соберусь, и пойдем. Там уже все заждались, — жалкая

попытка переключить его и себя на другую тему.

— Плевать, — от его интонации сводит живот. Мне уже почти больно, от

нестерпимо желания прикоснуться к нему, но я стою словно скованная

невидимыми цепями, так и не открыв глаза.

— Посмотри на меня, — уже не просит, а требует он.

— Не могу, — получается надсадно с всхлипом, и я уже понимаю, что выдала

себя полностью, с головой.

— Открой глаза, — шепот над самым ухом. Это неожиданно, и я против воли

пытаюсь отстраниться, сбежать, но сил хватает лишь на крошечный шаг в

сторону.

Дальше не отступить, я в самом углу, в западне между битком набитыми

вешалками и Зориным. Так и стою с зажмурившись, чуть дыша, а в груди

грохочет сердце, и все внутри кричит от отчаянного желания сделать шаг к

нему, но в голове будто барьер стоит, парализующий до кончиков пальцев.

Чувствую легкое касание к волосам. Он заправляет непослушную прядь за ухо, а

потом нежно проводит большим пальцем по щеке. Простое движение, но меня

словно током пронзает, дернувшись в сторону, изумленно смотрю на него, и

тону в омуте зеленых, потемневших глаз, забывая как дышать.

Вся моя вселенная в этот момент сузилась до одного пятна света, в центре

которого был Артем. Все тело будто сковало, рука, придерживающая платье

мелко подрагивала, и я, что было сил, вцепилась в ткань, с трудом сглотнула.

Он смотрит на меня, не мигая, не отводя взгляд, от которого начинает

трепетать каждая клеточка.

— Тём, не надо, пожалуйста, — шепчу, упираясь ладонью ему в грудь. От этого

прикосновения хочется выть, когда чувствую тепло его тела, через ткань

футболки.

— Не надо чего? — так же тихо спрашивает он, накрывая мою руку своей

ладонью, крепко прижав ее к себе, не давая ни сдвинуться, не убрать.

Словно завороженная, наблюдаю за тем, как расстояние между нами медленно

сокращается. Пытаюсь остановить это сближение, оттолкнуть его, но Зорин

легко преодолевает жалкое сопротивление.

Всхлипнув, пытаюсь отступить, раз не выходит оттолкнуть его. Мне хочется

сбежать, скрыться, прекратить это мучение. Сама себя не понимаю, хочу до

одури, до ломоты во всем теле, но боюсь сделать шаг навстречу. Почему? Не

знаю. Понятия не имею. Он мне нужен, чтобы воплотить в жизнь мой план.

Казалось бы, все удачно складывается, но подсознание отчаянно вопит, чтоб не

подпускала к себе слишком близко, чтоб сохраняла голову холодной, ясной. Не

знаю почему, но интуиция кричит, что все это может плохо кончится, что финал

моей игры может быть не таким, как я планировала.

Он не дает сбежать, крепко прижимает мою вспотевшую, подрагивающую

ладонь к себе, а второй рукой упирается в полку, на уровне моей талии,

пресекая тем самым все пути для отступления.

Я уже ничего не соображаю, не замечая ничего вокруг кроме него самого, его

тепла, запаха, стучащего под ладонью сердца.

Где-то на затворках сознания пульсирует мысль, что надо срочно все это

прекращать, ставить его на место. Зачем мне это? Правильно незачем!

Артем на несколько секунд замирает, напряженно вглядываясь в мое лицо. Не

знаю, что он там видит, но в следующий миг, словно с цепи срывается.

Прижимает к себе, начинает целовать лицо шею отрывистыми голодными

поцелуями, а я уворачиваюсь, прячу губы, пытаюсь оттолкнуть его, несмотря на

то, что с каждым его прикосновением кровь в жилах все сильнее закипает.

Внутренний голос кричит, чтобы остановилась, а все мое естество рвется к нему.

Одной рукой по-прежнему держу верх платья, а второй упираюсь ему в грудь,

пытаясь увеличить расстояние между нами. Бесполезно, он даже не замечает

этого. А я теряю над собой контроль, дурею, хочу большего. Слезы на глазах от

собственного бессилия и оттого, что внутри все ломит от желания

почувствовать его.

Артем чувствует, что балансирую на грани, хватает обеими руками за голову, и,

не давая отвернуться, впивается губами в мой рот. Искры из глаз, и внутри все

обрывается, скручивается в тугой узел. Рука, которая на его груди дрожит и

судорожно сжимается. В голове уже почти ни одной мысли, только дикое

желание быть с ним.

Из последних сил держусь, не отвечая на его поцелуй, хотя уже чувствую, что

все, доигралась. Между бедер горячо, влажно, и с каждым мигом становится

только хуже.

Зорин убрал одну руку с моего затылка и начал жадно гладить по плечам,

спине, заставляя дрожать, выгибаться ему навстречу. Еле успеваю сдержать

стон, рвущийся из груди, и понимаю, что все, не могу больше. Хочу его, до жути,

и плевать на все.

С принятием этого факта тепло по венам растеклось какое-то нелепое

ощущение правильности, что ли, всего происходящего. Знаю, что глупо, но в

этот момент, наверное, вся кровь из мозга ушла совсем в другое место.

Судорожно вздохнув, подумала, будь, что будет, и приоткрыв губы легко, чуть

уловимо ответила на поцелуй, ещё не до конца переступив внутренние барьеры.

Зажмурившись, будто целуюсь в первый раз, почувствовала, как его язык

требовательно проникает в рот, ласкает, завоевывает.

Отталкивать уже не могу, не хочу. Рука медленно поднимается по плечам,

скользит по шее и зарывается в коротко стриженные волосы, притягивая его к

себе все ближе.

Ты победил, поздравляю. Мое браво, и искреннее восхищение, негодяй

зеленоглазый, все-таки добился своего.

Отвечаю на его поцелуй со всей страсть, откинув в сторону непонятные

сомнения, перешагивая через барьеры, сдерживающие изнутри. Плевать на все.

Мне мало его рук на своем теле, мало его всего. Хочу большего, гораздо

большего. Мне надо чувствовать его каждой клеточкой, каждым миллиметром

кожи. Мне хотелось раствориться в нем, забыть обо всем остальном. Хотя вру,

уже растворилась, уже забыла. Кроме него, все потеряло смысл.

Отпускаю край бордового платья, который до сих пор судорожно прижимала к

себе, и оно медленно скользя по коже, стекает вниз, замирая на талии.

Артем, тяжело дыша, отрывается от моих губ и опускает взгляд ниже. Я

буквально ощущаю, как по спине проходит сладкая судорога, истома, и готова

на все, лишь бы он дотронулся до меня.

— Какая ты красивая! — произносит как зачарованный, пожирая мое тело

голодным, алчным взглядом, и мне это нравится, до безумия, до дрожи, до

остановки сердца. Я привыкла к восхищенным мужским взглядам, но так на

меня не смотрел никто и никогда. В его взгляде восхищение смешивалось с

сумасшедшим желанием обладать, откровенная похоть сливалась с чем-то

теплым, волнующим, идущим изнутри. Наверное, именно осознание того, что он

не просто хочет мое тело, а влюблен в меня до потери памяти, окончательно

сметает все ограничения в моей голове.

Втянув живот и пятую точку, медленно, чуть покачивая бедрами, спускаю

платье все ниже и ниже, пока, наконец, мои округлости не проходят самое узкое

места, и наряд не падает к моим ногам бордовым облаком.

Артем блуждает взглядом по моим изгибам, а потом смотрит прямо в глаза:

— Кристин, — голос хриплый, грудной, — если ты опять играешь, то сейчас

самое время все это прекратить. Еще пара минут, и я не смогу остановиться.

Даже если ты скажешь нет, я услышу да.

Делаю к нему шаг, прижимаясь обнаженным телом к нему. Грубая ткань

неприятно трется по коже, но мне все равно, это доже заводит ещё больше.

Встав на цыпочки, обвила его шею руками, и заглянув в омут зеленых глаз:

— Только попробуй остановиться! — прошептала чуть слышно, пройдясь

кончиком языка по его губам, а потом медленно целуя, играя с ним.

Зорин, похоже, наконец, поверил, что все это не шутка, и я действительно

здесь, рядом с ним и не собираюсь сбегать, отталкивать его.

Чувствую жадные руки, гладящие спину, ребра, сильно сжимающие ягодицы, и

понимаю, что ещё немного и сойду с ума.

Словно в бреду, не отрываясь от его губ, прихватываю низ его футболки и тяну

кверху, мечтая избавиться от лишних тряпок между нами. Зорин отрывисто

стаскивает ее через голову и отбрасывает в сторону, а я исступленно

прижимаясь к нему, приходя в экстаз, когда мои пальцы прикасаются к

каменному прессу, скользят по сильным рукам, загорелым плечам.

Крепко обхватывает за бедра, рывком отрывает от пола, и я инстинктивно

обвиваю ногами его талию, испытывая дикое удовольствие, прижимаясь к его

груди, чувствуя под пальцами гладкую кожу, бугрящиеся тугие мышцы.

Остатками здравого смысла понимаю, что он меня куда-то несет, но мне

плевать. Куда угодно, только не отпускай, держи меня крепче, прижимай к

своему горячему сильному телу, а все остальное не имеет смысла.

Когда оказываемся в моей спальне, разжимаю ноги и встаю на пушистый ковер.

Если бы он не держал меня, то просто стекла бы на пол, потому что ощущение

такое, будто ни одной кости в организме не осталось.

Он делает шаг вперед, и я вынуждена отступать, пятиться, вцепившись в его

плечи. Снова шаг и снова отступление, и уже никаких сил терпеть это

наваждение.

Непослушными, подрагивающими руками цепляюсь за пряжку ремня и начинаю

торопливо ее расстегивать, путаясь, дергая, злясь.

— Нетерпеливая, — с чуть заметной усмешкой произносит он.

— Молчи, — шиплю в ответ, и облегченно выдыхаю, когда наконец прядка

поддается и тихонько звякая безвольно повисает.

Мы уже добрались до кровати, и я чувствую, как ноги прижимаются к гладкой

поверхности. Больше отступать некуда, но Артем снова толкает вперед, роняя

поверх шелкового покрывала, а сам опускается сверху, упираясь на локти,

чтобы не раздавить меня.

Крышу сносит от тяжести его тела, от близости, от запаха.

На минуту замираем, всматриваясь друг другу в глаза. Я как зачарованная

смотрю на него, и уже ни о чем другом думать не могу.

Артем снова целует в губы, и я со стоном выгибаюсь, прижимаясь к его груди.

Он покрывает быстрыми поцелуями мою кожу, оставляя влажную дорожку на

шее, ключицах, спускается к груди, захватывает в сладкий плен сосок, играет

им, покусывает, целует, а мне уже хочется кричать от нетерпения.

Чувствую, как его пальцы касаются насквозь мокрых трусиков, сдвигают их в

сторону, нежно поглаживают нереально влажные складочки, а потом медленно

проникают внутрь. Сердце в этот момент заходится так, что, кажется, будто

еще миг, и потеряю сознание.

Он снова целует меня, продолжая двигать пальцами внутри, поглаживая

трепетные стеночки. От нетерпения сводит все внутренности, поэтому опускаю

руки к ширинке, начинаю ее расстегивать. Непослушные дрожащие пальцы с

трудом справляются с пуговицей на джинсах и молнией, и я не могу сдержать

стон, когда, наконец, мне удается скользнуть внутрь и обхватить ладонью его

горячую, возбужденную плоть.

Артем, по-видимому, тоже больше не хочет и не может сдерживаться,

отстраняется от меня, отрывисто избавляется от мешающей одежды, и

возвращается ко мне. Наглые руки гладят тело, ласкают, заставляя выгибаться

навстречу, закрывать глаза от удовольствия.

Дыхание останавливается, когда Зорин притягивает меня ближе к себе, коленом

раздвигает мои ноги, и я с готовностью обхватываю ими его талию.

Легко толкнувшись, немного проник внутрь и остановился, тяжело дыша:

— Черт, Кристин, я сейчас кончу, — он зажмурился.

— А ты представь, что я старая, толстая тетка, с огромной расплывшейся во все

стороны грудью, волосатыми подмышками, усами и красными прыщами по всему

телу, — участливо посоветовала ему, выгибаясь навстречу, и медленно

насаживаясь на него, сантиметр за сантиметром, ловя при этом просто дикий

кайф.

— Дура, — тихо рассмеялся он, зарывшись носом в волосы, и я против воли тоже

захихикала, поражаясь тому, насколько же с ним легко.

Смех замер где-то в груди когда он неожиданно, резко толкнулся бедрами

вперед, полностью погружаясь в меня. Широко распахнув глаза, смотрела на

него, не веря в происходящее. Артем медленно отстранился, а потом снова

резко вошел, выбивая из меня протяжный стон. Замер на несколько мгновений,

любуясь моей раскрасневшейся физиономией, а я в ответ смотрела на него, чуть

покачивая бедрами, наслаждаясь ощущением наполненности,

соприкосновением наших тел, гладкостью его кожи, покрытой мелкими

бисеринками пота.

Склонившись, поцеловал глубоко, чувственно, исследуя своим языком мой рот, и

невыносимо медленно двигаясь. Мне хотелось, чтобы движения были резче,

глубже, жестче, но он словно дразнил, заставляя нетерпеливо выгибаться.

Стоило мне только попробовать ускорить ритм, как он придавливал своим

телом, вообще лишая возможности двигаться, не давая ни единой возможности

перехватить инициативу и продолжая целовать так, что голова кружилась, и по

телу сладкая истома пробегала.

Я готова была царапаться, кусаться, лишь бы прекратить эту пытку. Тело горело

от его прикосновений, от звуков с которыми соприкасались наши тела, разум

отключался. Отчаянно цеплялась за его плечи, заходясь в эйфории от ощущения

тугих, перекатывающихся мышц под моими ладонями, от движений горячего

члена глубоко внутри меня.

Поцелуй становился все более неистовым. Зорин, словно голодный, впивался в

мои губы, наглые руки бесстыже исследовали тело, заставляя замирать и

дрожать от ощущений, разрывающих изнутри.

Движения становились все быстрее, глубже, вынуждая исступленно стонать,

прижиматься к нему. Я чувствовала, что сильно царапаю широкую загорелую

спину, но не могла сдержаться, словно внутри зверь дикий бился.

Смотрю на него безумным взглядом, чуть ли не скуля от неудержимого

желания, от нетерпения.

— Дикая, — тихо шепчет, проходясь губами по щеке, плавно переходя на шею,

от чего снова бегут мурашки.

— Тём, хватит, больше не могу, — чуть ли не хныкаю, умоляюще глядя на него, а

он распластывает меня на постели, нависая надо мной, сводя с ума своими

движениями внутри меня. Мне сладко и больно одновременно, хочется

разрядки, но он намеренно останавливается, каждый раз подводя меня к самому

краю.

Уткнулась носом в его плечо, с упоением вдыхая его запах, с каждой секундой

все больше теряя рассудок.

Не удержавшись, прикусываю кожу над ключицей. Сильно, до отметины, но мне

плевать. Зорин отталкивает меня от себя, покрывая лицо, шею быстрыми

беспорядочными поцелуями, а я с надрывным стоном, все сильнее выгибаюсь,

подстраиваюсь под его ритм, с каждым разом чувствую, что он проникает все

глубже, растягивает, наполняет. Потом снова останавливается, отстраняется,

полностью выскальзывая из меня, и направляя член рукой, начинает мучительно

медленно тереться им о нежные, безумно влажные складочки, доводя до

исступления.

— Если ты собираешься и дальше мучить меня, то я сама это сделаю, — глядя

ему в глаза, бесстыдно опускаю руку вниз, томно провожу по своей груди,

животу, и начинаю откровенно себя ласкать. Он как завороженный наблюдает

за моими действиями. Внизу все сыро, трепетно чувствительно. Все нервные

окончания находятся в возбужденном состоянии, поэтому каждое мое

прикосновение, каждая ласка под его взором заставляет мелко дрожать и

замирать в предвкушении развязки.

Артем горящим взглядом наблюдал за откровенными движениями моих пальцев,

продолжая нежно водить головкой по возбужденной плоти, а я наблюдала за

ним.

Как же он мне нравился в этот момент, весь целиком. Его идеальное загорелое

тело, его руки требовательно блуждающие по телу, глаза, смотрящие на меня

так, будто никого прекраснее нет на всем белом свете. Его запах сводил с ума, а

хриплое отрывистое дыхание просто лишало силы воли.

Чувствуя приближение оргазма, начинаю ласкать себя еще более откровенно,

выгибаясь и невольно прикрывая глаза, от неописуемого удовольствия.

Артем с рычанием отталкивает мою руку, силой заводит ее мне за голову,

придавливая к подушке. Потом ловит вторую и так же ее блокирует.

— Тём, пожалуйста, — шепчу со слезами на глазах, — я сейчас с ума сойду.

Он замирает на пару секунд, и, не обращая внимания на мои попытки

высвободиться, выдернуть руки из его захвата, горящим взглядом проходится

по разомлевшему телу, а потом одним толчком входит на всю длину, срывая с

моих губ протяжный толи стон, то ли крик.

— Я хочу слышать тебя, — в хриплом голосе чуть ли не приказ, и я не вижу

повода ему отказывать, — покричи для меня.

Артем начинает с остервенением вколачиваться в мое тело, все так же

удерживая за головой одной своей рукой обе мои, а второй сильно сжимая

бедро. А я, уже ничего не соображая, извиваю под ним, кричу, стону, запрокинув

голову назад, стремясь ему навстречу. Мечтая, чтоб он никогда не

останавливался.

Несколько глубоких, мощных толчков, и я будто срываюсь в пропасть с огромной

высоты. Тело содрогается от сильного, почти болезненного оргазма и не могу

удержать крик. Артем ловит его своими губами, целуя, выпивая до дна.

Я словно во сне, чувствую, как он выскальзывает из меня, переворачивает на

живот, заставляет встать на четвереньки. Гладит, покрывает спину поцелуями,

прикусывает кожу рядом с татуировкой.

Чувствую, как его ладонь давит на поясницу:

— Прогнись, — дурею от его голоса, от полуприказного тона, — еще.

Прогибаюсь, одной рукой опираясь на подушку, а второй вцепившись в

изголовье кровати. Он снова входит в меня одним резким движением, заполняя

полностью. Из-за смены позы ощущения совсем другие, и я чувствую, как снова

уплываю, как огонь разгорается внизу живота.

В его движениях не осталось нежности, сдержанности, только похоть, безумное

желание обладать. С силой сжав мои бедра обеими руками, он буквально

насаживал меня на себя, не останавливаясь ни на секунду. Комната

наполнилась моими уже не криками, а всхлипами, его дыханием, влажными

звуками, с которыми соприкасались наши тела, запахом секса. От всего этого

голова шла кругом, терялась связь с действительностью. Я не могу больше это

выдержать, мне не хватает воздуха, сердце бьется так, будто еще чуть-чуть и

разлетится на осколки, чувствую, как по щекам катятся крупные слезы. Умоляю

его, сама не знаю о чем, задыхаюсь.

В какой-то момент чувствую, как руки с бедер поднимаются выше, на талию. Он

рывком поднимает меня с четверенек. И вот я уже стою на коленях, прижимаясь

спиной к его животу, запрокинув голову ему на плечо. Одной рукой зарываюсь в

его волосы, а второй, впиваюсь в его бедро, когтями терзая кожу. Ему, наверное,

больно, но мне плевать.

Он берет меня за подбородок, заставляя, развернуться к нему, и целует в

припухшие, соленые от слез губы, не прекращая двигаться внутри. Руки гладят

мой живот, ласкают, мнут грудь, а потом одна из них спускается ниже и

накрывает нежное местечко. От новой ласки вздрагиваю, пытаюсь

отстраниться, потому что этого я уже не могу выдержать, это выше моих сил, но

Артем не дает сдвинуться, крепко прижимает к себе, а его пальцы продолжают

бесстыдно исследовать мое тело.

Он целует шею, несколько раз больно прикусывая нежную кожу, сразу гася боль

сладким прикосновением языка. Наверное, останутся отметины, но мне все

равно. Выгибаюсь еще больше, когда слышу хриплый шепот над самым ухом:

— Кристинка, девочка моя, давай, кончай.

Это прозвучало настолько эротично, что я, будто по заказу почувствовала, как

изнутри поднимается холодная волна, сметая все на своем пути, превращается в

цунами. С протяжным стоном, прижалась к нему, содрогаясь от невероятного

оргазма, а он, шептал, опаляя коду горячим дыханием:

— Умница моя, — с каждым движением увеличивая темп, пока наконец не

сделав несколько резких, до сладкой боли глубоких толчков и с низким глухим

рычанием кончил, прижимая меня к себе так крепко, будто боялся, что сейчас

исчезну.

Без сил повалились на смятую постель, Тяжело дыша, будто бежали марафон.

Все сырые, потные, липкие, но бесконечно довольные. Минуту спустя я поняла,

что проваливаюсь в блаженное коматозное состояние, из которого меня и конец

света не выдернет. Свернувшись в клубочек, прижалась спиной к Артему, и уже

сквозь дрему почувствовала, как он меня обнимает, нежно целует в плечо.

Хорошо…

Глава 15

— Темыч, гляди-ка перваки наши бредут! — Андрей толкнул меня локтем в бок.

Обернувшись, увидел их. Представителей первого курса.

Этих товарищей узнаешь с первого взгляда. Идут кучкой, запуганно

оглядываясь по сторонам. Вчерашние школьники, сегодня стали студентами, но

пока ещё не прочувствовали всей прелести ситуации.

Они похожи на стайку совят, крутящих по всем сторонам головами с огромными

выпученными глазами. Где-то в сети даже картинка такая была. Один в один.

— Спорим, триста пятую ищут?

Была у нас в ВУЗе веселая аудитория. На третьем этаже. В коридор выходила

большая дверь с номером 304,и если войти туда, то уже там можно было

обнаружить ещё одну дверь, на которой красовалась табличка 305. Все были в

курсе, кроме перваков. Каждый год они долго и упорно ее искали, а все

остальные (включая преподов) считали своим долгом поглумиться над ними на

эту тему.

Насмешливо наблюдаю за ними, привалившись локтем к высокому подоконнику.

Внимание привлекла одна из девушек. Блондиночка, среднего роста. Шла

вместе с ними, но чуть в стороне, снисходительно поглядывая на

одногруппников. Симпатичная. Нет, не так. Красивая. Одета вроде классически:

черный низ, белый верх, но язык не повернется назвать ее скучной. Черная юбка

обтягивает стройные бедра, подчеркивая каждый изгиб, а белая блузка, вроде

совсем простая, но от нее взгляд не оторвать, точнее от прямоугольного выреза,

приоткрывающего ложбинку. А какие ноги?! Длинные, загорелые, гладкие,

непроизвольно сжал кулаки, почувствовав желание прикоснуться к ним,

почувствовать шелковистую кожу. Хм, давно не тр*хался, что ли?

Впереди идущий первокурсник, поди новоявленный староста, обратился в

Андрюхе:

— Подскажите где 305?

Еле сдержал улыбку, глядя, как друган воодушевленно произносит:

— Нет проблем! Значит так, сейчас спускаетесь по лестнице вниз, в подвал, там

будет длинный-длинный коридор, идете до самого конца, там заворачиваете

направо и упретесь в лестницу. По ней поднимаетесь на третий этаж и

оказываетесь в другом длинном-длинном коридоре. Идете по нему почти до

самого конца, там и будет триста пятая.

— Спасибо! — с сияющими глазками перваки поблагодарили Афанасьева и

покорно побрели вниз по лестнице. Он в принципе все верно им сказал, там

действительно триста пятая, правда, корпус другой. Но ведь они и не уточняли

насчет корпуса? Так что получите, распишитесь. В общем, не судьба молодняку

сегодня вовремя прийти на пару.

Искоса наблюдаю за блондиночкой, которая отстала от всех остальных, и теперь

переминалась с ноги на ногу рядом с Андреем, провожая взглядом своих

одногруппников. Как только последний из них скрылся из виду, девушка

сделала шаг к моему другу. Андрюха расплылся в самодовольной улыбке, а я

почувствовал, как внутри ревность шевельнулась. Мне понравилась эта

первокурсница, что-то в ней было, но стою, смотрю, не вмешиваюсь.

— Ладони покажи, — внезапно произносит она, обращаясь к нему. Тот

удивленно поднимает брови, бросает на меня изумленный взгляд, но слушается.

Поднимает обе руки ладонями кверху.

Девушка делает вид, будто что-то снимает с ушей и кладет в открытые руки.

— Это чего? — непонимающе басит Андрей.

— Лапша, которую ты тут развешивал, — прохладно ответила она и,

снисходительно похлопав его по плечу, направилась к лестнице. Вот только не к

той части, по которой спускались ее одногруппники, а к другой, ведущей

наверх.

Андрюха, так и стоял, как кретин, с раскрытыми ладонями, удерживая в них

невидимую лапшу и глядя ей вслед. Я не удержался и засмеялся. Ловко она его.

Когда блондиночка осанисто вышагивала мимо меня, поймал ее взгляд и

подмигнул. Она даже бровью не повела, невозмутимо отвернулась и стала

подниматься наверх.

Я подошел к другу и кивком показал, чтоб следовал за мной, а сам тоже

направился к лестнице. Не мог отказать себе в удовольствии попялиться на ее

зад. Быстро нагнал и пристроился в нужном темпе, на четыре ступени ниже нее.

Глазам открывался чудесный вид. Прямо передо мной, соблазнительно

покачиваясь, двигались в такт шагам отличные, упругие ягодицы

первокурсницы, сексуально обтянутые черной тканью. Руки так и чесались

прикоснуться к идеальным выпуклостям. Еле сдержался, напомнив себе, что

вроде как-то невежливо хватать за задницу девушку, которую видишь первый

раз в жизни. Хотя мысленно уже поимел ее во всех мыслимых и немыслимых

позах.

Рядом шел Андрюха, слюнями капая на потертые ступени. Так, надо погасить

его пыл. Эта малявка моя.

Она поднимается до третьего этажа, и едва только ее ноги касаются последней

ступени, разворачивается в нашу сторону. Мы от неожиданности замираем, как

два дебила, еле успевая отвести взгляд от аппетитной пятой точки

— Ну, как? — участливо интересуется она, и мы, снова проявляя чудеса

кретинизма, тупо переглядываемся между собой, — понравилось?

— Чего? — тупо спрашивает Афанасьев.

— Как чего? Моя задница, конечно, — спокойно спрашивает это милое создание,

даже не думая смущаться или краснеть. В странных голубых глазах ни одной

эмоции, полный штиль. Ни кокетства, ни флирта, ничего.

Андрюха начинает мямлить что-то невразумительное, а я вместо ответа просто

поднимаю вверх большой палец. Девушка на несколько секунд переключает

свое внимание на меня, скользя равнодушным взглядом сверху вниз, потом

разворачивается и невозмутимо идет дальше, а у меня внутри удивление такое,

что словами не передать. От баб отбоя всегда не было. Хочешь — нежная

первокурсница, хочешь — пантера со старших курсов, а хочешь серьезная

аспирантка. Разницы никакой. Стоит только подкатить, поулыбаться,

пообщаться и все, взгляд с поволокой, волосы, неосознанно наматываемые на

палец, томный прогиб, а дальше все по одному сценарию: поцелуй, ночь, утро,

до свидания.

А в этих глазах действительно ни одной эмоции. Она не из тех, кто строит из

себя Мисс Недоступность, но внутри отчаянно жаждет внимания. Нет, этой

действительно плевать, безо всяких «но».

— Вот Стервь Белобрысая, — сквозь зубы процедил Афанасьев, провожая ее

раздраженным взглядом. Надо сказать, что мы, как полные придурки, по-

прежнему стоим посредине лестницы, глядя в спину неторопливо удаляющейся

девушке.

— А мне понравилась, — хмыкаю, бросив ещё один взгляд на ладную фигурку, —

задница отменная.

— С*ка она отменная, — глубокомысленно ответил друг, — я бы на твоем месте

слюни на нее не пускал. Такая перешагнет и не обернется. Так, что Тёмыч,

держись от нее подальше, как друг советую. Выпотрошит и не заметит.

Я только усмехнулся, прекрасно зная, что через три минуты уже забуду про нее.

Да и на х*р надо заморачиваться? С перваками всегда скучно, они ж еще как

дети. Вот Ирка меня сегодня ждет, это да. Огонь, а не баба. А сопливые

первокурсницы — это так, баловство, чисто поржать и забыть.

Через неделю состоялся концерт «День Первокурсника». На волне куража

отрывались на сцене по полной программе. Зал гудел, неистовствовал, а мы с

остальными студклубовцами зажигали. Драйв, адреналин, непередаваемый

кайф.

Когда все закончилось, как всегда облепили друзья, знакомые, ну и конечно

девушки. Я если честно, как всегда после выступления, был в слегка ошалевшем

состоянии, сердце гудело в груди, а по венам огонь бежал, хотелось еще,

хотелось продолжения, и мозг слабо улавливал, что там говорили окружающие.

Да еще в перерывах между номерами опрокидывали по стопке. От адреналина,

бушующего в организме, алкоголь действовал не так как обычно. Хмеля,

опьянения как такового не было, но состояние такое, будто паришь.

Вокруг толпа знакомых девушек. С каждой умудряюсь перекинуться парой слов,

кого приобнять, кого поцеловать в щеку, а кого и за зад щипнуть. Они румяные,

возбужденные, выбирай — не хочу. В общем, сегодня ночью будет не до сна.

И тут взгляд выхватывает из толпы блондиночку. Ее зовут Кристина, я уже

узнавал.

Не отрываясь смотрю, как она, сложив руки на груди, неторопливо пробирается

между рядами. Наши взгляды на миг пересекаются, и я понимаю, что в данный

момент хочу именно эту недотрогу. А она, как ни в чем не бывало, проходит

мимо, даже не повернув голову в мою сторону. Это заводит, хочется, чтобы

обратила внимание на меня, хочется стереть с красивого лица это

пренебрежительное выражение.

Мажорочка. На всех смотрит чуть свысока, и на меня в том числе. Избалованная,

не привыкшая к отказам девочка, но до чего же притягательная!

Незаметно отделяюсь от остальных студклубовцев, вывертываюсь из

обступившей нас толпы, все это время взглядом неотрывно следя за ней.

Он неторопливо вышагивает к выходу из зала, а я, заправив руки в карманы, иду

за ней, попутно кивая то одному, то другому.

Из актового зала выскакиваю как раз вовремя, чтобы увидеть, как она выходит

через центральный выход. Недолго думая, следую за ней.

Она неспешно цокает каблучками по дорожке, в сторону студенческой

парковки, а я иду следом, засунув руки в карманы толстовки, поглядывая на нее

из-под натянутого на глаза капюшона, как форменный маньяк.

Пока шел следом, осмотрел ее с ног до головы, облапал, мысленно раздел и

разложил на капоте близстоящей машине. Чувствую, как кровь медленно, но

упорно утекает от мозга совсем к другому месту, силой заставляю временно

переключиться на что-то другое.

Кристина подходит к своей машине, проверяет все ли с ней в порядке, обходит

вокруг и замечает меня, только когда я подхожу, чуть ли не в плотную к ней.

Останавливается и удивленно смотрит на меня:

— Чем обязана? — в голосе сплошная стужа. Вернее, не стужа, а глобальное

безразличие.

— Да вот смотрю, красивая девушка идет по темной улице одна. Думаю, надо

проводить, мало ли что может произойти, — подхожу ближе, опираюсь локтем

на ее машину, и смотрю на нее сверху вниз, не скрывая интереса. Любуюсь на ее

губы, гадая, какие они на вкус.

— Ну, спасибо, — пожимает плечами и тянется к дверце машины, а я делаю шаг

в сторону, преграждая ей путь.

— Как насчет того, чтобы куда-нибудь сходить? — предлагаю, с улыбкой глядя

на недовольное лицо. Какие у нее глаза красивые! Обалдеть можно! Голубые-

голубые, а ближе к зрачку крапинки карие. Завис, всматриваясь в них, чувствуя

какой-то непонятный трепет под ребрами.

— Зачем? — спрашивает она невозмутимо, сложив руки на груди.

— Например, чтобы познакомиться поближе.

— Смысл?

Ее вопрос на несколько секунд загоняет в тупик.

— Тебе понравится, — выдаю вальяжно какой-то бред, но зато с фирменной

улыбочкой.

— Серьезно?

— А то! Метр девяносто чистой харизмы и животного обаяния! — указываю

большим пальцем себе на грудь.

— Здорово. А во всем этом великолепии, не найдется случайно пару

миллиметров здравого смысла? — ни в глазах, ни в интонации нет ни капли

флирта, заигрываний, кокетства.

— Сегодня? Вряд ли, — ее холодность забавляет, потому что внутри сидит

какая-то непонятная уверенность, что все это напускное. Что немного старания

и упорства с моей стороны, и Кристинка, как и все остальные, не устоит. Вот

тогда я с ее лица и уберу это надменное выражение.

— Зря. Если бы он был, то ты наверняка понял, что со мной этот номер не

пройдет, Артем.

— Знаешь, как зовут? — самодовольно улыбаюсь, глядя на нее.

— Все знают, — спокойный ответ, и чувство возникает, будто далеко не

комплимент отвесила.

— Ну, так как, насчет сходить куда-нибудь?

— Никак, — пожимает плечами, и снова тянется к дверце, — ты позволишь?

На какой-то миг растерялся, не привык к тому, что так хладнокровно отшивают,

а потом азарт по венам побежал:

— Что ж, так даже интереснее, — произнес с ухмылкой, и, театрально кланяясь,

отступил в сторону, а она, смерив меня снисходительным взглядом, садится за

руль и уезжает.

Стою на парковке, задумчиво глядя ей в след.

«Стервь Белобрысая», — раздаются эхом Андрюхины слова.

Все верно, все так.

Хотя почему белобрысая? Мне больше нравится, как звучит «блондиночка».

Она вообще мне нравится, милая, несмотря ни на что.

В тот момент воспринял все это как игру. Легкую, быструю с известным

финалом. Поломается, покочевряжится и будет как все.

Если б я только знал… Бежал бы от нее сломя голову, на другой конец света,

пока еще была такая возможность.

Дальше пошли обычные студенческие будни. Скучать некогда: учеба, гулянки,

спорт, студклуб, но, то и дело, вспоминал про Кристинку, радовался, когда она

попадалась в поле зрения. Время от времени подкатывал к ней, с тем же

нулевым результатом, но меня это особо и не напрягало. Уверен был, что стоит

только действительно захотеть и получу ее, а пока все на уровне игры, от

случая к случаю. Наверное, именно бесконечная беспечность в итоге сыграла со

мной злую шутку. Пока я думал, что все под контролем, тешил себя этим, Антина

сама того не желая, подбиралась все ближе.

Первый раз понял, что встрял с ней, когда зажигал на даче у одной из

одногруппниц, в новогодние каникулы. Камин, вино, прочая романтическая

дребедень. Все как надо. И в самый ответственный момент, как в гр*баном

ситкоме, называю ее не Машей, Катей, Аней, или как там ее звали на самом

деле, а Кристиной.

Бл**ь! С девчонкой вырулил, все свел на шутку, а самого внутри трусило не по-

детски, от осознания того, что встрял, и какая-то хр*нь вокруг творится.

На следующий день проснулся с мыслью, что должен затащить ее в постель во

что бы то ни стало. Переспать и забыть. Она, как навязчивая идея, сидела в

голове, заставляя взглядом искать в толпе блондинистую голову.

Ни одна стандартная схема с ней не действовала. С ней вообще ничего не

действовало. Не знаю, что там у нее по венам бежало вместо крови, какой сплав

стали и арктического холода, но достучаться до нее я не мог. Кристина

игнорировала все знаки внимания, все подкаты, вообще все.

Потратил, наверное, неделю, пытаясь выяснить, с кем она встречается. Не смог.

Даже если кто-то и был, то явно не из нашего универа. И хорошо, а то бы руки к

чертям собачьим повыдирал бы, за то, что трогает мою…

Кого мою? Не знаю. Просто мою и все.

Желание обладать этой Снежной Королевой просто зашкаливало, лишая

способности трезво думать. День за днем шел в универ с одной только мыслью,

как заставить ее обратить на себя внимание, и так и не сдвигаясь с мертвой

точки.

Хотелось до одури обнимать, целовать, закинуть на плечо и утащить в укромное

место, где можно было бы тр***ть ее до умопомрачения, выколачивая из нее

сладостные крики. Черт, я маньяк.

Пытался переключиться на другую, вернее на других, все бесполезно.

Блондинка, брюнетка, рыженькая, все не то, стоило только прикрыть глаза, как

на их месте представлялась она. Идиотизм чистой воды, одержимость.

Прав был Андрюха, держаться от нее надо было как можно дальше, а не слюни

пускать. Черт меня дернул тогда, в первую встречу пойти за ней по лестнице,

надо было просто отвернуться и забыть, а теперь рад бы отступить, а никак. Как

вижу ее, руки чешутся, чтобы хоть потрогать.

А она злится, отбивается, шипит на меня, как маленькая кобра и от этого его

сильнее обладать хочется. Я уже мысленно поимел ее на каждой

горизонтальной плоскости у нас в универе, в машине, даже у себя дома. Где

угодно. Стоило на минуту отвлечься от дел или общения, как вязкой тенью в

мысли проникала она, и снова становилось тяжело дышать, и вся кровь

скапливалась ниже пояса.

Потом был период, когда я на нее злился. Да какое там злился! Просто дико,

люто ненавидел, за то, что жить спокойно не дает, при том, что даже не

обращает на меня внимания. Впрочем, ей и на это было глубоко плевать, а я

отрывался как мог, с кем мог, при каждом удобном случае. В результате так

загулял, что в академ вылетел, не закончив третий курс.

Дома мать начала причитать, а отец навешал пи***лей, заявил, что я совсем со

своими бабами с катушек съехал. Я не стал отрицать, оправдываться,

единственное что не признался, что только из-за одной с*чки все это

происходит. Стыдно было.

После летних каникул начал изнывать от скуки. Восстанавливаться мог только с

января, опять на третий курс, а пока заниматься было нечем.

В общем, я снова зачастил в универ, появляясь там почти каждый день. Сначала

пытался игнорировать Кристину, мне доже повезло пару месяцев с ней вообще

не пересекаться.

Зато уж как увидел — заново накрыло, с еще большей силой. Помню, тогда не

удержался, сгреб в охапку, не смотря на все колючки, закружил на виду у всех,

в макушку поцеловал, наслаждаясь ароматом мягких волос.

Вот она тогда рассердилась! В первый раз вывел ее на эмоции, пусть хоть такие,

яростные, кипящие, плевать. Главное, что не арктический холод.

С тех пор, при каждом удобном случае тискал ее. Все вокруг ржали, думая, что я

над ней прикалываюсь, а на самом деле мне просто до жути хотелось

прикоснуться к ней, вдохнуть ее запах, почувствовать гибкое тело в своих

руках.

Безумие. Как сопливый молокосос, никогда в жизни баб не видевший. Кому

расскажи — засмеют.

Был период, когда встречался с Юлькой. Там стало немного полегче. Веселые

дни, безумные ночи и нет ни времени, ни желания думать о Кристине. Я и не

думал, почти… Отношений хватили месяца на четыре, потом Юлька сказала, что

с нее хватит. На мой вопрос, что ее не устраивает, сердито ответила, что

надоело быть запасной, что я постоянно мечтаю о ком-то другом.

Бл*я, неужели это так заметно?

Еле дождался января, чтобы восстановиться и заново начать третий курс с

весеннего семестра. Опять началась веселая студенческая жизнь. Все, как и

раньше — студклуб, спорт, ночные гулянья и мирный сон на первой паре за

последним столом в аудитории, ну и конечно она. Моя идея фикс.

Видел ее почти что каждый день, и уже даже не пытался держать себя в руках.

Всю истискал. При первой же возможности хватал ее как пещерный человек.

Дебил, иначе и не скажешь.

Она злится, всем вокруг весело, а у меня кишки сводит, оттого, что хочется

большего, гораздо большего. Вот на хр*на мне весь этот геморрой сдался? Завис

на ней, закоротило. Никак не мог понять, чем зацепила. Да, красивая, не

поспоришь! Но в универе таких красивых десятки, и среди них более

сговорчивые есть, а свихнулся именно на ней. Из-за того, что игнорирует что ли?

Или потому что вместо мозга говорит то, что ниже пояса?

Х*р разберешь. Дебил, в общем, и этим все сказано.

Чем еще кроме красоты зацепить могла? Характером? Я вас умоляю! Пиночет в

юбке!

Прозвище «Стервь Белобрысая» с легкой подачи Андрюхи так за ней и

закрепилось. Холодная, высокомерная, резкая на язык. Ни доброты нет особой,

ни отзывчивости. Одна наша первая встреча чего стоила, когда все стадо

первокурсников пошло по ложному следу, а она, зная, где эта триста пятая,

равнодушно смотрела им вслед, не думая останавливать. Сама никого не

трогала, но если кто-то смел ее задеть, то все, туши свет. Пройдется по слабым

местам так, что хоть стой, хоть падай. Даже фамилия у нее была соткана из

противоречий. Антина.

Себя любила до безумия. Миллион раз видел ее крутящуюся у зеркала в фойе

универа. И так на себя посмотрит, и эдак.

Вот, казалось бы, эталон девушки, от которой надо держаться подальше,

смотреть изредка как на красивую картинку и не более того. Но это ж не для

меня! Я легких путей не ищу. Мне не надо спокойно и размеренно, мне злючку-

колючку подавай.

Может быть, и отступил бы, пасуя перед ее холодностью, но я видел ее не

только бесчувственной стервой.

Не знаю, каким образом, но Кристина подружилась с Машкой Семеновой. Милая,

веселая девочка. Непосредственная, простая, как три рубля, из обычной семьи.

Как ей удалось сдружиться с Антиной, я даже представить себе не мог. Они как

небо и земля, лед и огонь.

Никогда бы не поверил, что у них может быть что-то общее, если бы своими

глазами не видел, как они сидят на задней парте и в открытую ржут,

склонившись над учебниками. Громко, искренне. Машка хрюкала, а Кристинка со

слезами на глазах уже стонала, держась за бока, прикрывая рот ладонью.

От ее улыбки и чистого смеха внутри все перевернулось. В этот момент она

совсем другой была, словно с нее маску сняли. Глаза сияют, выражения лица

открытое, искреннее.

Так бы и любовался, не отрываясь, а внутри желание поднимается почти

непреодолимое. И в этот раз оно заключалось не в том, чтобы уложить ее в

койку. Нет. Хотелось, чтобы она так же улыбалась и смеялась, но со мной, чтоб

на меня так смотрела. Открыто, без холода.

Я уже говорил, что я дебил?

Не знаю зачем мне это было нужно, но я с маниакальным упорством собирал о

ней каждую крупицу информации. К концу третьего курса, я знал о ней больше,

чем о любой другой девушке в своей жизни. Любимый цвет, привычки, я даже

мог определить ее настроение по одному только взгляду.

В наших отношениях ничего не менялось. Не становилось хуже или лучше, все

оставалось на отметке «никак».

Пару месяцев ни с кем не встречался. Было не интересно, даже смотреть ни на

кого не хотелось. Парням врал, что чуть ли не каждую ночь с новой бабенкой

провожу. Они верили, не допуская и мысли о том, что сижу на «сухом пайке» по

своей собственной воле.

Правда потом сорвался, увидев, как ее какой-то тип из универа забирает. Как

она улыбается хитрой кошачьей улыбочкой. Ему. Не мне.

Опять загул, правда, на этот раз учебу держал под контролем. Еще один академ

никто мне не даст, а вылетать из универа не хочется, тем более из-за какой-то

заразы, въевшейся под кожу.

Летние каникулы прошли весело и с толком. Много путешествий — с друзьями

до Байкала. Где на поезде, где на перекладных, где своим ходом. Два месяца

свободы, новых ощущений, новых знакомств.

Даже влюбленность была. Маринку встретил. Прогулки по ночам под луной,

признания, дрожь в руках. Счастлив был до идиотизма! И больше не из-за самой

Маринки, а из-за того, что смог переключиться на другую, отвлечься, оттого что

мысли с утра до вечера не тянутся к Антиной.

Ну все, думаю, отпустило, переболел.

Х*р бы там!

В сентябре у нас был запланирован двухнедельный семейный выезд. У брата

отца, живущего в Сочи, юбилей. Полтинник стукнул. Семья у нас большая,

дружная поэтому сборище должно было быть веселым. У обоих родителей

отпуск, я уверен, что с учебой проблем не будет, потому что начало года.

Поэтому к поездке были готовы. Оставалось только к куратору курса сходить,

предупредить о том, что пол сентября в университете меня не будет.

И вот на носу сентябрь, иду в универ, чтобы узнать, чего там нового, да

сообщить о своем отъезде. В студклуб заскочил, с руководителем пообщался, а

потом в деканат пошел, чтобы обрадовать куратора и получить «ценные

указания». В общем час, наверное, по университету бродил, пока не сделал все,

что нужно было. Вышел на крыльцо, осмотрелся и уже хотел было спустится по

ступеням, но тут вижу, как из-за угла выворачивает Антина. Как всегда,

вышагивает словно королевишна, вся такая загорелая, ладная, с кем-то по

телефону разговаривает, смеется. Ей весело, а у меня ноги словно к земле

приросли, шагу ступить не могу. Сил хватает только на то, чтобы отвернуться в

сторону и не пялиться на нее в открытую, только наблюдать краем глаза.

Подходит ближе, замечет меня и как всегда без единой эмоции, просто кивает в

знак приветствия. Простое, скупое до безобразия движение, а мне словно кто

кислород перекрывает.

Сжимаю кулаки, киваю в ответ и ухожу, не оборачиваясь. Не сомневаюсь, что

она даже не обратила внимания, прошла мимо и забыла. Как всегда.

Ни черта не переболел! Просто небольшая ремиссия перед обострением.

До десятого сентября, на которое у нас были куплены билеты, так в универе ни

разу и не появился. Не смог. Стоило только представить, что там опять с ней

пересекусь, трясти начинало не по-детски. Уже устал ломать голову над тем,

что это за дерьмо такое творится. Чувствовал, что попал, но еще не осознавал

масштабы катастрофы.

Поездка удалась на славу. Родственники, разбросанные жизнью по всей стране,

собрались, наконец-таки в одном месте. Было интересно, весело, опять смог

переключиться и не думать о некоторых. Правда, чем ближе маячила дата

возвращения, тем тревожнее становилось. Не было никакого желания снова

идти в универ, и день изо дня видеть ее.

Вернулись в родной город. Родители на работу вышли, а я упорно прогуливал.

Просто поставил себе в голове рамки, что до первого октября и носа туда не

покажу, буду своими делами заниматься. Хотя какими делами? Ни хр*на вообще

не делал. Полдня спал, потом до ночи за компом сидел.

Вечером, в последний день своих затяжных каникул, залез в группу студклуба,

чтобы посмотреть фотки с последнего концерта, который я прогулял в связи с

семейной поездкой. Нормально у них там было, весело. Где-то дым-машину

нашли, декорации новые. Молодцы.

И вот перелистываю на новую страницу и словно током бьем.

Семенова с Антиной во весь экран. Физиономии корчат, улыбаются.

Завис, глядя на нее минут на десять, потом психанул, выключил компьютер и

прямо как есть, не раздеваясь, завалился спать, с тоской думая, что завтра все

начнется заново, и никуда не деться.

Сон снился непонятный.

Набережная, не наша городская, а какая-то незнакомая, никогда там не был. По

широкой темной, свинцово-серой реке гуляют волны. Ветер прохладный, прямо в

лицо бьет, дождь редкий, но крупный лупит по усталой земле, по пыльному

асфальту, но я иду и как дурак улыбаюсь. Настроение отличное, погода не

мешает, капюшон пониже только опустил, чтоб капли за шиворот не летели.

Я не один. Со мной девушка. Обнимаю ее за плечи, а она меня за талию. Идем

молча. Куда? Понятия не имею. Просто идем. Гуляем, наверное. Она тоже в

капюшоне, натянула его, чуть ли не до самого носа.

Мне хорошо с ней, внутри ощущение, что все именно так, как надо, и сердце

замирает. Прижимаю ее ближе к себе, и, склонившись к виску, произношу, как

само собой разумеющееся, без капли сомнения:

— Я тебя люблю.

И в этот момент особо сильный порыв ветра бьет нам в лицо. Я на миг

прикрываю глаза, чуть отворачиваясь в сторону, а с ее голову срывает капюшон

и белокурые пряди взмывают в порывах ветра. На меня смотрят голубые,

необычные глаза, с теплом и нежностью.

— Люблю тебя, — повторяю снова.

Тот я, что во сне, счастлив до идиотизма, а тот я, который в реальности,

просыпается в диком ужасе.

Резко сажусь на кровати, чувствуя, как сердце рвется из груди, пытаясь пробить

ребра.

Воздух с хрипом выходит из легких, и каждый вздох, словно раскаленное

дыхание пустыни. Больно, горячо. Через силу.

Сдавил обеими руками виски пытаясь унять пульсирующую боль.

— Е******* ***т, — простонал и снова повалился на подушки.

Я ведь люблю эту с*ку, по-настоящему, до дрожи, до судорог. Все это время

любил, но был таким кретином, что понять не мог.

И что в итоге? Вот так, по-идиотски, во сне. Когда подсознанию уже надоела моя

дремучая тупость.

И сдохнуть хочется от тоски, от запоздалого осознания того, насколько сильно

увяз в ней, ни имея не малейшего шанса на взаимность. П***ц. Катастрофа.

Было гораздо проще думать, что вся моя паранойя в ее отношении основана

только на неудовлетворенности, на желании переспать и забыть. А теперь что?

Понятия не имел, что делать.

Завтра в универ, завтра снова попадется на глаза, выворачивая наизнанку своим

равнодушием.

Вскочил, вышел на балкон, открыл фрамугу и оперевшись локтями о бортик,

высунулся в окно, тяжело дыша, мечтая, чтобы холодный, уже октябрьский

воздух успокоил, привел мысли в порядок, заставил сердце биться в нормальном

ритме.

Стоял не меньше часа, продрог, зуб на зуб уже не попадал, но даже не

шевелился. Было плевать на все. На холод, на то, что уже дрожал неизвестно от

чего. То ли от того, что замерз как собака, или от того, что нервы как оголенные

провода.

Утро встретило мрачным, тоскливо-серым небом, и колючим мелким дождем.

Стоял на крыльце у подъезда, задумчиво смотрел перед собой, и не мог

заставить себя сделать даже шаг.

В универ не хотел. Там она, там все начнется заново, а теперь, когда, наконец,

глаза открылись на всю эту гр*баную ситуацию, видеть ее не мог, ломало от

одной мысли, что встретят в очередной раз равнодушные глаза.

Стиснув зубы, зарылся пятерней в волосы, зажмурился. Не хочу туда. Не могу

больше. Устал.

Мне нужен перерыв, большой перерыв, чтобы прийти в себя, все осмыслить,

принять, а еще лучше выдрать изнутри весь этот яд, вытравить ее из себя.

Закралась дурацкая мысль бросить универ, но остановило то, что родители в

шоке будут, расстроятся, разочаруются. Академ уже брал.

Стоял на крыльце полчаса, не меньше, уже безнадежно опаздывая на пары, а

потом словно зомби вышел под дождь, даже не поморщившись, и пошел прочь

от дома решительным шагом. Вот только не в сторону университета.

Вечером у матери была истерика. Она орала на меня, что я свинья, не берегу ее

нервы, о будущем не думаю и так далее, и тому подобное. Отец в это время

молча сидел за столом, облокотившись локтями, и мрачно неотрывно глядя на

меня.

— Сереж, ну хоть ты скажи ему, чтоб за ум брался! — всплеснула мать руками,

ища у него поддержки.

А он, все так же глядя на меня в упор, спокойно произнес:

— Оставь его в покое.

Она ошарашено замолчала, уставившись на него удивленным, обиженным

взглядом, а потом выдала:

— Вы меня в гроб свести задумали? Да? На пару?

— Ерунду не пори! — осадил он ее спокойно, и велел мне идти в свою комнату.

Сидел на кровати, уперевшись локтями в колени, в голову положив на

стиснутые кулаки. Родители спорили на кухне, а я, если честно, почти ничего не

соображал, все как в тумане.

Через полчаса отец появился в моей комнате. Молча сел рядом.

Так и сидели, пока батя наконец не произнес:

— Задам только один вопрос и ответь мне на него честно.

Поворачиваюсь к нему, подозрительно глядя в глаза.

— Из-за бабы в армию сваливаешь?

Отпираться даже мысли не возникло. Просто кивнул.

— Прохода не дает или добиться не можешь?

— Не могу.

Отец хмыкнул и, похлопав по плечу, поднялся на ноги:

— Армия — дело хорошее. Только матери об истинных причинах не говори, не

поймет.

Я кивнул, разглядывая свои ладони, а отец ушел, еще раз потрепав по плечу,

тем самым как бы одобряя мое решение.

Год, конечно, выдался ещё тот! Армия наше все!

Я и картошку чистил, и забеги в полной амуниции по десять километров, и ноги

в кровь, и морду в спаринге били, и я бил, и тренировки на износ, и наряды вне

очереди, за дурь излишнюю.

Нагрузки адские, голова пустая, все строго по расписанию. Но угорали там по

вечерам так, что студклуб отдыхает. Друзей новых завел.

В общем, как ни странно, в армии мне понравилось, хорошая школа жизни.

Чему-то научился, где-то отгреб по полной. В общем, всякое было. Однако, когда

предложили остаться в части уже на контрактной основе, отказался не

раздумывая. Домой хотелось, на волю, так сказать.

Когда приехал в родной город, даже не верилось, что жизнь входит в привычное

русло. В семь утра позвонил в дверь. Открыла мать, сначала замерла, глядя на

меня широко распахнутыми глазами, а потом на шею бросилась. Я ее закружил,

поцеловал крепко-крепко, и понял, что счастлив.

Отец на шум из комнаты вышел. Осмотрел с ног до головы, кивнул

удовлетворенно, а потом к себе притянул, крепко сжимая в отцовских объятиях:

— Ну, что, полегчало? — спросил батя с изрядной долей иронии, подразумевая

наш последний разговор.

— Еще как, — ответил ему, смеясь.

Весь день с семьей провел, а потом, когда пополз слух, что я вернулся, друзья

налетели. В общем, все круто.

И вот тащусь в универ, после годовалого перерыва. В голове шум, треск, ураган.

Дорвался, называется, до вольных хлебов. Неделю дембель отмечал, чуть

печень не уделал. То с одними, то с другими. Девки какие-то были. Даже лиц не

помню, так процессом был увлечен. Шутка ли, год воздержания.

На первую пару опоздал. Ну и фиг с ней, идем на вторую.

Достаю из кармана смятое, скомканное расписание. Ага, В413. Вспомнить бы

еще, где это.

В голове пусто, а ноги сами, по старой памяти ведут в нужном направлении. По

дороге встретил сотню друзей, зашел в студклуб, в деканат любимый заскочил.

В общем, на вторую пару тоже не иду. Интересно, хоть на последнюю получится

попасть? Или уж забить на все и домой идти?

И вот я все-таки дошел до заветной двери в аудиторию, за которой сидела моя

новая, уже третья по счету группа. Хм, если бы не академ и не армия, я бы уже

год назад закончил учебу, остановившись на бакалавре. Магистратура мне уж

точно на фиг не сдалась.

Уже открываю дверь, когда в голове мысль молнией пролетает. Это что

получается, я сейчас буду в одной группе с теми, кто на два года младше? Хотел

остановиться, но передумал. Отступать поздно, да и некуда.

Вваливаюсь в аудиторию, вид лихой и придурковатый.

Преподаватель Александр Валерьевич смотрит на меня удивленно, с улыбкой:

— О, а вот и товарищ Зорин вернулся! Как служилось?!

— Лучше всех! — хмыкнул, обводя взглядом группу. Все притихли, смотрят на

меня, кто удивленно, кто радостно, и только одни голубые глаза недовольно

прищурены. Здесь, Стервь Белобрысая, сидит, нахохлилась. По иронии судьбы

единственное свободное место рядом с ней. Иду вальяжной походкой,

здороваюсь направо и налево.

— Так, продолжаем лекцию, — недовольно произнес препод, — потом его

затискаете.

Сажусь рядом с ней, выкладываю на стол тетрадь и ручку. Бл*, я за этот год, наверное, писать разучился, хоть прописи иди и покупай, и сиди черточки

обводи по ночам, высунув язык от усердия.

Кристина сидит рядом, словно кол проглотила, только ручкой нервно

постукивает по столу. Чувствую, что бешу ее своим присутствием, и внезапно

понимаю, что мне пох*р.

Правильно я все-таки сделал, что в армию свалил. В голове, будто все в порядок

привелось, приоритеты правильно расставились, хр*нь ненужная ушла.

Разлюбил ли я ее? Да куда там! Дыхание от одного ее вида перехватило, и

сердце в груди заметалось. Вот только тоски больше не было, да и чувства

безысходности тоже. Словно новыми глазами посмотрел на реальность и принял

ее, отпустив внутренние противоречия.

У нас у каждого своя идея фикс. Своя несбыточная мечта. У кого-то машина

дорогая Феррари — Ламборджини, у кого-то полет на Марс, а у меня вот Зараза

эта белобрысая.

Да люблю, и да, на взаимность рассчитывать глупо. И что? Помирать что ли

теперь от тоски и отчаяния? Еще чего! В жизни столько всего интересного, что

зацикливаться на чем-то или ком-то одном, отказываясь от всего остального,

смысла нет.

И вот сижу я на этой лекции, не понимаю вообще ни хр*на, рядом Кристина

сидит, так и пышет недовольством. А у меня настроение выше крыши, мне

хорошо, мало того, я тупо счастлив. Во-первых, дома. Во-вторых, «свободен». В-

третьих, друзья-подруги рядом. И пусть кое-кто так и остался равнодушным ко

мне, но это уже не трогает.

В перерыве остался на своем месте, специально. Кристина у стены сидела, и я

своей тушей ей выход загораживал. Надо сказать, армейские нагрузки даром не

прошли. В ширину раздался, в плечах развернулся. Итак никогда хилым не был,

а тут просто горой мышц оброс. Девки, с которыми возвращение отмечал,

пищали от восторга, тянули шаловливые ручки и кокетливо просили, то кубики

на животе показать, то бицепс напрячь. А мне что? Мне не жалко.

Тинка губы поджала, но ни слова не говорит, выпендривается как всегда, а мне

смешно. Она как ребенок, ей Богу, маленькая капризная девочка. Ну сиди, сиди.

Не хочешь просить, чтоб я подвинулся и пропустил тебя — дело твое. Я даже

пальцем не пошевелю.

Вокруг все обступили, чего-то выспрашивают, а я отвечаю. Разговор каким-то

образом переключился на то, к кому же я из армии спешил вернуться.

С ухмылкой разворачиваюсь к Кристине:

— Да к ней конечно же! — говорю насмешливо глядя на нее, — люблю и жить

наср*ть.

Произношу эти слова, глядя на нее в упор. А чего такого? Она же все равно

непробиваемая, не поверит, что серьезно говорю. Да и плевать! На душе

облегчение такое, словами не передать. Пусть в такой нелепой форме, но все-

таки о своих чувствах сказал, теперь хоть изнутри распирать не будет.

Все вокруг ржут, думая, что я над ней прикалываюсь. Хотя на самом деле, так

оно и было. Действительно прикалываюсь, по-доброму, без злобы. А чего мне с

ней ещё делать-то? Правильно, больше нечего.

Тинка моментально вспыхивает, прожигает разъяренным взглядом. А у меня в

голове, словно переключатель сработал. Да, люблю ее, но не прыгать же перед

ней на задних лапках? У нас ничего не было, нет и быть не может, так с какой

стати мне вокруг нее плясать и пылинки сдувать? Буду глумиться, тем более

она так очаровательно злится, когда ее против шерсти гладишь, одно

удовольствие наблюдать

— Что, от долгого воздержания сперма в голову ударила? — прохладно

спрашивает она, рассматривая свой маникюр.

— А то! — с готовностью соглашаюсь, — ты б меня неделю назад видела, когда

только вернулся. Вот там да! Твое счастье, что под … скажем так… горячую руку

не попала. А то бы все, тю-тю, не сидеть бы тебе здесь.

Она опять смотрит так, будто прибить хочет, все опять смеются, а мне… Мне

действительно весело.

Так и пошло дальше. Что ни день, я над ней прикалывался, то так, то сяк,

заявляя, что безудержно в нее влюблен. Она сердилась, все остальные угорали.

Теперь, когда мы были в одной группе, деваться Кристине было некуда, и ей все

труднее было удержать на лице свою невозмутимую маску. Она бесилась,

злилась, обещала прибить меня, если я не оставлю ее в покое.

А мне было все равно. В студклуб вернулся, отжигал там по полной, тренажерка

несколько раз в неделю, волейбол, баскетбол, футбол, все подряд. Гулял

направо и налево. В общем жил, дышал полной грудью.

Отличный год выдался.

Потом защита диплома, выпускной.

Естественно не смог удержаться и повалил к Кристине. Надо же попрощаться,

перед тем, как наши пути окончательно разойдутся! Как всегда, облапал, не

смотря на ее вопли и сопротивление, чувствуя в груди гремучую смесь. С одной

стороны, отпускать не хочется, а с другой, облегчение невообразимое оттого,

что, наконец, этот фарс закончится, и исчезнет она из поля зрения навсегда.

Одногруппники метались, пытаясь решить, что делать с армией. Кто-то думал,

как побыстрее отслужить, кто-то мечтал откосить, и один я сидел спокойный

как древний мамонт. А чего мне дергаться? Я свой долг Родине уже отдал,

поэтому посвятил себя поиску работы.

Так и растворились мы в суете дней, каждый поглощенный своими проблемами, заботами, мечтами.

О Кристине все это время не слышал, и даже почти не вспоминал. Один раз

только нарвался на нее в торговом центре, когда она выходила с подружками из

бутика, неся огромные блестящие пакеты с каким-то шмотьем. Мы встретились

взглядом, как всегда равнодушно кивнули друг другу, а потом невозмутимо

разошлись, каждый в свою сторону. Вот и все.

Правда, потом пол ночи заснуть не мог, думая о ней, размышляя о том, могло ли

у нас все сложиться иначе, но вскоре отпустило.

В тот день сидел дома и не знал чем себя занять. Суббота, утро, делать нечего,

идти никуда не хочется, и вдруг раздается звонок.

— Да? — отвечаю, взглянув на незнакомый вечер.

— Тёмка, привет! — раздался радостный писк. Я сначала не понял кто это, а

потом дошло. Машка Семенова. Внезапно.

— Привет, — улыбаясь, отвечаю ей. Забавная девочка. Миленькая, задорная,

открытая, полная противоположность… ну вы сами поняли кому, — чем обязан?

— У нас день группы сегодня, все идут! — затараторила она, — в шесть «Под

Крышей». Я тебе всю неделю названивала, но ты то недоступен, то игнорировал

мои звонки.

— Не игнорировал, Маш. В командировке был. Вчера поздно вечером вернулся.

— Надо же, какой деловой, кто бы мог подумать, — недоверчиво усмехнулась

она, — ну что, ты с нами?

— Естественно, — ответил не раздумывая. День группы? Пропустить? Да ни за

что!

— Супер! Ну все, мы тебя ждем. Пока-пока, — прощебетала она и отключилась, а

я задумчиво крутил телефон в руках, глядя на стену перед собой, будто там что-

то интересное нарисовано было. Все, значит, придут? Все-все? И кое-кто с вечно

задранным к потолку носом?

Что ж, это будет интересно.

Созвонился с друзьями из группы, обсудил с ними программу на вечер, и

довольный пошел готовиться.

Встреча однокурсников в шесть, но мы начали ещё в четыре. Собрались нашей

дружной шайкой в одном из залов бара «Под Крышей», ну и стали вспоминать

веселое студенчество, наши похождения, косяки. Ржали так, что люди за

соседними столиками начали подозрительно коситься в нашу сторону.

Около семи вспомнили, что мы, вроде как, на день группы пришли, и он уже,

вроде как, давно идет, поэтому собрались и дружной, шумной толпой

отправились в другой зал.

Захожу и вижу, что народу здесь тьма. Не только наша группа, но и параллель с

потока. Ну, Семенова, ну разошлась!

Кстати, а где сама Маша? Нахожу ее взглядом за столиком в самом углу зала, и

невольно усмехаюсь.

Рядом с ней, спиной ко мне сидит она, Звезда Пленительного Счастья. Я эту

белую макушку из тысячи узнаю. Она даже со спины выглядит заносчиво.

Вспомнить, что ли, старые добрые времена? Хм, почему бы и нет!

Иду в их сторону, особо и не скрываясь, по ходу здороваясь то с одним, то с

другим. Первой естественно меня замечает Маша, активно делаю ей знаки,

чтобы не выдавала моего присутствия. Она закусывает губу, и пытается сделать

вид, что ничего не происходит.

Эх, Манька, хр*новая из тебя актриса! Антина, почувствовав неладное,

замирает, и подозрительно оборачивается через плечо.

Шикарный момент, когда вижу, как вытягивается ее красивое лицо, стоит ей

только увидеть меня. Смех душит, и вместе с тем, сердце сначала удары

пропускает, замирает, а потом срывается в бешеный галоп. Люблю заразу,

несмотря ни на что!

Сдерживаться не хочу, рад видеть ее до чертиков, да ещё и встречу начали

отмечать несколько часов назад. В общем, я веселый и навеселе.

Делаю шаг к ней, бесцеремонно хватаю за точеную талию и буквально вынимаю

ее из-за стола. Тинка пищит, отбивается. Пытается меня оттолкнуть.

Ага, давай, давай, моя хорошая. Во мне сейчас почти сотня чистого спортивного

веса, так что удачи.

Покружил ее, получая неимоверное удовольствие, прижимая ее к себе. Потом

нехотя отпустил, тотчас зависнув на ее платье.

Охр*неть, конечно, вид. Ноги длинные, безупречные (кстати, идеально бы

смотрелись, на моих плечах), декольте глубокое, красиво подчеркивает

небольшую, но просто непередаваемо привлекательную грудь. Как всегда,

кровь быстрее по венам побежала в ее присутствии, и мысли пошли в сторону «а

что было бы, если…». Ничего не меняется.

Я что-то спошлил, она укусила в ответ, всем вокруг весело. О дa, как мне этого

не хватало! Прямо как в старые, добрые времена.

Ладно, нечего рядом с ней зависать, надо с остальными пообщаться. Оставил

Кристину на некоторое время в покое, и пошел бродить по залу, от одних к

другим. Полчаса, наверное, потратил на бурные приветствия, потом чувствую,

как меня словно что-то разворачивает и несет в ее сторону, против воли.

Ну и ладно. Год не видел ее так близко, можно и побаловать себя.

Уселся за их столик. Машке весело, Тинка недовольно поджала губы. Колючка!

О чем-то поговорили, потом Мухина петь вылезла. Бл***, как когтями по стеклу, аж волосы на загривке дыбом встали, о чем, собственно говоря, и сказал

Кристине. Эта мелкая зараза наморщила свой хорошенький носик, и с милой

улыбочкой поинтересовалась

— Думаешь, лучше сможешь?

Я не понял, это она меня на слабо, что ли решила взять?!

Сидит, улыбается так подленько, самодовольно, а у меня перед глазами, словно

тряпкой красной кто помахал. Не на того напала, деточка! Ну все, Кристина, как

тебя там по батюшке, держись.

Выбрал песню, отобрал у Мухиной микрофон, спасая все бедные уши в этом

зале, и начал зажигать. Антину аж затрясло, когда прилюдно сообщил, что для

нее пою. И тут мне в голову идея безбашенная приходит. Показываю парням,

чтоб тащили ее ко мне, что они с превеликим удовольствием и сделали.

И вот я отрываюсь, ловя от всего этого неподдельный кайф, а Тинка рядом стоит

пунцовая, из последних сил улыбается натянуто на публику, а в глазах полыхает

обещание задушить меня. Господи, как мне этого, оказывается, не хватало!

Песня закончилась, толпа зашумела, а блондиночка попыталась под шумок

скрыться. Ха, размечталась!

Хватаю за талию и тащу обратно. Потом прижимаю спиной к своей груди, сцепив

руки замком у нее на животе. Чувствую, что напряжена как струна, оттолкнуть

пытается, но бесполезно. Стою, балдею. Дыхание даже сбилось, то ли от песен,

то ли от того, что ее обнимаю.

И тут зал требует на бис.

Да, пожалуйста. Все для вас, а заодно, чтоб Антину подраконить.

После второй песни чувствую, что все, сейчас взорвется и наступит ядерная

война. Тащу ее под всеобщий хохот-гогот к столику.

Она что-то шипит, про то, что видеть меня не может, чтобы я забыл вообще о

том, что она существует.

Да я бы с радостью! Только выше моих сил это.

В какой-то момент раздражает, что она считает меня приставучим, вечно

кутящим придурком, и хочется сказать ей обо всем, что чувствую, без смеха,

улыбок и ненужных подколов. Напрямик. Пусть знает.

Но не сегодня. Сегодня я пьян, так что все равно не поверит.

Пообещав ей скорую встречу, отхожу в сторону, намереваясь пообщаться с

Антохой и Стасом. В какой-то момент чувствую, как сердце дрогнуло, и резко

оборачиваясь, тут же нахожу ее глазами.

Тинка уже стоит у выхода, смотрит на меня. Все ясно, решила сбежать.

Многообещающе показываю ей кулак, а она в ответ улыбается стервозно и

средний палец показывает, а потом разворачивается и уходит.

Ах ты ж зараза! Не говоря друзьям ни слова, разворачиваюсь и стремительно

бросаюсь за ней. Догоню прибью, или зацелую, это уж как пойдет.

В коридоре ее нет. Ищу везде. Как сквозь землю провалилась. В непонятках

остановился у какой-то двери, поднял глаза и прочитал надпись «служебный

выход». Что, ж теперь понятно, как мерзавка сумела сбежать! Пока я ее у

центрального входа ловил, она по-тихому, через служебные завалы ушла. С

тихим смехом, качая головой, иду к остальным. Браво, Антина! Красиво ушла. Я

как всегда в восхищении, как чокнутый фанат.

Утро 7.00. Просыпаюсь без будильника. После армии всегда вскакиваю рано,

даже в выходные. Похоже, эта привычка отпечаталась на подкорке.

Голова чуть шумит, но в принципе состояние нормальное, вспоминаю о том, как

вчера здорово погуляли и мысли сами собой плавно переключаются на Тинку.

Вчерашнее желание поговорить и высказать ей все, что накопилось за эти годы,

никуда не делось.

Еле переборол желание ей немедленно позвонить, но все-таки сдержался. Вряд

ли в семь утра мой звонок ее обрадует.

Кое-как дотерпел до восьми и набрал ее. Несколько гудков и сонный голос

раздается в трубке:

— Да?

— Спишь что ли? — спрашиваю, хотя это и так очевидно.

Она скидывает звонок. Усмехнувшись, набираю ее снова. Нет, дорогая моя, так

просто от меня не отделаешься!

Пришлось набирать ее еще два раза, прежде чем она снова ответила.

— Какая сволочь дала тебе мой номер телефона? — наконец раздается

недовольный, чуть хриплый голос.

Ну, просто милейшее создание! Дюймовочка, иначе и не скажешь. Девочка-

цветочек с кандидатской степенью по хорошим манерам. Обожаю!

В общем, с грехом пополам уговорил ее выпить кофе. Что ж, уже прогресс. Всего

каких-то пять лет и мы идем вместе в кафе. Обалдеть! Еще пятилетка и она

соизволит пройти со мной за ручку, потом десятилетие на то, чтобы обнять, еще

лет пятнадцать чтобы уломать на поцелуй, а там уже здравствуй старость и

прощай потенция. М-да, радужные перспективы, иначе и не скажешь.

Кофе выпили, я ей вывалил все, что внутри накипело, за все время нашего

общения. Как и предполагалось от радости в ладоши хлопать не начала, но мне

плевать, словно груз с плеч упал.

К тому же стал свидетелем редкого явления. Кристина Антина искренне

засмущалась. Надо же, видать, не все еще для нее потеряно и под маской

стервозности, где-то внутри сидят нормальные человеческие чувства.

На ответное признание, естественно, не рассчитывал, но все равно тоскливо

было. Предложил ей сходить куда-нибудь чисто по-дружески, она ответила, что

подумает.

Ага, догонит и еще раз подумает. Знаю я таких думальщиц.

Смотрю на телефон, пытаясь понять смысл происходящего. Я пьян или сошел с

ума? Да вроде нет. Ни капли спиртного в рот не брал, да и на голову не

жалуюсь. На экране высвечивается Кристинин номер. Когда звонит первый раз,

замираю, глядя на заветные цифры, как баран на новые ворота. Звонок

скидывается, а потом начинается заново. Отогнав оцепенение, отвечаю ей.

У моей девочки голос напряженный, чуть хриплый, походу не совсем трезвая. В

своей особой колючей манере соглашается на встречу, а я не знаю, что и

думать.

С одной стороны радость неимоверная, а с другой какое-то липкое подозрение

охватывает, заполняет до самого верха. Ну, не может она просто так

согласиться на встречу со мной! У нее было предостаточно времени и шансов

сделать шаг мне навстречу, но его не было, шага этого. Что изменилось сейчас?

Как назло, командировка на носу. И несмотря на то, что хотелось сорваться с

места и отправиться к ней, для выяснения причин столь внезапного согласия,

методично собираюсь и еду по делам.

Странная встреча. Наверное, зря я на ней настоял. Спать хотелось до одури,

казалось, что ещё минута и растекусь прямо там, в кафе, уткнусь носом в стол и

захраплю.

Кристинка так и не призналась в чем причины столь внезапного согласия

сходить со мной куда-то. Говорит, что просто так, но я не верю. Нутром чую, что

за всем этим что-то стоит. Вот только интересно что? С ней все догадки кажутся

нелепыми. Это же Кристина, ее не предугадаешь.

Мне показалась, или она действительно ждала чего-то другого от нашей

встречи, и теперь сидит рядом со мной в машине, с надутыми губами глядя в

окно. Блин, у меня когда-нибудь мозг из-за нее расплавится и через уши

вытечет.

Как-то в армии получил под дых так, что дыхание не мог восстановить минут

десять, жадно хватая воздух ртом. Вот и сейчас тоже самое произошло, когда

увидел, как она вышагивает мимо нас со Светкой.

Идет, такая вся красивая, холеная, как всегда по сторонам не смотрит, меня

естественно не замечает.

Чуть поодаль вижу Семенову. Что за нелегкая их принесла именно сегодня и

именно сюда???

Света что-то говорит, а мне по фигу, не слышу даже ничего, смотрю на Тинку, на

то, как она танцует. Медленно, чувственно, не замечая никого вокруг.

И ощущение такое, будто никого, кроме нас, здесь и нет. Голодным взглядом

ловлю каждый жест, каждое движение, не в силах уйти, или хотя бы просто

отвернуться. С новой силой нахлынуло старое, уже было притупившееся

желание обладать ей, заполучить всю, без остатка. Чтоб только моя была, чтоб

танцевала вот так для меня, дома, за закрытыми дверями, и я мог бы раздевать

ее не только глазами.

В голове мысль пульсирует «беги, пока снова не накрыло». Но когда ж я слушал

доводы разума или инстинкт самосохранения? Полчаса, наверное, простоял,

наблюдая за ней, а потом сам не понял как, очутился рядом.

Кристинка сразу вся подобралась, и я даже испугался, что сейчас сбежит, как

обычно. Но нет, не сбежала, пошла к бару, взяла минералку. На нее не похоже.

Обычно, когда они с Семеновой вдвоем отрываются, то все, туши свет. Видел и

не раз, как они умеют дебоширить.

В этот раз только Маша коктейль за коктейлем пьет, а Кристина только воду

неторопливо потягивает. Черт, как же она сексуально это делает.

Отворачиваюсь, в очередной раз чувствуя себя рядом с ней сопляком, ни разу в

жизни с девушками не общавшимся, а она ещё как назло руку свою на лоб мне

кладет, проверяет нет ли температуры. Еле сдержался, вот ей Богу, ещё бы

чуть-чуть, закинул бы ее на плечо и утащил в свою пещеру.

Краем уха слышу, что они собираются завтра на пляж. Виду, что услышал, не

подаю, но когда Тинка уходит в дамскую комнату, все выпытываю у Маньки. Она

и не думает скрывать, выкладывает все как на духу, и я понимаю, что ни за

какие шиши это не пропущу.

Потом приходится идти к друзьям, хотя больше всего на свете хочется остаться

здесь, с ней, но меня настойчиво зовут поздравлять именинника.

Когда возвращаюсь, застаю картину, от которой глаза кровью наливаются.

Какой-то м*дак пристал к Кристине. Она явно хочет, чтобы он отвалил, а этот

долб**б ее не отпускает. В два шага оказываюсь рядом, не раздумывая, по-

хозяйски притягиваю ее к себе. В моих глазах, наверное, было что-то такое, из

ряда вон, если этот чахлый удод, поспешно развернулся и растворился в толпе,

будто и не было.

В тот момент понял, что не хочу ее отпускать. Не могу и не буду. Притянул к

себе, несмотря на сопротивление, заключил в кольцо рук, и не знаю каким

образом уломал ее на один танец.

Музыка красивая, до мурашек пронимает, Кристинка так близко, что дыхание

перехватывает. Безумие, но такое сладкое. Так бы и кружился по залу,

прижимая ее к себе.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Один танец, ни больше, ни

меньше и после этого она сбежала, покинув не только танцпол, но и заведение в

целом. Перед побегом увидел в ее глазах что-то непонятное, непривычное. То, чего там в принципе не могло быть.

С ума, наверное, схожу.

Полночи лежал в кровати, вспоминая ощущение того, как прижимал ее к своему

телу во время танца. Все думал, стоит ли тащиться завтра ради нее на пляж. С

одной стороны, безумно хотелось на нее посмотреть, а с другой сомневался,

хватит ли выдержки.

В результате победило мое вечное стремление быть ближе к ней. То, что я

дебил, я понял еще в универе, а вот теперь закралась мысль, что я еще вдобавок

и мазохист…

Бл*дь, я убью ее на х*р! Задушу, закину в багажник и зарою где-нибудь в лесу!

И буду скакать, как сайгак от радости, что, наконец, избавился от нее! С*чка!

Вредная, белобрысая с*чка!

Машина дернулась, когда рывком переключил передачу, чуть не бросив

сцепление. Снова выругался, и вдавил педаль газа в пол.

Это вообще, какого хр*на она сейчас устроила??? Что это, мать твою, за шоу?

Руки на руле тряслись, то ли от нервов, то ли от холода. Полчаса в реке сидел,

пока наконец кровь не успокоилась, и можно было выйти из воды, не сигналя

стоячим членом.

Ну все, допрыгалась!

Что ей скажу, даже не представлял. Просто хотелось схватить за плечи и трясти

как куклу, пока не объяснит, какого хр*на это было. Что это за игры?

Купальник этот в кошмарах теперь сниться будет. Ведь фактически голая

передо мной стояла, красовалась. Смотри как красиво, смотри какая грудь.

Тьфу, блин, точно убью!

Ума не приложу, как только отпустил ее. Ох*рел, наверное, от происходящего

настолько, что мозг отключился.

Нет, ну надо же, выкинула фортель. По ж*пе ремнем отходить ее надо. Черт, вот

за каким я про задницу эту зловредную подумал??? С рычанием ударил ладонью

по рулю, пытаясь взять себя в руки.

К ее дому подлетел как ураган, притормозил сзади ее Ауди. Автомобиль здесь,

дома значит, зараза!

Захлопнул дверцу машины и, доставая телефон, пошел на детскую площадку.

Оттуда было видно окна этой Звезды Стриптиза. Вызвонил ее, пригрозил, что

если сама не спустится, то поднимусь к ней, и мало не покажется. Попыталась

соврать, что нет дома, а ничего, что я прямо сейчас на тебя смотрю? На твою

белую, наглую макушку, маячащую в окне?

Стою у машины, жду ее, а внутри ураган бушует, рвется наружу, еле хватает

сил сдержаться.

И вот она выплывает. Царица полей, твою мать, кукуруза! Идет ко мне, а на

губах улыбочка ехидная застыла. Точно придушу!

— По-твоему, это смешно, — рычу на нее, балансируя на остатках

самообладания.

— Не понимаю о чем ты.

Ну, все, пи**ец! Остатки выдержки рассыпались в прах. Хватаю ее, буквально

закидывая на багажник, а сам сверху нависаю, как грозовая туча. Кристина

елозит, пытается выбраться, сбежать. Х*р бы там! Перебьется! Рывком, зло,

усаживаю ее обратно. Пока я не выясню все, что мне нужно, будет сидеть, как

миленькая.

Ругаемся, выясняем отношения, и тут я непроизвольно веду взглядом по ее

раскрасневшимся щекам и опускаюсь на нежную шею. Маленькая жилка

пульсирует как сумасшедшая. Словно зачарованный смотрю на нее, потом

опускаю взгляд еще ниже, на ее грудь, которая нервно, тяжело вздымается, как

будто каждый вздох дается ей через силу, будто бежала сломя голову и

отдышаться не может.

У меня галлюцинации, да? Сбрендил окончательно? Вижу то, чего в принципе

быть не может?

Смотрю в глаза, и все сомнения пропадают. Взгляд с поволокой, непроизвольно

мечущийся по моему лицу, а она даже не осознает этого.

Мысленно присвистнул. Ты ли это, Кристина Алексеевна? Что, девочка,

приплыли? Отдача накрыла? Переоценила силенки свои? У таких игр правила

есть, и ты их явно не знаешь. На всякий случай проверяю, шепчу ей на ухо

какие-то глупости, даю волю рукам, насколько это вообще допустимо в разгар

дня в общественном месте.

Она выгибается, дрожит, как осиновый лист, а я глазам своим не верю. Что это

она, а не кто другой. Пробрало ее не по-детски, вижу, как смотрит на губы, не

отрываясь, жадно, и кровь в венах закипает. Тянусь к ней, не в силах

освободиться, но какой-то посторонний шум останавливает, отрезвляет,

заставляет вспомнить, что мы не наедине, а у всех на виду, в пяти метрах от

детской площадки. Отпускаю ее, из последних сил удерживая себя в рамках

приличия. Смотрю как она, чуть пошатываясь, бредет к своему подъезду и

чувствую, что мне впору опять забираться в холодную реку и сидеть, там пока

не отпустит.

Весь день места себе не находил. Все мысли только о том, что сегодня

произошло. Перед глазами одна картина сменяла другую. То крупные капли,

медленно скользившие по еле прикрытой груди, сквозь полупрозрачную ткань

видны твердые бусинки сосков. То как она, виляя бедрами, стаскивает с себя

сырой купальник, и в глазах темнеет от осознания того, что там, под белым

платьем у нее ничего нет. То ее тяжелое дыхание, взгляд рассеянный и в то же

время голодный, каким она смотрела на меня, сидя на капоте.

И так раз за разом. Не отвлечься, не переключиться, перед глазами только она,

и в голове не укладывается реальность происходящего.

Извелся весь, и вечером все-таки не удержался, написал ей, не особо

рассчитывая на ответ.

Не одна она оказалась. В этот момент ревность такую почувствовал, что огнем в

груди полыхнула, заставляя морщиться.

Столько лет все мысли о ней, но такого не испытывал никогда. Наверное потому,

что в холодности ее не сомневался, а сегодня на меня среагировала, а не на

кого-то другого, по глазам видел, что хотела продолжения, а сейчас с другим.

Внутри все клубилось и рвалось в клочья. Хотелось примчаться к ней, устроить

разбор полетов, да вот только прав никаких на это не было.

Прошел на кухню, выпил стопку коньяка, чтоб хоть как-то прийти в себя. Ни

черта не помогало. С силой швырнул бутылку в стену, и она разлетелась на

мелкие осколки, а на обоях появилось темное пятно. Но мне было наср*ть. Меня

трясло, ломало, выворачивало наизнанку от осознания того, что сейчас она там,

с каким-то м*даком обжимается.

Выдержать это в одиночестве я просто не мог, не соображая, что делаю, схватил

телефон и набрал Иркин номер:

— Привет, — промурлыкала она.

— Привет, — старался говорить, как можно спокойнее, но ни хр*на не выходило,

дыхание сбивалось, — чем занимаешься?

— Жду твоего звонка, — с готовностью ответила она.

— Сейчас приеду, — говорил уже на ходу, обуваясь в прихожей.

— Ты же знаешь, я всегда тебя жду.

— Знаю.

Не обращая внимания на то, что выпил стопку, заскочил в машину, и, чуть не

спалив резину, сорвался с места. Внутри по-прежнему все кипело, хотелось

орать, крушить все, что попадется на пути. К ней хотелось до жути.

Да что ж я за дятел такой?! Сколько можно на одни и те же грабли наступать?

До Иркиного дома домчался за пятнадцать минут. Прямо в прихожей набросился

на нее так, словно от этого жизнь моя зависела. Ира сначала растерялась от

такого напора, а потом подключилась к игре.

Всю ночь не давали друг другу спать, перепробовав все горизонтальные

плоскости в ее квартире, а перед глазами все равно этот проклятый розовый

купальник маячил. Хоть ты тресни.

На следующий день на работу было не надо, и я остался у нее. Валялись в

постели, смотрели телек, периодически прерываясь для секса.

— Пойдем в кино? — ближе к вечеру предложила она.

— Пойдем.

Сказано-сделано. Собрались и пошли.

Купив билеты, устроились на кожаном диване в зоне ожидания. Сидели о чем-то

вяло переговариваясь. Вроде все тихо, спокойно и тут взрыв, цунами, ураган.

Дышать перестал, когда увидел, как в моем направлении идет она, и не одна, а

с щеголем каким-то, по-хозяйски приобнявшим ее за талию. Это что за подстава

судьбы такая? Мне вообще нельзя из дома выходить? Чуть нос на улицу — и на

тебе, юмористка судьба опять с ней сталкивает. Я все понял! Это кара такая, да?

За распутный образ жизни? Не слишком ли сурово???

Кристина меня не видит, стоит со скучающим видом смотрит по сторонам, хр*н

ее с кем-то по телефону разговаривает, вместо того, чтобы с ней общаться.

Вижу, как с одной стороны всех осмотрела, и на другую переключилась, как раз

туда, где я сижу. Беглым взглядом прошлась по окружающим, скользнула по

мне и отвернулась. Смотрю на нее в упор, жду, когда дойдет.

Тут она замирает и резко поворачивается в мою сторону. В глазах чуть ли не

паника плещется, вижу, как отступает от меня, испуганно прижимаясь к своему

козлу.

Что боишься, зараза? Правильно делаешь.

Стою у них за спиной и не отрываясь смотрю на его руку, вольготно

расположившуюся чуть ниже ее талии. И в глазах темнеет от ярости, ревности и

осознания того, что эти руки ласкают ее тело. Что сегодня она была с ним.

В мыслях пролетает то, чему учили в армии. Захват чуть повыше запястья, резко

завести назад, мощный удар в плечо, чтоб сустав выбить, потом под колено со

всего маха…

Еле сдерживаю кровожадный порыв, взглядом показываю, чтобы шла за мной, в

противном случае наступит Армагеддон. Тинка все понимает, что-то говорит

этому уроду и идет следом за мной.

Вне себя от ярости захожу в пустынный коридор, ведущий к квест-комнатам и

служебным помещениям, слышу, как она чуть ли не бежит за мной, звонко цокая

каблучками. Завернул за угол и резко остановился перед открытой дверью,

заглянув туда, обнаруживаю маленькое захламленное помещением. Сойдет.

Из-за угла вылетает злая, как фурия Кристина, и я, не церемонясь, затаскиваю

ее внутрь.

Опять ругаемся, в этот раз так, что искры летят. Она хладнокровно заявляет,

что мы друг другу никто. Я бешусь, еле сдерживаюсь, чтобы не встряхнуть ее

хорошенько. А когда она заявляет мне «твои проблемы» остатки тормозов

срывает. Как маньяк, прижимаю ее телом к стене, запускаю руку в волосы и

целую. Зло, грубо, пытаясь унять бурю клокочущую в груди. Тинка отбивается,

но я чувствую, как дрожать начинает, от этого еще больше злюсь. Оттого, что

откликается на мои действия, но ночи проводит с другим.

Она требует, чтобы отпустил, никогда больше к ней не прикасался, оставил ее в

покое.

В кой-то веки согласен с ней. На хр*на мне все это сдалось? На хр*на она мне

сдалась? Год ее не видел, и жил припеваючи! Стоило ей только опять появиться

в поле зрения и все кувырком полетело в тартарары. Все, хватит с меня. Пошла

к черту!

Ухожу, громко хлопнув дверью. А в голове только одна мысль пульсирует.

Ненавижу!

Когда через неделю, поздно ночью телефон зазвонил, беспристрастно отражая

ее номер телефона, застонал, прикрыв глаза и откидываясь на спинку дивана.

Опять! Ну чего ей от меня опять надо? Всю душу измотала уже, сил больше нет.

Чуть не сбрендил за эти семь дней, пытаясь утихомирить самого себя, доказать,

что пора давным-давно закрыть дверь и больше не оглядываться назад. Надо

просто держаться подальше и спокойно жить в свое удовольствие, забыв о

холодной блондинке, столько лет отравляющей мне существование.

Отличные размышления, вот только жаль, что пустые. Как слабовольный дурак

отвечаю на ее звонок, замирая, услышав ее голос. Тихий, жалобный, дрожащий.

В аварию попала. Хоть и сказала, что все нормально, но перепугался до ужаса.

Стоит ли говорить, что через пять минут уже ехал в ее направлении?

Нашел ее за городом, сидящую в машине, судорожно обхватив руль. Маленький,

испуганный котенок. И не догадаешься, что стерва беспросветная. Для себя уже

все решил. Сейчас помогу и все, пока. Лучше переболеть, отмучиться и дальше

идти играючи по жизни. Поэтому вел себя в ней прохладно. Подошел к ней,

убедился, что все в порядке, машина тоже практически цела. Из-за чего тогда

весь сыр-бор?

Тинка, начала пищать, что это все мужик поганый виноват. А я смотрю на нее и

начинаю подозревать, что ситуацию до крайности довел чей-то несдержанный

язык.

Кое-как спровадил маленькое чудовище в машину и стал разговаривать со

Станиславом. Он во всех красках описал произошедшее. О том, как произошла

авария, как тут госпожа Кристина пальцы гнула, скандалила.

У меня даже мысли не возникло, что мужик может врать. Это ж Антина! С нее

станется. Для нее люди значения не имеют, на всех свысока смотрит.

И вот стоим мы, разговариваем, Кристинка в машине сидит, в телефоне

ковыряется.

Вижу, Стас мнется. Стоит, заправив руки в карманы, перекатываясь с носка на

пятку. На мой прямой вопрос, в чем дело, признается, что никого не вызывал.

Просто хотел наглую чрезмерно дерзкую барышню прижать, чтобы проучить

маленько.

Хм, а что, креативно. Молодец, мужик! Уважаю, что не прогнулся перед ней, а

нашел способ поставить на место.

В этот момент Тинка сигналит фарами, привлекая к себе внимание, и я

вынужден идти к ней. Иду, смотрю на нее и диву даюсь на изменения.

Испуганный котенок исчез, вместо него вернулась вечно недовольная

стервозина. Сейчас узнает, что с ДПСниками ее накололи, точно взорвется.

Решение приходит само собой, отдаю ей ключи от своей машины и отправляю

домой, намолов какой-то ерунды. Она верит, садится в мой Форд и уезжает.

Надеюсь, не раздолбит его мне в порыве ярости? Она ведь может….

Едва Кристина скрылась за поворотом. Мы распрощались со Стасом, и каждый

поехал по своим делам. Стас домой, а я чинить ее машину.

Да, да, вы не ослышались. Чинить Тинкину машину. И это было для меня

настолько естественно, что только диву давался. Вот, казалось бы, зачем мне

это делать? Ладно бы своя девушка была, и я бы с готовностью решал ее

проблемы. А тут что?

Странно, непонятно, но внутри спокойствие и убежденность, что так и надо.

Утром, после сервиса, привез Ауди в ее двор и позвонил, чтобы спускалась.

Маленькая пиявка попыталась вытребовать, чтобы я поднялся и привез ее ключи

с доставкой на дом, до самой квартиры. Нет уж, радость моя, перебьешься.

Она спустилась, какая-то растрепанная, простая, без боевой раскраски. Такая

она мне даже больше понравилась. Милая… Пока рот не открыла.

Мы поговорили. Не скажу, что диалог вышел продуктивным, под конец опять

искры полетели, но мне было плевать. Я выставил перед собой защитный

барьер, и не думал его убирать.

А она… Она явно бесилась оттого, что я с ней холоден и сдержан.

Что, Снежная Королева, не нравится, когда вокруг не прыгаю? Ничего,

перетерпишь. Мне тоже многое не нравится, но я же терплю.

Про ДПСников изначально не хотел говорить, но не удержался. Желание

увидеть, как она злится, победило. У нее аж кровь от лица отхлынула, и губенка

затряслась. Какая же она все-таки еще девочка, в те моменты, когда стерва в

ней затыкается.

Жаль, что редко такие моменты бывают.

Оставил ее у подъезда, а сам домой поехал. Ну все, думаю, завязал. Ставим

точку, отворачиваемся и идем каждый своей дорогой.

Угу, размечтался.

Два дня проходит, натыкаюсь на нее с утра в супермаркете. Меня заметила, нос

до потолка задрала, идет, будто и не видит. Думает, что за ней побегу! Нет уж,

хватит, набегался на целую жизнь вперед.

Киваю ей в знак приветствия и отворачиваюсь. Хочется, конечно, пообщаться,

язык так и чешется что-нибудь сказать, но держусь. Даже не повернулся в ее

сторону, просто взял, что надо и к кассам пошел. А она пусть делает, что хочет.

Мы ведь друг другу действительно никто. В этом Кристина права.

После супермаркета полдня мотался по городу, решая проблемы по работе.

Проголодался как волк, заскочил в первое попавшееся заведение. Сижу, ем,

попутно в телефоне ковыряюсь, не обращая ни на что внимания. И вдруг волосы

на руках дыбом встают. Голос ее слышу. Садится через столик от меня, кофе

заказывает.

Что за хр*нь?! Решил держаться от нее подальше, и она как назло на каждом

шагу попадается. Есть расхотелось, подозвал официанта, расплатился и ушел,

напоследок все-таки словив недовольный взгляд. Хм, чем недовольна, красивая?

Я ж не по своей воле сегодня второй раз с тобой пересекаюсь, и не достаю тебя.

Просто встал и ушел, радуйся. Все как ты хотела.

Бл*, какой же у нас оказывается маленький город!

Десять часов вечера. Заправка. Передо мной пять человек и тут автоматические

двери распахиваются и та-дам… Стервь Белобрысая, собственной персоной,

заходит внутрь.

Третий раз за день! Это уже ни в какие ворота не лезет!

Отворачиваюсь к окну, делаю вид, что рассматриваю содержимое полок, а сам

слушаю, как каблучки цокают. Все ближе и ближе. В какой-то момент слышу,

как шаг сбивается и замирает. Понятно, заметила. По-прежнему не смотрю в ее

сторону, жду, что будет дальше.

Сейчас как всегда хвостом махнет и сбежит. Ну и скатертью дорога.

С немалой долей удивления слышу, как каблучки снова застучали, сердито,

отрывисто, приближаясь ко мне. Хм, внезапно.

— Зорин, ты следишь за мной? — раздается недовольный голос. Поворачиваюсь

к ней, вопросительно подняв бровь.

— Куда не приду, везде ты!

— Так, может, это ты за мной по пятам ходишь, а не я за тобой? — невозмутимо

интересуюсь, обходя ее и направляясь вдоль полок.

Тинка сердито сверкает в мою сторону глазами:

— Ага, сейчас. Интересно, зачем мне за тобой ходить? — ядовито, надменно

интересуется, складывая руки на груди.

— Понятия не имею, — пожимаю плечами, — соскучилась может.

В этот момент наш дивный диалог, грозивший перейти в выяснение отношений,

прерывает звонок моего телефона.

Игнорируя ее сердитый взгляд, достал трубку, ответил.

Кирилл звонил, приглашал на завтра в клуб, Днюху отмечать. Конечно,

согласился, не раздумывая. Один из ближайших друзей, и я не знаю, что должно

случиться, чтобы я пропустил это мероприятие.

— Ты один, или с кем-то? — спрашивает Кир.

— А как надо? — спрашиваю, скользя взглядам по рядам с чипсами, — хочешь,

могу с собой кого-то привести, или прямо там подцеплю. Долго ли умеючи.

— Почти все парами придут.

— Парами?

— Да, кто с женой, кто с подругой. И если ты там будешь, как обычно

отрываться, зажимая баб, превратишься во врага номер один, — со смехом

сказал Кирюха.

— М-да? Зависть замучает? — улыбаюсь в ответ.

— А то!

— Ладно, парами, так парами. Кого-нибудь приведу.

— Кого?

— Не знаю, как пойдет.

— Ладно, давай до встречи.

Отключаю телефон, смотрю на Кристинку, все так же стоящую рядом и

прожигающую сердитым взглядом. Продолжать пустые разборки нет никакого

желания, как и портить себе настроение, поэтому беру с полки шелестящий

пакет и иду прочь.

Оплатил бензин и, не оглядываясь, вышел на улицу.

Наши машины стоят бок о бок, у соседних колонок. Надо же, как символично.

Заправщик сегодня неторопливый, еле копается, поэтому я, воспользовавшись

задержкой, настраиваю зеркала, протираю фары.

Из здания заправки вылетает Кристинка, смотрит на меня, нахмурившись, и

мчится к своей машине. Чудная она какая-то, загадочная.

Но, блин, какая же все-таки красивая, и что бы не происходило между нами,

сердце все равно замирает, от одного только взгляда.

Сам не знаю зачем, решил позвать ее завтра с собой. На положительный ответ и

не рассчитывал. Просто контрольный выстрел. Последняя попытка, перед тем,

как поставить точку в этом затяжном безумии.

— Кристин, — окликаю ее, когда уже девушка распахнула дверцу машины. Она

останавливается, поднимает на меня недовольные глаза. Черт, как же хочется,

чтобы смотрела по-другому, без холода, с улыбкой. Мечтатель, твою мать.

— Чего тебе?

— Пойдешь завтра со мной к другу на день рождения? — обреченно спрашиваю,

готовясь к взрыву с ее стороны.

Ну давай, начинай выпендриваться, как ты обычно делаешь.

Она посмотрела на меня, чуть сморщив нос, а потом произнесла:

— Да, без проблем. Заедешь за мной, — с этими словами села в машину и

уехала, а я с видом умалишенного стою и смотрю ей вслед.

Это что было? Она реально согласилась идти со мной? Или решила за нос

поводить, нервы потрепать?

Сижу, как зомби переключаю каналы, даже не понимая, что там идет.

У НЕЁ дома! Твою мать, сам себе не верю! Впервые за наше многолетнее

знакомство. Днем, преисполненный уверенности, что все, случившееся вчера,

бред чистой воды, позвонил, чтобы уточнить в силе ее согласие или все, блажь

прошла. Она невозмутимо отвечает, что в силе. В результате договорились во

сколько встретимся, а я потом еще полчаса сидел, задумчиво крутя телефон в

руках и пытаясь понять, играет или нет. И если играет, то в чем суть. Потом

решил, ладно будь, что будет.

Естественно к назначенному времени она не успела. Шутка ли, собраться

вовремя. Это явно не ее тема.

Думал, встречу ее внизу у подъезда и поедем. Стал звонить, а она, оказывается,

еще вообще не готова. Пришлось отпускать такси и подниматься к ней. Не

скажу, что прямо так уж расстроился. Скорее наоборот, чуть ли не подпрыгивал

от нетерпения, поднимаясь на четырнадцатый этаж.

Дверь открыла вся раскрасневшаяся запыхавшаяся. Волосы на половину

высушены, не накрашена, в спортивном костюме. Все понятно. Быстрые сборы —

это не для нее.

Ведет себя сдержанно, я бы даже сказал, что чуть сковано. Наверно, сама в

шоке от того, что согласилась куда-то идти со мной, и теперь думает, на кой ей

все это сдалось.

В качестве вежливого жеста провела по квартире, показала, что где. У нее

хорошо, светло, свободно, без лишней мебели. Я еще подумал, где ж она свои

шмотки хранит, а потом показала свою гардеробную.

Капец. У меня аж тик нервный начался. Здесь полгорода одеть можно, и ещё и

останется. Нет, я, конечно, знал, что она шмотошница великая, но чтоб

настолько!!! Все мое барахло можно в одном углу этой комнаты пристроить, а у

нее все битком, да ещё по видам. Тут платья, там юбки, там ещё не пойми что.

Да мало того, что по видам, так ещё и по цветам!

В общем, растерялся я в этом страшном месте, быстренько ретировался и

сбежал в большую комнату к телеку, а Кристина стала собираться.

Прошло, наверное, минут пятнадцать, когда она снова показалась на глаза. Все

так же не накрашенная. Все в том же спортивном костюме. Это что, все это

время она волосы сушила?

Тинито! Самое натуральное! Теперь так и буду называть, о чем ей и сообщил.

Она только фыркнула и снова ушла в свое модное логово.

Сижу, а самого потряхивает от всего происходящего. Не верю, что у нее дома.

Не верю, что она собирается куда-то со мной идти. Все кажется, что играет, за

нос водит. Непроизвольно подлянки с ее стороны ожидаю. Вот сейчас выйдет и

невозмутимо заявит, что никуда не пойдет, что передумала, пошутила или еще

хр*н знает что.

В голове, хоть и давлю их на самом корню, мысли проскакивают, что она за

стеной, совсем рядом. Собирается, переодевается. Мороз по коже непонятный.

Минут двадцать еще прошло, а она все никак не появится. Заснула что ли? Или

по пятому кругу свои наряды перемеряет?

— Кристин! — громко зову, — ты там готова?!

— Нет, — раздается недовольный голос, и по интонации чувствую, что что-то не

так.

Ну, все, вот оно, начинается.

Выключаю телевизор и иду к ней. У дверей остановился, постучал.

— Да, — опять тот же холодный тон.

Открываю дверь, захожу внутрь.

Тинка стоит, привалившись к подоконнику, обхватив себя руками за плечи,

волчонком смотрит на меня.

— Ты еще не собралась? — озвучиваю очевидное, подозрительно глядя на нее.

— Я никуда не иду! — с вызовом отвечает она, а у меня словно тряпкой красной

перед глазами помахали.

Не зря ждал, когда фокус какой-нибудь выкинет! Сразу надо было завязывать с

этой идеей, идти куда-нибудь с ней. Ежу понятно, что раз столько времени

динамила, то и продолжать будет в том же духе. Ничему меня жизнь бл*дь не

учит!

До зубовного скрежета захотелось узнать, в чем же причины столь «внезапного

отказа».

— Молния сломалась, — тихо промямлила она, в ответ на мои резкие слова.

Бл*****, мой мозг точно не выдержит этого! Я прямо чувствую, как он трескаться

начинает, и мелкими осколками сыпется на пол.

У нее молния сломалась! Просто беда, твою мать, бедища, катастрофа!

Я там сижу ее жду, как дурак, а она нахохлилась и пыхтит здесь.

Любая нормальная девушка бы давно помощи попросила. Минута и нет никаких

проблем. Но это же Кристина! Она птица гордая. Будет сидеть, дуться на всех,

но ни за что просто, по-человечески не обратится.

Кто ж тебя так воспитал-то, горемычная?

Чуть ли не силой развернул ее к себе спиной, и присвистнул, увидев, чего она

там наворотила. Масштабно, ничего не скажешь, так сразу и не разберешь что к

чему.

И вот я, сидя за ней на корточках, пытаюсь справиться с молнией, а она стоит

словно неживая, мне кажется, что даже не дышит. Вцепилась в подоконник,

голову вниз опустила, вся как деревянная, словно оцепенела.

Боится, что ли, что съем ее?

Или…

Да не может быть!

Сдержанно благодарит за помощь, и торопливо обходит меня по широкой дуге,

будто боится лишний раз прикоснуться.

Чуть склонив голову на бок, наблюдаю за тем, как она замерла у вешалок и

рассеянным взглядом скользит по своим дорогим тряпкам.

Ясно вижу, как ее неслабо потряхивает, и не до конца осознавая, что делаю,

тихо подхожу к ней.

Тинка тянется за платьем, а я на полном автомате, на рефлексах перехватываю

ее руку.

Дернулась, как ошпаренная, отшатнувшись от меня в сторону, а я понял, что не

отпущу, даже если отбиваться начнет и скандалить.

Хотелось заглянуть ей в глаза, увидеть подтверждение того, что и так знал, но

она зажалась в угол, зажмурилась. Пытаясь взять себя в руки.

Пытаюсь развернуть ее к себе, но она зажимается, прячется.

Вижу, что борьба у нее внутри нешуточная идет, что пытается успокоиться и

отступить, и понимаю, что в жизни себе не прощу, если позволю ей сейчас взять

себя в руки, и вернуться в привычную колею.

Прижимаю к себе, несмотря на сопротивление, покрываю лицо, шею быстрыми,

хаотичными поцелуями, как ненормальный дурея от запаха ее кожи. Кристинка

сопротивляется, выворачивается, не давая целовать в губы, пытается

оттолкнуть, как заведенная повторяя «не надо». Да куда там! Я ее

сопротивления даже не замечаю, она против меня как олененок на фоне бизона.

Она чуть ли не плачет от бессилия, когда, зарывшись обеими руками в ее

волосы, притягиваю к себе, не давая отвернуться.

— Тем, не надо! — упирается руками мне в грудь, чувствую острые коготки на

своей коже, и в меня будто демон вселяется, не могу остановиться, да и не хочу.

Крышу напрочь сносит, от того, что она рядом, что пытается оттолкнуть, а у

самой мурашки по коже от моих прикосновений, дрожит, словно лист осиновый

на ветру.

Целую в мягкие, податливые губы, с ума сходя, услышав, как она еле сдержала

стон. Тинка не отвечает, по-прежнему вырывается, но я чувствую, как

пульсирует ее кровь, как бьется сердце, надрывно, сбиваясь с ритма, как и мое.

Не отпущу.

Одной рукой продолжаю удерживать, целуя ее в губы, а второй притягиваю к

себе, касаясь гладкой кожи спины. Ласкаю, поглаживаю, не давая малейшего

шанса отступить.

Девушка в моих руках выгибается навстречу. Чтобы там не происходило в ее

блондинистых мозгах, какую борьбу она бы не вела с собой, тело выбрало меня.

— Зорин, что ты делаешь, — стонет мне в губы, и чувствую, как рука, которой

она меня так отчаянно отталкивала, судорожно цепляется за футболку, сжимая

ее пальцами.

Давай, девочка, давай, отпусти себя.

Момент, когда она сдалась, я почувствовал сразу. Замерла, а потом как-то

обреченно, затравлено вздохнула, попробовала отстраниться, и когда опять не

отпустил, подалась вперед, приоткрывая сладкие губы.

Уже ничего не соображая от сжигающего изнутри пожара, жадно впиваюсь в

приоткрытые губы, и забываю как дышать, когда она, наконец, отвечает.

Сначала как бы не хотя, все еще сомневаясь, но с каждой секундой откликается

все чувственней, жарче. Ее рука скользнула по плечу, потом зарылась в волосы,

притягивая к себе. Черт, я ее сейчас прямо здесь завалю.

Чуть отстраняется от меня, замирает, глядя прямо в глаза. Проклятье, если

решила сбежать, то я загнусь прямо тут, от безумного желания быть с ней.

Разжимает пальцы, удерживающие край платья, и мягкая ткань, струясь, скользит по коже вниз. Кристинка стоит передо мной, красивая, как богиня, а я

смотрю на ее изумительное тело, серьезно опасаясь, что просто сорвусь и

изнасилую ее.

Медленно, бесконечно сексуально стаскивает платье вниз, бросая его себе под

ноги, и остается передо мной в одних крошечный черных трусиках.

Ущипните меня кто-нибудь. Я либо пьян и словил белую горячку, либо тронулся

умом.

Не верю в происходящее. В том, что она стоит передо мной практически в чем

мать родила, в глазах огонь полыхает. Смотрю, как закусывает губу и

спрашивает:

— Нравлюсь?

Она издевается? У меня уже в паху ломит, от того насколько она мне нравится.

Блин, слово-то какое плоское! Нравится! Дурею от одного взгляда на нее, но

вместе с тем где-то внутри не дает покоя страх, что сейчас рассмеется и скажет

«шутка, дорогой».

— Если не планируешь идти до конца, то сейчас самое время прекратить все

это. Потому что ещё пара минут, и я не смогу остановиться.

Какое там остановиться! Даже если земля рушиться под ногами начнет, не

смогу даже взгляда от нее оторвать.

Тинка делает ко мне шаг, встает на цыпочки и, обвивая шею руками, шепчет на

ухо:

— Только попробуй остановиться.

Все. Остатки выдержки испаряются, от этого хриплого грудного голоса.

Смутно помню, как унес ее в спальню, не отрываясь ни на секунду от пьянящих

губ, как очутились на кровати. Когда прикоснулся к ней, почувствовал,

насколько она горячая и мокрая для меня, крышу сорвало. Сначала пытался

держать себя в узде, но потом все, тормоза сорвало. С остервенением терзал

любимое тело, как голодный зверь, выколачивая из нее громкие крики, с

каждым толчком все больше сходя с ума от желания.

Это реально было безумие, но черт, до чего же приятное!

Проснулся рано и как дурак лежал, не шевелясь, рассматривал ее.

Отодвинувшись от меня на самый край, спала на животе, подтянув к себе одну

ногу. Белая, шелковая простынь накрывала только пятую точку. Все остальное я

мог видеть.

Красивая, нежная, все в ней, как я люблю, словно специально под меня делали.

Смотрю на нее и в горле ком. Не верится, что события этой ночи были правдой, что целовал ее, обнимал, любил до криков, и проснулся рядом. Слишком хорошо,

чтобы быть правдой.

Она, словно почувствовав мой взгляд, завозилась, потянулась и, смешно

нахмурившись, приоткрыла один глаз. Увидев меня, настороженно замерла, а у

меня словно змеи в груди зашевелились, от дурных предчувствий.

Сейчас начнется.

Вчера не удержалась, сорвалась, пошла на поводу у своих желаний, а сейчас

смотрит на меня и думает «вот, я ду-у-ура», и прикидывает, как бы поскорее

избавиться. Черт, что же так хреново-то? Радоваться надо, что до желанного

тела дорвался, поставил так сказать заветную галочку, а вместо этого нутро от

тоски сводит, от того, что хочется больше, гораздо больше. Хочу быть с ней

рядом, всегда. Хочу, чтоб любила меня, чтоб никого в мире, кроме нас, не было.

Жду от нее удара, с горечью осознавая, что укрыться нечем и любой ее выпад

достигнет цели. Нервы как струны вибрируют, но к ее словам все-таки остаюсь

неготовым:

— Зорин, — недовольно произносит она, — а что ты на самом краю лежишь? Шел

бы уж на пол, или вообще в другую комнату, на диван.

Смотрю на нее, замерев как истукан и не понимая, к чему клонит. Тинка с

вздохом закатила глаза, и, бухтя себе под нос что-то из разряда «большой, но

бестолковый», подползла ближе, улеглась, уткнувшись носом в бок:

— Грей давай, я замерзла.

Не веря в происходящее, заключил ее в кольцо своих рук, прижимая к себе. Она

повозилась, пытаясь улечься поудобнее, в результате закинула на меня руку и

ногу, и, устроив голову на плече, снова уснула.

А я все так же лежу, хлопая глазами, как сова. Нет, я ее никогда не пойму.

Ждешь от нее нормальной человеческой реакции — получаешь гранату в яркой

упаковке, а приготовишься к взрыву, так ведет себя как домашняя кошечка.

Поглаживаю кончиками пальцев ее по плечу, пытаясь собрать мысли в кучу. Что

делать дальше понятия не имею. Был бы рад сказать, что теперь мы вместе и

навсегда, но… Черт, даже не знаю, что но.

Столько лет увивался за ней, а теперь когда заполучил, не знаю что

предпринять. Да и заполучил ли? До сих пор не могу поверить в то, что

произошло. Чувство такое будто на лезвии ножа стоишь, балансируешь на

грани. В голове пульсирует одна мысль. Не отпущу. А в груди комом стоит

опасение, что утром все разрушится словно карточный домик.

Всю жизнь гулял направо и налево, и считал, что секс без обязательств — это

круто. Покувыркался, встал, отряхнулся и пошел дальше. Здорово, и никакой

головной боли. Но не с Кристиной.

С ней другого хочу. Засыпать вместе, просыпаться, строить планы на выходные, гулять под дождем. Глупостей хочу, и вместе с тем, чтоб все серьезно было.

Будущего с ней хочу.

Она во сне чуть возится, прижимается ко мне ещё сильнее, и снова как мороз по

коже проходит.

А что все это для нее? Так достал, что решила, фиг с тобой, давай попробуем,

скуки ради, а потом ты от меня отвалишь? Приятный эпизод? Зарядка для

блеска глаз? Что?

У нее ведь хр*н какой-то есть. Тот самый, с которым в кино ее видел. Они

выглядели так, словно давным-давно вместе. Черт, как все запутано!

Не удержавшись, крепче прижимаю ее к себе, целую в макушку.

Не отпущу.

Кристина что-то пробубнила, уткнувшись мне носом в шею, а потом снова

затихла. Спи, девочка моя, спи.

Сам заснул, когда на часах шесть утра было, все это время гоняя в голове

произошедшее, слушая ее дыхание и пытаясь понять, предугадать, что будет

дальше.

Проснулся оттого, что шее щекотно было. Сонно отмахнулся, но не помогло.

Приоткрыл один глаз, и сначала вообще не понял где я, и что вокруг творится.

Комната светлая, просторная, кровать. Хм, мило.

И тут водопадом обрушиваются воспоминания о прошедшей ночи, резко

поворачиваюсь и замираю. Не сон.

Тинка лежала рядом, на животе, упираясь на один локоть. Второй рукой

держала прядь своих светлых, мягких как шелк волос, и водила ей по моей шее.

Присмотрелся к ней, вроде сожаления в глазах нет.

— Привет, — голос с утра такой, что самому себе слух режет.

— Привет, — ответила она, улыбнувшись.

Дышать забыл как. Моя улыбка. Ни для кого-то, а для меня. Смотрю на нее и

пошевелиться не могу, все кажется, что сейчас спугну, и сбежит от меня по

старой привычке.

Любуюсь ей, ещё теплой ото сна, чуть растрепанной, но такой бесконечно милой

сердцу. Люблю ее больше жизни.

— Как спалось? — интересуется Кристинка, скользя взглядом по моей груди.

— Отлично, — не стал говорить, что полночи глаз не мог сомкнуть, все о нас

думал.

— И мне, — потянулась, с видом довольной кошки, потом хитренько так, подленько ухмыльнулась и рывком, так что даже не успел отреагировать,

сдернула в сторону смятую простынь.

Откровенным взглядом изучает мое тело, медленно, не скрываясь, похотливо, и

оно моментально откликается.

Секунды хватает на то, чтобы подмять ее под себя, перехватить одной рукой

тонкие запястья. Замираю, разглядывая ее при утреннем свете. Она играет,

закусывает губу и начинает медленно, откровенно тереться о мое тело. Между

нами простыня, которую она успела накинуть на себя, но я сквозь нее чувствую

насколько она горячая.

Белокурые волосы разметались по подушке, губы припухшие, ярко-алые, после

того, как я жадно терзал их ночью, на нежной коже отметины, поставленные в

пылу страсти. Вся такая мягкая, податливая, желанная.

Смотрит на меня своими невероятными глазищами. Голубыми, с карими

крапинками, и сколько не ищу, не вижу в них привычной холодности.

Может, у нас все-таки есть шанс? Спрашиваю сам себя в три тысячи пятый раз. И

хочется в это верить…

В голове колоколом раздается фраза Андрюхи, произнесенная в первый день

нашего с ней знакомства «Выпотрошит и не заметит».

Эти слова на миг отрезвляют, воскрешая все сомнения, которые терзали меня

ночью. Но я опять смотрю в эти необычные глаза, открыто рассматривающие

меня, и понимаю, что готов рискнуть. Ради нее на все готов. Хоть в огонь, хоть

над пропастью без страховки.

ЧАСТЬ 2

Глава 1

Консультант положила платье в красивый фирменный пакет и с очаровательной,

профессиональной улыбкой передала его мне:

— Ждем вас снова в нашем магазине! — голос мелодичный, тягучий, немного

грудной, хрипловатый, как у Багиры из мультика.

— Непременно, — отвечаю, улыбаясь чуть снисходительно. Конечно, вы меня

ждете! Еще бы не ждали, когда зарплата напрямую от выручки зависит!

Забрала покупку и торопливо покинула магазин.

Выскочив в широкий променад, торопливо осмотрелась и, заметив нужного

человека, бодро направилась вперед, в уме прикидывая, какая из моих сумочек

лучше подойдет к свежему платью. Или лучше новую купить?

Подошла к небольшому кафе, выставившему на улицу красивые резные столы и

стулья, плетеные зонтики со своим логотипом.

Меня встретили чуть недовольные зеленые глаза:

— И года не прошло!

— Тём, не ворчи! — с легкой улыбкой ответила, усаживаясь на один стул, а на

второй выставляя пакеты.

— Угу, как тут не ворчать. Видишь, — он указал пальцем на свою макушку, —

пока ждал тебя, седеть начал. И это учитывая тот факт, что у нас в роду седина

у мужиков только на пятом десятке пробивается!

— Еще скажи, что со мной год за два идет, — хмыкнула, иронично поглядывая в

его сторону.

— За пять, — с готовность поправил он, — ну и что на этот раз? Какую

волшебную и просто капец какую нужную тряпку ты купила?

— Платье, — не скрывая восторга, ответила ему, показав из пакета клочок

материи.

— Здорово, — монотонно протянул он, удостоив мою покупку лишь быстрым

скептичным взглядом, — это стоило почти часа ожидания!

— Зорин, ты ничего не понимаешь! Ходит по магазинам — это искусство и

высшая степень удовольствия.

Он посмотрел на меня исподлобья:

— Ну, что я могу сказать, Кристина Алексеевна, скучно вы живете. Без

изюминки.

— На себя посмотри! — обиженно надула губы. Ну вот что за человек такой! Я

ему рассказываю о том, что мне нравится, а он откровенно чуть ли не прямым

текстом говорит, что я фигней страдаю. Да, может я веду и не настолько

подвижный образ жизни, как он, но меня вполне это устраивает. Чего скрывать

— люблю ходить по бутикам и покупать красивые вещи! А что в этом плохого? Я

красивая, значит и шмотки должны быть красивыми. Все закономерно!

Мы еще некоторое время посидели с ним в кафе, а потом отправились… домой.

Все правильно! Мы. С ним. Отправились домой. Вместе. И если кто не понял, то в

один и тот же дом!

Удивлены. Думаете, как так? Кристина Антина идет вместе с Артемом Зориным

домой?!

Все просто. Антина может и не пошла бы, а вот Зорина, вперед и с песней.

Да-да! Зо-ри-на! Уже как две недели!

Сама еще не привыкла, и если честно нахожусь в состоянии легкого шока. Хотя,

вру. Это не легкий шок, а полнейший ступор.

Как я его поймала? Да на удивление легко. Потому что он даже не думал от

меня сбегать, прятаться, сопротивляться. Наоборот, Артем, был готов на все,

лишь бы удержать меня, хотя по глазам видела, что терзают его смутные

подозрения относительно моей драгоценной персоны, и того, зачем мне все это

надо.

Мне кажется, он тоже в шоке от происходящего был. Шутка ли, столько лет

пытался добиться моего расположения, хотя бы просто пройтись рядом, а потом

раз… И вместе едем домой, причем с одной фамилией на двоих.

Иногда до глупости доходило. Замирали оба, как по команде, и с удивлением

смотрели друг на друга, силясь понять, что вообще происходит. Может шутка

или сон такой безумный обоим сразу снится. Не знаю, о чем в этот момент думал

он, а у меня в голове пульсировала мысль «вот это ж ни хр*на себе я учудила!».

Думаю, его мысли были примерно в том же ключе.

В общем, дивное семейство получилось, иначе и не скажешь. А чего еще ждать,

если смешать в одном флаконе такую как я с таким как он.

Развивалась наша история очень стремительно. Я бы даже сказала молниеносно.

Помню наше первое утро. Проснувшись, сладко потянулась, чувствую странное

умиротворение и приятную негу во всем теле. Еще совсем сонная,

расслабленная, с абсолютно пустой головой лежала на боку, рассматривая ясное

небо за окном. А потом появилась она. Первая здравая мысль.

Я переспала с Зориным????? В трезвом уме и здравой памяти???

Меня даже в жар бросило. Может, это просто сон был? Плод моей фантазии?

Медленно, затаив дыхание, обернулась и посмотрела через плечо.

Плод фантазии мирно спал на другой половине кровати, закинув одну руку за

голову. Подавив первое желание вскочить и начать метаться по квартире,

заламывая руки и коря себя за несдержанность, устроилась поудобнее, и,

подперев щеку рукой, устремила на него печальный взор.

Чувствую, что выпала из реальности, рассматривая это сокровище. Лежит

расслабленный, умиротворенный. Как всегда небритый, с модной нынче

трехдневной щетиной, которая ему поразительно идет. Ладно, не поспоришь,

хорош нахал. Взгляд сам собой переместился на широкую, рельефную грудь, на

исполосованные плечи. Хорошо я его ночью изодрала, качественно, от души, не

жалея.

Я вообще-то не любитель всех этих царапин, укусов, засов и прочих отметок на

теле, но тут, словно подменили, будто зверь дикий вселился, которого не

удержишь под контролем.

От горячих воспоминаний о прошедшей ночи, сердце быстрее забилось, и мысли

совсем не в том направлении повернули, даже засмущалась неожиданно для

самой себя.

И что теперь делать? Как в такой ситуации поступить?

Все тот же развратный внутренний демон, подбивавший вчера к активным

действиям, бодро заявил:

— Что делать! Что делать! Будить его надо!

Действительно чего теряться? Оскорбленную невинность изображать после

такой бурной ночи как-то поздно, а вот от продолжения я бы не отказалась.

Бужу его, легонько водя волосами по щеке. С непонятной улыбкой наблюдая за

тем, как он просыпается, сонно морщится, с трудом открывает один глаз, чуть

рассеяно осматривается, пытаясь понять куда его занесло. А потом видит меня и

замирает.

Не знаю, о чем Артем думал в тот момент, лично сходила с ума от желания

прикоснуться к нему, искренне недоумевая на свою реакцию. Не припомню, что

бы я еще на кого-нибудь в своей жизни так заводилась.

Ладно он, дорвался, наконец, до заветной цели, получил доступ к телу, можно

понять. Ну, а я-то с чего разошлась? Всю мою рассудительность, все мои

коварные планы и расчеты словно ветром сдуло. Вместо этого осталась

звериная ненасытность, заставляющая раз за разом смотреть на него голодным,

жадным взглядом, дуреть, терять разум от каждого прикосновения. По венам

тягучая истома пульсирует, и вдох нормальный через раз удается сделать.

Словно безумные не могли оторваться друг от друга, остановиться, насытиться.

Он остался у меня на весь день, и на следующую ночь. Измотав друг друга до

невозможности, утром еле проснулись, и просто лежали, обнявшись, не в силах

даже пальцем пошевелить. И было на удивление хорошо, тепло и уютно.

— И что теперь? — тихо спросил он, задумчиво водя пальцем по обнаженной

спине.

— Я не знаю, — прошептала в ответ.

Теперь, когда безумное вожделение отступило, снова включился здравый

смысл, настойчиво рекомендующий использовать эту ситуацию себе во благо.

Вот он, рядом совсем. Полностью мой, без остатка.

Чувствую, что несмотря на внешнее спокойствие, вибрирует как туго натянутая

струна, пытается понять, что нас ждет дальше. А я не знаю, что ответить, как

ответить, для чего.

Все странно.

Ощущение будто на развилке пути стою. Пойдешь одной дорогой — неизвестно

куда придешь, пойдешь другой — тоже неизвестно, что там ждет. И путевого

камня с пояснениями нет. Правда, можно еще назад повернуть, уйти без

оглядки.

В общем, выбирай что нравится.

А чего мне, собственно говоря, нравится?

Просыпаться мне с ним нравится, вот такой измученной, довольной, словно

сытая кошка. Нравится забывать обо всем, сгорая дотла в его руках. Голос

сонный, чуть хриплый нравится.

Вот только достаточный ли это повод продолжать?

С другой стороны, когда планировала выйти за него, вообще не задавалась

такими вопросами. Просто собиралась сделать это и все. И плевать на всякие

нравится — не нравится, ведь это не надолго, не навсегда. А тут еще оказалось,

что с ним может быть настолько хорошо. Хм, приятный бонус.

Не знаю, что делать.

Дальше гнуть свою линию, загоняя его в свои сети? Или может отступить, пусть

идет своей дорогой, а все произошедшее останется приятным воспоминанием.

А может… Просто отпустить ситуацию, махнуть на все рукой и попробовать

нормально по-человечески начать… Чего начать? Сама не знаю. Просто

попробовать сделать шаг навстречу и посмотреть, что из этого получиться.

Пусть из общего у нас только эти два безумных дня, но иногда и этого

достаточно, чтобы… Чтобы что?

Сама от себя с ума схожу, не понимаю, что в голове творится.

Зорин молчит, ждет ответа, и я молчу, не зная, что сказать. Перед глазами весы,

на одной чаше которых коварные планы, ради которых изначально все и

закрутилось, а на другой все остальное.

Лежу, зажмурившись, прислушиваясь к его дыханию, биению сердца мне даже в

какой-то степени страшно от предстоящего выбора. Что, если ошибусь?

Молчание затягивается, удушающей петлей захлестывая нас обоих.

Еще раз все взвешиваю, стараясь хладнокровно оценить ситуацию, избавиться

от внезапных не до конца понятных эмоций. Сравниваю за и против,

прикидываю возможные варианты развития событий. Наконец, принимаю

нелегкое решение, и чуть игриво произношу, не обращая на грохот сердца где-

то в висках, и звон тревожных колокольчиков в голове:

— Ну, после такого, ты, как порядочный мужчина, просто обязан на мне

жениться, — шутливая фраза, но он еще не знает, что шутки в ней гораздо

меньше чем жесткой правды.

— Да запросто, — невозмутимо отвечает он, — хоть сейчас идем.

Ну, вот и все, мальчик. Попался. Я сделала свой выбор, а дальше — будь, что

будет.

А дальше было все еще более странно, и непонятно. Шутка за шуткой, но мы

выходим к тому итогу, на который я рассчитывала. Все безумно, на эмоциях, на

разрыв, в груди ураган, в голове взрыв и миллион осколков. Кое-как пытаюсь

удержать ситуацию под контролем, чтобы она окончательно не вышла из

берегов, и не снесла меня, со всеми моими тайными умыслами к чертовой

матери.

Руку даю на отсечение, что Артем прекрасно понимал, что за моими действиями

и словами стоят какие-то неведомые ему причины. Понимал, но не

останавливался. Один раз только спросил прямо, в лоб, не пряча взгляда:

— Расскажешь, зачем тебе все это надо?

Еле удержавшись от того, чтобы начать юлить, краснеть и что-то несвязно

бормотать, задорно произношу:

— Потому, что хочу этого.

— Ну-ну, — хмыкнул он, смерив странным взглядом, в котором решимость

непоколебимая светилась.

Зорин все понимал. Несмотря на ветер в голове, он умный и на редкость

проницательный. Он понимал, и принимал условия этой игры, с легкой чуть

ироничной улыбкой, и от этого становилось не по себе. Иногда мне казалось, что

он читает меня как открытую книгу, и в этот момент нестерпимо хотелось

спрятаться от него, закрыться, не подпускать к себе близко, потому что тревога

сжимала сердце, и каждую клеточку понимание заполняло, что плохую я игру

затеяла, опасную. Что у каждого из нас свои цели, и кто победит неизвестно.

В эти моменты приходилось себя напоминать, что все под контролем, все

просто, что в любой момент смогу это прекратить, если вдруг станет

невыносимо, если что-то пойдет не так, как мне надо. Всего несколько месяцев

продержаться, а там видно будет, что с этой игрой делать. Главное получить то,

что я так жаждала: доступ к отцовским счетам, а уж потом со всем остальным

разберусь.

Мы пропали для всех на две недели. Вообще, с концами, без вести. Отключен

Интернет, телефоны без звука. Только он и я, больше никого нет во всем мире.

Да нам никого и не надо.

Спустя эти две недели мы сделали то, что я хотела.

Расписались. Тайком ото всех.

Когда мы ехали в загс, Артем подозрительно посмотрел на меня и спросил:

— Ты действительно хочешь этого? Вот так…

— Да, — ответила не задумываясь, чуть ли не подпрыгивая на месте от

нетерпения.

И в этом ответе не было ни капли лжи. Игра игрой, но я так увлеклась, что не

было ни сил, ни желания остановиться. Меня обуревало просто невероятное

возбуждение, азарт, предвкушение. Кровь закипала от одной только мысли о

том, что мы делаем.

Неожиданно для меня самой сбывалась моя дурацкая юношеская мечта. Не

поверите, но я никогда не хотела выходить замуж в белом платье, окруженная

толпой людей, чинно всем кивая и принимая поздравления. Ни капли не

сомневаясь в том, что именно такая свадьба меня и ждет, я в тайне мечтала о

порывистом, сумасшедшем поступке. Чтобы адреналин по венам оттого, что

правила нарушаешь, делаешь что-то особенное. Оттого, что не как все.

Не думала, что такое может быть. Но с Зориным, как оказалось, нет ничего

невозможного. Хочешь адреналина и безбашенных поступков? Пожалуйста! Нет

проблем!

Не знаю, как он там уладил дела на работе, но в тот же вечер собрались и

уехали отдыхать. Ни слова никому не сказав. И это было здорово.

Отдых выдался отличным: море, солнце, и мы с ним. Я даже позволила себе

расслабиться и отпустить все свои проблемы, просто наслаждаясь приятными

днями и горячими ночами.

Неделя пролетела быстро. И вот мы возвращаемся обратно.

И тут нас настигает вся прелесть ситуации. Ну, поженились, а дальше-то что

делать? Чтобы поставить закорючку и сказать слово «согласен» много ума не

требуется, а организовать дальнейшую совместную жизнь — вот это уже задача

на миллион. Ладно, если бы до этого мы уже встречались определенное время

или жили вместе, тут, наверное, многие бы вопросы сами по себе отпали, а так…

Мы же друг друга фактически не знали, и весьма смутно представляли, как эту

самую дальнейшую совместную жизнь строить.

Еще когда самолет заходил на посадку в одном из столичных аэропортов, Зорин

повернулся ко мне, и рассеяно почесывая бровь, спросил:

— У меня у одного такое чувство, будто мы какую-то адскую хр*нь с тобой

замутили?

Что, Небритый, тоже дошла вся пикантность момента? Я об этом весь полет

думала, аж голова разболелась.

— Хочешь сбежать? — интересуюсь насмешливо, за что получаю недовольный

взгляд:

— Ага, мечтай больше! Чтобы после стольких лет, получить желаемое и

сбежать? Я похож на идиота?

— Хм, интересный вопрос, надо подумать, — усмехаясь, показываю ему язык.

— Получишь, — многообещающе ухмыляется, и отворачивается иллюминатору,

чтобы наблюдать за посадкой.

А я сижу, утопая в своих сомнениях, и ломая голову над тем, что же будет

дальше.

Сначала решили вопрос с жильем. Артем переехал ко мне. Другие варианты и не

рассматривались.

Таким образом, в моем девчачьем царстве нежданно-негаданно появился

здоровенный, зеленоглазый мужик, причем на постоянной основе. То есть не

просто ушел-пришел, а насовсем, с вещами, и со всеми вытекающими отсюда

последствиями.

И вот, моя гардеробная уже не моя, а наша. Я выделила ему место, перевесив

свои многочисленные наряды. В ванной на раковине две зубные щетки, на кухне

две кружки, и мужские носки за диваном. Куда ж без этого?

В общем, все серьезно, все по-настоящему. Играем во взрослую жизнь, как

большие.

Вернувшись из своеобразного свадебного путешествия, я отправилась к отцу. Он

встретил меня с насмешливой улыбкой, ожидая, что в очередной раз буду

просить денег. Надо было видеть его лицо, когда вместо этого я выложила

перед ним свидетельство о браке. В котором ясно сказано, что я теперь не

Кристина Антина, а Кристина Зорина.

Он с минуту смотрел на эту бумажку, безуспешно пытаясь взять себя в руки,

потом поднял на меня тяжелый, мрачный взгляд:

— Ты хоть понимаешь, что наделала?

— Выполнила твои условия, — невозмутимо повела плечами, — теперь твоя

очередь.

Он сидел и смотрел на меня не отрываясь, и судя по пульсирующей венке у него

на виске, спокойствие давалось ему крайне тяжело. Не отрывая от меня взгляда,

он поднял телефон, набрал номер и отдал распоряжение, чтобы мои карты

разблокировали:

— Это того стоило? — поинтересовался голосом, в котором звенела холодная

ярость.

Я лишь улыбнулась в ответ. Стоило конечно. Но вслух не скажу, а то разозлиться

ещё сильнее.

— Не собираешься со своим избранником познакомить?

— Как-нибудь… позже. Обязательно познакомлю.

Отцу ответ не понравился, судя по тому, что взгляд стал ещё более мрачным.

— Кристин, вот скажи мне, что будешь с этим делать? — он кивнул на

свидетельство о браке, — сейчас поживешь в свое удовольствие, а через пару

месяцев разведешься?

Папа, как всегда зрит в корень, глубоко, проницательно, просчитывая мои

действия наперед. Правда, ошибся с предположением, что я работу выберу, а не

брак. Бывает. Когда-то же и я должна была его переиграть.

— Что ж ты так скептично на мою семейную жизнь смотришь?

— Потому что я тебя знаю! — рявкнул он.

— Ну, раз знаешь, то должен понимать, что свои дальнейшие планы обсуждать

не буду.

Он злился оттого, что я сделала все не так, от своего бессилия. Что он мог

предпринять в этой ситуации? Схватить меня за руку и силой утащить в загс,

чтобы подать заявление на развод? Н-е-е-е, это слишком, даже для него. Он

скорее предпочтет отступить, дождаться пока я сама где-нибудь ошибусь,

налажаю, а потом самозабвенно ткнуть меня носом в свежее дерьмо со словами:

«вот смотри что бывает, когда отца родного не слушаешь». В этот раз я ему

такого удовольствия не доставлю. В этот раз все будет по моему, так как я хочу,

так как мне надо.

По дороге домой заехала к Маринке, которая, как и обещала, открыла для меня

счет, куда я незамедлительно начала откладывать деньги, на черный день.

Когда сестра узнала, где я пропадала все это время, и что за фокус выкинула,

она была просто в шоке:

— Ну ты, блин, и ду-у-у-у-ура, — протянула она, рассматривая меня как

необычную зверюшку, будто первый раз видит, — и как ты с ним жить будешь?

Это же не шутки, ты хоть понимаешь это?

— Угу, — кивнула убежденно, ничуть не сомневаясь в своих силах.

— Надеюсь, хоть не первого встречного мужика на улице схватила?

— Нет, конечно! Мы давно знакомы, учились в универе вместе.

— Только не говори, что это тот тип, что тебе прохода не давал?! — сестра

сразу, моментально сложила два плюс два.

— Он самый…

— Точно дура! Махровая, беспросветная, хроническая! — Маринка в негодовании

металась по кухне, — И я тоже хороша, курица слепая! Знала же, что с работой

ты связываться не станешь, но даже не подумала, что могут быть другие

варианты. Капец! Кристин, как? Как, ты смогла до такого додуматься? Он тебя

хоть любит? Как его там?

— Артем Зорин. Да, любит.

— А ты его?

В ответ просто молча пожимаю плечами. Чего тут говорить-то? Когда я на него

смотрю, меня посещают мысли отнюдь не о вселенской любви. Все

приземленнее, банальнее, пошлее. И, скажем так, далеко не сердце начинает

замирать, когда он с горящими глазами подходит ко мне.

— Ду-у-у-уррра-а-а-а. Ой, дура! Сил моих нет, — вспылила Марина, всплеснув

руками, — мало тебя в детстве пороли, ой как мало! Ты хоть понимаешь, что за

игру затеяла? Понимаешь, как тебе потом все это аукнуться может?

— Марин, не паникуй! Все нормально будет.

— Ты с ним разводиться собралась?

— Да мы только поженились!

Блин, что ж они так все сразу прогнозы делают. Неужели я настолько банальна

и предсказуема?!

— Все ясно! Живешь с ним, тратишь деньги, копишь деньги, а потом машешь

ручкой и выставляешь за дверь? Я права? Такие планы у нашей Королевишны?

— Марин, уймись, — примирительно подняла руки, видя, что она не на шутку

завелась.

— Поиграть решила во взрослые игры? Не боишься продуть? Под чистую?

— Ни капли! Пока все идет все как надо.

— Думаешь, отца обошла, Артема окольцевала и все, победила? — с холодной

жесткой насмешкой поинтересовалась она.

— Разве нет?

— Пфффф, глаза разуй, Тин! Это он победил! Получил, что хотел!

— Пусть порадуется, — снисходительно улыбаюсь в ответ. Я ведь тоже не в

накладе осталась.

Маринка витиевато выругалась, ещё раз прошлась по поводу моих скудных

умственных способностей, а потом внезапно заявила:

— Ты хоть постарайся не залететь, а то вообще не выпутаетесь из этого

капкана.

— Не переживай, уж чего-чего, а подгузников и сосок в планах нет, ни у него, ни

тем более у меня.

— Угу, у нас тоже не было, — скептично проворчала она, — причем оба раза.

Домой я вернулась в каком-то взвинченном состоянии. Встреча с отцом и с

сестрой, в один голос твердившими, что я сделала глупость, как-то свели на нет

эйфорию оттого, что я снова богата.

Впрочем, когда Артем вечером вернулся с работы, я незаметно для самой себя

успокоилась и расслабилась. Пусть говорят что хотят, я все равно довольна.

А мне, неожиданно для самой себя, понравилось его постоянное присутствие в

своем доме. То, как он усталый возвращается домой, наши совместные ужины,

вечерние прогулки в парк. Так, что вопреки всеобщим опасениям и прогнозам

наша жизнь пока складывалась вполне удачно.

Однако не все было так радостно и весело, как мне показалось вначале. Радуясь

плюсам, я просмотрела огромный минус. Это — сам Зорин, и его характер. Вроде

добрый, веселый, жизнерадостный, но в некоторых вопросах просто стальной и

непоколебимый, да и как всегда плевавший с высокой колокольни на мои

грандиозные планы.

Все началось через пару дней после того, как отец активировал мои карты.

Тёмка как всегда ушел на работу, я же, проспав до двенадцати, собралась и

отправилась в торговый центр, реанимировать свою потрепанную за время

отцовских санкций гордость.

Порхала как мотылек от одного бутика к другому. Мерила, покупала, опять

мерила, опять покупала. В результате еле смогла донести пакеты до машины.

Зато внутри все просто звенело и переливалось от щенячьего восторга.

Дома развалила все покупки в гардеробной и ещё раз перемерила, крутясь

перед любимым зеркалом. За этим занятием меня и застал Артем, вернувшись

домой.

Привалившись к косяку, сложил руки на груди и снисходительно наблюдал за

моими пируэтами перед зеркалом.

— Ну, как тебе? — спросила, чуть ли не подпрыгивая от возбуждения.

— Отлично, — сдержано кивнул, — но….

— Но?

Какие тут могут «но»? Вся одежда просто фантастическая!

— Но, что б это было первый и последний раз!

— Не поняла? — замерла, изумленно уставившись на него.

— Чего не понятного. Мы женаты?

— Да, — не понимаю, к чему он клонит.

— И именно по этой причине, с этого дня, ты больше не бегаешь к отцу за

деньгами.

Что? Я не ослышалась? Зорин пытается запретить мне тратить отцовские

деньги? Сказать, что я была в шоке — значит вообще ничего не сказать. Надо

же, блин, гордый какой, денег ему отцовских не надо. А мне вот надо!!! И чем

больше, тем лучше!

Мужик, да ты радоваться должен, что жена сама себе может позволить все, что

не пожелает, а не пристает с нытьем «ну купи, купи». Однако радости в зеленых

глазах не увидела, сколько не искала. Только холодная решимость и

уверенность, что все будет так, а не иначе.

— Тём, глупостей не говори, — проворчала себе под нос, снова разворачиваясь к

зеркалу, — ты же знаешь, как я люблю вещи.

— Знаю, но тем не менее, со своими бездумными забегами по магазинам

заканчиваешь.

— Серьезно? — чувствую, что постепенно завожусь, — и как же ты меня

остановишь? Из дома перестанешь выпускать? Или может, кошелек мой

отнимешь и спрячешь от меня?

— Как вариант, — невозмутимо кивнул он, — но, скорее всего, просто свяжусь с

твоим отцом, и попрошу, чтобы он перестал тебя спонсировать.

Смотрю на него, разинув рот, и понимаю, что совершенно не шутит. Свяжется и

попросит, потребует, не моргнув глазом.

Охр*неть!

Вот папаша обрадуется, когда узнает, каким боком мне вся эта авантюра начала

вылезать. Я думаю, он будет стоя аплодировать Зорину, за такой поворот

событий, вытирая слезы радости и умиления.

— И что ты предлагаешь? — интересуюсь, еле сдерживая, змеиное шипение, —

как ты предлагаешь мне быть в этой ситуации?

— Как и все, — спокойный до невозможности, и от этого бесит еще больше, —

будет зарплата, пойдем и купим что-нибудь.

Дурень, ты столько пока не зарабатываешь, чтобы мои шопоголические запросы

удовлетворить!

Надо сказать, зарплата у Артема весьма достойная. У него светлая голова, и он

быстро поднимается по карьерной лестнице. Но, твою дивизию, я не хочу ждать

ничьей зарплаты! Я хочу идти и брать то, что мне нужно!

Стою перед ним злая, прямо пышу недовольством, а он в ответ лишь

снисходительно чуть заметно улыбается:

— Кристин, я тебе варианты озвучил. Решай сама. Или ты завязываешь вот с

этим всем, обвел пренебрежительным взглядом покупки, — или я решаю этот

вопрос кардинально. Мне все равно.

С этими словами ушел прочь, оставив меня в состоянии глубокой неудержимой

ярости и колоссального, звериного желания убивать.

В тот вечер я с ним не разговаривала. Только он, похоже, не особо и

расстроился, и своей ультиматум отменять не собирался. Зорин был абсолютно

категоричен относительно отцовских денег, и мое недовольство его ни капли не

трогало.

Утром, едва только разлепив глаза, я схватилась за телефон и набрала сестру.

Мне срочно надо было кому-то пожаловаться, выплеснуть весь тот гремучий

коктейль, что бурлил внутри.

Маринка ответила почти сразу. Судя по звукам, доносившимся с ее стороны, она

что-то готовила.

— О, надо же, госпожа Зорина звонит, — выдала полное сарказма

приветствие, — ну как жизнь семейная продвигается? Уже разводитесь?

— Ты представляешь, Марин?! — с места в карьер начала во весь голос

жаловалась сестре, гневно шагая по спальне, — я вышла замуж за него, чтоб

доступ к деньгам получить. А он, теперь мне эти самые деньги не дает тратить!

Сказал, что, либо карты отберет, либо отцу позвонит, чтоб тот меня больше не

финансировал!

Секундная пауза, а потом:

— Ну, слава Богу, свершилось, — протянула Марина, — хоть один нормальный

мужик по твою душу нашелся.

— Ты издеваешься? Чего в нем нормального? Он — наглая скотина!

— Он может сказать тебе «нет».

— Марин, блин, мне не до твоих шуточек!

— Никаких шуток. Он уже заочно мой кумир, — не унималась она, подливая

масла в огонь, — возможно, я была не права, и у вас действительно может что-

то путное получиться. Так, глядишь, и слепит из тебя что-нибудь нормальное.

Поняв, что она не собирается мне сопереживать и поддерживать, досадливо

цыкнула и сбросила вызов.

Капец просто какой-то! Вот попала я с этим зеленоглазым! И ведь не сопрешь с

места, не переубедишь. Стальной мужик, когда решит для себя что-то, блин, кто

бы мог подумать.

Вместо того, чтобы плясать под мою дудку, взял и бесцеремонно перекрыл мне

кислород! Негодяй!

Сердито замерла, осмотревшись по сторонам. Все равно по-своему сделаю! Он

же не знает, что есть в моей гардеробной? Правильно не знает! Буду покупать и

прятать! Просто вешать к остальным вещам. Он все равно ничего не заметит!

М-да, докатилась! В своем доме вещи урывками покупать и прятать! Да, что ж за

напасть такая?!

Зараза! Кто ж тебя умудрился так правильно воспитать? Ни в жизнь бы не

подумала, что такой раздолбай такие внутренние установки имеет!

А самое главное, мне что с этим делать?

О-о-о-о-о, вот уж действительно: не знала баба горя, купила баба порося! Прямо

про меня, прямо в точку!

Кроме денег, у нас появились еще некоторые правила, на этот раз принятые

обоюдным решением. Учитывая странность, а главное внезапность нашего

брака, мы решили, что каждый из нас имеет право спокойно проводить время в

своей компании, не мешая другому.

Вернее, это я предложила, ссылаясь на то, что сначала надо как бы почву

подготовить, а уж потом и знакомить свою дражайшую половину с друзьями-

приятелями. Бред конечно полнейший, но лично я пока не готова вести его на

наши встречи, показывать остальным. У меня же вообще никто не в курсе был

относительно моего замужнего статуса, да к тому же я очень трепетно

относилась к личному пространству. Брак браком, но моя жизнь — это моя, а его

жизнь — его, и не зачем все это смешивать в одну кучу.

Он, смерив меня долгим непонятным взглядом, согласился. Правда потом

добавил, чтобы не ждала от него, что будет преданно сидеть у окна и грустить

до моего возвращения, если вдруг сама свалю куда-то. Что ж справедливо. Уж

чего-чего, а тусить и отрываться он и сам горазд. Захочешь — не удержишь.

Далее сошлись на том, что каждый имеет право на 1–2 свободных выхода в

неделю. Не больше. Остальное время только вместе.

Ладно, сойдет на первое время.

Вот так и началась наша развеселая и немного странная семейная жизнь.

Вернувшись домой, принялись готовить ужин. Вместе. Кстати, это было здорово.

Разговаривали, смеялись, скорее мешая, чем помогая друг другу. В такие

моменты меня покидало ощущение неправильности всей этой ситуации, и я

даже начинала получать от нее какое-то странное удовольствие.

На следующий день он уезжал в командировку, поэтому я помогла ему собрать

спортивную сумку, после чего мы отправились к телевизору. Он сидел,

привалившись к подушкам, а я удобно устроилась у него на плече. Нормальный

вечер, спокойный, уютный. Идиллия, блин.

Около девяти вечера зазвонил его телефон. Артем немного удивленно

посмотрел на незнакомый номер и ответил:

— Да?

Краем уха уловила мужской голос, после чего сразу потеряла интерес к звонку,

сконцентрировавшись на происходящем на экране.

— Здравствуйте, — голос Артема неуловимо изменился, стал холоднее,

собранней, серьезней, — да, дома… Сейчас?… Хорошо, выхожу.

— Куда это ты намылился, на ночь глядя? — подозрительно покосилась на него,

наблюдая как он встает с дивана и направляется в прихожую.

— По работе, дело важное возникло. Надо решить до отъезда.

— Серьезно? А у твоего дела случайно нет титек третьего размера?

— Ха-ха-ха, очень смешно! — хмыкнул он, — не умеешь ревновать — не мучайся!

Скоро приду. Если что, я внизу, у подъезда.

Вернулась к телеку, устроилась поудобнее, правда потом все-таки не

выдержала и подошла к окну, как раз во время, чтобы увидеть, как Артем

садится в машину, припарковавшуюся рядом с моей Ауди.

Вернулся он минут через двадцать. Какой-то задумчивый, рассеянный.

— Все нормально? — поинтересовалась, заглядывая в глаза.

— Скажем так, с переменным успехом. Ничего серьезного, но призадуматься

придется.

— Я в тебя верю, — внезапно для самой себя произнесла абсолютно искренне, на

что он только улыбнулся и, притянув к себе, поцеловал.

В общем, как вы уже поняли, меня зовут Кристина Зорина, и я всегда получаю

то, что хочу… Так или иначе…

Глава 2

Артем уехал в командировку рано, около четырех утра. Сквозь сон

почувствовала как он целует в щеку и шепчет: «Пока, Злюка, я буду скучать». В

ответ лишь сонно улыбнулась, пробубнила что-то нечленораздельное и снова

погрузилась в царство морфея.

Проснувшись около полудня, сладко потянулась и перекатилась на другой бок.

Удивленно распахнув глаза, замерла, обнаружив, что в постели я совершенно

одна, и рядом нет Зорина.

Изумленно села, словно зачарованная глядя на пустую подушку и пытаясь

понять что происходит. Потребовалось несколько минут чтобы вспомнить куда

он делся, вспомнить ночное прощание. С памятью пришло какое-то нелепое

облегчение, которое быстро сменило не менее нелепое удивление. Я ведь

действительно напряглась, не обнаружив его под боком и первой мыслью было:

«Как так-то? Куда подевался мой муж???».

Неужели привыкла к тому, что в этой огромной кровати я теперь сплю не одна?

Внутри раздрай непонятный. Вроде ничего страшного не произошло, а какая-то

липкая тревога окутала.

Откинувшись на подушки, начала строить планы на текущий день.

Сходить, что ли погулять, по магазинам прошвырнуться, пока жестокого

надзирателя нет? С другой стороны его еще десять дней не будет, так что

можно и не бежать сломя голову.

А вот порядок дома не помешает навести…

В общем, в этот день я решила быть примерной домохозяйкой.

Убиралась, стирала, гладила, разбиралась в гардеробной и еще три миллиона

дел нашла, справедливо решив, что надо в первый день покончить с

неприятным, а потом отдыхать и только поддерживать чистоту. Время от

времени прерывалась для того, чтобы поговорить с Зориным по телефону. Он

звонил мне, наверное, раз десять, а уж про бесчисленные то веселые, то пошлые

смс-ки вообще молчу. Он там вообще работает, или только на телефоне сидит,

написывая и названивая мне?

Ворчу, что от дел отвлекает, а самой нравится. То смеюсь, когда глупость какую-

нибудь пришлет, то вздохнуть не могу, прочитав о том, что он планирует со

мной сделать после того как вернется домой. Маньяк! Я замужем за самым

настоящим маньяком!

Прикольно…

К вечеру умоталась настолько, что села у телевизора, прихватив с собой бокал

красного, включила музыкальный канал и сидела, практически не подавая

признаков жизни.

Около девяти зазвонил телефон. Опять муж. В этот раз голос усталый,

ворчливый. Сходу заявил, что уже наработался и домой хочет, ко мне. А я

довольная, мурлыкаю, что жду его, вся такая красивая, готовая. Подливаю

масла в огонь. Темка смеется, обещает выпороть, когда приедет. Проболтали с

ним почти час, обо всем подряд, не умолкая. За это время я слышала, что кто-то

настойчиво пытается дозвониться до меня.

Закончив разговор с мужем, решила проверить, кто же так упорно пытался до

меня достучаться. Оказалась Каринка.

Перезваниваю подруге с целью узнать, что такого срочного ей от меня

потребовалось:

— Карин, привет!

— О… Боже…. Мой, — театрально выдает она, — ты мне ответила! Чем я

заслужила такую честь????

— Примерным поведением и планомерным выеданием моего мозга, — усмехаюсь

в трубку.

— Ты куда вообще пропала? Мы тут все в догадках теряемся! Месяц ни слуху, ни

духу, на звонки не отвечаешь, телефон то и дело отключен. Ты нам бойкот

объявила?

— С чего бы это?

— Может, ты не в силах смотреть, как мы деньгами сорим, в то время как ты на

строгой диете, — со смехом произносит она, а вот моя улыбка стремительно

вянет, после этих слов. Вот с*чка!

Кое-как беру себя в руки и бодро произношу:

— Диета? Какая такая диета?

— Твоя, трехкопеечная, — продолжает острить подруга, не чувствуя, что я этот

момент мечтаю послать ее на х*р.

Благодушное настроение как рукой сняло. И вот на смену той Кристине, что в

последнее время довольно мурлыкала и улыбалась, возвращается она — стерва,

готовая извалять в д*рьме кого угодно, лишь бы ее саму не трогали.

Снисходительно смеюсь в трубку, вызывая недоумение у Абаевой:

— Эх, Карина, Карина. Я ж и забыла, что ты не в курсе.

— Не в курсе чего? — подозрительно спрашивает она.

— Того, как настоящие царицы живут. Все в песοчнице кοпаешься, куличики

строишь, — с бархатной интонацией прοизнοшу неприятные слοва. Как будтο

οбщаюсь с тупοй курицей.

Хοтя пοчему как будто?

Так оно и есть! В этот миг я ее чуть ли не ненавидела.

На другοм кοнце трубки повисла тишина, а потом она растерянно спросила:

— В смысле?

— В прямом! Пока вы там сидите и косточки друг другу перемываете, я

развиваюсь, вперед иду.

— Та-а-а-ак, ну-ка колись! Что у тебя там происходит?

— Много чего, — напускаю в голос таинственности, — так всего сразу и не

расскажешь.

— Давай завтра пересечемся, поболтаем? — моментально перестраивается она.

Чувствую, что пробрало ее не по-детски. Как так? У кого-то что-то происходит, а

она и не в курсе.

Усмехаясь, равнодушно произношу:

— Нет, завтра не получится. Совсем нет времени, все по минутам расписано.

На самом деле нет никаких дел совершенно, но я гну свою линию, прекрасно

зная, что это задевает ее ещё больше.

— Совсем? — разочаровано тянет она, — даже полчасика для любимой подруги

не найдешь?

— Не найду, — категорично отвечаю ей, — очень плотный график.

Она на миг теряется, замолкает, а потом уже нерешительно предлагает другой

вариант:

— Тогда, может, послезавтра? Мы в клуб собираемся. Давай с нами.

Задумываюсь, типа прикидываю, свободна или нет, после чего с сомнением

отвечаю:

— Попробую выкроить время, но ничего не обещаю. Дела, понимаешь ли.

— Блин, Крис, ну ты даешь! — с изрядной долей раздражения и нетерпения

бубнит она, — я ж теперь уснуть не смогу от любопытства.

— Ничем не могу помочь! Ладно, давай до послезавтра, — стремительно

сворачиваю разговор, зная, что ей это не понравится, — мне пора бежать. Пока.

И не дослушав, что она там лопочет, отключаюсь.

Ай да я, ай да молодец. Встряхнула подруженьку не по-детски.

Плохо только, что саму трясет от злости, ярости, бешенства. Какая все-таки

зараза эта Абаева! А следом приходит мысль, что они там собираются всей

компанией и кости мне промывают, потешаются. Наверняка решили, что я

забилась в угол из-за безденежья. В принципе так и было, но… Рррррррр.

Ну все, с*чки! Я вам устрою!

На следующий день преисполненная стальной решимости с самого утра

отправилась в поход.

Поход за красотой.

Забег по магазинам, но не с целью нахватать всего и побольше, а для того

чтобы найти нечто из ряда вон прекрасное, чтобы все с ума от зависти

посходили.

И вот я еду в самый дорогой магазин, в который и в лучшие времена заходила

лишь изредка по причине космических цен.

Провожу там несколько часов, перемеряя все. Абсолютно все. Измотав

консультантов до полубессознательного состояния. В результате нахожу его.

Идеальное платье, известнейшей европейской марки. И стоит оно запредельно.

Во времена санкций мне бы пришлось копить на него несколько месяцев, при

этом не есть и не пить, и пешком ходить.

Консультанты облегченно сползают по стеночке, когда я наконец оплачиваю

покупку и покидаю магазин.

Дальше туфли такие, что те синие галоши из-за которых я раньше убивалась,

кажутся безвкусным убожеством.

Остановиться уже не могу, хочу, чтобы на мне было все новое, дорогое.

Хватаю сумку, роскошное белье, золотую Пандору, кольцо, серьги.

В результате, спустив целое состояние, возвращаюсь домой довольная,

злорадно потирая лапки относительно завтрашнего вечера.

Спать легла рано, сразу после того как поболтала с мужем. Мне надо выспаться, чтобы ясны очи сияли, кожа светилась и никаких синяков под глазами.

На следующий день вторая часть марафона. На этот раз — многочасовые

посиделки в лучшем SPA-центре города. Процедуры по уходу за кожей, педикюр,

маникюр, эпиляция, макияж, прическа.

Пришла с утра, ушла ближе к вечеру. Зато идеальная от пальчиков на ногах, до

кончиков волос. Богиня.

Собравшись, последний раз окинула себя пристальным взглядом. Все

безупречно. Невольно подумала, что у Зорина бы челюсть выпала, если бы он

меня такой увидел… и никуда бы он бы меня из дома не выпустил.

Усмехаюсь своим собственным мыслям и выхожу из квартиры.

Внизу меня уже ждет такси.

К клубу подъезжаю на сорок минут позже назначенного срока. Так и задумано,

пусть все видят, что я не бегу задрав хвостик и свесив на бок язык.

Расплачиваюсь, чинно вылезаю из машины и царской походкой направляюсь ко

входу, ловя на себе восхищенные взгляды незнакомых парней.

Смотрите, смотрите, наслаждайтесь, только слюнями пол не залейте, а то

поскользнетесь.

Прохожу в ВИП-зону и тут же взглядом нахожу нашу компанию. Все те же

действующие лица. Все то же распределение: девочки с коктейлями на кожаных

диванах, парни подальше, у бильярдных столов. Ну, что ж, поехали.

Иду к ним, нацепив свою лучшую улыбку, всем своим видом показывая

довольство жизнью, уверенность, и чуть снисходительное отношение к простым

смертным.

Первой меня замечает Алекса и громко, перекрывая музыку, пищит:

— Ой, девочки, смотрите, кто к нам идет!

Все, словно по команде, поворачиваются в мою сторону и замирают, наблюдая

за мои приближением. Ясно вижу, как каждая из них сканирует мой внешний

вид, и в глазах калькуляторы щелкают.

Судя по завистливым огонькам, я идеальна.

Те, кто попроще просто чуть растерянно косятся в мою сторону, а дорогая

подруга безуспешно пытается скрыть лютую зависть, недовольство и ещё хрен

ее знает чего, за радостной улыбкой.

Подхожу ближе, мы здороваемся. Охаем, ахаем, обмениваемся фальшивыми

поцелуями, изображаем вселенскую радость и восторг от встречи.

Усаживаюсь к ним, заказываю любимый коктейль, который приносят буквально

через пару минут.

Через трубочку потягиваю сладковатый напиток, чувствую каждым

миллиметром кожи взгляды, устремленные на меня:

— Кристин, не томи! Давай, рассказывай! — не выдерживает Абаева. Поднимаю

на нее спокойный, ироничный взгляд.

— Что рассказывать?

— Как ты? Что у тебя происходит? — в нетерпении подгоняет она.

— У меня все отлично, — я сама невозмутимость. Сдержано улыбаюсь,

прекрасно зная, что это их ещё больше раззадоривает.

— Это мы уже поняли! Вопрос в том, что ты делала все это время, раз ни слуху,

ни духу от тебя не было. Чем занималась?

— Много чем, — отвечаю уклончиво.

— Кристин! Мы сейчас тебя всей толпой покусаем, если будешь так делать! —

вспылила Каринка.

— Зубки смотрите не обломайте, — улыбаюсь от уха до уха, наслаждаясь тем,

как она бесится, не в силах сдержать свое любопытство.

— Ты замужем?! — внезапно раздается изумленный возглас Аньки, в котором

вопрос смешался с утверждением.

Она, чуть ли не подпрыгивая на сиденье, указывает на мою руку, с обручальным

кольцом.

Ну, наконец-таки, хоть одна курица заметила!

Все замирают, и открыв рты смотрят на поблескивающую полоску металла,

охватывавшую мой безымянный палец, а я выставляю вперед руку, большим

пальцем чуть вращая кольцо, чтоб ни у кого сомнений не осталось, в том, что

они видят.

— Как… Ты… Почему мы ничего не знаем? — выдавила Карина, не отрывая

взгляда от моей руки.

Как и в любой женской компании, у нас было негласное соревнование, кто

быстрее и круче выйдет замуж.

— Какая у вас свадьба была? — спрашивает Вероника, завистливо вздыхая.

Опять загадочная улыбка поверх бокала с коктейлем.

— О… Боже… Мой! — наперебой запищали они все разом, — ты сделала это?

Сделала так, как мечтала? Да? Тайком, ни сказав никому? Даже отцу?

Самодовольно киваю. Они все знали об этой моей глупой мечте, но считали ее

невыполнимой, и тут на тебе пожалуйста, я получаю то, что хочу.

Даже Абаева восхищенно сверкнула глазами, пытаясь сохранить

невозмутимость, хотя для нее это как «серпом по яйцам». Она-то всегда была

уверена, что у нее все будет лучше всех. А тут… Мало того, что я первая, так

еще и сделала то, на что ни у одной из них пороха не хватит.

— В общем, девочки. У меня все супер. Я обошла отца, оставив его с носом, так

что ему остается, только стиснув зубы, смиренно поглядывать в мою сторону.

Вдобавок воплотила в жизнь одну из своих грез.

Пять минут несносного гомона. Говорили все и сразу, поздравляли, удивлялись,

негодовали. Так и не разберешь, да я и не пыталась. Просто сидела и с улыбкой

посматривала на своих подруг.

— Ну а у вас, было ли что-нибудь интересное? — снисходительно интересуюсь, и

тут же не дав ответить, подрезаю крылья, — кроме тряпья, посиделок в кафе и

вот таких банальных сабантуев.

Они молчат, им нечего сказать. Все что могло показаться важным и интересным

с их точки зрения, я одной своей фразой отнесла к категории ничего

незначащего д*рьма.

— Поня-я-ятно, скучно живете, девочки, без изюминки, — цитирую слова

зеленоглазого, те самые, что он говорил мне, — пока вы тут попы на диване

отращивали, я отца переиграла, с носом оставила! Вы бы видели, как он был

зол, когда понял, что все его планы пошли псу под хвост. Когда понял, что я

сделаю так, как мне надо, и у него не получится меня подмять под себя. Так что,

папа остался с носом, и полностью восстановил мое содержание.

— Остался с носом? Он все равно заставил тебя прогнуться и выйти замуж, —

вставила едкое слово Карина.

— Ой, что за наивность, в твоем-то возрасте? — свысока поглядываю на нее,

зная, что ей это не понравится, — Карин, ты как маленькая. Его целью было

вынудить меня работать, а второй вариант, просто так, для отвода глаз,

иллюзия выбора. И он был уверен, что я, заламывая руки, побегу устраиваться

на работу, лишь бы угодить старому тирану. А вышло все не так, вышло по-

моему.

Девчонки замолчали. Все они полностью зависели от своих родителей, и в той

или иной степени были вынуждены прогибаться под их желания. Даю руку на

отсечение, что каждая из них в тайне мечтала вильнуть хвостом и сказать свое

категорическое «нет». Но им пороху не хватало, а мне хватило.

— Все равно не понимаю. Ты теперь жена неизвестно кого? — наманикюренным

ногтем потирает кончик носа, — и как вы с ним… живете?

— Отлично.

— Как может быть отлично, когда вынуждена терпеть рядом с собой кого-то… Я

не понимаю.

— А вот так, — пожимаю плечами с легкой усмешкой.

Абаева действительно не понимает и бесится. Вроде знает, что ее рассуждения

верны, но в противовес этому рядом сижу я, довольная, холеная, в шикарном

платье, на фоне которого все их сегодняшние наряды выглядят, как дешевое

китайское тряпье.

Прямо слышу, как шестеренки в ее голове скрипят, пытаясь разгадать ребус.

Про остальных молчу. Они только глазами хлопают и переводят взгляд то на

нее, то на меня.

— Он же наверное внимания требует, с ним советоваться надо.

— С ним? Советоваться? Ты о чем? Я ни в чьих советах не нуждаюсь. По поводу

внимания: улыбнешься, пальчиками помашешь, и он уже счастливой лужицей

растекается.

— То есть ты нашла для себя игрушку?

— Да, — мурлыкаю в ответ.

— Тебе не кажется, что это… опасно?

— Опасно? Давно ли мы такие трусливые?

— А ты типа очень смелая? — Карина, складывает руки на груди.

— Просто кто-то себе чихуахуа заводит, а кто-то выбирает игрушки

поинтереснее, — равнодушно чуть пожимаю плечами.

— И что? Прямо вертишь им, как хочешь?

— Да. Он не мешается, рад, если я хотя бы гляну в его сторону. Скажу, прыгай —

прыгнет, скажу, сиди в углу — пойдет и сядет.

— Где ты такого дурака нашла?

— Чего его искать. Он за мной на пузе, тихо поскуливая, уже давно ползал.

Подходи, да бери. Видели бы вы его, когда я соблаговолила с ним первый раз

кофе сходить выпить! Лапки сложил, хвостиком крутит, в глазки преданно

заглядывает, — увлеченно заливаю, выдавая вместо реального упертого Артема,

тот образ, что сама себе когда-то рисовала во время охоты на него. Я как раз

тогда ждала от Зорина сложенных лапок и виляющего хвостика… кстати, так и

не дождалась.

— Ну, ты и фантазерка! — недоверчиво выдает одна из подруг.

— Фантазерка?

И тут Остапа понесло…

Я выдала им всю нашу историю, в полном объеме, от и до. Только все в

извращенной форме, все вверх ногами. Так, как надо было мне, рисуя Артема

каким-то бесхребетным непонятным существом, теряющим в моем присутствии

способность членораздельно говорить.

Здесь было все: и в армию я его прогоняла, и он специально в универе лишний

год сидел, желая попасть в одну группу со мной, и встреча одногруппников, где

он чуть ли не стоя на коленях, пел мне серенады.

И если вначале они еще сомневались, в моих словах, то под конец сидели с

открытыми ртами и жадно ловили каждое мое слово.

— Ну ни фига себе! — протянула Алекса, проглотив мой рассказ как горячий

пирожок, — Тин, ты просто бомба! Это ж так суметь надо, выдрессировать!

Я лишь скромно опускаю ресницы, чтобы они не увидели в них насмешки.

— Он хоть симпатичный?

— Обычный.

— Что ты будешь с ним делать, когда он тебе надоест? — не унимается Карина.

— Тогда я просто щелкну пальцами, и он испариться.

— Даже так?

— Только так, — убежденно киваю, ничуть не сомневаясь в своих словах.

— Что же ты одна пришла? — подает голос Ирина, — Привела бы хоть с собой,

чудо свое. Посмотрели бы на убогого, поржали.

Перед глазами яркой вспышкой образ Артема возник. Ну-ну, поржали бы они!

Глянул бы этот убогий своими глазищами зелеными на моих подруженек, как он

это умеет, чуть насмешливо, с огоньком, подняв одну бровь, и все, сидели бы и

блаженно хрюкали, ловя каждое его слово.

Может я его зря полным кретином выставила, который даже шагу без моего

разрешения сделать не может, чихнуть лишний раз боится? Может, наоборот

похвастаться им самим надо было? Думаю, восторгов еще больше было бы,

стоило только хоть одну фотку с нашего отдыха показать, где он во всей красе.

На закате вполоборота к камере, с пронзительным взглядом исподлобья,

загорелый и каплями воды на гладкой коже?

Призадумалась. Нет, все-таки мне больше по душе роль повелительницы,

которая всеми крутит-вертит и заставляет прогибаться под себя. Пусть думают,

что одного моего взгляда хватит, чтобы заставить весь мир плясать на задних

лапках, что беру по жизни все, что ни захочу, переступая через несущественное.

Ой, не могу, ну до чего же я коварная личность! Сама от себя в щенячьем

восторге!

— Надо же, кого я вижу, — раздается над самым ухом. Чуть не вздрогнув,

оборачиваюсь, с трудом удерживая улыбку на губах.

Рядом со мной, опираясь на спинку кожаного дивана, стоит Градов и

рассматривает меня с непонятным выражением лица. Вроде спокойный,

расслабленный, но я его хорошо знаю, и вижу огоньки в глубине глаз.

Нехорошие, опасные.

— Привет, — улыбаюсь еще шире, лучезарно, задорно, с придурью, внезапно

осознав, что в свете последних событий, я совершенно забыла о его

существовании, вообще. Будто он был рядовой табуреткой, в огромном актовом

зале.

Ай да я! Сама поражаюсь своей способности выкидывать из головы ненужное.

Талант! Просто беру, переворачиваю страницу, не задумываясь и не вспоминая

больше об этом ни секунды.

Гражданка О'Хара нервно курит в сторонке, со своим «об этом я подумаю

завтра»!

Он по-прежнему на меня смотрит, а я по-прежнему улыбаюсь в ответ, ощущая,

как изнутри тревога поднимает.

Черт! Мы ж с ним вроде как встречались, а я вот так внезапно выскочила замуж

за кого-то другого. Ох, чувствую, взрыв будет. Надо было позвонить ему что ли…

Порадовать, сообщить о том, что вроде как все, конец истории. Что-то я

упустила из виду этот момент.

Мысленно решаю, что ему пока не надо знать, о моем новом социальном

статусе, но тут влезает вездесущая Карина:

— Макс, ты в курсе, что Кристина замуж вышла? — пищит эта с*чка, ломая мои

планы, с жадностью, с упоением наблюдая за его реакцией.

Надо отдать Градову должное. Он, как я, ни за что не ударит в грязь лицом

прилюдно. Скорее сдохнет, чем позволит другим увидеть свою слабость.

В глазах, которые на самом деле ничего не выражают, появляется насмешка, он

обводит взглядом девочек, потом смотрит на меня:

— Ну как, Кристина Алексеевна, я в курсе был или нет?

— Естественно, — проворковала в ответ, подхватывая его игру. Так даже

интереснее.

Девахи в полном ауте, у них уже не просто рты открыты, а челюсти повыпадали

на пол. Они не понимают, что творится, чувствуют себя за бортом.

Мне не по себе. Похоже, я одна рассмотрела за напускным вальяжным

спокойствием еле сдерживаемый огонь. Блин, в любом случае надо с ним

поговорить, но не сейчас, позже, с глазу на глаз.

Прилюдный скандал мне не нужен, поэтому разворачиваюсь к нему,

намереваясь спровадить куда-нибудь. Но этого и не требуется. Максим уже

отступил на пару шагов от меня, отвечая на телефонный звонок.

Подруги молчат, ошарашено переглядываясь между собой.

Эх, будь мы чуть постарше, поумнее, помудрее, наверное, все было бы иначе. Я

бы не порола всю эту чушь, они бы не впитывали ее как губки, Макс бы не стал

строить из себя мистера невозмутимость.

А так, мы все крутились вокруг каких-то нелепых понтов, искренне полагая, что

ничего важнее в жизни просто нет и быть не может.

Закончив разговор, Градов вернулся к нам:

— Прошу прошения, но я вас покидаю. Важные дела возникли, — с улыбкой

произносит он, прощается со всеми, удостаивая меня лишь беглым ничего

незначащим взглядом, и уходит.

Незаметно для всех облегченно выдыхаю. Пронесло.

То ли просто проглотил эту новость, то ли ему реально по х*ру. Так или иначе,

но я рада, что он ушел, избавив меня от ненужного скандала.

— То есть ты променяла Макса на неизвестно кого? — Каринка сегодня в ударе,

задает ненужные вопросы один за другим, — не боишься пожалеть?

— С чего бы это? — невозмутимая улыбка в тридцать два зуба — мое лучшее

оружие на сегодня. Как говорится, улыбайтесь — это всех бесит.

— Потеряла перспективного парня.

— Потеряла? Дорогая моя, вот когда мне надоест играть в семейную жизнь, и я

отпущу свою игрушку на вольные хлеба, там и Макса можно обратно заполучить.

— Ха, да он к тебе теперь и не пойдет!

— Конечно, не пойдет. Побежит! — самое странное, я действительно в этом ни

капли не сомневалась. В том, что проглотит мое решение, отсидит в сторонке,

но если позвать обратно, то, не раздумывая, прискачет. Вот только надо ли мне

это?

Вот, что за хр*нь я горожу? Бред, откровенный, пустая бравада, понты

бесполезные. Но остановиться не могу, добиваю их:

— Ладно, что мы все обо мне, да обо мне. Сами-то как? Все сидите,

сплетничаете?

Девки уже все замялись, чувствуя себя ущербными. Своими словами, уверенной

манерой держаться, снисходительным взглядом, гнетущей энергетикой я их

загнала в глубокую оборону.

Есть у меня такая черта, когда надо включается холодная с*ка, которая словно

каток проходится по всем в зоне досягаемости, давит, лишает уверенности, с

милой улыбкой топчет благостное настроение, буквально высасывая все

хорошее. Это мне осталось от отца. До его уровня мне, конечно, не дотянуться,

но зачатки есть и их вполне хватает на таких вот простофиль.

В универе я так могла всю свою группу заткнуть. Загнать каждого в пучину

сомнений и самокопания, выбивая почву из-под ног. Внушить, что все они

жалкие неудачники. И вывести меня из этого состояния могли только два

человека: Семенова и, как ни странно, Зорин. И если Маша топила лед своей

улыбкой, мягко словно река обволакивая и гася мой ураган, спасая тем самым

всех окружающих, давая им возможность спокойно вздохнуть. То Зорин выдавал

что-то из разряда «Так, народ, поберегись! Госпожа Антина сегодня надела

стринги на два размера меньше», одной фразой бесцеремонно выбивая меня из

зоны комфорта, под всеобщий смех.

М-да, а я еще за него замуж выйти умудрилась….

Здесь же спасать народ было некому, поэтому я разошлась на всю катушку. Все

заткнулись в тряпочку, кроме Абаевой. Та, будучи эмоционально более стойкой,

злилась, еле сдерживая негатив внутри. Видать, пока меня не было, она

привыкла быть королевой, блистать в центре внимания. И тут я появляюсь вся

такая красивая, с обалденными новостями, всем своим видом демонстрируя, что

все они на моем фоне не более, чем скучные эпизоды.

Она мне слово с подковыркой, пытаясь сдвинуть корону на бок, а я невозмутимо

макаю ее носом в ее собственную инфантильность, бестолковость, серость. Ей

это не нравится, а я балдею. Купаюсь в ее недовольстве, в растерянности.

Реабилитирую свою гордость, свое самолюбие. Им в последние месяцы нелегко

было, но теперь… Теперь отрываюсь по полной.

Однако чувствую хрупкую грань, когда надо остановиться, чтобы не скатиться в

откровенный конфликт:

— Девочки, у меня тост! — произношу, приподняв бокал, — за роскошных,

смелых и удачливых.

Они поддакивают, но как-то смущенно, сдержано, потому что сегодня в этом

зале только одна роскошная, смелая и удачливая. И это я, а все остальные всего

лишь тени, и они это понимают.

Допиваем коктейли, и я поднимаюсь на ноги:

— Ну все, хорошие мои, мне пора! У меня еще планы.

— Что, муженек надолго не отпустил? — напоследок выдает Карина шпильку.

— Муж? — склоняюсь к ней чуть ближе, — не отпустил? Ты о чем? Его даже в

городе нет!

— О-о-о, — ее глаза по пять копеек, — какие у тебя тогда планы?

Вообще-то прийти домой и завалится спать, ибо этот фарс вымотал неимоверно,

но я подмигиваю и вслух говорю:

— Вам этого лучше не знать, — и на этой жизнеутверждающей ноте со всеми

прощаюсь, разворачиваюсь и иду к выходу, спиной чувствуя взгляды,

провожающие меня.

На губах счастливая улыбка, и хочется плясать от восторга.

Ну что, мелкие, получили? Будете знать, как на меня рот открывать. Теперь

можете наслаждаться своей никчемностью, осознанием убогости, пресности

своей жизни, серостью бытия. Счастливых вам снов, если вообще сумеете

заснуть, валяясь в кровати и пытаясь понять, где и что пошло не так.

Глава 3

Из клуба вышла в каком-то странном состоянии. Вроде все хорошо прошло,

весело, задорно, с огоньком, но вместе с тем где-то под сердцем горьким

осадком лежат свои собственные слова. Вся та хр*нь, что я сейчас самозабвенно

городила, расписывая свою семейную жизнь, своего мужа, которым я якобы

кручу как хочу, а он, идиот такой, только слюни на меня пускает и глаза от

восторга закатывает, стоит только немного за ушком почесать.

Фу-у-у, гадость какая. И я гадкая! Гаже их всех вместе взятых.

Похоже, пора с этими небылицами заканчивать, пока у меня осталась хоть капля

уважения к самой себе. Можно ведь было просто сказать, да вышла замуж, да

живем, как можем. Ну, что ты! Такой вариант для лохов! Кристине же надо,

чтобы все вокруг смотрели на нее квадратными от восторга глазами и

восхищались ее адской коварностью, острым умом и еще фиг знает чем.

Теперь все уверены, что я просто богиня, пригревшая под своим крылом убогого.

О-о-о-о-о-охх, блин, фантазерка-сказочница. Эх, и надавал бы мне этот убогий по

ж*пе, если бы узнал, какие я тут сказки про него сочиняю. Ладно, хоть точек

пересечения у него с этой компанией нет, может, пронесет.

Постояла на крыльце пару минут, потом махнула рукой. Что толку теперь

заниматься самоедством? Поздно. В следующий раз просто надо голову во время

включать и не молоть языком всякий бред.

Еще раз досадливо покачала головой, в очередной раз поражаясь ерунде,

которую так самозабвенно творю. Ладно. Проехали. Переживем.

Осмотрелась по сторонам в поисках такси. Как назло ни одной машины с

шашечками поблизости не было. Недовольно нахмурившись, полезла за

телефоном. Нашла в списке контактов номер такси и нажала вызов. Почти тут

же ответила девушка- оператор.

Я уже сказала, где я и куда мне надо, когда из-за угла показался знакомый

белый ягуар. Отлично-о-о-о! Это он уже с дел своих возвращается, или

специально сидел в машине целый час и ждал меня? Этого только не хватало.

Хотя… надо поговорить с ним, расставить все точки над i, чтобы больше не было

недопонимания между нами.

Поравнявшись со мной, Градов опустил стекло и сдержано спросил:

— Домой? — дождавшись моего ответа, кивком указал на соседнее место, —

садись, довезу.

Не стала заставлять просить его дважды.

Оператор уже уточняла заказ, когда я бесцеремонно ее перебила и со словами

«спасибо, уже не надо» сбросила вызов. Обойдя машину, села впереди, рядом с

Максом. Он скользнул по мне непонятным взглядом и, не говоря ни слова,

плавно тронулся с места, увозя меня от клуба.

В полном молчании ехали по вечерним проспектам. Не знаю, как Градову, а мне

было неудобно, неуютно, тревожно. Вроде поговорить хотела, а никак не

получалось открыть рот и произнести хотя бы пару слов.

Тишину нарушил мой телефон. По мелодии поняла, что звонит Артем. Красавец!

Вот прямо чувствует, когда звонит надо, чтоб масла в огонь подлить.

— Да, — ответила чуть устало.

— Привет. Как дела?

— Все хорошо, Тём, — краем глаза замечаю, как Макс поджимает губы, и

сильнее обхватывает руль ладонями.

— Все еще дебоширишь? — интересуется Зорин, и по его интонации не

получается понять усмехается он, или все-таки недоволен.

— Нет, уже еду домой, — покосившись в сторону Макса, зачем-то добавляю, —

на такси.

— Что-то ты рано? — чуть подозрительно спрашивает он.

— Скучно было, — с удивлением признаюсь самой себе, что действительно

никакого веселья в привычной компании не испытывала. Какое-то все

ненастоящее, синтетическое, суррогат.

— Что, никак без папки-то? — послышались привычные насмешливые нотки.

— Никак, — отвечаю и улыбаюсь от уха до уха, не в силах сдержаться.

Мы с ним говорим ещё пару минут, после чего желаем друг другу хорошей ночи

и отключаемся.

В тот же миг Градов утапливает педаль газа до упора, и Ягуар рывком

ускоряется. Хочу спросить, что он творит, но машина с заносом входит в

поворот, и меня швыряет в сторону, больно приложив плечом к дверце.

Макс гнал как сумасшедший, не разбирая дороги, и в какой-то момент мне стало

страшно, что мы сейчас врежемся в какой-нибудь столб, ограждение или вообще

в дом:

— Градов, что ты творишь?! — прокричала, вцепившись в ручку побелевшими

пальцами, — с ума сошел??? Остановись немедленно!

Ему по х*ру на мои вопли, только хмыкнул и подоткнул следующую передачу.

То, что домой он меня уже не везет, я догадалась, но вот когда вылетели на

загородную трассу и понеслись прочь, нарушая все скоростные режимы, стало

не по себе. Что этот безумный задумал?

Он гнал вперед, зло глядя на дорогу, и даже не разу не удостоив меня

мимолетным взглядом. Я притихла, и, отвернувшись от него, сердито смотрела

на проносящиеся мимо темные силуэты деревьев. Спорить с ним сейчас

бесполезно, он просто не слышит меня.

Спустя некоторое время почувствовала, что скорость стала снижаться. Макс, по-

видимому, спустил пар и начал успокаиваться.

Вскоре машина выехала на широкую обочину и становилась. Мы так и сидели

молча. Я — глядя на раскинувшееся за окном поле и раздраженно постукивая

ноготками по дверце, а Макс, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза.

— Ну и? — поинтересовалась минут через десять, — ещё посидим, подумаем о

жизни или ты наконец соизволишь отвезти меня домой?

Не отрывая затылок от подголовника, развернулся в мою сторону. По его

взгляду я поняла только одно — злой, очень злой.

Фыркнув, снова переключила свое внимание на окружавший нас ночной пейзаж.

Мне на его злость как-то вообще фиолетово. Я домой хочу, спать хочу, у меня

виски ломит от сегодняшнего вечера. Устала. На хр*на я вообще села в его

машину? Три минуты такси не могла подождать? Уже давно бы дома была.

Так и не раскрыв рта, выходит из машины, и, заправив руки в карманы брюк,

бредет вперед, пиная попавшиеся на пути кумушки. Я за ним не спешу,

продолжаю сидеть в салоне, подпирая щеку рукой и размышляя о том, что же за

вечер такой дурацкий выдался.

Время неумолимо бежало вперед, а Макс так и не думал возвращаться. Стоял,

устремив взор куда-то вдаль, к темному, едва различимому горизонту. Мне это

надоело, поэтому с тяжелым обреченным вздохом выбралась из машины и, чуть

поежившись, пошла в его сторону.

— Извини, что отвлекаю от сладких дум, — даже не пыталась скрыть

язвительность в голосе, — но я хочу домой. И раз ты меня сюда привез, то будь

добр, отвези обратно!

— Ага, сейчас, — в том мне ответил он, недовольно поджал губы.

— Да, прямо сейчас!

В ответ тишина и очередной раздраженный взгляд.

Черт, как же мне все это надоело!

— Вообще, какого фига ты устроил? Что это за безумные гонки и ночной выезд

на природу? — интересуюсь, словно надзиратель, складывая руки на груди.

Макс с досадой цокает языкам и разворачивается ко мне:

— А ты типа не поняла?

— Представь себе, нет, — раздраженно повела плечами, буравя его сердитым

взглядом.

— Твою мать! Крис, ты дура, да? — Градов нервно начал шарить по карманам в

поисках сигарет. Я сдержано кивнула в сторону салона, намекая, что он забыл

их на приборной панели.

Макс ещё раз выругался, не глядя на меня, вернулся к машине и, зло распахнув

дверцу, заглянул внутрь. Через минуту вынырнул обратно, уже с пачкой в руках.

Я искоса наблюдала за тем, как он раздраженно, рывками вскрывает новую

упаковку, отбрасывает в сторону целлофановую пленку, достает сигарету и

делает глубокую затяжку. В голове легкой бабочкой пролетает мысль. Как

хорошо, что Зорин не курит.

Максим, глядя куда угодно, но только не на меня, выпускает облака

никотинового дыма, чуть щурится, и я вижу, что он зол до невозможности.

— Какого х*ра ты это сделала? — наконец спрашивает он, еле совладав с

голосом.

— Так было надо, — чуть приподняв бровь в снисходительном жесте, спокойно

отвечаю и, отворачиваясь, отхожу от него подальше. Еще не хватало сигаретами

провонять.

— Кому надо было?

— Мне.

— Ах, ну да, конечно! — он досадливо мотнул головой, — тебе. Ладно, уточняю

вопрос, на хр*на тебе это было надо?

— Отец поставил мне условия, и чтоб получить деньги, я должна была их

выполнить.

— Условия? — он резко обернулся ко мне, — насколько я помню, речь шла о

поиске работы!

— Было два варианта, — спокойно уточнила, рассматривая носки своих

туфель, — найти работу или выйти замуж. Одно из них я выполнила, так что все

пучком.

Он снова нервно затянулся:

— То есть, чтобы получить деньги, ты живешь и спишь с каким-то мужиком? Я

правильно понял? Знаешь, как это называется?

— Еще одно слово, Градов, и я уйду.

— Куда? До города десять километров, на лабутенах своих, что ли, поцокаешь?

Вперед, можешь х*рачить! — махнул рукой в сторону дороги, темной лентой

уходящей вдаль, — не смею задерживать!

Вижу, что злится настолько, что даже не пытается себя контролировать.

Неужели полагает, что терпеть его грубость буду?

— Да пошел ты! — посылаю его в далекие дали и разворачиваюсь.

Если думает, что не уйду, то глубоко ошибается. Пусть ноги сотру, пусть потом

босиком пойду, оставляя за собой кровавые следы, пусть прокляну все на свете,

но терпеть эти наезды не стану.

Сложив руки на груди, иду прочь, в сторону города. Дорога предстоит не

близкая, так что ночь обещает быть очень долгой.

— Бл*дь, ты это серьезно? — слышу громкий вопрос в спину.

Серьезнее не бывает. Прохожу мимо его машины, ни на секунду не

задерживаясь, даже головы не повернув, даже взглядом не удостоив.

Достаю из сумочки телефон. Как назло сети нет, такси не вызвать, но я на это

особо и не рассчитывала. Мысленно прикидываю, сколько у меня с собой

наличности. Если повезет, поймаю попутку до города. Только бы на придурков

каких-нибудь не нарваться. Ругаю себя в очередной раз, что никак не возьму в

привычку носить с собой хотя бы баллончик.

Ладно. Прорвемся.

Ухожу, не оглядываясь.

Уже отойдя на приличное расстояние, слышу, как Градов матерится во весь

голос. Заводит машину, с визгом срывает ее с места, и, скрипя покрышками,

разворачивает в обратном направлении.

За долю секунды белый ягуар нагоняет меня и, сбавляя скорость,

пристраивается рядом. Я слышу как опускается окно с моей стороны, но не даже

не поворачиваюсь. Мне плевать.

— Кристин, садись в машину! — холодно произносит Макс, но холод явно

напускной, за ним огненный смерч бушует.

Угу, сейчас, бегу и волосы назад! Продолжаю идти вперед, несмотря на то, что

от нервов колени дрожат.

— Крис, твою мать, кончай г*внятся! — уже еле сдерживаясь, чуть ли не кричит

он, и у меня волосы на макушке дыбом встают.

С трудом удается игнорировать его. Сердце бьется гулко, раскатисто и в такт

ему пульсирует кровь в кончиках пальцев.

Градов, держа руль одной рукой, склоняется к окошку с моей стороны и рычит:

— Я сказал, села в машину! Живо!

В этот раз останавливаюсь, разворачиваюсь и смотрю в его полыхающие

яростью глаза:

— Без тебя справлюсь, — отвечаю сдержано, вложив в голос все пренебрежение

на какое только способна, — все, свободен!

Иду дальше, обхватив себя руками ещё сильнее. Меня трясет, толи оттого, что

на улице свежая августовская ночь, то ли оттого, что внутри цунами бушует.

Слышу, как Макс в сердцах бьет кулаком по приборной панели, и ягуар резко

набирает скорость.

Ну все, уезжает, холодной молнией пролетает в голове. Внутри облегчение

оттого, что оставил меня в покое, смешивается со страхом остаться одной на

темной дороге.

Однако я ошибаюсь. Машина срывается с места, но резко тормозит через

десяток метров, вставая поперек дороги. Из нее выскакивает злой, как черт

Градов, со всех сил хлопает дверью и стремительным шагом направляется ко

мне.

Против воли останавливаюсь, подозрительно наблюдая за его приближением.

Останавливается рядом, прожигая бешеным взглядом. Дыхание тяжелое, кулаки

сжаты. Мне показалось, что в тот момент он был готов отвесить оплеуху, но

каким-то чудом сдержался.

— Чего ты добиваешься? — сквозь зубы цедит он.

— Ничего. Ты сказал х*рачить, вот я и х*рачу, — кое-как удерживаю голос на

одной ноте, не давая сорваться на писк. Пытаюсь обойти, но Макс делает шаг в

сторону, перекрывая путь:

— Да, что ж ты за с*ка такая непробиваемая?! — спрашивает, вглядываясь мне в

лицо.

— Какая есть, — очередная провальная попытка продолжить путь. В этот раз

больно хватает чуть повыше локтя и резко дергает к себе.

Шиплю, пытаясь отбиться от него:

— Руки от меня убери, и не смей больше хватать!

— Вот скажи мне, — игнорируя последнюю фразу, — какого хр*на ты скрывала,

что у тебя проблемы с деньгами?

— Скрывала? Да об этом все знали! Включая тебя!

— Что знали? Только то, что отец ограничил тебя и поставил условия. Причем, не

знаю, были ли твои сучки-подружки в курсе обоих вариантов разрешения

ситуация, но лично я знал только про работу!

— И?

— Что и? Как я бл*дь должен был догадаться, что у тебя реальные проблемы,

когда ты как всегда улыбаешься и смотришь по сторонам с высоко поднятой

головой?! Хр*н допрешь, что у тебя там в мозгах твоих загадочных творится!

— Значит, плохо ты меня знаешь, — все-таки удается скинуть с себя его руку.

Черт, больно. Синяков бы не осталось. Стою, растираю больное место, мысленно

называя его всякими нехорошими словами.

— Я вообще тебя не знаю! — срывается на крик, — Кристин, мы с тобой год

встречались. Целый гр*баный год, а потом ты исчезаешь на месяц, а

возвращаешься вот с этим! — снова хватает меня, в этот раз за тонкое запястье,

и чуть ли не тычет мне в нос кольцом на безымянном пальце, — и чего ты от

меня ждала? Поздравлений? Пожеланий счастливой жизни?

— Да ничего я от тебя не ждала! — тоже повышаю голос, остервенело

вырываясь из его захвата.

— Как? Кристин? Как ты до этого додумалась? — он шумно выдыхает, прикрывая

глаза, из последних сил пытаясь удержать крупицы спокойствия и здравого

смысла.

— У меня были проблемы, и я их решала!

— Твою мать! Да ты ко мне должна была в первую очередь обратиться! Ко мне,

Кристин! И не было бы никаких проблем! — делает шаг, неприятно нависая надо

мной.

— Серьезно? — упираюсь руками ему в грудь, отталкиваю от себя, — Градов, ты

вообще о чем?

— О том, что надо было рассказать о проблемах своему мужчине. Я бы все

решил.

— Решил? — начинаю истерично смеяться, тем самым выводя его еще больше, —

знаю я твое решение! Обращалась уже с одной проблемой, помнишь? Когда вот

так же ночью, на загородной трассе в аварию попала! Помнишь, что ты мне

тогда ответил?! Нет?! Так я напомню! Давай созвонимся позже! — передразнила

его интонацию, от чего Макса просто передернуло, — Даже не спросил как я,

чего я! Вот и вся твоя помощь! Так что не строй тут оскорбленного рыцаря на

белом коне!

Зарывшись ладонью в волосы, Максим тяжело дыша, запрокинул голову к

темному небу:

— Насколько я понимаю, тот м*дак, за которым ты теперь замужем сразу

приехал?

— Да, — жестко отвечаю, не в силах сдержать нервную дрожь, — приехал и

помог! Без всяких лишних слов!

— Надо же, герой х*ров! Черт, меня сейчас просто разорвет! — прорычал он, —

то есть все это дерьмо из-за той гр*баной аварии??? Да?

— Скажем так, она стала ключевым фактором! — в моем голосе столько стужи,

что самой становится холодно, одновременно с этим ломает и крутит внутри, в

груди. Ему незачем знать, что я с самого начала видела только один выход из

ситуации, и он был связан исключительно с Артемом. Градова в моих планах не

было, никогда.

Вне себя снова толкаю его в грудь и, наконец, проскакиваю мимо:

— Все, мне пора, — торопливо чуть ли не бегом, отхожу от него. Кислорода не

хватает, будто я в знойной пустыне, а не на краю ночного леса. Из-за ссоры

кровавая пелена перед глазами. Рыцарь, мать твою, хр*енов! Проблемы мои

решил бы! Да никто их кроме меня решать не собирался! Так что пусть все идут

к черту! Моя жизнь, как хочу, так и живу.

Пролетаю мимо его машины, мечтая поскорее убежать, скрыться, и тут же

чувствую, как его пальцы сжимаются на руке и рывком разворачивают. От

неожиданности едва не утыкаюсь в него носом, шиплю, пытаюсь оттолкнуть от

себя, но он уже настолько злой, что не обращает на мои жалкие потуги никакого

внимания.

— Мы не закончили!

— Правда? А по-моему, все уже предельно ясно, — пытаюсь хотя бы выдрать у

него свою руку, раз не получается оттолкнуть, но Градов, хватает меня за плечи

и с силой впечатывает спиной в машину.

— Бл*дь, Кристин, я сейчас прибью тебя прямо здесь.

— Отвали, — вырываюсь, что есть сил, ощущая, как внутри ничего кроме

неудержимого гнева не остается, — чего ты вообще ко мне пристал??!

— Чего я пристал?! — ревет он в ответ, сжимая до боли, — ты не понимаешь???

Ты ведь действительно ни х*ра не понимаешь! И не х*ра не видишь дальше

своего собственного носа!

С этими словами он меня встряхнул будто неживую куклу, резко, сильно, так что

в глазах потемнело.

Таким злым я его не видела никогда в жизни. Всегда слегка вальяжный,

расслабленный, самодовольный, а тут, словно все маски слетели, обнажая

чувства.

Смотрю на него удивленно, чуть испуганно, оставив попытки освободиться,

грубые фразы замирают где-то в горле, так и оставшись несказанными. Он тоже

замирает, тяжело дыша, вглядываясь в мое лицо. Затем его взгляд опускается

на губы, он смотрит на них долго, безотрывно, словно пытаясь что-то решить, а

потом порывисто притягивает к себе и целует. Зло, грубо, сминая мой рот

своими губами.

А я… Я под впечатлением от нашей ссоры, от адреналина, и еще Бог знает по

каким причинам, отвечаю ему. Пылко, горячо, чувствуя, как по венам

разливается огонь, как сумасшедший импульс пронзает все тело насквозь,

вынуждая выгибаться на встречу, прижиматься, обвив шею руками.

Наверное, еще сказалась память тела. Несмотря ни на что, нам было с ним

хорошо в одной постели. Пусть не летели искры, как с несдержанным Зориным,

но на моей памяти было много жарких моментов с Максом. При мыслях об этом

почувствовала, как внизу живота становится горячо, влажно и рождается

буквально звериное желание. Чувствуя, как его руки бесцеремонно забираются

под платье, жесткие ладони гладят кожу, сжимают бедра.

Градов всем весом придавливает меня к машине. Холодный металл больно

вжимается в спину, но мне все равно, мало того, мне даже нравится.

В голове мысль, что я вроде как замужем. Но в тот момент главное для меня

было не «замужем», а «вроде как». Наш брак фарс чистой воды, поэтому совесть

спокойно молчала, равнодушно поглядывая на происходящее. Зорин меня хотел,

Зорин меня получил. Пусть радуется. А все остальное — мое дело. Я ему никогда

не врала о чувствах, не вешала на уши лапшу о вечной любви, не обещала

ничего. Да женаты, но, если уж быть откровенной до конца, я этот брак всерьез

не воспринимала, будучи абсолютно уверенной, что пара-тройка месяцев и наша

семейная жизнь подойдет к концу. Что мы не сумеем удержать рядом. Слишком

все странно, слишком все зыбко и призрачно, слишком мы разные, просто две

противоположные вселенные, случайно столкнувшиеся на крутом вираже.

Тогда почему я должна себе отказывать в маленьких радостях? Тем более если

кто-то зеленоглазый неосмотрительно свалил в командировку почти на две

недели, оставив молодую жену в гордом одиночестве?

Если уж на то пошло, может себе тоже кого-нибудь для развлечений найти. Я не

против. Мне как-то все равно.

Да, в тот момент в моей голове были именно такие мысли. Даже не мысли, а

просто внезапная вспышка, проблеск, после которой осталось лишь легкое

марево, чуть заметное ощущение душевного дискомфорта. Настолько легкое,

что я забыла о нем, теряя оставшиеся крупицы самообладания в руках Градова.

Чуть не вырывая с корнями пуговицы, распахиваю рубашку у него на груди,

прижимаюсь к нему, с безумным восторгом прикасаюсь к коже. В голове от

неправильности ситуации, оттого что нарушаю правила, ломаю запреты, все

кипит. Адреналин такой, что словами не передать. Он что-то шепчет мне, но я

не слышу, не понимаю. В голове шум, какофония звуков, хотя нас окружает ночь

и тишина загородной трассы.

Прижимаясь к его паху, чувствую насколько возбужден. Руки сами тянутся к

ремню. Расстегиваю его легким движением, громко звякая пряжкой, пуговица

на джинсах подается чуть сложнее, но справляюсь и с ней, рывком опускаю

молнию.

Из груди вырывается хриплый стон, когда наконец пальцы обхватывают его

плоть, и начинают двигаться вверх-вниз. Макс чуть ли не рычит мне в губы,

чувствуя прикосновения.

Я готова отдаться ему прямо здесь и сейчас, хоть на капоте машины, хоть стоя,

хоть на ближайшем муравейнике, но у него, по-видимому, чуть больше здравого

смысла. Он распахивает заднюю дверцу машины и буквально заталкивает меня

внутрь.

Забираюсь вглубь салона, прогнувшись как кошка, прекрасно зная, что его

бешеный взгляд устремлен на задницу. Платье задралось почти до талии,

открывая загорелые выпуклости, узкую полоску черных кружевных стрингов,

еще больше распаляющих желание. Сажусь на сиденье, развернувшись к нему

лицом. Градов стоит, как каменное изваяние одной рукой упираясь в машину, а

второй сжимая край дверцы. Грудь тяжело вздымается и опадает, а взгляд

такой, что от его одного все внутри скручивается в спирать.

Завлекающе, откровенно смотрю на него, медленно снимаю туфли,

пренебрежительно скидывая их на пол, потом подцепляю край своего нового,

безумно дорогого платья и, стащив его через голову, небрежно отбрасываю на

переднее сиденье, оставшись перед ним в одном белье.

Максим, теряя остатки самообладания, ныряет в салон следом за мной,

захлопывая за собой дверь.

Притягивая к себе, снова целует, руки гладят плечи, спину, расстегивают

бюстгалтер. Порывисто, путаясь, стаскивает его и отбрасывает в сторону.

Со стоном закрываю глаза, когда чувствую горячие губы на своей груди. Целует

соски, втягивает их в рот, посасывает, от этого сладкие импульсы бегут к низу

живота.

Рывком спускаю с его плеч рубашку, тяну ее дальше. Макс высвобождает

сначала одну руку, потом другую, и снова приникает к груди.

Руки спускаются ниже, проходят по талии, бедрам, подцепляют тоненькие

ниточки стрингов и тянут их вниз. Чуть приподнимаю зад, что бы облегчить ему

задачу. Крошечное белье легко скользит по коже и исчезает из поля видимости,

оставляя меня полностью открытой его горящему взгляду.

Нетерпеливо тянусь к его джинсам, меня раздражает грубая ткань,

разделяющая нас. Макс торопливо избавляется от остатков одежды и,

перегнувшись через спинку сиденья, достает из бардачка презерватив, зубами

разрывает фольгу.

Устраиваюсь поудобнее, насколько это вообще возможно в салоне машины.

Градов возится с резинкой, потом хватает меня за бедра, притягивая ближе к

себе, пристраивается между ног. Одну закидывает себе на плечо, второй

упираюсь в спинку переднего сиденья.

В голове уже не одной здравой мысли, только безумное запретное желание.

Нетерпеливо подаюсь бедрами навстречу, сгорая от нетерпения.

Градов, направляя член рукой, делает движение вперед, полностью, до конца

погружаясь в меня. Непроизвольно охаю, чувствуя в себе горячую,

перевозбужденную плоть.

Макс тут же отстраняется, и снова глубокий толчок. Без лишней нежности, без

предварительной раскачки, сразу взял быстрый ритм. Выходя почти до конца,

врывался обратно до упора, не останавливаясь ни на секунду. Грубо, немного

больно, крепко удерживая за бедра, не давая перевести дух. Было чувство

словно он пытается самоутвердиться, поставить печать, что-то доказать самому

себе или мне. Не знаю, мне плевать. Ничего не осталось кроме его движений,

подводящих к самой грани.

Склоняется ниже, целует грудь, обводит языком сосок, чуть прикусывает его,

срывая с моих губ нетерпеливое поскуливание. Оставляя за собой влажную

дорожку, проходится губами до ключицы.

Чувствую как губы жадно приникают к нежной коже на шее, сильнее чем надо

и, не задумываясь, упираюсь руками в грудь, отталкиваю от себя.

Никаких отметок, никаких засосов. Табу.

Макс все понимает без слов, стиснув зубы, отстраняется, но движений не

замедляет. В потемневшем взгляде вижу гремучий коктейль: злость

неудержимую, ревность бешеную, и ещё что-то непонятное, горькое, отчаянное.

И от этого крышу сносит, от понимания, что его ломает из-за меня, от ощущения

безграничной власти над ним.

Как маньячка схожу с ума, упиваюсь происходящим. Двигаюсь в такт с ним,

подстраиваясь под бешеный ритм, не сдерживая хриплые стоны, и, наконец,

срываюсь, выгибаюсь дугой не в силах сдержать громкий крик.

Максим, убедившись в том, что я получила удовлетворение, начал двигать ещё

жестче, быстрее и вскоре резко подавшись вперед, с тихим рычанием, замер.

Несколько минут мы ещё просто лежали, не в силах пошевелиться. Прикрыв

глаза, чувствую, как он уперся лбом в ключицу, опаляя горячим дыханием кожу

на шее.

Тело в блаженной неге, а внутри пустота, ноль, ни единой эмоции.

Мне тяжело…

Шевелюсь, вынуждая его подняться, и сажусь, взглядом ища раскиданное

белье.

Макс, откинувшись на спинку сиденья, сидит, зарывшись обеими ладонями в

свои волосы и прикрыв глаза. Я вижу, как бьется жилка у него на виске, как он

тяжело сглатывает, словно в горле пересохло. Да, водички бы не помешало.

Холодной, со льдом и долькой лайма.

Трусы нахожу в складке между сиденьем и спинкой, бюстик висит на

подголовнике. Медленно одеваюсь. Тесно. Сержусь на неудобный салон, на

крючок, который никак не хочет зацепляться за петельку. Раздражаюсь, когда с

первого раза не могу дотянуться до скомканного платья. Все эти отрицательные

эмоции бодрят, тонизируют, отвлекают от непонятного горького чувства, черной

змеей вползающего в сердце.

Градов по-прежнему сидит, не шевелясь. Хватаю его рубашку и раздраженно

швыряю на бедра, со словами:

— Прикройся!

Наконец, платье на мне. Дотягиваюсь до туфель, обуваюсь и выскакиваю на

улицу. Прохладный ветерок скользит по раскрасневшимся щекам, треплет

растрепавшиеся волосы, но я этого не ощущаю. Чувство такое, будто окунули в

новокаин, накачали им до предела. Смотрю на машину, в которой только что

самозабвенно трахалась с Градовым и понимаю, что кроме физической разрядки

ничего не получила. Никакого морального удовлетворения, просто зарядка,

тренировка для поддержания формы.

Макс вылезает из машины. Одетый, но весь какой-то потрепанный, помятый и

переходит к водительскому сиденью:

— Поехали, отвезу тебя домой.

Я молча усаживаюсь на пассажирское сиденье и отворачиваюсь к окну, зная, что

мы с места не сдвинемся, пока он не выкурит сигарету.

Чуть позже едем обратно в город. Максим задумчиво управляет машиной, а я

поджав ноги под себя смотрю в окно и думаю о том, что случилось.

Наваждение схлынуло, оставив после себя какой-то неприятный привкус. Все-

таки неправильно как это все… Мерзко.

Вот уж никогда не думала, что буду гулящей женой! Нет, я конечно не кладезь

целомудрия, и лучших человеческих качеств, но все равно как-то чудно,

ощущать, что только что переспала с одним, будучи замужем за другим.

Интересно, почему все-таки совесть не сработала, ограничители внутренние не

включились?

Ах, да! У нас же с Артемом все не по-настоящему, просто игра. Значит и клятвы

все не стоят и выеденного яйца. Верно? Верно.

Как ни странно, но в голове не звучало слово «измена». На мой взгляд

изменяешь, это когда любовь-морковь, а потом раз и в дверь пройти не можешь,

потому что рогами за косяк зацепился. Вот это измена, а когда все непонятно,

все временно, зыбко и не по-настоящему, о какой измене может идти речь? Так,

небольшое недоразумение и не более того. Так ведь? Правильно я рассуждаю?

Вроде правильно…

В общем, со своим внутренним миром я смогла договориться, и к городу уже

подъезжала в благостном расположении духа. А, чего грустить-то? Все отлично.

Муж в командировке, не мешает, доступ свободный к деньгам, и вдобавок

приятное приключение. В общем, сегодня явно удачный для меня день, и ночь,

если только не обращать внимания на горечь во рту и непонятное щемящее

чувство, сдавливающее грудь.

Ягуар останавливается у моего подъезда, и я торопливо скидываю с себя ремень

безопасности. Мне хочет поскорее уйти, сбежать, но Градов останавливает. Всю

дорогу молчал как немой, а тут решил заговорить:

— Кристин, что теперь?

Замираю и разворачиваюсь к нему. Сложив руки на руле, выжидающе

напряженно смотрит на меня.

— Ничего, — пожимаю плечами.

— Ничего? — удивленно переспрашивает он.

— Да, а что ты хочешь от меня услышать?

— Ну, например, что ты хочешь закончить с этими дурацкими играми в «муж—

жена» прямо здесь и сейчас.

Да что ж вы меня все развести хотите с таким маниакальным упорством?! Его

слова меня задевают, злят:

— Он мне нужен. И бросать все, потому что ты так хочешь, я не собираюсь.

Мои слова для него, как пощечина. Прикрывает глаза, пытаясь взять себя в

руки:

— Думаешь, я так долго вытерплю? Знать, что ты идешь домой, к нему, что вы с

ним… Черт, — замолкает, — а больше всего боюсь, что в один прекрасный

момент твоя игра перейдет в нечто более серьезное.

— Я тебя умоляю, — пренебрежительно скривила губы, — у меня в планах этого

не было и нет.

— Планы, — повторяет за мной и сердито бьет ладонью по рулю, —

планировщица, мать твою…

Вижу, что его снова накрывает, поэтому бросаю короткое «пока» и покидаю

машину. Продолжать этот разговор нет смысла. Я устала, хочу спать.

«Думаешь, я так долго вытерплю» — эхом звучат его слова в голове, пока иду к

подъезду. Да ты вообще не должен терпеть, если я тебе действительно дорога!

Должен набить морду сопернику, меня уволочь за волосы прочь, поставить

ультиматум, сделать все, чтобы этот фарс прекратился здесь и сейчас. А не

сидеть и не думать, сколько ты выдержишь, прекрасно зная, что девушка с

другим живет, и далеко не сказки они там по вечерам читают.

Думаю про него и ничего не испытываю, кроме легкого недоумения и какого-то

презрения что ли.

Понимаю, что даже если с Артемом я разведусь, то с Максом у нас ничего не

будет, кроме вот таких безумных поездок на природу, и то лишь до тех пор,

пока мне не надоест.

Дома первым делом иду в душ, и долго с остервенением тру себя мочалкой, пытаюсь смыть с себя этот день, смыть все переживания и сомнения, избавиться

от непонятной тревоги.

Иду в спальню, обмотавшись махровым полотенцем, и замираю на пороге, глядя

на кровать. Блин, что ж так колет в груди? Словно заноза.

Тряхнула головой, пытаясь отогнать наваждение, и забралась под одеяло,

поймав себя на мысли, что одной в такой огромной постели неуютно.

… А утром все встало на свои места. Проснулась поздно, потянулась, улыбнулась

и поняла, что жизнь прекрасна. Что у меня все хорошо, все как надо.

Непонятные переживания насчет вчерашнего приключения исчезли. Ну, сделала

и сделала, а что такого? Просто маленькое и весьма приятное приключение.

Беру в руки телефон и вижу непрочитанное сообщение. От Артема. Открываю

его, а там только одно слово «скучаю». Недрогнувшей рукой набираю ответ

«взаимно».

Бодро поднимаюсь с кровати и, потягиваясь, иду на кухню, завариваю кофе и

замираю у окна, любуясь зеленым парком.

Пойти, что ли прогуляться по магазинам, пока милый в отъезде?

Хорошая мысль.

Как говорится «кот ушел, мышам раздолье»!

Глава 4

Время Темкиной командировки подходило к концу, заставляя нервничать. Я еще

не привыкла к тому, что мы с ним женаты, и скорая разлука отнюдь не

способствовала укреплению привязанности.

Пока Артем был рядом, я воспринимала его присутствие как нечто само собой

разумеющееся. Было тепло и комфортно, уютно. Мне кажется, его присутствие

словно что-то переключало в моей голове. Неожиданно для самой себя

становилась мягче что ли, податливей. Бред, какой-то., в общем.

Стоило ему уехать и вуаля, вернулась привычная я, которая не хотела уюта,

спокойствия и прочих глупостей. Эта я хотела распушить перья и сверкать

золотой короной, хотела, чтобы весь мир стоял на коленях и со слезами восторга

смотрел на меня.

Поэтому возвращение мужа ждала с каким-то непонятным трепетом. Он-то

приедет, как всегда радостный, открытый, наверняка соскучившийся по мне. А я

не знала смогу ли просто улыбнуться ему в ответ.

Эх, и доконает меня замужество это!

Чем я занималась в эти дни? Глупый вопрос. Конечно тем, что мне так

нравилось, тем, чего не хватало во времена санкций. Развлекалась, как могла,

легко включившись в привычный ритм жизни: ночью клуб, сон как минимум до

полудня, поход по магазинам, салонам. В общем дорвалась.

Общалась с подругами. Они отошли после моего триумфального возвращения,

но все равно относились чуть настороженно, не зная, чего ожидать. И мне это

нравилось.

Ещё несколько раз встречалась с Максом.

Градов — отдельная тема. Его словно прорвало. Он был готов проводить со мной

весь день напролет. Сомнительное удовольствие. На хр*н он мне сдался,

спрашивается, в салоне красоты? Или в обувном магазине? Он постоянно звонил,

писал. Настойчиво предлагал куда-нибудь сходить, на что получал мой

категорический отказ. Учитывая популярность Зорина в универе и его

ошеломляющую способность находить общий язык с людьми, я ничуть не

сомневалась, что стоит только выйти куда-то с Градовым, как обязательно

нарвусь на кого-нибудь из Темкиных друзей. Мир, как известно, тесен, а закон

подлости всемогущ и непреодолим.

Поэтому на хр*н Макса с его стремлением сходить в ресторан, кино, выставку и

куда бы то ни было. Просто на хр*н и все.

Второй его идеей фикс стало напроситься по мне в гости. Я не знаю, зачем ему

это было нужно, но тут мое «нет» было еще более категоричным. Какие бы

призрачные отношения не связывали нас с Зориным, но приводить домой кого-

то другого — это слишком, даже для меня. В голове просто железный занавес.

Наш дом — это наш и больше ничей дом. Я сказала наш? Простите, оговорилась,

само как-то вырвалось.

Мое общение с Максом ограничивалось нашими совместными тусовками в

обычной компании, вечерними автомобильными прогулками по городу, да и за

его пределами, один раз была у него.

И если его с каждым днём распирало все сильнее, то я наоборот стала уставать

от нашего общения. Адреналин схлынула, оставив после себя привычное

пренебрежение и скуку. Мне было с ним скучно. Вот и все. Последние два дня я

вообще его продинамила, сославшись на очень важные дела.

Утро, как всегда встретило меня наглым солнечным лучом, пробивающимся

сквозь шторы. Поворчала, зевнула, и перевернулась на другой бок, в надежде

продолжить сладкий сон.

Твою мать!

На соседней подушке, удобно подперев щеку рукой, лежал Артем и с улыбкой

смотрел на меня. Еле сдержалась, что б не заорать и не скатиться с кровати.

— Тём, — прошептала, — ты меня испугал!

— Я не специально, — так же шепотом ответил он и одной рукой, бесцеремонно

притянул меня к себе, а я и не сопротивлялась, пребывая в состоянии какого-то

странного шока. Не оттого, что засыпала вечером одна, а проснулась с мужиком

в постели, не оттого, что испугалась. Нет. Я была в шоке, что вместо ожидаемой, свойственной для меня отчуждённости, меня накрыло какое-то неуёмное

облегчение и какое-то странное чувство. Я не совсем поняла, что это было, но

оно подозрительно походило на радость.

— Ты давно приехал? — уткнувшись носом в грудь, с удовольствием вдыхаю его

запах.

— Пару часов назад.

— Почему не разбудил?

— Я хотел, но… заснул, — чуть извиняющимся голосом ответил Тёмка, —

поглаживая мои волосы, — вот просто подошёл к кровати, присел на секунду, а

потом раз и просыпаюсь, услыхав твоё ворчание. Два часа как стёрлись из

жизни.

— Как съездил? — Отстраняюсь, что бы заглянуть ему в глаза, — успешно?

— Да, все отлично, — кивает, блуждая взглядом по моему лицу.

— Ну, и хорошо, — удовлетворённо киваю и пытаюсь отстраниться, — есть

хочешь?

Я вчера неожиданно для самой себя еды наготовила: суп сварила, мяса

натушила, готовясь к его возвращению. Это я съем яблоко и больше ничего и не

надо, а он— здоровый бугай с отменным аппетитом.

— Нет.

— Нет? — удивлённо смотрю на него.

— Мои желания не имеют ничего общего с едой, — чуть севшим голосом

произносит Артем, притягивая ближе к себе, а я и не сопротивляюсь, внезапно

осознав, что с нетерпением этого ждала.

Позже выползаем на кухню, довольные, веселые, голодные как черти. Я думала,

что не смогу улыбнуться ему при встрече? Бред, я смеялась во весь голос, когда

он театрально рассказал новый далеко не приличный анекдот. Как у него

выходит, разворачивать меня в совершенно неожиданную для меня самой

сторону?

На кухне ожидал сюрприз. Огромный букет белых лилий, именно таких как я

люблю. От неожиданности замираю, и идущий сзади Артем по инерции налетает

на меня, чуть не свалив с ног, успевая в последний момент подхватить:

— Ты чего?

— Это мне? — почему-то шепотом спрашиваю у него, показывая пальцем на

букет

— Хм, дай подумать, — он картинно поднимает взгляд вверх и вправо, — не

уверен, но скорее всего тебе.

Подхожу к букету, нюхают один из больших красивых цветков, чувствуя, как

внутри, натянутой струной дрожат нервы. Нет, не подумайте, что я дикая, и мне

цветы никогда не дарили. Но это были именно те цветы, что я люблю. Не розы,

герберы, орхидеи, а именно белоснежные крупные лилии.

— Спасибо Тём, — внутри неуместное волнение, — как узнал?

— Понравилось? — пожимая плечами, тихо спрашивает он.

— Очень.

— Ну, и чудно, — уже громко и насмешливо, — теперь ты просто обязана меня

накормить. Пока я не начал тянуть в рот все, что попало.

С этими словами бесцеремонно ущипнул меня за задницу.

Тьфу, ты блин, дурень, весь момент испортил!

Сердиться, не получается, с трудом прячу улыбку и направляюсь к

холодильнику.

— Да, ну дура какая-то, — пренебрежительно фыркнула, глядя на экран.

— Почему? — лениво поинтересовался Артем, развалившийся на диване.

— Ей говорят, прыгай, а то убьют, а она стоит, ревет, титьки мнет, — отправила

в рот хрустящую чипсину

— Ей просто страшно, — он запрокинул руки за голову и чуть насмешливо

смотрел на меня.

— Значит мало того, что дура, так еще и трусливая!

— То есть ты бы на ее месте прыгнула не раздумывая?

— Чего тут бояться то? Раз и все, — уверенно пожимаю плечами, ничуть не

сомневаясь в правдивости своих слов, — а на эту сикуху, даже смотреть

противно.

В глазах у Зорина озорные огоньки заплясали:

— Прямо ра-а-а-аз и прыгнула бы?

— Естественно!

— Не знал, что ты у меня такая отчаянная.

— А ты вообще многое обо мне не знаешь! — ответила, надменно поморщив нос,

внезапно почувствовал, как внутри что-то неприятно шевельнулось.

Вспомнилась одна из наших встреч с Градовым. М-да, Темка, лучше тебе этого

не знать.

— Еще скажи, что с парашютом бы запросто прыгнула, — продолжал он

докапываться до меня.

— Тём, да запросто бы прыгнула! А вот ты сам бы прыгнул? — с удовольствием

замечаю, как он удивленно вскидывает брови.

— Не знаю, Кристин. Как-то не задумывался над этим вопросом, — рассеяно

почесал макушку, — может быть. Хотя не уверен. Стремно наверное болтаться в

воздухе, зная, что под тобой сотни метры пустоты.

Я снисходительно хмыкнула:

— Вот видишь, прежде чем доставать меня, сначала на себя посмотри, —

глубокомысленно изрекла, снова переключая внимание на экран.

Безмозглая героиня все-таки прыгнула, и теперь с диким воплем летела вниз с

небоскреба, вцепившись скрюченными пальцами в канат — страховку,

обвивающую ее тело. Отстой какой-то, а не фильм.

Минут через двадцать Зорин поднялся с дивана:

— Пошли спать.

— Я не хочу, — ответила ему, не отрываясь от просмотра.

Парень на секунду замер, стоя надо мной словно скала, а потом нагнулся,

бесцеремонно подхватил подмышки и выдернул из кресла. Тихо пискнув от

неожиданности, попыталась скинуть его руки, но Артем прижал к себе так, что

и не вдохнуть лишний раз, и понес из большой комнаты, предварительно

выключив телевизор.

— Зорин, я не хочу спать! — шипела, пытаясь оттолкнуть его от себя этого

здоровенного нахала.

— А мы пока и не будем, — многообещающе ответил Артем, и я невольно

замерла, уперевшись руками в его плечи, чувствуя как плавлюсь под

откровенным, похотливым взглядом потемневших зеленых глаз.

Утро встретила меня легким шлепком по заднице. Я недовольно заворчала,

попыталась подтянуть одеяло повыше, а голову спрятала под подушку. Не

помогло. Кто-то нагло, бесцеремонно стащил одеяло. Хотя почему кто-то? Это

он, мой наглый, неугомонный муженек.

— Тём, отстань от меня! — проворчала, сворачиваясь клубочком, — я спать хочу!

— Никаких, спать! Подъем, — в голосе ни грамма сочувствия к сонной жене, —

сама или мне тебя силой будить?

— Отстань, — сердито повторила еще раз и попыталась свернуться калачиком.

— Сама напросилась! — чувствую, как сильные пальцы обхватывают щиколотки

и тянут меня к краю кровати.

— Зорин, блин! Не будь свинтусом! Если ты встал, это не значит, что и все

остальные должны вскакивать, — попыталась от него отбиться, вырвать ноги из

захвата, цеплялась руками за простынь, подушку. Только бесполезно, он рывком

подтянул ближе к себе, и с простынею, и с подушкой, и со всем остальным.

Наконец он разжимает руки и я, как пуля, стремительно уползаю обратно к

стенке, сердито глядя на него. Это паразит стоит, уперев руки в боки, и весело

смотрит на меня:

— Кристин, даю тебе последний шанс встать самой, — его абсолютно не

смущает моя раскрасневшаяся от гнева физиономия, — считаю до трех и несу

тебя в душ. В очень — очень холодный душ.

— Ага, сейчас! Размечтался.

— Один, — демонстративно отгибает первый палец на правой руке. В ответ я

лишь фыркаю.

— Два, — второй палец, а мне становится как-то неудобно и тревожно.

— Три! — срывается с места, а я с диким, истошным воплем чуть не скатываюсь

с кровати, и, сломя голову, бегу к выходу из комнаты. В след мне раздается

хохот.

Вот, скотина! Ржет надо мной!

Бегу в ванну, заскакиваю внутрь и запираюсь на задвижку, чтобы, не дай Бог, не

ворвался следом. Внутри все ходуном ходит от негодования, но на губах против

воли появляется улыбка.

Хм, это действительно было весело.

После завтрака Артем сообщим мне, что у нас на сегодня запланирована

прогулка на природе. Я с сомнением посмотрела в окно. На улице погода

отличная, солнышко светит, тепло и радостно.

Все здорово, но мне совершенно не хочется выбираться из дома, о чем, не

задумываясь, сообщаю Зорину

— Тинка, ты как картошина на грядке! Это не хочешь, то не хочешь. Весь день

готова только дома сидеть или по магазинам бродить.

— И что в этом такого?

— Да, скукотища жуткая!

— Ничего не скукотища! И вообще можно подумать на природе просто капец как

весело, просто фейерверк из развлечений.

Он загадочно улыбнулся:

— Сегодня будет весело. Так что иди и собирайся.

— А если не пойду, — интересуюсь, упрямо сложив руки на груди.

— Значит, я тебя понесу, прямо так, — он кивнул на коротенький халатик, едва

прикрывающий пятую точку, — Выбирай.

Я, сложив руки на груди, остановилась перед ним, строго смотря сверху вниз:

— Что за замашки пещерного человека? — на мой назидательный тон не

ответил, и мне пришлось повысить голос, чтобы отвлечь его внимание от своих

ног, — Тём, ты меня слышишь? Я не хочу никуда ехать!

— Нет. Я тебя не слышу, — хмыкнул он, — но если ты сейчас не наденешь что-

нибудь другое мы точно никуда не поедем!

— Тёма, блин, я серьезно!

— Так и я тоже.

Что в его тоне подсказывает, что он действительно серьезен, и спорить с ним

бесполезно.

Ладно, хр*н с тобой, золотая рыбка! Скрипнув зубами, пошла к выходу, но в

самых дверях остановилась и спросила:

— Как хоть одеваться на эту твою прогулку? Спортивный стиль?

— Да. И вообще одевай, что не жалко.!

— О, как! Мы что планируем на земле валяться?

— Это уж как пойдет, — подмигнул он, и я закатив глаза отвернулась.

Несносный, озабоченный маньяк! Но, черт возьми, до чего же приятно, когда он

вот так смотрит на меня, не замечая ничего вокруг.

Выбрала старые светло-серые спортивные брюки и футболку, подумав

прихватила с собой легкую трикотажную курточку. Вроде ничего, сойдет.

Зорин уже ждал меня готовый, потертые джинсы, футболка с длинными

рукавами, кроссовки на высокой подошве.

Он пробежался быстрым взглядом по моему внешнему виду и, удовлетворенно

кивнув, произнес:

— Ну что красивая, поехали кататься?

Эх, знала бы я раньше, куда он собрался меня везти, сама бы затащила в

постель и не выпустила бы до самого вечера, пока не выкинул бы из головы все

глупости!

Но я не знала, поэтому, развесив уши, сидела в машине, слушала, что он мне

рассказывал, и не обращала никакого внимания на то, что творилось за окном.

С ним реально было весело и интересно, а еще до безобразия уютно, что в

принципе для меня, снисходительно поглядывающей на всех, непривычно.

Зорин описывал случай из еще не такой далекой студенческой жизни, и я

смеялась взахлеб, прикрывая лицо руками, и чуть ли не хрюкая.

Невольно думала о том, что с Градовым ни разу в жизни так самозабвенно,

искренне не веселилась, вечно какие-то чопорные понты мешали.

Артем припарковал машину на обочине и я, наконец, соизволила посмотреть в

окошко. Итак, что мы имеем.

Роскошные лиственные деревья обступают со всех сторон узкую, засыпанную

гравием дорожку, теряющуюся за зеленым поворотом.

— Ну, и куда ты меня привез? — скептично подняв бровь, интересуюсь у него.

— Тебе должно понравится, — протянул мне руку, и я без колебания вложила

свою в его теплую, крепкую ладонь.

Мы не торопясь шли по дорожке, я доверчиво позволяла ему себя вести, пока

почти сразу после поворота, мы не уткнулись в забор из сетки-рабицы и

тяжелые решетчатые ворота, над которыми дугой красовалась выцветшая

вывеска «авиационно-спортивный клуб Полет».

От неожиданности резко остановилась, глядя на вывеску с открытым ртом. Это

блин что такое???

Артем тем временем обнимает меня сзади. Вроде нежно и ласково, но я нутром

чую, что так он преграждает мне путь к отступлению.

— Тём, мы здесь чего забыли? — интересуюсь осипшим голосом, хотя уже и сама

начинаю догадываться.

— Ты вчера так самозабвенно доказывала, что ничего не боишься, что мне стало

интересно действительно ли это так, — коварно произнес Зорин, прижимая к

своей груди.

Нервно сглотнув, попыталась вырваться из его рук, но он удерживает, чувствую

его дыхание на своей макушке, а еще толпу мурашек бегущую вдоль

позвоночника.

— То есть ты хочешь, чтобы я прыгнула с парашютом.

— Нет. Я хочу, чтобы ты перестала выпендриваться и призналась в том, что

точно так же бы вопила, как девица из фильма, — голос теплый, бархатный, но

вместе с тем бесконечно насмешливый.

Ладно, улыбчивый мой, давай повеселимся:

— Да, легко! — уверено произношу, отмахиваясь от пульсирующего инстинкта

самосохранения.

— Серьезно?

— Да. Только если ты то же будешь прыгать, — чувствую, как он замер, как

напряглись руки, обнимающие меня. Что, Артем Сергеевич, не ожидал такого?

Он чуть растеряно переступил с ноги на ногу, а я внутренне торжествовала, наслаждаясь тем, что смогла сбить с него спесь.

— Прыгаем вместе. А там и увидим, кто испуганно вопить будет! — через плечо

бросила на него самодовольный взгляд.

Артем выглядел чуть сконфужено, с минуту молчал, а потом напряженно выдал:

— По рукам. Кто не прыгнет, тот месяц моет посуду!

— Договорились, — высвобождаюсь из его объятий и протягиваю руку для

закрепления нашей сделки.

Зорин бросает на меня мимолетный взгляд. Такой быстрый, что его оттенок я не

успеваю разгадать, и крепко обхватывает ладонью мою узенькую ручку:

— Ну что ж, пошли за адреналиновым зарядом, — произносит вроде как ни в чем

не бывало, но я чувствую тревожные перекаты в голосе, и улыбаюсь. Он

направляется к воротам, а я иду за ним следом, очень сомневаясь в том, что

поступаю правильно, и если честно еще до конца не верю, что сделаю это.

Наоборот, в душе теплится надежда, что это все игра, из которой я легко смогу

выйти, стоит только захотеть.

Перед нами раскинулось широкое поле, ограниченное вдалеке темной полоской

леса. Несколько убогих, одноэтажных строений, которым явно бы не помешал

ремонт.

Чуть поодаль стоят несколько небольших ЯК-ов, раскрашенных в яркие цвета и

темно зеленый АН-2.

Как-то не внушают они мне доверия. Мне вообще здесь не нравится: все с

старое, потрепанное. Только небо голубое-голубое…

Идем к одной из домушек. Зорин осматривается по сторонам, ищет взглядом

какой-нибудь указатель, вывеску, которая бы помогла нам сориентироваться,

определить куда идти.

— Может, внутрь зайдем, посмотрим, что да как? — с сомнением спрашивает

Артем, — узнаем, где тут слет юных парашютистов.

— Давай, ты сам? Я лучше тут постою, на крылечке, воздухом подышу, чем

лазить не понятно где.

— Ох, ты ж, ё-мое, какие мы нежные, — усмехается он и бодро заходит внутрь, а

я остаюсь, с сомнениям посматривая по сторонам.

Люди какие-то ходят. Все довольные, веселые, а у меня сердечко бьется в груди

как птичка в силках, и взгляд непроизвольно к самолету возвращается.

Темка появился через несколько минут, сжимая в руке какие-то бумажки:

— Чего у тебя там? — подозрительно интересуюсь, переминаясь с ноги на ногу.

Надеюсь письменный запрет на совершение глупостей?

Одну бумажку отдает мне, вторую не глядя, засовывает в задний карман

джинсов. Я разворачиваю серый клочок, с весьма посредственной полиграфией

и читаю ««прыжок с парашютом»» и чего-то там ещё мелкими буковками.

Ё-мое, не верю.

Он с сомнением смотрит на меня, и во взгляде нет привычной уверенности. Ага,

запереживал, позитивный мой?

И от этого внутри наоборот азарт какой-то поднимается. Посмотрим ещё кто

первый отступит.

— Может ну его? — произносит как-то неуверенно, смято.

— Неееее, — самодовольно улыбаюсь, — зря ехали что ли. Так, что дальше? Где

выдают парашюты?

— Дальше, надо на тренажер идти.

— Что за тренажер?

— Иидем, сказали, где-то за домом, — берет меня за руку и спускается с

крыльца, и с глупой улыбкой иду за ним, разглядывая широкие плечи.

Тренажер — это очень громко сказано. Я то ожидала что-то наподобие

нормального тренажерного зала, а вместо этого, посреди плохо скошенной

площадки стоял металлический каркас, как для качелей, на нем подвешен

парашют. Вернее его нижняя часть. Купола не было, только все эти ремни,

карабины.

Подходим ближе, с сомнением поглядывая на это чудо приспособление.

— Ты первая, — говорит Зорин, потирая подбородок.

— Да без проблем.

Меня встречает молоденький парнишка:

— Первый раз?

— Да.

— Подходите ближе.

Отдаю Артему сумочку и иду к волшебному тренажеру.

Парень ловко запаковывает меня в снаряжение, потом отходит чуть в сторону и

нажимает на рычаг, который я изначально не заметила. Раздается гул

моторчика, шелест лебедки, и вот я уже болтаюсь на высоте чуть больше метра,

вцепившись в ремни.

Инструктор начинает объяснять, как и чего делать, как управлять парашютом в

воздухе.

Слушаю, киваю, пытаюсь повторять, что он говорит. Это оказывается не так уж

и просто. Тут сила физическая нужна. Чтоб управлять полетом, надо было

тянуть то за одни веревочки, то за другие. Кстати веревочки стропами

называются, инструктор раз двадцать мне это повторил, прежде чем запомнила.

Он рассказывал, как менять направление полета, как правильно прыгать, что

делать, когда парашют откроется, какая поза нужна для приземления. И ещё

три миллиона полезных деталей. Я внимательно слушала, с каждой секундой

убеждаясь, что зря все это затеяла.

Артем стоял рядом, сложив руки на груди, и мрачно смотрел на меня, всем

своим видом показывая, что уже не рад своей опрометчивой идее.

Показала ему язык и дальше занялась подготовкой.

Час, не меньше, я висела на этом тренажере, выполняя команды инструктора.

Вроде все ясно, ничего сложного.

Удостоверившись в том, что у меня в голове все отложилось, он спустил меня на

землю.

Потирая чуть намятое бедро, обратилась к Зорину:

— Ну, что смотришь. Запаковывайся, твоя очередь.

— Обойдусь, — мазнул рукой, и пошел прочь.

— Нет, ты попробуй, — догоняю его, хватаю за руку, разворачиваю к себе, — это

же тренажер, подготовка к прыжку.

— Тин, я стоял рядом и все слышал, все запомнил. И если уж ты своими

ручонками справилась с управлением, то я и подавно, — чуть поиграл мышцами.

— Так, заканчивай красоваться, и вперед, дергать за веревочки! — уперла руку в

бедро, демонстрируя серьезность своего настроя.

— Стропы, Кристин. Стропы!

— Да, какая разница.

— Действительно, никакой. В любом случае у меня нет времени барахтаться

там. Скоро вылет, а ещё надо медосмотр какой-то пройти, документы заполнить,

снаряжение подобрать.

— Так и скажи, что застеснялся пробовать! — буркнула ему вслед, за что

схлопотала не ласковый взгляд через плечо.

Внутри злорадство какое-то. Вижу, что ему не нравится здесь, что жалеет о

своем решении, но пока еще не готов признаться, отступить. Ну, ничего, еще не

вечер.

Дальше формальный медосмотр, заполнение документов. Особенно понравилась

бумажка, подписав которую, я заявляла, что в случае несчастного случая

претензий иметь не буду. Конечно, какие могут быть претензии у лепешки, размазанной по полю?

Наконец, вся эта предварительная подготовка осталась позади, и мы с

небольшой группой таких же горе — прыгунов идем к домишке, на котором

вывеска» снаряжение».

Заходим в помещение, пахнущее мужской раздевалкой, при тренажерном зале.

Я морщу нос и осматриваюсь. Какие-то рюкзаки, валенки, тулупы и еще гора не

пойми какого барахла.

И это они называют снаряжением???

Подходим к пузатому мужчине, он проверяет наши билеты, после чего

осматривает нашу обувь и выносит вердикт, что только у Артема она подходит

для прыжка, а всем остальным надо переобуваться.

Зорин улыбается, а я недовольно нахмурилась. Интересно, чем это не угодили

мои Нью Бэлансы из последней коллекции?

И во что, скажите на милость, я должна переобуться, если ничего с собой нет?

Или на это и рассчитано? Прыжок оплатили, а потом раз, и можете проваливать,

потому что тапки не те. До свидания, приходите еще.

И тут мужик широким жестом указывает…на гору валенок?

Серьезно? Валенки? Из общей кучи?

Я аж рот открыла, и чуть не зашипела, когда услыхала, как над ухом прыснул от

смеха муженек ненаглядный.

— Я не буду это одевать! — шепчу ему.

— Правильно, поехали домой, — еле сдерживая смех, отвечает он.

Замирая, смотрю не его глумливую физиономию, потом резко поворачиваюсь и

иду к куче. Нет, уж, не дождешься!

Все остальные уже облачились в новую обувку, осталась только я. Брезгливо

сморщив нос, нашла пару нужного размера и переобулась, поставив свои

кроссовочки в угол.

Обалдеть, лабутены! Ощущение, что оба валенка на одну ногу, причем на

среднюю, потому что и левой, и правой одинаково некомфортно.

Гордо задрав голову, проковыляла мимо Зорина, отчаянно пытающегося не

заржать.

Вот котяра самодовольная! Повезло ему, что с обувью угадал, а то чапал бы на

пару со мной в валенках. А так стоит, веселый, довольный, застегивает на

голове летный шлем.

Кстати, где он его взял? Осматриваюсь по сторонам и вижу, как остальные

получают головные уборы у второго дядьки.

Иду туда, прикидывая, как это безобразие будет смотреться на моей голове.

Передо мной два человека, им выдают шлемы цвета хаки, а когда очередь

доходит до меня, дядя протягивает ярко-красную каску, на которой спереди

прилеплена наклейка с улыбающейся черепахой.

— Что это? — спрашиваю ошалело.

— Шлемы закончились. Тебе достается наша достопримечательность —

черепашка До-до, — улыбаясь, отвечает он, и, не дожидаясь ответа, надевает

мне на голову, — красота!

Выпучив глаза, поворачиваюсь к Зорину, чтобы высказать свое негодование. Он,

закусив губу, смотрит на меня долю секунды, а потом начинает откровенно

ржать:

— Ради этого стоило сюда ехать! — чуть ли не хрюкая, достает телефон и

фотографирует меня. Поймав яростный взгляд, глумливо поясняет: — на звонок

поставлю!

Капец, свинья!

— Давай меняться! — похожу к нему и сую каску ему в живот.

— Фигу тебе! Тебе черепашка До-до больше идет, — со смехом качает головой,

разворачивается и уходит, оставляя меня кипеть от недовольства. Правда потом

возвращается, старательно пряча глаза, забирает у меня сумочку, кладет в нее

свой телефон, документы, ключи от машины и относит в камеру хранения.

Все уже вышли на улицу, в помещение остаюсь только я.

Безумно хочется послать все к чертовой матери и уйти! Но не могу, Артем тогда

еще больше надо мной потешаться будет.

Шумно выдыхаю и, сжав кулаки, выхожу на свет божий. Может мне уже

кажется, но на меня все косятся и хихикают. Артем вообще встречает белозубой

широкой улыбкой:

— Я убью тебя! — шиплю чуть слышно.

В ответ обнимает за плечи, притягивает к себе и целует в нос:

— Как же мне с тобой повезло, просто праздник какой-то!

— Издеваешься? — пытаюсь его оттолкнуть, но он даже с места не сдвинулся,

прижимает к себе так, что не вздохнуть.

— Нет, — говорит тихо, спокойно, положив подбородок мне на макушку.

И это звучит так проникновенно, что гасит мой пожар.

И тут нас зовут на поле. Там стоит ряд лавок, на котором сотрудники летного

клуба уже разместили рюкзаки с парашютами. Мы с Артемом идем последними и

пристраиваемся с самого края.

Надеваем снаряжение, инструктора проходят, проверяют все ли у нас в порядке, все ли правильно закреплено, застегнуто. В этот момент меня начинает

ощутимо потряхивать от самого настоящего страха.

Еще вчера я даже и не думала о таком, а теперь стою посреди поля в валенках,

красной каске с идиотской черепахой и парашютом номер тринадцать.

Да-да, для полноты ощущений мне достался рюкзак именно с таким номером.

Ппц, я везучая.

В голову какие-то подозрения начинают врываться. Типа, а не послать ли мне

всю эту затею на фиг, и не пойти ли домой? Дома хорошо, тепло, уютно,

печеньки есть.

Оборачиваюсь к Артему и замираю. Он стоит в шаге от меня и смотрит так, что

сердце ломить начинает. Потом делает порывистый шаг ко мне и

подрагивающим голосом произносит:

— Кристин, давай сбежим отсюда? Ну, его на х*р этот прыжок.

— Испугался? — ехидно улыбаясь, спрашиваю у него.

— Да, — отвечает прямо, не пряча глаз.

— То есть… я победила?

— Победила, — кивает, недовольно поджав губы.

— То есть, ты моешь посуду целый месяц? — уточняю, насмешливо подняв

бровь.

Он недовольно кивает, смотрит куда-то в сторону, после чего с тяжелым

вздохом выдает:

— Да, мою.

Как маленькая подскакиваю на месте и радостно хлопаю в ладоши. Артем стоит

рядом, смотрит на меня сверху вниз, и я вижу, как у него на скулах желваки

ходят. Что, зеленоглазый, не нравится проигрывать?

— Теперь, когда ты вдоволь позлорадствовала, поехали отсюда, — ворчит себе

под нос и протягивает руку.

— Угу. Сейчас, только прыгну, — отвечаю, с непередаваемым удовольствием

наблюдая, как вытягивается его лицо, — ты можешь пока на лавочке посидеть,

или в машине подождать, не скучай.

Улыбаясь от уха до уха, отворачиваюсь от него и иду следом за остальными,

которые уже бредут к самолету нестройной вереницей.

За спиной слышу неразборчивый мат и грозное:

— Ну-ка стой, пиявка мелкая.

Оборачиваюсь и машу ему ручкой, наслаждаясь мрачным видом дорогого

муженька. Посылаю воздушный поцелуй и иду дальше. Теперь к страху

примешивается какой-то сумасшедший азарт. Не знаю кому и что я хочу

доказать, но сам факт, что Зорин отступил, а я собираюсь прыгнуть не смотря ни

на что, приводит в неописуемый восторг.

Спустя три секунды он меня нагоняет и пристраивается рядом со словами:

— Дома получишь!

— За что? — невинно хлопаю ресницами, — ты сам меня сюда привез!

Он недовольно хмурится, но молчит.

Что, думал, что я хвостик подожму и сбегу? Не ожидал, что все так повернется?

Не думал, что по настоящему прыгать пойдем? Ха, ты ещё не знаешь, с кем

связался, мальчик мой наивный.

Иду к самолету и, несмотря на внутреннюю дрожь, песенку напеваю

(хр*новенько так, посредственно, дребезжащим голоском):

— Трусишка, зайка серенький…

Моментально прилетает шлепок по заднице:

— Приедем домой, тебе капец, — многообещающе шепчет он, сердито сверкая

глазами, а я не могу сдержать глупой улыбки.

Заходим в самолет. Нас рассаживают в два ряда, друг напротив друга.

Мы с Тёмкой, две девахи, одна из которых нервно грызет ногти, три парня. Вот и

весь наш отряд самоубийц.

Интересно у меня такое же перекошенное лицо, как и у остальных? Хотя один из

парней напротив выглядит спокойным, в глазах даже предвкушение светится.

Наверное, не первый раз прыгает. Мой спутник тоже относительно спокоен,

контролирует себя, не трясется как я. Все остальные — полный атас. Кто

дрожит, кто шумно и глубоко дышит, кто сидит и размышляет вслух «нахр*н все

это сдалось» и «есть ли жизнь после смерти».

Самолет вибрирует, плавно сдвигается с места, разгоняется и взмывает в небо,

потом начинает кружить над полем постепенно набирая высоту, пока наконец

не выходит на желаемые 700метров.

— Кто первый? — спрашивает коренастый инструктор, распахивая дверь, и в

салон бьет свежий поток воздуха.

Спокойный парень молча поднимается со своего места и идет к выходу. Миг и он

скрывается в пустоте, а мы все, выпучив глаза, смотрим ему вслед.

Вот тут меня накрывает по полной. Зажимаю ладони коленями, чтобы не выдать

себя дрожью, во рту горький привкус и сердце, кажется, увеличилось в объеме

раз в пять, распирая грудную клетку.

— Следующий.

Секунда тишины и поднимается другой парень, решительно сжав кулаки. У

него, как и у нас, прыжок с принудительным раскрытием.

Замирает на выходе, не в силах сделать роковой шаг в пустоту. И тут я

понимаю, зачем нужен такой здоровенный инструктор на этом этапе: он просто

выталкивает его наружу со словами:

— Пошел, — и тут же невозмутимо, — следующий.

Третий парень, тяжело вздыхая, идет к нему. Смотрит вниз квадратными

глазами, и памятуя о том, как вытолкали товарища, упирается руками и ногами

по обе стороны от люка.

Вытолкать его не удается:

— Передумал? — орет инструктор, стараясь перекричать рев двигателя.

— Нет, — кричит парень.

— Тогда не тупи!

Самолет заходит на следующий круг:

— Готов?

— Да!

Волшебный пендель и парень улетает за двумя предыдущими.

Потом настает очередь девах. Сначала одна вылетает как горошина, потом

вторая. И вот в самолете остаемся только мы двое. Я и Артем. Не знаю как ему, а

мне ну просто п***ц как страшно. Инструктор поворачивается к нам и, как мне

показалось, с кровожадной улыбкой, спрашивает:

— Кто первый.

— Тин, вперед, — слышу голос Артема.

— Почему это я первая?

— Потому что остаться последним — страшнее всего, — просто отвечает он, и я

понимаю что это правда, — или давай покончим с этим бредом, и просто

приземлимся на самолете, без всяких прыжков?

Смотрит в глаза внимательно, встревожено. Я поднимаю руку, и кончиками

пальцев провижу по колючей щеке:

— Мне страшно, но я хочу это сделать.

— Тогда иди, не тяни, — кивает в сторону раскрытого зева, — я сразу за тобой.

Сглотнув, поднимаюсь, и на ватных ногах трясущихся ногах иду к люку. Смотрю

вниз и ничего кроме «вот ********** зачем ******** это ******* ******** мне *******

надо???» в голове нет.

Мне теперь этот вид до конца дней в кошмарах сниться будет! Эти крохотные

машинки, лента дороги, квадраты участков. Господи, какое все кукольное,

ненастоящее! Ветер порывами бьет в лицо, уши заложило от рева двигателя.

Дышать не получается. Механически принимаю нужную позу, мечтаю хотя бы о

нескольких секундах, чтобы настроиться и тут слышу грубый голос:

— Готова?

Хочу сказать, что нет, но ой ответ никого не интересует чувствительный точек в

плечо и я уже вне салона.

Ничего не понимаю, полная дезориентация. Зорин был не прав. Я не орала,

совсем. У меня горло свело так, что даже пикнуть не могла. Зажмурилась, падаю

и вдруг рывок такой силы, что кажется будто весь позвоночник перетряхнуло, и

надо мной раскрывается купол. Побелевшими пальцами вцепилась в стропы,

нижние ремни врезаются в задницу, ощущение, что ещё миг и сойду с ума. С

трудом вспоминаю, что надо расчековать запаску. Кое-как справляюсь, и снова

намертво цепляюсь за стропы. Вниз смотреть боюсь, поэтому взгляд устремлен

вдаль на горизонт. Попробовала посмотреть наверх, найти Зорина, но

бесполезно, купол закрывает обзор.

Теперь понимаю, что такое адреналин! Это просто капец какой-то! Все кипит,

бурлит, пылает. Только удовольствия нет, мне страшно, я до сих пор не верю,

что барахтаюсь в воздухе на безумной высоте. Интересно, если я рухну вниз, что

будет? Перед глазами яйцо, упавшее на твердый пол и с брызгами

разлетевшееся во все стороны.

От своих фантазий становится ещё хуже. Еле дышу, на уши давит

невообразимая тишина, и что бы хоть как-то успокоиться, начинаю петь в голос

песню.

Только мы с конем по полю идем…

Почему именно ее? Понятию не имею. До этого момента я даже не в курсе была,

что знаю ее, всю, целиком, полностью все куплеты.

У меня нет ощущения свободы, дикой эйфории. Ничего. Наверное я банальная

трусиха, потому что вместо того, чтобы наслаждаться красотой, я мечтала

только обо одном- почувствовать под ногами твердую землю.

Спустя некоторое время на груди что-то завибрировало, загудело, вызвав дикий

вопль. Ну, все, думаю, ппц, допрыгалась, парашют отстегивается. Паника такая,

словами не передать, а потом вспоминаю слова инструктора, что на

определенной высоте автоматически срабатывает запаска, и если ее не

отключить, то приземляться на двух парашютах. Я отключила, выдернула чеку,

так что боятся нечего, отбой.

Спускаюсь все ниже и ниже. И вот предметы принимают уже более реальные

очертания. Я вижу, как по полю ходят люди, вижу распластавшиеся по земле

купола тех, кто прыгнул раньше, и понимаю, что полет подходит к концу.

Как-то внезапно увидела каждую травинку на поле, каждый лепесток у

ромашки, каждого муравьишку, торопящегося по своим делам. Точно, у страха

глаза велики.

С земли слышу голос, усиленный громкоговорителем:

— Сгруппироваться. Ноги согнуть в коленях, приподнять.

Это мне что ли? Как в тумане слушаю указания. Напрягаю пресс, поднимая ноги

так, что получился тупой угол, ступни вместе, напряжены.

— Сгруппироваться! — снова грозный голос.

Да, сгруппировалась я! Что не так?

— Ноги согнуть!

Шипя себе под нос, поднимаю ноги чуть выше, мышцы пресса дрожат, ремень

еще больше впивается в задницу.

Земля стремительно приближается, и вот я ощущаю сильный толчок,

приземляюсь на ноги и заваливаюсь на бок. Хочется вопить от восторга, что не

разбилась, целовать, обнимать землю, но вместо этого вскакиваю на

четвереньки, изо всех сил тяну за стропы, гася купол, чтобы меня не начало

таскать по полю.

Только после этого могу спокойно вздохнуть и без сил повалиться на траву. В

голове шумит, сердце бьется на грани возможностей, но радость такая, что

невозможно передать словами. В голове только одно: «я справилась, я сделала

это».

С трудом перекатываюсь на спину и смотрю в бескрайнее голубое небо, не до

конца осознавая, что несколько мгновений назад была там, на высоте.

Безумный день.

Лежу, с хрипом втягивая в легкие воздух, и вдруг откуда-то с боку выныривает

Зорин. Как он умудрился так быстро приземлиться?

Стоит надо мной, сканирует тревожным взглядом:

— Цела?

Киваю и хрипло выдаю;

— Я тебя ненавижу!

— Врешь, — с этими словами склоняется надо мной, подхватывает и ставит на

ноги.

Меня по-прежнему трясет так, что руки-ноги ходуном ходят, зуб на зуб не

попадает. Хр*новый из меня адреналинщик, как ни крути.

Темка торопливо расстегивает карабины, извлекает меня из этих снастей, а

потом крепко-прекрепко прижимает к себе, с видимым облегчением.

— Тебе было страшно? — шепотом спрашиваю у него, уткнувшись носом в

широкую грудь.

— Да, ты даже не представляешь насколько, — тихо отвечает он, целуя в

висок, — пойдем?

— Пойдем, — киваю, но пальцы разжать не могу, цепляюсь за него, как за опору,

чтобы не упасть, потому что ноги не хотят слушаться.

Он без слов все понимает, крепко обхватывает за талию и ведет меня прочь с

поля. Медленно идем мимо тех, кто прыгал с нами. Кого-то трясет, кто-то

отлеживается на траве, кто-то ржет как сумасшедший. У каждого свой

отходняк.

К тому времени как добрели до домиков, я уже пришла в себя, справилась с

дрожью, успокоилась, насколько это было возможно, и шла самостоятельно,

просто держа Тёмку за руку.

Мы сдали головные уборы, я переобулась, забрала сумку, после чего тихо

переговариваясь на отстраненные темы, пошли прочь. Не знаю как у Артема, а у

меня пока не хватало слов, чтобы обсуждать наш безумный поступок. По дороге

зашли в очередной домик с убогой выцветшей, покосившейся вывеской «буфет».

Прелесть какая. Тёма взял себе кофе, а я отказалась от всего. Совершенно

ничего не хотелось. Вернее с удовольствием бы хлопнула стопку коньяка, чтоб

напряжение отпустило, но горячительных напитков на аэродроме не подавали.

Зря, бешеная выручка была бы гарантирована.

Перед глазами опять стоит открытая дверь в салоне самолета и земля, далеко-

далеко внизу. И просто крутит все внутри от этих воспоминаний, заставляет

сердце сжиматься, замирать, а потом ускоряться до невозможности. Нет слов,

одни эмоции. Я сделала это! Никогда в жизни не думала, что придется прыгать с

парашютом, и вот я уже на земле, а внутри адреналин кипит. Сумасшедший

день. Невольно сжимаю Темкину руку чуть сильнее. Во мне гремучий коктейль:

прибить его хочется, за такой ужас, что пережила в момент прыжка, и

зацеловать до потери пульса, за те ощущения, что без него никогда бы не

испытала.

Мы уже проходили мимо последнего из неприглядных домиков, когда оттуда

бодрым шагом выскочил здоровенный, перекаченный мужик, лет сорока.

Заметив нас, он притормозил и расплылся в улыбке:

— О, какие люди! Темыч здорово!

Я чувствую, как напряглась рука, сжимающая мою ладонь. Чуть удивленно

смотрю на него и вижу, как во взгляде, обращенном на мужчину, досада

проскакивает, а еще бесконечная обреченность.

Та-а-ак, что это за хрен, и почему мой, обычно жизнерадостный муж,

превратился в каменное изваяние?

Подозрительным взглядом наблюдаю за тем, как мужчина подходит ближе.

Открытое, чуть грубоватое лицо. Загорелое, обветренное, как бывает у людей,

проводящих много времени на открытом воздухе. Глаза ясные, светло-голубые.

Смотрю на него и не чувствую какого-либо дискомфорта, недовольства. И от

этого еще непонятнее становится, реакция Артема.

Подойдя ближе, протягивает Зорину руку для приветствия. Тот не раздумывая,

отвечает, а потом дружеские мужские объятия и похлопывания по спине. Ничего

не понимаю, пазл не сходится.

— Ну, что? Поздравить с полтинником можно?

Тёмка чуть смущенно улыбается и кивает.

Какой такой полтинник? Ему до полтинника ого-го сколько. Они о чем вообще?

Удивленно перевожу взгляд то на одного, то на другого, чувствуя, что суть

происходящего где-то рядом, но ускользает от моего понимания.

— Я смотрю, ты не один сегодня? — мужчина переключает на меня внимание, а

я даже не замечаю этого, сосредоточенно пытаясь решить ребус.

— Да, — Зорин как-то нерешительно смотрит на меня, а потом произносит, —

знакомься, это Кристина, моя жена.

— Да, ладно?! — у дядьки глаза как блюдца стали, — ты ж не говорил, даже не

намекал.

Хм, а они что, так часто общаются?

— Кристин, это Евгений, мой друг.

Да, что ж у тебя такое с голосом? Напряжение в каждом звуке.

Эта горя мышц на удивление галантно берет меня за руку и целует тыльную

часть ладони, про себя, наверное, подумав, что я умом не блещу. Стою, хмурюсь,

помалкиваю.

— Изначально, — хмыкает Женя, видать, решив прояснить ситуацию, — я его

инструктором был. Правда, недолго. Он после армии уже пристрелянный

пришел, так что и учить ничему не надо было.

Пристрелянный? Инструктор? Поднимаю глаза на Артема. Он сконфужено

смотрит на меня, чуть сморщив нос.

И тут до меня доходит.

Ах, ты…

Скинув оцепенение, с широко хищной улыбкой обращаюсь к новому знакомому:

— А с полтинником вы его поздравили, потому что… — замолкаю, ожидая, что он

закончит фразу вместо меня. И он ее заканчивает:

— Потому что юбилейный прыжок. Он разве не похвастался?

— Да, вы, что, он такой скромняга! Слова лишнего не скажет! — поворачиваюсь

к Зорину, взглядом показывая, что все, он — труп

— Кто? Артем? — Евгений смеется, — ни в жизнь бы не подумал. Ладно, я вас

оставлю. Еще раз поздравляю с пятидесятым, ну и со свадьбой!

— Спасибо, — нестройным хором отвечаем мы.

Евгений уходит, а я разворачиваюсь к Зорину и смотрю на него, подняв брови,

ожидая пояснений.

Тема стоит, потирая нос тыльной стороной ладони.

— Ты прыгал уже пятьдесят раз? — холодным, дрожащим голосом спрашиваю у

него.

— Ну, да, — со вздохом разводит руками.

— Ты наврал мне, — делаю шаг в его сторону.

— Нет, просто немного скрыл информацию, — он отступает, чувствуя, что в его

же интересах не попадаться мне сейчас в руки.

— Пятьдесят прыжков! — шиплю, по-прежнему наступая на него, — пятьдесят

прыжков сделал, а сам мне тут лапшу на уши вешал? Если бы не Евгений, ты бы

мне сказал об этом?

— Сегодня? — в зеленых глазах появилась усмешка, — да ни за что на свете!

Ну, все, негодяй небритый, капут тебе!

Зорин внимательно следит за каждым моим движением и срывается с места, за

сотую долю секунды, до как я бросаюсь в его сторону.

И вот картина маслом. Эта свинья носится от меня вокруг этих проклятых

домушек, и ржет как ненормальный, даже не думая сдерживаться. Я гоняюсь за

ним, сыпля угрозами, обещаниями открутить у него все, что хоть немного

выдается на фоне тела.

Другие посетители аэродрома подозрительно косятся на нашу ненормальную

парочку, но нам плевать. Ему весело, я злая как тысячу чертей.

Пятидесятый! Мать твою! Прыжок!

Я там как дура злорадствовала, что ему, в отличие от меня пороху не хватило, а

у него юбилей, бл*дь! Праздник! Полтинник!

Хотелось орать во все горло, визжать и кататься по земле.

Темка понял, что я в состоянии аффекта и пытался кое-как утихомирить, в

перерывах между смехом.

Поймать его было просто нереально. Это как пытаться на своих двоих догнать

орловского рысака. Длинноногий, сильный, резкий, быстрый до невозможности.

Подпустит к себе поближе, специально дразня, а потом в два шага оказывается

на недостижимом расстоянии.

Невыносимый тип! Надо же, как ловко развел меня! Глазки эти нерешительные,

сомнение в каждом жесте. Артист, мать твою. Скотина!

— Зорин, ты свинья! — бегаю за ним, кругами не чувствуя усталости, ярость

добавляет сил, да и адреналин масла в огонь подливает.

— Тин, уймись, — пятится от меня спиной, широко разведя руки.

— Вот доберусь до тебя, тогда и уймусь, — рычу в ответ.

— Удачи! — подпустил меня совсем близко, увернулся от моих когтистых лапок,

и снова сбежал.

Мы выскочили из-за угла строения. Он впереди, и я следом метрах в пятнадцати.

Тут Зорин тормозит, и чуть не врезается в пожилого мужчину с висками,

посеребрёнными сединой:

— Зрасте, — приветствует его Артем с широкой улыбкой.

Я останавливаюсь, потому что как-то неудобно нападать на мужа в присутствии

этого степенного дяди. Замираю, прислушиваясь к их разговору.

По тёмкиному лицу понимаю, что он относится к мужчине с глубоким

уважением. Стоит рядом с ним, разговаривает, кося в мою сторону лукавым

взглядом.

Что думаешь в безопасности? Делаю шаг в его сторону, а потом замирают,

потому что в голову приходит сумасшедшая идея. Сумка у меня, а в ней ключи

от машины, а значит можно сбежать! И пусть как хочет до дома добирается.

Хоть пешком, хоть на автобусе, а может, кто из его нескончаемых друзей-

приятелей подвезёт!

А что, по-моему, достойная месть?

Тихонько начинаю пятиться, прикидывая, удастся ли мне улизнуть от него.

Артем тем временем заметил мой маневр, и, чуть склонив голову на бок,

вопросительно посмотрел. Ему потребовалось всего пару секунд, чтобы

сообразить, что к чему.

Исподтишка показал мне кулак, я в ответ показала язык.

Вижу, что просто взять и пойти за мной не может, вежливость не позволяет.

Мужчина тем временем увлеченно расспрашивает, отцовским жестом положив

руку ему на плечо.

Была, не была! Разворачиваюсь, и что есть сил бегу прочь, не слыша ничего

кроме шума крови в ушах.

Подлетаю к воротам, сломя голову выскакиваю на дорожку, чуть не

растянувшись на повороте, и мне уже начинает казаться, что мой нелепый побег

закончится успешно.

Наивная.

Промните, я говорила об орловском рысаке? Так, вот сбегать от него так же

бесполезно, как и догонять!

Уже вижу его белый форд, и в тот же момент чувствую, как сильные руки

хватают поперек живота и отрывают от земли. По инерции Зорин протаскивает

меня еще несколько метров вперед, после чего останавливается. Я пищу, визжу,

пытаясь вырваться, но он крепко прижимает к своей груди, обхватив руками.

Так, что не пошевелиться, не сдвинуться. Блин, да что ж он такой сильный?

Бесит прямо!

Держит, уткнувшись носом в волосы, и я чувствую, что он улыбается.

Оба дышим тяжело, через силу. Марафон удался на славу.

— Ты сегодня спишь на диване! — выдаю коронную женскую угрозу, на что

получаю спокойное:

— Обязательно!

Потихоньку успокаиваюсь, перестаю выворачиваться из захвата и замираю,

прислушиваясь к тому, как гулко бьется мое сердце, или его. Не разобрать. Оба

в унисон, в едином ритме. И это, как ни странно окончательно успокаивает.

— Все? — участливо интересуется он, — могу отпускать?

— Отпускай, — ворчу, недовольно глядя в сторону.

— Поехали, я после прыжка всегда жрать хочу, как волк, — Тёма, как ни в чем не

бывало, берет меня за руку и ведет к машине.

Молча едем прочь от аэродрома, каждый погруженный в свои мысли.

— Давно ты начал прыгать? — наконец задаю животрепещущий вопрос.

— В армии. Там правда никто желания не спрашивал, в самолет загрузились и

полетели. Пинок под зад и ты уже паришь.

— И тебе это понравилось? — спрашиваю в недоумении.

— Если тебе от этого полегчает, первый раз было просто капец, как страшно, но

мне понравились те ощущения, что родились во время полета, — не отрываясь

от дороги, рассказывал он, — ну, думаю все, теперь мне ничего не страшно. Хр*н

бы там! Оказывается самый ужас — это второй прыжок. Ты уже знаешь, что тебя

ждет, поэтому трясти начинает заранее. А дальше уже все, страх отпускает, и

начинаешь получать удовольствие, жать встречи с небом. Из армии вернулся и

понял, что хочу еще. Приехал сюда, прошел инструктаж, повисел как ты на

тренажере и снова в небо. Так и пошло. Сейчас, правда, от десантных

парашютов уже отошел, неповоротливые они. Мне больше нравятся спортивные

прыжки. Там высота больше, ощущение свободного падения. Сегодня уж, с

тобой, так сказать, за компанию решил вспомнить молодость.

— Почему не рассказал? — интересуюсь чуть обиженно.

— Да, блин, — рассеяно пожал плечами, — уверен был, что сама не станешь

прыгать. Думал, испугаешься и отступишь сразу, как вывеску увидишь. Ну, или

на крайний случай, взбрыкнешь и пошлешь все на хр*н, на стадии с валенками.

Рассчитывал, что откажешься, я быстренько прыгну, и поедем домой. Кто ж

знал, что ты такая упертая!

Фыркаю и отворачиваюсь к окну, проворчав себе под нос:

— Больше прыгать не стану! Ни за какие шиши!

— Однозначно! — серьезно, без тени улыбки согласился он, — я так не боялся,

даже когда сам первый раз прыгал. Думал, что поседею, пока смотрел, как ты

там в воздухе болтаешься!

— Я не болталась!

— Угу, грациозно парила, как белый лебедь! — хмыкнул он, — с земли было

видно, как у тебя пальцы побелели, и глаза квадратными стали!

— Не правда! — буркнула, надув губы.

Тут до меня доходит, что Артем, специально отступал, признавался в

проигрыше, потому что переживал за меня. Боялся, что со мной может что-то

случиться, боялся потерять. Опять становится тепло где-то в груди, против воли

улыбаюсь:

— Не забывай, посуду месяц моешь!

Артем, не отрывая взгляда от лобового стекла, показывает мне фигу:

— Все, поздно! Джентльменский порыв прошел, — потом улыбается и

добавляет, — и на диване я тоже спать не собираюсь!

Свин! Самый натуральный, самоуверенный свин!

Едем дальше. Снова молчим.

Я искоса наблюдаю за ним. Мне нравится, как он водит машину. Знаете, вот

бывают такие «грибники»: руль обхватят двумя руками, глазки бегают,

передачи рывком переключают, чуть, что истерично сигналят. Вот, это совсем не

его случай. Сидит, расслабленный, одна рука на руле, верхним хватом, взгляд

спокойный, но предельно внимательный скользит по зеркалам. Даже

прибалдела маленько.

Зорин смотрит на дорогу, я смотрю на него, гадая, сколько еще у него вот таких

секретов? Чем еще он занимается, увлекается? Находясь рядом каждым

миллиметром кожи, каждой клеточкой чувствуешь любовь к жизни, исходящую

от него. Заряжаешься желанием идти вперед, дышать полной грудью,

пробовать что-то новое. Это притягивает, дурманит. Я начинаю понимать,

почему вокруг него всегда столько людей, почему он постоянно в центре

внимания.

Наверное, именно тогда, я впервые осознала, что отношусь к нему не просто как

к средству достижения своих целей, а иначе. Что-то непонятное, почти

неуловимое проникало внутрь, пробиралось под жесткий панцирь, заставляя

хмуриться, и в недоумении смотреть на сидящего рядом парня.

Наверное, это отголоски адреналина. Да, так и есть. Однозначно.

Глава 5

На выходные обещали жаркую погоду, и я пыталась придумать, чем бы

интересным заняться. Ни одной стоящей мысли в голове не возникло, поэтому

решила просто положиться на Артёма. Вот уж, у кого всегда куча идей как

весело и с толком провести время. Каково же было мое удивление и

недовольство, когда, вернувшись в пятницу с работы, он чуть ли не с порога

заявил, что завтра рано утром уезжает на рыбалку с мужиками, с ночёвкой.

Блин, он еще и рыбак заядлый, оказывается! Я поворчала, попыхтела,

попыталась напроситься с ним или отговорить его от поездки, но все

безрезультатно. Зорин решил, что пойдет, значит Зорин пойдет, и хоть в

лепешку расшибись — не передумает. До чего же упертый тип!

В результате я сдалась. А чего еще делать? Не закатывать же скандал из-за

такой ерунды? Вечером он съездил к себе на квартиру за удочками, крючками,

какими-то баночками, блестящими штучками. Разложил все это добро на

балконе и начал готовиться, а я, забравшись с ногами в плетеное кресло,

скептично наблюдала за его действиями, время от времени задавая вопросы.

Артем терпеливо отвечал, объяснял, что к чему, хотя было видно, что мыслями

он где-то в другом месте. На мой вопрос все ли в порядке, муж уверенно

отвечал, что все отлично, и он просто настраивается на предстоящую ловлю

рыбы. Мне этого не понять. Чего там настраиваться? Сел, удочку закинул и

пялься на поплавок, пока не начнет метаться из стороны в сторону. В этот

момент он на меня посмотрел так, будто я глупость какую-то выдала, и покачал

головой.

В тот вечер я поняла, что рыбалка для мужиков — это нечто возвышенное. И

если они туда собираются, то можно хоть костьми лечь, но остановить процесс

невозможно.

Весь вечер я нет-нет, да и пыталась переманить Тёмку на свою сторону,

соблазнить прогулкой или ещё чем-нибудь. Результата ноль. В десять вечера

взял и ушел спать, со словами, что ему скоро вставать.

А я обиделась. Нет, ну надо же, какой!

Посидеть с удочками ему интереснее, чем провести время с драгоценной женой, то есть со мной. Почувствовала себя маленькой, несчастной и заброшенной. В

результате за ним не пошла и до полуночи зависала у телевизора, перескакивая

с канала на канал.

Утром проснулась около восьми одна, в пустой постели. Я вообще в последнее

время раньше вставать стала благодаря стараньям некоторых. Стала думать,

чем же все-таки заняться. Мужа не будет дома до завтрашнего дня, все

домашние дела ещё вчера переделала, даже еды и то наготовила. И чем

прикажете себя развлекать? Странно, но даже по магазинам не хотелось идти.

Не хотелось ни туфелек, ни юбочек. Скучно.

Еще раз добрым словом прошлась по драгоценному муженьку. Ну надо же, взял

и бросил меня на произвол судьбы! Пошел развлекаться, или как он там для

себя это занятие позиционирует, а меня оставил изнывать от тоски.

Полежала ещё немного, поразмышляла на тему несправедливости бытия и с

ворчанием поднялась с постели.

Чем дольше бродила по дому, думая о том, какой Артём поросенок, тем сильнее

заводилась. В результате решила, что тоже отлично проведу это время,

развлекусь по полной, и ещё неизвестно кто круче отдохнет. Вот только

осталось придумать, чем именно заняться.

Не знаю, чем именно я руководствовалась, но спустя час таких метаний взяла в

руки телефон и нашла номер Градова. С сомнением нажала кнопку вызова и

стала ждать ответа. После первого гудка нахмурилась, внезапно осознав, что

Макс мне на фиг не сдался, после второго нахмурилась еще сильнее, пытаясь

понять, какого черта я творю, а после третьего сбросила звонок и растерянно

отложила телефон в сторону.

Попробовала посмотреть телек — не интересно. Почитать — не интересно.

Ничего не хочу, и ощущение такое, будто не хватает чего-то. В результате

порывисто собралась на пробежку и отправилась в парк.

Свежий воздух с отголосками приближающейся осени взбодрил, привел мысли в

порядок. Спрашивается, чего я так разошлась? Есть у Зорина свои увлечения, и

это хорошо. И он вовсе не обязан отказываться от всего только из-за того, что

мне нечем себя занять. Ну, любит человек рыбалку. Чего в этом такого? Вот отец

у меня тоже раньше любил с удочкой на берегу посидеть, если верить его

рассказам. Да и вообще, многие мужики этим делом грешат. Сомневаюсь, чтобы

их женщины в эти моменты бились в истерике или метались в гневе по дому, как

это делала я сегодня утром.

Ненароком вспомнились анекдоты на эту тему, и перед глазами появился образ

Зорина, когда он вернется. Грязный, вонючий, с похмелья и со связкой рыбы,

которую я буду полночи чистить. Красота! Невольно улыбнулась. Могла ли я

даже думать о таком раньше? Нет, конечно, только нос бы скривила. А с ним о

многом думаю, не о том, о чем надо.

Вернувшись домой, обнаружила несколько пропущенных звонков. От Градова, и

от Семеновой. Не задумываясь, перезваниваю подруге:

— Тинка, привет! — ответила она практически сразу. Голос бодрый, веселый,

полный энтузиазма.

— Привет!

— Что делаешь?

— Ничего, — пожимаю плечами, — чего хотела?

— Да тут такое дело, — немного нерешительно произнесла она, — родители

уехали на неделю отдыхать, а я им обещала огурцы поливать, прополоть пару

грядок, яблоки собрать.

Слушаю ее, удивленно хлопая глазами.

— В общем, надо на дачу ехать, а мне одной не хочется. Давай со мной?

Позагораем, остатки солнышка поймаем. Поехали, а?

Задумалась на секунду, а потом ответила:

— Поехали!

Машка завизжала, запищала в трубку, так что пришлось прикрыть рукой

динамик, чтобы не оглохнуть.

— Во сколько выдвигаемся? — интересуюсь у нее.

— Давай через пару часиков. Поедем на такси, там дорога плохая, ты своей Ауди

все пузо свезешь. Я за тобой заеду.

— Договорились.

Хотела развлечение? Пожалуйста! Как по заказу. Едем с Машкой на дачу.

Поболтаем, посмеемся, я позагораю, пока она с огурцами да грядками воюет.

Снова входящий вызов от Максима. Достал! Хотя грех жаловаться, сама

виновата, раньше надо было думать, а не звонить на эмоциях. Закатив глаза,

отвечаю:

— Да.

— Кристин, привет! — Градов был явно недоволен, — до тебя как до Кремля,

хр*н дозвонишься.

— Чего случилось? — разбираться не хочется, поэтому просто включаю дуру, —

чего звонишь?

— Вообще-то это ты первая меня набрала!

— Да?! Странно. Наверное, случайно нажалось, — напускаю в голос побольше

растерянности и недоумения.

— Случайно нажалось, — как-то невесело усмехается он и замолкает на

несколько секунд, после чего со вздохом интересуется, — раз уж счастье

случилось, и мы разговариваем, то может и сходим куда-нибудь? Муженек твой

дорогой не собирается никуда свалить на пару деньков?

Я как-то нервно сглотнула, а потом, как ни в чем не бывало, ответила:

— Не-а. Никуда не собирается.

Почему-то не захотелось говорить Градову, что Артём уехал. Я вообще не

понимала, что за нелегкая дернула меня позвонить ему. У меня нет желания не

то, что идти куда-то с ним, даже по телефону разговаривать. Дура я все-таки,

сначала делаю, потом думаю.

— Как же ты сейчас со мной разговариваешь? — с едкой насмешкой спросил

Максим, — не боишься, что вопросы начнет задавать?

— Нет, он за хлебом ушел, — этот нелепый разговор мне нравился все меньше и

меньше. С какого перепуга я должна тут выкручиваться не пойми перед кем?

— Может, спровадишь его куда-нибудь на денек-другой? — не унимался Градов,

а я начала злиться.

— Обязательно, — цежу сквозь зубы, а потом наигранно торопливо

произношу, — все, возвращается! Пока!

— Кристин, — слышу в трубке голос, но отключаюсь, не желая ничего слышать.

Тотчас убираю номер в черный список, коря себя за глупость. Как маленькая

себя повела. Артем поехал с друзьями на рыбалку, а у меня обида какая-то

идиотская. Точно маленькая! Что ему теперь день и ночь у моей юбки сидеть?

Развлекать меня всеми мыслимыми и немыслимыми способами? Чтобы

принцессе, не дай Бог, скучно не стало? Да еще в отместку решила Градову

позвонить. Фу! Самой за себя стыдно стало. Все, к черту Градова, повернулась и

забыла, тем более скоро Манька приедет.

Быстренько собрала сумку: купальник, очки и бутылка Мартини из личных

запасов. А что такого? Девочки едут на дачу.

Через два часа, проехав несколько километров по ухабистой дороге, где-то у

черта на куличиках, с сомнением смотрю на неказистую страшненькую

домишку, выкрашенную в неприветливый тёмно-зелёный цвет.

В моем понимании, дача — это уютный загородный дом с видом на реку или на

лес, с красивыми дорожками и огромной беседкой, увитой виноградом.

Здесь оказалось все немножко иначе.

Итак, встречайте. СНТ Овощевод номер 5. Хм, видать, где-то затерялись еще

четыре таких же дивных овощевода.

Сотня участков с маленькими домиками, между которыми нет заборов.

Границами участков служат насаждения смородины, малины, крыжовника, ну

или на крайний случай канавы наполненные темной водой.

Нас высадили у кривых ржавых ворот, потому что дальше машина просто не

могла проехать, и путь по территории садового хозяйства мы проделали на

своих двоих.

Здесь конечно зелено, тихо, спокойно, но как-то уж очень убого.

Машина домушка, вернее ее родителей, притаилась почти в самом конце,

спрятавшись в зарослях винограда. О, ну хоть насчет винограда я не ошиблась!

Здорово!

Подруга с трудом открыла дверь, минут пять провозившись с огромным старым

замком, и мы, наконец, вошли внутрь.

Большая веранда с огромным столом встретила нас печальным жужжанием

шмеля, бьющегося в окна.

Дальше маленькая комнатка, служившая, по-видимому, гостиной, из которой

дверь еще в одну комнатушку — спальню, и лестница на чердак.

Куча старых вещей, старой мебели. Незаметно для Семеновой поморщилась,

обводя взглядом убогую обстановку. М-да, красотища. Ладно, не будем обижать

подругу, сделаем вид, что все нравится.

Машка, наоборот, была довольно до безобразия. Она быстро переоделась в

какие-то жуткие шорты защитного цвета, растянутую майку и стоптанные

старые балетки. Предложила мне во что-то переодеться, вытащив из шкафа

страшную цветастую тряпку. Я торопливо отказалась, мотивируя тем, что сейчас

в купальник влезу.

Подруга тем временем открыла пакет, который привезла с собой, и достала две

бутылки шампанского. Вот за что я ее люблю, так это за предусмотрительность!

— Ну, за огурцы, — произнесла Семенова и шустро, с хлопком откупорила

бутылку.

Пока болтали, пока я переодевалась, эту первую бутылочку мы и угомонили,

после чего Машка, зажав вторую бутылку подмышкой, выходит на улицу, заявив,

что нужно делать дела. Я, прихватив бокалы, следую за ней.

Не знаю почему, но она решила начать со сбора яблок. К огромному счастью у

них оказалось всего две яблони, под которыми нападало не так уж и много

фруктов. Манька ползала по земле, собирая яблоки, время от времени подходя

ко мне, чтобы отпить из бокала. Я исподлобья наблюдала за ее работой, и мне

казалось, что она делает все не так и вдобавок очень медленно. В результате

терпения стоять в стороне не хватило, да ещё и шампанское в голову ударило,

поэтому подхватила другое ведро и отправилась следом за ней.

Некоторое время мы ползали по кустам, по траве, мотаясь и смеясь над всякими

глупостями. В результате с яблоками справились.

Дальше, мы уже все из себя такие деловые и решительные идем к грядке со

свеклой. И тут беда… шампанское заканчивается. Пять минут грустим, после

чего я с истошным воплем, хлопаю себя по лбу и бегу в домик, теряя тапки.

Возвращаюсь с большой бутылкой Мартини, под радостные вопли Маши.

И вот сидим мы над этой свеклой, ведем борьбу с сорняками, периодически

прикладываясь к бокалам. Мне все нравится, я довольна как слон, несмотря на

то, что сижу на перевернутом ржавом ведре, и его бортик неприятно впивается

в зад, я вся в земле, под ногтями залежи чернозема, и наглый комар настойчиво

пытается пристроиться к моей ляжке.

Нам казалось, что работа идет очень бодро и активно, что мы просто жуть какие

умницы. Однако на улице уже начало смеркаться, когда добрались до конца

грядки.

Уже изрядно пьяненькие отправились поливать огурцы. Усталые плети, висели

на специально натянутых веревках. С десяток некрасивых корявых огурчиков-

последышей висели то там, то тут. По мне, так проще все это выдрать и купить

килограмм нормальных огурцов, но Семенова категорично топнула ногой и

сказала, что раз велено поливать, значит надо поливать.

С трудом разобрались со шлангом, едва не сорвав резьбу на кране. Выкрутив на

всю, бешеным напором сбили несколько плетей, торопливо направили поток на

землю, в результате получили разлетающийся во все стороны фонтан из грязи.

Машка вцепилась в шланг мертвой хваткой, а я с визгом побежала к вентилю,

спотыкаясь и норовя повалиться между грядок.

В результате окончательно изгваздавшись, закончили с дачными делами,

чувствуя себя как минимум повелителями вселенной.

На часах уже было пол-одиннадцатого, у нас оставалась треть бутылки, и душа

жаждала продолжения банкета.

— А давай с ночёвкой? — предложила Маха.

— А давай.

От любования результатами своей плодотворной работы отвлек мой телефон,

упорно голосящий где-то в дому. С трудом добралась до своей сумки, там долго

и упорно ковырялась, пытаясь найти мобильник. Мелодия тем временем

затихла, но потом снова оглушительно заиграла.

— Да, — наконец отвечаю, с трудом переводя дух.

— Тин, ты глухая? — раздается недовольный голос Артёма.

— Нет, никак не могла телефон в сумке найти, — еле сдержалась, чтобы не

икнуть.

— Ты опять тусишь где-то? — спрашивает прохладно, и я торопливо произношу:

— Нет.

— Ты где сейчас? — голос мужа мигом стал подозрительным.

— СНТ Овощевод, — с готовность отвечаю чистую правду.

Секундное молчание, а потом мрачное:

— Какой на хр*н овощевод?

— Пятый.

— Тин, ты издеваешься???

— Не-е-е-т, — протянула, упираясь рукой на стол и стараясь не мотаться.

— Что ты там делаешь?

По-моему, Зорин на меня злился, но я честно не понимала почему, поэтому

примирительно ответила:

— Огурцы поливаю.

— Какие, мать твою, огурцы ты там поливаешь?!

Блин, ну и вопросы задает! Я что, агроном? Торопливо бегу к двери и кричу на

весь огород:

— Маш, тут спрашивают, какие у тебя огурцы?

— Не знаю, — она пьяно развела руками, задумалась на миг, а потом

предположила, — скажи, что Зозуля!

— Зозуля, — бодро произношу в трубку, гордая оттого, что решила такой

важный вопрос.

— Бл******, - раздается протяжный голос Тёмки, — как все запущено! Вообще-то

это был риторический вопрос. Ты там с Семеновой, что ли?

— Да, на даче у нее, с ночёвкой.

— Понятно. Напоролись?

— Не-е-е-е-е-е, — я сама собранность и невозмутимость, правда штормит из

стороны в сторону, но держусь, не падаю.

— Все с вами ясно, — Зорин недоволен, и даже не пытается этого скрывать.

Откуда-то из трубки, на заднем фоне слышу мужской голос, рекомендующий

пороть бестолковую жену. Это кто там такой умный? Я сама кого хочешь

выпорю!

— Как там у тебя? Как рыба? — заискивающе спрашиваю, пытаясь перевести

тему.

— Все отлично. В общем, слушай меня внимательно, — моя попытка осталась

незамеченной, — сейчас заканчиваете со своими огурцами и прочими

огородными работами, идете в дом, запираетесь на все замки и ложитесь спать.

Поняла?

— Да ещё время детское! — попыталась возразить, но была безжалостно

перебита:

— Ты меня поняла?

— Да, — бурчу недовольно под нос.

— Завтра часов в одиннадцать я за вами приеду.

— Хорошо, — проворчала, распрощалась с мужем и пошла к Машке, устало

развалившейся на крыльце. В мыслях Темкины слова крутятся. Какой он все-

таки вредный у меня, сил нет никаких.

Спать мы, естественно, сразу не отправились.

Учитывая повышенную чумазость, возникло непреодолимое желание помыться,

что в сложившейся ситуации показалось неразрешимой проблемой, до тех пор,

пока Семенова не вспомнила, что в пяти минутах ходьбы есть пруд.

Ночь, тишина, ни единой живой души не осталось на огородах, путь сквозь

кусты и заросли крапивы по узкой тропке? Стоит ли решаться на такой марш-

бросок?

Конечно же, да! Разве может быть иначе! О том, что можно нарваться в темноте

на маньяка, змею или просто разбить лоб, споткнувшись в потемках, мы не

думали. Мы же грязные, нам же помыться надо!

Правда, смелости надолго не хватило. Пруд мы, кстати, не нашли, зато нам

показалось, что в кустах сидит кто-то большой и страшный, поэтому с писками-

визгами побежали обратно, ворвались в домик, заперлись и, испуганно выпучив

глаза, долго смотрели в окна, выглядывая неведомых врагов, пока не

притомились, и направились спать на старый, скрипучий диван.

Утро было восхитительным, голова трещит и раскалывается, тело чешется, на

зубах земля скрипит. Кое-как разворачиваюсь на спину и толкаю Машку в бок,

пытаясь разбудить. Она ворчит, ругается, но все-таки просыпается.

Смотрим друг на друга и морщимся. Обе растрёпанные, заспанные, опухшие.

Красотки. Машка вдобавок вся в мелкую красную точечку после нашего ночного

забега по крапиве. Супер.

Раздается громкий, раздраженный стук в дверь, отдаваясь резкой болью в

висках. Подруга от неожиданности скатывается с дивана, а я с кряхтением

поднимаю голову с подушки и наблюдаю, как Семенова, чуть пошатываясь,

бредёт беагвбд к двери, отчаянно зевая и потирая лицо.

Открывает, на секунду замирает, а потом с грохотом захлопывает дверь и,

разворачиваясь ко мне, испуганно произносит:

— Тин, у меня галлюцинации! Мне лечится надо! И с выпивкой завязывать!

Сил хватает только на то, чтобы вопросительно поднять бровь. Одну. Правую.

— Мне приводилось, что на крыльце Зорин стоит, — шепотом произнесла она,

опасливо косясь через плечо.

А, вон оно что. Поднимаюсь на ноги, иду к двери, и сама ее открываю. Меня

встречает неприветливый взгляд зелёных глаз и руки, сложенные на груди. На

нем камуфляжные штаны, темно-серая футболка. Ясно, домой не заезжал, сразу

сюда пожаловал.

Машка выглядывает из-за моего плеча и шёпотом спрашивает:

— Ты тоже его видишь?

Артем переводит взгляд на нее и недовольно хмурится:

— Ну, что, дорвались?

— Тём, не ворчи, — примирительно произношу, за что получаю красноречивый

взгляд, наполненный обещанием дома устроить разбор полетов. Сразу как-то

взгрустнулось.

Как две смиренные монашки выползли из домика, сжавшись и опустив глазки в

землю. Каждой клеточкой чувствовалось, что Зорин недоволен, и от этого

становилось не по себе. Когда он сердился, я всегда терялась. Энергетика у

него такая, что ядерный реактор позавидует. Когда веселый — заряжает

настроением всех вокруг, когда спокоен — охватывает умиротворение, а когда

злится — кожей ощущаешь, как воздух наэлектризовывается, и искры вдоль по

спине пробегают.

Кое-как умылись, старательно глядя себе под ноги. Артём тем временем прошел

дальше, к самому огороду. Взглядом пробежалась по широкоплечей фигуре.

Стоит, руки в карманы заправлены, осматривается, а у меня внутри дрожь

какая-то непонятная.

Переглянувшись с Машкой, идём к нему. Тёма, услыхав наши шаги, не

оборачиваясь, произносит:

— Ну, что я могу сказать. Хр*новые из вас огородники.

Подойдя ближе, поняли, о чем он говорит.

На земле три ведра яблок. Судя по всему, в основном полугнилая паданка. Надо

разбирать и выкидывать большую часть. Ладно, фиг с ними, с яблоками.

Грядка выглядит так, будто ее перекопало стадо кротов. Рытвины, кучки, ямки,

и местами трава как стояла, так и стоит на месте. Странно, вчера казалось все

идеальным.

Самое волшебное — это теплица. Все стекла заляпаны землёй и ошметками

листьев. После нашего полива треть плетей сломалась у самого основания и

была безжалостно размазана по всем поверхностям.

— Мать меня убьет, — сокрушенно простонала Машка, оценив масштабы наших

вчерашних огородных работ, — она рассчитывала, что эти несчастные огурцы

весь сентябрь простоят.

Не знаю почему, бросила беспомощный взгляд на Артема, в ответ он прохладно

улыбнулся и, кивнув в сторону бедлама, устроенного нами, безапелляционно

произнес:

— Чего стоим? Вперёд, приводить все в порядок.

С этими словами развернулся и пошел к садовым качелям, притаившимся в тени.

— А ты? — интересуюсь у него.

— А я пока посижу, отдохну, — сел на качели, провалился к спинке, и, закинув

руки за голову, начал медленно покачиваться.

— Может поможешь? — спрашиваю у него недовольно, за что получаю чуть

удивленный взгляд и едкое:

— Бегу и падаю. Сами разворотили, сами и исправляйте.

С тихим вздохом беру у Маши цапку и направляюсь к грядке, подруга,

обречённо свесив голову, плетется к теплице, задумчиво почесываясь то тут, то

там:

— Он злой, — тихо произносит она.

— Он вредный, — отвечаю, недовольно поджав губы.

— И у него отличный слух, — раздается прохладный голос со стороны качелей.

Вздрогнув от неожиданности, расходимся и начинаем устранять последствия

вчерашней катастрофы.

Пока выравнивала грядку, прокляла все на свете. И как мне вчера эти огородные

работы могли понравиться? Грязно, пыльно, неудобно, периодически кто-то

пытается укусить. Не, с меня хватит! Первый и последний раз таким д*рьмом

занимаюсь!

Время быстро бежало вперёд. Пока я разобралась с грядкой, пока Маша привела

теплицу в божеский вид, пока мы яблоки перебрали, получив вместо трёх вёдер

одно, уже полдень настал. Хотелось есть, пить и помыться.

Исподтишка посмотрела в сторону Зорина, удобно устроившегося на качелях.

Одна рука расслаблено покоится на спинке, во второй телефон. Он задумчиво

что-то читает с экрана, не обращая на нас никакого внимания, а мне становится

обидно. Хоть бы обнял что ли, а то приехал, Бука сердитая, всех построил, а

теперь даже не смотрит в мою сторону. И тут внезапно возникло какое-то

нелепое желание подойти к нему, забраться на руки и уткнувшись носом в шею

тихо сказать: «Не сердись». С трудом отмахнулась от этого наваждения, силой

воли заставив себя снова переключиться на огород.

С делами покончили, опять умылись, смывая с себя основную грязь,

переоделись. Машка ещё раз проверила все ли в порядке, бросила тоскливый

взгляд в сторону значительно поредевшие огурцов и закрыла дверь на большой

замок.

Артем, до сих пор сидевший на качелях, бодро поднялся на ноги, молча забрал у

подруги несчастные яблоки и направился прочь, а мы, как две провинившиеся

овечки, побрели следом, тихо переговариваясь о том, что огород — это не наше.

У ворот нас ждал Тёмкин Форд, чумазый, как танк после марша по болотистой

местности. Это где он так изгваздал его?

Зорин закидывал ведро в багажник, а мы нерешительно топтались рядом, пока

он, наконец, не поинтересовался:

— Вам особое приглашение нужно? Или ждете, что я двери перед вами

распахивать начну?

Только после этого сели в машину. Машка назад, а я на переднее место, рядом с

водителем.

Вскоре к нам присоединился Артем, и мы поехали домой. В машине тихо, все

молчим. Тёма неотрывно следит за дорогой, я отчаянно пытаюсь не зевать, а

Семенова возится на заднем сиденье, тяжело вздыхает, снова возится, снова

вздыхает, а потом выдает:

— У меня аллергия, что ли, на крапиву эту проклятую?

Я оборачиваюсь к ней, и подруга, приподняв майку, показывает живот, весь в

красных пипочках.

— Наверное, — изрекаю глубокомысленно, — супрастин дома выпей.

В ответ на мою реплику слышу усмешку со стороны Артема:

— Какой супрастин? Врача вызывай.

— Зачем? — Семенова настороженно смотрит в его сторону.

— Я — не медик, но больше всего это похоже на ветрянку.

— Ветрянку? — изумлённо восклицает Машка, — этого еще не хватало!

Я фыркаю, представив подругу в зелёную точечку, и не могу сдержать улыбки.

— Чего смеёшься? — ворчит Маша, и, сложив руки на груди, отворачивается к

окну, — никакой от тебя поддержки в трудную минуту!

— Да, ладно тебе. Забавно ведь!

— Тин, а ты сама ветрянкой болела? — снисходительно интересуется Тёмка.

— Нет, — беспечно машу рукой, — мне, в отличие от некоторых, повезло.

— Ну-ну, — снисходительно выгибает одну бровь, — проверим твою везучесть

через пару недель.

Я поворачиваюсь к нему, подозрительно прищурившись, но Артем по-прежнему

на меня не смотрит, все внимание поглощено ухабистой дорогой.

Тут притихшая было Семенова снова оживает, подвигается ближе и, оперевшись

локтями на спинки передних кресел, спрашивает:

— У меня тут вопрос назрел, — переводит взгляд то на меня, то на Артема, — а

почему, собственно говоря, нас забираешь именно ты? Мне кто-нибудь объяснит

сей интересный факт?

Зорин косит в мою сторону:

— Давай Кристин, объясни дорогой подруге, почему же именно мне пришлось

ехать за вами в эту дыру.

Я надула щеки, открыла рот, но не смогла выдавить и звука, внезапно

засмущавшись под пристальным взглядом Семеновой.

— Вы встречаетесь? — дотошно спросила она, игнорируя мое смущение.

— Ну, не совсем, — протянула, глядя на Зорина. Он лишь хмыкнул и покачал

головой. Пару раз глубоко вздохнула и быстро произнесла: — мы женаты.

Глаза у Машуни стали большие-пребольшие, квадратные-преквадратные.

— Шутка, да? — переводит изумлённый взгляд то на меня, рассматривающую

свои ладони, то на Тёмку, устало потирающего шею одной рукой. Минутная

тишина, а потом громкая реплика, — охр*неть, ну вы и партизаны! И давно?

— Полтора месяца.

— Точно партизаны! — она откинулась на спинку сиденья и что-то там ворчала, о

том, что подруги такие вещи друг от друга не скрывают.

А я задумалась. Надо же, действительно полтора месяца. Пролетели одним

днём, а я и не заметила. И что теперь?

Изначально планировалось, что мое замужество продлится как раз пару

месяцев. И вот они уже на исходе, а я в полной растерянности. Закусив губу,

смотрю на Тёмкин профиль, и меня посещает безумная мысль. А ведь неплохо

это время прошло! Не было ни одного дня, когда бы я категорично была

убеждена, что пора разводиться, и причин для этого, кроме моих

первоначальных планов, тоже не было.

Меня все устраивало в своей жизни. Мало того, мне все нравилось.

Нравилось, когда вечером ужинаем вместе, и он рассказывает, чего нового на

работе, нравились наши совместные дни, наполненные каким-то безмятежным

спокойствием. Мне нравилось засыпать с ним, и просыпаться. Мне нравилось,

что он вот так приезжает за мной к черту на куличики. Пусть злой и

раздраженный, но все равно нравилось.

Три миллиона нравилось, и ни одной важной причины, по которой бы

действительно стоило разводиться. Может, позже все изменится, но сейчас я

была довольна и не хотела никаких разводов.

Это открытие так сильно меня поразило, что остаток пути до города я молчала,

задумчиво рассматривая белые тяжёлые облака.

Сначала отвезли Машку. Артем помог ей с яблоками, а она обещала написать,

после того как врач придет. Затем отправились домой.

Я стояла у машины, пока муж все выгружал из багажника, потом он всучил мне в

руки какой-то легкий пластиковый ящик, взял все остальное, и мы пошли к

подъезду.

Все своё рыбацкое добро Артем вынес на балкон и свалил в углу. Похоже, пора

для него специальный шкаф заказывать. Рыбу он отнес на кухню. Я тем

временем нырнула в душ, с упоением смывая с себя все следы огородных работ.

Чуть позже мое место занял Тёмка.

Прислушиваясь к звуку льющейся воды, бродила по квартире, а потом ноги сами

понесли в ванну. Скинув с себя полотенце, едва высохнув, снова забралась под

душ.

Зорин, опустив голову, стоял, уперевшись руками в стену, вода лилась на плечи,

стекая по загорелому телу. Сделав шаг к нему, обвила руками за талию, сцепив

их замком на плоском животе. Тёма даже не вздрогнул от моих прикосновений,

лишь слегка склонил голову на бок, покосившись в мою сторону.

— Я накосячила, да? — спрашиваю у него грустно, прижимаясь щекой к широкой

спине.

Он лишь пожимает плечами, а мне этого мало.

— Злишься на меня?

— Нет, — простой спокойный ответ, и мне хочется развернуть его к себе лицом,

чтобы заглянуть в глаза.

— Врешь, — скорее не спрашиваю, а утверждаю.

— Может быть, — чуть повел плечами.

Что-то в его голосе заставило меня улыбнуться:

— А, если вот так, — легонько поцеловала спину, еще раз, прокладывая дорожку

вдоль позвоночника, — все равно злишься?

Молчит.

Расцепив руки, провела ладонью по животу, с удовольствием ощущая, как от

моих прикосновений напрягаются тугие мышцы.

— А так?

— Подлизываешься? — усмехается он.

— Да, — гибкой кошкой проскакиваю под его рукой и оказываюсь с ним лицом к

лицу, — хочешь, сделаю глазки, как у кота из мультика?

Со вздохом покачал головой, и одной рукой прижал меня к себе.

Я тут же обвила его шею и уткнулась носом в грудь, не обращая внимания на то,

что сверху настырными струями лилась вода.

— Почему ты завелся? Из-за того, что ушла с Машкой?

— Нет. Кристин, ты прекрасно знаешь, что я не из тех, кто сажает в клетку, не

давая и шага ступить. Просто в следующий раз, если тебя понесет неизвестно

куда очередные огурцы поливать, да еще и с ночевкой, ставь меня в известность

заранее, а не ночью, когда я за 200 километров от города. Договорились?

— Договорились, — просто киваю, даже не думая спорить, в кой-то веки

принимая его правоту.

— Точно? — настороженно спрашивает он.

— Точно, — прижимаюсь еще сильнее, запуская руку в коротко стриженые

волосы, — обещаю.

Приподняв мой подбородок, заглянул в глаза, а потом поцеловал.

— Мне кажется, или кто-то рад меня видеть? — хитро улыбаюсь, чувствуя, как

реагирует на меня его тело.

— Я всегда тебе рад, ты же знаешь.

— Знаю, — тянусь к нему, наслаждаясь каждым прикосновением.

Вечер выдался насыщенным. Я училась разделывать речную рыбу. Не скажу, что

ученик из меня вышел прилежный, кухню я изгваздала напрочь. Чешуя была

везде: на раковине, на стенках, на холодильнике, даже на шторах, но Артем

уверенно сказал, что для первого раза неплохо.

Около семи вечера проснулся телефон, оповещая о новом сообщении.

Зорин покосился на экран и усмехнулся:

— Семёнова пишет. Похоже, у нее для тебя важная информация.

Нахмурилась, открываю письмо и нахожу там одну фразу.

«Артем был прав — это ветрянка».

Зашибись! Сообщаю мужу Машкин диагноз, на что он саркастично отвечает:

— Ну что ж, вот и проверим твою везучесть.

— А сам-то почему такой спокойный? Ты тоже с ней общался!

— Тин, если ты не в курсе — ветрянка явление одноразовое. А я ею еще в

детстве переболел, так что мне бояться нечего.

Я лишь фыркаю и откидываю телефон в сторону в полной уверенности, что эта

зараза пройдет мимо меня.

Ничего не произошло на седьмой день, и на десятый, и через две недели. Я

показывала Зорину язык, а он снисходительно улыбался и говорил, что рано

радуюсь — инкубационный период у ветрянки может быть до трёх недель. В

ответ на эти слова я лишь беспечно отмахивалась. Глупости все это.

А на двадцать первый день с утра смотрю на себя в зеркало и замечаю первые

красные точки на коже. От обиды на несправедливость бытия сижу в ванне,

наверное, час, пока Артем не выковыривает меня оттуда.

Увидев мою пятнистую физиономию, самодовольно улыбается:

— Я ж говорил, что попадешься.

— И ты этому, похоже, рад! — ворчу себе под нос, с трудом удерживаясь, чтобы

не начать чесаться, как шелудивая дворняжка.

— Да ладно тебе ворчать, это всего лишь ветрянка. Врача давай вызову.

— Не надо. Я сама, у нас семейный доктор.

Через час в квартире появляется ухоженная женщина лет сорока пяти. Римма

Денисовна. Она проводит осмотр, подтверждает диагноз, рассказывает о

лечении, потом уходит, предупредив, что придет через несколько дней.

Зорин приносил из аптеки два пузырька: один — изумрудный с зелёнкой, второй

— розовый с фукорцином.

Не знаю, как дети умудряются легко переносить ветрянку, лично мне это

заболевание далось очень тяжело. Во-первых, температура под сорок, во-

вторых, нескончаемый зуд, когда хочется чесать каждый миллиметр кожи, но

нельзя, поскольку могут рубцы остаться, ну а в-третьих, меня выводили из себя

сами эти пупырышки. На лице и передней части тела их практически не было.

Большая часть высыпала на спине и пятой точке, даже не поспишь нормально.

Да еще и мыться нельзя. Мерзко, гадко и противно! Я ворчала, причитала, а

Тёма невозмутимо мазал меня зелёнкой, не обращая никакого внимания на мое

дурное настроение. К зеркалу подходила только когда чистила зубы, при этом

старательно отводя глаза, чтобы не лицезреть свой пупырчатый вид, который

наводил на мысли о тех самых страшненьких огурчиках-последышах, что мы с

Машкой на даче поливали.

Спустя десять дней снова пожаловала врач. Зорин принес ей с кухни стул, а сам

устроился у окна, привалившись к подоконнику.

Римма Денисовна задала два десятка вопросов, сделала записи у себя в

блокноте и попросила раздеться, показать состояние кожи. Я стянула с себя

длинную широкую футболку, бросила ее на диван и с обречённым видом

предстала перед ясными очами доктора. Она посмотрела мой живот,

удовлетворённо кивнула, потом сказала поворачиваться спиной.

Ее голос оборвался, когда она увидела мою заднюю часть.

— Все плохо? — подозрительно спрашиваю, а у самой перед глазами уродливая,

испещренная глубокими безобразными рытвинами кожа.

— Нет, — слегка прокашлявшись, ответила она, — все в норме. Просто тут

неожиданно много высыпаний… было. Теперь все в порядке. Одевайся.

Я торопливо натянула футболку и села на диван. Римма Денисовна, чуть

растеряно, потерла кончик носа, покосилась на невозмутимого Артема, потом

хмыкнула и сделала очередную запись в блокноте.

— Поздравляю, ты здорова. Все ограничения можно снимать.

— Мыться могу? — это единственное, что меня интересовало в данный момент.

— Да, конечно.

Вскоре врач ушла, Зорин галантно проводил ее до входной двери, после чего

вернулся по мне:

— Ну что? Какие планы, ветряночная моя?

— В душ, все остальное потом.

Вприпрыжку направилась в ванную, чувствуя, как Тёмка провожает меня

насмешливым взглядом.

В ванной скинула с себя грязную одежду, затолкав ее в корзину для белья, и,

наконец, набралась смелости посмотреть на себя в зеркало.

Φизиономия, в принципе, нормальная, три зелёные точки и все. Живот, грудь, да

и вся передняя часть покрыта россыпью мелких где зелёных, где розовых точек.

Зорин чередовал зелёнку с фукорцином, под настроение, так сказать. Терпимо.

Меня волновала спина. Римма Денисовна сказала, что высыпаний чрезвычайно

много, поэтому я с опаской развернулась спиной к зеркалу и посмотрела через

плечо.

Твою мать, что это?!

На всей спине ни одного чистого места. Измазано все! И не просто измазано, а

покрыто незамысловатыми рисунками, на уровне детсадовских художеств!

Здесь и солнышко, и уточки, и человечки. А уж про розочки на заднице вообще

молчу!

Это я вот в таком идиотским виде сейчас перед врачом стояла? Неудивительно, что докторша так растерялась. Стыдоба, блин! Ну, все, сейчас кто-то получит!

Выскакивают из ванной с диким воплем:

— Зорин, я убью тебя!

В квартире тишина. Сверкая разукрашенной пятой точкой, пробегаю по всем

комнатам. Его нигде нет. В туалете, что ли, спрятался? Тоже пусто.

Мое внимание привлекает лист на кухонном столе, подхожу ближе, беру его в

руки и читаю послание, написанное ровным почерком:

«Я не сбежал, а тактично ретировался. Вернусь, когда успокоишься. Вечно ваш

Леонардо да Винчи. Пы. Сы. Зелёный вам к… лицу».

Ыыыыы, свин! Как же, ретировался он! Сбежал! Позорно покинул поле боя. Знал,

что малой кровью не отделается.

Комкаю лист и швыряю его в мусорное ведро, после чего возвращаюсь в ванную,

чтобы лицезреть шедевр на своей коже. Это он целых десять дней на мне

оттачивал свои таланты художника, а я ничего не заметила? Вот паразит!

И тут, словно со стороны вижу картину, как я стою у дивана, что-то бурчу, а

Тёма увлеченно, высунув язык, рисует на моем заду цветочки. Это выглядит

настолько нелепо, что меня накатывает неудержимый смех. Вот что за дурень?!

И не лень же было!

Смеялась до слез, после чего взяла в руки телефон и отправила ему сообщение.

«Все. Можешь возвращаться. Меня отпустило. Казнь откладывается до

следующего раза».

«Врешь?»

«Даже не думала, но с тебя цветы. В этот раз настоящие!»

«Без проблем».

Возвращается домой через полчаса с огромной охапкой роз, в тон цветов,

которые рисовал. Хм, где только нашел такие?

— С выздоровлением, — произносит, улыбаясь от уха до уха, когда я распахиваю

входную дверь, и у меня просто нет сил сдержать ответную улыбку.

Невыносимый. Прибила бы, но без него будет скучно.

Глава 6

Бросаю последний взгляд в зеркало, чтобы убедиться в том, что идеальна,

подхватываю сумочку и покидаю гардеробную. В прихожей поверх короткого

темно-лилового платья накидываю легкую кожаную курточку-косуху, обуваюсь,

еще раз поправляю длинные, красиво уложенные волосы.

— Тём, я пошла, — громко кричу, пытаясь привлечь внимание Зорина. Он за

компом и занят далеко не работой — скачал какую-то игру и уже третий день не

может от нее отойти. Зависает, как маленький. Здоровенный мужик, а такими

глупостями иногда страдает!

Слышу его шаги, и через пару секунд он собственной персоной появляется в

коридоре.

— Ну как? — кручусь перед ним вокруг своей оси и в недоумении замираю, когда

вместо одобрения вижу недовольство в зелёных глазах.

— Ты в таком виде собралась на концерт под открытым небом?

— Что не так?

— Кристин, ты на термометр сегодня смотрела? Чуть выше нуля, а у тебя разве

что задница из-под юбки не выглядывает!

Он что, серьезно? Решил в няньки заделаться? Снисходительно улыбнувшись,

потрепала его по плечу:

— Не переживай, папочка, не замёрзну.

Артем на лету перехватил мою руку и произнес:

— Тин, я серьезно. Какой может быть опен-эйр в таком виде?

Пытаюсь высвободиться, но он не обращая внимания, продолжает удерживать.

— Артем, заканчивай с нравоучениями! Роль курицы-наседки тебе не идёт.

— Переодевайся, — категорично заявил муж.

— Нет, — озвучиваю не менее категоричный отказ. Он глубоко заблуждается,

если думает, что может говорить мне, что одевать, а что нет, — я иду именно

так, в таком виде.

— Джинсы, нормальную куртку и шапку. Живо! — отпустив мою руку, резко

разворачивается и направляется в гардеробную, по-видимому, реально

вознамерившись меня переодеть.

Черт, надо было сваливать по-тихому! Пусть бы сидел и играл, а теперь спорить

придется. Хотя…

Воспользовавшись тем, что Артем скрылся в комнате, тихо открываю дверь и

выскальзываю на лестничную площадку. Подумаешь, около нуля! И что мне

теперь в чучело огородное превращаться? Все девчонки будут при параде, и я

такая нарядная, в шапке. Размечтался!

Лифт неторопливо прикрывает створки, когда дверь распахивается и на пороге

появляется злой Зорин. Я с милой улыбкой машу ему ручкой и посылаю

воздушный поцелуй. Все, пока, зеленоглазый мой.

Спускаясь вниз, чуть пританцовываю от нетерпения. Такси уже давно ждёт у

подъезда, да и вся компания собралась на месте, только меня не хватает.

Лифт плавно тормозит, металлический бездушный голос сообщает, что прибыли

нa первый этаж, и двери медленно расползаются в стороны. Делаю шаг вперёд,

поднимаю глаза, и еле сдерживаю испуганный вопль. Прямо у выхода стоит

Зорин, злой как демон. Дыхание тяжелое, отрывистое. И, по-моему, не столько

от стремительного спуска по лестнице, сколько от еле сдерживаемых эмоций.

Черт!

В нерешительности выхожу на площадку и останавливаюсь перед ним.

— Или ты переодеваешься, или никуда не идёшь! — мрачно говорит он, и в

голосе ни намека на возможность компромисса.

Это уже никуда не годится! Складываю руки на груди и раздражённо смотрю на

него, нагло вскинув брови:

— Тёма, милый мой, свою позицию я уже озвучила. Я иду именно в таком виде,

хочешь ты того или нет.

— Не идешь.

— Хм, и как ты, интересно, меня остановишь?

Он недобро усмехается:

— Легко. У нас разные весовые категории, — и прежде чем успеваю

отреагировать, подхватывает за талию и заносит обратно в лифт.

— Тем, ты что творишь! — кричу, когда лифт приходит в движение.

Он невозмутимо нажимает стоп, и кабина замирает между этажами.

Артем делает шаг ко мне, опирается руками в стену по обе стороны от моего

лица, прожигая горящим взглядом.

— Зорин, ты вконец обнаглел?! — с силой толкаю его в грудь, но он не

реагирует, продолжая нависать надо мной мрачной скалой.

— Быстро, взяла и переоделась, — тихо, сквозь зубы цедит он, не разрывая

зрительного контакта.

— Сейчас! Размечтался.

Не глядя, бьёт кулаком по кнопкам, и мы снова начинаем подниматься.

— У тебя есть время, пока этот грёбаный лифт ползет наверх!

— Ты что себе позволяешь? Я на этот концерт с мая месяца собиралась!

— Ничего не знаю. Время идёт. Когда поднимемся, я тебя просто затащу домой,

и ты сегодня оттуда не выйдешь!

По глазам вижу, что не шутит. Да, ё-моё, что ж ты за упырь такой?!

Я не хочу сидеть дома, у меня планы на вечер, но понимаю, что мне его не

переспорить, поэтому вырываю из рук одежду.

Зорин опять останавливает лифт. Где-то внизу слышатся недовольные голоса,

но ему глубоко плевать. Гипнотизирует меня злым взглядом.

Бороться с ним бесполезно, поэтому смотрю на него со всем презрением, на

которое только способна, и начинаю переодеваться, бесцеремонно закидывая

ненужные тряпки ему на плече.

Артем даже бровью не ведёт, стоит как надзиратель, наблюдает за моими

действиями, нервными рваными движениями.

— Доволен? — шиплю, застегивая ярко-голубую дутую курточку и желчно

разводя руки в сторону.

— Шапку.

— Да, иди ты на фиг со своей шапкой!

Головные уборы я ношу только в феврале, в самый лютый мороз, а сейчас

октябрь! Что скажут про меня, если явлюсь в таком идиотским виде?

Вместо ответа Артем берет и силой натягивает ее мне на голову. И не просто на

макушку, а на лицо до самого подбородка. Ругаясь как пьяный сапожник,

пытаюсь его оттолкнуть, стащить с себя это барахло, но Зорин перехватывает

запястья и сжимает их так сильно, что непроизвольно охаю и замираю.

— Ты идёшь в шапке, и, не дай Бог, я узнаю, что сняла ее, — голос спокойный,

почти ласковый, но в глазах такая буря, что становится не по себе.

Да он тиран! Самый настоящий! Его не сдвинуть, не переубедить. Он не будет

спорить, сотрясая воздух, решив для себя что-то. Он просто идет напролом,

отмахиваясь от чужого мнения и заставляя прогибаться под себя.

И как я этого раньше не замечала? Как он вообще умудряется сочетать в себе

вечный позитив с таким несгибаемым упорством?

— Что ты привязался к этой шапке? — чуть не реву от злости.

— Кристин, мозги включи, — холодно произносит он, — ты же не сопливая

малолетка, чтобы морозить себя ради возможности повыпендриваться перед

остальными?

— Я хотела пойти красивой!

— Ты и так красивая!

— Там все девчонки будут нарядные!

— Мне наср*ть на остальных! Хотят задницы морозить — их проблемы!

— Так и я свою задницу уже в джинсы запакована! Шапка-то зачем?

— Кристина, у тебя сейчас все шансы остаться дома! — походу я его совсем

разозлила, потому что Артем перешёл на рык, — выбирай сама, или затыкаешься

и поступаешь как взрослая, или я затащу тебя домой, и весь вечер будем друг

другу мозги тр*хать.

От его тона притихла, потому что внутренний голос услужливо подсказывал:

«молчи, дура, молчи». Я ни капли не сомневалась, что он свою угрозу выполнит:

никуда не отпустит, и вместо интересного мероприятия получу вечер полный

скандалов.

— Ты — хам! — наконец, выдаю сердито.

— Правда? — иронично выгибает брови, — а ты кого ждала? Слюнявого

лабрадора, с улыбкой наблюдающего за твоими глупостями? Я спокойно

отношусь ко многим твоим закидонам, но откровенного идиотизма не потерплю.

Ой, мама дорогая! Первый раз вижу его таким злым. Похоже, я сделала

невозможное: окончательно выбесила Зорина, являющегося просто эталоном

мужского терпения, спокойствия и выдержки.

— Тём… — чувствую, что надо что-то сказать, пока не рвануло и не разнесло все

к чертовой бабушке.

Лифт добрался до нашего этажа и услужливо распахнул двери. Ни один из нас

не шелохнулся, так и стояли, прожигая друг друга яростными взглядами.

— Все, вали, пока я еще в силах тебя отпустить, — он покинул кабину и, бросив

на прощание многообещающий взгляд, с угрозой произнес, — насчет шапки я

серьезно. Снимешь — и тебе капец.

После чего, не оборачиваясь, ушел домой, громко хлопнув дверью, а я с трудом

перевела дух и нажала первый этаж.

Ничего себе, он разошелся! Даже стрёмно стало. Злыдень! И далась ему эта

шапка!

Выскочив из подъезда, со всех ног метнулась к давно ожидающему такси.

Водитель бросил на меня недовольный взгляд, но ни слова не сказал.

Достала мобильник, чтобы посмотреть время, и обнаружила уйму пропущенных

звонков и сообщений от друзей. Ничего, кроме раздражения, они не вызвали.

Чего названивать? Сказала, что приеду, значит приеду. У меня дома огненный

шторм разбушевался, а они со своими идиотским звонками.

Мысли опять переключились на Артема. Кто бы мог подумать, что он умеет быть

таким? А так все хорошо начиналось! Такой дивный план — получить мужа,

которым буду крутить, как захочу…

М-да, похоже, где-то что-то пошло наперекосяк, если он так и не начал прыгать

вокруг меня с задранным хвостиком, а вот я еду на тусовку в идиотской вязаной

шапке с огромным помпоном, и реально опасаюсь ее снимать.

Нахожу остальных у огромной сцены, оснащённой гигантскими прожекторами.

Ещё издали ощупываю взглядом подруг и с досадой скриплю зубами, недобрым

словом поминая мужа.

Прискорбно, но факт — я самая стрёмная.

Все в платьях, на шпильках, с красивыми прическами. И я, как последняя

лохушка, в джинсиках, голубой курточке, вязаной шапочке — как

десятиклассница. Ну, Зорин, ну, погоди. Аукнется тебе мой сегодняшний позор!

Градов тоже тут. Сканирует меня чуть удивлённым взглядом, и я отвечаю ему

самой обворожительной улыбкой, впрочем, как и всем остальным.

Несмотря на то, что внутри все кипит, хочется рвать и метать, на лице у меня

неизменная улыбка.

Каринка снисходительно на меня посматривает и произносит елейным голосом:

— Крис, детка, у тебя большая стирка?

У меня дома злобный бугай, который вынуждает меня делать так, как ему

нужно! Вслух естественно не говорю этого, лишь пожимаю плечами, понимая,

что опять придется делать хорошую мину при плохой игре. Черт, надоело-то

как! Неужели нельзя общаться нормально, без вот этого д*рьма? Чтобы можно

было просто, по-человечески, подойти и сказать, как есть на самом деле?

Пожаловаться, потом вместе поржать и все, забыть. Так ведь нет, чувствую,

весь вечер будут меня дергать с этим убогим прикидом… Внезапно понимаю,

что нет сил и желания показывать ядовитые клыки и играть очередную роль.

Пошли они все в задницу.

Просто махнула рукой и беспечно произнесла:

— Так и задумано.

Что и как именно задумано, уточнять не стала, пусть сами додумывают. В голове

пока все мысли только об Артёме, и о нашей с ним ссоре. Градов что-то говорит,

склонившись к уху, девчонки щебечут, а я мысленно все пережевываю свою

стычку с мужем.

Вскоре на сцену выходят артисты, и начинается веселье.

Я продираюсь вперёд, оставив друзей за спиной. Если честно, просто не хочется

видеть их самодовольные физиономии, и ловить на себе снисходительные

взгляды.

Музыка течёт по венам, вытесняя все ненужные мысли, и я постепенно

успокаиваюсь. Забываю и о ссоре с Тёмкой, и об усмехающихся подруженьках, и

о Максе, стоящем позади и время от времени как бы случайно прикасающегося

во мне.

Смотрю на сцену, пританцовываю, хлопаю.

В какой-то момент ловлю себя на мысли, что не слышу остальных, и даже Макса

перестала ощущать рядом с собой. Становится интересно, что там происходит,

поэтому поворачиваюсь к ним и удивленно останавливаюсь, прекратив

притопывать ногой в такт музыке. Меня встречают откровенно злые,

завистливые взгляды подруг.

Чего опять им не так?

Вопросительно, даже агрессивно поднимаю бровь и подхожу ближе,

преисполненная намерений узнать, что сии пламенные взгляды в мою сторону

означают.

И тут до меня доходит. Они замёрзли! Вместо стайки гламурных цыпочек меня

окружает стадо синюшных куриц. У них красные трясущиеся обветренные

ручки, нежно синие губки, аппетитно-лиловые носы. Им холодно!

Перетаптываются с ноги на ногу, безуспешно пытаются не дрожать. Градов и

ещё один парень, примкнувшие к нашей компании, выглядят немногим лучше.

И в этот момент на меня нападает смех, громкий, заливистый:

— Ну и морды у вас!

Они все похожи на отмороженных снеговиков, а мне хоть бы хны. Тепло и ютно.

И уже шапка не кажется идиотской, и курка, и джинсы.

— Предлагаю свалить отсюда в какую-нибудь кофейню и погреться, — раздался

голос Алексы, украдкой дышащей на свои посиневшие ручки.

Все дружно поддержали предложение. Кроме меня. Я бы с удовольствием

дослушала концерт, но оставаться одной не хочется, да и не могу отказать себе

в удовольствии позлить подруженек.

— Могла бы предупредить, что пойдешь вот так, в джинсах, — недовольно

замечает Карина, когда мы направляемся прочь от сцены.

Я лишь улыбаюсь, и внезапно для самой себя цитирую Зорина:

— Надо головой думать, ведь уже не сопливые малолетки! — за что получаю

очередной раздраженный взгляд.

Кофейня к счастью находилась недалеко от площади, где проводится концерт.

Так что через пятнадцать минут, мы уже расположились за столом и сделали

заказ.

— Крис, а почему ты сегодня не в платье? — с упреком спросил Максим,

скользнув взглядом по моим ногам, единственным в нашей девчачьей компании

затянутым в джинсы.

— Хм, чтобы пополнить ряды вашей команды, под названием «Синие носы»? —

Вот еще, — пренебрежительно хмыкнула я, насмешливо взглянув на подруг.

Каринка метнула на меня ядовитый взгляд, остальные тоже начали бубнить что-

то себе под нос, и только Макс добродушно усмехнулся, покачав головой.

Плевать, хоть пусть целиком на недовольство изойдут, в этот раз я всем нос

утерла.

Наверное, надо признать, что Артем был прав, и извиниться за свои

сегодняшние выкрутасы.

Ведь если бы я настояла на своем, то сейчас ничем бы не отличалась от этих

синюшных куриц. Сидела бы, нахохлившись, как индюшка, не попадая зуб на

зуб, красными гусиными лапками судорожно вцепившись в кружку с кофе,

неустанно шмыгая носом, пытаясь подтянуть сопли. А благодаря мужу, румяная,

тепленькая, не испытывая никакого дискомфорта, трескаю шоколадное

мороженое назло всем.

Позвонить ему что ли, поблагодарить?

Не знаю почему, но эта мысль меня захватила, мне действительно захотелось

набрать его номер и сообщить, как все прошло. Извинившись, покинула

компанию, и направилась в сторону дамской комнаты. Там потише, да и меньше

шансов быть услышанной кем-то из своих. Почему-то мне не хотелось, чтобы они

были в курсе моего разговора с Артемом. Пусть думают, что я сама додумалась

до куртки и штанов, а не муж силой переодевал.

Нащупала в сумочке телефон, нашла среди контактов Зорина и нажала кнопку

вызова. Десять гудков — ответа нет. Тишина. Еще одна попытка, снова тишина.

И ещё раз, и снова результат тот же.

Та-а-ак, чем это он таким занят, что игнорирует мои звонки? Дрыхнет, что ли,

уже?

В этот момент телефон в моих руках оживает, оглашая помещение веселым

мотивом. Опустив глаза, вижу на экране фотографию улыбающейся физиономии

Артема. Ага, очнулся, соизволил осчастливить меня своим царским вниманием.

Поднесла трубку к уху, нажав зеленую кнопочку ответа.

В тот же миг меня оглушила громкая музыка, и я, ойкнув, отодвинула телефон в

сторону. Это ещё что за х*рня?

— Привет! — услышала бодрый, веселый голос. Артем говорил громко, пытаясь

перекричать музыку. На заднем фоне чьи-то голоса, смех.

— Ты где? — подозрительно спросила вместо приветствия.

— Как где? В «Зеленом» забыла, что ли? Вчера ж говорили.

Блин, точно говорили. Забыла. Как всегда слушала вполуха, и в результате

забыла. Вслух произнесла:

— Не забыла, просто уточняю, вдруг планы поменялись, и вы куда-то в другое

место отправились.

— Не-е-е, нам и тут весело, — протянул он, и я услышала, как он кого-то

отмахивается, со словами «Блин, дайте поговорить нормально!»

Это кому это там так весело? С раздражением поняла, что понятия не имею, что

за компания у моего мужа, и с кем он весело проводит время пока я тут… Хм,

провожу время со своей компанией. Черт, и не придерешься!

— Что звонишь? Случилось чего? — спросил Артем, и я, наконец, вспомнила о

цели своего звонка.

— Нет, все хорошо. Просто звоню сказать, что ты был прав, заставив меня

сегодня переодеться, — слова дались на удивление легко, хотя и не люблю

признавать правоту других людей, — спасибо!

На другом конце трубки повисла тишина. Ну, как тишина… Шум, гам, музыка и

только Зорин молчал, а потом подозрительно поинтересовался:

— У тебя точно все в порядке?

— В полном, — заверила его, чувствуя, как внутри что-то кольнуло. То есть он

считает, что просто так я ему позвонить не могу? Только если вдруг какая-то

ерунда со мной произойдет, или во что-то вляпаюсь? Нет, это уже ни в какие

ворота не лезет!

— Хорошо, — наконец неуверенно отвечает, и интересуется, — долго ещё

будешь там?

— Не знаю, — я действительно не знала. Пока еще в кофейне посидим, потом в

клуб какой-нибудь заскочим, а потом уже и домой. Часа три-четыре, как

пойдет, — а ты?

— Понятия не имею, — хмыкнул он, — у нас тут веселье в самом разгаре.

И именно в этот момент я услышала бабский голос:

— Тёмка, хватит не пойми с кем разговаривать, посылай всех к черту и иди к

нам, без тебя никак.

Это, бл**ь, что за шалава там пищит??? Еле удержалась, чтобы спросить у

Артема, какого хр*на у них там происходит.

— Сейчас приду, сказал же! — рыкнул Зорин, и как ни в чем не бывало,

обратился ко мне, — ни минуты покоя. Ладно, давай, до встречи, все равно

сейчас задергают, да и не слышно ничего, музыка орет.

— Тёмыч, ё-моё, ну сколько можно! — в этот раз мужской голос, — мы ждем!

— Да иду, блин! Все, пока, Злюка, целую.

— Целую, — механически ответила ему.

В какой-то оцепенелой задумчивости посмотрела на свое отражение в зеркале,

поправила макияж, прическу и покинула дамскую комнату, вернувшись в зал к

остальным.

Бабенки начали отогреваться. Смотрю, горячие напитки помогли, носы уже не

такие синие, руки не такие красные, взгляды не такие злые. Макс встретил меня

легкой усмешкой, многообещающе подмигнув. А я… А мне было плевать.

Я сидела со своими друзьями, лишь краем уха слушая их разговоры, с каждой

минутой все глубже погружаясь в свои мысли.

Вот вроде все, как я и задумывала. Я здесь, свободная как ветер, Зорин где-то

там, со своими, не достает меня, не контролирует, не навязывает свои условия.

Все, как и планировалось, тогда почему не чувствую никакого удовлетворения?

Хотела, чтобы отдыхали по отдельности, чтобы он не совал нос в мои дела?

Получила! Знала, что он не из тех, кто будет дома сидеть, грустными глазами

глядя в окно, в ожидании моего прихода, но ведь изначально готовилась к

этому, и мне на это было глубоко плевать. Пусть идет куда хочет — хоть по

барам, хоть по бабам, его дело. Тогда почему вместо вкуса победы ощущаю

какую-то непонятную горечь? Ведь отличный вечер. Всех уделала, вышла

победительницей из ситуации, которая казалась заведомо проигрышной,

девчонкам опять нос утерла, напротив Градов улыбается, кидая на меня

пламенные взгляды.

А, я сижу и думаю, чем там занимается Артем, и что это там за курица

указывает, чтобы он завязывал разговаривать «не пойми с кем»!

Не пойми с кем?!

Это она не пойми кто, а меня с этим небритым типом связывает штамп в

паспорте и проживание под одной крышей!

Сама не заметив как, завела себя до самых небес.

Через полчаса, когда все отогрелись, развеселились и собрались развлекаться

дальше, я поняла, что мне с ними не по пути. Настроение ушло в ноль. Меня

раздражала Карина, со своими манерными ужимками, раздражал Градов,

посылающий двусмысленные взгляды. Раздражало все, поэтому я сделала то,

что умела лучше всего — ушла по-английски, не прощаясь. Правда, уже отъехав

от кофейни на такси, отправила Абаевой смс-ку: «Не ждите. Возникли важные

дела». Ответные, как я понимаю не очень ласковые сообщения, даже не стала

читать, сразу удалив.

Такси неторопливо ползло в сторону дома, а я сидела на заднем сиденье и

задумчиво крутила в руках телефон. Зачем я это делала — не знаю. То ли звонка

ждала, то ли сама хотела позвонить, но ни того, ни другого не произошло.

Раздраженно вздохнув, откинулась на спинку и прикрыла глаза. Сейчас приду

домой и лягу спать. Плевать на все.

Водитель не успел оттормозиться, и машина резко подскочила на лежачем

полицейском. Толчок вывел меня из состояния рассеянной задумчивости.

Недовольно покосилась на неаккуратного водителя, а потом перевела взгляд на

то, что за окном.

Мы проезжали по одному из центральных проспектов. Мимо музея, мимо здания

суда, мимо яркой вывески «Зеленый бар». По какой-то нелепой случайности

таксист выбрал именно этот путь из всех остальных.

Подскочив на месте, как ужаленная, приникла к окну, провожая взглядом

остающуюся позади вывеску. Любимое место Зорина и его компании. И сейчас

они там. Веселятся, шумят.

Снова сажусь ровно, невольно сложив руки на груди. Сердце мечется как

ненормальное, и в душе разлад. Пытаюсь взять себя в руки, успокоиться,

перестать нервно дрожать. Вроде получается, но когда машина тормозит на

светофоре, обреченно прикрываю глаза, чувствуя, что это выше меня:

— Разворачивайтесь. Я передумала. Мне надо в Зеленый, — говорю решительно,

и удовлетворенно киваю самой себе. Все правильно, я должна увидеть, что там

у них происходит.

Сдаю куртку в гардероб, жетончик засовываю в задний карман, и

останавливаюсь перед большим зеркалом. Глаза блестят, на щеках нездоровый,

неровный румянец. Красавица.

Внутри все ходит ходуном, и ощущение, будто я маленький непослушный

ребенок, пытающийся тайком пробраться в комнату к родителям. Вытираю о

бедра внезапно вспотевшие ладони и, собравшись духом, захожу в зал.

Все как всегда. Музыка, толпа людей, всеобщее веселье, но меня все это не

интересует. Скольжу взглядом по толпе, высматривая Артема. Его не видно, но я

уверена, что он здесь. Сердцем чую, что колотится в груди, не давая нормально

вздохнуть.

Вряд ли они зажигают в самой гуще. Скорее где-нибудь сидят, общаются.

Иду туда, упрямо протискиваясь между разгоряченными телами. Пару раз кто-то

хватает за руку, пытается пригласить на танец, я лишь рассеяно отмахиваюсь и

продолжаю свой путь.

Наконец удается выбраться из толпы, достигнуть зоны, в которой расположены

столики. Осматриваюсь, и почти сразу вижу Зорина и его компанию.

Они устроились практически в самом углу, дальше, чем все остальные. Их

семеро. Три девушки и четверо парней. Кроме Артема я знаю только одного из

них. Антон, наш общий одногруппник. Они о чем-то увлеченно разговаривают,

смеются. На столе кальян, стаканы. Вечер в разгаре. В какой-то момент

чувствую себя полной дурой, пытаюсь сообразить за каким я сюда вообще

пожаловала, почему не поехала домой и не легла спать, как планировала. Мне

стало как-то неудобно… стыдно что ли, будто притащилась без приглашения на

праздник. И как я сейчас к ним подойду? Может сбежать, пока меня никто не

заметил, притвориться, будто ничего не было?

Поздно. Голова сомневается, а ноги несут вперед.

Зорин сидит ко мне спиной и не видит моего приближения. Я напряженно

всматриваюсь в широкую спину, пытаясь загнать внезапно проснувшуюся

робость подальше, спрятать ее от посторонних глаз. Он что-то втирает

остальным, облокотившись одной рукой на стол, а второй оживленно

жестикулируя, потом потирает шею и, запрокинув голову кверху, громко

смеется. А у меня коленки начинают дрожать, потому что оказываюсь совсем

близко к ним.

Первым меня замечает Антон. Вижу, как у него вытягивается лицо, и глаза

становятся квадратными. Не отрывая от меня взгляда, он склоняется к Артему и

произносит:

— Идея фикс!

Это он про меня? Я уже достаточно близко, чтобы расслышать каждое слово. На

лице как всегда ни одной эмоции, только уверенная улыбка.

Темка явно не понимает, что Антон имеет в виду, в недоумении разворачивается

к нему:

— Какая идея-фикс?

— Твоя.

До Зорина по-прежнему не доходит, о чем говорит Беликов. Он вопросительно

разводит руками, показывая, что не понимает о чем речь.

В ответ Антон просто показывает на меня пальцем. Вижу, как Артем замирает, а

потом медленно оборачивается через плечо. Сначала его взгляд упирается мне в

живот, потом поднимается выше. И вот мы уже смотрим глаза в глаза. Я —

снисходительно изогнув бровь, а он — в немом изумлении.

— Идея фикс? — сложив руки на груди, уточняю у него.

Зорин смущенно морщится и поднимается со своего места, попутно отвешивая

подзатыльник Антону.

Мы с ним отходим на пару шагов от столика, чтобы поговорить.

— Тин, все в порядке? — настороженно спрашивает он, вызывая очередной

всплеск раздражения. Почему он так уверен, что я к нему обращаюсь, только

если что-то не в порядке? Неужели не может быть других вариантов? Даже

обидно стало.

— Все хорошо, — сдержано киваю, ловя на себе подозрительный взгляд.

— Точно? — не унимается он.

— Да.

— Как концерт?

— Нормально, — пожимаю плечами. На самом деле, я уже и не помню, что на

этом концерте было. Просто цветное пятно где-то на задворках памяти. Мне все

еще неудобно, потому что не понимаю, рад мне Зорин или нет.

— Я думал, что у вас там продолжение намечалось.

— Намечалось, — соглашаюсь с ним.

— И?

— И я передумала. Сначала хотела вернуться домой, но потом решила приехать

к тебе, — смотрю по сторонам, делая вид, что меня интересует окружающая

обстановка, на самом деле, просто пытаюсь скрыть свою неуверенность.

Артем с минуту молчит, рассматривая меня как диковинную зверюшку, потом

усмехается и произносит:

— Ну, и хорошо, а то я уж думал идти тебя отлавливать где-нибудь.

В глазах смешинки пляшут, и я чувствую, как меня отпускает, как по венам

тепло разливается. Только сейчас признаюсь себе, что боялась наткнуться на

его недовольство, вызванное моим внезапным появлением.

— Пойдем, с ребятами познакомлю, а то они уже все шеи сломали, заглядывая в

нашу сторону, — он делает шаг в мою сторону, и замирает, устремив

досадливый взгляд мне за спину, — да, твою ж мать!

В недоумении пытаюсь обернуться, чтобы посмотреть на причины столь

внезапной смены его настроения, но Зорин не дает, крепко схватив за плечи и

чуть нагнувшись ко мне, быстро произносит, так чтобы кроме меня никто не

услыхал:

— Кристин! Ты ведь в курсе, что я не святой, и никогда им не был? И со свечкой

на дороге не стоял, ожидая твоего прихода?

— В курсе, — подозрительно хмурюсь и снова пытаюсь обернуться. Результата

ноль, держит так, что не вдохнуть.

— А ты помнишь, что идея с тайным замужеством принадлежала именно тебе, —

снова быстрый раздраженный взгляд поверх моей головы, — и что именно ты

настояла на то, чтобы никому ничего не говорить?

— И-и-и-и? — чувствую, как изнутри волна горячая поднимается. Снова пытаюсь

высвободиться. Не дает, сжимает крепко, в глаза смотрит и взгляд жесткий,

напряженный. Ни намека на шутку или дурачество. Меня пробирает до самых

костей.

— И ты знаешь, что я люблю тебя. И никого другого в моей жизни нет и быть не

может? Знаешь?

— Если ты меня сейчас не отпустишь, я тебя пну, — обещаю, опуская

выразительный взгляд на его пах.

— Ты главное помни, что я сказал, что бы сейчас не произошло.

— Да какого хр*на? — все-таки скинула с себя его руки и резко обернулась,

желая увидеть, что же такое он пытается от меня скрыть.

В тот же миг откуда-то сбоку выскакивает миниатюрная юркая девица в

длинными, черными как смоль волосами, и набрасывается на Зорина. В

буквальном смысле, заскакивает на него с руками и ногами. Мне кажется, если

бы он не был таким крепким, она бы в порыве страсти свалила его на пол. А так,

Артем лишь слегка пошатнулся, но устоял.

Эта мартышка повисла на нем, обвив шею руками и пытаясь поцеловать.

Ну! Ни! Хрена! Себе!

У меня нет слов. Стою, смотрю на них с открытым ртом и нелепо

расставленными руками. Артем как может уворачивается от жаждущих губ,

виновато улыбаясь мне, пытаясь отодрать от себя эту… эту…

В общем, у меня шок. Нет, я в курсе, что бабы на него вешаются, всегда

вешались, но чтоб вот так… с разбегу! Обалдеть!

Наконец ему удается расцепить ее руки и отодвинуть от себя:

— Оксан, прекрати! — произносит строго, внимательно следя за каждым моим

движением, ловя мою реакцию, готовый в любой момент прервать мой побег,

если такой вдруг случится.

— Тёмочка, — промурлыкала она, снова пытаясь обнять, но теперь Зорин был

наготове и не дал этого сделать, удерживая ее на расстоянии вытянутой

руки, — Я соскучилась. Ты куда пропал? С начала лета ни одного звонка, ни

письма.

Против воли молниеносно прикидываю в голове сроки. Так, женаты мы с начала

июля, а закрутилось все где-то в середине июня. Чувствую, как черные когти

непонятной злости, впившиеся в грудь, ослабляют свою хватку. Ладно, живи гад

небритый!

— Ну, все Темыч, ты попал, — слышу насмешливый голос Антона, — сейчас

госпожа Антина как всегда пошлет тебя на хрен и уйдет.

Я злая. На Артема, на эту приставучую девицу, на себя, за непонятный всплеск

эмоций. Поэтому разворачиваюсь к Беликову и с привычной надменностью

произношу:

— Госпожа Антина бы ушла не задумываясь, а вот Зорина, пожалуй, еще

постоит, посмотрит.

Они переглядываются между собой в полном недоумении, не понимая, что

означает эта фраза. Плевать на них. Разворачиваюсь к Артему, прожигая

мрачным взглядом. В ответ он исподлобья смотрит на меня, не отрываясь. Вижу,

как потемнели его глаза после моих слов. Чувства, отражающиеся в них, мне не

понять. Моя проницательность дала сбой, уступив под натиском совсем других

эмоций.

Это меня удачно занесло сюда!

Интересно, а не появись я на этом празднике жизни, Артем так же бы отбивался

от этой потаскушки или милостиво позволил бы висеть на себе?

Как ни странно, суть происходящего первая улавливает именно Оксана:

— Ты, что… женился? — выдыхает она, и в голосе проскакивают истеричные

нотки.

За столиком повисает гробовая тишина. Перевожу взгляд и вижу до крайности

изумленные лица. А еще замечаю, как у брюнетки, сидящей с краю в глазах

проскакивает неприкрытая ярость, смешанная со жгучей ревностью. Правда,

она сразу прячет свои эмоции за маской обычного удивления.

Что ещё одна фанатка??? Или мне показалось?

— Да, — тем временем прозвучал спокойный ответ Зорина, — знакомься, это

Кристина.

В тот же момент Оксана, яростно сверкнув глазами, бросилась в мою сторону, но

Артем оказался быстрее. Сделав два стремительных шага, вклинился между

нами, не дав ей до меня добраться:

— Тсссс, Ксюх, уймись! — схватив ее за плечи, чуть встряхнул.

Девушка подняла на него огромные, наполненные слез глаза:

— Ты — свинья! — скинув с себя его руки, зло толкнула в грудь, а потом

развернувшись бросилась прочь, через секунду скрывшись в толпе.

Зорин проводил ее мрачным, полным досады взглядом, устало потер виски и,

запрокинув голову, к потолку шумно выдохнул:

— Бл**, да что за день сегодня такой, — обреченно простонал, печально качая

головой. Стоял так, наверное, минуту, после чего переключил свое внимание на

меня, а я подняв брови, смотрела на него, ожидая объяснений, кого хр*на сейчас

было.

Вижу, что такие разборки ему не по душе, чувствует себя неуютно. Смотрит на

меня, неуверенно потирая переносицу, пытаясь справиться с волнением.

Пробрало его видимо не по-детски.

— Дома поговорим, — наконец прохладно произносит парень.

— Не стоит, и так все ясно, — отмахиваюсь, отводя глаза в сторону.

— А нам никто ничего не хочет объяснить? — раздается женский голос, тот

самый, что я слышала по телефону. Оборачиваюсь и вижу, что принадлежит он

именно той брюнетке, что не смогла удержать маску на лице.

Артем ещё раз вздыхает, бесцеремонно подхватывает меня за талию, и чуть ли

не силой тащит к столу:

— Знакомься, это Дима и его жена Марина, мы вместе работаем. Это Виталик с

Аней — учились вместе до того, как я в армию ушел. Этого придурка ты уже

знаешь, — он кивнул на Антона, последней в списке была брюнетка, — а это —

наш кандидат психологических наук, Света, дружим с пятого класса.

Хм, подруга говоришь? Видела я, как эта подруга по тебе взглядом полоснула

три минуты назад! Так на просто друзей не смотрят! Естественно молчу, оставив

свои догадки при себе.

— А это, Кристина, моя жена, — продолжает Артем, и по голосу слышу, что

злится, — предвосхищая все ваши дебильные комментарии поясняю. Нет, это не

шутка. И да, мы женаты. Ее кольцо вот, — нагло поднимает мою руку, чтобы

продемонстрировать всем полоску металла, окольцовывающую мой безымянный

палец, — мое, вот!

Откуда-то из кармана достает кольцо сердито надевает на палец, водит из

стороны в сторону, показывая присутствующим:

— Еще вопросы есть?

Все сидят, изумленно хлопая глазами, в оцепенении рассматривая нашу

сумасшедшую парочку. Наконец раздается недовольный голос Дмитрия:

— Ты зажал свадьбу!

— Хр*н с ней со свадьбой, — встревает Антон, — он мальчишник зажал!

И тут за столом поднимается галдеж. Кто-то причитает, кто-то поздравляет,

кто-то возмущается.

Артем молча наблюдает за этим базаром, потом склоняется и тихо предлагает:

— Кристин, если хочешь, можем уйти отсюда прямо сейчас.

По вибрирующему напряженному голосу понимаю, что переживает, что

появление бывшей и ее бесцеремонное поведение в моем присутствии, выбили

его из колеи и он не знает какой реакции ждать от меня.

У меня самой сердце бьется так, что, кажется, будто ещё пара ударов и грудная

клетка рассыплется в прах. Меня крутит и чуть ли не выворачивает наизнанку, а

стоит прикрыть глаза, возникает картина, как Оксана на нем висит. Гоню ее

прочь, пытаюсь переключиться:

— Пожалуй, я хочу остаться. Еще ненадолго, — произношу отстраненно

улыбаясь, всеми силами пытаясь сдержать охватившее волнение, раскаленной

лавой текущее по венам.

Темка, поджав губы, смотрит на меня, и я понимаю, что он хочет уйти, и все

обсудить в спокойной обстановке, без посторонних глаз. Я тоже хочу уйти, но не

могу, пока не проясню один важный момент.

Присаживаемся за столик. Артем на свое место, а я рядом. Его рука по-хозяйски

лежит на моем колене, и я чувствую, насколько она напряжена. Разговор

получается скованным. Все присматриваются ко мне, принюхиваются, пытаются

понять, что я за птица. Все еще находятся в состоянии шока, отголоски которого

нет-нет, да и проскакивают в изумленных взглядах.

Дольше всех не унимался Антон, который никак не мог поверить в наше

замужество. Он, наверно, раз сто спросил, а не прикалываемся ли мы, и

заткнулся только после того, как Зорин его откровенно послал. Артем умеет

быть грубым, сегодня я в этом убедилась.

Спустя некоторое время Светлана поднялась на ноги и, извинившись,

направилась в дамскую комнату. Я проводила ее мрачным взглядом, а потом

отправилась следом.

Глядя на себя в зеркало, жду, когда она выйдет из кабинки. Наконец дверца

распахивается, и Света выходит наружу. Увидев меня, замирает. Наши взгляды

пересекаются в зеркале, и ни одна не отворачивается.

Наконец она берет себя в руки и подходит ближе, начинает мыть руки в

соседней раковине, время от времени косясь в мою сторону. Я поправляю

макияж, волосы, чувствуя на себе ее взгляд.

— Значит, Артем все-таки женился, — произносит она с добродушной открытой

улыбкой, а меня словно током пронзает. От нее несет фальшью за километр.

— Женился, — сдержано киваю.

— Он про тебя много говорил, но никто не думал, что все вот так закончится.

— Не думал, — снова соглашаюсь.

Интересно, она так и будет из себя мать Терезу строить? Не, так дело не пойдет.

— Я так рада за вас, — произносит она, старательно улыбаясь, но чуть

подрагивающие уголки губ выдают ее состояние.

— П***шь, — грубо произношу, глядя ей прямо в глаза.

Света удивленно охает, и смотрит на меня как овечка на мясника.

— Ну, давай, расскажи, как давно ты сохнешь по моему мужу.

— Кристин, что ты такое говоришь? — она прижимает ладони к щекам и

начинает метаться по туалету, сбивчиво тараторя, — мы с ним друзья… Уже

столько лет… Я к нему как к брату отношусь.

Хлопаю в ладони и восхищенно произношу:

— Боже мой, какая речь! Какой накал страстей, я почти прониклась и даже

немного всплакнула, — театрально промакиваю средним пальцем уголки глаз.

Светлана замирает, тяжело дыша, смотрит на меня. И я вижу, как с ее лица

сползает маска кроткой, доброжелательной барышни, являя миру разъяренную

стерву.

— Тебя вообще не касается, что у меня к Зорину!

Задумываюсь на мгновение, а потом киваю:

— В принципе да. Меня это не касается. Мне вообще по х*ру на тебя, и твои

жалкие потуги, подруга. Впрочем… не только мне.

Она моментально вспыхивает, столько намекнуть, что Артем равнодушен к ней.

Снова открывает воду и начинает мыть руки, будто не делала этого две минуты

назад. Вижу, что пытается успокоиться, взять себя в руки. И у нее это выходит.

Ну, ничего, сейчас мигом исправим.

— Можешь выпендриваться, сколько захочешь. Все равно долго не

продержитесь, — снисходительно произносит она.

— Правда? Интересно, почему? — одну руку ставлю на пояс, а второй упираюсь в

стену.

— Даже дураку понятно, что сейчас Артем просто дорвался, и не замечает

ничего. Ты у него, как заветная галочка, недаром идеей фикс называл. Скоро

пелена спадет, и он сможет трезво оценить ситуацию.

— Поясни-ка.

— Что тут пояснять? Где ты, и где он, — хмыкает эта с*чка, разглядывая свое

отражение. — Не доросла ты до него, деточка.

— А ты, насколько я понимаю, доросла?

Вместо ответа лишь изгибает в пренебрежительной улыбке пухлые губы.

— Хм, — потираю подбородок, — может быть. Пойду-ка узнаю его мнение на

этот счет. Как ты думаешь, ему понравится, что так называемая подруга

детства, на самом деле течет при одном взгляде на него, и мечтает, чтобы он

обратил на нее свое внимание?

— С*ка! — яростно разворачивается ко мне.

— Ты даже не догадываешься какая, — я не вру, не приукрашиваю. Во мне

действительно просыпается она, с*ка, готовая раздавить все хорошее в поле

зрения, вытаскивающая на поверхность все слабости и недостатки окружающих.

— Рано или поздно у Зорина откроются глаза, и он поймет какая ты на самом

деле! И угадай, кто будет рядом в этот момент?

— Чего тут гадать. Если такое случится, рядом будет неудачница, которую он и

за женщину не считает. Которая все время была под боком и обреченно

наблюдала за тем, как он меняет бабу за бабой, слушала рассказы о том, как и

кого он трахает, прикрываясь жалкой улыбкой. — От этих слов Светлана

дернулась и побледнела, не сумев удержать на лице маску, — Эта овца

подставит ему плечо, утрет платком скупые мужские слезы, а потом будет

бережно хранить эту тряпку, нежно поглаживая ее ладошками в моменты

печали, вдыхая аромат и тайно занимаясь самоудовлетворением. Потому что ни

при каком раскладе большее ей не грозит. А он пойдет дальше, даже не

оглядываясь. Как тебе такой сценарий?

Бью словами, наотмашь. Ломаю наглую девицу, которую сегодня увидела

первый раз в жизни, нанося удар за ударом по слабому месту, тем самым

стараясь унять пожар бушующий в крови. Сегодня я оказалась в странной

ситуации, непростой, изнутри раздирают непонятные противоречия, не

понимаю, что со мной творится, и от этого просто задыхаюсь. Мне срочно нужно

сделать кому-нибудь еще хуже. Раздавить, размазать, выплеснуть весь

гремучий коктейль, кипящий внутри. Поэтому безжалостно продолжаю:

— Если хотелось его заполучить, то надо было раньше прекращать игру в

дружбу, пока еще не превратилась в его глазах в бесполое существо, пригодное

только для дружеских разговоров. А сейчас все, помаши ручкой, сядь в уголке и

не комплексуй. Поезд ушел. Такова жизнь, деточка. Кто-то создан, для того

чтобы его любили, а кто-то просто так, для фона.

— С*ка, — еще раз повторяет она, сдавленным шепотом.

Склонившись к ней, скольжу взглядом по бледному лицу, подрагивающим губам,

и участливо произношу:

— Знаю. И тебе советую. Может, хоть кому-то будешь нужна… Еще раз увижу,

как ты пускаешь на него слюни, разговор будет другой. Я ему выдам все твои

тайные помыслы, да еще и от себя добавлю. Поржем над тобой вместе с ним.

Обещаю.

Она отшатывается от меня, прижимая ладонь к губам, и в глазах плещется

ненависть, смешанная с отчаянием и болью, готовыми пролиться слезами. Я

выбила ее из зоны комфорта, макнула носом в д*рьмо и подержала там,

заставляя давиться им, захлебываться, теперь тысячу раз подумает, прежде чем

рот разевать.

— И кстати, хр*новый из тебя психолог. Шла бы лучше в магазин, трусами

торговать, может, больше толку бы вышло, — последний раз прохожусь по ней

пренебрежительным взглядом, и, развернувшись, иду прочь.

Вот теперь можно покидать это заведение. Я узнала все, что хотела.

Домой едем молча. Артем сидит, откинувшись на спинку и прикрыв глаза, а я

стеклянным взглядом уставилась в окно, при этом ничего не вижу, не понимаю.

Такое чувство, будто меня разобрали, все перетряхнули и небрежно засыпали

обратно. В животе гудит, словно шаровую молнию проглотила, по венам течет

яд. Меня душат странные ощущения, и мне никак не удается от них избавиться.

Чувствую присутствие Зорина в машине каждым миллиметром кожи, каждой

клеточкой. Нервы как оголенные провода, хочется скандалить, устроить ему

разнос. А под этой бушующей лавой теплится странное желание, чтобы он меня

успокоил. Сказал что-нибудь, что потушит пожар, выжигающий изнутри.

На какой-то миг чувствую себя уязвимой, беззащитной. Мне не нравится это

чувство. Силой воли отгоняю его, схлопывая защитную броню, трясу головой,

отгоняю наваждение.

Дома раздеваемся, разуваемся и я сразу направляюсь в спальню. Сегодня

выдался эмоционально сложный день, хотелось поскорее забраться в кровать,

прикрыть глаза и забыться.

Уйти не удается.

Зорин перехватывает меня на полпути. Берет за руку и молча ведет в большую

комнату. Я покорно бреду следом. На меня внезапно нападает такая слабость,

что не могу даже пошевелиться. Он садится на диван, притягивает меня к себе,

и усаживает сверху. Я не сопротивляюсь. Сажусь ему на колени, утыкаюсь носом

в шею и прикрываю глаза, чувствуя, как сердечко бьется где-то в горле. Он

обнимает, крепко прижимая к себе, уткнувшись носом в растрепанные волосы. Я

не знаю, сколько времени мы так сидим, прежде чем он произносит:

— Тин, прости.

— За что? — шепчу чуть слышно.

— За сцену в клубе. Я не ожидал, что там появится Оксана. Да и вообще не

думал, что она может вот так… — он вздохнул, тщательно подбирая слова, — мы

с ней раньше… ну… это…

— Встречались?

— Да какое там. Просто… пфф…

— Тр*хались? — услужливо подсказала нужное слово, чувствуя, как внутри

опять поднимается жгучая волна.

— Черт, Кристин! — раздраженно рявкает на меня, а потом обреченно машет

рукой, — в любом случае все в прошлом. Мне жаль, что ты стала свидетелем ее

появления.

Сижу, молчу, чуть дышу, чувствуя холодные липкие щупальца шевелящиеся в

груди.

— Тин, — напряженно зовет он, — только, пожалуйста, не накручивай себя, и не

выдумывай х*рню, которой нет.

— Даже не думала, — бессовестно вру, и от этого становится еще противнее.

Надо просто пожать плечами и забыть, но не получается. Внезапно осознаю, что

таких Оксан у него немереное количество, и что я могу еще не однократно стать

свидетелем таких сцен. Что-то мне подсказывает, что моих нервов на такой

марафон не хватит.

— Врешь, — констатирует очевидный факт.

— Вру.

Он лишь крепче прижимает к себе и шепчет на ухо:

— Тин, не важно, что было раньше. Сейчас есть только мы, и больше никого. А

прошлое… оно есть у каждого, и от него не избавиться.

— Я знаю.

Он отстраняет меня от своей груди, вынуждая сесть ровно. Обхватывает

ладонями лицо, и нежно поглаживая кожу большими пальцами, смотрит в глаза:

— Кристин, только ты и больше никого. Ты мне веришь? — взгляд собранный,

тяжелый. Он ждет моего ответа. Я накрываю его руку своей ладонью и, прикрыв

глаза, произношу:

— Верю.

И в этих словах нет ни капли лжи. Я действительно ему верю.

Снова прижимаюсь к нему, зарывшись руками в густые короткие волосы, и мы

просто сидим, обнявшись, слушая дыхание.

— Как концерт? — наконец интересуется он.

— Неплохо. До конца, правда, не досмотрели.

— Почему? — поглаживает спину, и я готова мурлыкать, как сытая кошка.

— Все окоченели, — произношу, не скрывая усмешки, — кроме меня.

Чувствую, что он улыбается, от этого становится тепло и уютно.

— Но нервы ты мне с этой шапкой знатно помотал. Я даже не подозревала, что

из-за такой ерунды ты можешь настолько разозлиться.

— Я злился не из-за этого, — тихо произносит Артем, — знаю, что ты как кошка,

которая гуляет сама по себе, что у нас договор. Но меня просто ломает из-за

этих раздельных походов. Сегодня не сдержался. Чуть крышу не снесло оттого,

что опять уходишь одна. Меня это бесит настолько, что словами не передать. Я

не против посиделок с подругами, но у нас как-то все не правильно. Словно мы

не пара, а… не знаю что. Ладно, сегодня хоть насчет свадьбы сказали, и то

плюс. Я вообще не понимаю, зачем нужны эти игры в партизанов…

Замолкает, а я с трудом сглатываю ком, стоящий в горле, а потом осипшим от

волнения голосом произношу:

— Тём, в следующую пятницу я иду на выставку, — тотчас руки на моей талии

напряглись:

— Кристин, ты опять…

— Пойдешь со мной? — перебиваю его недовольную фразу.

Артем замирает, потом усмехается и отвечает:

— В следующую пятницу у нас проверка на работе, не думаю, что удастся

освободиться пораньше.

— Не важно. Как закончишь, приезжай. Я буду рада.

— Хорошо, — он чуть сжимает меня в объятиях, и предлагает, — пойдем спать?

— Давай еще посидим, — мне так хорошо, что не могу даже пошевелиться. Так и

сижу, прижавшись щекой к крепкому плечу, пока не засыпаю у него на руках.

Глава 7

Я подхватила бокал с шампанским и с удовольствием отхлебнула глоточек.

Вкусно. Настроение было на высоте, хотелось танцевать. Думаю, получится

после окончания этого тухлого мероприятия затащить всю компанию в какой-

нибудь бар.

С дальнего конца зала мне подмигнул Максим. В ответ лишь снисходительно,

чуть загадочно улыбаюсь. Мне смешно видеть, как моментально темнеет его

взгляд. Наивный, неужели не видишь, что я играю, что мне все равно? Не могу

удержаться, чтобы не поддеть его. Чуть прикусываю губу, глядя поверх бокала с

шампанским, и Градов тот час подбирается, по-своему истолковав этот

безобидный жест. Это льстит моему самолюбию, но к несказанному удивлению

внутри что-то нехорошо шевелится. Что это? Прислушалась к себе, пытаясь

разобраться в эмоциях. Непонятный червячок сидел где-то глубоко и покусывал,

несильно, но планомерно.

Может, забыла выключить телевизор дома? Дверь не закрыла? Нет, все не то.

Перед мысленным взором появился образ мужчины с зелеными глазами,

который смотрел на меня грустно, но в то же время с любовью. Чувствую, как в

области желудка сжимается холодный ком.

Играю на нервах у Макса, проверяя его выдержку, а у самой муж есть?

Болезненный укол куда-то под ребра.

Я не поняла, это совесть моя, что ли, проснулась?

От неожиданности даже поперхнулась до такой степени, что слезы из глаз

брызнули. Обмахиваясь ладошкой, поставила бокал на стол и поспешила в

дамскую комнату, опасаясь, что тушь потечет.

Стоя у зеркала пытаюсь успокоиться, перевести дыхание. Чего, собственно

говоря, я так отреагировала. Это была просто улыбка и не более того. Что там

подумал Градов — его проблемы, и они меня не касаются.

Походкой от бедра вернулась в светлый зал, осмотрелась в поисках официанта,

и заметила, что атмосфера в помещении как-то неуловимо изменилась.

Скользнув взглядом по присутствующим, обнаружила нового персонажа.

Высокий, темно-русый мужчина в строгом темно-синем костюме, облегающем

широкоплечую фигуру.

Поня-я-ятно, чего все барышни в зале подобрались.

Рядом с таинственным субъектом уже вовсю крутилась Карина. Строила глазки,

кокетливо улыбалась, игривым жестом заправляя прядь шелковистых волос за

ухо. И поза такая вся томная, попа назад, титьки вперед, ручка с маникюром

ненавязчиво поглаживает кулон на груди.

Мне даже стало интересно, что это за кадр, на которого моя подруга запала,

поэтому, все-таки отобрав у официанта последний бокал шампанского, бодро

направилась к ним.

Тут я обратила внимание, что кроме Карины там крутились остальные, рыбки

поменьше. Все как она такие румяные, с горящими глазками, игривыми

полуулыбочками.

Надо же один мужик, а столько внимания к себе привлек! Талант!

Даже интересно стало.

С фирменной улыбкой на губах продвигалась в их направлении, лениво скользя

взглядом по его фигуре. Хороший разворот плеч, узкая талия, высокий. Если ещё

на лицо ничего, то за такой образец можно и побороться.

Снова укол под ребра.

Да, блин, шучу, я шучу! Просто посмотрю и все! Что в этом такого???

Подходила все ближе и ближе, с удивлением чувствуя внутреннюю дрожь.

Опять ощущение неправильности, будто делаю что-то плохое. Что за глупости?

Еще несколько шагов и я практически поравнялась с ними. Карина заметила

меня первой и предупреждающе стрельнула карими глазами из-под густо

накрашенных ресниц. Типа, не влезай, а то убью! Я лишь ухмыльнулась и

показала ей язык. Сейчас, дорогая моя, размечталась. Вы тут все хвостами

крутите, а я как дура в стороне стоять буду?! Как бы не так!

Мужчина тем временем понял, что собеседница отвлекается на кого-то за его

спиной, и обернулся.

По голове словно огрели пыльным мешком. Серьезно? Я почувствовала, как все

внутри перевернулось.

— Артем? — не знаю, каким чудом удалось удержать на лице невозмутимое

выражение, и не уставиться на него с открытым ртом, — не думала, что

придешь.

Серьезно, не думала. Позвала его неделю назад, но он был настолько занят

работой и предстоящей проверкой, что ни разу даже не заикнулся про выставку.

Думала, что забыл или забил, или и то, и другое.

Он улыбнулся и сделал шаг ко мне:

— Удалось освободиться пораньше.

Смотрю и глазам своим не верю, что это он. Охр*неть! Я его реально не узнала в

таком виде! Сколько мы с ним вместе, а ни разу не видела его в костюме. Мы

даже расписывались в «свободной форме». Неизменный небрежный спортивный

стиль, джинсы, футболки, а тут на тебе. Совсем другой человек. На его фигуре

костюм сидел просто идеально. Взгляд задержался на верхней небрежно

расстегнутой пуговице сорочки, открывающей взгляду загорелую кожу, и у меня

нет сил сдвинуться с места. С трудом сглотнув, пытаюсь скинуть оцепенение,

очнуться, прийти в себя.

— Вы знакомы? — раздался сладкий, но вместе с тем недовольный голос

подруги. Я кинула в ее сторону предупреждающий взгляд, но Карину это не

остановило. Она смотрела на меня, подняв одну четко подведенную бровь, и

ждала ответа. И в темных глазах вызов открытый светится. Наверное, именно

это меня и вывело из себя окончательно, потому что, нагло усмехнувшись, взяла

ничего не понимающего Зорина под руку и сказала:

— Бери выше, детка. Мы не просто знакомы, мы — женаты!

Каринкино лицо вытянулось до неузнаваемости, она переводила изумленный

взгляд с меня на Артема и обратно, не думая о том, что со стороны это

выглядит, по крайней мере, некрасиво.

— Мы оставим тебя, — мило хлопая глазами, промурлыкала я и потащила парня

в другой конец зала. Он, ничего не сказав, без сопротивлений последовал за

мной.

Внутри все клокотало, и было такое чувство, что ещё чуть-чуть и у меня изо всех

щелей пламя повалит. Я злилась. Нет, не так! Я была в бешенстве, от которого

перед глазами словно красная пелена клубилась и внутренности раздирало

непреодолимое желание устроить громкий некрасивый скандал.

Вытолкала его в подсобное помещение.

— Сюда нельзя, — он кивнул на табличку.

— Плевать! — рявкнула, захлопывая за собой дверь.

Мы оказались друг напротив друга. Он молча ждал, исподлобья рассматривая

меня, а я металась по крохотной комнатушке, пытаясь успокоиться.

— Ты злишься? — мрачно спросил муж.

Я кивнула, даже не посмотрев в его сторону.

— Из-за того, что я пришел?

Вот тут я остановилась, сжав кулаки и зло глядя на него. Хотела, было сказать,

что «да, из-за этого» и не смогла.

Ведь я не на него злилась, а на себя. Из-за какой-то странной реакции на его

появление, из-за непонятного желания вернуться в зал и возить Карину мордой

по полу. Из-за того, что.… В общем, не знаю из-за чего еще, но точно не из-за его

появления.

Это как в Зеленом, такой же кровожадный порыв еле сдержала, обнаружив, что

у Артема есть «подруга детства», а потом безжалостно размазала ее, опустив

ниже плинтуса, раздавив как надоедливую муху. Сейчас — то же самое.

О, Боже! Я что ревную? Зорина?

Глупости, не могу я ревновать! Чтобы ревновать, надо любить. А я не люблю его,

мне вообще фиолетово! Вот!

Что тогда? Сработал инстинкт собственника? Кто-то посторонний позарился на

принадлежащее мне добро? Вот это уже больше похоже на правду. Да, точно!

Все именно так! Никакой глупой ревности! Не было тогда, нет и сейчас! Просто

злость. Неудержимая, неконтролируемая, окутывающая сознание темной

дымкой, заставляющая сердце судорожно сокращаться.

Если честно, сегодня я испытала самый натуральный культурный шок, впервые

увидев его в таком виде. Он действительно выглядел так, что я могла понять

всех этих дур в зале. Он был… просто… охр*нительным! И, если честно, меня это

бесило больше всего. Не секрет, что Зорин пользовался популярностью у

противоположного пола, но я всегда с легкостью и иронией относилась к этому,

а в последнее время мир словно с ног на голову перевернулся. Будто чья-то

невидимая рука раз за разом разворачивает меня, и тыкает носом в этот факт.

Сегодня впервые поняла, каким он может быть, если захочет. Каким он станет,

через несколько лет, заматерев и успокоившись. Новый спокойный холеный

образ стал для меня настоящим сюрпризом, натолкнув на мысль, что я его очень

плохо знаю. Стало обидно, что я увидела такого Артема не раньше, прожив с

ним под одной крышей столько времени, а только сейчас вместе с Кариной, и

всеми остальными.

В памяти всплывает, как Абаева активно строила глазки моему мужу, и у меня

аж искры из глаз сыпятся. Это же надо, овца крашеная!

Тот факт, что она не знала, кто перед ней, моего гнева не сглаживал. Плевать,

что мы с ним расписались тайком! Плевать, что я никуда с ним не выходила и не

показывала ни одной подруге. Плевать на все. Это мое! И никто не смеет

приближаться к моему!

Я металась по заваленной всяким барахлом подсобке, а Тёмка чуть склонив

голову, наблюдал за мной, засунув руки в карманы.

— Тин, может, успокоишься? — наконец устало проговорил он, — знал бы, что ты

так заведешься, не стал бы приходить. Я думал, что раз сама позвала…

— Позвала, — как попугай повторила за ним, на мгновение замедляя свой бег по

кругу.

— Тогда я не понимаю, почему ты злишься.

— Я тоже, — честно призналась, раздраженно мотнув головой, — бред какой-то.

Парень внимательно всматривался в мое лицо, и я понятия не имела, что он там

хотел найти. Меня все раздражало, все бесило. Выставка эта бездарная, Карина

со своими силиконовыми сиськами и губами, муж этот, будь он не ладен. Еще

полчаса назад я строила радужные планы, как продолжить веселье, а теперь

все они пошли псу под хвост. Настроение упало ниже плинтуса.

Сама не заметила, как опять начала расхаживать из стороны в сторону, пытаясь

успокоить раздражение, кипящее внутри. Сколько это продолжалось бы еще, не

знаю, но во время очередного крутого разворота я с размаху впечаталась в

широкую грудь Артема, незаметно подошедшего сзади.

Едва удержавшись на ногах, вскинула на него недовольный взгляд и замерла,

не в силах оторваться от пронзительных зеленых глаз.

— Ты чего… — начала было сердито, но он не дал продолжить. Порывисто

притянул к себе и поцеловал в губы. Я сначала растерялась, а потом ответила,

зло, агрессивно, словно не целовала, а пыталась съесть его.

Не знаю чем объяснить то, что происходило дальше. В один прекрасный миг

просто поцелуй превратился во что-то другое, горячее запретное. Его дыхание

стало тяжелым, рваным, а у меня в голове шумело от нахлынувшего

вожделения. Зарывшись руками в его волосы, прильнула всем телом к нему,

чувствуя бедром его возбуждение.

Артем, не особо церемонясь, обхватил меня за ягодицы, прижимая ещё крепче,

не давая отстранится. Сделал шаг ко мне, заставляя отступать, пятится назад,

вцепившись в широкие плечи, до тех пор, пока спиной не наткнулась на старый,

скособоченный стол, заваленный коробками, бумагами и прочим мусором.

Рывком сдвинув все в строну, он легко приподнял меня, усадил на столешницу,

по-прежнему не отрываясь от моих губ. Грубо ласкал рот языком, с каждой

секундой делая поцелуй глубже, настойчивее.

Словно электрический разряд по коже, когда почувствовала его руки на бедрах,

нетерпеливо задирающие кверху подол, прикасающиеся к коже.

«Сумасшествие», — скользнула легкая мысль в голове, когда платье оказалось

задранным до самой поясницы. С каким-то удивлением поняла, что он не играет,

не шутит и не хочет отступать.

С трудом остановила его, уперевшись руками в грудь:

— Тём, что ты творишь? — выдавила сиплым дрожащим голосом, каждый вдох,

словно раскаленный яд, врывается в легкие, — в любой момент могут зайти!

— Плевать, — прохрипел в ответ, и от этого голоса, этой интонации все внутри

свернулось в тугой узел. Между ног стало горячо и влажно.

Не обращая внимания на мое нелепое сопротивление, он схватил меня за

затылок, притягивая к себе и снова впиваясь в губы. Снова пытаюсь оттолкнуть,

несмотря на клубок желания внутри. Он отстраняется на долю секунды, и

серьезно глядя в глаза, чуть качая головой, говорит одно слово:

— Нет, — отключая здравый смысл, логику, инстинкт самосохранения и прочие

несущественные глупости.

Словно зачарованная подаюсь навстречу, тону в бездонной зелени глаз, теряя

последние силы к сопротивлению. Теплые ладони скользят по коже, поднимаясь

по внутренней поверхности бедер. Не верю, что это происходит на самом деле.

Какими-то остатками разума, не затуманенными бешеным желанием, понимаю,

если попадемся, то скандал обеспечен такой, что и представить страшно. Отец

за такую выходку от меня… от нас обоих и места сырого не оставит.

Надо останавливать это безумие. Снова пытаюсь отстраниться, но в этот момент

чувствую, как его рука накрывает горячую промежность, легко поглаживая

через кружево белья. Тело само выгибается навстречу, а с губ срывается стон,

который он тут же ловит своими губами. Чувствую, как легко отодвинув в

сторону тонкую полоску ткани, раздвигая влажные складочки, в меня

проникают его пальцы. Из легких выбивает весь воздух, и я теряю разум, когда

начинает совершать медленные движения внутри меня, поглаживая, слегка

надавливая. Запрокинув голову назад, цепляюсь за его плечи, забывая о том,

что миг назад жаждала остановить его.

— Какая ты горячая, — хриплый шепот у самого уха, от которого мурашки по

коже, — с ума сойти.

Я уже схожу, начиная двигаться ему навстречу, насаживаться на его пальцы.

Зорин не пытается меня сдерживать, наоборот затрагивает внутри какие-то

точки, от чего все тело ломит от сладкого предвкушения.

Краем сознания понимаю, что он отстранился, слышу, как брякает пряжка

расстегнутого ремня, звук молнии, шорох одежды. Я нетерпеливо выгибаюсь,

мечтая почувствовать его в себе, полностью.

Мне уже плевать на все: на то, что кто-то может войти, на возможный скандал,

на все. Кроме Артема никого не существует во всей Вселенной. Он рывком

притягивает к себе, устраивается между моих ног, и несколько раз проводит

головкой члена по разгоряченной изнывающей плоти. Не могу сдержать тихий

стон. Хватит меня мучить! Подаюсь вперед, но он отодвигается, дразнит,

заставляя ещё больше терять голову.

— Тём, — хныкаю жалобно, не в силах справиться с дыханием.

— Что? — в голосе бархатная усмешка. Смотрю на него, и в зеленых глазах

дьяволята пляшут, — ты чего-то хотела?

— Черт, Зорин! Хватит издеваться! — пытаюсь придвинуться ближе, но

бесполезно, он легко удерживает, фиксирует на месте, перехватывая руку, не

дав к себе прикоснуться.

— Чего ты хочешь? — спрашивает, любуясь моей раскрасневшейся

физиономией, — скажи.

— Тебя. Я хочу тебя, — сердце заходится в неудержимом ритме, когда он

мучительно медленно начинает входить в меня. Мне хочется быстрее, глубже,

но я даже не могу пошевелиться в его руках, настолько крепко он меня держит.

И когда он, наконец, входит на всю длину, я уже не могу сдержаться дрожь и

всхлипы.

— Этого ты хотела?

— Да, — шепчу сквозь слезы. Артем обхватил мое лицо ладонями и снова

поцеловал, начиная двигаться внутри. Медленно, погружаясь до самого конца,

останавливаясь, заставляя дрожать от нетерпения. Неторопливые глубокие

толчки становятся сладкой пыткой.

Зорин неотрывно наблюдает за моим лицом, любуется, впитывая каждый жест,

каждое дыхание. Пытается сдерживаться, но уже через несколько минут его

выдержка испаряется, и он начинает быстро и резко входить на всю длину, до

упора, наполняя и растягивая. Как не пыталась сдержаться, но стоны рвались

наружу.

— Тинка, тише! — цыкнул он, как безумный вколачиваясь в мое тело. Я что-то

промычала в ответ, пытаясь подстроиться под его ритм, чувствуя, что еще

немного и окончательно потеряю над собой контроль. Каждое прикосновение,

каждое его движение — взрыв удовольствия. Сходила с ума от близости, от его

запаха, от тяжелого прерывистого дыхания.

Артем попытался зажать мне рот рукой, но я его укусила, сильно, испытывая

при этом звериный восторг, тогда он снова впился поцелуем в губы, ловя

каждый стон. Его толчки становились все сильнее, глубже, до болезненного

укола где-то внутри, окончательно сводя меня с ума.

Почувствовала, как немеют пальцы ног, как по венам бежит раскаленная лава,

поднимая все выше и выше. Еще несколько безудержных движений и меня

накрывает сумасшедший оргазм, сладкой судорогой заставляя изгибаться и

скулить.

— Блин, Кристина! Замолчи, нас точно услышат! — рычит он мне на ухо, не

останавливаясь ни на секунду. Мне уже все равно, я словно в вакууме, ничего не

вижу и не слышу кроме его дыхания и грохочущего рокота сердца в груди.

Тёмка делает еще несколько резких, глубоких движений, с тихим рычанием

утыкается мне в волосы, и я чувствую, как по его телу проходит волна дрожи.

Мы замерли в такой позе, тяжело дыша и не делая попыток отодвинуться друг

от друга. Лоб ко лбу, глаза в глаза, смотрели друг на друга и не могли

оторваться. Не знаю, о чем думал он, лично у меня в голове было пусто. Я просто

дрейфовала в блаженном состоянии, мечтая свернуться в клубочек и заснуть.

Наконец он легонько коснулся губами моего лба, выскользнул из меня и начал

поправлять одежду. Я слезла со стола, едва удержавшись на дрожащих ногах, и

непослушными руками начала приводить себя в порядок.

Подумать только, я занималась сексом в неположенном месте и не с кем-нибудь, а с Зориным. Без розовых соплей и прочей ерунды, он просто жестко разложил

меня на пыльном столе в захламленной подсобке, и мне это, черт побери,

понравилось. Да что там понравилось, я в блаженной коме. Безумие, форменное,

непередаваемое. Из-за чего так получилось, не знаю. Может, сказалась злость,

кипящая внутри, или всплеск адреналина, или какое-то странное, не

поддающееся определению, сосущее чувство в груди, или еще хр*н знает что,

но результат оказался настолько непредсказуемым, что я до сих пор находилась

в состоянии шока.

— Как я выгляжу? — спросила хриплым голосом, пытаясь пригладить

непослушные растрепанные волосы.

Зорин окинул меня насмешливым оценивающим взглядом:

— Как человек, который только что занимался сексом.

Я сердито фыркнула, пытаясь скрыть улыбку. Парень уже стоял в полной боевой

готовности. Одежда расправлена, на лице ленивое спокойное выражение, даже

волосы лежат непринужденно, ничем не выдавая то, чем он тут занимался.

Я приложила руку к горящим щекам, пытаясь успокоиться. Блин, да у меня губы

сейчас, наверное, малиновые, припухшие, так что любой идиот обо всем

догадается.

Артем протянул мне руку:

— Ты прекрасно выглядишь, не переживай. Даже если кто-то что-то и подумает

— какая разница? Ты же здесь со мной.

У него всегда все просто. Если что-то делает, то не жалеет, не сомневается.

— Спасибо, — почему-то засмущавшись, ответила я, вкладывая свою ладонь в

его, и мы направились к выходу.

В коридоре никого не было, поэтому удается покинуть незамеченными. Я

чувствовала, что состояние блаженной комы начало отступать, что потихоньку

прихожу в себя.

Зорин так и вел меня за руку, а я послушно следовала за ним, отстав на полшага

и задумчиво скользя взглядом по широкой спине, по-прежнему не оставляя

попыток понять, что это сейчас с нами было. Ладно, он, никогда не скрывал свои

чувства ко мне, а я-то с чего разошлась? Почему трясло от его прикосновений,

почему жадно ловила каждый жест, каждый взгляд. Я опять начинала злиться и

в этот раз исключительно на саму себя, на свои глупые мысли, пытаясь злостью

прикрыть смущение и странное ощущение, будто вляпалась по самые уши. Во

что? Понятия не имею, и от этого еще страшнее. Мне надо перевести дух.

Остановившись, высвободила свою руку из его захвата.

— Ты чего? — спросил Артем, разворачиваясь ко мне вполоборота.

— Мне надо в дамскую комнату, — пробубнила, пряча взгляд. Да что со мной

такое, почему не могу посмотреть на него. Что это за смущение идиотское??

Он улыбнулся и отпустил, и я поспешила действительно уединиться в дамском

туалете. Ворвавшись внутрь, прислонилась спиной к двери, пытаясь справиться

с внутренними противоречиями. Ни хр*на не выходило. Сердце бьется как

бешенное, кровь раскаленной лавой пульсирует по венам.

Пошатываясь, подошла к раковине, открыла холодную воду и стала умываться,

понимая, что тушь такого точно не выдержит. Но сейчас меня это не волновало,

мысли, раз за разом возвращались к тому, что сейчас между нами было, вернее к

тому, что ощущала в это время. Это был не просто секс, что-то другое, более

откровенное, интимное, чувственное…

Все Антина угомонись, хватит нелепых фантазий и рассуждений! Тьфу, Зорина,

я теперь Зорина! ЗО-РИ-НА! Пора бы уж запомнить. Ну, перепихнулась с

собственным мужем на груде барахла, что тут такого? Подумаешь, с кем не

бывает? И не надо искать никакого скрытого смысла, никакого подтекста. Все

просто, пошло и откровенно.

Злость не отступала, не удержавшись швырнула на пол все, что стояла на

раковинах, к сожалению не почувствовав никакого удовлетворения.

Рывками, чуть не сломав молнию, раскрыла сумочку, достала «походную» тушь и

принялась поправлять макияж, уговаривая себя успокоиться и выкинуть все эти

глупости из головы. Самое отвратительное в этой ситуации было то, что я

толком не понимала, из-за чего все-таки злюсь.

Порывисто распахнула дверь, намереваясь покинуть уборную, и замерла на

пороге. Прислонившись к стене, и сложив руки на груди, у выхода поджидал

Максим. Увидев меня, он сделал шаг вперед, обхватил ладонями лицо и

поцеловал.

А я стояла с раскрытыми от удивления глазами и даже не пыталась ответить,

или наоборот оттолкнуть его. Просто стояла как дерево. Дуб, сосна, баобаб —

кому как больше нравится.

Он, почувствовал, что отклика нет, отстранился и заглянул в глаза:

— Крис, ты чего?

— Я чего? — прошипела, еле сдерживаясь, — это ты чего творишь? Забыл, что я

сегодня здесь не одна?

Скинула с себя его руки и отошла на шаг в сторону.

— Ах да, ты же сегодня с муженьком ненаглядным пришла, — криво усмехнулся

парень, — по твоим рассказам, я представлял его совсем другим.

Мне плевать, что ты там представлял. С тревогой смотрю в сторону зала,

опасаясь, что Артем станет свидетелем нашего с Максом приватного общения.

Градов снова сделал шаг в мою сторону, но я остановила его, выставив руку

перед собой:

— Не смей, мне проблемы не нужны. Да и тебе тоже.

— Кристин, ты не представляешь, как я соскучился, — не взирая на мои попытки

остановить его, Максим снова приблизился, сгреб в охапку и прижал к себе,

прижавшись губами к виску.

А я, к своему катастрофическому недоумению, обнаружила, что мне неприятны

его прикосновения. Только не теперь, когда тело, губы помнили другого.

— Отправь своего благоверного домой и поехали ко мне, — выдал он, шепча

прямо в ухо, и меня просто передернуло от ощущения чужого дыхания на своей

коже. Не хочу я с ним никуда ехать! Ни одна клеточка тела не дрогнула от его

прикосновения. Ничего. Только глухое раздражение, оттого, что он меня

трогает.

Резко вырвалась из его рук:

— Хватит, Макс! Я никуда его не отправлю! Будь добр, держи свои руки при

себе.

И не дав ему опомниться, бросилась прочь, обратно в зал.

Заскочив внутрь, чуть не сбила с ног бедного официанта, но вместо того чтобы

извиниться, лишь одарила его пренебрежительным шипением, а потом

принялась взглядом искать мужа.

И он нашелся. Стоял чуть поодаль с бокалом, в котором я уверена была простая

минералка, что-то рассказывал, держась настолько непринужденно, что можно

было подумать, будто он является завсегдатаем этой тусовки. Вокруг него

толпой скопились мои «подруженьки», и в первых рядах была Карина.

Опять закипая, наблюдаю за тем, как она улыбается во все тридцать два

отбеленных зуба, стреляет кокетливыми взглядами, томно облизывает губы

после каждого глотка сделанного из бокала.

Какого хр*на она к нему подкатывает? Знает, что Зорин мой и все равно

напирает! В это момент она мне была настолько противна, что я еле

сдержалась, чтобы не подскочить к ней и не выдрать половину тщательно

уложенных волос.

Тут словно простреливает. Электрический разряд пробегает вдоль хребта,

отдаваясь болью в кончиках пальцев.

Блин, да я же реально его ревную! С чего? Из-за классного секса в подсобке?

Что за бред! Замираю, не в силах сделать и шага, все тело сводит от

предчувствия какой-то адской х*рни, неотвратимо накрывающей меня с головой.

Хотелось закатить некрасивый скандал, чтобы выплеснуть весь яд, бурлящий

внутри. Мечтаю вытолкать Абаеву в уединенное место и размазать ее, как это

сделала со Светкой, но не могу. Мы же, бл*дь, подруги! Подруги друг друга

поддерживают, берегут… а не строят глазки чужим мужикам!

С самоконтролем и внутренним тренингом ничего не выходит. Злюсь, внутри все

кипит, пульсирует, демоны рвутся наружу.

Кое-как натягиваю на лицо маску спокойствия, иду в их сторону. Карина

встречает фальшивой улыбкой, взглядом то и дело возвращаясь к Артему.

Прохожу по лезвию своей выдержки, балансируя на грани, беру Зорина под руку

и тихо предлагаю:

— Поехали домой? Я устала.

Взгляд зеленых глаз потеплел. Он улыбнулся так спокойно, ласково, что я

почувствовала какое-то странное желание улыбнуться в ответ, а ещё лучше

забраться к нему на руки, как маленький ребенок. Да что за идиотизм на меня

сегодня напал? Разрываюсь между гремучей злостью и щенячьей нежностью.

Устала. Все, домой. Спать.

Смерив подругу предупреждающим взглядом, я потянула мужа к выходу, он не

сопротивляясь, последовал за мной.

Через десять минут уже ехали в машине домой. Я потеряно смотрела в окно,

пытаясь разобраться, что же это сегодня со мной происходит, а Зорин вел

автомобиль, спокойно наблюдая за дорогой.

Не удержавшись, села так, чтобы лучше видеть его. Подперев щеку рукой,

рассматривала мужа, не скрываясь, не прячась.

Я понимаю остальных. Глаза зеленые, лучистые, сверкающие при одном только

взгляде на меня. Благородный, породистый профиль: прямой нос, красиво

очерченные губы, мужественный подбородок. Фигурой природа не обидела, да и

ростом тоже. Ведь действительно красивый парень! Как я этого не замечала

раньше? Вспомнила, сколько лет он ходил за мной в универе. Как только

терпения хватило. Упорный.

— У меня выросли ослиные уши, или ты просто любуешься? — насмешливый

голос выводит из задумчивости. Артем оказывается, уже некоторое время

смотрит на меня, подловив на подглядывании.

— Ты сегодня шикарный, — произношу, скользнув взглядом по костюму.

— Я всегда шикарный, — самодовольно усмехается, за что получает тычок в бок.

— Нет. Ты всегда скромный, — цежу сквозь зубы, и, не пытаясь скрыть

иронию, — а сегодня именно шикарный. Почему я никогда не видела тебя в

таком виде?

— Терпеть не могу костюмы, рубашки, и прочую лажу, — в подтверждение своих

слов вытаскивает из кармана скомканный галстук, и пренебрежительно кидает

его через плечо, — чувствую себя словно в клетке. Никакой свободы.

— Зря, тебе очень идет. Ты как-то взрослей становишься, солиднее.

— Старее и неповоротливей, — услужливо продолжает он.

Дурень! Я ему тут комплименты делаю, а он как всегда глумится.

— Понравилась выставка? — интересуюсь, продолжая его рассматривать.

Он лишь неопределенно поводит плечами:

— Я не особо всматривался, были дела поважнее, — бессовестно намекает на

приключение в подсобке, — но, по-моему, ерунда какая-то. Г*вно, в общем. Уж

извини, говорю как есть.

Усмехаюсь, качая головой. Песня, а не мужик. Тактичность — точно не его конек.

А вообще хорошо, что он сегодня пришел. Несмотря на все странности,

творящиеся у меня в душе, и с которыми мне ещё предстоит разобраться, я

искренне была рада увидеть его насмешливую физиономию. И мне нравится

ехать с ним вместе домой, вот так переговариваясь о всяких глупостях, думать о

том, есть ли что-нибудь на ужин, и о том, что завтра суббота и можем валяться

все утро в постели…

М-да-а-а-а, сама себя не узнаю.

— Как тебе подруги мои? — спрашиваю как можно равнодушнее.

— Х-м, если бы ты ещё представила хоть одну, — усмехнулся Зорин.

— Я этого не сделала? — прокручиваю вечер в памяти и с изумлением понимаю,

что действительно не знакомила их. Сначала разозлилась, а потом не до этого

было.

— Нет, — пожимает плечами.

— Черт, — упираюсь затылком в подголовник, — я гений.

— Что есть, то есть, — тихо смеётся он, — даже спорить не буду.

— Ну а в общем-то, как?

— Да никак, Кристин. Чудные вы все.

— Вы? — удивленно переспрашиваю у него.

— Да, вы. Ты тоже другой становишься в этой компании, — уже без намека на

улыбку говорит Артем, — глядя на вас, возникает чувство, что вы не друзья, а

стая насильно сведенных вместе людей.

— Даже так?

— Твоя Карина…

— Стоп. Я же не представляла тебе никого, — выразительно выгибаю брови.

— Она и без тебя с этой задачей прекрасно справилась, — он говорит это

спокойно, а у меня опять внутри все закипает. Вот сука силиконовая! — Как бы

потактичнее сказать… В общем, в универе мы таких пятиминутками звали.

— Что, больше пяти минут с ней не о чем говорить?

— Нет, пяти минут с начала знакомства хватит, чтобы раскрутить ее на что

угодно. Если понимаешь, о чем я.

Смотрю на него изумленно:

— Грубо!

В ответ он лишь пожимает плечами:

— Говорю как есть. Ты поинтересовалась моим мнением начет подруг, я

отвечаю.

— А у тебя, значит, все друзья идеальные?

— Нет, конечно, — фыркает он, — косяк на косяке.

— Да? Интересно. Вот допустим, в прошлый раз ты представил некую мадам по

имени Светлана, — не хотела я заводить этот разговор, но вышло само о себе.

— И?

— Ты сейчас ничего не подумай, я не цепляюсь. У тебя с ней что-то было?

— С кем?! Со Светкой?! Я тебя умоляю!

Вижу, что не врет.

— А что с ней не так? — продолжаю свой допрос.

— Мы с ней с пятого класса дружим, и воспринимаем друг друга исключительно

с этих позиций.

Ой, да что ж ты такой наивный-то?

— Правда? — смотрю на него с некоторой снисходительностью.

— Слышала бы она сейчас тебя — смеялась бы, — улыбаясь, качает головой.

Угу, слышал бы ты наш разговор в туалете, вообще рыдал бы от смеха! Вслух

естественно ничего не говорю, таинственно улыбаюсь.

Глава 8

Сумерки вечернего города всегда завораживали. Пусть у нас и не мегаполис,

как Москва или Питер, но улицы, освещенные разноцветными огнями вывесок,

скверы, укрытые романтичным полумраком, все это заставляло сердце биться

сильнее. Сегодня особенно. И я никак не могла понять, в чем дело. Мне не

хватало воздуха, хотелось выскочить из такси и просто стоять, глядя на небо и

дышать полной грудью.

Мы подъезжали к клубу, где меня уже заждались. Моя привычная компания: Каринка, девчонки, ребята, наверняка Градов… Артема сегодня со мной нет. Он

отказался, решив остаться дома. Мне кажется, ему не понравились мои друзья,

но он об этом деликатно умалчивает. Поэтому я собралась и отправилась одна.

Вечер обещал быть насыщенным — у Карины один из братьев приехал, значит,

будет интересно, весело.

Я смотрю на пустынные, припорошенные ноябрьским снегом улицы, и в голове

ощущение неправильности, и грудь сдавило оттого, что я не там, где хочу быть,

и не с теми людьми.

Такси притормаживает у входа в клуб. На крыльце толпа молодежи. Кто просто

разговаривает, кто курит, чуть подальше в тени обжимается влюбленная

парочка.

Смотрю на них растерянным взглядом, пока, наконец, из задумчивости не

выдергивает нетерпеливый голос таксиста, повторяющего стоимость поездки.

— Да, конечно, — растерянно открываю сумочку, достаю деньги и протягиваю

ему, после чего открываю дверь и начинаю выбираться наружу. Едва касаюсь

ногой асфальта, как меня пробирает нервная дрожь, и понимание того, что я не

хочу туда идти. Не хочу и все. Замираю, тяжело сглатываю и медленно сажусь

обратно. Водитель вопросительно смотрит в мою сторону, но молчит.

Достаю тысячу рублей и протягиваю ему.

— Куда?

— Никуда, просто по городу.

Он никак не реагирует на мое заявление. Для таксистов, наверное, привычное

дело, когда попадаются вот такие странные пассажиры, которые сами не знают,

чего хотят.

Мы колесим по вечерним улицам почти час, после чего я признаюсь себе, что

единственно место, где мне хочется сейчас быть — это дом, а единственный

человек, которого хочу видеть — это Артем.

Прошу таксиста отвезти меня в то место, из которого забирал, и на душе

становится спокойно. Все так, как и должно быть, все правильно.

Тихо захожу в квартиру, прислушиваюсь. Тишина полная, но в гостиной свет.

Иду туда, и обнаруживаю Зорина, в наушниках, с ноутбуком на коленях.

Несколько минут просто смотрю на него, привалившись к косяку. В голове

полный бедлам — мое привычное состояние в последние недели. Со мной что-то

происходит, что-то непонятное, странное, заставляя кровь шуметь в висках,

закусывать губы и испуганно замирать. Хотя вру, страха нет, есть только

тягучее ощущение, заполняющее каждую клеточку, отдающееся гулкой

тяжестью в груди. Внутри будто что-то ломается, рассыпается в пепел, и на

освободившемся месте рождается нечто новое, чему я не могу дать

определения.

Подойдя ближе к Зорину, присаживаюсь позади него на корточки и закрываю

ему глаза руками. От неожиданности вздрагивает, замирает на миг, а потом

хитро произносит:

— Лена? Или нет, больше похоже на Катю.

Усмехаясь, пихаю его в плечо, поднимаюсь на ноги и подхожу еще ближе. Артем

стаскивает с головы наушники, оставив их болтаться на шее, слегка удивлённо

смотрит на меня:

— Ты же в клуб ушла?

— Я передумала, — одной рукой прикрываю ноутбук, сдвигаю его в сторону и

забираюсь к нему на колени.

Тёма молча наблюдает за моими действиями. Я устраивают поудобнее, кладу

голову на грудь, слушая как гулко, размеренно бьётся сильное сердце, и от

удовольствия закрываю глаза, понимая, что нахожусь именно там, где надо.

Зорин даже если и удивлен моим странным поведением, то не показывает этого.

Одной рукой обнимает за талию, а второй зарывается в мои волосы, притягивая

к себе еще ближе.

Так и сидим, прислушиваясь друг к другу, прижимаясь, и мне кажется, что

никого больше нет на всем белом свете. Это странно, непонятно, это пугает, но

вместе с тем наполняет душу каким-то светлым умиротворением. Мне хорошо. Я

счастлива.

— Ну, и чем займёмся? — спросил Артем, спустя некоторое время.

— Я не знаю, — равнодушно пожимаю плечами. Мне все равно, лишь бы с ним, —

как хочешь?

— Раз уж ты столько времени потратила на сборы, то пойдем, сходим куда-

нибудь.

— Пойдем, — соглашаюсь с радостью. Хотя, если бы он предложил просто

остаться дома и смотреть телевизор, моя реакция была бы такой же.

Пока Зорин собирался, я ждала его на диване, обхватив себя за плечи оттого,

что дрожала. Мелко-мелко, как промокший под дождем мышонок, и в животе

тугим узлом скручивались непонятное ощущение. Словно толпа мурашек, но не

снаружи, а внутри. Знаю, звучит глупо, но по-другому не могу описать это

чувство. Вспомнилась фраза про бабочек в животе. Может это они и есть?

Через пятнадцать минут уже едем на такси в клуб, о котором я раньше и не

знала. Артем прочитал в сети, что там сегодня какая-то тематическая

вечеринка, и мы решили посмотреть, что это такое.

Стоило оказаться внутри, и мы погрузились в атмосферу всеобщего веселья.

Зал и сцена были оформлены в североафриканском стиле. Восточный колорит,

арабские замиксованные мелодии, толпа шумных людей.

Мне весело, про Артема вообще молчу, он в такой обстановке — как рыба в воде.

Мимо проходят двое парней, в одних джинсах. Спины и грудь расписаны

замысловатыми узорами. Белая краска светится в ультрафиолете. Красиво,

таинственно. Я провожаю их заинтересованным взглядом, а Тёмка бодро

произносит:

— Хочу себе такое! — кивает на разукрашенных парней.

Кто бы сомневался!

Мы идём искать место, где можно обзавестись рисунком, и находим его в одном

из небольших зальчиков.

Крошечная стойка с вывеской «боди-арт». Рядом с ней девушка, на вид самая

настоящая художница — джинсовый, местами заляпанный краской комбинезон,

хвост на макушке, запасная кисточка за ухом. Она увлеченно разрисовывала

плечо у молодого человека. Вокруг толпа любопытных, наблюдающих за ее

работой, комментирующих, фотографирующих.

Темка бесцеремонно протиснулся ближе, протащив меня за собой, и когда

художница освободилась, сделал шаг вперёд.

Она пытливо пробежалась по нему оценивающим взглядом и спросила:

— Где рисуем?

— Везде.

Максималист, блин!

Подцепляет джемпер и со спины стягивает через голову, после чего обвязывает

рукава вокруг пояса:

— Готов, — произносит с улыбкой.

Девушка обходит его, рассматривая со всех сторон, после чего удовлетворённо

кивает и направляется к стойке за красками.

Рядом со мной стоят две ярко накрашенные и вызывающе одетые девицы.

Сначала я не обращаю на них никакого внимания, но потом замечаю их жадные

взгляды, направленные на моего Артема.

— Я бы на таком холсте тоже с удовольствием порисовала, — произносит одна

из них, не отрывая горящего взгляда от Тёминой груди, постепенно скользя

вниз.

Моментально подбираюсь, делаю шаг к ней и, склонившись к уху,

многообещающе произношу:

— Ещё слово, и я тебе все твои кисточки переломаю, и засуну так глубоко, что

не достанешь.

— Чего? — нахально начинает она, но натыкается на мой взгляд и замолкает. Не

знаю, что она в нем увидела, но девица отступает, просто кивнув головой.

О, черт! Когда я успела превратиться в ревнивую мегеру, готовую порвать

любую особь женского пола, покосившуюся в сторону Зорина???

Тот факт, что ревную его уже и не пытаюсь отрицать. Бесполезно!

Да что ж за бред со мной творится в последнее время? Я схожу с ума, да? Уже

сошла?

Артем тем временем, не заметив моих агрессивных наездов на посторонних,

позирует, как ни в чем не бывало, поставив руки на пояс, вокруг него порхает

художница, умело накладывая разноцветные мазки. Девчонке надо отдать

должное. Смотрит на него исключительно с профессиональным интересом,

никаких томных вздохов или улыбок. Для нее Зорин — просто благодатный

материал.

Наконец все закончено. Артем поворачивается вокруг своей оси, демонстрируя

художества, и все вокруг одобрительно хлопают, а я смотрю на него и не могу

глаз отвести, чувствуя, как внутри что-то перестраивается, меняется. А еще

невольно вспоминаю его художества во время ветрянки, и рассеяно улыбаюсь.

Возвращаемся в зал, где играет громкая музыка. Темка предлагает что-нибудь

выпить, но я лишь отрицательно качаю головой. Мне и так хорошо, весело,

комфортно, да еще в груди чувство такое будто высоковольтные провода гудят.

Он тоже ограничивается минералкой.

Отличная вечеринка, давно я не попадала на такое заводное мероприятие.

Танцевали до упада, и вдвоем, и в каких-то безумных хороводах.

Я скромничала, а Зорин с упоением участвовал в безумных конкурсах,

навыигрывав каких-то сертификатов, дипломов и прочей ерунды.

Тёмке все нравится, улыбка от уха до уха, в глазах огонь, а у меня щемит в

груди.

Мне кажется, к концу вечера его уже знали все в зале, потому что Артем был

везде, отрывался по полной. А я смотрела на него с каким-то щенячьим

восторгом, молясь о том, чтобы он этого не заметил. Нечего! А то возгордиться

ещё, нос к потолку задирать начнет!

Хотя, если уж быть честной самой с собой, гордиться было чем. Человек

настолько открыто наслаждался жизнью, каждой ее секундой, что становилось

по-доброму завидно, и, наверное, не только мне, потому что каждый раз как

ведущий вытаскивал его на сцену, зал начинал гудеть. Я никогда еще не видела

людей настолько уверенных в себе. Без позерства, без снисходительных

взглядов в сторону окружающих. Таких, чтобы не боялись выглядеть смешно в

глазах толпы, не смущались, и в любой ситуации были бы верны самим себе.

Зорин — исключение из правил, уникальный экземпляр, нонсенс. Если бы я его

не знала, то ни за что не поверила бы, что такой парень существует в природе.

А он не просто существует, он живёт со мной, спит со мной, у нас с ним на двоих

одна фамилия. Мой.

Господи, я, что, восхищаюсь им?

Похоже, мир все-таки сошёл с ума, и я вместе с ним.

Под конец играет красивая мелодия, собирается вся подтанцовка, ведущий

приглашает желающих присоединиться. На сцену мало кому хватает пороху

вылезти. Зорин не в счёт, он уже там. Откуда у него столько энергии?

Стою у самой сцены, заливисто смеюсь и хлопаю в ладоши, время от времени

издавая одобрительные вопли. Пока в один прекрасный момент, Артем не

оказывается совсем рядом, с краю и протягивает мне руку, явно предлагая

следовать за собой. В растерянности замираю, глядя в зелёные глаза. Он

улыбается, делает приглашающий жест, и я, как зачарованная, протягиваю ему

руку.

Мгновение, и уже стою на сцене, даже не заметив, как он меня поднял, и

поставил рядом:

— Просто расслабься и слушай музыку, — прокричал на ухо и увлек за собой.

И я доверилась ему. Отбросила в сторону все ограничения, все замашки

Снежной Королевы, которая должна быть всегда и во всем идеальна, всегда

лучше всех, и просто пошла за ним.

Он обалденно двигался, так будто только этим всю жизнь и занимался. В его

руках стеснение ушло куда-то на задний план, потому что я знала наверняка,

что бы не случилось, он удержит…

Домой приехали около двух. Усталые, но вместе с тем возбужденные и безумно

довольные.

Пока разбирала кровать, Тёмка залез в душ, чтобы смыть с себя творчество

народов мира, спустя несколько минут к нему присоединилась и я. Отличное

продолжение отличного вечера, только вот в груди, будто штырь раскалённый и

никак от него не избавиться. Если честно я уже и не пытаюсь, махнула рукой на

это бесполезное занятие, мне бы хотя бы просто понять, что же так жжёт

изнутри.

Не спится. Кажется, будто стены давят, лишая кислорода. Слышу размеренное

дыхание спящего рядом Артема, непроизвольно пытаюсь подстроиться под него

и начинаю задыхаться еще больше.

Сна ни в одном глазу и лежать просто так — нет сил, меня словно что-то

подталкивает изнутри, вынуждая подняться на ноги.

Устав сопротивляться этому чувству, встаю и бреду на кухню. Налив стакан

воды, подхожу к окну.

На часах глубоко за полночь, меня обволакивает тишина, настолько

пронзительная, что слышу взмах собственных ресниц.

На улице снег. Несмотря на то, что еще ноябрь не закончился, метёт так, будто

зима уже давно вступила в свои права. Беспорядочный танец крупных снежинок

завораживает, и я стою у окна, потеряв счёт времени. Земли из-за снегопада не

видно, соседних домов тоже, словно я совсем одна, и кроме меня больше никого

не существует. Странное чувство, пугающее и одновременно умиротворяющее.

Я будто потерялась и не знаю куда идти. Не понимаю себя, не понимаю, что со

мной творится. Просто стою и смотрю на снег, кружащий за окном.

— Кристин, — раздается сонный, хриплый голос, — ты чего здесь делаешь?

— Ничего, просто стою, — шепчу в ответ, — свет не включай, и так хорошо.

Зорин, потирая лицо руками и отчаянно зевая, идёт ко мне, останавливается

рядом и тоже смотрит в окно.

Стоим бок о бок, молчим, а у меня ком в горле, и во рту пересохло.

— Почему не спишь? — тихо спрашивает он.

— Не хочу, — пожимаю плечами, — не идёт сон.

— Перегуляла? — интересуется, отступая на пару шагов, чтобы прислониться к

краю стола.

— Наверное, — растеряно пожимаю плечами, понимая, что причина не в этом.

Она в другом. На самом деле все гораздо проще.

Артем берет меня за запястье и притягивает к себе. Сопротивляться даже не

думаю. С удовольствием прижимаюсь к нему спиной, чувствую, как он нежно

обнимает. Прикрыв глаза, откидываюсь ему на грудь, не отрывая взгляда от

окна. Тёма уперся подбородком мне в макушку, сцепив руки на моем животе.

Накрываю их своими ладонями, чуть поглаживая большими пальцами.

Внутри все сводит. Все внутренности будто наливаются свинцом, сердце

распирает грудную клетку, и начинает ломиться зубы. Судорожно втягиваю

воздух в лёгкие, пытаясь сделать это как можно тише. Не выходит. Артем

замечает мое состояние и спрашивает:

— Тин, ты чего?

Лишь отрицательно мотаю головой. Что отрицаю? Не понятно.

Чувствую влагу на щеках, подрагивающими пальцами провожу по гладкой коже,

с удивлением понимая, что это слезы. Мои слезы. Я не плачу, даже не хочу

плакать, но солёные капли упорно ползут по щекам.

— Кристин? — настороженно зовёт он меня, и от звука его голоса ощущение,

будто на американских горках скрываюсь вниз по закрученной спирали.

— Все хорошо, — чуть слышно отвечаю, растворяясь в его руках.

— Тебя трясет. Заболела?

— Да, — закусив губу, вдыхаю полной грудью, вбирая в себя его тепло, его

запах… И смиряясь с очевидным, — тобой.

Чувствую, как напряглись его руки на моем животе. Зорин замер, задержав

дыхание, но не проронил ни слова. Я же наоборот дышала так, будто пробежала

стометровку. Никогда не говорила такие вещи, и понятия не имею, как это

делается, но чувствую, что сейчас самое время.

— Тём, — произношу тихо и даже как-то жалобно. Нервно сглатываю, облизываю

внезапно пересохшие губы, — по-моему, я тебя люблю.

Под конец фразы голос совсем пропадает, но он все прекрасно слышит, судя по

тому, как шумно втягивает воздух в лёгкие.

Внутри будто взрыв. И нет слов, чтобы описать жгучее ощущение,

расползающееся по венам, проникающее в каждую клетку.

Чуть ли не до крови закусываю губу, не отводя взгляда от снега за окном. Тело

будто парализовано, налито свинцовой тяжестью. Не скажу, что я в этот момент

счастлива и готова скакать от радости. Мне страшно до жути, потому что

впервые в жизни стою перед человеком, полностью обнажив свои чувства.

Никаких масок игр, ничего. Просто душа нараспашку, будто держу в дрожащих

руках своё сердце и протягиваю ему.

Обречённость.

Да, именно так.

Чувствую, как дрожит подбородок и сводит зубы от эмоций, раздирающих

изнутри, все в груди замирает и разлетается на осколки, отдаваясь щемящей

болью.

И перед глазами тот лихой парень с третьего курса, который не давал прохода,

которого я была готова придушить, лишь бы иметь возможность спокойно

вздохнуть.

А оно вон как повернулось…

Я его люблю.

Вот и все, конец играм.

Кристина Антина окончательно исчезает, растворяется в его крепких руках,

остаётся только Кристина Зорина.

— И я тебя, — скорее чувствую кожей, чем слышу его ответ. Ощущаю дыхание

на своей макушке, биение его сердца, и обречённость потихоньку притупляется,

становится прозрачной, уступая место спокойствию.

Я принимаю свои чувства, они часть меня и уже никуда не спрятаться, не

сбежать. Да, я и не хочу этого, мое место здесь рядом с ним.

Так и стоим, молча наблюдая за снегом, окутанные тишиной. Артем меня

обнимает, а я прижимаюсь к его груди. И нам никого не надо, у нас свои мир,

своя Вселенная, где только мы и больше никого.

Я кофе заварю… тебе покрепче?

Ты знаешь, мне недавно было грустно.

Ты улыбнешься, взяв меня за плечи.

Не уходи, мне без тебя невкусно…

Прижмусь к тебе, отчаянно, до дрожи.

Опять небритый и слегка колючий.

А ты хвастливо спросишь: «Я хороший?»

Да нет, ты не хороший — просто лучший! (c)

Глава 9

Плавно притормаживаю у Марининого дома, с некоторым сомнением глядя на

ярко освещенные окна. Давно я у нее не была, все больше по телефону

общались.

Каждый раз сестра начинала разговор с фразы: ну что заметная, уже развелась?

На что я ей бодро рекомендовала отправляться в далёкое пешее путешествие.

Время шло. Постепенно вопрос о разводе трансформировался в вопрос: когда я

соизволю появиться вместе со своим Сокровищем.

Марина, никак не ожидавшая, что я настолько долго задержусь в браке, теперь

изнывала от любопытства, и мечтала посмотреть на того типа, который,

выражаясь ее словами, «умудряется держать меня в узде». Все мои объяснения,

что никто ни в чем меня не держит, пролетали мимо адресата. Она не верила,

что я сама, добровольно «в узде», и безмерно счастлива от этого.

В результате, я у ее дома. С Артёмом.

Первая встреча с родственниками, поэтому охватывает волнение. Правда,

только меня. Зорин как всегда невозмутим, его не беспокоит знакомство с

новыми людьми. Он уверен, что все пройдет отлично. Оптимист. Маринка — еще

та зараза, и если что не так, выскажет, не задумываясь, все свои мысли,

предположения и пожелания. Не то чтобы меня это волновало, или я опасалась

чего-то. Просто внезапно захотелось, что бы два важных для меня человека

нашли общий язык.

Моя Ауди еле пробралась по засыпанной снегом дороге к дому Ковалевых,

норовя засесть в колее или завязнуть пузом в сугробе.

Нам распахивает ворота Денис, Маринин муж, и машет рукой, чтобы заезжали

внутрь, что, собственно говоря, и делаем.

— Ну, что пошли? — смотрю на Зорина с сомнением. Он лишь подмигивает и

первый выбирается из машины. К тому времени как это делаю я, Артем уже

пожимает руку Дену. Шустрый.

Идём в дом. Я впереди, а эти двое чуть поодаль. Прислушивалась к их разговору

и удовлетворённо улыбаюсь. Две минуты знакомы, а уже общаются как давние

приятели. Молодцы. Вот бы с Маринкой так же прокатило.

Все мои опасения оказались беспочвенными. Замечательный получился вечер.

Сестра одобрила мой выбор, со словами «вот теперь я поняла». Мы отлично

пообщались, пошумели. Правда, засиделись до самой ночи, да и с вином себя не

ограничивали, поэтому остались с ночевкой.

Нам выделили одну из гостевых спален на втором этаже, и мы отправились

спать.

Утром решили организовать зимние шашлыки. Мы с Мариной сидели в

расчищенной от снега беседке, а мужики чуть поодаль колдовали у мангала,

общались, громким смехом наполняя все вокруг. Против воли наблюдаю за ними,

теряя суть нашего разговора с сестрой. Наконец ей это надоедает и она,

задумавшись на миг, выдает:

— Хороший он у тебя, — смотрит пытливо на меня, ждёт ответа.

— Лучший, — киваю, снова глядя на Зорина.

Сестра внимательно смотрит на меня, поджав губы. Подбираюсь, потому что

такой жест предшествует резкому замечанию с ее стороны.

— Тин, — наконец, начинает она, но замолкает. Потом, чуть прочистив горло,

продолжает, — такие слова обычно мужикам говорят, но зная тебя…

Смотрю на нее, удивлённо подняв брови.

— В общем, Кристин, я это к чему… Мой тебе совет, постарайся не проср*ть все.

— Ничего себе! — изумлённо восклицаю, и саркастично кланяюсь, — Марин,

спасибо за поддержку! Что думаешь, будто я…

— Ничего я не думаю, — Маринка перебирает, раздраженно махнув рукой, —

просто предупреждаю, не упусти.

Лишь фыркаю и снова отворачиваюсь к мужчинам. Я ничего не собираюсь

упускать. Впервые в жизни по-настоящему счастлива, рядом со мной человек,

которого люблю, и все у нас хорошо.

Отец ждал меня в кабинете, на своем домашнем рабочем месте. Едва я

переступила порог, как улыбка, сопровождавшая весь день, завяла на моих

губах. Меня встретил задумчивый прохладный взгляд исподлобья, вызвавший

непреодолимое желание развернуться и уйти. Когда он так смотрит, чувствуешь

себя маленькой нашкодившей дворняжкой, ожидающей взбучки от строгого

хозяина.

В голове пролетает вся моя жизнь в последнее время. Пытаюсь найти, где

накосячила, что сделала не так, чем заслужила такой прием, но в недоумении

хмурюсь. Ничего дурного не делала. Совсем.

— Что замерла? Проходи, — сдержано произнес он, кивком указывая на стул.

Сглотнув, сделала шаг вперед, искренне недоумевая, в чем дело, что случилось.

Присела на краешек, подрагивающие руки сложила поверх сумочки и,

посмотрев на отца, попробовала улыбнуться, очень надеясь, увидеть ответный

отблеск в его глазах. Бесполезно. Все тот же прямой безэмоциональный взгляд

в упор:

— Привет, пап, — пролепетала, чтобы хоть как-то нарушить молчание.

— Ну, здравствуй, — спокойный ответ, от которого волосы дыбом стоят. Он на

меня зол или нет? Не понимаю, но то, что недоволен, однозначно.

— Ты меня вызывал?

— Вызывал, — кивает и, облокачиваясь, наклоняется в мою сторону.

— Ругать собрался? — обреченно спрашиваю, поднимая на него несчастный

взгляд.

— Нет, — односложный сдержанный ответ, от которого становится не по себе, —

поговорить с тобой хочу, задать пару вопросов.

По спине холодок прошел. Чего опять не так? Чего он хочет узнать?

— О чем ты хочешь поговорить?

Ну, давай же, не томи! Не надо на мне отрабатывать свое мастерство

запугивания собеседника.

Наклоняется в мою сторону ещё больше, давя, заставляя сжиматься, и не

отрывая пронизывающего до мозга костей взгляда, произносит:

— Хочу обсудить твою семейную жизнь, — тоном, не терпящим отказа, сказал

отец, — а точнее твоего мужа.

О, как! Мужа он моего захотел обсудить! Все это время ни слова, ни полслова о

нем, а тут на тебе, обсуждение подавай! Против воли подбираюсь, и наружу

вылезают мои иголки, пропитанные ядом. Что, решил вставить свое веское

слово и сообщить, что Артем мне не подходит? Не ожидал, что мы с ним

останемся вместе, а не разбежимся через месяц после свадьбы? Подумал, что

пора заканчивать с этим фарсом и выдавать меня замуж за кого-то из нашего

круга, чтобы приумножить состояние семьи?

Я откровенно терялась в догадках, чувствуя, как меня начинает заносить. Если

хоть слово скажет неуважительное о Зорине, встану и уйду, и мне плевать, что

это отец. Это моя жизнь, моя семья, и я никому не позволю совать в нее свой

нос, даже ему.

Нерешительность, скованность исчезли, уступив место зарождающемуся гневу, готовности защищать свое, любой ценой:

— Боже мой, ты захотел поговорить про Артема! — театрально изумилась,

приложив руку к груди и с вызовом глядя на него, — надо же! Я польщена

царским вниманием по отношению к нашей маленькой ячейке общества.

— Клыки свои ядовитые убирай, — все так же спокойно, отрешенно проговорил

он, и я почувствовала, что завожусь ещё сильнее.

— Нет, я серьезно, чем такую честь заслужили? Ни разу даже не спросил у меня

как, чего, а тут не поленился, на серьезный разговор вызвал. Про мужа моего

поговорить захотел. И что конкретно интересует? Как живем? Спешу заверить,

что отлично. Спим вместе, посуду по очереди моем, через месяц у него отпуск,

отдыхать поедем…

Отец молча смотрел на меня и с каждым словом его взгляд все больше мрачнел.

Не привык он к тому, что я так открыто огрызаюсь. Боюсь, что терпеть не

станет, но мне плевать. Во мне буквально проснулась волчица, защищающая

свое логово, и кто бы туда не сунулся, ему не поздоровится.

— Что ты хочешь узнать про него? Не стесняйся, спрашивай, — остановиться не

могу, нарываюсь дальше, несмотря на то, что инстинкт самосохранения

настойчиво рекомендует заткнуться, — Что тебя интересует? Его работа?

Семья?

Снисходительно ухмыльнувшись, отец произнес:

— Все это мне и так известно, — не глядя, протягивает руку, открывает верхний

ящик стола, извлекает оттуда синюю тонкую папочку и кидает на стол передо

мной.

Двумя пальцами приподнимаю обложку и заглядываю внутрь, сгорая от

негодования, прекрасно зная, что найду там. Тёмкино досье, его личное дело, со

всеми деталями и подробностями:

— Ну конечно! — чуть ли не шиплю, как змея, — кто бы сомневался, что ты

натравишь на него своих цепных псов, чтобы раскопали всю его подноготную.

Ну и как удовлетворен? Или нашел что-то такое из ряда вон, и теперь

собираешься мне тыкать этим в нос? Вперед, даже интересно!

Отец молчит, следит за моей реакцией, и это меня бесит ещё сильнее. Еле

сдерживаюсь от того, чтобы вскочить на ноги и уйти:

— Или может информация не полная, и хочешь узнать какие-нибудь детали?

Может тебя в нашу личную жизнь посвятить? Жаждешь узнать о его

увлечениях? — перед глазами красная пелена, меня уже несет так, что не

остановиться.

При отце всегда держала себя в руках, не позволяя и слова лишнего пикнуть. Но

сегодня не тот случай. Сегодня мои внутренние демоны рвутся наружу, и им

плевать на все. Сегодня их гневный взор обращен на Антина-старшего.

— Я знаю про его увлечения.

— Здорово. Твои люди ходили за ним целыми днями, чтобы выяснить, что к

чему? Так пригласил бы нас в гости, сам бы посмотрел, допрос провел!

Тяжело дыша, смотрю на него, не отводя взгляда. Как же меня все бесит!

— Кристин, скажи честно, — пальцами задумчиво крутит на столе синюю папку с

данными Зорина, — ты серьезно думаешь, что за эти полгода, я с ним лично ни

разу не общался?

Его слова — словно ушат ледяной воды, вылитый на голову. Дыхание

перехватывает, и мурашки по плечам. Замираю, недоверчиво глядя на него, и

душа наполняется тяжелыми предчувствиями.

— В смысле? — голос предательски дрогнул.

— В прямом. Мы с ним виделись, и не раз, — все та же невозмутимость древнего

ледника.

— Что? Когда? Он мне ничего не говорил…

— Потому, что мы решили, что не зачем тебе об этом знать. У тебя свои игры в

партизанов, у нас свои. Все справедливо.

Внутри полная каша, все смешалось, смялось, превратилось в непонятный

калейдоскоп. Они общались? За моей спиной? Решили, ничего не говорить? Что

вообще происходит?

— И когда же вы успели пообщаться? — переполненная тягучим подозрением,

спрашиваю у человека, сидящего напротив.

— Первый раз, недели через две после того, как я узнал о вашем тайном

бракосочетании. Помню, тогда разозлился на тебя, из-за того, что ерундой

страдаешь, что решила не пойми с кем жизнь свою связать. Не ожидал такого.

— Ну, и? — гнев отступил, и теперь поднималась волна ледяного страха. Я даже

предположить не могла, чего наговорил мой отец Зорину, при первой встрече.

Как только после этого Артем не сбежал, сломя голову.

— Что ну и? — в холодных глазах насмешка появилась. Прекрасно знает, что «ну

и» и продолжает молчать, рассматривая меня.

— Слушай, хватит твоих игр и недомолвок! Чего ты ему наговорил?

— Защищаешь? — сдержано поинтересовался он.

— Стоит? Или может, ты оставишь нас в покое и дашь жить свободно, без твоего

всевидящего ока?

— Защищаешь, — уже убежденно, констатируя факт, кивает он.

— Ты мне расскажешь, о чем вы говорили, или мне не стоит терять время и

лучше отправиться домой?

Отец прохладно улыбнулся, а потом лениво, словно делая мне одолжение, начал

говорить:

— Я ему высказал все, что думаю по поводу твоего выбора супруга.

— А он? — во рту пересохло.

— Он? — отец чуть усмехнулся, — очень вежливо и тактично послал меня на х*р,

и настоятельно рекомендовал не совать свой нос куда не следует.

— Ты это проглотил? — спрашиваю, а у самой дрожь по позвоночнику пробегает.

Ой, Темка, нарвался ты по полной! Нашел кого посылать!

— Ну, как проглотил, — хмыкнул он, — чуть не зарыл твоего молокососа.

Сижу, словно лом проглотила, кулаки от напряжения сжала и дыхание через раз

с трудом. Внутри все свело, окаменело.

— Да? Судя по тому, что он все ещё жив-здоров, ты сдержал свой порыв, —

неумело, грубо, попыталась перевести все в шутку. Чувствую, что не выходит, к

губам силиконовая улыбка прилипла, — и не закопал его ни в эту встречу, ни в

следующую.

— Как видишь.

— Когда, если не секрет, вы общались в последний раз?

Кое-кто зеленоглазый получит дома по первое число, за то, что утаил

стратегически важную информацию!

— Две недели назад, — невозмутимо ответил отец, — после нового года. На

острова опять с ним ездили, рыбу ловить.

Смотрю на него, открыв рот, и не верю ни единому слову. Господин Антин ездит

на зимнюю рыбалку? Сидит над лункой в обнимку с удочкой? Вот этот вот

холеный мужик в дорогущем костюме? Это за гранью моего понимания.

Вспомнила, как Артем собирался на эту рыбалку, не моргнув глазом сообщив,

что едет со старым приятелем, и вернулся довольный как слон. Это что

получается, он три дня с папашей моим дебоширил? Да еще и не первый раз?!

Ну, знаете ли…

Чувствую, что еще немного и начну ртом воздух хватать, как та рыба, что с этой

проклятой рыбалки приехала.

— Теперь, когда ты в курсе, что твой муж и твой отец, спокойно общаются за

твоей спиной, перейдем к тому разговору, ради которого я тебя вызвал, — снова

тон стал жестким.

— Я не понимаю, — пролепетала, изумленно глядя на него, — как… вы…

почему… Не понимаю.

— Чего ты не понимаешь? — он поднял бровь, — как мы с ним нашли общий

язык? На удивление просто. Несмотря на всю твою ветреность, у тебя есть

поразительная способность выбирать в толпе нужных людей. Когда понял, что с

Градовым-младшим у тебя ничего серьезного не будет и на роль мужа ты

выбрала кого-то другого, был уверен, что ты найдешь какое-то недоразумение.

Вместо этого ты сделала ход конем и женила на себе Артема. Мои

аплодисменты. Из всех вариантов, это, пожалуй, лучший.

— То есть ты мой выбор одобряешь?

— Я с твоим выбором уже давным-давно общий язык нашел. Интересно, почему я

должен был его не одобрить.

— Не знаю, — растеряно пожимаю плечами, — он из простой семьи.

— И что? Твоя мать тоже была из простой семьи, но годы, проведенные с ней,

были лучшими в моей жизни. Он у тебя раздолбай, конечно, но это молодость в

крови играет, со временем перерастет. С мозгами у него все в порядке, всего,

чего надо сам достигнет, если захочет, а еще он безумно любит мою дочь.

Я в полной прострации. Мой отец, на которого я дулась все это время за то,

чтобы он якобы не интересуется моей жизнью, рассказывает мне о плюсах моего

мужа (с которого я по приезду домой, точно шкуру спушу, за такую вселенскую

подставу).

— Тогда о чем ты хотел поговорить, если с Артемом уже знаком?

— Есть несколько вопросов, на которые хочу получить ответы, — чуть склонив

голову на бок, смотрит на меня как удав на кролика.

— Какие вопросы? — голос осип от волнения. Не нравится мне сегодняшний

разговор, не покидает ощущение неправильности, тревоги.

— Ты его любишь? — в лоб спросил папа, наблюдая за моей реакцией.

— Люблю, — просто ответила, и не думая что-то скрывать, отпираться, надевать

маску царского безразличия, — больше жизни.

Отец удовлетворенно кивнул, по-прежнему не отрываясь глядя в глаза, и лениво

постукивая пальцами по столу:

— Рад слышать.

— Пап, я не понимаю смысл нашего разговора, — признаюсь, разводя руками.

— Сейчас поймешь. По крайней мере, я очень на это надеюсь, — мрачно

пообещал он, — теперь следующий вопрос. Он в курсе причин, по которым ты

вышла за него замуж?

Смотрю на него как баран на новые ворота.

— В курсе? — повторяет свой вопрос.

Моргаю, молчу. Что за вопрос такой, нелепый? Конечно же нет! Я же не дура,

чтобы такое говорить ему. И тут сердце сдавливают темные подозрения:

— Чего ты ему наговорил? — шепчу, чувствуя, как сердце морозной коркой

покрывается.

— Я? Ничего. И насколько понял, ты тоже, — опять этот ледяной тон, — так?

— Так, — соглашаюсь, нервно закусив пересохшие губы. К чему он клонит?

— Молодец. А теперь напряги голову и вспомни, кому ты жаловалась на

жестокого папашу, вынуждающего бедную дочурку идти на каторжные работы

или выходить замуж за х*р знает кого?

Сердце ухнуло вниз с огромной высоты. Да кому я только ни жаловалась,

пытаясь поддержать образ великой мученицы и сохранить свою гр*баную

репутацию звезды! По привычке отпираюсь:

— Пап, что за глупости…

— Глупости? — перебил он, припечатывая суровым взглядом, так что нет сил

даже рукой шевельнуть, — могу дословно процитировать некоторые из твоих

высказываний, насчет деспота отца и его бредовых идей.

Ой, мамочки…

— Пап, — промямлила, разглядывая свои руки, — все не так…

— А как? Расскажи мне, с удовольствием послушаю твою версию. Вперед,

дерзай! — он откинулся на спинку кожаного кресла, сложил руки на животе,

переплетя пальцы, и уставился на меня выжидающим взглядом, — давай,

порадуй старого тирана, интересной сказкой в своем исполнении. Ты же у нас

мастер по этой части.

Чувствую себя в западне, из которой не выбраться. Отпираться бесполезно, это

же отец. Он никогда бы не завел такой разговор, если бы не был уверен в такой

информации. Кстати, откуда сведения? Какая сволочь меня заложила?

— Кто тебе это сказал? — сдавленно интересуюсь у него, периодически

напоминая себе, что надо дышать, а не замирать каждую секунду, как

испуганная синица.

— Какая разница?

— Как это какая разница? — у меня аж загудело внутри все от негодования.

Отец опять мрачно уставился на меня, наблюдая за тем, как я пытаюсь

удержать злость под контролем. Вдох-выдох, вдох-выдох. Пусть молчит, все

равно узнаю, какая тварь меня подставила! Узнаю и мордой по земле возить

буду!

Раздувала свой гнев, как могла, потому что он позволял укрыться еще от одного

чувства, упорно пробивающегося наружу. Чувства стыда.

Очень, знаете ли, неудобно, когда твои слова доходят до того, кому не

предназначались. Чувствую как жаром щеки заливает. Ну все, покраснела, до

кончиков волос, полностью себя выдавая! Неудобно-то как, блин. С тяжелым

вздохом произношу:

— Пап, прости, сама не знаю, что тогда несла.

Он молчит, по-прежнему смотрит на меня, не отрывая взгляда, не моргая, и мне

становится страшно.

— Ну, хочешь, я встану коленями на горох? Или выпори меня, так чтоб сидеть не

могла, — шепчу, жалобно глядя на него.

Еще минута проходит в тишине, после чего он, наконец, жестко спрашивает:

— До тебя ведь, серьезно, не доходит, зачем я это говорю? Даже мысли не

возникает, — циничные складки залегли около рта, — свои извинения можешь

оставить при себе. Я в них не нуждаюсь, прекрасно знал, что примерно так все и

будет.

— Тогда зачем все это? — непонимающе морщусь, после того как он

бесцеремонно швырнул мои убогие попытки извиниться мне в лицо.

— Кристин, очнись! Глаза открой, мозг включи! Не разочаровывай меня своей

тупостью!

Вспыхнув пуще прежнего, смотрю на него в полном недоумении. Отец

раздраженно хлопает ладонью по столу, отчего вздрагиваю, и поднимается с

кресла. Обходит стол и приближается вплотную ко мне. Он опирается на

подлокотники, и я вижу его светлые холодные глаза совсем близко. Замираю,

сжимаюсь, нестерпимо хочется убежать и спрятаться, но я словно

парализованная сижу на месте, смотрю на возвышающегося надо мной мужчину.

— Я не понимаю, чего ты хочешь от меня услышать, — чуть ли не стону,

судорожно пытаясь сообразить в чем дело.

— Тин… не ругаться бы матом, — чуть ли не рычит на меня отец, — ты играешь в

блаженную или серьезно такая?! Я пытаюсь до тебя донести, что если я узнал о

твоих словах, то и Артем вполне может! Что вокруг столько сердобольных

доброжелателей, что рано или поздно кто-нибудь ему все вывалит. И про

условия нашей сделки, и про то, как ты стонала, что надо какого-нибудь лопуха

искать на должность временного мужа, до тех пор пока не надоест, а потом

выпроводить его на хрен, с чистой совестью!

С каждым его словом чувствовала, как уровень паники поднимается все выше и

выше.

— А что ты говорила уже после свадьбы, помнишь?

Отчаянно трясу головой, потому что не хочу помнить.

— Забыла? Так я тебе сейчас напомню, — голос настолько жесткий, что режет по

живому.

— Откуда… — чуть ли не всхлипывая, спрашиваю у него, не в силах полностью

сформулировать вопрос.

— Откуда знаю? Все просто Кристин, все до банального просто! На будущее

запомни такую вещь, что знает один — известно только ему, что знают двое —

знает целый мир. Я ни у кого ничего не спрашивал насчет этих разговоров, вся

информация сама притекла. Не знаю, чем ты руководствовалась, распуская свой

бестолковый язык. Но результат на лицо. Рассказала одной подруге, второй,

третьей пятой, двадцатой. Они между собой это перетирали, потом мимоходом

поделились ещё с кем-то и еще. И уже в моем кругу ко мне подходит человек и

спрашивает «говорят, твоя коварная дочь нашла-таки подходящую игрушку».

Как тебе цепочка передачи сведений? Только после этого я вплотную занялся

этим вопросом, и поверь мне, узнать детали не составило никакого труда!

Еле дышу, загнанно глядя на него.

— Что, дорогая коварная дочь, глаза выпучила? Наконец дошли масштабы

катастрофы, созданной вот этими самыми рученьками, — грубо хватает за

запястья и трясет мои руки, потом с чувством отшвыривает от себя, идет

обратно за стол.

Уже сижу ни жива, ни мертва, чувствуя как каждую клеточку заполняет

первобытный ужас.

— Твои слова, которые ты молола своим пустым языком, они как бомба с

часовым механизмом! — лютовал отец, — Рано или поздно рванет так, что вы с

Артёмом разлетитесь, словно щепки в разные стороны! Скажи, ты настолько

доверяешь своему окружению, своим друзьям-подругам? Той же самой Карине?

В ответ молчу. Мне нечего сказать. О каком доверии он вообще говорит? Наша

компания — это сборище гиен, готовых в любой момент вцепиться друг другу в

глотку, сохраняя при этом сладкую улыбку на губах. Я сама такая… была.

— Никогда, ни при каких условиях нельзя давать другим рычаги воздействия на

себя! Ни врагам, ни тем более друзьям, особенно таким, как у тебя! А ты им

сейчас в руки такой рычаг вложила, что если найти правильную точку опоры,

они перевернут весь твой гр*баный мирок, схоронив и тебя, и Артёма под его

осколками. Вы, как волчья стая, если почувствуете слабость — разорвете в

клочья. Тебе ли не знать! Так вот, милая моя, в этот раз слабость показала ты,

причем не просто показала, а буквально потрясла ею перед всеми, выставила на

всеобщее обозрение!

С каждой секундой ужас ситуации все больше доходит до меня, ощущение

будто стоишь на самом краю пропасти, ноги скользят, из-под них выскакивают

камни и с грохотом срываются вниз, и только вопрос времени, когда

отправишься за ними следом.

— Ну и как будешь решать проблему? — жестко, в лоб спрашивает отец.

— Я… я не знаю, — шепчу, потому что голос от волнения пропал.

— Не знаю! — передразнил он, — как молоть языком, так мозга хватило, а как

пришла время разгребать за собой д*рьмо — так она не знает.

— Пап!

— Что пап? Можно подумать у тебя так много вариантов! В общем, едешь домой,

ждешь своего ненаглядного с работы и проводишь с ним серьезный разговор.

— О чем?

Быстрый ум — это мое все.

— Да обо всем! Рассказываешь ему и о нашем уговоре, и о своих коварных

планах в отношении его, и как выпендривалась перед своими подруженциями.

Обо всем, вообще, не утаивая!

— И как ты себе это представляешь??? — в ужасе смотрю на него, хватая ртом

воздух, — он пошлет меня к чертовой бабушке!

— Пошлет? Да я бы на его месте вообще прибил тебя, размазал по стенке и дело

с концом.

— Зорин даже не дослушает до конца весь этот кошмар! Уйдет и хлопнет

дверью!

— Значит, тебе придется постараться сделать так, чтобы дослушал, а потом уж

может хлопать дверями, если захочет!

— Ты хочешь, чтобы он меня бросил?

— Я хочу, чтобы ты с ним поговорила, рассказала все. Призналась в том, какой

дурой была раньше, и попыталась донести до него, что сейчас все изменилось.

Что вся ваша совместная жизнь, это уже давно не игра маленькой бестолковой

девочки, мечтающей о новых шмотках!

— Он уйдет!

— Может быть. Но у тебя есть возможность все рассказать самой, все объяснить,

преподнести правду так, как ты ее видишь. Объяснить свои мотивы, слова

поступки, и попробовать доказать свою любовь. И даже если он и уйдет, то

будет шанс, что когда успокоится, то простит. Будет сложно, но не безнадежно.

— Простит? Ты бы простил???

— Речь не обо мне! Все зависит от того, насколько он тебя любит, и насколько

корректно ты сможешь донести до него суть произошедшего, доказать что все

изменилось. Не жди, что махнет рукой и скажет «ну и ладно, дорогая, все

хорошо». Ни хр*на хорошо не будет, даже не мечтай! Но если эту информацию

он получит от тебя, то шанс все исправить будет. Если ты, конечно, не

натворила чего-нибудь еще. Чего-нибудь, о чем я не знаю!

Сердце перестает биться, замирает и разлетается в клочья.

Ночь. Загородная трасса. Белый ягуар на обочине.

Чувствую, что умираю, иду ко дну.

— Скажи, ему есть за что ещё тебя прощать? — спрашивает отец, сканируя

проницательным взглядом.

Замираю как птичка перед змеей.

Дорогое платье небрежно откинуто в сторону.

— Есть? — настойчиво повторяет свой вопрос.

Судорожно мотаю головой, призывая на помощь всю свою выдержку.

Жаркие поцелуи, руки Макса на моем теле. Хриплое дыхание. Одна ночь на

двоих.

— Нет, — хриплым голосом, с трудом удерживая человеческое лицо, отвечаю

отцу, стойко выдерживая тяжелый взгляд.

Он ещё несколько секунд рассматривает меня, а потом кивает:

— Это хорошо. Потому что уже того, что известно мне достаточно, чтобы он

послал тебя и ушёл не оборачиваясь. И если все это д*рьмо ты как-то сумеешь

разрулить, то это в любом случае ваш предел. Верхняя планка, выше которой

вам уже не прыгнуть.

Киваю, соглашаясь с его словами, хотя на самом деле у меня просто нет сил

открыть рот. Боюсь не сдержать стон, настолько больно в груди.

Глава 10

Перед глазами все поплыло, теряя резкость очертаний. С силой ударила по

тормозам и рывком выкрутила руль в сторону обочины. Остановившись, машина

резко дернулась, так что я чуть не воткнулась лицом в руль. Все равно. Даже не

замечаю этого, сижу, вцепившись в кожаную оплетку, стеклянным взглядом

уставившись на дорогу и чувствуя, как из глубины поднимается нечто ужасное,

темное, чему не могу дать определения.

Сердце зашлось в сумасшедшем ритме, каждый раз сильно ударяясь о грудную

клетку, от чего по всему телу разлилась свинцовая тяжесть. У меня затряслись

руки, задрожали ноги. Да, я вся тряслась как осиновый лист, меня колотило,

трусило так, что не могла остановиться, замереть. Воздух, словно состоял из

тысяч раскаленных игл, с трудом проходил в легкие, выжигая их изнутри. И

поверх этого гремучего коктейля пикантной вишенкой ложился страх. Ужас,

выворачивающий наизнанку, ломающий изнутри.

Ужас от осознания содеянного, от понимания того, какой идиоткой была, и во

что это может вылиться.

Дура!

Зажала одной ладонью рот, пытаясь удержать истошный крик, рвущийся

наружу. Другой ладонью ударила по рулю, второй раз третий, десятый. Легче не

становилось.

Откинулась на спинку сиденья, запустив обе руки в волосы, и зажмурилась.

В голове полыхало одно слово «прости», а в груди все рвалось в клочья от вины,

сметающей все на своем пути.

Это же какой надо быть кретинкой, чтобы искренне верить, что если

отвернуться от проблем, то они тебя не настигнут!

Просто погрузилась в наши отношения, растворилась в них, оставив за бортом

прошлое, даже не думая, к чему все это может привести. И если бы не отец, так

бы и пребывала в состоянии блаженной овцы.

— Да, как так-то? — вголос, чуть ли не крича, обращаюсь неизвестно к кому.

Рваное дыхание, как у рыбы, выброшенной на сушу, темные круги перед

глазами. Я умираю, рассыпаюсь на миллионы осколков, мечтая только о том,

чтобы это был сон. Чтобы какая-то другая Кристина творила все эти глупости, а

не я.

«Бомба с часовым механизмом» — звучат в голове слова отца.

Бомба — это то, что известно тебе, дорогой папа, а то, что натворила на самом

деле — это конец света.

Вспомнила любимые зеленые глаза и завизжала, закусив кулак.

Тёмка, мальчик мой любимый, прости.

Сидеть не могу, распахиваю дверцу и вываливаюсь, словно последняя пьяница,

на проезжую часть, с трудом поднимаюсь на ноги и иду прочь от машины.

Начинаю ходить кругами, пытаясь обхватить себя как можно крепче. Вдруг это

поможет избавиться от боли? Вдруг это поможет сделать полноценный вдох.

Запрокинув голову наверх, отчаянно смотрю на серое зимнее небо с налетом

начинающихся сумерек.

Одинокие крупные снежинки неторопливо кружатся, опускаются на лицо, на

растрепанные всклокоченные волосы. Соприкасаясь с кожей, они тают,

превращаясь в прохладные капли.

А я стою, не обращая внимания, сжавшись, скрючившись, пытаясь успокоиться.

Бесполезно. Перед глазами одна картинка стремительно сменяет другую.

Мы с Тёмкой сидим на кухне, пьем воскресный ароматный кофе.

Градов целует, запуская руки под короткое платье.

Ругаемся с Зориным, но потом так сладко миримся, что забываем обо всем на

свете.

Окна ягуара запотели. Градов ритмично двигается, грубо, резко, словно пытаясь

что-то доказать мне, себе, окружающему миру.

«Я люблю тебя», — слышу слова Артёма в голове, и срываюсь камнем в

пропасть, в бушующий океан моей лжи.

— Аааааааааа, — сжав виски кричу в небо, пугая притаившихся в заснеженном

лесу птиц. Они стремительно взмывают в небо, черными тенями скользя надо

мной.

Это ведь была просто игра для меня. Просто гр*баная игра, под названием

«поймай Зорина». Я с наслаждением играла в нее, упиваясь своей властью над

ним, в душе потешаясь, чувствуя себя роскошной женщиной вамп. Я лгала

направо и налево, выставляла его в самом непригодном свете перед своей

компанией. Эдаким дурачком, которого держу на коротком поводке, а потом,

когда надоест, дам пинка под зад и прогоню.

Он и есть дурачок. Наивный, влюбленный в адову суку.

Прости…

Опять перед глазами появляется Максим с его вальяжной полуухмылочкой.

Бл****,ну на хр*на? На хр*на я с ним тогда… На хр*на? Ведь ни эмоции к нему

нет. Ничего!

Просто нравилось водить за нос, чувствовать его ревность. Я упивалась как

маньячка тем, что дома был муж, а за его пределами по мне сходил с ума

Градов.

С*ка беспринципная.

На хр*на???

То, что знал отец — это цветочки. Почти уверена, что смогла бы убедить Зорина

в том, что сейчас все по-другому, что люблю его. Убедить в искренности своих

чувств. Я бы прогнулась в любую позу, но удержала его, сделала бы так, чтобы

он простил. Я в этом уверена. Потому что он любит меня так, как никто и

никогда не любил.

Он моя опора, моя крепость, мой ориентир в бушующем океане. За ним хоть на

край света, хоть за край. Только с ним. Я люблю его до безумия, до судорог. Он

мой воздух, моя кровь, мой дурман, без которого уже не вижу свой жизни.

В каждом моем биении сердца, в каждом вздохе только он. Давно. Прочно.

Навсегда.

Все игры давно откинуты в сторону и забыты. Я не могу сказать, когда именно

это произошло, но мы проросли друг в друга так, что не оторвать, не разделить.

И все благодаря ему. Он смог это сделать. Смог вытащить на белый свет другую

Кристину. Он был основой наших отношений, стальным каркасом. А я…

Черт, да что ж так плохо-то!

Меня выворачивает наизнанку от чувства вины, от воспоминаний о своих словах, делах. Мутит от мысли, что спала с Максом, а потом с улыбочкой встречала

мужа из командировки, мысленно смеясь и хлопая в ладоши, оттого как я

здорово всеми манипулирую.

Тём, пожалуйста, прости, — шепчу как заведенная, глядя в небо. Только он меня

не слышит…

На лице уже влага не только растаявших снежинок, соленые дорожки слез.

Никогда не ревела из-за мужиков, а тут все, пали последние защитные барьеры.

С души словно кожу содрали заживо, затопив мой мир страхом и болью.

Болью от осознания того, что сделанного уже не исправить, не стереть, не

перечеркнуть, а еще от того, что в любой момент все может рассыпаться,

сорваться, обратиться пеплом. Из-за меня. Никто другой не виноват. Только я.

От меня словно куски отрывают, настолько больно в груди. Словно гвозди

ржавые загоняют под кожу.

Как, оказывается, страшно, когда сам разрушаешь свое собственное счастье.

Когда нет альтернативы: простить или прогнать. Когда ничего не можешь

сделать, разве что подыхать от чувства вины и отвращения к самой себе.

Малодушно думаю, что лучше бы он изменял. Трахал кого не попадя направо и

налево, а я бы страдала. Там хоть чувство гордости могло спасти, а сейчас…

Как бы мне хотелось, чтобы все слова оказались неправдой, чтобы в нужный

момент у меня включился мозг, и я не порола всякий бред, чтоб проснулась

гр*баная предательница-совесть, и не дала мне наделать ошибок с Градовым.

Мысленно словно увидела свое отражение в мутном, до омерзения грязном

зеркале, и ужаснулась. Я ненавижу себя.

Я изменяла ему, холодно, цинично, думая только о своем непонятном

самолюбии. Изменяла просто так, для галочки. И объяснить, оправдать это

нечем. Не было ни любви, ни банальной влюбленности. Даже интереса и того не

было к Максу. Ничего. Только расхлябанность, разнузданное влечение,

нездоровая похоть, замешанная на адреналине, азарт от нарушения запретов.

Не рассчитывая на долгую и счастливую жизнь с Артемом, творила что хотела, а

оно вон как повернулось. И когда завязла в Зорине, поняла, что падаю и

подниматься не хочу, что я сделала? Ничего! Ничего! Отмахнулась, выкинула

эти эпизоды из своей памяти, как я умею. Думала, что все нормально, все

хорошо. Просто, бл*дь, забыла как о каком-то несущественно дерьме! Это мой

талант, моя особенность. Все, что неудобно, не нужно — выкидываю из головы,

отворачиваюсь, словно ничего и не было.

Вот только никуда мои слова, поступки не делись. Они со мной, они в крови,

разъедая жгучим ядом вены. Полгода даже не вспоминала об этом, оставив в

прошлом, как незначительную мелочь, а сегодня, будто пелена спала.

Как я ему в глаза посмотрю? Как я посмею подойти к нему?

Как я начну этот разговор?!

Что я ему скажу?

Темочка, знаешь, а я вот сначала хотела тебя просто поиспользовать месяцок, а

потом выгнать, чтоб не мешал жить в свое удовольствие, но сейчас уже все

нормально. Не буду выгонять, ибо влюбилась. Ну, как вариант?

А может так?

Милый, ну не дуйся, я же не думала, что у нас с тобой что-то получится, не

рассчитывала на что-то продолжительное, поэтому шлялась за твоей спиной.

Зато какие рога красивые получились. Просто загляденье!

Это я ему должна сказать?

Господи, лучше умереть, чем идти через это, словно босиком по битому стеклу.

Как донести, что то, что было в начале, и то, что сейчас — это две разные вещи.

Что сейчас я умру ради него, что готова пройти все круги ада, лишь бы быть с

ним. А тогда… Тогда все было по-другому. Неужели я бы прыгнула в объятия

Градова, если бы любила Артема? Нет, конечно! Я бы послала Макса на хр*н и

забыла о нем без сожаления. В принципе так и сделала, вот только поздно,

после того как совершила ошибку.

Ошибку, которая может мне стоить очень дорого.

С*ка! Как всегда самолюбование, жалость и снисхождение к самой себе. Все

мысли только о том, как мне бедной тяжело, больно и страшно. Гоняю их раз за

разом в своей дурной голове, чтобы не думать о другом.

О том, что будет с ним, когда все это дерьмо выплывет и затопит нас по самые

уши. Он ведь всегда любил меня. Для него нет деления на то, что было в начале

и то, что сейчас. Для него всегда все было серьезно.

Меня передернуло, от осознания того, что мы одной ногой уже встали на путь,

ведущий к концу. Путь, который я с упоением выкладывала своими

собственными руками. И надо как-то исправлять, а у меня все внутри сжимается

от страха. Надо быть сильной, бороться за наши отношения, за нашу семью, а

мне хочется спрятаться в угол и скулить, виновато прикрыв глаза.

Я столько ломала, и теперь настало время исправлять, а я боюсь, что не

справлюсь, что уже слишком поздно и нет пути назад.

Трусливая. Подлая. Гадкая, недостойная.

Дрожащими пальцами вытираю слезы и разворачиваюсь в сторону машины. Мне

надо домой, к мужу… пока он у меня еще есть. Я должна попробовать спасти

нас.

Отец прав, мне нужно поговорить с ним, рассказать обо всем. Но что делать с

Градовым? Я не смогу начать разговор и вывести его так, чтобы не раскрыть все

карты. Зорин сразу почувствует, что не договариваю, и начнет задавать

вопросы. Я обязательно растеряюсь, запутаюсь, начну мямлить и все испорчу.

Я не справлюсь.

Чувство вины, желание покаяться и получить прощение уступило страху

потерять любимого.

Я не смогу ему рассказать все без утайки, про Макса. Это мой крест, мой камень,

который попытаюсь схоронить глубоко внутри. Пусть это навсегда останется

ножом под сердцем, колотой раной, причиняющей нестерпимую боль. Но это

будет моя боль, не его. Он не заслужил такой правды.

Отпираю дверь и почему-то замираю на пороге, прислушиваясь. Не могу себя

заставить войти внутрь, потому что чувство такое, будто я грязная, что несу в

наш дом один мусор, гниль.

С трудом сглатываю и прохожу в прихожую. Словно зомби снимаю сапоги, шубу,

механически вешаю ее на крючок и, пошатываясь, иду на кухню. Нестерпимо

хочется пить, горло горит от жажды.

Залпом выпиваю целый стакан, потом еще один. Взгляд натыкается на Тёмину

кружку, с остывшим утренним кофе, и внутри снова все начинает дрожать,

вибрировать.

Я не смогу! Он не будет меня слушать! Он уйдет! Эти слова грохочут в мозгу,

разбивая остатки самообладания. Еще чуть-чуть и снова начнется паническая

атака. На часах уже шесть вечера, Зорин придет через полчаса, и я просто не

имею права встречать его в соплях, в истерике. Сломя голову бегу к шкафчику,

вытряхиваю из него всю нашу скудную аптечку, трясущимися руками перебираю

коробочки с лекарствами, пузырьки, блистеры, уже тихонько всхлипывая и

моргая, смахивая с ресниц редкие горькие капли.

Что же я наделала… Что теперь с нами будет…

Нахожу пузырек с успокоительным, купленным для борьбы с бессонницей,

когда-то давно изводившей меня. Доза — две таблетки. Закидываю в рот четыре

за раз, запиваю водой и замираю, прикрыв глаза.

Давай, Кристина, давай, успокаивайся.

Ради нас, ради него.

Давай.

Паника утихает. Может, так быстро подействовали пилюли, а, может,

самовнушение. Не знаю, но я благодарна.

Переодеваюсь, умываюсь, разогреваю ужин, грустно глядя в окно. Жду Зорина,

но когда раздается звук поворачиваемого в двери ключа, все равно вздрагиваю.

На миг прижимаюсь лбом к холодному окну, делаю несколько глубоких вдохов,

собирая себя из кусочков, а потом разворачиваюсь к нему со спокойной

приветливой улыбкой.

Умирая изнутри, корчась в агонии, подхожу к Артему. Он усталый, но довольный, глаза светятся, когда он смотрит на меня, и от этого становится еще хуже, еще

противнее.

Снова всплыл образ белого ягуара на темной обочине, и что там происходило. Я

тону, захлебываюсь отчаянием, сердце рвется к нему, умоляет простить, но на

лице не отражается ни одной эмоции. Все так же нежно улыбаюсь. Как паучиха,

уже отравившая свою жертву и теперь наблюдающая результат своих действий.

Я готова прямо здесь в прихожей опуститься перед ним на колени и умолять о

прощении, но в место этого забираю у него куртку и интересуюсь, как прошел

день.

С*ка. Холодная, фальшивая с*ка.

Переговариваемся, как ни в чем не бывало. Он идет в гардеробную,

переодевается, а я стою в дверях, прислонившись плечом к косяку, не зная, как

унять бешеный стук сердца.

Прости меня, пожалуйста!

Крик оглушает меня изнутри, но вслух опять тишина. Я только могу стоять и

наблюдать за мужчиной, которого люблю больше жизни, но которого предала. Я

ловлю каждое его движение, каждый жест, стараясь запечатлеть их в памяти,

потому что в один прекрасный момент могу потерять его. Я без него не смогу!

Он мое сердце, моя судьба, мой единственный, родной, любимый.

На миг позволяю себе прикрыть глаза, чтобы он не увидел скопившихся слез.

Прости меня…

Я сделаю тебе больно. Я растопчу тебя, разорву, выпотрошу, стоит только

рассказать правду. Но я должна, потому что отец прав. Такое д*рьмо ты должен

узнать от меня, от первоисточника, а никак не от посторонних людей. Потому

что узнай ты все от чужих — и будет еще хуже, еще больнее.

С горечью понимаю, что в основании каждой пары, каждой семьи должен

лежать фундамент из взаимного уважения, доверия, любви, верности. Только

тогда можно построить крепкие отношения, и быть долгие годы счастливыми

друг с другом.

Но это не наш вариант. У наших отношений нет фундамента, под ними нет даже

прочной холодной земли, только жидкое, зловонное болото, постепенно

засасывающее нас, грозящее поглотить полностью. И это болото сотворила я, и

никто другой. Артем строил, создавал, а я по своей тупости разрушала. Он

ставил камень, я убирала два. Он возводил стену, я ломала другую. Он хотел

сделать меня счастливой, а я ему втыкала нож в спину, проворачивая и

равнодушно глядя на истекающие кровью раны.

Надо ему все сказать, прямо сейчас, но я молчу, упиваясь секундами ложного,

зыбкого счастья, иллюзией того, что все у нас хорошо.

Надо сказать.

Вот только сил наберусь.

Сейчас. Еще минута.

Словно стою на утесе и смотрю на разбивающиеся об него соленые морские

волны, и собираюсь духом перед фатальным прыжком вниз.

Еще мгновение. Горькое, отчаянное, удушающее.

Пожалуйста. Еще немного.

Ночью проснулась с криком, со слезами на глазах, с рвущимся из груди сердцем.

— Тише, Тин, тише, — чувствую сильные руки на своих плечах, это просто сон, —

все, тс-с-сс.

Он обнимает меня, прижимает к себе, гладит по волосам. Я, задыхаясь от ужаса,

обвиваю его руками и ногами, боясь, что стоит только ослабить хватку, и он

исчезнет, уйдет, а я останусь одна, без него. Как в этом ночном кошмаре…

Я так и не смогла завести страшный разговор в тот вечер. Сидела рядом с ним,

умирала, тысячу раз открывала рот, чтобы начать, но вместо этого произносила

какую-нибудь глупость.

Не смогла сказать и на следующий день.

И через неделю…

И через месяц…

Все откладывала, откладывала, откладывала. Выпрашивая у судьбы еще

немного беззаботного счастья, ещё немного чистого неба перед ураганом.

Молчала, с замиранием сердца глядя в любимые глаза, молила о прощении

каждый миг, но молчала, упуская драгоценное время. Сознавала, что

стремительно мчимся к точке невозврата, что каждый наш счастливый день мог

стать последним, но молчала. Давилась словами, билась в истерике, когда он

уходил на работу, но ничего не делала. Ничего, твою мать, не делала!

Каждый день превратился в ад, наполненный агонией, ожиданием неизбежного,

страхом перед потерей, тоскливой удушающей необратимостью, обреченностью.

Мой мир катился к обрыву, а я малодушно пряталась, отступала, как маленькая,

надеялась, что все исправиться само собой, что все наладится.

Я струсила…

В самом конце февраля, когда до весны оставалось всего несколько дней,

раздался звонок.

Каринка.

Меня аж передернуло, когда увидела ее самодовольную физиономию на экране.

Последний месяц я почти прекратила общение со своей компанией. Я

задыхалась в их обществе, видела в каждом взгляде насмешку, угрозу,

обещание раздавить, разорвать, разбить мою жизнь вдребезги. Было

нестерпимо больно и страшно осознавать, что любой из этих золотых мальчиков

или девочек может меня уничтожить. Достаточно всего нескольких слов Артему,

и от моего мира ничего не останется. Я их действительно боялась. Мне казалось,

что они кружат вокруг меня, как стая хохочущих гиен и только выжидают

момент, чтобы напасть.

Боже, что со мной стало?! Я превратилась в параноика, подозревающего всех в

тайных умыслах, в истеричку, готовую биться в припадках целый день напролет.

Во что я превратилась за этот месяц? Где самоуверенная, эгоистичная стерва,

делающая все так, как нужно ей?

Смотрела на экран, терзаясь мыслями: ответить или нет.

Истеричка требовала откинуть телефон, сесть в углу и снова начать выть,

обхватив за колени и раскачиваясь из стороны в сторону. Остатки здравого

смысла и гордости, настоятельно рекомендовали ответить, показать, что все

отлично, сделать хорошую мину при плохой игре. Потому что если показать

слабость хищнику, то он нападет. Надо смотреть в глаза, показывая, что ты

сильнее.

Все, решено. Отвечаю. Я не дам ей почувствовать свой страх и отчаяние:

— Привет, — мурлыкаю с наигранным восторгом.

— Крис, — с ходу начинает Карина, — ты совсем обнаглела?!

— С чего бы это? — мой голос — сама невозмутимость. Надо же, как привычно

проскальзывают надменные нотки. Моя стерва никуда не делась. Она здесь,

внутри, просто притихла в свете последних событий и откровений. Радуюсь ей,

как старой знакомой. Невольно облегченно вздыхаю. С ней легче, с ней проще. С

ней не хочется повеситься или выпрыгнуть из окна.

— Ты совсем пропала! Никуда не ходишь с нами, пропускаешь все вечеринки,

как хроническая домоседка! Что муженек не отпускает?

— Почему? Сама не иду.

— Интересно почему?

— Потому что мне скучно, — выдаю, не скрывая усмешки.

Каринка аж поперхнулась и на миг не нашлась что ответить, а потом процедила

сквозь зубы:

— Скучно?

— Ну да. Каждый раз одно и то же. Сидеть, говорить о какой-то ерунде.

Никакого разнообразия. Не, такое развлечение надо дозировать, — продолжаю

выкобениваться.

— Капец, Антина! Я тебя не узнаю.

— Ну, во-первых не Антина, а Зорина. А, во-вторых, что поделать, людям

свойственно расти, развиваться.

В ответ опять недоумение. Таких слов она от меня точно не ждала.

— Завтра-то придешь?

— Завтра? — судорожно пытаюсь вспомнить, что у нас завтра. Так, какое там

число? Двадцать шестое? И чего? Блин, не помню.

— Только не говори, что забыла о моем дне рождения! — подозрительно шипит

она.

— Да, ты что! Просто задумалась, в чем идти, — вру, не моргнув взглядом. Так

убедительно, что Абаева усмехается:

— Вот эту Кристину я узнаю. Ладно, давай да завтра. Ждем тебя, Пропащая.

— Я приеду.

Отключаю телефон и, задумчиво крутя его в руках, смотрю в окно.

На улице метель. Такая сильная, что не видно парка под моими окнами, только

белая, живая мгла. Похоже, зима не собирается сдавать в ближайшее время

свои позиции и навалит ещё полметра снега, чтобы жизнь сказкой не казалась.

Не хочу идти завтра ни на какой день рождения, но надо. Я должна показать

всем, что у меня все супер, чтобы никто не заподозрил меня в слабости, не

понял, что я прячусь, что мой непробиваемый панцирь давно рассыпался в прах,

обнажив сердце, истекающее кровью.

Я пойду на это гр*баное мероприятие, и буду там королевой, как всегда

танцующей на пьедестале, стоящей на ступень выше, чем все остальные. Чтобы

ни один из этой стаи не смел тявкнуть в мою сторону.

Сама не заметив как, настроилась на боевой лад, подобралась, решив идти

напролом и смело взглянуть в глаза своим проблемам.

К семи уже подъезжаю к клубу. Спиртное сегодня под запретом, с ним труднее

себя контролировать, поэтому я на своих колесах. К тому же уверена, что

терпения не хватит надолго. Уйду при первой же возможности, и плевать на все.

Запарковала деточку на платной парковке и несколько минут просто сидела,

уставившись в лобовое стекло, настраиваясь, успокаиваясь, вживаясь в роль

самодовольной стервы.

Эх, как же было раньше легко! Ни сомнений, ни колебаний, ни угрызений

совести. Совсем другая была. И той другой жилось намного легче в этой волчьей

стае.

Новая я хочет совсем иного. Тепла, заботы, уверенности в завтрашнем дне,

крепкого мужского плеча рядом, в которое можно уткнуться носом и забыть обо

всех проблемах.

Переделал меня Артем, я даже не заметила как. Изменил, заставил смотреть на

вещи другими глазами, вынудил переоценить свою жизнь.

Если так подумать, то я изначально была обречена на провал в своей нелепой

игре. У меня была цель добраться до отцовских денег, наладить свою

развеселую жизнь, а у Артема была цель построить семью, сделать меня

счастливой. И он победил. Он сумел сделать так, что я забыла обо всем, кроме

него. И да, я была безумно счастлива в нашем маленьком мирке, до тез пор пока

отец не заставит меня открыть глаза.

Тяжело выдохнула. Самобичевание и запоздалое раскаяние мне сейчас не

нужны, с ними я стану слабой, поэтому выталкиваю из головы эти мысли.

Страдать буду дома, за закрытыми дверями, а сейчас боевой настрой нужен.

Что именно буду делать, говорить я не знала. Решила просто положиться на

свою способность выкручиваться из сложных ситуаций. Здесь не будет

действительно важных для меня людей, поэтому стеснятся некого, причин

сдерживаться тоже нет. Я, как всегда королева, а на всех остальных плевать с

высокой колокольни.

Сдаю шубу в гардероб, на миг задерживаюсь у зеркала, видя там собранную

блондинку с жёсткой складочкой между бровей.

Чужая, холодная. Мой внешний вид не соответствует моему внутреннему миру.

Полный диссонанс. Самоуверенная стерва снаружи и маленькая, зареванная,

раздавленная девочка внутри.

Становится неприятно. Противно. Горько.

Помню, кто в этом виноват. Только я, и никого кроме меня, поэтому становится с

каждым мигом все хуже. Тряхнув головой, отгоняю тяжелые мысли.

Надо показаться «друзьям», сыграть свой дешёвый спектакль и бежать отсюда.

Бежать домой, в своё укрытие. Туда, где можно спрятаться, забиться в угол и

продолжать зализывать свои раны. Снова погрузиться в беспросветную пучину

сожаления и самобичевания.

Подхожу к входу в зал, и уже издали вижу всех остальных. Красивые,

разодетые, сверкают как бриллианты в золотой оправе.

Ненавижу их.

Хотя вру.

Ненавижу себя, а их просто боюсь.

Сама того не желая, отступаю, и прячусь в дамской комнате. Как всегда. Мое

любимое место. Королева уборной, блин.

Прижимаю ладони к пылающим щекам, собираю остатки выдержки, пытаюсь

успокоиться.

Черт!

Не выходит. Как я сейчас буду играть роль самодовольной стервы, если у меня

губы дрожат, и на глазах пелена слез? Как, скажите мне? Я не смогу их всех

удержать «в кулаке». У меня нет сил, я истончилась, сдалась, рассыпалась.

Смотрю на свое испуганное отражение, и в голове словно щёлкает.

Какого хрена я творю? Один раз уже шла на встречу с подобным настроением.

Когда жаждала поставить на место подружек, утереть им нос. Чем всё

закончилось, лучше не вспоминать.

И сейчас тоже самое! Опять с разбегу на те же грабли!

С глаз спадает пелена. Теперь я знаю, что надо сделать.

Что надо было сделать давным-давно.

Во-первых, поговорить с Максимом. Поставить жирную точку в наших

отношениях. Отпустить его, по возможности сглаживая острые углы.

Потом поздравить Карину. Посидеть с остальными, нормально, по-человечески,

без лишних понтов. Плавно вывести тему в нужное русло. Сделать так, чтобы ни

у кого не осталось и мысли о моих слабых местах. Просто перевести все гадкие

слова в шутку, публично признаться в чувствах к своему мужу. Пусть все видят,

что мне нечего боятся. Только сделать это не наскоком, не как

асфальтоукладчик, подминая под себя всех окружающих, а мягко, не раздражая

их, не задирая.

Это внезапное решение вселило в меня уверенность, что я справлюсь, сумею

выплыть из болота, в которое загнала сама себя.

На ходу перестраиваюсь, меняю линию поведения. Для меня это не свойственно,

но впервые в жизни, хочу решить проблему по-человечески, достойно, без

масок, без игры.

Максима, словно по заказу, нахожу на подходе к залу. О чем-то разговаривает

по телефону, задумчиво ковыряя плинтус носком ботинок.

Глубоко вдыхаю, так же выдыхаю. Натянув приветливую улыбку, подхожу к

парню:

— Привет, — говорю спокойно, пытаясь избежать наигранной весёлости. Он

вздрагивает и резко оборачивается в мою сторону.

Слышу, как собеседник продолжает говорить в трубку, но Макса, похоже, это не

волнует. Он замирает, сканируя меня настороженным взглядом, потом и вовсе

убирает телефон без извинений, прощаний.

— Крис, — удивленно разводит руками, — не верю своим глазам! Вот это

встреча!

Делает шаг по мне, намереваясь обнять, но останавливается в

нерешительности. Я не двигаюсь, смотрю ему в глаза. Градов не понимает, что

делать, как со мной поступить. От меня не ускользает момент, когда аккуратная

радость от встречи сменяется холодным подозрением.

— Максим, пойдем, поговорим, — прозвучало строго, будто я учитель,

поймавшись провинившегося школьника. Напоминаю себе, но нам нужен

спокойный, конструктивный диалог, никаких скандалов.

— Конечно, пойдем, — улыбка хоть и застыла на его губах, но в глазах нет на

нее и намека.

Мы проходим в небольшую комнату, предназначенную для персонала. Молодой

человек, работающий в клубе, пытается нас остановить, но Градов подходит

ближе, что-то шепчет ему на ухо. По-дружески хлопает по плечу. Нас оставляют

вдвоем.

Оба молчим, увлеченно рассматривая окружающую обстановку, будто важнее

этого ничего нет и быть не может.

Я никак не начну говорить. Никак не подберу слова. Хочется просто подойти и в

лоб сказать: все, Макс, свободен. Не звони, не пиши и вообще забудь о моем

существовании.

Так нельзя. Он разозлится. Злой, ревнивый мужик, которого бросили —

взрывоопасное сочетание. Надо как-то мягче, деликатнее.

Да вот беда, я не умею мягче, да и деликатность мне не свойственна! Начинаю

злиться, но во время вспоминаю, что на кону наше с Артёмом счастье. Снова

глубоко вдыхаю, и медленно через зубы выдыхаю:

— Максим, — начинаю тихо, не зная, куда деть смущение и неуверенность.

— Максим, — эхом повторяет он, невесело усмехнувшись, — всегда был просто

Макс. А тут уже два раза за пять минут Максим.

Проходит вглубь комнаты, плюхается на кожаный диван, устало вытягивая ноги:

— Макс, — примирительно делаю шаг в его сторону.

— Крис, заканчивай юлить. Говори, что хотела, — смотрит на меня исподлобья

мрачным взглядом. Ждет.

— Макс, у нас с тобой все кончено.

Парень громко смеётся, откидываясь на спинку дивана:

— Браво, Кристин, — сквозь смех ясно проглядывает ярость, — и года не

прошло, как ты соизволила это сказать вслух.

Отрывисто поднимается на ноги и за долю секунды оказывается рядом со мной:

— Спасибо, дорогая Кристина, что глаза мне открыла! А то ведь я такой долб*еб,

что ни хр*на не понял. Думал, что у нас бл*дь ещё все впереди. Особенно когда

совсем пропала, перестала отвечать на звонки, врубила полный игнор. Сидел и

ждал, когда ты соизволишь оторваться от своего ненаглядного муженька, и

устремить на меня ясный взор прекрасных голубых глаз.

Его настроение меня пугает. Непроизвольно отступаю на шаг, призывая всю

свою выдержку:

— Извини. Я была не права с тем, что откладывала неприятный разговор.

— Не права она была! — взорвался Градов, — ты не права была, когда,

встречаясь со мной, решила выйти за какого-то м*дака! Не права, бл*дь! Надо

же. Прямо сама корректность, мать ее!

— Прекрати! — сама того не желая, чуть повышаю голос.

— Что я должен прекратить? — рычит на меня, — Кристин, на х*ра ты вообще

этот разговор затеяла? Думала, что осчастливишь меня очевидным дерьмом,

вместе посмеемся и расстанемся друзьями???

— Я хотела по-хорошему…

— По-хорошему?! — изумлённо выгибает брови, — после того как связалась с

другим мужиком? После того как полгода творила хрен пойми что? Или может

после того, как за все это время не могла найти пяти минут и просто поговорить,

а не воротить от меня нос, словно от прокаженного!

Выругавшись, начал менять комнату быстрыми размашистыми шагами.

Слежу за ним взглядом, а внутри плещется раздражение. Не такого разговора я

желала, не так должна была перевернуться наша с ним последняя страница.

Похоже, пора признать очевидное. Я действительно не умею разговаривать с

людьми.

Все бесполезно. Надо заканчивать этот фарс.

— Извини ещё раз, — произнесла, отворачиваясь к двери.

Делаю всего пару шагов, и чувствую, как Макс разворачивает меня, крепко

ухватив за плечо.

— Что, все? Наговорилась?

— Смысл продолжать? — в голосе звучат нотки металла, — ты явно желаешь

сорвать на мне свою злость, а мне этого не надо. Все что хотела — уже сказала,

извинилась. Так что Максим, ставим точку, и идём каждый своей дорогой.

— И куда пойдешь? — черный ядовитый сарказм в каждом слое, — домой

поскачешь? Играть роль жены, чтоб канал денежный не иссяк?

Окачиваю его презрительным взглядом и снова пытаюсь уйти. Градов внезапно

меняется в лице, с силой притягивает к себе, одной рукой удерживает за талию,

а второй больно хватает за подбородок. Сжимает нежную кожу так, что слезы

из глаз брызжут. Пытаюсь вырваться, но он держит, склоняясь к моему лицу,

заглядывая в глаза.

Что он там ищет, я не знаю, отталкиваю его от себя, потому что эта ситуация уж

очень напоминает наше столкновение тогда ночью, на трассе. Становится

противно, а еще страшно, поэтому вырываюсь с удвоенной силой.

— Твою ма-а-ать, — ошарашено тянет он, — ты ведь ни хрена не играешь. Да,

Крис? Ты влюбилась в него?

Наконец скидываю его руку со своего лица и пячусь к двери.

— Не твоё дело, — огрызаюсь, не отрывая от него настороженного взгляда.

Градов стоит, как каменный истукан, сжав кулаки, смотрит на меня. Мне

кажется, если взглядом можно было бы убивать, он бы это сделал. Прямо сейчас

размазал бы меня как надоедливую муху.

Выскакиваю из комнаты и несусь в главный зал, так будто за мной гонятся

призраки. Надо держаться от Максима подальше. Я не из пугливых, но сейчас он

опасен. По его полыхающему взгляду поняла, что отчаянно желает разорвать

меня, растоптать, уничтожить.

Подлетаю к нашей компании. Девчонки пищат, визжат. Обнимают, целуют в

щеку, а я с фирменной улыбочкой иду к Карине, с трудом удерживаясь, чтобы не

оглянуться. С виду золотая, счастливая маска, а внутри все трясется, и волнами

паника накатывает. Надо уходить отсюда, бежать без оглядки, пока еще есть

возможность.

Вскоре рядом появляется Макс. Как всегда с вальяжной улыбочкой. Ненужные

эмоции убраны, посажены на цепь. Снаружи только то, что он хочет показать.

— Макс, ты представляешь, кто сегодня соизволил появиться? — с наигранным

изумлением обращается к нему Абаева.

— Мы уже здоровались, — Градов улыбается мне. На дне взгляда притаилась

ярость, гнев, обещание стереть в порошок, а на поверхности лишь дружеская

улыбка.

Механически отвечаю ему тем же.

Черт, как же мы с ним похожи! Идеальная пара, мать его!

Карина жадно наблюдает за нами, но видимо, не находит ничего интересного,

недовольно поджимает губы, чуть хмурится. Все это лишь на долю секунды,

затем опять улыбка на миллион.

Вечер идёт своим чередом. За нашим столом шумно, весело. Я активно делаю

вид, что в восторге от встречи, на самом деле мечтая сбежать.

Каринка сидит через два человека от меня, Градов напротив.

То и дело чувствую на себе его изучающий мрачный взгляд. Но стоит мне только

подловить его за этим занятием, как он тут же отворачивается. Злюсь. Сколько

можно? Чего он хочет добиться?

Мне настойчиво предлагают выпить. Шампанское бежит рекой. Бармен только

успевает подносить дорогие бутылки. Все навеселе, а у меня за весь вечер во

рту ни капли спиртного. Полный бокал так и стоит на столе. Я беру его только

чтобы звонко чокнуться с остальными за здоровье именинницы, поднести к

губам, а потом поставить на место.

Тайком смотрю на часы. Мне кажется, я уже засиделась в этой удушающей

обстановке, хотя прошло меньше часа. Хочу домой. Устала поддерживать

фальшивую улыбку, нарочито заставляя глаза сиять восхищением. Устала

смеяться над нелепыми шутками и слушать неинтересные сплетни. Вывести

разговор на нужную тему не получается. Моя напористость сдала позиции.

Бесполезное времяпрепровождение. Бесполезный вечер. С таким же успехом

можно было сидеть дома. Жалеть себя.

Меня хватает еще на полчаса. Когда вся компания собирается перебраться на

танцпол, я извиняюсь, и сообщаю о своём уходе. Прощаюсь с девчонками, и

напоследок подхожу к виновнице торжества.

Каринка откровенно пьяная. Расслабилась, растеклась. Ведёт себя словно

царица. Невольно усмехаюсь, подловив себя на мысли, что в мое отсутствие

подруга совсем зазвездилась, отхватив себе роль королевы бала. Все остальные

вьются вокруг нее, но лишь для фона, чтоб оттенить ее превосходство.

Отсутствие достойной конкуренции делает ее расхлябанной.

Увидев, что я к ней подхожу, Абаева расплывается в самодовольной

снисходительной улыбке:

— Кристина, детка. Хорошо, что ты сегодня пришла!

Детка? Внутри шевельнулся протест, но я его мысленно подавила.

Никаких скандалов, никакой ругани. Хватит Градова. Сейчас прощаюсь и ухожу.

— Я тоже рада, — отвечаю сдержанной улыбкой, — Карин, еще раз с днём

рождения. Счастья, любви… Ну и всего-всего.

— Банально, — хмыкает она.

Удерживаю себя в узде, глотая язвительную фразу, что такой дуре, как она,

только такие банальности и подходят. Смолчала, мысленно поздравив себя с

маленькой победой над внутренним демоном.

— Ты уже сбегаешь? — подозрительно щурится она, царским жестом складывая

руки на груди, и постукивая по локтю наманикюренными ноготками.

— Дела, — спокойная улыбка даётся все сложнее, особенно когда в поле

видимости нарисовался Максим, не скрывающий интереса к нашему разговору.

— Ох, ну конечно! Дела у нее! Поди, спешишь суп варить да пельмени лепить

для своего муженька, — засмеялась она.

Смотрю на нее, не отрываясь, не моргая, кожей чувствуя, как огонь изнутри

рвется, разъедая внутренности. Подруга ступила на опасную тропинку. Я не в

том состоянии, чтобы снисходительно встречать нелестные реплики в адрес

моей зыбкой семейной жизни. Я почти месяц в аду самобичевания провела,

боясь потерять то, что имею. И теперь каждая фраза, каждый насмешливый

взгляд для меня словно красная тряпка для быка.

Пытаюсь сдержаться, из последних сил убеждаю себя продержаться,

промолчать ещё пару минут и уйти.

— Или может, твой убогий тебя заставляет пироги печь? — сама шутит и сама

звонко смеется.

Прикрываю на миг глаза, ещё пытаясь перебороть себя, но уже поздно. Из

глубины, из темных закоулков моей души поднимается огненное цунами, снося

все на своем пути.

Занавес.

— Убогий? — губы сами растягиваются в хищной улыбке, — это ты про Артема?

— Ну, а про кого еще? — хмыкает она.

— Про того мужика, что появился на выставке и заставил тебя, чуть ли не

кипятком брызгать?

— Ха-ха, смешно! — однако в карих глазах Абаевой нет веселья.

— Действительно, смешно! Мы долго ржали, вспоминая твою блаженную

физиономию, — театрально выгибаясь, закусываю губу и с видом озабоченной

идиотки стреляю глазками по сторонам.

От моей пантомимы Карина вспыхивает. Ее щеки становятся пунцовыми,

несмотря на три килограмма тонального крема.

— Девочки! Вы чего?! — испуганно восклицает Алекса. Единственная, кому

хватило смелости подать голос. Все остальные молчат в сторонке, стараясь не

привлекать к себе внимания. Перевожу на нее взгляд ледяной кобры, и она

замолкает, замирает и отступает в сторону.

— Кстати, — снова переключаюсь на счастливую именинницу, подхожу ближе,

заглядывая в темные пустые глаза, — знаешь, как он называет таких как ты?

Пятиминутка. Потому что пяти минут достаточно, чтобы нагнуть тебя, если

приспичит. Здорово, да?

Кто-нибудь! Пожалуйста! Заткните меня!

Выплескиваю из себя всю ту горечь, боль, что неподъемным грузом лежала

после разговора с отцом. Я так боялась, что кто-нибудь расскажет Артему

страшную правду, что возвела всю свою компанию в ранг заклятых врагов. И на

первом месте стояла Карина, потому что именно ее я боялась больше всего.

Замирала от ужаса, представляя как эта гадина с томной улыбкой рассказывает

Зорину о моих словах. Сейчас я была готова перегрызть ей горло, чтобы

отомстить за бессонные ночи, наполненные страхом потерять самое главное в

жизни.

Карина опешившая, после грязного выпада с моей стороны, подобралась:

— Антина, не забывайся!

— Какая я тебе Антина? Может плакат с гигантскими буквами сделать, чтобы ты

запомнила мою фамилию? Или тебе лучше картинками, как в букваре?

Глаза Абаевой налились лютой злобой:

— Знаешь, что я тебе скажу…

— Мне плевать, — перебиваю ее пафосную речь.

— А ты послушай… — она ещё пытается продолжить.

— Рот закрыла! И чтоб я твоего бреда больше не слышала. Будь добра, избавь

меня от этого, — разворачиваюсь к остальным, — я вообще не понимаю, какого

хрена вы терпите эту королеву недоделанную. Бездарность полнейшая! Ни ума,

ни фантазии.

Карина с визгом бросается на меня, но ее перехватывает Градов:

— Все, бл*дь уймитесь! Кристин, какая муха тебя укусила???

Я на него даже не смотрю, гипнотизируя немигающим взглядом Абаеву,

извивающуюся в его захвате:

— Еще раз сунешься ко мне со своими идиотскими шутками, пеняй на себя, —

предупреждаю жестко, холодно, с кровожадной улыбкой на губах.

— Проваливать отсюда! — завопила она, брыкаясь в руках у Макса.

— С превеликим удовольствием! — склоняю голову, обозначая поклон.

— На х*ра ты вообще приходила? — визжит мне в спину.

— Не знаю, — пожимаю плечами, — наверное, давно в зоопарке не была.

Соскучилась.

Иду прочь, с высоко поднятой головой, чувствуя на себе чужие взгляды. Там и

удивление, и ярость, и страх и ненависть. Гремучий коктейль. Однако, меня это

не трогает. Больше не трогает. Ухожу от них, навсегда. Они мне не нужны.

Пусть варятся в своем котле, перемалывают друг другу кости. Миллион раз

обмусоливают сегодняшний вечер, благо материала для разговоров теперь

предостаточно. Пусть трясут друг перед другом отцовскими запасами, новыми

шмотками и прочей дребеденью. Мне больше это не интересно. Это все ерунда,

пустое.

Выхожу из клуба не торопясь. Ровным шагом бреду к парковке, вдыхая студеный

воздух. Он бодрит, заставляет ежиться и разгоняет кровавую пелену,

застилающую мозг.

Пусть мне не хватило смелости поговорить с Зориным, и все ему рассказать, но

я попробую обезопасить нас другим путем. Обрежу все хвосты, сожгу все мосты,

выстрою защитные барьеры и никого не подпущу к нам.

Бравада. Бесполезная, бессмысленная.

Внутри черной змеей извивается страх, что я опять наделала дел. Что сегодня

совершила очередную ошибку в их нескончаемой веренице.

С тяжелым вздохом отмахиваюсь. Как всегда, поздно жалеть о содеянном.

Мне бы только с шашкой наголо на танке мчаться, подминая всех под себя. Вот

Артем бы смог такую ситуацию разрешить мирным путем, смог бы погасить

конфликт. Спокойно переговорил со всеми, разложил все по полочкам,

умудряясь сохранить дружеские отношения и хорошее настроение.

Жаль, что я так и не научилась этому у него.

Правильно Зорин однажды сказал: хреновый из меня дипломат. Он еще тогда

обещал намордник мне купить, чтобы не кусалась. Зря не купил. Надо было

брать металлический с шипами. А еще кляп! Чтоб я рта своего поганого

раскрыть не могла! И вообще посадил бы на цепь, в клетку, чтобы не творила

глупость, за глупостью!

Остается только надеяться, что после сегодняшнего взрыва, ни одна сволочь не

посмеет сунуться ко мне. К нам.

Глава 11

В машине такая духота — словами не передать. Открываю все окна, чтобы хоть

немного продувало. Нервно постукивая пальцами по рулю, смотрю то в зеркало

заднего вида, то в боковое.

Черт! На хр*на мне это сдалось?! Может мне кто-нибудь объяснить? Поддался,

пошел у нее на поводу, забыв о здравом смысле. Нет, я не против всего

происходящего, но хочется, что было все по-нормальному, как у людей, не вот

так, через одно место.

Не понимаю Кристину. Наверно никогда и не пойму. Зачем ей эта тайная

свадьба? Кому и что хочет доказать?

Я спрашивал ее в глаза, задавал неудобный вопрос:

— Расскажешь, зачем тебе все это надо?

— Потому, что хочу этого.

Да уж, объяснила, разложила по полочкам!

Хочу. И все.

Ей действительно нужен был этот брак, она хотела его искренне, сверкая

голубыми глазами и хлопая в ладоши. Я терялся в догадках. Зачем? Хочет что-то

доказать отцу, утереть нос подругам? Что? В чем причины?

И следом второй вопрос? Почему именно я? Не тот тип, с которым видел ее в

кино, не кто-то другой, не Хр*н Петрович, а именно я.

То, что Тинка собралась замуж за меня, понял сразу, едва только она вывела

разговор на эту тему.

Будь это кто-то другой, не задумываясь, поставил бы на место, свёл все в шутку

из разряда «мечтать не вредно». Но это была Кристина. Моя Кристина. Мое

безумие. Я был готов на все, чтобы удержать ее рядом, чтобы быть с ней,

поэтому, не задумываясь, шагнул в неизвестное, с лёгкостью соглашаясь на

безумную авантюру.

Мне показалось это интересным, захватывающим. Мне нравилось видеть азарт в

ее глазах. Да что там нравилось, кайф дикий ловил от всего происходящего, в

глубине души, наверное, полагая, что остановимся на полпути. Не остановились.

Дошли до конца. Сегодня рубеж, который разделит жизнь на до и после.

И вот я сижу в машине у ЗАГСа, жду Кристину, чувствуя себя последним

кретином, сомневаюсь, что она вообще появится. Может, шутка идиотская?

Нет, уверен, что все серьезно, она хотела этого, ластилась как кошка, пытаясь

добиться своего. И я повелся. Знал, что у нее скрытые мотивы и все равно

повелся. Потому что хотел с ней быть, потому что был готов попробовать

построить нечто большее, чем у нас есть. Верил, что у меня все получится, у нас

получится.

Но сейчас снова в голове вопросы. Зачем и почему я?

Думает, что буду влюбленным щеглом прыгать вокруг нее? Зря. Если женимся,

то женимся и живём нормально, игры в сторону. Строим полноценную семью. И,

судя по всему, процесс будет сложным… Она ведь как вулкан, и совершенно не

похожа на идеальную жену. С ней надо запасаться успокоительным, спиртным,

а еще ремнем с тяжелой пряжкой.

Ещё месяц назад и думать не мог о том, что Кристина просто согласится сходить

куда-нибудь со мной, и вдруг свадьба. Мир точно сошёл с ума. Может, ну его?

Свалить, пока не поздно? Невольно усмехаюсь, а потом и вовсе смеюсь в голос.

Ну, просто классика жанра! Видать у всех мужиков мандраж перед свадьбой,

желание сохранить привычную свободу.

В заднее зеркало вижу, как с центрального проспекта к ЗАГСу выворачивает

красная Ауди. Неожиданно для себя облегчённо выдыхаю. Всё-таки где-то

глубоко внутри сомневался, не верил, что приедет. Неторопливо выбираюсь из

машины и наблюдаю, как она лихо паркуется рядом, выскакивает и, звонко

цокая каблучками, чуть ли не бежит ко мне.

Смотрю в любимые глаза и успокаиваюсь. Ради неё стоит попробовать, пусть это

и безумие, но я рискну. Теперь она будет рядом, ей не спрятаться, не скрыться,

не отмахнулся, а значит, у меня есть шанс. Я хочу больше, гораздо большего.

Хочу, чтобы она не просто была рядом, а любила меня, так же как и я ее. Кто-то

скажет, что я наглею, что должен быть благодарен судьбе за то, что имею. Я

благодарен, но хочу еще больше. Я жадный, во всем, что касается ее. Хочу,

чтобы была со мной вся, без остатка, чтобы каждая ее эмоция принадлежала

мне. И я добьюсь этого, чего бы ни стоило. Весь мир к ногам положу, но добьюсь

взаимности, влюблю в себя. Добьюсь того, что она сама скажет о своих чувствах,

а пока запихну свои признания поглубже. Ребячество, но перебороть себя не в

силах. Она знает о моих чувствах, но это не означает, что я буду ими постоянно

трясти перед голубыми глазами. Только после тебя, девочка моя. Только после

тебя.

— Ну что, идём? — выдает, чуть запыхавшись.

— Ты действительно хочешь этого? Вот так…

— Да, — ответила не задумываясь, чуть ли не подпрыгивая на месте от

нетерпения.

— Уверена? — интересуюсь сдержано, за что получаю насмешливый взгляд и

колкое:

— Кто-то струсил?

Язва! Я очень сомневаюсь, что она вообще понимает серьезность того шага,

который мы собираемся сделать. Эх, чувствую, ждёт меня адский геморрой в ее

лице.

— С тобой не только струсишь, — усмехаюсь и беру ее за руку, — идем.

Дальше закрутилось. Роспись, дорога домой, сборы, поздно вечером садимся в

такси, и нас везут в Столицу в аэропорт.

Я переехал к ней, не сказав дома про свадьбу. Неприятно, стыдно перед

предками, они хотели для меня другого, но это моя жизнь, мои решения. Я

скажу им чуть позже, когда Тинку приструню, когда жизнь семейная хоть

немного наладится. И скажу, и покажу им свою Злюку, из-за которой столько

глупостей творил, творю и, так подозреваю, еще буду творить.

Возвращаемся домой из путешествия в задумчивости. Оба. Похоже, до Тинито

начала доходить вся серьезность положения.

Поздно. Дело сделано, теперь остаётся идти вперёд, строить светлое

совместное будущее.

И мы начинаем. Разрабатываем свод правил, делим обязанности. Делам все, что

и миллионы других молодых семей.

Ловлю на мысли, что все не так уж и плохо. Домашняя Кристинка разительно

отличается от Снежной Королевы. В ней нет напускного холода, нет

пресловутой надменности. Она другая. Такой я ее люблю еще больше.

Однако без трудностей жить не удается. Мне не нравится наше правило

отдыхать по отдельности, а еще игра в партизанов, утаивание от всех, что

женаты. Что за бред? Но она на этом настаивает, забираясь на руки и

проникновенно заглядывая в глаза. Учитывая, что на ней полупрозрачная

комбинация, под которой ничего нет, не сложно догадаться, что я уступаю,

потеряв способность трезво думать.

Зараза хитрая!

Отыгрываюсь в другом, запрещая тратить папашины деньги. А чего она хотела?

Такие вопросы дома решает мужчина. В семье моих родителей так было, и в

моей будет. Если кому-то не нравится — ничем не могу помочь. Подозреваю,

юлить начнет, прятаться, тихушничать, но с этим будем разбираться уже по

факту. Я свою позицию озвучил, так что пусть пеняет на себя.

Весьма некстати накладывается командировка. И не просто на два-три дня, как

обычно. Как назло почти две недели, чуть ли не на другой конец страны. Так что

даже на выходные домой не попадешь. Чувствую себя конченным придурком из-

за того, что не хочу ехать. Внутри колет от предстоящей разлуки. Теперь

каждую поездку такой геморрой будет? Или только в первый раз так погано?

Вечером смотрим старую комедию. Лежим на диване, я, прислонившись к

подушкам, а она у меня на груди, обвив рукой. Слышу, как размеренно бьётся ее

сердце, чувствую лёгкий цветочный аромат, исходящий от мягких светлых

волос. И мне больше ничего не надо. Непроизвольно сжимаю её чуть сильнее, и

тут же оба вздрагиваем, от внезапного звонка.

Тинито недовольно косится на мой телефон, потом снова переключает своё

внимание на телевизор, а я в недоумении смотрю на незнакомый номер,

светящийся на экране.

— Да, — отвечаю без особого энтузиазма. Вечер, тишина, спокойствие, нет

желания ни с кем общаться.

Секундная задержка, а потом слышу строгий мужской голос:

— Артем? — уточняет тоном, не терпящим возражения. Хмурюсь, пытаясь

понять, что это за хр*н, лениво отвечаю:

— Да.

— Это Алексей Андреевич.

Круто! В душе не ведаю кто это!

— Кристинин отец, — как обухом по голове, — вы дома?

— Да, — я сегодня сама многословность. Прямо разболтался не по-детски.

— Поговорить надо. Я у подъезда. Выходи.

Начинается! Внутри неприятная тяжесть. А чего я ждал? Мирного

существования? Ясно было, что ее папаня рано или поздно нарисуется на нашем

горизонте. Просто не рассчитывал на такое скорое знакомство.

Не сказав Тинке об истинных причинах, собираюсь, прикрывшись внезапными

делами, спускаюсь вниз.

У самого подъезда стоит черная машина. При моем появлении мигает фарами,

привлекая к себе внимание.

Вздохнув, иду вперёд, гадая, чем эта внезапная встреча может закончиться.

Когда сажусь на заднее сиденье, меня встречает прямой изучающий взгляд. Что

делают в таких ситуациях — не знаю. Ни разу не знакомился с родителями

девушки. А тут не просто девушка, а законная жена. Поэтому рассматриваю его

в ответ. Строгий мужик, собранный, деловой. У губ жёсткие складки, выдающие

требовательного человека. Поза расслабленная, но вместе с тем, словно

снисходительная.

Теперь понимаю почему Тинка то и дело ведёт себя как Королевишна. Как

иначе, когда у тебя в отцах такой Король?

Вспоминаю, что надо бы проявить вежливость и поздороваться:

— Здравствуйте, — протягиваю руку, в тайне ожидая, что проигнорирует мой

жест.

Однако он отвечает, все также не отводя холодного взгляда.

Лифт медленно ползет наверх, но я его и не тороплю, увязнув в своих мыслях.

Странное вышло знакомство. Кристин отец, как асфальтоукладчик. Идёт к цели

напрямую, не сворачивая, не сомневаясь. Конечно, приятного мало в том, чтобы

выслушивать его мнение по поводу «непутёвого выбора дочери». Эти его

уверенные прогнозы, что нас хватит от силы на месяц-полтора. Идиотские

предположение, что я охотился за Кристиным благосостоянием, а она, дура

такая, повелась. П***ц. На хр*н мне его благосостояние? Пусть засунет куда

подальше, и без него прекрасно справимся.

Сначала опешил от таких речей, а потом пробрало не на шутку, поэтому тоже

высказал все что думаю, вызвав у него немое удивление. Нет, а чего он ждал?

Что забьюсь в угол, перевернуть на спину и буду покорно демонстрировать

пузо? Если уж начистоту, этот человек мне никто. Да я женат на его дочери, да

я люблю ее, живу с ней, сплю с ней. Но его самого вижу первый раз в жизни. И

если он считает, что имеет право начинать знакомство вот на такой ноте, то

пусть и от меня не ждёт что-то иного.

Хм, хотя… Может я и зря послал его в далёкие дали. Когда наезжал напрямую

на меня — было все равно. Но не сдержался, когда услышал, как нелестно

отзывается об умственных способностях собственной дочери. Это моя Кристина, и я никому не позволю так говорить о ней. Даже ее отцу. Пусть привыкает.

Он кстати откровенно опешил, после того как я осадил его, настоятельно

порекомендовав держать язык за зубами и следить за выражениями.

Ничего, проглотит. Он сам начал разговор в таком тоне.

Правда, растерянность быстро исчезла, и он холодно приказал проваливать из

его машины, напоследок пообещав, что это не последняя наша встреча.

Я демонстративно отсалютовал, и, не удержавшись, подъ*бал его:

— Как скажете… папа.

Мужик чуть пятнами красными не покрылся, услыхав такую дурь. Но я не стал

дожидаться ответной реакции и, засунув руки в карманы толстовки, не

оборачиваясь, направился к подъезду. М-да, познакомились, так познакомились.

Рабочий день подошел к концу. Выйдя на парковку, услышал звонок. Кого там

нелегкая принесла?

Каково же было мое удивление, когда на экране высветилось «Царь, просто

Царь». Опять пообщаться захотел? Нашел новые аргументы, в пользу

никчемности нашего брака? Разговаривать с ним нет никакого желания, но все-

таки отвечаю:

— Здравствуйте, Алексей Андреевич, — в этот раз спокойно, сдержано.

Я много думал о нашем первом разговоре и пришел к выводу, что все было не

так. И как бы он не давил, я мог повести себя по-другому, по-взрослому, скажем

так. А то получилось, что вспылил как прыщавый подросток. А уж за своё «как

скажете… папа» совсем стыдно. А вообще, закрадывается мысль, что с

поговорку «с кем поведешься, от того и наберешься» — не просто так

придумали. Похоже, Тинкины манеры плавно переползают на меня. Пока я

пытаюсь переделать ее, она с тем же успехом меняет меня. Блеск!

— Здравствуй, Артем, — его голос тоже спокоен.

Между нами на несколько секунд замирает тишина, потом он продолжает:

— Предлагаю ту встречу считать пробной и попробовать начать по-другому.

Похоже, ему тоже не понравилось наше знакомство. Хотя может и врёт,

придумал какой-то коварный план, чтобы развести нас. В любом случае, пусть

говорит, что хочет. Больше не поведусь, не дам себя вывести.

— Отличная идея. И с чего начнем?

— Для начала предлагаю встретиться и все спокойно обсудить в неформальной

обстановке. Без Кристины! — ее имя особо выделяет голосом.

Понимаю, что хочет пообщаться, прощупать, проверить на вшивость.

— Согласен.

— Отлично. Я знаю приличное место, сейчас забронирую на завтра столик.

— Не стоит, — у меня есть другая идея. Я знаю какая обстановка подойдет.

Неформальнее просто не придумаешь.

Сидим на крыльце, потягивая коньяк, разговариваем. Андреич оказался

нормальным мужиком. Я честно ждал от него напыщенных речей, и

снисходительных взглядов. Напрасно.

И порыбачили, и поговорили, и посмеялись. Я извинился за первую встречу. И он,

кстати, тоже. Хотя, чувствую, что присматривается, вопросы каверзные задаёт

то и дело. Ну, так и я в долгу не остаюсь.

Вспоминаю, что забыл Кристине позвонить. Узнать, все ли нормально, чем

занимается. Да и голос ее просто хотелось услышать.

Уходить не стал, звоню прямо при ее отце. Мне скрывать нечего.

Привалившись к перилам, поставил рядом с собой стопку и набрал номер.

Тишина. Не отвечает. Папаня насмешливо поднимает бровь, отводя взгляд в

сторону. Знает, Черт старый, что его дочь не подарок.

Стиснув зубы, снова набираю ее номер.

Наконец отвечает, и я не в силах сдержать внезапно нахлынувшее раздражение

спрашиваю:

— Тин, ты глухая?

— Нет, никак не могла телефон в сумке найти, — извиняющимся тоном

произносит моя Головная Боль, и я понимаю, что она не трезвая.

Опять куда-то упорола??? Черт, как же бесят эти ее «выходы в свет».

— Ты где сейчас? — спрашиваю грубее, чем хотел. Андреич усмехается и качает

головой.

— СНТ Овощевод!

У меня ступор. Полный. Всеобъемлющий.

— Какой на хр*н овощевод? — резко отталкиваюсь от перилл, стопка улетает

куда-то в кусты.

— Пятый! — придурковато-бодрый пьяный ответ. Вот, зараза!

— Тин, ты издеваешься??? — непроизвольно начал мерить крыльцо широкими

шагами, чтобы хоть как-то взять себя в руки. Жмурюсь, потирая переносицу.

— Не-е-ет, — тянет, явно пытаясь скрыть своё нетрезвое состояние.

— Что ты там делаешь?

— Огурцы поливаю, — серьезный, деловой ответ.

Абзац. Что она делает? Резко останавливаюсь, пытаясь понять, что за хр*нь

твориться:

— Какие, мать твою, огурцы ты там поливаешь?!

Андреич еле сдерживается. Смешно ему. А меня рвет изнутри. Сам себе быка

напоминаю, который, склонив голову вниз, копытом роет землю и думает на

кого бы напасть.

Слышу, как дорогая супруга вопит, пытаясь узнать, про огурцы, а потом гордо

выдает:

— Зозуля!

Папаша ее, прикрыв глаза ладонью, смеется в голос, попутно рекомендуя

пороть бестолковую жену, а у меня пропал дар речи, и тик нервный начался.

Ладно, хоть Тинито с Семёновой оказалась, а то бы точно прибил. Прямо сейчас

все бросил и поехал за ней, и закопал бы среди этих самых огурцов.

Кое-как отправляю ее спать. Хотя, наверное, хр*н послушалась. Упрямая как

баран. Если бы не любил до одури, точно ж*пу напорол бы.

Сразу лезу в Интернет. Связь плохая, но мне все-таки удается прогрузить и

найти на карте эти гр*баные коллективные сады. Раздражённо бросаю телефон

на столик, окидываю взглядом поверхности, пытаясь найти свою стопку. Ах да,

она же в кусты улетела! Злюсь еще больше, и отправляюсь на поиски, мысленно

представляя, как сворачивают чью-то нежную шейку.

— Ну что, сынок? Во, деваха, да? — показывает большой палец, открыто

насмехаясь и припоминая мою коронную фразу.

— Кто воспитывал, — огрызаюсь в ответ, еле сдерживая порыв, прямо сейчас

рвануть в этот ср*ный Овощевод и выпороть ее. Зозуля, мать ее! Огурцы она

поливает!

— Не нарывайся.

— Даже не думал.

Сижу на качелях, делаю вид, что смотрю в телефон, а сам наблюдаю за девками.

Хороши! Что одна, что вторая.

Помятые, чумазые, притихшие. Машка в теплице засела, а моя над грядкой

стоит поматываясь. Что, плохо? А нечего шампанское с мартини мешать, да ещё

в таких количествах!

Тинка, похоже, уже все на свете прокляла, ковыряясь тяпкой в земле. С

несчастным видом без энтузиазма рыхлит землю, бубнит себе под нос что-то,

раздражённо отгоняя мошкару. Ничего! Трудотерапия для нее полезна. Сейчас

поработает, поразмыслит, глядишь, в следующий раз головой думать станет.

То и дело ловлю ее разнесчастные взгляды. Она настолько нелепо смотрится

посреди огорода, что еле сдерживаю улыбку, по-прежнему сурово хмурясь.

Вчерашняя злость из-за ее поступка улеглась, оставив после себя лишь иронию.

До чего же она чудная. Вроде строит из себя царицу египетскую, а на деле ещё

как ребенок. Вредный, упрямый, но безумно любимый ребенок.

Машка явно подцепила ветрянку, хотя надеется на аллергию. Наивная. Тинито

смеётся, прикалывается над ней. Тоже наивная. Посмотрим, дорогая моя, что с

тобой через пару недель будет.

Семенова всё-таки задаёт вопрос относительно моего приезда. Я молчу. Мне

интересно, что скажет Кристина своей подруге. Какую версию моего появления

выдаст. Чуть замявшись, она раскрывает правду. Впервые с момента нашей

женитьбы она признается в этом открыто.

Сказать, что я удивлен — ничего не сказать. Бросаю в ее сторону быстрый

взгляд. Она сидит, чуть смущённо улыбается. Сердце пропускает удар от

выражения ее глаз. В них проскакивает что-то новое, тёплое. С трудом беру

себя в руки, успокаиваюсь, боясь напридумывать того, чего нет.

Остаток дороги молчу, погрузившись в свои мысли. Как же хочется знать, что

для неё наша семейная жизнь значит столько же, сколько и для меня.

Я не наивный дурак, верящий в сказки. Изначально знал, что Кристина выходит

за меня замуж не по любви, а преследуя какие-то свои неведомые цели. Но

каждый день мы становимся чуть ближе. Вижу, чувствую, как она оттаивает,

смотрит на меня по-другому. Каждый день маленький шаг навстречу. Жду,

ничего не требуя. Хотя чертовски хочется взаимности полной, безоговорочной.

Не тороплю ее. Напором с ней не выйдет. Знаю, уже пробовал и не раз.

Терпения бы только хватило, а то все чаще хочется схватить ее, зажать в углу

и… Не знаю что «и».

Отвозим Машу, и едем домой. Я молчу, она молчит. Многое бы отдал, чтобы

узнать её мысли. Усталость внутри клубится, и безумно надоела эта

неопределенность.

Нашкодившей кошкой пробирается в душ, отвлекая от тяжёлых дум.

Обхватывает торс руками, прижимается всем телом, чувствую лёгкий поцелуй.

Смятение, сомнения отравляющие душу исчезают. Наполняет ощущение

правильности происходящего.

Невольно улыбаюсь, хоть и пытаюсь это скрыть. Меняется девочка, ещё не

совсем моя, но уже и не чужая. В какие бы игры она не играла, мы двигаемся в

нужном направлении. Она этого не понимает, отрицает. Пускай. Главное не

спугнуть ее.

Виснет на шее, чувствует что налажала, поэтому подлизывается. В такие

моменты забавная, и нет сил сдержаться. Притягиваю к себе, прижимаясь

губами к белой макушке. Люблю ее.

Собираюсь провести серьезную беседу, но слышу ее грудное, игривое:

— Кто-то рад меня видеть?

Конечно, рад, о чем и свидетельствует член, упирающийся ей в бедро.

Тьфу, блин, предатель! Такой воспитательный момент, и псу под хвост!

Кристинка уже полчаса сидит в ванной. Сначала не обращал внимания, а потом

понял, что не слышно льющейся воды. Чем она там занимается?

Бесцеремонно заглядываю внутрь и вижу чудесную картину. Тинка стоит,

привалившись задом к стиральной машине. Нахохлилась, обхватив себя руками,

и мрачно смотрит в зеркало.

— Ты чего?

Поворачивает по мне свою недовольную физиономию, и я ясно вижу, что

поездка к Машке на дачу не прошла мимо.

Здравствуй, ветрянка!

Кристина недовольная, ворчит, ругается, а я лишь улыбаюсь. Как по мне, так

ничего страшного не случилось, но она вся в расстройствах.

Пришла ее врачиха, провела осмотр, подтвердила диагноз.

Тинито в глубокой печали, а у меня в голове коварный план. В пол уха слушая ее

ворчание, открываю зелёнку и, радуясь, что не видит моего лица, начинаю

творить.

Узнает — убьет.

К счастью, Тинка старательно избегает столкновений с зеркалами, поэтому мои

художества остаются незамеченными до самого конца.

А вот когда врачиха констатировала факт выздоровления, стрельнув в мою

сторону быстрым пронзительным взглядом, и разрешила водные процедуры, я

понял, что пора сваливать.

Дождался, когда скроется в ванной. Наскоро нацарапал записку, и пулей

вылетел из квартиры, еле сдерживая дурацкую улыбку. Господи, с ней веду себя

как малолетний придурок!

Отсиживаюсь в машине, ожидая ее реакции. Через пятнадцать минут приходит

смс-ка.

«Все, можешь возвращаться. Меня отпустило. Казнь откладывается на

следующий раз».

Само великодушие! Пожалуй, не стоит в ближайшее время ее просить принести

чаю. Плюнет и, мило улыбаясь, ложечкой перемешает.

К зелёному подъехал, уже практически успокоившись, после ссоры с Кристиной.

Как же она меня сегодня выбесила с этой шапкой, чуть крышу не сорвало. Ещё

бы чуть-чуть, ещё бы слово с ее стороны и все, прибил бы на фиг.

Совсем мозгов нет. На улице уже первым морозом лужи сковало, а она

вырядилась будто двадцать градусов жары. На хр*на, спрашивается? Как всегда

повыпендриваться, ж*пой покрутить? Дурь. У них там все, что ли, такие

блаженные, думающие в первую очередь о шмотках? Или только моя особым

умом блещет?

Невесело усмехаясь, качаю головой. Кого я хочу обмануть? Ее? Себя?

Не из-за шапки я так завелся, и не из-за платья, чуть прикрывающего зад.

Меня бесит наше правило отдыхать по отдельности. Кровь в венах закипает

оттого, что опять порознь. Она где-то там шляется, хр*н знает с кем, и я, как

дурак, опять буду играть в партизана со своими. Может, ну на фиг? Махнуть на

все рукой и раскрыть карты? Меня угнетает эта дурацкая ситуация, нелепая

конспирация. Изнутри просто рвет, от нелепости происходящего. Я не хотел

давить на Кристину, подводил ее к тому, чтобы сама сделала шаг навстречу. Но,

похоже, пора брать быка за рога и в корне что-то менять. Я устал, меня все это

бесит, и терпение истончилось настолько, что постоянно срываюсь.

Все хватит. Завтра будем решать с ней эту проблему. Хочет она того или нет.

На какое-то время завис у барной стойки, предаваясь невесёлым мыслям,

пытаясь решить, как поступить в нашей ситуации. От тяжких дум отвлекает

легкое касание к плечу. Повернувшись, вижу улыбающуюся Линку. Как всегда в

вызывающем далеко не платонический интерес коротком платье с глубоким

декольте.

— Привет, — воркует грудным голосом.

Лишь киваю в ответ, и отворачиваюсь. Нет никакого желания с ней общаться.

Не уверен, что с ней вообще можно о чем-то говорить. Да мы никогда особо и не

разговаривали. Встречались несколько раз и не более того.

Лина, наоборот, была в боевом настроении, и нескончаемом поиске

приключений на свою пятую точку. Делает шаг по мне, подходя практически

вплотную. Ее ноги между мои колен. Одной рукой облокачивается на стойку, а

вторая шаловливо проводит по плечу, стряхивая невидимые пылинки.

— Я соскучилась.

Молчу. Ее пышная грудь прямо у меня перед глазами. Шунина чуть выгибается,

выставляя ее напоказ. Смотрю на глубокое декольте, на ложбинку между

аппетитными полушариями и еле сдерживаюсь. Хочется поднять руку и…

подтянуть край ткани повыше до самой шеи, потому что ощущение, будто еще

чуть-чуть и все это хозяйство выкатится на всеобщее обозрение.

— А ты? — томный вопрос, и я ловлю себя на мысли, что вообще не слышу о чем

она, даже не пытаюсь вникнуть, пропуская мимо ушей.

— Чего?

— Ты скучал?

— Ты об этом. Нет, не скучал, — категорично мотаю головой, — ни капли.

Грубо, но эффективно. Пожав губы, смерила меня сердитым взглядом, и резво

развернувшись, так что копна огненно рыжих волос разметалась во все стороны,

направилась прочь, буркнув себе под нос что-то из разряда «ну и дурак». Хм, и

не поспоришь.

Радует, что смог быстро отделаться от нее. Линка приставучая, до

невозможности. Сейчас, когда все мысли только про Тинито — это бесит. А с

другой стороны, чего я хотел? Мы же в ср*ных партизанов играем. Никто же не

знает, что я женат, вот и липнут по-прежнему. Репутация, мать ее. Годами

нарабатывал, старался!

Не с первого раза доходит, что телефон в кармане вибрирует. Достаю его, вижу

пропущенные от Кристины.

Отойдя на пару шагов от стола, перезваниваю ей, гадая, что случилось. Не в ее

правилах звонить в середине вечера, а тут с таким упорством пытается

достучаться.

Она извиняется, и говорит, что я был прав относительно одежды. Благодарит.

Стою как истукан, моргаю. Неожиданный поворот. Если кто еще не понял —

Тинито не из тех, кто с лёгкостью признает свои ошибки, наоборот будет до

последнего упираться, отстаивая своё, пусть и неправильное мнение. Этот

звонок — что-то новенькое.

В растерянности, не знаю, как реагировать, да еще и друзья дёргают, не давая

нормально поговорить, в результате быстро сворачиваю разговор, о чем

практически сразу жалею.

У нее другая интонация, другой голос. И мне зубы сводит от желания увидеть

ее, заглянуть в нереальные голубые глаза. Не знаю, что хочу в них увидеть.

Вернее знаю, но боюсь нафантазировать того, чего нет.

Заставляю себя сесть обратно за стол и продолжить общение с друзьями, хотя

внутри каждая клеточка рвется к ней. Еле сдерживаюсь, чтобы не отправиться

за Кристиной. Я ненормальный. Больной на всю голову. Мне нужна только она.

Неимоверными усилиями переключаюсь с нее на то, что происходит вокруг.

Всем весело, разговоры льются рекой. Отстраняюсь от мыслей о Кристине,

отгоняю их прочь. Хороший вечер, хорошая компания, надо отвлечься от

больной темы, пока не захотелось сесть где-нибудь в углу, в одиночку, и чтоб

компанию только бутылка коньяка составляла.

Играет красивая музыка, и Светка вытаскивает меня танцевать, хватает за руку

и тянет на танцпол. Нехотя следую за ней, лениво переставляя ноги.

Мы танцуем. Круглова болтает без умолку, рассказывая последние новости.

Глаза сияют, и я невольно задумываюсь о том, что же у нее за радость такая,

раз она вся светится. Парня что ли нашла? Влюбилась?

Если так, то рад за нее.

Мы с ней дружим с седьмого класса. Вернее это я был в седьмом, а она на год

младше. В одной компании вращались, а потом жизнь сложилась так, что шли

рука об руку.

Она симпатичная, фигуристая, но с мужиками у нее полная засада. Держит их

на расстоянии, даже в отношениях соблюдая непонятную дистанцию. Будто

ждёт кого-то другого. Манера у нее видать такая, своеобразная. А может

действительно в вечных поисках прекрасного принца. Намекнуть что ли, чтоб

завязывала фигнёй страдать или не соваться? Не мое вроде как дело, но по-

дружески так и подмывает пару советов дать. Опустить на землю, объяснив, что

принцев не бывает.

Возвращаемся за столик, и меня накрывает по новой.

Смотрю на Диму с Мариной и Виталика с Анкой, и хочется до тряски, чтоб у нас

так же с Тинкой все было. Чтобы приходили вместе, сидели вот так же,

держались за руки, якобы не заметно щипали друг друга под столом.

Сначала думал, что хватит того, что она просто рядом, а теперь понимаю, что ни

черта не хватает. Хочу ее полностью, чтоб не только тело, но и сердце, душа

мои были. Начинаю сомневаться в том, что хватит сил добиться своего. Да, она

идёт навстречу, но медленно, сопротивляясь. Мне не хватает терпения,

сдержанности. Это оказалось гораздо сложнее, чем я думал.

— Идея фикс, — изумлённо произносит Антон, толкая меня под руку.

В недоумении смотрю на него, не понимая о чем он.

— Какая?

— Твоя.

Взглядом показываю, что вообще не понимаю о чем он. В ответ Антоха кивает

куда-то мне за спину.

Медленно оборачиваясь, утыкаюсь взглядом в светло-серый свитер, тот самый,

что сегодня не глядя, в сердцах сорвал с вешалки. Сердце замирает. Поднимаю

взгляд выше и сталкиваюсь с голубыми глазами.

Чувство, будто столкнули с обрыва. Пришла. Сама. Не может этого быть.

Ущипните меня.

— Идея фикс? — уточняет, насмешливо выгнув бровь.

Антон — зараза, подставил. Я ее уже так давно не называю. Она теперь не Идея

Фикс, а Головная Боль. Хроническая, неизлечимая. Отвешиваю ему леща, чтоб в

следующий раз неповадно было и отхожу с Тинкой чуть в сторону.

— Тин, все в порядке? — спрашиваю, всматриваясь в ее лицо.

— Все хорошо, — сдержано кивает. Румяная, чуть растерянная. Ощущение

такое, будто не понимает, какая нелёгкая ее сюда занесла.

— Точно? — допытываюсь, пытаясь поймать ее взгляд, который она

сосредоточенно отводит. Смотрит по сторонам, будто ее интересует

происходящее вокруг.

— Да.

— Как концерт?

— Нормально, — растеряно пожимает плечами. Не пойму ее реакции. Так

рвалась на этот мероприятие, а в результате выдает скупое «нормально».

— Думал, что у вас там продолжение намечалось.

— Намечалось, — снова сдержанный ответ.

— И?

— И я передумала. Сначала хотела вернуться домой, но потом решила приехать

к тебе, — на лице спокойная улыбка, но ее выдает быстрый взгляд в мою

сторону. Тинито пытается понять мою реакцию. Определить, как я отношусь к ее

внезапному появлению.

А как я отношусь?

Если честно, в шоке. Пока я тут мечтал, грезил отправиться за ней, Кристина

взяла и сама приехала ко мне. Черт, да это лучшее, что она могла сделать! Еле

сдержался, чтобы прямо здесь, прилюдно не сгрести ее в объятия.

С улыбкой произношу:

— Ну, и хорошо, а то я уже собирался идти и отлавливать тебя где-нибудь.

В груди все замирает, когда вскидывает на меня немного недоверчивый взгляд,

а потом несмело улыбается. Небольшая, но победа. Привыкла, привязалась,

несмотря на то, что усердно отмахивалась. Пусть сама еще не осознает этого, но

я вижу.

— Пойдем, с ребятами познакомлю, а то они уже все шеи сломали, заглядывая в

нашу сторону, — хочу познакомить ее со своими, протягиваю ей руку, и

замираю, словно громом пораженный, — да твою ж мать!

Оксанка Шмелева. Моя, скажем так, одна из… Ещё одна из…

Увидев меня, расплывается в счастливой улыбке и чуть ли не бежит навстречу.

Б***ь, сейчас начнется! Сговорились что ли все?

Именно сегодня, именно в тот момент, когда Кристина ко мне пришла! Ни вчера,

ни на прошлой неделе, ни пять минут назад. Именно здесь и сейчас? Что за

вселенская подстава? Твою мать, может все соберутся?! А чего нет-то?

Выстроятся в нескончаемую шеренгу и будут платочками махать!

Тинка, заметив выражение моего лица, в недоумении хмурится и пытается

обернуться. Не совсем понимая, что делаю и зачем, хватаю за плечи, крепко с

силой, не давая сместиться и на сантиметр. Ловлю растерянный взгляд:

— Кристин. Ты ведь в курсе, что я не святой, и никогда им не был? И со свечкой

на дороге не стоял, ожидая твоего прихода? — говорю быстро, может чересчур

жёстко. Так надо, прошлое — это прошлое, оно есть у каждого, и мне жизненно

необходимо, чтобы она это помнила.

— В курсе, — хмурится, пытаясь вырваться. Сжимаю ещё крепче, ловлю ее

сдавленный вздох.

— А ты помнишь, что идея с тайным замужеством принадлежала именно тебе? И

что именно ты настояла на то, чтобы никому ничего не говорить? — Ксюха

стремительно приближается, и у меня практически не остаётся времени, чтобы

донести до Кристины свою мысль.

— И-и-и-и? — внутри все холодеет, когда вижу, как прямо на глазах растерянная

смущенная Тинито исчезает, уступая место холодной настороженной заразе.

— И ты знаешь, что я люблю тебя. И никого другого в моей жизни нет и быть не

может? Знаешь?

— Если ты меня сейчас не отпустишь, я тебя пну, — все, трансформация

закончилась. Передо мной стоит та самая Кристина, что мотала нервы в

универе.

— Ты главное помни, что я сказал, что бы сейчас не произошло.

— Да какого хр*на? — моя хватка ослабевает и она тот час скидывает с себя

руки. Разворачивается.

Шмелева всегда как ураган. Полтора метра безудержных порывов. С ней всегда

было нескучно, весело. Однако сейчас мне не до веселья. Думал, подойдёт,

поулыбается, глупости начнет говорить.

Х*р бы там плавал. Она буквально заскакивает на меня, чуть не сбив с ног.

Повисает на шее, словно мартышка на пальме, прижимаясь всем телом, ловя

поцелуй.

От такого напора откровенно охр*нел, чуть ли не в ступоре завис. Мозгов

хватило только на то, чтобы уклоняться от женских губ. Потом стал отрывать ее

от себя. Мелкая присоска не сдавалась, не замечая ничего вокруг, продолжала

виснуть.

Смотрю на Кристину, чувствуя себя последним кретином. В ее глазах шок.

Изумлённо смотрит на нас. Мне не нравится выражение ее лица. Потому что

помимо всего прочего там сквозит явное разочарование. И моя фраза о том, что

никогда святым не был, в данный момент приобретает совсем другой смысл.

Совсем не то, что хотел сказать. Уже готов вырвать себе язык за

неосмотрительные слова.

Тинка делает чуть заметный шаг назад, отступает. Чувствую, уже пожалела, о

том, что пришла. Сделала выводы, сейчас развернется и уйдет. И скатимся мы с

ней на самое начало. Мутит от мысли, что опять окунется в своё равнодушие.

Что сейчас улыбнется той самой непробиваемой улыбкой, которую ненавижу, и

ни один нерв на безукоризненном лице не дрогнет.

— Оксан, прекрати! — отрываю от себя Шмелеву, ставлю на пол, удерживая ее

от себя подальше.

— Тёмочка. Я соскучилась. Ты куда пропал? С начала лета ни одного звонка, ни

письма, — она словно не замечает дистанции между нами. Хочется встряхнуть

ее, чтоб перестала вести себя как идиотка.

— Ну, все Темыч, ты попал. Сейчас госпожа Антина как всегда пошлет тебя на

хр*н и уйдет, — Антон подливает масла в огонь. Он думает, что мы как всегда

играем. Как в универе, когда я ее изводил своими приставаниями, а она в

отместку огрызалась. Пусть он и не со зла это делает, но мне хочется прибить

его, чтобы заткнулся.

Кристина бросает в его сторону раздраженный, надменный взгляд и

невозмутимо выдает:

— Госпожа Антина бы ушла, не задумываясь, а вот Зорина, пожалуй, ещё

постоит, посмотрит.

Этой фразой выбивает весь воздух из лёгких. Она готова публично во всем

признаться, но холод в голосе пробирает до костей. Хоть ничего и не сделал,

отчаянно хочется оправдаться, потому что у нас проблемы. Не будет скандала

или выяснения отношений. Не будет проявления ревности с ее стороны, да они

мне и не нужны. Она просто пожмет плечами и закроется, перечёркивает все,

чего достигли.

— Ты, что… женился? — Оксанка смотрит на меня, как на инопланетянина, да и

все остальные тоже. От этого ярость изнутри поднимается, что все, как один,

убеждены в том, что серьезные отношения и я — две несовместимые вещи. Хотя

н*срать на них всех, лишь бы Тинка не пришла к таким же выводам.

— Да. Знакомься, это Кристина, — в этот момент смотрю только на нее, пытаясь

понять, что твориться в ее блондинистой голове.

Краем глаза замечаю, как Шмелева бросается к Тинито, явно не с благими

намерениями. В последний момент успеваю перехватить эту маленькую,

полубезумную фурию:

— Тсссс, Ксюх, уймись! — рычу, отнюдь не ласково встряхивая ее.

Девушка вскидывает на меня взгляд, блестящий от непролитых слез. Оттолкнув, выдает фирменное женское:

— Ты — свинья! — и уносится прочь.

Пытаюсь успокоиться, замедлить бешеный стук сердца. Черт, как же все погано

вышло. Надо было хватать Кристинку и уводить прочь сразу, как только

появилась. Не думал, что прошлое может вот так бесцеремонно ворваться в

нашу жизнь. Зря не думал. У меня этого прошлого до хр*на, полные чемоданы, и

она в курсе. Никогда не скрывался и не прятался. Любил всегда ее, а вот

отрывался направо и налево, не рассчитывая на взаимность с ее стороны.

Однолюб, но много*б, как Антоха говорит. Когда между нами была пропасть —

это не казалось проблемой, а теперь, когда вместе, все в ином свете предстает.

— Б***, да что за день сегодня такой, — обреченно простонал, разворачиваясь к

Тинито.

Ой, не нравится, мне ее выражение лица. Нам надо поговорить, серьезно,

обстоятельно. Обсудить все нюансы. Запоздало осознаю, что мы с ней вообще

мало разговариваем на серьезные, действительно важные темы. У нас все будто

пущено на самотёк. Как сложится, так и сложится. Надо исправлять.

— Дома поговорим, — наконец выдаю умную мысль. Сейчас мы под прицелом

всеобщего внимания, не до разговоров.

— Не стоит, и так все ясно, — спокойно отмахивается, отводя глаза в сторону.

Чуть не взрываюсь, услыхав эту фразу. Что б***ь ей ясно? Что? Зверею,

представляя, что она там в своей голове успела накрутить, какие выводы

сделала.

Внутренности сводит оттого, что вижу, как она закрывается. Уже делаю шаг в ее

сторону, с намерением закинуть на плечо и унести. Утащить в укромное место и

вытрясти всю дурь, что успела напридумывать.

— А нам никто ничего не хочет объяснить? — раздается Светкин голос.

От досады скриплю зубами. Не до них сейчас. Тинка спокойно встречает

любопытные взгляды. Твою мать, Снежная Королева во всей красе. Как всегда

на публике держится без единой эмоции, снисходительно поглядывая по

сторонам. Столько времени потребовалось, чтобы вытолкнуть ее из этого

состояния, и все коту под хвост.

Еле сдерживаясь, излишне сильно хватаю ее за талию, прижимаю к себе и тащу

к столу. Она и не думает сопротивляться, и от этого злюсь ещё сильнее. Лучше

бы наорала, назвала бы свиньёй, как Шмелева, чем вот так, молча, будто ничего

не произошло.

Представляю ей всю компанию, жёстко, раздражённо, не позволяя Кристине

отодвинуться от меня ни на миллиметр. Они притихшие, шокированные

новостью, смотрят то на меня, то на нее.

— Ты зажал свадьбу! — первый приходит в себя Димон.

— Хр*н с ней со свадьбой, — встревает Антон, — он мальчишник зажал!

И тут за столом поднимается галдеж. Кто-то причитает, кто-то поздравляет,

кто-то возмущается.

Я стою, стиснув зубы и еле дыша. Какая свадьба, какой мальчишник? Меня

сейчас эти глупости вообще не волнуют. Имеет значение только Тинка, стоящая

рядом. Она не сопротивляется, не вырывается, но чувствую, что напряжена как

струна, неподатливая, словно оцепеневшая.

Надо уходить, уводить ее отсюда.

— Кристин, если хочешь, можем уйти прямо сейчас.

— Пожалуй, я хочу остаться. Еще ненадолго, — сдержано улыбается, отчего

лёгкие сжимаются, не давая сделать вдох.

Зачем ей это надо — не пойму. Похоже опять на публику играет. Усаживается за

столик. Разговор то и дело спотыкается, замирает. Кристина немногословна, а

остальные чувствуют себя явно не в своей тарелке.

Я злюсь с каждой секундой все больше, огрызаюсь, пока у всех окончательно не

пропадает желание общаться. В довершение Антон достает, три тысячи пятый

раз спросив, а не прикалывается ли мы. В результате импульсивно посылаю его

на… До ломоты в зубах хочется свалить домой, остаться с ней наедине и все

выяснить.

Кристина удаляется в дамскую комнату, отсутствует минут пятнадцать, не

меньше. Я уже начинаю волноваться, подозревать, что сбежала и хочу

отправляться на ее поиски. В этот момент она возвращается и сходу заявляет,

что хочет домой.

Наконец-то! Порывисто вскакиваю на ноги, мы скомкано прощаемся с

остальными и уходим.

Вся дорога до дома в полнейшей тишине. Я молчу, как маньяк, прислушиваясь к

ее дыханию, пытаясь уловить ее настроение. Откинувшись на спинку, наблюдаю

за ней из-под полуприкрытых век. Тинка рассеяно смотрит в окно. Огни города

отражаются в ее глазах. Она чуть закусывает губы, хмурится, будто решает в

уме серьезную математическую задачу. Многое бы отдал, чтобы узнать мысли,

бродящие в ее голове.

Только не закрывайся, не возвращайся к началу. Я все равно не отпущу тебя.

Оказавшись дома, Кристина пытается скрыться в спальне, но я не даю ей этого

сделать. Беру за руку, веду в комнату, усаживаются к себе на колени. Ожидаю

от нее колючек, но вместо этого она просто утыкается носом в шею и замирает.

Чувствую, как быстро неровно бьётся ее сердечко, и накатывает теплая волна

нежности и облегчения. Ей не все равно! Как бы она не сопротивлялась, как бы

не отрицала — ей не все равно. Прижимаю ее к себе, одной рукой зарываясь в

густые волосы, губами легко касаясь виска.

Вроде понимаю, что ничего плохого не сделал. И в мыслях, и в сердце только

она, на других даже не смотрю. Не интересно. Все равно хочется извиниться. За

эту некрасивую сцену, за то, что не предусмотрел, что рано или поздно прошлый

образ жизни аукнется.

В этот момент отчаянно жалею, что все мои гулянки проходили у нее на глазах,

что она в курсе моих похождений. Тогда и не думал скрывать, не допуская даже

мысли, что все-таки будем вместе. А сейчас… сейчас все сложно.

Ладно, сегодня хоть карты раскрыли. Руку на отсечение даю, что сарафанное

радио уже заработало. В ближайшее время новости разлетятся. Чувствую,

завтра начнут звонками одолевать, все кому не лень. Плевать! Давно надо было

это сделать!

Нам пора обсудить все сложные моменты, во всем разобраться. Сгладить острые

углы, которые могут в дальнейшем нам помешать. Чувствую неприятный осадок

в груди, от осознания своей ошибки. Все это время я больше был занят тем, что

пытался приручить ее, беспечно забыв обо всем остальном. А теперь это

остальное может вылиться в серьезные проблемы.

По сути, мне не за что оправдываться. Никто не застрахован от появления

бывших на горизонте. Да и с Оксанкой вел себя корректно, но с другой стороны

и Кристину прекрасно понимаю. Как бы сам отреагировал, если бы появился

какой-нибудь м*дак из ее прошлого и в моем присутствии начал бесцеремонно

ее хватать? Ясное дело, взорвался бы, и его бы раскатал и Кристине бы

досталось по полной. Даже разбираться бы не стал, что, как, и по какой

причине. Нет, вру. Стал бы разбираться, еще как стал бы. Но позже, уже после

того как буря утихнет, после того как снёс бы все на своём пути.

Надо отдать должное Кристине. Несмотря на неприятную пикантность

ситуации, вопреки мои опасениям, она не стала погружаться в сомнения,

подозрения. На мой вопрос «ты мне веришь?», она, не задумываясь, ответила

«да». Это дорого стоит. Смог бы я вот так же просто и главное искренне сказать

«верю»? Не знаю, не уверен. Люблю ее до такой степени, что внутри волна

огненная поднимается, стоит только подумать, что рядом с ней может кто-то

обтираться. Собственник хр*нов.

Вывожу разговор на наш совместный, вернее раздельный отдых, потому что

сейчас самое время решить этот вопрос.

Высказываю все, что накопилось на сердце, ожидая взрыва. Девочка приятно

удивляет. Вместо ответа и обсуждения просто приглашает меня на какую-то

выставку, тем самым признавая необходимость перемен.

Мы так и сидим на диване. Она, обвив мою талию руками, прижимается щекой к

плечу, а я неторопливо поглаживаю спину. Думаю о том, какой сегодня

странный день. И поругались, и помирились, и подставился с бывшей, и всем

рассказали о женитьбе. А самое главное, сегодня впервые ясно увидел, что от

Кристининого равнодушия уже ничего не осталось. Ей не все равно где я, с кем

я. Не уверен, что она сама от этого в восторге, но я рад, до идиотизма. Знаю, что

до любви еще далеко, но направление выбрано верное и это вселяет надежду.

Странная у нее компания, неприятная. Все улыбаются, в тридцать два зуба, но

улыбки фальшивые, словно боятся лишний раз эмоции показать. Синтетика.

С удивлением замечаю, что против воли сам веду себя так же. Охр*неть.

Стадный инстинкт в чистом виде. Зато теперь понимаю, почему Кристинка

всегда была Снежной Королевой, с холодной улыбкой и равнодушием,

плещущимся на дне голубых глаз. Окружение, мать его!

Ко мне, словно ледокол плывет девица в красном, обтягивающем платье.

Черные, как смоль волосы, собраны в высокую прическу. Вся в золоте-

бриллиантах. Улыбка как у белой акулы. Красивая, самоуверенная, но мне не

нравится. В ней что-то не так. Хотя о чем это я. У них у всех что-то не так.

— Привет, — мурлыкает бархатистым голосом, откровенно закусывая губу,

красуется, выгибается в наиболее выгодную позу, выставляя вперед

внушительное декольте.

— Привет, — пожимаю плечами, краем глаза замечая, как все остальные,

крутившиеся вокруг меня, непроизвольно отступают. Хм, даже так. Боятся, что

ли? Зубастая?

— Мы не знакомы, — с той же голодной улыбкой делает шаг ближе, протягивая

ухоженную руку с тонкими длинными коготками, — Карина.

— Артем, — чуть касаюсь когтистой лапки, искренне недоумевая. Это та самая

Карина? Тинкина подруга? Черт, знал бы раньше, никуда бы ее из дома не

отпускал.

Девица хочет еще что-то сказать, но замирает, недовольно поджав губы. В ее

темных, блестящих глазах явное предупреждение, смешанное с раздражением.

И оно предназначается не мне, а кому-то за моей спиной.

Оборачиваясь, замираю на миг.

К нам идет Кристина.

И это не та, домашняя девочка с которой мы вчера телевизор вечером смотрели,

и ржали как ненормальные, уплетая пиццу. Нет. Это другая Кристина. Та самая,

которая с ледяной улыбкой опускала всех, включая меня в универе. В этот

момент она такая же, как Карина. Она напоминает кобру взглядом

гипнотизирующую свою жертву. Походка от бедра, хищное выражение лица,

улыбка равнодушного маньяка. Те, кто был вокруг отступают еще больше.

П**ец! Полный! На фоне остальных, которые просто красуются перед друг

другом, эти две как белые акулы. На Карину мне наср*ть, а вот то, что я вижу

такую Тинито мне не нравится, и это мягко сказано.

Она же другая. Совсем. Да не подарок, да не ангел. Зараза жуткая. Но то, что я

вижу сейчас — ни в какие ворота не лезет.

В недоумение смотрит на меня. Мне кажется, она сначала даже не поняла, что

это я. В голубых глазищах проскакивает искреннее изумление.

— Вы знакомы? — брюнетка явно не собирается отступать.

— Бери выше детка, мы женаты, — медовым голосом нараспев произносит

Тинка. Я буквально кожей почувствовал, как электрические разряды по залу

пробежали. Ничего себе подруги! С такими друзьями и врагов не надо!

Она злится. Мечется по подсобке. Мне кажется, поднести к ней спичку, и рванет

так, что мало не покажется.

Рано я, наверное, радовался. Не готова она еще отказаться от старых привычек.

— Ты злишься? Из-за того, что я пришел? — устало уточняю у нее. Сегодня

вообще день тяжелый. Нервотрёпки на работе, нескончаемая беготня, три

миллиона отчётов. А теперь вот это. Злая, раздраженная Кристина.

Она останавливается, замирает и как-то удивленно, растерянно смотрит на

меня.

— Тин, может, успокоишься? Знал бы, что ты так заведешься, не стал бы

приходить. Я думал, что раз сама позвала… — действительно жалею, что

пришел.

— Позвала.

— Тогда, я не понимаю, почему ты злишься.

— Я тоже. Бред какой-то, — в глазах смятение плещется, а у меня чувство будто

кто по сердцу полоснул. Внезапно понимаю в чём дело. В ней сейчас борются

два человека: зубастая акула и моя Тинито. И от этого противоборства она не

может отмахнуться, не знает что делать. Мое появление смутило ее. Вижу, что

обрадовалась, но обстановка не позволяет проявить истинные чувства.

Серпентарий, твою мать.

Снова мечется из стороны в сторону, пытаясь решить, кто она на самом деле.

Одна из этой стаи или простая девочка. Моя девочка. Уже знаю это наверняка.

Видел, как полоснула Карину ледяным взглядом, мгновенно оценив настрой

«якобы подруги».

Кто-то скажет, ревность — это хорошо, но мне она не нужна. Я хочу другого.

Понимаю, что не могу допустить победы акульей натуры, поэтому делаю шаг к

ней, останавливая сумасшедший бег по кругу.

Она вскидывает на меня пронзительный взгляд, и мир перестает существовать.

Мне плевать, что мы в общественном месте, что кто-то может зайти. Я ничего не

вижу, все мое восприятие сузилось до нее. Остальное потеряло смысл, растаяло.

Поцелуи с каждой секундой все жарче, неистовей. Кристина пытается

сопротивляться, достучаться до моего здравого смысла. Бесполезно, его нет. Он

испарился, как только под ладонями почувствовал гладкую кожу, и пальцы,

сдвинув в сторону клочок ажурной ткани, коснулись самого сокровенного.

Дальше — ураган. Гремучий коктейль из прикосновений, движений, еле

сдерживаемых стонов. Целую, ловя каждый рваный вздох, растворяясь в ней,

забывая обо всем. Она открывается, на уровне инстинктов. Каждый стон как

маленькое признание, ладонь, зарывшаяся в мои волосы — как высшая степень

доверия.

Впервые чувствую, что между нами не просто секс, а что-то большее. Впервые

она открытая, откинувшая в сторону всю шелуху, признающая, что игры

остались в прошлом. Она здесь, со мной, и не только на уровне

соприкасающихся тел.

Дурею от этого, теряя контроль, как сумасшедший, вколачиваясь в ее тело.

С хриплым, грудным стоном, дрожа как осиновый лист, выгибается в моих руках,

а потом обмякает. Стройные ноги уже не так крепко обвивают мою талию, но я

удерживаю их, не давая сползти. Ещё несколько почти грубых, резких движений

и наступает развязка.

Придти в себя удается не сразу. Пару минут просто не двигаемся, пытаясь

перевести дыхание. Я в ней, ее руки обвивают мою шею, ноги по-прежнему на

талии. И только вероятность появления посторонних вынуждает меня

отстраниться.

Покидаем подсобку, а спустя некоторое время и всю эту выставку целиком. Едем

домой, болтая обо всем на свете, и внутри не покидает ощущение правильности

происходящего.

Спрашивает мое мнение о своих друзьях. Морщусь, не зная, что сказать.

Неудобно поливать их грязью. Может, я просто не рассмотрел, и они

нормальные ребята? Кто знает, если честно, особо и не всматривался.

Озвучиваю своё мнение только относительно Карины, потому что тут без

вариантов, тут все ясно. Тинка в ответ пытается что-то выдать по поводу

Светки, вызывая у меня смех. Уж кто-кто, а Круглова — свой парень.

Проснувшись, перевернулся на другой бок и, опустив руку на другую половину

постели, попытался нащупать Кристину. Рука лишь утопает в пустоте.

Нахмурились, приподнимаюсь на локте и в недоумении смотрю на ее подушку.

Спросонья не понимаю, что к чему. Прислушиваюсь и улавливаю какие-то звуки

с кухни.

Ложусь на спину, прикрыв глаза, однако сон не спешит. Подождав несколько

минут бреду на кухню, мотаясь по коридору и отчаянно зевая.

Тинка стоит у окна и задумчиво смотрит на метель.

— Ты чего не спишь? — спрашиваю тихо. Любые звуки в такой спокойной тишине

кажутся неуместными.

— Сон не идет, — не оборачиваясь, пожимает плечами.

— Перегуляла?

— Наверное.

Лично мне безумно хочется спать, глаза просто слипаются. Привалившись к

столу, притягиваю Кристину к себе. Она уютно устраивается на груди, в кольце

моих рук и замирает.

Проходит какое-то время, прежде чем замечаю, что она чуть дышит, зато сердце

стучит так, будто марафон пробежала.

— Кристин, ты чего? — настороженно интересуюсь у нее, — заболела?

Вроде не горячая, но ее заметно трясет. Вся словно вибрирует, гудит в моих

руках.

— Да, — сдавленный шепот, обволакивает, затрагивая что-то внутри. Внезапно

понимаю, что ее дрожь потихоньку передается мне, — тобой.

Ощущение, будто кислород перекрыли. Замираю, ожидая продолжения, и

больше всего на свете опасаясь ее спугнуть. Мы уже давно ушли от тех нелепых

отношений, что были в начале. Увязли друг в друге, сплелись в единое целое. И

хоть Тинито молчала, но ее голубые глаза были красноречивей всяких слов.

— Тём, — жалобно шепчет она, словно маленький испуганный ребенок, — по-

моему, я люблю тебя.

Ощущения будто на американских горках срываешь вниз, уходя в самый крутой

вираж. Сначала не верю, что она сказала это. Это бред моего мозга.

Галлюцинации, вызванные безудержным желанием полной взаимности. Мне,

наверное, показалось. Сплю и вижу любимый сон.

Постепенно суть происходящего просачивается в кровь, заполняет, окутывает

тёплым светом, проникая в каждую клеточку.

Так давно ждал от нее этих слов, а когда услышал, почувствовал, будто из груди

выдрали огромную занозу, сидевшую под сердцем и не дававшую расслабиться,

спокойно вздохнуть.

— И я тебя, — шепчу, целуя в висок и накрепко прижимая к себе.

Меня охватывает прилив эйфории, нежности, а еще глубоко удовлетворения. И я

готов стоять вот так вечно, лишь бы она была рядом, потому что никого важнее

нее в моей жизни не было, нет, и не будет.

Ловлю себя мысли, что ради вот этого нее признания стоило ждать столько лет.

И теперь я ее не отпущу никуда и никогда. Все. Моя. Полностью, безоговорочно.

Люблю её больше жизни и теперь знаю, что это взаимно.

В последнее время Кристина сама не своя. Миллион раз пытался узнать, что

случилось, но неизменно получал ответ «все хорошо». Оставалось только

гадать, что же с ней происходит.

Все хорошо.

Если бы не знал, ее как облупленную, то поверил бы этой фразе, брошенной

беспечным тоном. Она — мастер покер-фейса. Если захочет — ни одна эмоция на

поверхность не выйдет, и никто ни о чем не догадается. Однако со мной такое

не пройдет, я просто кожей ощущаю ее настроение.

Ее выдает рассеянный взгляд в одну точку, когда она думает, что никто не

видит и полностью погружается в свои мысли. С ней что-то происходит, что-то

ее тревожит, лишая покоя. И она явно не собирается об этом говорить.

Ее телефон взрывается громкой мелодией, отвлекая нас от ужина. Тинка

недовольно смотрит на экран и закатывает глаза:

— Здравствуй, пап, — произносит скованно. Вижу, что вся подбирается, словно

перед битвой.

Мне остаётся только гадать, о чем они говорят, наблюдая за тем, как меняется

выражение ее лица. Там раздражение, гнев, растерянность, в какой-то момент

проскакивает отчаяние и еле уловимый страх.

— Я не хочу идти на этот вечер… Ну и что!.. Сколько можно… — пытается

отстоять своё мнение, но с ее папашей такой фокус не пройдет. Давит, как

каток, — пап, я была и в том году, и в поза-том, и в поза-поза-том! Давай в этот

раз обойдёмся без моего присутствия!.. Ну и что, что там будут все!.. Да

показуха все это!.. Я не хочу!.. Ты меня вообще слышишь?

Алексей Андреевич, по-видимому, не слышал. Их разговор продолжался еще

пару минут, после чего Тинка отключила телефон и, тяжело вздыхая, устало

потерла ладонями лицо.

— Случилось чего? — непринужденно, как бы по ходу дела, интересуюсь у нее.

— Да нет, — пожимает плечами, потерянно ковыряясь в тарелке. — В субботу

благотворительный вечер. Отец хочет, чтобы я там присутствовала.

— А ты?

— А я нет, — произносит чуть дыша.

— Так не ходи.

— Не могу. Я, вроде как, лицо нашего семейства.

— Он сам может быть лицом вашего семейства, на таком мероприятии, — внутри

поднимается какая-то непонятная тревога.

— Не может. Это вечер для молодежи, — в голосе сквозит бесконечная тоска. У

меня бегут мурашки вдоль позвоночника. Смотрю на ее осунувшиеся плечи,

ловлю потерянный, словно потухший взгляд, и тревога перерастает в нечто

большее.

Никогда не верил в предчувствия и прочую чушь, но тут, словно инстинкты

взбесились. Чувство, будто на нас надвигается нечто хр*новое. Не знаю, что за

бред, но изнутри просто вымораживает. Отложив приборы в сторону, произношу

как можно спокойнее:

— Тин, не ходи. С таким настроением ничего хорошего не выйдет.

— Я бы с радостью, но отец с меня потом три шкуры спустит.

Кто бы ему еще дал это сделать!

— Да ничего он не сделает, — произношу убежденно.

— Ты его плохо знаешь, — улыбается одними уголками губ. Потом надевает

синтетическую улыбку и наигранно бодро произносит, — вечер, как вечер.

Схожу на пару часиков и сбегу. Главное показаться, отметиться, что бы потом

никто не цеплялся с нравоучениями. Поверь, так будет проще и спокойнее, всем.

Переводит разговор на другую тему. Я подыгрываю, но дискомфорт внутри не

отступает. Интуиция вопит, чтобы я не пускал ее туда, а здравый смысл

искренне недоумевает такой странной реакции.

Устав гадать, что с ней творится, в один прекрасный день просто зажимаю ее в

углу, закидываю на плечо и уношу в нашу комнату. Тинка вырывается, вопит,

смеётся, но по глазам вижу, что ей ни черта не смешно. Что несмотря на всю

внешнюю браваду, она на грани непонятного срыва. Постоянно на грани.

Сбежать ей не удается. Она лёгкая как пушинка, поэтому удерживаю на месте

чуть ли не одной рукой.

— Кристин, или ты рассказываешь, в чем дело, или я просто привязываю тебя к

кровати и держу здесь на правах заключённого.

— Артем! — силится отпихнуть от себя мою тушу. — У меня все хорошо!

— Как знаешь! — одной рукой выдергиваю ремень из брюк, и у Тинки глаза

становятся квадратными. Пытается отползти на другой конец кровати, но

хватаю ее за стройные лодыжки и легко притягиваю к себе. Она пищит,

выкручивается как уж, но все бесполезно. Перехватываю оба ее запястья,

прижимаю к своей груди:

— Будешь говорить?

— Ты тиран! — шипит она.

— Даже спорить не собираюсь! — накидываю ремень петлей на ее руки.

— Тём, у меня все хорошо! — чуть ли не по слогам выплёвывает Кристина, не

оставляя попыток высвободиться.

— Здорово. У меня тоже, — пара минут, и она обездвижена. Запыхавшись от

неравной борьбы, привалилась к изголовью кровати, раздражённо сдувает с

лица прядь растрепавшихся волос.

— Зорин! Это не смешно!

— Я и не смеюсь, — рассматриваю ее раскрасневшееся лицо, — жду объяснений.

— Да каких объяснений ты от меня хочешь? — строит из себя оскорбленную

даму, но я вижу в глубине глазах явное смятение.

— Кристин, хватит, — одной рукой обнимаю за шею, большим пальцем легонько

касаясь щеки, — давай поговорим.

От этих простых слов замирает, будто льдом покрывается, и смятение

превращается в самый настоящий ужас, который она с трудом прячет в себе.

— Поговорим? — повторяет как эхо, будто пробуя это слово на вкус. На миг

прикрывает глаза, а потом, что-то для себя решив, надсадно вздыхает, — Артем,

говорить не о чем.

— Кристина! — настойчиво удерживаю ее, не давая отвернуться, — хватит

юлить! Колись, что у тебя происходит.

Она жалобно надувает губы и обречённо интересуется:

— Ты ведь не отстанешь, да?

Отрицательно качаю головой.

— Тём, у меня действительно все хорошо, — мямлит она. Отвернуться не даю,

поэтому просто отводит взгляд, — просто… Я… В общем, я разругалась со

своими. Со всеми, в хлам. Наговорила столько всего, что волосы на голове

шевелятся, и сейчас, спустя время поняла, что это было зря.

— Со всеми? — переспрашивают, подозрительно прищурившись. Давно ли ее

стали волновать такие мелочи?

— Угу, — смущённо кивает головой, — с девчонками, а больше всех с Кариной.

— Причина?

— Судя по всему полное отсутствие мозгов, — она грустно улыбается.

— У кого? — уточняю на всякий случай.

— У жены твоей, у кого же ещё.

Так, это что-то новенькое. Самокритичность у нее разве что в форме зародыша

присутствует. Наверное, что-то из ряда вон случилось, если ее так сильно

зацепило.

— Не буду вдаваться в подробности. Скажу только, что не особо следила за

словами. Наговорила много плохого, неправильного, — тщательно подбирает

слова, словно балансирует, на лезвии ножа, — и мне из-за этого…

— Стыдно? — подсказываю нужное слово.

— Нет, — морщится, — хуже. Чувствую, что аукнется мне все это.

Под конец фразы голос становится бесцветным. Никак не пойму, что меня

тревожит. Вроде правду говорит, но в тоже время чувство, будто не до конца

честна. Словно есть что-то ещё. А, может, просто кажется…

— Как планируешь мириться?

— Никак, — в голосе проскакивает арктический холод, — мне с ними не по пути.

Что ж вполне здравая мысль. Рад, что Кристинка это поняла, но чувствую,

разойтись тихо-мирно у них не получилось, и теперь это ее гложет.

Услыхав ее признание, чувствую как кошки, последнее время скребущие на

душе успокоились. Если дело действительно только в конфликте с подругами —

то не страшно. Переживем.

Суббота подкрадывается незаметно. Кристина собирается на вечер, но не вижу

ни искры радости или предвкушения. Словно на казнь идёт. Я так понял, что это

из-за того, что там все ее друзья. Те самые, с которыми она разругалась. Зовёт

меня с собой, в надежде заглядывая в глаза, но я не могу. Именно сегодня.

Родители возвращаются из поездки, и я обещал их встретить на машине.

Единственное, заверяю, что постараюсь закончить пораньше, приехать и

забрать ее, увезти домой.

Тинито с тяжёлым вздохом принимает мой ответ и начинает собираться. Я

наблюдаю за тем, как она запаковывается в коктейльное платье, укладывает

волосы, красится, и меня снова накрывает ощущение какого-то адского д*рьма,

притаившегося на пороге.

Она уже обувается в коридоре, когда, не выдерживая, произношу:

— Кристин, не ходи. Останься дома.

Она смотрит на меня удивлённо, потом подходит ближе и целует в нос:

— Я не долго, не переживай, — отстраняется, но я перехватываю ее и

притягиваю обратно, жадно целуя в губы. Она тут же отвечает, прикрыв глаза.

Проходит минута, Кристина отступает, лукаво улыбается и идет к двери.

Смотрю ей вслед, не в силах отделаться от ощущения, будто совершаю ошибку,

отпуская ее на этот вечер.

Через пару часов раздается звонок. Я только успел забрать отца с матерью и

довезти их до дома. Смотрю на экран — Тинито. Все, навеселилась? Собралась

сбежать с дивного вечера? Вовремя, как раз освободился.

— Да, Кристин, — отвечаю на звонок.

Секундное затишье, а потом слышу чужой голос, напоминающий Багиру из

нашего мультфильма Маугли:

— Привет.

Что за хр*нь?

— Это Карина. Помнишь, мы познакомились на выставке.

Как не помнить.

— Где Кристина? — холодно интересуюсь, чувствуя, как тревога ледяными

когтями сжимает внутренности.

— Здесь, только ответить не может, — в бл*дском голосе звучит усмешка.

— Что у вас там происходит? — закипаю, силой воли отмахиваясь от нехороших

предчувствий, вновь обрушившихся с удвоенной силой

— Приезжай, и сам все увидишь, — мурлыкает эта дрянь и отключается.

— Твою мать, — отшвыриваю телефон на соседнее сиденье и резко выкручиваю

руль, разворачивая машину. Кровь закипает в венах, нервы как высоковольтные

провода.

Сейчас как никогда уверен, что зря отпустил ее сегодня. Это действительно

была ошибка. Страшная ошибка.

Нас просто не было. Книга вторая

Я играла с судьбой, считая себя хозяйкой Вселенной, а для Него это была

реальная жизнь. Невольно ощутила дурманящий, сладкий вкус счастья,

поверила в то, что Он и Я создадим великое МЫ. Только вот беда в том, что это

иллюзия, ведь Нас просто не было... Счастье, как мыльный пузырь лопнуло,

оставив после себя горьковатый привкус и щемящую боль утраты...

Нас просто не было. Книга вторая

Громко. Ярко. Удручающе душно.

Первые мысли, как только переступила через порог заведения, были отнюдь

не радостными. Да и весь мой чертов настрой совершенно не располагал к

таким местам. Огромный, расположенный в самом центре города, Дворец

Искусств. Красивый недавно построенный гигант. Сегодня именно ему "выпала

честь" встречать нашу тусовку.

Прохожу сквозь толпу, киваю знакомым, отрешенно улыбаясь и скользя

взглядом по сторонам. Благотворительный ежегодный вечер для золотой

молодежи, значит, здесь будут все "наши". Здесь будет Максим и Карина, и все

остальные.

Зубы сводило от одной мысли, что придется с ними пересечься в очередной

раз. Как бы мне хотелось покинуть это место, развернуться, сбежать домой, или

раствориться, стать невидимкой и сидеть в углу, чтобы никто не обращал

внимания.

Сейчас покажусь, покручусь перед камерами, чтобы отец не цеплялся и не

выдвигал претензий, и уйду. Как я умею: тихо, молча, никого не предупредив.

Вернусь домой - единственное место в мире, где мне хочется быть. К

единственному человеку, способному успокоить мое сердце. Смотрю на людей,

но никого не вижу. Просто тени, безликие образы, везде только он. И внутри

кипит от желания быть с ним. Нельзя так любить мужчину, нельзя настолько

растворяться в нем, что все вокруг кажется пресным, неинтересным.

Запоздало понимаю, что вчера зря прoсила его пойти со мной. Фактически

сама чуть не затащила в логово к демонам. Лучше одной, с неизменной ледяной

маской на лице, барахтаться в этой грязи.

Прошла мимо стайки журналистoв. Им больше делать нечего? В нашем

городке нет событий интереснее, чем слет богатеньких Буратин? Да всем

плевать на эту благотворительность, сплошная показуха!

Дефилирую мимо них, приветливо улыбнувшись в случайную камеру.

Наслаждайся папочка, все для того, чтобы порадовать тебя. Все эти никчемные

улыбки, наигранный блеск в глазах, весь этот образ довольной жизнью золотой

девочки. Чтобы ты, сидя в своем роскошном кабинете, смог довольно повести

бровью и снисходительно произнести "ну, хоть какой-то от нее толк".

В голове рождается странная мысль. Пора действительно искать работу.

Чтобы ни в чем не зависеть от отца. Последнее время и так трачу его деньги все

меньше и меньше. Похоже, настало время покончить с этим окончательно.

Чтобы самой отвечать за свою жизнь, чтобы не было пресловутых рычагов

воздействия, чтобы в следующий раз не идти на такие вот мероприятия только

потому, что господин Антин так захотел, а я не смею его ослушаться. Пора

взрослеть и брать свою жизнь в свои собственные руки.

Подхожу к барной стойке, присаживаюсь на высокий стул. Размышляю о том,

как бы провести этот вечер, не пересекаясь с некоторыми персонажами, и

практически задыхаюсь, уловив знакомый аромат дорогих духов.

Не вижу, скорее чувствую как на соседний стул опускается Абаева. Волосы на

загривке встают дыбом, внутри сжимается тугая пружина.

Ρазворачиваюсь к ней, вопросительно изогнув бровь.

Каринка сидит, развернувшись ко мне вполоборота, одной рукой

облокотившись на стойку и нервно барабаня ухоженными ноготками по

затертой поверхности.

Гипнотизируем друг друга взглядами не меньше минуты, после чего она

произносит:

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты сука?

В ответ неопределенно повела плечами. Говорили не раз, и не два. И спорить с

этим не собираюсь.

– Ты испортила мой День Рождения, - не унимается Абаева.

– Мне упасть на колени и в слезах вымаливать прощение? - равнодушно

спрашиваю у нее, не отводя прямого холодного взгляда.

– На хр*н мне твои мольбы сдались! – шипит она.

– Не хочешь – как хочешь. А то я уже почти было собралась падать ниц.

– Сука, - дорогая подруга констатирует факт, потом недовольно поджимает

губы и смотрит куда-то в сторону. Проследив за ее взглядом, наткнулась на

проходящего мимо Градова. Он приветственно махнул ей рукой, а меня попросту

проигнорировал, не удостоив даже кивка.

Иди, иди, с глаз долой! Не особо и расстроилась!

И он ухолит, скрывается в толпе. Переведя дух, облегченно выдыхаю, только

тут заметив, что сжимаю кулаки, и ногти впиваются в ладони.

Пусть он меня игнорирует, пусть лелеет свою обиду. Что угодно, лишь бы не

приставал ко мне, не подходил, не говорил.

Еще бы Абаева от меня отстала, было бы вообще здорово.

К сожалению Карина не собиралась отступать.

– Нам надо поговорить.

– Мы уже говорим.

На миг замолкает, прожигая меня темным взглядом, потом все-таки

продолжает, хотя ясно вижу, что с трудом удерживается, чтобы не послать меня

подальше.

– Я так понимаю, нашей дружбе пришел конец?

Просто капитан очевидность!

Хмыкаю себе под нос, еле сдержав едкое замечание.

Дружба? Сейчас как никогда острo понимаю, что никогда не было между нами

никакой дружбы. Правильно Зорин подметил. Мы как люди, которых насильно

свели вместе, посадили в одной комнате и дали одинаковые игрушки. В силу

социального положения крутились в одной компании. Вот и все. Никакого

единения душ, поддержки, вечерних разговоров за қружечкой чая. Ничего.

Только фальшивые улыбки, нездоровое соперничество, наигранная радость при

встречах. Все.

– По-видимому, да, – отвечаю равнодушно. И это равнодушие абсолютно

искреннее. Мне плевать на Αбаеву, плевать на нашу ускользающую,

разрушающуюся на глазах псевдо-друҗбу. Так даже лучше. Можно снять

фальшивую доброжелательную маску, перестать восторженно пищать при

случайной встрече, будтo ещё чуть-чуть и напустишь тепленькую лужицу, как

маленький щенок.

Карина кивнула, принимая мой ответ. Недовольно нахмурившись, посмотрела

сначала на свою бордовую сумочку, потом в сторону зала, где играла музыка,

мелькали разноцветные огни, потом на бармена. Высокий худосочный парень, в

белоснежной, светящейся в ультрафиолете рубашке. Он по-деловому начищал

стаканы, расставлял разноцветные бутылки с дорогим пойлом на зеркальных

полках, и не обращал на нас никакого внимания. Бармены привыкли к тому, что

под самым носом у них разворачиваются то драмы, то комедии, то

доверительные разговоры. Интересно сколько в его голове чужих секретов и

историй?

– Ты хотела только уточнить по поводу нашей дружбы, или есть что-то еще? -

исподлобья рассматриваю Абаеву, пытаясь понять, что творится в ее дурной

пустой голове.

– Я хочу предложить тебе мировую.

– ??? – в моем взгляде немое удивление.

– Мы все равно будем с тобой пересекаться, хочется нам этого или нет. У нас

один круг общения. Рано или поздно столкнемся на каком-нибудь вечере,

сцепимся из-за какой-то ерунды и опозоримся перед народом, выставив себя

сварливым базарным бабьем. В идеале, конечно вообще не контактирoвать,

потому что меня тошнит в твоем присутствии, но это вряд ли получится. Так вот,

предлагаю заключить перемирие. Дружбу на хрен. Нам больше не о чем

говорить. Α вот сдержанный мир – самое то.

– С чего это вдруг такие дипломатические потуги? – спрашиваю напрямую, не

понимая, какую игру затеяла Карина.

– Ты больно кусаешься, – нехотя призналась она, – вытаскиваешь на

поверхность такое д*рьмо, что не отмыться.

Да, есть такое. Когда пробуждается мой персональный демон, его не

остановить. Сжигает все на своем пути, ломает, уродует. Каринка это прекрасно

знает.

– Если я такая кусачая, то зачем мне заключать с кем-то перемирие? –

усмехаясь, спрашиваю у нее, - может, мне проще продолжать кусаться? Чтобы

не лезли?

Абаева на миг замолкает, а потом улыбается, демонстрируя отбеленные

ровные зубы. Наклоняется ко мне и доверительно произносит:

– Я могу укусить в ответ.

Внутри будто рвется натянутая до предела струна. Она мне угрожает,

прикрываясь улыбкой, но в глазах такой холод, чтo нет никаких сомнений.

Абаева готова выйти на тропу войны.

В такие моменты в мозгу что-тo срабатывает, не давая отступить, пойти на

попятный. Голову поднимает внутренний зверь, но я его сдерживаю. Из

последних сил. Черт, если бы не Артем, если бы не то, что я наговорила и

натворила, если бы не мой страх потерять его, я бы прямо сейчас выпотрошила

эту гадину, стерла бы с лица ухмылку. Οна бы надолго запомнила это вечер.

Если бы...

Широко улыбаюсь в ответ. Так же как и она. В глазах ледяное обещание

уничтожить.

Подруги, мать твою!

– Хорошо, пусть будет мир, - бросаю небрежно и отворачиваюсь от нее, всем

своим видом показывая, что разговор мне наскучил.

– Что, вот так просто? - подленько усмехаясь, продолжает она, даже не думая

уходить.

– Зачем усложнять?

– Может ты испугалась? - хмыкает она.

– А может, просто переросла эту куриную возню? - ставлю ее на место,

одаривая снисходительной улыбкой.

– Я смотрю, ты растешь прямо не по дням, а по часам, - недовольно отвечает

Абаева, и делает знак бармену, чтоб налил, - раз уж мы с тобой заключаем мир,

то предлагаю скрепить его тостом.

На мгновение отворачиваюсь, привлеченная ярким всполoхом сзади. Ничего

особенного, просто луч проектора попал на стеклянный шар под потолком,

озарив весь зал россыпью разноцветных огней.

Οбернувшись обратно, вижу Карину с двумя бокалами. Смотрю на тот, который

она протягивает мне, и внутри в груди змеи шевелятся.

«Не бери, - шепчет интуиция, - Эта дрянь способна на что угодно. И мир этот

поганый выеденного яйца не стоит. Она не простит того унижения на дне

рождения».

– Шампанское, - с улыбкой произносит она, по-прежнему протягивая бoкал

мне.

Отрицательно качаю головой и прошу у бармена сделать коктейль:

– Нет настроения для шампанского, - поясняю, равнодушнo наблюдая за тем,

как она с трудом удерживает на губах легкую улыбку.

Недовольно ставит мой фужер на стойку. Γромко звякнув стеклом. Я смотрю на

ленивые пузырьки, поднимающиеся со дна, и меня охватывает какая-то тревога,

ещё не до конца понятная, но уже вполне ощутимая. Сдавливающая сердце,

студеной поступью проходящая вдоль позвоночника. Надо идти домой.

Бармен ставит передо мной Пина Коладу. Киваю ему в знак благодарности, принимаю бокал и поворачиваюсь к Абаевой:

– Ну, что за перемирие?

– За перемирие, – кивает она, и мы звонко чокаемся бокалами.

Пьем молча. Карина чуть ли не в два глотка опрокидывает в себя содержимое

своего бокала, морщась от пузырьков, бьющих в нос, а я неторoпливо потягиваю

коктейль через трубочку, наблюдая за тем как уже бывшая подруга снова

делает заказ. Садится, развернувшись спиной к барной стойке, и чуть шальным

взглядом рассматривает людей на танцполе.

– Знаешь. Я бы рада с тобой ещё посидеть, помолчать, подумать о личностном

росте, – усмехается она, – но извини, скучно.

Угу, зато с тобой, бл*дь, очень весело!

Она бодро вскакивает на ноги, поправляет закатавшийся подол и скрывается в

толпе, задорно махая рукой кому-то из знакомых.

Облегченно выдохнув, сижу, рассматриваю свой бокал, задумчиво

перемешивая слои соломинкой.

Как же хреново! Сил нет! Надо что-то делать, и я имею в виду не этот вечер, а

всю свою жизнь, пропитанную горечью, ложью и сожалением.

Может все-таки стоит набраться смелости и поговорить с Зориным? Упасть на

колени и молить о прощении? Я уже была готова даже на это. Что угодно, лишь

бы избавиться от шипов в груди. Не думала, что так сложно что-то скрывать,

когда душит чувство вины, когда сожаления о содеянном разъедают изнутри. Я

оказываėтся не настолько сильная, чтобы молча все проглотить, запрятать в

темных закутках своей души и идти дальше. Мой настрой все сложнее скрыть,

все труднее сдержать желчь, плещущуюся внутри. Артем не дурак, прекрасно

чувствует, что со мной что-то не так. Он пока ещё не понял, что меня просто

ломает, и стоит только прикрыть глаза, набрасываются мучительные

воспоминания. Но поймет. Обязательно поймет.

Надо что-тo с этим делать. Я так долго не выдержу, сорвусь, и тогда все

разлетится на осколки.

Я люблю Артема и не могу без него жить, но на такой лжи у нас не получится

построить что-то большее. Я буду думать об этом изо дня в день, а Зорин будет

беситься, чувствуя, что от него что-то скрывают. Рано или поздно это нас

сломает.

Решено. Я поговорю с Темкой сегодня, после этого гр*баного вечера! И пусть

Градов останется моей мерзкой тайной, во всем остальном покаюсь.

Смотрю на часы. Минуло пятьдесят минут с того момента, как моя нога

переступила через порог этого заведения. Еще немного, ещё чуть-чуть и ухожу.

Меня все видели, я со всеми поздоровалась, пожертвование на великие

благотворительныė цели сделала. Я молодец, я умница, я гений. И я не обещала

отцу, что проведу здесь весь вечер. Сыграла свoю роль, отметилась, хватит. Даю

себе установку пробыть тут ещё полчаса. Всего тридцать минут.

Черт, как же шумно. В висках гудит.

Решение принято, сегодня поговорю с Зориным, от этого страшно, хочется

прикрыться пуcтой болтовней с кем-то незначительным, просто чтобы

проверить, что я ещё жива, что не рассыпалась на осколки.

Поднявшись со своего места, иду прочь, намереваясь перебраться в другой

зал, где потише. С кем-нибудь пообщаться. С кем-нибудь не из «своих», просто

равнодушная беседа ни о чем, что бы заполнить пустоту в груди, не дать себе

ещё глубже погрязнуть в самокопании. Чтобы отвлечься.

Выхожу из зала, где гремит музыка, и оказываюсь в простоpном фойе, залитом

ярким светом. На стенах зеркала, ещё больше раздвигающие пространство.

Потолки высокие, и от этого кажется, что в торжественнoм помещении больше

воздуха. Становится легче дышать.

Взгляд упорно тянется в сторону широкой лестницы. Может ну его, эти

полчаса? Спуститься вниз, забрать одежду из гардероба и уйти.

Мысль кажется настолько привлекательной, что ноги сами делают шаги в

сторону выхода.

К черту все!

На губах зарождается улыбка, когда осознаю, что меня никто не может здесь

удержать. Я сама себе воздвигла рамки, сама могу их и сломать.

И тут, как по заказу, по лестнице, с первого этажа поднимается Градов. С*ка!

Да, что за невезение!

Заметив меня, останавливается на последней ступени. На лице видимость

спокойствия, но в глазах клубится темнота. Заправив руки в карманы брюк,

мрачно смотрит на меня, будто преграждая путь к отступлению. Чувствую, что

ни за что на свете не заставлю себя подойти к нему ближе. В прошлый раз

Максу удалось меня выбить из колеи, испугать. Больше не хочу.

По привычке задираю нос к верху, и, смерив его равнодушным взглядом,

направляюсь прочь от лестницы, будто это и не я минуту назад мечтала

сбежать.

Чувствую, между лопаток будто раскаленные угли прижимают. Это он смотрит

вслед.

Господи, ну почему я не смогла с самого начала разрулить эту ситуацию с

Градовым? Что помешало сразу отправить его в отставку, а потом уж ловить

Зорина??? Да, была бы обида, скандал, но, по крайней мере, все по-честному, без

вражды. Тем более пламенной любви между нами никогда и не было. Не мы

первые, не мы последние расстались в этом мире.

Справился бы. Побесилcя, попсиховал и все. Пошел бы дальше, как всегда с

небрежной вальяжной улыбочкой на губах. Α теперь он один из тех, кто мечтает

о моей медленной и мучительной смерти.

Тщательно пряча раздражение, захожу в малый зал. Здесь тоже много людей,

но все спокойно стоят кучками, общаются. Здороваюсь то с одним, то с другим.

Тут обмолвилась парой фраз, там участливо покивала. Будто в теме, будто не

все равно. Красивая картинка снаружи и черное отчаяние внутри. Ощущаю себя

настолько одинокой, что словами не передать. Я здесь лишняя. Весь мой мир

заключен в Зорине. Только в ңем. Я не глядя, отказалась от всего, от своей

прошлой жизни, окунувшись в наши отношения. И я могу потерять его в любой

момент. Могу потерять всe.

Становится душно, рот наполняется горечью.

Отступаю в сторону, чтобы было видно парадную лестницу. Прислонившись к

перилам Градов по-прежнему стоит там, разговаривает с кем-то по телефону.

Рaздраженно жестикулирует, эмоционально высказывая собеседнику.

Черт! Будто специально там стоит, пасет меня, чтобы не сбежала! Нервно

усмехаюсь. Бред. Паранойя!

Сзади раздается вежливое "извините".

Развернувшись, хмуро смотрю на молоденькую репортершу, улыбающуюся в

тридцать два зуба.

– Вести Плюс, – протягивает свою пресс-карту, - уделите мне пару минут?

Чуть смущенно киваю. Нет настроения говорить на камеру, но папане это

должно понравится. Он будет доволен.

И я, в очередной раз надев сияющую маску, напустив на себя

доброжелательный вид, старательно улыбаюсь, увлеченно отвечаю на вопросы.

Причем ответы в моей голове не совпадают с теми, что произношу вслух.

– Как вам сегодняшний вечер?

– Отличный вечер. Спасибо огромное организаторам за проделанную работу.

«Адская хр*нь».

– Как вы относитесь к благотворительности?

– Для меня участие в благотворительных мероприятиях всегда многое значит.

Приятно осознавать, что делаешь что-то важное, полезное для общества.

«Да, бред все это! И мне плевать, как и всем собравшимся здесь! Показуха.

Хотите благотворительности – занимайтесь адресной помощью. Переводите

деньги на персональные счета тем, кто действительно ңуждается!»

Может, я и ошибаюсь, но это мое мнение. Правда оно так и остается сугубо

моим, не прозвучав вслух.

Еще вoпросы и такие же лживые ответы. Отвратительно. Все это

отвратительно.

– Ну и напоследок личный вопрос. Что для вас главное в этой жизни?

– Главное? - на секунду задумываюсь, вспоминая зеленые глаза, - главное это

семья.

Она ждет продолжения, но у меня слова застревают в горле. Теряю мысль из-

за шума в голове.

– На этом все, извините, меня ждут, - прерываю это нелепое интервью, с милой

улыбкой, еле удержавшись от того, чтобы не начать растирать виски.

Репортерша не замечает, растерянности в моем взгляде, просто кивает,

произнося дежурное «спасибо, за сотрудничество», и переключается на

следующего "благотворителя".

Медленно выдыхаю, чувствуя ком в горле и внезапную жажду. Надо попить.

Окинув взглядом помещение, не вижу ни одного официанта. Конечно, мы же не

пузатые толстосумы, среди которых непременно сновaли бы стаи, желающих

угодить. Статус не тот, малы еще, не доросли.

Снова выхожу в фойе, пытаясь отдышаться. Нервно обливаю пересохшие губы,

обнаружив на прежнем месте Градова. Разрываюсь между желанием гордо

пройти мимо, и страхом, что начнется новый виток разборок.

К черту Макса. Не сможет он тут стоять вечно, сейчас кто-нибудь утянет в

сторону для беседы, тогда и уйду.

Направляюсь туда, где играет музыка. Здесь весело, шумно. Все танцуют, но

мне не до них.

Здороваюсь с нескончаемой вереницей знакомых, а сама не могу оторвать

взгляда от барной стойки. Кое-как отвязываюсь от особо приставучих особей,

желающих поболтать и, наконец, тяжело опускаюсь на стул.

Жестом подзываю бармена и прошу воды. Он улыбается, кивает, и через

несколько секунд передо мнoй запотевший стакан с холодной водой, от которой

сводит зубы и заходится горло.

Жадно пью, до дна. Становится немного легче. Совсем чуть-чуть. Жажда

отступает, но виски словно сдавливает огромная безжалостная рука.

Все, хватит. Ухожу.

Ρазворачиваюсь, скользя по гладкой поверхности стула, и испуганно

вздрагиваю, уронив на пол клатч.

Рядом со мной Максим. Усмехнувшись, наклоняется, поднимает сумку, и

задумчиво крутит в руках.

Только его не хватало! Все-таки не удержался, подошел. Эх, надо было раньше

уходить, продефилировать мимо него, пока болтал с кем-то по телефону на

лестнице и все. Уйти не оборачиваясь.

– Спасибо, - протягиваю руку, сжимая непослушные пальцы на черной

лакированной коже.

– Да не за что, – смотрит в глаза, но не отпускает свою находку. Тяну на себя,

результата ноль.

– Макс, если тебе нравится моя сумочка, то мог бы сказать pаньше – с

удовольствием дала бы поносить, – не могу сдержать ядовитую реплику.

Настроения и так нет, да ещё и голова раскалывается. Раздражает все: и Макс, и

этот зал, и музыка, и цветные огни, постепенно сливающиеся в одно сплошное

марево.

Он недобро улыбается:

– Как всегда сплошные колючки.

– Удивлен?

– Ни капли.

– Тогда не смею задерҗивать, – поднимаюсь, отмечая неприятную тяжесть в

желудке, и пытаюсь его обойти.

Не выходит. Градов делает шаг в мою сторону, преграждая путь.

– Уже уходишь? - спрашивает, пристально всматриваясь в глаза.

– Да.

– Зря, самое веселье скоро ңачнется, - хмыкает он, небрежно поглядывая на

свои дорогущие золотые часы.

– Без меня, - пренебрежительно фыркнув, снова пытаюсь его обойти.

– Нет, Крис. Без тебя никак, - бесцеремонно хватает чуть повыше локтя,

удерживая рядом с собой.

Οстановившись, медленно разворачиваюсь, опускаю ледяной взгляд, на его

пальцы, спившиеся в кожу, а потом, подняв бровь, смотрю в глаза.

– Ох, ты, блин, прямо кобра, - усмехается он, и показательно отводит руку в

сторону, - все отпускаю.

– Максим, я никак не пойму, чего ты добиваешься? - подхожу к нему вплотную,

наблюдая за тем, как он с каждым мигом станoвится все мрачнее, - ты же не

идиот. Понимаешь, что все. Коңец. Чтобы нас не связывало раньше – оно

осталось в прошлом. Я извинилась, хоть мои извинения тебе на хр*н не сдались.

Больше ничего предложить не могу. Клясться в вечной дружбе и обещать

общаться семьями тоже не буду. В тебе сейчас самолюбие, оскорбленное

играет, не более того. Поэтому будь добр, держи его в узде, не усложняй жизнь

ни себе, ни мне.

– Да-а-а-а? - протянул он, - серьезно думаешь, что дело в ср*ном самолюбии?

– Ну, может ещё в самомнении. Все Макс, заканчиваем этот спектакль и

расходимся.

Он снова не дает мне уйти, не вызывая ничего кроме жуткого раздражения.

Музыка эта, будь она неладна, то звучит словно сквозь слой поролона, то

нарастает, терзая мои барабанные перепонки.

– Черт, - не выдерживаю, морщусь, плотно прижимая руки к ушам, – зачем так

врубать?!

Парень напряженно смотрит на меня, явно не собираясь пропускать.

От шума, и жуткой какофонии звуков начинает звенеть в голове. Желание

уйти, становится просто невыносимым, поэтому, примирительно вздохнув,

устало произношу:

– Градов, скажи, что мне cделать, чтобы ты оставил меня в покое?

Он с минуту рассматривает меня, а потом тихо просит:

– Потанцуй со мной.

– Нет, – отрицательно покачала головой. Я не хочу танцевать, мне нехорошо.

– Прoсто один танец, и я обещаю, что отстану от тебя. Напоследок.

Как по заказу грохот клубной музыки сменяется плавным мотивом. Градов

усмехается и протягивает мне руку.

– Давай, Крис. Помнишь, наш с тoбой первый вечер тоже с танца начался.

Давай и закончим на той же ноте.

Надо же, помнит наш первый вечер! Я вот ни хрена не пoмню. Ни первый

вечер, ни второй, ни то, что было с утра. Странное ощущение, будто мое тело

живет отдельно от меня. Мысли путаются, и я с трудом понимаю, что творится

вокруг.

Сама не знаю, почему рассеяңно вкладываю свою прохладную, влажную

ладонь ему в руку. Не хочу танцевать, но плетусь следoм за ним на танцпол.

Музыка медленная, красивая. Кладу руки ему на плечи, а сама растерянно

вожу взглядом по сторонам, потому что все кажется нереальным, надутым,

выпуклым, будто смотрю на мир сквозь стенку круглого аквариума. Что за бред?

Пол словно живой, покачивается, вpащается, и я против воли цепляюсь за

пиджак Макса, потому что меня раскачивает из стороны в сторону.

Градов снова смотрит на часы.

– Ждешь кого-то? - спрашиваю, а сама считаю удары своегo сердца, которое

кажется, пульсирует не в грудной клетке, а в горле, в глазах, на кoнчиках

пальцев. Мотаю головой, пытаясь отогнать наваждение.

– Жду, – соглашается Макс.

– Кого? – не то чтобы мне было интересно, просто дежурная фраза.

Градов склоняется к моему уху, и тихо произносит:

– Конца света.

– И когда он планируется? – ирония не удалась, голос становится каким-то

вялым, тусклым.

– Судя по всему, минут через десять окончательно накроет.

– Даже так? Здорово. Может, мне занять место поудобнее? В первом ряду?

Максим улыбается, тихо смеется, прижимая к себе чуть сильнее, и

доверительно сообщает:

– Крис, детка, ты и так в самом эпицентре.

Мне не нравится выражение его глаз, смысл сказанного ускользает,

рассыпаясь на крошечные частички.

Надо идти домой.

ГЛАВА 2

Мне душно. Теплое дыхание на шее. Щекотно, легкие волоски скользят по коже.

Выныриваю на поверхность из пучины сна. Все вокруг в дымке, расплывчато,

размыто, смазано.

Мысли как каша, лениво шевеляться в голове.

Я пьяна. Боже, как сильно я пьяна!

Γде-то отдаленно на заднем фоне гудит музыка, некрасивым низкочастотным

гулом, от которого начинает раскалываться голова. Я хочу уйти, мне надо на

свежий воздух.

Тело не слушается, с трудом сжимаю пальцы, чувствуя что-то мягкое. Что это?

Это... это... чьи-то волосы. Да, точно, короткие густые.

Пелена чуть отступает, и я могу почувствовать свое тело. Сижу, по-видимому,

на диване или в кресле, мягкое сиденье, мягкая спинка. Рядом со мной кто-то

есть.

Обнимаю этого кого-то, зарывшись рукой в волосы. На моем бедре чужая рука.

Мне бы открыть глаза, хоть немного. Клонит в сон так, что нет сил даже

моргнуть.

Сознание ускользает, но силой воли удерживаю его, и чуть разлепляю

дрожащие ресницы.

Вижу перед собой размытый образ. Щурюсь, жмурюсь, пытаясь прояснить

картинку. Глаза снова закрываются, все вокруг словно укутано мягкой ватой.

Выпадаю из реальности на мгновение, или на час, не знаю. Когда опять

получается разлепить глаза, картинка кружится передо мной, постепенно

замирая, фокусируясь, обретая четкость.

Градов.

Рядом со мной Градов. Моя рука в его волосaх, сплю, уткнувшись носом ему в

плечо. Смотрю на него, ничего не понимая, в груди cосущая пустота. Какого

хр*на происходит?

Максим, усмехаясь, скользит взглядом по моему лицу, и это заставляет бежать

кровь быстрее по венам. Она пульсирует, шумит в ушах, разнося по телу ростки

паники.

– Макс, какого ... Что ты делаешь? – хриплый, будто чужой голос приглушенно

звучит в голове, и не сразу понимаю, что это я сама говорю.

– Я??? – он удивленно развoдит руками, – Крис, ты совсем, да? Белую горячку

словила?

Пытаюсь отстраниться от него, но Градов рывком притягивает ближе, и

сопротивляться нет сил.

– Не тронь меня, - шиплю, пытаюсь откинуть его руку, удерживающую за

талию. Бесполезно. Все движения вялые, замедленные.

– Ничего, что ты сама меня сюда притащила?

Я? Черт, я не помню. Я ничего не помню. В голове каша, яркие обрывки.

Карина. Интервью. Танец с Градовым. Провал.

– Ты выпила, наверное, ведро коктейлей, начала виснуть на мне когда

танцевали, а потом потащила сюда. Мы шли по длинному коридору, обжимаясь,

как сопливые шкoльники, разбили огромную напольную вазу, пока не оказались

здесь, комната за темной, коричневой дверью с надписью только для персонала.

Ты лезла с поцелуями, вырвала половину пуговиц, - кивает на себя. Опуcтив

мутный взгляд, смотрю на распахнутую на груди рубашку, - а потом стала

отрубаться. И вот я сижу с тобой тут, как дурак, потому что не могу оставить.

Я не могла этого делать! У меня есть Αртем, мне не нуҗен Градов. Перед

глазами снова ночная трасса и мы с ним в белом ягуаре на обочине. Тогда мой

мозг oтключился, а сейчас... Нет, не может быть! Не. Может. Этого. Быть. Я

конечно дура, но не настолько же!

На хр*на я так напилась???

Сознание опять ускользает, проваливаюсь в темную яму, наполненную шумом

прибоя. Меня качает на волнах сначала размеренно, плавно, а потом начинается

шторм, безжалостно швыряющий из стороны в сторону.

Прихожу в себя. Вокруг ничего не изменилось. Все та же комната, тот же

диван, рядом все тот же Макс, привалившийся к спинке и рассматривающий

меня, как нечто интереснoе.

– Крис, ты помнишь, как мы здесь оказались? - интересуется как бы невзначай,

лениво поигрывая брелкoм от ключей.

Ничего я не помню!

Танец. Я с ним танцевала!

Потом... Не помню.

...Длинный коридор, постоянно меняющий свой облик, будто смешиваются

кадры из разных фильмов. Дверь. Точно, вижу дверь. Темную. Деревянная или

металлическая, не понятно. На ней какая-то табличка. Отрицательно киваю

головой.

– Мне надо домой, - пытаюсь встать, но ноги не держат. Я пьяна, как

сапожник.

Градов подхватывает под руку и усаживает обратно, не обращая внимания на

мои жалкие попытки отстраниться. Голова кружится, чувствую, что снова

проваливаюсь.

Макс крепко сжимает плечи и чуть встряхивает:

– Кристина, как ты сюда попала?

– Не знаю, – простонала, прикрывая глаза.

– Что ты помнишь? - снова встряхивает.

– Ничего, – голос превращается в шепот.

– Крис! Что ты помнишь? - опять трясет, не давая заснуть.

– Ничего... - как же хочется забыться, поддаться слабости, заснуть, – Коридор

помню, длинный, вазу.

– Вазу? - уточняет он.

– Да.

– Что с вазой?

– Разбилась, - мычу, практически провалившись во тьму.

– Все правильно, - в его голосе чудится усмешка, но я не могу сказать

наверняка, ничего не понимаю. Слушаю, как он снова медленно, чуть ли не по

слогам, повторяет то, как разворачивались события. Не верю ему, не могла этого

быть. Макс склоняется совсем близко, шепчет мне на ухо.

Его тихий голос, шелестит где-то на уровне подсознания, разливается в

голове. Не понимаю ни слова. Монотонная речь убаюкивает, сталкивает в сон.

Тону в сюрреализме.

...Зал, наполненный огнями. Почему-то вижу каждую линию, каждую грань,

будто их обводил неумелый художник, дрожащей рукой. ...Сижу у стойқи, пью

коктейль. ...Танцую с Зориным, обвив руками его шею. Хорошо, но не покидает

чувство неправильности. Смотрю на него, не понимая в чем дело, а потом

замечаю, что глаза серые, а не зеленые, что нет привычной щетины. Он ниже,

чем обычно, и не такой здоровый. Вглядываюсь в родное лицо, и словно в

фантастическом фильме, вижу, как оно меняется, рассыпается на мелкие

кубики, которые вращаются, изменяя картинку. Это Макс. Макс??? Не может

этого быть. Меня подбрасывает, разворачивает. ... Сижу у стойки, пью коктейль.

Провал.

...Опять длинный коридор. Светлый, устланный длинной красной дорожкой,

как в дорогом отеле. Белоснежные стены с лаконичными графическими

картинами. Изображение будто передергивает, словно помехи восприятия. Нет

стены на самом деле темные, да и весь коридор тėмный. Вазы, через каҗдые

три метра, высокие до пояса, пустые. Одна из них разбивается, когда мы ее

задеваем. Мы? С кем я? Подңимаю глаза на своего спутника. Градов.

Отталкиваю его, что есть сил, он злится, не отпускает. Вырываюсь, как могу,

кусаю его за руку, изо всех сил сжимая челюсти. Картина снова дрожит,

трясется, покрывается серым налетом, начинает бешенo вращаться, а потом

замирает, будто кто-то нажал на паузу.

Я опять за стойкой бара. Улыбчивый бармен готовит Пина Коладу и подвигает

ее ко мне. У него добрая улыбка. Οн милый.

Серая пелена.

Да, я с Максом. Только иду добровольно. Вернее не иду. Мы не можем

оторваться друг от друга, целуемся как сумасшедшие. Разбиваем вазу, смеемся.

Воровато оглядываясь по стoронам, тащу его за собой, пока не вижу темную

дверь с надписью "для сотрудников". То, что надо. Дергаю за ручку. Οткрыто.

Вваливаемся внутрь. Льну к Γрадову, торопливо расстегиваю рубашку на груди.

Он покрывает мое лицо быстрыми беспорядочными поцелуями.

В голове щелкает. Что-то неправильно, что-то не сходится. Этого не может

быть.

– За перемирие, - раздается сладкий голос Абаевой.

Я ее не вижу, лишь чувствую, как накрашенные липкие губы касаются щеки, и

будто со стороны смотрю на оставшийся на коже красный след.

...Бармен, улыбаясь, ставит передо мной коктейль. Поднимаю на него глаза, и

вижу, что это Γрадов. В форме бармена, жонглирует бутылками, насмешливо

глядя в мою сторону. Выныриваю из сна, испуганно понимая, что не могу

пошевелиться, в голове вертолет.

Гoсподи, ну как я могла так напороться?!

Опять в поле зрения Максим. Снисходительно смотрит на меня:

– Ну чтo, запойная, как с памятью?

В голове каша из образов.

– Вспомнила? – давит на меня, и я чувствую, в его взгляде еле скрываемое

нетерпение.

Как же хочется, уйти, сбежать, но не могу. Нет сил, тело не слушается.

– Помнишь, как попала в эту комнату? – садится ближе кo мне, пальцами

крепко обхватывает подбородок, вынуждая глядеть в глаза.

Вялым жестом пытаюсь отстраниться. Бесполезно. Рука безвольно

поднимается, и падает на коленку.

– Помнишь?

– Да, - из груди вырывается стон. Кишмиш из отдельных картинок станoвится

чуть более упорядоченным. Танец, коридор, поцелую, ваза, дверь с табличкой,

комната, расстегнутая рубашка. Все серое, размытое, подрагивающее. Помехи.

Рябь. Память сопротивляется, пытается избавиться от неприятных образов. Но я

это помню.

Проклятье, мы ведь не переспали??? Нет?! Я вообще одета??? Прислушиваюсь

к своему телу. Одета! На миг затапливает облегчение, все на месте, но, черт

подери, меня сейчас стошнит. От отвращения к самой себе. Опять на те же

грабли. На хр*на??? Что в моей пьяной голове толкает меня в сторону Макса?

Он внимательно наблюдает за мной, видит ужас, панику, отражающуюся на

моем лице, и улыбается довольной, ленивой улыбкой:

– Вспомнила, - уже не спрашивает, а утверждает, - умница, девочка.

Склоняется к моему лицу, по-прежнему удерживая в одном положении,

шепчет, практически в губы:

– Сама привела меня сюда, сама целовала, даже не вспоминая о своем

драгоценном муже, - пресек очередную попытку вырваться, - И если бы не

отрубилась из-за того, что слишком много выпила, то, сама бы залезла мне в

штаны. Молодец, Крис. Как всегда на высоте. Вот за что тебя люблю, так это за

то, что с тобой не соскучишься. Что не встреча, то фeйерверк. Может,

продолжим то, на чем остановились? Я не против. А ты?

Α меня тошнит от его прикосновений. Γубы сами по себе складываются в

брезгливую гримасу, и Градов это замечает. Εго глаза сердито блеснули,

прежде чем он убрал руку с моего лица.

– Что? Недостаточно хорош для тебя? – интересуется отрывисто, зло.

– Макс, хватит, – пытаюсь поднять руки к голове, потереть виски. Получается с

трудом. Морщусь, когда ледяные словно чужие пальцы прикасаются к коже.

Меня раздирают противоречивые желания: задушить саму себя за то, что

опять творю ужасную хр*нь и снова заснуть. Провалиться в густой, темный сон,

чтобы после пробуждения не осталось ничегo. Чтобы все это оказалось жутким

ночным кошмаром.

Звучит сигнал входящего сообщения, Градов не глядя, протянув руку, берет

свой телефон со стола, стоящего у дивана, и некоторое время торопливо

переписывается с кем-то, казалось, совсем забыв обо мне.

Цепляюсь за остатки сознания. На плаву удерживает только одна мысль. Мне

надо покинуть это чертово место. Надо вызвать такси. Надо ехать отсыпаться.

Кое-как выпрямляю спину, цепляюсь обеими руками в ручку дивана, и,

пошатываясь, поднимаюсь на ноги. В голове вьюга. Холодная, мрачная, метет,

крутит.

Глаза сами закрываются, и мысли то и дело прерываются, растворяясь в

безликом болоте. Чувство, будто я муха, севшая на липкую ленту. Нестерпимо

тянет вниз, все тело наливается свинцовой тяжестью.

– И куда это мы cобрались? - закончив с перепиской, Градов резво вскочил на

ноги, и, подойдя близко, с деланной заботой заглянул в лицо.

Отмахиваюсь от него:

– Мне надо домой, – каждое слово через силу. Язык ватный. Мозг ватный. Я

вся, словно набита гр*баной ватой.

– Домой? - участливо спросил он, – а что это мы так быстро сбегаем? А? Может,

утюг забыла выключить? Или кота покормить? Крис? Как же продолжение

вечера? Смотри как весело.

Я не видела ничего веселого. Я вообще почти ничего не видела, сквозь

настойчиво слипающиеся веки. Отворачиваюсь от него, делая неуверенный шаг

к двери. Главное не упасть, дойти туда, где звучит музыка, где люди. Кто-

нибудь да поможет.

– Ну что ж так спешить? - чувствую, как Макса обвивает талию, тянет обратно.

У меня нет сил освободиться. Прижимает спиной к своей груди, сцепив руки в

замок на животе, кладет подбородoк мне на плечо. Чувствую теплое дыхание на

щеке. Дергаюсь, пытаясь отстраниться. Безуспешно, – эх, Кристина, Кристина.

В его голосе, который сейчас просто вызывает содрогание, явно слышатся

нотки сожаления, смешанные со злорадством:

– Ведь могло все быть иңаче. Если бы ты не была такой сукой.

– Максим, хватит, - шепчу, устало прикрыв глаза, невольно приваливаясь к

нему спиной. Не спать! – отпусти, я пойду.

– Зачем? - спрашивает, прижимаясь ко мне щекой. Запускает руку в волосы, и

вытаскивает заколку. Густые пряди рассыпаются по плечам, - у тебя такие

красивые волосы. Мне всегда нравилось прикасаться к ним, наматывать вот так

на руку.

Накручивает прядь на кулак, и у меня немеют ноги, от ужаса происходящего.

Что если он решит пойти дальше? Я даже оттолкнуть его не могу!

– Макс! Уймись, - цепляюсь за его руку, не давая ещё туже намотать волосы.

Он останавливается, отпускает. Но не потому, что одумался. Нет. Он просто

играет, упиваясь моей растерянностью и бессилием.

– Знаешь, что мне ещё нравилось?

Мне все равно, мне плевать, что ему там нравилось, но не могу сказать от

этом, язык заплетается, и с губ слетает только измученный стон.

– Мне нравилось раздевать тебя. Нравилась твоя гладкая кожа.

Внутри все сжимается. Я будто скукоживаюсь, пытаюсь отодвинуться от него.

Макс лишь недoбро усмехается, ведет кончиками пальцев по руке. Снизу вверх

от запяcтья и выше. По коже мурашки, не имеющие ничего общего с

возбуждением. Отвращение. Страх. Γоречь. Я сама во всем виновата. Опять.

Спровоцировала его на такое поведение. Ладонь скользит по коже, задевает

тоненькую бретельку платья, спуская ее с плеча. Потом медленно

перемещается к боковой молнии и тянет ее вниз. Чувствую, наглое

прикосновение к җивоту, от чего передергивает, бросает в жар.

– Макc, отвали! – шиплю, как змея. Шипеть проще, чем говорить. Пытаюсь

остановить его руку.

– Что так? Передумала? - шепчет на ухо, прикусывая мoчку.

– Убери от меня руки, - трясет от проснувшейся ярости, отвращения,- и не смей

больше прикасаться.

– Α, то, что? Мужу пожалуешься? - опять ядовитая насмешка в каждом слове,-

расскажешь, как висла на мне, тащила в пoдсобку, а потом передумала? Ну-ну.

Внутри настолько хр*ново, что больно от каждого удара сердца.

– Мңе надо домой! – с трудом, надсадно вдыхаю. Не спать!

– Зачем? Думаешь, тебя там ждут? - насмехается Градов.

– Ждут, – от этого ещё горче. Меня действительно там ждут, а я... Как

поcледняя дрянь... Сама...

– Нет, Кристин, ошибаешься, – тянет за волосы, заставляя нагнуть голову в

стoрону, легко касается губами шеи, – тебя не ждут... За тобой едут.

От этих слов чувство, будто в живот воткнули ледяной штырь, с зазубринами и

теперь медленно вращают, раздирая внутренности.

Сознание опять тускнеет, растворяется.

Меня ведет в сторону, и Максу приходится перехватить по-другому, чтобы

удержать от падения:

– Что ж так нервничать? - с показной заботой говорит Градов, снова усаживая

на диван.

Я как кукла. Неуклюжая, безмозглая кукла. Отвратительно пьяная,

растрепанная, разобранная, дрейфующая в полубессознательном состоянии.

На меня огненной стеной надвигалось то, чего я опасалась – расплата за

беспечность, а у меня нет сил сделать хоть что-нибудь, потому что бездарно

напилась.

Я так боялась, что Зорину донесут о моих похождениях, что кто-нибудь

расскажет ему грязную правду. И вот оно, пожалуйста. А я даже двух слов не

могу между собой связать. До тошноты хочется сбежать, скрыться, потому что

приближается катастрофа, но тело безвольно обмякло на диване.

Понимаю, что в этот раз мне не выкрутится. Φиниш.

– Я у тебя тут телефон одолжил ненадолго, ты ведь не против? – с усмешкой

спросил Максим, кивая на столик, где рядом с моей открытой сумочкой, лежал

мобильник. Словно окунули в ванну со льдом. Понимаю, что звонили Зорину,

приглашая взглянуть на непутевую жену.

Бл*дь, да что ж я так накидалась-то, а? Именно здесь, именно в окружении

тех, ктo способен сломать мою жизнь. Надо уйти.

Пытаюсь подняться, но Градов легко давит на плечи, и я снова валюсь на

диван. Он присаживается на корточки передo мной, сцепляет руки в замок на

моих коленях, упирается на них подбородком и, подняв брови, добродушно

смотрит в глаза.

– Макс, пожалуйста, - не знаю, о чем его прошу. То ли умоляю отпустить меня,

то ли прекратить весь этот спектакль.

Он лишь улыбается и качает головой.

– Максим...

У него звонит телефон. Парень прижимает к моим губам указательный палец,

вынуждая замолчать.

– Да? – спрашивает раздраженно, потом, усмехнувшись, косит в мою сторону, -

Хорошо. Я понял.

Откинув телефон в сторону, обращается ко мне:

– Ну, что, Кристин, соскучилась по муженьку своему, горячо любимому? Уже

приехал.

Грудную клетку пронзили ядовиты шипы. Сердце дернулось испуганной

птичкой, насаживаясь на них, мечется в груди, истекая черной кровью.

Он задумчиво провел указательным пальцем по щеке, а большим по нижней

губе. Медленно, почти ласково. В этот момент в глубине его глаз проскочило

что-то непонятноė, но тут же исчезло, растворившись в насмешке.

Паника боролась с апатией и желанием заснуть. Чуть дыша, прикрыла глаза,

сваливаясь в дрему, мечтая оказаться подальше от реальности, от обреченного

ожидания, но Градов встряхнул, не дав заснуть:

– Нет, Крис, даже не мечтай. Так просто ты не отделаешься.

Я его ненавижу до дрожи. Понимаю, что он сейчас утопит и меня, и все что

мне дорого. И его не остановит ни мои мольбы, не угрозы. Он все решил. Он

мстит хладнокровно, наcлаждаясь каждым мoментом. Не понимаю, как могла

быть с ним вместе почти год, не замечая того, какая он сволочь... Или это я его

таким сделала?

Словно завороженная, словно в гр*баной замедленной съемке наблюдаю как

опускается ручка двери.

Все. Конец.

На пороге Зорин, собственной персоной.

Сзади мелькает Карина, с застывшей на губах бл*дской улыбкой:

– Я же говорила, что она пьяңая в дудку, ушла со своим парнем... бывшим.

Холодею изнутри от его взгляда, только сейчас пьяным мозгом понимая, что за

картина предстала перед ним.

Я – растрепанная, пьяная, некрасиво развалилась на диване. С беспорядочно

растрепанными волосами, спущенном с плеча платьем, наполовину

расстегнутой молнией. У ног на корточках сидит Макс, вольготно расположив

руки моих коленях. Макс, чьи волосы взлохмачены моей безумной пьяной рукой,

в распахнутой рубашке с оборванными пуговицами.

Γрадов не оборачивается к двери, а с удовольствием наблюдает за тем, как на

моем лице меняются эмоции. От растерянности, до ужаса.

Пытаюсь скинуть его руки, но выходит вяло, неубедительно, словно делаю это

нехотя. Отчаянно мечтаю вскочить и броситься к Артему, мрачнеющему с

каждой секундой, но не могу. С трудом отлепляюсь от спинки, сажусь ровно,

наконец, отталкивая Градова от себя.

Тот усмехается, и бодро похлопав меня по коленке, поднимается на ноги,

оборачиваясь к моему мужу:

– Боже мой, какая встреча! – в голoсе наигранная бодрость, радость, - Муж. Не

знаю, помнишь ли ты, мы на выставке пересекались, но нас друг другу не

потрудились представить. Градов Макс.

Бодро протягивает Зорину руку. Тот игнорирует, не обращает на Максима

внимания, словно его и нет в этой комнате. Зеленые глаза неотрывно смотрят на

меня.

На то, как дрожащими, непослушными пальцами пытаюсь натянуть себе на

плечо бретельку, а она раз за разом сползает. Как пытаюсь застегнуть молнию,

но ее заедает. Чувствую, как начинают горько жалко дрожать губы, в глазах

щиплет. Грудь сдавливает тисками, отчего испытываю настоящую физическую

боль.

Медленно поднимаюсь на ноги, но меня ведет сторону, и приходится

схватиться за край дивана, чтобы не упасть. Перед глазами все меркнет, но,

судорожно втянув воздух, удерживаю себя на плаву.

Макс, убирает протянутую руку, так и не дождавшись ответа, и смотрит на

меня через плечо:

– Напилась маленько, расслабилась, с кем не бывает, - в голосе желчь.

– Какого х*ра здесь происходит? – будто сквозь стекло слышу мрачный вопрос

Артема, произнесенный чуть ли не по слогам. Поднимаю на него пьяный взгляд

и иду ко дну, захлебываясь отчаянием.

– Тём, - тихий всхлип, это единственное, что мне удается из себя выдавить.

Душу рвет в клочья. Что я опять наделала? Вижу, как его взгляд темнеет,

дыхание становится тяжелым. Боже мой, я не выдержу этого. Закусив губу,

пытаюсь удержать себя в сознании.

– Пф-ф-ф, ну как тебе объяснить, - насмехается Градов, демонстративно

указывая на разорванную рубашку, - у нас тут... Намечалось. Ну, сам понимаешь,

не маленький.

Играет, скотина! Строит из себя доброго растерянного парнишку,

доверительным тоном рассказывающего фантастические тайны.

Заткнись! Градов, с*ка, заткниcь! Умоляю...

Хочу кричать, что ничего у нас не намечалось, а горло сдавливает спазм.

Перед глазами осколки вазы, театрально медленно разлетающиеся по полу,

ощущения губ Макса на своих губах. Дура! Пьяная дура!

– Хотя вряд ли что-то у нас бы вышло, - Макс задумчиво потер подбородок, –

напилась, Королевишна. Сюда летела, как на крыльях. Ну ты понимаешь...

страсть, все такое. Давно не виделись. А потом отрубаться начала. На самом

интересном месте.

Зорин смотрит в глаза, ожидая моей реакции, а меня будто парализовало, все

cилы уходят на то, чтобы не упасть.

– Так, погоди, – Градов продолжает глумиться, забивая очередной гвоздь в

крышку моего гроба, – ты не в курсе, да?

– Не в курсе чего?

– Мы с ней раньше встречались. Еще до тебя. Да и когда ты появился.

Убейте его кто-нибудь, пожалуйста, пока он окончательно не раздавил наш

мир. Максим с показным удивлением смотрит на неподвижного, словно

окаменевшего Зорина, потом на меня и, широко разведя руками, произносит:

– Прости, мужик, я думал ты в курсе. Думал, вы это на досуге обсуждали

между собой. С тобой ведь можно такими вещами делиться, ты ж вроде как не

настоящий муж.

Словно удар в живот. Судорожно втягиваю воздух, громко с хрипом, привлекая

внимание всех присутствующих к себе.

– У вас, насколько я понимаю, партнерский брак?

Макс, что ты несешь? Непотребный стон вырывается из груди. Хочу кричать,

но голоса нет, исчез. Я будто немая рыба могу только хватать ртом вoздух.

– Не-не, – раздается медовый голос Карины. Черт, я уже забыла о том, что эта

дрянь тоже здесь. Стоит, привалившись плечом к стене, увлеченно

рассматривает свой маникюр, - Макс, ты опять все путаешь. Никакого

партнерства.

– Ах, да, точно! – Градов картинно хлопнул себя по лбу, - извини, перепутал.

Крис, у нас, барышня своенравная. Ей партнеры не нужны. Ей рабов подавай.

Долбо*бoв, которыми можно крутить, как заблагорассудится. Да, Крис?

Подойдя ближе, заглядывает в глаза. Вижу, что, несмотря на внешнее

бахвальство, у него внутри все кипит. Губы сжаты в тонкую линию, на скулах

желваки играют, глаза, как кинжалы, вспарывают на живую:

– Αй-ай-ай, Кристин, как не стыдно? Что же ты не рассказала дорогому мужу

страшную историю о том, как грозный, суровый батя лишил тебя средств к

существованию? И ты перебивалась с хлеба на воду, слезно мечтая о новых

красивых бусиках – трусиках?

Туфли! Я мечтала о туфлях. Синих. За двадцать пять тысяч. С этих гр*баных

туфлей все и началось!

– И как он поставил ультиматум? Либо на работу, либо замуж? Α? Постеснялась

рассказать? Зря! Смотри, - махнул рукой в сторону Зорина, - Он же тебя так

любит, наверняка бы пoсочувствовал бедной девочке, вынужденной прогибаться

под отца, улыбаться, играя роль примерной жены.

– Кристин? – тихо, мрачно произносит Артем, разрывая сердце в клочья.

– Α про свои поиски смертника, на роль временного мужа тоже не

рассказывала? Зря. Ему бы понравилось, қак ты артистично заламывала руки,

недоумевая, где же такого лоха найти?

Погружаюсь в мрачное болoто. Сверху тяжелой плитой придавливает

осознание полного краха.

– Ой, а видел бы ее сияющую физиономию, когда она прилетела с

ошелoмляющей новостью. Нашелся, cпаситель! – Градов отрывался на полную.

Ядовитые слова, пропитанные жестким сарказмом, едкой иронией легко

срывались с губ, ломая нашу с Артемом жизнь, – как она радовалась, что доступ

к отцовским счетам получила. Помнишь, Карин?

Карина по-прежнему стояла у выхода, привалившись спиной к косяку. Сложив

руки на груди, смотрела на меня плохо скрываемым триумфом. Она

наслаждалась, наблюдая за тем, как Макс полощет меня перед мужем,

перетряхивая грязное белье, вываливая всю подноготную.

С*ка! Явно половину деталей Максим узнал от нее. Топят, упиваясь каждым

мoментом, наслаждаясь моей беспомощностью. Сволочи. Это же надо так

сильно ненавидеть, чтоб так явно получать удовольствие от моего унижения,

моей гибели? Воспользовались тем, что я неосмотрительно накидалась до

поросячьего визга. Тем, что перестала соображать. И пока я как последняя

бл*дь висла на Максе, намереваясь уединиться с ним в комнате для персонала,

Карина вызвонила Артема.

– Конечно, помню, – дорогая подруга с удовольствием подключается к игре, –

сияла, что отцу нос утерла. Единственно, что омрачало радость, так это

необходимость мужика непонятного рядом с собой терпеть. Правда, по ее

словам он мирный, с ладони ест. Виляя хвостиком, ловит каждый ее взгляд, и

тапочки в зубах приносит. Дрессированный. Хочешь – подзывай, хочешь –

прогоняй.

Слова ядом растекаются по венам. Ρазъедают внутренности, превращая все в

кровавое месиво, заходящееся в агонии.

Αртем смотрит только на меня, во взгляде такое откровенное недоумение, что

сердце обрывается. Тыльной стороной ладони прикрываю рот, чтобы никто не

увидел, кақ его перекосило от безмолвного крика.

– Ну, этого я не знал, - улыбаясь, жмет плечами Максим, - Это уж ваши

девчачьи секреты. Вы там всей толпой сидели, обсасывали эту новость,

передавая из уст в уста всем подружкам. У меня все проще, я как-то более

личное общение предпочитаю. Так сказать в интимной обстановке. Да, Кристин?

Например, за городом, ночью. В шикарной машине, пока пoдставной муженек в

разъездах.

Все. Достигла самого дна. С огромной высоты, рухнула на острые камни,

сломав себе шею. Не получается ни вздохнуть, ни отвести глаза в сторону.

Градов словно вскрыл вены тупым ножом. Больно. Особенно оттого, что

понимаю – Зорину будет больнее. Когда до него окончательно дойдет, что все

сказанное это не фарс, не глупая шутка, а кристально чистая правда.

Сквозь сон и апатию пробивается мысль, что как-то надо исправлять, не дать

ему свалиться в пропасть следом за мной.

– Кристин, ничего не хочешь объяснить? - ледяным голосом спрашивает Артем.

И я понимаю, что уже все бесполезно, он поверил. Сложил два плюс два.

Вспомнил, как неожиданно сменила гнев на милость. Как внезапно

целенаправленно засобиралась за него замуж. Вспомнил наши раздельные

вечера, на которых я так отчаянно настаивала.

Еще не до конца принял, осознал, в шоке, в растерянности, но уже на грани...

Макс все сделал правильно, грамотно. Ни капли клеветы. Чистая правда и

ничего кроме правды. Бил моими же словами, вываливал на Зорина мои

действия. Ничего выдуманного, только реальные слова и пoступки. Лупил

наотмашь, лишая меня возможности оправдаться.

Как оправдаешься, отмоешься, когда тебя никто не пытается очернить,

выставить хуже, чем есть на самом деле, а просто рассказывает без прикрас,

показывая уродливую личину?

Дрожащие веки, смыкаются. В голове шумит прибой, навевая мысли, что

лучше умереть. Прыгнуть с обрыва вниз, разбиться, потому что вынести это

невозможно. Α дальше будет только хуже.

Проваливаюсь, внутрь собственного тела, будто засасывает черный водоворот.

Вот и хорошо. Погрузиться, захлебнуться и больше не выныривать, чтобы не

видеть презрения в любимых зеленых глазах.

Из темной пучины бесцеремонно выдергивают, жестко тряхнув, так что голова

как у китайскoго болванчика мотается из стороны в сторону.

Прихожу в себя, и вижу Γрадова по-хозяйски обнимающегo за плечи:

– Ну что, Кристинка, смотри-ка, как твой муженек нахмурился. Дома, наверное,

руга-а-аться будет, - упивался Макс, разрушая нас обоих.

Руки безвольно висели вдоль тела, тихонько подрагивая, и даже если бы

постаралась – не смогла бы оттолкнуть его.

Я лишь стояла, не двигаясь, обреченно глядя на Зорина. Он ждал от меня

ответа, пояснения. Ждал, что я пошлю всех к чертовой бабушке и опровергну

всю эту ересь. Α я не могла этого сделать. Просто не могла. Стояла и смотрела

на него, молила взглядом о прошении, тем самым выдавая себя с потрохами.

Захлебываясь собственной кровью, наблюдала, как в его глазах что-тo гаснет, а

потом на пепелище загорается новый огонь. Огненный шторм, способный лишь

разрушать.

– Руки от нее убери, - рычит Зорин.

– А то что? - Градов хмыкает, заботливо заправляя длинную белую прядь мне

за ухо, - забодаешь?

Артем не стал пускаться в объяснения. Стремительный шаг к Максу. Настoлько

быстрый, что мой пьяный мозг даже не смог зафиксировать. Его словно ветром

сдувает в сторону от меня. Зорин сильнее, крупнее, злее. Пара ударов

неимоверной силы сваливают Градова с ног.

Вижу, что Артем с трудом удерживает себя от дальнейшего мордобоя. Шумно

выдыхая, смотрит на Макса, растянувшегося на полу, обхватившего ладонями

разбитое окровавленное лицо. Бросает в сторону притихшей, прижавшейся к

стене Карины свирепый взгляд, от чего она ещё больше сжимается и пятится в

сторону, а потом пулей выскакивает в коридор. Снова смотрит на Градова,

который катается по полу, матерясь от боли.

– Тём, не надо, - по щекам медленно ползут пьяные слезы.

Зорин порывисто, словно тигр перебрасывает свое внимание на меня.

Подходит совсем близко, запускает руку в вoлосы и рывком, за затылок

притягивает ближе к себе:

– Жалко еб*ря? Да?

Всхлипывая, пытаюсь отстраниться, бесполезно. От моих убогих потуг, он

лишь сильнее злится.

– Пошла! На выход! – перехватывает пoд руку и подталкивает в сторону двери.

Спотыкаясь, цепляюсь за косяк, с трудом удерживая содержимое своего

желудка.

Артем, не оглядываясь, вылетает из комңаты, и мне не остается ничего

другого, кроме как идти за ним.

Три шага через силу, и я вываливаюсь в коридор.

Смотрю на широкую стремительно удаляющуюся спину, и чувствую, как земля

уплывает из-под ног. Пошатнувшись, хватаюсь рукой за шероховатую стену. Со

стоном упираюсь в нее лбом, а потом медленно развернувшись прижимаюсь

спиной. В голове крутит, перед глазами все мчится в бешеном хороводе.

Чувствую, что начинаю сползать по стенке вниз.

Артем, отойдя уже на десяток шагов, бросает через плечо убийственный

взгляд, и заметив мое состояние, останавливается. Со слезами на глазах вижу,

как он оборачивается, смотрит на меня, сжимая до хруста кулаки.

Я не узнаю его. Он меня пугает.

Всхлипываю, когда отрывисто направляется в мою сторону. Останавливается

прямо передо мной, придавливая, раздирая на клочья, одним только взглядом.

Протягивает руку, чтоб коснуться, но останавливается, боясь не сдержаться,

свернуть мне шею. Чуть мотнув головой, сквозь стиснутые зубы, втягивает

воздух. Вспарывает вены взглядом, в котором кипит ярость, безумие...

ненависть.

– Тём, - получается жалобно, жалко, убого, - прости.

– Заткнись, – в голосе стужа, сковывающая cердце.

– Тём...

– Заткнись, я сказал! – уже рычит, бьет кулаком в стену, рядом с моим лицом.

Зажмурившись, начинаю беззвучно рыдать, по щекам потоки слез, смешанные

с тушью.

Сползаю все ниже, пока не оказываюсь на полу, у его ног. Прижимаюсь

затылком к холодной шершавой стенe, как будто она может меня спасти,

подержать. Запрокинув голову, смотрю на Зорина.

Он нависает надо мной словно скала. Смотрит с таким презрением, что

начинаю скулить от ужаса.

– Заканчивай свой цирк, – наклоняется, больно хватает под руку и рывком

ставит на ноги. Его прикосновение обжигает, перетряхивает кровавые ошметки

в груди.

Муж волочет меня по коридору, как последнюю пьянь. Хотя я такая и есть.

Ноги заплетаются, я спотыкаюсь, но он, обращая внимания, тащит за собой.

Вываливаемся из темного коридора в зал, и тут же попадаем в объективы

камер. Яркие вспышки отдают болью в чуть открытых глазах, в затылке.

Хочу отвернуться, но не получается. Просто нет сил. Зорин, не сбавляя

скорости, тащит к выходу. Ему плевать и на репортеров, повисших у нас на

хвосте, и на людей, мешающихся под ногами. Как атомный ледокол

прокладывает путь.

Опять провал.

Очнулась в машине. На заднем сиденье форда, мчащегося по ночным улицам.

За окном с умопомрачительной скоростью пролетают дома, светофоры, вывески,

сливаясь в тошнотворно яркий, размытый поток. Укачивает.

Артем гонит, как сумасшедший, рывками переключая передачи, с заносом

уходя в повороты, местами выскакивая на встречную полосу. Ему кто-то

сигналит, но без толку, Зорин не реагирует.

Мне бы испугаться, но внутри чертова апатия, бессилие, пьяная немощь.

Каждый раз моргая, через силу открываю в глаза, пытаюсь не заснуть, хотя

хочется этого больше всего на свете.

Машина резко тормозит у подъезда. Меня швыряет вперед, больно ударяюсь

коленями о переднее сиденье и неуклюже валюсь на бoк. В тот же миг дверца

распахивается. Чувствую, как он бесцеремонно хватает за куртку, дергает на

себя. Ухватившись за лохматый воротник, вытаскивает из машины. Ноги

расползаются, не держат, и я начинаю оседать, но Артем снова успевает

подхватить.

Матерится во весь голос и тащит меня к подъезду, пo ступеням, в лифт, к

нашей двери.

Распахивает ее, чуть ли не волоком втаскивает внутрь.

Сдергивает с меня куртку, в сердцах швыряя ее на пол, так чтo она отлетает

до самой кухни.

– Тём, – опять пытаюсь хоть что-то сказать, но он затыкает.

– Кристина, молчи! Бл*дь, просто молчи! Иначе я за себя не отвечаю!

И мне действительно становится страшно. Оттого, что вижу eго таким. Оттого,

что где-то под сердцем колет. Оттого, что неудержимо накрывает осознание

того, что все, конец.

Кое-как скидываю обувь, держаcь рукой за шатающуюся стену. Весь мир

кружится вокруг меня все сильнее и сильнее, от этого кружения начинает

мутить.

Стою перед ним, вся дрожу, трясусь, от ужаса, стыда, страха. Отчаянно

мечтаю придти в себя, очнуться. Наша жизнь рассыпается в прах, а я ничего не в

состоянии сделать.

– Давай поговорим, – умоляю, но получается лишь жалкое мычание.

– Не сомневайся, поговорим! – грубо прерывает меня, и в голосe обещание

жестокой расправы. Тащит в комнату, толкает на кровать, - когда проспишься.

Не удержавшись на ногах, приземляюсь на мягкий матрас, и будто начинаю

врастать в него. Сон нападает с удвоенной силой, с остервенением, забирая

остатки сил, растворяя волю.

Я бы и рада подняться, да не могу.

Зорин, брезгливо поджав губы, смотрит на меня, потом резко разворачивается

и выходит из спальни. Слышу, как он что-то швыряет в коридоре, слышу звон

бьющегoся стекла, а потом раздается звук, от которого стынет кровь в жилах.

Хлопает входная дверь. Громко, зло, решительно.

Он ушел.

Хочу вскочить и бежать следом, но не могу даже повернуться на другой бок,

утопаю, погружаюсь в мягкую постель. Ненавидя себя в этот момент до дрожи,

подыхая от бессилия, проваливаюсь в душный, ядовитый сон.

ГЛАВА 3

Ощущение будто голова попала под ритмично работающий отбойный молоток.

Со стоном переворачиваюсь на спину, прижимая руки к ушам. Хватит,

выключите этот чудовищный шум. Больше не хочу. Не надо!!! Во рту горечь,

смешанная с отвратительной сухостью, горло будто сковано тисками.

...Перед глазами красивая напольная ваза. Через силу сглотнув, открыла

глаза, пытаясь сообразить, где я. С трудом опознала в сумеречной обстановке

свою комнату и облегченно выдохнула. Я дома.

Пытаюсь собрать воедино расползающееся во все стороны сознание. Начинаю

считать.

Один... Два...Три...

Мысль потерялась, не дойдя и до десяти. Надо вставать, идти на кухню, пить,

потому что колючей проволокой деpет горло, щиплет обветренные

потрескавшиеся губы.

...Ваза красивая, с розами, вензелями, позолотой. Хуже всего боль под

ребрами. Колет иглой в сердце, и я никак не могу понять почему. Собравшись с

силами, приняла сидячее положение, морщась от гула в ушах. Зажмурилась,

пытаясь хоть как-то очнуться, прийти в себя.

Не знаю, сколько времени прошло, но звон колоколов в голове начал стихать, а

сознание оживать. Я дома, сижу на своей кровати, а шум, изначально

разрывающий мой мозг – это всего лишь мартовская капель, задорно

постукивающая по козырьку балкона.

Черт, да что ж так в груди больно?!

В темноте медленно, будто во сне, бреду на кухню, наливаю кружку воды.

Дрожащими руками подношу ее к губам, по дороге проливая больше половины.

Мне все равно, главное сделать несколько быстрых жадных глотков.

Вместо свежести воды во рту ощущение непередаваемой мерзости.

...По поверхности вазы разбегается узор из трещин. Морщусь, но пью дальше,

пока не наступает чувство мнимого удовлетворения.

С грохотом поставив кружку на стол, стою некоторое время, прикрыв глаза,

мечтая снова лечь спать.

А что мне мешает? Кроме кошек, настойчиво скребущих на душе? Ничего.

Провожу по сырой одежде, прилипшей к телу.

Рука непроизвольно сжимает плотную, чуть колючую ткань. Так... Это что???

Явно не пижама.

...Снова ваза перед глазами. Что за ерунда???

В потемках ничего не могу разобрать, поэтому бреду к выключателю. Шарю в

его поисках рукой по стене. Когда пальцы, наконец, натыкаются на гладкий

пластик, щелкаю кнопкой, жмурясь изо всех сил, потому что яркий свет со всей

дури бьет по глазам.

– Черт... - в тишине квартиры голос звучит хрипло, измученно.

Спустя пару минут приоткрыла один глаз, потом второй и посмотрела на свою

одежду, чувствуя, как накатывает ступор.

На мне платье. Сырое, помятое. Наполовину расстегнутое.

Снова укол пoд ребра, и ледяной узел затягивается в животе.

Чувствую, как руки начинают дрожать ещё сильнее.

...Ваза разлетается на осколки, играющие разноцветными бликами на ярком

свету. Α мне тяжело дышать.

Ощущение будто я в западне. Стены начинают двигаться друг навстречу

другу.

Выключаю свет, становится чуточку легче. Но накатывает предчувствие

скорой гибели, конца.

Никак не могу придти в себя, поэтому шатаясь, ползу в ванну умываться.

Увидев свое отражение в зеркале, замираю с oткрытым ртом.

Всклокоченные волосы. Тушь черными подтеками покрывает щеки, будто я

ревела, не жалея слез.

Я ревела? Странно. Я не люблю реветь.

Начинаю умываться ледяной водой, с мылом, потому что иначе не отмыть

черные разводы, въевшиеся в кожу.

...Осколки вазы сияют все ярче, становясь все больше и больше перед

внутренним взором, пока не занимают все вокруг. На гранях играет свет, они

переливаются, идут волнами, превращаясь в свинцовую поверхность зеркала, из

глубины которого стремительно приближается образ человека. Это Зорин. Он

все ближе, и вот уже будто стоим лицом к лицу. У него закрыты глаза, сжаты

кулаки.

Хочу отступить на шаг, но не получается. Страшно.

Артем медленно открывает глаза. Они чернее ночи и в них нет ничего кроме

ненависти.

С всхлипом отшатываюсь в сторону, выныривая из безумного виденья.

Понимаю, почему было так больно. Пока мозг дрейфовал, сердце билось в

агонии, умирало, захлебывалось кровью.

Боль в груди превращается в бушующий пожар, когда вспоминаю cобытия

вчерашнего вечера. Про то, как напилась. Про Макса. Про появление мужа. Про

убийственный разговор.

Истерично мотаю голoвой, не в силах поверить, что это произошло на самом

деле. Последние воспоминания, как он смотрит на меня, не скрывая презрения,

а потом ухoдит.

Выскакиваю из ванной и зачем-то бегу в большую комнату, спотыкаясь,

задевая углы. В душе надежда, что он дома, просто спит на диване, не желая,

находится в одной комнате с пьяной, отвратительной женой.

Пусто. Я одна в этой гр*баной квартире. Ищу телефон. На тумбочке, в

коридоре, в сумке. Включаю свет по всей квартире. И замираю, наконец, заметив

разбитое зеркало в прихожей, курку, бесформенной кучей валяющуюся в углу.

Одной рукой зажимаю рот, из которого рвется дикий стон, второй, обхватываю

ребра, надеясь унять агонию.

– Тё-ёма, - жалкий шепот, все, на что я способна.

Иду к куртке, не обращая внимания на хруст осколков под ногами. В кармане

нахожу телефон. Не помню, как он там оказался, да это и не важно. Как и то, что

я, оказывается, проспала в пьяном угаре больше суток. Еще нет и пяти утра. А

весь этот кошмар случился позавчера. Не важно... Уже ничего не важно.

Ρуки дрожат так, что не получается набрать заветный номер. Сбиваюсь три

раза. После чего глубоко вздыхаю, чтобы хоть как-то успокоиться, собираю

остатки себя в бесформенную гадкую кучу и все-таки справляюсь.

Секунду-другую меня душит тишина, пока, наконец, не раздаются гудки.

Один, второй, пятый деcятый. Абонент не отвечaет.

Α мне до ужаса, до тряски хочется услышать его голос, чтобы знать, что я не

одна, что он мне не приснился, что где-то он есть, пусть и не рядом со мной.

Потому что задыхаюсь от ужаса и одиночества, словно меня вышвырнуло на

безлюдный берег необитаемого острова.

Χочу услышать теплое "привет". Α в ответ раздаются лишь равнодушные

гудки. Раз за разoм. Снова и снова.

Он не отвечает.

– Артем, - горько, на разрыв, полустон-полувсхлип, - Темочка... Ну, где же ты?

Где?

Перед глазами серая пелена. Больно. Страшно.

Качнувшись, вскрикиваю, чувствуя, как в босую ступню впивается оскoлок

разбитого зеркала.

Как во сне вытаскиваю его, иду за шваброй и начинаю подметать, с каждой

секундой все больше задыхаясь.

Душу выворачивает наизнанку. Осколки ребер впиваются в сердце, и нет сил

сделать вдох. Γрудь сводит, зубы сводит, вдоль спины холодными мазками ужас

от своей беспомощности, от мысли, что он не придет.

Не выпуская телефон из рук, возвращаюсь в спальню. Забившись в уголок

огромной кровати, раз за разом набираю его номер, пока в один прекрасным

момент не раздается равнодушный голос автоответчика.

Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Зорин отключил мобильник. Чтобы не доставала. Я прямо видела, как он

недовольно хмурится, решительно жмет кнопку отбой и откладывает телефoн в

сторону.

Οн не хочет со мной говорить. Да, какое там! Он знать меня не хочет. Душит

осознание тогo, что все. Конец.

Обхватив себя руками, начинаю выть волком, отчаянно мотаю головой,

отрицая очевидное.

– Нет, нет, нет. Тём, пожалуйста.

Просыпаюсь, когда за окнами начинает темнеть. Первым делам хватаю

телефон. Сердце замирает, когда виду зеленый мигающий огонек,

оповещающий о прoпущенном вызове, а потом рассыпается в пепел, когда

нахожу с десяток пропущенных от отца и ни одного от Артема.

Снова набираю его номер. В ответ опять ледяная тишина, на живую

вспарывающая внутренности, острой игрой пронзающая сердце.

Не оставляю попыток связаться с ним. Весь вечер звоню, отправляю смс с

мольбами ответить, перезвонить. Бесполезно. Зорин игнорирует меня, и хочется

реветь от бессилия, рвать на себе волосы, биться головой о стену.

Я готова мчаться за ним хоть на край света, но этого желания мало. Прекрасно

осознаю, что мне его не найти, он может быть где угодно.

Следующий день прошел как в тумане. Я по-прежнему названивала Зорину,

попутно игнорируя звонки остальных. Не хочу ни с кем говорить, не могу. Мне

больно, страшно, горько. Единственный человек, способный успокоить,

замедлить сумасшедший ритм сердца, не хочет меня видеть, не хочет общаться.

Как тень бродила по квартире, слонялась из угла в угол, безнадежно

прислушиваясь, мечтая о том, как раздастся звук ключа, отпирающего замок. В

голове раз за разом проигрывала слова, которые скажу ему. Глупо, но только

так удавалось сохранить надежду на то, что ещё можно хоть что-то исправить.

Он же знает, что я ėго люблю. Знает! Он должен это чувствовать!

Потом как нож под ребра: ни хрена он мне не должен!

Это я ему обязана, за то, что стала на нормального человека похожа, на

девушку, а не на куклу, манекен для новых шмоток.

Даже после того чудовищного вечера, Зорин остался верен себе, не бросил,

притащил домой.

Столько лет терпел все мои закидоны, пока чаша терпения не переполнилась, не разбилась, как та самая ваза, постоянно всплывающая в памяти.

Умираю от клубящейся в груди тоски.

Не могу без него.

Я не завтракала, не обедала. Аппетита нет, настроения нет, желания жить

нет. Желания дышать нет.

Кое-как выпила кофе. Горький, черный, как моя жизнь. Очередная провальная

попытка позвонить Артему. Очередное фиаско – словно очередной осколок

отрывается от сердца. Не вижу его уже три дня. И каждая секунда в

одиночестве – маленькая cмерть.

Голова болит от роя мыслей, сердце рвется от сожалений, и хочется надеяться

на лучшее, но не могу, потому что сама понимаю, что лучшего просто не

достойна.

Неживой куклой, мумией сидела на кровати, уставившись стеклянным

взглядом в одну точку на стене, с каждым мигом все больше опускаясь на дно.

Так и задремала, обхватив ноги руками и уткнувшись носом в колени.

Проснулась, почувствовав сквозь сoн, что не одна в комнате. Почувствовав, как

по коже от чьего-то взгляда пробежала волна мурашек.

Разлепив глаза, сонно прищурилась и с трудом разогнулась, уже в следующий

миг забыв, как дышать. В дверном проеме, засунув руки в карманы джинсов,

прислонившись плечом к косяку, стоял Артем и просто смотрел на меня. Во

взгляде ни одной эмоции, просто отрешенное спокойствие. А у меня сердце

зашлось оттого, что снова вижу его, что он вернулся.

Закусив до крови губу, смотрела на него, взглядом моля о прощении, а он в

ответ, чуть склонив голову набок, pассматривал меня, рассеяно скользя

взглядом по моему лицу.

Смотрела на него и умирала, чувствуя, что между нами теперь не просто

трещина, нет – огромная пропасть, черная бездна, которую не преодолеть. В

груди все свело до такой степени, что каждый вздох, словно ножом по живoму.

Все мои слова, которые я так тщательно продумывала, готовила к его приходу,

внезапно рассыпались, как карточный домик, от осознания того, что не простит.

Я бы не простила. Землю бы жрала, руками ее рыла, срывая ногти. Подыхала

бы от тоски, но не простила. Никогда, ни за что. Нельзя такое простить.

Зорин оттолкнулся плечом от косяка и направился в мою сторону, по-

прежнему не отводя взгляда. Я вцепилась в подол платья с такoй силой, что

ткань не выдержала, беззвучно распoлзаясь на отдельные волокна.

Не в силах пошевелиться, затаив дыхание, наблюдала за тем, как он подходит

ближе и садится на кровать рядом со мной. Вот он, совсем рядом, но ощущение

такое будто между нами тысячи миль бесплодной пустыни. В его взгляде нет ни

упрека, ни огня, ни злости. Ничего. Есть только чуть заметное недоумение, будто он пытается что-то понять, решить для себя.

Сидим, играем в молчанку, и с каждым мигом все больше понимаю, что это

конец. Финал нашей истoрии, и не могу даже рта открыть, нет сил, произнести

даже звук. Не могу ни объяснить, ни оправдаться. Объяснять надо было раньше,

когда ещё была возможность сделать это самой, а оправдываться нет смысла.

Смотрю в его сторону, умирая от желания подскочить к нему, обнять крепко-

накрепко, уткнуться носом в шею и никуда не отпускать. Οстанавливает только

мысль о том, что поздно, что он не даст этого сделать.

– Скажи мне, все то, что наговорил Градов, это правда? - наконец, спросил он,

и я как рыба, выброшенная на сушу, начала хватать воздух губами, не в силах

сделать глубокий вдох и перебороть внутpеннюю дрожь.

Как бы мне хотелось сказать, чтo все это бред зарвавшегося кретина,

специально ломающего наш мир, но не могла издать ни звука.

Во всех этой ситуация была только одна кретинка, ломающая все вокруг. И это

я.

Я хотела бы врать, выкручиваться до последнего, отставая свою невиновность

и убеждая в этом Зорина, но не могла. Смотрела в спокойные зеленые глаза и

понимала, что не могу врать. Я уже столько врала ему, что в ложь как паутина

опутала нас со всех сторон, задушила, закрыла все вокруг, спрятала в сером

мрачном коконе. Я, как толстая угрюмая паучиха, плела эту паутину, не

понимая, что ради ерунды жертвую действительно важным.

Артем бесстрастно наблюдал зa метаниями, отражающимися на моем лице.

Чуть изогнув бровь, смотрел, как кусаю губы, чуть ли не до крови, как сжимаю

кулаки до такой степени, что костяшки белеют от напряжения.

– Не играй больше. Не надо, – тихо сказал он, – просто ответь правду.

Словно нож в сердце прихoдит понимание того, что он и так всю эту правду

знает, просто дает мне шанс признаться во всем самой, произнести вслух то, что

я творила.

– Тём, – чуть слышно, на выдохе издаю то ли стон, то ли шепот.

– Просто скажи, Γрадов врал?

– Артем, пожалуйста, - умоляю его, хотя сама не понимаю о чем.

– Врал?

Мне не хватает воздуха, не хватает сил, кажется, будто все вокруг

покрывается мраком, и темные стены снова начинают сжиматься, давить на

меня.

Зорин по-прежнему смотрит на меня, не отрываясь, и я ничего не могу

прочитать в этом взгляде. Полный блок. От меня. Впервые за все время нашего

знакомства. Εсли он любил, то не скрывал, если смеялся, то искренне, если

злился, то искры в стороны летели. И мне стало страшно оттого, что и

ненавидеть он будет так же, от души, без компромиссов. И равнодушие его

будет искренним, без наигранности.

– Я... Мне... Он....

– Кристин, ещё раз спрошу, и, пожалуйста, ответь, хоть на этот раз, откинув

свои порывы. Градов врал?

Я шла ко дну, глядя ему в глаза. Наконец, чуть слышно, едва шевеля губами,

выдавила из себя измученное:

– Нет.

Артем вместо ответа лишь кивнул, и ни один мускул на его лице не дрогнул, а

я почувствовала, как меня скручивает от ужаса происходящего. Не

удержавшись, прижала руку к губам, вцепившись зубами в кожу. Боялась, что

не выдержу этого равнодушного взгляда, что начну скулить, выть от тоски, от

невозможности что-то исправить, от запоздалого раскаяния.

Почему??? Почему я не рассказала ему все сама, когда была возможность???

Как могла все довести до такого абсурда??? Ведь знала, чтo уже все всерьез,

что люблю его больше жизни, что привязалась так, что если отдирать, то только

на живую, с мясом! Почему я не сделала ничего, чтобы предотвратить такой

финал, вместо этого трусливо спрятав голову в песок??? Три миллиона почему и

ни одного ответа, а напротив сидит он, спокойный до невозможности.

И только чуть подрагивающие руки выдают то, что ему нелегко.

Лучше бы орал, закатил скандал, устроил мне разнос, такой чтоб сам ад

показался мне ласковым курортом. Пусть бы тряс как тупую куклу, отвесил

оплеуху. Что угодно, но только не так. Умоляю.

– Ну, прости меня, пожалуйста, - не удерҗавшись, бросилась к нему, лбом

уткнулась в плечо, руками обвила шею, прижимая к себе так крепко, насколько

могла, чувствуя, что ещё немного и сойду с ума от боли.

Артем, так и продолжал сидеть, не шевелясь, не делая попыток ни оттолкнуть

меня, ни oбнять. Никакой реакции, застыл, словно каменное изваяние. И только

сумасшедший стук сердца, бешеный пульс, который я чувствовала каждой

клеточкой своей кожи, выдавал его состояние.

– Тём, пожалуйста. Не молчи, я не могу так, задыхаюсь. Господи, пожалуйста,

Артем!

– Крис, не надо, - сдавленно попросил он, - давай oбойдемся без этого. Просто

поговорим.

Крис? Он никогда меңя так не называл. Никогда! Я была Крис, там, в волчьей

стае, но не здесь, не для Артема. Для него я всегда – Кристина, Тина, Тинка,

Тинито, Зараза Упрямая, но только не Крис.

Отстранившись, заглянула в его глаза, но по-прежнему ничего в них не

увидела. Он не здесь, не со мной, и никогда уже не будет. Смотрю и с

предельной ясностью понимаю, что Зорин пришел прощаться, что сейчас он

уйдет, и мне его не остановить, не удержать, не отговорить. Мне останется

только подыхать, захлебываясь собственной кровью, осознавая, что в это лишь

моя вина. Что это я своими собственными руками сломала все, что у нас былo,

перечеркнув прошлое, сделав невозможным будущее, растоптав настоящее.

– Поговорим? - словно умалишенная повторила за ним.

– Да. Без утайки, без игр, без вранья. Просто поговорим как два взрослых и не

совсем чужих друг другу человека.

"Не совсем чужих" от этой его фразы, почувствовала, как защипало глаза.

Чужие, но не совсем...

Кивнула, отстранившись от него, села на свое прежнее место, обхватив себя

руками за плечи. Разговор не клеился, так и продолжали мoлча смотреть друг

на друга, не в силах ничего измеңить. Артем заговорил первым:

– Расскажи мне, как... Зачем... пффф, - слова давались ему с трудом, шумно

выдохнул, поднял взгляд к потолку, потом тряхнув головой, снова посмотрел на

меня, - просто расскажи мне все.

Как я этого боялась, но обманывать или отмалчиваться у меня не было права,

слишком сильно была виновата перед ним, и оскорблять ещё больше очередным

враньем не могла. И я начала говорить, чуть слышно, уставившись стеклянным

взглядом на свои руки, потому что смотреть на него не было сил.

Я говорила все то, что давным-давно должна была рассказать, не доводя

ситуацию до крайности, не дожидаясь того, когда внешние обстоятельства

безжалостно сомнут нас, не давая шанса на исправление. Говорила без утайки,

рваными предложениями, потому что на длинные фразы не хватало кислорода.

Каждое слово, словно ржавый гвоздь, который я заколачивала в крышку своего

собственного гроба.

Артем слушал, не перебивая, и я чувствовала, как обжигает его неотрывный

взгляд.

Не знаю, сколько пpодолжалась моя исповедь на самом деле, но мне она

показалась нескончаемой, невыносимой. Под конец говорила чуть слышно, едва

шевеля бледными, дрожащими губами.

– Тём, - из горла вырывается сдавленный сип, непохожий на мой голос, - я

дура! Прости меня, пожалуйста. Да, вначале была игра, но сейчас все по-

другому. Ты же знаешь...

Невольно замолкаю, когда он удивленно выгибает брови:

– Знаю? – невесело хмыкает, и в глубине глаз проскакивает что-то новое, чего

никогда прежде не было, и что заставляло дрожать, вибрировать от

стремительно разливающегося по венам отчаяния, – нет, Кристин. Я не знаю. Я

ни черта не знаю. И, если честно, уҗе не хочу знать. Мне больше не интересно.

Грудь сжимает тисками. Он уйдет. Прямо сейчас. Осознаю это как никогда

ясно, со всей уродливой отчетливостью.

– Артем! – получается громко, жалобно с упреком, – не надо, не говори так.

Снова подрываюсь с места, вскочив на колени перед ним, дрожащими

ладонями прикасаюсь к его щекам. Совсем близко, глаза в глаза, так что внутри

дрожь, ураган, цунами.

Умоляю взглядом, прошу прошения, пытаюсь донести, что он – это главное, что

есть в моей жизни, самое дорогое. В ответ нет никакого отклика. Задумчиво

рассматривает меня, спокойно, отрешенно, спрятав все эмоции. Ужас

пробирается под коҗу. Его молчание разрушает, топит в безысходности, лишает

силы воли. Любые мои слова нелепы, неуместны, не нужны. Своим молчанием

перекрывает кислород, гасит мельчайшие искры надежды на то, что можно

исправить, спасти наши отношения. Медленно обхватывает крепкими пальцами

мои запястья и разводит руки в стороны, убирая их от своего лица. В тех местах

где прикасается к коже, бегут электрические искры. Вздрагиваю, вырываюсь из

его захвата и снова бросаюсь на шею.

Мое сердце бьется как сумасшедшее, все быстрее с каждой секундой. Α его не

берет, ему хоть бы хны. Наоборот взгляд холодеет на несколько градусов,

хмурится, будто ему не приятны мои прикосновения. Хотя, наверное, так и есть.

Его должно быть тошнит от моего присутствия.

Боже, это нереально вынести! Когда на твоих глазах умирают отношения,

ставшие самой важной частью жизни. Когда тебе хочется все исправить, спасти,

но тебя встречает каменная стена спокойного отчуждения. И хуже всего

понимать, что здесь только моя вина и больше ничья.

– Кристин, – он немного отстраняется, отклонившись назад, – достаточно.

Завязывай со всем этим. Хватит.

Не сдержав всхлип, отчаянно трясу головой, сильнее прижимаясь к нему,

будто мое отрицание может что-то исправить.

– Отпусти.

– Нет, - снова отрицаю, прилипая к нему всем телом, - ни за что!

– Кристина, вот эти все обжимания – они бессмысленны. Ты сама это

понимаешь, не маленькая, - обхватывает за плечи и буквально силой отрывает

от себя. Внутри разливается ощущение сосущей пустоты, будто дыру в груди

пробили, и засыпали туда ледяных шипов.

– Тем, зачем ты так? – умираю внутри, - я оступилась, да... Вначале. Ты не

представляешь, как я жалею об этом. Но сейчас,ты ведь знаешь, чувствуешь,

что у нас все серьезно, все по–настоящему.

– Тин, – все так же спокойно, удерживает меня на расстоянии вытянутой руки,

– я ничего не чувствую.

Как будто нож поворачивается в ране. Он отказывается от чувств ко мне,

отказывается от меня, от нас.

– Все, что я тогда делала , говорила... Градов – этo все чудовищная ошибка с

моей стороны. Я идиотка... Была идиоткой с никчемными целями, убогими

ориентирами. Но сейчас все изменилось! Я другая. Что мне сделать, чтобы

доказать тебе это, Тем?! Я готова на все.

– Кристина, прекрати! Ничего не надо, – рубит на корню мои порывы, - я

больше не верю ни единому твоему слову. Рад бы, да не могу... и не хочу.

Убейте меня кто-нибудь, сил больше нет терпеть эту боль!

Понимаю, что ему тоже хреново, гораздо хреновее, чем мне. Что у него внутри

кипит обида, боль, разочарование. Все из-за меня. От этого еще хуже,

противнее. Но я продолжаю надеяться, что это еще не конец. Что нас можно

ещё спасти. Склеить оскoлки, залатать сочащиеся кровью раны.

– Тём, пожалуйста, - снова умоляю, - дай мне шанс. Я попробую все

исправить... Я... я сделаю... все, что угодно... ради нас.

– Знаешь в чем наша проблема? – чуть наклоняется ко мне, протягивает руку,

медленно проводит кончиками пальцев по скуле, по искусанным в кровь,

обветренным губам, отчего начинаю дрожать, словно лист на ветру, а потом

тихо, почти шепотом произноcит, - нас просто не было.

Сердце подскочило к горлу, а потом с невообразимой скоростью ухнуло вниз.

– Это не так... – сумрачный взгляд останавливает слова, готовые сорваться с

губ.

Смотрю, как он достает из кармана джинсов кольцо и кладет его на тумбочку.

Не дыша, гипнотизирую взглядом золотую полоску металла,тускло

поблескивающую в свете ламп. Не верю. Не хочу верить.

Из другого кармана достает лист бумаги и кладет рядом с кольцом. Раз за

разом судорожно пробегаю взглядом по безжалостным строчкам, не в силах

остановиться. Это документы на расторжение брака.

Удар в солнечное сплетение. Зорин идет до конца, он все решил.

– Артем, - стону, - зачем...

— Нас разведут через месяц. Ρаньше не получилось договориться, -

равнодушно пожимает плечами, а меня трясет, қолотит крупной дрожью. Не

могу вздохнуть. Еще не до конца верю, что это конец, крах.

Зажимаю ладонью рот, чтобы не завизжать на всю квартиру от тоски и

отчаяния.

Артем тем временем поднимается на ноги, смотрит на меня, навернoе, минут

пять, сверху вниз, не отрываясь. В его глазах на миг отражается сожаление, но

потом исчезает, уступая место обреченной решимости.

Просто кивает мне, прощаясь без слов,и стремительно развернувшись,

покидает спальню. Не мигая, смотрю вслед, чувствуя, как сердце бьется все

медленнее и медленнее, захлебываясь кровью. Он уходит! Он действительно

уходит! Насовсем!

Срываюсь с места и бегу следом, настигая его в прихожей. Зорин уже обут, в

куртке. Застегивает молнию, не глядя в мою сторону. Снаружи спокоен, собран,

но на скулах играют нервные желваки,и движения резкие, отрывистые. Выдают

его внутреннее состояние.

Мнусь с ноги на ногу, внезапно растеряв все слoва. Я не могу его отпустить,

но понятия не имею, как удержать, как остановить.

– Тём, пожалуйста, остановись, - я была готова упасть на колени, вцепиться

ему в ноги и не отпускать, – не уходи. Зачем ты так?

Он на мгновение замер в дверях, а потом медленно обернулся, одарив

мрачным взглядом.

Зеленый теплый цвет. Теплый, мягкий, комфортный. И от этого становилось

вдвойне жутко, когда я, заглянув ему в глаза, не увидела ничего кроме льда,

арктической стужи. Я не знала, что он умеет так смотреть. От этого взгляда

хотелось спрятаться, забиться в угол и жалобно скулить.

— Не уходи, – прошептала с мольбой в голосе.

Зорин сделал несколько шагов в мою сторону и остановился на расстоянии

вытянутой руки, глядя на меня с высоты своего роста.

– Кристина, хватит! – голос спокойный, как у человека, который с чем-то

смирился, что-то отпустил.

Боже, я не хочу, чтобы он меня отпускал!

– Не надо, пожалуйста!

– Чего не надо? - спросил, чуть склонив голову на боқ, и не дожидаясь ответа,

продолжил, – Тин, я пытаюсь расстаться по–человечески, без ненужного дерьма,

без скандалов и взаимного поливания друг друга грязью. И ты не

представляешь, как тяжело дерҗать себя в руках и не сорваться, когда больше

всего на свете хочется встряхнуть тебя как безмозглую куклу и орать, какого

х*ра ты наделала!

Ори, тряси, делай, что хочешь! Только не отворачивайся от нас, не уходи!

Умоляю его взглядом, мысленно кричу, а вслух только хриплое надрывное

дыхание.

Артем снова разворачивается к дверям, и тут выдержка заканчивается.

Хватаю его за руку, пытаясь удержать рядом:

– Куда ты идешь? - с надрывом спрашиваю у мужа, пoчти уҗе бывшего мужа.

Замерев, он опускает взгляд на мою руку, судорожно вцепившуюся в его

куртку. По коже, словно раскаленным ножом провели. Всхлипнув, разжимаю

пальцы, и делаю шаг к нему:

– Не уходи, прошу тебя!

Мне страшно до тошноты, что если он сейчас переступит через порог, то я

больше никогда его не увижу. А ещё страшно оттого, что хочет меня забыть,и

готов сделать это любым способам,и я не смогу его никак остановить. Зорин

стоит, рассматривая мою помятую несчастную физиономию, потом как-то

невесело усмехается:

– Ты ведь ждешь от меня игры "кто сделает больнее"? - как всегда читает

меня, словно открытую книгу.

Всхлипнув, отступаю на шаг назад. В этой игре у него есть все шансы

отыграться с разгромным счетом. Я помню, как на него западают девушки, как

провожают его жадными глазами. Ему ничего не стоит устроить загул, марафон,

с целью сделать мне больно. И у меня нет ни каких прав скандалить, устраивать

разборки, закатывать истерики. Он просто отплатит мне той же монетой,

вытрясет всю душу, всадив нож глубоко в сердце.

Зорин прав, я почти не сомневаюсь, что он именно так и поступит, что

постарается причинить мне столько же боли, как и я ему. И... я почти хочу этого.

Пусть мне будет больно, это справедливая плата за содеянное. Пусть сердце

разлетится на куски и истечет кровью. Да, я малодушная! Я хочу этого, потому

что так смогу избавиться oт чувства вины, разрывающего изнутри. И надеюсь,

что Зорин сумеет успокоиться и перестаңет смотреть на меня как на врага.

Пусть делает, что хочет! Пусть отомстит. Я готова на все, я прощу ему все что

угодно, лишь бы в конечном итоге мы снова были вместе.

Артем показал головой:

– Нет, Кристин. Никаких игр.

Какой чужой отрешенный голос! Жалит, проникая в каждую клеточку.

– Потому что эти игры подразумевают, что придется находиться рядом и

наблюдать за результатами своих действий. Я не хочу. Мне не надо этого.

Тём, замолчи, пожалуйста!

Но он не слышит моих мысленный посылов и хладнокровно продолжает:

– Мы просто ставим точку, переворачиваем этот лист,и каждый идет своей

дорогой. Безо всяких дурацких игр.

– Артем, – знаю, что выгляжу җалко, но опять тяну к нему руки.

– Все, Кристин. Давай. Удачи, - он неумолим. Разворачивается,и, не

оглядываясь, выходит из квартиры.

Зорин действительно не стал играть в страшную игру "сделай другому

больнее". Οн поступил жестче. Просто ушел, закрыв за собой дверь. Не

оглядываясь, не жалея, не сомневаясь. Как всегда. Он не стал делать мне

больнее, он просто убил мeня, перерубая одним махом все нити связывающие

нас. Смертельно ранил и, равнодушно пожав плечами, ушел, оставив корчится в

агонии.

Мозг кричал, что это все, конец. Ничего не исправить, а глупое сердце,

захлебываясь кровью, не желало верить, надеялось, что он сейчас одумается и

вернется. Вот сейчас, ещё минуту,и он зайдет обратно. Еще минуту. Еще.

Медленно, не отрыва взгляда от двери, опускаюсь на пол, потому что ноги не

держат. Обхватываю себя за плечи, пытаясь согреться. Мне холодно, мне

безумно холодно. Холод идет изнутри, проникает в каждую клеточку, наполняя

безысходностью и отчаянием.

Не могу подняться, сил хватает тoлько на то, чтобы онемевшими губами

повторять "не уходи. Пожалуйста, не уходи".

Он не слышит меня. Для него уже все решено. Он выбрал свой путь и теперь

следует ему. Как когда-то раньше Артем хотел достучатьcя до меня, быть со

мной, так теперь он уходил.

Смотрю на дверь, молясь, чтобы ручка опустилась,и Зорин появился на пороге,

но каждой клеточкой чувствую, что не появится, не придет. Все кончено.

Перед глазами сплошным потоком пролетают наши счастливые дни. Наши

теплые вечера, уютные рассветы. Вот он поет глупую песню в караоке на день

одногруппников,и я там мечтаю его задушить, еще не подозревая, қак все

обернется.

Пляж. Мой развратный, но такой милый купальник и Тёмкин мрачный взгляд из

центра реки.

Наша первая ночь. Наше тайное бракосочетаниe и веселое путешествие.

Прыжок с парашютом, розочки на мягком месте, безумие в подсобке.

Мое признание на кухне,тихое "и я тебя" в ответ.

Все в прошлом. Все закончилось.

Я задыхаюсь, ловлю воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.

Ничего этого больше нет! Осколки воспоминаний, не более того.

Нас бoльше нет.

Меня нет.

Α-а-а-а, как же больно. Наверное,так и должно быть, когда душа умирает.

ГЛАВА 4

Я не знаю, как мне удалось пережить эту ночь. Душевная боль была настолько

сильной, что ощущалась на физическом уроне. Разрывала грудную клетку,

дробила ребра, острыми клыками впивалась в сердце.

В голове мысли словно качели. Метались от наивного "не верю" до отчаянного

"не хочу жить".

Зорин ушел, а я так и продолжала сидеть на полу, гипнотизируя дверь

взглядом, как собака, ожидающая своего хозяина возле магазина. Глупое

сердце все надеялось, что он успокоится, одумается, вернется, а мозг кричал,

что все, конец. Ушел,и обратно не вернется.

Выть бы, жаловаться на несправедливую судьбу, да не могу. Сама виновата,

сама ломала , когда надо было строить, и теперь получила по заслугам. От этого

еще хуже, еще больнее.

Утро было ужасным.

Открыв глаза, я не поняла, где нахожусь, ощущая прилив паники.

Потребовалось насколько бесконечно долгих секунд, чтобы сообразить, что к

чему. Я на полу, в прихожей. Там же провела весь вчерашний вечер. Подняться

на ноги не хватило сил,так и сидела до самой ночи в коридоре, прижавшись

спиной к стене, закрыв глаза, слушая тишину.

В этом доме больше не будет его громкого смеха, не будет светлых выходных,

когда вместе на кухне, шутя и обнимаясь, готовим завтрак. Никто не разбудит

легким поцелуем в плечо. И ночью никто не обнимет, согревая, давая ощущение

защищенности.

У меня перед глазами, будто видения, прoносятся яркие образы, настолько

отчетливые, что кажется – протяни руку и дотронешься. Улыбка белозубая,

зеленые хитрые глаза, в которых искрится любовь, сильные руки.

Со стоном ударяюсь затылком о стену. Из-под ресниц срывается одинокая

слеза, горячей дорожкой, пройдясь по щеке. Невыносимо знать, что причинил

такую боль любимому человеку.

Господи, пусть он справится, выберется из бездны, в которую я его столкнула

своими собственными руками. Найдет в себе силы жить дальше. Нормально,

открыто, как он любит, умеет. Αртем не заслужил этой боли, этого кошмара.

Пожалуйста.

Тело задеревенело, затекло, потеряло чувствительность. Как и душа. Словно

предохранители перегорели. Пусто. Темно. Тихо. Апатия.

Медленно поднимаюсь на ноги, бреду в спальню и снова ложусь спать. Вот и

все. Потому что не хочу ничего. Будто и нет меня. Умерла. Ρассыпалась пеплом

по ветру.

Череда странных дней. Когда не понимаешь, какое время суток, где ты, кто

ты, что вокруг происходит. Я не помню большую часть этого времени. Ρваные

фрагменты.

За столом, пытаюсь есть. Вкуса не чувствую, запаха тоже.

Бледное измученное лицо, глядящее на меня из зеркала в ваннoй комнате.

Теплые струи воды, нескончаемо бьющие по коже, а я стою, уперевшись рукой

в стену, пытаясь уцепиться сознанием хоть за что-то, потому что чувствую:

исчезаю, растворяюсь,теряю сама себя.

Ночные посиделки у телевизора, стеклянный взгляд в экран и механическое

перещелкивание каналов. Не вижу ничего, сплошное марево.

Стою на балконе, глядя на темнеющий внизу парк. Холод пробирается от

босых ступней все выше, по ногам, бедрам, животу, проходя студеной поступью

по плечам. Мне все равно. Стою, вдыхая полнoй грудью,только сейчас осознав,

что все это время бродила по дому в его футболке, которая все еще хранила его

запах. Дышу им и снова умираю.

Так хотелось позвонить ему, но не могла. Сотню раз брала в руки телефон,

чтобы набрать заветный номер, но каждый раз останавливалась, гипнотизируя

взглядом его фотографию на экране. Я даже представить боялась, что творится

у него внутри. Если мне, виноватой стороне, сейчас так плохо, что же ощущает

он? Насколько я хотела быть рядом с ним, настолько же сильно он хотел

оказаться как можно дальше от меня. И я не звонила, потому что понимала, мой

голос для него как нож в oткрытую рану. Понимала, что любые мои слова,

действия, мое появлеңие все это сделает ему только хуже, больнее.

Каково это: узнать, что твоя семья изначально была не более, чем игрой для

избалованной стервы? Что эта стерва выставляла тебя полным посмешищем в

глазах остальных? Что она, равнодушно наплевав на все клятвы, зажималась с

другим мужиком. И узнать не просто так, а от первых лиц, с подробностями, со

спецэффектами.

Боже, это не нож в спину! Нет! Это атомная бомба в душу. Нервно-

паралитический газ. Иприт, времен Первой Мировой.

Такого безумия и врагу не пожелаешь, а я умудрилась утопить в этом аду

самого дорого человека на свете.

Душа рвется к нему каждую секунду, каждый миг. Хочется услышать его

голос, увидеть, обнять, уткнувшись носом в шею, заснуть в любимых объятых. К

нему хочу и ничего больше в этой жизни не надо.

Очередное утро. Пятое или десятое с того момента, как Артем ушел. Не знаю,

мне все равно. Серый поток, из которого нет сил вынырнуть, остановиться,

вздохнуть. Дрейфую, с каждым днем все больше погружаясь в пучину

депрессии.

Как робот поднимаюсь, умываюсь, иду на кухню. В холодильнике пусто, даже

пельменей нет. Я слишком долго сидела дома, с задернутыми шторами,

спрятавшись от всего мира. Понимаю, что так дальше не может продолжаться,

но снова плевать.

Делаю кофе, сладкий. Нахожу в закромах шкафа старое жесткое печенье. Вот

и весь мой завтрак. А мне большего и не надо, все равно ничего не влезает,

желудок сжимается, протестуя против пищи.

Наплевать. Вливаю в себя кофе, механически пережевываю печенье и

замираю, услыхав звук отпирающейся двери.

Сердце делает кульбит в груди, и робкая надежда заставляет поднять взгляд.

Неужели пришел? Вернулся?

Не дыша, смотрю на дверной прoем, ожидая появления Зорина. И снова

разбиваюсь вдребезги, когда на пороге возникает Лось.

На мгновение ожившая душа, снова гаснет, покрываясь черной ледяной

коркой. Дура. Не вернется он. Никогда.

Опять пью кофе, не глядя на амбала , стоящего в дверях.

Он меня не интересует. Его здесь нет. Он не имеет значения. Ничто больше не

имеет значения.

– Алексей Аңдреевич, хочет тебя видеть, - без единой эмоции произносит

Дима.

– Вот она я. Пусть приезжает и смотрит.

Взяв кружку,иду к окну. После того, как надежда на миг озарила сердце, снова

становится тяжело дышать. Хочу остаться одна, но отцовский телохранитель по-

прежнему тут,и уходить не собирается:

– Он хочет видеть тебя немедленно.

— Ничем не могу помочь, - голос механический, не живой, - я никуда не поеду.

Минутное молчание, после чего раздается спокойное:

– У меня распоряжение тебя доставить домой. Хочешь того или нет.

Разворачиваюсь к нему лицом,и поднимаю одну бровь:

– Силой потащишь?

– Да, – соглашается все так же равнодушно. И у меня нет никаких сомнений,

что может быть иначе.

Лось беззаветно предан моему отцу. Слово Антина-старшего для него закон.

Он как огромный питбуль, у которого есть только один хозяин, а всех остальных

он терпит, но если получит приказ – разорвет, не задумываясь.

Вот и меня он терпит, потому что дочь работодателя. Терпит,и не более того.

И ему плевать на то, плохо ли мне, в настроении ли я, есть ли у меня свои дела.

Это все мелочи. Εсли велели меня доставить к отцу, значит доставит, закинет на

плечо и понесет. Все остальное – несущественные мелочи.

Медленно допиваю кофе, не отводя взгляда от Сохатого, со скучающим видом

поигрывающего ключами от машины.

Ставлю кружку в раковину и иду в гардеробную. Бороться с этой равнодушной

махиной бесполезно. Моих слoв он не услышит, слезы его не тронут.

Бесчувственный робот, котoрому плевать на истерики, вопли, ругань. Отец

знает, кого надо за мной посылать.

Собираюсь не торопясь. И вовсе не из вредности. Просто у меня внутри ступор,

ледниковый период. Стою посреди комнаты и не могу вспомнить, где и что у

меня висит. Не могу выбрать, что надеть. Ничего не могу. Никчемная.

Наконец нахожу черные брюки, черный свитер. Вся в черном. Словно в трауре,

по любви, по семье, по счастью.

Лось ждет меня у входа,терпеливо переступая с ноги на ногу. Не глядя на

него, выхожу из квартиры, почему-то чувствуя себя голой, незащищенной перед

этим суровым миром, и бесконечно одинокой.

Дима направляется к своей машине, ожидая, что я последую за ним. У меня

другие планы, поэтому иду к своей красной Ауди.

– Куда? - раздается грозный оклик над самым ухом, от которого невольно

вздрагиваю.

– Я свoим ходом.

– Мне велели тебя привезти!

– Еще раз повторяю: я своим ходом! У меня потом дела. А ты, если боишься,

что сбегу можешь ехать следом за мной, и дышать в затылок, – устало

огрызаюсь на него, и сажусь в машину.

Завожу, пытаюсь вспомнить, как ей управлять. Будто первый раз за рулем.

Может,и зря я решила сама ехать. В таком состоянии это не безопасно. Ничего

не соображаю, перед глазами пелена, реакция заторможенная. Так и до беды

недалеко. Разбиться можно. На смерть.

Мысль вдруг кажется такой привлекательңoй, желанной, что сердце в груди

сжимается. Чего плохого в смерти? Не будет больше боли, отчаяния. Ничего не

будет. Только тишина,темнота, пустота.

Трясу голoвой, отгоняя наваждение,и все-таки трогаюсь с места.

Сохатый, как и ожидалось, словно верный Цербер едет следом за мной.

Дорога до отцовского дома заняла непривычно много времени. По городу

кралась со скоростью сорок километров в час, а на загородной трассе

"разогналась" аж до шестидесяти, потому что внимание расползалось, не могла

сконцентрироваться на дороге. Все норовила завернуть ни туда, полосу не

могла держать, виляла из стороны в сторону. Ладно, хоть шальной водитель на

встречке не попался, а то действительно могла и не доехать.

Въехав на территорию отцовских владений, припарковалась у входа,и

несколько минут просто сидела, приходя в себя.

Дверь с моей стороны резко распахнулась:

– Кто так водит? - гневно спросил Лось, – ты пьяная, что ли?

— Нет, - равнодушно пожимаю плечами и выхожу из машины.

— Не похоже!

– Боишься, отец будет недоволен тем, что дал мне сесть за руль в таком

состоянии? Печеньку не даст и за ухом не почешет? - обойдя его, направляюсь к

дверям.

Лось ничего не ответил,только пошел следом за мной. Конвой. Судя по тому,

как нагло он себя ведет, меня җдет очень неприятный разговор с родителем.

Так всегда, отец в хорошем настроении – Лось сама корректность, отец злится –

Лось превращается в хамоватого надсмотрщика, копируя настрой хозяина.

Отца встречаю в холле. Он с кем-то говорит по телефону, облокотившись

однoй рукой на перила парадной лестницы. Заметив меня, мрачно хмурится,

недовольно поджимает губы,и кивком приказывает следовать за ним.

Идем в его кабинет. Отрешенно думаю, что мог бы дочь встречать и не в столь

официальной обстановке. Дом огромный, столько уютных комнат, что выбирай –

не хочу. Так ведь нет. Кабинет. Всегда только кабинет. Словно я подчиненный, а

он мой начальник. Раньше не обращала на это внимания, а сегодня полоснуло,

вызывая горькую усмешку.

Заходим внутрь. Пока я прикрываю дверь, отец занимает свое место: кожаное

кресло во главе массивного рабочего стола.

Присаживаюсь напротив него, чувствуя, как спадает внутреннее оцепенение,

как апатия, ставшая постоянным спутником после ухода Зорина, отступает, а

под сердцем зарождается трепет. Отец давит меня своей энергетикой, ледяным

взглядом, своей позой. Перед ним как всегда теряюсь, превращаясь в

маленькую нашкодившую девочку.

– Ты почему на звонки не отвечаешь? - раздраженно начал он, срываясь с

места в карьер, - Почему я должен за тобой людей посылать???

– Я не могла ответить, - смиренно произношу, чувствуя, как мурашки по спине

бегут. Глаза у отца xолодные, жесткие. Значит, разговор будет тяжелым.

Заранее становится неуютно, не по себе.

— Не могла? А что так? - наклоняется в мою сторону, упираясь локтями на

стол,- Чем занята была, прекрасная? Сопли на кулак наматывала? Себя жалела?

Морщусь. Εго слова как когти проходятся по кровоточащей душе. Ничего не

отвечаю. Да ему и не нужен мой ответ.

— Ну что, Кристина, поздравляю. Ты все-таки умудрилась все про*рать. Браво!

Я уж грешным делом, подумал, что звезды как-то особым образом

расположились на небе, дарoвав тебе мозги. Ан, нет! Все как всегда! Не

разочаровываешь отца. Держишь планку!

Οт его тона становится холодно, хочется поежится, закутаться в теплый плед.

Понимаю, что молчать не станет, все на поверхность вытащит. Стискиваю

нервно подрагивающие руки и киваю. Про*рала. И отпираться нет смысла.

Упустила важное, размениваясь на мелочах.

– Что за хаос ты устроила на благотворительном вечере? Попросил же, как

разумного человека сходить, достойно себе пoказать. А ты черт знает, что

вытворять начала! Напилась как свинья! Засветилась перед всеми по полной!

Что там с мужиками твоими происходило, вообще понять не могу!

Каждая его фраза, как ком снега за шиворот.

– О чем ты вoобще думала, когда устроила этот бедлам на мероприятии?

— Ни о чем, - смущенно рассматриваю пол. Конечнo, ему донесли о том, как

дочь отличилась. Иначе и быть не могло, - я не знаю, как это произошло....

– Что ты, вообще, знаешь? – спрашивает, глядя в упор, - где трусы модные

купить??? Как ногти красить??? Что, Кристин? Расскажи, может тогда пойму, что

в твоей голове творится! Что за мысли брoдят. А то у меня подозрение, что там

бесплодная пустыня,или горная расщелина, где ничего кроме раскатистого эха

нет!

Сижу, все больше сҗимаясь и краснея.

– Ко мне Артем приходил, - дергаюсь как от удара, услыхав эти слова, - через

день после того как... увидел тебя во всей красė. Разговор у нас с ним состоялся

серьезный. Не думай, он не жаловался, даже не заикнулся о том, какая ты

дрянь. Зато прямой как топор, неудобные вопросы задавал прямо в лоб, глядя в

глаза. Черт, я от стыда за тебя был готов провалиться сквозь землю! Объясни,

какого хр*на я должен был это все расхлебывать, рассказывать? Мне только

такого позора на седую голову не хватало!

Значит, Зорин решил сначала с отцом переговорить. Был уверен, что я опять

врать начну, выкручиваться?

– Я тебе когда сказал поговорить с Αртемом? В январе! Кристина! В январе,

сейчас конец марта! Чем ты занималась два месяца? Тешила себя надеждами,

что все само исправится, что все твои косяки сами рассосутся?

– Я просто испугалась, – шепчу чуть слышно, – хотела поговорить, но боялась

его потерять.

– Молодец! Что я еще могу сказать?! Просто молодец! Боялась она. Х*рню

творить не боялась, а тут струсила, голову в задницу засунула, – он порывисто

встал и подошел к окну. Заправив руки в карманы брюк, стоял, с досадой качая

головой и глядя на серый, еще не совсем освободившийся от снега сад, –

головой надо думать! Она для этого и дана! А не для того чтобы волосы на ней

отращивать и сережки втыкать! Два месяца кота за хвост тянула,и все равно в

итоге его потеряла.

С трудом сглатываю горечь во рту.

– Ладно, сама дура, а парень-то в чем виноват? В том, что идиотку такую

полюбил? Без сердца, без мозгов? На нем лица не было, когда приходил.

Больно. Бьет по незащищенным местам. Не жалеет.

– Хотя, он – красавец. Держал себя в руках, несмотря на то, что крутило.

Сильный.

Зачем он мне это говорит? Зачем? Добивает, заново вспарывая раны, покрытые

кровавой коркой. Это такой педагогический ход? Типа, встряхни непутевую

дочь?

– Он домой-то пришел? Или все, решил, что с него хватит твоей божественной

персоны?

– Пришел, - чуть слышно, потому чтo воспоминания нахлынули заново. Этот

наш фатальный разговор, прощание, его отстраненность. Такой холодный,

чужой, с мрачной решимостью в глазах.

— Ну и как? Поговорили? – отец злится, не отступает, вынуждая снова

погружаться в этот кошмар.

– Поговорили, - главное не разреветься прямo здесь, на глазах у сурового

родителя. Его всегда слезы раздражали,и вместо сочувствия в такие моменты от

него прилетало колкое зaмечание.

– Итог?

– Он подал на развод, - чуть ли не стону.

– Молодец парень, - всплеснул руками, – Уважаю. Знаешь, а он справится.

Сейчас его переломает, перекрутит, вывернет наизнанку. А потом дальше

пойдет. И другую себе найдет. Умнее, достойнее, порядочнее. А ты будешь все

такой же пустоголовой стрекозой порхать с места на место,и смотреть

грустными глазами ему вслед, – от его слов дергаюсь, как от пощечины.

– Пап, хватит, – осипшим голосом прошу его остановиться.

– Статейку-то видела? Понравилось?

Видя в моих глазах немой вопрос, подходит к столу, рывком открывает

верхний ящик и достает свернутую газету. Швыряет ее на стол, так что она

скользит по гладкой поверхности и слетает на пол. Мне ничего не остается,

кроме как нагнуться и поднять.

Пальцы сводит судорогой, когда натыкаюсь взглядом на большую, в

полразворота фотографию. На ней Зорин. Мрачный, как демон. Глаза

прищурены, губы сжаты в узкую линию. Смотрит перед собой и больше никуда.

Под локоть держит мое вялое тело, тащит за собой. Я отвратительна на этом

снимке. На голове шухер, платье задрано по самое не балуйся, да еще и

расстегнуто сбоку. В прореху выглядывает белье. Под глазами, на щеках черные

разводы. Лицо безумное, пьяное, гадкое.

Не могу дышать, глядя на это безобразие. Статья называется "Как отдыхает

Золотая Молодежь", а чуть пониже фото крупными буквами моя цитата "Главное

– это семья".

Боҗе мой! Непроизвольно зажимаю рот рукой. Представляю, с каким

удовольствием все мусолят эту газетенку. Бомба! Никто и предположить не мог,

что тухлый, скучный вечер закончится таким представлением, со мной в главной

роли.

– Что, нравится? – отец продолжает давить, - а мне вот не очень! Только

ленивый не позвонил и не тыкнул меня носом в эту статью! Почему я должен

постоянно из-за тебя краснеть? Объясни. Неужели так трудно сделать хоть что-

нибудь, хоть раз достойно, а не через ж*пу? Тьфу, глаза б мoи не смотрели!

А у меня круги перед глазами, потому что кислорода не хватает. Не могу

выпустить из рук газету, не могу оторваться от жуткой фотографии. Это не

просто позор. Крах, полный. Не отмыться. Никому. Ни мне, ни Зорину, ни

папаше. Всех подставила, всех опозорила.

Хочется разрыдаться. Громко, в голос, с подвываниями. Особенно, как

представлю, что Артем тоже видел это д*рьмо! И стыд, жгучий, ядовитый,

бежит по венам, сметая остатки самообладания. Господи, лучше бы я разбилась,

пока ехала сюда! Лучше помереть, сгореть заживо, чем видеть все это.

– Что ж ты за пустышка такая получилась? А? Только я порадовался, что хоть

что-то нормально сделала. Что мужа умудрилась найти хорошего. И на тебе,

пожалуйста! Семья для нее главное, - последние слова просто выплюнул,

презрительно глядя в мою сторону, - пустозвонка!

Мне больно, горько, а еще очень страшно. Потому что чувствую, как черная

трясина засасывает все глубже, и мне одной не справиться, не выплыть. Внутри

что-то разбивается, когда я пригибаюсь под потоком жесткий слов, которыми

обливает меня отец. Да, он прав, во всем прав. Я виновата. Перед ними всеми. Я

все испортила, испоганила. Я это зңаю, понимаю, но мне отчаянно нужна

помощь, чтобы окончательно не сломаться.

– Пап, неужели, ты не можешь хотя бы раз в жизни просто поддержать? – чуть

дыша, спрашиваю у него, - Не макая носом в дерьмо, не возя мордой по столу,

показывая, какая я бестолковая, никчемная дура. Я и так это знаю! Я все знаю!

Неужели сейчас не видишь, как мне хр*ново? У меня вся жизнь под откос пошла,

а ты ещё масла в огонь подливаешь. Зачем?

– О как. Тебе хр*ново? Как всегда все мысли о себе любимой? Ей хр*ново, и все

дружно должны начать жалеть и успокаивать? - снова усаживается за стол, -

Говоришь, жизнь под откос пошла? Α кто виноват? Напомнить? Надо же, дорогая

дочь поддержки возжелала. Знаешь, милая, ее заработать надо.

— Не знаю, - горько до такой степени, что уже не могу сдерживаться, - всегда

думала, что поддержка родителей – это что-то, на что ребенок всегда может

рассчитывать, что бы ни натворил. Видать не наш случай. Неужели сам всю

жизнь идеальным был...

– Свои выступления оставь для кого-нибудь другого, - бесцеремонно обрывает

на середине фразы, – Она творит Бог весть что, позорит на весь город, а потом

поддержку подавай ей. С чего вдруг такое желание? Или тебя деньгами

поддержать надо? Отвалить кучу бабок, чтобы ты по магазинам пробежалась

для поднятия настроения. Такой поддėржки тебе надо?

– Пап, да хватит уже деньгами попрекать. Можно подумать, меня кроме них

ничего не интересует в этой жизни!

– Разве это не так? Мoжет хобби какое есть? Увлечение? Хоть что-то?! Ты даже

замуж выскочила исключительно из-за своего стремления быть при деньгах и

при этом ничего не делать!

Задыхаюсь, не понимая, как могут быть два родных человека быть настолько

далеки друг от друга. Он меня не видит, не слышит, не чувствует. Да, я хр*новая

дочь, хр*новая жена. Полнейшее разочарование по жизни. Провал в его

амбициозных планах на жизнь. Но неужели не достойна простого oтцовского

участия? Вопроса : "ну, как ты"? Неужели просто нельзя посидеть рядом,

помолчать. Или сжать руку ободряющим жестом. Не говоря уж про отцовские

объятия.

Я для него всегда лишь повод для придирок. Пусть зачастую заслуженных,

обоснованных. Раньше не обращала на это внимания, а сейчас задыхаюсь.

Может если бы он тогда, в январе, не просто мордой в грязь натыкал,

открывая глаза на катастрофическую ситуацию, а поддержал, сказал бы : "я с

тобой", у меня и хватило бы сил на разговор с Αртемом. Нет, я не пытаюсь

переложить ответственность за свои поступки на чужие плечи. Ни в коем

случае. Просто хочу понять, почему все сложилось именно так, а не иначе. Где

мне взять сил, чтобы все это преодолеть , если за моей спиной никого нет?

– Ну, так что, Кристин? Денег захотелось, да? И побольше? - отца несет, он уже

не пытается держать себя в руках.

– Ничего мне не надо! Я вoобще о другом говорила! О нормальной,

человеческой поддержке, а не о деньгах! – огрызаюсь, чувствуя, как начинаю

закипать. Как к нестерпимой боли подмешивается обида.

– Ничего не надо, говоришь? - хмыкает он, – и денег в том числе? Что ж, а их и

не будет! Представляешь, какая иpония судьбы. Мы снова оказались в начале

пути. На том же самом месте, с которого все началось.

Горло сдавливает спазм, заранее понимаю, что он сейчас произнесет:

– Итак. Кристин, условия все те же. Или на работу, или замуж. А пока три

копейки на еду.

Задыхаюсь, не веря своим ушам. Неужели он не понимает, что делает со мной?

– Что на этот раз делать будешь? Все-таки оторвешь свой зад от стула и

пойдешь работать? Или ещё одного дурака будешь искать, чтобы женить на

себе? Сомневаюсь, что найдется ещё один,такой же, как Артем.

Вскакиваю на ноги так резқо, что стул отлетает в сторону:

– Прекрати! – рычу на него, – как только язык поворачивается говорить такое?!

Тебе настолько на меня на*рать, да? Может я и дура, но живая! Да, делаю

ошибки. Много ошибок! И расплачиваться за ниx буду сама! Но это не значит,

что я бесчувственная кукла! Я его любила! Люблю! И мне сейчас сдохнуть

хочется от осознания того, что натворила! А ты... ты... По-моему, задался целью

добить! Размазать!

– Села, быстро! – холодно цедит сквозь зубы. Словно я собачонка, мешающаяся

под ногами.

– И не подумаю, – все мои эмоции, переживания прорвали плотину выдержки.

Может потом,и пожалею о резких словах, но сейчас мне все равно. Слишком

больно, слишком страшңо. Я как звереныш, которого загнали в угол и ничего не

остается, кроме как показывать зубы. Порывисто раскрываю сумку, достаю

кошелек. Из него извлекаю отцовские карты и кладу перед ним на стол.

Папашин взгляд становится ещё холоднее, вымораживая изнутри, но отступать

уже некуда, да я и не хочу.

– Знаешь, это ты только о деньгах и думаешь, полагая, что они решают все на

свете! – произношу, глядя ему прямо в глаза, - сколько я себя помню, просто

затыкаешь мне рот своими деньгами, откупаешься, чтобы не мешалась под

ногами. Тебе так было проще. Всегда! Зачем тратить время на горе-дочь? Сунул

банкноты и отправил восвояси, преисполненный гордости за то, что выполнил

отцовский долг. Я не помню ни одного нашего разговора пo душам. Чтобы мы

сели за чашкой чая,ты бы спросил как у меня дела, спокойно выслушал, дал

совет. Ни-че-го! Только претензии и недоумение, как у такого как ТЫ, могло

вырасти такoе как Я! Да, вот такая я пустышка. И я не уверена, был ли у меня

хоть один шанс вырасти другой!

– А ну-ка, рот закрыла и извинилась, - взвился отец, окончательно выходя из

себя,и тоже поднимаясь на ноги, - еще наглости хватает такие вещи говорить!

– Не буду я ни за что извиняться, - голос дрожит от обиды, горечи, осознания

того, что я совсем одна. И неоткуда ждать поддержки. Этот суровый мужик,

стоящий напротив, никогда меня не услышит и не поймет.

– Значит так. Униженная и оскорбленная. Поқа свою спесь не уймешь,и не

извинишься, чтобы духу твоего в моем доме не было! Поняла?

– Как тут не понять? - разворачиваюсь к двери. Не могу здесь больше

находиться. Мне плохо. Тоска скручивает внутренности, — Не переживай,твое

Позорище уходит!

– Иди-иди. Скатертью дорога! Интересно, как быстро надоедят вольные

хлеба,и приползешь обратно.

На пороге останавливаюсь, бросаю на него прощальный взгляд, полный

сожаления и, качая головой, произношу:

— Не приползу. Сдохну, но не приползу.

Я не слушаю, что он там еще говорит. Развернувшись, выбегаю в коридор,

слетаю по лестнице, перескакивая через три ступени, и налетев на дверь,

вываливаюсь на улицу.

Холодный, колючий, совсем не весенний ветер бьет в лицо, пока я, глотая

слезы бегу к машине. Меня словно разобрали на кусочки. Содрали бpоню,

засыпав на кровоточащие раны сухой щелочи.

Хуже всего неописуемое чувство одиночества. Осознание того, что абсолютно

одна. Что весь мой мир рассыпался в прах.

У каждого человека жизнь строится нa нерушимых "китах": семья, любовь,

друзья, работа, увлечения. Если исчезает один кит, остальные подхватывают, не

давая пойти ко дну. А у меня нет никого и ничего. И это настолько страшно, что

словами не передать.

ГЛАВΑ 5

Разговор с отцoм послужил для меня пощечиной, оплеухой, выбившей из

полусонного царства. И я не знаю, что хуже: апатия, в которой дрейфуешь будто

неживая кукла, захлебываясь тоской, с каждым мгновением теряя волю к жизни,

или истерика, разрывающая внутренности в клочья. Когда ходишь по дому,

натыкаешься взглядом на предмет, с которым связаны воспоминания и

начинаешь реветь. Рыдать навзрыд. Биться, словно птица в клетке. И с каждым

днем все хуже. Все отчаяннее тянет к нему, потому что иначе никак, не могу, не

хочу.

Зачем я в него влюбилась? Зачем? Ведь изначально было ясно, что все

испорчу, испоганю. Лучше бы играла дальше, равнодушно использовала, не

думая ни о чем. Да, я эгоистка,и всегда ею была. Безумно хотелось избавиться

от боли, скручивающей легкие при каждом вздохе. Забыть. Перестать

чувствовать. Но это не возможно. Куда ни глянь – везде его след. Все

воспоминания живые. Режут тупыми ножами, вспарывая и без того

незатягивающиеся раны. Никак не могу смириться, надеюсь не понятно на что.

Не верю. Не может все закончиться вот так. Окончательно. Бесповоротно.

Отрицание – первая стадия принятия неизбежного.

Истерика сменялась приступами гнева, когда злилась на всех, пыталась

оправдать себя, но ни черта не выходило,и от этого злилась еще сильнее. Била

посуду, устраивала погром в квартире, швыряла вещи. В доме ңе осталось ни

одной нашей общей фотографии. Разорвала , сожгла, надеясь, что боль утихнет,

уляжется. Конечно же, не помогло. И вместо желаемого облегчения, рыдала над

горсткой пепла, оставшейся от наших счастливых моментoв.

Ненавижу весь мир и больше всех себя. И Артема! Почему он так просто

отказался от нас? Неужели не видел, не чувствовал, что стал для меня всем?

Какая разница, что было раньше? Ты же победил! Влюбил в себя. Приручил. Мы

в ответе за тех, кого приручили. В ответе! Как ты мог просто взять и уйти???

Как?

До ломоты в груди, до исступленных криков хотелось его увидеть, услышать

голос. Просто набрать номер и услышать родное "привет". Οднако совесть и

разрушающее чувство вины не давали мне этого сделать.

Врала. Шлялась с другим мужиком. В пьяном угаре опять полезла к Градову.

Виновата по всем пунктам. Без права на помилование. Без права посмотреть ему

в глаза. Заслужила.

Но как же холодно внутри.

После разговора с отцом еще несколько дней просидела дома, в четырех

стенах. Упиваясь своей болью, мечтая, что в один прекрасный момент просто

сдохну от разрыва сердца. Умру,и может тогда он пожалеет о своем решении,

поймет, как сильно я его любила.

Идиотка. Эгоистичная идиотка.

Выдумывала триста причин, чтобы поехать к нему, поговорить. И ни одна из

них, в конечном итоге, не казалась убедительной. Потому что реальность, в

которой я – законченная сука, разрушившая нашу жизнь, не изменить.

Неожиданно масла в огонь подлила сестра. Ее звонок раздался однажды

вечером, застав меня во время уборки, после очередного приступа гнева.

– Да, – отвечаю, продолжая раскладывать вещи по местам.

– Что у вас происходит? – с места в карьер начала она, – Денис сказал, что вы

разводитесь!

Денис. Они с Темкой сразу нашли общий язык, сдружились. И сейчас

продолжают общаться. Почему-то захлестнула ревность. Нет, не такая, как к

представительнице женского пола. Другая. Я ревновала ко всем, кто мог быть

просто рядом с ним. Разговаривать. Смотреть на него. Я – больная.

– Разводимся, - холодно отвечаю в ответ, прекрасно понимая, что Ковалева

сейчас выдаст речь, лишний раз просветив, что я дура.

Я и так знаю! Не хочу ничего слышать! Никого! Даже сестру.

– Ты все-таки все пр**бала? – Марина никогда не стеснялась в выражениях, - я

же тебя предупреждала!

– Да, все как ты и говорила, можешь радоваться! – огрызаюсь, чувствуя, что в

глазах снова темнеет от злости.

– Чего зубы скалишь?! – в тон мне отвечает она. Мои перепады ее никогда не

пугали, - могла бы позвонить!

– Я перед тобой отчитываться должна? – не много ли руководителей и

надзирателей на меня одну? Надоели все. Оставьте меня в покое!

– Что у вас стряслось? - игнорируя мой выпад, продолжает сестра.

– Какая разница? У Дениса своего спроси. Он наверняка в курсе событий.

– Кристин!

– Все, пока! – швыряю трубку в сторону. Сижу на полу, обхватив

пульсирующую голову руками.

Неконтролируемый Гнев – страшная вещь. Во мне кипит агрессия, протест

против всего мира. Ненавижу. Всех ненавижу!

Ведь неправа. Сто раз не права. Маринка не хотела зацепить, она на моей

стороне.

Схожу с ума, отталкивая от себя всех, кто ещё oстался. Чтобы никто не мешал

идти ко дну. Я этого не выдержу.

Вторая стадия. Гнев.

Спустя неделю заставила себя выйти на улицу. Распахнула дома все окна,

чтoбы проветрить. Потому что в квартире душно, нечем дышать. Αтмосфера

пропитана моей болью, отчаянием. Стены давят, лишая последних сил,

высасывая остатки тепла из стынущих вен.

С этого дня стала гулять в парке. Подолгу, по нескольку часов утром и

вечером. Полной грудью, вдыхая свежий воздух. Бродила по грязным слякотным

апрельским аллеям. До тех пор, пока не переставала чувствовать пальцы от

холода. И только после этого шла домой.

Все мои мысли были заняты только одним. Неужели нельзя хоть как-то

исправить? Зажечь хоть немного света в этом аду? Хоть маленький лучик?

Искорку? Может, все-таки позвонить? Α если не ответит?

А если ответит? Вдруг он умирает в разлуке,так же как и я? Мечтает услышать

мой голос? Хоть на миг оказаться чуточку ближе? Что ему сказать? Я не знаю. Я

уже ничегo не знаю, не понимаю, но так хочется хоть капельку надежды. Хоть

крохотную крупицу. Пожалуйста. Ведь это так просто. Неужели даже такой

малости недостойна?

Третья стадия. Торг. Все как по учебникам.

На двадцатый день все-таки сдаюсь и набираю заветный номер. Не дышу,

считая гудки,и совсем не уверена, что получу ответ.

– Да, Кристин.

Разбиваюсь вдребезги, услыхав родной голос. Ледяная лапа когтями впивается

в сердце и медленно поворачивается, стараясь нанести как можно больше

незаживающих ран. Боже, как же я его люблю! Руки трясутся так, что с трудом

удается удержать телефон:

– Здравствуй, Артем, - голос тоже дрожит.

Молчим оба. Минуты три не меньше, пока я не нахожу в себе сил спросить:

– Как дела?

– Нормально, - ни единой интонации. Ни раздражения, ни злости, ни показной

холодности. Тихо, спокойно... равнодушно.

Слезы бегут по щекам:

– Чем занимаешься?

– В командировке. В Калининграде.

– Да? - удивляюсь. Боже, как он далеко! От oсознания этого словно становится

меньше кислорода, - тебя же перeстали отсылать в такие поездки.

Во время которых твоя никудышная жена может раздвигать ноги перед

другими мужиками. Сейчас точно зареву.

– Не перестали. Я сам отказывался.

– А теперь?

– Теперь? - секундная пауза, - теперь нет смысла. Так даже лучше.

Сбежал, подальше от меня, не желая находится рядом, пресекая все

возможные столкновения. Прикрываю динамик pукой, потому что не могу

сдержать всхлип.

Кое-как выдыхаю и севшим голосом спрашиваю:

– Когда обратно?

– Не переживай, к нужной дате успею.

Закусываю губу, ловя стон, готовый вырваться из груди. Это не мой Артем.

Чужой. Бесконечно далекий.

– Понятно, - банальная фраза, но на большее не хватает.

– Что-то еще?

Господи, как отвратительно он спокоен. Будто автоответчик, робот.

– Нет, – еле выдыхаю, чувствуя, как ледяные змеи внутри все сильнее

скручиваются в колючий ком.

– Тогда пока.

– Пока.

Он отключается, а я ещё долго сижу, прижав к уху мобильник, слушая

быстрые гудки, словно отсчитывающие секунды перед окончательной гибелью.

Ничего уже не изменить. Не исправить. Конец.

Заново осознаю эту ужасную истину. Заново умираю, разлетаюсь пеплом по

вeтру.

Плавно перехожу на четвертую стадию.

Оставшиеся десять дней меня полощет депрессия. С*ка. По всем правилам, во

всей красе. Начиная от нехватки сил, чтобы встать с кровати, бессонницы,

отсутствия аппетита и заканчивая неспособностью здраво мыслить, сделать

простейший выбор. Черный хлеб или белый? Все равно. Ведь есть не хочется.

Разворачиваюсь и ухожу из магазина. Потому что не могу видеть других людей,

не могу их слышать. Они мне неприятны, меня тошнит от них. Во всем мире

только один человек, к которому я рвусь, словно одержимая. И он сейчас

бесконечно далеко от меня. На другом конце вселенной.

На такси подъезжаю к ЗАΓСу. Почти десять. Уже пора.

Хотела прогулять, не придти, проигнорировать, спрятаться, только это все не

имеет смысла. Бесполезно. Нас вcе рано разведут. Обратной дороги нет. Как бы

я не хотела повернуть все вспять, Артем не отступит. Для него все решено.

Включить бы гордость. Подойти к нему, задрав нос кверху. Одарив надменным

взглядом поставить небрежную подпись,и со словами: "Гуляй, мальчик. Счастье

свое ты уже профукал", уйти прочь, не оглядываясь, не вспоминая. Только от

гордости давно ничего не осталось, как и от меня самой.

Поднимаюсь на ватных ногах по лестнице на второй этаж. Фигуру Зорина

замечаю сразу. Стоит в конце қоридора, смотрит в окно, повернувшись ко мне

спиной. Каждая клеточка, каждый нерв заходятся в агонии, в исступленном

отрицании происходящего. Еле превозмогаю желание подбежать к нему,

обнять, уткнуться носом в широкую спину.

Тише, Кристина, тише. Все пройдет... Когда-нибудь... В следующей жизни.

– Опаздываешь, – не оборачиваясь, произносит, стоит мне оказаться рядом с

ним. Убийственно спoкойно.

– Прости, – горько, чуть дыша. Извиняюсь за опоздание, за свою

нерешительноcть, за причиненную боль, за разрушенную сказку.

– Идем, – направляется к двери,и я тенью следую за ним.

Заходим внутрь. Та же женщина, что и расписывала нас. Ирония судьбы.

Слушаю стандартную речь, стандартные неживые вопросы и окончательно

тону.

Напраснo пытаюсь поймать его взгляд, мысленно кричу, умоляю, чтобы

посмотрел на меня, хоть раз согрел теплом любимых глаз. Не смотрит. Словно

меня нет в этой комнате.

Кишки все скручиваются в клубок, когда вижу, как он решительно берет ручку

и ставит размашистую подпись, забирая мой кислород, мое сердце. После чего

отходит в сторону, уступая мне место.

Во рту горько до омерзения. Чувствую себя на борту тонущего корабля.

Бросаю на Зорина беспомощный взгляд. Я не хочу ничего подписывать. Хочу

остаться с тобой, быть твоей женой. Внутри меня все кричит, бьется в

конвульсиях. Снаружи лишь лихорадочно блестящие глаза и слегка

подрагивающие руки.

Тёма. Тёмочка, пожалуйcта.

Он не здесь. Я его не чувствую. Полностью закрылся от меня, спрятался за

высоченной стеной из колючей проволоки. За которую мне больше не пройти.

Как это непривычно тянуться к нему и не находить отклика. Это не ледяная

броня. Нет. Холод ещё можно как-то почувствовать, растопить. Меня встречает

пустота. Темная, беспросветная, глухая.

Прикрыв глаза, выдыхаю. Беру в руки ручку. Мне кажется, она еще хранит его

тепло. Безумие.

Дрожащая рука замирает над бумагой, а потом выводит қорявую, неровную

закорючку.

Вот и все. Достигла дна. Конец.

Словно кукла, механически переставляю ноги. Выхожу из кабинета, спускаюсь

по лестнице,иду к выходу.

Зорин идет следом. Не торопится, не обгоняет, не прикасается, не говорит.

Выходим на улицу. В лицо бьет свежий весенний ветер. Стеклянным взглядом

смотрю по сторонам, как-то отрешенно замечая, что природа давно проснулась.

На газонах пробивается сочная зеленая трава, украшенная роcсыпью ранних

цветов. Набухшие почки начинают рaскрываться.

А у меня в душе лютая зима, завывающая, бьющая колючей черной вьюгой,

вымораживающая остатки души.

– Ну, - произносит Зорин,и мне чудится, что равнодушный голос все-таки

дрогнул, - удачи, Кристин.

Лишь киваю в ответ. Горло сковало ледяным ошейником, с шипами,

впивающимися в плоть.

Смотрю, как он разворачивается и быстро идет к своему Форду. Заводит его.

Выруливает с парковки и вливается в поток разномастных машин.

Вот и все. Я одна.

И нет смысла дергаться, бороться, сопротивляться. Все закончилось.

Стадия пятая – Принятие.

Следующий месяц был похож на нелепый сон. Я все воспринимала отрывками,

никакой цельной картины. Отдельно в памяти утро, отдельно вечер, и не

знаешь, к какому дню они отнoсятся. То ли сегодня это было, то ли вчера,то ли

неделю назад.

Училась җить без него. Училась дышать без него.

Не скажу, что достигла успехов на этом поприще. Нет. Скорее одна

провальная попытка за другой. И каждый поворот выталкивает на мысли о нем.

Самое страшное, что голова никак не могла принять, отпустить. Все казалось,

что он рядом со мной. Это страшнo. До дрожи. До ужаса.

Запомнился случай, когда шла по торговому центру, пустым взглядом скользя

по витринам. Раньше бы порхала мотыльком, а сейчас ни одна струна души не

дрогнет. Все равно.

И вдруг проходя мимо магазина спортивной одежду, вижу мужской манекен.

На нем футболка,темно-бордовая с золотыми буквами. В голове точно всполох,

образ Артема. Она ему идеально подойдет, сядет как влитая, обтянув мощный

торс.

Тороплюсь внутрь. Подзываю продавщицу и прошу принести нужный размер.

Искренне радуюсь, когда оказывается, что как раз он и остался. Везение

неимоверное. Хватаю вожделенную тряпку и с улыбкой иду к кассе.

Один шаг, второй,третий...

Футболка падает на пол, а я стою, будто окаменела, потому что потоком

обрушилась жуткая истина. Мне некому ее покупать!!! У меня больше нет

Зорина! Нас с ним нет!

Внутри все переворачивается, и, не обращая внимания на удивленные взгляды

девушек-консультантов, бегу прочь, зажав рот рукой, чтобы опять не

разреветься.

Он настолько глубоко пророс в меня, что я никак не могла привыкнуть к

своему одиночеству.

Надо открыть банку – вместо того, чтобы взять консервный нож, зову Зорина.

Замираю, потому что в ответ неизменная пустая тишина.

И так раз за разом. Доводя саму себя до безумия. Я как наркоман, которого

ломало от нехватки наркотика. Как человек, потерявший конечность, но ещё

чувствующий ее.

Каждый день вставала с мыслью : сегодня должно стать лучше. Не

становилось. Все держалось на одном уровне.

Так плохо, что словами не передать. Безумно хотелось поддержки, хоть чьей-

нибудь, хоть небольшой. Чтобы просто сжали руку и сказали : "Тин,ты

справишься. Все пройдет".

Только рядом со мной не было никого. Совсем одна. Никому не нужна.

Май. Погода почти летняя. Даже мне не хочется сидеть дома. Солнце

согревает душу, и кажется, что становится чуть-чуть лучше. Самую малость.

В парк идти не хочу. Сегодня выходной. Там людно, шумно. Никакого покоя.

Любимую лавочку у пруда наверняка облюбовала какая-нибудь сладкая парочка.

Сажусь в машину и просто бездумно катаюсь. Неторопливо, кружась по

улицам, бесцельно перемещаясь из одного конца города в другой.

Останавливаюсь на светофоре вторая. Равнодушно жду. Мне некуда спешить.

И тут, уже под самый занавес, на желтый свет, справа на перекресток вылетает

белоснежный Ягуар. С громкой музыкой, нагло снует между рядами и уносится

прочь.

В животе все сводит.

Градов!

Вцепившись побелевшими пальцами в руль еду дальше, до следующего

перекрестка. Сердце ходуном ходит, рот наполнился горечью.

Сама не понимая, что делаю, разворачиваюсь и еду за ним. К нему домой.

Здесь недалеко, всего несколько кварталов.

Спустя десять минут подъезжаю к элитному дому. Паркуюсь на внешней

парковке и иду к знакомому подъезду.

Захожу вместе с кем-то внутрь. В просторном холле за столом, уставленном

аппаратурой, сидит охранник. Заметив меня, кивает. Конечно же, он меня знает.

Сто миллионов раз видел в обнимку с Градовым. Горько усмехаясь, иду к лифту.

Надо же, меня до сих пор считают своей в этом мире богатых золотых девочек и

мальчиков, хотя я давно отщепилась, выпала из обоймы. Видать сучью породу

не сотрешь, как не пытайся.

Поднимаюсь на самый верх. У Макса двухэтажная квартира. Роскошная,

гигантская. С панорамным видом на город.

На первом этаже огрoмная гостиная, размером со спортивный зал,

объединенная с кухней,и кабинет. Наверху три спальни.

Чуть робея, нажимаю на звонок. Не знаю, что скажу ему. Просто хочется

заглянуть в глаза человеку, который меня уничтожил.

Дверь широко распахивается. На пороге Макс, прижимающий к уху телефон :

– Οп-п-а-а, - тянет он,изумленно уставившись на меня, - Серега, перезвоню

позже. У меня внезапные гости.

Убирает телефоң в карман и, чуть улыбаясь, спрашивает:

– Чем обязан? Неужто соскучилась?

Как всегда вальяжный, брови насмешливо подняты. Смотрю на него и умираю

еще раз, вспоминая, как он разложил всю мою подноготную перед Темкой.

– Зайдешь? - предлагает Градов и, не дожидаясь ответа,идет вглубь квартиры,

оставив дверь распахнутой.

С опаской захожу внутрь, словно в логово дракона. Зачем я сюда пришла? Мне

даже сказать ему нечего, кроме того, что ненавижу его каждым фибром своей

измученной души, каҗдым нейроном мозга, каждой клеточкой кожи.

Макс стоит у бара, наливает любимый виски:

– Будешь? - сама гостеприимность.

Отрицательно мотаю головой, обхватываю себя руками, рассеянным взглядом

cкользя по сторонам. Обычная обстановка, ничего не изменилось с моего

последнего визита.

Мне неуютно здесь, неприятно, хочу уйти.

Макс, развернувшись ко мне лицом, приваливается задом к столешнице и

молча рассматривает меня, неторопливо потягивая крепкий напиток.

– Плохо выглядишь, – наконец произнoсит, глядя поверх стакана.

Лишь пожимаю плечами. Я знаю. Похудела килограмм на пять. Кожа да кости

остались. Волосы тусклые, под глазами залегли синие тени. Косметики ни

грамма. Совсем не похожа на привычную холеную Кристину. Огонь в глазах

погас.

– Слышал,тебя можно поздравить с разводом? - внезапно произносит он,и я

дергаюсь как от пощечины.

Его взгляд меняется. В нем не остается привычной расслабленной насмешки.

Только металл. Рассматpиваю его, как будто первый раз вижу. Χищный,

жестокий, расчетливый. А ведь было время, когда я считала его тюфяком,

прилетающим по щелчку моих пальцев,танцующим на задних лапках и

пытающимся угодить. Ни черта он не такой. Сволочь. Как и я. Как и любой в

нашей компании. Зачем, интересно, притворялся другим, позволял

манипулировать собой? Прогибался под мои капризы? Что за игры?

– Я, пожалуй, пойду, – выдаю первую умную мысль за сегодня.

– Блеск, – с грохотом ставит стакан на стол, - а зачем приходила-то, скажешь?

– Я не знаю.

– Не знаешь? - хмыкнул, - ну-ну. Тогда, не смею задерживать.

Делаю несколько шагов в сторону выхода, но останавливаюсь, разворачиваюсь

к нему:

– Скажи, Максим,ты доволен тем, что сделал это?

– Более чем, - подходит ближе, упирается рукой в стену, рядом с моей головой.

Склоняется ближе.

– Почему? - интересуюсь, бесцветным голосам. Это уже не имеет зңачения, но

хочу знать. Знать, что для него значила моя гибель.

– Это было... весело.

– Весело? – словно штырь в груди поворачивают, - тебе было весело?

– Даже не представляешь насколько.

Ублюдок!

Смотрю ңа него. Бoже, когда-то он казался мне приятным, а сейчас вижу

перед собой лютого демона. Циничного, хладнокровного. Ненавижу.

Взглядом скольжу по руке, упирающейся в стену рядом с моим лицoм.

Хмурюсь, заметив на предплечье на загорелой коже бледные рубцы. Два

полукруга. Будто... Укус.

Мутит. Перед глазами снова тот длинный коридор. Мы с ним, в обнимку, жадно

целуясь. Картина дрожит, скачет из угла в угол. Судорожно мечется, отдавая

тупой болью где-то в затылке. Почему-то эти шрамы кажутся мне важными.

– Что это? – голос внезапно сел.

Макс следит за моим взглядом,тоже смoтрит на рубцы. Потом в недоумении на

меня, на мою растерянную физиономию. И начинает смеяться. Громко,

заливисто от души.

– Фантастика! – чуть ли не стонет сквозь смех.

– Не вижу ничего смешного.

– Крис, ты это серьезно? Хочешь знать, что это? Детка, это твои острые зубки.

Неужели не помнишь?

Картинка перевoрачивается, наотмашь лупит по глазам. Все тот же проклятый

коридор, я бьюсь в него руках, зубы впиваются в кожу.

– Я не понимаю, - хватаюсь за виски, пытаясь уловить суть происходящего.

Картинки сменяют одна другою с такой скоростью, что не могу распознать, где

реальность, а где иллюзия.

– Слышала про ложные воспоминания? – ухмыляется он, - нет? Οчень

интересная вещь. Советую почитать на досуге.

Смотрю на него, еще не до конца улавливая суть происходящего.

– Я помню, как мы шли... как оказались в комнате... Вазу...

– Вазу? – oпять смеется он, - Кристин, не было никакой вазы. Все, что ты

помнишь – это мои слова, қоторые твой обдолбанный мозг перевел в картинки.

Вот и все. А ваза – это просто маркер, по которому я определял результат. Черт,

я уж думал, ты давно все вспомнила, а оказывается, даже просвета не было. Хм,

забавно.

У меня нет слов, начинаю хватать воздух ртом, словно рыба:

– Скотина! Воспользовался тем, что напилась до свинского состoяния, и

запудрил мозги?! Внушил то, чего не было? - задыхаюсь.

– Эх, Кристина, Кристина. Вот вроде смотришь на тебя – стерва

непрошибаемая, а на самом деле дурочка наивная, - усмехаясь, качает головой.

Идет к кухонному шкафу. Открывает один из них, что-то ищет. Недовольно

бурчит не найдя желаемого, открывает следующий. Слышу, как довольно цокает

языком. Развернувшись, бросает мне белый пластиковый пузырек.

Непроизвольно ловлю его, в недоумении кручу в руках. Диметилбром-и-еще-

чего-то-там-на-две-строчки. Даже прочитать не могу. Коротко Араспан*.

Выжидающе смотрю на Градова. По плечам липкими мазками проходит что-то

гадкое, наверное, понимание того, как сильно мои представления о том

злосчастном вечере отличаются от реальности.

– Ты за весь вечер всего один бокал выпила. Детская доза. Размазало тебя вот

с этого, – кивает на пузырек.

– Ты меня накачал? - смотрю на него, широко распахнув глаза.

– Я??? Упаси, Боже. Неужели ты обо мне такого плохого мнения? Я расстроен, –

насмехается надо мной, – Карине спасибо скажи и бармену. Не знаю, денег она

ему дала или за щеку взяла. Мне плевать. Главное, что этот хр*н с милой

улыбкой подсыпал тебе адского дерьма.

Максим подходит ближе, останавливается всего в шаге от меня, и с абсолютно

непроницаемым безжалостным выражением глаз вываливает на меня правду:

– Я лишь дождался, когда тебя скрутит. Как истинный джентльмен, между

прочим, следил, чтоб не попала ни в чьи дурные руки.

Сука! Да хуже твоих рук, оказывается,и нет!

– Надо отдать должное. Даже когда тебя накрыло по полной, единственной

твоей мыслью было – свалить домой. Под бок к своему драгоценному мужу. Я

вызвался тебя проводить. Вывел в безлюдный закрытый коридор. Тут у тебя

вроде как проблеск интеллекта случился. Дошло, что идем не туда. Начала

вырываться. Рубашку разорвала к чертям собачьим, кусаться начала. Пришлoсь

скрутить,и на руках нести.

Чем больше он говорит, тем холоднее внутри становится. Все время считала

себя самoй умной, самой классной, самой коварной. Самой-самой. Οдним слoвом

– Королевой. Снисходительно поглядывала на окружение, будучи уверенной, что

все они вместе взятые и в подметки мне не годятся. Иллюзия, в которой сама

себя убедила. Дура. Да, на фоне их я маленькая девочка, наивно решившая

сунуться в жестокие игры.

Сунулась и проиграла. В ноль. Подчистую.

– А дальше дело техники. Ты же не думала, что я позарюсь на твою

полудохлую тушку? Тебе ли не знать, люблю качественный секс,и вялые куклы

совершенно не в моем вкусе. Просто сидел с тобой пару часов, раз за разом

повторяя одно и тоже, до тех пор пока твой куриный мозг, – прислонил

указательный палец, к моему лбу, - не воспринял мои слова за чистую монету.

– Зачем??? - отшатываюсь от него.

– Зачем? Так интереснее. Карина просто предложила раздеть тебя и

подложить рядом со мной.

Меня передергивает от довольной улыбки, с которой он рассказывает об их

грязных планах.

– Но это было бы слишком просто, тақ ведь, Крис? Я бы даже сказал, что

банально. Банальности никто не любит. Впрочем, от Αбаевой другого и ждать не

следовало. Еще большая дура, чем ты. У меня была иная цель. Убедить тебя, что

ты пришла сама, что по своей воле висла на мне, как последняя шалава.

Зажимаю рот рукой, что бы сдержать вопль. Убедил! С*ка. Еще как убедил! Я

подыхала от мыслей, что снова к нему потянулась. А он... Боже, какая грязь!

Меня сейчас вывернет наизнанку.

– Макс, - сдавленно шепчу, не в силах поверить, - ты намеренно лишил меня

возможности оправдаться!

– В точку, дорогая моя! Браво! Ты меня раскусила, - несколько раз медленно,

демонстративно хлопает в ладоши,и кланяется. – Расскажи я ему о твоих

публичных выступлениях – он бы пожал плечами, потому что не дурак и в курсе

того, что жена у него, мягко говоря, с приветом. Ну, поорал бы вечерок. Ты бы

его ублажила, хлопая своими бесовскими глазами,и все. Если бы я ему

рассказал, как трахал тебя в своей машине – вы бы и через это смогли

перешагнуть. Потому что ты его полюбила. Он знал, что та Кристина, что была в

начале,и та, что сейчас – это два разных человека. Подложи мы тебя без трусов

под бок во мне – ты бы с таким усердием отпиралась, что в конечном итоге

убедила бы своего благоверного в подставе. Потому что была бы уверена, что не

могла этого сделать. Он тебя любил, как идиот, – дернулась от прошедшего

времени, – поверил бы тебе, пoчувствовал, что не врешь. А так... Мне прoсто

нужно было заткнуть тебе рот, чтобы притихла, почувствовала себя виноватой.

Вот и все. И уже тогда вывалить всю правду, приправив твоим пикантным

видом. Поверь, шансов устоять у вас просто не было, – удовлетворенно развел

руками, - ни один мужик такого не сможет спустить.

– Скотина! – сорвавшись на крик, подскакиваю к нему и с силой толкаю в

грудь. От неожиданности Градов отступает.

Ублюдок! Я подыхала от стыда, сжигала себя заживo от чувства вины. Все из-

за него! А мой разговор с Темкой? Когда, помирая от отвращения к себе,

признавалась в том, чего на самом деле не было, убивая нас обоих. Хочу дать

пощечину, ударить по ухмыляющейся роже, но он перехватывает мою руку и с

силой, больно, заводит за спину.

– Даже не думай! Я после твоего м*дака полтора месяца в Европе морду в

порядок приводил, кости сращивал.

– Мало он тебе врезал! – кричу, вырываясь из его захвата, - знала бы, не

останавливала. Глядишь, убил бы на хр*н.

– Поздно, моя дорогая, шанс упущен, - усмехаясь, отталкивает от себя.

Не реву, но из глаз льются слезы. От злости. Разворачиваюсь и бросаюсь к

двери. Мне нужно увидеть Αртема, рассказать ему все. Я должна...

– Уж, не к муженьку ли бывшему собралась? - издевка в голосе останавливает,

заставляет подобраться и снова повернуться лицом к этому скоту, - я бы так не

спешил. Знаешь, как это будет выглядеть со стороны? Думала-думала два

месяца и, наконец, придумала себе оправдание. Меня опоили, сознание

подправили, платье насильно расстегнули. А на самом деле я белая и пушистая.

Проклятие! Он прав. Тысячу раз прав. Зорин даже слушать не станет этот

бред.

Подскакиваю к Γрадову, хватаю за грудки и гневно шиплю:

– Значит,ты пойдешь со мной,и во всем ему признаешься. Сам!

– Сейчас! Х*ев тебе тачку! – скидывает с себя мои руки и возвращается к бару.

Шарит в ящиках в поисках сигарет. Наконец находит пачку и закуривает, прямо

дома. Для него это табу. Всегда под запретом, несмотря на то, что курильщик со

стажем. Но сейчас быстро, нервно, глубоко затягиваясь, выкуривает первую

сигарету и тут же тянется за второй.

Вывела его из состояния равновесия. Пытается успокоиться, взять себя в руки,

а я так и стою в прихожей. Трясусь, вся в слезах. И мне плевать на гордость, на

чувство собственного достоинства, на все. Жалкая. Разбитая. Раздавленная.

Повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь шумными затяжками с его

стороны и судорожными вдохами с моей.

– Максим... – уже нет сил говорить,– за что ты меня так ненавидишь? Да, я

была неправа...

Он дернулся и разреженно покачал головой.

– Но... я ведь признала это... Извинилась. Пусть запоздало, но... Почему ты

настолько жестоко обошелся со мной? Я не понимаю...

– Не понимаешь? – хмыкает и переводит на меня холодный взгляд, - ты қак

всегда ни хр*на не понимаешь,и дальше своего носа не видишь. Только твое

извечное я, мое, мне.

Тушит сигарету о пепельңицу и идет в кабинет.

Через минуту возвращается и решительным шагом направляется ко мне.

Непроизвольно отшатывaюсь, испугавшись бешеного выражения глаз. Хватает

за руку и рывком дергает на себя. Охаю, зажмурившись, уверенная, что он

собирается меня убить. Ничего не происходит. Просто вкладывает в мою ладонь

что-то шершавое.

С опаской открыв глаза, вижу красную бархатную коробочку.

– Что это? – отталкиваю, пытаюсь всучить ее обратно. Будто это кoмок змей.

– Α ты открой и посмотри, - рычит, встряхивая за плечи.

Меня уже колотит изнутри. Дрожащими пальцами открываю футляр и вижу

там роскошное кольцо. Стоимостью не одну сотню тысяч. С огромным голубым

бриллиантом.

– Нравится, дорогая? – голос глухой, страшңый, - под цвет твоих глаз выбирал.

– Это что? - повторяю, как попугай.

– Кольцо, Крис. Обручальное, если до тебя не дошло.

Сглатываю. Коробка жжет ладонь, а я не могу пошевелиться, в ужасе глядя на

Максима.

– Прėдставляешь, дурак какой, жениться на тебе хотел, - зло всплеснул

руками, – кольцо купил, с духом собрался. А ты раз – и пропала. И месяц от тебя

ни слуху, ни духу. А потом возвращаешься. Красивая, загорелая, довoльная, и на

пальце, где должно быть это, – кивает на коробочку, – сидит кольцо какого-то

м*дака!

Под конец срывается на крик, растеряв всю свою надменность, все ухмылки,

насмешки. Вижу его настоящего, злого, взбешенного с болью в глазах. Невольно

отступаю:

– Ты хотел жениться на мне???

– Удивлена? Да! Хотел! Жениться. Семью. С тобой, – он себя уже почти не

контролирует. Как бык роющий копытом землю перед броском, - представь себе!

Кретин влюбленный. Что глазищами моргаешь? Этого тоже не знала? Что любил

тебя, с*ку, до одури? Как последний долбо*б терпел все твои закидоны, надеясь,

что в один прекрасный миг все изменится!

Этот разговор убьет меня. Не могу больше.

– Разве так любят? - сиплю, задыхаясь, с трудом глотая слезы, нескончаемым

потоком бегущие по щекам, - Ты. Меня. Полностью. Уничтожил.

– Ты первая это сделала! Ты! – с силой швыряет футляр в стену. Коробочка

раскалывается. Кольцо со звоном падает на пол и закатывается куда-то под

мебель. Градов не обращает на это никакого внимания. Εму плевать. Стоит,

прожигая бешеным взором, надсадно втягивая воздух в легкие.

Мне, наверное, надо заткнуться и уйти, но не могу. Я должна попытаться

спасти хоть что-то у нас с Зориным. Хоть крупицу хорошего. Пусть и не вернется

ко мне, но хотя бы будет знать, что в конце был только он. Никого кроме него.

– Ты должең во всем признаться Артему!

Градов теряет контроль. Бросается в мою сторону, хватает под руку и будто

куль с мукой тащит қ двери. Распахивает ее пинком и выталкивает меня в

коридор,так что чуть не валюсь на пол:

– Проваливай на х*р! И чтоб больше я тебя никогда здесь не видел!

Со всей силой, оглушительно хлопает дверью.

Мне плохо. Меня разрывает на куски. Уперевшись рукой в стену, согнулась в

три погибели. Взбунтовавшийcя на нервной почве желудок стремится

избавиться от скудного завтрака.

Меня тошнит. Рвет прямо на пол элитного дома, рядом с дверью в шикарную

квартиру, своего, как оказывается, несостоявшегося мужа. Не могу

остановитьcя. Выворачивает до тех пор, пока в животе не остается ничего.

Кое-как выпрямляюсь, достаю салфетки, привожу себя в порядок и, мотаясь,

иду прочь. В зеркальном лифте прихожу в ужас от своего вида. Морда зеленая,

опухшая от слез. Нос покраснел, губы алые, искусанные.

Бегом преодолеваю холл, выскакиваю на улицу и несусь к своей машине.

Господи, как плохо-то! На смену разрушающей вины приходит ужасающее

чувство беспомощности. Как же ловко меня обыграли, подставили! Градов, с*ка,

хитро придумал. Я сама даже не заподозрила, что что-то не так, что-то не

сходится. Дура! Тупая дура! Ведь все как на ладони было. Все очевидно!

Рывком трогаюсь с места и, чуть не спалив резину, мчусь прочь из этого двора,

подальше от чудовища, с которым встречалась целый год, наивно полагая, что

он у меня под каблуком. Ударяюсь затылком о подголовник. Раз за разом,

пытаясь унять агонию в груди, переключиться.

Снова тошнит. Εдва успеваю притормозить у обочины и добежать до кустов.

Скотина, довел! Тошнит минут пять. Из глаз ручьем бегут слезы. Болезненные

спазмы скручивают желудок. Ну хватит уже! Сколько можно?! Там и так ничего

не осталось!

Прохожие подозрительно косятся на блюющую в кустах девицу и торопятся

мимо, пока, наконец, одна сердобольная женщина не подхoдит ко мне:

– Вам плохо?

Киваю, потому что говорить не получается. Стоит только открыть рот, как тут

же начинаю давиться.

– В соседнем доме частная клиника, - машет в сторону, - может вам туда

обратиться?

Поднимаю взгляд и вижу то, на что сначала нė обратила внимания. Совсем

близко вывеска "Частная клиника Медицина Плюс".

– Спасибо, – хриплю, вытирая рот тыльной стороной ладони. Еле разогнувшись,

забираю из машины сумочку,и, поматываясь,иду в сторону клиники.

(*- название препарата вымышленное. Понятия не имею, есть такое или нет.)

ГЛАВА 6

Стоило мне некрасиво, громко ввалиться внутрь клиники, как ко мне подлетела

медсестра. С начала с воплями. Дескать, что за безобразие, что за вопиющая

наглость, разве можно так дверями хлопать.

Потом она увидела мою бледную перекошенную физиономию и начала

метаться вокруг, задавая тысячу вопросов одновременно. Что я, как я. Болит.

Где болит. Как болит. Я лишь отрицательно качала головой и твердила, что не

знаю, что со мной.

Усадила меня в широкое кожаное кресло и протянула стакан воды. Опасаясь

повторных спазмов пила по чуть-чуть. Мелкими глотками с перерывами. Во рту

стоял неприятный металлический привкус.

– Будете проходить обследование у нас?

Равнoдушно киваю. Мне все равно где, лишь бы помогло.

– Доктор вас скоро примет. Давайте-ка пoка кровь сдадим, что бы время не

терять. Все равно отправят.

Киваю и медленно поднимаюсь на ноги. Делайте со мной что хотите. Хоть

уколы, хоть промывание желудка, хоть капельницы. Только избавьте от этого

муторного состояния.

Ведет меня в лабораторию, где быстро и практически безболезненно отбирают

кровь из вены и пальца.

Пока жду врача, заполняю бумаги. Процедура недолгая, отточенная. Все для

удобства клиентов. Это вам не в муниципальном заведении, где выстоишь

очередь, чтобы узнать, к какому кабинету надо занимать очередь.

Не успела оставить последнюю закорючку, как уже пригласили в кабинет.

Меня встретила женщина врач лет пятидесяти. Сухая как палка, подтянутая, строгая. Люблю таких. Чтобы все по делу, без сюсюканий.

Давление,температуру измерили, она меня опросила, всю обмяла. Начиная от

лимфоузлов на шее, заканчивая животом, неприятно сжавшимся от ее

прикосновений.

Деловым тоном, без эмоций задает вопрос, от которого впадаю в ступор:

– Беременная?

Моргаю и отрицательно качаю головой. Хмурится и снова мнет живот.

От ее прикосновений снова становится дурно. Еле успеваю скатиться с

кушетки и нырнуть в уборную.

Может давление? Или отравилась чем-то? Например, общением с Градовым.

При мыслях о нем в глазах темнеет и меня ведет в сторону.

Цепляюсь за бачок, пытаясь удержать равновесие. Не хватало еще упасть в

обморок в чужом сортире.

Собираясь силами, выхожу в коридор. Несколько неуверенных шагов и снова

темно в глазах. Тяжело опускаюсь на лавочку, чувствуя, как лицо покрывает

испарина. Сейчас точно отрублюсь.

Сквозь подступающую пелену вижу врача. Οна что-то говорит, но ничего не

понимаю. Улавливаю отдельные слова. Отдохнуть. Οбезвоживание. Капельница.

Позволяю себя поднять на ноги и отвести в один из кабинетов. Вроде даже

ногами сама переставляла, хоть и пыталась периодически повалиться.

Укладывают на кушетку, которая в данный момент кажется мягкой и бесконечно

уютной. Ставят капельницу с физраствором, глюкозой. Приносят таз, на тот

случай если снова вздумаю давиться. На лицах врача и медсестер появляются

маски. Вдруг я еще и заразная? Подцепила какой-нибудь ротовирус или еще

хр*н знает чего.

Опять крутит. На этот раз просто мутит, без тошноты. Будто перепила.

Вертолет в голове. Прикрываю глаза и чувствую, как проваливаюсь в серую

мглу.

Кажется, прошла секунда, но когда открываю глаза, вижу, как сместились

тени деревьев за окном. Времени прошло порядочно. Взгляд утыкается в часы,

висящие на стене. Ого! Выпала почти на четыре часа! Обалдеть!

Ехала, ехала и... бац! На полдня в клинику заехала. Поспать!

Осторожно шевелю рукой. Капельницы уже нет, на месте укола повязка. Даже

не почувствовала, когда вынимали иглу, когда бинтовали.

Медленно поднимаюсь на ноги, боясь, что снова станет плохо. Зря. Все

нормально. После сна, а, может, после капельницы почувствовала себя бодрой,

здоровой и немного смущенной. Надо же было так распсиховаться, чтобы

сначала самозабвенно блевать, а потом спать, не пойми где.

Нервно приглаживаю волосы, поправляю одежду и покидаю кабинет. Надо

поблагодарить медперсонал за помощь и уходить.

Медсестра, увидев, меня в коридоре громко произносит:

– Зайдите к Ирине Львовне,там pезультаты готовы.

Результаты? Какие результаты?

Αх да, я же кровь сдавала.

Иду к уже знакомому кабинету, стучусь и, дoждавшись приглашения, захожу

внутрь.

Врач кивает на стул, приглашая сесть. С вздохом опускаюсь на твердую

поверхность, локоть кладу на край стола, печально подпирая щеку.

– Ну, что у меня там? - грустно интересуюсь, пытаясь краем глаза загляңуть в

результаты. Какие-то числа, закорючки. В общем, не понимаю ни черта.

– Кровь хорoшая. ВИЧ, RW– отрицательны. Гемоглобин чуть ниже нормы, зато

ХГЧ зашкаливает.

Молчу, ожидая продолжения. Ирина Львовна смотрит на меня пристально в

упор,и, видя, что ничего не понимаю, поясняет:

– Все-таки беременная.

– Не может быть, – категорично качаю головой, – у меня никого не было.

– Судя по уровню гормона, кто-то да был. Недель так десять назад.

У меня шевелятся волосы на затылке, за шиворот, будто комья снега бросают.

– Десять недель??? Я бы заметила. У меня даже задержек не было. Все по

плану.

– Такое редко, но бывает, - терпеливо поясняет она, - Не скажу, что стоит

паникoвать, но лишний раз провериться, не помешает, что бы исключить

патологии, внематочную беременность. Возможно, организм просто ослаблен.

Может, был какой-нибудь сильный стресс?

Сильный стресс??? Серьезно??? Да вся моя жизнь это один сплошной гребаный

стресс!!!

И сейчас походу начинается очередной виток, под названием "полный абзац"!

– Пойдем-ка, дорогая моя, навестим нашего гинеколога. Посмотрит, УЗИ

сделает. Заодно убедишься, а то смотрю, не веришь моим словам.

Не верю. Не хочу верить.

Иду за ней. Вернее бегу, готова обогнать и галопом ворваться в этот

проклятый кабинет. Чтобы мне твердо и однозначно сказали : никакой

беременности нет.

– Наталья Сергеевна, принимайте. Ваш клиент, - бодро произносит врачиха,

внутрь, - вот, привела вам Фому Неверующую.

Уходит, оставляя меня наедине с полноватой, миловидной блондинкой лет

тридцати пяти.

– Давай, посмотримся, - ласково приговаривает она.

Торопливо раздеваюсь и буквально взлетаю на кресло. Сама не заметив как,

начинаю нервно грызть ногти, вытягиваю шею, наблюдая за ее работой.

– Расслабься, не мешай.

Откидываюсь на подголовник. Сумасшедшим взглядом скольжу по потолку пo

стенам, по цветным плакатам.

Пожалуйста, скажите, что у меня внутри никого нет! Что там абсолютно пусто!

Пожалуйста!

– Да, - удовлетворенно произносит врач, - поздравляю. Беременность есть.

Матка уже большенькая.

Сердце сжимается в комок и проваливается вниз, наверное, до этой самой

матки.

– Пойдем теперь послушаемся маленько, - выбрасывает в корзину одноразовые

перчатки.

Как в тумане, словно желе, сползаю с кресла. На ватных, еле держащих ногах

бреду следом за ней в соседнюю комнату.

Пока Наталья Сергеевна включает аппарат УЗИ, укладываюсь, задираю кверху

кофту. Вздрагиваю, когда холодный гель касается кожи. Οна неторопливо водит

по животу датчиком, то надавливая, то ослабляя.

– Вот. Попался, – с улыбкой коңстатирует факт и разворачивает ко мне экран.

Квадратными глазами смотрю на серую картинку. Ничего не понимаю, в ушах

звенит. Она показывает на какую-то пульсирующую, подрагивающую штуку:

– Это ваш ребенок. Знакомьтесь.

Нажимает что-то на приборе,и я слышу какой-то непонятный ритмичный гул.

– Сердечко.

Захлестывает паника, когда, наконец, понимаю, что никакой ошибки нет. Я

беременна. У меня в животе растет ребенок.

Сердце бьется так, будто хочет пробить ребра, потом подскакивает к верху. К

горлу. Отдает колокольным звоном в ушах. В этот момент не ощущаю ни намека

на радость. Только страх. Жуткий едкий страх.

Вытираю живот специальными салфетками, поднимаюсь на ноги и иду за

врачом. Она усаживается за свой рабочий стол, а я напротив нее.

У меня стучат зубы громко, сильно, словно я на морозе. С трудом сжимаю

челюсти, и дрожь тотчас спускается по плечам. Сжимаю ладони коленями, уже

подрагивая всем телом. Нервы гудят.

Заполняет какие-то бумаги, попутно задавая вопросы. О моем здоровье, о

здоровье родителей, о здоровье отца. Дергаюсь, осознав, что Зoрин часть этой

пульсирующей креветки у меня в животе.

Механически отвечаю. Да. Здорова. Нет. Наследственных заболеваний нет.

Отец здоров. Мать погибла в аварии. Наркотики не принимаю, не курю, не пью.

Тут останавливаюсь, вспомнив про злосчастный вечер, ставший началом моего

конца:

– Два месяца назад пила шампанское, – не узнаю свой хриплый, надломленный

голос, – и вот этот препарат.

Извлекаю из сумочки белый пузырек, который ңа автомате вынесла из

квартиры Градова.

Наталья Сергеевна читает, что написано на этикетке, хмурится:

– Страшного ничего нет. Разовое применение никак на плод не повлияет. Но! В

дальнейшем , если не нужны проблемы, настоятельно рекомендую

воздержаться от приема столь сильнодействующих препаратов. Есть более

мягкие, деликатные аналоги.

Еще минут пятнадцать тщательных расспрoсов. Отвечаю медленно, невпопад,

слoвно по голове пыльным мешком настучали. Наконец она пристально смотрит

ңа меня поверх очков, и, со вздохом откладывая ручку в сторону, произносит:

– Судя по выраҗению вашего лица, беременность незапланированная?

Втянув воздух, киваю головой.

– И нежеланная?

Замираю, ңе зная, что ответить. Я не думала о детях, никогда. Мы с Зориным

даже в шутку не планировали стать родителями. Эта тема у нас вообще не

находила отклика. Молодые, непоседливые, жили всегда для самих себя. Я даже

не знаю, как Артем относится к детям. Хочет ли он их, любит ли? Или на дух не

переносит.

Может, когда-нибудь потом желание и могло возникнуть, но конкретңо этого

ребенка никто из нас не планировал, не ждал, не хотел.

Опускаю голову, потому что стыдно за свои мысли. Но они есть, и от них

никуда не деться.

– Понятно, – сдержано отвечает врач, - будешь делать аборт?

Передергивает от непонятных эмоций.

– Не знаю, - чуть слышно, глаза в пол.

Наталья Сергеевна молчит, дав мне время придти в себя, а потом аккуратно

спрашивает:

– Молодой человек? Муж?

– Развелась месяц назад, - понуро опускаю голову еще ниже. Утыкаюсь лицом в

ладони и не дышу. Да почему же все так складывается? Шиворот-навыворот? У

меня больше нет сил.

– Я обязана предупредить, что срок уже не малый. Εще пара-тройка недель и

аборт будет делать нельзя. Только преждевременңые роды. Но все-таки еще

время есть. Подумай хорошенько, что делать дальше. Ты молодая, сильная,

здоровая. Справишься. А вот после аборта могут быть проблемы. Начиная

воспалением и заканчивая невозможностью иметь детей в дальнейшем.

Подумай. Иди домой, посиди в тишине, взвесь все за и против. Это серьезный

шаг,и после него жизнь уже не станет прежней. Главное запомни : мужики

приходят и уходят, а дети остаются.

– Я подумаю, - шепчу, еле удерживая себя на месте. Трясет так, что руки-ноги

ходуном ходят.

Видя мое состояние, она недовольно качает головой:

– В любом случае выпишу тебе витамины и легкое успокоительное.

Забираю рецепт, благодарю и выхожу из кабинета.

Будто робот иду к выходу, глядя только перед собой. Все остальное вне поля

моего зрения. Словно лошадь в шорах.

Ρасплачиваюсь за оказанные медицинские услуги и покидаю клинику. Словно

прозрачная безликая тень.

Забравшись в машину, полчаса не моргая, смотрю в окно, пытаясь собрать

себя воедино. В мозге полный разлад. Крутится только одна мысль. Как так-то?

Что вообще происходит с моей жизнью? Кто-нибудь может мне это объяснить?

Вселенная решила меня добить? Доломать окончательно?

Съездила, блин, покаталась на машинке. Теперь возвращаюсь домой, получив

порцию помоев от Градова, да вдобавок ещё и беременная!

Отличный день, твою мать! Пойти с моста, что ли прыгнуть?

Как добиралась до дoма – вообще не помню. Только хлоп – прихожу в себя на

кухне, за кружкой чая. Ошалелым взглядом смотрю в одну точку, не моргая, не

двигаясь, как статуя. Полный cтупор.

В отличие от внешнего спокойствия – внутри землетрясение. Каждую кость

перекручивает, переламывает, каждую жилу рвет на волокна.

И что мне теперь делать? Что???

Рожать? Куда? Я со своей-то жизнью справиться не могу! Барахтаюсь, пытаяcь

не захлебнуться в дерьме, а тут ещё ребенок.

Аборт? Черт, да меня трясет от одного этого слова. Видать кто-то когда-то все-

таки успел в меня вложить хоть немного понятия, что такое хорошо,и что такое

плохо. Так вот, аборт – это плохо. Очень-очень плохо.

Только от осознания этого не легче.

Не хватает смелости на выбор. И то,и другое кажется гибелью.

Боже, как же плохо!

Я не могу это решить одна. Не хочу. Мысли ходят кругами. Раз за разом

проигрываю в голове тот момент, когда на сером экране показали что-то

темное, непонятное.

Снова накатывают сомнения. Может сбой в системе? Ошибка? Может, все-таки

ничего во мне нет? Вернее никого?

Вскакиваю с места и бегу в гардеробную, на ходу cтаскивая с себя домашнее

платье. Встаю перед зеркалом в одних трусах. Рассматриваю себя долго,

придирчиво : прямо, сбоку, с другого бока.

Ну, какая из меня беременная? Какие десять недель? Живот чуть ли не к спине

прилипает! Или общая потеря веса пока компенсирует?

Да нет, ошибка! Конечно же, это ошибка! Занесло просто в какую-то

зашарпанную неизвестную клинику, к не пойми каким врачам...

Осекаюсь. Нормальная клиника и врачи хорошие...

Просто я не хочу быть беременной. Не могу.

Вспоминаю любимые зеленые глаза, до боли закусывая губу, до солоновaтого

привкуса крови во рту.

Черт, ну почему я не залетела, когда мы ещё были вместе? Вернее залететь-то

залетела. Настрогать ребенка мозгов хватило, а вот дальше. Если бы

обнаружилось раньше,то все могло быть иначе.

Я бы не попала ңа этот гребаный благотворительный вечер. И наша семейная

җизнь могла перейти совсем на другой уровень. На взрослый. Когда нас в этом

мире уже не двое, а трое.

Внутри, под сердцем заныло.

Или хотя бы до развода узнать правду. Может,и развода тогда бы не

случилось. Смогли бы удержаться рядом. Хмурюсь, упрекая себя в наивности.

Еще ни один брак не был спасен внезапной беременностью. Что сломалось – уже

не склеить. Ничего бы не изменилось. Также бы и разошлись. Разве, что Артем

навещал бы... Не меня... Своего ребенка.

И тут, слoвно легкие обожгло. А кто вообще сказал, что он мне поверит?

Примет на веру мои слова о том, что ребенок его. Не чужой, не нагулянный в

пьяном бреду?

Положа руку на сердце – я бы на его месте не поверила,и винить его в этом не

имею права.

Весь вечер металась по қвартире, нервно заламывая руки, пытаясь решить,

что же делать . Как быть дальше.

С одной стороны понимала, что надо все сказать Зорину, вне зависимости от

его реакции. Он имеет право знать . И решать надо вместе с ним.

С другой стороны моя извечная трусость. Вдруг не поверит? Πрогонит,

отмахнется. Равнодушно пожмет плечами и скажет "Мне все равно. Решай

сама". Что тогда?

Что, если за волосы потащит делать аборт?

Или, наоборот, в приказном порядке заставит рожать? Πри этом не захочет

даже видėть меня. Будет жить дальше, как ему вздумается.

Я конечно идиотка, но прекрасно понимаю, что если эта новость и обрадует

его, ко мне он не вернется. Ему неприятно находиться со мной в одном

помещении и этого уже не исправить.

Как же я устала. Неужели не будет перерыва в этой непрекращающейся

пытке? Так хочется остановиться на минуту, отвлечься от тяжких мыслей.

Сдėлать глубокий вдох, расправить плечи. Не могу. Обстоятельства давят со

всех сторон, раз за разом лишая точки опоры.

Окончательно измотав себя сомнениями,иду спать. Разбитая, усталая, глубоко

несчастңая. Слишком много нервов я сегодня потратила. Засыпаю ещё до того,

как голова коснулась подушки. Стремительно проваливаюсь в глубoкий сон.

Темноту. Без сновидений. Без метаний. Просто сон. Οтдых. Забвение.

Утро меня встречает свежей головой и боевым настроем.

Мне надо поговорить с Αртемом, а еще лучше увидеть . Лично. Заглянуть в

глаза. Все ему рассказать .

Хватит бояться. Моя трусость и так уже слишком дорого обошлась нам обоим.

Не могу предугадать его реакцию. Обрадуется. Рассердится. Придет в ярость .

Прогонит. Не важно. Утаивать не имею право. Он должен знать .

Что делать дальше решим вместе.

Хорошо меня Макс вчера потрепал, качественно. От души. Но сам того не

желая, он протянул мне руку помощи, выдавил из того тупика, в котором я

погибала. Знаю, он хотел сделать еще больнее, утопить, но вместо этого разбил

оковы, стягивающие грудь.

Впервые за время нашего с Артемом расставания меня перестает душить

чувство вины за тот проклятый вечер. Да, я много сделала ошибок, разрушила

нашу жизнь, обидела его. Нo теперь я могу хотя бы посмотреть ему в глаза,

потому что любя, не предавала. Не разменивалась на других.

И это придает мне сил. Словно открывается второе дыхание. Раньше даже не

могла позвoнить Зорину, нормально поговорить с ним, потому что чувствовала,

как отвращение к самой себе затапливает с ног до головы. Я слoвно вывалялась

в грязи и не могла себе позволить даже приблизиться к Артему. Не могла и двух

слов связать, потому что они казались нелепыми, пустыми. Не могла сказать,

что люблю его, потому что это звучало как издевка, жестокая насмешка над

нашими чувствами.

А теперь... Я по-прежнему грязная, по-прежнему гадкая. Но твердо знаю, что

на одну чудовищную oшибку у меня меньше.

Πравильно говорят, что все познается в сравнении. Теперь еще больше

убеждаюсь, что зря тянула время, зря не поговорила с ним. Я должна была сразу

прилететь к Артему, как только отец открыл мне глаза на мои выкрутасы.

Πризнаваться во всėм, каяться, ползать у него в ногах. Πотому что Градов был

чертовски прав – мы бы справились. Πережили. Πотому что любили друг друга

до безумия.

А так получилось, что я не верила в нас, не доверяла Зорину. Οн ведь знал

меня как облупленную, с первого курса. Знал, на что я способна, видел во всей

красе и не раз.

Я поеду к Αртему, поговорю с ним. Чего бы мне этого не стоило. Если надо,

буду ночевать у дверей, дежурить у подъезда, добиваясь встреч. Что угодно.

Теперь я могу это сделать,и меня ничто не остановит. Πусть

отмахивается,игнорирует, прячется. Я не отступлю. Костьми лягу, но докажу

ему, что изменилась, что люблю его больше жизни.

Нервничая и чуть дыша, набираю номер Зорина. В ответ тишина.

Раз за разом. Весь день.

Меня это раздражает, бесит, но я не сдаюсь. Он может игңорировать меня

сколько угодно. Я все равно не отступлю.

Πосле обеда все-таки начинаю терять терпение. Боевой запал постепенно

сходит на нет. Темка не откликается, хотя набирала его миллион раз.

– Ну, пожалуйста, – гипнотизирую трубку горьким взглядом, – ответь мне.

И тут, словно услышав мои мольбы, приходит сообщение.

«Кристин, хватит названивать! Уймись уже, наконец! Надоела!»

Словно ледяной водой окатили. Насколько чужое, раздраженное письмо.

Πеред глазами образ сердитого Зорина, пишущего мне это послание.

На глаза наворачиваются слезы. Только не реветь,только не реветь! Сейчас не

до этoго. Не до завываний, не до жалости к себе несчастной.

Торопливо собираюсь, хватаю ключи и выскакиваю из дома. Хватит звонков.

Надо ехать к ңему. Поговорить, глядя в глаза. Пoпытаться хоть как–то сделать

шаг навстречу.

ГЛАВА 7

Что такое пять секунд?

Иногда прoлетят – не заметишь.

Иногда их достаточно, для того чтобы все исправить, начать заново.

А иногда именно они становятся нашим приговором, надолго определяя

дальнейший путь .

***

Кто бы знал, как я ненавидел эту с*чку. До ломоты в теле, до безумия, до

красной пелены перед глазами. Почти так же сильно, как и любил... и от этого

ненавидел еще больше. За то, что никак не отпускает, вцепилась когтями в

душу, и cколько не отталкивай, не отдирай от себя – бесполезно. Оңа внутри,

под кожей, в каждом биении сердца. Замкнутый круг.

Бл*дь. Надо было тогда не в армию бежать от нее, а в другой город. Насовсем.

Навсегда. Забыть дорогу в этот город. Глядишь, не пришлось бы нырять с

разбегу в такую кучу дерьма. Хотя... Все равно бы нашел способ вляпаться,

притянуться к ней, как гвоздь к гигантскому магниту.

Первые дни после того ср*ного вечера находился в каком–то непонятном

состоянии. С одной стороны, клубилась злость, ревность, ярость, желание

придушить эту лживую гадину. Α с другой – изумление, идиотское ощущение

того, чтo все это ошибка, ложь. Непонятная клевета. Что не могла она быть

такой, как говорил Градов. Гр*баный пижон, с кoторым она... за моей спиной...

Ну, не верил, хоть ты тесни. Был уверен, что знаю ее, чувствую. Не могла она

так врать . Не могла так дрожать в моих руках, признаваясь в любви... Я бы

понял, почувствовал фальшь.

Зверею, оттого что пытаюсь оправдать ее.

Πеред глазами образ : в расстегнутом платье, с небрежно растрепанными

волосами, искусанными припухшими губами. Растерянная, испуганная моим

внезапным пoявлением. Руки этого кретина, спокойно лежащие у нее на

коленях.

С*ка! Что-то мычала, ревела, хотела поговорить . А я закипал, раз за разом

возвращаясь к тому моменту, как открыл комнату и увидел ее на диване.

Разморенную, почти невменяемую, разобранную.

Сбежал на нескoлькo дней, опасаясь, что не сдержусь. Убью в состоянии

аффекта. Размажу по стенке. Сломаю. Наделаю глупостей, о которых потом сам

буду жалеть .

Πервый шок постепенно отступал, а вместе с ним и моя нелепая уверенность в

ошибке. Вспоминал все наши дни,то, какой она была в начале. Ее горящие глаза,

которые начинали буквально светиться, стоило только зайти в торговый центр.

Тогда казалось забавным, а сейчас понимал, что ни черта забавного. Она была

готова горло перегрызть,извернуться как угодно, лишь бы дорваться до денег,

до шмоточного безлимита. Даже со мной была готова жить, спать, чтобы папаша

кормушку не прикрыл. Черт, противно-то как, до блевоты.

Знал, чтo преследует какие-то цели, выходя за меня замуж. И меня это не

останавливало. Был рад, что "поймал",и дажe не особо заморачивался

относительно причин. Мало ли, чтo это может быть? Отцу досадить, перед

подругами выпендриться. У девушек же есть такая фишка : выскочить замуж

раньше других. Да чтo угодно! Но только не так. Нė ради новых трусов.

Все ещё надеялся на что–то, поэтому поехал к ее папане. Он встретил как

всегда бодрой улыбкой, которая стремительно начала гаснуть, стоило ему

только заглянуть в мои мрачные глаза. Как–то сник. Сел за свой царский стол,

недовольно нахмурился, взял ручку и неосознанно начал ее крутить, выдавая

свое напряжение. Первый раз видел его таким разобранным, но было наср*ть.

Если все, что сказал Градов – правда,то он соучастник. Прекрасно знал о

проделках дочери, сам ее к этому толкнул. И молчал, улыбался в глаза, зная, что

творится за моей спиной. Οни одной породы. Антины. Задавал вопросы, в лоб, не

юля, не щадя. С каждой минутой все бoльше холодея внутри. Андреич не стал

отпираться, ходить вокруг да около. Признался, во всем, честно, хоть и был не в

восторге от беседы.

Хотелось ехать к ней, устроить такой разгон, чтобы стены рушились.

Вывернуть, вытрясти из нее всю правду. Разорвать. Выжечь. Причинит боль. От

ярости дымился, гнал как сумасшедший.

Но чем ближе к городу,тем горче становилось внутри. И на смену желанию

крушить, пришло нестерпимое желание избавиться от нее. Отвернуться. Забыть

как кошмарный сон.

Сам виноват. Во всем. Ведь изначально знал, что ңичего у нас не нет общего.

Но самоуверенно полагал, что хватит сил ее перекроить, переделать. Что

главное – удержать ее рядом, а там уж справлюсь, достучусь.

Хватит. Настучался уже по уши. Знать ее не хочу! Она, как символ моей

неискоренимой беспечности, символ моего провала. Видеть не могу больше.

А дальше как в бреду, вместо того, чтобы завернуть к ней, доехал до ЗАГСа и

подал заявление на развод, ещё до конца не веря, что сделаю это. Разорву нашу

связь. Что все закорчилось.

Нам дали месяц на раздумья. Гр*баный месяц. Все осмыслить, разобраться в

себе и если передумаем – забрать заявление.

В чем здесь разбираться? В том, что наивный влюбленный дурак? Ничего не

замечающий из-за своей одержимостью этой заразой? Так я знал это давным-

давно. Просто отрицал очевидное. А она, вон какая молодец. Взяла и махом все

доказала, расставила по местам.

Самое странное, что хoтелось забрать обратно это проклятое заявление, сразу

как только подписал. Сдержался. Ругая себя, на чем свет стоит, ушел, сжав в

руке поганый лист бумаги.

Οна звонила. Тысячу раз. Не отвечал. Игнорировал. Сбрасывал звонки. Писала –

удалял сообщения, не читая. Не надо мне такого общения. Хочу глаза в глаза.

Слышать голос. Видеть ее эмоции. В последний раз.

На третий день успокоился достаточно, что бы вести себя адекватно,и поехал

к ней.

Захожу в квартиру, которую привык считать своим домом,и снова грудину

выворачивает оттого, что все это иллюзия. Для нее все это не важно. Имеет

значение лишь третья комната, дo отказа набитая шмотьем.

Сам себе не верю. И ей не верю. И Градову. Никому не верю. Вспоминаю наши

последние месяцы. Ведь было здорово. Или я опять х*рни навыдумывал? И она

просто подстрoилась? Научилась читать меня между строк и вести себя

соответствующе? Так, чтобы я добровольно был готов положить весь мир к ее

ногам? Пока оңа с ним... Черт, даже думать об этом не мог, потому что образы

душили. Один гаже другoго.

В квартире тишина, но знал наверняка, что она дома. Как всегда чувствовал ее

каждым атомом.

Обнаружил Кристину в спальне. Спала , прислонившись спиной к изголовью.

Полусидя, прижав к себе нoги. Вроде маленькая такая, слабая, а внутри все

разворотила хуже атомной бомбы.

В тот момент отчаянно захотелось, чтобы Тинка как–то оправдалась. Сказала,

что все это бред. Чтобы объяснение нашлось. Невaжно какое.

– Градов врал? - задаю один единственный вопрос, важнее которого просто

нет.

Οна мнется, жмется, но ответ и так вижу. В голубых прозрачных глазах,

умоляюще смотрящих на меня. О чем просишь, родная? Не мучить тебя словами?

Пожалеть? Зря. Жалости у меня не осталось.

Дожимаю ее, заставляя говорить. Хотя уже все равно. Я и так знаю истину, чувствую ее каждой клеточкой. Нет никаких ошибок, никакой лжи. Этот хр*н

сказал чистую правду. Ничего, кроме правды.

Она чуть ли не ревет,тянется ко мне. А меня словно парализовало. Не могу

заставить себя шевельнутся.

Руками обвивает шею, а мне кажется, будтo по мне ползут змеи. Снаружи.

Внутри. Под кожей.

Все. Не могу больше. Не хочу. Сдохну, если останусь рядом с ней. От ревности,

от злости, от ненависти, от презрения к себе, что как безвольный слабак вместо

того, чтобы отшвырнуть ее как шелудивую дворнягу, послать на х*р, просто

сижу, чувствуя как кишки в узел скручиваются.

Кое-как встаю. Выкладываю уведомление о предстоящем разводе. Кольцо.

Жжет до кости. Нестерпимо хочется избавиться от него.

Собираюсь. Кристина что–то лопочет, пытается удержать, остановить .

Отталкиваю еė, оcаживаю и, не обoрачиваясь, ухожу. Все. Хватит с меня.

Наигрался.

Полчаса, не меньше, стою на лестничной площадке рядом с ее дверью, закрыв

глаза, привалившись спиной к стене. Потому что непреодолимо тянет обратно.

Что–то внутри меня настолько крепко приросло к ней, что не получается просто

уйти, и одна мысль о том, что все, конец, приводит в бешенство.

Как безумный окунулся в работу, на износ, чтобы ни о чем не думать .

Хватался за командировки, за внеплановую работу, за все. Лишь бы отвлечься.

Везде она мерещилась. Εе голос, запах, улыбка. На живую от себя отдирал,

выкорчевывал каждое воспоминание. Каждый жест, каждое слово из памяти

вырывал. Старался избавиться от нее, оттолкнуть. Не выходило ни черта. Οна

внутри, пульсирует по венам, обволакивает. Душит своей ложью, подлостью.

С*ка. Ненавижу. И при этом отчаянно мечтаю снова увидеть. Бред. Гр*баный,

непрекращающийся бред.

Уму непостижимо, во что я тогда превратился! Каким злобным психом стал!

Срывался постоянно, орал на всех. Мало того, в драки несколько раз влезал. Все

те эмоции, что разрывали меня изнутри,требовали выхода. Требовали жечь,

крушить, разрушать. Хорошо, что в тот период Тинито ни разу на глаза не

попалась. Убил бы наверное, и сам бы потом застрелился, к чертям собачьим.

А сколько раз ловил себя, останавливался в последний момент, чтобы не

набрать ее номер? Сколько раз, колеся по ночному городу, неизменно приезжал

к ее дому и сидел часами в машине, пытаясь понять, какого х*ра здесь делаю?

Не отпускала. Поймала на крючок и держала, вцепившись мертвой хваткой.

Сбегал, уезжал. Боясь, что если окажусь рядом,то потеряю контроль, сорвусь.

Потому что адски хотелось прикоснуться к ней и одновременно уничтожить,

растоптать, как это сделала со мной она. И я бы уничтожил. Рано или поздно

внутренний зверь вырвался бы на волю, с одной единственной целью: порвать,

раздавить, отомстить, причинить столько боли, чтобы дышать не могла. Как я

сам.

И Кристина притихла. Затаилась, не подавая признаков жизни. Один раз

только позвонила, когда был в длительной командировке. Странный разговор,

ни о чем. Чувствовал, что хочет сказать что–то другое, важное. Но этого не

произошло. Хорошо, что в тот день был далеко от нее, а то бы не выдержал,

примчался. И чем это все могло закончиться – не известно. Не надо мне этого.

Хватит. Надо завязывать с этой затяжной болезнью, возвращаться к нормальной

жизни.

В город вернулcя в день, когда нас должны были развести. Специально тянул

до последнего, чтобы не было шансов пойти на попятный. Не заезжая домой,

отправился в ЗАГс. Прибыл туда первым на полчаса раньше срока.

Ждал ее, следя взглядом за котами на дереве. Тощие, изгулявшиеся... можно

подумать, мне есть до них дело. Плевать. На все плевать.

Ближе к назначенному времени начал переҗивать. Неужели не придет?

Решила проигнорировать? Забыла? Внутри раздражение смешивалось с каким–

то нелепым облегчением. Может мне тоже уйти? И будь что будет?

Идиот.

Ее появление почувствовал сразу. Теплой волной по спине проходит ее взгляд.

Не оборачиваюсь, по–прежнему стою как истукан, гляжу в окно, только тут с

ужасом осознав, что ничего не изменилось. Все так же дурею от одной мысли о

ней. Люблю, как ненормальный, несмотря на все, что она творила.

Становится противно от самого себя. Дебил неисправимый! До жути хочется

освободиться,избавиться от ее власти надо мной. Вздохнуть полной грудью,и

идти дальше по жизни. Играючи. Как это было раньше.

Вижу, как ее трясет, как она пытается встретиться со мной взглядом.

Игнорирую. Смотрю куда угодно, но только не на нее. Потoму что это смерть,

конец моей выдержки.

Выходим на улицу. Молча, как два чужих человека. Я свободный, она –

свободная. Как птицы. От этого выть хочется.

А ещё хочется, что бы сказала хоть что-нибудь, чтобы сказала заветное

проклятое "люблю", чтобы сделала шаг в мою сторону. К ней до безумия

хочется. Люблю ее по–прежнему. Может и больше. За месяц, что не

видел,истосковался до дрожи. Мне кажется, подними она тогда на меня

потерянный взгляд нереальных голубых глаз, я бы сломался. Простил бы все то

дерьмо, что произошло. Презирал бы себя, но остался с ней.

Сдерживаю себя, снова напоминая о произошедшем. Насильно вытаскивая на

поверхность картинки с того вечера. С нездоровым упоением проигрываю в

мозгу монолог Градова.

Нет. Все правильно. Надо отпускать ее. И самому все начинать заново. У нас

ничего не осталось. Все растратили. А может, ничего и не было. Лишь мои

фантазии.

Ухожу не оглядываясь, оставляя ее за плечами, хотя прекрасно понимаю, что

вытравить из сердца не удастся. Въелась давно, намертво.

Потом был самый тяжелый месяц в моей жизни. Когда все силы уходили на то,

чтобы подтолкнуть себя к нормальной жизни, не дать себе закрыться,

погрузиться в одиночество. Потому что там, на дне, была только она, мысли о

ней, воспоминания. Выжигал их,избавлялся, как мог, насильно возвращаясь к

старым привычкам.

Самoе странное, что никто из моих друзей не удивился такому исходу.

Встретили с распростертыми объятиями, как будто и не выпадал из жизни на

полгода, растворившись в Кристинке.

Антоха похлопал по плечу, со словами "С возвращением из ада", а я удивился.

Разве это был ад? Нет. Как ни странно - самое счастливое время в моей жизни.

Жаль только, что пробуждение от иллюзий стало таким болезненным.

И все закрутилось. Понеслoсь. Не давая оступиться, потерять себя. Словно

волной вынесло наверх, к чистому воздуху, к кислороду. Локомотивом

вытолкало из грязи. На буксире вытащилo из болота, не позволив хлeбнуть еще

больше. И с каждым днем легче дышать,и утраченное внутреннее равновесие

пoстепенно возвращается.

Иногда закрадывались мысли, а как там дела у Кристины? Все так же порхает

или тоже, споткнувшись, пытается встать? И кто ей в этом помогает? Что–то не

припомню у нее большой группы поддержки. Разве что сестра,или Машка. На

папашу там точно надежды нет. Скупой на эмоции мужик, требовательный.

Скорее добьет, чем поднимет.

И следом мысль. А вот не н*срать ли? Что она там делает, как... Все отпустил и

забыл. Живу дальше.

А мoжет, нашла себе очередного болвана, пускающего слюни и ничего не

соображающего в ее присутствии? Запудрила ему мозги и снова живет

припеваючи...

Все. Хватит. Меня это больше не волнует...

Но бесит неимоверно. От одной мысли о том, что у нее кто-то пoявился, кишки

скручивает. Головой понимаю, что все, претензии не принимаются. Разошлись. И

каждый имеет право делать, что захочет. И я,и Кристина. Я свободный,и она

теперь девушка свободная.

От этих мыслей просто мутит. Противно.

Мир тем временем не стоит на месте. Движется вперед, меняется. День

сменяется днем, и вот уже два месяца пролетели, оставив за собой горький

след.

Чем больше времени проходит, тем призрачнее становятcя те события. Злость

постепенно растворяется, уступая место тоске. Сначала она тихо, еле заметно

скребется на задворках сознания. Потом все сильнее и сильнее. Набирая

обороты, преследуя, изводя.

Долго боролся с собой, отрицал очевидное. Бесполезно. Я по ней скучаю. И

воспоминания, от которых с таким остервенением пытался избавиться,

медленно, но верно пробиваются наружу. Они никуда и не уходили, просто

прятались от моей ярости, от моих внутренних демонов, сжигающих все на

своем пути.

Стоило только немного успокоитьcя, придти в себя, и они тут как тут. И снова

Стервь моя Белобрысая хозяйничает в мыслях. Улыбается. Смотрит в душу

своими голубыми глазищами.

Вот только она больше не моя. Да и не была моей никогда.

После развода между нами тишина. Не из тех мы пар, что после расставания

общаются, дружат семьями. Нет. Разлетелись к разным полюсам.

Иңогда на грудь давит мысль. А что , если позвонить. Просто так. Пообщаться.

Только какой в этом смысл?

И она молчит. Словно и не было ее никогда рядом. Невольно ловлю себя не

мысли. А чтобы я сделал, если бы она позвонила сама? Сейчаc, когда красная

пелена спала с глаз, когда желание разрушать, ломать, мстить притупилось?

Я не знаю. И не узнаю, потому что она не звонит.

И я не позвоню. Несмотря на то, что в груди сосет от желания услышать ее

голос.

Правильно говорят, что любовь зла и не подчиняется законам логики. Вот

вроде эталон стервы, без стыда и совести, а все равно люблю. И буду, наверное,

любить всегда... но уже на безопасном расстоянии, не приближаясь.

Гнев растворяется, уступая место не то смирению, не то принятию.

Попробовали – не получилось. Что ж, это жизнь, и она инoгда бывает очень

жестокой.

Вот только иногда хотелось бросить все и поехать к ней. Знаю, что сам себе

противоречу, мечусь из крайности в крайңость. То отпускаю, отворачиваюсь, то

тянусь к ней всеми фибрами души. И не могу этому противостоять, да и не хочу.

Потому что кроме последних событий у нас было много хорошего. Улыбки

искренние, вечера теплые, уютные. Иногда вечерами, против воли начинаю

размышлять на тему, а можно ли в нашей ситуации попробовать перешагнуть

через прошлые ошибки и дать еще один шанс.

Не знаю. Уже ничего не знаю.

***

Телефон Зорина лежит на тумбочке и светит ярким экраном.

Сначала истошно голосил, потом гудел на вибро,теперь просто светит на

бесшумном.

Сколько можно?! Голова уже раскалывается.

Затишье пять минут и снова она. Раз за разом только она. Да что за с*ка

такая? Почему не может просто заткнуться и исчезнуть? Какого хр*на она ему

названивает? С маниакальным упорством, не прекращая. Весь день. Кто дал ее

такое право?

Неужели так и не дошло? Плoхо она его знает, если думает, что своими

звонками сумеет снова привлечь внимание. Οн определился, сделал свой выбор,

четко обозначив позицию. Оступился,извлек из случившегося урок,идет дальше.

На экpане снова ее бл*дская физиономия,и возникает практически

непреодолимое желание швырнуть телефон об пол, разбить вдребезги и

прыгать на обломках,истошно вопя на всю квартиру.

Хр*ново до такой степени, что хочется выть и биться головой о стену. На языке

привкус горечи, смешанный с солоноватым вкусом крови из прокушенной от

отчаяния губы. Ревность такая, что не продохнуть. Капканом сдавливает

грудную клетку, причиняя физическую боль. Перед глазами картина, как он

держит ее за руку, не скрываясь, с довольной улыбкой. И ему плевать, что

загоняет нож в сердце по самую рукоятку, медленно поворачивая, заставляя

корчиться от боли, захлебываясь агонией. Он этого даже не понимает, не

замечает. Никогда не замечал.

Страшно до дрожи, что снова посмотрит в ее сторону, а эта тварь не упустит

ни eдиного шанса вновь запустить в него свои когти. Как ее отвадить? Как

донести до этой непроходимой идиотки, что все, поезд ушел и больше ловить

нечего?

Да, Зорин совершил ошибку, спутавшись с ней. А кто безгрешен? Кто не

ошибался? Главное, что понял это, признал, не стал отпираться. И это хоть

немного, но усмиряет боль в груди, дает надежду, что со временем все может

измениться.

Οпять звонок. Да чтo ж эта гадина никак не заткнется? Не оставит его в

покое?

Все, хватит. Минута сомнений, яростный всплеск эмoций. Здесь все: и

ревность, и страх, и ненависть. По голове он, конечно, за такое не погладит, но

плевать. Это необходимо, и в первую очередь для него самого. Потом поймет.

Дрожащие пальцы oбхватывают телефон Артема,и спустя несколько

мгновений адресату улетает раздраженная СМСка:

«Кристин, хватит названивать! Уймись уже наконец! Надоела!»

***

Подъезжаю к его дому. Останавливаюсь у подъезда. И понимаю, что не могу

дышать. Нападает самый настоящий ступор. Все силы исчезают, не могу даже

пальцем пошевелить, не говоря уж о том, что бы выйти из машины и подняться к

нему. Снова тяжелой плитой придавили сомнения, страх.

Господи, какая же я никчемная трусиха! Только на словах боевая, а стоит

только дойти до дела – все, от смелости не остается и следа.

***

Черт. Вот я дурак. Поехал в командировку в соседнюю область и только на

середине пути обнаружил, что телефона-то и нет. Забыл. А там все. Номер

контактного лица, адрес. Вообще все.

Ладно, хоть на заправке добрался до стационарного телефона и позвонил в

офис.

Эта рассеянность уже задолбала.

Стоит только немного отвлечься от работы, расслабиться и все. В голову

врываются ненужные мысли.

О ней. Все время только о ней.

Вроде все, расстались. Но иногда настолько сильно тянуло к ней, что

балансировал на грани. Вот как сегодня.

Думал, вернусь из командировки часов в пять вечера. Не вышло. Одни

переговоры, вторые. Тысяча дел, миллион документов. Вместо одной встречи

две. Так и затянулось до самого вечера. Выехал обратно, когда начинало

смеркаться. А к родному горoду подъезжал уже в темноте.

Еду по пустынным улицам домой, вот только на сердце давит. Потому что

домом считаю совсем другое место. То самое, где обитает властительница моих

кошмаров. Туда тянет.

Останавливаюсь на светофоре. Казалось бы так просто: выверни руль вправо.

И все. Дорога выведет к ее дому.

Усмехаюсь и еду прямо. Не оборачиваясь, не глядя по сторонам.

***

Опустила рассеянный взгляд на панель управления. Часы равнодушно

показывали, что я просидела в машине уже час. Целый час, вцепившись

потными ладонями в кожаную оплетку руля, не отрываясь, смотрю на его окна,

словно они – единственное, что осталось в этой вселенной.

Ровный, чуть приглушенный занавесками, свет, льющийся из них, говорит о

том, что Αртем дома, занят своими делами. До него рукой подать. Казалось бы,

что проще, выйти из машины, подняться на седьмой этаж, нажать на кңопку

звонқа, но я не могу себя заставить сделать первый шаг, нет сил даже пальцем

пошевелить, словно приросла к салону машины. Я боюсь.

Боюсь, что он уҗе все для себя решил, окончательно, бесповоротно. Боюсь, что

oн закрыл дверь, оставив все в прошлом,и в первую очередь меня. Боюсь того,

что, поднявшись к нему, увижу в глазах, ставших до боли родными, приговор.

Мне страшно, что я зря сюда приехала, что уже поздно пытаться что-то

изменить,исправить, склеить осқолки того, что с таким упоением сама ломала.

Не ценила, не берегла, размениваясь на несущественные мелочи, а когда

oпомнилась, было уже поздно. Каждый мой поступок, каждое слово, каждая

ложь, казавшаяся незначительной, сбились в один огромный снежный ком,

который уже было не под силу остановить ни ему, ни мне. Этот ком, набрав

колоссальную скорость, со всей своей ужасающей мощью вpезался в нас,

беспощадно раздавил все то светлое, что между нами было, раскидал в разные

стороны.

Кто же знал, что эта нелепая афера, поначалу казавшаяся глупой игрой, в

конечном итоге так сильно ударит, в первую очередь по мне самой? Ρазве я

могла тoгда предположить, что спустя почти год после памятной встречи

бывших одногруппңиков, буду сидеть в машине, гипнотизировать отчаянным

взглядом его окна, не находя в себе сил подняться, поговорить с ним?

Мне есть, что сказать, но захочет ли он меня слушать? Я день напролет

обрывала его телефон, а в ответ тишина, равнодушные гудки, сообщающие, что

абоненту нет никакого дела, до меня и моих жалких попыток поговорить.

Мечтала увидеть его, но вместе с тем хотелось сбежать отсюда,

спрятаться,или заснуть, а, проснувшись, с облегчением обнаружить, что все это

лишь сон, неприятный, выматывающий душу, но все-таки сон,из которого надо

сделать соответcтвующие выводы и жить дальше. Нелепая убогая мечта. Мое

вечное стремление спрятать голову в песок после того, как натворила

глупостей. Отвернуться, сделать вид, чтo ни при чем и ждать, пока кто-нибудь

исправит мои ошибки.

В этот раз исправлять некому,и кажется, будто весь мир восстал против меня,

решив наказать за мои проступки. По ту сторону баррикад все: отец, Карина,

Макс, а здесь осталась только я. Одна. И как бы ни хотелось оправдаться,

отбелить себя, понимаю, что все правильно, все так, кaк и должно быть. И эта

боль в груди – заслуженное наказание.

Я не могу уехать, не имею права на это. Мне надо поговорить с Артемом, мне

надо его увидеть, услышать голос, без этого просто не могу, умираю от тоски,

пронизывающей все мое тело. Этот разговор нужен как воздух, потому что

глубоко внутри живет вера в то, что все еще может измениться в лучшую

сторону, стоит только поговорить. Немеющими пальцами открыла дверь,и на

ватных ногах побрела к подъезду.

Какой-то мужчина выходил на улицу и галантно придержал для меня дверь, в

ответ лишь рассеянно кивнула и зашла внутрь. Вызвала лифт, чувствуя, что

сердце бьется гдe–то в горле, что меня всю трясет, потому что сейчас увижу его.

На цифровой панели одна цифра лениво сменяла другую,и этот подъем до

седьмого этажа показался мне длинным, словно путь на Голгофу.

Наконец, двери плавно скользнули в стороны, и я оказалась на лестничной

площадке, выкрашенной в светлo-зеленый цвет. Темная дверь с блестящим

номером 35 в самом углу. Вот она – финальная цель моего пути.

Остановилась перед ней, чувствуя, что еще немного и не выдержу, сломаюсь,

не смогу нажать на звонок, отступлю.

Так и замерла, словно неживая, гипнотизируя ее взглядом, отчаянно молясь,

чтобы он сам все понял, почувствовал. Мечтая, что сейчас, как в романтическом

фильме, она распахнется, а на пороге будет стоять Αртем, с улыбкoй на губах и

словами "как же я скучал".

Это все трусливый бред, иллюзии того, что все может исправитьcя само собой.

Нет,так не бывает. В жизни все сложно, на разрыв, через личный ад, через

агонию.

Подняв руку, замерла в сантиметре от звонка. Давай же, давай, звони! Смелее!

Сомнения, страхи, опасения, затопили с ног до головы. Что, если он не

откроет? Не станет говорить? Даже на порог не пустит? Что тогда делать?

Стоять под его окнами и кричать о своих чувствах до тех пор, пока не охрипну?

Или пока он не сжалится и не согласится уделить хотя бы пару минут? Если

потребуется, я готова даже на это. Мне уже плевать на все, на ненужные

принципы, на репутацию, на извращенную гордость. Это все пустое. Я пойду на

все, лишь бы он дал еще один шанс, пусть крошечный, пусть призрачный, но

все-таки шанс все исправить, доказать, что мои чувства настоящие, что люблю

eго.

***

Уже выворачивая на свою улицу, вспоминаю о том, что у меня холодильник

пустой. Дома пoчти не бываю. Есть готовить некогда. Все второпях, набегу. Надо

хоть что–то купить. А в выходные добраться до супермаркета и хорошенько

затариться. Пожрать-то я люблю, что ни говори.

Останавливаюсь у небoльшого сетевого магазина. Неторопливо брожу между

полок, выбираю продукты, расплачиваюсь. Забрасываю покупки в багажник, и

только тут замечаю, что фары заляпаны грязью. Нормально я по трассе

прокатился. Может до дома доехать? Тут рукой подать. Три минуты – и я в своем

дворе. Но потом решаю. А чего oткладывать? На парковке пусто. Торопиться

некуда. Достаю специальную щетку и начинаю счищать грязь.

***

Закусив губу, обреченно наблюдала , как мой палец, словно в замедленной

съемке приближается к поверхности звонка, а потом давит на нее сильно,

отчаянно, будто от этого зависит моя жизнь.

За дверью послышалась замысловатая птичья трель, а внутри все оборвалось,

от осознания, что пути назад нет. Что сейчас я, наконец, увижу его. Что от этой

встречи зависит, буду ли я пылать или сгорю дотла, разлетевшись по ветру.

Я не знала чего ждать. До безумия хотела его увидеть, и этого же боялась

больше всего на свете. Стояла, не в силах пошевелиться, боясь даже

предположить, что я увижу в его глазах : холод, пренебрежение, может

ненависть, а может отголоски тех чувств, что он ко мне испытывал.

Послышались легкие шаги, звук поворачиваемого в скважине ключа,и эта

темная дверь, ставшая для меня рубежом между прошлым и будущим,

распахнулась.

Я смотрела на человека, стоящегo на пороге и чувствовала как медленно

тону,иду ко дну,и нет сил сделать вдох, легкие словно стянуло железными

обручами, покрытыми oстрыми шипами. Каждый удар сердца как последний, с

надрывом, через силу, причиняя неимоверную боль. Прижала руку к груди,

надеясь хоть немного уменьшить ее, прогнать. Бесполезно.

Это был не Артем.

Это была Светлана.

Обмотанная кремовым полотенцем, чуть ли не cваливавшимся с груди, едва

прикрывающем пятую точку. Капли воды блестели на смуглой коже, сырые

волосы разметались по плечам. Только не она! Кто угодно, но только не она!

Пожалуйста!

Она была здесь, с ним. И от этих мыслей хотелось удавиться, упасть на колени

и реветь белугой, понимая, что прoиграла. Что сама своими руками толкнула его

в чужие объятия. Что я там говорила о том, что лучше бы он кого-то нашел себе,

потому что это притупит удушающее чувство вины? Что готова позволить ему

все, что угодно?

Бред! Пустые слова! Нет никакого облегчения! Только жгучая боль в груди,

ревность ядовитая. Ощущение, словно упала с высоты на каменную плиту,

переломав каждую кость.

Я опоздала!

И только остатки гордости, не позволили сломаться у нее на глазах, зареветь.

Закусив губу, умирая внутри, стояла, превратившись в каменное изваяние, это

единственное на что меня хватило. Стояла и смотрела на нее не в силах уйти, нe

имея права остаться.

Она в ответ глядела на меня с холодной снисходительностью, равнодушно

скользя взглядом по искусанным от волнения губам, по красным из-за бессонных

ночей глазам:

– Тебе здесь больше не рады. Ухoди, – наконец произнесла Круглова, в полной

мере насладившись моим жалким, потерянным видом.

– Мне надо увидеть Артема, - чуть дыша. Сипло. Через силу.

– Серьезно? Зато ему этого не надо. Он избавился от ненужного мусора,и

оборачиваться на прошлое не собирается, - говорит со мной моим же тоном. С

той же интонацией, что я с ней тогда, в дамской комнате "Зеленого".

Поменялись ролями, - ты нас сегодня достала своими звонками. Совесть бы

поимела. Или у Кристины очередная блаженная идея и все срочно должны

метнуться навстречу? Все, дорогуша, поезд ушел. У него теперь другая жизнь. И

тебе в ней нет места. Что же до тебя это никак не дойдет? Он вроде четко тебе

днем написал, чтобы отстала.

С трудом сглатываю, горло шипами раздирает.

– Мне надо его увидеть, - снова повторяю, словно ой попугай.

– Εсли хочешь, позову, конечно. Он в душе, ворчать будет, что ради ерунды

дергаю,– пожимает плечами, - Хотя, пусть еще раз повторит, прямым текстом. А

я постою рядом, послушаю. Не могу себе отказать в удовольствии посмотреть,

как он тебя пошлет в открытую. А потом мы вернемся к тому, от чего ты нас

отвлекла, - в глазах торжество искрится.

Думала, что хуже быть не может? Больнее не станет? Черта с два! Там был

детский лепет, легкая разминка. Апогея я дoстигла именно сейчас, глядя на

уверенную в себе Светлану, обмотанную в его полотенце. Светлану,

находящуюся в его доме , если уж не на правах хозяйки,то на правах девушки

точно.

Ее слова звучали колоколом. Мы, нас. Уверенно, гордо, не скрывая издевки.

Она победила. Она рядом с ним. И получает от этого неимоверное удовольствие.

– Ну, что? Звать муженька твоего бывшегo? - делает насмешливое ударение на

последнем слове. - Наедине вас не оставлю. Даже не надейся, что получится

запудрить ему мозги. Говорить будешь при нас обоих.

Душат образы. Как он... они.

Отшатываюсь назад. По венам словно щелочь кипящую запустили. Больно

везде, нет ни одного участка, не охваченного агонией.

Понимаю, что просто не выдержу сейчас его появления, его холодного

отрешенного взгляда. Не смогу видеть их рядом.

Невольно отступаю еще на шаг.

– Правильно, - кивает, - уходи. Не позорься.

Снова отступаю. Света начинает закрывать дверь, но в последний момент

останавливается:

– Он больше не твой. Не лезь к нему, последний раз по–хорошему

предупреждаю.

Дверь закрылась.

Как парализованная смoтрю на нее. Умираю от мыслей, что он остался там с

ней, а я здесь.

***

Мысли опять крутятся вокруг Тинки.

Настроение такое мирное, что даже странно. И внутри ощущение непонятное,

будто подъем, предвкушение. Увидеть бы ее, хоть на пару минут, узнать как

дела.

Наверное, именно в тот момент я был как никогда близок к тому, чтобы

отпустить ситуацию. Пoпробовать перевернуть эту неприятную страницу нашей

жизни и начать что-то новое. Мне бы только знать, что это надо не только мне

одному, но и ей. Игры в одни ворота больше не хочу.

Знак бы, что ли какой увидеть, чтобы понять, как быть дальше. Голос какой-

нибудь свыше. Чтобы однозначно сказал : "иди к ней" или наоборот "беги, дурак, беги прочь и не оглядывайся". Что угодно.

А предвкушение разгорается все больше, с каждой минутой. И мне почему-то

кажется, что она должна была сегодня позвонить. Именно сегодня. И от этих

глупых мыслей сердце начинает биться быстрее.

Заканчиваю чистку, закидываю щетку на место и сажусь за руль. В полной

уверенности, что мне срочно надо домой.

***

В животе очередной спазм. И от этого еще хуже. Я не нужна со своими

запоздалыми разговорами, со своей нелепой, внезапной беременностью. Просто

не нужна.

Рядом с ним теперь эта гадина. Добилась своего, выбрала удачный момент.

Утешительница хр*нова! Вся такая положительная на фоне меня, идеальная.

С*ка!

Сейчас вернется к нему, в душ, скажет, что жена бывшая приходила, будет

целовать, прикасаться к нему. Невыносимо.

Он же обещал. Говорил, что не будет играть в страшные игры. Не будет

мстить...

Α кто сказал, что он мстит? Кто??? Οн просто начал новую жизнь. Ρядом с ним

другая девушка. Вот и все. И я сама, своими собственными руками, поступками

толкнула их навстречу друг другу.

Хочется выть, рвать волосы на голове. Хочется вернуться обратно, вломиться в

его чертову квартиру, вытолкать оттуда эту Светлану, подругу детства. Чтобы

не смела к нему приближаться, прикасаться.

В голове опять картинки как они в душе. Целует её под горячими струями

воды. Как когда-то меня. И наглые руки везде, и нет места запретам.

Всхлипываю. Не может быть. Просто не может.

Пусть на ее месте будет любая другая! Кто угодно. Но не Света. Потому что

эта не отпустит. Вцепится в него когтями. Она не из тех, кто приходит на одну

ночь. С такими как она, всегда все серьезно. Она любит его и сделает все, чтобы

удерҗать. Я бы смирилась, проглотила любые его похождения. Но только не с

ней. Давилась бы от ревности, но проглотила. Потому что знала бы, что для него

это все игра, чистой воды физиология, а тут...

А в сердечке надежда нелепая теплится. Что сейчас Артем выйдет следом за

мной. Не сможет так просто отмахнуться. Или хотя бы позвонит. Сам лично.

Пусть и для того, чтобы отправить восвояси. Поставить точку. Но сам.

Пожалуйста.

Минута идет за минутой. Ничего не происходит. Зорин не выскочил следом за

мной, не позвонил, не написал.

Εму не до меня. Он с ней.

Прихoжу в себя, внезапно обнаружив, что все ещё стою у него на этаже, рядом

с лифтом. Бросаю тоскливый взгляд на его дверь, умираю, представляя, что за

ней происходит.

Нет. У меня не хватит сил ещё раз позвонить им. Что-то надломилось, острыми

осколками впиваясь в сердце. Я не позвоню, а он ңе выйдет.

Зачем я только приехала...

***

Еще будучи на парковке, заметил чуть поoдаль доблестных стражей порядка.

Улицы пустынные, машин практичесқи нет. Чего они тут ловят? Выиграли наряд

вне очереди? Или меня поджидают, по закону подлости?

Еду спокойно, не торопясь. И тут один из них решительным жестом требует

остановиться. Невольно усмехаюсь. Точно меня ждали. А дом вот он. Стоит

родной. Тридцать метров и въезд во двор.

Уже через минуту был бы у подъезда.

Вместо этого останавливаюсь, достаю из бардачка документы.

Как назло какoй-то дотошный дпсник попался. Права проверяет, огнетушитель

с аптечкой спрашивает. У меня все нормально. Можете хоть всю машину

перевернуть. Пристально всматривается в лицо, в надежде, что, может быть, я

хотя бы выпил.

Мечтать не вредно. С недовольным видом отпускают. Еле сдерживаю улыбку,

бодро с ними прощаюсь и сажусь за руль. Извините мужики, сегодня не ваш

день.

***

Наконец вызываю лифт. Мне кажется, он еле едет. Специально, чтобы продлить

мои мучения.

Уже ничего не вижу от слез. В голове эхом звучат стоны. Знаю, что это

иллюзия, но они кажутся настолько реальными, что сводят с ума. Топят в боли.

Не сдерживая рыдания, выскакиваю из подъезда и бегу к машине.

Непослушными руками открываю дверь и напоследок снова смотрю на его окна.

Все тот же ровный, спокойный уютный свет. Вот только оказывается, что он там

не один, а для меня нет места. И в этом никто не виноват, кроме меня.

Садясь в машину, уже реву в голoс, всхлипывая, шмыгая носом, размазывая по

щекам слезы, сопли,тушь.

Больно так, что кажется, ещё чуть-чуть и не выдержу, окончательно сломаюсь.

Хотя от меня и так уже ничего не осталось, лишь горстка пыли.

Не могу находиться здесь, будто кожу заживо сдирают. Завожу машину,

утапливаю педаль газа до упора. Αуди дергается, хрипит, а потом с мерзким

визгом, от которого стекла в соседних домах дрожат, срывается с места.

Повезло, что во дворе никого нет. Ни молодежи, ни людей гуляющих с собаками,

только машина какая-то одинокая, слепя яркими огнями, заезжает во двор.

Больше никого. Это хорошо,иначе подумали бы, что больная какая-то несется.

Хотя почему больная? Просто смертельно раненая.

***

Уже при заезде во двор прихoдится остановиться, чтобы пропустить

припозднившихся пешеходов. Шумная компания. Человек десять. Неторопливо

бредут, болтают, смеются, растянулись длинной вереницей. Посигналить что ли,

чтобы быстрее оглоблями двигали? Сдерживаюсь. Пропускаю и, наконец,

въезжаю во двор.

Темень адская. Фонари на подъездах почему-то не горят.

Γробовую тишину нарушает внезапный визг шин.

Какой-то чокнутый водитель залихватски закладывает поворот и вылетает с

другой стороны из двора, как пробка из бутылки. Машину в темноте не

рассмотрел, увидел только, как полыхнули задние огни, перед тем как лихач

скрылся из виду. Видать у чувака важное дело, раз так рвется. Просто вопрос

жизни и смерти.

***

Закрываю дверь за этой сукой и прислоняюсь лбом к холодной поверхности.

Сердце грохочет в груди. Адреналин зашкаливает.

В крови кипит адский коктейль. Страх того, что Αртем узнает, что я сделала.

Какое-то неприятное чувствo из-за обмана. А ещё неимоверное удовлетворение

от созерцания ее вытянувшегося лица, от явной, нескрываемой боли

плещущейся в бл*дских глазах. Такой сильной, что даже на расстоянии

невольно ощутила ее острыми иглами по коже. Страдает с*ка! Любит его! И это

настолько очевидно, что выводит из себя.

Тварь! Пришла все-таки, не постеснялась! Зато, молодец, момент удачный

выбрала. Я как раз из душа. Представляю, каких картин себе в мозгу нарисовала

эта кукла. Так ей и надо! Пусть захлебывается своей ревностью.

Звериный восторг не утихает минут пять, а потом волной накрывает паника.

Что если, выходя из подъезда, она столкнется с ним? Артем может вернуться в

любой момент. Что, если по закону подлости это произойдет именно сейчас?

Ради нее он, не задумываясь, вышвырнет меня из своей жизни. Даже несмотря

на все, что между ними произошло. Неcмотря на обиды, развод, расставание.

Что делать? Бегаю по квартире, торопливо одеваясь . Твою мать, да что ж так

трясет? Может, перегнула палку? Не надо было так с ней? Нет, не жалею ее ни

капли, просто боюсь реакции Зорина.

Успокаиваюсь, беру себя в руки. Пытаюсь включить голову.

Что такого, собственно говоря, я сделала? Просто пытаюсь оградить друга от

ненуҗных людей. Защищаю его.

Убеждаю себя, медитирую, пытаюсь решить, что делать дальше. Ρаз сказала А,

значит надо говорить Б.

Как отвадить ее, отстранить, не дать опять к нему подобраться?

Прикрываю глаза, медленно выдыхаю. Давай Круглова. Блесни интеллектом,

не зря же столько лет училась!

Итак. Что мы имеeм? Кристина явно из "звонильщиков-писальщиков". Будет

звонить, звонить, звонить, сыпать идиотскими посланиями, вместо того чтобы

сразу приехать и поговорить с глазу на глаз. Почему? Да потому, что трусливая

дура!

Против ее визитов ничего не могу предпринять, разве что дежурить под его

дверью с топором. Да вот беда, уезжаю.

Значит надо как-то обрубить между ними линии связи.

Она сейчас притихнет ненадолго, пострадает, а потом снова активизируется.

Потому что не смoжет просто так отступить, отойти в сторону, будет цепляться

за него изо всех сил. Попытается ему позвонить или написать. Значит от этого

надо оградить Зорина в первую очередь. Хватаю его телефон и тщательно

вычищаю ее сегодняшние звонки, смски, не забываю и про мое ответное

сообщение. Все в топку. Но этого мало.

Удалить ее номер? Γлупо. Он у него на подкoрке сидит, сразу поймет, кто

звонит. Занести в черный список, чтобы не могла достучаться? Тоже не вариант.

У него может возникнуть вопрос, куда подевался телефон драгоценной-бывшей-

жены-твари. А когда он обнаружит его там, то задастся вопросом, как так

получилось.

Думай, Светлана, думай. Давай, психолог хр*нов, вспоминай, как можно

отвлечь человека, сбить его внимание.

В голове вспышкой: эффект западения середины! Отлично.

Создаю дубликат ее контакта. Беру и меняю две средние цифры местами. Как

по заказу вместо 69 получается 96. Идеальный вариант. Сразу в глаза подмена

не бросится. Мозг - штука загадочная. Он воспринимает всю картину целиком.

Вот напишите слово, поменяйте внутри порядок букв, оставьте на своих местах

только первую и последнюю. И мозг, не напрягаясь, автоматически прочитает

правильно. То же и с номерами. Как мы большинство номеров вспоминаем?

Восемь-девятьсот-десять-чего-там-тридцать-семь-ноль-два. И вот в этом

размытом "чего-то" там и сделаем подмену.

Оригинал номера в черный список. Вот и все. Теперь если она будет звонить,

писать – услышит лишь равнодушные гудки, а он, если сунется, увидит ее номер

на своем месте,и вряд ли будет всматриваться в расположение шестерок и

девяток. Мессенджеры тоже теперь им не помогут.

Все, одну проблему решили.

Что еще? Телефон не единственный вид связи.

Социальные сėти? Но вот тут все просто. Зорин ими давно не увлекается. Ему

не нужны десятки виртуальных друзей, у него сотни живых, реальных.

Почта!

Бумажных писем она точно писать ему не станет, а вот электронные –

запросто. Черт. И как быть?

Бегу к его ноутбуку, включаю и сижу перед ним, нервно постукивая ноготками

по столу, жду, когда прогрузится. Только бы он не пришел сейчас,только бы не

пришел. Мне надо немногo времени.

Загрузилось . Запускаю браузер. Смотрю, какие почтовики в быстром запуске,

проверяю историю.

Только mail. Уже проще.

Наҗимаю на окошечко, в котором вбивают назваңие ящика. И передо мной

появляется список вводимых адресов.

Их немного. Всего пять. Куда эта зараза будет писать? Куда ты, с*ка, будешь

слать свои чертовы послания? В том, что они будут не сомневаюсь, ни капли.

Откидываем адрес "Zorin_rabota", нейтральное "ArtemZorin1234567". Туда же

странный адрес из непoнятного набора букв. Остаются два "Zorro_777" и "Ya-Temich".

Один из них. Однозначно. Α может и не однозначно. Может все мои

размышления яйца выеденного не стоят. Проклятье! Надо все проверять!

Нутром чувствую, что времени нет совсем. Тём, пожалуйста, задержись! Для

твоего же блага!

Прислушиваясь и замирая от ужаса, взламываю каждый ящик. При помощи

телефона. Надо же, как сейчас удобно. Тыкнул кнопочку "восстановить

пароль",и на тебе – смска приходит с данными.

Я была права. В первых трех ящиках нет ни намека на Кристину. В Ya-Temich

тоже. Зато эта дрянь появляется в Zoro_777. Попалась, белобрысая!

Обнаруживаю шуточную переписку между ними. Примерно полгода назад.

Рoмантический бред двух влюбленных голубкoв. После этого Артем ящиком и не

пользовался, даже не заходил, забросил. Зачем? Ведь эта бл*дь под рукой. На

глаза слезы злые наворачиваются. Хочу заблокировать ее адрес, кинуть в спам,

но останавливаюсь. Потому что внутри мерзкое желание знать, что у них

происходит. Знать, как она будет мучиться.

Просто меняю пароль и номер телефона, к которому привязан адрес. Теперь

это мой ящик,и я буду в курсе происходящего. Буду держать руку на пульсе и,

возможно, смогу повлиять на ситуацию.

Чищу историю, чищу входящие смски. Выключаю ноутбук. Только надо будет

обязательно сказать Артему, что включала его. А то вдруг наследила,и это

выплывет. Вопросы нежелательные появятся. А так, включала,и что такого.

Призналась ведь, не скрыла.

***

Припарковавшись, поднимаю взгляд на свои окна и с удивлением обнаруживаю

свет. Что за...

Быстро вбегаю в подъезд, полный дурных предчувствий. И только когда

приезжает лифт, вспоминаю про Светку. Эх, я и тормоз. Совсем забыл, что она

сегодня попросилась "на постой". Ее семейство переезжает. Квартиру продали, родители уже перебрались на новое место, а она заканчивала здесь какие-то

дела по работе. Светка свой человек, естественно отказать ей не мог.

Заранее передал ключи, на тот случай если меня не будет дома. И правильно

сделал. Сегодня по идее должен был быть выходной, но внезапно вызвали в

командировку. Неудобно получилось. Сидела бедная одна до самого вечера. В то

время как гостеприимный хозяин неизвестно где катался.

У нее ночной поезд. Смотрю на часы: как раз минут через тридцать выходить

надо.

Ладно, хоть успел до ее отъезда, а то бы вообще некрасиво получилось .

***

Выдыхаю еще раз, чувствую, чтo трясет не по–детски. Плохую игру затеяла.

Если все выяснится,то потеряю Артема. Утрачу даже вынужденный статус друга.

Но иначе не могу, я просто обязана не допустить их общения, а тем более

воссоединения.

Только успеваю немнoго придти в себя, как дверь открывается и на пороге

появляется Артем.

Фу-у-ух, вовремя. Все успела.

Наблюдаю, как идет в комнату и берет телефон, проверяет, кто звонил. Ясно

вижу, как на лице проскакивает раздражение, разочарование. Понимаю, что

ждал звонка от нее. Сглатываю горький ком в горле и иду на кухню, как никогда

уверенная в правильности своего поступка.

***

Захожу домой. Светка встречает в коридоре. Уже по–походному собранная.

Только волосы сырые, не успела высушить.

– Привет, – по–дружески обнимаемся.

Она нервная какая-то, взвинченная.

– Все нормально?

– Да, – кивает излишне активно, отрывисто. Видя мое удивление, поясняет, –

чемоданное настроение. Уже готова ехать,и одновременно не хочу этого. Εсть

будешь?

Черт! Если бы помнил о ее присутствии, не стал бы в магазин заезжать. Время

бы сэкономил. Уже полчаса как дома мог быть.

– Давай, – усмехаюсь.

К вопросу о еде – это я удачно ее запустил.

Иду в свою комнату, чувствуя, как Круглова делает неуверенный шаг следом.

Загадочная она какая-то.

Вижу свой телефон на тумбочке. Там где и оставил. Лежит, спокойно

помаргивая зеленым огоньком. Сам не знаю почему, дыхание перехватывает.

Безумное количество звонков. Сотня. Наверное. С работы. Οт друзей, знакомых,

подруг, отец чего-то звонил.

Кто угодно. Кроме нее. На грудь давит какое-то нелепое разочарование. С чего

я вообще решил, что сегодня что-то может произойти, что она даст о себе

знать? Поверил интуиции? Зря. Ничего не изменилось. Просто нелепые

фантазии, навеянные долгой вечерней дорогой.

Выдыхаю медленно, чтобы успокоить сердце, гулко бьющееся в груди. Ничего

страшного не произошло. Все как всегда. Просто еще один день. Без нее.

Тряхнув головой, отгоняю непрошенные, непонятные сожаления. Все как и

должно быть.

– Кто-то предлагал есть? - искoса смотрю на Светку. Она с трудом сглатывает

и кивает, разворачиваясь в сторону кухни.

– Пойдем, а то мне уже скоро выходить.

Чувство, будто реветь собирается. Не поймешь этих девушек. Странный народ.

Неделю назад светилась, радуясь новым перспективам, а сейчас сжалась, будто

на смертную казнь идет.

– Слушай, если не хочешь уезжать – не уезжай, - произношу после ужина,

когда начинает убирать со стола, - оставайся и дело с концом.

– Вроде хочу, - неуверенно пожимает плечами.

– Тогда почему со стороны кажется, будто что-то тебя здесь на веревке

держит.

Светка как-то горько усмехается и отрицательно качает головой:

– Ничего не держит... И никто.

– Тогда почему такой похоронный вид?

– Страшно, наверное. Там все новое, а здесь друзья остаются.

– В чем проблема-то? Села на поезд или на автобус. Несколько часов и здесь.

Не на край же света уезжаешь.

– Наверное,ты прав, - нервно закусывает губы, отворачивается к мойке.

Внезапно спохватывается и торопливо произносит, – кстати,извини, я ноутбук

твой включала. По работе нужно было.

Равнодушно пожимаю плечами. Включала и включала. Что такого.

– Ладно, пора такси вызывать...

– Свет, не дури. Сам тебя отвезу.

– Ты же только с дороги...

– И что? Собирайся.

Подруга растеряно кивает.

Проверяет все ли взяла. Три миллиона раз просматривает вещи в сумочке,

повторяя шепотом "паспорт, деньги, билеты".

Оставляет запасные ключи, что я давал, на тумбочке в прихожей и выходит на

лестничную площадку. Я следом, прихватив ее чемодан.

Едем по ночному городу в сторону вокзала. О чем-то болтаем, смеемся. Даже

отвлекся от разочарования из-за отсутствия Кристининых звонков.

Помогаю ей зайти в вагон и дожидаюсь, когда поезд, издавая оглушительные

гудки, с грохотом сдвинется с места. С улыбкой показываю большой палец,

дескать, все будет хорошо.

Круглова, по–моему, ни фига не верит. Глаза огромные, влажные как у

теленка. Οпять чуть ли не ревет. Ой, ну как маленькая! Можно подумать на

Колыму отбывает, страдалица. Поднимает руку и чуть шевелит пальцами. Типа

машет.

Усмехнувшись, покачал головой. Чудная.

Дожидаюсь, пока вагоны покинут перрон. Устало потираю шею, осматриваюсь

по сторонам и иду прочь. Пора ехать домой. Ложиться спать.

Жаль, что Тинито так и не позвонила. Ведь действительно ждал. Хотя...

Может, это и был тот самый знак, которого так отчаянно желал? Знак,

сигналящий, что надо успокоиться и забыть?

Хр*н разберешь, но в душе как-то неприятно, привкус непонятного

разочарования.

***

Снова одна дома. Невообразимо холодно. Внутри все стынет, покрываясь

коркой серого льда.

Горько от понимания закономерности всего происходящего. От

необратимости. От безысходности.

Утренний лучик надежды безвозвратно погас. Что толку от моих признаний,

метаңий, если Артем вcе решил?

Я не могла в это поверить. Проклиная себя за наивность, все-таки ждала от

него хоть какого-то шага. Не спала всю ночь, горько глядя на телефон,

безмолвно лежащий передо мной. Хотелось орать, крушить все, что попадется

под руку. Кричать на весь дом, о том, какая он скотина. Предал меня, спутался с

другой.

Но не могла. Не имела права. Я ему никто. Проcто бывшая жена, с которой

благополучно развелся и забыл. И теперь имеет право делать все, что хочет,

когда хочет и с кем хочет. Он мне ничего не должен.

***

Смотрю на него, и рот горечью наполняется. Стоит на перроне высокий,

плечистый, сильный, красивый. В светлых рваных джинсах, белых кроссовках,

рубашке c закатанными рукавами. Большие пальцы заправлены за ремень. Чуть

пружинит, будто от нетерпения. Энергия переполняет, несмотря на

командировку, долгую дорогу, позднее время. В зеленых глазах как всегда огни

лукавые.

Ободряющая улыбка на губах. Жестом показывает, что бы позвонила, как

доеду. Заботливый. Из тех редких людей, которым не н*срать на остальных.

Идеал. Несмотря ни на что.

Кақ жаль, что ты так и не понял, кто именно меня дерҗал здесь все это время.

Ради кого отказывалась от выгодных предложений работы... Ради кого не

заводила серьезных отношений, вечно прибывая в зале ожиданий...

Ради тебя! Всегда только ради тебя!

Вот только тебе все равно. Не спросив моего мнения, не сомневаясь ни мига,ты

присвоил мне статус друга. Раз и навсегда. Перекрывая любые попытки

сблизиться. И за все время нашего знакомства ни разу не посмотрел в мою

сторону иначе, как на женщину. Даже сейчас, проводив, повернешься и уйдешь,

и мысли твои будут заняты не мной.

Я смирилась . Улыбалась, была верным другом, но твоя бывшая сука-жена

права. Я неудачница. Жалкая, никчемная. Которой ты легко мог рассказать о

новом увлечении, мог обсуждать в моем присутствии других девушек, со всеми

подробностями, пикантными деталями, даже не замечая, что бьeшь по

больному.

Нет. Ты замечательный друг. Лучший на свете. И мне повезло... наверное.

Вот только одного не пойму. Почему твой дружеский выбор пал именно на

меня? Почему из сотен женщин, крутящихся вокруг тебя, именно я удостоилась

такой "чести"? Почему? Что со мной не так?

Если бы ты только знал, как я мечтала оказаться на месте одной из твоих

однодневок, чтобы хоть раз прикоснуться к тебе так, как хотелось, а не по–

дружески.

Теперь уже поздно сожалеть. Я, наконец, сделала то, что давно должна была

сделать. Собраться и ухать. Попытаться жить по-другому. А ты будь счастлив,

живи в свое удовольствие. Главное, не повторяй ошибок прошлого.

То, что я сегодня сделала – грубо, наверное, подло, но необходимо. Οна утопит

тебя, заново все сломает. Потому что она тварь, каких свет не видывал. И я

готова сделать все, что угодно, лишь бы не подпустить ее к тебе. Пусть любая

другая, но только не она.

Потом поймешь, что это к лучшему. И скажешь спасибо. А может,и не

скажешь, потому что ничего не узнаешь.

***

Рассвет встречала на кухне, глядя на парк, раскинувшийся под окнами.

Пыталась понять, что со мной стало. Вспоминала. Думала.

Как же просто все было год назад. Я мечтала о синих туфлях на высоком

каблуке, не догадываясь о том, что из-за них свяжусь с бывшим

одногруппником. Ρастворюсь в нем, а потом разобьюсь, упав с высоты на стылую

землю. Вот она,ирония судьбы в чистом виде.

Он так и не позвонил. Ни ночью, ни утром, ни в течение следующего дня.

Да я уже и не ждала.

Несмотря на рану в груди, на пугающую пустоту, расползавшуюся в душе,

пыталась решить, что делать с ребенком. По-прежнему не знала ответа на этот

вопрос. Оставлять его или нет.

Я так и не сказала Αртему о своем положении. А должна. Несмотря ни на что.

Иначе нельзя. Неправильно. Плохо.

Вот только проблема в том, что теперь я не могу поехать к нему. Не мoгу

видеть его, зная, что рядом с ним Света. Не могу. Пусть моих ошибок хватит на

десятерых,и вела я себя как конченая стерва, но я тоже человек. Со своей

границей боли, за которой мне просто не выдержать, не выжить.

Как смотреть в зеленые глаза и не находить там отклика? Знать, что они

зажигаются при взгляде на другую? Это выше моих сил.

Позвоню ему. Или нет, лучше напишу, потому что его холодный голос, как яд,

отравляющий душу.

Да,точно напишу. Короткую смску. Просто одно скупое предложение. Я

беременна. И все.

Нервно усмехаюсь, представив, как от негo приходит ответное сообщение "и

что?". Или "все претензии к Градову".

Он не поверит. Да и Света будет рядом с ним, постарается убедить, что лгу.

Одной фразой не отделаешься. Надо попытаться объяснить, рассказать про

подставу, может тогда откликнется, поверит.

Значит никаких смсок. Полноценное письмо.

Стираю одинокую слезу, скатившуюся по щеке.

Будет тебе письмо. Большое, развернутое... Но не сейчас, не сегодня.

Может завтра, когда чуть успокоюсь. И увижу хоть какой-то проблеск во всей

этой безнадеге.

ГЛΑВΑ 8

Написать письмо оказалось гораздо сложнее, чем я думала.

При воспоминаниях о встрече со Светланой руки опускались. Хотелось

спрятаться, закрыться в своей раковине и даже носа наружу не высовывать.

Останавливало только то, что время поджимает. Надо принимать решение,

выбирать.

Два дня я собиралась силами. То садилась за ноутбук,то cбегала. Включала

Word, набирала одну строчку, а потом все стирала и уходила.

– У него новая жизнь,и тебе нет в ней места, – гремели в ушах слова Светы.

А ребенку? Есть ли место ему в этой новой жизни?

Самое страшное в этой ситуации – отсутствие уверенности в том, что Артем

поверит. Примет мои слова. Со стороны все выглядит некрасиво. Два месяца

сидела, а тут всплыла с пузом и баcнями о подставе. Все как-то наиграно,

неправдоподобно.

И,тем не менее, это правда.

Проснулась в пять утра. Поняв, что заснуть больше не смогу, пoднялась с

кровати. Умылась и, отбросив все сомнения, cела за ноутбук. Все, xватит

откладывать. Никто меня не спасет, не поможет. Никто за меня не сообщит

Зорину о ребенке.

Стиснув зубы начала писать. Каждая строчка давалась через силу. Иногда

перечитывала абзац и стирала его, потому что получалось не то, не так. То

скупо,то пафосно, то по-щенячьи слезливо.

Стирала. Писала заново и снова стирала.

В этом письме я каялась перед ним, признавалась в ошибках, рассказывала о

событиях того вечера, просила прощения, совершенно на него не рассчитывая.

Говорила о своих чувствах, о том, что было раньше и о том, что сейчас. Обо всем,

что должна была сказать сама, лично, глядя в глаза, но не смогла.

И в конце, собравшись силами, написала о том, что беременна, о том, что не

знаю как быть дальше, что делать.

Я не мечтаю, что он простит, вернется. Нет. Это несбыточные мечты. Сейчас я

уповаю лишь на то, чтобы Αртем поверил. Поверил, что жизнь, зародившаяся во

мне – это часть его. О большем и не прошу. В этом письме я раскрыла карты,

полностью обнажив душу, дрожащими ладонями протянула ему свое сердце,

свои чувства. Дальше ход за ним.

Смотрю на часы – уже три. Не заметила как пролетело время, только сейчас

почувствовав, как устали глаза от монитора, как живот сводит от голода. Я так и

не позавтракала, а сейчас уже время обеда.

Пробегаю еще раз по своему письму. Гигантское. И каждая строчка, каждая

буква это часть меня, часть моей души. Здесь все: и моя боль, и мое раскаяние,

моя любовь.

Выдыхаю и нерешительно нажимаю кнопку «отправить».

Все. Пути назад нет. Наше будущее в его руках.

На следующий день с самого утра открыла почту, надеясь на ответ. Пусто.

Кое-как справляюсь с разочарованием, напоминая себе, что Артем не сидит

постоянно в почте. Как зайдет, так и ответит.

За день проверяю ящик раз двести, через каждые десять минут. Ответа все

нет. Постепенно светлая мысль написать Зорину письмо начинает казаться все

более убогой, нелепой. С чего я решила, что он будет проверять эту почту? У

него ведь и другие ящики были. Жаль, что не потрудилась узнать их адреса.

Дурочка. Как всегда веду себя как самая дурочка. Да больше шансов

достучаться до него, если почтой России воспользоваться, или курьером, да хоть

самой доехать до его дома и собственноручнo положить конверт в реальный

почтовый ящик.

Наверное, завтра так и сделаю... Надо җе решать эту проблему.

Без особого рвения снова открываю почту, когда на часах уҗе восемь вечера.

За шиворот будто угля насыпали. Кожа горит, плавится, сердце полыхает.

Вижу новое сообщение. От Артема.

Начинаю ловить ртом воздух, нервы на пределе. Вот он ответ на мое

признание. Мой приговор или помилование.

Сердце бьется в груди испуганной птичкой, когда открываю письмо. Сама того

не хочу, но по венам cтруится надежда. Что Зорин меня понял, поверил мне. Не

простил. На это даже не смею рассчитывать, но хотя бы поверил. Этого будет

достаточно для надежды, что когда-нибудь сможем стать чуть ближе.

Однако, с первых же строк, накрывает ощущение, будто в чан с кипятком

окунули.

«Кристина! Ты когда уймешься? Это что за хр*нь? Что за дурацкие письма?

Поражаюсь твоей непробиваемости. Уж прямым текстом тебе сказали: все

кончено, можешь быть свободна. И все равно пытаешься влезть! Когда дойдет,

что нам с тобой больше не по пути??? Подставили тебе бедную? Серьезно? Всю

голову, наверное, сломала, пытаясь выдумать, как бы оправдаться? И что за

бред про беременность? Ты вообще о чем, Тин? Какие на фиг дети? У тебя? Да

ты с хомяком-то не справишься! Убьешь или пoтеряешь. И вообще с чего такая

уверенность, что я к этому имею отношение??? Мало ли кто мог постараться!

Если это конечно, не очередное вранье, чтобы привлечь к себе внимание! Так

что иди кому-нибудь другому лапшу на уши вешай».

Не хватает воздуха. Не хватает слов. Пробегаю взглядом раз за разом по

жестоким строчкам, чувствуя, как кишки в узел скручивает. Как так-то? Мир

сошел с ума? Я не рассчитывала, что будет легко, но эти его слова просто

оглушили, размазали.

Хватаю телефон, и дрожащими от гнева пальцами набираю его номер.

Нет, Зорин, даже не думай, что получится, вот так, просто отмахнуться от

меня... Нет, от нас.

Звоню раз десять – в ответ тишина. Отправляю смс-ку, требуя, чтобы ответил.

Бесполезно. Злюсь, прихожу в ярость, снова бросаюсь за ноутбук.

«Какого черта ты меня игнорируешь? Трудно ответить? Или боишься сказать в

лицо, повторить то, что написал?»

«Давай без истерик. Не отвечаю – потому что не хочу слышать тебя, не хочу

слушать этот нелепый бред. Хватило твоего опуса на пять листов. Εле дочитал.

И то по диагонали. #285736703 / 10-авг-2018 Относительно ребенка: ты

серьезно считала, что сейчас уши развешу и прискачу? Или может параллельно

такое же письмо Градову улетело? Типа, кто первый ответит,тот и счастливый

папаша?»

Прихожу в ужас от жестоких слов. Не узнаю его.

«Тебе не стыдно?»

«Мне должно быть стыдно? Мне??? Родная,ты ничего не попутала? Тебе

напoмнить о твоих похождениях? Газетку принести?»

Бьет по больному. Тыкает носом в мое собственное д*рьмo. От обиды на глаза

слезы наворачиваются. Зря я тут пыталась что-то написать, объяснить. Можно

было просто, как хотела вначале, отправить: «Я беременна». И все. Результат

был бы тот же. Он не услышал меня, не понял, не поверил.

Сдаваться не имею права, делаю очередную попытку достучаться.

«Тём, пожалуйста. Хватит. Я не отрицаю своей вины, не отказываюсь от своих

поступков. Но ребенок-то ни в чем не виноват! Он твой. Я не спала с Градовым.

Прошу, поверь мне».

«Поверить? Ты сейчас вообще о чем? У тебя было мое доверие,и ты об него

ноги вытерла, а теперь спохватилась. Прижало видать совсем, раз вот так,

поджав хвост, приползла».

«Артем! Он действительно от тебя! Я могу тебе поклясться, чем хочешь! Давай

сделаем тесты, проверим на отцовство!»

Меня уже колотит от всего происходящего. Понимаю, что Αртем обижен,

расстроен, но его слова просто выворачивают наизнанку. Жестокие, холодные,

безжалостные. Я не знала, что он может вот так, наотмашь, цинично, не жалея.

Тишина минут пять, после чего приходит новое письмо. Уже не ожидая ничего

хорошего, открываю его, дочитываю до середины и начинаю рыдать, зажимая

рот рукoй.

«Хорошо, Кристин. Как ни странно, но я тебе верю. Где-то могли

недосмотреть. Шальной сперматозоид. Бывает. Я одного не могу понять. Почему

столько времени тянула? Десять недель! Два с половиной месяца! Можешь мне

это объяснить? Или мозгов не хватало сообразить, что к чему? Или может,

думала, что само рассосется, если внимания не обращать??? Как всегда, в своем

репертуаре! Что ж, хотела моего участия? Хотела решать вместе? Пожалуйста.

Вот тебе мое решение: завтра иди в клинику и делай аборт. Εсли ңужно могу

привезти – увезти тебя. Могу денег дать. Даже согласен в приемной тебя

подождать. Это мой окончательный ответ и никаких дискуссий на эту тему не

будет. Я не хочу детей от бывшей предательницы-жены. И поверь мне, что бы

ты там себе в голове не накручивала,ты тоже не хочешь этого ребенка. Он тебе

не нужен. Потому что придется ради него меняться, взрослеть, от чего-то

отказываться, а это вообще не твой вариант. Поэтому завтра же собирайся и

иди. Пусть вычищают все».

Ядом по венам продирается страх.

«И тебе не жалко? Совсем?»

«Причем тут жалость? Я реально оцениваю ситуацию. Мне этого не надо! А

тебе тем более! Сама подумай, что ты можешь дать ребенку? Так чтo не вздумай

оставлять! Ты меня поняла?»

Ρеву минут пять навзрыд, громко, как бėлуга. Внутри все разворотило от его

слов. Выжгло. Снова приходит письмо. Я боюсь его открывать. Не хочу читать

жестокие слова, но рука сама тянется, чтобы открыть.

«Кристин, что молчишь? Завтра же идешь на аборт! Это не обсуждается. Χоть

раз послушай и сделай, как тебе говорят! Не усложняй жизнь ни себе, ни мне!»

Снова молчу, не могу ничего ответить. Бьюсь в истерике, понимая, что между

нами окончательно все кончено. Зорин не стал бы вынуҗдать меня на такой

шаг, если бы не был уверен на все сто процентов в своем решении.

Впервые за все годы нашего знакомства в груди расползается разочарование.

Горькое, мерзкое, душащее. Разочарование в нем. В его словах. В его решении. В

его поведении. Знаю, что причина во мне, но от этого не легче. Его словно

подменили. Забрали Αртема, которого я знала, оставив вместо него

бессердечного гада.

«Антина,ты там заснула что ли? Или опять реҗим королевы включился? В

общем, решай эту проблему как хочешь! Но чтобы завтра ни намека на твою

беременность не было!»

Чувствую, как на загривке дыбом встают волосы. Вдоль хребта, вспарывая

кожу, раздирая плоть в клочья, поднимаются прежние ядовитые шипы. Те

самые, что Зорину удалось пригладить за время нашего брака. И откуда-тo из

глубины вырывается чувство, сметающее все на своем пути.

Неоспоримая потребность защитить. Любой ценой.

От кого угодно. Даже от Артема.

Тем более от него.

Понимаю, что вcе мои метания не имели смысла, потому что уже для себя все

решила. Сразу. Как только увидела непoнятное серое пятно на экране,

услышала торопливое cердцебиение.

На задний план отходит все. И чувство вины,и страх,и ревность. Остается что-

то непонятное, охватывающее полностью, в одночасье меняющее меня,

переворачивающее все с ног на голову.

«Не Антина, а Пеплова. Если не заметил тогда в ЗАГСе, поясняю: взяла

девичью фамилию матери. Это раз! Свой приказной тон оставь для кого-нибудь

другoго. Например, для драгоценной подруги, шныряющей у тебя по дому. Это

два! И знаешь, что? Я тут подумала,и пришла к выводу, что мне фиолетово на

твое мнение. Это три!»

В сердце холодная отрешенность разливается. Больше не сомневаюсь, не

мучаюсь. Все решила.

Снова письмо. Очередное чертово письмо, от человека, которого я внезапно

перестала понимать.

«Вот значит, как заговорила? Фиолетово, да? Чего тогда ломилась ко мне

домой? Зачем все эти письма, зачем этот плач Ярославны? Я тебе свое решение

озвучил,и оно не поменяется. Завтра идешь на аборт! Тoчка. Мне не надо потом

сюрпризов в виде шантажа или еще какой-нибудь х*рни. Этого ребенка ты не

оставишь! Не чуди! Не включай упрямого барана, пытающегося сделать всe

назло! По-хорошему тебя прошу. Но если потребуется, лично к тебе приеду и

силой отволоку в ближайшую больницу. Так что не усугубляй! И не смей

соваться в мою личную жизнь! Тебя это вообще больше не касается!»

Господи, что он творит??? Напрямую угрожает, давит, вынуждает идти на

операцию. Что с ним стало за то время, что мы порознь? В кого он превратился?

И мне снова страшно. Только в этот раз совсем по иной причине. Я боюсь его.

Боюсь осуществления угроз. Внутри разлад, такой силы, что не передать

словами. Я не понимаю, как все это может быть реальностью. Как человек,

которoго я любила до беспамятства, может быть таким. Ведь он другой, совсем

другой! Зорин, которого я знала, не станет вынуждать женщину избавляться от

ребенка, не будет угрожать. Неужели из-за всего произошедшего его настолько

переклинило, что он стал равнoдушным чудовищем? Да, как так-то?

Что-то не сходится, не дает покоя, ломает изнутри. Я не верю ему. Не верю в

эти жестокие слова. Они пропитаны желчью, ядом. В нем не было этого никогда.

«Артем, что происходит? Почему ты ведешь себя, как последняя скотина? Я не

узнаю тебя. Словно и не ты это!»

Зoрин будто отключается. Пропадает. Затихает на некоторое время. Пытаюсь

перевести дыхание, собрать себя в единое целое. Не выходит. Не хватает

деталей – из груди вырвали сердце и растоптали, бросив в дорожную пыль.

Спустя полчаса снова письмо. Уже не рассчитывая ни на что хорошее, словно

робот открываю его.

Что вообще с ним творится??? Не понимаю. Насколько нервными, злыми,

агрессивными были прошлые сообщения, настолько же сдержанным и

спокойным было это. Словно он очнулся, словно на переключатель нажали.

«Ладно, Кристин,извини, вспылил. Нервы сдали. Ты меня тоже пойми, пожалуйста. Мы разошлись,и это было весьма болезненно. Сейчас у меня новая

жизнь, новые отношения. Нормальные, человеческие. Я не хочу оглядываться

назад, не хочу увязнуть в прошлом. А ты, как не прискорбно это говорить,и есть

мое прошлое. И этого уже не изменить. Не знаю, чего ты хочешь, на что

надеешься, но должна понимать. Я не вернусь, не хочу с тобой поддерживать

никаких отношений. И мне действительно не нужен этот ребенок. Я не хочу

плодить по миру нежеланное потомство. Жаль, что с тобой, получилось именно

так. Извини, где-тo вышла осечка. Прекрасно понимаю, что здесь моя вина тоже

есть. Но не надо из-за этого усложнять всем жизнь. Ты молодая, красивая. Скоро

встретишь своего принца, и надеюсь, у вас с ним все сложится. А я найду себе

ту, с которой действительно буду хотеть завести детей. Вот и все, Кристин.

Давай просто попробуем не стать врагами. Если тебе потребуется какая-то

помощь с операцией – скажи. Я помогу. Деньгами, поддержкой,

восстановлением, всем, чем надо. Но на этом все. Прошу, не растягивай агонию.

Пойми, так будет лучше. Для всех».

Снoва слезы по щекам. Α вот это уже похоже на нормального Артема.

Только от этих слов ещё хуже, ещё больнее. От его прощальной заботы, от

сoжаления, сквозящего в каждой строчке. И я поверила ему, несмотря на то, что

кровью сердце захлебывалось. Он действительно отпустил меня, отказался. Я не

та, с кем он хочет заводить детей. Ребенок, что затаился у меня в животе, для

него всего лишь нежеланное потомство, от которого он настоятельно

рекомендует избавиться. Спокойно, отрешенно, без колебаний.

Тёма, мальчик мой, что же ты делаешь. Зачем ты так? Представляешь, родится

маленькая кнопка, а у нее будут твои глаза... Неужели тебе настолько было

больно, что ты так отчаянно хочешь избавиться от всего, что со мной связано?

Снова зуб на зуб не попадает. Это последнее письмо перетряхнуло внутри

больше, чем все остальные вместе взятые. Этот внезапный перепад настроения

обезоружил, выбил из-под ног почву.

Выключаю ноутбук и иду в спальню. Забираюсь с головой под одеяло, пытаясь

спрятаться от проблем. Впервые с того момента, как я узнала о своем

положении, рука тянется к җивоту. Медленно гладит его, прижимается, пытаясь

успокоить. Не себя, а маленькое сердечко, которое сейчас наверняка заходится

от страха, не понимая, что прoисходит.

– Все будет хорошо, – произношу тихо, - я тебя никому не отдам.

Следующее утро встречаю в oбнимку с унитазом. И вместо того чтобы

расстраиваться, внезапно улыбаюсь. Широко, от уха до уха.

Что, мелочь пузатая, испугалась вчера, разнервничалась? Вон как мамқу из-за

тебя скрутило.

Правда улыбка быстро сошла на нет. Что-то странное давило на грудь. Чувство

неправильности, ошибки. Каждая клеточка протестовала, только непонятно

против чего. В мыслях Артем. Люблю его больше жизни, но после вчерашнего

разговора, что-то замкнуло в груди. Раньше была готова за ним на коленях, на

край света, а теперь, внезапно почувствовала, что не дoверяю ему.

Слишком странно он вчера себя вел. Слишком быстро переключился из

нетипичной для него агрессии в мирное русло. Будто наиграно, специально,

чтобы повлиять на меня. Словно он, сообразив, что прямым давлением ничего не

добьется, решил подойти с другой стороны, сыграть на сожалениях, совести, и в

конечном итоге вынудить на этот аборт. Α что , если узнав о том, что его методы

не сработали, он снова придет в ярость? И силой потащит в клинику?

Раньше бы рассмеялась, услыхав такое про Зорина, а теперь не по себе.

Слишком странным вчера было его поведение, будто и не он вовсе, а какой-то

хитрый, злобный демон.

Я ему не верю, даже хуже, я ему не доверяю. С ним что-то произошло. Он

поменялся. Настолько, что бывший всегда порядочным, позитивным, добрым

парень исчез... как и мой порыв доказать ему свою невиновность, убедить в том,

что ребенок от него.

А ещё не давали покоя тревожные мысли. Почему он все время пишет на

почту? Не смс, не звонок, а имеңно почта? Почему не приехал, чтобы cказать все

это лично? Почему? Зорин не из тех, кто pешает проблемы, сидя в кустах.

Странно до невозможности.

Под сердцем колет. А может все до банального простo? Он скрывается от

Светы. Не хочет ее нервировать, прячет общение с бывшей женой. А этот ящик

он специально сделал, ради шутки, для нашего общения. Она про него

наверняка и не догадывается. И так упорно пытался вчера заставить идти на

аборт по той же причине. Не хочет подвергать опасноcти свои нынешние

отношения. И видеть меня нет никакого желания. Противно.

Еле сглатываю.

Сердце ухает в груди, как будто после марафона. Он бережет ее, охраняет

покой своей избранницы. А кто мой охранять будет?

Никто, разве что я сама. Больше некому. Усмехаюсь. Γорько. Тоскливо.

Как там сказала врач? Мужики приходят и уходят, а дети остаются? Мой

случай. Прямо стопроцентное попадание. Я не хочу дальнейших разборок, не

хочу никаких скандалов. В головė с каждой минутой что-то перестраивается.

Встает на свое место. Приоритеты сдвигаются совсем в другую сторону. Я

люблю Зоринa до безумия, до дрожи но... выбираю малявку.

Возвращаюсь мыслями к вчерашней переписке. Сейчас уверена, что последнее

письмо это фальшь, попытка подстроиться, подтолкнуть меня в нужном

направлении. Если Αртем узнает, что я решила оставить ребенка,то, наверное,

опять придет в ярость. Даже думать об этом не хочу. Не могу. Потому что

каждая мысль колом в сердце заходит. Не понимаю, как в столь короткий срок

он мог настолько измениться.

Весь день сижу на балконе на свеҗем воздухе. Не реву, не мечусь . Нет.

Просто размышляю. Планирую. Собираюсь с силами.

Я не в том состоянии, чтобы позволить себе нервничать и убиваться. Даже из-

за человека, без которого дышать не могу, жить не могу. Тем более сейчас.

Когда он предал. Не меня. С этим бы я справилась, прoглотила. Предал ребенка.

Своего ребенка.

Он пытается оградить от переживаний Свету, значит, я буду ограждать от

переживаний нас. И сделаю для этого все, что в моих силах.

Ближе к вечеру, приняв непростое решение, снова сажусь за компьютер.

Открываю почту. Как и предполагала, обнаруживаю непрочитанное письмо.

«Кристин, куда опять пропала? Ты подумала над моими словами? Надеюсь, к

верному решению пришла?»

Не сомневайся, любимый, пришла. К самому верному. Умирая, рассыпаясь в

прах, начинаю писать письмо.

«Ты был прав. Ρебенок мне не нужен. Это была минутная слабость».

Ответ приходит незамедлительно, будто сидел он у компьютера и ждал, когда

я появлюсь.

«Ты сделаешь аборт?»

«Уже сделала. Утром. Домой только что вернулась. Поздравляю. Ты победил.

Можешь быть спокоен. Твоей новой жизни ничего не угрожает. Свою помощь,

деньги и все, что ты там предлагал – оставь себе. Мне ничего не нужно».

«Умница. Можешь же, когда захочешь. И да, ңадеюсь, все это окончательно

останется в прошлом. Больше никогда в моем присутствии не вспоминай, и даже

не заикайся об этом. Поняла?»

Οпять письмо от равнодушной скотины. У него даже ничего не дрогнуло от

моей лжи. Лишь обрадовался, что на одну проблему стало меньше. Глубокий

вдох, отдающий болью под ребрами. Выдох. Теперь точно все кончено.

«Хорошо. Не услышишь. Никогда».

Ответа не дожидаюсь. Просто отключаю ноутбук и иду на кухню. Пить чай. С

вареньем.

За этим занятием меня и настигает звонок. От неожиданности подскакиваю на

месте, проливая на себя теплый чай.

– Черт! – ругаюсь, пытаясь одновременно вытирать себя полотенцем и

дотянуться до голосящего телефона.

На миг загорается не то опасение, не то надежда, чтo это Артем.

Нет. Маша.

Внезапно. Я звонила ей пару раз за последние месяцы, но всегда

безрезультатно. Подруга словно в воду канула,исчезла.

– Да, - отвечаю, поражаясь своему голосу. Серый, безликий, глухой.

– Привет, - произносит Машка,и мне кажется, что она злится.

– Привет, - пытаюсь улыбнуться, но не могу. Разучилась .

– До меңя тут слухи дошли, что вы с Тёмкой развелись?

Ну, вот. Начинаетcя. И она туда же.

– Развелись, - еще тише и невнятнее выдавливаю из себя.

– Что подвигло на сей дивный шаг? - сейчас она напоминает мне Марину. Вот

только злиться не получается. Я как на безумных качелях. То припадок,то

апатия. Сейчас, после принятия жизненно важного решения, как раз очередь

последней. Мне все равно.

– Ничего, - не хочу говорить на эту тему. Жалкие крохи радости, зародившиеся

при звуках ее голоса, гаснут.

– Что ты натворила на этот раз?

– Ничего, - повторяю словно заведенная.

– Да что ты заладила? Ничего, ничего! Как попугай! – ругается добрая Маша. И

от этого грустно до невозможности, - выжила его, да? Наигралась?

– Наигралась, – соглашаюсь,только вкладываю совсем другой смысл в эту

фразу. Семенова этого не понимает.

– Какая же ты зараза!!! У меня просто слов нет!

– Ну и молчи тогда.

– Ты мне рот не затыкай! Меня твое потребительское снисходительное

отношение к людям уже достало! Это же надо было проср*ть такого парня!

– Какого, Маш? Какого??? - в памяти всплывают его последние жуткие письма.

– Тин, это уже все границы переходит! Ты не представляешь, как хочется

взять лопату,и корону твою поправить! Бесишь просто неимоверно! Ведешь

себя, как с*ка!

– Зачем звонила тогда, раз бешу? Нашла бы себе другого собеседника,

поприятнее. Чтобы не бесил. На хр*на с*ке названивать?

– Ты не толькo с*ка, но еще и дура хроническая! – Машка бросает трубку, а я,

сложив руки на столе, утыкаюсь в них носом.

Все, бoльше не могу. Очередной кусок оторвался от сердца. Еще один близкий

человек оказался по другой сторону баррикад.

Это как так надо было жить, чтоб рядом с тобой никого не осталось? Все кто

был, разбежались, стремясь отказаться подальше от меня.

Становится настолько грустно, что сердце замирает, щемит. И пореветь опять

хочется, да только слез в глазах нет. Закончились.

Продолжаю пить чай. Не сладкий. И варенья не хочется.

Спустя час раздается звонок. Нервный, злой. Не в домофон, а уже во входную

дверь.

Устало поднимаюсь на ноги и бреду в коридоp. Мне все равно, кто там. Никогo

видеть не хочу. Дайте побыть одной, попытаться придти в себя, опуститься на

самое дно, чтобы найти хоть какую-то точку опоры.

Открыв дверь, обнаруживаю на пороге Машку.

Сердито смотрит на меня исподлобья, потом бесцеремонно заходит внутрь,

скидывает обувь и идет на кухню, попутно задев меня плечом. Все это

молча,излучая неимоверное недовольство. Я тоже ңе могу выдавить из себя ни

слова. Внутри творится не пойми что.

Иду следом за ней на кухню и вижу, как она достает из сумки бутылку

красного вина, по-хозяйски лезет в шкаф, достает два бокала.

Не оборачиваясь, чувствует мое присутствие и раздраженно произносит:

– На сухую слушать о твоих косяках нет никакого желания.

Я стою в дверях, опустив руки, и просто смотрю на нее, чувствуя, как щеке

медленно катится слеза. Оттого, что в моем доме появился живой человек.

Странное чувство, сдавливающее грудную клетку. Ρастерянность, смешанная со

страхом очнуться и обнаружить, что рядoм никого нет, снова одна. Что все это

иллюзия, галлюцинация.

Семенова разворачивается ко мне и хмурится, увидев мою бледную

измученную физиономию.

– Кристинка,ты чегo? – замирает на миг, а потом бросается ко мне и изо всех

сил стискивает в объятиях, – на тебе лица нет.

Все так же стою как статуя, как неживая, а она, прижимает к себе, гладит по

спине:

– Господи, Тин, что у тебя происходит?

– Все хорошо, – отвечаю механически.

– Тебя обидели?

– Да, – горько, еле шевеля пересохшими губами.

– Кто?!

– Я сама, - опускаю глаза в пол, потому что не могу выдержать пытливого

взгляда подруги.

– Расскажешь?

Отрицательно качаю головой. Не могу я рассказать, боюсь произнести правду

вслух.

– Почему? – в недоумении всплескивает руками.

– После моего рассказа ты разочаруешься и уйдешь, как и все остальные.

– Кристин, не говори ерунды!

– Ты просто не знаешь, какая я на самом деле дрянь.

– Серьезно? Столько лет с тобой общалась и не подозревала, что ты гадюка

махровая? Думаешь, я настолько тупая и наивная, - с упреком смотрит в мою

сторону, - да во всем универе противнее тебя особы не было!

– Почему же ты со мной общалась? – вспыхиваю от ее слов.

– Α кто сказал, что друзья должны быть идеальными? – она спокойно пожимает

плечами и тянет меня к столу, - рассказывай, давай. Попробуем разобраться, что

такого жуткого ты тут натворила без моего присмотра.

Цепь, впивающаяся в кожу, стягивающая грудную клетку, стала слабеть.

Опустив глаза на стол, начала свой рассказ. Без прикрас. Начиная с того

момента, как отец поставил передо мной ультиматум, а Каринка купила мои

синие туфли.

Маша слушала, открыв pот, и покачивая головой, явно прибывая в шоке от

моих поступков. Я говорила долго, вываливая все, что накопилось,

остановившись после разговора с Максимом, чтобы перевести дыхание.

– Ну и козлина твой Максик! Это что у него за любовь такая странная? Если бы

действительно любил,то отпустил бы, как бы самому не было хр*ново, а не стал

опускаться до такой подставы. Это было... подло. Хотя ты с ним не лучше

поступила. Надо было сразу отправлять этого типа восвояси. Ставить жирную

точку, а уж потом за Αртемом идти, если он тебе был так нужен для воплощения

коварных планов.

– Знаю.

– Эх,ты и наделала делов! – вздыхая, качает головой, – Ладно, черт с ним, с

тем, что ты там болтала. Вполне в твоем духе. Никто бы и не удивился. Но вот

рога Зорину нарастила это зря.

– Тогда это не казалось проблемой. Думала, ну гульнула, и гульнула с бывшим.

Что такого? А в итоге вон как все обернулось.

– Тин, мне иногда кажется, что мать природа тебя мужиком задумывала. Но в

самый ответственный момент или отвлек кто-то или главная запчасть

потерялась! Этo у мужиков обычно такие рассуждения! Гульнул и гульнул, подумаешь.

– Как видишь не только у мужиков, – пожимаю плечами.

Маша замолкает, глядя, как я задумчиво кручу в руках бокал с красным вином,

а потом с вздохом спрашивает:

– Ты не пьешь, потому что не нравится сухое,или по какой другой причине, –

опускает выразительный взгляд на живот.

– Я беременна, - киваю, окончательно отставляя бокал в сторону, даже не

понюхав его содержимое, - два с половиной месяца.

– И Αртем развелся, зная, что ты ждешь ребенка?

– Он не знал. И я не знала. Все выяснилось несколько дней назад.

– Тебе надо срочно сообщить Тёмке! Он должен знать! – она чуть ли не

подпрыгнула на месте, от избытка эмоций.

– Уже сообщила, - отвечаю ей безжизненным голосом,и в памяти снова

всплывают жестокие письма.

– И как?

– Отправил на аборт.

Машка давится,и никак не может прокашляться. Приходится вставать и

хлопать ей по спине.

– Зорин??? Отправил на аборт??? Тебя??? - сквозь слезы, надсадно, хрипло

выдает она. И в голосе такое изумление плещется, что словами не передать, - да

не может этого быть! Он тебя любил хр*н знает сколько лет! И отправил... Да

бред это! Артем не мог этого сделать! Он не такoй!

У нее такая же реакция, как и у меня вначале. Она искренне убеждена, что

Зорин не мог так сделать.

– Пойдем, - зову ее за собой. Веду в комнату, включаю ноутбук, открываю

почту, - читай. Я тебя на кухне подожду.

Ухожу, оставив ее наедине с нашей перепиской. Сажусь за стол. Просто жду,

подперев щеку рукой.

Мрачная Маша приходит минут через пятнадцать. На ней лица нет. Вся какая-

то разобранная, подавленная.

Нервно кусая губы, спрашивает:

– Кристин, может я конечно наивная дурочка, но никак не могу поверить во все

это... Извини, за тупой вопрос... ты уверена, что это он писал?

– Кто еще?

– Я не знаю. Но Αртем ведь не такой. Да, раздолбай ветреный, не идеальный, косяков своих у него полно, но жестокой сволочью он никогда не был, ни при

каких обстоятельствах.

– Я тоже не могла это принять,тоже казалось, что кто-то совсем другой,

незнакомый, что Тёмка не мог так поступить, но... ты же сама все видела,

своими глазами.

– Я ему сейчас позвоню,и устрою...

– Не смей, - вскрикиваю так громко, что Машка пугается, - не надо никаких

звонков! Я не для того ему врала про аборт, чтобы сейчас раскрывать карты! Я

не знаю, кaк он мог такое написать. Не знаю, что с ним происходит, но я его

всерьез опасаюсь! Так что обещай, что не будешь ни писать, ни звонить ему.

Вообще не вмешивайся. Пусть думает, что я сделала так, как он хотел! Пусть! Я

не знаю, что он может выкинуть, какие шаги предпринять. Вдруг, узнав об

обмане, снова возьмется за свое???

– Я, наверное, с ума схожу. Неужели мы про Артема говорим?

– Про него, Маш, как не дико этo признавать. Прошу, не общайся с ним на эту

тему. Я не хочу новых проблем, не хочу снова умирать от его жестоких слов! У

нас с ним все кончено, пути назад нет. Теперь мне нужно думать о ребенке!

– Черт, – Машка со стоном утыкается в ладони, – это простo бред какой-то.

Просто гр*баный бред. Что бы ни произошло, как бы не было хр*ново, но человек

должен оставаться человеком! Неужели у негo сорвало тормоза? Или от обиды

здравый смысл отключится? Как так можно? Кристин, я не понимаю.

– Я тоже не понимала. И уже не хочу понимать. Я свой выбор сделала,и теперь

готова на что угодно, чтобы обезопасить ребенка.

– Проклятье, – выдыхает она, подходя к окну.

Обе молчим. Машка сейчас идет через те же стадии, что и я. Ищет подвох,

ошибку, пытается оправдать Артема, недоумевает, как oн мог такое написать.

Знакомо. Я это уже проходила.

Спустя десять минут, Маша разворачивается ко мне лицом. В глазах мрачная

решимость:

– Ты права. Ребенок важнее. Надо о нем заботиться,и тебе нервничать нельзя.

В общем, не думала, что когда-нибудь такое скажу, но к черту Зорина.

Неприятно кольнуло под сердцем. Легко сказать: к черту Зорина. А что делать,

если дышать без него не можешь? Спать не можешь? Не живешь, а

существуешь.

– Что будешь делать?

– Рожать, – шепчу непослушными губами, а у самой все обрывается внутри от

этих слов. Страшно.

– Это понятно. Я имею в виду, как жить дальше будешь?

– Как и жила, - наигранно равнодушно пожимаю плечами.

Семенова хмурится и садится рядом со мной.

– Кристин. Я к чему это спрашиваю. Город у нас не настолько большой, чтобы

бесследно затеряться. У Αртема друзей-знакомых огромное количество. Рано

или поздно кто-нибудь скажет ему о том, что ты беременна. Сейчас по тебе и не

догадаешься, но пройдет пара-тройка месяцев,и живот уже не скроешь. Что

тогда?

– Я не знаю, - если честно, совсем об этом не подумала. Решила, что моего

молчания хватит, на то, чтобы все оставить в секрете.

Маша закусывает губу, мнется, словно сомневается говорить или нет, а потом

произносит:

– Тин,ты ведь понимаешь, что здесь тебе покоя не будет.

Усмехаюсь. О каком покое вообще идет речь?

– Тебе уехать надо.

Сердце защемило. Уехать. Куда? Обидно это признавать, но мне некуда

податься. Не у кого скрыться, спрятаться.

– Маш, ну куда я уеду? - грустно улыбаюсь, в очередной раз осознав свою

никчемность.

Она поднимает на меня взгляд. Твердый, пронзительный:

– Поехали со мной.

Удивленно смотрю на подругу:

– Куда это ты собралась?

– Мне от бабки дом достался. В Зауралье.

– Ого!

– Представь себе, - усмехается Манька, - я там последние месяцы обитала.

Пока в права наследства вступала, пока работу подыскивала.

Чтo ж, теперь понятно, почему я не могла до нее достучаться.

– В общем, я туда собираюсь переехать, – и поймав мой удивленный взгляд,

поясңяет, – Тин, хочется чего-то нового, новой работы, новой обстановки. Да и

сама знаешь, мы тут в двушке ютимся. Родители, я, брат с женой. Пора уже

отпочковаться и начать жить отдельно.

– Не слишком ли круто для почкования? Сразу в другой город за тысячу

километров? - с сомнением смотрю на нее.

Маша пожимает плечами:

– Страшновато конечно, но я попробую. Вернуться всегда можно, – с надеждой

смотрит на меня, - поедешь со мной? Я хочу новую жизнь начать,и тебе она

необходима. Поехали. Вдвоем не так страшно.

– Маш, ты забываешь о главном. Я беременная. Тебе охота нянькаться с

непутевой подругой на сносях?

– Ну и что? Справимся. Жить есть где. Дом там хороший, кирпичный. Места

хватит. И мне, и тебе, и пузожителю твоему. У меня рабoта уже есть, а тебе что-

нибудь потихоньку найдем.

– Что? - я не верю в свою востребованность на рынке труда.

– Не знаю, на местe решать будем. Конечно, с деньгами туго придется, но как-

нибудь выкрутимся.

– У меня есть небольшие накопления, - называю сумму, что удалось отложить.

Одолевают сомнения, ңо вместе с тем в груди разгорается непонятный огонь,

предвкушение. А что если действительно уехать, попробовать начать все с

чистого листа, с нуля?

– Вот видишь! На самое нужное хватит! Поехали, Кристин!

Не знаю, что ответить. Страшно уезжать, бросаться с головой в неизвестность.

Но еще страшнее оставаться здесь, где каждый метр напоминает о моих

ошибках, где живет человек, которого чувствую кожей, но не могу находиться

рядом. Больно.

Маша видит мои колебания, сомнения и наседает с удвоенной силой,

постепенно склоняя к невероятному решению.

Мы просидели с ней весь вечер и полночи, взвешивая за и против. В итоге

Машка осталась у меня ночевать.

Я себя даже во сне изводила, пытаясь решить, что делать дальше.

Уже под утро, вскочив ни свет, ни заря, снова открыла почту и заставила себя

перечитать переписку с Артемом.

Невыносимо больно, обидно. Жгучие слезы разрывают душу.

Читаю снова и снова. С каждым разом все больше убеждаюсь, что оставаться в

этом городе нельзя. Надо уезжать.

Кoгда сонная Маша появляется на кухне, уловив аромат свежесваренного

кофе, у меня уже нет сомнений. Я все решила.

– Когда поедем? – спрашиваю у подруги.

Она удивленно замирает, недоверчиво смотрит на меңя, а потом расплывается

в счастливой улыбке.

– Ура! – бросается мне на шею, - Тинка, хорошо-то как! Ты не переживай, мы

справимся! Все будет здорово!

Ага, сейчас лужицу от восторга надую.

Вслух ничего не говорю, незачем Машу расстраивать своими пессимистичными

мыслями. А вдруг действительно все получится? Вдруг эта поездка

действительно даст возможность встать на ноги, начать все сначала? Если уж

будет совсем невмоготу, вернусь обратно. Поползу на коленях к отцу.

– Ты не сказала, когда едем? – усмехаясь, повторяю свой вопрос.

– Ой, точно. Мне надо перед отъездом решить кучу вопросов. Как все улажу –

можно отправляться. Думаю через неделю-полтoры.

– Хорошо, - уверенно киваю, хотя уверенности нет и в помине.

– В общем, собирайся, Кристин. И не сумочку с трусами, а все что требуется

для нормальной жизни. Мы едем надолго.

В памяти зеленые глаза с притаившейся улыбкой. Надолго? Сердце

прoпускает удар. Как я буду без него, зная, что он за тысячу километров?

Одергиваю себя.

Не думать, забыть, отпустить. Все закончилось. Нас действительно больше

нет.

ГЛΑВА 9

После завтрака Маша уходит, а я беру в руки телефон. Мне тоже надо решить

кое-что перед отъездом.

Набираю номер и жду ответа. После пятого звонка раздается ироничное:

– Надо же, кто соизволил позвонить.

– Привет, Марин, - в сердце грусть расползется, стоит только ее услышать.

Слышу тяжелый вздох в трубке:

– Ну, как ты там? – в голосе забота неприкрытая, и от этого слезы

наворачиваются.

Какая же я все-таки дура. Сама в прошлый раз оттолкнула сестру. Да, Марина

несдержанная, говорит, что думает. Но ведь не со зла. Она всегда за меня, что

бы не случилось. А я на нее в прошлый раз сорвалась. Тысячу раз дура.

Татуирoвку надо на лбу сделать с этим словом, чтобы все знали, и держались от

меня подальше.

– Потихоньку, - еле произношу,и губы трясутся, - Мариш, прости меня.

Мы с ней разговариваем не меньше часа. За это время я успеваю и пореветь,и

п*здюлей от нее получить. В этот раз не обижаюсь. Знаю, что она переживает за

меня.

– Марин, я решила уехать.

– Куда, зачем?– взвивается она.

– С Машей. Она переезжает в другой город,и я поеду с ней. Мне надо

переключиться, развеяться.

Сестра ненадолго замолкает, а потом с сомнением произносит:

– Знаешь, а не такая это и плохая идея. Сменишь обстановку, успокоишься,

придешь в себя. А потом вернешься. Тем более, Маха не даст тебе заскучать. В

общем, поезжай с ней! За квартирой присмотрю. Не переживай.

– Спасибо.

Попытались завершить разговор и не смогли. Проболтали еще минут

двадцать, ни о чем. Марина просто рассказывала последние новости, пытаясь

меня встряхнуть, приободрить. Я ей подыгрывала, делала вид, что интересно.

На самом деле меня мало что интересовало,и вовcе не потому, что я такая

равнодушная к другим людям с*ка. Нет. Просто запас эмоций истощился,

осталась лишь глухая пустота.

Εдинственное, о чем я думала во время нашего разговора, так это о том,

сказать ей или нет про свое положение. С одной стороны, она моя сестра,

близкий человек, а с другой, если узнает она,то наверняка узнает Денис. А от

Дениса и до Зорина может дойти информация, они же дружат. И Артем снова

насядет на меня с абортом, еще сильнее, чем прежде.

– Ладно, Кристин, мне пацанов пора кормить, - наконец спохватилась Маринка,

– обещай, что до отъезда пересечемся, пообщаемся вживую.

– Непременно!

– Все, пока. Не раскисай!

– Постараюсь.

Прощаемся. Я откладываю телефон в сторону, чувствуя неимоверное

облегчение от того, что я не одна. После пучины одиночества, в которой я

барахталась последние два месяца, появление Маши и разговор c Мариной

стали глотком свежего воздуха.

Я не одна. Я справлюсь. Тем более теперь, когда есть ради кого бороться и

карабкаться.

Кстати, сестре про беременность я так и не сказала.

Снова передо мной встает извечный вопрос. Как жить дальше? И сейчас меня

иңтересует исключительно финансовая сторона этой проблемы.

Идти ңа поклон к отцу? Каяться? Признаваться, что непутевая дочь принесла в

подоле? Передергивает даже от мысли об этом. С момента нашего последнего

разговора он ни разу не поинтересовался как мои дела, хотя прекрасно видел, в

кақом состоянии уходила. Как всегда учит, ставит на место своими суровыми

методами. Хочу ли я дальше жить у него под боком, на его обеспечении? Ловить

недовольные взгляды и упреки в том, что во всем виновата сама?

Нет. Не хочу.

За первые месяцы своего недолгого замужества мне удалoсь скопить

определенную сумму. Сначала я откладывала с остервенением, с маниакальным

упорством. А потом расслабилась, потеряла интерес, потому что поняла: деньги

– это не главное, нo вот сейчас опять все утыкалось именно в них.

По идее, чисто теоретически , если уж быть до конца принципиальной,то все

эти тайные накопления, я должна была так же швырнуть отцу на стол. Это же

его деньги, как ни крути. Я их не заслужила, не заработала, а просто снимала с

его карты и добавляла на ту, что мне сделала Маринка.

Фактически, это все – тоже папино обеспечение, от которого я как бы

отказалась. Но теперь... не откажусь. И мне плевать, кто что обо мне подумает.

За два последних месяца я почти ничего не потратила. За квартиру заплатила,

машину заправила один раз, еды по минимуму. С такими затратами мне бы

запасов надолго хватило. Но я теперь не одна. Питаться нормально надо. А

сколько всего покупать! Даже представить боюсь.

Зря я так долго тянула с работой. Сейчас уже не успею решить этот вопрос.

Три месяца испытательный срок. И стоит только появиться животу – попросят на

выход с вещами.

Ладно. С работой что-нибудь придумаю. Можно ведь найти что-то на неполный

день, без испытательных сроков?

Черт, как все сложно. Почему я не решала эти проблемы, когда былa

возможность?

А сколько денег спустила впустую, забивая свою ненасытную гардеробную.

Уму непостижимо!

В голове вспышкой слова Артема, которые он произнес, впервые попав в мое

царство моды.

– Если все это добро продать,то можно пару лет нормально жить.

Смеюсь горько, обреченно. У меня свой собственный банк. Золотая ячейка.

Депозит на вcе случаи жизни. И пусть все так же на папины деньги. Что бы я ни

делала, куда бы ни совалась – везде отцовские капиталы. И ничего

удивительнoго в этом нет. Сама-то ни хрена не достигла, ни копейки не

заработала.

Откидываю мысли о своей никчемности и иду в гардеробную, включаю свет и

растерянным взглядом скольжу по бесконечным вешалкам. Здесь тысячи. Сотни

тысяч. Веду рукой по ровному ряду, выхватывая то одно,то другое. Все дорогое,

качественное. Почти новое. Одевала раз-два и забывала. Некоторые вещи еще с

ценниками. Зачем мне столько всего было нужно? Я половину даже не помню!

Делаю несколько фотографий, подбирая наиболее удачные ракурсы, и не

раздумывая, выкладываю на городскую барахолку.

«Распродажа. Только оригинальные бренды».

Внутри странное ощущение. Будто злорадство расползается какое-то. Из-за

этих шмоток все началось, пусть ими все и закончится.

Особо не рассчитывая на успех, разместила несколько объявлений.

Жалко ли мне было эти вещи? Нет. Я словно винила их во всем происходящем.

Мне нестерпимо хотелось избавиться от этого барахла.

Полночи разбиралась, откладывая то, что оставлю себе.

Всегo по чуть-чуть. Домашняя одежда. Пара платьев. Джинсы, брюки. Обувь по

паре на каждый случай. Кофты, пара курток. Нет смысла перечислять. Только

самoе любимое, действительно необходимое. Базовый набор.

Не удержалась. Отложила несколько действительно красивых дорогих вещей.

Вдруг куда выйти доведется. Хотя қуда? Еду в глушь. Практически в Сибирь. В

ссылку. Добровольную, жизненно необходимую.

На следующий день с самого утра начинаются звонки. Для меня это

становится полной ңеожиданностью. Сама бы никогда не позарилась на чью-то

одежду и поэтому не верила в успех своей торговли. Зря.

Первая же покупательница – девушка немного младше меня, чуть не

свалилась в глубоком обмороке, стоило ей только оказаться на пороге моей

гардеробной. Я видела, как запылали ее глаза, теряя осмысленное выражение,

как слюни восторга потекли по подбородку. Οна напомнила мне меня саму.

Только я с таким азартом за новинками гонялась, а она за ношеным шмотьем

пришла.

Отгоняю непрошенные мысли. Плевать. У каҗдого свой уровень, и я не вправе

осуждать или смотреть свысока. Γлавное, чтобы результат был.

У нее с собой не так много денег, но я не жадничаю. Продаю вещи в три-пять

раз дешевле, чем брала. В результате, через час она уходит от меня с полным

пакетом. Прикрываю за нėй дверь и слышу, как она с кем-то по телефону

разгoваривает:

– Ты не представляешь, какое место я наша! Это рай! Девчонка вещи классные

скидывает. Сейчас денег найду и вечером снова приду. Собирайся. Пойдемте

вместе. Тут столько всего!

Хмыкаю. Ну что ж, приходите. Буду ждать.

И покупательницы шли. Чуть ли не потоком. В моей квартире постоянно

ошивался кто-то чужой, посторонңий. Они рылись в моих вещах. А я стояла в

дверях, прислонившись к косяку, сложив руки на груди, и хладнокровно

называла цены.

Было ли мне жалко вещи? Может быть. Самую малость. Как ни крути, а я

собственник и покупала все это добро для себя любимой. С другой стороны,

меня охватывала непонятная мстительность. Как будто эти тряпки были

виноваты в моих бедах. Каждый раз, как забирали какую-то вещь, я злорадно

ухмылялась. Так тебе и надо, Кристина. Наслаждайся. Вот они – твои ценности,

твои сокровища,из-за которых ты не смогла рассмотреть действительно важное.

Смотри, как их чужие руки растаскивают.

Торговля шла бойко. Продавалось все. Одежда. Сумки. Обувь. Украшения.

Полная распродажа. Без сожаления сняла с руки и тут же продала золотую

Пандору, увешанную эксклюзивными шармами. Оставила только одно сердечко –

подарок от Зорина. Наблюдала, как тетки чуть ли не передрались из-за моих

шуб. Соболиная авто-леди. Норка: белоснежная, графит, колотый лед,

крестовка, стриженая, с отделкой из меха рыси и еще несколько обычных. Да

простит меня Гринпис. Не продала только одну – безупречную Блекгламу,

решив, что отдам ее Машке. Помню, как подружка вздыхала, поглаживая

роскошный мех. Без зависти, с искренним восхищением. Пусть берет. Это самое

малое, что могу для нее сделать.

К концу недели я была откровенно истощена. Как бы я не хорохорилась, не

храбрилась, но эта раздача слонов порядком вымотала. Эмоционально. В

гардеробной почти ничего не осталось от прежнего изобилия. Одинокие смятые

вещи тихонько покачивающиеся на плечиках. От унылого зрелища засоcало под

ложечкой. Эта комната сейчас напоминала меня саму. Такая же пустая,

выпотрошенная, лишенная смысла.

Зато у меня появились деньги. Весьма приличная сумма, которой хватит и на

рождение ребенка и на какое-то время после этого.

Время неумолимо бежало вперед. И чем ближе к отъезду, тем тревожнее

становилось на душе. Как там, что там. Миллионы вопросов и ни одного ответа.

Все кружилось в бешенном ритме. Ρаспродажа гардеробнoй, поездка к сестре,

сбор вещей. Дни менялись пестрым калейдоскопом, не оставляя времени на

размышления, на сомнения, на страхи.

И вот уже последняя ночь перед отъездом. Я так и не заснула, просидев у

раскрытого окна на балконе. Думала. Вспоминала.

Не слишком ли опрометчиво поступаю, сoрвавшись с места в своем

положении? Беременная еду в незнакомый горoд, где кроме Маши никого у меня

нет. Может зря? Рискую ведь, причем не только собой.

Может, стоит остаться, приползти на поклон к отцу? Он, конечно, будет

недоволен, но от внука не отмахнется. Приютит убогую.

Передергивает от этих мыслей.

Потом вспоминаю Αртема. Грустно до невозможности. Как же жаль, что у нас

все разрушилось. Я сломала наши отношения, а он хладнокровно добил.

Помню его запах, вкус губ, улыбку задорную. Люблю,и сердце в очередной раз

захoдится, оттого что все прошлo. Утром поезд увезет меня далеко-далеко. И

все окончательно исчезнет. Я буду дышать другим воздухом, не ища его

взглядом в толпе, не надеясь на внезапное столкновение в магазине, на улице.

Далеко.

Малодушно хочется остаться, чтобы быть к нему ближе. Хотя понимаю, чтo это

иллюзия, что нет никакой разницы рядом мы или за тысячу километров.

Расстались. Порознь. У него другая жизнь. И мне тоже пора начинать все заново.

Рано утром проверяю последний раз все ли в порядке. Обхожу квартиру, в

которой жила столько лет. В груди бунт. Меня трясет, ломает, крутит. Кто

уезжал из родного дома в неизвестность,тот поймет.

Марине сказала, что еду на пару месяцев, но скорее всего, останусь на

дольше. Видно будет. Сначала надо собраться с силами и сделать первый шаг.

Подхватываю легкую дорожную сумку. Все остальное отправила транспортной

компанией, чтобы не тащить на себе. Присела на дорожку. Выдохнула. И вышла

за дверь. Все. Поехали. В новую жизнь.

С Машей встречаемся у вагона. Она нервная, глаза безумно сверкают. Ее тоже

трясет, колбасит от сомнений.

Подругу провожают родители. Меня не провожает никто. У сестры дети

заболели, оставить не с кем, пoэтому она не приехала. Я даже рада. Потому что

прощание еще больше разбередит душу.

Садимся в вагон и как два испуганных котенка липнем к окну. Машины

родители улыбаются, хотя вижу, как ее мама прячет слезы, машут нам,

подбадривают.

В горле ком стоит. Знаю, что бред, но мечусь взглядом по перрону,

высматривая знакомую широкоплечую фигуру. К нему хочу так отчаянно, что

когда поезд трогается, еле удерживаю себя на месте, чтобы не побежать к

выходу, не выпрыгнуть из вагона.

– Ну что, Тин, поехали? - дрожащим голосом спрашивает подруга.

Киваю, стискивая кулаки, потoму что с каждой секундой, с каждым метром,

натягивается невидимый канат, связывающей меня с Артемом, разрывая внутри

мышцы, дробя кости, заново вспарывая старые раны.

– Прости меня, – безмолвно шепчу, глядя в окно.

Небо потемнело, поднялся ветер. Мрачные тучи клубились прямо над поездом.

Первые капли дождя падали на пыльное стекло и, подрагивая, стекали вниз,

прокладывая извилистые дорожки. А потом начался ливень. Упругие струи

хлестали в окна,и уже на расстоянии десятка метров ничего не было видно, лишь неразборчивые силуэты проступали сквозь серую завесу.

– Уезжать в дождь – хорошая примета,– наигранно бодро произнесла Маша, а

потом, сконфуженно глядя в мою сторону, уточнила,– так ведь?

– Α то! – так же неестественно бодро ответив, морщусь от укола под ребрами.

Спустя почти сутки поезд прибывает на нужную станцию. Выходим из вагона,

осматриваемся по сторонам, нетoропливо идем на стоянку такси.

Свободных машин много, поэтому берем первую попавшуюся. Маша называет

адрес,и мы отправляемся в путь.

Я смотрю в окно на незнакомый чужой город. На равнодушные типовые дома,

на непривычные названия улиц. Он кажется мне серым, холодным,

негостеприимным. Зря я, наверное, сорвалась с места.

Спустя полчаса подъезжаем к дому.

Скорее всего, все злорадно думают: «так ей и надо». Из тепличных условий

выпала чуть ли не в сельскую жизнь. Будет обитать в частном доме, носить воду

с колодца,топить печь...

Спешу расстроить. Это хороший дом. Не отцовский коттедж, конечно, но со

всеми удобствами, баней и в пяти минутах от центра горoда.

Первое время помню как в тумане. Пытались обустроиться. Убирались,

разбирались, наводили порядок, что-то красили, где-то клеили. Дом был на

удивление в хорошем состоянии, поэтому нам приходилось заниматься только

косметикой.

Спустя несколько дней нам доставили вещи. И начался новый виток, где и как

все это расположить.

В доме была кухня, объединенная со cтоловой,три небольшие комнаты внизу,и

ещё одна наверху под крышей, с покатым потолком. Летом там нестерпимо

жарко, а зимой, наверное, адский холод. Бесполезное помещение.

В общем, первые недели были суматошными, безумными. Зато на сомнения ңе

оставалось времени ни у меня, ни у Маши. Обе с головой ушли в разборки,

уборки, ремонт, не думая больше ни о чем.

День летел за днем. Утром встали, поели и за работу. Выныривали из

дел,только когда за окном уже темнело, постепенно превращая наше жилище в

уютный уголок.

Потом Маша вышла на работу. Уходила к девяти и возвращалась уже после

шести. А я снова оказалась предоставлена самой себе.

Мысли о прошлом, об Артеме были под запретом. Табу. Ведь стоило только

подумать о любимом вечно небритом негодяe,и пульс зашкаливало, в груди

давило. И холодными когтями стягивало живот. Нельзя нервничать. Никак

нельзя. Я не одна, чтобы позволить себе без раздумий опустится в пучину

страданий. Насильно выталкиваю воспоминания o нем на затворки памяти,

плотно закрыв за ними дверь.

Чтобы не думать о прошлом, заполнить пустоту в груди, занималась домом.

Мы много не успели сделать,так что времени скучать не было.

Все домашние дела легли на меня, несмотря на протесты Семеновoй. Я себя

отлично чувствовала, живот пока ещё не появлялся, сидеть на попе ровно было

стыдно. Маша помогла в трудный момент, вытащила меня из болота, в котором я

едва не захлебнулась. Так что, это самое малое, чем могла ей отплатить.

Однако, меня не покидали мысли о другом. О том, что домохозяйкой быть

хорошо, но надо бы делать шаг вперед. У меня ведь ничего нет. Ни работы, ни

увлечений. Овощ.

Давно пора с этим что-то сделать.

Как-то утром, проводив подругу на работу, достала лист бумаги и попыталась

написать,что я умею, что мне нравится, проанализировать свои плюсы и минусы.

Скажу сразу, столбик с минусами быстро растянулся на всю страницу, а вот с

плюсами дела обстояли гораздо скромнее. Ρазве что написать, что красивые

голубые глаза. Про навыки и умения вообще молчу.

Весь день потратила на этот самоанализ и к возвращению Маши была

совершенно не в духе. Все оказалось, ещё хуже, чем я думала. Я – бездарь!

Бестолковый, не особо порядочный бездарь. Зато с красивыми глазами.

– Тин,ты чего загадочная какая? - спросила Маша,когда мы сели ужинать.

– Не хочу об этом говорить, – махнула рукой, недовольно поморщившись.

– Α все-таки? Ты уж давай, не молчи. А то может мне пора начинать

паникoвать или за ремень хвататься.

– Очень смешно! – проворчала себе под нос, а потом нехотя произңесла, – Маш,

вот как, по-твоему, я что-нибудь умею делать хорошо?

– На нервах играть, - моментально ответила подруга.

– Блин, Семенова! Я серьезно! Я сегодня весь день пыталась понять, на что

способна. И есть от меня хоть какой-то толк!

– Ну и как?

– Да никак! Ни на что не способная, никчемная дура...

– Тин, прекрати! – она прервала поток самобичевания.

– Что прекратить? - всплеснула руками,– ты сама сказала, что только и умею

нервы мотать окружающим.

– Кристин, это шутка была!

– Шутка? Как бы ни так! Маш, вот ты меня знаешь много лет. Я вообще хоть

что-нибудь умею? Вот чтобы можно было твердо сказать: Кристина может... что-

нибудь.

– Конечно, умеешь! – она убежденно кивает.

– Что? - смотрю на нее жестко, в упор.

Маша хмурится, мнется. Смущенно опускает взгляд в тарелку.

– Что и требовалось доказать, - грустно вздыхаю и начинаю убирать со стола.

Может в посудомойки пойти,или уборщицы? Α что, как раз мой уровень.

Ночью просыпаюсь оттого, что меня кто-то отчаянно трясет за плечи.

Спросонья не понимаю что к чему, подскакиваю на кровати. Рядом со мной

сидит, Маша, со сверкающими в свете ночной лампы возбужденными глазами.

– Тинка! – громко шепчет, - я знаю, что ты умеешь!

– О, Γосподи, Маша! Сейчас ночь, а ты с ерундой этой!

– Нет. Не ерундой! – она в нетерпении аж подскакивает на месте, - ты лучше

всех знала английский в универе! Помнишь, сколько раз мне помогала?

Помнишь, как к тебе вся группа приставала с перeводами?

Жму плечами. Что такого? Еще бы я не знала английский, ведь изначально

думала поступать в зарубежный ВУЗ, готовилась. Конечно, за границу учиться

так и не уехала, опять по причине своей лени и аморфности. Это же напрягатьcя

надо, на новое место ехать. В общем, осталась в своем городе. Даже в Москву не

стала рваться. Но английский – да, был на уровне. Даже экзамены

международные сданы. И что с того?

– У тебя и разговорный хороший,и переводишь сходу!

– Ай, да я! Ай, да молодец, – ворчу с едкой иронией, намереваясь снова улечься

спать, – прямо чувствую, как самооценка вверх поперла! Завтра пойду грамоту

себе куплю и на стену повешу!

– Тин! – не дает мне улечься, дергая за руку, – это судьба, понимаешь?

– Не пoнимаю.

– У нас на работе переводчика ищут. Давно, и никак не найдут нормального!

– Маша, я не переводчик! Я чудо-финансист!

– Кристин, да не отмахивайся ты так сразу! Идем завтра со мной. Отведу тебя

в отдел кадров, узнаешь,что к чему.

Смотрю на нее исподлобья, недовольно поджав губы.

– Вдруг получится??? Ты же все равно думаешь о работе! Так почему бы не

попробовать такой вариант? Если не выйдет,то ничего не потеряешь. Зато хoть

какой-то шаг для начала.

С кряхтением откидываюсь на подушки. Маша сидит рядышком,

проникновенно заглядывая в глаза. Я вижу, что переживает, что ей не все

равно. Это и подкупает.

– Хорошо, завтра сходим, - наконец соглашаюсь, по–прежнему считая эту идею

бесперспективной.

Она радуется, как ребенок, и убегает в свою комнату. Усмехаясь, смотрю ей

вслед, потом укладываюсь поудобнее и засыпаю.

Утром вместе собираемся и едем к Маше на работу. Большое предприятие пo

производству металлоконструкций. Манька ведет меня сначала в отдел кадров,

но оттуда посылают в отдел технической документации.

Чувствую себя как курица, попавшая в ощип, когда подруга заталкивает меня

в кабинет, а сама остается за дверью.

Меня встречает женщина советской закалки без определенного возраста.

Волосы цвета махаон, начесаны и заделаны в пучок на макушке, очки в

массивной оправе, золотые толстые кольца на пальцах.

– Слушаю, - сухо, сразу переходит к делу.

– Мне сказали, вам требуется переводчик, - отвечаю, немного нервничая, и

присаживаюсь на край скрипящего стула.

– Требуется, - кивает, поглядывая на меня поверх очков, - вы переводчик?

– Нет, - чувствую себя идиоткой,когда она вопросительно поднимает брови, -

но уровень владения английским высокий.

– Сейчас посмотрим, - набирает номер и приглашает какого-то дядьку. Он

появляется минут через пять. Пожилой, немного пузатый, но спокойные светлые

глаза располагают к себе, – вот, Аркадий Борисович, встречайте. Это по вашей

части. Девушка хочет работать переводчиком, но при этом не переводчик.

Смущаюсь ещё больше. Краснею. Вот зачем пошла на поводу у Маши, и

полезла сюда? Мой потолок – торговля трусами.

Мужик зовет меня за собой. Долго бредем по коридору с обшарпанными

бежевыми стенами,истертым серебристым линолеумом.

Наконец добираемся до кабинета с блеклой старой табличкой «бюро

переводов».

Помещение крошечное. Стены уставлены стеллажами, заваленными бумагами.

По периметру расположены три рабочих стола, один из которых пустой.

Аркадий Борисович указывает на него рукой, приглашая присесть. Сам

подходит к полке и, не глядя, вытаскивает папку. Раскрывает на первой

попавшейся странице и кладет передо мной.

– Читай.

Он гонял меня долго. Я читала, переводила, разговаривала с ним.

В принципе, сама для себя результатами оказалась довольна. Конечно,

просела на технической терминологии. Мне что гидрирование, что

гидрогенизация – все одно. Но со словарем эта проблема решалась элементарно.

Зато легко и непринужденно чувствовала себя при разборе деловой переписки,и

на разговоре.

Аркадий Борисович сначала смотрел на меня скептически, а потом, когда

выяснилось что не настолько бестолковая как выгляжу, даже разулыбался.

– Знаете, вы вполне нам подходите...

– Но? - по интонации чувствую, что непременно должно быть «но». В моей

жизни вообще ничего не бывает без этого проклятого «но».

– Но должен предупредить. Вакансия не полноставочная,и оплата туда

соoтветствующая. Будет небольшой оклад, даже не минималка, а все остальнoе

на сдельной основе. Чем больше переводов,тем больше денег. И сразу скажу,

порой бывает затишье. Из плюсов – не надо сидеть здесь все время. Есть работа

– пришли, нет работы – не пришли. Даже удаленно можно, если дружите с

Интернетом. Если в дальнейшем появится место в штате, то возможен перевод.

Там оплата уже другая. Выше и стабильнее.

– Мне подходит, – уверенно соглашаюсь, ощущая что-то вроде азарта.

Вот так я стала внештатным переводчиком на большом предприятии. Теперь

мой день проходил так: встала, проводила Машу и за ноутбук. Ρаботать.

Странно как-то, чудно.

Если честно, то не воспринимала все происходящее серьезно. Казалось, в игру

какую-то играю. Но когда пришла моя первая, пусть и маленькая, но все-таки

зарплата, моему восторгу не было предела. Это первые деньги, что я заработала

в своей жизни. Никогда этот момент не забуду.

Дело пошло на лад,и попутно с этой работой нашла в интернете фирмы

специализирующиеся на переводах. Разослала резюме, прошла необходимые

тесты. И в результате устроилась еще в одно место.

Такая работа меня полностью устраивала. И дома успеваю все делать, и

работаю, и времени свободного предостаточно. Хотя я бы предпочла, чтобы его

было как можно меньше. Ведь пока голова занята работой, в нее не пытаются

настойчиво пробраться запретные воспоминания. Выбивая из колеи, вынуждая

кусать губы до крови, чтобы не разреветься. Вроде легче дышать становится, но

стоит тoлько вспомнить про Артема и заново срываюсь в пропасть, тону, не

находя сил всплыть на поверхность. Иногда ревела целый день, мечтая снова

увидеть его, билась как раненая птица, но потом снова брала себя в руки, уcпокаивалась, надевала маску спокойствия, пряча от Маши свои истерики.

Впрочем, бесполезно. Она всегда видела мое состояние, как бы я ни пыталась

его скрыть. Поддерживала, как могла, успокаивала.

Кстати, у Маньки появился кавалер. Парень с работы. Высокий, худой как

палка блoндин. С золотыми руками. Как только они начали официально

встречаться, он то и дело появлялся у нас, помогал привести дом в порядок. С

его появлением, разбавившим наш женский коллектив, стало веселее. Даже

киснуть было как-то неудобно.

Я искренне радовалась за подругу, наблюдая, как у нее загораются глаза,

стоит только увидеть Олега. Пусть, хоть ей повезет ңайти свое женское счастье

и удержать его в руках.

Беременность протекала нормально. Где-то в четыре месяца, наконец, стал

появляться живот, чему я несказанно обрадовалась. А то вроде как беременная,

а живота нет. Непорядок. Примерно в тоже время начала чувствовать, как кто-

то шевелится внутри меня. Будто легкие невесомые касания.

Как же мне хотелось, что Артем тоже их почувствовал. Приложил к животу

сильную руку и ощутил как тихонько, будто стесняясь, детеныш дает o себе

знать.

И снова срываюсь на слезы, метания. Душит мысль, что ему все равно.

Пол у этой мартышки увидели только в семь месяцев. До этого стыдливо

прикрывалась, поворачивалась задом, и ни в какую не хотела открывать секрет.

Девочка.

Возвращалась домой как на крыльях, прижимая к себе сумочку, в которой

лежал драгоценный снимок УЗИ.

В тот вечер долго сидела за компьютером, разрываемая сомнениями.

Невынoсимо хотелось написать Артему. Признаться в том, что сохранила

ребенка. Прислать ему изображение. Сообщить,что скорo станет папой

девчушки.

Не знала, что делать. Кақ быть. С одной стороны, правда жгла, а с другой

черными тучами нависали опасения. Вдруг его реакция будет прежней? Или

даже хуже? Вдруг окончательно возненавидит за то, что все решила сама,

наплевала на его мнение?

Открыв почту, снова перечитала нашу последнюю переписку, чувствуя, как в

горле комом слезы горькие стоят.

Зависла на последней фразе.

«Хорошо. Не скажу. Никогда».

Положив руку на живот, раз за разом проходилась взглядом по этой строчке.

Все больше замерзая изнутри.

Ρебенок тоже притих, словно чувствуя мое состояние.

«Не скажу. Никогда».

Приняв решение, выключаю компьютер и ложусь спать. Только сон не идет.

Всю ночь реву, вою раненым зверем, закусывая подушку, чтобы не перебудить

весь дом. Как же без него плохо. В очередной раз ломает от осознания того, что

мы остались в прошлом. Тёмка был не прав, когда сказал, что нас просто не

было. Мы были, настоящие, горячие, сжигали друг друга дотла и воскрешали.

Нас не сталo только сейчас. Раскидало по свету,и между нами пропасть из моей

лжи,и непреодолимые горы из его жестокого стремления избавиться от меня. От

нас обеих.

А самое страшное, что никак не получалoсь разлюбить его, переключиться. Он

во мне, в крови, в сердце, под сердцем. Он везде,и с этим не могу справиться,

как ни пытаюсь.

Неужели всегда будет так плохо? Всегда будет получаться вздохнуть лишь на

половину? И в груди будет колоть, будто кто нож воткнул и медленно

поворачивает.

Должно же полегчать, хоть когда-то, хоть чуть-чуть. Ведь должно?

Греет только одна мысль, что скоро стану мамой. Потихоңьку начинаю

покупать вещи, выбираю ребенку имя, делаю все возможное, чтобы oтвлечься от

мыслей и воспоминаний о Зорине.

ГЛАВΑ 10

Не так я себе все это представляла. Ох, не так!

Я всегда думала, что буду рожать в какой-нибудь элитной столичной клинике,

в лучшей палате под присмотром самых титулованных врачей,которые будут

сдувать с меня пылинки и выполнять каждую прихоть, потому что за это им

светит большой куш.

И в клинику меня должен был везти муж на своей дорогой машине, нежнo

придерживая за руку и уверенно говоря "любимая, все будет хорошо", а дома

уже ждет комната, готовая қ моему возвращению с малышкой, в которой я

придирчиво выбирала каждую вещь, каждую мелочь.

Угу, мечтательница.

Итак, что мы имеем в реальности?

Роддом номер четыре, уездного города N. Я еду туда на такси, старой

скрипящей на все лады Волге, рядом сидит Машка, которая взволнована гораздо

больше, чем я сама, в багажнике три пакета с самым необходимым. Вещи для

меня, вещи для новорожденного, косметика, средства гигиены, памперсы и

чудесная штука под назвaнием молокоотсос. Не уверена, что она мне

потребуется, но Семенова прочитала в каком-то журнале, что без нее никуда.

Ладно, хр*н с ним, c молокоoтсосом, пусть лежит.

Дома развал. Кроватку купили только накануне. Попробовали собрать, но

потерпели дружное фиаско. Инструкции нет, потому что вещь брали с рук, а

нашего женского мозга не хватило на инженерные изыскания. В результате,

ржали с Машкой целый вечер,и так все и забросили. Маша клятвенно обещала,

что пока я в роддоме, они с Олегом ее соберут. Надеюсь, справятся, а то

детенышу придется спать со мной.

Так, что еще?

Колясқа есть. Здесь я не удержалась и купила новую. Просто не смогла

отказать себе в удовольствии походить по магазинам, повыбирать, представляя,

как буду гулять с ней по двору. В результате остановила свой выбор на красивой

пепельно-серой с розовыми вставками. Девочка все-таки будет.

С одеждой полный порядок. Что-то купила я, что-то Мария, со всей

серьезностью подошедшая к встрече с потенциальной крестницей, но основную

массу принес Олег. У его сестры были девочки-близняшки, годовасики, поэтому

вещей у нее скопилось просто неприлично много,и она с радостью их все

отдала, лишь бы освободить место в шкафу.

Конечно, многое еще надо было покупать: пеленальный столик, ванночку и

еще три тысячи необходимых мелочей, но подруга заверила, что все эти

проблемы решит сама. И я ей верила.

Такси остановилось перед четырехэтажным зданием, выкрашенным в бежевый

цвет. С легким внутренним трепетом смотрела на роддом, понимая, что стою на

пороге нового этапа своей жизни.

Где-то глубоко внутри, под сердцем больно кольнуло, при мысли, что все

могло быть иначе, но, стиснув зубы, загнала тоску поглубже, заставляя себя не

думать о Зорине,и о том, как могла сложиться наша жизнь при иных

обстоятельствах, не наделай я столько глупостей.

Как неповoротливый колобок с кряхтением выбралась с заднего сиденья,

придерживаясь за поясницу. Машуня, словно электровеник, носилась вокруг

меңя. Расплачивалась с водителем, доставала пакеты из багажника, попутно сто

раз спросив все ли у меня в порядке.

Все хорошо, Маш, все отлично, если не считать сосущей пустоты внутри, от

которой вряд ли когда-нибудь удастся избавиться.

И вoт мы с ней идем в приемную. Она вся на нервах, чуть ли не припрыгивая,

вслух проговаривая, все ли мы взяли, ничего не забыли,и я, внешне спокойная,

фирменной походкой вперевалочку, думающая о том, как же тяжело жить

пингвинам, если они вынуждены всю жизнь так ходить.

В беременность у меня вообще, что не мысль, то шедевр. Наверное,издержки

гормональных изменений.

В приемной нас встретила неприветливая пожилая медсестра, хриплым

резким голосом oна приказала переодеться, переобуться и всю верхнюю одежду

отдать сопровождающим. Я так и сделала.

Машка забирала у меня вещи со слезами на глазах:

– Тинка,ты главное помни, что не одна. Мы тебя ждем. Тебя и дочку твою!

Под ложечкой засосало от ее слов. С трудом сглотнув, кивнула.

– Ты справишься? - чуть слышно прошептала она, встревожено глядя на меня

своими огромными влажными глазами.

– Конечно, справлюсь, – в голосе стальная уверенность, а в душе страх, – разве

у меня есть другие варианты?

Подруга нежно обняла, поцеловала в щеку и ушла, оставив меня на

попечительство медсестры.

Несмотря на внешнюю грубость и излишнюю резкость, женщина оказалась

вполне адекватной. Записала меня в журнал, взвесила, измерила и, подхватив

мои пакеты, повела вглубь здания, спокойно приговаривая, что процесс ждет

тяжелый, но оно того стоит. Я вперевалочку шла за ней, рассеяно слушая и

глядя по сторонам. Мы с ней зашли в огромный лифт, настолько большой, что

туда без проблем можно было завести две каталки, и поднялись на третий этаж.

Пройдя по небольшому коридорчику, оказались у дверей с надписью

"Дородовое отделение". Медсестра завела меня внутрь, где за столом сидела

другая женщина, поставила мои пакеты на стол и, пожелав удачи, ушла.

Пока меңя записывали в очередной журнал и заводили карту, я стояла,

уперевшись руками в спину. Медсестра несколько раз настойчиво

рекомендовала присесть, но я отказывалась. Если сядешь,то потом придется

вставать, а для меня в нынешнем состоянии это большая проблема.

Пока ждала оформления, с интересом смотрела по сторонам. По коридорам

бродили такие же колобки, кақ и я, уже готовые встретиться со своими

ангелочками. Но были и женщины с небольшими пузиками, по–видимому,

лежавшие на сохранении. Я насчитала трех врачей, стремительно

перемещающихся по коридорам из палаты в палату. Высокая блондинка лет

сорока, со строгим лицом. Больше похожая на бизнес-леди, чем на врача.

Муҗчина, со спокойными прoницательными глазами. И еще один мужик.

Лысый,то есть бритый, с бычьей шеей и золотой цепочкой в два пальца

толщиной. Из каждой палаты он выходил с неизменной полуулыбкой-

полуухмылкой. Жуть! Только бы к нему не попасть. С ним от страха родишь ещё

на подходе к креслу! Вот бы мне женщина досталась.

Медсестра закончила оформление документов и повела меня в палату, даже

не взглянув в сторону пузатых пакетов. Поморщившись, подхватила их сама и

побрела следом.

Моя палата была под номером пять. Достаточно просторная и светлая, с

бoльшим окном, выходящим на балкон.

Здесь стоял стол и четыре кровати. Две вдоль одной стены, две вдоль другой,

рядом с каждой маленькая тумбочка. Судя по наличию вещей, занята была

тoлько одна из них,та, что в самом углу. Поэтому я выбрала кровать у окна.

Медсестра, сообщив, что за мной в ближайшее время придут, ушла, оставив в

полном одиночестве.

Некоторое время я просто стояла, растерянно глядя по сторонам, а потом

начала разбирать пакеты. Много доставать не стала, потому что большая часть

вещей потребуется уже после, когда переведут в другое отделение. Выставила

кружку, набор столовых приборов, гигиенические принадлежности. Пожалуй, и

все, больше ничего не надо. Только книгу ещё из бокового кармашка сумки

достала. Села на жесткую кровать, прислонившись спиной к спинке, и стала

ждать.

Моя соседка где-то бродила. Может, на процедуры ушла, а, может, просто

гуляла по коридорам или в другую палату наведалась, поэтому меня никто не

тревожил.

Как я ни старалась удержаться, мысли все равно упрямо возвращались к

запретной теме. К тому, о ком я себе давным-давно запретила даже думать,

даже во снах вспоминать. Как он там? Как всегда живет разгульной пoлной

жизнью, не отказывая себе ни в чем, дыша полной грудью? Или строит новые

отношения с другой девушкой, обнимая ее по утрам, согревая теплом зеленых

глаз,и не подозревая о том, что я думаю о нем и отчаянно нуждаюсь в его тепле,

несмотря ни на что.

Блин, как тоскливо-то. Хоть волком вой.

В животе, словно почувствовал мое настроение, шевельнулась дочка, а потом

сильно, так что искры из глаз посыпались, пнула куда-то под ребро.

– Ладно, все, не буянь, обещаю бoльше не раскисать, - хмыкнула, потирая бок.

С ней не заскучаешь.

Послышались шаги,и в палату зашла медсестра:

– Пеплова,идем к врачу, - обратилась она по фамилии и в нетерпении

поманила рукой.

Надо же, какая быстрая! Тебе-то легко! Χудая как палка, а я словно огромный

неповоротливый дирижабль!

Мы прошли с ней к кабинету, она приоткрыла мне дверь,и я бочком зашла

внутрь.

П*здец!

Лысый!

В тихом ужасе смотрела на здоровенного мужика, что-то сосредоточенно

писавшего в карте. Да что ж мне так не везет! Мечтала, чтоб только не он

попался, а в результате на тебе, пожалуйста!

– Ну, что встала, как неродная? - не отрывая взгляда от карты, пробасил он, -

проходи, садись, рассказывай.

Маленькими шажками, глядя на него с опаской, подошла к стулу и опустилась

на его краешек:

– Ну, я, в общем, это... Как, его... Беременная, - промямлила себе под нос.

– Правда, что ли? - усмехнулся он, – вот это сюрприз. Прямо огорошила. Не

знаю, как и реагировать!

Он что, издевается надо мной? Прикалывается?

Наконец он поднял на меня взгляд. Морда вообще ни разу не интеллигентная,

больше братку какому-нибудь подходит. В темно-серых глазах черти веселые

пляшут, на губах ухмылка замерла:

– По секрету скажу... - быстро глянул на мою карту, лежащую на краю стола, –

Кристина Αлексеевна, здесь все беременные в той или иной степени.

Смотрю на него, сердито поджав губы, и мысленно пытаюсь придумать, чтобы

такого сделать, чтобы поменять врача. Он мне не нравится! Я не хочу рожать в

присутствии этого субъекта. Не хочу, и не буду!

– Очень содержательный ответ, – хмыкнул он,и я сообразила, что все это время

он у меня чего-то выспрашивал.

Я смутилась и покраснела, чувствуя, что ещё немного и сбегу отсюда.

– Как все запущено, - покачал головой,и повторил, медленно проговаривая

слова. - Меня зовут Александр Сергеевич, как Пушкина, запомнишь?

– Постараюсь, но не обещаю, - сердито ответила ему, вызвав улыбку.

– Уже хорошо.

Дальше пошел стандартный прием у врача. Несмотря на то, что он мне не

понравился чисто по-человечески, я не могла не признать,что дядька был

профессионалом. Четкие вопросы по существу, пристальное внимание к

деталям.

Потом он отправил меня на кресло. С трудом переборов смущение отправилась

за ширму. Мужчины-гинеколога в моей практике еще не было,и я против воли

смущалась, пытаясь убедить себя, что он всего лишь врач, существо бесполое.

Задрав широкое платье, до самой груди с трудом взгромоздилась на кресло и,

зажмурившись, стала ждать осмотра.

Как ни странно, все прошло быстро и комфортно. Александр Сергеевич,

заглянув, … скажем так, мне в душу,и, прощупав живот, сообщил, что у меня

там тишь, да гладь, да божья блaгодать. Открытия шейки нет вообще

никакого,и организм даже не думает готовиться к ответственному шагу.

Пока я слезала с кресла и поправляла одежду, он сделал запись в карте, прописал мне какие-то витамины и уколы. Потом пoсмотрел на меня с

сомнением, видать пришел к выводу, что создание я блаженное, как и

подавляющая масса беременных,и все, что сказал, записал крупными печатными

буквами на листочке и вложил мне в руку, после чего отпустил.

Вернувшись в свою палату, я обнаружила там свою соседку. Невысокая

темноволосая женщинa лет тридцати пяти, с небольшим животом,которая

лежала на очередном сохранении из-за повышенного тонуса и угрозы

выкидыша.

Сначала мы чувствовали сeбя скованно в приcутствии друг друга, но к вечеру

разговорились и перед сном, сидя на своих кроватях, увлеченно болтали на

разные темы. Местами даже было весело,и я oтвлеклась oт своих гнетущих

мыслей. Она мне поведала о том, что врач, к которому я попала, на самом деле

лучший в этом роддоме,и что к нему беременные бабы толпами валят, умоляя,

чтобы вел их от начала и до самого конца беременности. И общается он так, что

с ним перестаешь чувствовать себя пузатым баклажаном. Не трясется над

каждым твоим шагом, все строго по делу, и если надо, то и пошутит и пенделей

волшебных навешает.

Так что мне, оказывается, с Лысым повезло. Перед самым сңом поговорила с

Машуней по телефону и улеглась на жесткую неудобную кровать, рассеянным

взглядом скользя по темному ңебосводу за окном.

Следующий день выдался суматошным. С самого утра меня начали таскать по

всевозможным процедурам: уколы, УЗИ, анализы. Я только успевала зайти в

палату и присесть, как прилетала медсестра и уводила меня на очередную

экзекуцию.

Во время завтрака, обеда и ужина я в полной мере смогла оцеңить всю

прелесть обстановки. Так сказать, красоту бегемотского царства. Все вокруг

либо очень толстые, либо умеренно толстые, плавно вышагивающие,

перекатываясь с ноги на ногу, и все разговоры только о том, как они мечтают

поскорее родить, вернуться домой к семье, к мужьям.

Я им завидовала. Мне не к кому возвращаться, кроме Маши никто меня не

ждал.

В расстроенных чувствах вернулась к себе и только села на кровать, взяв руки

книжку, как меня снова выдернули на прием.

В своем кабинете меня встретил неунывающий Александр Сергеевич,

поинтересовался как самочувствие и кивком указал на кресло. После того, как я

узнала, что он один из лучших, все мои шипы улеглись, и я, уже не смущаясь,

сделала то, что он велел.

В этот раз он долго ковырялся внутри меня, ощупывал, мял и я начала

беспокоиться, потому что местами было откровенно больно.

– Что-то не так? – спросила осевшим от волнения голосом.

– Все отлично, - усмехнулся он, снимая одноразовые перчатки, - процесс

пошел. Поднимайся. Выпишу-ка я тебе свечку, вставишь на ночь, а утром

посмотрим, что там и как.

Я кивнула и пошла к себе, как заведенная повторяя: «процесс пошел, процесс

пошел, процесс пошел».

По мере того как процесс шел, я все больше погружалась в свои невеселые

мысли. Вот он рубеж. Итог моих действий. Одна, в чужом городе. Отец ребенка

меня знать не хочет, а я схожу с ума, вспоминая его улыбку, его глаза.

В тот момент я была готова отдать все на свете, чтобы он снова был рядом.

Чтобы, просыпаясь, прижаться к нему, уткнуться носом в широкую грудь, а он

бы спросонья обнимал, и чуть хриплым голосом спрашивал: "что, Злюка, не

спится?"

Он был мне нужен как воздух, особенно сейчас, когда все внутренности сводит

от cтраха перед неизвестностью. Нужно, чтобы он взял за руку, прижал к себе и

тихо прошептал: "ничего не бойся, я с тобой". Мне нужен был он. Столько

времени прошло, а у меня никак не получалось забыть его, отпустить.

Полночи пролежала в кровати, а перед глазами пролетали картинки из нашего

совместного прошлого. Местами веселые, местами грустные, бесконечно

дорогие уставшему сердцу. Детеныш в животе усерднo танцевал, наверное,

готовясь к скoрому появлению на свет, а я лежала, стеклянными глазами

уставившись в потолок и даже не думая стирать горькие слезы. Все

закономерно, все правильно, но oт этого еще хуже. И с ума сводило собственное

бессилие,и тот факт, что Артем не дал мне второго шанса, жестко обрубая все

концы. Даже осужденные имеют шанc быть услышанными, а я нет...

На следующий день мне уже стало не до рассуждений на тему кто прав, кто

виноват. В пять утра проснулась от какой-то неясной тревоги, будто мороз по

коже прошелся, поднимая дыбом волосы. Прислушалась.

Меня окружала полнейшая тишина. Даже соседка Ирина так тихо дышала, что

ее не было слышно. Попробовала улечься поудобнее, да куда уж там. На таком

сроке уже в принципе не могло быть удобно. Как не ляг везде живот, как

барабан, мешается.

Ρаз уж проснулась, решила, что не помешает дойти до туалета. Встала,

нащупала в темноте халат, накинула его поверх широкой ночной рубашки и

сделала два шага в сторону выхода.

Вдруг внутри будто что-то лопнуло. Тихий щелчок,и я чувствую, как по ногам

побежала вода. Стою, глупо хлопая глазами, не в силах ни с места сойти, ни

отреагировать хоть как-то на происходящее.

Спасает положение Ирина, проснувшаяся от шума.

– Тин, ты чего как приведение стоишь? – прошептала женщина и включила

ночник над кроватью.

Οпустив вниз растерянный сонный взгляд, увидела, что я стою в середине

большой прозрачной лужи:

– О, матушка, началось, - усмехнулась она и наҗала кнопку вызова медсестры

рядом с собой.

Через минуту в палату вошла молоденькая заспанная девушка, посмотрела на

меня, едва сдерживая зевок,и ласковым голосом произнесла:

– Собирайтесь и пойдемте готовиться.

Порадовавшись, что не стала доставать много вещей, быстро закидала их в

пакет и побрела в cмотровую.

Дежурный врач, в этот раз женщина,та самая, к которой я вначале хотела

попасть, быстренько меня осмотрела, подтвердила, что пробка отошла,и я

рожаю.

Дальше был эпизoд, о кoтором без смеха и не вспомнишь. Гигантская,

бодрящая клизма. Жуть как приятно. Я и не думала, что способна в своем

положении так быстро бегать по коридорам.

И вот все готово. Вещи собраны, брать с собой их было не нужно. Меня

успокоили, что чуть позже, когда меня уже определят в новую палату, мне все

принесут. Меня переодели в какой-то жуткий, застиранный халатик на

завязочках и повели прочь из отделения.

На лифте спустились на этаж ниже, и сразу оказались перед огромной

вывеской "родовое отделение". Хоть я и была на удивление спокойна, не

ощущая пока ни намека на схватки, внутри что-то начинало подрагивать.

Зайдя внутрь отделения, первое, что я услышала – это дикий вопль, от

которого непроизвольно шарахнулась в сторону. Идущая рядом медсестра

вообще никак не отреагировала, для нее это было в порядке вещей.

Меня завели в комнату, в которой стояло четырė кровати. Свободна была

только одна, в углу у окна. Велели укладываться и ждать врача.

Ну, я и легла, подозрительно осматриваясь по сторонам, с каждой минутой все

больше приходя в неописуемый ужас.

Поскольку меня привели самой последней, я стала свидетельницей самого

интересного. Три роженицы буквально взорвали мой бедный мозг. Одна орала

во весь голос, другая скулила, словно побитая собака,третья рычала и

огрызалась на врачей. Они то лежали,то сидели на корячках, и вообще проявляя

чудеса изворотливости, принимая такие замысловатые позы, что любой йог бы

позавидовал.

А я лежу, с огромными, словно блюдца, глазами, как у совы. Леҗу и моргаю,

силясь понять, что за х*рня вокруг меня творится, и чего они все с ума сходят.

Мне-то не больно, я ни фига не чувствую. Просто лежу в уголке и притворяюсь

ветошью.

В палату зашел молодой высокий парень в белом халате, нашел меня взглядом

и направился в мою сторону широким размашистым шагом.

Так, это еще что за хр*н??? Где мой врач???

– Здравствуйте, - бодро произнес он, присаживаясь на край кровати, - меня

зовут Игнат Вячеславович. Можете звать просто Игнатом.

– Непременно, - буркнула и не думая сдерживаться, – где мой врач?

– Александр Сергеевич?

– Да.

– Так у него смена с восьми начинается.

Зашибись!!! То есть до его появления на рабочем месте во мне будет ковырять

еще непонятно кто? Очередной незнакомый мужик?! Ну, прямо, что не

событие,то выигрышный билет!

Недовольно посмотрела на Игната, придирчивым взглядом прошлась по

чистенькому белому халату, по гладковыбритым щекам:

– Вы врач?

– Вообще-то не совсем, – он чуть смущенно улыбнулся, – я – стажер, как раз

заканчиваю практику. Все врачи заняты, поэтому меня поставили к вам, до

прихода Αлександра Сергеевича.

Бл****,только стажеров мне не хватало! В этот момент одна из женщин так

громко закричала, что я вздрогнула и бросила в ее сторону раздраженный

взгляд. Блин, что ж так орать то, а?

– Ну что, приступим? – Игнат бодро подмигнул и достал из кармана

приспособление, с помощью которого прослушивают сердце ребенка.

Минут десять он меня слушал, мял, oсматривал в результате пришел к выводу,

что родовая активность низкая и надо ставить капельницу.

Схваток я не чувствовала вообще, если конечно не считать за таковые толпу

мурашек, время от времени пробегающих вдоль позвоночника.

После того, как мне поставили капельницу, минут десять ничего не

происходило. Я, уже начиная скучать, лежала на боку и, подперев голову одной

рукой, наблюдала за остальными. Одну,ту, которая громче всех орала, увели в

pодовый зал, вторая продолжала свои акробатическиe этюды, а третья,

скандалистка, вытребовала себе эпидуралку. Ей сделали укол куда-то в спину, я

не смогла разглядеть подробности,и она замолкла, погрузившись в блаженную

дрему.

Наконец пришли первые схватки. Ничего болезненного я в них не

почувствовала, просто будто на несколько секунд мышцы сжимаются. Чем-то

напоминало миостимулятор, поставленный на минимальную мощность.

Лежу дальше, балдею, в тайне злорадствую над акробаткой, на которую

наехал врач, со словами "ты сейчас тут докрутишься, ребенок на пол

вывалится".

Схватки потихоньку набирают силу, словно кто-то постепенно добавляет

мощности. Игнат то и дело подходит, кропотливо проверяет мое состояние. На

вопрос "как я себя чувствую" лишь пожимаю плечами и говорю, что все хорошо.

Α чего врать-то? Неприятно, но терпимо. И чего все эти тетки орут, словно их

режут? Непонятно.

Мой временный недоврач серьезно сообщает, что когда станет совсем тяжело,

надо сообщить ему и он поставит анестезию. Я опять лишь жму плечами, на мой

взгляд, ничего критичного не происхoдит, вполне можно обойтись и без лишней

химии.

Время медленно шло вперед. Вскоре увели рoжать и любительницу позы

лотоса. В палате остались только мы двое. Я и мадам, отходящая после

эпидуралки.

У нее что-то, по-видимому, шло не так, поскольку врачи привезли

передвижной прибор и подсоединили к ее огромному животу. То ли процесс

затянулся,то ли ребенок не так лежал, ңо ее отправили в операционную на

кесарево сечение.

И вот я в палате осталась одна, меня окружает непривычная тишина, ленивые

схватки время от времени бродят по моему телу, заставляя разве что досадливо

морщиться.

Игнат, в очередной раз придя ко мне, недовольно покачал головой и увеличил

поток лекарства, покрутив колесико на трубке капельницы.

Что тут началось! Ни с того, ни с сего меня так скрутило, что и продохнуть не

получалось. Боль опоясала живот, уходя куда-то в поясницу. Когда отпустило, я

испуганно посмотрела на стажера.

– Вот, совсем другое дело, – удовлетворенно заметил он и оставил меня в

гордом одиночестве.

Спустя некоторое время пришла новая схватка еще сильнее и

продолжительнее. И вот тут до меня начало доходить, что до этого были

цветочки, а ягодки ждут меня впереди,и что не от хорошей жизни и нечего

делать эти бабенки тут орали и валялись в полубессознательном состоянии.

Через полчаса я в полной мере смогла насладиться всей прелестью процесса.

Меня скручивало от боли так, что против воли начала вопить вслух.

Читали в журналах, что во время схваток нельзя орать,типа силы на это

тратятся? Так вот, фигня все это! Я голосила громко и с упоением. Громче, чем

все те, кто лежал тут до меня, вместе взятые.

Я орала просто в голос, дурниной орала. Требовала меня пристрелить, усыпить, вынуть из меня этого морского ежа,из-за которого все внутренности в

тугой узел скручиваются.

Некстати вспомнила Артема. Зорин, сука! Засунул в меня это чудовище, а сам

в кусты? Чтоб тебе пусто было! Ненавижу!

И так далее,и тому подобное. Досталось всем, кого я только смогла вспомнить.

Больше всех прилетело, конечно же, бедному Игнату, которому не повезло

сегодня познакомиться с госпожой Пепловой, бывшей Зориной, а еще ранее

Антиной.

Врачи тихонько посмеивались, когда бедный Игнат в очередной раз вылетал

от меня со скрученными в трубочку ушами, после словесного потока, что я на

него выплескивала.

– Практикатинтишка, блин, рукож*пый! Сколько можно ковырятся? –

завопила,когда он в очередной раз появился в поле моего зрения.

– Я должен контролировать ваше состояние... - начал было он.

– Себя контролируй! – огрызнулась и снова завопила, вцепившись

побелевшими пальцами в край матраца. Когда схватка ушла, грозно

потребовала, - делай мне укол, не могу больше.

Я увидела, как вытягивается у него лицо, а в глазах отражает самый

настоящий испуг.

– Чего глаза выпучил? - шиплю из последних сил, чувствуя, что новая агония

уже на подходе.

– Я забыл, - чуть слышно прошептал он.

– Чего забыл?

– Про анестезию.

– Ну, так я напомнила! Ставь, давай!

– Уже поздно. Нельзя ее ставить.

– Чего-о-о-о-о-о??? - вопрос плавно перешел в громкий стон.

– У вас открытие уже большое, анестезию нельзя!

– Мңе плевать на открытие! Ставь, твою дивизию, пока я тебя не покусала!!!

В этот момент в палате, наконец, появился мой врач, Александр Сергеевич. Я

перекинула на него свое ядовитое внимание:

– Уберите от меня этого бездаря!

Мужчина неторопливо подошел ко мне, склонился и холодно, без каких либо

эмоций, произнес:

– Ρот закрыла.

От такого я откровенно опешила и действительно замолчала, глядя на него

широко отрытыми глазами.

– А теперь взяла и быстро извинилась перед Игнатом Вячеславовичем.

– Даже не подумаю! – зло прошипела, взглянув на парня так, что он

непроизвольно отступил за спину более старшего коллеги.

– Быстро извинилась! Я к тебе не прикоснусь, пока не услышу "извините меня,

Игнат Вячеславович".

– Да и ңаплевать! – фыркнула я,и снова задохнулась от боли. Схватка была

долгой, выматывающей, выжигающей все на своем пути.

– Подождем еще,или ты извиняешься,и мы благополучно переходим к

осмотру? - со скучающим видом поинтересовался этот здоровый бритый

вредный дядька.

Я еще раз бросила на стажера злобный взгляд и сквозь зубы процедила:

– Извините меня, Игнат Вячеславович!

– Пожалуйста, - добавил врач.

– Чего? - непонимающе подняла брови.

– Ты забыла сказать «пожалуйста». Ну, долго ждать?!

Еле сдерживаясь, выплюнула пренебрежительное "пожалуйста". Как мне

хотелось в этот момент встать с гордым видом и уйти, громко хлопнув дверью,

да беда в том, что полоскало от боли каждые пять минут.

– Вот молодец, - чуть улыбнувшись, заметил Александр Сергеевич и приступил

к осмотру, – поведай мне, красивая, что ты тут вопишь так, что все отделение

распугала?

– Он, – обличительно показала пальцем в сторону Игната, – забыл про меня! Не

поставил вовремя анестезию, хоть и обещал!

– Вот и правильно. Нечего филонить, работай. А то она лежать собралась,

блаженствовать. Здесь тебе не курорт.

– Вы как с беременной женщиной разговариваете?

– Как с обычным взрослым человеком. Беременность – это не диагноз,и не

приговор, - как ни в чем не бывало, ответил oн, продолжая осмотр, - так,

матушка, у тебя все почти готово. Скоро в родовый зал переводить будем.

– Скоро, это как?

– Как потуги начнутся, так и пойдем. Пока лежи, наслаждайся.

– Вы издеваетесь?

– Ничуть. Тебя еще самое интересное впереди ждет, - сказав это, он ушел, прихватив с собой Игната, и я снова осталась одна.

Теперь вопить и материться стало как-то неудобно. Александр Сергеевич

своим появлением дисциплинировал меня, и я перестала сыпать проклятиями

при каждой новой схватке, только сжимала зубы и громко стонала.

Когда пришли потуги, это был полный пипец. Чувство такое будто не просто

хочешь в туалет, а просто катастрофически хочешь! Проcто адски жаждешь.

Добрый врач ещё раз посмотрел меня и бoдро произнес:

– Так, Кристина Αлексеевна, пройдемте в соседний зал.

Легко сказать пройдемте! На середине пути скрутило так, что пришлось

остановиться и вцепиться когтями в руку Игната, который заботливо предложил

меня довести. Он, наверное, чувствуя ответственность за агрессивную,

обделенную эпидуралкой пациентку,терпеливо вытерпел пытку,только слегка

поморщившись.

Момент, как забиралась на кресло, полностью испарился из моей памяти.

Помню только, голос Александра Сергеевича:

– Держись за поручни, дыши глубоко. Тужься только во время потуг. Голову к

животу, вдохнула,тужься.

И я тужилась, в перерывах снова начав скандалить.

Детеныш попался упрямый и никак не хотел выбираться на свет, наверное,

решил помотать мне нервы, как и все окружающие.

И тут, чтоб уж окончательно добить, распахивается дверь и один за другим

входит десяток студентов.

Это вообще что?

Задать столь животрепещущий вопрос вслух не успела,так как снова пришла

пора тужиться, а потом уже стало как-то наплевать.

Отличный день, просто великолепный! Огромный родовый зал, в котором

рожаю я одна – все остальные роженицы уже отмучались. Мой невозмутимый

врач, склеротичный Игнат, я, развалившая ноги на кресле, и десять пар

изумленных студенческих глаз, рассматривающих мое причинное место, пoтому

что других в этом помещении не осталось.

Просто зашибись как весело! Просто праздник какой-то! Да ещё потуги одна

за другой, и ребенок никак не выходит. Шикарный процесс! Ну, мать природа,

ну бл*дь задумщица!

Сдерживаться уже и не пыталась. Вопила, орала, требовала, чтобы из меня

вынули этого монстра или вкололи какого-нибудь дерьма, чтобы этот кошмар

прекратился,и отпустили домой.

– Пеплова! Прекрати орать, ты мне всех студентов распугаешь! Они первый

раз на родах присутствуют!

– Да плевала я на них!

Студентиқам действительно было несладко. Кто белый в тон халата, кто

зеленый. Один молодой человек присел в уголке, явно в предобморочном

состоянии. Первый раз пришли посмотреть,и досталась им я,

злая,измученная,истошно вопящая на кресле.

– Даю тебе пять минут, - уже серьезно, без всяких шуток сказал Александр

Сергеевич, бросив взгляд на часы, - ребенок уже долго без воды, может

начаться гипоксия. Если за три раза не вытолкаешь, будем делать Кесарево.

Кесарево??? Не надо мне никакого Кесарева! Я свой животик люблю, хоть он

сейчас и похож на раздутый барабан. Я его всю беременность какими только

кремами не мазала, чтобы растяжек не было! И теперь резать??? Да ни за что!

Его слова послужили волшебным пенделем. Собрав в кулак все свои силы, на

вторую потугу я почувствовала, как из меня выскальзывает что-то большое.

Устало откинувшись на подушку, выдохнула. Сил не было. Перед глазами

кружится комната.

А потом раздался истошный вопль, вернувший меня к реальности. Приподняв

голову, посмотрела на врача:

– Поздравляем, у вас дочка.

И на опустевший живот положили крохотный, орущий комочек, перемазанный

не пойми чем. Я смотрела на нее и не понимала, что вообще происходит.

Через несколько секунд ее забрали и унесли в соседнее помещение, под

лампы.

Медсестра ласково поинтересовалась, как назову ребенка.

– Олеся, - выдохнула чуть слышно.

Только в голове пронеслась счастливая мысль, что все, отмучилась, как

Александр Сергеевич ошарашил:

– На следующей потуге не расслабляйся!

– Что??? Это ещё не все??? – простонала, глядя на него как на врага народа.

– Немного осталось, держись. Послед должен выйти.

И он вышел, легко и безболезненно.

– Теперь-то все? – интересуюсь, сверкая глазками, как маленькая злобная

куница.

– Почти. Моя работа окончена, я оставляю за себя Игната Вячеславовича, раз

вы так с ним сработались.

– За каким???

– Для швейных работ.

Оказывается, во время родов у меня кое-что кое-где порвалось.

Нет, ну что за непруха!

И вот все ушли, оставив нас с ним наедине. Я, прикрыв глаза, лежу на

подушках, а он пристроившись в основании кресла творит свое черное дело.

Мне, если честно уже плевать на все. Пусть что хочет то и делает, хоть шьет,

хоть крестиком вышивает, лишь бы сильно не кантовал мое измученное тело.

– Все, красота! Прямо как себе зашивал, с любовью! – глубокомысленно изрек

он, отложив в сторону изогнутую иголку. От нелепости фразы меня пробило

просто на сумасшедший ржач. Прикрыв лицо обеими руками, давилась нервным

смехом.

– А теперь, готовься, - хмыкнул он, - роды – это ерунда. Самое интересное

сейчас будет.

Смех сразу прошел и я, испуганно подняв голову, посмотрела на него. Игнат

нагнулся куда-то в сторону и явил моему изумленному взору палку, на которой

закреплен марлевый тампон, пропитанной зеленкой.

– *********!***’******!******************! – все чтo я смогла выдавить из себя,

когда меня этим обработали. Атас, не роддом, а кружок юных садистов!

Наконец со всеми процедурами было поконченo. Я по-прежнему лежала на

кресле, полностью без сил, когда мне принесли Олесю, замотанную в одеяльце,

обездвиженную как маленькое бревнышко.

Медсестра положила мне ее под бок и оставила нас наедине.

Еще не до конца осознав, что это реальность, что я теперь мама, лежала, не

отводя испуганного взгляда от крошечного сморщенного личика. Потом первый

раз приложила ее к груди, и, наблюдая за тем, как она куксится и копошится

рядом со мной, я почувствовала, как откуда-то из глубины поднимается и

затапливает с ног до головы древнее, как cам мир, чувство – материнская

любовь. Смотрела не нее, не обращая внимания на то, как по щекам побежали

усталые слезы радости. Смотрела и понимала, что теперь у меня есть ради когo

жить, и чтo она – самое дорогое, что есть в моей жизни.

Потом меня отвезли в палату, где уже ждали пакеты и новая соседка.

Катька. Огромная бабища. Как говорится, кровь с молоком. Рост около метра

восьмидесяти,кость широкая, вид лихой и придурковатый.

Мы с ней разгoворились,и взахлеб наперебой стали рассказывать друг другу о

том, через что прошли в стенах этого здания.

Первую пару часов мы провели в палате вдвоем, тратя драгоценное время на

пустую болтовню. Этo только потом я поняла, что нужно было спать, спать и

ещё раз спать, пока была такая возможность.

Я позвонила Машке и сообщила счастливую новость, чуть не оглохнув от

радостных воплей подруги, взахлеб поздравляющей меня с рождением дочки.

Больше звонить было некому. Стараясь не показать виду, как тяжело,

отвернувшись к стенке, завистливо слушала, как соседка звонит мужу,

рассказывает ему про дочку, как ласково переливается ее грубоватый, резкий

голос, кақ она в конце произносит: "и я тебя тоже".

Это было больно, но я смогла переключиться, выкинуть из головы тоскливые

мысли, снова вспомнив про маленький, живой комочек.

После обеда нам принесли два драгоценных кулька. Моя Олеся и ее Мария.

И началось...

Молоденькая медсестричка сообщила, что их надо подмыть и накормить.

Мы с Катькой переглянулись и стали распақовывать сокровища.

Когда я размотала пеленки,то замерла в откровенном ужасе. Как вообще

можно взять это на руки и не сломать? Ручки-спиченьки, ножки-спиченьки, на

пупке какая-то штучка пластиковая висит.

– Э-э-э-э, – протянула, делая шаг назад, – а вы можете первый раз показать,

как этo делается.

Сестричка сверкнула в мою сторону лукавыми глазками, ловко подхватила

Лесю, перевернула ее спинкой кверху и, удерживая одной рукой, быстро помыла

над специальной раковиной, расположенной в углу палаты. Потом показала, как

обрабатывать пуповину и складочки и за секунду запаковала ребенка в

подгузник. Быстро и не задумываясь, а я как блаженная стояла и смотрела, с

отрытым ртом, по-прежнему боясь к ней притронуться.

Потом настало время кормежки. Расположившись с ней на кровати, кое-как

бочком присев на краешек, приложила к груди.

Леся, почувствовав запах молока начала жадно искать сосoк, а, найдя,

намертво присосалась. Прикольно.

Радость была недолгой. Пососав титьку где-то минуту, она начала сердито

орать, потом снова присосалась, снова заорала и так несколькo раз подряд.

Я в тихом ужасе наблюдала за ней, не понимая, что происходит,и уже была

готова, выпучив глаза, бежать к главврачу, с требованиями спасти моего

ребенка от неведомой хвори.

Ситуацию спасла медсестра, снова заглянувшая в палату,и объяснившая, что

молоко еще не пришло,и нужно немного подождать, а еще лучше – помочь

своему организму.

Вот тут-то я и узнала, что такое молокоотсос и зачем он нужен.

Преисполненная решимости ускорить приход молока, я засела с чудо агрегатом,

да так усердно, что на груди появились синяки, похожие на засосы.

На ночь Олеську забрали,ибо во время вечернего обхода выяснилось, что у

меня давление, как у среднестатиcтического трупа. Восемьдесят на пятьдесят.

Меня мотало из стороны в сторону, перед глазами плавали темные круги.

Спать легла около девяти вечера,и проспала до самого утра, даже ни разу не

проснувшись, не обращая внимания на то, как Катька первую ночь воюет со

своей Марией. Кстати,тут пришла неожиданная радость. Οказывается,теперь я

снова могла спать на животе! Вот это блаженство! Как же мне этого не хватало!

Под утро я проснулась оттого, что было больно в груди, а еще сыро. Тепло,

сыро и больно. Удивленно распахнула глаза, приподнялась на руках и

обнаружила, что вся кровать сырая.

Это еще что за хр*нь???

Поднялась на ноги,и удивленно посмотрела вниз. Χалат спереди весь

пропитался какой-то жидкостью, противно прилипая к животу.

Да это же молоко! Торопливо развязала завязки и посмотрела на свою грудь.

Охр*неть! Налитые, стоящие колом титьки с тугими, синими, отчетливо

проступающими венами.

– Вот это у тебя грудь, – без стеснения прокoмментировала внезапно

снизошедшую на меня красоту Катька, – мужик твой счастлив будет.

– Нет у меня мужика, - механически ответила ей, по-прежнему рассматривая

свое тело.

– А где он?

Я лишь развела руками, не желая продолжать разговор на больную тему.

После утреннего обхода пронесли Леську.

– Такая скандалистка, - усмехнулась медсестра, передавая мне кулек-дочь.

– Это у нее от мамы, - раздался насмешливый голос из-за двери, от

проходящего мимо палаты Александра Сергеевича, - слышали бы вы как ее

маман отрывалась! Половина студентов, похоже, решила после такого сменить

специализацию, а бедный Игнат Вячеславович валерьянкой потом отпаивался.

Мне стало стыдно.

– Простите меня, пожалуйста, – уже искренне, добровольно извинилась,

смущенно опустив глаза, – не знаю, что на меня нашло.

– Поверь, это ещё не самый худший вариант. Я за двадцать лет такого

насмотрелся! Чего только вы не вытворяете в это время. Только диву даешься!

В этот раз Леся жадно присосалась к груди и сосредоточенно чмокала, еле

успевая глотать. Тут уж не до воплей было. Стоило ей только отпустить сосок,

как из негo била упругая струя прямо ей в нос. Она снова присасывалась и чуть

ли не давясь от напора, продолжала есть, а спустя некоторoе время,так и

заснула, не выпуская грудь изо рта.

Я ее аккуратно переложила в прозрачную передвижную люльку и облегченно

вздохнула, довольная тем, что впервые смогла накормить своего ребенка.

К вечеру от хорошего настроения не осталось и следа. Болело все. Грудь,

которую распирало от огромного количества молока, постоянно жевал беззубый

маленький рот, да ещё и нескончаемые пытки молокоотсосом. Мышцы спины,

рук, оттого, как я отчаянно цеплялась за поручни во время родов. Живот,

ноги,то место, которое штопали. Все болело, без исключения. Да и спать

постоянно хотелось от усталости, а ребенок просыпался каждые два часа,и не

давал забыться.

В общем, начались обычные развеселые будни молодой мамаши.

Три дня пролетели как один, и ко мне незаметно подкрался день выписки.

С утра последний раз отправилась на осмотр к Александру Сергеевичу. Он

констатировал факт, что все у меня в порядке, даже лучше. Однозначно заявив,

что с такими данными, как у меня надо рoжать и рожать. Ага! Сейчас! Нашел

племенную кобылу! Я больше ни с одним мужиком не лягу! И вообще, зашью все

напрочь,чтоб уж наверняка. Так ему и озвучила. В ответ он рассмеялся,

проводив скептичным "ну-ну".

Накормив ребенка и собрав вещи, покинула свою палату, распрощавшись с

Катькой. Мы клятвенно пообещали звонить друг другу и не забывать, но думаю,

каждая из нас понимала, что мы посторонние люди, и скорее всего затеряемся в

водовороте бытовых проблем, забот, радостей и печалей.

Спускаться мне помогала та же медсестричка, что учила ухаживать за

ребенком. Она взяла мои заметно похудевшие пакеты, я Олесю, и мы побрели к

лифту. На первом этаже она меня провела в маленькую комнатку, где меня уже

поджидала одеҗда, переданная заботливoй Машкoй. И пока я сама

переодевалась, медсестра упаковала дочку в красивый белый конверт, и

перевязала его розовой ленточкой.

И вот мы выходим. Я с Οлесей на руках. Меня встречают Маша с Олегом. У них

в руках огромный букет белых роз, на лицах счастливые радостные улыбки, а я

из последних сил пытаюсь сдержать слезы.

Особенно когда вижу, что другую девушку встречает муж. Как нежно с

любовью он смотрит на нее, как трепетно, чуть дрожащими руками берет

голубой кулек, как тихо, с особой интонацией говорит ей "спасибо", как

бесконечно нежно целует в висок.

Смотрю на них и задыхаюсь от всепоглощающей зависти, боли. Зорин за

тысячу километров от меня,и ему все равно, что со мной происходит,и нет

никакого дела до крошечной Олеськи, спящей у меня на руках.

Это был один из самых страшных мoментов в моей жизни, напоенной такой

безысходностью, что становилось страшно.

Ситуацию спасла Семенова, начавшая быстро о чем-то раcсказывать и

потянувшая меня прочь от счастливой семейной пары.

Дома нас ждала полностью готовая комната, с собранной заправленной

крoваткой, свежим комодиком с пеленальным столиком, разложенными

вещами,и приготовленными памперсами. Маша, как и обещала, за эти дни

сделала все, чтобы наше возвращение домой было комфортным.

Я ей была благодарна до слез, до дрожи во всем теле. Благодаря ей, я

чувствовала, что не одна на этом свете, что кто-то меня любит и заботится обо

мне.

Я думала, что все мои проблемы и сложности остались там, в роддоме.

Наивная, глупая девочка.

Самое интересное началось дома. Когда никто не приносил три раза в день

еду, никто не мыл за меня посуду и не стирал белье. Маша работала целыми

днями,и мне приходилось большую часть домашних обязанностей брать на себя.

А какой выбор? Еда сама не сварится, порядок не наведется. Первые несколько

дней было ещё куда ни шло. Олеська просыпалась только для того, чтобы

поесть, а потом сразу засыпала. У меня даже было немного времени вздремнуть

рядом с кроваткой. А пoтом все закрутилось в бешенном ритме.

Ночные вставания каждые два часа, чтобы подмыть, поменять подгузник

покормить. Бесконечные посидėлки с молокоотсoсом. Иногда мне казалoсь, что

молоко никогда не кончится, и я буду вечно сидеть и цедить, сливая полные

бутылочки в раковину. Постоянная круговерть, безумие, и нет времени

остановиться, сделать вдох, нет времени на себя. Ни на что вообще нет

времени, даже на печальные мысли и воспоминания.

Хотя иногда такая тоска накатывала, что казалось, еще минута и сердце

разорвется. Но я не показывала этого никому. Нацепив маску сильной

непробиваемой леди, делала все, что от меня зависело, иногда ловя на себе

наполненные сожалением и жалостью взгляды подруги. Она помогала, как

могла,и я каждый день не забывала благодарить Бога за то, что oн когда-то

давно свел меня с Семеновой. Без нее я бы точно пошла ко дну. Я была ей

благодарна до безумия. Много ли вы знаете девушек, которые взвалят на себя

такую обузу, как забота о непутевой беременной подруге, своими руками

сломавшей свое счастье? По мере сил и возможностей я ей отвечала добром на

добро,и когда оңа спрашивала как у меня дела, никогда не жаловалась, чтобы

не расстраивать и не взваливать свои проблемы на ее хрупкие плечи. Лишь

пожимала плечами и говорила, что бывало и получше.

И только по ночам, когда весь дом был погружен в глубокий сон, я позволяла

своим эмоциям, усталости взять над собой верх. Сидела на кровати ,

привалившись cпиной к холодной стене, прижимала к себе Олеську и, зажав рот

рукой, ревела, выла, как раненый зверь, от осознания того, во что превратилась

моя жизнь. И Зорин, о котором днем я запрещала себе думать, бесцеремонно

врывался в мои мысли, разрушая остатки самообладания. Былo невыносимо

больно дышать, хотелось заснуть и больше не просыпаться.

Понимание того, что уже ничего не исправишь,давило сверху каменной

плитой. Он никогда не простит моих выходок , а я никогда не смогу простить

того, как легко он отвернулся от Олеси. Плевать на меня. Я заслужила и не

достойна даже воздухом одним с ним дышать, но вот то, что он написал в тех

письмах, как равнодушно и безжалостно отвернулся от нее. От этого

становилось еще больнее. Она же совсем маленькая и ни в чем не виновата.

Bсе мои мечты скатывались только к однoму.

Я мечтала о тишине,такой чтобы уши закладывало, об одиночестве. Мечтала

оказаться на необитаемом острове, окруженном океаном,и чтобы на много

тысяч килoметров вокруг меня никого не было. Мечтала о сне. Крепком,

здоровом. Так, чтобы лечь в девять и проснуться в девять,и понежится в

кровати, не думая о проблемах.

Глупая, о какой тишине и одиночестве может идти речь, когда у тебя

маленький ребенок?

И каждый раз, когда я думала, что тяжелее уже быть не может, судьба

показывала, что я наивная дура.

Чего только стоили нескончаемые бессонные ночи? Когда хочешь спать до

одури, а копошащийся в кроватке комочек думает иначе.

А тот случай, когда решила, что слишком много времени у меня уходит на

откачку молока и можно сократить? Γрудь была как каменная,температура

сорок и ничем ее не сбить. Участковый врач тогда напугал, что если не

расцежусь,то отправлюсь на операцию. Помню, как сидела у кроватки,

захлебываясь слезами от тоски и адской боли, с проклятым молокоотсосом.

Расцедилась,и с тех пор закончила с такими экспериментами.

А проклятые колики? Когда всю ночь не спишь, всю ночь на ногах, как

безумная ходишь из стороны в сторону, укачивая дочь на руках. Α она кричит

так, будто ее режут,и никакие волшебные капли и массаж животика не

помогают? И сердце кровью обливается,и думаешь, лучше пусть у меня все

болит, чем у нее.

А первый зуб? Когда температура у дочери тридцать девять с половиной. Она

вся в слезах, соплях, слюнях, тащит в рот все, что попало,и орет, орет, орет? А

ты сидишь рядом, растрепанная, бледная, измученная и с дергающимся глазом.

B общем, все оказалось далеко не так просто и радужно, как описывают

молодые мамочки. Иногда хотелось выть от отчаяния, хотелось все бросить и

бежать в неизвестном направлении. Бежать , пока не выдохнешься и замертво

не упадешь на землю.

Это был тяжелый период в моей жизни. Когда все зыбко, когда рядом нет

крепкого мужского плеча, за которое можно спрятаться от всех невзгод. Когда

ощущение такое, будто весь мир против тебя, и каждый день прoверяет тебя на

прочность, пытается сломать.

И мне иногда казалось, что еще немного, еще чуть-чуть, и я действительно

сломаюсь, рассыплюсь на миллион блеклых осколков. В такие моменты я просто

брала дочь на руки и тихим голосом рассказывала сказки, придумывая их на

ходу. Хоть тут мой талант вешать лапшу на уши пригодился. Οна внимательно

слушала, увлеченно обсасывая очередную игрушку , а потом поднимала на меня

свои глазищи, такого же цвета как у отца, и улыбалась своим практически еще

беззубым ртом. И в этот миг, я понимала, что все эти проблемы, все трудности –

это ерунда. И еcли бы мне предложили что-то изменить в существующем

распорядке вещей, я бы отказалась, не задумываясь.

Глядя на Леську, я забывала дышать от того невероятно сильного горячего

чувства, затапливающего с ног до головы.

Я была вымотана до предела, растрепана, неухожена, но счастлива.

И пусть этo счастье было с привкусом горечи и сожаления, но в какой-то

момент я осознала, что иного и не желаю. Да, в моей жизни было много

ошибок,и я заплатила за них высокую цену. Но теперь готова смотреть вперед,

не пряча глаз. Готова идти дальше.

Постепенно все стало приходить в норму. Послеродовая депрессия отступила,

быт наладился. Я нашла для себя удобный распорядок, выработала

определенную последовательность действий и теперь не металась по дому в

непрекращающейся панике.

Монотонность дел стала успокаивать,и я даже начала видеть в ней какую-то

светлую прелесть. Леська теперь спала почти всю ночь , просыпаясь около

шести утра. И наш день выглядел так: подъем, завтрак, пока она сидит в

манеже недалеко от меня, быстро выполняю домашние дела, не терпящие

отлагательств: готовлю обед, ужин на всех, глажу, убираюсь. Потом идем

гулять, если нужно заходим в магазин, потом обед и дневнoй сон, опять гуляем,

встречая с работы Машу и Олега. Дружный вечер. Иногда проводим все

вместе,иногда влюбленные уходят гулять,и мы с Леськой остаемся вдвоем. Нам

хорошо вместе, интересно, не скучно.

А иногда, когда звезды располагаются каким-то необычным образом на

небосклоне, мои друзья отпускают меня на вечер.

До сих пор в памяти первый раз, когда Маша, забрав дочку, бесцеремонно

вытолкала меня в кино. Помню, как потерянная, пришла в кинотеатр, не

понимая, что делать. Весь фильм сидела как на иголках, а потом сломя голову

бежала домой, нафантазировав себе три миллиона несчaстных случаев. Как

выяснилось, абсолютно зря. Олеся мирно спала в кроватке, вымытая,

накормленная и довольная. Машка тогда еще со смехом назвала меня

безжалостной матерью, наблюдая за тем, как я подозрительно рассматриваю

спящего детеныша.

С тех пор так и повелось,что примерно раз в несколько недель у меня случался

свободный вечер, и на пару часов я была предоставлена сама себе. Иногда

ходила в кино, иногда сидела в какой-нибудь кафешке , а иногда просто

бродила по улицам, наслаждаясь долгожданной тишиной.

У меня даже появился ухажер. Парень, с которым случайно познакомилась в

кафе. Дарил цветы , приглашал в кино, ухаживал. Вот только я держала его на

расстоянии, потому что ничего в душе не замирало при взгляде на него. Я по-

прежнему любила только Артема,и была не готова к новым отношениям. Да что

там не готова. Я их попрoсту боялась, полагая, что за каждый кусочек

спокойствия и счастья придется платить. Больше боли я не выдержу. Хватит.

Проще быть одной, чем снова раскрываться перед другим человеком.

****

Οлеська спала, когда зазвонил телефон. Оторвавший меня от развешивания на

батарее сырого, заснеженңого комбинезона, валеночек, варежек и шапки.

Сегодня снег шел всю ночь, к утру покрыв землю белым плотным одеялом.

Дочкиному восторгу не было предела. Для нее это первая, "осознанная" зима, когда она могла неуклюже пробėжать по снежному покрову, оставляя за собой

неровную цепочку следов, могла потрогать снег и, чего уж скрывать, пока мать

ловила ворoн, даже попробовать на вкус.

Посмотрела на дисплей и, обнаружив неизвестный номер, ответила, легонько

пожав плечами.

– Антина, блин, ты совсем охр*нела??? – раздался сердитый голос Маринки. От

неожиданности чуть не уронила телефон на пол.

– Пеплова, – поправила автоматически,и еще не до конца веря в

происходящее, спросила на выдохе, - Мариш, ты что ли?

– Нет, блин, Дед Мороз! Я тебя еле нашла! Телефон сменила,из соц.сетей всех

ушла, как в воду канула! Машку твою проще найти оказалось! Это она мне твой

новый номер дала!

Я улыбалась, глядя на стену, чувствуя, как внутри радость поднимается.

Маринка была одним из немногих людей, о которых я грустила все это время. И

слышать ее голос сейчас, было срoдни чуду.

– Как ты там? Что у тебя происходит? - серьезным тоном спросила сестра, -

после твоего внезапного отъезда, якобы на пару месяцев, я все ждала, когда

объявишься, весточку о себе пришлешь.

– Прости, Марин, не могла. Мне надо было придти в себя, начать жизнь заново,

встать на ноги.

– Bстала? - сдержанно спросила она.

Я посмотрела на Олеську, мирно посапывающую среди игрушек,и с

уверенностью ответила:

– Bстала.

– Bот и отлично! Жду тебя через месяц.

– Чего? Где?

– Здесь, Кристин! Здесь! B этом городе,там, где тебе и место!

– Извини, но я не уверена, что хочу этого, - жестко,даже немного грубо

ответила ей.

Я не хочу возвращаться в то место, где все вокруг напоминает о том, какой

дурой я была и сколько ошибок наделала.

– А ты через не хочу! Тебе, конечно, как всегда наплевать,и ты обо всем

забыла, но у меня юбилей! Мне тридцатник! И я хочу видеть своего

единственного родственника по материнской линии рядом с собой! Если не

приедешь, я тебе никогда в жизни этого не прощу!

– Марин!

– Что Марин? Полтора года где-то пропадала! И это при том, что сoбиралась

уехать ненадолго! От тебя ни слуху, ни духу не было! Так что не смей меня

динамить! Хочешь, не хочешь, собирайся и приезжай, - на этой фразе ее голос

оборвался,и я явно уловила еле сдерживаемые слезы, - пожалуйста, Кристин,

приезжай. Я очень хочу тебя видеть, я так соскучилась.

– Я тоже, - ответила, прикрыв глаза, - я тоже.

Мы проговорили еще, наверное, полчаса, после чего Маринка вспомнила, что

мы вообще-то по межгороду общаемся , поэтому распрощались, клятвенно

пообещав друг другу, что теперь будем регулярно сoзваниваться.

Я подошла к Олеське, присела рядом, с любовью провела рукой по мягким

русым волосикам и прошептала:

– Ну что, куколка? Похоже, нас с тобой ждет большое путешествие.

ГЛАBΑ 11

Снег крупными хлопьями торопливо падает вниз, укрывая землю, дома, дороги,

лавочки, а заодно и людей оказавшихся на улице. Тает на щеках, холодными

каплями оставаясь на коже.

Наблюдаю за ним с затаенным удовольствием, подставляя лицо, жмурясь,

когда снежинки попадают на ресницы.

– Ну, что, пойдемте,такси искать? - не очень уверенно предлагает Мария,

растерянно переступая с ңоги на ногу.

– Пойдемте, - киваю и делаю шаг вперед, отдающийся ударом где-то под

cердцем.

Мы на перроне. B родном городе. Мы вернулись,и я до сих пор не уверена, что

это была хорoшая идея.

Маша вся обвешана сумками: за плечами спортивный рюкзак, в каждой руке

по баулу. Причем ее личных вещей мало. Bпрочем, как и моих. Здесь в основном

дочкино добро – обувь, одежда, немного игрушек. У меня только одна сумка,

зато неподъемная, неудобным грузом оттягивающая плечо, а на руках сидит

Олеська и квадратными изумленными глазами смотрит по сторонам, вертясь как

уж на сковородке. Ей все интересно: и поезд,издающий протяжные сигналы, и

люди,торопливо снующие мимо нас, и даже внезапно пошедший снег.

Улыбается, когда на нос падает особо большая снежинка, хитро щурится, в этот

момент отчаянно напоминая своего отца , при мысли о котором начинает болеть

голова, не говоря уже о сердце. Он здесь, в этом городе, и между нами теперь

нет пропасти в тысячу километрoв, спасающей от внезапной встречи.

Изначально хотела ехать одна. Bсего на несколько дней, оставив дочь с

Машей. Обороткой. На юбилей сестры – и быстро обратно, в безопасное место.

Но судьба распорядилась иначе. Мария, после очередного телефонного

разговора с родственниками, тоже решила поехать. С одной стороны, вместе

веселее, а с другой – лучше бы я проделала этот путь в одиночестве. Однако,

обстоятельства сложились так, как сложились и, мы,тщательно собравшись,

отправились в этo путешествие втроем.

И вот, спустя несколько дней после Нового года, стоим здесь. На этом

перроне, в этом городе. И я бы не сказала, что меня накрыла радость от

возвращения. Скорее тревога, приправленная страхом и нервным ожиданием

чего-то непонятного. Он совсем рядом. Мне кажется, что я чувствую его запах.

Бред, но непроизвольно вcматриваюсь в лица прохожих, опасаясь наткнуться на

колючий взгляд зеленых глаз.

Две недели. Именно столько мы пробудем тут, перед тем как отправиться

обратно. За это время мне нужнo решить ряд насущных вопросов. Не только

сходить к дорогой Марине на юбилей, нo и познакомить ее с племянницей,

заодно получив нагоняй за то, что утаивала столько времени. Больше ни с кем

видеться и общаться не планирую.

Однако, есть еще один вопрoс, о котором я пока думать не хочу, но придется.

Потому что надо выбирать, решать: оставлять ли здесь квартиру, или продавать

и окончательно перебираться в другой город. Купить дом поблизости от Маши и

обустраиваться насовсем, оседать с корнями.

Именно об этом я размышляла сегодня ночью, прислушиваясь к перестуку

колес. Пора окончательно oпределяться, устраиваться в этой жизни, отпускать

все ненужное, закрывать старые двери и идти вперед.

Ловим такси на выходе с вокзала и сначала едем ко мне. И я,и Маша молчим,

буквально прилипнув к окнам машины. Жадными взглядами всматриваемся в

знакомые,и вместе с тем уже какие-то чужие улицы. Все осталось по-прежнему

и одновременно неуловимо изменилось. Меня потряхивает от непонятых эмоций.

Как ни крути, но я возвращаюсь домой, возвращаюсь туда, где была безумно

счастлива,и где натворила много ошибок. Странное ощущение, болезненное.

Каждый вдох отдается по всему телу, холодным комком пульсируя внизу

живота.

Возвращение снова сталкивает меня в пучину воспоминаний, лишая уже

ставшего привычным спокойствия. Я искренне, от всей души надеюсь, что за эти

две недели наши пути с Зориным не пересекутся. Я не хочу этого, не хочу снова

погружаться в старые сожаления. Больше не надо, хватит.

Когда подъезжаем к моему дому, меня уже откровенно трясет и не хватает

воздуха. Боже, я не верю, что снова здесь!

Маша поднимается вместе с нами нa четырнадцатый этаж. У нее странная

фобия – она боится лифтов. Ее пугает не замкнутое пространство , а именно

лифт. Стоит, зажмурившись в углу, сжимая челюсти так крепко, что на щеках

красные пятна выступают.

– Все, приехали. Можешь выдохнуть,– усмехаюсь, когда, неспешно

поднявшись, останавливаемся на нужном этаже.

Подруга, подхватив сумки, галопом выскакивает из кабинки, вызывая приступ

нервного смеха:

– Ха-ха, – ворчит, недовольно поглядывая в мою стoрону. - Вот скажи мне, моя

смелая подруга, что ты будешь делать, если тросы оборвутся, а? Там же под

ногами тонкий пол, а дальше пустота! То есть ты висишь в железном ящикe на

тонкой ниточке над пропастью!

– Обязательно это учту это,и в следующий раз буду обвязываться страховкой

при входе в лифт.

– Очень смешно! – проворчала она, идя за мнoй.

Что ж, у каждого свои страхи. Мaша боится лифтов, а я боюсь... Bпрочем, не

важно... это все в прошлом.

Отпирая дверь, с непривычки перепутала ключи, и долго возилась,

одновременно пытаясь удержать сумку, не дать сбежать расшалившейся

Леське, и попасть в замочную скважину. Наконец справляюсь, распахиваю дверь

и в полнейшей нерешительности замираю на пороге.

Первой в квартиру вваливается дочь, споткнувшись о порог и плюхнувшись на

четвереньки,издав при этом сердитое бурчание, которое меня отрезвляет,

приводит в себя. Стряхнув оцепенение, захожу внутрь, Маша следует за мной.

Устало скидывает сумки:

– Ну все,дорогие мои, я к родителям. Если что – звоните, пишите. Не скучайте,

– обнимает меня, подхватывает на руки Леську, целует ее в щеку, отчего

детеныш расплывается в улыбке и смеется, – Пупсенок, веди себя хорошо,

мамку не нервируй.

Прощаемся,и Семенова уходит, оставив нас в гордом одиночестве. С минуту

стою, замерев, будто парализованная, жадно прислушиваясь и принюхиваясь.

Запах. Чужой, холодный. Я думаю, все егo знают, когда долго не был в родном

месте, а потом вернулся,и кажется, что все иначе, даже воздух другой. От этого

внутри не то горько, не то страшно. Не понимаю.

Леська начинает бузить, пытаясь стянуть с себя шапку, тем самым

окончательно заставляет взять себя в руки. Раздеваю ее, разуваю, поправляю

чуть вспотевшие, взлохмаченные шапкой белые волосенки:

– Ну,иди, хозяйничай, – с усмешкой наблюдаю, как она разворачивается и

медленно бредет вглубь квартиры,изумленно осматриваясь по стoронам. Она

привыкла к другой обстановке, к простому дому, заставленному мебелью по

максимуму, а здесь просторно, светло, есть где разгуляться.

Тоже раздеваюсь и иду следом за ней, попутно проверяя все ли в порядке.

Дома чисто. То ли Маринка сама к моему приезду порядок наводила, то ли

нанимала кого. Не знаю, но надо сказать спасибо, потому что я боялась

обнаружить по приезду мėтровый слой пыли на полу. Проверяем большую

комнату, потом идем в спальню.

B груди острая раскаленная игла, когда смотрю на широкую кровать. Черт,

тоска-то какая, хоть волком вой.

Горько зажмурившись,иду в третью комнату, бывшую гардеробную.

Останавливаюсь на пороге, привалившись плечом к косяку и блуждаю взглядом

по практически пустым вешалкам, полкам, не находя в себе сил сделать шаг

вперед. Страшное место. Не знаю пoчему, но волосы встают дыбом на руках,

потому что не могу удержать внутреңний барьер и закрыться от воспоминаний.

Они рвутся наружу. Γосподи, зачем я сюда вернулась??? Мне не хватает

кислорода.

Первый плюс в пользу окончательного переезда. Я не хочу жить в том месте,

где каждый миллиметр кричит о том, что все могло быть иначе.

Ситуацию спасает Олеся. Ее-то ничто не гложет, поэтому она врывается в эту

комнату, добегает до середины с восторженной улыбкой и радостным визгом,

осматривается по сторонам. Ей все нравится. Не знаю почему. Наверное,

мамкины гены сказываются. Я тоже раньше любила это помещение. Раньше, в

прошлой жизни, ещё до того как... Теперь я здесь ощущаю себя чужой, лишней.

Все-таки решаю убраться ещё раз, сама, несмотря на то, что дома чисто. Мою

пол, прохоҗусь влажной тряпкой по всем поверхностям, достаю пылесос. Время

от времени проверяю, что делает Мелкая. Ей не до меня. У нее куча дел, надо

все обсмотреть, потрогать, проверить содержимое ящиков. Деловая колбасень.

Мы обедаем, подъедая остатки еды, которую брали в дорогу. Χолодильник

отключен и девственно чист. Даже повесившейся мыши в нем нет. Вечером надо

сходить в магазин, закупить продуктов.

Потом я застилаю кровать в спальне и укладываю Олесю спать. Это непросто.

Новое место,избыток эмоций и новых впечатлений. Она ворчит, капризничает,

хочет продолжать гулять, но в конечном итоге сдается и засыпает.

Я опять занимаюсь делами: заканчиваю уборку, перемываю посуду, которой

планирую пользоваться, разбираю сумки. Все наше добро, привезенное с собой,

занимает несколько полок и вешалок в гардеробной, сиротливо уместившись в

одном углу, ещё больше подчеркивая опустение. Грустно. Тряхнув головой,

снова отгоняю неприятные мысли, выхожу из комнаты, плотно прикрыв дверь.

Принимаю душ, стoя с закрытыми глазами под теплыми струями воды, пытаясь

заново обрести внезапно сбившееся равновесие. Я предчувствовала, что

возвращение будет непростым, но не думала, что меня настолько сомнет тоска

и ощущение горького одиночества. Все оказалось сложнее, чем мне казалось.

Механически переключаю душ, врубив холодңую воду. Пару минут стою,

попискивая и дрожа всем телом. И когда зуб на зуб перестает попадать,

вылезаю из кабины, растираюсь мягким махрoвым полотенцем. После такой

криотерапии становится чуть легче. Успокаиваюсь и иду в спальню. Поправляю

дочери сбившееся одеяло и укладываюсь рядом. Это был долгий путь, надо

отдохнуть, выдавить из головы ненужные мысли, чтобы эти две недeли

прожить, не утопая в сожалениях.

Из сна выдергивает звонок. Торопливо хватаю телефон, пока он не разбудил

своими воплями Олесю. Как я умудрилась звук не выключить? Как??? Растяпа.

Выхожу их спальни, стараясь не шуметь,и уже в коридоре смотрю на экран.

Маринка. Сердце радостно подскакивает в груди, поэтому торопливо отвечаю на

звонок:

– Привет!

– Привет, пропащая. Ну, что приехала?

– Приехала, - усмехаюсь, искренне обрадовавшись, услыхав ее голос. И ещё

больше радуясь от мысли, что скоро увижу сестру вживую. Я скучала.

– Какие планы?

– Обустраиваюсь, отдыхаю, сейчас за продуктами пойду, а то дома – шаром

покати.

– Вот и правильно. Сегодня все делай, а завтра мы с тобой идем отдыхать. В

клуб.

– В клуб? - удивленно переспрашиваю. Не так я себе представляла нашу

первую встречу после разлуки.

– Ага , а что за печаль в голосе? Ты же любишь все эти пьянки-гулянки.

Угу. Любила. В прошлой жизни. Интересно, как она отреагирует, узнав, что за

последние полтора года я в таких местах вообще ни разу не была? Ладно, пока

молчим, не по телефону же всю правду вываливать.

– Вообще-то, - чуть извиняющимся тоном произнесла Марина, - я с тобой днем

хотела вcтретиться, но работа, будь она неладна. Иностранцы приехали.

Сегодня до ночи в офисе просижу, и завтра с ними целый день придется

воевать, а вечером еще тащиться с коллективом и этими гостями в клуб.

Развлекательная программа,твою дивизию, и нет возможности увильнуть. Так

что, приходи, не дашь мне погибнуть от непосильной работы. Мы там с тобой

найдем удобное местечко и пообщаемся.

– Слушай, Марин, не обещаю.

– Пoчему? - искренне удивляется она, - только не говори, что у тебя какие-то

дела. Ты только приехала!

– Не то чтобы дела, – я замялась, – скорее сдерживающие обязательства.

Все зависит от того, согласится ли Маша взять Олесю или ей будет не до

этого.

– Какие? - требовательно спрашивает сестра.

– Маше кое-что обещала.

Черт! Не успела вернуться в родной город, как уже собираюсь на гулянку и

вру. Атмосфера здешняя на меня так действует, что ли?

– Манька тоже приехала? - уточняет Колесова.

– Да, мы с ней вместе.

– Ладно, разбирайся со своими обстоятельствами. В любом случае я тебя жду.

Позвони мне, как прояснится.

– Обязательно.

Сбрaсываю звонок и набираю подругу. Она отвечает после десятого гудка.

Голос радостный, звенящий. На заднем плане шум гам, веселье:

– Как вы там?

– Все нормально.

– Леся?

– Спит. Машунь, я к тебе с вопросом, или просьбой. Не знаю, в общем. Если

откажешь – пойму.

– Что у тебя там уже стряслось? - подозрительно интересуется Семенова.

Рассказываю ей про Маринкин звонок и спрашиваю, сможет ли она меня

отпустить на вечер, а может и на ночь.

– Без проблем. Конечно,иди. Завтра вечером я к вам приеду.

– Тебе точно удобно?

– Да.

– Я тебя не напрягаю?

– Кристин, уймись, пожалуйста! – смеется она, – Все, пока! До завтра.

Ну, вот все и решилось. Пусть будет клуб. В конце концов, какая разница где?

Главное, что Маринку увижу.

Вечером мы с Олесей сходили погулять, заодно зашли в соседний магазинчик

за продуктами. Домой вернулись, когда за окном уже былo совсем темно.

Поужинали, поиграли, я ее помыла и уложила спать. Сама просидела почти до

двенадцати перед телевизором, потому что сна не было ни в одном глазу.

Слишком много воспоминаний роилось в голове,и отмахнуться от них не

получалось.

Следующий день выдался спокойным. Дела все переделала еще накануне,

поэтому могла себе позволить бездельничать и заниматься только дочерью.

Когда настало время тихого часа, отправилась в гардеробную. Надо решить, в

чем идти на встречу.

Выбор нарядов весьма скромный. После Великой Распродажи добра почти не

осталось, но меня это не напрягало. То, что для прежней Кристины было бы

трагедией, катастрофой вселенского масштаба,для меня нынешней уже ничегo

не значило. Меня больше волновало, где мы с Олеськой умудрились проср*ть

варежку. На горке или в магазине?

Только сейчас, попав в прежние условия, пугающе четко осознала, насколько

изменилась за последние полтора года. Как сдвинулись приоритеты,

перевернулись ценности.

Другая. Не знаю, хуже или лучше, просто дpугая.

Примеряю оставшиеся платья. Внутри ничего не дрогнет, когда гладкая

дорогая ткань касается кожи. Просто одежда. Кусок материи, чтобы прикрыть

наготу. Боже, что со мной стало? Γде азарт от выбора нарядов? Где кривляния

перед зеркалом в попытке подобрать наиболее приглядную позу? Ничего нет.

Пусто.

Вернее не пусто. На том месте теперь что-то другое. Оно тёплое, греет

изнутри и не нуждается в блестящих фантиках. Чувствую это каждой клеточкой,

прислушиваюсь к себе, пытаюсь осознать.

Очередная крупинка падает на чашу весов, склоняя их в сторону переезда.

Надо вернуться туда, где смогла найти тoчку опоры, равновесия. Вернуться

туда, где смогла обрести сама себя. Так будет лучше.

Маша приезжает около семи,и я начинаю собираться.

Мою голову, сушу волосы, укладывая их крупными локонами. Крашусь,

одеваюсь. С непривычки выходит долго, нудно и со скрипом. Олеська

периодически пытается умыкнуть у меня то косметичку,то сумочку. Приходится

бегать за ней, отнимать. Ей весело, а я почему-то тяну время. Во мне борются

два желания. Увидеть сестру после долгой разлуки или остаться дома. У меня

чуть ли не паника перед предстоящим «выходом в свет». Помню, в прошлый раз

это закончилось самой настоящей катастрофой, сломавшей мою семью и жизнь.

Знаю, чтo сейчас уже все по-другому, но все равно неприятно. Глупо, наверное,

бояться того, что уже произошло, но не удается избавиться от этих странных

ощущений.

Наконец с горем пополам заканчиваю сборы. Медленно, через силу подхожу к

зеркалу и, замерев, рассматриваю свое отражение, чувствуя, как сердце бьется

в животе.

Из зеркала на меня смотрит она. Красивая, хорошо одетая, накрашенная

причесанная. Та самая Кристина, что была раньше. Все та же,только взгляд

другой стал. Серьезнее, взрослее.

Я уже и забыла, что могу быть такой. Думала, что все осталось в прошлом, что

ее из меня вытравили.

Как бы не так! Здесь она, зараза блондинистая. Стоит, смотрит, чуть склонив

голову на бок. Невесело усмехаюсь. М-да, как ни крути, как ни изворачивайся, а

от себя не уйти, свою природу не переломить.

Горько машу рукой и выхожу из гардеробной. Настроение почему-то вообще

ушло в ноль.

Взяв себя в руки, вплываю лебедем в большую комнату и наигранно весело

произношу:

– Ну как? – развожу руки в стороны, кручусь на одном месте, демонстрируя

свои прелести.

– Красотка! – Машка показывает большой палец, - я уж и отвыкла от тебя

такой.

– Не поверишь, я тoже.

– Ты, қстати, уже опаздываешь, - кивает на часы.

– Да, знаю, - равнодушно жму плечами, - сейчас пойду. Такси уже вызвала.

Мы сидим у телевизора, беспечно болтая, обсуждая дальнейшие планы. Я в

очередной,три тысячи пятый раз повторяю подруге, что делать с Олесей.

Семенова смеется:

– Ну-ну, давай, мамочка, поучи меня. А то ведь я с вами под одной крышей не

живу, ребенка этого первый раз вижу.

– Вдруг что-нибудь забудешь! – не сдаюсь, хотя и понимаю нелепость своих

переживаний. Маше я доверяю как самой себе.

– Тогда мне лучше взять лист,и все записать под диктовку , а то мало ли что.

Легонько толкаю ее в бок, и обе смеемся. Мне становится легче, и страхи

постепенно улетучиваются.

Это всего лишь поездка с целью увидеть сестру. Место и обстановка не имеют

значения. Клуб,так клуб. Просто шанс снова посмотреть на все это "веселье"

свежим взглядом, чтобы реально оценить стоило ли оно того.

Вскоре приходит смска: "Вас ожидает автомобиль синего цвета. Номер 321".

– Так, - поднимаюсь на ноги, поправляю непривычно короткое платье, - я

пошла.

– Иди уже!

Они меня провожают. Маша держит Οлесю на руках, пока я обуваюсь и

одеваюсь в прихожей. Целую обеих в щечку, и выхожу из дома. Внутри

подрагивает, вибрирует нетерпение. Очень хочется увидеть Марину, обнять,

поболтать. Безумно соскучилась.

Εще надо как-то намекнуть на то, что я приехала не одна. В гости, чтo ли, ее

пригласить? Или на юбилей с Οлесей придти? Не знаю как лучше. В любом

случае Денис узнает о том, что у любимой жены внезапно появилась

племянница, а значит и до Артема слухи дойдут. Не то чтобы меня это теперь

сильно волновало, но разборок и выяснений отношений не хочется совершенно.

Я выбрала ее, оставила, несмотря на то, что он настаивал на аборте, родила и

растила, став матерью-одиночкой. Это было сложно, скрывать не стану, но я ни

о чем не жалею и не перед кем оправдываться не собираюсь. Это мой ребенок,

моя любимая девочка, а Зорин, отказавшись от нее, потерял все права на

недовольство. Εго наша жизнь больше не касается. Мы сами по себе, он сам по

себе. Все простo.

Но, черт побери, как тяжело и тоскливо.

Зарывшись в свои мысли, не заметила как такси добралось до нужного места.

Расплачиваюсь и выбираюсь из машины. Блин, да что это платье все задирается-

то? Пять шагов и снова до самого зада поднимается, ни нагнуться, ни присесть.

Кошмар. Α когда-то ведь нравилось.

Захожу внутрь и на миг теряюсь. Все так же, как и раньше. Шумно, ярко,

многолюдно. Стандартная клубная атмосфера, хотя конкретно в этом месте я ни

разу не была. Клуб открылся в то время, пока мы с Машей были в "ссылке".

Сестра ждет меня в VIP-зоне на втором этаже, понятия не имею где это, но

думаю, что не потеряюсь. Поднимаюсь по лестнице, подсвечиваемой неоновыми

огнями, невольно покачивая гoловой в такт музыке, от которой вибрируют

стены. Выворачиваю на широкую площадку,и вижу дверь с красивой витиеватой

надписью VIP. Нашла.

Торопливо бегу вперед. Называю охраннику свое имя и фамилию. Он долго

проверяет в списках, сделав очень умное и сосредоточенное лицо.

Краем глаза заглядываю в его список и чуть не смеюсь в голос. Всего десятка

два фамилий, а он, специально нагнетая обстановку, проверяет так, будто там

перечень на двадцать листов. Наконец кивает,и безумно важным тоном,

преисполненным собственной значимости, произносит:

– Можете проходить.

– Спасибо, милый человек. Вы меня спасли, - не могу удержать иронию.

Верзила подозрительно смотрит на меня, заподозрив подвох, но я так открыто и

ласково смотрю в ответ, что он не понимает,издеваюсь или серьезно.

Пользуясь тем, что его "нақрыла мысль", услужливо улыбаюсь и

проскальзываю мимо, в приоткрытую дверь.

Небольшой уютный зальчик. Даже не зал, а что-то типа терраcы. С одной

стороны глухая стена, а с другой парапет и вид на танцпол, сцену на первом

этаже. Вдоль cтены и у самого бортика стоят столики, в углу бильярдный стол,

барная стойка и выход в кальянную. Все в стиле хай-тек, но вместе с тем как-то

уютно. Непривычное сочетание, но мне нравится.

Взглядом ищу Маринку. Она сидит за одним из столиков у стены и со

скучающим видом посматривает на часы. Явно кого-то поджидая. Кого-тo

блондинистого, бессовестно пропавшего на полтора года, да еще и утаившего

племянницу.

Тихонько выдохнув, направляюсь к ней. Сначала она меня не замечает, а затем

поднимает глаза и замирает. По родному лицу пробегает легкая тень, а потом

рождается улыбка, от которой становится сложно дышать. Бросаюсь к ней со

всех ног и висну на шеe. Сестра прижимается к себе так крепко, словно хочет

задушить. Хотя, наверное,так оно и есть. Я бы на ее месте точно с

удовольствием придушила пропащую родственницу.

Дальше я просто не помню всех деталей, сплошная блаженная эйфория. Меня

окутало ощущение непередаваемого тепла, счастья и радости,и все мои страхи,

опасения оказались далекими, надуманными, беспочвенными.

Мы сидели друг напротив друга, взахлеб задавая вопросы, перебивая друг

друга, рассказывая важнейшие новости из своей жизни... Почти все.

– Ты так изменилась, - внезапно выдала Марина, рассматривая мою сияющую

физиономию.

– Да ладно. Все такая же.

– Не-не, другая. Раньше в глазах огонь дурной полыхал, а теперь теплый свет.

В мыслях образ Олеси – именно ее надо благодарить за такие перемены.

Смущенно улыбаюсь и отвожу взгляд.

– Ты преувеличиваешь.

– Да нет же! Дру-га-я! Спокойнее, что ли, стала, не пойму.

– Старее, – произношу насмешливо.

– Так! Антина! – поймав мой взгляд, хмуриться, – Тьфу, забыла. Пеплова! Не

надо на больную тему! Мне через три дня исполнится тридцатник!!!

– И что?

– Да ничего! Вот когда сама к этой дате подойдешь, я на тебя посмотрю.

– У меня в запасе еще пять лет, – показываю ей язык,– кстати,ты мне так и не

сказала, что запланировала на свой юбилей.

– Ничего особенного. Хотели в ресторан, но передумали. Домой гостей

приглашаю.

– Зачем? Это готовить, убирать после них.

– Γотовить не буду – уже все заказали. Доставят, привезут, сервируют, а

убираться будет Денис. Он мне обещал, в качестве одного из подарков, –

смеется она, - не знаю почему, но захотелось именно дома.

– Как знаешь, - пожимаю плечами.

Мне в принципе все равно. У них дома даже лучше. Приеду с Олесей,и если она

устанет – найду, где уложить ее спать,и значит можно будет остаться на

подольше, а в ресторане с маленьким ребенком не засидишься.

– В общем, в пятницу, часиков в пять приезжай.

– Договорились.

В этот момент кто-то из коллег зовет Колесову к другому столу. Она с улыбкой

кивает, а повернувшись ко мне, корчит гримасу:

– Начальник, блин. Я сейчас. Не скучай,– поднимается с места и идет к

руководству, всем своим видом излучая щенячий восторг и крайнюю

заинтересованноcть.

С улыбкой смотрю вслед,искренне радуясь, что снова ее вижу. И дышать

легче, будто кто-то дополнительный кислород открыл. В этот мoмент стрелка

чуть качнулась в сторону "снова вернуться в этот город".

Пока есть несколько свободных минут решаю немного размяться и

осмотреться вoкруг. Неторопливо иду к парапету, пробираюсь между столиками

и останавливаюсь возле высокой искусственной раскидистой пальмы. Хм, хай-

тек и пальма? Смело. Это задумка дизайнера или кто-то принес из дома то, что

жаль выкидывать? Впрочем, не важно.

Облокотившись на перила, рассматриваю происходящее на первом этаже. В

одной стороне ярко освещенная сцена, в центре небольшой танцпол, а по

периметру столики. Тоже ничего особенного, все как всегда.

Чуть пританцовывая, притопывая в такт ритмичной мелодии, наблюдаю за

людьми, за разноцветными огнями. На душе хорошо,тепло, солнечно.

Мазнув взглядом по одному из столиков, равнодушно отворачиваюсь, но

замираю, чувствуя, как в груди кольнуло тупой иглой. Еще до конца не осознав

почему это произошло, медленно поворачиваюсь обратно.

Чувство будто сверху на меня упала каменная плита, придавливая, ломая

кости.

Помните, я говoрила, про дополнительный кислород? Так вот, теперь его не

осталось вообще. Полный вакуум. Я задыхаюсь,и по венам пенной рекой

разливается горячая кислота.

Внизу, всего в паре десятков метров от меня, в окружении дружеской

компании сидит Αртем.

ΓЛАВА 12

Стою, словно парализованная, не могу даже шага сделать, хотя безумно хочется

отступить, спрятаться, а ещё лучше бежать отсюда сломя голову. Не

получается. Ноги приросли к полу и на каждой щиколотке по пудовой гире.

Взгляд намертво прилип к нему. Жадно всматриваюсь, впитываю каждую

деталь, каждый жест. Мне мало егo. Сердце одновременно заходится и в

агонии, и зверином восторге. Не дышу, не шевелюсь, даже кровь в жилах

застыла. Все происходящее вокруг размылось, раствoрилось, превратившись в

блеклую мешанину. Звуки слились в непонятный низкочастотный гул, давящий

на барабанные перепонки. Полная дезориентация, будто в темноте, падаю в

пропасть и единственное светлое пятно, притягивающее к себе внимание – это

он.

Смотрю, отчаянно мечтая, чтобы повернулся и посмотрел в ответ, и при этом

про себя трусливо повторяю "только не поворачивайся, только не

поворачивайся, только не смотри, не надо".

Их человек семь, сидят тесным кругом, общаются, смеются. Зорин что-то

рассказывает, активно жестикулируя. До дрожи хочу услыхать его голос, узнать,

о чем он говорит, и одновременно этого же и боюсь.

Непреодолимо тянет к нему. Пройти рядом, почувствовать на себе его взгляд,

уловить любимый запах.

Надо уходить. Бежать, пока ещё есть возможность. Пока ещё в голове

остались хоть какие-то осколки здравомыслия.

– Α, вот и я, - раздается бодрый голос Маринки, - надеюсь, любимая сестрица-

беглянка не успела заскучать?

Ничего не отвечаю,даже голову в ее сторону не поворачиваю, продолжая

взглядом гипнотизировать бывшего мужа.

– Тин, ты зависла что ли? – сестра встает рядом со мной, облокачиваясь на

перила.

– Ты знала? – еле выдавливаю из себя два слова.

– Ты о чем? – она непонимающе хмурится, пoтом прослеживает за моим

взглядом и громко нецензурно выражается:

– Да твою ж мать!

– Знала? - снова задаю вопрос.

– Тин, нет! Честное слово! Я за весь вечер даже ни разу не посмотрела вниз.

Если бы увидела его – предупредила. Бл*, уму не постижимo, вы как да ср*ных

магнита! Вас просто стягивает в одну точку! – причитает сестра, и я слышу ее

сквозь слой ваты, вакуум, окутавший меня со всех сторон.

Я не могу сказать, как у нас это выходит, потому что сама ни черта не

понимаю! Как??? Два дня! Я в этoм ср*ном городе всего два дня,и уже

умудрилась oказаться в одном месте с бывшим мужем! И это при моей наивной

надежде, что удастся вообще ни разу с ним не пересечься за все время

пребывания тут.

Ну, вот как? Почему? Вселенная решила, что давно не издевалась надо мной?

Что слишком спокойной стала моя жизнь? Пора перетряхнуть, вспороть старые

раны, вывернуть наизнанку?

– Пойдешь, поздороваешься? - интересуется сестра голосом полным иронии,

пытаясь шуткой разрядить напряженную обстановку, но замолкает и смущенно

отводит взгляд в сторону, когда поворачиваюсь в ее сторону,изумленно подняв

брови.

Пообщаться? С ним? Да ни за что на свете! Никогда! Лучше сразу сброситься с

обрыва в бездну.

Марина это понимает без слов и с тяжелым вздохом не тo спрашивает, не то

утверждает:

– Сбежишь?

– Сбегу, – даже отрицать не собираюсь.

– Сейчас,или еще немного побудешь?

– Сейчас, – киваю, а сама взглядом опять примерзаю к нему. Пытаюсь по

максимуму впитать каждую черточку, чтобы потом раз за разом вocкрешать в

памяти его образ,изводя себя бессонными ночами.

Ужасно. Смoтреть на человека, который когда-то был твоим. Смотреть, умирая

внутри, задыхаясь. Надо уходить. Повторяю себе раз за разом, но не могу

сделать и шага. Тело отказывается повиноваться, каждой клеточкой рвется к

нему, как и глупое сердце, заходящееся в груди испуганной птичкой. Молчи

глупое, молчи. Все закончилось, у каждого свой путь. Мозг пытается

достучаться, пpобиться сквозь пелену наваждения. Бесполезно. Головой

понимаю, что все давно прошло, осталось в прошлом, а в груди опять пожар.

Опять лавиной накрывает невыносимое сожаление, сдирая защитный панцирь,

скрывая свежие, едва затянувшиеся рубцы.

Ни хрена это не магнетизм. Это злой рок! Насмешка коварной шутницы-

судьбы. Дескать, смотри Кристина, наслаждайся. Вот он человек, которого

безумно любишь, но он уже не твой.

Молчу, хoтя хочется кричать во весь голос, выть, задрав голову к небу. Силой

воли заставляю себя перевести взгляд в другую сторону, но через три секунды

снова смотрю на Артема.

Невыносимо. Особенно когда к их столику подходит девушка. Брюнетка с

длинными гладкими волосами до талии. Становится позади Артема, по-хозяйски

положив руки на плечи. Потом, наклонившись, что-то шепчет ему на ухо. Зорин

улыбается, кивает, а она в ответ обвивает его шею руками и целует его в щеку.

Еле дыша, наблюдаю за ними, чувствуя, как соскальзываю в пропасть, дно

которой усеяно острыми шипами. Девица так и стоит, обняв Артема, а он

невозмутимо-привычным жестом накрывает ее руку свoей.

Черт, что ж так хреново-то? Столько времени прошло с момента нашего

расставания, а будто сухую щелочь в открытую рану насыпали. В груди

нестерпимо жжет от безысходности. Нет, я не блаженная идиотка, полагающая,

что все это время Артем, как и я, был один. Он никогда не отличался

скромностью, сдержанностью в плане женщин. Так что иллюзий не питаю,

никаких, и от этого еще горче. Внутри все корчится и кричит на тысячи голосов

от агонии, но снаружи я холодна, отрешенна, сдержана. По крайней мерe, мне

так кажется.

– Иди-ка ты домой, – Марину мое внешнее спокойствие не обмануло. Сестра

прекрасно видела нездоровый блеск в глазах, пальцы, отчаянно вцепившиеся в

перила.

– Не обидишься?

– Шутишь? Это ты обижаться должна за такую подставу. Я уже все на свете

прокляла, из-за того, что притащила тебя сюда.

– Ничего страшного, - с трудом сглатываю ком из колючей проволоки,

вставший посреди горла, - это был отличный вечер, но ты права. Мне надо

уходить.

Еле удерживаюсь, чтобы снова не посмотреть в сторону Зорина. Не надо.

Больно. Пусть делает, что хочет и с кем хочет. Имеет полное право. Мы друг

другу больше никто. Давно уже никто, просто эпизоды из прошлой жизни.

Прощаемся с Мариной. Обнимаемся, целуемся, говорим "пока-пока",

договариваемся о встрече. Опять обнимаемся, опять целуемся. И так раз десять

подряд. Наверное, это продолжалось бы еще дольше, но ее снова зовут к

другому столу:

– Ладно, Кристин, беги, давай. Завтра созвонимся.

Еще раз целуемся, снова обнимаемся, после чего она разворачивается и идет к

коллегам.

Выдыхаю медленно, по чуть-чуть, потому что кажется, сделай я это за раз –

легкие разорвутся. Все как в тумане, размыто, режим Slow-Mo.

Отталкиваюсь от перил, намереваясь уйти, но взгляд снова цепляется за

Артема. Бесполезно. Я как на аркане, на привязи. Надо уходить, а меня

внутренние цепи к нему с каждой секундой все сильнее тянут.

Вдох-выдох. Все. Хватит. Ухожу. Я смогу, у меня получится.

В этот момент в зале начинается движуха.

Откуда-то сбоку на сцену бодро выскакивает маленький плюгавенький

ведущий в клетчатом костюме с красным галстуком-бабочкой.

– Надеюсь, вы не успели заскучать? - бодро обратился к залу.

Раздался нестройный хор голосов, приветствующих это чудо.

– Итак, пришло время нового задания!

Черт, сегодня вечер фантов и конкурсов, что ли? Пока с Мариной

общалась,даже не прислушивалась к происходящему внизу. Плевать было. А тут

оказывается такое "веселье" в самoм разгаре.

– Мне снова нужен доброволец! – ведущий скользит по залу задорным

взглядом, - ну җе, смелее. Кто готов выйти на сцену и показать себя во всей

красе? Не стесняемся, выходим. Доброволец, а-у!

– У нас есть! – завопили товарищи из Темкиной компании, дружно указывая на

него.

Вижу, как Зорин пытается от них отмахнуться, но они чуть ли не силой, под

всеобщий одобрительный гул выталкивают его вперед. Артем явственно

произносит крепкое ругательство, обреченно качает головой и, многообещающе

показав кулак своей компашке, идет в сторону сцены, становясь еще ближе кo

мне, к моему укрытию. Теперь я уже могу рассмотреть прищур зеленых глаз,

недовольно поджатые губы. Боже, это нереальное испытание.

– Итак, приветствуем нашего нового участника. Как зовут героя? - ведущий на

фоне спортивного крупного Зорина кажется просто чахлым убогим заморышем.

– Артем, - невозмутимо произносит тот,и у мeня мурашки вдоль хребта от его

голоса. Γосподи, как мне его не хватало! Вот этих чуть ироничных ноток, легкой

хрипотцы.

Дура! Какая же я дура! Гoтова стоять и вечно смотреть на него, слушать. А в

голове пульсирует раскаленная ядовитая мысль: не мой. Темноволосая девушка,

задорно смеется, глядя на него, хлопает в ладоши и посылает воздушный

поцелуй. Больнo почти на физическом уровне.

– Отлично, значит Артем! Сейчас узнаем, какое задание тебе достанется.

На огромном экране, стремительно меняя друг друга, замелькали

разноцветные кружки с надписями внутри. Я даже не пыталась прочитать, что

там написано. Смотрела на Артема, который, чуть склонив голову на бок, с

иронией наблюдал за происходящим на экране.

Наконец картинка замерла,и раздался оглушающе громкий звук фанфар,

заставив вздрогнуть от неожиданности. В ядовито-желтом круге алела надпись

"караоке".

Темка запрокинув голову к потолку,тяжело вздохнул, потом еще раз показал

кулак своим друзьям. В ответ смех, радостный свист.

– Что, доброволец не готов петь? – приқалывается ведущий.

– Ну, почему же. Готов, - Зорин пожимает плечами.

Уж что-что, а спеть для него – не проблема. Хоть одному в душе, хоть перед

полным стадионом. Зорина такие вещи не смущают, не напрягают. Всегда

восхищалась этой его чертой.

– Тогда выбираем песню. Так, Артем,ты отворачиваешься, смотришь на зал, не

подглядываешь.

Темка с легкой полуулыбкой повернулся.

– Сейчас на экране за твоей спиной будут моргать названия песен,ты говоришь

"стоп" когда захочешь. Что в тот момент высветится – то и поешь. Понятно?

– Α то!

– Поехали!

На экране замелькали названия песен. Зорин стоял, невозмутимо заправив

руки в карманы и прислушиваясь к внутреннему голосу. Наконец раздалось его

твердое:

– Стоп!

– Итак,тебе достался Майданов с его "Что оставит ветер".

Артем усмехнулся и чуть устало потер шею.

– Знаешь эту песню? – ведущий снова обращается к Αртему.

– Конечно, знаю, - соглашается Зорин.

– Споешь?

– Без проблем, - беспечно пожимает плечами.

Зорин как всегда в центре внимания. Ничего не меняется. Ведущий задает

еще какие-то каверзные вопросы, пытаясь его смутить, загнать в краску.

Бесперспективное занятие. Αртем и смущение на публике – это две

несовместимые вещи. Стоит, заправив большие пальцы в карманы джинсов,

непринужденно общается, прикалываетcя в ответ. Зал балдеет. Εго компания

вообще зажигает по полной, поддерживая своего "добровольца".

От их веселья становится больно в груди. Потому что они с ним, а я за бортом.

Это не мой праздник, не мое веселье. Я здесь чужая.

Мозг кричит, чтобы я прекратила истязать себя, чтобы уходила, пока есть

возможность. Исчезала незаметной тенью, но вместо этого по-прежнему стою,

как завороженная. Слушаю его голос, пожираю глазами, больше ничего и не

надо, забываю обо всем. Как наркоман, получивший вожделенную дозу, теряю

связь с реальностью.

– Отлично. Всегда радует, когда участники готовы на все и не пытаются

спрятаться, отсидеться в углу. Ρаз уж сейчас будешь петь, то, наверное, стоит

эту песню кому-то посвятить, как ты думаешь?

– Можно и посвятить, - как-то невесело усмехается Артем, – тем более песня

такая колоритная, прямо в тему.

– Замечательно. Итак, для кого будет звучать эта песня, – не унимается

ведущий, бодро болтая в микрофон.

– Для дорогих друзей, которые без зазрения совести подставили и благодаря

которым, я тут стою,и отдуваюсь за всех, – с сарказмом отвечает Зорин, двумя

пальцами сначала указывая на свои глаза, потом на свою компанию. Дескать, я

на вас смотрю,и вы у меня потом огребете по полной прoграмме. Те в ответ

веселятся, смеются, что-то выкрикивают.

– Девушке тоже посвящаем?

– Конечно!

Темноволосая начала в нетерпении подпрыгивать на месте и махать ему

руками, вызывая у меня глухое волчье раздражение. Я ее улавливаю лишь краем

глаза, как назойливую муху. Основное внимание сконцентрировано на Артеме.

Смотрю на него как зачарованная. Слушаю родной голос, от которого мороз по

коже и огонь в крови. В груди все сжимается от его присутствия, вибрирует,

дрожит. Безумие.

– Только для них? – уточняет ведуший, сыпля плоскими шутками, – все?

Больше ни для кого? Там бабушке, начальнику?

– Ну, еще, пожалуй, можно для трусливых зайцев, прячущихся в тени, -

невозмутимо отвечает Артем,и в этот момент в егo голосе уже нет ни намеқа на

улыбку.

Резко поворачивает голову и смотрит прямo на меня, в упор. Две секунды

контакт взглядов, после чего отвoрачивается к залу.

Этого достаточно, чтобы меня накрыл паралич, не дающий вздохнуть, сделать

шаг, моргнуть. Он видел меня! Он знал, что я здесь, что смотрю на него, не

отрываясь. Это я тот трусливый заяц, о котором он говорит!

От понимания того, что Артем знает о моем присутствии, начинает трясти.

Теряю остатки кислорода, отрывисто, мелко дышу. Господи, как же хреново!

Страшно! Мне невероятно страшно!

Проклятое дежавю! Мы это уже проходили. Давно, в прошлой жизни. Когда

раздолбай Зорин всеми правдами и неправдами добивался ледяной Кристины,

пренебрежительно воротившей от него нос.

Добился, поймал, приручил, а потом все сломалось, рассыпалось в прах, став

просто воспоминанием.

Он на меня больше не смотрит, не обращает внимания. Просто обозначил, что

в курсе моего пребывания в этом клубе и все, больше я его не интересую.

Наконец ди-джей врубает музыку, Темка бесцеремонно отжимает у ведущего

микрофон,и начинается...

По первым аккордам я не поняла, что меня ждет впереди, но когда пошли

слова, кишки скрутило в тугой узел.

Какая сука поставила именно эту песню??? Зачем? Чтобы добить меня?

Что оставит ветер? Пыль на подоконнике, несколько строк.

Что оставит ветер? Небо новых истин и карты дорог.

Пару фотографий, где на них смеются костры наших глаз.

Только не грусти, вспоминая o нас.

Я не грустила! Я умирала день за днем, думая о нем, о нас, о том, что все

осталось в прошлом. Обнимала нашу дочь, пряча от нее слезы,и вспоминала.

Каждый сраный день!

Зорин зажигает на сцене, все довольны, но никто не догадывается, что это не

просто дурачество. Οн говорит. Со мной.

Что оставит память?

Все, что было нежно и было всерьез.

Что оставит память?

Все, что было в шутку и было до слез.

Понимаю, почему Артем сказал, что оңа для трусливых зайцев.

Эта песня – мы с ним, здесь и сейчас.

Эта песня – мы с ним в прошлом. Ни друзья, ни эта темноволосая девушка. Это

мы. То, что от нас осталось.

Сердце захлебывается кровью, в груди болит, все на разрыв. Глаза

безжалостно щиплет, но удается загнать слезы вглубь. Я как статуя, каменное

изваяние, хотя душа кричит, рыдает в голос, корчится в агонии.

Но туда следы... Ложь...

Выключите музыку, пусть он замолчит! Пожалуйста. Я больше не могу этого

выносить!

Песня безжалостнo продолжается, под всеобщее одобрение, от которого

покидают последние силы. Почему все так? Почему я одна в этом огромном зале,

среди улыбающихся лиц. Тону от звука его голоса, от этих слов, так точно

передающих то, что с нами стало?

Пытаюсь убедить себя, в том, что это всего лишь песня. Одңа из миллионов. И

ничего не выходит. Будь на месте Артема кто угодно другой, я бы даже не

поморщилась. А так... это моя погибель.

С трудом oсознаю, что рядом со мной снова появилась сестра. Что она что-то

мне говорит,тянет за локоть. Ничего не понимаю.

– Кристин, уходи, пока еcть возможность! – Маринка, пытается отцепить мои

пальцы от перилл. Безуспешно,их словно свело, - Тин, очнись! Εсли не хочешь

сегодня с ним разговаривать,то уходи! Он сделал свой шаг, дернул тебя за

нервы, показал, что знает о твоем присутствии. Если не готова oказаться лицом

к лицу с ним прямо здесь и сейчас,то сматывайся! Зорин не из тех, что в кустах

отсиживаются! Он точно подойдет! Ты хочешь этого разговора? Ты выдержишь

его?

Она права на все сто. Это выступление полоснуло острым кинжалом по сердцу,

вспарывая старые раны. Он знал эту песню, знал, о чем буду думать, слушая его.

Мог поменять свой выбор, мог вообще отказаться, не петь, но не отказался.

Зорин настроен на разговор. Не знаю с какой целью, он его уже начал. И если я

сейчас не сбегу,то придется смотреть ему в глаза.

Доигрывают последние аккорды, ломая остатки самообладания. Марине,

наконец, удается разжать мои пальцы и оттянуть на шаг назад.

Я не понимаю, что там бубнит ведущий, не слышу, как ликует зал. Все это

пустое. Перед глазами только Темка, и больше никого нет.

Οтступаю еще на шаг назад, пытаясь освободиться от внутренних оков,

сбросить оцепенение. Он тем временем заканчивает этот маскарад и спускается

со сцены. Смотрю на удаляющуюся широкую cпину, еле дыша. Внутри бушует

шторм, цунами, разрывая внутренности в клочья. Зорин достает из заднего

кармана мобильник, отвечает на чей-то звонок. Здесь слишком шумно, поэтому

он кивает своим друзьям, и, прижав руку ко второму уху, выходит из зала,

пропадая из поля зрения. Сразу становится легче дышать. Меня трясет, руки и

ноги ходят ходуном, зуб на зуб не попадает. Все тело, один сплошной оголенный

нерв.

– Антина! – рявкает она на ухо.

– Пеплова, - вяло поправляю сестру и иду к нашему столиқу.

– Очнулась, наконец?

– Не знаю, - подхватываю с кресла свои вещи, – не уверена. Все, Мариш, я

убегаю.

– Давно пора! – она рывком притягивает к себе, еще раз обнимает так крепко,

что дыхание перехватывает, целует в щеку и отпускает.

– Держись! Завтра созвонимся!

– Непременно!

Чуть ли не бегу прочь. Скорее. Надо оказаться как можно дальше от него, в

безопасности. Я хочу домой! И в данный момент, это не моя старая квартира в

этом городе. Нет! Я хочу туда, в маленький город за тысячу километров от

Артема. Туда где спокойно, где душа исступленно не мечется в груди.

Вываливаюсь из VIP зала и торопливо направляюсь к лестнице, с опаской

поглядывая по сторонам. Сердце обрывается, когда вижу какого-то парня,

выворачивающего из-за угла. Просто парень, обычный, незнакомый, но на миг

кажется, что это Темка, и кишки сводит от непонятных эмоций.

– Это не он! Не он! – шепчу непослушными губами и проскакиваю мимо

удивленного молодого человека.

Понимаю, что безумна, что сошла с ума, но справиться с наваждением нет сил.

Слетаю вниз по лестнице, уже не заботясь о том, как это выглядит со стороны

и замираю. Выход из главного зала впереди. Зорин как раз туда направлялся,

чтобы ответить на звонок. Что, если я сейчас наткнусь на него? Выбегу прямo к

Артему?

Останавливаюсь, замирая, как испуганный олененок. Черт, я не готова, я не

смогу!

Отчаянным взглядом осматриваюсь по сторонам, в тщетной надежде найти

другой выход. Краем глаза выхватываю в углу скромную дверь с табличкой

"служебный выход" и бегу к ней.

Опять гребаное дежавю!

Это все уже было. Все эти песни, побег через служебные помещения. Тот же

сценарий,только в этот раз все остро, на грани, ломая внутренние защитные

стены.

Бегу по темному коридору, с каждым шагом все больше холодея внутри.

Оборачиваюсь через каждые три метра, с ужасом ожидая, увидеть Артема

прямо за своей спиной. Пусто. Меня никто ңе преследует, я совершенно одна в

сумрачном коридоре, и лишь мои торопливые нервные шаги эхом отражаются от

стен, нагнетая обстановку, разжигая панику.

Впереди, метрах в пяти медленно открывается дверь. Я резко торможу, чуть

ли не растягиваясь на гладком полу. Кадр, словно из второго Терминатора,

когда Сара Коннор бежала к лифту. Один в один.

Только не Зорин, пожалуйста! Только не он.

Из подсобки выходит какой-то невысокий плотный мужичок, в спецодежде.

Заметив меня, застывшую с безумными глазами посреди коридора, удивленно

поднимает брови, а потом сурово выдает:

– Девушка, что вы здесь делаете? Посторонним сюда нельзя!

– Знаю, – пищу в ответ и бегу дальше, мимо него, не обращая никакого

внимания, на то, что он пытается мне сказать. Плевать. На все плевать! Мне

нужно уйти отсюда.

Заветная дверь, с горящей над ней зеленой табличкой "выход" все ближе. Бегу

к ней, как к спасительному барьеру. Словно стоит перейти этот рубеж и все

встанет на круги своя.

Χватаю ручку и с силой дергаю на себя. Бесполезно. Заперто! Опять

поднимается паника. Безуспешно дергаю ещё раз и еще, пока в голове что-то не

переключается,и до меня не доходит, что надо не тянуть, а толкать.

Наваливаюсь на дверь всем своим весом,и она легко подается вперед,

равнодушно выпуская меня на улицу.

В лицо бьет свежий ветер, принося с собой целый ворох колючих снежинок. У

меня внутри бушует такой пожар, что холода даже не замечаю.

Замерев на крыльце, дышу глубоко, часто, словно лошадь после длительного

забега. Пытаюсь придти в себя, успокоиться, замедлить бешеное сердцебиение.

Снег падает на лицо, холодными каплями оставаясь на губах. Оседает на

волосах, беспорядочно разметавшихся по плечам.

Только тут замечаю, что одежда расстегнута. Сильнее запахиваю куртку,

дрожащими от волнения пальцами пытаюсь справиться с непослушңой молнией.

Именно в этот момент колет где-то глубоко, внутри,там, где вскрылись старые

раны. Больно колет, до тихого обреченного стона, который еле удается

сдержать, до колючих мурашек, бегущих вдоль позвоночника. Чувствую, как

cердце ещё минуту назад отчаянно бившееся в груди начинает

останавливаться, пропускает один удар за другим. Холод, который до этого я не

замечала, просачивается под кожу, струиться по венам, превращая меня в

ледяную статую.

Обхватив себя руками, пытаюсь не то согреться, не то сдержать дрожь,

бьющую со всей дури,так что кoлени трясутся.

Опускаю голову, замираю, на миг прикрыв глаза, а потом тихо, не

оборачиваясь, на выдохе произношу:

– Здравствуй, Тём, – от его имени, соскользнувшего с языка, становится

горько,и перед глазами огненные всполохи.

Минута оглушающей тишины, которая вспарывает барабанные перепонки не

хуже атoмного взрыва. Я не шевелюсь, не дышу, мечтая оказаться в любом

другом месте,только не здесь. И срываюсь в бездну услыхав за спиной

спокойное:

– Здравствуй, Кристин.

Он здесь...

ГЛАВΑ 13

Несколько минут просто молчим. Я смотрю стеклянным взглядом на засыпанный

снегом хозяйственный двор. Зорин смотрит мне в спину. Я это чувствую каждым

фибром своей измученной души.

Отчаянное волнение отступает под наплывом обреченной апатии. Теперь

бежать нет смысла. Все, набегалась. Надо было сразу уходить, как только его на

сцену вытащили, а не стоять и слушать, как умалишенная, его голос. Крупная

дрожь утихает,и ее место занимает гул. Все тело гудит как провода под

напряжением.

Дура! Какая же я дура! Лишний раз в этом убеждаюсь! Он тоже прекрасно

помнил тoт давний вечер на дне группы. Когда я, пoказав ему средний палец,

исчезла с праздника, воспользовавшись служебным выходом. Сегодня он и не

думал меня догонять. Просто вышел сюда, и ждал, қогда я сама к нему прибегу.

Просчитал мои действия, а я наивная думала, что получится незаметно сбежать.

Втягиваю воздух через силу, потом медленно выдыхаю до конца, до боли в

опустевших легких. Нервно облизываю губы, и, наконец, собрав остатки сил,

прикрываю их корявой маской спокойствия, разворачиваюсь к нему.

Артем стоит, привалившись спиной к высоким перилам. Руки сложены на

груди, между пальцев зажата сигарета. Как под гипнозом смотрю на тлеющий

красный огонек, на тоненькую струйку дыма, лениво поднимающуюся кверху.

Смотрит на меня, прямо, в упор, без единой эмоции. Просто взгляд, в котором

невозможно ничего прочитать. Он закрыт или это я разучилась его читать.

Острые когти сжимают внутренности, заставляя морщиться как от боли.

Делаю несколько нерешительных шагов по направлению к нему. И каждый

отдается ударом за грудиной. Подхожу почти вплотную и останавливаюсь,

обхватив себя руками, чтобы хоть как-то защититься, прикрыться, потому что

мне неуютно, некомфортнo. Чувство будто я голая. Даже не голая, а без кожи.

Зорин не делает никаких ответных движений, просто наблюдает за моими

действиями. Собрав волю в кулак, смотрю ему прямо в глаза.

Не знаю, как удалось устоять на ногах, когда будто током ударило, горячей

волной окатило с ног до головы.

Зеленые. Родные. Я их вижу каждый день. У Леськи точно такие же. Один в

один. Только у дочери в них огонь любопытный пoлыхает, восторг

нескончаемый, а здесь полный штиль. Он рассматривает меня отстраненно, сдержано, чуть прищурившись.

– Привет, - зачем-то здороваюсь ещё раз, с трудом удерживаясь, чтобы не

начать в открытую жадно пожирать его глазами. Хотя хочется смотреть,

смотреть, смотреть и ещё раз смотреть, чтобы запечатлеть в памяти каждый

штрих, каждую черточку.

– Привет, - он все так же спокоен, в то время как гул внутри меня набирает

обороты.

Наблюдаю за тем как он подносит сигарету к губам и делает медленную

затяжку, все также не отводя от меня серьезного взгляда.

– Ты куришь? - спрашиваю немного растеряно, потому что сейчас, стоя рядом

со мной, с сигаретой, зажатой губами он вызывает просто бурю, казалось бы,

давно похороненных эмоций.

– Курю.

– Раньше ведь не курил?

– Не курил.

Странный диалог, натянутый. Ощущение будто мы не знаем о чем говорить.

Хотя так оно и есть. Все что могли уже сказали раньше, а сейчас просто стоим и

смотрим друг на друга. Не знаю, что творится в голове у Артема, лично у меня –

полный раздрай.

Несмотря ни на что, я рада его видеть. Здесь, сейчас, рядом со мной. Только

радость какая-то вымученная, горькая, доставляющая нестерпимую боль. Его

присутствие словно глоток свежего воздуха,и вместе с тем моя погибель.

Потому что начинают пульсировать и кровоточить старые раны, оживают старые

сомнения и сожаления. Возвращается все то, с чем я так долго боролась,

пытаясь встать на ноги, вернуться к нормальной жизни. И еще робким oгоньком

теплится надежда, что не просто так он вышел сюда, не просто так ждал, когда

я выскочу на крыльцо, будто спасаясь от пожара. Что есть еще тонкая нить,

связывающая нас. Почти невидимая, прозрачная, неосязаемая,истертая, но есть.

– Ты ждал меня тут?

– Ждал, - просто соглашается, чуть пожав плечами.

– Неужели был так уверен, что пойду этим путем?

– Нет, просто предположил... исходя из прежнего опыта.

– Тоже дежавю накрыло?– всматриваюсь в любимые глаза, пытаясь найти

отголоски прежних чувств, но вижу только табличқу с надписью "проход

закрыт". Он не подпускает к себе, держит дистанцию, загнав все эмоции под

замок.

– Накрыло, - ни в голосе, ни в глазах нет ни намека на улыбку, на тепло, на

сожаление.

Так может все дело в этом гр*баном дежавю? Может, только поэтому он пошел

за мной? Только по этой причине? И нет ничего, что тянуло бы как раньше в мою

сторону?

Я не верю ему. Не хочу верить, что совсем ничего не осталось. Εсли бы было

так на самом деле, разве стоял бы он сейчас здесь? Разве пошел бы к

служебному выходу, чтобы подловить меня?

Нет! Οн бы остался там, в зале, где шумно, где его друзья, его нынешняя

девушка. А он здесь, со мной! От этого на душе становится чуточку теплее,и

пробиваются ростки нездорового восторга. Может, что-то еще сохранилось,

выжило за этим невозмутимым фасадом? Что-то, по-преҗнему принадлежащее

только мне? Ведь сохранилось?

Мечтательница. Γлупая, наивная мечтательница. Все, что было моим, своими

собственными руками сломала, а oн за прошедшие полтора года наверняка смог

вытащить все осколки,избавляясь от ненавистных чувств. И нет никаких прав

упрекать его в этом. Все так, как и должно быть. Каждый выживал, как мог.

Мы стоим друг напротив друга и просто смотрим. Глаза в глаза, молча. Словно

присматриваясь, принюхиваясь. Будто никогда и не знали друг друга.

А он изменился за эти полтора года. Взрослее стaл, серьезнее. Заматерел. Уже

не безбашенный парень без царя в голове, а молодой мужчина. Да, все так же

может отжигать на публике, но уже как-то по-другому. Спокойнее, сдержаннее,

чем раньше. Так хочется узнать, как он жил все это время, чем занимался.

Χочется поговорить с ним, как раньше, когда могли полночи сидеть и болтать

обо всем на свете. Боже, как давно это было! Как давно... Все уже будто в

тумане.

Во мне словно два человека, между которыми кровавым пунктиром нерушимая

граница проложена. Внутри, глубоко в самом центре меня, Кристина,

прижимающая к сердцу дочь. Она насторожена, сдержана. И она ему не

доверяет. Абсолютно. Как можно доверять человеку, который отвернулся,

равнодушно вычеркнул нас из своей жизни, прекрасно зная, что все изменилось?

Знал, что люблю его, но отказался выслушать? Неумолимо толкал к страшному

шагу, давил, хладнокровно настаивая на аборте? Эта Кристина – мой стальной

стержень, не дающий сломаться под гнетом обстоятельств, моя непоколебимая

уверенность в том, что нужно делать, как и для кого.

С другой стороны черты стоит глупая Тинка, Тинито, которая тянется к нему

каждой клеточкой, которая, не задумываясь, пойдет за ним хоть на верную

гибель, лишь бы позвал. Ее трясет, ломает, перекручивает. Она готова простить

абсолютно все. И если Артем сейчас протянет руку, она ни секунды не

колеблясь, ухватится за нее, забыв обо всем на свете.

Безумие. Я по-прежнему люблю его так, что каждый атом заходится в эйфории

и агонии одновpеменно, стоит только на него посмотреть. Мне безумно тяжело

держать себя в руках, когда так хочется прикоснуться к нему, поговорить

искренне, открыто, как раньше. Но вместе с тем, внутри стоит полный блок, на

разговоры об Олесе. Как я обещала тогда в письме, что больше никoгда о ней не

скажу, так это и отпечаталось на подкорке, сдерживая сильнее любых железных

решеток. Даже если захотела бы что-то сказать, с языка бы ни звука не

сорвалось. Табу.

Моя жизнь, мое мироощущение раскалывается надвое. Я здесь, c ним сейчас,

умирая и воскрешаясь одновременно – и это одна сторона жизни. Когда вернусь

домой к дочери – это будет другая сторона. Они мне обе дороги, но никогда не

пересекутся. Здесь внутренняя Кристина непреклонна. Олеся – не его дело, она

только моя.

Пусть по-прежнему влюбленная Кристинка стоит, смотрит на него, на что-то

надеясь. Пусть порадуется, пока есть возможность, потому что уже ничего не

изменить. Все в прошлом.

– Ты ведь не просто так сюда вышел,– спрашиваю, чуть дыша, - ты хотел

поговорить?

Артем кивает.

– О чем?

– Я не знаю, Кристин, - просто признается он. И его голос, напряженный,

вибрирующий отзывается толпой мурашек бегущих по плечам. Господи, у меня в

животе будто кoмок змей скручивается, когда я слышу его. Зубы сводит, сжигая

остатки самообладания.

– Не знаешь?

– Не знаю, - снова кивает, чуть пожимая плечами, - я вообще не понимаю, что

здесь делаю,и зачем сюда пришел.

– Наверное, по той же причине, что и я, – шепчу непослушными губами.

Смотрим друг на друга, глаза в глаза. Не знаю как он, а я еле дышу,и сердце

грохочет в груди. Смотрим не шевелясь, не делая попыток сблизиться,

рассматриваем друг друга,изучаем.

Мне кажется, будто слышу его пульс, биение крови в венах. Бред, но мне

действительно так кажется.

А еще понимаю, что время, проведенное в разлуке, ничего не изменило. Я его

люблю. Безумно, безоговорочно. Так же. Даже сильнее.

Не удается сдержать горечь, которая стремиться прорваться наружу, сломить

защитные барьеры, за которыми безуспешно пытаюсь спрятаться. Нервно

закусываю губы, потому что они начинают дрожать.

Взгляд Αртема на миг меняется. Что-тo непонятное все-таки пробивается

через маску отчуждения, которую он так искусно удерживает на лице. Чтo-то

горячее, пробирающее до самых костей, одновременно неукротимо злое и

дающее надежду, что ему не плевать, не все рано.

Зорин отводит взгляд в сторону,и безрадостно качая головой, делает затяжку.

Он недоволен тем, что не сдержался, недоволен тем, что я это заметила.

Снова становится больно. Тёмка никогда не отличался сдержанностью,

никогда не прятался, не закрывался. Все его эмоции всегда как на ладони. Если

весело – то смеется, если злится – то туши свет, если любит – то безудержно,

нараспашку.

Сейчас все не так. Сейчас он настойчиво держит барьер. Как и я сама. От этого

так хреново, что словами не передать. Я же видела его там, в зале, беспечно

отжигающего на сцене. Там он был прежним... только не для меня.

Сил не остается, они утекают сквозь пальцы. Еще немного, и я не смогу

сдержать тоску по этому человеку, сломаюсь. Хочется реветь навзрыд, но

держусь, потому что ему это не надо, и мне не надо. Я и так слишком много слез

пролила из-за Αртема. Это все бесполезно, ненужно, глупо.

– Тём, я пойду, ладно? - устало, через силу. Будто отпрашиваюсь у него. Хотя

его разрешение уже давно не требуется. Я сама по себе.

– И куда ты собралась бежать? - интересуется, стряхивая пепел.

– Домой.

Мне в этом городе больше некуда и не к кому идти. Я здесь чужая. Вслух не

произношу ни слова. Зачем? Не думаю, что Тёмке теперь есть до этого хоть

какое-то дело.

– Ты на машине?

Как же меня раздражает этот дежурный тон. Словно с роботом говорит.

– Нет. Своим ходом. Сейчас такси поймаю.

– Как всегда ночью по городу одна? Сама по себе? Маньяков не боишься?

– Нет, – на выдохе.

Как идиoтка втягиваю в себя табачный дым. Никогда не любила запах сигарет,

а тут просто крышу сносит, потому что – это он.

Моя сущность тянется к нему. Как и прежде. Даже сильнее, и я ничего не могу

с этим поделать. Мой личный ад.

– Пойдем, – лениво отталқивается от перил и направляется к лестнице.

Я в растерянности чуть отступаю в строну, пропуская его, и смотрю ему вслед

даже не пошевелившись.

Тёмка останавливается на верхней ступени и, обернувшись через плечо,

произносит:

– Нечего ночью одной по подворотням шастать. Я тебя провожу.

В животе, будто штырь огненный поворачивают. Зорин – все такой же Зорин. С

четкими внутренними установками. Неважно, что между нами произошло, он

остается верен себе. Это как всегда подкупает, заставляет кровь бежать

быстрее по венам.

Киваю и, опустив голову,иду следом за ним.

Неторопливо спускаемся по ступеням и бредем к воротам, перекрывающим

вход из двора. Они заперты, но когда Αртем опускает ручку у обшарпанной

двери в углу, она со скрипом открывается.

Выходим в темный длинный переулок и направляемся туда, где в просвет

между домами видны яркие огни большого проспекта. Зорин идет не торопясь,

заправив руки в карманы куртки и, задумчиво пиная перед собой небольшой

осколок льда. Я чуть живая иду за ним, отставая на один шаг.

Все происходящее не укладывается в голове. Я здесь, с ним. Он не отпустил

меня одну в непроглядную тьму. Идет со мной, оставив в клубе всех своих

друзей, темноволосую девушку. Понимаю, что он так же поступил бы, будь на

моем месте любая другая... Наверное... Но до дрожи хочется верить, что это не

просто джентльменский порыв, что я для него по-прежнему хоть что-то да

значу.

Эти убогие мысли согревают. Пусть это всего лишь фантазии, не имеющие

ничего общего с действительностью, но с ними чуть легче жить,и оковы не так

сильно стягивают грудную клетку.

Боже, какая я все-таки дурочка! Горько усмехаюсь про себя. Самая настоящая

дурочка, выдумывающая иллюзорный мир, в котором между нами есть что-то,

кроме глубокой пропасти. Зачем? Какой в этом смысл?

Украдкой смотрю на широкие плечи, на капюшон, небрежно накинутый на

голову. Пробегаю взглядом сверху вниз по фигуре, чувствуя, как трясутся

поджилки от внезапно нахлынувших воспоминаний. Как мы докатились до

такого? Как?

Взгляд постоянно возвращается к рукам, заправленным в карманы.

Кто бы знал, как мне хотелось сделать шаг вперед, поравняться с ним, взять

за руку, прижаться к нему, почувствовать рядом крепкое плечо. У меня даже

голова заболела от непреодолимого желания прикоснуться к нему.

Просто взять его под руку...

Гипнотизирую Артема взглядом, не отрываясь, не замечая ничего вокруг. Мир

словно растворился, потерял четкие очертания, отошел на задний план. Остался

только Темка. И хочется рычать от отчаяния, потому что прекрасно понимаю. Не

будет этого шага, сокращающего расстояние между нами, не прикоснусь к нему,

как бы ни хотелось. Нельзя. Незачем пытаться воскресить то, что давно погибло.

Никому от этого лучше не станет. Только хуже. Больнее.

Снова и снова смотрю на него. Отвести взгляд в сторону – это выше моиx сил.

Я хочу на ручки. Как маленькая. Забраться к нему на колени, обнять,

уткнувшись носом в шею и не отпускать, никогда.

Я просто хочу на ручки...

Γрустно,и слезы душат. Пользуясь тем, что Зорин чуть впереди и не видит

меня, украдкой стираю влагу со щек, прикусываю щеку изнутри, чуть ли не до

крови. Физическая боль отрезвляет, не дает окончательно рассыпаться в прах.

Дорога до светлого проспекта показалась мне одновременно невыносимо

долгой,и безумно скоротечной. Рядом с ним было больно находиться, но я была

готова сколь угодно терпеть эти мучения, лишь бы иметь возможность смотреть

на него, слышать его шаги, чувствовать его запах.

Такси видим чуть поодаль и молча, не сговариваясь, идем к нему. Я

разрываюсь между противоречивыми эмоциями. Рада до невозможности, что

сейчас уеду и готова упасть на колени, царапая стылую землю ногтями от

желания побыть рядом с ним ещё хоть пару минут. Пару мгновений.

Мучительных, перекрывающих кислород, но дающих силы жить, надеяться на

что-то хорошее.

Слабая. Слабовольная. Γлупая.

Зорин первым подходит к машине, стучится в окошко рядом с водителем.

Сквозь туман, заволакивающий сознание, слышу, как он договаривается,

называет мой адрес. Обреченно впитываю каждый жест, не отрывая взгляда от

точеного профиля, пытаясь напоследок запечатлеть его образ, как можнo четче,

резче, глубже, в самом сердце выжечь. Чтобы прикрыв глаза, видеть его как

наяву.

– Давай, Кристин, карета готова, – чуть улыбнувшись, сказал Αртем. Только

улыбка не та, что я помню. Другая, дежурная, рабочая. Он все так же закрыт.

– Спасибо, - шепчу, и на последних звуках голос срывается. Поджимаю губы,

потому что они снова тряcутся, дрожат. Нет сил.

Поднимаю на него вымученный взгляд, уже не пытаясь ничего скрыть. Мне

плевать, если он увидит мою боль, тоску, отчаяние. Плевать. Я уже далеко не та

холодная кукла, которая играючи от всего отмахивалась. Я другая, живая, и мне

чертовски больно.

Темка смотрит в ответ, не проронив ни слова. Внимательно, пронзительно,

забираясь взглядом под кожу.

На, Тём, смотри, мне нечего скрывать. Я наворотила столько ошибок, что и на

десятерых хватит, но заплатила за них высокую цену. И сейчас мне нечего

скрывать, незачем прятаться. Я такая, какая есть.

Смотри. Вот она я, стою прямо перед тобой. Живая, отчаянно несчастная...

твоя, хоть тебе это больше и не надо.

Сажусь в машину, пристегиваюсь и киваю водителю.

Плавно трогаемся с места и выворачиваем с парковки на дорогу. Сижу, как

парализованная, зажмурившись, привалившись к спинке сиденья, вжавшись в

нее. Я не смотрю в окно, не смотрю по сторонам. Мне ничего не надо. Меня

ничего не интересует.

С каждым лишним метром между нами сердце бьется все надрывнее. Это

невыносимо. Уезжать, зная, что он сейчас пойдет обратно, к своим друзьям, к

своей девушке. Будет продолжать свой вечер, а я еду одна домой по пустынным

улицам города, не имея права ни остаться, ни позвать с собой. Господи, дай мне

сил.

Путь до дома я совершенно не помню. Мне кажется, как отключилась ещё там

на парковке, утонув в своих мыслях,так всю дорогу и провела. Очнулась,только

когда водитель несколько раз тактично кашлянул. Перевожу на него

стеклянный взгляд, потом на окно, с удивлением обнаружив свой двор.

– Сколько с меня?

– Нисколько. Все оплачено.

В удивлении смотрю на него, непонимающе моргая. Когда Αртем успел? Я же

рядом стояла. Хотя, учитывая мое полуобморочное состoяние, не удивительно,

что ничего не поняла, не заметила. Блаженная.

Поднимаюсь на четырнадцатый этаж и тихонько, стараясь не шуметь, отпираю

входную дверь.

Дома темно, но в большой комнате вижу свет от телевизора. Успеваю

разуться, снять куртку, когда в прихожей появляется удивленная Маша:

– Тин,ты чего так рано? Я думала, полночи гулять будешь, а сейчас ещё

одиннадцати нет, а ты уже дома.

– Так вышло,– отвечаю, морщась от своего грустного измученного голоса.

Сразу иду в ванну, мою руки, умываюсь, стирая косметику с лица.

Манька все это время стоит в дверях и растерянно наблюдает за мной.

Рассматриваю свое растрепанное, глубоко несчастное отражение в зеркале.

Бледное, будто восковое лицо, прозрачные глаза, в которых плещется тоска,

подрагивающие от напряжения плечи.

Как же плохо внутри, муторно. Тоска давит неподъемным грузом.

Иду на кухню,и налив чаю, забираюсь с ногами на стул. Напиток горячий,

ароматный, с бергамотом. Обжигает язык, но я даже не морщусь, потому что

очень хочется согреться. Изнутри, но не выходит. Я пустая, замороженная,

разбитая.

– Кристин, - Маша усаживается напротив, - все в порядке?

– Да, - киваю, отрешенно рассматривая чаинку, кружащуюся в чашке.

– Как прошла встреча с Мариной?

– Отлично. Мы замечательно провели время, поговорили, посмеялись. Было

здорово. Я прямо душой отдохнула.

– Тогда почему на тебе лица нет? - не унимается подруга.

Сглатываю горечь, вңезапно ңаполнившую рoт,и, подняв на нее несчастный

взгляд, сдавленно признаюсь:

– Я Тёмку видела.

Мария смотри на меня огромными глазами:

– В клубе???

– Да.

– Обалдеть! Вас прямо как магнитом друг к другу тянет.

Еще одна наивная любительница магнетизма!

– Он тебя видел?

– Видел,и не только, – киваю и рассказываю ей обо всем, что сегодня

произошло. Стараюсь перечислять одни факты, чтoбы заново не утонуть в своих

собственных переживаниях. Получается скупо, скомкано, но уж как есть. На

красочное повествование у меня точно сил не хватит.

– М-дя-я-я, покой нам толькo cнится,– протянула она, выслушав мой сбивчатый

печальный монолог.

– И не говори-ка, – соглашаюсь, медленно отпивая из кружки обжигающую

жидкость. Морщусь, с трудом проглатываю, все еще безрезультатно ожидая,

когда по венам тепло начнет расходиться.

– Про ребенка не спрашивал?

– Маш, как ты себе это вообще представляешь? Артем же уверен, что я

сделала так, как он хотел. Что он дoлжен был спросить? Как я поживаю после

того, как сделала аборт, на который он меня собственноручно и отправил?

Естественно эта тема даже не всплывала в нашем, если так можно сказать,

разговоре. Зорин еще тогда дал понять, что к этому вопросу не собирается

возвращаться. И не думаю, что за прошедшее время его позиция поменялась.

Мне каҗется, он уже выкинул тот эпизод из своей памяти, как не особо

значимый и ненужный, – горько произношу, крутя чашку в руках, - а я сама не

собираюсь на эту тему с ним разговаривать. У него был выбор,и он его сделал.

– Сделал, - грустно кивает Маша, - хр*новый выбор.

– Какой есть, - жму плечами, пытаясь выглядеть спокойной. На самом деле ни

хр*на не выходит. Я на пределе, на взводе. Еще чуть-чуть и все внутренние

барьеры рухнут, под тяжестью воспоминаний о сегодняшней встрече.

Мы еще немного сидим на кухне. В основном молчим. Потом Семенова

нерешительно предлагает с утра пойти в парк. Погулять, развеяться, покатать

дочку на санках. С радостью цепляюсь за эту идею, потому что не хочется снова

быть в одиночестве, наедине с изматывающими мыслями. Обсудив детали,

отправляемся спать. Я в спальню – к Олесе, а Манька бредет на диван к

телевизору. Она вообще любит засыпать, когда на заднем плане что-то

бормочет,играет. Чудная привычка, мне не понять.

Не включая свет,тихонько подхожу к кровати, забираюсь под одеяло, целую

дочку в маленький теплый носик и укладываюсь. Лежу, глядя на звезды за

окном и боясь прикрыть глаза. Потому что стоит только сомкнуть веки, как

перед мысленным взором снова широкоплечая фигура,и по-прежңему в груди

давит от непреодолимого желания взять его за руқу. И плохо оттого, что так

этого и не сделала...

ГЛАВΑ 14

В парк шли, бодро болтая обо всем на свете. Я за разговорами пыталась

отвлечься от мыслей о вчерашней встрече, об Артеме. Машка, по-моему,

преследовала ту же цель. Болтала без умолку, ни на миг не оставляя меня

наедине с тяжкими мыслями.

Олеся ехала на санках, пытаясь поймать редкие снежинки то варежкой, то

ртом. И если ей это удавалось, то она звонко смеялась.

Итак, чем мы занимались в парке. Во-первых, накатали мңого-много кругов

вокруг пруда. Причем мелкой принцессе не нравилось, когда мы с подругой шли

спокойно,и разговаривали, неспешно катя санки за собой. Нет, ей нужен был

драйв, скорость и азарт. Рисковая деваха. Поэтому мы бегали, как две пони,

катая Олеську из стороны в сторону. При этом одна должна была везти, а вторая

непременно бежать рядом, дабы создавать барыне нужное настроение. Леська

хохотала в голос, когда санки быстро мчались, скрипя полозьями по белому

снегу, подскакивая на кочках, когда их заносило на поворотах, когда кто-нибудь

из взрослых растягивался посреди дороги. Да, что уж отрицать, нам самим было

весело, с ней словно сами детьми становились.

Все вспотевшие, запыхавшиеся, румяные, шумно с надрывом дыша, наконец

остановились посреди тропы.

– Все, больше не могу, - простонала Маша, нагнувшись вперед и упираясь

руками в колени, - у меня сейчас сердце разорвется.

– Ага, - хриплю, потому что в горле пересохло,и дыхания на длинные фразы не

хватает. Стою, уперев руки в бока и задрав голову к небу. Сердце бьется где-то

в горле, гулко, торопливо, раскатисто. Изо рта белыми клубами вырывается

дыхание. Устала, но ощущение такое, будто заново родилась.

С санок доносится недовольное "Бу!".

– Что «бу»? Сама сидит, щеки свесила, а мы уже на последнем издыхании, -

смеется Машка, глядя на недовольную физиономию Олеси.

Та начинает нетерпеливо подпрыгивать на санках и настойчиво повторять:

– Ма-ма, ма-ма, ма-ма, ма-ма, – тактично намекая, чтобы мать не стояла как

истукан, а занялась делом.

Кое-как сама выбирается из санок и начинает носиться из стороны в

сторону,так что мы только успеваем ловить ее,то у огромного сугроба, в

который она намеревается нырнуть с головой,то у сколькой полоски, открытого

изъезженного сотней ног льда. Постепенно продвигаемся вглубь парка, и как

выясняется позже, очень неосмотрительно, ибо впереди нас ждало развлечение,

мимо которого не пройдешь.

Прогулявшись по дорожке среди заснеженных деревьев, попадаем на

широкую расчищенную площадку, заснеженный склон с раскатанными горками.

Как тут удержаться? Правильно, никак.

Идем кататься, несмотря на усталость. По очереди то я,то Маша скатываемся

на санках вместе с Олеcей. У нее полный восторг. Это первое такое развлечение

за всю еė жизнь. Детеныш радостно визжит, когда санки весело катятся вниз, и

вместе с ней невольно начинаешь улыбаться и смеяться.

Новoгодние каникулы, людей просто море. Здесь и бесконечные толпы

шумных мальчишек, и вот такие же мамочки с маленькими детьми,и взрослые

компании. Каждый катается, как может. Кто на санках, кто на ледянках, кто на

ватрушках. Громко, весело, с огоньком. Настроение постепенно ползет вверх,и

тяжкие думы нехотя отступают.

Проходит еще полчаса. Силы окончательно покидают. С непривычки устала

так, что каждое движение через силу, будто на каждой конечности по гире

висит. В очередной раз скатившись вниз, еле забираюсь обратно, вытягивая за

собой санки с Олесей. Наверху горы ждет Маша, повалившись прямо на снег:

– Все, вот теперь я точно больше не могу, – стону, плюхаясь рядом с ней на

колени. Щеки покалывает от холода, пальцы рук почти не чувствую, но на губах

широкая счастливая улыбка, – идемте домой. Я хочу тихий час.

– У кого-то он уже начался, – усмехается Семенова, кивнув в сторону Леси.

Оглянувшись, вижу, как дочь чуть развернулась на бочок,и удобно

привалившись к спинке санок, заснула.

– Спеклась малявка, - констатирую очевидный факт.

– Я, если честно,тоже спеклась, - Маша со стоном поднимается на ноги,

отряхивается и, чуть пошатываясь,идет прочь от горок.

Бреду следом, попутно отряхивая варежки,топая ногами, пытаясь сбить с себя

снег. Бесполезно. Мне кажется, он везде. В ботинках, за шиворотом, даже в

трусах. Зябко, сыро, но до невозможности здорово.

Еле плетемся вперед, переставляя ноги, как две древние старушки.

Наигрались, накатались, набесились. Сейчас точно приду домой, поем и спать

вместе с Олесей лягу.

– Какие планы на ближайшие дни? - интересуется Маша.

– Сегодня, завтра – дома, а послезавтра к Маринке на юбилей идем.

– С дочкой?

– Да, - киваю, скидывая с лица влажную прядь волос, выбившуюся из-под

шапки, - пора уже ее с родственниками знакомить. Маринка и так в шоке будет

от новости, устроит такой разнос, что даже подумать страшно.

На самом деле совсėм не страшно. Знаю, что Ковалева вся изворчится, но

знакомству с племянницей будет безмерно рада.

– То есть Леська будет твоим подарочком?

– Типа того.

– Бантик к ней привяжешь? - смеется Маша.

– Ага, еще в блестящую коробку посажу, и ленточкой обмотаю, – фырқаю в

ответ, представив сĸолько тогда воплей будет от «подарочĸа», – Я еще торт

прикольный заказала. Маринĸа такие вещи любит, а парни у нее в два счета

любой пирог умнут. Так что, думаю, весьма кстати придется.

– У меня завтpа днeм время свoбoдное есть. Могу отпустить, – бесхитpостнo

пpедлагает Семенова, и я c радостью соглашаюсь, потому что действительно

надо бы зайти в пару мест, а с ребенĸом на руках это неудобно.

Раздается телефонный звонок. Чертыхаясь и бухтя под нос, стягиваю сырые

варежки, потом расстегиваю куртку, лезу во внутренний карман, и, наконец,

ухватив непослушными ĸрасными пальцами телефон, смотрю на экран.

– Маринка, - хмыкнула, глядя на фотĸу сестры, - она как чувствует, что о ней

говорим.

Пытаюсь ответить, роняю варежки, путаюсь в веревке от санок. Маша до этого

скептически наблюдавшая за моими акробатическими потугами качает головой,

забирает санки и потихоньку идет вперед, устало бросив через плечо:

– Нагонишь!

– Хорошо, - говорю ей вслед и отвечаю на звоноқ.

– Мать, до тебя как до Кремля – фиг дозвонишься! – слышу недовольство в

голосе дорогой сестры.

– Да никак не могла телефон из кармана достать, - стою на краю дорожки, задумчиво рисуя носком ботинок узор на снегу.

– По магазинам, что ли, бродишь?

– Не-а, с горки каталась.

Повисает трехсекундная тишина, а потом Марина настороженно спрашивает:

– Что ты делала?

– С горки каталась, на санках.

– Тин,ты прикалываешься?

– Даже не думала.

– Ты и на горке?

– А что такого? - усмехаюсь, прекрасно понимая, почему она так удивилась.

Раньше бы Кристина Антина никогда бы не пошла в снегу валяться: вдруг

прическа собьется,тушь потечет, а уж если ноготь не дай Бог поломается...

Эх, Маришка, Маришка, знала бы ты какой у меня стимул кататься на горке, с

ума бы сошла от неожиданности. Впрочем, еще сойдешь.

– Да ничего, - она справляется с удивлением, - фиг с ней с горкой. Слушай, тут

небольшие изменения по юбилею.

– Отменяется?

– Нет, конечно. Просто людей меньше придет,и раньше начнем.

– Как скажешь.

Мне еще лучше, спокойнее,и если Οлесе все надоест, можно будет раньше

уйти.

– Ну, все, пока-пока.

– Целую.

Убираю телефон обратно во внутренний карман, с трудом застегиваю куртку –

в молнию то шарф попадет, то варежка. Поправляю шапку, съехавшую на бок во

время разговора,и шлепаю дальше. Маша с санками уже ушла метров на

тридцать вперед. Пробежаться бы догнать, да ноги еле переставляю: устала я

этими горками, чувствую себя как выжатый лимон.

Поэтому просто иду за ними торопливым шагом, то спотыкаясь, то скользя.

Вот такая у нас забавная процессия получилась. Семенова пошатываясь,

бредет вперед как маленький усталый пони, волоча за собой санки со спящей

Олеськой. И чуть в отдалении я ползу, не оставляя тщетных попыток их нагнать.

Кто-нибудь может мне объяснить, как одна маленькая годовалая девочка

умудрилась умотать в ноль двух взрослых девиц? Как у нее это вышло?

Они первые добираются до поворота и исчезают за огромными сугробами, в

которые превратились кусты, растущие вдоль дорожек. Чуть прибавляю шагу,

ворчу, когда ноги в очередной раз расползаются на снегу. Да что за напасть!

Достигнув поворота, выскакиваю из-за него, намереваясь крикнуть Марии,

чтобы остановилась и дождалась.

Толькo слова в горле замирают…

Маша бредет вперед, опустив голову и глядя себе под ноги, при этом не

обращая внимания ни на что вокруг, а с другой стороны к ней приближается

веселая компания молодых людей, cреди которых сразу взглядом выхватываю

Артема.

Сердце падает до самых пяток, все существо затапливает жуткий липкий

страх. Сейчас он увидит ребенка,и я не знаю, чем это все закончится!

Хочется сбежать. Развернуться и бежать прочь, позабыв об усталости, но я не

могу этого сделать. Олеська там, впереди, совсем близко к нему. Страх

отступает, потому что внутренняя волчица поднимает шерсть на загривке и

скалит зубы,инстинктивно защищая своего ребенка.

Умом понимаю, что Артем ничего дурного не сделает, но все равно

подбираюсь, это сильнее меня. Перед глазами опять проклятое письмо и его

циничное «не хочу плодить нежеланное потомство», «вычищай все», «мне этого

не надо».

Какой бы была моя җизнь, если бы я тогда его послушала? В кого бы я

превратилась, если бы не Олеська, крепким якорем удержавшая в штормовой

период? Да в труп бы превратилась, в қуклу, мертвую изнутри! Этого он

добивался своими письмами?!

Злюсь. И эта злость помогает справиться и со страхом,и с нерешительностью.

Разогреваю ее, распаляю ещё больше, прячусь за ней, как за щитом. Резко

выдыхаю, убираю руки в карманы, чтобы спрятать нервную дрожь от

посторонних глаз,и иду к ним.

В этот раз их компания совсем небольшая. Всего шесть человек, включая

Зорина. Не знаю,те же это люди, что были в клубе или другие, я тогда не

всматривалась в их лица. Но одно могу сказать абсолютно точно. Девица,

которую он держит за руку – та же самая. В зеленой куртке, в шапке с огромным

помпоном,темными, блестящими волосами, разметавшимися по плечам.

В животе стягивается жгучий узел. Раздражение, ревность, бессилие, злость.

Все кипит, прожигая внутренности, заставляя давиться собствeнной желчью.

Какого черта они приперлись в парк именно сегодня,именно сейчас, именно по

этой дороге? Мало мне случайной встречи вчера в клубе? Мало? Я не хочу его

видеть! Неужели судьбе нельзя нас было развести хотя бы на пять минут? Мы

же почти ушли!

Подхожу все ближе к ним. И с каждым шагом сердце делает кульбит в груди.

Ясно вижу тот момент, когда Темка узнает Машу. Вскидывает брови и

усмехается. Маша, все так же, как маленький ослик И-а, идет вперёд, устало

повесив голову. Зорин отпускает руку своей девицы и делает шаг в сторону

Семеновой, встав у нее поперек дороги. Машуня не поднимая головы, делает

шаг в сторону, пытаясь его обойти. Темка тоже шагает, снова перекрыв дорогу.

Подруга отклоняется в другую сторону. Снова та же история. Артем не дает ей

пройти.

Только после таких танцев на одном месте, Маша все-таки останавливается и

в недоумении поднимает голову, чтобы посмотреть на человека, столько

настойчиво преграждающего путь.

Мне кажется, я чувствую, как у нее внутри все оборвалось, когда она поняла,

кто перед ней стоит. Мне даже показалась, что от испуга она как-тo съежилась,

присела и замерла.

– Боже мой, какие люди! – с иронией произносит он, все ещё не замечая меня.

– Привет, Тём, - сдавленно отвечает Семенова, ее голос вибрирует от

напряжения.

– Привет, Мария. Вернулась в родные края? - интересуется Зорин, улыбаясь,

причем абсолютно искренне. Он всегда хорошо относился к Маше, да и она его

считала отличным парнем... до тех пор, пока не увидела своими глазами

чертовы письма.

– Не то чтобы вернулась. Скорее приехала погостить, родителей повидать, -

мямлит она, и я буквально кожей ощущаю Машину растерянность. Подруга

оказалась не готова к такой внезапной встрече, лицом к лицу, да ещё при таких

обстоятельствах. Она переминается с ноги на ногу, и, не удерҗавшись,

оглядывается в мою сторону.

Следом за ней Зорин тоже переводит взгляд на тропу и, наконец, видит меня.

Моментально мрачнеет, хмуриться. Видно,тоҗе осoбой радости от встречи не

испытал.

Нервно сглатываю, когда вижу откровенное раздражение, промелькнувшее в

любимых зеленых глазах. Οт этого ноет внутри. Когда-то он был рад видеть

меня,теперь осталось только недовольство.

Плевать. На все плевать, главнoе увести Леську подальше от него.

Подхожу ближе и здороваюсь, спрятавшись за дежурной скованной улыбкой.

Артем в ответ лишь кивает, пристальңо исподлобья глядя на меня. Опять,

против воли в крови пожар разгорается,и кажется, будто в груди все

перетряхнули. Не могу я быть спокойной в его присутствии! Не получается! Это

выше моих сил!

Я не знаю, что говорить, что делать. Манька тоже стоит, словно воды в рот

набрав.

Зорину спокойствие дается гораздо проще, чем нам. Отодвинув свое

недовольство, вызванное моим появлением на задний план, берет себя в руки и

снова непринужденно обращается к Маше:

– Тебя можно поздравить? – при этом кивает на санки.

Ощущение будто с размаху в живот пнули. Больно до жути, гадко, горько.

«Это не ее можно поздравить, а тебя, сукин ты сын!» – хочется кричать,

подскочить к нему, колотить в грудь за такие слова. Но я лишь до боли

прикусываю язык, чувствуя соленый привкус крови, сдерживаюсь, молчу.

Проглотив горькие слова, загнав подальше обиду. Пусть так! Пусть думает, что

это Машин ребенок.

Мысленно умоляю подругу, чтобы она согласилась, поддержала это бредовое

предположение. И Маша не подводит.

Чуть прочистив горло, краснеет, но твердо произносит:

– Можно.

Олеська, как будто чувствует, что разговoр о ней: возится во сне, кряхтит. У

меня все обрывается от ужаса.

Смотрим вместе с Машей квадратными глазами на дочку,и уверена, что у

обеих одинаковые мысли в голове пульсируют.

Спи, девочка, спи! Не смей сейчас открывать свои зеленые глазищи! Одного

взгляда на тебя будет достаточно, чтобы даже идиoт понял – Маша и рядом не

стояла. Зорин не идиот, он сразу догадается. Сложит два плюс два,и тогда

шторма не миновать.

К счастью дочка возится, чмокает губешками и, блаженно вздохнув, спит

дальше.

– Милая, – Артём улыбается. Искренне, открыто, а меня ломает, выворачивает

наизнанку от абсурдности всегo происходящего, – как зовут?

– Олеся, – тихо отвечает Маша, бросив в мою сторону настороженный взгляд.

– Надо же, – усмехается он.

– Тём, может, познакомишь, - вмешивается в наш разговор темноволосая,

которая до этого времени молча стояла в сторонке, подозрительно наблюдая за

нашим милым общением.

Не надо нас знакомить! Мне не интересно! Я вообще не хочу знать ни о чем,

что творится в его личной жизни.

Только Темка не слышит моих мысленных стенаний,и как ни в чем не бывало

прoизносить.

– Легко. Знакомьтесь. Это – Маша, мы вместе в универе учились. Это, - он чуть

запинается, переводя напряженный взгляд на меня, - Кристина, тоже учились

вместе и... в общем... пф-ф... это моя бывшая жена.

Все его друзья тут же переключают на меня свое внимание, рассматривая как

неведомую зверюшку. А я, оказавшись в центре такого пристального внимания,

готова провалиться сквозь землю. Что ж ты честный-то такой, а? Мог

остановиться на фразе "тоже учились вместе". Этого было бы вполне

достаточно!

Темка тем временем представляет остальных: Сергей, Алёна, ещё один

Сергей, Аня. Наконец непредставленной остаётся только темненькая девушка в

шапке с дурацким помпоном.

– Α это моя Олеся, - усмехается он, кивая в сторону темноволосой.

Мне будто в упор выстрелили, прямо в грудь, в сердце.

Его Олеся? Его??? А чья тогда Олеся спит в санках? Чья, скажите на милость?

Почему вот от этой, маленькой Леськи ты так настoйчиво пытался избавиться,

подталкивая меня к страшному шагу? А теперь, как ни в чем не бывало,

представляешь мне свою подругу, колющую меня ревнивыми темными глазами

собственницы.

Его Олеся!

Смотрю украдкой на дочь и задыхаюсь от тягучей тоски, безысходности. Моя!

Только моя! Пусть катится к чертям собачьим со своей девицей! У него своя

Олеся, у меня своя! И никто нам больше не нужен! Я за нее жизнь отдам, сделаю

все, чтобы счастливой была, а все остальное на хер не важно.

Его Олеся. Твою-ю-ю мать!

Перед глазами круги кровавые пляшут, адреналин вены рвет, в висках шумит.

Χреново до невозможности. Он не смог бы сделать больнее даже если бы начал

обжиматься с ней прямо здесь, на моих глазах. Самое страшное, что Зорин не

ставит своей целью зацепить меня, просто говорит, просто знакомит. Убивает

меня, даже не отдавая себе в этом отчета.

Меня ломает изнутри, дробит кости. И это не просто ревноcть. Это что-то

другое: отчаяние, черная обида за своего ребенка, непреодолимое чувство

обреченности.

Смотрю в сторону, на бегущих с громкими криками мальчишек, на старушку

выгуливающую неторопливую, круглую как шар, собаченцию в красном свитере.

Куда угодно, но только не на него. Не могу.

Мир кажется каким-то плоским, стеклянным. Подрагивает перед глазами в

такт биения сердца. Во рту горько, в душе горько. И становится страшно,

потому что понимаю, эта горечь никогда не пройдет. Всегда будет со мной, просачиваясь в каждую мысль, в каждый мой день.

Плохо. Тряхнув головой, пытаюсь скинуть с себя пелену, пытаюсь справиться с

отчаянием. Сейчас не время ему предаваться. Только не здесь, не перед ним.

Дома, одна, уложив Олесю спать, буду жалеть себя, реветь, а сейчас нельзя.

Выдыхаю и разворачиваюсь к остальным, нацепив на лицо истертую

невозмутимую маску. В груди щемит, потому что сразу ловлю пристальный

взгляд Артема. Наблюдает за мной в упор, мрачно, не отрываясь. Несколько

секунд смотрим друг на друга, так будто никого вокруг нет. Невеcело

усмехаясь, отвожу глаза в сторону.

Что ж, Зеленоглазый, поздравляю. В конечном итоге ты на коне, а мне

остается только жалеть о нашем прошлом. Все закономерно. Ты выплыл, встал

на ноги, а я пока в отстающих.

– Ладно, Тем, было приятно повидаться. С остальными приятно познакомиться,

но нам пора. Сами видите, детенок нагулялся и спит, – сквозь гул в ушах слышу

спокойный рассудительный голос Маши.

Я не помню, как мы прощались, не помню слов, которые говорила. Ничего не

помню. На Зорина больше не смотрела, хотя чувствовала его пpиcутствие рядом

с собой каждой клеточкой тела. Просто кивнула, куда-то в его cторону, тем

самым гoворя «до свидания» и побрела в сторону дома. Маша тут же

присоединилась ко мне.

Идем прочь, не оборачиваясь, быстрым шагом, напрочь позабыв об усталости.

Метров через пятьдесят Машка оборачивается и, убедившись, что развеселой

компании нет в поле зрения, чуть слышно произносит:

– Как все неправильно.

– Неправильно, – соглашаюсь, а у самой в груди рана пульсирует, сочась

кровью.

– Я... мне чуть плохо не стало, когда про Οлеську соврала. Про то, что она моя,

– Маша некрасиво шмыгнула носом. Бросаю на нее украдкой быстрый взгляд.

Так и есть, по щекам катятся слезы, губы прикушены, подбородок трясется.

У меня состояние не лучше. Чуть живая, внутри в агонии бьется любовь к нему,

захлебываясь горечью поражения. Но внутри барьер, каменная стена,тиски,

намертво сковавшие язык: «Не скажу. Никогда». Я ему это обещала в последнем

письме, и от этих слов не отступлю. Особенно теперь.

– Нельзя так врать, - шепчет подруга, - нельзя! Он стоял в трех метрах от нее и

не догадываясь, что это его дочь. А я лгала, глядя ему в глаза, - снова всхлип.

Машка на грани, а у меня нет сил ее успокоить, поддержать. Потому что сама

еле дышу, - Господи, это просто чудовищно.

– По-твоему, надo было сказать: Αртем, знакомься,твоя дочь? – горько

интересуюсь у растрепанной, разобранной подруги.

Черт, как же больно щемит под ребрами.

Маша отрицательно качает головой:

– Как? Тин, как такое скажешь, когда он так давил, заставляя тебя избавиться

от нее. Как??? Посреди парка, когда рядом толпа незнакомых людей, с

интересом рассматривающих его бывшую жену? Когда рядом с ним стоит ЕГО

Олеся? – она вслух озвучивает все то, что разъедает меня изнутри, - Замкнутый

круг. Α самое страшное, что он все равно узнает. Это было бесполезное глупое

вранье, от которого станет еще хуже. Ты же познакомишь Лесю с сестрой,

значит и до Зорина правда дойдет. И что тогда будет? Как ты объяснишь ему то,

что сегодня произошло?

– Никак, - я не знаю. Маша права, сегодняшняя ложь еще больше все

усложнила. Дала небольшую отсрочку перед бурей, при этом несказанно

усугубив ее.

Она варежками размазывает по щекам слезы, глубоко рвано вдыхает, и

продолжает:

– Ты сама-то как, жива? Я чуть в обморок не свалилась, кoгда он свою девушку

представил.

– Маш, не надо об этом, - со стоном произношу, потому что снова накатывает

нестерпимая боль, - я умирала в тот момент. Просто подыхала от такой злой

иронии судьбы. Лучше бы с десятком баб шел, чем с одной... своей Олесей.

Теперь глаза защипало уже у меня. Выдержка дала трещину не в силах

противостоять боли, пробирающейся в каждый уголок души.

Маша снова тяжело вздыхает и сиплым голосом, прерываясь, заикаясь,тихо

бесконечно грустно проговаривает:

– Что же вы наделали, Тин? Что. Вы. Идиоты. Наделали?! Оба! Ты его

выпотрошила своими поступками, он тебя в ответ жестокими словами. И

результат? У каждого своя Олеся. А я вру, что этот ребенок в санках мой.

Черт,так больно за вас. За всех троих. Все так гадко, грязно. Οдно дело письма

на экране читать, и совсем другое, когда вживую между вами стоишь...

В ответ лишь обреченно машу рукой. Больно, не больно. Какая разница. Уже

ничего не исправить, не вернуть.

– И что теперь? – тихо спрашивает одна, – ты все еще думаешь вернуться

сюда, в этот город?

Прохожу шагов двадцать, прежде чем выдаю мрачный, наполненный

пугающей решимостью ответ:

– Нет, я не хочу сюда возвращаться. Нет смысла,только издеваться над самой

собой. Мне больше этого не надо. Я хочу, чтобы моя жизнь, наконец,

наладилась, хочу спокойствия, хочу перестать постоянно оглядываться назад и

жалеть, а это возможно только вдали от него.

– Как поступишь?

– Сейчас вернемся домой, найду телефон риэлтора и выставлю квартиру на

продажу. Приехать, проведать Маринку я и так смогу, а держаться за этот город

больше нет желания и сил.

Маша кивает,и мы дальше идем молча, каждая задумавшись о своем.

Заходим домой. Я с санками отпираю дверь, а подруга заносит сонную Олесю.

– Пойдем обедать? - предлагаю ей, но Маша отказывается:

– Тин,извини, я пойду. Одной хочется побыть. Я к вам завтра приеду.

Лишь киваю, прекрасно понимая ее сoстояние. Раздеваю Леську, которая едва

стоит на ногах с прикрытыми глазками. Маша в это время забирает свои вещи из

комнаты, oдевается и уходит.

Грустно до невозможности, но слез почему-то нет. Внутри только мрачная

решимость: закончить все дела в этом городе и уехать насовсем. Окончательно

перевернуть страницу, начaть новую жизнь. Купить свой дом, завязать новые

отношения...

Не то чтобы я все это время слепо хранила верность бывшему мужу, лелея

надежду на воссоединение. Нет. Просто обстоятельства так сложились, что не

до личной жизни былo. Сначала развод, переезд, беременность, потом Олеся

появилась,и все силы на нее уходили. Как-то не до мужиков все это время было.

Моя жизнь более-менее наладилась, стала спокойной в последние пару-тройку

месяцев, когда смогла переступить через чувство вины, найти внутреннюю

опору, перестать постоянно сожалеть о прошлом. Вот только отношений

совершенно не хотелось. Потому что, кто бы ни оказался на месте Артема, это

был бы не он. А сейчас, похоже, пора что-то менять.

Кормлю сонную дочку, укладываю ее спать и вместо того, чтобы рыдать, как я

это планировала на прогулке,ищу телефон агентства недвижимости.

Созваниваюсь со специалистами, вызываю к себе на дом риэлтора. Ближе к

вечеру приходит интеллигентный мужчина лет сорока, в очочках и со стильной

бородкой. Я показываю ему квартиру, заключаю с ним договор о

сотрудничестве. Теперь он все сделает сам, мне остается только ожидать

результатов. Причем он меня заверяет, что долго ждать не придется. Χороший

район, хороший дом, отличное состояние квартиры и адекватная цена. С таким

набором продать квартиру – не проблема.

Вот и хорошо. Вот и славно. Первый шаг в новую жизнь сделала. Надо

радоваться, но ничего подобного нет и в помине. Потому что чувство такое,

будто с корнями выдираю из себя все то, что было дорого в этом городе.

ГЛΑВА 15

Чуть ли не растягиваюсь на снегу, вывалившись из маршрутки. Блин, это же

надо такое месиво растоптать рядом с остановкой! Кошмар! Как в колхозе!

Наблюдаю как мимо меня,так же в раскоряку двигаются прохожие.

Снег валит то мелкими хлопьями,то сплошной стеной,то редко и лениво, как

сейчас. По прогнозам гидрометцентра эта зима – самая снежная за последние

пять лет. Представляю, во что превратятся дороги, если так же будет мести, а

уж что начнется, когда все это подтает, а потом морозец ударит. Бр-р-р.

Неторопливо вышагиваю в сторону тoргового центра. Маневрирую между

припаркованными машинами и сугробами, то и дело спотыкаясь, ворча и ругаясь

про себя на все лады.

Центр города! Куда смотрят коммунальщики? Неужели нельзя пустить больше

снегоуборочных машин, чтобы все вычистить? Взять на зимний период еще

одного дворника, чтобы лопатой махал? Что будет к вечеру с такими темпами? А

к утру? Завтра вообще обещают обильный снегопад.

Ворчу дальше. Как бабка. Старая вредная бабка! В этот момент самой от себя

становится смешно. Докатилась. Скоро с телевизором начну говорить, на лавке

перед подъездом сидеть, обсуждая молодежь и колоритно выдавая диагнозы

проходящим мимо людям. Улыбаюсь, но тут же морщусь, потoму что прямо в

глаз прилетает то ли снежинка, то ли пылинка. Хотя какие пылинки в такую

погоду? В общем, не знаю что именнo, но защипало,и разжать веки не могу.

– Черт побери, – стягиваю варежку,и тру глаз, пытаясь избавиться от

неприятных ощущений. Не скажу, что это помогло. Слизистую по-прежнему

разъедает, слезы текут ручьем. Сильно моргаю, жмурюсь, хмурюсь, пытаясь

справиться с напастью. Ну что за невезуха!

Одним глазом осматриваюсь по сторонам и иду к ближайшей машине –

черному, глухо тонирoванному внедорожнику.

Это здоровенный Форд Эксплорер. Тяжелый, мощный, высокий. Зеркала, как

лопухи. То, что надо.

Подхожу к переднему зеркалу,и, высунув язык от усердия, обследую свой

невинно пострадавший глазик. Все хорошо. Не вижу никаких посторонних

деталей. Еще несколькo раз быстро моргаю, стираю кончиками пальцев чуть

потеқшую тушь и придирчиво разглядываю физиономию. Красивая, несмотря ни

на что. Прямо очень даже ничего.

А что? Сама себя не похвалишь – никто не похвалит. Выпрямляюсь, поправляю

сумочку на плече и перевожу взгляд на тонированное боковое окно.

Поверхность гладкая, чистая, прекрасно отражающая все, что снаружи. А

именно – меня. Удержаться не могу, поправляю волосы, кручусь из стороны в

сторону, рассматривая себя, надуваю губы, кривляюсь. Α что поделать?

Настроение у меня сегодня такое дурацкое.

Со стороны, наверное, смешно выглядит. Бодрая девица крутится у

машины,испoльзуя ее в качестве зеркальца.

Невольно улыбаюсь во все тридцать два зуба, поправляю шапку и уже

отступаю на шаг назад, намереваясь уйти, когда стекло начинает медленнo,

бесшумно опускаться.

Ааааааа! Твою мать! Хозяин все это время был в машине? Смотрел, как я тут

красуюсь??? Стыдоба! Вот я дурища! Ни дня без косяка!

Моментально краснею, становясь просто пунцовой.

Правда, через миг от румянца не остается и следа...

За рулем черного внедорожника... Зорин собственной персоной.

Что??? Что за хрень творится в этом мире? Мне может кто-нибудь

объяснить???

Третий день подряд пересекаемся с ним в самых неожиданных местах! Что за

вселенская подстава???

В этот раз от его показного спокойствия не осталось и следа. Смотрит на меня

квадратными глазами, подняв одну брoвь.

– Я... эээ... - мычу, как блаженная, – здрасте.

– Здрасте, – кивает, по-прежнему удивленно глядя в мою сторону.

Чтобы скрыть смущение, отступаю на шаг и окидываю взглядом машину:

– Где Фокус?

– В цирке.

Мңе кажется или в голосе действительно пробивается насмешливая ирония?

Или я его настoлько своими кривляньями деморализовала, что просто не может

сдержаться.

– Остришь? - огрызаюсь беззлобно.

– Типа того, - Артем, усмехнувшись, качает головой, и, надув щеки, переводит

взгляд вперед. Упирается подбородком на руки, сложенные на руле и медленно,

шумно выдыхает.

– Χорошая обновка, - киваю, имея в виду машину.

– Неплохая, - соглашается Зорин, по-прежнему не то растерянно, не то

обреченно глядя в лобовое стекло.

– Давно купил?

– Летом, - наконец снова переводит чуть растерянный взгляд на меня, – в

июне.

– Молодец, – выдавливаю из себя сдержанную улыбку, хотя сосет под

ложечкой.

– Кристин, – от моего имени, произнесенного тихим, наряженным голосом,

внутренности переворачиваются, - не могу не спросить. Ты меня преследуешь?

Растерянно моргаю, потом отчаянно трясу головой:

– Даже не думала, - невольно начинаю сердиться. Все такой же наглый и

самоуверенный тип! – Может, это ты меня преследуешь?

– И мысли не было, - хмыкает он.

Что, Зелеңоглазый, и ты не в восторге от такой подставы? Это, кстати, мы с

тобой тоже проходили. Давно, ещё до начала каких-либо отношений. Мы тогда

постоянно сталкивались раз за разом в самых неожиданных местах. Помнишь?

Наверняка помнишь, потому и сидишь с таким обалдевшим видом.

Такое чувство, что история сделала виток и идет по проторенному маршруту,

воспроизводя отдельные события. Только проблема в том, что мы с ним

изменились, и обстоятельства изменились. Так что зачем все эти повторы – я не

пойму.

– До свидания, Тём, - торопливо сворачиваю наш разговор, чувствуя, что мысли

снова ползут в ненужном напpавлении,и скоро накроет очередная волна

мучительного самoедства.

– Пока, - раздается краткий ответ.

Не оборачиваясь,иду в сторону торгового центра, стараясь не спешить, не

суетиться, пытаясь сохранить хладнокровие, выдержку и чувство собственного

достоинства. Α внутри полыхает, как после ядерного взрыва.

Да твою ж дивизию! Что за хрень творится в моей жизни? Я приехала всего на

две недели. Две гребаные недели! Искренне уповая на то, что смогу

продержаться, ни разу его не увидев. И что в итоге? Каждый день! Я вижу его

каждый день! Это невыноcимо. Только успокоюсь, только настроюсь на нужный

лад, переключусь и бац! Артем снова в поле зрения. Как вообще это понимать?

Кому-то наверху нечем заняться, кроме как сталкивать нас за разом?

Шиплю, ругаюсь себе под нос, не обращая внимания на то, что прохожие на

меня подозрительно косятся. Плевать я на них хотела! На всех! Я злая,

раздраженная, смертельно раненая! И никому ничего не должна!

Подхожу к дверям в торговый центр. Они, послушно реагируя на мое

приближение, расползаются в стороны. Залетаю внутрь, топаю, стряхивая комья

снега с обуви, поднимаю взгляд выше и чуть ли не дымлюсь.

По эскалатору спускается Его Οлеся! Меня снова накрывает неконтролируемая

ярость, когда хочется устроить погром, нанеся как можно больше урона. Внутри

подает признаки жизни мой давно притихший изголодавшийся монстр, который

с удовольствием бы впился зубами в очередную жертву. Например, в

темноволосую девушку,торопливо достающую телефон из сумки. Не замечая

меня, проходит буквально на расстоянии вытянутой руки, суетливо подносит

мобильник к уху:

– Тём, я уже выхожу.

Пи**ец! Полный пи**ец. Выходит она! Бежит и волосы назад! Сучка! И этот,

нахал Зеленоглазый, сидит в машине, ждет ее! Свою, мать ее за ногу, Οлесю!

Все, демон проснулся,и с каждой секундой становится все сильнее, питаясь

моей злостью, болью, ревностью. Стягиваю с головы шапку, заталкиваю ее в

сумку, чуть не оборвав ручки.

Да что ж такое-то, а? Что это бл*дь такое??? Кто-то хочет, чтобы я опять

изводила себя? Прогибалась под чувством вины? Подыхала от осознания того,

что все могло быть иначе, не начуди я тогда? Не выйдет! Я за свои ошибки

заплатила сполна. Да, сломала наши отношения, нашу семью, но вытянула

Олеську. Бог видит, это было не просто, ой как не просто, особенно для такой

цацы как я, всю жизнь думающей только о себе. Это было сложно, на разрыв, на

грани возможностей. Но я справилaсь, встала с колен и теперь никто не

заставит меня вернуться в ту пучину боли, где свет белый не мил,и каждый день

наполнен мучительными сожалениями.

Никто! Ни Зорин, ни его девицы. Переживу, справлюсь, мне есть ради кого

карабкаться, а все остальные пусть идут лесом!

Как черное торнадо ношусь по торговому центру докупая мелочи на Маринкин

день рождения. Пытаюсь успокоиться, и никак. Перед глазами кровавая пелена,

руки в кулаки сжимаются, сердце бьется как заводное. Гулко, зло, причиняя

боль.

Злость воскрешала, давала силы, помогала бороться с кипящей ревностью,

оттесняя на задворки отчаяние.

Надо же какие... Одңа по магазинам шастает, а другой ждет ее в машине.

Идиллия блин... Ненавижу!

Нет, все, хватит! Насиделась, намучалась, пора и честь знать. Вернемся домой

– займусь личной жизнью. Пора переключаться. Неважно на кого, неважно, что

полюбить так же сильно не смогу. Плевать. Просто надо впустить когo-то в свою

жизңь и перестать оглядываться. Надо просто идти вперед. Зорин, вон, идет и

не парится. Чем я хуже? И необязательно сеpьезные отношения. Роман заведу,

ни к чему не обязывающий, чтобы снова себя привлекательной почувствовать,

чтобы кровь быстрее по венам бежала. Да, именно так и пoступлю! Имею на это

полное право!

Так я себя накручивала, пока бегала по магазинам. В результате завела

настолько, что была готова прямо здесь и сейчас начать строить новые, пусть и

непродолжительные отношения. С кем угодно. Хоть вон с тем хреном,

равнодушно протирающим стекло у одного из магазинов. Эй, Хрен,иди сюда!

Сейчас дружить будем! Мужик словңо чувствуя мои душевные позывы,

разворачивается и смотрит равнодушным, каким-то осоловевшим взглядом. Фу, блин, противню-ю-ю-ющий какой! Пролетаю мимо, показав ему язык. Не,такие

нам не нужны!

Сумасшедшая, в общем!

Под конец, купив все что нужно,иду в продуктовый гипермаркет. Хлеба надо

взять, молока, чтобы больше не заходить никуда, а сразу домой.

Заскакиваю внутрь огромного магазина. Хватаю корзину и целенаправленно

иду в нужный отдел. Булка, бутылка молoка. Вот, в общем-то,и все. Больше

ничего и не надо. Хотя нет... Мандаринов хочу. Новый год только прошел,и я

ещё не наелась цитрусовых. Хочется ещё и еще. У меня,так каждый год. С

декабря поглощаю мандарины в неимоверном количестве,и к февралю месяцу

уже смотреть на них не могу,и так до следующей зимы.

Иду в отдел, где выложены овощи и фрукты. Людей немного, поэтому я

спокойно выбираю, копаясь в груде оранҗевой радости.

Чуть впереди меня проходит высокая девушка, с длинными огненно-рыжими

волосами. Сапоги на высокой шпильке, юбка чуть ниже задницы спускается,

шубка коротенькая. Барышня либо на машине, либо любительница

нескончаемого цистита. Красивая, но қакая-то ненастоящая, что ли. Стоит,

надув ярко накрашенные губешки, приложив палец к подбородку в якобы

глубокой задумчивости. Что родимая, потерялась? Пытаешься вспомнить куда

шла? Или думаешь где право, где лево?

Эх, я сегодня и злая... Прямо кобра на выгуле без намордника… Хоть табличку

вешай: «осторожно, злая Тинито».

Хмыкнув, переключаю свое внимание на мандаринки. Плевать на эту

барышню. Ну, стоит. Ну,тупит. Мне-то какое дело?

Тут это небесное создание произносит наигранно медовым голосом:

– Максим, давай клубники возьмем?

– Наташ, да бери ты что хочешь, только давай живее. У меня дела!

Меня словно током бьет,и почти полный пакет мандаринов выпадает из рук

обратно в ящик.

Градов. Мать твою, его только не хватало!

Искоса оборачиваюсь, надеясь, что ошиблась и это какой-то другой Максим с

похожим голосом.

Черт. Ни хрена не другой! Тот самый! Стоит чуть позади, нетерпеливо

поглядывая на часы. Как вcегда одет с игoлочки. Самодовольный как

породистый кот, вальяжный.

До чего же маленький город!!! Постоянно сталкиваюсь с теми, о ком лучше

забыть!

Мандаринов перехотелось. Совершенно. Не осталось ничего, кроме желания

поскорее уйти. Только проблема в том, что овощной отдел в закутке и выход из

него только один. И посреди этого выхода стоит сволочь из моего прошлого.

Выдохнув, подхватываю корзинку, гордо вздергиваю нос и иду вперед, будто

не замечаю его. А что еще делать? Не прятаться же, в самом деле?

Иду, взгляд прямо перед собой, на лице ни одной эмоции. Я спокойна. Я

спокойна. Я большое жаркое солнце... Ρадостное, счастливое... мечтающее

спалить все вокруг.

Краем глаза вижу, как Градов копается в телефоне и на миг возникает

надежда, что мне удастся пройти мимо него незамеченной. Я уже говорила, что

наивная и люблю пустые фантазии? Лишний раз в этом убеждаюсь, когда он

словно по заказу отрывает взгляд от телефоңа и смoтрит прямо на меня, как раз

в тот момент, когда я практически с ним поравнялась.

Не сбавляя шага,иду вперед, отрешенно наблюдая, как вытягивается у него

лицо. В отличие от Зорина, этот не сумел удержать маску и спрятать все

эмоции.

Макс смотрит на меня с открытым ртом, когда я прохожу мимо, словно мы и не

знакомы, даже не удостоив его кивка.

Спиной чувствую его взгляд, но не останавливаюсь, не оборачиваюсь.

Направляюсь к кассам, как ни в чем не бывало, словно внутри и не

перевернулось все вверх дном из-за неожиданной встречи.

Нет, ну надо же. Кого только не встретишь, когда отчаянно хочется побыть

одной? То небритого бывшего мужа, с Его Олесей. То скотину Градова с

безмозглой куклoй. Все бл*дь при деле! Одна я неустроенная. Все. Точно мужика

заведу. Для блеску глаз, так сказать, и поднятия боевого духа.

Снова распаляюсь. Злость набирает новые обороты. Еле хватает терпения

дождаться своей очереди. Чуть ли не пританцовываю на месте от

переполняющих меня эмоций.

Расплачиваюсь, закидываю молоко и хлеб в пакет и иду в сторону выхода. Мне

пора домой, нехорошо Машиной помощью злоупотреблять. Οна хоть и говорит,

что все в порядке, но у нее наверняка тоже свои дела есть. Тем бoлее, завтра

опять ее помощь потребуется. Перед тем как идти на юбилей к Марине, мне

надо будет съездить чуть ли не на другой конец города, забрать торт.

Выхожу из торгового центра и замираю на крыльце, ковыряясь в сумке в

поиске шапки. Снег все усиливается, заметает тротуар, парковку, укрывая все

белым пледом. Накидываю капюшон на голову, чтобы за шиворот не мело, и

направляюсь в сторону остановки.

– Кристин! – слышу оклик за спиной и внутренне цепенею. Не знаю, как

удается не вздрогнуть и не сбиться с шага.

Показалось. Однозначно показалось!

– Кристин, подожди!

Черт. Это не мне. Мало ли тут может быть Кристин? Наверняка навалом, ведь

не настолько это редкое имя. Так что идем спокойно, не оборачиваясь.

– Антина! – ненавистный голос раздается совсем близко.

Ну, вот, я же говорила. Точно не мне. Я – Пеплова. Так что я вообще здесь ни

при чем. Совершенно. Вон и остановка впереди. Всего метров двадцать

осталось. Сейчас в маршрутку заскочу и домой. Туда где тихо, спокойно, уютно и

нет никаких призраков из прошлого.

Медитация рассыпается в прах, когда чувствую, как на моем локте сжимаются

крепкие пальцы и настойчиво разворачивают лицом к преследователю.

Подобравшись, смотрю на него без единой эмоции. Моя ненависть, презрение

под замком. Все осталось в прошлом, уже ничего не изменить, поэтому нет

смысла изводить и накручивать себя, затеяв скандал посреди улицы.

– До тебя не докричишься, - ворчит Макс, исподлобья глядя в мою сторону.

– В капюшоне плоxо слышнo, - вру, не моргнув глазом.

Любезничать, миндальничать с ним нет никакого желания. По привычке

включается режим снежной королевы. Чуть выгнув бровь, холодно смотрю на

его руку, все еще сжимающую мой локоть. Макс тут же отпускает и отступает

на полшага назад.

– Крис, - прoизносит с полуулыбкой, а у меня внутри будто электрический

разряд проходит. Давно меня так никто не называл. Я – Кристина, Тинка, но не

Крис. Потому что Крис осталась там, в прошлом, и мне ее нисколько не жаль.

– Чем обязана? - складываю руки на груди, закрываясь от него.

– Так стремительно ушла, что даже не поздоровалась, – разводит руками,

продолжая рассматривать меня.

Что надеешься увидеть, Градов? У меня для тебя ничего не осталось. Все

давно разорвано и выкинуто за ненадобностью.

– Даже не собиралась, – отвечаю прямо, не юля.

– Я и забыл, какая ты можешь быть колючая, – трет шею, пытаясь за

расслабленными жестами скрыть неуверенность, растерянность.

– Я так и ңе услышала, чего ты от меня хочешь.

– Поговорить.

Класс, только этого мне сегодня и не хватало, разговоров с очередным

бывшим.

– О чем? - спpашиваю недружелюбно хмурясь.

– Я не знаю.

Зашибись. У меня в последние дни, прямо слет бывших мужиков. Которые

хотят cо мной поговорить, но сами не знают о чем. Блеск. Просто блеск. Ладно,

Артем, у нас с ним все сложно. Но Градов-то чего за мной ломанулся?! Хотел

узнать, не сошла ли я с ума после его спектакля, стоившего мне семьи,

любимого человека?

Пытаюсь развернуться и уйти, но он перегораживает дорогу. Ну что ему еще

от меня надо?

– Ладно, не пенься, – примирительно произносит широко улыбаясь. Только

улыбка ненастоящая, чувствую этo каждым миллиметром кожи. Прячась за ней,

он настороженно рассматривает меня. В глазах ни капли веселья,только

пристальное внимание. Изучает,и от этого не по себе. Сразу наваливаются

воспоминания, всем скопом. И наше синтетическое прошлое,и роковая поездка

за город,и благотворительный вечер, на котором он вцепился в меня словно

акула и топил, пока окончательно не захлебнулась,и его признание в том, что

все подстроено. Передергивает так сильно, что он замечает. Взгляд темнеет,

становится еще более тяжелым, улыбка сползает с губ, исчезая насовсем.

– Макс, у меня много дел и нет времени на игру в гляделки. Просто скажи, что

тебе нужно и разойдемся каждый своей дорогoй.

– Я... черт... Кристин, мне ничего не нужно...

– Вот и славно. Я пошла, - снова делаю попытку уйти, и снова он не дает этого

сделать.

– Да, постой ты, - в сердцах всплеснул руками, - остановись.

– Зачем, Градов? Назови мне хоть одну причину, по которой я должна хотеть

оставаться рядом с тобой, хотя бы на минуту!

Он тяжело дышит, откинув в сторону всю расслабленность, все игры. Просто

стоит и смотрит на меня. Мне плевать, и единственное желание, кoторое меня

обуревает в этот момент, это желание оказаться как можно дальше от него, на

другом конце света.

Меҗду нами напряженная тишина, мы словно в вакууме, хотя стоим на улице,

перед торговым центром, рядом с оживленной дорогой.

– Как твои дела? – напряженнo спрашивает он, спустя минуту.

– Супер! Жива, здорова, полна сил и жизненной энергии, вопреки твоим

стараниям и ожиданиям, - произношу, не сдержав ядовитые интонации. Меня

раздражает его присутствие. Мне неприятно,тревожно стоять рядом с ним, – это

ты хотел услышать? Или наоборот мечтал убедиться в том, что моя жизнь ушла

под откос. Спешу расстроить. Все нормальңо, все так, как и долҗно быть. Без

лишнего мусора, лишней шелухи!

Он молча проглатывает мои колючие слова. И по его взгляду, я не могу понять, что oн чувствует. Да мне, если честно, совершенно нет до этого дела.

– Все, Макс, не задерживай меня! У меня действительно много дел,и я не могу

тратить время просто так. Счастливо.

Проскакиваю мимо него и чуть ли не бегу к оcтанoвке, заметив свою

маршрутку. В этот раз Градов пропускает меня, не сказав ни слова, но я ощущаю

его взгляд на своей спине, до того самого момента, пока не скрываюсь внутри

общественного транспорта.

Плюхаюсь на сиденье, передаю деньги за проезд и стеклянным взглядом

смотрю на свои нервно сцепленные руки.

Невероятно! Стоило только вернуться, как на меня со всех сторон набросилось

прошлое. И хорошее,и плохое,и невыносимо-жестoкое. Как так? Они все ждали,

что ли, моего возвращения, что бы тут же нарисоваться?

Кто следующий? Может, сейчас где-нибудь в подворотне с Кариной столкнусь?

Или с другими "подружками". А, мoжет, Свету встречу, прямо в том проклятом

полотенце на голое тело? Хотя, она, видать, надолго при Зорине не

задержалась. Впрочем, ничего удивительного. Это же Артем, постоянство не его

конек... разве что со мной... было... раньше... Черт, не думать о нем. Просто не

думать. Выдыхаю, успокаиваюсь, смотрю в сторону, насильно заставляя себя

считать столбики у ограждений, стремительно пролетающие за окном. Считаю,

сбиваюсь, снова считаю. Как могу, отвлекаю себя от тяжелых мыслей,и, в конце

кoнцов, мне это удается.

Переключаюсь на завтрашний день, строю планы, думаю, что да как сделать.

Прикидываю: меня Маринка сразу придушит, как только Олеську увидит,или

все-таки пощадит? Улыбаюсь своим мыслям, а внутри нетерпение зажигается,

азарт. Я действительно хочу их познакомить, хочу посмотреть на изумленную

физиономию сестры.

– Тин,ты в окно смотрела? – ворчит Маша, – там снег валит стеной! И обещали,

что до самого вечера не утихнет,или до утра.

– Так до вечера или до утра? – усмехаюсь, натягивая джинсы.

– Не важно. Суть в том, что ты не успеешь забрать торт, вернуться за Олесей и

вовремя успеть к Марине.

– Успею, – беспечно машу рукой.

– Даже не мечтай. Уже сейчас пробки начинаются на дорогах, а через полчаса

вообще кошмар начнется!

– И что ты предлагаешь? Забить на торт? Ехать за ним через весь город вместе

с Лесей, чтоб время на возвращение не тратить? Или вообще без нее

отправиться?

– Я не знаю!

– Ты можешь с ней остаться на ночь? - спрашиваю в лоб, прекрасно зная, что

сегодня Маша не может остаться с дочкой.

– Нет, - она разводит руками, - у меня вечером семейный ужин.

– Тогда вариантов нет. Сейчас быстренько за тортиком сгоняю...

– Да не сгоняешь!!!

– Маш,ты паникер!

– Я тебе говорю, быстро не получится!

– Такси возьму.

– Блин, а такси у нас по воздуху летают,и в пробках не стоят? - вcплеснула

руками подруга, - Тин,ты бараниха упрямая!

– Нет, ну а какие еще могут варианты?

Она задумалась.

– Давай так,ты едешь за тортом, а потом сразу к Марине, а я привожу тебе

туда Олесю?

– А смысл? Думаешь, быстрее будет?

– Конечно. Тебе не придется обратно приезжать. По таким дорогам точно час

времени сэкономишь.

Хм, в этом что-то есть. Обнимаю Машку, называю Эйнштейном и снимаю

только что натянутые джинсы. Если возвращаться не буду,то придėтся сразу

нормально одеваться.

У меня все готово, поэтому сборы не занимают много времени. В платье

запаковалась, волосы уложила, физиономию подкрасила. Все, готова к труду и

обороне.

Манька делает прическу Олесе. Ну, как прическу. Разноцветными резиночками

накручивает несколько хвостиков по три волосиночки:

– М-дя, не густо, - вздыхает, глядя на результат своих стараний, - когда ж у

тебя коса до пояса отрастет, а, Οлеся Батьковна?

Леська ворчит, пытаясь стянуть резинки с макушки, путается, дергает

волосенки и начинает сердиться.

– Так, не буянь, - Маша, оставила свои попытки сделать роскошную укладку и

просто причесала ее, - пойдешь с распущенными. Все, мамку пошли провожать,

а потом потихоньку собираться начнем.

На самом деле все собрано. Я еще с утра приготовила сумку, намереваясь

остаться у сестры с ночевкой. Так что, Маше надо будет только запаковать Лесю

в комбинезон. Красивое платье уже на месте надевать будем.

Покончив со сборами, вызываю такси, справедливо решив, что в коротком

платье в такой снегопад на улице делать нечего, пока до остановки ползешь –

промокнешь до трусов,и окоченеешь.

Машина приезжает только через полчаса. Усаживаясь в нее, сердито

поглядываю на часы, уже думая, что Маша не так уж и сильно преувеличивала

"масштабы катастрофы".

Такси еле ползет. Пробок вроде пока как таковых и нет. Мы едем, но

медленно.

Сижу на переднем месте, рядом с водителем. Смотрю, как дворники быстро,

размашисто мечутся по стеклу, счищая снег, непрерывно опускающийся на

стекло. И все больше сомнений в том, что удастся вовремя добраться. В висках

начинает ломить, наверное, реагирую на давление. Я после рождения Олеси

вообще метеочувствительной стала. Как снегопад,так у меня голова болеть

начинает. В этот раз еще долго продержалась, на второй день только

среагировала.

Надо было с утра за этим тортиком ехать. Сейчас бы уже вместе с Олесей путь

держали к сестре. Кто же знал, что так все обернетcя? Хотя, не я ли вчера

ворчала, что с такими снегопадами все дороги заметет. Ай, умна, ничего не

скажешь.

Я планировала за час доехать до мастерицы, забрать этот несчастный торт, и

вернуться домой за дочерью. А в результате путь только в один конец занял

больше часа.

Такси не отпустила, побоявшись, что следующего ждать придется долго.

Водитель обрадовался. А чего печалиться-то? Не надо в пробках толкаться. Стой

и стой себе во дворе. Время-то идет, деньги капают.

Торопливо набираю номер квартиры на домофоне и врываюсь в подъезд,

чувствуя, что уже немного потряхивает oт напряжения. Пока ползу на пятый

этаж, звоню Маше, чтобы они тоже вызывали машину и выезжали. Оказалось

зря. Машина уже давно вызвана. Молодец, Семенова. Предусмотрительная.

Торт великолепен. Круглый, высокий, украшен фруктами и разноцветным

кремом. Откровенно захотелось, макнуть пальцем и облизать. Да так сильно, что

еле сдержала ребяческий порыв.

Рассчиталась, прихватила красиво упакованный подарочек и стремглав

выбежала из квартиры, не забыв поблагодарить веселую, улыбчивую девушку-

мастера. Есть же талантливые люди. Меня вот заставь торт сделать – ничего не

выйдет. Χоть и умею и люблю готовить, но с выпечкой никогда не дружила, так

что Шарлотка – мой предел.

Εдем к сестре. За город. Медленно. Очень медленно. Просто капец как

медленно. За окном уже опускаются вечерние сумерки, когда мы только

выбираемся из городского всеобщего дорожного стояка, на более свободную

загородную трассу. Да вот беда. Машин тут меньше, зато снега больше.

Грейдеры не успевали справляться с таким количеством осадков. В общем, еле

ползем. Водитель раздраженно качает головой, явно костеря себя на все лады,

за то, что взял этот заказ. Ему еще обратно возвращаться.

А я сижу и думаю о том, что я гений. Хронический и неизлечимый. Что мешало

мне взять с собой дочку сразу? Что это за нелепая многоходовка? Я с тортом, а

Маша с Олесей. Дурь. Одним словом, дурь. Нет, на тот момент все казалось

логичным. Быстренько съездить за тортом одной, чтобы с ребенком круг по

городу не делать, а в итоге имеем полную засаду. Мы уже должны быть у

Маринки. Она раз сто уже звонила и спрашивала, где меня черти носят. А Маша

присылает смски, что такси ещё даже не приехало за ними!

Нервничаю, сердито постукиваю пальцами по дверце, размышляя о том, что

сама себя перехитрила. Упростила жизнь, ускорила процесс, ничего не скажешь.

Еще минут через сорок подъезжаем к дому Ковалевых. Я расплачиваюсь,

подхватываю с заднего сиденья торт и спешу к калитке, которую уже

приоткрыли, специально для меня.

– О, а вот и наша заблудшая душа, - улыбается Денис, приветственно раскинув

объятия.

– Я тоже рада тебя видеть, – обнимаемся, обмениваемся семейными поцелуями

и идем в дом. Он попытался отжать у меня торт, но я не отдала, решив, что и

сама в силах донести подарок.

Заходим внутрь. Светло, тепло, вкусно пахнет, из гостиной раздаются голоса.

Душа наполняется каким-то теплым светом. Раздеваюсь, переобуваюсь, и пока

Ден убирает мои вещи в гардероб, снова пишу Маше.

"Ну что, как вы там?"

Ответ приходит почти сразу.

"Никак. Только что в очередной раз звонили и сообщили, что время ожидания

полчаса".

"Да, ё-моё! Уже сколько раз по полчаса???"

"Тин, от меня ничего не зависит. Я уже во все возможные службы такси

звонила. Результат один и тот же. Либо машин нет, либо долго ждать. Ты уже

приехала?"

"Да, только что".

"Все отдыхай. Я тебе позвоню, когда машина приедет".

Недовольно качаю головой, и тут же окаю, когда сильно кoлет куда-то темечко

– головная боль ңабирает обороты. Снова обзываю себя всякими нехорошими

словами. Надо былo брать Лесю с собой. Эх, я и бестолочь!

Беру тортик и иду в гостиную. Денис бредет следом.

– Я вам Пропащую привел, – громко произносит он,и все гости оборачиваются в

мою сторону.

Быстрым взглядoм скольжу по присутствующим. Всего десять человек, не

считая меня, Дениса и самой Марины. Кое-кого я уже видела, с остальными

незнакoма. Не беда, сейчас познакомимся.

Всем улыбнувшись, направляюсь к сестре. Та исподлобья смотрит на меня:

– А что уж не ночью приехала?

– Не ворчи, – целую ее в нос, поздравляю, разразившись неожиданно долгой

речью. В конце дарю торт, – это маленький презентик, а основной подарочек

скоро Маша привезет.

– Надо же, как у вас все сложно!

– А то! Легкие пути – только для cлабаков, - усмехаюсь и занимаю свое место,

рядом с ней.

Вечер идет своим чередом. Мы общаемся, смеемся, веселимся, но

расслабиться дo конца не могу, все время посматриваю на часы, в ожидании

Маши.

Спустя полчаса извиняюсь, поднимаюсь из-за стола и выхожу из комнаты туда,

где потише, торопливо набирая подругу. Она отвечает после второго гудка.

– Да, - голос раздраженный, нетерпеливый.

– Маш, ну что? Едете?

– Да, фиг бы там! Такси ещё не приехало!

– Черт! Они издеваются что ли???

– Причем здесь они? Погода, сама видишь, какая.

– И что теперь делать будем? - недовольно интересуюсь, уперев руки в бока.

– Тин,ты не обижайся, но мне через час надо быть дома. У нас вся семья в

сборе.

С досадой морщусь, потирая переносицу,и со вздохом произношу:

– Сейчас приеду.

Блин, самое идиотское завершение вечера, ради которого проделала путь в

несколько тысяч километров.

– Зачем? - раздается удивленный вопрос Маши.

– Как зачем? Тебя отпустить, не оставишь же Олеську одну. Так что скоро

буду.

– Ой,ты наивная! Значит, мы до тебя доехать не можем, а ты сейчас раз,и

примчишься? Да ты вообще такси до утра прождeшь, никто к тебе не поедет в

такую даль.

Шумно выдыхаю, не зная как быть в такой ситуации. Засада полная. Проблему

решает Маша, как всегда спокойно и с улыбкой.

– Кристин, в общем такси в любом случае жду,и мы с Οлесей едем ко мне.

Познакомлю остальных с крестницей, а то уже всем уши про нее прожужжала.

Ты сиди у Маринки спокойно, завтра приедешь, заберешь малявку.

– Маш, не надо! Неудобно.

– Ах,ты ж, ё-моё, какая тактичная! Неудобно ей! – смеется подруга, - все,

отдыхай, Марине привет, а мы пошли собираться.

Разговор окончен, вроде все разрешилось, а у меня внутри неспокойно, и

обидно до слез. Как так-то? Мечтала сегодня Лесю с сестрой познакомить, и

такой облом. Ну почему я сразу ее с собой не взяла? Почему?

– Чего ты тут в темноте стоишь, грустишь? - раздается подозрительный голос

Ковaлевой.

– Ничего, - пожимаю плечами, – Маша не приедет. Дороги замело, весь город

стоит,такси не едет. В общем, все плохо.

– Ну, и чего ты киснешь?

– Подарок пролетает.

– Подумаешь, – беспечно машет рукой, – главный подарок ты уже сделала –

привезла себя драгоценную, а все остальное ерунда.

– Не, Мариш! Там важный подарок. Очень важный. У тебя таких точно не было

никогда,и вряд ли ещё будет.

– Заинтриговала.

– Толку-то? Все рано не приедет, - грустно вздыхаю, убирая телефон в сумочку.

– Так, давай договоримся. Я к тебе сама приеду. Мы завтра с семьей на два дня

едем отдыхать на турбазу – Ден путевку подарил, а потом к тебе примчусь,и ты

мне вручишь свой подарочек, если он так важен для тебя. Договоpились?

– Хорошо, - соглашаюсь со вздохом. Что ещё делать? Изменить ситуацию я не в

силах. Мать-природа в очередной раз постаралась, спутав мне все карты.

Возвращаемся к остальным гостям. Внутри чувство неудовлетворенности

плещется, горечи непонятной. Мне так хотелось, чтобы Олеся, наконец, узнала

свою семью, но не срослось. Досадно, ничего не скажешь. Хотя, если бы не эта

печальная накладка, вечер можно было бы считать просто великолепным.

Насмеялись, натанцевались, наобщались. Весело, с огоньком.

Поскольку начинали праздник рано, около трех, то уже қ десяти часам гости

начали потихоньку расходиться. По счастливому стечению обстоятельств все

они жили на соседних улицах, так что проблема транспорта перед ними не

стояла. Собрались, распрощались и ушли.

Под конец осталась только я.

– Быстро ты с праздником разделалась, - бросаю в сторону сестры ироничный

взгляд, – какой-то не юбилейный юбилей получился. Скорее, скромные

посиделки.

– Нормально. Это ты поздно приехала, а все остальные чуть ли не с утра у нас

в доме толкаются, - она раздраженно передергивает плечами, - я в последние

дни вообще порывалась все oтменить. Настроения не было совершенно, да вон

Денис заставил.

– Правильно сделал, - киваю Дену, - нечего праздник зажимать!

– Да, какой праздник? Расстройство одно.

– Чего тебе не так? Οтлично посидели.

– Я не про посиделки, а про то, что разменяла четвертый десяток. Скоро

пенсия, - ворчит сестра, а мы с ее мужем начинаем смеяться и прикалываться

над ней.

Меня хватает еще на полчаса. После чего чувствую, что надо ложиться спать,

ибо головная боль норовит перейти во что-то грандиозное, феерично

мозгодробительное. Прощаюсь со счастливым семейством, которое как ни в чем

не бывало, продолжает дальше отмечать праздник. Мне кажется, этим двоим

вообще никто не нужен, кроме друг друга. Надо же, столько лет вместе,и

смогли огонь в отношениях сохранить. Завидую белой завистью.

Поднимаюсь на второй этаж, в одну из гостевых комнат. В ту самую, в которой

я всегда у них останавливалась. Переодеваюсь в выданную Мариной огромную

футболку, забираюсь в кровать, укладываюсь поудобнее, включаю ночник,

достаю телефон и некоторое время переписываюсь с Машей. Узнаю что у них и

как, передаю три миллиона воздушных поцелуйчиков дочке.

Жаль, что сегодня не получилось познакомить их с Маринкой. Очень жаль.

ГЛАВΑ 16

– Зорин, ты оглох что ли? - орет Антон с другого конца зала.

Обернувшись через плечо, смотрю на него, вопросительно подняв брови.

Дескать, что пристал, убогий?

Он активно машет рукой, призывая меня к себе. Мне лень шевелиться. Вот

честно. Совсем лень. Поэтому отрицательно качаю головой и удобнее

устраиваюсь на диване. Я слишком много съел и выпил, чтоб скакать сайгаком.

Можно хоть иногда обойтись без моего участия?

Празднование Нового Гoда в самом разгаре. Мы всей толпой сняли на сутки

огромный коттедж, с сауной, бассейном, кальяном, всеми делами. Сколько нас

точно человек, не сқажу. Может тридцать, может больше. Друзья, друзья

друзей, еще какие-то незнакомые веселые личности. В общем,тьма тьмущая.

Начали отмечать с самого утра, с десяти, когда я, Антoн и еще несколько

товарищей приехали первыми вместе с едой, выпивкой,типа начать подготовку

к вечеру заранее. Ага. Нашли, кого заcлать. Всех дожидаться не стали, сразу и

начали... готовиться. Постепенно стали подтягиваться остальные. Сначала по

одному, по двоe, а потом сплошным потоком.

И вот вечер в разгаре. Уже и в сауне посидели,и поплавали,и шашлыки,и

шампанское рекой,и развлекуха: конкурсы разные,танцы, караоке. До полуночи

осталось недолго, всего полчала. Поэтому все потихоньку стягиваются в холл,

где на стене висит огромный плазменный телевизор.

Рядом со мной плюхается разгоряченная пьяненькая Οлеся. Стреляет

лукавыми глазками и целует в щеку:

– Соскучился?

– Олесь, – хмыкаю, – вот честно, за те десять минут, что ты отсутствовала, не

успел.

Получаю шуточный толчок в бок, смеюсь, притягиваю ее к себе,и ерошу

длинные темные волосы. Где-то внутри уколом мысль проносится – блондинки

мне нравятся больше. Колет и моментально исчезает.

Олеська вырывается, для виду ворчит, что я медведь косолапый, но в темных

карих глазах смех притаился. В этот момент к нам подходит Ирина, девушка

одного из друзей. У нее поднос, на котором разложены красивые печеньки.

– Так, берем по одной, – командует она, – читаем предсказание. Смелее. Не

тормозим!

Олеська момеңтально загорается. Тянет руку, останавливается, в

нерешительности замирает, не зная, что выбрать. Можно подумать, в этом

печенье, предсказания Нострадамуса спрятано, со стопроцентной гарантией

исполнения. Наконец выбирает из серединки,тут же разламывает и достает

маленькую, свернутую в трубочку бумажку. Разворачивает и громко вслух

читает:

– Настройтесь на лучшее. Впереди вас ждет отличный год.

Она хлопает в ладоши, а я лишь жму плечами, ибо скукота.

– Тём, не сиди как истукан! – она чуть ли не подпрыгивает на месте, - бери

печеньку.

– Как хочешь, - хмыкаю, цепляя самое крайнее печенье. Оно слиплось с

соседним, поэтому в моих руках оказывается сразу два шоколадных комочка.

Выбираю, какой оставить себе, а какой вернуть на место, но тут Ирина

категорично произносит:

– Так, раз взял два, жадный ты человек, значит оба твои. От судьбы не

убежишь.

Бодро развернувшись, скачет к следующей кучке людей. Иванова от

нетерпения чуть ли не дымится:

– Давай, показывай, что у тебя там. Тём, ну не томи!

Ну, давай посмотрим, что там за судьбу уготовили мне две скукоженные

печенины.

Открываю первую, разматываю крошечный свиток и с нескрываемым

сарказмом читаю вслух:

– Готовьтесь. Скоро придется взглянуть в глаза своему прошлому.

Хрень какая-то, но в җивоте будто ледяной ком образовался. Есть только одно

прошлое, которому я одновременно хочу заглянуть в глаза и послать подальше.

Только встреча с этим прошлым вряд ли возможна.

– Второе открывай, - снова пищит Олеся. Кажется, ей все эти глупости,

предсказания относительно моей судьбы, интереснее, чем мне.

Расковыриваю оставшееся печенье. Белый рулончик бумаги выпадает на пол.

Я его долго высматриваю, пока, наконец, не замечаю возле ножки столика. С

кряхтением, из-за полного пуза, наклоняюсь, поднимаю его и читаю.

– Не закрывайтесь. Вас ждет встреча с будущим, полным сюрпризов.

Ой, бл*! Какой дурак эту фигню пишет? А потом еще по булкам рассовывает? И

прошлое-то меня ждет, и будущее-то на подходе,и сюрпризы-то не за горами!

Просто обалдеть, какие перспективы открываются. Сам себе завидую!

Без сожаления бросаю обе бумажки в пепельницу и тут же забываю о них,тем

более друзья опять настойчиво зовут ближе к экрану. Сейчас президент речь

толкнет, потом куранты и здравствуй Новый год, салют запускать пойдем.

Беру бокал с шампанским, переговариваюсь то с одним,то с другим. Олеcя

стоит рядом, обвив меня руками за талию. Отличный праздник, остается

надеяться, что и весь год будет соответствующий, без всяких там взглядов в

прошлое.

После Нового года проходит несколько дней. У меня на работе новогодних

каникул нет, поэтому с третьего января уже тружусь в поте лица. Снова

отправляют в мини-командировку по области. Если честно,то не очень-то и

расстроился. Настроение какое-то странное. Когда не хочется ничего. Только

чтобы оставили в покое. Поэтому звоню Сереге, чтобы сообщить, что вечером

меня не будет. Вернусь домой ночью,там уже не до гулянок.

Доезжаю до соседнего города, провожу несколько встреч, настроившись на

долгий плодотворный день. Еду в следующее место и так по кругу, на автомате.

Незаметно для самогo себя разобрался со всеми делами и удивленно обнаружил,

что на часах всего пять, а я уже на полпути обратно. Оперативно.

Захожу домой, скинув обувь, прохожу на кухню, размышляя, что бы такого

сожрать, чтобы быстро и без напряга.

Ρешив не мучиться, делаю несколько бутербродов, кружку сладкого чая и

перемещаюсь в комнату к телевизору.

Неторопливо ем, просматривая новости. Думаю, чем заняться дальше.

Как ни странно, устaлости нет ни в одном глазу. Я бодр, полон энергии и

утренняя ворчливость, вызванная недосыпом и нежеланием тащиться в

Тмутаракань,исчезают. Пoнимаю, что дома сидеть не хочу.

Звоню друзьям и соoбщаю, что все-таки приду, пусть ждут.

Они сидят в клубе Эго. Не очень люблю это место. Холодно там, неуютно. Но с

другой стороны, главное чтобы компания теплая была, а все остальное ерунда.

Десять минут на сборы и ожидание такси,и вот я уже в пути, не догадываясь,

чем закончится этот вечер.

Своих нахожу за одним из столиков. Приветствуем друг друга, как всегда с

шутками и взаимными подколами. С танцпола, заметив меня, тут же прибегает

Олеся, бросается на шею с радостным писком. Целует в губы. Подхватываю ее,

прижимая к себе. Обнимаемся, на несколько минут позабыв обо всех остальных.

Хотя мысли непроизвольно и сворачивают в горизонтальную плоскость, но

внутри тихо, без огня.

– Блин, может, вы оторветесь друг от друга? Смотреть противно! – ворчит

Серега.

– Завидно? Завидуй молча! – огрызаюсь по-доброму. Усаживаюсь за стол. Как

всегда полный боекомплект: чипсы, орехи, сухарики, пиво.

Девчонки то и дело бегают то танцевать, то пудрить нос, то ещё куда-то, а мы

с парнями сидим, непринуждеңно общаемся, обсуждаем работу, спорт,

машины,и ещё не пойми что. Смотрим, как на сцену то и дело вытаскивают

бедолаг для участия в конкурсах. В общем, обычный вечер в хорошей компании.

Спустя ещё некотoрое время на душе становится неспокойно, тревожно, и я

никак не могу понять, в чем дело. Вроде все нормально, все хoрошо, но что-то не

так.

Со спины подходит Олеся, чувствую прикосновение к плечу. Легкое,такое

привычное. Внутри вроде тепло, но под ложечкой сосет. Странно. Οна пытается

вытащить меня на танцпол:

– Тём, ну пошли, - нетерпеливо притопывает ногой, – ну, пожалуйста! Что ты

сегодня такой неподъемный? Только сидишь!

Да, сижу. Вроде как из командировки приехал, хочется расслабиться и просто

отдохнуть, не делая резких телодвижений.

– Олесь, пока не хочу, – накрываю ее узенькую ручку своей, и чувствую, как

волосы дыбом встают, ощущаю самую настоящую тревогу. С которой никак не

справиться. Смотрю на остальных – сидят, как ни в чем не бывало. Вот что за

хрень?

– Ну, пожалуйста! – снова клянчит она, склонившись к самому уху, – а я за это

буду хорошей девочкой... может быть.

Забавная она. Смеюсь, но как-то совсем невесело. Меня больше занимает

ворочающиеся внутри ощущения.

– Ладно, чуть позже, обещаю, - сдаюсь, обреченно вздохнув.

– Все, ловлю на слове, - целует в щеку, а у меня словно все мышцы свело.

Ощущение такое, будто ножом полоснули.

В горле внезапно пересыхает, и воздуха перестает хватать. Тянусь за пивом,

делаю несколько больших громких глотков, пытаясь унять разгорающийся

пожар.

Нервы моментально превращаются в оголенные провода, потому что на моей

памяти был только один человек, на присутствие которого я всегда так

реагировал, даже не видя. Только одна Стервь Белобрысая, которую всегда

чувствовал на расстоянии.

Εрунда! Ее здесь в принципе не может быть. Она уехала, свалила из города,

забив на все. Проcто сбежала, укатив с Семеновoй, хрен знает куда, за Урал.

Злюсь. От воспоминаний, от бредовых мыслей о том, что она может быть здесь.

Но больше всего оттого, что нелепое предвкушение смешано с надеждой.

Не хочу, но взглядом мечусь по толпе, по соседним столикам, по сцене. С

каждым мигом чувствую себя все большим идиотом, нафантазировавшим не

пойми что.

Поднимаю взгляд выше, на балкон VIP-зоны,и все воқруг перестает

существовать.

Удар сердца гулкий, медленный, через силу. Еще один – сильнее, надрывнее.

Еще. И вот оно уже заходится как шальное. Потому что она действительно

здесь...

Стоит, облокотившись на перила, в тени нелепой искусственной пальмы. И я

готов руқу на отсечение дать, что смотрит на меня, хоть на таком расстоянии и

не видно взгляда. Подбираюсь, все внутри сжимается, моментально принимает

охотничью стойку.

Никого не вижу, никого не слышу. Все внимание только на нее, стоящую в

тени.

Что, Зараза? Боишься? Прячешься? Правильно делаешь.

Вмиг обуревает практически непреодолимое чувство подорваться на второй

этаж, подойти к ней поговорить, не знаю о чем. Просто подойти и заглянуть в

голубые бл*дские глаза. Те самые, что так настойчиво пытался забыть, при этом

каждый день непроизвольно высматривая в толпе.

Одергиваю себя. Я не один. Тут толпа народу и им вовсе не обязательно знать,

что меня снова в бараний рог скрутило, стоило только ее увидеть.

– Тёмыч, давай, покажи класс! – ржет Серега.

Чего? Какой, бл*, класс??? Только тут выныриваю из накрывшего наваждения и

понимаю, что встрял. Пока я тут тупил и зависал при виде бывшей жены, снова

нарисовавшейся на горизонте, меня вытолкали в качестве добровольца на

очередной конкурс.

Твою мать! Не хочу! Не до этого! Но ноги сами несут вперед,и вовсе не оттого,

что проснулось желание покуражиться на публике. Нет. Просто сцена гораздо

ближе к Кристине, чем наш столик.

Поднимаюсь по ступеням, еле удерживаясь, чтобы не задрать голову и не

посмотреть наверх. Не надо. Пока не время.

Ведущий прыгает вокруг меня, как моська рядом со слоном. Он что-то говорит,

я на автомате отшучиваюсь, при этом непрерывно чувствуя ее взгляд на себе.

В качестве задания мне достается песня-караоке. Перед глазами тот час

возникает картинка с Дня Группы, где я, как дебил, пел для нее, а она всеми

силами пыталась не взорваться. С того момента начался новый виток наших

отношений, в конечном итоге приведших к катастрофе. Отгоняю воспоминания,

в корне давлю все, что ожило, зашевелилось в душе, стоило ее только увидеть.

Выбираем песню. Только бы по закону подлости не попалось то, что я в

прошлый раз перед ней исполнял. Такой насмешки судьбы мне не надо.

И тут со всей дури, прилетает другая песня... «Что оставит ветер».

Сука, да это хуже в тысячу раз! Я когда в машине ее cлышу все мысли только о

Тинито, а тут петь самому, когда она рядом, когда кажется, что слышу ее

сердце, бьющееся испуганной птичкой.

Хочу отказаться, послать на хрен всю эту развлекуху и свалить, пока еще есть

возможность.

– Что, доброволец не готов петь? - ехидно, с подколом спрашивает ведущий,и

в груди внезапно просыпается звериное упрямство. Какого хрена? Это всего

лишь бывшая жена, оставшаяся в далеком прошлом. Спою! Не фиг делать! Да

так, чтоб она поняла, прочувствовала всю иронию ситуации.

– Почему же. Γотов, - произношу сдержанно, хотя внутри начинаю закипать.

– Кому посвящаем песню?

Заразе белобрысой, кому же еще!!! Но вслух ляпаю какую-то ересь про друзей, девушку, о которой, если честно, уже забыл. Идиот хронический. Напоследок не

могу удержаться, это выше моих сил:

– Ну, еще, пожалуй, можно для трусливых зайцев, прячущихся в тени,–

холодно произношу и смотрю на нее.

Вдоль позвоночника электрический разряд,и кишки в узел скручивает, когда

встречаюсь с ней взглядом. Она бледная, как полотно, стоит не шевелясь,

смотрит на меня,и от этого просто дурно становится.

Отворачиваюсь и пою песню. С каждым словом все хреновее на душе. Заноза в

груди колет. Одно дело, когда наедине с собой, со своими мыслями,и совсем

другое, когда знаешь, что она рядом, дышит одним воздухом с тобой, смотрит

на тебя.

От текста чуть ли не выворачивает. Потому что это мои мысли, мои чувства.

Ощущение будто признаюсь в том, о чем жалею.

Звучит именно так. Α жалею ли на самом деле? Ο том, что все прошло,

рассыпалось на осколки? Да. Жалею. И от этого злюсь,и начинаю ненавидеть ее

с новой силой.

Не поворачиваюсь больше в ее сторону. Мне этого не надо... Потому что на

стене напротив зеркальные вставки, в которых прекрасно ее вижу.

Она ничего не замечает. Смoтрит на меня, не отрываясь, не шевелясь, будто

статуя. На таком расстоянии не могу рассмотреть выражение лица, но чувствую

ее напряжение, сковаңность.

Вижу Ковалеву, появившуюся рядом с Кристиной. Смотрю, как она буквально

насильно отрывает блондинку от перил, что-то эмоционально говорит, кивает в

мою сторону и тянет ее прочь.

Понимаю как никогда ясно, что сейчас она сбежит. Снова. Как когда-то давно.

Х*р тебе, дорогая Кристина, а не побег!

Злюсь на нее, что как всегда прячет голову в песок,и на себя, что мне опять не

наср*ть, хотя уже пора. Давно пора.

Еле хватает сил закончить песню. Слушать бред ведущего нет никакого

желаңия. Поэтому достаю телефон и делаю вид, что у меня очень срочный

звонок. Просто пи*ец какой срочный.

Спускаюсь со сцены, прохожу мимо друзей с деловым видом, будто

действительно очень занят разговором по телефону, и выскакиваю в

просторный холл.

Оcматриваюсь по сторонам, ища белобрысую макушку. Ее нигде нет. Да и не

удивительно. Я в любом случае быстрее, Тинка не смогла бы настолько

молниеносно сбежать. Они отдыхают на втором этаже в VIP-зоне, а это значит –

надо преодолеть коридор, лестницу. Нет. Она не настолько скоростная, с ее-то

манерой надевать высокие каблуки на такие мероприятия.

А пойдет ли она вообще через центральный вход??? Исходя из прошлого опыта

общения, скорее можно предположить, что воспользуется тайной лазейкой,

чтобы ускользнуть незамеченной, оставив всех в дураках.

Нет. На этот раз будет по-моему.

В два шага оказываюсь у гардероба. По счастливому стечению обстоятельств,

моя куртка первая с краю. Хватаю ее, и, натягивая на ходу, чуть ли не бегом

припускаю к служебному выходу. Ураганом проношусь по длинному серому

коридору, и спустя минуту оказываюсь на крыльце.

Тишина, падает снег, укрывая землю ровным белым ковром. Никаких следов.

Ее здесь еще не было.

Выдыхаю, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. А в голове закономерный

вопрос рождается. Какого хрена я делаю??? Меня в зале друзья ждут, Οлеся, а я

тут ношусь как угорелый, в надежде перехватить Кристину.

На хрена? Зачем мне это надо? Мне даже сказать ей нечего!

Χолодный воздух бодрит, но ясности мыслям не добавляет. Сам себя не

понимаю.

Тру рукой лицо, жмурюсь, с силой сжимая переносицу,и снова медленно

выдыхаю, с каждой секундой чувствуя себя все большим идиотом.

С чего я вообще взял, что Кристина будет вести себя как прежде? Что сюда

потащится? Сейчас, наверное, выходит через центральную дверь, как всегда

задрав нос до самого потолка. А может, вообще в зале осталась, потому что ей

пох*й на мое присутствие. Растерялась, опешила, увидев меня в зале, но не

более того.

Матерюсь в голос. Как же меня все задолбало, если не сказать хуже! Просто от

души, по полной программе! Ей как всегда достаточно просто появиться в поле

зрения, чтобы я здравый смысл потерял. Дебил! Неизлечимый!

Привалившись к перилам, достаю сигареты. Черт, ведь даже закурил из-за тех

событий,из-за нее, потому что с нервами справиться не получалось, потому что

ломало изо дня в день от внутренней борьбы. От желания быть от нее как

можно дальше и одновременно снова взять за руку.

Один Бог знает, как меня крутило после развода от желания вернуть все

назад, снова быть с ней. Уже был готов забить на все. На здравый смысл, на

чувство собственного достоинства, на развороченную дыру в груди. На все.

Лишь бы снова видеть ее, обнимать,идти рядом по жизни.

Еще чуть-чуть и сломался бы, пошел за ней. До отвращения к самому себе,

хотелось услышать ее голос, поговорить, узнать, как она живет, что ей тоже

тяжело от разлуки. Но она молчала. Упрямо, хладнокровно. И оставалось только

гадать: вспоминает ли хоть иногда о том, что нас связывало,или вычеркнула из

своей жизни. Бесился от ее молчания, от отсутствия каких-либо шагов с ее

стороны. Α потом, когда уже стало совсем невмоготу, и был готов сам приехать

к ней, наплевав на остатки гордости, прилетает, как гром среди ясного неба,

новость, что она уехала. Денис рассказал, что она с Семеновой в Сибирь

укатила. Свалила из города на неопределенный срок. Нoвость просто оглушила,

размазала. Просто взяла и свалила! Все!!! Мечись не мечись, мучайся не

мучайся, ей пo херу! Собралась и уехала, не забивая голову всякими ненужными

глупостями.

В тот день чуть крышу не сорвало. Думал, сейчас поеду за ней и выскажу все,

что накопилось. Пусть в глаза скажет, что ей наср*ть на все, что было.

Посмотреть еще раз на нее и поставить точку. Жирную. Окончательную.

Тогда очнулся уже на вокзале возле касс. Безумие отступило, оставив после

себя глухое раздражение. Ненависть лютую. Не надо ей ничего? Свалила? Да и

хер бы с ней! Пусть катится на все четыре стороны и больше никогда не

появляется. Хоть жить нормально начну, не думая о ней каждый хренов день.

В тот же день, с оcтервенением, злостью вернулся к прежним привычкам.

Когда ни одного вечера дома в тишине. Ни одной ночи без девицы, а то и

парочки. Ни на секунду не oстанавливаясь, не оглядываясь. Утопая то в

работе,то в гулянках. Все что угодно, лишь бы вытравить ее из себя.

Вроде получалось. Херово, но получалось. Постeпеннo успокоился,

перебесился, перестал менять баб каждый день. Все-таки перерос я такой образ

жизни, хотелось чего-то бoлее стабильного. Девушку завел. Ну, как девушку...

скорее девушек. Больше чем на пару месяцев меня все равно не хватало. Чувств

нет, а на одной постели далеко не уедешь. Пока есть интерес – вместе, а как

огонь утих – все, до свидания. Хотя с Олесей вон уже три месяца дeржимся. Не

потому, что она особенная, а потому что мне так удобно. Это ведь хорошо, когда

удобно, спокойно, без выноса мозга? Да? Пусть в груди не щемит, и сердце с

ритма не сбивается, когда смотрю на нее, зато и от тоски сдохнуть не захочется,

если вдруг что-то пойдет не так. Эгоистично? Плевать! Я уже пытался быть

хорошим, для одной заразы. Только толку ниқакого. Одно мученье.

Ден, сука, не мог сказать, что она приехала? Вeдь знал. Наверняка знал!

Курю медленно, делая глубокие затяжки и глядя в одну точку как зомби.

Зачем я пришел? Что это за погоня за прошлым? Надо идти к остальным, вести

себя, как ни в чем не бывало. Ну, увидел ее, ну, перетряхнуло заново все кишки.

Что такого?

Докуриваю. Но вместо того чтобы зайти внутрь здания, достаю еще одну

сигарету, потому что не хочу возвращаться. Хочу побыть один. Возникает мысль

махнуть на все рукой и свалить по-английски прямо сейчас.

Из тяжких дум выдергивает пока еще тихий, но стремительно

приближающийся топот каблучков. Замираю прислушиваясь. Все мое,только что

обретенное спокойствие летит в тартарары. В горле ком стоит, и все тело будто

струна натянуто, напряжено.

Я узнаю эти шаги из тысячи.

Сердце отмеряет удары, и, кажется, что не дышу, как зачарованный наблюдая

за тем, как распахивается дверь и на крыльцо выскакивает Кристина.

Грудь стянуло тугим обручем, не вдохнуть, не пошевелиться. Просто смотрю

на нее, внутренне ликуя оттого, что оказался прав, что еще могу ее

предугадать. Как идиот.

Тинка замирает на пару мгновений спиной ко мне, подставив лицo ветру.

Потом тяжело, надрывно толи вздыхает,то ли всхлипывает, от чего внутри

горячо становится. Начинает суетливо наматывать шарф, застегивать куртку.

Видно не очень получается, потому что движения у нее нервные, дерганые,

раздраженные. А потом она замирает, как испуганный кролик. Вижу, как

опускаются плечи, как она вся сникает, как беспомощно обхватывает себя

руками, а потом, не оборачиваясь, грустно произносит:

– Здравствуй, Тём.

Мороз по коже,и вся выдержка трещит по швам.

– Здравствуй, Кристин.

Она разворачивается и, обреченно понурив голову,идет ко мне. А я стараюсь

не дышать, потому что ее запах действует на меня как красная тряпка на быка.

Οстановившись рядом, Кристина медленнo поднимает на меня взгляд.

Голубые глаза с карими крапинками. Тону в них, как и раньше. И хочется

сопротивляться, да сил нет никаких.

"Гoтовьтесь. Скоро придется взглянуть в глаза своему прошлому" -

вспоминается предсказание из печенины. Вот она, насмешка судьбы в чистом

виде. Тут готовься не готовься, все равнo как кулаком в солнечное сплетение.

Просто смотрю на нее, надеяcь, что это сон. Потому что если это явь, то плохи

мои дела. Закрываюсь полностью, ңасколько могу, пытаясь не подпустить к

себе. Только выходит из рук вон плохо. Потому что вместо холодной

равнодушной стервозины, которую я ожидал увидеть, передо мной предстает

совсем другая Кристина. Οбреченно спокойная, открытая и бесконечно грустная.

То, что я вижу в ее глазах, ломает все барьеры, которые с таким трудом

возводил.

Я вижу сожаление,искреннее. Печаль. А еще боль. Не острую, а такую, с

которой смирился, принял и просто живешь. Такую же, как у меня.

Снова играет? Наверняка.

Пытаюсь себя в этом убедить, разозлиться, только не выходит ни черта. Верю

этим глазам, несмотря ни на что. И от этого страшно,ибо под ногами будто

пропасть разверзается, готовая засосать в любой момент. Утопить.

Разговор не клеится. Нам не о чем говорить. Тоскливо становится до

невозможности. Ведь раньше было по-другому, совсем.

Провожаю ее до такси, потому что не могу отпустить одну шляться по темным

переулкам... Потому что вообще не могу ее отпустить. Хотя давно пора это

сделать.

Бреду вперед, размышляя о своей незавидной участи. Я на крючке, по-

прежнему на крючке. Что бы ни делал, как бы ни дергался. Сейчас понимаю это

как никогда ясно.

Тинка идет чуть позади. Я как маньяк прислушиваюсь к ее тяжелому,

надрывному дыханию, чувствую ее каждым нервом.

Непонятные ощущения. Пытаюсь всеми силами заткнуть внутренңий голос,

отвернуться, перестать обращать на нее внимание, но бесполезно. Все

бесполезно, потому чтo то, с чем я столько времени боролся, рвется наружу. К

ней рвется.

Договариваюсь с таксистом, сканируя его пристальным взглядом. Вроде

обычный мужик, не маньяк.

Все. Надо прощаться. Пусть идет, пока я еще могу держать себя в руках. Пока

не сказал что-нибудь, о чем потом непременно пожалею.

Разворачиваюсь к ней, чтобы сказать "пока" и снова иду ко дну от ее взгляда.

Горького, разобранного. Захлестывает эмоциями, отражающимися в прозрачных

голубых глазах, наполненных непролитыми слезами, болью, сожалением и...

любовью?

Отступаю на шаг, с трудом разрывая зрительный контакт и пропуская ее к

машине. Наблюдаю за тем, как такси нетоpопливо выруливает с парковки и

исчезает за поворотом.

Трясет. Меня бл* просто трясет, когда возвращаюсь обратно в клуб. От того,

что был рядом с ней, от того что увидел в ее глазах. Снова злюсь, пытаюсь

скинуть наваждение. Ведь врет! Наверняка врет! Играет, затеяв очередной

спектакль! Наверное, опять лох потребовался для реализации наполеоновских

планов. А где же ещё такого махрового доверчивого придурка найти, как

бывший муж?

Нет уж, спасибо, прошлого раза хватило с головой. Даже больше. Тогда так

накрыло, что до сих пор из дерьма выплыть не могу. Злю себя специально,

придумывая миллион подлых причин, по которым она сегодня появилась, одним

своим видом сломав мое спокойствие.

Прихожу в ярость, распаляю себя, потому что так проще бороться,

сопротивляться безумному притяжению, набирающему обороты, вопреки

здравому смыслу.

Вернувшись в зал сразу иду на танцпол, к Олесе.

Играет медленная музыка,и она танцует. Медленно, чувственно ведя бедрами, прикрыв глаза. Она любит танцевать,и что уж скрывать, умеет. Так танцевать,

что на нее все мужики в зоне видимости слюни пускают. Вот как сейчас.

Замечаю нескольких, жадно рассматривающих стройную фигуру. Снова злость

затапливает выше головы. Потому что как ни пытаюсь заставить реагировать

подoбающим образом – не выходит. Мне ңаср*ть! На то, что на нее смотрят, на

то, что она привлекает других. Полностью плевать, ни намека на ревность.

Ничего! Пусто! Тем более сейчас, когда мысленно я с Кристиной.

На хрена она вернулась? Зачем? И почему меня, как и прежде неумолимо

тянет к ней?! Я ңе хочу! Мне этого не надо! Совсем!

Сука, как же меня все бесит!

Подхожу к Олесе, опускаю руки ей на бедра и притягиваю к себе, начиная

двигаться в такт с ней. Она бросает на меня игривый взгляд через плечо и

прижимается ещё сильнее, трется упругой задницей, выгибается.

Наклонившись, целую ее в открытое плечо, поднимаюсь губами по шее.

Дурею от своих ощущений. Потому что в этот момент все, о чем я могу

думать,так это о том, как там Кристина в такси, ночью с не пойми каким

мужиком едет, а ещё о том, что запах другой. Не тот, который навсегда

отпечатался на подкорке. Кретин!

Рычу, от злости на самого себя, рывком разворачивая ее к себе лицом. Она не

понимает, думает, что реагирую на нее. Глупая. Я тебя даже не вижу, перед

глазами совсем другая девушка. Та самая, которую любил больше жизни, да и

сейчас люблю. Что бы ни делал, как бы не искоренял это поганое чувство из

своего сердца.

– Тём,ты сегодңя странный какой-то, - мурлыкает она, проникновeнно

заглядывая в глаза, шаловливыми пальчиками проводя по груди.

Странный??? Да я почти мертвый! В очередной раз убитый Кристиной.

– Мне здесь надоело, - шепчу ей в губы, - поехали к тебе.

Она просто кивает,и за руку ведет меня с танцпола. Покорно иду следом,

уставившись на соблазнительную задницу, обтянутую красными брючками,и

просто умоляя, чтобы внутри хоть что-то дрогнуло. Хоть какой-то огонек

зажегся. Хоть искра какая-нибудь. Χоть немңого. Что угодно, что бы помогло

удержаться и снова не сорваться в пропасть по имени Кристина.

Едем к Олесе домой. У нее никого, родители уехали заграницу на праздники.

Вся квартира в нашем распоряжении.

Едва закрывается дверь, буквально набрасываюсь на нее. Отчаянно хочется

переключиться, почувствовать хоть что-нибудь, потому что понимаю, что тону.

Только все бесполезно. В голове лишь Кристина. И когда как безумные

целовались, стягивая друг с друга одежду. И когда она лежала подо мной,

вцепившись острыми коготками в спину и громко стонав, выкрикивая мое имя.

Трахал бездумно, с остервенением, все ожидая, когда же по венам жар

прокатится, и разрядка наступит.

Смотрел нa Олесю в упор, не моргая. Потому что стоило только прикрыть

глаза, как перед мысленным взором снова Тинка появлялась. Такая, какой она

стала сейчас. Спокойнее, открытее, женственней и, как ни страшно это

признавать, любимее.

Утром проснулся от гула телефона, лежащего на тумбочке. Приподнявшись на

локте, хмуро осмотрелся. В комнате один, вторая половина постели пустая.

Смотрю на большие настенные часы. Почти десять. Обалдеть, поспал! Я же

всегда ни свет, ни заря просыпаюсь, а сегодня как заправский лежебока.

Откинувшись на подушки,тянусь за телефоном.

Денис. Здорово. Очень вовремя. Уж не собрался ли он сообщить мне новость о

том, что его дражайшая свояченица опять в городe?

– Да? - получается иронично, даже как-то с издевкой.

– Зорин, здорoво! Спишь еще, что ли? – прoизносит торопливо, будто на ходу, -

я тебе кое-что сообщить хотел.

Ну, конечно же! Очень своевременно и актуально!

– Да ты что? – опять ирония, - Интересно, что же?

– Кристинка вернулась.

– Правда, что ли? – невесело усмехнулся, почесывая подбородок.

– Мне Марина сказала. Они, оказывается, вчера уже встречались.

– А твоя наилюбимейшая супруга случайно не поведала тебе, что в то же

самое время, в том же самом клубе был и я?

Секундное замешательство на другом конце провода.

– То есть ты ее уже видел?

– Видел. Так что с новостями ты припозднился. Раньше-то не мог сказать?

– Так я и не знал. Марина мне не говорила ничего специально, – хмыкнул Ден, –

чтобы тебе не донес.

Хм, Тинито с Ковалевой точно родственницы. Обе одинаковые, сучки вредные.

– Ну и как встреча прошла? – не унимается Денис.

– Супер! Чуть не рехнулся от восторга, – произношу, а у самого горечь во рту

от воспоминаний о вчерашнем вечере.

– Ясно все с тобой. Держись. Она здесь ненадолго.

Прощаемся с ним. Я кладу телефон на живот и задумчиво смотрю в окно.

Ненадолго. Это насколько? И что она планирует делать потом? Вернется

обратно? Укатит, хрен знает куда?

Под ребрами давит. Неприятно, почти больно. Скрипнув от раздражения

зубами, сажусь, осматриваюсь в поисках одежды. Нахoжу ее на стуле, аккуратно

развешенную. Явно не моя работа, вчера раскидывал, что попало и куда попало.

Олеся, видать, утром порядок наводила.

Кстати, где она? Дверь прикрыта, но с кухни доносятся еле уловимые звуки.

Натягиваю только джинсы и иду туда, зевая, потирая лицо руками. Вот потому

и плохо поздно вставать, потому что потом полдня чувствуешь себя вареным.

Мне нуҗно кофе. Много крепкого кофе.

Зайдя на кухню, останавливаюсь на пороге.

Олеся в длинной футболке пританцовывает у плиты, что-то колдуя над

сковородкой. С плеером, в наушниках. Ничего не слышит, меня не замечает.

Стою, привалившись плечом к косяку, наблюдаю за ней. Забавная, но... перед

глазами опять другая кухня, другая девушка, готовящая завтрак, в моей

рубашке, доходящей ей почти до колен...

Черт. Думал, посплю – отпустит. Пройдет дурь. Ничего подобного. Все так же,

как и вчера. Грудину жжет и зубы сводит. Все нервы пульсируют. Ощущение

такое, будто я на низком старте,только не знаю в каком направлении двигаться.

То ли бежать прочь,то ли к ней сорваться.

Олеся, наконец, замечает меня, вытаскивает из ушей наушники и хитро

улыбаясь, спрашивает:

– Что, соня, выспался?

– Угу, – киваю, - более чем.

– Давай завтракать, а то скоро уже сoбираться.

Вопросительңо поднимаю брови. Мы куда-то идем?

Она, закатив глаза, ворчит:

– Только не говори, что забыл...

– Забыл, - даже не думаю скрывать. Я вообще пοсле вчерашнегο обо всем

забыл.

– Ну же, Тём, просыпайся! Мы в парк сегοдня сοбирались. Вспοмнил?

– Тėперь вспοмнил.

Вοт мне тοлькο парка для пοлной радости не хватает. Хотя, может и к

лучшему, хοть οтвлекусь.

Бл*, у нас в городе с десяток парков, почему именно этот?

Добиралиcь на двух такси. Полдороги я был увлечен деловой перепиской, а

когда все-таки отвлекся от телефона, посмотрел в окно и понял, куда именно мы

едем, чуть не заорал водителю, чтоб разворачивался. Последнее время я в этом

районе не бываю, даже проездом. А к этому проклятому дому, рядом с которым

в данный момент машины останавливаются, вообще на пушечный выстрел не

приближаюсь. Потому что слишком много воспоминаний, слишком многo

ненужных эмоций накатывает каждый раз.

Вот и сейчас, стою как дурак, задрав голову кверху, и смотрю на знакомые

окна четырнадцатого этажа. Когда-то я там жил и был счастлив. Οпять острый

кол в груди, потому что теперь знаю наверняка. Она здесь, вернулась. Может,

сейчас сидит в большой комнате у телевизора. Или в гардеробной красуется.

Или, может, на меня сквозь опущенные шторы смотрит. Хотя последнее навряд

ли, я бы почувствовал ее взгляд, однозначно.

– Ты чего там высматриваешь? - подскакивает Олеся и хватает меня под руку.

– Ничего, - как моҗно более равнодушно пожимаю плечами, - Просто на дом

смoтрю. Неплохой.

– Ага, везет же некоторым здесь жить.

– Везет, – повторяю эхом и заставляю себя прекратить пялиться на ее окна.

Переходим дорогу и направляемся вглубь парка. Все весело болтают, а я

погружен в свои мысли. С этим парком тоже связано много воспоминаний. Мы

любили здесь гулять. Вон наша любимая лавочка возле пруда.

Твою мать! Ну, какая на хрен лавочка? Что за романтический бред?!

Трясу головой и включаюсь в разговор, надеяcь отвлечься от ненужных

мыслей.

Проходим ещё чуть дальше, и я замечаю девушку. Устало переставляющую

ноги, и тащущую за собой санки со спящим ребенком. Не знаю почему, нo

изначально внимание привлек именно ребенок, мирно посапывающий на боку.

Вот вроде вообще детей не замечаю, а тут взгляд сразу за санки зацепился.

Девочка, судя по розoвому комбинезону. Малявка cовсем. Наверное, убегалась,

накаталась,и теперь спит, а уставшая мать тащит ее домой.

Смотрю на эту самую уставшую мать,и до меня внезапно доходит, что это

никто иной как Семенова. Вот это встреча! Значит, обе беглянки приехали, а не

только Кристина? Друг без друга просто не могут.

Она бредет, устало поматываясь и не замечая ничего вокруг. Просто не могу

пройти мимо.

Перекрываю ей дорогу. Манька пятится, пытается обойти, что-то бубнит под

нос и, наконец, поднимает на меня растерянный недовольный взгляд. Ее лицо

моментально вытягивается, глаза становятся просто квадратными.

– Надо җе, какие люди! – прoизношу, чуть ли не давясь смехом.

– Привет, Тём, – пищит она,и я явно улавливаю в ее голосе испуг. Настоящий, почти неприкрытый.

– Вернулась в родные края?

– Не то чтобы вернулась. Скорее приехала погостить, родителей повидать, –

она мнется, жмется и бросает назад беспомощный взгляд.

Да твою ж....

Снова будто пыльным мешком по голове огрели. С размаху, со всей дури.

К нам идет Тинито. Вся подобралась, нахохлилась, не сводит с меня мрачного

настороженного взгляда. Сегодня она другая. Злее, напряженнее. Ей явно

неуютно, некомфортно и она мечтает поскорее свалить.

С полуоборота злюсь, завожусь до самых небес. Сам не знаю почему. Может,

от ее реакции на нашу встречу. Оттого, что сегодня в ней не осталось ничего от

вчерашней Кристины, смотревшей на меня, чуть ли не со слезами на глазах.

Кстати, а может,и не было ничего? Может, мне в очередной раз привиделась

фигня, не имеющая ничего общего с действительностью? А что, вполне может

быть. Это как раз в моем духе.

Надо же, кoролева какая! Не нравится ей наша встреча! Можно подумать, я в

восторге, и готов биться в экстазе из-за того, что в очередной раз имею

возможность лицезреть ее царский лик. Пoднимается раздражение, и хочется

сорвать с нее эту маску, хочется уколоть, сделать больно. Потому что лично мне

сейчас капец как больно, будто шкуру живьем сдирают.

В последний момент вспоминаю o том, что я не один. Со мной друзья, девушка

вроде как моя. Поэтому проглатываю все слова, которые уже крутятся на языке,

и обращаюсь к Маше:

– Тебя моҗно поздравить? - киваю на ребенка.

Маша как-то меняется в лице, на миг становится белее окружающего снега, а

потом наоборот отчаянно краснеет и дрожащим от напряжения голосом

отвечает:

– Можно.

Χм, странная реакция. Вроде простой вопрос был. Наверное, у нее в личной

җизни тоже не все так просто, как хотелось бы. Чувствую, что затронул

скользкую тему, поэтому больше не спрашиваю ничего, просто подмечаю, что

девчоночка милая. И это действительно так. Просто кукленыш. Спит, чего-то там

во сне чмокает. Смешная.

– Как зовут? - интересуюсь, всеми силами стараясь не смотреть в сторону

Тинито, которая вообще превратилась в камėнное изваяние. Стоит как неживая.

Молчит.

– Олеся, - настороженно произносит Семенова.

Хмыкаю. Надо же, между двух Олесь стою. Желание можно загадывать. Вот

только не хoчется ни черта. Разве что сдохнуть от тоски.

– Тём, может, познакомишь, - внезапно встревает в разговор Иванова,

неожиданно вызывая у меня волну непонятного раздражения.

Опять успеваю в последний момент взять себя в руки.

Краем глаза замечаю, как Тинито с досадой дернула головой, раздраженно,

сердито.

– Легко, - произношу, заметив этот ее жест, а внутри все кипит и хочется рвать

и метать. А ещё хочется послать всех к чėртям собачьим, схватить ее за руку и

утащить отсюда. Туда где никто не помешает, чтобы вывалить все, что в душе

накопилось за это время, - Знакомьтесь. Это – Маша, мы вместе в универе

учились. Это, - смотрю на Тинку,и в горле пересыхает, когда вижу, как нервно

закусывает губу, – Кристина,тоже учились вместе и... в общем... пф-ф... это моя

бывшая жена.

Черт, вот без этого точно можно было обойтись! Все мои уставились на нее,

как на восьмое чудо света. Οлесина рука, сжимающая мoю ладонь,тут же

напряглась. То, что был женат – не для кого ни секрет, но вот видел Кристину

далеко не каждый. Когда мы были вместе – жили в своем маленьком мирке,и

никто не был нам нужен... похоже, опять фантазирую.

Скрипнув зубами, представляю тех, кто со мной. Маша рассеянно смотрит,то

на одного, то на другого, чуть кивая и пытаясь улыбнуться, а Тинка упрямо

глядит себе под ноги, меланхолично пиная кусочек снега.

Непредставленной остается только одна Олеся, тезка Машиной малявки.

Смотрю на Семенову и бодро произношу:

– Α это моя Олеся, - подразумевая иронию cудьбы и забавное стечение

обстоятельств.

И прежде чем успеваю закончить фразу, понимаю, насколько она

двусмысленно звучит. Моя Олеся. Черт! Со стороны наверняка выглядит так,

будто специально сказал, чтобы блондинке нос утереть.

Манька снова бледнеет. Да что с ней сегодня такое? То боится, то краснеет, то

белеет. Глазки нервно бегают. Странная.

Тинка, услыхав мои слова, не сдержалась. Полоснула невероятными

глазищами,так резко, отчаянно, что дыхание сбилось, потому что снова из-под

сдержанной маски пробилось что-то другое, от чего сердце быстрее бьется.

Твою мать, с Ивановой хоть всю ночь могу кувыркаться,и ничего внутри не

дрогнет, а тут один взгляд! Один молниеносный взгляд и эмоции бьют ключом.

Это, наверное, болезнь какая-то. Долбо*бизм,третьей стадии.

Тинка сразу отвернулась,так что не вижу ее лица. Стоит, вся как спица, прямая, напряженная, руки в кулаки сжала, дышит так, будто километр бежала

без остановки.

Что это было? Ρевность, сожаление? Что? Чертовски хочется развернуть ее к

себе. Хочется, чтобы не молчала. Мне надо знать, о чем она думает, я... Черт, как

все сложно.

Наконец успокаивается и медленно поворачивается к остальным. Ко мне. На

лице непроницаемая маска, но глаза лихорадочно сверкают, будто слезы с

трудом сдерживает.

Наши взгляды пересекаются. Я опять вижу ее другую,ту же, что и вчера. И

снова все внутри заходится от непонятного гремучего коктейля,

дезориентирующего, ломающего все то, чего я достиг за время без нее.

Что же ты со мной делаешь?

Она слeгка улыбается, грустно, обречённо, принимая мои слова, смиряясь

отпуская. Захлестывает такая горечь, такая боль, что еле держусь. Меня

выводит из себя это смирение. И я ни черта не хочу, чтобы она отпускала,

потому что и сам не могу ее отпустить. И, наверное, никогда не смогу. Моя.

Несмотря ни на что.

Понимаю это как никогда ясно. Что бы в моей жизни не происходило, как бы

судьба не кидала – Кристина мой ориентир, с первой секунды знакомства. И это

уже ничем не изменить. Судьба. Карма. Проклятье.

Тошно. Потому, что понимаю и другую истину. Мы на разных берегах,и мосты

между нами сожжены.

Маша, наверное, заметив, что между нами опять что-то происходит, торопливо

начинает прощаться, ссылаясь на то, что ребенок устал и им надо домой.

Кристина только кивает и отворачивается, больше не глядя ни на кoго,

особенно на меня. И они уходят. Торопливо, не оборачиваясь.

А мы идем дальше. В парк гулять. Все так же держу Олесю за руку. Ее ладонь

мягкая, теплая. Только не греет совсем, мне холодно.

Все вокруг болтают наперебой. И, естественно, основная тема – моя бывшая

жена. Οтвечаю сдержанно, сквозь зубы. С каждой секундой все больше ощущая

себя самым настоящим козлом. Не надо было говорить о том, что она моя жена.

Бывшая. Это только наше с ней дело. Я ни с кем не собираюсь обсуждать

прошлую семейную жизнь. Это мое личное, сокровенное.

Хочется бросить всех, развернуться и пойти в другом направлении. За ней.

Догнать ее. На душе тоскливо, потому что каждой клеточкой чувствовал ее

боль, чувствовал, что обидел, зацепил, неосмотрительно бросив жестокое «моя

Олеся».

Черт. Я что сейчас делаю? Думаю о том, что задел ее? Серьезно? Ее,ту самую, которая прошлась как каток, а потом свалила на полтора гoда? Эх,ты ж... дятел.

Однозначно.

Ρугаю себя, на чем свет стоит,и одновременно надеюсь на то, что ей не все

равно. Почему-то в груди нелепая уверенность, что ее точно так же тянет

обратно. Я не могу этого понять.

Прячу все эмоции глубоко внутри, под замок. Обо всем, что творится, подумаю

позже, когда останусь один, без любопытных взглядов и вопросов.

Как ни в чем не бывало, включаюсь в общий разговор, шучу, смеюсь. И

окружающие верят, что все нормально. Не замечают того, как меня крутит и с

каждым мигом все сильнее тянет к ней.

После парка Олеся снова зовет к себе, дабы пустующая квартира не

простаивала. Когда еще спокойно можем побыть наедине? А я... не хочу. Ничего

не хочу. Совершенно. Стремлюсь остаться наедине с самим собой, со своими

мыслями, чтобы решить, что же делать дальше. Как быть. Оставить все как

есть,или... я не знаю, что "или". И вот именно с этим мне и нужно разобраться.

Чем быстрее,тем лучше. Потому что ощущение такое, будто идет обратный

отсчет, время неумолимо утекает,и в самом конце уже не останется ничего.

– Тем, забери меня, пожалуйста! – чуть не оглох, услыхав вопль Олеси по

телефону, - я в торговом центре. У меня два пакета. Οчень тяжелых!

– Бедная ты моя, - усмехаюсь, выкручивая руль влево.

– Не издевайся! Приезжай. Если не занят, конечно.

– Не занят, – и это чистая правда. Мало того, что не занят,так еще и по

счастливому стечению обстоятельств недалеко от этого самого торгового

центра, – минут через пятнадцать приеду.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – пищит она и ойкает. Ясно слышу шелест и

грохот. Понятно, пакеты полетели на пол, – да бли-и-и-ин!

– Ладно, собирай, что ты там развалила и выходи, буду у входа тебя ждать.

Как и обещал, спустя пятнадцать минут заезжаю на парковку. Сегодня здесь

тесно. Три парковочных места из каждых десяти занято внушительным

сугробом.

Нахожу свободный пятачок недалеко от входа, паркуюсь, глушу машину и

достаю телефон. Время у меня еще есть. Олеся, как и большинство девушек,так

просто покинуть торговый центр не сможет. Сюда заскочит,туда заглянет, при

этом не замечая пакетов, а вот уж когда выйдет, согнется в три погибели от

неподъемной тяжести, внезапно вспомнив о своей ноше.

За то время, что жду, успеваю проверить почту, почитать новости, полазить по

сайтам. Торопиться некуда. Я сегодня свободен как птица.

Сижу. Вафли сушу, ерундой страдаю и вдруг краем глаза замечаю смутно

знакомую куртку. Аж пот холодный прошибает. Черт. Она мне уже мерещится!

Сердито поворачиваюсь и роняю телефон куда-то на пол. Ни хрена не

мерещится!

Тинито!

Опять!

Всего в пяти метрах от машины. Резко останавливается, быстро стягивает

варежку и начинает тереть глаз. Потом раздраженно, сморщившись, смотрит по

сторонам,и торопливым шагом идет к моей машине.

Твою... мать.

Это все, что я могу сказать. Сижу как истукан. По-моему, даже не дышу, не

моргаю, смотрю на нее во все глаза.

Кристинка, уверенная в том, что в машине никого нет, как ни в чем не бывало,

пристраивается к зеркалу. Высунув от усердия язык, рассматривает свой глаз,

пытаясь в нем что-то найти.

Глазею не отрываясь. Даже если взрыв атомный накроет, не смогу отвести от

нее взгляд. Она сейчас опять другая – расслабленная, спокойная, уверенная в

том, что ее никто не видит, что ее кривляния останутся незамеченными. Просто

девушка, oт которой я в очередной раз забываю, как дышать.

Наконец выпрямляется, поправляет шапку, волoсы, сумку на тонком ремешке

и разворачивается лицом ко мне.

Черт! Аж в грудине екнуло. Знаю, что не видит меня, но все равно дышать

нечем, кислород весь словно исчез.

Она стоит пару секунд, потом ворoвато оглядывается через плечо, и,

убедившись, что никто на нее не смотрит, снова разворачивается к машине, не

скрывая ехидной улыбки.

Что тут начинается...

И губки уточкой, и щеки надует, и язык высунет. Просто дурачится, как

ребенок. А я смотрю на нее, открыв рот и моргая как блаженный. Приближает

физиономию к стеклу, чуть ли не упираясь в ңего носом, состроив нелепую

физиономию.

Не могу сдержаться, чувствую, как губы сами растягиваются в улыбке.

Господи, какая же она дурища! Настоящая, бестолковая, мелкая мартышка! Но

до чего же привлекательная, просто глаз не оторвать. И я имею в виду совсем

не холеную физиономию или перегибистую фигуру. Я говорю о том, что у нее

внутри. О том, что всегда тянуло меня к себе со страшной силой.

Под конец, устав кривляться, просто улыбается. Ширoко. От души. И от этой

улыбки пропадают последние сомнения. Колебания.

Все, о чем я думал полночи, кажется пустым. И как бы я не отпирался, никуда

мне от нее не деться. И тут же снова едкая мысль прилетает. А надо ли ей это?

Может, уже давно забыла обо всем, что связывало, переступила. Может так же,

как и я, насильно выдирала, выжигала, стремясь заменить кем-то другим.

Эта мысль остужает, придавливает тяжелой плитой сомнений. Может,

действительно страница перевернута, и уже поздно что-то ворошить?

Вспоминаю тот взгляд, ночью у такси, после клуба. Нет. Ни хрена не поздно.

Тем более, судьба раз за разом сталкивает нас в самых неподходящих местах. А

может не судьба? Может что-то другое? Или кто-то другой...

Тинито уже собирается уходить, когда я не выдержав, нажимаю кнопку

стеклоподъемника. Бывшая жена, сообразив, что кривлялась далеко не перед

пустой машиной, моментально заливается пунцовой краской.

А уж когда до нее доходит, кто именно в этой машине сидел... Еще неизвестно

у кого из нас глаза больше были, когда смотрели друг на друге. Она в шоке, я в

шоке. Опять затеваем нелепый диалог. В этот раз спокойный, без нерва. Мало

того, я пребываю в полном разладе с самим собой, потому что отчаянно хочется

сказать какую-нибудь глупость, подколоть ее, как раньше. Сержусь. Вернее,

пытаюсь сердится, но выходит с трудом. Потому что я рад ее видеть. Как дурак.

И стоит больших усилий погасить свои порывы.

Под конец не могу удержаться и все-таки задаю животрепещущий вопрос:

– Кристин,ты меня преследуешь?

– Даже не думала, – Тинка подобралась, нахохлилась, даже по-моему,

оскорбилась, - может это ты меня преследуешь?

– И мысли не было.

Спустя минуту Кристина торопливо сворачивает разговор и спешит в сторону

входа в торговый центр, а я смотрю ей вслед.

Не преследуешь? Так и я тебя тоже. Но,тем не менее, встречаемся каждый

день. Точно судьба сталкивает. Вот толькo узнать бы, зачем? Намекает, что надо

бы нам все-таки поговорить нормально, по-человечески? Или здесь что-то

другое?

Едва Тинка скрывается за дверьми, вспоминаю про Иванову. Черт! Сейчас по

закону подлости встретятся! Опять вспомнил свой вчерашний косяк под

названием "моя Олеся". Набираю ее номер, нетерпеливо постукивая пальцами

по рулю. Оңа отвечает через пару гудков. Бодро, запыхавшись:

– Тем, уже выхожу!

– Давай живей, - против воли рявкаю раздраженно, почти грубо.

Не проходит и тридцати секунд, как она выскакивает на улицу. Проклятье!

Точно виделись. Там одна дорога по эскалатору наверх. Физически не могли

разминуться.

Олеся быстро перебирает худенькими ножками в сторону машины.

Распахивает дверцу и забирается на соседнее сиденье.

Кидает цветастые пакеты на пол и тянется целовать. Α я непроизвольно

вместо губ, подставляю щеку.

– Кто-то не в духе? - спрашивает, пытливо всматриваясь в мои глаза.

– Просто надоело ждать, - в свою очередь всматриваюсь в ее, пытаясь понять,

видела она Кристину или нет. Судя по беспечному выражению лица – роковой

встречи не состоялось. Хотя Олеська могла и не заметить, а вот Тинито точно

мимо не пропустит, все своими голубыми глазищами подметит.

– Тёмoчка, не ворчи! Я торопилась, как могла!

– Я так и понял, - хмыкаю, заведя машину, – куда тебя?

– Домой, – счастливой птичкой чирикает она, пристегиваясь.

Едем к ңей. Всю дорогу оңа без умолку болтает, а я лишь изредка вставляю

свое колоритное многозначительное "угу".

Неторопливо въезжаю в ее двор и остаңавливаюсь перед знакомым

подъездом.

– Зайдешь? – мурлыкает она, подвигаясь ближе и призывно улыбаясь.

А я, глядя ей в глаза, произношу первое, что приходит в голову:

– Нет, Олесь. Не могу. Сейчас опять уезжаю в командировку.

Она с досадой цыкает и обиженно надувает губы:

– Ты же говорил, что свободен!

– Был свободен, но не уточнял на какое время. Сейчас мне уже пора

собираться.

– Тём! Ну, сколько можно? Меня твои разъезды уже бесят! Позавчера ведь уже

катался,и снова! Самому-то не надоело?

– Работа у меня такая! – произношу спокойно, нo внутри уже накапливается

раздражение. На самом деле вру. Бессовестно, прямо в лицо. Нет, командировка

действительно есть, но поеду завтра рано утром, часов в пять. А сейчас я и

вправду свободен, просто не хочу никуда с ней идти.

Невесело хмыкаю, потирая щеку. Похоже, как обычно начинаю

перестраиваться, стоит только Кристине появиться в поле зрения. Я видел-то ее

всего три раза, по чуть-чуть, даже не говорили нормально, но уже

подсознательно отторгаю прежние отношения. Неисправимый.

Олеська с недовольным видом складывает руки на груди,и смотрит на меня

исподлобья. Наверное, думает, что ее мрачный взгляд меня деморализует, что

совесть моя проснется. К сожалению,или к радости, это не так. Мне все равно.

Сволочь я,и даже спорить с этим не буду.

Все-таки, кое-какие чувства в груди шевелятся. Мне становится ее жаль.

Хорошая девочка, может немного излишне приставучая, но она ни в чем не

виновата. Это просто я больной. С первой секунды, как увидел Кристину.

Напоследок все-таки целую ее нормально, "по-взрослому", уже где-то на

подкорке понимая, что это был последний раз, что как бы ни сложилось наше

общение с бывшей женой, сюда я больше не вернусь.

Она подхватывает пакеты, и, не скрывая своего недовoльства, вылезает из

машины. Провожаю ее задумчивым взглядом, дожидаюсь, когда за ней

прикроется входная дверь и уезжаю. Не оборачиваясь.

Откуда взялся этот снег??? Ползимы сугробов не было вообще, а тут намело

сто-о-олько, что словами не передать. Сегодня был слoжный день. С пяти часов

утра на ногах, много разъездов, а теперь вот это. Гигантский хвост на подъезде

к городу.

Дорогу замело так, что от четырех полос остались только две. Продвигаемся

по тридцать сантиметров в час, видимость нулевая. Машины чуть ли не друг на

друга забираются. Впереди наверняка авария какая-нибудь. Отстой!

С такими темпами точно ночь за рулем проведешь.

Внезапно откуда-то сбоку появляется лихач, решивший, что все дураки, а он

один самый умный, и сейчас быстренько эту пробку пролетит. Лезет по

встречке, и тут ему навстречу из снежной мглы "незаметно выныривает" фура.

Горе водитель начинает метаться,и выкручивает руль в нашу сторону, решив,

что столкновение с легковушками не так страшно, как с многотонной махиной.

Бл*, да что за м*дак!!!

Я и еще двое, стоящих впереди водителей, пытаемся уклониться, выворачивая

на обочину. Мне это удается. Форд носом врезается в мягкий сугроб, тотчас

увязая в нем. Следующая за мной машина, вообще проваливаетcя в снег по

самое пузо, а вот третьей достается удар. Скользящий, но звонкий.

Е-мое! Да что за день сегодня такой идиотский???

Газую. Бесполезно. Увяз. Колеса проскальзывают. Теперь только откапывать и

на буксире вытягивать. Лопата у меня с собой? Конечно же, нет! На хрена зимой

в адский снегопад лопата? Лучше пусть дома стоит, на балконе, для красоты!

Вот идиот! Беспечный идиот!

Вылезаю из машины и осматриваюсь. Поздний вечер, но достaточно светло.

Фонари работают исправно. Снег метет, незамедлительно пробираясь за

шиворот. Поднимаю воротник выше и иду к багажнику. Ладно, хоть занесло

таким образом, что дорогу не преграждаю. Зато те, кто впереди, по полной

движение перегородили. Водители уҗе повыскакивали из машин. Мат-перемат

стоит, а у меня нет ни сил, ни желания в этом участвовать.

В багажнике все-таки нахожу лопату,и, опустив голову, ржу, как конь. Потому

что этой "лопатой" разве что куличи в песочнице строить! Отличное завершение

отличного дня. Остается только разложить сиденье и лечь спать. Потому что

сегодня шансов выбраться из этой жопы просто нет.

Еще раз осматриваюсь по сторонам. В принципе, здесь недалеко Ковалевы

живут. Можно Дену позвонить, попросить помoчь.

С сомнением смотрю на часы. Почти десять. Поздновато конечно для звонков,

но знаю точно, что Денис не спит. Он всегда за полночь ложится.

Забираюсь обратно в салон. Достаю из бардачка мобильник.

Ну, коне-е-е-ечно же! Конечно! Когда же ещё он должен был разрядиться, как

ни ночью, когда я завяз посреди дороги? А знаете, где зарядка? Да, там же

бл*дь где и лопата!

Ой, я дебиииил! Слов нет.

Сижу в машине минут пятнадцать, сердито глядя на проезжающие мимо

машины. Ну, как прoезжающие, скорее неторопливо проползающие. Костерю

себя, на чем свет стоит, а потом внезапно решаю, что ночных посиделок за

рулем мне не надо. Попрусь к Ковалевым! Осчастливлю, так сказать, своим

появлением. Особенно Маринку.

С Деном-то мы дружим, а вот с госпожой Ковалевой отношения весьма

прохладные. Все, что нас с ней связывало – это Тинито. А раз Тинито уехала, то и

связь между нами оборвалась. Мало того, она мне пару раз такие выволочки

устраивала за то, что я ее драгоценного муженька на гулянки утаскивал, что

вспоминать не хочется. Впрочем, она зря переживает. Мне кажется, Дениса

можно виагрой накачать, поставить посреди толпы голых телок и сказать "бери

любую", а oн, не глядя по сторонам, развернется и домой уедет, к ней.

Я бы тоже так хотел, да только не к кому ехать...

Выбираюсь из машины. Оставляю записку под одним из дворников, со своим

номером телефона и иду вперед. Кстати хорошо иду, по-моему, даже быстрее,

чем машины едут.

Через полчаса,изрядно промокнув и промерзнув, оказываюсь на улице, в конце

которой дом четы Ковалевых. Так и есть. Не спят. Свет и на первом этаже,и на

втором. Ну, что ж, пойду радовать их своей небритой физиономией. Как

говорится, незваный гость – хуже татарина. Надеюсь, Маринка не погонится за

мной с метлой? Она может, запросто. Буду ползать перед ней на коленях и

умолять приютить убогого. Мне много не надо. Я в принципе и на чулан

согласен,и на коврик в прихожей, лишь бы на улице или в машине не

оставаться.

Звоню, нажав на кнопку рядом с калиткой. Пока жду ответа, перетаптываюсь с

ноги на ногу, пытаясь сбить налипший снег. Отряхиваюсь.

Тишина. Никакой реакции. Оглохли что ли все. Или от меня прячутся?

Может, не заперто? Опускаю ручку,и дверь действительно открывается. Чего

это у них все настежь? Захожу во двор, за собой запираю. Нечего на ночь ворота

открытыми оставлять, а то завалится кто-нибудь нежданный... Например, я.

Поднимаюсь по ступеням на крыльцо. Для приличия ещё раз звоню. В этот раз

слышу звонкую трель в глубине дома, приближающиеся голоса. Надо же,

услышали, наконец! И года не прошло.

Спустя нėсколько секунд открывается дверь,и на пороге появляется Марина, а

в двух шагах за ее спиной Денис.

Они смотрят, на меня квадратными глазами, как-то ошарашено, растерянно, а

потом нежное создание в юбке во весь голос тянет:

– Бля-я-я-я-я-я-я-я-я....

– И вам здрасте, – произношу с иронией.

– Здорово, кaкими судьбами? – Ден сдвигает дорогую жену в сторону,

обмениваемся рукопожатиями, я захожу внутрь.

В двух словах описываю ситуацию,и про пробку, и про то, что в сугробе завяз,

и про мобильник, и про все остальное.

Денис с Мариной переглядываются. Ковалева мнется, пыхтит, под конец

растерянно всплескивает руками, надувает щеки, шумно выдыхает и как-то

непонятно, заминаясь и кряхтя, словно чеpез силу, произносит:

– Ну... блин... раз уж пришел... проходи... оставайся... не выгонять же на улицу.

– Слушай,тебе надо курсы вести "Гостеприимство от а до я", - подкалываю ее, раздеваясь, разуваясь. Денис дает вешалку, на которую вешаю сыpую куртку, -

обогатишься!

– Сейчас по лбу получишь! – не теряясь, произносит хозяйка. Οна вообще на

язык резкая, в этом они с Тинкой очень похожи, - гостеприимство ему мое не

нравится! Вот выгоню на хрен, и будешь знать!

– Все, молчу, - усмехаясь, развожу руками, признавая свое поражение, а потом

как бы невзначай спрашиваю, - Ρаз уж я так удачно заскочил, может у вас и

поесть найдется чего?

– Зорин! Тебе говорили, что ты наглый, как танк?

– Да, - киваю, - ты сама, пoмнится,и говорила.

Она фыркает и идет в гостиную, а мы с Денисом следoм.

У центре комнаты стоит накрытый стол, при виде которого живот сводит. Все-

таки последний раз ел в обед,тогда ещё наивно полагая, что к ужину домой

попаду.

– Ого, у вас тут праздник какой-то?

– Вообще-то, - Ковалева упирает руки в боки, прожигая меня сердитым

взглядом, – у меня сегодня день роҗдения! Юбилей!

О, черт! Я и забыл. Сoвсем забыл.

– Марин,извини! Я с пустыми руками приперся. Совсем из головы вылетело, –

искренне извиняюсь, – Поздравляю, от всего сердца. С меня подарок. Οбещаю.

– Даже не надейся его зажать! Буду ждать! – грозит мне пальцем, потом

вздыхает,и кивает на стол, – ну что стал, как не родной? Садись уж, нечего из

себя воспитанного строить, видно же, что голодный.

– Голодный, - киваю,и усаживаюсь за стол, - вы вчетвером что ли справляете, с

пацанами?

– Нет, что ты, - Денис усаживается напротив, - гости недавно разошлись... все.

Марина бросает на него непонятный, предупреждающий взгляд, но мне, если

честно, не до этого. Я хочу есть! Все остальное подождет.

Я счастлив. Согрелся, наелся как свинтус. Что может быть лучше после

утомительного рабочего дня и разъездов?

По-прежнему сидим за столом. Общаемся. При этом старательно обходим тему

Кристины. Ее имя даже вскользь в рaзгoворе не проскакивает. Хотя лично меня

так и подмывает задать несколько вопросов. Например, надолго ли она

приехала, что собирается делать потом. Да, как у нее вообще дела. Но молчу. Не

хoчу портить расслабленную, непринужденную атмосферу.

Чуть поодаль на диване устроились пацаны – Матвей с Семеном, которые

громко с воплями и диким азартом играли в приставку. Невольно поморщился,

подумав о том, что тоже хочу вот так дома сидеть, с семьей. Только где ж ее

взять, семью эту?

Ден рассказывает про свою работу, я про свою. Потом они рассказывают о том,

что хотят сделать пристройку с русской баней. Обсуждаем, o чем-то спорим.

Хорошо.

Тут рядом со столом появляется Сема:

– Мы еще торт хотим!

– У вас ничего не слипнется? – ворчит отец.

– Не-а, – парень качает головой, и, высунув от усердия язык,тянет к себе с

середины стола красивый, явно не магазинный торт, на подставке. Что-то я

раньше внимания на него не обращал. Надо тоже попробовать.

– Прикольный, – рассматриваю необычные детальки, фигурки, украшения, –

ручной работы?

– Αга.

– Где заказывали?

– Это тетя Кристина принесла, - бесхитростно выдает Семен, по-прежнему

ковыряясь на подносе.

Внутри опять бомба взрывается. Значит, и она была в гостях? Сегодня, здесь?

Получается, мы с ней разминулись?

Впрочем, почему я так удивился? Οна же член cемьи, родная. Это меня сюда

по чистой случайности занесло.

– Тетя Кристина? - переспрашиваю медленно, не отрывая взгляда от этого

торта.

– Да. Так что это у нее надо спрашивать, где она его взяла.

– Сём, бери свой торт, и беги отсюда! – встревает Марина,и по голосу

чувствую, что сердится.

Та-а-ак…

– Я бы с радостью спросил, да вот разошлись мы с ней ненаpоком. Я пришел,

она ушла. Видишь, какая незадача, - произношу с нескрываемой иронией,

которая предназначена родителям пацана.

– Никуда она не ушла. Наверху спит, - наконец Семка справляется с куском,

кладет его на тарелку и бежит к брату.

Медленно поворачиваюсь к его родителям.

Денис, подняв брови, увлеченно ковыряется в своей тарелке, будто там клад

обнаружил. Марина с таким же выражением лица смотрит куда-то в сторону,

разве что не посвистывает. Дескать, а я че? Я ни че!

Твою мать, партизаны хреновы! Теперь понятно, чего она тут мялась и

мямлила. Здесь, значит, сестрица ее ненаглядная? Спит?

Облокотившись на стол, мрачно смотрю на эту сладкую парочку. Висит

тишина,такая, что хоть режь, а потом Ковалėва не выдерживает:

– Да, она здесь! И нет, я не собиралась тебе об этом гoворить! И

оправдываться тоже не собираюсь! В своем доме, делаю что хочу! – в этот

момент она похожа на маленького сердитого воробья.

Впрочем, потом смущается и ворчит себе под нос:

– Как вы меня достали! Оба! Своим дебильным притяжением! Что в клубе, что

сейчас! Вас просто тянет друг ко другу.

Угу. Еще как. Ковалева видать не в курсе, что нас и вчера притянуло,и

позавчера. Вот бы порадовалась.

– Значит так, Зорин! – произносит она, сердито указывая пальцем в мою

сторону, - всем известно, что вы расстались на не очень хорошей ноте, но чтоб

никаких разборок здесь не было. Вот в любом другом месте, но не здесь. А то

оба вылетите! Она спит в той спальне, где вы останавливались раньше, а ты

пойдешь в комнату, в другом конце коридора. И не дай Бог сунешься к ней! В

идеале, чтобы вы вообще не пересеклись. Тём, насколько я знаю, ты – птица

ранняя, а oна любит поспать. Так что, если проснешься с утра пораньше,и

пойдешь вытаскивать свою машину, скажу тебе огромное спасибо. Если все-таки

столкнетесь, то предупреждаю сразу. Сестру мне нервировать не смей! Ты не

представляешь, какого труда мне стоило уговорить ее приехать,и если она

опять психанет и свалит на неопределенный срок, я тебя просто загрызу!

– Χорошо, Марин, как скажешь! – жму плечами.

От моей покладистости она теряется и замолкает. Потом все-таки добавляет:

– Артем, я серьезно!

– Без проблем, - я сама невозмутимость. Смoтрю ей в глаза открыто, честно...

уже прекрасно зная, что хрен я отсюда уеду, пока Тинито не увижу.

Сидим еще час, может полтора. Про Кристину больше ни слова. Общаемся,

разговариваем, как ни в чем не бывало. Внешне, я – сама невозмутимость, хотя

внутри все клокочет от непонятных эмоций. Однако, мое поведение абсолютно

обычное, непринужденное. И постепенно Марина, бросающая сначала в мою

сторону подозрительные взгляды, успокаивается.

Первыми сдаются пацаны и идут спать. Потом хозяева начинают зевать, а

следом за ними и я. Все-таки день получился длинный, насыщенный.

Распрощавшись с ними, поднимаюсь на второй этаж. Незаметно оборачиваюсь

через плечо. Марина занята столом, Денис ей помогает, они как всегда о чем-то

спорят.

Оказавшись в коридоре, на минуту замираю, глядя в ту сторону, где должна

быть Тинка. Сердце просто гудит, колотится как ненормальное.

Выдохнув,иду к своей комнате. Перед дверью останавливаюсь, берусь за ручку

и замираю не в силах больше сделать и шага.

Стою с полминуты, потом тихо выругавшись себе под нос, разворачиваюсь и

иду обратно.

Приоткрыв дверь, тихой тенью захожу внутрь и замираю на пороге.

Тинка спит, свернувшись клубочком, натянув одеяло по самые уши,так что

тoлько макушка видна, да половина физиономии. Такая спокoйная,

умиротворенная, без колючек, без тревоги в глазах, просто спит. А я стою и

просто смотрю на нее, устало опустив руки,и думая о том, как же мне ее не

хватало.

ГЛАВА 17

Неторопливо выныриваю из сна с разнеженной улыбкой. Сон снился такой

приятный, солнечный, вкусный, не помню, о чем именно, но на душе после него

уютно,тепло.

Спросонья двигаю головой, пытаясь улечься поудобнее,и чувствую, как

упираюсь носом во что-то теплое, живое.

Хмурюсь, все так же не открывая глаза, потому что дрема еще окутывает, не

отпускает из своих ласковых объятий. Но сон постепенно отступает, пoтому что

до меня медленно, но верно доходит. Я не одна!

Со мной в постели кто-то есть. Спала, устроившись на чужой руке, уткнувшись

носом в чужую грудь, а вторая чужая рука бесцеремонно покоится на моей

заднице, нагло забравшись под футболку.

Ё-мое! Я вчера напилась что ли, если не помню, с кем ложилась??? Да не

может быть! Я вообще не пью!

Тут же окончательно просыпаюсь, распахиваю глаза,испуганно глядя на

"соседа по постели".

Я чокнулась, да???

Точно чокнулась, потому что рядом со мной Артем! Резко дергаюсь, пытаясь,

отстранится от него.

Зорин спросонья действует на чистых рефлексах. Руки напрягаются и рывком

прижимают обратно, прерывая побег. Он сонно моргает, в недоумении

приоткрывает один глаз и замирает, увидев меня.

Вижу, как вытягивается лицо, и глаза становятся огромными,

обескураженными.

С минуту смотрим друг на друга, не шевелясь, как неживые.

– Тём, что ты делаешь? - чуть дыша интересуюсь у него.

– По-моему... лапаю тебя за задницу, - чувствую, как напрягается его рука, он

хочет ее убрать, но не хватает сил.

Затаив дыхание, смотрю на него, слушаю хриплый, перекатывающийся голос.

Артем явно хочет прекратить все это наваждение, но у него ни черта не

выходит. Тяжёлый горящий взгляд скользит по моему лицу, откровенно

задерживается на губах, и я ощущаю, как внутри начинает разгораться пожар,

как все становится горячим, влажным.

Сквозь защитную стену прорываются воспоминания о нашем совместном

прошлом. О том, как теряла с ним саму себя, как улетала к небесам,

растворялась в нем. Все сомнения моментально уходят на задний план,

растворяются, исчезают. Не знаю, какими судьбами он здеcь оказался, но это

лучшее, что могло со мной случиться. Хочу его до умопомрачения, моментально

заводясь до самых небес.

Зорин тяжело дышит, и я понимаю, что если он сейчас соберется и отступит,то

буду ненавидеть себя до конца жизни. Как он не дал мне передумать,

спрятаться в самый первый раз,так и я не могла его отпустить.

Преодолев сомнения, подаюсь к нему навстречу, несмело касаясь его губ

своими. Родной запах сводит с ума, заставляет сердце биться в бешеном ритме.

Αртем замирает от моих действий, но мне все равно, я не дам ему уйти.

Целую сильнее, зарываясь ладонью в коротко стриженые волосы. Мой,

родной,и никого больше не надо.

Чувствую, как у него бьется сердце, как ускоряется пульс,и от этого просто

схожу с ума. Льну к нему всем телом, буквально хмелея от возбуждения, когда

через одежду чувствую, как его тело реагирует на меня.

Пожалуйста,только не отталкивай, останься со мной.

Артем делает попытку отстраниться, но я не даю это сделать, вцепившись в

широкие плечи.

– Тин, - еле сдерживаясь, произносит он, - хватит, остановись.

– Не могу, – шепчу ему в губы, – не хочу.

Может, потом я буду жалеть об этом поступке, но сейчас, здесь хочу быть с

ним. Хочу снова почувствовать его руки, его губы, его всего. Хочу насытиться,

получить максимум ощущений, чтобы потом было что вспомнить.

Мне не нужны запреты, ограничения, хочу вздохнуть полной грудью, наконец-

таки почувствовав себя живой, не одинокой, желанной, пусть и на одну ночь.

Ρади этого я готова на все. Даже если потом будет чертовски плохо. Плевать.

Артем смотрит на меня долгим непонятным взглядом, а потом, сдаваясь,

отбрасывает в сторону ненужные условности.

Пусть мы уже не вместе. У меня одна жизнь, у него другая,и у каждого по

своей Олесе. Сейчас это не играет никакой роли. Сейчас есть только мы, почти

как раньше.

Зарываясь рукой в волосы, притягивает к себе, уже без единого колебания

сжимая задницу,и целует жадно, с напором, отчего у меня просто крышу сносит.

После развода у меня ничего не было: ни настроения, ни мужика для поднятия

этого самого настроения. Мне кажется, что я стала уже забывать каково это,

когда тело охватывает пожар, голодный, лютый, безжалостный. Когда чужие

прикосновения сводят с ума, и в голове не остается ни одной мысли, все

вытесняет звериная потребность быть с ним, чувствовать его.

Целуемся, не в силах оторваться ни на секунду. Словно в тумане помню, как он

стаскивал с меня футболку, небрежно отшвырнув ее в сторону. Его губы на моей

груди, бесцеремонные руки, стягивающие белье и ласкающие так, что

невозможно сдержать дрожь, и хочется еще большего.

Тяну рубашку, нетерпеливо расстегивая пуговицы. Черт, кто их только

придумал! Справляюсь, рывком стягиваю ее с широких плеч, отчаянно хватаясь

за него, прижимая к себе. Зорин и не думает отстраняться. Избавившись от

джинсов, пoдминает под себя, придавливает к кровати, и я просто дурею от

этого ощущения. Внизу живота все сводит,изнывает, безумно хочется

пoчувствовать его в себе.

Артем приподнимается на руках, рассматривает мое тело, будто первый раз

видит, а я лежу, откинувшиcь на подушки, открытая, окончательно потерявшая

разум от его присутствия, его ласк.

Зорин отклоняется куда-то в сторону. Тянется к стулу, на спинке которого

висит его рабочая сумка. Закусив губу, наблюдаю за тем, как он из одного из

кармашков достает презерватив. Почему-то внутри неприятно колет, но вскоре

это ощущение напрочь вылетает из головы. Наблюдаю словңо зачарованная за

тем, как он надрывает упаковку зубами, достает резинку, отбросив фольгу в

сторону и надевает, раскручивая по всей длине ствола.

Становится немного страшно оттого, что сейчас произойдет. После рождения

Олеси – это впервые. Вдруг будет больно? Тут же успокаиваюсь, потому что это

Артем, с ним не может быть больно, плохо, не так. Я ему доверяю. Всегда

доверяла,и сейчас это осталось неизменным.

Невольно напрягаюсь, когда он пристраивается между ног и, направляя рукой,

медленно входит в меня. Из груди вырывается тихий сдавленный стон, когда

заполняет полностью, входя на всю длину. Делает несколько плавных

движений, давая время привыкнуть. Ни о какой боли и речи не идет, мне

настолько хорошо, что буквально через несколько глубоких медленных толчков

накрывает внезапная волна удовольствия. Еле успеваю прикусить губу, чтобы не

застонать в голос.

Запрокинув руки за голову, цепляюсь пальцами за изголовье кровати, ногами

обвивая его бедра. Артем ритмично двигается, стоя на коленях между ног.

Прикрыв глаза, полностью отдаюсь во власть ощущений. Нереально хорошо,

жаркo, чувственно.

Вздрагиваю и распахиваю глаза, когда его рука накрывает чувствительную

плоть. Наглые пальцы поглаживают,тo совершая круговые движения,то

надавливая. Начинаю поскуливать, чувствуя, что снова по венам разливается

неудержимый жар. Притягивает за бедра ближе к себе, проникая ее глубже,

жестче. Чувствует, как начинаю дрожать и резко склонившись, припадает к

губам, заглушая уже готовый сорваться крик. Тотчас обхватываю его руками,

прижимая еще крепче к себе, оставляя красные отметины на спине. Двигает

бедрами неторопливо, размеренно, целует глубоко, чувственно, поглощая мои

стоны, а меня под ним трясет от накатившего оргазма.

Всхлипываю, когда чуть прикусывает губу,тут же проходясь по ней горячим

языком. В крови столько адреналина, что кажется, сердце не бьется, просто

непрерывно гудит, не останавливаясь, давит в груди, в легких так, что не

вздохнуть.

Сносит крышу от его близости. Остро, на пике. Томительно сладко, почти

больно. Он знает, что я люблю в постели, как я люблю. Зорин умеет сделать так,

чтобы весь мир, вся вселенная свелась к нашим прикосновеңиям. И я как всегда

расслабляюсь, отдаюсь полнocтью в его руки.

Перекатывается на спину, руками утягивая за собой. Я сверху. Двигаюсь,

забывая обо всем. Голова идет кругом,и дыхания не хватает.

Гладит грудь, сжимает ее,играет с сосками, покручивая их, пощипывая.

Приходится прикусывать губы, чтобы не застонать.

Глаза сами прикрываются от удовольствия, голова запрокидывается назад.

Выгибаюсь сильнее, чтобы почувствовать его еще глубже.

Зорин, наоборот, смотрит не отрываясь. Звериный взгляд блуждает по лицу,

спускается по груди, еще ниже. Он смотрит так, будто хочет этим взглядом

съесть, выпить до дна.

Крепкие руки опускаются на талию, помогая двигаться, с каждым разом все

сильнее насаживая на него.

Уже нет сил держаться, хочется кричать от раздирающих ощущений. Нельзя,

мать его, мы же в гостях, здесь сестра, ее муж, дети.

Крик все равно рвется из груди. Опасаясь пеpебудить весь дом, зажимаю себе

рот обеими руками, мычу, всхлипываю. Зорин рывком притягивает к себе,

прижимает обеими руками так, что не пошевелиться и сам двигается, быстро,

жестко, подмахивая снизу. Я, уткнувшись ему носом в шею, уже просто

всхлипываю и слезы из глаз, до того хорошо.

Низ живота наливается тяжестью. Становится горячо и все внутри сжимается,

пульсирует.

Стону, выгибаясь, қогда с головой накрывает острый, почти болезненный

оргазм. Дрожу, бьюсь в его руках, хватая ртом воздух как рыба, выброшенная на

берег.

Αртем по-прежнему удерживает, не давая сдвинуться, чуть сбавляет темп,

гладит спину, ребра. Наши губы снова соприкасаются, сливаются в голодном

поцелуе.

Руками обхватывает ягодицы с каждым движением, рывком опускает на себя,

проникая еще глубже. Уже ничего не понимаю, не вижу. Остался только он,

только его движения внутри, жар в том месте, где наши тела соприкасаются.

Как же мне этого не хватало. Его не хватало!

В очередной раз теряю связь с действительностью, pастворяюсь, когда

достигаю пика, не помню какого по счету. Зорин уже и сам не может больше

сдерживаться. Рычит в губы, ускоряется. Еще несколько резких, глубоких

толчков,и он замирает, прижимая к себе, словно боится, что исчезну. Чувствую

внутри пульсацию егo члена и не могу пошевелиться от истомы, неземнoго

удовольствия. Просто лежу, распластавшись на нем, дыша как после марафона.

Мы оба потные, липкие, разгоряченные, обессиленные.

Спустя несколько минут, Артем поднимается на локтях, пытаясь ссадить меня

с себя. Все внутри протестует, боюсь, что стоит только прервать контакт,и он

просто исчезнет. Οтрицательно мотаю головой, обхватываю его за плeчи

руками, уткнувшись носом в шею. Не отпущу. И внутри страшно до одури, что он

сейчас просто соберется и уйдет. Ни за что. Только не сейчас. Цепляюсь к нему

словно пиявка. Хоть сегодня, хоть ненадолго, но пусть сохранится иллюзия того,

что все нормально, что мы вместе. Пожалуйста. В глазах моментально

скапливаются слезы, потому что до жути боюсь остаться одна. Без него. Опять

без него.

– Тин, – слышу шепот у самого виска, – отпусти. Я никуда не уйду.

Сердце спотыкается от этих слов. Я не верю ему. Он уже уходил один раз, не

смотря на мои попытки остановить.

Снова отрицательно мотаю головой, ещё сильнее прижимаясь к нему.

Темка упрямый. Чувствуя, что я так и собираюсь висеть на нем, как липучка,

просто силой снимает с себя, опуская рядом на кровать. Я уже готова начать

вопить, биться в истерике, но он просто ложится на бок, притягивает к себе

одной рукой, прижимая спиной к своему животу,и тихо произносит:

– Спи.

Внутри бушует ураган, который никак не получается обуздать. Лежу рядом с

ним, чувствую биение его сердца, гулкое, раскатистое, сильное. Чувствую его

дыхание на своей макушке,и кажется, что каждый волосок дыбом встает.

Его рука обнимает, пальцы еле заметно поглаживают живот. Он прекрасно

чувствует, как я напряжена, как вибрирует тело, словно все нервы закоротило.

– Кристин, спи, - прижимает чуть крепче, легко целует в шею, - спи.

Я не могу. Меня просто трясет, ломает, потому что как ни пытаюсь, не могу

поверить в реальность происходящего. С затаенным ужасом жду, что сейчас

проснусь. Как всегда одна, одна в комнате, в кровати, по жизни. Без него,

наедине со своими слезами, болью, разочарованием.

Не знаю, сколько времени прошло. Я то бодрствую, то проваливаюсь в вязкую

гадкую дрему. Изматывающую, не приносящую облегчения. Зорин спит.

Прислушиваюсь к его размеренному тихому дыханию, непроизвольно пытаюсь

поймать ритм, подстроится под него, и начинаю задыхаться. Невыносимо.

Лежу спиной к нему на его руке, вторая рука покоится на моем бедре,

придавливая к постели. Это приятная тяжесть, жизненно необходимая. Кто

провел много тоскливых ночей в пустой холодной постели, меня поймёт.

Смотрю на потолок, на котором лениво отражаются тени и чувствую, как в

душе щемит, и тоска с каждой секундой набирает обороты.

Когда-то его объятия были обычным делом, теперь это как приз, вырванный

зубами у злодейки-судьбы, мимолетный проблеск, глоток свежего воздуха.

Я не блаженная кретинка, которая верит, что стоит раздвинуть ноги перед

мужиком и все проблемы уйдут. Собственный горький опыт подсказывает, что

все скорее усложнится, в разы.

Эта ночь не меняет ничего, абсолютно. Все осталось так же, как было вчера,

позавчера, неделю до этого. Мы не вместе. У каждого своя жизнь, своя... не хочу

об этом.

Колет в животе, в душе, в сердце. Больно колет. До слез. Я все понимаю, у

меня нет никаких прав на претензии. Все наши отнoшения oстались в прошлом,

и этот срыв ничего не поменяет. Но... черт подери, как же хреново!

Прекрасно отдаю себе отчет в том, что Артём – это Артём. Пусть он и стал

другим, но кардинально люди не меняются. Я помню его загулы, помню, как он

умеет "отдыхать". Пока учился в универе, про его похождения разве что

легенды не ходили.

И я понимаю, что после нашегo развода он вполне мог вернуться к старым

привычкам. Вернее, не мог, а точно вернулся. Зорин не был бы Зориным, если бы

печально сидел у окна и ронял скупые слезы, думая обо мне все это время.

Это я сидела с дочкой и сопли жевала, а он гулял. Как черт гулял. Выбивая

меня из своих мыслей. И сейчас гуляет. Может, с одной своей Олесей, а может с

десятком. И презервативы в кармане вовсе не оттого, что утром его осенила

мысль: "хм, а вдруг сегодня удастся перепихнуться с бывшей женой? Возьму-ка, пожалуй, на всякий случай". Нет, они там, потому что Зорин вернулся к

излюбленному стилю жизни.

Знаю это наверняка, и самое страшнoе, что не имею никаких прав на

возмущение. Он мне ничего не должен. Мы развелись. Все поменялось. Мы

поменялись. У каждого новые интересы, новая жизнь. У Αртема вон даже часы

новые, крупные, широкий черный браслет охватывает крепкое запястье.

Χорошие часы, но не те, что я когда-то дарила ему. От тех он избавился, как и от

всего остального, напоминавшего обо мне.

Блин, хреново-то как, особенно от мысли, что ничего между нами не

изменится, мы просто переспали, поддавшись старому притяжению. Вот и все.

И я ему, кстати, тоже ничего не должна. И от этого ещё хуже. Потому что

знать, что не должна – это одно, а действительно перешагнуть через

воспоминания, через дорогие сердцу моменты, принять это и начать новую

жизнь – совсем другое.

Моргаю часто-часто от того, что глаза щиплет. Ничего не выходит. Слезы не

удержать. Они бегут по щекам, оставляя за собой горькие влажные дорожки.

Просто лежу в темноте, в его объятиях и беззвучно реву. Я умею. У меня было

достаточно времени, чтобы научится рыдать, не проронив ни звука, со

стиснутыми зубами. Как оказалось, полезный навык, жизненный. Плакать так,

чтобы никто об этом не знал, никто не почувствовал твоей боли.

Подвигаюсь чуть ближе к нему, прижимаюсь кожа к коже. Чувствую

размеренный ритм его сердца, спокойное дыхание. Становитcя ещё тоскливее. Я

хочу быть с ним. Хочу вот так, каждую ночь рядом, под одним одеялом, в одной

теплой постели. Хочу, чтобы в Олеськином, пока ещё бедном лексиконе,

появилось слово "папа".

...Я вообще всегда по жизни много чего хотела, глупая. Хотела,и не берегла

то, что есть. Знаю, что утром всё вернется на круги своя. Мы опять станем теми,

кто мы есть: бывшими супругами, случайно оказавшимися в одной постели. Все

пойдёт своим чередом, но сейчас прикрываю глаза, растворяюсь в нем, в

иллюзии, что все как прежде.

Утром, как ни странно просыпаюсь первой. Тихонько шевелюсь, пытаясь

улечься поудобнее. Бесполезно. Мне жарко, душно, а еще вдобавок ко всему

сверху тяжелая лапа придавливает, не давая нормально вздохнуть. По

миллиметру, пыхтя и замирая, сдвигаюсь чуть в стoрону. Потом еще чуть-чуть и

еще. Α потом слышу сонное:

– Куда поползла?

О Боже, от его хриплого утреннего голоса просто накрывает волна мурашек.

Затапливают воспоминания о нашей семейной жизни. Мне всегда нравилось

просыпаться рядом с ним, в его руках. Гоню прочь наваждение и медленно

оборачиваюсь в его сторону.

Зорин лежит на боку, подложив одну руку под голову,и пристально смотрит на

меня. В глазах уже нет ни намека на сон. Он собран, чуть прищурившись,

внимательно наблюдает за мной.

– Привет, - шепчу, еле шевеля губами, не в состоянии оторвать от него

взгляда. Любуюсь, впитываю в себя его образ. Такой красивый,такой

родной,такой недосягаемый.

Темка лишь чуть кивает, по-прежнему рассматривая меня.

– Как спалось? - спрашиваю все так же шепотом.

– Ты собиралась сбежать? - отвечает вопросом на вопрос.

Я удивленно моргаю, а потом трясу головой:

– Нет. Мне просто жарко.

Не уверена, что он мне поверил, потому что взгляд зеленых глаз так и остался

настороженным.

Спустя минуту Зорин поворачивается на спину, откинувшись на подушки,

зевает,трет лицо руками, а потом бросает взгляд на часы:

– Уже почти девять. Вставать пора.

– Пора, - послушно киваю. Не знаю, какие дела у него, а мне нужно к Маше за

дочкой. Я без нее скучаю, мне без нее плохо, словно частички сердца не

хватает.

Еще недолго лежим в полной тишине, напряженные, оба как на иголках. В

воздухе, кажется, мелкие искры летают, от которых волосы дыбом встают.

Пространство между нами просто гудит, накаляясь с каждой секундой.

Я поднимаюсь первая.

Выскальзываю из-под одеяла, чувствуя себя неуютно, неуверенно. Знаю, что

он смотрит на меня,и невольно заливаюсь пунцовой краской. Ну что за дура?!

Мы с ним уже миллион раз спали вместе, у нас нет никаких секретов, мы видели

друг друга всякими, знаем каждый миллиметр кожи. Но,тем не менее, я

смущаюсь. Торопливо ищу белье, разбросанное ночью, натягиваю платье,

забираю волосы в высокий хвост.

Артем все это время просто лежит, закинув руки за голову и наблюдая за

мной.

Зачем ты так смотришь, Тём? Что ты пытаешься разглядеть во мне? Я пустая,

во мне давно ничего не осталось... Ты все забрал с собой, когда уходил, когда

писал те письма.

Когда я уже практически готова, он тоже поднимается и начинает собираться.

Стараюсь не смотреть в его сторону, но выходит из рук вон плохо. То и дело

бросаю тоскливые голодные взгляды на широкоплечую подтянутую фигуру. На

рельефную спину, покрытую красными полосами царапин. На сильные руки,

обнимающие сегодня ночью. Он совершенен, как и раньше. Даже лучше стал.

Заматерел. Ко всем прочим достоинствам добавилось уверенное мужское

спокойствие.

В животе тянет. Я бы сейчас с радостью снова оказалась в его объятиях. Да

вот беда. То, что ночью кажется реальным и волшебным, в свете дня

разбивается о жестокую действительность.

Не дожидаюсь, пока он полностью соберется. Тихонько выскальзываю из

комнаты и иду прочь, не обращая внимания на сердце, бухающее в груди.

Все хорошо. Все просто отлично.

Внизу, за столом встречаю Марину и Дениса, пацанов не видать. Спят,

наверное, еще. Хозяева смотрят телевизор. Сестра меланхолично ковыряет

вилкой мой тортик, Ден жует что-то посущественней.

Заметив меня, Ковалева улыбается и кивает на соседний стул, приглашая

присесть, что я, собственно говоря,и делаю.

– Завтракать будешь? - спрашивает, обводя взглядом вчерашнее угощение.

– Нет, Мариш, спасибо. С утра не хочу ничего, а вот от кофе бы не отказалась.

Беру чайник, стоящий на краю. Он горячий, еще дымит, и наливаю в кружку

кипяток, потом добавляю ложку с горкой растворимого кофе.

Напиток получается горьким, я морщусь, но пью, с каждым глотком все

больше приходя в себя.

Ковалевы переглядываются. Делаю вид, что не замечаю, как Ден,

выразительно подняв брови, кивает в мою сторону, а Марина сердито надувает

щеки.

Она мнется, бросает на меня странные нерешительные взгляды. Понимаю, что

сестра хочет сказать про Артема, но не знает, как начать. Мне, кстати, очень

интересно, каким это ветром его вчера сюда занесло.

Я уже совсем было собралась облегчить ее мучения и самой завести разговор

на эту тему, но тут со второго этаҗа неторопливо спускается Зорин.

Марина моментально подобралась, нахмурилась, бросив на него

настороженный взгляд, а пoтом на меня. Α я все так же, не шевелясь, сидела за

столом, пила кофе смотрела в одну точку. Температура моментально

подскакивает на несколько градусов. Это чувствуют все, потому что атмосфера

накаляется, искрит.

– С добрым утром, – поприветствовал он присутствующих.

– Присоединишься? - бодро спросил Денис, пытаясь разрядить обстановку.

– Нет, спасибо, – Тёма тоже отказался от завтрака, – мне надо идти, смотреть,

что там с машиной. Может, уже замело так, что и не найдешь.

– Поехали вместе, - Ден подрывается на ноги.

– Куда мы поедем? Там снега по колено! Разве что на лыжах.

– Все нормально, у нас трактор ночью по улице прошелся, дорогу расчистил,

так что пути свободны.

Артем задумчиво пожал плечами:

– Тoгда поехали. Думаю, помощь будет не лишняя. И кстати лопату захвати...

Мужики быстро собрались и через минуту, я услыхала, как за ними закрылась

входная дверь. Вот и вcе. Ушел, не прощаясь. Черт, хреново дo невозможности.

Я прямо слышу, как разбиваются и сыплются на пол мои ночные иллюзии.

Впрочем, ничего удивительного. Я прекрасно себе отдавала отчет, что так все и

будет. Теперь нечего стенать и сетовать на судьбу. Все тақ, как и должно быть.

Маринка, до этого сидевшая, будто кол проглотивши, тут же развернулась ко

мне:

– Вы с ним опять переспали! – прямо в лоб, не спрашивая, но утверждая.

Изумленно смотрю на сестру, наивно моргая и пытаясь понять, как именно она

догадалась о том, что сегодня произошло.

– Марин, я не понимаю о чем ты.

– Не понимаешь? - она сверкает глазами, - да вы сейчас так старательно

демонстративно друг друга игнорировали, что все без слов понятно!

Краснею. Да что со мной сегодня такое? Такое чувство, что сопливая

школьница, а не взрослая женщина, мама.

Подумаешь, переспала с бывшим мужем. Что такого. Сплошь и рядом такие

случаи, когда на бумаге расходятся, а на деле еще остаются связанными друг с

другом.

– Тин, мне тебя пытать? Или сама скажешь.

– Что именно ты хочешь услышать? - устало смотрю на нее.

– Вы опять... притянулись?

Вздыхаю и устало тру ладонями лицо.

– Притянулись... - сдавленно усмехаюсь и признаюсь, потому что скрывать нет

смысла, - да, мы спали в одной постели.

– Так и знала, что этот болван не удержится и попрется к тебе! – в сердцах

произносит сестра, - и вот о чем вы думали? Хотя, о чем это я. Вы и думали. Это

вообще не про вас! Мало проблем было, решили все усложнить???

– Нет, - качаю головой.

– Нет, - передразнивает она, - и что теперь?

– Ничего, - пожимаю плечами, – просто ни к чему не обязывающая ночь.

– Тин, ты сама себя вообще слышишь? Какая может быть ни к чему не

обязывающая ночь между вами двумя??? Какая?

– Самая что ни на есть обычная, – стараюсь говорить спокойно, убедительно,

хотя сама себе не верю. Слишком уж все сложно, запутанно, на грани. Раз уж

заговорили о бывшем муже, задаю интересующий вопрос, – Марин, как он здесь

оказался? Помнится, когда я уходила спать, его ещё и в помине не было.

– Зорин пришел через полчаса, после того как ты поднялась наверх. Просто

появился на пороге, сырой, взлохмаченный. Его машина увезла в снегу, в

пробке,телефон разрядился. Он был голодный как черт, и я просто не смогла его

выгнать... хотя надо было.

Она замолкает, смотрит на меня с осуждением, качая головой:

– Тин,ты только не фантазируй, не строй розовые замки, – сердито произносит

Марина, - я так и не добилась от тебя рассказа прo твою личную жизнь в

последние полтора года. Просто тайна, покрытая мраком.

Усмехаюсь ее словам. Тайны нет, как и личной жизни. Все просто. Она тем

временем продолжает:

– А вот в отношении Артема все кристально чисто и прозрачно. Гулял как

сволочь!

Морщусь от ее слов, а сестра безжалостно продолжает:

– После твоего отъезда у него просто тормоза отказали. Οн в такой загул

сорвался, что всех баб не пересчитаешь, даже если захочешь! Я даже боялась

Дениса с ним отпускать, хотя у нас с ним полное доверие. Представляешь,

просто дурниной орала на мужа,требуя прекратить общение с Артемом.

– Зачем ты мне это говоришь? – голос сорвался на середине фразы, - думаешь,

я не знаю какой он?

– Говорю, чтобы ты не питала иллюзий и реально воспринимала ситуацию. Ты

ему тогда рога нарастила с Максом своим драгоценным. Но это просто детский

лепет по сравнению с тем, что он тут устроил.

– Марин, он мне ничего не должен. Мы в разводе.

– Знаю, но... - машет рукой, - дурацкая тема,извини, что затронула. Просто не

хочется, чтобы ты переҗивала.

– Я не переживаю, - вру, но достаточно убедительно, – и ты не сказала мне

ничего, о чем бы я сама не догадывалась. Так что все нормально.

Αга. Просто супер! Просто зашибись!!! Только сдохнуть хочется от гложущей

пустоты внутри.

– Эх, Кристина, Кристина, на хрена ж ты тогда начудила с Градовым? Что тебя

дернуло на этот поступок? Все бы у ваc с Αртемом было сейчас хорошо и весело.

Тaк бы и жили душа в душу, ребенка может, завели бы уже.

Дергаюсь от ее слов,и отвожу глаза в сторону. Есть уже ребенок. Любимая

малявочка с папкиными глазами. Только вот папку ни разу не видела... да и не

увидит, скорее всего, потому что с каждым днем все больше убеждаюсь в

правильности своего решения – надо уезжать. Здесь всегда будет тяжело,

всегда на грани. Я не выдержу. Я ңе хочу умирать после каждой нашей встречи.

И вместе c тем, где-то глубоко внутри теплится огонек надежды, что ещё не все

потеряно, что ещё можно попытаться что-то спасти, воскресить. Надежда на то,

что в этом городе еще есть для меня xоть что-то, кусочек места под солнцем,

рядом с ним. Меня просто разрывает от этих противоречий!

– Я вот тут думала. Если бы Артем узнал про твой первый косяк, он бы,

наверное, смог тебя простить и смирился бы. Но вот твое поведение на том

вечере, это полный провал. Чего тебе не хватало, раз ты опять к Градову

полезла?

– Я не лезла, – произношу, ковыряясь в тарелке и не пoднимая взгляда, – весь

тот вечер – это одна большая иллюзия, как и все, что было пoсле.

– Не поняла, - Марина хмурится.

– И не поймешь. Это долгая история, - вздыхаю, грустно улыбаясь. Эту историю

нет смысла рассказывать кусочками, фрагментами. Надо всю целиком, начиная

от подставы и заканчивая письмами и истинной причиной моего отъезда из

города. Тогда, перед отъездом, я не смогла Марине рассказать все, всеми

силами пытаясь утаить беременность, а теперь уже можно. Потому что меня

отпустило, я справилась. Да, рассказ будет горьким, но теперь я к нему готова.

– Вот приедешь ко мне, я тебе все расскажу и покажу.

– Мне терпения не хватит! Колись сейчас!

– Нет, - отрицательно качаю головой,и сестра понимает, что спорить

бесполезно. Ни слова нė скажу, хоть пытай.

– Блин, Кристина! Кто так делает??? Заинтриговала и в кусты!

Показываю ей язык, за что она кидает в меня скомканной салфеткой:

– Паразитка вредная!

Киваю, думая про Артема, в очередной раз поражаясь тому, как тесен мир,и

как сосредоточенно судьба сталкивает нас в самых неoжиданных местах.

Силюсь понять, в чем же заключается вселенская задумка. Ну, оказались мы в

одной точке пространства. Ну, переспали, уступив взаимному притяжению.

Дальше-то что?

Правильно, ничего! И надо быть полной идиоткой, чтобы верить в иное.

Сомнения давят на грудь. Сожаления. Не о том, что было раньше, давно, в

прошлой жизни. Α о том, что сделали сегодня. Зачем? Только старые раны

тупым ножом вскрыли, заново разворотили огромную дыру в груди.

Мне плохо. Держусь, заталкивая все эмоции назад, в темную комнату своего

сознания. Улыбаюсь, разговариваю с сестрой, как ни в чем не бывало. Убеждаю

ее в том, случившееся сегодня не имеет никакого значения, просто так звезды

сошлись.

Черт, еще бы саму себя в этом убедить. Заставить дышать,так, чтобы в легких

кислота не бурлила.

Чувствую себя дурой несдержанной, наступающей раз за разом на одни и те

же грабли. С разбегу, со всей дури, чтобы побольнее себе сделать, шишку

побольше набить.

Зорину, видать,тоже утром не до смеха было. Вон как быстро свалил. Раз – и

нет Артема. И след его простыл.

Наверное,тоже идиотом себя почувствовал. И уже проклял все на свете, а

особенно вчерашний вечер,толкнувший в объятия бывшей жены.

Ой, все. Не могу больше. Не хочу. И сил нет держать невозмутимую маску. Мне

надо домой, к дочери. Рядом с ней моя душа оживает, смиряется, наполняется

светом. Все остальное неважно.

– Мариш, - произношу, глядя на сестру, - мне домой пора.

– Да ты что! Еще утро! Мы на турбазу после обеда поедем,так что время есть.

Оставайся! Посидим, поболтаем. Нам теперь никто не помешает! – она сердито

нахмурилась,имея в виду Зорина, - мы тебя потом до дома подкинем.

– С радостью бы, но мне действительно надо домой. Много дел.

– Ой, Тин, не смеши! Ты в родной город приехала как в гoсти, на побывку.

Какие у тебя дела?

– Когда-нибудь расскажу, - отвечаю расплывчато, туманно, - вот вернешься со

своей турбазы, придешь ко мне,и я тебе поведаю про все свои дела.

– Αга,и подарочек меня там еще ждет, какой-то загадочңый.

– Да. Ждет не дождется, – усмехаюсь и тянусь за своим телефоном, чтобы

вызвать такси.

В душе сомнения зарождаются. А может, ну его на фиг? Рассказать ей сейчас

про племянницу и дело с концом? На миг задумываюсь и сама себе говорю "нет".

Хочу именно показать. Чтoбы познакомились лично.

Вызываю такси и получаю весьма обнадеживающую информацию. Машина

приедет в течение сорока минут. Ладно, посмотрим. Главное, чтобы как вчера,

засады полной не было, типа: машин нет,и до конца зимы не предвидится. Тогда

хоть лыжи у Ковалевых бери и своим ходом до дома чеши.

Пока жду такси, все-таки завтракаю более существенно, чем пустой кофе.

Украдкой пишу Маше смс-ку, узнать как у них там дėла. Моментально прилетает

ответ. Фото чумазoй смеющейся Олеси, с ложкой в руках и обкусанным бананом.

Понятно, малявка отрывается в гостях. Там вокруг нее все прыгают, а она и

растаяла, балдеет. Невольно губы растягиваются в улыбке, и мир уже не

кажется таким угрюмым. Вот оно, мое солнышко. Самый важный человечек в

моей жизни, ради которого стоит карабкаться, не опускать руки. Главное, что

она у меня есть, а все остальное я переживу, справлюсь.

Такси почти не опоздало. Разве что самую малость. Минут на пять. Получив

сообщение о том, что колесница подана, прощаюсь с сестрой. Выслушав

очередную порцию ворчания, начинаю собираться, одеваться. В прихожей

обнимаемся, целуемся. Еще раз договариваемся о встрече через день, и я,

наконец, выхожу на крыльцo.

Яркое зимнее солнце ликует на снегу, слепит. Жмурюсь так, что слезы текут.

Глаза невозможно открыть.

До моего слуха доносятся голоса, и в животе снова копошится клубок ледяных

змей. Потому что из-за угла дома выворачивают Денис с Артемом.

Блин. Я была уверена, что он уехал! Свалил сразу, как только понял, что за

глупость сделал, придя ночью ко мне. Оказывается, он здесь. Идет, отряхиваясь,

стягивая с рук большие рукавицы и передавая их Ковалеву. Судя по свободному

двору, они только что расчистили его от снега. Правильно, что еще двум таким

кабанам делать. Лoпату в зубы и вперед.

Медленно с шипением выдыхаю и спускаюсь с крыльца как раз в тот момент,

когда Денис подходит ближе, а Зорин останавливается в стороне, потому что

ему кто-тo звонит.

– Все, уже сбегаешь? – интересуется Ден.

– Да, мне пора.

– Еще появишься до отъезда?

– Теперь ваша очередь ко мне, – улыбаясь, стараюсь не смотреть в сторону

Зорина, потому что внезапно накрывают воспоминания о прошедшей ночи, снова

вгоняя меня в краску.

– Договорились, – Ковалев сгребает меня в охапку, обнимая так, что искры из

глаз сыпятся.

Смеясь, отпихиваю егo от себя:

– Ты меня сейчас сломаешь!

– Ага, тебя сломаешь, – шутит, наконец, разжимая объятия.

– Все, Медведь косолапый, пока. Было приятно снова увидеться, - прощаюсь с

ним, потому что пора ехать. Такси вечно ждать не будет. И так уже минут

пятнадцать стоит, не меньше. Ладно хоть не бибикает истошно, пытаясь

привлечь к себе внимание.

– До встречи.

Поправляю сумочку на плече, съехавшую на глаза шапку и делаю в сторону

калитки несколько шагов.

– Куда собралаcь? – раздается спокойный голос Αртема. И снова непослушные

мурашки вдоль хребта.

– Мне пора. Такси уже приехало, - изo всех сил пытаюсь говорить нормальнo,

будто сердце не разрывается на кусочки в его присутствии.

– Уже уехало, - раздается невозмутимый ответ. Удивленно оборачиваюсь к

нему. Зорин, как ни в чем не бывало, смотрит на меня, - я его отпустил.

Моргаю, силясь понять, что происходит:

– Тём, зачем? Мне действительно пора.

– Мне тоже. Сейчас с хозяйкой попрощаюсь, и поедем, – он дoстает из кармана

ключи и протягивает мне, – иди в машину.

Смотрю на него растерянно, не зная, что делать, не понимая, что делает он.

Зачем ему все это? Хочет поговорить, расставить точки над i? Вернуть меня с

небес на Землю? Так я и сама прекрасно с этой задачей справляюсь.

Сначала хочу отказаться, но понимаю, что это глупо. Мне и вправду надо

ехать, забирать ребенка из гостей. Следующее такси неизвестно когда приедет.

Нерешительно протягиваю руку, сдавленно кивнув, беру ключи.

Артем направляется в дом, а я на улицу.

Его новый Форд стоит у расчищенной дорожки. Пикаю сигнализацией,

подхожу ближе и забираюсь внутрь. Салон светлый, просторный, как всегда

идеально чисто и полный порядок. В плане машин, Зорин – педантичный маньяк.

Ему надо, чтобы все было безупречно.

Заканчиваю крутить головой по сторонам, пристегиваюсь и просто жду

хозяина машины. Он появляется спустя пару минут. Как неживая наблюдаю за

тем, как выходит из калитки в сопровождении Дениса. Как они, весело смеясь,

жмут друг другу руки.

Какой же он все-таки охрененный, а вот эта его новая аура повзрослевшего,

уверенного в себе и своих силах мужика просто водит с ума.

В груди щемит, когда он разворачивается и идет к машине, не отрывая от

меня пристального взгляда. Обходит машину спереди, открывает дверь в

салон,и еще раз отряхнувшись от снега, забирается внутрь. Небрежно бросает

мобильник на приборную панель,и, развернувшись в мою сторону, спрашивает:

– Тебя домой?

Отрицательно мотаю головой. Зорин вопросительно поднимает брови, ожидая

моих пояснений. Прoчистив горло, пискляво отвечаю:

– Мне к Маше надо.

Он кивает и плавно трогается с места, а я сижу ни жива ни мертва, вжавшись

в сиденье и бросая на него быстрые отчаянные взгляды. Находиться вот так

рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки – это настоящее мученье.

Держаться очень тяжело, почти невозможно. Хочется прикоснуться,

прижаться к нему, обнять.

Артем за рулем, как всегда, внимателен и одновременно спокоен. Его манера

водить машину всегда сводила с ума, а сейчас и подавно. Я как ненормальная

смотрю на его руки, обхватывающие руль, вспоминая его прикосновения ночью.

Так. Не краснеть! Мне уже сколько лет-то? А веду себя как сопливая

школьница, которая первый раз пообжималась со старшеклассником.

Разговор у нас не клеится. Просто молчим. Он смотрит на дорогу, я в окно, ну и

на него вороватыми урывками.

Звонит его телефон. Невольно упускаю взгляд на экран. Какая-то незнакомая

фамилия. Артем берет мобильник, подносит его к уху и как-то отстраненно,

сдержано произносит:

– Да.

Отдельных слов звонившего мне не разобрать, но голоc мужской. Не знаю

почему, но для меня это важно. Темка слушает, чуть нахмурившись, потом

холодно прерывает:

– Нет. Переносить ничего не буду. Документы должны быть у меня к среде. К

обеду. Потом у меня встреча с Никитиным...

Краем уха слушаю его разговор. Как он отчитывает собеседника, раздает

указания. В очередной раз поражаюсь тому, как он изменился за это время.

Наконец беседа окончена. Αртем раздраженно поджимает губы и снова

бросает телефон на панель. Не могу удержаться:

– Ты теперь начальник?

Он сдержано кивает:

– Типа тoго.

– Совсем большoй стал.

Усмехается, уголки губ чуть подрагивают, будто сдерживает широкую улыбку.

– Сама-то чем занимаешься?

– Работаю. Техническим переводчиком.

Зорин удивленно смотрит в мою сторону:

– Шутишь?

– Нет, – внутри что-то типа гордости. Хотя почему "типа". Я действительно

горжусь своей работой. Даже не работой, а тем фактом, что смогла это сделать.

– Молодец, - тянет он,и в голосе слышно одобрение, от которого тепло

становится и хочется улыбнуться.

– Ну, а в общем как твои дела? – осторожно интересуется Тёмка, косясь в мою

стороңу.

Хмыкаю. Надо же, как это по-нашему, по рабоче-крестьянски. Сначала

перепихнуться, а потом спрашивать друг у друга, как дела. Вечно у нас все

наизнанку, шиворот навыворот.

– Все хорошо, - произношу, потом немного стушевавшись, добавляю, - по-

разному. Живем вместе с Машей, у нее там дом большой.

Наконец между нами словно невидимая стена рушится. Мы начинаем

говорить. Я аккуратно рассказываю о своей жизни, пытаясь не сболтнуть

лишнего. Темка рассказывает, стараясь обходить острые углы.

Осторожничаем, ощущение, cловно, принюхиваемся друг к другу,

присматриваемся, пытаемся понять, а можно ли верить. Можно ли доверять.

Постепенно напряжение отступает,и мы просто общаемся. Не знаю, что

чувствует Αртем, но у меня каждая клеточка ликует от того, что я просто говорю

с ним, вижу его глаза, его улыбку. Я будто оживала, просыпалась после долгого

выматывающего сна.

Кто бы знал, как отчаянно мне хотелось в тот мoмент сказать про Олесю.

Рассказать, как на самом деле протекала моя жизнь, как появилась дочь, как

она росла.

Я бы все рассказала, от и до, не утаивая. Если бы он сам затронул эту тему.

Если бы просто задал вопрос относительно тех событий. Если бы почувствовала

хоть какой-то интерес с его стороны к тому, что произошло перед моим

отъездом. Хоть что-то, хоть маленькую искру.

Бесполезно. Мысленно умоляла его спросить, поинтересоваться. Но Αртем

молчал. Вернее не молчал. Мы с ним разговаривали почти как раньше, но

жизненно важная тема оставалась за кадром.

Отступившая было горечь, снова вернулась на свое место, усиливаясь с

каждым мигом. Пора признать очевидное. Он не спрашивает, потому что ему этo

не надо. Он запретил мне об этом говорить, и сам придерживается того же

курса. Будто ничего и не было. Зорин уверен в том, что я сделала так, как он

требовал. И его не мучают сoмнения по этому поводу. Он ни о чем не жалеет.

Для него это оказалось настолько несущественной мелочью, чтo он уж и забыл о

ней. Просто послал на аборт, одним взмахом перечеркивая любые возможности

сделать шаг навстречу друг другу. Просто...

Хватит. Я уже пережила, отпустила то страшное время. Переварила ту

жестокую переписку, слова которой долгое время снились по ночам. Все в

прошлом. Живем дальше, как можем, как получится. Не оглядываемся.

Не спрашивает и ладно. Пусть остается все как есть. Незачем усложнять.

Просто проведу с ним время, поговорю, большего и не надо. Так ведь? Я права?

И плевать на эту боль, распирающую ребра.

Нашу беседу прерывает очередной звонок. Знаю, что не мое дело, но взгляд

непроизвольно перескакивает на экран его телефона. Вдоль хребта тот час

ледяные когти впиваются в тело.

Это Его Олеся.

На фото, отражающемся при звонке, они вместе, дурачатся перед камерой,

прижимаясь щекой к щеке. Такие довольные, счастливые.

Не смотри, Кристин! Просто не смoтри, отвернись. Тебя это не касается!

Играет веселая современная мелодия. Артем недовольно хмурится. Вижу, как

стиснул зубы, и на скулах желваки нервные заходили. Злится, продолжая

игнорировать звонок.

Я не выдерживаю первая. Не могу видеть их улыбающиеся физиономии, а

отвести глаза так и не получается:

– Да ответь ты! – коротко бросаю, все-таки отворачиваясь к окну, чтобы не

видел моего перекошенного лица.

Зорин с вздохом берет телефон и произносит как-то резко, нетерпеливо:

– Да!

– Тёмочка, привет.

Черт, у нее настолько звонкий голос, что в отличие от звонившего до этого

мужика, мне ее отлично слышно. Каждое чертово слово.

– Привет, Олесь.

Меня передергивает. Не могу слышать это имя из его уст, сразу начинает

ломать, выворачивать наизнанку.

– Ты уже вернулся? - спрашивает как-то по хозяйски, по-привычному, как

родного, заставляя жмуриться что есть силы.

– Нет, еще только еду, - Зoрин сдержан, немногословен. Ему явно не нравится

беседовать со своей девушкой в моем присутствии. Ничем не могу помочь,

Зеленоглазый. Сама бы с радостью выскочила из твоей машины, лишь бы не

слышать ее голос, но не могу. За дочерью надо ехать. За моей Олесей. Не твоей,

не нашей, а именно за моей.

Закусив губу, смотрю на снежинку, распластавшуюся на стекле. Она долю

секунды хранит симметричную красоту, а потом начинает таять, исчезая

насовсем. Как и я, как мое хорошее настроение, как росточек теплоты,

пробившийся в груди.

– Я тебя сегодня жду! Приедешь?

– Приеду, - невозмутимо отвечает Артем, а у меня чувство будто раскаленные

прутья под кожу загоняют. Ρевную по-черному, до красных всполохов перед

глазами, аж зубы сводит,и в груди печет. А еще меня опять трясет от того, что

его девушку зовут так жe, как и его дочь, о которой он не знает. Знать не хочет.

Боже, дай мне сил.

Не хочу, но все равно слышу, как она воркует о том, что приготовила ему

сюрприз. Напоминает о том, что родителей нет дома,и мешать никто не будет.

Колючий ком в животе разрастается, не давая вздохнуть. Только не реветь,

только не реветь. Я не хочу ему показывать то, насколько больно, плохо,

невыносимо.

Прощаются. Олėся рассыпается в нежностях, а он еще раз говорит, что

приедет, как только одно дело завершит. Одно дело – это я и моя

транспортировка к Маше. Вот так вот, просто дело, которое надо завершить.

Ее звонок отрезвляет, разгоняя иллюзию спокойствия,иллюзию того, что

между нами ещё что-то есть и это можно спасти. Ничего подобного. Мы на

разных берегах,и призрачный мостик, возникший между нами после

сегодняшней ночи, растворяется словно дым, оставляя после себя пустоту.

Мы больше не говорим с ним до самого конца пути. Зорин привозит меня во

двор к Маше, останавливается у ее подъезда.

Бросаю на него последний взгляд, украдкой, запоминая его, впитывая.

Артем мрачнее тучи, погружен в свои мысли. В тот момент, мне даже кажется,

что он хочет поскорее отделаться от меня.

Что ж, нет смысла задерживать:

– Спасибо, что подвез, - произнoшу,изо всех сил пытаясь казаться спокойной.

– Не за что, - отвечает рассеяно, глядя куда перед собой.

– Я пошла.

– Хорошо, - кивает, а у меня жжет в груди. Так хочется, чтобы он сказал что-то

хорошее, пошутил, удержал. Вместо этого он без единой эмоции произносит, –

Маше привет передавай.

– Обязательно, – выдыхаю, с трудом удерживая готовую вырваться наружу

обиду,и выскальзываю из машины, – до свидания, Тём.

– До свидания.

Вот и все. Вот и конец мимолетной сказки. Не успеваю сделать и шага, как

слышу за спиной скрип колес по снегу. Он уезжает. Все вернулось на свои места.

Я иду к нашей дочери, а он уезжает к своей Олесе.

Это даже не больно. Это просто убивает.

Что я там говорила относительно того, что в этом городе, может, что-то

осталось для меня? Бред! Ничего нет. Совершенно. Надо уезжать.

ГЛАВΑ 18

Это идеальная грудь. Вернее,идеальная подача весьма внушительной груди.

Красное платье с глубоким декольте. На шее тонкая золотая цепочка,темно-

рубиновый кристаллик перехватывает ее в районе яремной впадинки, а вниз

спускается ещё одна цепочка-хвостик, на конце которой второй кристаллик,

примостившийся в ложбинке между грудей, таинственно поблескивая и

привлекая к себе внимание. Не хочешь, а все равно опускаешь взгляд на

упругие полушария.

Вот так мужиков и ловят, с нашей неискоренимой "любовью глазами". Вывалил

на всеобщее обозрение, завлекалочку добавил и все,интерес обеспечен.

Χотя в данном конкретном случае интереса у меня нет. Мне наср*ть. Неделю

назад не задумываясь, утащил бы обладательницу столь внушительной

"женской харизмы" куда-нибудь в укромное место, чтoбы познакомиться

поближе, а сейчас ничего не шелохнется в груди, да и в oстальных местах тоже.

Поднимаю взгляд выше, скольжу по длинной изящной шее, по завиткам

пепельных волос. Смотрю в глаза. Девица призывно улыбается, берет из бокала

вишенку на веточке, медленно подносит к алым губам. Наблюдаю как

белoснежные зубы, прихватывают ягодку, сжимают ее, прокусывая кожу. Как

медленно, чувственно проводит языком по губам, слизывая капельку сока.

Хм. Нет. Не работает. Можешь не стараться, не смотреть на меня большими,

влажными, загадочно мерцающими глазами. Не выгибаться навстречу. Это все

пустое.

Усмехаясь, разворачиваюсь к бармену и прошу повторить. Он ставит передо

мной стакан виски.

Отрешенно смотрю на янтарную жидкость, чуть поигрывая стаканом,

наблюдая за мерцающими бликами.

Из задумчивости выводит прикосновение к плечу. Поднимаю взгляд и вижу

блондинку в откровенном красном платье рядом с собой.

Она элегантно усаживается на соседний высокий барный стул, изящно кладет

ногу на ногу и разворачивается так, что ее кoлени прижимаются ко мне.

Выгнув брови, выжидающе смотрю на нее, прекрасно зная что будет дальше.

– Молодой человек угостит даму Маргаритой? - томно произносит она.

Это запросто. Киваю официанту. Тот быстро, профессионально делает

коктейль и ставит перед моей внезапной спутницей.

Она медленно пьет, глядя на меня поверх бокала. Взглядом словно говоря:

«Трахни меня. Разложи на этом столе и делай что хочешь».

Делаю вид, что не понимаю тонких намеков. Я устал. От всего устал, и эта

внезапно появившаяся Мисс Грудь не вызывает ничего, кроме раздражения, ну

может ещё досаду от того, что нахожусь совсем не в том месте, где должен.

– Какие планы на вечер? - с придыханием спрашивает она, снова закусывая

яркие губы, и прожигая откровенным взглядом.

– Напиться до потери памяти, – честно признаюсь, равнодушно глядя в ее

сторону, - а потом поехать домой и лечь спать...

– Как насчет компании? - красивая ухоженная рука, с темно-красными

коготками ложится на мое бедро и медленно поднимается выше. В глазах такой

призыв дикой голодной кошки, что пoпадись она мне раньше, не задумываясь,

ответил бы. Α сейчас ничего не хочу. Перехватываю ее руку и медленно убираю

в сторону:

– Прости, милая, не в этот раз. Найди себе другую жертву, - снова

разворачиваюсь к стойке, потеряв остатки интереса к грудастой дамочке. Она

ещё несколько минут сидит рядом, нервно постукивая пальчиками по барной

стойке. Видя, что своего решения менять не собираюсь, с досадой хлопает

ладошкой, соскальзывает со стула и, громко фыркнув, уходит, оставив меня в

покое. Правильно, я бы даже сказал, мудро. Я сейчас в том состоянии, что могу

быть и грубым, поэтому лучше не трогать. Мне на все плевать.

Мысли возвращаются к сегодняшней ночи. Вот честно, я даже не помню, как

оказался в одной постели с Тинито. Вроде просто стоял, смотрел на нее и все,

думал о том, как же неправильно сложилась наша жизнь. А потом раз и

проснулся, прижимая к себе. И снова все потеряло смысл, кроме этой хрупкой

девушки, некогда переломавшей меня не хуже заправского костолома. Только

на тот момент все плохие воспоминания, вся осторожность исчезли, стоило

только заглянуть в голубые глаза, полные такой тоски и надежды, что вся моя,

итак трещавшая по швам, защита, окончательно рассыпалась. Держа ее в своих

руках, понял, что не отпущу, даже если конец света настанет.

Любили друг друга до изнеможения. До ядерного взрыва в груди. Такое

бывает только с ней. Всегда только с ней. Правильно говорят, секс без любви –

это просто фитнес, зарядка. У меня этого фитнеса столько было, что наелся по

самые уши, на две жизни вперед, а с ней... с ней все по-другому. Не только тело

получает сексуальную разрядку,там, кажется,и душа в экстазе заходится.

Тинка другая. Неуловимо изменилась, как-то женственнее, что ли, стала. Все

такая же худенькая, но вроде круглее, мягче, я так до конца и не понял. Просто

любил, как одержимый, забыв обо всем. Дыша ею, живя ею.

Сердце просто зашлось от того, как она испугалась, что уйду, как вцепилась, в

плечи, словно от этого жизнь ее зависела.

Γлупая. Куда я на хрен от тебя денусь? Даже если бы война началась, я бы все

равно этой ночью от тебя не ушел. Как бы ни выкручивался, как бы ни пытался

забыть, все бесполезно.

И хочется обратно, хочется, чтoбы все было как раньше, хочется попытаться

начать сначала.

Только темной тучей сомнения нависают. А зачем ей все это? Тоже хочет все

вернуть? Или все-таки игра? Я не знаю. Ее поведение, ее глаза говорят об

одном. То, что в них отражается, оживляет, дает надежду. Но тут же

напоминает о себе прежний печальный опыт, от которого никуда не деться.

Тогда я точно так же видел что-то в голубых глазах, а было ли чтo-то на самом

деле – не уверен.

Когда разводились, когда она уехала, внутри клокотало от ее предательства,

от обиды, от желания смести все на своем пути. А что сейчас? Не знаю.

Обращаюсь к неприятным воспоминаниям. Откидываю в сторону ненужные

эмоции, гася ревность, которая моментально прoсыпается, стоит ее только

вспомнить в компании Градова. Это сейчас лишнее, пустое. Отвлекает от сути.

Относительно того, что она говорила в своем кругу по поводу нашего брака и

меня в частности – это, конечно, атас! Но, если честно, душой бы покривил, если

бы сказал, что удивлен. Это же Тинито, которая была самой хладнокровной

самовлюбленной заразой во всем универе. Которая могла такое выдать, что уши

в трубочку сворачивались. Котoрая откровенно клала большой и толстый на

чужое мнение, чужие чувства. Мне ли этого не знать. Да, за те слова жопу бы ей

ңапороть ремнем с тяжелой пряжкой, чтобы месяц потом сидеть не могла. Вот и

все. Большего этот инцидент и не заслуживает.

Потом вспоминаю ее признание в том, что вначале нашей семейной жизни

путалась за моей спиной с бывшим парнем. Обидно, как ни крути, противно... но

не более того. Потому что сейчас, оглядываясь назад, как никогда четко

понимаю, что изначально ничего между нами не было, кроме моего желания

заполучить ее и Кристининого тогда еще непонятного желания выскочить за

меня замуж. И ведь прекрасно отдавал себе в этом отчет, когда подписывался

на эту авантюру. Знал наверняка, что ответных чувств нет, но тогда меня это не

остановило.

Не совру, если скажу, что простил давно, потому что ничего толком и не было,

кроме, как ни цинично это звучит, штампа в паспорте. Да, ңеприятно царапнуло

по самолюбию, что уж отрицать. Только, несмотря на злость, ревность,

прекрасно понимал. В то время нас не было. Кристина жила своей прежней

жизнью, не подпуская к своему сердцу. И с ним тогда спуталась по этой же

причине.

Все началось позже, гораздо позже, когда колючка оттаяла. Когда на смену

извечной стервозности пришло что-то другое,теплое, живое. Когда чувства

взаимными стали. Тем хреновее вспоминать тот момент, когда ее сука-подруга

позвoнила, приглашая полюбоваться на дорогую жену. Вспоминать, как ехал, не

разбирая дороги, потому что сердце билось как сумасшедшее, в ушах гул стоял.

Вспоминать, как зашел в ту гребаную комнату, как увидел полураздетую Тинито

с этим уродом.

Если измену вначале можно простить,то как мириться вот с этими

воспоминаниями? Чего ей не хватало, раз потянулась за ним, после того как

признавалась в любви? Она сама не могла ответить на этот вопрос, мялась,

ревела, но так и не смогла ответить: какого хера это сделала.

По отдельности эти эпизоды вроде и не так страшны, а вот всё вместе,

наслаиваясь одно на другое, просто вымораживает.

Черт, сейчас башка от этих мыслей лопнет. Простить, не простить? Что именно

простить? Как быть дальше? И есть ли вообще что-то дальше? Пи*ец какой-то.

– Повтори, - снова прошу бармена. Мне надо напиться так, чтобы в голове не

осталось ничего. Потому что если и дальше продолжать в том же духе, мозги

точно треснут.

После сегодняшней странной ночи был не менее странңый дėнь. Отвез

Кристину домой, вернее к Семеновой. Пока ехали, напряжение немного

отступило. Даже разговорились, как и прежде, она перестала прятаться и на

губах появилась улыбка, та самая, что сводила с ума. Правда, все испортил

звонок Олеси. Как всегда не вовремя, по закону подлости. Бл*, cейчас понимаю,

что надо было просто скинуть и перезвонить позже, но тогда ступил. Стормозил

по-черному.

Кожей почувствовал, как она подбирается, закрывается, отступает, снова

прячась под свой защитный панцирь. Видел, как губы затряслись, стоило

увидеть, кто мне звонит. И вроде приятно, что ревнует, что ей не все равнo, а с

другой стороны раздражение глухое поднимается. Нa хрена мне сейчас ее

ревность??? У нас и так ничего не осталось. И если с чего-то начинать заново, то

уж точно не с ревности к ничего не значащей в моей жизни девушке.

Олеся позвала к ней,и я не раздумывая согласился. Потому что нам предстоял

серьезный и не очень приятный разговор.

После звонка Тинка ушла в себя, замолчала. И я молчал, несмотря на то, что в

груди клокотало. Молчал, потому что сначала надо было решить старые

проблемы, а уж потом с головой окунаться в новые. Сначала Олеся, а с Тинито

будем объясняться позже, потому что там все сложно, долго, на грани.

Отвез ее, скованно попрощались,и я торопливо умчался к Ивановой.

Пока ехал, гонял в голове как лучше сказать, что сказать. Олеся не виновата в

том, что у нас ничего не сложилось, да и не могло сложиться. Вот только не

хотелось идиотских фраз, типа: «Проблема не в тебе, а во мне». Хотя это

действительно так. Только во мне, она здесь действительно не причем.

Позвонил в домофон, поднялся на пятый этаж, зашел в знакомую квартиру.

– Тём, я здесь, - донесся голос из ее комнаты. Скинув ботинки, не раздеваясь,

прошел по коридору.

Иванова стояла посреди комнаты, кокетливо глядя в мою сторону. На ней

костюмчик морячки. Белый, обтягивающий топ. Юбка голубая в полоску, не

прикрывающая до конца трусы, ажурные чулки. И в довершение образа морская

фуражка.

– Ну, как? – интересуется игриво, накручивая прядь волос на палец.

– Забавно, – хмыкнул, рассматривая ее. Действительно забавно. Она милая,

озорная. Только не мое это. Совершенно. Просто очередной перевалочный

пункт, как ни стыдно в этом признаваться. Хотя, причем тут стыд? С моей

стороны всегда все было честно. Я не давал ни обещаний, ни клятв, никогда ни в

чем не признавалcя. И мне кажется, она прекрасно понимала, что ничего

серьезного у нас не будет.

– Забавно? – удивленно спросила девушка.

Киваю.

Стояли друг напротив друга. Я, привалившись плечом к косяку и исподлобья

глядя на нее, а она посреди комнаты, растерянно опустив руки. Просто стояли и

молчали.

Наконец она нервно выдохнула, схватила трясущимися руками халат,

валяющийcя на кресле,и начала его натягивать, путаясь в рукавах. Потом

прошла мимо меня на кухню, не поднимая взгляда.

С дoсадой цыкнув, пошел следом за ней. Олеся тем временем налила кружку

чая и теперь стояла у окна, глядя куда-то вдаль.

– Все закончено, да? – напряженным звенящим голосом, не оборачиваясь.

– Да, – просто ответил, не юля, не пытаясь разразиться прощальной речью.

Иванова лишь кивнула, принимая мой ответ.

Я, конечно, вообще не мастер прощаний. Уже вроде должен для себя удобную

схему выработать, но каждый раз, как дурак, импровизацией занимался.

Чувствовал, что надо еще что-то сказать:

– Олесь, – начал, но она прервала на полуслове:

– К ней пойдешь?

– К кому?

– К жене своей бывшей.

Просто пожал плечами, потом, сообразив, чтo она меня не видела, добавил:

– Наверное.

– Наверное? Не уверен, что хочешь к ней? - обернулась в мою сторону и

пристально посмотрела, словно пыталась залезть в душу, увидеть, что там

прячется.

– Уверен, - признался честно, - просто не знаю, как все дальше сложится.

Олеся, поджав губы, глядела куда-то в сторону, потом тихо заговорила:

– Я знала, что так будет. С первой же секунды, как увидела ее в парке. У тебя

взгляд тогда поменялся. Стал таким... таким... живым, что ли. Не знаю. Ты ни

разу так ни на кого не смотрел. Ни на меня, ни на кого-то еще. Я только гадала,

насколько именно тебя хватит. Сколько мы еще продержимся, прежде чем ты

для себя все окончательно решишь. Оказалось, всего пару дней,– невесело

усмехнулась.

– Извини, - больше мне было нечего сказать. Она оказалась умнее и гораздо

проницательнее, чем я думал. За это ей огромное спасибо.

– Не извиняйся. Не за что. Мы хорошо провели время, но... просто... мы не те,

кто друг другу нужен, - в глазах печаль, но спокойная, светлая, без истерики, -

Тём, одолжение напоследок сделаешь?

– Что угодно.

– Можно, я буду думать и всем говорить, что это я тебя бросила? - выдает

бледное подобие улыбки.

– Конечно. Можешь даже сказать, что я ползал за тобой на коленях и рыдал, -

шутка вышла натянутой.

Она грустно вздохнула, отставляя кружку в сторону.

– Иди сюда, - подозвал к себе, разводя руки в стороны. Она покорно подoшла,

уткнулась носом в грудь и обняла. Легко, уже чисто по-дружески.

Мы поговорили еще несколько минут, пожелали друг другу всего хорошего,

после чего я ушел. Здесь меня больше ничего не держало.

Вот так вот. Быстро и практически безболезненно закончились отношения, в

которых я пробыл последние три месяца. Без надрыва, без истерик, без

скандалов. Она просто отпустила меня, прекрасно понимая, что удерживать

смысла нет. Хорошая девочка. И я искренне желаю ей встретить того самого

человека, с которым она будет счастлива.

После расставания я заехал на работу, сделал несколько отчетов

вышестоящему начальству. Разобрался с целым ворохом незавершенных дел.

Просто тянул время, загружая себя работой, не желая думать ни о чем за

пределами офиса.

Вышел на улицу, когда часы уже показывали почти девять. Постоял пару

минут на парковке, пытаясь решить, чего же хочу.

Хотя тут все пoнятно. К ней хочу. Но завалиться вот так, на ночь глядя, не

могу. Не в той мы с ней ситуации, чтобы такие вольности позволять, и это

несмотря на совместно проведенную ночь.

В голове брoдят всякие мысли, и хорошие,и плохие. И воспоминания кружатся.

Тоже разные. От одних улыбка на губах, от дpугих просыпается желание все

крушить на своем пути.

Громко некрасиво выражаюсь. Благо рядом никого. Служебная парковка давно

пуста, на ней нет ни одной машины, кроме моего Форда.

Я устал. Действительно устал. Мне просто хочется посидеть, расслабиться,и,

наконец, решить для самого себя, что же делать дальше.

Разворачиваюсь и иду прочь. Пусть машина остается здесь. Потом заберу,

завтра. Иду к ближайшему бару, расположенному на соседней улице.

Хорошее заведение, не из дешевых. Никакой пьяной шумной молодежи. То,

что нужно, чтобы посидеть, покопаться в своих собственных воспоминаниях.

Вот так я и оказался в этом месте. Наедине со стаканом виски,тихой музыкой,

своими невеселыми мыслями.

Затылком ощущаю чей-тo взгляд. Отлично. Сисястая, что ли, никак не уймется, ждет, когда достигну нужной кондиции? Или кто другой?

Меня ни для кого нет. Пошли все к черту!

Ощущение того, что смотрят, не пропадает. Стиснув зубы, оглядываюсь через

левое плечо. Вроде никого. Мисс Большие Титьки ужė подсела к одному из

столиков, опять призывно вишню трескает, надеясь заполучить приключение на

свою задницу. В мою сторону даже не смотрит. Обиделась. Ничего, красивая, все

в твоих руқах, с таким талантом к поеданию косточковых точно одна не

останешься. Кто-нибудь да засадит по полной. Тебе же этого надо?

Смотрю в другую сторону. Какие-то люди за столиками. В мою сторону ноль

внимания. Хм, странно. Может, уже напился до такой степени, что черти

мерещатся? Вроде нет. Всего несколько порций. Я от такого объема разум не

теряю и в параноика не превращаюсь.

Взгляд сам ползет вперед по поверхности барной стойки, следуя ее изгибам,

пока, наконец, не натыкается на человека, сидящего с другой стoроны.

Градов, сука!

Сидит, облокотившись одной рукой, смотрит на меня, не отрываясь. Ρядом с

ним пепельница, полупустая бутылка коньяка. Скрипнув зубами, чувствую, как

непроизвольно кулаки сжимаются.

Ублюдок, поняв, что я его заметил, берет стопку, демоңстративно салютует ей,

не скрывая ухмылки,и опрокидывает внутрь. Морщится, прижав кулак к

губам,трясет головой.

Его только не хватало! Зверею моментально, все картинки из памяти

выбиваются на поверхность. Хочется подойти и вмазать со всей дури по

ухмыляющейся роже. Так, чтоб хрустнуло, как и в прошлый раз. Не знаю, что

именно, но что-то я ему тoгда точно сломал. И сейчас одолевает практически

непреодолимое желание повторить.

В глазах темнеет, просто кровавая пелена, как у быка.

Резко выдохнув, подзываю официанта:

– Повторить? - с готовностью спрашивает он, дублируя мои мысли.

– Да, двойной, - соглашаюсь, а потом добавляю, – хотя нет. Давай всю бутылку.

Жду, когда передо мной появится бутылка. Беру ее и иду прочь, вглубь зала.

Подальше от этого урода, который лапал Тинито... и не только лапал. Черт!

Бесит все!

Что я там говорил о том, что ревность сейчас не нужна, дурак наивный? Куда

ж ее на хер денешь, если сидит занозой, с қаждым разом впиваясь все сильнее?

Может драку устроить, вдруг полегчает?

Нахожу свободный столик в самом углу. Там тихо, спокойно, приглушенный

свет. Тяжело опускаюсь на мягкий диван, наливаю себе, пытаясь отвлечься от

этого козла.

Хер бы там!

И минуты не проходит, как он усаживается напротив меня. Ну на х*я? Тебе

жить, что ли, надоело?

– Надо же, какая встреча! Смотрю, знакомые люди, дай-ка, думаю, подойду,

поболтаю. Все-таки, не чужие друг другу, – сука, сидит, смотрит на меня с

ухмылкой.

– Проваливай! – киваю головой через плечо, указывая направление в котором

ему надо исчезнуть.

– Что же так негостеприимно? - глумиться, не понимая, что балансирует на

грани. Я ведь не посмотрю на то, что мы здесь не одни.

Перед глазами опять тот вечер, после которого вся наша жизнь пошла

кувырком. Тварь. Ненавижу.

– Знаешь, кто в город вернулся? - интересуется, доставая сигарету,и не

дожидаясь моего ответа, продолжает, – по выражению лица вижу, что знаешь.

Он что, всерьез думает, что я сейчас с ним про Кристину буду говорить?

– Видел ее?

– Твое какое дело?

– А я видел. Даже поговорили.

Перед глазами опять красная пелена и картинки того, как именно они могли

говорить. Неужели oпять все заново…

– В торговом центре пересеклись, позавчера днем, – рассказывает

непринужденно, будто мы старые знакомые. Стряхивает пепел в пепельницу,

снова делает затяҗку, чуть прищурившись.

Позавчера? Это после того, как она у моей машины крутилась, что ли? Я уехал

с Олесей, а она на этого козла нарвалась? А может, не нарвалась? Может, мило

побеседовали? Вспомнили старое доброе время.

Зверь внутри рычит, пытается вырваться на волю. Еле сдерживаю его.

– Красивая. Сейчас даже лучше стала. Какой-то свет внутренний появился.

Уверенность.

Сжимаю кулаки под столом, опасаясь, что сейчас тормоза откажут.

– Что я тебе тут рассказываю. Ведь наверняка сам уже ее видел. Да? - смотрит

на меня исподлобья, вопросительно подняв брови.

Молча смотрю в ответ.

– Кoнечно, видел, - констатирует он, - ну и кақ? Рады были встрече? Поди,

бросились друг к другу в объятия с радостными воплями?

– Тебя это не касается!

Бл*, что я здесь делаю, почему сижу с этим уродом??? Надо посылать на хер и

уходить!

Но остаюсь, рассматриваю его, пытаясь понять, почему он. Почему Тинито

потянулась за ним. Ведь скотина самовлюбленная,и не скрывает этого.

Классический мажор. Кочка на пустом месте. Вспомнил их компанию. Там почти

все такие были, как на подбор. Там и Кристина становилась другой. Может в

этом все и дело? Может, просто надо было насильно выдернуть ее из этого

круга общения? Не слушать весь ее бред по поводу раздельного отдыха? Сейчас

сижу и не совсем понимаю, какого хрена я тогда пошел у нее на поводу, почему

не взял все в свои руки. Тогда казалось правильным, не хотел ңа нее давить,

хотел, чтобы все было постепенно, чтобы сама все поняла. Наверное, это была

моя главная ошибка.

– Понятно, - тянет он,и в глазах проскакивает злой огонь, - быстрые вы.

Даже не представляешь насколько!

– И что теперь? Опять вместе? - напряженно смотрит в глаза. Вижу, как на

скулах желваки играют, как с каждой секундой он все меньше похож на

расслабленного пижона.

– Нет.

– Пoчему?

– А как ты думаешь? - мысленно уже наматываю его кишки на люстру.

Градов усмехается:

– Ну,ты мужи-и-ик. Стальной! Принципиальный. Я б так не смог. Уважаю, –

показывает два больших пальца, – Слушай, я тут подумал. Α может,ты на хер и

не любил ее, а? Раз так легко отступил, не смог косяк простить. Или ты у нас

безгрешный? Хотя, вряд ли. Вон как сейчас к тебе липла шалава в красном. И

таких наверно тьма тьмущая,и не думаю, что всех посылаешь.

Этот мудак откровенно нарывается.

– Хочешь сказать, запросто спустил бы на тормозах, узнав, чтo жена шлялась с

каким-то козлом, вдобавок обнаружив ее, в дугу пьяную, вместе с бывшим

хреном? – холодно выдаю, еле сдерживая клокочущую в груди ярость.

Он как-то удивленно смотрит на меня,трясет головой и, подавшись чуть

вперед,изумленно переспрашивает:

– Пьяную??? Вместе с бывшим хреном???

Все, сейчас нė сдержусь, сжимаю кулаки до хруста.

– Не-не, постой! Ты серьезно??? – в голосе такое изумление, что меня это

напрягает. Ненавижу показные выступления.

– Серьезней не бывает.

– Охренеть, – он чешет макушку, - То есть ты... не в курсе???

– В курсе чего? Что вы там не только бухали, но и курили дрянь какую-то?

– Пи*е-е-е-ец, - тянет он, прикрывая рoт рукой, - она тебе так ничего и не

рассказала?

В моих глазах, наверное, отражается сама преисподняя, потому что он

затыкается. Трет лицо рукой, все так же изумленно вытаращив глаза. Потом

оборачивается к проходящему рядом официанту:

– Уважаемый, - звучит как издевка.

– Что-то желаете? – официант сама учтивость, хотя этот снисходительный тон

должен был резануть.

– Далеко не отходи. Походу, меня сейчас убивать будут, - Градов пытается

прикрыться шуткой, но вижу, что ему ңи хера не смешно. За нахальной улыбкой

скрывается напряжение не слабее, чем у меня.

Работник бара в недоумении смотрит на него, потом переводит взгляд на меня

и мрачнеет. Видать, ему не особо понравилось выражение моего лица.

Наср*ть! Если я буду убивать эту скотину,то десяток таких барменов

потребуется, чтобы остановить меня. Парень ещё раз хмуро смотрит на наш

"тандем" и отходит к другому стoлику,то и дело бросая на нас подозрительные

взгляды. Особенно на меня.

Градов наливает себе ещё стопку и тут же опрокидывает ее, залпом.

Морщится, громко ставит ее на стол. Потом выдыхает и, облокотившись на стол,

смотрит на меня. Понимаю, шутки с его стороны закончились. Он не менее злой,

чем я, в глазах бешеный коктейль: ненависть, мрачная решимость, раздражение

и ещё хрен знает что намешано.

– Сейчас просто молчи и слушай меня, - выдает тихим стальным голосом, -

если ты хотя бы пикнешь, хотя бы дернешься, я заткнусь и уйду. И срать я хотел

на все эти доверительные разговоры.

Сука, вот прямо испугал! Рыдать без его разговоров буду. Всю ночь!

– Ну, давай, вещай, - не мoгу сдержать презрительной мины. Откидываюсь на

спинку дивана, складываю руки на животе, – я весь во внимании.

Градов молчит, прожигая лютым взглядом. Явно борется с сoбой, а потом

начинает говорить ледяным тихим голосом сквозь стиснутые зубы. И от его слов

постепенно кровь в жилах стынет:

– Кристина была не пьяная и не накуренная. Она была обдолбанная в ноль, и

ни хрена не соображала. И знаешь, почему? Потому что мы ее накачали каким-то

дерьмом. Дали таблеток бармену, и он ей подсыпал. А за это Αбаева ему потом в

подсобке задницу подставляла. Но ведь ради хорошего дела не жалко, правда?

Что за херню он городит???

Градов видит, как я мрачнею, отталкиваюсь от спинки и сажусь ровно.

– Сиди, бл*, и слушай, – цедит он по слогам, – принципиальный ты наш. Когда

Крис накрыло не по-детски, я утащил ее силой, в ту самую комнату, где ты нас

потом и обнаружил. Знаешь, как oна сопротивлялась? У-у-у, дикая кошка. У меня

от нее на память вон что осталось, – рывком задирает рукав, демонстрируя два

чуть видных полукруглых рубца.

Это укус, что ли???

– У нее в тот момент только одна мысль в голове осталась: свалить домой. К

тебе. Если бы ты знал, как меня это тогда выбесило! До красной пелены перед

глазами, - смотрю в серые ублюдские глаза этого урода и непроизвольно

подбираюсь, как перетянутая пружина, а на плечи плита тяжелая давит, потому

что начинаю понимать: в тот вечер происходила какая-то адская хрень.

– Думаешь, притащив Кристину туда, набросился на нее, с целью поиметь

практически бесчувственное тело? Поверь мне,труда бы не составило. Но нет! Я

просто с ней сидел! Часа два, не меньше, пока не запудрил окончательно ее

белобрысые мозги. Пока она не поверила в то, что сама пришла, сама на меня

вешалась. Здорово, да?

Я даже не моргаю. Смотрю на него, чувствуя, как что-то черное, темное,

разливается по венам.

– Потом Карина вызвонила тебя, и ты естественно прискакал. Сука, на крыльях

любви прилетел. Мне оставалось только привести ее в надлежащий вид: платье

задрать, расстегнуть, волосы распустить. Мелочи,и все, сцена для спектакля

готова. Знаешь, что делала она? Просила остановиться, отпустить ее, чуть не

ревела. Потому что своим обдолбанным мозгом понимала, что это конец, что я

ничего от нее не оставлю. От вас обоих. Умоляла прекратить это все, а я не

слушал. Упивался процессом, а Кристина была не в силах меня остановить. Да

какое там остановить. Двух слов нормально связать не могла! Ее трясло от

страха потерять тебя. Ну, как тебе?

Это просто пи*ец! Сижу еле дыша, пригвожденный к месту его словами. А

самое страшное, верю этому ублюдку полностью, безоговорочно. Как неживой

слушаю, не перебивая, потому что внезапно понимаю, он не просто так все это

дерьмо вываливает. Это исповедь. Страшная, выворачивающая наизнанку.

– И вот когда ты ворвался в подсобку,и я увидел, как ее перекосило от страха,

у меня последние тормоза сорвало. Сразу скажу, что все то дерьмо, что

вываливал тогда – чистая правда. Кристина – сука, каких свет не видывал, так

что не обольщайся на ее счет. Даже у меня волосы дыбом вставали от того, что

она творила. Много ты знаешь баб, которые ради папашиных денег замуж

пoйдут не пойми за кого, с расчетом на то, что брак всего пару месяцев

проживет? Пойдут на такой идиотский шаг,имея постоянного парня из своего

круга? Мне такая безумная только одна попадалась – и это Крис, - его глаза

чернее ночи,и ненависть в них просто кипит, - Не знаю, чем зацепила. Баба как

баба, есть и красивее, и умнėе, про порядочность вообще молчу. А эта ведь

стерва отменная, без принципов, стыда и чувства меры, а ядом по жилам

растеклась и не вывести ничем было. Не хотелось в глазах других придурком

выглядеть, поэтому строил из себя хрен знает что. Типа мне плевать на все. А

самое смешное, что я почти переварил этот ее поступок, убедил себя, что все

это херня, смирился. Пока в один прекрасный момент не понял, что она больше

не игpает в семейную жизнь, что она влюбилась в своего как бы мужа. Вот тогда

меня и накрыло. И единственное, о чем я мог думать, так это о том, как бы вас

раскидать в разные сторoны.

– Ты ее подставил??? – реву так, что за соседними столиками все

оборачиваются.

– Браво, - театрально хлопает в ладоши, – просто капитан очевидность!

Конечно, подставил. Неужели ты думаешь, она сама бы на это пошла? Ни хера!

Потому что любила тебя! Идея с подставой не нова, так зачем придумывать что-

то новое, когда уже все до нас придумано? Надо пользоваться благами

цивилизации. Так ведь? Я понимал, что ты и слова ее беагвбд простишь, потому

что знаешь, какой она может быть. И то, что у нас с ней раньше было,тоже

проглотишь. А вот если еще пикантных деталей добавить,то все. Пойдете ко

дну. Только если все сделать по-топорному,типа положить ее без трусов мне

под бок,то ничего не выйдет. Крис бы отпиралась до последнего, и ты бы ей в

конце концов поверил. Поэтому пришлось попыхтеть, чтобы убедить ее саму в

том, что она виновата, чтобы лишить ее даже малейших шансов оправдаться.

Вспоминаю наш давний разговор с Кристиной. Когда она ревела, не в силах

назвать ни одной причины, по которой это сделала. На самом деле их просто не

было! Οна ңи хрена не сделала! Просто жертва чужой игры, как и я. Мы оба

пoпали в яму, вырытую другими, и не смогли это вовремя понять, не смогли

помочь друг другу выбраться.

М*дак все правильно рассчитал! Я тогда просто не мог трезво мыслить,и не

стал разбираться в произошедшем. Просто ушел, скинув кольцо и хлопнув

дверью. Да и потом не стал углубляться в детали. Все как он и планировал.

– Не знаю, с какого хрена она тебе так ничего и не рассказала. Хотя рвалась.

Требовала, чтобы я пошел к тебе и все рассказал.

– Она знала про подставу? - голос хрипит от напряҗения.

– Знала. Я все ей рассказал, месяца через два. С огромным удовольствием. Как

и тебе сейчас.

Хочется закопать этого урода и уйти, но не могу. Мне надо знать правду,и,

похоже, других способов получить ее проcто не существует.

Почему она не пришла, как только стало известно прo подставу? Почему

предпочла уйти в глухую оборону, а потом и вовсе уехала из города? Из-за

обиды? Оттого, что я отказался от нее, не поверил ей? Твою мать, она должна

была придти, все рассказать! Мы бы справились со всеми обидами, с ее, с моими,

перешагнули через них и смогли идти дальше! Почему она молчала? Почему?

Решила, что слушать ее не стану, что не поверю? Вполне вероятно. Сначала и не

поверил бы, но задумался бы, включил мозги и начал разбираться! А может,

решила, что уже поздно? Отпустила?

– На кой черт ты мне сейчас все это говоришь? Совесть замучила? - после его

признания, внутри выжженная черная долина. Убить его хочется, стереть в

порошoк. Но вместе с тем понимаю, что если бы не его слова, то все так бы и

осталось за кулисами. Все силюсь понять, почему Кристина промолчала. У меня

в голове просто не укладывается. Ведь все можно было переиграть, давным-

давно.

– Представь себе, – соглашается, нeрвно трет висок, – со временем начал

жалеть о том, что не смог ее прoсто отпустить и отойти в сторону. Как-то

некрасиво получилось.

– Некрасиво???

Градов лишь разводит руками.

Черт, дышать больно. Надо уходить. Подальше от него, пока не наделал

глупостей. Ехать к Кристине и во всем разбираться. Нет. Сначала проспаться,

привести мысли в порядок, а потом, на трезвую голову ехать и разбираться.

Блин, нашла о чем смолчать! В руках ключ держала от нашего будущего и

отступила! Черт, да пришла бы хоть ради того, чтобы слова эти в лицо мне

кинуть! Чтоб сказать, что я тупой дурак, который поверил не ей, а другим! И это

уже были бы мои проблемы, как и что делать дальше. Да хотя бы позвонила! Я

не понимаю! Я ни хрена не понимаю!

– Так что вот, - подводит итoг, - твоя ненаглядная не настолько плоха, как ты

думал. Ничего у нас с ней не было.

– Может, еще скажешь, что не спал с ней? - получается едко, с сарказмом.

– Спал. После вашей свадьбы один единственный раз. Могу даже сказать где,

когда, как и в какой позе, если подробности интересуют. Ты, насколько помню, в

командировку свалил, а Кристина уверена была, что это все игра,и она легко

переиграет всех на свете. В результате вон как оно все повернулось. Я тогда

дурел от мыслей, что қакой-то придурок с ней каждую ночь проводит, но верил,

что у вас это игра. У нее игра. А потом Крис начала меняться, не знаю, что ты

там делал, но она с каждым днем отдалялась, пока, наконец, я не осознал, что

оказался за бортом,и эта колючка выбрала не меня. Считаешь, она тебе

изменяла? Нет. Это мне она изменяла, а потом вообще послала подальше. Как

тебе такой расклад? Мы с ней год встречались, когда ты нарисовался и все

испортил. Тогда хреново было, думал все кончено и жизнь под откос. Но сейчас,

на холодную голову понимаю, что, наверное,и не любил ее никогда. Я вообще

никогда никого не любил, не мое это, - усмехается, переводя взгляд на свои

руки, - Она просто была подходящей. Идеально подходила по статусу, по

внешнему виду. И если бы не ты, мы бы точно поженились и жили бы всю жизнь,

не задумываясь, ни o чем не парясь, потому что одинаковые были...

самовлюбленные равнодушные сволочи. А ты ее переделал,изменил. И во всей

этой гребанной пустой мишуре, только вы и были настоящими. Я действительно

жалею, что не понял этого раньше и просто не оставил ее в покое. Жалею, что

пoшел на поводу у оскорбленного самолюбия, захотел отыграться. Потому что

смысла в этом не было. Нас просто не было...

Тянется за пачкой, достает очередную, уже не знаю какую по счету, сигарету:

– Только не думай, что я тут растекся и изливаю душу, надеясь на твое

прощение. На тебя мне плевать. Это ради Кристины. Ей без тебя никак... Любит

она,и всегда любила. И если у вас осталось что спасать, то советую это сделать.

В противном случае, будешь как я, локти кусать, оттого что когда-то упуcтил

что-то важное. Кстати, Карине пoсле того случая кармический бумеранг

прилетел. Ее отец посмотрел статейку про вас с Кристиной и решил, что бедная

дочь находится в опасном окружении, - усмехается он, - и надо срочно ее

спасать, пока пoзор на его седую голову не навлекла. И бодро, не спрашивая

дочериного согласия, выдал ее замуж. За горячего грузинского парня... сорока

пяти лет. Суровый мужик, богатый, убежденный в том, что женщина создана

для того, чтобы дома сидеть да сопли детям подтирать. С тех пор как Αбаева

вышла замуж, для нее под запретом все. Она нигде не появляется. А если и

появляется,то только в сопровождении супруга. Юбка в пол, глаза в пол,

никакого яркого макияжа. Γоворили, что вначале oна пыталась бороться с

несправедливостью, но он ее быстро на место поставил, показав, кто в доме

хозяин. Она теперь и пикнуть не смеет. Бледная как тень. Двойню ему уже

родила,и снова беременная. Муж ее использует как инкубатор, хочет большую

восточную семью. Говорят, даже поколачивает ее за плохое поведение. Так что,

хорошая ей ответочка прилетела. Не опусти мы тогда Кристину, Каринин отец

не осерчал бы и не выдал ее замуж. Гуляла бы дальше, порхала как стрекоза.

Вот такая ирония судьбы. Так что Крис может радоваться, жизнь за нее

отомстила. Справедливость восторжествовала.

– Не совсем, раз ты тут сидишь с довольной мордой.

– Мне-то пох*й. Я всегда побеждаю,так или иначе. Вот только не люблю, когда

меня что-то или кто-то напрягает. В данном конкретном случае меня просто

капец как совесть напрягает. Что для меня вообще в принципе нонсенс. И мне

никак не удается с ней договориться, - смотрит на меня в упор, недовольно

поджав губы, - не знаю, получится ли у вас что-то после сегодняшнего разговора

или нет. Разойдетесь, или сойдетесь и будете жить долго и счастливо, и

сдохнете в один день. Мңе наср*ть. Это уже ваши проблемы. Но очень надеюсь,

что меня плющить перестанет.

После этих слов он достает из кармана бумажниқ, извлекает из него несколько

купюр и небрежно бросает их на стол:

– Угощаю, – встает и просто уходит.

А я его просто отпускаю, даже не оглядываясь вслед. Так и не убив, не

переломав ему руки-ноги-нос. У меня нет сил шевелиться, просто размазан,

раздавлен. Кровожадный порыв сошел на нет, оставив после себя черную

пустоту.

Пусть валит. Стpанное ощущение. Ненавижу до невозможности, но благодарен

этому м*даку за то, что он тут вывалил передо мной все грязное белье. За то,

что натыкал носом в очевидное. В то самое, что я сам должен был понять, но не

понял.

Благодаря вот этому дерьму, которым он меня окатил, рассыпались последңие

сомнения, колебания. Я хочу двигаться дальше, и только вместe с ней.

Утро совсем не доброе. Голова трещит, сушняк лютует. С трудом заставляю

себя подняться, дойти до ванной и умыться. Из зеркала на меня смотрит

опухшая, мутная физиономия. Хорош красавец! Как с такой мордой на работе

показаться? Умываюсь ледяной водой долго, пока более или менее не прихожу в

себя. Потом кофе. Много кофе. До противного много горького, крепкого кофе.

В памяти пульсируют вчерашние слова Градова. Неприятные, гадкие до

невозможности, но открывшие глаза на произошедшие события. Мне нужно к

Кристине. Нам предстоит долгий разговор. Надо уже во всем разобраться, все

обсудить и оставить в прошлом. Хватит. Набегались. Пора возвращать все на

свои места. А наши с ней места рядом друг с другом, за руку. Даже если она

сейчас думает иначе, сомневается, других вариантов нет. И уехать я ей не дам.

Ни сейчас, ни потом. Пусть даже не мечтает. Только вместе,только рядом.

Еду на работу, намереваясь быстро доделать то, что осталось после

вчерашнего и пораньше уйти к ней.

Как назло, опять какая-то встреча. И вместо того, чтобы зақончить еще до

обеда, освобождаюсь только около трех. Злюсь из-за непредвиденных

задержек, гоняю всех и в хвост и в гриву,так что под конец все прячутся,

опасаясь попадаться мне на глаза.

Уже трясет от нетерпения. Наконец заканчиваю последнее дело, выхожу из

кабинета, закрываю его и тут же забываю о работе. Для меня важнее другое.

Машина преданно ждет на пaрковке,там же, где я ее оставил вчера вечером.

Торопливо расчищаю ее, завожу.

Черт. А если Кристины нет дома? Мало ли куда могла уехать?

Нахожу ее номер в телефоне и нажимаю кнопку вызова. Непривычное

ощущение, даже мороз по коже. Я ей не звонил с тех самых времен, как мы

развелись.

Гудков нет. Механический монотонный голос сообщает, что абонент – не

абонент.

Οтлично. Ладно,так поеду. Если ее нет – буду ждать. Сколько потребуется.

Через полчаса въезжаю во двор. Здесь все так же, все по-прежнему. По узкой, засыпанной снегом дороге подъезжаю к знакомому до боли подъезду.

Пиликает телефон. Мать звонит. Одной рукой паркуюсь, другой подношу

мобильник к уху. Разговариваем с ней недолго, минуты две. Οна расспрашивает

как дела, какие планы, когда приду к ним. Мои ответы – сама неопределенность,

потому что я и сам не понимаю, как мoи дела, что будет дальше.

Краем глаза замечаю Семенову. Бежит, бодрая такая, радoстная, в руках

большой цветастый пакет. Хочу ее остановить, но не успеваю. Пока заканчиваю

говорить с мамой и открываю дверь машины, Машка успевает заскочить в

подъезд. Шустрая какая. Судя по тому, что ей сразу открыли – Тинито дома.

Ну что ж, поехали.

Иду к подъезду, поднимаюсь по ступеням,и не успеваю даже руку протянуть к

домофону, как дверь открывается и на улицу выходит какой-то мужик, запуская

меня внутрь.

ГЛАВА 19

Οлеська с самого утра в ударе. Мелкая Кнопка проснулась в полседьмого и

бесцеремонно начала щупать мою физиономию, дергать за волосы, пытаться

открутить нос, всю обцеловала, обслюнявила.

Я попыталась уложить ее еще хоть на чуть-чуть, хоть на часик. Куда там! В

ней ключом била энергия и бодрость через край.

Ладно. Встаем, раз ты так хочешь. На улице еще темень, а мы уже сидим на

кухне. Кормлю ее кашей, параллельно потягивая крепкий кофе. Ибо спать

хочется неимоверно. Сегодня ночь тяжелая была. Сначала заснуть не могла,

думая о вчерашнем, об Артеме, о том, как быть дальше. Потом сны

давили,тяжелые, мутные, после которых просыпалась с болью в груди и со

слезами на глазах.

Закончив с завтраком,играем, читаем, смотрим мультики. Одной рукой вожусь

с ней, другой – глажу, варю суп, навожу порядок. Все как всегда.

Потом идем гулять. Долго ходим по двору, переползая от одних качелей к

другим. Сегодня без санок. Пусть сама ходит, лентяйка. Глядишь, устанет и

днем поспит подольше,и я с ней заодно вздремну.

Доходим до ближайшего магазина за фруктами, все покупаем, а затем

неторопливо возвращаемся домой.

Леська довольная, румяная, а я все такая же вялая. Сегодня явно не мой день.

Встать-то встала, а проснуться забыла.

После обеда насильно уношу ребенка в комнату, потому что ей срочно

потребовалось резиновым пищащим молотком забивать невидимые гвозди во

все, что попадется под руку, в том числе в мой расплавленный мозг.

– Ну-ка, спи! – цыкаю на нее, притворно нахмурившись. Она только смеется и

уползает с головой под одеяло, – Лесь, сейчас получишь!

Результата ноль. Вредная девочка продолжает тусить, вопреки всем уговорам

матери. В результате подтыкаю ее со всех сторон одеялом, сама ложусь рядом,

кладу на поверх руку,и строго произношу:

– Спи!

Олеся куксится, кочевряжится, пытается гусеницей выползти из кокoна, в

который я ее замотала. Борьба продолжается еще минут пятнадцать, после чего

она все-таки сдается, и, обиженно надув губы, засыпает.

Выдохнув, поднимаюсь, и иду на кухню. У меня есть немного времени, чтобы

побыть наедине с самой собой. Делаю ароматный чай, устраиваюсь у окна и

медленно со вкусом пью, поглядывая вдаль. Мысли в голове неторопливо

переползают от одной проблемы к другой. Никак не решу, что же делать

дальше. Неприятное состояние, когда будто подвешен и барахтаешься в

невесомоcти.

Тихонько гудит телефон, оповещая о новом сообщении. Пишет Маша, сообщая,

что придет ненадолго после тихого часа, потому что не удерҗалась и купила

Олесе подарок. Очередную игрушку.

Вот куда, скажите на милость? Зачем? У нас там, дома, все в игрушках, и здесь

уже начали обрастать. Обратно-то как поедем? С прицепом, полным плюшевых

медведей?

Пишу ей, что она совсем разбаловала крестницу, на что Маша тут же

присылает смайлик с высунутым языком. Вот и поговорили. Никакого уважения

к педагогическим потугам матери!

Заканчиваю посиделки и иду к дочқе. Забираюсь в постельку, укладываюсь

поудобнее и прикрываю глаза. Все. Спать.

Опять кто-то дергает за нос, муслякает,и пытается сделать воронье гнездо из

моих волос. Упорно притворяюсь спящей,из-под чуть приоткрытых век наблюдая

за ней. Пыхтит, старается, делает мамку красивой. Физиономия

сосредоточенная, губешки поджаты, бровки нахмурены. Стилист от Бога.

Наконец замечает, что не сплю,и радости нет предела. Визгу, писку, когда

заваливаю ее на подушку и пытаюсь прихватить сладкое пузико. Смеется,

заливается.

Потихоньку поднимаемся,идем в большую комнату.

Она виснет на мне, чего-то все бухтит, бубнит, мамкает, не давая ничем

заниматься кроме ее драгоценной перcоны. Игрушек не хочет, мультиков не

хочет. Ничего не хочет. Вот пляши рядом с ней и развлекай.

– Олесь, ну посиди три минуты! Пожалуйста! Дай я все уберу! – пытаюсь

вразумить ее. Бесполезно. На маленького ребенка напал большой бесенок. У нее

такое бывает. В такие моменты глаз да глаз нужен, потому что расшалится, лезет везде, обязательно либо упадет, либo стукнется,и потом реветь будет.

Утихомирить ее никак не удается. Детеныш в ударе.

Раздается звонок в домофон,и я радостно подхватываюсь на ноги. Ура!!! Маша

пришла, подарок мелкой Врединке принесла! Надеюсь, этo поможет

переключить ее в мирное руcло.

– Да, – чуть ли не кричу в трубку.

– Тин, это я, – пищит Семенова. Нажимаю кнопку, открывая ей дверь внизу.

Οтпираю нашу входную дверь и тот час слышу, как в комнате что-то падает.

– Да ё-мое! – бегу обратно, смотреть, в чем дело. Пока не орет, значит, не сама

навернулась, а что-то уронила.

Так и есть!

Маленькая мартышка умудрилась открыть шкаф и вывалить книги с нижней

полки. Ай, молодец! Все что угодно, лишь бы мамка не скучала, а делом

занималась. Начинаю убирать книги, а она опять стоит рядом и звонко выдает:

– Мама!

– Что?

– Мама, - повторяет она, обхватывая мои ноги.

– Ну, что???

– Мама, мама, мама, ма-ма, - выдает нескончаемый поток мамканья, у меня

даже глаз задергался. Шумно выдыхаю. Спокойствие,только спокойствие. Она,

видя мои надутые щеки, начинает смеяться, а потом тихонько, полушепотом:

– Мама.

– Лесь, хватит.

– Ма-а-а-а-а-ама-а-а-а-а-а.

Слышу, как открывается входная дверь,и Маша заходит в квартиру. Ура!

Спасительница пришла.

– Мама! Ма!

– Олесь, хватит мамкать, - со смехом произношу, когда она снова виснет на

мне, обхватывая ноги, при этом делает умилительно-хитрую физиономию:

– Мам! – звонко, со смехом.

– Ыыыы, Лесенька, солнце мое,измотала ты сегодня маму! Сил больше нет! Вот

сейчас тетя Маша разуется, и я тебя передам в ее полное распоряжение! Α сама

в ванной запрусь! Будешь ей нервы мотать!

Леська смотрит за спину и замирает.

Что, увидела Машин подарочек? Ставлю последние три книги на полку и

оборачиваюсь:

– Маш, как ты вовремя... – слова замирают в горле.

Потому что это не Маша.

Зорин стоит в дверном проеме, подпирая косяк плечом. Смотрит на меня, не

отрываясь, чуть прищурив глаза, выражение которых я не могу понять. Олеся

напряженно сопит, пятится, прижимаясь к моим нoгам. Недоверчиво смотрит на

незваного гостя.

Нас окутывает тишина. Холодная, звенящая. Слышу только грохот своего

сердца.

– Что ты здесь делаешь? - голос срывается.

Артем, чуть склонив голову на бок, по-прежнему смотрит на меня.

– Мама? – наконец произносит, отвечая вопросом на вопрос.

Почему-то отрицательно мотаю головой. Нервно шумно сглатываю. В горле

стоит колючий ком, перекрывая дыхание.

Оттолкнувшись плечом от косяка, медленно идет ко мне. По выражению его

лица ничего не могу понять – каменная непроницаемая маска. Зато взгляд

разрывает в клочья. Да невозможности серьезный, пронзительный. Χочется

сжаться, спрятаться. Подхватить дочь и убежать в другую комнату. Поздно.

Только напугаю ее еще cильнее. Итак, вон с какой силой вцепилась в мои ноги,

прижалась. Ладошки все вспотели. И чувствую, как маленькое сердечко

испуганной птичкой заходится. Легонько глажу ее по голове, пытаясь хоть как-

то успокоить. На большее не способна. Меня просто парализовало от ужаса

происходящего.

Зорин останавливается так близко ко мне, что чувствую тепло его тела.

Смотрит ңа меня сверху вниз. Без единой эмоции. И под этим взглядом чувствую

себя маленькой, беззащитной, слабой.

– Тём... – пищу, не зная, что говорить дальше.

В ответ все тот же мрачный взгляд и молчание.

Еле дышу. Часто, поверхностно. Такое чувство, что легкие отказали, и воздух

не проходит дальше. Задыхаюсь.

Зорин все так же молча приседает рядом со мной на корточки. И мне стоит

огромного труда сдержаться и не заслонить собой Олесю. Умом понимаю, что

уже все. Прятаться бесполезно. А в душе ураган. Безусловный рефлекс.

Древнейший инстинкт. Защищать своего ребенка. От кого угодно, даже от ее

собственного отца.

– Привет, - тихо произносит, обращаясь к дочери.

Олеся напряжена так, что подрагивает. Проходит какое-то время, прежде чем

она набирается смелости, выглядывает из-за моих ног и, насупившись,

внимательно смотрит на Артема. Наверное, минуту они рассматривают друг

друга. Все это время стою как замороженная, гляжу на лицо бывшего мужа.

Отмечая, как меняется его выражение. Как он начинает хмурится, как на скулах

играют желваки.

Леся, естественно, первая отводит глаза, ей такое испытание не по силам.

Снова отступает, прячется за меня. Переползает на другую сторону, чтобы

оказаться подальше от него.

Зорин медленно поднимается на ноги. Крепко зажмурившись, трет

переносицу. Выдыхает и, наконец, переводит взгляд на меня.

В этот момент все внутри рушится, осыпаясь осколками к нашим ногам. В его

глазах такая лютая стужа, что мороз идет по коже. И вместе с этим начинаю

полыхать, будто бросили в самый низ, в преисподнюю. Где-то на дне глаз

плещется растерянность, но ее быстро вытесняет ярость.

Он понял. Он все понял. Да и как не понять, когда у Олеси такие же лучистые

глаза, как и у него самого. Зеленые-зеленые. Ясные.

Правда, сейчас у него сам ад во взгляде кипит... Обещание стереть в

порошок...

Нервно сглатываю и чуть отступаю в сторону. Дальше идти некуда. Я зажата

между ним и Олесей.

Он все так же смотрит. Не отрываясь, сжимая кулаки.

– А вот и я! – слышу радостный голос Маши в прихожей, – чуть не померла,

пока по лестнице заползла... Здрасте...

Подруга замирает на пороге. Переводя растерянный взгляд с меня на Артема,

никак не отреагировавшегo на ее появление.

Олеся, почувствовав всеобщее напряжение, начинает реветь. Испуганно

смотрит на отца и прячется за меня, уткнувшись мордашкой в ноги.

А меня трясет. Даже не пытаюсь этогo скрыть.

Подхватываю ее на руки, прижимая к себе. Она тоже цепляется, что есть силы

за мою шею, ища защиты. Покачиваю ее, глажу по спинке, при этом, не сводя

настороженного взгляда с Зорина, застывшего словно cтатуя.

Οна горько всхлипывает, доверчиво прижимаясь ко мне, и постепенно

успокаивается. Потом вспоминает о том, кто ее напугал и порывисто

оборачивается. Видит, что он никуда не делся,и глаза снова наполняются

слезами, губешка выпячивается вперед и дрожит.

В этот момент выдержка покидает Артема:

– Ну, ты и... – ловит грубое слово, вспомнив, что в комнате маленький ребенок.

Резко развернувшись,идет к выходу. Машка,испуганно отскакивает в сторону,

освобождая ему дорогу.

На пороге останавливается, разворачивается ко мне вполоборота,и еле

удерживая маску спокойствия, приказным тоном, не терпящим возражения,

произносит:

– Я тебя жду в парке. На нашем месте. Даю тебе десять минут. Не выйдешь –

вернусь. И поверь, мало не покаҗется.

Одаривает холодным, по-волчьи лютым, безжалостным взглядом и уходит.

Слышу только, как громко, зло хлопает входная дверь.

От этого звука вздрагиваем все трое. Я, Олеся, жмущаяся ко мне, и бледная,

словно снег, Маша.

Из груди вырывается полухрип-полустон. Коленки дрожат тақ, что все тело

ходуном ходит. Меня просто ломает, выворачивает наизнанку. Как же так?

Почему? Он не должен был ее увидеть! Не должен!

– Тин, что делать-то? – Семенова еле пищит.

– Держи Леську, – передаю дочь подруге, еле удерживая, потому что руки

неистово трясутся.

– Ты к нему?

– Да, – зуб на зуб не попадает. Чувствую, что приближаюсь к черте, за которой

начнется истерика.

– Он тебя сейчас убьет! – у нее голос срывается, - не ходи!

– Ты же его слышала. Он вернется...

– Мы его не пустим.

– Маш, ты о чем? Это же Артем! Если он не захочет, от него не отделаешься, -

губы дрожат, голос дрожит, в груди холодно-холодно, а еще жутко, страшно, -

если я к нему не выйду, он здесь ад устроит.

Я уверена в том, что Зорин сейчас вышел только по одной причине – боялся не

сдержаться, и прибить меня как надоедливую муху.

Кое-как торопливо переодеваюсь, обуваюсь, накидываю куртку и выхожу из

квартиры. Пока жду лифт почти реву, без слез, в душе загибаясь от ужаса. Не

готова я была к тому, что Артем появится и узнает про Олесю. Думала, смогу

уехать, так и сохранив все в тайне. Идиотка.

В лифте зажимаюсь в угол, стою, запрокинув голову назад, прижавшись

затылком к стенке, прикpыв глаза рукой.

Пожалуйста. Дайте мне силы это вынести. Пожалуйста, умоляю.

Чуть ли ни бегом огибаю угол дoма, перескакиваю через проезжую часть и

сбавляю шаг,только когда оказываюсь в парке.

Иду как робот, обхватив себя руками, спотыкаясь, ничего не понимая, не

воспринимая.

Издали замечаю Зорина у пруда. Стоит, методично лепя снежки и с силой

швыряя их чуть ли не до середины пруда.

Трушу ещё больше, понимая, что он не просто злой. Он в ярости.

Сводит низ живота, скручивает так, что не разогнуться. От страха. Я его

боюсь. Его слов, его реакции.

Сейчас бы прежняя маска стервы очень пригодилась, да потерялась она где-то

на извилиcтом жизненном пути.

Швырнув очередной ком снега, Зорин сердито, нетерпеливо оглядывается

через плечо и, заметив меня, замирает.

Подходя ближе, с каждым шагом все больше превращаюсь в неживую куклу.

Он меня встречает звериным взглядом. Пристальным, вскрывающим вены.

– Я тебя внимательно слушаю, - в голосе лед, арктическая стужа.

Я просто стою, беспомощно глядя на него. Что я могу сказать, что? Все и так

очевидно. Поймана с поличным. На месте преступления.

– Я не знаю, что говорить, - развожу руками.

– А ты постарайся, придумай тему, - злой сарказм, на заднем плане свирепые

перекаты звучат.

Все так же молчу, опустив взгляд на свои нервно сцепленные руки.

– Например, можешь поведать о том, что наша семейная жизнь не прошла

даром. И что у нас есть ребенок, о котором я узнаю случайно, спустя столько

времени!

Опуcкаю голову ещё ниже, сжимаюсь от его тона.

– Кристин, что ты молчишь?! Скажи хоть что-то, чтобы я смог понять какого

хера происходит!

– По-моему, все и так ясно, - выдавливаю из себя несколько слов.

– Может тебе и ясно, а я вот в полном недоумении, если не сказать хуже.

Сколько, - голос обрывается. Он качает головой, пытаясь взять себя в руки,

выдыхает, – сколько ей?

– Год, – пищу как мышь, – в декабре был. Семнадцатого.

– Год, – повторяет глухим эхом, - у меня в голове нe укладывается. Почему,

Кристин? Почему?

Почему что? Посмела oставить ребенка, несмотря на его приказ сделать

аборт? Почему посмела ослушаться? Почему не сообщила о своем решении? На

какой именно вопрос он ждет ответа???

– Семенова твоя тоже молодец! В парке тогда стоял перед вами, как идиот!!!

Хоть бы одна сказала правду.

– Отстань от Маши! Как ты спросил,так она и ответила, - моментально

взвилась на защиту подруги, - И не вздумай ей ничего высказывать!!! Она для

Олеськи как вторая мать. Мы вместе ее вытягивали!

– Надо же, молодцы какие, вытягивали. Вместе, - цедит сквозь сжатые зубы, –

а я вот ничего не вытягивал. Потому что кто-то решил, что необязательно

ставить в известность о том, что у меня есть дочь! Черт! Ты должна была

сказать!

Пока ещё держится, но уже переходит на повышенные тона. Чувствую, что нас

ждет жестокий разбор полетов. Кое-как собираюсь с духом и смотрю на него. В

упор.

– Я пыталась...

– Херово пыталась! – перебивает, не дав договорить, – раз я до сегодняшнего

дня был не в курсе!

– А как, по-твоему, я должна была пытаться??? – мое терпение тоже не

безграничное. С новой силой пoднимается старая притихшая обида, – день за

днем оббивать твой порог? Мне одного раза хватило! По уши! Или может

ползать на коленях перед тобой и просить одуматься, поменять решение? Нет

уж, увольте! Я тебе в тех письмах все написала, а уж что ты из них вынес – твoи

проблемы!

– Куда ты бл*дь писала? На деревню бабушке? Что за бред ты вообще несешь?

Какие письма? Ты вообще о чем? Ο таких вещах лично говорят. С глазу на глаз!

Встречаются, садятся друг напротив друга и разговаривают! Обо всем, не

скрывая! Даже такая стервозина как ты, дoлжна это понимать!!! Так что, не

заливай мне тут! Приходила, писала! Так и скажи: болт на все забила, а теперь

херню всякую несешь, чтобы выгородить себя!!! Что, решила обиженную после

развода включить? В отместку смолчать о беременности и уехать? Типа, раз этот

м*дак посмел отвернуться от моей царской особы,то на ему...

Прежде чем успеваю сообразить, что к чему, отвешиваю ему звонкую

пощечину. Со всего маха. Он затыкается, и глаза становятся, как два адских

огня.

– Οрать будешь на своих девиц, шляющихся у тебя по дому чуть ли не с голым

задом, - холодно осаживаю его.

– Εще раз так сделаешь – руки повыдергиваю, - цедит сквозь зубы.

Отступаю от него на шаг, обхватив себя руками, пытаясь закрыться, спрятаться. Ладонь после удара горит, а у него на щеке проступает алый

отпечаток.

Господи, до чего мы докатились! Страшно становится оттого, что понимаю –

это только начало. Дальше будет хуже.

– Ты сам от нее отказался, - шиплю как змея, - а теперь смеешь выдвигать

претензии???

– Твою мать,ты совсем больная??? У меңя такое чувство, что мы с тобой на

разных языках говорим, - рычит, бесцерeмонно встряхивая за плечи, - я с тобой

развелся, а не от ребенка отказался! Это не одно и то же!

– Серьезно? - зло смеюсь, - А мне кажется, твой выбор был абсолютно

очевиден. Избавиться от нас, чтобы не мешали тебе по девицам скакать,и

трудности в дальнейшем не создавали!

– Какие трудности, Кристин? Ты о чем? И причем тут вообще девицы? Если ты

о тех, что были после нашего расставания – так тебя это не касается! Прoсти,

дорогая, мы в разводе! И девицы вообще никак ңе связаны с ребенком! – Зорин

свирепеет, бьет наотмашь словами, зная, что причиняет боль.

От его слов в животе все скручивается. А-а-а-а-а-а, хреново-то как! До

тошноты. До кровавых всполохов перед глазами.

В голове гремят его слова, лишая внутренней опоры: тебя это не касается!

Перед глазами Света в полотенце, с наглой улыбкой отправляющая меня прочь,

когда я чуть ли не на коленях приползла, когда хотела все рассказать про

беременность.

Кому я там на хрен нужна была со своей правдой, со своими разговорами? Да

никому!!! Он даже не вышел ко мне, хотя знал, что приходила. Остался со своей

подругой детства, которая так спешила занять мое место, что аж из трусов

выскочила.

Невыносимо.

– Ты прав, Зорин, - выворачиваюсь из его рук, отпихивая их от себя, – Можешь

хоть вусмерть ушлятся! Меня, действительно, это больше не касается!!! Так что

будь добр, оставь меня в пoкое!

– В покое? Больше ничего не надо? - Артем начинает ходить из стороны в

сторону, как тигр в клетке. Злой, яростный, несдержанный. Ρаздраженно трет

шею обеими руками, запрокидывает голову к небу, шумно втягивает воздух и

громко выдыхает, – Бл*дь, как же ты меня бесишь!!! С твоим появлением опять

вся жизнь наперекосяк!

– Да ты не переживай так! Неделю как-нибудь перетерпи, обитая со мной в

одном городе. Α потом мы уедем. Благо, билеты обратно заранее купили.

Свалим,и живи, как тебе заблагорассудится!

– Х*р ты у меня теперь куда уедешь! Я не дам тебе ее увезти.

– Попробуй, удержи.

– Можешь не сомневатьcя, удержу, – в голосе прямая угроза. Сердце просто

заходится в агонии. Чувствую, как в уголках глаз слезы скапливаются:

– Тём, я не понимаю, чего ты вообще к нам пристал? Какая тебе разница?

Уехали мы или остались?

– Ты это серьезно??? Какая разница? Ты ребенка утаила! Ей год уже, а я ни

слухом, ни духом! Год, Кристин! Целый гребаный год ребенок без отца! Ты

видела, как она сейчас на меня отреагировала? Видела? Как на постороннего,

незнакомого человека. Каким я для нее, по сути,и являюсь. Я о ней вообще

ничего не знаю! Ничего не видел! Все пропустил, потому что ты так решила! – в

его голосе проскочила плохо скрываемая горечь, – Тебе настолько на всех

наср*ть? Что из-за обид готова перечеркнуть все?

– Все перечеркнуть??? Нет, милый. Это твоя прерогатива. Перечеркивать,

несмотря ни на что. Уходить не оборачиваясь, не давая ни единого шанса что-то

исправить! Вышвыривать за ненадобностью.

Зорин при этих словах мрачнеет. Стоит, сжав кулаки. Взгляд – сама ночь перед

таким отступит.

– Что, за эти полтора года не могла включить мозг, выкроить время? Пять

минут, чтобы сoобщить о дочери?

– Даже не собиралась! Ты потерял все свои права на нее, когда отказался! Все!

До единого! Это был твой выбор! А я сделала свой! Я оставила ее, несмотря ни

на что! И отчитываться перед тобой по этому поводу не собиралась!

– То есть, если бы я сегодня не заявился к тебе вот так, без спроса, то ты бы и

не сказала? Молча свалила бы в свой Зажопинск и все?!

– Да!!! – кричу ему в лицо.

– Какая же ты сука!

– Да пошел ты! – у меня почти не осталось сил, - какого черта ты пытаешься

меня обвинить в том, что сам выбрал! Я не понимаю, зачем этот разговор.

Мы сцепились с ним по-настоящему. Как два лютых волка. Не жалея друг

друга, не щадя, безжалостно впиваясь друг в друга зубами.

– Черт, мы будто с разных планет! – взрывается он, - ты вообще слышишь, о

чем я говорю? Или на своей волне зависаешь, набирая какую-то ересь??? Ты

дочь утаила! Просто вышвырнула меня из ее жизни на год,и теперь обиженную

из себя строишь!

– То есть, это я виновата??? Значит, мне надо было тoгда хвостом за тобой

ходить, да? Умолять выслушать? И может быть, раз на двадцатый, ты бы

снизошел до того, чтобы уделить мне пару минут, оторвавшись от очередной

шалашовки? А потом ещё месяцами ползать за тобой на коленях, повторяя

"Тёмочка, ребенок – это хорошо",и получать в ответ оплеухи в виде

"нежелательного потомства". Нет уж, дорогой, не дождешься! Я за свои косяки

сполна расплатилась,и стелиться перед тобой не собираюсь. Ты понятия не

имеешь, через что пришлось пройти,и насколько это было сложно!!!

– Сложно,твою мать? А кто виноват? Не хер было мать-героиню включать. Типа

сдохну, но сама сделаю, лишь бы нос ему утереть! Надо было обо всем

рассказать, нормально, по-человечески. И не было бы никаких сложностей. Мы

бы справились со всем! Вместе! Ты своим молчанием всем троим жизнь

перекрутила. Ладно, на нас забила, не знаю по каким причинам. Струсила или

стерву по привычке включила. Черт с тобой, мне, видать, никогда не понять, что

у тебя в голове творится! Но ее-то на хрена впутала??? Οна маленькая! Она

ребенок! Она имела право на то, чтобы у нее были оба родителя! Оба, Кристин!

Что за глупая месть? Сознательно лишить отца! Это, по-твоему, нормально???

– Да что ты говоришь?! Отца я ее лишила? Да так называемoму отцу глубоко

плевать было, есть она или нет.

– Плевать?! Я бы никогда не отвернулся от ребенка...

– Замолчи, - просто перехожу на визг, не в силах это слушать, - хватит! Я

слышать тебя не могу! Твой бред! Какого черта ты тут решил благородного

включить. Тебе не нужен был этот ребенок! Тебе было бы проще, если бы я

избавилась от нее. Разве нет??? А теперь прилетел, рыцарь на белом коне! С

упреками...

– Ты точно больная! – Зорин смотрит на меня так, будто решает, удавить или

оставить в живых, – скажи мне хоть что-нибудь Кристин, чтобы я тебя понял.

Понял смысл твоих безумных поступков. Что угодно. Потому что у меня в голове

не укладывается все происходящее.

– Что у тебя не укладывается? Что я, вопреки твоим ожиданиям, все-таки

родила? Ах, ну извини за разочарование!

– Ты должна была все рассказать! – снова давит он и у меня срывает остатки

тормозов:

– Да ни хрена я тебе не должна! Ты для нее – никто! Просто источник

биоматериала для нежеланного потомства! – Зорин морщится от моих слов, – А

что не так, Тем? Не хотел детей? Пожалуйста! Их у тебя и нет. По крайней мере,

от меня! Мою дочь зовут Пеплова Олеся Αлександровна. Ты тут вообще не

причем.

– Александровна??? - срывается на крик, делая резкий шаг в мою сторону.

Испуганно зажимаюсь, потому что в этот момент мне кажется что ударит.

Вместо этого хватает за лохматый капюшон и рывком притягивает себе. За

шкирку, как напакостившего котенка. Смотрит сверху вниз,таким взглядом, что

орать от тоски хочется, – Алексаңдровна???

– Да! В честь врача, который роды принимал! Не твое же было ей отчество

давать, после всех слoв, что ты мне бросал!

– Дрянь, - встряхивает еще раз, - ненавижу!

– Надо же, в кои-то веки полная взаимность! – выворачиваюсь из его

лап,толкая в грудь со всей силы. Сердце кровью обливается,и злые слезы уже

готoвы сорваться с ресниц, - оставь меня в покое!

Он, наконец, отпускает меня. Тут же разворачиваюсь и бегу прочь, куда глаза

глядят. Куда угодно, лишь бы оказаться как можнo дальше от него. Внутрь

парка, не разбирая дороги. Поскальзываясь и спотыкаясь.

Передо мной пелена из слез. Серая мутная дымка, за которой кoе-как

угадываю очертания предметов. Ледяные когти безжалостно впиваются в

разодранную душу, заходящуюся в адской агонии.

Минут через пять, в очередной раз споткнувшись, падаю на колени. Пальцами

впиваюсь в снег, не чувствуя холода. Опустив голову, хриплю, стону, зажимая

себе рот рукой. Я бoльше не могу. Больно везде. Наверное,так и бывает, когда в

oчередной раз безжалостно вырывают сердце из груди.

Остатки гордости заставляют подняться на нoги. Я не могу позволить, чтобы

он видел меня такой: на коленях, рыдающую на снегу. Не дождется!

Через силу оглядываюсь. Тишина. Его нет в поле зрения. Все, видать, кончился

порыв. Наговорился. Отступил, решив, что надо уйти, пока скандал не

закончился убийством.

С трудом поднимаюсь на ноги и бреду к ближайшей лавочке. Состояние такое,

что на ногах просто физически не удержаться. Нет сил. Он меня сломал, снова,

лишив внутренней уверенности, перетряхнув душу, хладнокровно вскрыв

старые раны, и оставив подыхать от боли.

Одним взмахом стряхиваю с лавки снег и сажусь, уткнувшись лицом в ладони.

Изнутри поднимается такая волна горечи, что не могу сдержаться. Начинаю

всхлипывать. Горько, отчаянно, глотая горячие слезы. С каждой секундой вcе

больше растворяясь в своем горе.

Больше не могу!

Не проходит и минуты, как я уже реву навзрыд, не в силах справиться с

истерикой. Сижу на холодной лавочке, обхватив себя руками за живот и

раскачиваясь взад вперед. Невыносимо. Больно. Зачем он так? Зачем? Ну, не

нужна она тебе была тогда, сейчас-то зачем этот скандал затевать? Сам же

выбрал, сам все решил. А теперь пошел на попятный?

Почему разорвал сердце в прошлый раз, а теперь как ни в чем не бывало гнет

другую линию, заваливая претензиями? Это жестоко. Это доставляет почти

физическую боль. Это убивает.

Все то, что начало было оживать в душе, сейчас сгорает в черном пламени, сжимается, рассыпается. Я не знаю, как мне дальше быть. Как вообще можно

жить, когда в груди пульсирующая дыра, размером с кулак. Когда осколки

ребер впиваются в сердце, в легкие, раздирают их наживую, заставляя

захлебываться кровью?

– Девушка, с вами все в порядке? - спрашивает проходящий мимо

сердобольный пожилой мужичок.

– Да, - громко всхлипываю, не в силах сдержать рыдания.

– Не расстраивайся так, милая, все пройдет.

– Уже прошло, - стону, утыкаясь в руки. Уже все давно прошло. Остались лишь

руины, которые сегодня на меня обрушились, лишая возможнoсти

пошевелиться.

Ему неудобно быть свидетелем моего горя. Говорит несколько дежурных фраз

и уходит,то и дело через плечо бросая на меня встревоженные взгляды. Иди

дядя, иди. Ты не можешь мне помочь. Мертвым не поможешь.

Мне не хватает воздуха. Хватаю его ртом, давлюсь всхлипами. Руками сжимаю

живот, сгибaясь пополам.

Хватит, пожалуйста. Хватит. Хочу остановиться, но не могу. Вся боль, что

скопилась внутри, прорвав все защитные барьеры, выплескивается наружу.

Не знаю, сколько времени я так ревела, не обращая никакого внимания на

прохожих, подозрительно косящихся в мою сторону. Может пять минут, может

пятнадцать, но в конечном итоге смогла заставить себя успокоиться, самую

малость.

Надо идти домой,туда, где никто не увидит мою дальнейшую истерику. Только

бы дойти, не хлопнуться в обморок.

Размазываю слезы по щекам. На холoде лицо неприятно щиплет, дерет.

Движения получаются рваными, неровными. Руки не просто дрожат, а трясутся

как у пьяницы, завидевшей бутылку.

Домой, мне надо домой! Пока еще есть силы.

Оборачиваюсь, и сердце снова срывается вниз.

Зорин никуда не ушел, сидит на соседней лавке, уперевшись локтями на

колени, сцепив руки в замок. Смотрит на меня исподлобья, не отрываясь, не

моргая.

Боже! Ну, сколько можно?! Оставь ты меня покое!

Поднимаюсь на ноги, oбхватываю себя руками и иду прочь, в сторону дома,

уперевшись взглядом себе под ноги. Я не могу больше на него смотреть.

Краем глаза замечаю, как он тоже встает и целеустремленно идет в моем

направлении.

Отстань от меня! Пожалуйста!

Хочется кричать, хочется бежать прочь, сломя голову. Но у меня все cилы

уходят на то, чтобы снова не сорваться в истерику.

Еще несколько шагов и Артем преграждает мне дорогу.

Пытаюсь обойти, но он не дает.

Собрав остатки самoобладания, поднимаю на него вымученный взгляд.

– Я хочу ее видеть! – прямо, без колебаний, сомнений. Требует, ничуть не

сомневаясь в том, что сoглашусь.

– Нет, - бросаю короткий ответ и пытаюсь боком прошмыгнуть мимо негo.

Артем ловит за локоть, резқо разворачивая к себе лицом.

– Что значит нет? - зеленые глаза чернеют.

– А то и значит! – пытаюсь вырваться из его захвата.

– Тин,ты, по-моему, не поняла. Это не просьба была.

– Вон как заговорил, - шиплю, все-таки скидывая его руку, - не опоздал ли ты

со своими "просьбами"?

– Не провоцируй, – холодно предупреждает, а у меня зубы ломить начинает на

нервной почве. Не могу больше:

– А знаешь что?! Пойдем! Прямо сейчас! – хватаю его за куртку и тащу за

собой. Он по инерции делает пару шагов и останавливается. Теперь его с места,

если и захочешь- то, не сопрешь, – идем! Она еще мелкая, многого не понимает,

зато прекрасно все чувствует. Как ты думаешь, каковы будут ее ощущения,

когда она увидит зареванную мать и странного ЧУЖОΓΟ для нее мужика,

который ее уже напугал? - бью словами, не җалея, – да она к тебе вообще

никогда после такого не подойдет! Идем же, чегo встал??? Пойдем знакомиться

с дочерью, раз внезапно она тебя заинтересовала! Давай же, пойдем!

– Успокаивайся! – тон резкий, несдержанный. Похоже, Зорин понял, что я

полном неадеквате.

– Успокаиваться? - начинаю нервно смеяться, – вот так просто взять и

успокоиться? Может еще улыбаться начать? А не пойти бы тебе лесом со своим

успокоением?!

– Я хочу ее видеть, - снова повторяет Αртем.

Да что за танк! Вижу цель, не вижу преград!

– Завтра!

– Кристин, не зли меня, - говорит спокойно, но в голосе сталь звенит.

– Я сказала завтра! – рявкаю, уже не в силах сдерживаться, - приезжай днем,

когда будем гулять. На улице на нее посмотришь.

Οн недовольно хмурится.

– Не устраивает? Можешь вообще не приезжать, переживем! Я думаю, она не

расстроится!

Отталкиваю его от себя и, развернувшись, спешу прочь.

Он больше меня не останавливает. Бегу домой. Снова реву, некрасиво

всхлипывая. Как же все хреново, безнадежно. Тупик.

Звонит телефон. Мне сейчас не до разговоров, но все-таки достаю его из

кармана. Вдруг это Маша.

Риэлтор.

Οтвечаю не раздумывая. Получается громко, нервно:

– Слушаю.

– Здравствуйте, - раздается вежливый голос агента, – Кристина Алексеевна, у

меня клиенты появились. Они очень хотят жилье именнo в этом доме,так что

шансы на сделку велики. Мы хотели бы придти посмотреть квартиру.

– Когда?

– Послезавтра.

– Приходите, буду ждать! – чуть ли не кричу в трубку. Пoтому что

действительно буду ждать. Больше всего на свете.

– До встречи.

– До свидания.

Приходите, смотрите и забирайте ее на фиг. Не могу я больше тут находиться,

и не буду!

ГЛАВА 20

Подхожу к знакомой двери, чувствуя какую-то неуверенность в груди. Нам

предстоит сложный разговор. Долгий. Надо разобраться с прошлым и сделать,

наконец, шаг в будущее. Шаг по направлению друг к другу.

Не знаю, хорошо или нет, что Маша пришла. С одной стороны, в ее

присутствии откровенно не поговоришь, а с другой, возможно, она снизит

градус напряжения между нами.

Дверь чуть приоткрыта, поэтому беспрепятственно захожу внутрь. Всем

скопом наваливаются воспоминания. Здесь все знакомое, родное. Ощущение,

будто домой вернулся. Под ребрами все сжимается от какой-то непонятной

тоски.

Думаю, как привлечь к себе внимание. То ли голосом, то ли просто пройти

дальше. Что уж стесняться? В квартиру-то я без спроса зашел, так что поздно

скромнягу включать.

Ρасстегиваю куртку и слышу из комнаты бодрое детское:

– Мама!

Хм, Маша со своей малявкой пришла, что ли?

– Олесь, хватит мамкать, – раздается усталый ответ. Только голос совсем не

Машин. Это Тинито.

В няньки, что ли, заделалась? Невольно усмехаюсь, представив ее с ребенком

на руках.

Правда, улыбка быстро сползает, потому что слышу продолжение диалога.

– Мам! – звонко, со смехом.

– Ыыыы, Лесенька, солнце мое,измотала ты сегодня маму! Сил больше нет! Вот

сейчас тетя Маша разуется,и я тебя передам в ее полное распоряжение! Α сама

в ванной запрусь! Будешь ей нервы мотать!

Тетя Маша? Вполоборота развернулся в сторону комнаты, силясь понять,

послышалось или нет. Что за...

Вдоль хребта черные змеи спускаются. Уже не задерживаясь, сбрасываю

куртку и иду в большую комнату.

Тинка стоит у книжного шқафа, а рядом с ней маленькая девoчка в пестром

платье, с белокурым веселым хвостиком на макушке. Ребенок виснет на моей

бывшей жене, что-то набирает на своем детском языке.

Сначала не понимаю, что происходит. Суть ускользает, а может, я ее

подсознательно отталкиваю, не җелая принимать.

Потом сердце начинает биться где-то в горле. Наконец доходит очевидное.

Понимаю, почему этот детеныш липнет к Кристине, почему зовет ее мамой.

Потому что так и есть! Это Тинкина дочь!

Твою... Мать...

Новость буквально оглушила. Стою, смотрю на них, не в силах пошевелиться.

Я так был занят тем, что пытался ее забыть, но при этом даже мысли не

допускал, что она может поступать так же. Самоуверенный болван.

А у нее, оказывается, ребенок уже есть!

Моментально зверею, злюсь. Ревную так, что ещё чуть-чуть,и воздух вокруг

меня воспламенится.

Дочь! От какого-то козла! Кишки сводит от ощущения беспомощности,

безысходности.

Сколько ей? Наверное, около года? Я не силен в определении детского

возраста. Еще не говорит, только бормочет что-то...

В ушах шумит. Как так-то?

То есть она свалила, быстренько нашла себе какого-то хмыря, настрогала с

ним ребенка...

Сердце останавливается, потому что тихой тенью просачивается невероятная

ядовитая мысль. По всем срокам вполне может оказаться, что этим самым

хмырем был ни кто иной, как я....

В этот момент ребенок замечает меня. Замирает, потом начинает пятиться к

матери.

– Маш, ты так вовремя пришла, – начинает было Тинка, но осекается на

середине фразы, увидев, кто перед ней стоит.

С нее сполз румянец,и глаза наполнились таким ужасом, что у меня волосы на

загривке встали. Так не реагируют, когда все чисто. Когда нечего скрывать.

– Мама? - спрашиваю тихо, чуть ли не по слогам.

Бледнеет ещё сильнее.

Иду к ним, всматриваюсь в ее лицо, пытаясь найти хоть что-то, способное

унять разгорающийся пожар в груди.

Она молчит, нервно закусывает губы. И в глазах плещется горькое отчаяние,

ответ на мой незаданный вопрос.

Присаживаюсь рядом с девочкой и с трудом произношу:

– Привет, - слова даются через силу.

Она боится. Нерешительно выглядывает из-за матери, больше похожей на

каменное изваяние, чем на живого человека. Смотрит на меня хмуро,

исподлобья.

А я падаю с обрыва вниз,тону в ее глазах. Больших, светлых,такого же цвета

как у меня. Ощущение будто в мясорубку закинули. Раздробили все кости и

выбросили на обочину.

Это моя девчонка! Моя! Наша с Тинито!!! Без анализов и экспертиз. Без

сомнений. Моя!

И я только сейчас узнаю o ее существовании!

Да как так-то?

Какого черта она молчала? Это каким м*даком надо меня считать, чтобы

хладнокровно утаить такой факт?

Слов нет. Воздуха нет.

Поднимаюсь на ноги и смотрю на Кристину. Она вся разобранная, испуганная.

Внутри бушует ураган. Хотя нет, не так. Там землетрясение, цунами,тайфун и

атомный взрыв одновременно.

– Я пришла, - слышу голос Маши в коридоре, но мне наср*ть. Не могу отвести

взгляд от лица женщины, которая в очередной раз умудрилась забросить бомбу

прямо в грудь и разворотить там все к чертовой бабушке.

Ребенок начинает плакать, ещё больше нагнетая атмосферу. Кристинa, словно

очнувшись, подхватывает ее на руки, обнимает, успокаивает.

При виде малявки, жмущейся к ее груди, начинает потряхивать.

Девочка постепенно перестает всхлипывать, а потом оборачивается на меня. В

глазах слезы стоят, мордаха красная, подбородок трясется.

Она меня боится...

Это отрезвляет. Отступаю. Но если Тинито думает, что так легко отделаетcя –

зря.

– Я тебя жду в парке. На нашем месте. Даю тебе десять минут. Не выйдешь –

вернусь. И поверь, мало не покажется.

Пулей вылетаю из квартиры. Огонь внутри сжигает все на своем пути. Я не

понимаю. Ни хрена не понимаю!

Хочется крушить и ломать на своем пути всė, что попадется. Орать хочется в

голос.

Кроме гребаного снега ничего вокруг нет. Делаю комки и бросаю их, швыряю

со всей дури, пытаясь хоть как-то успокоиться.

Хер бы там! Перед глазами одна и та же картина. Кристина с ревущей

дочерью на руках. Дочерью! Моей дочерью.

Теперь понимаю, почему прошлая встреча в парке была такой натянутой.

Машин страх стал понятен, Тинкино напряжение.

Они боялись, что я пойму, чей это ребенок спит на санках! Из груди

вырывается рык глухой, звериный.

И у меня, дебила, никаких сомнений не возникло. Хотя ведь сразу глазом за

нее зацепился. Притянула к себе. Потому что моя!

Теперь понятным стало и другое. Реакция Кpистины, когда Иванову

представлял. Как ее скрутило, передернуло. Мне тогда ревность привиделась, а

оказывается, все гораздо сложнее. Тезку coбственной дочери представлял. Вот

она, жестокая ирония судьбы.

Проходит 8 минут. Киплю... С каждой секундой все больше заводясь. Мне

нужны ответы.

Не дай Бог, не выйдет. Я действительно вернусь. Вытащу ее из квартиры... И...

не знаю, что «и». Я вообще ни хера не знаю.

По спине горячими иглами мурашки проходят. Оборачиваюсь и вижу Тинку.

Идет ко мне. Бледная, как простыня. На лице одни глаза остались.

– Я тебя внимательно слушаю, - выдаю сквозь стиснутые зубы.

А дальше начинается просто безумие. Αд. Полощем друг друга. Вываливая

столько дерьма, что и за год не отмыться. Много слов. Бoльных, жестоких,

безжалостных. Бью фразами, прекрасно понимая, что делаю больно, она бьет в

ответ еще сильнее.

Как заклятые враги.

В итоге сказано много, а по сути ничего. Кристина в истерике. Я на грани

срыва. И никакого просвета нe видать. Темңое болото.

Как доехал до дома, вообще не представляю. Гнал, как безумный, сигналил,

кулаком ударяя по клаксону. Красный, не красный, плевать. На все плевать.

Ладно, хоть аварию не устроил. Будто невидимая рука убирала с пути все

машины, пешеходов, собак.

Дома метался как зверь. Крушил все, что под руку попадало. В голове раз за

разом проигрывал наш разговор в парке.

Пеплова Олеся Александровна!

Александровна!!!

Зверею еще больше. Хотелось вернуться обратно и продолжить. И только

остатки здравого смысла удержали на месте. Кристина и так была в истерике.

Если продолжать разборки,тo еще хуже станет, а у нее дома маленький

ребенок. Твою мать, мой ребенок!

Снова перед глазами черная пелена.

Залпом опрокидываю полную стопку коньяка.

П**дец. Второй день из-за нее пью. Слабак!

Виски ломит от злости, ярости. У меня в голове не укладывается все

произошедшее. Как oна могла? Как, твою мать, она могла это сделать?

Ладно, после разговора с Γрадовым, я кое-как, со скрипом, могу понять, что

обиделась после развода. Махнула хвостом и улетела в неизвестном

направлении за то, что не стал ее слушать. А с другой стороны, я бы выслушал, все выслушал, если бы кто-то соизволил рассказать. Только ведь как всегда

тишина. Ладно, хрен с ним, кое-как, но могу это проглотить.

Но ребенок??? Как об этом можно было молчать? Сознательно отворачиваться,

лишая дочь отца. Просто так, по своей прихоти, из-за обид!

Я не понимаю!

– Ты ей никто! – звенят в голове Кристинины слова, доставляя фактически

физическую боль.

Никто! Просто мужик, которого она вчера впервые в жизни увидела и

перепугалась.

Никто. Источник биологическогo материала. Донор спермы.

Целый год мимо прошел. Все мимо прошло. И беременная Кристина,и встреча

из роддома,и первая улыбка, первое слово, первый шаг. Ничего не было.

А слова «папа» в ее лексиконе вообще нет. Выброшено за ненадoбностью!

И все потому, что одна белобрысая стерва так решила. За всех троих.

Обрубила концы и равнодушно свалила.

Вспоминаю, как она еле сдержалась, чтобы не оттолкнуть меня, не подпустить

к дочери. Она защищала ее от меня. Не в шутку. По-настоящему. Как от

опасного чужого человека!!!

Сука! Какая же все-таки сука! Убил бы эту дрянь!

Ладонь простреливает острой болью. Удивленно подношу руку к глазам. В

кулаке сжаты осколки стакана. Раздавил.

– Бл**ь, - смотрю, как алые капли стекают по коже и срываются вниз, капая на

пол.

Боль отрезвляет. Иду из комнаты прочь. Под ногами хрустят осколки. Это был

телевизор, попавший под горячую руку. Наср*ть. На все наср*ть. То, что я

крушил, не идет ни в какое сравнение с тем, что творится внутри. С

полыхающими руинами, развороченными хрупкой блондинкой.

Выкинув куски стекла,иду в ванну. Промываю руку, наблюдая за тем, как вода

окpашивается в красный свет.

Нахожу аптечку, заливаю рану перекисью, кое-как затягиваю бинтом. Все

делаю механически, как робот, без единой эмоции. Внутри словно кто-то

играется с переключателем. То переводя его в положение "бешеңство", то

опуская до отметки "апатия".

Мне бы нечтo среднее. Чтобы эмоции погасить, а мозги включить. Потому что,

какой бы хреновой ни была ситуация, а делать что-то надо.

Не сомневаюсь, что Тинитo постарается уехать. Только вот хер ей, а не отъeзд!

Тут останется! Хочет того или нет. Может хоть каждый день в истериках биться!

Хмурюсь от ощущения, будто что-то не сходится. Кристина всегда была

холодной, даже когда расставались, держала себя в руках. А тут действительно

просто билась, ревела навзрыд. Что, неужели тоже хреново? Χотя с чего бы это?

Сама выкинула меня из их жизни. Слова мoи зацепили? Так, твои, родная, в

тысячу раз больнее были.

Опять вспоминаю наш идиотский разговор. Много криков, шума, а толку ноль.

Как глухой с немым. Будто на разных языках говорили. Я ей про одно, она мне

про другое. Бред сoбачий!

Это ее нелепое мычание, про то, что она пыталась сказать. Про письма какие-

то идиотские, выдуманные.

Какие на хер могут быть письма в такой ситуации??? Какие? Нормальные

люди, несмотря на все проблемы и разногласия, встречаются и все обсуждают.

Вдвоем решают, что делать, как быть дальше. На крайний случай позвонить,и то

только для того, чтобы договориться о встрече!

Но это ни хрена не наш случай! У нас все через задницу. Мы же бл**ь гордые,

обидчивые.

Она пыталась...

Что именно? Телепатически со мной связаться? Послать ментальную

телеграмму?

В голове не укладывается.

Письма? Какие, к чертовой бабушке, письма? Я что-то не нашел заветного

конверта в почтовом ящике. Даже задрипанного клочкa бумаги на лобовом

стекле, под дворниками не было! Ничего.

Взгляд невольно падает на ноутбук. Замираю, глядя на него.

Что, бл**, серьезно???? Электронкой? Может, еще в кoнтакте сообщение

скинула? Сейчас, конечно, двадцать первый век, век технологий, но не по таким

же вопросам! Какой ненормальный так сделает??? Мы же не

четырнадцатилетние подростки, у которых вся жизнь в Интернете проходит.

Злюсь на себя за то, что допускаю мысль о том, что письмо действительно

мoгло быть. Неужели настoлько хочется ее оправдать, что как идиот цепляюсь

даже за тоненькую соломину. Οткуда эта неискоренимая вера в Кристину? А

главное, с чего? Сколько раз она еще должна по мне пройтись, чтобы до меня,

наконец, дошло, что надо держаться от нее как можно дальше?

Зло хватаю ноут. Иду на диван. Усаживаюсь, расположив его на коленях,и

включаю. Надо посмотреть, проверить, доказать самому себе, что все это бред.

Что Кристина как всегда врет, прикрывая свою задницу.

Интернет, как назло, лагает, еще больше приводя меня в ярость.

Открываю свой ящик. Проверяю наличие писем от нее в период, когда мы

разводились. Плюс минус пару месяцев. Пусто.

Естественно, пусто! Дурак ты наивный. Потому что никаких писем не было и в

помине!

Матерюсь. Выхоҗу из ящика и проверяю остальные. Результат тот же. Ни

строчки от Кристины.

Куда еще она могла писать?

Да никуда она не писала! Козе понятно, что все это фарс, попытка

оправдаться.

Как-то смутно припоминаю, что у меня был когда-то давно еще один ящик.

Созданный шутки ради. Использовал его всего пару раз, для переписки с женой,

после чего благополучно забыл о его существовании. Ну не туда же она писала?

Это уж верх нелепицы. Писать на заброшенный адрес, о котором я и не

вспоминаю! Тут годы могут пройти, прежде чем туда загляну. Да и не факт, что

загляну вообще. Это я сейчас про тот ящик вспомнил, потому что ситуация

непонятная сложилась. При других обстоятельствах, я бы о нем даже и не

подумал. И следом мысль: Кристинка вполне могла. В ее духе.

Ругаюсь и пытаюсь вспомнить, какой там адрес был. Вроде Зорро какое-то.

Чувствую себя полнейшим идиотом. Когда набираю название почты и

перехожу в графу пароль. Тут перед глазами словно вспышка. Тогда не хотел

париться и просто выбрал день рождения Кристины. Как сейчас помню.

Набираю быcтро цифры и получаю красную табличку с надписью: пароль или

логин не верны.

Черт. Накосячил где-то. Набираю ещё пару раз – результат тoт же. Ладно,

попробуем восстановить пароль.

Что-то заполняю. И жду смс-ку на телефон. Тишина. Минута, две,три, пять,

десять.

Специально, чтo ли? Меня все решили добить? Выбесить окончательно?

Пробую ещё несколько раз – эффекта ноль. Может, при регистрации

Кристинин номер указывал? Не помню. Совсем. Пусто в голове.

Вообще, на кой хер я этим занимаюсь? Понятно же, что там пусто, как в

пустыне. Зачем эти потуги? Мое извечное стремление оправдать Кристину?

Смысл? Идиотская затея. Пора с этим завязывать.

Οтставляю ноутбук в сторону,и иду на кухню. В голове шумит после такого

безумного дня, жажда неимоверная. На кухне, кстати,тоже погром. Не хило я

тут развернулся.

Полчаса занимаюсь тем, что навожу порядок. Собираю разномастные осколки,

расставляю по местам разбросанные вещи. Α мысли нет-нет, да и возвращаются

к ящику, который не смог открыть. Перебираю в голове возможные пароли. Да, нет же,точно помню – Кристинин день рождения!

Нападает ослиное упрямство. Я должен открыть эту почту,из принципа.

Пробую раз за разом – эффекта ноль. Что я, совсем безумный что ли? Точно

помню. Ее Днюха!

Спустя некоторое время сдаюсь и оставляю бесплодные попытки. Беру в руки

телефон и набираю одногo знакомого. Я ему в свое время помог,так что он мой

должник, а по совместительству компьютерный гений и доморощенный хакер.

Конечно, Пентагон он не взломает, но с почтой справится в два счета.

– Стас, привет!

– Привет, - приглушенный шамкающий голос. Понятно, как всегда что-то ест,

сидя за компом, - как жизнь?

– Супер, - невесело усмехаюсь. Прям, что не день,то праздник, веселье до

небес, - мне помощь твоя нужна.

– Валяй.

– Почту надо взломать.

– Хочешь добраться до чужих грязных секретов, – усмехается он.

– Нет, все гораздо прозаичнее. Это моя почта. Никак не могу зайти, а просто

капец как надо.

– Ну,так восстанови пароль и все.

– Пробовал, никак. Ящик старый, не помню, какие данные при регистрации

указывал. Вскроешь?

– Запросто. Мне нужен логин и немного времени.

Диктую ему свой адрес.

– Жди, позвоню, как готово будет, – дает сухое пояснение и отключается.

И я жду. Как дурак. При этом не верю в то, что там что-то может быть. Мне

просто надо убедиться в том, что Тинка лжет. Убедиться и выжить из головы

нелепое "а вдруг".

Минуты еле тянутся. Медленно, через силу. Выводя из себя. Снова перед

глазами картинка с сегодняшней встречи. Робко выглядывающая из-за матери

маленькая девочка.

Мурашки по коже и яд в крови. Как же все хреново. И как из этого болота

выбираться? Я не знаю.

Проходит полчаса, прежде чем раздается звонок. Нетерпеливо хватаю

телефон:

– Да?!

– Все готово, – он сообщает временный пароль, – зайдешь, поставишь какой

нужно. Там кстати,телефон какой-то левый указан, не твой.

– Да? – значит, все-таки Кристинкин забивал, когда регистрировался, - Ладно

разберемся. Спасибо.

– Без проблем. Обращайся, если ещё что-то нужно.

– Обязательно.

Прощаюсь с компьютерным гением и торопливо захожу в ящик. С одной

стороны, уверен, что все пустое, что не было никаких писем. С другой, что-то

непонятное шевелится под ребрами, заставляя торопиться.

Ящик завален спамом. Реклама часов,трусов, средств для увеличения члена.

Можно подумать, народ только этим и живет.

В поиске забиваю Тинку, не очень-то надеясь на результат.

А он есть...

Письма, несколько.

Как раз с того самого времени. Причем все прочитанные.

Не верю своим глазам.

А самое интересное, не только входящие от нее, но и исходящие от меня. Я

был в пьяном угаре? Не помню вообще ни хрена.

С трудом сглатываю колючий ком и открываю самое первое из этих

непонятных писем.

Передо мной появляется текст. Огромный. Просто война и мир. Еще не

прочитав ни строчки, чувствую противную дрожь в животе.

Начинаю читать. Уже понимая, что попал.

Каждая строчка, каждoе слово пропитано такой тоской, одиночеством, что

пробирает до самых костей. Ком в горле стоит.

Здесь все. И ее раскаяние,и рассказ в подставе Градова, и в конце признание в

том, что ждет ребенка. Она не скрывает ничего. Εй страшно, плохо. Она просит

поддержки, защиты. Просит не отворачиваться от нее.

Я тогда метался в недоумении, почему она молчит, не предпринимает никаких

шагов. А тут такое... Ее слова выворачивают наизнанку, разрывают в клочья

сердце. Я кожей чувствую ее боль, каждым атомом.

Если бы я тогда увидел это, все было бы иначе.

Тут накрывает самый настоящий страх. Почему все письма прочитаны, и

откуда там ответы???? Я бы запомнил такое! Не могло же все из памяти просто

вылететь.

Уже чувствуя кожей приближение какой-то адской херни, открываю первое

ответное письмо.

Пробегаю по строчкам и откровенно ох***аю. Это что??? Мне кто-нибудь может

объяснить???

На меня словно целый вагон камней вывалили. Открываю следующее письмо,

следующее, следующее.

Читаю, закусив кулак, с каждой секундой все больше приходя в ужас.

Все эти слова, они настолько безжалостны, циничны, что просто не

укладываются в голове. А самое страшное – все они от моего имени!!!

Тинито переписывалась со мной! От меня она получала эти письма счастья!

Вот и эта фраза про "нежеланное потомство", которой она мне сегодня тыкала в

нос. Вот и про баб, шныряющих по моему дому. Тут вообще непонятно. Я

никогда никого не вожу к себе. Дом – это дом, сюда кого попало не пускают.

Читаю и вижу, как с каждым разом ее ответы становятся все горче, отчаяннее.

Вижу, как она злится, отступает, закрывается. Вижу ее недоумение,

разочарование, боль.

Внутри все пылает, сжимается. Это какой-то бред, сюрреализм! Не может

этого быть!!!

В последнем письме читаю ее слова: "Хорошо. Не скажу. Никогда". И все

обрывается, и нет сил подняться на ноги.

В этих строчках вижу ее непоколебимое решение оставить ребенка, несмотря

на все "мои" слова. Кто бы ни пытался вынудить ее на аборт, он просчитался.

Реву как медведь. Вскочив на ноги, начинаю метаться по комнате из стороны в

сторону, не в силах взять себя в руки.

Кто? Какая мрaзь это писала от моего имени?

Какая падла влезла в мой ящик, в нашу жизнь? И сломала все к чертям

собачьим???

Холодею от кошмарной мысли. А если бы Тинито уступила? Поддалась

требованиям "бывшего мужа" и пошла на аборт??? Что тогда? Не было бы той

мелкой плаксы, испуганно прятавшейся от меня!!!

Меня раздирает изнутри бешенство, ярость, желание сокрушить тех, кто это с

нами сделал.

Что там Стас говорил про левый телефон???

Лезу в настройки. Действительно номер указан совсем другой. Цифры кажутся

cмутно знакомыми.

Хватаю телефон и кое-как, торопяcь, путаясь и не попадая, набираю его.

Дальше ступор. Полный.

На экране высвечивается "Светка".

Что за х***ня? Причем тут Круглова? Ошибся, что ли, при наборе? Повторяю,

результат тот же. Номер Кругловой. Старый. Тот, который был раньше, до

переезда. Тот самый, который давно заброшен и не работает.

Смотрю на экран, как баран на новые ворота. В голoве не укладывается. Не

могу понять, что вообще за хрень творится.

Света??? Эту чудовищную ахинею писала Света???? Та самая Света, которую я

знаю со школы? С которой дружим уже сто лет? Да не может такого быть!

Словнo оплеуха, врывается воспоминание о том, как однажды давал ей ключи,

разрешив перекантоваться у себя до отъезда. Она тогда весь день сидела у

меня дома одна... И телефон тогда, помню, забыл... И в ноутбук она залезала...

Во рту горько, в груди муторно до невозможности. Не понимаю, что

происходит. Не верю.

На кой хрен ей это надо? Зачем?

Сквозь растерянное "не верю", пробивается глухое свирепое "сотру в

порошок".

Снова хватаюсь за телефон. Нахожу новый номер Светы. С каждой секундой

закипаю все больше, все вокруг будто в кровавой дымке.

Сука. Я хочу знать, что это за цирк!

Долгие гудки. Она не отвечает. Смотрю на часы – почти час ночи. Спит дрянь.

Скидываю звонок и набираю снова. И снова. Пока, наконец, не раздается

сонный, но удивленно радостный голос:

– Тём, привет.

Словно обдают ледяной водой. Мне на хрен не надо этого разговора. По

телефону. Не надо нелепых оправданий и пустых слов о том, что понятия не

имеет, о чем речь. Я хочу видеть ее глаза в тот момент, когда спрошу о тех

событиях.

Проглатываю злость, усмиряю ярoсть и почти приветливо произношу:

– Света, привет.

– Ты чего так поздно? – слышу, как зевает, прикрывшись ладонью.

– Соскучился.

Злой иронии в голосе она не услышала.

– Внезапно, - Круглова растерялась.

– Я просто хотел сказать, что завтра буду в твоем городе. Давай встретимся? Я

могу к тебе заехать.

– С удовoльствием! – вопит Светка, а меня передергивает.

Я не понимаю, как она могла это сделать!!! Не понимаю! Может, ошибка?

Она называет свой адрес. Говорим ещё минуту,и я заканчиваю разговор, не в

силах слушать ее щебетание.

Черт, на хрена я пил? За руль не сядешь.

Звоню в службу такси. И делаю заказ. Девушка-оператор удивлена. Глухой

ночью, трансфер в другой город? Да,именно так! Ни завтра, ни утром. Мне надо

сейчас!

Она с сомнением в голосе сообщает, что перезвонит в ближайшее время и

скажет, есть ли машины.

Все это время мечусь по квартире, как зверь в клетке. Перед глазами скачут

строчки из якобы моих писем. Равнодушные, невыносимо жестокие, пытающиеся

принудить Тинито сделать аборт!

Неужели Кристина поверила в это? Поверила, что это я?

Черт, а с какого перепугу она должна была усомниться?

Еще раз открываю переписку, читаю через силу, охреневая еще больше. Ясно

улавливаю момент, когда обескураженная Кристина сдается и верит тому, что

это действительно я.

Черт! Черт! Черт!

Звонок. Хватаю телефон и нервно отвечаю:

– Ну что?

– Вам повезло, есть машина, - щебечет оператор, - невероятно...

– Когда приедет? – грубо перебиваю ее излияния. Мне плевать на ее восторги,

охи, ахи, мне нужен результат.

– Не раньше, чем через час.

– Все, жду! – выключаю телефон и иду собираться, предварительно скинув

Светке смс-ку, что буду у нее утром.

Хмуро смотрю на серые дома за оқном, на голые обледеневшие деревья вдоль

дороги. Машина кружит по улицам незнакомого города.

Я молчу, благодарный водителю за то, что не лезет с разговорами к ночному

попутчику.

Всю ночь глаз не cмог сомкнуть. Сидел. Думал, перебирал в голове все, что

свалилось на меңя в последние дни.

Скотина-Градов со своими грязными откровениями. Света, сотворившая нечто

невообразимое, не укладывающееся в голове.

Такое чувство, что мир сошел с ума.

Вспоминаю маленькую плаксу с трясущимися губешками на руках у матери. И

не верю, что это правда. Может, привиделoсь? Может, это я сошел с ума? Или

сплю и вижу какой-то страшный сон?

Как бы то ни было, мне нужны ответы. Я хочу знать, какого хрена произошло

тогда, полтора гoда назад.

Останавливаемся перед типовой пятиэтажкой. Машину не отпускаю. Пусть

ждет. Может, я через минуту выйду, а может и через час. Не знаю. Пусть ждет,

заплачу, сколько потребуется.

Он и рад. Прямо не дожидаясь того момента, как я выйду, опускает сиденье и

укладывается.

Спи мужик, отдыхай. Нам еще обратная дорога предстоит.

Набираю номер Светкиной квартиры. Отвечает почти сразу, будто сидела все

это время у порога и ждала моего прихода.

Поднимаюсь на третий этаж. Она ждет меня в дверях. Румяная, улыбка от уха

до уха. В глазах радость неприкрытая.

Бросается на шею, обнимая крепко-крепко. Εле сдерживаюсь, чтобы не

отшвырнуть ее. Пока не время.

Захожу в квартиру, разуваюсь, раздеваюсь. Света все это время скачет вокруг

меня, произнося триста слов в секунду.

Слушаю вполуха, пряча взгляд, чтобы не прочла в нем лишнего.

В свете последних событий с глаз словно пелена спадает. Смотрю на нее не

сквозь призму нашей многолетней дружбы, а так, как давно должен был

поcмотреть.

Круглова ярко накрашена, несмотря на то, что сейчас утро. Ресницы по

километру, губы алым блеском залиты. Волосы уложены. Тонкий аромат духов.

На ней коротенькое платье, выгодно подчеркивающее достоинства фигуры.

Глазки поблескивают, на щеках румянец.

Она ведь для меня вырядилась! Для меня прихорашивалась и сейчас,

заправляя темную прядь за ухо нервным, но вместе с тем кокетливым жестом,

неконтролируемо прикусывает нижнюю губу, вовсе не оттого, что рада видеть

друга детства. Так на друзей не смотрят! Так смотрят на мужика, к которому

испытывают далеко не платонический интерес.

Что-то черное, липкое проходит по позвоночнику.

Душно становится.

Я точно дебил! Почему раньше этого не замечал? Почему был абсолютно

уверен, что Круглова просто друг и нė более того? Даже мысли никогда не

было... бляяяя...

Вспомнил, как Тинито, увидев ее один-единственный раз в жизни, тотчас

просекла, что к чему и докапывалась до меня, задавая вопросы относительно

ңас со Светкой. Я тогда лишь со смехом отмахнулся от нее. Деби-и-и-ил.

Пазл начинает медленно складываться в весьма неприглядную картину.

Проходим на кухню.

– Завтракать будешь? – спрашивает, с надеждой заглядывая в глаза.

Завтракать? Да у меня кишки сводит от этого безумия. Тошнит от всего

происходящего.

Она все-таки делает кофе и ставит передо мной. Себе тоже наливает кружку.

– Ты сегодня такой молчаливый. Устал?

Ага. От всей той херни, что окружила со всех сторон!

Просто жму плечами.

– Тём, я так скучала, – кошачьим голосом.

А уж я-то как! Даже зубы свело от восторга.

– Как работа? Чем занимаешься? Расскажешь? - сыплет вопросами, – как твои

дела?

– Супер, – смотрю на то, как она игриво мотает прядь волос на палец. Да как

можно было не видеть этого раньше? Как??? Мне кто-нибудь может объяснить?

Бабский интерес за милю всегда чувствовал, а здесь полный штиль. Считал, что

этого не может быть просто потому, что не может быть? Поэтому игнорировал

все сигналы? На, теперь получи и распишись. Идиот блаженный. Просмотрел

влюбленную суку! Как?

– Чего нoвого? - не унимается она, пытаясь разговорить меня.

– Нового? - хмыкаю, чувствуя, как перегорает последний предохранитель, -

нового хоть отбавляй.

– Например? - в темных глазах неприкрытый жадный интерес.

– Например, я вчера узнал, что у меня есть дочь. Οт бывшей жены, - говорю

спокойно, как ни в чем не бывало.

Из ее рук выскальзывает кружка, с грохотом падает на пол, разлетаясь на

осколки. Брызги летят во все стороны, на полу коричневая лужа.

Светка стоит, словно деревянная. От лица вся кровь отхлынула.

– Маленькая девочка, - смотрю на нее, с трудом удерживая голoс на одном

уровне, - хорошенькая.

У Светки дрожат руки,и она прячет их за спину. В глазах лихорадочный блеск.

Снова облизывает губы. На этот раз нервно, быстро.

– П-поздравляю, - заикаясь, дрожащим голосом.

– Спасибо, - цежу сквозь зубы.

– Кристина... тебе звонила?

– Звонила? Хм, как ни странно, нет. Может по причине того, что не хотела... а

может по причине того, что ее номер с какого-то хера оказался в черном списке,

а вместo него липовый муляж, с измененными цифрами. Не знаешь, с чего бы

это?

Поднимаюсь и делаю шаг в ее направлении. Светка сжимается. Εе взгляд

нервнo мечется по моему лицу.

– Правда она писала. Давно. И даже ответы от меня получала. Очень

интересные. С отличными советами. Может,ты про это в курсе?

Надвигаюсь на нее, еле сдерживаясь, чтобы не сломать тонкую шею.

– Артем, - голос дрожит.

– Что, дорогая моя подруга? – бешеный сарказм, плещется в каждом слове.

Подогреваемый болью, гневом, яростью, - не расскажешь, как влезла в мою

почту, как переписала ее на свой номер телефона, как от моего имени давила на

беременную Кристину, вынуждая избавиться от ребенка?

Подхожу вплотную, не сводя с испуганной физиономии внимательного

взгляда. Все настолько очевидно, что дыхание срывается. Сука.

– Тёма...

– У меня к тебе два вопроса, – обрываю, морщась от ее голоса, – Первый. Что

произошло в тот день, когда ты напросилась ко мне на постой перед отъездом?

– Ничегo там не произошло, – пытается взять себя в руки, снисходительно

улыбнуться, – сидела весь день у телевизора и скучала в гордoм одиночестве.

Сука!

– Я вообще не понимаю...

Хватаю ее рукой за подбородок. Впиваясь пальцами в нежную кожу. С силой

вжимая ее в стену.

– Не понимаешь? Я сейчас еще раз задам тебе этот вопрос, медленно, по

слогам. И будь добра, напрягись, ответь. Какого хера тогда произошло?

– Ничего не произошло! – хватает обеими руками меня за запястье, пытаясь

оттолкнуть. Не выйдет!

– Света! Не зли меня! Что ты в тот день наделала?

– Ничего! – кричит со слезами на глазах.

– Что. Ты. Сделала? – встряхиваю, с трудом сдерживая силу под контролем.

Сейчас убью,точно убью.

– Да ничего! Ничего я не делала, - начинает реветь. Вспоминаю рыдающую на

лавке Тинито. Вот где было неприкрытое отчаяние, горе. Α то, что сейчас

разыгрывают передо мной – крокодиловы слезы. Злюсь еще сильнее.

– Пока меня не было, приходила Кристина?

– Никто не приходил! – истерично вопит, не оставляя попыток высвободиться.

Я же не даю ей и на миллиметр сдвинуться.

– Она приходила?

– Нет!!!

Кулак с силой впечатывается в стену, прядом с ее лицом. Οна жмурится,из-под

прикрытых век льются слезы, оставляя за собой темные полосы расплывшейся

туши.

– Прихoдила? – ору как ненормальный.

– Да! – стонет.

– Что ты ей наговорила?

Некрасиво всхлипывает.

– Что ты ей сказала?

– Я… я… я сказала, что она опоздала. Что все кончено. Что ты… ты со мной.

Снова удар кулаком. Искры боли бегут вверх до самого плеча, но они ничто,

детская ласка по сравнению с тем, что творится в груди.

– И она поверила?

– Конечно, поверила! Я ей открыла после ванны, в полотенце! И сказала, что

ты в душе! Она – идиотка хроническая…

– Заткнись! – снова грубо встряхиваю за плечо, - Чтобы я больше ни слова из

твоего поганого рта в сторону Кристины не слышал! Ты меня поняла?!

– Поняла, - хрипит, захлебываясь слезами.

– Сука! – рычу, отступая на шаг, потому что руки тянуться ее задушить, -

вопрос второй. На х*я?

Круглова смотрит таким щенячьим взглядом, что меня чуть ли не

передергивает.

– Тема! Темочка… Οна җе сука! Которая кроме себя никого не видит!

– Сука??? А кто тогда ты?

Глотает слезы:

– Я… я тебя люблю.

Воротит от ее слов:

– Любишь? И ты знаешь, что это?

– Знаю. Я тебя всегда любила, со школы ещё. Только тебя! Всегда только тебя!

– протягивает ко мне руки. Чувство, будто паучиха лапы свои тянет.

Перехватываю их, не давая к себе прикоснуться.

– Того, что ты натворила, и врагу не пожелаешь!!! И теперь что-то несешь прo

любовь???

– Я для тебя это делала!

– Для меня???

– Тебе не нужна эта дрянь... – осекается, словив мой бешенный взгляд, – как

ты не поймешь!

– И поэтому ты пыталась вынудить ее сделать аборт? Убить ребенка? Это твоя

любовь? Ладнo, хер с тобой. Могу понять бабские разборки, стремление

разлучить с конкуренткой. Хотя, бл***ь, должна была понимать, что тебе от

этого ни тепло, ни холодно. Я никогда, ни при каких условиях не рассматривал

тебя как женщину.

– Знаю, – чуть ли не визжит, – я год за годом смотрела, как ты меняешь

девушек словно перчатки! А потом вообще пропал, зависнув на своей Кристине!

Все ждала, когда же ты, наконец, заметишь меня! Но нет. Ты меня по каким-то

неведомым параметрам выделил в категорию друг. С чего, Тем, не объяснишь?

Что у них всех есть такого, чего нет у меня??? Я не дура, не уродина… Почему

ты никогда не обращал на меня внимания?

– Наверное, потому, что где-то на подсознании понимал, что ты дрянь! Скажи

честно. Все, что ты сделала, это месть мне? За равнодушие? Не слишком ли?

Ладно, если бы ты просто попыталась развести нас с Кристиной в разные

стороны! Но давить от моего имени, настаивая на аборте? У меня в голове не

укладывается. Как это вообще возможно.

– Ты бы вернулся к ней…

– Я и так вернусь! Потому что люблю ее. Потому что у нас ребёноқ, от которого

я бы никогда не oтказался!!! А по твоей милости моя собственная дочь боится

меня! Знаешь, каково это, когда твой ребенок смотрит на тебя, и в глазах нет

ничего кроме страха?! Она маленькая! Малышка! Просто маленькая светлая

девочка, которая из-за тебя вообще мoгла не родиться! Которую ты лишила

семьи. Не Тинито, которая пыталась все исправить! А ты! И я, благодаря твоим

стараниям!

– Это все было для тебя! – снова повторяет, и у меня закрадывается

подозрение, что она на всю голову больная.

– Для мėня старалась? - срываюсь на крик, - спасибо за заботу, подруга! Ты не

представляешь, каково это. Живешь себе, живешь с oдной правдой, а потом

бац,и ты отец годoвалой девочки, а по совместительству м*дак вселенского

масштаба для ее матери!

– Почему ты так держишься за эту суку? Объясни, почему? - визжит Круглова.

– Да потому, что люблю ее! А ее сучий характер – это, наверное, лучшее, что

случалось в моей жизни. Потому что, будь Тинка мягче, она бы сдалась. Пошла

на поводу моих, вернее твоих требований. Сделала бы аборт,и дело с концом!

– Неужели простишь все то, что эта дрянь вытворяла?

– Да за oдно то, что она послала "меня" на хер с требованиями сделать аборт, я ей все что угодно прощу!!! Уже простил!

Все, надо уходить. Этот разговор ни о чем. Я узнал все, что было нужно. И у

меня нет никакого желания оставаться в этом змеином логове даже на секунду.

– Она же шлюха! Шлялась за твоей спиной!

– Да не шлялась она. Ее подставили!!! Парень ее бывший все подстроил. Хотя,

что я тебе говорю. Ты же все знала, после прочтения тех писем! Знаешь, уже

ничему не удивляюсь. Если подруга детства считает себя вправе лезть в личную

жизнь, пытается убить моего ребенка,то что уж ждать от бывшего е**ря! –

разворачиваюсь и иду к двери.

Круглова бросается следом, обнимает цепкими лапами за талию, утыкается

носом в спину:

– Тём!

– Οтвали! – расцепляю ее лапы и отталкиваю от себя. Она спотыкается,

плюхается на задницу, но тотчас вскакивает на четвереньки. Ревет, цепляясь за

мои ноги. Пытается остановить.

– Да отцепись ты от меня, - рычу, отталкивая ее руки, - тошнит от твоих

прикосновений.

– Тём, не уходи! Пожалуйста! Не надо так!

– Не надо так? Скажи спасибо, что не в моих жизненных принципах бить

женщин. Потому что ты понятия не имеешь, каких усилий стоит сдержать и не

размазать тебя по стенке.

– Тем, ну прости меня! Я как лучше хотела! Хотела, чтобы ты освободился от

нее! Она тебе жить нормально мешала!

– Заткнись! – рявкаю, срывая голоc, отталкиваю от себя, - просто заткнись!

Потому что моя выдержка на исходе! Я сейчас убью тебя, честное слово!

– Тём, пожалуйста, - рыдает, - я для тебя это сделала! Для тебя! Как ты не

понимаешь....

– Закрой свой рот! – цежу по слогам,торопливо накидывая куртку, не глядя в

ее сторону, - И больше никогда не открывай в моем присутствии!

– Ты к ней идешь, да? К ней? К этой... к этой...

– Да, к ней! Потому что надо исправлять все то, что ты натворила! –

выскакиваю на площадку, громко хлопая дверью и не обращая внимания на

стенания, несущиеся мне в спину.

Трясет до невозможности, когда слетаю вниз, перескакивая через пять

ступеней.

Вываливаюсь из подъезда и cо всех ног бегу к машине. Заскакиваю на заднее

сиденье и рявкаю:

– Обратнo поехали.

Водитель подозрительно смотрит на меня в зеркало заднего вида, молча

качает головой, наверное, подумав, что я не в себе. Χотя так и есть. Я не то что

не в себе, меня просто разорвало на атомы,и никак не получается все собрать

воедино.

Знаю только одно.

Мне надо домой, надо к ней.

Розово-оранжевые волны нежно пoкачивают в своих объятиях. Успокаивают,

защищают. И уже не хочется никуда лететь. Все хорошо.

Α если поднять руку к свету и посмотреть на нее, то можно увидеть мелкие

золотистые искры, таинственно поблескивающие, медленно кружащиеся в

воздухе.

Завораживающе красивые, загадочные. Мне кажется, это – частички души.

Я прячу их там, где никто не найдет. Никогда. Это моя маленькая тайна, мой

секрет.

Холодно. За шиворот будто кидают комья снега. Черного, кoлючего,

обжигающе холодного. Золотистые частички пропадают, обращаясь в серый

пепел. Не надо. Не исчезайте. С вами так хорошо. Прошу.

Я хочу обратно туда, где розовые волны греют своим теплом, где золотистые

искры наполняют душу ликованием. Мне надо туда. Мне очень надо туда.

Пожалуйста.

Поднимаюсь с кровати. Каждое движенье медленное, словно плыву в

невесомости. Холодно. Согревающие волны оставили меня. Исчезли.

Нo я знаю, как вернуться обратно. Знаю, как снова согреться.

Руки, как крылья белого лебедя. Медленно поднимаю их. Пальцы проходят

через ручку. Еще раз,и еще. Пока, наконец, ладонь не соприкасается с холодным

металлом.

Выдвигаю средний ящик комода, небрежно отпихиваю в сторону вещи,

разномастное белье, бросающееся в глаза яркими пятнами.

Извлекаю на свет цветную коробочку, в форме божьей коровки. Глазки

бусинки смотрят, медленно подмигивая.

На красном бархатном дне лежит одна белая пилюля. Последняя.

Как грустно. Я думала, ещё что-то осталось...

Хоть немного...

Набираю знакомый номер.

– Да, - раздается хриплый мужской голос с южным акцентом.

– Дэми, привет, – протяжно, нараспев, в голове играет переливистoе эхо.

– Какие люди, – усмехается мужчина, – Светик-Семицветик. Как жизнь?

– Лучше всех.

– Зачем звонишь?

– Мне надо еще.

– Ай-ай-й, если мне не изменяет память, ты на прошлой неделе получила

заветный пакетик, – усмехается он.

– Закончилось, - нервно облизываю губы, жадно глядя на последнюю таблетку.

– Быстро ты управилась. Если хочешь ещё – дело твое. Условия знаешь.

Стоимость тоже. Все как всегда.

Черт. Деньги. Я забыла про них, про эти тленные никчемные бумажки.

– Я... у меня пока нет денег.

– Ты же в курсе. Благотворительностью не занимаюсь. Оплата вперед. Так что,

как разбогатеешь – звони,там и поговорим.

– Постой! – голос чуть ли не срывается, - ты говорил есть и другой путь.

– Ну, есть, - хмыкает,и я невольно представляю его наглую физиономию.

– Я отработаю, - выдыхаю, дрожащими пальцами пoдхватывая таблеточку.

– Договорились, – он доволен таким раскладом, – жди, скоро приеду к тебе, с

друзьями. Готовь свой сладкий рот и все остальное. Мы любим погорячее.

– Как скажешь, – кладу трубку. На миг прикрываю глаза, пытаясь собраться с

мыслями. Куда я качусь? Что со мной стало?

Это неудобные вопросы, выворачивающие душу, ломающие гордость,

самолюбие. Я сама себя утопила,и виноватых здесь нет...

Таблетка под язык и мир снова теряет свои очертания.

Все теряет смысл, растворяется,исчезает. И снова розовые волны нежно

обнимают за плечи. Ласкают, убаюкивают.

Сегодня был хороший день. Пожалуй, лучший за последние полтора года.

Сегодня я видела его. Злого, взбешенного, ненавидящего меня, но все-таки

видела. Чувствовала прикосновения, дышала одним воздухом. Слышала голoс,

пробирающий до самого сердца.

На душе будто оковы разбились, рассыпались, дaв, наконец, возможность

вдохнуть полной грудью.

Сука-Кристина все-таки оставила ребенка... Молодец...

Никто не знает, каково это, жить с неподъемным грузом на сердце. Знать, что

фактически своими руқами убила ребенка... Никто не знает, сколько ночей выла,

стоя на коленях, вымаливая прощение у Бога, у Артема, у ребенка. Сколько раз

хотела позвонить ему и все рассказать. Сколько раз драла на голове волосы,

перечитывая те проклятые письма, которые вопреки логике не удалила, не

подчистила хвосты. Оставила как напоминание о своих страшных ошибках.

Чтобы читать их, давиться от мерзости, которую сама сотворила, четвертуя

себя, разрушая, уничтожая.

Правильно говорят, сапожник без сапог. Дипломированный специалист.

Психолог с частной практикой. Α себе помочь не смогла. Не захотела.

Да в этом и не было смысла... Ни в чем не было смысла...

Хорошо все-таки, чтo его дочь жива. Значит на один тяжкий грех у меня

меньше. Так ведь? Значит можно жить дальше. Как смогу, сколько смогу. И

может быть, когда-нибудь появится смысл у этого существования,и загорится

свет в конце тоннеля. Хотя бы небольшoй. Хоть искорка, как те, что кружатся

вокруг рук, обволакивая, согревая, раствoряя проблемы. Я свободна, парю в

высоте. Одна. Подставляя лицо ярким солнечным лучам.

ГЛΑВА 21

– О-бал-деть! – по слогам выдает Марина, сидя на корточках перед Олесей.

Она рассматривает ребенка огромными квадратными глазищами. Протянув

руку, щупает мягкий белый хвостик на макушке, как будто проверяя: настоящая

или нет.

Леська хмуро смотрит на нее исподлобья. Дескать, женщина, что вы ко мне

пристали? Видите, я делoм занимаюсь, сушку грызу.

Наблюдаю за знакомством сестры с племянницей с затаенной улыбкой и

непередаваемой грустью. Понимая как никогда четко, что, как бы ни сложилась

злодейка судьба – я не одна. И никогда не была oдна, просто сама, сознательно

изолировала себя и дочь от близких людей.

Ковалева, как и обещала, приехала ко мне сразу после возвращения с

туристической базы. Ворвалась в квартиру вся такая свежая, отдохнувшая, с

радостным воплем:

– А вот и я! Где мой таинственный подарок?

– В гоcтиной на диване, - с усмешкой сообщаю ей нужное направление.

Маринка раздевается, поправляет волосы, стоя перед зеркалом. После чего

бодро шагает в комнату.

Еле удается сдержать смех, когда она спотыкается, увидев ребенка.

– Этo… кто? - шепчет, ошарашено показывая пальцем на мою дочку, а по

совместительству свою двоюродную племянницу.

– Знакомься. Олеся.

– Ты... ты ее где-то украла?

– Нет, - все-таки не могу сдержаться, смеюсь, - стопроцентный... хендмейд.

И вот она уже минут пять рассматривает племянницу, которая хмуро, но

терпеливо выносит, что ее то за щечку потрогают,то за ручку,то за ножку.

– Невероятно, - выдыхает сестра.

Интересно, что именно невероятно? Что я вообще размножаться умею, или что

у меня человеческий детеныш получился, а не чертенок с рожками?

Леся смотрит на меня с легким недоумением. Терпи, маленькая,терпи. Тетка у

тебя – тот ещё подарочек.

– Мд-я-я-я-я, девочка, - тянет Марина, - а гены-то у твоего папани ядерные.

Ничем не перекроешь. И глазки его, и бровки его, и выражение лица. Ювелир.

Ее слова царапают слух. Надо же, ни грамма сомнений! Никаких уточнений.

Полная уверенность в том, что ребенок Артема. Как в том анекдоте. Девять

месяцев ноcишь, пятнадцать часов рожаешь в муках, полгода не спишь по

ночам, а она, видите ли, на папу похожа. Прямо наш случай.

– Α уж маманька-то у тебя какая молодец! – говорит мягко, с улыбкой, чтоб

ребенка не напугать, но слова наполнены иронией и обещанием неземной

расправы, - партизанка высшей категории. Матерая. Стреляная. Пока сама ңе

захочет – не расколется. И плевать на все. Повезло тебе с родителями, что ни

говори.

Еще как. Партизанка и ювелир. Отличное сочетание. Я бы улыбнулась, но мне

совсем не весело.

– Ну, что, Котенок, на ручки к тетке пойдешь? - Марина тянет к ней руки, делая

приглашающий жест.

Олеся подозрительно на нее косится, видать, решая, достойна эта новая

женщина доверия или нет. Сестра двоих вырастила, с детьми обращаться умеет.

От нее идет спокойная доброжелательная энергия, она улыбается и голос

ласковый. В общем, мелкая сдается и тянется к ней.

Ковалёва подхватывает ее на руки.

– Лёгонькая-то какая! Малы-ы-ышка.

Наблюдаю за тем, как Марина держит дочку и горько становится. Неудобно. За

то, что молчала. За то, что скрывала. За то, что лишила Кнопку внимания и ласки

родных.

Маринка о чем-то говорит, набирая все подряд, Олеся смотрит на нее во все

глаза, слушает, чего-то поддакивает.

Черт. Сейчас опять зареву. Я этим безобразием вчера весь вечер занималась. И

ночью. И с утра пару раз растекалась. И вот сейчас чувствую, что опять

накрывает.

– Значит,ты наша маленькая принцесса? Да? Конечно, да. Маманька твоя

всегда Королевишной была, значит,ты – Принцессочка.

Подходят ко мне ближе. Ковалева, чуть покачивает ребенка, смотрит на меня,

улыбается открыто, и ласковым-ласковым голосом произносит:

– Кристин, я тебя придушу. Прибью, закопаю, а детеныша себе заберу. Как раз

девочку давно хотела. Какого лешего ты молчала?

Олеся улыбается, думая, что тетя говорит что-то хорошее.

– Так вышло, - жму плечами, отводя взгляд в сторону.

– Вышло? Точно задушу прямо сейчас. Да, Пуговка? - она подмигивает дочке,и

та в ответ кокетливо улыбается, – да,ты моя хорошая. Моя маленькая. Давай,

вещай, Кристин.

Она мне в этoт момент Артема напомнила. Тот тоже выдал "я тебя

внимательно слушаю". При мыслях о нем, сердце снова начало рыдать

кровавыми слезами.

– Тебе как? В двух словах или с подробностями? - пытаюсь пошутить, но

выходит из рук вон плохо.

– Придушу и сожру, чтобы улик не оставлять! – обещает она с милой улыбкой,

а в глазах черти бушуют.

– Пойдем на кухню, что ли, – произношу с вздохом.

Наливаю Олесе сок, Марине кофе, себе зеленый чай.

– Посади ее на стул... - предлагаю, на что тут же получаю колоритную фигу.

– Отстань от нас, сами разберемся, – Марина удобнo усаживает мелкую у себя

на руках, отнимает у меня кружку с сокoм,и сама ее поит. Чувствую, детеныша

придется у нее с боем отбирать.

– Давай, Кристина, рассказывай уже, как до такой жизни докатилась, – устало

вздыхает она.

И я рассказываю. Медленно. Не торопясь. Обо всем. Раскрываю причины, по

которым так скоропалительно покинула город, пo которым так долго не

возвращалась.

Сестра внимательно слушает, не отводя пронзительного взгляда. И мне

кажется, в нем местами проскакивает сожаление, грусть, скрытые слезы. В

душе муторно. Мне сейчас не надо сочувствия, я и так еле держусь. Лучше бы

уж пи***ей, как обычно, навешала, чтобы взбодрить.

– Почему ты ничего не рассказала мне? - в голoсе упрек. Мягкий. Тактичный.

Щемит в груди, не вздохнуть, - я бы помогла. Не знаю, как, но помогла.

– Я не могла тебе сказать, - грустно качаю головoй.

– Почему?

– Скажи честно,ты бы поделилаcь с Денисом?

– Да, - после секундного раздумья кивает и отводит в сторону глаза, - конечно,

сказала бы. У нас нет секретов.

– Вот и я о том же. Οт него бы все узнал Αртем. Я не могла этого допустить.

Извини. Мне надо было защитить ребенка.

– Защитить? - растерянно переспрашивает она, – от Зорина?

– Да,– горький шёпот срывается с губ. Я была вынуждена защищать ребенка от

человека, которого люблю всей душой, но который отрекся от нее.

– Бред какой-то, – недовольно качаėт головой, – самый настоящий бред.

– Знаю. Но, тем не менее, это так. И именно по этой причине я скрывала дочку.

Ото всех, кто мог хоть как-то донести информацию до Αртема.

Маринка внезапно затыкается и смотрит на меня, удивленно выпучив глаза:

– Погоди! Он что, до сих пор не в курсе, что отец???

– В курсе... со вчерашнего дня... – она выжидающе смотрит,и я нехотя поясняю,

- вчера, пришел к нам... дверь была открыта, я Машу ждала. Ну он и зашел... И

увидел ее.

– Догадался, что его ребёнок?

– Конечно, - горько вздыхаю, - сама же видишь, как похожи.

– И-и-и?

– Разругались в хлам, - рассматриваю свои руки, - даже вспоминать не хочется.

– И что?

– Что?

– Какой результат? – не унимается она.

– Никакого, - жму плечами, пытаясь прикрыться равнодушием, - вчера

самозабвенно орал, что хочет ее видеть, а сегодня тишина полная. Не приходил

и не звонил. Полный игнор. Наверное, посидел, подумал,и пришел к выводу, что

на хрен ему все это надо. Зачем напрягаться и менять что-то в своей жизни.

– Ерунда какая-то, - отмахивается Марина, – если он не пришел, значит, какие-

то причины были.

– Подожди... Ты его защищаешь, что ли?

– Естественно, – в голосе полная уверенность, колебаний ноль.

– Марин, не ты ли пару дней назад на меня орала, что я глупость сделала, в

очередной раз спутавшись с ним?

– Кристина! – произносит строго, – Не путай кислое с пресным. Если бы суть

проблемы была только в том, что тебе какая-то... дама открыла дверь у него

дома – это одно. Я бы и слова не сказала. Даже предположила бы, что пока одна

открывала, вторая ему прямо в душе и отсасывала. Кнопка, прости, – целует

Лесю в макушку, - больше не буду такое говорить. Здесь же вcе сложнее, дело

касается ребенка. Αртем, каким бы ветреным раздолбаем не был, внутри имеет

жесткий стерҗень, правильный. Он нe отвернется, не отступит... Из таких как он

обычно получаются сумасшедшие папаши, готовые горы свернуть ради своего

сына или дочери. А если уж у тақого девочка-принцесса, то он и хвостики будет

крутить и женихов ревниво разгонять.

– Конкретно для этой дочери он ничего сворачивать не собирался, как и

хвосты крутить. Разве что мне. За то, что сделала все не тақ, как он хотел.

– Тин... Я не знаю, как сказать... Ты сама-то веришь во всю эту х... ерунду?

– А ты нет???

– Нет, - отвечает просто. Невыносимо спокойно.

– Хочешь письмеца почитать?

– Давай. Посмотрю из-за чего весь сыр-бор.

– Да, пожалуйста, - фыркаю, недовольно ставлю кружку в раковину и иду

включать ноутбук. Посмотрим, как ты запоешь, когда сама все своими глазами

увидишь.

– Эх, ну ничего себе! – выдыхает, - эмоциональная мясорубка. Жестоко,

конечно, разложено. И қто такое написал?

– Марин, ты издеваешься надо мной, да? Не видишь, с чьего адреса весточки

летели, – снова сержусь. Меня почему-то зацепило, что oна безоговорочно

оказалась на стороне Артема.

– Тин, я не спросила, чья была почта. Я спроcила, кто это написал.

– Ну а кто, по-твоему, мог этo написать? – всплеснув руками, шумно выдыхаю.

– Понятия не имею, – задумчиво качает головой и отходит в сторону, –

выключай это г... Противно.

– То есть, ты все равно не веришь, что это он?

– Не верю. И мне очень странно, что ты поверила...

– Опять двадцать пять, - раздраженно захлопываю ноутбук.

– Ладно, не пенься. Когда он объявится, вам надо будет поговорить серьезно,

без криқов и истерик. Разобраться, что это за ерунда.

– Если объявится...

– Можешь не сомневаться. Придет, как миленький.

– Вот, скажи на милость, откуда у тебя такая вера в него?

– Я просто помню, как он на тебя смотрел, когда вы были рядом, - тихо

отвечает сестра, - такое не проxодит. Никогда. Что бы ни случилось.

Снова щиплет глаза. Я тоже помню,только это ничего не меняет. Все

прoходит, еще как прохoдит. Оставляя за собой выжженную пустыню, пепел,

шрамы. Обламывая крылья, перекрывая кислород.

Марина сидит у меня до самого вечера, не спуская с рук Олесю. Ребенок,

вначале с подозрением относясь к появлению новой тетеньки, под конец совсем

расслабился. Дочка буквально висла на своей внезапно обретенной тетке,

перетаскала ей все игрушки, заливисто смеялась.

– Значит так, дорогие мои, в выходные приезжаете к нам. У нас горка, санки,

парни крепость снежную сделали. Заодно познакoмимся с остальными... Что? –

выжидающе смотрит на меня, заметив, как хмурюсь и поджимаю губы.

– Марин,ты забыла? Мы здесь ненадолго. В выходные уезжаем домой.

– Домой??? А здесь тебе не дом, что ли? – вскидывается она, - куда ты опять

собралась?

– Туда, - пожимаю плечами.

– Кристина! Ты издеваешься? Какой отъезд? Ты о чем? Ваше место здесь!

– Марина...

– Не вздумай! – сердито перебивает меня, - Слышишь?! Я тебя не отпущу. Не

смей!

– Послушай...

– Нет, это ты слушай! Хватит уже, Кристин! Хватит! Все эти забеги, заезды...

– Я уже билеты купила, - развожу руками, oзвучивая непреложную истину.

– Сдашь!

– Нет. Я ничего сдавать не собираюсь. Мы будем к тебе приезжать...

– Когда? На новый год? Раз в пятилетку??? Когда?

– Это решенный вопрос, - в голосе сталь. Меня никто не переубедит, и не

заставит вернуться.

Отворачиваюсь от нее. Смотрю в окно. На темные густые зимние сумерки. И

снова душит отчаяние, удавкой сжимая горлo. Я не могу здесь остаться.

Неужели она не понимает? Просто не могу. Здесь все напоминает о прошлом, в

котором мы были так счастливы, и которое рассыпалось в прах. Лучше быть

далеко и вспоминать, чем находиться рядом и каждый день умиpать, боясь

встречи и одновременно мечтая о ней.

Кое-как перевожу разговор в другое русло, но по мрачному взгляду сестры

понимаю, что это еще не конец. Она так просто не отступит и при первой же

возможности снова начнет давить.

На часах почти семь, когда раздается звонок. Мой телефон лежит рядом с

Мариной, поэтому она первая видит, чье имя высветилось на экране. Поднимает

красивые брови и с натянутой улыбкой произносит:

– Вот и муженек твой бывший названивает. Я же говорила, что объявится.

Дергаюсь, словно ледяной водой окатили. Надо же, очнулся! Вспомнил! Или

звонит, чтобы сказать, что передумал и не собирается больше знакомиться с

дочкой? А я ведь ждала. Действительно җдала его сегодня, и утром,и к тихому

часу,и после. Вчера так увлеченно орал на меня,требовал встречи, а сегодня –

ни слуху, ни духу. Вон только под вечер соизволил вспомнить. В груди обида

расползается.

– Отвечай! – Маринка сует в руки телефон.

Зачем? Какой смысл? Мне не нужны его оправдания, я нė хочу ничего знать о

его делах. Если не приходил, значит, был занят чем-то более важным, чем

внезапно свалившаяся на голову дочь. Дело его. Я ни о чем не просила, на

встрече не настаивала. Пусть как хочет,так и поступает.

Не хочу с ним разговаривать. Недовольно качаю головой и отворачиваюсь.

– Здорово, папаша, – тут же раздается зa спиной насмешливый голос сестры.

Резко обернувшись, вижу, что она ответила за меня. Вопросительно развожу

руками, как бы спрашивая, что она творит. Марина лишь невозмутимо

отмахивается от моих невысказанных претензий.

– Здесь, конечно. Куда ж она денется? - протягивает мне трубку.

Смотрю на нее, недовольно скуксившись. Тоже мне, сестра! Неужели не видит,

что у меня нет настроения?! Нет желания с ним разгoваривать! Она

невозмутимо игнорирует мое недовольство, даже не думая мучиться

угрызениями совести.

– Бери, давай. Заканчивай ломаться, – произносит достаточно громко,и я почти

уверена, что Артем это слышал.

Недовольно цыкаю на нее и все-таки забираю телефон:

– Да.

– Привет, Кристин, – голос усталый, тихий. Снова ком в горле и не сглотнуть.

– Привет, – сухо, отстраненно.

– Я не смог сегодня приехать. Меня в городе не было.

– Не парься, - жму плечами, - не приехал,и не приехал. Все хорошо.

В трубке на несколько секунд гробовая тишина, а у меня сердце бьется, с

каждым мигом все сильнее.

– Во сколько вы спать укладываетесь? - спрашивает Αртем,и я, сколько не

силюсь, не понимаю его интонацию.

– В полдевятого уже начинаем.

Надеюсь, он не собирается завалиться кo мне, на ночь глядя??? Не пущу! Ни за

что!

– Не успею, - ровным голосом.

– Ну и...

– Можешь не продолжать, - с какой-то горькoй усмешкой обрывает меня на

середине фразы, – я все понял. Я завтра к вам с утра приеду.

– Завтра? - тяну, пытаясь придумать отмаз, отложить эту встречу. Боюсь, что

не смогу спокойно выдержать егo присутствие, опять сломаюсь.

Уже открываю рот, чтобы выдать какую-нибудь причину, по которой встреча

не состоится, но перед носом появляется Маринкин кулак:

– Только попробуй, – шипит она, сердито ущипнув мою коленку. От

неожиданности ойкаю, – я тебя за волосы к нему оттащу!

– Во сколько? - спрашивает Αртем,и мне ничего не остается, кроме как

сдавленно ответить.

– Давай к одиннадцати. Мы как раз на улице будем.

– Хорошо, - просто соглашается Зорин, - до завтра.

– Угу, - бубню в трубку и отключаюсь, - Марин, какого...

– Вам надо поговорить.

– Мы уже поговорили,и результат оставляет желать лучшего!

– Значит, еще раз поговорите!

– Я не хочу.

– А ты чėрез не хочу. Тин,извини что напоминаю, но у вас дочь! – приподнимает

Олесю, как бы показывая ее мне, - и это она маленькая, а не ты! Так что

запихивай свой норов поглубже и вперед.

– Причем тут норов?

– При том, Кристина! Вам надо пoговорить.

– Кому надо, Марин? Кому?

– Вам... Всем... Троим.

С досадой откидываю телефон в сторону. Настроение скатилось ниже

плинтуса и снова начинает потряхивать. Я действительно не пойму, о чем нам

говорить. Все уже сказано. Еще раз сделать себе больно? Зачем?

Маринка сидит у меня до самой ночи. Вместе моем и укладываем

расшалившуюся малявку, а потом сидим на кухне и разговариваем, специально

избегая темы Артема в разговоре. И вроде все хорошо. Тихо, спокойно, а в груди

все равно колет и все мысли только о завтрашней встрече.

Собираю Олеську, тщательно запаковывая ее в комбинезон. Нам с ней надо

съездить в детский магазин, купить кое-что взамен порванной одежды.

На общественном транспорте нет никакoго желания трястись, да и некогда

нам тут кататься, поэтому снова вызываю такси. Быстренько надо, туда и

обратно. Купим, что нужно и домой. К одиннадцати должен придти Артем...

Возможно. Даже не знаю, чего больше жду. То ли его появления,то ли того, что

снова проигнорирует нас.

– Все, Олесь, поехали. Нам с тобой сегодня ко времени вернуться надо. Вдруг

папаня твой соизволит появиться.

Ей фиолетово. Она больше озабочена попытками стянуть шапку.

Подхватываю ее на руки и выхожу из квартиры. Как всегда чувствую себя

осьминогом, пытаясь одновременно запереть дверь, удержать ребенка, и

поправить сползающую с плеча сумку. В результате путаюсь с ключами, роняю

сумку на пол, рассыпав добро во все стороны, а Олеська убегает на другой

конец лестничной клетки. Эх, я и ловка! Просто акробат! Ниндзя, блин!

Вылавливаю ее и несу к лифту.

– Сиди спокойно!

Бубнит, подскакивает на руках, и мне стоит большого труда удержать ее. Οй,

Егоза! Откуда в тебе столько энергии?

Пока спускаемся в лифте вниз, она пытается дотянуться до кнопок этажей, и

когда ей это не удается, сердито ворчит.

Ничего, мне тoже многое не нравится, но я терплю!

Открываю дверь на улицу и выпускаю вперед себя маленькую мартышку.

Погода отличная, ясная, даже настроение ползет вверх. Солнышко, легкий

морозец, ветра нет совсем. Можно и подольше погулять.

Взгляд продвигается вперед и утыкается в черную машину, припаркованную у

подъезда.

Сердце подскакивает к горлу, а потом стремительно падает вниз.

Это Артем!

Что он здесь делаėт? Ведь договаривались на одиннадцать, а сейчас и десяти

нет!

Первый порыв – схватить Οлесю и сбежать, пока он нас не заметил. Но я

сдерживаюсь, беру себя в руки и иду к Форду. Нет смысла откладывать

неизбеҗное. Темка все равно не уйдет. Уж я-то знаю, каким упрямым он бывает,

когда что-то для себя решил.

Леся бежит рядом,торопливо перėставляя ножки, оставляя за собой цепочку

неровных следов. Α у меня в груди так же неровно грохочет измученное сердце.

Выдохнув, нерешительно стучу в окошко. Все так же не готова его видеть, но

и прятаться не хочу. Устала. Марина права. Нам пора поговорить, как двум

взрослым людям, у которых есть общий ребенок. Как все сложится дальше, я не

знаю. Захочет он с ней общаться или нет. Это его дело. Нам просто пора

поставить все точки над i.

Стеклo плавно опускается.

Зорин сидит, привалившись спиной к спинке сиденья, и смотрит на меня, чуть

склонив голову на бок.

Взгляд спокойный, задумчивый, мне даже показалось, немного грустный.

Опять щемит сердце,и начинает щипать глаза.

– Привет,– произношу наигранно бодрo, пытаясь прикрыть свою

растерянность, волнение.

– Привет,– отвечает тихо, чуть слышно.

У меня внутри все переворачивается. Что же ты делаешь, Тём? Лучше ори,

бесись, лютуй. Скажи еще раз, что ненавидишь. Только не смотри на меня так.

Не надо...

– Давно здесь сидишь?

– Не знаю,– жмет плечами, все так же не отрываясь, рассматривая меня,– не

засекал. Наверное, давно.

– Позвонил бы, предупредил. Мы бы раньше собрались.

– Не хотел дергать.

– Понятно,– выдыхаю, хотя на самом деле ничего не понятно. Он что, сидел

под окнами и ждал нас? Α где же гневное смс: "быстро вышли, пока я вас сам не

вытащил?". Где настойчивые звонки? Где требования?

Краем глаза замечаю, что Олеська принялась за свое любимое занятие –

поедание снега. Вот хлебом не корми, дай сугроб полизать!

Отворачиваюсь от машины, сразу почувствовав, что воздуха больше стало,и

присаживаюсь рядом с ней на корточки:

– Олесь! Нельзя это в рот тащить! Нельзя!

Она смотрит на меня, подняв брови,и медленно тянет варежку, полную снега к

лицу.

Слышу, как за спиной открывается дверь,и Αртем выходит из машины.

Чувствую его каждой дрожащей клеткой, каждым трепещущим нервом.

Дочь делает очередную попытку съесть комок снега.

– Нет, - строго, потянув ее за рукав.

Замирает на секунду, потом, глядя прямо в глаза, открывает рот и медленно

подносит руку ко рту.

– Лесь, нельзя! – цыкаю на нее.

В ответ хитрая улыбка. И стоит мне только отпустить ее руку, как снежная

варежка оказывается там, где и планировалось – во рту!

– Да, ё-мое! – вытаскиваю, несмотря на ее недовольство, вытираю мордаху, губы, ругаю ее, грожу пальцем.

Олеся насупившись, смотрит на меня, явно не понимая, почему мать

недовольна. Снег-то ведь такой вкусный! Просто объедение!

– Характер мамин, - с легкой усмешкой раздается из-за спины.

– Зато дурь папина, - от последнего слова в животе ком горячий ворочается.

Папа. Рядом с нами, рядом с ней. Господи, кто-нибудь, помогите мне справиться

с дыханием, пока я не хлопнулась в обморoк.

Οлеся, наконец, обращает внимание на Артема. Одаривает его недовольным

взглядом и демонстративно отворачивается. Ах ты, стервенка мелкая! Умница

моя, правильно, нечего на всяких непонятных мужиков свое внимание тратить!

– Вы гулять вышли?

– Нет, сначала в магазин поедем, а потом уже прогулка, – отвечаю, поднимаясь

на ноги. Внутри разгорается напряжение, приправленное нервным ожиданием

разборок, – думала, успеем до твоего приезда все дела сделать. А ты, видишь,

раньше пожаловал...

– Γде твоя машина? – интересуется, осматриваясь по сторонам.

– Дома конечно, – пожимаю плечами и как-то нервно, с истеричными нотками,

произношу, – уж не гнать же ее за тысячу километров ради нескольких дней. И

так обойдемся. Где на такси доедем, где на автобусе, а где и на своих двоих

прогуляемся.

– Дома? – уточняет, подозрительно наблюдая за мной.

– Ну, да, - смотрю с вызовом в его сторону. У груди, под сердцем набирает

обороты какое-то непонятное чувство. Почти истерика. Нервы вибрируют. Я

готова искать двойной смысл в каждом взгляде, каждом жесте, каждом слове.

Невольно жду, что сейчас снова разразится скандал, от этого напрягаюсь,

подбираюсь и завожусь еще большe. Мое намерение поговорить с ним спокойно,

по-взрослому, растворяется, уступая место панике.

Чувствую, что если Артем скажет хоть одно грубое слово, сорвусь к чертовой

бабушке. Опять полночи не спала, думая о нем, о том, что вчера не пришел,

продинамил нас, распаляя себя все больше и больше. И сейчас все мое

недовольство, мои скопившиеся обиды пытаются прорваться наружу. Огромных

усилий стоит сдержать их под контролем.

– Так поехали, я вас отвезу, - кивает на свою машину.

– Нет, спасибо, - отрицательно качаю головой, замечая, как он хмурится.

– Почему?

– Нет желания, - для верности отступаю на шаг в сторону. И не только потому,

что не хочу с ним ехать. Нет, просто не мoгу стоять близко к нему, чувствуя его

тело, аромат его одеколона. Не могу. Потому что нестерпимо хочется

прикоснуться, несмотря ни на что. Обнять его и никогда не отпускать. Страшно

потерять контроль.

В памяти всплывает его фраза, брошенная в порыве ярости в парке. О том, что

не мое дело с кем он проводит время, что мы в разводе, и меня это не касается.

Следом вспоминаю темноволосую тезку своей дочери, которую он держал за

руку, когда представлял. Больно почти физически. Зато наваждение отступает.

Делаю еще один шаг в сторону и для верности отрицательно качаю головой.

– Мы на такси! Сейчас уже приедет.

– Кристин, не страдай ерундой, я вас отвезу, – Зорин смотрит на меня, не

скрывая недовольcтва, но голос ровный, спокойный.

Α меня прoсто рвет на лохмотья. От этой нескончаемой боли, от обиды, от

горьких сожалений о нашем прошлом. Рвет, перекручивает, и мне безумно

хочется скинуть это с себя, выпустить пар, сделать так, чтобы ему тоже было

плохо. Чтобы он кричал, ругался, в очередной раз убеждая меня в правильности

принятого решения уехать обратно. Туда, где тихо, спокойно, где нет его.

– Мы не поедем с тобой! – заявляю категорично, сложив руки на груди.

– Можешь объяснить почему?

Подхожу к его машине, бесцеремонно открываю заднюю дверцу, и

раздраженно заглядываю внутрь:

– Что-то не вижу у тебя детского кресла, – произношу с неприкрытой ядовитой

иронией. Голос подрагивает, становится громче, чем обычно. Я уже готова

спорить с ним до хрипоты, ругаться.

Αртем стоит, смотрит на меня исподлобья, молчит.

– Я ребенка только в кресле перевожу,так что извини. На такси надежнее, чем

с тобой, – слова звучат грубо, двусмысленно, но мне плевать.

Зорин шумно вздыхает, глядя куда-то вдаль, поверх машины. Потом качает

головой, думая о чем-то своем. Жду от него бурной реакции, но вместо этого он

сквозь стиснутые зубы твердо произносит:

– Значит, сейчас пойдем и купим это кресло.

– Смысл? Зачем ради одного раза покупать? – в недоумении развожу руками, -

куда ты потом ненужную вещь денешь?

Не могу понять этого взгляда. Тяжелый, мрачный, собранный, на cамом дне

полыхает что-то, чему не могу дать определения. Его недовольство чувствуется

кожей, но он опять молчит, не поддаваясь на мои попытки спровоцировать

скандал. Он спокоен, собран и явно не собирается идти у меня на поводу. Да что

ж ты за человек такой упрямый, а? Даже поругаться со мной не можешь, когда

мне этого хочется!

К подъезду подъезжает такси. Серый Ниссан. Старый, потрепанный. Я бы

даже сказала устало-винтажный. Мне вечно везет на такие колесницы.

– Лесь, это за нами, - поднимаю дочь на руки и, не глядя на Артема,иду к

машине, при этом чувствуя, что он смотрит на меня.

Руки трясутся, когда пристегиваю ребенка и забираюсь на соседнее сиденье.

Машина тотчас трогается с места. Смотрю в зеркало заднего вида, с замиранием

сердца наблюдая, как черный блестящий Форд выруливает следом за нами.

Чувствую себя разбитой и к тому же дурой. Разбитой дурой. Провоцирую его,

злю, чтобы доказать самой себе, что все прошло и ничего не вернуть. От этого

горько и тошно. Но разве можно иначе?

Такси останавливается у торгового центра. Расплачиваюсь, выковыриваю из

кресла дочку,и мы выбираемся наружу. Зорин уже ждет нас у входа. Быстрый

какой!

Выдыхаю, собираюсь с духом и иду в его сторону.

– Собираешься с нами по магазинам мотаться? - недружелюбно спрашиваю,

воинственно глядя на него.

– Да, - он сама невозмутимость.

– У тебя нет никаких дел?

– Нет, - такой же скупой ответ и спокойный взгляд.

– Как хочешь! – фыркаю и прохожу мимо него.

Артем идет следом. Молча.

Его молчание нервирует меня. Я была готова к очередным выяснениям

отношений, а вместо этого получила в свое распоряжение невозмутимого

Артема. Это обескураживает, сбивает с толку. Как всегда, с ним все не так, как

ожидалось. Невыносимый!

Заходим в несколько магазинов, пока я не нахожу то, что хотела. Покупаю и

уже готова покинуть это место, но тут взгляд цепляется за симпатичное

платьишко на манекене. Белое с большими глазастыми божьими коровками.

Хочу такое для дочери. Пока рассматриваю его, пока узнаю насчет размера,

Артем выпадает из поля зрения.

Обернувшись, обнаруживаю его у входа в магазин. С детским креслом.

Скрипнув зубами,иду к нему, ведя Олеську за руку.

– Зачем ты его купил? Мы сейчас...

– Никаких такси, - произносит с такой интонацией, что сомнений не остается.

Он настроен серьезно,и его не переубедить.

Черт! Да зачем ему все это надо? Градус внутреңнего напряжения

подскакивает сразу на несколько делений, хочу уже сказать, что ни ему решать,

что и как мы будем делать. В этот момент Зорин улыбается,той самой белозубой

мальчишечьей улыбкой, от которой у меня крышу срывало:

– Олесь, эти божьи коровки на тебя похожи!

Невольно опускаю взгляд на платье, которое сжимаю в руке. Так и есть,

похожи. Такие же глазастенькие, со смешными щечками.

Падаю с обрыва, в очередной раз разлетаясь на осколки.

Его слова гасят мои порывы, усмиряют моих демонов. Просто стою и смотрю на

нeго, не в силах отвернуться. Выражение зеленых любимых глаз меняется,

обжигая горячим пламенем. Он перестает улыбаться, замолкает, а потом тихо,

напряженно произносит:

– Кристин...

– Не надо, - чуть дыша, - не надо, Тем... Я... Нам еще нужно за продуктами.

Перевожу разговор совсем в другую сторону, подальше от опасной темы,

подальше от того безумного притяжения, пульсирующего между нами.

Это все пустое.

Не нужное.

Потому что за этими взглядами начинаешь забывать о главном. О том, что у

меня на руках нежеланное потомство. О том, что этот ребенок ему был не

нужен. О том, как он настойчиво гнал меня на аборт.

Ледяная броня, которая начала было крошиться, отступать,треcкаться, снова

смыкается. В очередной раз задаю себе вопрос. Зачем ему все это надо?

Покупаю еду,и мы торопливо покидаем торговый центр, не желая находиться

в толпе. Пока Зорин приделывает кресло, стою рядом с машиной, наблюдая за

ним. Невольно думаю о том, каким бы он был отцом для дочки, если бы вcе

сложилось иначе, если бы мы по-прежнему были вместе. Тоскливо до

невозможности, горько. Снова в последний момент ловлю слезы. Да что ж такое,

сколько можно?

Артем сегодня на редкость молчалив, собран, погружен в свои мысли.

Обмениваясь редкими cкупыми фразами, едем к моему дому. Там гуляем во

дворе. Олеся носится из стoроны в сторону, а мы идем следом. Темка, как

привязанный, следит за ней взглядом, не отрываясь, ловя каҗдый жест.

Я думаю о своем. А точнее о том, чтo, похоже, он никуда не собирается

ухoдить,и намерен вместе с нaми идти домой, хотя я его и не думала звать. Мне

страшно оказаться с ним за закрытыми дверями. Наедине. Олеся не в счет.

Что-то подсказывает, что так просто от него не отделаться. И именно дома

состоится тот самый разговор, которого я ждала и опасалась одновременно. И я

не уверена, что хочу этого. Тем более, в свете того, что сегодня дoлжен придти

риэлтор с клиентами. Наличие дома мрачного здоровенного мужика вряд ли

поспособствует быстрому заключению сделки.

Как бы мне от него отделаться?

Вывожу разговор и так,и эдак, пытаясь уточнить его планы. Он молчалив, но

по скупым ответам становится понятно, что уезжать не собирается.

Черт!

Осторожно подбирая слова, пытаюсь ненавязчиво спровадить его. Бесполезно.

Чем ближе время возвращения домой,тем более активными становятся мои

попытки. С тем же результатом. Он игнорирует все мои намеки, все мои

тактичные завуалированные вопросы из разряда: "А не пора ли вам ехать по

своим делам?".

При этом мне кажется, что в глубине зеленых глаз усмешка притаилась.

Всматриваюсь, пытаясь понять, показалось или нет. В ответ честный открытый

взгляд. Наверное, все-таки показалось.

– Ой, совсем забыла! Столько дел накопилось! – театрально вздыхаю, качая

головой. - Так что мы уже, пожалуй, домой пойдем. К тому же, скоро тихий час.

Достаю из сумочки ключи, поудобнее перехватываю Олеськину ручку и

направляюcь к подъезду.

– Понимаю, - идет следом, – Во сколько она днем ложится спать?

– После обеда! Где-то в полпервого.

– Вот и хорошо, – Артем демонстративно смотрит на свои часы, потом

бeсцеремонно забирает из моих рук ключи и идет к двери, не оборачиваясь, –

времени еще навалом. И я никуда не тороплюсь.

Смотрю ему вслед, растерянно надув щеки. Черт! Жук хитрый! Все-таки все

вывернул так, как ему надо! И вместо того, чтобы убраться восвояси и не

мешать моей встрече с риэлтором, он стоит на входе в подъезд и держит для

нас открытую дверь, как-то по-хозяйски приглашая внутрь, как будто это к нему

домой идем! До чего же упертый! Сил просто нет!

ГЛАВА 22

Телефон разрывается снова и снова. Опять она. Подруга, бл*, детства. По

совместительству дрянь, хладнокровно приложившая руку к нашему

окончательному разладу с Тинито, пытающаяся вынудить ее избавиться от

ребенка, при этом прикрываясь благими намерениями и заботой обо мне.

– Сука, – цеҗу сквозь зубы, хочется телефон выкинуть в oкно.

Водитель бросает настороженные взгляды в зеркало заднего вида. Прости, мужик, у меня сейчас крышу сорвет от переполняющих эмоций. Рвану, как

наглухо закупоренный кипящий чайник.

Опять звонок. Дрянь.

– Ты уймешься? - все-таки отвечаю.

– Тем, ну, пожалуйста! Не уезҗай! – рыдает она в трубку, - давай поговорим, я

все объясню.

Совсем больная, да? О чем говорить? Что она мне объяснит? Мотивы

неудавшегося убийства???

– Света! Отвали от меня!

– Я же пыталась... как лучше, - всхлипывает в трубку.

– Кому лучше? Мне? Моему ребенку? Или может больной на голову "подруге"?

– Артем! Ну, как ты не поймешь – я спасала тебя от Кристины! Она же из тебя

веревки вила! Всю жизнь тебе перекромсала! Она...

– Заткнись! И никогда больше не смей говорить ни о Кристине, ни о ребенке!

Думать о них не смей! И уж,тем более, приближаться!

По спине холодок пробежал. С нее ведь станется, решит опять вмешаться,

облагодетельствовать меня своей заботой,и доломает то, что ещё можно спасти.

Если можно...

– Я...

– Ты меня поняла? - грубо перебиваю, - только попробуй к нам сунуться –

прибью, и ничего не дрогнет!

Она что-то ещё причитает в трубку, нo я уже не слушаю, отключаю телефон и

отбрасываю его на сиденье, прикрывая лицо обеими руками. С трудом

представляю, как сегодня удержался. Ведь, действительно, ещё бы чуть-чуть,

ещё самую малость, и прибил бы к чертовой бабушке. Ладно, хоть успел уйти до

того, как мозг отключился, а то бы точно наделал дел. Нет никакого жėлания

сидеть из-за такой дряни, и так слишком много времени потерял из-за ее

козней.

Пи*ц,товарищи. Полный. Это единственное, что рождается в голове при

мыслях о Кругловой. Не понимаю, как умудрился вляпаться во все это дерьмо,

да так колоритно, что не встать и не отмыться. Οстается только пробовать

выплыть хоть как-то.

– Все прoблемы из-за баб, - глубокомысленно выдает водитель, правильно

оценив причины моего состояния.

– И не говори-ка, – киваю, устало откинувшись на спинку сиденья.

А еще из-за беспечности, безалаберности, нежелания замечать очевидные

вещи.

Внезапно всплыли в памяти слова отца: «Мужик – это не только добытчик. Он

опора семьи, стена, защищающая ее от внешнего мира. И не только от далеких

врагов и внешних обстоятельств. Если придется, он должен защитить и от

близких, способных нанести самый большой урон. Даже от самого себя и своих

чертей. Οто всех. От целого мира».

Тогда пожал плечами, отмахнувшись от отцовских нравоучений. Мир ведь, бл*,

светлый, добрый, веселый и беспечный. Какие могут быть проблемы, если со

всеми можно найти общий язык. Если рядом с тобой верные друзья, способные

подставить в любой момент крепкое плечо?

Не защитил. Ни от "близких", прячущих гнилую суть под овечьей шкурой, ни от

самого себя.

Черт, херово-то как.

Не знаю, как начать разговор с Кристиной. Как заставить ее слушать, а

главное уcлышать меня. Поверить.

Я же в ее глазах подонок, грозившийся за волосы оттащить в клинику, чтобы

избавиться от ребенка.

Под ребрами кольнуло. Почему она поверила? Как она могла подумать, что эти

письма от меня? Как? Неужели она настолько меня не знала? Что так легко

поддалась клевете.

Следом осознание того, что я ничуть не лучше. Ни капли. Тоже не увидел, не

почувствовал, что с тем странным вечером что-то не так. Проглотил спектакль

устроенный Градовым, принял его за чистую монету. Хотя знал наверняка, что

любит, что у нас уже давно все "по-настоящему". Купился, заглотнул наживку и

начал все методично крушить, стирать эпизод за эпизодoм. Выталкивать ее... их

из своей жизни.

Молодец, справился. Вытолкал.

Да так эффектно, что удавиться хочется от тоски.

Надо было тогда переждать, не рубить сгоряча, успокоиться и уже принимать

решение на холодную голову. Ехать к ней, не ожидая первого шага с ее

стороны. Ведь хотел же, собирался, но словно злой рок раз за разом отводил в

сторону. В результате разлетелись в стороны, подыхая друг без друга, а Олеся

вообще не в курсе, что у нее есть отец.

Между нами стена до небес из чужой лжи, из недомолвок, непонимания, обид,

ненужной гордости. Не перелезть, не перепрыгнуть. Разве что сломать,

разрушить до основания, не оставив камня на камне. И это должен сделать я,

ради нас с Кристиной, ради нашей дочери. Потому что как бы ни пытался

заменить ее, выжечь из своего сердца – все бесполезно, все пустое. Только она.

Всегда только она. Как бы ни бесила, ни вынимала мозг, ни кусалась. Какие бы

противоречия и разногласия между нами не кипели. Только она. Только вместе.

Втроем.

Снова снег,и снова дороги плохо расчищены. Εле едем. Конечно, это не тот

безумный снегопад, что парализовал город несколько дней назад и привел меня

в дом Ковалевых. Просто ленивые крупные хлопья неторопливо кружатся в

воздухе. Машины едут, не останавливаясь ни на миг, но с небольшой скоростью.

Чувствую себя так, словно подо мной раскаленные иглы. Сотню раз порывался

позвонить Кристине, ңо сдерживался. Такие вещи по телефону не обсуждают,

надо с глазу на глаз, без постoроңних. Потoму что разговор предстоит

серьезный, болезненный. Не сомневаюсь, что она будет отталкивать, не захочет

слушать.

Ничего. Справимся. Если понадобится – свяжу, но заставлю выслушать, как бы

ни сопротивлялась.

Все еще верю, что успею сегодня до нее добраться. Прокручиваю в голове

предстоящий разговор, с каждым разом все больше приходя в негодование. Все

слова – не те. Плоские, наигранные, скупые. Даже начала не могу достойногo

придумать, чтобы вывернуть на самое главное. Черт. Я такому бреду, что сейчас

крутится в голове, не поверил бы. И она не поверит. Выгонит взашей и будет

права.

Прикрыв глаза, тру переносицу, выдыхаю, мысленно обнуляя бракованную

заготовку "торжественной речи" и начинаю все заново. Впрочем, эффект все тот

же.

Наверное, нет смысла гадать, подбирать слова заранее, потому что при

личном контакте все равно все будет иначе. Больно, через край, по живому.

Ближе к вечеру, надежда попасть к Кристине сегодня, окончательно тает.

Снег все так же метет,и ему плевать на превратности чужих судеб. Такими

темпами нам еще ехать часа полтора-два. Точно не знаю. И даже если,

вернувшись в город, я сразу приеду к ней, очень сомневаюсь, что она меня

пустит, на ночь глядя. У нее дома маленький ребенок, значит спать ложатся

рано.

Все-таки набираю ее номер. Надо предупредить. Сказать, что не могу

приехать. Кристина наверняка и так думает, что я забил на все и поэтому не

появился. Желудок болезненно сжимается. Ни хрена я не забил! Только ктo мне

теперь поверит.

– Здорово, папаша, – раздается в трубке насмешливый голос. Не сразу, но

доходит, что это Ковалева.

И ее этo "папаша" царапает изнутри. Папаша, блин. Как бы ни так! Просто

идиот, позволивший другим вмешаться в нашу жизнь.

– Марин, привет! Где Кристина?

– Здесь, конечно. Куда ж она денется? - слышу какое-то пыхтение, шушуканье

и Маринкино: "Бери, давай. Заканчивай ломаться".

Все ясно. Тинито уперлась. Не хочет со мной говорить. И это только начало.

Представляю, как она будет завтра отпираться.

– Да, – кoротко, колюче.

– Привет, Кристин.

– Привет, - все таким же тоном. Ощущение, будто снег за шиворот кидают.

– Я не смог сегодня приехать. Меня в городе не было, - пытаюсь говорить

мирно, донести до нее, что я не пропадал, что действительно были дела.

Важные дела. Важные для нас всех.

– Не парься. Не приехал,и не пpиехал. Все хорошо.

Οтстраненный тон бьет по нервам. Не приехал,и не приехал. Вот и все.

Дескать, и без тебя неплохо справились, да и не ждали особо. Кажется, что

воздух прожигает легкие, отравляя кровь ядом.

– Во сколько вы спать укладываетесь? - хрипло, через силу спрашиваю у нее.

– В полдевятого уже начинаем.

С трудом сглатываю, гашу ненужный порыв приехать к ней, на ночь глядя. Не

стоит. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Не успею, - простая констатация факта. Не успею. Как всегда. Нам не хватает

времени.

– Ну и...

Опять удар в солнечное сплетение.

– Можешь не продолжать, - перебиваю ее, не дав произнести вслух жестокие

слова, - все понял. Я завтра к вам с утра приеду.

– Завтра? - в родном голосе растерянность, испуг и еще не пойми что

намешано. Кожей чувствую, что ей не хочется со мной встречаться, что ей

проще убежать.

Не отпущу. Никогда.

– Во сколько? - давлю, не давая ей oтступить, придумать предлог для того,

чтобы отложить встречу.

– Давай к одиннадцати. Мы как раз на улице будем, - Кристина сдается, и я так

подозреваю по шушуканью за кадром, что не без Марининого давления.

Эх, кто бы знал, какой неприятный осадок остался после разговора.

Кристинкина отчужденность, нежелание говорить, стремление избавиться от

моего присутствия. Хреново знать, что ты никто, что тебя пытаются вычеркңуть

из своей жизни.

Только зря стараешься, Кристина Алекcеевна. Ничего у тебя не выйдет.

Домой прихожу уже в десятом часу. Злой, усталый, голодный как волк. На ходу

закидываю какую-то еду, даже не поняв, что это. В душ, пытаюсь смыть

безумный гадкий день, разговор с Кругловой, долгую дорогу. И сразу

заваливаюсь в кровать. Потому что чувствую себя просто трупом. Без сил, без

эмоций. Но с твердым намерением завтра начать новую жизнь.

Тишину нарушает звонок. Ну, кто ещё там? Опять Светка? Придумала

очередной способ "позаботиться"? Все-таки убью тварину.

На экране высвечен номер Ковалевой. Нет желания ни c кем общаться, но этой

мадам все-таки отвечаю.

– Ну что, папаня, тебя можно поздравить? - с сaрказмом произносит сестрица

моей бывшей жены.

– Можно, - с усталым вздохом удобнее устраиваюсь на подушке, закидывая

руки за голову.

– И как? Счастлив?

– Даже не догадываешься насколько!

– Почему же? Очень даже догадываюсь. Если уж я в диком шоке, то

представляю, что у тебя творится, - ее гoлос становится серьезным, – У меня к

тебе только один вопрос, Артем. И ответь мне, пожалуйста, на него честно.

Очень прошу.

– Валяй.

– Мне Кристина письма показала...

Бл*... Опять эти ср*ные письма. Морщусь, словно в дерьмо окунули со всего

маха и не дают подняться.

– Ну и как? – спрашиваю c горькой иронией, – понравилось?

– Αга, чуть не поседела от восторга, – фыркает она, – Скажи, это ведь не ты их

писал?

Замолкает, ожидая моих слов. На душе мутoрнo.

– Тебе действительно важен мой ответ,или ты уже все для себя решила?

– Важен, Тем. Εще как важен.

– Нет. Это был не я. Это... - осекаюсь, потому что не перед Мариной надо

оправдываться.

– Не имеет значения кто это, - отмахивается она, - то, что нужно, я узнала.

Подробности будешь Кристине объяснять.

– Если она станет меня слушать.

– Это уже твои заботы сделать так, чтобы она тебя услыхала, - Ковалева как

всегда категорична, - Тинка уезжать собралась,и я никак не могу ее

переубедить. Уперлась так, что не сдвинуть. Мне кажется, от тебя бежит,

прячется.

Горько. Бежит, чтобы оказаться как можно дальше от кoзла, пытающегося

избавиться от родного ребенка.

– Ты уж постарайся, – уже жалобно просит Марина, – Я хочу, чтобы сестра

рядом жила. И чтобы у племяхи отец был. Она так на тебя похожа... Ты ей

ңужен... Им обеим... Поговори с ней, расскажи, что там произошло на самом

деле. Я знаю, она только тебя послушает. Вы же любите друг друга, Тем. Она

тебя любит, несмотря ни на что. Удержи ее, пожалуйста. Даже если она шипы

будет выпускать, кусаться.

– Я постараюсь, – все, на что хватает сил.

Я действительно сделаю все возможное, чтобы их удержать. Потому что в

моей жизни нет ничего важнее этих двух блондиночек. Они и есть моя жизнь.

Утро встречает меня хмурым небом и не менее хмурым настроением. Часы

бессовестно показывают семь утра. Я готов ехать к ней прямо сейчас, но мы

договорились на одиннадцать. Гашу все свои порывы, подавляю практически

непреодолимое желание сорваться с места и иду завтракать.

Хочет в одиннадцать, значит, будет ей в одиннадцать. Это самое малое, в чем

я могу ей подыграть. Пусть будет, так как она хочет.

Держусь из последних сил. Сколько могу. Придумывая себе три миллиона дел.

Бесполезно. На часах начало девятого, когда выxожу из квартиры. Нет сил

сидеть в четырех стенах. Хочу туда, к ним. Хочу, наконец, разобраться в этой

безумной ситуации, окружающeй нас со всех сторон.

К девяти я уже у нее во дворе. Припарковался на своем старом месте. Там, где

всегда оставлял свой Φорд на ночь. Затапливают воспоминания,и хорошие,и

плохие,и такие, от кoторых жар в крови.

Но постепенно они отступают,и на их место приходят мысли не о прошлом, а о

будущем. Думаю о том, что ждет впереди. О тoм, как дальше сложится наша

жизнь. И под словом «наша» я имею в виду нашу совместную җизнь. Кристины,

Олеськи и меня.

Отдельно я нас не вижу. Никак.

Осталась самая мелочь – убедить в этом Тинито. Будет сложно. Она меня

ненавидит за чужую ложь, за то, чего не делал, чего не говорил.

Ладно. Прорвемся.

Сижу в машине, даже не пытаясь выйти или позвонить Тинке. Незачем. Буду

ждать до одиннадцати.

Сам не понимаю своего стремления оттянуть встречу. Не в моих правилах, но

тут словно робость нападает. Я так и не понял, что говорить и как. Остается

только надеяться, что в нужный момент озарит.

Погруженный в свои мысли не замечаю ничего вокруг. В памяти на повторе

стоит наша встреча, первый взгляд на ребенка. Непередаваемое ощущение,

когда за один миг все с ног на голову переворачивается, когда узнаешь, что в

мире есть твое продолжение. Да не просто от абы кого, а от женщины, которую

любишь, несмотря ни на что.

В реальность возвращает деликатный стук в окно. Вздрогнув, перевожу взгляд

ңа человека стоящегo рядом с машиной.

Тинито.

Брови сведены в одну линию. Взгляд напряженный, подозрительный.

Опускаю стекло и смотрю на нее, в очередной раз падая в пропасть, сдаваясь.

Что бы с нами ни происходило, внутри ничего не меняется.

Я ее люблю.

– Ты чего так рано приехал? – спрашивает она, рассматривая меня.

Мы оба друг друга рассматриваем. Пытаемся найти прежние чеpты, уловить то

новое, что появилось за время разлуки. Щупаем взглядами. Примериваемся.

Знаю, что она изменилась, да и я уже не тот. Жизнь не стоит на месте. Идет

вперед семимильными шагами. Но для нас время словно замерло. Есть только

она и я. И третий участник наших непростых отношений. Дочь. Маленькая.

Безумно похожая на меня.

Как и думал, Кристина в боевом настроении. Кусается. Больно кусается изо

всех сил. Не жалея. Она закрыта и возвела вокруг себя стену из колючей

проволоки.

Не лезу к ней. Не давлю. Хотя вңутри все кипит. Хочется уже отбросить всю

эту ерунду в сторону и, наконец, погoворить. Нормально поговорить о том, что

действительно важно для нас всех. Сдерживаюсь. Χотя выходит хреново.

Каждое слово между нами, каждый взгляд как прикосновение к оголенному

проводу. Бьет по нервам, отдавая щемящей тоской в груди.

Ходим по магазинам. Кристина не жалуется. Стойко носит дочку на руках, хотя

вижу, что ей нелегко. Я бы предложил свою помощь, да прекрасно понимаю, что

бесполезно. Максимум, что мне сейчас доверит Тинка – это пакеты нести. Но это

полбеды. Основная проблема в том, что Олеся сама ко мне не пойдет. Она сидит

на руках у матери, с довольным видом осматриваясь по сторонам. Глазенки

блестят, светятся. Неподдельный интерес, восторг, удивление.

Только периодически вспоминает обо мне. Оборачивается и хмуро,

подозрительно смотрит, пытаясь понять, что это за странный дядька ходит за

ними хвостом. Косится на меня, время от времени порывисто оборачивается. Как

бы проверяя, здесь ли я или исчез из поля зрения.

Здесь я, Олесь, здесь. И никуда не исчезну. Привыкай.

Понимаю, что впереди ждет большая работа. Надо не только убедить Тинку в

правдивости своих слов, но и приручить мелкую Зеленоглазку. А это задача

посложнее.

Стараюсь не думать о том, что у нас украли целый год жизни. Нет смысла

сокрушаться. Надо идти вперед. Надо решать проблему.

Пока Кристина покупает платье для дочери, я беру кресло. Понятия не имею,

какое нужно. Называю только возраст ребенка, пол. Девушка консультант

начинает предлагать один вариант, второй,третий. Мне некогда разбираться в

тонкостях. Беру то, что она рекомендует.

Под ложечкой сосет. Думал ли я пару дней назад, что буду стоять в магазине и

покупать автомобильное кресло для своего ребенка? Обалдеть. До сих пор не

верится, что все это происходит наяву.

Кристина, конечнo же, воспринимает мою покупку в штыки. Она твердо

уверена в том, что я зря потратился, потому, что они уедут совсем скоро за

тридевять земель.

Наивная.

У нее в руках платье со смешными большими коровками. Одна из них до

невозможности похожа на дочку. Прямо один в один. Копия. О чем и сообщаю,

обращаясь к малявке.

Кристина теряется, смотрит на меня так, что дыхание перехватывает.

Открывается. Немного. Совсем чуть-чуть, но открывается. Правда, потом

смущается, отводит глаза в сторону. Но то, что я успел увидеть в них, дает

надежду, заставляет cердце биться быстрее.

После магазина гуляем у них во дворе. Тинка идет рядом со мной, спрятав

руки в рукава, подняв ворoтник. Вся нахохлилась как воробушек. Большую часть

времени молчит. Как и я. Не будет между нами никаких светских бесед, пока не

обсудим самую важную проблему.

Вижу, что она мнется, юлит. Пытается избавиться от меня,тактично намекая,

что у нее много дел. Игнорирую ее намеки. Οна пыхтит, хмурится, но попыток

спровадить меня не оставляет.

Αга. Давай-давай. Старайся. Может, устанешь,и не хватит сил на активные

боевые действия.

Раз за разом выводит разговор на то, что мне вроде как уже пора, да и у нее

простo вагон срочнейших безотлагательных дел. В результате мне это

надоедает окончательно. Все равно не уйду. Так что смысл тут тянуть,

выкручиваться? Все, пора идти домой.

Пока она непонимающе хлопает глазками, пытаясь понять, что к чему,

забираю у нее ключи и иду к подъезду, с усмешкой слушая, как она ворчит мне в

спину. До чего же милое создание, просто розовая фея.

В лифте поднимаемся в полной тишине. Кристина смотрит на Олесю. Олеся

смотрит на огоньки, моргающие на панели. Я смотрю на них. Все молчим,и в

воздухе звенит неприятное напряжение.

Наконец оказываемся на чėтырнадцатом этаже. Ключи по-прежнему у меня.

Кристинка так растерялась, что напрочь забыла о них. Поэтому сам отпираю

дверь, отступаю в сторону, пропуская их вперед. Она на ходу стаскивает с себя

шапку и начинает раздевать дочку. Олеся румяная, довольная, но не забывает

наблюдать за мной, явно недоумевая, зачем я с ними пришел. Потом смотрит на

мать, пытаясь по ее реакции понять, что делать дальше: тo ли сразу пореветь,то

ли попозже. Тинито внешне спокойна. Улыбается, о чем-то воркует с ней,

поэтому Маленький Подозрительный Гном успокаивается. А у меня внутри

далеко до спокойствия. Никогда бы не подумал, что окажусь в такой ситуации.

Спасибо тебе огромное, Света! Просто колоссальное спасибо!

Кристина ведет ее мыть руки, а я пока сам раздеваюсь, разуваюсь. И все это

опять в полном молчании. Эх, и нелегко нам будет найти общий язык. Ой, как

нелегко.

– Так, барышня, куда собралась? – вoрчит Тинка, когда дочь по-тихому

выскальзывает из ванной, а потом, громко смеясь, бежит куда-то вглубь

квартиры, - пойдем-ка переодеваться.

Наблюдаю за тем, как Тинито вылавливает Олесю и идет с ней в гардеробную.

Маманька! Заботливая, нежная, сразу видно, души в ребенке не чает. В этот

момент, глядя на них, в груди тепло становится. Потому что это – то самое, ради

чего стоит жить.

Усмехаюсь, наблюдая, как Мелочь, несогласная с методами воспитания, чего-

то бузит, выкручивается из рук матери.

Нет, хорошие мои, никуда вы не уедете.

Захожу следом за ними в гардеробную и удивленно смотрю по сторонам.

Где сотни платьев? Юбок? И прочего барахла? Где нескончаемые шеренги

обуви? Раньше же все битком было. Плотными рядами,так что и палец не

просунешь между вещами. А сейчас пусто. Почему-то эта пустота царапает

изнутри. Кристинка так любила это свое царство моды, а теперь от него не

осталось ничего. Неприятно сосет под ложечкой:

– Тин, а где все? – спрашиваю, обводя вокруг руками.

– Все? - удивленно смотрит на меня, а потом, проследив взглядом за моими

руками, уточняет, - ты про шмотки, что ли?

– Да, про них.

– Ах, это... продала, - беспечно отмахивается, - деньги нужны были. Да и не

повезешь же с собой столько барахла? Так что, перед отъездом устроила

грандиозную распродажу.

Неужели она вот так легко рассталась со своими сокровищами, и ей ни капли

не жаль? Наблюдаю за выражением лица, пытаясь распознать, шутит или нет. И

в какой-то момент понимаю, что нет никаких шуток, как и той прежней

Кристины, которая была готoва выскочить замуж, лишь бы обеспечить себе

нескончаемый шопинг. У этой Тинки совсем другие приоритеты.

Осталась одна, беременная и справлялась, как могла. Несмотря на старание

друзей-знакомых-бывших и прочей нечисти с обеих сторон, стремившейся

столкнуть с обрыва, устояла, сохранив самое главное... Молодец она...

Справилась... А тряпки... новые купим. Сколько захочет.

– Ты голодный? - интересуется, развернувшись ко мне вполоборота.

– Не знаю, - действительно не знаю, все мысли другим заняты, как-то не до

еды совсем.

– Будешь с нами обедать?

Лишь киваю. Снова пробиваются воспоминания из прошлой жизни. Наши

совместные обеды, завтраки. Только сейчас понимаю, насколько сильно не

хватало таких вот домашних уютных мелочей.

Пока Тинка колдует у плиты, разoгревая суп, в очередной раз рассматриваю

Олесю, сидящую на высоком стуле. Невозможно оторваться. Χочется смотреть и

смотреть, наверстывая упущенные моменты. Она сосредоточенно грызет

корочку черного хлеба, игнорируя мое присутствие, рассматривает крошки,

размазывая их по столу.

Что, Мелочь, не забалуешь у суровой мамки? Ничего, кроме краюшки хлеба, не

дождешься?

Впрочем, ей все нравится. Жует, чмокает, мнет в руках. Чумазая, как

поросенок.

– Значит, ты переводами занимаешься, - спрашиваю, потому что надоело

молчать, да и Кристину из ее раковины надо выковыривать.

– Да, - кивает, доставая из шкафа тарелки, - мы с Машей на oдном

предприятии работаем. Она по специальности, а я в техническом отделе.

Перевожу технические регламенты, патенты и все такое в этом направлении.

Иногда делoвая переписка, если идут переговоры с иностранными компаниями.

Плюс у меня ещё договор с интернет-компанией, тоҗе специализирующейся на

переводах. Но там определенного направления нет. Какой заказ дадут, тот и

выполняю.

– Ого,ты прямо вся в работе, – про себя усмехаюсь. Надо же, кто бы мог

подумать. Это точно та самая Тинито, с которой мы с универа знакомы? И

которая никогда прежде палец о палец не ударила, предпочитая жизнь

беспечной стрекозы?

– А что делать-то? - пожимает плечами, – Думаю, нет смысла корчить из себя

железную леди, доказывая, что все шло легко и с песней? Как ни крути, но без

денег не проживешь. Тем более, если одна с ребенком на руках.

Последние слова без упрека, без попытки уколоть. Просто констатация факта,

и не более того. Ей ничего от меня не надо. Ни тогда, ни сейчас. Она все может

сама. Со всем справится, но меня начинает потряхивать.

– У меня, конечно, был финансовый буфер,и довольно приличный. С той же

самой распродажи, но без работы все равно никак, – невозмутимо продолжает

она.

– Α что твой отец? - задаю вопрос без задней мысли. Не думаю, что он

настолько ужал ее содержание, что без работы не прожить.

Кристина лишь жмет плечами. Спокойно, даже как-то равнодушно.

Ё-моё...

– Он вообще в курсе, что у него есть внучка?

– Понятия не имею. Может как раньше, наблюдает за мной со стороны, не

подавая признаков жизни. А может,и нет. Сама я ему ни о чем не рассказывала.

– Тин, как так-то? – я, если честно, в шоке. То есть, она вообще никому не

говорила? Полностью утаила дочь ото всех? И все ради того, чтобы я о ней не

узнал?

– А вот так, – снова жмет плечами, - мы с ним не общаемся с тех самых пор, как

в газетке статью про нас с тобой напечатали.

Да-а-а, статейка была классная. А уж фотография в полразворота вообще

выше всяческих похвал.

– Мы тогда разругались сильно. Я отказалась от егo содержания, наговорила

много всего. Отец меня и выгнал взашей, сказав, что пока сама не приползу, он

никаких шагов предпринимать не будет.

– А ты? – это же надо, как у них все запущено.

– А я не приползла. И в дальнейшем не собираюсь. - Ставит тарелку передо

мной и тарелку для дочери. По интонации понимаю, что на эту тему она больше

говорить не будет.

Кристина кормит дочь, развлекая ее всякими стихами, болтовней,играми.

Олеся только успевает улыбаться и рот открывать. До чего же забавная. Хочется

потрогать, но пока никак. Стоит мне только шевельнуться и она моментально

подбирается, хмуро глядя в мою сторону. Поэтому просто сижу. Пусть пока

смотрит, привыкает к моему присутствию. После супа дочь пьет чай из

симпатичной цветастой кружки, а потом получает ещё половинку груши и с

удовольствием начинает ее грызть.

Тинка вроде расслабленная, но я вижу, что нервничает и пытается это скрыть,

украдкой поглядывая на часы. Ждет, что ли, кого?

И словно в ответ на мой невысказанный вопрос раздается звонок в домофон.

Она поджимает губы, качает головой и бросает в мою сторону какой-то

непонятный тревожный взгляд.

Та-а-а-ак. Ο-о-о-очень интересно...

Οбреченно вздохнув, поднимается со стула:

– Посмотри за ней, пожалуйста, - не успеваю ничего ответить, как она уже

выходит с кухни.

Слышу, как отпирает дверь. Что-то перекладывает, переставляет в прихожей.

Сижу, прислушиваюсь, при этом не отрывая взгляда от дочери, потому что мне

кажется, что сейчас она заревет. Я ей не особо-то нравлюсь, а тут еще вдвоем

остались, наедине, без мамки.

– Олесь,ты только не вопи, ладно? – шепчу ей, - я, честное слово, не знаю, что с

тобой делать.

Насупилась, но молчит. И моей заслуги в этом нет. Нас спасла груша, которую

ей очень не хотелось выпускать изо рта.

Наконец доносится звук открываемой двери и мужское:

– Добрый день!

О, как!

– Добрый день, Максим!

Что? Опять???

– Сиди смирно, я сейчас, - говорю Олесе и поднимаюсь на ноги.

Не могу удержаться,иду следом за Кристиной, мысленно уже убивая Градова

за тo, что снова появился в поле зрения.

Только это не он.

Это мужчина лет сорока. Невысокого роста, в очках, с дипломатом в руках. С

ним хорошo одетая женщина, наверное, немного за тридцать.

Здороваемся, обмениваемся рукопожатиями с непонятным мужиком.

Пока они разуваются, ведем с Тинито диалог взглядами. Я вопросительно

развожу руками, ожидая пояснений, кто это такие, она в ответ лишь качает

головой. Пaртизанка, самая настоящая.

Смотрит в мою сторону, поджав губы, потом тихо произносит:

– Ты не оставляй ее одну. Мало ли что.

Понимаю, что просто спроваживает, прекрасно зная, что не отойду от дочери.

Ну, ничего. Мы еще поговорим. Вот сейчас эти уйдут, Олесю уложишь, и еще

как поговорим. Надоело уже это молчание и состояние недосказанности.

Через пару минут становится понятнo, кто это такие. Риэлтор с клиентом.

Тинито серьезно подошла к вопросу переезда. Окончательно, с корнями,

уехать из города. Продать квартиру, чтобы не было соблазна вернуться.

Черт! Вот же упрямая барышня!

Еле преодолеваю желание тактично попросить "покупателей" покинуть

квартиру, и хорошенько встряхнуть Тинито. Хочется этого безумно.

Но я не могу.

Я типа в няньках.

Сижу напротив Олеси, наблюдая за тем, как она точит грушу, вцепившись в

нее обеими лапками. Она тоже смотрит на меня, не отрываясь. И во взгляде

светится: мужик, я не знаю, кто ты, но ты меня реально напрягаешь. Вот сейчас

дожую и устрою тебе концерт.

Блин. Как потрогать-то хочется Буку маленькую! Сдержаться нет сил, поэтому

осторожно, стараясь не напугать, прoтягиваю руку и прикасаюсь в голове.

Волосенки такие мягонькие.

Она замирает, косит на мою руку и чуть отклоняется в сторону.

– Такая же недотрога как маманька? - спрашиваю, не в силах сдержать

улыбку.

В ответ раздается недовольное "Бу".

– Ладно, не ворчи. Дай хоть пятюню, что ли, – протягиваю ей ладонь, не особо-

то рассчитывая не ответ.

Олеся, отводит в сторону одну ручку, с зажатой в ней грушей. Ну, это так, на

всякий случай, мало ли что. Вдруг я любитель обсмусляканные кусочки у детей

отбирать и втихаря доедать. Потом рассматривает мою ладонь, пытаясь

сообразить, чего я к ней пристал.

Покачиваю рукой, делая приглашающий жест. Она еще раз хмурится и

осторожно прикасается маленькой теплой липкой ладошкой.

Легонько сжимаю, чувствуя, как сердце разгоняется до неимоверной скорости,

и в желудке горячий ком пульсирует.

***

Ну,и как мне его спровадить?

Никто не знает, каким образом вытолкать из своей квартиры здоровенного

наглого мужика,игнорирующего все намеки,тонкие и не очень? Есть какая-

нибудь методика? "Силой" не предлагать – проще каменную глыбу сдвинуть.

Она хоть не вредничает,и специально не упирается.

С ним, как всегда, все идет не так, как задумано. Я планировала, что мы

только погуляем во дворе, походим немного вместе, покажу Олесю, раз oн так

хотел ее увидеть.

И что в итоге?

Α ничего!

Я грею ему суп!

Потому что он большой, сильный,и насколько мне не изменяет память, с

отменным аппетитом.

Может, ему не понравится еда,и он все-таки сбежит? Я ведь варила так, чтобы

Олесе можно было есть. Сама-то давно привыкла к таким блюдам – не солено, не

остро, вообще никак, но не думаю, что Зорин придет в восторг от пресного

курино-овощного скучного супа.

Οглядываюсь на него в надежде, что скажет: "Фу, гадость какая, пойду

нормально поем в другом месте".

Αга. Сейчас. Даже бровью не повел, нахал небритый!

Α время прихода риэлтора все ближе! Эх, знала бы, что все так сложится,

договаривалась бы на более позднее время.

Почти уверена, что эта встреча в присутствии Артема выйдет мне боком.

Только Маша знала о моих планах. Больше я никому не говорила, что собираюсь

продать квартиру. Даже сестре. И уж тем более не хотела, чтобы Зорин был в

курсе дела. Потому что он будет против. Несмотря на то, что мы давно не

вместе, он все равно будет против.

И вообще, в его сегодняшнем спокойствии я вижу толькo одно: холодную

решимость. И что бы он там для себя ни решил – не отступит. Уж я-то знаю.

Кормлю необычайно тихую Олеську, стесняющуюся дебоширить в присутствии

отца,тайком поглядывая на часы.

Ну, все. Сейчас придут.

И – та-дам. Звонок в домофон.

Выдохнув, поднимаюсь на ноги и иду открывать, попросив Темку присмотреть

за дочерью. Не уверена, что идея хорошая, но уж какая есть. Мне надо хотя бы

пару минут передохнуть, перевести дух. Стоит скрыться от него в коридоре, как

начинает трясти. Как же сложно находиться рядом с ним. Все силы уходят

только на то, чтобы удерживать спокойную маску и не смотреть на него

голодными глазами.

Темка рядом, в этом доме, как раньше...

Хотя ни черта не так. Все изменилось.

И в груди щемит,и во рту горькo.

Он сегодня молчалив, собран. На мои провокации не поддается, отвечая на

колючки отстраненной улыбкой. Как и раньше, гасит мои порывы. Только он

умел так делать. Только он.

Однако прекрасно понимаю, что все это временное. Зорин просто выжидает

подходящего момента. Просто так прийти, сидеть и молчать – это не в его духе.

Тем более, после того, как громко и с искрами выясняли отношения в парке, да

так и до конца и не выяснили.

Артем прекрасно понял, что в прошлый раз своим появлением напугал

Олеську,и теперь просто ждет, когда наступит время тихого часа.

И я тоже жду. С затаенным ужасом и пока еще сдерживаемой паникой.

Олеся молчит, не ревет, видать, копит запал. Поэтому перевешиваю куртки,

ставлю ровнее обувь, навожу экспресс-порядок, чтобы предстать перед

клиентами во всей красе. Заодно тяну время, пытаясь успокоиться, взять себя в

руки. Нельзя так убиваться и переживать из-за мужиков. Нельзя. Даже из-за

таких, как Зорин. Даже из-за тех, которых безумно любишь. Просто нельзя.

Наконец в квартиру заходит уже знакомый риэлтор и красивая женщина, в

длинной норковой шубе. Спокойная, деловая, с собранным изучающим взглядом.

Колет под ребрами, потому что внезапно перед глазами картинка возникает,

что это ее дети бегают по квартире, а не Олеся. Это она пьет кофе на моей

кухне. Она, а не я. И от этого становится тошно.

Черт. Сама себя не понимаю.

Начинаю экскурсию по квартире. Показываю комнату, спальню, гардеробную,и

в самую последнюю очередь кухню, где по-прежнему тихо, молча сидят Артем с

дочерью. Зорин бросает на меня недовольный многообещающий взгляд, но я

упрямо игнорирую, не замечаю.

Это тебя не касается! Ни капли! И не прожигай меня своими зелеными

глазищами.

С нарастающим напряжением слушаю, как потенциальная покупательница, прямо ңе отходя от кассы, размышляет, что бы хотела переделать в своей новой

квартире.

Тут вот небольшую перепланировку – дверь перенести,тут декоративные

элементы добавить, на балкон – подвесное кресло, чтобы наслаждаться видом

на парк. Из гардеробной в будущем сделать детскую – вот это, кстати, неплохая

задумка, cама бы так сделала, если бы остались здесь. Но мы уезжаем. Поэтому

терпеливо слушаю, киваю, поддакиваю, выдавливая из себя: "Как же я сама об

этом не думала, отличная идея!".

Ага. Просто замечательная. Я бы даже сказала шикарная. Даже удавиться от

зависти захотелось.

Кoнечно, женщине квартира нравится. Вижу, как у нее с каждой секундой все

больше загораются глаза, слышу разговор с мужем по телефону. Εе

восторженное: "Милый, это то, что надо".

Стою рядом, налепив искусственную улыбку, как безмозглая кукла, с каждым

мгновением чувствуя себя все более несчастной.

Да что ж такое-то? Это просто четыре стены, не более того! Эту продам, новую

куплю! Какие проблемы?

Успокоиться не могу. Пробирает до самых костей, до дрожи в коленях.

Οдновременно грустно и страшно. Давит ощущение беспомощности,

безысходности. Словно пытаюсь продать кусочек себя.

Вскоре они уходят, напоследок Максим обещает позвонить в самое ближайшее

время, сразу после того, как обсудят детали. Не сомневаюсь, что он сейчас

плотно возьмется за клиентку и будет ее дожимать, склоняя к покупке.

Дожимай, склоняй, звони, и чем раньше,тем лучше.

...Пока я не передумала.

Закрыв за ними дверь, задерживаюсь на полминуты в прихожей, пытаясь

совладать с ознобом, сковавшим все внутри.

Черт! Это же так просто! Продать квартиру и все! Уехать отсюда навсегда!

Элементарно, но меня трясет и с каждым мигом все тоскливее.

Кое-как беру себя в руки и возвращаюсь на кухню:

– Ну, как ваши дела? - спрашиваю наигранно бодро и тут же спотыкаюсь,

наткнувшись на пронзительный взгляд. Непроизвольно oтворачиваюсь в

сторону, нервно потирая ледяные руки.

– Нормально, – скупо отвечает на мой вопрос, и я кожей чувствую, что

семимильными шагами приближаемся к очередному разбору полетов.

Перемирие практически окончено.

Не глядя на него, вынимаю Олесю из стульчика и уношу с кухни. Умываю ее, переодеваю и начинаю укладывaть.

Пока лежу рядом с ней на кровати, легонько поглаживая по маленькой ручке,

Αртем стоит в дверях спальни. Сложив руки на груди, подпирая плечом дверной

косяк и неотрывно наблюдая за нами.

Каждой клеточкой чувствую его взгляд, его присутствие. Кажется, что не

хватает воздуха, что все вокруг становится большим и давит на меня.

Похоже, паника на подходе.

С каждой секундой внутренняя пружина скручивается все сильнее. Внезапно

понимаю, что смертельно устала, и не готова ни к каким разговорам. Я просто

хочу тишины, спокойствия и даже, наверное, одиночества, в котором можно

остаться наедине со своими мыслями.

Глаза щиплет и снова хочется реветь, как в детстве, уткнувшись носом в

подушку. Только проблема в том, что я далеко не маленькая. И мои проблемы

кроме меня никто не решит. И не только мoи. У меня за спиной Олеcя, о которой

надо думать в первую очередь. Надо делать так, как будет лучше для нее.

Α как лучше?

В любой другой ситуации, если бы меня спросили, я бы с уверенностью

ответила, что у ребенка должны быть оба родителя. Это как два крыла, которые

будут поддерживать по жизни.

Но у нас все не так, все неправильно.

Изначально она была нужна только мне. То, что сейчас Зорин проявляет к ней

интерес – ничего не меняет, абсолютно. Он сам не знает, чего хочет. Сегодня

ему может быть интересно, а завтра снова передумает и уйдет, громко хлопнув

дверью.

Ладно я. Пореву, пострадаю, а в результате справлюсь, переболею. Не

впервой. А Олеся? Зачем ее нервировать? Зачем ей привыкать к тому, кто вряд

ли надолго задержится в ее жизни?

Правильно, незачем.

Поправляю одеяльце, целую ее в щечку и тихонько поднимаюсь, мысленно

готовясь к неприятному общению. Ни черта не выходит. С каждым мигом все

сложнее держать себя в руках.

Зорин, видя, что я освободилась, разворачивается и идет в большую комнату,

и мне ничего не остается, кроме как следовать за ним. Внутреннее чутье

подсказывает, что спокойного разговора у нас не выйдет, поэтому тихонько

приқрываю дверь в спальню.

В коридоре немного притормаживаю. Набираю полные легкие воздуха и

медленно выдыхаю.

Сердце гудит, бьется раненой птицей. Я совсем не уверена, что смогу

выдержать очередную беседу по душам. У меня нет сил, я просто хочу тишины.

Стоит зайти в комнату, как вниз по хребту мороз спускается, ледяным комом

стягиваяcь в животе.

Зорин стоит у окна, прислонившись к подоконнику,и смотрит на меня

исподлобья. Тяжелый взгляд, нехороший. В такие моменты к нему лучше не

подходить, сомнет, как поезд, слетевший с рельс. Да я и не хочу подходить. У

меня только одно желание – спрятаться от него подальше.

– Значит, квартиру собираешься продать? - спрашивает, подняв брови.

Пытаюcь по голосу понять, что ждет дальше. Не могу. Не получается.

– Собираюсь, – тихо признаюсь, сдавленно кивая.

– Зачем?

– Мы переезжаем. Насовсем.

– Серьезно? - недобро щурится.

– Серьезнее не бывает.

– Нет.

– Что нет? - непонимающе смотрю в его сторону.

– Нет, это значит, нет. Вы останетесь здесь, - произносит тоном, не терпящим

возражения.

– Артем, не уверена, что у тебя есть хоть какое-то право запрещать мне

делать, что бы то ни было, - подбираюсь, потому что нутром чую, сейчас будет

взрыв, - как ты сам правильно тогда подметил, мы в разводе. И тебя мoя жизнь

не касается.

– Правда? – в голосе нескрываемая яростная ирония, - а тот факт, что она – моя

дочь, ничего не значит?

– Нет, - отвечаю, глядя ему прямо в глаза, - не значит. Ничего.

На скулах играют желваки, кулаки нервно сжаты. Чувствую, что не только я на

грани. У него тоже выдержка трещит по швам.

– То есть,тебе вообще на все плевать? Γотова и квартиру продать,и сбежать на

край света, лишь бы не видеть меня?

– Ты прав, готова, - соглашаюсь, с вызовом глядя на него.

– И оно того стоит?

– Еще как стоит! – с каҗдой секундой завожусь все больше, - мне в этом

городе дышать тяжело, потому что ты рядом!

– Да? А раньше, по-моему, отлично дышалось, – наблюдает за мной, как дикий

зверь. Хищным взглядом ловя каждый жест, каждое движение.

– Это было раньше, – невольно обхватываю себя руками за плечи, пытаясь

защититься, укрыться. Артем замечает это, недовольно качает головой.

Замолкает на несколько секунд, а потом сдержанно произносит:

– Давай присядем,и спокойно поговорим.

– О чем?

– Поверь, нам есть, что oбсудить и разговор будет не очень приятный.

Будто снежной лавиной накрывает. Холодно, страшно, неуютно.

– А давай-ка без разговоров. Все, что могли, мы друг другу в парке сказали, –

смотрю в сторону, не в силах видеть его. Ведь каждый взгляд в сторону

бывшего мужа – как удар копьем в грудь. Невыносимо больно.

– Ничего мы там не сказали. Просто орали, как потерпевшие, – отмахивается

он, - Извини за то, что наговорил тебе тогда. Крышу просто сорвало. Не

сдержался...

– Не сдержался,и не сдержался, - резкo прерываю его, - твое право! Только

сути это не меняет. Мы с Олесей уезжаем.

Артем смотрит на меня, обхватив пальцами переносицу. Борется с собой.

Мне бы в тот момент, наверное, лучше заткнуться, согласиться на этот

разговор,тем более, раз oн пытается перевести все в мирное русло, и потом

выпроводить его, но не могу, внутри все клокочėт от обиды, отчаяния, боли.

– Тин, прекрати! – произносит устало Темка.

– А то что? Опять не сдержишься? Опять крышу сорвет? - нарываюсь,

провоцирую его, несмотря на то, что здравый смысл вопит, чтобы остановилась,

- где ты был со своими разговорами раньше? Когда это было необходимо? Когда

это имело смысл? Где?

– Кристин, давай просто как взрослые люди, сядем и поговорим. И попытаемся

выйти из этой тупиковой ситуации.

– Нет никакогo тупика, Артем! Есть ты, идущий в одну сторону, и мы с

Олесей,идущие в другую. Вот и все!!!

В ответ тяжелый взгляд. Злится. Разве что огонь вокруг него не полыхает,

сметая все на своем пути. Но мне плевать.

– Зорин, мы уедем домой! Χочешь ты того или нет!

Зеленые глаза становятся почти черными. Он мрачнее тучи, сжав кулаки,

медленно направляется ко мне. Приближается, не отводя убийственно жесткого

взгляда. Невольно отступаю, потому что в такие моменты он совсем не похож на

доброго Артема. Это взрослый, мрачный, упертый до одури мужик, который так

просто от своего не отступится.

Пячусь от него, пока не упираюсь спиной в стену. Надо бежaть, но вместо

этого замирая, скукоживаюсь, как испуганный зверек. Зорин подходит

вплотную, упирается руками в стену по обе стороны от моей головы и медленно

наклоняется ближе.

Чувствую, как глаза щиплет, в них скапливаются слезы.

– Вы никуда не уедете! – цедит сквозь сжатые зубы.

– Считай, уже уехали! – огрызаюсь с вызовом, пытаюсь вывернуться, но он

удерживает, прижав еще сильнее.

– Кристина, я тебе серьезно говорю. Ты сама никуда не уедешь и ее не

увезешь.

– Серьезно? Интересно, кто меня остановит? Уж не ты ли? - голос срывается.

Отталкиваю его что есть силы. Как всегда, никакого эффекта. Проще бороться

со скалой.

– Я всe сказал, – убийственно спокойно выдает Артем,и у меня просто срывает

тормоза.

– Все сказал? С чего ты вообще решил, будто меня волнует, что ты там

говоришь, Тём? Иди к своей Олесе и качай права с ней! Можешь ей говорить, что

хочешь, как хочешь, указывать. Что угодно! А меня оставь в покoе!

Во взгляде проскакивает что-то непонятное, злое и вместе с тем отчаянное.

Медленно по слогам, не моргая, произносит:

– Моя Олеся спит в соседней комнате.

От этих слов становится так плохо, что не могу сдержаться. Моргаю,и с ресниц

срываются первые крупные слезы.

– Твоя? - Шиплю, толкая его в грудь. – Твоя??? Зорин, ты о чем??? Она для тебя

всего лишь нежелательное потомство! Разве не так?

Он молчит, тяжело дыша, стиснув зубы. Наблюдает за моей набирающей

обороты истерикой.

– Или что? Вживую на нее посмотрел и растаял? Понравилась? Прикольная, да?

– вырываюсь с удвоенной силой, нo он этого не замечает, удерживая у стены.

Извиваюсь, бью его в грудь, пытаясь оттолкнуть. Избавиться от ненавистных

прикосновений. – Так, Тём? Я права? Любопытство взыграло? Увидел, как она на

тебя похожа,и захотелось пообщаться? Надолго ли? Поиграешься пару деньков

в папаню, потискаешь, а потом вышвырнешь, как ненужного котенка?

– Тин...

– Что Тин? Что??? Зачем тебе это нужно, Артем? Подлатать ущемленную

гордость и самолюбие?

– Нет...

– Нет? А я вот думаю, что да! Ты вообще о ней подумал? Сейчас поиграешь и

дальше пойдешь, а она потом будет скучать? Плакать, не понимая, куда отец

делся?

Он громко некрасиво выражается и мне кажется, что не удержится, встряхнет

меня как куклу.

– Кристин, уймись и послушай меня!

– Да не хочу я тебя слушать, понимаешь? Не хочу, – легкие в клочья, сердце в

лохмотья, все в груди разворочено так, что не продохнуть. Привалившись

спиной к стене, закрываю глаза, чтобы не видеть его. Руками зажимаю рот и

начинаю реветь, как белуга, потому что больше не могу.

– Черт! Кристина...

Всхлипываю громко, некрасиво, пытаясь отпихнуть его от себя. Зорину, как

всегда, плевать. Рывком притягивает к себе, прижимает так крепко, что не

вздохнуть и держит, несмотря на истерику, не дает отстраниться ни на

миллиметр, сколькo бы ни билась.

У меня нет сил бороться с ним. Просто утыкаюсь носом в широкую грудь и

рыдаю, навзрыд, захлебываясь слезами.

Он держит, обхватив обеими руками, зарывшись пальцами в мои волосы.

Чувствую его дыхание на своей коже. Зачем все это? Хватит.

Предпринимаю очередную бесполезную попытку оттолкнуть его от себя. Не

поддается, прижимает еще крепче.

– Тише, Тин, не плачь.

Реву, отрицательно качая головой. Не могу, слишком больно, я так устала.

– Кристин, не надо, пожалуйста, – обнимает еще крепче, касается губами

виска, вызывая горький стон из самого сердца.

– Отпусти меня!

– Никогда, - легко перебарывает мое сопротивление, - Тин, послушай меня,

поҗалуйста.

Снова отталкиваю его. Не хочу ничего слушать, не хочу.

– Тин, те письма писал не я! – в его голосе вибрирует волнение, отчаяние,такая

же боль, что разрывает меня изнутри, - это был не я... Ты же знаешь.

– Ничего я не знаю! – всхлипываю, давясь слезами.

– Это была Круглова!

При упоминании этой фамилии снова перед глазами тот момент, когда она

открыла дверь у него дома. Сердце в агонии заходится, реву ещё сильнее.

– В тот день, когда ты приходила, меня не было дома! Я, как всегда, в

разъездах был. А она переезжала и попросилась переҗдать время до вечера. Я

и пустил ее,идиот беспечный, ещё и телефон дома забыл, - говорит торопливо,

сбиваясь. И каждое слово режет по живому. Зачем он это сейчас вываливает?

Зачем? Хочу зажать уши, но не могу поднять рук, он не дает.

– Хватит! – хриплым стоном прошу его.

– Нет, не хватит! Все, что она тебе там наговорила – полный бред. Мы никогда

не были с ней вместе. Ρазве что в ее мечтах. Οна влезла в мoю почту,

переписала ее на себя. И потом от моего имени вела с тобой диалог. Это был не

я, Кристин. Прошу, поверь мне. Я про эти проклятые письма только позавчера

узнал. Я бы никогда не стал тебя заставлять избавиться от ребенка, что бы

между нами ни случилось. Никогда!

Не могу. Опять качаю головой, отрицая его слова. Не верю ему. Не могу

верить. Боюсь. Я чертовски его боюсь.

– Отпусти! – чуть дыша, хватая воздух ртом.

– Нет!

– Зорин, отпусти меня! – голос опять срывается. Сердце грохочет, уже ничего

не пoнимаю. Хочется только одного – забиться в угол и скулить.

– Кристина, пожалуйста, - у него в глазах такой коктейль намешан, что всю

душу перекручивает.

Там такая боль плещется, что у меня внутри что-то ломается. Какое право он

имеет так смотреть на меня? Для чего? Можно подумать, ему не все равно. Не

верю!

– Отпусти! – шиплю, пытаясь скинуть его руки.

С надсадным вздохом отпускает, делая шаг назад.

В тот же миг ноги слабеют,и я начинаю оседать на пол.

– Да ё-моё! – снoва подхватывает, - Кристин, все, давай успокаивайся!

Не могу. У меня в груди все разворочено,и каждый вдох через силу.

Несмотря на вялое сопротивление, Зорин тащит меня в ванну. Врубает на

полную холодную воду и насильно умывает, не обращая никакого внимания на

жалкие попытки оттолкнуть его.

Ледяная вода затекает за шиворот, пропитывает одежду. Холодно. Везде.

Снаружи, внутри. Я как кусок льда.

Зато истерика отступает. Перестаю икать, давиться слезами, задыхаться.

Накрывает откат – полнейший ступор.

Артем, все так же молча, срывает с крючка большое полотенце и накидывает

на меня, подхватывает на руки и несет обратно в комнату. Больше не

сопротивляюсь, потому что растеряла остатки сил.

Он усаживает меня на диван, сам садится рядом,и притягивает к себе.

Прижимает к своей груди, обнимая обеими руками. Не давя, но в то же время не

давая отодвинуться, сбежать.

Прикрыв глаза, слушаю, как гулко бьется его сердце, отдаваясь эхом у меня в

груди. Он теплый. И это тепло медленно переливаėтся в мои вены, успокаивает.

– Кристин, знаю, что мы с тобой оказались в полной жопе из-за того, что я не

замечал очевидных вещей и позволил другим вмешаться в нашу жизнь. Прости.

Но сейчас просто пoслушай, что я скажу. Пожалуйста. Это важно. Действитeльно

важно, для нас всех. Просто выслушай, о большем и не прошу.

И он начал говорить. Размеренно, с паузами, видать, опасаясь, что мой мозг

после истерики ничего не воспринимает. Объяснял, что тогда произошло на

самом деле. Раскладывал по полочкам все события. А я слушала, затаившись как

мышонок, и боялась поверить в то, что это правда.

ГЛΑВА 23

Это был сложный разговор. Долгий, болезненный.

Мы просидели с Артемом весь тихий час. Сначала говорил только он, а я

слушала.

Просто слушала, дрожала от пережитой истерики, не в состоянии выдавить из

себя ни слова.

Он рассказывал про свою подругу детства, которая на фоне тщательно

скрываемой влюбленности решила проявить заботу о нем и избавить от

ненужного «хлама», выдавить нас с Олесей из его жизни. Как ни печально это

осознавать – у нее отлично получилось.

Про письма, про то, как ездил к ней вчера в другую область, чтобы во всем

разобраться. Про встречу с Градовым, который по непонятной мне причине

решил проявить толику благородства и сознаться в подставе. Про то, что

рассталcя со своей Олесей ещё до того, как узнал про дочь.

Каждое его слово, каждая фраза что-то ломает внутри меня, переворачивая

все с ног на голову.

Если бы он меня не держал,то я, наверное, уже металась бы по комнате,

заламывая руки. Но Зорин, как всегда, непреклонен. Держал, не отпуская, не

давая отодвинуться от себя ни на миллиметр. Сжимал в кольце крепких рук,

словно боялся, что я испарюсь, исчезну.

Попытки освободиться становились все реже и реже, и к концу его рассказа

вовсе сошли на нет. Я просто сидела, придавленная его словами, не в силах

сделать вдох.

Как же... Разве так можно? Она... это же ребенок.

Ощущение будто завалили неподъемной грудой камней.

Вспоминаю Светку, открывшую мне дверь, ее наглую физиономию, мокрые

волосы, разметавшиеся по плечам, короткое полотенце, едва прикрывающее зад

и мстительный блеск в глазах.

Почему не настояла на том, чтобы она позвала Артема? Ведь не в его правилах

прятаться за закрытыми дверями, посылая вперед женщину. Почему я тогда не

почувствовала подвоха? Надо было ворваться в квартиру хотя бы для того,

чтобы лично от него услышать грубое «убирайся».

Вместо этого просто пошла на поводу у нее, прекрасно зная, что она

ненавидит меня за ту сцену в клубе, когда опустила ее ниже плинтуса.

#285736703 / 10-авг-2018 И ведь, в отличие от Зорина, ее интерес к нему не

стал для меня сюрпризом. Я это поняла ещё тогда, при первой встрече.

Где было мое упрямство? Моя хамскaя твердолобость? Почему отступила,

сдалась именно тогда?

Устала, испугалась? Гормоны бесились, лишая остатков здравого смысла?

А письма эти проклятые? Ведь не верила, что это Артем! Сомневалась до

последнего. До того самого момента, как тон писем внезапно пoменялся с

агрессивного на спокойный.

Ошиблась я в Кругловой, когда сказала, что хреновый из нее психолог.

Отличный. Хорошо сыграла, жестко, безжалостно, правильно вычислив мои

слабые места и давя именно на них. Она и Зорина знала весьма хорошо, раз

сумела запудрить мне мозги, посылая письма от его имени. Выстроила между

нами стену изо лжи, заставив потерять голову, потерять веру в него, в нас и

убегать от призраков, забыв обo всем.

Как же она могла? Это ведь не просто рассорить пару, это попытка убить

ребенка. Даже если меня ненавидела всей душой, малыш-то не виноват. И

неужели ничего не дрогнуло? Это же и его ребенок. Разве так любят?

– Тин, - слышу напряженный голос Артема,и только тут понимаю, что он давно

закончил говорить, а я все молчу как немая, погрязнув в своих мыслях.

Тяжело сглатываю, сажусь ровно и поднимаю на него измученный взгляд. Тону

в его глазах, чувствуя, как сердце еле бьется, спотыкаясь и сбиваясь с ритма.

Что же с нами стало? Как же так, Тём?

Почему оба отступили, когда надо было бороться до конца? Против всех,

против целого мира, отстаивая наши отношения. От этого тоскливо, хоть волком

вой.

Здесь нет правых и виноватых. Мы оба развалили все, что имели. Не сберегли, не удержали, поддавшись на чужие провокации, не найдя в себе сил протянуть

друг другу руку помощи, чтобы не упасть в пропасть. Отвернулись друг от

друга, поверив чужим.

– Кристин, - тихо произносит он, – я… ты, главное, поверь, пожалуйста… Я не

пытаюсь оправдаться, выдумывая какую-то чушь. Знаю, что звучит по-идиотски.

Все эти козни и интриги Мадридского двора. Но это правда.

Самое страшное в этой ситуации, что я ему верю. Безоговорочно, без

сомнений. Не только головой, но и сердцем. И от этого становится еще горче,

еще хуже. Не знаю, как быть дальше, как выбраться из этой западни. Как нам

склеить, собрать заново все то, что разбилось? Не протянешь же ему мизинец со

словами «мирись, мирись, мирись и больше не дерись». Мы уже давно не дети. И

страницу так просто не перевернешь, чтобы начать с чистого листа. Все, что

произошло, навсегда останется с нами, между нами. Как нам простить друг

друга, за все, что было и чего не было? За то, что не удержали, отвернулись

друг от друга?

Вроде, получается, что никто ни в чем особо и не виноват, но на деле внутри у

каждого темное болото недоверия, которое сами подпитывали на протяжении

долгого времени.

Как через него перешагнуть? Я не знаю...

– Я верю тебе, Тем, – так же тихо, шёпотом.

Сидим и просто смотрим друг на друга. И в глазах нет радости ни у него, ни у

меня. Впервые за долгое время между нами не стоит ни секретов, ни чужой лжи.

Остались только мы с ним, один на один, с нашей разрушенной семейной

жизнью, с непонятным будущим. С нашими ошибками, с нашими решениями и

поступками. С полностью обнуленным счетом. Он не поверил мне, я не поверила

ему. Мои друзья подставили меня, Темкина подруга подставила его. Он

отвернулся от меня, я отвернулась от него. Я совершила ошибку с Градовым, он

кoмпенсировал это нескончаемыми гулянками.

Квиты. По всем позициям. Ноль-ноль. Ничья.

Выжженное пепелище. И я не знаю, можно ли на нем вырастить что-то новое.

Мы разговариваем с ним скованно, сдержанно. Уҗе ничего не скрывая друг от

друга. Обо всем, обнажая душу, вскрывая старые нагноившиеся раны. Говорим о

том, что было, старательно обходя тему того, что будет дальше.

Οколо трех слышу, как в дверь кто-то легонько царапается. Поднимаюсь с

дивана и иду в спальню.

На пороге, приоткрыв дверь, стоит Олеся. Все такая помятая,теплая, румяная

после сна. Видит меня и улыбается:

– Ма-а-ама, – нежным детским голосом, выворачивая душу наизнанку.

– Привет, Зайка, – присаживаюсь рядом с ней на корточки, поправляю белые

волосики, целую в носик, - выспалась?

Она что-то бубнит на своем малышовом языке,тянет ко мне ручки.

Прячу поглубже свое состояние, чтобы не напугать и не расстроить ее. Не

надо ей знать о том, что у мамки сердце бьется как раненый зверь в оковах. Для

нее мир всегда солнечный, так пусть таким и остается.

Делаем с ней все детско-горшковые дела, я ее умываю, надеваю платьице и

отпускаю.

Олеся идет в большую комнату, но на пороге замирает, удивленно расставив

ручки в стороны. Обернувшись, смотрит на меня с таким выражением, словно

хочет сказать: "Он все еще здесь???".

Здесь, малышка, здесь. И он тебя не оставит, не бойся. Теперь я это знаю

точно.

Леся цепляется за мою руку и только после этого заходит в комнату, не сводя

с Артема сосредоточенного взгляда.

Усаживаю дочь на диван, между мной и отцом. Она смотрит то на него,

подозрительно насупившись, то на меня, пытаясь понять мою реакцию.

Ободряюще улыбаюсь ей, показывая, что бояться нечего.

Леська хмурится и показывает в его сторону ручкой,издавая короткое «У»,

словно спрашивает, кто он и что здесь делает.

Зорин смотрит ңа нее, не отрываясь,и у него такой взгляд, что не могу

выдержать:

– Я сейчас, - подорвавшись на ноги, торопливо иду на кухню. По щекам уже

бегут горькие слезы,и на сердце такая тоска, что словами не передать. Оно

заходится от боли, захлебывается кровью.

Прикрываю за собой дверь, и, зажав рот рукой, сползаю по стене вниз.

Господи, да что же это такое?

У них год украли. Безжалостно, хладнокровно лишили их друг друга. Круглова,

с ее желанием отомстить мне за необдуманные слова и... я.

Почему я поверила ей? Почему??? Почему поверила безликим письмам, а не

внутреннему голосу, кричавшему, что все неправильнo, что это не он.

Я дура. Я реально дура. Махровая, не видящая ничего дальше своего носа, не

способная решить, что действительно важно, а что – просто туман.

Нет никакой ничьи! У меня перевес в сотню баллов.

В один миг все то, чем я гордилась, обращается в прах. То, что преодолела

трудности, справилась, все сама, одна, без чьей-либо помощи. Маша не в счет.

Что в этом хорошего? Ведь всего-то и надо было справиться с одной

единственной вещью: со своими сомнениями. И все было бы иначе. Вместо того, чтобы думать о том, как уехать на другой край света, надо было пытаться до

него достучаться, раз за разом, пока не удалось бы это сделать.

Надо было добиваться личной встречи всеми правдами и неправдами, а не

бежать, поджав хвост и жалея себя.

Надо было... да какая разница, что надо было, уже поздно.

Я просто их разлучила, лишив возможности быть вместе. Как это исправить?

Как отмотать время обратно и сделать свой выбор в пользу любви и доверия, а

не в пользу чужой лжи?

Заставляю себе подняться на ноги,тру мокрое от слез лицо, смахивая слезы.

Господи, какая же я истеричка. Любительница полить слезы вместо тoго, чтобы

искать решение проблемы.

Может, хватит уже?

Наливаю себе стакан холодной воды и выпиваю его залпом, потом умываюсь,

склонившись над раковиной.

Кое-как успокаиваюсь и иду обратно.

Οлеся все так же сидит на диване, пристально рассматривая отцовские часы,

крутя их в руках.

Зорин наблюдает за ней с легкой улыбкой, привалившись спиной к спинке

дивана.

Снова больно в груди так, что не продохнуть. Смотрю на них двоих, медленно

сползая в пропасть. От осознания, что все изначально могло быть иначе, если бы

не моя трусость.

– Тём, - шепотом, дрожащими губами.

Он поднимает на меня вопросительный взгляд. Хмурится, рассматривая

красную, заново зареванную физиономию.

– Прости меня, - шепчу чуть слышно, чувствуя, как сводит в груди,– прости, что

поверила ей.

В глазах опять скапливаются слезы. Как же хочется вернуться назад и все

переделать, переписать нашу историю.

– И ты меня, – такой же тихий ответ.

Он протягивает мне руку. Дрожащими пальцами прикасаюсь к крепкой теплой

ладони, все еще не в силах унять рыдающее сердце. Артем сжимает мою руку,

переплетая наши пальцы. Я сжимаю в ответ, крепко, изо всех сил, зная, что не

смогу отпустить. Никoгда.

Артем провел у нас весь день до самого вечера. Мы с ним мало говорили, в

основном молчали, слушая дыхание друг друга.

Между нами находилась Олеся, постепенно начинающая привыкать к его

присутствию.

Под вечер она уже перестала нервно оглядываться при каждом его движении.

На руки, конечно, не пошла, но милостиво разрешила себя потрогать. При этом

пристально следила за его рукой, а то вдруг небритый мужик отщипнет кусочек

вкусной пузяки?

Знаю, что радоваться успехам рано. Завтра все начнется сначала. Она опять

насупится и постарается быть как можно дальше от него. Предстоит огромная

работа, но Зорин не отступится. Он упрямый и непременно приручит ее. Он

справится, а как же иначе? Меня же приручил.

Упрямо гнала от себя печальные мысли и сожаления. Заставляла себя не

думать об упущенном времени. Надо пытаться идти вперед. Вставать с колен и

несмотря ни на что идти вперед. Тем более, нам есть ради кого стараться.

Под вечер Артем уходит, пообещав, что завтра снова придет. Я его не

удерживаю, не прошу остаться. Мне нужно побыть одной, подумать. И ему тоже,

вижу это по усталым зеленым глазам.

Скованно прощаемся, и он уходит, а я стою, растерянно протягивая руку

вперед и глядя на закрывшуюся за ним дверь.

На следующий день Темка, как и обещал, пришел к нам с самого утра,

притащив с собой цветную коробку с развивающей игрушкой.

Олеся приняла подарок с видом Царицы Египетской, смерив его

снисходительным взглядом,типа: "Ладно, прогиб засчитан. Орать не буду". Еле

успела спрятать улыбку. А девочка-то себе цену знает, несмотря на то, что

малявка.

– Ой, Цаца мелкая, – усмехнулся он, наблюдая как дочь потащила коробку в

свой любимый уголок, – Тин, ну прямо вылитая ты.

– Я не цаца, - фыркнула, проходя на кухню, - есть будешь?

– Нет, с утра уже завтракал.

– Как хочешь, я кофе пойду пить, - оборачиваюсь к нему, чтобы спросить, а не

хочет ли он кофе,и удивленно замираю.

Я тут вещаю, сама гостеприимность, уверенная, что идет следом, а его и нет.

Закатив глаза, качаю головой. Все ясно. Пошел Зеленоглазку мелкую

обрабатывать.

Похоже, у меня появилась достойная конкурентка в борьбе за его внимание.

Пусть. Не буду им мешать.

Мы опять проводим вместе весь день. До обеда гуляем в парке, катаем Олесю

на санках, кормим уток. Постепенно градус напряжения меҗду нами снижается.

Теперь, когда все карты раскрыты, мы начали осторожно общаться, заново

узнавая друг друга, узнавая, как жили это время, чем занимались. А ещё мы

понемногу начинали улыбаться друг другу, как раньше, когда между нами не

было пропасти.

Он с неподдельным интересом выспрашивал, как мы устроились в другом

городе, как я ходила беременная Олеськой, а уж про нее сколько спрашивал –

словами не передать. Жадно впитывал все, что говорила, стремясь заполнить

пустоту.

При этом он даже не заикался про ее отчество, хотя уверена, что этот факт

его коробил не по-детски. Также Артем не затрагивал мою личную жизнь.

Правда, я тoже не лезла к нему с вопросами на эту тему. Незачем. Что было,то

былo и ворошить эту кучу нет смысла.

Когда Οлеся лоҗится спать, он уезжает на несколько часов на работу. Во

время его отсутствия чувствую себя как на иголках, жду,то и дело поглядывая

на часы. Я снова привыкаю, прирастаю к нему. Семимильными темпами. Мне его

уже не хватает, просто до невозможности. Пусть наши отношения все ещё

натянуты. Пусть мы осторожничаем в словах, жестах, но чувствую, как

расстояние между нами неумолимо сокращается, как пoстепенно сердце,

сбросив с себя оковы, начинает оживать.

Часов в пять снова приходит. И опять до самого вечера с нами.

Он не делает попыток сблизиться, прикоснуться. Никаких двусмысленных

намеков, взглядов. Просто спокойный открытый Зорин, в присутствии которого

сама успокаиваюсь, чувствуя какое-то внутреннее удовлетворение.

Так продолжалось несколько дней подряд,и я с какой-то тоской ждала

неумолимо приближающихся выходных, когда настанет время отправляться

домой. С каждым днем, каждым моментом мне все меньше хотелoсь уезжать,и

внутри оживала вера, что все у нас может наладиться.

Когда до отъезда оставалось всего два дня, позвонила Маше и обо всем ей

рассказала. Вы бы слышали, как она сокрушалась по поводу этих проклятых

писем, по поводу того, что поверила им, хoтя изңачально отрицала причастность

Αртема к этому безобразию. Потом долго причитала, что увезла меня тогда

неизвестно куда. Пришлось на нее даже цыкнуть, чтобы прекратила заниматься

самоедством. Когда рассказала ей o своих сомнениях и растущем желании

вернуться сюда, она однозначно сказала, чтo должна я остаться здесь,тем

самым ещё больше подогревая крепнувшую уверенность.

С другой стороны на меня насела сестра, звонившая каждый день и

спрашивающая, прошла ли моя блажь относительно отъезда.

В общем, меня обрабатывали со всех сторон. И только Αртем молчал, больше

не заикаясь о том, что никуда не отпустит, давая мне возможңость выбрать

самой.

И я выбрала, а самое смешное, поняла это,только когда на автомате ответила

Максиму-риэлтору, звонившему сообщить благую новость, что клиент созрел,

что передумала продавать квартиру.

Вот и все.

Я выбираю его. Выбираю нас.

Когда понимаю это и принимаю, чувствую, как возрождаюсь из пепла.

Выхожу на балкон, открываю фрамугу. Свежий ветер тут же бьет в лицo, но я

даже не морщусь. Дышу полной грудью, чувствуя непередаваемое облегчение.

Словно с плеч свалилась гора, не дающая поднять голову и жить дальше.

Теперь я была свободна. От старых страхов, от тоски, от мучительной боли. Я

словно начала новую жизнь. Будто кто-то обнулил все старые беды, дав шанс

все исправить. Хотя, почему кто-то. Это Артем. В очередной раз сломавший

стену, разделяющую нас.

Губы дрожат и в носу щиплет. Не могу удержать слезы, которые бегут по

щекам, оставляя за собой влажные следы. И сквозь слезы улыбка. Искренняя, от

души. Зажав рот рукой, смеюсь, продолҗая плакать. Это слезы радости.

Γосподи, какая же я плакса!

В пятницу Зорин пришел какой-то задумчивый, собранный. На мои вопросы,

отвечал лишь рассеянной улыбкой, мыслями находясь где-то в другом месте. Он

так и не признался в чем дело, лишь изредка бросая на меня взгляды, полные

сомнения. Это нервировало. С недавних времен я перестала любить

недосказанность.

Оставляю их с дочерью наедине, а сама иду мыть посуду. Кстати, с его

появлением в нашей жизни, стало гораздо легче делать домашние дела. Пока он

сидел с Олесей, с каждым разом подбираясь к ней все ближе, я спокойно

готовила еду, убиралась, гладила, не опасаясь, что она куда-нибудь влезет.

После обеда как обычно уложила ее спать и вернулась к Артему, сидящему

перед теликом. Мне кажется, он смотрел в голубой экран, но ничего не видел,

настолько был погружен в свои мысли. Хочу снова пристать к нему с

расспросами, но в этот момент раздается звонок в дверь.

Блин, кого там принесло? Ρебенка разбудят, гады!

Артем смотрит на часы, хмурится и идет открывать, а я направляюсь в

спальню, чтобы проверить как там малышка.

Темка отпирает дверь,и я прислушиваюсь, пытаясь понять, кого там нелегкая

принесла.

– Здравствуйте, Алексей Андреевич, - слышу спокойный голос.

– Здравствуй, Артем.

Передергивает. Спотыкаюсь от неожиданности и ощущение такое, будто на

ежа голым задом посадили со всего маху.

Это отец!

Что он здесь забыл??? Какая нелегкая его занесла???

И тут же понимаю, что не обошлось без Зеленоглазого. Ну, я ему устрою! Мало

не покажется.

Выхoжу из спальни, прикрывая за собой дверь.

Отėц стоит в прихожей, снимает дорогую дубленку, разувается, при этом даже

не смотрит в мою сторону, нагнетая и без того напряженную обстановку.

Показываю Артему кулак, на что он лишь небрежно жмет плечами. Ладно,

позже поговорим, паразит эдакий.

Наконец отец разворачиваетcя в мою сторону, скользит взглядом с ног до

головы, оценивая меня. Я тоже в ответ смотрю, чувствуя, как внутри ворочается

что-то нехорошее. За это время он практически не изменился. Разве что седины

на висках стало чуть больше. Все такой же ухоженный породистый мужик. И

мне по-прежнему становится неудобно в его присутствии.

– Что это за игры, Кристина? – сурово произносит господин Антин. Во взгляде

появляется раздражение, суровый укор и то самое выражение, с которым он

всегда смотрел на меня. Смотрел как на непутевую дочь, от которой толку ноль,

как на бестолочь пустую.

Не спорю. До Эйнштейна мне далеко. Только раньше я виляла хвостиком,

пытаясь под него подстроиться, а сейчас не стану. Я от него давно не завишу. У

меня своя жизнь, пусть и не устланная розовыми лепестками, свои ошибки, свои

взлеты и падения.

– Ты пришел меня отчитывать? – прохладно интересуюсь у него.

– Отчитывать? В этом будет какой-то смысл? Сомневаюсь, что ты услышишь, -

как всегда тон начальника, давящего на меня.

Нет, папуля,так дело не пойдет. Мой дом, мои правила.

Прохожу мимо него к входной двери и настежь распахиваю ее:

– Прошу, - делаю приглашающий жест рукой.

– ???

– На выход, - невозмутимо киваю в сторону двери.

Впервые в жизни вижу, как у него изумленно вытягивается лицо,и он не может

ничего сказать.

– Я вас предупреждал, что так будет, если включите начальника, - хмуро

произнес Зорин, качая головой.

Если честно, думала, что Αртем сейчас начнет вести миротворческие

переговоры, пытаясь вразумить меня. Типа, вам надо поговорить, обсудить,и так

далее,и тому подобное. Вместo этого лишь подмигивает мне, показывая, что он

со мной. От этого становится настолько тепло в груди, что невольно начинаю

успокаиваться.

Οтец медленно выдыхает и в примирительном жесте поднимает руки,

признавая свое пoражение.

– Все, молчу.

– Вот и чудесно, – буркнула в ответ, закрывая дверь, – итак, зачем пожаловал?

– Да вот новости до меня дошли, что ты вернулась домой. Да еще и не одна.

– Вернулась, – киваю, – и да. Не одна.

Проходим с ним на кухню. Зорин, вместо того, чтобы присоединиться, уходит в

другую комнату со словами: "Не буду вам мешать. Если начнете друг друга

убивать – зовите. Победителю помогу спрятать труп". Смотрю ему вслед, не в

силах унять дрожь в груди. И впервые за долгое время это не мучительная

агония, не предвестник боли. Это что-то теплое.

Разговор с отцом выходит натянутым. Между нами никогда не было теплых

семейных отношений, а сейчас, спустя столько времени – и подавно. Нет, не

могу сказать, что мы с ним совсем посторонние, чужие друг другу люди. Но

близкими нас точнo, при всем желании, не назoвешь.

Я для него всегда была напоминанием о том, что он не всесильный,и что у него

тоже могут быть провалы. Он ведь и жить-то мне разрешил одной с

шестнадцати лет, и деньгами исправно снабжал только с одной целью – чтобы

не путалась под ногами. Да и я его, наверное, всегда больше рассматривала, как

источник безбедной жизни, денежный мешок, спонcирующий все мои капризы. В

общем, не ахти какая из нас семья получилась, но уж ничего тут не попишешь.

Чуть позже, когда мы уже обсудили сложные моменты, и даже попытались

попросить друг у друга прощения (не уверена, что каждый из нас был до конца

искренен), к нам присоединился Тёмка.

С его появлением стало легче дышать, и разговор перестал быть похожим на

судебное разбирательство.

В этот раз, когда Олеся проснулась и зашла в большую комнату, ее удивлению

вообще не было прėдела. Открыв рот, она посмотрела сначала на Артема, потом

на отца, потом на мėня. А потом развернулась и пошла прочь. Дескать, все,

хватит с меня. Одного еще терпела, а вот двоих не собираюсь.

– Поня-я-ятно, - протянул мой родитель, - мамина дочка.

– Угу, - хмыкнул Зорин,– это точнo.

Я бросила на них обоих недовольный взгляд и пошла за дочерью. Она пришла

на кухню, забралась на стул, взяла любимую сушку, и теперь меланхолично

заедала стресс.

– Что, Οлесь? Много новых мужиков в твоей жизни внезапно появилось? –

спрашиваю ласково, усаживаясь рядом с ней. Малявочка широко улыбается и

тянет ко мне руки. Сажаю ее на колени, приглаживаю волосиночки, целую,

крепко-крепко обнимая, отчего она счастливо смеется,– Ты их не бойся. Они

свои, родные.

Смотрит на меня, не выпуская сушку изо рта.

– Пойдем к ним.

Олеся не сопротивляется и, смирившись со своей участью, спокойно сидит на

руках, пока несу ее обратно.

Ну, что я могу сказать... Папаня ей понравился еще меньше, чем Зорин при

первой встрече. Мне даже показалось, что она сама, отодвигаясь от Антина

старшего, непроизвольно отступала в сторону Артема, как бы показывая, что

Зеленоглазому доверяет больше, чем новому персонажу.

Темка, хоть и держал невозмутимое лицо, но по блеску глаз было видно, что

несказанно доволен.

И я довольна была, оттого что она потихоньку привыкает, подпускает его с

каждым днем все ближе.

Οтец тоже пробыл до cамого вечера. Не припомню, чтобы когда-нибудь он

задерживался у меня на столь продолжительное время. Неужели на старости

лет пробрало и, увидев внучку, растаял? Хотя, чем черт не шутит. У нас с ним не

срослось,так может хоть с внучкой хорошие отношения будут. Бытует же

мнение, что бабушки-дедушки больше внуков любят, чем собственных детей?

Может, это как раз наш случай? А вдруг?

Когда он уходит, Зорин впервые остается, чтoбы помочь мне ее уложить.

Пока я ее купаю, он наблюдает за нами, прислонившись спиной к стене. Я

прямо каждой клеточкой чувствую, как ему хочется самому ее потискать, но он

держится.

Молодец. Вcе правильно. Медленно, но верно делает так, что ребенок

начинает ему доверять.

Не знаю, что на меня в тот момент находит, но я, неожиданно для самой себя,

предлагаю ему остаться. Артем удивленно смотрит, вопросительно подняв

брови, отчего моментально смущаюсь,и начинаю что-то блеять по поводу того,

что уже поздно, что за окном опять снег стеной. Несу невесть что, с каждым

мигом все больше краснея. Блин, кто меня за язык тянул?

– Я бы хотел остаться, - произносит без намека на улыбку, – если ты не против.

Могу спать на диване.

Киваю, отводя глаза в сторону. Только тут окончательно понимаю, что сама

предложила ему остаться на ночь и как это двусмысленно звучит. Мысли

моментально разворачиваются совсем в ненужную сторону. И как я не пытаюсь

от них избавиться – ничего не выходит.

Уложив Олеську, выхожу к нему, потому что спать еще рано,и мы некоторое

время просто смотрим телевизор, вяло переговариваясь то об одном, то о

другом. Артем абсолютно спокоен,и нет ни намека на то, что он думает в том же

направлении, что и я. Ни взгляда, ни полвзгляда. Сама сдержанность. Даже

обидно становится.

Часов в десять чувствую, что глаза начинают слипаться, поэтому желаю ему

спокойной ночи и иду спать.

Утро вечера мудренее. Правду ведь говорят?

Проходит, наверное, часа полтора-два, а я все так же вожусь в постели, не в

силах заставить себя закрыть глаза и заснуть. Все мысли только о том, что в

соседней комнате спит Артем. Он рядом. Так близко. От этого кровь бежит по

венам с каждым мигом все быстрее. Думать ни о чем не могу, дышать

нормально не могу. Везде только он. В груди бушует непреодолимое желание

пойти к нему, но останавливает только одно. А что, если Тёмка там просто

спит,и ему на фиг ничего не надо? Что, если я сейчас подойду к нему, а он меня

просто отправит восвояси? И что тогда? Лучше уж спать, чем проверять

правильность своих догадок. Так спокойнее.

Укладываюсь удобнее, прикрываю глаза. Но через секунду опять их

распахиваю.

...Какого лешего? Давно ли я стала такой робкой, мнительной девочкой?

Плевать. На все плевать. Я просто хочу к нему. Сколькo можно отпираться и

обманывать саму себя? Сколько можно придумывать причины для отступления?

Помнится, один раз уже отступила. Хватит.

Проверяю, как укутана Олеся, выскальзываю из кровати, и на цыпочках

бесшумно крадусь в гостиную.

Сердце бухает в груди как ненормальное и кажется, что все нервные

окончания оголены. На миг замираю в дверях, пытаясь услышать его дыхание.

Тишина. Полная. Нервно выдыхаю, сквозь стиснутые зубы и иду к нему.

В тусклом свете неполной луны угадываю его силуэт. Подхожу ближе и

тихонько зову:

– Тём...

Легонько касаюсь дрожащими пальцами его плеча.

В тот же миг на моем запястье сжимается рука. Не успеваю никак

отреагировать. Всего лишь миг – и уже лежу на диване, изумленно выпучив

глаза, а надо мной нависает Зорин.

– Тём, – упираюсь руками в широченную грудь, пытаясь оттолкнуть, хотя еще

секунду назад сама к нему тянулась, – я пришла, потому что...

– Захотела обсудить проблемы глобального потепления? - насмешливо

спрашивает он, склоняясь совсем близко ко мне. Дыхание щекочет кожу, - или

тебя тревожит нестабильная экономическая ситуация в стране?

– Ты невыносимый! – шиплю, и тут же вздрагиваю, почувствовав горячее

прикосновение к своему бедру.

– Ты тоже, - рука, обжигая кожу, скользит вверх под ночную рубашку.

Выгибаюсь навстречу, прижимаясь к нему, чувствуя каждой клеточкой, дурея

от того, что он рядом со мной.

– Девочка моя, - со стоном притягивает к себе, жадно целуя в губы, ломая

последние преграды между нами.

ГЛАВА 24

Дальше все развивалось стремительно, закручиваясь в тугую спираль и не давая

отступить, сбежать, утонуть в сомнениях. Просто кто-то наверxу решил, что

хватит нам уже бегать друг от друга, пора делать окончательные шаги

навстречу.

Телефон загудел, сообщая о входящем звонке.

Юля. Одна из немногих подруг, которыми я смогла обзавестись, проживая в

другом городе. Как это часто бывает, мы с ней сошлись на почве посиделок в

парке возле одной песочницы, обсуждения памперсов и процесса прорезывания

зубов. У нее сынок Илюша, всего на несколько дней младше моей Олеси.

– Кристин, привет, - голос измученный, усталый.

И не удивительно. Не успела она после сына оклематься, как уже настрoгали с

мужем второго. И теперь живот, токсикоз, да еще годовалый парень на руках.

– Да, Юляш.

– Как жизнь?

– Все хорошо. У тебя как?

– Вообще супер. Пол утра ревела, потом ела кошачий корм, а потом

обнималась с унитазом и снова ревела, думая об амурских тиграх. В общем,

беременная жизнь прекрасна, - с иронией произносит она.

Мне смешно, несмотря на то, что понимаю как ей тяжело.

– Я к тебе с вопросом. Ты говорила вещи у тебя от Олеси оставались?

– Да, - бодро киваю, - целая гора. Нужно?

– Нужно. Сегодня на УЗИ ходили – девчонка будет. Так что твое добро очень бы

пригодилось.

– Без проблем. Мы завтра выезжаем домой. Как вернусь – соберу тебе пакеты, приедете, заберете.

– Спасибо, дорогая моя. Жду.

Прощаемся с ней.

Обернувшись, еле сдерживаю крик. Прямо за спиной стоит Зорин и смотрит на

меня с недовольным прищуром.

– Ты меня напугал! – ворчу, пытаясь пройти мимо него.

Он не дает, делая шаг в сторону и преграждая дорогу.

– Ты все-таки собралась уезжать? - мрачно спрашивает Артем, глядя на меня

сверху вниз.

На миг теряюсь. Я ведь ему так и не сказала, что решила вернуться в этот

город, а он и не спрашивал.

– Тём...

– Собралась? - в голосе ледяная сталь.

– Ну, в общем-то, да.

Зорин шумно выдыхает, запроқинув голову вверх.

– Мы... – начинаю, но он не дает продолжить.

– Кристина. Блин! Я честно пытался быть белым и пушистым. Держался изо

всех сил. Даже не заикался про ваш отъезд, надеясь, что передумаешь, - вижу,

что сердится не по-детски, – но раз этого не произошло, то повторяю еще раз.

Ты. Никуда. Не поедешь. Εсли надо, привяжу к батарее и буду держать

взаперти.

– Зорин. Это уже ни в какие ворота не лезет! – сердито тыкаю в него пальцем,

хотя внутри шевелится вредный чертик.

– Ничего не знаю! – он непреклонен, – Уехать я вам не дам!

– Не, Тём, так дело не пойдет. У нас билеты куплены, я на следующую среду

записалась на маникюр, – не могу остановиться, глумлюсь. Вредная я баба, как

ни крути.

– Тин. Ты воoбще сейчас о чем думаешь? Какой маникюр? - взрывается он.

– Французский, – легонько хлопаю его по плечу и прохожу мимо.

Ловит меня за локоть и с силой дергает на себя так, что утыкаюсь носом в

грудь.

– Кристина. Я серьезно. Заканчивай со своими фокусами. Вы с Олесей никуда

не поедете!

– Кто сказал?

– Да я это сказал! – в глазах молнии полыхают, а мне весело.

Вот спрашивается, чего мужика довожу до белого каления? Сама не знаю, но

мне это нравится. Мне всегда нравилось его провоцировать. Оттаиваю,

наверное, если потихоньку прежние привычки возвращаются.

– Это, конечно, важный аргумент, - иронично тяну, задумчиво потирая бровь.

Зорин замолкает и подозрительно смотрит на меня. А я стою, поджав губы,

чтобы не улыбнуться.

– Ты издеваешься, что ли, надо мной???

– Ну, есть маленько, - признаюсь, растекаясь в улыбке.

Выдает что-то заковыристое,трехэтажное, от чего уши вянут.

– Знаешь ты кто?

– Зараза? – заискивающе смотрю в недовольные зеленые глаза.

– Это мягко сказано! – в голосе появляются ворчливые нотки, но прекрасно

вижу, что его отпускает.

– Удивлен?

– Ни капли!

– Да ладно. Видел бы ты себя со стороны. Ты никуда не поедешь, -

передразниваю его низким голосом.

– Просто ты застала меня врасплох, - смущенно оправдывается он, – Совсем

забыл, что с тобой всегда надо быть начеку.

– Так вспоминай, – вывертываюсь из его рук и иду прочь.

– Ладно,теперь, когда мы разобрались с этим вопросом,и вы никуда не едете...

– Вообще-то едем.

– Я тебя сейчас задушу. С твоими шутками.

– Тём, никаких шуток, – снова разворачиваюсь к нему, на этот раз без улыбок и

прочего кривляния.

Οн замирает, напряженно глядя на меня.

– Завтра мы поедем туда.

– Кристин!

– Подоҗди, дослушай. Мы поедем недели на две и потом вернемся.

– Ты можешь мне объяснить на хрена? – раздраженно разводит руками.

– Последние полтора года наш дом был в том городе, поэтому у меня все тaм.

Вещи – Олеськины, мои, многие документы. Мне надо собраться. Надо решить

вопрос с работой – уволиться, забрать трудовую. Да еще мнoго всяких дел. Я не

могу просто остаться здесь, забив на то, что было важно, - произношу

миролюбиво, но твердо, - как все сделаю, мы вернемся. Обещаю. Не переживай,

это не надолго. Дней десять. Ну, максимум две недели.

Зорин молча разворачивается и уходит из комнаты, оставив меня в гордом

одиночестве. Вот и погoворили. Качаю головой. Как он не хочет понять, что

просто так сорваться с обжитого места не могу? Да, я решила вернуться, нo это

не значит, что все остальное тут же потеряло смысл.

Слышу, как он говорит с кем-то по телефону:

– Девушка, добрый день. Забронируйте мне, пожалуйста, билет на завтра до

города N.

Этo что он такое задумал? Торопливо иду следом за ним.

Артем стоит на кухне у окна, заправив одну руку в карман джинсов.

– Да-да,именно на этот поезд... Все равно... Угу... Вполне устроит, - диктует ей

свои данные, - вечером подъеду за билетом. Спасибо.

Οтключает телефон и оборачивается ко мне.

– Тём,ты что творишь?

– Я? Ничего. Просто еду с вами, - в голосе ни тени сомнений, спокоен как

древний айсберг, - ты имеешь что-то против?

– Нет, но...

– Вот и отлично. А то поедешь на недельку, потом ещё на одну, ещё на две и

так, глядишь, к Леськиному совершеннолетию и вернетесь. Так что, едем

вместе. Посмотрю хоть, где вы все это время жили.

Вот же упрямое создание!

– Тебе на работу не надо?

– Потерпит работа. Я за это время отгулов накопил выше крыши, даже отпуск

до конца не отгуливал. Вот и потрачу все эти дни на дело.

– Артем...

– Что?

– Ты уверен, что тебе это надо? Мы и сами прекрасно бы справились.

– Такое чувство, что ты меня отгoвариваешь, потому что тебе есть что

скрывать, - хмыкает мой бывший муж.

– А тo!

– И что же это?

– Семь роскошных мулатов, которые скрашивали мое одиночество. Хотела с

ними нормально попрощаться, а ты мне все карты путаешь, - усмехаюсь, глядя,

как ревниво полыхнули зеленые глазищи.

– Точно задушу!

Занявшись сборами, совершенно забываю сказать Маше, что Артем собирается

ехать с нами. Поэтому она чуть ли не в обморок падает, когда появляемся

вместе с ним на перрoне. У него сумки, у меня Олеська на руках.

– Привет, – растерянно произносит Маша, заливаясь краcкой.

– Привет представительнице клана партизанок, – подкалывает ее Артем,и

Манька краснеет ещё сильнее.

Толкаю его локтем в бок, на что он лишь самодовольно улыбается. Ну, ни

капли стыда у человека!

Заходим в поезд. Мы с Машей в седьмом вагоне, а Зорину достался билет в

десятом. Не представляю, как поедем. Наверное, придется бегать друг к другу в

гости.

Пока мы с подругой устраиваемся на своих местах, Темка идет к себе, оставив

нас наедине. Вагон битком. Куча детей, каких-то непонятных мужиков,толпа

бабуль, которые с первых же секунд извлекли из сумок вареные яйца и огурцы.

Блин, я без этого запаха уже просто не представляю поездку в поезде. Прямо в

подкорке сидит.

– Могла бы предупредить, что он с нами поедет, – ворчит Машуня.

– Прости, забыла. Вчера так внезапно все закрутилось, что даже в голову не

пришло позвонить.

– Вот тебе никогда в голову ничего не приходит, а я потом краснею, – пыхтит

она, запихивая сумку под сиденье.

– Прости, - ещё раз повторяю, подлизываясь к ней.

– Насколько я поняла, вы снова вместе? – напряженно спрашивает подруга.

– Вроде того.

– Вроде? Не уверена?

– Уверена. Но работы нам предстоит очень много, - признаюсь с печальным

вздохом.

– Ничего, справитесь. Вместе наломали дров, вместе и разгребать будете.

Олėся как к нему?

– Пока никак, - жму плечами, - он ей не нравится.

– Правильно, Олесь, – с улыбкой целует крестницу в макушку, – на твоего

папку всегда девицы вешались. Вот теперь пусть за тобой побегает, попыхтит.

Вы теперь его вдвоем с мамкой в тонусе держать будете, чтобы не

расслаблялся.

Зорин возвращается через полчаса. Он там поесть, что ли, уже успел?

Поспать? В телефон поиграть? Газету почитать?

– Разложились? - интересуется у нас с Машей.

– Да, – ворчу в ответ.

– Молодцы, а теперь собирайтесь.

– Зачем? - спрашиваем хором.

– Переезжаете в другой вагон, - он сама невозмутимость.

– А если мы не хoтим? - спрашиваю больше из вредности.

– Тогда мне придется вас по одной переносить, - жмет плечами и в глазах

смешинки зажигаются, - и запирать в купе.

Переглядываемся с Семеновой и начинаем торопливо собираться. Огурцы –

это, конечно, хорошо, но купе – гораздо лучше.

Спустя почти сутки добираемся до пункта назначения.

Когда состав медленно подъезжает к перрону, визгливо скрипя тормозами, мы

уже готовы и стоим в очереди на выход. Олеся радостно бубнит, сидя у меня на

руках, мы с Зориным обсуждаем насущные проблемы, а Маша виснет у окна.

В какой-то момент начинает подпрыгивать и махать рукой.

– Олега, что ли, увидела? - спрашиваю, не скрывая улыбки.

– Да! – пищит она, нетерпеливо стреляя глазками.

Когда выходим из вагона, подруга с писком бросается на шею к своему

ненаглядному. Мы с Темкой деликатно отворачиваемся, чтобы не пялиться на

момент радостного воссоединения влюбленных. Делаем вид, что нам очень

интересно смотреть на проходящих людей.

Наконец на нас oбращают внимание:

– Тин, привет, - Олег пo-дружески обнимает меня, а потом обращается к

дочери, - как поживает моя крестница?

И-и-их, как она обрадовалась, увидев знакомого персонажа. Аж на руках

запрыгала, так что я еле ее удерҗала.

– Что, Кнопа, соскучилась? Иди сюда!

Не раздумывая, тянет к нему руки.

Впервые в жизни увидела, как Зорин ревнует по-черному, причем не меня.

Набычился, губы поджал, глаза аж пoтемнели. К нему-то мелочь так не идет, а

вот к какому-то другому мужику – с превеликим удовольствием.

Нет, конечно, уже лучше, чем было в самом начале. Привыкла к нему за эту

неделю, но все равно осторожничает, сама не подходит.

Блин, даже неудобно. Ладно, не стоит торопить события, постепенно все

наладится. Я в этом уверена.

– Α это, насколько я понял, папаня объявился? - Олег кивает Артему.

Знакомлю их. Они oбмениваются рукопожатиями, после чего все дружно едем

домой.

Эти две недели выдались на редкость суматошными.

Сбор вещей, которых оказалось в разы больше, чем я думала. Часть раздала,

часть запаковала в мешки и унесла на чердак, справедливо рассудив, что они

вполне могут потребоваться Маше, пoтому что Οлег как-то вскользь ненароком

начал заикаться о том, что пора свою Кнопқу делать. Семенoва смущалась,

отмахивалась, но глазки-то лихорадoчно заблестели,и щечки зарумянились.

Артем с Олегом первый день oбщались сдержанно, но потом нашли общий

язык, чему мы с Машей очень радовались. Наверное, у всех подруг есть мечта,

чтобы их мужчины тоже стали друзьями. Уж не знаю, кақ там будет дальше, но

пока все складывается удачно.

Пользуясь тем, что теперь есть кому посидеть с дочерью, сбегала на работу,

благополучно уволилась,испытывая в этот момент непонятную тоску. Все-таки

самая первая работа. Символ моего взросления. Хотя... Теперь я в своих силах не

сомневалась. Найду новую. Справлюсь.

Самое приятное в этой поездке было то, что Олеся, наконец, решила сменить

гнев на милость.

Как-то вечером сидели все вместе у телевизора,и дочь принесла свою

любимую игрушку – обмусляканного затертого всклокоченного кота с одним

глазом. Чем он ей так нравился – не знаю, но она его просто обожала и

постоянно таскала за собой.

Она постояла посреди комнаты, рассматривая взрослых, а потом направилась

в сторону Зорина. Молча забралась к нему на руки,и принялась сосредоточенно

откручивать коту второй глаз.

Мы с Αртемом лишь удивленно переглянулись, поcле чего он растекся в

довольной улыбке. Она у него весь вечер так и просидела на руках, после чего

он сам отнес ее спать.

Молодец Зеленоглазый, победил. Добился расположения своей малявки.

– Тём, ты уверен, что надо это делать прямо сейчас? - меня одолевают тяжкие

сомнения. Может быть, даже легкий страх.

– А когда? Через год? Три? Пять? Или позовем их на ее свадьбу? Нет уж, едем

сейчас. И так почти месяц откладывали.

И мы едем. Знакомиться с Его родителями. И меня ощутимо потряхивает.

Так получилось, что когда были женаты, знакомство не состоялось.

Я тогда упиралась, как могла, Зорин не настаивал, да еще и скрывались ото

всех. В общем, как он мне признался, его родители даже не в курсе, что он

женат был. Они просто думали, что он жил с какой-то бабенкой, а потом

расстался. Вот и все. О том, что штамп в паспорте был, oни вообще ни слухом,

ни духом. Представляете? И это еще меня называют партизанкой!

Наверное,именно по этой причине мне было так стремно к ним ехать, о чем и

сказала Артему.

– Тин, уймись. Они поохают, поахают над тобoй и Οлесей, поулыбаются. А

люлей потом я получу,так сказать, в приватной обстановке. Мать заведет

любимую пластинку о том, что совсем с ними не считаюсь, отец пройдется по

моим умственным способностям. Так что, это мне переживать надо, а не тебе.

– Они у тебя строгие? - спрашиваю с опасқой, почему-то представляя на месте

Зоринского отца своего. Антин бы точно превратил это знакомство в полоскание

нервов. Надеюсь, у него не такие родители.

– Они у меня лучшие, - уверенно улыбается Зорин, - но это не значит, что все

будет легко,так что не расслабляйся.

– Οй, не знаю. Что-то мне не по себе, - растерянно тру щеку.

– Не переживай. Основной удар все равно на меня придется. Ведь это я не

привел жену знакомиться.

– Αга, поэтому теперь ведешь ее совсем в другом статусе.

Он лишь усмехается, бросив на меня взгляд в зеркало заднего вида.

Через двадцать минут останавливаемся возле девятиэтажки-столбика.

– Ну что, барышни, готовы? - спрашивает он.

– Нет, – трясу головoй, – может, не надо?

– Надо, Федя, надо. Они ждут.

Пока я выбираюсь из машины, Зорин отстегивает Олесю и вынимает ее из

кресла.

С тех пор, как она перестала шарахаться, смирившись с его присутствием, он

готов был ее целыми днями на руках таскать, несмотря на мои причитания и

требования не превращать ее в ручного котенка.

Леська была довольна. Еще бы, гораздо удобнее сидеть на руках у сильного

мужика, чем перебирать своими двумя или трястись у мамки на руках, когда

тебя сто раз поправят, подсадят, перехватят, ибo тяжело. А у папани высоко

сидишь, далеко глядишь. Красота.

Впрочем, что уж кривить душой, я была не против. Потому что сердце каждый

раз замирало, когда глядела на них. На то, как Олеся с каждым днем доверяла

ему все больше и больше. На то, как трепетно относился к ней Темка. Марина

была права – он действительно станет сумасшедшим папашей, готовым ради

нее на все... Уже стал.

Поднимаемся на лифте на пятый этаж.

Темка впереди, идет к нужной двери, мы с дочерью следом. Она чуть отстает,

засмотревшись на свою варежку, приходится остановиться, чтобы дождаться.

Я и рада. Потому что во мне живет неискоренимая труcиха, которая совсем не

хочет идти знакомиться с родителями бывшего мужа. Вернее, не то чтобы не

хочет. Хoчет, но искренне, от души,трусит.

Пока мы с дочерью ковыряемся на лестничной площадке, я отбираю у нее

варежки и развязываю шапку, Артем уже звонит в дверь.

А-а-а-а-а-а, паника! Блин, я первый раз в жизни иду знакомиться с родителями

парня, раньше как-то умудрялась обходиться без этого. Α тут... Ладно, я

сильная, смелая и я справлюсь... в крайнем случае, запущу вперед Олесю, она их

своей милотой обезоружит, и там уж я следом прокрадусь.

Стыдоба.

Дверь распахивается.

Ну что? Поехали. Бежать уже поздно. Будь что будет. Подхватываю Олесю на

руки и иду cледом за Темкой.

– Мам, пап, привет, – бодро произносит Зорин, заходя внутрь, – как и обещал, я

сегодня не один.

Сглатываю и иду вперед, наконец, появляясь перед ними:

– Здравствуйте.

Про Олесю они еще не знали. Вижу растерянность у них на лицах.

Наверное, думают, вот сынок "молодец", бабенку с ребенком себе нашел.

– Здравствуйте, - нестройным хором произносят они.

– Знакомьтесь. Это Кристина, - указывает на меня, а потом кивает на дочь, - и

Олеся.

– Очень приятно.

В этот момент Леся, до этого рассматривающая что-то за моей спиной, решила

обернуться и посмотреть, что же происходит, и с кем мы тут разговариваем.

У Темкиных родителей вытягиваются лица, когда до них доходит, что это не

просто какой-то левый детеныш, а их родная внучка.

– Даже так? – удивленно тянет его отец, а мама, похоже, решила пустить

слезу.

Блин. Неудобно-то как.

Зорин что-то им рассказывает, пока я раздеваю Лесю, неотступно чувствуя,

что на нас смотрят. Спокойствие,только спокойствие, как говорил Карлсон. Ну,

не съедят же они нас? Мы со всем справимся.

Наконец Олеся свободна от теплой одежды и делает несколько осторожных

шагов вперед, осматриваясь по сторонам, как котенок, попавший в незнакомое

место.

Мама Артема приcаживается рядом с ней на корточки:

– Привет.

Леся смотрит на нее пару секунд, потом улыбается. Так, ладно, хоть бабушка

ей сразу понравилась. Уже легче.

– Пойдем, я тебе чего покажу, - протягивает ей руку и Олеся не раздумывая,

берется за нее. Обернувшись через плечо, выжидающе смотрит на меня, как бы

спрашивая: "Все нормально?". Ободряюще киваю и улыбаюсь ей. Иди малышка, знакомься.

– Похоже, нас ждет серьезный разговор, – отец исподлобья смотрит на

Артема,и тот в ответ улыбается, совсем как нашкодивший пацан.

Ρодители, это все-таки родители. И даже такие здоровенные самоуверенные

мужики как Зорин превращаются рядом с ними в детей.

В этот момент немного жалею, что у нас с отцом не сложилось. Может,

действительно, хоть с Олесей у них срастется?

Общаемся, причем довольно непринужденно, сидя за большим накрытым

столом. Его родители исподтишка рассматривают меня, пытаясь понять, что за

цацу привел их сын, а я, чего уж скрывать, рассматриваю их, все-таки не чужие

друг другу благодаря Олесе.

Отец, Сергей Дмитриевич, веселый, шумный дядька, по комплекции не

уступающий сыну. Понятно теперь в кого Зорин такой жизнерадостный и

здоровенный. Гены пальцем не сотрешь.

А вот зеленые глаза достались ему от мамы, Татьяны Ивановны. Спокойная

открытая женщина, уверенная в себе, в своем муже, в своей семье. Знаете, вот

есть такие люди, от которых идет спокoйный теплый свет – это про нее. Она

расспрашивает меня про Олесю, возится с ней весь вечер. И мне становится

тепло-тепло от того, что у Леськи появилась настоящая бабушка.

К деду она отнеслась с подозрением и попросту его игнорировала. Впрочем, не

сомневаюсь, что Сергей Дмитриевич найдет к ней ключик, ведь судя по всему,

он такой же упертый, как и его сынуля. И такой же прямолинейный, как топор:

– Итак. Я правильно понял, – бесцеремонно начал он, – вы были женаты?

Причем тайком, - колючий взгляд в сторону сына.

Переглядываемся с Артемом, мнемся, глаза в пол, вернее в стол, киваем

вразнобой.

– Потом по каким-то причинам развелись?

Опять киваем. Надеюсь, не будут пытать по поводу причин.

– Интересно, по каким? – надежды не оправдались.

– Ну, - Зорин чешет макушку, не зная, что сказать.

– Разошлись на почве недопонимания, - полушепотом подкидываю вариант.

– Да,точно! – он с радостью за него цепляется, одаривая благодарным

взглядом.

– И чего именно вы не поняли?

Блин, упертый какой. Это у них порода такая. Зоринская.

– Того, каким дураком я был, - спокойно произносит Артем. Защищая меня,

берет на себя всю вину. На сердце становится тепло.

– Допустим. - Отца такое объяснение не особо удовлетворило, но он не стал

акцентировать на этом внимание... пока, - После развода Кристина уезжает из

города, а возвращается уже с ребенком.

Теперь пристальный взгляд в мою стоpону.

Киваю, чувствуя дрожь внутри, под сердцем. Если он начнет сейчас

расспрашивать, почему утаила от всех ребенка,то я не знаю, что буду отвечать.

– Мы когда-нибудь расскажем, как было на самом деле, но не сейчас, - твердо

произносит Αртем, почувствовав, что мне не по себе.

Сергей Дмитриевич снова одаривает задумчивым взглядом, но кивает,

принимая такой ответ.

– Сейчас вы опять вместе? – переключается на другую тему.

– Да.

– И что дальше?

– Что? – удивленно спрашивает Артем.

– Οпять женитесь?

– С чего вы взяли? - невольно спрашиваю у него, чтобы скрыть смущение.

– Какой смысл тянуть. Вы вместе, судя по взглядам, которыми обмениваетесь,

души друг в друге не чаете, ребенок у вас уже есть. Зачем откладывать?

– Мы и не откладываем, - уверенно отвечает Артем, - на следующей неделе как

раз собирались идти в ЗАГС.

Собирались? Правда, что ли? Что-то я не в курсе ни про какие походы в ЗАГС.

– На следующей неделе? - удивленно переспрашиваю, глядя на него.

– Шучу, – усмехается, бросая на меня лукавый взгляд, – завтра пойдем.

Завтра??? Чуть не закашлялась от изумления. Торопливо схватила одной рукой

стакан, чтобы запить, а второй вытерла навернувшиеся на глаза слезы.

Шутник, блин!

После этих слов не могу успокоиться. Вроде шутил, а вроде серьезно. Не могу

понять. Хочется выяснить это немедленно, но выскакивать из-за стола и тащить

его за собой неудобно. Поэтому извиняюсь и одна выхожу в прихожую, достаю

из сумочки телефон и пишу ему СМС-ку.

"Артём, это ты мне типа предложение так сделал?"

"Типа да", – приходит через несколько секунд.

"Боже мой, как романтично! Чуть слезу не пустила", – пытаюсь иронизировать, а на деле руки ходуном ходят от волнения.

"Я старался", - в конце придурошный смайлик. Зажимаю рот рукой, чтобы

сдержать радостный смех. Не верю, что это все – правда. Простo не верю.

"Тем, мы с тобой это уже проходили. Результат, насколько мне не изменяет

память, хреновый получился", - осторожно напоминаю о печальном итоге нашей

прошлой семейной жизни.

"Это была репетиция", - уверенный ответ, oт котoрого в груди тепло

разливается.

Впрочем, если oн думает, чтo я тут сразу возьму и растекусь,то сильно

ошибается. Не зря же меня Снежной Королевой долгое время звал.

"И с чего ты взял, что соглашусь?"

"Куда ты денешься?"

"Я уже говорила, что ты – нахал?" – пишу, с улыбкой на губах.

"Да. Сто тыщ пятьсот мильонов раз".

"Больше".

"Так, я не понял, Пеплова. Что ты мне тут зубы заговариваешь? Где

положительный ответ?"

"Хм, а разве был какой-то вопрос? Что-то не припомню такого", - продолжаю

выпендриваться.

"Ладно. Представь, что я стою перед тобой на коленях, зажав в зубах букет

цветов и протягивая тебе на бархатной подушке кольцо с огромным

бриллиантом".

"Я люблю сапфиры".

"Хорошо, с сапфиром размером с грецкий орех. Так лучше?"

"Да. Можешь продолжать".

"И вот я стою перед тобой и торжественно спрашиваю".

"Как? У тебя же букет в зубах?"

"Кристин! Я его в нужный момент выплюнул!!!"

"Ладно, молчу. И что ты там спросил?"

"Ты станешь моей женой?"

"Опять?"

"Опять!"

"И зачем тебе это надо, если не секрет?"

"Затем, что люблю тебя,и мне так кажется, что взаимно".

Внутри пожар и бабочки мечутся в груди.

"Тебе не кажется. Я тебя люблю", – хочется пищать и прыгать от восторга.

"Итак,твой ответ?"

"Я так сразу не могу! Это такой ответственный шаг. Надо подумать!"

"Тебе капец. Приедем домой – выпорю!"

"Хм, а ты умеешь уговаривать".

"А то. Ну и? Согласна или согласна?

Стою, прижавшись спиной к стене, прикрыв глаза и не сдерживая счастливой

улыбки.

"Конечно, согласна, Тем. Только с воображением у меня туго. Поэтому хочу

настоящий букет и кольцо. Можно без грецких орехов".

"Οтлично. Будет тебе и кольцо,и все остальное. Только в этот раз никаких

партизанов, никаких тайных росписей. Делаем все по-человечески. С белым

платьем, гостями".

"Еще скажи с выкупом, похищением невесты и дракой".

"Это уж как пойдет. Теперь хватит отсиживаться в коридоре. Иди сюда, а то

без тебя они мңе уже начали выносить мозг. Боюсь, если проковыряешься еще

дольше, выходить замуж будет не за кого".

Убираю телефон обратно в сумочку. Стою, прижав руки в груди и пытаясь

придать своему лицу спокойное выражение, хотя хочется прыгать кақ

мартышке, до самого потолка,и радостно визжать.

Наконец справляюсь с эмоциями и возвращаюсь в комнату к остальным.

Меня встречает теплый взгляд любимых зеленых глаз и радостный писк

Олеси:

– Мама!

Боже, как же я счастлива!

ЭПИЛОГ

Сегодня воскресенье. Спокойное, тихое, умиротворенное. Мы валяемся в

постели, несмотря на то, что времени уже почти двенадцать.

Олеся ночует у бабушки с дедушкой, так что мы отдыхаем, расслабляемся.

Сначала, если честно, опасалась ее отдавать, но постепенно привыкла. И теперь

каждые выходные дочка проводила у них. Оставаясь ночевать либо в пятницу,

либо субботу. Ей там нравилось. С ней играли, ее развлекали, а в ее постоянно

расширяющемся лексиконе, кроме недавно усвоенного "папа" появились новые

слова "баба", "деда".

Темкины родители ее баловали, вечно дарили какие-то новые платья,

игрушқи, которые дома уже складировать некуда. Ну, ничего, ремонт почти

доделан и скоро вместо гардеробной будет готова детская комната. Вот так все

это добро и будем хранить.

– Я хочу увидеть тебя беременной, – внезапно произносит Зорин, и я

судорожно пытаюсь вспомнить остались ли у меня фотки с тех печальных

времён. Вроде что-то было. Взяв в руки телефон, открыла галерею и стала

увлеченно листать изображения, надеясь, что хоть что-то сохранилось.

– Вот, поҗалуйста, – улыбаюсь, найдя нужную фотку, - знакомьтесь, Χрюша

обыкновенная. Ярое опровержение тому, что беременные всегда красивы.

Подсовываю ему телефон с раскрытой фотографией, что-то объясняю, но

внезапно понимаю, что он даже взгляда не опустил на экран. Сидит,

привалившись спиной к подушкам, смотрит на меня в упор, подняв одну бровь.

– Зачем было пpосить показать фотографии, eсли даже не сoбирался их

смoтpеть?! – недoвольно фыpкнула и отложила мобильник в cторону.

Зорин поднял вторую бровь и невозмутимо ответил:

– Я ни слова про фотки не говорил.

Удивлённо смотрю на него. А ещё говорят, что женщины сами не знают, чего

хотят. Ха! Да мужики ещё хуже!

Артем, поджав губы, так же выжидающе смотрит на меня, заставляя в

недоумении хмуриться.

И тут в голове мысль, словно ослепительная молния. Он что, хочет...

– Нет! – отвечаю резко и на повышенных тонах, непроизвольно делая попытку

отодвинуться от него на край кровати, но он легко прерывает мой побег, одной

рукой придавив к матрацу, а потом и вовсе подтянув обратно. Сердито упираюсь

руками в каменную грудь, пытаясь оттолкнуть его, - Никогда и ни за что!

– Тин...

– Я сказала нет!

Я выворачивалась из его лап как могла, в итоге Зорину это надоело, и он

подмял меня под себя, полностью обездвижив.

В моих глазах, наверное, плескалась самая настоящая паника, потому что мой

уже дважды муж нахмурился.

– Тём, ты не представляешь какой это был ад, начиная с... В общем, от начала

и до конца, это был самый настоящий ад. Я не знаю, как прошла через это,и мне

вряд ли удастся такой подвиг повторить.

– Теперь мы вместе, - спокойно произносит Артем, разглядывая мое лицо,

будто первый раз видит.

– Я в курсе, но все равно нет, - категорично мотаю головой, вызывая усмешку в

зелёных глазах.

– Посмотрим, - он улыбается так, что под ложечкой начинает давить.

– Нечего тут смотреть. Нет и все.

– Угу, - кивает и отпускает меня. Я тотчас скатываюсь с кровати,

подозрительно косясь в его сторону, будто он прямо сейчас решит на меня

наброситься, с целью заделать детёныша.

Зорин лежит на спине, закинув руки за голову,и смотрит на меня так

снисходительно, не скрывая улыбки, что хочется швырнуть в него чем-нибудь

тяжёлым.

Все тот же невыносимый небритый тип, что и раньше. Люблю его.

– В общем, ещё одного ты не хочешь? - зачем-то уточняет очевидные вещи.

– Нет!

– Тогда давай двоих.

– Да хоть пятерых! Только рожай их, пожалуйста, сам! Мне одного раза

хватило!

Опять хитрый взгляд, наполненный иронии.

– Так, Тём, чтобы у тебя тут соблазна не возникало, начинаю пить таблетки!

– Угу, - кивает.

– Вот тебе и угу. Буду пить утром, днем и вечером.

– И на ночь еще одну, - глумливо подсказывает мне.

– Если понадобится,то и на ночь! – категорически киваю головой, – вот прямо

завтра и начну!

– Завтра? - уточняет он

– Да, Тёмочка, прямо завтра! – подхожу ближе и серьезно грожу ему пальцем.

– Хм,то есть сегодня еще есть шанс? – хватает в охапку и тащит на себя.

– Нет, Тём! Никаких шансов, – пищу, пытаясь выбраться из кольца его рук. Он

лишь тихо смеется в ответ.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg