«Грязная сказка»

Грязная сказка (fb2) - Грязная сказка (Современные сказки - 3) 917K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Лабрус (Алекс Чер)

Annotation

Нежный паук и ядовитая бабочка. Красивый богатый мерзавец и саркастичная оторва — две сильных личности, связанные страстью и физическим магнетизмом. В этой схватке не может быть победителя. В этой сказке для взрослых нет правил и нет приличий. Его несбыточная мечта, её сокровенная тайна, тысяча измен и история одной настоящей любви.

Елена Лабрус

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Эпилог

Елена Лабрус

Грязная сказка

Пролог

Двенадцать лет назад

Думать о парне, повиснув вниз головой на шесте, рискованно.

Летя с верхней точки пилона, как из-под купола цирка, надо думать о безопасности. Сцепленные лодыжки заскользят — сломаешь шею. Врежешься в металлическую трубу — разобьёшь голову. Но она замирает в паре миллиметров от травмпункта и с огорчением отмечает, что он не смотрит.

Руки привычно обхватывают трубу, спина по-кошачьи выгибается под восторженные возгласы толпы, но он не оборачивается в её сторону.

"Может он в принципе не любит блондинок?" Веера купюр уже торчат из её трусиков, но она продолжает трясти ягодицами, ещё и ещё выманивая из похотливых мужских ручонок хрустящие бумажки.

"А может он болен редкой формой дальтонизма? Не различает цвета волос. Замечает только яркие пятна". Он в принципе Таню не замечает. Следит глазами за Рыжей Долли.

Она, правда, Даша, но она Долли. Потому что Долли — овца. И потому что рыжая — тоже овца. И потому, что её то он как раз замечает — овца особенно.

Говорят, любовь — это чёртова биохимия. Размножение — дурацкий инстинкт. Феромонами, гормонами, мускусными железами, чем только не метят территорию похотливые самцы, чтобы у самки проснулась эта врождённая способность. Только Таня вне доступа от его биологического оружия. Она не работает в зале. А он не подходит к сцене. Но её всё равно накрыло его присутствие.

Чем-то достал её этот парень — магнитными бурями, атмосферными аномалиями, гравитацией, ультразвуком, как у брачующихся дельфинов, а может единственным взглядом — но он просто зашёл в полутёмный зал, а она уже точно знала, что хочет с ним размножаться.

И он пришёл третий раз и опять не смотрит в её сторону.

— Даша, иди, — рычит Диана на Долли. — От хорошего стояка ещё никто не умирал. Будет чем заплатить за квартиру.

Диана — хозяйка этого борделя под видом стриптиз-клуба. Она всегда знает кто и в чём особо нуждается.

— Иди! Красивый парень. Хорошие деньги.

— Да ну его нафиг. Мне прошлого раза хватило, — брыкается Долли.

Таня не работает с клиентами. Только у шеста.

Озабоченное лицо Дианы становится злым.

— Даша! — свирепеет она.

— Давай я пойду, — лениво встаёт Таня. — Такая скукотища сегодня. Хорошо платит, говоришь?

Её брови удивлённо взлетают вверх, но такое решение проблемы вполне устраивает.

— Да, вся Дашина зарплата за день, — усмехается Диана в ответ на жалкое блеяние Долли. — Четвёртый номер.

Четыре — правильное число. Раз — потому что "хорошо". Два — потому что Долли сама виновата. Три — потому что Тане уже пофиг, раз платят хорошие деньги. И четыре — Таню нельзя не замечать.

Она снимает платиновый парик, взбивает пальцами свои медно-красные волосы.

«Я уже иду, милый!»

— Ты не Долли, — он даже не пьёт, оплатив бутылку дорогущего коньяка и развалившись в кресле.

— Я — Таня.

— Ну, пусть будет Таня, — он недовольно кривится, но встаёт.

Равнодушно снимает халат. Такой молодой, отлично сложенный, спортивный. Девушки, наверно, в очередь стоят, чтобы ему дать. А он приходит с деньгами и заказывает Рыжую Долли с висящей грудью и без претензий.

— Пип? Сюсэ? — она опускается на колени.

— Что?

— Это «минет» по-французски. Такая напряжённая ситуация, когда член мужчины рискует быть откушенным. Мужчины от этого испытывают немыслимое наслаждение, — она смотрит на него насмешливо.

— Я хочу, чтобы ты тоже получила удовольствие.

"Хм! А я надеялась, ты просто извращенец!"

Теперь понятно почему эта дряблая стерва отказалась идти второй раз. Надо было узнать, сколько раз она имитировала оргазм. Придётся изображать убедительнее и на один раз больше.

— Хорошо, милый! Я обожаю вкус спермы.

— Нет, я хочу трахнуть тебя как следует, чтобы тебе понравилось.

Говорят, самый страшный кошмар всех проституток — клиент, который хочет её удовлетворить.

— Ладно, значит, сегодня останусь голодной, — поднимается она с колен.

— Может заказать тебе что-нибудь поесть? — усмехается он.

— Ну, если уж ты всерьёз решил доставить мне удовольствие, то что-нибудь из французской кухни и закажи. Луковый суп, например.

— А может чесночный суп с крутонами? — и он, наконец, улыбается.

— У вас ужасный вкус, поручик, — морщит она носик.

— Тогда запейте его коньяком, — смеётся он.

"Каменный стояк. Затрахает тебя до смерти". Таня отмахнулась от звучавших в гримёрке предупреждений. Она знала убедительное средство борьбы с любым стояком — смех. Совместить их практически невозможно. Или мы смеёмся или любимся.

Он заказал ей перемазанные майонезом овощи, единственное, чем не рискуешь отравится в их баре, и молча смотрел как она ест. Наверно, Герасим так же в последний раз кормил Муму. Но Таня и правда голодна, чтобы об этом думать.

И всё же он — классный! Но поела, повеселилась, закусила коньяк его поцелуем. Пора, наверно, и честь знать.

— Пойдём, милый, — потянула она его в кровать. — Ты сделал мне хорошо, теперь я сделаю тебе красиво.

Спокойно, уверенно и опять равнодушно он снимает свой халат и спиной прижимает её к прохладной ткани не столько весом тела, сколько силой немигающего тёмного взгляда.

Физиология, ботаника, механика… где-то на стыке всех этих наук в ней движется самое совершенное создание человечества — мужской член средних размеров. И как бы она не сопротивлялась, он подводит её к экстазу одним фактом своего существования. Скользит как поршень в масле, набирает обороты, и Таня чувствует, что заслонку её парового котла сейчас реально рванёт.

И рвануло. Он тоже вздрогнул. Благородная мука на его прекрасном лице — восьмое чудо света. Так красиво на ней ещё никто не кончал. Он принимает этот оргазм со стойкостью религиозного фанатика, и только Таня понимает, что отправила его к небесам, минуя акт самосожжения.

— Я даже не знаю, хочу ли я большего, — звучит его голосом тихо куда-то ей в шею.

— Это уже без меня, милый, — она смотрит на часы и встаёт. — На сегодня твоё время вышло.

— Останься! — О, эта мольба в его глазах! — Я заплачу ещё за час.

— Я не работаю просто за деньги. Я сама выбираю с кем и когда спать.

Глава 1

Наши дни

ВЛАД

Он ждал её в машине. Пальцы постукивали по рулю в такт звучащей мелодии. Взгляд рассеянно скользил по сторонам.

Женщины, женщины, женщины…

Блондинки, брюнетки, шатенки. Умные и не очень. Стильные и простушки. Деловые и домашние. Опытные и наивные. Он искренне влюблялся в каждую, с которой был. Но не в неё саму — в мимолётный взгляд, в едва уловимый аромат, в звук голоса, в движение ресниц.

Всего одна крошечная деталь могла иметь для него значение. Помятая юбка, хриплый смех, сломанный ноготь, запах чужого сеновала, пропущенный волосок — эта мелочь будоражила его воображение, и он не умел проходить мимо.

Имели значение всего одна замеченная подробность и его разбуженный инстинкт охотника. Всё остальное — дело техники. Он умел соблазнить любую. И он, не задумываясь, соблазнял.

Покорял какой угодно заснеженный перевал, каждый зубчатый пик, всякую неприступную скалу. Как опытный альпинист брал любую вершину, но потом задыхался в этом разряженном воздухе неволи и нестерпимого одиночества, и всегда возвращался к подножию.

Только однажды он отрастил крылья.

Только однажды был настолько опьянён свободой, что, не задумываясь прыгнул вниз.

Только одну женщину он любил целиком от первого вздоха и до кончиков волос. Но именно она стала его персональной Килиманджаро — вершиной, которую он взял, но не смог покорить.

Таня. Её зовут Таня. Не Татьяна, не Танюша, не Танечка. Она — Таня. И это не имя. Это диагноз, это титул, это приговор.

Сегодня она в зелёном: изумрудное платье и нефритовые пряди. Не женщина, а малахитовая шкатулка. Очень эффектная шкатулка. Сквозь темноту прежней краски для волос уже стойко проступила медь. А длинные рукава скрыли росписи под «хохлому» на её руках.

Аромат осеннего дня, её духов и кожаного салона смешались, наполняя сердце Влада волнующей радостью, но он не подал вида.

— Ты опоздала, — он запустил двигатель.

— Я пришла, и это главное, — она пристегнула ремень безопасности. — Хотя надела это дурацкое платье наизнанку и подумала, что это плохой знак.

— Плохой?! Просто отшлёпаю тебя как следует.

— Я согласна. Только можно останусь на прежней работе?

Опять эти разговоры о прежней работе! Нет, она не вернётся к своему бывшему приятелю в секретарши, хочет работать — пусть пока поработает там, куда он её устроит. А потом выйдет за него замуж, и он её больше не пустит ни на какую работу. Ему нужна семья, ему нужен ребёнок, ему нужна Таня.

— Я отшлёпаю тебя независимо от твоего согласия, — машина встроилась в общий поток. — И твоя прежняя работа больше не обсуждается. Хотела работать, будешь работать у Сикоряна.

— Он ещё и армянин?

— Нет, он русский. Иван Сикорский. Фамилия польская, а «Сикорян» — прозвище.

— Ваня, значит, — улыбается она хитро.

Он знает, что она будет ему за это мстить. Вот этими намёками на свою неверность, едкими насмешками, презрительным равнодушием. Но он всё равно сделает ей предложение, а потом всю жизнь станет терпеть её издёвки, когда она согласится. Она дважды уже ускользнула, третий раз он её не отпустит.

— Дорогая моя, все твои прелести его мало интересуют. Ему сорок пять лет и уже года три как он трётся с одним и тем же парнем.

— Ну, ты тоже ничем не брезгуешь.

— Да, с той только разницей, что он предпочитает исключительно получать массаж простаты, а я его делать.

— Неужели придётся работать только мозгами? — расстроенно процедила она.

— А ты надеялась, что такую прожорливую козу я привяжу посреди капустных грядок? — Он кладёт ей на коленку ладонь пока машина стоит на светофоре. — Нет, милая. Договорились о новой работе, я нашёл тебе работу.

Она подтянула вверх платье, приглашая его дальше, но он убрал руку.

— Следующий шаг за тобой.

— Чего же ты от меня ждёшь? — она заглянула в бардачок, и двумя пальцами достала оттуда женские трусики.

— Что ты как минимум переедешь ко мне.

— Может ты для начала разберёшься со своими бабами? — Она понюхала трусы и бросила их обратно. — Уверена, что они не мои. Хотя пахнут неплохо. Я бы с ней познакомилась поближе.

— Я бы тебя даже познакомил, если бы помнил чьи они. А ты сначала сама разберись со своим подругом, раз уж ты теперь со мной. Я-то точно всё знаю о твоих предпочтениях.

Она промолчала. По её лицу невозможно понять, что она подумала. К счастью, думала она недолго.

— Всё ли? — и насмешка в её голосе так справедлива. — Однажды я напилась до потери половой ориентации и нашла Ляльку. И знаешь, она никогда не делала мне так больно, как ты. А кулачищи у неё потяжелее твоих.

Влад припарковал машину у большого офисного здания. Но прежде чем Таня вышла, он повернулся и приподнял её лицо за подбородок.

— Не заставляй меня делать больно и ей тоже, — он посмотрел в её оливковые глаза. Они ничего не выражали.

Её равнодушие заводило даже больше, чем насмешки.

— Не провожай, я найду дорогу.

Таня хлопнула дверью и вызывающе одёрнула платье, остановившись перед капотом. Два молодых пацана засмотрелись на неё из проезжающей машины. Она помахала им и пошла как Мэрилин Монро в «Ниагаре» — короткими шажками, в юбке, узкой у колен, покачивая бёдрами и слегка неровно, словно у неё подпилен один каблук. Маленькая сумочка в руках завершила образ, а сигналившие машины — эффект, что она производила везде, где бы не появлялась.

Он мог бы смотреть на неё бесконечно. Горящий огонь. Текущая вода. Идущая Таня.

Она только скрылась за стеклянными дверями, а он уже хотел бежать за ней. Так происходило всегда, едва она уходила. Он даже взялся за ручку двери.

Но его ждали главный бухгалтер, которому не терпелось сообщить плохие новости, сотрудники, лоботрясничающие без порки и разъярённая бывшая жена, мечтающая напиться его крови. Никого из них он не имел права разочаровывать.

Влад вздохнул, поворотная шайба Land Rover мягко встала в положение «Drive» и солидная машина повезла хозяина по своим делам.

Он мог бы Таню и не подвозить, но сослался на то, что ему по пути, а она сделала вид, что поверила в его ложь. И он надеялся, что она тоже просто хотела его лишний раз увидеть.

Глава 2

Наши дни

ТАНЯ

Она могла бы взять такси, но видеть его, слышать, мучить было таким удовольствием.

Влад предложил её подвезти. Она согласилась. Хотя возражать уже давно вошло у неё в привычку. Она всё равно делает, что хочет, а он пусть думает, что ему нравится.

Например, что она выйдет за него замуж. Или переедет к нему. Или что она сменит работу, потому что он не выносит её бывшего работодателя.

Самоуверенность, она так наивна. Таня ни за что не бросила бы работу по его просьбе. Но в сложном выборе между прежней должностью и Владом, она выбрала Влада. Она даст ему ещё один шанс.

Она тяжело вздохнула, поднимаясь по лестнице.

У неё был лучший в мире начальник, Кайрат Сагатов. Это потом он стал крутым дельцом и женатым человеком. А когда-то был просто её лучшим партнёром в стрип-клубе. Надёжным, проверенным, заботливым. Таким же он стал и начальником, вытащив Таню из этого грязного бизнеса в настоящий. Но с того времени, и Влад с Каем вынесли эту вражду.

Кайрат не хотел её отпускать. Влад имел планы на его беременную девушку, когда с Таней их снова свела злая судьба. И встав перед выбором, Влад тоже выбрал Таню. После стольких лет разлуки. Через столько граней безумия.

Он трижды женился после их последнего расставания. Он трижды развёлся так и не дав ни одной жене возможность познать прелестей материнства. И на третьем десятке своей бурной жизни теперь хотел только одного — стать отцом. Того, чему по прогнозам врачей не суждено случиться.

Но Таня не верила ни его жёнам, ни его врачам, потому что много лет назад она была от него беременна. Когда-нибудь она скажет ему об этом. Но не сегодня.

Сегодня она шла устраиваться на новую работу. На ту, что выбрал для неё Влад.

«Последний этаж» — это всё что он ей сказал.

Таня нажала на верхнюю кнопку панели лифта. Двери уже начинали смыкаться, когда мужской голос попросил её задержать лифт. Конечно, она не задумываясь поставила в проём ногу. И конечно, чуть не забыла закрыть рот, когда увидела входящую стройную брюнетку.

— Спасибо! — всё тем же низким голосом произнесла девушка.

Ослепительно сверкнули зубы на ярко накрашенном лице, удивлённо взлетели вверх брови, когда она увидела выбранный Таней этаж.

— К нам? В «Сфинкс-тур»?

На кнопку закрывания дверей она нажала костяшкой пальца, словно лак на её розовых ногтях ещё не высох, и снова мило улыбнулась.

— Я к Сикорскому, — отступила к стене Таня, уже придя в себя.

— Он предупреждал. Я Милена, его секретарь, — прозвучало хрипловатым баском.

— Таня.

«Похоже, звание самой экстравагантной секретарши я только что проиграла». Что ещё сказать, глядя на широкие плечи и грудь четвёртого размера, выступающую из выреза майки «ледибоя»?

Цифры над дверью по очереди подсвечивались зелёным цветом. Искушение уронить сумочку так велико. Уронить, нагнуться и посмотреть, не торчат ли под коротким плащиком этой «секретарши» волосатые яйца.

Но лифт остановился. И она послушно засеменила за членодевкой в приёмную.

— Ваша новая помощница, — сообщила Милена в коммутатор и, получив подтверждение, махнула рукой на дверь кабинета.

«Природа определённо несправедлива. Испортила такого мужика неправильной ориентацией!» — кричало её ужаленное самолюбие, а может посрамлённое либидо, глядя на хозяина кабинета.

Она бы так не расстроилась, увидь кого-нибудь вроде Доминика Дольче, лысого и старого пассивного педика в рубашке с закатанными рукавами. Но этот! Высокий, широкоплечий, узкобёдрый, с тёмными вьющимися волосами до плеч.

Ему бы доспехи на его бугрящиеся мышцы, а не джинсы и кожаную куртку, коня под спортивную задницу и голую девку поперёк седла. А ещё можно меч в волосатую руку, которой он чесал затылок, и всё остальное до набедренной повязки, пожалуй, вычеркнуть.

Он так и повернулся, держась за голову, и Таня почувствовала себя раздетой под его внимательным взглядом.

Вот уж чего-чего, а этого действительно не ждала.

Узкое, обветренное солнцем и жизнью, лицо со впалыми щеками открыто объявляло его возраст. Но эта лёгкая потрёпанность, как патина на старинной бронзе, лишь придавала ему мужественности.

«Мужественность? У такого, как он? Вот ведь, чёрт побери!»

— Ээээ, новая помощница? — он тоже немного завис, словно она оторвала его от важных раздумий, но потом протянул руку как дорожный указатель. — Твой кабинет.

И не пошёл, он стремительно понёсся перед ней, распахнув двери.

— Английский, немецкий или французский? — метался он широким шагом по небольшому кабинету. Раздвинул жалюзи, включил компьютер, выкинул в мусорную корзину фотографию в рамке.

— Всё перечисленное, а также немного испанский, итальянский и сербский, — она поставила на стол свою сумку. — Но в основном, я просто собираю информацию, а вы уже сами решаете, что с ней делать.

Он замер с другого конца стола, едва Таня начала говорить.

— Татьяна, я правильно запомнил?

— Просто Таня. Иван? А по отчеству?

— Неважно, — отмахнулся он, пристально глядя на её губы, словно ждал, что она скажет что-нибудь ещё.

— Приятно познакомится, — улыбнулась Таня.

Но он не заметил её попытку пошутить. Он споткнулся об стул, пока шёл к ней наощупь, как заворожённый, так и не сводя глаз с её губ.

И она только открыла рот, чтобы сказать ему… что же она хотела ему сказать?

Его рука у неё на затылке. Его губы…

«Какого чёрта?» — взорвался непониманием её мозг, когда его язык оказался у неё во рту.

Но быстрее, чем она пришла в себя, чтобы начать сопротивляться, он отстранился. Сморщился и полез себе в рот, словно хотел убрать попавшую в него волосинку.

— Прости, не смог удержаться, — протянул он отстёгнутый лабрет с Таниной проколотой губы. — Остальные сними сама. Мне нужна помощница, а не Новогодняя ёлка.

И ей бы уже пора возмутиться, но она так и стояла с открытым ртом в шоке даже не от его поцелуя, а от отчётливой выпуклости в брюках Сикорского, которая убедительно прижималась к её бедру.

Она, видимо, слишком красноречиво выпучила глаза. Он сел на стол, и прикрыл ладонью улыбающееся лицо.

— Ладно, ладно, сдаюсь, — он посмотрел на неё сквозь пальцы. — Я не Иван Сикорский.

— Эрик?!

Таня повернулась на этот визгливый возглас.

Нет, природа всё же редко ошибается. В дверях появился пухлый коротышка с короткими ножками в шейном платке, роговых очках и с противным голосом вечно взрослеющего подростка.

«Ваня! Сикорский! Ты ли это?» — так и хотелось раскинуть руки и по-матерински прижать его к груди.

— Иван, — поднялся ему навстречу этот специалист по снятию пирсинга.

Получив положенную порцию поцелуев розовыми влажными губками, он повернулся к Тане, представляя её Сикорскому:

— Наша новая помощница, Просто Таня.

— Ждал, ждал, — снизу-вверх посмотрел на неё Сикорский. Равнодушненько так посмотрел, без восторга.

— Я тут провёл небольшое собеседование, — улыбнулся коварно тот, кого назвали Эриком. — Очень талантлива. Прекрасно владеет языком. Немного растерялась от объёмов информации, но это проходит с опытом. В-общем, нам подходит.

Таня умела держать лицо. Значит, вызов? Да, ей подходит эта работа.

— Ладушки, — легко согласился Сикорский и гаденько улыбнулся. — Посмотрю, как справится, и может быть даже отправлю Назарову благодарственное письмо и надушенный фиалками платок.

— Так это Назаров? — Эрик помрачнел и посмотрел на Таню как-то по-новому. Словно увидел её запечённую с пряностями в собственном соку.

— Это Назаров, — усмехнулся Сикорский, развернулся на каблуках, сделал шаг, а потом вдруг развернулся обратно и ткнул коротким пальцем в Эрика. — Эрик Сикорский, мой сводный брат и совладелец компании. Побудет тут пока. А ты садись, работай. Милена введёт тебя в курс дела.

— Нет, зря ты этого транса сюда притащил, — засунул руки в карманы Эрик, когда они оба потеряли к Тане всякий интерес и пошли к двери. — Ну, какая из него секретарша?

— Безотказная, — усмехнулся Сикорский. — Ты ж её в деле не видел.

— О, нет, спасибо, я не по этой части, — закрыл за собой дверь Эрик, не оглядываясь.

— Предлагаю всего лишь безобидный…

И Таня могла только догадываться, что он там ему предлагал.

На экране монитора расплывались цветные узоры. Она точно знала какую информацию ей надо выуживать первой.

«Кто ж ты такой, чёртов Эрик Сикорский? И какие ещё тёмные тайны хранит твоё прошлое, Влад Назаров, если даже имя твоё отбрасывает тень?» — застучала она по клавишам клавиатуры престиссимо, в темпе «Полёта Шмеля».

А Влад Назаров, судя по настойчивым трелям телефона, уже соскучился.

— Переживаешь? — Таня прижала трубку к уху.

— Скучаю. — Его мягкое «чь», словно провели по шее кроличьим хвостиком.

— Как твоя бывшая жена?

— Только что подъехала. Звоню с тобой на всякий случай попрощаться.

— Верю, ты умрёшь красиво, и не обмочишь свой костюм от Китон.

— Ты жестокая.

— А ты выставил её на улицу нагишом. Я бы за это каждый день отрезала от тебя по кусочку и скармливала твоим лабрадорам.

— Она мне изменяла, — улыбнулся он в трубку.

— Не может быть! И с кем же? Случайно, не с нанятым тобой проститутом?

— Но она-то этого не знала. Изменяла искренне, и в устной форме, и задним числом.

И Таня продолжила бы этот разговор, но вошла Милена со стопкой бумаг.

— Хочу тебя! Всегда хочу тебя, — шепнул ей Влад на прощанье.

— Взаимно, — ни единой буквой не солгала она и отключилась.

Милена положила бумаги на стол и склонилась над Таней.

— Эти договора надо перевести и составить на русском, — откложила она в сторону папку.

— Хорошо, — Таня вздрогнула от её мужского баса и отогнула пластиковый уголок, чтобы убедится, что этот язык она знает.

Французкий. Уи.

— Эти с тайского, — достала девушка ещё бумаги, — я уже перевела, но их надо напечатать.

Тане стоило больших усилий не заглядывать в вырез её майки. Но лучше бы ей смотреть сейчас на её член. Её мозг кипит, пытаясь связать воедино этот голос и эти сиськи.

— Давно ты работаешь у Сикорского?

— Работаю год, у Сикорского три, — улыбнулась Милена как обычно обворожительно.

— Ты говоришь по-русски почти без акцента.

— Да, я много училась.

И у Тани ещё столько вопросов к этой девочке-мальчику, но она задала главный:

— Давно здесь его брат?

— Он время от времени приезжает, — неопределённо пожала плечами Милена. — Он не женат.

— Да мне как-то…

— Его жена умерла. У него двое детей, но они уже взрослые.

— Зачем ты всё это мне рассказываешь? — Таня смотрела на неё с недоумением.

Ладно была бы тайской девочкой, но ведь мальчик же, а сплетничает.

— Потому что ты всё равно спросишь. В первую очередь все спрашивают меня именно об этом, — пожала она широким плечом.

— А во-вторую есть ли у тебя член?

— Да. Могу показать.

— Я тебе верю, — остановила её Таня. — Скажи мне лучше, кто эти все, что задавали тебе вопросы?

— Те девушки, что приходили до тебя. И ни одна не продержалась долго. После смерти Светы, Сикорского не устраивает ни одна помощница.

— А что случилось со Светой?

— Самоубийство. Несчастная любовь, — сказала Милена, направляясь к двери. — Мне надо идти. Если что понадобится, я у себя.

«Надо было попросить кофе» — спохватилась Таня слишком поздно, когда за ней уже закрылась дверь.

С утра из-за этого дурацкого непривычного платья она толком и не позавтракала, хорошо, догадалась бросить в сумку пару конфет. Влад сказал, что надо выглядеть прилично. Она старалась.

Она полезла в сумку — голодный мозг требовал глюкозы.

«Хорошо гулять по свету с карамелькой за щекой…» — крутилась у Тани в голове дурацкая песенка, которую всегда пела Лялька, когда жевала эти купленные ею же конфеты.

Таня потянулась к мусорной корзине, выбросить фантик. В ней лежала рамка с фотографией, которую выбросил Эрик. Может кто-то и побрезговал бы её достать, но только не Танино любопытство.

Вот только зачем она всегда идёт у него на поводу?

Она бросила на стол эту дурацкую рамку, и закрыла руками глаза. Чёртов бабник!

На шикарном селфи счастливо улыбающийся Влад обнимал смеющуюся девушку.

Глава 3

Двенадцать лет назад

ВЛАД

Стоять у запасного выхода из стриптиз-клуба в шесть утра то ещё удовольствие. А он стоял третий раз. Хорошо, что лето. Светает рано, но утренний туман всё равно пробирает до костей.

Эта девушка зацепила его сильнее, чем он думал.

Странно, что он раньше не замечал её у шеста. Странно, что теперь в этом шумном заведении он замечал её одну.

Она игнорировала его в клубе и делала вид, что он пустое место за его пределами.

Первый раз она уехала с парнем. А он, идиот, оставил свою машину на парковке, а не рядом в подворотне, и не успел их догнать.

Вчера она убежала с подружкой, бросив на него высокомерный взгляд, как королева на споткнувшегося пажа. Он проехал мимо, когда они заскочили в первый утренний автобус.

Сегодня она выходит одна и прямиком направляется к нему.

— А ты, я смотрю, упрямый, — без этих адских каблуков и в джинсах она выглядит как обычная девчонка, только волосы слишком яркие. Но ей единственной это действительно идёт.

— Ты меня избегаешь, — он засовывает руки поглубже в карманы брюк.

— Я же сказала, что не работаю с клиентами. Зачем ты постоянно меня заказываешь?

— Хочу тебя.

— Видеть? — она подходит так близко, что вот-вот упрётся подбородком в его грудь.

— Нет, просто тебя хочу.

Он не вытаскивает руки, не прикасается, не пытается её обнять. Это поединок взглядов: её насмешливого и его спокойного.

— Думаешь, договоримся? — выдыхает она ему в лицо мятным запахом жевательной резинки.

— Один же раз ты меня уже выбрала. Вдруг выберешь и второй?

— А если не выберу?

— Значит, дура.

Он достаёт из кармана ключи. Не глядя на девушку, отключает с брелка сигнализацию. И идёт к машине, из глубины переулка приветливо моргнувшей ему фарами.

— А выберу, буду дурой вдвойне! — кричит она ему в спину.

— Тебе решать! — не останавливается он.

Он не поворачивается, но сердце замирает и губы невольно растягиваются в улыбку, когда он слышит, что она за ним бежит.

— Ладно, чёрт с тобой, — она догоняет его у самой машины. — Тебя ведь Влад зовут?

— Для тебя просто «милый», — он открывает ей дверь, приглашая рукой.

— Слышь, милый, — наступает она ему на ногу. — Ты только сильно-то не зазнавайся.

«Чёрт, а больно!» — он позволяет себе сморщиться, только, когда она исчезает на сиденье, и обходит машину с тыла, слегка прихрамывая.

— Куда едем?

— К тебе, конечно. У тебя же есть кровать? — она открывает окно и выплёвывает жвачку. — Я всю ночь работала. И я смертельно хочу спать.

Он никого не приводит домой. Разве что старые школьные друзья иногда заскакивают, но и те разъехались на лето по заграницам. А он, наоборот, прилетел на каникулы из Лондона домой. И шатается совершенно без дела, просаживая деньги в барах и снимая девушек на ночь, которых таскает в окрестные гостиницы.

От скуки он и затесался в этот бордель. Но там оказалось всё так же банально, как и за бесплатно. Разве что девушки вели себя раскованней, не приходилось долго уговаривать, правдами-неправдами разводить на анал, и вообще затрачивать массу неоправданных усилий.

Но эта рыжая, с татуировкой бабочки на копчике… Что-то в ней было, что он определил для себя словом «мало». Её было мало. Тот час, на который он заказал девушку, и даже не её, пролетел так быстро, а послевкусие осталось таким ярким, что он определённо хотел ещё.

Ради этого «ещё» он сделал уже так много. Чего не делал никогда. Никогда не встречал, никогда не ждал, никогда не приводил к себе домой. Девчонки сами бегали за ним, и он выбрал самый простой способ как избавляться от их навязчивого внимания — говорил правду.

Он собирался просто затрахать эту «бабочку» до изнеможения и забыть, наконец.

Но после душа она выползла такая уставшая, что он снова сделал то, что никогда не делал — позволил ей спать в своей постели. Просто спать. И после трёх бессонных ночей караула у дверей клуба, он укрылся с ней одним одеялом и тоже уснул.

И проснулся, ощущая её тепло и покой. Долгожданный, безмятежный благодатный покой, который должен был настать только после её ухода, а он к ней даже ещё не прикоснулся.

Она спит тихо-тихо, как мышка. И пахнет его шампунем. И улыбается ему во сне, когда он целует её в плечо. Его простреливает током от лёгкого прикосновения к её коже.

Футболка задралась. Рука скользит, обрисовывая контуры её фигуры. Нежная кожа. Острый выступ бедра. Плоский живот. Гладкий лобок. Она сжимает его пальцы бёдрами. Он изнемогает от желания её любить.

— Ты куда-то торопишься? — она не открывает глаза.

— Нет, — он пытается дотянуться ниже, но она держит его так же надёжно как свой шест.

— Тогда начти не с паровоза, а с последнего вагона. И это будет незабываемое путешествие для нас двоих.

Он убирает одеяло, она снимает футболку. И он начинает с того, от чего уже не может отвести взгляд.

Грудь. Он ласкает её языком, он сжимает её руками, он хочет умереть, уткнувшись носом в эти холмы, но не раньше, чем пройдётся языком по шее и сорвёт с этих губ поцелуй.

Она всё ещё пахнет мятной жвачкой, и кончик её языка скользит по его губам, трётся о его язык, забирается внутрь. Его пальцы в её волосах. Он целует её взасос, заставляя задыхаться. Даёт возможность вдохнуть и вновь задерживает дыхание, накрывая её губы, чувствуя, как волшебно начинает кружиться голова.

Но она переворачивает его на спину и теперь это её пеший поход, оставляющий прохладный влажный след на его груди, на животе, в паху.

Он вцепляется в простыню, обожая её губы, её руки, её ритмичные движения, чувствуя, как она заглатывает его целиком, понимая, что если он её не остановит, то на этом всё бесславно и закончится.

Она останавливается сама, оставляя его друга в латексном чехольчике. Когда она только успела? Но, пока он решает эту задачку, она уже сверху. Она уже скачет, его шикарная наездница. Его Боливар выдержит и не двоих. И он очень любит эту позу, ведь у него ещё есть две свободных руки, которые не дают ей скучать.

Идеальным аллюром, переходя с шага в рысь и устремляясь в галоп, она заканчивает эту конную пробежку, и он прижимает её к себе, ещё легонько подрагивающую в его объятьях.

Закончить так быстро не входило в его планы. Он даёт ей отдохнуть, и разворачивает её спиной, подтягивая к краю кровати. И у него снова две не занятых руки, а у неё столько приятных округлостей для них.

Она стонет, она выгибается, она орёт, срывая простыни, а потом снова замирает в его руках, вся мокрая, с каплями пота стекающими по спине.

— Ты живёшь один? — она откидывает голову в изнеможении, ложась затылком на его плечо.

— Ну, соседи у меня точно есть, — играет он пальцами с её затвердевшими сосками. — И они тебя слышат.

— Пусть слышат. Я буду ещё.

Она поднимается, падает на кровать ничком, но потом переворачивается и сгибает ноги. С подножия кровати как с подножия горы, открывается великолепный вид на аккуратную пещерку, в которой всё ещё хочется спрятаться его усталому путнику, а может даже остаться жить. Навсегда.

День уже клонится к вечеру, но после двух чашек кофе она всё ещё кричит: «Хочу ещё!».

— Я могу продолжать бесконечно, но ты завтра не сможешь ходить, — он чувствует животом, что она дрожит как натянутая тетива.

— Тогда выгони меня, — глаза смеются из-под приоткрытых ресниц.

— После того, как я с таким трудом затянул тебя в свои сети? — он целует её в висок и шепчет в ухо. — Ни за что. У нас ещё вся ночь впереди.

— Ах ты, паучара! — она пытается выскользнуть из-под него, но сдаётся. — Давай начнём прямо сейчас?

— Давай! Но предлагаю поискать что-нибудь на ужин.

— Я буду слона, средней прожарки, желательно целиком.

— А мне пару бочек вина и на десерт ещё одну свеженькую подружку, а то эта что-то подустала.

— Нет, нет, я ещё жива, — она закрывает глаза, и он целует её в каждый, а потом идёт на кухню, надеясь найти в холодильнике хоть что-нибудь съестное.

Холодильник неожиданно набит едой под завязку. Матушка, уезжая на несколько дней по делам, явно позаботилась о своём студенте.

— Ого! — заглядывает Таня из-за его плеча в подсвеченное нутро гудящего агрегата. — Ты ограбил магазин?

— Это матушка. У неё культ еды и свой супермаркет.

Он выкидывает на стол упаковки с закусками, достаёт бутылку шампанского.

— Так ты богатый наследник? — помогает ему девушка накрывать на стол.

И он следит за ней исподтишка. Как она заправляет за ухо волосы, как облизывает пальцы, как трёт нос тыльной стороной ладони. И ловит себя на том, что улыбается.

— Что? — поднимает она глаза.

— Ты красивая.

— Ааа, — тянет она равнодушно. — Я знаю.

— А чем занимаешься? Учишься где-нибудь?

— Учусь. На инязе.

— Значит, летом зарабатываешь на следующий курс? — он составляет тарелки на поднос. — Пойдём.

— Да, зарабатываю. На учёбу, на еду, на жильё.

— Ты сирота что ли? — он составляет тарелки на низкий столик и опускается на ковёр.

— А ты видимо безотцовщина? — присоединяется она, вручая ему бутылку.

— Мой отец умер.

— Сочувствую. А мой француз.

— Сочувствовать?

С хлопком открывается бутылка.

— Обычно завидуют.

— Ты сказала как-то без особого восторга, — он наполняет бокал и протягивает.

— И всё же он буржуа, у нас свой замок.

— Серьёзно? — он улыбается, поднимает свой бокал. — Замок, буржуа. Мне со своей торговой сетью как-то даже неловко.

— Звучит как плохая шутка, правда? — смеётся она. Но именно потому, как она смеётся, понятно, что она не врёт.

— Мадемуазель…

— Бонье, — подсказывает она.

— Мадемуазель Бонье, позвольте поднять этот бокал за то, чтобы все ваши мечты сбылись.

— А я выпью, месье Назаров, чтобы сбывались ваши планы, а мечтали вы о несбыточном.

«А она интересная штучка, — подумал он прежде чем их бокалы встретились. — Можно ещё разок замутить».

Глава 4

Двенадцать лет назад

ТАНЯ

«Пусть у нас будет завтра!» — подумала она, прежде чем услышала мелодичный звон хрусталя.

И у них было завтра. Они встречали его там же, где вчера. В его постели, в объятиях друг друга.

Она тихонько выскользнула из-под одеяла, стараясь не разбудить парня. И собирала свои вещи, стараясь не застонать от боли. Он оказался прав — она едва переставляла ноги. Болело всё.

Уже беспощадно жарило солнце, когда она телепалась домой в стареньком трамвае. Доехать, завалится спать, а вечером опять к станку — ни о чём больше не хотелось думать.

«Как я буду сегодня работать?»

«Как я буду это замазывать? — изучала она в зеркале багровый засос на шее. — Сука! Ненавижу этих метящих территорию кобелей!»

Обидно, что она даже не заметила, когда он его поставил. Но она знала на что идёт. Он не робкий маменький сыночек, а смазливый засранец. Но всё же такой подлости от него не ожидала.

Настроение испортилось. В животе урчало от голода. Она достала из холодильника два последних яйца и потащилась на общую кухню готовить.

— Уууу, — сложил губы трубочкой Колян, оценивая размер нанесённого её шее ущерба.

В этом деревянном бараке в трущобах, где она сейчас жила, было всего три положительных момента: центральное отопление, горячая вода из-под крана и Колян.

Когда-то это ветхое здание было общежитием судостроительного завода, но потом его отдали работникам в собственность и теперь пятнадцать человек с общими удобствами жили здесь одной большой дружной семьёй. Только Таня попала сюда по объявлению. А Колян… Колян худой, опасный, с цепким взглядом и вечной сигаретой во рту. Коляна она даже когда-то любила.

Он занимался какими-то грязными делишками, связанными с угонами машин, и умел утешать её как никто другой. В одному ему доступной технике гнездящегося журавля.

Стоя по щиколотку в плохо уходящей в сливное отверстие воде в душе он прижимал Таню спиной к стене и доводил до радостного экстаза, запрокидывая голову и не выпуская изо рта сигарету. По крайней мере, в первый раз это было именно так. Из соседней кабинки он услышал, как она рыдает, стоя под струями воды, и как-то так легко и плотно втёрся в её доверие, что до сих пор она иногда прибегала к его услугам, когда совсем уже было не в моготу.

Она посмотрела на его белую майку, на синие наколки на жилистых руках. Сколько ему? Двадцать пять? Тридцать? В Танины девятнадцать он казался ей матёрым мужиком.

— Не сегодня, Коль, — включила она газ.

Нет, сегодня ещё один член она в себе не вытерпит.

— Как скажешь, — равнодушно стряхнул он пепел и уткнулся в книжку с жёлтыми листами, которую читал, прижав напильником, чтобы не закрывалась.

— Какие новости? — спросила Таня, стукнув по подставке сковородкой со скворчащей яичницей.

— Лизавету на скорой вчера увезли, — поднял он на неё глаза как раз, когда она сморщилась от боли, пытаясь сесть.

— Как?! А Васька?

— А что Васька? Только вернулся. Спит, наверно. Всю ночь просидел с матерью в больнице. Говорит, дело плохо. Инфаркт.

— Боже правый, — бросила вилку Таня. — И Лизку жалко, но она-то, падла, допилась. А вот как Васятка без неё? Сколько, кстати, ему?

— Скоро шестнадцать. Не маленький, справится, если что. А тебя, смотрю, рота солдат драла.

— Если бы рота, — усмехнулась Таня и начала ковырять поджаренное яйцо. — Будешь? Я поделюсь.

— Тогда с меня хлеб, — убрал Колян книгу.

Он отрезал краюху прямо на весу и протянул ей кусок. Таня подвинула ближе к нему сковородку.

— Тебя если обидел кто, ты скажи, я разберусь, — достал он из пакетика на подоконнике вилку.

— Спасибо, Коль, всё нормально. Не обидел. Так, сама развлекалась.

— Ну, смотри, — ткнул он корочкой в растёкшийся желток. — Обращайся, если что. Твои-то дела как?

— Хреново. Квартира опечатана. Адвокат урод, но на другого у меня пока всё равно денег нет. Бабушку не вернёшь. А этот мудак, её сынок, который квартиру незаконно продал, пьёт в своём клоповнике и не просыхает.

— Хорошо хоть опечатана, а не новые жильцы там хозяйничают, — мудро заметил Колян и, доев, закурил.

— И это единственный положительный момент во всей этой истории про то как я осталась на улице.

Таня встала и, пока мыла сковородку, спиной чувствовала, как Колян сверлит её взглядом.

— У тебя на ногах тоже синяки, — ничуть не смутился он, когда она повернулась.

И был большой соблазн раскорячиться и заглянуть что же у неё там сзади, но она дотерпела до своей комнаты.

— Твою же мать! — все десять Назаровских пальцев красовались лиловыми пятнами у неё на ляжках.

И это было во сто крат хуже, чем засос на шее. Ноги — её рабочий инструмент. Тональным кремом не замажешь, колготки не наденешь — скользят. А трясти задницей у шеста как работают некоторые — толком не заработаешь. Да и не любят клиенты эти отметины, они из-под любого крема всё равно проступят.

— Таня, — Диана на каблуках и со скрещенными на груди руками как фарфоровая балерина на пуантах. — Решай сама. Давно ты у меня работаешь, сама знаешь, сколько платят за чистый эскорт, сколько за пилон, а сколько за особые услуги.

— Дело даже не в синяках, — поправляет она намотанный на шею шарфик. — Дело в деньгах. У меня квартиру бабушкину незаконно отобрали, а денег на адвоката нет.

— Да, хороший адвокат дорогое удовольствие, — она сдвинула брови, смерила её холодным взглядом льдисто-голубых глаз. — Не хочешь ноги за деньги кому попало раздвигать, давай я тебя к Каю в пару поставлю. Для тех, кто приходит «поглядеть». Но там работать надо честно. Понимаешь о чём я говорю?

Таня вздохнула и кивнула.

— Вот и славно. Зато он будет у тебя один, — развернулась она на каблуках, а потом обернулась. — Там кстати твой прошлый единственный клиент пришёл. Если опять будет тебя домогаться, пойдёшь?

— Да, Диан, и заломи ему тройную цену. Скажи, эксклюзивная программа. Специально для него.

Глава 5

Наши дни

ВЛАД

Эта мелкая брюнетка, похожая на озлобленную чихуахуа, с немного выпуклыми карими глазами и короткой стрижкой, была его первой законной женой.

А до него законной женой известного предпринимателя, перекупившего у администрации здание, которое было так нужно Владу под новый супермаркет. И этот дурак всюду таскался со своей женой за ручку, всячески демонстрируя миру как она ему дорога и как страстно они друг друга любят.

Не составило труда выяснить, что натура у неё ненасытная и что она погуливает от мужа, даже внешне подтверждавшего своё прозвище Тюфяк. Не сложно оказалось с ней и познакомиться поближе. Но как-то всё зашло уж слишком далеко.

Он так и не понял зачем женился.

Здание ему Тюфяк продал, но Лора к нему всё равно не вернулась. Влад оставил её себе как трофей, а потом избавился тем же способом, что и заполучил. Некоторые люди не меняются, и она, заядлая нимфоманка, плотно сидела на острых ощущениях.

В постели она любила всё: ролевые игры с переодеваниями, всякие сложные штучки типа двойных вибраторов, но бесила Влада тем, что как настоящая собачонка кусалась и царапалась. Дико темпераментная, она Влада утомляла, а кроме секса с ней и поговорить-то было не о чем.

Хотя она была не глупа, но Тюфяка бросила как-то нелепо. Без раздела имущества. Он оставил ей книжный бизнес, который держался на честном слове. Но после развода с Владом, она про него вспомнила, переделала в товары для детей и на волне «бэби-бума» даже неплохо сводила концы с концами.

Она так и не простила Владу этот развод.

Но что и через пять лет она будет мстить и способна на такое, что чуть не размазала его в машине о бетонный блок, он не ожидал. И ладно бы в машине он был один, но с ним была девушка. После этого происшествия три с лишним месяца назад, её только недавно выписали из больницы.

Уже по тому как Лора выскочила из машины и неслась к зданию, он знал, что разговор будет непростым. Но вот насколько?

Она ворвалась в его кабинет как торнадо.

— Сука! — она швырнула в него сумку прямо с порога.

Влад поймал жёсткое кожаное изделие с логотипом Prado, аккуратно поставил на подоконник и наклонив голову, ждал что же она сделает дальше.

Строгий чёрный костюм и синяя шёлковая блузка очень ей шли. Её с трудом назовёшь красавицей, но с перекошенным злобой лицом, разъярённая и запыхавшаяся, она была хороша именно своим гневом, преображавшим её до неузнаваемости.

Всё, что лежало и стояло на рабочем столе полетело на пол. А потом она схватила стул за спинку, выволокла как нагадившую кошку, повалила и поставила на него ногу как на поверженного врага.

— Трибуны рукоплещут, — демонстративно похлопал ей Влад, равнодушно следивший за всем этим погромом. — Шкуру убитого дермантина можешь унести с собой.

— Ты подал иск на мою компанию! — сверкала она глазами и тяжело дышала, словно гладиатор выстоявший в сватке с львом.

— Ты меня чуть не убила.

— Мои счета заморозили! — срывалась она на визг, сжимая кулаки.

— Я предупреждал, — ещё ровным голосом пояснял ей Влад, — что постараюсь замять дело с твоим покушением, если все расходы ты оплатишь сама.

— У меня нет таких денег, — пнула она издыхающе скрипнувший стул.

— Лора! — он знал какой холодный металл звучит в его голосе, когда он начинал злиться, — Ты покалечила девушку, ты разбила мою машину. Твоё место даже не в тюрьме, а в психушке, но я сохранил тебе свободу и ещё должен всё это терпеть?

Он очертил подбородком круг, показывая на разгромленный кабинет.

Её глаза сверкнули последней вспышкой, а потом начали наполняться слезами.

— Влад! — она упала на колени. — Умоляю тебя, у меня сын. Если ты не отзовёшь иск, нам не на что будет жить.

Слёзы уже текли по её щекам, когда она стояла перед ним как перед святым распятьем.

Его до сих пор поражала её способность моментально переходить с ярости на слёзы. Он же медленно, но верно накалялся от злости.

Ну, конечно! Теперь она вспомнила о ребёнке. Этот противный мальчишка лет десяти, похожий на своего мягкотелого отца и периодически живший с ними, раздражал его тогда даже больше, чем её бешеный нрав.

— То есть сейчас ты о нём подумала, а когда разогнала машину, чтобы убить меня — нет?

— Ты сам виноват, — всхлипывала она, смиренно заглядывая ему в глаза. — Ты не отвечал на мои звонки. Ты отказался встретиться. Ты избегал меня.

— Ах, я ещё и сам виноват?!

Абсурдность всей этой ситуации его уже порядком раздражала. И он не собирался её жалеть, ей и так слишком много всего сошло с рук.

— Не сдохнет твой жирный щенок от голода. Папаша его прокормит. И тебе поди денег займёт, вот так же поползаешь перед ним на коленях. Тебе не привыкать.

— Он не даст мне денег, — она вытерла руками слёзы толи успокаиваясь, толи собираясь с силами для новой вспышки гнева. Так быстро она никогда не сдаётся. — И обратно никогда не примет. Ты разрушил мою жизнь.

Она сникла, опустила плечи, села на пятки и смотрела в пол.

— Ты сама её разрушила, Лора.

— Ты испоганил всё, что у меня было, — продолжала она говорить, словно не слыша его. — Я бросила мужа, семью, ребёнка. Всё бросила из-за тебя. А ты?

Её влажные глаза, полные боли, снова поднялись на него

— Лучше бы ты просто убил меня. А ты растоптал и бросил. Ты никого не жалеешь, Влад. — Неужели всё ради какого-то дрянного здания, которое ты всё равно получил и продал? Неужели ты так дёшево оценил мою жизнь?

Ну, прямо непорочная овечка, совращённая волком.

— А сколько ты дала за жизнь девушки, которая была со мной в машине? — не повёлся он на её провокации.

— Я не знала, что ты не один.

Она поднялась, одёрнула юбку, подняла стул, упёрлась в его спинку двумя руками.

— Разве? — он посмотрел на неё в упор, она усиленно изображала невинность, — Ты не видела, как мы целовались? Не видела, как она задирала ноги, собираясь отдаться мне чуть ли не на капоте? И как она садится со мной в машину, тоже не видела?

Её глаза высыхали и темнели. Ещё немного скабрёзных подробностей и она кинется на него, выпустив когти.

— Даже если этого всего ты не заметила, и она действительно стала случайной жертвой, то скажи мне, Лора, сколько раз ты навестила её в больнице?

— А я должна была?

— А разве нет? Разве тебе не жалко глупую девчонку, которая по твоей вине учится заново ходить? Разве не ты должна была вымаливать у неё прощения?

— Но ты же откупился, — презрительно сморщилась она.

— Да, откупился. И я, который никого не жалеет, каждый грёбаный день ездил к ней в больницу. А ты, такая великомученица, не изволила даже извиниться.

Она словно потеряла к нему интерес, принявшись рассматривать свои ногти.

— Зато теперь ты хочешь содрать с меня три шкуры за всё, что ты на неё потратил.

— Я может быть и простил тебе эти долги, взяв их на себя, приди ты с покаянием. Но столько злости, Лора? За что? И объясни мне, ради Бога, за что ты мне до сих пор мстишь?

— Ты бросил меня, — она обошла стул и села в него, положив ногу на ногу. — Наигрался и бросил.

— А ты разве не бросила своего Тюфяка? — он сел на подоконник.

— Ты изменял мне. Каждый день с новой девицей и каждую ты таскал к нам домой, — она вцепилась в поручни стула так, что костяшки её пальцев побелели. — И ты специально делал мне больно, зная, что я с ума схожу от ревности. И драл их во все щели, даже не закрывая двери, чтобы я слышала. Чтобы я видела. Чтобы каждый день я жалела, что повелась на того проститута. Но тебе на меня было плевать.

— Мне — да. А вот твоему неповоротливому бегемоту, подозреваю, было тоже не щекотно, когда он узнал, что ты ему изменяешь.

— Не называй его так, — процедила она сквозь зубы. — Ты и мизинца его не стоишь. И не строй из себя великого мстителя за всех рогатых мужей. Он никогда ничего бы и не узнал без твоей помощи.

— Как великодушно! — развёл он руками. — Наставлять рога и беречь его ранимую душу. Зато представь, как много не узнала бы ты, не появись я в твоей жизни?

Он ехидно улыбнулся, намекая ей на все их секс-эксперименты.

— Мне может тебе ещё спасибо сказать?

— Скажи, — он хотел закинуть ногу на ногу, но передумал, видя, что она встаёт.

— Я ненавижу тебя за то, что ты меня бросил, — она сделала шаг и Влад встал, понимая, что ей тяжёлый взгляд сейчас не сулит ничего хорошего. — Ненавижу за то, что любила тебя так сильно. Ненавижу, что до сих пор мне больно, когда я вижу тебя с другой. И ненавижу, потому что до сих пор тоскую по твоему чёртову члену.

Она хотела схватить его за ширинку, но он перехватил её руку. Недостаточно сильно, потому что она вывернулась и вцепилась ногтями в его лицо.

— Ах ты, сука! — оторвал он её от себя и ударил наотмашь.

Лора отлетела к столу, схватилась за щёку, но тут же вскочила и бросилась на него снова. Он вывернул её руку за спину, и когда она взвыла от боли и выгнулась, схватил за волосы. Швырнул на стол, припечатав к столешнице и глядя как она извивается в его руках, нестерпимо захотел её трахнуть. Прямо сейчас, прямо здесь, прямо в этой раскоряченной позе.

Ткань юбки трещала, когда одной рукой он задрал её вверх, и Лора сопротивлялась. Отчаянно, но тщетно.

— Ах ты мерзкая грязная шлюшка, — придавил он её к столу и вошёл в неё одним рывком.

Её узкие бёдра и костлявые ягодицы подались ему навстречу, и она истошно застонала, давясь, словно он застрял у неё где-то в горле. Этот её сдавленный хрип всегда неимоверно его заводил. Под его звуки он кончил в два толчка, но эта сучка всё стонала, и он долбил её о стол, пока она не забилась в судорогах.

Он уже застегнул ширинку, а она всё блаженно корчилась, ещё наглаживая себя рукой и постанывая.

— Я не прощу тебе ни копейки, — он потрогал поцарапанную щёку, на пальцах осталась кровь. — Ты не заслуживаешь прощения.

— Но ты так сладко вгоняешь в долги, что я согласна влезать в них хоть каждый день.

Она, наконец, убрала руку, разогнулась, поправила юбку и направилась к своей сумке.

Тонкая сигарета прилипла к накрашенным губам. Лора чиркнула зажигалкой, и глубоко затянувшись, села на подоконник.

Он открыл окно и сел с ней рядом, ненавидя её за этот довольный вид, за эту расслабленность и истому, которые сквозили в ней всегда, когда она успокаивалась таким образом. Ненавидя себя, за то, что повёлся. Хотя он чувствовал то же самое — приятную слабость. Он забрал у неё сигарету и затянулся.

— Незащищённый секс, как это экстремально, — она протянула руку.

— Не волнуйся, от меня не забеременеешь, — он вложил в её руку дымящуюся тонкую палочку. — И ничем не заразишься.

— Я не волнуюсь, — криво усмехнулась она. — Больше не буду переезжать тебя машинами. Вижу, моя месть уже состоялась.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Какой диагноз тебе поставили врачи? Бесплодие?

— Идиопатическое. По неустановленным причинам, — её довольное лицо настораживало.

— Это я тебе его устроила.

Сигарета догорела до самого фильтра, когда она сделала последнюю затяжку.

— В каком смысле устроила?

— Навела на тебя порчу, — гаденько улыбнулась она.

На окне стояла москитная сетка, и, Лора, разнёсшая в хлам кабинет, вдруг решила проявить аккуратность. Она пересекла комнату, остеклённую панорамно, и потушила бычок в пепельнице, стоящей на столике между кожаным диваном и креслом.

Влад провожал её глазами, не зная, что и думать.

— В каком смысле порчу?

— В прямом, — она села на диван, явно довольная собой. — Сначала хотела, чтобы просто у тебя не стоял, а потом передумала. Видишь, не зря, пригодился ещё.

— Лор, что за бред ты несёшь? — он прихватил её сумку, бросил рядом с ней и сел в кресло. — Нет, если, конечно, тебе приятно думать, что ты причина всех моих несчастий, то я не возражаю. Но я просто чем-то неудачно переболел.

— Конечно, переболел. В Доминикане, помнишь?

— Да уж не забыл.

Конечно, воспоминания о том, как он провалялся в гостинице три дня в бреду с температурой, уже затёрлись. Но отдых действительно получился незабываемым. Втроём в одном номере с её гадким пацаном, который огрызался, сидел целыми днями в своём планшете и не позволял им нигде уединиться. Он искренне начал их обоих ненавидеть именно после этой поездки.

— Думаешь, это была просто тропическая лихорадка?

— А ты считаешь это была малярия? Или вирус Зика? — усмехнулся он.

— Это была колдунья вуду, к которой я два раза ездила, — она снова полезла в сумочку за сигаретой.

— О, — протянул он скептически и встал. — Лор, тебе и правда нужно в психушку, если ты во всё это веришь. И знаешь, мне надо работать. Иск я не отзову. Я только за ремонт кабриолета, который ты разбила отдал три миллиона. Так что давай, ищи деньги, а то дела твои и правда, пойдут неважно.

— Так же, как и твои, — убрала она сигарету так и не закурив. — Свою «элитную одежду», я смотрю, ты уже прикрыл. Из Лондона вернулся. Обещаю, дальше будет хуже. Сначала сделаю заговор на бедность, а потом и на смерть.

Она встала, посмотрела на него с вызовом и ушла, не прощаясь.

Глава 6

Наши дни

ТАНЯ

— Скажи, а ты веришь во всякие привороты, магию вуду, шаманов и прочее мракобесие? — он задумчиво резал стейк на мелкие кусочки.

Влад пригласил Таню пообедать и был какой-то странный.

Ладно расцарапанное лицо — ещё когда эта Лорка была женой Тюфякова о её когтях трепались. Ладно, эта его привычка резать мясо, словно он собирается голубей кормить. Таню беспокоила его меланхолия. Даже больше чем фотография девушки, которую она принесла с собой. Даже больше, чем запах секса, который она чувствовала ментально.

Хотя нет, это ощущение недавнего секса заставляло её страдать. А страдать из-за Влада она больше не собиралась.

— Хочешь сказать, что тебя околдовала бывшая жена и твой член скользнул в неё независимо от твоего желания? — отложила Таня вилку.

— Да, можно сказать и так, но это неважно.

— Неважно что? Что ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж, а сам трахаешь всё, что движется?

— Да, это неважно! — Он бросил нож. — Просто секс. И уж не тебе, раздвигающей ноги по первому требованию и живущей с мужебабой, меня ревновать.

— То есть вместе мы или нет, для тебя не важно. Ты считаешь, что я к тебе просто перееду, и просто буду спать с тобой в одной кровати где-то там с краешка, чтобы не мешать тебе развлекаться рядом с другой?

— О, боги! — он бросил и вилку и отклонился к спинке. — Таня, ну, зачем ты утрируешь? Ты — это ты. А секс — это просто секс. Просто удовольствие, как еда, например.

Он отодвинул от себя тарелку, демонстрируя ей это мелко нарезанное удовольствие.

— То есть ты хочешь жениться не для того, чтобы есть только то, что я готовлю. Ты хочешь и питаться в дорогих ресторанах, и иногда перекусывать в фаст-фудах, и периодически не брезговать домашней кухней. Так?

— Лучше и не скажешь, — развёл он руками. — Вот именно за это я тебя и люблю. За то, что понимаешь меня с полуслова. И за широту твоих взглядов.

И это ощущение, что он ни разу не шутит, нагоняло на неё тоску.

— Тогда давай я тебе ещё кое-что поясню. Я могу жить с бабой, с котом, с десятью мулатами, с погонщиком каравана или его верблюдом, но, когда я сказала тебе, что я с тобой, это стало значить, что с этого дня я только с тобой.

Она смотрела на него пристально, и видела, как тускнеет его взгляд. Ещё не разочарование, но досада, словно у него отбирают любимую игрушку.

— Мы всё это уже проходили, Влад. Мы жили вместе. И если ничего так и не изменилось, мне этот хоровод нафиг не нужен.

— Но нам же было хорошо вместе.

Эти сдвинутые брови. Этот больной обиженный взгляд.

— Тебе было хорошо. Мне жаль, если ты так ничего и не понял, — она бросила на стол салфетку и встала. — Спасибо за обед!

— Таня! — крикнул он в след.

Она слышала, как заскрипел отодвигаемый стул. Влад преградил ей дорогу.

— Не уходи. Пожалуйста! — он взял её за плечи, заглядывая ей в глаза. — Я не знаю, что тебе сказать. Я люблю тебя? Я так часто это говорил, что уже сам не верю в эти слова. И этот штамп в паспорте, ты права, он ничего не изменит. Я хочу настоящую семью, я хочу ребёнка. Я невыносимо хочу собственного ребёнка, но у меня не может быть детей, потому что эта сука меня прокляла, а может по каким другим причинам. И…, — он закрыл глаза, — может быть это всему виной.

Он открыл глаза и прижал её к себе.

— Я не знаю, что мне делать.

Что она могла ему ответить?

Что её убивали его измены? Она сама делала вид, что её всё устраивает.

Что она не хочет его ни с кем делить? Она пыталась ему это показать, флиртуя с другими напропалую. Если ему и было больно, то в отместку он делал ей ещё больнее.

Что она любит его одного всю жизнь? Он был прав, это звучало так банально.

Он не изменится ради неё. А может не ей дано его изменить.

И так невыносимо хотелось обмануться.

— Прости меня, Влад, но нет, — она отстранилась. — Я не знаю, чем тебе помочь.

Таня залезла в сумку и вложила ему в руки рамку с фотографией.

— Иначе я закончу как она. А я не могу, потому что…

«… потому что у меня есть дочь» — так и лезло на язык, но она сдержалась.

— … потому что мне есть ради чего жить.

И ушла, не оборачиваясь.

Лялька подала ей кружку чая.

— Не плачь, моя девочка. Не стоит он твоих слёз.

Таня сидела на полу в коридоре, и чёрная краска сползала с её волос, оставаясь грязными пятнами на старенькой футболке. Она смывала эту краску, прощаясь со своими иллюзиями и возвращаясь к самой себе.

— Понимаешь, он даже не отрицал, — прерывисто и тяжело вздохнула она. — Не пытался оправдываться. Не посчитал нужным вообще обратить на этот факт внимания. Ну, трахнул по старой памяти бывшую и трахнул. Что такого?

Трудно сказать, когда повелось у них сделать эту стену в широком коридоре плакательной. Но нанеся на волосы какой-то едкий состав, Таня вышла из ванной и просто сползла вниз по ней, не в силах сдерживать слезы.

— Не буду даже спрашивать, зачем ты опять на него повелась, — подпирала Лялька стену напротив.

Её накаченные ноги, вытянувшись, перегородили весь проход.

Лялька была тренером по фитнесу, лучшим Таниным другом, а ещё настоящей лесбиянкой, относящейся к своей неправильной ориентации спокойно и с достоинством. Пару раз они даже переспали, но обе прекрасно понимали, что для Тани это баловство.

Лялька просто снимала в огромной Таниной квартире комнату, подставляла ей своё плечо, а иногда и сама плакалась, переживая разрыв с очередной подружкой.

Хоть и выглядела она как мускулистый мужик, но в душе все же оставалась бабой, такой же как все.

— Я люблю его, — всхлипнула Таня. — И самое ужасное, подозреваю, что он тоже меня любит. И чем сильнее любит, тем делает больнее.

— Так и ты хороша, — со знанием дела ответила Лялька.

— Да, как-то сразу так у нас пошло всё. Неправильно, — отхлебнула Таня остывающий чай и сморщилась. — Ромашка?

— Там смесь. Не важно. Ты пей, пей. Тебе вообще пора бы курс детокса пройти. На бодифлекс к Алёнке записаться, а потом ко мне на силовую. А то ты и тренировки со своим Назаровым забросила. А целлюлиту ему всё равно целое у тебя сердечко или разбитое. Жопа вмиг жиром обрастёт, и разлюбит тебя твой Назаров.

— Ох! — вздохнула Таня, сознавая справедливость её слов. — Хорошо хоть я к нему не переехала. Не успела. А то ведь собиралась на днях.

— Вот честно, не понимаю я как так можно. «Давай поженимся. Давай ребёнка усыновим. Но другие бабы мне тоже нужны», — повторяла она слова Влада. — Султан Сулейман, бл…

Она выругалась матерно.

— Ещё заявил, что якобы бывшая жена порчу на него навела. И похоже, сильно его это теперь беспокоит.

— Как дети эти мужики, честное слово, — сложила ноги по-турецки Лялька и выпрямила спину. — Особенно если что их пениса касается так и вообще становятся мнительными хуже баб. В любую хрень верят.

— Вот не повёлся бы на свою бывшую как пескарь на червя, я бы ему, наверно, сказала, что была от него беременна. Правда, это было до его первой жены.

— Ты вроде говорила у тебя дочь, — встала Лялька и протянула Тане руку. — Пошли смоем эту химию, а то облезешь. Да, я тебя покрашу.

— Дочь. Пять лет, — ответила ей Таня, наблюдая за потоками чёрно-зелёной воды, стекающими в ванную. — А от Назарова я сделала аборт. Но там всё сложно было.

— Да, понятно, что не от хорошей жизни, — накинула ей на голову полотенце Лялька.

— А ты никогда не хотела ребёнка? — спросила Таня, глядя как в пластиковом тюбике кремообразная краска приобретает ярко-рыжий оттенок.

— А я страпону отдана и буду век ему верна, — улыбнулась девушка, отвинчивая носик пластиковой ёмкости. — А от них, сама понимаешь, не беременеют.

— А настоящий мужик у тебя был?

— Был. Давно. Мне не понравилось.

Лялька наносила крем тонкими полосками и растирала по волосам шуршащими одноразовыми перчатками.

— Что с пирсингом будешь делать? — кивнула она на лежавшую на полке перед зеркалом крошечную штангу со стразиком на одном конце.

— Новый надену. Тот, что этот ловкач снял, фуфло было китайское. Попробует пусть следующий снимет. А то членодевке голыми сиськами можно щеголять, а мне в украшениях, видите ли, нельзя. Переморщится, — заявила она воинственно.

— Ох, вангую, что он попробует, — засунула Лялька склеенные краской волосы под шапочку и улыбнулась. — Ещё как попробует.

Ночью в своей одинокой постели Таня всё крутилась, пытаясь примириться с событиями этого долгого дня и скучая по своей малышке.

— Устала слушать твои вздохи, — легла Лялька с ней рядом, и крепко прижала её к себе поверх одеяла.

— Надо было съездить к Софи до того, как вышла на эту работу, — закрыла Таня глаза, успокаиваясь под тяжестью её руки. — Обещала родителям, но так и не вырвалась. Побоялась, что Назаров за мной увяжется.

— Вот выгонит тебя Сикорский, сразу и поедешь, — подтянула её Лялька поближе. — Покажешь мне её фотографии?

— Конечно. Она такая красавица.

«И так похожа на своего отца».

— Почему ты не воспитываешь её сама?

— Господи, Ляль, да какая из меня мать? А там тепло, виноградники, море в часе езды. Я сама выросла в этой деревне под Бордо. Я знаю, как там хорошо.

Но картинки беззаботного детства не шли на ум. Прижимаясь спиной к тёплой Лялькиной груди, она думала о Владе и о своей малышке. И не представляла себе, что ей делать, они так были ей нужны. Оба.

Глава 7

Двенадцать лет назад

ТАНЯ

Жажда возмездия требовала надеть что-нибудь кожаное с шипами, взять в руки плётку и отстегать этого засранца, чтобы он три дня не мог сидеть.

Правила клуба заставляли прикидываться на всё согласной, а по эксклюзивной программе так ещё и с особым рвением.

А глупая дурь, вбитая в голову сказками о прекрасных принцах и романтическими фильмами, заставляла Таню волноваться, зная, что он пришёл.

Сбежать бы! Гулять с ним за ручку по набережной, есть мороженное в кафе, целоваться на скамейке в парке, а потом расстаться у подъезда с обещаниями встретиться завтра… О чём это она? Это история совсем не из её сказки.

Она выдохнула перед дверью, настраиваясь на то, что её там ждёт — его самодовольная ухмылка, оплаченная в три дорога ночь и боль.

— Привет, милый!

Он стоял, сложив за спиной руки. Он не улыбался. Он молчал. И этот халатик на ней смотрелся неуместно рядом с его костюмом и белой рубашкой.

— Ты предложение мне собрался делать? — оценила она его серьёзный вид.

До него несколько шагов. И между ними пропасть. Она остановилась на её краю, но уже знала, что падает. Она назвала цену, он купил. Он — клиент, она — продажная девка. Ей не стыдно, и он не испытывает неловкости. Такая жизнь.

— Ты кое-что забыла, — проигнорировал Влад её высказывание и протянул трусики, висящие на пальце.

— Это тебе на сувениры, — она не собиралась их брать.

— Бельё нынче дорого, — трусы упали на пол. — Оставь себе.

— Как скажешь. Спасибо, что потрудился занести.

— Ты так неожиданно ушла, — его брови тревожно сдвинулись к переносице.

— Я надеюсь, ты не расстроился.

— Нет, я не расстроился, — покачивался он как императорский пингвин, всё ещё держа руки за спиной. — Я очень расстроился. Я хотел приготовить тебе завтрак. Хотел сводить тебя в кино. Накормить в ресторане. Проводить до дома и пригласить на свидание.

Смешная шутка, да.

— Я, надеюсь, ты не расплакался? — улыбнулась она.

— Это тебе, — он снова проигнорировал её язвительность.

В его руке роза.

Самая совершенная роза, какую она когда-нибудь видела. В самой совершенной мужской руке.

— Спасибо, — она взяла её аккуратно, двумя пальцами, но наткнулась на колючий шип и вздрогнула.

Роза упала. И пока Таня разглядывала палец, Влад уже протянул руку и прижал его к своим губам.

А потом медленно провёл её рукой по своему лицу за шею, и прикрыв глаза, обнял девушку. Он так шумно вдыхал её запах, и прикасался к ней так нежно, что она не знала, что об этом думать. Он обволакивал её своей неожиданной чувственностью, и она тонула, бессовестно тонула в ней.

— Я скучал, — прошептал он ей на ухо, растягивая гласные и даже не поцеловал, просто прижался губами к ложбинке между шеей и плечом и затих.

Они словно не виделись вечность. Словно это была Разлука, истерзавшая его душу в клочья. Его хриплый стон бежал электричеством вниз по её позвоночнику. Она зарылась лицом в его волосы, вдохнула знакомый запах шампуня и отправила к чёрту всё, что было до него.

— Останься со мной, — прошептал он.

— Ты заплатил.

— Нет, — покачал он головой.

Он поцеловал её в висок, в лоб, в другой висок и так же вернулся обратно.

— Останься со мной.

Она провела рукой по его волосам и запустила в них пальцы.

— Конечно, — прошептала она.

— Да, — откликнулся он и откинул голову, так и не открыв глаза.

Она сняла с него пиджак, поцеловала в эту беззащитную шею и начала расстёгивать рубашку. Он глухо постанывал на каждое прикосновение её рук, а она спускалась всё ниже и ниже.

Стоя на коленях, она слизала солёный вкус моря с кончика его освобождённого от белья друга. «Интересно, как он его называет?» Она бы назвала его «красавчик», потому что он красивый. Ровный, упругий и такого размера, чтобы не сказать: «И что мне с этим недоразумением делать?» И не такого, чтобы ужаснуться: «И как я это засуну в рот?» Он идеальный. И они знакомы.

«Привет, красавчик!» — облизнула она его как леденец.

Ей нравилось, как он пахнет, нравилось, как он скользит, как удобно ложится в руку и блестит, покачиваясь, когда выскальзывает изо рта.

Его хозяин не хватал её за голову, задавая нужный ритм, не помогал руками. Он просто позволял ей делать всё, что захочется, и по каким — то необъяснимым причинам ей это тоже нравилось. У него не было точки опоры и когда движения её стали ритмичнее, он схватил себя за волосы и мучительно втянул живот.

О вкусах не спорят. Что бы он там себе не думал, и вкус этой жидкости ей тоже нравился. Она поступала толчками, порциями, и Таня глотала её как растаявшее мороженое, желая выжать из этого автомата всё.

Он даже не стонал, он глухо рычал, и напряжённые мышцы его нижнего пресса просто напрашивались, чтобы их целовали.

«Спасибо, красавчик! Это я ему», — подняла она глаза вверх и прижалась губами к проступающим венам на животе, поблагодарить. За доверие, за беззащитную зависимость на этот недолгий срок, за удовольствие доставить ему удовольствие и … за эту розу.

Она зажала в зубах цветок и поднялась.

— Ты лучшая.

Он поцеловал её через стебель, оставив во рту вкус крови от проткнувшего его губу шипа и даже не поморщился.

Ей бы впору нахлобучить корону, сесть, скрестив ногу на ногу и зазнаться. Неплохое начало карьеры.

Но, судя по часам, прошло пять минут, а этот засранец ещё не получил по заслугам. Зато так удачно нагнулся к своим штанам.

— Ай! — подскочил он от неожиданности, получив по голой заднице шипастым стеблем. — Ты с ума сошла?

— Это тебе за засос.

— Чёрт! — ударила она его по второй ягодице, пока он осмысливал сказанное.

— А это за синяки.

И она третий раз замахнулась, но он перехватил её руку.

— А это за что?

— А это в рамках эксклюзивной программы.

— Вот ты сумасшедшая, — покачал он головой и отобрал её орудие. — А если я сейчас то же самое сделаю с тобой?

— О, это тоже входит в эксклюзивную программу, — игриво улыбнулась она.

— Тогда, считай, что на сегодня, она закончена, — потемнели его глаза.

Он рывком заломил ей руку за спину, и она выгнулась, обнажая шею, и застыла, как поднятая за шкирку кошка.

Он давал понять, что не надо играть с ним в эти игры.

— Предупреждаю, если хочешь жёстко, то больно будет тебе, — навис он над ней. И звучало это как угроза, и в голосе его была сталь. — Но сегодня мы уже уходим.

Влад разжал свою железную хватку и пошёл как ни в чём не бывало натягивать свой костюм.

— Иди одевайся, — поднял он глаза на Таню, так и не сдвинувшуюся с места.

— Зачем? — недоумевала она.

И она была в небольшом трансе от его потемневших глаз, от опасности, что от него исходила. Это было так волнующе, что она не сможет это забыть. И понимала, что не успокоится, пока не выманит этого зверя.

— Раз уж завтрак ты пропустила, сходим в кино, посидим в кафе, погуляем по набережной, провожу тебя до дома, — он улыбнулся, глядя на её замешательство. — И, может быть, приглашу тебя на свидание.

В два прыжка она оказалась у него на руках. Он подхватил её, прежде чем её ноги сомкнулись у него за спиной.

— Ты совершенно невменяемая, — успел он ей сказать, прежде чем она накрыла его рот поцелуем.

— Я знаю. И это полностью твоя вина.

Влад тревожно оглядывался на лестнице, пока Таня аккуратно отдирала хлипкую ленточку с печатями, обозначающую, что доступ в эту квартиру запрещён.

— Это точно твоя квартира?

— Конечно, — ответила она ему шёпотом и приложила палец к губам, когда тяжёлая деревянная дверь скрипнула.

Она наощупь добралась до гостиной, задёрнула плотные шторы, а потом только включила свет.

Запах нежилого помещения в доме, который был родным, отозвался болью потери.

Невосполнимая утрата близкого человека жгла сердце огнём. Таня стёрла пыль с портрета пожилой женщины с лучиками морщин в уголках улыбающихся глаз и улыбнулась в ответ.

— Бабушка? — Влад подошёл со спины.

— Да, — повернулась Таня и пошла искать пульт от телевизора по расставленным буквой «П» диванам.

— А почему квартира опечатана? — он заметил его первым и протянул Тане, выудив между смятых подушек.

— Мамин брат её незаконно продал через каких-то «чёрных риелторов». А она отписана мне по завещанию. Если бы не бабушкины связи, то уже жили бы здесь новые хозяева. А так сужусь, ещё есть надежда.

Таня включила телевизор и открыла окно.

В комнату ворвался шум улицы, автомобильные гудки и голос из мегафона, объявляющий прибытие поезда. Телевизор запел голосом популярной певицы.

— Трудно, наверно, жить рядом с железнодорожным вокзалом? — приглушил Влад певицу на минимум, подобрав брошенную на диван дистанционку.

— Дело привычки, — пожала плечами Таня. — Но знаешь зачем я сюда периодически забираюсь?

— Наверно, взять какие-нибудь вещи, может книги, — показал он на массивный шкаф, забитый увесистыми фолиантами.

— Какой ты скучный, — сморщила она нос и забрала у него пульт.

— Посмотреть телевизор?

— Я прихожу, чтобы полежать в ванне, — выключила она телевизор. — Пойдём, я покажу тебе это чудо.

Ванная комната в этой старой квартире была сама по себе монументальной. С лепниной на потолке, цепью с золочёной ручкой, прикреплённой к старинному сливному бачку и кафельной плиткой на стенах, каждая их которых была вылеплена вручную.

Такая плитка красовалась и на борту большой керамической ванны, широкой, местами выщербленной и шершавой из-за стёршейся за годы пользования эмали.

Таня смотрела как упругая струя воды из медного и давно не чищенного, а потому тусклого крана, взбивала пышную пену и радовалась, что воду до сих пор не отключили.

— Смотри, что я нашёл, — зашёл Влад с двумя фужерами из помутневшего от времени стекла.

В другой руке у него была бутылка шампанского, которую они принесли с собой.

Он поцеловал её в шею, и мурашки опять побежали у неё по всему телу от его нежного касания.

Влад весь вечер её целовал. Каждый удобный и неудобный момент, едва оказывался от неё на расстоянии протянутой руки, непременно протягивал эту руку и прикасался губами. К мочке уха, к виску, к плечу, к оголённому запястью, к каждому позвонку, что выступали на её длинной шее. И каждый раз её пронзало током от этого невинного прикосновения.

— Ты же пригласишь меня с собой?

— Потрёшь мне спинку?

— Обязательно.

Этот вечер был таким долгим.

Они смотрели мультфильм про зелёного огра, приехавшего в гости к родителям жены и смеялись в переполненном зале кинотеатра как дети.

Они сидели в кафе на набережной и слушали духовой оркестр, игравший старинные вальсы. А потом кружились под один из них, из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь», среди осторожно переступающих пожилых пар.

Они катались по вечернему городу в его машине просто так. Просто потому, что им было весело и легко. Просто потому что в городе стояло лето, а они молоды, самоуверенны и им отчаянно хорошо вместе. И у них впереди ещё целая жизнь.

— Скажи, а почему ты уехала из Франции? — Влад сделал глоток и донышко его фужера погрузилось в пушистую пену.

— Это неинтересная история, — откинулась на бортик ванны Таня, чувствуя, как под волосами потёк к затылку пот.

— Могла бы учиться в Сорбонне, а не в этом паршивом ВУЗе.

— В этом паршивом ВУЗе моя бабушка преподавала французскую литературу, так что прошу не обобщать.

— Поэтому ты приехала поступать сюда?

— Конечно, нет, — подняла она голову и взяла с бортика свой фужер. — Я приехала в тринадцать лет. Бабушка приехала и забрала меня, потому что со мной случилось несчастье.

— Ты заболела?

— Я вижу, ты не отвяжешься, да? — улыбнулась она и сделала глоток.

— Наверно, отвяжусь, — он достал бутылку и подлил ей, — но только когда ты расскажешь.

— Меня изнасиловали. Жестоко. Несколько арабских парней из нашего колледжа.

Она смотрела как он воспримет эту новость.

Его брови взлетели вверх, он прикрыл рукой глаза, откинул со лба волосы.

— Ладно, если не хочешь, не продолжай.

— Отчего же. Слушай. Мне было всего двенадцать лет, но я как-то рано созрела. В ближайшем посёлке была только школа, а в колледж с двенадцати лет в соседний городок приходилось ездить на городском транспорте. И вот как-то в автобусе мы с ним и разговорились.

Полотенце почти сползло из-под шеи в ванну. Таня поправила его и вытерла мокрый лоб.

— С одним из этих парней?

— Да, очень красивый араб. Смуглый, с бархатной кожей, с тёмными как ночь глазами, с белозубой улыбкой. Не знаю сколько ему было. Пятнадцать, шестнадцать. Знаю, он был старше и очень мне нравился. А у меня грудь, — слегка приподняла она свои округлости над водой, подтверждая свои слова, — талия и длинный язык, который я уже тогда не умела держать за зубами.

— И что, в вашем колледже учились арабы? — целомудренно прикрыл он глаза на её прелести, а может тоже просто вытер рукой пот.

— Конечно, французских детей было всего треть, остальные — выходцы из других стран. И однажды я ляпнула при нём: «Ник та мер!». Это что-то вроде нашего «поиметь твою мать» и ему сильно не понравилось.

— У арабов же мать святое, — сделал он ещё глоток.

— Да, очень серьёзный аффронт, то есть оскорбление, но меня его реакция не столько остановила, сколько наоборот. Я стала только чаще при нём ругаться. Его стало всё сильнее это бесить. И однажды я достала его настолько, что он выманил меня из автобуса якобы просто пройтись. А там в лесочке уже поджидали его друзья. В-общем, было страшно, было больно, было невыносимо стыдно. А ещё грязно. Я помню как возвращалась домой, перепачканная в земле и траве, и у меня по ногам текла кровь и их сперма.

Она сделала большой глоток шампанского под его страдающим взглядом.

— Они надругались над тобой просто из-за бранных слов?

— Может, да, а может это был просто повод или оправдание, и они сразу это задумали. Какая уже разница.

— И как ты с этим справилась?

— Никак, — пожала она плечами. — Как видишь, даже злословить не разучилась. Только больше не могла ездить в колледж. Но, к счастью, наступили каникулы, а потом приехала бабушка и увезла меня оттуда.

— И ты решила остаться?

— Да, провела здесь лето, потом пошла в школу и как-то зависла.

Она набрала в грудь воздуха и сползла вниз под воду, опираясь на его ногу.

Когда умерла бабушка, ей порой не хотелось выныривать. Но утонуть в ванне без посторонней помощи практически невозможно. Впрочем, она и не хотела умирать. Ещё там, в тех французских кустиках, глядя на перекошенное злобой лицо того, кто ей так нравился, она дала себе обещание жить. И выжила. И даже как-то смирилась. А после того, как на суде плюнула в тёмные как ночь глаза, даже перестала делать из всей этой истории трагедию. И ей казалось, она неплохо справилась.

Звук голоса заставил её вынырнуть.

— Я ничего не слышала, — откинула она назад волосы.

— И не надо. Иди сюда, — подтянул он её к себе и обнял. — Я бы хотел защитить тебя от всех на свете бед и несчастий, но это невозможно. Зато я могу помочь тебе с адвокатом. И ты вернёшь себе эту квартиру.

— Ля петит шери аррив а Пари… Пари фэ дю брюь. Пари фэ дю брюь.

— Это стихи?

— Да, Поль Элюар, — прижалась она покрепче к его плечу. — Малышка-девчушка впервые в Париже. А грохот, как ливень, клокочет и брызжет.

— Ампеш сон кёр де фэр тро де брюь.

И стук её сердца не слышен Парижу.

Глава 8

Двенадцать лет назад

ВЛАД

Найти хорошего адвоката было совсем не трудно. Трудно было снять столько денег, чтобы оплатить его услуги. И оказалось невозможно скрыть это от матери.

— Ты такой же, как твой отец! — орала она на него в кухне, пока Влад виновато переминался с ноги на ногу, придавленный не столько выписками из банка, сколько её гневом.

— Не сравнивай меня с отцом, — промычал он.

— Ты не знаешь цену деньгам. Не понимаешь, как тяжело они достаются. Даже не представляешь себе, чего мне стоит просто удержаться на плаву в этом чуждом мне бизнесе. А ещё расти, развиваться, тебя учить и оплачивать все твои просто ни в какие ворота уже не влезающие расходы.

— Мам, это на дело, — ковырял он пальцем стол.

— На какое дело? — не унималась она. — Опять кого-нибудь избил? Покалечил? Посмотри на меня.

Он нехотя поднял голову.

— Убил? — она тревожно рассматривала его лицо, словно ощупывая глазами. — Мне юрист сказал, ты искал адвоката.

— Нет, мам, нет, — попытался отмахнуться он. — Это совсем другое. Не спрашивай меня.

— Ах, не спрашивать! — утопила она кулаки в рыхлые бока. — И за что ты мальчишку того избил, ты тоже просил не спрашивать. И отец твой тоже всегда говорил: «Молчи, сука, а то хуже будет!»

— Я не отец! — выкрикнул он.

— Но ведёшь себя как он. Эти деньги направо и налево. Эти шлюхи! Свет клином у вас сошёлся на этих продажных бабах, что у отца, что у тебя. Чем тебе обычные девочки не хороши?

— С ними скучно.

— Ах, скучно! Или просто отношения тебе не нужны? Вы с отцом оба, как кролики. Сунул, вынул и к следующей побежал. И чтобы не ломалась, и вопросов не задавала, и не требовала ничего. И ещё не вякала, если вдруг он не в настроении, и кулаки у него чешутся.

Она отвернулась к окну и сделала паузу в своей речи, тяжело вздохнув.

— Скажи мне правду, ты кого-то избил? — снова вглядывалась она в него пристально.

— Нет, мам, нет. Честно.

— Влад, — постучала она по столу пальцем, словно у неё закончились слова. — Не тебе я не могу простить того случая, а себе. Что нашла тебе такого отца, что наградила тебя этими Назаровскими генами, что ты видел с младенчества эти драки, эту ругань, что пришлось тебе терпеть и эти побои, и эти издевательства.

Губы её предательски задрожали. Она пыталась их поджать, но тщетно.

— Мам, — обогнул он стол и обнял её, гладя по коротким волосам. — Мам, ты ни в чём не виновата. Я тебя точно ни в чём не виню. Ты сделала всё что могла.

«И даже то, что не могла, тоже сделала», — он не сказал это вслух. Они никогда не говорили об этом вслух, и никогда не обсуждали, даже оставаясь наедине. И спроси он её, она бы не призналась, но он знал, он видел — это она убила отца.

Эта кровавая сцена до сих пор стояла у него перед глазами.

Мать в изорванном халате, с разбитым лицом. Кровь, что течёт у неё из разрезанной ладони, в которой она зажимает лезвие ножа. Кровь, что разбрызгивается по кухне, когда они с отцом борются. Несколько капель падают Владу на лицо. Он стирает их, и пытается встать с пола. Но в глазах у него всё плывёт.

Он пытался защитить мать, он пытался оттащить от неё разъярённого отца, но ему всего десять лет. Отец отбросил его одним ударом как щенка, и Влад ударился головой о батарею.

Он видел, как отец выхватил из подставки нож. А когда Влад врезался головой в чугунную конструкцию, в матери проснулась такая ярость, что она перехватила нож голой рукой и после недолгой борьбы повалила отца набок и со всей силы ударила головой об острый угол упавшей табуретки.

Влад потерял сознание, когда она добивала отца табуреткой по голове. Он ещё слышал рык, который вырывался у неё из груди, и эти глухие, эти ужасные удары. «Раз, два…», — зачем-то начал он считать, а потом отключился.

— Держись мой мальчик, — плакала она, сидя на полу и прижимая его к своей мягкой груди. — Держись! Не бойся, его больше нет. И я никому не дам тебя в обиду.

Её даже не судили. Может повезло со следователем, может со судмедэкспертом. Несчастный случай в состоянии сильного алкогольного опьянения — такой вынесли вердикт. И даже злые языки соседок мать жалели и Владу сочувствовали.

Пять лет она не вмешивалась в дела партнёра отца, который продолжал рулить отцовской долей бизнеса. Пять лет так и работала директором школы, пока им на счёт шли перечисления. А потом ушла из школы и за год сделала больше, чем за всю жизнь его отец. Его мать всегда была очень мудрой и очень сильной женщиной. Влад искренне гордился ей.

— Ладно, не маленький, сам разберёшься, — вывела она его из раздумий и отстранилась. — Но обещай мне, что какие бы неприятности с тобой не произошли, говорить мне всё как есть, без утайки.

— Обещаю, мам, — кивнул он.

И хотел было рассказать зачем ему понадобились деньги, но передумал. Она же непременно захочет познакомится с этой девушкой, потом начнёт её опекать, когда он уедет в свой университет. А он надеялся, что всё же уедет и её забудет.

С Таней было хорошо. С ней было интересно и весело. С ней был потрясающий секс. Лучший в его жизни. Незабываемый. Но чего-то большего с этой раскрепощённой девицей, крутящей задницей у шеста, он не хотел, будь она хоть трижды француженка.

По крайней мере, морщась от боли под иглой татуировщика, он ещё думал именно так.

Он решил набить себе на плече паука на память о ней, называющей его «мой нежный паучара» и забыть. И уже понимал, что, наверно, это будет сложно. Они провели вместе месяц, и он слегка подсел на неё, как на наркоту, чего с ним никогда раньше не случалось.

Но любая зависимость лечится, он свято в это верил. И хоть помог ей с адвокатом, старался делать вид, что ему всё равно чем она зарабатывает. И с деланым равнодушием выслушивал её рассказы о своём якобы новом виде заработка.

— Наверно, это заложено в природе человека — подглядывать, — щебетала она под жужжание тату-машины. — Даже не представляла, что людей потрахаться приходит в два раза меньше, чем посмотреть, как это делают другие.

— Каждому своё, — философски промычал он, не понимая ему так больно от этой бор-машины, буравящей его кожу или от её слов, если допустить, что это правда.

— И подавай им, чтобы как в порно-кино. И долго, и несколько раз, и позы как у акробатов в цирке. И ладно бы девочки с девочками, ладно просто мастурбировать, но ведь просят настоящий секс, и чтобы брызги спермы по всей груди, а потом по спине, а потом между ягодиц.

Влад покосился на невозмутимого туту-мастера, серьёзного, покрытого цветными узорами парня лет тридцати. Посмотрел не на его сосредоточенное лицо, отражающееся в зеркале, а на ширинку, находящуюся почти у Влада перед глазами. Ему показалось, что у парня тоже там что-то зашевелилось от её мягко воркующего голоска. Тоже, потому что Влад точно чувствовал, как ожил его дружок, прижатый телом к кушетке.

— Парни яйца себе перетягивают резинками, чтобы без брызг хоть минут двадцать продержаться.

Парень в наколках, её старый знакомый, улыбнулся с видом знатока, и Влад подумал, что с ним она, наверно, тоже спала. И приступ толи ревности, толи обиды, что он чувствовал себя в этом салоне из-за её рассказов неуютно, испортил ему настроение.

Он решил сходить в её клуб на это «подглядывание», чтобы или бросить её, или… Нет, разбивать себе сердце он никак не рассчитывал. Надеясь, что она всё-таки просто трепет ему нервы, рассказывая все эти грязные подробности, да ещё и на людях.

И он сходил. И лучше бы он этого не делал.

Он метался по её комнате в грязном бараке как раненый зверь.

Он даже не смог досмотреть это представление до конца. Выскочил из открытого всю ночь заведения, прыгнул в машину и ехал так опасно и на такой скорости, что его ангел-хранитель наверняка поседел, предотвращая аварии на каждом перекрёстке.

Он вылетел за город и не знал куда едет. Просто гнал, вдавив педаль газа в пол и так сцепив зубы, что, когда выскочил в каком-то леске из машины и орал, не зная, как с этим справится, у него болела челюсть.

Он ненавидел её за эту боль. Ненавидел за эту лёгкость, с которой она выгибалась там, впуская в себя на всю длину член того парня. Он не мог даже вспоминать это. И хуже всего, что этого парня он знал.

«Ну, почему он?!» — орал он в равнодушное звёздное небо. И почему ему так больно, после сотен девиц, которые у него были?

Трудно сказать, сколько времени он простоял на коленях в сырой траве, пытаясь понять, как к этому относиться, пытаясь примириться или забыть. Но так и не смог ничего из перечисленного. Он должен был с ней поговорить. А когда приехал, оказалось, что она ещё не вернулась.

— Таня, привет! — услышал он ломающийся голос её соседа-подростка.

— Здравствуй, Вася! — ответила она ему беззаботно и толкнула дверь.

Бросила сумку, разулась, делая вид, что не замечает его застывший силуэт на фоне окна.

— Мог бы хоть свет включить, — зажгла она настольную лампу.

— Почему? — прищурился он от казавшейся невыносимо яркой тусклой лампочки.

— Почему что?

Она как ни в чём не бывало стянула через ноги юбку, майка тряпкой упала рядом на кровать, и старый шифоньер заскрипел, отдавая с дверцы лёгкий халатик.

— Почему всё? — спросил Влад, когда она, наконец, повернулась к нему. — Почему ты этим занимаешься? Почему не отказалась, раз я заплатил за адвоката? И почему Кайрат?

— Потому что я дала согласие хозяйке клуба до тебя, и уже не могла отказаться, не испортив с ней отношения, — её усталый голос звучал спокойно и ровно. А распахнутый халатик обнажал все её, видимо, натруженные за ночь прелести. — Потому что ты всё равно укатишь в свой Лондон, а мне надо на что-то жить. И потому, что Кай просто мой партнёр в этих танцах.

— Танцы, значит? Теперь это так называется?

— Не важно, как это называется. Это просто работа, — она сделала к нему шаг, но он вытянул руку.

— Работа?! Он же трахает тебя во все щели, и ты так довольно стонешь, что трудно сказать, что это тебе не нравится.

— А мне нравится, — прищурилась она насмешливо. — Кто сказал, что работа не должна нравится? Вот такой редкий случай.

Она зло улыбнулась и опустила руку на свой лобок и выгнулась как на сцене.

— И когда сама себя, тоже нравится.

Он почувствовал, как кровь начала пульсировать у него в висках, как сжались зубы, но как его рука описала этот полукруг и ударила её по лицу, так и не успел осознать.

— Шлюха! — выкрикнул он, когда она отлетела к центру комнаты и упала.

Она зажала рукой лицо, а когда убрала её, струйка крови уже пролегла от разбитой губы по подбородку.

Его трясло от ярости, но какое-то странное возбуждение, дрожь, в ожёгшихся о её щёку пальцах, просила ещё.

— И это всё, милый? — улыбнулась она окровавленными губами, и призывно провела по ним языком. — Ударь ещё! Ты же видишь, это мне тоже нравится.

Он крутанулся и заехал ей по лицу ногой. Она вскрикнула и распласталась по полу.

В тот момент он готов был её убить. Он ненавидел её и безумно хотел одновременно. Он замахнулся, чтобы ударить её ещё раз и почувствовал такое возбуждение, глядя на её задравшийся на ягодицы халатик, что чуть не кончил.

Трясущимися руками он расстегнул ширинку и только одна мысль крутилась у него в голове: «Она должна быть наказана. Наказана».

— Грязная шлюха! — подтянул он её к себе, срывая трусы и грубо, жестоко и вероломно вошёл в её задницу.

— Аааа! — заорала она хрипло, вцепившись руками в край ковра, но даже не попыталась сопротивляться.

И он насаживал её на себя как можно сильнее, и всё равно ему казалось мало, он хотел больше, глубже, ещё, пока сильнейшая судорога не скрутила его тело.

Она парализовала его от кончиков пальцев и до корней волос. Какое-то время он вообще не мог пошевелиться. А когда, наконец, смог, аккуратно освободил Таню от себя, посадил на колени, обнял, прижался лицом к спине, и раскаяние штормовой волной затопило его рассудок.

Как жалко, как ничтожно прозвучало его «Прости!», но она вдруг погладила его по руке:

— Ты знаешь, а мне даже понравилось. Сейчас бы только закурить.

Она с трудом поднялась. Запахнула халатик, а когда повернулась, он увидел багровый синяк, расцветающий на скуле и переходящий на глаз.

— Я даже не знаю, что сказать в своё оправдание, — он так и сидел на коленях.

— Ничего не говори. Запомни это чувство. Оно называется любовь, если ты так ничего и не понял.

Она взяла полотенце и ушла в душ.

И садясь в машину, Влад видел, как с мокрыми волосами она курила на кухне, и какой-то мужик в майке, держа за подбородок, рассматривал её лицо.

Это было последнее, что он заполнил о ней в то сумасшедшее лето. Неделю он не мог её видеть, а когда вернулся, в клубе сказали, что она уехала. И никто не знал на сколько и куда.

Глава 9

Наши дни

ВЛАД

«Иначе я закончу как она… Иначе я закончу как она…» — с этой мыслью он заснул, с этой мыслью проснулся. Глядя в окно на резвящихся на газоне собак, Влад думал о том, почему этот несчастный случай, произошедший со Светой, не показался ему странным? Он и узнал то о нём не сразу.

По своей привычке не лезть глубоко в женские заморочки, он как-то не сильно придавал значения Светиным ночным звонкам и тоскливым взглядам. Тем более женщина она была взрослая, старше него лет на пять, истерик ему не закатывала, ничего не требовала и даже не просила. И была в его жизни настолько незаметна, что искренне увлечённый в это время толи беременной подружкой Кайрата, толи жаждой неутолённой мести, исчезновение Светы из своей жизни он даже не заметил.

Тем более в его жизнь снова ворвалась Таня, срывая ленты с красными флажками, которыми он себя оградил. И даже когда крайне циничный Сикорский на банкете по поводу Дня предпринимателя сказал, что Влад ему должен секретаршу, Влад подумал в первую очередь, что это отличный повод, чтобы Тане сменить работу. А потом только спросил, а что случилось с девушкой.

— Наглоталась каких-то таблеток, — снимая зубами оливку с палочки вынутой из мартини, сказал Сикорский и скривился презрительно: — Несчастная любовь. Дура — баба! А ведь казалась мне адекватной. Что я теперь с французами буду делать?

Он отошёл мурлыкать со своим другом, а Влад рассеянно подумал: «Неужели и правда из-за меня?», но тут же отмёл эту мысль как абсурдную и думать забыл.

И вот теперь, глядя на эту фотографию, что вручила ему Таня, какой-то неприятный холодок копошился у него в груди. Он понимал, что уже ничего не исправишь, и не понимал, что он сделал не так.

Сам не зная зачем, вечером он потащился на квартиру, где Света когда-то жила.

Позвонил робко, не уверенный, что кто-то здесь ещё живёт. Но дверь открылась даже без лишних вопросов.

— Привет! — улыбнулся он, ещё не зная, что сказать этой стройной юной барышне лет двадцати с пухлыми губами и мягким обволакивающим взглядом.

— Привет, — ответила она удивлённо, словно знала его, просто не ожидала здесь увидеть.

— Я, — запнулся он на первой же букве и засомневался, как же ему представится. — Я…

— Я знаю. Вы Влад. Света говорила о Вас. Впрочем, проходите, сами всё увидите.

В этой уютной однокомнатной квартирке мало что изменилось. Та же двуспальная кровать, отгороженная стеллажом от гостиной зоны. Те же жёлтые чехлы на креслах, похожие на бывшие шторы. Тот же журнальный столик, одна из ножек которого отличалась по цвету и была плохо закреплена. Он всё хотел его починить, но руки так не дошли. Он его качнул — и снова захотел попросить отвёртку.

Всё то же. Только её больше нет, а место на стенах, которое раньше занимали морские пейзажи и нарисованные вазы с увядающими цветами, теперь украшали его портреты. Профессионально отредактированные фотографии, помещённые в стеклянные рамки. И на стеллаже тоже рамки с его лицами, только поменьше. Десятки фото, многие из которых он даже сам никогда не видел.

— Почему ты не выкинешь всё это? — скользил он взглядом по своим улыбающимся, серьёзным, задумчивым и загадочным взглядам.

— А зачем? — пожала она плечами. — Вы красивый.

Она улыбнулась ему так искренне и так невинно. Без кокетства, мило и равнодушно, что ему даже стало немного обидно.

— А ты?

— А я Лера. Её младшая сестра. Не родная. Приёмная.

— Значит, ты теперь здесь живёшь?

— Да. Будете чай? — предложила она.

— Буду, — так же просто согласился Влад.

Засунув руки в карманы, он всё ещё рассматривал своё многократно размноженное изображение, когда наткнулся на фотографию балерины с венком из белых перьев на голове.

— Ты танцуешь? — спросил он, с трудом узнавая в этой искусно накрашенной артистке новую хозяйку квартиры.

— Да, моя дипломная работа, — зашла она с двумя кружками чая. — Сен-Санс. Умирающий лебедь.

— Ты закончила хореографическое училище?

— Академию, — поставила она кружки на слегка качнувшийся столик и снова исчезла в кухне.

— С этого года я дипломированный артист балета, — она вернулась, держа в руках вазочку.

— А тебе разве можно? — показал Влад на шоколадные конфеты в ярких обёртках.

— Ох уж эти предрассудки, — улыбнулась она. — И вообще-то, это вам.

— Тебе не очень трудно будет называть меня на «ты»? — несколько раз приподнял он пакетик с чаем, наблюдая как темнеет в кружке кипяток.

— Я попробую, — улыбнулась она с кресла напротив. — Ты, наверно, о Свете пришёл узнать?

— Да, как-то… язык не поворачивается сказать, что нехорошо вышло, — он потёр лоб. — Скверно. И я даже не знал, что она это из-за меня.

— Согласна, скверно. Я тоже не знала, была на гастролях. И какое-то чувство, что вдруг, если бы я была рядом, она бы не наделала глупостей. Наверно, я никогда от него не избавлюсь.

— Вы были близки? — отхлебнул Влад горячую жидкость.

— Нет, не особо. Сам понимаешь, разница в возрасте. К тому же она была такой тихоней. Всё в себе. Личная жизнь не сложилась. Детей не было. Вот эти книги, французские романы, рыцари, любовь. В-общем, забила себе голову всякими романтическими глупостями. Но зато благодаря ей я выучила французский. Парле ву франсе?

— О, нет, нет, — поднял он ладони. — Я знаю только пару ругательств и одну пословицу.

— Ругательств? — заблестели её глаза интересом.

— Но очень софт. Например, «кротт». Что-то вроде «собачьего дерьма», но прилично, — ему как-то даже неловко было произносить при этой девушке что-то более перченое, хотя, конечно, он знал. — Или «пютан де мерд», например.

Она тоже отхлебнула свой чай.

— Пютан де мерд! — помахала она себе в рот рукой, обжёгшись. И это звучало так неожиданно знакомо, даже с интонацией девушки, от которой он и нахватался этих словечек, что он на секунду замер.

— Да, да, — пришёл он в себя и засмеялся. — Очень соответствующая ситуация.

— Я знала, — засмеялась она в ответ. — Это что-то вроде «Чёрт побери!»

И даже смех у неё был Танин, низкий и с хрипотцой. И эти пухлые губы.

Он хотел её поправить, уточнить, что это переводится как: «Твою же мать!», но момент был упущен.

— А ты знаешь где Света похоронена? — отгоняя от себя это наваждение, вернулся он к цели своего визита.

— Конечно, — кивнула она. — Хочешь съездить?

— Наверно, да, — вздохнул он тяжело.

— Тогда давай в понедельник. Родители тоже собирались.

— Может… не надо с родителями? — он с сомнением посмотрел на её спокойное лицо.

— Нет, надо. Тебе, правда, станет легче, если ты с ними познакомишься. Они тебя не винят. Тем более ты ничего ей не обещал. Ты же не обещал?

— Вроде, нет, — пожал он плечами.

И поскольку он обычно никому и ничего не обещал, то это определённо претендовало на правду.

— Ты извини, — встала она. — Но у меня ещё сегодня дела. Договорились встретится с подругой.

— Конечно, — он тоже поднялся. — Спасибо за чай!

— Скажи мне свой номер, — смотрела она на экран телефона, пока он обувался.

— Тебя может подвезти? Я на машине, — задал он свой вопрос после того как продиктовал цифры.

— Ну, если тебе не трудно, — оглянулась она на часы. — И, если ты подождёшь меня в машине.

— Хорошо, жду.

Влад нервно барабанил по рулю, не понимая, зачем он ей это предложил. Какая-то дурацкая привычка, инстинкт, даже навык, за столько лет отточенный до автоматизма.

Ему совсем не нужна эта девочка, он приехал сюда не за этим. И вообще он скучал. Мучительно скучал по Тане.

Он набрал её номер одним нажатием. И она ответила. Она всегда отвечала.

— Я скучаю, — признался Влад.

— Я знаю, — ответила она словно с другого конца вселенной.

Но если она согласится, он преодолеет эти квадриллионы космических лет и тетраллионы галактик, чтобы обнять её.

— Прости меня, я идиот.

— И это я тоже знаю. Те бет!

— Да, я балбес! И всё же прости меня.

— Я уже простила.

— Встретимся?

— Легко. Только через часик. У меня тут неожиданно объявился один старый клиент. А сегодня такой день, что я не могу перенести эту встречу на завтра.

— Серьёзно? Клиент? — и он не понимал говорит она правду или шутит.

— Серьёзно. У тебя бывшая жена, у меня старый клиент. В наших свободных, ни к чему не обязывающих отношениях, это же всегда было нормой. Так пусть всё и останется как прежде.

Его новая знакомая вышла из подъезда быстрее, чем он рассчитывал.

— Ладно. На нашем месте. Через час, — закончил он разговор.

Он выпрыгнул и открыл Лере дверь машины.

— Куда едем?

— В «Белладжо», — ответила она.

Чёрт! Ему оказалось в то же самое место.

Глава 10

Наши дни

ТАНЯ

Не было у неё никакого клиента. И Таня презирала себя за эту убогую ложь.

Эта его «встреча» с бывшей женой неожиданно задела её сильнее, чем она думала. И она не могла не отомстить. Но никогда не делала больно понарошку. Она даже нашла номер в старой записной книжке, даже набрала, и дядька даже ответил. Но она не смогла.

«Старею», — подумала она, натягивая платье.

И, глядя как Влад нервно постукивает пальцами по столу и оглядывается, подумала, что он тоже стареет. Раньше он так никогда не суетился.

— Привет!

— Привет! — он встал, чтобы отодвинуть ей стул. — Как прошла твоя встреча?

— К сожалению, она не состоялась.

Ей показалось или он даже повеселел?

— А как твоя новая работа?

А вот это было уже посерьёзнее невинной лжи, которая так и не состоялась.

— Её много, — взяла она меню и опустила в него глаза, лишь бы Влад в них не заглядывал.

Нет, ей нечего скрывать. Ничего особенного. Просто букет цветов. Просто задница Эрика, полдня просидевшая у неё на столе. Просто обед, на который он её пригласил. И пусть они разговаривали о работе и предстоящих переговорах с французами, было в его взгляде такое неподдельное восхищение. С таким только Влад на неё смотрел в первые дни их встречи.

И это было что-то такое давно забытое и волнующее. После тысяч похотливых взглядов, словно отполировавших её до блеска, под этим искренне удивлённым взглядом, глянец её тускнел и ей хотелось не казаться, а быть такой, какой он её видел.

— Как Сикорский? — не сводил с неё глаз Влад.

— Циничен, груб, стервозен, развратен, — она подняла к потолку глаза, вспоминая нужное слово. — И неисправимый педераст.

Она снова уткнулась в меню.

— Можешь не читать это, — усмехнулся Влад, явно довольный её характеристикой своего нового начальника. — Всё что ты любишь, я уже заказал.

— Отлично, — отложила она кожаную книжку.

Им принесли обычные влажные салфетки в одноразовой упаковке и хлебную корзинку.

— Да, кризис не щадит даже приличные заведения, — принюхивался Влад, протирая руки. — Воняет спиртом. Чувствую себя как в процедурном кабинете. А помнишь какие раньше здесь были полотенчики?

— Помню, — улыбнулась Таня его ностальгии. — Их заливали горячей водой, и они распускались как белые бутончики.

— Прости меня за жену.

Что бы он не творил, он всегда извинялся. А ещё всегда старался всё исправить, загладить свою вину, добиться прощения.

— Я же сказала, — бросила Таня скомканную тряпочку в специальную тарелку для мусора. — Я простила. За этот час ничего не изменилось.

Он посмотрел куда-то левее неё, в сторону окна и потерял на секунду нить разговора.

— И что будем делать? — перевёл он взгляд на её волосы, и его глаза вдруг вспыхнули радостью. — Я даже не сразу понял, отчего ты сегодня так хороша. Обожаю этот твой медно-красный.

— Наслаждайся! — улыбнулась она и вспомнила как отреагировал на её новый цвет волос другой парень.

— Потрясающе, — замер Эрик перед ней с открытым ртом и протянул пальцы к её губе, но прикоснуться не посмел. — И это новое украшение намного лучше предыдущего.

— До Нового года ещё прилично, но я решила начать праздновать уже сейчас.

— А я решил, что определённо был неправ. Ты имеешь право выглядеть как тебе нравится, — вот так запросто разрешил он этот конфликт. И Таня даже немного расстроилась, что войны, наверно, не будет.

— Ты не ответила, — напомнил о себе Влад.

— А чего ты хочешь? — задавать этот вопрос было бессмысленно. Она и так знала, чего он хочет: её к ноге, и больше ничего не менять.

— Тебя, — опять посмотрел он куда-то над её плечом.

— Я и так у тебя есть. Только знаешь, может это для тебя и глупо, но мне эта лёгкость бытия до чёртиков надоела. Я хочу серьёзных отношений. Нормальных, здоровых, правильных. И как только встречу того, кто будет относиться ко мне как к человеку, а не к продажной девке, ты перестанешь для меня существовать.

— Вот так запросто вычеркнешь двенадцать лет из своей жизни?

— Из жизни ничего не вычеркнешь, даже если сильно захочешь. Мне до сих пор иногда сняться и липкие руки тех арабских парней, и твой ненавидящий взгляд. И твой влюблённый взгляд тоже.

Она замолчала, пережидая пока официантка поставит перед ними салаты, запечённый в сухарях сыр и свёрнутые трубочками баклажаны.

— Ты может быть и забыл то наше первое лето, а вот я нет, — положила Таня на колени салфетку.

— О, нет! — покачал он головой и во взгляде его было столько скорби. — Я бы может и хотел, но это невозможно забыть. Ты разбудила во мне все тайные желания и выпустила на волю всех моих демонов. Я любил тебя и ненавидел одновременно. Хотел вытравить твой образ из памяти и всюду искал. И пока ты резвилась у родителей на травке среди виноградников со мной ещё столько всего произошло. Из-за тебя.

— Ты бил проституток, Влад. И хочешь сказать, это из-за меня?

— Да, Таня, да, — вздохнул он тяжело. — Я знаю, что это было сродни зависимости, но я как тот хищник, что почувствовал вкус крови. Твоей крови. Ты разбудила во мне эту жажду. Я хотел увидеть в их глазах то, что видел в твоих. «Ударь меня!» Ты помнишь, как ты это попросила?

Она промолчала. Потому что помнила. Потому что ей хотелось крикнуть: «Пожалуйста, не надо!», но не в её характере сдаваться. Ей хотелось плакать, но все свои слёзы она выплакала ещё в двенадцать лет. Она умерла бы, но не попросила пощады.

— Как удобно, — усмехнулась она. — Делать то, что тебе нравится и сваливать вину на меня.

— Я не сваливаю. Я виноват. И мне досталось за это, наверно, даже меньше, чем я заслужил. Сначала меня отмудошил твой Кайрат. И я, наверно, должен быть ему за это благодарен. Я бы не смог остановится сам. Я вымещал на этих девушках всю боль, что чувствовал из-за тебя, но его кулаки меня отрезвили.

— Да, я в курсе, что ты вёл себя как конченый садист.

Она ковырнула капрезе. И поняла, что даже хочет есть. В конце концов, дело это прошлое, аппетит ей не портит.

— А потом твой сосед, помнишь, такой с наколками, что всё ходил в белой майке?

— Колян?! — жевала она ломтик помидора с моцарелой.

— Знаешь, он как-то не представился. Просто выловил меня возле дома и тоже избил. А потом ещё машину спалил.

— Колян?! — не могла поверить она в услышанное, отложила вилку и смотрела как он молча играл желваками.

Таня понятия не имела, что Колян так поступил. Он и словом не обмолвился, когда она уезжала. Только Васька плакал, и Таня отдала ему все деньги, что у неё были, на похороны матери.

— Он сказал, если увидит меня рядом с тобой ещё раз, убьёт, — нарушил Влад молчание. — И после того, как я неделю отвалялся больнице под капельницами и ссал кровью, я ему даже поверил.

— Клянусь, я не знала.

— Не то, чтобы я испугался, — он выдохнул. — Я ждал тебя. Я искал тебя. Я хотел тебя увидеть ещё хоть разочек перед отъездом. Может быть попрощаться, по-человечески, чтобы ты не думала, что я сбежал. Я не сбегал.

— Я знаю, Влад, — опустила она глаза, а потом снова подняла их. — Я тоже. Мама прислала билет — отцу повредило ногу газонокосилкой. Он потерял очень много крови, но, к счастью, поправился, хоть с тех пор и хромает. А у них сезон, туристы, все комнаты расписаны на год вперёд. Я не могла её оставить одну. Я даже в институт вернулась с опозданием.

— Мне жаль, — и снова напряглись его скулы, когда он сжал зубы. — Жаль, что так всё вышло тогда. Странно, что мы так об этом до сих пор и не поговорили.

— Я не хотела об этом говорить. Мне тоже было очень больно, Влад. А ещё я сделала аборт.

Он уставился на неё так, словно у неё над головой загорелся нимб.

— Ты была беременна?

— И это был твой ребёнок.

Он ошалело молчал какое-то время, а потом упёрся локтями в стол и закрыл лицо.

— О, господи!

Трудно даже предположить, что творилось сейчас у него на душе.

Он тяжело выдохнул сквозь пальцы, сместив ладони вниз, а потом вздохнул, откинувшись на спинку стула.

— Он был мальчик или девочка?

— Я не знаю, — пожала плечами Таня.

Эта мука на его лица была просто невыносимой.

— Ему сейчас могло быть уже одиннадцать лет.

Его ресницы дрожали, когда он прикрыл глаза, и в уголках глаз заблестели слёзы.

— Я не могла…

— Я знаю, знаю, — кивнул он, вытер глаза руками и открыл. — Ты ни в чём не виновата.

Он запрокинул голову назад.

— Какой же я идиот.

— Влад, нам было всего по девятнадцать. Нам казалось, у нас вся жизнь впереди.

Проворная официантка удивилась, принеся горячее, что они до сих пор ни к чему не притронулись, но промолчала, сдвигая стаканы, чтобы вместить новые тарелки.

— Налить вам? — потянулась она к нетронутой бутылке вина.

— Да, спасибо, — кивнула Таня.

И проводив её взглядом, обернулась к окну, в том направлении, куда периодически засматривался Влад.

Он всё же неисправим! Две девочки, совсем юные, лет двадцати с небольшим, мирно ворковали друг с дружкой за столиком у окна.

— Знаешь, чего бы я хотел? — поднял он бокал и покачал в нём рубиновую жидкость. — Чтобы мы не были знакомы, — он поднял на неё глаза. — Чтобы можно было начать всё сначала. Пусть не тогда, пусть хотя бы сейчас. Заново, с чистого листа.

— Слишком много грязи было, Влад, чтобы с чистого, — вздохнула она. — Слишком много обид, взаимных претензий, боли. У нас не получится заново. И ты не хуже меня это знаешь.

— А я бы хотел измениться.

Он сделал глоток, не чокаясь.

«А я уже изменилась, — пригубила вино Таня. — Ещё шесть лет назад. Ради тебя. Только ты так ничего и не понял».

Глава 11

Шесть лет назад

ТАНЯ

— Давай-ка найди мне на этого Назарова всё, что я о нём не знаю, — бросил Тане на стол документы Кайрат. — Он сделал Савойскому какое-то подозрительно нескромное предложение. И боюсь, оно обойдётся «Савою» несколько дороже, чем он думает.

— Как скажешь, — ни один мускул не дрогнул на её лице, глядя на фотографию Влада с какого-то банкета.

Он возмужал, покрылся ещё не солидным, но каким-то деловым лоском как пасхальный кулич сахарной глазурью. И его улыбка прожжённого сердцееда откликнулась в её сердце знакомой болью.

«Где же пропадал ты, милый, столько лет? — бегали её пальцы по клавишам. — Два года назад вернулся из Лондона? Уже открыл три супермаркета? Получил диплом «Предприниматель года»? Заключил одну из самых выгодных сделок по версии журнала «Финансы и кредит»? А ещё влез на давно поделённый алкогольный рынок? Силён, что сказать!»

Она отправила бумаги на принтер, и почувствовала, как у неё дрожат пальцы после всей просмотренной информации.

Она старалась о нём не думать, не вспоминать, упорно не слушать новости, если говорили о Назарове.

Уже полгода как Кайрат забрал её из клуба, а до неё всё равно долетели вести, что Влад её искал. Несколько месяцев назад он спрашивал о ней в клубе у Рыжей Долли, до сих пор трясущей там своими сиськами. И про Кайрата спрашивал. И даже тупорогая Долли поняла, что информация о том, что они якобы теперь вместе, Назарову не понравилась.

Эта их неприязнь друг к другу, возникшая ещё в детстве, так и не прошла у них обоих, не зарубцевалась, как гниющая рана, и каждый раз начинала чесаться заново, едва они появлялись в поле видимости друг друга.

Таня знала эту историю, произошедшую в школе, в двух вариантах. От Кайрата, похоронившего лучшего друга, избитого Владом. И от самого Влада, сделавшего после смерти пацана так много, чтобы искупить свою вину. Хотя в смерти Санька даже Кайрат его не обвинял. Парень уже пошёл на поправку, когда умер из-за ошибки врачей то ли перепутавших лекарство, то ли пропустивших мимо ушей информацию о его аллергии.

Но свою вину Влад не отрицал. Он наткнулся на этого робкого костлявого парнишку в коридоре случайно и просто толкнул. И парень испуганно закрылся от него руками. Влада разозлила такая трусость и он ударил его, пытаясь заставить дать отпор. «Защищайся!» И чем громче он кричал на него, чем больнее бил, тем больше съёживался парень, пряча лицо в колени.

Это было ужасно, и жестоко, и непростительно. И когда его оттащил Кайрат, а потом выскочила из кабинета мать, он бросился бежать в ужасе от сотворённого.

Но Назаров и в шестнадцать лет уже умел признавать свои ошибки. Никто не знал, но он ходил в больницу к Саньку. И пообещал, что как только он поправится, будет с ним заниматься и научит его драться. Ему казалось, они даже подружились.

Но Санька ждала совсем другая судьба и, возможно, лучший мир раньше времени за все его страдания. Родители-алкоголики, голод и четыре младших сестры, которые часто ели только то, что приносил им старший брат. После его смерти Влад взял на себя эту заботу.

И не мог простить Кайрату, что он-то как раз их бросил. А Влад нет. Покупал им одежду, варил на грязной кухне суп. Таскал воду, чтобы эти худющие девочки, старшей из которых было лет восемь, не надрывались с огромными вёдрами.

Мать помогла ему обратиться в органы опеки, чтобы детей забрали в детский дом. Но органы не успели. В один из сухих солнечных дней сентября их дом сгорел до тла. В живых осталась только младшая, пятилетняя. Влад не знал ни как её звали, ни куда пристроили после пожара. И, конечно, её не искал.

Таня гладила его по голове, слушая этот рассказ и искренне верила вместе с ним, что о девочке есть кому позаботиться. И всё у неё хорошо.

Потом Влад с Кайратом снова встретились в ночном клубе. И Назаров уже и так презиравший его, только укрепился в своей неприязни.

— Дима, неужели ты думаешь, что у этого проститута хватит мозгов просчитать такого масштаба сделку? — говорил он Савойскому, когда вошла Таня и остановилась у него за спиной. — Я принёс тебе выкладки целой команды опытных аналитиков, а ты просишь разобраться с этим какого-то недоумка.

— И всё же Влад выводы его заслуживают внимания, — устало вздохнул Савойский и махнул рукой. — Таня, давай сюда эти бумаги.

Она спиной чувствовала, как Назаров замер и провожает её глазами. Она положила бумаги, развернулась и вздёрнув подбородок прошла мимо него обратно, покачивая бёдрами.

Но ноги у её тряслись. Он и был красив, а стал просто сногсшибателен. Она прижалась спиной к закрытой двери, боясь рухнуть и слышала, как Савойский трижды его окликнул, прежде, чем он отозвался.

Ей бы бежать. Спрятаться от него, скрыться, найти любую кроличью нору и залечь там, но бегать и таиться было не в её правилах.

И эта молчаливая война началась. И только они вдвоём понимали, что на самом деле происходит.

— А эта родинка над губой у тебя настоящая? — ворковал он нависая над Леночкой рядом с Таней, делающей вид, что она не замечет его в упор. — Правда? А ещё есть? На груди? Боже! — томно вздыхал он. — Как бы я хотел её увидеть.

— Таня, зайди! — рычал в коммутатор Кайрат.

И Таня заходила, а потом выходила, демонстративно одёргивая юбку, когда покрасневшая с ног до головы Леночка поспешно прятала облизанные Назаровым прелести в лифчик.

По окончании рабочего времени он стоял в вестибюле с розой. И все девушки невольно распрямляли плечи, увидев его. Но он дожидался пока Таня поравняется с ним, буравя её глазами и дарил цветок первой попавшейся, идущей следом за ней. И мурлыкал что-то там ей на ушко, пока Таня их слышала.

Он очаровывал, влюблял, покорял. Он ни одну не прошёл мимо.

Потрясённая Леночка, павшая жертвой его обаяния одной из первых, взахлёб рассказывала в курилке как он был хорош, как у неё тряслись после него коленки и сколько оргазмов она получила, словно она не удовольствие испытывала, а нахваталась от него вшей.

— Клянусь, если он мне предложит, я соглашусь, — завидовала ей Марина. — И плевать на мужа. Разве можно такую возможность упускать!

— Ты знаешь, а он ведь и не предлагал, — взволнованным шёпотом докладывала Леночка. — Я же сама предложила.

— Реально? — хором спросило несколько голосов.

— Зуб даю!

Таня приходила в курилку послушать эти разговоры как заядлая мазохистка. Но едва она появлялась в клубах дыма, они стихали. Её записали в лесбиянки исходя только из того, что её единственную Назаров обходил своим вниманием. «А может брезгует, что она раньше проституткой работала?» — предположила как-то Марина. А то что сами они становились в очередь в его постель друг за другом, имея на ладошках трёхзначные номера, не брезгуя, как-то даже не бралось в расчёт.

Тане было всё равно. Она одинаково со всеми не дружила. Она знала, что всё что Назаров хотел, он уже узнал и о ней, и о всех предприятиях Савойского. И хоть за три недели практически ничего не изменилось, Назаров всё же дрогнул.

Целую неделю он сидел в машине и ждал её с работы. Целую неделю она выносила и ставила ему на капот корзину с цветами, что дожидалась её перед входной дверью. Пока однажды не обнаружила Влада у своей двери с розой в руках.

— Отлично выглядишь, — он флегматично перебирал лепестки, подпирая стену в своём дорогущем костюме. — Татуировок всё больше, юбки всё короче, каблуки всё выше.

— Денег всё больше, костюмы всё дороже, машины всё круче. Ты тоже ничего.

— Поговорим? — поднял он на неё глаза.

— О чём?

— За жизнь.

— Валяй! — она встала с другой стороны от двери, скрестив на груди руки.

— Я думал, мы зайдём.

— Нет. Так о чём поговорим?

— Вижу, квартиру ты всё же отсудила?

— О, да! Повезло с адвокатом.

Она усмехнулась, вспоминая какую сумму сверху к деньгам Влада ещё запросила эта сволочь, и сколько раз он приходил потрахивать её, когда ему вздумается. Но, главное, квартира теперь Танина, а остальное неважно.

— Так и знал, что ты останешься с Кайратом, — и по его тону, и по презрительно искривившимся губам сложилось впечатление, что именно это он и пришёл ей сказать.

— Да, он хорош!

И пусть думает всё, что угодно. Эти её одёргивания юбки именно на то и были рассчитаны, чтобы Влад поверил в их отношения. Но кроме их работы в клубе, Кайрат и пальцем её не трогал и даже не намекал никогда. Они просто были друзьями, и это было в нём ценнее всего. Правда, Назаров, это не знал. Кайрат и сам вернулся из столицы всего полгода назад и сразу взял в свою команду Таню. Работать.

— Значит, ты его дождалась? — а вот про то, что Кайрата не было, Назаров, конечно, знал.

— Можно и так сказать.

— Что ж, рад за вас, — он протянул розу. — Это тебе.

— Оставь себе, подаришь той, кто у тебя в очереди на сегодняшний вечер.

— Да мне не жалко, — он засунул цветок в дверную ручку, поскольку руку она так и не протянула. — Странно, что вы живёте не вместе.

— У нас свободные отношения. И тебя они не касаются.

— Ты стала злее.

Роза упала, но он не стал её поднимать.

— Мне нравится думать, что умнее.

— Может и так. Как твои родители?

— Спасибо, хорошо.

— Всё так же сдают свой замок туристам?

— Да, и всё так же впахивают с утра до вечера, чтобы у них были свежая выпечка на завтрак, чистая постель и красивый вид на аккуратно подстриженные холмы из окна.

— Я помню, ты рассказывала какой это адский труд, — поменял он позу, теперь он подпирал стену плечом, а не спиной.

— Да, но для них это норма. Всё владельцы маленьких шато переделывают их под гостиницы. С этого живут, с этого платят налоги.

— Ты так и не вышла замуж, — он сообщил это как факт.

«Да, Кайрат меня не позвал», — хотела съязвить она, но имя Кайрата и так необоснованно часто возникало в их разговоре.

— Ты тоже до сих пор не женился.

— Как-то не сложилось. Да я и не стремился. Всё чего-то жду или ищу и никак не нахожу.

— Наверно, планка слишком высока, — усмехнулась она.

— Пожалуй, да, — вздохнул он, оторвался от стены и, сделав пару шагов к лестнице, остановился, поравнявшись с Таней. — Ты подняла её на такую высоту, до которой ещё никто не дотянулся.

Он посмотрел на неё, грустно улыбнувшись, и начал спускаться.

Таня проводила его взглядом до поворота и ничего так не хотела в этот момент, как того, чтобы он вернулся. Они и десяти минут не проговорили, но рядом с ним она чувствовала, что наполняется жизнью как пустой сосуд водой. Но он уходил, и эта жизнь словно медленно вытекала из неё вместе с ним. От неё снова оставалась только пустая оболочка как от высохшей куколки из которой не вылупилась бабочка. Когда-то давно она досталось на закуску пауку.

Глава 12

Шесть лет назад

ВЛАД

Когда-то давно он просто хотел поужинать этой бабочкой, но она оказалась ядовитой. И даже через шесть лет он чувствовал, как разъедает его этот яд. Он был отравлен. И только рядом с ней вновь почувствовал, что снова живёт.

Ноги не двигались, но он заставлял себя идти. Уходить, хотя ничего не хотел больше, чем остаться.

Он остановился на лестнице, где она уже не могла его видеть. Зазвенели ключи. Щёлкнул замок. Открылась и закрылась дверь.

Три недели он был как в бреду. Три недели, как он сделал Савойскому деловое предложение и искал любой повод чтобы оказаться в его офисе. Он и партнёрство-то предложил именно Савойскому, потому что узнал, что Таня работает на него. На него и с этим Сагатовым, будь он неладен. У Влада было несколько вариантов. И хоть его аналитики в один голос заявляли, что с Савойским ничего не выгорит, он решил рискнуть.

И то, что снова сходил с ума, стало лишним доказательством того, что он сделал правильный выбор. Может сделка и не выгорит, но он Её видел, он Её слышал, и он не выдержит, если не обнимет Её.

Влад рванул вверх по лестнице и позвонил в дверь.

Таня открыла, и он больше ничего не хотел слышать и ничего не хотел знать.

Он прижал её к себе, и стук закрывшейся двери заглушил стук его сердца.

«Девочка моя! Господи, как я скучал!» Он и не думал об этом секунду назад, но вдохнув её запах, ощутив её тепло, словно вернулся домой с дальней дороги, на которой он сбился с пути, потерялся, и тосковал о чём-то, что никак не мог вспомнить.

Её руки глушили его тоску. Он обнимал её, понимая, что и сам плачет, слыша, как прерывисто она вздыхает у него на груди.

— Я ненавижу тебя, — она отстранилась и вытерла слёзы.

— Я знаю, — наклонился он к её губам.

Они были так близко, но он боялся прикоснуться. Её лёгкое дыхание, неповторимый аромат зыбких топей и призрачных цветов, вызывающий пирсинг у неё на губе. Раньше его не было, и он коснулся его языком, знакомясь, узнавая её заново.

Каждый волосок на его теле встал дыбом от этого лёгкого прикосновения. Именно эти ощущения он искал так долго, но ни с одной девушкой так и не почувствовал. И эти «бабочки в животе». Именно так же называют эту слабость и этот трепет, который вызывала в нём её близость? Он поцелует её, даже если получит затрещину. Но он так не хотел торопиться.

Он провёл языком по верхней губе и кончик её языка встретил его между зубами. Он тянул как мог. Она дрожала, он и сам дрожал, скользя рукой по шее, запуская пальцы в её волосы, прижимая её к обоям.

Всего один поцелуй. Нежный, неторопливый, томительный. Он никогда бы не поверил, что ему может быть нужно так мало. Но он отстранился и упёрся руками в стену над её головой.

— Я всё ещё люблю тебя. И тебе лучше меня выгнать, потому что сам я не смогу уйти.

— Слабак, — усмехнулась она. — Оставайся. Но мой сериал, чур, не переключать. Сегодня заключительная серия.

Он обнял её, словно потерял когда-то давным-давно, а теперь никак не мог поверить, что она нашлась.

— Клянусь, даже не притрагиваться к пульту.

Он поклялся бы в чём угодно, лишь бы сейчас остаться с ней.

Неожиданная мысль, что он так и хотел бы состариться, глядя на её макушку на своём плече, стала катализатором каких-то качественный изменений в нём, скачком сознания, произошедшим за один вечер. За один миг, когда он вдруг увидел тёмные корни её настоящих волос, проступающие из рыжины. Он ведь ничего о ней не знает! А хотел знать всё.

Она грызла заусенцы, переживая за героев на киноэкране. Она пила кефир из бутылки. Она переоделась в растянутые шорты. А ему даже не пришло в голову их с неё немедленно снять. Нет, на самом еле пришло, но не сразу, и не сейчас. Оттягивать этот момент, этот зуд, что она в нём вызывала, было намного важнее той опустошённости и тоски, что навалится после. Что наваливалась каждый раз, после каждой очередной девушки.

— Ты не предупредила, что твой сериал будет на французском языке, — напомнил он о себе во время рекламы. — И я заказал ужин. У тебя совершенно пустой холодильник.

— Нам принесут готовую еду? — удивилась она.

— Конечно! Буду тебя кормить.

— Отлично, потому что мне тебя кормить действительно нечем.

И Таня снова увлеклась телевизором, словно Влада здесь и не было, а он пошёл бродить по квартире.

То, что она не прогнала его, но и как будто не замечала, увлечённая своим сериалом, стало неожиданностью.

Его жизнь виделась ему как езда в тёмном тоннеле. Он ехал наугад, пока она не зажгла фары. Он стал различать и разделительные полосы, и ограждения, и даже лес там, где тоннель уже вот-вот закончится, а его путь будет продолжаться. Такое откровение снизошло к нему с её единственным поцелуем. А она… для неё, наверно, ничего не изменилось.

Её шкаф даже не скрипнул, пока Влад перелистывал вешалки с короткими платьицами. Ванная комната, отремонтированная, но всё такая же шедеврально эпичная, не припрятала ни единого чужого волоска. Он, как ищейка, заглянул во все ящики комода, перечитал корешки всех книг, что лежали на письменном столе, но вывод, который он сделал, только подтвердил его догадку, резанув в глаза тусклым светом внутренностей девственно чистого холодильника — она жила одна.

Бездонным как эхо одиночеством сквозило от высохшей в мойке губки, от пустого помойного ведра, от стерильной белизны унитаза с опущенным закрытым сиденьем и её примитивного слезливого сериала про чужую богатую жизнь. Такое одиночество глушат алкоголем или заводят кошку.

Он на всякий случал поискал миску и даже пару раз сказал: «Кис, кис!» Нет, она жила совсем одна, не пила, почти не ела дома и трудно было даже предположить, как справлялась.

Таня вытерла навернувшиеся слёзы, когда по экрану поползли титры.

— Что с тобой случилось? — он сел на диван рядом.

— С чего ты взял, что что-то случилось? — и то, как она сдвинула брови, только подтвердило его выводы.

— Я же не идиот. Эти татуировки. Пирсинг. Вызывающий вид. Ты словно отгораживаешься от мира, защищаешься, рисуешь на фасаде надпись: «Не подходи, убьёт!»

— Тебя вроде это не остановило, — усмехнулась она.

— Я вижу то, что там, глубже, внутри.

— И что же?

— Ты мне скажи.

Пискнул сигнал сообщения, она взяла телефон, не ответив на вопрос. И пока Таня читала смс-ку, Влад увидел то, что сразу не заметил. Несколько мониторов и огромный системный блок незаметно притаились на столе за шкафом. И гул, который он выхватил из общего шума, доносящегося с улицы, говорил о том, что всё это сейчас работает.

— Извини, мне надо позвонить, — Таня ушла в другую комнату.

Влад не пошёл следом. Он дёрнул мышь, и экраны засветились мигающими иконками сообщений и большим окном видеосвязи. В него тоже кто-то стучался. Звук был такой, словно, с той стороны экрана ногтями постукивают по стеклу. Влад не рискнул ответить. Но зато знал ответ, почему Таня не завела кошку. Она жила в сети.

Он открывал сообщения. Ни одно из них не читалось ни на русском, ни на английском языке. Испанский, итальянский, французский. Он догадывался по написанию, но ни слова, кроме приветствия, прочитать не мог.

«Папийон», — прочитал он, но не был уверен в произношении.

Papillon. Бабочка. Так обращались к ней в каждом письме.

— Разве мама тебя не научила, что рыться в чужих вещах плохо? — она заставила его вздрогнуть.

— Ты хакер? — непривычное в его лексиконе слово прозвучало фальшиво.

Она усмехнулась.

— Если общаться с друзьями в сети теперь называется так, то да, — она отодвинула какой-то немыслимо эргономичный пластиковый стул и села. — Ты вот зря залез. Теперь вместо ужина, мне придётся отвечать. А ещё немного поработать. И, кстати, — она ткнула в иконку, и Влад увидел свою машину, стоящую у подъезда. — Если ты заказал японскую еду, то её как раз привезли. Иди встречай.

Он выставлял на стол пластиковые поддоны с едой, пока она стучала пальцами по клавишам как опытная стенографистка.

— Жё вэ лё фэр. Мэ дёман, — ответила она на долгую тираду смуглого парня и выключила видеосвязь. — Сказала же сделаю. Только завтра.

— Может всё же присоединишься? — посмотрел на её расстроенное лицо Влад.

— Да, пожалуй, — встала она, погасив экраны.

— Мирин? Капельку? — он скрутил крышку с маленького картонного тетрапака.

— А это что? — с недоверием покосилась она на светло-жёлтую жидкость.

— Сладкое рисовое вино. Сейчас его используют в основном в кулинарии.

— Хочешь меня приготовить? — улыбнулась она, нюхая свой бокал.

— Возможно, и так. Но, честно говоря, оно само по себе вкусное. Говорят, веке в шестнадцатом, оно считалось алкогольным напитком для японских женщин, аналогом сакэ для мужчин.

— Чёрт, а правда, вкусно, — попробовала она.

— Тогда давай за встречу?

— А, давай!

И вкус этого напитка с тех пор навсегда остался на его губах Таниным поцелуем.

Глава 13

Наши дни

ТАНЯ

— На этой неделе мы летим с тобой в Японию, — Эрик, как обычно, сидел на краю её стола.

«Мирин. Сладкое рисовое вино», — услужливо подсказала память.

— А переговоры с итальянцами? — отмёл все воспоминания её прагматичный мозг.

— У них будет неделя подумать. И если они согласятся, то после Японии сразу полетим в Италию смотреть гостиницы, что нам предложат.

— В Рим?

— Все дороги ведут в Рим, — улыбнулся Эрик. — Но мы поедем в Неаполь. Термы, Везувий, Помпеи. Возьми с собой удобную обувь.

— В Японию? — улыбнулась она в ответ. И по его тону было понятно, что чем бы не закончились их переговоры, в Италию они полетят всё равно.

И Таня даже была не против.

— И в Японию тоже, — он встал. — Мне нужны ваши паспорта, мадемуазель Бонье.

— А моё согласие?

— Его вы уже дали, подписав трудовой договор, — он развернулся и пошёл к двери, но остановился, держась за ручку. — Таня, насколько серьёзно у вас всё с Назаровым?

Не то, чтобы она была не готова к этому вопросу, но она действительно не знала, что ответить и беспомощно развела руками под его серьёзным взглядом.

— Прости мне мою прямоту, но для меня это важно. И совсем скоро я ещё раз об этом спрошу.

Дверь захлопнулась за его спиной.

Он не сказал ей: «Определяйся!», но она знала, именно это он и имел в виду. В его сдержанных, словно нечаянных прикосновениях, было столько чувственности, что она боялась вспыхнуть, когда их локти соприкасались за переговорным столом.

А когда их игривые французские партнёры сморщились на предложение Сикорского как на варёную брокколи, она им сказала известную французскую поговорку: «Ди па ке се па бон, ди — жэм па». Не говори, что это невкусно, говори — не люблю. А они ответили, что проглотят всё, что им предложит «этот изобретательный месье», если она приедет к ним в Прованс с тем месье, что так «съедает» её глазами.

Даже далёким французам было заметно, что он смотрит на неё плотоядно, а уж она чувствовала исходящие от него флюиды как надвигающееся цунами.

Он не подходил к ней ближе чем на шаг — так вода отходит от берега, перед тем как обрушиться на него штормовой волной. Таня не знала, чего ждать, не хотела думать, как реагировать на это, она хотела, чтобы как утлое судёнышко её подхватило и может быть разбило в щепки о берег, а может унесло далеко в безмятежное море.

Она так устала быть сильной. Так измучилась с этой любовью к Назарову, что готова была вырвать своё глупое сердце и пусть оно сгорит к чертям собачьим и навсегда заткнётся, потому что Эрик Сикорский не будет её ни с кем делить. Никогда.

Он был правильный. Он был порядочный. Он был непреклонный. И её невыносимо тянуло к его обветренным губам, тёмным густым волосам и широким плечам, за которыми можно было надёжно укрыться от всех, от всего, от Назарова. Укрыться и забыть, и вычеркнуть Влада из памяти, вычеркнуть всё, что не хотелось вспоминать и что невыносимо было помнить. И это желание «тихой гавани» крепло в ней день ото дня.

— Я завтра улетаю, — поставила она Влада в известность, стараясь говорить в трубку как можно безразличней. — По работе. В Японию.

— С Сикорским?

— Да, — ответила она, не уточняя с каким. — Привезти тебе что-нибудь?

— Просто возвращайся быстрее. Я буду скучать.

И Таня ему верила. Как бы оно не было, она сама, наверно, будет скучать. А может нет. Она точно знала, что ответит Эрику на вопрос: «Что у тебя с Назаровым?»

Она скажет: «Секс. Просто секс. И ничего, кроме секса».

Но Назаров или слишком хорошо её знал и почувствовал фальшь в её голосе, или обладал каким-то внутренним чутьём. Он всё же навязался проводить её в аэропорт.

В очереди на металлоискатель Таня нервничала. Она высматривала в зале Эрика и чувствовала себя преступницей. Гадко. С одной стороны, хотелось предупредить его, чтобы он не подходил, и Влад даже не догадался о его существовании. С другой стороны, пусть бы уже познакомились, в конце концов, ни одному ни другому она ничего не была должна.

И всё же она дёргалась, и Влад заметил.

— Ты что, боишься летать? — он поставил её чемодан на вращающееся валики аппарата для просвечивания багажа, и пропустил её впереди себя в рамку металлоискателя.

Она прошла, повесила на шею свою сумку, выехавшую из тёмного ящика и даже составила на пол свой лёгкий чемоданчик, а Влада всё досматривали, заставив выложить из карманов всё что можно.

Ещё этот чемодан, слегка пнула Таня свой багаж в сердцах. Она и не заметила, что его кодовый замок сбился, когда захлопнула его и сдвинула шифр. Теперь она понятия не имеет, как будет его открывать. Всю дорогу она билась над комбинациями, зажав чемодан между ног, но её усилия не увенчались успехом.

Влада, наконец, пропустили. И Таня, наконец, увидела Эрика.

Он сидел, развалившись в кресле, уверенно положив ногу на ногу и то ли действительно был увлечён своим телефоном, то ли всё же делал вид, что её не замечает.

— Давай я сломаю этот замок, если ты переживаешь из-за него, — предложил Влад и помощь, и ещё одну версию её дурного настроения.

— Я всё же попытаюсь открыть, — присела она в решетчатое металлическое сиденье. — Всего три цифры. Какая-то жалкая тысяча комбинаций. Попробую подобрать.

— Как хочешь, — он оглянулся по сторонам и вдруг направился прямиком к Эрику. — Я на минуточку.

Танино сердце ушло в пятки, пока он сделал эти несколько шагов. Но с радостным и удивлённым лицом поднялся лысый парень через пару сидений от Эрика, и пожал Назарову руку.

— Влад?! Куда летишь?

— Никуда. Девушку свою провожаю в Токио. А ты какими судьбами?

— А мы всей семьёй в Сеул, — наклонился он и потрепал по голове девчушку лет пяти, успевшую прижаться к ноге отца.

— Привет! — присел перед ней на корточки Влад, и Танино сердце чуть не разорвалось на части, когда он протянул ей руку. — Меня Влад зовут, а тебя?

— Злата, — положила девочка свою ручку в его ладонь.

— Очень приятно. Ты такая красавица, — потряс он её ладошку.

И дитё засмущалось и спряталось за ногу отца, когда Влад её отпустил и поднялся.

Они ещё о чём-то говорили, но Таня не слушала, она уткнулась в свой чемодан. Составила из цифр «000» и начала заново свои попытки открыть его.

— Мой одноклассник. Сто лет не виделись, — поделился Влад, вернувшись. — Трое детей и лысина. Работает в каком-то банке, я даже и названия-то такого не слышал. Как твои успехи?

— Никак, — честно призналась Таня.

У Влада в кармане зазвонил телефон. Он отвечал односложно, но то, с какой скоростью мрачнело его лицо, говорило само за себя. Он встал, потёр виски, и носком дорогущей туфли стал отколупывать прилипшую к полу жвачку.

— Что случилось? — его посеревшее лицо Тане совсем не понравилось.

— Пожар на складе с алкоголем, — он сунул телефон в карман, но промазал.

С ужасным стуком аппарат упал на мраморный пол.

— Твою же мать! — выругался он, разглядывая треснувший экран. — Что за день-то такой. Прости, — он посмотрел на Таню страдальчески. — Я должен ехать.

— Я понимаю, — встала она. — Не переживай, я найду выход на посадку.

— Удачной тебе поездки! — шепнул он ей на ухо, чмокнул в щёку и убежал.

«Надеюсь, обойдётся!» — проводила она его спину и потянула свой чемодан к очереди в «зелёный коридор». Она что-то так распереживалась из-за этого пожара, представляя себе, как пламя лижет картонные коробки, а потом взрываются бутылки и огонь ревёт, ещё сильнее разгораясь от этих горючих жидкостей, что начисто забыла про Эрика.

— Что-то случилось? — услышала она его голос над ухом и вздрогнула. — Привет!

— Привет! Склад с алкоголем горит.

— Скверно. Алкоголь как пиротехнику или парфюмерию не погасить, только путём полного выгорания.

— Атас! — выдохнула она. — Он ещё и телефон разбил.

— Не переживай только. Не маленький, разберётся.

— Я понимаю, — кивнула Таня.

Даже если бы она осталась, то ничем не могла помочь, а уж накручивать себя в поездке тем более не было смысла.

«Лишь бы он только не начал там геройствовать», — холодком в груди пробежала тревожная мысль, но Таня и её отогнала. В конце концов, он же не идиот.

В стареньком Боинге Российской авиакомпании не было бизнес-салона. И места им достались в самом последнем ряду, где не откидывались спинки. Но зато на трёх сиденьях они сидели вдвоём.

— Лететь всего два часа, не думаю, что устанем, — Эрик сжал её руку, пристегнув ремень безопасности.

— Согласна, — кивнула она, глядя как его коленки упираются в соседнее кресло, и руку забрала, якобы достать из сумки телефон, чтобы поставить его в «авиарежим», но он заметил.

— Не дёргайся. Я не сделаю ничего, что будет тебе неприятно или поставит в неловкую ситуацию. Ты мне нравишься, не скрою. Ты мне очень нравишься, — он потёр лоб. — Но ты не должна из-за этого беспокоиться.

— Наверно, мне нужно было беспокоиться раньше, до того, как согласилась на эту поездку, — убрала она телефон. — Я же не маленькая. Всё прекрасно понимаю.

— И всё же, поверь. Я тоже не мальчик. И умею себя контролировать. Я не нарушу границы. Тебе нечего бояться со мной.

— Я попробую, — вздохнула Таня.

Почему-то, когда она собиралась в эту поездку, ей представлялось это забавным и ничего не значащим. Влад при ней засматривается на молоденьких девочек, трахает безнаказанно своих бывших жён, и формально она совсем не обязана хранить ему верность. Но она так оказалась зациклена на своём Владе, что даже не подумала о том, что для Эрика такие свободные отношения может быть совсем не норма. И эта боль, что они с Владом привыкли доставлять друг другу, для Эрика, возможно, не приемлема. Делать ему больно просто так она совершенно не хотела.

— Ты же знал Назарова и раньше? — задала она вопрос, который давно не давал ей покоя. — Только не похоже, что вы близко знакомы.

— Нет, мы можно сказать не знакомы. И прости, если тебе не понравилось, что знакомиться я не подошёл, — он поправил волосы, которые она убрала за ухо. — Ты так затравлено оглядывалась, что я подумал, сейчас это не лучшая идея.

— Спасибо, — прислонилась она к его обтянутому кожаной курткой плечу и положила руку на упругий бицепс.

Он как-то облегчённо вздохнул, но не из-за её слов. Из-за её движения. Он словно страдал без физического контакта с ней, поэтому всё время притрагивался. Словно его тянуло к ней мощным магнитом и преодолевать его силу было неимоверно тяжело.

— В-общем, это было давно. И об этом неприятно рассказывать, — он болезненно сморщился и снова потёр лоб. — Её три года как нет, а мне до сих пор больно.

— Тогда не рассказывай, — погладила Таня его по руке.

— Нет, я должен, — покачал он головой. — Именно тебе должен рассказать. В-общем, они как-то переспали. Моя жена и Назаров. Глупо. По пьяни. Отмечали день рождения подружки в ресторане при гостинице в Домникане и там познакомились. Потом посидели в баре. Там живая музыка, потанцевали. И он вроде клеился к её подружке, но как-то получилось, что в номер ушёл с моей женой. И потом оказалось, что он приехал даже не один, с женой, с ребёнком. Но ему по ходу было всё равно. Потому что с её подружкой он тоже потом спал. Жена не собиралась мне рассказывать, конечно. Но оказалось, что они возвращались одним рейсом. Я прожил с ней семнадцать лет, чтобы не почувствовать неладное.

— А ты все эти годы был ей верен?

— Хороший вопрос, — усмехнулся он. — И ты не поверишь, наверно, но да. Я ни разу ей не изменил. И ей простить так и не смог. В-общем, на восемнадцатом году брака мы развелись. И я отправился во все тяжкие. А потом она заболела.

— И ты вернулся?

— Вернулся. И ездил с ней по врачам. Но, увы. Рак. Она так и умерла, сжимая мою руку.

— Ты винишь себя в её смерти?

Он отрицательно помотал головой.

— Ни себя, ни твоего Назарова. Нет, это всё пустое перед лицом неизлечимой болезни. Но, знаешь, когда она умирала, я понял одну простую истину: если бы она не сказала мне правду, я был бы счастливее.

Он замолчал, тяжело вздохнул. Самолёт набрал высоту, и услужливые бортпроводницы покатили по проходам тележки с напитками.

Таня не смела нарушать его молчание. Оно и так давалось ему непросто, ведь он остался сейчас наедине со своим горем. И по печальному стечению обстоятельств, на месте Влада мог бы оказаться любой другой смазливый парень, но это был именно Влад.

— Только не подумай, что я хочу отомстить, — грустно улыбнулся он, передавая ей кофе. — Наверно, нам с твоим Назаровым просто нравится один тип женщин.

— Наверно, — кивнула Таня. — Назарову действительно нравится только один тип. Женщины.

— Как ты с ним живёшь? — отхлебнул он из своего стаканчика. — Я искренне не понимаю. Я не смог простить одну измену. А ты…

Он поставил стакан и развёл в сторону руки.

— А я сразу знала, что ничем хорошим это не закончится. И чтобы для тебя это вдруг не стало неожиданной новостью, мы познакомились в борделе. И это он за меня заплатил.

— Ты…, — он не мог произнести это вслух.

— Да. Он стал моим первым клиентом. И проклятием всей моей жизни. Только не спрашивай, нравится ли мне такая жизнь.

— А она тебе нравится?

— Это неважно, ведь другой у меня всё равно не будет.

— И сколько лет вы уже вместе?

— Двенадцать. И нет, мы не вместе. Но мы и не врозь. Мы разбегаемся, пытаемся жить каждый своей жизнью, а потом обстоятельства снова сводят нас вместе. И мы как два дикобраза жмёмся друг к другу, чтобы согреться и колем друг друга острыми иглами.

— Ты любишь его? — он вернул пустые стаканы.

— И да. И нет. Уж прости меня за сравнение, но он во мне как рак. Он убивает меня, а я с ним постоянно борюсь и никак не могу найти лекарство, чтобы избавится раз и навсегда.

— Не можешь или не хочешь? — он протянул ей руку.

— Наверно, у меня просто никогда не было достаточно веских причин, — вложила она в его раскрытую ладонь свою.

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы они у тебя появились.

Эрик смотрел на неё, но Таня боялась повернуться, боялась поднять на него глаза. Он склонился и прижался губами к её виску. По коже побежали мурашки. Она закрыла глаза. Только Влад вызывал в ней такое же острое желание ему принадлежать. Целиком, без остатка. Навсегда.

Глава 14

Наши дни

ВЛАД

Пламя полыхало с такой силой, что за пару километров до горящего склада были видны и его всполохи, и столб густого чёрного дыма, склонившегося по ветру в сторону города.

Если бы не этот ветер, да не сухая осень, да не пробки на дорогах в час-пик, возможно толку от пяти пожарных машин было бы больше. Но обстоятельства сложились не в их пользу.

Стоя рядом с начальником склада, сокрушённо почёсывающим затылок серьёзным и низеньким мужичком, Влад слушал треск горящих перекрытий и монотонный гул огня, пожирающего тонны его денег и плоды семи лет труда.

Перепуганного охранника допросили. Он честно спал и понятия не имел что произошло. Успел выскочить и, отбежав на приличное расстояние, вызвать пожарных. Это всё, что он знал.

Теперь осталось только ждать пока догорит, потом получить отчёт о причине возгорания. И служба безопасности пусть роет и выясняет несчастный это был случай или вмешались конкуренты. Возможно, за прошедшие годы с того передела рынка что он устроил, кто-то до сих пор его не простил. Он бы не простил.

Влад развернулся и пошёл к машине. Стой, не стой, а надо искать новый склад, делать заказы и постараться не выпасть из обоймы надолго. Рынок не будет ждать пока он почистит пёрышки. И все нужные распоряжения он уже сделал.

Машина мягко заурчала. Разбитый телефон не подавал признаков жизни. И почему-то этот умерший аппарат, который легко помещался в руке, было жальче, чем огромный забитый доверху товаром склад. И какая-то пустота, гнетущая и бездонная, оглушила Влада и словно отделила от остального мира. Он чувствовал себя совершенно одиноким, потерянным, мёртвым. И не знал ни единого места на земле куда бы он хотел сейчас поехать. Ни домой, ни в офис, ни в бордель к всегда позитивным проституткам, ни в другую страну.

На кладбище.

Он вспомнил, что сегодня после обеда как раз и собирался ехать на кладбище. И эта мысль его неожиданно воодушевила. Уже и был почти обед. Он развернул машину и рванул обратно в город.

Купил цветы, мягкую игрушку, свежий шоколадный тортик. Что ещё любят эти молоденькие девочки? Он сам давно забыл каково это быть юным, восторженным, беззаботным.

— Извини, я немного раньше, — ответил он на её удивлённый взгляд.

— Ничего, проходи, — Лера распахнула перед ним дверь.

— Я просто телефон разбил, и подумал, что не узнаю, если ты передумала, — мямлил он, пока она закрывала дверь.

Из-под мятой футболки проступали очертания её обнажённого тела, и он видел острую ключицу, мягко колыхнувшуюся грудь и ни одного намёка на бельё. А она зевнула и протянула руку к цветам:

— Давай поставлю в воду. Это же на кладбище?

— О, нет, — почти смутился он. — Это тебе. И это тоже.

Влад вручил Лере пушистого медвежонка. Ему она обрадовалась намного больше, чем цветам.

— И это тоже тебе, — торт переместился в её руку. — Раз уж про вред сладкого для балерин всё врут.

— Спасибо, — поблагодарила она без жеманства. — Проходи.

Она не переживала, что у неё не убрано. На кресле валялось нижнее бельё, край одеяла свисал с расправленной постели. Честно говоря, Влад бы не удивился, если с той стороны стеллажа ещё досыпал какой-нибудь прыщавый мачо, но на всякий случай, заглянув, с облегчением убедился, что она одна.

Телевизор на стене показывал, как красиво догорает его склад, и Влад выключил этот ящик, не желая сейчас думать о неприятном.

Наверно, если бы Таня не улетела, он поехал бы к ней. Забрал с работы, и уткнувшись носом в её волосы, просто вдыхал её запах и молчал. И она бы всё поняла без слов. Но Таня улетела, и, наверно, поэтому он чувствовал себя таким потерянным, как заблудившийся щенок.

Собственные фотографии всё так же смотрели на него со стен, журнальный столик всё так же качался. Влад составил стопкой оставленную после ужина посуду и понёс в кухню, где новая хозяйка квартиры колдовала над тортом, нарезая его на куски.

— Есть у тебя отвёртка? — поставил он в мойку грязную тарелку и чашку со следами высохшего чая.

— Вон там в ящике посмотри, — показала Лера себе за спину.

Он уже закрывал стол, найдя что просил, когда она уронила ленточку, которой была стянута коробка, и нагнулась за ней. Влад замер, глядя на её голые ягодицы — даже тонкая полоска стрингов не прикрывала открывшийся ему вид. Но то, с каким равнодушием девушка повернулась к нему, даже не одёрнув футболку, и как ни в чём ни бывало отодвинула, чтобы выбросить поднятую верёвочку в мусорное ведро, поразило его куда сильнее.

Или она считала его совсем за старика? Или у них в артистической среде так принято? Или чувство неловкости ей просто неведомо?

— Тебе чай чёрный или зелёный? — замерла она перед ним, пока его мозг решал эту сложную задачку.

— Мне бы кофе, — и грудь её вздымалась перед ним и дразнила выступающими сосками.

— Растворимый будешь?

Нет, она не отошла, она прижалась к нему, доставая из шкафчика наверху стеклянную банку.

— Две ложки без сахара и сливок, — ответил Влад, переводя дыхание.

— Тяжёлое утро? — эта чёртова Лолита улыбнулась как ни в чём ни бывало, развернулась и пошла к столу.

— Просто рано встал. Ездил в аэропорт.

Он ушёл в комнату, перевернул столик ножками кверху и то, что не давало ему покоя столько времени, исправил за несколько секунд — подтянул болт.

— Кого-то встречал, провожал? — поставила Лера на отремонтированный столик поднос.

— Провожал.

— Свою девушку? — усмехнулась она.

Она не смутившись собрала своё бельё, кинула на кровать и села. Из низкого кресла торчали её острые коленки, и сползшая футболка едва прикрывала темноту между худыми ногами.

Раскрепощённая, безразличная, невозмутимая. Она вызывала во Владе и интерес, и какое-то возмущение своим безрассудством. Эта усмешка на её пухлых губах. И такой знакомый дух свободы и противоречий, который он видел только в одной девушке. Именно в той, про которую она спрашивала.

— Я бы не сказал, что она моя.

— Правда? А в ресторане мне показалось, что вы уже сто лет вместе.

— Да, мы давно знакомы. Но она как кошка, что ходит сама по себе, — он отхлебнул и скривился.

Невыносимо кислый дешёвый кофе чуть не встал поперёк горла.

— А ты как кот?

— Ага, — он сдержано кашлянул.

— Мы за родителями заедем или пусть они приезжают сюда? — сменила она тему так резко, что Влад второй раз чуть не подавился.

— Конечно, заедем.

— Хорошо, я тогда позвоню? И в принципе, можно ехать, правда?

— Да, — покивал он как китайский болванчик.

— Ты тогда допивай, а я пока переоденусь, — после короткого разговора с родителями сказала она.

И, стукнув дверцами шкафа, щелкала бретельками, вжикала молнией и шуршала расчёской, убирая волосы.

Влад отнёс торт в холодильник. И, набрав воду в банку, поставил туда брошенные на столе цветы.

— Ты такой хозяйственный, — качнула она высоким хвостом как цирковая лошадь плюмажем.

— Подумаешь, я ещё и вышивать могу, и на машинке, — улыбнулся Влад, домывая посуду.

— А я совсем ничего не могу, — улыбнулась она. — Только танцевать. Пойдёшь со мной на прогон?

— Куда? — он выключил воду, и она протянула ему полотенце.

— На генеральную репетицию. Вечером. Будет как настоящий спектакль, в костюмах, с антрактом, только без зрителей.

— Можно, — неопределённо пожал он плечами. — Я, честно говоря, ничего в балете не понимаю.

— Да там и не надо ничего понимать, — засмеялась она. — Но либретто я тебе дам.

— Чего?

— Короче, — взяла она его за руку и потянула за собой. — Это как краткое содержание фильма. Расписано, что происходит на сцене. Вот!

На тёмно-синем проспекте, протянутом ей, белыми буквами значилось: «А. Адан. Жизель», и девушки в длинных белых платьях, изящно выгнувшись, стояли на тёмной сцене, словно подсвеченной полной луной.

— Спасибо! Ты тоже будешь в таком платье?

— Это называется пачка. Шопеновская пачка, если быть точнее, потому что длинная. А если вот так торчком, — показала она руками в стороны от талии. — Как в «Лебедином озере», это просто балетная пачка.

— А на ноги надевают?

— Пуанты, — она махнула рукой. — Потом покажу. Страшная вещь.

Она стянула с вешалки куртку. В своей толстовке с капюшоном, кожаной куртке и кроссовках она выглядела совсем как подросток. А он в дорогом костюме и галстуке, ну, чистый Гумберт Гумберт.

Лолита и Гумберт. Или Жизель и Альберт, богатый дворянин, испортивший молоденькую крестьянскую девушку. В любом случае это был мезальянс. Но Владу нравилась эта хрупкая бойкая девочка, заставляющая его чувствовать себя живым.

«И будь что будет!» — решил он, подсаживая её в машину.

Глава 15

Шесть лет назад

ВЛАД

«И будь что будет!» — решил Влад, ставя свою зубную щётку в Таниной монументальной ванной.

Вчера они так и ограничились двумя поцелуями, и он уехал, но сегодня Влад был серьёзно настроен остаться на всю ночь.

Таня не позволила забрать себя с работы, хотя Владу было всё равно что там скажут или подумают. Ему нужен был этот общий бизнес с Савойским ради Тани, а не Таня для него. Но нет, значит, нет.

Он ждал её на лавочке возле своего подъезда.

В его новостройке жили в основном молодые да богатые, но лавочки у подъездов всё равно стояли. И надо отдать должное домоуправлению, чистые, гладкие и редко пустовали. Сейчас напротив него, например, сидели две молодых мамаши с колясками, и что-то его аж передёрнуло от их покрытых жирком животов, торчащих из-под коротких топов.

Лето только вступало в свои права, но вечер был тёплым и уютным. Только противно хнычущие дети портили всю картину. А умиляющиеся своими чадами мамаши портили ему настроение. Он натянуто улыбнулся и встал. Уж лучше прогуляться, чем слушать их разговоры о памперсах и детских какашках.

— Эй, красавчик! Не подскажешь, как пройди в библиотеку? — сняла его девушка шлем. И глядя на рычащего железного коня под ней, у него реально выпала челюсть.

— Но это же спортивный мотоцикл, — хлопал он глазами.

— А ты думал вальяжно развалиться в чоппере? Прыгай назад!

— Я думал ты приедешь на такси, — признался он, натягивая шлем.

— Нет, если ты, конечно, боишься, можешь вызвать себе такси. А где твои вещи? Ты сказал, тебе надо собраться.

— Вот, — он достал из кармана зубную щётку. — И вот.

Плоский пакетик с презервативом насмешил её даже больше.

— Держись крепче, герой-любовник! — крикнула она и он судорожно схватился за её талию.

Наверно, это смотрелось смешно — его коленки, торчащие под прямым углом и широкие плечи за спиной у худенькой девочки на байке, но как же это было здорово!

Он просто загорелся купить себе мотоцикл, и рвануть куда глаза глядят. И чтобы ветер в волосах, солнце на закат, она прижимается к его спине и ни души на сто миль вокруг. Он вспомнил вересковые поля Уэльса. Как бы он хотел однажды увезти Таню туда. Может даже на совсем. Пусть там было прохладнее, чем в Лондоне, но такой холодной изысканной красоты он не видел нигде. Острые камни берега и солёные брызги бьющейся о них морской волны. Он скучал по Англии с Таней, как о Тане в Англии.

Однажды он обязательно соберёт обломки своих мечтаний вместе, и картинка его жизни станет полной.

— Ого! — открыл он дверцу холодильника. — В этом доме появилась еда?

— Я только не пойму, если ты туда ничего не ставил, то зачем заглядываешь?

— А вдруг что появилось. И видишь! Сим-силибим! Когда ты только успела? — Влад достал из пакета румяное яблоко.

— Отпросилась ради тебя с работы.

— Какой сегодня будем смотреть сериал? — он потёр жёсткий плод о штаны и с хрустом откусил.

— Сегодня выбираешь ты, — Таня забрала у него яблоко, тщательно вымыла, вытерла и вернула.

— Тогда я выбираю «Танина жизнь без меня», — открытый очередной раз холодильник недовольно загудел. — Если это слезливая мелодрама, вино подойдёт красное.

— А если комедия?

— Всё равно красное, другого нет, — достал он бутылку.

Кухня в этой квартире тоже была знатная. С монументальным столом в центре, в который была вделана плита, а над ней широкая вытяжка, когда-то вся заставленная пыльными безделушками, но теперь блестевшая хромом и безликостью.

Таня резала закуски и на маленьких тарелочках ставила на столик у большого полукруглого окна. Именно это окно, с радиальными перемычками как на витражах, выходящее в торец дома и открывающее шикарный вид на привокзальную площадь нравилось Владу во всей квартире больше всего.

Он разлил вино по фужерам и сел напротив Тани.

— Классно, — посмотрел он на ряды припаркованных такси, на возвышающийся над площадью памятник основателю города, на цветущие клумбы под ним и суетящихся между ними людей с чемоданами.

— Когда-то тебе показалось шумно.

— Мне и сейчас шумно. Но классно же?

— Да, — подняла она свой фужер. — Сядешь у окна и кажется, что ты в зале ожидания, просто ждёшь свой поезд. А задёрнешь шторы — дома и никуда не нужно ехать.

— А тебе больше нравится с открытыми или закрытыми шторами? — он заглянул в её загадочные оливковые глаза.

Однажды он был во Франции. В Провансе. Лавандовые поля, виноградники, оливковые рощи. Нигде он не чувствовал себя ближе к отгадке секрета её глаз, которым она его зацепила и до сих пор держала, чем там. Хотя он знал, что выросла она в Аквитании, недалеко от Бордо.

— А тебе? — улыбнулась она. — Сейчас?

— Не важно. Но знаешь, давай выпьем за то, чтобы в любой, в каждый момент времени нам нравилось одно и то же. Ехать, значит, ехать. А ждать, значит, ждать.

— Ты не торопишься, Влад? — спросила Таня, сделав глоток. — С пожеланиями?

— Я боялся, что безнадёжно опоздал. Отстал от своего поезда. И теперь мне его не догнать.

— Ты возможно и отстал бы, если бы этот поезд ходил по расписанию.

— Нет, — он уверенно покачал головой, взял её руку и прижался губами к пальцам. — Я же машинист. Этот поезд никуда не поедет без меня.

— Вот знаешь за что я тебя ненавижу больше всего, — рассмеялась она. — Вот за эту твою просто сказочную самоуверенность.

— Иди сюда, — он встал, так и не выпуская её руку включил на телефоне музыку и обнял её за талию. — Потанцуем?

— Конечно, — прошептала она, выпрямляя спину.

Они покружились по кухне, вернее потоптались вокруг стоящего в центре стола. Влад наклонился, чтобы её поцеловать, но она отстранилась. Он наклонился ещё ниже, но и Таня выгнулась сильнее.

— Нет? — удивился он.

— Нет, — твёрдо ответила она, и в сгущающихся сумерках её глаза горели каким-то демоническим огнём. — У меня ещё сегодня есть дело.

— Я до ужаса заинтригован.

— Тогда поехали со мной.

Глава 16

Шесть лет назад

ВЛАД

Зажатый между стареньким Москвичом и полкой со всяким хламом матовый чёрный Ducati Evo смотрелся инопланетным кораблём. Влад чуть не захлебнулся слюной, когда Таня снова его вывела и стала закрывать грохочущие створки.

— Можно я за рулём?

— Конечно, нет, — она протянула ему шлем, но он отказался.

— Пожалеешь.

— А ты не гони.

— Не в этом дело. Прилетит в глаз какой-нибудь мотылёк.

— Ты же не перестанешь меня ненавидеть, если я останусь с одним глазом.

— Я — нет. Но боюсь твои акции сильно упадут в цене.

Её шлем тоже остался в гараже. Ветер свистел в ушах, её развевающиеся волосы лезли в рот, но по ночному городу без шлема ехать было даже круче, чем в шлеме и днём.

Они проехали весь центральный проспект и свернули на загородную трассу. Впереди, освещённый огнями, их ждал мост. С высоты холма он смотрелся огромным оранжевым бумерангом, по которому медленно ползли машины, похожие на насекомых с горящими глазами.

Когла асфальт закончился, и колёса стали отмечать вздрагиванием каждый стык, Таня снизила скорость и стала внимательно всматриваться в номера, указанные на столбах с фонарями на противоположной стороне моста.

— Вот он! — радостно воскликнула она и дождавшись удобного момента развернулась и съехала с проезжей полосы, прижавшись к бетонному ограждению.

Влад, конечно, спрыгнул за ней.

— И что мы здесь делаем? — в ушах до сих пор гудело, и кажется, он говорил громче, чем хотел.

— Делаем фото с фонарём номер «111», — ответила она и протянула ему свой смартфон.

Недолго думая, она забралась на перила и обняла столб, кокетливо согнув одну ногу.

— Номер видно?

— Да, — в тусклом световом пятне она получилась не резко, но написанный белой красной номер был виден отлично.

Всё это казалось Владу какой-то глупой шуткой. Но он послушно делал всё, что она говорила: отходил, подходил, крупным планом фотографировал газетку с датой, которую она привезла с собой. Газету с номером столба. Таню с газетой.

Хладнокровие ему изменило, только когда она отклонилась в сторону воды, едва цепляясь кончиками пальцев за неудобный массивный круглый столб.

— Боишься? — улыбнулась она и слезла вниз с той стороны ограждения.

— Таня, не дури, — разнервничался Влад, видя, что носки её кроссовок едва помещаются между столбиками.

Она подтянулась и села на широкие перила, болтая ногами.

— Полнолуние.

На тёмном небе висела совсем маленькая, но полная луна. Её свет ложился на воду мерцающей голубой дорожкой.

— Красиво.

— Брось, пожалуйста, телефон в багажник, — подтянула Таня одну ногу и стала расшнуровывать кроссовок.

— Я положу в карман.

— Брось в багажник, — кинула она на пешеходную дорожку свою обувь и стала снимать куртку.

Пока Влад нашёл как открыть этот законспирированный под сиденье багажник, пока открыл, она уже разделась до белья.

— Ты с ума сошла? — хлопал он глазами на белое кружево.

— Считаешь белое меня полнит? — усмехнулась она.

— Ты же не собираешься…

— Упс, — отпустила она одну руку и зашаталась.

— Таня, чёрт побери! Прекрати немедленно, — он решительно схватил её за руку и посмотрел вниз.

Где-то там, так далеко, что у него, кажется, закружилась голова, чернела вода.

— Думаешь, это опасно? — засмеялась она.

— А ты считаешь это весело? — его пальцы впивались в её кожу, но он понимал, что её не удержит.

— Таня, пожалуйста!

— Пожалуйста, что? — спросила она с вызовом. — Пожалуйста не прыгай? С чего бы?

— Ты нужна мне. Ты дорога мне. Я люблю тебя, чёрт побери! Я не хочу тебя ещё раз потерять. Не дури!

— Я же нравлюсь тебе именно потому, что дурная. Безбашенная. Сумасшедшая. Совершенно безумная. Разве нет?

— Да, да, — он готов был признаться в чём угодно, лишь бы она не прыгала. — Но прежде всего, ты нравишься мне живая.

Она посмотрела вниз с таким вселенским равнодушием, что ему стало по-настоящему страшно. Он видел в её взгляде, что даже будь там не вода, а острые камни, она всё равно прыгнет.

— Чёрт бы тебя побрал, Таня! — он отпустил её и стал снимать свою обувь.

— Что ты делаешь? — спросила она удивлённо.

— Собираюсь прыгать с тобой, — Влад стягивал брюки, краем глаза наблюдая за её замешательством.

— Серьёзно прыгнешь?

— А что мне остаётся делать? Бежать за помощью? Ждать, пока дня через три распухшую как дохлая жаба и со сломанной шеей тебя прибьёт к берегу где-нибудь вниз по течению?

Честно говоря, он надеялся, что хоть одна из проезжающих мимо машин остановится, и у них спросят всё ли с ними в порядке. Но машины притормаживали, но не останавливались.

— Скажи мне только одну вещь, чтобы я знал ради чего я погибну, — перекинул он ногу через перила. — Зачем?

Она пожала плечами и развернулась спиной к мосту.

— Тебе настолько скучно жить? — он сделал то же самое, стараясь не смотреть вниз.

— А ты сделаешь это ради меня?

— Наверно, ради тебя я смог бы сделать что-то более элегантное, чем получить перелом позвоночника и всю оставшуюся жизнь гадить под себя. Но раз уж тебе приспичило, пусть будет так.

Его начинало трясти от холода, а может эта дрожь была нервная, но надо было или уговаривать её передумать, или… он судорожно пытался вспомнить отступала ли она хоть раз.

— Неужели тебе не страшно?

— Страшно. Очень страшно, — она отпустила одну руку. — Но на один короткий миг я смогу поверить, что эта жизнь всё же прекрасна.

Он видел всё как во сне. Её развевающиеся волосы и бледное, неземное в свете луны тело, вошедшее с тихим всплеском в воду. И то, как сам прыгнул, он и совсем не понял. Они словно были связаны, и она сдёрнула его за собой. Но пока летел, он не почувствовал того, что она обещала. Он словно умер, едва ноги оторвались от моста, и даже ледяная вода не вернула его к жизни. Он сгруппировался, кувыркнулся как делал это в бассейне и так же размашисто и технично поплыл к поверхности. А вот после того как вынырнул, он проснулся. Он не видел Таню. Река была широченной и сильнейшее течение тянуло его в самую стремнину.

— Таня! — крикнул он, и голос его в шуме воды прозвучал жалко. — Таня!!!

Он крутился, не понимая, что он может увидеть, когда что-то белое, кажется, её рука мелькнула впереди. Размашисто, широкими гребками он поплыл туда, где она ему померещилась.

Нет, она не тонула. Она тоже плыла. Сопротивлялась течению из последних сил. Он видел, что она выдохлась, но это же была Таня. Она никогда не сдаётся.

Он подхватил её сразу, как только смог.

— Я держу тебя, держу, — крикнул он, взяв направление к берегу.

На пределе его физических возможностей это был самый долгий и самый тяжёлый заплыв в его жизни. Наверно, только её рука придавала ему сил.

Он не остановился, даже почувствовав под ногами скользкие камни. Но когда воды стало по колено, она поскользнулась, и повисла у него на шее, совсем обессиленная, тяжело дыша.

— Ты совершенно невменяемая.

— Я знаю, — прижалась она к нему всем телом. — Но теперь я точно знаю, я всё ещё люблю тебя.

— Ты единственная, ради которой я спрыгнул бы с этого моста ещё раз. Просто так. Просто потому, что тоже тебя люблю.

Глава 17

Шесть лет назад

ТАНЯ

Если кто-то думает, что безумие — это прыгнуть с моста, то нет. Безумие — это заняться после этого сексом в прибрежных кустиках. В колкой траве, тыкающейся в спину, скользя пятками по грязи. Но это первобытное, животное, совершенно необузданное совокупление, приправленное гремучей смесью адреналина и глухой тоски по тому, кого за шесть лет она так и не забыла, стало лучшим, что было у неё за эти шесть лет.

— Ради этого стоило прыгнуть, — улыбнулся Влад, помогая ей подняться. — Ты была права.

— Да, если бы ещё никуда не надо было идти, — сделала Таня первый шаг. Это заплыв дался ей очень непросто.

Трудно сказать на сколько километров вниз отнесло их от моста. Но возвращаться босиком и в одном белье оказалось совсем не весело. Особенно ей не повезло на, казалось бы, последних метрах до финиша.

Карабкаясь по крутой насыпи, Таня не заметила разбитую бутылку и распорола ступню. Может быть и не сильно, но было не разобрать. И кровь всё текла, оставляя пятна на асфальте, и голова кружилась всё сильнее.

Таня не знала, откуда он брал силы, но по невыносимо длинному мосту Влад нёс её на руках.

Возле их мотоцикла и брошенных вещей уже собрался целый консилиум охраны с рациями, и машина ГИБДД с мигалками подрулила как раз в тот момент, когда они переходили дорогу.

О чём разговаривал с ними Влад Таня слышала, как сквозь вату, пытаясь не потерять сознание, пытаясь согреться в накинутой на голые плечи ледяной куртке. Она не слышала его слова, она видела его серьёзное лицо, и его руки, которыми он порвал футболку и бинтовал ей ногу, отмахиваясь от служителей порядка. Невыносимо хотелось спать и поставленные перед ней кроссовки казались такими удобными, чтобы положить на них голову.

— Девочка моя, просыпайся, — она улыбнулась его голосу. Воображение рисовало солнечное утро, белые простыни, его улыбающееся лицо.

Но сквозь приоткрытые веки оказалось темно, вместо солнца жёлтые пятна фонарей, и его вечно прекрасное лицо озабоченным.

Всё тот же мост, всё те же недовольные люди, только Влад их, кажется, не замечал, помогая ей одеваться.

— Ты как? — поставил он её, наконец, на ноги, втиснув перебинтованную, но совсем не болевшую ногу в обувь.

— Нормально, — потрогала Таня спутанные волосы, глядя как Влад натягивает свои вещи.

— Может всё же вызвать скорую? — предложил пожилой дядька в куртке с надписью «Охрана».

— Спасибо, мы сами доберёмся, — очередной раз отказался Влад.

Ключи от мотоцикла перекочевали в его руку.

— Удержишься? Не хочу потерять тебя по дороге, — посмотрел он на неё пытливо.

— Да, — кивнула она. — Точно, да.

Какую бы «крутую тёлку» она из себя не изображала, прижимаясь всем телом к его горячей спине и обхватив его руками, её самолюбие с позором сдалось. Её место было здесь, за его широкой спиной. И его руки должны лежать на руле. В его силах решить любые её проблемы. В тот день она так отчаянно в это поверила.

В травмпункте её порез сочли глубоким, но зашивать не стали. Сделали прививку от столбняка, перевязку, дали бумажку с названием лекарств, которые надо попить для профилактики и отпустили их с миром.

Они оказались дома только под утро. И никогда ещё её квартира не казалась ей такой уютной, шампунь таким вкусным, а постель такой мягкой. Только виртуозно повторив на её ноге снятую ради душа повязку, накрыв её одеялом и поцеловал в лоб, Влад, наконец, смог облегчённо выдохнуть. Таня слышала, как шумела вода в ванной, но к тому времени как он пришёл, она уже уснула.

— Ты была права, белое тебя полнит, — выкинул он в мусорное ведро её безнадёжно испорченное бельё.

— Я сварила тебе кофе, — показала она на дымящуюся кружку напротив себя.

Его телефон разрывался. И он отвечал на звонки, доедал надкушенный Таней сыр, отхлёбывал горячий кофе и гладил её по руке практически одновременно.

— Я должен ехать, — поцеловал он её в шею, и оторвался так нехотя.

Таня прыгала за ним по комнатам на одной ноге, пока он одевался и давал ей указания.

— Водитель привезёт лекарство, пей, как написано в инструкции. Старайся поменьше ходить, лежи, и ногу положи повыше.

— Хорошо, мой херр Доктор.

— Что ещё? — осмотрелся он по сторонам в прихожей. — Ах, да! Дверь незнакомым людям не открывай, телевизор много не смотри. Вечером я приеду.

— Хорошо, мой херр Полицмен.

— И слово «хер» хорошие девочки не говорят, — обнял он её, заглядывая в глаза.

— Тогда обещаю быть хорошей девочкой.

Она потянулась к его губам.

«Боже, как она по ним соскучилась!» — выдохнула она.

— Если ты не перестанешь так дышать, я сейчас никуда не поеду, — прошептал он ей в ухо. Но всё же поцеловал на прощание в шею и открыл дверь.

— И помни, в полночь карета превратится в тыкву, — улыбнулся он и вышел.

И она ещё слышала его лёгкие шаги по лестнице, но уже по нему скучала.

После вчерашнего заплыва все мышцы ныли как после хорошей тренировки. Таня потянулась, разминая их, и упала ничком на кровать, мечтая почувствовать его запах, что хранили смятые простыни.

Так хотелось стать его единственной. Поверить ему, забыться, раствориться в его заботе как соль в воде. И это было в нём самое ужасное — он никогда не будет принадлежать ей одной. Секрет его магического обаяния был так прост — каждую, оказавшуюся в его поле зрения он заставлял поверить, что единственная именно она. Единственная в своём роде.

Вот Таня стала единственной, ради которой он прыгнул с моста. Но она совсем не удивится, если узнает, что он убежал, чтобы принести горячий суп какой-нибудь другой хворающей «единственной», или остановит такси, чтобы помочь третьей перейти через лужу. Он поднимет её на руки и бесстрашно шагнёт ради неё в воду в своих дорогущих туфлях. И тоже скажет: «Я люблю тебя. Я так долго тебя искал».

Она рвала себе сердце в клочья, уже месяц собирая о нём информацию. С того самого дня как он снова возник в её жизни. И понимала, что как не сопротивлялась, она завязла в нём намертво. И как ни старалась быть равнодушной, не могла противостоять его гипнотическому обаянию, его дьявольской сексуальности, и его сокрушительному натиску. Но она должна, иначе он её разрушит.

— Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий, без всякого объявления войны германские вооружённые силы вероломно, — зазвучал голос Левитана из включённого телевизора.

— Как символично! Двадцать второе июня, — Таня выключила телевизор и села за комп.

Пока он прогружался, открыла блокнот. Посмотрела на начерченную от руки схему моста. Её подсчёты и выкладки гидрографического форума оказали верны. Фонарь № 111 — самый подходящий для прыжка. Расстояние до воды — 9 метров, глубина — 15 метров. Хватило бы и пяти как в олимпийских бассейнах, где прыгают с десяти метров.

Таня вырвала этот лист, порвала на мелкие клочки и выкинула.

Севший телефон пискнул, подключаясь к порту компьютера. Таня загрузила фотографии, написала сообщение. Тут же получила двенадцать «лайков» в игре «Газетка», ради которой и делались эти любительские снимки, держа в руках свежую газету с датой.

И для непосвящённых это действительно была просто глупая игра с выполнением заданий типа «Пойди туда, не зная куда. Найди то, не зная, что». Для посвящённых — международная организация, до истинных целей которой Таня ещё не доросла по статусу, да и не хотела дорастать. Она была рядовым «бойцом» и ценным сотрудником с неограниченным кредитом доверия и доступом. Она выполняла мелкие поручения, ей давали возможность пользоваться информацией, доступной загадочной компании «IP». «Insect Pests» — Таня знала, как расшифровывается эта аббревиатура. «Насекомые-вредители», хотя точнее суть этого сообщества передавало, наверно, слово «паразиты». Они паразитировали на чужих секретах, всюду имея свои «глаза» и «уши».

— Скарабей, — написала она по зашифрованному каналу связи. — Глазки 111-му строила, — она добавила ссылку на камеру, установленную ей на столбе. — Глубина позволяет. Вода ледяная. Течением уносит километра на три, но, если жить захочешь — выплывешь.

— Бабочка, ты что ли сама прыгнула? — прилетел немедленный ответ.

— Я не даю непроверенные данные, Скарабей.

Сейчас это прозвучало так просто. Но, видит Бог, она не собиралась этого делать, только камера, только фото. Ей дался нелегко этот душевный порыв и этот незапланированный прыжок.

— За это и ценю тебя. Скучаю.

— По своему мотоциклу?

— И по нему тоже. Но по тебе больше.

Она улыбнулась и закрыла окошко связи. Это была ничего не значащая игра слов. Уже давно ничего не значащая. Со Скарабеем они вместе жили. Они спали в одной постели. Он привнёс в её жизнь смысл. Он предоставил её талантам возможности, называя её "бриллиантом, который он собственноручно огранил". Но Таня считала, что он просто подобрал ей достойную оправу.

Они познакомились в институте на втором курсе. Худой, высокий, симпатичный, в интеллигентных очках, очень приятный мальчик. И очень умный. С необычным именем Янис. Они как-то легко сошлись. Сначала на почве французского языка. Потом он посадил её первый раз на мотоцикл, и она заболела этими железными мустангами.

Им было уютно вместе, интересно и не скучно. Если бы не одно «но». Они совершенно друг друга не волновали. Их сексуальные прямые шли параллельно, не пересекаясь ни в одной плоскости, хотя за три года, проведённых вместе они и научились доставлять друг другу удовольствие.

— Таня, я — человек мира, — любил повторять Янис. — Я открыт для всего.

И не кривил душой. Сферы его интересов не знали границ. От оккультных практик до хакерских атак. От древнееврейского языка до японских техник связывания шибари. И Таня даже не удивилась, когда он сказал, что является членом какого-то тайного ордена.

Он был человеком мира. И этот мир он привёл с собой в Танину жизнь.

Проститутка из неё так и не вышла. Влад стал её первым и последним клиентом. Но в клубе она осталась работать у шеста, а ещё зарабатывала «чистым» эскортом. Иногда не совсем «чистым». Кое с кем из иностранцев после приятно проведённого вечера и деловых разговоров, она оставалась и на ночь. Но никогда за деньги. Хотя в клубе о ней сложилось устойчивой мнение, как о продажной суке, раздвигающей ноги только за хорошие «бабки». Да, дёшево свой эскорт она не продавала, деньги были очень нужны, но легко могла и послать, если спутник ей не нравился, какого бы достоинства купюрами он не размахивал у неё перед носом.

Всё же деньги ей хотелось зарабатывать мозгами, а не любым другим местом. А парни… просто классно, когда у тебя кто-нибудь есть. Хотелось отношений, а не просто секса. И Янис оказался тем, кто всё это сумел объединить.

— Теперь ты не просто эскорт-девица, ты — мой секретный агент, — Янис поправил тонкую оправу. — Ты собираешь информацию, а не только составляешь приятную компанию бизнесменам.

— Точно, — усмехнулась Таня. — Я не просто активно подмахиваю, я выполняю важную миссию, может даже предотвращаю очередную мировую войну.

— Почему бы и нет, — загадочно улыбнулся Янис. — Ты говоришь на шести языках. Ты самый ценный сотрудник в моей команде. И никто не заставляет тебя с ними спать. Пей вино, разговаривай, смейся. Делай то, что ты умеешь лучше всего — будь самой собой, и они сами выложат тебе все свои секреты за право тобой обладать.

— А тебе нормально, если твою девушку будут потрахивать, хоть и ради таких благородных целей?

— Это будет только расширять наши горизонты.

И сам он эти горизонты тоже активно расширял.

Переехав жить к Тане, он превратил её квартиру в перевалочную базу для огромного количества людей, путешествующих по миру. Он был членом сообщества коуч-серферов. В одиночку, парами, с детьми люди приезжали, чтобы ознакомиться с местными достопримечательностями или по работе, и останавливались на Таниных диванах на день, два, неделю или жили пару месяцев.

Это было тяжело, но классно! Удивительные истории, которые эти заядлые бродяги привозили со всего мира. Долгие ночные посиделки с кальяном или вином. Любвеобильные французы, всегда целующиеся при встрече, весёлые американцы, строгие шведы, невзрачные англичане — Тане никогда не удалось бы побывать во всех этих странах, но они приезжали сами. Курили на балконе, готовили замысловатую еду, ездили с Янисом на останки поселений местных аборигенов, гуляли с Таней по набережной. И почти все оставались друзьями. Присылали короткие сообщения или длинные письма с тех мест, куда дальше забросит их судьба и клятвенно обещали друг другу, что обязательно снова встретятся.

Но то, что не все из них были обычными туристами, Таня тоже догадалась почти сразу. По более цепким взглядам, по разговорам с Янисом за закрытыми дверями. И не со всеми из них Янис просто разговаривал.

Один мускулистый немец расширял горизонты Яниса так активно, что даже сидя в кухне Таня слышала, как бьётся о стену кровать и резкая немецкая речь перемежается грязными ругательствами и блаженными стонами.

Они вышли как никогда довольные друг другом и попросили кофе.

— А может закурить? — предложила Таня.

— Можно, — мягко улыбнулся Янис. — И Клаус спрашивал не присоединишься ли ты к нам? Ты ему очень нравишься.

Клаус, не понимающий ни слова по-русски длинноволосый блондин, тыкал при этом в кофемашину, всё ещё блаженно улыбался, пах мылом и капал на пол водой со своих перетянутых резинкой волос.

— А ему больше нравлюсь я или ты?

— Он считает все люди созданы друг для друга.

— Только у некоторых дырок на одну больше, — понимающе кивнула Таня и перешла на немецкий: — Клаус, у тебя ещё остались силы на меня?

Опешивший Клаус испуганно поморгал белёсыми ресницами, но вместо ответа положил Танину руку на свою топорщившуюся промежность.

— Я воль!

— Тогда не жди нас к ужину, — обратилась Таня к Янису. — Со мной он выползет из спальни не так скоро.

Да, Клаус был хорош. Молодой, крепкий, спортивный он был почти неутомим. Почти, потому что Таня почти сразу поняла его слабость к своей груди. Кончив второй раз «между сисечками», он почти взмолился о пощаде. Таня заставила его вылизать всё это безобразие, что он на ней оставил, и в тот день они с Янисом перешли к отношениям, которые их обоих устраивали даже больше, чем просто дружеские.

Это стало партнёрство. Во всех смыслах этого слова.

— Ты ещё здесь? — прилетело сообщение, отвлекая её от воспоминаний.

— Слушаю тебя, священный жук, — написала Таня.

— Хороший знак, — нарисовал он смайлик. — Когда ты не в духе, то называешь меня навозным. Я дам тебе адрес. Сходи, навести бабульку. Всё как обычно, пока только послушай, — он имел в виду, что нужно установить микрофон. — Говорят, она неплохо гадает, всё рассказывает, как на духу.

— Как скажешь. Не боишься, что я спрошу её о тебе?

— А есть что-то, чего ты обо мне не знаешь? — снова нарисовал он улыбающиеся скобочки.

— Конечно. Кто такая Эва?

— Ты до сих пор не успокоилась?

— Ты же сам меня научил, эффект Зейгарник. Незавершённые действия запоминаются лучше завершённых. А ты ни разу не сказал о ней правду.

— Хорошо, сдаюсь. Она моя сестра-близнец.

Таня улыбнулась. На самом деле не так уж её уже и интересовала его загадочная подружка, правду о которой он так тщательно скрывал. Скорее всего он её даже специально выдумал, чтобы поддерживать в Тане этот интерес.

— Записала. Версия номер пятнадцать. И хочу отметить, ты ни разу не повторился.

— Да, у меня мега-мозг. Трогательную историю как нас разлучили в детстве сразу рассказывать или дашь время подумать?

— Подумай, — милостиво согласилась Таня. — Тогда твои истории звучат намного красочней.

— Спасибо, моя красавица. Твой адрес: Адмиральская, 8. Жукова Елизавета Петровна.

Глава 18

Наши дни

ТАНЯ

«Жукова Елизавета Петровна», — невольно скользнул Танин взгляд по мятой бумажке, которую достал из куртки Эрик. И из всех вопросов, возникших в её памяти, основным стал: «Интересно, она ещё жива?»

— Понятия не имею кто это, — скомкал он записку и оглянулся в поисках урны. — Чего только не заваляется в карманах.

На стерильно чистой, блестящей мрамором платформе, где они ждали поезд Нарита-экспресс, выкинуть мусор было некуда.

— Держите, ваши билеты, — обратилась к ним их сопровождающая Ольга, бойкая блондинка с шикарными накладными ресницами.

— А мусор? — покрутился опять Сикорский.

— О, с мусором в Японии проблемы, — пожала она плечами и показала рукой. — Мусорки есть только возле аппаратов с напитками, но туда по умолчанию принято выбрасывать только баночки от этих самых напитков. Алюминиевые отдельно, пластмассовые отдельно. Так что, всё своё ношу с собой. Иногда целыми днями так и ношу эти пакетики.

Она продемонстрировала свою сумку размером, действительно, с хорошую урну.

— Понял, не дурак, — Эрик снова сунул в карман свою многострадальную бумажку.

— Наша станция называется Щинагава, — Ольга повесила сумку на плечо и повернулась в сторону бесшумно показавшегося поезда. И эта её мягкая «щ» в пику всем поисковикам, в которые заглянула Таня, называвшие станцию и «Синагава» и «Шинагава» заставляли верить, что живёт она в Токио давно. — Это на всякий случай, потому что я вас буду сопровождать до самой гостиницы и завтра соответственно проведу с вами весь день, в том числе буду вашим переводчиком на переговорах.

Поезд не ехал, он низенько летел над землёй. За окнами мелькали строго расчерченные рисовые поля и игрушечные японские домики, стоящие друг к другу так плотно, что казалось, можно рукой достать до балкона соседа.

Ольга рассказывала какое дорогое в Японии электричество, а отопления в принципе нет. И что на северных островах зимой температура опускается до минус восьми. Тогда вся семья живёт в одной комнате и греется одним калорифером. А рука Эрика нежно гладили Танину кисть.

Его пальцы с нажимом проникали между её пальцами, а затем возвращались, поглаживая между косточками. И снова медленно вниз, раздвигая, преодолевая сопротивление узкого расстояния между фалангами. От этого ритмичного движения хотелось стонать, словно рука его лежала не на подлокотнике кресла, а гораздо ниже, там, где уже стало невыносимо горячо за эту недолгую поездку.

От станции метро до гостиницы их довёз бесплатный автобус, курсировавший каждые пятнадцать минут в обоих направлениях. Ольга презентовала это как одно из бесспорных преимуществ отелей Тоуoko-Inn, и Таня была с ней совершенно согласна.

Отель бизнес-класса по демократичной цене, в каждой из крошечных комнат которого было всё необходимое для человека совершающего деловую поездку или для бюджетного туриста. Это было именно то, что сейчас так актуально для росийских путешественников.

Час был обеденный. Ольга объяснила им где можно покушать, куда сегодня съездить и распрощалась до завтра. И оказавшись в своей комнатке одна, Таня обнаружила проблему, которую так и не решила — запертый наглухо чемодан со сбившимся кодом.

В ящике стола она обнаружила фонарик, письменные принадлежности, адаптер для розетки, но ничего, чем можно было вскрыть замок. Она прекрасно понимала, что сам Эрик не придёт. Но если она потащится сейчас к нему в соседний номер, то… просто так не выйдет. И после электрички она даже была уверена, что сама хочет этого.

— Я понимаю, как это выглядит, — улыбнулась она на пороге его комнаты. — Но чемодан, правда, не открывается.

— Да, я видел, что ты с ним возилась в аэропорту, — посторонился Эрик, чтобы пропустить её внутрь. И Таня со всей силы старалась не смотреть на его голый волосатый торс, кубики пресса и подвздошные кости, выступающие над джинсами.

Он закрыл дверь. Этот мягкий щелчок был так символичен — клетка захлопнулась.

— Не хотелось бы ломать, но другого выхода я не вижу, — разогнулся он и полез в свою сумку.

— Не возражаю, — ответила Таня и это был не ответ Эрику. Это она ответила своему внутреннему голосу, который спросил: "Наверно, стоит все же оценить каков он в постели, чтобы точно знать, заслуживает ли внимания".

Эрик выламывал своим швейцарским ножом замок, а Таня методично снимала с себя одежду. Куртку, которую не догадалась оставить в своём номере. Косынку, повязанную на шею для красоты. Толстовку с капюшоном, надетую ради тепла.

— Жарко? — мельком глянул на неё Эрик.

— Ага, — сказала Таня, стягивая брюки.

Он замер ещё до того, как она положила на его плечи руки и слегка помассировала.

— Уверена?

— Абсолютно.

Он развернулся и подхватил её на руки так легко, словно она ничего не весила. Его губы оказалась на уровне её ключиц. Его руки под её ягодицами. Он прижал её спиной к стене и прикоснулся губами к коже словно пробовал на вкус, втягивая носом запах её тела.

Его волосы на ощупь были даже приятнее, чем на вид. Шелковистые, но упругие и пахли они дорого. Пьянящими нотками мужских духов, уже раскрывшихся, смешавшихся с запахом кожи и лишь подчеркнув его мужественность, но неповторимость. Она искренне хотела, чтобы ей не нравился этот запах, но здесь никаких срывов. За те недели, что она с ним работала, она узнавала этот запах, и в её личной классификации он был между "родной" и "любимый". Желанный.

Позволяя его губам оставлять на шее, на ключицах, на ямочке между ними прохладные и влажные следы, она терпеливо ждала где он оступится. Стиснув его талию бёдрами, немного осела вниз, и его губы мягко накрыли её губы. Это тоже было знакомо. Даже хуже — она помнила тот его поцелуй. И в этот раз она на него ответила. И задохнулась, забыв, что надо дышать. Схватив его за шею, она подчинилась его губам, сложному танцу его языка, ритму его учащающегося дыхания. Он развернулся с ней на руках и аккуратно положив на кровать, дотронулся до её груди.

"Пусть, пусть у него будут жёсткие сухие руки!" — взмолилась Таня. Но он сжал её грудь руками мягкими и влажными, как у опытного массажиста. Нет, не стиснул, мучая выступающие соски, а аккуратно, как на приёме у маммолога, захватил и так же бережно поцеловал. Сначала один сосок, трепетно и нежно, потом другой. Он играл с ним языком, уже заставляя её выгнуться как парус, трепыхаться как подхваченное ветром полотно. И он умело натягивал канаты.

Он спускался вниз, увлекая за собой кружево её белья. Может в тот момент, когда он мурча обследовал каждую складочку. Может даже до этого, когда он восхитился татуировке, изумился пирсингу и впал в восторг от полного отсутствия волос. А может после того, как нежно поглаживая, он засунул внутрь неё палец. Но в какой-то из этих моментов Тане вдруг стало все равно какого размера сокровище сейчас он явит пред её очи, затуманенные стремлением ощутить его в себе. Молния на джинсах поползла вниз, и Таня прикрыла глаза желая его сначала почувствовать, а потом увидеть.

От горячей плоти её голеньким складочкам было куда как приятнее чем от шершавого языка. И он не торопился, двигаясь вверх-вниз, увлажняясь, становясь скользким и от этого ещё более желанным.

Она вскрикнула, когда он вошёл в неё. От радости. От полноты этого ощущения, что он вошёл так плотно, что его было так много. И хотелось больше, но больше тоже было. Даже больше, чем она ожидала. Даже больше, чем она боялась подумать. Он входил, он выходил. И это был процесс. Не суетливое подёргивание туда-сюда. С достоинством адронного коллайдера он углублялся и возвращался назад, разогреваясь, ускоряясь, разгоняя миллиарды хвостатых частиц. И ровно тогда, когда силы в ней осталось лишь на один последний толчок, Эрик дёрнулся и хрипло застонал.

Лампа на потолке расплылась, и свет в комнате погас, когда она содрогнулась.

— О, боже, — отлетало к небесам её бренное тело.

— Как же давно я этого хотел. Я просто с ума по тебе сходил, — прошептал он ей на ухо. И пульс, что бился в его прижатом к ней животе был громче её стучавшего сердца.

— Надеюсь, не зря? — улыбнулась она.

— Зря. Теперь я буду сходить по тебе с ума ещё больше. Ты какая-то вся, я не знаю, как это сказать, — он откатился в сторону и мечтательно уставился в потолок. — Свободная. Лёгкая. Податливая как глина. Моя.

Она вздохнула, чувствуя, как кровь стучит в висках.

— Мне так не хватало этого с женой.

— Все восемнадцать лет? — перевернулась она на живот и поднялась на локти.

На самом деле она вовсе не в глаза его хотела заглянуть. А посмотреть на его великолепного дружка, устало скособочившегося в сторонку. Да, ощущения её не обманули. Посмотреть тоже было на что. Хотелось взять линейку, чтобы не ошибиться, потому что на глаз это выглядело "много". Даже нет. "Щедро". Если чем Эрика и обделила природа, то точно не мужским достоинством.

— Все восемнадцать лет, — тем временем пояснял он. — Каждый раз приходилось преодолевать её сопротивление. Её нежелание. Её зажатость. Я очень её любил, но сейчас у меня такое гаденькое ощущение, что мне чего-то недодали.

"Да, правда, что. Недодали", — покосилась Таня ещё раз на его богатство.

— Знаешь, я бы уже чего-нибудь съел, — он сел, опершись руками.

— Я бы даже закурила и чего-нибудь выпила, — усмехнулась она, встала и стянула с вешалки лёгкий шёлковый халат.

— Чемодан твой я открыл, — он последовал её примеру, поднимая с пола бельё. И Таня усмехнулась ещё раз, запахивая халат, как двусмысленно это прозвучало.

— Спасибо! — зажав в руке вещи, она выдвинула ручку. — Заходи, как соберёшься.

«Только японцы могли додуматься подогревать в ванной зеркало, чтобы оно не потело», — восхитилась Таня, выходя из душа. Про унитазы с подогревом сидений, несколькими видами подмываний, сушкой и музыкой, не стоило и говорить.

— Главное, большую красную кнопочку не нажимайте, — предупредила их Ольга. — А то будет неловко, когда в туалет ворвётся служба спасения.

— У вас каждый унитаз с ней связан? — удивился Эрик.

— Конечно, вдруг Вам станет плохо за столь приятным препровождением, — улыбнулась Ольга.

И подставив своё тело тёплым струйкам воды, Таня по достоинству оценила то, о чём она говорила.

Эрик, видимо, не хотел её торопить, давая Тане возможность принять душ и собраться. Он позвонил, когда полностью одетая, она уже хотела сама к нему идти.

Небольшой торговый центр находился от гостиницы прямо через дорогу. Они выбрали кафе, где подавали лапшу. Ткнули наугад в вывеску с фотографиями, положили на поднос какие-то овощи, обжаренные в сухарях.

— Много я видел автоматов в своей жизни, — Эрик составляя всю эту вкусно пахнущую еду на стол. — С кетчупом, мороженым, кока-колой, молоком, но вот с бульоном — первый раз.

— Жаль, что из спиртного только пиво, — открыла Таня свою баночку и сделала глоток.

— Зато какое, — восхищённо рассматривал Эрик название. — Асахи драй блэк.

— Это просто ты выбрал чёрное, — улыбнулась ему Таня и заглянула одним глазом в свою банку. — У меня, например, обычное, жёлтое.

— Нас, кстати, завтра повезут на завод Асахи. За нас? — протянул он свою банку.

Таня промолчала. Банки столкнувшись издали едва слышный невнятный звук.

Лапша в бульоне с кусочками мяса и соусом была очень вкусной, хотя и с непоэтичным названием Удон. Таня едва осилила и половину огромной порции и то в основном, выхлебала бульон. Эрик, наоборот, ловко управляясь с палочками, ел в основном белую толстую лапшу.

Они часто ели вместе, но первый раз она думала сможет ли она видеть это каждый день. Изо дня в день. И совсем другое лицо представила сейчас перед собой. Как он ел спагетти, улыбаясь, подставив раскрытый рот под нависающие над лицом макаронины. И держала их на вилке Таня, сидя у Влада на коленях.

Стало так тоскливо, что невыносимо захотелось плакать. Она почувствовала, как защипало глаза, и все мысли о Владе, что она отгоняла от себя как злых собак, вырвались из загона. Нет, она не жалела. Ни о чём не жалела. Она просто по нему скучала. Невыносимо скучала. И она сама шагнула за черту, из-за которой как из-за колючей проволоки, до него уже не дотянуться. Эрик её не отпустит.

— Я обещал, что спрошу тебя, — словно прочитал её мысли Эрик. — Мне кажется, время подходящее. Что у вас с Назаровым?

— Всё, — ответила ему Таня, усмехнувшись. — Или ничего.

— Я дам тебе время подумать, — посмотрел он на неё внимательно. — И решить: всё или ничего.

— Хорошо, Эрик, — вздохнула она и услышала то, что он хотел сказать.

Он предъявил ей ультиматум.

Глава 19

Наши дни

ВЛАД

Дорога на центральное кладбище как назло шла мимо пепелища, которое осталось на месте его сгоревшего склада.

Сидящая на переднем сиденье Лера, уткнувшись в свой телефон, даже не обратила на него внимание. А её старенькие родители, сидящие сзади, напротив, прилипли к окну.

— Ну надо же, — сокрушалась мама, робкая простая женщина с короткой стрижкой. — Такое огромное сооружение было, а сгорело дотла.

— Хорошо, что никто не пострадал, — отозвался отец, сухонький невысокий седой мужчина глубоко за шестьдесят, похожий на доброго гнома.

— Да, — коротко согласился с ними Влад.

Наверно, его тоже должно это успокаивать, но пока получалось не очень. По пути в тот район города, где жили Лерины родители, он купил новый телефон, а старый сдал в ремонт, и цифры, которые озвучил ему главный бухгалтер как языком слизали весь его утренний оптимизм.

— А что там было, Саша? — обратилась женщина к мужу.

— Склад с алкогольной продукцией и другим товаром, — откликнулся Саша. Александр Николаевич, как он представился Владу.

— Какие убытки, — продолжала вздыхать женщина. — Хозяин, наверно, разорился.

И Влад ждал, что она добавит: «Так ему, кровопийце, нажившемуся на простых людях и надо», но видимо, присутствие Влада, о котором они знали, как о предпринимателе, её остановило. В зеркало Влад внимательно всматривался в лицо женщины, но всё же злости в её лице не увидел.

— Ничего, он справится, — ответил Влад о себе в третьем лице, хотя уже не был в этом уверен.

— А сколько стоит твоя машина? — подала голос внезапно оживившаяся Лера.

— А тебе зачем? — посмотрел на неё Влад и по её хитренькому лицу складывалось впечатление, что она всю дорогу переписывалась с подружками о нём. И сейчас спросила, чтобы ответить на вопрос в каком-нибудь чате.

— Просто интересно, — пожала она одним плечом.

— Сто семьдесят тысяч британских фунтов, — вроде и ответил Влад, но заставил её недовольно поджать губы.

Он повернул к кладбищу, и стоящие у ворот продавцы с цветами заставили его вспомнить зачем они сюда приехали и забыть обо всём остальном.

Родители на заднем сиденье зашуршали пакетами, когда машина остановилась.

— Подождите пока в машине, — открыл он свою дверь. — Я попробую договориться. — Номер сектора помните?

— Конечно, — ответил Александр Николаевич и назвал цифры.

Договариваться Влад умел, и любезный охранник не только открыл ворота и помахал руками в каком направлении ехать, но и начертил на схеме кривыми стрелочками как удобнее выехать обратно.

— Держи, — подал он Лере купленную корзину цветов.

— Ого! — отозвалась она. — Уверен, что она любила ромашки?

— Это герберы, — завёл машину Влад, и она медленно двинулась вглубь по чисто выметенному асфальту. — А какие цветы любишь ты?

— А ты мне какие подарил? — прищурила она один глаз.

— Красные.

— Значит, такие и люблю. Хотя жёлтые или белые на сцене смотрятся эффектнее.

— Так жёлтые или белые? — улыбнулся Влад.

— Жёлтые, — после недолгого раздумья выдала она. — Да, точно жёлтые.

Чистенькую могилку поверх мраморной крошки уже засыпала осенняя листва, налетевшая с соседних деревьев.

— Ты подумай, какая сухая осень, — сокрушался Александр Николаевич. — Уже и с берёзы лист полетел.

Влад вспоминал как зовут мать Леры, но вместо этого вдруг понял, что зовёт её именно «мать Леры», хотя скорее она уж «мать Светы» или «мать их обеих».

Он всматривался в прислонённый к памятнику портрет и его расстраивала эта фотография. Ужасная, дебильная фотография, взятая из паспорта и размазанная большим увеличением.

Он невольно сморщился, глядя как женщина бережно протирает это некрасивое изображение под стеклом тряпочкой.

— Да, мне тоже не нравится, — поддержала его Лера. — Но, говорят, они не нашли ни одной свежей фотки. Все только твои.

Влад решил, что поищет у себя и закажет новый портрет. По крайней мере одна, где рядом с ним она очень мила, у него точно есть. Сейчас, у могилы этой незнакомой девушки на портрете, он чувствовал себя так, словно ошибся адресом.

Он старался на него больше не смотреть и помогал чем мог: держал мусорный пакет, куда Лера с отцом кидали листья; выдирал пробившуюся поросль черёмухи; приклеивал скотчем к узкому столу кусок хозяйственной клеёнки.

Эта цветастая клеёнка, пахнувшая резиной, ему тоже не нравилась и казалась неуместной, но кто он такой, чтобы возмущаться. Вольно или невольно, а это он принёс в эту семью горе. И, наверно, ему должно быть тяжко, но он ничего не чувствовал. Ни сожаления, ни горечи, ни стыда. Хотя редкие вздохи женщины и отзывались печалью в его сердце.

После пяти капель водки, которыми родители помянули дочь, женщина расчувствовалась и всё же расплакалась у Влада на плече.

— Ты не думай, сынок, — погладила она его по рукаву сухонькой рукой. — Мы тебя не виним. Мало ли что в жизни бывает. Встретились, да разбежались. Но всё же зря она так. И ладно бы с горяча. А то ведь нет. Всё продумала, всё взвесила. Таблетки эти достала по блату. Записку предсмертную написала. Тебя просила не беспокоить и на похороны не звать.

— Мне очень жаль, — Влад не знал, что ещё сказать. Он просто обнял несчастную женщину, но она и не нуждалась в его словах.

— А я ведь и к бабке её водила, — продолжала женщина.

— Надя, ни к чему это, — вмешался муж, налил себе ещё глоток водки, выпил и махнул на жену рукой.

— Надежда Валентиновна, — вспомнил Влад. — К какой бабке?

Лера отделилась от стола, где грызла нарезанный дольками огурец и так с этим огурцом в руках и присела рядом с Владом на лавочку.

— Да, к гадалке, — вытерла слёзы рукой женщина, а потом полезла в карман за платком.

Лера протянула Владу ломтик и, получив согласие, сунула ему в рот огурец с крекером.

— Я к ней уже столько лет хожу, — высморкалась женщина. — Она такие вещи говорит, которых никто не знает. Вот про Лерочку, например. Ей было шесть лет, когда мы её забрали из детского дома. Светочка как раз институт заканчивала, собиралась уезжать с женихом в другой город. Вот мы Леру и взяли, чтобы и нам не одним и ей, значит, не мыкаться.

Влад проглотил, но едва решил спросить, что же сказала гадалка про Леру, как Лера организовала ему ещё один бутерброд. И в этот раз в нём оказалась сырокопчёная колбаса, которая так вкусно пахла, что он снова послушно открыл рот, а Лера улыбнулась.

— Нам-то не сказали правду. Сказали, что все родные у Леры погибли, а что да как мы не расспрашивали. А она то другим именем меня назовёт, то зовёт кого-то во сне, плачет. А как костёр на даче развели, так у неё совсем истерика случилась. Такой сильный был испуг. Вот я её к бабе Лизе и повела.

Она убрала платок и обратилась к мужу:

— Налей-ка мне, Саш, — она показала почти сомкнутыми пальцами сколько.

— Вот, кстати, имя моё ей сильно нравилось, — подал мужчина жене рюмку. — Да, Лер? Как начнёт повторять: «Санька, Санька, Санька», и сразу улыбка на лице.

— Да. Санька, — улыбнулась Лера широко, изображая как улыбаются маленькие дети, показывая и зубы, и дёсны.

Довольный дедок улыбнулся ей в ответ, она протянула Владу очередную закуску, но он отодвинул её руку.

— А что случилось с её родными? — обратился он к Надежде Валентиновне и предчувствие, что он знает эту историю, уже закопошилось у него в груди.

— Сгорели. Все, кроме Лерочки, — ответил мужчина. — Мать, отец и три старших сестры.

Он посмотрел на девушку, равнодушно жующую предназначенную ему пайку. И картинка всплыла у него перед глазами помимо его воли.

Убогая кухня, разруха, грязь, и она в дырявых колготках на руках у старшей сестры. У неё в руках корка хлеба, уже изрядно обгрызенная. И ни у кого в мире он не видел такой счастливой улыбки как у этой девочки, во все свои маленькие белые зубки с застрявшими в них крошками.

— Лера, Ира, — он пытался вспомнить как звали остальных и потёр виски. — Вика? Нет, Вита!

— Вета, — поправила его Лера и развернулась к нему испуганно.

— И Настя! — произнесли они почти одновременно.

— Ира была старшей, — смотрела она удивлённо во все глаза. — Так вот почему твоё лицо казалось мне таким знакомым. Это же был ты? Тот мальчик, что приносил нам еду?

— А Саньку? Саньку ты помнишь? У тебя был старший брат. Но он умер ещё до пожара.

Она отрицательно покачала головой.

— Я помню похороны, но очень плохо. И мне всегда казалось, что это ты и был Санька.

— Потому что ты так меня и звала. Санька, Санька, Санька.

Он поднял голову вверх. Его душили слёзы. Но он сдержался, глубоко вдохнув.

— Вот уж не думал, что ты…

— Та самая девочка? — подсказала она. И первый раз за всё недолгое время их знакомства он видел в её глазах настоящий интерес.

— Так вы, выходит знакомы? — удивился её отец.

— Ты знал её семью? — подала голос мама.

— Видимо, да, — повернулся к ней Влад.

— Вот видишь, Лерочка, — выглянула мама из-за Влада. — А ты всё мечтала его найти. А баба Лиза тогда уже мне сказала, что связаны вы. Двумя смертями и одной жизнью.

— Что-то у твоей гадалки с математикой только не лады, — улыбнулся муж Надежде Валентиновне. Нос у него покраснел, чекушка с водкой почти опустела, а настроение явно улучшилось.

— А что она сказала Свете? — вспомнил Влад с чего начался этот разговор.

— Что проклята её любовь. И сделали ей заговор на смерть, — встала женщина с тяжёлым вздохом и принялась убирать со стола, ни на кого не глядя. — Да только не послушалась она. Всё не верила в эти сказки. А оно так и вышло.

— Бабка сказала, что убьёт её то, что других лечит, — встала Лера. — А она как раз лекарств и напилась.

Лера стала помогать матери, а Владу теперь не давали покоя слова другой женщины, верящей во всех этих гадалок и колдуний.

«Обещаю, дальше будет хуже. Сначала сделаю заговор на бедность, а потом и на смерть», — сказала его первая жена Лора.

И бедность, как никогда близко, уже замаячила на его горизонте.

Глава 20

Шесть лет назад

ВЛАД

— Мне плевать какие у тебя были мотивы лезть к Савойскому! Я же тебя предупреждал — не выгорит, но ты упёрся как баран! — Безруков не орал, густым раскатистым басом он пояснял Владу, что он был неправ и со своей густой бородой и кучерявой шевелюрой как никогда был похож сейчас на Зевса Громовержца.

Начальник Главного управления Министерства юстиции РФ по краю Безруков Евгений Сергеевич по прозвищу «Зевс» был другом отца Влада и когда-то его партнёром по бизнесу. Потом он пошёл вверх по карьерной лестнице, а мать Влада сама встала у руля уже тонущего к тому времени корабля их предприятия.

Но их пути не разошлись. У Безрукова был сын, Захар, с которым Влад общался с детства. Не дружил, но периодически они встречались посидеть в сауне, пройтись марш-броском по клубам, покурить кальян. И после возвращения Влада именно этот скользкий парень с мутной репутацией невольно помог Владу, небрежно знакомя с нужными людьми, посвящая в расстановку сил, обрисовывая детали.

Влад освоился и очень быстро понял, что сам Захар ничего из себя не представляет, да и не хочет. Он тратил отцовские деньги, ни в чём себе не отказывая, и нагло пользовался связями отца и его положением. Надменный и капризный он вёл себя порой отвязно, вызывая стойкое отвращение, но Влад с ним общался, благодаря ему был «своим в доску парнем» в рядах этой «золотой молодёжи» и имел неизменный успех у пафосных подруг Захара.

Но Влад хотел большего, чем эти разнузданные вечеринки, поэтому обратился напрямую к Евгению Сергеевичу и не прогадал. Дядька он оказался серьёзный и решительный, но с рыльцем в пушку. Не брезговал он мошенническими схемами для отъёма чужой собственности, не боялся нарушать закон, не робел брать взятки. И все предоставленные возможности своего высокого положения тоже использовал по полной.

К предложению Влада расширить сферы своего влияния и перетряхнуть как следует рынок он отнёсся с восторгом. Благодаря ему Влад и пошёл в гору как бизнесмен, ну, а Безруков отмывал свои незаконные доходы и удачно вкладывал деньги. Пока он прочно стоял на ногах, но Влад прекрасно понимал, что рано или поздно табуретка под ним зашатается, а голову в петлю Евгений Сергеевич засунул давно.

Этой сделкой по захвату чужого бизнеса Влад решил завершить их партнёрские отношения. Но, выбрав компанию Савойского, перед ним встала дилемма: поквитаться с Кайратом или избавиться от ненадёжного покровителя. Всё что ему надо было от Зевса он уже получил и даже больше, чем рассчитывал. Дальше пути их расходились, и терпеть Зевса Владу надоело.

— С Савойским, не с Савойским, — отмахнулся Влад, стоя в кабинете Безрукова, — а шито всё белыми нитками, особенно если знать, где залатано.

— Вот именно, если знать, — заскрипело кресло под широкой спиной хозяина кабинета. — А если не знать, то там уже всё шито крыто. Фирмочку открыли, минимальный пакет акций «Савоя» приобрели и судебное решение уже сфабриковали. Тебе и надо-то было, чтобы твоя бухгалтерша или кто она там, взяла у пристава исполнительный лист и предоставила выписку из реестра, в котором единственным акционером «Савоя» останется наша фирмочка. Ты сделал? Нет! Почему? Потому что надо было не к Савойскому лезть, а в «Артус» идти. Они тоже начали строить торговый центр, и генеральному подрядчику достанется аренда двадцати процентов здания на пятьдесят лет.

— На сорок девять, — поправил его Влад.

— Не важно, — опёрся ладонями в стол Безруков. — Важно, что при аренде в семьсот долларов за квадратный метр, полтора квадратных километра площадей могли бы приносить больше миллиона долларов в год. Но уже не мне.

Он развёл руками и снова завалился на спинку.

— Да не проблема этот липовый реестр подписать, — отмахнулся Влад. — Проблема, что они копают в нужном направлении. И докопаются. И отсудят ведь всё обратно. И полетят головы с плеч и у вашего судьи, и у начальника налоговой инспекции.

Пока это была неправда, но Владу ведь ничего не стоило подсказать верное направление.

— Ты за свою голову переживай, — показал на него пальцем Безруков. — Делай что говорят, а я сам разберусь. Поздно отступать. У меня уже на этот «Савой» зуб.

— Как скажете, — пошёл к двери Влад.

В принципе, именно этого он и добивался, чтобы Безруков настоял на своём. Влад в этой сделке ничем не рисковал. Выступал гарантом, предлагал серьёзное партнёрство, пока там Безруков отрабатывал свои схемы. Но если сделка не состоится, то и его гарантии не понадобятся. Правда, пытаясь избавиться от Безрукова, он рисковал всем.

— В понедельник будет, — развернулся Влад у дверей.

— Стой-ка, — подозвал его Зевс пальцем и протянул ключи. — Я замки в Никиной квартире поменял. Вы же сегодня встречаетесь? Вот, передай. И скажи этому оболтусу, что за Нику шкуру с него спущу. Взял манеру по гулянкам сестру таскать. Поди и травку там покуриваете, да? — прищурил он один глаз и полез в карман за телефоном. — И бухаете как слепые кони. Не могу дозвониться второй день ни до одной, ни до второго.

Он нажал кнопку вызова и приложил к уху. Какой-то время слушал длинные гудки и отключился.

— Вот! Ну, ничего, карточку заблокирую, сам прибежит, засранец.

Влад кивнул и вышел. И то, что Безруков использовал его как шестёрку или лакея бесило больше всего. Эти его мелкие поручения, снисходительный тон. Общаться лишний раз с Захаром и его мерзкой сестрицей желания у него тоже не было, но пока они оба были ему нужны. И он совсем забыл, что обещал Нике сегодняшний вечер.

— Слышь, Безрук, — набрал он нужный номер в машине и услышал в ответ ленивое и сонное «Мнн!». — Старик твой гневается. Ты бы до дому хоть раз в неделю добирался.

— Назар, отвали, а? Ты мне маманя что ли? Сам я разберусь со своим предком. Подтягивайся лучше к нам. Тут такие тёлочки.

Влад слышал, как женский голос возмутился, когда Захар кого-то явно начал тискать спросонья.

— Некогда мне пока. Ладно, давай!

У него и правда дел было невпроворот. Он сам заехал в аптеку, он заскочил домой переодеться, навестил Безрукова, теперь его ждала мать, надо решать вопрос с арестованным контейнером, определиться с местом для нового склада, обсудить с коммерческим директором бюджет, посмотреть отчёты, утвердить рекламный проект, подписать с десяток договоров. Эти ключи ещё. И эта Ника Безрукова.

— Суббота называется, — он упал в кресло в своём кабинете.

Пахнущие свежей краской стены, натуральной кожей диваны и чем-то ядовитым износостойкий ламинат. Влад вдохнул полной грудью эту смесь запахов — ему нравился новый кабинет. С панорамными окнами, выходящими на все три стороны здания, с большим столом, ещё не заваленным бумагами, с ощущением свободы. Правда, со свободой у Влада как-то пока не складывалось.

Ладно, текущие дела — с ними он разберётся, ладно сам Безруков — это вопрос времени и удачного момента, но его дочь внушала Владу серьёзные опасения. Младше Захара на два года, дерзкая, умная, расчётливая любимица отца, Ника явно имела на Влада виды и его настораживала эта её заинтересованность. Особенно сейчас, когда он неожиданно определился, когда девушка, которую он так и не смог забыть за эти шесть лет, снова была рядом.

Он боялся всё испортить и очень надеялся Таню заново завоевать, а может приручить, а может удержать. И ни одно из этих слов всё равно не подходило.

Удержать? Она была как вода — как бы плотно не смыкал ладони, а всё равно просачивалась сквозь пальцы.

Приручить? Яркая бабочка на его груди — прижми к себе и сломаешь ей крылья, а будешь любоваться издалека — вспорхнёт и улетит.

А завоевать? Он чувствовал себя как Наполеон в сгоревшей Москве. «Voilà de fières murailles!» Эти гордые стены! Ворота открыты, но она скорее спалит себя дотла, чем преклонится. И он, не знавший поражений, не понимал, что ему делать, и так боялся её опять потерять.

Он набрал её номер и закрыл глаза, представляя её лицо.

— Привет!

— Привет, — он улыбнулся её голосу.

— Выпила лекарство?

— А этот бессмертный парнишка ещё и лекарство привозил? А я-то думаю с чего такой подарок? Симпатичный парень с цветами, волосатыми руками и упругими ягодицами. Было приятно, жаль, что ты дал ему так много поручений, и он так быстро ушёл.

Влад прикрыл рукой глаза. Глупо, но, если бы это была правда, он бы этого курьера и правда, прибил.

— Да, не хотел, чтобы он докучал тебе весь день. Я скучаю.

— Сильно?

— Очень, — честно признался он.

— Тогда садись удобнее, — зазвучал её голос вкрадчиво и какая-то медленная мелодия, что звучала фоном, стала громче. — Я расскажу тебе, что я сейчас делаю. Ты один?

— Да, — ответил Влад уже предвкушая это представление.

— И я. Я лежу на кровати и на мне только тонкий шёлковый халатик. Он мне мешает, ведь я думаю о тебе. Я распахиваю его и сжимаю ручками свои сосочки. Мне так нравится чувствовать, как они твердеют от моих прикосновений.

«Чертовка!» — подавил вздох Влад.

— Но мои ручки такие проворные, они скользят по телу и опускаются ниже. Я раздвигаю ноги и касаюсь своей пещерки. Я представляю, что это твоя рука, — она томно вздыхает и её голос становится бархатнее. — Кончиком пальца ты касаешься моего …

— Подожди, — шепчет он в трубку. — Я облизываю палец, а потом касаюсь снова.

— Да, так намного лучше, — постанывает она. Ты двигаешься быстро-быстро, и я возбуждаюсь. Твоя рука скользит и мне хочется кончить. Всего несколько движений… Мннн!… Как хорошо!

Он откинулся на спинку кресла уже готовый расстегнуть ширинку и продолжать это, но в приёмной скрипнула дверь, открываясь.

— Я бы хотел сказать: «Никуда не уходи, я сейчас приеду», — резко принял Влад вертикальное положение и подвинулся ближе к столу. — Но, увы, мне нужно работать. Целую тебя во все места. До вечера?

— Да, милый, я буду здесь же, без халатика, — не изменила она своему устало-нежному голосу и отключилась.

«Вот и поговорили», — выдохнул Влад, слушая приближающийся стук маминых каблуков.

— Я устала тебя ждать, — вошла она. — Видела приехал, видела поднялся, и ни слуха, ни духа.

Она бесцеремонно кинула на стол принесённые папки и оглянулась на дверь.

— Надо или петли смазать, или пусть эту дверь заменят. Какого чёрта она так скрипит?

— Потом распоряжусь, — махнул он рукой, хотя на самом деле подумал, как ему повезло, что она заскрипела. — Сегодня никого нет.

— Да уж! Одни мы без выходных, без проходных, — она достала из кармана пачку сигарет и зажигалку, положила на столик между креслами, открыла настежь окно и села. — Поднимай свою задницу, иди здесь поговорим.

Пожалуй, да, он уже мог выползти из своего убежища под столешницей.

— Это тебе надо? — показал он на брошенные папки.

— Это тебе, почитаешь на досуге. Там всякая хрень. Отчёты, сметы, ни в одну из которых строители не влезли. И я уже пожалела, что сама за ними не следила.

— Ты же не можешь быть в двух местах одновременно, — сел он в кресло с другой стороны столика.

— Да, этого маловато, вот в трёх, четырёх сразу было бы в самый раз. И где, кстати, коммерческий? Никак не запомню, как его зовут?

— Он будет попозже. Ты хотела вроде со мной поговорить?

— Да, сынок. Ты знаешь, я в твои дела никогда не вмешиваюсь, — она вытащила из пачки сигарету и закурила. — Но боюсь, подставит тебя этот Безруков. Он же такая падла. За ним и следить будешь, не уследишь.

— Но отца же не подставил? — Влад тоже потянулся к сигарете, но тут же получил по руке.

— Свои кури! — царственным взглядом из-под тонко выщипанных бровей смерила его мать. Женщина строгая, волевая и обширных пропорций. — Не те у него в то время были возможности.

— Тебя тоже не подставил.

— Вот здесь спорный вопрос. Если бы не бросила я тогда всё директорство в школе, то уже и собирать было бы от «Золушки» нечего, такая тут разруха была. Ему эти проблемы были зачем? Само бы отвалилось. А вот сейчас мы для него лакомый кусок.

— Мам, — сморщился Влад. — Я тебя умоляю. Какой лакомый? Здесь же работать надо, вкалывать в поте лица, а он деньги брать любит, а не зарабатывать — налом, в процентах или как арендная плата. Ему шевелиться лень, так что не переживай, не нужен ему наш бизнес.

— Может и не нужен, а про аренду ты правильно сказал. Здания у нас шикарные, места отличные. Ведь позарится, гад. И кстати, про бизнес, — выпустила она дым в потолок. — Ему лично может и не интересен, но у него двое детей. С Захаром там и так всё понятно. А вот эта моська, младшенькая его, меня беспокоит.

— Тебя-то с чего? — выпучил на неё глаза Влад. И то, что их с материю тревожит одна и та же проблема удивило его даже больше, чем то, что она вообще в курсе.

— С того, что приходила она ко мне на днях.

— Зачем? — ещё больше удивился Влад.

— Приглашение принесла на бал.

— На бал?!

— Ты значит, ещё не в курсе? — она затушила сигарету. — Императорский благотворительный бал. Пиарится девица и довольно умно. Имя себе делает, толстосумов местных приручает, и всё вроде как ради детей-сирот.

— Да пусть пиарится, раз ей надо. Тебя-то это беспокоит почему?

— Потому что планы у неё на тебя, Влад. Далеко идущие планы, — она вздохнула, хотела снова закурить, но передумала.

— В каком смысле? — хлопал он глазами.

— Ты вот вроде умный у меня парень, — покачала она головой, — а как дело до женщин доходит так баран бараном. Захомутать она тебя решила, мальчик мой.

— Мам, — засмеялся он и постарался придать своему голосу убедительную беззаботность: — Да пошла она на хрен! Не парься из-за таких глупостей!

— Ну, глупости не глупости, — встала она. — А ты поосторожнее с ней, если жениться не собираешься. Не нравится она мне. Девица больно ушлая. Сказала, что отношения у вас.

— У нас?! Отношения?! Да, у нас скорее с Захаром отношения, — он посмотрел на вытягивающееся лицо матери и замолчал.

— Ты с Захаром? — она хотела спросить напрямую, но видимо, сочла эту мысль вздорной, или произнести слово «голубые» не смогла. Она подозрительно кашлянула, но задать свой вопрос всё же не рискнула. — В общем, ты сам решай. Я что хотела сказать — сказала.

— Елена Сергеевна! — окликнул её Влад уже у двери и скосил глаза на стол, где остались её сигареты.

То, что мать забыла свой никотиновый допинг поразило его больше, чем заявление Ники Безруковой, ведь она похоже всерьёз подумала про него с Захаром.

Глава 21

Всё нравилось Тане в мотоцикле, но как вид транспорта для города он не годился.

И для всех случаев, когда не годился мотоцикл, у неё был Тойота Краун. Ничего не могла с собой поделать — нравились ей железные брутальные самцы.

Вот в этом не бюджетном серебристом седане с правым рулём и трёхлитровым двигателем она и разговаривала с Владом, даже не притормозив. Только добавила музыку громче, чтобы заглушать посторонние звуки. Жаль, что этот сеанс кармической связи был таким недолгим.

Уже несколько месяцев каждые выходные она ездила по одному и тому же маршруту на окраину города, где склонялись друг к другу щербатые, как зубы старухи, заборы и маленькие кособокие домишки выглядывали из-за них во всей своей неприглядной красе.

В одной из таких лачужек жила теперь её подруга Женька. И хоть домик её выглядел прямее соседского, а забор стоял не только целый, но и покрашенный, не от хорошей жизни забралась Женька в такую глушь. От несчастной любви. От жестокости. От позора.

Что нашла в этом длинноволосом надменном парне Женька, Тане трудно было понять. С первого взгляда, как только он подошёл к их столику в кафе, ей захотелось бежать от него подальше, а Женьку, наоборот, словно парализовало. Скромная, строго воспитанная, робкая, но именно таких как она, видимо, всегда и тянет к плохим парням. А он был не просто плохой, он был мерзкий, скользкий, отвратительный. Правда, в обаянии ему не откажешь. И улыбка у него была красивая. И медовые глаза с поволокой. Женька влюбилась с первого взгляда.

— Обычные растрёпанные волосы, — фыркала Таня, когда, взяв Женькин номер телефона, он ушёл к своим друзьям, вальяжно развалившимся на синих диванчиках. — Да, кучерявые, да часть, убранная со лба, резинкой стянута, но это чтобы в глаза не лезли.

— Ты не понимаешь, — возражала ей Женька, восторженно блестя небесно-голубыми глазами. — Это же стиль гранж. Рваные джинсы, фенечки, футболка на несколько размеров больше. Естественность, свобода и раскованность.

— А такое ощущение, что он надел с утра то, что первое из шифоньера упало. Дедушкины трусы — сойдёт! Полинявшая футболка — зашибись!

В-общем, вот так они и познакомились. Женька и Захар. И вот чем это закончилось.

Таня достала из машины пакеты с продуктами.

— Привет! — крикнула она подруге, бочком протискиваясь с ними в калитку и прихрамывая.

Женька сидела на скамейке, подставив лицо яркому солнцу и прикрыв глаза.

— Рано ты сегодня, — она не двинулась с места.

— Дело у меня ещё, — поставила Таня рядом с ней пакеты. — Ты как, Снегурочка моя?

— Как обычно, — она открыла сначала один, потом другой небесно-голубой глаз и Таня в который раз поразилась какая она красивая. Хрупкая блондинка с тонкими чертами лица, длинной шеей, осиной талией. В-общем, всё при ней. Только отмороженная и заплаканная.

— Привет, Муська, — наклонилась Таня к поднявшейся с тёплых досок кошке и почесала за ухом эту наглую серую морду.

— А у тебя? — неровный Женькин голос настораживал. Того и гляди снова разрыдается.

— Как обычно, — села рядом с ней Таня. И как не подмывало её рассказать про Влада, решила пока повременить.

— Как обычно, это радует, — грустно улыбнулась подруга.

— Жень, может хватит уже? — посмотрела Таня строго. — Ну, сколько можно? Да, дерьмо в жизни случается. Но ты выжила, так может пора жить дальше? Я знаю, каково это. И понимаю, что страшно…

— Страшно? — перебила её девушка срывающимся голосом. — Нет. Страшно, это когда трахают тебя во всех позах, а потом твои снимки в сети. Страшно, когда голую на центральную площадь привозят и видео снимают. Когда держат под водой в бассейне и ждут, что ты начнёшь задыхаться, страшно. Когда к кровати привязывают и бьют тоже страшно. А ещё больно. Очень больно. Но бежать некуда. И помочь некому. И винить тоже некого.

— Вот и не вини. Плюнь, разотри и забудь.

— Забыть? Это можно забыть? — и слёзы всё же потекли из её глаз.

— Ну уж точно сидеть и расковыривать эту болячку не стоит. Пусть заживает. Пошли, — Таня потянула один из пакетов в дом и чуть не упала, споткнувшись о кошку больной ногой. — Муська, блин!

— Что у тебя с ногой? — пошла следом за ней Женька, вздыхая. — Бандитская пуля?

— Хуже. Старая боевая рана, — Таня поставила свою ношу на табурет.

В домике уютно, чисто, и пахнет свежей извёсткой. Хороший запах. Таня вдохнула полной грудью и медленно выдохнула.

— Опять потолок белила?

— Нет, печку. Только толку-то, всё равно сажа проступает, — вытерла Женька слёзы.

— Вот объясни мне, Жень, — Таня начала доставать из пакета упаковки с макаронами, банки с консервами и коробки с кошачьим кормом. — Вот в чём смысл твоего затворничества? Красивая девка, умная, толковая. Сидишь как бабка старая на печи, — Нет, я понимаю, что ты в деревню эту переехала, потому что бежать куда глаза глядят денег не было. Но от интернета всё равно не убежишь. И хоронить себя заживо зачем?

— Я давно хотела, — стала раскладывать Женька продукты со стола по полкам.

— Пусть так. Пусть хотела и деревню, и домик. Но жизнь-то продолжается. И видео эти с фотографиями уже все забыли.

— Правда? — шарахнула Женька банкой для сахара об стол. — У меня даже заявление не приняли. «А что вы хотите девушка», — кривляясь, передразнивая она следователя. — «Алкоголь, наркотики, проституция. Хотели лёгких денег, так теперь не жалуйтесь». Понимаешь, этот ублюдок сказал, что я продажная девица и даже видео предоставил, где я на столе лежу и деньги на себя кидаю. И ему поверили. А мне нет.

Она опустила плечи, и Таня потянулась её обнять.

— Ну, так кидала же. И под наркотой. И вообще тебе весело было. Хоть и недолго.

— Да, я дура, что влюбилась, что доверилась ему. И теперь даже с точки зрения правосудия я теперь шалава, а не жертва насилия, — вздохнула она тяжело. — Но мы же ему отомстим, правда?

— Конечно, — погладила её по спине по-матерински Таня. — Особенно, если ты постараешься и выползешь из своей берлоги. А то и работаешь удалённо. И нос за калитку не высовываешь. Даже в магазин не ходишь. Я тебе и продукты, и кошачьи консервы, и прокладки привожу. Но, поверь мне, жить дальше как все нормальные люди — это не страшно, не больно и не опасно.

Таня хоть и говорила бодрым заученным голосом тамады, но сейчас всё действительно было куда как лучше, чем осенью. Тогда Женька совсем замкнулась в себе. Ни психолог, ни медикаменты, ни угрозы, ни уговоры, ни шантаж — ничего не помогало. Она словно замёрзла. А в этом старом домике, ей стало легче. Она оттаивала на то недолгое время, когда красила забор, или сгребала сухие листья, или перекапывала землю на небольшом участке за домом, сеяла редиску, полола грядки. И становилась прежней Женькой, серьёзной и ироничной.

А всю долгую зиму она успокаивалась треском поленьев в печке и переводами книг. Хотя её надо было не успокаивать, а растормошить. И Таня нашла способ.

После того как Таня предложила отомстить, Женька первый раз улыбнулась.

— Если бы ты только знала, Тань, — вздохнула Женька на её плече.

— Я знаю, Жень, знаю, — крепко прижала её к себе Таня. — Как никто другой знаю. Только мне было всего двенадцать лет. Я хотела просто умереть, чтобы не помнить это. Хотела амнезию, лоботомию, что угодно, только бы забыть. И тоже сидела так же в своей комнате неделями, боялась нос на улицу показать. Мне было так стыдно. Мне казалось все знают, на меня будут показывать пальцами, смеяться.

— А потом? — отстранилась Женька.

— А потом, — Таня достала пакет с сахаром. — Ну, мне повезло, их посадили. И мне сразу стало легче. Так что, я точно знаю, что в твоём случае отомстить стоит.

— Отпускает? — с недоверием посмотрела Женька.

— Ещё как, — усмехнулась Таня. — Но не всё. И лёжа как-то ночью без сна и вот так же как ты очередной раз прокручивала в голове эти ненавистные переживания, я вспомнила как раньше ненавидела маринованные оливки. Вот просто до рвоты. А ещё любила повторять бранные слова. Тогда папа, чтобы отучить меня сквернословить, за каждое бранное слово заставлял меня есть оливку.

— Помогло? — Женька развязала пакет, и тонкой струйкой сахарный песок потёк в её руках в банку.

— Не особо, — придержала пакет Таня, чтобы не рассыпалось. — Потому что я поняла, моя нелюбовь к оливкам — это моя слабость и он использовал её против меня. И я решила сделать свою слабость силой.

— Неужели получилось? — банка отправилась на своё место на полке.

— Ещё как. Я давилась этими оливками, плакала, заставляла себя, но не сдавалась. И свершилось чудо! Через какое-то время я их, наконец, распробовала, и они мне стали нравится. Скажу больше, — достала она банку зелёных оливок, начинённых тунцом. — Я их до сих пор обожаю.

— Откроем? — посмотрела на неё Женька с восторгом.

— Валяй!

— А что потом? — она слила в помойное ведро жидкость из приоткрытой банки и выломала крышку.

— А потом, раз я вспомнила об этом, то решила, что с сексом будет как с оливками. И боролась с этим стыдом, стеснительностью, отвращением и страхом, — она засунула в рот оливку. — И угадай, кто победил?

— С оливками проще, — улыбнулась Женька, последовав её примеру.

— Не скажи. Но девочки, которые сами выбирают кого тянуть в кладовку со швабрами, это не те девочки, которых не спрашиваю и тянут туда за волосы. Я и за меньшее могла руку сломать.

— Ты реально крутая, — запустила руку в банку Женька. — И сильная.

— Нет, Жень, я такая же, как ты, просто с железными яйцами, — улыбнулась она. — И бабушка мне сильно помогла. Заставила меня и на танцы ходить для гармоничного развития, и на самбо, чтобы могла за себя постоять.

— Да, бабушка у тебя мировая была. У меня, кстати, Ромен Гари есть в её переводе. Лучший из всех, что я читала.

— Да, — вздохнула Таня. — Она и как переводчик и как преподаватель была хороша. Но, главное, она научила меня не сдаваться.

— Дело не в бабушке, Тань. — Женька села на табурет. — Просто не все так могут, как ты, мисс Железные Яйца. Не все такие сильные.

— Может быть, — Таня убрала пакет и села на второй табурет. — Только знаешь, сдаться всегда легче, чем бороться. И я здесь для того, чтобы ты боролась. И вылезла уже из этого кокона.

— Кстати, ты в курсе, что его сестрица устраивает бал? — достала ещё оливку Женька.

— Бал?!

— Да, благотворительный бал. Вчера интервью с ней показывали. И сука этот рядом с ней стоял, лыбился.

— А почему бы и нет, — усмехнулась Таня. — Это ты зациклилась на себе и на своих несчастьях, а этот кучерявый уже и думать про тебя забыл. Наверняка, не ты первая у него, не ты последняя.

— Слушай, может нам клуб организовать? — горько усмехнулась в ответ Женька. — Бывшие игрушки Захара Безрукова.

— Слушай, а неплохая идея! — прищурила один глаз Таня.

И ей действительно вдруг пришла в голову интересная мысль и как отомстить, и как освободить Женьку из этого добровольного заточения.

— Ну, спасибо! Подруга, — укоризненно покачала головой девушка.

— Да я не про клуб, я про бал, — отмахнулась Таня. — А давай мы на него пойдём? Я достану приглашения.

— Тань, ты в своём уме? — вытаращила глаза Женька. — Ты даже не представляешь себе, как я этого ублюдка боюсь. Смертельно боюсь. И если он уже забыл про меня, то уж точно не хочу о себе напоминать.

— А что хочешь? Хочешь всю жизнь его бояться? Всех теперь будешь бояться из-за него? И будешь сидеть плакать, пока он радуется жизни и может быть каждый день выбирает себе очередную жертву, такую же как ты? — Таня посмотрела на неё внимательно. — Или ты уже не хочешь отомстить? Или ждёшь, что это сделает кто-то другой?

— Да, — потупилась Женька. — Ты, например.

— И даже помогать мне не собираешься? — нахмурилась Таня.

— Я постараюсь, — вздохнула Женька.

— Вот и отлично, — встала Таня. — Когда там намечается бал?

— Через месяц.

— Супер! Значит, у нас ещё куча времени. Как раз подготовим бальные платья, поучимся танцевать котильон.

— Котильон? — взметнулись вверх Женькины брови.

— Конечно, это ж бал, — Таня закружилась в маленьком пространстве кухни, делая танцевальные па, стараясь сильно не хромать, и больше размахивая руками. Вспомнилось как они вчера танцевали с Владом, и она невольно улыбнулась. — Полонез, вальс, котильон.

— Ужас, — Женька нахмурилась, а Таня остановилась у стола. — Может, правда, зря мы всё это с местью затеяли?

— Ну, уж нет, — Таня взмахнула рукой как Кармен и встала, поставив одну руку на талию, а другую подняв над головой. — У него, конечно, отец, связи, деньги, но и мы не пальцем деланы.

Она вышла из своей позы и посмотрела на часы.

— Он свои счета оплатит. Но тебе для этого придётся поднять свою костлявую задницу с этой печи, — погрозила она Женьке пальцем.

И Тане самой искренне хотелось верить, что всё у них получится. И не думать о том, какие ей самой предъявит счета Янис за эту работу. Только из-за Женьки она к нему и обратилась. И сделано уже было немало.

— Ладно, Снегурочка, поехала я, — обняла она её на прощание. — Если что, номер мой знаешь. Завтра приеду. И будь готова, пойдём в кино.

— Нет, — ужас отразился на Женькином лице, когда она её отпустила.

— Да, — упрямо возразила Таня. — Пока! Муська, пока, — погладила она кошку и пошла к своей машине, прихрамывая на порезанную ногу.

Сейчас ей больше хотелось разобраться в своей жизни, а не в Женькиной.

Жукова Елизавета Петровна оказалась не такой благообразной старушкой как её себе представляла Таня. Женщина седая, пожилая, в платочке, завязанном назад, но с таким цепким взглядом серых, глубоко посаженных глаз, что ей одинаково легко можно было дать и шестьдесят лет и сто двадцать.

И гадание — это последнее, чем она занималась. Она лечила, заговаривала, снимала порчу, помогала, чем могла. Иногда к ней приходили просто за советом. Порывшись в завалах своей памяти Таня вспомнила почему её имя показалось ей знакомым. К ней ездила Диана, её хорошо знал Кайрат. И именно Кайрат договорился принять Таню в тот же день — запись к ней на приём, как к хорошему невропатологу, была на год вперёд.

Кайрат жил где-то рядом с Елизаветой Петровной в детстве. Он рассказывал, что она лечила его сестру. А Диана… Диана была у неё, когда пыталась повторно забеременеть. И после всех Швейцарий и чудес медицины, доступных за большие и очень большие деньги, она обратилась по тому же адресу. После единственного разговора с гадалкой, Диана смирилась, что второй раз матерью ей не стать.

Наверно, как ко всем людям, пришедшим по знакомству, к Тане было особое отношение, а может это потому, что Таня чувствовала себя шпионкой, но взгляд серых глаз показался ей недобрым. Женщина показала на стул, а сама вышла в другую комнату.

Круглый стол, покрытый плотной зелёной скатертью. Прикрепить с обратной стороны столешницы микрофон, заранее приклеенный к бедру, оказалось делом пяти секунд. Собственно, можно было и уходить, но Таня хотела задать ей один единственный вопрос: есть ли у неё будущее с Владом. И всё оставшееся время потратила на то, чтобы сформулировать его так, чтобы на него нельзя было ответить односложно.

— Люди приходят ко мне с разными проблемами, — села напротив неё женщина, вытерла мокрые руки полотенчиком, аккуратно сложила его и пристроила на край стола. — Одни считают, что у них мало проблем, но они серьёзные. Другие, что много, но незначительных. Но проблема всегда только одна. Как зовут твою?

Она положила на стол руки ладонями вверх, и Танины пальцы, прикоснувшись к ним, почувствовали мягкое и приятное тепло. Женщина ждала ответа, и на языке у Тани вертелось только одно имя.

— Влад, — выдохнула она.

— Влад, — повторила женщина и улыбнулась тепло, добро, хитро. — Владиславовна, значит.

Танино сердце замерло, мысли закружились водоворотом, и Таню засасывала эта воронка в какие-то совершенно немыслимые фантазии.

— Что? — переспросила Таня.

— Его зовут Влад, — напомнила гадалка и ждала что Таня скажет дальше.

— Да, и я люблю его, — улыбнулась Таня. — И мне кажется, он любит меня. Он меня любит?

— Я не знаю, — улыбнулась гадалка. — Передо мной ты, а не он. Может быть и любит, но?

— Но я боюсь ему поверить, — продолжила Таня её мысль. — Боюсь открыться, довериться и проиграть. Боюсь стать одной из многих, боюсь, что не смогу постоянно доказывать, что я лучше всех.

— Хочешь быть для него самой лучшей?

— Мне кажется пока я гордая, непокорная и строптивая, пока порхаю у него перед носом как яркая бабочка, ему интересно ходить за мной с сачком, но стоит мне сложить крылышки, он раздавит меня как обычную моль. И быть одним из засушенных экспонатов под стеклом, приколотых иголкой, я тоже не хочу.

— Разве он собирает коллекцию? — склонила женщина голову набок.

Таня задумалась. Целый месяц она смотрела, как Влад не пропустил ни одной юбки. Как очаровывал, искушал, соблазнял. Окутывал шлейфом дорогого парфюма, словно заслоняя от остального мира чёрным плащом. И всё, что говорили о нём в курилке, примерно подтверждало и Танины ощущения: когда он рядом, в любой толпе кажется, что вы наедине. Здесь и сейчас для него есть только одна женщина. Но вспомнит ли он как её зовут, когда пойдёт дальше и не оглянется? Имеет ли для него значение её имя?

Нет, он не собирал коллекцию, но на этот короткий миг его внимания, он делал каждую счастливее. И шёл дальше, а эта иллюзия счастья оставалась. Как наркотик, она оседала в крови. Она не делала никого счастливее. Но хотелось забыться ещё, больше, дольше, навсегда.

— Нет, — ответила Таня. — Но он бабник. И это не лечится.

— А ты считаешь это болезнью? — ждала ответа гадалка. — Считаешь он болен или просто хочешь это лечить?

И снова Таня не знала, что ей ответить. Она чувствовала спокойные руки женщины, и она больше спрашивала, чем отвечала.

— Думаете, здорового лечить, как учёного учить? — усмехнулась Таня.

— А ты как думаешь?

Женщина повернула Танины руки ладонями вверх и стала внимательно в них вглядываться, словно совсем забыла, что они не сами по себе, а принадлежат Тане. Ни одна эмоция не отображалась на её лице. Спокойствие и безмолвие.

— Скажите, у нас есть с ним будущее? — забыла Таня все свои заготовки и услышала в ответ то, чего боялась. Одно слово: — Да.

Таня разочарованно вздохнула. Кажется, это и будет единственный ответ, который она сегодня услышит.

— Я не вижу ничего, что бы ему мешало, — отпустила женщина Танины руки. — Но ты должна определиться хочешь ты быть одна на его простынях или в его сердце?

— А если и там, и там?

Гадалка усмехнулась.

— Что ж, я скажу, раз это кажется тебе таким важным. Я вижу только одну измену. Посмотри на мою руку, — поставила она на скатерть локоть и показала Тане свою ладонь. — Это огонь. Что ты видишь в огне?

— Детей, — ляпнула Таня первое, что пришло в голову.

— Сколько?

— Четверо.

Женщина показала четыре пальца, а потом три загнула. Таня смотрела на этот показывающий вверх узловатый палец и ей стало жутко.

— Одна измена, одно предательство, одна загубленная жизнь, — повторила гадалка.

Она убрала руку и взгляд её стал колючим. Казалось, она знала про Таню всё.

— Но пока твоя любовь требует подтверждений, ты будешь видеть то, чего нет. И будешь лечить то, чем он не болеет.

Спинка стула скрипнула, когда женщина откинулась, а в голове у Тани загудело как в пустой трубе. Она не знала надо ли за это благодарить, но рискнула.

— Спасибо? — получилось вопросительно.

— Не стоит, — ответила женщина. — У тебя ещё есть ко мне вопросы?

— Я не знаю, я думала вы мне сами что-нибудь скажете, — пожала Таня плечами.

— Попробую, — женщина встала и подошла к Тане. Её ладони мягко шуршали, когда она тёрла их друг о друга, а затем замерли у Тани над головой.

— Три раза ты спросишь себя: да или нет. Два раза ответь «да», а в третий раз «нет».

Таня кривенько улыбнулась. Да она по сто раз на дню делает такой выбор. Как она узнает, что этот тот самый вопрос?

— Будет жёлтый, — женщина убрала руки, сделала шаг назад, и пока Таня переваривала, к чему она это сказала, резко хлопнула в ладоши, заставив её вздрогнуть.

— Что предназначено огню, то гнилое дерево, — она улыбнулась, видимо, Таниному недоумению. — Вот теперь всё. Кайрату привет.

— Хорошо, передам, — поднялась Таня, пытаясь запомнить, что она сказала, и пошла к выходу. — Спасибо!

— Чуть не забыла, — окликнула её женщина в дверях. — Я не лечу рак.

Глава 22

Наше время

ТАНЯ

— Я не лечу рак, — изумлённо повернулась Таня к Эрику. — Она сказала: я не лечу рак.

Пока экскурсанты восторженно щупали горячее стекло, за которым открывался вид на стерильный пивоваренный цех, он целовал её в шею и урчал как довольный кот, но она оторвала его от этого занятия.

— Что? — вопросительно сдвинулись его брови.

— Жукова Елизавета Петровна, ясновидящая. Я думала, ты возил к ней жену, но только что вспомнила, что она не лечила рак. Зачем ты к ней ездил?

— Таня, я не понимаю о чём ты говоришь, — растерялся Эрик, и, хотя экскурсовод уже повела их группу дальше, они так и остались стоять.

— У тебя в кармане была записка. Ты хотел её выкинуть, когда мы только прилетели. Может она до сих пор у тебя? — ткнула Таня пальцем в карман на его груди.

Эрик послушно полез, и смятая бумажка опять оказалась у него в руках.

— Ясновидящая?

— Да, — кивнула Таня. — Или гадалка, или просто говорят «бабка, которая лечит».

— А, точно, да, мы ездили, — посмотрел он ещё раз на записку, и поскольку урн и здесь не было, вернул её на место в куртку. — Боже, сколько же лет она провалялась у меня в кармане?

— Видимо, ты не очень любишь новые вещи, — улыбнулась Таня.

— Просто ненавижу. Пошли, пошли, — потянул он её за руку к остальным.

Они понюхали насыпанные в ячейки душистые шишки хмеля, пропустили сквозь пальцы сыпучие золотистые зёрна соложеной пшеницы, и пока хорошо поставленным голосом девушка-экскурсовод поясняла процесс получения сусла, при котором и нужна такая высокая температура в цеху, что нагревалось даже смотровое стекло, Таня спросила ещё раз:

— Так ты сам ходил или всё же жена?

— Жена, — вздохнул он и подтянул её к себе. — И она даже не рассказала о чём говорила с этой бабкой. Но вышла довольная и даже какая-то решительная. Я обрадовался, подумал, что прогноз хороший, и не стал приставать с расспросами.

— Наверно, она бы и не сказала, — убрала Таня его руку, скользнувшую со спины под футболку. — Я бы не сказала. Я тоже у неё была. Очень давно. А ты вообще во всё это веришь?

— Нет, — покачал он головой, и они снова пошли догонять свою группу.

Не сказать, чтобы экскурсия была скучная, но какая-то очень технологичная.

Сухие цифры. Двести человек обслуживает весь завод, включая бухгалтерию и экскурсоводов. Двадцать заняты непосредственно на производстве, причём большинство из них программисты. Остальное Таня не запомнила. Сколько банок пива завод производит в минуту? Сколько тонн зерна привозят для этого из Чехии? Сколько сортов пива создано за всё время существования компании? Всё это прошло мимо Тани.

Краем глаза она просмотрела эволюцию логотипа ASAHI и на этом, к счастью, скучная часть экскурсии закончилась, и их повели в дегустационный зал.

Там их снова встретила Ольга, сегодня в строгом костюме по случаю переговоров.

— Оль, а вы верите во всяких гадалок, предсказания? — спросила Таня, хрустя какими-то снеками, которые тоже выпускала пивная компания.

— Конечно, — она благодарно кивнула Эрику, который принёс ей стакан чёрного пива. — Я же с Украины. У нас без гадалок не женятся, детей не рожают и даже зубы не лечат. У меня такая история с одним гаданием связана, мннн…

— Ты всё о своём? — улыбнулся Тане Эрик, присаживаясь рядом и ставя перед ней полный стакан.

— А расскажите, — попросила Таня, почувствовав его тёплое бедро.

— С удовольствием, — улыбнулась Ольга. — Я же в Японию первый раз приехала как? Обычной туристкой, с подружкой. Дай бог памяти, — закатила она глаза, — сколько ж лет назад? Шестнадцать или семнадцать. Сразу после института. Вот тогда с мужем своим будущим мы и познакомились.

— В этой поездке?

— Да, банально, в ресторанчике. Я пришла с подругой, он сидел с друзьями. И как он мне потом рассказывал, он как меня увидел и всё, больше не видел и не слышал там больше ничего, только за мной глазами и следил.

— А вы его тоже заметили?

— А то, — улыбнулась она. — Меня тоже как током ударило. И чувствую, мне даже как-то сплохело. Я на балкон освежиться, а он за мной.

— Какой решительный, — улыбнулся Эрик.

— Не то слово, — улыбнулась Ольга и приложила руку к груди. — И вот, клянусь, я не помню, как мы разговаривали, но как-то договорились, что он приедет за мной в гостиницу на следующий день.

— Приехал? — спросила Таня.

— Приехал и сразу в тот же день надел мне на руку золотые часы Шанель.

— А почему часы? Так принято или просто круто? — от крепкого пива на голодный желудок у Тани определённо поднималось настроение.

— Ну, во-первых, когда мы договаривались, я показывала на запястье и он сразу обратил внимание, что часов у меня нет. А во-вторых, японцы, они ж такие практичные. Они знаете, как предложение делают? Спрашивают, например, будешь варить мне суп?

— И, если да? — удивилась Таня.

— Всё, ты согласна, — развела руками Ольга. — А если дарит подарок, да такой дорогой, намерения его серьёзнее некуда.

— И ты приняла? — прикрыла Таня рот ладонью и покачала головой.

— По-моему, это очевидно, — посмотрел на неё Эрик.

— А вот и нет, — наклонила голову Ольга. — Потому что, знаете, что? Потому что, дома меня ждал парень. И я прилетела домой и первым делом пошла к гадалке. Потому что, честно, не знала, что мне делать. Ну, как? Японец, да не молодой. Если вы не в курсе, мой муж меня на тринадцать лет старше. И язык, и вообще, — она сделала крошечный глоток и посмотрела на Эрика, который тоже почти не пил. — Нам с вами работать, да?

— Да, а тебе ещё принести? — повернулся он к Тане, допившей своё пиво. — Там ещё два сорта.

— А что меня на переговоры не пустят? — испугалась Таня, что так бездумно надегустировалась.

— А ты хочешь? — встал Эрик.

— Честно говоря, ещё пива я хочу больше.

— Значит, пей, — улыбнулся он и пошёл к стойке, где приятные девушки наполняли бокалы.

— И что сказала гадалка, Оль? — сгорала от любопытства Таня.

— Посмотрела на фотографию моего парня, сморщилась, — наклонилась к ней Ольга через стол, — и сказала: «Нееее, это не твоё. Твоё — два раза на самолёте».

Она показала рукой две полукруглых траектории.

— А до Японии, как я понял, как раз с пересадкой и лететь? — поставил Эрик перед Таней стакан янтарного напитка с плотной белой пеной сверху. — Это премиум.

— Вкууууснооо, — прокомментировала Таня, стирая оставшиеся от пены усы.

— Значит, два раза на самолёте? — переспросил Эрик.

— Да. И я решилась, — ответила Ольга. — Собрала всю свою семью. Пригласила этого парня своего и всё как есть им рассказала.

— И что парень? — Таня потянулась за хрустящим сырным шариком, и Эрик подвинул ей всю упаковку.

— Вот как ни странно, спокойно, — ответила Ольга. — В отличие от мамы, например. И потом, когда муж мой будущий прилетел, я их даже познакомила. В общем, вот. А ты почему про гадалку спросила?

— Не знаю, что-то вспомнила, — пожала плечами Таня. — Но чувствую, если она ещё жива, поступлю я, наверно, как ты. Пойду погадаю.

Она похлопала Эрика по плечу, но он только опустил глаза и многозначительно улыбнулся.

Переговоры шли долго. Таня сфотографировала каждый цветущий кустик на огромной территории вокруг завода, каждое дерево, а огромный каскадный фонтан, сбегающий по высокому склону холма ступенями, так раз двадцать. Она три раза заходила в сувенирный магазинчик, выбирая то ручки с логотипом Asahi, то брелоки с видами Японии. А когда в её сумку упали магниты на холодильник с горой-вулканом красавицей Фудзи, их переговоры, наконец, закончились. Судя по довольным лицам, удачно.

И руки Эрика уже так привычно прижали её к себе.

Их пригласили в огромный ресторанный зал, где по центру каждого стола было вмонтировано по два раскалённых гриля, стояли тарелки с тонко нарезанным свежим мясом, морепродуктами и овощами.

Очень любезный пожилой японец в деловом костюме выкладывал на раскалённый круг креветки, гребешки и говядину, ловко переворачивал их палочками и перекладывал уже румяные на Танину тарелку, приятно ей улыбаясь. Он неплохо говорил по-английски и сожалел, что её не было на переговорах. Эрик подтвердил, что было душевно и даже весело, но Таня не жалела.

Ей единственной принесли вилку. Она с удовольствием ела, всё что и японец, и Эрик накладывали ей в тарелку. И после неприличного количества пива, ей безумно нравилось, как напрягались мышцы на спине Эрика, когда она засовывала руку за пояс его брюк.

Они не дошли до номера. Он начал её целовать ещё в лифте, потом в коридоре, потом прижав к стене между дверями их номеров. Они никак не могли решить в какой из своих номеров пойти, и ввалились всё же в Танин.

Горячая вода била косыми струями по его плечам, холодный кафель скрипел под её спиной. Таня зубами вскрыла презерватив, потому что руки у неё были мокрые, а руки Эрика заняты её ягодицами и равновесием. И было смешно, и приятно, что Эрику приятно, потому что сама Таня почти ничего не чувствовала, кроме того, что голова у неё кружится от выпитого пива, а жёсткие струи воды вырываются из-за его плеча и попадают прямо в рот, заставляя её отворачиваться, отплёвываться и мечтать, чтобы это быстрее закончилось.

Потом Эрик поцеловал её как умел целовать только Эрик и ушёл к себе, а она осталась в душе и плакала.

Вода заглушала её рыдания, и было очень немного в них от счастья. Но и горем это не назвать. Она плакала, но не знала, что оплакивала. Может это слезы так и не пролитые ею за всю жизнь, ведь она никогда не позволяла себе такую роскошь. Не позволяла себе быть слабой. Может быть пора? Может быть она их выплачет и позволит себе быть счастливой. Не с ним. Без него.

Слышишь, я когда-нибудь встречу любовь,

Обязательно встречу любовь.

Слышишь, половодьем подступит она,

Будто утро наступит она.

Слышишь, и от счастья смеясь и любя,

В этот миг я забуду тебя.

Слышишь, в этот миг я забуду тебя.*

___________________________________________

*Стихи Роберта Рождественского

Глава 23

Наши дни

ВЛАД

В зрительном зале оказалось не так уж и мало людей.

Видимо, у многих участников балетной труппы нашлись друзья и знакомые, которые решили посетить генеральную репетицию. Но все же зал был полупустой, и Влад занял отличное место по центру у прохода.

«Сцена, наверно, будет видна неплохо», — предположил Влад. Он мог только догадываться что скрывается за плотным занавесом — он сто лет не был в театре, а на балете так и вообще ни разу. Не хотелось даже думать, досидит ли он до конца. Но он обещал прийти — он пришёл. И даже принёс корзину жёлтых роз, словно на премьеру.

Влад два раза перечитал либретто. Жизель — скромная деревенская девушка. Альберт — переодетый дворянин, который явно её соблазнил, хотя об этом как-то скромно умалчивается. Иначе с чего бы уж девчонке так убиваться, что он её обманул, аж до сумасшествия, до смерти.

«Да, впечатлительные раньше девушки были во французских деревнях», — Влад решил принять это по умолчанию.

Свет в зале начал медленно гаснуть, раздалась музыка и под аплодисменты раздвинулся занавес.

В жизни Лера казалась Владу худенькой щуплой девочкой, но на сцене, в роли Жизели, ярко накрашенная, затянутая в корсет стилизованного платья, она вдруг обросла мышцами, и прибавила пару лишних лет. Одно осталось неизменным — выглядела она невесомой. И когда парила над сценой одна, и когда взмывала в умелых руках Альберта, и когда порхала в кругу подружек, устроивших танцы.

Действие, происходящее на сцене, Влада не просто поглотило, оно опрокинуло его, впечатлило до дрожи, до слез, до мурашек. Ему понравилось всё: проникновенная музыка, стук пуантов по сцене, костюмы, декорации. И он не заметил, как потерял связь с реальностью.

К тому моменту как с распущенными волосами сошедшая с ума Жизель стала тягать по сцене шпагу разоблачённого графа, Влад так распереживался, что готов был собственными руками придушить и этого Альберта, и сына мельника, рассказавшего девушке про обман.

Влад был покорён. Он был сражён. Он был тронут до глубины души. Он умер там вместе с ней на сцене.

Кусая губы, он ждал начало второго акта.

— Шикарная труппа, — услышал он рядом знакомый противный голос, и вывернув шею, увидел за спиной Сикоряна. — Все такие молоденькие, свеженькие. А то нет сил уже видеть этих отяжелевших престарелых прим.

Иван Сикорский вальяжно развалился в кресле на соседнем ряду, вытянув в проход коротенькие ножки. Влад уставился на него, как на привидение, и прикусил язык, чтобы не задать немедленно возникший вопрос: «А ты почему не в Японии?!»

— Мне казалось ты больше по части солистов, — криво усмехнулся Влад.

— Фу, Назаров, как это грубо, — сморщился он, поправив очки в толстой оправе. — Это вовсе не мешает мне ценить и искусство, и Роберто Болле, — хохотнул он. — Да, не морщись! Не только это итальянское дарование из Ла Скала из наших, а ещё Нуриев, Нежинский, Цискаридзе. Так что я тут, считай, среди своих.

— А чего не на премьеру? — спросил Влад, разворачиваясь всем корпусом.

— Не люблю эти толпы народа, — отмахнулся пухлый коротышка в ярком шейном платке. — То ли дело сегодня. Камерно. Уютно. Тихо. Я даже в Токио не полетел ради этого прогона. Андрюшенька бы мне не простил.

— Андрюшенька это кто? — спросил Влад, вместо того, чтобы узнать, а кто же полетел в Токио.

— Это Альберт, — показал коротеньким пальцем в сторону сцены Сикорский и сальненько улыбнулся. — А тебя кто пригласил?

— Жизель, — криво улыбнулся Влад.

— Ты, вижу, тоже в своём репертуаре, — снова хохотнул Сикорский гаденько. — Надеюсь эта рыжая из-за тебя травиться не надумает. Будет жаль, толковая девица. И Эрику нравится.

И Владу срочно захотелось придушить Сикорского, потому что он понятия не имел ни про какого Эрика, но свет в зале начал гаснуть, и едва начавшись, представление полностью поглотило его, вытеснив все остальные мысли.

В роли виллисы, призрачная, нереальная и опасная, Лера оказалась ещё лучше, чем в роли влюблённой крестьянки. Лёгкая, нежная, чистая. В лунном свете на кладбище каждое её выверенное движение, изгиб шеи, излом руки, взмах ноги смотрелись крайне проникновенно.

Влад отбил себе все ладони, аплодируя.

— Ты была просто невероятна, — встретил её Влад на выходе. Ещё в гриме, но в своих привычных джинсах, она смущённо улыбнулась:

— Тебе правда понравилось?

— Очень! — постарался вложить он все свои чувства в одно слово.

— Спасибо! — она поцеловала его в щёку, и они пошли к выходу. — Но я собой недовольна. Столько недочётов. Один раз чуть не упала. Фуэте не докрутила, в адажио нога в арабеске дрожала.

— Я ни слова не понял из того, что ты говоришь, — помог ей Влад сесть в машину. — Но ты очень талантлива. Я в полном восторге. Устала?

— Безумно, — вздохнула она. — А завтра ещё премьера.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — он сел за руль. — Ужин? Горячая ванна?

— Просто отвези меня домой.

— Как скажешь, — легко согласился он.

Он проводил её до квартиры.

— У нас завтра после премьеры банкет. Я буду рада, если ты присоединишься, — она вздохнула. — Хотя о чём я говорю? Не знаю, как я вообще переживу завтрашний день.

— Уверен, ты справишься, — улыбнулся ей Влад ободряюще. — И будешь блистать. Ты просто потрясающая.

— Зайдёшь? — она открыла дверь.

— Нет, — покачал он головой отрицательно. — У тебя был тяжёлый день.

— У тебя тоже, — встала она на пороге, глядя на него вопросительно.

— До завтра, — улыбнулся он широко, ослепительно и безотказно. Её замершее дыхание стало немым подтверждением того, что улыбнулся он правильно, сделав шаг назад. И это был тот редкий случай, когда он улыбнулся искренне.

Он так и улыбался, спускаясь по лестнице. И ему хотелось кричать, хотелось петь, хотелось расцеловать эту пушистую собачонку, что попалась ему под ноги в дверях подъезда, и даже обнять её опешившую хозяйку. Совершенно беспричинно он почему-то был неконтролируемо счастлив.

И он ещё доехал до дома в каком-то болезненно приподнятом настроении, но огромный пустой особняк поглотил остатки его эйфории без следа.

Он начал строить этот дом, когда решил для себя, что ему нужна только одна девушка. С ней он хотел создать семью, завести детей, двух собак, жить долго и счастливо и умереть в один день. И ничего из этого не сбылось. Кроме разве что собак, да и те охотнее жили у матери, потому что там всегда готовили что-то вкусное, что-то ели и неизменно подкармливали их, нарушая все наказы ветеринарного врача.

Этот одинокий дом, казалось, высасывал из него не только оптимизм, но и силы.

Влад проснулся разбитым, уставшим, больным. Поплавал в бассейне, полежал в солярии и окончательно выдохся на беговой дорожке.

— Старею, — сказал он сам себе в зеркало, подравнивая щетину.

Он один позавтракал в огромной кухне, глядя на резвящихся на газоне собак. Сам выбрал себе костюм. Сам завязал галстук. И недовольно скривившись на пыльную машину, вывел её из гаража.

На мойке выпил ещё чашку крепкого кофе, но ни вялость, ни апатия так и не прошли.

— Это у тебя посттравматический синдром, — поставила диагноз мама, меряя шагами его кабинет и глядя как он сжимает руками разламывающиеся виски, откинувшись в кресле. — Я сама после вчерашнего пожара всю ночь не спала. Утро, а я уже вторую пачку докуриваю.

Она села на широкий низкий подоконник и достала очередную сигарету.

В бюджете Влада зияла огромная чёрная дыра, и он не строил по этому поводу иллюзий. Сначала он вынужден был закрыть свой магазин элитной одежды, теперь сгорел к чертям собачьим его оптовый склад. По сути всё, что лично у него осталось — это счёт в банке и недвижимость. И если на привычную жизнь этого и хватит, то на восстановление бизнеса однозначно нет. И мамина сеть, конечно, не дала бы ему пропасть, даже если он остался бы с меньшим, но тянуть с её счетов деньги на восстановление своих активов он бы не посмел.

— В принципе, — рассуждала она вслух. — Я могу взять ещё один кредит. Плюс вытрясем долги по всем твоим договорам. Там прилично. Плюс можешь продать квартиру в Лондоне, ты туда не собирался возвращаться вроде.

— Маам, — сморщился он. — Ты же не хуже меня понимаешь, как всё это несерьёзно. И честно говоря, — он поднялся, уперев в стол локти. — Я уже ничего не хочу. Ни начинать что-то новое, ни восстанавливать старое. Не хочу. Ни. Че. Го.

— Ну, это сегодня, — встала она, потушив бычок, и замерев у окна. — И день-то какой выдался ненастный. Дождь будет.

— Наверняка. Я машину как раз помыл.

— Её кстати, так красиво листьями облепило. Жёлтыми, — хмыкнула она, повернулась и подошла к нему.

— Не переживай, справимся, — она как в детстве взъерошила его волосы и прижала к себе. — Отдохни немного, расслабься, не думай ни о чём. Может тебе съездить куда отдохнуть? Ты вроде собирался.

«Собирался, — хотел он сказать. — Только не один».

— Ты сама-то давно в отпуске была? — усмехнулся он.

— Ты на меня не равняйся, — теперь она зачёсывала ему волосы вперёд, и по голове от её острых ногтей бежали мурашки. — Я старой закалки трудоголик. Мне отдыхать нельзя, а то раскисну, разболеюсь. А тебе можно, даже нужно. Соберёшься с силами и буду тебя потихоньку в курс своих дел вводить. А то сколько уже мне одной тянуть?

— Хочешь на покой?

— Не знаю пока, чего я хочу. Но ты ж понимаешь, что я тоже не вечная.

— Мам, вот только не начинай, а?

— Я и не начинаю, — теперь она делала ему причёску на бок. — Я вот только знаешь, что поняла? Что я даже рада, что сгорело оно всё. Такой тяжёлый это был бизнес. И совсем не твой.

— Можно подумать, твой лёгкий, — хмыкнул Влад.

— Не лёгкий, но я как выяснилось, прирождённая торгашка. А ты у меня мальчик возвышенный, импульсивный, чувствительный. И учился ведь где? На текстильном дизайне. Какого тебя потом в эту школу бизнеса понесло?

— Так вроде неплохо у меня получилось.

— Отлично получилось, — она отпустила его и окончательно пригладила волосы по своему вкусу. — Но на мой взгляд с дизайном у тебя получалось лучше. Один интерьер твоей «Золушки» чего стоил, ведь как в настоящем дворце. И всё же сам придумал. И музыку эту, и костюмы продавцов.

Влад сморщился.

— Молчу, молчу, молчу, — примирительно подняла она руки. — Ладно, пошла я. Работы невпроворот. Не кисни только. Не стоит оно того. Забей!

Она ушла, а Влад подошёл к окну и встал на то самое место, где она недавно стояла.

На капот его бронзовой машины и, правда, налипли ярко-жёлтые листья. Небо свинцово нависло над городом. И у него было ощущение, что он не просто потерял деньги, работу, недвижимость, у него из рук как песок сквозь пальцы утекало что-то важное. Что-то очень нужное ему, но он никак не мог определиться, что.

Его мать была очень мудрой женщиной. Он был очень благодарен ей за то, что она никогда не пилила его за отсутствие семьи. Намного легче, чем он сам, она отнеслась и к его бездетности. И может от того, что записала его в монстры с нетрадиционной ориентацией, никогда и не настаивала ни на одном, ни на другом.

А он хотел детей. Очень хотел. Только врач сказал ему однозначно: нет смысла лечить бесплодие в одиночку. Найдите женщину, с которой вы хотите завести детей, и медицина предоставит вам все имеющиеся возможности. Но она никак не находилась.

Существовала, была рядом, даже была от него беременна, что казалось ему несбыточной мечтой, но постоянно терялась. Или он её сам терял, эту самую загадочную из женщин.

Он готов был достать с неба звёзды и бросить к её ногам, если ей было темно, вырвать сердце и зажарить его, если она чувствовала голод, опреснить воду всех океанов ради её жажды, связать ей шаль из солнечных лучей, чтобы обогреть, но вместо всего этого она хотела верности.

Какой-то примитивной преданности её телу. Да только разве в ней вопрос? Разве дело в этом убогом постоянстве? Для него всегда существовало только две женщины: она и все остальные. Ему и не нужен был никто, кроме неё. Но на фоне её опыта, её темперамента, её таланта ходить по грани во всех немыслимых чувственных удовольствиях, он со своими устаревшими ценностями о замужестве и детях как-то выглядел, видимо, не очень убедительно. Он хотел быть для неё единственным, но его было так мало для неё.

Он обессиленно опустился на подоконник.

Он устал. Устал от этих игр, от этого противостояния, от этих сложностей, когда она всё время его провоцирует, заставляя ревновать и сомневаться, но, когда он отвечает ей тем же — хлопает дверью и уходит.

Наверно, одной любви, всё же слишком мало для счастья. Нужно намного больше — уверенность, дружба, доверие, честность, поддержка. Он хотел простоты и понятности. А они с Таней чем дольше были вместе, тем всё становилось сложнее и запутаннее.

Он достал телефон и на брал её номер.

«Абонент временно недоступен», — сообщил равнодушный голос, что и следовало доказать. И он выбрал другого абонента.

— Алло! — ответила ему Лера.

— Привет, это Влад!

— Привет! — обрадовалась она. — Как хорошо, что ты позвонил.

— Правда? Чем же?

— Не знаю. Просто рада тебя слышать.

— Тогда это взаимно. Я тоже рад. Как дела?

— Нормально. Кстати, ты знаешь, что у тебя очень красивый голос?

— Нет, — улыбнулся он, — я же себя не слышу.

— Так знай, — улыбнулась она в ответ. — Тебе бы диктором на радио. На Лав-Радио, например. Я бы не отходила от него на время твоего эфира.

— Я предоставляю тебе эксклюзивную возможность слушать меня в любое удобное для тебя время.

— Сильно рискуешь.

— Риск — моё второе имя, — рассмеялся он.

— И смех у тебя красивый, — голос её звучал совершенно серьёзно.

— И вообще я ничего. Чуть не забыл, скромный ещё. Да.

— Да, ты классный! Прямо по-настоящему классный.

— Засмущала. Ты как? Нервничаешь перед выступлением?

— Да. Но как-то уже на грани. Знаешь, есть такое пограничное состояние, когда уже не можешь нервничать, но ещё не всё пофиг? Вот оно самое продуктивное у меня. Главное, не перегореть.

— Тогда просто старайся не думать об этом.

Он слышал, она что-то делает. Взвизгнула молния на сумке.

— Собираешься?

— Да, только закончила репетировать. Хочу пройтись по набережной, собраться с мыслями перед спектаклем, перекушу где-нибудь.

— Присоединиться к тебе?

— Нет, нет, прости, но я хочу побыть одна. Буду ждать тебя вечером.

— Конечно. Я понимаю, — он кивал, хотя она его и не видит. — Тогда до встречи?

— До встречи.

Влад отключился и закрыл глаза, вспоминая её на сцене. Лёгкая и хрупкая, но такая сильная и мужественная. Он даже и представить себе боялся какой адский это труд — быть артисткой балета, какая тяжёлая у неё жизнь. Он чувствовал непреодолимую потребность заботиться о ней. Когда-то давно он уже делал это. Пусть ему было только пятнадцать, и он мог так мало, но это было так важно для него тогда, а сейчас стало ещё важней.

Эта девочка, неуловимо, но так отчётливо напоминала ему Таню, что у него ныло в груди, когда он думал об этом. Сильная, волевая, упрямая и такая же насмешливо-безразличная. Но было в ней и то, чего в Тане никогда не было — чистота, строгость и возвышенность, не испорченная распущенностью и эпатажем, не тронутая тленом их многократно усиленных годами обид и причинённой друг другу боли. Эта девочка вызывала в нём острое желание пройти это снова.

Ему казалось, он получил второй шанс. Ведь свой шанс с Таней он использовал так бездарно.

Глава 24

Шесть лет назад

ВЛАД

Ника Безрукова была из тех девушек, которым не отказывают просто так.

По доброте душевной, ради удовольствия, поддавшись чувствам или эмоциям, просто так она и сама ничего не делала. Даже ноги раздвигала только если это было выгодно и никак иначе. И раз уж она вдруг воспылала к Владу столь неожиданно плотным интересом, что захотела получить его в свою постель, да не на один раз, сильно настораживало его, если не сказать больше.

Он позвонил, чтобы отказаться от встречи под любым предлогом. Не мог он понять, чего уж такого было в этой рядовой встрече в кальянной, что она и отцу об этом сказала и к матери Влада заявилась со странным заявлением об их отношениях. И выяснять не хотел, всей душой желая избавиться от её навязчивого внимания.

— Здравствуй, Владик, — зазвучал в трубку её приторно сладенький высокий голосок.

— Привет! — Влад невольно поморщился.

— Хочешь напомнить мне о сегодняшнем свидании?

— О свидании? — у него резко закончились все слова от такого поворота.

— А ты считаешь, если тебя пригласила я, то свиданием это уже считаться не может? — усмехнулась она.

— Видимо, я безнадёжно устарел, — попытался отшутиться Влад. — Но я думал просто посидим ты, я, Захар, кто-нибудь из его друзей. Как обычно.

— Нет, — вздохнула она разочарованно. — Только ты и я. Предлагаю вывести наши отношения на более высокий уровень.

Да, это явно был нетелефонный разговор, и отделаться от неё сейчас двумя словами не получится.

— Хорошо, тогда вечером это и обсудим.

Он попрощался и отключился, намереваясь с глазу на глаз всё же убедительно пояснить ей, что тут без вариантов.

Вечер наступил неожиданно быстро.

В его новой квартире незнакомые девушки бывали слишком часто для того, чтобы назвать её домом. Влад и сам чувствовал себя здесь как в гостинице.

Всегда свежее бельё и мягкие полотенца, всегда полный холодильник и похожий на неиссякаемый источник бар. Чисто, убрано, постирано, поглажено, продезинфицировано и необитаемо. Бездушное, дорого и со вкусом обставленное помещение, за которым идеально следила домработница, в которое Влад возвращался каждый день и которое ему никак не удавалось обжить.

Он переоделся второй раз за день, теперь в нечто более удобное и демократичное, чем строгий костюм — обстановка в кальянной не предполагала официоза — побросал в сумку вещи на завтра. Завтра он собирался устроить настоящий выходной. И провести весь день с девушкой, с которой действительно хотел его провести.

— Я немного задерживаюсь, — позвонил он Тане из машины.

— Ты опоздал на шесть лет, ещё пару часов так уж и быть, я подожду, — улыбнулась она.

— Какие у тебя планы на завтра?

— Иду с подругой в кино и вряд ли у меня получится сподвигнуть её на большее, так что остальные двадцать два часа в твоём распоряжении.

— Даже не представляешь, как я рад это слышать.

Так с улыбкой на лице от тёплого Таниного голоса он и пошёл на встречу с Никой Безруковой.

На улице перед двухэтажным зданием Кальянной ещё в самом начале июня установили летние шатры и наполнили бассейн между ними. Ещё неделю назад желающих поплавать в ледяной воде не наблюдалось, но сегодня пара девушек с мокрыми волосами в нём уже нашлась. В длинных платьях в мусульманском стиле, облепивших их стройные фигурки, они смотрелись соблазнительно. И вся мужская публика радостно поддерживала и их заплыв, и их наряды, которые выдавали прямо в заведении тем, кто не прихватил с собой купальник.

Ника ждала его на втором этаже, в алькове, отгороженном от основного зала прозрачными занавесками. На низком диванчике, положив ноги на пуфик, в чём-то свободном и лёгком, она смотрелась Шамаханской царицей. И её надменно-презрительный взгляд, и повелительный тон, с которым она делала заказ стоявшей на коленях официантке, придавали ей ещё большее сходство с этой одиозной героиней сказки.

— Привет! — он нагнулся чтобы поцеловать её в щёку.

— Мннн, как я обожаю этот запах, — зашептала она ему на ухо, вцепившись в его шею. — Шейк Опьюлент, номер семьдесят. Не знаю никого, кому бы он ещё так подходил.

— Номер семьдесят семь, — поправил Влад, прекрасно понимая, что ей не понравится. Но он приехал не доставлять ей удовольствие, и умел быть гнусным ничуть не хуже, чем очаровательным. — Мне бокал ежевичного вина, — завалился он на мягкий диванчик рядом.

— Я заказала кебаб и долму, — растянула губы в улыбке Ника, когда официантка кивнула.

— Сочувствую, — так же натянуто улыбнулся Влад. — Ведь тебе придётся есть всё это одной. Спасибо, это всё, — девушке он кивнул ободряюще.

— Ты на диете? — Ника делала вид, что в упор не понимает на что он намекает.

— О, да! Можно сказать, и так. А ты, я смотрю, решила ни в чём себе не отказывать? — спросил он, когда они остались одни. — Не боишься растолстеть к балу?

— У меня всегда был хороший метаболизм. Но рада, что ты уже слышал про бал, — она вытянула руку и положила ему на плечо.

— Я слышал даже больше. Говорят, мы встречаемся.

— А что же ещё мы сейчас делаем? — её цепкие пальцы прошлись, массируя затёкшие за день мышцы, до шеи, но приятного в этом было мало.

— Кстати, — он полез в карман и, сняв с плеча, вложил в её руку ключи.

— О, напрасно ты беспокоился, — она вернула ключи в его руку. — Это тебе. Я считаю, нам пора съехаться.

— Съехаться?! Ник, ты вообще о чём?

— Владик, мой милый Владик, — она встала, потянулась, и, выгнувшись как кошка, наклонилась к нему, демонстрирую полуобнажённую грудь. — Я считаю, мы будем отличной парой.

— Ты так много всего считаешь и так мало спрашиваешь, — отстранился он. — Прости, но нет. Ты шикарная девушка, но у нас с тобой вряд ли что-то получится.

Она засмеялась ему в лицо.

— Ты такой смешной, — она приблизилась, глядя на его губы. — Скажи ещё: «Я тебя не люблю!»

— Я тебя не люблю, — вжался он в диван и сморщился. Она вызывала в нём отвращение, граничащее с брезгливостью.

Ника рассмеялась ещё громче, но он слышал обиду в её голосе. И презрительно скривившиеся губы, не предвещали ничего хорошего.

— Тебя никто и не спрашивает, — выплюнула она ему в лицо, а потом села рядом, спокойно и по-деловому положив ногу на ногу. — Мы с отцом подумали и решили, что ты для будешь мне подходящим мужем. И если бы ты не вёл себя сейчас так мерзко, я бы оформила своё предложение иначе.

— А суть его от этого изменилась бы?

— Нет. И как ты, думаю, уже догадался, выбора у тебя тоже нет.

— А меня учили, что выбор есть всегда, — усмехнулся Влад. — Даже если тебя съели, у тебя есть два выхода.

— Нравится мне твоё чувство юмора, — похлопала она его по коленке.

— Знаешь, Ник, мне не понятны твои мотивы, но обратись ты ко мне просто с деловым предложением, скорее всего, я даже рассмотрел бы его. Но сейчас ты не оставила мне выбора, — он встал. — Ты может быть и не спрашивала, но я отвечу. Нет.

Брошенные им ключи упали рядом с ней на диван. Столкнувшаяся с ним официантка чуть не уронила блюдо. Влад не извинился, и ушёл не оглядываясь. Ника не окликнула его. Но он затылком чувствовал её самодовольную улыбку. Если потребуется, он заставит её ей подавиться, так она разозлила его.

— Боже, как я хочу тебя, — он прижал Таню к стене в коридоре и настроение у него было такое, что, если она сейчас заартачится, он заставит её силой.

Но она почувствовала его настрой, и ни о чём не спрашивала. Просто содрала с него штаны и заглотила член по самые яйца, не отходя от двери. Он не хотел ни нежности, ни деликатности, он схватил её за волосы и насаживал на себя, а она и не думала останавливаться. Но этого было мало.

На ходу он снимал с себя обувь и ненавистные узкие джинсы, споткнувшись о которые, чуть не упал, пока добрался вслед за Таней до спальни.

Он срывал с неё одежду, испытывая какое-то дикое удовольствие от звука рвущегося кружева, больно впивающегося в руки. Развернул её спиной, заломил руки, и воткнул лицом в огромную двуспальную кровать.

Палец. Два. Язык. Она стонала и выгибалась ему навстречу, а ещё текла так, что не нужна была никакая смазка. Он зарывался лицом в эти гладкие складочки и с ума сходил от их влажности, их мягкости, их запаха. Запаха наслаждения, с которым сейчас не хотелось тянуть. Он намотал на руку её волосы, рывком дёрнул и вошёл. И начал двигаться, заставляя её подаваться ему навстречу. Он помогал себе рукой, заставляя её орать и сжимать бёдрами его руку. И это судорожное движение, которым она останавливала его руку, возбуждало его ещё больше. Он сам начал стонать, но не сбавлял темпа и не позволял Тане сбить этот ритм и гул нарастающей снежной лавины в голове. И она, наконец, накрыла его, заставив содрогаться и корчиться.

В той непереводимой брани на французском языке, которую выкрикивала Таня, он разобрал: «Жё тэм».

— И я люблю тебя, — прижал он её к себе. И неожиданно не привычная тоска накрыла его сейчас, а восторг. И счастье от того, что он держит в руках самое совершенное создание на земле — любимую женщину.

Её волосы прилипли к его мокрой груди и всё остальное в мире было сейчас так не важно. Главное, она была рядом, а с остальным он разберётся.

— Не хочу знать, как её зовут, — усмехнулась Таня, разворачиваясь, чтобы посмотреть на него. — Но передай ей при случае спасибо.

— Её зовут Таня, — поцеловал он её доверчиво подставленную шею. — Она может принимать любой облик, но имя у неё всегда одно.

— А ты по-прежнему любишь пожёстче?

— О, нет! — отпустил он её и встал. — Но ты будишь во мне какие-то тёмные силы, с которыми я не знаю, как справляться.

— Сегодня это была не я, — встала Таня и снова усмехнулась. — Я в душ. А потом будет ужин. Я надеюсь, ты голоден?

— Как тигр, — он успел поймать её за руку. Развернул, перехватил и поцеловал.

Она медленно вдохнула, отвечая, потом так же медленно выдохнула, а потом отстранилась.

— У нас вся ночь впереди.

— Нет, — покачал он головой. — Вся жизнь.

Глава 25

Шесть лет назад

ТАНЯ

Влад остался на ужин, на ночь, потом они провели вместе чудесный выходной, а потом он просто переехал к Тане.

Он вдохнул в её большую пустую квартиру жизнь, но при этом сумел остаться незаметным. Как солнечный свет, проникший сквозь распахнутые портьеры, он наполнил этот дом уютом и радостью, но не нарушил ничего, что было Тане важно.

Спал он тихо, по квартире двигался бесшумно, умел оставлять в ванной идеальную чистоту и мыл за собой посуду. И какие-то бытовые мелочи, которые так бесили Таню в Янисе, она совершенно не замечала за Владом. Может потому, что любила его до самых кончиков его аккуратно подстриженных ногтей, но от него никогда не воняло потом, он ни разу не разбрасывал свои носки, не перекрикивал телевизор, когда разговаривал по телефону, не забывал купить туалетную бумагу, если она просила и никогда не раздражался по пустякам.

Он окружил её такой заботой, что Тане искренне становилось страшно сможет ли она теперь жить без него. А ещё больше она боялась, что он вдруг предложит ей выйти замуж, потому что сейчас она никак не могла позволить себе разбить ему сердце. Слишком оно дорого ей. Но у неё обязанности перед Янисом, потерявшая веру в себя подруга и целый букет тайн с колючими и ядовитыми шипами, о которых Владу лучше было не знать. И она не знала сколько времени у неё получится балансировать на этом канате, прокинутом над пропастью, кишащей её демонами. И удастся ли вообще пройти до конца этот трудный переход от её одиночества к Владу, но пути назад у неё уже не было.

Впрочем, судя по болезненно сдвинутым к переносице бровям, которые омрачали его вечно прекрасное лицо, у Влада тоже не всё было гладко. И он тоже не стремился с ней делиться, возвращаясь вечерами.

Сегодня он выглядел особенно подавленным.

— Как прошёл твой день? — забрала она у него пакет и вздрогнула, когда его ледяное содержимое прикоснулось к ноге.

— Хорошо, — улыбнулся Влад искренне, но как-то вымученно, словно превозмогая боль. — Я купил тебе мороженое.

— Ух, ты! Ванильное, — заглянула Таня внутрь своей ноши, пока Влад не просто бросил на пороге свои туфли, а убрал их в нишу и аккуратно задвинул дверь.

Он вернулся, но её прихожая сохранила первозданную чистоту, Таня не уставала восхищаться тому, как у него это получалось.

Она разобрала покупки и накрыла ужин, пока он переодевался и принимал душ. Сегодня ей не нужно было ехать на танцы, поэтому она вернулась раньше.

— О, боже! — она увидела сбитые костяшки на его правом кулаке и потянулась, чтобы рассмотреть их поближе, но он убрал руку.

— Пустяки, — он постарался придать своему лицу равнодушное выражение, но не смог. Тяжело вздохнул, откинулся на спинку.

— Тебе не кажется, что у тебя слишком много секретов от меня? — накладывала Таня на его тарелку салат. — Ты ничем не делишься, отмахиваешься и делаешь вид, что всё в порядке, но я же вижу, что это не так.

— Да, это не так, — он взял было вилку, но положил её на место. — Но я не хочу посвящать тебя в это. Это неинтересно, это бизнес, это грязно, и, правда, тебе лучше об этом не знать.

— Может я сама буду решать, что мне интересно? — горка овощей появилась и на её тарелке, пока он молчал в ответ. — И я и так уже по уши в твоём бизнесе, хоть и по другую сторону баррикад.

— Вот ещё поэтому, — он снова взял вилку и вымученно улыбнулся. — Я не должен с тобой делиться, ведь ты наверняка используешь это против меня.

— Тогда поделись тем, что я не смогу использовать.

— А я наивно надеялся, ты скажешь, что не будешь этого делать, — он начал было есть, но снова остановился, осмотрелся по сторонам. — Может выпьем и никуда сегодня не поедем?

— Легко, — Таня принесла из холодильника бутылку вина и штопор.

И пока Влад открывал бутылку, поставила на стол бокалы. Проследила глазами как он положил на место штопор, выкинул пробку и снова сел.

— Ты ведь тоже ничем не делишься, — разливал он по бокалам рубиновую жидкость. — И думаю тоже из этих же соображений.

— Да, а ещё в каждом моём предложении обязательно будет фигурировать имя Кайрат, — он прикрыл глаза всего на долю секунды, но Таня заметила. — И вот именно для того, чтобы на твоём лице не появлялось это выражение, я и молчу.

— Я понял, — поднял он свой бокал. — И всё же я бы хотел знать о тебе хоть что-нибудь. Из прошлого. Из того, как ты жила эти шесть лет. Или в твоей жизни не было никого, кроме него?

— Я бы сказала, никого, кроме тебя, а его в ней и совсем не было, но ты же не поверишь, — она протянула свой бокал ему навстречу.

— Тогда давай выпьем за правду. Пусть маленькими порциями, пусть по глотку, но за то, чтобы она была.

Тихим звоном бокалов ознаменовала своё появление в их жизни эта опасная субстанция.

— Можно я спрошу тебя первым? — он осушил свой бокал до дна, а Таня лишь пригубила и кивнула. — Куда ты отлучаешься вечерами по три раза в неделю?

— На танцы, — пожала плечами Таня в недоумении. — И я тебе об этом говорила.

— И я ничего не забыл. Но что это за танцы? Опять в клубе на шесте? Или у кого-нибудь на коленях?

Её так подмывало сказать: «Да!», и эта его ревность (ведь это ревность?) просто выпрашивала каких-нибудь скабрёзных подробностей.

— Это бальные танцы, с репетитором, — подавила она свой порыв. — И я хожу туда с подругой.

— Бальные? — взметнулись вверх его брови. — Ча-ча-ча? Самба? Пасодобль?

— Ты знаешь, что такое пасодобль? — Таня чуть не поперхнулась вином.

— Я занимался всё детство спортивными бальными танцами, а это всего лишь латиноамериканская программа.

— Так вот откуда эта твоя осанка, прямая спина, я бы сказала грация, — допила Таня. — Ты же рассказывал только про тхэквондо.

— Не уводи разговор в сторону, — мягко улыбнулся он и снова наполнил бокалы. — Так чем занимаетесь вы с подругой?

— Мы вообще-то готовимся к балу, — смерила его взглядом Таня, словно она уже на балу. — Полонез, вальс, кадриль, мазурка.

— Боже, бал! — он приложил руку ко лбу, словно только что про него вспомнил. — Я же тоже приглашён. Вернее, мы приглашены.

Он сорвался, в комнате хлопнула дверца шкафа и топот босых ног по полу ознаменовали его возвращение с конвертом в руках.

Таня вытащила приглашение. У неё было точно такое же: тиснёное серебряными буквами на голубом картоне.

— Теперь у меня резонный вопрос, — склонил голову набок Влад. — И кто уже пригласил тебя?

Таня опустила голову. Вот теперь в этом точно был замешан Кайрат. И Влад это тут же понял.

— Я сама напросилась. И не ради себя, ради Женьки, — подняла она на него глаза. — Ей это действительно нужно. И это чистая правда.

— Значит, со мной ты не пойдёшь? — снова эта мука на его лице.

— Будет зависеть от того, кто пригласил тебя.

— Ника Безрукова, — подавил он вздох и улыбнулся. — А ещё она пригласила мою мать и, пожалуй, не меньше сотни других людей лично.

— Да, к Савойскому тоже приезжала.

Мало того, что приехала лично, так эта стервочка ещё вручила приглашения Савойскому и Диане раздельно, с намёком, что спутников они себе могут выбрать сами. И Таня по достоинству оценила и её презрительный взгляд в свою сторону, и самодовольную улыбку, и ледяную холодность Дианы, с которой она её проводила.

— Я не знаю, получится ли у меня пойти с тобой, — улыбнулась она примирительно. — Зависит от того удастся ли уговорить пойти Женьку. Но у меня есть к тебе встречное предложение. А не хочешь походить с нами на эти репетиции? Нам просто катастрофически не хватает одного партнёра.

— Серьёзно? — его глаза засветились таким счастьем, что Тане стало стыдно, что она не догадалась пригласить его раньше.

— Совершенно. Ты же найдёшь в своём плотном графике три свободных вечера в неделю?

— Ты даже не представляешь с каким удовольствием, — он посмотрел на неё с нескрываемым восторгом.

— Я тоже рада, — она протянула руку и всё же повернула её вверх сбитыми костяшками. — А теперь расскажешь мне об этом?

— Нет, — ответил он категорическим отказом, словно взмахнул красной тряпкой перед носом голодного быка. Ничто так не провоцировало Таню на активные действия как это короткое слово.

— Потому что многовато правды для одного вечера или потому что в принципе «нет»?

— Нет, не в принципе, — он протянул руку к бокалу как к спасительной соломинке, но не взял, прикрыл глаза, вздохнул. — Я никого не бил, если именно об этом ты подумала.

— Я подумала, что никто не поймёт тебя лучше, чем я. Ведь я кое-что знаю об этом.

— Я не хочу об этом говорить.

— Мне кажется, я имею право об этом знать. Ведь ты живёшь со мной.

— Я никогда тебя не ударю, — он убрал руку. — Больше никогда.

Лицо его изменилось до неузнаваемости. Серьёзное, усталое, страдающее.

— Но это сбитые костяшки, — показала Таня на его руку.

— Я ударил в стену, — он убрал руку под стол. — Но ты права. Хуже всего то, что всё же я сделал это. Я не смог сдержаться. Я бил и бил эту стену, и никак не мог остановиться. Опять.

Он тяжело вздохнул, откинулся, потом вернулся назад к столу.

— Наверно, моя мать права. Я всё же монстр, такой же, как и мой отец. Когда я в гневе, я не могу себя контролировать. Вернее, могу, но ровно до той поры, пока не разрешу себе. И я невыносимо боюсь, что однажды я не смогу принять правильное решение.

— И кто-то всё же спровоцировал тебя? — нахмурилась Таня.

— Она напрашивается каждый день. Каждый божий день.

— Так может надо её ударить?

— Нет, я не могу позволить себе такую роскошь, — криво усмехнулся Влад. — Но дело не в ней. Дело во мне. Просто я не могу объяснить и ты, наверно, не поймёшь.

— Не решай за меня, — она встала, обняла его за плечи и прошептала, склонившись к самому уху. — Я поняла главное. Что кто-то играет на твоих слабостях, но я знаю, как сделать их твоей силой.

Глава 26

Наши дни

ТАНЯ

Эрик пришёл утром. Потёрся свежевыбритой щекой о её лицо, обдавая ароматом геля после бритья.

— Прости, если тебя расстроило, что я вчера ушёл. Мне показалось, ты хотела побыть одна, — заглянул он по очереди в каждый её глаз, но в них больше ничего нельзя было прочитать. Таня выплакалась и приняла решение.

— Да. Спасибо! — скользнула она губами по его губам, но он её так быстро не отпустил. Поцелуй получился затяжной и чувственный. И они оба знали, что на большее у них времени нет. Сегодня остров Одайба, гигантский автосалон концерна Toyota — Mega Web и самолёт обратно.

Солнце палило нещадно. И, хотя прохладный ветер с Токийского залива и приносил свежесть, Эрик повесил свою куртку на плечо, демонстрируя обтянутые футболкой мышцы и загорелые руки. Он разговаривал по телефону с дочерью, и Таня разрывалась кого ей слушать. Ольга рассказывала про Радужный мост и статую Свободы, уменьшенную в четыре раза копию знаменитого американского монумента. Эрик переживал, что его дочь бросила кормить ребёнка грудью.

— На самом деле Богиня Свободы — это французский символ, — просвещала Таню Ольга.

— Аня, отлучать малыша от груди в три месяца — это очень рано, — поучал дочь Эрик. — Мама кормила тебя до года, Макса до полутора лет.

А Таня в этот момент всей душой хотела улететь в Бордо и прижать к себе свою ненаглядную пухленькую малышку.

В историческом музее, стилизованном под ностальгический город, они рассматривали старинные автомобили 1950-70-х годов собранные со всего мира. На французской улочке Таня застыла перед каким-то бежевым олдсмобилем.

— Жаль, что такой приглушённый свет, — Эрик пытался захватить их в объектив вместе, Таню и раритет. — Я понимаю, что тут полное погружение в эпоху и ночной город, но фотографии получаются не очень.

— У тебя один внук? — проигнорировала Таня его сетования.

— Да, и мало того, что она родила непростительно рано, уже в девятнадцать. Так ещё и кормить не хочет, — Эрик убрал в карман телефон.

— Я тоже кормила до года, — наблюдала Таня за его лицом и поползшими вверх бровями. — А потом уехала.

— У тебя есть ребёнок?

— Да, дочь. Ей пять лет. Её зовут Софи. Она живёт во Франции.

— С отцом? — эта новость явно интересовала Эрика больше, чем коллекция машин.

— Нет, с моими родителями. — Они прошли через огромную библиотеку и вышли на улицу. — Не спрашивай меня о её отце. Он есть, он жив, он дышит. И он понятия не имеет о её существовании.

— Это жестоко, — Эрик нахмурился и показал куда идти. В стороне от входа Ольга разговаривала с другой русской девушкой.

— Я знаю. Но было слишком много причин почему так получилось.

— Что-то не так? — разволновалась Ольга, глядя на их хмурые лица. Она попрощалась со своей собеседницей и снова повернулась.

— Нет, нет, всё в порядке, — улыбнулась ей Таня.

— Ну, что на Колесо обозрения или сразу в автосалон? — переводила она взгляд с Эрика на Таню. — Ещё хочу зайти с вами в Venus Ford. Это торговый центр в стиле итальянского городка восемнадцатого века. Там сделана имитация неба, которое постоянно меняет свой цвет, словно на город опускается вечер. Потрясающее место. Если без Колеса обозрения, то успеем даже по магазинчикам пробежаться. Хотя сразу скажу, там всё безумно дорого.

— Ты хочешь на Колесо? — спросил Эрик Таню. Она отрицательно покачала головой, и он улыбнулся. — Ну, какая же девушка откажется пройдись по магазинам?

— А какой парень откажется от новинок японского автопрома? — парировала Ольга и показала рукой направление. — Передовые технологии. Тойота Мирай, первый в мире автомобиль на водородном топливе. Вместо угарного газа из выхлопной трубы выходит водяной пар.

— А он продаётся?

— Конечно, третий год. Стоит около шестидесяти тысяч долларов. И, говорят, очередь стоит на два года вперёд.

— Кто тут последний? Надо бы записаться, — Эрик вылез из белого автомобиля с хитрым самурайским прищуром фар и огромными треугольными жабрами воздухозаборников.

Тане больше понравилась инновационная малышка с голубой подсветкой салона словно из фильмов о будущем. Она тоже работала на водороде, сама искала заправку, сама парковалась, сама складывала сиденья.

— Пойдёмте, — оторвала Таню от этого завораживающего зрелища Ольга, и Эрик тяжело вздохнул, что не все авто успел примерить к себе.

В Венус Форде и правда оказалось всё безумно дорого. Но опускающийся на город закат завораживал, а звук шумящей воды у фонтана с римскими мраморными статуями создавал атмосферу полного погружения.

«Хочу в Италию», — подумала Таня, пока Эрик покупал в аптеке какие-то капли для глаз, о которых просил его брат.

— Поедем в Италию? — спросил Эрик, подкравшись сзади.

— Обязательно, — ответила Таня.

— С заездом во Францию, — шепнул ей Эрик. — Я хочу познакомиться с Софи.

Таня услышала его, но она и себе не могла ответить хочет ли этого. Она хотела настоящую семью, хотела забрать дочь и воспитывать сама, но не сильно ли они торопятся с Эриком?

К тому времени как они вышли, Ольга уже тревожно поглядывала на часы, а на улице пошёл дождь.

— Как дождь? — уставилась Таня на потоки воды, стекающие с козырька крыльца. — Только что же была жара и солнце.

— О, это нормально, — улыбнулась Ольга и достала из своей необъятной сумки дождевик. — Я могу поделиться. У меня где-то ещё один на этот случай припасён.

Невозмутимые японцы тут же пооткрывали свои прозрачные зонты и пошли дальше по своим делам, и Таня искренне им завидовала. Она так хотела такой же большой зонтик, а не смешной дождевик, в котором даже Ольга смотрелась как герой мультфильма.

— Подождите меня здесь, — Эрик снова скрылся в торговом центре.

— Понравилось в Японии? — спросила Ольга.

— Очень, — призналась Таня. — Я думала, будет скучная деловая поездка, но получилось настоящее путешествие. Потрясающая страна.

— Да, вам бы приехать хотя бы на недельку, я бы вас в такие места свозила, закачаешься. В Камакуру. Это небольшой городок с древними буддийскими храмами. В Императорский Дворец, в порт Йокогама. Приезжайте!

— Я бы с удовольствием!

— Держи! — Эрик развернул над Таней большой прозрачный зонтик.

— Класс! — заворожённо посмотрела она вверх. — Но где ты…? Но как ты…?

— По твоему тоскливому взгляду, конечно, — улыбнулся он и бесстрашно шагнул под дождь.

Таня вручила ему длинную ручку, и, вдвоём под одним зонтом, они едва успевали за семенящей в сторону остановки Ольгой.

— Надо торопиться, — оглянулась она. — На самолёт ещё не опаздываете, но поезда ходят строго по расписанию. А нам ещё в гостиницу за вашими вещами.

Перекусить решили в аэропорту. Зарегистрировались, сдали багаж, распрощались с Ольгой. И пока Эрик бегал провожать её до выхода, Таня стояла у выхода в таможенный коридор, повесив свой зонтик на стойку для бесплатных газет.

— Уже готова попрощаться с Японией? — спросил Эрик, прижимая её к себе одной рукой.

— Ещё нет, но есть уже хочу ужасно.

— Тогда пойдём. Уверен, там внутри будет чем пообедать.

Всё строго, всё вежливо, всё чётко. И только когда улыбчивый японец вручил Тане проштампованный паспорт, она вспомнила, что её любимый зонтик так и остался там одиноко висеть среди свежей прессы.

Таня так сильно расстроилась, что её душили слёзы, и горячая лапша Мисо Рамен, которую она так полюбила, не лезла в горло.

— Я куплю тебе новый, пожалуйста, только не плачь, — уговаривал её Эрик. — Это же просто зонтик. Одноразовый, целлофановый зонтик.

— Нет, — возражала Таня, вздыхая. — Это был не просто зонтик. Это был мой зонтик.

Она и сама не знала почему так сильно расстроилась, почему так сожалела о нём, почему он стал ей так дорог. Он ей так сильно понравился. С чёрной изогнутой ручкой, с чёрными колпачками на спицах. Просто зонтик. Её любимый зонтик.

Эрик расплатился в кафе, посадил её на мягкий диванчик и побежал по бутикам дьюти-фри. Таня видела его высокую фигуру, мелькающую то с одного конца зоны, то с другого. Я ещё видела туристов, довольных, счастливых, равнодушно размахивающих своими длинными и бесполезными в аэропорту зонтами.

— Глупо, — уговаривала она себя. — Всё это глупо. И бесполезно.

Увы, в многочисленных магазинчиках продавались только крошечные складные японские зонты. Но Эрик как-то загадочно улыбнулся на её обречённый вздох и снова исчез.

— Держи, — появился он через какое-то время и протянул ей зонт.

Ручка у него была белая и колпачки тоже белые, но это был большой прозрачный зонт, хоть и не новый.

— Но это же…

— Я не волшебник, — сел с ней рядом Эрик. — Я только учусь. Видела бы ты глаза таможенника, когда я попытался с этой стороны пройти в таможенный коридор. В общем, всё что смог. Да, зонт белый, но теперь он тоже твой.

— Но здесь же…, — Таня растерянно хлопала глазами.

— Не продают, — кивнул Эрик. — Но чего не сделаешь ради того, чтобы ты улыбалась.

И Таня благодарно улыбнулась ему в ответ.

С кем он договорился, как он договорился, у кого он перекупил этот зонтик — какая разница. Он сделал это для неё и это было самым главным.

Она прижалась к его тёплой груди.

Он не назвал её слёзы глупостью, не отмахнулся, не проигнорировал. Наверно, ей очень сильно с ним повезло. И она научится его любить. Непременно научится. И познакомит его с Софи.

Глава 27

Наши дни

ВЛАД

В зале ожидания аэропорта многолюдно и шумно. Влад отряхнул на входе капли воды с куртки и болезненно сморщился от этого гула и тяжёлого запаха.

Второй день невыносимо болела голова, хотя обещанный дождь уже лил как из ведра, а Влад не пил и не мог придумать ни одной причины своего болезненного состояния. Разве что он был подавлен, ведь ему стало совершенно нечем себя занять.

По привычке вчера до вечера он ещё кому-то звонил, принимал соболезнования, выслушивал оправдания должников, но всё это совершенно без интереса, вполуха и вынужденно. Он скоротал кое-как день до вечера и поехал в театр.

По центру небольшого банкетного зала, заставленного столами с закусками, Лера принимала поздравления. Она заметила его не сразу и у него было несколько минут, чтобы прислушаться к тому, что говорят у неё за спиной.

— Очень талантливая девочка, очень, — держа в ухоженной руке бокал с шампанским, говорила одна потрёпанная жизнью дама другой молодящейся светской львице. — Не понимаю, зачем она вернулась из столицы. Ведь её непременно должны были принять в труппу Большого театра. Она же бесспорно талантлива.

— Говорят, там вышел какой-то скандал, — поведала вторая. — И она предпочла быть первой в провинции, чем второй в столице.

«Прямо Юлий Цезарь», — отметил про себя Влад, и здесь Лера его заметила и махнула рукой.

— Но какие данные, какие данные! — восхищалась первая. — Эти пропорции, подъём, маленькая головка, длинные руки.

— Да, невероятно гармонично сложенная для балета девочка.

Влад улыбнулся. Ему было приятно, словно он имел к этому какое-то отношение. Он искренне гордился Лерой, и её успехом.

— Тебе принести что-нибудь? — шепнул он ей после поздравлений.

Только сейчас, когда гости слегка расступились, он заметил, как идёт ей и облегающее изумрудное платье в пол, и эти туфли, перехватывающие ремешками тонкие лодыжки. Только она обнимала себя руками, словно ей холодно, а может просто неуютно в этой толпе. Правда, улыбалась уверенно, а ещё, склонив голову, время от времени расписывалась на протягиваемых программках.

— Нет, я не пью. Особенно шампанское, — шепнула она в ответ. — Очень вредно.

Договорить она не успела.

— Лерочка, как я рад, как рад, что в нашем театре появилась такая жемчужина, — пожилой высокий мужчина, излучающий фальшивую любезность, трижды облобызал её, оттеснив Влада. — Надолго вы к нам?

— Этот сезон, я думаю, точно, — улыбнулась Лера. — А там будет видно.

— Я слышал сеньор Де Вега отзывался о вас очень восторженно. Не думали попробовать себя в испанской труппе?

— Если поступит предложение, я подумаю, — склонила голову девушка. — Но сама напрашиваться, пожалуй, не буду.

— Зря, зря, — его рука сжала её кисть, и это поглаживание никак не походило на дружеское, — Я бы мог замолвить за вас словечко.

— Спасибо, воздержусь, — окатила его Лера ледяным взглядом, мужик откланялся и ушёл.

— Это что за индюк? — спросил Влад.

— Директор театра, — так же вполголоса пояснила Лера, и тень пролегла между её бровей. — Один из директоров. Самый влиятельный.

— Домогается? — спросил её Влад, когда, сложив в багажник его машины все свои необъятные букеты, она заняла место с ним рядом.

— Не сильно. Возможно, пока. Хотя я очень надеюсь, что как прима, на которую будут идти зрители, я важна ему гораздо больше, чем одна из его любовниц.

— И часто приходится вот так выбирать?

— О, нет, — улыбнулась она. — Мне ещё ни разу. Я совсем мелкая пташка.

— Но в Большом что-то же произошло? — выказал Влад свою осведомлённость.

— В Большом было совсем другое. Там конкуренция. И на место примы и премьера претендовало два состава. Мы с Ильёй были одними из них. Но накануне дня решающего отбора Илья сломал ногу. Поэтому мы, естественно не выступили. Я собралась и уехала.

— Считаешь, ему помогли с переломом?

— Возможно. Но какая уже разница. Найти своего партнёра, который чувствует тебя лучше, чем ты сама, почти так же сложно, как найти свою половинку в жизни. Хотя я профессионал. Я буду обязана притереться к любому партнёру. Мне повезло с Андреем здесь. Потому, что очень заметно, когда партнёр не твой. Чувствуешь себя, словно тебе крылья подрезали.

— Жестоко у вас.

— Очень. Но я умею от этого закулисья абстрагироваться, — она показала руками, поставив их ребром у глаз как шоры. — Пришла, отзанималась, ушла.

— Куда едем? — спросил он, когда миновав центральный проспект, они подъезжали к перекрёстку.

— Домой, наверно, — пожала она плечами неуверенно. — Мне бы завтра к массажистке. Мышцы за два дня забила так, что спать не могу.

— Тогда едем ко мне, — сказал он решительно. — И будет тебе завтра массажистка на дом. Не волнуйся, я не…

— Было бы о чём, — рассмеялась она.

Все вазы в доме, ожившем с появлением Леры, заняли привезёнными цветами. Комнаты засверкали светом в хрустальных люстрах и таким же мелодичным и лёгким, как звон хрусталя, её смехом.

— Бассейн?! Сауна?! Джакузи?!

Лера металась, не зная, что же выбрать: маленькую финскую парную, гидромассажную ванну или подсвеченную синим манящим светом прохладную воду бассейна. И выбрала всё, прыгая из сауны в бассейн, а из бассейна погружаясь в бурлящие пузырьки.

— Я словно заново родилась, — призналась она за ужином, кутаясь в пушистый халат. Её лицо светилось восторгом. И она казалось Владу неземной, юной и прекрасной богиней. С нежным румянцем на щеках, без косметики, сжимая хрупкой рукой бокал.

— Очень рад, что тебе понравилось, — скромно улыбнулся он. — Давай выпьем за тебя, за твой успех, за твой талант.

Он поднял фужер с минеральной водой.

— Неужели ты живёшь один? — спросила она, подставляя тарелку под принесённое поваром горячее.

— С прислугой и двумя собаками, но их сегодня забрала матушка.

— С тобой что-то не так? — сдвинула она брови.

— В каком смысле?

— Ну, ты болен или тебе нравятся мальчики?

— Нравится мне твоя манера задавать вопросы в лоб, — рассмеялся Влад. — Нет, со мной всё в порядке. Мне нравятся девочки, — он загадочно склонил голову набок. — Особенно одна. Но она устала, у неё был тяжёлый день и болят все мышцы.

— Спасибо, — сказала она просто. — Спасибо, что понимаешь. Можно я буду спать сегодня одна?

— Конечно. В твоей спальне даже запирается дверь, — улыбнулся он. — Так что, ничего не бойся. И не думай об этом. Ты ничего мне не должна.

— Ты даже лучше, чем я думала, — откинулась она на спинку стула. — И у тебя шикарный дом. Мне очень здесь нравится.

— Тогда оставайся.

И она осталась. Спала как младенец, когда он уже собрался на работу и зашёл пожелать ей доброго утра. Влад аккуратно прикрыл распахнутую настежь дверь и уехал.

— Твоя массажистка просто чудо, — позвонила ему Лера к обеду. Влад слышал шум города, машины, радио. — Спасибо тебе за волшебный вечер, за ужин, за всё. Я поехала к родителям, потом у меня индивидуальный класс с нашим балетмейстером, вечером я поеду домой.

— Хорошо. Заехать за тобой?

— Сегодня нет. Но знай, я по тебе уже скучаю, — засмеялась она, чтобы скрыть неловкость.

— Тогда до завтра, — не стал он смущать её своими обычными нежностями. — Я позвоню с пожеланием спокойной ночи.

— Я не усну без него, — ответила она и отключилась.

Влад не успел ещё стереть с лица блаженную улыбку, когда секретарь известила, что приехал Тюфяков.

Влад поднялся пожать ему руку. В принципе, у Влада не было к нему претензий, а судя по тому, что Тюфяк вяленько, но ответил, он со своими претензиями тоже не носился. Ну, увёл у него Влад жену, с кем не бывает. Ну, принял Тюфяк её обратно после развода, тоже почему бы и нет. Странно, что, имея такой невзрачный бесформенный вид и такой же безвольный характер, он столько лет держался на плаву. То ли никто не принимал его в расчёт как конкурента и серьёзного бизнесмена, то ли он был умнее, чем казался. Но его визит Влада в любом случае удивил.

— Я деньги принёс, — он положил свой потрёпанный винтажный дипломат на стол, открыл и стал выкладывать из него пачки денег.

— Это ты по доброте душевной или как? — вид хрустящих новеньких купюр в банковских упаковках поверг Влада в шок. Он считал, глядя на красные бумажки пятитысячных купюр. Двадцать пачек. Десять миллионов. Ровно столько ему задолжала Лора за разбитую машину, лечение девушки и откупные, что заплатил Влад.

— Это долги. Думаю, лишними не будут, особенно сейчас, — он качнул головой, закрыл дипломат, убрал. — Всё. Лора тебе, я надеюсь, больше ничего не должна?

— Ещё парочка каких-то проклятий сверху, а так в принципе, да, мы в расчёте. Присядешь? — Показал ему Влад на стул. — Чай? Кофе? Может пару капель коньяка?

— Нет, спасибо, не пью. Да и рассиживаться мне некогда, — ответил он и не сел.

— Значит, Лора к тебе всё же вернулась?

— Я не буду с тобой это обсуждать. Тебя это больше не касается.

— Понимаю, — усмехнулся Влад. — Но ты с ней всё же поосторожнее. А то вот видишь, сказала мне, что порчу навела на бедность и всё, я в полной жопе. Я вот и задумался, а не её ли это рук дело.

— Может и её, — неопределённо качнул лысеющей головой Тюфяк. — Меня, она говорит, тоже приворожила. Я ж без неё чуть не сдох. А вернулась и всё нормально.

— И веришь, что из-за неё? — Влад невольно потянулся к ноющим вискам.

— Тоже вот так сначала башка болела, а потом всё хуже, хуже. Так что, хер знает. Все эти Вии, Панночки… А моя так вообще из Западной Украины. Невольно задумаешься. Ладно, — хлопнул он рукой по стопке. — Отзови уж, будь добр, иск. Знаю, какой бы ты сволочью не был, а честность у тебя не отнять.

— Вот спасибо, — хмыкнул Влад. — Ладно, отзову. Будем считать, что мы в расчёте.

— Ну, будь здоров! — махнул рукой Тюфяков.

— И тебе не хворать, — проводил его взглядом Влад и вызвал секретаршу: — Лена, унесите это в кассу и протрите хорошенько стол.

После разговора Влад боялся даже притрагиваться к этим деньгам.

Влад положил букет, с которым приехал в аэропорт, на пустую стойку «Заказ такси» и снова сжал виски. Особенно резко в них отдавался голос дежурной. Она сообщила что самолёт из Токио совершил посадку.

Таню он увидел сразу. Она забрала свой чемодан с транспортёра, что-то сказала широкоплечему парню, шедшему за ней следом. Парень улыбнулся, ответил, по-хозяйски положил руку ей на спину, наклонившись за сумкой. Развернулся, перехватил её за талию, вручил зонтик и сказал ей что-то милое. И она доверчиво задрала голову к его лицу, такая маленькая, такая хрупкая без своих каблуков.

Влад не хотел это видеть и не мог отвернуться. Это было не просто больно, это был ад. Он словно горел сейчас заживо и никак не мог осознать, что это действительно происходит.

Он словно провожал одну девушку, а вернулась совсем другая. Такие разительные перемены произошли с Таней за эти три дня.

Влад чувствовал себя полным идиотом, глядя как они воркуют. И, кажется, он точно знал, как зовут этого парня.

— Привет! — Таня подошла к Владу почти вплотную, и нет, не смутилась. Гордо вздёрнула подбородок. — Не ожидала тебя здесь увидеть.

И тот, что прилетел вместе с ней, встал позади спокойно и невозмутимо, как скала, как телохранитель, как оплот её уверенности и защищённости. Никогда ещё она не была так близко и так далеко одновременно.

— Ну, так получилось, — Влад протянул ей цветы. — Это тебе.

— Спасибо, — взяла она букет без жеманства. — Знакомься, это Эрик. Это Влад, — представила она. — Мой очень близкий друг, и очень старый.

Рукопожатие получилось молчаливым, крепким и сдержанным.

— Я подожду тебя на улице, — мягко и как-то ободряюще сказал ей Эрик, кивнул Владу и пошёл к выходу.

— Значит, ты теперь с Эриком? — посторонился Влад, чтобы не загораживать выход и подхватил Таню, чтобы её не толкнули в спину.

И в эту секунду, на которую он обнял её, на которую она вдруг напряглась под его рукой и отстранилась, он остро ощутил, что она больше не его. Чужая. Чужая женщина. И он поверить не мог, что её потерял. Опять потерял. И теперь, видимо, навсегда.

Глава 28

Шесть лет назад

ВЛАД

Конечно, Ника Безрукова не простила Владу его категоричный отказ. И, конечно, донесла об этом отцу, и Зевсу это тоже не понравилось. И, думая, что положение Влада от их семейки настолько зависимое, что Влад вынужден будет пресмыкаться, они решили поиграть с ним в игру «плохой-хороший полицейский». Просто поиграть, потому что в том, что никуда он не денется, влюбится и женится, они не сомневались.

Безруков выбрал себе роль «хорошего».

— Мальчик мой, ну, к чему тебе эти проблемы? — уговаривал его Зевс, раскачиваясь в кресле. — Ты же знаешь, всё, что я захочу, всё равно будет моим. Не заставляй меня лишний раз поднимать задницу, когда всё можно решить мирным путём. Ты же знаешь, я это очень не люблю.

— Если это деловое предложение и вопрос в бизнесе, то и надо решать это по-деловому, — закинул Влад ногу на ногу, глядя на его насупленные брови.

— Это не предложение. И здесь я решаю с кем и как разговаривать, — морщил он лоб. — Не для того я столько вложил в тебя, чтобы ты мне сейчас клыки показывал. Хотя откуда у тебя ещё клыки? Так, молочные зубки. Поэтому слушайся дядю Женю, он тебе плохого не предложит. Жениться придёться. А там, глядишь, через годик — дети, а нет — так и разбежитесь.

— Я не понимаю к чему такие сложности, — хмурился Влад. — Жениться, разводиться.

— Тебе и не надо понимать. Твоё дело телячье: поел и в стойло. Может, нравишься ты ей. Парень ты видный, на фотографиях будешь хорошо смотреться, дети будут красивые, подружки обзавидуются. Плюс не бедный, да в постели, говорят, хорош, — он противно хохотнул. — Не артачься! А то сам знаешь, доведёшь меня до греха.

Но Ника Безрукова, судя по всему, вела двойную игру даже с отцом. И истинные свои цели даже ему не раскрывала. Она добилась от отца того, что теперь все общие с Безруковым дела решать приходилось через неё. И вела себя как угодно, но только не как влюблённая девушка.

— Выйди, — махнула она рукой на дверь кабинета. — И войди с нормальным лицом. Надоело видеть твою недовольную рожу.

— Я тебе не удовольствие пришёл доставлять, а документы принёс, — смерил её взглядом Влад. — И в следующий раз приходи за ними сама, раз уж они тебе так нужны.

— Они нужны тебе с моей подписью, а не мне, — встала она из-за стола, демонстративно поправляя на бёдрах юбку. — А насчёт удовольствия можем поговорить. Я же слышала ты любитель размахивать кулаками. Так, может, ударишь меня?

— Выпросишь, ударю, — отстранился от неё Влад.

— Я ещё недостаточно убедительно попросила? А что говорили тебе те шлюхи в борделе? — он провела пальцами по шее. — Что у тебя слишком маленький член?

Влад криво усмехнулся.

— Вот такусенький? — сдвинула она два пальца и положила руку ему на ширинку. — Чуть больше? Или не стоит?

— На тебя не стоит, — убрал он её руку.

— А на кого стоит? Только на шлюх? Так я могу переодеться. Или так, — она рванула на груди блузку, демонстрируя отсутствие белья. — Давай, ударь меня, загни на стол, разорви юбку. Ты же хочешь меня!

— Прикройся, — сморщился он и отвернулся.

И проблема была не в том, что грудь у неё была некрасивая, треугольная, далеко расставленная к подмышкам, торчащая острыми, словно обиженными друг на друга и смотрящими в разные стороны, сосками. И даже не в том, что она вообще была некрасивая. Худая, но при этом какая-то плоская. С широко расставленными ногами, почти без талии. И волосы длинные, вьющиеся, но какие-то тонкие и безжизненные. Убирая их в пучок на затылке, она прикрывала ими часть ушей, но от этого круглое лицо её смотрелось ещё шире. Плюс её вечно недовольное выражение лица.

Правда, имел он девушек и пострашней. Дело в том, что будь она даже красавицей, сейчас для него не существовало других женщин, кроме Тани. А уж тех, что принуждали его помимо воли, тем более.

Возможно, это физическое превосходство над ней других девушек и вынуждало её идти таким путём. А может с рождения ей достался гнусный характер. Судя по всему, она собрала про Влада слишком много информации и не самой приятной и явно собиралась её использовать сама, а не ждать, когда отец предпримет что-нибудь ради неё.

В тот день, когда Влад разбил себе костяшки пальцев, Ника Безрукова назвала его мать жирной коровой, задавившей своего мужа во сне. Прошла по самому краю, и возможно, знает правду, просто дразнит его. И Влад понимал, что, если она и дальше будет нарываться, он сорвётся. Если совсем её не убьёт, то всё равно это будет заявление, полиция, разъярённый отец и на горизонте замаячит тюремный срок. Конец его репутации, его бизнесу, всему, и эта неказистая наглая тварь будет шантажировать его сроком в обмен на замужество. И планы её были продуманы ещё дальше. Он боялся себе даже представить это, хоть всё и понял.

И пока у него была Таня, он надеялся, что не сломается.

В балетном классе, где три раза в неделю собирались все желающие блеснуть на балу, они проводили по полтора часа.

Первый раз увидев старичка репетитора, десять пар разновозрастных танцоров и Таню с Женькой, Влад оценил, как действительно им не хватало партнёра. Старикан с идеальной выправкой престарелого фигуриста, жилистый и подтянутый, до появления Влада танцевал по очереди то с Таней, то с Женькой, и Женьке он был нужен гораздо больше. Худенькая, зажатая и неуклюжая как Буратино Танина подруга регулярно оттаптывала ему ноги, совершенно не гнулась и очень из-за этого переживала.

За те занятия, что Влада с ними не было, они выучили основные шаги, и с его подготовкой ему хватило одного взгляда, чтобы влиться. И репетитор беззастенчиво вручил ему Женьку.

— Всё у тебя отлично получается, — подбадривал её Влад на очередном занятии. — Держи нужную дистанцию.

— Я не понимаю какую, — скулила она. — Вернее, с тобой понимаю, потому что ты меня держишь, а как только нам партнёров меняют, теряюсь. Меня здесь, наверно, уже все ненавидят.

— Здесь все такие же, как ты, — отодвигал её Влад, когда в повороте она падала на него, теряя равновесие как во время землетрясения. — Это слишком близко.

— А так? — она отодвигалась на вытянутых руках и начинала падать в другую сторону.

— А так слишком далеко, уйдёшь в зрительный зал как спутник с орбиты, — улыбнулся он и пододвинул её ближе, слегка похлопав по торчащим острым лопаткам. — Спину держи! Не сутулься!

После тренировок они обычно шли куда-нибудь поужинать, в кино или прогуляться, потом отвозили Женьку и возвращались с Таней домой. Когда тренировок не было гуляли вдвоём. Город небольшой, и приличных заведений в нём — по пальцам пересчитать, поэтому Влад совсем не удивился, встретив в Кальянной Захара.

Они с Таней заняли один из шатров у бассейна, и Влад вышел, чтобы поговорить с товарищем, но Захар намеренно заглянул внутрь.

— Это что и есть твоя новая подружка? — скривился он пренебрежительно. — Или так, прости господи, на одну ночь?

— Безрук, следи за базаром, — напрягся Влад. И не столько из-за его слов — для Захара грубость давно уже стала нормой — сколько из-за его сестры, идущей к ним вдоль бассейна.

— Владик, душка, — проворковала она, целуя его в щёку, и тоже заглянула в шатёр. — Да ты не один. Не возражаешь, если мы к вам присоединимся? Познакомишь нас?

— Возражаю, — мельком глянул Влад на Таню, делающую вид, что она занята своим телефоном. — Не познакомлю.

— Да и правильно, — хмыкнул Захар. — Не горю никаким желанием знакомиться с каждой твоей шлюхой.

Влад ударил быстрее, чем успел подумать. Захар отлетел к бортику бассейна и болезненно скорчился, видимо, прилично приложившись спиной. Толпа людей вокруг взволнованно ахнула и затихла. Ника Безрукова одиноко аплодировала в тишине.

— Браво! — сказала она, довольно улыбнувшись.

— Я тебя предупредил, — навис над ним Влад и протянул руку.

— Назар, какого хера? — потрогал разбитую губу Захар, сплюнул кровь и начал подниматься, приняв протянутую руку.

— Видимо, наш Великий Уравнитель решил сказать, что шлюха тоже человек. Или ты какая-то особенная? — обратилась она к Тане, которая уже вышла и, вздёрнув подбородок, внимательно её слушала.

— Нет, такая же шлюха как ты, только не настолько корявая. Хотя, — она осмотрела её оценивающе и презрительно сморщилась, — ты такая страшная, что тебе даже в рот бы никто не дал. Так если, в кулачок за пятачок.

— Ах, ты сука, — замахнулась Ника, но Таня оказалась быстрее. Она перехватила её руку, вывернула и толкнула девушку с такой силой, что она полетела вперёд, сшибая пластиковые стулья.

Люди с соседних столиков повскакивали со своих мест. Кто-то помог ей подняться. Захар решил заступиться на сестру, кинувшись на Таню, но получил ещё один удар от Влада и снова распластался у бассейна. И в этот раз Влад не стал ему помогать.

— Ну-ну, — откинув рассыпавшиеся волосы за спину, подошла Ника и нахально улыбнулась. — Дешёвка.

— Ты не нукай, пока не запрягла, — ответила Таня, протянула Владу руку и мягко улыбнулась. — Что-то мне расхотелось есть шашлык. Может, по карбонаре?

— Не возражаю, — ответил Влад и пропустил её вперёд себя по узкому проходу, между расступившимися зрителями.

Оказалось, у них общие враги. И у Влада упал с души такой огромный камень, когда он смог честно признаться Тане во всём, что не давало ему покоя.

А Таня рассказала ему про Захара и Женьку.

— Вот же ублюдок, — вздохнул Влад. — Не могу сказать, что я не знал, как он развлекается, но, когда лично тебя это не касается, как-то не задумываешься, что его игры — это чья-то сломанная жизнь.

— А как далеко собирается зайти эта стерва?

Не пошли они ни в какой итальянский ресторан. Таня резала овощи на салат. Влад чистил картошку.

— Даже не так, — тяжело вздохнула она. — Как долго ты будешь позволять ей наматывать на руку свои яйца? Ей, её отцу?

— Я работаю над этим. Есть у меня кое-какие планы. По поводу её отца точно.

— А с этой шваброй я знаю, как тебе помочь, — она подняла на него глаза. — Боюсь, что тебе это не понравится, но ты готов попробовать?

— Я на что угодно готов ради тебя.

— Что ж, я разбудила в тебе этих демонов. Я и буду усмирять.

Глава 29

Шесть лет назад

ВЛАД

Хорошо, что Влад не спрашивал, какие планы были у Тани на Захара.

Воскресить из пепла Женьку — это было главное. И то, что с ними был Влад, двигало Танину подругу к полному выздоровлению семимильными шагами. Она перестала бояться осуждения, не вздрагивала, когда другие мужчины прикасались к ней в танце, не тряслась, когда ей подавали руку. И, предпочитая разговаривать о текущих делах, стала незаметно забывать, что были в её жизни события, после которых и жить-то не хотелось.

Женька научилась говорить о прошлом без страха, и с удовольствием рассказала Владу как они познакомились с Таней.

— Жаль, что ты был не знаком с её бабушкой, — Женька скромно присела в уголок одного из диванов в Таниной гостиной, закутавшись после ванны по самое горло в махровый халат, хотя стояла такая жарища, что хотелось жить в холодильнике.

— Поверь, я сожалею, — согласился Влад. — Я слышал она была выдающейся личностью.

Весь покрытый потом, он развалился на диване в одних шортах и использовал полотенце, висевшее у него на шее, чтобы вытирать лицо.

— Да, она преподавала много лет французский язык в университете, переводила книги и вообще была очень разносторонним человеком, — кивала Женька. — И я занималась с ней языком индивидуально именно как будущий переводчик.

— А я ещё заканчивала школу, — Таня устанавливала напольный вентилятор, и основная проблема оказалась в том, что шнур у него оказался очень короткий.

— Очень невежливо было с твоей стороны подчеркнуть, что я тебя старше, — скривилась Женька.

— Да ладно, — махнула на неё рукой Таня и крикнула уже из коридора, куда пошла за переноской: — Всего-то на три года!

— На два с половиной, — поправила её Женька и повернулась к Владу. — В этой самой квартире мы и познакомились, а потом как-то встретились на улице уже когда бабушка умерла, разговорились о том, что Таня чуть не потеряла эту квартиру.

— О, да, эту историю я тоже помню, — улыбнулся Влад, входящей со шнуром Тане.

— И ты стала нагло мной пользоваться, чтобы переводить свои ужасные тексты, — обратилась она к подруге.

— Не правда, они были не ужасные, а просто специфические. Про Фронду, ряд антиправительственных смут во Франции семнадцатого века.

— Видишь, про то, что пользовалась, она даже не возражает, — Таня нажала кнопку и живительной прохладой наконец повеяло от вращающихся лопастей.

— Как хорошо, — вытер Влад очередной раз лоб. — Может всё же установим кондиционер? Хотя бы в спальне? — он посмотрел на Таню преданно, как щенок.

— Никаких кондиционеров, — отрезала она, заваливаясь с ним рядом. Она всегда переносила жару легко. — Просто нужно делать как я говорю: задёргивать наглухо шторы и не открывать окна, тогда здесь будет прохладно.

— Ладно, — наклонился он к её уху с хитренькой улыбочкой. — Поговорим об этом вечером.

И Таня прекрасно понимала, что он имел в виду.

Нет, она не жалела, что показала ему этот мир жёстких удовольствий. Но так же, как Янис, он оказался Доминант Доминантович Доминантов, а Таня опять терпела и в наручниках с кляпом во рту делала вид, что ей нравится, когда её стегают плёткой.

Правда, это был только начальный этап, цели у неё были другие. Она хотела научить его управлять своей агрессией, а для этого он должен был перестать бояться её боли.

Вся эта атрибутика, все эти игрушки и правила сами по себе были Тане уже совершенно не интересны, но Влад раскрывался, становился ей понятнее и ближе, а Таня исподволь выведывала все его самые слабые места.

И однажды они подошли к тому с чего начали.

— Нет, ты не самый опытный мужчина, который у меня был, — сказала Таня насмешливо после того, как уже полчаса они перебрасывались какими-то обидными словами вроде и ради разминки, но задевали друг друга за живое.

— Правда? И кто же был лучше меня? Твой друг Янис? — не уступал ей Влад, перегораживая дверь в спальню.

— О, Янис был просто великим экспериментатором, не знающим границ, но это высокая кухня, понятная лишь избранным, а я — девушка простая и нет ничего лучше, чем качественный трах в обычной миссионерской позе, — медленно стягивала она с себя юбку. — Хотя, можно и бочком, главное, умело.

— И кто же был этот умелец? — она видела, что Влад догадывался кто, и был не на шутку раздражён. — То есть, он был лучше меня?

— Всегда. Хочешь, ударь меня, но он всегда был лучше. На полу, на столе, на диване, где угодно, и это был не просто танец, я всегда хотела его. Я и сейчас его хочу.

Пощёчина прозвучало звонко.

— И всё? — посмотрела на него Таня насмешливо. — Он даже бьёт сильнее тебя.

— Я не пойму, это правда или ты специально выводишь меня?

— Конечно, это правда. Мы же договорились говорить друг другу правду. Он лучше тебя. Ударь меня, докажи, что ты не согласен.

— Ты врёшь! — ударил он её тыльной стороной ладони по другой щеке.

— Слабак! — выкрикнула она и рухнула на пол от очередного удара. — И это всё? А с ноги?

С ноги получилось сильнее. И когда он замахнулся ещё раз, она вытянула трясущиеся руки и улыбнулась: — Стоп, стоп! На сегодня хватит.

— О, боже, Таня, — его руки тоже дрожали, когда он сел рядом с ней на пол, разглядывая покрасневшую щёку. — Подожди, сейчас я принесу мазь.

— Попробуй меня в следующий раз не бить, — попросила она, откинувшись к стене, чувствуя на своей коже прохладный гель и его нежные пальцы. — Что бы я ни говорила, о чём бы ни просила тебя, не бей.

— Я постараюсь, — в его глазах стояли слёзы.

Но он бил. И второй раз, и третий. Бил, потом плакал, мазал обезболивающей мазью, прижимал к себе и снова плакал. И хуже всего была не боль, а те слова, что она бросала ему в лицо и разрушала его доверие. Она знала, что завтра он её уже не ударит, но простит ли то, что она ему говорит?

Таня отдалялась от него и делала это намеренно. Янис уже свершил свой суд над Захаром и уже выставил Тане условия.

— Не знаю, что случилось, — начал говорить Влад ещё из прихожей. — Но Ника была сегодня весь день какая-то подавленная. Мне кажется, даже плакала.

Перед Таней, стоявшей к нему спиной у окна, сначала появился букет цветов, а потом её обняли его сильные руки.

— Привет, моя красавица, — он зарылся лицом в её волосы. — Это тебе.

— Спасибо, — она взяла цветы и прикусила губу, чтобы не расплакаться, пользуясь тем, что он её пока не видит.

— Похоже, какие-то проблемы у Захара. Какие-то серьёзные проблемы, — продолжал он говорить. — Но нам это только на руку. Пока отец будет выпутывать его из этих неприятностей, у меня будет возможность его достать. И эта дебелая девица, я надеюсь, тоже от меня, наконец, отстанет. Ты не рада?

Чувствуя её скованность, он развернул её к себе.

— Красавица моя, что-то случилось? — он погладил пальцами её лицо, и Таня улыбнулась. Нет, сегодня она не скажет ему, что они должны расстаться.

Пожалуйста, только не сегодня, когда он так счастлив!

Таня больше не следила за Владом. Она верила ему. Верила безоговорочно, и это было главное, что изменилось в ней за то время, что они провели вместе. И она проклинала себя за то, что когда-то связалась с Янисом, с их организацией, что обратилась к нему за помощью. Сейчас проклинала. Но, что сделано, то сделано. И то, что попросил Янис, не оставляло в её жизни места Владу.

Они встретились с Янисом в обеденный перерыв, в кафе.

Всё такой же худой, с тонкой оправой очков на интеллигентном лице, тёмными влажными глазами, убранными в пучок выгоревшими русыми волосами, с браслетами на загорелых руках и замысловатыми амулетами, висящими на шее, он был похож на хиппи. И чувство раскрепощённости и свободы, которым всегда сквозило от него, только усилилось за тот год, что они не виделись. Но сейчас Тане он казался опасным, таким, каким он всегда и был.

Он поднялся, крепко обнял её, и облегчённо вздохнул, словно, наконец, нашёл что искал. А Тане его руки, его мускусный запах, его лёгкий вздох просто были знакомы.

— Оказывается, я скучал, — он отодвинул ей стул.

— Мы почти каждый день переписывались.

— Это другое. Держи, — он положил перед ней на стол флешку, а потом только сел. — Заказать тебе что-нибудь?

— Спасибо, Янис, но я спешу. Ещё надо успеть в кучу мест.

— Да, да, понимаю, — улыбнулся он. — Примерка платья, танцы, парикмахерская.

Она даже не удивилась. Он за ней следил.

— Я закажу только кофе. И не задержу тебя дольше, чем на пятнадцать минут, — Таня кивнула, он подозвал официантку, а когда она ушла, продолжил: — Надеюсь, твоей подруге понравится. Жаль, парнишка оказался слабенький, но мало ему точно не показалось.

— Я не буду говорить «спасибо», — нахмурилась Таня. — Я просто спрошу, что ты хочешь взамен.

— Да, ты всегда была девочкой умненькой, сообразительной, а ещё очень красивой и талантливой. Редчайшее сочетание. Уникальное. Выдающийся генетический материал.

— Хочешь опять использовать меня для своих опытов?

— О, нет, — улыбнулся он. — В этот раз никаких экспериментов. Я не предлагаю тебе выйти замуж, потому что выше всех этих убогих условностей. Но я хочу, чтобы ты родила мне ребёнка.

— Ребёнка? — Таня посмотрела на него с сомнением, а может даже с ужасом. — Зачем

— Я разве только что не объяснил? — в недоумении развёл он руками. — Я считаю, если твой генетический код скрестить с моим — это будет идеальное сочетание. Ребёнок с выдающимися данными. И мы воспитаем его свободным и в духе времени.

Таня промолчала, пытаясь это как-то осмыслить, а Янис продолжил:

— Или я воспитаю его сам. Твоё дело его просто родить. И, как ты понимаешь, это не обсуждается.

— Ты мог бы и не уточнять.

Принесли кофе, но Таня к нему даже не притронулась, он бы просто не полез ей в глотку. Зря она лелеяла надежду, что Янис всего лишь попросит её почку или глаз, или ещё одно сумасшедшее путешествие по миру в поисках странных сексуальных обрядов. Пусть её снова будут мазать соком ядовитых растений, подвешивать вниз головой или сношать засушенным членом священного яка, только не ребёнок.

Таня посмотрела на узкую грудь парня — большинство этих побрякушек они привезли именно оттуда. Каждая якобы давала Янису какую-то силу, и за каждую Таню то трахал вождь малазийского племени, то до крови кусал потомственный шаман. А чего стоили ей татуировки маори, которые набивали заострённой палочкой в полной антисанитарии и без обезболивания.

Но она готова была пройти всё это снова, валяться в забытьи с тропической лихорадкой, блевать живыми гусеницами, которых заставляли её есть, чесаться до корост, искусанная блохами, только бы не то, что он попросил.

— А если я не смогу? — возникла в её мозгу, наконец-то, одна здравая мысль.

— Уверен, ты сможешь, — мягко улыбнулся он, допив свой кофе и посмотрев на часы. — Ровно пятнадцать минут. Ты свободна.

Это прозвучало как приказ, и Таня встала.

— Мне жаль, — сказал Янис грустно. — Но он тебя не достоин.

И оба они прекрасно понимали, о ком он говорит.

Глава 30

Наши дни

ТАНЯ

— Он тебя недостоин, — Эрик тревожно вглядывался в её каменное лицо. Он сидел рядом с ней на заднем сиденье маленького такси. Колени упирались в спинку водительского кресла. Пальцы нервно барабанили по бедру.

— Мы не будем про него говорить. Сейчас, — отрезала Таня.

— Как скажешь, — он хотел её обнять, но сдержался.

Она не могла говорить про Влада. Сердце её разрывалось от тоски — в его глазах было столько боли. А ещё блики света. Ей казалось это языки пламени, костёр, в котором он горит заживо, огонь, который ей не затушить своими слезами. Она снова заставляла его страдать. И в их вечной схватке никто и никогда не победит. Новый этап отношений — новые раны, и снова они разбежались, скуля и прихрамывая.

— До завтра? — спросил её Эрик, не смея прикоснуться, когда машина остановилась у Таниного дома.

— Я позвоню, — она поцеловала его на прощанье, обняв за шею.

Нет, его она не заставит страдать.

— Я дома! — крикнула Таня громко, закрывая входную дверь. Пусть Лялька знает, хотя скорее всего ей и не ответит. Медленная музыка, что доносилась из её комнаты и чужие женские кроссовки с серебристыми шнурками сразу убедили Таню в этом.

Она проверила, есть ли что перекусить и не надо ли сбегать в магазин. К счастью, не надо. Поставив на бортик ванны бутылку вина и фужер Таня погрузилась в мягкую пену.

Честно говоря, она надеялась, что к тому времени как она выберется, Лялькина подружка уже уйдёт — никого не хотелось видеть, ничего не хотелось знать.

Но початая бутылка опустела, подушечки пальцев сморщились как изюм, а их голоса всё ещё были слышны. Видимо, барышня решила остаться на ночь. И Таня, не желая превращаться в раскисшую туалетную бумагу, вышла.

В нос тут же ударил аппетитный запах жареного лука.

— Привет! — крикнула ей Лялька из кухни. — Я тут рожки с колбасой делаю. Здесь будешь есть или с нами в зал пойдёшь?

— С вами, — ответила Таня, отжимая концы волос полотенцем.

К тому времени как она переоделась, тарелки уже стояли на столике, и новая бутылка вина примостилась по центру, открытая и запотевшая.

Таня кивнула юной гостье, сидящей в углу дивана, на автомате вытерла салфеткой образовавшуюся на столе лужу и подложила пробковый кружок.

— У меня есть один знакомый, который тоже так делает, — подала голос девушка. — Так необычно для мужчины.

— На мебели от воды остаются пятна, — пожала плечами Таня. И подумала, что Влад тоже никогда не ставит на стол фужеры и бутылки без подставки.

— Меня Лера зовут, — не сводила с неё глаз девушка.

— А меня Таня, — она блаженно откинулась на подушки. После ванны клонило в сон и в голове шумело от вина.

— Так, вы тут уже познакомились? — пружинистой спортивной походкой вошла в комнату Ляля. В одной руке у неё парила сковорода, в другой она держала деревянную разделочную доску.

Она водрузила её на стол в качестве подставки и Таня болезненно сморщилась:

— Ляль, я же просила не ставить на доску горячее. Там есть специальные подставки.

— Ой, Тань, да она же всё равно уже вся чёрная, — помешала лопаткой Лялька своё блюдо, прежде чем раскладывать. — Что-то ты нервная какая-то. Устала или случилось что?

— Не знаю, — отмахнулась Таня, не желая делиться личным при гостье. — ПМС, наверно.

Она прикинула в уме даты. В принципе, пора. Она даже прикупила в Японии пару пачек каких-то эко-прокладок на всякий случай. И так долго их выбирала, изучая количество капель и картинки, сидя на корточках, что Эрик рассматривающий на верхних полках наборы одноразовых зубных щёток с пастой, не выдержал:

— Если ты пытаешься меня смутить, то напрасно. Я разбираюсь и в прокладках, и даже в подгузниках. А те, на которые ты смотришь, не для критических дней, а при недержании.

Он улыбнулся Тане, задравшей к нему лицо.

— А раньше ты мог сказать? — положила она на место мягкую упаковку. — И как ты вообще понял, здесь же сплошь иероглифы?

— По форме, — присел он рядом и ткнул пальцем в пачку, которую она только что бросила. — Видишь, чем выше к пояснице, тем шире. А тебе нужны вот эти, — он потянулся через неё к другой полке, вручил необходимое и встал.

Таня невольно улыбнулась, вспоминая его невозмутимый вид. Как всё же приятно, когда рядом с тобой уверенный, зрелый, опытный мужчина.

— Кстати, всегда хотела узнать, — взяла Лялька Танину тарелку. — А чем балерины пользуются во время критических дней?

— Да тем же, чем любые спортсменки или танцовщицы, — пожала плечами Лера. — Тампонами.

— А ты балерина? — удивилась Таня и начала тыкать вилкой в мелко нарезанные кусочки поджаренной колбасы, выбирая её среди макарон.

В принципе, Тане было всё равно кто эта новая Лялькина подружка, но балерин у неё ещё не было.

— Да, — ответило тощее и бесцветное балетное создание.

— Тогда странный выбор продуктов, — показала Таня себе в тарелку. — Одна фитнес-тренер, другая балерина, а жрёте рожки с колбасой.

— А что есть, то и жрём, — улыбнулась Лялька и подняла бутылку с вином, обращаясь к Тане. — Ты будешь?

— О, нет, — подняла руку Таня. — Мне уже хватит.

Она поглядывала на балерину и мысленно возмущалась, пока Лера рассказывала, что у неё сейчас появился богатый поклонник. И про то, какой у него шикарный дом с бассейном, как красиво он ухаживает, а ещё сетовала, что рано или поздно, а придётся с ним спать.

И чем дольше она говорила, тем меньше Тане нравилась. Как её костлявое тело было сплошь покрыто каменными мышцами и ни одной жиринки, так и в её словах слышался только холодный расчёт, целеустремлённость и ни грамма чувств.

«Надо будет сказать Ляльке, чтобы держалась от неё подальше, — подумала Таня, уходя спать. — Она ведь растопчет её своим эгоизмом, равнодушием и жестокостью».

И, конечно, забыла. В череде внезапно навалившихся рабочих забот, она вспомнила о ней дней через десять.

— Что там у вас, какие новости? — активно интересовалась Лялька Таниными делами.

— Вроде разрулили, — Таня пила чай, развалившись на диване. Лялька гладила постельное бельё, поставив доску в проёме двери. — Первый поток туристов привезли другими авиакомпаниями. Эрик улетел в Москву договариваться насчёт остальных, чьи путёвки заканчиваются позднее.

— А проданные путёвки сдают? — Ляля отвернула голову от клубов поднимающегося пара.

— Сдают. Менеджеры уговаривают повременить. Кого-то получается, кого-то нет. Там ещё кроме путёвок и просто проданные на чартерные рейсы билеты сдают. Вот сегодня успокаивали какого-то директора танцевальной группы, он переживал, что мы ему гастроли сорвём. Кстати, — вот тут и вспомнила Таня про Леру. — Как там твоя балеринка?

— Да, никак, — сморщилась девушка. — Честно говоря, я таких не люблю. Отмороженных. Зацикленных на себе. А ещё которые и нашим, и вашим.

— Да, холодом от неё пёрло за километр. Даже не знаю, как ты на неё повелась.

— Ну, знаешь, — состроила она вредную рожицу. — Когда долго никого не было и не на такое поведёшься. А она такая вся ладненькая, гибкая. Но на один раз.

— Чтобы и нашим, и вашим? — переспросила Таня.

— Чтобы только так, как ей выгодно. И ничего взамен. Станешь ей не нужен, перешагнёт и не оглянется.

— Смотри-ка, ты своим утюгом хоть комнату немного нагрела, — посмотрела Таня на запотевшее окно и поправила сползший плед. — Как вы вообще познакомились?

— Через массажистку, — она свернула отглаженную простынь и махнула рукой. — Да ну её, ещё вспоминать. Скажи лучше, когда уже отопление включат? Октябрь на дворе.

— Пора бы, но говорят, осень была тёплая, пока подключили только больницы, школы да детские сады. С домами задерживаются.

— А твоя задержка как? Красная Армия прискакала?

— Блиин, и не спрашивай, — опустила Таня руку на лоб. — Нет. Не знаю, что делать. Я ещё, конечно, надеюсь, но, по-моему, пора уже тест делать.

— Я думала, ты уже.

— Я купила, — Таня села, поджала под себя ноги, подоткнула плед. — Но я боюсь.

И всё ещё верю в чудо.

— Так это и есть чудо, — выдернула Лялька вилку утюга из розетки. — У мужика три жены было, обследования, английские доктора, а ты как та рыбка — хвостиком махнула и икряная.

Таня откинула голову на мягкую спинку и тяжело вздохнула.

— Ну, почему? — обратилась она к потолку. — Почему, когда я нашла нормального мужика, когда всё у нас вроде складывается, когда я решила вычеркнуть Влада из своей жизни, оказывается, что именно от него я и беременна.

— Бл…, — прикрыла Лялька рот и села рядом с Таней на диван, проминая подушки. — Он же будет тебя вместе с пузом все девять месяцев на руках носить.

— Ляля! — рыкнула она, но заметила, что невольно улыбается. — Я ещё даже не уверена, что беременна.

— Так иди, ссы, — стянула с неё тёплый плед Лялька и чуть не уронила кружку, но успела подхватить. — Твою мать!

— Считаешь пора?

— Не, ну, можешь и дальше надеяться, что рассосётся.

Руки у Тани тряслись, когда она открывала скользкую упаковку. Таня хотела зажмуриться, чтобы дать себе ещё хоть пару секунд, но не успела — две красные полоски появились практически мгновенно.

Она не знала плакать ей или смеяться. Она не знала, что вообще теперь с этим делать. Она вернулась в комнату, потому что не могла думать, боялась остаться сейчас наедине с собой.

Лялька поняла всё по её лицу.

— Ну что, Алевтина, — обратилась она сама к себе, как это делала в торжественные моменты. — Поздравляю, скоро ты станешь тётей Лялей.

Глава 31

Наши дни

ВЛАД

Влад и сам не заметил, как Лера вошла в его жизнь. Как спутник, сбившийся с орбиты, он вдруг стал вращаться не вокруг Солнца, а вокруг Луны.

Они и были в его жизни как Солнце и Луна. Таня — яркая, чувственная, испепеляющая, и Лера — холодная, рассудительная и остужающая его пыл.

После встречи в аэропорту, он старался не думать о Тане. Слишком больно. Слишком остро. Слишком глубоко. Она сидела в его сердце как острый нож. Но вырви — и истечёшь кровью. И Влад пытался жить с ним.

Он не пробовал её забыть, и даже не старался. Он ни разу не смог этого сделать ни разу за двенадцать прошедших лет, а Лера, как бы ни казалась ему поначалу похожей, была не Таня. Не Она. Влад гнал от себя любые мысли и воспоминания, стараясь сосредоточиться на ежедневных делах. На Лериных делах.

Оставшись практически без работы, он ходил в офис изредка, да и то чаще поговорить с матерью, которую на работе застать было проще, чем дома.

— Я на пять минут, — заглянул Влад в её кабинет.

— Что, даже не присядешь? — хмыкнула она. — Кофе? Тортик?

— Не, мам, какой тортик, — он обернулся и, окинув взглядом стол, заставленный всякой снедью, сморщился. — Только здоровая пища. Овощи, сыры, творог, рыба на пару.

— Мннн… Как всё запущено-то, — огромное кресло заскрипело, когда женщина встала. — У тебя вообще всё в порядке?

Она сначала осмотрела его со стороны, потом подошла ближе и, не задумываясь, задрала на нём свитер.

— Ремень утянул до следующей дырки, живот скоро в спине прирастёт.

Влад не успел возмутиться — мамина рука его отпустила.

— Не нравится мне твоя худоба. И цвет лица тоже не нравится, — она покрутила из стороны в сторону его голову, взяв пальцами за подбородок и заглядывая в оба глаза по очереди. — Я понимаю, что твоя балерина ничего не жрёт, но ты сам-то нормально питаешься?

— Мам, — отмахнулся он и сел на подоконник, такой же широкий и удобный, как и в его кабинете. — Всё со мной в порядке. Не ем, потому что не лезет ничего. И не хочется. И лишний раз некогда.

— И чем же это ты так занят?

Редко можно было застать тот момент, когда его мать не курила, а разговаривала — вообще всегда с сигаретой.

— Можешь не отвечать, — закурила она и присела рядом, не дожидаясь от него ответа. — Ты возишь ей обед, занимаешься её контрактами, следишь за её костюмами, режимом дня, диетой. Сынок, ты с ней, хотя бы, спишь?

— Так, всё, — Влад встал. — Я не буду с тобой это обсуждать. У нас всё хорошо. Возможно, мы даже поженимся.

— Сынок, да какой из тебя муж? — Назарова тяжело выдохнула, выпустив облако дыма. — Ты ей, скорее, нянька. Носишься с ней как с писаной торбой. А что имеешь взамен?

— Мам, — развернулся он к ней и засунул руки в карманы. — Она — прима-балерина. И очень талантливая. Это её жизнь — сцена, выступления, тренировки. И, если я могу сделать её жизнь проще, лучше, комфортнее, то почему — нет?

— Потому, что ты прав, — докурила она в одну затяжку и затушила окурок. — Это её жизнь. Её, не твоя. Сомневаюсь, что она родит тебе ребёночка, о котором ты так мечтаешь, если вдруг у вас что-то и получится. Это роскошь для неё, тем более, в таком возрасте. Она будет делать карьеру. Уверена, она даже говорить об этом не хочет.

— Нет, мы обсуждали, — он перекатился пару раз с пятки на носок, глядя себе под ноги. — И решили, что возьмём ребёнка из детдома. Она же сама, считай, детдомовская.

— Когда? Зачем? — Назарова достала следующую сигарету и крутила её между пальцами. — Чтобы ты стал кормящей матерью? И посвятил себя дитю? Да твоя балеринка этого ни за что не допустит. Кто же тогда будет нянчиться с ней самой?

Влад молчал, пока его мать закуривала. Она никогда не говорила глупых вещей. Но в этот раз он не хотел её слушать. Лера стала тем единственным лучиком света, что озарял теперь его жизнь. Пусть тусклым, пусть холодным. Но Влад чувствовал себя нужным, полезным, был постоянно чем-то занят, и это давало ощущение наполненности жизни. О большем он уже и не мечтал.

— Ты знаешь, — женщина выпустила колечко дыма в потолок. — Когда я думала, что ты у меня голубец, не поверишь, я была счастливее. Я решила, что раз в этом твоё счастье, то я смирюсь. Но твоя балерина открыла мне глаза, — Назарова недобро засмеялась. — Я знаю, ты скажешь, что мне никогда не нравился твой выбор, но ведь и ты никогда не женился по любви. И всё же эта девица мне не нравится. И она это знает. И я ей тоже не нравлюсь. И однажды, помяни моё слово, она нас с тобой поссорит.

— Мам, я сам с тобой поссорюсь, если ты не прекратишь полоскать мне мозги, — он посмотрел на часы. — Извини, но мне, правда, пора.

До дверей Влад дошёл в полном молчании.

— Да, чуть не забыл, — обернулся он. — Пожалуйста, не привози больше Бонни и Клайда.

— У Леры аллергия? — усмехнулась мать.

— Нет, она просто не любит собак.

Какой лютый холод. А ведь зима ещё даже не началась. Влад пробыл у матери не больше пятнадцати минут, но даже за это время машина успела остыть. Он запахнул поплотнее куртку, включил на полную мощность обогрев, и ждал пока в салоне автомобиля потеплеет. В эту осень он мёрз как никогда. Может, потому что, и правда, похудел. Может, потому, что обычно улетал в это время куда-нибудь в жаркие страны к бирюзовому морю, солёному ветру, сочным фруктам.

Он бы и сейчас так сделал, но у Леры контракт на полгода и жёсткий график. До весны точно не выбраться. А там она хочет попробоваться в зарубежную труппу. И метит очень высоко. Влад уже начал налаживать контакты с парижским Гранд Опера и миланским Ла Скала. Если Лера выйдет на одну из этих сцен, то её узнает весь мир.

Влад ещё толком не согрелся, но ему, и правда, пора было ехать. Он вытянул перед собой руки — в последнее время они тряслись как у алкоголика, хотя ничего крепче минеральной воды он не пил. И мать была права: выглядел он плохо, и чувствовал себя так же. Постоянная слабость, тошнота, головные боли. Теперь вот руки. Надо бы съездить в больницу, но мужчина в нём так боялся выглядеть слабым перед своей сильной и мужественной балериной. И всё откладывал, и откладывал поход к врачу, оправдывая себя постоянной занятостью и неотложными делами.

— Привет! — обняла его Лера за шею, чмокнула в макушку, а затем потрепала по волосам. — Ой, что это у тебя? Лысеешь?

— Где? — испуганно потрогал он там, где только что была её рука.

— Шучу, шучу, — засмеялась девушка, усаживаясь напротив. — Что тут у нас сегодня?

Каждый день между занятием в балетном классе и репетицией у неё было полчаса, и в ближайшее к театру кафе Влад привозил ей обед. Его повар готовил ей персонально по специально составленному меню.

Сам же Влад заказывал зелёный чай, пил его маленькими глотками, смотрел, как ест Лера и рассказывал последние новости.

— Итальянцы сказали, что им очень понравилось всё, что они видели, но этого недостаточно. Если бы были рекомендации — как минимум, из Большого, как максимум подписанные известными фамилиями — то они бы подумали.

— Тогда я скажу тебе пару фамилий, позвони, — ответила она, пережёвывая варёную морковь. — А французы?

— Французы пока думают.

— Так ты их пошевели, — теперь Лера отодвигала в сторону зелёный горошек. — Честно говоря, я рассчитываю именно на Гранд Опера. Захарова именно после неё стала знаменитой.

— Так за неё Барышников слово замолвил, — улыбнулся Влад. Теперь он был в курсе всех сплетен в мире балета. — И всё же, она — прима Большого.

— Скажи повару, что горох нужен в стручках, а не вот это, — недовольно сморщилась девушка, но Влад понял, что ей не понравилось его высказывание.

— Лер, зима на улице. И здесь не столица. Гороха в стручках в принципе негде купить.

— Ну, придумай что-нибудь, — растянула она губы в улыбке. — Не думаю, что это так сложно.

— Не думаю, что это так важно — горох в стручках, — вздохнул Влад, но знал, что спорить с ней бесполезно. — Ты маме позвонила?

— Нет, мне было некогда, — скривила Лера губы.

— Твой отец заболел, она думала, может, мы подъедем, проведаем старика, — Влад хотел убрать чаинку, попавшую в чашку, ложечкой, но та стукнула о фарфор, предательски задрожав в руке, и Влад оставил эту затею.

— Назаров, съезди, — открыла Лера следующий пластиковый контейнер с десертом без глютена и лактозы, похожий на пережёванный творог. — Спроси, может, лекарства какие-нибудь нужны, или в клинику его положить. Ну, неужели, ты сам не мог догадаться? Почему я-то всё должна подсказывать?

— Лер, но вообще-то они — твои родители, — убрал Влад пустой контейнер в пакет.

— Мои настоящие родители сгорели, — она попробовала, сморщилась и отставила в сторону. — А в этой семье меня просто приютили, ненадолго. Потом я жила в хореографическом училище, потом в Питере в Академии. И они забирали меня сюда на лето. Но, если бы там можно было оставаться на каникулы, я бы и не приезжала совсем.

— И всё же, они — хорошие люди.

— Вот ты с ними и дружи. Тем более, ты им так нравишься, что они тебе стали звонить чаще, чем мне.

— Просто ты или не отвечаешь, или не перезваниваешь, а я всегда в зоне доступа, — он попытался перевести разговор в шутку, но с чувством юмора у неё было плохо. И если она вдруг шутила, то получалось зло, как та шутка про его лысину.

Влад стал болезненно реагировать, когда Лера упоминала его возраст, а после того, как у него впервые в жизни не встал, её насмешек он стал опасаться ещё больше.

И секс с ним Лера не любила. Изгибалась как угодно, могла принять такую позу, что Камасутре и не снилось, но всё это было технично, без души, без эмоций. Влад подозревал, что и оргазмы она имитировала. И никогда Лера не приставала к нему сама. Правда, и никогда не отказывала, когда он проявлял инициативу. Но что-то ему подсказывало, что только пока.

Влад даже одно время пытался по старой памяти поглядывать на других девушек, но вдруг понял, что он больше никого не хочет. И ничего не хочет. Ему казалось, что в его жизни уже было всё, и это время безвозвратно ушло.

— Помнишь, мы как-то говорили с тобой про детей, — поднял он на Леру глаза, отрывая взгляд от своей чашки.

— Да, что у тебя их не может быть, — Лера сама налила себе почти остывший чай из пузатого чайничка.

— На самом деле, одна девушка была от меня беременна двенадцать лет назад, и я подумал…

— Влад, я тебя умоляю, не начинай. Пока я не собираюсь рожать. Я понимаю, что у тебя возраст, но мы уже об этом говорили. Если ничего не получится, то возьмём ребёнка из детского дома.

— Просто я всё же мечтаю о своём, — жалобно звякнула чашка, поставленная им на блюдце. — И она вселила в меня надежду.

— Я думаю, что она просто соврала тебе, чтобы сделать больнее, ведь ты же, кажется, изменил ей, — в Лерином взгляде читалось, что он — доверчивый идиот.

И, наверное, она была права. Однажды Влад уже поверил Тане, и до сих пор не мог простить ей, что она поступила с ним так.

Глава 32

Шесть лет назад

ВЛАД

Влад не хотел даже знать, что случилось с Захаром. Что бы с ним не произошло, он был той ещё сволочью, и, наверняка, даже заслужил это. Но Влада это не касалось. Главное, сам он всё же добился, чего хотел.

Пусть сделка с Савойским повисла на волоске, плевать. Зевсу осталось недолго править. Владу стоило больших усилий балансировать этот месяц между дочерью и отцом. После того, как на одно из зданий «Золушек» был подан иск, на предмет незаконно занятого помещения, в нём отключили электричество. Три дня супермаркет простоял, как кладбищенский склеп — тёмный, закрытый и мрачный. Влад пошёл на поклон к Безрукову, убедил того, что понял последнее предупреждение в свой адрес. Назаров пообещал Зевсу, что сделает всё, что тот скажет, даже женится на его дочери, лишь бы только выбить себе отсрочку до бала. И искренне надеялся, что успеет в отведённый срок.

И это Владу удалось. И даже больше, чем успеть. Он начал строительство дома, он уже морально созрел и принял решение — Влад купил кольцо. После бала он сделает Тане предложение. И за то, чем закончится предстоящий вечер, он переживал больше, чем за сам бал или разговор с Никой.

Самое трудное было сделать Тане сюрприз. Но ему повезло. Женька готовилась к балу в Таниной квартире, с ней и должен был приехать Влад. А Таня собиралась ехать прямо с работы — этот долбанный Кайрат заставлял её работать и днём, и ночью. «Но ничего, скоро это всё закончится», — обещал себе Влад, звоня в дверь Таниной квартиры.

Пришёл он не в самый подходящий момент. Женька открыла ему дверь в полотенце. И Влад со своим огромным букетом цветов почти спалился. К счастью, девушке было не до него. Вслух ругая парикмахера, она наносила макияж, психовала, срывалась на слёзы.

Влад к ней не лез. Он сложил в холодильник привезённые к ужину деликатесы, поставил цветы в вазу. Салфетки, свечи, тарелки, приборы — он удовлетворённо выдохнул только тогда, когда на столе, на его взгляд, всё стояло идеально.

Спрятал кольцо, в качестве подарка приготовил в конверте фотографию будущего дома. Дизайнер так удачно вписала его в ту поляну, среди деревьев, где они как-то с Таней отдыхали, что даже только глядя на фото, Влад уже хотел там жить.

Кинув последний взгляд на преображённый зал, Влад подумал и, всё же, поставил на стол коробочку с кольцом и закрыл двери. Останется только зажечь свечи.

В завершение он повесил на ручку шёлковый шарф, чтобы завязать Тане глаза и улыбнулся.

— Ты готова? — пошёл он разыскивать Женьку. Ему тоже пора было переодеваться.

На пороге спальню валялось влажное полотенце. Влад машинально поднял его. Женька была уже одета.

— Поможешь? — девушка приподняла локоны, залитые лаком до каменного состояния, и Влад застегнул длинную серьгу с тугой застёжкой.

— Ты похожа на принцессу, — решил он подбодрить девушку. Она показалась Владу какой-то подавленной или просто слишком волновалась. — Может, глоток вина?

— Наверно, надо, — у неё даже руки тряслись.

— Волнуешься? — Влад протянул ей бокал.

— Нет, — неожиданно ответила Женька. Он с удивлением посмотрел в её покрасневшие от недавних слёз глаза.

— Я совершила такую глупость, что, наверно, никогда её себе не прощу.

— Всё мы делаем глупости. Но, полагаю, все свои угрызения совести можешь с лёгкостью перенести на «после бала». Подумаешь об этом завтра.

После бокала вина в животе у неё заурчало. Женька смутилась, а Влад заставил её съесть кусочек сыра и пару оливок из открытой банки.

— Вот, теперь можно ехать, — уверенно сказал он.

— Да, — кивнула девушка, одним глотком допивая вино, но последняя капля сорвалась с края бокала и упала прямо на платье. — О, Боже!

На нежно-голубом шифоне лифа расплывалось кровавое пятно.

— Снимай, снимай, — развернул её спиной Влад, расстёгивая молнию. — Надо застирать, пока не впиталось в подклад.

Женька выскользнула из платья и, закрыв рукой обнажённую грудь, побежала в комнату за халатом, пока Влад над кухонной мойкой подставил ткань платья под струю холодной воды.

— Ну, как? — девушка заглянула ему через плечо.

— Подожди, надо промокнуть, — Влад ушёл в том же направлении и вернулся с сухим полотенцем.

— Какое пятнище, — паниковала Женька.

— Это просто вода, не переживай. Тащи фен.

Под струёй горячего воздуха ткань высохла и распрямилась. Женька облегчённо выдохнула.

— Не знаю, переживу ли я сегодняшний день, — пожаловалась она уже в такси.

— У меня такие же ощущения, — поделился Влад в ответ и улыбнулся. — Надеюсь, переживу!

Огромный особняк, который арендовали для бала, весь сверкал огнями, несмотря на то, что солнце едва скрылось за горизонтом.

Машина такси остановилась у красной ковровой дорожки, как на Канском фестивале, и Женька едва не хлопнулась в обморок, когда Влад открыл дверь автомобиля и подал ей руку.

— Можно, я не буду выходить, — жалобно заскулила она.

— Пошли, трусиха, — ободряюще улыбнулся ей Влад и повёл её к входу мимо огромных вазонов с цветами и фотографов, навстречу швейцарам в сюртуках и белых перчатках.

Одному из них Влад подал приглашение, в которое вписал своё имя.

— Граф Назаров со спутницей, — громко оповестил об их появлении в зале церемониймейстер. Титул тот добавил от себя.

Таню Влад увидел сразу. Даже не потому, что со своим цветом волос она не затеряется ни в одной толпе, и не потому, что она была самой красивой девушкой в этом огромном зале. А потому, что Влад любил её, и для него во всём мире существовала лишь она одна.

— Ты просто сногсшибательна, — прошептал он Тане на ухо, ощущая пьянящий аромат её духов. И она была дивно хороша в этом оливкового цвета платье, идеально подходящем к оттенку её глаз.

— Ты тоже ничего, — улыбнулась она Владу и повернулась к Женьке. — А что ты сделал со своей спутницей? На ней же лица нет.

— Тань, — жалобно опустила она плечи, и Влад тяжело вздохнул.

— Прости, мы пойдём, попудрим носики, — и, брошенный в его сторону, Танин взгляд ему почему-то не понравился.

Вдоль стен были расставлены фуршетные столы. Между гостями сновали официанты с шампанским. Влад искал глазами Нику Безрукову, чтобы засвидетельствовать своё почтение хозяйке бала.

— Такое несчастье, — громко шептались две дамы справа от него. — Но, говорят, она даже сама будет вести благотворительный аукцион. И она отлично держится.

— Да, поделом им обоим, — решительно возразила вторая с крючковатым хищным носом. — Один заворовался. Второй тоже подонок из подонков.

— А что случилось, Лена? — подошла к ним третья, явно тоже услышавшая их разговор.

— Ты разве не знаешь? Безрукова же арестовали. Там такой шмон навели, маски-шоу, всё как в кино. Говорят, давно уже пасли его, подозревали в коррупции.

— Ой, да откупится он, — хохотнула первая. — Виданное ли дело министра юстиции и за решётку.

— Ходят слухи, наоборот, хотят процесс показательным сделать. Да с конфискацией имущества, всё чин по чину.

И Влад даже открыл рот, заслушавшись. Нет, такого подарка он никак не ожидал. И это даже было не его рук дело. Безруков явно схлестнулся с кем-то из высших эшелонов власти. И проиграл.

— Идёт, идёт, — зашептались тётки, и Влад тоже повернулся.

Отвешивая направо и налево поклоны, в меховой горжетке, прикрывающей её костлявые плечи, Ника Безрукова, страшная как смертный грех, но вызывающе-высокомерная, двигалась прямо к нему.

Лишь кивнув Владу, подошла к притихшим сплетницам, а он, заметив рыжее пятно на другом конце зала, поспешил ретироваться. Но до Тани дойти не успел, его окликнул знакомый предприниматель, с которым Влад работал. Назаров почерпнул новые сведения об аресте Безрукова, а ещё о Захаре, который лежал в больнице.

— Пока он в обычной палате, но у парня, говорят, кукушку совсем сорвало, — мужчина доверительно схватил Влада за рукав и шептал в самое ухо. — Его, говорят, избили, опустили, и по итогу ещё с моста заставили спрыгнуть. Или сбросили.

— С моста? В реку? — удивился Влад и отстранился.

— Да, с центрального моста. И даже на видео всё это сняли. В интернет даже просочились уже куски. Но так, без подробностей, просто унизительные. Как он там, рыдая, умоляет его пощадить.

— Ну, он и сам любил поиздеваться, особенно над девочками из тех, что поскромнее, — поморщился Влад.

— Вот, говорят, за одну из таких девочек его и наказали. А зная его боязнь воды, не удивительно, что крыша у него съехала после ледяной водицы.

Влад знал, что Захар боялся воды. В детстве он чуть не утонул и с той поры ближе, чем на десять метров не подходил ни к одному водоёму. Его и в бассейн то было не затянуть. Наверное, многие это знали. И в их компании, бывало, над Безруком подшучивали. Правда, не часто, потому что отгребали за эти намёки потом жестоко. Захар шуток не прощал, но, судя по всему, и ему знатно его выходки припомнили.

Только вот при упоминании моста что-то неприятно царапнуло Влада. Не замешана ли в этом Таня? Она могла не только заступиться за Женьку, но ведь и отомстить.

Влад откланялся и пошёл искать её по залу.

Но едва он подошёл к Тане, началась торжественная часть мероприятия. Поговорить им не удалось. Ника Безрукова поблагодарила всех принявших приглашения и объявила бал открытым.

— Полонез, — объявил церемониймейстер.

И быстрее, чем Влад успел сообразить, Таню уже подхватил какой-то дядечка с седыми бакенбардами, Женьке достался один из кавалеров, ходивший с ними на репетиции танцев вместе с женой. А растерявшемуся Владу протянула руку, затянутую в перчатку выше локтя, сама Ника Безрукова.

— Ты же самый красивый кавалер на этом балу, — улыбнулась она.

— Ты тоже отлично выглядишь, — ответил Влад на её неожиданную любезность, скользя в танце по залу, характерным для полонеза припадающим шагом.

— Не ожидала, что ты приедешь, — опиралась Ника на его вытянутую руку немного тяжелее, чем следовало. — Или приехал насладиться жалким зрелищем поверженного врага?

— Ты совсем не выглядишь убитой горем. Разве что вдруг стала подозрительно любезна.

— Слишком много зрителей, — улыбнулась Ника и перехватила его руку. — Но знай, всё, что ты обещал моему отцу, остаётся в силе. На свободе он или нет, теперь я владею всем, что принадлежало отцу. В том числе и его холопами.

— Неужели тебе не страшно? Ведь ты осталась одна, без поддержки.

— Одна? — усмехнулась она. — А я всегда и была одна. Сама по себе. И это мать пусть рыдает над этим похотливым недоноском. И носит передачки зарвавшемуся отцу, ставшему чересчур ленивым и слишком неповоротливым, как разжиревший лев.

Что-то слышалось в её словах жестокое, упрямое, такое, что заставило Влада задуматься, а не сама ли она приложила руку к аресту отца.

— Я собираю свою команду.

— Прайд, — подсказал ей Влад. — У львов стая называется прайд.

— Пусть, прайд, — гаденько улыбнулась она. — Но знай, что как отец, я не буду с тобой церемониться. Порву на части, если откажешься. Буду ждать тебя после аукциона в кабинете за библиотекой. Иначе твоя рыжая шлюха не выйдет отсюда живой.

Танец закончился для Влада так же неожиданно, как и начался. И он бросился искать по залу Таню с единственной целью — увезти отсюда куда-нибудь подальше и, желательно, навсегда.

Глава 33

Шесть лет назад

ТАНЯ

Женька, приехавшая с Владом, сразу показалась Тане какой-то виноватой. Испуганная, как нашкодившая кошка, ждущая справедливого возмездия.

В дамской комнате, куда утащила её Таня, прямо с порога пошёл разговор о видео, которое Женька получила от Тани накануне.

— Таня, я не знаю, как теперь мне с этим жить, — убивалась подруга.

— Твою мать, Женя, — выругалась Таня. — Сначала ты не знала, как жить без этого, теперь с этим. Что на этот раз не так?

— Это очень жестоко. У меня даже слов нет, как, — срывалась она на слёзы.

— А ты чего хотела? Чтобы ему пальчиком погрозили? Ай-яй-яй! Нельзя насиловать девочек. Нельзя их бить, привязывая к кровати. Нельзя выставлять на посмешище голышом на центральной площади. И в бассейне топить нельзя, — Таня упёрла руки в бока, нависая над прижавшейся к раковине подругой.

— Господи, Таня, — Женька прикрыла глаза. — Он же там плакал.

— А ты не плакала?

— Плакала, — убрала она руку. — Но сейчас мне кажется, что он меня пожалел, когда накачал наркотиками. Мне было не так больно, а временами даже весело. А он, — она согнулась, словно ей плохо, потом разогнулась, выдохнув. — Господи, он же описался со страха на том мосту.

— Я думала, ты не досмотришь до конца.

— Я досмотрела, и я не знаю… это ужасно. И в этом виновата я.

— Ты виновата? Ты?! — Таня посмотрела на неё брезгливо, как на тлю. — Да тут прямо манией величия попахивает. Знаешь, сколько у него было таких как ты? Таких же вот — униженных, сломленных, изнасилованных и молчащих, просто потому, что некому пожаловаться. Просто потому, что стыдно. И потому, что сами виноваты, согласились, поверили, прельстились его смазливой внешностью, его вниманием. А тех, кто не справился? Резал себе вены? Спрыгнул с восьмого этажа? Ты даже не представляешь сколько трагедий, сломанных судеб, исковерканных жизней из-за него одного. И из-за таких, как ты, не видящих дальше своего носа. Жалко ей.

Таня еле сдержалась, чтобы не плюнуть. Открыла воду, намылила руки.

— Я же не знала, — проблеяла Женька.

— Это всё? — спросила Таня, зло выдёргивая бумажное полотенце. — Всё, что тебя беспокоит? Чувство вины? И это всё, что ты хотела мне сказать?

— Да, — сказала подруга так тихо, что Таня едва расслышала.

— Ну, вот и славно, — смятым комком она швырнула бумагу в ведро. — Живи!

«Живи, если сможешь!» — хотела ей сказать Таня, выходя. Но промолчала. Не потому, что эта месть обошлась ей так дорого, а потому, что Женька предала её. Они оба её предали.

Так уж вышло, что на бал она приехала одной из первых. Кайрат отправил её с важными документами к Савойскому домой, вместе с ними она и доехала сразу до особняка. А здесь уже был Янис.

— Странно, что ты одна, — заявил он ей вместо «здрасьте». — А где эти два голубка. Твой парень и твоя подружка?

— Янис, дай мне время, я не готова с ним просто так порвать, — посмотрела Таня в его глаза, непроницаемые под прозрачными стёклами. — И что это за гнусные намёки?

— Намёки — это не в моём стиле, дорогая, — едва заметно улыбнулся он. — Боюсь, у тебя нет времени думать. Я сказал тебе, что он тебя недостоин. А я всегда прав.

— Янис, — испугалась Таня. — Ты же знаешь, я сделаю всё, что ты попросишь. Рожу тебе столько детей, сколько надо, даже выкормлю всех, только не трогай его. Он не имеет к этому никакого отношения. Просто появился в моей жизни не вовремя.

— А ты, я вижу, всерьёз им увлечена, — улыбнулся он жутковато. — Меня ты так никогда не любила.

— Это не важно, Янис, — прикусила она губу. — Просто не трогай его.

Они сместились в уголок за колонну, чтобы не привлекать внимания прибывающих гостей.

— Я и не собирался, Таня, — полез Янис в карман. — Я думаю, ты сама его бросишь, потому что он недостоин тебя.

— Ты повторяешься, — усмехнулась она.

— Я никогда не повторяюсь, — набирала он что-то на своём странном многокнопочном аппарате. — Это он повторяется и тебе врёт.

Он развернул к ней экран. Влад расстёгивал на Женьке платье — показывала со спины камера на её собственной кухне. Распитое вино на столе. И его требовательные руки.

Картинка остановилась, Таня подняла невидящие глаза на Яниса.

— Посмотри на время, — потыкал он в свой аппарат ещё раз и развернул.

Полуголая Женька выскочила из кухни, прикрывая грудь. Это показывала камера из коридора.

— Сегодня? — смотрела Таня на цифры в углу экрана. — Прямо сейчас?

— Скажем так, час назад, — посмотрел Янис на часы. — Сейчас, я думаю, они уже закончили и направляются сюда.

— Как ты посмел ставить камеры в моей квартире? — накинулась Таня на Яниса, хотя хотела разрыдаться.

— Я же говорил тебе, никогда ничего не пускай на самотёк, — спокойно убрал он в карман свой гаджет. — Я ты расслабилась, раскисла.

— Я спросила про камеры, — стиснула она зубы.

— Ты просто плохо искала, — растянул Янис губы в улыбке. — В комнатах нашла, а вот в кухне и коридоре не все. Поэтому, извини, видео так мало.

Она зло выдохнула через нос, но ничего не сказала. Было так больно, что она не знала, как с этим справиться.

— Ну, ну, девочка моя, — привлёк он её к себе и погладил по спине. — С ним всё равно пришлось бы расстаться. Понимаю, обидно. Но, знаешь, кривое полено и огонь не исправит. Ты же знала о нём всё. Я видел историю твоих просмотров. Ты месяц следила за каждым его шагом, за каждой бабой, за каждым вздохом. Поверила, глупенькая, что ты у него единственная?

Она отстранилась.

— Мне надо побыть одной.

— Понимаю… — и он ещё что-то сказал ей в след, кажется, что ему надо уехать, но Таня его почти не слышала.

Только в одном Янис был прав. Она Владу поверила. Но не расслабилась, не забылась, не раскисла. Она боролась за него, чтобы он стал сильнее, чтобы ни одна падла больше не посмела играть на его слабостях, когда Тани не будет рядом. И только об одном сейчас сожалела — что не была ещё уверена, что он справится. Слишком мало времени у них было.

Не ожидала она не от Влада, а больше от Женьки. «Предательство, — сказала ей бабка. — Одно предательство». Почему-то именно сейчас всплыли в памяти её слова.

И именно Женьку не могла теперь видеть. А ещё Яниса. Гонца, принёсшего дурную весть, убивают. Но свою партию Таня сыграет до конца.

— Тань, давай уедем, — попросил Влад как-то слишком тревожно после полонеза.

— Ты что, — округлила она глаза. — Бал ещё только начался. Я хочу веселиться всю ночь.

— Хочешь, не поедем домой, пойдём туда, где тоже можно веселиться, — уговаривал Назаров, почти умолял, хватая её за руку.

— Нет, Влад, — отдёрнула она руку. — Ты можешь ехать. Женьку с собой забрать. А то она тоже что-то киснет. Может, ей нездоровится.

Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— И, знаешь, я тут подумала. Тебе, наверно, надо жениться на Нике Безруковой. Вы прекрасно смотритесь. И, думаю, она вряд ли от тебя отстанет. Женись, и это решит все твои проблемы.

— Таня, ты издеваешься что ли? — смотрел Влад на неё, словно ничего не понимал. — Нет у меня никаких проблем. И Ника Безрукова мне не нужна. Мне вообще никто не нужен, кроме тебя.

— Правда? — усмехнулась она. — Тогда танцуем всю ночь.

И они танцевали. И Таня веселилась так отчаянно, что даже слепой заметил бы, что было в этом веселье что-то нездоровое. Ей искренне казалось, что она живёт последний день, потому что если у неё получится, она собралась сделать то, что ни один из них ей не простит, ни Влад, ни Янис.

Кайрат приехал к самому аукциону. Он распрощался с Савойскими, которые, наоборот, уезжали. Прошёл по залу, здороваясь со всеми, кого знал. Целовал руки дамам, перекидывался парой слов с кавалерами. Таня неотступно следила за ним глазами. И Влад, не отходивший от неё ни на шаг, как цепной пёс, это заметил.

— Ты поэтому не хотела уезжать? — нахмурился он. — Ждала Кайрата?

— Неужели тебе до сих пор не всё равно, — отмахнулась Таня как можно более равнодушно, зная, что именно это и заденет Влада сильнее всего. — Извини, он всё же мой начальник, я должна с ним поговорить.

Ей действительно было что сказать по работе, на что Кайрат удивлённо приподнял одну бровь, потом улыбнулся, а затем радостно её обнял, на что и было рассчитано.

— Отлично, — только и сказал Кайрат, а ещё добавил: — Хорошо выглядишь!

На аукционе Таня стояла рядом с Владом. Он кипел яростью, а Таня по-прежнему веселилась. И хлопала в ладоши, когда за сумасшедшие деньги он купил какую-то безделушку, сделанную детьми из детского дома, в пользу которых и проводился этот благотворительный аукцион. Кажется, это был слон, слепленный из белой глины, Таня не рассмотрела.

Она обняла Влада, прижавшись к этому предателю последний раз. Она даже не ненавидела его. Она его любила. Любила всем сердцем. Любила навсегда. И она с ним прощалась.

— Ты куда? — спросил Влад, когда Таня отпустила его и пошла, отвернувшись, чтобы он не увидел её слёз.

— Я…, — не знала она что сказать. — Мне надо.

Влад ничего не ответил, и она даже не видела его лица. Его вечно прекрасного лица, которое (Таня очень на это надеялась) она когда-нибудь забудет. И она знала, что Влад сейчас следит за ней.

Аукцион уже подходил к концу. Кайрат стоял как раз у выхода.

— Пойдём со мной, — потянула Таня его из зала.

— Куда? — растерялся Кайрат, но пошёл, потому что она крепко держала его за руку.

Первое же помещение, что попалось ей на пути, оказалось библиотекой. Таня оставила открытой дверь и довела Кайрата до пустого, покрытого сукном, старинного стола.

«Прекрасный вид от двери», — оценила она перспективу.

— Ты помнишь, раньше ты всегда доверял мне.

— Я и сейчас тебе доверяю, — смотрел Кай непонимающе.

— Когда мы танцевали для зрителей по третьему кругу подряд, когда ты перетягивал яйца резинкой, чтобы продержаться, — он опустил глаза, но не перед Таней ему было смущаться. — Ты помнишь, что я говорила тебе, когда у тебя уже не было сил?

— Трахни меня, — улыбнулся Кайрат.

— Так вот. Трахни меня, — прошептала ему Таня в самое ухо.

— Не понял, — отстранился он.

— Не надо ничего понимать. Просто трахни меня, — подтянула она его к себе за ремень и расстегнула ширинку.

— Таня, что с тобой?

— Кайрат, твою мать! — разозлилась она. — Не спрашивай меня ни о чём! Просто трахни меня на этом грёбаном столе!

Она задрала двумя руками узкое платье и села на жёсткое сукно.

— Сука, ты мужик или нет?! — Таня судорожно вспоминала всё, что его заводило, бросая слова хлёстко, нетерпеливо ёрзая. — Давай же, сладенький! По самые яйца.

Его брюки упали вниз. И он уже был готов. Он вообще всегда был готов, только не любил, когда игра идёт не по его правилам.

Кайрат сдёрнул её со стола и развернул к себе спиной.

— Уверена? — спросил он её на ухо нежно, хотя Таня чувствовала насколько жёсткий у него захват, и как его рука скользит по ягодицам. — Без резинки.

— Как обычно, — улыбнулась она. — Когда между нами были преграды?

Кайрат шлёпнул её по заднице. Довольно сильно. И Таня дёрнулась, хватаясь руками за край стола, а он уже вошёл, одним резким движением, не давая ей опомниться.

Таня выгнулась, тихонько постанывая. А когда в дверном проёме возникла тень, прикусила губу до крови и застонала так громко, чтобы ни у кого даже мысли не возникло, что ей это не нравится.

Глава 34

Шесть лет назад

ВЛАД

Мозг отказывался это воспринимать.

Глаза упрямо показывали, как Таня корчится на столе под Кайратом. Уши слышали, как она стонет. Зубы болели от того, как он их стиснул. Но его душа кричала: «НЕТ!»

Он должен был уйти, чтобы не видеть это, не слышать, не знать, но рука вросла в ненавистный дверной косяк, и окаменевшие ноги не давали сдвинуться с места.

— Мнн, забавно, — прозвучало где-то совсем близко, но словно из другой вселенной, эхом отдаваясь в голове. — Шлюха, она и есть шлюха.

Казалось, прошла вечность, пока Влад повернулся и ещё столько же на осознание кто издаёт это звуки и что именно говорит. Невидящими глазами уставился он на Нику Безрукову.

— Видел бы ты сейчас своё лицо, — улыбнулась она, и эта жуткая улыбка, показавшаяся ему беззубой, привела его в чувства.

Он моргнул, и удивился, какими сухими были глаза, хотя в них стояли слёзы. Нет, при ней он не заплачет.

— Мы, кажется, собирались поговорить, — и если Ника не упала сейчас замертво от его злого ледяного взгляда, то только потому, что в коридоре было темно. Не в добрый час попалась она ему под руку. Не в тот момент решила показать свои мелкие как у корюшки зубы.

— Да, кабинет как раз следующий.

Ника шла впереди него, цокая каблуками, а Влад хотел схватить её за жидкие волосёнки и приложить головой об стену. У него даже руки вспотели, как обычно бывало перед приступом его ярости. И, кажется, он точно знал, чьё лицо будет сейчас представлять, сжимая кулаки.

— В общем, так, — девушка пропустила его в кабинет перед собой, закрыла дверь, но перекосившееся деревянное полотно снова открылось. — Чёрт с ней!

Ника махнула рукой, сняла горжетку и бросила на стол, а потом и сама прислонилась к столешнице костлявой задницей. «Из неё бы вышел отличный манекен для кабинета биологии», — подумал Влад, рассматривая её выпирающие через ткань платья тазовые кости. Представил, как будут мотаться ноги скелета, прикреплённые к ним проволочкой.

— Бал решили закончить вальсом. Сейчас вроде мазурка, потом небольшой перерыв, а перед вальсом мы пойдём и объявим о нашей помолвке. Я хочу, чтобы завтра это сообщение было во всех новостях.

— Правда? А можно узнать, когда свадьба? Или мне знать не положено? И я, вообще, имею право спрашивать? — спрятал Влад руки за спиной, разминая запястья.

— А мне нравятся твои вопросы, — скрестила Ника ноги, отчего слегка завалилась вбок. — Ты, конечно, можешь спрашивать, но это не значит, что я отвечу.

— Спасибо, — поклонился он. — А чтобы трахнуть тебя, надо, видимо, записываться за неделю вперёд?

— Ну, почему же за неделю, — хищная улыбка скривила её губы. — Можешь трахнуть меня прямо сейчас. Тем более, что возбуждающее порно в исполнении твоей дешёвенькой шлюшки мы только что посмотрели.

Он промолчал, стиснув зубы и сжав кулаки. «Ну, давай, милая! Сейчас что-нибудь про мой член или мою мать. И завтра твою разбитую рожу и, правда, покажут во всех новостях».

И Ника Безрукова не заставила себя ждать.

— Жаль, что твоя слонообразная мать не почтила мой бал своим присутствием. А то могла бы сейчас на тебя посмотреть, — лыбилась она. — Ты же точная копия своего отца. С налитыми кровью глазами. Разве что копытом не бьёшь. Что, хочешь ударить меня?

И Влад хотел ударить, очень хотел. И сейчас, сию минуту ему было безразлично всё, кроме неистового желания размазать по её лицу кровавые сопли. Но кроме него он вдруг почувствовал, что может этого не делать. Что бы она сейчас ни сказала, он может.

Ещё повинуясь каким-то животным инстинктам, он схватил её за шею, развернув к себе, и в захвате локтя стиснул так, что заставил девушку присесть.

— Слушай ты, дура, — зашипел ей Влад в самое ухо. — Я могу придушить тебя прямо сейчас, а могу вернуться за тобой потом. Но я тебя предупреждаю, если ты только дёрнешься ещё раз в мою сторону или в сторону моей матери, то с тобой случится то же самое, что с твоим недоумком братцем. Ты поняла?

Ника вцепилась ногтями в его руку, пытаясь ослабить захват.

— Я не слышу! — прижал он ещё сильнее, заставив её сучить ногами.

— Поняла, — прохрипела она.

— Громче!

— Я поняла! — выкрикнула она.

— Ни одного движения, акта, иска, угрозы. Ни одного неверного слова в мой адрес. Ни одного неосторожного взгляда. Или ты, сука, пожалеешь, что родилась на этот свет. Ясно?! — встряхнул её Влад.

— Ясно, — прошипела она еле слышно.

— Ещё раз!

— Я всё поняла, Влад, поняла, — Ника всё ещё пыталась разжать его руку. — Хватит. Пожалуйста, хватит!

Он резко убрал руку, и девушка чуть не разбила себе голову о столешницу, но Влад схватил её за волосы и поднял.

— И, знаешь, что, — зашептал он почти ласково. Но в её глазах видел настоящий страх, и её поднятые руки, прикрывающие лицо, говорили о том же. — Я бы, может быть, и трахнул тебя, но ты была права… у меня на тебя не стоит.

Влад отшвырнул её как блохастую кошку, и Ника упала на пол, всё ещё прикрывая голову. Он отряхнул фрак, брезгливо убрал с него прилипший волос, и уже выходя, услышал, как она зарыдала.

С Никой Безруковой для него на этом всё было закончено.

Да, та единственная девушка, которой он уже никогда не сделает предложение, не зря выворачивала его наизнанку. Он справился со своими демонами, а значит, теперь может справиться с чем угодно. Он был ей благодарен, но он её никогда не простит.

Влад вышел в гремящий музыкой зал, ещё не зная, что он сделает.

— Где ты был? — неизвестно откуда выскочила ему под ноги Женька. — Не могу найти ни тебя, ни Таню.

— А что ты хочешь? — он криво усмехнулся. — Пригласить меня на танец?

— Нееет, — покачала она головой. — Я хочу уехать отсюда. Хотела вызвать такси, оказалось, я в спешке забыла телефон. А вы где-то потерялись.

— Так, давай, я вызову, — полез он в карман. — Вместе и уедем.

— Забавно, — улыбнулась Женька безмятежно, даже не подозревая какие над ней сгустились чёрные тучи. — Вместе приехали, вместе уедем.

Влад ободряюще ей улыбнулся.

— А где Таня? — оборачивалась она по сторонам, когда он закончил говорить.

— Её срочно вызвали на работу, — наклонился Влад к самому уху девушки.

— Шутишь? Третий час ночи, — слегка отстранилась она, но он взял её за руку и прижал в себе.

— Уверяю тебя, её начальник в полной боевой готовности и днём, и ночью, — продолжал он волновать её своим горячим шёпотом. — А она никогда не умела ему отказывать.

— Вальс! — громко провозгласил глашатай.

— Потанцуем, — переложил Влад свою руку Женьке на талию.

— С тобой — с удовольствием, — радостно согласилась девушка.

И он чувствовал, что был в ударе. Она летала в его руках как пушинка. Тонкая, лёгкая, податливая, и совсем не такая деревянная, какой казалась ему совсем недавно.

Смеясь они выбежали на улицу. Довольные танцем и летней ночью залезли в такси. И там, уже подъезжая к дому, Влад первый раз её поцеловал. Женька напряглась, и попыталась отстраниться.

«Девочка моя, не сопротивляйся! — посмотрел он на неё влюблённо. — Ещё никто ни разу не выскользнул из этой липкой паутины, если я этого не захочу».

Краем глаза, он видел тёмные окна, значит, Таня ещё не вернулась. Значит, всё складывалось как нельзя удачно, даже лучше, чем надо.

Влад целовал Женьку в подъезде, он начал раздевать её, прижав к входной двери. Он обращался с ней как с тончайшей фарфоровой статуэткой, как с хрупкой скорлупкой, как с трепетным лепестком. Он понимал, как эта девушка ранима, и был с ней нежным как лебяжий пух.

Он провёл пальцами по её шее, ожидая её согласия. И девушка откинулась, выгибаясь в его руках. Он донёс её до кровати на руках. Он раздевал её так медленно, что не было ни единого места, которое осталось бы не расцелованным. Да, он тянул время, но ему хотелось, чтобы этот туго скрученный страхом бутон распустился в его руках.

И Женька раскрывалась. Больше не вздрагивая от его прикосновений, не пытаясь прикрыть руками обнажённую грудь. Он припадал губами к её груди как младенец, и она запускала пальцы в его волосы, заставляя не останавливаться.

Нет, Влад и не собирался. Он подводил её к краю языком, но, когда она уже начинала выгибаться, внезапно переключался на нежную кожу раскрытых ему навстречу бёдер. Он скользил пальцами по её коже, заставляя девушку трепетать. Он ласкал каждую выемку на её теле, не оставив не замеченным ни один потаённый уголок. Ушко, шейка, упругий сосочек, плоский тёплый животик и, наконец, влажный бутончик так давно не знавший мужских рук.

— Боже, я так хочу тебя! — стонала она.

— Я знаю, милая. Я твой. Твой.

Влад вошёл в неё мягко и осторожно. Чуть-чуть, потом глубже, потом ещё одним плавным движением до конца.

— Да, — прошептала она. — Да! Да!!!

Её тело сотрясали судороги наслаждения, но Влад не останавливался. Он знал, она разогрелась настолько, что можно не выходить, просто дать ей немного остыть. Он подхватил её, поднял, но она повернулась неловко, и он выскользнул.

— Ой!

— Ничего, так даже интереснее, — он снова вошёл в неё, усаживая к себе на колени. Оперся локтями о кровать и уже не помогал ей, Женька и сама прекрасно справлялась. Его любимая поза. Он чувствовал, как скользит в ней, подчиняясь её ритму. Как горячо прижались к нему её бёдра. Как движения её становились похожими на ритуальный танец, погружая её в полный транс. Девушка закатила глаза, и он подхватил её, чтобы кончить вместе с ней.

— О, боже! О, боже!! О, БОЖЕ!!! — содрогаясь всем телом, орала она ему в ухо.

Влад слегка отстранился, чтобы не оглохнуть. Но он был искренне рад, что ей так хорошо.

Звук поворота ключа в замке входной двери прозвучал так вовремя, что Влад невольно улыбнулся.

«Ну, здравствуй, милая! Я так долго тебя ждал».

Ключи звякнули, оказавшись на ключнице. Туфли, стукнув каблуками, упали на пол. А вот и её босые ноги по полу.

— Таня! — вздрогнула Женька, поднявшись с его груди. В её глазах застыл ужас: — Ты же сказал, она сегодня не приедет?

— Тссс! — Влад погладил её по спине и прижал к себе. — Всё хорошо.

— А я смотрю, вы времени даром не теряли, — раздался насмешливый Танин голос в дверях спальни.

— Да, извини, начали без тебя. — Влад поцеловал Женьку в плечо. Отвернувшись, она в отчаянии кусала губы. — Спасибо, милая! Ты была великолепна!

— Не буду вам мешать, — буднично махнула рукой Таня и удалилась, прокричав им откуда-то из другой комнаты: — Будете уходить, захлопните за собой дверь!

— Господи, что теперь будет, — причитала Женька, собирая по комнате свои вещи. — Господи, что я наделала.

— Жень, — поймал её Влад и заставил посмотреть в глаза. — Всё хорошо. Поверь мне, правда, всё хорошо.

Глава 35

Шесть лет назад

ТАНЯ

Таня слышала причитания Женьки. И как Влад успокаивал её бывшую подругу.

«Глупая, слабая курица!» — выругалась Таня, стаскивая с себя платье, хотя на самом деле понимала, что устоять против Влада у Женьки не было ни одного шанса.

Наконец, хлопнула входная дверь.

— Ну, вот и всё! — сказала Таня вслух, но, как говорится, рано радовалась.

Она закрыла входную дверь на «собачку» и привалилась к ней спиной.

— Ну, вот и всё! — повторила она, когда увидела шёлковый шарф на ручке закрытой двери зала. — Что за…

Деревянные створки бесшумно распахнулись от её толчка.

А ведь она была уверена, что не будет плакать.

Свечи, салфетки, цветы… Таня вела по ним рукой, словно полоумная Офелия, но в отличие от неё, к сожалению, осознавала всю глубину своей потери. А так хотелось сойти с ума.

Влад купил ей кольцо.

Она опустилась перед этой коробочкой на колени как перед иконой.

Влад хотел сделать ей предложение. Сегодня.

Она открыла конверт. «Это наш дом», — написано его рукой над криво нарисованной стрелочкой. «Это наша полянка», — ещё одна стрелочка, и Таня безошибочно узнала это место с фотографии. «Это мы с тобой», — два смешных человечка, взявшись за руки. И ещё одна стрелочка к краю фотографии: «Я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя!» — крупными буквами на обороте.

Таня размазывала слёзы по щекам вместе с косметикой. Они жгли глаза, но разъедали сердце. Она достала кольцо, почти не видя его от слёз, задыхаясь от собственных рыданий. Она поцеловала его. Она прижала его к груди.

— Прости меня, — шептала она ему. — Пожалуйста, прости меня! Я тоже буду любить тебя. Всегда.

За окнами уже забрезжил рассвет, когда она поднялась с пола.

Таня убрала на место посуду, выкинула свечи, убрала фотографию, открыла коробочку с кольцом последний раз, прощаясь.

Такое красивое, из белого металла, сияющее чистым густо-жёлтым камнем. Жёлтые бриллианты очень редкие и стоили очень дорого, но Таня знала, почему Влад купил именно такой. В честь её рыжих волос.

— Да, — сказала она этому сверкающему чуду. — Я бы сказала тебе «да», если бы у тебя был хоть один шанс спросить.

Таня поцеловала кольцо на прощанье, закрыла коробочку и спрятала, надеясь, что навсегда забудет, где оно лежит.

— Будь ты проклят, Янис, — сказала она камере в коридоре. Ведь она даже не удивилась, когда увидела Влада с Женькой в спальне.

Больше не было правых, и не было виноватых.

Как паук и ядовитая бабочка, они были обречены.

Обречены любить друг друга и никогда не быть вместе.

Янис переехал к ней на следующий день. Ещё в вазе не увяли цветы, а он расхаживал мимо них в трусах и, почёсывая задницу, рассказывал Тане о своих планах на неё.

— Это тесты на овуляцию. Это тесты на беременность, — кинул он ей, как собаке кость, по очереди два пакета. — Если окажется, что сейчас ты беременная, то ты сделаешь аборт. Если нет, я дождусь твоей менструации, потом овуляции, а потом будем создавать новую жизнь с моими генами.

Танин коварный план провалился. Она хотела ребёнка только от Влада. Но наивно надеялась, что залетит хотя бы от Кайрата. Он бы никогда не узнал, что это его ребёнок. Она бы растила его во Франции, или уехала на Северный полюс. Но ей никогда не удавалось обмануть Яниса. Янис предусмотрел и такой вариант.

И менструация началась. Таня бросила Янису на грудь окровавленные трусы.

— Этого достаточно или нужны ещё какие-нибудь доказательства?

— Отличная новость, — даже не поморщился он, разглядывая её бельё. — Теперь ты чиста как мадонна. Ждём середины цикла и приступим.

Всё, что было потом, почти не сохранилось в Таниной памяти. Она словно спала или пребывала в вечном обмороке. Ей всё было безразлично.

Янис, храпящий рядом с ней в кровати каждый день. Его перекошенное лицо, когда он кончал. Раньше она всегда закрывала глаза, чтобы не видеть это, а теперь, наоборот, подсматривала и посмеивалась, пока он корчился.

Таня забеременела в первый же месяц. Янис ликовал.

— Я же говорил, что всё у нас получится, — довольно потирал он руки, словно провернул какую-то очень сложную сделку. — Я же говорил, мы созданы друг для друга!

Он целовал её, прыгая по комнате с тестом в руках. Он целовал её, выйдя из кабинета гинеколога. А Таня криво улыбалась на эти его проявления неожиданных чувств и, выторговала для себя единственную привилегию — спать с ним в разных комнатах.

— Янис, не лезь своим хером в мой инкубатор, — отгоняла его Таня, захлопывая перед его носом двери.

Наверно, единственное, чего Янис не предусмотрел — это то, что теперь Таня будет хозяйкой положения. Но он смирился. Он вообще легко переносил любые неудобства. Теперь в её квартире опять стали появляться мускулистые парни, говорящие на всех языках мира, и пышногрудые проститутки, визжавшие в постели так, что на Таню периодически косились соседи.

Таня не помышляла бежать. Не думала, что Янис с ней сделает, когда ребёнок родится. Она молилась всем богам, в которых не верила, чтобы только он дал ей возможность с ребёнком видеться, если оставит в живых.

Когда Таня была на шестом месяце беременности, Яниса убили.

Расстреляли прямо у подъезда. И те самые мускулистые парни, что постоянно крутились рядом с Янисом, сказали, что ей лучше уехать. Сейчас. Немедленно. Желательно из страны. И сидеть тихо-тихо, и не высовываться. И имя Яниса не упоминать никогда. И никому не говорить, чей это ребёнок. Ей даже не позволили присутствовать на похоронах.

Так она и вернулась на родные виноградники со своим животом. И первой её мыслью было от него избавиться. Она даже записалась к врачу.

— Вы уверены? На таком сроке? — тревожно смотрела на неё женщина-врач, постукивая карандашом. — Ведь он уже жизнеспособен. И, если уж он настолько вам не нужен, то — доносите, родите в срок, а потом откажитесь. Неужели вы ничего к нему не испытываете?

— Это девочка, — Таня положила руку на живот и тяжело вздохнула.

Она так окаменела душой за эти месяцы. Так боялась, что Янис заберёт дочь, что всеми силами старалась не думать, не привязываться. Словно она — суррогатная мать, вынашивающая чужой плод.

— Как бы не складывались обстоятельства, кто бы ни был её отец, ведь это ваш ребёнок. Тёплый комочек, который уже вас любит, уже вам доверяет, — пробивались сквозь её защитную броню слова врача.

«И теперь она моя, только моя», — молчала Таня, пытаясь это осознать.

Доктор достала какой-то журнал, сверилась, открыла Танину карту, что-то написала карандашом на ярко-жёлтом стикере и приклеила его как закладку в свой журнал.

— Скажите, а правда бывает, что в первый месяц беременности могут идти месячные?

— А они показались вам необычными?

— Да, слишком скудными и короткими. А ещё УЗИ показывает больший срок, чем я посчитала.

— С подсчётами при регулярной половой жизни вы могли и ошибиться, — мягко улыбнулась врач и снова постучала карандашом. — А месячные на ранних сроках — это всегда отклонение от нормы, правда, не всегда угрожающее здоровью матери или ребёнка. Возможно, оплодотворённая яйцеклетка не успела имплантироваться в слизистую до начала месячных. Правда, это бывает крайне редко. Ещё реже созревает две яйцеклетки и, если одна из них оплодотворяется, а другая отторгается, тоже могли пойти месячные.

— То есть, вероятность очень маленькая, но всё же есть? — спросила Таня.

— Да, конечно, — ответила доктор.

Даже этой слабой надежды Тане хватило бы, а ещё она чувствовала, как малышка изнутри толкает руку, лежащую на животе. «Эта маленькая бунтарка уже борется за свою жизнь», — с любовью подумала Таня.

— Ну что? — уточнила доктор. — Ребёнка оставляем?

— Да, — посмотрела Таня на жёлтый ярлычок в журнале и улыбнулась. — Да.

Глава 36

Наши дни

ТАНЯ

Сейчас перед Таней не стоял вопрос — оставить ли этого ребёнка. Да, она его оставит. И от того, какое решение примет Эрик, будет зависеть есть ли будущее у их отношений.

Так уж сложилось, что после Японии у них было всего два дня, да и те такие напряжённые, что виделись они только на работе, а потом он улетел.

Эрик вернулся уставший, измученный и, словно, постаревший на несколько лет. Таня не встречала его в аэропорту. Он бросил свою дорожную сумку на пороге её кабинета, и крепко прижал её к себе.

— Я так скучал, — пропахший самолётным освежителем и пылью, он казался чужим. — Больше никогда никуда не полечу без тебя.

— Не торопись, — зарылась Таня носом Эрику под куртку и решила не резать его по кусочкам, а сразу убить. — Я должна тебе сообщить кое-что важное.

Эрик чуть отодвинул её от себя и заглянул в глаза.

— Очень-очень важное?

— Я беременна. И это не твой ребёнок.

— Уф, — он отпустил её, выдохнул, словно в него плеснули ледяной водой, и вцепился рукой себе в волосы. — Вот это новость.

— Извини, я понимаю — ты с дороги, устал и вообще, — пыталась Таня что-то говорить, но Эрик предупреждающе выставил руку ладонью вперёд, призывая её к молчанию.

— Это не важно. И давно ты знаешь?

— Несколько дней.

— И большой срок? — он рухнул как подкошенный на гостевой стул.

— Второй месяц, — стояла перед ним Таня и чувствовала себя провинившейся школьницей перед строгим учителем.

Она обещала себе не делать Эрику больно, но, видимо, иначе она не умеет.

— Назаров? — поднял он на неё понимающий взгляд, и Таня кивнула. — Да, уж. Могу я попросить тебя принести кофе? Что-то я плохо соображаю после этого перелёта.

— Эрик, — поставила она перед ним маленькую чашечку эспрессо без сахара и сливок, как он любил, по-итальянски. — Не принимай решения сейчас. Отдохни, обдумай. Я приму любое, кроме одного.

— Ты, в любом случае, оставишь этого ребёнка, — продолжил Эрик за неё, сделав глоток. Таня кивнула, неотрывно смотря ему в глаза.

— Тогда мне, действительно, надо подумать… — вдруг улыбнулся Эрик, — где мы будем жить такой большой оравой. Моя скромная съёмная квартирка не выдержит. А воспитывать одного… ребёнка или двоих, какая разница?

Он не произнёс слова «чужой», но Таня услышала его в той паузе, что сделал Эрик. И всё же решила поверить в его искренность и была ему благодарна. Он оказался даже лучше, чем она могла подумать.

Недели летели с такой скоростью, что Таня не успевала их считать.

Работа накрыла их с головой. Неприятность за неприятностью, проблема за проблемой, и их поездка всё отодвигалась и отодвигалась на неопределённый срок. Таню мало касались проблемы кампании, но она переживала за Эрика, и ещё её расстраивало, что она так давно не видела свою дочь, а Эрик не хотел отпускать во Францию Таню одну.

— Не переживай за меня, — целовал он её в лоб. — У нас всю жизнь такая жопа. Я привык. Это нормально. И вообще, тебе нельзя переживать.

— А ты не волнуйся за меня, — улыбалась она. — Просто я нестерпимо соскучилась по ребёнку.

— Обещаю, до Нового года обязательно вырвемся, — уверял её Эрик. — Заедем в Италию, познакомлю тебя со своей Анькой. Я ведь и сам ещё внука не видел. А потом — в Бордо.

И в Танином чемодане с подарками для Софи стали появляться всякие безделушки для Аньки, её мужа-итальянца и их малыша, а также для Макса, старшего сына Эрика, который учился в Москве.

Таня пока так и не переехала к Эрику. Просто наводила порядок в его холостяцком гнезде, иногда готовила ужин и оставалась на выходные. Эрик даже немного комплексовал, что она стирала и гладила его вещи, мыла полы, отдирала остатки его одиноких холостяцких ужинов с тарелок.

— Тань, пожалуйста, — смотрел он на неё виновато. — Ты заставляешь меня краснеть. Ты не обязана всем этим заниматься.

— Разве это похоже на обязанности? Мне просто нравится о тебе заботиться. Извини, что я не могу пока пригласить тебя перебраться ко мне. Мне как-то не комильфо выгонять Ляльку посреди зимы.

— Нет, это ты прости, что я сам не напрашиваюсь. Мне тоже пока как-то неудобно перед твоей подругой.

И Таня не знала, что там было на уме и на сердце у Эрика, но одно знала точно, что прикрывалась Лялькой потому, что пока не хотела в своей жизни торопиться с переменами.

Где-то глубоко в душе она, наверное, даже радовалась тому, что у Эрика столько работы, что ему просто некогда. И радовалась, что тот момент, когда они съедутся, всё откладывался на неопределённый срок. Не потому, что Эрик ей не нравился. Нет, всё у них было прекрасно, кроме двух вещей. Эрик постоянно сравнивал Таню с женой. А Таню всё больше и больше угнетало, что она до сих пор не поставила Влада в известность. Она считала, что не имеет права скрывать от Влада, что беременна от него.

Таня каждый день смотрела на фотографию поставленную на контакт Влада в своём смартфоне, и рука не поднималась удалить его номер. Каждый день она ждала, что Влад позвонит сам. Каждый день ей казалось, что именно сейчас он принимает какое-нибудь неправильное решение, а сама она упускает какой-то важный момент в жизни. Каждый день Таня прижимала руки к животу, которого ещё и видно-то не было, и это были такие важные для неё ощущения — знать, что это ребёнок Влада, частичка его души в ней. Он так хотел ребёнка, так о нём мечтал.

И с Лялькой она не расставалась, потому что каждый день та её долбила:

— Таня, скажи ему!

— Я не могу. Я боюсь, — вяло сопротивлялась Таня в ответ. — Влад не отпустит меня. С ребёнком, точно, не отпустит.

— Может, ты не будешь решать за него? За Эрика же ты не решала, — Лялька сидела рядом с Таней на полу у «плакательной» стены. Сегодня была Лялькина очередь жаловалась, но разговор плавно перетёк в их ежедневный спор.

— Я сама не смогу уйти. Я разобью сердце Эрику. И жить с Владом я не хочу. Мы уже пробовали, и у нас ничего не вышло.

— Таня, просто скажи ему про беременность. Только про беременность. Потом будешь решать, смотря по обстоятельствам. Пока не стало слишком поздно.

— Я, наверно, должна обсудить это с Эриком.

— Так чего тянешь? — Лялька поднялась с пола и пошла на кухню.

— Потому, что я не хочу это с ним обсуждать, — пробубнила Таня себе под нос.

— Я ничего не слышу! — крикнула ей Лялька.

Но Таня и не хотела, чтобы она слышала. И не хотела говорить с Эриком, потому что придётся посвящать его в проблемы Назарова. Придётся пояснять, почему для Влада так важна её беременность. А ещё… а ещё Таня не могла привыкнуть, что Эрика теперь всё касалось — она привыкла принимать решения сама.

Трудно сказать, почему Таня выбрала именно этот день. Всё откладывала, всё мучилась, а потом в одну секунду вдруг решилась. Ушла с работы на два часа раньше, взяла такси и поехала прямо к Владу домой.

— Привет! — позвонила Таня из машины.

— Таня?! — она закрыла глаза, чтобы не расплакаться, услышав его взволнованный голос. — Таня.

— Извини, что беспокою. Ты дома? — так хотелось казаться равнодушной.

— Нет, но, если надо, я подъеду.

— Надо. И скажи охране, чтобы меня впустили, потому что я уже подъехала и не хочу отпускать такси. Я постараюсь коротко.

— Да, конечно, — ответил Влад, и замолчал, словно что-то ещё хотел сказать и не решался, но Таня отключилась. Всё расскажет при встрече.

Для середины ноября снега было слишком мало. Дом Назарова среди голых деревьев с давно облетевшими листьями смотрелся скорее мрачно, чем торжественно. Влад всё-таки его построил. И жил в этом доме. И он хотел, чтобы Таня к нему переехала — это было так недавно и, всё же, так бесконечно давно.

Его экономка, Тамара Николаевна, открыла дверь. Улыбнулась Тане тепло, приветливо. Таня приготовилась выдержать натиск двух любопытных лабрадоров, но никто не выбежал ей навстречу.

— А Бонни и Клайд?

— Они у Елены Сергеевны, — пояснила женщина, приглашая в гостиную. — Чай? Кофе? Владислав Эдуардович сказал, что уже едет.

— Нет, нет, спасибо, — протянула ей своё пальто Таня. — Я ненадолго.

— Как скажете, — экономка вежливо кивнула и удалилась.

Таня прошлась пальцами по изгибам мебели в гостиной, стараясь не сильно стучать каблуками, когда её сапоги после мягкого ковра вдруг оказывались на мраморном полу.

В этом доме было так изысканно красиво. Она знала, что Влад сам подбирал в этих интерьерах всё, вплоть до картин на стенах и подхватов для штор. Назаров вложил в этот дом душу и говорил, что где-то там в одной из его бесчисленных комнат похоронено его разбитое сердце.

«Угадаешь в какой?»

Он строил дом шесть лет назад, когда они уже расстались. А Таня первый раз оказалась здесь несколько месяцев назад, когда они решили начать всё заново.

Таня угадала с первого взгляда — в спальне, выполненной в кричащих оранжево-красных тонах.

Сейчас ей захотелось в последний раз взглянуть хоть одним глазком на что-то, сделанное в её честь и, цокая каблуками, пошла вверх по лестнице.

Таня повернула налево, когда на правой половине открылась дверь, освещая полутёмный коридор ярким светом из комнаты. И в нём тут же показалась хрупкая фигурка девушки. Таня остановилась и развернулась в её сторону. Она даже подумать ни о чём не успела, когда девушка окликнула её.

— Лера?! — удивилась Таня, узнавая бывшую Лялькину гостью.

— Да, — дошла до лестницы девушка. — Извини, не помню, как тебя зовут.

— Таня.

— Так это ты — Таня?! — выпучила Лера глаза.

— В каком смысле?

— Убирайся! — вдруг вытянула девушка руку, указывая на лестницу. — Тебе нечего здесь делать.

— Это с чего бы? — подошла Таня к ней ближе.

— Я сказала, убирайся! Вы расстались. Он любит меня. Не желаю видеть тебя в своём доме, — она оттеснила Таню так, что та была вынуждена шагнуть на ступеньки.

— С каких пор этот дом вдруг стал твоим?

— Не твоего ума дело. Давай, проваливай!

— Так значит, это Влад Назаров и есть тот самый богатенький дядя, с которым тебе так не хотелось спать? Вижу — ничего, ты переморщилась.

— Валерия Александровна! — крикнула снизу экономка, прерывая их перебранку. — Ваша машина подъехала!

Таня смерила балеринку насмешливым взглядом, спустилась до поворотной площадки, но на первой ступеньке следующего лестничного пролёта опять остановилась. Экономка беспокойно заглядывала вверх, держа в руках длинную норковую шубу.

— Ты больше ему никто. А я — всё, — догнала Таню разъярённая девушка.

— Правда? А что, он уже на тебе женился?

— Нет, но всё уже решено.

— Не заблуждайся на его счёт, милая. У него, знаешь, сколько было таких, как ты.

— Смотри, сама не ошибись.

И Лера слегка толкнула Таню. Сначала Тане показалось, что её ткнули презрительно, мол, дай пройти, но потом вдруг руки девушки упёрлись ей в спину и с неожиданной силой отправили вниз по лестнице.

Экономка, до этого смотревшая на входную дверь, испуганно обернулась, когда Таня, пересчитав все ступеньки, жёстко приземлилась боком на мраморный пол.

— Боже! — кинулась вниз Лера. — Она оступилась! Что вы стоите, помогите же ей!

Таня вытянула руку, останавливая переполошившуюся женщину, затем приподнялась. Болело бедро, плечо, а ещё, кажется, она подвернула лодыжку и слишком сильно приложилась головой.

— Со мной всё в порядке, — успокоила она экономку, но цепкие руки балерины, всё же приподняли её.

Таня оттолкнула её — это всё, чем она пока могла ответить. Спиной опёрлась на стену — накатывала слабость. Потрогала голову — на затылке росла шишка, и голова слегка кружилась.

— Точно в порядке? — во взгляде это лживой сучки было столько сочувствия.

— Валерия Александровна, я извиняюсь, — вошёл в дверь парень, теребя в руках шапку. — Мы опаздываем.

— Да, иду, Вадик, иду, — отмахнулась та. — Видишь, у нас тут несчастный случай!

Лера наклонилась, якобы поправляя на Тане сбившийся набок шарфик:

— Жаль, что ты шею себе не сломала, — прошипела она в самое ухо, потом поднялась и обратилась к экономке: — Позаботьтесь о ней, если что понадобится. Я, правда, очень сильно опаздываю.

— Да, да, конечно, — помогла ей женщина надеть шубу.

И Таня была совершенно согласна с тем, что лучше бы она свернула себе шею. Нарастающая боль внизу живота заставила её скорчиться, едва эта лживая сучка с водителем вышли.

— Нет, нет, нет, нет, — уговаривала Таня мраморный пол, когда почувствовала, что по ногам потекло. И она уже знала, что это. На пальцах, скользнувших под юбку, алела свежая кровь.

Глава 37

ВЛАД

Влад уже забыл, когда гонял по улицам с такой скоростью. Забыл, когда что-то чувствовал. По большому счёту даже забыл, когда жил.

В последнее время он всё делал по инерции. Просто потому, что надо было делать: вставал, брился, ел, решал какие-то вопросы. Он постоянно чувствовал себя плохо. Руки трястись перестали, но слабость и апатия стали хроническими. Он сдал анализы, прошёл какие-то обследования, но у него ничего не нашли. Выписали витамины, рекомендовали больше бывать на свежем воздухе и правильно питаться. Да, только куда уж правильнее.

Срываясь с места на ещё красный сигнал светофора, обгоняя машины по встречке, он вылетел за город, радуясь, что сейчас он увидит Её. Что Она приехала. И неважно, что она хотела ему сказать. Может, пригласит его на свадьбу. Влад узнавал — про Эрика говорили только хорошее. Что ж, он был рад, что Таня в надёжных руках.

Лера тоже настаивала на их свадьбе. Влад отдавал себе отчёт, что не любит её, но, наверно, после Тани он уже никого не сможет полюбить, поэтому относился к этому спокойно. Ему было всё равно. Правда, хоть разговоры о свадьбе и велись, это Лера сделала ему предложение, а он пока не дал ответа.

Машина его «невесты» пронеслась ему навстречу — у неё был вечерний спектакль. И Влад был рад, что её не будет рядом.

Он отпустил стоявшую у крыльца машину такси, расплатившись с водителем — Влад сам отвезёт Таню, куда та скажет. И улыбнулся сам себе, что пытается под любым предлогом урвать несколько лишних минут рядом с ней.

Но картина, которую он застал в своей гостиной, повергла его в ужас. Таня, заплаканная и несчастная, сидела, прислонившись к стене у подножия лестницы, а взволнованная экономка куда-то звонила.

— Таня, господи, — сел он рядом с ней на пол. — Что случилось?

Она протянула к нему руки, обняла крепко-крепко и зарыдала. Он гладил её по волосам, по спине, успокаивая. Его сердце разрывалось от её горя, и он не знал, чем её успокоить.

— Скорая сейчас приедет, — подошла экономка, явно переживая за девушку. — Она упала с лестницы.

— Сильно ушиблась?

Таня отрицательно покачала головой.

— Вывихнула? Сломала?

Тот же ответ.

— Тамара Николаевна, принесите воды, — и когда экономка ушла, ещё раз спросил: — Что случилось?

— Я потеряла его, Влад, — едва выдавила она из себя, и снова зарыдала.

— Господи, Таня, кого? Кого ты потеряла? — он ничего не понимал, но холодок пробежал по его спине от её несчастного голоса.

— Нашего ребёнка, Влад, — она подняла на него опухшие глаза. — Нашего с тобой ребёнка.

— Ты беременна? — мысли путались у него в голове.

— Влад, — она отстранилась и задрала юбку.

Он никогда не видел столько крови. Целое море крови, которое впиталось в ткань, на которой Таня сидела.

Звук разбившейся чашки и вскрик экономки вывел его из прострации, но он всё ещё не знал, что сказать.

— Скорая! Ну, наконец-то, — Тамара Николаевна, побежала к входной двери.

— Всё будет хорошо, — уговаривал он то ли сам себя, то ли Таню, помогая ей подняться. Она встала, но тут же согнулась от боли пополам, опираясь на его руку. По её ногам текла кровь.

— Я думал тут перелом с сотрясением, — хмыкнул средних лет мужчина в белом халате. — А тут, судя по всему, выкидыш. Какой срок?

— Третий месяц.

— Ясно, разберёмся. Сама дойдёшь или носилки?

— Сама, сама, — сделал Таня осторожный шаг.

— Что ж вы, девушка, беременная, на таких каблучищах, да ещё зимой. Не с лестницы, так на улице бы поскользнулись. Надо же себя беречь.

Она только равнодушно кивнула, держась за живот. Влад помог ей залезть в машину.

— Я поеду следом, — сжал он её руку, когда ему не разрешили остаться в машине Скорой помощи.

— Не переживайте, она в надёжных руках, — захлопнул дверь перед его носом врач.

И всю дорогу Влад тащился за этой «Скорой», матерно ругаясь во весь голос на водителя, которого посадили за баранку этого пылесоса, ехавшего так медленно, и так бестолково.

Операция шла долго. Влад сбился со счёта, сколько раз он измерил шагами коридор сначала в одну сторону, затем в другую.

— Не переживай, милай, — посочувствовала ему старушка санитарка, вытирая тряпкой следы, оставленные его ботинками на мокром полу. — Почистят её, да и всё. У вас ещё дети-то есть?

— Нет, — растерянно покачал головой Влад.

— Ну, ничего. Молодые, ещё ребёночка сделаете.

И от её слов до Влада, наконец, дошёл смысл всей произошедшей трагедии.

Его ребёнок. Таня потеряла его ребёнка.

Он не знал, сколько времени прошло. Он стоял на коленях у кровати, прижавшись губами к её тёплой руке, пока она спала. И не зависимо от его желания, слёзы сами текли из глаз и впитывались в казённую простыню.

Всё произошло так быстро и так неожиданно, что никак не получалось собрать эти блуждающие в голове обрывки мыслей во что-то связное. Он просто плакал, держа Таню за руку и ждал, когда она проснётся.

— Привет! — Влад улыбнулся, когда она открыла глаза.

Таня провела рукой по его мокрой щеке, и глаза её тоже наполнились слезами.

— Я приехала, чтобы сказать тебе, — она закрыла лицо рукой и отвернулась, давясь рыданиями.

И, чтобы понять друг друга, сейчас им не нужны были слова.

Этот вечер должен был закончиться совсем иначе. Но там на тех ступеньках лестницы не Таня, а его фортуна опять споткнулась и со всей силы врезала ему под дых.

Влад потерял всё, даже то, о чём не знал.

— Прости меня, — снова взял он её за руку, присев на край кровати. — Прости за всё, что у нас было. И за то, чего не было, ещё больше прости. За Женьку, за Лору, за всех моих жён и тысячи женщин, что так и не заменили тебя одну.

— И ты меня прости. За Кайрата, — Таня в ответ сжала его ладонь. — Я никогда его не любила. И за то, что с самого начала всё шло так неправильно, тоже прости.

— Я опять собрался жениться, — криво улыбнулся Влад.

— Я знаю. Это твоя будущая жена столкнула меня с лестницы, — усмехнулась Таня и отняла руку.

— Лера?! — не поверил он.

— Мне всегда нравилась твоя способность удачно выбирать себе жён. Не тупая модель, так полоумная фанатичка. Теперь вот убеждённая лесбиянка.

— Лера? — ещё раз переспросил он.

— Лера, Лера, — кивнула она, садясь повыше. — Твоя балерина — бывшая подружка моей Ляльки. И они трахались, когда ты встречал меня в аэропорту.

Он пытался вспомнить, что же было в тот день, но разве это было важно.

— Я не верю тебе, — упрямо мотнул он головой.

— И про то, что это она меня столкнула, видимо, тоже?

— Да, я поговорил с Тамарой Николаевной, пока ты была на операции. Она сказала, что Лера испугалась не меньше, чем она сама.

— Влад, — тяжело вздохнула она. — Лера тебе врёт.

— Что ж, — развёл он руками обречённо. — Такая, видимо, у меня судьба. Ты мне врала, она врёт. Мне все врут.

Таня снова вздохнула и промолчала.

— Она хорошая. И мы с ней давно знакомы, — тепло улыбнулся он. — Помнишь ту историю про сгоревшую семью. Так вот, она та самая девочка. Младшая из четырёх сестёр. — Он показал четыре пальца, а потом три загнул. — Единственная, которая выжила.

Она посмотрела на его руку, словно он показал что-то неприличное.

— Что предназначено огню, то гнилое дерево, — словно вспоминая, произнесла Таня.

— Я ничего не понял. Что?

— Влад, она — гнилое дерево, — повторила Таня. — И далеко не та славная маленькая девочка, что ты запомнил.

— А мне кажется, ты просто ревнуешь, — улыбнулся Влад. — И ты плохо её знаешь.

— Я знаю про неё достаточно. Ей нравятся твои деньги, твой дом, твои связи. Но на тебя ей совершенно наплевать.

— Пусть так, — пожал он плечами. — Но раз уж больше они ни для чего другого не сгодились, пусть пользуется она.

— Влад, — опять вздохнула Таня, и у него сложилось впечатление, что он больной, который отказывается от лечения, так она его уговаривала. — Тысячи женщин. Тысячи! И ты выбрал ту единственную, которой на тебя плевать.

— Нет, я выбрал другую, — вздохнул он. — Но она теперь не со мной. И да, — жестом прервал он её, готовые сорваться с её языка, возражения, — я сам во всём виноват. Я тебя и не виню. Но, знаешь, именно поэтому мне глубоко всё равно — она это будет или любая другая. Я не идиот. Я всё понимаю. Что она использует меня, что ей удобно, что ей нравятся мои деньги. Но мне плевать. Я больше ничего не хочу.

— Ты так похудел, — накрыла Таня ладонью его руку, а потом потянулась и приложила её ко лбу. — И такой горячий.

— Да, я немного приболел, — перехватил Влад её руку и прижал к губам, но она её отняла.

— И ты очень бледный, я бы даже сказала серый. Чем ты заболел?

— Не бери в голову, врачи сказали, переутомление и что-то там ещё. И, наверно, простыл.

Он видел по её глазам, что она не поверила. Но больше у них не было времени. Совсем. Дверь открылась, и в палату вошёл взволнованный Эрик.

Влад встал, уступая ему место. И едва кивнув на его приветствие, Эрик прижал Таню к себе.

— Господи, как ты?

— Нормально.

— Я приехал сразу, как только смог, — гладил он её по спине.

— Да, я знаю, Милена сказала, что ты был на переговорах.

— Только не переживай. Иногда так случается. Но всё будет хорошо.

«Какие-то общие, ничего не значащие фразы», — усмехнулся Влад. Но где-то в глубине души его царапнула мысль, что Эрик, наверное, даже обрадовался. Ведь это был не его ребёнок. Что ж, теперь-то у них будет общий.

И Влад понимал, что он здесь третий лишний, но ноги упрямо не хотели идти.

— Забери меня отсюда, — тихо попросила Таня.

— Конечно, — убедительно кивнул Эрик, отпустил её, оглянулся по сторонам. — Где твои вещи?

— В гардеробе, наверно, — посмотрела Таня на Влада вопросительно.

— Да, — встрепенулся он и полез в карман за номерком. — Я сейчас схожу.

— Влад, ты меня извини, конечно, — встал Эрик и протянул руку к бирке с цифрой. — Но тебя это больше не касается. Я сам разберусь.

— Да, хорошо, — как можно увереннее сказал Влад. — Счастливо!

Он улыбнулся Тане, кивнул Эрику и вышел.

Его теперь больше ничто не касается.

Глава 38

ТАНЯ

Три дня Таня провалялась после больницы дома.

Эрик приезжал вечерами, привозил что-нибудь вкусненькое. Они с Лялькой на пару поддерживали Таню как могли. Лялька, в-основном, разговорами по душам. А Эрик, наоборот, разговорами о чём угодно, только не о случившемся. Таня подозревала, что в глубине души он, наверное, даже обрадовался, но он ни за что не позволил бы признаться в этом даже себе самому.

И Эрику Таня не могла сказать, что переживает за Влада. А вот Ляльке прожужжала все уши.

— Ляль, ты бы видела его, — кусала она обветренные губы. В больнице с неё сняли весь пирсинг, оставив только крошечный стразик в носу. — Он настолько худющий, что на нём костюм висит как на вешалке. И цвет лица землистый. Он болен. Ему плохо. А эта пиявка присосалась и пьёт его кровь.

— Присосалась, значит, позволил, — пожала плечами Лялька.

— Ему и так было плохо, а сейчас, наверно, ещё хуже из-за меня. Ты бы видела, какие у него потухшие глаза. Он ничего не хочет. Ему на всё плевать. И у меня стойкое ощущение, что он не хочет жить.

— Ты-то ему чем поможешь?

Таня не ответила, но сейчас она точно знала, чем Владу помочь. И она не позволит какой-то скользкой гадине воспользоваться его слабостью.

Таня позвонила Владу сразу по приезду домой, дабы убедиться, что он в порядке.

— Привет!

— Привет, — ответил он с лёгким вздохом.

— Ты как?

— Хорошо. А ты? — у Влада был слегка хрипловатый голос, и его версия про простуду показалась Тане сейчас правдой.

— Тоже.

— Я хотел позвонить, узнать, как ты себя чувствуешь, но подумал, что напоминать тебе будет жестоко. Наверно, лучше всё просто забыть.

— Наверно, — Таня не знала, что сказать, её душили слёзы, его печальный бесцветный голос разрывал ей душу в клочья. — Поправляйся!

— Я постараюсь.

— Пока?

— Пока.

Часть четвёртого дня Таня провела в детских магазинах. Она забила чемодан детскими вещами доверху и вечером поставила Эрика перед фактом:

— Я лечу домой. И купила билет.

— Не рано? — тревожно сдвинул он брови, но приведи он сейчас любые аргументы, скажи хоть тысячу слов, Таню они уже не остановили бы.

Эрик понял всё по одному взгляду и полетел вместе с ней.

В её деревню, затерянную среди пожелтевших к ноябрю виноградников, они приехали под вечер.

— Мама! Мама! Мамочка приехала! — кричала Софи, несясь к ней со всех ног.

— Какая ты стала большая, — обнимала её Таня, чувствуя, как крепко-крепко прижимают её к себе пухлые ручки. Ради этого момента Таня так безумно и рвалась сюда. — Как же я по тебе соскучилась!

Отец, прихрамывая, вышел поздороваться. Он протянул Эрику руку, крепко пожал. Мама округлила глаза, увидев, что Таня приехала не одна, но промолчала.

— Привет, меня зовут Эрик, — присел он на корточки перед вертлявой пигалицей, которой никак не стоялось на месте. — А тебя?

— Софья Владиславовна, — выпалила она без запинки, подняв на него свои голубые хитрые глазки.

— Даже так? — поднял он удивлённые глаза на Таню, но она только развела руками, улыбаясь.

А Софья Владиславовна схватила её за руку и потянула в дом.

— Пойдём, я познакомлю тебя с Жюли. Деда купил мне её в лунопарке. И она похожа на тебя.

— Проходите, Эрик, проходите, — пригласила мама, отпустив Таню. К неудовольствию Софи, она остановила Таню, чтобы поцеловать. Она ведь тоже до сих пор была её маленькой девочкой. — Посмотрите наш замок. Сейчас не сезон, и не такой наплыв приезжих, так что, даже можете выбрать себе комнату по вкусу. Правда, Таня никогда не предупреждает о своём приезде, поэтому её комнату мы никогда не сдаём.

— Я думаю, меня устроит любая, — деликатно улыбнулся Эрик, шагнув на лестницу вслед за Таней.

— А я вынужден извиниться, — отец отключил телефон, по которому только что разговаривал. — Очередные туристы свернули не на ту дорогу. Поеду встречать. Нинет, что у нас с ужином?

— Всё как всегда, — развела она руками и улыбнулась Эрику. — Вообще-то, меня Нина зовут, но мы же во Франции.

Так все вместе они и поднялись.

— Смотри, смотри, какие красивые у неё волосы, — показывала Софи куклу с медными волосами. — Совсем как у тебя, правда?

— Какой потрясающий вид, — встал Эрик у окна, выходящего на холмы, как по линейке расчерченные ровными рядами виноградников.

— Не представляешь, как всё это надоедает, когда видишь это каждый день, — ответила Таня. — А ещё эти туристы, которых нужно кормить утром, в обед и вечером. Свежая выпечка. Свежие фрукты. Свежая еда. Но мои родители так привыкли, что даже не замечают, какой тяжёлый это труд.

— Наверно, все владельцы таких вот маленьких шато их сдают? — обернулся Эрик.

— Да, а если учесть, что не каждые могут себе позволить даже помощников нанимать. А ведь надо ещё на виноградниках работать. Плюс свой огород, плюс небольшая ферма.

— А у Ануки родились щенки, — перебила её Софи, расчёсывая кукле волосы. Она искоса глянула на Эрика: — Хочешь посмотреть?

— Конечно.

— Тогда пойдём, — она вручила Тане куклу.

И Эрик послушно побрёл за прыгающей по ступенькам маленькой вертихвосткой.

Сказать, что Таня её любила — это не сказать ничего. Она даже подумать боялась, что когда-то у неё была такая мысль избавиться от этой беременности. Как бы она сейчас жила без дочери?

Таня бросила на кровать куклу и пошла за ними. Но не дошла всего несколько шагов до внутреннего дворика, окружённого полуразрушенной каменной кладкой, остановившись у замшелой стены дома, когда услышала звонкий голос дочери.

— Смотри, видишь, у него на лбу звёздочка, — предъявила она безвольно повисшего в её руках щенка. — Я назвала его Этуаль.

Собаку, которая волнуясь за своё дитя, виляла хвостом и перебирала рядом с Софи лапами, Таня видела впервые.

— Ему очень подходит, — похвалил Эрик.

— А второго не знаю, как назвать, — опустила Софи щенка на землю и побежала в сарай.

Эрик обернулся, и Таня подошла к нему.

— Она так похожа на своего отца, — накрыл он рукой её ладонь, когда Таня присела рядом.

— Я знаю, — опустила глаза Таня. — И она тоже знает.

— Я не могу его найти, — выпятила нижнюю губу расстроенная Софи, оглядываясь.

Таня с Эриком заговорщицки переглянулись. Анука прятала щенка со звёздочкой между больших вазонов с геранью.

— Давай поищем его потом, — Таня, усадила её к себе на колени и поцеловала в макушку. Софи деловито откинула назад распущенные вьющиеся волосёнки и с любопытством разглядывала Эрика.

— Софья Владиславовна, — обратился к ней Эрик. — Ты знаешь, что ты настоящая красавица?

— Конечно, — сложила она на коленки пухлые ручки. — Мама всегда так меня называет. А ты знаешь моего папу?

— Ээээ, — Эрик вопросительно посмотрел на Таню, и она отрицательно покачала головой. — Нет.

— Тогда я тебе сейчас покажу, — тут же соскользнула она с Таниных коленей и побежала в дом.

— Какие сказки ты рассказываешь ей о нём?

— Никаких, — пожала плечами Таня. — Что он живёт в России и не может к ней приехать. Но очень любит её. И что однажды мы к нему поедем.

Её голос предательски дрогнул и почти пропал на последних словах.

— Ты знаешь, я буду последним негодяем, если не скажу тебе это, — он вздохнул и выпрямился. — Я не имею права тебя держать. И как бы я к тебе не относился, ты любишь его, а не меня. Я не знаю, что между вами произошло, но он тоже любит тебя. Это видно. По-настоящему любит.

Таня молчала, опустив голову. Она не знала, как начать этот разговор сама, но Эрик опять оказался лучше, чем она заслуживала.

— В общем, немного иначе я это планировал, — он полез в карман, достал картонную коробочку и открыл. — И не на такой ответ я рассчитывал. И хотя теперь я точно знаю, что ты скажешь, я и не приму другого ответа. Но всё же хочу подарить их тебе, раз уж всё равно купил.

— Эрик, — она остановила протянутую к ней руку и посмотрела на него умоляюще.

— Таня, — ободряюще кивнул он, застёгивая на её запястье золотые часы. — Ты будешь варить мне суп?

Она провела пальцами по жёлтому металлу браслета, блестящему в лучах закатного солнца, и отрицательно покачала головой:

— Нет.

Он обнял её и поцеловал в висок:

— Ваше место рядом с ним, а не со мной.

— Я знаю, — она смахнула слезу. — Мы нужны ему. Как никогда нужны.

— Мама! Мама! — бежала к ним со всех ног Софи. — Бабушка зовёт всех на ужин. Она остановилась перед ними, запыхавшись, и протянула Эрику альбом.

Маленький, всего на несколько фотографий, весь потёртый по углам и грязный. Софи с детства с ним не расставалась.

— Вот, видишь, — ткнула она пальцем в улыбающуюся фотографию Влада, такую же, как у Тани в телефоне. — Это мой папа. А это они с мамой.

— Это мы шесть лет назад, — пояснила Таня Эрику, стараясь не плакать, глядя на своё счастливое лицо.

— И здесь тоже, — перевернула Софи страницу. — А здесь папа один. И здесь.

— Думаю, он очень по тебе соскучился, — уверенно сказал Эрик.

— Мама сказала, что, когда я подрасту, она заберёт меня, и мы к нему поедем, — заявила она гордо.

— А ну-ка, отойди-ка подальше, — попросила Таня дочь. Девочка послушно сделала назад два шага. — Распрямись. Покрутись.

Эрик опустил глаза и улыбнулся, глядя как старается малышка.

— Мне кажется, ты уже достаточно подросла.

— Урааа! — кинулась она к Тане на шею, оглушая их обоих. — Мы едем к папе!

Весь вечер после ужина ушёл на примерку зимних вещей, которые привезла дочери Таня. Софи нарядилась в новый пуховик и складывала в свой рюкзак книжки и игрушки.

— А Теодора можно взять? — вытирала она ладошкой пот, показывая маме потрёпанного медведя.

— Конечно, — кивала Таня.

— А Этуаля? — хитрила Софи, видя, что Таня отвлеклась и в задумчивости склонилась над содержимым ящика комода.

— Нет, щенка нельзя, — ответила она дочери, не поворачиваясь.

— А Эрик поедет с нами?

Таня слышала, как в гостиной после свиной отбивной под грибным соусом и вина, отец на ломанном русском жаловался Эрику на налоги — постоянную тему для недовольства французов:

— Налог на наследство такой, что каждый владелец практически дважды выкупает свой замок, который и так принадлежит его семье.

И Эрик явно его поддерживал.

— Нет, он поедет в Италию к своей дочери. Он тоже по ней очень соскучился, — села Таня на кровать со стопкой крошечных трусиков. — Выбери самые-самые любимые.

Софи дёрнула нижние, а остальные упали на пол.

— Да, правда, что это мы? — осмотрела наведённый бардак Таня. — Лучше купим всё новое и полетим налегке.

Так они и сделали.

В маленьком аэропорту Мериньяка родители слёзно распрощались с Софи. И они с Таней и Эриком дружно долетели до Парижа. Там их пути расходились: Эрик летел в Рим.

Время отправления их рейсов практически совпадало, и они сидели в зале вылета, пили кофе и поглядывали на табло. Софи самозабвенно чертила цветными карандашами в книжке-раскраске «Маша и Медведь», высунув от усердия язык.

— Пожалуйста, не забудь раздать всё, что я купила, — давала последние наставления Эрику Таня.

— Как я могу, — улыбался Эрик. — Иначе мне придётся и дальше таскать с собой целый чемодан подарков.

— И Эрик, — она полезла в сумку и достала подаренные часы. — Пожалуйста, забери. Это слишком дорогой подарок для друга.

— Тань, пожалуйста, оставь их. Мне будет приятно, если иногда ты просто будешь вспоминать обо мне.

— Тогда у меня тоже есть для тебя подарок, — она протянула ему флеш-карту. — Я не знала, как тебе это отдать, но раз уж так получилось. Это запись разговора твоей жены с той гадалкой, к которой она ездила.

— Но, как…, — непонимающе посмотрел он на Таню.

— Не спрашивай, где я её взяла. Это и не важно. Важно, что там почти всё о тебе. О тебе, о детях, о том, что так было вам дорого. Мне кажется, ты должен это знать. И я надеюсь, что тебе тоже станет легче, как стало легче твоей жене, после этого разговора.

— Наверно, ты тоже поняла обо мне больше, чем я говорил, — взял он блестящий прямоугольник.

— Возможно не всё, но то, что ты всю жизнь любил только одну женщину, понять не трудно.

— И всё ещё люблю её. И, наверно, никогда не перестану любить. — Он наклонился, чтобы убрать свой подарок в карман, но Таня понимала, что просто прячет от неё глаза. — Будешь ещё кофе?

— Нет, — покачала она головой.

— А я себе, пожалуй, возьму, — он поднялся, взял со стола пустые чашки. — Софья Владиславовна, изволите чего-нибудь?

Мелкая покачала головой, даже не поднимая на Эрика глаз. А Эрик, засмотревшись на неё, развернулся так резко, что не заметил женщину, проходившую мимо. Они столкнулись, и посуда из рук Эрика посыпалась на пол.

— О, боже, извините, — выпалил Эрик на русском.

— Ничего, — неожиданно ответила женщина тоже по-русски, удивительно тепло улыбнувшись для таких льдисто-голубых глаз. — И вы меня извините, подвернулась под руку.

— Диана? — удивлённо поднялась из-за стола Таня.

— Таня?!

— Какими судьбами? — они обнялись, и Таня помогла Эрику, забрав у него посуду. Она действительно рада была встретить Диану.

— О, вы вместе? — удивилась женщина.

— Да. Знакомься.

— Это неуклюжий медведь Эрик, — представился он сам. И Софи звонко засмеялась за Таниной спиной.

— Медведь Эрик, — хихикала она, показывая маленькие зубки, пока Таня ставила на стойку пустые чашки.

— Твоя? — произнесла одними губами Диана, округлив глаза, показывая большим пальцем за спину, а потом указательным вперёд на Эрика, который отвернулся к бармену: — Его?

И Таня кивнула, а потом покачала головой отрицательно.

Диана выразительно приподняла брови и повернулась к девочке:

— Привет!

— Бонжур, мадам! — ответила малышка.

— О, парле ву франсе?

— Уи, мадам. Софи Бонье.

— Диана Савойская, — протянула женщина руку, и осторожно потрясла протянутую ладошку.

— Диана, может кофе? Чая? Воды? — спросил Эрик, ставя на стол свой заказ.

— Пожалуй, воды. Спасибо! — оглянулась Диана на табло и села на свободный стул.

— А вы куда летите? — спросила она Таню.

— Мы с Софи в Москву. Эрик в Рим, — села Таня.

— Мы к папе, — радостно улыбнулась Софи.

— Когда моя внучечка подрастёт, — улыбнулась Диана, — тоже буду мотаться с ней по Парижам.

— А сколько ей? — спросил Эрик, снимая с колпачка бутылки защитную плёнку.

— Ой, ещё совсем крошка. Только родилась. Спасибо! — кивнула она благодарно, когда открытая бутылка зашипела. — Но они там и без меня прекрасно справляются. Сын с невесткой.

— А у меня внук. Три месяца. Я лечу к дочери в Неаполь, — сел рядом Эрик. — Правда, через Рим, хочу ещё навестить друзей.

— Ну, где ещё можно встретить знакомых русских, если не в аэропорту Шарля де Голя? — улыбнулась Диана. — Я тоже к друзьям в Рим.

Таня слушала их разговор, не вмешиваясь, и ей казалось, что эти двое даже забыли про неё.

— Оревуар! — посылала им воздушные поцелуи Софи, сидя на Таниных руках, когда они пошли на посадку.

И Таня помахала им на прощанье. Почему-то ей показалось, что они отлично проведут время в Риме. И это ей даже нравилось.

— Ну, что, готова лететь к папе? — спросила она Софи, застёгивая ремень безопасности.

— Всегда! — захлопала в ладоши её малышка.

Глава 39

ВЛАД

Влад не поехал забирать Леру после концерта, хотя время оказалось подходящее, а он был недалеко. Он приехал домой, отправив водителя. Просто не хотел разговаривать с ней в машине, а поговорить было о чём.

— Привет, малыш, — Лера бросила шубу на диван и наклонилась поцеловать Влада, застывшего в кресле гостиной мраморным изваянием.

Приторно-слащавый голосок с потрохами выдавал её вину, и Влад отклонился от поцелуя и поморщился от этого «малыш».

— Что-то случилось? — девушка посмотрела на него с тревогой.

— Ты столкнула Таню с лестницы.

— Нет! Ты что, малыш! — округлила Лера глаза и присела на журнальный столик. — Я так испугалась, когда она оступилась.

— Тамара Викторовна видела, как ты её толкнула.

— Эта жирная корова врёт! Она не могла ничего видеть, потому что смотрела на дверь.

Влад усмехнулся.

— Врёшь ты плохо, — он встал и прежде, чем сделать шаг, немного подождал, пока перестанет кружиться голова. — Твой ужин на кухне.

— Опять запрёшься в своей красной комнате с её фотографиями?

— Тебя это не касается.

— Да, что случилось-то, что ты так разозлился? — крикнула Лера вслед, когда Влад уже начал медленно подниматься по лестнице. — Ничего не сломала, может и получила пару синяков. Но твоя бывшая заслужила. Она всю жизнь мучает тебя.

— Так это всё ради меня? — повернулся Влад и снова усмехнулся. — Или ты испугалась, что снова придётся переехать в свою скромную квартирку на окраине? Из-за Тани?

— Трясёшься над ней как над каким-то сокровищем, а она обычная шлюха, — крикнула она в сердцах.

— А ты? Обычная лесбиянка? — он отвернулся и пошёл дальше, не вникая, что там ещё она кричит ему вслед.

Влад словно вдруг проснулся после долгого и мучительного сна.

Пусть Таня потеряла ребёнка, но теперь он точно знал, что может стать отцом — это ли не причина поверить в себя. Пусть Таня с Эриком, но Влад всё ещё любит её — это ли не причина не сдаваться. А ещё Таня тоже любит его. Влад чувствовал это по её слезам, по её взгляду, по каждому её вздоху, по голосу, который дрожал, когда она звонила. Это ли не причина бороться за неё.

Плевать на всё! На всё, что было, на всё, что он так и не смог когда-то простить, на все её слова — он больше ничего не хотел слышать. Он нужен Тане. Это ли не причина жить.

Несколько дней Влад ничего особо не предпринимал. Но ничего больше и не делал. Присматривался, как поведёт себя Лера, когда вертеться придётся самой. Отправил в отпуск повара. Изучил состояние своих счетов. Заехал в клинику, записался на приём. Контроль над своей жизнью требовал, прежде всего, здоровья, а его как раз и не было. Навестил собак — в отсутствие его матери даже они выглядели потерянными.

Влад приехал поздно вечером довольный и уставший. Демонстративно стряхнул с брюк якобы налипшую собачью шерсть перед проводившей его молчаливым взглядом Лерой.

И наглухо закрыл дверь спальни, в которой в последнее время жил.

Лера ненавидела эту комнату за кричащие цвета, которые на её вкус были совершенно неуместны в спальне. Да, возможно, для Леры он сделал бы декор в цвет прокисшего молока с аппликациями снулых рыб. Ей, наверное, и не снилось, как горячо, как ярко, как громко бывает, когда просто обнимаешь ту, что создана для тебя. Как он сам мог об этом забыть? Как позволил себе плыть по течению, когда Таня научила его всегда плыть против.

Влад устало опустился на кровать. Если бы не эта проклятая слабость, он бы сделал больше. Но пока был рад и этому. Осталось самое сложное — поговорить с Лерой. Похлопав себя по карманам, вспомнил, что телефон остался в машине. Но возвращаться за ним не было сил. По внутренней связи набрал кухню, но никто не ответил — экономка отпросилась на три дня.

Влад кое-как разделся. В последнее время появились боли в правом боку, но у него так и раньше бывало, особенно когда он много часов проводил за рулём. А сейчас Влад только и делал, что мотался по городу. Как-то это заумно называлось. Кажется, межрёберная невралгия.

Сил не было даже стоять под душем. Влад опустился на кафельный бортик, подставив лицо под струи горячей воды. Открыл рот и даже сделал несколько глотков. Безвкусная вода упала в пустой желудок, и тот ответил голодным урчанием. Последний раз Влад ел, кажется, вчера. Да, с тех пор как мама улетела в Тайланд и перестала напоминать, он сутками забывал о том, что тоже должен есть. Ему и не хотелось.

Он намылил волосы. Как странно в тридцать один год чувствовать себя немощным. И даже не потому, что Лере было чуть больше двадцати, а ему за тридцать, и не потому, что он так устал — он просто потерял смысл в жизни. Кто бы мог подумать, что через шесть лет Таня снова появится в его жизни, и он поймёт, что Таня и есть его жизнь. Только с ней всё имело смысл и теряло без неё.

Он как раз вышел из душа, когда в дверь тихонько постучали. Он рывком распахнул дверь, и Лера чуть не опрокинула поднос, который пристраивала на руку, чтобы самой дёрнуть дверную ручку.

— Я принесла тебе ужин, — виновато улыбнулась Лера.

— Очень кстати, — посторонился Влад и потом только накинул на голое тело халат.

Два фужера вина, поставленные девушкой на придвинутый к кровати столик, оказались как нельзя кстати. Владу трудно будет ей сказать, что они должны расстаться. Но что бы она ни ответила, он уже принял решение и его не изменит.

— Знаешь, я подумала, что тебе надо отдохнуть. Ты как-то переутомился в последнее время, — Лера подвинула ему тарелку с консервированным горошком и сосисками. И Влад удивился, что в его доме вообще были такие продукты, а ещё, что девушка сама открыла консервную банку. — Побудь дома. Отдохни. Посмотри телевизор. Почитай книжку.

— Да? И как же ты без меня? — Влад выдержал серьёзную мину, хотя его так и подмывало усмехнуться. Впрочем, она всё равно не оценит иронии.

— Я справлюсь, — ответила Лера уверенно. — Возить меня будет Вадик, еду буду носить с собой, переговорами займётся Юля. — Так что, не переживай, можешь позволить себе отдохнуть.

«Как великодушно!» — мысленно отметил он.

— А если повара не будет? Машина сломается, а Юля потребует повышения зарплаты за дополнительную нагрузку?

— Буду есть в кафе, ездить на такси и уволю твою помощницу нафиг, мне кажется, я сама лучше договорюсь, — Лера отломила кусочек сосиски и протянула Владу на вилке, потому что сам он так и не притронулся к еде.

— Тогда, давай выпьем за то, что ты такая самостоятельная, — поднял он бокал и улыбнулся.

— Ну, как-то же я жила без тебя, — растянула она губы.

Влад сделал глоток, закусил протянутой сосиской, хотел отставить бокал, но Лера ещё даже не пригубила тем самым понуждая Влада выпить ещё, с ней за компанию.

— Честно говоря, я очень рад, что ты знаешь, что делать, что ты такая сильная и независимая, — снова протянул он бокал. — Потому, что мы должны расстаться.

Лера не произнесла ни слова, но Влад видел, как менялся её взгляд. Из отстранённо-равнодушного он превратился в холодный, колючий, злой.

— Ты считаешь…, — выдавила она, но не горечь, не обида, не боль мешали ей говорить. Владу показалось, девушка просчитывает варианты какая линия поведения окажется эффективнее: мольбы и слёзы, или угрозы и шантаж. — Ты не можешь… бросить меня.

— Я не бросаю тебя. Мы взрослые люди. А взрослые люди сходятся, живут, разбегаются. Мы попробовали, у нас не получилось, — допил Влад вино и поморщился от горького послевкусия, оставшегося во рту.

— Меня бросили сначала родные родители, потом приёмные, теперь ты. Это жестоко, — Лера отставила свой фужер. Всё же давить на жалость, как ей показалось, будет результативнее. — Нет, это бесчеловечно.

— Лера, ты уже давно не маленькая девочка и прекрасно разбираешься в том, что хорошо и что плохо. — В голове гудело, волнами накатывала тошнота. Влад выдохнул. — Мы не будем продолжать этот бессмысленный разговор. Собирай свои вещи. Всё, что я тебе купил, оставь себе. Но видеть тебя здесь я больше не хочу.

— Хорошо, — она встала с пуфика, на котором сидела. — Да, я не люблю тебя. И ты меня никогда не любил. Но именно этим мы и похожи. Это был бы удачный брак, выгодный, перспективный. Твои деньги, мой талант, мы могли бы покорить мир.

— Ты, может быть, но не я. Я устал ползти вперёд, по головам, по трупам, по чужим постелям. Я хочу простого человеческого счастья: семью, детей. Спокойствия, а не славы. И это то, что ты не сможешь мне дать, — он отодвинул от себя стол. Влада мутило от одного вида этой еды. Он потёр виски. Голова тоже раскалывалась. — Пожалуйста, забери это и уходи. У меня был очень тяжёлый день. Я хочу отдохнуть.

Лера молча составила на поднос посуду. И посмотрела на него как дезинсектор на клопа.

— Может, принести тебе что-нибудь от головной боли?

— Да, а ещё от тошноты, слабости и дурного настроения, — у Влада даже получилось улыбнуться. — Я сам разберусь. Просто избавь меня от своего присутствия.

Он без сил повалился на подушки, когда за Лерой, наконец, захлопнулась дверь. Перед закрытыми глазами расползались цветные пятна, голова кружилась, словно Влад выпил пару бутылок водки или весь день катался на карусели.

Ему снилась эта карусель, белые скачущие лошадки с развевающимися гривами, цветные шары, улетающие высоко в небо, а ещё безобразный злой клоун, в парике с круглым красным носом.

— Ненавижу клоунов, — сказал Влад вслух и очнулся от звука собственного голоса.

За окном по-прежнему было темно, и трудно было понять сколько он проспал: пять минут или несколько часов. Ему до невозможности хотелось пить, но подняться не было сил. Не было сил даже поднять руку. И даже думать сил не было. И он снова провалился в сон. А может, потерял сознание.

В своё следующее пробуждение Влад отметил, что за окном день. Его морозило. Кое-как он натянул на себя одеяло, но это не помогло согреться. Его трясло от озноба, но он чувствовал, что весь горит.

Аппарат внутренней связи ответил тишиной, словно умер или был вырублен из розетки, а Владу стоило таких трудов до него дотянуться. Он попытался встать, но ему было так плохо, что ноги не держали. Дрожали и подгибались. В полном бессилии он снова сел. Мутило. Он боком повалился на кровать.

— Лера! Тамара Викторовна! Кто-нибудь! — Влад кричал громко, как только мог, и так долго, сколько смог, но никто его так и не услышал. И он потерял сознание.

Влад уже не понимал, где галлюцинации, а где явь. Кроваво-красные пятна расплывались, когда он открывал глаза и вращались, когда его веки смыкались. Он не понимал это — шторы, обои или ткани балдахина, которым была оформлена его кровать. Куда бы он ни поворачивал голову — его преследовала багровая пелена, которая темнела с наступлением ночи и алела с наступлением дня.

Владу казалось, что кто-то заходил к нему в комнату. Он, облизывая потрескавшиеся губы, просил воды. Но или его не слышали, или всё это просто ему снилось. Он больше не разбирал, что реальность, а что бред. Он погружался в какие-то бессвязные обрывки воспоминаний, как в трясину, всё глубже и чувствовал, что обратно выбраться уже не сможет.

— Таня! — прошептал он. Её голос слышался так явно.

— Папа!

Влад улыбнулся. Девочка. Лет пяти. Темноволосая, с блестящими голубыми глазками. Именно о такой он всю жизнь мечтал. На ней почему-то тёплая куртка. А в руках потрёпанный плюшевый медведь.

Их нерождённая дочь…. Наверное, пришла пора им встретится… Наверное, это конец.

Глава 40

ТАНЯ

Такси остановилось у кованой ограды.

После долгого перелёта правильнее было поехать домой, отдохнуть, но, когда Таня что делала правильно. К дому Влада они с дочкой приехали прямо из аэропорта.

Пожилой охранник улыбнулся Софи и открыл для них ворота.

— А Владислав? — обратилась к нему Таня, набирая ещё раз номер, который не отвечал.

— Простите, я не знаю, — он развёл руками. — Машина его на месте, а где он сам мне не ведомо.

Они пошли по заснеженной дорожке к дому, и включённое освещение делало его похожим на настоящий сказочный замок.

— Мама, — сказала Софи заворожённо. — Снег — это так красиво.

Она подняла вверх своё личико, и крупные белые снежинки таяли на её розовых щёчках. Удивительная тишина. И снег, накрывший белым пушистым покрывалом всё вокруг, всё падал и падал.

— Пойдём, — позвала Таня дочь.

Не пришлось даже звонить. Дверь оказалась открыта.

— Тамара Викторовна! Влад! — позвала Таня, отряхивая плечи от моментально начавших таять хлопьев.

Вечер только начинался, но складывалось ощущение, что все уже спали. В гостиной горел свет, но кресло сдвинуто, ковёр загнут, как будто кто-то споткнулся, но торопился и, не оглянувшись, пошёл дальше.

Таня сняла с Софи шапку, чтобы дочка не вспотела. Было тепло, но сквозило чем-то нежилым и словно заброшенным.

— Тамара Викторовна! — заглянула Таня в кухню, и остатки засохшей еды её насторожили.

— Мама, а где папа? — шёпотом спросила Софи.

— Не знаю. Сейчас мы его поищем, — так же шёпотом ответила Таня. Эта гнетущая тишина её тревожила и заставляла прислушиваться.

— Влад! — крикнула Таня, поднимаясь по лестнице. Сжимая ручонку Софи она, не задумываясь, повернула налево к «своей» спальне и не ошиблась. — Влад! Господи, Влад!

На одну короткую секунду Тане показалось, что он умер. Так безжизненно откинута голова на смятые подушки, таким бледным было его лицо. Но Влад был жив. Таня невольно отдёрнула руки, таким он оказался горячим, но потом снова начала его тормошить.

— Влад, ты слышишь меня? Влад, — прижалась она к его лбу губами.

— Папа, — потянула его за руку Софи.

— Таня! — его веки дрогнули. Влад приоткрыл глаза.

— Папа! — привлекла его внимание Софи.

Он повернул к ней голову, улыбнулся счастливо и совершенно безмятежно и потерял сознание.

Машина реанимации как раз отъезжала от дома, когда свет её фар выхватил бегущую к дому со всех ног экономку. Врачи уверили, что сделают всё возможное, но состояние Влада критическое. Таня не знала, стоит ли тащить с собой в больницу уставшего ребёнка, но она решит это, как только выяснит, что тут произошло.

— Таня, что случилось? — запыхавшись, остановилась Тамара Викторовна, всё ещё оглядываясь.

— Это я у вас хотела спросить. Где вы были? Сколько дней он пролежал здесь один? — набросилась на неё Таня, прижимая к себе Софи.

— Я отпросилась. Владислав Эдуардович сам меня отпустил, — оправдывалась женщина. — С ним что-то случилось?

— Да, — опустила Таня Софи на крыльцо, и открыла дверь. — Он был без сознания, когда мы приехала. А где Лерка? Как вы могли бросить его в таком состоянии!

— Он же выгнал её. Валерия Александровна была в таком гневе. Смахнула вазу со стола, назвала меня сукой. И я уехала, а она ещё оставалась, — экономка теребила пуговицы пальто, словно не знала, есть ли у неё ещё работа.

— Звоните Елене Сергеевне. Пусть едет сразу в больницу.

— Я не уверена, прилетела ли она, — медлила экономка. — Она вроде отдыхала в Тайланде.

— Значит, звоните ей в Тай! — Таня в сердцах пнула и без того криво стоящее кресло и едва сдерживала слёзы. — У вас совсем глаз что ли нет? Он был болен, ещё неделю назад был болен, плохо выглядел, а сейчас его жизнь просто повисла на волоске.

— Мама, — испуганно прижимала к груди плющевого медведя Софи. — Папа умрёт?

Таня присела перед ней на корточки.

— Я думаю, сейчас у него есть очень веская причина жить. И ради тебя он будет бороться, — она обняла её. — Поехали, я увезу тебя к тёте Ляле.

— А ты? — отстранилась малышка.

— А я поеду к папе.

— Тогда я поеду с тобой.

В окна городской больницы уже пробились первые солнечные лучи, а Таня так и мерила шагами длинный коридор. Софи, укрытая Таниным пальто, устроила себе гнёздышко на кушетке и мирно посапывала среди своих игрушек, а Таня даже ни разу не присела. Она скинула сапоги, чтобы в больничной тишине не цокать, как лошадь на плацу, выпила с десяток чашек кофе, но не могла остановиться ни на секунду. Ей казалось, что пока она движется, сердце Влада тоже бьётся, но стоит ей остановиться, и оно тоже замрёт. Это было глупо, но Таня цеплялась за эту глупость, и не могла себе позволить присесть.

Операция, наконец, закончилась. Собственно, сама операция и длилась недолго. Уставший врач снял маску и к той информации, что Таня уже знала, добавил лишь два слова:

— Надеюсь, выкарабкается. Всё, что было в наших силах, мы сделали, теперь всё зависит только от него.

Город проснулся. Дворник убирал с дорожек выпавший за ночь снег. Воробьи суетливыми стайками перелетали от дерева к дереву. Люди спешили по своим делам.

Таня смотрела на эту кипящую за окном жизнь и думала о том, зачем она пыталась жить без Влада. Зачем столько обид, столько слёз, обмана, расставаний? Ради чего? Ради чего они украли друг у друга эти годы? Земля не остановится, льды не растают, океаны не высохнут, если он умрёт. Для всех этих людей ничего не изменится. Для всех, но только не для Тани. Не для них с Софи. К чёрту это прошлое! К чёрту, всё! Пусть только Влад живёт, и она сумеет сделать его счастливым. Потому, что только рядом с ним она и сама живёт.

Когда шум улицы разбудил сонные больничные коридоры, приехала Лялька.

— Ну, как он?

— Не знаю, — присела рядом с ней Таня. — Ещё не пришёл в себя. Но говорят, он может, и до вечера не очнётся.

— Так, поехали домой. На тебе же лица нет.

— Я не могу, — Таня прикрыла рукой глаза, стараясь не расплакаться. — Я боюсь оставить его здесь одного.

— Я вам тут завтрак привезла, — положила Лялька Тане на колени пакет. — Хоть ребёнка покорми.

— Мама, — словно услышав, что про неё говорят, проснулась Софи. — Папа поправился?

— Ещё нет. Знакомься, это тётя Ляля.

— Софи Бонье, — прянула она ей пухлую ручку.

— Как официально, — пожала её девушка. — Я тебе что-то вкусненькое привезла. Ты в своих Франциях, наверняка, такое никогда не ела.

Таня сходила за очередной порцией кофе себе и горячего чая для Софи. Потом они ушли с Лялькой гулять, и Таня даже улыбалась, глядя, как они бесятся в снегу.

— А здесь даже уютно, — после прогулки пристраивала Лялька промокшие вещи Софи на батарею под окном. — К вечеру вы тут так обживётесь, что и уходить не захотите.

— Да уж, хорошо, что не гонят, и на том спасибо, — убирала Таня волосы дочери в хвостик.

К обеду Лялька уехала. Они с Софи перекусили остатками завтрака. И до самого вечера на желтоватых листах бумаги, которую дала им медсестра, рисовали снег.

— А почему во Франции никогда не было снега? — раскрашивала Софи сугроб.

— Потому, что там тепло, снежинки тают и превращаются в дождь.

— А это что? — показала Софи на нарисованную горку.

— Горка. Её делают из снега. С неё можно кататься на санках, ледянках или просто на попе. — Таня, как смогла, нарисовала санки, и человечка в них.

— Я тоже хочу на горку, — заворожённо следила Софи за Таниными художествами.

К вечеру, когда солнце стало клониться к западу, приехала Елена Сергеевна.

— Есть какие новости? — села она на кушетку, запыхавшись от долгого подъёма по лестнице и вытирая платком шею.

— Пока нет, — поправила Таня за уши растрепавшиеся волосы Софи. — Показатели стабильные, но Влад ещё не пришёл в себя.

Под серьёзным цепким взглядом женщины Софи слегка оробела и прижалась к Тане.

— Ты же — Таня, насколько я помню, — прищурилась Елена Сергеевна.

— А это Софи, наша с Владом дочь, — решила она не тянуть с правдой.

Таня думала эту железную женщину ничем нельзя удивить.

— А Влад об этом знает? — тонко выщипанные брови женщины уползли вверх к самым волосам. И надо отдать ей должное, своего сына она знала неплохо.

Таня отрицательно покачала головой, пользуясь тем, что Софи её не видит. И её жалкие попытки скрыть это от дочери, Елена Сергеевна тоже поняла.

— Привет, Софи! — наклонилась к ней женщина. — Вот папа удивится, когда тебя увидит. Вы же ему не говорили, что приехали?

— Папа заболел, — нахмурилась малышка.

— Я знаю. Я же его мама. И твоя бабушка.

— А как тебя зовут?

— Ну, видимо, баба Лена, — всплеснула она руками. — И мне очень надо поговорить с твоей мамой. Ты же нас отпустишь? — девочка кивнула, а Елена Сергеевна встала. — А ещё мне срочно надо закурить.

Они вышли на улицу в специально отведённое для курения место, и только сделав хорошую затяжку, Елена Сергеевна продолжила разговор.

— Наверно, у тебя были причины так поступить. Но сейчас всё это неважно. Скажи мне, насколько всё плохо?

— У него обнаружили опухоль в правой почке. Скорее всего доброкачественная, но это покажут результаты гистологии. Опухоль передавила сосуды, нарушилось кровообращение, началось воспаление, — Таня обняла себя руками. — Плюс общее истощение и обезвоживание. Операцию делать боялись в таком состоянии, но положение было критическое. Сделали лапароскопию, часть почки с опухолью удалили.

— Всё-таки, опухоль, — выпустила дым в сторону женщина. — А ведь он мне как-то про порчу заикнулся, которую на него первая жена навела. Я же всех бабок уже оббегала. Какой только херни не наслушалась. И волосы его носила, и иголки втыкала, и дрянь какую-то на кладбище жгла. А ему всё хуже и хуже.

— А в больницу? — Таня ковыряла носком сапога снег.

— Говорит, ходил. Анализы даже сдавал. Ничего не нашли, — мать Влада махнула рукой. — Может, тогда и правда, не нашли. Главное, сейчас нашли.

— Он три дня пролежал там один, — голос у Тани дрогнул, и она тяжело вздохнула, стараясь не заплакать.

— И я ещё со своим курортом, — Елена Сергеевна выкинула окурок и прижала Таню к своей мягкой груди. Таня слышала, что голос у неё тоже дрожит. — И ведь это он меня заставил. Ни разу не ездила, и вот. Мне же, по идее, только через неделю возвращаться. Это я первым самолётом, как узнала.

Она погладила Таню по спине, и они обе не выдержали и заплакали.

— Мразь эта балетная, — наконец, сказала женщина, отпуская Таню и вытирая глаза. — Порву, сучку! Давно надо было ей заняться. Но я ж стараюсь к нему не лезть. А он не перестаёт меня удивлять. Теперь вот — внучка, — улыбнулась она сквозь слёзы и снова полезла в карман за сигаретами. — Ну, ты иди, а то замёрзнешь совсем. А я ещё постою.

— Девушка, — окликнула медсестра Таню и махнула рукой, едва Таня снова разулась. — Идёмте!

Таня подскочила, как по команде, и, подхватив на руки Софи, как была босиком, так и побежала по коридору.

— Держите халат. В реанимацию, конечно, нельзя. Да, ещё с ребёнком. Но, бог с вами, там ничего страшного. Две минуты, не больше, — она улыбнулась Софи, которая грозно насупилась, давая понять, что никуда не уйдёт, пока Таня надевала халат.

Глубокий вдох, сделанный Таней перед дверью палаты, ещё горел в лёгких, когда их глаза встретились. Влад жадно впитывал взглядом каждую её чёрточку и мучительно всматривался, словно боясь поверить в её реальность. Он был бледный, осунувшийся, заросший щетиной, но, главное, живой, а остальное было неважно.

Кроме мягко пищащего аппарата, запаха лекарств и закрывающего его по грудь одеяла, ничего страшного: ни трубочек, ни проводов, ни капельниц. Ничего, что могло бы напугать ребёнка, за что, наверно, надо бы сказать отдельное спасибо доброй медсестре.

Влад тревожно замер, когда увидел притихшую Софи, вцепившуюся в Танину руку.

— Привет! — сказала Таня, улыбнувшись, и погладила по голове ребёнка, выводя её вперёд себя. — Софи, поздоровайся с папой.

— Бонжур, — посмотрела она исподлобья.

— Софи? — прошептали его сухие растрескавшиеся губы. Влад поднял удивлённые глаза на Таню и повторил: — Софи?!

Она кивнула, а он протянул руку, глядя на ребёнка.

— Ну, здравствуй, Софи! — сказал он чуть хрипло и зажал в ладони маленькую пухлую ладошку.

— Папа, а ты поправишься? — смотрела она на него во все глаза, и Таня видела отражение её серьёзного взгляда в тревожной морщинке, залёгшей между бровей её отца.

— Теперь обязательно, — ответил он очень убедительно.

— Мне понравился снег, — малышка забрала руку. — Ты поедешь со мной кататься на горку?

— Конечно. Я сам построю для тебя самую лучшую в мире горку.

Влад улыбнулся дочери, а потом поднял глаза на Таню.

— Я тебя ненавижу, — прочитала она по его губам.

— Зато нам никогда не будет скучно, — был её ответ.

Эпилог

— Папа! Папа! — Софи со всех ног бежала к нему по лестнице, едва увидев, что Влад вошёл в дверь.

— Мама готова? — поцеловал он повисшую на шее егозу и разогнулся.

— Да, только она пошла переодевать Марка, а Филипп заснул на руках у бабушки.

— Он уже проснулся, — мама вышла из столовой, обгладывая куриную ножку и держа на руке одного из близнецов.

— А ты разве не на диете? — удивился Влад, снимая пиджак, и поднимая брошенную прямо посреди гостиной машинку.

Впрочем, этого можно было и не делать, разве только, чтобы не упасть — по всей комнате были раскиданы игрушки, карандаши, детские вещи.

— На диете, сынок, на диете, — жуя, откликнулась мама. — Но у вас всегда так вкусно кормят.

Возле её ног уже преданно уселся пёс, повиливая хвостом.

— Бонни, иди-ка, прогуляйся, — открыл ему Влад входную дверь. Лабрадор выскочил, но не успела закрыться дверь, когда в неё с улицы уже протиснулся второй такой же пёс.

От его лап на полу оставались грязные следы и Софи, кинувшись его обнимать, тут же испачкалась.

— Ой, — виновато посмотрела она на Влада, и потёрла грязь.

— О, нет! Так мы никогда никуда не поедем, — закатил он глаза к потолку, а потом обратился к девочке: — Ну, иди, переодевайся!.. Таня!

— Влад, мы готовы, готовы, — вышла она откуда-то справа, держа на руках второго близнеца. Она поцеловала Влада немного дольше, чем собиралась, пойманная его рукой.

— А, может, никуда не поедем? — шепнул он ей на ухо, скосив глаза на мать, не смотревшую в их сторону.

— Раз собрались, поедем, — вручила Таня ему ребёнка. — И ты упреешь в парке в своём костюме. Сейчас принесу тебе во что переодеться.

Он поставил Филиппа на пол, и двухлетний малыш тут же схватил машинку, которую Влад только что поднял. И тут же снова бросил её на пол.

— Да, поиграй-ка сам малыш, — оставил его Влад и нагнал Таню на лестнице.

— Всё же решил присоединиться? — улыбнулась она, когда он прижал её к стене спальни, заглядывая в глаза.

— Нам же хватит пяти минут?

Ткань платья легко скользила вверх, пока она расстёгивала пуговицы его рубашки, и он, наконец, прижал её к себе.

Оставил дорожку поцелуев на нежной коже шеи, закрыл глаза и вдохнул её запах.

Ручка двери требовательно дёрнулась.

— Мама, ты здесь? — звонкий голос Софи. — Мама, теперь Марк обкакался.

— Пусть бабушка его переоденет! — крикнула Таня.

— Она заставляет меня, — жаловалась девочка. — Она сказала, что у меня скоро появится ещё один братик или сестрёнка и поэтому мне надо учиться.

— Так, учись! — ответила Таня.

— Не, пойду папу поищу, — ответила Софи, подумала, а потом сказала в замочную скважину: — Пааап! Пусть это будет сестрёнка!

Влад с Таней прыснули от смеха. Софи тоже засмеялась и убежала.

— До сих пор не могу поверить, что она у нас есть, — улыбнулся Влад.

— До сих пор удивляюсь, как она обманула всех и родилась, — обняла его Таня. — Ладно, переодевайся, пойду им помогу. У нас ещё вся ночь впереди.

— Нет, — покачал головой Влад. — Вся жизнь.

Конец

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg