«Секретарша из романа»

Секретарша из романа (fb2) - Секретарша из романа 1041K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мелани Мерченд

«Секретарша из романа»

серия «Обман#1»

Мелани Мерченд

Переведено группой Life Style ПЕРЕВОДЫ КНИГ

Переводчик Наталья

Любое копирование текста без ссылки на группу ЗАПРЕЩЕНО! 

Перевод осуществлен исключительно в личных целях, не для коммерческого использования. Автор перевода не несет ответственности за распространение материалов третьими лицами.

Аннотация

Я собираюсь запустить пепельницей в голову моему боссу.

Оказывается, человек, стоящий за моими любимыми горячими любовными романами, теми, которые я читаю только дома, в одиночестве, и которые были моим единственным спасением после долгого трудового дня, проведённого с моим Боссом из ада, – вовсе не Натали МакБрайд, милая домохозяйка из сельской местности.

Это он.

Всё верно: мой босс, Эдриан Райзингер, тридцатитрёхлетний раздражающе сексуальный «плохой парень», миллиардер и полное ничтожество, который думает, будто управляет моей жизнью. Помимо этого, он также является автором всех моих самых потаённых фантазий. Но что ещё хуже, так это то, что теперь ему нужно, чтобы я выдавала себя за «Натали» во время автограф-сессий и всяческих мероприятий. Это, конечно, если я хочу сохранить работу.

Если подумать, мне понадобится что-то потяжелее пепельницы.

Книга содержит реальные сексуальные сцены и нецензурные выражения, предназначена для 18+.

Глава первая

Я собираюсь запустить пепельницей прямо ему в голову.

Хорошо, хорошо. Отмотаем назад. Дайте мне объяснить.

Мой босс невыносим. Я имею в виду, что он самовлюблённый, водящий ламборджини, принадлежащий к верхушке нашего общества, полностью оторванный от реальной жизни первоклассный мудак. У его дворецкого есть дворецкий. Он достаточно богат, чтобы купить нескольких политиков, и твёрдо верит в упорный труд, концепцию, о которой сам имеет довольно-таки смутное представление. Его дни наполнены приветственными рукопожатиями, разливанием алкоголя и сверканием той его обалденной, совершенно фальшивой улыбкой, на которую ловятся все, кроме меня.

Ах да, я упоминала, что при этом он выглядит как модель из рекламы нижнего белья?

Да, вот такая у меня жизнь. Я сижу за этим удручающе крошечным столом в холле рядом с офисом Эдриана Райзингера, сортирую его почту, принимаю звонки и составляю график его встреч. В хорошие дни он в основном меня игнорирует. Но всё остальное время он четыре или пять раз на дню вызывает меня в свою Крепость Одиночества (место уединения и штаб-квартира Супермена, героя комиксов издательства DC Comics – прим. переводчика), чтобы устроить мне разнос, во время которого умудряется саркастически пройтись по каждому аспекту моей жизни.

У меня ушли годы на то, чтобы понять, что мне можно отвечать ему тем же. Когда я бываю особенно остроумна, он поощряет меня улыбкой, острой словно бритва, совершенно не похожей на ту, которой он очаровывает своих деловых партнёров. Улыбкой хищника. Улыбкой, которая преследует меня в моих фантазиях.

Я ненавижу её.

Существует две причины, по которым я не могу просто уволиться. Во-первых, потому что при нынешней экономике я не могу позволить себе быть переборчивой. Никто не может. Во-вторых, потому что я чувствую себя виноватой. Вот такая я больная. Я чувствую вину при мысли, что этому страдающему синдромом потребителя засранцу будет очень непросто найти мне замену. Никто другой не в состоянии его выносить; до моего появления в компании список его помощников тянулся длиной в милю, никто из них не протянул дольше нескольких недель. Это, конечно, нездорово, но я просто не могу оставить его одного в таком трудном положении.

По-видимому, я уже так давно здесь, что у меня развился Стокгольмский синдром. Кто бы мог подумать?

Так что, такова моя рабочая жизнь. Что же до всего остального, оно немногим лучше. Мои родители столь же бесчувственные и саркастичные люди, что и мой босс, что, вероятно, многое объясняет в том, как я оказалась в этой ситуации. Но сколько бы вы ни пытались подвергнуть меня психоанализу, суть в том, что мне нет смысла обращаться к ним за любовью и заботой. Мои друзья либо отдалились от меня после окончания университета, либо перестали отвечать на мои звонки после того, как я долгое время только и могла, что горько сетовать на ситуацию, которую на добрую половину сама же себе и создала. Мистеру Райзингеру было мало превратить мою рабочую обстановку в ад, он умудрился разрушить и мою личную жизнь тоже.

В моей жизни была только одна вещь, которая делала меня счастливой. Одна вещь, до которой он не мог добраться.

Ну, или я так думала.

Всё началось с того, что я, пьяная, лазила по Амазону. Я искала книги советов для тех, кому приходится иметь дело с трудным боссом, потому что моя ситуация с мистером Райзингером вполне может быть изложена в банальной книге по самопомощи, не так ли? Войдите в моё положение, я была в отчаянии.

В общем, я кликаю туда и сюда, и вдруг одна книга привлекает моё внимание. Она явно не то, что я искала: на обложке крупным планом изображён мужчина, надевающий запонки, и почему-то в тот момент, пока виски всё ещё плещется в моём желудке, это кажется мне самой сексуальной вещью, которую я когда-либо видела.

Название книги гласит:

ЕГО СЕКРЕТАРША

Так что я кликаю по нему. А почему, чёрт возьми, нет?

Это любовный роман. И, быстро понимаю я, пролистывая книгу, это не один из тех целомудренных романов про «невест по почте» и не один из обычных дамских романчиков. Это что-то невероятно чувственное. Это практически порно.

Это лучшая вещь, которую я когда-либо читала.

Прежде чем я успеваю это осознать, моя рука оказывается на полпути в мои трусики, а я даже не помню, когда последний раз прикасалась к себе. Но что-то есть в истории этой девушки и её очень сексуального босса-миллиардера, против чего невозможно устоять. Пять страниц спустя я учащённо дышу, и всё моё тело гудит от удовольствия, которое я не ощущала уже бог знает сколько.

Той ночью я впервые за долгие годы сплю, как младенец.

Следующим вечером я дочитываю книгу, попутно кончив. Несколько раз. Это так потрясающе, что мне даже грустно, что она закончилась. А потом я обнаруживаю, что у её автора – Натали МакБрайд – вышла целая серия книг. Его секретарша: Пленённая. Его секретарша: Обнажённая. Его секретарша: Освобождённая. Я проглатываю их за неделю, и это лучшая неделя в моей жизни.

Если мистер Райзингер что-то и замечает, то ничего не говорит. В любом случае, он сейчас слишком загружен, чтобы обращать внимание на то, что его помощница стала выглядеть чуть-чуть бодрее. Пусть даже он не знает, что послужило этому причиной, он всё равно найдёт, за что покритиковать. Так что всё к лучшему.

Я начинаю ежедневно проверять, не вышла ли новая книга. Я знаю, что могла бы просто посмотреть расписание выхода новых книг на сайте автора или подписаться на её рассылку, но мне больше нравится оставаться в неведении. Мне хочется быть удивлённой, говорю я себе.

Но моя решимость длится всего один день.

Вскоре я уже кусаю ногти, считая дни до выхода нового романа. Всего лишь один месяц! Автор публикует тизеры на «Фейсбуке», и я практически задыхаюсь от нетерпения. Я довольно быстро выясняю, что существует множество людей, заядлых читателей, проводящих почти всю свою жизнь в лихорадочном ожидании новинок. Интересно, как они до сих пор живы?

И теперь я стала одной из них.

Наконец, наконец долгожданный день наступает. Я всё жду, когда же мне на почту придёт уведомление о том, что мой предзаказ выполнен, но оно всё не приходит. Наконец, устав и признав поражение, я обновляю почтовую программу в последний раз перед сном.

И вот оно.

Ругаясь себе под нос, я беру свою электронную книгу и устраиваюсь в кровати поудобнее. Только парочку страниц, говорю я себе, ведь завтра мне рано вставать на работу.

Только парочку страниц.

Когда я с закрывающимися глазами и дрожа от недосыпа наконец заканчиваю читать, оказывается, что уже взошло солнце. Один обжигающий душ спустя я даже начинаю думать, что смогу пережить этот день, но знаю, что он будет тяжёлым.

Да уж. Преуменьшение века.

Мистер Райзингер вышел на тропу войны, к счастью, не против меня, но от меня всё равно ожидается, что я буду рядом. Он рявкает на меня за то, что я невнимательна, но даже в своём полусонном состоянии я замечаю, что у него тоже тёмные круги под глазами. Я почти проникаюсь к нему сочувствием, пока он не советует мне перестать смотреть по ночам сериалы.

Грёбанный придурок-сексист.

Вот уж кому точно не нужно знать, что я и правда не спала всю ночь и читала любовный роман. Это моё чёртово дело и ничьё больше.

К тому времени, когда я возвращаюсь домой, я так устала, что никак не могу расслабиться. Я слоняюсь по квартире, беру в руки читалку, чтобы снова пробежать глазами избранные абзацы, затем снова кладу её, когда понимаю, что не могу сфокусировать взгляд на тексте. Наконец, я хватаю ноутбук и делаю нечто немыслимое.

Я пишу электронное письмо Натали МакБрайд.

Я обнажаю ей душу. Я говорю ей, как много для меня значат её книги, как они помогают мне на время отвлечься от того ада, которым стала моя жизнь. Что мне немного стыдно оттого, что нам обычно не полагается любить такого рода книги, конечно, не в обиду ей, ведь она так талантлива, просто таковы социальные предрассудки, так ведь? Что мой босс – тот ещё шовинист, и что узнай он, с каким удовольствием я читаю такие книги, это сделало бы его день. Что он совсем не похож на героя этих книг, плохого парня с золотым сердцем. Но мне хотелось бы, чтобы он был на него похож.

Я говорю ей, как сильно мне бы хотелось найти такого парня. О том, насколько я одинока. Говорю ей, что чувствую себя неудачницей, позволяя ему вытирать о себя ноги. Ведь так не должно быть. Мы должны быть сильными, компетентными, современными женщинами. Мы не должны терпеть такое дерьмо.

Я пишу и пишу, а затем какого-то чёрта нажимаю «отправить».

И тут же отрубаюсь в своём кресле.

Утром я просыпаюсь как раз вовремя для того, чтобы успеть накинуть на себя кое-какую одежду и заскочить в поезд метро. Мне приходится отказаться от макияжа, и я прекрасно осознаю, что мне придётся столкнуться с очередной порцией дерьма от мистера Райзингера, но это ужасает меня не так сильно, как воспоминание о том, что прошлым вечером я написала письмо Натали МакБрайд.

Я заставляю себя не проверять почту.

И умудряюсь продержаться до обеда.

– Меган, – произносит нараспев мистер Райзингер, проходя мимо моего стола. Его бедро, как и всегда, оказывается в непосредственной близости от меня, он делает всё возможное, лишь бы заставить меня понервничать. За исключением моей матери, он единственный, кто называет меня моим полным именем, которое я терпеть не могу.

– Мистер Райзингер, – говорю я настолько нейтрально, насколько могу. Я почти ощущаю, как он ощупывает меня глазами, и начинаю придумывать остроумную реплику в ответ.

– Тяжёлая ночь? – он опирается кончиками пальцев на мой стол, не сильно, но достаточно для того, чтобы его присутствие невозможно было игнорировать. – Я заметил, ты сегодня без метлы, а выглядишь так, будто у тебя была та ещё поездочка.

– Да, знаете, шабаш продлился всю ночь, – говорю я, ударяя рукой по степлеру. – Кстати об этом, как вам нашествие лягушек? – я хлопаю ладонью по губам в притворной досаде. – Ох, чёрт, вы сегодня ещё не пользовались машиной? Я испортила сюрприз?

– Серьёзно? Лягушки? Это для любителей. Опытная карга вроде тебя могла бы, как минимум, превратить мою воду в кровь, – он ухмыляется и, хватая со стола стопку бумаг, скользит своими синевато-серыми глазами по тексту.

– А вы не лопнете, граф? – я встаю, отодвигая стул от стола. – А теперь, если не возражаете, я пойду пообедаю. Заскочить для вас в Красный крест?

Он качает головой.

– Извини, Меган, но эту остроту я могу зачесть тебе лишь частично. Постарайся быть более оригинальной, – он прочищает горло и, расправляя плечи, отступает назад. И я не замечаю того, насколько сильно его ухоженная щетина напоминает бородку Дирка, босса-миллиардера из моих фантазий. – О, и отксерь те документы до того, как отправишься пировать на плоти живых, хорошо?

– А вам, значит, можно отвечать мне шуткой про зомби на мою шутку про вампиров? Серьёзно? – кричу я ему вслед, но он уже слишком далеко, чтобы меня слышать. Проклятье, быстро же он ходит.

Прежде чем я успеваю это осознать, я уже проверяю почту. Не рабочую почту, а тот адрес, с которого написала Натали. Тот никому не известный анонимный ящик, который я догадалась использовать даже в моём вызванном недосыпом ступоре.

Она ответила.

У меня сердце подскакивает к горлу, и я нажимаю на письмо до того, как успеваю себя остановить. Мне нужно узнать, что там.

Мэг,

Большое спасибо тебе за письмо! Для меня так много значит, знать, что мои книги могут менять жизнь людей к лучшему. Ничего глупого в твоём письме я не вижу. Многие думают, что такие книги не важны, но всем нам время от времени нужен побег от реальности.

Твой босс, судя по всему, тот ещё фрукт. Это, конечно, нисколько его не оправдывает, но я уверена, что он не хотел причинять тебе боль. Вероятно, его просто вырастили в пузыре миллиардера, и он не знает, как общаться с другими людьми. Вообще-то, это довольно распространённый недуг. Дирк был списан с реального человека, который, веришь или нет, очень похож на твоего босса. Я просто немного смягчила его, сделав более терпимым. Художественное преувеличение, понимаешь?

Жаль, конечно, что в реальной жизни Дирка не существует. А если он и существует, то он, по сути, – мистер Райзингер, только чуть более совестливый. Последнее, что мне нужно в жизни, это ещё больше придурков.

Я делаю глубокий вдох. Она просто пытается быть милой, пусть даже я и выставила себя чокнутой. Боюсь даже вспоминать, что я настрочила в том письме. Помню только обрывки. Но это к лучшему.

Ещё немного поговорив о своём творчестве, она заканчивает письмо такими словами:

Надеюсь, что ты ответишь мне. Большинство людей никогда не отвечает на мои письма. Может быть, они считают, что я слишком загружена, а может быть, бояться побеспокоить, но мне хочется узнать, как у тебя всё сложится с твоим боссом. Мне кажется, тебе стоит попробовать прожить хотя бы день, не реагируя на его насмешки. Просто чтобы посмотреть, что из этого получится, понимаешь? Помнишь, что Дирк однажды сказал Аманде? Одной из причин, по которым он подтрунивал над ней, было то, что она всегда отвечала ему тем же. Ему нравилось, что хоть кто-то в его жизни так с ним разговаривал. Когда ты отвечаешь своему боссу подколкой на подколку, ты делаешь именно то, что он хочет, хлопая по его мыльному пузырю миллиардера. 

Ну а если это не сработает... Что ж, у тебя будет целый день на то, чтобы придумать новые оскорбления. 

Целую и обнимаю,

Натали

Я усмехаюсь. Даже не припоминаю, когда в последний раз прикусывала язычок в присутствии мистера Райзингера, но теория Натали всё равно не кажется мне верной. Может быть, это и сработало в случае с Дирком, но мистер Райзингер стал цепляться ко мне с первого же моего рабочего дня здесь.

Но это не то же самое, не так ли? По-настоящему он стал дразнить меня только после того, как я стала подкалывать его в ответ. Дерьмо, может быть, Натали и права.

Целый день не реагировать на его подколки уже не получится, но я решаю начать сейчас и продержаться до завтрашнего обеда. Просто чтобы посмотреть, что из этого получится.

Я заканчиваю копировать документы, как он и просил, а затем спускаюсь в кафе за сэндвичем. Я бы предпочла сходить в какой-нибудь хороший ресторанчик или хотя бы куда-нибудь наподобие «Панеры» (Panera Bread – американская сеть кафе-пекарен, где можно перекусить на скорую руку в непринуждённой обстановке – прим. переводчика), но у меня сегодня настолько плотный график, что мне едва хватает времени на то, чтобы ненадолго выйти из здания.

– Так быстро вернулась с охоты? – спрашивает мистер Райзингер, внезапно появляясь рядом со мной в тот самый момент, когда у меня рот набит тунцом. Как и всегда, он идеально выбрал время. – Ты что, случайно попала под прямой солнечный свет?

Я стараюсь как можно быстрее прожевать и проглотить кусок сэндвича, но комок застревает у меня в горле.

Господи боже, пожалуйста, не позволь этому случиться. Пожалуйста, не позволь мне умереть, поперхнувшись тунцом на глазах у самого Сатаны.

Наконец, мне удаётся проглотить остатки сэндвича, и я прочищаю горло.

– Документы на вашем столе, сэр.

– О, мне нравится, когда ты так меня называешь, – ухмыляется он, но в ответ я лишь кротко смотрю на него, играя роль простодушной, что ни на есть обычной, исполнительной секретарши.

– Буду иметь это в виду, сэр. Могу ли я сделать для вас что-нибудь ещё?

Некоторое время он просто смотрит на меня, пытаясь разгадать, что стоит за моим поведением, пытаясь прочесть меня, но терпит феерическое поражение. О, это прекрасное чувство. Как я рада, что последовала совету Натали.

Наконец, он проходит мимо меня в свой офис и хлопает за собой дверью.

Клянусь, я вот-вот дойду до эпизода с пепельницей.

В общем, так всё и идёт. Оставшуюся часть дня я его даже не вижу. Как будто он решил, что я не стою его внимания, если не в состоянии обозвать его недочеловеком и бесполезным кровососом несколькими разными способами. И сколько бы удовлетворения от этого я ни получала время от времени, я предпочитаю такой вариант.

Вернувшись домой, я сразу же пишу Натали, говоря, что её совет сработал. Это происходит в пятницу, и к утру субботы от неё всё ещё нет ответа. Я чувствую разочарование, но, будем реалистами, она, вероятно, не отвечает на письма фанатов по выходным.

Письма фанатов. Господи. И в кого я превратилась?

Натали не отвечает мне уже пару недель. Я наконец перестаю думать об этом. Спустя несколько дней мистер Райзингер таки доводит меня до ручки, и мы снова возвращаемся к нашему привычному стилю общения.

Наконец она отвечает мне. Она пишет мне, как рада тому, что её совет сработал, и как ей жаль, что у неё не было времени ответить мне раньше. Она говорит, что занимается не только писательством, но также работает полный рабочий день, что не укладывается у меня в голове, но, видимо, такие люди и правда существуют. Что до меня, не могу представить, чтобы у меня оставалась хотя бы капля творческой энергии на что-либо ещё после того, как я возвращаюсь домой, пересекая реку Стикс (одна из пяти рек, протекающих в подземном царстве Аида, олицетворение первобытного ужаса и мрака, через неё Харон перевозит души мёртвых – прим. переводчика).

Она рассказывает мне о своём писательском процессе и о том, как трудно иногда бывает опубликовать книгу, что это словно выпустить своих утят в свободное плавание, зная, что после определённого момента ты уже ничем не сможешь им помочь. Что в последнее время на неё навалилось слишком много тревог и забот в связи с выходом её последней книги, поэтому у неё не было времени просматривать почту. Она выражает надежду, что я войду в её положение.

Мне на удивление легко с ней общаться, поэтому я сразу же отвечаю на её письмо, рассказываю ей всё о своих семейных проблемах и о причинах, по которым, как я думаю, я вообще терплю мистера Райзингера. Я говорю ей, что если когда-нибудь смогу уйти с этой работы, то, вероятно, буду использовать её книги для безопасного удовлетворения своей очевидно патологической потребности иметь дело с раздражающими плохими парнями. Лучше уж иметь с ними дело в книгах, чем в реальной жизни.

На этот раз она отвечает мне быстро, её ответ заставляет меня захихикать. В моей груди разливается приятное тепло, которое я не ощущала уже долгое время. Не это ли чувствуешь, когда общаешься с другом?

Я даже признаюсь ей, что мистер Райзингер, вероятно, также сексуален, как и Дирк, хотя я и не могу утверждать, что он также хорошо умеет обращаться с женщинами. Её это, по-видимому, забавляет.

Ха-ха, серьёзно? Я специально создала Дирка таким, чтобы с ним не мог сравниться ни один реальный мужчина. Мне нужно встретиться с этим парнем.

Я пишу ей быстрый ответ.

Действительно ли он так сексуален? Что ж, скажем так: когда он заходит в комнату, играет эта песня.

Ссылка: Youtube – Sex and Candy (Секс и леденцы) – Marcy Playground =-KT-r2vHeMM

Она отвечает почти мгновенно.

Ей-богу, я чуть не умерла со смеху. Не знаю, чего я ожидала. Этого, возможно.

Ссылка: Youtube – Moving in Stereo (Движение в режиме стерео) – The Cars

Я смеюсь над этим минут пять.

Пару недель мы переписываемся, не переставая. В основном в нерабочие часы, но иногда я ловлю себя на том, что посмеиваюсь над теми или иными вещами, которые случились на работе и которыми я с удовольствием поделюсь с ней позже.

Ты ведёшь себя так, будто втрескалась в неё.

Эта мысль – непрошенная – возникает у меня непонятно откуда. Разумеется, это не так. Девушки меня не привлекают в этом смысле. Да и потом, я почти уверена, что она замужем. И вообще, я просто забыла, каково это иметь друга. Вот и всё. Не то чтобы мы с ней и правда были друзьями. Но мы могли бы ими быть.

– Что смешного?

Будь выше этого, будь выше этого.

Но как только я вижу его лицо, внутри меня словно что-то вспыхивает. Он продолжает культивировать эту свою идиотскую двухдневную щетину, и заходит в офис так, словно во время обеденного перерыва ходил в зал тягать железо. Такое тело, как у него, может быть лишь у человека, который регулярно над ним работает.

Я вспоминаю сцену, в которой Аманда тайно наблюдает за тем, как Дирк делает жим лежа, от чего у неё трусики промокают насквозь, и краснею. Ну, просто супер.

– Ничего, – бормочу я.

– Хорошо, – говорит мистер Райзингер. – Зайди в мой офис.

Он скрывается за дверью и, поскольку я не иду за ним следом, мгновение спустя просовывает голову в дверной проём.

– Сейчас, – уточняет он без намёка на улыбку.

Ну, началось.

Собравшись с духом, я захожу в его кабинет и закрываю за собой дверь.

– Присаживайся, Меган, – говорит он. У него серьёзное выражение лица, и он переплёл пальцы. Дерьмо, это не к добру. Он не выглядит сердитым, он не вредничает, передо мной словно совершенно другой человек.

Я делаю то, что он говорит, и складываю руки на коленях. Жду.

– Ты, вероятно, помнишь, – начинает он, – тот договор о неразглашении, который подписала, когда только устроилась сюда на работу?

– Помню.

– Тогда, полагаю, мне не нужно напоминать тебе о том, какие шаги мы будем вправе предпринять, если обнаружится, что ты нарушила какой-либо пункт того соглашения?

Сердце начинает колотиться у меня в груди.

– Меня в чём-то обвиняют, сэр?

Он хмурит брови.

– Конечно, нет, – говорит он. – Это просто предупреждение. Разговор, который состоится между нами сейчас, будет конфиденциальным. Ты понимаешь, что это значит?

– Да, сэр, – у меня такое чувство, что что бы он сейчас мне ни сказал, мне захочется выжечь это из памяти.

Он слегка наклоняется вперёд.

– Ты много читаешь, Меган?

Чёрт, я опять краснею.

– Нет, – говорю я настолько невозмутимо, насколько могу. – У меня обычно нет на это времени.

Он кивает и бросает взгляд на свой стол.

– Что ж, самое время тебе начать. Мне нужно, чтобы ты за несколько недель прочитала серию книг. Как можно внимательнее с ними ознакомилась. Они не такие уж большие: что-то около трёхсот тысяч слов в целом. Думаю, ты быстро с ними справишься. Они легко читаются.

Если это книги вроде тех, что пишет Натали, то вообще никаких проблем. Но, конечно, я не настолько везучая.

– Хорошо, – говорю я.

Тогда он открывает ящик стола и вынимает книги, одну за другой.

И на миг планета как будто перестаёт вращаться.

Это совпадение. Это должно быть совпадением. Но как это вообще возможно?

ЕГО СЕКРЕТАРША

ЕГО СЕКРЕТАРША: ОБНАЖЁННАЯ

ЕГО СЕКРЕТАРША: ПЛЕНЁННАЯ

ЕГО СЕКРЕТАРША... передо мной лежат все тома серии в красивой мягкой матовой обложке. Часть моего мозга просто отключается, в то время как другая начинает усиленно работать, и ко мне возвращается присутствие духа, достаточное для того, чтобы я отреагировала на эту ситуацию так, как отреагировала бы старая Мэг, Мэг, ещё не открывшая для себя творчество Натали МакБрайд.

– Мне пожаловаться на вас в отдел кадров, мистер Райзингер? – спрашиваю я с прохладцей.

Он только ухмыляется. Он может вертеть главой отдела кадров как ему вздумается. О чём прекрасно осведомлён.

– Нет, Меган, – отвечает он мне с той своей волчьей улыбкой, – как ты не перестаёшь мне напоминать, ты не мой секретарь. Ты моя помощница.

Я делаю глубокий вдох.

– Почему в таком случае вы хотите, чтобы я их прочитала?

Он откидывается на спинку стула и кладёт руки себе на колени, копируя мою позу. Такие люди, как мистер Райзингер, поступают так только в тех случаях, когда им нужно кого-то в чём-то убедить. Но динамика наших отношений такова, что ему редко приходится прибегать к убеждению.

Что, чёрт возьми, здесь происходит?

– Мне нужно, чтобы ты стала ею, – он барабанит пальцами по имени на обложке.

НАТАЛИ МАКБРАЙД

– Я.., – на этот раз мой мозг на мгновение отключается полностью. – Стала ею?

Он кивает.

– Всё довольно просто. Тебе лишь нужно знать сюжет достаточно хорошо, чтобы сойти за автора этих книг. Поверь мне, читатели не станут задавать тебе каверзные вопросы литературоведческого толка.

– Читатели? – эхом повторяю я, замечая, что на мой вопрос он так и не ответил.

– Натали МакБрайд отправляется в промо-тур, – отвечает он со слабой, столь нехарактерной для него улыбкой. – Раздачи автографов. Конвенты. Тебя даже пригласили на панельное обсуждение «Феминизм в любовных романах». Звучит как раз по твоей части, не так ли?

Его глаза весело поблёскивают, но кое-о-чём он умолчал. Я чувствую это.

– А почему она не может сделать этого сама? – спрашиваю я его.

Это не самый важный вопрос в данный момент, – панельное обсуждение? – но по какой-то причине мне необходимо получить на него ответ. У меня кружится голова, пока я пытаюсь вспомнить, не является ли издательство, публикующее книги Натали, дочерней компанией компании мистера Райзингера, но с какой стати мне вообще следить за такими вещами? И даже если и так, какого чёрта этим вопросом занимается человек уровня мистера Райзингера?

– Потому что, – говорит он, снова широко ухмыляясь, – ты смотришь на неё.

Глава вторая

Сначала на меня, словно ведро холодной воды, обрушивается шок. А затем всё внутри как будто обрывается.

В моей голове проносятся е-мейлы, которые я отправила.

О, господи, вот же дерьмо. Он, должно быть, просто играет со мной. Быть не может, чтобы он меня не узнал. Только не после всего, что я ей рассказала.

Ему. Рассказала ему.

О, господи.

Мне кажется, что меня сейчас вырвет, но вряд ли это хоть сколько-нибудь улучшит ситуацию.

И тогда я смотрю на пепельницу, а затем на его голову.

Вот же засранец. Каким-то образом он умудрился пробраться в каждый аспект моей жизни, и разрушил всё – кроме этого. Это было всем, что у меня оставалось. До этого момента.

Это невозможно. Быть не может, чтобы он каким-то образом был связан с той единственной за последние десять лет серией книг, которая заставляла меня улыбаться.

Заставляла меня улыбаться. Заставляла меня кончать.

О господи, я мастурбировала на слова, которые он написал.

Мне понадобится что-то потяжелее пепельницы.

– Ты побледнела, – задумчиво изрекает мистер Райзингер, открывая ящик стола. – Хочешь бурбона?

Сейчас только одиннадцать часов утра, но я киваю.

Я наблюдаю за ним той частью мозга, которая ещё способна хоть сколько-нибудь соображать. Не думаю, чтобы он меня дурачил. Он и правда меня не дурачит. Мистер Райзингер наслаждается, когда делает это, так что, если это не какой-то затянувшийся розыгрыш, он и правда не имеет ни малейшего понятия, что я читала эти книги. То ли он действительно такой тугодум…

То ли... кто-то другой отвечает на его письма. Но кто ещё знает об этом? Кому ещё он мог бы доверить информацию такого рода?

– Я не понимаю, – наконец говорю я, – вы романист?

Он пожимает плечами и ставит передо мной бокал бурбона.

– Однажды мне в голову пришла идея. Я пересказал её нескольким знакомым писателям, но они от неё отмахнулись. Поэтому, естественно... я воспринял это как вызов, – на его губах снова появляется эта хищническая улыбка. Как ни странно, но при виде неё я начинаю чувствовать себя гораздо комфортнее. – Бестселлер по версии «Нью-Йорк Таймс» (список книг, добившихся рекордных продаж в США. С 1931 г. публикуется еженедельно в газете «The New York Times» – прим. переводчика). Выкусите.

Я делаю большой глоток бурбона, наслаждаясь огненной дорожкой, которую он оставляет, проскальзывая по моему горлу.

– Так что... разумеется, вы не можете показаться на публике в роли Натали, выглядя... так, – мужчиной на все 110 процентов, подразумеваю я, но не произношу этого вслух. Что, честно говоря, немногим лучше.

– Разумеется, – соглашается он. – Но у меня есть ты.

– Но… зачем вам вообще участвовать в конвентах? – я прочищаю горло. Я отчаянно пытаюсь не проявлять слишком явного любопытства, пока не узнаю, кто занимается его корреспонденцией.

– Мой PR-менеджер настаивает на том, что я достиг переломной точки, – говорит он, выглядя скучающим. – Честно говоря, это не имеет для меня такого уж значения, но это много значит для неё. Она потратила на меня много времени и сил, и чем успешнее становлюсь я, тем успешнее становится она.

Это... не тот Эдриан Райзингер, которого я знаю. Хмурясь, я кручу в руках бокал.

– Не слишком ли много мороки только ради того, чтобы бросить кость своей пиарщице?

Он фыркает.

– Просто предвосхищаю твой вопрос: нет, я её не трахаю. И нет, мне этого не хочется. Ну… я, конечно, не отказался бы. Но это не срочно. Это не необходимость.

Его глаза блестят, и на миг мне становится любопытно, на что бы он пошёл, если бы решил, что ему необходимо кого-то трахнуть. Не уверена, что хочу знать. Хотя кого я обманываю.

Я тут же представляю себе девушку, которую мистер Райзингер не прочь бы трахнуть, но может с этим и подождать. Вероятно, у неё длинные, светлые, спадающие ей на плечи мягкими волнами волосы и гибкая стройная фигура. Она полная моя противоположность, короче говоря.

– Мне просто кажется, что это нужно сделать, – говорит он. – Поднять престиж компании. Видит бог, для себя я уже сделал достаточно.

Я делаю ещё один глоток.

– А вы довольно откровенны, мистер Райзингер.

Он слегка наклоняется вперёд.

– Пожалуйста, – говорит он. – Нам придётся много времени проводить вместе, Меган. Зови меня Эдриан.

Я чувствую, как у меня поджимаются губы.

– А вас не беспокоит, что вы всё это время размещаете посты в «Фейсбуке» и общаетесь со своими фанатами от лица женщины, мистер Райзингер?

Это очень конкретный вопрос, но мне уже плевать. Мне нужно знать ответ.

И нет, я, чёрт возьми, не собираюсь звать его Эдриан.

Он слегка хмурится.

– Нет, я даже не читаю эту чушь, – он делает пренебрежительный жест. – Мой PR-менеджер отвечает на письма фанатов.

Я медленно выдыхаю. Значит, это возможно, – вероятно даже, – что он понятия не имеет обо всём этом. Что он никогда не видел те е-мейлы и не знает, что я читала его книги.

Его книги. Дерьмо.

Не хочу даже думать об этом сейчас.

Он добавил ещё одну книгу к стопке, вдруг осознаю я. Это печатный черновик, он пока даже не переплетён, листы просто скреплены вместе кольцами.

– Вот эту книгу ты будешь продвигать, – говорит он. – Я только что её закончил. Пожалуйста, не обращай внимания на опечатки, мои редакторы ещё не вычитывали её.

– Конечно, – слабым голосом отвечаю я. Мне никак нельзя показывать ему, что я в данный момент, по сути, планирую его убийство, нельзя давать ему такое оружие против себя. Он не должен узнать, насколько я опустошена.

Я чувствую себя так, будто потеряла друга.

В глубине души я знаю, насколько это нелепо. Насколько всё это глупо. Я настолько жалкий и одинокий человек, что позволила себе привязаться к вымышленным персонажам, а затем перенесла эту привязанность на человека, который, как я думала, придумал их. Но это было ложью. Всё это было ложью.

– Серьёзно, Меган, ты нормально себя чувствуешь? – мистер Райзингер пристально смотрит на меня. – Ты сейчас выглядишь как ходячая покойница.

– Я в порядке, – огрызаюсь я. – Мне просто... Мне просто нужно...

Ну и какое оправдание мне придумать?

– Я просто боюсь выступать на публике. Знаете, социальная тревожность и всё такое, – да, вот оно. Это даже почти правда. – Не уверена, что смогу это сделать.

В других обстоятельствах я бы никогда не показала ему свои слабости, но уж лучше так, чем рассказать ему правду.

– О, всё будет в порядке, – мистер Райзингер пренебрежительно машет рукой. – Я тебя натаскаю. Тебе просто нужно...

– Клянусь богом, если вы произнесете слово «самосовершенствоваться», я всем расскажу, что вы пишете порнушку для дам среднего возраста, – рычу я. – И гори оно синим пламенем, это соглашение о неразглашении.

Он слегка вскидывает брови.

– Какое красочное описание, – говорит он. – Надеюсь, ты поймешь, что они нечто большее, чем просто порнушка. Хотя, судя по моему опыту... – он улыбается.

– Боже, – я хватаю книги со стола до того, как он продолжит эту мысль. – Пожалуйста, пощадите меня. И, кстати, если хотя бы одна из страниц окажется липкой, я сожгу их все.

Одна только мысль о том, что мы с мистером Райзингером могли когда-либо мастурбировать, читая одну и ту же книгу, ужасает. Ничуть не меньше, чем то, что это была книга, которую написал он. Просто по-другому.

– Ну, извини, – говорит он, не выглядя при этом сожалеющим. – Но нет, обещаю тебе, эти копии совершенно новые. Только для тебя, – он подмигивает мне. Он, чёрт возьми, подмигивает мне.

– Иисусе, – я смотрю на стопку книг в своих руках. – Знаете, я всегда подозревала, что вы из тех парней, которые дрочат на собственное отражение, но вы пошли ещё дальше.

И выпустив эту прощальную стрелу, я отправляюсь навстречу своей погибели.

***

Я сижу в своей гостиной с этим чёртовым черновиком книги в руках.

Вчера, нет, даже ещё несколько часов назад, я была бы просто счастлива, окажись у меня в руках продолжение «Его секретарши». Была бы просто вне себя от радости. Но это было до того, как я узнала правду.

Кусая ногти, я размышляю над тем, упоминала ли меня когда-нибудь PR-менеджер мистера Райзингера, пусть даже мимоходом. Догадалась ли она, что я работаю на него. Это было тем ещё совпадением.

Если только...

У меня сжимается сердце, когда я открываю веб-страницу Натали МакБрайд. Мне не хочется смотреть, но я должна.

Мне нужно знать.

Я прокручиваю страницу до первой книги серии и ищу дату её публикации.

В тот же миг у меня пересыхает во рту.

Дрожащими руками я открываю своё резюме. Я всегда с точностью до дня указываю в нём даты приёма на работу. Вы удивитесь, как легко забыть о таких маленьких деталях, как дни, месяцы и годы после нескольких лет работы на психопата.

Я молюсь о том, чтобы меня просто подвела память, что на самом деле я работаю с мистером Райзингером не так давно, как мне кажется. Потому что если моя память меня не подводит, то...

Два месяца.

Через два месяца после того, как я устроилась на должность его помощника, он опубликовал «Его секретаршу».

Нет. Я не могу. Не могу примириться с мыслью, что мой невыносимый босс использует беллетристику для того, чтобы выплеснуть в ней свою страсть ко мне. В-первых, это самая нелепая идея из всех, которые я когда-либо слышала. Этого просто... этого просто не может быть.

Но ничего из того, что он говорил, не противоречит этому. Всё, что он сказал, так это то, что у него «возникла идея».

Нет. Я не могу принять этого. Не могу.

Это просто совпадения. Нам не хочется признавать этого, мы всегда ищем всему рациональное объяснение, но это просто глупо.

И, тем не менее, я пытаюсь вспомнить, описывает ли он Аманду в книге. Её внешность, я имею в виду. Я не могу отлистать книгу назад и посмотреть. Не смею. Вообще-то, фанаты в он-лайн сообществах настолько по-разному представляют её, что он, должно быть, не давал подробного описания. Или все просто упорно его игнорируют.

О боже, ты и правда всерьёз рассматриваешь этот вариант? Ты и правда сидишь здесь и гадаешь, действительно ли Эдриан-чёртов-Райзингер хочет тебя настолько, что написал об этом целую серию книг?

Посмотри на него, Мэг. Посмотри на него, а затем посмотри на себя.

Не хочу.

Я знаю, как выгляжу, особенно, когда сижу. Мои бёдра кажутся шириной в милю, а лишний жир на животе собирается валиком, который я всегда стараюсь скрыть на публике. За все эти годы Эдриан Райзингер как только меня ни называл: он называл меня ведьмой, зомби, кровососущим паразитом (вот ведь ирония, не правда ли?), но ни разу за всё это время он не говорил мне, что я толстая.

Я никогда раньше не задавалась вопросом, почему так, но теперь мне любопытно.

Никто никогда не стеснялся в выражениях. Всю старшую школу, все годы в университете я только и слышала, как люди посмеивались надо мной за моей спиной. Даже те, кто считался моими друзьями.

О боже, пару дней назад я видела, как она ела огромный сэндвич. Меня так и подмывало сказать ей, чтобы она после вызвала себе рвоту.

Во мне нет ничего особенно привлекательного. Даже когда я была похудее, у меня всё равно были веснушки и непослушные рыжие волосы. О таких героинях не пишут в любовных романах.

Дирк так точно списан не с него, его внешность, по крайней мере. У него типичные для таких романов тёмные волосы, тёмные глаза и так далее. Все книжные бойфренды, как правило, выглядят одинаково. У мистера Райзингера волосы скорее оттенка грязный блонд, и он слишком высокий. Взгляд его голубых глаз не столько тлеет, сколько прожигает насквозь, словно лазер.

Качая головой, я пытаюсь заставить себя вернуться в настоящее. Я не могу этого сделать. Не могу сидеть здесь и читать эту чёртову книгу. Я всерьёз подумываю над тем, чтобы уволиться, потому что даже если мистер Райзингер пошутил, сказав, что от того, как я исполню эту роль, зависит моя работа, я просто не смогу работать на этого человека, зная то, что я знаю. Как могу я? Мне что, полагается сделать вид, что этого разговора не было?

И что гораздо важнее, без книг «Натали», составляющих мне компанию, смогу ли я прожить хотя бы день и не убить его при этом?

На самом деле у меня нет выбора. Я сижу здесь, делая вид, будто раздумываю над альтернативами, но я уже знаю, что буду делать. Что я должна сделать. Я нужна мистеру Райзингеру потому, что я, вероятно, единственный человек, способный выносить его общество, но – и это гораздо хуже, – мне самой он тоже нужен. «Созависимость» – слишком слабое слово, чтобы описать нашу ситуацию. Я, вероятно, и не смогла бы работать на того, кто не является себялюбивым параноидальным эгоманьяком.

Раньше я закатывала глаза при мысли о том, что от работы можно заработать посттравматический стресс, и, полагаю, Вселенная наказала меня за мою самонадеянность. Но всё дело в том, что до тех пор, пока я остаюсь в своей нездоровой среде, мои собственные проблемы не так очевидны. В сущности, это даже не дисфункциональные отношения. До тех пор, пока я остаюсь здесь, я остаюсь в своём уме.

На этой радостной ноте я наливаю себе гигантский бокал вина и открываю первую страницу.

Глава третья

Заархивированные сообщения: больше месяца назад

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Возможно, ты права. Но шут его знает. Дело в том, я знаю, что он неплохой человек. Как сильно бы временами мне не хотелось насыпать яду в его кофе, он, тем не менее, смешит меня каждый чёртов день, и это больше, чем я могу сказать о большинстве парней, с которыми встречалась.

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Отвечу тебе подробнее позже, сейчас завалена работой. Но не могу не спросить, пока опять не забыла: почему «мегатрон»? И кто осмелился бы посадить тебя на поводок? ;)

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Ха-ха, в тот момент это казалось хорошей идеей. Этот адрес у меня уже целую вечность. Должно быть, тогда я считала, что это звучит круто и в духе научной фантастики. Что до поводка, понятия не имею, но хотелось бы узнать. Думаешь, где-то там для меня есть настоящий Дирк?

Сохранённые черновики: неотправленное

Аккаунт: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Зайди в мой офис, Меган. Нам нужно обсудить твою продуктивность.

***

В Третьей главе Дирк приковал Аманду цепочкой к столбу в центре комнаты. Не помню, чтобы раньше там был столб, но также не уверена точно, почему или как случилось, что я так на этом зациклилась. Он прикрепил концы тонкой цепочки зажимами к каждому соску так, чтобы столб оказался между цепочкой и её телом, так что, в теории, она может двигаться, но…

Я никогда не носила зажимы для сосков. Даже представлять это ужасно. Но Натали – мистер Райзингер – умеет так описывать эти сцены, что они звучат чертовски горячо. Раньше мне нравилось это в ней (в НЁМ!), но теперь меня от этого слегка подташнивает.

Я стараюсь пропускать самые горячие сцены, но тело всё равно предаёт меня. Как будто у На… – мистера Райзингера – есть прямой доступ к моему либидо, и он точно знает, какие слова использовать, чтобы завести меня.

Бутылку вина спустя я даже начинаю находить во всём этом что-то смешное. Как сильно раздулось бы его эго, узнай он, что заводит меня сильнее, чем кто-либо из парней, действительно прикасавшихся ко мне. Он может довести меня до исступления всего лишь несколькими правильно подобранными словами, находясь за миллион миль от меня.

Спасибо, господи, за вино. Оно притупляет моё смятение ровно настолько, чтобы я могла оценить, насколько чудовищно, чудовищно смешна вся эта ситуация в целом.

Я всерьёз подумываю над тем, чтобы сказаться завтра больной или вообще покинуть страну. Но не по мне убегать от кризисов. Я сохраню чувство собственного достоинства в этой ситуации, даже если это убьёт меня.

Аманда извивается на полу, сжимая бёдра, её тело инстинктивно ищет столь необходимую ему стимуляцию. Как долго он собирается держать её в этом состоянии? От возбуждения всё плывёт перед её глазами, и она больше не уверена, сколько уже она здесь находится: секунды, минуты или часы.

Я бросаю черновик на кровать и врываюсь в ванную. Настраиваю душ и пускаю воду. Холодная. Холоднее холодной. Арктически холодная.

Я бросаюсь внутрь прямо в пижаме.

И взвизгиваю, когда ледяная вода касается кожи. У меня сразу же перехватывает дыхание, и я выскакиваю из душа – от моей насквозь промокшей одежды во все стороны летит вода.

Мне трудно поверить, что кто-либо хотя бы раз действительно это делал. Возможно, выражение «принять холодный душ» всегда было лишь эвфемизмом. Эвфемизмом как раз для того, чем я сейчас ни в коем случае не буду заниматься, учитывая то, что я теперь знаю о Дирке и Аманде.

Конечно, я могла бы попытаться отвлечься на что-нибудь другое и, если повезёт, просто выбросить это из головы и закончить своё задание. Но я знаю, что это не сработает. С одной стороны, когда дело доходит до этих книг, моё либидо становится возобновляемым ресурсом. С другой стороны, я уверена, что больше никогда не смогу испытать оргазм, не думая о мистере Райзингере.

Вот и всё. Мне конец. Я окончательно и бесповоротно погубленный человек, у которого не осталось ничего, ради чего стоило бы жить.

Стуча зубами, я беру черновик книги и снова начинаю читать.

***

– Пять минут десятого, миз Бёрнс.

Это первое, что говорит мне мистер Райзингер, когда я захожу в его офис с кружкой кофе.

Укуси меня.

Хотя я только подумала это, этот выпад в его адрес тотчас же ударяет по мне рикошетом, когда я представляю, как он погружает зубы в мою плоть, ведёт ими вдоль шеи и покусывает мочку моего уха. Проклятье, что со мной случилось? Как я умудрилась перенести все эти чувства по поводу книг мистера Райзингера на него самого меньше чем за сутки после того, как узнала правду?

Конечно, он невероятно сексуален, если не обращать внимания на его угрюмый вид, но тот факт, что он, похоже, имеет своего рода телепатическую связь с моими женскими прелестями, не причина сходить с ума.

– Пять. Минут. Десятого, – повторяет он, тщательно выговаривая каждое слово. Я пялюсь на его рот и надеюсь, что это выглядит так, будто я внимательно его слушаю. Он неаккуратно побрился этим утром, что для него очень необычно. Эта маленькая полоска щетины вдоль его челюсти отвлекает внимание и создает иллюзию тени, из-за чего его лицо выглядит чуть более угловатым.

– Извините, мистер Райзингер. Должно быть, у меня часы отстают, – бормочу я и раскладываю перед ним его необычайно важную почту.

– И это всё? Серьёзно? – он делает глоток кофе и гримасничает. – И не будет никаких подколок? Нет ли у тебя жара?

Я вздыхаю:

– Что-то не так с кофе, сэр?

Он облизывает губы и хмурится.

– Это суматранский кофе?

Этот чёртов мужчина и его чёртов кофе.

– Да, – говорю я медленно, хотя знаю, что не могу быть уверена в этом на все сто. В отчаянной попытке сохранить рассудок я снова позволила одному из стажёров заказать кофе. Захудалая компания, которой мистер Райзингер настаивает, чтобы мы отдавали предпочтение, принимает заказы только по факсу, и их телефонные линии либо постоянно заняты, либо и вовсе оказываются парализованы на несколько часов. Я не могу позволить себе тратить на это целый день, поэтому, по возможности, привлекаю других.

И тогда происходит это.

– Это не, – говорит он, и мои губы сжимаются в тонкую линию, –суматранский кофе. Кто делал заказ?

В этой ситуации мне не победить.

– Я делала, – я скрещиваю руки на груди. – Должно быть, они перепутали заказ.

– Ну конечно, – он ставит кружку на стол. – Это не Повесть о двух грёбанных городах («Повесть о двух городах» – исторический роман Чарльза Диккенса, посвящённый периоду Французской революции – прим. переводчика). Не подставляйся ради какого-то стажёра, которого и так через месяц здесь не будет. Почему ты всегда лжёшь?

– Я не лгу. И даже если бы врала, думаю, вы знаете, почему, – я чувствую, как сердце начинает биться чаще, адреналин, вызванный противостоянием с ним, сплетается в моей груди с чем-то новым и незнакомым. – Я знаю, как иметь с вами дело. У этих бедных детей ещё остались какие-то радости и надежды в жизни.

– Не скажешь, кто это был, и я просто наору на них всех, – говорит он и кривит рот в невесёлой улыбке. – Так что давай колись.

Я делаю глубокий вдох, смотрю на него сверху вниз и говорю непреклонно:

– Я только что сказала вам: я делала заказ. Так что давайте, идите и орите на стажёров сколько вам хочется, но будете выглядеть при этом как полный псих.

– В любом случае скоро будет заседание совета директоров, и мне нужно поберечь голос, – говорит он. – У тебя есть время до конца дня на то, чтобы признаться. И принеси мне другой кофе.

Я моргаю от удивления.

– Все и так завалены работой.

«И что?» – спрашивает он меня взглядом.

– Нет, – выпаливаю я раньше, чем могу себя остановить. – Мистер Райзингер, я не могу. Не сегодня. У меня не было времени оформить и первый-то заказ.

– Ага, – его глаза блестят; он выпрямляется в своём кресле. – Я знал, что ты соврала.

Твою ж. Мать.

Я вынуждена брать такси через весь город к «единственной кофейне, где варят что-то приличное». Это займёт, как минимум, полчаса, и у меня нет на это времени.

Более того, теперь он будет доставать меня до тех пор, пока я не скажу ему, кто из стажёров напортачил с заказом.

Более того, я почти не спала ночью, и сейчас страдаю от того, что можно назвать женской вариацией «непроходящего стояка».

Всё кончится либо тем, что я всё-таки убью его, либо тем, что я оприходую его ногу. Так или иначе, я могу с тем же успехом начинать собирать вещи и освобождать стол.

***

По пути в кофейню я попадаю в пробку из-за аварии, и на то, чтобы вернуться обратно на работу, у меня уходит почти час. Я подумываю, не нацепить ли мне бронежилет перед тем, как заходить в его офис, но он выглядит гораздо спокойнее, чем я ожидала. Когда я ставлю на стол его кружку, он как будто даже не замечает меня сначала. Но затем поднимает глаза от проектов и вроде как кивает мне в знак признательности.

– Итак, – он делает мне знак закрыть дверь, и я подчиняюсь. – Как тебе они?

Я сажусь, складываю руки на коленях и невозмутимо смотрю на него.

– Кто?

– Книги, Меган, – отвечает он, как будто нет ничего очевиднее. – Ты сегодня выспалась? Мне не хотелось бы, чтобы книги не давали тебе спать.

Понятия не имею, как мне удаётся сохранять самообладание, но если меня, как минимум, не номинируют за это на «Золотой Глобус», я буду очень зла.

– Не знаю. Кажется, я что-то упустила. Наверное, стоило прочитать остальные, тогда бы я имела более точное представление о сюжете.

Я довольно убедительна. Чем не повод для самодовольства.

Мистер Райзингер хмурится.

– Что ты имеешь в виду, говоря «остальные»? Разве ты начала читать не с первой книги?

Да ёпрст.

– Нет, – отвечаю я медленно. – Я просто, …эээ…, я подумала, что они одиночные.

Он барабанит пальцами по столу, как делает всегда, когда его терпение на исходе.

– Номера томов не послужили достаточной подсказкой?

Я закатываю глаза и пытаюсь вспомнить, как нормальная Мэг – или кто там вместо неё сейчас – отреагировала бы в этой ситуации.

– Не знаю, мистер Райзингер. Я не рассматривала их внимательно. Просто вытащила одну из сумки по пути домой и начала читать. Я не знала, что это продолжающаяся сюжетная линия, иначе бы уделила им больше внимания.

Мой босс выглядит так, будто сдерживает себя. Обычно он прикусывает язык, чтобы не сыпать оскорблениями в адрес старших партнеров. Но это не тот случай. Во всяком случае, не совсем. Я не могу понять, почему он почувствовал необходимость сдерживать себя при мне; видит Бог, он никогда так не делает. Разве что придерживается элементарных правил вежливости.

– Что ж, позволь мне ввести тебя в курс дела, – говорит он. – Они ругаются, они трахаются, они влюбляются. Намылить, смыть, повторить. Не обязательно в том же порядке.

– Они влюбляются не единожды?

Не красней. Не красней. Не смей, чёрт возьми, краснеть.

– Конечно, мне же нужно как-то поддерживать интерес, – говорит он. –Любовь приходит, любовь проходит, любовь приходит снова; мои читатели заперты в одних и тех же безопасных, уравновешенных и скучных отношениях десятилетиями. Они не хотят читать о том, как Дирк и Аманда разгружают грёбанную посудомоечную машину.

Я вообще-то не возражала бы, но он не спрашивает моего мнения. Намеренно, во всяком случае. Я не могу удержаться и не подколоть его.

– Вы отлично знаете своих читателей для человека, который в жизни не встречал обычную американскую домохозяйку из среднего класса.

– Я знаю, на что они тратят деньги, – говорит он сухо. – И это всё, что имеет значение.

Я знаю мистера Райзингера достаточно давно, поэтому это не должно так уж сильно меня шокировать. Но даже меня пронимает. Я-то думала, что Натали МакБрайд – это добрая душа, которой небезразличны её персонажи, её творчество и отношения с читателями. Мистер Райзингер же просто хочет набить свои и так неприлично распухшие карманы, и это ужасно.

– Зачем вы это делаете? – спрашиваю я его.

Вопрос вырывается невольно. В моей голове это и не был вопрос как таковой, но, когда он прозвучал, то внезапно оказался серьёзнее, чем я подразумевала. И он озадачил моего босса сильнее, чем я ожидала. Он слегка хмурится, сдвигая брови, и я спрашиваю себя, не страдает ли он такими же постоянными головными болями в этом месте, что и я. Как-то раз в рамках стратегии решения проблем я попробовала ходить на занятия йогой, но с позором сбежала оттуда, когда во время медитации у меня зазвонил телефон. Это был мистер Райзингер, кто ж ещё. Моей виной было то, что я не выключила телефон. Я так больше туда и не вернулась, но помню, как много они говорили о напряжении в области «третьего глаза».

Если у мистера Райзингера и есть третий глаз, он определённо использует его только в гнусных целях.

– Я уже говорил тебе, – отвечает он. – У меня была идея и мне захотелось её воплотить, особенно после того, как мне стали говорить, что у меня ничего не получится.

– Назло, значит, – я кладу ногу на ногу. Тяну юбку вниз и замечаю, что он не отрывает взгляда от моего подола. – Вряд ли мне стоит озвучивать такой ответ читателям на автограф-сессии.

Его рука останавливается на полпути к ящику, где он держит бурбон.

– Когда? Ты удивляешь меня, Меган. Я ожидал большего сопротивления.

Я пожимаю плечами.

– Всё это выбило меня из колеи на мгновение, но не то чтобы я могла позволить себе отказаться от дополнительного заработка.

Этот мужчина генетически не способен чувствовать себя виноватым, и, тем не менее, он предлагает мне ещё один бокал бурбона, от которого я на этот раз отказываюсь.

– Я только что принесла вам кофе, – замечаю я, когда он кладёт лёд в бокал. Не имею ни малейшего понятия, где, чёрт побери, он держит лёд в своём грёбанном столе.

Он размешивает бурбон пальцем (что?) и затем кладёт его себе в рот, слизывая алкоголь. Моё сердце останавливается секунд на пять, а затем запускается вновь, пытаясь наверстать упущенное время.

– Хмм, – соглашается он. – Думаю, я его расхотел. Уже почти время обеда.

Я убью его. Я сделаю это. Я зарежу его осколками его же графина, и ни один суд в мире не признает меня виновной.

– Меня ещё сегодня ждёт настоящая работа, – замечаю я. – Отчёты о расходах сами себя не переделают, а бухгалтерия говорит, что если вы ещё раз отошлёте им их обратно… ну, не знаю, что-то о тирании и об убийстве, совершённом в состоянии аффекта. Мне нужно будет свериться с моими заметками, если вам интересны детали.

Он закатывает глаза.

– Так отошли их обратно.

– Легко вам говорить. Не вам придётся слушать их нытье.

– Иисусе, – мистер Райзингер пощипывает переносицу. – Ты не можешь делать работу за каждого, Меган. Почему женщины всегда так поступают?

– Потому что начатое нужно заканчивать, – я плотнее скрещиваю руки на груди. – Гораздо проще самой обо всём позаботиться, чем слушать чужие жалобы.

– Так не слушай! – он хватается за волосы. – Скажи им, что это не твои проблемы. Откажись.

– Ну конечно, – смеюсь я. – Из этого обязательно выйдет что-нибудь путное.

Он встаёт и отходит к окну.

– Кого волнует, что из этого выйдет? Ты работаешь на меня, не на них.

– Да, и я ваше «человеческое лицо», – я тяжело вздыхаю, откидываясь на стуле. – Я должна быть мягкой и доброжелательной, поскольку вы не такой. Половина этого офиса уже уволилась бы, будь они вынуждены общаться с вами регулярно.

Мистер Райзингер бросает на меня взгляд через плечо, и по выражению его лица я могу сказать, что этот мужчина понятия не имеет, чем я, в сущности, занимаюсь в течение дня. О количестве времени, которое я трачу на то, чтобы извиняться за него. О том, сколько времени и усилий я прилагаю к тому, чтобы урезонивать людей, которыми, по его мнению, он руководит. Мне ещё не приходилось в буквальном смысле отговаривать людей прыгать с крыши, но что-то подсказывает мне, что это вопрос времени.

– В таком случае задержись сегодня и сделай отчёты, – говорит он. – Если тебе так необходимо вкалывать за бухгалтерию, этому придётся подождать, пока ты не закончишь со всем, что нужно мне.

Возможно, это лишь защитный механизм, который не даёт моему мозгу осознать, что он только что предложил, но что-то в том, как он произносит «со всем, что нужно мне», заставляет меня чувствовать трепет в животе.

Я делаю глубокий вздох.

– У меня есть планы на вечер.

– Нет у тебя никаких планов, – ухмыляется он. – Не переживай. Я оплачу тебе сверхурочные.

Боже, ниспошли мне терпение, чтобы я не ткнула ножом для писем ему прямо в лицо.

– У меня фиксированный оклад, мистер Райзингер, – отвечаю я сквозь стиснутые зубы.

– Тогда выпишу премию, – он машет рукой. – Без разницы. Знаешь, я вообще ничего не должен тебе предлагать. Если ты не отсылаешь их обратно, технически, ты нарушаешь субординацию.

– Я нарушаю субординацию каждый день, – подчёркиваю я, не в силах сдержать короткий смешок, вызванный абсурдностью этого разговора. – И раньше это никогда не было проблемой.

Он поворачивается ко мне, улыбаясь, и по какой-то причине от этой улыбки у меня перехватывает дыхание.

– Можешь им грубить. Обещаю тебе, ты никак не пострадаешь.

– Пострадает моя репутация, – я приподнимаю бровь. – Вы ведёте себя так, вы демонстрируете авторитет. Я поведу себя так, и меня посчитают бессердечной сукой.

Мистер Райзингер качает головой.

– Уж ты-то должна знать, что единственный верный способ бороться с двойными стандартами – это удар с разворота, прямо в лицо, – он делает наглядный жест.

– Да, замечательно. Будем решать проблемы с помощью насилия. Этому вы тоже научились во время вашего семинара по женским исследованиям?

Он откидывается на спинку кресла.

– Дело твое. Думаешь, мисс Эмма Пил (одна из героинь английского сериала «Мстители», агент английской разведки – прим. переводчика) переживала из-за «стеклянного потолка» (термин из гендерных исследований. Невидимый и формально никак не обозначенный барьер, который мешает продвижению женщин по служебной лестнице по причинам, не связанным с их профессиональными качествами – прим. переводчика)? Да никогда. Пробилась прямо сквозь него.

– Да уж, я не собираюсь принимать жизненные советы от людей, которые борются с преступностью в обтягивающей коже и на четырёхдюймовых каблуках, – я встаю. – Хорошо поговорили, ничего не скажешь.

Он цокает языком.

– Столько предубеждений. Я отправлю вас на этот семинар, миз Бёрнс. Может, кое-чему да научишься.

***

Время позднее, но я в ударе. Как бы сильно я ни ненавидела саму идею засиживаться на работе, бессмысленные электронные таблицы – именно то, что мне сейчас нужно. Под Ники Минаж я перехожу от строчки к строчке и действительно начинаю расслабляться.

Пока кто-то не тянется мне через плечо, и, как и положено совершенно нормальному взрослому и зрелому человеку, не выдёргивает из ноутбука мои наушники.

MY ANACONDA DON'T – MY ANACONDA DON'T – (Моя анаконда не – Моя анаконда не –)

Я захлопываю крышку, заглушая музыку.

– Я думала, вы уже ушли домой, – я стараюсь вести себя невозмутимо, несмотря на то что у меня только что чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Мистер Райзингер прислоняется к моему столу, как будто так и надо, и его бедро оказывается где-то в трёх миллиметрах от моего плеча. Я стараюсь не смотреть на него, но кроме как на табличку с моим именем на столе смотреть больше не на что. Если я открою ноутбук, заиграет Сэр Миксэлот. Я уже в полной заднице, и следующие слова, которые вылетят изо рта мистера Райзингера, почти наверняка будут включать фразу «у детки есть, за что подержаться» (строчка из сингла «Baby Got Back» – прим. переводчика), но я должна хотя бы постараться свести ущерб к минимуму.

– Я бы скорее принял тебя за девушку, которая слушает Тейлор Свифт, – говорит он, впиваясь пальцами в край стола, и улыбается мне сверху вниз. – Приятно знать, что ты всё ещё можешь меня удивить.

– У меня есть слои, – говорю я ему, продолжая пялиться в пустоту. – Не все такие одномерные как вы.

Он усмехается.

– Все уже ушли, так что я закрою глаза на нарушение политики компании, но не позволяй стажёрам видеть тебя в наушниках. Ты знаешь, какие они.

– Люди, совершающие ошибки? – я поднимаю на него глаза и улыбаюсь с прохладцей. – Какой кошмар, не правда ли?

– Я знаю только, что мне бы не сошла с рук и половина того дерьма, которое они выкидывают. Не тогда, когда я был в их возрасте, – он качает головой. – Это поколение считает, что все им чего-то должны.

– Знаете, поколение бейби-бумеров (поколение, родившееся в середине XX века в период значительного и устойчивого увеличения рождаемости, происходившего, главным образом, в развитых странах Запада – прим. переводчика) думает то же самое о нас, – я поднимаю степлер, затем кладу его обратно на стол. – А Великое поколение говорило то же о бейби-бумерах. А...

– Да, да, все ужасны, – нетерпеливо перебивает он меня. – У тебя есть, что надеть на автограф-сессию?

Мне требуется секунда на то, чтобы поспеть за его мыслями.

– Эм… Я не вполне уверена, что от меня ожидается.

– Что ж, ты должна выглядеть успешной, – его глаза блуждают по моему телу, и у меня против воли перехватывает дыхание. – Так что… знаешь, не это.

Он опускает руку в карман и достаёт бумажник, который один наверняка стоит больше, чем весь мой гардероб. Издав задумчивое хмыканье, он вытаскивает карту и бросает её на стол передо мной. Могу поклясться, что при этом она издаёт резкий глухой стук. Можно подумать, она сделана из обсидиана.

– Приобрети себе несколько хороших нарядов, – говорит он. – По крайней мере, пять или шесть. Если всё пройдёт хорошо, я ещё успею зарегистрироваться на конференцию, которая намечается в Остине.

– Эм, – я поднимаю карту, чувствуя, что он ещё не закончил. – Хорошо. Я правда не….

– Деньги не проблема, – говорит он, делая пренебрежительный жест, – разумеется.

Я смотрю на него снизу вверх. Он улыбается, как будто знает, насколько он сейчас невыносим.

– Разумеется, – повторяю я за ним. И затем улыбаюсь ему в ответ –иногда просто ничего не могу с этим поделать.

Он мгновение удерживает мой взгляд, и, не осознавая этого, я открываю рот, чтобы заговорить:

– Спасибо, Эдриан.

Сначала он никак не реагирует. Затем его глаза чуть расширяются. Я уверена, что не придумываю этого: когда он удивлён или находится в замешательстве, его лицо кажется мягче. Не знаю, почему я это сказала. Не знаю, почему назвала его Эдрианом. Я даже не думаю о нём в таком ключе, хотя теперь, по-видимому, думаю.

– Что ж, хорошо, – внезапно говорит он, отталкивается от моего стола и устремляется дальше по коридору. – Не проблема. Это деловые расходы.

Вообще-то, не думаю, что это так, но это между ним и его бухгалтером. Забавно, впрочем, что он как будто пытается замять тему. Обычно он впитывает любое позитивное внимание, словно губка. Как, впрочем, и любое негативное, если на то пошло.

Кто, чёрт возьми, этот мужчина, и что он сделал с моим боссом?

Глава четвёртая

Заархивированные сообщения: больше месяца назад

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Кстати, я обожаю ту сцену, где пакет с нижним бельём просто появился на её пороге. Я смеялась до упаду, когда она просто оставила его на полу и таращилась на него из другого конца комнаты, пока, наконец, не открыла его. Я на её месте отреагировала бы точно также. И то, что он ни разу не попросил её показаться ему в нём, было очень горячо: он просто хотел, чтобы она чувствовала себя сексуальной на работе. Не думаю, чтобы чулки, подвязки и кружевные трусики было бы так уж удобно носить в течение, как минимум, десятичасового рабочего дня, но, чёрт, с таким парнем как Дирк я была бы не прочь попробовать.

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Ты никогда не носила под одеждой сексуального нижнего белья? Тебе правда стоит попробовать. Спорим, твой босс будет относиться к тебе по-другому?

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Бггг. Разве что я сверкну перед ним бельём. Иначе он даже не заметит. Поверь мне, ему лишь бы придраться к чему-нибудь.

СохранЁнные черновики: неотправленное

Аккаунт: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Рискни и надень на работу получулки и юбку, достаточно короткую, чтобы, когда ты садишься, она заканчивалась как раз над ними. Гарантирую, он отреагирует.

***

– Какие у тебя планы на вечер, куколка?

Нет, нет, нет.

Майк из юридического отдела клеится ко мне. И не так, как мистер Райзингер клеится ко мне. Это слово даже не подходит Эдриану. На первый взгляд может показаться, что подходит, но на самом деле нет. Майк прямо-таки клеится-клеится ко мне, практически оставляя за собой след. Можно не сомневаться, он считает себя лучше других и свято верит в то, что сотрудницы этой компании – его личный гарем, хотят девушки того или нет.

– Хочу посмотреть, как мистер Райзингер врежет тебе, если продолжишь говорить со мной так, – говорю я ему спокойно. Не знаю, много ли в этом правды, но как тактика запугивания работает отлично. И тем не менее он возвращается и возвращается, словно собака, которую описал скунс.

– Продолжай строить из себя недотрогу, мне от этого только… ну, ты знаешь, – бросает Майк напоследок и неторопливо выходит из комнаты.

Если он не отстанет, мне придётся завести в столе гигиенический пакет. С каждым днём это становится только хуже.

Выбросив этот инцидент из головы, я просматриваю почту и планирую поход в магазин. Я знаю, что неподалеку есть бутик женской одежды больших размеров, так что у меня будет возможность заскочить туда во время ланча и не потерять при этом слишком много времени. У меня всё ещё дел по горло, но, по крайней мере, я определилась с планом действий и благодаря этому чувствую себя немного спокойнее.

Эх, если бы только всё шло по плану.

***

Перехватив протеиновый батончик из торгового автомата, я останавливаюсь у двери офиса Эдриана, чтобы дать ему знать, что ухожу за покупками. Он не говорил, что у него намечаются встречи, и его телефонная линия не занята, так что я захожу, даже не утруждаясь постучать, как и обычно.

Но в офисе он не один. Одна из стажёрок, по-моему, из бухгалтерии, сидит напротив него через стол, в позе, которая напоминает мне банку из-под соды, на которую наступили. Она вся в слезах. О, чёрт. Я совершенно забыла про инцидент с кофе. Должно быть, он выбрал кого-то наугад и спустил на неё всех собак.

Гнев бурлит во мне, но ситуация не станет лучше, если я брошусь в неё с головой, по крайней мере, пока точно не буду уверена в том, что происходит.

– Извините, – выпаливаю я, делая шаг назад. – Я не…

– Всё в порядке, – говорит Эдриан. У него низкий, серьёзный голос, и у него нет того блеска в глазах, какой бывает, когда он только что отчитал кого-нибудь. Возможно, я всё-таки была неправа. – Она уже уходит. Спасибо, что пришла с этим ко мне, Эшли. Можешь уйти домой пораньше сегодня.

Она кивает, шмыгая носом, и покидает комнату.

Я молчу несколько секунд, пытаясь понять, какого чёрта я только что пропустила.

– Присаживайся, Меган, – он барабанит пальцами по столу в той самой манере, которую я привыкла ассоциировать с барабанной дробью перед казнью. – Ты знаешь Майка Моргана из юридического?

Я машинально покусываю нижнюю губу.

– Можно и так сказать. Иногда он заходит, когда вас нет поблизости.

Эдриан переплетает пальцы и опирается локтями на стол.

– И как он тебе?

– Он неприятный, – отвечаю я, не задумываясь. – Аж до дрожи. А что?

– Он прикасался к тебе? – он задаёт вопрос сухо, по-деловому, и я не привыкла, чтобы в голосе Эдриана не было какого-нибудь тона.

– Боже, нет, – прихожу я в ужас. – Я бы выкрутила ему руку. Он что…

По выражению лица Эдриана я понимаю всё. И у меня желудок переворачивается.

– Я… чёрт, я должна была что-нибудь сказать, – я обхватываю себя руками. – Я думала, что он просто… Я не знаю, что я думала.

Я думала, что вы скажете мне не принимать это близко к сердцу.

– Бедная девочка.

– Ты не виновата, ­– говорит Эдриан коротко. – Он рассчитывает на то, что никто не захочет устраивать сцену. Он точно знает, как далеко может зайти с девушками, прежде чем они заговорят. Это словно шестое чувство, – он берёт ручку со стола и сдёргивает колпачок. – Но в этот раз он просчитался.

Никогда раньше не видела его таким. Каким бы невыносимым он ни был, он никогда не говорил такие вещи, какие говорит Майк, и не заставлял меня чувствовать себя так, как заставляет Майк. И он никогда не давал мне повода считать, что он не относится к этим вещам серьёзно. Я вроде как додумала это сама. И была не права.

– Разве это не работа отдела кадров – разбираться с этим? – не знаю, что ещё здесь можно сказать.

Он тонко улыбается.

– Спроси меня об этом завтра, когда я буду проводить собеседование с соискателями на место нового главы этого отдела.

Иисусе.

– Они отмахнулись от неё?

– По-видимому, Келли в хороших отношениях с сестрой мистера Моргана. Их дети играют вместе в футбол. И люди спрашивают меня, почему моя заветная мечта – полностью заменить сотрудников компании на роботов.

– Будь я его сестрой, я бы быстро столкнула его под автобус… – я хмурюсь. – Но кто знает, имеет ли его семья хотя бы малейшее представление о том, какой он.

Улыбка Эдриана становится чуть-чуть теплее.

– Не сомневаюсь, что ты бы так и поступила, – говорит он. – Это одна из причин, почему я держу тебя при себе. Ты не против поприсутствовать при кровопролитии?

На самом деле он спрашивает о том, будет ли мне комфортно. Что для него странный повод для беспокойства, даже если оно спрятано между строк.

– С радостью, – отвечаю я ему. Отдел кадров настаивает на том, чтобы при увольнениях присутствовали свидетели, и мне уже приходилось делать это раньше, но на этот раз я даже получу от этого удовольствие.

Я делаю глубокий, успокаивающий вдох, пока он отдаёт распоряжение мистеру Моргану зайти в его офис. Эдриан садится, хрустит костяшками пальцев и разминает шею.

Представление начинается.

– Божечки, здесь что, похороны? – Майк оглядывается, и я почти могу слышать, как в его голове вертятся шестерёнки. – У меня неприятности или что?

Пауза.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – в голосе Эдриана тепла не больше, чем от мраморного пола. – Этим утром до меня дошли неприятные слухи о вас. Думаю, вы знаете, какой инцидент я имею ввиду.

Майк становится белее простыни.

– Понятия не имею, о чём вы.

– Позвольте тогда вам напомнить. Этот инцидент включал в себя стажёра по имени Эшли и вашу ладонь, – он скрещивает руки на груди, и, вероятно, это самая пугающая вещь, которую я видела в жизни. – Ничего не припоминаете?

– Нет, – упорствует Майк, но его голос становится всё тише и тише.

Эдриан делает глубокий вдох и говорит твёрдо:

– Я видел записи с камеры наблюдения, Майк. Давайте не будем играть в эти игры.

– Что именно вы видели? – сглатывает он с трудом.

– Как вы хватаете её за зад по большей части, – Эдриан вертит в руках ручку. – И как вы шепчете ей на ухо какие-то нежности, без сомнений. Я освежил вашу память?

Майк снова сглатывает:

– Это была случайность.

От взгляда Эдриана молоко бы скисло.

– Я просто шутил, – пытается вывернуться Майк, руки у него трясутся. – Это было… всего лишь…

Пыльцы Эдриана снова отбивают на столе этот смертельный ритм. Где-то палач затягивает петлю.

– Вы же знаете, какие они! – наконец выпаливает Майк со злостью. – Всегда строят из себя скромниц и ведут себя так, будто не хотят мужского внимания, но они…

У меня по горлу поднимается комок желчи, и я сглатываю. Эдриан резко встаёт. У него аж ноздри раздуваются.

– Охрана проводит вас к вашей машине, мистер Морган, – тихо говорит он. – И если вы ещё хотя бы раз заговорите с Эшли или пересечётесь с ней взглядом на улице, или зайдёте с ней в один вагон метро, я, мать вашу, найду вас.

Он наклоняется чуть ближе к всё ещё неподвижно сидящему, почти задыхающемуся мужчине.

– Не давайте мне повода помнить ваше имя.

***

У меня всё ещё слегка кружится голова, пока я обхожу бутик. Я выбираю вещи, даже не глядя на ценники, что для меня невероятно, но я так рассеяна, что это совсем не сложно.

Эту сторону Эдриана я никогда раньше не видела. Выражение его лица не выходит у меня из головы, даже когда я примеряю наряды, некоторые из которых могли бы впечатлить и его.

Праведный гнев. Яростное стремление защитить. Две эмоции, которые до сегодняшнего дня я бы никогда не приписала своему боссу.

Уже на полпути к кассе я вдруг замечаю экспозицию белья.

Шёлкового белья.

Я никогда раньше не носила шёлкового белья. Хлопковое – по большей части купленное на распродажах – меня всегда более чем устраивало. Но сейчас, когда я сжимаю в своей маленькой ручке чёрную карту Американ Экспресс, принадлежащую Эдриану Райзингеру, было бы почти грешно не купить шёлковое белье.

Ну в самом деле, разве можно носить эти наряды поверх моего старого, поношенного нижнего белья? Нет, это никуда не годится. Значит, шёлковое белье.

Выбрав несколько пар – красные, чёрные и девчачье розовые, – я направляюсь к кассе. У кассира у самой роскошные формы, и я это ценю. Она делает комплимент моему выбору, и когда я протягиваю ей карточку мистера Райзингера, чтобы оплатить покупки, она поднимает на меня глаза и загадочно улыбается.

– Что ж… должно быть она вам и правда понравилась, а? – спрашивает она.

– Эээ, – я бросаю взгляд на новую одежду, затем снова на девушку, – …она?

– Ноч... ночнушка… – её глаза расширяются. – О, чёрт. Мне так жаль. Я просто предположила… он купил её прямо в канун Дня святого Валентина, и я подумала, что он уже подарил её вам. Я надеюсь, что не испортила сюрприз.

Мой мозг тормозит несколько мгновений:

– …он?

– Мистер Райзингер, – говорит она и кивает на карту, которую только что мне вернула. – Ваш, ээ… ваш парень, я полагаю. Или, знаете, как бы там ни было. Я не осуждаю.

Я с усилием сглатываю, несмотря на то что у меня внезапно пересохло в горле.

– Он купил, аа…, ээ…, ночнушку здесь? – наконец выдавливаю я.

Она кивает, нервно покусывая губу.

– Если можно её так назвать. То есть, она, милая, конечно, но не слишком практичная, – у неё вырывается нервный смешок. – Господи, мне очень, очень жаль. Мне следовало держать рот на замке. Пожалуйста, не говорите ему ничего: моя начальница убьёт меня, если подумает, что я его спугнула.

– Всё хорошо, правда. Он должно быть решил приберечь её для другого особенного случая. Я ничего ему не скажу, – я широко улыбаюсь, и она немного расслабляется, поскольку явно переживает, не стала ли она частью какой-нибудь драмы.

Нет ничего удивительного в том, что она предположила, будто кредитка принадлежит либо моему парню, либо моему богатому папику. Всё-таки я не ношу кольца. Но возникает вопрос, зачем было мистеру Райзингеру посещать этот бутик в канун Дня святого Валентина и покупать здесь ночную рубашку.

Хотя это и не вопрос как таковой. И вообще не моё дело. Ничего не знаю о его личной жизни и предпочитаю, чтобы так оно и оставалось. Но мне никогда не приходило в голову, что он может проводить время с, ну,..

С женщинами, которые выглядят как я. Покупать им нижнее бельё, ни больше ни меньше.

Я пытаюсь скрыть своё волнение, пока иду к выходу, поскольку не хочу, чтобы кассир подумала, будто случайно дала мне знать, что он изменяет мне или что-нибудь в этом роде.

Значит, мистеру Райзингеру нравятся полненькие.

Это… это, безусловно, что-то.

Хотя, на самом деле, это неважно. Не имеет значения. Кого волнует, какие у него сексуальные предпочтения? Не то чтобы я собиралась спать с ним. За все эти годы он никогда всерьёз не заигрывал со мной – если бы он хотел меня, конечно же, я бы об этом уже знала. И даже тогда, я бы никогда не стала этого делать. Это ужасная идея. Он токсичен, и его член наверняка содержит какое-нибудь плавящее лицо проклятие, как в «Индиане Джонсе». Достаточно уже того, что я нахожусь с ним в одной комнате.

Но сейчас это просто одна из тех вещей. Вроде «не думай о розовом слоне». Чем сильнее я стараюсь забыть о ней, тем сложнее это сделать.

***

Когда я возвращаюсь на работу, Эдриана нет в офисе. На мгновение я впадаю в ступор. Обычно, если кому-то нужно его найти, именно я тот человек, который знает, где он. Я набираю номер секретаря ресепшн на первом этаже, и она высказывает предположение, что он может быть в тренажёрном зале.

Что ж, в этом есть смысл.

Нога моя не ступала туда с того самого дня, как я начала здесь работать. Я предпочитаю заниматься дома, подальше от осуждающих взглядов, особенно если они принадлежат коллегам. Или боссу. Не знаю, что бы сказал Эдриан, увидь он, как я выполняю упражнения, но уверена, что ничего хорошего.

Это место огромно. Клацающий звук моих туфель отдаётся в ушах, пока я пересекаю тренажёрный зал в поисках своего босса. Конечно, он может в данный момент принимать душ или переодеваться, и тогда мне придётся подождать.

Принимать душ. Что ж. Велика вероятность, что в этот самый момент Эдриан Райзингер находится голым в здании, куда я каждый день прихожу на работу.

Это не то, о чём мне следует думать прямо сейчас.

Я узнаю одного из айтишников, когда прохожу мимо беговой дорожки, и машу ему в знак приветствия.

– Привет, – говорит он, тяжело дыша, и вытаскивает из ушей наушники, – что случилось?

– Ты видел мистера Райзингера?

Он дёргает большим пальцем в сторону двойных дверей в задней части комнаты:

– Думаю, он в бассейне.

Вот чёрт.

– Спасибо, – говорю я ему и стараюсь взять себя в руки.

Слишком долго я не потакала себе. И до сих пор не осмеливаюсь, чтобы не думать о вещах, о которых не хочу думать. Таких, как… то, что именно я увижу, когда зайду туда.

О, да ради бога. Просто зайди внутрь как любой нормальный человек и отдай ему его кредитку.

Толкая дверь, я даже предвкушаю, как ударит мне в лицо тёплый, тошнотворный запах хлорки. Но этого не происходит. Я направляюсь к огромному бассейну, ни на миг не забывая о том, насколько скользкие у меня туфли, и не поднимая взгляда от пола, чтобы не пропустить лужи.

По создаваемому им шуму я могу определить, что он плавает кругами. Закрыв глаза, я вспоминаю само ощущение, журчащий звук, который по какой-то причине лучше тишины. Успокаивающее скольжение воды по коже.

Вопреки тому, что говорит мне рассудок, я открываю глаза и смотрю на него.

Он рассекает воду, словно акула, продвигаясь вперёд с каждым мощным гребком, мускулы его рук и спины перекатываются под загорелой кожей.

Это было большой ошибкой.

Если он выйдет из воды, то увидит меня. Мне нужно уйти. Мне нужно просто развернуться и…

Он хватается рукой за бортик всего лишь в нескольких футах от меня. Трясёт головой, стряхивая воду с волос, трёт пальцами глаза и часто смаргивает.

– Сфотографируй, момент продлится дольше, – он улыбается мне, и я впиваюсь ногтями в ладони.

– Я просто…

– Принесла мне кредитку. Я знаю, – он машет рукой в сторону стопки одежды, аккуратно сложенной на одном из столов в углу. – Мои вещи вон там. Ты могла бы просто оставить её в офисе.

– Не хотела, чтобы её кто-нибудь стащил, – бормочу я, не отрывая взгляда от своих туфель, но краем глаза я всё ещё могу видеть его мокрые предплечья, которыми он опирается на бортик бассейна, так что это не слишком помогает.

Он фыркает.

– Если в этой компании найдётся хоть один человек, достаточно смелый, чтобы стащить мою кредитку, я хочу встретиться с ним. И сразу же повысить его.

Я продолжаю чувствовать на себе его взгляд, пока иду к столу и кладу кредитку на стопку его одежды. Она пахнет им. Запах его одеколона резкий и самую малость сладковатый, никогда не чувствовала этого запаха ни на ком другом.

– Знаешь, ты могла бы в любое время приходить сюда поплавать, – говорит он. – Здесь и правда хорошо. Соляной раствор вместо хлора. Можно открывать глаза, и не будет щипать.

– Буду знать, – мне стоило бы направиться к выходу, но я этого не делаю. Он смотрит на меня, и в его глазах пляшут бесенята. – Даже думать не смейте брызгаться.

– Брызгаться? – он касается груди. – Я? Я тебя умоляю. Я лишь пытался подсчитать, сколько обвинений в домогательствах ты смогла бы выдвинуть против меня, подними я тебя на руки и брось в бассейн.

Против воли я смеюсь:

– Полагаю, только одно.

– Нет, я имею в виду суммарно. Я представляю себе ситуацию наподобие соломинки, сломавшей спину верблюда, – он наклоняет голову. – Конечно, теперь я разрушил элемент неожиданности.

– Вот жалость-то. Удачи в следующий раз, – я стараюсь придумать причину остаться. Я стараюсь придумать причину уйти. Ничего не приходит в голову; Эдриан выглядит чертовски горячо с волосами, зачёсанными назад.

– Я могу достать тебе новую электронную карту, если ты потеряла свою, – продолжает он. – Просто так говорю.

Я качаю головой:

– С чего это вы вдруг так озаботились наличием у меня доступа к бассейну? Если хотите улучшить мои условия труда, у меня есть миллион других предложений, которые выше в списке.

Он ухмыляется:

– Держу пари, что так и есть. Но я знаю, что ты любишь плавать. У тебя на столе стоит тот кубок.

И правда. Он стоит здесь так давно, я работаю здесь так давно, что он просто слился с фоном.

– Да, что ж, это было очень давно.

– Никто не начинает внезапно ненавидеть плавать, не случись с ним несчастного случая на воде. Но будь это так, ты бы не держала на своём столе награду за соревнования по плаванию, – делает он вывод.

– Вау. Класс. Да вы просто Коломбо, – я переступаю с одной ноги на другую, но это нисколько не помогает утишить покалывания между ног. – Может, у меня просто нет на это времени или сил, поскольку мой босс – психопат.

– Сейчас ты не на работе, – замечает он.

– Да, но мне стоило бы там быть.

Он посмеивается.

– Я выпишу тебе две недели оплачиваемого отпуска, если залезешь в воду прямо сейчас.

Я таращусь на него в изумлении и качаю головой:

– Что?

– Ты меня слышала, – он поднимает два пальца. – Дополнительно. Оплаченных. Сразу как закончим с автограф-сессией и конференцией и до того, как начнётся очередная горячая пора. Просто забирайся в бассейн и поплескайся немного. Если, конечно, не боишься.

Мои губы сжимаются в тонкую линию:

– Я не боюсь, – настаиваю я.

– Отлично, значит, у тебя нет причин отказываться, – у него глаза блестят. – Хочешь, могу выбраться из бассейна, поднять тебя и скинуть в воду, если так тебе будет проще.

– Ну конечно, – бормочу я. – Вы собираетесь поднять меня.

Какая-то тень мелькает на его лице, но быстро исчезает.

– Звучит как вызов.

– Вряд ли вы хотите покалечиться.

Он хмурится:

– Не уверен, кого из нас двоих ты пытаешься оскорбить, но если себя, то я убедительно прошу тебя прекратить. Это моя работа.

Он брызгает водой в мою сторону, но я уворачиваюсь.

– Кроме того, миз Бёрнс, вам точно не тягаться со мной в отжиманиях.

– Это самое милое, что вы когда-либо мне говорили, – я не отрываю взгляда от воды, и в самом деле раздумывая над его безумным предложением. – Не хочу намочить одежду.

– Что ж, в таком случае у тебя есть два варианта, – он изображает задумчивость. – Первый, уверен, ты можешь вычислить сама. Мне нужно свериться с руководством для сотрудников, но, вероятно, это хрестоматийный пример того, что начальники не должны предлагать своим подчинённым. Что касается второго, то у тебя есть целый пакет новой одежды. Прямо в этом здании.

– Я более чем уверена, что начальники также не должны предлагать своим подчинённым дополнительные дни отпуска в обмен на конкурсы мокрых маек.

– Меган, я оскорблён, – его голос полон греховных обещаний, или, быть может, это моё подавляемое либидо начинает работать на повышенных оборотах. – Я не для себя стараюсь, просто хочу, чтобы ты повеселилась немного хотя бы раз.

Я разражаюсь грубым хохотом.

– Вы серьёзно? Знаете, а ведь именно вы причина того, что у меня нет никаких развлечений.

– Вот поэтому именно я и должен это исправить.

– Знаете что? Прекрасно. Это просто смешно, – я скидываю туфли с такой силой, что они катятся по полу. – Считаете, что я чересчур напряжена? Прекрасно. Прекрасно.

– Я этого не говорил.

Что-то внутри меня щёлкает. Не знаю, что это или почему это происходит. Возможно, это лишь суммарный эффект от пяти лет такого вот дерьма, того, что я лишилась своих книжек и дружбы с Натали, и того, что осознала вдруг, что единственное, что я всё это время хотела, стоит сейчас передо мной со сводящей с ума улыбкой, но с тем же успехом он может быть в десяти тысячах миль от меня, настолько это невероятно.

Я снимаю колготки, потому что носить их в бассейне кажется плохой идеей, и Эдриан смотрит на меня так пристально, что я боюсь загореться. Что, возможно, будет не самым худшим вариантом развития событий.

– Меган, я же просто шутил насчёт…

Я поднимаю на него глаза. Он… взволнован как будто. И не в плохом смысле, что само по себе сюрприз. Он заинтригован, и немного…

Возбуждён?

– Насчёт чего? Насчёт какой части? – свёрнутые в комок колготки летят в том же неопределённом направлении, что и туфли. – Расслабьтесь, я всего лишь хотела немного размяться. И вовсе не собираюсь лишать невинности ваши глазные яблоки.

– Насчёт раздевания, – говорит он чуть тише. – Я шутил насчёт раздевания. Не насчёт сделки.

Ну конечно же он шутил. Эдриана Райзингера, вероятно, ждёт дома модель Виктория Сикрет. Я же и за плюс-сайз модель вряд ли сойду. Слишком расплылась в талии. Слишком много растяжек. Ради бога, у них даже целлюлита нет. Для какого бы восхитительного создания Эдриан ни купил ту ночнушку, уверена, у неё округлости есть только в нужных местах.

Я захожу в воду, и он смотрит на меня с чем-то вроде благоговейного ужаса в глазах. Он и в самом деле не ожидал, что я это сделаю. Хотя бы раз выиграла я – ну или вроде того.

– Как много недель отпуска я получу, если искупаюсь с вами голышом?

Он медленно качает головой, его глаза не отрываются от моих.

– Не надо, Меган, – говорит он, и я вижу, как он крепче хватается за бортик бассейна. – Я знаю, что это смешная просьба с моей стороны, но – сжалься.

Это просто смешно. С какой стати ему желать увидеть меня голой, если только это не какая-нибудь демонстрация власти.

– Не думаю, что буду обнажаться, учитывая все эти камеры наблюдения вокруг, – говорю я ему. Я сокращаю дистанцию между нами, но он не двигается. – Но что насчёт того, чтобы я разделась до трусиков и лифчика? Это почти то же самое, что носить бикини.

В жизни не носила бикини, но оно стоит того, чтобы увидеть выражение его лица.

Может быть, виновато полнолуние, или соляной раствор ударил ему в голову, но Эдриан Райзингер выглядит так, будто действительно хочет меня. Меня. У меня от этого голова идёт кругом, и я почти забываю, что хочу его даже больше.

Ну что ж, в этой ситуации у меня всё ещё есть преимущество. Правда?

Так это и работает?

Я так давно не испытывала взаимного влечения, что уже ни в чём не уверена.

– Не перед камерами, – говорит он тихо. – Пожалуйста.

Я улыбаюсь ему:

– Но перед вами?

Его грудь быстро вздымается и опускается:

– На вас жучок, миз Бёрнс?

Тихо посмеиваясь, я делаю ещё один шаг к нему. Мы так близко сейчас, что я могу его коснуться.

– Да, вы поймали меня. Всё это часть гигантской спецоперации, цель которой наконец заставить вас заплатить за все ваши многочисленные грехи. И они не нашли лучшей приманки, чем я.

– Пока звучит правдоподобно, – он облизывает губы, наблюдая за моими действиями.

– Ну хорошо, – я хватаю его за руку и кладу её себе на живот. У него глаза становятся размером с блюдца. – Если не хотите, чтобы я раздевалась перед камерами, можете проверить сами. Никаких жучков. Никаких устройств для управления сознанием. Всего лишь я.

Широко разведя пальцы, он исследует, ласкает меня рукой, другой рукой притягивая меня ближе. Я издаю тихий поощряющий звук, когда его пальцы расстёгивают под блузкой застёжку моего лифчика, проскальзывают под него и касаются моей груди.

Мои руки оборачиваются вокруг его шеи, когда его колено оказывается между моих ног, и я жалобно стону. Чёрт, чёрт, чёрт. Это было так давно.

– Если ты хотела меня, достаточно было только попросить, – шепчет он, хватая меня за бёдра и притягивая ещё ближе к себе, так что я чувствую его горячую твёрдую длину, упирающуюся мне в бедро. – Я готов пойти на любые разумные меры, необходимые для сохранения здоровья и комфорта моих сотрудников.

– Помолчи, – шепчу я в ответ.

Он ухмыляется.

Я сглатываю и с трудом сдерживаю свои движения. Мне необходимо сохранить контроль в этой ситуации.

– Сколько недель я получу за поцелуй? – спрашиваю я, поднимая к нему лицо.

Он качает головой:

– Никаких взяток, ­– говорит он хрипло. – Хочешь поцеловать меня, целуй.

Я хочу, и я это делаю.

Пока этого не произошло, я и не осознавала, как сильно и как долго я этого хотела. Это стоило пяти лет ожидания. Пяти лет гнева и фрустрации, недопонимания и вражды. Пяти лет вожделения, пяти лет желания узнать, какой у него вкус.

Бурбон и цитрусовые, оказывается.

Наши языки борются друг с другом, он побеждает. Но меня всё устраивает. Пока его язык разоряет мой рот, его пальцы проскальзывают под мои трусики, и он касается меня, и не будь мы в бассейне, он бы почувствовал, насколько я мокрая.

Я не могу больше сдерживаться. Оргазм закручивается во мне спиралью почти мгновенно, что ошеломляет меня, поскольку обычно мне нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к прикосновениям нового любовника. Не то, чтобы у меня было много практики в последнее время.

Он разрывает поцелуй, но не отстраняется, прикасаясь своей головой к моей, и мы дышим дыханием друг друга, я растворяюсь в ритмичных движениях его пальцев.

– Ах, – вскрикиваю я резко, когда мощная волна удовольствия обрушивается на моё тело. Не могу сказать, был ли это один длинный оргазм или десять коротких, но к тому времени, как я перестаю вздрагивать и постанывать, он уже должен был заработать себе мышечный спазм.

Впрочем, он не жалуется.

Мои бёдра плотно обхватывают его ногу. Я проникаю рукой в его плавки и сжимаю его, пульсирующего и подрагивающего в моей ладони, он длинный и толстый, как раз такой, каким я представляла себе член Дирка. Не то чтобы дело всё ещё было в Дирке и Аманде. Я начинаю сомневаться, что оно вообще когда-либо было в них.

Как долго я хотела это сделать? Как часто отбрасывала мысли о том, насколько он привлекателен, о том, каким греховным выглядит его рот, о его сшитых у портного брюках, которые не оставляют сомнений насчёт того, на какую сторону он застёгивается? Можно было бы мелочь пересчитать в его карманах, носи он её с собой, чего он, конечно же, не делает. Ведь это нарушило бы линии костюма.

– Пожалуйста, не спрашивай меня, сколько дней отпуска ты получишь за то, что подрочишь мне, – шепчет он.

– Я и не собиралась, – шепчу я в ответ. Он вздрагивает, когда моё дыхание щекочет его ухо. – Просто хочу увидеть, как ты кончишь.

У него перехватывает дыхание, и он тихо стонет. У него белеют костяшки пальцев – так сильно он впивается рукой в бортик.

В тот момент, когда моё желание сбывается, заклинание спадает.

Я чувствую это. Он закрывает глаза, когда это происходит, и издаёт звук, который я не в состоянии даже описать, но он будет отдаваться эхом в моей голове до конца моей жизни. Он роняет голову и тяжело дышит, и…

Да, я только что подрочила моему боссу в бассейне.

Он не смотрит на меня, так что, полагаю, что-то подобное приходит и ему в голову. Я отпускаю его в ту же секунду, и мы отходим друг от друга. Я направляюсь к лестнице и карабкаюсь по ней, внезапно вернувшаяся сила тяжести и промокшая насквозь одежда тянут меня назад.

– Меган…

Я останавливаюсь, вода продолжает стекать с меня ручейками.

– Не поднимайся наверх в таком виде. Я позвоню и прикажу одному из стажёров принести сюда твою одежду.

Он подтягивается на бортике бассейна с той стороны, где глубже всего, потому что, конечно же, он это делает. Эдриану Райзингеру не нужны лестницы. Я беру полотенце, которое он предлагает мне, стоя от меня на расстоянии вытянутой руки. Хотелось бы мне, чтобы он уже просто сказал что-нибудь о том, что только что произошло, но я знаю, что это никак не улучшит ситуацию.

Это была ошибка, и мы оба это знаем.

Я сижу на одном из шезлонгов рядом с бассейном, обернув полотенце вокруг плеч, мои спутанные волосы свисают длинными прядями. Как это случилось? Как я позволила этому случиться? На шкале «Того, что ни в коем случае не стоит делать на работе» это выглядит примерно так: секс с коллегой; секс с боссом; секс с боссом на работе; секс с боссом на работе в месте, где есть камеры и куда каждый может войти; и, наконец, секс с боссом на работе в месте, где есть камеры и куда каждый может войти, когда твой босс при этом эгоманьяк, у которого пунктик насчёт контроля и с которым вы состоите в чудовищно нездоровых созависимых отношениях.

Стажёр оставляет мою одежду снаружи, словно это грёбанный обмен заложниками. Эдриан приносит мне пакет и кладёт его к моим ногам.

– Не забудь про автограф-сессию в субботу, – говорит он. – Дочитай книги к этому времени. Я отправлю за тобой машину. Будь готова к восьми часам ровно.

Я сглатываю, перед тем как заговорить:

– Я буду готова.

Вероятно, это самая большая ложь, которую я когда-либо произносила.

***

Я ненавижу запах новой одежды.

Ненавижу ощущения от неё, то, насколько она жёсткая и непривычная, и ненавижу то изводящее свербящее чувство, когда тебе постоянно кажется, будто ты забыл срезать с неё бирку или отлепить какую-нибудь наклейку.

Я сосредотачиваю всю свою ненависть на одежде, в которой вынуждена идти домой, поскольку лучше уж думать об этом, чем обо всём остальном.

Перед тем как уходить, я останавливаюсь у своего стола. И пока собираю вещи, слышу через дверь голос Эдриана.

– … Да, уборщиков бассейна… Да, я знаю, что они были здесь на прошлой неделе. Я что, вашу мать, заикаюсь? Я что, вашу мать, говорю по-китайски?.. Кто умер и оставил вас распоряжаться ГРЁБАННЫМ графиком уборки бассейна? – мгновение тишины. – Спасибо.

Как только я оказываюсь в безопасности лифта, я начинаю смеяться, пока у меня не выступают слезы.

Глава пятая

СохранЁнные черновики: неотправленное

Аккаунт: megatron_unleashed@bmail.com

Всё настолько запуталось.

Понятия не имею, почему пишу тебе. Я же знаю, что ты на самом деле не ты. Я не могу это отправить. Но не знаю, с кем ещё поговорить. Я стараюсь не вспоминать нашу переписку, потому что даже если мне отвечала твоя пиарщица, кто знает, что она тебе рассказывала. Я хочу сказать, что знай он всё то, что я про него говорила, он бы наверняка использовал это против меня. Возможно, это хороший знак.

Мне всё ещё не верится, что это правда. Я чувствую себя как тот рассказчик из «Бойцовского клуба» или тот парень из «Игр разума». Нет, ну в самом деле, как принять то, что тот, с кем ты чувствовала настоящую связь, на самом деле не существует?

Это ведь чокнуться можно. Принять это невозможно.

Так, вероятно, чувствует себя человек, которого разыграли. Просто я никогда не думала, что это случится со мной. Я думала, что слишком умна для этого. Будем реалистами: слишком изолирована от окружающих. Ты взяла и появилась из ниоткуда, застав меня врасплох. Все эти мелочи, моменты, когда Аманда так сильно напоминала мне меня саму, что я возвращалась к тем абзацам и перечитывала их заново, и улыбалась. Иногда даже могла всплакнуть.

Чёрт, я упоминала это раньше? Что если Эдриан узнает об этом?

Чёрт.

Видишь, я до сих пор не могу принять того, что ты и Эдриан – это один человек. Мой мозг просто отказывается это воспринимать.

Более того, я переспала с ним.

Хорошо, не совсем переспала. Мы не спали друг с другом. Секса как такого у нас не было, мы просто… подрочили друг другу в бассейне, полагаю. Что звучит ужасно. Но это не было ужасно. На самом деле это было чертовски замечательно.

Натали, я теряю свой грёбанный рассудок. И это целиком и полностью твоя вина.

***

Машина Эдриана прибывает на десять минут раньше. Кто бы сомневался.

Я была к этому готова, поэтому выхожу на обочину ещё до того, как его водитель успевает поставить машину на ручник. Я надела простое чёрное вечернее платье с рукавами-крылышками и собрала волосы в незамысловатый пучок, выпустив несколько прядей, чтобы они обрамляли лицо. У меня ещё не было возможности постирать шёлковое бельё, поэтому ему остаётся томиться в комоде, а я надела своё старое.

Он сообщил мне, что будет играть роль моего редактора. Ну ещё бы. Ему ведь нужен повод, чтобы заглядывать мне через плечо и поправлять каждое моё слово.

Он поворачивается ко мне, когда я проскальзываю на сидение рядом с ним, и кивает мне в знак приветствия, а затем утыкается взглядом себе в колени.

Ох. Как бы ни были плохи отношения между нами иногда, эта молчаливая неловкость ещё хуже.

– Ну, – я смотрю на него выжидающе. – Как оно вам?

Он снова бросает на меня взгляд, затем быстро отводит глаза:

– Что?

Я закатываю глаза.

– Вы были так обеспокоены моим внешним видом. В этом платье я выгляжу достаточно успешной?

Это вызывает у него тихий смешок.

– Оно ничего, – говорит он, бросая на меня ещё один быстрый взгляд.

У меня желудок сжимается. Я знала, что поддаваться мимолётной похоти было плохой идеей. Какими бы запутанными ни были отношения между нами, мы как-то умудрялись работать друг с другом. Теперь же наши отношения всегда будут странными, и я не знаю, как вернуть всё обратно.

Словно отвечая на мои мысли, он нажимает на кнопку, поднимающую разделительное стекло.

– Думаю, мы должны обсудить тот инцидент.

Инцидент. Я ухмыляюсь.

– Вы уверены, что нам стоит обсуждать это здесь? Тут могут быть жучки.

Эдриан закатывает глаза, но хотя бы улыбается слегка.

– Не хочу тебя расстраивать, но думаю, что все уже и так в курсе.

– О, чёрт! Вы полагаете? – я откидываюсь на сидении. – Уверена, ни один хоть сколько-нибудь зрячий человек не должен был ничего заподозрить.

– Дело не столько в этом, сколько в том, что ты не предупредила меня о том, что ты крикунья, – он не смотрит на меня сейчас, но проводит большим пальцем по подушечке каждого пальца снова и снова, и снова, это что-то вроде нервного тика. – В бассейнах обычно бывает эхо, знаешь ли.

В насмешку я расширяю глаза:

– Думаете, то были крики…

Он бросает на меня кислый взгляд:

– Перестань. Я пытаюсь быть серьёзным.

Что ж, это что-то новенькое.

– А, ну хорошо, – я прочищаю горло. – Раз уж мы говорим серьёзно, то я прошу прощения. Я не должна была позволять происходившему эскалировать.

Я и правда не знаю, что сейчас несу, просто чувствую, что должна что-то сказать.

– Ты просишь прощения? Меган… – он вздыхает. – Я спровоцировал тебя. Это было не по-взрослому. Я не думал, что всё так закончится, конечно же, иначе бы остановился. Но именно я всё начал. В этом нет сомнений.

– Не надо выглядеть из-за этого таким напуганным.

– Я не напуган, – настаивает он. – Но это не то, что было между нами раньше. Это другое. Я пересёк черту.

Я недоверчиво смеюсь.

– Серьёзно? Серьёзно? Именно сейчас вы решили отрастить совесть? Только потому, что был вовлечён ваш член?

У него дёргается челюсть.

– Есть что-то ещё, что ты хотела бы обсудить, Меган?

Быть не может, чтобы он говорил серьёзно. Неужели он настолько наивен? Он что, и правда думает, что до того, как мы украдкой подрочили друг другу в бассейне, в наших отношениях было хоть что-то здоровое?

Твою мать, он ещё более оторван от реальности, чем я думала.

– Да. Нет. Извините, – я складываю руки на груди. Нет смысла пытаться объяснить ему это. – Спасибо за заботу, конечно, но вы не воспользовались мной. Я буквально засунула вашу руку себе между ног. У меня было странное настроение.

Можно это и так назвать.

Теперь он раздражён. Я тоже. Хотелось бы мне, чтобы он не начинал этого разговора. Всё было бы просто прекрасно, притворись мы, что ничего не было. Впредь я-то уж точно не собираюсь поддаваться этим порывам. Даже если он выглядит совершенно умопомрачительно в этом костюме. Теперь, когда я знаю, что именно скрывается под ним, это перестало быть просто дразнящим обещанием.

– Ты встретишься с моим PR-менеджером, Карой, – внезапно говорит он после долгой паузы. – Ясное дело, теперь она будет играть роль твоего PR-менеджера. Вряд ли это будет иметь значение, просто позволь ей вести разговор, когда придёт время.

Не знаю, что это значит, но мне совершенно точно не нравится, как это звучит.

– Кара, да? – я скрещиваю руки. – Ну конечно. Я и забыла о Каре.

Он посылает мне предупреждающий взгляд, но я игнорирую его. Понятия не имею, почему одна мысль об этой женщине практически вызывает у меня крапивницу. Может быть потому, что сама идея, что Эдриан, каким бы ни был повод, стал бы обращаться к кому-либо за советом или полагаться на чей-либо опыт, кажется мне безумной. Всё это время я разговаривала с кирпичной стеной, но всё, что нужно было сделать этой Каре – это внести предложение, и он сразу начал носиться по всему городу и продумывать сложные схемы.

Я просто смешна. Главным образом потому, что, глядя на его руку, лежащую сейчас на его колене, я не могу не думать о том, как ощущались его пальцы, когда он прикасался ко мне.

***

Я отрабатывала свой автограф (или скорее автограф Натали) и свою улыбку. Но ничто – ничто – не могло подготовить меня к тому, что ждало нас в конференц-зале этого отеля.

Все они сжимают в руках копии последней книги, и мне любопытно, как, чёрт возьми, ему удалось так быстро их напечатать, ведь я читала её черновик всего лишь на прошлой неделе, но, конечно же, он умеет добиваться того, что ему нужно. Всё здание практически сотрясается от гормонов. Я вижу, как многие из читательниц пялятся на Эдриана и перешептываются друг с другом, и это заставляет меня чувствовать себя так, будто я проглотила целую коробку кнопок. И мне не особенно хочется разбираться, почему.

Но как насчёт того, чтобы я разделась до трусиков и лифчика? Чёртова идиотка. Конечно же он не хочет разговаривать с тобой, ему за тебя стыдно. Так вешаться на него. О чём, чёрт возьми, ты думала?

Здесь собралась довольно-таки разношёрстная компания. Например, в паре столов от меня парень сидит в грёбанном плаще, – я надеюсь, ради его же блага, что он пишет вампирские романы, потому что в противном случае у него нет оправдания. Не понимаю, почему Эдриан был настолько одержим идеей приодеть меня. Я более чем уверена, что один из писателей, сидящий недалеко от меня, одет в толстовку из Диснейленда, на которой написано «1994».

Что ж, Эдриан пытается произвести определённое впечатление. Не знаю точно, сколько денег он заработал на этих книгах, но, по-видимому, достаточно, чтобы не беспокоиться о том, что он находится здесь в качестве моего «редактора» в костюме, который большинство редакторов не смогли бы позволить себе, копи они на него десять лет. Я должно быть плачу ему чертовски хорошие премии.

Через боковую дверь в зал врывается женщина. Она выше среднего роста, не такая высокая, как я, но стройная и подтянутая. Полагаю, ей где-то под сорок, но она делает всё возможное, чтобы выглядеть на тридцать с небольшим. На ней отлично скроенный ассиметричный деловой костюм, довольно элегантный, но на фоне костюма Эдриана он выглядит так, будто приобретён в Кей-Марте (сеть розничных магазинов в США – прим. переводчика).

– Вы прошли сюда без меня? – шипит она, не отрывая от Эдриана яростного взгляда.

Эдриан пожимает плечами.

– Ты опаздывала, – говорит он. – Натали как раз интересовалась тем, где ты.

Он указывает на меня со значением. До меня доходит, что эта женщина и есть Кара и что она, по-видимому, забыла, чьей пиарщицей должна считаться.

– Ладно. Что ж, – у Кары вырывается невесёлый смешок. – Надеюсь, вы готовы к этому.

Несколько мгновений спустя главные двери открываются.

К счастью, здешние организаторы одержимы тем, чтобы очередь продолжала двигаться. Читателям не дают времени на детальные вопросы, над ответами на которые мне действительно пришлось бы думать, хотя на данный момент я уверена, что знаю работы Эдриана лучше него самого. Я подписываю и подписываю копии, и улыбаюсь, и пожимаю руки, и снова улыбаюсь.

– Ваши книги спасли мой брак…

– Мой муж просил передать вам спасибо от него…

– Вы вернули мне любовь к чтению…

Если так продолжится, то эго Эдриана раздуется настолько, что заполнит собой всю комнату. У меня в этом нет ни малейших сомнений.

Я пытаюсь помешать этому, насколько могу.

– О, знаете, я просто делаю то, что люблю… спасибо, это так много для меня значит… спасибо…

Я удивлена тем, сколько проходит времени, прежде чем-то кто-то из читателей просит сфотографироваться со мной.

– Эм… – я озираюсь по сторонам. Не уверена, разрешено ли это, и, более того, хочу ли я, чтобы моя фотография разошлась по всему интернету в качестве фотографии Натали МакБрайд.

– Никаких фотографий, – говорит Эдриан позади меня. – Извините. Мы не можем задерживать очередь.

– Спасибо, – шепчу я, хотя не уверена, слышит ли он меня.

Время пролетает быстро. Очередь на автограф-сессию всё ещё тянется за пределы конференц-зала, но, по-видимому, часть народа в вестибюле столпилась вокруг кого-то другого, кто привлекает почти столько же внимания, сколько и я. Организаторы закрывают двери в назначенное время под хор стонов разочарования.

Как только комната пустеет, я ложусь головой на стол.

– Как твоя бросковая рука? – Эдриан касается моего плеча, и это совершенно точно не вызывает покалываний на моей коже.

– Мммф, – я поднимаю голову и оглядываюсь. – Мне не помешало бы выпить стопку-другую. Или все десять.

Он берёт меня за руку и тянет вверх, заставляя меня встать.

– Не волнуйся, Кара ушла.

Он гримасничает.

– Уверен, она не хотела показаться недружелюбной. Она злится на меня, не на тебя. Весь этот план не пришёлся ей по душе. Но мне кажется, что всё прошло хорошо.

– Конечно. Легко вам говорить, – я несколько раз на пробу вращаю запястьем и морщусь. – Вас никогда не смущало то, как люди изливают на вас свои чувства?

Он пожимает плечами.

– Просто рад, что могу принести в этот мир немного больше радости.

Я разглядываю его лицо, пытаясь увидеть в нём хотя бы намёк на сарказм.

– Ну конечно, звучит совершенно в вашем духе.

– Так как насчёт того, чтобы выпить?

Он приглашает меня? Я киваю до того, как успею передумать. Не знаю точно, что происходит между нами, но, по крайней мере, он больше не злится.

Пока.

***

Он отводит меня в крошечный, почти пустой паб, расположенный чуть дальше по улице. В зале я не вижу ни одного знакомого лица (и славу Богу), и только мы вдвоём сидим за барной стойкой.

Он заказывает две порции своего любимого бурбона, и я даже не спорю, поскольку сейчас мне без разницы, что попадёт мне в рот, при условии, что это жидкость и в ней есть алкоголь.

– Твоё здоровье, – говорит Эдриан, поднимая бокал.

Бурбон приятной, обжигающей волной прокатывается по моему горлу. Я всё ещё чувствую, как сводит руку, но, будем надеяться, это пройдет.

– Если я заработаю синдром запястного канала, за лечение платить будете вы, – жалуюсь я.

– Ну конечно. Удачи тебе с тем, чтобы доказать, что ты не заработала его, мастурбируя на мои книги, – он опрокидывает в себя бокал, выпивая алкоголь в один глоток.

Я фыркаю. Я уже настолько далека от того, чтобы чувствовать смущение в его присутствии, что даже не возмущаюсь.

– Вам лучше заручиться поддержкой адвоката, засранец.

Он смотрит мне в глаза.

– Смотри-ка, ты даже не стала этого отрицать.

Именно в этот момент я вспоминаю, что он не знает. Он остаётся в блаженном неведении насчёт моей зависимости от Натали МакБрайд, начавшейся ещё до нашего соглашения. Моё лицо заливается краской, несмотря на мои попытки оставаться невозмутимой.

– Я и не собиралась удостаивать это ответом, – сообщаю я ему. Надеюсь, это звучит убедительно.

– Я прошу прощения за всю эту ситуацию с бассейном, – внезапно говорит он. Он медленно вращает бокал на стойке. – Не за сам инцидент. Но за то, что вёл себя как кретин из-за него.

– Не вели, – говорю я ему. – По крайней мере, не больше обычного. Не думаю, что кто-либо из нас знал, что с этим делать.

– Ты точно знала, что с этим делать, – он слегка усмехается. – Прости. Ты права.

Вздыхая, я опираюсь локтями на барную стойку.

– Это просто было неожиданно.

Он кивает, жестом заказывая себе ещё один бокал бурбона.

– Я всегда думал… ну, учитывая, что прошло пять лет, наверное, я думал, что если бы что-нибудь должно было случиться, то это бы уже случилось.

Я посматриваю на него искоса, с осторожностью.

– Вы думали об этом?

Он мягко усмехается.

– А ты нет?

– Не до недавнего времени, – говорю я ему. Я даже не уверена, что это до сих пор правда.

У Эдриана дёргается рот.

– Почему ты всегда лжёшь?

– Честно, я не думала… – я прочищаю горло. – Не то чтобы вы не были… привлекательны, разумеется, – я снова начинаю краснеть. – Просто я никогда по-настоящему не улавливала тех флюидов. И, полагаю, была слишком занята тем, что ненавидела вас.

– Эти чувства не обязательно должны взаимоисключать друг друга, знаешь ли, – его колено сталкивается с моим под стойкой, и я не могу сказать, намеренно он это делает или нет. – Это и правда так плохо – работать на меня?

У меня вырывается смешок.

– Вы серьёзно?

– Я знаю, что со мной трудно, но… – он хмурится, глядя на свой бокал. – Ты похожа на человека, который любит вызовы.

– По-видимому, так и есть.

О, да какого чёрта. Я допиваю свой напиток и заказываю ещё один. Он продолжает смотреть на меня, ожидая нормального ответа. Как, чёрт возьми, я могу объяснить эту ситуацию тому, кто не имеет о ней ни малейшего понятия.

– Вы придумываете мне прозвища, огрызаетесь на меня, стоит мне принести вам кофе на пять минут позже, и катком проходитесь по моей личной жизни. Вы всё критикуете. Вы никогда, никогда не благодарите меня, даже ни разу не подарили мне открытку на Рождество. Но я знаю, что вы такой, какой есть, и я всё ещё здесь, так что… Полагаю, в действительности это не ваша вина. Это я виновата, что ожидала чего-то другого.

Он сидит тихо и, не отрываясь, смотрит на барную стойку. Я задаюсь вопросом, услышал ли он хоть что-нибудь из того, что я сказала.

– Не думал, что для тебя важны рождественские открытки, – наконец говорит он ровно.

– Из всего сказанного вы услышали только это?

У него всё ещё тихий голос.

– Не уверен, что понимаю, что ты хочешь мне сказать, Меган.

– Ничего, – я пожимаю плечами. – Именно вы подняли эту тему. Хотите, чтобы перед вами рассыпались мелким бесом, поищите в другом месте.

Эдриан пробегает пальцем по ободку бокала.

– Ненависть – это сильное слово.

– Мне нравятся сильные слова, – возможно, это просто бурбон, но, по-моему, он действительно выглядит… подавленным. Я бы рассмеялась, не будь это так грустно.

– Эй, – говорю я, касаясь его плеча. – Да ладно, приятель. Вы тот ещё засранец, но на самом деле я, – я сглатываю с трудом. – На самом деле я не ненавижу вас.

Как только я произношу это, я понимаю, сколько в этом правды.

– Почему нет, чёрт возьми? – он смотрит на меня с тенью улыбки. – Ты только что описала худшего в мире босса. Я бы его уже прикончил.

– Я подумывала об этом, – моя рука всё ещё лежит на его плече, но я не убираю её. – Но кто бы тогда поддерживал во мне дух смирения?

Он смеётся, почти беззвучно, а потом соскальзывает со стула и вытаскивает бумажник.

– У меня болит голова, и мне нужно выспаться. Этого должно хватить, чтобы заплатить за напитки, и на такси домой.

Я киваю, стараясь избавиться от этого ужасного чувства внутри.

Невероятно, но теперь мне его даже жалко.

***

Я решаю воспользоваться метро и пройти остаток пути до дома пешком. На улице всё ещё хорошо, и мне хотелось бы побыть наедине со своими мыслями. Я оставляю очень щедрые чаевые бармену и засовываю оставшиеся деньги в карман, чтобы вернуть их Эдриану позже.

Почему я чувствую себя такой виноватой? Я сказала только правду. Ему нужно было всё это услышать. Но, кажется, мои слова его сильно задели, как будто он не осознавал всего этого – или, по крайней мере, не хотел осознавать.

Вспомнив о том, что в моём кухонном шкафу нет ничего кроме половины пачки «Трискитс» (закуска в виде квадратных вафель из цельнозерновой муки, которую производит компания «Набиско» – прим. переводчика), я останавливаюсь рядом с продуктовым магазином. Не знаю, чего я хочу, но, думаю, стоит хоть чем-то заесть бурбон.

Я зависаю над полкой с сырами и смотрю на марки, в действительности не видя их, когда кто-то касается моей руки.

– Меган? О, господи, сто лет – сто зим.

– Шелли, – я выдавливаю из себя улыбку, поворачиваясь к ней. – Ого. Да, давненько не виделись, правда?

– Я всё задавалась вопросом, куда ты пропала, – говорит она. – Была занята на работе?

Кивая, я опускаю в корзинку головку «Монтерей Джека» (знаменитый американский полутвёрдый сыр из коровьего молока – прим. переводчика).

– Всё становится только безумнее. У меня ни на что не остаётся времени. Но, эй, так, по крайней мере, я не попаду в неприятности.

Ха.

– Это хорошо, хорошо, – в её глазах поселились изнеможение и пустота, и я боюсь спрашивать, что произошло.

– Как поживает приют? – наконец спрашиваю я.

– Хорошо, хорошо, – говорит она не слишком убедительно. – У животных всё отлично. Вот только недавно взяла в приют котёнка, которого кто-то нашёл в коробке в лесу. Можешь в это поверить? Не знаю, что с этими людьми не так.

У меня сердце сжимается.

– Иисусе. Мисти, по крайней мере, нашли в чьём-то саду.

Шелли кивает.

– И всё же ей повезло. Её нашли, – она улыбается. – Она нашла тебя.

Прошёл уже почти год, но я всё ещё не хочу говорить о Мисти.

– Больше ничего не случилось? – спрашиваю я её. – Ты выглядишь так… будто это не все.

На её лице мелькает тень.

– Всё плохо, Меган. С тех пор, как ты ушла, началось чёрт-те что. Я пыталась за всем уследить, но… если говорить коротко, мы получили уведомление о выселении. Не знаю, что я буду делать. Животные…

Она замолкает, и я в изумлении смотрю на неё.

– Что? Как?

– У нас выявили несколько нарушений требований пожарной безопасности, и мы уже несколько месяцев не можем их устранить, поскольку у нас нет на это денег. Ничего по-настоящему опасного, город просто пытается выбить побольше денег за счёт инспекций, но кто-то из волонтёров потерял бумаги, которые нужно было отправить по почте, и теперь внезапно нас вышвыривают на улицу, – она качает головой. – Мы просто не успели, вот и всё. И из-за чего-то настолько глупого теперь… Я больше никого не могу взять к нам. Я и так уже нарушаю кучу законов. Ты знаешь, я забочусь о них, я никогда не отказывалась от животных, но город смотрит только на их число. Их больше некуда отправить. Все приюты, в которых животных не усыпляют, и так уже забиты под завязку. В этом чёртовом городе просто слишком мало места.

У неё на глазах блестят слёзы, и она стирает их тыльной стороной ладони.

– Как бы там ни было, не хочу вываливать на тебя мои проблемы. Если мы как-то из всего этого выкарабкаемся, то всегда будем тебе рады, – она умудряется улыбнуться. – Все скучают по тебе.

– Я тоже по всем скучаю, – признаюсь я. – Скучаю по приюту. Хотелось бы мне, чтобы у меня было время на волонтёрскую работу, но…

– Понимаю, – она касается моей руки. – Пожалуйста, не думай, будто ты должна извиняться. Я до сих пор поражена тем, что кто-то готов работать бесплатно, тем более, тратить на это столько часов, сколько тратила ты. Ты набрала столько позитивной энергии, что тебе хватит на несколько жизней вперёд.

Наш разговор крутится у меня в голове, когда я стою в очереди в кассу со случайным набором продуктов и думаю о Шелли, думаю обо всех моих друзьях из приюта. Думаю о животных.

Думаю о Мисти.

Я не могу позволить этому случиться. Не позволю.

Если это вопрос денег, если они необходимы, чтобы найти новое место или чтобы просто привести в порядок имеющееся… что ж, так уж случилось, что мой босс – миллиардер. И, по-видимому, сейчас он чувствует себя немного виноватым.

Но нет, я не могу так поступить. Как бы тяжела ни была мысль о том, что эти животные закончат жизнь в приюте, где усыпляют животных, или и того хуже, у меня есть предчувствие, что подними я этот вопрос при Эдриане как своего рода личное одолжение, всё закончится тем, что он минут двадцать будет отпускать шутки про кошатниц. Не важно, насколько виноватым он себя чувствует, он просто не сможет удержаться.

Конечно же, есть и другой способ.

Мы постоянно получаем письма от благотворительных организаций, и просматривать их – часть моей работы. Я могу что-нибудь состряпать, заставить всё выглядеть убедительным и сама разобраться со всем, что связано с посредниками, чтобы Шелли не догадалась о том, что я сделала. Не хочу потом иметь дело с кучей неуклюжих благодарностей и со слезливыми объятиями; это совсем не моя стихия. Мне просто нужно убедиться в том, что с животными всё будет в порядке.

Да, это сработает. У Эдриана не возникнет никаких подозрений. Он даже не знает о Мисти. Когда она заболела и мне пришлось пропустить работу, чтобы срочно съездить к ветеринару, я сказала, что подхватила кишечный грипп, поскольку знала, что он не поймёт. Это же, однако, просто. Ему всего лишь нужно будет выписать чек. Без необходимости вникать в человеческие эмоции.

Это хороший план.

Глава шестая

Заархивированные сообщения: больше месяца назад

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Я умудрилась не расплакаться, пока не добралась до дома.

Проклятье. Я и правда ненавижу этого парня. Ненавижу то, как он проникает мне под кожу. Он как будто знает все мои слабые места. Извини, не хотела вываливать всё это на тебя. Просто я почти дошла до ручки, понимаешь? Не знаю, сколько ещё смогу выдержать.

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Мне так жаль, Мэг. Если бы я только знала, что сказать, чтобы тебе стало лучше.

Уверена, он не хотел доводить тебя до слёз. Знай он об этом, он бы наверняка почувствовал себя ужасно. Представь себе такую картину: твой большой плохой босс распечатывает бутылку виски и напивается до беспамятства, потому что видел, как ты была расстроена, и ненавидит себя за то, что стал этому причиной, но не знает, как вести себя иначе. Между прочим, я почти написала такую сцену для Дирка, но подумала, что она слишком смягчает его образ.

Кстати, знаешь, какой заголовок для книги будет неплохим? «Миллиардеры не плачут». Хотя нет, если подумать, он ужасен.

Знаешь, ты могла бы уволиться. Понимаю, тебе кажется, что это невозможно, но, если всё так плохо, как ты говоришь, возможно, тебе просто нужно начать всё с чистого листа. Уверена, он найдёт кого бы ещё ему помучить. Это не будет приносить ему столько же удовлетворения, безусловно. Но он переживёт.

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Хех, не знаю. Я думаю о том, чтобы уволиться, каждый божий день, но всё никак не соберусь. Подумаю об этом ещё немного.

Откуда ты узнала, что он пьёт виски?

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

просто угадала

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Ты там в порядке? У тебя клавиша Shift отвалилась? ;)

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Печатала одной рукой. Не в этом смысле, извращенка. Просто ела макароны с сыром.

Знаешь, иногда мне кажется, что история Дирка и Аманды должна была развиваться по-другому. Извини, я начала эту тему не за тем, чтобы уйти от разговора о твоём плохом дне, просто это не выходит у меня из головы уже какое-то время и мне бы хотелось обсудить это с кем-нибудь, если ты не прочь отвлечься. Я могла бы потом использовать это в новой серии или вроде того. Не знаю. Медленно растущая симпатия – неплохой ход, но мне бы хотелось чего-то внезапного. У него уходит вечность на то, чтобы признать, что у него есть к ней чувства. Что если бы однажды он просто сказал ей об этом?

Не знаю. Это просто пара странных случайных мыслей вслух. Ты единственный читатель из тех, кого я знаю, у кого в жизни происходит что-то похожее на то, что я пишу, так что мне любопытно. Я вот что хочу спросить, что бы ты почувствовала, если бы твой босс как-то раз вызвал тебя в свой офис и сказал, что влюблён в тебя?

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

По-моему, это ты тут налегала на виски, милая.

Хочешь серьёзный ответ? Скорее всего, я бы просто развернулась и ушла, и постаралась поскорее стереть случившееся из памяти. Всё и так запутанно. Не значит, что это не сработает в книге, конечно, но у меня бы это в голове не укладывалось. Лол. Без обид, уверена, у тебя бы это выглядело горячо.

***

Когда в понедельник я оставляю почту на столе Эдриана, он поднимает на меня глаза.

– Доброе утро, – говорит он. – Спасибо, Меган.

Слова благодарности из его уст звучат ужасно принуждённо, но, полагаю, мне стоит радоваться, что он хотя бы пытается быть вежливым.

– Просто делаю свою работу, – отвечаю я ему, стараясь поскорее оказаться за дверью. Я рассчитываю на то, что лежащий сверху новый хрустящий конверт привлечёт его внимание. Как по мне, у меня получилось красноречивое пылкое письмо с просьбой о помощи от лица приюта для животных. Он не устоит перед искушением почувствовать себя героем.

– Присядь на минутку, – говорит он, когда я уже стою одной ногой в коридоре. – Пожалуйста.

Сдержав вздох, я присаживаюсь. У меня нет ни малейшей идеи, о чём сейчас пойдёт разговор, но что-то говорит мне, что он мне не понравится.

– Помнишь, мы обсуждали ту конференцию в Остине? Она состоится через три недели. Поскольку автограф-сессия прошла отлично, мне бы хотелось, чтобы и на конференцию ты поехала со мной, – если он думает, что его расшаркивания хоть сколько-нибудь скрывают тот факт, что это приказ, а не просьба, то он сильно ошибается. Я всё ещё вижу императив в его глазах.

Я складываю руки на коленях.

– Пожалуйста, не держите меня за идиотку.

Он поджимает губы.

– Я пытаюсь вести себя вежливее.

– Ну так не пытайтесь.

Он резко втягивает воздух.

– Какого чёрта мне тогда делать, Меган? В баре ты устроила мне настоящий разнос, и теперь я не могу быть вежливым?

Я фыркаю.

– Вы не можете быть вежливым, нет. Нормальные люди могут. Но вы на самом деле не имеет этого ввиду, так что толку от этого.

Эдриан переплетает пальцы на столе с такой силой, что у него белеют костяшки.

– Отлично. Лети в Остин со мной. Это не просьба.

– Это больше на вас похоже, – я улыбаюсь ему, надеясь на ответную улыбку. – Если бы мне не нравилось, когда мной командуют раздражающие меня мужчины, меня бы уже здесь не было. И мне бы не нравились ваши книги.

Ну, последнее просто вырвалось само собой. Выражение его лица слегка смягчается.

– Значит они и правда тебе понравились?

– Конечно, – я пожимаю плечами. – У меня же есть вагина, очевидно, это единственное необходимое условие.

Он ухмыляется. Наконец-то.

– Да, я припоминаю этот факт о тебе.

Наступает момент тишины, очень опасный момент, когда мы просто смотрим друг на друга. Я ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы он продолжал отдавать мне приказы. И спрашиваю себя, в постели он ведёт себя хоть сколько-нибудь похоже на Дирка? Он такой же извращённый и доминирующий? Сложно судить, ведь в бассейне именно я была инициатором. Даже если всё и закончилось тем, что он сыграл на мне словно виртуоз.

– Не думаю, что хорошо понимаю Натали МакБрайд, – говорю я ему сухо. – А теперь мне нужно её играть. И не в течение пары часов, а всю неделю. И как мне это делать?

– Просто придумай что-нибудь, – говорит он. – Она по большей части чистый лист.

– Но я понятия не имею, что говорить! – настаиваю я. – Не я здесь писатель, а вы. По крайней мере, дайте мне хотя бы какое-то представление о том, что тогда творилось у вас в голове. Мне нужна основа, с которой можно было бы работать.

– Меня ещё сегодня ждёт настоящая работа, – говорит он. – Как и тебя.

Он замолкает, поднимает стопку бумаги и выравнивает её.

– Сегодня вечером, если хочешь, можем об этом поговорить. Я зайду. Прихвачу с собой что-нибудь приличное выпить, потому что знаю, что у тебя дома не водится ничего кроме дешёвого вина и диетической содовой, – его голова всё ещё опущена, но он поглядывает на меня из-под бровей. – Просто поговорить, понимаешь?

– Не знаю, почему вы считаете необходимым это подчёркивать, – бормочу я и ёрзаю на стуле, чувствуя, как краснею. – Я говорила вам, что не позволю этому случиться снова.

Эдриан берёт в руки карандаш.

– Вообще-то не говорила.

– Что ж, хорошо, я говорю вам это сейчас.

– Принято к сведению, – отвечает он мне с проказливой улыбкой. – Сегодня вечером, Меган. В восемь часов. Убедись, что у тебя в холодильнике есть маринованные огурчики.

Не успеваю я отреагировать, как он взмахом руки отпускает меня и поднимает трубку телефона.

Три года назад, когда я всё ещё верила в то, что где-то в глубине души он сохранил хоть какие-то остатки совести, мы провели поздний вечер, работая над каким-то дурацким предложением для совета директоров, которое они потребовали только тогда, когда почти никого не осталось в офисе. Мне и правда тогда стало его жаль, и я знала, что он не успеет закончить его в одиночку. Никому из нас не хотелось оставаться в офисе ни минуты, поэтому я предложила поехать ко мне, поскольку до моей квартиры было сравнительно недалеко.

Мы провели вечер, корпя над бумагами и распивая столь любимый Эдрианом бурбон, и в какой-то момент он убедил меня попробовать шот, в который были добавлены соль и огуречный рассол – и он оказался довольно неплох.

Он улыбался гораздо чаще в то время. Я помню это.

***

Когда я оказываюсь дома, то трачу какое-то время на то, чтобы прибраться, чтобы комната выглядела хоть сколько-нибудь прилично. Мне нужно было сказать ему, что нам лучше встретиться в ресторане или в кофейне или ещё где-нибудь, но а) я была уверена, что он, как обычно, катком пройдётся по всем моим аргументам; и б) мне на самом деле нравится идея того, что он придёт сюда. Это напоминает мне прошлый раз, когда он был здесь, – удивительно, но было весело. У меня такое чувство, что тот самый парень, который смеялся со мной тем вечером, всё ещё живёт где-то глубоко внутри него, погребённый под всеми этими насмешками, колкостями и неуместным перфекционизмом.

Как только я заканчиваю с уборкой, я по-быстрому готовлю себе ужин, чтобы съесть его перед телевизором. Я совершенно точно не собираюсь пить бурбон, который принесёт Эдриан, на пустой желудок, даже если прямо сейчас у меня нет особого аппетита.

Когда я почти доела, мой телефон начинает звонить, и имя на экране мгновенно вызывает у меня предчувствие беды. Я делаю глубокий вдох перед тем, как ответить.

– Привет, мам.

– Уж очень ты быстро, – говорит она. – Надеюсь, ты не сидишь весь вечер напролёт у своего телефона.

И сразу же она начинает пичкать меня этим дерьмом. Папа, должно быть, довёл её до белого каления своей пассивной агрессией.

– Нет, вообще-то я вяжу крючком копию Тайной вечери в натуральную величину.

Она вздыхает.

– У меня нет настроения слушать твои остроты.

– Зачем ты тогда позвонила, мама? – я чувствую, что у меня самой терпение уже на исходе.

– Перестань набивать рот, пока я с тобой разговариваю.

Кровь закипает у меня в жилах, когда я опускаю вилку.

– Ты позвонила мне прямо во время ужина, мама.

– Что ж, тогда тебе не следовало брать трубку, – фыркает она. – Это грубо.

– Если бы я не ответила, ты бы просто продолжала мне звонить, – моя рука на коленях сжимается в кулак. – Снова, и снова, и снова…

Она вздыхает.

– Тогда просто перестань есть. Сомневаюсь, что пропуск приёма пищи время от времени убьёт тебя.

Мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не бросить телефон в стену.

– Я должна идти, мам. У меня свидание.

– Уверена, что так оно и есть, – она улыбается на том конце провода, и я словно вижу это воочию. – Твой отец и я всего лишь хотели узнать, когда ждать тебя на День благодарения, чтобы мы могли заказать тебе билеты.

– Вообще-то, я собиралась позаботиться о них сама в этом году, – говорю я ей. – Мистер Райзингер выплатил мне неплохую премию.

– Ерунда. Тебе стоит положить эти деньги на сберегательный счет.

– Это мои деньги, мам. Я сообщу тебе, в какой день прилетаю, но я сама куплю себе билеты, и если ты их для меня закажешь, сама потом будешь разбираться, что с ними делать.

– Когда ты такой стала? – восклицает она. – Клянусь, Меган…

– Должна идти, мистер Райзингер звонит мне по другой линии. Пока, мам.

Я со стоном бросаю телефон на диван. Теперь-то я уж точно не собираюсь доедать свой ужин.

***

Я сижу напротив Эдриана, и он знает, что что-то не так.

Наблюдать за тем, как он пытается определить, стоит ли ему говорить что-нибудь на эту тему или нет, и если стоит, то что именно, настолько забавно, что почти позволяет мне забыть о том, как я ненавижу свою жизнь.

Но только почти.

– Итак, – говорит он, – что ты хочешь знать о Натали?

Это странно, то, что он говорит о ней, как будто она реальный человек. Как будто у него на кухне в углу стоит метла, на которой помадой нарисован рот.

– Вы и правда думаете о ней, как об отдельной личности?

– Вообще-то нет, – отвечает он. – Но так проще всего говорить о ней, чтобы не путаться.

У меня уже раскалывается голова, но, справедливости ради, по большей части это никак не связано с ним.

– Так что… она – это вы, но без члена?

– Она никто, – говорит он, слегка усмехаясь. – Просто имя, которое я поставил на обложку своих книг. Серьёзно, тебе бы стоило поговорить на эту тему с Карой.

– Что-то говорит мне, что Кара придерживается другого мнения.

Он гримасничает.

– Она очень ревностно относится к моей карьере. Недолюбливает всё, что может каким-то образом поставить её под угрозу.

Конечно. Его карьера. В этом всё и дело.

– Я вижу, что ты настроена скептически, – говорит он. – Но, поверь мне, не каждую женщину, которая встречает меня, немедленно обуревает клокочущая ревность.

– Вы намекаете на то, что она обуревает меня? – требовательно спрашиваю я.

– Нет, Меган, – медленно улыбается он. – Конечно же, нет.

В любое другое время, в любом другом настроении этот разговор мог бы стать опасным. Но я только бурчу в ответ, уткнувшись в свой напиток, и Эдриан, наконец, проигрывает свою внутреннюю битву за то, чтобы ничего не упоминать.

– Ты ещё более колючая, чем обычно, – наконец говорит он. – Кого мне нужно убить?

Делая глубокий вдох, я переплетаю пальцы.

– Что, и даже не пошутите на тему того, что я, должно быть, поссорилась со своим ковеном?

– Ты явно не в настроении шутить, – говорит он, делая ещё один глоток. – И мне это не нравится. Да ладно тебе, уверен, что чья-нибудь пара сломанных коленных чашечек сможет улучшить ситуацию.

Теперь и я посмеиваюсь.

– Что именно заставляет вас думать, будто это можно решить с помощью насилия?

– На самом деле я так не думаю, – говорит он, – но, по крайней мере, я заставил тебя улыбнуться.

Мои щеки слегка розовеют.

– Не думала, что вас это волнует.

– Ну конечно же, меня это волнует, – говорит он. – Помнишь, как я сломал руку, и ты все шесть недель завязывала мне галстук? Мужчина не забывает такие вещи.

Я помню это, и я помню, как думала тогда, что ещё никогда не была к нему так близко. Что-то есть в том, чтобы так близко стоять к такому человеку, близко настолько, чтобы чувствовать его запах, ощущать жар его тела. В этих действиях было что-то до странного интимное. Это что-то, что должна была бы делать для него жена, будь она у него. Но, конечно же, у него её нет.

Так что, полагаю, я второй лучший вариант.

Мне кажется, что сейчас он немного надо мной подшучивает, а может быть и нет. Его улыбку трудно прочитать.

– Это из-за мамы, – наконец говорю я ему. – Она позвонила как раз перед тем, как вы приехали.

Эдриан немного меняется в лице.

– А, – говорит он, – понимаю, в чём проблема. Будь мой отец всё ещё жив, я бы предложил натравить их друг на друга под куполом Грома (стальная клетка для боёв без правил в фантастическом фильме «Безумный Макс 3: под куполом Грома» (1985) – прим. переводчика).

Я ухмыляюсь.

– Кто бы ни выиграл, мы проиграли?

– Именно, – посмеивается он. – Говорю же тебе, перестань брать трубку, когда она звонит.

– А я говорю вам, что не все в мире считают нужным удирать во все лопатки от каждого неудобного человека в своей жизни, – я прямо смотрю на него. – Во всём этом есть и светлая сторона.

Он посылает мне дьявольскую ухмылку, наклоняясь вперёд, чтобы взять напиток.

– Я, по крайней мере, плачу тебе за то, чтобы ты мирилась со мной.

– Не думаю, что стала понимать Натали МакБрайд хотя бы немного больше, – говорю я ему, делая глубокий выдох, – но я и правда чувствую себя лучше.

– И мне даже не пришлось никому делать больно, – он слегка наклоняет свой бокал в мою сторону. – Твоё здоровье. Почему бы тебе не рассказать мне, что ты думаешь о Натали, а я скажу тебе, в чём ты ошибаешься.

– О, отлично, ваше любимое занятие, – я делаю глубокий вдох. – Что ж, я думала, что она та ещё извращённая девчонка, которой нравится, когда её шлёпают. Её муж научился получать от этого удовольствие, но тайно она мечтает, чтобы именно он был инициатором, был больше похож в этом на Дирка. Бондаж его нисколько не привлекает, и ему не хватает терпения, чтобы быть хорошим Домом. Но она счастлива. Она любит своих читателей, от них она получает признание, которое не может получить от него, поскольку на самом деле он не понимает того, что она пишет.

Эдриан наливает себе ещё один бокал.

– Когда шлёпают, да?

Я пожимаю плечами.

– Вы это написали.

– Всем женщинам нравится, когда их шлёпают, – говорит он, будто констатируя факт.

– Это не может быть правдой, – я смеюсь над ним, но и краснею тоже, потому что, конечно же, я перечитывала и перечитывала эти страницы. И конечно же, я представляла, каково бы это было, будь в моей жизни мужчина, который бы просто перекидывал меня через колено и шлёпал.

– Докажи обратное, – говорит он, направляя на меня указательный палец. – Ты не можешь, не так ли?

– Нельзя доказать отрицание, – отвечаю я ему.

Он тихо смеётся.

– Но это и не отрицание, не так ли? Где-то в мире живёт женщина, которой не нравится, когда её шлёпают. Это всё, что тебе нужно доказать. Лишь одна женщина. Найди мне её. Вообще-то прямо сейчас прямо в этой комнате тоже находится женщина. Это было бы так легко, и тем не менее…

Да что б тебя.

– Меня никогда не шлёпали.

– О, – его лицо смягчается. – Извини.

– Заткнитесь, – бормочу я, забирая свой бокал. – Мне не нужно ваше сочувствие.

У него тёплый, глубокий смех, он словно отголосок чего-то, о чём я бы хотела знать намного, намного больше. Но я не могу. Он мой босс, и он ясно дал понять, что считает плохой идеей продолжать то, что мы начали в бассейне.

Тем вечером мы разговариваем ещё какое-то время, а потом он уходит, забирая с собой свой бурбон и на мгновение замирая на пороге, будто хочет сделать или сказать что-то ещё, но толком не знает, что именно.

Нет и шанса, что я смогу заснуть. Алкоголь горячит мне кровь, и вместо того, чтобы ложиться спать, я врубаю музыку и одними губами напеваю слова песни, кружась по комнате.

Я была очень плохой девочкой… (слова из песни «Criminal», исполнитель Fiona Apple – прим. переводчика)

Глава седьмая

Никогда раньше не добиралась до Ла-Гуардии (аэропорт в северной части Куинса в Нью-Йорке, назван в честь бывшего мэра Фиорелло Ла Гуардия – прим. переводчика) на роскошном лимузине. От смены средства передвижения пробки быстрее не рассасываются, но задние сиденья здесь такие большие, что можно прилечь и вздремнуть. Точнее можно было бы, если бы это не означало, что для этого мне придётся положить голову Эдриану на колени.

Это так странно. Я и раньше ездила с ним на встречи в пределах города, но никогда в длительные деловые поездки. Никогда так. Вероятно, потому что кому-то нужно было разбираться с его почтой и отвечать на телефонные звонки в его отсутствие. Не знаю, нормально ли это или нет, но я всегда была благодарна за передышку.

А теперь я проведу с ним неделю, притворяясь кем-то, кем на самом деле не являюсь. Но, по крайней мере, мне также придётся притворяться, что мы с ним на равных. Вот смеху-то будет.

Водитель проезжает мимо зоны отправления и прибытия и вместо этого направляется к огороженной сетчатым забором дороге и притормаживает, чтобы прокатать карточку, открывающую массивные ворота. В паре сотен ярдов от нас на лётном поле стоит несколько маленьких изящных самолётов. И мы направляемся прямо к ним.

Я пялюсь, и я слишком устала, чтобы притворяться, что это не так.

Я не впечатлена. Я не впечатлена. Я не впечатлена.

Раздуйся эго Эдриана ещё больше, он взорвётся. Я не могу позволить ему думать, будто в нём, в его жизни, есть хоть что-то, что производит на меня впечатление.

Но, срань господня, я вот-вот поднимусь на борт частного самолёта.

Двое мужчин в отлично скроенных костюмах подбегают к нам трусцой, чтобы забрать наш багаж из багажника, ещё до того, как я успеваю расстегнуть ремень безопасности. Эдриан подходит к моей двери и подаёт мне руку, и, полагаю, проигнорировать её было бы грубо. Поэтому я позволяю ему поддерживать меня, пока выбираюсь из машины. У него тёплые руки, хватка крепкая, уверенная. Мгновение я просто смотрю на него.

Не представляю, почему это не пришло мне в голову раньше. Конечно же, мужчины вроде него не летают коммерческими рейсами. Зачем ему, когда он может арендовать частный самолёт всего лишь за...

Да, понятия не имею, сколько стоит перелёт на частном самолёте. И не собираюсь его об этом спрашивать.

– Мистер Райзингер, миз Бёрнс, – касаясь рукой козырька фуражки, приветствует нас капитан, когда мы поднимаемся на борт. Самолёт изнутри больше, чем кажется снаружи, внутри – огромные кожаные кресла кремового цвета и бордовый ковёр, по которому наверняка будет блаженством пройтись босиком. Но если я сейчас сниму свои туфли на каблуках, то по прилёте ни за что не смогу надеть их обратно.

Наш багаж сложен в углу, и до меня с запозданием доходит, что нам даже не пришлось проходить досмотр.

До этого момента я и понятия не имела, что значит летать «с привилегиями».

– Могли бы и сказать мне, – говорю я Эдриану, когда он садится напротив меня и расстёгивает пиджак. – Я вообще-то потратила время на то, чтобы запихнуть свои туалетные принадлежности в прозрачную косметичку (существует ограничение на провоз жидкостей в ручной клади в самолёте. Объём контейнера для каждого продукта не должен превышать 100 мл. Упаковывается всё в небольшую прозрачную пластиковую сумочку с застёжкой-молнией – прим. переводчика).

– О, верно, – посмеивается Эдриан. – Извини. Я и забыл, что так всё ещё делают.

Убила бы его сейчас.

– Смейтесь, смейтесь, – ворчу я. – Знаете, АТБ (Администрация транспортной безопасности США – прим. переводчика) поговаривает о том, чтобы начать досматривать и пассажиров частных рейсов тоже.

И я знаю это только потому, что материал на эту тему попался мне под руку, пока я искала в телефоне «сколько стоит рейс на частном самолёте». Потому что мне нужно это знать.

Он отвечает мне что-то, но я пропускаю его слова мимо ушей, поскольку вижу сумму.

Восемь тысяч долларов в час.

Восемь. Тысяч. Долларов.

В час.

Меня обычно не укачивает в воздухе, но сейчас мне кажется, будто меня вот-вот стошнит.

– Вопрос, – говорю я, когда женщина, одетая словно чёртова стюардесса Пан Американ из 70-х (одна из крупнейших авиакомпаний в истории США, 1927-1991 гг. – прим. переводчика), приносит нам шампанское. – Деньги вообще хоть что-нибудь значат для вас, или они что-то вроде странного конфетти, которое вы разбрасываете вокруг себя более или менее случайно и которое у вас при этом почему-то никогда не заканчивается?

Улыбка, которую он посылает женщине, мне совершенно не нравится, и я замечаю, как он скользит взглядом по её телу, когда она наклоняется над бортовой кухней. Это не должно меня напрягать, но я ловлю себя на мысли, не входит ли она в стоимость поездки.

Ладно, это довольно низко с моей стороны. Уверена, она очень милая женщина, которая всего лишь надеется на щедрые чаевые. Но Эдриану и правда лучше перестать таращиться, пока я что-нибудь с этим не сделала.

– Деньги, – говорит он медленно. – Эта та штука, которую обмениваешь на товары и услуги, да?

– Сейчас возьму и выплесну на вас шампанское, – гримасничаю я. – Оно всё равно отстой.

– Оно не отстой, – говорит он. – Это ты отстой.

– Очень по-взрослому, – я пинаю его под столиком, за которым мы сидим. Это импульсивный поступок, но я пью шампанское в восемь утра, находясь в частном самолёте с моим засранцем-боссом. Если не сейчас, то когда?

И он прав. Всё это не отстой.

Он смеётся и ловит ногами мою ступню.

– Ауч, миз Бёрнс. Хотите до меня добраться, будьте попроворнее.

Я дёргаю ногой, пытаясь освободиться.

– Я резина, а вы клей (часть поговорки: я резина, а ты клей; то, что ты говоришь, отскакивает от меня и прилипает к тебе – прим. переводчика).

– Знаешь, хороший работник сказал бы мне спасибо за то, что я беру его с собой в это удивительное приключение, – говорит он, широким жестом обводя обстановку. – А не вёл бы себя словно свинёнок.

– И тем не менее, за все эти пять лет я лучшее, что вы смогли найти, – я надуваю губы. – Какая грустная, грустная история, мистер Райзингер.

***

Я ступаю на взлётную полосу в Остине и даже не покрываюсь мгновенно потом, как ожидала. Само собой, снаружи жарко, но всё же не настолько, чтобы это было невозможно вынести.

Эдриан настоял на том, чтобы мы прилетели за день до начала конференции, чтобы у нас было время «устроиться». Не знаю, что он имел в виду, но я решила приберечь все свои действительно хорошие наряды, включая шёлковое нижнее бельё, до самой конференции. Надеюсь, мы не столкнёмся с кем-то, на кого я должна произвести впечатление, хотя что-то мне подсказывает, что это не так уж важно. Никто ведь не ждёт от писателей, что они будут одеваться как модели, правда? Разве большинство из них не ходит большую часть времени в халатах и тапочках?

Я искоса бросаю взгляд на Эдриана и пытаюсь представить его в халате.

Опасность! Отбой, отбой, отбой. Ладно, представлять его в чём-либо, что снимается на раз-два-три, и правда не на пользу моему здравому смыслу.

Поездка от аэропорта занимает вечность. Мы пробираемся через хитросплетение улочек и переулков, что заставляет меня задаваться вопросом, куда, чёрт побери, ведут все эти огромные магистрали. Очевидно, не туда, куда мы направляемся. Но пока мы ползём от светофора к светофору, я начинаю получать удовольствие от местного колорита: лавки хироманта, расположившейся напротив дорогих элитных домов, фургончиков стрит-фуда с неоновыми вывесками, города, который просто пышет энергией.

В отеле у нас оказываются смежные номера, оба зарегистрированные на его имя. Хотелось бы мне знать, что по этому поводу думает администратор, пока нас регистрирует. И почему это вообще меня волнует.

Первое, что я делаю после того, как бросаю на пол сумки, так это убеждаюсь в том, что межкомнатная дверь закрыта. Он прямо-таки настаивал на том, чтобы нас поселили в смежных номерах, и я не могу понять, почему он считает это необходимым. Разве что он думает, будто у нас будет причина переходить из одного номера в другой в том виде, в котором не появишься в коридоре отеля.

Прекрати.

Это довольно милое местечко, но, полагаю, оно разительно отличается от тех ультра-роскошных отелей, в которых он привык останавливаться. Я подхожу к панорамным окнам, чтобы отдёрнуть занавески, и обнаруживаю, что вместо окон здесь стеклянные раздвижные двери.

Дневная жара как раз вступила в свои права, но любопытство выманивает меня из моего оазиса с кондиционером на маленький балкончик. Он оказывается длиннее, чем я ожидала, и вскоре я обнаруживаю, что мы делим его с Эдрианом.

Он тоже отдёрнул занавески. Я вижу, как он расхаживает по комнате, оживлённо разговаривая с кем-то по телефону, его галстук развязан. И тотчас же чувствую себя словно воришка. Вероятно, он ещё не знает, что у нас общий балкон. Он понятия не имеет, что кто-то может наблюдать за ним, тем более что этим человеком могу быть я. Здание отеля в этом районе самое высокое.

Моё лицо горит, когда я прокрадываюсь обратно в комнату, закрываю за собой раздвижную дверь на защёлку и задёргиваю занавески. Не знаю, зачем. Не то чтобы я и правда думала, будто он совсем не уважает моё право на личную жизнь, но так всё равно чувствую себя гораздо спокойнее.

Я плюхаюсь на кровать и начинаю листать каналы. По телевизору тоже нет ничего интересного. На улицах под нами бурлит жизнь; когда я выходила на балкон, то слышала доносящиеся откуда-то неподалёку отголоски живой музыки. Еще несколько лет назад я бы надела красивое платье и спустилась побродить по улицам, зашла бы в первый открытый в эти часы бар, чтобы узнать, насколько дешёвое у них пиво. Я слышала, что Остин – дружелюбный город, и ничего из того, что я видела до сих пор, этому не противоречит. Та я, которой я была до появления Эдриана в моей жизни, вероятно, попыталась бы закадрить кого-нибудь из тех хипстеров с подкрученными усами и подвёрнутыми штанами, которые ездят на велосипедах из велопроката в «Аламо Драфтхаус» (сеть кинотеатров; первый был открыт в Остине в 1997 г. Ратуют за то, чтобы зрителя ничто не отвлекало от просмотра фильма. – прим. переводчика). И я бы хорошо провела время.

Но такой я была тогда. А такая я теперь. И я не узнаю себя больше.

То, что я согласилась выступить на публике – само по себе доказательство того, что я уже не та Меган. Конечно, как такового выбора у меня не было. Но внезапно то, из-за чего меня когда-то могло бросить в холодный пот, перестало казаться такой уж плохой идеей. Возможно, потому что я как бы и не я сейчас, а Натали. А Натали знает, как выступать перед публикой. Речь пойдёт о новых трендах в любовных романах или о чём-то вроде этого, и я начинаю думать, что смогу это пережить, не выдав себя, особенно, если позволю кому-то другому говорить большую часть времени.

У меня урчит в животе. Я хмурюсь на него, пытаясь напомнить ему, что только что ела в самолёте. Но путешествия всегда будят во мне зверский аппетит, и он, как и всегда, не прислушивается к здравому смыслу.

Я достаю телефон и пишу Эдриану смс.

Какие планы на ужин?

Он почти сразу начинает печатать ответ, но у него уходит уйма времени на то, чтобы дописать сообщение.

По правде говоря, у нас с Карой запланирована встреча. Не стесняйся, заказывай всё, что хочешь из обслуживания номеров.

У меня ёкает сердце. Кара здесь? Не знаю, почему меня это удивляет, но кажется странным, что она не летела сюда вместе с нами. Я благодарна за это, но огорчена тем, что теперь она будет монополизировать его время.

Отлично, просто отлично. Я не хочу быть с ним рядом, но и быть без него тоже не могу. Сдаётся мне, это будет фантастическая поездка.

Я не отвечаю на его смс. Чёртово обслуживание номеров? Серьёзно? Я в футах десяти от одних из лучших барбекю-ресторанов страны. Я понимаю, что он просто предложил заплатить за еду, но, проклятье, я и сама куплю себе грудинку, если захочу.

Я слишком остро реагирую. Я знаю, что слишком остро реагирую. Но было что-то грубое в том, как он предложил мне это, разве нет? Он ведь даже не заикался о том, что Кара здесь, пока ему не пришлось сказать мне об этом. Он знал, что я плохо отреагирую. Почему мужчины всегда всё скрывают до самой последней минуты, думая, что так будет лучше?

Так нисколько не лучше.

Я провожу щёткой по волосам, хватаю сумочку и спускаюсь в холл. Я, чёрт побери, собираюсь найти какой-нибудь хороший барбекю-ресторан. И собираюсь сделать это без Эдриана.

***

Я сижу на заполненной людьми террасе, вокруг витает запах дыма от сожжённых поленьев гикори. Передо мной барбекю, которое тает во рту, и мой новый любимый гарнир: макароны с сыром и зелёным чили. Но я не улыбаюсь.

Чёртов Эдриан. Притащил меня сюда, и не поймите меня неправильно, здесь здорово: жители этого города такие дружелюбные, что это даже подозрительно, – а теперь бросил меня ради своей пиарщицы. И с каких это пор у авторов есть PR-менеджеры? Учитывая, что он публикуется под эгидой собственной чёртовой компании, вряд ли ему нужен литературный агент.

Наверное, часть меня всегда верила, что наши отношения с Эдрианом уникальны. Что это что-то особенное. Почему – не знаю. Сейчас, когда я размышляю над этим, это кажется глупым. И почему мне вообще есть до этого дело? Сердце этого парня сложено из деревянных щепок, скреплённых вместе ржавыми гвоздями. Его одобрение не должно так много для меня значить.

Но оно всё, что у меня есть.

– Ещё пива, милая?

Официантка просто светится. Сделав над собой громадное усилие, я выдавливаю улыбку, чтобы она не слишком за меня беспокоилась.

– Да, спасибо, – говорю я ей. – И, пожалуйста, продолжайте подливать мне пива до тех пор, пока не будете юридически обязаны выставить меня вон.

Она с сочувствием смотрит на меня.

– Тяжёлый день?

Я киваю.

– Перелёт.

– О, понимаю. Вы не отсюда?

Я снова киваю.

– Тогда добро пожаловать в Остин! Надеюсь, вы отлично проведёте время, как только нормально отдохнёте.

– Спасибо, – говорю ей искренне. Потому что это действительно здорово – услышать дружелюбный голос, пусть даже он принадлежит незнакомцу.

Сквозь шум толпы я различаю знакомый голос, и это заставляет моё сердце пропустить пару ударов. Что совершенно нелепо. Я ведь знаю, что он где-то неподалёку, но каковы шансы, что они пришли именно сюда? И, разумеется, мгновение спустя я вижу за углом Эдриана и Кару. Тотчас же отвожу взгляд, чувствуя себя неловко и виновато, словно сделала что-то плохое.

Они сидят за столиком, который находится почти на краю моего поля зрения. Должно быть что-то заслоняет меня от них, и они меня не видят. Кара – как и всегда – отлично выглядит, но сейчас она расслаблена и улыбается так, как, уверена, не стала бы, заметь она меня. Понятия не имею, в чем её проблема – будто я могу соперничать с ней за внимание Эдриана. Однажды он заявил, что не заинтересован в ней, но я не поверила в это ни на секунду. Женщина, которая так выглядит, получает любого мужчину, которого только пожелает.

И прямо сейчас она получила Эдриана. Он слушает её с пристальным вниманием, улыбается время от времени, даже смеётся. Хорошо проводит время.

Когда официантка приносит мне пиво, я прошу счёт. Мне нужно убраться отсюда до того, как я потеряю остатки здравого смысла.

***

Проснувшись утром после беспокойного сна, я принимаю долгий, обжигающе горячий душ и даже сушу волосы феном. Обычно это выходит мне боком, но сегодня я умудряюсь укротить свои локоны и сделать подобие приличной причёски. Я знаю, это будет долгий день. После автограф-сессии, которая является единственной частью конференции, открытой для тех, кто не имеет отношения к издательскому бизнесу, начнутся выступления докладчиков на секциях и практические семинары, которые я должна буду посетить, не говоря уже о мероприятиях, запланированных на вечер. Понятия не имею, что подо всем этим подразумевается, но готовлю себя заранее.

Я ничего не слышала от Эдриана со вчерашнего обеда, но я уже просмотрела расписание конференции и знаю, где и когда состоится автограф-сессия. Если он не хочет во всём этом участвовать, ради бога. Я просто буду импровизировать.

Перед тем, как выходить из номера, я останавливаюсь перед зеркалом. Да, я выгляжу чертовски замечательно. Профессионально, но творчески. Идеально. Каждая деталь моего наряда безупречна. Я ничего не стала бы в нём менять.

Но как только я покидаю комнату и выхожу в коридор, возникает проблема.

Есть кое-что, что я не знала о шёлковом нижнем белье.

Бывалые владелицы шёлкового белья почти наверняка знают об этом, но я-то совершенно невинна. В этом вопросе, по крайней мере.

Сделав шагов десять по коридору, я чувствую, как они начинают сползать. Проклятье. В отличие от простых хлопковых трусиков, к которым я привыкла, эти не хотят оставаться на месте.

Но я преисполнена решимости. Я взяла с собой в поездку только шёлковое нижнее бельё и не собираюсь так просто сдаваться, чёрт возьми.

Я выдыхаю благодарственную молитву за то, что оказываюсь в лифте одна и могу незаметно их поправить. Они так сильно сползли, что теперь могут играть роль подвязок. Немного покачивая бедрами, я подтягиваю их как можно выше, чтобы они надёжнее держались на талии.

Ну вот. Так сойдёт.

На полпути в главный конференц-зал мне приходится перейти на какой-то странный шаффл-степ, чтобы не дать им упасть к лодыжкам.

Ну, просто замечательно. Я проскальзываю в дамскую комнату и изучаю ситуацию. Бога ради, да ведь они практически новые. Резинка всё ещё эластичная. Что я делаю не так?

Я знаю ответ, просто не хочу себе в этом признаваться. На моём мягком животе и бёдрах им просто не за что зацепиться. Худышки с такой проблемой не сталкиваются.

Расстроенная, я раздумываю над своими вариантами. Я могу совсем их снять и уповать на то, что не окажусь рядом с вентиляционными отверстиями. Я могу и дальше с ними сражаться. Или я могу найти ближайший Уол-март (крупнейшая в мире розничная сеть; принадлежит одноимённой американской компании – прим. переводчика) и прихватить оттуда хлопковые трусики за три доллара.

Чёрт, нет. Ты грёбанная Натали МакБрайд. Ты заставишь их себя слушаться.

Я решительно расправляю их на бёдрах и возвращаюсь в главный зал. И почти сразу же начинаю чувствовать, как они снова сползают, но я могу с этим справиться. В конце концов, большую часть дня я буду сидеть.

Я знаю, в какой части зала находится мой стол, так что двигаюсь в его направлении, стараясь идти настолько осторожно, насколько могу.

Не успеваю я добраться до своего места, как мне приходится защипнуть резинку на талии, чтобы удержать их на месте. Вместе с ней я прихватываю и ткань юбки и притворяюсь, будто придерживаю её на случай, если откуда-нибудь подует ветерок.

Женщина с длинными шелковистыми тёмными волосами и любезной улыбкой подходит пожать мне руку. На её бейдже указано имя: «Шивон».

– Добро пожаловать, Натали, – говорит она. – Мы так рады, что вы приехали. Ваш редактор уже здесь, он помогал нам устроить всё так, как вы любите.

Он действительно здесь. Теперь я вижу его в толпе, и он суживает глаза, когда я приближаюсь. Вероятно, потому что я продолжаю придерживать юбку, пытаясь скрыть то, что на самом деле придерживаю свои трусики. Не знаю, догадывается ли он о надвигающемся конфузе с одеждой или нет, но он точно знает, что что-то не так. Но скорее ад замёрзнет, чем я расскажу ему о своей проблеме с нижним бельём.

Я быстро сажусь, одновременно подтягивая трусики вверх. Надеюсь, я сделала это незаметно.

– Очередь снаружи растянулась уже на весь холл, – улыбается Шивон. – Большинство присутствующих здесь ради вас.

Пугающая перспектива, вот уж точно.

– Но не волнуйтесь, мы будем следить за тем, чтобы очередь продвигалась быстро и чтобы вам никто не докучал. Делайте перерывы тогда, когда вам нужно. Вам придётся много говорить, так что ничего удивительного, если в конце дня вы заметите, что теряете голос. Я прихватила для вас Холлз, но настоятельно рекомендую выпить перед сном горячего чаю с мёдом и лимоном.

Я киваю, пытаясь уместить всё это в голове. У меня даже мысли не возникало о том, что я могу потерять голос. А ведь это может поставить под угрозу моё завтрашнее выступление на секции.

– Но самое главное – хорошо проведите время! – она практически визжит. – Вам наверняка всё понравится, Натали. Я так рада, что вы приехали.

Я выдавливаю из себя улыбку, надеясь, что моя социальная неловкость сойдет за… что ж, за неловкость. Не за обман. Последнее, чего бы мне хотелось, так это всё провалить. Эдриан и так уже взглядом прожигает во мне дыры.

– Что не так? – тихо спрашивает он, когда Шивон убегает, чтобы усадить следующего участника.

– Ничего, – отвечаю я ему, расправляя плечи и хрустя костяшками пальцев. – Почему что-то должно быть не так?

– Во-первых, не стоит одевать такую короткую юбку, если боишься сверкнуть бельём, – у него низкий и завораживающий голос, даже несмотря на то что он меня отчитывает. Или, быть может, поэтому у него такой завораживающий голос. – Это всё равно что носить платье без бретелек и постоянно его подтягивать. Выглядит по-дилетантски. А ты не хочешь выглядеть дилетанткой.

– Кто помочился вам в мюсли? – бормочу я, хотя уверена, что знаю ответ. Кары нигде не видно. Должно быть у них возникли какие-то разногласия, что и привело к тому, что он сегодня с самого утра такая вот очаровашка.

– Во-вторых, – говорит он, игнорируя мои слова, – сегодня утром я не имел ни малейшего понятия, где ты. Ты даже смску не прислала.

– Эм, ну как и вы, – мы что, и правда ведём этот разговор? – Я просмотрела расписание, я прочитала письма, я знала, куда идти.

– Я и не должен был тебе отзваниваться, – шипит он. – Ты работаешь на меня. Не забывай этого.

О мой Бог, он ведёт себя как ребёнок. Но, по крайней мере, с этой версией Эдриана я знаю, как иметь дело.

– Буду иметь это в виду, – отвечаю я, проверяя одну из ручек.

Жизнерадостная, улыбающаяся блондинка занимает своё место за столом в паре футов от меня. Её бейдж сообщает: «Изабелла Данкан, паранормальный любовный роман».

– Привет, – она протягивает мне руку. – Натали МакБрайд, вау. Так рада с тобой познакомиться. Я Изи. Завтра модерирую секцию, на которой ты будешь выступать.

– Зови меня Нэт, – говорю я ей, в основном потому, что знаю, как это будет раздражать Эдриана. – Так здорово… рада с тобой познакомиться.

– Твоё первое родео? – спрашивает она меня.

– Типа того. У меня уже была одна автограф-сессия. Небольшая. Не такая, как эта, – толпа снаружи становится всё более шумной, и мне даже отсюда слышно эхо множества голосов.

– О, тебе обязательно понравится. Все так рады тебя видеть. Только не позволяй этому вскружить тебе голову, – подмигивает она мне.

О, если бы ты только знала.

***

Моя ладонь теперь почти наверняка так и останется скрюченной.

Толпа рассеялась, и я вновь и вновь напоминаю себе, что я Не. Натали. МакБрайд. Изи была права, когда предупреждала меня. Когда видишь, что столько людей рады тебя видеть, трудно не дать этому немного ударить в голову.

Эдриан отошёл в сторону, чтобы переговорить с кем-то по телефону, вероятнее всего с Карой, так что я с усталой улыбкой поворачиваюсь к Изи.

– Что ж, мы выжили.

– Видишь? Разве это было не здорово? – она трясёт рукой, чтобы вернуть ей чувствительность. – Так что, пойдёшь сегодня вечером на вечеринку?

– Здесь будет вечеринка?

Она энергично кивает.

– О, да. Её спонсирует мой издатель, но вход открыт для всех. Они устраивают фотосессию с участием моделей с обложек, но все остальные тоже могут сфотографироваться. Горячие парни, бесплатная выпивка, сплошные плюсы. Все там будут.

– Эм, даже не знаю, – я прочищаю горло и тянусь за одним из леденцов от кашля, которые мне оставила Шивон. – Мне завтра еще выступать…

– Твоя секция будет не раньше обеда, – она закатывает глаза. – Да ладно, ты можешь позволить себе пару бокалов.

– Ну, хорошо, тогда.

– Отлично! – она вскакивает со стула. – Тогда увидимся там. Мне надо бежать – встречаюсь кое-с-кем за ланчем.

Эдриан пропустил весь этот разговор, чему я рада. Я могу и не спрашивать: узнай он о том, что я собираюсь на вечеринку, у него обязательно нашлось бы, что сказать по этому поводу. Вообще-то, это даже его не касается: я делаю всё, что он говорит мне делать, и делаю это хорошо. Но он уже чем-то раздражён, так что это наверняка стало бы проблемой.

Хоть раз я хочу немного повеселиться без того, чтобы Эдриан это каким-то образом испортил. Неужели я прошу так много?

***

Последняя на сегодня секция только что завершила работу. Для ужина ещё рановато, поэтому мы с Эдрианом перекусываем тапас и вином в переполненном баре отеля, который кажется совершенно неподготовленным для подобного рода мероприятий – можно подумать, что им напомнили о нём только вчера. Мы так и не дождались официантки, но Эдриан не против того, чтобы пойти и пофлиртовать с барменшей, чтобы получить наш заказ. Ему даже не приходится махать своим бумажником, чтобы получить спецобслуживание. Это было бы даже впечатляюще, не будь мне так противно.

Я наблюдаю за тем, как Эдриан накалывает на зубочистку оливку и задумчиво её пережёвывает. Я не упоминала того, что собираюсь на вечеринку; я продолжаю убеждать себя в том, что это неважно, но я знаю, что причина не в этом.

Мы всё ещё обсуждаем практический семинар, на котором только что побывали, и на котором выступал один из тех редких романистов-мужчин, кто не боится показываться на подобных мероприятиях и не скрывает своего пола. Большинство женщин сразу же потеряло из-за него голову, но я нашла его взгляды на жанр довольно спорными.

– Серьёзно, я так устала слышать, как «легко женщинам найти, с кем заняться сексом, когда им этого хочется», – я допиваю вино и хватаю бутылку. – Это ведь и близко не правда.

– Признай, что в его словах есть доля истины, – говорит Эдриан. – Уверен, он не имел в виду это буквально, но среднестатистической женщине гораздо проще найти партнёра для случайного секса, чем среднестатистическому мужчине. Хочешь сказать, это не так?

Я только фыркаю.

– Ага. Конечно. Я более чем уверена, что ему тоже не составляет труда найти, с кем перепихнуться, когда ему этого хочется. Это просто не тот секс, которым ему хотелось бы заняться, и он не с тем человеком, с которым ему хотелось бы им заняться. И это опыт, который знаком каждому из нас, – я смотрю поверх бокала в темнеющие глаза Эдриана. – Кроме вас, конечно.

Он посмеивается, качая головой.

– У тебя очень странные представления о моей жизни.

– Ой, да пожалуйста. Хотите сказать, что не сможете заполучить любую женщину, которую захотите, тогда, когда захотите? – я закатываю глаза, осознавая, что преувеличиваю, и что, вероятно, была немного более откровенна в своих чувствах к Эдриану и его крепкому прессу, чем мне бы того хотелось. Что ж, ладно. Уже слишком поздно идти на попятный.

Он приподнимает бровь, и до меня с опозданием доходит, что я вот-вот пожалею о том, что начала этот разговор.

– Хорошо, – говорит он вкрадчиво. – В таком случае, ты и я. Сейчас. Идём.

Я так сильно краснею, что практически чувствую жар, исходящий от моей кожи.

– Это не считается, – настаиваю я.

– Почему нет? – когда он делает глоток виски, я замечаю игривый блеск в его глазах. Просто не до конца уверена в том, что он значит. – Потому что это ты?

– Потому что вы даже не стараетесь.

У него появляются морщинки от смеха в уголках глаз.

– А ты хочешь, чтобы я проявил старание?

– Боже, нет, – бормочу я в ободок своего бокала. – Не позорьтесь.

Краем глаза я замечаю, что мне кто-то машет. Это Изи, осознаю я, даёт мне знать, что вечеринка вот-вот начнётся. Я делаю ещё один глоток вина и встаю.

– Что ж, я собираюсь пойти потусоваться с Изи с автограф-сессии, – говорю я ему, но уже вижу, что он на это не купился. У меня начинает пылать затылок, и я пытаюсь сделать глубокий вдох. – Так что увидимся завтра рано утром. Обсудим мой доклад.

– Потусоваться с Изи? – повторяет он. – Это случаем не на том ли миксере с полуобнажёнными мужиками?

– Понятия не имею, – пожимаю я плечами, даже несмотря на то что заливаюсь краской. – На каком таком миксере?

Он барабанит пальцами по столу.

– Ладно, – я закатываю глаза. – Я иду на чёртов миксер. С моделями с обложек. Все там будут, глупо его пропускать.

Эдриан кривит лицо в раздражении.

– Должен ли я напомнить тебе, что ты здесь работаешь на меня? Ты здесь не ради развлечения.

– Так вы запрещаете мне идти? Собираетесь из-за этого придержать мою премию? – я складываю руки на груди. – Так я могу просто закрыться в своём номере и просидеть там до конца конференции или ещё лучше – пойти и рассказать всем…

– Ты угрожаешь мне? – у него темнеют глаза.

– Нет, – отвечаю я непринужденно. – Просто напоминаю о возможном развитии событий.

И после этого ухожу. Он может провести вечер с Карой, если хочет. Что до меня, я собираюсь немного повеселиться.

Глава восьмая

Я бы сказала, что чертовски хорошо держу себя в руках.

На вечеринке присутствуют три горячих ковбоя, горячий пожарный, горячий военный и горячая рок-звезда. Практически каждый в комнате прямо-таки слюной исходит от желания с ними сфотографироваться, но я не представляю, зачем я стала бы это делать. Опять же, мне не хотелось бы потерять голову. Хоть мне и неприятно это признавать, Эдриан был прав: на этой вечеринке мне нельзя пить слишком много, или я могу забыть, за кого должна себя выдавать.

– Так значит вы Натали МакБрайд, да? – один из ковбоев подходит ко мне ближе. Во мне что-то умирает каждый раз, когда я положительно отвечаю на этот вопрос, но у меня нет другого выбора.

– Ага! – подтверждаю я с фальшивой жизнерадостностью. – Хорошо проводите время?

Он кивает.

– Моя жена любит ваши книги. Так что знаете, – он ухмыляется многозначительно. – Спасибо.

Ну надо же.

– О, здорово. Хотите, чтобы я подписала для неё книгу? У меня есть пара экземпляров в сумке.

– Это было бы здорово! – восклицает он. – Чёрт, она точно будет в восторге. Спасибо. Подпишите для Линды.

Горячему ковбою определённо повезёт, когда он вернётся домой. Не могу представить, чтобы у кого-то, кто выглядит так, как он, с этим были какие-то проблемы, однако он держит эту книжку словно священный Грааль.

По-видимому, слухи начали распространяться, и внезапно горячий военный бочком пробирается ко мне и просит со мной сфотографироваться. Изи появляется из ниоткуда, её глаза становятся размером с блюдца, когда она понимает, что происходит.

– Чёрт возьми, – бормочет она, когда несколько других парней подходят ближе. – Я просто хотела спросить, как ты. Очевидно, что всё просто отлично.

Музыка становится всё громче, и рок-звезда спрашивает меня, не хочу ли я потанцевать. Сначала я смеюсь, думая, что он просто прикалывается, но затем я понимаю, что он вполне серьёзен.

Я лишь немного навеселе, и мои трусики и я заключили шаткое перемирие. Вероятно, это плохая идея. Но я позволяю ему взять меня за руку и вытянуть на свободный участок пола, потому что получить от незнакомца ту толику внимания, которую я хотела бы получить от Эдриана, не идеально, но это хотя бы что-то.

Люди фотографируют нас и снимают на видео, и хихикают, и нет никаких шансов, что пиар-машина Эдриана сможет удержать всё это под контролем. Не думаю, чтобы он хотел, чтобы мои фотографии разошлись по сети как фотографии Натали МакБрайд, но этот поезд уже ушёл.

Мы кружимся по комнате, и, наконец, узел у меня внутри ослабевает. Ну и что, что Эдриан вероятнее всего сейчас с Карой и делает бог знает что? Меня лапает чёртов парень-модель, и это не та фраза, которую я думала, что когда-либо произнесу.

Я покачиваю бёдрами и не могу поверить, что трусики продолжают оставаться на месте. Они как будто знают. Наконец-то мы пришли к взаимопониманию.

Как только у меня мелькает эта мысль, я чувствую, как что-то соскальзывает с меня.

И падает.

Я спотыкаюсь и пялюсь на свои трусики, болтающиеся на моих лодыжках, и пинаю их в сторону, как будто это чем-то поможет. Словно будет лучше, если они будут находиться отдельно от меня. Словно никто и не вспомнит, с кого эти чёртовы трусики свалились прямо в центре комнаты.

– Засвет белья! – кричит кто-то из женщин и расплёскивает свой напиток, когда делает драматичный жест. У меня лицо горит, и я просто продолжаю пялиться на непослушную деталь одежды, пытаясь понять, какого чёрта мне делать.

– Не волнуйся, – шепчет мне Изи. – Никто и не вспомнит об этом завтра.

Это мило с её стороны, но вряд ли это правда.

Словно из ниоткуда вдруг возникает мужчина в элегантном костюме, наклоняется вперёд и подхватывает с пола мои трусики. Я застываю с открытым ртом, звук протеста застревает в моём горле, когда я узнаю в этом мужчине Эдриана.

Который прожигает меня взглядом.

– Натали, – говорит он, с трудом сохраняя спокойствие. – У тебя завтра раннее выступление. Почему бы тебе пораньше не лечь спать?

Теперь все смотрят на него, а не на меня. Мне стоило бы быть ему благодарной, но вместо это я лишь чертовски зла на него за то, что он считает нормальным разговаривать со мной, как с ребёнком.

– Нам ещё нужно повторить основные тезисы доклада, – говорит он и кладёт руку мне на плечо, направляя меня к двери. – Идём.

– Простите, все, – бормочу я через плечо. Судя по доносящимся звукам, вечеринка продолжается без меня. И даже Изи не хватает храбрости, чтобы вырвать меня из хватки Эдриана и толком попрощаться.

Он сохраняет полное молчание всю дорогу по пути в наши смежные номера. Как только мы добираемся до его двери, ему приходится несколько раз ткнуть картой-ключом в отверстие, чтобы загорелся зелёный свет, и он тихо чертыхается, пока замок, наконец, не сдаётся.

– Какого чёрта ты творишь? – спрашивает он требовательно, когда дверь за нами закрывается. Я быстро поворачиваюсь, чтобы стоять к нему лицом.

– Хорошо провожу время, – огрызаюсь я. – Последний раз, когда я проверяла, это не запрещалось нашим контрактом.

– Серьёзно? – он тянется в карман, вытаскивает мои трусики и поднимает их на уровень моих глаз. – По-твоему, это и значит хорошо проводить время?

Они частично разворачиваются в его руке, и мне хочется вырвать их из его хватки. Мне хочется умолять его перестать трогать моё нижнее бельё, потому что от этого моё сердце бьётся так сильно, что я уверена: ещё чуть-чуть и у меня будет сердечный приступ.

– Это была случайность, – говорю я почти шёпотом, моё лицо горит. – Они соскальзывали в течение всего дня. Я просто хотела…

У него дёргаются губы, словно он хочет поглумиться надо мной.

– Что именно, по-твоему, ты делаешь? – он придвигается ко мне ближе, так что между нами остаётся лишь несколько дюймов. В его кулаке всё ещё зажаты мои трусики. – Знаешь, те парни просто делают себе пиар. На тебя саму им плевать.

– И что? – бросаю я ему вызов. Сейчас, когда алкоголь всё ещё течёт по моим венам, я чувствую себя дерзкой. – Думаете, все те элитные шлюхи, которые скачут на вашем члене, на самом деле очарованы вашей личностью?

Это запрещённый удар, и, судя по выражению его лица, я даже близко не попала в цель.

– Ты собиралась трахнуться с одним из них? – требует он ответа.

Конечно же, нет. Но ради его же блага я пожимаю плечами.

У него подрагивают ноздри. Он продолжает прожигать меня взглядом, и я пытаюсь понять, в чём дело. Пытаюсь понять, что его так рассердило.

Что за негласное правило писательского кодекса поведения я нарушила.

Но нет. Дело не в этом, не так ли?

Он ощетинился словно ёж, и я прямо-таки чувствую тестостерон, разлитый в воздухе. Он увидел, как я смеялась с теми горячими мускулистыми парнями, и приревновал.

О, это даже слишком хорошо.

Внутри у меня всё подрагивает. Моё сердце бьётся так часто, что мне кажется, будто оно вот-вот вырвется наружу, и, вот чёрт, мне нравится, что он ревнует.

Я хочу, чтобы он ревновал.

Он всё ещё держит в руке мои трусики.

– Верните их мне, – говорю я ему мягко. – Пожалуйста.

Глаза у него сейчас очень тёмные. Губы замерли в нескольких дюймах от моих.

– Нет, – шепчет он.

Я чувствую запах виски в его дыхании. Он, вероятно, просидел всё это время в баре отеля, нянча своё уязвлённое эго. Представляя себе все те грязные штучки, которые я могу вытворять на вечеринке.

О, это сильно. У меня кружится голова. Я чувствую себя такой живой.

Возбуждённой.

Облизывая губы, я тянусь за своими трусиками, но он уклоняется в сторону. Подняв их над головой, он делает шаг назад.

В его улыбке есть едва уловимый порочный намёк.

– Отдайте, – настаиваю я, идя за ним, но он слишком быстро двигается. Держась вне моей досягаемости, он обходит вокруг кровати и отходит к изголовью.

Вместо того, чтобы следовать за ним по пятам, я решаю срезать путь. Само собой разумеется, это означает, что мне нужно переползти через кровать, чтобы добраться до него.

Он сужает глаза и делает резкий вдох, когда я начинаю ползти по матрасу. Когда я добираюсь до другой стороны кровати, то тянусь к нему, но он мастерски уворачивается, и я кулём падаю на пол.

– Чёрт, – он опускается на колени на пол рядом со мной и убирает волосы с моих глаз, пока я корчусь. – Ты в порядке?

Глаза Эдриана полны тревоги, и я издаю тихий стон, кривя лицо как будто от боли.

– Чёрт, – говорит он снова, позабыв о трусиках. И опускает руку с ними достаточно низко, чтобы я могла дотянуться.

Быстрая, словно атакующая змея, я хватаю свои трусики и вскакиваю на ноги. С ещё одним проклятьем он бросается вслед за мной, спотыкается о пару собственных туфель, но всё равно оказывается у межкомнатной двери одновременно вместе со мной. Блокирует её своим телом.

– Вот стерва, – рычит он.

Я ухмыляюсь, пряча трусики за спиной.

– Эта дверь заперта, помнишь? – напоминает он, и в его глазах разгорается порочный огонёк.

О, чёрт.

Мы оба бросаемся к главной двери, но он снова обгоняет меня, распластывается по ней и торжествующе ухмыляется.

– Ты не уйдешь из этой комнаты с ними, – сообщает он мне, слегка запыхавшись.

– Почему нет? – смеюсь я. Ведь невозможно не смеяться над абсурдностью всей этой ситуации, пусть даже всё моё тело болит от желания наброситься на него и оттрахать его до бесчувствия.

– Потому что я так сказал, – он ухмыляется. – И как я сказал, так и будет.

Вот дерьмо. Чёрт, чёрт, чёрт.

Он использует слова Дирка.

Вот засранец.

– Не помню, чтобы Дирк воровал трусики, – говорю я ему, игнорируя то, насколько я сейчас влажная между ног. Что сейчас, когда мои трусики находятся в моей руке, а не там, где им следовало бы быть, более чем заметно.

– Эту сцену вырезали из беловой рукописи, – он выпрямляется и наклоняется ко мне. Его рука скользит по моему телу. Я делаю вид, что не замечаю того, что он делает, но, конечно же, я замечаю.

В самый последний момент я делаю шаг назад. В первую секунду он теряет равновесие, но быстро выпрямляется.

– Просто отдай их мне, – говорит он тем убедительным тоном, который обычно использует в разговорах с бизнес-партнёрами. – Они и так мои. Я за них заплатил.

– Фактическое обладание вещью – это девять десятых закона, – говорю я ему, снова отступая.

– Это и близко не правда, – возражает он.

Я делаю ещё один шаг назад и понимаю, что почти уткнулась спиной в стену. Ещё мгновение и я окажусь в ловушке.

– Отдай, – шепчет он.

– Нет, – шепчу я в ответ, распластываясь по стене и всё ещё держа руки и трусики за спиной.

– Знаешь, что случается, когда мужчинам вроде меня говорят «нет»?

Это не фраза Дирка, но ей стоило бы ей быть. Всё моё тело гудит от предвкушения, и я даже на мгновение не задумываюсь о том, почему он вдруг стал так заинтересован во мне.

И в моих трусиках.

– Полагаю.., – мой голос звучит хрипло, истекая желанием, и я не могу этого контролировать. – …наказание?

– Именно, – его губы изгибаются в улыбке, от которой по моему телу пробегает дрожь. – Скажи мне, Меган, в этом году тебя отшлёпали на твой день рождения?

Моё сердце колотится, словно отбойный молоток. Дирк отшлёпал Аманду на её день рождение, и она так этим наслаждалась. Что до меня, меня никогда не шлёпали, насколько я помню, ни в качестве наказания, ни по другой причине. Но я думала об этом.

О да, я думала об этом.

– Последний шанс, – он поднимает один палец. Но всё, о чём я могу думать, так это представлять, как этот палец проскальзывает в меня.

Чёрт, я уже слишком далеко зашла.

– Дайте мне хоть миллион шансов, – говорю я ему, – и всё равно вы их не получите. Они мои.

С рычанием он хватает меня за руку и тянет вперёд. Во время нашей маленькой игры я почти забыла, как легко он может меня одолеть. Он тащит меня к дивану рядом с телевизором, садится, расставляя ноги, и – наконец – отпускает меня. Он похлопывает себя по бедру и смотрит на меня с выражением, не допускающим отказа.

Я с трудом сглатываю.

– Так? – спрашиваю я шёпотом.

Это кажется невероятно интимным. Лучше бы он нагнул меня над столом, пусть даже это гораздо менее лестная позиция.

– Так, – его глаза словно закалённая сталь. – Давай же. У тебя был шанс.

Зажмурившись, я ложусь к нему на колени. Я чувствую его, твёрдого, словно камень, подрагивающего у моего живота. Боже, я просто хочу, чтобы он меня трахнул.

Я всё ещё сжимаю в руке свои трусики, но на мгновение мне кажется, что он забыл о них. Он задирает подол моей юбки к талии, и меня пронзает дрожь. Что, если реальность того, как я выгляжу под одеждой, не оправдает его ожиданий?

Судя по его резкому вдоху, я не разочаровала его. Его пальцы ласково скользят по моей кожи, но только мгновение.

От первого шлепка его ладони я вскрикиваю. Ничего не могу с этим поделать. Это чувство настолько интенсивное, настолько идеальное, что внутри у меня всё дрожит и ноет от желания. Никогда раньше я не была настолько возбуждена.

– Шшш, – шепчет он. Он хватает мои трусики, но и я их не отпускаю. –Нужно ли мне заткнуть тебе ими рот?

Я качаю головой.

Он шлёпает меня снова и снова, и снова. Я извиваюсь и хнычу, стараясь оставаться настолько тихой, насколько могу, и смутно слышу, как он стонет и чертыхается, когда я случайно трусь о его член.

Шесть. Я насчитала шесть. Он всё ещё должен мне двадцать.

Как, чёрт возьми, я смогу это выдержать? Я уже чувствую себя так, будто вот-вот взорвусь от похоти.

Рыча, он проникает рукой мне между ног, погружая пальцы в мою влажность. Я дёргаюсь и стону, моему телу нравится вторжение.

– Чёрт, – шипит он. – Поднимайся.

Я умудряюсь встать, мои ноги дрожат. Я смотрю на него, не отрываясь, мои щёки горят, юбка лениво падает вниз, прикрывая меня. Мгновением позже он вскакивает на ноги и возится с молнией. Я наблюдаю за тем, как он вытаскивает свой член – мне не удалось хорошо рассмотреть его в бассейне. Он такой же длинный и толстый, каким я его тогда ощущала, слегка изогнут вверх и блестит от предсемени. Мой рот наполняется слюной.

– Не могу больше ждать, – он проходится по мне взглядом. – Получишь остаток наказания, когда мой член будет внутри тебя.

Не способная произнести ни слова, я киваю и наклоняюсь над диваном, хватаясь за спинку. Он издаёт тихий звук одобрения, и я слышу, как он чертыхается и возится с обёрткой презерватива.

Мгновение спустя он оказывается напротив моего входа, резко толкается внутрь. Я издаю рваный стон и изгибаю спину, приглашая его войти глубже. Он ждёт, пока не оказывается во мне полностью, и затем шлёпает меня снова, эхо от шлепка заставляет меня сжиматься вокруг него.

– Чёрт, – шепчет он, его пальцы впиваются в мою плоть.

Я опьянена им, но всё ещё соображаю достаточно, чтобы смеяться.

– Думаете, сможете продержаться ещё девятнадцать ударов? – дразню я его, задыхаясь.

Эдриан рычит, шлёпая меня снова.

– Я продержусь столько, сколько потребуется, – обещает он, двигая бёдрами в медленном, едва выраженном ритме, а затем выходит и врывается в меня снова, погружаясь до самого основания. Я вскрикиваю, позабыв о том, что по соседству с нами есть и другие постояльцы. – Столько, сколько потребуется, чтобы вытрахать из тебя твоё нахальство.

Ничего не могу поделать. Я продолжаю смеяться.

– Впечатляет, – у меня перехватывает голос, когда он снова меня шлёпает, и всё моё тело потряхивает от удовольствия.

– Чертовски верно.

Я не считаю шлепки, но уверена, что он считает. Первое время, по крайней мере. В буквальном смысле вытрахать из меня моё нахальство будет своего рода достижением.

Я либо хватаю ртом воздух, либо стону. То, что случилось в бассейне было чертовски горячим, учитывая ограниченные возможности, но это совершенно другой уровень. Это что-то просто нереальное. Мой мозг теряет способность мыслить рационально, мои внутренние мышцы сжимаются вокруг него, и тело выгибается дугой от удовольствия.

И он останавливается.

Он, чёрт возьми, останавливается.

Мой стон приобретает совершенно иное значение. Поворачивая голову и прожигая его взглядом, я начинаю протестовать, но что-то в его взгляде заставляет меня замолчать.

– Разве я говорил тебе, что ты можешь кончить?

Я сильнее цепляюсь за спинку дивана:

– Нет.

– Я не слышу тебя, – его пальцы сильнее впиваются мне в бёдра.

– НЕТ! – я практически кричу.

– Вот именно, – он тяжело дышит. Нет и шанса, что он сможет сдерживаться долго, и я знаю, что, по крайней мере, это я могу засчитать в свою пользу. – Это твоё наказание, помнишь? Ты не кончишь, пока я не скажу тебе кончить.

Что ж, это было одним из самых горячих элементов его книг. Я хорошо это помню. Я любила читать об этом, но будь я проклята, если когда-либо хотела это испытать. Всем моим прежним партнёрам было и так непросто довести меня до этой точки, о запрете кончать и речи не шло. Эдриан, очевидно, не испытывает таких проблем. Он достаточно уверен в себе, чтобы играть со мной.

Но как далеко он зайдёт?

Я могу поколебать его решение. В этом я уверена. Улыбаясь про себя, я сильнее сжимаю внутренние мышцы. Это почти заставляет меня кончить, я так близко, но всё же умудряюсь сдержаться. Пока. Эдриан стонет, дёргается глубоко внутри меня. Мгновение спустя он резко выходит и награждает меня ещё одним сильным шлепком. Я взвизгиваю скорее из-за того, что перестаю ощущать его внутри себя, чем из-за чего-либо другого.

– Плохая девочка, – шепчет он, и я слышу тихий звук, с которым он стягивает презерватив, потом звук быстрого трения кожи о кожу, скользкую от моей влаги. – Ты знаешь, что это значит, не так ли?

Могу догадаться. Каждая частичка моего тела пульсирует, и как сильно я бы ни хотела почувствовать его внутри себя снова, боже, я хочу, чтобы он заявил на меня права. Хочу увидеть следы его спермы на своей коже, этого мощного и недвусмысленного заявления с его стороны, сделанного после того, как я провела вечер с теми моделями с обложки.

Я хочу быть его.

Я не наивная дурочка. Я знаю, что это не то, чем кажется. Знаю, что это просто примитивная потребность (ему просто нужно кончить куда-то) и демонстрация власти.

– Да, – шепчу я. – Сделайте это, чёрт побери. Пометьте свою территорию.

Он подаётся вперёд, хватая меня за плечо свободной рукой.

– Ты хочешь этого?

– Чёрт, да, – я облизываю губы. – Я принадлежу Вам, Сэр.

Звук, который он издаёт, абсолютно порочен. Моя киска сжимается, и я чувствую, как влага покрывает мою спину и задницу. Чёрт, чёрт, чёрт. Я могла бы кончить только от этого ощущения, и чувствую, как сама в ответ становлюсь ещё более мокрой, мои соки стекают по бедру.

Эдриан резко погружает в меня три пальца.

– Сейчас, – командует он.

И я пропадаю.

Удовольствие разливается по моему телу, я кричу, дрожу, мне начинает казаться, что мой оргазм всё длится и длится, и длится. Когда всё заканчивается, мне хочется просто свернуться клубком на диване, но я осознаю, в каком я сейчас беспорядке, поэтому заставляю себя встать на ноги и повернуться к нему лицом. Он улыбается.

– Я думала, ты заставишь меня мучиться дольше, – говорю я ему.

– Я тоже, – он выдаёт мне порочную полуулыбку. – Но ты была такой милой, отдавалась мне полностью. Я подумал, что ты это заслужила.

Затем он обхватает мою голову руками и целует меня.

Это, внезапно осознаю я, наш первый поцелуй. Есть что-то подобающе извращённое в том, что он происходит только сейчас, когда он размазывает мои собственные соки по моим волосам, и, вероятно, свою сперму. Она попала ему на руку? На какую руку? Я всё это время была на таблетках, поэтому не схожу с ума от беспокойства, что часть его спермы могла попасть внутрь, но мне любопытно, насколько осторожен он был.

Когда он отстраняется, я вытираю рот и ухмыляюсь.

– Знаешь, если ты сделал мне ребёнка, он родится с рожками.

– Честно, она не попала внутрь тебя, – говорит он. – Но я не обижусь, если ты посчитаешь нужным выпить «таблетку следующего дня». Или провести какой-нибудь черномагический ритуал. Не уверен, что будет более уместным, учитывая обстоятельства.

– Расслабься, я на таблетках. И на будущее, если только меня не посетил инкуб со времени последней проверки, – не считая тебя, конечно, – я абсолютно чиста, – я обнимаю себя, чувствуя влагу на внутренней стороне бёдер. – Образно говоря.

– А, и я тоже, – говорит он. – Только в моём случае это был бы суккуб, так? По крайней мере, я на это надеюсь.

Он делает жест, который я интерпретирую как приглашение присоединиться к нему в душе, что сейчас звучит великолепно.

– А что, это имеет такое уж значение? – смеясь, спрашиваю я, когда иду следом за ним в ванную. – Они оба попытаются высосать твою душу через твой член.

– Не знаю. Но что, если я проснусь посреди процесса? Мне кажется, я бы справился с этим лучше, окажись это, по крайней мере, демон женского пола. Просто одной проблемой меньше, – он включает воду. – Я несу ахинею, да?

– Ага, – выступая из юбки, я смеюсь над ним. Теперь всё его внимание сосредоточено на мне. Обычно я немного стесняюсь, когда раздеваюсь перед кем-то в первый раз, но он смотрит на меня так, словно я – бокал идеально выдержанного бурбона, который он жаждет пригубить. – Хотя, полагаю, всегда есть шанс, что инкуб постучится в заднюю дверь, так сказать. С суккубом это менее вероятно, если только она не оснащена и в этом смысле тоже.

К его чести, он не выглядит смущённым.

– Ещё раз, какой пансион для девушек ты заканчивала?

Я снимаю лифчик и, пока он пялится, показываю ему оба средних пальца.

Глава девятая

Когда я просыпаюсь, мне требуется несколько секунд на то, чтобы вспомнить, где я. Сначала я понимаю, что я не дома, затем ко мне быстро приходит осознание, что я и не в своём номере тоже. За чем, конечно же, немедленно следует:

Точно, я же переспала с Эдрианом прошлой ночью.

И он не выставил меня вон, так что это что-то да значит.

Сейчас его, правда, нигде не видно. Все его вещи здесь, так что непохоже, чтобы он сбежал под покровом ночи, но по дороге в ванную и обратно я не замечаю никаких следов того, что он был здесь совсем недавно. Зевая, я забираюсь обратно в кровать и сворачиваюсь калачиком под одеялом. До начала утренних секций ещё полно времени, да и большая их часть мне всё равно не интересна. Прошлой ночью я спала как ребёнок, но всё ещё чувствую себя уставшей.

Не знаю, как долго мы не ложились. Ещё вчера, раздеваясь в душе, я почти могла видеть, как у него в голове мелькают мысли о втором раунде. Мы «помыли» друг друга, потом целовались какое-то время, пока я практически не начала тереться об его ногу, и он не сжалился надо мной, подарив мне разрядку своими очень, очень талантливыми пальцами. Но как бы я ни была ему за это признательна, мне всё ещё хотелось испытать то, чего он лишил меня ранее. Что и произошло, как только мы оказались в кровати.

Так что да, может быть, именно поэтому я всё ещё так сильно хочу спать. Я могла бы вернуться в свою комнату, но поскольку в своей безграничной мудрости закрыла межкомнатную дверь, то лишила себя такой возможности. А одеваться сейчас – слишком много мороки.

Звук открывающейся двери пробуждает меня от дремоты. Я привстаю на локтях, щурясь со сна на входящего в комнату Эдриана.

– Доброе утро, – говорит он, улыбаясь. И я чувствую, как меня омывает волна облегчения. – Есть идеи насчёт завтрака?

– Кое-какие, – флиртую я с ним. Ничего не могу поделать. Его пах оказывается практически на уровне моих глаз, когда он приближается к кровати, и потребовалось бы нечеловеческое усилие воли, чтобы не думать о возможном развитии событий. – А что, у тебя есть что-то конкретное на уме?

Он ухмыляется:

– Я пытаюсь придумать непошлую шутку на тему «клин клином вышибают». Но пока не выходит.

Я всё жду, что в комнате вот-вот повеет холодом и наступит неуютная тишина, как это случилось в бассейне. Но он останавливается у моей кровати и проводит пальцами по моей ноге под одеялом перед тем, как бросить мне на колени бумажный пакет.

– Что это? – хмурюсь я, медленно разворачивая его. Несколько минут я только моргаю, пытаясь прогнать остатки сна, и только потом понимаю, на что смотрю.

Трусики. Адекватные. Но не слишком. Это маленькие чёрные шортики, милые, но практичные, и на сто процентов хлопковые, так что они-то сползать не будут. Я с искренней благодарностью смотрю на Эдриана, но что-то в выражении его лица заставляет меня отказаться от словесного её выражения.

– Они слишком маленькие, – говорю я ему вместо этого.

Он слегка наклоняет голову.

– Пока не примеришь, не узнаешь.

Закатывая глаза, я выбираюсь из кровати, пытаясь не замечать, как сразу же меняется язык его тела, как он упивается видом. На мне всё ещё надета его рубашка, и я знаю, что такие вещи по какой-то причине сводят парней с ума. То, что я в ней всё равно что обнажена, также не портит дело. Рубашка даже близко не настолько большая, чтобы я выглядела в ней пристойно, так что он видит более чем достаточно, но в то же время белоснежной ткани на мне ровно столько, чтобы немного дразнить его. Что-то говорит мне, что на утренние секции мы не попадём.

Я беззастенчиво надеваю шортики, вынужденная немного потрясти бёдрами, чтобы натянуть их на себя. Но если я буду носить их низко, в принципе, они подходят по размеру.

Один ноль в пользу Райзингера.

Он скользит по мне взглядом и проводит языком по губам. Очевидно, что сегодня утром он одевался в спешке, чтобы выскользнуть из отеля и принести мне этот маленький подарок, поэтому у него закатаны рукава и волосы в таком беспорядке, что меня так и тянет запустить в них пальцы и притянуть его к себе.

Один-один в пользу Бёрнс.

– Я выиграл, – говорит он, сокращая крошечное расстояние между нами. Он наклоняет голову ко мне, но не целует меня, не совсем, и я благодарна ему за это, поскольку стесняюсь своего утреннего дыхания. Но что-то говорит мне, что он не обратил бы на это внимания. – Только что, миз Бёрнс, когда вы смотрели на меня, у вас зрачки стали размером с обеденные тарелки. Вы собираетесь поделиться тем, о чём думаете, или мне придётся применять к вам свои методы убеждения, пока вы не расколитесь?

Этот чёртов мужчина. Его губы так близко, что я почти чувствую их вкус.

– Понятия не имею, о чём ты говоришь, – невинно отвечаю я. Моё сердце бьётся со скоростью миллион миль в минуту, моё тело купается в жаре желания, исходящего от его тела. От моего вчерашнего макияжа почти ничего не осталось, мои волосы спутаны, и я скорее всего всё ещё пахну вчерашним сексом, но он всё равно не может удержать свои руки прочь от меня. Ладно, очевидно, он может – и это проблема, которую я намерена устранить.

– Вот значит, как ты собираешься себя вести, – говорит он как будто сам с собой, как делает всегда, когда думает, что его никто не слышит. – Но, хммм… с чего бы мне начать? Вот в чём вопрос, не так ли?

Он отступает на шаг, чтобы покружить вокруг меня, получая полный обзор.

– Как бы мне ни хотелось провести остаток конференции здесь с тобой, это может вызвать подозрение. Так что предлагаю приступить к взрывному началу, чтобы потом мы могли вернуться к нашим делам. Что думаете, миз Бёрнс?

У меня перехватывает дыхание, так что я только киваю.

– Я так рад, что ты согласна со мной, – он ухмыляется. – Учитывая, как ты вела себя прошлой ночью, думаю, пришло время устроить тебе хорошую взбучку языком.

У меня уходит секунда на то, чтобы понять, что он говорит, и к тому времени он уже целует меня, и только когда я издаю тихий звук протеста, он отстраняется, покусывая мою нижнюю губу.

– Я, эм… – я смотрю на него беспомощно, мне так хочется просто поддаться ему, но я не могу. Не после того, как мой предыдущий парень заставлял меня принимать душ, отскребать себя и брить себя там до того, как даже приблизиться ртом к моим женским прелестям. Я не виню его, нисколько – я знаю, что большинство парней вообще отказывается это делать, так что я всегда считала, что мне и так повезло.

Не то чтобы у меня там были настоящие джунгли, я аккуратно подстрижена, но мой бывший был единственным парнем, которому я позволяла это делать. На самом деле у меня не так уж много опыта, чтобы сравнивать – просто базовые представления о том, что парни обычно считают приемлемым в такого рода ситуациях.

Эдриану, конечно, это не важно. Или, по крайней мере, он думает, что ему это не важно. Вчера у него была возможность хорошенько меня рассмотреть, так что он знает, с чем имеет дело. Он знает, что я только что проснулась. Но я не могу просто взять и отключить свои переживания по этому поводу, маленький голосок в моей голове продолжает шептать мне, что я недостаточно хороша.

– Что? – хмурится он, всё ещё продолжая обнимать меня за талию. – Хочешь сказать, что не фантазировала об этом? Я видел, как ты смотрела на меня, когда я облизывал уголки конвертов.

– Да ты за всю жизнь ни разу не запечатал ни одного конверта, –протестую я и почти перестаю волноваться, пока смеюсь над ним. – Я всегда делаю это за тебя, помнишь?

– О, верно. Видимо, это была моя фантазия, – его губы изгибаются в порочной ухмылке. – Мы к этому ещё вернёмся.

У меня сердце начинает колотиться, когда я перевожу взгляд на кровать.

– Может, мне стоит…

– Хмм? – он губами скользит вдоль моей шеи, потом перемещается на плечо, отводя со своего пути рубашку. – Может, тебе стоит прилечь и устроиться поудобнее?

– Сначала принять душ, я собиралась сказать, – признаюсь я.

Он качает головой, продолжая выцеловывать свой путь вниз по моему телу.

– Прошу тебя, не надо. Я хочу попробовать тебя, а не гостиничное мыло.

Он берёт меня за руку, садится на край кровати и тянет меня на себя, пока я не осёдлываю его бедра, упираясь коленями в матрас. Его зубы царапают чувствительную кожу на моей груди, и у меня твердеют соски. Они никогда не были особенно чувствительными, но теперь просто умоляют о его прикосновении.

– Такая отзывчивая, – шепчет он, кружа большим пальцем вокруг одного из них, и улыбается. – Ты всегда так легко возбуждаешься?

Я качаю головой.

– Не слышу тебя, – шепчет он, и в следующее мгновение втягивает мой сосок себе в рот. Я тихо стону, сжимая его плечи.

– Нет, – выдыхаю я, мои глаза закрываются сами собой. – Только с тобой.

Он выпускает мой сосок.

– Только со мной, – говорит он. – Так, так, так.

Когда он дует на мою всё ещё влажную кожу, у меня перехватывает дыхание.

Пока он проделывает то же самое со второй моей грудью, я пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы успокоить сердцебиение и не разлететься на куски. Что кажется вполне вероятным сейчас. Его руки легко пробегают вверх и вниз по моей спине, и он издаёт тихий, довольный звук.

– Так хорошо, – мурчит он, когда выпускает мою грудь изо рта. – Напомни мне, как сильно мне нравится это делать, когда я в следующий раз буду вести себя невыносимо на работе.

Против воли я хихикаю.

– Ты ведь знаешь, что это означает, что в следующий раз, когда ты поднимешь на меня голос, я просто обнажу грудь и суну её тебе прямо в лицо.

– Кошмар, – он зарывается носом в ложбинку между моих грудей и вздыхает. – И во что я только ввязался?

Внезапным движением он опрокидывает меня на спину. Я смеюсь, затем он начинает выцеловывать дорожку вниз к моему животу, и я больше не смеюсь.

Он устраивается на боку, так что мы оказываемся расположены практически перпендикулярно друг к другу, и, должно быть, я странно смотрю на него, потому что он говорит:

– Доверься мне.

И почему-то я доверяю ему, так что просто откидываю голову назад на подушки. Расслабляюсь.

Ненадолго, впрочем.

Он ласкает меня языком, и моё тело выгибается дугой над кроватью. Я чертыхаюсь, сжимая руками простыни, и смотрю на него.

– Говорил же тебе, – отвечает он перед тем, как посвятить себя своему занятию.

Я не могу говорить. Не могу думать. Почему никто никогда не говорил мне об этом раньше? Кто-нибудь уже оповестил СМИ? Люди должны знать. Я извиваюсь на кровати, стону, и останься у меня способность хоть чему-то удивляться, я бы удивилась, почему столь незначительная смена угла меняет абсолютно всё.

Я почти ненавижу то, как легко и часто достигаю оргазма, когда Эдриан оказывается поблизости. Мне кажется, что ему следовало бы приложить для этого чуть больше усилий. Кому-кому, а ему не нужен ещё один повод считать себя самым могучим самцом в мире.

Но я не могу это контролировать. Я кончаю, я выкрикиваю его имя, на мгновение у меня замирает сердце от разливающегося по телу удовольствия, и мне кажется, что я могу умереть. Что я, вероятно, умру. Это бы того стоило.

Неа, всё ещё жива.

Я открываю один глаз, затем на поверку другой. Эдриан встаёт с кровати и за руку тянет меня за собой. Он не хочет, чтобы я сидела на матрасе, конечно же, нет. Он хочет, чтобы я встала на колени.

Что ж, я не против.

В своём послеоргазменном рвении я начинаю возиться с его молнией ещё до того, как он сам тянется к ней, вытаскиваю его и вздыхаю при виде того, насколько он охрененный. Я бы даже сказала красивый, но думаю, что Эдриана бы это оскорбило. Я так сильно хочу его попробовать, что делаю это.

Он с усилием втягивает воздух, его пальцы впиваются мне в волосы. Его бёдра дёргаются, и я могу сказать, что он прилагает массу усилий, чтобы сдерживаться, поскольку всё, чего ему сейчас хочется, так это трахнуть мой рот.

Как бы эта идея ни привлекала меня на первобытном уровне, сейчас я хочу быть у руля. Хотя бы раз я держу его на коротком поводке. Почти буквально.

У него низкий и хриплый голос, который прокатывается по мне почти ощутимой волной тепла.

– Я всегда думал, что в первый раз, когда ты возьмёшь у меня в рот, ты будешь стоять на коленях у меня под столом.

Я должна была бы оскорбиться. Но это не так. Я так чертовски далека от этого, что мы даже не в одном штате.

Я отстраняюсь с тихим влажным звуком и поглаживаю его рукой, пока говорю:

– Ты много об этом думал?

– Каждый чёртов день, – у него темнеют глаза. – Это тебя заботит, принцесса?

– Да, – шепчу я. – Я чувствую себя чертовски озабоченной прямо сейчас, мистер Райзингер.

Я сажусь на пятки и поднимаю на него глаза. Ему не терпится снова почувствовать на себе мой рот, но он этого не требует. Пока.

– Я только что подарил тебе лучший оргазм в твоей жизни, и тебе всё ещё мало? – он облизывает губы, дрожь побегает по всему его телу, когда я наклоняюсь, чтобы коснуться губами головки. – Проклятье, Мэг, никогда не думал, что ты такая бесстыдница…

Наклоняясь вперёд, я беру его в рот до самого основания, и его слова теряются в стоне.

Он никогда раньше не называл меня Мэг.

Я заставляю себя не придавать этому слишком большого значения. Это просто секс. Это невероятно горячий, невероятно эмоционально заряженный секс с мужчиной, которого я любила ненавидеть последние пять лет своей жизни.

Но это просто секс.

Я отклоняюсь назад только чтобы сказать:

– Продолжайте говорить. Расскажите мне, как представляли себе это.

Я возвращаюсь к тому, что делаю, а в его глазах мелькает протест: я не та, кто отдаёт здесь приказы, – но затем я кружу языком вокруг него именно так, как нужно, и он делает то, что я прошу.

– День стирки, – выдыхает он, и на секунду я чувствую замешательство.

Затем он продолжает:

– Так что ты надеваешь то, что, как правило, не стала бы надевать на работу, что-то, что, по-твоему, сидит впритык или выглядит слишком сексуальным, что хорошо очерчивает твои изгибы. Верхняя пуговица на твоей блузке продолжает расстёгиваться, открывая слишком много декольте, и когда ты наклоняешься, твоя юбка высоко задирается, что совершенно неприемлемо на работе. Так что я вызываю тебя в свой… ммм. Свой офис, и…

Я поражаюсь сложности предыстории. Никогда бы не подумала, что у него такое воображение.

Опять-таки на мгновение я и позабыла, что он писатель.

– …и… – он потерял мысль, его взгляд расфокусирован. Ему требуется усилие, чтобы вернуться к рассказу, но он продолжает:

– И в первое мгновение ты чувствуешь себя неловко, но где-то глубоко внутри ты даже немного польщена тем, что я заметил. Я говорю тебе, что то, как ты одета, создало большую проблему, и что устранить её прямо сейчас – твоя обязанность. Ты говоришь, конечно, всё что угодно, потому что надеешься сохранить работу и не хочешь получить выговор в личное дело или что-то в этом роде. Вот тогда я отодвигаюсь на стуле от стола и говорю тебе… – его дыхание становится тяжёлым и быстрым, но он продолжает, – …я говорю тебе... подойти и встать на колени. Я расстёгиваю брюки, и теперь ты понимаешь, что происходит, но теперь ты и сама этого хочешь, даже несмотря на то что это так неправильно, поэтому ты не говоришь мне нет. Ты просто делаешь это. Ты сосёшь мой член так, будто от этого зависит твоя работа.

Он делает резкий вдох.

– Чёрт. Я уже почти готов. Ты делаешь это. Ты опускаешься на колени под моим столом и отсасываешь мне, пока снаружи продолжают ходить люди, не имеющие ни малейшего понятия о том, что происходит. Мэг, я сейчас… – он с трудом держит глаза открытыми, его тело напряжено, он наклоняется вперёд, перемещая вес тела на носки. – Я сейчас кончу, – наконец выговаривает он, постанывая. – Ты готова для меня, детка?

Чёрт, это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышала.

Я отвечаю ему единственным способом, который знаю: хватаю его за зад и беру его глубже.

Он заполняет мой рот, его колени слегка подгибаются, и на мгновение мне даже кажется, что он вот-вот рухнет на пол. Это было бы тем ещё зрелищем. Но он быстро приходит в себя и цепляется за мои плечи, чтобы сохранить равновесие.

Он открывает глаза, облизывает губы и улыбается.

Я медленно выпускаю его изо рта, и его пробивает дрожь, когда мой язык скользит по его сверхчувствительной головке.

– В следующий раз ты будешь сидеть, а то вдруг ещё навредишь себе, – говорю я ему, дерзко улыбаясь.

– Хмм. Продолжай смотреть на меня столь самодовольно. У тебя в уголке рта остатки моей спермы, – он берёт меня за руку и заставляет подняться на ноги, затем подхватывает капли большим пальцем и проталкивает его между моих губ. И хотя у меня устал язык и побаливают губы, я всё равно ласкаю его, опускаю веки и издаю тихий, довольный стон, вибрацией отдающийся в моём горле.

– Иисусе, – шепчет он. – Тебе это и правда нравится, да?

Я киваю. Нет смысла это отрицать.

– Теперь ты это знаешь, – говорю я тихо, когда он убирает большой палец.

– Знаешь, в таком случае, я собираюсь воспользоваться этим в полной мере, – он отводит волосы с моего лица. – Каждый день я буду первым делом вызывать тебя в свой офис. Но не за тем, чтобы ты принесла мне кофе, а чтобы ты опустилась на колени под моим столом. Чтобы начать утро правильно.

– Хорошо, – я знаю, что это всего лишь фантазия, или, по крайней мере, думаю, что это всего лишь фантазия. Но, чёрт, я бы сделала это. Такой эффект он оказывает на меня. – Но моя техника оставляет желать лучшего, если прямо перед этим я не испытала сокрушительного оргазма. Это ненамеренно, но, боюсь, ты почувствуешь разницу.

– О, так сначала я должен буду посадить тебя на стол и удовлетворить своим ртом? Тоже мне проблема, – ухмыляется он. – Тут, правда, могут возникнуть некоторые сложности. Мне придётся найти что-то, чем можно будет заткнуть тебе рот.

Я смеюсь над ним:

– Уверена, ты что-нибудь придумаешь.

***

Я захожу в ванную Эдриана, останавливаюсь у раковины и какое-то время просто пялюсь. Когда я была здесь в прошлый раз, у меня всё ещё были заспанные глаза, и я пропустила одну важную деталь обстановки: а именно то, что в стаканчике теперь стоят две зубные щетки.

И одна из них выглядит подозрительно знакомой.

Несколько мгновений я просто стою как вкопанная.

– Эдриан?

Он подходит ко мне, останавливаясь в нескольких футах от двери.

– Что?

– Ты принёс сюда мою зубную щётку?

Я вижу его отражение в зеркале, вижу, что он едва сдерживает улыбку.

– Знай, невозможность ответить тебе саркастически на этот вопрос причиняет мне почти физическую боль.

Я поворачиваюсь и сердито смотрю на него. Разумеется, моя инстинктивная реакция иррациональна, но мы ведь сейчас говорим об Эдриане Райзингере. Дайте ему полпальца или палец, и он всю руку откусит.

– Не смей трогать то, что принадлежит мне.

Его брови приподнимаются самую малость.

– Чуть раньше ты нисколько не возражала, когда я трогал то, что принадлежит тебе.

– Подожди-ка. Межкомнатная дверь была закрыта, – я пристально смотрю на него. – Я это отлично помню.

– Была, – соглашается он. – Но твой ключ лежал в твоём кармане, – он указывает на кучку сброшенной одежды.

Я моргаю несколько раз.

– Ого. Что ж. Знаю, вам будет трудно это понять, потому что вы всегда были так богаты, что никто никогда не выговаривал вам за подобное, но нас, живущих в реальном мире, такие вещи пугают до чёртиков.

Он суёт руки в карманы и делает шаг назад.

– Знаешь, ты такая красивая, когда злишься.

– О, мой бог, – закатывая глаза, я хватаю зубную щётку и иду к межкомнатной двери. – Увидимся на послеобеденной секции, Эдриан.

Он следует за мной к двери и, когда я открываю её, ставит ногу в дверной проём, чтобы я не могла просто захлопнуть её за собой. Я подумываю об этом, но я не настолько жестока.

Пока.

– Я просто подумал, что так будет удобнее, вот и всё, – говорит он. – И потом, разве ты не хочешь получить обратно свою одежду?

Должно быть, он шутит. Но, нет, моих сумок также больше нет там, где я их оставила.

– Пожалуйста, верните мои вещи туда, откуда вы их взяли, мистер Райзингер, – я захожу в свою ванную комнату, плотно закрыв за собой дверь. Вот же наглец.

Конечно, я собиралась провести с ним эту ночь. И каждую следующую ночь до конца конференции тоже.

Суть не в этом.

Когда я выхожу из душа, то вижу на своей кровати поднос с заказанной в номер едой. Под тарелкой лежит маленькая записка, написанная на бумаге со штампом отеля.

Mea culpa, darling. Mea maxima culpa. (Моя вина, дорогая. Моя величайшая вина – лат.).

– М-р. Р.

Мои сумки стоят там же, где я их оставила ранее, так что я даже задаюсь вопросом, не сделал ли он предварительно пару полароидных снимков, чтобы было с чем сверяться. Я поднимаю металлическую крышку над тарелкой, и у меня дёргается нос.

Это огромная тарелка бисквитов с подливкой (популярное блюдо для завтрака в США, особенно на юге. Бисквит поливают несладким, как правило, мясным соусом из бекона, сосисок, молока и муки. – прим. переводчика), и хотя я знаю, что мне не следовало бы их есть, мой рот наполняется слюной ещё до того, как я откусываю первый кусочек.

Я поднимаю трубку прикроватного телефона и набираю номер смежной комнаты.

– Что на тебе надето? – низким, пленительным тоном спрашивает Эдриан.

– Откуда ты узнал? – мой рот полон бисквита, но это едва ли имеет значение. – Это моё любимое блюдо.

– Ты же девушка с юга. Так что я просто ткнул пальцем в небо. Веришь или нет, они не подают кукурузную кашу, поэтому выбор был не велик.

Я проглатываю бисквит и улыбаюсь.

– Я не девушка с юга.

– Ну конечно же ты девушка с юга. Но твой акцент появляется только тогда, когда ты очень сильно злишься.

Я смеюсь, потому что, конечно же, он прав. Когда я только приехала в Нью-Йорк, то попыталась оставить позади как можно больше из своей прежней жизни. И не только потому, что терпеть не могла того, что люди говорили о моём акценте, как называли его милым и очаровательным, и столь отличным от акцента, который будешь воспринимать всерьёз.

– Конечно, по-настоящему ты себя выдала, когда я в первый раз сказал тебе, что в моём кофе слишком много сахара, и чтобы ты принесла мне другой, – он усмехается воспоминанию, засранец.

– Сказал, – повторяю я. – Скорее уж приказал. Словно сержант-инструктор по строевой подготовке.

– Ага, – говорит он. – Одно и то же. Суть в том, что ты поставила этот кофе мне на стол и выдавила «благослови вас Бог» перед тем, как выйти за дверь (на юге США это выражение может менять значение в зависимости от того, с какой интонацией оно произносится, от искреннего выражения симпатии до ироничного сочувствия человеку, который ведёт себя как идиот – прим. переводчика). Вот тогда-то я и узнал, – в его голосе звучит теплота, и от этого у меня на сердце тоже становится тепло. Или, быть может, это просто подливка. – Можно вытащить девушку из провинции, но нельзя вытащить провинцию из девушки.

– Благослови тебя Бог, – я делаю глоток апельсинового сока. – Я наберу фунтов тридцать за эту поездку, и это будет твоя вина.

– Хмм, – его голос раздаётся прямо за дверью, и я слышу его слова через щель почти также хорошо, как и по телефону. – Если тебя это хоть сколько-нибудь утешит, уверен, ты будешь носить их с достоинством.

Я опускаю вилку.

– А ты, оказывается, не слишком-то привередлив.

На этом телефон внезапно отключается, и межкомнатная дверь распахивается. Я не закрывала её, конечно же, и помнила, что не закрывала её, но это всё равно было неожиданно. По какой-то причине я плотнее запахиваю халат на груди.

– Я могла бы быть голой, знаешь ли.

– О, мне было бы так неловко, – говорит Эдриан сухо, широким шагом входя в комнату. Он садится на кровать, толкая поднос в сторону, и я хватаю свой апельсиновый сок и хмурюсь. – У меня новая стратегия. Каждый раз, когда ты будешь говоришь что-то плохое о своей внешности, я буду уменьшать размер твоей премии.

– Ты называл меня ведьмой, – напоминаю я, приподнимая одну бровь. – Наверное, миллион раз.

– Да, но ты ведь на самом деле не ведьма, не так ли? – нетерпеливо возражает он. – Это была шутка. Это другое.

– Вааауу, – тяну я восклицание как можно дольше, вкладывая в него столько сарказма, сколько могу. – Какая меткая сатира, друг мой, – я делаю глоток апельсинового сока. – И подразумевается здесь, конечно же, что пусть я на самом деле и не ведьма, но я и правда толстая.

У него темнеют глаза:

– Клянусь богом, я снова переброшу тебя через колено.

– Это не обзывательство, Эдриан. Расслабься, – я ставлю сок обратно на прикроватный столик. – Спасибо, конечно, но мне не нужна твоя помощь с тем, чтобы сформировать позитивное представление о своём теле, у меня и так всё под контролем.

– Не слишком-то привередлив, – говорит он, впиваясь в меня взглядом и не давая мне отвести глаза. – Это твои слова, Меган. Не притворяйся, будто не имела в виду то, что сказала.

Я только пожимаю плечами. Я правда, правда не хочу обсуждать это с ним.

– Чтоб ты знала, – говорит он, немного сокращая дистанцию между нами, – вообще-то, я очень привередлив. Я не засовываю свой член во всякую девушку, которая попадается мне на пути. Так можно нажить себе множество неприятностей.

– Значит, тебе нравятся полные девушки, – я пожимаю плечами. – Мне теперь что, поаплодировать тебе за это?

В моих словах слишком много горечи, и хотя обычно он этого заслуживает, но сейчас – нет. Не в этом конкретном случае. Он вообще-то пытался быть милым, но это нервирует меня ещё больше, чем альтернатива. Это правда, он никогда не насмехался над моим весом. И до сих пор я никогда не задумывалась, почему.

– Мне нравятся женщины, – говорит он. – Разные женщины. Уверенные в себе женщины. Умные женщины. Острые на язык женщины. Женщины, которые знают, как обращаться с трудными мужчинами, – он тянется вперёд и берёт меня за подбородок, мягко заставляя меня поднять голову выше. – И да, фигуристые женщины. Сейчас я особенно заинтересован в одной конкретной женщине, которая объединяет в себе все эти качества, и, тем не менее, продолжает давать себе обидные прозвища и притворяться, что на самом деле это не так, – он наклоняется, легко касаясь губами моих губ. – Ты права, это слово – не оскорбление. Кроме тех случаев, когда оно им является. А это случается почти постоянно. Каждый раз, когда ты произносишь его, я словно вижу тень, набегающую на твоё лицо.

Тут с ним не поспоришь, как бы мне ни хотелось. Я примирилась со своим телом, научилась любить свои округлости, включала на полную «Абсолютный бас» (прим. переводчика: «All About That Bass» – песня Меган Трейнор) и подписалась на все бодипозитивные странички на «Фейсбуке». Я делала всё, что должна была делать, но да, это слово продолжает отдаваться эхом в моей голове, но не как школьная дразнилка, а как что-то гораздо худшее.

С таким ядовитым язычком тебе и так будет достаточно трудно найти себе мужа, а теперь, ко всему прочему, ты ещё и набираешь вес?

Я хочу только лучшего для тебя, Меган…

Не хватало ещё, чтобы моя дочь покупала вещи в магазинах одежды больших размеров.

– Знаешь, если ты действительно снизишь мне премию, мне придётся обратиться в Совет по вопросам трудовых отношений, – я с трудом сглатываю комок в горле.

– Не, ты этого не сделаешь, – ухмыляется он. – Потому что если ты это сделаешь, то мой язык никогда больше и близко не окажется у твоей красивой киски. И, поверь мне, мне от этого будет гораздо хуже, чем тебе, – в этот раз он целует меня жёстко и быстро, и хотя я размыкаю губы, он не углубляет поцелуя перед тем, как отстраниться. – Теперь ты будешь хорошо себя вести?

– Вероятно, нет, – я тянусь к его пряжке. – У нас есть ещё два часа до начала секции, как думаешь, успеешь преподать мне урок?

Уклоняясь от моих рук, он встаёт:

– Знаешь, будь я человеком жестоким, я бы провёл каждую секунду этих двух часов, поедая твою киску, но так и не позволяя тебе кончить. Подводил бы тебя к самой грани, а затем отступал бы. И ты бы пошла на конференцию насквозь промокшей и неспособной и двух слов связать. Но к счастью для тебя, я не жестокий человек.

Я тяжело сглатываю, мои пальцы подрагивают от необходимости прикоснуться к нему. Но он уже направляется к двери.

– Подожди, – умоляю я его, но он уже поворачивает дверную ручку.

– Извините, миз Бёрнс. Но вам придётся смириться с тем, что я был с вами этим утром только один раз. Уверен, вы это переживёте.

– Но…

Дверь хлопает.

Я беру трубку и сердито набираю номер его комнаты.

– Эдриан Райзингер слушает.

– Тащи-ка свою задницу обратно! – кричу я в трубку.

Он молчит какое-то время.

– Извините, но кто это?

Я бросаю телефон в стену.

Глава десятая

Это всё равно что вернуться обратно в университет на пары по литературе.

– Что вы об этом думаете, Натали?

Я прочищаю горло.

– Знаете, в таких вещах самое важное – это отличать фантазию от реальности. Большинство читателей, и, пожалуйста, обратите внимание на ключевое слово здесь, хочет читать о таких парнях, с которыми они никогда бы не вступили в отношения в реальной жизни. И не потому, что эти парни недосягаемы, а потому что в реальной жизни из них получились бы ужасные партнёры. Поэтому вы придумываете эту фантазию о контролирующем всё плохом парне, который на протяжении истории становится кем-то другим, но не теряет при этом своих ключевых черт. Он точно знает, когда проявить настойчивость, а когда уступить.

Ну и чушь же я мелю. Последний раз, когда я несла такую ахинею, я пересказывала эпизод «Вилочки» (американское детское получасовое шоу, выходившее в 1995-98 гг., о джек-рассел-терьере по кличке Вилочка, который живёт со своим хозяином в вымышленном городке в штате Техас, и которому снятся сны, в которых он становится главным героем произведений классиков – прим. переводчика) своему профессору, пытаясь убедить его, что и правда читала «Легенду о Сонной Лощине» (рассказ американского писателя XIX века Вашингтона Ирвинга, в которой он по-своему интерпретирует мотив о Всаднике без головы – прим. переводчика). Не спрашивайте меня, какого чёрта «Легенда о Сонной Лощине» вообще делала в списке литературы для студентов университета, но хвала Богу за малые милости.

Один из слушателей спрашивает, беря в руки микрофон:

– Но не кажется ли вам, что всё меняется? Что плохие парни перестали быть популярны? Я всё чаще слышу, как читатели говорят о том, что хотели бы читать про хороших парней.

Кто-то откашливается.

Изи бросает взгляд на список докладчиков.

– Кто-нибудь хочет высказаться?

– Что ж, – слышу я свой голос, – безусловно, всегда будут те, кому хочется чего-то другого. Но и не то, чтобы доминирующие плохие парни были чем-то новым. Это «мне на всё насрать» отношение, простите мой французский, всегда было и всегда будет сексуальным. Оно сигнализирует о власти и контроле. Оно говорит о том, что этот мужчина будет бороться за вас, поддержит вас даже тогда, когда весь остальной мир обернётся против вас. И если он чего-то захочет, он будет этого добиваться. Если вы внимательно присмотритесь к тем нескольким популярным книгам, в которых главными героями действительно являются хорошие парни, то заметите, что и они тоже обладают этими качествами. Они просто чуть-чуть более мягкие по натуре.

– Хороший аргумент, – говорит Изи. – Секция почти подошла к концу, но, думаю, у нас есть время на ещё один вопрос.

Я поднимаю глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как появившийся из ниоткуда Эдриан уламывает следующую в очереди женщину отдать ему микрофон.

О, да ради всего святого.

– Меня интересует феномен миллиардеров, – говорит он, удерживая мой взгляд своим. – Многие читатели говорят, что хотели бы читать об обычных парнях и что устали от миллиардеров до такой степени, что отныне будут избегать все книги, в которых слово «миллиардер» упоминается в заголовке или в аннотации. Считаете ли вы, что мы достигли той точки, когда такой герой приносит книге скорее вред, чем пользу?

Изи бросает на меня взгляд, как будто спрашивая, не подговорила ли я его задать этот вопрос. Я слегка качаю головой.

– Что ж, – говорит она, – мне не хотелось бы утруждать вас снова, Натали, но вы здесь эксперт по любовным романам о миллиардерах. Что скажите?

Я пожимаю плечами.

– Во многих книгах герои являются миллиардерами, просто не везде об этом говорится прямо. Полагаю, сейчас и правда лучше иногда не выставлять этого напоказ, но сами образы таких героев как использовали, так и продолжают использовать. Эти герои могущественны, но изолированы. И, мягко говоря, они немного странные. Как все мы знаем, «эксцентричный» – это то же самое что странный, только с деньгами.

В аудитории раздаются смешки.

– Мы просто нашли для них новое слово. Сегодня мистер Дарси был бы миллиардером. То же самое можно сказать про всех тех герцогов, лэрдов и нахальных принцев из старых серий «Арлекина» (канадское издательство, выпускающее с 1949 г. романтическую и женскую прозу – прим. переводчика). Они щёлкают пальцами, и вы кончаете.

Эдриан самодовольно усмехается.

– Но я думаю, что читательская аудитория у них всё ещё есть, – продолжаю я, игнорируя его, даже несмотря на то, что заливаюсь краской. – Нельзя угодить всем и всегда, но читатели романов о миллиардерах никуда не денутся.

Он продолжает мне улыбаться.

Изи объявляет об окончании круглого стола, и нам аплодируют. Я вижу, как Эдриан пробирается через толпу ко мне, и ещё до того, как я успеваю встать, он кладёт руку мне на плечо. Все остальные восприняли бы это как дружелюбный жест, может быть, чуть-чуть интимный, но я чувствую власть и контроль, которые за ним стоят.

– Значит, я немного странный, да? – тихо спрашивает он.

– Уж поверь, – говорю я ему, не поднимая глаз. – Я подумываю пойти сейчас на тот мастер-класс по книжным сериям. Если у тебя нет других планов.

– Сходи, – отвечает он. – Я ненадолго вернусь в номер. Мне нужно сделать пару звонков.

Я раздражена, но стараюсь этого не показывать. Я больше не чувствую себя здесь не в своей тарелке, и кислый привкус на корне языка, который возник от того, что я косвенно лгала всем этим людям, стал постепенно пропадать. В конце концов, он нанял меня для этого. Не то чтобы я украла чью-то личность.

Я задаюсь вопросом, кому такому важному ему нужно позвонить. Кара практически не появлялась на наших мероприятиях. Я была рада этому, поэтому и не интересовалась причинами её отсутствия, но каждый раз после разговора с ней у Эдриана было очень кислое выражение лица. Интересно, слышала ли она историю про мои трусики. Я волновалась, когда только зашла в конференц-зал, но пока никто ничего о них не упоминал и насмешливых взглядов на меня не бросал. Наверное, модели с обложки отмочили что-то действительно безумное после того, как я ушла, и это затмило всё остальное.

В другой ситуации я бы расстроилась из-за того, что всё пропустила, но не могу сказать, что жалею о том, что позволила Эдриану утащить меня в свой номер.

Нет, нисколько не жалею.

***

Мастер-класс по созданию книжных серий оказывается нестерпимо скучным, так что я выскальзываю в коридор и возвращаюсь в свой номер. Эдриан говорил, что ему нужно позвонить, так что я решила дать ему немного уединения. Да и потом я всё ещё не до конца уверена в том, хочет ли он, чтобы я околачивалась рядом, когда мы не трахаемся или не спим вместе. Я скидываю туфли и отдёргиваю занавески, чтобы впустить в комнату немного солнечного света. И спрашиваю себя, обнаружил ли Эдриан балкон. Быстрый взгляд за окно подтверждает, что да, обнаружил.

В одной руке у него телефон, который он держит у уха, другая спокойно лежит на перилах, пока он смотрит на город. Я наблюдаю за ним с минуту, а потом мне снова становится не по себе и, отойдя вглубь комнаты, я плюхаюсь на кровать.

Если он подойдёт чуть ближе, то легко сможет меня увидеть. Я не уверена, понял ли он это уже. Порочная идея начинает созревать в моей голове, и чем больше я стараюсь её подавить, тем соблазнительнее она становится. Я сажусь на кровати и снова выглядываю наружу. Он всё ещё там, где и был. Но может быть теперь он стоит чуть-чуть ближе ко мне, или мне это только кажется?

Улыбаясь про себя, я вытаскиваю из угла стул и ставлю его прямо перед стеклянными дверьми. Если он повернётся, то увидит, как я сижу на нём, откинувшись. Я расстёгиваю несколько пуговиц на блузке и развожу ноги чуть шире, чем позволяет эта юбка.

Как только я начинаю думать, что он так меня и не заметит, он слегка поворачивает голову.

Я вижу это – тот момент, когда он сначала поражён, затем шокирован, а потом до него доходит, что я отлично осознаю, что делаю. Он медленно поворачивается, улыбка играет на его губах.

Я машу ему рукой, и вижу, как он усмехается.

Стекло слишком толстое, чтобы я могла услышать через него его голос, да и всё равно он, по-видимому, больше слушает своего собеседника. Может быть, это своего рода конференц-звонок. Фу. Скука смертная, не пожелала бы этого и злейшему врагу.

Но я могу сделать всё немного интереснее.

Учитывая, как мы высоко, только он и может меня видеть. Я играю с воротником, провожу рукой по рубашке, как бы невзначай касаюсь пуговицы и пропускаю её через петлю. Его глаза слегка сужаются, и он делает шаг вперёд.

Моя рубашка теперь распахнута на груди, я поднимаюсь и неторопливо иду к мини-бару. Прихватив крошечную бутылочку виски и стакан, я кидаю в него лёд и наливаю себе алкоголь. Я больше не смотрю на него, но надеюсь на то, что всё ещё владею его вниманием.

Так и есть.

Вернувшись к своему стулу, я размешиваю напиток пальцем и подношу его ко рту, медленно слизывая алкоголь. Виски слегка обжигает мне язык, но я закрываю глаза от удовольствия.

Эдриан продолжает прижимать телефон к уху, но другая его рука сжата в кулак. Я ещё недостаточно зацепила его. Пока.

Я ставлю на пол свой напиток и до конца расстёгиваю рубашку. Позволяю ей соскользнуть с плеч, и бросаю на него взгляд из-под ресниц. Он качает головой и показывает мне раскрытую ладонь. Он всё ещё сдерживает улыбку, но я знаю, что это скорее обещание, чем угроза.

Я складываю ладони чашечкой и накрываю ими грудь, позволяя своим соскам стать твёрдыми. Сейчас, когда я смотрю на него, много времени им на это не требуется. Я вижу, как растёт его возбуждение. Вижу, как он становится твёрдым, и это всё поощрение, которое мне нужно.

Я расстёгиваю лифчик и отбрасываю его в сторону.

Через стекло я вижу, как поднимается и опускается его адамово яблоко. Он слегка прикрывает глаза и делает ещё один шаг вперёд.

Я встаю и направляюсь к нему. Он касается рукой стекла, как если бы мог через него коснуться меня, и я повторяю его жест, так что кажется, будто кончики наших пальцев соприкасаются.

Наши глаза встречаются, и внезапно я понимаю, что прыгнула выше своей головы. Между нами происходит нечто большее, чем стриптиз. Моё сердце стучит словно сумасшедшее, и я не могу точно сказать, что на самом деле сейчас происходит, я только знаю, что это не то, на что я подписывалась.

Внезапно он опускает телефон.

Засовывает его в карман.

И затем тянется к дверной ручке.

Я не могу сдержать ухмылки. Он тянет ручку, и снова её тянет. Нахмурившись, он поднимает на меня глаза.

На этот раз прочитать его слова по губам довольно легко, потому что я уже знаю, что он говорит.

Она закрыта.

Я просто пожимаю плечами. Не слышу тебя.

У него темнеют глаза. Эта чёртова дверь закрыта.

Я качаю головой и указываю на своё ухо.

Он снова вытаскивает телефон, и через мгновение я слышу, как вибрирует мой. Но я притворяюсь, что не слышу его.

Эдриан стучит по стеклу и прожигает меня взглядом. Я лишь продолжаю пожимать плечами и улыбаться, и возвращаюсь к кровати, поднимая по дороге сброшенную рубашку и натягивая её на себя.

Мгновением позже он покидает балкон, и стук теперь раздаётся со стороны межкомнатной двери. Я продолжаю игнорировать его, даже когда он прекращает стучать, а потом начинает снова, на этот раз в наружную дверь моего номера.

Теперь, когда он не может меня видеть, я беру в руки свой телефон.

НУ ТЫ И СТЕРВА

Я смеюсь как безумная.

Что посеете, то и пожнёте, Мистер Р.

Ответ приходит быстрый и яростный.

Ты чертовски об этом пожалеешь, когда я, наконец, доберусь до тебя.

За окном мелькает тень, и я поднимаю глаза. В одной руке Эдриана зажат ремень, в другой – галстук, и взгляд, который он кидает на меня, настолько сексуален, что от него расплавилась бы любая женщина. «Что?» – снова спрашиваю его взглядом, и он закатывает глаза перед тем, как снова вытащить телефон. Сообщение приходит мгновение спустя.

Используй воображение.

Я смеюсь и бросаю телефон на кровать. Он снова уходит, и на этот раз больше не возвращается.

Как бы весело ни было пустить его в комнату, он должен заплатить за то, что дразнил меня утром. И у меня такое чувство, что дай я ему потомиться подольше, всё будет только лучше.

      ***

Я сижу некоторое время в номере, чтобы точно не столкнуться с Эдрианом в холле, а потом перехватываю пару бокалов с Изи в баре отеля, чтобы убить время. Она задаёт мне несколько наводящих вопросов на тему наших с Эдрианом отношений, но я умудряюсь обойти большую их часть. Она определённо чувствует какие-то флюиды. Слава богу, она торопится на какую-то другую вечеринку, на этот раз частную, на которую я не приглашена.

И это хорошо, потому что сегодня у меня есть кое-что другое на повестке дня.

После долгого подъёма в лифте я делаю глубокий вдох и стучу в его дверь. Он открывает довольно быстро, и в его руке зажата ключ-карта.

– Я собирался отдать тебе это чуть раньше, – говорит он. – Хотя, должен заметить, с моей стороны межкомнатная дверь всегда открыта.

– … спасибо, – благодарю я, слегка опешив.

Он пожимает плечами, поворачивается и неторопливым шагом идёт к столу, на котором разложены бумаги.

– Никаких ожиданий. Но если сама захочешь перенести сюда свои вещи, я буду рад. Больше я не повторю своей ошибки и не буду делать этого сам.

Я закатываю глаза:

– К твоему сведению, нормальные люди говорят так: «эй, знаешь, если хочешь пожить в одном номере до конца поездки, то можешь перенеси сюда свои сумки и поставить в стаканчик зубную щётку».

– Я не хотел быть слишком напористым, – пожимает он плечами.

Я многозначительно смотрю на него.

– Ладно, оглядываясь назад, хотел, – он делает примирительный жест. – Я тебя понял. Можешь перестать так на меня смотреть.

– Не уверена, смогу ли, – говорю я ему.

Он вздыхает.

– Я подумал, возможно… Я не хотел, чтобы ты подумала, будто я шутил. Вот и всё. Так что, знаешь, совершил смертный грех и прикоснулся к твоим вещам.

– И вломился в мою комнату, – напоминаю я.

– Вломился, – усмехается он. – У меня был ключ.

– Который ты взял из моего кармана.

– Который ты оставила на моём полу, – говорит он. – Как то, что я перенёс твои вещи в свою комнату, может быть большим нарушением твоего личного пространства, чем то, что я буквально засунул часть своего тела в твоё тело?

Я бросаюсь поперёк кровати с драматичным вздохом.

– Нормальные люди не задают таких вопросов, Эдриан. Нормальные люди просто уважают границы других людей, не превращая это в экзистенциальную дилемму. И нормальные люди не роются в вещах женщины в поисках ключа от двери её номера.

– Рыться – это сильное слово, – говорит он. – Я ведь не искал твои трусики.

– Вау, – я переворачиваюсь на живот и сердито смотрю на него. – Тебе и правда лучше замолчать сейчас.

Он качает головой и садится обратно за стол.

– Ну и ладно. У меня ещё есть работа.

Работа? Серьёзно? Теперь он собирается разыгрывать неприступность?

Я поднимаюсь на ноги, потому что, очевидно, желающая женщина, распростёртая на его кровати – недостаточное для него искушение.

– Единственная причина, по которой ты не искал мои трусики, заключается в том, что ты уже заполучил одни, – мурлычу я, подходя к нему сзади и обнимая его за плечи. – Можешь оставить их себе, кстати.

– Хмм, – он и в самом деле продолжает притворяться, что изучает те бумаги, засранец.

Я делаю шаг назад.

– О, этого недостаточно? Хочешь, чтобы я оделась как стюардесса?

Он моргает.

– Что?

Я нисколько не горжусь собой за то, что подняла эту тему, но, эй, кота в мешок обратно не посадишь.

– Да ладно, не притворяйся, будто не пускал по ней слюни весь полёт, – я пытаюсь отшутиться, пытаюсь звучать непринуждённо, будто просто прикалываюсь над ним. Вместо того, чтобы, знаете, кипеть от ревности. Учитывая то, как мы провели большую часть времени в этой комнате, довольно глупо, что я не могу просто выбросить это из головы.

Конечно, на самом деле я ревную его вовсе не к стюардессе. Но последний человек, о котором я хочу сейчас думать, это Кара.

– Уверен, твоя попка выглядела бы просто фантастически в обтягивающей синей юбке, – признает он, обхватывая моё запястье и притягивая меня ближе. – Но если бы ты разула глаза, Меган, то заметила бы, что большую часть времени я смотрел на тебя. Разница лишь в том, что ты не хотела этого видеть. Всю поездку на машине я пытался не замечать, как высоко задирается твоя юбка. Я был в очень плохом состоянии. Очень, очень плохом.

Он встаёт и кладёт мою руку себе на ширинку, так крепко прижимая её к себе, что я чувствую, как он становится твёрже от моего прикосновения.

– И когда мужчина доходит до такого состояния, то замечает, если женские ягодицы оказываются прямо перед его глазами. Не может не замечать, – он расстёгивает молнию и направляет мою руку между складками ткани. – Но это не значит, что она была той, кого я хотел.

– Я не ревную, – настаиваю я, нежно сжимая его.

Он на мгновение закрывает глаза.

– Ну конечно же ты не ревнуешь, – говорит он хрипло. – С чего бы тебе ревновать? Не её же рука сейчас находится у меня в штанах, не так ли?

Я фыркаю, но это нисколько не уменьшает его желания.

– Можно подумать, ты бы отказался, предложи она это.

Эдриан наматывает на кулак мои волосы и запрокидывает мне голову достаточно резко, чтобы у меня перехватило дыхание.

– Ты и правда хочешь пробежаться по списку всех женщин в мире, которых я хотел бы трахнуть? Это бы тебя порадовало? – его глаза сверкают от гнева и похоти. – Я перетрахал множество женщин, миз Бёрнс. Давайте не будем заблуждаться на этот счёт. Не могу сказать сколько, но не потому, что их было непристойно много, а просто потому, что не знаю. Ты это хотела услышать?

Я продолжаю поглаживать его, теперь двигая рукой гораздо быстрее. Моё сердце так сильно колотится, что у меня никак не получается выровнять дыхание.

– Не знаю и знать не хочу, – рычит он, – но уж лучше я буду здесь, с тобой, когда ты неохотно дрочишь мне, чем устрою оргию с любой из них. Это предельно ясно?

Мои колени подгибаются, и он ловит меня, вжимает меня в своё тело. Моя рука и его член теперь зажаты между нами, пойманы в ловушку, и я чувствую, как он пульсирует в том же настойчивом ритме, что и моё возбуждение.

– Мне плевать, веришь ты мне или нет, потому что это правда, – он наклоняется ко мне и яростно целует меня в губы, отстраняясь только тогда, когда я кусаю его за губу.

– Чёрт, – шипит он, касаясь ранки, которую я оставила. – Хочешь поиграть грубо, малышка?

– Возможно, – я прикусываю собственную губу, пытаясь скрыть усмешку. Я лучше оргии с моделями и богатыми наследницами. Я ни на мгновение не допускаю мысли, что он действительно имел это в виду, но это самая горячая вещь, которую мне когда-либо говорили, так что прямо сейчас мне плевать.

– Твоё стоп-слово – красный, – он хватает меня и поворачивает кругом, прижимая вплотную к себе. Толкается бёдрами в мою задницу. Его рука скользит по мне спереди и останавливается между моих ног, отодвигая юбку в сторону и собственнически накрывая меня ладонью. – Это моё. Ты поняла?

Я киваю, и он утыкается носом мне в шею, покусывает мочку моего уха. От этого ощущения меня пронзает дрожь, я вращаю бёдрами, трусь о него, пытаясь насадить себя на его пальцы. У нас обоих одновременно вырывается стон, его зубы царапают моё плечо.

– И если хоть один из этих красавчиков-мудаков из модельного бизнеса хотя бы прикоснётся к тебе, я выбью ему его чёртовы зубы, – шепчет он. – А затем буду трахать тебя часами, пока ты не вспомнишь, что ты моя.

– Заманчиво, – задыхаясь, говорю я, когда его пальцы отодвигают в сторону мои трусики и проникают глубже. – Но я бы предпочла сразу перейти ко второй части и избежать насилия.

Другой рукой он хватает меня за грудь, ласкает сначала одну, затем другую, чувствуя сквозь мой кружевной лифчик, который нисколько не скрывает мою реакцию, насколько отчаянно твёрдые у меня соски, словно кусочки гальки.

– Тот пожарный, – бормочет он. – Тот, который смотрел на тебя, будто хотел проглотить живьем. Было бы это так с ним? – он сгибает пальцы внутри меня, и я вскрикиваю. – Твоё тело реагировало бы так на другого мужчину?

– Нет, – хнычу я. – Пожалуйста, Эдриан…

– Сэр, – рычит он. – Ты будешь обращаться ко мне с должным уважением.

– Пожалуйста, Сэр, – он – единственное, что удерживает меня в вертикальном положении, его большой палец скользит вдоль моего клитора, подводя меня к грани оргазма. Я даже не знаю, о чём прошу его, но он знает.

– Кончи для меня, – его большой палец описывает маленькие круги, так что ему просто невозможно не повиноваться.

Хватая ртом воздух и содрогаясь, я сжимаюсь вокруг его пальцев. Мой оргазм быстрый и острый, его интенсивность застаёт меня врасплох.

– Ммм... спасибо вам, Сэр, – шепчу я, когда он вытаскивает руку. Он поворачивает меня к себе лицом, глаза у него почти чёрные от желания.

– Хорошая девочка, – он прижимает кончик большого пальца к моему рту, и, закрыв глаза, я всасываю его внутрь и омываю языком. Я чувствую свой вкус на его коже, и это будоражит. – Кто-то наконец научился быть благодарным.

Я смотрю на него сквозь полуприкрытые веки. Когда он вынимает свой палец, я облизываю губы.

– Позвольте мне показать, насколько сильно я вам благодарна, – мурлычу я.

– О, ты хочешь отблагодарить меня должным образом? – он улыбается, и это улыбка хищника. Хотя его эрекция продолжает выглядывать из ширинки, он расстёгивает ремень и позволяет штанам упасть на пол. На нём всё ещё надеты рубашка и чёртов пиджак, и он должен выглядеть в них глупо, но это совсем, совсем не так. – Попроси о том, чтобы отсосать у меня.

С колотящимся сердцем я опускаюсь на колени у его ног.

– Пожалуйста, Сэр. Разрешите мне довести вас до оргазма своим ртом. Мне нужно напомнить, кому он принадлежит.

Он тихо чертыхается, хватает меня за голову и тянет вперёд.

– Ты была рождена для этого, ты это знаешь?

Я даже не могу с этим спорить. Я никогда не чувствовала себя такой живой, каждый нерв в моём теле поёт и искрит от волнения. И это не только возбуждение, но и адреналин. Я могла бы процитировать одну из его книг, но не делаю этого – моё собственное воображение берёт верх, мои собственные желания и тайны срываются с губ. Пусть я стою на коленях, пусть мои волосы зажаты в его кулаке, но у всего этого вкус власти.

Я жажду её. Я хочу больше, хочу её всю, сейчас. Я словно одержима, мои ногти впиваются в твёрдые мышцы его задницы, пока он неглубоко толкается мне в рот. Какой же он всё-таки душка – помнит о том, что мне нужно дышать. Я бы даже ухмыльнулась, не будь мой рот полон им.

Когда он кончает мне в рот, горячий и нетерпеливый, то едва ли даёт мне время отреагировать перед тем, как рывком поднять меня на ноги. Я быстро сглатываю, подхватывая последние капли языком, и он бросает меня на кровать, затем скидывает пиджак и стягивает рубашку через голову. Расстёгивать каждую пуговицу было бы слишком долго, полагаю.

Его ноги всё ещё подрагивают от отголосков оргазма, но чувственный голод из его глаз никуда не исчез. Одного оргазма было недостаточно для того, чтобы удовлетворить ту страсть, которую я в нём пробудила. Теперь он полностью обнажён, и как бы хорошо он ни выглядел в костюме, в таком виде он нравится мне больше.

С пола он поднимает ремень и галстук. Моё сердцебиение убыстряется, когда я вспоминаю о данном им ранее обещании. Я всё ещё не до конца уверена в том, что именно он обещал, но я жду не дождусь узнать.

Это странно. Я всё ещё полностью одета, но под его взглядом не могла бы чувствовать себя более уязвимой. Эдриан же, напротив, и в таком виде излучает власть. В нём нет ничего уязвимого: ни в скульптурных мускулах его груди, ни в мощных длинных сухожилиях его ног, ни в его полувозбуждённом члене.

– Подними руки над головой, – командует он.

Я поднимаю, и тогда он наклоняется надо мной, его колено упирается в матрас и немного мне в рёбра. Я ёрзаю немного, пока он оборачивает ремень вокруг моих запястий, оставляя свободным длинный конец, чтобы было за что хватать.

– Двигайся со мной, не борись с этим, – шепчет он. – Расслабь плечи. Если почувствуешь боль, используй стоп-слово. Сразу же. Ты поняла?

Я киваю.

С помощью ремня он подтягивает меня повыше, и я следую его указаниям, чтобы избежать слишком большой нагрузки на плечи. Мгновение он просто смотрит на меня, глазами пробегает по всему моему телу, как будто ищет что-то. Не знаю, что именно.

Наконец, он отпускает мои руки. Они падают прямо передо мной, хвост ремня щёлкает меня по бедру, из-за чего я вздрагиваю. Я рада тому, что он не решил выпороть меня им, но, полагаю, всё ещё может быть впереди.

Затем он берёт в руки галстук и завязывает мне глаза.

Как только я оказываюсь в темноте, то чувствую, как моё возбуждение поднимается ещё на пару делений. Дыхание убыстряется, и я инстинктивно ищу малейшие намёки на то, где он сейчас. Мне кажется, я всё ещё могу чувствовать жар его тела рядом с собой, но начинаю сомневаться.

– Раздвинь ноги.

Он находится, по крайней мере, в нескольких футах от меня. Я делаю то, что он говорит, раздвигаю ноги так широко, как позволяет юбка. Когда я слышу тихий треск, то понимаю, что немного переусердствовала.

Я подскакиваю, когда внезапно чувствую его руки на своих бёдрах. Судя по звуку его дыхания, он, должно быть, опускается на колени рядом со мной. Я чувствую что-то странное: холодный метал, как мне кажется, скользит по моей коже.

Надрез.

Юбка и мои совершенно новые трусики летят в сторону.

Я пораженно ахаю.

– Они были дорогими!

Серьёзно? Это всё, что приходит мне в голову в такой момент?

– Я знаю, – тихонько посмеивается он. – Я заплатил за них, помнишь?

Его дыхание щекочет меня, скользит по внутренней части моего бедра. Всё моё тело застывает.

– Будешь хорошей девочкой, я куплю тебе десять таких, – шепчет он, а спустя мгновение я чувствую, как он глубоко целует меня, проникая языком прямо в мою дрожащую киску. Я издаю жалобный стон, пытаясь определить, где он, чёрт возьми, находится, с какой стороны наклоняется ко мне. Его руки сжимаются на моих голенях, помогая мне сохранять равновесие, и теперь он точно находится прямо передо мной, но я не знаю, когда это произошло.

Никто никогда не целовал меня так – так, как если бы он целовал меня в губы, но только это не могло бы быть более другим. Его губы трутся о мою чувствительную кожу, его язык скользит внутрь и исследует меня там. Я дрожу, в очередной раз поражённая его способностью превратить столь простой, банальный акт во что-то, что я никогда раньше не испытывала.

Всё моё тело сотрясается, не знаю, как долго это уже продолжается: часы или минуты? Вероятно, минуты. Может быть, секунды. Чёрт его знает.

– Сэр? – нетерпеливо окликаю я его шёпотом.

Он издаёт приглушённый звук протеста, но не останавливается

– Сэр! – хнычу я. – Пожалуйста, я должна кое-что у вас спросить.

Он медленно отстраняется, целуя моё бедро.

– Да, принцесса?

Моё сердце болезненно сжимается. Ласковые словечки звучат так здорово, когда их произносит он. Даже когда он немного саркастичен. Я облизываю губы, пытаясь вновь обрести голос:

– Мне разрешено кончать?

Я слышу, как он усмехается.

– Когда я делаю это? Всегда. Пока я не скажу обратного.

Я издаю вздох облегчения, но он не сразу возвращается к тому, что делал.

– Так значит, ты близко, хмм? Снова? – он наклоняется ближе, покусывая нежную кожу в складке между моим бедром и пахом. – Было бы забавно подразнить тебя так, как ты дразнила меня ранее. Знаешь, как долго я отговаривал себя от того, чтобы кончить? Я не хотел дрочить. Хотел сохранить свой оргазм для тебя. И, в конце концов, я так и сделал. Но мне пришлось несколько раз провести по своему члену рукой. Я должен был. Даже несмотря на то, что знал, что будет почти невозможно остановиться, я ничего не мог с этим поделать, – он вздыхает. – Но сейчас ты была такой хорошей девочкой, спросила разрешение, было бы нечестно заставлять тебя ждать дольше.

Я стону, мои внутренние мышцы сокращаются только при мысли о том, как он сжимает кулак вокруг своего члена, останавливая себя. Затем его рот снова оказывается на мне, и я погружаюсь в экстаз.

Благодаря ему всё кажется таким простым. Это раздражало бы, не будь это так чудесно.

– Мне нравится выражение твоего лица, когда ты не можешь сказать, где я, – говорит он, его голос восхитительно хриплый от возбуждения. – Но я хочу видеть твои глаза.

С этими словами он развязывает импровизированную повязку, позволяя ей соскользнуть на пол. Я несколько раз моргаю, и когда широко открываю глаза, он ложится на кровать.

– Забирайся, – говорит он с полуусмешкой.

Мои руки связаны, поэтому балансировать после оргазма оказывается ещё труднее, чем обычно. Я фокусируюсь на том, чтобы забраться на него, оседлать его, его руки на моих бёдрах удерживают меня прямо. Его член скользит внутрь меня, как будто там ему самое место. Я вздыхаю, почти позабыв о том, что ему открывается чертовски хороший вид на меня с наименее удачного ракурса. Но ему он нравится. Как бы сильно он ни пытался удержать на лице строгое выражение лица Дома, каким, вероятно, он представляет себе выражение лица Дирка, когда тот трахается, у него не получается до конца скрыть улыбку. Улыбку, означающую «не могу поверить, что сверху на мне сейчас именно эта женщина». Улыбку, означающую «я дал бы себе пять, окажись у меня под рукой зеркало».

– Что смешного? – спрашивает он и сжимает мои бёдра так сильно, что его пальцы погружаются в мягкую плоть.

– Ничего, – мне хочется наклониться и поцеловать его, но поскольку мои руки связаны спереди, я не очень представляю, как это сделать. – Ты выглядишь довольным собой.

– Ты чертовски права, я доволен собой, – вздыхает он, его бёдра выгибаются навстречу моим. – У меня ушло пять лет на то, чтобы расколоть этот орешек. У меня есть право быть самодовольным.

Я смеюсь. Он ведь не пытался все эти пять лет затащить меня в постель, правда же? Я бы заметила. Конечно же, я бы заметила.

– Мне нравится то, как ты кончаешь для меня, – внезапно говорит он. Серьёзным тоном. – Почти как по команде. Знаешь, я всегда мечтал обучить женщину делать это. С тех самых пор, как узнал, что меня это возбуждает. И ты делаешь это почти на семьдесят процентов.

– Так только с тобой, ты ведь знаешь, – говорю я ему, потому что мне кажется бессмысленным притворяться, что это не так.

– Я знаю, – отвечает он полушёпотом. – Я вижу это по выражению твоего лица. Каждый раз это как будто удивляет тебя.

Слегка ухмыляясь, он касается пальцами места, где мы соединены. Касается меня именно так, как я этого хочу. Именно так, как мне нужно.

Мы кончаем почти одновременно, наши тела покачиваются, мы почти смеёмся над собой – и друг над другом. Он развязывает ремень, и я наклоняюсь вперёд, мои волосы падают ему на лицо. Он гримасничает, когда они щекочут его по носу.

Наши пальцы переплетаются, словно наши тела делают всё возможное, чтобы быть как можно ближе друг к другу, пусть даже наши сердца и умы всё ещё слишком упрямы.

Но прямо сейчас я устала бороться.

Глава одиннадцатая

Единственное, чего я не заметила, когда просматривала расписание конференции, так это то, что у намечающейся сегодня вечером большой вечеринки есть тема. Что это костюмированная вечеринка.

На её анонс я и пялюсь прямо сейчас.

Инфографика выглядит как что-то из «Ночей в стиле буги» (фильм режиссёра Пола Т. Андерсона, вышедший в прокат в 1997 г., героем которого является молодой порноактёр, чьи взлёт и падение приходятся на рубеж 1970-80 гг. – прим. переводчика), и на ней большими неоновыми буквами написано: «Выпускной вечер в стиле 80-х».

– Думаю, они тут кое-что напутали, – отмечаю я, – Это определённо дизайн 70-х. Более того, эта кучка писателей понятия не имеет, где ставить чёртов апостроф.

Эдриан пожимает плечами, ковыряя вилкой фруктовый салат, который ему принесли вместе с завтраком.

– Думаю, теперь его можно ставить перед «s», – говорит он. – Язык – это живое, постоянно развивающееся существо, знаешь ли.

– Ты бы отшлёпал меня так, что я бы потом сидеть не смогла, пропусти я его в таком виде в одном из твоих писем, – смеюсь я над ним. – Если не собираешься доедать фрукты, перестань их ковырять. Отдай их мне.

– Хорошо, – он толкает мне тарелку через столик. – Так что, теперь это официально? Я могу шлёпать тебя на работе?

Я ухмыляюсь, откусывая кусочек дыни-канталупы.

– Вы мой босс, мистер Райзингер. Вы можете делать всё, что захотите.

Он издаёт полусмех-полустон.

– Если продолжишь такое говорить, всё закончится тем, что меня арестуют. Нас обоих арестуют.

– Не говори глупостей. Это частная собственность, – я облизываю губы. – Ты мог бы отправить всех по домам и оттрахать меня на каждом этаже, в каждой комнате этого здания, и ни один суд бы тебя не осудил.

Он слегка приподнимает брови.

– И опять то, что у меня слишком много денег, лишает меня всех острых ощущений в жизни, – двигаясь быстро, словно молния, он выхватывает виноградину из моей руки и закидывает её себе в рот. – Что за удовольствие заниматься сексом на работе, если ты не можешь попасть из-за этого в неприятности?

Я хихикаю.

– Эм, от этого можно получить достаточно удовольствия. Но ладно. Справедливо.

– Я бы отшлёпал того, кто придумал эту чёртову тему «Выпускной вечер в стиле 80-х», – ворчит он.

Я резко вскидываю на него глаза.

– Даже думать не смей.

Он улыбается и хватает с тарелки кусочек ананаса.

– Знаешь, мне нравится, когда ты начинаешь ревновать.

– Теперь тебе ни с того, ни с сего захотелось фруктов? – я толкаю к нему тарелку через стол. – Просто забери их обратно.

– Мне их захотелось только потому, что тебе их захотелось, – отвечает он. – Говорят, дальше по улице есть секонд-хэнд. Может быть, там ещё что-нибудь останется, если мы заскочим туда пораньше.

– Мы и правда собираемся туда пойти? – только при одной мысли об этом я заранее чувствую скуку и раздражение. – Нет, ну в самом деле. «Выпускной вечер в стиле 80-х»?

Эдриан пожимает плечами.

– Все там будут. Все крутые ребята. Да ладно тебе, будет весело. Я помогу тебе найти что-нибудь по-настоящему отвратительное, что-нибудь со множеством оборок.

– У них не будет моего размера.

Он закатывает глаза.

– Не узнаешь, пока не примеришь.

***

Я просматриваю стойки с одеждой в секонд-хэнде, кишащем участниками конференции, которые, как и мы, не приготовились к вечеринке заранее. Выбирать особо не из чего. Эдриан находит небесно-голубой смокинг где-то за шесть и три десятые секунды, и, конечно же, он сидит на нём как влитой, и я не хочу признавать, насколько идеально он в нём смотрится.

– Отлично, – говорю я ему, когда он примеряет его для меня. – Ты выглядишь точь-в-точь как Марки Марк (актёр Марк Уолберг – прим. переводчика) из «Ночей в стиле буги».

– Ну, он не сидит на мне также хорошо, – говорит он, смотря в зеркало. – Но всё равно спасибо.

Я пожимаю плечами.

– Каждый может сделать это с накладными мышцами. У тебя же всё получается очень естественно. Гордись.

Найти что-то для меня оказывается немного сложнее, как я и предполагала. Эдриан околачивается рядом, достаточно близко для того, чтобы отпускать саркастические замечания, но недостаточно близко для того, чтобы действительно помочь мне с поисками.

– Так что, тебе нравятся только полненькие? Или что? – не знаю, почему я его об этом спрашиваю. Не знаю, почему хочу узнать ответ, разве только потому, что если это какой-то странный фетиш, то мне не хотелось бы в этом участвовать. Хотя для этого уже слишком поздно.

Он облизывает большой палец и листает массивный буклет, который обнаружился в подарочных пакетах, которые нам раздали.

– Не только, – говорит он. – Но как правило. Почему тебя это волнует? Не то, чтобы это было необычно. Ты-то уж должна об этом знать.

– Необычно то, что ты так постоянен в этом, – говорю я ему. – И то, что ты не ищешь этому каких-нибудь оправданий.

– А с какой стати я должен искать себе оправдания? – его взгляд скользит по моему телу. – Хотя, должен признать, первое время было трудно. Когда я был подростком, то думал, что со мной что-то не так. В конце концов, я просто понял, что это остальная часть мира проходит через все эти странные фазы одержимости разными типами женского тела, что это общество безумно, а не я.

– Вау, какая вдохновляющая история, – говорю я, снимая с вешалки что-то поистине отвратительное лавандового цвета. – Попроси Маклемора (американский рэпер и музыкант – прим. переводчика) написать об этом песню.

Эдриан фыркает.

– Вот оно. Ты нашла его. Оно идеально.

– Серьёзно? – по одному лишь взгляду на него могу сказать, что оно едва-едва на меня налезет. Я прикладываю платье к его смокингу. – Мы будем смотреться вместе как кошмар в пастельных тонах.

– Как я и сказал, – улыбается он. – Оно идеально.

***

Как бы Эдриан ни настаивал, я не стала вставлять перья в причёску. Но я и правда собираю волосы в боковой хвост перед тем, как идти на вечеринку.

Мне не хочется быть здесь. Я хочу быть с ним, в той комнате, куда я и правда «перенесла свои вещи», потому что устала притворяться. Я хочу, чтобы мы провели последние несколько часов этой конференции в объятиях друг друга, потому что есть у меня чувство, что, как только мы вернёмся домой, всё изменится.

И это не то, о чём я могу спросить его прямо. Если это должна была быть просто интрижка на время поездки, я не хочу быть дурочкой, которая ведёт себя так, будто уже распланировала нашу свадьбу. Но теперь, когда мы зашли так далеко, я не могу представить, как можно пойти на попятную. Как могу я вернуться к нашему обычному поведению после того, как провела последнюю неделю, запоминая наизусть каждый дюйм его кожи?

– В этом миксе слишком много песен Принца, – комментирует Эдриан, пока мы ждём бармена. Как по заказу, «Когда плачут голуби» («When doves cry», песня американского музыканта Принца, сингл с его альбома 1984-го года «Purple Rain», стал мировым хитом – прим. переводчика) заканчивается.

Я пожимаю плечами.

– Это имеет смысл – учитывая тему. Каждая песня Принца посвящена сексу.

– Каждая песня посвящена сексу.

– Глупости, – я отпиваю глоток пива. – Ты говоришь глупости. Что скажешь об этой? – я бросаю взгляд на потолок, обращая его внимание на балладу, которая в данный момент льётся из колонок.

Он фыркает.

– Шутишь что ли? «Укради моё дыхание» («Take my breath away», песня американской группы Berlin, ставшая одной из музыкальных тем фильма «Лучший стрелок» (1986) – прим. переводчика)? С тем же успехом можно было бы назвать её «Заставь меня кончить».

– Я более чем уверена, что продолжаю дышать, пока кончаю.

Эдриан приподнимает брови.

– У меня были некоторые сомнения на этот счёт, – он тянется к моему пиву, и мне почти удаётся уклониться от него, но мне не хочется пролить напиток. Ставя оба наших бокала на стол, он берёт меня за руку.

– Давай же. Какой же это будет выпускной вечер без танцев.

Моё сердце начинает биться чаще даже несмотря на то, что я уверена: он всего лишь хочет утереть нос моделям с обложки. Большинство людей здесь танцует либо в одиночестве, либо с друзьями в стиле сок-хоп (первыми мероприятиями с диджеями в США стали танцы, известные в 50-х как «граммофонные вечеринки», или сок-хоп. Проводились они в школьных спортзалах, где нужно было снимать обувь, отсюда и пошло название – прим. переводчика). Но Эдриан, конечно же, умеет танцевать.

Положив руку мне на талию, он ведёт меня по комнате, и я не знаю, что это за танец, но мне этого и не нужно.

– А у тебя хорошо получается, – бормочу я, как будто ему нужен ещё один повод потешить самолюбие.

– Я знаю, – сейчас он стоит очень близко ко мне, и от него пахнет секонд-хэндом – должно быть, это первый раз, когда такое можно сказать об Эдриане Райзингере. Но я всё равно прижимаюсь ближе. – Я брал уроки.

– Правда? Я думала, что ты просто гений от природы во всём.

– Да, я всех одурачил. Я собираюсь тебя наклонить. Держись.

Не успеваю я запротестовать, как он наклоняет меня. У меня сильно кружится голова, и когда он тянет меня обратно вверх, я слышу, как несколько человек негромко смеются и аплодируют.

– Чтобы производить впечатление на тех людей, на которых мне нужно производить впечатление, нужно вести себя так, будто ты выскочил из утробы, уже будучи похож на Алека Болдуина в «Гленгарри Глен Росс» (фильм Джеймса Фоули 1992 г. – прим. переводчика), – говорит он с усмешкой. – Мы все знаем, что это не правда, что это не может быть правдой, но все мы разделяем это заблуждение. Учиться что-то делать – это не сексуально. Сексуально – знать, как что-то делать.

Песня заканчивается, но моя голова продолжает кружиться. И я не очень хочу разбираться, почему.

– Хочу ненадолго присесть, – говорю я ему, и он следует за мной.

В задумчивости он сидит со своим напитком в руках, пока я осматриваю комнату. Изи умудрилась привлечь внимание какой-то большой шишки в издательском бизнесе, так что я не собираюсь отвлекать её и портить ей малину.

– Не знаю, чего я ожидала, но уж точно не этого, – замечаю я, снова оглядывая комнату. – Это просто айпод и бар с лимитом в один бесплатный напиток. Не совсем моя идея вечеринки.

Эдриан опускает бокал.

– Что ж, тебе, вероятно, было бы легче, знай ты уже всех этих людей. Это тусовки для своих. Они зависают друг с другом на каждой конференции, согласовывают свои костюмы и чёрт знает что ещё.

И он знает об этом благодаря Каре, понимаю я. Именно она рассказывает ему обо всех этих вещах, и мне ненавистна сама мысль о том, что он обращается к ней за советом.

– Раньше на скучных вечеринках я всегда затевала игру в «Правду или действие», – замечаю я. – Но сейчас, вероятно, это не самая лучшая идея.

– Я в игре, – говорит Эдриан, снова улыбаясь.

– Ох, нет. Определённо нет.

– Да ладно тебе, – он задевает меня ногой под столом. – Придерживайся рейтинга PG–13 в интересах других гостей вечеринки и всё будет нормально.

– Хорошо. Отлично. Тогда расскажи мне один чертовски странный факт о себе, который заставит меня сделать такое лицо, – я изображаю лучшую вариацию своего «какого чёрта, мистер Райзингер?» выражения лица. За эти годы я довела его до совершенства, но его трудно изобразить по заказу.

– Ладно, – ухмыляется он. – Я трахаюсь только в отелях.

Я несколько раз моргаю.

– Хочешь сказать, что трахаешься только тогда, когда бываешь в отъезде?

– Боже, нет, – хмурится он. – Я имею в виду, что если та, с кем я собираюсь заняться сексом, не хочет приглашать меня к себе, я снимаю номер в отеле. Я никого не привожу к себе. Не думаю, что это так уж странно, но несколько раз это уже вызывало негативную реакцию.

Пожимая плечами, я беру в руки свой напиток.

– Что ж, у тебя там, вероятно, прорва ценных вещей. И тебе не хочется, чтобы чужой тебе человек слонялся по твоему дому, пока ты спишь. Не вижу в этом ничего особенно странного.

– Но я это делаю не поэтому, – говорит он. – Дело не в том, что кто-то может остаться на ночь. Никто кроме меня, моей домработницы и нескольких доверенных людей не видел мою спальню. Мне так больше нравится, – он пожимает плечами. – Я так лучше сплю. Так что, я заслужил тот взгляд?

Я смеюсь.

– Честно, это уже немного жутковато. Знай я, что ты так хочешь получить этот взгляд, то не стала бы и предлагать это пари. Может, ещё пожурить тебя за то, каким плохим мальчиком ты был?

– О, думаю, ты знаешь, что мои вкусы на это не распространяются, – он слегка наклоняется через стол. – Не знаю, обратила ли ты внимание, Натали, но прямо сейчас мы находимся в отеле.

– Ага, и ты одет в небесно-голубой смокинг, – я ухмыляюсь ему. – Принято.

– Я могу поразить тебя тем, как быстро заставлю его исчезнуть, – говорит он. – Обещаю.

Внезапно я ощущаю ещё чьё-то присутствие. Глянув в сторону двери, я вижу заходящую в бар Кару. На ней леггинсы и свитшот с открытым плечом –она одета в духе «Танца-вспышки» (Фильм 1983 года о 18-летней Алекс Оуэнс, подрабатывающей стриптизёршей, но мечтающей стать балериной – прим. переводчика), с запозданием понимаю я, когда она приближается. Это не совсем соответствует теме школьного бала 80-х, но я готова дать ей баллы за усилие.

Она окидывает нас обоих взглядом, а затем опускается на стул рядом с Эдрианом. Он смотрит на неё искоса, но ничего не говорит.

– Веселитесь?

Вопрос явно адресован мне.

– Да, спасибо, – говорю я ей. Понятия не имею, что именно она хочет от меня услышать, но вроде и так сойдёт.

– Надеюсь, вы успели обзавестись новыми связами, – говорит она. – Ведь за этим мы сюда приехали, не так ли?

Эдриан тихо вздыхает.

– Говорил же тебе, здесь нет никого, кто мог бы дать мне преимущество, которого бы у меня уже не было.

– Ты не прав, – не соглашается Кара, качая головой, и у меня отвисает челюсть. Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь когда-нибудь говорил с Эдрианом без обиняков – кто-нибудь кроме, пожалуй, меня. – Прежняя структура издательской отрасли отмирает. Ты видел разногласия по ценообразованию. Нам нужно приманить самых влиятельных блогеров. Ведущих обозревателей с «Гудридз» (Goodreads – интернет-портал так называемой «социальной каталогизации». Предоставляет возможность свободного доступа к обширной базе данных книг, аннотаций и обзоров. – прим. переводчика). Именно они помогут нам пережить трудные времена. Издательский отдел компании «Райзингер Индастрис» уже сейчас гадкий утёнок, ты это и без меня знаешь.

– Да, но я могу удержать его на плаву, – отвечает он упрямо. – Это моя прерогатива.

– Ты уже потерял двадцать процентов своих авторов в пользу самиздата в этом году, – говорит Кара. – Как думаешь, много ли коллективных договоров у тебя будет, когда у отдела останешься только ты и перечень ранее опубликованных и всем приевшихся книг?

Повисает тяжёлая тишина.

– Мне жаль, если я не сделала того, что должна была сделать, – замечаю я тихо. – Я пыталась заводить знакомства…

Кара делает раздражённый жест, заставляя меня замолчать.

– Это не ваша вина. Вы не знали. Эдриан должен был объяснить вам что и как, пока я разбиралась с другими вещами, но он, по-видимому, был слишком занят чем-то другим.

Она переводит глаза с меня на него, словно пытаясь определить, верны ли её предположения.

– Кара, – в голосе Эдриана звучит предупреждение, пока слабое, но я его слышу, уверена, что и она его слышит. – В моём чемодане и так уже лежит тридцать визиток. Натали завела несколько новых друзей. Это была продуктивная поездка, мне жаль, если ты так не думаешь. Но что-то делать с этим сейчас уже слишком поздно.

– Ну что ж, если ты собираешься просто сидеть здесь и флиртовать, то тогда я вообще не понимаю, зачем ты пришёл на вечеринку, – говорит Кара, ощетинившись, и встаёт. – Почему бы тебе не вернуться в номер и не продолжить заниматься теми важными вещами, которыми ты так сильно был занят до этого?

– Кара, – лицо Эдриана каменеет. – Прекрати.

– Извини, – говорит она, совсем не выглядя при этом сожалеющей. – Я придержу свой совет до тех пор, пока он не будет больше востребован.

Когда она уходит, я смотрю на Эдриана, подняв брови.

– Будешь и дальше утверждать, что она не ревнует?

Он издаёт безрадостный смешок.

– Ну, может быть, несильно.

– А может быть, сильно.

– Я знал, что всё усложнится, как только ты окажешься вовлечена, – признает он. – Думаю, я просто не представлял, насколько сложным всё станет.

Не уверена, со мной он сейчас говорит или сам с собой.

– Сложным. Извини. Я не собиралась всё усложнять.

– Я знаю, что не собиралась, – говорит он. – Сложно – не значит плохо. Это просто… сложно.

Глава двенадцатая

Сложно.

Я всё усложняю.

Когда мы возвращаемся с вечеринки, я начинаю ходить по комнате Эдриана туда-сюда и собирать свои вещи. Он напоминает мне, что я могу собраться утром, что самолёт нас подождёт, потому что, разумеется, так и будет. Но я отвечаю ему, что мне нужно немного отвлечься. Что мне на самом деле нужно, так это убраться от него хотя бы на минутку, чтобы проветрить голову, но все мои вещи находятся в его комнате. Включая мою зубную щётку.

Интересно, заметили ли горничные, что в моей кровати никто не спал. Имеет ли это для них вообще какое-то значение?

– Просто хочу убедиться, что ничего не забыла, – говорю я ему, проходя через межкомнатную дверь. Он кивает.

Я закрываю её, останавливаюсь в центре своей пустой комнаты и какое-то время просто пялюсь в пустоту.

Стул всё ещё стоит рядом с раздвижной стеклянной дверью, там, где я его и оставила. Своим стриптизом я, без сомнения, добилась желаемого эффекта, но какой была моя долгосрочная цель? Действительно ли я хотела каких-то длительных отношений с Эдрианом Чёртовым Райзингером?

Серьёзно, поверить не могу, что позволила гормонам настолько взять над собой верх. Мне следовало бы знать лучше. Ни к чему хорошему это не приведёт... так ведь?

Почему я залезла в бассейн?

Если мы оставим всё это в Остине, если вернёмся домой, притворившись, будто ничего не произошло, я буду опустошена. Но если мы продолжим всё это… что случится тогда?

Эдриан стучит в межкомнатную дверь.

– Открыто, – говорю я ему.

Он заходит в комнату и садится на край кровати.

– Прости за то, что я сказал, будто ты всё усложняешь.

Упреждающее извинение? От Эдриана?

Мир, должно быть, перевернулся.

– Я расстроилась не из-за того, что ты это сказал, – говорю я ему, пялясь на экран выключенного телевизора. – Я расстроилась из-за того, что это правда.

В тусклом отражении я вижу его, вижу, как он протягивает мне руку, и поэтому иду к нему. Я позволяю ему взять меня за руку и присаживаюсь на кровать, он обнимает меня за плечи, но ничего не говорит.

Наконец, он продолжает.

– Вся эта ситуация чертовски запутана. Это не твоя вина. Я хотел, чтобы Натали сыграл человек, которому я доверяю. Думаю, Кара хотела сделать это сама. Она никогда не поднимала эту тему, потому что знает, что это невозможно – её уже знают в этих кругах. Думаю, её просто не слишком радует то, что вместо неё эту роль играет кто-то другой.

Я качаю головой.

– Перестань придумывать ей оправдания. Пожалуйста.

– Я её не оправдываю.

– Оправдываешь. Ты ей нравишься. Ты говорил ей, что мы спим вместе? Ты говорил ей про бассейн?

В его тоне слышится намёк на обиду.

– Конечно же, нет. Но она же не идиотка.

– Я ей не понравилась с первого взгляда. Так что если она не знала…

Эдриан целует меня в лоб.

– Говорил же тебе. Это никак не связано с нами. Ей просто не по душе то, что она не может контролировать.

Тысяча вопросов всплывает и крутится в моей голове. Мне хочется спросить его, были ли все те планы насчёт того, чтобы продолжить эти отношения на работе, лишь грязными разговорчиками и фантазиями. Мне хочется спросить его, почему Кара с самого начала увидела во мне угрозу, если он ничего ей не говорил.

– Пойдём в кровать? – спрашивает наконец Эдриан. – Просто спать. Если, конечно, ты не хочешь заняться чем-то другим.

– Спать – звучит отлично, – соглашаюсь я. – Пожалуй, мы немного перестарались на этой неделе. Мне не помешало бы немного отдохнуть.

– Боже, да, – ухмыляется Эдриан, ведя меня за собой. – Значит ли это, что я старею?

– Ну может быть чуть-чуть, – говорю я ему. – Но всё в порядке. У тебя достаточно денег, чтобы никто не стал тебе на это указывать, вздумай ты и дальше притворяться молодым. Только обязательно прикупи себе несколько пар узких джинсов и хипстерские очки.

– Я как раз задавался вопросом, не стало ли у меня садиться зрение, – признаёт он, присаживаясь на кровать и стягивая туфли. – Не знаю, впрочем. Очки – вроде как большое обязательство перед хипстерской униформой.

– Что ж, ты можешь начать с малого, а потом добавлять всё новые детали. Начни со стильной бородки.

– Думаешь? – он задумчиво касается подбородка.

– Уверена. Тебе пойдёт. Тебе всё идёт.

– Если бы только старшим партнёрам не было в среднем по девяносто лет, – вздыхает он. – Они подумают, что я грязный хиппи. Пожалуй, лучше я не буду рисковать.

Смеясь, я выскальзываю из своего ужасного платья.

– О, боже. Что ж, думаю, ты не захочешь вызывать переполох в загородном клубе.

Он издаёт стон.

– Ты думаешь, что шутишь, но последний раз, когда я играл с ними в гольф, один из них всё время только и говорил о том, что, по его мнению, его пра-пра-пра-пра-и сколько-то там пра–внучка скорее всего балуется наркотиками, потому что хочет сделать татуировку. Меня так и подмывало спросить его, о каких наркотиках идёт речь, только чтобы услышать в ответ что-нибудь вроде «марихуанового крэка».

Хихикая, я падаю на кровать.

– Хелен, клянусь тебе, это ребёнок нюхает голубые кристаллы, я видел такое по телевизору.

– Откуда ты знаешь, что его жену зовут Хелен? – Эдриан оборачивает руки вокруг моей талии и притягивает меня к себе. Обнимашки в постели с моим босом – ещё один пункт в списке вещей, которые я никогда не думала, что буду делать.

– Догадалась. Я колебалась между ней и Бриттани, как, разумеется, звали бы его третью девятнадцатилетнюю трофейную жену.

– Однажды я сорвусь и прибью их всех своей айрон №5 (одна из клюшек для гольфа – прим. переводчика). Но до тех пор я должен притворяться, что мы можем общаться, – он выдыхает мне в волосы. – Я знаю, ты думаешь, будто я плохой, но ты понятия не имеешь, как тебе повезло. Правда.

Я немного грустно улыбаюсь в темноте.

– Думаю, у меня есть некоторое представление.

***

Следующим утром перед полётом я умудряюсь проскользнуть вниз в сувенирный магазин и выбрать кое-что, что, как мне кажется, заставит его улыбнуться. Я планирую придержать эту вещицу до нашего возвращения домой, до того момента, как почувствую, что ему необходимо напоминание. Но когда мы снова оказываемся в самолёте с бокалами шампанского в руках, мне прямо-таки неймётся отдать её ему – просто чтобы увидеть выражение его лица.

Я замечаю, с какой осторожностью он избегает зрительного контакта со стюардессой, и от этого мне как-то не по себе.

– Вот, это тебе, – я кидаю маленький пакет на стол между нами. – Будет с чего начать свою хипстерскую униформу.

Он бросает на меня взгляд, пока открывает пакет и разворачивает футболку. Когда он видит надпись «Сохраняйте Остин необычным» (Слоган города, призванный не только подчеркнуть оригинальность и разнообразие Остина, но и помочь местному бизнесу. Печатается почти на всей сувенирной продукции – прим. переводчика), то издаёт смешок, который я надеялась услышать.

– Классная штука, – говорит он, убирая футболку обратно в пакет.

Воздух вокруг наполнен ожиданием разговора, который я правда, правда не хочу начинать. Мой глупый подарок упал между нами словно тонна кирпича. Всё, хватит, лучше уж сорвать пластырь прямо сейчас.

– Так ты хочешь поговорить о том, что случится дома? – я ловлю его взгляд, пусть мне и хочется прямо сейчас провалиться сквозь пол. Даже если до земли придётся лететь тысячи миль.

– А что случится дома? – повторяет он за мной. – Ну хорошо.

Он прочищает горло, и я просто жду.

– Нам лишь нужно оценить ситуацию взвешенно, вот и всё, – говорит он. Как и все бизнесмены, он в совершенстве овладел навыком говорить много, не говоря при этом ничего существенного. – Мы оба привыкли жить на одной скорости. Ничего не делать наполовину. Никогда. Вот, что мне нравится в тебе. Но это может принести тебе массу неприятностей, особенно, когда дело доходит до… межличностных…

Он не хочет произносить слово «отношения». Я же вижу.

Я всё ещё не понимаю, чего он хочет. Каких действий он ждёт от меня.

– Просто скажите меня прямо, док, – говорю я, опираясь локтями на стол. Он издаёт смешок, потом бросает взгляд на меня, вниз на стол и снова обратно на меня.

– Я не могу, Мэг. Как бы я мог? Я не умею предсказывать будущее. Я лишь говорю, что мы должны быть осторожны. Если ты хочешь, чтобы я составил десятиступенчатый план действий, предписывающий, как нам двигаться дальше, то извини. Я не могу и даже пробовать не стану, – он качает головой. – Всё сложно.

– Сложно, – повторяю я. – Что во всём этом сложного?

Он бросает на меня быстрый взгляд, пока разворачивает газету.

– Пожалуйста, Мэг.

Это будет чертовски долгий полёт. Если только я не прикончу его до того, как он закончится.

***

Когда я добираюсь домой и бросаю сумки на пол, единственное, чего мне хочется, это упасть в кровать. Но в моей голове продолжают роиться мысли, и нет никакого шанса, что я смогу успокоиться достаточно для того, чтобы уснуть.

Я сдаюсь, я больше не буду и пытаться заставить Эдриана сказать мне, что за чертовщина творится у него в голове. Он похоронил себя в работе на весь остаток полёта, и я раздумывала, не пересесть ли мне на другое сидение просто для того, чтобы подчеркнуть, насколько грубым было его поведение, но вместо этого я осталась на своём месте, продолжая молча кипеть от злости.

Когда я прихожу на следующее утро на работу, то сама не знаю, на что надеюсь. Он просто продолжит уходить от темы, если я попробую поговорить с ним о том, что случилось в Остине. Конечно, нам не обязательно об этом говорить. Мне бы просто хотелось продолжать делать то, что мы делали, но это, похоже, ему тоже не слишком-то по душе.

Пока.

Вся моя красивая одежда все ещё находится в стирке после поездки, поэтому я надеваю лучшее из того, что есть. Когда я захожу в его кабинет с кружкой его утреннего кофе, то на мгновение закрываю глаза и вдыхаю его запах. Мне он всегда нравился, но теперь он значит для меня нечто другое.

– Вот твой кофе, – говорю я ему тихо, опуская его кружку на стол. Он даже не поднимает на меня глаза. – Тебе нужно что-нибудь ещё?

Он качает головой.

К чёрту.

– Помнится, мы обсуждали другие обязанности, которые я должна буду выполнять для вас по утрам, – говорю я своим самым соблазнительным тоном, в то время как моё сердце пытается выскочить из груди.

Он закрывает глаза и тяжело вздыхает.

Не слишком многообещающая реакция.

– Меган, присядь, – он жестом указывает на стул. Я присаживаюсь, разглаживая юбку и подготавливая себя к взбучке столетия. И не такой, на которую я надеялась.

Эдриан переплетает пальцы и смотрит на меня. И спрашивает последнее, что я от него ожидала.

– У тебя есть планы на День Благодарения?

Что?

– У меня всегда есть планы на День Благодарения, – я морщусь при одной мысли об этом, ничего не могу поделать. Отмечать праздники с моей семьей ­– то ещё удовольствие, но это лучше, чем сидеть дома в одиночестве. По крайней мере, именно это я продолжаю себе говорить. – А что?

– В Лондоне будет проходить книжная конференция, – говорит он. – Если судить по программе, она будет скорее для местных авторов, но мы могли бы наделать там шуму.

Мы. Серьёзно? Он никак не собирается комментировать то, что произошло между нами в Остине, и уже планирует следующую поездку?

– Что ж, я не могу поехать, – говорю я ему. – Извини.

Я обычно не провожу жёсткую линию в отношении Эдриана, но в битве между ним и моей матерью, моя мать побеждает. Всегда. На её фоне он выглядит словно мистер Роджерс (Фред Роджерс – американский педагог и пресвитерианский проповедник, автор песен и телеведущий, снимался в детском сериале «Наш сосед Мистер Роджерс» – прим. переводчика).

– Меган, да ладно тебе. Я даю тебе отличный повод избежать празднования Дня Благодарения с твоей семьёй, – он снова опускает взгляд на свои бумаги. – Просто сделай приготовления. Не хочу, когда придёт время, иметь дела с твоей семейной драмой.

Я бросаю на него хмурый взгляд.

– Не знаю, чего ты пытаешься добиться, но…

– Не важно, чего я пытаюсь добиться, – рычит он. Его глаза сверкают, и я тяжело сглатываю, наконец видя в нём хоть какой-то намёк на страсть, которую он демонстрировал на прошлой неделе. Не по этому поводу я хотела её увидеть, но это, по крайней мере, хоть какая-то реакция.

Спустя мгновение он успокаивается

– Просто организуй всё, Мэг. Я позову тебя, если ты мне снова понадобишься.

***

Это самый длинный рабочий день в моей жизни.

Когда я возвращаюсь домой и наконец бросаю сумочку на диван, мысленно строя кровожадные планы, то слышу, как вибрирует мой телефон. Сердце подскакивает к горлу, и вопреки всему я надеюсь на то, что это Эдриан – звонит, чтобы извиниться.

Серьёзно? В каком мире, по-моему, я живу?

Тотошка, мы больше не в Остине.

Я ухмыляюсь, когда беру в руки телефон, но моя улыбка быстро гаснет.

Мама.

– Привет, я только что зашла. Не могу долго разговаривать, – я надеюсь на то, что мои резкие слова на этот раз подействуют эффективнее.

– Не волнуйся. Я лишь хочу узнать, когда ты собираешься домой на День Благодарения.

Вот чёрт.

– Я же говорила тебе, что сама куплю себе билеты.

Она смеётся.

– Не глупи. Да и потом, мне всё равно нужно спланировать всё заранее. Ты должна бы уже знать – разве ты ещё не отпрашивалась у мистера Райзингера?

Я зажмуриваюсь перед тем, как ответить.

– Вообще-то, возможно, в этом году мне придётся работать на День Благодарения.

– Что? – она так пронзительно визжит, что я морщусь и убираю телефон подальше от уха. – Чушь собачья. Скажи ему, что ты не можешь.

– Не уверена, что это возможно, мам.

– Как это может быть не возможно? Это всегда возможно. Если ты действительно так важна для него, он как-нибудь простит тебе это.

Я зла на Эдриана, я чертовски зла на мою маму, я зла на весь мир – но прямо сейчас моя мама затмевает всех. Последнее, чего я хочу, это оправдывать его силовые игры, но, чёрт возьми, ничего другого мне не остаётся.

– Я хочу это сделать, мама. Это важно для компании. Это важно для меня. Меня не убьёт, если я пропущу один День Благодарения, – я делаю глубокий вдох. – И тебя это тоже не убьёт. Увидимся на Рождество.

Её голос полон яда.

– Этот разговор не окончен, Меган.

И она не лжёт.

Глава тринадцатая

Я скучаю по тебе

Вот и всё. Три маленьких слова на экране моего телефона.

Я пялюсь на них, моё сердце стучит как сумасшедшее. Прошла неделя с тех пор, как мы вернулись из Остина, и я даже начала задаваться вопросом, а не было ли всё случившееся там каким-то безумным, навеянным лихорадкой сном.

За первым сообщением приходит второе.

Мы можем поговорить?

Я вздыхаю и печатаю ответ до того, как у меня будет возможность передумать.

О чём?

Он отвечает быстро.

Ты знаешь, о чём. Прости меня, я был идиотом. Но, пожалуйста, не мучай меня.

И в тот же момент раздаётся дверной звонок. Серьёзно?

Клянусь Богом, если это мой вечно пьяный сосед, который опять забыл ключи от своей двери…

Я смотрю в глазок, и моё сердце падает куда-то в район желудка. Нет смысла игнорировать её – она просто продолжит звонить.

Несмотря на то что на мне пижама, я распахиваю дверь.

– Мама. Папа. Какой приятный сюрприз. И какой неожиданный, – я одариваю их фальшивой улыбкой. Моя мать прямо-таки дымится от злости, а отец таится на заднем плане, и у него снова тот самый пустой взгляд. Как и всегда, она взяла его измором.

– Меган, – моя мать влетает внутрь и холодно целует меня в щёку. – Ты уже одета для сна? Ты вообще что ли не выбираешься в город по вечерам?

– Мам, ну не каждый же вечер, – я топчусь в центре комнаты, пока она бродит по гостиной, проводя пальцем по полкам.

– Ты вообще когда-нибудь пыль вытираешь? – спрашивает она, слегка морща нос.

Я испускаю вздох, потому что это всё, что я могу сделать.

– Дай угадаю, ты приехала поговорить о Дне Благодарения, да?

Она осторожно присаживается на мой диван.

– Да. Присядь, Меган.

Это моя квартира.

Но я делаю то, что она говорит.

– Я подумала, что ты прислушаешься к голосу разума, если мы поговорим лицом к лицу, – говорит моя мама. – Да и потом, мы с твоим отцом уже давно не были в городе. Ждём не дождёмся побыть туристами хотя бы пару дней. Уверена, ты будешь занята на работе, но, если у тебя будет возможность вырваться ненадолго, надеюсь, ты присоединишься к нам.

– Я очень занята в ближайшие дни, – говорю я ей, чувствуя, как телефон вибрирует в моей руке. Вот дерьмо. – Извини, мам. Мне нужно в туалет.

Я в спешке пересекаю коридор, закрываю за собой дверь и смотрю на телефон.

Я сейчас приеду.

Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт.

Я торопливо печатаю ответ.

Пожалуйста, не надо

Я не могу объяснить, почему. Если попробую, этот разговор никогда не закончится. Он какое-то время не отвечает, и я вполне уверена, что успела пережить пару маленьких сердечных приступов, пока дожидалась его реакции.

Слишком поздно.

Раздаётся дверной звонок. У меня так сильно бьётся сердце, что мне больно, и я бросаюсь к входной двери и открываю её рывком с такой силой, что она ударяется о стену.

Эдриан стоит, держа руки за спиной. На нём всё та же одежда, что была на нём в офисе, только теперь она находится в чуть большем беспорядке. Его галстук ослаблен, на нём нет пиджака, рукава его рубашки закатаны, и не будь здесь моих чёртовых родителей, я бы запрыгнула на него в тот же миг.

Выражение моего лица заставляет его помедлить, и через несколько мгновений из коридора раздаётся голос моей матери.

– Это ещё кто такой, Меган?

Мгновение он выглядит словно олень в свете фар, но затем быстро приходит в себя и заходит внутрь.

– Извините, – говорит он, когда мои родители приближаются, словно участвуют в охоте на львов, где мой босс выступает в качестве самого Аслана, не иначе (персонаж Клайва Льюиса из его цикла «Хроники Нарнии» – прим. переводчика). – Я не знал, что у Меган гости. Как поживаете? Эдриан Райзингер, босс Меган.

Он протягивает руку, и мой отец неуверенно пожимает её.

– Мы знаем, кто вы, – говорит моя мама тоном, от которого температура в комнате падает градусов до двенадцати. – Она с вами уже пять лет, и никогда раньше вы не требовали, чтобы Меган работала в День Благодарения. А теперь вдруг она понадобилась вам на работе в этот день? Это просто неслыханно.

Эдриан продолжает держать за спиной одну руку, в которой у него маленькая белая коробочка. Есть у меня подозрение о том, чем это может быть, но чем бы это ни было, оно совершенно точно никак не связано с работой.

– Да, что ж, мне очень жаль, – говорит он ровно. Я видела, как он раньше надевал это выражение лица перед старшими партнёрами, но они не моя мама. – Но, видите ли, работа в праздники даёт нам явное преимущество в ситуации с японской компанией, с которой я пытаюсь установить партнёрские отношения. Мои соперники начнут переговоры с ними только после праздников, так что если мы будем ковать железо, пока горячо…

Моя мама закрывает глаза и делает тот злой, пренебрежительный жест рукой, который ей так хорошо удаётся.

– Нет, нет, нет. Ничего не хочу слышать. Делайте то, что считаете нужным, но не впутывайте в это мою дочь. Она будет присутствовать на семейном празднике.

Эдриан наклоняет голову. Я чувствую, как меняется атмосфера вокруг него, он как будто ощетинивается.

– При всём уважении, миссис Бёрнс, я не смогу обойтись без вашей дочери. Она мне совершенно необходима, – он бросает на меня взгляд, и его глаза вспыхивают тысячей секретов. – У меня нет намерения портить вам семейный праздник, но, возможно, вы могли бы перенести его?

Моя мать издаёт пронзительный смешок, и я съёживаюсь.

– Мне кажется или вы и правда пытаетесь указывать мне, как мне вести семейные дела?

– А вы не пытаетесь указывать мне, как мне управлять моей компанией? – парирует он, делая к ней шаг.

Моё сердце останавливается.

– Моя дочь вам не принадлежит, мистер Райзингер, – моя мать играет с ним в гляделки, но такое выражение на её лице я ещё не видела. – И не вам мне рассказывать, насколько она незаменима. Я знаю, что она умна, знаю, что она трудолюбива. Она слишком умна, чтобы работать на вас. Если собираетесь оставить её секретарём, меньшее, что вы можете сделать, это уважать её личные обязательства, – она делает глубокий вдох. – Меган, если ты не будешь давать ему отпор, он никогда не станет тебя уважать. Никто не станет. Ты никогда не получишь достойную работу по своей музыкальной специализации, если не будешь вести себя как сила, с которой нужно считаться.

– Хорошо, мам. Хорошо, – я вскидываю руки. – Я приеду на День Благодарения! Хорошо? Я приеду. Но я сама куплю билеты. Теперь, пожалуйста, мне нужно обсудить кое-что с мистером Райзингером. Я позвоню вам утром, хорошо? Запланируем что-нибудь.

– О, думаю, мы с твоим отцом и так будем в порядке, – фыркает она. – Не беспокойся.

– Я думала, вы хотели…

Она машет рукой.

– Не волнуйся, это не так уж важно. Не сомневаюсь, что ты очень занята.

По взгляду, который она бросает на меня, очевидно, что ложь Эдриана не прошла так гладко, как я надеялась.

– Крепких снов, – бросает она напоследок перед тем, как закрыть дверь.

Мне нужно мгновение, чтобы просто перевести дух.

– Боже мой, – Эдриан падает на диван, смотря на меня широко открытыми глазами. – Мне стоит позвать священника?

Истерический смешок вырывается у меня из груди.

– О… она не… она не настолько…

– Видишь, ты даже не можешь этого произнести, – усмехается он. – Всё в порядке. Ты можешь признать, что твоя мать может быть демоном, при условии, что не ты первая это сказала.

Я тяжело вздыхаю и иду в кухню.

– У меня есть только ром, но, по крайней мере, он довольно неплохой и у него крепость 90 градусов. Тебя устроит?

– Если только у тебя нет ничего покрепче, – говорит он. – Вроде героина. Или соли для ванны.

Прыснув от смеха, я наливаю каждому из нас по стакану, отношу их в гостиную и присаживаюсь рядом с ним.

– Мне жаль, что ты стал этому свидетелем.

– Это мне стоит извиниться, – говорит он. – Я хочу сказать,.. я пришёл сюда, чтобы извиниться, но и представить не мог, что мне придётся извиняться за это.

Я бросаю на него взгляд. В нём снова появляется та мягкость, в его лице, в его голосе. В Остине она проявлялась так постепенно, что я почти и не замечала изменений, но теперь я отчётливо вижу её.

– Ты и правда задолжал мне пару извинений.

Он выпивает стакан рома в один глоток.

– Знаю. Тебе ещё налить?

Я издаю смешок.

– Я и этот-то ещё даже не пригубила. Только, боюсь, больше у меня рома нет. Последнее время не было возможности заглянуть в винный магазин.

– Вот чёрт. А другое что-нибудь есть? – спрашивает он уже на полпути в кухню.

– Только немного вина. Я его ещё не пробовала. Это что-то из нового урожая.

Он вытаскивает бутылку из холодильника.

– Божоле-нуво? О, ну ладно, оно немного незрелое, но сойдёт.

Я закатываю глаза.

– Иисусе. Ты и правда не умеешь извиняться, не так ли?

Эдриан наливает два бокала.

– Я дразню тебя. По большей части. Мне оно самому нравится.

Я гримасничаю, когда делаю глоток. Оно яркое и свежее, но в его послевкусии всё же многовато уксуса. Даже слишком много. Я чмокаю губами, пытаясь понять, каково оно мне на вкус.

Эдриан улыбается, и это порочная улыбка.

– Что? – спрашиваю я его. – Это просто не моё…

Но это реакция не на меня, это реакция на вино.

– Его вкус напоминает мне кое-что, – говорит он, облизывая губы. – Кое-что очень особенное.

– Да? – я откидываюсь на спинку дивана.

– Мммхмм, – он окидывает меня взглядом с ног до головы. – Очень особенный вкус, к которому я пристрастился в последнее время.

Я чувствую, как краснею.

– Не знаю, готова ли я к этому разговору прямо сейчас, – признаюсь я.

– Я тоже не знаю, – говорит он. – Но решил попробовать. Переборщил?

Я качаю головой.

– Не ворвись моя мать только что в мою квартиру, всё, вероятно, прошло бы гораздо лучше.

– Не знал, что у тебя специализация в музыке, – говорит он, ставя стакан на подставку. Меня не удивляет то, что у него хорошее воспитание, но я немного удивлена тем, что он не оставил круг от стакана на моём кофейном столике из Икеи просто ради того, чтобы доказать свою точку зрения.

– Я убрала это из своего резюме после того, как поняла, как это звучит, – я ёрзаю на месте, мой взгляд так и приклеивается к коробочке, которую он оставил на столике.

Он слегка приподнимает брови.

– И как это звучит?

Я пожимаю плечами.

– Легкомысленно. Как будто на самом деле я и не стремлюсь получить корпоративную работу. Как бы там ни было, я стала получать гораздо больше предложений после того, как перестала её указывать.

– Хмм, – он откидывается на диван, вытягивая перед собой ноги. Его слаксы так хорошо подогнаны, что я вижу, как напрягаются и расслабляются мускулы его ног под шерстяной тканью. – Думаю, степень в музыке говорит о дисциплине.

Он бросает на меня взгляд, и, конечно же, я тут же становлюсь ярко красной при воспоминании о его ладони на моей заднице.

– Что ж, обязательно буду иметь это в виду, когда, наконец, отращу себе яйца и уйду от тебя.

Эдриан смеётся.

– О, Мэг, – он подтягивает одну ногу ближе к дивану, оставляя другую вытянутой. – Мы оба знаем, что этого никогда не случится.

Я хмурюсь.

– Как ты можешь всегда быть таким уверенным во всём?

– Это просто, – он пожимает плечами. – Нужно просто зарабатывать больше денег чем все, кого ты знаешь.

Я хватаю диванную подушку и с силой швыряю ему в голову.

Он ловит её в воздухе и бросает через всю комнату в кресло.

– Битва подушками? Очень по-взрослому.

– Ну да, – теперь я краснею даже сильнее, чем считала возможным, и мечтаю, чтобы диван развёрзся и поглотил меня. Я знаю, он пришёл, чтобы заняться сексом, и я бы хотела, чтобы он уже просто приступил к делу, это было бы гораздо проще, чем вести этот разговор. – Ты заслуживаешь чего-нибудь потяжелее, но больших камней под рукой у меня нет.

– Ты всё ещё на чём-нибудь играешь? – спрашивает он меня, и мне требуется секунда, чтобы переключиться. Проклятье, зачем он снова завёл эту волынку насчёт моего музыкального прошлого? Ха-ха-ха, неплохой каламбур. Я не хочу говорить об этом. Даже не хочу думать об этом; это вгоняет меня в депрессию.

– Не совсем, – уклончиво отвечаю я. – Ты сюда пришёл не о моей несостоявшейся музыкальной карьере говорить, не так ли?

– Нет, – признаёт он, бросая взгляд на коробочку. – Но ледяной взгляд, которым меня наградила твоя мать, несколько сбил мне настрой.

Я фыркаю.

– Надеюсь, он не нанёс тебе непоправимого ущерба.

– Не волнуйся, – молниеносным движением он снова оказывается на ногах и поворачивается ко мне, и хотя расстояние между нами не сократилось, моё сердце начинает биться чаще. – Я уже начал забывать детали.

Быстро облизнув губы, я снова кидаю взгляд на коробочку.

– Так что, говоря словами бессмертного Брэда Питта…

– Что в короообке? (фраза из фильма «Семь» (1995), в котором Брэд Питт играет роль детектива Дэвида Миллза – прим. переводчика) – интонирует он с усмешкой. – Ты узнаешь это через минуту, котёнок. Уверена, что достаточно пришла в себя для этого?

– Не дразни меня, – надуваю я губы. Не знаю, что в нём есть такое, что вытаскивает наружу моего внутреннего бесёнка, но так гораздо забавнее, чем общаться с ним в офисе. На работе у меня появляется это навязчивое желание быть услышанной, даже если я знаю, что это ничего не изменит. Я всегда чувствую себя так, будто мне затыкают рот. Но теперь, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня, заявить на меня права, когда его рука ощущается на моей шее словно клеймо, я не против того, чтобы он заставил меня замолчать. Более того, я хочу, чтобы он заставил меня замолчать.

Почему? В чём отличие?

Кроме очевидного, разумеется.

Очевидное в данный момент упирается мне в бедро, в то время как он наклоняется ко мне, распластывая нас обоих на диване, моя голова свешивается с подлокотника, и его тело окружает меня, заключая в ловушку. Это не может быть физически возможным. Я шире, чем он, но прямо сейчас я этого не чувствую.

Его язык разоряет мой рот с уверенностью мужчины, который знает, что получит сегодня вечером именно то, что хочет, и, вероятно, это не должно быть настолько сексуально. Но, чёрт возьми, я завелась. Всё в нём меня заводит, и я начинаю пересматривать всю историю своих взаимоотношений с Эдрианом и задаваться вопросом, не была ли большая часть моего постоянного раздражения вызвана самой обычной похотью.

С усилием он отстраняется, и я понимаю, что так сильно сжала его бёдрами, что почти обездвижила. А ещё – плотно обвила руками его спину. И, возможно, слегка посасывала его язык.

А может и не слегка.

– Боже, женщина, – говорит он, тяжело дыша, и вытирает рот рукавом. – Я знаю, что хорош, но неужели так сложно прожить неделю без моего члена и не превратиться при этом в сексуальную маньячку.

А, нет. Он и правда раздражает.

Но прямо сейчас мне на это плевать.

– Давай приложим все усилия, чтобы никогда этого не узнать, – предлагаю я, притягивая его лицо к своему.

Он усмехается напротив моего рта.

– Один или два визита к тебе домой перед длительной деловой поездкой можно легко объяснить, – говорит он тихо. – Но пройдёт немного времени, и пойдут разговоры.

У меня сжимается сердце. Вот оно. Вот он разговор, который, как я думала, мы проведём, когда вернёмся домой, просто не при таких обстоятельствах. Не прямо сейчас. Пожалуйста, только не прямо сейчас. Мне хочется начать умолять его замолчать, но вместо этого я просто говорю:

– Никто ничего не заметит, ты, эгоманьяк.

Стремительным движением он прижимает мои запястья и рычит:

– Пообзывайся мне ещё, когда мы будет в постели. Рискни.

– Но сейчас-то мы не в постели, – невинно замечаю я.

– Ну всё, хватит, – он быстро поднимается на ноги, хватает меня за руку и тянет меня к себе. – В каком направлении твоя спальня?

– Единственное направление туда – отсюда, – ворчливо отвечаю я. – Или ещё можешь выйти вон.

Эдриан резко притягивает меня к себе и один раз с силой шлёпает меня по попе.

– Прекрати. Что вдруг привело тебя в такое настроение?

– Ты вот-вот собирался перечислить мне все те причины, по которым мы не можем продолжать этим заниматься, – говорю я ему до того, как передумаю быть с ним честной. – Я не хочу их слышать. Не хочу даже думать о них.

Смеясь, он оборачивает руку вокруг моей талии и прижимает меня к себе.

– Если ты думаешь, что я не найду способа продолжать тебя трахать, то ты очень ошибаешься, котёнок. Я просто говорю, что нам стоит быть осторожными. Вот и всё.

Напряжение в моей груди ослабевает.

– О.

– Вот именно, – он кидает на меня мрачный взгляд, от которого у меня внутри всё сжимается. – О. А теперь иди сюда и наклонись. Я подумываю преподать тебе урок своим ремнём.

У меня внутри всё переворачивается. Я думала об этом, но не знаю, готова ли я к интенсивности, к жалящей боли. Мне больше нравится ощущать его руку на моём теле. Нравится интимность его прикосновения.

Потому что, конечно же, интимность с Эдрианом Райзингером и есть, очевидно, моя великая долгосрочная цель.

Но, эй, до сих пор всё шло вполне неплохо. Благодаря приятному маленькому бонусу в виде «командировочных» у меня теперь достаточно денег, чтобы купить сюда мебель получше. Или, возможно, мне стоит подумать о том, чтобы отложить их на новую квартиру.

Или, возможно, мне стоит задуматься о том, чтобы купить изголовье для моей кровати, чтобы Эдриану было к чему меня привязывать.

Так, ладно, всё это начинает выходить из-под контроля.

– Перестань думать, – приказывает он. – Раздевайся.

Эм. Это не было частью предыдущего приказа.

Я застываю на месте.

– Прямо здесь?

Его глаза впиваются в мои.

– Знаешь что? Да. Здесь. Прямо сейчас. Раздевайся.

Я тяжело сглатываю. Не важно, как часто он видел меня голой, какая-то часть меня всегда будет ненавидеть это делать. Одну за другой я расстёгиваю пуговицы на своей блузке и позволяю ей соскользнуть с моих плеч. Я слышу, как учащается его дыхание, когда я расстёгиваю молнию на юбке и выступаю из неё, и в моей голове мелькает воспоминание о фантазии, о которой он рассказал мне в отеле. Той самой, в которой я вынуждена прийти на работу в откровенной одежде и где он заставляет меня отсосать ему под столом. Я довольно часто вспоминала её, прикасаясь к себе в душе, где звук бегущей воды мог бы заглушить мои стоны. Как будто это имело бы значение. Как будто это сделало бы менее реальным то, как сильно я хочу его.

Я задаюсь вопросом, делали ли мы это хотя бы раз в одно и то же время – фантазировали друг о друге.

Чёрт. Мысль о том, как он мастурбирует, фантазируя обо мне, заставляет всё моё тело пульсировать. Я никогда не думала о себе в этом смысле, правда, но теперь знаю, что он думал. Это не какой-то мимолётный каприз, он хотел меня долгое время. И словно глупый мальчишка, дёргающий девчонок за косички на детской площадке, он пытался сказать мне об этом самым паршивым и ребяческим способом из всех возможных.

Словно подслушав мои мысли, он ласкает себя ладонью через штаны, словно уговаривает себя притормозить, пока наблюдает за мной. Как бы не так. Я слегка ухмыляюсь про себя и расстёгиваю лифчик, позволяя лямкам медленно соскользнуть с плеч, не обнажив грудь.

Он сжимает себя.

– Заканчивай с этим, – рычит он.

– Я хочу посмотреть, как ты трогаешь себя.

Вот дерьмо, я что, и правда только что сказала это? Вслух?

Эдриан улыбается.

– Ну раз уж ты так мило об этом просишь.

В такие моменты меня иногда сбивает с ног мысль о том, что он всё ещё является моим боссом. Что я вообще-то сейчас смотрю на то, как мой босс расстёгивает брюки, вытаскивает свой член и поглаживает себя прямо в моём коридоре, и на мгновение мне кажется, будто я и правда вот-вот потеряю сознание.

Вместо этого я выступаю из своих трусиков и подхожу к нему.

Мне нужно, чтобы он прикоснулся ко мне. Мне плевать, если он решит, что я веду себя бесстыдно, если позднее он за это отшлёпает меня сильнее (по правде говоря, да, пожалуйста). То, как он смотрит на меня, заставляет меня хотеть его даже больше.

Он удерживает мой взгляд своим, и я хватаю его за руку и отвожу её от его члена и кладу себе между ног. Потому что он нужен мне. И плевать на последствия.

Я могла бы использовать и другую его руку, конечно. Но так оно не работает. У нас не работает.

Он реагирует всем телом, когда чувствует, насколько я мокрая. Насколько горячая и жаждущая. Я вижу, как по его телу проходит крупная дрожь, и он касается меня именно так, как мне этого хочется, потому что на мгновение контроль оказывается у меня.

Он всегда у тебя.

Не знаю, откуда приходит эта мысль, но она повисает в воздухе между нами, когда он сгибает пальцы глубоко во мне и находит местечко, которое я раньше считала мифом.

Я хнычу, у меня подгибаются колени, но он ловит меня, одной рукой обняв за талию. Его пальцы издают непристойный звук, когда он выдёргивает их из меня, затем он отпускает мою талию, хватает меня за волосы у корней, направляя меня к стене. Я понимаю, чего он хочет. Я прижимаю ладони к стене, предлагая ему себя, словно ему нужны ещё какие-то свидетельства того, что мне нужно. Его пальцы скользят мне в рот, а через мгновение он обхватывает меня за бёдра и глубоко проникает в меня.

Я жду, что он что-нибудь скажет, что будет критиковать меня за навязчивость. Но он просто трахает меня. Он трахает меня так, будто это важно.

Серьёзно, не знаю, как ещё это описать. Мне не хватило бы смелости назвать это занятием любовью. Потому что это не занятие любовью. Но тем не менее это что-то. И всё, что я могу делать, так это ловить ртом воздух и стонать, я сжимаюсь вокруг него, жар растёт между нами, капля пота стекает по моему носу и падает на ковёр подо мной.

Он останавливается.

– Повернись, – урчит он, выскальзывая из меня. Я хнычу, протестуя против потери, но делаю то, что он просит. Такого выражения на его лице я ещё не видела, и на мгновение мне кажется, что он вот-вот что-то мне скажет. Но он так и не говорит. Целое мгновение мы просто молчим и смотрим друг на друга, и хотелось бы мне иметь хотя бы малейшее понятие о том, что прямо сейчас творится у него в голове.

Так ничего и не говоря, он кладёт руку на заднюю поверхность моего бедра и поднимает мою ногу выше, выше, ещё выше, оборачивая её вокруг своей талии. Затем он обхватывает другое моё бедро и поднимает меня вверх, и, по крайней мере, часть моего веса приходится на стену, но адреналин всё равно растекается по моим венам, и я цепляюсь за Эдриана, чтобы не упасть. Оборачиваю руки вокруг его плеч.

– Шшш, я держу тебя, – шепчет он, и по какой-то причине я ему верю.

Его руки впиваются в мою задницу, когда он погружается в меня снова, и в этот раз это ощущается совсем иначе. Это из-за позиции, конечно же. Но всё моё тело покалывает, и я не хочу думать, что это происходит потому, что так я могу видеть его лицо. Не хочу знать, что это потому, что наши лбы соприкасаются, потому что он стал двигаться медленнее, потому что теперь мы можем целоваться.

– Хорошая девочка, – шепчет он, и это целое предложение. Это всё, что он хочет мне сказать. Это не команда, просто констатация факта.

Когда мы кончаем – да, мы, наши тела действуют до смешного синхронно – что-то надрывается у меня внутри. Бабочки порхают у меня в животе, и я пытаюсь убедить себя в том, что не чувствую того, что чувствую.

Потому что мне нельзя испытывать такие чувства к Эдриану Райзингеру.

***

– Вот.

Я сижу на кровати и сушу полотенцем волосы, когда Эдриан наконец протягивает мне коробку. Улыбаясь, я дотягиваюсь до неё и кидаю её себе на колени.

– Я почти и забыла о ней.

– И тем не менее я бы хотел, чтобы ты примерила это для меня, – говорит он, садясь рядом со мной. – Даже если там, в гостиной, всё немного вышло из-под контроля.

Я открываю коробку и заглядываю внутрь, разворачивая обёрточную бумагу. Чем бы это ни было, это очень маленький кусочек материи.

Я вытаскиваю его и смотрю, как он разворачивается, и внезапно вспоминаю, что сказала мне кассирша из «Дивы», бутика одежды больших размеров.

Ночнушка – это слишком великодушное для неё слово. Ткань – почти прозрачная, да и прилагающиеся к ней стринги цвета розовой жвачки мало что оставляют воображению.

Я достаю маленькую тиснённую карточку из коробки даже несмотря на то, что часть меня уже знает, что будет на ней написано.

Дива

– Она тебе нравится? – хочет знать Эдриан.

– А это имеет значение? – я бросаю на него взгляд. – Ты часто совершаешь покупки в «Диве»?

– Конечно, это имеет значение, – говорит он, слегка хмурясь. – И нет, я был там только однажды. Когда купил её.

Я всё ещё держу её в руках, позволяя ткани скользить словно воде между моих пальцев.

– Я купила там всю свою одежду для роли Натали. Кассирша узнала твоё имя по твоей кредитной карте. И спросила меня, понравилась ли мне ночнушка, которую ты мне купил.

Он бледнеет.

– Перед днём Святого Валентина, – продолжаю я. – Она ясно дала мне это понять. Так что я делаю вывод, что ты купил её для меня за четыре месяца до того, как появился малейший намёк на то, что мы будем спать друг с другом. Или что ты купил её для кого-то другого и сейчас передарил.

Он медленно выдыхает.

– Начнём с того, что кассирше из «Дивы» не следует совать свой чёртов нос туда, куда её не просят, – прочищая горло, он смотрит на меня. – Так что… разве надежда – это недостаточно уважительная причина для того, чтобы купить тебе нижнее бельё?

– Нет, почему же, – я смеюсь против воли. – Полагаю, мне следует чувствовать себя польщённой. Что, ты просто собирался бросить её мне на стол и убежать?

– У меня не было конкретного плана, – признаёт он. – Я просто увидел её и подумал о тебе.

– Чушь собачья, – теперь я и правда смеюсь. – Зачем ты вообще пошёл в «Диву»?

– Ну, я собирался купить тебе подарок, – говорит он, защищаясь. – Просто не такой подарок, но потом я увидел её. Она была просто идеальна.

– Она действительно очень милая, – признаю я. – И с каких это пор ты покупаешь мне подарки?

– Я решил, что стоит начать, – говорит он. – Видишь ли, я работал над тем, чтобы начать с нового листа ещё до того, как мы переспали.

– Ты и правда умеешь представлять всё в нужном тебе свете, – признаю я, вставая и позволяя халату соскользнуть с плеч. – Чёрт, полагаю, она и так слишком долго дожидалась своего часа. Давай узнаем, подойдёт ли она мне.

Его лицо, когда я смотрю на него, пытаясь определить его реакцию, выглядит слишком серьёзным.

– Знаешь, нам не обязательно ехать на ту конференцию, – говорит он. – Я просто подумал, что, возможно,.. ну, если тебе нужен предлог, то мы можем поехать, но теперь я понимаю, почему ты предпочитаешь избегать столкновений с этой женщиной.

– Мы можем поговорить об этом позже, – говорю я ему, надевая ночнушку через голову.

– Да, – соглашается он, глаза у него расширяются. – Можем.

Глава четырнадцатая

Следующим вечером после работы Эдриан приходит ко мне домой.

В этот раз он предупреждает меня об этом заранее. Я говорю ему, что горизонт чист, но что я не могу гарантировать, что мои родители внезапно не свалятся нам на голову. Я уже позвонила матери и оставила ей голосовое сообщение, в котором подтвердила, что приеду домой на День Благодарения, но надеюсь, что всё ещё смогу отменить всё в последнюю минуту. Я просто подожду, пока она не уедет из города и не утрясёт все планы с другими родственниками, так что уже не сможет за мной приехать.

По крайней мере, до конца праздников. А после я как-нибудь с этим разберусь.

В этот раз он не приносит с собой нижнее белье и даже не делает никаких комментариев по поводу того, какое вино напоминает вкус моей киски. Но он приносит ужин из какого-то модного итальянского ресторана, в который я никогда не смела и ногой ступить, и впервые с тех пор, как мы поцеловались в бассейне, я чувствую, что мы и правда могли бы встречаться.

Не уверена, как к этому относиться.

– Пока вроде всё хорошо, – говорит Эдриан, наливая себе ещё один бокал красного вина, которое не является Божоле-нуво. Это он о том, что моя мать все ещё не ломится ко мне в дверь, и я зло на него шикаю.

– Не искушай судьбу, – шиплю я, словно судьба не услышит меня, если я буду говорить шёпотом.

Он пожимает плечами.

– Я не суеверный.

Раздаётся дверной звонок.

– Добро пожаловать в ад, – бормочу я и иду открывать.

Моя мать одаривает меня ледяной улыбкой.

– Вижу, ты пересмотрела свои планы на праздники.

– Да, что ж, полагаю, ты была довольно убедительна, – я стою посреди прохода, пытаясь преградить ей дорогу. – Я сейчас вроде как занята.

– Ерунда. У тебя всегда найдётся время для своей матери, когда она приезжает издалека, чтобы навестить тебя, – она протискивается мимо меня, и играет с Эдрианом в гляделки, пока отодвигает себе стул с другой стороны стола. – Что ж. Похоже, вы неплохо восприняли новости, если, конечно, она не приберегла их для постельного разговора.

Я стискиваю зубы.

– Всё хорошо, мам. Правда. Я уже сказала ему, что не собираюсь этого делать.

– Ну конечно, – она слегка гримасничает. – Но ты всё равно собираешься это сделать. Я же вижу это по твоему лицу. Для такой лживой маленькой ведьмы, как ты, ты никогда не умела хорошо врать.

Я прямо вижу, как при этих её словах у Эдриана отвисает челюсть, как будто он не может поверить в то, что слышит. Или, быть может, он просто собирается заглотить свою жертву целиком; по нему всегда трудно сказать.

– Ты смеёшься надо мной? – шипит моя мать. И я осознаю, что тот ментальный образ вызвал у меня на лице довольно неуместную улыбку, но мне не особенно хочется её скрывать. Когда Эдриан рядом со мной, я чувствую себя сильнее и увереннее.

– Нет, – говорю я ей. – В тебе нет ничего смешного, мама.

Эдриан прочищает горло.

– Не говорите с ней так.

В глазах моей матери вспыхивает яростный гнев.

– Она моя дочь, мистер Райзингер. Я буду разговаривать с ней так, как захочу.

– У вас отлично получается запугивать, миссис Бёрнс, – говорит он угрожающе тихим голосом. – В этом мы с вами одного поля ягоды. Может быть, у вас и есть надо мной преимущество в несколько десятков лет опыта, но и я так легко не сдаюсь.

Она лишь чуть заметно изгибает бровь. Она не принимает его всерьёз – пока нет.

– Меня не слишком-то радует то, как вы распоряжаетесь жизнью моей дочери, – говорит она в ответ.

Пальцы Эдриана отбивают на столе медленный смертельный ритм. Моя мать резко переводит на него взгляд и пристально смотрит на него, её губы с каждой секундой становятся всё тоньше.

Выражение его лица ужасает. Но в то же время от его красоты захватывает дух.

– Я, по крайней мере, ценю её, – говорит он, у него тихий, ровный и спокойный голос. – У вас замечательная и красивая дочь. Мне очень жаль, что вы этого не видите. Но что ещё хуже, так это то, что вы говорите с ней так, будто она стала для вас сплошным разочарованием. Миссис Бёрнс, честно говоря, меня не трогают ваши попытки давить на чувство вины. И животное может родить ребёнка и вырастить его, так что это не производит на меня особого впечатления. Не знаю, как Меган стала такой, какой стала, но всё, что я вижу, так это то, что вы пытаетесь затюкать её и снова превратить в маленькую испуганную девочку только ради того, чтобы почувствовать себя значимой. Я не хочу этого слышать. Я сказал то, что должен был сказать, и если Меган собирается и дальше позволять это вам… что ж, с этим я ничего не могу поделать.

Он медленно встаёт. Я не решаюсь смотреть на свою мать. У меня колотится сердце, кровь приливает к голове и пальцы начинает покалывать.

Я тянусь к нему и хватаю его за запястье.

– Не уходи, – тихо прошу я.

– Что ж, – голос моей матери тихий и нервный. – Похоже, ты сделала свой выбор. Не приползай ко мне обратно, когда он найдёт себе кого-нибудь похудее…

Эдриан ударяет рукой по столу. Я почти выпрыгиваю из кожи, но всё моё тело трепещет от опьяняющей смеси благодарности, страха и...

И любви.

– Убирайтесь отсюда к чёрту, – рычит он. – Вы её слышали. УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА К ЧЁРТУ.

Моя мать хлопает за собой дверью, но я едва слышу звук. Я начинаю возиться с одеждой Эдриана ещё до того, как осознаю, что происходит, затем толкаю его к стене и падаю на колени.

Я ласкаю его отчаянно и поспешно, но он поднимает меня на ноги до того, как я успеваю заставить его кончить. Он целует меня до тех пор, пока у меня не начинает кружиться голова, затем разворачивает меня и прижимает к столу. Его рука лежит на моей пояснице, он заставляет меня согнуться в талии и принять нужную позу. И стягивает вниз мои трусики и пижамные штаны.

Он знает без просьб с моей стороны, что именно мне нужно.

Сначала он действует медленно и мягко, лёгкие шлепки сопровождаются лаской. Затем он шлёпает меня всё сильнее и сильнее, пока у меня не выступают слёзы, которые я сдерживала всё это время. Он шлёпает меня всё то время, пока у меня слёзы текут ручьём, заливая мой обеденный стол.

Большинство мужчин побоялись бы меня трахать, пока я так плачу, всхлипывая, словно из меня вырвали душу, но Эдриан, Эдриан знает. Он знает, когда именно мне нужно почувствовать его внутри себя, растягивающего меня, заставляющего моё тело принять ещё одно испытание. Каждое ощущение изгоняет из моего разума вину, страх и всё дурное. Каждый толчок, каждое движение моих бёдер напротив твёрдого дерева, которые, безусловно, оставят синяки. Каждый удар его ладони.

Он хватает меня за волосы у корней и запрокидывает мне голову, и я хнычу. Но я помню стоп-слово, и он знает, что я его помню. Он не останавливается. Он даже не колеблется.

Каждый его вдох сопровождается рыком. Я чувствую скрученное в его теле напряжение, всё, что он сдерживал, слушая оскорбления моей матери. Очень медленно, один за другим, он заменяет маленькие кусочки моей ненависти к себе странным, острым чувством радости. Один кусочек – один толчок. Одно сердцебиение. Один вдох.

Их так много, их осталось ещё так много, так много маленьких кусочков в местах, которые я даже не могу найти. Но это начало.

Как бы это ни выглядело со стороны, то, что я чувствую в его движениях, в его прикосновении, это что-то предельно простое. Но это что-то, что представляет собой революционный концепт для меня.

Я важна. Я что-то значу. Я важна.

Не более худая я. Не я в одежде подороже и с более удачной стрижкой. Не я с более плоским животом. Не я с более высокой учёной степенью в какой-нибудь полезной области. Не более дисциплинированная я, обладающая большим самоконтролем.

Просто я. Просто я, такая, какая я есть, какой я бываю каждый день, когда просыпаюсь по утрам, и мне даже не нужно прикладывать для этого никаких усилий.

Я кричу его имя, когда кончаю, и мне плевать на моих соседей.

После я каким-то образом оказываюсь сидящей на полу, мои помятые штаны кое-как натянуты мне на бёдра, трусики надеты немного набекрень, и у меня продолжают литься слёзы. Эдриан садится со мной рядом и тянет меня к себе на колени. Он целует меня в лоб и шепчет, что всё будет хорошо.

Я не слишком-то ему верю. Но это не так уж важно.

Потому что у меня есть он.

***

Я засыпаю вся в слезах и просыпаюсь влюблённой в Эдриана Райзингера.

Может быть, я была влюблена в него и раньше. Может быть, я всегда любила его. Я не знаю, но мне требуется меньше времени на то, чтобы осознать это, чем на то, чтобы понять, что он ушёл.

Он отнёс меня в кровать прошлой ночью, раздел меня, забрался со мной под одеяло и обнимал меня, пока я не заснула. Я помню это. Не то, чтобы я ожидала, что он будет здесь, когда я проснусь, но всё равно чувствую укол разочарования, когда включаю кофеварку.

На холодильнике нет записки, на зеркале тоже не написано ничего, что могло бы проявиться на стекле от пара, пока я принимаю душ. Он не позвонил и не написал. Не знаю, что об этом думать, и это пугает меня больше, чем, вероятно, должно.

Прошлым вечером я была словно оголённый нерв. Теперь я немного пришла в себя, но моя влюблённость никуда не делась. Это чувство тихонько пульсирует во мне с каждым ударом сердца, теперь оно такая большая часть меня, что я не понимаю, почему когда-либо его отрицала. Именно поэтому я и знаю, что оно истинно.

Чувства Эдриана представляют для меня несколько большую загадку, но он не встрял бы в схватку между мной и моей матерью – дважды – если бы не заботился обо мне.

На время работы я умудряюсь взять себе в руки, но моё сердце стучит всё сильнее, я боюсь того, что он скажет мне, когда я войду в его кабинет. У меня так дрожат руки, что я почти проливаю его кофе, и как только я захожу к нему, то начинаю думать, что, возможно, и стоило бы его пролить. И желательно прямо ему на колени.

– Привет, эм… – я медленно присаживаюсь. – Я скучала по тебе этим утром.

Он поднимает на меня глаза. Чёрт. Мы и правда делаем это снова?

– Я сожалею о том, что случилось вчера, Меган, – говорит он. – Я переступил границы дозволенного. Этого не должно было случиться. Если хочешь, я могу попробовать извиниться перед ней… но уверен, что она не захочет меня слушать.

– Ты не переступал никаких границ, – настаиваю я, жгучие слёзы уже выступили в уголках моих глаз. Проклятье. – Ей нужно было это услышать, и мне тоже нужно было это услышать.

Эдриан молча обдумывает мои слова. Он явно хочет сказать тысячу вещей, но не говорит, он снова закрылся от меня – какая-то внутренняя дверь, которую он приоткрыл для меня, снова с грохотом захлопнулась, и я не знаю, как или почему это случилось.

– Я увлёкся, – тихо говорит он. – Мы оба увлеклись. Это часто с нами происходит, не так ли?

Он поднимает на меня глаза и настороженно улыбается, словно надеется, что я позволю ему сорваться с крючка.

Да ни черта.

– Отлично, – говорю я, поднимаясь на ноги. – Отлично. Просто фантастика. Значит, только я чувствовала всё это прошлой ночью, да?

Он испускает долгий выдох.

– Я этого не говорил.

– Так что? – я скрещиваю руки. – Ну?

– Я просто думаю… просто потому, что что-то кажется хорошей идей, не значит, что это так на самом деле, – он всё ещё не смотрит на меня. – Я причиню тебе боль, Мэг. Как только я окажусь к тебе достаточно близко, чтобы сделать тебя счастливой, я причиню тебе боль. Это неизбежно.

Я не могу с ним спорить.

Прошли месяцы с тех пор, как я плакала из-за него в туалете, надеясь, что никто другой не войдёт внутрь и не увидит меня.

Я ненавижу его.

Только на самом деле я не ненавижу его. И в этом и заключается моя самая большая проблема.

***

Когда я прихожу домой, то делаю единственное, что могу придумать: я звоню Изи.

Мы обменялись номерами перед тем, как закончилась конференция, и она сказала мне позвонить, если я когда-нибудь захочу поговорить. Это, очевидно, считается, даже несмотря на то, что мне приходится быстро соображать, что говорить, чтобы случайно не выболтать ей большой секрет.

Мне удаётся рассказать предысторию так, чтобы это не нарушило нашу легенду, где я автор, а он – мой редактор. Изи терпеливо слушает, время от времени издавая поощряющие звуки, пока я продолжаю свою тираду.

– Я не знаю, что делать, Изи. Действительно не знаю. От меня, вероятно, отреклись собственные родители, но ничего страшного, верно? – я издаю истерический смешок. – Это не должно стать большой потерей. Мне будет без них лучше. Я знаю это. Я тысячу раз пыталась понять свою маму, навести между нами мосты. Но она ведёт себя так, будто я принадлежу другому биологическому виду. Она просто не может принять того, что я её дочь. И мой отец, он просто стоит рядом и притворяется, будто не видит всего этого. Эдриан был прав. То, как они обращаются со мной, – чудовищно, и единственная причина, по которой я с этим мирилась, заключалась в том, что предполагается, что я должна с этим мириться. Что ж, к чёрту всё это. К чёрту это и к чёрту их. Но суть в том, что я никогда бы не пошла против своей матери, не будь его рядом со мной в тот момент. Он теперь всё, что у меня есть. И он этого не понимает.

Изи молчит целое мгновение, позволяя мне закончить.

– Думаю, это-то он как раз понимает, Нэт. Думаю, он это понимает, и это пугает его до чёртиков. Это не извиняет того, что он ведёт себя как говнюк, но из того, что ты рассказала мне, становится понятно, что серьёзные отношения для него что-то вроде преследующего его бешеного медведя. В его поведении нет логики или смысла. Он просто пытается защитить себя – и тебя.

Это имеет смысл, и мне ненавистно то, что это имеет смысл.

– Отлично. Знаешь что? Отлично. Если он не хочет ничего серьёзного, прекрасно! Но если он не хотел отношений, он не должен был вести себя так. Совать свой нос в мои семейные дела. Я могла бы и дальше поддерживать с ними мир. Это не принесло бы мне особенного счастья, но, по крайней мере, у меня всё ещё была бы семья.

– Уверена, ты всё ещё можешь помириться со своей мамой, – говорит Изи мягко. – Если это то, чего ты действительно хочешь.

– Но это не то, чего я хочу! – я чувствую, как рыдание зарождается у меня в горле. – Я не могу. Не могу и дальше терпеливо сносить всё это. Он не сказал ничего кроме правды, и моей матери нужно было это услышать. Я не буду за него извиняться. Но, вообще-то, я и не должна.

У меня мысли скачут, и я едва ли способна говорить связно, но, по крайней мере, я это понимаю. Не уверена, понимает ли хоть что-нибудь Изи, но в худшем случае она притворяется, что понимает, и этого достаточно.

– Я ни на секунду не сомневаюсь в том, что ты ему не безразлична, – говорит она наконец. – Когда я первый раз увидела вас вместе, то была уверена, что вы – пара. Он не мог от тебя глаз отвести.

Мило с её стороны сказать это, но я не особо ей верю. То, что она почувствовала между нами, было лишь сексуальным напряжением, пусть даже романтику в ней хотелось интерпретировать это иначе.

Мы, наконец, заканчиваем разговор, когда я понимаю, что мне больше нечего сказать. Она заставляет меня пообещать, что я позвоню ей, если мне нужно будет поговорить, и я говорю ей, что так и сделаю. Но она просто будет повторять мне всё то же самое снова и снова, и она не знает настоящей истории. О годах невыполнимых стандартов и саркастических замечаний, вся цель которых была в том, чтобы заставить меня чувствовать себя хуже его.

Не требуется докторская степень по психологии, чтобы понять, какова моя роль во всём этом. Только естественно, что я стала добиваться признания от кого-то столь требовательного и холодного, ничего другого я и не знала. Люди больше всего ошибаются на мой счёт, когда думают, что поведение Эдриана не задевает меня. Конечно же, оно меня задевает. У меня просто есть уникальная способность мириться с ним – спасибо моей матери за то, что она впрыскивала мне маленькие, но постоянные дозы этого яда всё моё детство.

Я, вероятно, ещё в большем непорядке, чем Эдриан, но, когда мы вдвоём, это превращается в чёртов цирк.

Глава пятнадцатая

Я отчаялась понять Эдриана.

Я перебирала всё это в своей голове снова и снова, тысячу раз, но так и не смогла найти во всём этом смысла. Это сводит меня с ума, так что я решаю просто перестать об этом думать.

Выбора-то у меня нет.

Разумеется, мне непросто работать с ним. Но что я могу сделать? Я не могу заставить его понять, какую сильную боль он причинил меня тем вечером, и я знаю, что что бы ни произошло в его голове, ко мне это не имело никакого отношения. Глубоко внутри я надеялась на то, что всё же значу для него достаточно, чтобы он мог это преодолеть. Я хотела быть тем, кто заставит его позабыть свои страхи и сомнения, кто заставит его отбросить осторожность.

Он стал для меня таким человеком. Я понимаю это теперь, когда уже слишком поздно что-то с этим делать.

Не уверена, сколько прошло дней с тех пор. Я просто продолжаю показываться на работе, выполнять те же обязанности, что и раньше, улыбаться и извиняться за него, словно это моя вторая натура. Потому что на данный момент так и есть. Всё это время мой разум продолжает подбрасывать мне мысли и воспоминания обо мне и Эдриане. Снова и снова, пытаясь найти во всём этом смысл. Так часто, что я почти перестаю что-либо чувствовать по отношению к ним. Или, по крайней мере, так я себе говорю.

Однажды утром в пятницу (или, возможно, в среду, я уже больше ни в чём не уверена) я останавливаюсь у двери его офиса с какими-то бумагами. Он говорит по телефону, но – как и всегда – взмахом руки приглашает меня войти.

– Да, Кара, я это понимаю… но дело в том, что…

Я спешу уйти, потому что у меня нет причин оставаться. Но потребовалась бы сверхчеловеческая сила воли, чтобы не сделать то, что я сейчас делаю.

Он говорит с ней по одной из открытых линий; я легко могла бы поднять трубку и подслушать. Вероятно, это было ошибкой с его стороны.

Как бы там ни было.

Я осторожно поднимаю трубку. Я говорю себе, что что бы они ни обсуждали, я должна быть в курсе. Пока я продолжаю играть роль Натали МакБрайд, я – одна из вовлечённых сторон.

Они ведут какой-то жаркий спор. В тот же момент я понимаю, что мне следовало бы повесить трубку, но я этого не делаю.

– …никогда, ни разу ты не доверяла моим инстинктам, – по голосу Эдриана понятно, что он кипит от едва сдерживаемого гнева. – Было бы неплохо, признай ты, что у меня бывают стоящие идеи.

– Ну да, вроде той твоей гениальной идеи сделать Аманду толстой.

Слова Кары рассекают воздух, словно хлыст, и я застываю. Какое-то время всё, что я слышу – это их резкое дыхание.

– Я думал, мы закончили это обсуждать, – гнев сдавливает Эдриану горло. Я слышу это, представляю, как он сжимает кулаки под столом.

– Просто пытаюсь донести свою мысль, – говорит Кара смертельно сладким голосом. – Ты не был бы там, где ты есть, без меня. И вся эта чепуха с Натали МакБрайд – она тебя погубит. Тебе нужно избавиться от Меган и открыться своим фанатам. Думаешь, они будут разочарованы тем, что невероятно сексуальный миллиардер писал обо всех их фантазиях?

– Теперь, когда я открыто солгал им? – он тяжело вздыхает. – Да, Кара. Я так думаю. Я думаю, что они будут разочарованы. Я также думаю, что мои коллеги – настоящие коллеги, знаешь, те партнёры по бизнесу, благодаря которым я и стал миллиардером – выставят меня вон из города.

Резко выдохнув, Кара отвечает:

– Меган сдерживает тебя, Эдриан. Пришло время тебе это принять. Переживи уже своё маленькое увлечение и двигайся дальше. Хватит использовать эти книжные туры как повод потискать её пышную грудь.

Она насмехается над ним, повторяя выражение, которое он часто использует в книгах.

Она насмехается надо мной.

Я слышу щелчок и понимаю, что один из них, должно быть, повесил трубку. Я возвращаю трубку на рычаг так быстро, как только могу, моё сердце колотится.

Маленькое увлечение.

Кара.

Чёртова Кара.

Но разве Эдриан и правда…?

Я всегда знала, что не нравлюсь ей.

Через два месяца после того, как меня наняли, он начал писать.

Сделать Аманду толстой.

У меня ладони становятся влажными от пота. Это не может быть правдой. Аманда не может действительно быть списана с меня.

Эдриан мог поддаться сексуальному напряжению между нами во время нашей поездки, но я не нравлюсь ему. Такому, как он? Нет. Он может наслаждаться таким телом, как у меня, за закрытыми дверями, но он никогда не стал бы афишировать наши отношения. Пусть даже он купил мне ту ночнушку. Пусть даже мы и правда пошли вместе на тот чёртов маскарад в стиле школьного бала 80-х. Такого просто не может быть.

У меня на глазах наворачиваются слёзы. Я делаю глубокий вдох и смотрю на экран своего компьютера, пытаясь понять, что мне делать. Что я могу сделать.

Затем я кое-о-чём вспоминаю.

Существует та ветка обсуждений. Та, к которой Эдриан дал мне временный доступ, чтобы я могла прочитать сообщения, которые Кара постила от его имени. Чтобы я могла придерживаться истории. Он отключил меня до того, как у меня появился шанс прочитать самые ранние посты и всё то, что было опубликовано до выхода первой книги в печать.

Если где и остались какие-то намёки на то, каким был первоначальный текст «Его секретарши», то только там.

Молясь о том, чтобы он не сменил пароль, я захожу на сайт и залогиниваюсь.

Бинго.

Мне требуется некоторое время, чтобы разобраться с навигацией сайта, но наконец у меня получается отсортировать всё по дате и начать внимательно просматривать посты.

Когда я вижу несколько сообщений, датированных тем самым месяцем, когда я устроилась сюда на работу, у меня становится сухо во рту.

Буду признателен за ваши мысли по поводу этого наброска Первой главы. Спасибо всем! <3

Перед тем, как загружать файл, я просматриваю комментарии.

…вы слишком ударяетесь в детали… возможно, стоит сделать всё более общим…

…не знаю, правдоподобна ли эта её враждебность…

…написано очень горячо, но мне с трудом верится, что он и правда мог так запасть на женщину с такой низкой самооценкой…

…мне кажется, в одном месте у вас описка, кто такая Меган?..

У меня сердце останавливается.

Кто такая Меган?

Я сосредотачиваю всё внимание на комментарии и читаю его целиком заново.

Написано очень горячо, мне понравилось. :) Не слишком правдоподобно, но, эй, мы в этом бизнесе не для этого. Единственное, что могу посоветовать – вам не помешал бы корректор. Если у вас уже есть один, наймите второго или третьего. В тексте есть пара опечаток, и, мне кажется, в одном месте у вас описка: кто такая Меган? Я думала, героиню зовут Аманда.

Хватаясь за край стола, я смотрю на комментарий.

Кто такая Меган?

Дрожащей рукой я кликаю на файл. Он быстро загружается и открывается у меня на экране.

Вы хотели бы загрузить обновлённую версию…?

– Нет, – шиплю я, закрывая всплывающее окно. Мне остается только надеяться, что Эдриан меня не слышал.

Эдриан.

Я начинаю читать.

Вся первая глава сильно отличается от той версии первой главы, которую я читала, и начинается с эпизода, в котором Аманда приносит кофе своему невыносимому боссу. Мне почти хочется захихикать, когда я вспоминаю инцидент, который лёг в его основу.

Я нажимаю Control-F и набираю «Меган».

– Меган, – прошептал Дирк, его губы были так близко от моего уха, что по моему телу пробежала дрожь, и я заёрзала.

Эту сцену я знаю. Это было первым почти-но-не-совсем столкновением между ними, когда он оставил её мокрой и дрожащей, и она после довела себя до оргазма в женском туалете. Я перечитывала её множество раз.

В ней есть только одно отличие.

Меган.

Торопливо я закрываю файл. Осознание приходит ко мне медленно, но затем обрушивается на меня целиком и сразу, и на мгновение я чувствую себя так, будто у меня голова оказалась под водой.

Это не что-то новое. Он хотел меня долгое время. И не на одну ночь, иначе бы он просто соблазнил меня так же, как должно быть соблазнял тысячу других девушек.

Здесь что-то большее поставлено на карту. Я действительно важна для него, это не просто попытка держать подружку для перепиха в хорошем настроении.

Правда, осознаю я, всё время была где-то рядом. Даже Изи её видела.

Я встаю на дрожащих ногах. Я знаю, что должна делать. Я не могу оставить всё как есть.

Я расстёгиваю несколько верхних пуговиц на блузке и стучусь в дверь его офиса.

– Хммм.

Он отлично скрывает свой гнев, но я всё ещё чувствую, как он исходит от него волнами, когда открываю дверь.

– Всё в порядке, сэр? – мягко спрашиваю я.

Он поднимает на меня взгляд, и от того, как пристально он смотрит мне в глаза – теперь, когда я знаю то, что знаю, – у меня внутри всё трепещет. Но я умудряюсь выглядеть невозмутимой.

– Да, – говорит он резко. – Утро немного не задалось, вот и всё.

– Я передумала, – я прочищаю горло и сажусь. – Если вы не нашли кого-то другого на эту роль, конечно.

Он смотрит на меня с удивлением.

– Передумала? – переспрашивает он. – Насчёт чего?

Я не верю ему ни на мгновение. И просто приподнимаю бровь.

– Всё закончилось, Меган, – говорит он, сдаваясь. – Я покончил со всем этим.

– С чем?

– С Натали. С книгами. Со всем этим. Я больше ничего не буду писать. Больше не будет никаких туров. В конце концов, все о ней забудут, – выражение его лица бесстрастно, но что-то мелькает в его взгляде. – Думаю, так будет лучше для нас обоих.

Мои щёки горят от гнева и смущения.

– Может быть, для тебя и будет, – говорю я ему. – Но мне бы тот чек пригодился, я ведь не посасываю регулярно серебряную ложку.

Он пожимает плечами.

– Если у тебе накопились счета, уверен, я смогу найти тебе какую-нибудь подработку.

– Уверена, что найдёшь, – говорю я с горечью. – При условии, что больше о ней никто не узнает, да?

Эдриан поджимает губы.

– Видишь, вот почему я знал, что это никогда не сработало бы, – его глаза горят от еле сдерживаемого гнева. – Теперь всё каким-то образом оказывается связано с тем фактом, что мы переспали. Именно этого я и боялся, и, проклятье, к этому мы и пришли, – он драматически вздыхает. – Хорошо, Мэг. Поехали. Конечно, я говорил не о такой подработке, Мэг. Я никогда не стал бы платить тебе за секс, Мэг. Я никогда не проявил бы к тебе такого неуважения, Мэг. Теперь, пожалуйста, пожалуйста, перестань вести себя так, будто тебя оскорбил невинный комментарий, и скажи мне, из-за чего на самом деле ты расстроена?

О боже, с чего же мне начать?

– Не из-за чего, сэр, – я даже не пытаюсь скрыть сарказма в своём голосе. – Я вам ещё зачем-то нужна?

Он бросает быстрый взгляд на мою грудь, затем скользит взглядом по всему моему телу, на мгновение остановившись на юбке, а потом возвращается к моему лицу.

– Нет, – наконец говорит он ровным тоном. – Вообще-то, почему бы тебе сегодня не пойти домой пораньше? Возьми отгул на полдня.

У меня падает сердце.

– Я не хочу брать отгул на полдня.

– Ты выглядишь так, будто тебе не помешал бы отдых, – продолжает он, взмахом руки отпуская меня. – Иди.

Что ж, и тебя к чёрту.

***

Я на середине марафона телешоу «Хватай не глядя» (американское телешоу о распродаже старых вещей со складов – прим. переводчика) и на половине миски макарон с сыром, когда вдруг раздаётся стук в дверь. Моё сердце в тот же миг начинает биться быстрее, и я стараюсь не питать никаких надежд, когда смотрю в глазок.

Это он.

Я с трудом сглатываю и распахиваю дверь.

У него неистовое выражение лица. Целое мгновение он просто стоит молча, а затем проталкивается вперёд, оттесняя меня к стене своим телом, и целует меня.

У него вкус алкоголя и тысячи плохих решений, и я стону ему в рот, когда его язык клеймит меня. Кухня находится ближе всего к входной двери, и именно в ней мы и оказываемся, мои руки запутываются в его волосах, и всё моё тело дрожит от желания и предвкушения.

Я хочу поговорить с ним о том, что видела, о том, что поняла. Что его книги были не просто одой тому, как сильно он хочет меня трахнуть, они были чем-то гораздо большим. Они рассказывали историю, которую он хотел для нас.

Но сейчас не время для разговоров.

Он сажает меня на барную стойку, стягивает с меня пижамные штаны и опускается на колени, чтобы попробовать меня, его язык скользит внутрь и наружу. Всего лишь несколько мгновений, достаточных для того, чтобы я стала готовой для него, но недостаточных для чего бы то ни было ещё. Когда он встаёт, я, тем не менее, не жалуюсь. Я просто хватаю его за ремень и притягиваю Эдриана ближе, целую его снова и снова, чувствуя себя на его губах и языке, этот острый и терпкий вкус, именно такой, какой присущ тому чёртову Божоле-нуво.

Мне хочется рассмеяться, но затем он врезается в меня, и я могу только хватать ртом воздух. Это горячо, быстро и совершенно сносит крышу. Я слышу, как посуда звенит в шкафчиках, как гремит столовое серебро, и затем на мгновение я вообще перестаю что-либо слышать.

Когда всё заканчивается и моё тело оседает на стойке, я прижимаюсь к Эдриану немного крепче, пусть даже всего на несколько секунд.

– Останешься со мной сегодня?

Он качает головой.

– Не могу, – говорит он. Немного хрипло. Это первые слова, которые он произнёс после того, как вошёл в квартиру.

Он быстро отходит от меня, приводит себя в порядок и уходит. Всё это занимает не больше нескольких мгновений, и я не плачу, хотя мне очень хочется, ощущение комка в горле никак не проходит.

После нескольких часов прерывистого сна я просыпаюсь гораздо раньше, чем обычно, и натягиваю спортивную одежду. Раз уж я не могу разобраться в своих запутанных отношениях с Эдрианом, то, по крайней мере, могу сделать что-то полезное.

Я знаю, что это лишь адреналин, стресс, мания заставляют меня думать, будто пойти побегать – хорошая идея. Всё закончится тем, что я поврежу себе колено и, хромая, вернусь домой, как и в прошлый раз. Но мне нужно попробовать сделать хотя бы что-то. Я не могу просто сидеть и ждать, пока он решит, что собирается делать с моей жизнью.

Когда я переступаю порог входной двери, что-то заставляет меня проверить почтовый ящик. Маловероятно, чтобы что-то доставили с тех пор, как я проверяла в последний раз, но по какой-то причине я открываю ящик и заглядываю внутрь.

На самом дне лежит маленький свёрнутый листок бумаги. Без конверта. Меня накрывает волна тошноты, и я разворачиваю его дрожащими пальцами. Мне знакома эта бумага. Знаком жирный шрифт заголовка, то, как набран печатный фирменный бланк.

Он не розовый, но я знаю, что он означает, для этого мне даже не нужно читать текст.

Я позволяю себе увидеть заголовок – ПРЕКРАЩЕНИЕ ТРУДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ – просто затем, чтобы быть уверенной. Позволяю словам проникнуть в моё сознание и сижу в прихожей, входная дверь открыта, бумага зажата между моих пальцев, моя голова висит между коленей.

В первое мгновение я хочу позвонить Изи, но потом понимаю, что у меня нет истории, которую я могла бы ей рассказать. Это не имеет смысла. Я могла бы состряпать что-нибудь на тему того, что Эдриан уволился с должности моего редактора, но на это потребовалось бы больше энергии, чем у меня есть.

Всё, что я могу – это неверяще смотреть и плакать.

Глава шестнадцатая

Я знаю, что уволена. Знаю, что у меня больше нет работы. Но когда я просыпаюсь, то всё равно залезаю под душ, одеваюсь, даже умудряюсь проглотить пару ложек йогурта до того, как начинаю им давиться. Я делаю это до того, как поднимаю злосчастный листок бумаги дрожащими руками и снова смотрю на него, а затем бросаю его на пол, когда у меня начинают течь слёзы.

Прошлым вечером я пыталась дозвониться до Эдриана по крайней мере десять раз подряд. Меня не должно было удивлять то, что он не ответил. Очевидно, он больше не хочет иметь со мной дела.

И, несомненно, это к лучшему.

Я не могу принять этого. Знаю, у меня нет выбора, но это идёт вразрез со всем, что я чувствую по отношению к нему. Существует ли хоть какой-то способ заставить его понять? Смогу ли я найти подходящие слова, чтобы сказать ему, что я чувствую? Будет ли это иметь значение?

Сигнал на телефоне оповещает меня о приходе нового е-мейла, когда я сижу, свернувшись клубком на диване в своей любимой юбке и блузке. Я смотрю на экран, мой взгляд расфокусирован.

Оно от Натали МакБрайд.

Оно отправлено с того же адреса, на который я писала «ей», когда всё ещё думала, что она реальный человек. С адреса, с которого приходили те е-мейлы, которые, как утверждал Эдриан, были от Кары, пусть даже в жизни она оказалась совсем не похожа на того человека, который писал те письма.

В тексте письма только ссылка и ничего более. Я кликаю по ней.

Она ведёт на страницу статьи в блоге.

ПРАВДА О НАТАЛИ МАКБРАЙД?

Никто не любит цитировать анонимные источники, но я просто не могу проигнорировать эту информацию. Не могу поделиться всем, что мне рассказали, но достаточно сказать, что мне предоставили многочисленные доказательства, убедившие меня в том, что этот человек знает, о чём говорит. Натали МакБрайд – это мужчина и не просто мужчина, но один из самых выдающихся бизнесменов в своей сфере. У него больше общего с Дирком, чем с Амандой. Согласно моему источнику, он немного эгоманьяк, который наслаждается тем, что всех обманул…

Сердце бьётся у меня в горле, когда я открываю страничку Натали МакБрайд на «Фейсбуке». На ней висит пост, под которым более четырёхсот комментариев.

Чёрт.

Моим читателям

Надеюсь, что кто-нибудь из вас всё-таки прочитает это. Пожалуйста, поймите, я никогда не хотел лгать вам. И хотя я никогда не стал бы перекладывать вину за свои действия на другого человека, но мне сказали, что только так я смогу установить с вами контакт. Что вы никогда не примете меня таким, какой я есть. Если позволите, я дам вам небольшой совет: будьте очень и очень осторожны, когда говорите кому-либо такие вещи.

Теперь я понимаю, что это не имело бы значения. Вы находили что-то для себя в моих историях несмотря ни на что, и я должен был быть честен с вами с самого начала. Ложь подобна дому, который строится на песке. Вам постоянно приходится поддерживать фундамент, чтобы не рухнуло всё здание. Это был выбор, который я сделал, сделал сам. Мне посоветовали открыться вам, но я боялся.

Чего я боялся? Этого. Боялся потерять связь, которую обрёл со всеми вами. И на случай, если это прозвучало жутковато, хочу прояснить: я никогда не представлялся женщиной с целью завладеть вашим доверием, чтобы затем злоупотребить им как мужчина. Я знаю, что любой здесь, кто общался со мной, может это подтвердить. Я всегда старался быть уважительным по отношению ко всем вам и соблюдать границы.

Из всего того, что я получил за эти несколько лет, именно связь со всеми вами представляет для меня наибольшую ценность.

Я хочу, чтобы вы знали: все 100 процентов прибыли от продажи этих книг были переданы на благотворительность. В этом всегда и была цель. Мне никогда не были нужны эти деньги, и я не хотел наживаться на лжи. Жизнь многих и многих людей станет лучше благодаря тому, что вы купили мои книги. Если ничто другое, надеюсь, что хотя бы это принесёт вам облегчение.

Я начинаю прокручивать ответы.

Нэт... или как бы вас ни звали, вероятно, я буду в этом одинока, но я понимаю. Надеюсь, вы продолжите писать, потому что я люблю ваши истории и для меня не имеет особого значения, кто вы. Не могу поверить, что говорю это, потому что спроси вы меня об этом пару месяцев назад, я бы очень расстроилась, сделай кто-нибудь подобное. Но после того, как я влюбилась в ваши истории, мне сложно сказать им «прощай». Я понимаю, что вы, вероятно, не захотите больше писать, но надеюсь, что вы найдёте способ продолжить историю Дирка и Аманды, я просто не могу принять того факта, что она закончена. Я понимаю, каково это, когда люди вокруг вас говорят вам, кем вы можете и кем не можете быть, и даже если вы не особенно им верите, вам всё равно кажется, что вы должны делать то, что они вам говорят. Я знаю, вы никому не хотели причинять боль. Я буду молиться за вас.

–

Согласна, пожалуйста, продолжайте писать.

–

лол что это за хрень

–

      Я тоже очень бы хотела увидеть продолжение. Натаниэль МакБрайд, ещё кто-нибудь?

–

Тоже молюсь за вас, Нэт. Очевидно, что в вашем сердце была история, которую вам необходимо было рассказать, и я надеюсь, что людям хватит терпимости, чтобы это понять.

–

Я очень разочарована тем, как все здесь ему подхалимничают. Вы ведь осознаёте, что он СОЛГАЛ вам, правда? Не понимаю, какова цель этого публичного покаяния. Мы что, должны похлопать вас по спине, чтобы вы почувствовали себя лучше после того, что вы сделали? Очень и очень подло притворяться женщиной, чтобы завоевать чьё-то доверие. Так поступают хищники. Должны ли мы поверить вам на слово, что вы никогда и ни с кем не злоупотребляли этим доверием? Да ладно. Все, кто почувствовал себя жертвой, будут слишком напуганы, чтобы выступить, ваши бешеные «фанаты» ОЧЕВИДНО не видят ничего дурного в вашем обмане (и большинство из них наверняка знало всё с самого начала, будем реалистами). Они разорвали бы любого, посмевшего сказать о вас что-либо дурное. *терпеливо жду, пока моё сообщение удалят, а меня забанят*

–

Кому-нибудь ещё нужен попкорн?

–

Я раньше думала, что парни не умеют писать любовные романы, но вы доказали, что я ошибалась. Пожалуйста, не бросайте писать. Не обращайте внимание на хейтеров и просто будьте самим собой.

–

Сигнал, оповещающий о приходе ещё одного письма, пробуждает меня от транса. У меня дрожат руки, когда я открываю новый е-мейл.

***

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Расслабься, я знаю, что это не ты. Значит, остаётся только Кара. Но, честно говоря, мне это уже не особенно интересно. У меня сейчас полно других проблем.

Я не хотел разрушать твою жизнь.

Не знаю, что ещё сказать. Я тот ещё мерзавец и тот ещё тиран и уничтожил единственное хорошее, что когда-либо случалась со мной.

Я имею в виду тебя, если ты вдруг не поняла.

Ты знаешь меня, каждую частичку меня, как никто другой. Это так вот уже долгое время.

Я был заворожен тобой с нашей первой встречи. Для таких женщин, как ты, мир может быть жестоким местом, но я никогда не видел, чтобы ты дрогнула хотя бы на миг. С твоим ростом в пять футов семь дюймов без каблуков (где-то 170 см – прим. переводчика), с твоими изгибами, натягивающими швы на одежде, словно не желающими, чтобы их прятали, ты занимала больше места, чем тебе было позволено. Ты не улыбалась, когда тебе хотелось хмуриться. Ты говорила то, что думаешь, даже ценой моего комфорта. И я не мог отвести от тебя глаз.

Ты была красивой, такой красивой, пусть даже это слово слишком незначительно, чтобы описать тебя. Ты была моей музой. Я не написал ни строчки за двадцать лет с тех пор, как мой отец нашёл мои тетрадки и сжёг их на заднем дворе. С тех пор, как он сказал мне, что я буду никем, никем, если не продолжу семейный бизнес.

Но когда я увидел тебя, то внезапно просто не смог остановиться.

Я ненавидел себя за то, что поддался этому.

Ты, конечно же, ненавидишь меня теперь, и это правильно, но я подумал, что ты заслуживаешь знать. Ты, конечно, не поверишь мне, но я продолжал писать тебе электронные письма только потому, что они заставляли меня улыбаться. Потому что я думал, что смогу и тебя заставить улыбнуться. У нас так давно не было такой связи, годами, потому что я боялся того, что может произойти. До сих пор боюсь.

Хотелось бы мне найти другой способ закончить это. Но я его не вижу. Ты заслуживаешь быть свободной от меня, и я знаю, что сама ты бы никогда не ушла, не заставь я тебя это сделать. Несмотря на всю свою силу воли и вспыльчивость, глубоко внутри ты никогда не хотела разочаровать меня.

Ты и не разочаровала меня, Мэг. Ты никогда не разочаровывала меня. Мне жаль, что я позволил тебе поверить в обратное.

Прости меня.

***

Я смотрю на его письмо и смотрю.

Дрожащими руками я открываю кнопочную панель (это выходит у меня не с первой попытки) и звоню Эдриану. Я знаю, что он не возьмёт трубку, но я не могла не попробовать.

Я жду десять гудков, потом вслепую натягиваю одежду, хватаю кошелёк и выхожу на улицу, чтобы поймать такси.

Всю дорогу я держу телефон у уха, даже зная, что это бессмысленно.

Эдриан живёт в районе с подходящим названием «Квартал миллиардеров» (находится в Нью-Йорке на Манхэттене. Так называют район 53 и 54 улиц, замкнутый между Пятой и Шестой авеню, где располагается элитное и дорогое жильё – прим. переводчика), в самом высоком жилом комплексе в городе. Ещё бы он не жил там. Я была внутри один или два раза и всегда чувствовала себя настолько не в своей тарелке, что не могла оценить его по достоинству. Сейчас же я для этого слишком зла.

Но то, что этот невыносимый, беспечный мужчина может позволить себе потратить столько на пентхаус, отвратительно. Хотя, может, и не так отвратительно, как то, что я влюбилась в него.

Я стараюсь не встречаться взглядом со швейцаром, пока прижимаю большой палец к сканеру отпечатков пальцев. Никогда не задумывалась над тем, насколько поразительно то, что Эдриан доверял мне достаточно, чтобы предоставить круглосуточный доступ в это здание, но, готова поспорить, он вот-вот пожалеет об этом.

После продолжительной поездки на лифте, от которой у меня желудок как будто камнем падает вниз, я нахожу его дверь и стучусь в неё кулаком, пока рука не начинает болеть.

Сначала он не отвечает. И я начинаю задаваться вопросом, а дома ли он вообще, и с чего я взяла, что он должен быть дома, когда внезапно раздаются шарканье и звук поворота ключа, и дверь распахивается.

Его одежда помята, его волосы в полном беспорядке, в одной руке у него бутылка Джека Дэниэлса (американский виски – прим. переводчика), а в другой – наполовину пустой бокал. Я начинаю понимать, почему открыть дверь было таким трудоёмким делом.

– Всё это время это был ты, – я практически кричу на него, и мне плевать, кто может нас услышать.

– Всё это время это был я! – повторяет он за мной, драматично разводя руками. Иисусе, он ещё пьянее, чем я думала.

Я врываюсь внутрь, пинком закрывая за собой дверь.

– Ты это серьёзно сейчас? Как давно ты знал, что это была я?

– Сначала я только подозревал, – говорит он и, немного покачиваясь, направляется в кухню. – Но, когда в письмах стало появляться всё больше деталей, мои подозрения подтвердились.

– Чушь собачья, – я складываю руки на груди в защитном жесте. – Быть не может, чтобы ты не догадался обо всём с первого же е-мейла.

– Хорошо, хорошо, – он присаживается на табурет у барной стойки. – Я знал, но я не хотел знать. Я говорил себе, что это должно быть совпадением, потому что если бы это и правда была ты, это было бы слишком большим совпадением. В то время это имело смысл, – он с усилием сглатывает. – Также мне хотелось знать, что ты говоришь обо мне за моей спиной.

– Вот уж и правда загадка века, – я стою перед ним и задаюсь вопросом, а вспомнит ли он вообще завтра этот разговор. – Не могу поверить в это. Ты предложил мне надевать на работу сексуальное нижнее белье, – моё лицо начинает гореть, когда я вспоминаю ту переписку.

– И я не отказываюсь от своего предложения, – он умудряется изобразить кривую усмешку. – Ты бы видела е-мейлы, которые я тебе не отправил.

Чёрт, чёрт, чёрт. Не могу иметь с этим дело прямо сейчас.

– Я не горжусь этим, – наконец говорит он немного тише. – Но так я узнал то, что ты никогда не сказала бы мне в лицо. Как, например, то, что ты считаешь меня неплохим человеком. Что тебе нравится, что я заставляю тебя смеяться. Мне не следовало этого делать, но я не жалею о том, что у меня был шанс это выяснить, – он поднимает на меня глаза, и в выражении его лица больше нет ни капли юмора. – Я просто выпрашивал подачки, Мэг. Когда дело касается тебя, это всё, что у меня есть.

У меня вырывается горький смешок.

– Ну нет, даже не пытайся вызвать у меня сочувствие. Не сегодня.

– Не хочешь присесть? – спрашивает он заплетающимся языком.

– Нет, Эдриан! – кричу я, меня накрывает волна адреналина, когда я позволяю пяти годам подавленного гнева вырваться наружу. – Нет, я не хочу присесть, чёрт возьми! С меня хватит всего этого. С меня хватит тебя. Ты токсичен и отравляешь всё вокруг себя. Ты уже разрушил пять лет моей жизни. Я позволила тебе забрать моё чувство собственного достоинства, моё самоуважение и мой здравый смысл. Я даже переспала с тобой, потому что мне нужно было хоть что-то, что позволило бы мне чувствовать себя лучше из-за всего этого. И это помогло, представляешь? Ты чертовски хорош в том, чтобы заставлять меня забывать о том, в какую катастрофу превратилась моя жизнь. И о том, что это именно ты превратил её в эту катастрофу. Ты мой личный героин. И с меня хватит, Эдриан. Я ненавижу того человека, которым стала. Я ненавижу того человека, в которого ты меня превратил.

Он просто продолжает смотреть на меня. Я вижу, как подрагивают его ноздри, как сверкают глаза, как чаще опускается и поднимается его грудная клетка, пока он слушает меня, ничего не говоря в ответ. У меня горит лицо, и я чувствую, как злые слезы собираются в уголках моих глаз и текут по щекам. Но мне плевать. Я больше никогда его не увижу.

– Раньше я была хорошим человеком, Эдриан, – меня душат рыдания, и я заставляю себя сглотнуть комок в горле. – Раньше у меня были друзья. Раньше я умела веселиться. Раньше я даже была способна переносить своих родителей, меня хватало на звонок раз в месяц, на пару визитов в год. Это было дерьмово, но это было хотя бы что-то. Теперь мне придётся есть чёртов свонсоновский ужин (американские полуфабрикаты и замороженные готовые блюда – прим. переводчика) на Рождество в компании чёртовой пластиковой ёлки в моей дешёвой квартирке, потому что платить мне на пару долларов в час больше означало бы, что тебе пришлось бы сократить потребление шампанского «Дом Периньон» (Dom Pérignon – знаменитый винтаж дома Moët & Chandon – прим. переводчика). И я не могу завести свою собственную семью, потому что теперь, спасибо тебе большое, я и есть именно та визгливая невыносимая стерва, которой ты всегда меня считал.

Он продолжает смотреть на меня.

Наконец он делает попытку заговорить, еле ворочая языком.

– Ты не… ты не, – говорит он.

– Серьёзно? Это всё, что ты можешь сказать?

Он еле держит глаза открытыми. Иисусе.

Словно ураган я вылетаю из пентхауса Эдриана Райзингера, из его дома, из его жизни.

Глава семнадцатая

Проходит время.

Я встаю утром. Принимаю душ. Проглатываю горсть витаминов, которые должна принимать, и обновляю своё резюме.

Я создаю профиль в «ЛинкедИн» (LinkedIn – социальная сеть для поиска и установления деловых контактов – прим. переводчика), оставляю заявления и жду. Большую часть времени я вспоминаю, что нужно поесть. По ночам я пялюсь в потолок, пока не засыпаю. Иногда на это уходит слишком много времени.

Если мне и снятся сны, я их не помню.

Я делаю всё это, ничего не чувствуя. Если в моей груди всё ещё бьётся сердце, то я не слишком это замечаю. Мне пришлось уничтожить ту часть себя, которая была достаточно глупа, чтобы влюбиться в мужчину вроде Эдриана, и после этого от моего сердца мало что осталось.

Когда-нибудь, знаю, я буду оглядываться на этот период своей жизни и удивляться, какого чёрта я тогда думала. Может быть, я потом даже посмеюсь над всем этим, вероятно, со своим добрым, кучерявым мужем, который будет чуть старше меня и будет профессором в колледже или помощником регионального менеджера какой-нибудь богом забытой компании. Мы будем обмениваться с ним историями о сумасшедших подвигах нашей юности. Он расскажет мне о том, как сломал ногу, прыгнув в неглубокое озеро, я расскажу ему о том, как спала со своим боссом. Мы будет такого рода парой. Он не будет ревновать, потому что будет знать, что эти времена остались далеко позади.

Он будет знать, как и я, что нельзя состариться с кем-то вроде Эдриана.

Может быть, когда-нибудь мы с Эдрианом случайно встретимся. В таком большом городе это маловероятно. Но такое может случиться. Может быть, в какой-то момент он окажется вынужден сам ходить за покупками, и я встречу его в отделе мороженного, держа ребёнка на руках. Может быть, я притворюсь, что не узнала его.

Проходит месяц, и я нахожу себе новую работу. Зарплата здесь ниже, но мне хватает. Мой босс – терпеливый и понимающий. Нормальный человек, иными словами.

И я это ненавижу.

После своего первого рабочего дня я возвращаюсь домой и внезапно осознаю, в каком свинарнике живу. Номера дурацкой местной газеты за весь месяц разбросаны по моему кухонному столу, повсюду рассованы рекламные брошюры и стоят пустые бутылки от бог знает чего. У меня так давно не было выброса адреналина, что я принимаюсь за уборку. Я включаю телевизор, и финансовые новости бубнят на заднем фоне, пока я сортирую мусор.

Когда я иду на кухню к мусорной корзине, кое-что в одной из газет привлекает моё внимание.

По словам представителей приюта для животных, «ангел-хранитель» помог им сохранить за собой территорию; пушистые жители

Несмотря на то что от заголовка мне хочется закатить глаза, мне становится любопытно.

Я открываю раздел тем, интересных для широкой аудитории. И действительно, половину полосы занимает фотография Шелли, прижимающей к себе очень фотогеничную многопалую кошку с поразительными зелёными глазами.

Моё сердце болезненно сжимается.

…благотворитель, настаивающий на том, чтобы оставаться анонимным, пообещал Мастерсон постоянную поддержку её приюту и его миссии. «Он и правда наш ангел-хранитель», – говорит она. – «Я всегда верила, что в самый трудный час вселенная приходит на помощь, но до сих пор и не осознавала, сколько в этом правды».

Вселенная, блин.

Чёртов ангел-хранитель? Вот уж вряд ли.

Я смеюсь и плачу, и потом снова смеюсь.

А мне он и слова не сказал. Да и с чего бы? Он же не знал. В список его обязанностей не входит оповещать меня о каждом благотворительном проекте, в котором он решил поучаствовать.

То, что он делает это анонимно, вот что новое. Это означает, что он выступает в их поддержку не как представитель «Райзингер Индастрис», но как частное лицо. Как если бы это действительно было для него важно.

Моё сердцебиение приходит в норму. А вместе с ним возвращается и боль в груди, и я задаюсь вопросом, исчезнет ли она когда-нибудь полностью.

***

Когда я снова появляюсь в приюте, в котором заново покрасили стены и увеличили собачник, Шелли обнимает меня и плачет.

– Я думала, что ты можешь вернуться, – шмыгает она носом. – Я на это надеялась. После того, как мы случайно встретились…

Она останавливается и смотрит на меня. У меня складывается впечатление, что она умалчивает о множестве вещей.

– Я просто так рада, что ты здесь, – говорит она наконец.

Я ломаю себе над этим голову, пока наблюдаю за тем, как играют собаки, бросаю им мячики и палочки и сижу на скамейке с пожилым биглем, который просто хочет обниматься целый день. Я знаю, что ему будет трудно найти новый дом, и пытаюсь не думать об этом, пока чешу ему за ушами.

Единственной действительно хорошей вещью на этой новой безнадёжно скучной работе является то, что она оставляет мне достаточно времени и энергии на то, чтобы снова заняться волонтёрством. Это так странно, словно я вернулась в прошлое на пять лет назад в место, которому больше не подхожу. Всё остальное осталось почти прежним, но изменилась я сама.

Я начинаю проводить в приюте выходные, вечера и иногда даже раннее утро. Когда я мимоходом упоминаю об этом при своём новом боссе, он предлагает мне перейти на более гибкий график работы, чтобы поддержать мои филантропские начинания. Видите ли, он обожает животных.

Я словно оказалась на чёртовой другой планете.

Когда Шелли заходит в комнату, атмосфера меняется. Каждая собака поднимает голову, и все они смотрят на неё и ждут её команды.

– Сидеть, – негромко говорит она, и они все слушаются.

Эта женщина пугает, и я её обожаю.

– Мэг, ты в порядке? – она подходит и кладёт руку мне на плечо. – Иногда мне кажется, что ты как будто находишься за миллион миль отсюда.

Это так очевидно? Я чувствую, как у меня начинают гореть уши.

– Извини. Я попытаюсь быть внимательнее. Я просто…

– Нет, нет, нет. В этом нет ничего плохого, – она присаживается рядом со мной. – Я просто беспокоюсь за тебя, вот и всё. Если когда-нибудь захочешь поговорить, я рядом.

– Знаю, – вздыхая, я смотрю вниз на свои руки на коленях. Они просто лежат неподвижные, словно не знают, что им делать. Словно мне на всё требуется дополнительное усилие. На то, чтобы дышать. Думать. Всё моё тело неподъёмное и вялое. – У меня были кое-какие проблемы на прошлой работе. Я рада, что ушла. Не то, чтобы это был мой выбор. Но, думаю, это было правильно, пусть даже в то время это казалось чем-то ужасным.

– Та работа точно была не для тебя, – кивает Шелли. – Каждый раз, когда мы случайно встречались, я видела, что она по капле выдавливала из тебя жизнь. Но ты и сейчас не счастливее, Мэг. Ты всё ещё выглядишь так, будто носишь на плечах весь мир. Ты правда оставила всё позади?

Конечно же, нет. Но как я могу объяснить ей это, не признаваясь в том, что спала со своим боссом? Не хочу, чтобы Шелли знала это обо мне. Это кажется таким незрелым, таким глупым. Я буду выглядеть оторванной от реальности, неспособной принять тот факт, что парень с настолько высоким социальным статусом не хочет остепениться и завести детей с кем-то вроде меня. Неважно, насколько сильно ему нравится секс, мне никогда не стоило принимать это за любовь.

Несмотря ни на что, это не было ошибкой. Я знаю, что не было. Он что-то чувствовал ко мне и сбежал от этого так, что только пятки сверкали. Если он собирается так себя вести, я не хочу, чтобы он оставался в моей жизни.

– Сложно отказаться от образа человека, который создал в своей голове, понимаешь? – говорю я наконец. Без контекста это лишено смысла, но с Шелли это редко имеет значение. – Даже если знаешь, что он далёк от реальности. Мы как будто видим только кусочки картины и заполняем промежутки тем, что мы хотели бы там видеть.

Она кивает. И снова мне начинает казаться, будто она мне что-то не договаривает, и я не могу представить, что именно. Шелли редко из-за чего прикусывает язычок.

– Что ж, что бы ни происходило, я знаю, ты будешь в порядке, – она сжимает моё плечо. – Дай мне знать, если я могу чем-нибудь помочь.

Я обещаю ей, что так и сделаю, но не могу представить, чем кто-либо может помочь мне сейчас.

***

По какой-то причине я продолжаю переключать телевизор на финансовый канал. Это было всем, что мне было нужно знать, когда я работала на Эдриана, но к моей теперешней жизни это почти не имеет никакого отношения. И тем не менее, я остаюсь в курсе событий. Когда не показывают ничего получше, я узнаю о последних слияниях и поглощениях и диких спекуляциях.

Полагаю, я просто привыкла к этому. Сейчас это уже что-то вроде колыбельной или повторного показа «Сайнфелда» (американский сериал в жанре комедии положений, 1989-1998 гг. – прим. переводчика) для тех, кто вырос в 90-е. Хорошо, когда в мире есть хоть что-то постоянное.

Но Джим Крамер сегодня прямо-таки брызжет слюной. Должно быть, что-то случилось. Воздушной тревоги я пока не слышала, так что вряд ли это что-то настолько серьёзное, но я всё равно переключаю внимание на экран, пока собираю посуду.

– …и после этого беспрецедентного шага чего вы ожидаете в будущем? – спрашивает один из дикторов.

– Знаете, Джон… безусловно, мы видели такое и раньше, такие большие разочарования, но со временем, думаю, это станет лишь одним из эпизодов в истории компании. Конечно, всё зависит от того, какое впечатление произведёт новый исполнительный директор. Но нет никаких признаков того, что до этого компанией плохо управляли. В конечном итоге, думаю, люди забудут имя Эдриан Райзингер.

Я умудряюсь не уронить стакан, который держу в руках, но, оглядываясь назад, не совсем понимаю, как мне это удаётся.

– Рановато для кризиса среднего возраста, – говорит кто-то другой. – Люди начнут задумываться над тем… вообще-то, мы уже сейчас слышим предположения, что причиной его отставки, вероятно, стала проблема с коррупцией или какая-то другая проблема компании, с которой он не захотел иметь дела. И именно эти мысли будут крутиться у всех в головах завтра, когда откроется биржа.

Онемевшими пальцами я набираю его имя в поисковике на своём телефоне. Тут же всплывают пять или шесть новостных заголовков. Есть и видео. Мне не хочется нажимать на кнопку «Проиграть», но я всё равно нажимаю.

– Я уже прокомментировал это… я сказал всё, что собирался. Это никак не связано с «Райзингер Индастрис». Их ждёт многообещающее будущее и без меня. Эта должность никогда мне не подходила, и я для неё тоже никогда не подходил. Я сожалею лишь о том, что мне потребовалось столько времени на то, чтобы это понять.

Я сажусь, потому что ноги перестают меня держать.

Он жил ради этой компании. Она – всё, что у него есть. Всё, что у него когда-либо было. И теперь он просто… уходит?

Паника царапает мне горло изнутри, и я понимаю, что всё это время я боялась за него. Не понимаю, как он может обходиться без меня, и что это как не гордыня? Всё это время я считала его высокомерным, но сама при этом начала верить в то, что незаменима для него.

Очевидно, что это не так.

Быть секретарём Эдриана было моей идентичностью. Долгие пять лет это являлось всем, кем я была. Мне не хотелось верить, что я позволила этому просочиться в меня так глубоко, но это случилось. Эдриан прекрасно обойдётся без меня. Он прекрасно обойдётся и без компании. Вообще-то, он скорее всего вернётся к писательству. Он человек многих талантов, в отличие от меня. Если не считать талантом способность взаимодействовать с невыносимыми людьми. Прямо сейчас она мне не особенно пригождается.

Той ночью боль в сердце не даёт мне уснуть. Хотелось бы мне просто забыть об всём этом. Его жизнь и моя больше не связаны. Вообще-то, я не планирую даже разговаривать с ним когда-либо снова.

И всё же.

И всё же.

***

Когда Шелли спрашивает, могу ли я прийти в среду немного пораньше, я обсуждаю это с боссом, и он говорит, что конечно же я могу. В приют должен прибыть фургон с большим количеством пожертвований, и чтобы разгрузить его, им нужна вся возможная помощь.

Я готова посвятить пару часов своего времени изнурительному труду, если это поможет мне забыть обо всём, о чём мне нужно забыть.

Несмотря на то, что я ухожу с работы вскоре после ланча, я всё равно оказываюсь одной из последних прибывших волонтёров. Здесь полно народа: у Шелли всегда был дар заставлять людей засучить рукава.

Подходя к маленькой толпе, я вижу то, от чего моё сердце грозит выскочить из груди.

Это не он. Это не он. ЭТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ОН.

Даже учитывая то, что мне известно, Эдриан не из тех людей, кто стал бы это делать. Заниматься физическим трудом? Он скорее из тех, кто выпишет чек и посчитает, что сделал достаточно. Но если это не его затылок, нелепо торчащий над воротником удивительно знакомой футболки, я проглочу свою туфлю.

Я просто смотрю на него. Я никогда раньше не видела его в джинсах. Я никогда раньше не видела его в обычной одежде. Я вообще не видела его так долго после того, как в течение пяти лет видела его каждый рабочий день и часто и по выходным тоже, что мне начинает казаться, будто моё сердце вот-вот взорвётся.

– Эдриан? – зову я полушепотом.

Он поворачивается.

У него в глазах мелькает это классическое «только что увидел призрака» выражение, но я не могу отвести взгляда от его рта, потому что он наконец позволил своей упрямой щетине отрасти: ничего слишком дерзкого, всего лишь полдюйма аккуратно подстриженной бородки. Она лишь на оттенок темнее цвета его волос на голове, с вкраплением золотисто-красного. Ему идёт.

Надпись на его футболке гласит: СОХРАНЯЙТЕ ОСТИН НЕОБЫЧНЫМ.

– Шелли сказала мне, что тебя здесь не будет, – тихо говорит он.

– Шелли солгала, – отвечает сама Шелли, появившись из-за нагромождения коробок и стряхивая пыль с рук. – Вам двоим нужно поговорить. Меган, пожалуйста, дай ему шанс. Вы можете занять мой офис. Эдриан, иди. Скажи ей то, что сказал мне. Или, клянусь Богом, я притащу тебя туда за ухо, если вздумаешь мне перечить, и мне плевать, сколько денег ты пожертвовал.

Я могу только пялиться на неё. Понятно теперь, почему моё присутствие было так необходимо здесь сегодня.

– Какого чёрта здесь происходит?

Она только пожимает плечами.

– Я сложила всё воедино. Я вспомнила, как ты говорила, что работаешь на его компанию, так что, когда он тут внезапно объявился, у меня возникло подозрение, что это неспроста. Мне даже не пришлось особо стараться, чтобы вытянуть из него всю эту печальную историю, скажу я тебе. Что-то в держании на руках котёнка заставляет мужчин признаваться во всех их грехах. Я не говорю, что ты должна простить его, но я просто не могу и дальше смотреть на то, как вы чахнете вдали друг от друга. Разберитесь уже со всем этим как-нибудь, ради всех нас.

Прямо сейчас я не могу смотреть на Эдриана, не хочу на него смотреть, но он касается моей руки.

– Думаю, нам лучше пойти, – говорит он, и на его губах появляется намёк на неуверенную улыбку. – Она меня пугает.

Онемевшая, со звоном в ушах, я следую за ним. Он садится на край её стола, может быть, так он пытается избежать повторения того, как мы всегда разговаривали с ним раньше. Раньше я бы инстинктивно села в кресло для посетителей, в то время как он расположился бы за столом.

– Я сожалею почти обо всех словах, которые когда-либо говорил тебе, – начинает он, у него тихий и хриплый голос. – Но больше всего я сожалею о том, что солгал тебе насчёт е-мейлов. Я пытался защитить тебя, но…

– Ты злоупотребил моим доверием, – шиплю я. – По-твоему, это нормально?

– Очевидно, нет, – говорит он, снова выглядя раздражённым. – Разве я сказал, что считаю это нормальным? Разве я когда-либо хотя бы намекал на то, что считаю то, что когда-либо делал в своей жизни, нормальным и правильным? Это было тем, чем было, Меган. И я думал, что нравлюсь тебе за то, кто я есть. Я думал, ты… – он замолкает, вздыхая. – Ты так смотрела на меня тем вечером, когда я выгнал твою мать из твоей квартиры, что могу поклясться, в тот момент ты любила меня.

– Может быть и любила, – мой голос дрожит, и я едва узнаю его. – Пару мгновений. На которые забыла о том, кто ты есть на самом деле.

Он опускает голову на руки на мгновение, ерошит пальцами волосы и снова поднимает на меня глаза.

– Ты всего лишь хочешь извинений, Меган? Ты поэтому здесь? Или ты здесь потому, что до сих пор что-то чувствуешь ко мне? Кажется ли тебе, будто ты двигаешься по жизни словно сомнамбула? Забилось ли твоё сердце сильнее в первый раз, когда ты услышала моё имя с тех пор, как пришла тогда ко мне домой? Снюсь ли я тебе? Просыпаешься ли ты с моим именем на губах? – его тон становится мягче, и я ненавижу его за то, что он пытается пробудить во мне всю ту страсть, которой, как он знает, я не могу противиться и которую не могу контролировать. – Потому что со мной такое было. Вот каково мне теперь, Мэг. Я не могу забыть тебя. Не то, чтобы я думал, что у меня получится. Но мне казалось, что сбежать будет проще.

– Так для чего всё это? – я дышу чаще, и не знаю, гнев ли тому причина, волнение или какая-то извращённая смесь того и другого. – Ты отдал кучу денег, чтобы спасти щенков, и появился здесь весь такой в стиле грандж рока, чтобы и правда замарать руки, и думаешь, что это всё исправит? – в моём голосе появляются визгливые ноты, но я ничего не могу с собой поделать. Вероятно, я и правда теряю рассудок.

Он раздражён. По крайней мере, эта эмоция мне знакома.

– Клянусь тебе, я не знал. Шелли скажет тебе. Я спрашивал её тысячу раз перед тем, как пришёл сюда, каждый раз, чтобы только быть уверенным в том, что ты не окажешься нигде поблизости. Я не хотел, чтобы ты узнала. Особенно потому, что я не хотел, чтобы ты так думала.

– Так почему тогда ты здесь? – хочу я знать.

– Уж лучше это, чем напиваться до смерти, сидя на полу в своей кухне, – говорит он. – А именно это и светило мне в противном случае.

– Мне тебя нисколько не жаль, – говорю я ему, потому что на самом деле мне его жаль. Проклятье.

Эдриан вздыхает.

– Хорошо. Но ты не ответила на мой вопрос.

– Что? – я полностью потеряла нить разговора.

– Я всё ещё тебе не безразличен? – спрашивает он. – Хотя бы немного?

У меня на глазах тут же наворачиваются слёзы. Как могу я изображать безразличие, когда он стоит передо мной и так выглядит?

– Конечно! – я почти кричу. – После того, как моя мама ушла, я… – мой голос снижается почти до шёпота. – …я не думала, что это вообще возможно –чувствовать подобное по отношению к кому-либо.

Боль на мгновение искажает его лицо. Он сокращает дистанцию между нами, нежно берёт мои руки в свои и держит их, пока говорит. Это такой неявный жест доминирования, и, вероятно, мне не должно это нравиться, но мне нравится. До сих пор.

– То, что я ушёл тем вечером, – было моим самым худшим поступком в жизни, – признаётся он. – И поверь мне, это кое-о-чём говорит.

Я слегка усмехаюсь.

– Я тебе не верю.

– Поверь, – говорит он. – Я знаю, что разбил тебе сердце тем вечером. И я знал, что так случится. Я был чёртовым эгоистом. Я был эгоистом всю свою жизнь, Мэг, о чём, уверен, ты знаешь. Но важно то, что я тоже это знаю. Я всегда это знал, но сейчас всё по-другому. Я впервые в жизни в полной мере ощутил последствия своих действий, и если ты думаешь, что признать это – не унизительно… неважно. Речь не обо мне – в этом-то и дело. Всё в моей жизни всегда было тем, что можно было не ценить. Что можно было в любой момент заменить. Знаешь, как много машин я разбил ещё до того, как мне исполнилось шестнадцать? – он издаёт смущённый смешок. – И я никогда не причинял кому-то настолько сильную боль, чтобы этот человек не возвращался, помаши я перед ним своим бумажником. Мои родители всегда говорили мне больше дорожить тем, что я имею, но я даже не понимал значения этих слов.

Он быстро облизывает губы и смотрит на меня, и я чувствую прилив возбуждения, который не ощущала месяцами. Для меня это слишком, слышать, как он изливает то, что у него на сердце, чувствовать касание его рук, и, помоги мне бог, я просто хочу его.

Но я знаю, что должна дослушать его до конца. Я моргаю, пытаясь заново сосредоточиться на его словах.

– До того, как ты появилась в моей жизни, я этого не знал, – говорит он. – Я всегда буду сожалеть о том, что сказал тебе, о том, что сделал. Я беспечно обошёлся с единственным, что действительно имело значение.

Я пристально смотрю на него, пытаясь разобраться в поднимающейся во мне буре чувств.

– О чём ещё ты солгал?

– Давай поглядим, – он смотрит на меня, ища что-то в моём лице. – Я солгал, когда сказал, будто не думаю, что продолжать спать вместе – хорошая идея. Солгал, когда сказал, что та ночь, когда я заставил твою мать отречься от тебя, была ошибкой. Знаю, я должен сожалеть об этом, но, чёрт возьми, я нисколько не сожалею. Надеюсь, она никогда не заговорит с тобой снова. Меня убивает то, что это причинило тебе боль, но я знаю, что она была вредна для тебя, – на его губах мелькает тень улыбки. – Может быть, даже в большей степени, чем я, если это вообще возможно.

– Ты не был вреден для меня, – я всхлипываю, не в состоянии больше сдерживаться. – Почему-то, не знаю, почему, ты был именно тем, кто был мне нужен. Когда мы были вместе, и я имею в виду не только, когда мы трахались, я имею в виду, когда мы просто были вместе, когда ты не чувствовал необходимости вести себя как мой босс… это всегда ощущалось правильным.

– Я знаю, – он касается моего лица робким прикосновением. – Я знаю. Это и напугало меня до чёртиков.

– Почему ты ушёл из компании? – наконец спрашиваю я.

– Потому что я больше не хочу быть тем человеком, – он говорит это со всей убеждённостью, и что-то переворачивается у меня внутри. – Не знаю, кем я хочу быть, но «Райзингер Индастрис» теперь для меня в прошлом. Конечно, компания всё ещё принадлежит моей семье, и я всё ещё безобразно богат, – он слегка улыбается. – Но я стараюсь отдалиться от этого настолько, насколько могу. Я ненавижу то, каким небрежным, беспечным человеком я был. Но больше всего я ненавижу то, что ты всегда будешь смотреть на меня и видеть того, кто причинил тебе боль.

– То, что ты отошёл от дел компании, не исправит этого, – бормочу я. Я больше не могу этому сопротивляться. Я приподнимаюсь на цыпочки и целую его. В приглушённом звуке, который он издаёт, я различаю удивление, удовольствие, может быть, даже некоторую долю замешательства. Но никакого замешательства не ощущается в том, как он целует меня в ответ.

Я опускаю голову ему на грудь и слышу, как сильно бьётся его сердце. Когда он начинает говорить, я чувствую, как вибрирует его грудная клетка.

– Знаешь, до встречи с тобой, я за десять лет не написал ни строчки. Больше, чем за десять лет. Мой отец это ненавидел. Когда мне было двенадцать, он нашёл мои дневники и сжёг их. Передо мной уже расстилалось моё будущее. Он не хотел, чтобы я впустую тратил своё время. И то непреодолимое желание, которое я почувствовал, когда встретил тебя, – помимо очевидного, – та потребность взять ручку и позволить истории свободно течь из меня – они напугали меня до чёртиков. Заставили меня злиться. Это был гнев моего отца, теперь я понимаю это. Это был мой страх перед ним, преследующий меня до сих пор.

– Но я не мог заставить себя просто игнорировать всё это. Каждое слово в е-мейле, который я тебе тогда написал, было правдой. Ты не была похожа на женщину, которую мне полагалось хотеть, но ты была так отчаянно сексуальна, что я знал, я погублю тебя, если позволю себе это. Поэтому я не позволил.

– Вместо этого я стал писать. Я выплёскивал всё в историях, и не только в тех, которые публиковал. Были ещё те, которые я не посмел опубликовать, потому что знал, стоит тебе их увидеть, как ты сразу же узнаешь в них себя. Вроде истории о том случае, когда в коридоре дребезжало вентиляционное отверстие, а мастер всё не приходил и не приходил, и ты вскарабкалась на поставленные друг на друга стулья и починила его ножом для масла. Я никогда не встречал таких женщин, как ты; чёрт, я никогда не встречал таких людей, как ты. То, как ты говорила со мной, прямо, не боясь задеть мои чувства, не щадя моё эго. Вскоре моей единственной фантазией стала ты, ты дразнила меня и улыбалась мне этой своей улыбкой, пока я не нашёл способа заткнуть тебе рот, – он снова быстрым движением облизывает губы. – Извини. Я пытаюсь не увлекаться, но это сложно.

Я издаю совершенно недостойное хрюканье, вероятно, оставляя немного соплей на его рубашке. Он даже не вздрагивает. Это и правда любовь.

– Да, – бормочу я. – Я заметила.

Какое-то время наше молчание нарушает только стук наших сердец.

– Я ненавидел себя за то, что уволил тебя, – говорит он. – Я действительно думал, что так будет лучше. И я действительно собирался только оставить тебе уведомление и уйти, но, чёрт, Мэг... Я ничего не мог с собой поделать. Ты была нужна мне, в последний раз. А затем я только и делал, что переживал за тебя. Я знал, что ты никогда не примешь от меня помощи, так что это было единственным, что я мог сделать. Пусть даже это почти убило меня. Но я знал, я знал, что ты будешь в порядке. Когда Шелли сказала мне, что у тебя новая работа, я нисколько не удивился, – он вздыхает и смотрит на меня с такой нежностью и заботой, что увидь его сейчас кто-нибудь из офиса, они бы ни за что его не узнали. Но только не я. Я уже видела это в нём раньше, вспышками, чувствовала это в его прикосновениях. – Я так чертовски по тебе скучал.

– Это было так странно, правда? – я издаю короткий смешок. – На протяжении пяти лет мы разговаривали друг с другом почти каждый день, – у меня сдавливает горло, произнести эти слова так трудно. Я всё ещё чувствую привкус страха на языке. Всё ещё жду, что он вот-вот развернётся и снова сбежит. – Я тоже скучала по тебе.

Он берёт в ладони моё лицо и наклоняется ко мне, встречая мои губы на полпути, но не целует меня. Пока нет.

– Твои чувства ко мне изменились? Я имею в виду, действительно изменились? Не считая того, что ты сейчас ненавидишь меня за всё то дерьмо, которое я сделал, на что имеешь полное право.

– Нет, – шепчу я.

– Хорошо, – он губами касается моих губ. – Я хочу поговорить с тобой, Мэг. Хочу, чтобы у нас был долгий разговор. Хочу разговаривать с тобой часами, объяснить всё и извиниться перед тобой тысячу раз. Но прежде я хочу заняться с тобой любовью. Не трахнуться, понимаешь? Мы уже достаточно трахались и будем трахаться ещё. Мне это нужно. Тебе это тоже нужно, – он наконец целует меня. Медленно и долго, и из-за этого всё моё тело начинает покалывать. – Знаешь, как долго я тебя хотел? – спрашивает он меня хриплым голосом. – Каждый чёртов день своей жизни. Каждый раз, когда ты надевала одну из тех своих юбок с боковым разрезом, и я был вынужден дрочить под столом один или два раза в день, просто чтобы суметь сосредоточиться на работе. Уже несколько лет, каждый раз, когда я кончаю, я представляю, как моя сперма покрывает твою кожу. Не могу представить, чтобы когда-либо я захотел кого-то другого.

Всё моё тело трепещет.

– Мне это понравилось, – признаюсь я. – То, как ты тогда пометил меня. Я до сих пор иногда думаю об этом, особенно в те моменты, когда меньше всего этого хочу.

– Пойдём со мной домой, – шепчет он, утыкаясь носом в мою шею. – А то ещё немного и мне придётся оттрахать тебя прямо здесь и тем самым разрушить весь мой план.

– Домой? – я поднимаю на него глаза. – Ты имеешь в виду, к тебе домой?

Он кивает, улыбаясь.

– Да, – говорит он. – Ко мне домой. В мою кровать. Что ещё это могло означать?

– Вот же засранец, – я сердито смотрю на него, улыбаюсь и плачу одновременно. Понятия не имею, что за чертовщина сейчас происходит. – Ты солгал мне. Все те россказни о том, что ты никогда никого не приводил в свою спальню. Спорим, всё это неправда?

– Умру, если совру, – говорит он. – Можешь проверить записи с камеры наблюдения, если хочешь.

– И почему это, чёрт возьми, я буду исключением?

Эдриан пытается сдержать улыбку и на мгновение закрывает глаза.

– Думаю, ты и сама можешь догадаться, Мэг.

– Всё равно скажи, – я прижимаюсь к нему, снова устраивая голову на его груди и игнорируя громкий голос в моей голове, говорящий мне, что это плохая идея. – Мне нравится, как вы обращаетесь со словами, мистер Райзингер.

Он вздыхает и отводит мне за ухо непослушную прядь.

– Потому что ты – мой дом, Меган. И так было всегда.

Он целует меня, и как бы это ни было невероятно, я ему верю.

Глава восемнадцатая

Спальня Эдриана великолепна.

Хотя, если быть точнее, потолок его спальни великолепен. Об остальном мне сказать особо нечего. Очевидно, для этого мужчины «заняться любовью» означает главным образом двадцать минут выцеловывать свой путь вниз по моему телу, и, как бы приятно это ни было, я начинаю понемногу терять терпение.

О, но это приятно.

– Ты такая чертовски красивая, – выдыхает он, ведя губами вниз от моей груди к моему животу. – Я должен был сказать тебе это. В первую же секунду, как только увидел тебя, я должен был сказать тебе это.

Я тихонько хихикаю, мурашки пробегают по всему моему телу, когда его дыхание щекочет нежную кожу между моими тазовыми косточками.

– Это точно задало бы другой тон нашим отношениям.

Он фыркает, его губы оказываются в миллиметрах от того, где я их хочу.

– Даже не пытайся делать вид, будто не съездила бы мне за это по яйцам.

– Не съездила бы, – настаиваю я, моя рука скользит к его волосам, мои ногти нежно царапают кожу его головы. – Чёрт, учитывая твои методы, я до сих пор убеждена, что ты мог бы заполучить меня голой на своём столе в первую же неделю, если бы захотел.

Он садится, и я тяжело вздыхаю.

– Погоди-ка, маленький суккуб, у нас с тобой сейчас серьёзный разговор, – он хмурится, когда я ёрзаю. – Ты и правда думаешь, что я не хотел этого?

Я пожимаю плечами.

– Я лишь говорю, что ты мог это получить.

– Я тебе не верю, – ухмыляется он. – Но суть не в этом. Я не мог, Мэг. Не с тобой, – его лицо каким-то образом становится одновременно и серьёзнее, и мягче. – Даже если бы мне достаточно было просто щёлкнуть пальцами, чтобы ты распростёрлась на моём столе, я не хотел, чтобы всё было так. Не с тобой. Я должен был убедиться, что этого не случится. Я не хотел включать обаяние, думал, что ты заслуживаешь чего-то более настоящего, – он делает несерьёзное лицо. – Возможно, я немного перестарался.

– Думаешь? – я покачиваю бёдрами. – Знаешь, мы можем поговорить об этом потом. Или завтра. Или в любое другое время, когда я не…

Уголок его рта слегка приподнимается.

– Продолжай.

Я опять вздыхаю.

– Да ладно тебе, Эдриан. Перестань меня дразнить.

– Я и не пытался, – говорит он. – Это ты никак не можешь перестать говорить.

– Ну так заставь меня замолчать.

Он целует внутреннюю сторону моего бедра, и меня пронзает дрожь.

– Вряд ли это заставит тебя замолчать, – бормочет он. – Если, конечно, я не найду способа в то же самое время положить что-то тебе в рот…

Эдриан встаёт и жестом приказывает мне сделать то же самое. Затем ложится на спину на кровать и хлопает по матрасу рядом с собой. У меня кровь отливает от лица.

– Нет, – говорю я, даже не задумываясь.

У него брови взлетают вверх.

– Ты же помнишь своё стоп-слово, сладкая?

Я киваю.

– Ты играешь со мной?

Я качаю головой.

– Тогда почему, – спрашивает он, пригвождая меня мрачным взглядом, – почему ты говоришь мне нет?

Я чувствую, что краснею с ног до головы.

– Я просто не могу этого сделать. Не так. Ты должен быть сверху.

– Не так? – повторяет он. – Я пока не просил тебя ничего делать. Ты знаешь, что не стоит спешить с предположениями.

Я обнимаю себя руками в защитном жесте.

– Я точно знаю, что ты хочешь, чтобы я сделала, и говорю тебе, что не могу, – я тяжело сглатываю, ненавидя себя. – Пожалуйста, просто… не заставляй меня.

Эдриан садится на кровати и, придвигаясь ко мне ближе, касается моего локтя.

– У тебя был неудачный опыт?

Я качаю головой.

– Что тогда?

Кусая губу, я смотрю на матрас.

– Я просто не хочу. Я не…я не хочу, чтобы ты видел меня так.

Надо отдать ему должное, он подавляет смешок. Но я всё равно вижу, что ему хочется рассмеяться.

– Это вовсе не смешно, – настаиваю я.

– Знаю, что не смешно, – он кладёт руку мне на предплечье, его прикосновение мягкое, ненастойчивое, он просто напоминает мне о своём присутствии. – Я не буду принуждать тебя, Мэг. Не могу. Но если ты всё же согласишься… обещаю, это, как минимум, пробьёт брешь в твоей неуверенности в себе.

Медленно я поднимаю на него взгляд. У него блестят глаза, и он смачивает губы языком. И несмотря на то что я, по сути, только что вылила на него ушат холодной воды, он всё ещё очень и очень возбуждён.

– Почему? – шепчу я, хотя уже знаю ответ.

– Потому, – говорит он немного хрипло, – что я, чёрт возьми, хочу этого. Я хотел этого с нашей первой встречи. Но предполагал, что ты засомневаешься, поэтому никогда не поднимал эту тему, – он с трудом сглатывает, и я замечаю, как быстро бьётся жилка на его шее. – Подумай об этом, Мэг. Ты больше не будешь сомневаться в том, насколько сексуальна, когда моё лицо окажется между твоих ног, а мой член – между твоих губ. Ты почувствуешь это. Каждое подрагивание и каждую пульсацию моего члена, вызванные тем, насколько это чертовски прекрасно – пробовать тебя на вкус, поедать твою киску так, что ты будешь всем, что я буду ощущать. Ты никогда больше не будешь сомневаться в моём желании к тебе.

К чёрту.

Я чувствую себя пьяной, когда наклоняюсь поцеловать его, и он устраивает мне небольшой предпросмотр того, что меня ждёт, проникая языком мне в рот. Но вскоре отстраняется, взволнованный, желающий. Желающий меня. Желающий быть окружённым мной в самом интимном смысле, и да, это довольно соблазнительная мысль.

Он забирается обратно на кровать, и я разворачиваюсь, располагаясь, как требуется, моё сердце болезненно сжимается, когда я встаю на колени по обе стороны от его плеч. Мне ненавистно то, что я не могу видеть его лица.

– Так нормально? – шепчу я, смотря на его ноги, на его эрекцию, устремлённую в мою сторону.

– Ниже, – бормочет он, его дыхание касается моей чувствительной кожи.

Я опускаюсь ниже.

Он хватает меня за бёдра, притягивая меня к своему рту. Я вздрагиваю всем телом, словно от соприкосновения с оголённым проводом, стон вылетает из моего горла. И у меня и правда поджимаются пальцы на ногах.

– О, боже, – стону я, резко дёргаясь вперёд всем телом, почти позабыв о том, что от меня тоже кое-что ожидается. Я слышу, как он усмехается, чувствую, как он усмехается, и он ослабляет хватку, приподнимая мои бёдра настолько, чтобы иметь возможность говорить.

– Неплохо, хмм?

Он выглядит немного самодовольным, но я могу ему это простить.

– Да, – выдыхаю я, сжимая в руках простынь. – Ещё.

– Quid pro quo (лат. услуга за услугу – прим. переводчика), Кларис.

– Найти более неподходящий момент для шутки в духе Ганнибала Лектора (персонаж романов Томаса Харриса. Судебный психиатр, серийный убийца и каннибал – прим. переводчика), вероятно, было бы слоо…ооохх, – он притягивает меня назад к своему рту, и все мысли вылетают у меня из головы.

Но я помню, как сильно хочу заставить его испытать хотя бы крошечную долю того, что он заставляет испытывать меня. Я наклоняюсь вперёд, ласкаю его языком и медленно беру его в рот, его стон вибрацией отдаётся в моей киске. Чёрт, он прав. Я чувствую малейшую его реакцию на то, что делаю, и это поразительно. Он становится ещё твёрже и больше у меня во рту, его член пульсирует и подрагивает каждый раз, когда сокращаются мои внутренние мышцы.

Он совершенно на другом уровне. Его рот пьёт меня, словно я оазис в пустыне. Медленное покачивание его бёдер начинает сопровождаться серией тихих, приглушённых звуков, когда я нахожу свой ритм. Я совершенно позабыла о своей стеснительности, и каждая ласка пронзает моё сердце словно электрический разряд. Я никогда ничего подобного не испытывала. Этот угол проникновения даёт ему доступ к каждому потаённому чувствительному местечку, о которых я и не подозревала.

Внезапно я понимаю, что вот-вот кончу.

Чёрт, о чёрт, да, да. О, мой бог, Эдриан…

Это проносится у меня в голове, но из-за его члена, толкающегося мне в горло, всё, на что меня хватает, так это на серию примитивных стонов. Цепляясь за простыни, с дрожащими ногами, я кончаю и кончаю, и кончаю, дольше и сильнее, чем когда-либо в своей жизни.

Он снимает меня с себя, в то время как моё тело продолжает подрагивать, и на мгновение я задаюсь вопросом, а не придушила ли я его случайно. Но нет, это не так. Я приземляюсь на бедро и частично на живот, и, оглядываясь через плечо, вижу одержимого мужчину. Его лицо блестит от моих соков, его глаза горят. С тихим ворчанием он хватает меня за бёдра и приподнимает их.

Я знаю, что последует дальше, и я больше чем готова для него, но у меня всё равно вырывается вопль, когда он пронзает меня. Он ощущается огромным, и, учитывая, насколько я влажная, это о чём-то говорит. Он трахает меня сильно и быстро, пробуждая отголоски оргазма, от которых вспыхивает каждый нерв в моём теле. Теперь, когда мой рот свободен, я могу кричать его имя. И я кричу.

Он врывается в меня глубже и замирает, испуская глубокий стон. Его голос надрывается, он тяжело дышит и чертыхается время от времени, и я обожаю это. Я обожаю его.

Сердце начинает трепетать в моей груди, когда я понимаю, что не смогу удержать это в себе. Не сейчас. У меня не получится проглотить эти слова. Неважно, как сильно я хочу этого, неважно, какой катастрофой это может обернуться.

Эдриан гладит меня по волосам и наклоняется, чтобы поцеловать мой затылок.

– Ты потрясающая, детка, – мурчит он за моей спиной. – Я так тобой горжусь.

Никогда не думала, что услышу, как он говорит это.

Горечь, копившаяся во мне годами, поднимается, угрожая отравить этот прекрасный момент. Чёрт. Чёрт. Нет. В моей груди внезапно зарождается неожиданный всхлип, который я оказываюсь не в силах подавить.

– Мэг? – Эдриан выскальзывает из меня, и я хнычу от потери. Какое счастье, что поскольку я лежу, уткнувшись лицом в подушку, ему не видно, что я плачу. Проклятье. Я не хочу быть женщиной, которая плачет после секса со своим бывшим боссом. Это просто ужасно.

– Мэг, Мэг, посмотри на меня, – он уговаривает меня повернуться на бок. И когда видит, что моё лицо искажено попытками сдержать слёзы, всё равно не отстраняется. – Ты в порядке? Я причинил тебе боль?

Я качаю головой. Конечно, это не совсем правда, но он имеет в виду физически. Прямо сейчас. Это было бы адекватной причиной лить слезы. В отличии от этой чепухи.

Он отводит волосы с моего лица, чтобы взглянуть на меня, как будто пытается убедить себя в том, что я не лгу. Затем обнимает меня, укладывая мою голову себе на грудь.

– Ты молодец, – шепчет он. – Ты замечательная.

Как мне объяснить ему, что именно его нежные слова заставляют меня чувствовать себя так? Меня разрывает внутренний конфликт, страх, что он снова станет тем, кем был раньше, гнев на него за то, что он так долго обращался со мной так небрежно. Я резко качаю головой.

– Нет? Что не так? – у него ласковый, уговаривающий голос.

– Ничего, – бормочу я. – Помолчи.

И, слава богу, хотя бы раз он слушается.

Я поддаюсь слезам. Сильные рыдания сотрясают моё тело, но он только поглаживает меня по спине, ничего не говоря, не издавая ни звука.

Он молчит долгое время, и когда наконец заговаривает, я могу простить ему это.

– Знаешь, что меня пугает?

Я качаю головой, мои слёзы иссякли, и теперь я только шмыгаю носом и периодически икаю.

– Меня пугает мысль, что я никогда не смогу убедить тебя в том, что ты всегда была мне дорога. Что дело не только в сексе. Я знаю, как это выглядит, и знаю, что плохо обращался с тобой годами, потому что был напуганным, запутавшимся маленьким мальчиком, который никогда до этого не влюблялся. Но для тебя всё выглядит так, будто я привязался к тебе только потому, что ты со мной спишь. Я понимаю это, Мэг. Я не идиот.

Он вздыхает, и сквозь эмоциональный шторм, бушующий в моей груди, прорывается, пульсируя громко и чётко в ритме моего сердцебиения, одно-единственное слово.

Влюблялся. Влюблялся. Влюблялся.

Он сказал влюблялся.

– Тебе следовало бы бежать от меня со всех ног, что ты и сделала, и я был рад этому. Знаешь? Я ненавидел себя в тот момент, ненавидел всё, даже тебя немного ненавидел, потому что вот такой я сострадательный парень, – он ухмыляется, но в его ухмылке нет ни капли юмора. – Но ты вернулась, и я не смогу снова отослать тебя прочь. Я не настолько силён. Я не могу устоять перед тобой, никогда не мог, вот почему я делал всё возможное, чтобы держать тебя на расстоянии вытянутой руки. Обычно, когда я хочу заполучить какую-то женщину, она видит эту мою сторону много позже. Когда всё начинает идти наперекосяк. Я подумал, что если покажу тебе эту свою уродливую сторону с самого начала, ты будешь держаться от меня подальше. Признай, это почти сработало.

Дыхание у него тихое и ровное, оно и его слова погружают меня в транс.

– Я знал, что если бы я нравился тебе, хотя бы чуть-чуть, если бы ты посмотрела на меня тем своим взглядом, я бы пропал. Так что я сказал себе, что делаю это ради тебя, ради твоего же блага, чтобы не признаваться себе в том, чем это было на самом деле: что я был просто чертовски напуган.

Его голос становится немного тише, немного ниже.

– Мысль о том, что ты никогда не будешь моей, ужасала меня. Но мысль о том, что когда-нибудь ты уйдёшь от меня? Чёрт. Она была невыносима. Я – испорченный мальчишка, и я плохо переношу отказы. Я должен держать всё под контролем. И я знал, знал, что причинял тебе боль, я пытался говорить себе, что это не так, но только врал самому себе. Когда я не смог больше этого отрицать, я напомнил себе, что делаю это ради тебя. Чтобы защитить тебя. Но на самом деле я лишь пытался защитить себя.

Он смотрит на меня, а я смотрю на него. Моё лицо всё в слезах, и я думаю обо всех тех случаях на работе, когда я сбегала от него выплакаться в самый дальний туалет, лишь бы только он не узнал, что довёл меня до слёз. Я не хотела дать ему выиграть.

Теперь не осталось ничего, ради чего стоило бы воевать. Он выложил все карты на стол, и я должна решить, что с ними делать.

– Мне действительно страшно, – говорит он тихо. Мне кажется, что я слышу дрожь в его голосе, но, может быть, я просто принимаю желаемое за действительное. – Я в ужасе, по правде говоря. Ты можешь уйти от меня. Тебе следовало бы уйти от меня. И я не знаю, сделал ли я это более или менее вероятным, рассказав тебе всё это. Но это неважно, потому что теперь ты знаешь, – он гладит меня по волосам, затем тяжело сглатывает, наши взгляды пересекаются. – Мне жаль, Меган. Я знаю, что это звучит неубедительно, что этого недостаточно и что я слишком запоздал со своими извинениями. Но я никогда не вкладывал в эти слова большей искренности, чем сейчас.

Я пристально смотрю на него мгновение.

– Ты сказал, что никогда раньше не влюблялся?

Это, вероятно, худшее, что можно было бы сказать в этот момент, но я не могу так просто этого оставить.

– Да, – говорит он тихо, настороженно. Ему не нравится, что я так на этом зациклилась, он хочет, чтобы я услышала то, что он говорит. И я услышала. Но есть ещё кое-что, что мне нужно знать.

– До чего? – шепчу я.

Он смотрит на меня.

– Не надо.

– Я не играю в игры, – настаиваю я, касаясь рукой его щеки почти против своей воли. – Я слышала каждое слово, которое ты сказал, Эдриан. Но ты опустил самое важное.

– От этого ничуть не легче, – говорит он грубо. – Если уж на то пошло, от этого только хуже. Не позволяй этому быть причиной, по которой ты…

– Это не поэтому, – говорю я ему, гладя его по щеке. Щетина царапает мою ладонь. – Проклятье, ты почти так же упрям как я.

Он издаёт смешок.

– Возможно, именно поэтому мы так друг другу подходим.

– Мне нравится то, что ты бросаешь мне вызов, – говорю я мягко. – То, как ты это делаешь, не всегда приемлемо, но теперь я лучше к этому подготовлена. Оказавшись вдали от тебя, я поняла это.

Он качает головой, между его бровей обозначается обеспокоенная складка.

– Я травмировал тебя, Мэг. Ты уже говорила мне это.

– Меня травмировали задолго до того, как мы встретились, – я улыбаюсь уголком рта. – Ты общался с моими родителями. У меня не было шансов вырасти нормальным и уравновешенным человеком. Я застряла с тобой потому, что это и был как раз тот сумасшедший дом, который был мне нужен. У меня теперь новый босс, как ты знаешь. Он милый. Очень милый и адекватный человек, и я готова выпрыгнуть из собственной кожи на этой чёртовой работе. Я скучала по тебе.

Он приподнимает бровь.

– Новый босс? – спрашивает он подозрительно.

Я тихонько хихикаю.

– Ему шестьдесят пять лет, он счастливо женат, и у него трое детей.

– Я не доверяю ему, – рычит Эдриан. – Он ведь не слепой, не так ли?

Вздыхая, я прижимаюсь к нему.

– Сосредоточься. Ты меня слышал? Я сказала, что скучала по тебе.

– Я слышал тебя, – молча он крепко прижимает меня к себе целое мгновение.

– Я не хочу, чтобы ты вёл себя как засранец, – говорю я ему. – Это не то, что мне от тебя нужно. Но я хочу, чтобы ты был в моей жизни. Я хочу, чтобы ты бросал мне вызов, при условии, что я смогу отвечать тебе ударом на удар. Тебе нужен кто-то, кто не будет спускать тебе всё это дерьмо. Но я не собираюсь становиться твоей совестью, потому что это было бы совсем нездорово и унизительно, и я заслуживаю большего. Но я всегда буду на твоей стороне. И когда ты скажешь, я опущусь на колени у твоих ног. Потому что я этого хочу. Потому что мне нравятся те чувства, которые я испытываю, когда ты смотришь на меня вот так. Словно я единственная во всём мире, кто имеет значение.

Я делаю глубокий вдох.

– Я люблю тебя, Эдриан. И искренне надеюсь, что ты не будешь использовать это против меня.

Он тихонько смеётся, и чувство глубокого облегчения наполняет мою грудь.

– Ты ведь понимаешь, какая у нас будет жизнь, да? – он целует меня в лоб. – Мы будет постоянно ссориться. А когда у нас не будет повода для ссоры, мы будем спорить по поводу того, сколько времени прошло с момента нашей последней ссоры.

– Ага, – я прижимаюсь к нему поближе. – А потом мы будет вытрахивать это друг из друга и начинать всё заново на следующий день.

– Звучит утомительно.

– Надеюсь, ты готов к этому, – я ухмыляюсь и поднимаю на него взгляд, он встречает мои губы на полпути. Наши носы трутся друг о друга.

– Главное, готова ли ты? – он кладёт руку мне на поясницу, это ласковое, но собственническое прикосновение. – Ты чуть раньше издавала такие звуки, что я подумал, будто ты вот-вот потеряешь сознание. Или исторгнешь демона. Уверена, что сможешь выдерживать такой стресс каждый день?

– Ты так чертовски горд собой, – я закидываю ногу ему на бедро, чувствуя, как он вздрагивает и становится твёрже в ответ на это молчаливое приглашение. – Богом клянусь, можно даже подумать, будто ты никогда раньше не доводил девушку до оргазма.

Быстрым движением он переворачивает меня на спину, и я вскрикиваю от неожиданности и смеюсь. Мой смех быстро сменяется стоном, когда он скользит в меня снова медленным и совершенным движением. Пять ударов сердца спустя он оказывается во мне полностью, и я издаю гортанный смешок и откидываю голову на подушку.

– Обещай мне, что ты никогда не перестанешь так со мной разговаривать, – шепчет он, не двигаясь. Пока нет.

– Обещаю, – я сглатываю с трудом, чувствуя, будто моё сердце вот-вот выпрыгнет из груди. – При условии, что ты никогда не перестанешь это делать.

– Как будто я могу, – он улыбается и начинает двигаться в медленном, размеренном ритме. Всё моё тело напрягается, и я тихонько хнычу: я хочу, чтобы он двигался ещё и ещё, сильнее, быстрее.

– Всё в порядке, детка? – он смотрит на меня с беспокойством. Он думает, будто у меня до сих пор всё саднит. Ха. Ну, саднит, конечно, но это не проблема. Это сладкая боль, и от неё всё становится только лучше.

– Да, – шепчу я. – Ещё.

Это заставляет его улыбнуться.

– Мне нужно быть нежным с тобой время от времени, дорогая, – он коротко целует меня. – Иначе ты не будешь ценить те моменты, когда я веду себя жёстко.

Обхватив пальцами его затылок, я притягиваю его лицо к своему.

– Послушай меня. Это очень важно. Хорошо? Я хочу, чтобы ты это знал, – у меня перехватывает дыхание, моё тело становится горячим и влажным для него. Я шепчу ему прямо в губы:

– Ты. Просто. Воплощение. Порока.

– Так и есть, – шепчет он, почти касаясь губами моих губ. – Но, по крайней мере, я люблю тебя.

Глава девятнадцатая

ВХОДЯЩИЕ

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Лицом вниз, задницей вверх (строчка из песни американского рэпера Питбуля «She’s Freaky» – прим. переводчика).

Я буду дома через час.

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Хорошо, Питбуль.

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Ссылка: YouTube – Summer of 69 (Лето 69-ого) – Bryan Adams

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Ссылка: YouTube – I Would Do Anything for Love (But I Won't Do That) (Я всё сделаю ради любви (но только не это)) – Meat Loaf

-Gc

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Ссылка: YouTube – Liar (Лгунья) – Mumford and Sons

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Ссылка: YouTube – She's Playing Hard to Get (Она строит из себя недотрогу) – Hi-Five

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

ССЫЛКА: YouTube – Give Me Everything (Отдайся мне полностью) – Pitbull (ft. Ne-Yo, Afrojack, Nayer)

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

И мы прошли полный круг.

Возвращайся домой поскорее, милый. Я… хм… как виноделы называют винтажное вино, которое уже можно пить?

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Открытое.

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Серьёзно? Я уже жалею, что начала эту метафору. Она звучит грязно.

От кого: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Кому: megatron_unleashed@bmail.com

Ну, а ты уже «открытая»?

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Тащи сюда свою задницу и узнаешь.

***

ВХОДЯЩИЕ – АВТОМАТИЧЕСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ СОВЕРШЕНО МИНУТУ НАЗАД

(ПОСЛЕДНЕЕ РУЧНОЕ ОБНОВЛЕНИЕ СОВЕРШЕНО 2 ЧАСА НАЗАД)

От кого: megatron_unleashed@bmail.com

Кому: natalie@nataliemcbrideauthor.com

Ссылка: YouTube – I Just Had Sex (У меня только что был секс) – The Lonely Island (feat. Akon)

Глава двадцатая

Эдриан

В конце концов, добивают меня именно те ямочки.

Мы встречаемся шесть месяцев, и я знаю, что прошло слишком мало времени. Но после пяти лет прелюдии мне просто не терпится. Мне снится наша свадьба. Да – мне. Мужчине ростом шесть футов четыре дюйма, носящему отличные итальянские костюмы, жёсткому во время совещаний, пьющему бурбон на ланч и выглядящему так, будто он перетрахал всех моделей из каталога «Агент провокатор». Теперь мне снятся тафта и цветы из помадки.

До чего я докатился.

Но, по крайней мере, это идёт на пользу моей новой работе. Я больше не притворяюсь женщиной и обнаружил, что так нравлюсь читателям даже больше. В моих книгах всё ещё есть кинк, но именно из-за их романтической составляющей люди продолжают их читать. Вообще-то, теперь я пишу гораздо медленнее, поскольку мне больше не нужно втискивать писательство в короткие часы передышки от «настоящей работы». Теперь я работаю вдумчивее. Я признался миру в том, что прототипом Аманды стала замечательная женщина, которую я знаю, любовь всей моей жизни. Каждый день читатели постят на «Фейсбуке» дразнящие комментарии, в которых спрашивают меня, когда же я сделаю ей предложение.

Скоро, говорю я им. Скоро.

В ближайшем будущем для Дирка и Аманды зазвучат свадебные колокола. А после этого, конечно же, у них родится ребёнок.

Что же до меня…

Боже, я не знаю. Но, кажется, на днях я поймал Меган за тем, как она умилялась детским хэллоуиновским костюмам на «Пинтерест». Она сделала вид, что это не жажда материнства, и сообщила мне, что, в любом случае, «жажда материнства» – это сексистский и оскорбительный концепт, зыркнула на меня сердито и переключилась на страницу с фотографиями горячих мужчин в костюмах. Не знаю, зачем ей нужно смотреть на горячих мужчин в костюмах в интернете, но, с другой стороны, она не задаёт вопросов по поводу моей интернет-истории, и слава богу.

Меня это не пугает, впрочем. Мысль о ребёнке. Не так сильно, как должна была бы.

Через несколько недель после того, как Мэг переехала ко мне, её уволили. Ей никогда особенно не нравилась работа, на которую она устроилась после того, как её уволил я, так что теперь она проводит большую часть времени в приюте для животных, который убедила меня спасти. Ходят слухи, что владелица скоро уйдёт на пенсию, так что, думаю, мы оба знаем, к чему всё идёт.

Я и правда не возражаю против того, что она возвращается домой, пропахнув собаками, потому что она никогда не выглядела такой счастливой.

За ужином я спрашиваю её, когда она сможет взять на работе отпуск на несколько недель. Она как раз направляется за ещё одной бутылкой вина и, останавливаясь у моего стула, целует меня в щёку.

– Это за что?

Она улыбается, открывая бутылку штопором.

– Спасибо, что говоришь о моей работе так, будто она важна.

– Конечно, она важна, – я опускаю вилку. – Что, ты ждала, что я начну прикалываться над тобой потому, что у тебя нет настоящей работы? Ты больше не моя сотрудница, ты моя девушка. От меня требуется соблюдать хотя бы элементарный уровень вежливости.

Она смеётся.

– Ты узнал об этом от Мисс Маннерс (Джудит Мартин, более известная под псевдонимом мисс Маннерс, американский журналист, авторитет в вопросах этикета – прим. переводчика)? Это мило.

– Знаешь, когда ты благодаришь меня за то, что я веду себя как нормальный человек, я начинаю задаваться вопросом, насколько низко ты опустила планку.

– Это просто позитивное подкрепление, дорогой, – она предлагает мне вино, но я качаю головой.

– Итак, если я получаю поцелуй в щёку за то, что не насмехаюсь над твоей волонтёрской работой, что я получу за то, что возьму тебя на Гавайи на нашу годовщину? – я хватаю её за руку до того, как она успевает отреагировать, и притягиваю её к себе достаточно близко, чтобы обнять за талию и затащить к себе на колени. Первое время она очень стеснялась, но сейчас устраивается на моих коленях словно домашняя кошка.

У неё глаза горят, но она в настроении подерзить. Я же вижу.

– И какую годовщину мы будем праздновать?

– Шесть месяцев, – я знаю, к чему всё идёт, и у меня начинает покалывать ладонь от желания её шлёпнуть.

Позже. Скоро.

Но она так явно этого хочет. Проклятье, я пытаюсь хотя бы раз быть нежным.

– Ты ведь знаешь, что означает годовщина? – она прижимается своим лбом к моему и ёрзает на моих коленях. Я думал об этом весь день, и был полутвёрдым с того самого момента, как коснулся её. Теперь же ничего полутвёрдого в моём члене нет. – Я тебе намекну, в этом слове тот же корень, что и в слове ежегодный. От слова «год». А не от словосочетания «шесть месяцев».

– Знаешь, хорошая девушка сейчас уже была бы на коленях, – я притягиваю её ближе, покусывая её шею. Она взвизгивает и пытается вывернуться из моей хватки. У неё есть очень чувствительное местечко под ухом, и я обожаю этим пользоваться.

– О, но я нравлюсь тебе гораздо больше, когда веду себя плохо, – Мэг рассеяно поправляет мой галстук и бросает на меня взгляд из-под ресниц. – Это лучше поцелуя в щёку, не так ли?

Мой член дёргается, соглашаясь с ней.

Я тихонько усмехаюсь, когда её руки начинают блуждать по моей груди, а затем пытаются пробраться под ремень моих брюк, не расстёгивая его.

– Значит, вот что я получаю за то, что пытаюсь быть заботливым, замечательным парнем? Испорченную дерзкую девчонку?

– Ты получаешь повод перекинуть меня через колено, – она облизывает губы. – Всегда пожалуйста.

– Мне не нужен повод, – рычу я. Она никак не прекратит ёрзать, и я не могу больше ждать. – Встань на колени и закончи то, что начала. Если ты должным образом меня отблагодаришь, я буду возвращать услугу до тех пор, пока ты не закричишь от наслаждения. Если же нет, я просто отшлёпаю тебя и ничего больше.

Она надувает губки.

– А я не могу получить и то, и другое?

Я сердито смотрю на неё.

– Нет.

Я ужасный врун.

***

Так я и оказываюсь на пляже на Гавайях с моей бывшей секретаршей, и я не покупаю помолвочное кольцо перед нашим отлётом, потому что это было бы безумием.

Но я думаю об этом. Я думаю об этом, когда той ночью, когда я рассказал ей о Гавайях, она благодарит меня, лаская меня ртом и языком, и позже, когда она говорит мне спасибо, искренне, и её глаза сияют любовью. Я думаю об этом, когда она извиняется за то, что была такой испорченной девчонкой, когда она гладит меня по волосам и говорит мне, какой я замечательный и как она рада поездке.

И я думаю об этом потом, когда я поедаю её киску, пока у меня челюсть не начинает болеть, и это единственное, что удерживает меня от того, чтобы там и тогда не сделать ей предложение.

Когда приходит время улетать на Гавайи, мы держимся за руки в аэропорту. Повторю ещё раз: мы держимся за руки. В аэропорту.

И я всё время ухмыляюсь как идиот.

Но я умудряюсь держать себя в руках ровно до тех пор, пока мы не оказываемся на пляже, она не снимает с себя одежду, и я не осознаю в тот же миг, что должен был заставить её показаться мне в этом купальнике, пока мы были в номере отеля. Какого чёрта со мной не так?

Не так со мной то, что, вообще-то, было у меня подозрение, что сделай я это, мы бы так никогда и не добрались до пляжа. И я был прав.

Мы долго сюда добирались. Этим летом она, должно быть, купила с десяток разных купальников: от кокетливого бикини с юбочкой до обычного нераздельного купальника, танкини и одного из тех винтажных бикини с высокой талией, которые закрывают почти столько же. Все они красивые и очень сексуальные, но этот символизирует что-то другое. Что-то важное.

Я выбрал его для неё. Я представлял её в нём, но никогда до этого момента не видел её в нём. И пусть даже мне приходится мысленно повторять таблицу Менделеева, чтобы подавить столь неуместный в данный момент стояк, меня накрывает осознание того, что я единственный человек в мире, чьё мнение действительно для неё важно.

И если это не любовь, то что тогда?

Ситуация такова. Какая-то часть людей на пляже будет пускать на неё слюни. И мне захочется убить каждого из них. Другие же будут смотреть на неё с осуждением. Их мне тоже захочется убить. Медленно.

Но её не волнует их мнение.

Исходящая от неё уверенность – это то, что я так старательно взращивал в ней последние шесть месяцев. Я не могу, конечно, приписать себе все заслуги, потому что знаю, что эта уверенность в действительности означает. Мэг сделала выбор поверить мне. Ценить моё мнение выше мнения посторонних. Любить меня.

На полпути к воде она оборачивается и смотрит на меня.

– Ты идёшь?

Это настоящее преступление с моей стороны, что в этот самый момент, когда бриз рассыпает по плечам пряди её огненно-рыжих волос, когда у неё сверкают глаза, а тёмно-синий цвет откровенного купальника подчёркивает белизну её кожи, я не могу оторвать взгляда от маленьких ямочек у неё над задницей.

Вы знаете, о чём я. Если вы когда-либо любовались женщиной с пышными формами в бикини, вы знаете, что именно я имею в виду.

Я подхожу к ней и, хватая её за руку, притягиваю Меган к себе.

– Это было ошибкой, – бормочу я ей в волосы, бросая яростные взгляды на всех, кто оказался поблизости.

Она хихикает.

– Снаружи всё равно слишком жарко. Давай вернёмся в отель, – предлагает она, проскальзывая кончиками пальцев под резинку моих плавок. Мы стоим слишком близко друг к другу, чтобы со стороны можно было хоть что-то увидеть, но я всё равно хватаю её за запястье.

– Прекрати.

Мэг продолжает хихикать.

– Ты хотела, чтобы это случилось, не так ли? – обвиняюще спрашиваю я, с трудом сдерживая улыбку.

Она прикусывает нижнюю губу.

– Я на это надеялась, – признаётся она. – Ты выглядишь очень привлекательно, когда у тебя на лице появляется это выражение. Будто ты изо всех стараешься не представлять, как твой член скользит в меня.

Я рычу и хватаю её за полуобнажённую ягодицу. У меня появляется ощущение, что ещё чуть-чуть и кто-нибудь похлопает меня по плечу и напомнит мне, что вообще-то мы на семейном пляже.

– Когда мы вернёмся в номер, я заставлю тебя наклониться и развести для меня ноги, – шепчу я ей на ухо. – И ты с места не сдвинешься, пока я не насмотрюсь. Затем ты будешь держать для меня свои великолепные груди, пока я буду их трахать. Мне нужно увидеть следы своей спермы на твоей прелестной шее.

– И? – шепчет она, пристально глядя на меня.

– И? – повторяю я. – С чего ты взяла, что и ты кончишь? Ты была плохой девочкой. Дразнила меня на публике.

– Именно ты выбрал для меня этот купальник, – ухмыляясь, напоминает она мне. – Не справляешься с жаром, снимай дизайнерское бикини.

– О, всенепременно, но позже, – я милостиво улыбаюсь. – После того, как мы должным образом его обмоем.

Что-то дикое и отчаянное мелькает в её глазах.

– Давай же, – шепчет она и тянет меня за руку. Я следую за ней, не имея представления о том, куда она идёт, пока не осознаю, что мы направляемся к раздевалкам в дальнем конце пляжа. В той части пляжа почти никого нет, но я всё равно бросаю на неё многозначительный взгляд.

– Ну давай же, Рин, – шепчет она и быстрым движением языка облизывает губы. – Любимый, клянусь богом, сейчас не тот момент, чтобы стесняться.

Посмеиваясь, я бросаю взгляд через плечо, хотя знаю, что эта битва уже проиграна. Я твёрдый словно чёртов камень, и единственное, куда я готов войти, так это в одну из тех раздевалок и впоследствии, надеюсь, ей в рот.

– Все будут знать, что мы делаем, – не думаю, чтобы кто-то и правда смотрел, но моё сердце бьётся так громко, что я едва-едва слышу свои мысли.

– Ну и отлично, – у неё глаза горят, когда она тянет меня к двери. – Я и хочу, чтобы они знали. Хочу, чтобы эти одетые словно на подиум сучки, которые надували губки из-за того, что я посмела немного оголиться, я хочу, чтобы они знали. Хочу, чтобы они ненавидели меня за то, что я сосу твой член.

Я тихо стону, когда она заталкивает меня в раздевалку и обнимает меня, и я оказываюсь в самом чудесном круге ада.

И тогда у меня исчезают малейшие сомнения: она должна стать моей женой. И как можно скорее.

***

Сейчас 4 утра, и я всё ещё не могу уснуть.

Мэг тихонько посапывает рядом со мной. Она клянётся, что не храпит, и я не спорю с ней, потому что, по-видимому, таким человеком я стал. Но я обожаю этот звук. Правда обожаю.

Это просто ещё один признак того, что это начало чёртового конца.

Я пялюсь в потолок. Если мы полетим домой, если покинем этот остров, если я сяду в этот самолёт до того, как сделаю её своей женой…

Нет, так не пойдёт.

Стараясь не шуметь, я встаю и натягиваю одежду. Не знаю, что конкретно я собираюсь делать, но знаю, что мне нужно найти.

Только оказавшись на улице и вызвав такси, я вдруг понимаю, что умудрился оставить в номере отеля телефон и ключ.

Отлично. Просто великолепно. Ну, по крайней мере, хотя бы бумажник у меня с собой.

Водитель косится на меня, когда я забираюсь в машину.

– Здесь где-нибудь поблизости есть ювелирный магазин? – спрашиваю я.

Он бросает на меня говорящий взгляд.

– Сейчас середина ночи, приятель.

– Я знаю, – ворчу я. – Давайте же… помогите мне.

Водитель пожимает плечами.

– Ну, мой брат держит ломбард в другой части города. Могу разбудить его, но он не слишком-то этому обрадуется.

– Он обрадуется, – я вытаскиваю бумажник. – Обещаю.

***

Когда я разглядываю разложенную передо мной коллекцию, мне приходит в голову, что Мэг может и не обрадоваться помолвочному кольцу из ломбарда.

Я мог бы сделать ей предложение и без кольца, конечно, но это не то же самое. Думаю, я уже достаточно хорошо её знаю. И вряд ли это будет иметь для неё значение. Вообще-то, она скорее всего даже оценит то, что я не стал вносить посильный вклад в добычу «кровавых» алмазов (алмазы, которые добывают на территории ведения боевых действий, и деньги от продажи которых идут на финансирование повстанческого движения или оккупационной армии – прим. переводчика). Но человек хоть сколько-нибудь суеверный не решился бы начинать отношения с того, что символизирует собой отчаяние, неудачу и жажду мести.

Но опять-таки, речь идёт о нас.

Брат таксиста выглядит уставшим, но держится настороже, его глаза загораются, когда он прикидывает стоимость моей одежды. Как бы я ни одевался, от меня всё равно разит деньгами, и в таких ситуациях это оказывается как нельзя кстати.

Поначалу.

– Сколько вы хотите за это? – я указываю на изящное винтажное кольцо из белого золота, и хотя я ничего не знаю об украшениях, мне кажется, что Мэг оно понравится. Оно должно подойти ей по размеру. Оно отнюдь не выглядит претенциозным, но напоминает мне то ожерелье, которое, я знаю, ей нравится.

Таксист, которого, как оказывается, зовут Питер, смотрит на своего брата, тот смотрит на него.

– Эм… две штуки, – говорит наконец владелец магазина.

Я хмурюсь.

– Оно должно стоить дороже.

Я отлично умею торговаться, но мне не нравится обдирать людей. Не тогда, когда дело касается такого рода вещей.

Он смеётся.

– Никто больше мне столько за него не заплатит. Но если захотите надбавить сверху несколько купюр, я возражать не буду.

В итоге я всё-таки переплачиваю за кольцо, в основном потому, что ради него вытащил продавца из постели. Он заворачивает его в обёрточную бумагу.

– А коробочки нет? – не знаю, почему меня это удивляет.

– Бросьте его в бокал с шампанским, – предлагает он. – Цыпочки такое обожают.

Снаружи раздаётся зловещий грохот.

– Какого чёрта там происходит? – спрашиваю я Питера, который выглядит так, будто как раз подсчитывает свою долю от продажи кольца.

– Дождь, – говорит он просто. – Чего ещё вы ожидали, приехав сюда в сезон дождей?

Меня пробирает смех. Мне и в голову не пришло погуглить чёртов прогноз погоды на чёртовых Гавайях, когда я планировал нашу поездку, потому что раньше Мэг занималась такими вещами, я же понятия не имею, как вести себя как нормальный человек.

– Это не похоже на дождь. Это похоже на грёбанный апокалипсис, – замечаю я, засовывая кольцо в карман.

– Всё не так уж плохо. Но нам стоит поторопиться, пока не затопило дороги.

Твою ж мать.

***

Как бы ни надрывались изношенные «дворники», толку от этого мало. Радио в машине Питера орёт на полную катушку. Бейонсе убеждает меня надеть кольцо на палец девушки, которая мне нравится.

Я и пытаюсь.

Я наклоняюсь вперёд.

– Почему мы стоим?

– Помните, я говорил вам, что дороги может затопить? – ухмыляется он. – Там, откуда вы приехали, вообще бывают дожди?

Он знает, что уже заработал себе на чаевые и даже чуть больше, поэтому позволяет себе подшучивать надо мной. Я знаю, что Мэг должна вот-вот проснуться: она рано уснула. Я её измотал.

А у меня с собой нет даже грёбанного телефона, и я не могу сказать ей, где я.

Всё это безумие, и сам я безумец, но, по крайней мере, Бейонсе поддерживает моё решение. Всё могло быть и хуже.

Всё могло быть гораздо хуже.

– У моего отца есть любимая шутка, – говорит Питер. – Знаете, что на Гавайях лучше всего?

– Ну?

– Погода. Знаете, что на Гавайях хуже всего?

Догадываюсь.

– Погода?

Он ухмыляется в зеркало заднего вида.

– Схватываете на лету.

– К чёрту, – я вытаскиваю пачку денег из бумажника и бросаю их на переднее сиденье. – Спасибо за всё, Питер, но я пойду пешком.

– До отеля не меньше пяти миль, – говорит он, выглядя слегка встревоженным.

– Я выгляжу хилым?

– Ну, нет… – он качает головой. – Вы и правда любите эту девушку, да?

– Люблю, – я кладу руку на ручку двери. – По крайней мере, у вас будет потом, что рассказать. Можете посмеяться надо мной позже.

– Не, – ухмыляется он. – Я ещё помню, как это было, когда я встретил свою жену. Именно так и понимаешь, что она – та самая. Даже если знаешь, что у вас впереди вся жизнь, всё равно чувствуешь, что не можешь ждать ни минуты. Вы поженитесь здесь?

– Надеюсь, что да, – отвечаю я ему. Он вытаскивает визитку из кучи мусора на пассажирском сиденье и протягивает её мне.

– Это неплохое местечко для тех, кто устраивает праздник в последнюю минуту, – говорит он. – Они обслуживают свадьбы и всё такое. И в отличие от моего брата, они не станут обдирать вас как липку только потому, что вы богатый хауле (белый, чужеземец – прим. переводчика).

Я кладу визитку в кошелёк.

– Махало (спасибо по-гавайски – прим. переводчика), Питер.

– Алоха (пожелание добра и мира – прим. переводчика), друг мой. Удачи, – он пожимает мне руку, и я выхожу под проливной дождь.

***

Все умные люди уже нашли себе убежище. Туристы и носа на улицу не кажут, а местные глазеют на чокнутого хауле, который, промокнув насквозь, тащится куда-то по улице.

– Вы в порядке? – кричит мне пожилой мужчина, когда я прохожу мимо него. Он сидит на своём крыльце и наблюдает за прохожими.

– Да, – отвечаю я ему, перекрикивая шум дождя. – Мне нужно сделать предложение моей девушке.

Он смеётся, но не думаю, что он смеётся надо мной.

Но что важнее, мне плевать.

Под конец, когда я добираюсь до затопленного участка дороги, мне приходится брести чуть ли не по фут в воде. Но теперь я знаю, что идти осталось недалеко. Даже несмотря на то что на улице тепло, меня начинает знобить.

Огни отеля горят словно маяк в ночи, и я немного ускоряю шаг, несмотря на то что бессонная ночь и усталость начинают брать своё. Когда я наконец оказываюсь внутри, дождь сменяется моросью, и администратор на ресепшене поднимает голову только тогда, когда слышит, как поскрипывают мои туфли на мраморном полу.

Поездка на лифте тянется бесконечно долго. Я делаю глубокий вдох перед тем, как постучать в дверь.

Почти в то же мгновение Мэг начинает возиться с замком. Я слышу, как она чертыхается, борясь с несговорчивым засовом, и затем дверь распахивается.

– Где, чёрт возьми,.. о, боже, Рин… – когда она окидывает меня взглядом, у неё расширяются глаза. Она подавляет недоумённый смешок. – Ты в порядке? Почему ты…?

– Попал под дождь, – говорю я ей, обнадёживающе улыбаясь. – Не волнуйся. Как только ты меня выжмешь, со мной всё будет в порядке.

Усмехнувшись, она крепко меня обнимает.

– Ты выглядишь как мокрая крыса, малыш. Что, чёрт возьми, ты забыл на улице в такой шторм?

– Когда я уходил, шторма ещё не было, – отвечаю я, стягивая рубашку. В комнате на полную катушку работает кондиционер, и я начинаю дрожать от холода. – Мне нужно было кое-что достать. Можешь немного прибавить температуру?

– Тебе нужно снять с себя всю эту одежду, – говорит она, направляясь к термостату. – Иначе ты простудишься.

– Нельзя простудиться только из-за того, что замёрз, – закатывая глаза, я расстёгиваю ширинку. – И что я, по-твоему, в данный момент делаю?

– Иди-ка ты под душ, – говорит она. – Прямо сейчас. И, к твоему сведению, однажды я простудилась из-за того, что замёрзла. Такое случается.

– Да, мэм, – удивительно, но я с ней даже не спорю, хотя кое-что мне всё-таки нужно сделать до похода в душ. Перед тем как отбросить штаны в сторону, я вытаскиваю из кармана кольцо. Не так я себе это представлял, не думал, что буду делать ей предложение, стоя в нижнем белье, но придётся довольствоваться тем, что есть. Я возвращался обратно в отель под дождём словно чёртов романтический герой эпохи регентства не для того, чтобы ждать дольше необходимого.

Я хватаю её за руку и отвожу от термостата, с которым она продолжает возиться.

– Иди сюда, Мэгс.

– Не называй меня так, – говорит она, улыбаясь. – Серьёзно, тебе нужно…

Она замолкает на середине предложения. Она смотрит на меня в полном шоке, её широко распахнутые глаза блестят от выступивших слёз. В первую секунду меня омывает волна триумфа: эта девушка не из тех, кого легко растрогать романтическим жестом. Но при виде меня на одном колене…

– Эдриан, – шепчет она онемевшими губами. По её щекам под еле заметным загаром разливается бледность.

– Шшш, – бормочу я, прижимаясь губами к тыльной стороне её ладони. – Разве что только ответ будет «нет». Тогда можешь продолжить и спасти меня от унижения.

Её вторая рука взлетает ко рту, и по её щекам текут слёзы. О, да бога ради. Я собирался произнести какую-нибудь речь, но не могу затягивать всё это ещё дольше. Вдобавок ко всему, по какой-то причине у меня как будто комок застревает в горле. Наверное, я и правда подхватил простуду.

– Выйдешь за меня, Мэг? – теперь, когда дошло до дела, это всё, на что меня хватает. – И я не имею в виду в каком-то отдалённом будущем. Я имею в виду здесь. Сейчас. Не прямо сейчас, понятное дело. Но до того, как мы вернёмся домой, – я целую её пальчики. У меня немного жжёт в глазах, и сердце бьётся так сильно, словно вот-вот выскочит из груди. – Не могу смириться с мыслью, что ты всё ещё не будешь моей женой, когда мы ступим на большую землю.

Не успеваю я отреагировать, как она падает на колени рядом со мной и обнимает меня за шею.

– О, боже, – шепчет она. – Я, конечно, надеялась, что ты когда-нибудь это сделаешь, но не думала, что ты и правда…

– Это значит «да»? – дразню я её. Я хочу услышать, как она произнесёт это слово.

– Да, Эдриан. Да. Конечно, да, – она целует меня в шею. – Так ты за этим ходил?

Она отстраняется только для того, чтобы взглянуть на меня. Я киваю и беру её левую руку в свои. Кольцо надевается легко. Она смотрит на него, словно зачарованная.

– Где ты умудрился купить обручальное кольцо в это время суток? –шепчет она, поворачивая руку так, чтобы бриллиант отразил свет.

Я только улыбаюсь ей.

– У меня свои источники.

– Оно прекрасно, – говорит она с придыханием. – И оно… винтажное, – она сужает глаза. – Только не говори мне, что ограбил ради него какую-нибудь милую старушку.

Пусть даже сейчас она плачет от счастья, она остаётся всё той же моей Меган.

– Я нашёл одно место, – отвечаю я. – Мне повезло. Оказалось, что брат таксиста владеет магазином. Он открыл его для меня. Это всё моё природное обаяние. Деньги, вероятно, тоже оказались не лишними.

Она понимает по моему лицу, что я что-то скрываю. Как правило, это означает, что она не успокоится, пока не вытянет из меня всё.

– Что за магазин?

Мне конец.

– Комиссионка, – технически это не ложь. Скорее всего они предоставляют и такие услуги.

У неё дёргается уголок рта.

– Это случаем не такая комиссионка, которая могла бы получить своё реалити-шоу на A&E (американский кабельный и спутниковый телеканал – прим. переводчика)?

Хотелось бы мне пошутить на эту тему, но нет смысла с этим затягивать.

– Возможно.

– Возможно, – повторяет она и ухмыляется, глядя на свой палец. – Ты чёртово чудо, Рин, – когда она снова поднимает на меня взгляд, глаза у неё сияют. – Это всё моя задница в том бикини?

– Это всё твоя задница каждый день, в чём угодно, – с пылом говорю я. – Но особенно в том бикини, да.

Смеясь, она снова обнимает меня.

– Я знала это. У тебя в тот момент было такое выражение лица, будто ты вот-вот падёшь ниц и начнёшь ей поклоняться.

– Надеюсь, ты не смеёшься надо мной сейчас. Я воспринимаю своё почитание твоей задницы очень серьёзно.

Мэг отстраняется от меня, в её глаза пляшут бесенята.

– О, правда?

– Да, – я целую её глубоко, и она вздыхает, когда я обрываю поцелуй. – Ты ставишь под сомнение мою приверженность?

– Конечно, нет, – выдыхает она без осуждения. – Каждый поклоняется по-своему, полагаю.

Чтоб. Меня.

Я только что сделал предложение этой женщине, а она уже дразнит меня обещанием жаркого секса. Я знал, что сделал правильный выбор.

– Ты намекаешь, что я чем-то пренебрёг? – я скольжу руками по её телу и обхватываю ту часть, которую мы обсуждали. – Потому что, знаешь ли, я старомодный парень. Мне хочется оставить что-то на медовый месяц.

Она хихикает, прижимаясь ко мне всем телом.

– Просто интересно: если мы поженимся здесь, означает ли это, что остаток отпуска станет нашим медовым месяцем? По умолчанию?

Я стону ей в волосы.

– Знаешь, я просто шутил, но теперь, когда я знаю, что ты так сильно этого хочешь, я склоняюсь к тому, чтобы заставить тебя подождать.

– Ты ужасный человек, – говорит она, отстраняясь, чтобы провести рукой по моим волосам и улыбнуться мне. – Но это очень красивое кольцо, и ты преодолел ливень, чтобы принести мне его. Так что я прощаю тебя.

– Серьёзно? – прилагая неимоверное усилие воли, я задвигаю подальше свои пошлые мысли. – Значит, тебя не смущает то, что предыдущая владелица, вероятно, продала его, чтобы заплатить за адвоката после того, как поймала своего мужа с шестью проститутками?

Она тихо присвистывает.

– С шестью! Это очень большое количество проституток.

– Что ж, знаешь, – я пожимаю плечами. – Оптовая скидка. Не то чтобы я что-то знал об этом.

– Ну конечно, – она ухмыляется, прикусывая нижнюю губу, и это ещё сильнее подтачивает мою решимость. – Зачем бы тебе понадобилась скидка? Это не стильно.

– Хочу подчеркнуть ещё раз: я никогда не платил за секс. Это так, к сведению.

Мэг смеётся надо мной.

– Ну конечно, конечно, – её глаза светятся любовью, и я смягчаюсь.

Ну, не в буквальном смысле. Одна часть моего тела остаётся твёрдой.

– Теперь, наконец, ты примешь горячий душ? – мягко спрашивает она.

– Клянусь, мне уже не холодно, – и чтобы доказать это, я прижимаюсь своими бёдрами к её, скользя твёрдым членом вдоль её живота. – Но если тебя это порадует, то, конечно, приму.

– Хорошо. Договорились, – на миг она закрывает глаза, вдыхая мой запах. – Я люблю тебя, Эдриан.

До сих пор я не понимал, как сильно нервничал в ожидании этого момента. Я думал, есть шанс, что она откажет мне, или скажет мне, что я слишком тороплюсь, или засомневается хотя бы на мгновение, или…

Ну, по сути, я ожидал чего угодно, кроме слёз радости и застенчивого предложения заняться анальным сексом.

Я и правда не мог желать лучшего исхода, и я знаю, что не заслужил этого. Не только её задницы, всего этого.

– Я тоже тебя люблю, – я уже потерял счёт тому, сколько раз говорил ей это, но с каждым днём это чувство становится лишь сильнее.

Она встаёт, берёт меня за руку и заставляет меня подняться. Затем ведёт меня в душ под почти кипящую воду, где присоединяется ко мне, даже не снимая розовой ночнушки.

– Так ты её угробишь, – замечаю я, борясь с желанием при виде неё несколько раз провести по своему члену рукой. – Ей подходит только сухая чистка.

– Упс, – ухмыляясь, она позволяет сначала одной лямке соскользнуть с плеча, а затем другой. Она снимает ночнушку, медленно обнажая себя дюйм за дюймом. И сколько бы раз я ни видел её такой, это зрелище никогда мне не надоест.

– Детка, я кое-что решил, – я выключаю воду. – Помнишь, мы говорили про медовый месяц?

У неё загораются глаза.

– Да?

Я тянусь за полотенцем.

– Так вот, он начинается прямо сейчас.

"Срывая маски", серия "Обман#2"

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg