«Раскрепощение»

Раскрепощение (fb2) - Раскрепощение (пер. Georgia Cates ♥Книги и переводы♥18+ Группа) (Раскрытие тебя - 9) 375K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Скарлетт Эдвардс

Скарлетт Эдвардс

"Раскрытие тебя. Часть 9: Раскрепощение"

Переводчик/редактор: Ушкарева Елена

Перевод книги подготовлен специально для группы . Любое копирование и размещение перевода без разрешения администрации, ссылки на группу и переводчиков ЗАПРЕЩЕНО! Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Аннотация

Возьмите пистолет. Направьте его к своей голове.      Спустите курок. Бум. Он заряжен? Никогда не знаешь. Отдавать свою жизнь в руки Джереми Стоунхарта подобно этому. Мы играем в русскую рулетку. Он проверяет мои чувства, подталкивая меня к моим пределам, а затем возвращает обратно. Я могу уйти, но не могу. Я жду, когда пистолет выстрелит, жду, чтобы узнать, есть ли пуля внутри, жду, чтобы узнать, есть ли у меня Джереми...или Стоунхарт. Итак, только в момент истины я узнаю достигла ли я раскрепощения или забвения.

Глава 1

Равновесие. Мир. Счастье. Это то, что у меня есть с Джереми Стоунхартом, поселившимся на вершине какой-то горы. Никто не вторгается в нашу жизнь. Есть только он и я, и ничего больше. Никакого давления. Ожиданий. Никаких вопросов, никакой неопределенности.

Просто мужчина и женщина, по-настоящему влюбленные, проводящие время друг с другом и не требующие ничего больше. Конечно, я знаю, что это не продлится долго. Это наш второй побег в такой рай. В маленький уголок мира, где ничего не существует, где само время, кажется, замедляется и теряет смысл.

Мы с Джереми идем кататься на лыжах, чего я никогда не делала. Он учит меня. Сначала это пугает меня. Склоны такие пугающие. Легкость, с которой он маневрирует мимо препятствий и деревьев, невероятна. Но, как и в то время, когда он учил меня танцевать, Джереми - непревзойденный учитель. Я быстро учусь. В мгновение ока я уже могу держать равновесие и следовать за ним вниз по чуть с меньшим уклоном, заснеженным холмам.

Ночью мы занимаемся любовью перед бушующим пламенем большого камина. Наша жажда друг в друге ненасытна. Она еще больше усиливается после каждодневного активного отдыха. Короче говоря, моя жизнь кажется чудесной. Не было никаких рецидивов - ни для него, ни для меня. Он оставался Джереми все это время, ни разу не возвращался к Стоунхарту. И у меня не было приступов паники, не было обмороков, симптомов моего состояния.

Но со временем все хорошее заканчивается. Джереми взял отпуск, чтобы провести со мной время. У него есть обязательства перед Стоунхарт Индастриз, даже если он является крупнейшим акционером.

Он рассказал мне больше о первичном размещении акций. Оно имело сокрушительный успех. Он раздавил всех тех в компании, кто пытался вырвать контроль из его рук. Цена открытия акций была почти в два раза выше даже самых оптимистичных прогнозов. Окружающие слухи были опровергнуты. Не было ничего подозрительного в отношении любых сделок Стоунхарт Индастриз.

По крайней мере, ничего, что могли бы найти регулирующие органы. Глаза Джереми загорелись, когда он сказал мне, что уверен, что совершил большой скачок. Первичное размещение акций преумножило богатство Джереми в два раза. По крайней мере на бумаге. Если он когда-нибудь продаст свои акции, у него будет достаточно денег, чтобы сделать всех миллионеров города. Сомневаюсь, что он раздаст его.

Но я выяснила кое-что о Джереми, о чем никогда раньше не подозревала. Поддержка Стоунхарт Индастриз Фонда "Загадай желание" - это не просто пустая возможность для налогового вычета. Это действительно имеет значение для Джереми. Он рассказал мне, как однажды после его катастрофического разрыва с женщиной, которая играла с его любовью, он купил весь инвентарь гигантского магазина игрушек в центре города, заказал автобус для всех детей из крупнейшей столичной больницы и привел их туда, чтобы они могли выбрать все, что они хотели. Это было за неделю до Рождества.

Я была удивлена, но больше меня интересовали подробности о таинственной женщине. Кто она? Что именно она сделала? Джереми не стал бы уточнять. Этот тип информации придает человеку чувство человечности. Он не просто холодный, расчетливый генеральный директор Стоунхарт Индастриз. Он не просто монстр, который заточил меня. Он живой, дышащий человек, с мечтами, стремлениями, неудачами, недостатками…

На самом деле, Джереми Стоунхарт больше, чем кто-либо другой. Раньше я думала, что он один из худших людей. Больше это не так. Да он не совершенен. Но кто в нашем мире является таковым? И хотя его жестокое обращение со мной вначале казалось беззаконием, теперь я могу понять (или, по крайней мере, увидеть) вещи с его точки зрения.

Это не значит, что те вещи, что он сделал, приемлемы. Это не уменьшает их серьезности или жестокости. Но думаю, что понимание является ключом, который позволил мне признать, что у меня есть чувства к нему. Сильные чувства. Он не оскорблял меня, чтобы получить от этого удовольствие. Он не подвергал меня ужасам такого существования, потому что мог.

Он сделал это по причинам, которые были ясны только ему самому. У него были определенные цели. За безумием стояла логика. Извращенная, темная, неприемлемая и мазохистская логика...но она была. Только так я могу мириться со своими противоречивыми эмоциями каждый раз, когда я рядом с Джереми Стоунхартом. Может быть это я слабая, влюбилась в своего похитителя вот так. Может быть это я брежу.

Но даже если так... какая разница? То, что у меня есть сейчас с Джереми, намного лучше, чем все, что я могу себе представить с кем-либо еще. Никто не может заставить меня почувствовать страсть, которая бушует внутри меня вокруг Джереми. Хорошо, плохо, и что-то среднее, всё это является частью удивительного опыта с ним. Нет даже речи о том, чтобы заменить Джереми. Никто и близко не будет стоять с ним. Путь, по которому мы оказались здесь, не имеет себе равных.

Возможно, именно это связывает меня с ним. Может быть даже дело не в Джереми, а в путешествии, которое мы разделили, которое заставляет меня чувствовать себя так необъяснимо связанной с ним. Что бы это ни было, я не позволю себе слишком беспокоиться об этом. Все, что меня волнует, находясь высоко на этой горе, это цветущее чувство тепла, которое вызывает присутствие Джереми. Его улыбка, его смех, его голос, его непоколебимая сила во всем всё, что он делает, покоряет меня.

А еще есть моменты неожиданной нежности, бесценности, которые позволяют мне заглянуть в его душу. Временами, когда я ловлю его за тем, как он поглядывает на меня, захватывает меня. Когда я спрашиваю его что это, он просто улыбается и говорит: “ничего”. Или в посткоитальном блаженстве он просто держит меня в своих объятьях, наши сердца бьются как одно. Те моменты, когда ему не нужно говорить. Невозможно подобрать слов, чтобы описать то, что у нас с ним есть. Это когда язык кажется жестокой пародией, совершенно неспособной найти смысл или приписать определение мощной связи между нашими телами.

Это все метафорично. И да, есть время и место для поэзии и искусства. Это драгоценно и эфемерно. Но достаточно потеряться в его объятиях, и материальное перестает нести смысл. Это то, где я сейчас нахожусь. Это медленное, чувственное соблазнение самой глубокой, самой примитивной части моего разума. В этом и заключается опасность. В этом и заключается угроза. Потому что, если я  слишком привыкну к нему, реальность может настигнуть в самый  неподходящий момент.

Этот момент наступает через три дня нашего пребывания, в субботнее утро 29 марта. Мы с Джереми провели ночь в объятьях друг друга. Он поцеловал меня, а потом спустился вниз, пока я решила принять душ одна. Спустившись по широким ступеням на первый этаж, я чувствую, что что-то не так.

- Лилли, - Джереми приветствует меня.

Он держит руки за спиной. Недавнее хорошее настроение, которое я ожидала от него, исчезло.

- Пойдем со мной.

В его голосе присутствуют ноты, которые заставляют опасаться.

- Что случилось, Джереми? - спрашиваю я.

- Увидишь. Пошли.

Я киваю и несусь за ним. Он ведет меня к темной, похожей на пещеру, комнату. Жалюзи закрыты.

- Закрой дверь, - говорит он, как только мы входим.

- Джереми...

- Просто закрой, черт возьми!

Я подпрыгиваю. Мое сердце стучит в тяжелом ритме, словно барабанные удары, ведущие марширующую армию на войну.

Я поворачиваюсь к нему. Он устроился в массивном кресле, похожее на железный трон.

Он наблюдает за мной. Его присутствие в сочетании с креслом и темнотой заставляет меня чувствовать себя очень маленькой. И я еще больше боюсь.

- Я нашел кое-что, - сообщает он мне. - В ночь, когда я пришел в твою комнату в Бостоне. Это меня разозлило. Но твое состояние имело приоритет. О тебе нужно было позаботиться. Однако.

Он поднимает один палец.

- Теперь, когда ты выздоравливаешь, я могу снова вернуться к этому маленькому открытию. Ты понимаешь, о чем я говорю, Лилли?

Я быстро моргаю, пытаясь думать. Такое ощущение, будто я нахожусь на суде. За какое преступление, я не знаю. Но человек передо мной тот же, с которым я провела последние несколько славных дней.

- Нет, - говорю я, покачивая головой. - Джереми...

- Я говорю об этом, - рычит он. С его руки слетает смятый лист бумаги.      - Подними его.

Я подхожу к нему и наклоняюсь, все мое тело дрожит. Я давно не сталкивалась с этой стороной Джереми, что почти забыла, как реагировать.

Медленно я поднимаюсь и открываю записку.

- Читай, - говорит Джереми.

Требуется секунда для моих глаз, чтобы рассмотреть слова в тусклом свете. Но когда мне это удается, я сразу же узнаю, что это такое.

Записка Робина. Это то, что его так расстроило? Это ничто!

- Джереми, ты все неправильно понял, - начинаю я. - Что бы ты ни думал.

Говорю я, его голос перебивает меня, как ножницы по шелку.

- Прочитай это, Лили Райдер. Не заставляй меня повторяться.

Я выпрямляюсь, не желая, чтобы он увидел мой страх. Нечего бояться. Не здесь. Страх - это признак вины, а у меня совесть чиста. Я прочищаю горло и читаю:

- Фей все еще зла на тебя, и я тоже. Но в отличие от нее, думаю, я понимаю тебя. Если тебе действительно нужна будет помощь, ты можешь прийти ко мне. Я не собираюсь закрываться от тебя. Робин.

- Да, - говорит Джереми, когда я заканчиваю. - Скажи мне, что это значит, Лилли?

- Это ничего не значит, - говорю я.

Дух вернулся в мой голос, уверенность - в мою речь.

- Я совсем забыла об этом.

- О, серьезно? - усмехается Джереми. - Ты таким образом защищаешься? Что ты забыла об этом? Вот почему ты не упомянула мне об этом? Я дал тебе достаточно времени, чтобы поднять этот вопрос.

- Но это правда, - говорю я.

Я прохожу мимо него к окну и открываю жалюзи. Белый свет, отраженный от снега, заливает помещение. Если мое присутствие за его спиной вызывает дискомфорт у Джереми, он не дает никаких указаний. Он не двигается со своего места и не поворачивается назад, когда обращается ко мне.

- Ты помнишь, что я говорил тебе о честности, Лилли? - спрашивает он. У него жесткий голос. - Ты помнишь, что я говорил о лжи и обмане?

- Что ты считаешь их неприемлемыми, - говорю я, чуть ли не смеясь.

Я подхожу к серванту и опираюсь об него бедром.

- Ну и что? Ты не не заставишь меня проходить через это снова, Джереми. Такое поведение начинает меня раздражать.

Он хмурится и наклоняет голову в сторону.

- Это лучшее, что ты можешь сказать? - спрашивает он.

За его словами скрыта угроза.

- Я скажу, чего я хочу, - говорю я ему, скрещивая руки.

Я иду по тонкому льду. Я бы ни за что не решилась на такого рода несоблюдение, если бы он был все еще Стоунхартом.

Но я не собираюсь сдаваться и вот так просто принимать это дерьмо. Обстоятельства не должны диктовать то, как я на него реагирую. Я должна дать понять, что у меня есть свои ожидания, и для него тоже. Попытка напугать меня такой мелочью неприемлема.

- Я не знаю, что такого ты вычитал в этом письме, но что бы ты ни представлял, ты ошибаешься.

- Опасное обвинение.

- И я сделаю еще одно, - я высоко поднимаю подбородок. - Я не боюсь тебя, Джереми. Больше нет. Я знаю, на что ты способен. Я испытала это. Но я также знаю, если глубина твоих чувств действительно такова, как ты и говоришь, ты не будешь делать ничего подобного. Никогда больше.

- Лилли…

- Нет. Дай мне закончить. Я не маленькая девочка, чтобы бояться темных мест и спектаклей. Тебе нужен свидетель того, кто ты и что ты делаешь? Что ж, вот она я. Ты говоришь, что ты человек слова. И ты сказал мне, что больше не причинишь мне вреда. Я могу уйти когда угодно. Разве ты не помнишь? Но я решила остаться с тобой. Но это дерьмо должно прекратиться, Джереми. Я настроена решительно. Больше никаких угроз. Больше никаких шуток. Не заставляй меня верить в то, что у нас есть что-то особенное, только чтобы раздавить это, устраивая шоу.

Я держу письмо перед собой.

- Знаешь, как много слова Робина значат для меня?

Я разрываю бумагу надвое, а затем складываю ее и делаю это снова. Бросаю на пол.

- Вот что они для меня значатт. Вот почему я не упомянула об этом. Я просто забыла. Мне не нужно рассказывать тебе каждую минуту обо всем, что происходит, когда тебя нет рядом.

- Лилли, - рычит Джереми. - Я еще не закончил!

Я прерываю его. Страсть бушует внутри меня. С каждым словом мой голос становится сильнее.

- Если ты хочешь, чтобы между нами было доверие, как у мужа с женой, проживших вместе пятьдесят лет, что ж, это взаимно, Джереми. Ты не можешь ожидать, что я буду давать, давать и давать и не отвечать при этом взаимностью. Так что больше никаких скрытых опасностей. Больше никаких скрытых угроз. С этого момента ты говоришь то, что имеешь в виду, Джереми, и говоришь мне именно то, что думаешь. Только так наше доверие будет развиваться. Любовь - это только одна часть уравнения.

Он долго молчит, смотря на меня. Его глаза почернели, а лицо остается прежним. Ненавижу, когда он так себя ведет. Он все скрывает, так что его невозможно прочитать.

Но я не сдвинусь с места. Я буду твердо стоять на своем. Независимо от того, на что способен Джереми, я не собираюсь  следить за каждым его шагом. Ни за что. Больше нет. Медленно он подносит одну руку к лицу и сужает глаза. Он дотрагивается до носа, а затем указывает пальцем на меня.

- Ты, - говорит он, - чертовски сексуальна, когда настроена решительно.

И затем он встает с кресла и шагает ко мне с такой скоростью, что я спотыкаюсь. Он ловит меня за талию и притягивает к себе. Его рот сокрушает мой с бешеной силой.

Он целует меня долго и крепко. Когда он отрывается, я задыхаюсь. В этом поцелуе было так много слов и чувств, о которых никто и никогда не скажет, что удивительно, что я все еще нахожусь в вертикальном положении. Он смотрит на меня сквозь темные с длинными ресницами глаза. Если и есть что-то, что я нахожу в его взгляде, так это первое подобие настоящей, неоспоримой истины.

- Я даю тебе ключи от королевства, - говорит он. - Больше никого. И никогда не будет. Ты все, что у меня есть, и все, чего я хочу. Но это?

Он указывает на разорванное письмо.

- Пугает меня.

- Что? - шепчу я.

Я впервые слышу, как Джереми признает уязвимость.

- Мой разум темный, Лилли, - говорит он. - Мои мысли черные. Всегда. Ты мой свет. Тебе удалось добраться до моего сердца. У меня нет защиты против тебя.

Он отпускает меня, подходит к окну и смотрит. Он держит одну руку на подоконнике.

- Но, - мягко говорит он. - Я не хочу этого.

- Что ты хочешь сказать? - спрашиваю я осторожно.

- Я хочу сказать, что есть спусковые крючки, письмо, например, которые заставляют меня возвращаться к старым привычкам. Я борюсь с ними, Лилли, как могу. Но они являются неотъемлемой частью меня. Эти недостатки, эти реакции инстинктивны. Когда мы расстаемся, когда я чувствую, что теряю контроль, все это выходит наружу. Я ничего не могу поделать с этим. Я не хочу меняться. Эти реакции, те самые вещи, которые ты ненавидишь во мне, способствуют моему успеху.

- Я не ненавижу их, Джереми, - мягко говорю я. - И тебе не нужно объяснять.Я понимаю.

- Понимаешь? - он обращается ко мне. - Нет.

Он качает головой.

- Ты не понимаешь. Как ты можешь? Ты не видела того, что я видел, не пережила того, что я пережил. У тебя нет опыта в распознавании зла. Я стараюсь держать это под контролем, Лилли. В самом деле, стараюсь. Только с тобой. Тем не менее, часто, - выдыхает он. - Я срываюсь.

- Как с письмом, - говорю я.

- Как с письмом, - утверждает он. - Только тебе удалось вовремя избавиться от него. Прежде чем я смог что-то сделать...

Он криво улыбается.

- ...очень, очень опрометчиво.

Я подхожу к нему.

- О? - говорю я, чувствуя мощь и гордость за то, что добилась желаемого. - И что бы это могло быть?

- Поверь мне, - говорит он, отворачиваясь. - Ты не захочешь знать.

Я касаюсь его руки.

- Но я хочу, Джереми, - говорю я. - Я хочу знать. Потому что я хочу узнать тебя. Я хочу знать, что здесь происходит.

Я убираю волосы с его лба.

- Что происходит в твоей голове?

Он берет меня за руку. Поворачивает её ладонью вверх. И прикасается губами к каждому пальцу.

- Нет, - говорит он. - Не хочешь. Я облажался во всем, Лилли. Если бы ты знала хотя бы десятую часть того, кто я на самом деле, я бы потерял тебя навсегда. Я не хочу рисковать этим.

- Я уже видела тебя не в самым лучших состояниях, - тихо шепчу я. - И я все еще здесь. Разве нет? Насколько это может оттолкнуть меня?

- Гораздо больше, - говорит он. - Но это заставляет меня задуматься. Почему ты все еще здесь, Лилли? Почему ты остаешься со мной?

- Потому что я...

- Нет, - он заставляет меня замолчать, прижимая палец к моим губам. - Не говори ничего. Не сейчас. Наше совместное путешествие по этому одинокому миру только начинается. Не говори этого, пока не поймешь, что имеешь в виду.

- Я знаю, - настаиваю я.

- У меня есть на то причины, - говорит он. - Знаю, у тебя есть свои. И твои причины, Лилли, никак не связаны с любовью.

Глава 2

Остаток дня я размышляю над последними словами Джереми. За ними был определенный подтекст. Это был тот же самый, на который он ссылался, когда впервые рассказал мне историю о том, как он предъявил права на компанию отца в суде. Что он может узнать кого-то, кто жаждет мести. Прошло много времени с тех пор, как я думала в таких условиях. В последнее время у нас не было возможности оказаться вместе в таком замечательном уединении.

Но, теперь, подозрения снова вернулись. Ядовитая пропасть, которая угрожает подорвать все, что у нас есть между нами. Возможно я была слишком наивна. Может быть я засунула голову слишком глубоко в песок. Может быть я была настолько восхищена безмолвным блеском моего собственного плана мести, что потеряла из виду общую картину. Честно говоря, насколько блестящим может быть мой план? На данный момент в этом нет ничего. Никакой сути. Никакой ответственности. Нет...нет ничего, правда.

У меня было смутное представление о том, что мне нужно подобраться к Джереми Стоунхарту, прежде чем планировать месть. Это был первый шаг. В то время перспективы казались настолько незначительными, что я даже не подумала о втором шаге. Молчаливый блеск? Я смеюсь. Больше похоже на молчаливый идиотизм. Чего я могла бы достичь, даже если бы приблизилась к нему? Я бы убила его? Нет. Этого никогда не было в моих планах.

Тем не менее, что-то в версии событий Джереми не сходится. Не хватает одного пазла. Если бы у меня действительно было повреждение мозга, разве я не знала бы об этом? Разве это не проявилось бы каким-то образом, препятствуя моим умственным способностям? Это слишком удобно. Слишком просто, слишком легко.

С чего бы мне вообще впадать в кому? В этом нет никакого смысла. Я не давила на Джереми, чтобы получить ответы, только потому, что знаю, что он будет придерживаться того же сценария. Откуда мне вообще знать, что сейчас март? Откуда мне знать, что мы действительно находимся в Колорадо? Вся информация касаемо моей ситуации поступает непосредственно от Джереми. А он мастер превращения лжи в истину.

Мы можем быть где угодно. В любую неделю года. У меня не было доступа к информации. Мы здесь полностью изолированы. Я еще не думала об этом. Мне нужно было время, чтобы насладиться пребыванием рядом с Джереми. Со среды по настоящее время. Если была среда, когда я проснулась. Ничто из того, что я знаю, не может быть воспринято как абсолютная истина.

Боже.

Подношу руку ко лбу и закрываю глаза. Мои мысли кружатся по кругу. Паранойя оказывает свое влияние на меня. Я сойду с ума, если останусь здесь надолго. Я решаю найти Джереми и потребовать, чтобы он отвез нас домой. Но его нет там, где он обычно находится в это время дня. Я зову его, но никакого ответа не следует.

Я поднимаюсь по лестнице на второй этаж и пробую снова. Его там тоже нет.

- Куда подевался этот засранец? - бормочу я про себя.

Затем я вижу небольшой дверной проем, мастерски спрятанный в укромном уголке в стене. Он оставил дверь приоткрытой. Я никогда не замечала её раньше. Я открываю её. За ней оказывается темная, винтовая лестница, ведущая наверх. Я чувствую тепло, как от огня, исходящее оттуда.

- Джереми? - зову я, одна рука ложится на перила. - Ты там?

Я не получаю ответа, но я все равно поднимаюсь. Лестница кажется бесконечной. Когда я поднимаюсь выше, тепло становится более выраженным. Наверху я выхожу в коридор без мебели. На полу нет ни ковров, ни картин, украшающих стены. Просто длинный, пустой участок из деревянных половиц и стен, ведущих к тому, что называется чердаком. Я иду вперед с любопытством, но в то же время с осторожностью.

- Джереми?

Я поворачиваю за угол и вижу источник тепла.

У дальней стены находится огромный камин. Он даже больше, чем любой из тех, что внизу. Судя по всему, он был частью первоначального плана дома. В комнате  есть одно кресло. Выглядит потрепанным и старым. Множество закрытых французских дверей на противоположной стороне завершают картину. Джереми сидит в кресле. Он не смотрит на меня, когда я вхожу. Он говорит:

- Иди сюда, Лилли. Сядь мне на колени.

Я так и делаю.

- Что ты здесь делаешь? - спрашиваю я.

- Размышляю, - торжественно говорит он. Пламя потрескивает и горит перед нами.

- Вспоминаю.

- О чем?

- Много о чем, - вздыхает он.

Его голос звучит одновременно и задумчиво, и угрюмо. Я никогда не видел его в таком состоянии.

- Ты знаешь, что за этими дверьми, Лилли? - спрашивает он, наклоняя голову в сторону.

- Нет, - говорю я. - Откуда?

- Ничего страшного, уверяю тебя.      Пойдем.

Он встает и берет меня за руку.

- Мы встретимся с этим вместе.

- Встретимся с чем вместе, Джереми? - начинаю я. Но он уже на полпути через всю комнату.

Он подводит меня к двери и кладет на неё одну руку, почти благоговейно.

- Они не открывались почти двадцать лет, - признается он.

Его голос такой тихий, что я не уверена, что должна была его услышать.

- Почему? - спрашиваю я.

Я не боюсь. На самом деле, нет. Я могу оценить ситуацию и не думаю, что на другой стороне меня ждет неприятный сюрприз. Это касается Джереми. Что-то в этих дверях и в той комнате, куда они ведут, имеет для него значение.

- Потому что, - говорит он, сжимая мою руку. - Они ведут в убежище моей матери. Свободной рукой он касается ручки, нажимает, чтобы открыть дверь. В отличие от голой комнаты позади нас, эта полностью меблирована. Правда на них накинуты покрывала. Воздух спертый, но не затхлый.

В центре можно различить очертания кровати. Сбоку стоят ящики и шкафы. Также есть зеркало.

Свет от огня позади нас проникает в комнату. Наши тени словно тени привидений. Даже когда Джереми находится на моей стороне, даже когда он берет на себя инициативу, кажется, что я нарушаю границы. Даже хуже, чем когда я наткнулась на секретную комнату наблюдения Джереми, думая, что это его кабинет.

Такое чувство, что я вторгаюсь в священное место. Словно это храм, в котором мне не место.

- Джереми..., - говорю я.

- Я бы никогда не сделал этого без тебя, - говорит он мне.

Он делает шаг вперед, и на мгновение мне кажется, что он шатается. Он отпускает мою руку и шагает по пыльному полу. Чтобы компенсировать сиюминутную слабость. Он открывает шторы.

От них летит пыль. Бледный лунный свет сталкивается с контрастирующим теплым оранжевым свечением огня. Джереми открывает окно, и сквозняк тут же проходит мимо него. Холодный воздух проникает и очищает комнату. Затем Джереми оборачивается и начинает методично, бесшумно снимать покрывала с мебели.

Я бросаюсь помочь ему. Мы работаем в понимающей тишине, ни один из нас не произносит ни слова, но ни один из нас и не нуждается в этом. Зная влияние его матери на него, я могу только начать представлять, что для него значит приехать сюда. Я даже не знала, что это дом его семьи, и то, что он купил его только после того, как стал Стоунхартом.

Нам требуется полчаса, чтобы вернуть комнате былое изящество. Джереми не просто бросает покрывала на пол после того, как он открыл мебель, а аккуратно складывает их. Я не знаю, почему он это делает. Но я не собираюсь прерывать его. В его движениях есть неоспоримая мягкость. Нежность. Он функционирует в почти сноподобном состоянии.

Наконец, осталось только одно покрывало. Оно закрывает что-то похожее на камин. Я заметила, что Джереми намеренно избегал этого раньше. Теперь, когда это единственное оставшееся, его нельзя игнорировать. Он останавливается перед ним и рассматривает его на мгновение.

- Иди сюда, Лилли.

Это первые слова, которые он произнес с тех пор, как мы вошли.

- Это я хочу сделать с тобой.

Я подхожу к нему. Пока мы работали, я намеренно отводила глаза от личных вещей. Статуэтки на полках, предметы внутри ящиков и картины на стенах Джереми покажет мне, если он того захочет.

- Это важно для тебя? - заявляю я, больше, чем спрашивая.

- Очень, - говорит Джереми. - Я не думал, что когда-нибудь снова смогу вернуться сюда. Эта комната...несет в себе столько смысла. Здесь было так много боли. Эти стены познали столько страданий. Но было и хорошее. Была любовь. И доброта. Она не смогла преодолеть тьму, Лилли. Но это сделало всё более терпимым.

Он смотрит на меня.

- Это имеет какой-то смысл?

- Конечно, - отвечаю я ему, скользя пальцами по его. - Но чья боль, Джереми? Твоя или...

- Её, - говорит он.

С этим он тянет вниз последнее покрывало  Оно медленно опускается на пол, словно шелковая лента, пойманная на ветру. Я сразу понимаю, почему Джереми оставил это напоследок.

Над камином находится великолепный портрет прекрасной женщины. Она похожа на королеву, сидящую в позолоченном кресле. Длинные черные кудри падают прямо на ее плечи. Черные как смоль локоны покрывают немного кожи, обнажая большой вырез платья.

Невозможно угадать ее возраст. Возможно она была не старше меня, когда был нарисован этот портрет. Или она могла быть на пятнадцать, двадцать лет старше. Мастерски нарисованные тонкие линии вокруг глаз не дают зацепок. Благодаря им она даже выглядит благороднее. Элегантнее.

Мне не нужно смотреть на Джереми, чтобы увидеть сходство. Одинаковые глаза. У Хью маленькие, подлые глаза. Глаза мошенника. Глаза обманщика. Глаза грязной крысы. У Джереми же великолепные глаза. Прямо как у его матери.

Они полны гордости, силы и знания. Знание себя, а не знание бесполезных фактов и цифр. Знание того, кто ты как личность. Знание своего места в мире и уверенность в своих силах.

- Она красивая, - выдыхаю я.

Я вздрагиваю и сразу же сожалею о своем выборе слов. Красота так же скоротечна, как и мимолетна. Бессмысленна, даже, если это не подкреплено чем-то еще. Красивая звучит как пустое, несерьезное слово, чтобы описать сияние женщины на портрете передо мной. Но Джереми, кажется, не возражает. На самом деле, я думаю, что он глубоко погрузился в свои мысли.

- Да, - бормочет он. - Да, это так. Не так ли?

Он протягивает руку и одной рукой касается края картины. Столько вопросов приходит на ум. Как женщина с такой очевидной силой поддалась такому мужчине, как Хью? Как далеко она могла упасть, чтобы поддаться тем же препаратам, что и мой отец? Насколько плохой должно быть стала ее жизнь? В каком отчаянии?

Внезапно внутри меня поднимается огромная волна жалости. Жалость, смешанная с чем-то другим, что-то, что я пытаюсь отрицать, но не могу. Что-то темное, острое и очень опасное: обида. Эта женщина причинила мне столько боли. Эта женщина заставила Джереми искать меня. Она лежит в основе всего этого, в самом сердце кошмаров, которые мне пришлось пережить.

Но было и хорошее, шепчет мне внутренний голос. Она привела тебя к Джереми, не Стоунхарту, и к хорошему, что за этим следует. Да, что-то идет вразрез, но без нее моя жизнь все равно была бы моей. У меня почти неуемное желание схватить картину и бросить ее в огонь. Для того, чтобы стереть уверенность, самоуверенное самодовольство матери Джереми.

Затем я ловлю себя на представлении этой самой сцены. Я останавливаюсь и содрогаюсь. Это не то, кто я есть. Я не настолько тщеславна или глупа, чтобы чувствовать угрозу от картины женщины, которая мертва на протяжении двадцати лет.

Глубина эмоций, вызванных глядя на эту женщину, удивляет меня. И если это всего лишь десятая часть того, что Джереми чувствует по отношению к ней...тогда все его действия имеют смысл. Обида снова поднимает свою уродливую голову. И с этой женщиной я соревнуюсь? Она имеет такую сильную власть над разумом Джереми? Справедливо ли сравнивать с кем-то, чья красота вечна на такой картине?

Тем не менее, именно эта борьба происходит в голове Джереми. Он сам так сказал. Было лишь две женщины, которых он действительно любил: его мать и я. Неужели он каким-то больным, обездоленным и извращенным образом рассматривает меня как...как замену ей? Мурашки бегут по моей коже.

Я слышала, что мальчики, когда вырастают, хотят жениться на женщинах, которые напоминают им своих матерей. Я никогда не задумывалась о правдивости этой мысли. Я думала, что все наоборот: девушки хотят найти кого-то, кто напоминает им их отца. Однако, не имея такой фигуры в своей жизни, я никогда не могу судить правда ли это.

И все же все, что сделал Джереми, все, что привело его ко мне, похоже, исходит от женщины, на которую я смотрю сейчас. Возможно, это еще хуже. Все, что сделал Джереми, связано с его воспоминаниями о ней. Воспоминания, которые, несомненно, сделали ее более совершенной, чем она когда-либо была. Более совершенной, чем кто-либо мог бы быть.

У Джереми в голове такой идеальный образ. Образ, сформированный детством, которое он провел рядом с ней. Чарльз сказал мне, что она единственная, кто проявляла к нему привязанность. Это сделало ее еще более ценной для него. Воспоминания, сформированные в детстве, труднее всего забыть. Невозможно, правда. В это время вы наиболее впечатлительны, когда ваш взгляд на мир не является вашим собственным, а родителей.

Что бы Джереми ни ожидал от меня, я никогда не смогу приблизиться к ее совершенству, ее великолепию. Она существует в пустоте, так что время и события не могут повлиять. Она существует исключительно в голове Джереми. Я больше не хочу здесь находиться. Я протягиваю руку Джереми.

- Дорогой, пойдем, - говорю я.

Голос, которым я говорю, едва ли напоминает мой собственный.

- Пойдем со мной. Пойдем спать.

Джереми, потрясенный картиной, даже не слышит меня.

- Она такая же, какой я её и запомнил, - говорит он, но мыслями он где-то далеко. - Это то, кем она была.

Дикий ужас оживает внутри меня, слыша горечь его слов.

- Мой милый...

- Нет! - Джереми вырывает руку из моей.  - Можешь идти, если хочешь, Лилли. Оставь меня. Ты не представляешь, сколько мужества мне потребовалось, чтобы показать ее тебе. Если ты не можешь оценить это...

Он поворачивает голову ко мне и заканчивает рычанием:

- Тогда ты не лучше его.

Мне не нужно спрашивать, кто такой "он". Это очевидно. Отец Джереми. Я хочу уйти отсюда. Но, я чувствую, что это поворотный момент для нас с Джереми. Что бы ни случилось сейчас, что бы ни сделал кто-либо из нас в следующий раз, это твердо утвердится в голове и определит отношения, которые у нас есть до самого конца.

Поэтому не обращая внимание на свой страх, наперекор своему дискомфорту, я делаю то, что я хотела бы, чтобы он сделал для меня, если бы я была на его месте. Я подхожу к Джереми и кладу руки ему на спину. Я медленно растираю его плечи и наклоняю голову к его руке. И к моему огромному удовольствию, я чувствую, как он смягчается подо мной.

- Извини, - говорит он. - Это просто эмоции, Лилли. Эмоции, которые выходят наружу. Я не могу остановить их.

- И не надо, - говорю я ему медленно. - Просто знай, что бы ни случилось, я не оставлю тебя. Я не оставлю.

Он кладет свою руку на мою.

- Спасибо, - говорит он. Мы стоим так в тишине, как два ледника, плывущих друг к другу в пустом море. Только когда Джереми шевелится, безо всякой провокации с моей стороны, заклинание наконец снято.

- Ну же, - говорит он, оставляя поцелуй на костяшках пальцев. - Позволь мне рассказать тебе о ней.

Глава 3

Внизу Джереми начинает свою историю.

- Этот дом когда-то принадлежал моему отцу, - говорит он, ведя меня по ступенькам. - Это был наш зимний дом. Мы приезжали сюда каждый год на праздники. Мне всегда нравилась поездка. Что-то в необъятности этого замка взывало ко мне. Мы жили богато. Но дом был...ну, он был обычным. Приехать сюда на несколько недель в декабре было похоже на поездку в сказку. Это было волшебно, Лилли, если смотреть глазами мальчика. Мои лучшие воспоминания в мои пять, шесть или семь лет. Конечно, это просто фрагменты. Но я чувствую тепло. Я до сих пор помню ощущение при виде того, как возвышается замок. Это было тогда, когда у меня еще было неправильное и частичное понимание мира. Как я уже говорил, я был самым младшим. Разница в возрасте между мной и моими старшими братьями была огромной. Я этого не замечал, но не они. Они не чувствовали привязанности ко мне так, как я. Я был неприятностью, своего рода котенком, на которого можно было плюнуть, подойди он поближе. Я никогда не винил своих братьев за то, что они делали. Я любил их, и их поведение по отношению ко мне было...нормальным. Я думал, что это нормально. Конечно, большая часть их негодования исходила от моего отца. У него не было ни малейших угрызений совести, говоря им о том, как мало он думает обо мне. Что способствовало тому, как они вели себя со мной. Моя мать, как и все хорошие матери, защищала меня от худшего. На самом деле, в течение первых семи или восьми лет моей жизни, я не знал, что что-то действительно не так. Но жестокость моих братьев становилась все хуже с годами. Они делали это с полной неприкосновенностью, так как отец не возражал. Во всяком случае, я думаю, что он хвалил их за это. Он думал, что это поможет мне вырасти крепким. Может быть это трудно представить, Лилли. Но я был маленьким и худым, когда рос. Физическая составляющая и сильный дух не пришли ко мне естественным образом.

Он смеется.

- Это то, чему я должен был научиться.

Думаю, благодаря тому, что рассказал мне Чарльз, все, что Джереми не знает, а я знаю, у меня сложилась более полная картина Джереми Стоунхарта, как мальчика.

- Но это не то, о чем я хочу тебе рассказать. Дело не в моей борьбе. А ее. Кроме того..., - он делает паузу, чтобы налить себе виски. - ...я пережил гораздо намного хуже в подростковом возрасте.

Опять этот намек. Одно лишь упоминание о том, что что-то пошло не так до того, как он стал мужчиной. Он говорил об этом однажды, когда предупреждал меня о подавлении чувств, которые я испытываю, тогда у столба. С тех пор это было в моем сознании как нечто очень важное для того, кем он стал как человек. Я хочу спросить его об этом. Я собираюсь спросить его об этом. Но не сейчас. Самое лучшее, что я могу сделать, это просто выслушать.

- Этот дом хранит хорошие воспоминания, - говорит он. - И плохие. Именно здесь я впервые стал свидетелем жестокого обращения отца с матерью. Я слышал, как он кричал сквозь стены. Это напугало меня. Когда мой отец кричал, это означало, что он был действительно зол. Никто не знал, что он может сделать в таком состоянии. Думаю, он получал удовольствие, причиняя боль живым существам. Он передал эту черту моим братьям. Но, в отличие от них, и несмотря на то, что ты могла бы подумать, меня это не коснулось. Иногда такие вещи...

Губы Джереми дергаются.

- …необходимы. К сожалению, это так. Не пойми меня неправильно, Лилли. Я прекрасно понимаю, что я сделал. Но если вместо меня ты оказалась в руках одного из моих старших братьев или Хью..., - его голос становится серьезным. - ...тебя бы сейчас не было в живых.

Я понимаю, насколько тяжелой была моя ситуация.

- Не вызывает ли у тебя дискомфорта та легкость, с которой я говорю о таких вещах? - спрашивает Джереми.

Его глаза снова приобрели глубокое, изучающее, пронизывающее качество. Я качаю головой, чуть грубо.

- Нет, - говорю я.

Затем я кусаю губу и признаюсь:

- По крайней мере, не очень. Больше нет. Я жду этого от тебя, Джереми. Я знаю, что ты пытаешься поменять тему.

- Умная, - размышляет Джереми. - Умная, как всегда. Это хорошо. Я рад. Это упрощает вещи на будущее. Так или иначе.  У нас с отцом долгие, запутанные отношения. Я обладаю абсолютной властью над ним. Так я знаю, что он верен мне. Наши роли поменялись местами. Как я уже говорил, я бы не стал тратить его разум впустую. Но я использую его сейчас только потому, что он у меня на коротком поводке. Я говорю тебе это не для того, чтобы останавливаться на том, что происходит в настоящем, а для того, чтобы дать тебе небольшое понимание моего прошлого. Ты говорила, что хочешь этого, много раз. Я делюсь с тобой вещами, о которых не говорил ни единой душе.

- Я знаю, - мягко говорю я. - Спасибо тебе за это, Джереми.

Он кивает.

- Я слышал, как он кричал прямо через эти стены.

Джереми указывает на потолок.

- Над этой самой комнатой, из кабинета на втором этаже. Потом я услышал крик, крик моей матери и громкий грохот. Я помчался к ней. Меня не пускали в кабинет отца. Но я все равно прорвался к двери. И там я увидел кое-что, что запомнил на всю жизнь. Моя мать лежала на полу. Одна сторона ее лица сильно опухла. Винный шкаф был перевернут, когда она упала. Несколько бутылок разбились, залив богатый ковер вином, красным, как кровь. Там были мои братья. Они оба стояли позади отца, тихо смеясь над женщиной на полу. Смеясь над собственной матерью. Они конечно же не осмелились бы на это без разрешения отца. И поскольку он не остановил их, он давал им право на это. Тогда я впервые почувствовал настоящую ненависть. Однако, увидев меня, казалось, восстановило силы у матери. Возможно, все это было притворством. Мой отец отвернулся и движением руки попросил выйти братьев из комнаты. Он не смотрел ни на меня, ни на мою мать. Я подбежал к ней. Когда я подошел к ней, она уже поднялась. Она взяла меня за руку и вывела из комнаты царственной походкой, как подабает любой королеве. Она отвела меня на чердак - в единственное место, которое мы делили в этом доме, единственное место, которое было только ее и частично моим. Там она сказала мне, что я не должен позволять тому, что я видел, влиять на мое впечатление о моих братьях или отце. Она сказала, что поскользнулась, вот и все. Затем она поцеловала меня и крепко обняла. Я был достаточно взрослым, чтобы понять, что это неправда. Я был достаточно умен, чтобы оценить, что на самом деле произошло, как и любой мальчик, который любил свою мать. Я не задавал ей вопросов. Как я мог? С этого момента это стало нашей маленькой фантазией. Ложь, которую мы говорили друг другу, чтобы защитить себя от самой суровой правды. Это был не первый раз, когда отец бил ее. Но и не последний. Это произошло снова только через несколько дней в схожей манере. Я начал понимать, что, когда моя мать оставалась в своих комнатах и ​​уходила от нас, говорив, что у нее мигрень или что она хотела провести время со своими книгами, таким образом она скрывала признаки насилия отца. Она была одна в мире. Ее сыновья бросили ее, достаточно взрослые, чтобы увидеть, что происходит, по крайней мере. Ее муж был чудовищем.      Нет.

Джереми качает головой.

- Нет, не так. Хью никогда не был чудовищем. Это я был чудовищем. Я стал чудовищем, когда обращался так с тобой. Хью был просто...злым. Отец не мог быть чудовищем, потому что он никогда не обладал физическими чертами, чтобы запугать её. Возможно, то, что он сделал с матерью, было его способом добиться своего господства.

Джереми замолкает. Его глаза темнеют.

- Может быть..., - говорит он. - Мы с ним похожи больше, чем я думал.

Я не знаю, что сказать. Могу ли я убедить его, что он не похож на отца? Не могу. Это правда: есть много параллелей между двумя мужчинами. Но потом я заметила одну потрясающую разницу.

- Ты любил свою мать, - говорю я. - Как и она тебя. Не думаю, что это можно сказать о Хью.

Джереми выглядит удивленным. Затем его взгляд снова теплеет.

- Ты права, - говорит он. - Да, Лилли. Ты абсолютно права.

Он улыбается.

- Спасибо, что напомнила.

- Думаю, ты более достоен этой похвалы, - говорю я, несмотря на чувство самодовольного удовлетворения, услышав его слова. - Ты заслуживаешь благодарности за то, что поделился этим со мной. Я ничего не делала.

- Ты - недостающая часть, - говорит Джереми. Он пристально смотрит на меня, изучает, как будто видит меня в новом свете. - Ты делаешь все это возможным. Я бы никогда не вернулся к этим воспоминаниям, если бы не ты.

- Ну, по крайней мере, я рада, что гожусь хоть для чего-то, - говорю я, наполовину шутя.

Джереми улыбается.

- Ты годишься для гораздо большего, чем это. Но вернемся к истории. В тот день, когда я наткнулся на свою мать на полу кабинета отца, я стал ее единственным другом, с которым она могла поговорить. Хотя мы никогда не говорили о том, что произошло между ней и Хью, даже когда я был постарше, мы разделяли своего рода скрытое понимание того, что делать после этого. Я приходил к ней. Она читала мне книги. Это было не просто отвлечение, это стало ее способом справляться с болью. Это сблизило нас. У нас была особенная  связь. Мои братья были любимчиками отца, а я был ее. У меня не было другого пути. Конечно, возможно, часть любви, которую она испытывала ко мне, была вызвана потерей других ее сыновей. Мой отец был ответственным за это, хотя по какой причине, я до сих пор не знаю. Вот так, Лилли. Это то, кем она была. Вот почему она была важна для меня. Эти вещи..., - Джереми закрывает глаза. - ...Я и подумать не мог, что когда-нибудь заговорю о них с другим человеком. Все это было так  давно. Они вызывают воспоминания, будь то хорошие или плохие. Я так сильно изменился по сравнению с тем, кем я был в детстве, что мне кажется, будто я рассказываю тебе о начале жизни другого человека. Я дистанцировался от всего этого. И все же, все это обращается к тебе. Это ты, Лилли. Ты единственная, кто имеет право учиться на этих вещах. Ты заставляешь меня делиться такими вещами. Ты заслуживаешь этого, в некотором смысле. Но не поэтому я рассказываю это тебе. Я рассказываю это тебе, потому что хочу этого. Сегодня вечером, увидев портрет матери, вернувшись в ее комнату впервые с тех пор, как она умерла...сегодня ночь для размышлений.

Джереми внезапно встает.

- Завтра мы вернемся в Калифорнию, - говорит он. - Больше здесь делать нечего. Возможно, это было эгоистично, но мне нужно было убежать от всего, как и тебе. Я просто не понимал этого до сих пор. Спокойной ночи, Лилли. Я не буду ложиться спать. Есть еще несколько вещей, о которых мне нужно позаботиться. Вещи, которые мне нужно увидеть и сделать. Одному.

Подчеркивает он.

- Я понимаю, - говорю я. Я целую его щеку. - Спасибо, что поделился всем этим со мной. Знаю, это было нелегко.

Я отворачиваюсь.

- Лилли, - Джереми хватает меня за руку.      - Подожди.

Я оглядываюсь назад.

- Это было легко, - говорит он мне. - Потому что я сделал это для тебя.

Глава 4

Полет домой снова пробуждает мой разум ко всем вопросам, которые остались без ответа.

Первое - и самое главное - это мое здоровье. Насколько я доверяю словам Джереми о произошедшем? Я не знаю. Поскольку он не будет уточнять, самое большее, что я могу сделать на данный момент, это быть на чеку, что что-то может быть неправильным, и следить за дальнейшими проявлениями симптомов.

Далее Роза. Поскольку я впервые увижу ее за долгое время, я хочу попытаться понять глубину влияния Джереми на нее... и откуда она взялась.

Работа. Первичное размещение акций закончилось, какова сейчас моя позиция в Стоунхарт Индастриз? Я не хочу получать зарплату как благотворительность. Я хочу сделать что-нибудь полезное.

Но эти вещи больше похожи на работу по дому, чем что-то серьёзное. Разработка моего плана на будущее является насущной проблемой. С Фей и Робином, ушедших с дороги, нет никаких шансов на то, что они будут вмешиваться и испортят все для меня. Никто больше не знает о моей ситуации...если только они не поделились ею… Но нет. Учитывая, как мы расстались. Уверена, какое-то время они не будут меня вспоминать. Несмотря на записку Робина.

Кроме того, у них есть более неотложные дела: выпускной.      Свадьба. Уверена, мое приглашение было аннулировано. Я вздыхаю. Это то, чего я хотела. Это к лучшему. Но все же...я хотела бы быть там. То, что я отстранилась от них, не значит, что Фей с Робином не важны для меня. Но, надеюсь, они не подозревают об этом.

Мой план, каким бы он ни был, как бы он ни разворачивался, это то, что мне действительно нужно рассмотреть. У меня есть все, что мне нужно, чтобы, как я думаю, наконец-то все исправить. Или, скорее, расставить всё по местам, чтобы это принесло плоды в будущем. Есть только эта мучительная, раздражающая проблема "любви".

Как я могу зарабатывать у Стоунхарта и одновременно любить Джереми. Могу ли я быть жестокой, бессердечной, чтобы нанести ему удар после того, как он открылся и сейчас полностью уязвим?

Это я задумала в самом начале. Я хотела проникнуть в разум, сердце и душу Джереми. Я хотела, чтобы он открылся мне, чтобы я могла использовать эту информацию, чтобы найти его слабость.

Я просто никогда не думала, что в процессе влюблюсь. Было бы проще, если бы Джереми оставался Стоунхартом. Даже если бы ошейник остался. Даже если бы контракт не был сожжен. Черт, даже если бы мне приходилось проводить больше времени в темноте. Это привело бы к росту моей ненависти. Это укрепило бы мою решимость отомстить ему, как это было в те первые ужасные недели, когда я оставалась голодной у столба.

Тогда бы я сыграла свою роль в совершенстве. Всё изменилось, когда Джереми изменил свое отношение ко мне. Какой бы результат он ни ожидал, когда впервые накачал меня наркотиками в ресторане, это было не так. Вся его жизнь прошла точно так, как он планировал раньше. Он преупевает в контроле.

Но сжечь контракт, снять ошейник? Это были отклонения от плана. Очень реальные отклонения. Они повлияли не только на него, но и на его отношение ко мне, и на меня. Я бы никогда не подумала, что все сложится так, как произошло. Это меняет мою точку зрения достаточно, чтобы заставить меня пересмотреть мою первоначальную позицию.

Было время, когда я не хотела ничего, кроме как кастрировать Джереми и поставить его на колени передо мной. Это время прошло. Так вот, я не могу себе представить, что буду делать что-то добровольно, чтобы причинить вред человеку.

Назовите это женской слабостью. Назовите это тем, что я поддалась чувствам, которых у меня никогда не должно было быть. Называйте это как хотите. Но не смейте называть меня слабой. Не слабость заставляет меня сдаваться. Это сила, смелость и перспектива. Я не настолько глупа, чтобы отказаться от всего, что мы с Джереми построили, из-за обещания, которое я дала себе, прежде чем я получила полное понимание событий.

Это почти похоже на вопрос, который Джереми задал мне, когда он услышал, как Фей раскрыла мне причину: после этого ты ненавидишь меня? Я сказала нет. Это ничего не изменило между нами. Я сказала нет, потому что все это случилось в прошлом. Я сказала нет, больше всего, потому что я не смогла влиять на вещи раньше. Теперь да. Вендетта Джереми против меня и моей семьи - это не пустая ярость, направленная против безликого существа. Когда я вошла в его жизнь самой собой - не как идея дочери Пола...когда я сделала это, и он увидел меня такой, какой я есть, его взгляд изменился.

Если человека, столь же бескомпромиссного, как Джереми Стоунхарта, можно было убедить измениться, неужели я тоже не могу измениться? В конце концов, мой гнев и ненависть к нему были такими же неосведомленными, такими же порочными, глухими, слепыми и немыми, как и его гнев ко мне. Это произошло до того, как мы узнали друг друга. Он был Стоунхартом, монстром в темноте, садистским богатым магнатом, который, казалось, взял меня в плен и сделал своим рабом только потому, что он мог. Просто потому, что, как он метко выразился, он человек, который может и, следовательно, делает.

Только это не вся правда. Это была всего лишь одна из его масок. В то время это было чертовски хорошо. Но теперь, когда он показал человека, находящегося под этой маской? Я стала его больше понимать. Он не такой целеустремленный, хладнокровный ублюдок, каким я его себе представляла. Он не тот человек, каким казался. Он даже не тот человек, за которого себя выдает.

Стоунхарт не его имя, как и его персона. И да, он мастер щелкать переключателем и переходить от одной крайности к другой. Это то, чему он научился сам. Это не тот, кто он есть на самом деле.

Мое озарение наступает в подходящий момент. В тот момент, когда я действительно могу нанести удар, в тот момент, когда он оставил своего короля уязвимым...я смотрю в сторону. Я смотрю в сторону и ищу человека за маской. Отчаянно желая, чтобы он показал мне больше себя с этой стороны. Не потому что мне это нужно для рычагов. Не потому, что мне это нужно для мести.

Но по менее эгоистичной причине. Когда он это делает, я чувствую между нами связь. Мы строим на том, что имеем, укрепляем нашу базу. Короче говоря, мы относимся друг к другу, как и должны мужчина и женщина. Так есть ли место обещанию, которое я дала себе так давно? Или я просто отказываюсь от него, почти так же, как Джереми отказался от ошейника, контракта и прочих вещей?

Возможно, еще слишком рано принимать такое решение. Когда самолет начинает свой спуск на знакомом Калифорнийском аэродроме, я обнаруживаю, что отбрасываю эти мысли. Месть не забыта, не полностью. Но была отложена в сторону, с пониманием того, что, если все будет продолжаться так, как сейчас, нет места на земле, где я чувствовала бы себя...счастливее.

Глава 5

Проехав через ворота поместья Джереми и приблизившись ко входу в его дом, меня встречает сюрприз. Подъезд окружен автомобилями. Множеством автомобилей. Последние лучи солнца угасают над горизонтом. Свет светит через окно. Я ловлю проблески людей, перемещающихся внутри. Хорошо одетые мужчины и женщины в роскошных костюмах и изысканных платьях.

- Джереми? - спрашиваю я, повернувшись к нему, чувствуя как беспокойство, поднимается внутри меня. - Что это? Что происходит?

- Разве это не очевидно? - улыбается он.      - Сюрприз. Чтобы отпраздновать твое возвращение.

- Это для меня? - говорю я, ощущая тошноту.

Кажется неправильным, что в особняке Джереми так много людей. Это похоже на нарушение правил, связывающих нашу жизнь.

- Я думала, что ты не развлекаешься?

- Ты права, - говорит он мне. - Частично из-за конфиденциальности, но частично по причинам, которые очевидны только тебе.

Он смотрит на меня таким образом, что укрепляет смысл его слов. Он не развлекался здесь, потому что не хотел, чтобы кто-то еще знал о плане, заключающийся в удержании меня в плену.

- Но произошли изменения, Лилли. Стоунхарт Индастриз теперь является публичной компанией. Я подумал, что было бы уместно отметить это событие, а также твое возвращение.

- Но я никого не знаю...

- Не волнуйся.

Он касается моего колена.

- Уверен, ты увидишь больше, чем несколько знакомых лиц.

В ту минуту, как мы с Джереми входим вовнутрь, мы охвачены натиском людей. Это дезориентирует, сбивает с толку и слишком громко. Это напоминает мне нашу ночь на торжественном вечере, но в другом масштабе. Здесь он меньше. Но чувствуется более значимым из-за того, где он происходит.

Прихожая особняка Джереми превратилась в огромную зону приема. Стоят столы с едой и закусками. Вдоль дальних стен возведены три отдельных мини-бара. Повсюду официанты. Джереми был прав. Я узнаю некоторых из этих людей. Они все из Стоунхарт Индастриз. Даже если я не знаю всех их имен, их лица мне знакомы.

Все члены моей команды присутствуют здесь. Никто не комментирует мое длительное отсутствие. Все, что они говорят, это то, как они рады видеть меня снова, как они не могли дождаться моего возвращения, и спросить, вернусь ли я на этой неделе. Я не знаю, что Джереми им рассказал. Но я с легкостью справляюсь с ситуацией, как Джереми и учил меня. Быть милостивой, но необязывающей. Не предоставлять информацию добровольно. Сосредоточиться на них, а не на себе.

Итак, путешествие по морю незнакомцев и полузнакомых людей становится чем-то, что я делаю на автопилоте. Официант предлагает мне выпить. Я беру. Джереми знакомит меня с некоторыми из своих коллег, которых я не знаю. Я приветствую их и пожимаю руки. Короче говоря, это вечеринка, даже если меня там нет. Как и раньше, так же, как и на торжественном вечере, все хотят поговорить с Джереми. Они одаривают меня всего лишь вежливым взглядом.

Я не знаю, сколько проходит времени. Мой бокал для вина пополнялся несколько раз. Лица и голоса начинают размываться.

- Джереми, я устала, - говорю я, когда за весь вечер мы оказываемся в укромном уголке. - Я хочу лечь спать.

- Уже? - спрашивает он. - Я думал, тебе это понравится.

Я пожимаю плечами.

- Это не совсем мое.

Джереми улыбается.

- По правде говоря, это тоже не мое. Я бы предпочел остаться наедине...с тобой..., - его рука ласкает мой живот. - ...в нашей спальне, наверху…

- Так закончи это, - предлагаю я. - Сверни вечеринку. Скажи всем идти по домам. Ты здесь хозяин.

- Как хозяин, - говорит он. - У меня все еще есть определенные обязанности. Но почему бы тебе не подняться наверх? Посмотрим, может и я смогу подняться в ближайшее время.

Я сомневаюсь в этом. Я не отходила от него весь вечер.

- Ты уверен в этом? - спрашиваю я.

- Определенно, - говорит он, целуя в губы.

- Я справлюсь. Если ты устала, я не хочу держать тебя здесь...

Он понижает голос и смотрит на меня с невысказанным убеждением.

- ...против твоей воли.

У меня кружится голова от выпитого, чтобы прислушиваться к опасности этих слов.

- Тогда спокойной ночи, - говорю я. - Пока не увижу тебя снова.

- Надеюсь, это не займет больше пары часов, - обещает Джереми.

Я лавирую сквозь толпу. Я слышу шумы, которые прекращаются, когда я приближаюсь. Шепот и украдкие слова. Они говорят обо мне?

Прекрати, твердо говорю я себе. Ты становишься таким же параноиком, как и Пол. И в этот момент, как призрак, поднимающийся из склепа, я вижу его перед собой. Кроме того, он не один. Моя мать рядом с ним. Они разговаривают, говорят, смеются...как будто ничего и не было. Я моргаю, и иллюзия разрушается. Пола здесь нет. Человек, которого я перепутала с ним, разговаривает с женой. Красивая пара…

Боже, Лилли. Возьми себя в руки! Я упрекаю себя, прикладывая руку к голове. Зачем бы Джереми приводить сюда Пола?  Неожиданно становится слишком много всего. Слишком много людей, слишком много звуков, слишком много шума. Я совершила серьезную ошибку, оставив Джереми. Он был моим якорем. Без него я потерялась. Я оглядываюсь через плечо. Но его уже нет. Он ушел.

Опять же, я окружена всеми этими голосами. Людьми. Кто-то пытается поговорить со мной. Я смутно осознаю это. Я бормочу что-то в ответ, какое-то оправдание, которое вряд ли звучит правдоподобно даже для моих собственных ушей. А потом я убегаю. Я убегаю, чтобы избежать всех голосов. Я убегаю, чтобы избежать шума. Я бегу, потому что, находясь вокруг стольких людей, в месте, где я так долго находилась одна, в месте, где я видела самые темные уголки своей души, я чувствую себя хуже, чем самый тяжкий грех.

Это похоже на святотатство. Я бегу по коридорам от звуков, от смеха, от веселья. Фигуры, кажется, поднимаются из стен и прыгают на меня. Я открываю рот, чтобы закричать, но ни единого звука не выходит. Я в бешенстве. У меня кружится голова. Мне страшно. Эта реакция ненормальна. Отнюдь нет. Я не знаю, что происходит, будь то виной алкоголь или повреждение мозга или полная непредсказуемость окружающей среды, которая заставляет меня бредить, как сумасшедшую.

- Лилли?

Голос вдали. Голос во тьме. Голос, который приходит и вытаскивает меня из отчаяния. Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Я снова слышу голос, хотя не могу сосредоточиться на его источнике.

- Лилли, ты в порядке?

Шаги. Приближаются ко мне. Я вижу. Я не ослепла. Но мой мозг отказывается придавать смысл изображениям. Но слышать? Я слышу. Я прекрасно слышу.

Я цепляюсь за эту способность как утопающая женщина за спасательный круг. - Лилли. Господи! Что происходит? Помогите! Кто-нибудь помогите!

Я нахожусь в горизонтальном положении. Лежу на чем-то твердом. Я упала?

- Лилли, держись. Все будет в порядке. Все будет в порядке. Помогите! Черт возьми! Кто-нибудь, помогите!

Руки. Руки на мне. Руки касаются меня. Руки держат мои руки.

- Помогите! Помогите!

Крики становятся неистовыми. Почему? В этом нет ничего плохого. Я чувствую покой. Эти руки...они защитят меня. Не так ли? Еще шаги. Стремительно близко. Я чувствую их стук по полу. Я нахожусь на полу. Как я там оказалась?

-...я не знаю. Я нашла её в таком состоянии. Сама, да...

Снова тот первый голос. Паника утихла, но не ушла совсем. Есть что-то знакомое в этом голосе. Что-то, что говорит мне, что я должна его знать. Наконец мое зрение проясняется, и я ясно вижу сцену перед собой.

Трейси, моя светловолосая соседка. Трейси склоняется надо мной. Рядом с ней мужчина, которого я не знаю. Она держит меня за обе руки и, похоже, близка к панике. Я хмурюсь.

- Я в порядке, - пытаюсь произнести я, но ничего не выходит.  - Я в порядке.

Пытаюсь снова. На этот раз получается чуть громче, чем шепот.

- Я в порядке, - говорю я еще раз.

На этот раз всё получается.

Трейси моргает и смотрит на меня. Я толкаю себя вверх. Я наполовину сижу на полу, ноги находятся подо мной.

- Что случилось? - спрашиваю я.

У меня такое ощущение, будто прошли часы. По коридору бегут люди. Они все смотрят на меня. Я не хочу, чтобы они видели меня такой.

- Помоги мне подняться, - бормочу я.

Трейси тут же выполняет мою просьбу. Она берет меня за плечи, и вместе мы поднимаемся.

- Джереми, - я слышу, как кто-то говорит. - Мы должны сказать Джереми!

- Нет-нет. Я в порядке, - говорю я. - Я поскользнулась. Вот и все.

Трейси смотрит на меня с недоверием. Потом я вижу перемены в ее взгляде. Понимание.

- Я видела, что произошло. Она действительно только что упала.

- Мы слышали, как вы звали на помощь, - говорит мужчина.

- Я запаниковала.      Слишком остро отреагировала. Подумала, что она, возможно, ударилась головой и потеряла сознание.

Я чувствую на себе множество глаз. Я чувствую, как они наблюдают.      Осуждают.

- Проклятые каблуки, - бормочу я. - Мужчины должны прекратить настаивать на том, чтобы мы их носили.

Напряжение сходит на нет. Несколько человек смеются. Другие отворачиваются, понимая, что это на самом деле не более чем ложная тревога. Но Трейси, держа меня крепко, шепчет:

- Ты так легко не отделаешься.

***

Мы с ней находим тихую комнату, в которой обсуждаем, что произошло.

- Я видела, как ты уходила, прежде чем у меня появилась возможность поздороваться, - говорит она мне. - Поэтому я пошла за тобой. Я слышала, как ты с кем-то разговаривала. Думала, за углом был мужчина. Но когда я подошла ближе, ты была одна.

Я качаю головой.

- Я ничего из этого не помню, - слабо говорю я.

Трейси смотрит на меня с недоверием и  ужасом.

- Я звала тебя по имени. Ты выглядела испуганной, услышав меня. А потом ты повернулась, посмотрела на меня и побежала.

Внезапно я чувствую себя потерянной и очень одинокой. Я снова покинула этот остров по своему выбору.

- Что было потом? - шепчу я.

- Ну, я пошла за тобой. Мне не понравился взгляд, каким ты посмотрела на меня. Он был пустым и отсутствуюшим. Как будто ты не знаешь, кто я такая, - она откидывает  волосы назад. - И даже если мы встречались лишь единожды, я была уверена, что ты помнишь меня.

Я одариваю её непроницаемым взглядом, который заставляет ее пожать плечами.

- Я немного тщеславна, я знаю.

- Что потом? - спрашиваю я.

- Ты повернула за угол. Я не слышала, как ты упала. Но когда я нашла тебя, ты свернулась на полу. Ты бормотала: "Пол, Пол, Пол".

Я задыхаюсь.

- Нет!

Она хмурится.

- Нет, что?

- Нет, я...я поверить не могу, что я это делала.

- Ну, ты это делала, - говорит Трейси. - И это меня чертовски напугало. Я подумала это у тебя из-за амфитамина.

- Я не употребляю наркотики, - твердо говорю я.

Она смотрит на меня с явным презрением. Она думает, что я лгу.

- Ну же, - говорит она. - Мне не четыре года. Все с таким образом жизни употребляют их. Это не дает нам заскучать.

- Но я не употребляю, - подтверждаю я.

- Тогда объясни мне, что я видела, - Трэйси бросает мне вызов. - Я подставилась под пули. Я поддержала твою маленькую ложь о спотыкании и падении. Было очевидно, что ты не хотела видеть Джереми. Какая еще может быть причина? Ты не хотела, чтобы он знал, что случилось.

- Нет, - говорю я. - Должно быть, это было что-то другое. Кто-то подсыпал что-то в мой напиток, или...

Я замолкаю. Или я действительно схожу с ума.

- Или что? - упорствует Трейси.

Затем она смягчается. Она садится рядом со мной и кладет руку мне на колено.

- Я знаю, каково это, - мягко говорит она. - Очевидно, что ты не родилась во всем этом. Сначала это интересно. Захватывающе. Ты думаешь, что весь мир у тебя под рукой. Я говорю из личного опыта. Но мой муж даже и близко не стоит с Джереми Стоунхартом. Но я до сих пор помню первые несколько лет, проведенных с ним. Все было больше, чем жизнь. Это было впечатляюще, поразительно...но и подавляюще. И это нормально, если ты подавлена.

Говорит она мне.

- Пока в конце концов ты найдешь какой-то выход из этого. Ты увидишь, что мир не изменился так сильно, как ты могла себе представить. Твои пределы простираются так далеко. Но потом ты привыкаешь к ним, и они снова тебя загоняют.

Она встает.

- Может быть, я просто говорю глупости, - говорит она мне. - У тебя нет причин меня слушать. Но если тебе когда-нибудь понадобится кто-то, кому ты можешь доверять? Кому ты можешь довериться? Ну, я неподалеку. А Лилли?

Добавляет она, уходя.

- Я знаю, каково это для тебя. В самом деле. На вершине одиноко. Если тебе нужен друг, хорошо, я буду ждать.

И с этим она покидает комнату, уходя, как след дыма, рассеянного ветром.

Глава 6

После ухода Трейси я уединяюсь в солярии. Я не была здесь с тех пор, как Джереми позволил мне спать в его кровати. Я долго смотрю в окно на темное море. В каком-то смысле возвращение кажется несколько похожим на то, что Джереми должно быть испытал, когда вошел на чердак матери. Мы оба вернулись туда, где все началось. Он - много лет назад. Я - всего лишь несколько месяцев назад.

Но расстояние, которое охватывает это время, для меня кажется огромным. Я провожу рукой по одинокому мраморному столбу. Сколько ночей я провела в темноте с ним в качестве товарища? Теперь он своего рода потерянный друг. Я подхожу к краю моего бывшего периметра. Когда я смотрела в темноту раньше, что я себе представляла, лежа за почерневшей завесой? Любовь? Жизнь? Или это было...безумие?

Я схожу с ума. Я должно быть думала, что я могу любить Джереми Стоунхарта. Сегодняшний эпизод - это еще один проблеск отравленных вод моего разума. Кто здесь виноват? Джереми? Эти видения, эти галлюцинации появляются из-за ошейника? Это ошейник сделал Пола тем, кто он есть? Или виной всему наркотики? Что бы ни было, действительно ли это имеет значение? Мне не нужно сваливать вину. Мне нужно найти решение. Решение, чтобы привести свой разум в порядок.

Если оно вообще существует. Ужасная мысль. Сегодня было доказательство того, что история Джереми о повреждении мозга это не ложь. Есть любовь, есть красота. И в жизни, и в смерти. Прямо сейчас я чувствую, что я в ловушке в пустоте - не совсем там и не совсем здесь.

Неопределенность пугает меня. То, что происходит с моим разумом, пугает меня. Когда я думала, что в безопасности, когда я думала, что наконец-то смогу примириться с тем, кто такой Джереми Стоунхарт, и с тем миром, в который он меня привел, такой эпизод заставляет меня нервничать.

В солярии тихо. Так как это часть дома удалена от остальных комнат, невозможно судить, здесь ли гости или уже ушли. Невозможно сказать, сколько времени прошло. Я чувствую, что кто-то еще присутствует в комнате. На самом деле, я чувствую это на протяжении какого-то времени.

Я слегка поворачиваю голову и вижу его очертания в темноте. Джереми Стоунхарт. Я оглядываюсь в сторону океана. Он не шевелится. Он наблюдает за мной, находясь в своих собственных мыслях. Я знаю, что он не подойдет ко мне, пока я не дам разрешения. Как мне кажется проходит вечность. Наконец, я немного наклоняю голову. Его рука обхватывает мою талию.

- Что случилось с тобой, Лилли? - тихо спрашивает он.

Я чувствую внезапное желание заплакать и рассказать ему все: о своей уязвимости, о постоянных сомнениях. Противоречивые мысли и эмоции проносятся в моей голове. То, как я могу любить его в один момент и ненавидеть в следующий. То, как я хочу причинить ему боль, действительно причинить ему боль и заставить его страдать так же, как страдала я. Нечестность, которую я скрываю. Паутина лжи, которой стала моя жизнь.

Я хочу заплакать ему в грудь и признаться во всем. Я хочу чувствовать, как он держит меня, чувствовать, как его сильная рука гладит мои волосы, и слышать, как он говорит мне, что все будет хорошо. Я хочу услышать, как он скажет мне то, что я сказала ему: что он больше не одинок в этом мире, что он может довериться мне, что я всегда буду рядом с ним.

Я хочу услышать, как он это скажет. Я хочу, чтобы эти слова, клятвы и обещания были обращены ко мне. Если он это не сделает, он сломит меня. Я тону в яме собственного творения. Я больше не виню Джереми. Мне дали все возможности выбраться. Я сделала свой выбор. Выбор остаться с ним навсегда.

Но одиночество, что исходит от этого выбора, является почти подавляющим. Оно душит меня, ограничивает в мыслях и движениях. Я больше не в ловушке в особняке Стоунхарта. Я в ловушке чего-то гораздо худшего. Я в ловушке собственного разума.

- Лилли? - спрашивает Джереми.      - Поговори со мной. Не закрывайся от меня. Расскажи мне, что случилось. Почему ты пришла сюда?

- Они ушли? - спрашиваю я, избегая его вопросов. - Гости все еще здесь?

- Вечеринка давно закончилась, - говорит он. Он берет меня за руку. - Да, они ушли. Поэтому ты не поднялась наверх? Я ждал и ждал тебя в кровати, Лилли. Потом пошел искать.

- Ты знал, что я здесь, - бормочу я. - Ты мог увидеть меня через свои камеры.

Джереми немного отступает. Бледный свет, исходящий от лестницы, позволяет мне разглядеть беспокойство на его лице.

- Я больше не использую их, - говорит он мне. - Я отдал их тебе. Помнишь? Я больше не могу видеть, что происходит в моем доме.

- О, - вздыхаю я. - Точно.

- Что-то случилось после твоего ухода. Не так ли? - настаивает Джереми. - Расскажи мне.

Я качаю головой. Я не хочу беспокоить его своими проблемами. На данный момент, он чувствует себя лучше, безопаснее. Я сжимаю его руку и отворачиваюсь от окна.

- Пойдем спать, - говорю я.

Глава 7

На следующее утро я чувствую себя отдохнувшей и посвежевшей. Раздор прошлой ночи похож на отдаленное воспоминание. Словно это случилось давным давно и с другим человеком. Знаю, что нельзя так относится к этому. Но я стала мастером самообмана. Я стала забывать болезненные вещи из своего прошлого из-за влияния Джереми Стоунхарта.

Джереми ушел на работу, не сказав ни слова. Ненавижу, когда он просыпается, не разбудив меня. Я ни разу не почувствовала, как он уходит. Это просто одна из тех вещей, когда я просыпаюсь, и пуф, он уже ушел. Тем не менее, я нахожу короткую записку от него, в которой говорится, что когда он вернется сегодня вечером, мы поговорим о моей работе в Стоунхарт Индастриз и моей...возможности работать.

Вывод о том, что из-за здоровья я не могу вернуться на работу, вызывает беспокойство. Но вместо того, чтобы размышлять об этом и позволить этому разрушить красоту, которая стоит снаружи, я откладываю это в кучу всего остального дерьма, о котором я отказываюсь думать... и выхожу на солнце. Весна в Калифорнии замечательная. Гребни волн в море врезаются в скалы и приносят восхитительную ауру на весь день. Бродя среди деревьев вокруг собственности Джереми, я теряю счет времени.

Только когда небо окрашивается в темно-красный оттенок, я возвращаюсь в особняк. Я нахожу Джереми одного, читающего за столом. На нем светлый серебристо-серый костюм. Он смотрит вверх, когда слышит, как я вхожу. Он улыбается.

- А вот и она, - говорит он с самым явным намеком на сарказм. - Наконец-то решила, что готова поприветствовать меня, не так ли?

- Джереми, перестань, - говорю я, садясь напротив него.

Он протягивает руку и касается моей руки, сжимая.

- Как ты себя чувствуешь? - спрашивает он.

- Хорошо, - говорю я быстро.

Слишком быстро. Слишком автоматически. Он хмурится на долю секунды.

- Есть что-то, что ты хочешь мне сказать? - спрашивает он.

Я качаю головой.

- Нет. Как дела в Стоунхарт  Индастриз? Я думала о записке, которую ты оставил. Если я вернусь на работу...

- Трейси рассказала мне, в каком состоянии она нашла тебя, - прерывает меня Джереми.

Мое сердце останавливается. Иллюзия разрушается. И все следы нормальной жизни исчезают.

- Что она рассказала? - спрашиваю я слабым голосом.

- Всё, - отвечает Джереми. - Она рассказала мне, когда уходила прошлой ночью. Я хотел, чтобы ты сама об этом заговорила. Но я не мог больше ждать. Это серьезная проблема, Лилли.

От стыда я вешаю голову.

- Знаю, - бормочу я.

Даже это признание, просто признание его слов, заставляет меня чувствовать, что я каким-то образом подвела Джереми.

- Это проблема не из-за того, что произошло, - продолжает он тихо, его голос очаровывает меня каким-то странным и успокаивающим способом. - А потому, что ты не сказала мне.

- Я не хотела, чтобы ты...

- Что? - его голос низкий, но он отрезает так, будто кричит. - Знал?

- Нет, - качаю я головой. - Волновался.

- Значит сомневаешься, - говорит он.

Он говорит тоном, чуждым моим ушам. Он звучит...как-то неправдиво. Как будто он блефует, и не хочет полностью это скрывать.

- Прости?

- Я знаю, поэтому ты не сказала мне, Лилли. Ты не хочешь омрачать мое впечатление о тебе. Но меня беспокоит то, как ты можешь быть такой недальновидной.

- О чем ты говоришь?

- То же самое, что и всегда делаю. Даю тебе шанс доказать это. Что ты постоянно не в состоянии выполнить. Доверься, Лилли! - говорит он после продолжительной паузы.

В нем сквозит раздражение.

- Как ты думаешь, почему я пригласил всех этих людей сюда прошлым вечером? Как ты думаешь, почему я позволил тебе сбежать?

- Я не...сбегала, - бросаю вызов я, ненавидя это слово. - Ты сказал мне идти!

- Ты бежала от вида всех этих людей.

- Я была рядом с тобой часами! Почему бы тебе не рассказать мне, что на самом деле происходит, Джереми? Почему бы тебе не рассказать мне, что ты имеешь в виду, вместо того, чтобы мне теряться в догадках?

- Что я имею в виду, - бормочет Джереми. Улыбка появляется на его губах. - Ты уверена, что хочешь знать, Лилли?

- Видя, как это касается меня, да, - начинаю я. - Да, на самом деле, да!

- Очень хорошо.

Джереми убирает руку с моей и откидывается назад.

- Я имею в виду следующее: мне не нужно было, чтобы Трейси рассказывала мне, что она видела, чтобы узнать, что с тобой случилось.

- Камеры! - задыхаюсь я. - Ты лжец! Ты смотрел их! Ты никогда не отказывался от контроля.

Джереми качает головой.

- Нет. Я не буду тебе врать. Ты контролируешь дом.

- Тогда что..., - останавливаюсь я. - Нет.

Говорю я слово едва ли шепотом.

Джереми наклоняется вперед, глаза горят.

- Нет, что? - спрашивает он.

- Нет, ты бы этого не сделал, - говорю я.

Я снова чувствую головокружение, и это не имеет ничего общего с предполагаемым повреждением мозга. За словами Трейси скрывается столько смысла касательно того, что Джереми даже не моргнул бы, если бы его прошлое поведение было стандартным.

- Так ты знаешь, - улыбается он. - Тебе повезло.

- Я ничего не знаю! - кричу я.

Я задыхаюсь, почти в бешенстве.

Внезапно тот факт, что я оказалась в солярии прошлой ночью, кажется слишком удобным.

- Но ты знаешь, - Джереми злобно ухмыляется.

Взгляд абсолютного триумфа появляется на его лице.

- Скажи мне. Скажи мне, что я сделал.

- Ты...ты накачал меня наркотиками, - задыхаюсь я.

И улыбка Джереми становится только шире.

- Это был всего лишь тест, - говорит он.

Глава 8

- Тест!

Я встаю из-за стола, кровь кипит. Я ищу что-нибудь, чтобы бросить в него, и к черту все приличия. Ничего не найдя, я стучу стулом по полу.

- Тест! Как ты мог так поступить, Джереми? О, нет, я знаю. Ты человек, который делает. Не так ли? Ты и твой чертов злобный ум. Ты заставил меня поверить, что любишь меня? Как? Зачем?

- Успокойся, Лилли.

Джереми получил то, что хотел, и теперь он представляет образ прохладной, собранной умиротворенности.

- Ты устраиваешь сцену.

- А как мне по-твоему реагировать? - кричу я на него.

Я такая злая, что могу выцарапать ему глаза. Он даже не подозревает, в какой физической опасности он сейчас находится. Никто не знает. Если бы у меня был нож для стейка, я бы без колебаний бросилась на него.

- Я надеялся, что ты будешь более понимающей, - говорит он. Его голос полон насмешливой теплоты. - Но я не ставил на это.

- Ни хрена! Ты накачал меня наркотиками. Снова. Снова и снова, и снова ты это делаешь! Для тебя это игра. Не так ли? Несмотря на твои чувства, несмотря на все твои признания, твои обещания ничего не значат!

- Жизнь - это игра, - говорит он мне. - Есть победители и есть проигравшие. Тогда есть бедные души, оказавшиеся между ними.

- И где же я нахожусь, а, Джереми? Где я в твоей извращенной оценке вещей? Где я нахожусь?

- Близко к краю, - бормочет Джереми. - К сожалению, ты сама виновата.

- Ты ошибаешься! - тыкаю я в него пальцем. - Я виню тебя, Джереми, во всем, что случилось со мной с тех пор, как ты украл меня из моей жизни!

- Я дал тебе кое-что получше!

Он встает на ноги. Даже со столом между нами, он нависает надо мной, как железный титан.

- Я дал тебе кое-что лучше, Лилли, вопреки всей моей воле, вопреки всем моим суждениям и планам. Я дал тебе лучшее из-за эффекта, который ты на меня произвела. Я дал тебе кое-что лучше. И что я получаю взамен? Ложь! Обман! Предательство!

- Предательство? - бормочу я. - О чем, черт возьми, ты говоришь?

- Обо всем, что ты до сих пор скрываешь, Лилли. Все тайные страсти, которые ты терпишь. Все, что ты хранишь в себе, независимо от того, как много я тебе рассказал. Независимо от того, что я показал.

- Все, что ты показал, - чуть не выплевываю я. - Это то, как сильно ты жаждешь контроля. Что ты не в силах измениться.

Я отворачиваюсь.

- Нет.

Джереми обходит вокруг стола и хватает меня.

- Отпусти меня!

- Нет, - огрызается он. - Ты больше не отвернешься от меня, Лилли, или да поможет мне Бог...

- Или что? Ты оставишь меня в темноте?

Его рука движется так быстро, что у меня нет времени отреагировать. Вот я стою, а в следующий момент я уже сижу на полу. Вся левая половина лица онемела. Я чувствую кровь.

- Вставай, - огрызается Джереми.

Он берет меня на руки и бросает к перевернутому стулу.

- Садись. Я предупреждал тебя раньше, Лилли. Ты больше не будешь меня так гнусно обвинять.

Я дрожу, когда я встаю и сажусь на стул. Я ненавижу тебя. Это все, о чем я могу думать. Ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Я сердито смотрю на него из-под опухших глаз. Боль исходит от моего лица вниз к остальной части моего тела. Смешивается с адреналином, с ошибочной ответной реакцией, которая заставила меня застыть на месте. Застывшая в нерешительности.

- А теперь мы поговорим, - говорит он.

Он пододвигает к моему стулу еще один стул и садится на него, оставив руки сзади.

- Все это выйдет наружу, Лилли.      Все это. Вся правда. Потому что, если ты снова попытаешься меня обмануть... - он сгибает кулак и смотрит на него. - Даже я не хочу представлять, что может случиться.

И вот он вернулся. Горько думаю я. Стоунхарт во всей красе.

Потребовалась одна провокация с моей стороны.

- Теперь, - говорит он, наклоняясь ко мне. Я чувствую его дыхание на своей щеке и ненавижу его за это еще больше. - Я собираюсь сделать тебе любезность и объяснить вещи с моей точки зрения. Чтобы ты могла увидеть вещи такими, какими вижу их я, и судила не меня, а себя, в моих глазах. Потому что ты, дорогая Лилли, полностью виновата во всем, что с тобой случилось. Начнем с твоего  отношения ко мне. Я знаю, что у тебя есть  ядовитые мысли. Это вполне естественно. Я монстр, который вырвал тебя из твоей жизни. Не так ли? Я тот, кто заключил в тюрьму твоего отца, кто натравил Коннера на твою мать, кто следил за тобой столько лет, пока все наконец не пришло к своему естественному завершению. Но это только начало. Не так ли? Твое появление в моей жизни многое изменило. Вещи, о которых я никогда не думал. И это...

Он касается моей опухшей щеки, почти нежно, когда я смотрю вперед, избегая его взгляда.

- ...это печальное последствие того, что ты заставляешь меня делать. Ты заводишь меня, Лилли, - шипит он низким хриплым голосом. - Ты вызываешь во мне такую страсть, такую зависимость, что я никогда не могу отвести взгляда. Вот где мы сейчас находимся, моя дорогая. И...

Он берет мои волосы в кулак, чтобы прижать мое ухо к губам.

- Боюсь, единственный выход - это прекрасная перспектива смерти.

- Ты убьешь меня, - говорю я категорически, отказываясь впустить в свой голос хоть каплю эмоций.

- Ах! - выплевывает он и отворачивается.

Я задыхаюсь, когда боль в затылке испаряется.

- Нет, я не собираюсь убивать тебя, Лилли. За кого ты меня принимаешь?

Он вышагивает по комнате.

- Тогда что? - поднимаю я свой подбородок. - Накачивать меня снова и снова наркотиками, пока я не стану не более чем живым трупом? Обмякну, чтобы засунуть туда свой член?

- Не надо, - предупреждает он.

- Что не надо? - встаю я и поворачиваюсь к нему лицом. - Не говорить тебе, что я думаю? Я думала весь этот разгром начался из-за честности. Ну, как тебе такая честность?

Я показываю пальцем на свою щеку.

- Завтра я пойду на работу, и это будет служить знаком чести. Если кто-нибудь спросит, я скажу им правду. Я скажу, что это сделал ты. Что будет дальше, я не знаю, но это будет твое дерьмо.

- И что заставляет тебя думать, что за тобой осталась твоя должность, - спрашивает Джереми. - В моей компании?

- Моя подпись в трудовом договоре, Джереми. Или ты сжег его точно также, как и контракт?

- Ах, но ты не читала между строк, моя дорогая. Твой договор длился до того дня, когда моя компания стала публичной. Продление было оставлено на мое усмотрение.

- Он дал, он взял, - саркастически цитирую я. - Я бы сказала, что удивлена, но это не так. Хорошо. Я не пойду в Стоунхарт Индастриз. Я пойду к полицейским.

- О полицейские. Я дрожу.

Он останавливается и пристально смотрит на меня.

- Пожалуйста. Мы оба знаем, что это пустая угроза. Ты не рискуешь тем, что построила здесь.

- Смотри, - говорю я. - Я больше не твоя пленница. Я свободная женщина, как ты говоришь. Или это право также было аннулировано?

- Ничего не аннулировано, Лилли, - говорит Джереми. - Ничего даже не изменилось. Я все еще мужчина, в которого ты была влюблена вчера. А ты...

Говорит он. Его руки на столе, и вдруг он становится грустным.

- Все еще мой драгоценный Лилли-цветок. Сдвиг в поведении улетучивается так же быстро, как и пришел. Когда он смотрит на меня, его лицо представляет идеальную маску, лишенную эмоций. Я смеюсь. Смеюсь не потому что смешно, а от злости. Я смеюсь, потому что бешеная истерика охватывает меня. Противоречие. Переменчивые настроения. Нестабильность.

Полный хаос и непредсказуемость - вот, что представляет собой Джереми Стоунхарт. Он смотрит на меня, терпеливо ожидая, когда я закончу. Я продолжаю смеяться. Я не знаю, откуда это берется. Но он продолжает наполнять меня, продолжает подниматься из глубины легких. Это смех отчаявшейся женщины или полубезумной? Эти отвлекающие факторы мало значат для меня в данный момент. Что бы я ни делала, куда бы ни пошла, моя жизнь всегда будет под контролем Джереми Стоунхарта. Сегодня вечером он доказал это.

- Ты закончила? - наконец-то спрашивает он.

Похоже, он раздражен. Может быть мой смех проник сквозь его стены и действительно достиг его.

- Ты отвез меня в эти места, Джереми. Я всего лишь невольный пассажир.

- Поэтично, - говорит он.

Он улыбается мне так, что на секунду его лицо выглядит, как у ожившего трупа.

- Но это далеко не главное.

- Тогда в чем смысл, Джереми? Что ты совсем безумен? Что я, скорее всего, тоже?

- Нет, - он отрицательно качает головой. -  Это не безумие, Лилли. Ты просто слишком молода, чтобы понять. Ты не можешь понять концепцию всего этого. Это любовь. Несомненно любовь.

- Это не может быть любовь, - говорю я вслух. - Если я решила, что уже ненавижу тебя.

- Сильная страсть вызвана теми же чувствами, - говорит он мне. - Сегодня ты говоришь, что это ненависть. Но завтра она снова превратится в любовь. Вот как все это происходит.

- Ты думаешь это циклично? - усмехаюсь я. - Ты думаешь я снова полюблю тебя по щелчку пальца? Что это бесконечно?

- Нет, - говорит Джереми. - Я не говорил, что это циклично.

- Тогда что?

- Несогласие.

Я прищуриваю глаза. Пульсация в щеке прекратилась. Я больше не чувствую вкуса крови.

Думаю, он ударил меня не так сильно, как я думала. Не в полную силу. Думаю, я больше испытала шок, чем физический удар. А кровь? Это случилось, когда я прикусила язык. Он ни в чем не виноват. О чем я вообще думаю? Я действительно оправдываю избиение?

- Что ты имеешь в виду под несогласием?

- Все просто, - говорит Джереми. - Внутри тебя бушуют чувства. Большинство из них направлены на меня. Твои чувства порождают страсть. Опьянение, которое ты чувствуешь, когда мы занимаемся любовью. Злость, когда ты думаешь, что я сделал тебе плохо. Острые ощущения от борьбы со мной, спарринг на словесном уровне.

- Я не...

- Не отрицай этого. Не лги себе. Я знаю правду, потому что они отражаются во мне. Лишь ты сама можешь заставить их выйти наружу. Нет никакого цикла, Лилли. Ты просто пытаешься придумать слова тому, что чувствуешь. Ненависть? Любовь? Оба вызваны одними и теми же эмоциями. Оба способны заставить тебя делать необычные вещи. Это недостаток человеческого языка. Ты пытаешься поместить все эти эмоции в аккуратные маленькие коробки и пометить. Это заблуждение западного мышления. Что все имеет значение. Что это должно быть определено. Что должно быть разделено на части. Но чувства, которые мы испытываем друг к другу? Они не поддаются определению. Они выходят за рамки смысла. Я чувствую огромную любовь, глядя на тебя, Лилли, пусть ты и сердишься, и злишься на меня. А ты, сидя на противоположной стороне зеркала, не должна чувствовать ничего, кроме ненависти. В этом правда наших отношений. Что-то столь уродливое может породить что-то такое прекрасное. Я очарован тобой, Лилли, в каком бы настроении ты ни была. Я провоцирую тебя. Я дразню тебя. Я делаю все это по эгоистичной причине, потому что хочу испытать тебя и все, что ты можешь предложить. Не жизнь, Лилли. Я уже испытал жизнь. Не жизнь, а...тебя. Это наша трагедия. Это то, мимо чего мы с тобой не сможем пройти мимо. В каком-то смысле, мы застряли вместе из-за того, через что я заставил тебя пройти. Из-за той  тяги, что ты оказываешь на меня. Потому что я не знаю другого выхода для своей любви. Ты все, что у меня есть и все, чего я хочу. Я пытался оттолкнуть тебя, думал, что так будет лучше для тебя, думал, что ты можешь взять инициативу на себя, но каждый раз ты возвращалась. Поэтому я знаю, что у нас есть нечто большее, чем просто слова. Любовь, ненависть? Легкомысленные слова. Легкомысленные определения. То, что между нами, то, что ты чувствуешь, выходит за рамки всего этого.

- Это полная чушь, - бормочу я, но без особого убеждения.

Что если Джереми прав? Что, если это истинная причина, по которой я решила остаться?

- Да я прав, и ты это знаешь, - говорит он.

Я понимаю, что произнесла свои сомнения вслух. Я задыхаюсь и прикрываю рот обеими руками.

Джереми садится на свое место напротив меня.

- Знаешь, - говорит он. - Хорошо, что Чарльз не слышит, иначе он был бы посвящен в каждое наше слово. Мы не можем позволить тому, что мы обсуждаем, покинуть эту маленькую комнату, не так ли? Он смотрит на звук приближающихся шагов.

- Ах, - говорит он, любезно улыбаясь Чарли. - Ужин подан.

Глава 9

Я жую не пробуя. Мои мысли слишком бурные, чтобы наслаждаться едой. Джереми Стоунхарт - это абсолютное чудо. Жестокость, вдумчивость, прекрасная философия, заключенная в одном человеке. Это поразительно. Чем больше я размышляю над этим, тем больше вижу, что он прав. Любовь и ненависть - это просто слова. Чувства, которые их порождают, до жути похожи.

Так вот почему мне было так легко влюбиться в него? Чувство ненависти к нему порождалось все время? Только это была не ненависть, как он сказал, а страсть. Он вызывал во мне страсти. Некоторые из них были невыносимо красивы, другие невыносимо болезненны. Но все равно это были страсти. Вот как он вонзил в меня свои когти.

Апатия была бы лучше. Апатия дала бы мне дистанцию, необходимую для мести. Но сейчас я ищу чего-то большего. Что-то более просветленное. Что-то более полноценное: понимание.

- Зачем ты накачал меня наркотиками? -  спрашиваю я.

- Чтобы дать тебе шанс прийти ко мне, - говорит он.

Я качаю головой:

- Что?

- Чтобы убедиться, что я все еще являюсь тем человеком, которым я должен быть для тебя.

- Это извращенный взгляд на вещи, - говорю я.

- А каков твой вердикт?

- Я не знаю.

Эти слова несут в себе нотку раскаяния. Но он улыбается.

- Знаю, что мое поведение сегодня отбросило нас на несколько шагов назад.

- Ты можешь сказать это снова, - бормочу я, ковыряясь в еде.

- Лилли, - голос Джереми заставляет меня поднять глаза. - Ты все еще прекрасно выглядишь. Прости, что ударил тебя. Не думаю, что будет синяк.

Я поднимаю руку, чтобы пощупать щеку. Опухоль почти прошла. Она больше не горячая на ощупь.

- Что я могу сделать, чтобы ты простила меня? - спрашивает он.

- Ничего, - вздыхаю я. - Ты ничего не можешь сделать, Джереми. Это то, кем ты являешься.

- Мне не нравится видеть твою меланхолию.

- Что ж, ты поддерживаешь это чувство. Не так ли? - спрашиваю я.

Теперь его очередь вздыхать.

- Ничего не могу с этим поделать. Если бы ты знала, как меня воспитывали ...

- Пожалуйста, - прерываю я его. - Не вини свое воспитание в том, что ты делаешь. Это неприлично. И в отличие от тебя, так легко принять судьбу.

Он немного качает головой.

- Ты меня неправильно поняла. Речь идет не об обвинении. Речь идет о понимании. Ты единственный человек, которому я могу в этом признаться. Я рассказал тебе историю о том, как я нашел свою мать, когда был мальчиком. Насилие в семье беспокоит меня больше, чем ты думаешь. Намного, намного больше, чем я показываю. Это, наверное, звучит так извращенно лицемерно, учитывая все, что я с тобой сделал. Но это действительно так.

- Приятное чувство, - говорю я, - особенно если оно помогает тебе сохранять чистоту совести.

Он хмурится.

- Моя совесть далека, далека от чистоты, Лилли. Ты должна знать. Я не слепой к тому, кто я и что я делаю. Что я сделал. Я говорю не только о тебе, но и о вещах, которые я накопил за всю свою жизнь. Дорога на вершину нелегкая, Лилли, и она не вымощена золотом. Она усеяна костями всех тех, кто пытался туда попасть и потерпел неудачу. Иногда ты находишь разлагающиеся тела по пути, все еще полуживые, просящие воду или пищу или просто конец. Они зовут тебя, они тянут тебя, они пытаются закопать тебя глубоко под землей, чтобы они могли одержать победу, по крайней мере, в одном: в твоем уничтожении.

- Какие яркие и приятные образы, - бормочу я.

- И тогда ты найдешь тех, кто жив, кто не может подняться дальше, но стоит на твоем пути и твоих целей. Их нельзя обойти стороной. Единственный путь наверх - через их все еще бьющиеся сердца, - говорит он. - У тебя не остается выбора, кроме как раздавить их.

- Джереми? - спрашиваю я. - Что с тобой? Мне не очень нравится, что он говорит такими реальными терминами, особенно как человек, столь непреклонно практичный.

- О? - он отрывает взгляд от сиюминутной задумчивости. - Это ничего не значит. Я слишком много читаю. Энн Райс.

- А? - говорю я в замешательстве. - С каких пор ты читаешь художественную литературу?

- Редко, - говорит он мне. - Моя мать любила эти книги. Посетив наш старый дом в горах, я захотел сделать что-то, что напоминает мне о ней.

- Как ты это делаешь? - удивляюсь я. - Как ты можешь быть таким холодным и отстраненным, а потом вдруг стать таким человечным?

- Непоколебимая часть моего состояния, - он снова улыбается. - Мне нравится, что ты находишь это обнадеживающим.

- Я просто пытаюсь понять тебя. Вот и все.

Джереми начинает смеяться.

- Ха! Психологи имели бы большой успех. Удача. Я не считаю слишком напыщенным говорить, что тебе нужно больше, чем доступно в этом мире.

- Я думала, ты не веришь в удачу, - напоминаю я ему.

- Не знаю. Это был мой способ сказать, что твое начинание невозможно.

- Нет, я так не думаю, - говорю я. - Я уже знаю о тебе больше, чем ты думаешь.

- О? - он кажется заинтересованным. - Просвети меня.

- У тебя есть комплекс превосходства, - говорю я. - Но это особый вид, потому что это на самом деле полностью оправдано. Ты не из тех бредовых дураков, которые провозглашают себя лучшими и твердо в это верят. У тебя есть объективные, внешние доказательства.

Он пожимает плечами.

- Любой из моих деловых партнеров мог бы мне это сказать.

- Да, но они не знают, откуда это взялось, Джереми. Они не знают причину.

Он наклоняется ко мне.

- А ты знаешь?

- Я работаю над этим, - говорю я. - Я думаю, что это всё от тоски. Я говорила тебе, что ты должен быть свидетелем. Что все, что ты делаешь, должно быть больше, чем жизнь, чтобы ты мог быть зрителем. Беру свои слова обратно. Тебе не нужно быть свидетелем. Ты должен быть принят. Это началось с детства. Твой отец презирал тебя. Твои братья не намного лучше. Только твоя мать дала тебе любовь. Но любви одного родителя недостаточно, особенно если ей противостоят апатия и ненависть другого. И поэтому ты подумал, что ты должен проявить себя. Не только перед своими братьями и отцом, но и перед всем миром. В этом ты преуспел.  Используя твой термин "эффектно". Но даже этого было недостаточно, не так ли? Ты все еще чувствовал пустоту внутри.

Джереми начинает хмуриться. Это неудобная для него тема. Я слишком близко подошла? Возможно.

Я в спешке продолжаю

- Ты сказал, что это то, что заставляет тебя зарабатывать еще больше денег, когда тебе уже явно достаточно. Ты сказал, что деньги управляют тобой. Этого никогда не будет достаточно. Что тебе всегда нужно требовать больше, чтобы чувствовать, что ты двигаешься вперед. Для того, чтобы чувствовать, что ты прогрессируешь в жизни. Но я не думаю, что это верно. На самом деле, я знаю, что это не так. Где-то глубоко внутри я думаю, что ты тоже это знаешь.

- Хватит, Лилли, - говорит он. - Я не хочу, чтобы ты сохраняла в своей памяти эти вещи. Они не соответствуют действительности. Но ты заставишь их казаться такими в своем уме, если ты будешь размышлять над ними постоянно.

- И они пугают тебя! - прерываю я его.

Я знаю, что сейчас удача на моей стороне. Но я не могу остановиться. Это закончится либо катастрофой, либо чудесным успехом.

- Они пугают тебя, потому что ты не можешь их контролировать, Джереми. Ты не можешь выбросить их из головы, как ты делаешь со всем остальным. Они не поддаются контролю. И вещи, которые ты не можешь контролировать, в твоей собственной голове, в самом частном оазисе, заставляют тебя чувствовать страх.

Джереми хлопает рукой по столу, заставляя посуду подпрыгнуть.

- Я сказал, достаточно! - огрызается он на меня.

- У меня есть своя точка зрения, - говорю я, отказываясь отступать теперь, когда я зашла так далеко. - Ты позволишь мне сделать это?

Он колеблется. Он попался на мой крючок. Я заинтересовала его.

Наконец, он сухо кивает головой.

- Но, - прерывает он меня прежде, чем я начинаю говорить, и поднимает один палец. - Но, Лилли, знай, что ты ступаешь по опасной территории. Я предупреждаю тебя.

- Я знаю, - говорю я. - Просто слушай. Я хочу сказать следующее: это чувство неполноценности, неуверенности в себе? Неважно, насколько ты уменьшил их, неважно, сколько ты наслаждался успехом, они никогда не уйдут. Ты не можешь подавить их. Ты не можешь отбросить их в сторону. Эти чувства появились в годы твоего становления - когда ты был еще ребенком. Они задевают за душу и определяют все, что ты делаешь. И мне неприятно это говорить, Джереми, но они останутся там навсегда. Ты не можешь изменить ни впечатления о мире, ни свое место в нем, которое сложилось, когда ты был ребенком. Детям до семи лет требуется развивать собственное, полностью независимое самосознание. До этого все, что они знают, определяется их матерью и отцом или кем бы то ни было, кто их воспитывает.

- И ты утверждаешь, что это правда? - спрашивает Джереми. - Ты думаешь, что такое простое объяснение может определить все, что у меня есть внутри меня?

Он наклоняется ближе.

- Ты не была в моей голове, Лилли, - он стучит по участку кожи у виска. - Ты не знаешь, что здесь происходит на самом деле.

- Нет, но я стала ближе, чем большинство других, - говорю я. - И, да, я думаю, что такое объяснение касается тебя. Самое простое объяснение наблюдаемого явления является наиболее верным, Джереми. Самые простые объяснения часто бывают с наибольшей правдой.

- Значит, таково твое впечатление обо мне? - спрашивает он. - Что я раб своего детства?

Я расстроила его. Но слишком поздно менять курс. И это не тот гнев, что может привести к физическому насилию. Я надеюсь.

- Это человеческая психология, Джереми, - говорю я, смягчая голос. - Даже ты не застрахован от этого.

Он усмехается:

- Так вот, чему тебя учили в Йеле? Как психоанализировать людей с такой точной убежденностью?

- Эй, ты и сам в этом не виноват! - возражаю я. - А как насчет всего того, что ты рассказал мне о шрамах из моего прошлого? О вещах, вызывающих рецидивы? Если это не психоанализ, то я не знаю, что это.

- Это, - говорит Джереми с удивительным достоинством, - другое.

- О? Как так?

- Это тебе не учебник, Лилли, а жизненный опыт.

- И таким образом ты хочешь сказать, что знаешь мир лучше? Потому что это ты вынес окончательный вердикт?

- Частично, - говорит он. - Но также и потому, что я не могу смириться с мыслью о чем-то таком грандиозном, таком удивительном, как человеческая жизнь, перегоняемая в маленькие фрагментарные определения происхождения базового поведения.

- Грубый способ смотреть на вещи.

- Это не так.

- Так и есть! И совершенно пренебрежительно относится к тому, что другие сделали перед тобой. Ты не можешь знать все, Джереми.

- А что насчет тебя? - спрашивает он мягко.

Он поднимает бокал с вином.

- А что насчет меня? - спрашиваю я.

- Куда ты помещаешь себя в этом жестком и довольно маленьком определении? Для меня ты по-прежнему и будешь всегда..., - он делает паузу, а затем улыбается с любовью. - Полной загадкой.

Глава 10

Мы закрываем эту тему после заключительного заявления Джереми и заканчиваем оставшуюся часть ужина в тишине. Я думаю о том, что Джереми обещал сделать и никогда не делал. Угрозы и прочие намеки. После ужина мы поднимаемся наверх вместе. Он ведет себя так, будто никогда не бил меня. Это тревожит меня.

- Лилли? - говорит он как раз перед тем, как выключить свет. - Я продлил твой трудовой договор. Если у тебя получится прикрыться, можешь прийти завтра на работу.

***

Я выскальзываю из постели через час после того, как Джереми уснул, и спускаюсь вниз. Он не притронулся ко мне. Может он почувствовал, что я не в настроении. Скорее всего он не хотел пытаться подталкивать меня к физической близости так скоро после удара. Это было бы слишком похоже на возвращение к старым временам.

Я прохожу через пустой дом. Мне никогда не нравилась стерильность этого места. Дом милый: тщательно подобрана мебель, комнаты с черно-белыми абстрактными картинами. Но в нем нет жизни. Словно это витрина магазина. Ухаживали с осторожностью, но без любви.

Он подходит Джереми Стоунхарту: кем он был, и кто он есть. Но теперь, когда это и мой дом, он мне не подходит. Пустая болтовня. Легкомысленные мысли. Я отвлекаюсь от более важных вещей, о которых мне нужно подумать. Например, то, что Джереми постоянно обращается со мной, как с научным экспериментом. Странный экземпляр, которого тыкают и толкают, чтобы оценить его реакцию.

Это почти как в те времена, когда он даже не считал меня человеком. Возможно, это не слишком удивительно. Джереми отделяет человечество от многих вещей. Это не все, что расстраивает, даже на фоне любви.

Нет, что действительно расстраивает и тревожит, так это то, что он, кажется, не видит в этом ничего плохого. Он непредсказуем. Не то, чтобы Джереми придерживался определений, но его отсутствие беспокойства пугает. Это значит, что мне придется постоянно быть с ним начеку. Утомительные отношения.

Если бы нашего общего прошлого не существовало, если бы он никогда не похищал меня и не подвергал ужасам, на которые способен Стоунхарт, если бы мы только что встретились, скажем, именно так, как мы рассказывали Фей и Талии, я бы всё еще была здесь? Была ли я с человеком, который настолько непоследователен? Нет.

Нет, и это самая большая ирония из всех. Это не доступ к богатству или роскошному образу жизни, который заставляет меня терпеть. Не потрясающий секс. Это даже не обещание совместного будущего, брака и детей. Я останавливаюсь ненадолго. Дети с Джереми Стоунхартом? Совершенно немыслимо. Но все равно. Какие извращения логики, какие заблуждения я должна скрывать, чтобы понять и даже признать, что причина, по которой я так привязана к Джереми, исходит из того, что он сделал со мной в темноте?

Странная штука жизнь.

Мне нужно как-то положить этому конец. Мне нужно проявить твердость и сказать ему, что обращаться со мной, как с лабораторной крысой, недопустимо. В противном случае, каждое мгновение, которое я провожу рядом с ним, будет похоже на ходьбу по тонкому льду. Я так не хочу жить. Кроме того, разве я не должна сказать, что происходит с моим телом?

Разве я не должна сама решать, какие вещества попадают в меня? Он накачал меня наркотиками, чтобы посмотреть, приду ли я к нему. Это полное безумие. Это показывает отсутствие сострадания. Такое непочтительное пренебрежение тем, кто я есть. Это не может исходить от человека, который утверждает, что любит меня. По крайней мере, если этот человек был не Джереми Стоунхарт.

В его случае это имеет смысл. Может быть это мой самый большой недостаток: способность постоянно оправдывать каждую мелочь, которую делает Джереми. Я все еще заблуждаюсь? Я не стесняюсь сказать, что мое желание отомстить почти испарилось. Даже учитывая сегодняшний эпизод. Даже при самой незначительной пощечине. Куда бы я могла пойти, если бы хотела сбежать? Входная дверь не заперта. Ключи от его машин там, где и всегда. Я могу сесть в одну из них и просто ехать, ехать и ехать. На север до Аляски или на восток и юг до душного мегаполиса Майами. Я могла бы затеряться там среди толпы людей. Или я могу скрыться в какой-нибудь заброшенной хижине посреди огромных просторов дикой природы. Как Кристофер Маккэндлесс из фильма "В дикой природе" кормиться от земли и  прожить остаток своей жизни до последнего вздоха…

Но, нет. Такой сценарий меня не устраивает. Он ничего не говорит о том, кто я. И я уверена, что куда бы я ни пошла, как бы хорошо я ни пряталась, Джереми найдет меня. Он не позволит мне уйти. Побег невозможен.

Но это не значит, что я должна пассивно относиться к тому, как обращается  со мной Джереми. Я этого не хочу. Игры уже закончились. Эксперименты закончены. Никто не может убедить меня в обратном. Я просто хочу, чтобы кто-нибудь смог убедить Джереми. Как всегда, я остаюсь сама по себе. Это непростая задача. Разве не этого я всегда хотела? Быть самодостаточной, не полагаясь ни на кого, кроме себя?

Я больше похожа на Джереми, чем думала. Он не верит в удачу. Я верю в самодостаточность. Разве это не две стороны одной медали? Я зеваю и иду назад. По дороге я мельком смотрю на себя в зеркало. Достаточно света, чтобы разглядеть свое лицо. Джереми был прав. Опухоль полностью исчезла. Не думаю, что будет синяк. Правый глаз может быть будет немного опухшим утром, но не более того.

Мне хочется смеяться. Я? Дать отпор? Физически? Джереми Стоунхарт мог запугать большинство мужчин. Какой у меня может быть шанс? Нет, конечно. Но меня даже не привлекает физическое насилие. Нет, если я действительно хочу навредить Джереми Стоунхарту, я хочу сделать это более коварно.

Если что-то подобное снова произойдет. Без сомнения, я спровоцировала его за ужином. В некотором смысле, это была моя вина. И кажется он раскаялся после… Без разницы. Я устала. Я хочу спать. Кровать достаточно большая, что я могу даже притвориться, что Джереми там нет.

Поднимаясь по лестнице и спускаясь по знакомому темному коридору, я улавливаю странные звуки, доносящиеся из спальни. Ворчание.      Скрипы. Едва различимые слова четко различимым голосом: Джереми. Мое сердце начинает биться быстрее, отчего я ускоряюсь. Я открываю двери и вижу его.

Он метается туда-сюда, руки и ноги запутались в простынях.

- Нет. Нет. Н-Н-Н-Н-Н-Н-Н-нет, - продолжает он повторять снова и снова.

Я бросаюсь в его сторону. Его глаза плотно закрыты. Его челюсть стиснута. Его тело дергается взад и вперед неровными судорожными движениями.

- Нет. Нет. Нет.

Он в муках какого-то кошмара. Я никогда не видела его таким. Он весь в поту. Он витает в воздухе, как остатки болезни. А еще он дергается взад-вперед, челюсть плотно сжата.

- Н-Н-Н-Н-Н-Н-нет!

Я не знаю, что делать. Я смотрю на него, слишком напугана, чтобы прерывать, но слишком увлечена его страданиями, чтобы просто отвести взгляд.

- Нет. Нет. Н-Н-Н-Н-Н-нет!

- Джереми? - говорю я тихо, стараясь сделать голос как можно более спокойным.

Я протягиваю руку, чтобы коснуться его руки.

- Джереми, все в порядке. Я здесь.      Я...

- НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ, РОЗА! - рычит он, откидывая мою руку.

Он тяжело дышит, хватая ртом воздух, широко открывает глаза и просыпается.

А я? Я съезживаюсь, сердце бешено бьется в груди, его слова навеки застревают в моих ушах. Он смотрит на меня, ничего не видя. А потом возвращается в себя. Дыхание замедляется. Он смотрит на меня, смотрит на запутанные простыни, и на его лице появляется постепенное понимание.

- Как много ты успела услышать? - спрашивает он меня.

Я качаю головой.

- Н-ничего, - заикаюсь я.

Он кивает.

- Я напугал тебя, не так ли?

Его кулаки сжимаются.

- Прости меня. Я должен был предупредить тебя о..., - он осматривает комнату. -  ... об этой своей стороне.

"Не прикасайся ко мне, Роза". Что он хотел этим сказать? Было ли это просто что-то, что выдал его мозг или есть более глубокий смысл за этими словами?

- Тебе всегда снились кошмары? - спрашиваю я.

Он поднимает одеяло, и я ложусь рядом с ним. Его кожа горячая на ощупь и влажная, как от болезни. Однако то, что я рядом, кажется, успокаивает его. Поэтому я позволяю ему обнять меня.

- Они то приходят, то уходят, - говорит он. Несмотря на то, что его голос абсолютно ровный, я чувствую, как его тело дрожит, совсем немного, рядом с моим.

- Когда были в последний раз?

- Честно? За годы до твоего появления. Я думал, что освободился от них, - он делает глубокий вдох. - Это не имеет значения. Теперь все кончено.

- Что тебе снится? - спрашиваю я.

- В большинстве случаев? Воспоминания о моей прошлой жизни. То, кем я был до того, как стал...собой.

Он смотрит на меня.

- Вещи, которые я не хочу повторять, но вещи, которые приходят в любом случае.

- Ты можешь рассказать мне, - говорю я.

Я молю Бога, что он знает, что я говорю правду.

- Если хочешь. Если тебе это необходимо.

- Ты такая милая, - он целует меня в макушку. - Но нет, Лилли. Я не хочу обременять тебя вещами, которые преследуют меня.

Он начинает подниматься.

- Мне нужно принять душ. А потом поработать...очистить свой разум от...плохих вещей.

Он звучит отвлеченно.

- Уверен, сегодня мне больше не заснуть. Тренажерный зал? Было бы неплохо потренироваться. Где не нужно думать. Где я могу побыть один…

Он останавливается и хмурится. Он просто думал про себя? Возможно я не единственная сумасшедшая в этом доме. Он оглядывается на меня.

- Спокойной ночи, Лилли.       До встречи утром.

- Спокойной ночи, - шепчу я и смотрю, как он уходит.

Глава 11

Не прикасайся ко мне, Роза.

Как бы я ни старалась, я не могу выбросить эти слова из головы. Они повторяются снова и снова, пока я еду с Джереми на работу. Это все, о чем я думаю, когда один из его помощников забирает меня и показывает мой новый кабинет. Это все, на чем я могу сосредоточиться, когда то один старший партнер, то другой приходит и рассказывает о деталях моей новой работы.

Хорошо, хоть и немного страшно, снова оказаться среди людей. Особенно так скоро после пробуждения в той незнакомой комнате в Колорадо, когда мне сообщили о повреждении мозга. Но мои собственные проблемы меркнут по сравнению с тем, что я чувствую к Джереми. Больше не секрет, что мы вместе. Все в здании это знают. Они видели фотографии. Они слышали. И если они смотрят на меня иначе, теперь, когда они знают, что я сплю с самым влиятельным человеком в городе, пусть так и будет.

Не прикасайся ко мне, Роза.

Это он кричал, когда попал в тиски своего ночного кошмара. Вот за кого он меня принял, когда я трясла его за руку. Почему? Он сказал, что во снах видит прошлое. В то время он еще жил в тени своего отца. Чарльз и Джереми возвращаются в то время. Может у него с Розой была такая же связь?

В середине дня я обнаруживаю, что задерживаюсь у лифта, в том же самом месте, где Хью нашел меня. Хью - его отец, и, думаю, он работает в этом здании. Хью - его отец, и Джереми прямо спросил меня, упоминал ли он Розу, когда внезапно появился в Бостоне. Между ними есть связь. Я уверена.

Я думаю над тем позвонить Джереми или нет, а потом решаю не делать этого. Я не хочу мешать ему. Кроме того, у меня есть дела, которые я должна сделать. Ознакомиться со всем тем, за что я буду ответственна.

Отвернувшись, я поражаюсь при виде Хью, все больше похожего на хитрую, дьявольскую птицу, смотрящую на меня из-за угла.

- Здравствуй, моя милая, - приветствует он меня.

Он шагает вперед и нежно, но твердо берет меня за руку.

- Любовница моего сына.

Внутренне я отшатываюсь от его прикосновения. Я стараюсь не показывать свой дискомфорт. Теперь, когда я точно знаю, кто такой Хью, и за все то, что он ответственен, за то, что испортил жизнь Джереми с детства и все последствия воспитания, я не хочу иметь с ним ничего общего.

Но я также не настолько глупа, чтобы смотреть дареному коню в зубы. У Хью может быть для меня ценная информация. И очевидно, что он все еще хочет чего-то от меня, иначе он бы не пришел искать меня в первый же день после возвращения.

- Джереми знает, что вы разговариваете со мной? - спрашиваю я.

- Уверен, у него есть более важные вопросы, - отвечает Хью. - Но, несмотря на это, да. Ты вызвала в нем какое-то любопытство. Ты заставила его вести себя неразумно. И мой сын, несмотря на все его недостатки, никогда себя так не вел.

- Значит сейчас он позволяет вам называть его "вашим сыном"? - спрашиваю я.

Хью пожимает плечами.

- Ты так говоришь, как будто он...стыдится меня.

- А разве не так?

Я не скрываю своего презрения. Хью качает головой.

- Такая непослушная, - говорит он про себя. - Под моей крышей такие замечания не воспринимались бы легкомысленно.

- Под вашей крышей? - смеюсь я и вырываюсь из его рук, когда мы входим в его кабинет.

- Та, под которой вы растили Джереми? Посмотрите, к чему это привело. Такой впечатляющий успех.

Хью слегка улыбается.

- Разве не так? - удивляется он. - Мой младший сын - крупнейший акционер самой желанной компании на фондовом рынке. Мой младший сын, любимец СМИ. Наследник состояния, от которого он отказался, чтобы создать свое собственное место в мире.

Его глаза фокусируются на мне, полные темного, хитрого понимания.

- Если вы не называете это успехом, мисс Райдер, тогда я не знаю, что это может быть.

- Он сделал это не из-за вас, - усмехаюсь я, мой голос полон ненависти. - Он сделал это вопреки вам. Он сделал это, чтобы вернуть часть мира, которую вы украли у него.

- Ах. Неужели все так просто? - Хью садится на стул напротив меня. - Действительно ли это имеет значение? Какая разница, каковы мотивы, если результат один и тот же?

- Это имеет значение, - говорю я, но отказываюсь потакать ему, уточняя свою позицию. - Чего вы хотите, Хью? Зачем вы привели меня сюда? Чтобы еще раз напугать меня ошейником? - злобно усмехаюсь я. - Потому что, боюсь, вы сочтете меня бесчувственной.

- Нет-нет, - качает он головой и отмахивается от моего предложения пренебрежительным жестом. - Я не подхожу для такой театральности. Боюсь, последний несчастный случай был идеей Джереми. Знаешь, я его тоже предупреждал об этом. Я говорил ему, что тебе не понравится.

- Неважно, - говорю я. - Говорите, чего вы от меня хотите, чтобы я могла вернуться к своей работе. Мне не платят за то, чтобы я болтала с вами.

- Нет, тебе платят, чтобы ты согревала кровать моего сына, - говорит он, копаясь в своем ящике, не глядя в мою сторону. Искра ненависти вспыхивает во мне. Я не попадусь на удочку.

- Грустно, правда, как сильно вы пытаетесь залезть мне под кожу, - говорю я. - Зачем? Это ревность? Вы завидуете, что я могу разделить успех вашего сына, пока вы застряли, играя в свои маленькие игры из этой дыры?

Я осматриваю кабинет.

- Вы действительно крыса.

Ну, вот тебе и не попасться на его удочку.

- Вот, - говорит он, игнорируя мое замечание, и выходит из своей маленькой пещеры, чтобы протянуть мне конверт. - Возьми.

- Опять? - спрашиваю я.

Конверт похож на тот, что он принес в мой номер в Бостоне.

- Я с первого раза сказала  "нет". Что изменилось?

- Возьми, Лилли, - говорит он. - Это больше, чем ты думаешь.

Я поднимаю подбородок и отворачиваюсь. Джереми не хочет, чтобы я принимала что-либо у Хью. Я не собираюсь нарушать правила.

- Поворачиваться ко мне спиной - большая ошибка, - мягко предупреждает Хью.

Угроза в его голосе неоспорима. Слова также настолько устрашающе близки к тому, что Джереми сказал прошлой ночью, что они возвращают меня к тому страшному моменту. Но я не собираюсь съеживаться перед Хью. Он не имеет надо мной власти. Никакого влияния. Какое бы влияние он не имел на Джереми, оно давно прошло.

Поэтому я отступаю, дерзко и даже сердито от того, что он осмелился угрожать мне сейчас.

- Почему? - бросаю вызов я. - Я не боюсь вас, Хью. Я презираю вас. Я знаю, что вы сделали со своим сыном. Я знаю, как вы обращались со своей женой. Я знаю, что вы за человек. Вы отвратительны. Вы не стоите грязи на подошвах моих ног.

- Высокие и возвышенные слова, исходящие от столь драгоценно охраняемого, - говорит он. Он качает головой, не тронутый моей вспышкой. - Ты даже не знаешь, что происходит вокруг тебя. Ты слепа ко всему.

Я расправляю плечи.

- И что именно я не вижу, скажите на милость?

- Теперь не мне это делать, - бормочет он. Он снова поднимает конверт. - Однако это может послужить хорошей отправной точкой.

- Я не хочу этого, - говорю я ему снова. - Я не попадусь в вашу паутину. Можете поставить на свою жизнь.

- Ах, - улыбается он. - Разве ты не видишь, моя дорогая? На карту поставлена не моя жизнь.

С меня достаточно всего этого. Я отворачиваюсь и шагаю к двери. Такие угрозы направлены на то, чтобы меня расстроить. Чтобы запутать меня еще больше.

Ну, единственный, кто здесь запутался, это Хью. Бывало и хуже. Я имела дело с его сыном. Хью не похож на Джереми в любом случае. Он менее прямолинеен, хитрее. Единственный способ получить то, что он хочет, что бы это ни было, это ответить ему.

А что если я просто отгорожусь от него? Ну, это сделает его бессильным. Он связан любыми правилами, которые Джереми установил для него. Если он попытается схитрить, со мной этого не прокатит.

- Два раза, - мягко говорит он. - Какой у тебя красивый цвет на щеке. Скажи мне. Это сделал мой сын?

Нет.

Я дотрагиваюсь до своего лица. Я проделала отличную работу, чтобы скрыть крошечный синяк этим утром. Хью никак не мог заметить его. Я оглядываюсь через плечо. Руки сложены перед ним, пальцы соединены вместе. Он само спокойствие.

- До свидания, Хью, - говорю я. - Больше не ищите меня на работе.

- До свидания, милая Лилли, - говорит он. Как только я закрываю дверь, я слышу, как он добавляет:

- Мы увидимся гораздо раньше, чем ты думаешь.

***

По дороге домой я не упоминаю о своей встрече с Хью. Джереми говорит по телефону, тоже ни словом не обмолвился об этом. Только когда мы подъезжаем к особняку, я решаю поднять этот вопрос.

- Твой отец сегодня снова приходил ко мне, - говорю я. - Он пытался дать мне снова тот конверт.

- Черт, - рычит Джереми. - Правда?

- Ты ничего не знал об этом? - спрашиваю я. - Я думала, ты…

- Нет, я ничего не знал, - Джереми кладет телефон и смотрит на меня. - В следующий раз, когда это случится, ты придешь прямо ко мне. Ты поняла? Неважно на встрече я или с кем. Я не хочу, чтобы он с тобой общался. Мне придется снова объяснить ему правила. Кажется, твое присутствие в Стоунхарт Индастриз взбодрило его.

- Взбодрило его на что? - спрашиваю я. - Джереми, я имею право знать, после всего этого времени, что у тебя происходит с твоим отцом.

- Это сложно, - говорит он небрежно.

Он выходит, когда Саймон открывает дверь. Я следую за ним.

- Я не хочу, чтобы это тебя беспокоило.

- Уверена, я справлюсь, - сухо говорю я. - Незнание беспокоит меня еще больше.

- Ах, да, - говорит Джереми. - Всегда такая любопытная.

Он снимает пиджак, вешает его и закатывает рукава рубашки.

- Хорошо. Я не против рассказать тебе. С чего мне начать?

- Как насчет того, чтобы рассказать мне, почему человек, которого ты так презирал в детстве, является членом правления в твоей компании? Не кажется ли тебе это странным?

- Нет, это довольно практично, - подчеркивает Джереми. - Я не из тех, кто теряет талант. У него есть деловое чутье. Я ведь унаследовал свой от кого-то. Я не завидую ему.

- Но ты говорил, что забрал у него компанию, - говорю я. - Ты сказал мне, что это был твой самый триумфальный момент.

- Верно, - признает Джереми. - Это было впервые, когда я показал себя ему и своим братьям.

- А потом? - спрашиваю я. - Что с ними случилось?

- Они не имеют значения, - говорит Джереми, не оставляя никаких сомнений. - У них было слишком много...

Он пытается подобрать нужное слово.

- ...неуместной гордости. Они отказывались признавать, что их младший брат лишил их всего, что у них было. Они думали, что смогут торговаться со мной, когда я установлю правила их дальнейшего трудоустройства, - усмехается Джереми. - Эгоистичные свиньи. Они оба поняли, насколько непреклонным я могу быть.

Он фыркает со смехом.

- Смешно. Эту черту я унаследовал от них.

- Итак они...?

- Полностью разорены, говорит Джереми. - Жизнь в абсолютной нищете. Последний раз я слышал, что один из них был где-то в Южной Америке. Без гроша в кармане.

- Что ты сделал?

Джереми подмигивает.

- Их осудили.

- Ты подделал судимость? Как?

- Иногда я забываю, как мало ты видела мир, в котором я живу, - говорит Джереми. - Деньги открывают много дверей, Лилли. Коррупция не ограничивается бедными странами. Родоначальником была Америка на всех уровнях правительства, на всех этапах правовой системы. Ты просто должна знать, как попросить то, что ты хочешь сделать без широкой огласки.

- Так фальшивые судимости, это одно из них? Щелкнешь пальцами и все будет сделано, вот так?

Джереми смотрит на меня с сочувствием.

- Это не совсем просто, но по существу? Да.

- Ничего себе, - говорю я. - Так ты действительно мошенник? Мораль и границы для тебя ничего не значат.

- Я бы не сказал, что они ничего не значат.

Джереми берет меня за руку и ведет в дом.

- Я бы просто сказал, что меньше всего их уважаю. Или что мои границы гораздо менее ограничены, чем у обычного человека.

- Скажи это снова, - бормочу я.

Джереми смеется. Я искоса поглядываю на него.

- С чего вдруг у тебя такое хорошее настроение?

- А почему нет? Я только что вернулся домой с женщиной, которую люблю. Я говорю ей вещи, которыми никогда не думал, что буду делиться. Это чувство...раскрепощения, Лилли!

Без предупреждения он притягивает меня к себе и страстно целует. Когда он отпускает меня, у меня кружится голова. Черт! Мужчина умеет целоваться.

- Итак, что дальше? - спрашиваю я, улыбаясь ему.

Только вчера он ударил меня! Черт возьми, я слишком восприимчива к физическим ощущениям, которые он заставляет меня чувствовать.

- Ничего. Я дал им обоим шанс сдаться мне, образно говоря. Они этого не сделали. Самая большая ирония заключается в том, что Хью помог мне решить их участь.

Я ненавижу, как он может так беспечно говорить о таких ужасных вещах. Но, в то же время, я не могу отрицать возбуждение, когда он это делает. Как будто я знаю, что он плохой, но я люблю его еще больше за это. Знаю, это звучит смешно.

- Значит, твой отец принял твои условия? - спрашиваю я.

Сегодня я вспоминаю намек Хью на то, что он по-своему гордился успехом Джереми.

- Он знал, к чему всё это ведет. В конце концов, он ничего не мог сделать, чтобы остановить это, и я думаю, что это заставило его неохотно уважать своего противника. Человека у противоположного руля. Он просто не знал, что это я, пока чернила не высохли на бумагах.

- Хорошо, поэтому я пытаюсь представить это в своей голове, - говорю я. - Вот вы в суде. Твой отец видит, что это ты - его погибель. И он просто...принимает вещи? Не было ни обиды, ни гнева? Никакого чувства предательства?

- Предательства? Никто не был предан, Лилли. Обманут, да. Определенно. Это то, что сделало всё это таким захватывающим, таким приятным для меня, - смеется он. - Единственный человек, который не видел в этом счастливого воссоединения семьи, возможно, был судья.

Я поднимаю бровь.

Он подмигивает и продолжает в хорошем настроении.

- Мой отец никогда не был сторонником откровенной конфронтации. Не с противниками, которые были сильнее. Дома, с моей матерью? - глаза Джереми темнеют, и он, кажется, уходит в себя, как вдруг заканчивает в приглушенном тоне. - Дома все было совсем наоборот.

Я дотрагиваюсь до его руки.

- Джереми?

Он качает головой и снова уходит в себя.

- Что?       О. Нет, Лилли. Мой отец знал, что его победили, и он спрыгнул с корабля при первой же возможности. Он всегда был таким.      Хитрый. Скрывался в тени. Сообразительный. Но он бы никогда не поставил себя под удар.

- И ты просто поверил ему на слово?

- Да я поверил ему. Но с условиями, Лилли. Я уже говорил тебе раньше. Я не хотел терять талант. В то же время, единственное место, где он бы находился рядом со мной, чтобы я мог наблюдать за тем, что он делал, было у меня в компании.

- Ты заставил его изменить имя.

Джереми злорадно улыбается.

- Да, также, как он заставил меня изменить мое.

- Ты сделал это по доброй воле?

- Да, но это было потому, что я хотел отделиться от него. Он был первопричиной. Имена - мощные вещи. Что может быть лучше, чтобы он всегда помнил, кто главный, чем отказывать ему в том, что было его от рождения?

- Но что ему нужно от меня?

- Этого я не знаю, - признается Джереми. -  Боюсь, он выжидал свое время, чтобы получить такую возможность.

- Какую возможность? - спрашиваю я. Джереми останавливается и смотрит на меня.

- Ты, - говорит он. - Хью видел, что ты стала важна для меня. Я пытался скрыть это так долго, как только мог. С тобой...

Он касается моей щеки.

- ... я становлюсь уязвимым

Я скрещиваю руки.

- Как? - спрашиваю я с недоверием.

- Я бы отправился на край света ради тебя, моя драгоценная Лилли-цветочек.

Его пальцы скользят по моему подбородку.

- Я бы отдал все, что у меня есть, если бы это значило, что мы будем с тобой всегда. Ничего из этого..., - он оглядывается вокруг нас, на потрясающий особняк. - ...не имеет значения, когда мы вместе.

Я вспоминаю вчерашний инцидент. И о всех других странных, непредсказуемых и необычных вещах, которые Джереми сделал с тех пор, как заявил о своих чувствах ко мне.

- Иногда ты показываешь это столь необычным способом, - бормочу я с печалью в голосе.

- Ты говоришь о моделировании виртуальной реальности? Я уже извинился за это. Но знаешь, что? Позволь мне объяснить.

Он делает глубокий вдох.

- Причина, по которой я это сделал, Лилли, была связана с Хью. Возможно, это было...неправильно. Но я вовлек его в это дело. Я дал ему копию ошейника, только чтобы показать, как мало ты значишь для меня. До этого момента он не знал, кто ты, какая связь между нами и нашими семьями. Он видел тебя только один раз, когда я привел тебя в компанию. А когда ты появилась в Стоунхарт Индастриз спустя несколько месяцев? Ну, любой на его месте мог сложить дважды два. Вот что я имел в виду, когда говорил, что пытаюсь защитить тебя. Я не сомневаюсь, что Хью питает недоброжелательность ко мне. У него просто не было возможности доказать это. Ты, к сожалению, открыла эту дверь. Именно тогда я рассказал ему, кто ты. Именно тогда я рассказал ему частично о проведенном тобой времени у столба, о твоей связи с ошейником, о твоем отношении к нашей семье. То, что он подразумевал в Международном аэропорту Логан, было на сто процентов ложным. Он не знал ничего. Но когда узнал, он попытался воспользоваться этим. Так что я не знаю, что он собирается делать, Лилли. Должно быть что-то, чтобы вбить клин между нами. Вот почему я сказал тебе быть начеку рядом с ним. Я рад, что ты не приняла его предложение.

Я вижу озорной блеск в его глазах.

- Как на счет того чтобы поплавать? - спрашивает он меня. - Мы давно не плавали.

***

Мы трахаемся в бассейне. Мы трахаемся в джакузи. Мы трахаемся в сауне, пока я лежу на деревянных панелях, а Джереми неустанно вколачивается в меня. Я кричу от удовольствия. Он хватает меня за шею. Душит меня. Тянет за волосы. И я корчусь, как сумасшедшая женщина со страстью ко всему этому.

Он поглощает меня. Он берет полный контроль. Нет никакого выключателя, никто не знает, что он сделает со мной дальше, и именно это делает секс таким захватывающим. Он овладел искусством контролировать мое тело. Когда я с ним, я даже не задумываюсь об этом. И не сомневаюсь. Все, что я делаю, это чувствую, и пусть Джереми проведет меня через все течения и волны этой всепоглощающей реки.

Мы оба подвержены нашим первобытным инстинктам. Мы оба возвращаемся к нашим низменным потребностям. Стремление к подчинению, легкость, когда Джереми контролирует меня во время секса, больше не пугает меня. Я принимаю это как часть невероятной ауры этого человека.

Аура, очарование, опьянение. Я пьяна от тела Джереми. Мне нравится, как его губы оставляют обжигающие следы на моей коже. Мне нравится боль, когда он сжимает зубы на моих сосках или вводит в меня пальцы со слишком большой силой, со слишком большой агрессией. Мне это нравится, потому что я знаю, что он не сдерживается. Именно я вызываю в нем такие страсти. И именно он вызывает во мне такие страсти.

Я чувствую себя живой, когда меня так трахают, без угрызений совести, без угнетения, чем в любой другой момент моей жизни. Это я понимаю более или менее, точно также, как Джереми трахал меня, когда я застряла в темноте с ошейником и контрактом.

Я больше не отделяю физическое от психического. Для меня оно слилось воедино. Я с Джереми, и он относится ко мне точно также, как и когда он был Стоунхартом. Но теперь, когда я знаю больше об этом человеке...увидев его уязвимость, историю и прошлое...это делает все это более приемлемым.

Приемлемо? К черту. Это бодряще, тонизирующе, возбуждающе, воодушевляюще. Это увлекательно. Это опьяняет. Это всепоглощающе и абсолютно неистово. Это идеальный шторм. Это все равно, что плыть в море посреди урагана и рисковать жизнью и конечностями, чтобы поймать самую лучшую, самую разрушительную волну, которая безопасно вернет вас на берег.

Джереми и есть та волна. Я - его компас. Но я тоже немного похожа на веточку, безнадежно попавшую в бурлящую воду. Бессильна что-то изменить. Не в силах даже попытаться. Отказаться от контроля, способна ли я на это? Это самый полезный опыт из всех.

Глава 12

Предсказание Хью сбывается на следующей неделе. На самом деле, я почти забыла об этом и о нем к тому времени. Он не беспокоил меня на работе. Мое время в офисе было занято бесконечным списком вещей.      Мне пришлось научиться думать о своих новых обязанностях.

Конечно, Джереми сделал несколько сюрпризов, и очень...сдержанных...визитов ко мне за это время. Но в пятницу после полутора недель работы за плечами Джереми делает неожиданное заявление. Мы возвращаемся в особняк у моря после того, как провели большую часть недели в квартире Джереми в центре города. Я взволнована, что снова чувствую себя словно потерянной в лесу, когда блуждаю по территории поместья. Кажется, прошло много времени с тех пор, как я это делала. Я хочу впасть в состояние транса, которое оно всегда приносит.

Голос Джереми, однако, выводит меня из этих приятных мыслей и заставляет меня внезапно забеспокоиться.

- Хью придет сегодня на ужин, - говорит он. - Я хочу, чтобы ты надела свое красное платье.      Оно прекрасно подойдет для такого случая.

Тысячи неистовых мыслей приходят на ум. Хью придет? Зачем? Джереми хочет, чтобы я оделась для него? Опять же зачем?

И тут я невольно вспомнинаю последний раз, когда мы собирались в поместье. Я не могу избавиться от негативных ассоциаций, которые всплывают в моей голове. Джереми накачал меня наркотиками, и я поверила в то, что схожу с ума. Даже несмотря на то, что с тех пор, с того вечера, когда он ударил меня, он вел себя идеально, это внезапное объявление ставит меня в тупик. Мы останавливаемся перед дверью прежде, чем я успеваю заговорить.

- Иди, сейчас же, - говорит Джереми. - У тебя есть всего полтора часа, чтобы подготовиться.      Очень важно, чтобы ты сегодня выглядела безупречно. Я тебя оставлю.

Верный своему слову, Джереми идет своим путем, к домашнему кабинету. Мне остается бороться с чувством нервного ожидания. "Хорошо", - говорю я себе, когда поднимаюсь по лестнице в спальню Джереми и в нашу теперь общую гардеробную.      Есть причина, по которой Джереми пригласил своего отца на ужин. Он не сделал бы этого просто так.

Какая может быть причина? Понятия не имею. Я быстро принимаю душ, рада наконец снять стягивающую тело рабочую одежду. Сушу волосы феном и наношу обычный, легкий макияж. Я смотрю на свое отражение в зеркале. Я выгляжу...не потрясающе. Но и не плохо. Определенно более презентабельно, но и не безупречно. Не то, что просил Джереми.

Ничего не могу с этим поделать. Долгие часы в течение дня, в сочетании с ненасытным аппетитом Джереми ночью создали образ жизни не совсем благоприятный для сна. Мои глаза слегка покраснели. Для этого есть визин. Мешки под глазами? Никакие маскирующие средства не справляются с этим. И поэтому я трачу гораздо больше времени, чем ожидала, анализируя свое отражение, ища пятна и делая все возможное, чтобы сделать их менее заметными. В словах Джереми звучало предостережение: очень важно, чтобы сегодня ты выглядела безупречно.

Я не знаю, что он задумал. Но я не хочу разочаровывать его. Какую картину нашей жизни он нарисовал для Хью? И то, как он обрушил это на меня, беспокоит меня больше всего:

- Эй, Лилли, ужин через полтора часа с человеком, которого я презирал в детстве и который, вероятно, представляет для тебя опасность. Иди сейчас же и постарайся, чтобы это не повлияло на тебя.

Я смеюсь. Джереми не говорил мне об этом до последнего момента специально. Он хочет, чтобы я была не в своей тарелке? Почему?

Безупречно, все время повторяю я в своей голове.      Безупречно, безупречно, безупречно. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь так выглядеть.       Блядь, зачем он сказал мне, что я должна! Это цель, которую никто не может достичь. Чем больше я одержима этим, тем больше мне кажется, что это действительно так. Итак, после более чем часа, проведенного в ванной, я, наконец, выхожу, только чтобы понять, что у меня меньше тридцати минут, чтобы выбрать платье.

"Красное", - сказал он.      Я смотрю на ряды тканей передо мной с осторожностью. Тут десятки красных платьев. И что же он хочет? Я выхожу из комнаты и наклоняюсь через перила.

- Джереми? - зову я. - Джереми, мне нужна твоя помощь!

Я слышу его шаги, а затем он рявкает:

- Что?

- Какое платье ты хочешь, чтобы я надела?

- Ты шутишь? Ты позвала меня сюда ради этого?

Он выходит из коридора и смотрит на меня. Он уже переоделся в бежевый шелковый костюм, вполне подходящий для теплой весенней погоды.

- Ты же не только что вышла из душа? - с недоверием спрашивает он.

Я закатываю глаза, раздражаюсь и отворачиваюсь. Иногда он может быть невозможным!

- Лилли! - он выкрикивает мое имя. Я останавливаюсь, но не оглядываюсь назад.

- Да?

Он громко выдыхает, я лишь могу представить, как он в раздражении потирает переносицу и говорит:

- Уверен, что любое платье, которое ты выберешь, подойдет.

Ну, спасибо за доверие.

- Уверена, так оно и будет, - говорю я со стервозностью. - В конце концов, именно ты одобрил их покупку.

С этим я возвращаюсь обратно в спальню.

"Упрямый, высокомерный человек", - бормочу я себе под нос, пересматривая вешалки в поисках мифического, "идеального" платья.

- Нет. Нет. Не то. Не то…

Знаю, я просто вымещаю свое разочарование на этих поисках.      Дело даже не в платье на самом деле, или как Джереми сообщил мне о сегодняшней компании, когда дело доходит до этого. Дело в том, что сегодня меня все больше и больше раздражает моя собственная реакция на все. Это замкнутый круговорот. Я не знаю, что задумал Джереми. Это подпитывает мою неуверенность, которая, в свою очередь, питает мое разочарование  за чувство неуверенности и так далее и тому подобное.

Вероятно, я слишком парюсь из-за этого ужина.      Но опять же, придет Хью. Отец Джереми.      И хотя это не имеет ничего общего с атмосферой "встречи с родителями", это всё равно очень тревожно. Из-за всего того, что Джереми рассказал мне о Хью. Из-за того, что он представляет определенную опасность для меня. Из-за того, что он любит действовать из тени. Из-за того факта,  насколько я знаю, что он был ответственен за то, что мать Джереми потеряла слух. А также я знаю, что он избил свою жену.

Это может быть основной причиной моего дискомфорта.      Сегодня вечером я буду ужинать в компании двух очень изменчивых, очень опасных мужчин. Даже если я чувствую, что Джереми на моей стороне, у него все еще есть очевидная способность к насилию, которую я никогда не забуду. Я проверяю время на часах. Осталось пятнадцать минут.

- Нахуй всё, - бормочу я, хватая следующее красное платье, которое вижу.

Десять минут спустя, почти ровно в семь, я спускаюсь вниз по лестнице, держа себя под контролем и уверенная в себе. На самом деле, я совсем не такая. Джереми ждет меня у подножия лестницы.

- На пять минут раньше, - говорит он. - Впечатляет.      По моему опыту, ты даешь женщине девяносто минут, чтобы подготовиться, и она растягивает их до последних секунд.

- Может быть это не столь общее описание нашего пола, - сладко отвечаю я. - Возможно, это больше свидетельствует о твоем плохом выборе бывших партнерш.

Он смеется.

- Но ты выглядишь изумительно, Лилли. Я впечатлен.

- Ну, спасибо тебе, Джереми, - я делаю небольшой, издевательский реверанс. - Ты и сам неплохо выглядишь.

- Я стараюсь, чтобы ты не отставала.

Я поглядываю на него искоса. Он снова смеется.

- Какие планы на вечер? - спрашиваю я. - Зачем ты пригласил сюда своего отца?

- О, это? - глаза Джереми блестят озорством...или может быть чем-то темным, немного более извращенным.      - Тебе придется подождать и посмотреть самой.

Он проверяет свои часы.

- Не волнуйся. Это не займет много времени.

Мы входим в столовую вместе. Джереми отходит от меня и занимает свое обычное место.      Я сажусь напротив него. На столе разложены четыре набора столовых приборов. Я смотрю на Джереми.

- Я думала придет только Хью.

- Я еще пригласил Розу, - Джереми берет стакан ледяной воды и делает глоток. -  Надеюсь, ты не возражаешь.

- Я - нет, - заикаюсь я.      - Почему я должна быть против?

Я помню, как Джереми закричал посреди ночного кошмара.      Я сажусь прямо. Может я наконец-то получу ответы.

- На самом деле, я думаю, что это замечательная идея.

- Правда? - он наклоняется ко мне. - Почему?

Я пожимаю плечами.

- У нас троих не было шанса оказаться вместе в одной комнате с тех пор, как, Боже, с рождественского ужина, когда ты вытащил меня из темноты.

- Хм, - Джереми, похоже, доволен моим объяснением.      - Помни, Хью тоже будет здесь.

Шаги говорят о том, что третий гость прибыл. Я поднимаю глаза и вижу Розу. Она одета безупречно.      Я никогда не видела ее такой.      На ней длинное, лавандовое платье с кружевными рукавами. Она распустила волосы. Серебряные волны обвиваются вокруг ее шеи. Красивый кулон и серьги с бриллиантами. Что, черт возьми, происходит?

- Мистер Стоунхарт, - говорит она, улыбаясь Джереми.      - Мисс Райдер.

- Роза, - Джереми делает широкий жест в знак приветствия.      - Пожалуйста, присаживайся.

- С удовольствием, - говорит она.      - Спасибо, что пригласили меня сегодня.

Она смотрит на меня и удивляет меня тем, что подмигивает мне.

- Хотя должна признаться, я чувствую себя немного нелепо в этой одежде.

- Ерунда, - улыбается Джереми. - Ты выглядишь элегантно и утонченно, как ты этого и заслуживаешь. Это навевает воспоминания о старых временах, не так ли?

Роза вдруг начинает смущаться.

Я мысленно отмечаю ее реакцию. Она прочищает горло.

- Итак, - говорит она.      - Для кого четвертое место?      Ты пригласил Чарльза не для того, чтобы удивить меня, не так ли?

- Нет-нет, - Джереми почти смеется. - У меня есть гораздо более изысканный сюрприз. Хотя Чарльз может присоединиться к нам, когда захочет, по мере ужина. Так или иначе, - добавляет Джереми после небольшого размышления.

- Я думаю, он предпочтет остаться в стороне.

Я вижу дискомфорт на лице Розы. Разве она не знает, что Джереми пригласил своего отца?      Почему?      Должна ли я ей рассказать? Однако у меня есть ощущение, что в этом есть подводные камни, которых я не замечаю. Опасные.      Те, которые меня пугают. Я решаю применить более тонкий подход.

- Джереми, - сладко говорю я.      - Не мог бы ты рассказать мне, почему ты пригласил Розу присоединиться к нам сегодня вечером?

Я улыбаюсь ей.

- Не то, чтобы я была против ее компании, конечно.

- Сейчас, сейчас, - говорит Джереми. - Это так удивительно, что я посвящаю один вечер, чтобы провести время с двумя женщинами, которые знают меня лучше всех?

- А Хью? - спрашиваю я.

Роза не реагирует на имя. И тогда я понимаю: если она знает отца Джереми, она наверняка знает его настоящее имя! Я ломаю голову, но не могу вспомнить.

- Хью будет...почетным гостем, - говорит Джереми.      Он смотрит на Розу. - Ну вот Лилли испортила сюрприз.

Раздается звонок в дверь.

- Ах, - говорит Джереми. - Четвертый член нашей компании прибыл.

Он встает и идет к двери.

- Извините, я сейчас открою.

Как только Джереми находится вне поля слышимости, я наклоняюсь к Розе и говорю ей шепотом:

- Эй! Ты знаешь, что все это значит?

Она делает вдох, закрывает глаза и медленно выдыхает. Руками она цепляется за край стола.

- Моя дорогая, - наконец говорит она.      - Я не имею ни малейшего понятия.

- Мне это не нравится, - говорю я. - Когда Джереми сказал тебе об ужине?

- Меньше часа назад, - отвечает Роза. - Он позвонил мне и сказал надеть самое дорогое платье. То, что он выбрал для меня много лет назад для подходящего случая.

- И это все? - удивляюсь я.

У меня мурашки бегут по спине. Я чувствую, что мы с Розой - пешки в какой-то невидимой шахматной игре, в которую играет Джереми.

- Он сбросил на меня эту новость в последний момент. Роза, ты знаешь, кто такой Хью, не так ли?      Он от...

Я замолкаю. В этот момент челюсть Розы отваливается.      Она становится призрачно белой, когда смотрит позади меня. Я поворачиваюсь на стуле, чтобы увидеть, на что она смотрит. А там на входе в столовую стоят Джереми и его отец. Двое мужчин не могут выглядеть более непохожими. На самом деле, если бы я не знала, что это правда, я бы никогда не догадалась, что у них есть родственные связи.

Джереми - высокий и гордый.      Он идет с уверенной, дерзкой, высокомерной походкой.      Его голова поднята вверх, плечи отведены назад, его впечатляющее тело подчеркнуто четкими линиями его бледного блейзера и подходящих к нему брюк.

А потом появляется Хью. На нем старый коричневый бушлат. Широкополая шляпа сидит низко у него на глазах.      Он похож на неполноценного человека рядом с Джереми, не только из-за резкого несоответствия в высоте. Почему-то, стоя рядом с Джереми, по сравнению с ним, он выглядит сморщенным, маленьким. Его одежда кажется слишком большой. Той самоуверенности, которую он показывал в аэропорту Бостона или несколько раз, когда он был один на один со мной, здесь нет и следа.      На самом деле, он выглядит съежившимся.

Что Джереми с ним сделал? Этот вопрос теряется в суматохе.

- Блэкторн, - выдыхает Роза.

Это звучит как вздох и молитва. Тогда Хью поднимает глаза и видит Розу. На его лице появляется выражение шока и недоверия. Джереми рядом с ним широко улыбается. Хью бежит к Розе.      Роза поднимается и так же быстро мчится к нему.      Они встречаются на полпути, прямо позади меня, и обнимаются, словно они старые любовники.

- Блэкторн, - бормочет Роза, снова и снова, и снова.

Она прикасается к его лицу так, будто боится, что он призрак, который может исчезнуть в любой момент. И Хью смотрит на нее также нежно и благоговейно. На самом деле, в какой-то пугающий момент, я думаю, что они поцелуются...но эта возможность рушится громким ударом посуды об пол. Я поворачиваюсь в сторону шума.      Чарльз стоит на входе в свою кухню, глядя, при всей его доброте и мягкости, как жнец из ада. Большой серебряный поднос, который он нес к столу, лежит на полу, вместе со всеми блюдами с едой.

Его губы кривятся в выражении абсолютной ярости.      И с бессловесным рычанием он идет на Хью. Я кричу, когда Чарльз сталкивается с Хью и кидает его на пол.      Розу отбрасывают в сторону. Джереми начинает смеяться.

Никогда в жизни я не видела такой жестокости. Я бы ни за что не подумала такого о Чарльзе. Но несмотря на то, что он моложе, крупнее своего противника, Хью дает ему хороший отпор.      Они дерутся на полу, катаясь туда-сюда, участвуя в ужасающей битве. Крики Розы пронзают комнату.

Все происходит в течение секунды. Я срываюсь с места и бегу, чтобы оттащить мужчин.

- Лилли, нет! - рычит Джереми.

Он встает на моем пути, закрывая тем самым его.      Я пытаюсь вырваться из его хватки.      Я должна помочь.      У Розы не хватит сил, чтобы прекратить борьбу. Я должна остановить их, пока они не убили друг друга. Я ныряю под руку Джереми и бросаюсь в сторону драки.      Я добираюсь до мужчин и обхватываю Чарльза, помогая Розе вытащить его из-под Хью, но рука Джереми сжимает мое запястье.

- Я сказал нет! - кричит он, и без усилий дергает меня.

Я спотыкаюсь и падаю. Истерические крики Розы заполняют воздух, смешиваясь с ворчанием и проклятиями от драки. Я смотрю на Джереми, который сейчас нависает надо мной, темный, злой и полный ярости.      Он отворачивается от отца и Чарльза. Все его внимание сосредоточено на мне.

В моих венах бушует адреналин. Я даже не задумываюсь над тем, что делаю дальше. Я действую инстинктивно. Я резко поднимаюсь, полностью игнорируя Джереми, и снова бегу в сторону драки. На этот раз я даже не получаю предупреждения. Джереми дает мне пощечину, тем самым ослепляя меня. Я рассыпаюсь прямо на полу. Перед глазами мерцают звезды.

- Видишь, что ты заставила меня сделать? - рычит он.      - Видишь, Лилли? А? А?

Я кричу, когда он пытается поставить меня на ноги, держа в кулаке мои волосы.

- Вставай! - кричит он.

Я борюсь с ним, кричу, пытаюсь вырваться. Он поворачивает мою голову в сторону драки.

- Смотри! - рычит он.

Острая боль пронзает мою шею от его хватки.

- Посмотри, что происходит с людьми, которые не уважают меня!

Это просто безумие какое-то. Разбитая посуда валяется на полу. Роза кричит, пытаясь оттащить их. Джереми держит меня крепче.      Чарльз и Хью бьют друг друга.      Я бы ни за чтобы не подумала, что Хью устроит такую драку. Но человек обманчиво силен.

Вдруг Розе дают локтем по носу. Она издает самый ужасный крик боли, который я когда-либо слышала, и падает.

- Нет! - плачу я.

Кровь течет по ее лицу. Джереми, удивленный этим также, как и я, немного ослабляет хватку. Этого достаточно. Я откидываю голову назад и вонзаю зубы в его плоть изо всех сил. Он вскрикивает от неожиданности и отпускает меня. Я бегу к Розе.

На пол пути Джереми удается поймать меня за руку. В порыве чистого гнева я размахиваю руками вокруг, беру пальцы в кулак и направляю его ему в лицо. Он видит, как он приближается.      И прежде чем удар достигнет его, он швыряет меня в одну из стен.

Мое плечо сталкивается со стеной. Я чувствую и слышу треск где-то в моей руке. Это сопровождается самым отвратительным чувством боли, испытываемым мной. А звук?      Звук просто ужасный.      Как будто ломается веточка, только она внутри меня.

В этот момент я понимаю, что он сломал мне руку. Боль? Безумие? Страх? Этого слишком много. Последнее, что я вижу перед глазами, это Джереми Стоунхарт, преследующий меня, словно лев свою раненую добычу. Я теряю сознание.

Глава 13

Когда я прихожу в себя, у меня болит всё тело. Рука - больше всего. Боль мгновенно возвращает меня к безумию в столовой. Я закрываю глаза, почти желая облегчить смерть, чтобы избежать этого кошмара. Джереми?      Для меня он уже мертв. Джереми больше нет. Есть только Стоунхарт.

Так должно было быть всегда.      Я была дурой, что поверила в обратное. Ненавижу его. Всеми фибрами своей души я ненавижу Джереми Стоунхарта. В этом я больше не сомневаюсь. Никогда больше я не буду так слаба, чтобы думать иначе. Никогда больше я даже не пожалею, чтобы все было по-другому.

И даже если самый слабый намек на любовь появится в моем сознании, я закроюсь от него. Я заблокирую его. Я буду отрицать это. Я буду бороться с каждой унцией силы воли, которой я обладаю. Я не могу любить человека, который так со мной обращается. Я не могу любить эгоистичного маньяка.

Я осматриваю комнату. Где я? Это похоже на комнаты на первом этаже особняка Джереми. Но мебель, планировка? Здесь я чувствую себя не по себе. Как будто я никогда здесь раньше не была. Или была, но просто забыла. Есть что-то в этой комнате, именно этой, и ни какой другой, что заставляет меня чувствовать тошноту.

Конечно, это может быть связано с моим текущим физическим состоянием. Я поднимаюсь, стиснув зубы от боли. Я смотрю вниз. Моя левая рука в гипсе.

Я поворачиваю одно плечо, осознавая источник своего дискомфорта. Повязка давит на мою шею, напоминая ошейник. Может быть подсознательно больше всего я боюсь не того, что Джереми вернется к Стоунхарту, а то, что ошейник вернется на шею.

Не знаю, что бы я сделала, если бы это случилось.      Самоубийство кажется не таким уж плохим выходом. Я замираю от этой мысли.      Моя грудь сжимается. Становится трудно дышать. Моя спина покрыта тонким слоем липкого пота. Самоубийство? Черт, нет. Это путь труса. Я даже думать о таком не должна.

Я должна быть начеку, если такая мысль снова появится в моей голове. Я не собираюсь сдаваться.       Пока. Вот тогда я чувствую присутствие где-то позади меня. Медленно я поворачиваю оба плеча лицом к лицу с тем, кто здесь. Конечно же это Джереми.

Нет, блядь! Проклинаю я себя. Это Стоунхарт, черт возьми, и я не могу вернуться к нему, назвав его по имени. Стоунхарт там, наблюдает за мной из затемненного угла с бокалом в руке. Видны лишь его глаза. Они отражают тусклый свет. Это отражение дает мне понять, что он наблюдает. Остальная часть его тела скрыта в тени.

- Ты проснулась, - просто говорит он. Его голос лишен эмоций.

Он подносит бокал к губам и делает длинный глоток.

- Как давно ты здесь? Как долго я была без сознания?

- Долго, - говорит он. Еще глоток. - Но недостаточно долго.

Он осушает стакан, опускает его, а затем позволяет ему проскользнуть сквозь пальцы. Он падает на пол с поразительным треском.

Я ахаю от удивления. Мое сердце бешено колотится.      Единственный звук, который я слышу, это медленное, тяжелое дыхание мужчины.

- Где мы? - спрашиваю я.

Стоунхарт смеется.

- Ты не узнаешь это место?

Я бросаю быстрый взгляд в окно и тут до меня доходит, почему все выглядит не таким: все комнаты в особняке Стоунхарта выходят на океан.      Отсюда открывается вид на деревья.

Этого достаточно, чтобы заставить меня снова дрожать.

- Это гостевой дом Розы, - сообщает мне Стоунхарт.

Он делает вдох и отталкивается от стены. У меня перехватывает дыхание, когда я вижу его.

Он выглядит...ну, "растрепанный", мягко говоря.      Его костюмы обычно свежие и чистые. Этот же помят и грязный. На рукавах и спереди пятна, создавая впечатление будто он катался по песку. Его ботинки. Какого черта, на одном из них даже развязались шнурки! Его темные волосы в беспорядке, торчат во все стороны, как будто он проводил по ним много раз.      На лице щетина.

Он выглядит как человек, который полностью пренебрегал собой днями и ночами напролет. На полпути ко мне он оступается, и его наклоняет в сторону. Я застываю в внезапном страхе: он пил. И он уже пьян.      Я никогда не испытывала на себе сочетание Стоунхарта и алкоголя. Насилие - вот чего я боюсь больше всего.

- Почему мы в гостевом домике Розы? - спрашиваю я, когда он выпрямляется.

- Роза..., - Стоунхарт облизывает губы.

Он едва держится на ногах. Но самое удивительное, что его голос не выдает ни грамма опьянения. Закрой я глаза и просто слушая, как он говорит, я бы ни за что не сказала, что он пьян.

- ...в ней больше нет необходимости. И Чарльзе тоже.      Они оба были освобождены от своих обязанностей. Этот дом..., - Стоунхарт обводит рукой вокруг комнаты. - Теперь полностью принадлежит тебе.

- Если ты это сделал, чтобы загладить вину...

- Нет, - Стоунхарт качает головой и прерывает меня. - Нет, нет, нет, нет. Не по этому. Просто...пришло время.

Он снова шатается.

- Ты пьян, - говорю я.      - Я чувствую запах спиртного в твоем дыхании. Ты не понимаешь, что говоришь.

- Напротив, мисс Райдер, я под контролем и  осознаю каждое слово, которое проходит через эти губы, - он останавливается в футе от меня и смотрит сверху вниз. Он качается. - Как ты себя чувствуешь?

Спрашивает он.

- О, просто замечательно, знаешь, - я насмехаюсь над ним, не в силах скрыть своего презрения. - Моя рука сломана, а тело - словно я тряпичная кукла, которую сбросили вниз по ступенькам. Но в остальном я в полном порядке. Нет необходимости беспокоиться. Ты можешь идти. Поговорим, когда протрезвеешь.

Я начинаю скрещивать руки на инстинкте, а затем задыхаюсь от стреляющей боли, которая возникает при попытке переместить левую руку.

Черт.      Займет некоторое время, чтобы привыкнуть. Голос Стоунхарта становится низким и опасным.

- Не уверен, что ты в состоянии выдвигать такие требования, - мягко говорит он.

- Или что? Ты сломаешь мне другую руку? -  смеюсь я. - Так сильно любишь меня, да, Д...

- Я НЕ ХОТЕЛ ПРИЧИНИТЬ ТЕБЕ БОЛЬ! - рычит он.

Я сжимаюсь, испугавшись. Он останавливается, делает вдох и проводит рукой по волосам.

- Мне очень жаль, - говорит он. - Прости меня. Прости. Я не должен был кричать.

- Ты извиняешься за это? - говорю я. - Ни в чем другом из полудюжины вещей, в которых ты виновен?

- И насколько полезным было бы извинение за все эти вещи, дорогая Лилли? Причина этого..., - он жестикулирует позади себя, на ряды пустых бутылок, окружающих место, где он сидел.

Господи, я даже их не увидела!

- ...в том, что, боюсь, что у нас с тобой произошел регресс за одну ночь.      Никто не собирается извиняться.

- Итак, ты пьешь от отчаяния, - говорю я. - Как это нехарактерно для тебя, Джереми. Я отворачиваюсь. - Оставь меня в покое. Я не хочу говорить с тобой, ведь ты не вспомнишь и половины того, что я скажу, утром.

- Нет, - говорит он.

Муражки бегут по моему телу. Я стараюсь не показывать этого.

- Нет? - спрашиваю я.

- Нет, Лилли, черт возьми.      Я слишком долго ждал, пока ты проснешься и не вернешься назад.

- У меня нет желания говорить с тобой.

- Будь прокляты твои желания! - срывается он.      - Разве ты не видишь, на что я похож? Как ты думаешь, чем я занимался все это время, кроме того, что ждал твоего пробуждения?

- Сколько прошло времени? - спрашиваю я.

- Два дня.

Я хмурюсь. Да. Не так уж плохо. Это превзошло мои ожидания.

- Хорошо, Джереми, - говорю я ему, оборачиваясь.      - Ты хочешь поговорить со мной?      Давай поговорим. Но здесь буду задавать вопросы я, а не ты.

- Справедливо, - говорит он. Он устраивается на новом месте напротив моей кровати. - Что ты хочешь знать?

- Начни с Розы, - говорю я ему. - Кто она такая?

- Ты переходишь сразу к главному, - бормочет он.

- На этот раз никаких уверток, Джереми. Я хочу знать правду.      Я хочу знать всё. Кто такая Роза, какое отношение она имеет к тебе, какое отношение она имеет к твоему отцу? Почему Чарльз так отреагировал, когда увидел их?      Что у тебя есть на Розу, что она стала твоей домработницей на двадцать лет? - я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание и продолжаю. - Почему? Я знаю, что она не тот человек, кем ты хочешь заставить ее казаться.

- Настоящий шквал вопросов, - задумчиво говорит Стоунхарт.

- Отвечай или проваливай. Дело твое, - говорю я.      - Если ты не собираешься говорить, у меня нет абсолютно никакого желания говорить с тобой прямо сейчас.

- Хорошо, - говорит он.       - Хорошо, Лилли, это достаточно справедливо.

Он встает.

- Я вернусь к тебе утром.

- Подожди, что? Ты уходишь?      Ты не можешь просто уйти, Джереми!

- Приглядывай за мной, - говорит он, звуча все больше как своевольный подросток.

Должно быть всему виной алкоголь.

- Нет! Ты сам это сказал. Ты так долго ждал этого.

Я хватаюсь за соломинку. Но, это редкая возможность.      За все время, что я знаю Стоунхарта, я ни разу не видела его пьяным. Алкоголь ослабляет все запреты, независимо от того, кто вы, или как хорошо вы думаете, вы можете скрыть это. Если Джереми уйдет сейчас, я потеряю прекрасную возможность узнать о нем то, что в противном случае никогда не выйдет наружу. Черт!

Я снова ловлю себя на том, что думаю о нем, как о Джереми, а не Стоунхарте. Черт возьми, я не могу этого сделать.      Я не могу поддаться чувству безопасности и фамильярности, которое вызывает его имя. Я не в безопасности рядом с ним. Последнее доказательство - моя рука. Но, черт возьми, это чертовски утомительно продолжать думать о нем как о двух разных людях.

У меня в голове включается лампочка. Джереми или Стоунхарт - какое это имеет значение?      Есть только один из них. Наказывая себя за это, я ничего не получу. Это бессмысленное отвлечение. Пусть он будет тем, кем захочет быть в моем воображении. Его имя не имеет значения. Его действия очень важны. Они происходят из одного и того же места. Они происходят от одного и того же человека.

Поэтому я буду звать его как угодно. Попытка решить, называть ли его по имени или фамилии, является самой глупой борьбой в мире, особенно если она продолжается.      Все, что мне нужно сделать, это отделить сентиментальный символизм, который я прикрепила к названию, прикрепила к одному человеку. К человеку, наблюдающему за мной. Ждущего, когда я заговорю.

К человеку, который сломал мне руку.

- Если ты сейчас уйдешь, - говорю я ему. - Ты потратишь впустую все это время. И как часто ты говорил мне, ты ненавидишь повторяться? Тратить время еще хуже.

Он останавливается, чтобы обдумать мои слова.      Затем он усмехается и качает головой.

- Ты слишком хорошо меня знаешь.

Я напрягаюсь.

Он подходит, чтобы взять неоткрытую бутылку, прежде чем вернуться на свое место.      Он успокаивается и смотрит на меня.

- Итак, - говорит он. - Роза.

- Да, Роза.

Его глаза сканируют комнату.

- С чего мне начать?

- С начала? - предлагаю я.

- Нет, - он отрицательно качает головой. - Мы уже делали это таким образом. Скучно. Давай лучше сыграем в игру.

- Игру? - спрашиваю я. - Какую игру?

- Ту, в которой ставки довольно высоки, - говорит Джереми, откручивая крышку ликера. - Ты когда-нибудь играла в азартные игры, Лилли?

- Нет.

- Позор. Победа за столом дает тебе острые ощущения, в отличие от любых других, особенно потому, что в некоторых играх ты знаешь, что это не что иное, как удача.

- Я думала, что ты не веришь в удачу.

- Случайность, - говорит он. - Рулетка - это азартная игра.      Разве ты не знаешь?

А затем мои глаза расширяются в абсолютном ужасе. Из кармана пиджака Джереми достает старинный револьвер.

Он переворачивает оружие в своих руках.

- Я...унаследовал это...от своего отца, - мягко говорит он. Его пальцы пробегают по стволу.

- Он любил показывать его нам, когда у нас были проблемы. Конечно, в основном это был я, сидящий в его кабинете, а не мои братья.      Но я помню один раз...однажды, он был ужасно зол. Меня подставил мой старший брат Роберт за то, чего я не делал. Или может быть я сделал это, это не имеет значения. Я не помню. Что я действительно помню, так это: я вошел в кабинет отца. Он сидел в своем кресле за  массивным дубовым столом, за тем самым, что сейчас находится в моем домашнем офисе. Тем не менее.      Ты была по другую сторону баррикад.      Ты знаешь, на что это похоже. А теперь представь, что в глазах десятилетнего ребенка. Ребенка, у которого нет ничего, кроме страха перед человеком, с которым он вот-вот столкнется.

Поверь мне, думаю, я знаю это чувство лучше, чем ты думаешь.

- Теперь представь, что тот же самый ребенок входит в эту комнату и обнаруживает свою мать, прижавшуюся к столу и плачущую. Представь себе страх, чувство вины, гнев. Представь себе все это, превратившееся в один маленький шар ненависти в голове этого ребенка. Его мать не смотрит на него. Она отворачивается, стыдясь, что её младший сын застал её в таком положении. Что бы ты сделала, если бы была на месте маленького мальчика? Побежала бы к ней? Чтобы успокоить её? Конечно. Но смогла бы ты это сделать? Нет. Не с тем мужчиной, что находится в комнате. Отец поприветствовал меня. "Ах, Джереми", - сказал он. - "Ты как раз вовремя". Я знал, что что-то ужасное творится здесь, гораздо хуже обычного. Я чувствовал это в воздухе. Двери закрылись за мной, так что я подпрыгнул.      Мой отец засмеялся. Я ненавидел показывать страх перед ним.      Но звук испугал меня, черт возьми! Моя мать смотрела на меня. "Джереми", - сказала она. Потом она повернулась к отцу. "Хью. Пожалуйста. Не надо. Только не когда он здесь".

- Он заставил ее замолчать, вытащив пистолет, этот пистолет из стола и направив его ей на голову. Он улыбнулся мне в ответ. "Подойди сюда, Джереми", - мягко сказал он. - "Подойди сюда, мой мальчик. Я хочу тебе кое-что показать." Итак, я шел, парализованный страхом, почти в трансе, вокруг стола к моему отцу. Моя мать перестала плакать. Она смотрела на Хью. "Да", - подозвал меня отец.       - "Да, Джереми, прямо сюда. Подойди ближе. Скажи, ты когда-нибудь держал в руках оружие?" Я прикусил язык и покачал головой, слишком боясь заговорить, чтобы не заплакать. "Вот", - сказал он, обнимая меня за плечо и притягивая ближе. "Сюда.      Сейчас я дам тебе попробовать".      Он положил пистолет мне в руку, его пальцы были на рукоятке, направляя его на мою мать. Он посмотрел на меня. Его глаза были широко открыты и блестели от рвения. "Приятно. Не так ли? Заставляет чувствовать себя сильным, не так ли?      Как будто ты можешь контролировать людей. Как будто ты держишь ключ к жизни и смерти в своей ладони". Конечно, я был слишком напуган, чтобы говорить. "Ну?" - потребовал он. "Отвечай мне!" Я покачал головой, дрожа, так боясь того, что происходит. "Ах! - выплюнул отец. Без предупреждения он ударил меня по лицу. Я упал на пол. Моя мать закричала. Был произведен выстрел. Я вскрикнул, ахнул, закричал и вскочил так быстро, как только смог. Я ожидал увидеть свою мать мертвой, лежащей в луже собственной крови, и во мне проснулась такая ярость…

Джереми начал смеяться.

- Ну, дорогая Лилли, даже десятилетние дети имеют в себе немного силы. Я побежал на отца, готовый напасть на него. Голос матери остановил меня. “Джереми, нет! Ты сделаешь только хуже!" Я остолбенел, ошарашенный тем, что она все еще жива. Мой отец не целился в нее. Он выстрелил из пистолета, чтобы показать, что он работает. В ту секунду меня снова ударили, металл впечатался в мою челюсть с достаточной силой, чтобы заставить меня отлететь в сторону. "Хью!      Нет! Прекрати! Не трогай его!" - кричала мать. “ЗАМОЛЧИ!" - закричал отец, его контроль был на исходе. - "Заткнись, неблагодарная шлюха, он мой сын, и я буду обращаться с ним так, как считаю нужным!" Он подошёл ко мне. Я начал сторониться его. Но он улыбнулся и протянул мне руку. "Прости", - сказал он.      - "Видишь, что ты заставляешь меня делать? Мне очень жаль, сынок. Подойди сюда. Встань." Я взял его за руку, и он поднял меня.      Я весь дрожал. Он встал на колени, чтобы быть на уровне моих глаз. Он погладил меня по щеке. "Тебе больно", - сказал он, и голос его звучал при этом по-настоящему удрученным.      - "О, бедный Джереми. Тебе больно. Что они с тобой сделали?" Я просто стоял там, смотрел на него и дрожал. "Мы сделаем это лучше", - сказал он.      Он показал мне пистолет. Он открыл цилиндр и вытащил пули. Затем с ладони он взял только одну. Вернул её обратно и закрутил цилиндр. Он положил пистолет мне в руки. И направил дуло на свое сердце. “’Один выстрел, Джереми", - сказал он.      Его пальцы прижались к моим, сжимая пистолет.      "Один выстрел, и тогда ты и твоя мать будете свободны от меня навсегда.      Один выстрел, маленький Джереми.      Как думаешь, ты сможешь это сделать? У тебя есть всё, что нужно?" "Джереми...", - сказала моя мать. "Прекрати!" - закричал отец. Он повернулся к ней в ярости.      - "Еще одно слово от тебя, женщина, и я выстрелю все шесть пуль тебе в голову. Тогда удача тебя не спасет!" Я не знал, что сказала моя мать.      Я все еще держал пистолет. Но крики пробудили во мне что-то.      Я действовал без раздумий. Я нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло. Мой отец отвернулся от меня.      Он выглядел потрясенным и шокированным. Ствол пистолета все еще был направлен на его сердце. Его взгляд прошелся по моей руке, а потом встретился с моим. И я, по какой-то причине, уронил пистолет. Я потерял самообладание. Отец поднял пистолет с пола. "Ты сделал это!" - воскликнул он. "Ты пытался убить меня! Ты сделал это. Я не знал, что ты на это способен, но ты это сделал, Джереми!      Ты сделал это, ты больше не мальчик!" И тогда он сделал то, что мучает меня по сей день. Он вернул пистолет мне в руки. И переместил руку в сторону матери. "Ее очередь", - сказал он. "Нет. Н-н-н-нет". Видишь ли, я заикался тогда.      Еще одна вещь, которую ты теперь знаешь обо мне, Лилли. Ну, как ты понимаешь, мой отец был не слишком доволен.      Поэтому, применив силу, он заставил меня наставить на нее пистолет. Он заставил меня это сделать. Но я не смог нажать на курок.      Я не смог застрелить женщину. Но с тех пор прошли годы. И я действительно изменился.

Медленно, он поворачивает на меня пистолет.

- Сейчас? - спрашивает он. - Сейчас у меня такой проблемы нет.

Глава 14

- Бум, - шепчет Стоунхарт.

Я задыхаюсь.      Кровь отливает от лица. Джереми смеется.

- Испугалась? - спрашивает он.

Он опускает руку, держащую пистолет.

- А должна бы!      Это те самые слова, которые отец произнес матери, когда я стоял там, держа пистолет: "Испугалась, грязная шлюха?" Она подняла подбородок и встретилась с ним взглядом.      В этом взгляде было сказано больше, чем можно выразить тысячью словами.      Потом она повернулась ко мне. “Я люблю тебя", - сказала она. - "Неважно, что он заставляет тебя делать, я всегда буду любить тебя, Джереми. Не бойся". "Мой отец взбесившись вырвал пистолет из моей руки и направил его на нее. Он выстрелил. Щелчок. Ничего не произошло. Он зарычал. Затем он направил пистолет мне на грудь и выстрелил еще раз. Щелчок. Ничего. Он развернулся.      "ОСТАВЬТЕ МЕНЯ!" Взревел он. Моя мать подбежала ко мне, схватила меня за руку и вытащила из комнаты так быстро, как только могла. Однако перед тем, как двери закрылись, я помню звук истерического смеха моего отца.

Джереми останавливается. Он смотрит на бутылку в одной руке и пистолет - в другой. У меня перехватывает дыхание. В горле стоит ком, из-за которого невозможно говорить.

- Как ты видишь, - продолжает Джереми после долгой паузы. - Этот пистолет, я...и Хью...у нас длинная запутанная история. В тот день могли погибнуть три жизни.      Вместо этого, были спасены три жизни. Почему?      Не более чем слепая удача, Лилли. Не более чем случайность. Но! Но, Но, но.

Смеется он.

- В тот день мой отец преподал мне ценный урок. Он научил меня не полагаться на удачу. Он показал мне, как это непостоянно. Он научил меня большему, чем он когда-либо знал, что люди сами создают свою удачу, которой можно позавидовать. Что мы лучше тех, кто разбогател по счастливой случайности.      Тот случай, когда мне было десять, возможно, больше всего на свете, подтолкнул меня к удаче. Стать тем, кем я являюсь сегодня.

Он пренебрежительно кивает мне головой.

- Я вижу, что тебе страшно. Не стоит. Я принес это оружие не для того, чтобы использовать против тебя. Я принес его, чтобы дать тебе тот же выбор, который дал мне мой отец.

Он вскакивает на ноги и пересекает расстояние между нами, как приливная волна.

- Возьми это, - говорит он хриплым голосом.

Он обвивает мою свободную руку вокруг холодной металлической формы.

- Возьми это и получи свой шанс.      У тебя есть шанс. Убей меня или по крайней мере  попытайся убить. Моя жизнь в твоих руках, милая Лилли. Больше, чем я заслуживаю.      Ты больше, чем я заслуживаю!

Я пытаюсь оттолкнуть пистолет.

- Джереми, нет...

- Нет? - смеется он. - Нет, ты не хочешь убивать меня?      Нет, ты не хочешь получить шанс? Я знаю.

Продолжает он.

- Я вижу ненависть в твоих глазах. Я вижу, как ты на меня смотришь. То, как ты отпрянула от меня, когда проснулась.

- Джереми, ты напился! - протестую я. - Ты пьян, и ты не знаешь, что говоришь!

- О, но я знаю, дорогая Лилли. Я знаю, я знаю, я знаю! Тот же выбор, Лилли, что дал мне отец. Теперь я предлагаю его тебе. Сделай это! Не будь трусихой!      Сделай это, выстрели мне в сердце!

Я в недоумении смотрю на него.

- Нет? - спрашивает он.

Он становится неистовым. Такой пыл пугает меня. Это пугает меня.      Он совершенно не в себе.

- Тогда вместе, - говорит он.

Он подносит свою голову ко мне. Он поднимает пистолет в сторону головы.

- Через меня, к тебе, моя дорогая Лилли-цветочек. Через меня, к тебе. Это будет наш славный побег.      Или наше славное спасение. Там всего одна пуля. Сделай это! Не упусти свой шанс! Твой выстрел.

- Джереми-Джереми, нет!

Я пытаюсь вырвать свою руку, но она в его железной хватке. Пистолет направлен прямо в висок.

- Не будь дурачкой! - рычит он. - Это то, чего ты хочешь.      Я это знаю. Это то, что тебе нужно. Стреляй, Лилли! Это твой единственный шанс. Это твоя возможность. Освободи нас. Освободи нас обоих. Это должна быть именно ты. Потому что я лучше умру у тебя на руках, чем проживу один день порознь. А ты?      Ты не можешь уйти. Теперь мне это известно. Ты тоже это знаешь, Лилли. Это наше освобождение. Это может быть твоя свобода. Сделай это, Лилли. Нажми на курок!

- Нет.

- Нажми. Нажми. Нажми. Нажми!

- Я сказала НЕТ!

Со всей силы, что есть во мне, я вырываю пистолет от головы Джереми. В тот же самый момент он отпускает меня. Я двигаюсь со слишком большой силой и ударяюсь о стену позади меня. Я кряхчу. Звук теряется при самом громком взрыве: Пистолет. Пистолет выстреливает. Я случайно нажала на курок.

Был произведен выстрел. И ствол был заряжен. Я все еще чувствую силу пули, пульсирующей в моем теле. Я смотрю на разрушенную стену напротив нас. Я могла убить нас обоих.

- Дерьмо, - шепчу я.

- Это был твой шанс, - говорит Джереми.

Он поднимает меня, поворачивается и выходит из комнаты.

Глава 15

Мое сердце продолжает бешено стучать ещё долгое время после ухода Стоунхарта. Пистолет по-прежнему лежит на моей кровати. Он забыл его. Я смотрю на него, как на ядовитую змею. Раздался выстрел, это единственная мысль, которая всплывает в моей голове. Раздался выстрел. Если бы я нажала на курок, когда Джереми направил его на себя...он был бы мертв.

Если бы я сделала это, когда он направил  его в сторону своей головы...мы оба были бы мертвы. В конце концов, я набираюсь смелости, чтобы взять пистолет. Я должна знать. Я должна знать, была ли в цилиндре только одна пуля.      Или он был полный. Моя рука трясется, когда я поднимаю его с матраса. История, которую рассказал Джереми о том, как его отец говорил, что пистолет заставляет чувствовать себя сильным? Абсолютно неточно. Это оружие нужно, чтобы быть уверенным. Но держа его, даже воображая, что он полный, я не чувствую себя сильной. Это заставляет меня чувствовать страх. Физически больной.

Меня беспокоит жестокость, что владеет Джереми. Но этот пистолет в тысячу раз хуже. С ним любой может стать убийцей. Не нужно мужества, чтобы нажать на курок в момент отчаяния. Я не знаю, как он работает, поэтому мне требуется немало времени, чтобы понять, как его открыть. Я полностью измотана.

Наконец-то я поняла. Магазин пуст. Он не лгал. Там действительно была одна пуля. Он действительно отдал свою жизнь в мои руки. Он оставил исход на волю случая. Это так непохоже на влиятельного и контролирующего всё человека, которого я знаю.      Либо алкоголь оказал на него подавляющее влияние, либо события за ужином действительно повлияли на него.

В тот вечер он превратился в монстра. Я все еще не могу понять, что произошло. Он сломал мне руку. Джереми Стоунхарт сломал мне руку.      Тем не менее, ад ненависти, который был внутри меня, когда я проснулась, теперь не что иное, как горящие угли.

Причина - инцидент с пистолетом. Я могла бы его просто убить. Я могла бы. Если бы я нажала на курок, как он просил, я бы навсегда избавилась от Джереми Стоунхарта. Раз я его ненавижу, не должна ли упущенная возможность расстроить меня?      У меня больше никогда не будет такого шанса.

Но я не чувствую никакого сожаления. Блядь, даже близко нет. Все, что я чувствую - это смутно отдаленное облегчение, что я не нажала на курок, особенно сейчас, когда я знаю, что если бы я это сделала, он был бы мертв. Жизнь и смерть пробуждают наши самые первобытные чувства. Дело не в ненависти. Неважно, как сильно я этого хочу, это не так.

Но это и не любовь. Я не могу любить человека, который способен делать со мной такие вещи: держать меня в темноте, накачивать наркотиками снова и снова, ломать мне руку в приступе ярости и бить меня об пол. Дать мне армейский жетон со словом "собака" на нем. Связать меня одним контрактом только для того, чтобы освободить меня, но каким-то образом ему удалось снова привязать меня к себе по доброй воле.

Джереми - манипулятор. В этом нет никаких сомнений. Но он никак не мог предсказать или спланировать то, как все это сработает. Как говорится, для танго нужны двое. Мою роль нельзя недооценивать. Я несу такую же ответственность за текущее положение дел, как и он. Мы не планируем, что будет дальше. Все это очень динамично. Все постоянно находится в движении.

Я не ненавижу Джереми больше, чем я ненавижу Стоунхарта. Но я его и не люблю. Или, даже если и наоборот, я должна похоронить эти чувства. Нет. Не похоронить. Я не могу от них спрятаться. Но я должна их замаскировать. У меня определенно есть сильные чувства к Джереми.      Настолько сильные, сложные и запутанные, что не поддаются определению. Что ж.

Я подхожу к разрушенной стене и касаюсь куска дерева, который разлетелся от выстрела. Потом закрываю глаза, вздрагиваю и наливаю себе выпить. За окном ночь, но у меня нет желания спать. Я хочу найти Джереми и поговорить с ним. Но я не могу этого сделать, пока он не протрезвеет. Алкоголь сделал его непредсказуемым и опасным. Посмотрим, что он сделает со мной.

***

Как оказалось, алкоголь просто вырубает меня и оставляет с огромным похмельем. Я стону, открывая глаза на встречу яркому утреннему солнцу. Чертова погода кажется никогда не подходит мне.      Когда я хочу, чтобы было светло и солнечно, то пасмурно. Когда мне нужно, чтобы моросило и было пасмурно, погода замечательная. Ко всему добавляется головная боль и пустой желудок.

Я иду через дверь в незнакомый коридор, отчаянно нуждаясь в воде. Я была в доме Розы всего один раз, и...о Боже. Мои глаза расширяются, когда я вхожу в гостиную. Она полностью пустая. Мебель исчезла. Все ковры и картины, которые я помню, пропали. Была ли спальня, в которой я оказалась, единственной меблированной комнатой в доме?

Я открываю двери, заглядывая в шкафы. Все пропало. Здесь ничего нет. Но...как? Почему? Джереми сказал, что дом принадлежит мне, что Чарльз и Роза уволены. Либо я не приняла информацию за чистую монету, либо я не ожидала, что изгнание будет таким...опустошающим. Или что всё сделают так быстро.

Пока я бегаю из одной пустой комнаты в другую, все, о чем я могу думать, это то, что Роза и Чарльз действительно ушли. Они оба были изгнаны.

Но куда? Не похоже, что Джереми просто позволил бы им уйти из своего поместья. Они слишком много знают. Он не стал бы рисковать. Неужели? Или всё таки смог бы? И то, что он кричал в муках своего кошмара? Эта фраза "Не трогай меня, Роза"? Я до сих пор ничего об этом не знаю.

Что ж, сегодня, сейчас самое время поговорить об этом с Джереми. Обо всем этом. Я чувствую себя потерянной и запуталась, как никогда. Мне нужна ясность. Я заслуживаю ясности после всего, чему он меня подверг. На кухне нечего есть и пить.      Приходится пить воду из-под крана. Затем я поворачиваюсь и выхожу из заброшенного дома.

Прогулка до особняка Джереми была бы идеальной, если бы не мое нынешнее состояние.      Птицы поют. Солнце теплое и яркое.      Вся зелень, которая окружает меня, заставляет меня чувствовать себя, будто я попала в далекую фантастическую страну красивых рыцарей и прекрасных принцесс.

- Дом, милый дом, - бормочу я, когда вижу особняк сквозь деревья.

Что бы ни случилось раньше, мне не нужен гостевой дом Розы. Нахождение там похоже на то, будто я скрываюсь. Мне нужно быть рядом с Джереми, а не изолироваться от него где-то в его поместье. Гостевой дом оказывает ложное чувство безопасности. Я не могу позволить себе попасть в эту ловушку. Если Джереми не будет рядом, я могу забыть, что я на самом деле здесь делаю.      Я отказываюсь жить на его территории, в его собственности, фактически не находясь рядом с ним. Если я действительно хочу уйти, мне нужно место, что не контролируется им. Квартира или что-то вроде того, в городе.

Но Джереми никогда бы мне этого не позволил.      Он бы никогда просто не отпустил меня. Больше нет. Не после вчерашнего промаха. Гостевой дом? Это не для меня. Я ничего не получу, если это будет моим постоянным местом. И я могу потерять все.

Я иду к задней части особняка по тропинке, откуда открывается великолепный вид на океан и скалы. Я оказываюсь у двери в солярий.

Я прижимаюсь лицом к стеклу и вглядываюсь внутрь. В центре находится высокий столб. Черно-белые абстрактные картины висят на стенах, даже та, которую я однажды швырнула в стекло в отчаянной попытке вырваться на свободу. Теперь я нахожусь снаружи. Я кладу руку на ручку и толкаю вниз. Теперь же я захожу с охотой.

Воздух внутри прохладный и свежий благодаря кондиционеру. Дверь за мной закрывается. Я подхожу к столбу и провожу пальцами по гладкому мрамору.

- Здравствуй, старый друг, - говорю я мягко. - Многое изменилось с тех пор, как мы в последний раз виделись.

Я делаю широкий круг вокруг моего бывшего периметра. Я до сих пор помню тонкую нить вокруг лодыжки. Поднос с едой, который Стоунхарт использовал, чтобы сломить мою волю. Я помню ужасный голод, который определял мое существование. Я помню, как меня рвало на пол. Я помню свою испачканную одежду, какой тощей и несчастной я была, когда Роза впервые появилась, чтобы помыть меня.

Я заставляю себя думать обо всем этом. Чтобы сосредоточиться на том убожестве, каким Стоунхарт заставил меня чувствовать себя в его извращенном желании отомстить. Я делаю это, чтобы укрепить себя и свою решимость, когда встречусь с ним сегодня. Я захожу в гардеробную. Там пусто. Жуткое напоминание о гостевом доме, когда смотрю на пустые стойки. Я дрожу, мне не нравится атмосфера, отчего я отворачиваюсь. Я иду в ванную комнату. Вот ванна, в которой Роза однажды мыла мне волосы. Я смотрю на потолок. За некоторыми плитками скрыты камеры, встроенные над ванной.

Я смотрю в зеркало. Так странно видеть свою руку перевязанной. Я не знаю, сколько времени займет заживление кости. Кстати говоря, кто этому виной? Джереми? Роза? Кто-то еще: медсестра или врач, которого вызывали? Что они подумали, когда увидели меня на холоде и со следами на лице? Признаки насилия были очевидны…

И все же, если есть нечестные политики и нечестные бизнесмены, значит есть нечестные врачи, медсестры и медицинский персонал. Джереми рассказывал мне, как легко откупиться от кого-либо.      Если доктор видел меня, я не сомневаюсь, что деньги Джереми заставили его замолчать.

Без разницы. Это меньшая из проблем. На мой взгляд, есть гораздо более уместные вопросы: поведение Чарльза, роль Розы в этом всём, участие Хью.

Я иду по длинному коридору, выложенному кирпичом, благодаря которому я впервые почувствовала вкус свободы. Я провожу пальцами по грубым красным стенам. Чего бы я ни ожидала, впервые покинув солярий, где бы я ни думала, что буду в будущем, но определенно не здесь. Никто не мог предсказать, как все обернется. Черт, я должна была быть личным помощником Стоунхарта еще четыре с половиной года.

А теперь?      Теперь я иду, чтобы найти человека, который чуть не превратил меня в убийцу прошлой ночью. Я останавливаюсь перед последней дверью.      Какой сегодня день?      Воскресенье?      Или понедельник? Если понедельник, то Джереми возможно на работе. Вернее, он должен быть на работе. Кто знает, придет ли он утром в Стоунхарт Индастриз в таком состоянии после вчерашнего?

Надеюсь, он дома.      Мне нужно с ним поговорить. Это нужно сделать лицом к лицу.      Телефонный звонок не вариант. Кстати, где мой телефон?      Не помню, когда я пользовалась им в последний раз. Или где я могла его оставить.

Я тяну время.      Я хочу найти Джереми, но перспектива встретиться с ним после всего произошедшего...пугает. Как  посмотреть в лицо человеку, который  заставлял тебя приставить пистолет к его голове? Джереми в своем уме? Поведение, которое он продемонстрировал прошлой ночью, ясно свидетельствует об обратном.      Да я знаю, что у него может резко поменяться настроение. Раньше я думала, что он делает это сознательно. В каком-то смысле он стал тем, кем должен был быть, чтобы соответствовать своему настроению.

Был ли виной всему алкоголь? Он не был похож ни на Джереми, ни на Стоунхарта. Он был...кем-то другим. Кем-то совершенно другим. Может быть алкоголь. К тому же он выглядел так, будто почти не спал. Как будто из него выжали все соки.

Алкоголь послужил способствующим фактором.      Но он не рассказывает всей истории. Что-то не давало ему уснуть. Что-то заставило его потянуться к бутылке. Я вспоминаю ночь, когда он снял с меня ошейник на Карибах. Тогда он был в таком же состоянии. Огорченный. Он признал, что это из-за его беспокойства обо мне. Могла ли та же самая забота заставить его выглядеть так, когда я проснулась прошлой ночью?

Но будь он проклят, где была эта забота, когда он ударил меня за ужином? Где было это беспокойство, когда он сломал мне руку? Я не могу позволить этому повлиять на меня. На меня не повлияет его раскаяние. Сколько бы он ни скрывал, это никогда не оправдает того, что он сделал. Итак, в своем ли уме он?      Я больше в этом не уверена. Стоунхарт был непредсказуем. Но он был всегда-всегда! под контролем.

Бесконтрольный Джереми пугает меня больше всего на свете. Я делаю глубокий вдох, достаточно долго волочу ноги и открываю последнюю дверь. Внутри безупречно чисто и стерильно, как никогда.

- Эй, - зову я.

Мои шаги эхом отдаются от мраморного пола.

- Джереми, ты здесь?

Я жду ответа. Если он здесь, то, вероятно, в своем кабинете. Эта комната, кажется, является точкой, где мы всегда находим друг друга в моменты принуждения. Но сначала я иду в столовую. Я хочу посмотреть, есть ли какие-нибудь доказательства того злополучного ужина. Нет.      Комната просто идеальна. На самом деле, яркое утреннее солнце, кажется, издевается над всем, что произошло в последний раз, когда я была здесь.

Я прохожу через кухню, останавливаясь перед кладовой, которая вовсе не является кладовой. Внутри находятся мониторы. Я колеблюсь. Стоит ли мне заходить вовнутрь? Я выключила камеры давным-давно. Но, может быть, есть определенная безопасность в том, чтобы вернуть всё обратно.      Могли ли они послужить сдерживающим фактором, чтобы предотвратить превращение Джереми в безжалостного монстра за ужином? Могла ли угроза утечки видеоматериалов защитить меня?

Возможно.      Ирония заключается в том, что я бы чувствовала себя лучше, столкнувшись с Джереми Стоунхартом сегодня, зная, что наше взаимодействие записывается. Я не хочу, чтобы мир увидел, что он сделал со мной, когда я была его пленницей. Но теперь, когда я свободна, и наши роли поменялись, думаю, я смогу отправить запись куда надо...если возникнет необходимость.

Поэтому я иду в кладовую и набираю код доступа. Я чувствую небольшую тревогу в тот момент, когда система принимает мой пароль (Стоунхарт вернулся к контролю?),  но когда появляется окно, я вижу, что Джереми не врал. Все камеры выключены, как я их и оставила. Несколько быстрых щелчков мыши, и они вновь включены. Изображения дома заполняют экран. Я сканирую их один за другим. Комнаты, коридоры, ванные комнаты пусты.

Я смотрю на камеру, установленную в кабинете Джереми. К моему удивлению, его там нет. Я одна в этом доме? Стоит ли мне дождаться наступления ночи, чтобы поговорить с ним? Затем на глаза бросается короткая вспышка движения. Я смотрю на экран и вижу в углу то, что мне кажется похоже на мокасины. Трудно сказать с таким разрешением камеры. А потом я снова вижу, как он движется на нижней камере.

Камера в подвальном помещении. Я пытаюсь найти другие камеры в этом помещении. Но нет ни одной, которая бы находилась под соотвествующим углом. Мне это не привиделось. Джереми там. Он построил этот дом. Вероятно, он сам спроектировал систему камер и знает слепые зоны. Интересно, мог ли он предвидеть, что я снова буду использовать камеры. Или из-за предосторожности. Джереми всегда всё планирует на случай непредвиденных обстоятельств.

Я делаю паузу перед тем, как отвернуться. Оставить камеры включенными или выключить?      Оставаться в неведении или мне нужен дополнительный уровень безопасности? Я не хочу повторения прошлой ночи. Это пугает меня гораздо больше, чем нападение Джереми.       Сломанная рука заживет.      Пуля в грудь - это навсегда. Требуется вся сила воли, чтобы нажать кнопку "Запись". Затем я выхожу из системы.      Что бы ни случилось между мной и Джереми, это не останется скрытым.

Я готовлюсь к предстоящей встрече и выхожу из комнаты. Спускаюсь в подвал и прохожу мимо бассейна.      Быстрый взгляд на бар говорит мне, что Джереми продолжил пить. Черт, надеюсь, я больше не увижу его пьяным. Меньше всего я хочу, чтобы он зашел далеко, как прошлой ночью. Я громко стучу ногами об пол, чтобы он знал, что я иду.

Я вхожу в дальнюю комнату и вижу, что он пьет, откинувшись на спинку кресла, одной рукой закрыв глаза.

- Лилли, - говорит он. - Мне было интересно, сколько времени тебе понадобится, чтобы найти меня.

На нем та же одежда, что и прошлой ночью. Почему он не переоделся? Обычно его заботит его внешность. Похоже, на этот раз ему наплевать.

- Ты спал? - спрашиваю я его.

- Ха!

Затем он приподнимается и моргает. Ему требуется время, чтобы найти меня. Страх сковывает мои внутренности. Одного взгляда на его лицо достаточно, чтобы понять, что все это время, когда он ушел от меня, он пил. Под глазами залегли мешки. Я даже не вижу белков вокруг его радужной оболочки.      Его зрачки плавают в море красного цвета.

Его щетина достаточно густая, чтобы ее можно было назвать бородой. На его лбу появились морщины, которые никогда не были видны раньше. И хотя его голос тверд, он дрожит, стоит ему поднять голос.

- Ты хорошо выглядишь, Лилли, - говорит он. - Намного лучше, чем я. Поздравляю. Можешь гордиться собой.

О да, он определенно пьян.

- Ты не переставал пить? - спрашиваю я.

Я прикусываю губу, потом решаю рискнуть и подхожу к нему.      Он сидит прямо и наблюдает за моим приближением. Я опускаюсь на колени, опираясь на подлокотник его кресла.

- Джереми...что ты с собой делаешь?

Он смотрит на меня, как потерянный человек. Как будто он совсем один на свете и не знает, куда повернуть. Его глаза осматривают мое лицо, а затем падают на сломанную руку.

- Прости, - хрипло произносит он.

- Мне не нужны твои извинения, - бормочу я. - Мне не нужны твои угрызения совести. Мне нужны объяснения, Джереми. То, чего ты так долго избегал.

Он делает глубокий вдох.

- Я все испортил, не так ли? - спрашивает он. В его голосе слышно отчаяние. - Я разрушил все, что мы построили.

Он протягивает руку, чтобы коснуться моей щеки.      Я отворачиваюсь и не позволяю ему. Он позволяет своей руке упасть в поражении.

- Прости, Лилли, - повторяет он снова. - Я не заслуживаю тебя. Тебе следует оставить меня. Сейчас. Ты должна оставить меня сейчас, и я обещаю, что отпущу тебя. Это будет последняя демонстрация моей любви. Потому что...потому что, черт возьми, посмотри на себя!

Он касается пальца моей сломанной руки, отметин на лице.

- Я сделал это. Я сделал это с женщиной, которую люблю. Эмоции...зашкалили той ночью.      Ты меня не послушала. Я действовал импульсивно. Ужин, вся эта катастрофа, были с моей стороны серьезным просчетом. Я думал, что справлюсь с этим. Противостоять демонам прошлого в лице Хью и Розы. Объединить это с тем, что у меня есть в настоящем в моем доме, всё хорошее. Защитить себя от этого тем, что у меня есть в будущем, с тобой.

Он внезапно кашляет, подавившись слюной. Я никогда не видела Джереми таким.

- Тебе нужно переодеться, - мягко говорю я ему. - Принять душ. Поспать. Ты сейчас несешь какую-то чушь. Я позабочусь о тебе, пока ты не протрезвеешь и не отдохнешь. А потом? А потом, Джереми, мы с тобой поговорим.

Он смеется мне в лицо.

- Ты позаботишься обо мне? После всего, что я с тобой сделал? Ты с ума сошла, Лилли? Или это я сумасшедший? Я предоставляю тебе выход из положения.      Уходи сейчас же и не оглядывайся назад.      Забудь обо мне и обо всем, что случилось. Забудь...

- Джереми, - говорю я тихо, но твердо. - Я не могу этого сделать. Я не могу просто забыть.

- Конечно, - говорит он. - Шрамы прошлого смешиваются со шрамами настоящего. Ты так и не отомстила мне.

- Отомстила? - говорю я испуганно. - О какой мести идет речь? О чем ты вообще говоришь?

- Ты хочешь разрушить меня, - говорит он. - Ты хочешь вернуть мне все, что я сделал с тобой в темноте. Я знаю, Лилли. Я вижу желание на твоем лице. Ты думаешь, что скрываешь это. Но безуспешно. Я знаю, как выглядит человек, который ищет мести. Мне знакомо чувство триумфа, которое придет, когда ты отомстишь. У меня было такое. Я это пережил. Так что ты не сможешь скрыть это от меня, мой сладкий Лилли-цветочек. Я знаю, что это причина, по которой ты остаешься. Но я предупреждаю тебя, ты не добьешься в этом успеха. Знаешь, почему? Потому что ты уже сделала это. Посмотри на меня!

Он усмехается.

- Посмотри на меня. Прячусь в темноте, прячусь в подвале от любимой женщины. Та самая женщина, которая хочет пронзить мое сердце колом.

- Джереми, нет.

- Просто послушай! Я дал тебе шанс. Ты могла нажать на курок. Избавиться от меня. Разве это не говорит об отчаянии, которое я чувствую? Разве это не показывает тебе, насколько я пал? Как сильно ты меня ударила?

- Я ничего не делала…

- Но в этом ты ошибаешься! Вот тут ты очень сильно ошибаешься. Ты оказала на меня влияние, Лилли. Ты заставила меня превратиться в...в это.

Он смотрит на себя.

- Эта пустая, сломанная, разрушенная оболочка человека. Думаешь, я не знаю, что сделал с тобой две ночи назад? Несмотря на все мои обещания, несмотря на все мои усилия? Ты привела меня в редкое состояние, Лилли.      Осмелюсь сказать, что это больше не повторится. Так что уходи. Отомсти мне. Потерять тебя навсегда, позволить тебе уйти - это больше, чем я могу вынести. Я не знаю, что со мной будет. Буду работать в Стоунхарт Индастриз.

Он снова смеется.

- Это поглотит меня до конца моих дней. Что-то, что прогонит боль. Чтобы спрятаться от потери. Без тебя мне нечего будет чувствовать. Ничего, что я смогу почувствовать. И, возможно, так будет лучше.      В конце концов, это то, в чем я преуспел.      Расстояние. Это то, вокруг чего я построил свою жизнь.

- Джереми, - делаю я глубокий вдох. - Ты плохо себя чувствуешь. Тебе нужно поспать. Мы можем поговорить после...

- На хуй потом! Мы сейчас разговариваем, Лилли.      Я принял свое решение. Можешь идти. Я не собираюсь преследовать тебя. Уходи сейчас же. Оставь меня. Убирайся из поместья. Убирайся из моей собственности. Возможно, пистолет был слишком. Может быть...

- Джереми, говорю я. - Я не собираюсь оставлять тебя в таком состоянии.

- Послушай меня! - шипит он, хватая меня за руку. - Хочешь знать мою конечную цель, Лилли? Хочешь знать, что я собирался с тобой сделать?

Он говорит с пылом сумасшедшего. Его пальцы впиваются в мою плоть с поразительной силой.

- Когда я впервые привел тебя сюда, Лилли, знаешь, что я хотел сделать? Нет. Я никогда тебе не говорил. Об этом можно было только догадываться. Но правда напугает тебя больше, чем ты могла бы себе представить.

Его глаза сияют маниакальным рвением.

- Я не хотел убивать тебя, Лилли, если ты об этом думаешь.      О нет. Не так грубо. Мои намерения были куда более злыми.

- По контракту у тебя должно было быть 5 лет. У меня не было в намерениях тебя оставлять.      Два года, три, максимум. До того, как я бы прогнал тебя. Это было моей великой мечтой. Я хотел, чтобы ты во всем зависела от меня.      Я хотел изолировать тебя от внешнего мира, чтобы ты знала только меня. Я хотел, чтобы ты была полностью в моей власти, полностью в моих руках. В тот день, когда мы встретились, ты помнишь, что я сказал тебе по дороге в лифте в мой кабинет? Что я хотел твой ум? Это всегда лежало в основе всего. Ты сразу поняла мои намерения. Я хотел сделать тебя настолько зависимой от меня, чтобы ты не смогла выжить. Я хотел владеть тобой, Лилли. Я хотел, чтобы каждая мысль, которая бы пришла в твою милую головку, вращалась вокруг меня. Я хотел затянуть тебя во всё это так глубоко, что ты не смогла бы выжить без меня. А потом? Когда бы я контролировал твое тело, дух и разум? Тогда я вышвырнул бы тебя. Я бы бросил тебя на улице и оставил на съедение волкам. Ты была бы сломлена. Несчастна. Слаба. Ты ничего не знала бы, кроме того, как доставить мне удовольствие. Что бы ты делала дальше? Не знаю. Я надеялся и мечтал увидеть, как ты сойдешь с ума. Сначала я должен был научить тебя, что все, что ты знаешь, вращается вокруг меня. Тогда я лишил бы тебя этого, без пощады, без угрызений совести. И ты была бы так же потеряна, как и твой отец. Теперь ты понимаешь? Ты видишь, что я за человек? Это то, что я хотел сделать с тобой. Я хотел сломать тебя. Чтобы заставить тебя страдать, не физически, а умственно. Внутренне. Это был мой великий план мести. Все, что я делал, было связано с тем, чтобы довести тебя до этого. Ошейник. Ограничения. Правила. Даже проклятые, мать твою, подарки. Ты помнишь их, не так ли?

Он смеется.

- Декстран? Это была морковка, которой я бы помахал перед тобой. Я хотел довести это до конца, заставить тебя поверить, что это было моим конечным намерением. Но на самом деле? Но на самом деле, нихуя из этого не вышло! Так что иди! Уходи! Вот почему тебе нужно уйти. Вот почему ты должна бежать. Я тебе всё выложил. Разве ты не понимаешь, Лилли? Завоевание твоего разума...вот к чему я стремился. Я знал, что этого будет трудно добиться. Твое тело? Я мог взять его. Бог знает, сколько раз я насиловал тебя в темноте. Это было легко. Любой человек, обладающий необходимыми ресурсами и достаточной силой, мог бы сделать это. Обретение контроля над твоим разумом? Это был вызов. Задача, которую мог решить только я.

Он отпускает мою руку. Меня шатает назад, и я теряю равновесие. Он продолжает:

- Но я не смог. Я потерпел неудачу, Лилли, как только влюбился в тебя. Я пытался бороться с этим. Я сказал тебе, что сделал. Но ты добралась до меня, - он касается своей головы. - Я хотел твой разум, но на самом деле ты забрала мой. Вот какой я на самом деле. Ты все это знаешь. Я собирался оставить тебя без гроша на улице. Спроси себя: "Ты хочешь быть с таким человеком?"

- Джереми...

- Нет! Не отвечай. Просто уходи, Лилли. Пожалуйста. Пожалуйста, уходи отсюда. Я не заслуживаю тебя. Есть часть меня, которую я не могу контролировать. Она проявилась за ужином. В пятницу вечером. Я причинил тебе боль один раз, черт, больше, чем один раз, и я могу сделать это снова. Ради твоего же блага, уходи. Освободись от меня. Оставь меня моей разваливающейся империи.

- Джереми, - говорю я твердо.

Я беру его за руку и смотрю ему в глаза. Я вижу там слабый намек на слезы. Он пытается отвести взгляд. Здоровой рукой я касаюсь его щеки и подталкиваю к себе.

- Я никуда не собираюсь, - говорю я ему. - Посмотри на меня, черт возьми! Не прячься. Я не оставлю тебя в таком состоянии.      Ты все поставил на карту ради меня. Это чего-то да стоит. Так что я тоже. Ты прав, Джереми. Ты действительно меня пугаешь. Я никогда не знаю, какую сторону себя ты покажешь. Добрую, милую и заботливую? Или холодную, жестокую и манипулирующую? Ты...ты такой сложный. Ты многослоен. Тот, кем тебя воспитали, и тот, кого создал ты сам. Я не знаю. Ты способен на ужасные вещи. Но что важно, они не характеризуют тебя. В тебе есть доброта. Но ты противишься её. Я вижу это. Я вижу, как сильно ты стараешься быть человеком, который должен стоять у руля Стоунхарт Индастриз. Ты не можешь позволить себе быть эмоциональным. И все же, когда я рядом, ты ничего не можешь с этим поделать. Это делает тебя...более человечным. Доброта не компенсирует твою другую сторону, Джереми. Не пойми меня неправильно. Насилие пугает меня, но нежность и забота удерживает меня рядом. Наши отношения как качели. То в одну сторону, то в другую. Мы оба виновны в обмане, даже если пытаемся это отрицать. Даже если мы поклянемся друг другу, что не будем лгать. Но это то, что нас определяет? Неопределенность. Осложнения. Я не собираюсь уходить ни сейчас, Джереми, ни когда-либо. Потому что...

Я снова беру его руку и соединяю наши пальцы.

- ...кроме тебя у меня никого не будет. Значит, в этом ты ошибаешься. Ты расположил меня к себе. У тебя есть мой разум. И мое сердце. Проклятие. Когда я проснулась после потери сознания, я поклялась, что никогда больше не полюблю тебя. Я сказала, что не могу любить человека, который делает это..., - я смотрю на свою сломанную руку. - ...со мной.      И все же, посмотри на меня. Я тут и изливаю свою душу.

Я сдерживаю слёзы.

- Ты сделал это, Джереми. Ты забрал мой разум. Но я не думаю, что ты способен выполнить следующую часть своего плана. Ты не прогонишь меня. Ты можешь послать меня, конечно. Но и этого ты не сделаешь. И я никогда не оставлю тебя без боя.

- Почему? - спрашивает Джереми.

Похоже, он в отчаянии.

- Почему? - повторяю я. - Изначально это было местью. Ты прав. Я должна была отомстить тебе за то, что ты сделал со мной. Таков был мой план с того самого момента, как я подписала твой чертов контракт.

Он слабо улыбается мне.

- Я знаю.

- Я думала об этом, когда мы отправились на Карибы. Я думала об этом, когда ты снял ошейник.      Даже в тот день, когда ты сжег контракт и дал мне доступ к твоему дому. Я всегда думала об этом.

- А сейчас? - тихо спрашивает Джереми.

- Мысль о мести не покинула меня, - признаюсь я.      - Также, как и ты хотел сломить меня, я хотела причинить тебе вред. Я хотела, чтобы ты преклонил передо мной колено. Я не знала, как это сделать. Но я знаю, что у меня не было ничего, кроме времени, чтобы найти способ. Знаешь, почему я отослала Фей и Робина, после того как привезла их в Бостон повидаться с тобой? Я должна была избавиться от них. Я боялась, что они разрушат мой план, чтобы отомстить тебе. Они хотели забрать меня у тебя. Но если бы я была далеко, как бы я выполнила обещание, данное самой себе в последний день у колонны?

- И что это было за обещание?

- Поставить тебя на колени, - я снова слабо улыбаюсь.

Я вся дрожу. Я не думала, что когда-нибудь признаюсь в этом Стоунхарту. Это были? Мои сокровенные желания. То, что двигало меня на то, что я делала.

- Знаешь, - говорит он, заглядывая мне в глаза. - Некоторые обещания были нарушены.

- Знаю, - говорю я, крепко держа его за руку.

- Что изменилось?

- Что-то...в тебе. Прошлая ночь. Ты отдал мне пистолет. Ты пытался заставить меня нажать на курок. И я не смогла этого сделать. Только когда я случайно выстрелила...и поняла, что могла тебя убить...я поняла, что настоящая причина, по которой я осталась, не имеет ничего общего с местью. Для меня, Джереми, понимание важнее мести.

- Понимание?

- Того, кто ты есть. Почему ты делаешь то, что делаешь. Как ты можешь заставлять меня чувствовать себя так. Почему любовь по-прежнему присутствует после всего того, чему ты меня подверг.

Он слабо улыбается.

- Твое заключение?

- У меня его еще нет, - говорю я ему серьезно. - Будет лучше, если ты расскажешь мне про Розу, Чарльза и Хью. Кажется мы вчетвером являемся центральными фигурами в твоей жизни. Знаешь ли ты, что ты кричал что-то, когда я разбудила тебя от кошмара?

Джереми выдыхает и закрывает глаза.

- Я?

- Да. Ты кричал: "Не трогай меня, Роза", - я приподнимаю его подбородок. - Я хочу знать, что это значит, Джереми. Я хочу знать, кто Роза для тебя или кем была. Я хочу знать о твоем прошлом и думаю, что заслуживаю знать, потому что теперь, официально, у меня нет секретов от тебя. Ты знаешь, почему я осталась. И ты знаешь, что я слышала, как ты кричал по ночам. Абсолютная правда - это то, чего ты всегда добивался, не так ли? Правда, честность и доверие? Ты видел меня, всю меня. Я рассказала тебе, как изменилось мое отношение к тебе. У нас остались нерешенными десятки, сотни вопросов. Но суть ясна. Ты знаешь мое, а я знаю твое. Мы квиты, так сказать. Так скажи мне, Джереми. Ты позволишь мне увидеть, кто ты? Ты наконец опустишь стены? Потому что у меня...у меня ничего не осталось.

Джереми Стоунхарт смотрит на меня в задумчивом молчании в течение длительного времени. Наконец, он говорит.

- Ты дала мне о многом подумать, - говорит он, вставая и мягко отталкивая меня в сторону. - Это твой выбор? Ты не собираешься уходить? Ты останешься со мной, несмотря на все то, что я сделал и на все, на что я способен?

- Да, - говорю я.      - Да, Джереми, я остаюсь. Тысяча гончих не смогла бы меня прогнать. Теперь ты владеешь всеми моими секретами.      Что ты с ними сделаешь? Это зависит только от тебя.

- Я буду беречь их, - твердо говорит он. - И я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Обо мне. О Розе. О нашем прошлом. Но сначала, - лукаво подмигивает он, - я думаю, что мне давно пора принять душ.

Глава 16

Через час Джереми превращается в человека. Конечно, его глаза все еще немного красные, но в остальном он идеален.      Безупречен. Ошеломляющ. Красив. Он побрился и переоделся. Его волосы уложены как обычно. Его серый костюм далек от той поношенной одежды, что была на нем.

Я в толстовке и спортивных штанах. Дизайнерская одежда, конечно (у меня нет ничего другого), но это не идет ни в какое сравнение с Джереми Стоунхартом. Опять же, я чувствую себя немного неадекватной. Джереми производит впечатление пугающего человека. Я качаю головой, чтобы отбросить эти сомнения. Они не к месту.      Не здесь. Не сейчас. Не тогда, когда на горизонте столько важных вещей.

- Итак, - Джереми садится напротив меня.

Мы находимся в одной из огромных гостиных на первом этаже его особняка. Солнце, светящее через окно, делает день свежим и полным возможностей. Это радикальное изменение по сравнению с темной комнатой, в которой я нашла Джереми.

- Что ты хочешь знать?

- Сначала о главном, - говорю я. - Я возвращаюсь на работу?

Джереми без колебаний отвечает:

- Нет.

- Я так и думала, - бормочу я. - Тогда мне нужен компьютер.

- Хорошо.

- Я не хочу, чтобы его отслеживали.

Он хмурится.

- Хорошо, - наконец говорит он.

- На этот раз без фокусов, Джереми. Потом ты не сможешь сказать мне, что ты следил за трафиком данных в сети, потому что это не является объектом мониторинга на компьютере.      Никаких формальностей. Я не хочу, чтобы все, что я делаю на компьютере, было видно тебе.

- Тогда поставь пароль, - говорит он с легкой улыбкой. - Для меня это не большая проблема, Лилли.

- Кто наложил мне шину?

- Медсестра. Та самая, что помогла мне оценить состояние твоего здоровья, когда ты была в темноте.

- Не Роза? - спрашиваю я.

Джереми улыбается.

- Нет, - говорит он.      - Не она.

- Тогда кто?

- Друг, который задолжал мне.

- Не...твой брат, верно?

Глаза Джереми на миг темнеют. Затем он отвечает:

- Нет. Не он.

- Хорошо, - говорю я. - Полагаю, каждый раз, когда ты что-то сделаешь мне...у тебя есть кто-то под рукой, чтобы убедиться, что я выживу? Я права?

- Почему Лилли, - размышляет Джереми. - ты постоянно пытаешься меня в чем-нибудь обвинить.

Я уже достаточно расслабилась, чтобы показывать ему язык.      Но это подорвет то, чего я пытаюсь достичь.

Я хитро улыбаюсь.

- Следующее, - говорю я. - Мы должны обсудить Розу.

- Да, - соглашается Джереми. - Должны.

- Итак? - спрашиваю я. - Кто она? Как она связана с твоим отцом? С тобой? Она не знала, что он придет на ужин в тот вечер. И Чарльз. Почему Чарльз напал на Хью? Что, черт возьми, происходит? Что ты вообще задумал в тот вечер?

- Встреча между Розой и моим отцом... - выдыхает Джереми. - ...произошла давно.

- Я подозревала.

- Помнишь тот день в Бостоне, когда я спросил тебя, упоминал ли Хью Розу?

- Да, - отвечаю я. - Я задавалась вопросом, зачем бы ему это делать.

- Скорее всего, он бы этого не сделал, - говорит Джереми.      - Он не знал, что она работала на меня.

- Работала? - говорю я. - В прошедшем времени?      Ты сказал, что уволил ее и Чарльза. Их здесь больше нет? Я и представить не могла, что ты так просто отпустишь их. Но я видела их дом. Он был пуст.

- Прежде чем сделать окончательный выбор, я должен был знать, на чьей я стороне.

- И что?

- Они оба физически здоровы. У Розы сломан нос. Но в ту ночь больше всего пострадала ты.      И за это я еще раз приношу свои искренние сожаления.

- Джереми, - я смотрю в его глаза. - Хватит извиняться. Это на тебя не похоже. Я тебе уже говорила, как мало эти слова значат для меня.

- Ты думаешь, что они пустые, - говорит он. - Но они от самого сердца.

- Извинения никогда не имели большого значения для меня. Действия определяют человека лучше, чем позднее раскаяние.

- Говоришь почти как мужчина, - усмехается Джереми.

- Ну, я не такая сентиментальная, как большинство женщин.

- Нет, - соглашается он. - Совершенно точно, нет. Еще одна причина, по которой ты так на меня влияешь.

Улыбка, которая появляется на моих губах, совершенно естественна.

- Итак, - говорю я, отводя взгляд, чтобы скрыть румянец. - Твой отец не знал, что Роза работает на тебя.      Кроме того, она не знала, что Хью работает на тебя. Верно?

- Правильно.

- Но у них есть история.

Я сажусь лицом к Джереми.

- Скажи мне. Кто такая Роза? Что она с тобой сделала? Почему ты кричал, чтобы она ушла из твоего кошмара?

- Всего лишь воспоминание, - говорит Джереми. - Моей молодости.

- Расскажи мне.

- Роза была...она была одной из помощниц моего отца. Она работала с ним бок о бок в его компании.

- Я так и знала! - вырывается у меня. - Я знала, что она не та, кем кажется.

- Да, но это даже не объясняет наших отношений, - Джереми вздыхает. - Это темные воспоминания, Лилли. И я не думал, что придется возвращаться к ним.

- Мне очень жаль, - говорю я. - Но я должна это знать.

- Да, - выдыхает Джереми. - Это началось, когда мне было двенадцать. Мой отец никогда не приводил никого из своих коллег в наш дом.      Время от времени он устраивал праздничный ужин, на котором все мы притворялись нормальной, счастливой семьей. Но кроме этого? Ничего. Каждый раз это был фарс. Отец и два старших брата были на одной стороне. Мы с мамой - на другой. В нашей семье произошел раскол. Это произошло ни в один день. Были выбраны стороны и заключены союзы. Конечно, как и в любом внутреннем конфликте, отношения были невнятными. Я смотрел на своих братьев, несмотря на их явное презрение ко мне. И всегда старался оправдать ожидания отца. Я рассказал тебе историю о пистолете. Даже несмотря на то, что это находилось на заднем плане и постоянно нависало над нами, портя любые отношения, которые у нас могли быть, я все еще хотел, чтобы он гордился. Но я был всего лишь мальчишком.      Я не знал более лучшего варианта. В любом случае. В двенадцать лет меня познакомили с Розой. Она пришла на праздничный ужин. Я четко помню это, потому что открытая привязанность, которую мой отец проявил к ней в тот вечер, показала мне, что у них был роман. Конечно, в двенадцать лет я даже не знал значения этого слова. Я просто знал, что мой отец общался с Розой, как должен был всегда общаться с мамой. Это заставило меня ненавидеть их еще больше. Моя мать была не особенно неблагожелательной. Я имею в виду, она застряла в ловушке своего брака и крепко связана с моим отцом. Но, думаю, что настоящая причина, по которой она осталась с ним...и причина, по которой она все еще была его женой в день своей смерти...состояла во мне. Она не могла просто оставить его. Оставить его означало бы оставить меня.      И она не могла просто взять меня с собой. Она уже потеряла одного сына. Помнишь? Мой близнец. Она не могла сдасться, какими бы суровыми ни были ее условия жизни. Итак, все мы встретились с Розой в первый раз в тот вечер на рождественском ужине. Мой отец брал ее с собой после работы. Они запирались вместе в его кабинете. Когда я спросил своих братьев, что они делают, они хихикнули и сказали мне: "работа". Теперь, оглядываясь назад, с возрастом, стало ясно, что происходило.      Но как это мог понять двенадцатилетний мальчик?      У меня были только подозрения. Я понятия не имел, что они занимаются сексом. Я понятия не имел, что они трахаются в постели, в которой я был зачат. Но однажды ночью я увидел их. Я застукал их, Лилли, когда шел за стаканом молока. Они трахались прямо у всех на обозрение, на полу кухни. Они не ожидали, что их кто-нибудь застанет. Это было поздно ночью.      Весь дом спал. Они думали, что они в безопасности или, может быть, им просто было все равно. В любом случае.      Я смотрел на них зачарованно с отвращением и любопытством, это отталкивало меня и интриговало одновременно. Ты не знаешь, каково это, когда твой отец занимается сексом, особенно когда это твоя первая живая встреча с этим актом.      Она останется с тобой на всю жизнь. Образы...я могу вспомнить изображения с кристальной ясностью, даже сейчас.

Он замолкает.      Его челюсть сжимается.

Теперь отношение Джереми к сексу обретает смысл.

Но дело не в этом. Даже и близко. У меня есть подозрение, к чему он клонит. Это сидело в глубине моего сознания с тех пор, как я услышала слова: Не трогай меня, Роза. Он продолжает:

- Она увидела меня первой. Она ахнула и обратила на меня внимание отца. Он выругался и пошел в мою сторону. А теперь представь себе: твой отец, полуобнаженный идет к тебе, его эрекция находится на том же уровне, что и твое лицо, раскачивается взад-вперед с каждым гневным шагом. Что бы ты сделала в двенадцать лет? Убежала? Или застыла на месте то ли пораженная, то ли испуганная? Конечно, ты не смогла бы двигаться.      Конечно, ты только и делала бы  что пялилась.      Когда мой отец ударил меня и сбил с ног, крича, чтобы я убирался, только тогда я убежал. Больше мы не говорили об инциденте. Я не мог поделиться этим ни с кем. Как я мог? Мне было стыдно и неловко. И похотливые взгляды моего отца говорили мне, что он точно знает, что я чувствую. Поэтому я попытался представить все это как дурной сон, не более чем ночной кошмар. Но ничто не могло стереть память из моего сознания. Однако по мере того, как проходили недели, я думал об этом реже. До дня моего тринадцатилетия. Мы не праздновали. Только моя мать подарила мне подарок. Я даже не помню, что это был за подарок. Но следующим вечером отец вернулся домой с Розой. Взгляд, который она бросила на меня, когда вошла в дом, был зловещим. Она тоже вспомнила тот инцидент.      В ту ночь, когда я уже засыпал, я услышал, как кто-то взламывает замок на двери моей спальни. Я давно научился держать его запертым, чтобы не подпускать братьев, или, по крайней мере, предупреждать меня, прежде чем они войдут, чтобы сделать что-то неприятное. Это был всего лишь замок в спальне. Ты знаешь. Такой, который может быть открыт при помощи шпильки. Я вскочил с кровати, думая, что это Роберт пришел сделать мне нежеланный сюрприз на день рождения. Когда я увидел фигуру женщины с длинными каштановыми волосами, я застыл. Это была Роза. Она прокралась внутрь и закрыла дверь. Затем она подошла ко мне и села на кровать. Я просто смотрел. Я не знал, зачем она здесь и что делает. Мы с ней не разговаривали, кроме как говорили друг другу слово "Привет".

"- Мне сказали, что вчера у тебя был день рождения", - сказала она мне. - Поздравляю. Тебе уже тринадцать. Почти взрослый мужчина".

Что-то в ее голосе заставило меня нервничать. Какой-то скрытый смысл под словом "почти".

"- Я здесь, - улыбнулась она, - чтобы помочь тебе стать тем, кем ты должен быть.

Она залезла под одеяло и схватила меня.

- Маленький Джереми.

- Джереми... - говорю я с отвращением".

- Это...ужасно, - он смотрит на меня. - Не так ли? Или она была права? Это то, что мне было нужно?

- Нет, - говорю я. - Ты был маленьким мальчиком. Она приставала к тебе!

- Это было только начало, - признается он. - Так было каждый вечер, долгие годы. Она называла это "нашим секретом". Она угрожала рассказать Хью всякую мерзкую ложь обо мне, если я скажу хоть слово.

Я даже не могу представить Розу...той женщиной...как насильника. Господи! Неудивительно, что Джереми так испорчен.

- Так что теперь ты знаешь, - говорит Джереми.      - Вот кто она такая. Любовница моего отца. Она ввела меня в мир секса. Она умная, хитрая и манипулирующая, но я лишил ее всего этого. Когда я захватил компанию отца, я связал ее контрактом, похожим на тот, что дал тебе. Я превратил ее в свою домработницу - должность, к которой она проявляла такое презрение, ведь при отце она была на вершине.      Я учил ее забывать, кем она была в прошлом. Я научил ее полностью полагаться на меня.

- Вот видишь?      Мои намерения с тобой имели прецедент: Роза. Вот почему я был так уверен в том, чего смогу достичь. Я уже сделал это однажды. А теперь? Теперь посмотри, кто она: человек, который чистит мои туалеты и моет полы, - Джереми смеется. - Какое, должно быть, долгое и ужасное падение.

- Но ты подарил ей прекрасный дом, - говорю я. - Конечно, ее жизнь не была такой уж плохой. Я имею в виду, это не то, что она заслуживает…

- Правда? - спрашивает Джереми. - После того, как я повеселился, я понял, что дело не только в мести. Она заслужила мою преданность на протяжении многих лет. Я все еще обладаю абсолютной властью над ее жизнью. Но это не так уж плохо. По крайней мере, до тех пор, пока...

Он замолкает.

- До каких пор, Джереми? - подсказываю я. - До встречи с отцом в пятницу вечером. Они не видели друг друга...ох, должно быть почти двадцать лет.

Неприятное ощущение ползет вверх по позвоночнику.

- Джереми? - спрашиваю я осторожно. - Что ты сделал?

Его глаза сияют.

- Я добился окончательного возмездия, - говорит он. - Я осуществил окончательную месть.

Тревога разрывает меня на части.

- Джереми, - повторяю я. - Роза. Чарльз. Твой отец. Где они?

Он улыбается мне.

- Я не могу отвести тебя туда, - говорит он мне. - Но я могу показать. Хочешь?

Я готовлюсь к худшему.

- А у меня есть выбор? - шепчу я.

- Конечно, - улыбается Стоунхарт. - Но я предлагаю тебе не делать его, пока не увидишь, что я тебе покажу.

Он встает и протягивает руку.

- Пойдем, Лилли.

Я с осторожностью смотрю на него и встаю. Яркое солнце снаружи издевается. Оно слишком обманчиво.

Джереми ведет меня по лестнице в нашу спальню. Он идет к камерам наблюдения и вводит пароль.

- Я думала, что только у меня есть доступ к системе наблюдения, - говорю я решительно.

- Да, - говорит Джереми через плечо. - Но эти компьютеры не просто связаны с камерами в этом доме. Целая сеть проходит через мои поместья по всему миру.

Он улыбается.

- Ты же не думала, что я от всего этого откажусь?

- Честно говоря..., - начинаю я.

Я не заканчиваю.      Изображения на экране превращают мое тело в лед. Я вижу Чарльза. И Розу.      И Хью.      Они все трое находятся в крошечных, отдельных комнатах. Все трое в белых смирительных рубашках. На всех троих черные ошейники.

Я отшатываюсь.

- Ты чудовище, - выдыхаю я. - Что ты сделал?

- Пока? - спрашивает он. - Ничего. Но потом...?

Он нажимает на кнопку. Роза, Чарльз и Хью начинают биться в конвульсиях. Корчась в мучениях. Джереми Стоунхарт включил ток.

- Нет, нет, остановись! - кричу я. - Джереми, прекрати это! Не надо!

Он поднимает бровь и снова спокойно нажимает на кнопку.      Его пленники не двигаются. Чарльз оседает. Хью падает. Розу рвет.

- Как ты мог? - я задыхаюсь от ужаса. - Как ты мог так поступить? Как ты можешь показывать мне это и ожидать, что я останусь с тобой?

- Я ничего не жду, - говорит он мне. В его глазах мелькает злобный блеск. - За исключением твоей непоколебимой преданности. Ты слишком много знаешь, чтобы просто уйти.

- Ты больной, - меня тошнит. - Ты никогда этого не получишь. Никогда!

Я смотрю на бедного Чарльза. Он совершенно невиновен. Он и мухи не обидит!

- Очень жаль, - говорит он. - Ты застряла со мной, Лилли. И это твои настоящие чувства...?

Он усмехается.

- Ну, надо было убить меня, когда была возможность.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg