«Белокурый красавец из далекой страны»

Белокурый красавец из далекой страны (fb2) - Белокурый красавец из далекой страны 1627K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мария Тахирова

Мария Тахирова Белокурый красавец из далекой страны

© Тахирова М., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Глава 1. Жених

– Он придет завтра! – Сумайя вихрем влетела в комнату, присела на кровать и крепко обняла сестру. – Мона, ты слышишь? Твой жених придет завтра!

– Откуда ты знаешь? – осторожно уточнила Мона.

– Я слышала, как папа говорил об этом матери, – пояснила Сумайя. – Похоже, ты выходишь замуж!

– Еще неизвестно, – отмахнулась Мона. Она подошла к окну и задумчиво посмотрела куда-то вдаль. – Мы ведь даже не видели друг друга.

– Я уверена, все получится. Прямо чувствую! Отец сказал, что жених состоятельный, из хорошей семьи. Тебе так повезло, сестричка! – Сумайя выглядела очень довольной.

Мона вспомнила, как несколько дней назад отец сухо сообщил ей, что один человек хочет просить ее руки. От неожиданности девушка выронила из рук чашку.

– Кто он? Откуда? – испуганно спросила она.

– Знакомый твоей тети Ханун. Он видел тебя на свадьбе ее дочери, и ты ему понравилась.

Мона отчаянно напрягла память, но так и не смогла вспомнить никакого мужчины с той свадьбы. Как обычно, на празднике было шумно и многолюдно; мужчины и женщины находились в разных помещениях и почти не пересекались. Увидеть ее можно было разве что случайно. И вот теперь отец сообщает ей, что кто-то придет просить ее руки.

– Понимаешь, папа, – растерянно пробормотала Мона. – Я не думала о замужестве.

– Так подумай. Ты уже заканчиваешь школу. Вы можете познакомиться и, даст Аллах, пожениться через два-три года.

– А если я не хочу? – вдруг выпалила Мона.

Отец нахмурил брови.

– Чего ты не хочешь? Знакомиться с женихом?

– Не хочу замуж.

– Послушай, дочка, – он посмотрел на Мону, как на неразумное дитя. – Я понимаю, что ты еще совсем юная девушка. Сейчас это просто чужой незнакомый мужчина, к тому же старше тебя. Но ведь у вас будет время, чтобы привыкнуть друг к другу. Я уже навел справки об этом Ахмеде: он из хорошей, уважаемой семьи; вполне обеспечен, имеет достойную работу. Любая мечтает о таком муже!

Отец вскочил и принялся расхаживать из угла в угол.

– И для нашей семьи будет большой удачей породниться с ними, понимаешь? Ахмед занимает достойное положение в обществе; став его женой, ты обеспечишь свое будущее. Кроме того, я беспокоюсь о тебе, Мона, намного больше, чем о твоей сестре. У Сумайи на уме одни наряды, украшения и женихи. Вот уж кто согласен бежать замуж хоть завтра, так это Сумайя!

– Ей всего четырнадцать, – напомнила Мона.

– Ты не была такой даже в четырнадцать. И мне не нравятся постоянные разговоры о том, чтобы учиться и пойти работать. Да еще кем – журналисткой! Ну уж нет: я сделаю все, чтобы найти тебе достойного мужа, и как можно раньше. Ты заведешь семью, детей и выкинешь все остальное из головы. Подумай, дочка.

Мона хмуро взглянула на отца. Она давно мечтала о поступлении в университет, тем более ее текущие оценки позволяли хорошо сдать экзамены и учиться бесплатно. Отец догадывался о планах дочери, но был от них далеко не в восторге.

– Но это так. Я хочу учиться на журналиста, а потом пойти работать, – упрямо повторила Мона. – Я не против замужества, просто пока к нему не готова.

– Зачем тебе работать? Обеспечивать семью – мужская задача, – отрезал отец.

– Но, папа… – пыталась возразить Мона.

– Мы найдем тебе хорошего мужа!

– Пусть так, но почему я не могу учиться?

– Знаю я современных женщин. Они учатся, работают, потом начинают повышать голос на мужа. А что в результате? Развод! Так-то, моя дорогая. Ты девушка, а для девушки самое главное – это семья. Кроме того, журналист – это неподходящая профессия. Постоянные командировки, общение с мужчинами… В этой среде вольные нравы и множество соблазнов. Уж если тебе приспичило учиться, то я бы не возражал против профессии школьной учительницы или воспитателя в детском саду.

– Но я не хочу работать в школе или детском саду! И в журналистике нет ничего плохого!

– Послушай, – отец старался говорить спокойно, но Мона видела, как он непроизвольно сжал кулаки. – Я твой отец. Я отвечаю за твое будущее. Более того: я отвечаю за тебя перед Аллахом. А еще я намного старше и куда лучше знаю жизнь. Вот тебе мой ответ: или выбери подобающую женщине специальность, или вообще забудь об учебе. Не захочешь замуж – изволь, против воли тебя никто не выдаст. Слава богу, я еще способен прокормить своих детей. Но в таком случае ты будешь сидеть дома и помогать матери вести хозяйство. Я все сказал. Подумай!

Мона в слезах выбежала из комнаты.

Мать, как обычно, во всем соглашалась с отцом.

– Дочка, к чему эти разговоры про университет? – спрашивала она у Моны.

– Разве я попросила чего-то запретного? Не понимаю. Почему отец против?

– Дорогая, но ты заканчиваешь школу, умеешь читать и писать – для девушки этого вполне достаточно.

– Я хочу чего-то добиться в жизни, понимаешь? Вдруг у меня не будет хорошего мужа? Или он заболеет, умрет?

– Ох, нет. – Мать прижала Мону к своей груди. – Да избавит тебя Аллах от такой печальной участи. В любом случае, дочка, у тебя есть семья – отец и двое братьев. Ты ведь знаешь, что за женщину всегда отвечают мужчины из ее семьи.

– Я хочу сама за себя отвечать, – прошептала Мона.

– Что ты говоришь? Я не расслышала.

– Ничего, мама.

– Я буду молиться за тебя. Пусть Аллах пошлет тебе счастливую судьбу.

Мона в ответ лишь слабо вздохнула и улыбнулась матери.

С того дня она потеряла интерес к учебе. Зачем стараться, если никого не волнуют твои оценки? Мать, сестра и большинство подруг не разделяли ее мыслей и не видели в обучении никакой особой ценности. Все ровесницы только и говорили о том, как они выйдут замуж, сколько золота подарит жених и какая у них будет прекрасная жизнь после свадьбы. А если кто-то и заговаривал об учебе, то лишь потому, что у невесты, получившей высшее образование, больше шансов найти обеспеченного мужа, – работать после свадьбы все равно никто не планировал. В такие моменты Мона остро чувствовала свою непохожесть на других и очень страдала от этого. Но хуже всего было то, что она не видела выхода. Пойти против воли отца казалось немыслимым: семья была той осью, вокруг которой вертелся ее мир. В конце концов она спросила совета у имама[1], но не услышала ничего утешительного: он лишь напомнил, что покорность и послушание родителям есть верная стезя, которая выведет ее к воротам рая.

– Жизнь молодой девушки полна искушений, – мягко говорил имам, и в его глазах Мона видела понимание. – Читай Коран и не забывай о своем истинном предназначении. И не злись на отца: он желает тебе только добра.

До самого утра Мона не смогла сомкнуть глаз. Убедившись, что Сумайя крепко спит, она достала со дна сундука любовный роман и при свете фонарика принялась перелистывать страницы, останавливаясь на самых любимых эпизодах. Как обычно, чтение подействовало на девушку успокаивающие. Черты ее лица разгладились, лицо озарила улыбка. Мона скользила глазами по строчкам и думала о мужчине, который придет завтра в их дом. Наверное, ее попросят подать сок, и они смогут увидеть друг друга. Будет ли это любовь с первого взгляда, как в ее любимых романах? Ах, как хочется в это верить!

Когда прозвучал азан[2], Мона торопливо спрятала книгу обратно в сундук. Еще не хватало, чтобы мать, тем более – отец, застали ее за чтением подобной литературы. Можно представить, какой скандал тогда разгорится. Девушка вновь вздохнула. Она любила своих родителей, но… почему они не могут быть чуть современнее? В Каире полно семей, где девушки ее возраста учатся, работают, носят красивую модную одежду. Однако ее родители жили очень традиционно и не позволяли детям ничего лишнего.

«Интересно, почему городскому жениху приглянулась деревенская девушка?» – Эта мысль грела ее самолюбие и заставляла посмотреть на грядущее сватовство чуть более благосклонно. В глубине души Мона стыдилась своего происхождения: их семья обитала рядом с Каиром, но все-таки не в самой столице, а в одной из близлежащих деревень, и это накладывало отпечаток на весь жизненный уклад. У родителей была возможность перебраться в город, но они никогда не рвались туда. Отец, происходивший из бедной крестьянской семьи, благодаря упорству и трудолюбию смог сколотить небольшой капитал: он занимался ремонтом домов и в свои уже зрелые годы руководил целой бригадой мастеров. Мухаммед Салах всегда работал на совесть, благодаря чему имел прекрасную репутацию и приличный доход, который позволял ему содержать жену и четверых детей. Мать была простой женщиной, которая вела хозяйство и во всем слушалась мужа. Отец не соврал, говоря, что женщины этой семьи никогда не работали, а находились на обеспечении мужчин: по правде говоря, образование матери ограничивалось несколькими классами сельской школы, а ее интересы не выходили за пределы домохозяйства и воспитания отпрысков. Их семья всегда отличалась традиционностью и религиозностью, а дети должны были повторить жизненный путь своих родителей: дочери, Мона и Сумайя, – выйти замуж за порядочных людей и пополнить ряды египетских домохозяек, а сыновья, Карим и Омар, – пойти по стопам отца.

Мона с детства отличалась своенравием; правда, ей никогда не хватало характера, чтобы решиться на открытый бунт. И все же мысли о предрешенности своей судьбы всегда вызывали у нее глухой протест: проще говоря, Мона хотела чего-то другого, а чего – она и сама толком не знала. Когда-то школьная подруга дала ей (разумеется, тайно) любовный роман, и за ночь Мона прочла его от корки до корки. К утру она поняла, что герой – белокурый красавец из далекой северной страны – ее идеал мужчины. Вот только в реальной жизни белокурым красавцам не было места; да и что им делать в никому не известной деревушке за окраиной Каира? Но кто может запретить мечтать девушке-подростку? Вопреки здравому смыслу она мечтала стать успешной, увидеть дальние страны, а главное – встретить настоящую любовь.

Высокая, стройная и белокожая, Мона слыла одной из первых красавиц на деревне; благодаря странному набору генов, полученных от кого-то из предков, глаза у нее были не черные и не темно-карие, как у подавляющего числа египтян, а редкого серого оттенка. С тех пор как ей исполнилось четырнадцать, то один, то другой сосед заводил разговоры о том, чтобы сосватать Мону за одного из своих сыновей. Однако отец, будучи человеком проницательным, не спешил связывать себя обязательствами: не давая прямого отказа, он ссылался на молодость своей дочери и предлагал вернуться к этому разговору спустя пару лет. И вот теперь таинственный незнакомец из Каира стал первым, кто удостоился приглашения прийти к ним в дом и официально просить руки старшей дочери.

За завтраком отец подтвердил то, что сообщила Сумайя.

– Ахмед с матерью придут сегодня вечером, после Иша[3].

– Хорошо, папа. Что от меня требуется?

– Просто будь дома. Сначала я поговорю с гостями, а когда будет нужно, я попрошу тебя зайти в комнату.

В тот день Мона никак не могла сосредоточиться на учебе. Преподаватель привычно бубнил что-то у доски, но она даже не пыталась вникнуть в его слова. Как только прозвенел звонок с последнего урока, Мона побросала книги в портфель и, ни с кем не попрощавшись, побежала к маршрутке. Она чувствовала, что должна поделиться последними новостями.

– Мона! – Линда сразу открыла дверь, и ее лицо осветила улыбка.

– Привет. Извини, что я без предупреждения.

– Какие глупости! Заходи. Что-то случилось? Ты вся горишь.

Мона зашла в комнату и привычно подхватила на руки Карима. При ее появлении мальчик залился веселым смехом.

Линда была женой ее двоюродного брата и единственной знакомой Моне англичанкой. Одному богу известно, как родители дали согласие на их брак. Наверное, сыграло роль то, что муж Линды был старшим сыном и основным кормильцем в семье – с его мнением привыкли считаться. Отец Моны относился ко всем иностранцам с плохо скрываемым недоверием и частенько повторял, что никогда не позволил бы сыну взять в жены женщину из другой страны, тем более – не из арабского мира. Несмотря на то, что Линда приняла ислам, одевалась и вела себя в соответствии с египетскими традициями, отец Моны ей по-прежнему не доверял и не одобрял дружбу дочери с этой агнабеей[4].

– Мы ведь не знаем ее родителей. Как можно принимать в семью женщину, если ты незнаком хотя бы с ее отцом?

– Но ты видел родителей Линды! Они приезжали на свадьбу, – возражала Мона.

– Это совсем другое. Ну видел, и что? Я понятия не имею, что они за люди, какая у них репутация и как они воспитывали своих детей. Кроме того, они не мусульмане.

– Пророк с уважением относился к христианам, – напомнила Мона. – Кроме того, Линда приняла ислам.

– Приняла, – неохотно согласился отец. – Но она не впитала его с молоком матери, как наши женщины.

– Папа!

– Дочка, ты еще очень молода и многого не знаешь. Поверь своему отцу – ничего хорошего из этого брака не выйдет. Не знаю, как Ахмед вообще дал согласие на свадьбу.

Мона в ответ лишь вздохнула: бесполезно спорить с отцом. А она чувствовала, что нашла в Линде родственную душу. Та единственная не говорила о бесполезности учебы и необходимости найти хорошего мужа, выслушивала все излияния Моны и старалась ей помочь. Кроме того, в этих разговорах Мона изрядно подтянула свой английский – арабским Линда почти не владела.

– В общем, сегодня к нам в дом придет жених, – призналась Мона.

– Вот как. Ты рада? – осторожно поинтересовалась Линда.

– Не знаю. Я же его пока не видела.

– Но ты бы хотела выйти замуж? – спросила Линда после секундной заминки.

Мона пожала плечами.

– Скорее нет, чем да. В любом случае свадьба будет не сейчас. А может быть, ее и вовсе не будет.

– Ты ведь можешь отказаться, – напомнила Линда.

– Знаю. А смысл? Отец все равно против моего обучения в университете. Если я не выйду замуж, то буду сидеть дома и помогать матери по хозяйству. Вот если бы я могла учиться, ездить по миру, тогда я бы точно отказалась от замужества. А так… – Мона махнула рукой. – Одна надежда, что мы понравимся друг другу.

– Ин ша Аллах.

– Расскажи, как ты познакомилась с Мизу, – попросила Мона.

– Я же тебе сто раз рассказывала, – улыбнулась Линда.

– Ну пожалуйста… Сегодня такой особенный день…

– Хорошо, слушай.

Девушка затаила дыхание.

– И ты сразу поняла, что он – твоя судьба? – спросила она в конце.

– Да. Это было что-то необыкновенное. Как будто внутренний голос подсказал мне, что я встретила мужчину всей своей жизни.

– А во что ты была одета?

– В какой-то цветной летний сарафан. Мы же были на курорте. А что?

– Недавно я видела в магазине очень красивое платье, – призналась Мона. – Понимаешь, очень хочется понравиться жениху. А у меня в шкафу сплошные темные галабеи да пара юбок.

– Хочешь, я подарю тебе это платье? – тут же предложила Линда. – На счастье.

– Спасибо, ты очень добра. Но отец все равно не позволит его надеть. Ты же знаешь, как он говорит: главное украшение девушки – это скромность.

– Ты очень красивая. Я уверена, что ты понравишься Ахмеду в любой одежде, – примирительно сказала Линда.

– Я не красивая, как ты, – с грустью сказала Мона. – У меня не такие светлые волосы, и вообще…

Линда звонко рассмеялась.

– Знаешь, у вас, у египтян, очень своеобразное представление о красоте. Вы цените только светлые глаза и волосы – то, чего у вас нет. На самом деле ты очень красивая девушка, Мона. Я говорю это вовсе не для того, чтобы тебя утешить. Если бы ты поехала со мной в Лондон, очень многие мужчины обратили бы на тебя внимание. Немного макияжа – и ты готова к завоеванию мировых подиумов.

– Ты надо мной смеешься?

– Да нет же, глупенькая! – Линда обняла Мону за плечи. – У меня такого и в мыслях не было. Просто тебя с детства учили не обращать внимания на свою внешность, вести себя скромно и не выставлять красоту напоказ. Поэтому ты считаешь себя самой обычной египетской девушкой.

– А это не так?

– Конечно, нет. Каждый человек необычен, а ты – особенно. Никогда не забывай об этом.

– Мне бы хотелось когда-нибудь поехать с тобой в Лондон, – задумчиво сказала Мона. – Жаль, что не судьба.

– Не говори так. – Линда ласково обняла ее за плечи. – Мы не знаем свою судьбу. Все в руках Аллаха.

Когда Мона пришла домой, вся семья уже пообедала и мать убирала со стола.

– Где ты пропадала? – подозрительно спросила она.

– Заходила к Линде, – призналась Мона.

– Отцу это не понравится.

– Он обедал дома?

– Нет, поел на объекте. Ты же знаешь: они заканчивают строительство.

– Не говори, что я была у Линды. Пожалуйста!

– Дочка, я не хочу врать.

– Я и не прошу врать. Просто не говори, и все. Ну что тебе стоит! Мне нужно было поговорить с Линдой о сегодняшней помолвке.

– Ты могла поговорить со мной, – проворчала мать.

Мона лишь вздохнула. Ну как объяснить родной матери, что они совершенно не понимают друг друга? Мона по-своему любила мать, но знала, что рассказывать той о своих переживаниях совершенно бессмысленно. И так понятно, что ответит мама: надо слушаться отца и во всем полагаться на Аллаха.

– Ладно, иди поешь. Там на кухне кое-что осталось.

– Не хочется.

– Иди, иди. И так кожа да кости, кто тебя такую замуж возьмет?

Мона послушно положила в тарелку махши и ушла в свою комнату. Там ее уже поджидала сестра.

– Почему ты не дождалась меня после школы? – обиженно спросила Сумайя.

– Прости. Мне не хотелось никого видеть.

– Нервничаешь?

– Немного. Как думаешь, что лучше всего надеть?

– Так, подожди. – Сумайя распахнула шкаф и принялась задумчиво перебирать вешалки. – Может, это?

– Не знаю. По-моему, у меня нет ни одного платья, подходящего для встречи с женихом.

– Когда у вас состоится помолвка, на тебе будет очень красивое платье. Давай, выбери что-нибудь.

Мона послушно переоделась, и Сумайя, завязав ей платок, убежала на кухню помочь матери с угощением. Мона осталась наедине со своими невеселыми мыслями.

«Он мне понравится, – убеждала она себя, расхаживая по комнате, – Ахмед мне непременно понравится. А я ему».

Пытаясь успокоиться, девушка вновь достала из сундука роман и принялась перечитывать сцену встречи главных героев. «Жаль, что книгу придется отдать Лейле, – размышляла она. – Интересно, жених тоже не одобряет подобную литературу? Неужели мне так и придется всю жизнь читать тайком?»

– Что ты делаешь, Мона? – Голос матери вывел Мону из размышлений. Она покраснела и захлопнула книгу.

– Ничего, мама. Читаю. Он уже приехал?

– Еще нет. – Мать подошла и погладила ее по голове. – Ты нервничаешь?

– Да, – призналась она. – Побудь со мной немного до прихода гостей.

– Доченька, – улыбнулась мама. – Ты уже такая взрослая.

– Мама, а как ты познакомилась с папой?

– Точно так же. Он увидел меня где-то на улице, я уж и не помню, где именно. Навел справки, а потом пришел к отцу договариваться о помолвке.

– По-другому не бывает?

– Ты же знаешь, что почти все так женятся.

– А что ты почувствовала, когда увидела его впервые?

– Что почувствовала? – Мать на минуту задумалась. – Не знаю. Конечно, я нервничала – это естественно. Еле осмелилась поднять на него глаза.

– А когда ты влюбилась в папу?

– Дочка, что за вопросы?

– Ну скажи… Ведь когда мужчина и женщина женятся, они должны быть влюблены друг в друга.

– Вовсе не обязательно. Кто вбил тебе в голову эти глупости? Чувства рождаются в совместной жизни. Первое время я не испытывала к твоему отцу чего-то особенного – просто знала, что он хороший, честный человек, который хочет на мне жениться. И сейчас я очень благодарна своим родителям за то, что они помогли мне сделать правильный выбор. А еще я безмерно благодарна Аллаху, что он не послал мне такого испытания, как любовь к неподходящему человеку.

– Но, мама… это совсем другое. Разве тебе никогда не хотелось испытать чего-то необыкновенного?

– Мона, – мать посмотрела на нее с беспокойством, – иногда я тебя совершенно не понимаю.

– Но ведь это так естественно. – Мона опустила голову. – Что плохого в том, чтобы мечтать?

– Дочка, я мало что знаю о любви, – призналась мать. – И тебе советую выкинуть из головы эти глупости, – чем раньше, тем лучше. Если хочешь знать, я никогда не испытывала тех чувств, как женщины в кино. И слава богу! Любовь толкает человека на безумства, а с твоим отцом я прожила хорошую, спокойную жизнь и желаю тебе того же. Ахмед – очень хороший человек: религиозный, порядочный, обеспеченный, – даст бог, он станет тебе прекрасным мужем.

– Откуда ты знаешь?

– Отец уже навел справки, – пояснила мать. – Не стал ждать официального предложения.

– Нет, откуда ты знаешь, как сложится наш брак?

– Это известно лишь Аллаху. – Мать погладила Мону по голове. – Но я верю, что все будет хорошо. Женщина просто не может быть несчастна с таким человеком!

– А если я не смогу его полюбить? – вдруг выпалила Мона.

– Ну конечно, вы полюбите друг друга! – воскликнула мать. – Дочка, ты еще слишком молода и впечатлительна. Ты не знаешь, из чего складывается счастливый брак, а я знаю. Совершенно необязательно испытывать друг к другу сильные чувства – скорее наоборот. Чувства остынут, и придет разочарование, зато порядочность и честность никуда не денутся. А эти мысли о любви, – мать осеклась, – просто от неопытности. Вы будете прекрасной парой, и мое сердце будет спокойно за тебя.

– Все готово, – объявила Сумайя, входя в комнату.

– Ну, я вас оставлю. Пойду на кухню. – Мать по очереди поцеловала дочерей и тихо вышла из комнаты.

– Что с тобой, Мона? – спросила Сумайя, присаживаясь на край кровати. – Ты не выглядишь счастливой.

– Я вовсе не чувствую себя счастливой, – призналась Мона.

– Все изменится, когда вы станете женихом и невестой. Он подарит тебе много золота! Ой! Ты слышала?

– Что?

– Машина! К дому подъехала машина! – Сумайя вскочила и опрометью кинулась к окну. – Это они!

Тут же раздался стук в дверь. Мона побледнела.

– Приехали, – тихо доложил Омар, приоткрыв дверь.

– Иди, иди, – замахала руками Сумайя. – Мы уже знаем.

– Через пять минут спускайтесь, только тихо.

Глава 2. Мактуб

Взявшись за руки, сестры аккуратно подошли к двери. Снизу доносился неясный шум, но расслышать что-либо не получалось. Через несколько минут стало понятно, что гости переместились в гостиную, и Мона с Сумайей решились спуститься вниз. Вскоре дверь приоткрылась, и оттуда вышла мать.

– Хорошо, что вы здесь. Мона, принеси сок. А ты, Сумайя, помоги сестре.

Мона чувствовала, как дрожат ее руки. В конце концов Сумайя отобрала у нее кувшин.

– Я сама налью и донесу до двери. А ты уж, пожалуйста, постарайся не споткнуться и не пролить сок на жениха.

– Постараюсь, – прошептала Мона и залпом выпила стакан. – У меня в горле пересохло.

– Не бойся. Я буду рядом. Мы войдем, поздороваемся, поставим поднос на стол и сядем на свободный диван. Хорошо? И не слишком пялься на жениха, – инструктировала сестру Сумайя.

На ватных ногах Мона дошла до двери, взяла поднос у Сумайи и постаралась унять дрожь в руках.

Шаг, еще шаг. Вот и они. Перед глазами у нее все плыло, девушка с трудом могла разглядеть лица гостей. Ахмед показался ей вполне приятным, хоть и не слишком юным. Вроде мать говорила, ему немного за тридцать? Этот высокий худой мужчина с крупными чертами лица не пробудил в ней никаких эмоций. Мона несколько секунд смотрела на него и прислушивалась к своим чувствам, но внутри было пусто.

«Должно быть, сейчас мне слишком страшно, – успокаивала себя Мона. – Пожалуй, никогда в жизни я так не боялась. Со временем я его полюблю. Все говорят, что это случится, – значит, так и будет».

Рядом с Ахмедом сидела пожилая женщина во всем черном. От ее пристального взгляда Моне стала не по себе.

Пауза затянулась. Опомнившись, Мона поняла, что продолжает стоять перед гостями с подносом в руках. Она покраснела, пробормотала приветствие и, поставив напитки на стол, быстро села на диван к Сумайе.

Потек неспешный разговор, в котором женщины почти не принимали участия. Мона сидела, опустив глаза в пол, и лишь изредка осмеливалась посмотреть на гостей. Ее взгляд как магнитом притягивало к Ахмеду, в голове царила полная неразбериха. Неужели этот мужчина станет ее мужем?

– Ты заканчиваешь школу? – внезапно обратилась к ней будущая свекровь.

– Да, танта[5], – еле слышно прошептала Мона.

– И как ты учишься?

– Хорошо.

– Она прекрасно успевает по всем предметам, – вмешался отец. – Но продолжать обучение не будет. Для женщины главное – это создание семьи.

– Я очень рада, что вы так думаете, – удовлетворенно кивнула мать Ахмеда. – Наша семья тоже придерживается традиций. Когда женщина работает, это создает проблемы для ее брака.

– Мона очень хорошая девочка, – продолжал отец. – Она религиозна и послушна. Мы приложили много усилий, чтобы воспитать детей в духе ислама.

– Вам повезло – Аллах наградил вас большой семьей. Я всегда мечтала иметь двух сыновей и двух дочерей. Но на все Божья воля – у меня есть только Ахмед. – С этими словами она достала платок и промокнула глаза. – Мой муж рано умер, я больше не выходила замуж и посвятила себя воспитанию сына.

– На все воля Аллаха, – откликнулся отец Моны.

– Сейчас Ахмеду пора жениться, – продолжала она. – Мы не гонимся за богатым приданым, – мой сын хорошо зарабатывает и способен обеспечить семью. Порядочность, религиозность невесты – вот то, что дороже золота.

– Прекрасные слова. Ахмед, вы работаете в Дубае?

– Да, – ответил он, и Мона вновь против воли подняла глаза. – Я инженер и уже пять лет работаю в Эмиратах.

– Говорят, там очень красиво. – Слова вырвались помимо ее воли. Мона прикусила язык, но было уже поздно. Все окружающие смотрели на нее, а сидящая рядом Сумайя крепко стиснула руку сестры. Мона покраснела и снова опустила глаза.

– Да, в Дубае очень красиво, – вежливо согласился Ахмед.

– Ну что же, – откашлялся отец. – Я предлагаю ненадолго оставить Ахмеда и Мону, дать им возможность пообщаться.

Все закивали и гурьбой вышли в холл. В соответствии с обычаями дверь оставили приоткрытой. Мона оцепенела от страха. Боже, о чем с ним говорить?

Ахмед сидел на соседнем диване и тоже казался смущенным. Внезапно Моне стало смешно. Хорошо же они смотрятся со стороны! Ладно она, ей всего семнадцать. Но Ахмед взрослый мужчина, – неужели он никогда не оставался с девушкой наедине?

Молчание затянулось. Мона не выдержала первой.

– Мама сказала, что ты видел меня на свадьбе? – брякнула она первое, что пришло ей в голову.

– Да, – ответил Ахмед и, откашлявшись, перешел к делу: – Понимаешь, я в Каире ненадолго, но хочу найти невесту.

Мона глубокомысленно кивнула.

– Можешь рассказать немного о себе?

– Конечно. Я инженер, работаю в Дубае.

– Это я знаю. Ты единственный ребенок в семье?

– Да.

– И где вы живете?

– В Рехабе[6]. Пока что я живу с мамой. То есть останавливаюсь у мамы, когда приезжаю в отпуск. Но я уже начал искать собственную квартиру.

Мона снова кивнула. Повисла пауза.

– А ты?

– Я живу самой обычной жизнью, – признала Мона. – Заканчиваю школу. Всю жизнь провела в этой деревне.

– У вас большая семья.

– Да, у меня два брата и сестра.

– Я всегда мечтал иметь много детей, – сказал Ахмед.

– Очень хорошо, когда в доме много детей, – автоматически согласилась Мона и тут же разозлилась на себя. Что за спектакль? Может быть, сказать ему правду? Признаться, что мечтает о продолжении учебы и о карьере журналистки? Что она пока слишком молода, чтобы всерьез думать о детях?

– Конечно же, я люблю детей, – застенчиво сказала Мона. – Но пока что не представляю себя в роли матери.

– Это придет со временем. Сколько тебе лет – шестнадцать?

– Семнадцать.

– И… что ты любишь? Чем занимаешься в свободное время?

– Всем понемногу. Делаю уроки, помогаю матери по хозяйству, читаю, разговариваю с подругами. А ты?

– Я много работаю, времени остается мало. Стараюсь читать Коран каждый день. Иногда смотрю телевизор, гуляю. Когда приезжаю в Каир в отпуск, встречаюсь с друзьями.

Мона кивнула. Она чувствовала неловкость и совершенно не представляла, о чем еще разговаривать с Ахмедом. Снова повисла пауза.

Когда отец Моны деликатно заглянул к ним, оба восприняли это с облегчением.

– Заходи, папа, – выпалила Мона. – Мы уже поговорили.

Через несколько минут Ахмед с матерью засобирались домой. Родители Моны тут же стали упрашивать их остаться на ужин, но те отказались. Прощание затянулось.

Когда гости наконец ушли, семья вновь собралась в гостиной.

– Прекрасные люди, верно? – воодушевленно спросил отец.

– Вроде бы да. Но я думаю, надо сначала спросить мнение Моны, – заметил Омар.

– А когда будут договариваться о золоте? – встряла Сумайя.

– Куда ты так спешишь? – улыбнулась мать. – Если все в порядке, то Ахмед придет к нам еще не раз.

– Тебе он понравился? – спросил у Моны младший брат Карим.

Она пожала плечами.

– Не знаю.

– Ахмед очень хороший человек, – принялся уговаривать отец. – Обеспеченный, порядочный, религиозный.

– И он вполне приятный внешне, – добавила мать.

– Такое чувство, что мы на рынке и вы предлагаете мне товар.

– Мона! Что ты такое говоришь?

– Она просто нервничает, – примирительно сказала мать. – Давайте не будем торопить события. Моне нужно время, чтобы все хорошо обдумать. Уверена, что она примет правильное решение.

За едой по молчаливому уговору не касались событий этого вечера. Мона вяло ковырялась в тарелке, – мысли ее витали далеко. Сразу после ужина она поднялась наверх. Сумайя хотела пойти за ней, но мать ее остановила:

– Дочка, помоги мне все убрать.

– Почему я? – надула губы Сумайя.

– Твоей сестре сегодня не до этого.

Мона стояла у окна и чертила на стекле какие-то знаки. Она не заметила, как мать вошла в комнату.

– Как тебе Ахмед?

Мона молча пожала плечами.

– Послушай, я тебя прекрасно понимаю. Ты ведь никогда не видела этого мужчину… вам просто нужно какое-то время.

Мона кивнула.

– Да что с тобой? – продолжала допытываться мать. – Ты испугана?

– Скорее растеряна и разочарована.

– Разочарована? Но почему? Неужели тебе не понравился Ахмед?

– Он… совсем обычный. Я не испытываю в его присутствии никаких эмоций. Разве это нормально?

– У вас еще будет время привыкнуть друг к другу. Не стоит ждать слишком много от первой встречи.

– А если я хочу выйти замуж по любви?

– По любви? – удивленно переспросила мать. – И сколько ты будешь ждать этой любви? Женский век короток. Пока ты молода, красива, можешь иметь детей, мы найдем тебе хорошего жениха. Потом будет сложнее.

– Мама, я не говорю, что Ахмед плохой. Просто я не представляю его в роли своего мужа.

– Потому что вы только познакомились. Это совершенно естественно. Дочка, если ты не хочешь выходить замуж – никто тебя не заставит. Но подумай… Любовь еще не гарантия счастливого брака. Не стоит отказываться от хорошего жениха из-за таких глупостей.

– Разве любовь – это глупо?

– С тобой невозможно разговаривать! – вскипела мать. – Кто вбил эту чушь в твою голову? Будет лучше, если с тобой побеседует отец.

– Нет! Не надо. Отец меня тем более не поймет.

– Послушай, дочка. Любовь имеет значение, но ты совершенно неправильно понимаешь это чувство. Предположим, ты откажешь Ахмеду. И что дальше? Где ты планируешь встретить свою любовь? Мы очень редко выходим за пределы нашей деревни и всех тут знаем. Твоя любовь упадет с неба?

– Не знаю.

– Хорошо, предположим, ты полюбила человека. А если он тебя не любит? Если он тебе не подходит? Если он уже женат?

Мона молчала.

– Какой смысл неизвестно сколько времени ждать любви, если ты даже не знаешь, придет это чувство когда-нибудь или нет, сделает оно тебя счастливой или нет? Дочка, молодость не вечна. Не соверши ошибку. Ради Аллаха, дай Ахмеду шанс. Вот увидишь: скоро ты посмотришь на него другими глазами. Я живу на свете намного дольше и знаю, о чем говорю.

– Хорошо, – сказала Мона после недолгого раздумья. – Я не буду ему отказывать. Пусть приходит еще раз, если хочет. Пусть будет помолвка. Но если я пойму, что мы не подходим друг другу, замуж за него не выйду.

– Вот и умница! – обрадовалась мать.

– Может быть, я ему не понравилась?

– Я так не думаю. Уверена, что скоро он снова придет в наш дом.

– Я перемыла всю посуду, – доложила Сумайя, входя в комнату. – Мона, почему ты такая грустная? Тебе не понравился жених?

– Ну ладно, я пойду к отцу. – Мать в последний раз с тревогой взглянула на старшую дочь и вышла из комнаты.

– Все в порядке, Сумайя. Наверное, глупо было ожидать, что мы полюбим друг друга с первого взгляда.

– Он вполне ничего. Если ты против, я могу выйти за него замуж.

Мона расхохоталась и бросила в сестру подушку.

– Забирай, если хочешь.

– Хорошими женихами не разбрасываются, – с серьезным видом заявила Сумайя.

Мона снова прыснула со смеху.

– Мама говорит то же самое, – подтвердила она. – Но я не уверена, что мне это нужно. Ладно, время покажет. Давай спать.

На следующий день Моне стало казаться, что встреча с Ахмедом ей приснилась. Но вечером он позвонил ее отцу и попросил разрешения прийти еще раз.

Она уже почти не нервничала. Происходящее стало казаться Моне просто спектаклем, в котором ей вдруг отвели главную роль. Она села и с помощью Сумайи написала список тем, на которые можно поговорить с женихом. На этот раз Ахмед с матерью были приглашены на ужин.

Встреча прошла в том же составе. Мона вновь исподтишка приглядывалась к жениху, пытаясь угадать в нем те черты и качества, за которые она, по мнению родных, должна его полюбить.

После еды Моне и Ахмеду подали чай в гостиную, а остальные переместились в холл. Вновь повисла неловкая пауза.

– Мона, – откашлялся Ахмед, – разреши задать тебе несколько вопросов.

– Конечно, – потупилась она.

– К тебе уже кто-нибудь сватался?

– Что? В смысле?.. Нет, пока никого, – покраснела Мона.

– И я тебе нравлюсь? – вдруг спросил Ахмед.

– Ну, – покраснела Мона, – да, то есть… Я не знаю. Прости, прошло слишком мало времени. Ты кажешься очень приятным человеком, но мне пока трудно представить тебя в роли своего мужа.

– А в роли жениха?

– Ну… наверное… то есть…

– Я хочу, чтобы мы обручились.

– Да? – пролепетала Мона, совершенно растерявшись. – Все так быстро…

– Если ты не готова, я не стану тебя торопить. Но ты же понимаешь: лучше узнавать друг друга после помолвки, чтобы не было сплетен. Я беспокоюсь в первую очередь за твою репутацию.

– Да… конечно… ты прав… – бормотала Мона.

– То есть ты согласна? – обрадовался Ахмед. – Ну вот и прекрасно! Мама!

Через минуту семья вновь собралась в гостиной. Родители казались весьма довольными тем, как все сложилось. Моне вдруг стало не по себе.

– Ну что же, будем читать аль-Фатиху[7], – предложил отец. Остальные закивали.

Будто бы сквозь сон Мона слышала знакомые с детства слова:

«Аузубилляхи мина-шайтанирраджим…» – Неужели это действительно моя помолвка?

«Бисмилляхиррахманирахим». – Господи, помоги мне.

«АльхамдулиЛлахи рабби-ль алямин»… – Может, это и правда моя судьба?

Голос отца звучал монотонно и успокаивающе.

В этот момент Мона отчаянно молила Бога, чтобы все сложилось именно так, как обещали ее родители.

После прочтения аль-Фатихи мать принесла сок. Все улыбались и поздравляли жениха с невестой. Шабка[8] была назначена на послезавтра. Моне казалось, что еще чуть-чуть, и она упадет в обморок.

Когда гости ушли, мать и сестра поочередно задушили Мону в объятиях.

– Ну? Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю, – честно призналась Мона. – Все слишком быстро. Мне как-то нехорошо.

– Присядь, присядь, дочка. Все пройдет. Тебе просто нужно время осознать, что теперь ты невеста.

– Ахмед будет прекрасным мужем! – в который раз повторил отец.

– Надеюсь, – прошептала Мона.

– Я поеду с тобой покупать золото, – заявила Сумайя.

– Конечно, – подтвердил отец. – И мама поедет, и другие родственницы. Сейчас уже поздно всех обзванивать, но завтра я им обязательно сообщу.

Мона чувствовала себя щепкой, которую уносит в океан.

Той ночью она так и не смогла уснуть.

Невеста… Как странно. Она постоянно твердила это слово, едва шевеля губами, будто пытаясь распробовать его на вкус. Мона вдруг поняла, что детство закончилось, и ей вдруг нестерпимо захотелось вернуть хоть несколько дней из своего недавнего прошлого – прошлого, в котором не было никакого Ахмеда. И от понимания того, что это невозможно, что все изменилось решительно и бесповоротно, глаза Моны наполнялись слезами – первыми слезами ее взрослой жизни.

На следующий день она едва нашла силы встать после бессонной ночи. По дороге в школу Мона хранила молчание, зато Сумайя болтала за двоих. Вскоре к ним присоединились подружки, и весть о том, что у Моны есть жених, молниеносно облетела всю школу. Девушка чувствовала себя овцой, которую ведут на заклание. Отовсюду доносились поздравления, и она, смирившись с неизбежным и начисто отключив голову, автоматически на них отвечала.

Что происходило на уроках, Мона не запомнила. Сразу после занятий она решительно сказала сестре, что ей надо навестить Линду, и убежала, не слушая ее возражений.

– Я так и знала, что это ты, – приветливо улыбнулась Линда. – Заходи.

– Мы помолвлены, – выдохнула Мона. – Вчера читали Фатиху.

– Поздравляю!

– Спасибо. Не нальешь воды?

– Конечно. Только тише – Карим спит. – Линда поставила перед Моной стакан с холодной водой и села напротив. – Как все прошло?

– Быстро, – призналась Мона. – Я и опомниться не успела. Думала, мы поговорим, даже темы для беседы составила. А он сразу спросил, согласна ли я на помолвку. Я так растерялось…

– Бедняжка, – вздохнула Линда.

– А теперь все уже знают, – продолжила жаловаться Мона. – Соседи, друзья в школе. Отец обзванивает родных, мать готовится к празднику. Сегодня вечером идем выбирать платье.

– Что-то не вижу особой радости, – заметила Линда.

– Все уверены, что я должна быть безумно счастлива. А мне страшно. Мы же с ним почти незнакомы!

– Так, успокойся. Возьми себя в руки. Ты пока не замуж выходишь. Потом он вернется в Эмираты, так?

– Наверное. Я даже не спросила. Ну раз Ахмед здесь в отпуске, значит, так.

– Главное – ничего не бойся. Сколько будет длиться помолвка?

– Не знаю. Но точно больше года. Ах, Линда, я совсем ничего не знаю!

– Успокойся. В любом случае впереди много времени. Никто тебя против воли замуж не выдает, слышишь?

– Ты не слышала, как отец говорит об Ахмеде. Если я откажусь от свадьбы, он мне не простит. Линда, все так сложно…

– Все очень просто. Главное, что у тебя много времени на размышления. И еще – не забывай, что есть выбор. Родители никуда не денутся, на то они и родители. Не захочешь выходить замуж – разорвешь помолвку, и все. Такое случается сплошь и рядом.

– Ты думаешь? – спросила Мона неуверенно.

– Я не думаю, я знаю. Ты нервничаешь, но это скоро пройдет.

Несколько минут они сидели в молчании.

– Спасибо, – сказала Мона. – Что бы я без тебя делала? Дома я уже боюсь заикаться о своих сомнениях. Они не понимают, откуда такие мысли.

– Не думай об этом сейчас, – посоветовала Линда. – Пусть будет помолвка. А дальше ты сама решишь, выходить за него замуж или нет.

Следующие дни Мона послушно играла роль счастливой невесты. Она не возражала против платья, найденного матерью, не принимала участия в выборе места торжества и почти не глядя покупала золото. Отец был так доволен, что решил отметить помолвку в кафе – по традиции все затраты на это мероприятие ложились на семью невесты.

– Надо показать Ахмеду, что мы не нищие, – отмахнулся он на возражения жены.

Моне было все равно. В их деревне помолвки обычно отмечали на улице, и ей совершенно не хотелось лишнего пафоса, но спорить с отцом она не решилась. Все эти дни ее постоянно окружали люди – к вечеру Моне хотелось запереться в комнате и хоть немного побыть одной, тем более что деталями предстоящей помолвки она совершенно не интересовалась. С каждым днем Мона все больше чувствовала себя вовлеченной в какой-то гигантский водоворот – не имея сил сопротивляться, девушка решила отдаться на волю течения и вынести все, что уготовано ей судьбой.

Настал день торжества. В доме с утра толпились люди; мать смахивала слезы, Сумайя развлекала гостей. Мона, одетая в пышное розовое платье и впервые в жизни буквально обвешанная золотом, вежливо улыбалась и односложно отвечала на поздравления гостей. Вечером она послушно отсидела несколько часов в кафе; оглушающая музыка и постоянные поздравления знакомых и малознакомых людей отвлекали ее от неприятных мыслей. Ахмед был рядом, и молодые люди весь вечер украдкой поглядывали друг на друга.

Ночью у Моны едва хватило сил раздеться и лечь в кровать; она чувствовала себя абсолютно разбитой.

– Ты теперь невеста, – возбужденно шептала Сумайя. – Каково это?

– Не знаю, – лениво отвечала Мона, мечтая, чтобы ее оставили в покое.

– Разве ты не счастлива?

– Я не чувствую ничего, кроме усталости, – честно призналась Мона, проваливаясь в сон.

После помолвки Ахмед несколько раз приходил к ним в дом; два раза он приглашал ее на прогулку по городу. Мона по-прежнему стеснялась и робела в его присутствии – жених, как ей казалось, чувствовал то же самое. После помолвки они могли общаться более свободно; это как бы оправдывало их общение в глазах окружающих, но не снимало напряженности между молодыми.

Мона неизменно продумывала список тем для разговора, и иногда у них получалась довольно связная беседа; порой они подолгу молчали, думая каждый о своем. Мона гнала от себя мысли о том, что скоро ей предстоит стать женой этого человека и провести с ним остаток своих дней, между тем она решительно не могла придумать причину для разрыва помолвки. Родители разве что не молились на Ахмеда, подруги завидовали, соседи обсуждали – и все в один голос твердили, что ей страшно повезло. Умом Мона и сама понимала, что Ахмед – хорошая партия для такой девушки, как она. Будь он женихом любой ее подруги, Мона сама советовала бы ей не упускать столь удачного шанса; вот только Ахмед был ее собственным женихом, и вопреки доводам разума она не ощущала ничего похожего на любовь к этому человеку.

– Я его полюблю, обязательно полюблю, – шептала Мона, словно заклинание.

– У твоего жениха только один недостаток – его мать. Чую, хлебнешь ты с ней горя, – вынесла вердикт тетя Ханум, которую в семье очень уважали. – Но ничего. Жить вы будете отдельно… родишь ребенка, и все наладится.

Прошло три недели после помолвки, и Ахмед уехал в Дубай. Новоиспеченная невеста совершенно не страдала от предстоящей разлуки, в глубине души она надеялась, что время и расстояние расставят все по своим местам. Ей же предстояли выпускные экзамены, и Мона с головой окунулась в учебу.

Ахмед каждый день присылал дежурную эсэмэс, на которую она вежливо отвечала; иногда они разговаривали по телефону. В отличие от большинства своих подруг, Мона не была большой любительницей болтать по мобильному; кроме того, у них по-прежнему было мало тем для беседы, и общение ограничивалось дежурными фразами. Так продолжалось полгода; выпускные экзамены остались позади, Мона закончила школу и осела дома.

Летом жених снова приехал в Каир. К этому моменту она уже свыклась с мыслью о том, что свадьба неизбежна, и относилась к этому вполне спокойно. До окончания школы Мона надеялась, что отец все же даст согласие на ее обучение в университете, но он твердо стоял на своем. Муж Линды пытался повлиять на своего дядю, но безуспешно – и Моне пришлось смириться. Постепенно ей стало казаться, что замужество с Амхедом – не столь уж плохая идея. По крайней мере, у нее будет свой дом, муж, ребенок; возможно, Ахмед даже увезет ее в Дубай. По сравнению с унылой жизнью в отчем доме этот вариант был не так уж плох.

С приездом Ахмеда они снова стали встречаться – жених запросто приходил к Моне и был обласкан ее родителями, она на правах невесты бывала у него дома. Будущая свекровь относилась к девушке довольно прохладно, но держалась вежливо. Ахмед искал квартиру и скоро нашел подходящий вариант; Мону смутила лишь ее близость к жилищу свекрови.

«У мамы никого нет, кроме меня, – объяснил Ахмед. – А мы и так редко видимся. Надеюсь, вы подружитесь».

Мона в ответ лишь кивнула. Она предпочла бы жить подальше, но не могла найти подходящих аргументов.

Ахмед по-прежнему не вызывал в ней никаких бурных эмоций, но она стала испытывать к нему некоторую благодарность. Все говорили, что Моне чрезвычайно повезло – такие женихи на дороге не валяются, а он выбрал ее, обычную девушку из небогатой провинциальной семьи. Одна квартира чего стоит! Ни у кого из ее подруг не было такого обеспеченного жениха.

– Если ты вдруг передумаешь выходить за него замуж, я постараюсь заинтересовать твоего Ахмеда, – полушутя говорили ей подруги, завистливо разглядывая фотографии их будущего семейного гнезда.

Мона в ответ лишь улыбалась. Ее противодействие слабело; она почти не заговаривала о разрыве помолвки и старательно гнала от себя вредные мысли о любви.

Свадьба была назначена на следующее лето. Ждать оставалось всего десять месяцев.

Ахмед вновь улетел в Эмираты; Мона с сестрой и матерью принялись готовиться к свадьбе. Покупка приданого и постоянные разговоры с будущей свекровью слегка разбавляли пресные будни. Заразившись «свадебной лихорадкой», Мона окончательно выбросила из головы желание порвать эти отношения; все окружающие были настолько уверены в ее везении, считая его залогом будущего семейного счастья, что она и сама стала в это верить. По крайней мере, роль невесты оказалась ей вполне по вкусу, а за горизонтом маячила не менее привлекательная жизнь замужней дамы.

Как и многие девушки ее возраста, Мона была весьма наивна во всем, что касалось взаимоотношения полов и интимной стороны брака. Она видела перед глазами пример своих родителей; знала, что должна вкусно готовить, убирать в доме и воспитывать будущих детей, а еще – стараться понравиться мужу, блюсти его честь, проводить ночи в одной постели и во всем ему угождать. Все это было очевидно – так жили ее родители, и она никогда не видела ссор между ними, равно как не видела и особых проявлений любви. Брак представлялся ей некой сделкой, в которой четко определены права и обязанности сторон, – мужчина выбирает понравившуюся девушку, обговаривает с родителями все финансовые аспекты и получает жену, которая точно знает все правила поведения в семье. Девушка, в свою очередь, находит в муже опору и поддержку, а также материальное обеспечение для себя и будущих детей. Разумеется, встречались исключения, но они лишь подтверждали правило.

Мона по-прежнему читала женские романы, но все больше убеждалась, что все описанное там – сказка, не имеющая никакого отношения к реальной жизни.

Так прошел год, и наступил назначенный день свадьбы. Мона была странно спокойной – она так долго готовилась к этому событию, столько переживала, что в решающий момент чувства как будто притупились. Она знала, что это должно случиться, потому что такова ее судьба, и чувствовала внутри лишь какую-то торжественную пустоту от осознания того, что сегодня должно свершиться предначертанное свыше.

Свадьба прошла так, как тысячи других свадеб в Египте, и после почти двухлетней подготовки показалась Моне слишком скоротечной. Многодневная покупка приданого и золота, долгое «прихорашивание» невесты в кяуфере[9], размышления и обсуждения – в один день все это осталось в прошлом. Ее нарядили и причесали в салоне, затем отвезли в мечеть, оттуда – в фотостудию. Затем молодые, покатавшись по городу, приехали в кафе. Весь вечер жених с невестой просидели в огромных креслах; играла музыка, молодежь танцевала, официанты разносили напитки и сандвичи. Мона вновь и вновь исподтишка разглядывала Ахмеда, пытаясь найти в нем черты, которые она сможет полюбить. Жених смущенно и гордо улыбался, глядя на нее.

Наконец привезли огромный торт, и молодые разрезали его на части. Вечер подходил к концу. На прощание родные долго обнимали Мону; мать даже всплакнула.

«Как будто в последний путь провожают», – мелькнуло у нее в голове.

Вопреки желанию невесты, никакого свадебного путешествия не предполагалось – муж не хотел оставлять свою мать, тем более что скоро ему предстояло вернуться в Эмираты.

Через час они с Ахмедом оказались в новой квартире. Впервые за все это время Мона осталась с ним наедине.

Глава 3. Встреча

Прошло три года.

Ключ заворочался в замке, когда Мона готовила на кухне утренний кофе. Она непроизвольно сжала кулаки.

Опять… с самого утра…

– Где ты? – раздался требовательный голос свекрови.

– Здесь, – сдержанно ответила Мона.

Хамати[10] заглянула на кухню и вперилась в невестку подозрительным взглядом.

– Будете кофе? – спросила Мона после минутного молчания.

Свекровь молча кивнула и ушла в гостиную. Мона поставила на плиту вторую турку и с тоской огляделась. Она находилась в собственной роскошной кухне: Ахмед не поскупился, и вся квартира была отделана по высшему разряду. Когда-то Моне было приятно находиться здесь, ощущая себя хозяйкой всего этого великолепия, – до тех пор, пока она не поняла, что настоящей хозяйкой является вовсе не она, а ее свекровь. С тех пор квартира больше напоминала девушке темницу.

Мона вздохнула и мысленно перенеслась в тот день, когда они с Ахмедом впервые провели ночь в супружеской спальне. За прошедшие три года многое изменилось. Она так и не смогла полюбить мужа, но это оказалось не самым страшным. В конце концов, Ахмед оказался вполне благонадежным человеком, да и виделись они не слишком часто. Главными проблемами Моны стали свекровь и отсутствие детей.

Квартира свекрови находилась в пяти минутах ходьбы от их жилища, и хамати не упускала возможности навестить невестку. Пока Ахмед не вернулся в Дубай, Мона не видела в этом ничего страшного. Уезжая, муж предупредил ее, что оставил матери ключи, – как он выразился, «на всякий случай».

– Мало ли что, – пояснил он. – Вдруг ты потеряешь свой экземпляр, тогда сможешь забрать копию у мамы.

Однако у свекрови было свое мнение на сей счет. Она взяла за правило приходить к невестке каждый день, порой с самого утра, и оставаться у нее до самого вечера. Когда Мона пыталась выразить свои возражения на этот счет, та искусно разыгрывала недоумение.

– Ты все равно каждый день дома, и заняться тебе нечем. А я обещала сыну приглядывать за тобой в его отсутствие.

Попытки воздействовать на свекровь через мужа также не увенчались успехом. Он мягко просил Мону не перечить маме.

– Она совсем одна на белом свете, – объяснял Ахмед. – Отец умер, я далеко, других детей нет. Понимаю, что мама перегибает палку… но постарайся ее понять. Я надеюсь, что вы подружитесь. Да и твои родные тоже могут приходить к нам в гости.

Моне оставалось лишь скрипеть зубами от бессильной злости. Ее собственная мать была слишком занята хозяйством, чтобы бывать у нее ежедневно; сестра еще училась в школе, у подруг тоже были какие-то дела. Кроме того, все они жили очень далеко от Моны, и дорога к ней по каирским пробкам обычно занимала несколько часов. Но даже когда родные и друзья приезжали к новобрачной, свекровь умела испортить всем настроение. Она не ругалась, никого не выгоняла и в общем не делала ничего особенного – просто молча сидела в комнате и смотрела на всех недобрым подозрительным взглядом. Подруги старались побыстрее ретироваться и вскоре вообще перестали сюда заходить: непринужденно общаться с Моной в такой обстановке было решительно невозможно. С матерью и сестрой своей невестки хамати была более дружелюбна; порой она могла выдавить из себя улыбку, но даже в этом напускном дружелюбии сквозила фальшь. А уж когда все расходились, свекровь не упускала случая обсудить гостей своей невестки.

– Что за легкомысленная молодежь, – ворчала она. – У девчонок одни мысли о женихах. Даром что в хиджабах, а глаза бесстыжие. Мона, ты теперь замужняя дама, не пристало тебе общаться с этими профурсетками.

Девушка сто раз пожалела, что согласилась на квартиру в этом престижном районе в непосредственной близости от свекрови; ее уже не радовали ни роскошное жилье, ни чистота улиц Рехаба.

Из размышлений Мону вывел резкий запах и шипение сбежавшего кофе. Свекровь тут же материализовалась рядом.

– Даже кофе толком сварить не умеешь, – резюмировала она, и, покачав головой, снова исчезла в гостиной.

Мона со вздохом принялась протирать плиту. Из глаз против воли полились слезы.

«А ведь мне только двадцать два года, – с тоской подумала она. – Что же дальше?»

Справившись с собой, Мона поставила кофе на поднос и отнесла свекрови. Та пребывала в скверном расположении духа, но по крайней мере была немногословна. Она молча пила кофе, и только крепко сжатые губы свидетельствовали о ее недовольстве. Мона вновь погрузилась в размышления.

Вторая проблема заключалась в отсутствии детей. На свадьбе все дружно желали молодым многочисленного и здорового потомства; когда к концу первого года брака Мона не только не родила, но даже не забеременела, родные и знакомые начали высказывать первые признаки недоумения и беспокойства. Именно тогда Ахмед с женой обошли нескольких врачей, сдали все необходимые анализы и получили вердикт – оба были совершенно здоровы и способны к продолжению рода. Между тем беременность все не наступала. На второй год их супружеской жизни муж взял Мону с собой в Дубай – она подозревала, что причина была не столько в ее настойчивом желании уехать из Каира, а в том, что их совместное проживание в ОАЭ повышало ее шансы забеременеть. В Дубае они провели полгода, но ничего не изменилось. Жизнь за границей не слишком отличалась от каирской – Ахмед все дни проводил на работе, Мона сидела дома – правда, тут не было свекрови, но матери и сестры тоже не было. В Эмиратах оказался непростой климат: даже Моне, привыкшей к египетской жаре, переносить его было непросто. Передвигаться по городу она могла только на машине, и Мона оказалась запертой в четырех стенах. Раз в неделю Ахмед вывозил ее прогуляться в какой-нибудь молл – никаких других способов проведения досуга она не знала.

Казалось бы, совместная жизнь должна сблизить супругов – но получилось с точностью до наоборот. В Каире, несмотря на отсутствие горячих чувств, молодожены жили вполне сносно, а в Дубае у них начались первые ссоры. Мона проводила все дни за книгами; вечером она едва могла заставить себя пойти на кухню и приготовить ужин. У них не нашлось ни общих интересов, ни общих тем для разговора – Ахмед страстно любил футбол и предпочитал проводить вечера перед телевизором, Мона увлекалась литературой, в которой муж совершенно не разбирался. Вечерами ей хотелось выйти, хотелось просто побродить по улицам и посмотреть на людей, но вместо этого приходилось сидеть рядом с мужем, к которому она по-прежнему не испытывала ничего из описанного в любовных романах. Вероятно, Ахмед чувствовал ее отчуждение, потому что начал злиться и срываться по мелочам. Оба ждали известия о беременности, но безрезультатно; спустя полгода совместная жизнь стала пыткой для обоих, и Мона вернулась в Каир. Муж приезжал к ней два раза в год: у него был длинный двухмесячный отпуск летом и короткий двухнедельный – зимой. Мона по-прежнему пыталась забеременеть, но безуспешно – в разговорах родственников все чаще проскальзывало слово «порченая».

– Тебе досталась порченая жена, – сказала как-то свекровь, не заботясь о том, что Мона сидит в соседней комнате и все слышит.

– Врач говорит, что она способна родить ребенка, – возразил Ахмед.

– Тогда почему же до сих пор не родила?

Мона не могла слышать продолжения этого разговора. Она ушла в ванную, включила воду и расплакалась.

С тех пор Мона отчаянно пыталась найти выход из положения. Родные сочувствовали ей, но все их советы сводились к тому, что надо как можно быстрее забеременеть и родить ребенка. С точки зрения традиционной медицины Мона была совершенно здорова; мать водила ее к бабкам и заставляла пить какие-то отвары, но все безрезультатно.

– Может быть, нам с Ахмедом лучше развестись? – осторожно высказала Мона давно терзавшую ее мысль.

– И что тебя ждет? – мягко уточнила мать. – У разведенной женщины не так много шансов достойно устроить свою жизнь. Предположим, спустя несколько лет ты сможешь выйти замуж за разведенного мужчину или вдовца… вероятно, у него уже будут дети, и, скорее всего, этот мужчина не сможет обеспечить тебе тот уровень жизни, к которому ты привыкла с Ахмедом. Если же такого мужчины не отыщется, тебе придется до конца своих дней жить в доме отца.

– Так унизительно во всем зависеть от мужчины, – прошептала Мона.

– Что ты сказала? – удивленно переспросила мать.

– Я сказала, что унизительно во всем зависеть от мужчины.

– Что за глупости ты говоришь, дочка. Так определено Аллахом, и все так живут.

– Если бы отец не запретил мне учиться… если бы у меня была профессия, я бы ушла от Ахмеда, не задумываясь.

– Ты рассуждаешь, как западные женщины. Опомнись, Мона. Нужно верить, что скоро сможешь забеременеть, и это спасет ваш брак. Я каждый день молю Аллаха о том, чтобы он послал тебе ребенка.

Мона думала иначе, но предпочла не ввязываться в ссоры. К тому моменту она отчетливо понимала, что брак с Ахмедом был ошибкой, но совершенно не знала, что ей делать дальше.

За прошедшие три года многое изменилось и в самом Каире. Когда она выходила замуж, Египет был не самым благополучным, но вполне спокойным государством; люди тихо ругали президента, то никто не мог даже представить «арабскую весну» и все, что за ней последовало. Революция обрушилась на страну подобно лавине: хотя многие египтяне ее поддержали, вскоре выяснилось, что мало кто оказался к ней готов.

Мона отчетливо помнила, насколько ей было страшно; Ахмед как раз уехал в Дубай, а они со свекровью провели несколько томительных дней, почти не выходя из дома. Происходящее в стране на время сгладило даже их непримиримые противоречия; они просто смотрели репортажи с майдан[11] Тахрир. 11 февраля 2011 года Мубарак ушел с поста президента, и страна возликовала, но эта передышка оказалась лишь затишьем перед бурей: начался масштабный передел власти, Египет продолжало лихорадить. Летом 2012 года наконец вступил в должность вновь избранный президент Мурси, однако даже это не остановило волны народных волнений. Несмотря на легитимность его избрания, очень многие в Египте оказались недовольны новым раисом[12]; то тут, то там вспыхивали очередные забастовки, а порой даже вооруженные восстания; бюджет Египта был истощен, вырос уровень безработицы и преступности. Египтяне оказались не готовы к смене власти, к которой так стремились: тридцать лет стабильности при Мубараке и плохое знание истории мешали им понять, что после резкого падения режима не приходится ожидать немедленного подъема. Люди наивно надеялись на то, что, свергнув прежнего президента, они сразу заживут значительно лучше, затем ждали «экономического чуда» от Мурси. Однако чуда не произошло, и с каждым месяцем среди населения зрели недоумение и недовольство – это касалось даже тех, кто недавно отдал свои голоса новому президенту. Народное недовольство, искусно подогреваемое заинтересованными лицами, играло на руку армии и полиции, которые с самого начала выступали против Мурси. Так Египет вступил в новый, 2013 год; уже сейчас ходили слухи, что следующим летом, в первую годовщину правления действующего президента, готовятся новые масштабные забастовки.

Мона была далека от политики; ее семья, всегда отличавшаяся религиозностью и приверженностью традиционным исламским ценностям, поддерживала «Братьев-мусульман» еще в ту пору, когда их деятельность на территории Египта была вне закона. Ахмед не высказывал явного предпочтения; ему не слишком нравились оба кандидата, прошедшие во второй тур президентских выборов. В любом случае Ахмед связывал свое будущее с Эмиратами, а не с Египтом: в родной стране, по его мнению, не было никаких карьерных перспектив.

Между тем обстановка в Египте оставалась напряженной, и Мона с тоской размышляла о том, что же будет дальше.

– Ты оглохла? – неожиданно прозвучал резкий голос свекрови.

– Что? Простите, я задумалась…

– Я спрашиваю, что ты приготовишь к приезду мужа. Надеюсь, ты не забыла, что мой сын приезжает на следующей неделе?

«Как тут забыть, если вы напоминаете мне об этом по пять раз на дню», – с раздражением подумала Мона, но вслух сказала совершенно другое:

– Конечно же, я помню. И вы настаивали, чтобы я сделала махши.

– Я передумала. Приготовь лучше макароны бешамель.

– Хорошо, – покорно откликнулась Мона. Ей было безразлично, что готовить.

– Похоже, тебя совершенно не интересует то, что касается Ахмеда, – заметила свекровь.

– Ну что вы, я просто доверяю вашему вкусу.

– Ты уже три года замужем, милочка. Пора бы лучше меня выучить, какие блюда любит твой муж.

Мона непроизвольно сжала кулаки, но промолчала.

– Надеюсь, хотя бы в этот раз тебе удастся забеременеть.

– Ин ша Аллах.

В комнате вновь повисло тяжелое молчание.

– Ты постирала шторы? – снова спросила свекровь.

– Еще нет.

– А чего ждешь?

– Сегодня постираю.

– Почему я обо всем должна напоминать? И ты еще жалуешься Ахмеду, что я часто захожу к тебе в гости! Одному Богу известно, что бы тут творилось без моего присмотра!

– Все было бы в полном порядке. Я вполне в состоянии следить за квартирой.

– В состоянии, как же! – фыркнула свекровь. – Кофе толком сварить не умеешь. Муж приезжает на днях, а тебе как будто все равно. Если хочешь знать, я каждый день к приходу своего покойного мужа наводила в квартире порядок! А ты раз в полгода не в состоянии ничего сделать! Только и умеешь читать свои книжки!

Мона принялась убирать чашки. Руки ее дрожали.

«Что хочет от меня эта женщина? – думала она. – Чтобы я вскакивала в шесть утра и сразу начинала махать веником? В чем я перед ней виновата?»

Она отнесла посуду на кухню и включила воду.

– Мона, я давно хотела с тобой поговорить. – Девушка вздрогнула, услышав за спиной голос свекрови. – Мне кажется, ты не любишь моего сына.

– Вам неправильно кажется, – ответила она.

– Нет, я в этом почти уверена. Ты не выглядишь счастливой женой.

– Да, вы правы, я несчастлива. – Мона почувствовала, как из глаз полились слезы. – С чего мне быть счастливой? Ахмед далеко и не собирается перевозить меня в Дубай. Вы приходите и каждый день изводите меня своими придирками. Учиться и работать мне не разрешают, родить ребенка не получается…

– На все воля Аллаха. Не любишь ты мужа, вот и наказана…

– Хватит! Да, я не люблю вашего сына! Довольны? Я не люблю его, но все это время я старалась быть хорошей женой! Ахмеду не в чем меня упрекнуть, и вам тоже. – С этими словами Мона выбежала из кухни и, наспех переобувшись, открыла входную дверь.

– Куда это ты собралась? – возмущенно спросила свекровь. – Я тебе запрещаю. Слышишь? Запрещаю! Ахмед просил меня присматривать за тобой. Ты никуда не пойдешь!

Мона выбежала за дверь и кубарем скатилась по лестнице. В ее ушах еще долго стояли крики свекрови.

«Что же я наделала, – размышляла девушка, бесцельно бредя по улице. – Она все расскажет Ахмеду, еще и приукрасит. Господи, помоги мне! Нет больше сил день за днем терпеть эти упреки!»

Какое-то время она раздумывала, не попытаться ли ей спасти ситуацию, возвратившись домой. Мона знала, что это решение было бы наиболее разумным, но не могла найти в себе силы добровольно сдаться в лапы свекрови. Вернуться к родителям? Те посочувствуют, но посоветуют не накалять ситуацию и помириться со своей мучительницей. Поколебавшись какое-то время и так ничего и не придумав, Мона поймала такси и поехала в центр. Идти ей было некуда, но и возвращаться домой решительно не хотелось.

«Вернусь туда поздно вечером, – решила она. – Надеюсь, что свекровь к тому времени уже уйдет. А завтра подумаю, что делать дальше».

Расплатившись с таксистом, Мона зашагала вперед, не слишком заботясь о маршруте. В голове крутились тяжелые мысли. Спустя некоторое время девушка поняла, что дошла до набережной, и остановилась, глядя на спокойное течение Нила.

«Как хорошо хоть ненадолго сбежать от свекрови, – размышляла она, наблюдая за прогулочными яхтами, – жаль, что я не могу стоять здесь вечно». – При мысли о неизбежном возвращении домой и непростом разговоре с хамати девушка вновь помрачнела. В этот момент к пристани подошел корабль: пассажиры неспешно сошли с трапа и, весело смеясь, столпились на набережной. Мона с завистью смотрела на их возбужденные и счастливые лица; в этот момент она особенно остро ощутила свое одиночество. Девушка вспомнила свою единственную за двадцать два года жизни речную прогулку – им с Сумайей и братьями пришлось долго уговаривать своего вечно занятого отца, чтобы тот наконец пригласил их покататься по Нилу. Мона была подростком, и этот день надолго врезался в ее память – она стояла на носу яхты, подставив лицо солнцу и ветру, и смеялась, когда брызги воды попадали на ее кожу.

«В детстве все было так просто, – с грустью подумала Мона, продолжая разглядывать корабль. – Тогда поездка на яхте казалась мне чуть ли не пределом мечтаний… а теперь это в лучшем случае способ на пару часов отвлечься от мыслей о своем неудачном браке». Поколебавшись еще минуту, она подошла к матросу.

– Я бы хотела прокатиться по реке. Это возможно?

– Конечно. Мы отправляемся через час.

– Отлично, – улыбнулась Мона. – Билеты продаются здесь?

– Нет, касса чуть дальше. Вы поедете одна? – спросил парень, с любопытством разглядывая девушку.

– К сожалению, мой муж не смог составить мне компанию, – сухо ответила Мона, делая ударение на слове «муж». На секунду ей в голову пришла мысль, что кататься в одиночестве – и впрямь не самая лучшая идея.

«Почему в Египте столько условностей? – думала Мона, поднимаясь на борт. – Линда рассказывала, что в Европе одинокая женщина спокойно может ходить по улицам, сидеть в кафе и делать все, что ей вздумается, не привлекая лишнего внимания. А здесь… впрочем, мне все равно. Но все-таки лучше затеряться среди других пассажиров – еще не хватало, чтобы меня приняли за девушку легкого поведения».

Днем раньше

Сергей устало откинулся на спинку кресла и бросил взгляд в окно. В Каире вечерело, и с минаретов всех окрестных мечетей почти в унисон раздались протяжные звуки азана. Первые дни он никак не мог к этому привыкнуть и неизменно подпрыгивал на своем месте, пытаясь определить причину непонятного шума. Прошло два месяца, и Сергей перестал вздрагивать – значит, Дима был прав и он постепенно привыкает к этому непонятному восточному городу.

Сергей подошел к окну и вновь окинул взглядом панораму столицы Египта – из его кабинета на двадцать пятом этаже открывался шикарный вид.

«Надо бы хоть раз сфотографировать и отослать родным, – подумал молодой мужчина. – А то мама до сих пор в шоке от моего перевода в Египет. По-моему, она считает, что наш офис представляет собой хибару посреди пустыни, а езжу я только на верблюде».

– Любуешься? – спросил Дима, неслышно заходя в кабинет.

– Красиво, е-мое, – подтвердил Сергей. – Только не понимаю, почему они не могут убрать с улиц всю эту грязь.

– Восток – дело тонкое, – усмехнулся Дима. – Пусть живут как умеют. Тебе-то что?

– Ничего, – отмахнулся Сергей. – Ты прав, я птица перелетная. Но вот чего я никак не возьму в толк – это как обращаться с их женщинами.

– Лучше всего – вообще с ними не связываться. Тут тебе не Европа.

– Ну, этот ответ меня не устраивает. Как-никак, придется прожить здесь какое-то время. Что мне, в монашество податься?

– Ну, не все так плохо, – усмехнулся Дима, развалившись в кресле. – Только, ради бога, не пытайся ни к кому приставать в офисе или знакомиться на улице. Тут за это можно огрести так, что будь здоров.

– Знаю, не дурак. Да и не вызывают эти женщины никакого желания их кадрить. Особенно те, что в парандже. Кто знает, что за Гюльчатай там скрывается?

– Места надо знать. Я проведу тебя по клубам – там можно найти девушку свободных взглядов. С твоей-то внешностью проблем точно не будет.

– Да будь она трижды проклята, эта внешность. Меня тут рассматривают, словно восьмое чудо света.

– В Египте дефицит голубоглазых блондинов, – усмехнулся Дима. – Уж поверь мне, ты для них Антонио Бандерас и Ален Делон в одном флаконе. А я тебя научу, как этим грамотно пользоваться. Кстати, помнишь про завтрашний деловой обед с парнями из «Карлайл»?

– Вроде записан у меня в ежедневнике, – кивнул Сергей.

– Мой мудир[13] только что сказал, что обед будет на яхте.

– Хм, – пробурчал Сергей, листая документы, – да хоть на космическом корабле. Лишь бы пожрать нормально дали. Вот еще вопрос – египтяне могут хоть изредка обходиться без риса? За два месяца я съел его больше, чем за предыдущие двадцать лет.

– А ты что, хочешь борща с пампушками?

– Ага, и перцовки в придачу. И чтоб официантка была такая… в общем, гарна дивчина.

– Без паранджи? – насмешливо уточнил Дима.

– А где ты видел гарну дивчину в парандже?

– Я не пойму, ты сюда работать приехал или по бабам шляться?

Сергей вздохнул.

– Еще три месяца назад я был уверен, что меня переведут в Париж. Представляешь, уже мечтал, как буду знакомиться с парижанками на вершине Эйфелевой башни… и тут приходит назначение в Каир.

– Шансы встретить парижанку на Эйфелевой башне примерно такие же, как москвича – на Красной площади. То есть почти нулевые.

– Ну чем я провинился? – продолжал Сергей, не обращая внимания на комментарии друга. – Не хватило мне киевского майдана, чтобы ехать на их чертов Тахрир. Еще и девки все закутанные с головы до пят. Нет, я, конечно, приехал сюда работать. Но в свободное от работы время хотелось бы как-то… – Сергей неопределенно развел руками.

– Скоро увидишь – в Каире все не так плохо, как кажется на первый взгляд.

Деловой обед, согласно египетской традиции, начался поздно – около трех часов дня. Сергей придирчиво оглядел шведский стол и остался доволен, несмотря на отсутствие борща с пампушками и наличие огромного блюда с рисом.

«Голодным не останусь», – решил он.

Обед проходил на большой прогулочной яхте: кроме них, тут было несколько египетских семей и несколько иностранных туристов.

Корабль неспешно скользил по Нилу, партнеры ели и говорили без умолку. Несмотря на то, что у всех присутствующих был безупречный английский, в речи часто проскальзывали одни и те же арабские слова. Сергей поморщился.

«Странные они, эти арабы. Не могут произнести и пары фраз, чтобы не вставить туда «ин ша Аллах»[14]. А это вечное «букра»?[15] Вряд ли я с ними сработаюсь. Слишком много слов, слишком мало дела. – Сергей едва слышно вздохнул, вспомнив про свое сорвавшееся назначение в Париж. – Что ж, как говорится, се ля ви».

Он извинился и вышел на палубу, краем глаза заметив молодую девушку в платке, стоявшую в нескольких метрах от него. Закурив сигарету, Сергей принялся украдкой ее разглядывать. Приличный опыт общения с прекрасным полом позволял ему считать себя большим знатоком по женской части; втайне Сергей гордился тем, что может за пару минут раскусить любую девушку и выработать тактику, которая позволит завоевать ее без лишних усилий. Незнакомка показалась ему совсем юной – не старше двадцати лет. Довольно светлая кожа, серые глаза, волосы скрыты под хиджабом. Она задумчиво смотрела куда-то вдаль, совершенно отрешившись от всего происходящего, и казалась очень одинокой.

«У нее что-то случилось, – подумал Сергей. – Проблемы в семье? Поссорилась с женихом? И почему она стоит здесь одна?»

В этот момент девушка вдруг очнулась от раздумий, вздрогнула и повернула голову в сторону Сергея. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а потом незнакомка вдруг сильно покраснела и отвернулась.

«Как странно», – подумал Сергей, хотя и сам не мог объяснить, что именно показалось ему странным. Разве что сама девушка… В ней было что-то необычное. Она определенно принадлежала восточному миру, – но как будто слегка не вписывалась в него.

Мона принялась отчаянно рыться в своей сумке. Сергей догадался, что она хочет занять себя чем-то, лишь бы не смотреть на него.

– Вы что-то потеряли? – Он подошел на шаг ближе.

От неожиданности девушка выпустила сумку из рук, и все ее содержимое рассыпалось по палубе. Она покраснела еще сильнее и принялась собирать вещи.

– Просто поразительно, как много всего помещается в дамские сумочки, – непринужденно сказал он, пытаясь ей помочь.

– Спасибо, – неловко пробормотала Мона.

– Меня зовут Сергей.

– Мона, – едва слышно пробормотала она.

– Какое интересное имя, – искренне восхитился Сергей. – Как Мона Лиза. Джоконда. Вам очень подходит.

– Простите, мне пора идти.

– Куда? – Сергей насмешливо обвел руками яхту. – Собираешься сойти с этой посудины прямо посреди реки? Надеюсь, ты хорошо плаваешь.

– Я пойду в салон.

– Не хочешь со мной разговаривать?

Мона посмотрела на него с недоумением. Он что, и правда не понимает? Хотя на яхте не было ее родных или знакомых, девушка все равно чувствовала неловкость, разговаривая с чужим мужчиной. Воспитанная в строгих правилах, она всегда избегала подобных ситуаций.

– У нас так не принято.

– Ааа… я тебя компрометирую? Извини. Я еще не успел привыкнуть к вашим традициям.

– Ты недавно в Каире?

– Всего пару месяцев, – развел руками Сергей. – А ты здесь одна?

Мона кивнула.

– Я из Украины, – добавил он и на всякий случай уточнил: – Это рядом с Россией.

Девушка рассмеялась.

– Я хорошо знаю географию.

– Это делает вам честь. Недавно я выяснил, что большинство египтян понятия не имеют, что такое Украина и где она находится.

– Сергей, ты где? O, sorry. – Денис, не скрывая удивления, скользнул взглядом по Моне. – Нам пора идти.

– У нас деловой обед, – пояснил Сергей. – Извините, Джоконда. Надеюсь, еще увидимся.

Мона смущенно опустила глаза.

– Брат, ну я же тебя предупреждал! Не связывайся с их женщинами – они не для нас.

– Да понял я, понял. Мы перекинулись парой фраз, только и всего. В чем тут криминал?

– Вот подойдет к тебе ее муж, отец или брат – им и будешь объяснять.

– Брось, она была одна, – отмахнулся Сергей. – Просто случайная встреча безо всяких последствий.

Денис вздохнул.

– Боюсь, рано или поздно ты огребешь большие неприятности. Помяни мое слово. Ладно, ты уже большой мальчик – мое дело предупредить. Пошли к партнерам.

Мона задумчиво смотрела вслед двум иностранцам.

«Как странно – они будто из другого мира. Все-таки сколько в Каире интересных людей! Жаль, что это была всего лишь мимолетная встреча».

Через полчаса корабль подошел к пристани. Все это время Мона простояла на палубе, разглядывая проплывающий мимо пейзаж. Кто знает, когда ей еще раз удастся прокатиться по Нилу? Мысли девушки вновь вернулись к свекрови, настроение резко испортилось.

«Очень печально, когда ты не можешь изменить свою судьбу. Мне бы так хотелось пожить жизнью западной женщины, – подумала она и тут же ужаснулась. – Что бы сказал отец, если бы услышал эти слова?»

Сходя с корабля на берег, она поймала на себе взгляд Сергея и смущенно отвела глаза.

«Какой красивый мужчина… Нет, нет и еще раз нет. Я замужем! Он иностранец! Больше того – он наверняка иноверец!»

Вконец устыдившись собственных мыслей, Мона, не поднимая головы, быстро пошла к метро. Праздник закончился – пришла пора возвращаться домой.

Сергей проводил девушку задумчивым взглядом.

«Все же что-то в ней есть… Поди ж ты – зацепила… Джоконда. Жаль, что у них столько условностей – иначе можно было бы хоть подвезти ее до дома. Нет, надо срочно завести себе подружку без комплексов и сосредоточиться на работе, иначе я и впрямь огребу неприятностей».

Когда Сергей садился в поджидавшую его машину, хрупкая фигурка Моны уже растаяла вдали.

Глава 4. Офисная жизнь

Свекровь не разговаривала с Моной всю следующую неделю – впрочем, она почти не заходила к ней в гости, так что девушка вовсе не собиралась огорчаться на этот счет. Единственное, что беспокоило Мону, – это реакция Ахмеда на ее выходку. Она не сомневалась, что свекровь опишет поведение невестки в отсутствие мужа в самых черных красках, и им придется долго и нудно выяснять отношения. Порой ей казалось, что они уже близки к разводу, – и Мона даже не знала, радоваться этому или огорчаться.

Ахмед приехал поздно вечером; Мона со свекровью, как обычно, встречали его в аэропорту. Свекровь нарушила свое многодневное молчание и удостоила невестку нескольких фраз. По дороге в аэропорт Мона размышляла, что ждет ее дальше, но встреча с Ахмедом прошла на удивление спокойно. Муж символически поцеловал ее в щеку, и они поехали домой. Все две недели отпуска Ахмед общался с ней вежливо и спокойно-равнодушно; Мона отвечала ему тем же. Свой побег от свекрови неделю назад она объяснила тем, что поссорилась с его матерью, вспылила и уехала к своим родным. Муж в очередной раз попросил ее быть сдержаннее, и на этом все закончилось. Свекровь сверлила Мону подозрительным взглядом, но не шла на прямой конфликт; девушка убедилась, что гроза миновала, а жизнь возвращается в прежнее русло.

Единственная ссора произошла, когда Мона подняла вопрос о работе. Она давно мечтала устроиться в какой-нибудь офис: несмотря на то, что не получила высшее образование, Мона умела печатать на компьютере, пользоваться Интернетом, отвечать на телефонные звонки, а еще она хорошо владела английским, – в общем, Мона чувствовала, что вполне могла бы справиться с обязанностями секретарши. Не посоветовавшись с мужем, она разослала резюме, и ей предложили пройти собеседование, – ответ пришел как раз в то время, когда Ахмед был в Каире. Мона сообщила об этом мужу и попросила разрешения выйти на работу, но получила категоричный отказ.

– Мы говорили об этом еще до свадьбы, – сказал Ахмед. – Ты всегда знала, что я против.

– А ты всегда знал, что я хочу работать, – ответила Мона со слезами на глазах. – Мы ведь думали, что у нас сразу родится ребенок, но у меня до сих пор не получилось забеременеть. Я схожу с ума, сидя в четырех стенах!

– У тебя прекрасная квартира – многие хотели бы иметь такую, а ты еще жалуешься. Кроме того, у тебя нет необходимости работать, потому что я тебя полностью обеспечиваю. Знаешь, Мона, иногда мне кажется, что мама права. Ты сама не знаешь, чего хочешь.

– Я-то как раз знаю. Я хочу что-то делать, а не сидеть целыми днями в четырех стенах в компании твоей мамы. И дело вовсе не в деньгах!

– Мона, а ты понимаешь, что скажут люди? Они скажут, что я не в состоянии обеспечить семью!

– Разве жены твоих друзей не работают?

– Как правило, нет. Но даже если работают, у них есть высшее образование и возможность занять хорошую должность.

– Отлично. Сначала отец был против того, чтобы я училась. Теперь ты говоришь, что без образования у меня нет шансов найти хорошую работу, а заодно вы с матерью попрекаете меня тем, что я сижу дома и ничего не делаю. Как ни крути, все равно я кругом виновата.

– Не преувеличивай. Никто тебя не попрекает.

– Послушай, Ахмед… Я хочу работать. Для меня это важно. Какая разница, что скажут твои друзья? Почему мнение других для тебя важнее моего счастья?

– Я впервые слышу, что для счастья женщине нужна работа. Знакомые мне женщины только и мечтают о возможности сидеть дома. Мама права…

– Да, твоя мама права, – со мной что-то не так, – рассерженно перебила Мона. – Я не сомневаюсь, что ей удалось настроить тебя против меня. Мы с ней совершенно непохожи, но это не значит, что я в чем-то виновата!

Ахмед покачал головой.

– Мы женаты три года, а я так и не смог понять тебя, Мона. – Он замолчал. – Но мне надоели разговоры на эту тему. Очень жаль, что ты так упряма. Ни твой отец, ни я не смогли тебе объяснить, что женщине лучше всего заниматься домом.

Мона промолчала. У нее не осталось сил спорить.

– Но раз ты так хочешь, сходи на это собеседование. Только на это. Слышишь? Если тебе там предложат работу, то я не стану возражать.

– Ты не веришь, что я могу устроиться на работу?

Ахмед промолчал, но его молчание было красноречивее всяких слов.

– Что ж, спасибо и на этом. Я попробую.

Собеседование было назначено на послезавтра, и на следующий же день Мона отправилась к Линде.

– У меня первое в жизни интервью, – объясняла она подруге. – Я очень боюсь. Что надеть? Как себя вести? О чем меня там будут спрашивать?

– Успокойся, – рассмеялась Линда. – Главное, держи себя в руках. Уверена, ты вполне подходишь для этой должности. Просто отвечай на вопросы…

– Какие вопросы?

– Ну, самые обычные… Образование, опыт работы, навыки…

– У меня ничего этого нет… – поникла Мона. – Меня не возьмут.

– Так, без паники. Если бы ты им не подходила, тебя бы вообще не пригласили. Просто будь уверенней – да, опыта нет, но ты многое умеешь и готова учиться. Английский у тебя хороший, компьютером ты владеешь вполне на уровне, так что шансы есть.

Мона улыбнулась.

– Спасибо.

– А как дела с мужем? – осторожно поинтересовалась Линда.

– По-прежнему, то есть никак. Он против того, чтобы я работала: позволил мне сходить на одно собеседование только потому, что я его чуть ли не на коленях умоляла.

Линда задумалась.

– А ты не думала подать на развод?

– Думала. Но для начала мне нужна работа. Не вижу смысла менять заточение в доме Ахмеда на заточение в доме отца.

– Я крайне редко позволяю себе давать советы в таких ситуациях… Но иногда мне кажется, что у вас просто нет будущего.

– Мне тоже так кажется. Мы совсем разные. Нам даже поговорить не о чем, представляешь? Серьезно: ты можешь себе представить мужа и жену, которые почти не разговаривают? При этом мы не ссоримся – ну, за исключением тех случаев, когда речь заходит о его матери или о моей работе. Просто сидим и молчим, каждый думает о своем. И на фоне этого молчания – звуки телевизора.

– А ты не пыталась что-то изменить?

– Сто раз пыталась, но это бесполезно. Ахмед по-своему хороший человек… просто он не для меня, а я не для него. Раньше мне казалось, что все наладится, когда появится ребенок, но теперь я в этом сомневаюсь.

– Если все так плохо, то лучше обойтись без детей, – покачала головой Линда.

– Врачи говорят, что я могу забеременеть, и у Ахмеда нет проблем со здоровьем. Видимо, Аллах против нашего союза.

Почти всю ночь Мона не могла сомкнуть глаз. Она вскочила чуть свет, выпила кофе и стала примерять вещи из гардероба, хотя заранее решила, что наденет. Ахмед спал, даже не подозревая о том, в каком волнении находится его жена.

Ровно в девять она была готова. Радуясь, что муж так и не проснулся, Мона тихонько вышла из дома, поймала такси и назвала адрес, который успела заучить наизусть. Через полчаса водитель остановил машину у шикарного высотного здания; Мона расплатилась и еще несколько минут стояла у входа, пытаясь собраться с духом. Наконец она подошла к пункту охраны, получила пропуск и ровно в назначенное время поднялась на двенадцатый этаж.

Компания, в которую направлялась Мона, занималась продажей комплектующих для компьютеров. Офис, оформленный в стиле хай-тек, произвел на девушку сильное впечатление: лишь переступив порог, она принялась испуганно озираться, пытаясь привыкнуть к необычному интерьеру. Вокруг сновали люди: мужчины в дорогих костюмах и ухоженные женщины, одетые по-европейски. Несмотря на то, что Мона потратила столько времени на свою экипировку и выбрала, как ей казалось, самый подходящий брючный костюм, здесь она сразу почувствовала себя провинциалкой, впервые приехавшей в столицу.

– Я могу вам чем-то помочь? – приветливо улыбнулась девушка на ресепшен. В отличие от большинства сотрудниц компании, она носила хиджаб, и Мона сразу почувствовала к ней расположение.

– Здравствуйте, мне назначено собеседование у Сары Хасан.

– Присядьте, она сейчас подойдет.

Мона опустилась на краешек дивана и продолжила осматривать офис, все больше напоминавший ей корабль будущего. Она осознавала, что не вписывается сюда, – но тем сильнее ей хотелось устроиться на работу. От мысли, что это ее единственный шанс, у Моны холодели руки.

– Здравствуйте, – женщина из кадровой службы холодно улыбнулась и окинула девушку оценивающим взглядом, – вы Мона? Пойдемте за мной.

Она провела Мону по каким-то невероятно длинным коридорам – при всем желании девушка не могла запомнить дорогу – и предложила присесть в небольшой переговорной. Пока Сара изучала ее резюме, Мона отчаянно пыталась унять дрожь в теле.

– Значит, у вас нет никакого образования, кроме школьного, – наконец обронила Сара.

– Нет. – Мона откашлялась. – Но я занималась самообразованием, хорошо владею компьютером и…

– Понятно, – оборвала ее собеседница. – У нас открыта вакансия секретаря в один из отделов. Зарплата не слишком высока, поэтому мы не требуем наличие диплома в обязательном порядке, хотя иметь его желательно. – Она барабанила пальцами по столу и продолжила задавать вопросы. Мона по-прежнему сильно нервничала, но старалась отвечать как можно увереннее. Потом они немного поговорили по-английски – за эту часть интервью Мона переживала меньше всего. Благодаря частому общению с Линдой и постоянному чтению английской литературы ее язык был вполне на уровне. Под конец Сара поинтересовалась, какими компьютерными программами она владеет, и попросила совершить несколько довольно простых действий на ее ноутбуке.

– Вы замужем? – вдруг спросила она.

– Да. – Мона отчего-то покраснела.

– Но у вас нет детей.

– Нет, и мы не планируем заводить их в ближайшее время.

– Хорошо, – резюмировала Сара. – Я приглашу сюда начальника отдела, в котором открыта вакансия, чтобы вы немного пообщались. Он более подробно расскажет, что требуется от кандидата.

Мона кивнула и проводила ее восхищенным взглядом. Все работники этой невероятной компании казались девушке чуть ли не инопланетянами, и ей очень хотелось им соответствовать. Как они одеты! Как уверенно держат себя! Эти люди куда больше похожи на европейцев, чем на египтян.

Ее размышления прервал потенциальный начальник – он протянул девушке руку, представился Мухаммедом Али и принялся изучать ее резюме. Мона замерла в ожидании вопросов.

– Что ж, – начал он. – Сара сказала, что вы хорошо владеете компьютером и говорите по-английски. Это в общем-то два основных требования на этой позиции. Ассистенту нужно отвечать на звонки, вести корреспонденцию, иногда выполнять несложные поручения: например, заказывать такси или билеты на самолет кому-то из сотрудников нашего отдела. Разумеется, вы должны презентабельно выглядеть, грамотно разговаривать, быть вежливой и пунктуальной. У вас есть какие-то вопросы?

– Нет, то есть… в целом мне все понятно. И я очень заинтересована в этой работе.

– Вы даже не спросите о зарплате? – с улыбкой поинтересовался он.

Мона покраснела.

– Если честно, то это мое первое интервью, и я не знаю, когда уместно задавать такие вопросы. Я ищу работу не ради денег… по крайней мере, деньги для меня не главное. – Мона осеклась.

– То есть, если я правильно вас понял, вы не против заработка, но в данный момент в первую очередь просто хотите куда-нибудь устроиться?

– Не куда-нибудь, – поправила Мона, – я хочу устроиться в вашу компанию.

Мухаммед рассмеялся.

– Что ж, Мона, я вполне вас понял. Давайте договоримся так: сегодня и завтра у нас еще интервью. Сара перезвонит вам послезавтра. Вы найдете дорогу?

– Ээээ, – пожалуй, нет, – пробормотала Мона.

– Хорошо, я попрошу кого-нибудь вас проводить. Было приятно с вами познакомиться, Мона. Надеюсь, мы еще встретимся.

– Спасибо, я тоже на это надеюсь.

Обратная дорога показалась Моне намного короче. Ее вела по коридору какая-то молчаливая девушка с длинными осветленными волосами: дойдя до ресепшен, она молча кивнула на дверь.

Мона с тоской огляделась. Ей хотелось думать, что она сюда еще вернется.

– Как все прошло? – Она увидела рядом ту самую улыбчивую девушку с ресепшен. – Ты уходишь?

– Да, интервью закончилось. Вроде все нормально, но я так и не поняла, понравилась я им или нет.

– Пошли, мне как раз надо отнести вниз бумаги. – Девушка нажала кнопку лифта. – Я Иман.

– Мона. Очень приятно.

– Ты ведь приходила устраиваться в отдел Мухаммеда Али?

– Да. Понимаешь, мне очень нужна эта работа, – вдруг добавила она.

– Ясно, – кивнула Иман. – Всем нужны деньги.

– Да нет, я не из-за денег. У меня есть муж, он неплохо зарабатывает. Но мне до смерти надоело сидеть в четырех стенах вместе со свекровью. – Мона вдруг осеклась. – Прости, что я с тобой так разоткровенничалась – мы же почти незнакомы. Наверное, это нервы.

– Да ладно, брось, – рассмеялась Иман. – Я все понимаю. Ну, удачи тебе. Надеюсь, еще увидимся.

Мона сразу поехала к Линде, чтобы рассказать о собеседовании.

– Как думаешь, я им понравилась? – постоянно спрашивала она.

– Я в этом уверена, – с улыбкой отвечала Линда.

– Какое там все красивое… Ты даже не представляешь! Нет, как раз ты можешь вообразить себе этот офис. Это я никогда раньше не бывала в подобных местах.

– Ин ша Аллах, все сложится, как ты хочешь. Когда они должны перезвонить?

– Послезавтра.

Мона начала ждать звонка уже на следующее утро. Она знала, что еще слишком рано, но ничего не могла с собой поделать: всюду носила телефон с собой и ежеминутно поглядывала на экран. Ахмед с матерью смотрели подозрительно, но никак не комментировали ее поведение; хотя губы свекрови все чаще сжимались в тонкую линию, а глаза метали молнии, – но пока она молчала, и Мона делала вид, что ничего не замечает. Работа казалась ей последней спасительной соломинкой, и в ожидании ответа из офиса все остальное отошло на второй план.

Долгожданный звонок тем не менее раздался неожиданно. Мона вздрогнула всем телом и нерешительно подняла трубку, чувствуя, что от волнения едва в состоянии связывать слова в предложения. Ее коротко попросили приехать еще раз – Мона согласилась, совершенно не понимая, что это значит.

– Очень хороший знак, – одобрительно сказала Линда. – Они бы точно не стали звать тебя в офис для того, чтобы отказать.

– То есть ты думаешь, я получила работу?

– Давай подождем до завтра, – предложила Линда. – Или это второй этап собеседования, или они хотят обговорить с тобой какие-то детали.

Мона лишь возвела глаза к небу.

За десять минут до назначенного времени она вновь вошла в офис. Иман, не прекращая разговора по телефону, приветливо ей улыбнулась.

На этот раз Моне пришлось прождать в приемной больше получаса. С каждой минутой ей становилось все тревожнее – она ерзала на кресле и провожала взглядом снующих мимо нее сотрудников.

Наконец появилась Сара; сегодня она была чуть любезнее и даже удостоила девушку улыбкой.

– Что ж, Мона, вы понравились начальнику, и он готов предложить вам место – если, конечно, вы не передумали.

– Нет! – закричала Мона слишком громко. Сара посмотрела на нее с удивлением.

– Простите, – смутилась Мона. – Я не передумала.

– Что ж, это хорошо. Тогда прочите и, если вас все устраивает, подпишите предложение о работе. У вас есть какие-то вопросы? Вы обсуждали с начальником вашу зарплату?

– Нет.

– Зарплата на первые три месяца – полторы тысячи фунтов. По истечении этого срока, вероятно, вам поднимут оклад – это будет зависеть от результатов вашей работы.

– Хорошо, я согласна. – Мона быстро пробежалась глазам по строчкам. У нее мелькнула мысль, что не меньше половины зарплаты будет уходить на дорогу до офиса и обеды – впрочем, сейчас это интересовало ее меньше всего.

«Взяли! Меня взяли!» – стучало в голове.

– Отлично, – заключила Сара, когда Мона подписала договор. – Вы сможете начать в воскресенье?[16]

– Конечно.

– Тогда пойдемте, я покажу вам ваше рабочее место.

Мухаммед Али встретил ее улыбкой.

– Мона! Рад вас видеть! Итак, вы подписали предложение о работе?

– Да, – вмешалась Сара. – Мы договорились, что Мона начинает работу в воскресенье.

– Отлично! – просиял он. – Пойдемте, я представлю вас сотрудникам нашего отдела.

Подразделение, в которое попала Мона, занималось логистикой и насчитывало порядка двадцати человек – примерно поровну мужчин и женщин. Сотрудники встретили новую секретаршу доброжелательно. Правда, ее несколько смутила огромная кипа бумаг на рабочем столе.

– У нас уже больше двух недель нет секретаря, – чуть смущенно объяснил Мухаммед Али. – Я уверен, что вы быстро со всем разберетесь.

Мона вышла – нет, вылетела из офиса – и тут же принялась обзванивать всех родных и друзей. Ее восторги в полной мере могла оценить только Линда – остальные реагировали достаточно сдержанно. Как и следовало ожидать, меньше всех обрадовались муж и отец.

– Ты обещал, – напомнила она Ахмеду.

– Я помню, – сухо откликнулся он. – Я совсем не в восторге от этой идеи, но раз тебе так хочется – работай. В любом случае, к воскресенью меня здесь уже не будет.

«И отлично», – радостно подумала Мона, но благоразумно промолчала. Впервые за долгое время она чувствовала себя почти счастливой. Впрочем, порой ее начинала мучить совесть. Она видела, что Ахмеда сильно обижает радость жены по поводу трудоустройства и ее прохладное отношение ко всему, что касалось дома и мужа.

«Но разве я виновата? – оправдывала она себя. – Аллах видит, как я старалась, как хотела стать хорошей женой, родить ребенка…»

В субботу они со свекровью проводили Ахмеда в аэропорт. Прощание вышло еще более сухим, чем прежде; когда муж скрылся в зале вылета, Мона почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение. Впрочем, стоило ей поймать язвительный взгляд свекрови, как хорошее настроение тут же улетучилось. Несложно было догадаться, что та думает о невестке.

Моне вспомнилось, что сказал ее отец:

– Я боюсь, что твоя работа станет последней каплей… Подумай о своем браке, дочка.

– Наш брак не удался, папа. Я долго избегала этих слов, но пришло время признать очевидное. Я понадеялась, что смогу полюбить, смогу стать счастливой… Но напрасно.

Слова отца еще долго стояли у нее в ушах. В конце концов Мона устала терзаться сомнениями и решила просто пустить все на самотек.

В воскресенье у нее началась новая офисная жизнь. Первое время все казалось непривычным, но Мона легко втянулась в рабочие будни. Ее коллеги оказались вполне приятными людьми, а со своими обязанностями она разобралась очень быстро. Мона полюбила приходить на работу раньше всех и подолгу смотреть на просыпающийся Каир сквозь огромные стекла небоскреба; вечерами она часто уходила из офиса последней.

– Почему вы не спешите домой? – удивлялся ее начальник.

– Меня никто не ждет, – просто отвечала Мона.

Впрочем, это была не совсем правда. Дома ее, как обычно, ждала свекровь, но девушка предпочитала вспоминать о ней как можно реже. Их отношения стали еще более напряженными – Мона отчетливо ощущала эту перемену, хотя едва ли могла выразить ее словами. Они не стали чаще ссориться, но в глазах свекрови кроме привычной неприязни появилась какая-то настороженность.

«Она как будто меня подозревает, – думала Мона. – Но я же не делаю ничего предосудительного».

В один ничем не примечательный день Мона с Иман пошли обедать в соседнее здание. О чем-то болтая, девушки поставили еду на подносы и направились к кассе. Внимание Моны привлек стоящий перед ней мужчина – она долго разглядывала его профиль, пытаясь вспомнить, кто это, как вдруг ее осенило. Мужчина повернулся к ней, и девушка почувствовала, что краснеет.

– Джоконда!

От неожиданности она выронила из рук поднос, и еда разлетелась по полу.

Глава 5. Снова он

Сергей широко улыбался, заставляя Мону все сильнее заливаться краской. Заметив любопытные взгляды окружающих, она попыталась взять себя в руки.

– Простите, я вас напугал, – как ни в чем не бывало продолжал Сергей. Он успел расплатиться за свой обед, но по-прежнему не отходил от кассы. – Вы здесь работаете?

– Да, – еле слышно прошептала Мона. Краем глаза она наблюдала, как уборщица принялась собирать с пола содержимое ее подноса.

– В какой компании? – продолжал допытываться он.

Мона сказала название.

– Это в соседнем здании. Надо же, как тесен мир. Я и не думал, что мы еще встретимся.

– Простите, мне надо идти… Я… Мне пора.

– А как же обед? Давайте я вас угощу.

– Спасибо, мне уже не хочется есть.

– Что ж, еще увидимся, – не стал настаивать Сергей.

Мона вышла из столовой, оставив Иман обедать в одиночестве.

Весь день мысли об этой встрече не шли у нее из головы. Она пыталась сосредоточиться на работе, но безуспешно.

«Ничего не значащий эпизод, это был ничего не значащий эпизод», – твердила Мона будто заклинание. Бумаги падали у нее из рук, цифры и буквы на экране ноутбука водили нестройные хороводы, и впервые за месяц работы она распечатала бумаги с ошибками.

– С вами все в порядке? – с тревогой спросил Мухаммед Али. – Вы что-то совсем бледная. Может, пойдете домой?

Мона отказалась. Она пробыла в офисе до конца рабочего дня, а потом пошла гулять на набережную. Ей совсем не хотелось возвращаться домой, к свекрови с ее орлиным взглядом – при одной мысли об этом по коже бежали мурашки. Сегодня она впервые ощутила себя действительно виноватой.

«Ничего ведь не случилось. Нет, случилось. Кого я хочу обмануть? Он мне нравится, и мы работаем в соседних зданиях. Стоп, пора выбросить из головы эти глупости. Невозможное никогда не станет возможным».

Невозможно. Все ее мысли и робкие мечты разбивались об это слово, будто об острую скалу. Теперь она понимала это слово, чувствовала его всеми клеточками своего тела. Все, что казалось невозможным раньше, вдруг представилось таким простым, что Мона только диву давалась: и как она раньше этого не видела? Невозможно было убедить отца и продолжить свое обучение? Чушь! Ей просто не хватило упорства. Надо было запереться в комнате и отказаться от еды, – рано или поздно она бы добилась от отца разрешения, даже если ради этого ей пришлось бы умирать с голода. Невозможно было отказаться от замужества с Ахмедом? Бред! Что бы ни говорили родители и все остальные, без ее согласия этот брак не мог состояться.

А вот Сергей… Сергей и в самом деле был чем-то невозможным. Он – человек другого мира, другой культуры, другой религии; Мона (как, впрочем, и любой человек в Египте) с пеленок знала, что для мусульманки брак с иноверцем невозможен. Сергей пробудет в Каире еще какое-то время, а потом уедет, оставив после себя лишь воспоминания… воспоминания с привкусом невозможного.

«Я же ничего о нем не знаю, – убеждала себя Мона. – Может, он женат и имеет детей. Как глупо мечтать о человеке, которого я видела всего дважды! Просто нелепость! Ну почему это случилось именно сейчас и именно с ней?»

Она перестала обедать в том кафе, но еще много дней Сергей чудился ей буквально везде. Она видела его в каждой стеклянной двери их офиса, в каждом посетителе и случайном прохожем. Только через неделю Мона слегка успокоилась – она поняла, что на территории большого бизнес-парка шансы на случайную встречу стремятся к нулю. И все же неосознанно при каждой возможности Мона поворачивала голову в сторону того здания, где работал Сергей. Она понимала, как это глупо, но ничего не могла с собой поделать.

Несколько раз Мона хотела рассказать обо всем Линде – единственному человеку, который, как ей казалось, способен понять ее состояние; но в итоге не решилась даже на это.

«Что толку в пустых разговорах? – размышляла Мона. – Только лишний раз бередить свою душу».

Прошел почти месяц, прежде чем она снова столкнулась с Сергеем; к тому моменту Мона смогла убедить себя в том, что этой встречи никогда не произойдет. Был вечер четверга; в Каире стояла на редкость пасмурная погода. Она вышла из офиса, поглубже запахнувшись в плащ, и быстрым шагом двинулась по направлению к дороге. Краем глаза Мона заметила дорогую иномарку, выезжающую из подземного паркинга; поравнявшись с девушкой, машина притормозила.

– Давай подвезу, – предложил Сергей и распахнул перед ней дверь.

Несколько секунд Мона стояла, не зная, что ей делать. От неожиданности она непроизвольно ухватилась рукой за какой-то столб и почти перестала дышать. Сергей ждал; сзади просигналила машина, которой они мешали проехать. В качестве последнего аргумента с неба упала тяжелая капля дождя.

– Почему ты меня боишься? – спросил Сергей, выезжая за ворота. – Я не кусаюсь.

Мона хотела объяснить, что боится не столько его, сколько саму себя, но только покраснела.

– Куда тебе ехать?

– К метро.

– Нет, я имею в виду – где ты живешь? Может, нам по пути?

– Я живу в Рехабе.

– Отлично! И я там же. Так мы соседи?

– Вряд ли. Это ведь очень большой район.

– Ну ладно. И все же, почему ты меня боишься?

– Я вовсе не боюсь… Просто у нас не принято…

– А, понимаю, это ваши восточные заморочки. Поэтому ты попросишь меня остановить не рядом с твоим домом, а немного дальше?

– Вообще-то я и правда могу доехать на метро…

– Брось! Представляю, что творится в каирском метро в четверг вечером[17]. А нам все равно по пути.

– Хорошо, – сдалась Мона.

– И мы остановимся, не доезжая метров сто до твоего дома, – с усмешкой добавил Сергей.

– Лучше за пару кварталов, – пробормотала Мона.

– Ого! Все так серьезно?

– Более чем. Дома, скорее всего, свекровь.

– Свекровь? Подожди, так ты замужем?

– А что, не похоже?

– Почему-то я не думал, что у тебя есть муж. Сколько тебе лет?

– Двадцать два.

– Хм, ну ладно. Почему же я никогда не видел его рядом с тобой?

– А он должен всюду водить меня за руку? Я давно не маленькая, и мой муж работает в Дубае. А ты женат? – вдруг вырвалось у Моны. Она прикусила язык, но поздно.

– Конечно, женат! – расхохотался Сергей. – У меня куча детей и еще в каждом порту по любовнице. – Увидев, как вытянулось ее лицо, он пояснил: – Это шутка, я холост. Не спешу расставаться со своей свободой.

– Вы не похожи на наших мужчин – египтяне редко так дорожат своей свободой. Хотя, конечно, в Каире немного другие нравы.

Сергей снова рассмеялся.

– Кто знает? Может, скоро и меня пленит загадочная незнакомка в парандже? Как ты думаешь?

– Это не мое дело, – покраснела Мона.

– Да брось. Путь неблизкий, тем более по вашим пробкам, не молчать же всю дорогу. Кстати, ты хорошо говоришь по-английски.

– У меня есть подруга… точнее, даже родственница, она англичанка.

– А кем ты работаешь?

Через час, наконец добравшись до места, Мона и Сергей болтали, как старые друзья.

– Ну что ж, спасибо, – пробормотала Мона. При мысли, что он сейчас уедет, ей вдруг стало грустно.

– Тебе спасибо. Ты спасла меня от скуки каирских пробок.

Мона улыбнулась.

– Так как насчет суши в воскресенье? – непринужденно спросил Сергей.

Она вновь густо покраснела. В дороге Сергей выяснил, что Мона никогда не была в ресторане японской кухни, но очень мечтает туда сходить – и как-то между делом предложил сводить ее в ближайший к их офису суши-бар.

– Спасибо, но я не могу, – неловко пробормотала Мона. Впервые за последние два часа она вспомнила об Ахмеде.

– Понимаю: ты не хочешь демонстрировать наше знакомство. Но я что-нибудь придумаю. Ты можешь уйти на обед чуть дольше чем на час?

Мона неопределенно пожала плечами.

– Наверное, могу. Но дело не в этом…

– Я просто приглашаю тебя на бизнес-ланч.

– Я не могу. – Мона вдруг почувствовала ком в горле. Ее настроение резко сменилось: если несколько минут назад девушка была готова на все, чтобы хоть ненадолго продлить их встречу, то теперь ей хотелось бежать, бежать как можно скорее и не оглядываясь.

«Что я делаю? – в ужасе подумала она. – А если кто-нибудь узнает?»

Мона пробормотала прощальные слова и принялась дергать ручку двери. Та не поддавалась.

– Подожди, я сейчас разблокирую…

Она неловко дернула свою сумку, и все содержимое посыпалось на пол. Чувствуя, как краска заливает не только ее лицо, но даже шею, Мона принялась подбирать свои вещи. Сергей пытался помочь, но места было слишком мало, и девушка дала понять, что справится сама.

– Ничего не забыла? – участливо спросил Сергей, когда она предприняла вторую попытку справиться с дверью.

Мона покачала головой.

– Каждый раз, когда мы видимся, ты что-нибудь роняешь. Сумка, поднос и снова сумка, – ехидно добавил Сергей.

– Ты прав, я очень неловкая.

– Так что насчет суши? Может, передумаешь? Обещаю: наша встреча останется в тайне.

– Не сердись на меня, я правда не могу, – прошептала она и ушла прочь, не оглядываясь.

Дул сильный ветер, срывались тяжелые капли дождя. Ей предстояло пройти до дома еще целый квартал, но Мона и не думала ускорить шаг – едва ли она вообще обратила внимание на морось и ветер. Непогода казалась сущей мелочью по сравнению с обуревавшими ее чувствами.

«Нам не надо видеться, – твердила она, глотая слезы. – Это будет большой ошибкой».

Впервые за долгое время свекровь не стала поджимать губы и выговаривать невестке за позднее возвращение. Увидев, в каком Мона состоянии, она всплеснула руками и пошла ставить чайник.

– Надо согреться. Побольше чаю, и горячая ванна не помешает. Как же тебя угораздило так промокнуть? Почему ты не поймала такси?

– Пока дождалась свободную машину, вымокла до нитки, – соврала Мона.

– А почему не отвечаешь на звонки?

Побледнев, Мона принялась рыться в сумке. Телефона не было.

– Я его, кажется, потеряла, – прошептала она, пытаясь вспомнить, когда видела трубку в последний раз. Неужели она обронила ее в машине Сергея?

– Я наберу твой номер, – свекровь достала свой мобильный.

– Нет. – Мона выхватила телефон у нее из рук. – Я сама.

– Алло? – раздался голос Сергея. Мона быстро положила трубку.

– Ну что? – обеспокоенно спросила свекровь.

– Выключен, – прошептала Мона, находясь в полуобморочном состоянии. – Мне очень плохо. Пожалуйста, принесите лекарство. Скорее, нашатырный спирт!

– Я сейчас поищу в аптечке…

– Нет, у нас нет. Пожалуйста, сходите в аптеку на первом этаже. Скорее, умоляю!

Мону и в самом деле трясло от страха. Если вскроется, что она ехала из офиса с Сергеем, ей несдобровать.

Свекровь схватила сумку и, что-то бормоча, убежала за лекарством; ее телефон остался лежать на столе. Мона тут же схватила его и вновь набрала номер.

Один гудок, два, три… «Только бы он ответил…»

– Сергей! – закричала Мона, как только услышала его голос. – Послушай, у меня очень мало времени. Выключи этот телефон до воскресенья. Ни в коем случае не включай и не отвечай ни на какие вызовы, иначе у меня будут большие неприятности. В воскресенье днем я сама перезвоню на этот номер.

До возвращения свекрови она успела стереть последний вызов из списка и лечь в кровать, сказавшись совершенно больной.

Все выходные Мона была сама не своя. Свекровь казалась более любезной, чем обычно, но какой-то недобрый огонек в глубине ее глаз заставлял Мону вздрагивать и непроизвольно втягивать голову в плечи. Та определенно видела в поведении невестки нечто странное и усиленно размышляла, что бы это могло значить. Телефон был признан безвозвратно утерянным: свекровь много раз пыталась дозвониться, но номер постоянно оказывался вне зоны действия.

«Какая дурацкая ситуация. Я еще легко отделалась», – думала Мона.

Пятница тянулась медленно – медленно, а суббота показалась девушке просто бесконечной. Утром воскресенья она убежала в офис, едва успев выпить чашку кофе. Девушка боялась признаться себе, что ее радость вызвана не только возможностью вырваться из-под строгой опеки свекрови, сколько мыслями о неизбежной встрече с Сергеем.

«Ну тут уже ничего не поделаешь, нам придется увидеться, – размышляла Мона. – Он ведь должен вернуть телефон?»

Погода сменила гнев на милость: тучи разошлись, лужи подсохли, светило яркое солнце. Мона одела свой лучший костюм и уделила макияжу в два раза больше времени, чем обычно. Когда она направлялась в офис, ее мысли были далеки от работы.

«Сергей, – пело сердце, которому вдруг стало тесно в груди, – Сергей, Сергей, Сергей!»

Порой Мона чувствовала уколы совести, вызванные мыслями об Ахмеде, и голос благоразумия, напоминавший о невозможности каких бы то ни было отношений с этим иностранцем.

«Плевать! – решительно отвечало сердце. – Что я, и помечтать уже не могу? Сегодня мы встретимся, а завтра… кто знает? Все в руках Аллаха».

Несколько раз за утро она тянулась к городскому телефону, чтобы позвонить, но каждый раз не могла решиться набрать номер до конца. Ближе к обеду Иман загадочным голосом попросила ее подойти на ресепшен. Первым, кого она там увидела, был Сергей – как всегда, в безупречном костюме и со сногсшибательной улыбкой на лице.

– Ты? – прошептала Мона, чувствуя, как подкашиваются ноги.

– Я принес телефон. – Он спокойно протянул ей трубку.

– Спасибо. – Мона видела, с каким любопытством на них смотрит Иман, и была готова провалиться сквозь землю.

– Ну, я пойду, – продолжил Сергей, не обращая внимания на ее скованность.

– Да, спасибо, – механически повторила она.

Он развернулся и пошел к лифту. Мона стояла, не в силах сдвинуться с места.

– Кто это? Откуда ты его знаешь? – прошептала Иман.

– Он просто нашел мой телефон. Наверное, я его утром в холле выронила, – быстро ответила Мона и, не дав Иман возможности продолжить задавать вопросы, быстро вышла за дверь.

«Неужели это все?» – думала девушка, пока шла обратно к своему столу. Но уже через минуту она поняла, что ошиблась. Оказалось, что Сергей успел вбить в ее телефонную книгу свой номер и добавить ее во все возможные чаты. Едва Мона успела дойти до места, как на Вайбер пришло сообщение.

«Почему ты так странно ведешь себя со мной на людях?» – спрашивал Сергей.

Она невольно улыбнулась.

«Ты меня компрометируешь. Не забывай, что мы в Египте».

«Я ведь просто отдал тебе телефон. В этом нет ничего преступного – даже для Египта».

«Тебе стоило дождаться моего звонка».

«А почему ты не позвонила?»

«Не успела. Похоже, у рядовых сотрудников работы больше, чем у топ-менеджеров».

«А ты не знала?» (Удивленный смайл.)

«Нет, не знала. И сейчас мне как раз пора возвращаться к работе».

«Не верю».

«Конечно: ты ведь сидишь в своем кабинете и ловко делаешь вид, что страшно занят. А вокруг меня целый отдел, сотрудникам которого уже дико любопытно, что такого интересного есть в телефоне у их секретаря».

«А у меня любопытная секретарша. Пару минут назад она уже попыталась заглянуть в телефон под предлогом того, что хочет налить мне кофе».

«Значит, нам придется вернуться к работе».

«Ничего подобного. А обеденный перерыв? Осмелюсь напомнить, что на днях обещал угостить кое-кого суши. И этот кто-то мне должен».

«Должен???»

«Я ведь мог присвоить твой телефон, но, как честный человек, вернул его законной владелице. А в награду прошу всего лишь составить мне компанию за обедом».

Мона почувствовала, что краснеет.

«Нет!»

«Почему же? Ах да, я тебя компрометирую. Ну так вот, оцени мою предусмотрительность: я уже все продумал. Суши-бар примерно в пяти кварталах отсюда, и наши сотрудники там не обедают. Кроме того, у них есть отдельные кабинки. А поедем мы отдельно – я на машине, ты на такси. Поэтому отговорки насчет конспирации не принимаются».

«Сергей… я правда не могу».

«Не можешь пойти пообедать?»

«Ты понимаешь, о чем я. Не могу обедать с тобой».

«Я не кусаюсь. А если ты не согласишься, то я приду и приглашу тебя лично».

«Ты не сделаешь этого!»

«Проверим?»

«Сергей, так нечестно».

«Зато я всегда добиваюсь своего. Брось, Мона, речь всего лишь об обеде. Я не собираюсь доставлять тебе неприятности и уводить от мужа тоже не собираюсь».

«Сергей!!!»

«Ну да, ведь у вас в Египте не принято говорить прямо. Я должен был зашифровать свое послание за десятком витиеватых восточных мудростей. Но я так не могу – я человек Запада. Кроме того, я хочу есть и устал тыкать пальцем в эти неудобные кнопки. Сейчас скину адрес ресторана».

Мона устало откинулась на спинку кресла. Она даже подумать не могла, что предложенный Сергеем совместный обед и вправду может состояться. С другой стороны, ей до смерти хотелось и увидеть его, и попробовать суши. Да и есть ли у нее выбор? Вдруг он и вправду способен снова появиться в офисе, чтобы пригласить ее лично? От одной мысли об этом Мона похолодела.

«Нет, этого нельзя допустить», – решила она. Телефон вновь запищал, уведомляя о новом сообщении. Девушка тоскливо посмотрела на гору бумаг на своем столе.

«Один обед, – мысленно пообещала она сама себе. – Только один обед. И я объясню ему, что мы не можем продолжать в том же духе».

– Мона! – окликнула ее Иман на пути к лифту. – Ты обедать? Подожди пять минут – пойдем вместе.

– Нет, – побледнела Мона. – Я не на обед. Извини, у меня срочное дело: придется пожертвовать обеденным перерывом и уехать… в общем, уехать в одно место.

– Аааа, – разочарованно протянула Иман. – Ну ладно, удачи.

– Спасибо, – с облегчением выдохнула Мона и быстро зашла в лифт.

На дороге она быстро поймала такси, предварительно убедившись, что никто за ней не следит. Девушка чувствовала себя на грани нервного срыва: сердце отчаянно стучало, адреналин зашкаливал.

Сергей стоял у входа в ресторан и галантно открыл дверь такси, успев заплатить водителю. Мона вновь покраснела – она бы предпочла, чтобы Сергей ждал ее внутри. Ресторан ей разглядеть не удалось: от смущения она опустила глаза и вновь подняла их, лишь оказавшись за столиком.

– Не нервничай, – посоветовал Сергей.

– Тебе легко говорить, – прошептала Мона, испуганно оглядываясь. – А я ощущаю себя шпионом.

Сергей расхохотался.

– Боюсь, шпиона из тебя не получится – ты совсем не умеешь сдерживать эмоции. Но волноваться не о чем: нас здесь никто не знает. Кроме того, мы сидим за перегородкой, так что остальные посетители не смогут тебя увидеть. Пожалуйста, расслабься и выбирай. – Он протянул ей меню.

Строчки прыгали у нее перед глазами, и Мона со вздохом вернула меню Сергею. Тот смотрел на нее с любопытством.

– Пожалуйста, выбери сам. Я совершенно не разбираюсь в японской кухне.

– Вероятно, причина в другом, – вкрадчиво сказал Сергей. – Ты держишь меню вверх ногами. – Он расхохотался.

– Почему ты все время смеешься надо мной? – рассердилась Мона.

– А ты постоянно краснеешь и роняешь все, что держишь в руках, – парировал Сергей. – Я смеюсь, потому что ты смешная. Только не обижайся – я же по-доброму.

– Ты не можешь меня понять, – покачала головой Мона. – Мы слишком по-разному воспитаны.

– Скажи хотя бы, что ты будешь пить, – перебил ее Сергей. – Официант ждет.

Когда они сделали заказ, повисла неловкая пауза.

– Ты сказала, что мы по-разному воспитаны, – продолжил Сергей задумчиво. – Это правда. Я совершенно не вижу проблемы в том, что мужчина и женщина обедают в ресторане.

– Если бы мы были в Саудовской Аравии, меня бы за это закидали камнями, – вздохнула Мона.

– Хорошо, что мы всего лишь в Египте. Так объясни мне, в чем тут грех? Ну хорошо, как мужчина я могу понять позицию твоего мужа – вероятно, он дико ревнив, и ему бы это не понравилось. Но, по правде говоря, я не имею никаких дурных намерений – как и ты. Мне с тобой интересно, и я не люблю есть в одиночестве.

– Понимаешь, у нас не бывает дружеских отношений между мужчиной и женщиной. Они могут общаться как родственники, как коллеги, как соседи, как жених с невестой… пожалуй, все.

– Так мы коллеги! – воскликнул Сергей. – И почти соседи.

– Это другое, – грустно улыбнулась Мона. – Если бы ты был моим коллегой, то мог бы с чистой совестью здороваться со мной в коридоре или подходить в офисе по рабочим вопросам…

– А если бы я был твоим соседом, то мы могли кивать друг другу, вынося мусор во двор? – продолжил Сергей.

– Ты зря издеваешься. Примерно так и есть.

– Ну а что плохого в том, что я вытащил тебя поесть суши?

– Мы не должны общаться, – просто сказала Мона. – Это неправильно.

– Но я так и не услышал причины. Кроме того, что общественное мнение нас осудит…

– Это сложно объяснить такому человеку, как ты. Вы на Западе не слишком религиозны.

– Не слишком, ты права.

– А мы впитали эти правила с молоком матери, и ни у кого даже не возникает вопросов, почему так. Мужчина и женщина должны избегать общения друг с другом.

– Иначе что?

– Иначе… у них могут появиться греховные мысли, которые способны привести к греховным поступкам.

– Примерно так я и думал, – удовлетворенно заметил Сергей. – Как вы живете в этих цепях?

– Тебе не понять. Религия – вовсе не цепи.

– Но ведь там куча ограничений?

– Да. Но жизнь, в которой нет ограничений, ни к чему хорошему не приведет.

– Ну почему же? Сдается мне, я намного счастливее египтян.

– Потому что можешь делать все, что хочешь?

– Ну, не все. Как говорят англичане, моя свобода махать руками заканчивается на кончике носа другого человека. У меня тоже есть понятия о морали – пусть не такие узкие, как здесь. Еще я должен соблюдать законы, иначе могу сесть в тюрьму. Но в целом мне живется намного проще.

– А ты веришь в ад и рай?

– Что? – Сергей от изумления чуть не упал со стула. – Вот это вопрос. Честно говоря, я и сам толком не знаю.

– А мы верим, – сказала Мона с грустной улыбкой.

– То есть живи праведно – и наслаждайся вечным блаженством?

– Я прошу тебя, не надо ерничать.

– Хорошо, хорошо. Я уже понял: с религией у вас все серьезно. И все же ты нарушила эти правила, придя сюда?

Мона вновь покраснела.

– Я согласилась лишь потому, что в противном случае ты пригрозил снова прийти в наш офис. Пожалуйста, не делай так больше.

– Вообще-то я пошутил, – пояснил Сергей. – Мне нужно было привести серьезный довод, чтобы убедить тебя. Уж не такой я мерзавец, чтобы нарочно прийти в ваш офис и поставить тебя в неудобное положение.

– Какой ты все-таки…

– А какой я?

– Самоуверенный. Так и тянет встать и уйти – хотя бы для того, чтобы поставить тебя на место.

– Но ты этого не сделаешь, потому что уже несут наши суши, – перебил ее Сергей. – Ты ведь не можешь уйти, так и не отведав японской кухни? – Сергей спрашивал серьезным тоном, но его глаза смеялись. Мона невольно смягчилась.

– Мы больше не будем встречаться, – сказала она.

– Но давай хоть поедим, раз уж мы все равно здесь.

– Хорошо, давай поедим. Только молча.

Сергей возвел глаза к потолку и, сложив ладони в восточном приветственном жесте, отвесил ей шутливый полупоклон.

Следующие несколько минут Мона отчаянно пыталась справиться с палочками. Эти попытки не увенчались успехом, и ей пришлось просить официанта принести вилку. Во время обеда Сергей и вправду не произнес ни слова – лишь когда убрали приборы и на столе остался небольшой чайник, он вновь заговорил.

– Понравилось?

– Да, – кивнула Мона. – Спасибо.

– И все-таки признайся, Джоконда, – продолжал он, – тебе со мной тоже интересно?

– Какое это имеет значение? – вспыхнула Мона.

– Мне неприятно думать, что ты согласилась на этот обед, поддавшись на мой шантаж.

– Еще я хотела попробовать суши, – напомнила она.

– И все? – Он пытливо посмотрел на Мону, и ей впервые показалось, что из голоса Сергея исчезли шутливые нотки.

– Мне тоже интересно с тобой, – призналась девушка. – Но это ничего не меняет.

– Мне кажется, что сотрудницы моего офиса придерживаются более широких взглядов.

– Я воспитана в деревне, – пояснила Мона. – Тут, в Каире, нравы более свободные. По правде сказать, и в нашем офисе работают довольно современные девушки. Но я так не могу.

Она ждала от него очередной шутки, но Сергей только молча кивнул и попросил счет.

Обратно в офис они возвращались по отдельности – Мона попросила Сергея уехать первым, не дожидаясь, пока она поймает такси.

Сергей сразу прошел в свой кабинет и задумчиво закурил сигарету. Он и сам не мог объяснить, почему так настаивал на продолжении этого знакомства – ведь понятно, что никаких иных отношений, кроме этих редких тайных встреч, им не светит. Будь она русской или европейкой, он бы и не сомневался, как себя вести. Но тут… Черт бы побрал этот Египет с его пуританскими правилами.

– Как дела? – В дверях показалась знакомая вихрастая голова.

– Заходи, Димыч, – кивнул Сергей. – Пытаюсь настроиться на рабочий лад, но что-то не получается.

– Ты обедал?

– Да, только что вернулся.

– Какие-то проблемы? – встревоженно спросил Дима. – На тебе лица нет.

– Все в порядке.

– Брось, а то я не вижу.

– Это личное. Я бы рассказал, но и так знаю, что ты ответишь.

– Только не говори, что у тебя отношения с местной женщиной. – Дима казался встревоженным. Сергей промолчал.

– Я же тебя тысячу раз предупреждал. Кто она? Я ее знаю?

– Та девушка с корабля, – неохотно признался Сергей. – Она работает в соседнем здании.

Дима замолчал, обдумывая ситуацию.

– Надеюсь, ты не зашел слишком далеко?

– Ничего не было – это во-первых. Абсолютно ничего, даже не целовались ни разу. И нас никто не видел вместе – это во-вторых.

– Что ж, по крайней мере, ты не растерял остатки здравого смысла. И все-таки самый разумный выход – вообще прекратить какие бы то ни было отношения.

– Она говорит то же самое.

– Так послушай умных людей и сделай то, что тебе советуют.

– Ну что вы пристали ко мне со своими нотациями? – огрызнулся Сергей. – Я ничего не планировал и не планирую. Она неглупая девочка… интересная, в отличие от многих других. Почему мы не можем просто общаться, как друзья?

– Ты веришь в дружбу между мужчиной и женщиной? – иронически уточнил Дима.

– Никаких других отношений Мона все равно не позволит. Так что приходится верить.

– Может быть, где-нибудь в другом мире такая дружба и возможна, но уж точно не на Востоке. Даже если ты считаешь ее другом (во что я не верю), даже если она считает тебя другом (в чем я также сомневаюсь), со стороны ваши отношения выглядят совсем иначе, и это может иметь серьезные последствия – в первую очередь для нее. Ты ведь хорошо относишься к этой девушке?

– Хорошо.

– Тогда оставь ее в покое – ради ее же блага.

Сергей хмуро кивнул и повернулся к рабочему лэптопу.

– Извини, у меня много дел.

Глава 6. Непростые отношения

Следующие несколько недель Сергей честно пытался сдержать обещание, но, по иронии судьбы, нередко сталкивался с Моной. Если бы он не видел, в какое смущение приводят ее эти встречи, то решил бы, что девушка нарочно его преследует. Они сталкивались в кафе, в книжном магазине рядом с офисом, на парковке – везде, где только можно. Во время этих встреч Мона отчаянно краснела и старалась как можно быстрее исчезнуть, а если это было невозможно – прятала глаза и всем своим видом умоляла Сергея никому не выдавать, что они знакомы.

После очередного неожиданного столкновения Сергей написал Моне сообщение. Ее номер по-прежнему оставался в его телефонной книге, хотя он несколько раз порывался удалить ненужные цифры.

– Ты ведешь себя странно. Окружающие могут подумать, что у нас отношения. Будь естественней!

– Я нервничаю, когда вижу тебя.

– Это заметно. Как вообще дела?

– Нормально.

– Такой ответ означает, что ты не хочешь общаться?

– Я же тебе в прошлый раз все объяснила.

– Тогда почему ты не удалила мой номер?

– Удалила.

– Тогда откуда знаешь, кто пишет?

– Я помню твой номер. У меня хорошая память на цифры.

– Ничего себе! Я польщен. Ни одна девушка никогда не знала мой номер наизусть.

– Я не твоя девушка.

– Но ты помнишь мой номер.

– Я жалею, что сказала об этом. Извини, мне надо работать.

– Не верю.

– Еще раз извини, но это не моя проблема.

– Не надо грубить. Тебе не идет.

– Что делать, если ты не понимаешь тонких намеков?

Мона выключила телефон.

Каждая их случайная встреча вводила ее в ступор и очень нервировала.

Мона даже стала подумывать об увольнении – настолько ей хотелось оказаться подальше от Сергея. Лишь мысль о томительном сосуществовании в четырех стенах рядом со свекровью мешала подать заявление об уходе. Работа стала для девушки долгожданным глотком свободы – в отличие от большинства сотрудников, она с ужасом ждала выходных, а воскресенье, начало рабочей недели, стало для Моны ее личным персональным праздником.

«Как же я могла так жить раньше?» – с ужасом думала Мона, возвращаясь домой. Предварительно она стирала с телефона всю переписку с Сергеем, а еще поставила и постоянно меняла пароль. Раньше Моне и в голову не приходило шифроваться: она понимала, что это может вызвать у свекрови ненужные подозрения, – но страх оказался сильнее доводов разума. При одной мысли о том, что свекровь узнает о ее чувствах к Сергею, у девушки все внутри холодело. Один раз Мона разглядывала фото Киева в Интернете (ей было интересно посмотреть на город, в котором вырос Сергей) и не заметила, как свекровь подкралась сзади.

– Что это за город? – удивленно спросила она.

– Киев, – прошептала Мона и густо покраснела.

– Где это? – уточнила свекровь.

– Это столица Украины. Недалеко от России, – пояснила Мона, чувствуя, как леденеет сердце.

– Хм. Ну а тебе зачем?

– Мои коллеги недавно ездили туда в отпуск, – ответила она первое, что пришло ей на ум.

Свекровь больше ничего не сказала, но Мона почувствовала себя разведчиком в шаге от провала. Все, что касалось Сергея, становилось для нее столь же опасным, сколь и чарующе-интересным.

Выходные прошли как обычно – под чутким руководством свекрови Мона выдраила квартиру, выслушала хвалебную осанну в адрес Ахмеда (лучшего из всех сыновей и по совместительству лучшего из мужей в подлунном мире) и приготовила кучу еды, хотя точно знала, что вся эта снедь скоро окажется в мусорном ведре. Обедала Мона на работе, а вечерами у нее чаще всего не бывало аппетита – после выхода на службу и возобновления знакомства с Сергеем она постоянно нервничала, ела мало и сильно похудела. Впрочем, спорить со свекровью было бессмысленно, поэтому Мона послушно готовила, мыла, слушала, поддакивала в нужных местах – и тайком поглядывала на часы, прикидывая, когда свекровь наконец отправится восвояси.

– Ты выглядишь болезненной, – недовольно ворчала та, искоса поглядывая на Мону. – Что с тобой?

Мона оправдывалась усталостью и старалась побыстрее сменить тему.

К вечеру субботы она чувствовала себя выжатой как лимон. Когда свекровь наконец засобиралась домой, Мона не смогла сдержать вздох облегчения. Она налила полную ванну и долго лежала, лениво пытаясь прогнать из головы мысли о Сергее. Мысли упорно возвращались, и она перестала бороться, представляя себе картины одну откровеннее другой. Вот они гуляют по городу… Сергей увозит ее в Киев… Признается в любви… Нежно целует… Надевает кольцо на палец… Вводит в свой дом… Открывает дверь спальни…

«Невозможно, невозможно, невозможно, – шептала Мона, размазывая по щекам слезы. – Пустые мечты, которые никогда не станут реальностью».

На следующий день Иман также выразила обеспокоенность болезненным видом Моны.

– Ты просто таешь на глазах, – заметила она. – Помяни мое слово: скоро тебя сдует порыв ветра. Что случилось? Ты не заболела?

– Нет, что ты. Как-то само собой так получается.

– Везет, – вздохнула Иман. – Я столько времени пытаюсь похудеть, и все без толку.

Мона ободряюще улыбнулась ей и пошла к своему столу. У нее было море работы, но в голове сидела единственная мысль: только бы не встретиться с Сергеем. Она решила, что с сегодняшнего дня станет носить еду из дома и перекусывать на офисной кухне – таким образом днем ей не придется выходить из здания, что сведет к нулю шансы встретить Сергея во время обеденного перерыва. Кроме того, она решила приезжать на работу как можно раньше: Мона знала, что Сергей крайне редко появляется в офисе раньше одиннадцати, поэтому в девять утра она могла спокойно идти в офис, не беспокоясь, что они случайно пересекутся на улице. Мона выстраивала свою защиту тщательно, словно крепость, кирпич за кирпичом. Единственным человеком, который (и то без подробностей) знал о ее проблеме, была Линда. После долгих колебаний Мона все же решилась и доверила подруге свою сердечную тайну.

– Мне очень жаль тебя, – сказала Линда. – Веришь: очень хотела бы помочь, но не знаю, как.

– Спасибо за поддержку. Ты единственный человек, которому я могу довериться.

– Я очень боюсь, что когда-нибудь моей дочери придется пройти через что-то подобное. Не дай бог. – Недавно Линда родила девочку, и заботы об этом крошечном существе занимали все ее мысли.

– Линда, ты знаешь, как я тебя люблю. И Мизу – мой любимый кузен. Но порой просто не могу понять: как ты можешь жить в Каире после Лондона? Как ты могла поменять жизнь западной женщины на брак с египтянином? У тебя с рождения было то, что для меня – недостижимая мечта… Свобода. Свобода выбрать свою дорогу.

– Так я ее и выбрала, совершенно свободно. В этом и есть разница между нами: ты родилась здесь и не выбирала свою судьбу, а вот я переехала вполне осознанно.

– Но… ты ведь от многого отказалась? Да, я все понимаю: вы с Мизу любите друг друга и вообще он прекрасный человек. Но скажи мне честно: ты не жалеешь?

– Ох, Мона, Мона. Ты еще слишком молода и многого не понимаешь. Неужели ты думаешь, что в Лондоне все люди поголовно счастливы?

– Нет, конечно, нет. Но…

– Видишь ли, ты очень категорична, и жизнь видится тебе черно-белой, как зебра. Но знай, что у любой медали есть две стороны, а кроме черного и белого цветов, есть еще множество промежуточных оттенков – и в природе они, как правило, преобладают. У всего есть своя цена, даже у свободы.

– И какова же эта цена?

– У меня есть сестра, – сказала Линда, помолчав. – Когда ей было шестнадцать… Ну, ты же знаешь, что у нас не такие строгие правила, как здесь. Она начала знакомиться с парнями, ходить по дискотекам. Родители смотрели на это спокойно – когда же гулять, как не в молодости? В общем, она перешла черту. Попробовала наркотики, но, к счастью, не успела крепко завязнуть – мы ее вытащили. Хуже другое… Она забеременела, испугалась и пошла к какому-то подпольному хирургу. Не хотела признаваться, было стыдно – она ведь даже не знала, кто отец ребенка. В общем, теперь у нее не может быть детей.

– Какой ужас, – прошептала Мона.

– Да, – грустно улыбнулась Линда. – Я младше на десять лет, и за мной родители смотрели в оба глаза. Сестра выкарабкалась: у нее есть хорошая работа, карьера, друзья, она много путешествует… но отношения с мужчинами так и не складываются.

– Как печально.

– Да. Это, разумеется, всего лишь частный пример того, какую цену мы порой платим за свою свободу. Пойми, что даже если вдруг – вдруг – ты сможешь попасть в тот мир, это еще не гарантирует тебе счастья. В твоем нынешнем положении есть свои плюсы: Ахмед обеспеченный человек, он о тебе по-своему заботится, у тебя нет никаких материальных и бытовых проблем. Множество девушек мечтают о такой жизни. Живя на Западе, ты получила бы больше свободы и, возможно, стала бы счастливой, – возможно, но не факт. Ты знаешь, как много женщин вынуждены работать чуть ли не по двадцать часов в сутки? Знаешь, что многие полностью обеспечивают не только себя, но и своих детей?

– А как же мужья?

– Мужья… Муж, знаешь ли, дело такое – сегодня он есть, завтра нет. В жизни все бывает. Некоторые вообще рожают детей без мужа. Ты должна четко понимать, что на Западе другое отношение к женщине. Ты хочешь свободы, хочешь больше прав? Там ты сможешь все это получить. Только в нагрузку ты получишь еще много чего, о чем сейчас даже не подозреваешь. И, откровенно говоря, я не уверена, что ты к этому готова.

Линда ласково погладила Мону по голове.

– То есть на Западе все плохо?

– Нет, конечно. Я же говорю: везде свои плюсы и минусы. Нет такого места, где все плохо – равно как нет и того, где все у всех хорошо. Возьмем твоего Сергея. Давай на минуту представим, просто представим, что вы поженились и уехали к нему на Украину. Что дальше? Где гарантия, что он не бросит тебя через месяц – другой?

– Сергей не такой, – возмутилась Мона.

– Девочка моя, ты совсем не знаешь жизни. Ну откуда такая уверенность, что он не такой? Ты прошла с ним огонь и воду?

– Нет.

– Нужно много лет прожить с человеком бок о бок, чтобы узнать, какой он. Тем более твой Сергей – человек Запада. У них другое отношение к браку. Здесь ты защищена – религией, традициями, своей семьей, вашим брачным договором. Что бы ни случилось, ты не окажешься на улице. А там…

– Я поняла тебя, – кивнула Мона.

– Не идеализируй Запад. И не равняйся на западных женщин – они там родились и выросли, это их мир… а для тебя он чужой. Ты не привыкла к такой жизни, поскольку выросла в Египте, мыслишь другими категориями. Мне бывает сложно жить на Востоке и с восточным мужчиной, но и тебе там будет совсем непросто.

– То есть мне суждено всю жизнь провести в Египте, – обронила Мона.

– Один Аллах знает, что нам суждено.

– Я думаю, наш брак с Ахмедом обречен. Если я не забеременею в ближайшее время, он разведется и начнет искать другую невесту. А если вдруг забеременею… тогда он не станет разводиться, вот только я уже не знаю, нужно ли мне такое «счастье».

– Теперь у тебя есть работа. Ты можешь делать карьеру, можешь вернуться к отцу и обеспечивать себя сама. Возможно, спустя какое-то время ты встретишь другого мужчину.

– А о Сергее лучше забыть, – пробормотала Мона.

– К сожалению, это так. Даже если тебе суждено когда-нибудь попасть на Запад… Я бы не советовала ехать туда в качестве жены западного мужчины, находясь от него в полной зависимости. Хочешь уехать – ищи возможности, ищи там работу. Сначала нужно пожить там какое-то время, встать на ноги, понять этих людей, понять их менталитет и традиции – и только потом, возможно, начинать какие-то отношения. Ты понимаешь меня?

– Да, Линда. Я тебя понимаю и знаю, что ты абсолютно права. Вот только куда деть сердце?

– Это пройдет. Время лечит любые раны. Ты заслуживаешь счастья, Мона. Я буду молиться, чтобы ты рано или поздно его обрела.

Этот разговор разбередил душу Моны. Она возвращалась домой и думала о том, как несправедливо устроена жизнь, – надо же было столько лет мечтать о любви, чтобы влюбиться в самый неподходящий момент и в самого неподходящего мужчину.

В воскресенье Мона вновь столкнулась с Сергеем, причем там, где совершенно этого не ожидала: в лифте. Кроме них там были еще два человека, и Мона вжалась в стену, отчаянно молясь, чтобы им не пришлось оставаться наедине, – но вопреки ее воле другие пассажиры вышли на третьем этаже. Лифт поехал дальше; повисло неловкое молчание. Она стояла, опустив глаза в пол, и молилась, чтобы Сергей исчез как можно быстрее. Поняв состояние девушки, он не пытался начать беседу, но Мона чувствовала на себе его пристальный взгляд – и сгорала со стыда, хотя на протяжении всей поездки они не дотронулись друг до друга и не сказали ни слова. Когда лифт остановился на ее этаже, Мона почувствовала одновременно облегчение и сожаление.

«Ты смотришь на меня, словно кролик на удава. Почему?» – написал ей Сергей ближе к вечеру.

«Я боюсь тебя».

«Интересно. Меня никто никогда не боялся. Я такой страшный?»

«Дело вовсе не в этом. Я же тебе много раз объясняла, что мы не можем встречаться».

«Ты даже не спросишь, что я делал в вашем здании?»

«Пришел прокатиться со мной в лифте?»

«Я знал, что ты догадаешься».

«А если серьезно?»

«Пустяки, у меня была встреча с одним человеком. Но знаешь что? Я так и думал, что встречу тебя. Мы постоянно сталкиваемся – разве ты не заметила?»

«Это сложно не заметить».

«Судьба сводит?»

«Или ты меня преследуешь».

«Смайл в глубоком обмороке». С таким же успехом я могу сказать, что это ты преследуешь меня.

«Смайл, потрясающий кулаками».

«Значит, судьба? Может, не будем пытаться ее обмануть?»

«Что ты имеешь в виду?»

«Я имею в виду, не будем противиться этим встречам? Раз уж судьбе так угодно?»

«Ты меня искушаешь».

«Да, я известный искуситель».

«Я же много раз говорила, что мы не можем встречаться. Никак. Это исключено».

«Смайл в слезах».

«Я не сомневаюсь, что вокруг тебя всегда толпы девушек».

«Пусть так. И что?»

«Зачем тебе я?»

«Не знаю. Но зачем-то ты мне нужна, Джоконда».

«Не называй меня этим дурацким именем».

«Ты похожа на Джоконду. Такая же загадочная».

«Тебе лучше найти менее загадочную девушку и сосредоточиться на ней».

«Откуда ты знаешь, что для меня лучше? В моей жизни всегда хватало красивых и совсем не загадочных женщин. Они мне надоели».

«То есть я нужна тебе для разнообразия?»

«Я еще и сам не понял зачем, но ты мне нужна».

Мона почувствовала, как краснеет, и отложила телефон. От Сергея тут же пришло еще одно сообщение:

«Ты покраснела и решила мне больше не отвечать?»

«Вот видишь: во мне нет ничего загадочного. Я очень даже предсказуемая».

«Нет, это ваши правила очень предсказуемые».

«Мне надо работать».

«Ты всегда говоришь это, когда не знаешь, что ответить».

«Пока».

Телефон замолчал. Мона вздохнула и попыталась сосредоточиться на делах, но не могла удержаться и постоянно поглядывала на экран телефона в ожидании новых сообщений.

Вечером она вышла из офиса и почти сразу увидела автомобиль Сергея, припаркованный около их здания. Машина приветливо моргнула фарами. Мона застыла на месте. Она хорошо видела Сергея на водительском сиденье; на секунду ей захотелось забыть обо всем и броситься к нему со всех ног. Это безумное желание оказалось столь сильным, что Мона сделала пару шагов по направлению к машине, прежде чем одуматься.

Сергей улыбнулся и завел мотор. Словно завороженная, Мона смотрела, как машина медленно выезжает со стоянки. Девушка не сомневалась, что он будет ждать ее около выезда на улицу.

Сергей открыл перед ней переднюю дверь, но Мона, как обычно, села на заднее сиденье. Он пожал плечами, но ничего не сказал. Машина влилась в поток транспорта на дороге; минут десять никто не произносил ни слова. Мона понятия не имела, куда они едут. Еще меньше она понимала, зачем вообще согласилась сесть в машину.

– Мне нужно купить пару галстуков, – будничным тоном сказал Сергей. – Надеюсь, ты мне поможешь. Никогда не умел выбирать галстуки.

Мона вновь промолчала, но его, похоже, это совсем не смутило.

Через полчаса они припарковались возле большого торгового центра. Сергей пошел выбирать галстуки; Мона отрешенно смотрела на его действия. Порой он спрашивал совета, и Мона автоматически отвечала; продавщицы поглядывали на них с большим интересом. Наконец Сергей расплатился, и они направились к выходу. Мона чувствовала, как ею овладевает странная апатия – у нее не было сил спорить, не было сил сопротивляться. Только теперь она поняла, как много энергии отдала на борьбу со своим чувством к Сергею – и все безрезультатно. Девушка чувствовала себя щепкой во власти стихии.

– Ты хочешь есть? – спросил он.

Мона лишь покачала головой.

– Тогда пойдем выпьем кофе. Мона, с тобой все в порядке?

– Да.

– Послушай, если… если ты не хочешь здесь находиться, просто скажи мне, и я отвезу тебя домой.

– Я хочу кофе. Потом домой, – ответила Мона, хотя понимала, что ей было бы лучше уехать сразу.

Они сели за столик, и через секунду рядом появилась официантка. От Моны не укрылось, каким взглядом она одарила Сергея.

– Что желаете? – спросила девушка, протягивая ему меню. – У нас прекрасный выбор напитков…

– Пусть сначала выберет дама, – оборвал ее Сергей.

Официантка сердито посмотрела на Мону и нехотя отдала ей меню.

– Капучино.

– Может быть, поешь?

– Не хочу.

– Хорошо. Мне экспрессо и два сандвича с ветчиной.

– Ты привык к такой реакции? – спросила Мона, когда официантка ушла.

– К какой?

– Ты понимаешь, о чем я. Женщины липнут к тебе, словно мухи.

– Не преувеличивай.

– Я вовсе не преувеличиваю.

– Ваши женщины довольно странные, – усмехнулся Сергей.

Мона промолчала.

– К тебе это не относится, – торопливо добавил он.

Повисла неловкая пауза. Официантка принесла заказ, не забыв одарить Сергея улыбкой и полностью игнорируя его спутницу. Он тут же принялся за свои сандвичи, а Мона медленно размешивала сахар в кофе. Мысли ее витали где-то далеко.

– Послушай, я не хочу снова начинать этот разговор, – произнес Сергей, покончив с едой. – Скажу прямо, потому что не привык к вашей манере излагать мысли длинно и многословно. Ты мне нравишься, и мне с тобой интересно.

Мона отвела глаза.

– Но я все понимаю, – продолжал Сергей. Ты египтянка, мусульманка… в конце концов, ты замужем. Я не собираюсь склонять тебя к греху или как-то компрометировать в глазах окружающих. Но, черт возьми, мне бы хотелось иметь возможность хотя бы иногда видеть тебя, – разумеется, если это не будет грозить никакими проблемами. Ты хорошая девушка, и меньше всего я хочу доставлять тебе неприятности. Клянусь, ты можешь мне доверять – у меня нет никаких коварных планов соблазнить тебя или разрушить твою семью.

Мона задумчиво теребила в руках салфетку.

– Мою семью, по всей видимости, уже ничто не спасет, – пробормотала она. – Но это не значит, что я не дорожу своей репутацией.

– А что… с мужем все так плохо? – осторожно поинтересовался Сергей.

– С мужем, пожалуй, не плохо, – усмехнулась она. – А просто никак. Кроме того, у нас нет детей, а это серьезная проблема. Не говоря уже о том, что мы совершенно разные. Но ты же понимаешь, что в наших с тобой отношениях это ничего не изменит? Замужем я или нет, между мной и тобой пропасть.

– Я понимаю. Просто не вижу никакой причины, почему ты не можешь иногда выпить со мной кофе.

У Моны зазвонил телефон. Она схватила трубку и побледнела.

– Вот она, причина. Это свекровь. Умоляю, молчи. – Она заговорила громче. – Да, хамати. Все в порядке. Нет, я вышла с работы, на минуту зашла с подружкой в торговый центр и уже иду домой. Что? Какое лекарство? Вам плохо? Хорошо, я поняла. Да, скоро буду.

– Пора идти? – сочувственно спросил Сергей.

– Да. – Мона торопливо допила свой капучино.

– Я не отпущу тебя, пока ты не ответишь на мой вопрос.

– Послушай, Сергей… Причина, конечно, есть. Как бы ни складывались мои отношения с мужем, я по-прежнему замужем. И уж если мне суждено развестись, то одно дело – просто расстаться с мужем из-за отсутствия чувств и детей, другое – разойтись по той причине, что меня заметили с другим мужчиной.

– Каир огромный город, и шансы встретить кого-то вне районов, где мы живем или работаем, почти нулевые. Так что я не вижу препятствий к тому, чтобы иногда пересечься где-нибудь в кафе. Большего я у тебя не прошу и никогда не попрошу.

– Хорошо, – вдруг согласилась Мона. – Только у меня два условия.

– Вот как? – Сергей улыбнулся. – Интересно, интересно…

– Ты ведь обещал, что не станешь доставлять мне неприятностей, – напомнила Мона. – Так вот, никто не должен знать о наших отношениях. Ни друг, ни коллега – никто. Поверь, египтяне очень болтливы.

– Я понял, – вскинул руки Сергей. – Буду нем как рыба. А второе?

– Ты будешь звонить и писать мне только в рабочее время. Никакой связи по выходным или по вечерам. Свекровь почти всегда рядом, и если она что-то заподозрит…

– А ты, значит, в целях конспирации будешь стирать всю информацию о моих звонках, прежде чем возвратишься домой?

– Да! И тут нет ничего смешного, – добавила она, заметив улыбку Сергея. – Совсем забыла: есть еще третье условие. Джоконда. Ты никогда не станешь называть меня этим дурацким именем.

– Вот насчет этого не уверен. Тебя подвезти? – предложил он, заметив, что Мона собирается уходить.

– Спасибо, я лучше на такси.

– Увидимся завтра?

– Завтра? Нет!

– Тогда послезавтра?

– Посмотрим.

– Я позвоню тебе завтра утром, – с улыбкой пообещал Сергей.

Мона постояла несколько секунд, не зная, что ответить. Так ничего и не придумав, она кивнула и направилась к эскалатору.

Но звонок раздался уже через пять минут, едва она успела сесть в такси.

«Ты же обещал!» – возмутилась Мона.

«Но ведь ты еще не успела добраться до дома, – возразил Сергей. – Ехать отсюда как минимум полчаса, так что нет никакой беды, если мы еще минут десять поболтаем. У тебя даже останется время, чтобы стереть с телефона информацию об этом вызове. Я очень предусмотрительный, да?»

«Ты неисправим».

«Неправда! За весь сегодняшний вечер я ни разу не назвал тебя Джокондой».

«Это так, – нехотя признала Мона. – Но все равно давай закругляться».

Сергей притворно вздохнул и отключился. Мона вдруг почувствовала грусть оттого, что он не стал настаивать.

С каждым днем общение со свекровью становилось все более невыносимым. Мона возвращалась с работы и молилась о том, чтобы не застать ее дома, но ее надежды разбивались о суровую реальность, когда она заходила домой и видела до боли знакомое лицо.

«Почему бы вам не оставить меня в покое? – мысленно вопрошала она, досадуя, что не может найти достойного предлога, чтобы выставить свекровь вон. – У вас же своя квартира. Сидите там, смотрите телевизор. Ну чего вы ко мне пристали?»

За то время, что прошло с момента отъезда Ахмеда в Эмираты, свекровь изменила линию поведения. Она больше не доставала Мону придирками и даже старалась быть с ней любезной, но в ее взгляде, устремленном на невестку, появилось какое-то новое выражение. Мона не могла избавиться от ощущения, что свекровь о чем-то подозревает.

Первое время она сразу стирала все сообщения, что присылал Сергей, и удаляла из памяти телефона всю информацию о вызовах с его номера. Но прошло время, и ей захотелось сохранить некоторые из его сообщений. Поколебавшись немного, она решила обезопасить себя, поставив пароль. Мона знала, что свекровь, как и большинство пожилых людей, совершенно не разбирается в технике, и была уверена, что та не сможет взломать ее телефон. Вообще-то хамати никогда не проявляла интереса к тому, с кем общается невестка, но Мона сочла, что в таком деле лишняя осторожность не повредит; к тому же случайно пойманные взгляды свекрови заставляли ее сердце сжиматься от нехороших предчувствий.

Что касается угрызений совести, Мона давно махнула на них рукой. Не в силах противиться своему влечению к Сергею, она решила, что вполне достаточно поставить их отношения в строгие рамки, не позволяя ему вольностей. Мона просто не находила в себе сил отказаться от их общения: оно было ей необходимо, как глоток воздуха.

«Нам не судьба быть вместе – это факт, – размышляла она бессонными ночами. – Но раз уж мы встретились и понравились друг другу, почему бы не продлить эту встречу настолько, насколько это возможно? Я все равно не в силах избавиться от греховных мыслей об этом человеке… Даже когда мы не видимся, у меня не получается выкинуть его из головы».

У Сергея вошло в привычку звонить ей каждое утро и каждый вечер, по дороге на работу и с работы; вскоре девушка привыкла к ежедневному общению и с нетерпением ждала этих звонков. Сергей как будто установил рамки того времени, когда Мона могла чувствовать себя относительно свободной. Пять дней в неделю, от утреннего звонка до вечернего, – это было то время, когда Мона расцветала; когда она могла вырваться из тюрьмы под названием «Дом» и почувствовать себя почти счастливой. На работе они постоянно переписывались во всевозможных чатах, порою спорили и изредка выбирались пообедать вместе – разумеется, соблюдая все необходимые меры предосторожности. Ради него Мона обновила свой гардероб; впервые в жизни ей по-настоящему захотелось принарядиться для мужчины.

За то время, что прошло со дня отъезда мужа, Мона похудела, похорошела, в глазах появился блеск; даже ее походка стала другой. Конечно, эти изменения не могли остаться незамеченными. На нее стали обращать внимание на улице; сестра и подруги постоянно делали комплименты и интересовались секретом ее преображения, и только мать порой бросала на дочь настороженные взгляды. Мона понимала причину ее настороженности – та считала, что нехорошо так цвести в отсутствие законного супруга. Осознавая, что мать по-своему права, Мона ощущала неловкость и старалась пореже попадаться ей на глаза. Но больше всего девушку беспокоила свекровь – та почти перестала придираться к невестке, но Мона чувствовала, что это затишье не к добру.

Однажды она нарушила собственные правила, согласившись встретиться с Сергеем на выходных. Он нашел в окрестностях Каира ипподром и долго уговаривал девушку поехать с ним, пока Мона не сдалась. Уже через три недели должен был вернуться Ахмед – никогда раньше она не ожидала его возвращения с таким щемящим чувством тоски, смешанной со жгучим стыдом за свое поведение.

«Не слишком ли большую цену я плачу за наши отношения? – размышляла она порой. – Ахмед и Сергей, их двоих слишком много для меня одной. С мужем я никогда не была счастлива… но все-таки до появления Сергея мне не в чем было себя упрекнуть, кроме отсутствия любви к Ахмеду. Теперь же это стало совсем невыносимым. Он приедет на два месяца… целых два месяца. Мне придется как можно больше времени проводить дома, сократив общение с Сергеем до минимума. А ведь времени у нас и так мало; рано или поздно он сообщит мне о том, что уезжает из Каира. Но пока Сергей здесь, и мне так хочется видеть его как можно чаще!»

Все эти невеселые мысли одолевали Мону, когда она возвращалась домой после завершения очередной рабочей недели. Единственное, что не давало ей окончательно пасть духом, – это предстоящая поездка на ипподром. Хоть она никогда не говорила Сергею о своей любви к лошадям, каким-то невероятным образом ему вновь удалось угадать, что ей будет интересно.

«Какая жестокая насмешка судьбы, – с грустью рассуждала Мона, пока такси стояло в традиционной каирской пробке. – Мы с Ахмедом люди одной национальности, одной веры, мы выросли в одной стране и воспитаны в одинаковых традициях, говорим на одном языке. При этом мы – абсолютно чужие друг другу. Ему неинтересно то, что интересует меня, он безразличен к моим увлечениям. Ахмед не любит и не читает книги, никогда не пьет кофе, не понимает моего желания работать… А Сергей – совершенно чужой, как будто инопланетянин, но каким-то магическим образом он чувствует и понимает меня так, как Ахмеду и не снилось. И это при том, что с Ахмедом я живу вот уже четвертый год, а с Сергеем у нас лишь редкие встречи да переписка в течение нескольких месяцев. Как так могло получиться? Почему единственный мужчина, которого я полюбила, – иностранец, да еще и другой веры?»

Дома ее ждал еще один приятный сюрприз: свекрови не было. Обойдя все комнаты и убедившись в этом окончательно, Мона почувствовала себя счастливой. Одна! Наконец-то она одна! Почему окружающие считают, что одиночество – это так плохо? Да она отдала бы что угодно, лишь бы жить независимо от опостылевшего мужа и ненавистной свекрови.

«Мне надо поговорить с Ахмедом о разводе», – поняла Мона. Эти мысли давно крутились у нее в голове, но до этого момента она не могла решиться сделать последний шаг. Мона боялась реакции мужа, реакции ее родных, боялась финансовых трудностей – ведь ей никогда не приходилось обеспечивать себя самостоятельно.

«Волков бояться – в лес не ходить», – вспомнилось ей выражение, которое она однажды услышала от Сергея. Мона вдруг почувствовала в себе силы разорвать этот замкнутый круг и начать жизнь с чистого листа.

«Справлюсь, – решила она, хладнокровно прикидывая свои финансовые возможности. – У начальника я на хорошем счету, и надо бы при случае поговорить с ним о повышении. Но даже сейчас я могу позволить себе снять небольшую квартиру на пару с какой-нибудь девушкой. Придется ограничить свои траты, но это не смертельно. Господи, да ради удовольствия никогда больше не видеть свекровь я готова пойти на любые жертвы! Только бы Ахмед дал мне развод», – при этой мысли Мона нахмурилась[18].

«Он даст мне развод, – решила Мона, поразмыслив. – Ну какой ему смысл сопротивляться? Нас ничего не связывает. Чувств нет, детей нет, свекровь меня не любит. Скорее всего, Ахмед и сам подумывает о разводе, но, как и я, боится сделать последний шаг. Кроме того, если он решит развестись, то должен выплатить муахр»[19].

«Конечно, муахр мне бы не помешал, – продолжала рассуждать Мона, ходя из угла в угол. – Но я не готова ждать неизвестно сколько, пока Ахмед созреет. Черт с ними, с деньгами. Свобода нужна мне прямо сейчас! Я смогу видеться с Сергеем хоть каждый день… Конечно, нам все равно придется соблюдать меры предосторожности и не допускать ничего лишнего, – тут же одернула себя Мона. – Но мне хотя бы не придется обманывать мужа, не придется выкручиваться и лгать свекрови, не придется менять пароли на телефоне и стирать переписку с Сергеем. Да будь у меня деньги, я бы сама заплатила Ахмеду за то, чтобы он меня освободил!»

Мона воспряла духом; впервые за долгое время жизнь показалась ей не столь уж бессмысленной. Надо просто набраться смелости поговорить с Ахмедом, а потом… она снимет квартиру и станет свободной, а еще – сможет чаще встречаться с Сергеем. Родственники будут расстроены из-за развода, но им придется смириться. В конце концов, она поддалась на их уговоры, вышла за Ахмеда, и что получилось? Хватит плясать под чужую дудку! Двадцать два года – вполне подходящий возраст, чтобы начать жить самостоятельно, тем более теперь, когда у нее есть работа. А дальше… какой смысл думать о том, что будет дальше?

Засыпая, Мона думала о завтрашней поездке на ипподром и о своем грядущем освобождении. Ей даже казалось, что она ощущает на своем лице свежее дыхание долгожданного ветра перемен.

Глава 7. Разрыв

– Я боюсь, – шептала Мона, судорожно вцепившись в уздечку.

– Мадам, лошадь очень смирная. Мы просто проведем вас по кругу, медленным шагом, – терпеливо объяснял инструктор. – Но если вам страшно, можете слезть прямо сейчас.

Сергей смотрел на нее с лукавством и насмешкой. Несмотря на сильный испуг, Мона заметила, что на лошади он держится превосходно, как звезда Голливуда на съемках какого-нибудь исторического фильма.

«И как ему это удается?» – с досадой подумала Мона. Она с самого детства мечтала обучиться верховой езде и почему-то была уверена, что это дело совсем нехитрое. Однако теперь, с трудом взгромоздившись на спину гнедого жеребца, Мона с испугом убедилась, что находится довольно высоко, – гораздо выше, чем казалось с земли. Кроме того, сидеть в седле было неудобно и непривычно: того и гляди, потеряешь равновесие и упадешь вниз. У нее мелькнула малодушная мысль отказаться от поездки, но, призвав на помощь всю свою силу воли и поймав очередной насмешливый взгляд Сергея, она все же дала инструктору знак трогаться с места. Лошадь, неторопливо переминавшаяся с ноги на ногу, презрительно фыркнула и медленно тронулась в путь. Моне вдруг стало стыдно. Казалось, все трое – Сергей, инструктор и лошадь – осуждают ее за трусость.

– Быстрее, – скомандовала Мона, стараясь побороть дрожь в голосе. Лошадь чуть прибавила ходу. Сергей одобрительно улыбнулся.

– Ты ведь первый раз в седле? – уточнил он. Мона кивнула.

– Не надо лишнего геройства. Я понимаю, что тебе страшно. Не гони лошадей.

– Не гнать? – удивилась Мона. – Она же едва переставляет ноги.

– Это русская пословица, – пояснил Сергей. – Не торопись, вам надо привыкнуть друг к другу.

– Мне казалось, это просто, – призналась Мона. – В кино актеры так лихо вскакивают на лошадь и несутся вскачь. Думала, и я так смогу.

Сергей расхохотался.

– Я вырос на «Гардемаринах» и «Трех мушкетерах».

Мона непонимающе посмотрела на него.

– Известные русские фильмы, где герои постоянно скачут на лошадях, – пояснил Сергей.

– А в России тоже есть лошади?

Сергей расхохотался:

– Вообще-то я из Украины. Ну а лошади, конечно, есть. Или ты думала, что у нас по улицам гуляют одни медведи?

– Не нужно надо мной смеяться. Я и правда понятия не имею об этой твоей Украине. То есть я, конечно, кое-что прочла в Интернете… – Мона осеклась.

– Значит, интересуешься? – Сергей едва заметно улыбнулся. – Зачем в Интернете, я тебе сам все расскажу. Значит, так. У нас вечная зима, нет электричества, по улицам ходят медведи, и еще…

– Издеваешься?

– Ага. – Сергей ухмыльнулся. – Не против, если я на время оставлю тебя здесь?

– Ой, прости… Ты же, наверное, хочешь покататься?

– Я недолго. Только очень тебя прошу: не геройствуй и не отходи от инструктора. Поняла?

– Поняла, – кивнула она, и Сергей тут же пришпорил коня. Сердце Моны болезненно сжалось.

«Когда-нибудь он так же стремительно исчезнет из моей жизни, – с грустью подумала девушка. – И, возможно, даже не вспомнит обо мне, а если и вспомнит – то как о любопытном эпизодическом персонаже из прошлого. А вот я буду бережно хранить эти воспоминания всю свою оставшуюся жизнь, потому что точно знаю: такое больше никогда не повторится».

Через час она почувствовала себя намного увереннее. Тело болело от неудобной позы и постоянного напряжения мышц, но зато ей уже не было так страшно. Инструктор смотрел на Мону одобрительно и хвалил ее успехи, так что она решилась еще немного увеличить темп: лошадь трусила рысцой, а Мона победно улыбалась, ощущая себя настоящей амазонкой.

– Я смотрю, ты освоилась, – одобрительно кивнул Сергей. Мона смущенно отвела глаза. От ветра его темно-русые волосы растрепались, тело под майкой вспотело, но в таком виде он показался ей даже более привлекательным, чем в привычном деловом костюме. Устыдившись своих мыслей, которые грозили завести ее в совсем уж запретное русло, Мона покраснела и пробормотала что-то неразборчивое.

– Не знаю, как у тебя, а у меня разыгрался дикий аппетит. Поехали обедать?

– Да, но… Уже очень поздно.

– Брось, мы здесь всего пару часов. Что ты сказала свекрови? – тихо спросил он.

– Что пойду с подружками по магазинам.

– Вот и отлично. Любая женщина, попадая в магазин, забывает обо всем на свете и совершенно теряет счет времени.

– Да, но… – слабо сопротивлялась Мона.

– Мы ненадолго. Быстро перекусим, и все.

Мона кивнула, презирая себя за уступчивость. Ну почему она ни в чем не может отказать этому мужчине?

Обед растянулся еще на полтора часа, так что домой Мона вернулась уже после магреба[20]. Свекровь была дома, и Мона почувствовала приступ паники.

«Спокойствие, только спокойствие, – повторяла она про себя, стараясь взять себя в руки. Я была с подругами, подруги с работы, свекровь их не знает. Купила пару платков и тунику (на обратном пути Сергей завез ее в первый попавшийся на пути магазин одежды и купил ей несколько вещей для подтверждения легенды). Она ни о чем не догадается, главное – вести себя естественно». – Погрузившись в свои мысли, Мона не заметила, что свекровь уже стоит перед ней.

– Ас-салямуалейкум, хамати.

– Ну, здравствуй, Мона. – Свекровь смотрела на нее с недоверием. – Что-то ты поздно. Как прогулялась?

– Отлично. Да, действительно поздно. Зашла в торговый центр и забыла о времени. Тем более с подружками: одной нужно платье, другой юбку, третья сама не знает, что ей надо. Пока обошли все магазины, перемерили кучу вещей, пока выпили кофе… ну, вы меня понимаете. Время пролетело незаметно.

– Понимаю, понимаю. Когда ж еще ходить по магазинам, как не в молодости. Да, Мона?

– Конечно, хамати.

– Что купила?

– Вот. – Мона протянула ей пакет. Свекровь бегло посмотрела на вещи и, молча кивнув, ушла обратно в комнату. Мона перевела дух. Она вернулась домой расстроенная оттого, что Сергей не пригласил ее на завтра, но сейчас чувствовала облегчение. Нельзя забывать об осторожности. Вся эта конспирация изрядно потрепала ей нервы: врать Мона никогда не любила и не умела.

«Три недели. Через три недели приедет Ахмед, и я сразу поговорю с ним о разводе. Надо бы уже начать подыскивать себе отдельную квартиру», – подумала она, вновь прикидывая свои финансовые возможности. Ей удалось отложить немного денег из тех сумм, что Ахмед давал на хозяйство, плюс зарплата. На первое время должно хватить.

«Только бы дождаться мужа и не наделать глупостей», – мысленно взмолилась она.

Суббота тянулась медленно. Сергей не звонил и не писал, Мона сама просила его об этом, но сейчас почему-то чувствовала себя обиженной. Она постоянно норовила проверить телефон и испытывала странную смесь обиды и облегчения оттого, что Сергей не забыл об их договоренности.

«А вдруг он с другой?» – подумала она неожиданно, и на глаза навернулись слезы. Такому мужчине ничего не стоит найти себе подружку… Впрочем, разве у нее есть право требовать от него верности? Глупо даже произносить это слово – верность… Она ему не жена, не невеста и не любовница, о какой измене может идти речь? Сергей человек свободный, и он вправе проводить свое время с кем угодно, ей же остается довольствоваться редкими встречами и эпизодической перепиской.

Мона понимала, что мысли эти нелепые и глупые и лучше бы выбросить их из головы, но у нее не получалось. К тому же приходилось терпеть общество свекрови, что само по себе было сущей пыткой, – она с трудом поддерживала разговор на совершенно не интересующие ее темы и украдкой бросала взгляды на часы.

Наконец суббота подошла к концу. В воскресенье Мона проснулась рано, предвкушая первый на этой неделе разговор с Сергеем. Он обещал не беспокоить ее в субботу взамен на ее обещание пообедать с ним в воскресенье, и после некоторого сопротивления (впрочем, недолгого) она согласилась.

Его звонок раздался, как всегда, вовремя, – Мона быстро ответила, чувствуя новый прилив бодрости, как будто эти разговоры заряжали ее силой. Как хорошо, что закончились выходные!

Во время обеда Сергей неожиданно сказал, что хочет преподнести небольшой подарок. Мона смутилась. Ей давно хотелось иметь что-то на память от него – просто какую-то вещь, необязательно дорогую, которая напоминала бы ей об этом мужчине. С другой стороны, невзирая на ее чувства и очевидную симпатию Сергея, формально их отношения были чисто дружескими. Он всегда платил за их обеды и совместные вылазки куда-нибудь, мог купить Моне какую-то мелочь. Но подарок…

Сергей заметил ее смущение.

– Это всего лишь абонемент в конную школу, – пояснил он.

– О-о-о, спасибо, – пробормотала Мона. Почему-то при слове «подарок» она сразу подумала об украшении. Все же в Египте мужчины обычно дарят женщинам золото, а не абонементы. – Но зачем он мне? Разве ты не будешь ходить туда вместе со мной?

– Буду, пока я здесь.

– А разве ты собираешься уезжать?

– Пока не знаю, – он пожал плечами. – Но скоро заканчивается финансовый год, и, возможно, через месяц-другой я получу назначение в новое место.

– Через месяц-другой? – От неожиданности Мона повысила голос, и официант посмотрел на нее с удивлением. – Я думала, позже. И куда тебя отправят?

– У нас это происходит довольно неожиданно. Знаешь, никогда не мог подумать, что окажусь в Каире.

– Тебе здесь не понравилось?

– Сначала не понравилось, а теперь – я даже не знаю. Но я точно буду скучать по тебе. А ты?

Мона почувствовала, что вот-вот расплачется.

– Ну-ну, перестань. Я же пока никуда не еду. Вдруг застряну здесь еще на год, а то и больше. В любом случае, как говорят у вас в Египте, на все воля Аллаха.

Мона печально улыбнулась.

– Так говорят не только в Египте, а во всем мусульманском мире. На все воля Аллаха, и нам не дано изменить предначертанное свыше, – произнесла она с грустью.

Настроение Моны вновь резко упало. Она не могла сосредоточиться на работе, а мысль о возвращении домой, к свекрови, вызывала резкий приступ головной боли. Ночью она долго лежала без сна, а затем открыла дневник и стала записывать туда все свои невеселые мысли.

На следующий день Сергей был занят, и они заранее договорились встретиться во вторник, как всегда, выбрав для совместного обеда новое место – это была одна из мер предосторожности, придуманных Сергеем. Казалось, он относился к их конспиративным встречам с большой долей юмора, но с какой-то преувеличенной серьезностью делал все возможное, чтобы об этих тайных обедах никто не узнал. Пару раз он даже предлагал Моне снять платок и вместо него надеть на голову светлый парик, – девушка прыснула со смеху, представив себя в таком виде.

На этот раз место встречи было выбрано заблаговременно – в понедельник Сергей отправил Моне сообщение с названием одного небольшого ресторана в десяти минутах езды от офиса.

Обед начался как обычно. Сергей был в хорошем настроении, шутил и старался отвлечь Мону от грустных мыслей. Но ей было не до веселья: с момента их последней встречи, когда Сергей сообщил о своем возможном отъезде, на душе скребли кошки, а сердце замирало от нехороших предчувствий. Мона механически ела и почти не реагировала на его подколы.

– Как думаешь, Египет ждет очередная революция? – спросил Сергей.

Мона пожала плечами. Она по-прежнему мало интересовалась политикой, но знала о начавшихся забастовках. Приближалась годовщина вступления в должность президента, и Тахрир снова забурлил: ходили упорные слухи, что Мурси не удастся сохранить пост и удержать власть в своих руках.

– Скоро рамадан, – может, все затихнет? Хотя египтяне вполне могут делать революцию и по ночам.

– А чего бы ты хотела?

– Я бы хотела, чтобы ты остался, – честно ответила Мона.

Сергей расхохотался.

– Я имею в виду, в политической плоскости.

– Все, что угодно, кроме новой революции. В начале 2011 года в Каире было очень страшно. А главное, что никаких особых изменений к лучшему с тех пор так и не видно. – И она снова замолчала, погрузившись в свои невеселые мысли.

Вскоре Сергей оставил попытки разговорить свою спутницу, и кофе они пили в молчании. Внезапно Мона почувствовала чей-то взгляд и резко обернулась. Сердце ее остановилось, а затем забилось в бешеном темпе, кровь резко прилила к щекам, а чашка с кофе, перевернувшаяся от неосторожного взмаха руки, залила ее светлые брюки. Все это заняло какие-то доли секунды; Сергей едва ли успел понять, что случилось. Но Мона уже знала, что в эти секунды ее жизнь круто и безвозвратно изменилась, – причем совсем не так, как ей того хотелось.

«Это невозможно!» – беззвучно закричала она.

В паре шагов от нее стоял Ахмед.

Несколько секунд все хранили молчание. Увидев лицо Моны, Сергей сразу все понял. Ему подумалось, что происходящее напоминает то ли немую сцену из «Ревизора», то ли плохой анекдот о некстати вернувшемся из командировки муже, но он постарался прогнать лишние мысли и сосредоточиться на том, как спасти ситуацию, если это еще возможно. Хотя Сергей никогда не видел Ахмеда, он ничуть не сомневался, что стоящий перед ним мужчина и есть муж Моны. По выражению его лица было очевидно, что Ахмед едва сдерживается, чтобы не броситься на них с кулаками. Мона сидела ни жива ни мертва.

«Вот уж попали, – думал Сергей. – И что теперь будет? Как он вообще здесь оказался? Мона не говорила, что муж собирается приехать, – значит, он вернулся неожиданно, да еще и появился в том самом месте, где мы обедаем. Плохо, очень плохо. Это не может быть простым совпадением, – значит, свекровь Моны что-то узнала и сообщила сыну… Черт, что же делать?»

Сергей задумчиво смотрел на Ахмеда; ничто в его спокойном облике не выдавало тревожных мыслей. Ахмед, напротив, не скрывал своих эмоций; у него было лицо человека, который находится на грани и вот-вот начнет крушить все вокруг. Сергей с грустью подумал, что, по всей видимости, мордобоя не избежать. Он вновь перевел взгляд на Мону и почувствовал укол стыда. Бедная девочка, за что ей это? Зачем он настаивал на встречах? Но кто же мог знать, что все так получится?

Молчание затянулось. Воздух наэлектризовался от напряжения, но никто не двигался с места и не произносил ни слова. Мона, казалось, была на грани обморока; Сергей отчаянно размышлял, как вывести ее из-под удара; Ахмед сжимал кулаки. Наконец он выдохнул:

– Я жду тебя на улице. Немедленно, – и вышел вон.

Мона вздрогнула от звука его голоса и уронила голову на грудь. Сергей видел, что она с трудом сдерживает слезы.

– Я пойду с тобой, – тут же предложил он.

– Не надо, – возразила она. – Ты сделаешь только хуже.

– Послушай, мы поговорим по-мужски…

– Сергей, ради Аллаха! Оставайся здесь. Ты мне ничем не поможешь. Возвращайся в офис, прошу тебя.

– Но как же ты? Что с тобой будет? Я не могу просто взять и оставить тебя наедине с этим человеком.

– Если ты не оставишь меня с ним наедине, то разозлишь Ахмеда еще больше. Поверь. Все-таки я его жена. – Мона грустно усмехнулась. – Мне надо идти. И пожалуйста, не звони мне. Я сама постараюсь позвонить, когда будет возможность.

Она встала и, опустив голову, пошла к выходу. Сергей в сердцах стукнул кулаком по столу.

В машине Ахмед по-прежнему хранил молчание, но Мона видела, что внутри его все кипит. Она знала, что муж терпеть не может публичных сцен, и не сомневалась, что дома ее ждет очень неприятный разговор.

«Только бы он не поднимал шума, – мысленно молилась она. – Я ведь сама хотела развода. Только бы без скандала…»

Когда машина подъехала к дому, Моне вдруг захотелось убежать, но усилием воли она заставила себя выйти и подняться с Ахмедом в квартиру. Как только дверь захлопнулась за ними, муж резко и без предупреждения дал ей пощечину. Мона ахнула. Никогда, ни при каких обстоятельствах Ахмед не поднимал на нее руку.

– Шармута[21], – отчетливо произнес он. – Вот зачем тебе нужна была работа? Чтобы опозорить меня?

– Ахмед, пожалуйста…

– Заткнись! – заорал он. – Я не хочу больше слышать твой голос! Не хочу видеть тебя ни одной секунды! Дрянь! Проститутка! Ненавижу тебя! Мама была права – ты порченая! Нашла себе любовника, да?

– Он мне вовсе не любовник…

– Еще скажи, что вы случайно встретились и решили пообедать! Думаешь, я ничего не знаю? Что это такое? – Он швырнул в лицо Моне ее дневник, который она утром оставила под матрасом. Миниатюрный замочек был варварски взломан. Она отчаянно размышляла – что ему еще известно? В дневнике были довольно подробно описаны ее чувства к Сергею. С другой стороны, если муж прочел это, то, по крайней мере, должен знать, что чувства это платонические. Однако Ахмед появился в ресторане… Он знал, что она будет там в это время. Адреса ресторана в дневнике нет; Сергей скидывал его ей на телефон, но телефон заблокирован…

– Хотела меня одурачить? – продолжал бесноваться Ахмед. – Вот почему ты так не любила маму: она с первого дня насквозь видела всю твою мерзкую лживую душонку!

– Свекровь прочла сообщения в моем телефоне, – полувопросительно сказала Мона.

– Да, и теперь я знаю все! Я вернулся первым же рейсом, чтобы выгнать тебя из дома! Ты больше не останешься здесь ни одного дня!

– Послушай, я понимаю твои чувства, и мне жаль, что так вышло, поверь, очень жаль, – скороговоркой заговорила Мона. – Честное слово, я сама хотела просить тебя о разводе.

– Да ну? Зачем же? Это так удобно: муж работает в Эмиратах и не мешает тебе строить личную жизнь. Если бы не мама, ты бы чувствовала себя вполне комфортно.

– Ты ошибаешься, я…

Ахмед, не слушая жену, ворвался в спальню и швырнул большой чемодан Моны ей под ноги.

– У тебя есть пять минут, чтобы собрать свои вещи. И пожалуйста, закрой свой рот. Я больше не хочу слышать ни одного слова. Скажи спасибо, что я не убил тебя прямо здесь, на этом самом месте.

Дрожащими руками Мона принялась кое-как запихивать одежду в чемодан. Слезы застилали ей глаза; она плохо соображала, что делает. Позор! Какой позор! Ахмед вернет ее отцу и, конечно, не будет молчать о том, что случилось. А это значит, что пойдут слухи…

Ахмед зашел в спальню и молча застегнул ее чемодан, давая понять, что время вышло. Большая часть вещей осталась в шкафу, но ни его, ни ее это не волновало.

Мона кое-как вытерла слезы и спустилась к машине. Ахмед уже завел мотор и рванул с места, едва она села. Поездка заняла почти два часа; несколько раз Мона пыталась завести разговор, но останавливалась, понимая, что это бесполезно. Муж все еще был в бешенстве, и через его крепко сжатые зубы периодически вырывались невнятные ругательства. Мона сгорбилась на заднем сиденье, пытаясь не думать о том, что будет дальше. Несколько раз у нее звонил телефон; только теперь она вспомнила, что так и не вернулась в офис после обеда. С опаской взглянув на мужа, она все-таки нашла в себе силы снять трубку и пробормотать какие-то объяснения.

Когда машина подъехала к дому, Ахмед молча подхватил полупустой чемодан и рывком открыл дверь. Жена на негнущихся ногах поплелась за ним. Первой им навстречу вышла мать. Увидев выражение лиц дочери и зятя, она всплеснула руками и молча прислонилась к стене. Вскоре в холле появился отец.

– Я возвращаю вашу дочь, – четко произнес Ахмед и, повернувшись к жене, добавил: – Талака[22]. Талака. Талака.

Мона на секунду закрыла глаза. Все, он произнес это трижды, значит, теперь она разведена. Надо же, как быстро. Потребуется еще оформить документы о разводе, но Мона не сомневалась, что и это не займет много времени.

Мать схватилась за сердце.

– Ахмед, мы можем поговорить? Что у вас случилось? – спросил отец.

– Мона изменила мне. Я видел ее с другим мужчиной.

– Но… Это невозможно! Ахмед, Мона… Мона? Такого просто не может быть! – заплакала мать.

– Я больше не хочу об этом говорить. На сегодня с меня достаточно унижений. – Ахмед, не оборачиваясь, вышел за дверь. Мона стояла, не смея поднять глаза.

– Это правда? – тихо спросил отец.

– То, что я ему изменила, – нет. То, что он видел меня с другим мужчиной, – да.

Звук пощечины прозвучал словно выстрел. Мону обожгла горячая волна обиды и боли. В глубине души она понимала, что реакция Ахмеда была вполне предсказуемой – ни один египтянин не снес бы такого унижения. Кроме того, Ахмед, несмотря на их трехлетнее супружество, оставался для нее чужим, но отец… Отец, который ребенком качал ее на коленях, называя своей любимицей…

– Иди в свою комнату и не смей выходить оттуда, – отчеканил он.

Мона стрелой промчалась в свою прежнюю спальню, которую делила с Сумайей, и впервые за весь этот долгий и полный унижений день дала волю слезам. Она оплакивала свою неудавшуюся жизнь, несчастливый брак и туманное будущее. Ну почему все так случилось? Почему они с Ахмедом не могли развестись по-хорошему?

– Что же ты наделала, дочка, – шептала мать, гладя ее по голове, – что же ты наделала? Такой скандал! Соседи все видели…

– Плевать мне на ваших соседей, – огрызнулась Мона.

– Что ты такое говоришь! А о своей сестре ты подумала? Сумайя помолвлена, и жених из очень религиозной семьи. Что, если он решит разорвать помолвку? О, Аллах! Да и твоя собственная судьба… Если бы вы развелись без скандала, у тебя был бы шанс выйти замуж повторно. Но Ахмед приехал из Дубаи раньше срока и сразу вернул тебя, да еще на глазах у всей улицы… Я не знаю, как смотреть в глаза людям. Да поможет нам Аллах…

– Что, соседки уже сплетничают?

– А ты как думала? Уже несколько человек заходили; все спрашивают, что случилось. Толком никто ничего не знает, но слухи уже пошли. Дочка, что случилось? Что это за мужчина, о котором говорил Ахмед?

– Между нами ничего не было, мы просто обедали вместе. Он иностранец, работает в соседнем офисе. Ох, мама… Все так сложно. Я сама хотела просить Ахмеда дать мне развод, но вмешалась свекровь. Если бы не она, мы бы развелись тихо и мирно. В любом случае, наш брак не удался. Ты не представляешь, как я несчастна.

– Бедная моя девочка! Я видела, как тебе непросто… Но ты совершила огромную ошибку. Знаешь, общественная мораль очень строга по отношению к женщине. Если бы Ахмед был замечен в чем-то подобном, это было бы скверно, но не так уж трагично. Но когда на неблаговидном поступке поймали женщину, пощады не жди. – Мать покачала головой. – Что же нам делать?

Вскоре к ним присоединилась Сумайя, и они втроем еще долго обсуждали случившееся. Отец и братья в комнату не входили.

– Мне лучше лечь спать, – решила Мона. – Ничего нового мы не придумаем, а завтра на работу. Сегодня я и так прогуляла полдня из-за Ахмеда. Еще надо подумать, как добраться отсюда до офиса, – это же безумно далеко.

– Какая работа? – Мать изумленно подняла глаза. – Забудь, дочка. Отец запретил выходить из комнаты.

– Что???

– Да, и я не советую его злить.

– Но я взрослая!

– Ахмед вернул тебя в наш дом, и теперь отец вновь отвечает за тебя и твое поведение. Ты же знаешь, что таковы наши обычаи. А после того, что случилось, отец никогда не позволит тебе работать.

– Но… это невозможно! Я что, должна сидеть здесь, как в тюрьме, до конца жизни?

– Аллах милостив. Со временем отец смягчится.

– Со временем? И сколько же мне ждать?

– Наберись терпения, дочка. Торопиться тебе уже некуда.

– Но работа… я с таким трудом устроилась. А деньги?

– Отец тебя прокормит.

– Мама, ты ничего не понимаешь!

– Нет, это ты не понимаешь! Мона, хватит! Ты сейчас не в том положении, чтобы ставить условия. Посиди в комнате, пока отец не отойдет, – потом подумаем, что делать дальше.

Мона горестно вздохнула. Только теперь картинка будущего в ее голове обрела полную ясность. Отказаться от работы. Отказаться от Сергея. Отказаться от карьеры. Отказаться от личного счастья. Провести остаток дней в доме родителей. Нет, это уж слишком!

– Мона, потерпи немного, – тихо прошептала Сумайя. – Я знаю, что тебе тяжело.

– Да я готова сорваться и бежать отсюда куда глаза глядят!

– Не наломай дров. Если сбежишь из дома, обратной дороги не будет.

Мона отчаянно размышляла. Что делать? Надо сообщить начальнику, что завтра на работе ее не будет, – раз. Связаться с Линдой – два. Позвонить Сергею – три.

Вздохнув, она протянула руку к телефону. Раньше Мона никогда не брала отгулов и теперь надеялась, что ей пойдут навстречу. Написав СМС начальнику, она задумалась, кому звонить сначала – Сергею или Линде?

Сергей взял трубку сразу.

– Ты где?

– В доме отца. Ахмед со мной развелся.

– Как развелся?

– Вот так. Взял и развелся.

– Но прошло всего несколько часов с того момента, как он нас увидел. Невозможно развестись за это время.

– Разве ты не знаешь, что по шариату мужчине достаточно трижды произнести: «Ты мне не жена»?

– Я что-то слышал, но… думал, это какой-то устаревший обычай.

– Нет, все так и есть. Ахмед дал мне развод. Теперь ему надо оформить бумаги, но это тоже быстро… думаю, он справится в течение дня.

– То есть ты – свободная женщина? Послушай, но ведь ты сама хотела развода. Может, все не так плохо?

– Хотела, но не при таких обстоятельствах. Впрочем, это уже не важно.

– Мона, я должен тебе сказать… Прости меня. Я не думал, что так выйдет. Я… я правда не хотел… хотя должен был все предусмотреть. Я втянул тебя во все это, а сейчас ничем не могу тебе помочь.

– Перестань. Я виновата – не могла скрывать своих чувств, не стирала все сообщения на Вайбере. Никогда не думала, что свекровь сумеет влезть в мой телефон.

– А она смогла?

– Судя по всему, да. Ахмед не посвящал меня в подробности, а сама я, как ты понимаешь, не спрашивала. Но судя по тому, что свекровь знала, где и когда мы с тобой встречаемся, она подсмотрела или подобрала пароль к моему телефону. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения.

– И что ты будешь делать?

– Пока не знаю. Мама сказала, что завтра отец собирается поговорить с Ахмедом. Конечно, этот разговор ничего не изменит, но я все же надеюсь на лучшее. Пока что я сижу в комнате и не могу даже выйти на улицу.

– Ты шутишь?

– Нет, я абсолютно серьезно.

– Заперта? В комнате? Боже, что за дикость! Ты же взрослый человек.

– Я в доме отца и не могу пойти против его воли.

– А ты не можешь сбежать?

– Наверное, могу. Но мама не советует мне злить отца еще больше, и я с ней согласна. Надеюсь, что папа смягчится, и тогда мы сможем решить все миром.

– А если ты уйдешь из дома?

– Тогда придется уходить навсегда. Я не хочу сейчас об этом думать. У меня есть немного времени – начальник дал пару дней в счет отпуска, потом выходные, но в начале следующей недели я должна быть в офисе, и к этому моменту мне нужно как-то все уладить.

– Я понял. Мона, если тебе понадобится помощь… Любая помощь: финансовая, психологическая, – можешь на меня рассчитывать. Я просто не могу позволить тебе оставаться там как в темнице.

– Спасибо. Я тебе позвоню. Только, пожалуйста, не звони сам – вдруг в этот момент в комнате будет кто-то из моих родных. Я сотру все твои сообщения и даже твой номер – все равно помню его наизусть.

– Хорошо, я понял.

Линда сняла трубку не сразу. По ее заспанному голосу Мона поняла, что разбудила подругу.

– Карим заболел, мы несколько дней почти не спали, – пояснила Линда. – У тебя что-то случилось?

– Да. Прости, что я не вовремя. Надеюсь, с Каримом все в порядке.

– Слава Аллаху, ему уже лучше. Приезжай к нам завтра.

– Я не могу приехать, Линда. Отец запретил мне выходить из комнаты.

– Отец? Ты что, у родителей? А Ахмед?

– Ахмед увидел меня с Сергеем и сразу дал мне развод. – Мона вкратце описала ситуацию.

– Кошмар, – прокомментировала Линда. – Надо же, как все неудачно сложилось. Как думаешь, Ахмед не оттает?

– Издеваешься? Он не оттает, да я и сама к нему не вернусь. Единственное, чего я хотела, – это обойтись без скандала.

– И что ты теперь будешь делать?

– Я не знаю, Линда. Не знаю. Пожалуйста, приезжай ко мне завтра, если сможешь.

– Конечно, приеду. Держись, не раскисай; мы обязательно что-нибудь придумаем. А сейчас ложись спать. Может, утром ситуация покажется тебе не такой ужасной.

– Это вряд ли, – вздохнула Мона.

Глава 8. Побег из дома

Всю ночь она не могла сомкнуть глаз, раз за разом прокручивая в голове события последних месяцев и размышляя о будущем.

«Если бы не свекровь, все бы обошлось, – решила Мона. – Но что толку думать об этом? Ничего не исправишь. Осталось решить, как смягчить отца и вернуться на работу».

Дело осложнялось тем, что все накопленные деньги остались у Ахмеда, и Мона сильно сомневалась, что сможет получить их обратно. У нее была с собой зарплатная карточка и некоторая сумма в кошельке, но этих денег не хватало для того, чтобы снять квартиру и начать самостоятельную жизнь.

«Даже если отец позволит мне вернуться на работу, ездить отсюда совершенно нереально, – офис в другой части города, и мне придется тратить на дорогу в один конец часа три, не меньше, – размышляла Мона. – Попросить Ахмеда отдать мне деньги? Или взять в долг? Но у кого?»

Темнота постепенно рассеивалась, и вскоре раздались звуки утреннего азана. Мона умылась и разбудила сестру. Мать уже встала, и они втроем приступили к утренней молитве. Произнося слова «аль-Фатхи», Мона вспомнила, как эту молитву читали на ее помолвке. Сколько времени прошло – года четыре или, пожалуй, больше? Ей стало невыносимо жаль ту наивную девушку, которая тайком читала романы и мечтала о большой любви. Впрочем, в итоге она нашла то, о чем мечтала, – только не в лице собственного мужа, и в этом заключалась вся ее трагедия.

После молитвы она осталась сидеть на ковре, глядя в одну точку. Мать ушла готовить отцу чай, а Сумайя обняла ее за плечи. Какое-то время они провели в молчании.

– Мона, ты его любила?

– Кого, Ахмеда?

– Нет, того мужчину. Папа сказал, он иноверец.

– Я его и сейчас люблю, – вздохнула Мона.

– Бедная моя сестра. Никогда не поверю, что ты сделала что-то плохое.

– Я просто влюбилась и не жалею об этом. Очень грустно прожить всю жизнь с чужим и равнодушным человеком, а Ахмед такой и есть – чужой и равнодушный.

– У тебя с этим мужчиной… неужели у вас были какие-то отношения?

– Ничего серьезного, Сумайя, ничего серьезного. Иногда он приглашал меня пообедать в каком-то кафе, иногда звонил. Я не могла вычеркнуть его из жизни, не могла отказаться от этих встреч.

– Но тебе придется заплатить за ваши отношения очень высокую цену.

– Я готова к этому. Но отец ошибается, если он думает, что сможет запереть меня дома. Я буду бороться.

– Мона, подумай о том, что ты делаешь. Мне очень жаль, что все так вышло, но… может быть, сейчас тебе лучше смириться?

– Однажды я уже смирилась – когда меня выдавали замуж за Ахмеда. Больше я такой ошибки не повторю. Лучше помолись за меня, Сумайя. А сейчас я попробую немного поспать.

Она и вправду быстро заснула, но во сне ее мучили кошмары. Мона очнулась, чувствуя ломоту во всем теле; часы показывали полдень.

– Хорошо, что ты не спишь, – сказала заглянувшая в комнату Сумайя. – Отец вернулся и хочет с тобой поговорить.

Мона глубоко вздохнула.

– Принести тебе кофе?

– Да, – с благодарностью согласилась Мона.

Сумайя кивнула и убежала. Вскоре мать принесла поднос с дымящейся чашкой.

– Не затягивай. Отец ждет. – Мона заметила, что руки матери слегка дрожали. Кивнув, она принялась пить обжигающе горячий кофе.

– Что он сказал? – спросила Мона.

– Ничего. Отец в таком настроении, что я не рискнула даже спрашивать.

– Все плохо?

– Не знаю. Но разговор предстоит серьезный. Да хранит тебя Аллах, дочка.

Отец стоял у окна. Когда он повернулся к ней лицом, Мона вдруг заметила, насколько он постарел.

– Прости меня, папа, – вырвалось у нее против воли. Она понятия не имела, что говорить, но в тот момент вдруг почувствовала себя очень виноватой.

– Я хочу услышать от тебя, что случилось, – медленно произнес отец. – Всю правду.

– Что тебе рассказал Ахмед?

– Он говорил ужасные вещи. Я не хочу этому верить. Что моя дочь связалась с каким-то иностранцем… иноверцем… бегала к нему на свидания… Нет, я не верю, что ты на такое способна!

– Папа, не суди меня строго. Часть того, что сказал Ахмед, – правда. Да, я несколько раз обедала с одним человеком… он действительно иностранец. Русский, точнее украинец. Но это не имеет никакого значения, поскольку у нас не было никаких серьезных отношений и замуж я за него никогда не собиралась.

– А ты не забыла, что уже замужем?

– Папа, а ты сам помнишь, что обещал мне, когда уговаривал выйти замуж за Ахмеда? О том, что любовь придет со временем? Что я буду счастлива? Так вот, любовь не пришла и я никогда не была счастливой с мужем. Никогда.

– Это дало тебе право ему изменять?

– Я никому не изменяла. Папа, я понимаю, как все это звучит… Но, пожалуйста, постарайся меня понять. Разве я виновата, что у нас с Ахмедом ничего не вышло? Я старалась, клянусь, старалась!

– Ахмед был несправедлив к тебе? Он плохо с тобой обращался?

– Нет. Мне не в чем его обвинить, – просто мы совсем не подходим друг другу.

– Но как… как ты могла, дочка? Как ты могла встречаться с другим мужчиной?

– Мы не встречались. В смысле, не встречались как мужчина и женщина.

– Мона… Неужели ты не понимаешь, что совершила непоправимое?

– Папа, послушай… Мне очень жаль, что все так получилось. Я не хотела, правда. Я копила деньги… Планировала поговорить с Ахмедом, как только он приедет, и убедить его подать на развод. Думаю, он бы не стал возражать.

– Ты хотела развестись из-за этого мужчины?

– Нет… Не совсем. В первую очередь я хотела развестись, чтобы стать свободной. Наш брак не удался, и я больше не собиралась поддерживать иллюзию семьи. По-твоему, это неправильно?

– И ты еще спрашиваешь! Конечно, нет! Ты должна была сделать все, чтобы сохранить свой брак. Разве ты не знаешь, что развод – самое ужасное из всего, что допускает Аллах? Разве ты не знаешь, что он допустим лишь в крайних случаях?

– У меня как раз такой крайний случай!

– Не верю! Этот иностранец вскружил тебе голову! Ахмед не сделал ничего, чего ты не смогла бы вытерпеть!

– Папа, это бесполезно. – Мона устало откинулась на спинку кресла. – Мы как будто говорим на разных языках. Вот ты твердишь: этот иностранец, этот иноверец. Только этот иностранец понимает меня куда лучше, чем ты или Ахмед.

– Да как ты смеешь! Как смеешь упоминать этого человека в моем присутствии!

– Этот человек не сделал ничего дурного. С позиции их традиций и религии пообедать с девушкой вполне допустимо. Но он уважал наши традиции и нашу религию и сделал все, чтобы меня не скомпрометировать.

– Я не верю, что ты моя дочь…

– Да почему же? Почему вы все смотрите на меня как на прокаженную? Что я сделала? Папа, мне двадцать два года! Я хочу быть хоть немного счастливой! Вместо этого меня сажают в клетку и только твердят о том, что я должна, должна, должна!

– Иди в свою комнату, – тихо сказал отец. – Я не могу больше разговаривать с тобой.

– Папа… Но ведь мы должны поговорить! Прости, я нагрубила тебе, я сорвалась. Пожалуйста, пожалей меня хоть немного.

– Ты не раскаиваешься, я хорошо это вижу. Ты опозорила своего мужа, опозорила свою семью и даже не чувствуешь своей вины.

– Неправда! Я чувствую себя очень несчастной и очень виноватой. Я… не хотела, чтобы все так случилось.

– Ты жалеешь о том, что все открылось, но не о том, что ты сделала.

– Я просто не могла поступить иначе, – прошептала Мона. – Прости меня, отец.

– Иди в свою комнату, – повторил он.

– Папа, но как же… хорошо, я уйду, но послезавтра мне надо на работу…

– На работу? К своему иноверцу? Ты смеешься надо мной? Неужели ты думаешь, что я позволю тебе туда вернуться?

– Но… папа…

– Иди в комнату и не смей выходить оттуда. Завтра состоится твой развод. Поскольку ты опозорила себя и свою семью, Ахмед не станет выплачивать тебе муахр. Я подтвержу, что получил деньги, и мы оформим все бумаги. Я так решил.

– Но, папа. – Мона подумала об отступных при разводе, которые ей бы очень пригодились. – Почему?

– Ты еще спрашиваешь? Тебе что, мало позора? Хочешь требовать с мужа деньги за то, что он не желает терпеть твои измены? Пока я жив, этого не будет! Ахмед имеет полное право развестись с тобой, Мона. Любой на его месте именно так бы и поступил.

– Но он должен выплатить муахр, если сам подает на развод. У него ведь нет доказательств моей измены, – упрямо повторила она.

– Формально – да. Но я не позволю тебе брать с него деньги, потому что хочу сохранить хоть крупицу достоинства. Это мое последнее слово.

Мона хотела что-то добавить, но, увидев выражение его лица, осеклась. Не удержавшись, она громко хлопнула дверью и побежала в свою комнату.

Через час пришла Линда. Отца не было дома, и никто не мешал им общаться. Подруги долго сидели обнявшись и тихо разговаривали. В душе Моны крепла отчаянная решимость.

– Мне придется уйти из дома. Отец не оставил другого выбора.

– Ты уверена? Я понимаю, в каком положении ты оказалась, но подумай еще раз. Обратного пути уже не будет.

– У меня нет выбора, – повторила Мона. Что ты предлагаешь? Сидеть дома взаперти до конца своих дней?

– Уверена, со временем твой отец смягчится…

Мона пожала плечами:

– Но работать он мне никогда не разрешит. Отец по-прежнему считает, что женщина должна сидеть дома, а работа разрушает ее семью, – и наша с Ахмедом ситуация отлично вписывается в эту схему. Хорошо, пусть папа разрешит мне выходить из дома. Дальше что? Все соседи уже в курсе, что муж вернулся раньше срока и сразу же развелся со мной. Деталей никто не знает, но мало кто сомневается в том, что я ему изменила. А еще окружающие уверены, что я бесплодна, – впрочем, на фоне всего остального это так, цветочки. Такие вещи у нас никогда не прощают и не забывают, – значит, моя репутация безнадежно испорчена, и замуж мне уже не выйти. Родные будут твердить, что я должна полагаться на Аллаха и замаливать свои грехи… Линда! Мне двадцать два года! В чем заключается мой грех? Неужели я не заслужила хоть немного счастья?

– Бедная моя девочка, – прослезилась Линда.

– Я не могу позволить себе потерять работу, – продолжала Мона, не слушая ее. – Это мой единственный шанс. Плохо то, что все мои накопления остались у Ахмеда, и вряд ли он отдаст мне эти деньги. Честно говоря, я даже не осмелюсь просить его об этом. На муахр тоже рассчитывать не приходится. Скажи, я могу пожить у тебя какое-то время? Я что-то придумаю, клянусь! Мне нужно всего несколько дней!

– Ну конечно, приезжай, – пробормотала Линда. – Я сделаю для тебя все, что смогу. Тем более что Мизу сейчас в командировке… Но ты же понимаешь, что рано или поздно родные узнают, где ты, и им это сильно не понравится.

– Понимаю. Я постараюсь уехать до того, как вернется твой муж. Спасибо тебе, Линда.

– Пока что не за что. Когда ты переедешь?

– Завтра ночью.

– Ночью? Ты хочешь уйти тайно?

– Иначе меня просто не выпустят. Придется бежать, причем срочно. Через два дня начнется рамадан…

– Ходят слухи, что в рамадан в Каире снова станет опасно. Мизу уже предупредил, чтобы я постаралась как можно реже выходить из дома, особенно без него. Ты не боишься начинать новую жизнь в такой ситуации?

– Как будто у меня есть выбор. Если честно, то больше всего я боюсь остаться запертой в этом доме до конца своих дней. Даже перспектива оказаться в самом центре бойни на Тахрире не пугает меня так сильно.

– Ох, Мона. Ты уверена?

– Другого выбора просто нет, – упрямо повторила она. – Кстати, у меня к тебе еще одна просьба. Ты не могла бы прийти завтра днем и принести мне никаб?[23]

– Это нужно для побега? – спросила Линда, понизив голос.

– Да. Мало выбраться из дома, надо еще доехать до Каира. Вдруг кто-то на улице меня узнает? Я не хочу рисковать – второго шанса у меня точно не будет. Извини, что обращаюсь к тебе, но, сама понимаешь, больше не к кому.

– Хорошо, я приду завтра и принесу тебе никаб. А что Сергей?

– Ну а что он может сделать? Я просила его не звонить. Переживает, предлагает помощь. Но я постараюсь выкрутиться сама. Брать деньги мне неудобно, а жить у него я не могу. – Мона нервно засмеялась. – Надоела эта конспирация. Не дай бог отец узнает, что мы еще общаемся. То от Ахмеда скрываться, то от папы… До чего же я устала… Пришлось удалить его номер, всю историю звонков и переписки.

– Как же ты ему звонишь?

– Номер я давно помню наизусть. Жду, пока дома никого не окажется, набираю по памяти и тут же стираю информацию о вызове. После того как свекровь залезла в мой телефон, я уже никому не доверяю.

– Да тебе уже можно работать в разведке, – усмехнулась Линда.

Весь день Мона пыталась улучить минуту, чтобы связаться с Сергеем, но дома постоянно кто-то был, и она не решалась позвонить. Временами ею овладевало странное спокойствие, и она подолгу сидела у окна, ни о чем не думая. Но апатия отступала, и Мона принималась вышагивать по комнате, переставляя вещи с места на место и разговаривая сама с собой. Отец и братья к ней не заходили; мать и Сумайя пытались успокоить Мону и уговорить смириться со своим положением.

– Время все лечит. Доверься Аллаху и не спорь с отцом, – убеждала ее мать.

– По району уже ползут сплетни, – грустно сообщила Сумайя, – хотя толком никто ничего не знает. Какое-то время тебе лучше пересидеть тихо. Со временем все устаканится и отец позволит выходить из дома.

Выходить из дома! В душе Моны все бунтовало при одной мысли о том, что право покидать квартиру еще нужно заслужить. Раньше тюремщиком была свекровь, теперь – ее собственные родные, и от этого Моне было еще сложнее смириться со своим положением. Все твердили, что необходимо терпеть и ждать, но Мона не чувствовала за собой никакой вины, не собиралась тратить время впустую и совершенно не хотела терять работу.

«Они меня не понимают, – с грустью думала Мона, глядя на родных. – Мы как будто говорим на разных языках».

Если раньше сама мысль о том, чтобы порвать с родными, казалась ей кощунственной, то теперь Мона рассуждала об этом спокойно и отрешенно. Она знала, что будет скучать по родным, но понимала, что никак не может остаться с ними. Приняв решение жить отдельно и независимо, она старалась быть как можно более внимательной по отношению к матери и сестре.

«Если Аллах захочет, когда-нибудь они поймут и простят меня, – уверяла себя Мона. – Возможно, не сразу, а со временем… Но даже если придется заплатить за свою свободу полным разрывом отношений с родными… я готова и на это».

Только на следующее утро Моне удалось связаться с Сергеем. Она сразу поняла, что разбудила его, но также почувствовала, что Сергей рад этому звонку.

– Мона! Я уже начал волноваться. Ты просила не звонить, но я подумал…

– У меня все в порядке. Ну, более или менее. Послушай, сегодня ночью я решила уйти из дома. Завтра с утра мне нужно быть в офисе, иначе меня уволят, а я не могу позволить себе потерять эту работу.

– Где ты будешь жить?

– Пока что меня приютит Линда. Потом будет видно.

– Если тебе нужны деньги…

– Будет видно, – повторила Мона. – Прости, я не могу больше говорить. Если все пройдет благополучно, то я позвоню завтра по дороге на работу.

– Если тебе удастся уйти, позвони ночью. Хотя бы отправь эсэмэс.

– Хорошо.

– Удачи тебе, Мона.

– Спасибо. Она мне пригодится.

Стоило Моне положить трубку, как в комнату заглянула мать.

– Собирайся, Мона. Поедете с отцом оформлять твой развод.

У этой тягостной процедуры оказался только один плюс – она не заняла много времени. В присутствии юриста Ахмед заявил о своем желании развестись. Отец Моны сухо сказал, что бывший зять выполнил все финансовые обязательства перед его дочерью, включая выплату муахра. Мона стояла опустив глаза в пол; сразу после подписания бумаг они уехали. По дороге к нотариусу и обратно отец не сказал ей ни слова; она также не решилась нарушить молчание и по возвращении домой тихо ушла в свою комнату.

День тянулся невыносимо медленно. Не в силах усидеть на месте, Мона ходила из угла в угол и обдумывала планы своего побега. Сумка с самыми необходимыми вещами была собрана и спрятана в шкафу; оставалось дождаться того момента, когда родные уснут. Сложнее всего оказалось обмануть Сумайю – ведь они жили в одной комнате, но Мона знала, что у сестры очень крепкий сон. Ей запретили выходить, но комната никогда не запиралась, а ключи от входной двери всегда лежали на тумбочке в прихожей, так что план Моны был прост: дождаться, пока родные заснут, тихо выскользнуть сначала из комнаты, а затем из квартиры, выйти на улицу, сесть в одну из последних маршруток до Каира и приехать к Линде. В последний момент она решила написать родным прощальную записку. Линда, как обещала, пришла днем и тайком передала Моне никаб, так что теперь она надеялась доехать до Каира никем не узнанной.

Стемнело; день подходил к концу. Мона слышала, как отец и братья пришли с работы; из столовой донеслись соблазнительные запахи. Она вспомнила, что за весь день не смогла проглотить ни крошки, и вдруг почувствовала зверский голод.

– Сумайя, ты не могла бы поговорить с отцом? Скажи ему, что я хотела бы поужинать вместе со всеми.

– Я попробую, – кивнула та и исчезла за дверью.

Через пять минут Сумайя вернулась и покачала головой.

– Он еще злится. Потерпи немного, дорогая. Сегодня тебе лучше поужинать здесь.

– Хорошо, – Мона пожала плечами. – Тогда принеси мне, пожалуйста, еду.

После полуночи обитатели квартиры стали отходить ко сну. Мать заглянула в комнату, чтобы пожелать дочерям спокойной ночи; Моне пришлось надеть ночную рубашку и лечь в постель. Больше часа она лежала, прислушиваясь к каждому звуку, пока не убедилась, что все спят. Подождав еще немного, Мона встала, быстро оделась, подхватила сумку и вышла из комнаты.

Путь до входной двери показался ей нескончаемым. Выложенный плиткой пол никогда не скрипел, но Моне постоянно чудилось, что ее шаги звучат слишком громко. Вот и тумбочка: она принялась отчаянно шарить по ней руками в поисках ключа, стараясь делать это бесшумно. Ключа не было.

Мону прошиб холодный пот. Пытаясь взять себя в руки, она несколько раз глубоко вздохнула и включила фонарик на телефоне, чтобы еще раз внимательно все осмотреть.

«Что же случилось? – отчаянно размышляла Мона. – Неужели отец что-то заподозрил? И как мне теперь поступить?»

В панике она принялась освещать пол и стены. Куда же они могли положить ключи? Если отец унес их с собой в спальню… нет, она ни за что не решится зайти туда. Вдруг свет фонарика выхватил неприметный гвоздь, вбитый в стену рядом с входной дверью, и висящую на нем связку ключей.

«Господи! Они и не думали прятать их от меня, – поняла Мона. – Должно быть, ключи давно перестали класть на тумбочку, а я просто не обратила внимания».

Она нашла нужный ключ и, стараясь действовать максимально тихо, вставила его в замочную скважину. Один поворот, затем второй… Сердце Моны отчаянно стучало; она прислушивалась к тишине, пытаясь разобрать, не разбудила ли родных.

«Комната родителей в другом конце дома, – убеждала себя девушка, – так далеко, тем более за закрытой дверью, они ничего не смогут услышать. Надо взять себя в руки».

В последний момент она вспомнила о письме.

«Надо было оставить его в комнате. Ладно, пусть будет здесь». – И Мона положила исписанный лист бумаги на тумбочку.

Дверь была открыта, Мона подхватила сумку и острожно вышла за порог. Не выдержав, она обернулась и в последний раз взглянула на отчий дом, но тут же одернула себя.

«Нет времени на сожаления. Я все решила, и да поможет мне Аллах».

Тихо прикрыв за собой дверь, Мона надела никаб, быстро спустилась по лестнице и вышла на улицу. Половина третьего ночи – детское время для Египта, тем более летом, но в их деревне большинство людей ложились спать рано. На улице почти никого не было; правда, некоторые кофешопы еще работали, и сидящие там мужчины пили чай-кофе, играли в нарды или шашки, курили шишу. Мона старалась держаться от этих заведений подальше – она шагала по улице, опустив голову, и торопилась выйти к автостанции. Маршрутки до Каира еще ходили, и она надеялась, что успеет сесть в последнюю машину. Так и вышло; однако там Мона столкнулась с семьей знакомых и в очередной раз похвалила себя за предусмотрительность: если бы не никаб, скрывший ее лицо, неизвестно, к чему могла привести эта встреча.

По дороге она размышляла о том, как станет жить без помощи Ахмеда и родителей. В голову совсем некстати полезли мысли об очередных народных волнениях, которые уже начались в Каире. Мона по-прежнему мало интересовалась политикой, но находиться в это время в Египте и не знать о готовящихся выступлениях было невозможно: политика была главной темой для обсуждений всех ее египетских знакомых, а СМИ только и писали о возможных сценариях развития событий и перспективах Мурси потерять власть этим августом. Моне оставалось надеяться, что новая волна забастовок пройдет быстро и относительно бескровно, а офис их компании продолжит работу в обычном режиме; ведь во время первой революции большинство учреждений в Каире оказались в лучшем случае закрыты, а в худшем – разграблены мародерами.

К ночи Каир освободился от пробок; Мона быстро доехала до конечной и принялась ловить такси, но свободных машин долго не было. Опасаясь стоять на одном месте, девушка шла вдоль дороги, поминутно оглядываясь.

«Как назло, – сердилась она. – Когда такси не нужны, они всегда тут как тут. Ну почему же сейчас никто не останавливается?»

Наконец ей удалось поймать машину; она быстро села на заднее сиденье и назвала адрес Линды. Напряжение потихоньку отпускало ее. Машина летела по пустым улицам, Мона вдыхала запах свободы и старалась не думать о том, что скажут родители, узнав о ее побеге.

Спохватившись, она набрала номер Линды и менее чем через полчаса уже входила в ее квартиру. Подруга встретила ее в дверях.

– Как все прошло? – тихо спросила она.

– Более или менее. Ушла незаметно, но страшно перенервничала.

– Представляю. Меня саму всю трясет.

– Мизу ничего не знает?

– Нет. – Линда заметно погрустнела. – Я не стала ему говорить.

– Прости, что так получилось. Я не хочу доставлять тебе неприятности. Обещаю, что не задержусь надолго; если повезет, никто не узнает, что я была здесь.

– Мона, ты же знаешь, как я к тебе отношусь…

– Конечно, знаю. Но Мизу сильно не понравится, что я у вас, и в общем, его тоже можно понять. Я постараюсь найти квартиру как можно скорее.

– Ладно, давай спать, уже очень поздно.

Моне показалось, что будильник прозвенел, едва она закрыла глаза. Спросонья девушка не сразу поняла, где находится.

«Я у Линды. Мне наконец удалось сбежать, и сегодня – первый день моей новой жизни», – напомнила она себе.

Дорога до работы заняла довольно много времени, и Мона едва не опоздала. В офисе ничего не изменилось, но она все равно ощущала неловкость. Ей казалось, что все знают о случившемся и смотрят на нее искоса; Моне приходилось постоянно одергивать себя и сдерживать разыгравшееся воображение. За время ее отсутствия накопилось много дел, но сосредоточиться на работе не получалось: все мысли были направлены на то, чтобы решить свой жилищный вопрос. К обеду Мона осмелела настолько, что решилась попросить взаймы у Иман и еще одной знакомой, но обе с видимым сожалением отказались дать ей деньги, сославшись на собственные финансовые трудности. Эта неудача совершенно выбила Мону из колеи; вечером она осталась сидеть за своим рабочим столом, имитируя трудовую деятельность, – на самом деле ей просто не хотелось идти обратно к Линде. Она понимала, что ставит подругу в сложное положение перед мужем, и очень рассчитывала съехать как можно скорее, но теперь совершенно не представляла, что ей делать. В своих планах Мона обычно не забегала мыслями дальше побега из дома: отчего-то она была уверена, что стоит ей уйти, и дальнейшие проблемы должны разрешиться сами собой. Теперь же в голову некстати полезли воспоминания о том, что когда-то сказала ей Линда.

«Она оказалась права, – подумала Мона. – Меня воспитали так, что все проблемы должен решать мужчина. Сначала папа, потом Ахмед… Хоть я восставала против этого порядка и стремилась к самостоятельности, на самом деле у меня не получается даже снять квартиру. У кого попросить денег? Да и как их потом отдавать?»

В отчаянии она вновь и вновь перебирала варианты. Связь со старыми подругами практически потеряна с тех пор, как Мона вышла замуж; а уж после ее скандального развода те точно не станут с ней связываться. Семья наверняка не хочет ничего слышать о блудной дочери. В офисе близких друзей у нее нет – она уже попросила у всех, у кого могла, и получила отказ.

«Какая же я была дура, что не забрала деньги у Ахмеда, – корила себя Мона. – Даже шкатулку с драгоценностями оставила… Ну не идиотка? Ведь это нужно было брать в первую очередь».

В отчаянии Мона решила оценить те драгоценности, что были на ней: серьги, браслет и кольцо. «Возможно, этого хватит на первый взнос за квартиру», – решила она. Ей дали телефон риелтора, но она решила не звонить ему до тех пор, пока не добудет деньги.

«Другого выхода у меня нет, – поняла Мона. – Если не решу свои финансовые проблемы, то скоро буду ночевать под мостом. Попробую продать то, что есть».

Она мельком взглянула на обручальное кольцо и вдруг почувствовала безмерную усталость. В памяти всплыла картинка, как они с Ахмедом покупали махр накануне свадьбы. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Мона вдруг ощутила себя такой безмерно жалкой, что из глаз хлынули слезы.

Истерика закончилась минут через пять; она взяла себя в руки и пошла умываться. В этот момент ее телефон завибрировал, оповещая о новом сообщении. Она несколько раз перечитала текст, пытаясь вникнуть в суть. Линда сообщала, что отец знает о ее местонахождении и приехал забрать дочь живой или мертвой.

«Господи, что же это такое? – Мона была в каком-то странном оцепенении. – Почему они не могут оставить меня в покое? Неужели не понятно, что я и так в отчаянии, раз решилась на этот шаг?»

Она без сил опустилась на стул и попыталась оценить ситуацию. К Линде возвращаться нельзя. Еще повезет, если удастся тайком забрать свои вещи, – разумеется, не сегодня. Но куда же ей идти прямо сейчас? В этот момент телефон вновь завибрировал – звонил Сергей. Они уже разговаривали сегодня утром, и Мона обещала перезвонить, но забыла это сделать. Сейчас на нее накатило огромное облегчение: должно быть, Сергей – последняя соломинка, за которую она может ухватиться.

– Привет.

– Привет. Как твои дела, Мона? Почему ты не перезвонила?

– Потому что новостей нет. В смысле, хороших новостей.

– Что-то случилось?

– Я пыталась найти квартиру, но безуспешно. Нет денег на аренду. А сейчас Линда сообщила, что мой отец приехал к ней и хочет забрать меня обратно.

– То есть к Линде тебе нельзя?

– Если только я не хочу оказаться запертой в комнате до конца моих дней.

– И где ты будешь ночевать?

– Видимо, под мостом, – вздохнула Мона. – Я постараюсь продать свои драгоценности… Потом сниму номер в какой-нибудь недорогой гостинице. А завтра буду думать дальше.

– Понятно, – вздохнул Сергей. – Ты еще в офисе? Жду тебя у ворот через пять минут.

– Спасибо, – с признательностью откликнулась Мона. – Буду.

Когда она спустилась, Сергей уже ждал внизу; его машина приветливо мигнула фарами. Мона уселась на переднее сиденье.

– И никакой конспирации? – насмешливо уточнил Сергей.

– Конспирация больше ни к чему.

– Что-то ты плохо выглядишь.

– Спасибо за комплимент.

– Я не хотел тебя обидеть.

– Знаю. Прости, я очень нервная.

– Ладно, сейчас мы обеспечим тебе крышу над головой, а потом подумаем обо всем остальном.

– Обеспечим крышу над головой? Что ты имеешь в виду?

– Я случайно узнал, что в моем доме сдается квартира.

– Но… это же, наверное, очень дорого.

– Что ж, раз из-за меня ты лишилась дома, я должен как-то исправить ситуацию.

– Но я не могу принять от тебя деньги… Пойми, мы же с тобой…

– Что? Договаривай.

– Формально мы друг другу никто.

– Я думал, мы друзья.

– Смешно. Может, в твоей Украине это нормально – пойти и снять квартиру своей подруге, но в Египте…

– В моей Украине я бы не заморачивался. Поселил бы тебя у себя, и дело с концом.

– А что, у вас мужчина и женщина действительно могут свободно жить в одной квартире?

– Представь себе, да. И полиция не будет ломиться проверять документы. Если оба совершеннолетние, то это их личное дело.

– Как странно… Вы как будто инопланетяне.

Сергей расхохотался.

– Когда я только приехал сюда, вы тоже казались мне инопланетянами. А теперь, ты знаешь, даже привык. Почти не вздрагиваю, когда вижу очередное женское лицо в парандже.

– А раньше вздрагивал?

– Еще как! Казалось, она вот-вот достанет из своего широкого черного платья бомбу и взорвет тут все к чертовой матери.

– Если бы каждая женщина в парандже носила бомбу, от Египта бы уже камня на камне не осталось. Вообще, при чем здесь бомба?

– Ну, это я сейчас более-менее понимаю. А раньше срабатывал рефлекс, что женщина во всем черном, да еще с закрытым лицом, – самая настоящая террористка.

– Мы и правда с разных планет.

– Это точно. Мона, скажи, чем еще я могу тебе помочь?

– Ничем. Если ты поможешь с квартирой, этого более чем достаточно. Мне и так неловко брать твои деньги.

– Брось, это сущие пустяки. Я чувствую себя обязанным помочь тебе. Кроме того, не забывай, что я человек корыстный и всегда преследую свои личные интересы.

– Неужели?

– Конечно. Я обеспечу себе приятное соседство. Мы можем ходить друг к другу на чай. – Увидев, как изменилось лицо Моны, он тут же добавил: – Разумеется, с соблюдением всех необходимых мер конспирации.

– Мы с тобой уже доконспирировались. Ладно, прости. Это мой прокол – я не смогла скрыть наши встречи от свекрови.

– Но ведь теперь ты свободна?

– Да. Только у нас даже абсолютно свободная женщина не должна оставаться наедине с мужчиной.

– Я так и думал. Мона, скажи… тебе очень плохо? Мы тут болтаем о пустяках, но я чувствую, что ты как будто сама не своя.

– Нормально. Конечно, я бы хотела, чтобы все сложилось по-другому, но ничего не поделаешь. Тяжело начинать новую жизнь, рвать старые связи, отношения с семьей.

– Ты уверена, что поступаешь правильно?

– Да. Мне тяжело, но если бы я сделала другой выбор, было бы еще хуже. Я в этом не сомневаюсь. Просто нужно время, чтобы как-то освоиться со своим новым положением.

– А отец? Он больше не сможет тебя забрать?

– Я думаю, он меня просто не найдет. Как, если никто не будет знать о моем новом месте жительства? В офис он не поедет – это чересчур даже для него. Скорее всего, сегодня, не дождавшись меня у Линды, отец вычеркнет свою старшую дочь из своей жизни и запретит остальным родственникам со мной общаться, – грустно заключила Мона.

– Мне жаль. Я знаю, для вас важна связь с семьей.

– Есть надежда, что со временем что-то изменится и отец признает за мной право жить своей жизнью. Но сейчас рано об этом говорить.

– Все наладится. Ты, главное, ничего не бойся. Кстати, мы подъезжаем. Слушай нашу легенду: ты сестра моего хорошего друга, закончила университет, переехала работать в Каир и ищешь жилье. Твои родители живут в Александрии.

– Я смотрю, ты неплохо освоил правила конспирации.

– Это точно. Держи деньги, я не могу платить за тебя, это будет слишком подозрительно, поэтому положи их в свою сумочку. Бери, бери…

– Но… тут слишком много.

– Денег много не бывает, – усмехнулся Сергей. – Тебе придется заплатить минимум за три месяца плюс залог. В общем, бери и не спорь.

Квартира Моне понравилась; она была небольшой, но очень уютной. Кроме того, отсюда было удобно добираться до работы. Единственное, что омрачило ее радость, это цена. Она сразу поняла, что аренда квартиры в таком доме не может стоить дешево, но озвученная цифра все равно оказалась выше ожидаемой. Впрочем, выданных Сергеем денег хватило на оплату залога и трех месяцев проживания, так что ей оставалось лишь подписать контракт. Мона сообщила бавабу[24], что перевезет свои вещи завтра, но ночевать останется уже сейчас; он молча кивнул. Когда Сергей с бавабом ушли, Мона снова осмотрела свои новые владения и постаралась выкинуть из головы мысли об отце, который ждет ее у Линды, и о своем туманном будущем. Подруга больше не связывалась с ней, а сама Мона опасалась ей звонить.

«Отец не будет сидеть там вечно. Рано или поздно он уйдет, – убеждала себя она. – У меня есть работа, и на три месяца решена проблема с жильем. А дальше как-нибудь выкручусь».

Спустя полчаса позвонил Сергей и пригласил ее на ужин. Мона вдруг почувствовала, что страшно проголодалась, и они по старой схеме, с соблюдением всех необходимых мер предосторожности, отправились в ресторан. Сергей пытался склонить ее к домашнему ужину, пообещав, что об этом все равно никто не узнает, но Мона решительно отказалась. Как обычно, Сергей пришел в ресторан первым, а она присоединилась к нему через десять минут.

– Ну что ж, поздравляю с началом новой свободной жизни, – усмехнулся он.

– Спасибо. Я тебе очень благодарна.

– Брось. Что там слышно от твоего отца?

– Ничего, Линда молчит. Видимо, он все еще там. – В эту минуту зазвонил ее телефон. – А вот и Линда.

Они быстро поговорили, и Мона наконец смогла вздохнуть с облегчением. Сергей не скрывал своего любопытства. За время, проведенное в Каире, он кое-как овладел арабским, но не настолько хорошо, чтобы понять весь разговор.

– Отец наконец ушел. Он догадался, что я у Линды, и приехал к ней, рассчитывая застать там меня после работы. Хорошо, что я задержалась и Линда смогла меня предупредить. Она сказала папе, что я переночевала у нее и временно оставила свою сумку, а сама уже переехала на другую квартиру. Он не поверил и дожидался меня почти три часа. Бедная Линда! Представляю, каково ей пришлось.

– Но главное, что он уже ушел. Ты уверена, что отец не попытается тебя разыскать?

– Нет. Он просил Линду передать мне, что у него больше нет дочери по имени Мона.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. Но этого следовало ожидать.

– То есть теперь ты абсолютно свободна?

– Свободна как ветер. Даже дух захватывает.

Сергей улыбнулся, и Мона ответила ему робкой улыбкой.

«Как жаль, что это ничего не изменит в наших отношениях, – подумала она. – Или изменит?»

Глава 9. Новые отношения

Всю следующую неделю Мона привыкала к своему новому статусу. В первый день она даже слегка испугалась, проснувшись утром в незнакомом месте, но вскоре привыкла и к съемной квартире, и к абсолютной свободе. Впервые в жизни никто не указывал ей, куда идти и что делать; это казалось непривычным, но очень приятным.

Мона забрала свои вещи от Линды и почувствовала, что окончательно порвала с прошлым. Мать позвонила ей лишь однажды; она плакала и причитала, убеждая дочь вернуться и попросить у отца прощения. Мона попыталась объяснить, что это невозможно, но не смогла. Она чувствовала острую смесь жалости и раздражения; с одной стороны, ей было больно видеть страдания матери, с другой – Мона злилась, видя, насколько по-разному они смотрят на мир.

«Мама могла хотя бы попытаться понять меня, вместо того чтобы твердить заученные истины. Неужели не ясно, что в свои двадцать два года я мечтаю о счастье? Зачем звать меня обратно в ту клетку, из которой я вырвалась с таким трудом и такими потерями? Почему они не чувствуют себя виноватыми в том, что брак с Ахмедом, которого я не хотела и к которому меня склонила семья, оказался неудачным и не принес счастья ни ему, ни мне? Почему они обвиняют меня? Разве я не сделала все возможное? Разве я не пыталась быть хорошей женой? Почему у меня вдруг оказалось так много обязанностей и так мало прав?»

В следующий раз мать позвонила ей спустя месяц с сообщением, что свадьба Сумайи расстроилась. Прямо об этом не говорилось, но Мона понимала, что причина заключается в ее скандальном разводе с Ахмедом. Сама Сумайя не захотела разговаривать с сестрой. До этого Мона тешила себя надеждой, что разрыв с семьей еще не окончательный и спустя какое-то время она сможет восстановить отношения хотя бы с матерью и сестрой. Теперь Мона видела, что ошиблась: пропасть между ними становилась все глубже. Ей очень хотелось поговорить с Сумайей по душам: девушка скучала по сестре, с которой они когда-то были так близки. Однако та не шла на контакт: никогда не звонила сама, а на звонки Моны не отвечала или отвечала крайне сухо. Пришлось смириться с мыслью, что смягчить разрыв с семьей уже не получится. Единственной тонкой нитью, связующей Мону с прошлым, осталась Линда, которая, как и прежде, не бросала подругу, понимала и жалела ее. Их общение происходило урывками и не афишировалось: в отличие от подруги, Линда была не свободна; ее муж принадлежал семье Моны и не одобрял поведения своей блудной кузины.

По сути, после разрыва с семьей Мона оказалась в одиночестве: редкие контакты с Линдой и приятельские отношения с несколькими девушками из офиса – вот и все, что у нее осталось. Но пока рядом был Сергей, Мона не чувствовала себя покинутой: он занимал слишком большое место в ее жизни и ее сердце. Работая в одном бизнес-парке и живя в одном подъезде, со временем они стали видеться еще чаще и проводить вместе еще больше времени. Мона сопротивлялась этому сближению, но ее сопротивление все больше напоминало самообман. Обычно они проводили вместе пять или шесть вечеров в неделю; если по какой-то причине Сергей не мог увидеться с ней после работы, Мона чувствовала себя раздраженной и потерянной. Она с ужасом гнала от себя мысль, что скоро Сергей уедет из Каира, и однажды наконец смогла честно признаться самой себе, что по уши влюблена и совершенно не представляет своей жизни без этого мужчины. Он, похоже, тоже был увлечен девушкой, но, положа руку на сердце, Мона не была уверена в силе и глубине его чувств. Она, безусловно, была ему интересна и как человек, и как женщина, однако Мона не знала, как далеко он готов зайти ради нее. Сергей всегда вел себя безукоризненно вежливо, а если и нарушал какие-то общепринятые нормы поведения, то лишь потому, что считал их странными, устаревшими и глупыми. Например, он никогда не понимал, почему они с Моной не могут остаться наедине и какое дело до этого соседям, бавабу и полиции нравов. Сергей был вынужден смириться с этим просто потому, что «это Египет и здесь так делать не положено»; он легко нарушал правила, когда появлялась такая возможность, но при том всегда держался в рамках, которые сам установил для своих отношений с Моной. Демонстрируя свой искренний и неподдельный интерес, уделяя ей много времени и помогая решить ее проблемы, Сергей никогда не делал попыток перевести их отношения на другой уровень; это заставляло Мону усомниться, что он испытывает к ней что-то, хотя бы отдаленно напоминающее ее собственные чувства.

Шел священный месяц рамадан; обстановка в Каире, накалившаяся еще в начале лета, становилась все более пугающей. Вопреки опасениям Моны их офис не закрыли – лишь сократили рабочий день, чтобы сотрудники успели прийти домой до ифтара[25]. Соблюдать пост Моне было несложно; она с детства привыкла воздерживаться от пищи в светлое время суток в течение одного месяца в году. По традиции в рамадан верующие старались отрешиться от всего мирского и приблизиться к Богу, но в 2013 году это оказалось невозможным: самые правоверные мусульмане не могли отвести взгляд от экранов телевизоров и хотя бы временно отвлечься от политических вопросов. Даже Сергей временами казался обеспокоенным: происходящее в Египте ему совсем не нравилось. Майдан Тахрир по-прежнему был главным, но далеко не единственным очагом народных волнений; масштабные забастовки проходили по всей стране. К счастью, бизнес-парк, где работали Мона и Сергей, а также их дом находились в относительно спокойных районах, но все же выходить на улицу в эти дни было откровенно страшно. Пару раз по пути в офис и из офиса Мона натыкалась на небольшие спонтанные митинги; временами дороги перекрывали, и приходилось искать пути объезда. Сергей предлагал на время забыть о конспирации и самому возить Мону, но она отказалась – страх рассекретить их отношения перед окружающими был сильнее страха попасть в центр какой-нибудь забастовки.

Каир бурлил. В эти дни он напоминал гигантский котел, где смешалось все его многомиллионное население, – никто не остался в стороне. Одни выходили на улицу, чтобы поддержать Мурси, другие столь же активно ратовали за его оппонентов, а третьи просто молились, чтобы все закончилось как можно скорее и с наименьшими потерями. Для некоторых революция стала смыслом жизни, а для кого-то это было работой; появились наемники, принимавшие участие в забастовках не за идею, а за вознаграждение. Но большинство людей просто устали от постоянной нестабильности. Минуло два с половиной года после начала «арабской весны» и свержения Мубарака, пришло время подводить неутешительные итоги.

Чуда не случилось: вопреки надеждам «восторженных революционеров» 2011 года после падения старого режима не произошло никаких заметных изменений к лучшему. На головы простых египтян не посыпалось ни мяса, ни манны небесной; богатые остались богатыми, бедные по-прежнему жили бедно, а многие – даже хуже, чем раньше. Стало очевидным, что, кроме силовых структур, в стране нет политической силы, достаточно мощной для того, чтобы взять власть в свои руки. «Братья-мусульмане», активно поддерживавшие вышедшего из их рядов президента Мурси, имели большой опыт подпольной работы в качестве запрещенной организации, но не имели никакого опыта управления страной, а самое главное – не имели достаточной поддержки ни внутри страны, ни за ее пределами. Год назад формально все признали новую власть, однако далеко не всем она пришлась по душе. Ни Соединенные Штаты Америки, ни богатые страны Залива, такие как ОАЭ, Саудовская Аравия, Катар, не собирались помогать действующему президенту удержать власть. Скорее наоборот – руководство этих государств активно поддерживало оппозиционеров и финансировало антиправительственную пропаганду.

Единственной реальной альтернативой «Братьям-мусульманам» в Египте оставалась традиционно сильная армия и полиция. Революция смела лишь самую верхушку этой привилегированной касты – большинство чинов остались на своих постах и по-прежнему имели определенную власть. Президент, обладающий сильно урезанными полномочиями и лишенный поддержки парламента[26], не мог изменить ситуацию. Против него сыграли и сильно завышенные ожидания египтян, отдавших Мурси свои голоса весной 2012 года, – все надеялись, что после избрания нового раиса жизнь в стране наконец-то наладится, причем сразу и значительно, однако в первый год его правления этого так и не произошло. Где-то новому президенту не хватило твердости, где-то – полномочий, но в основном – опыта и поддержки власть имущих. Официальные поездки за рубеж, попытки достать денег, чтобы залатать дыры в бюджете, неутихающие волнения – все это отнимало время, но заметных улучшений в жизни простых египтян так и не происходило.

Так или иначе, армейская верхушка не собиралась позволять Мурси пробыть на посту президента положенные четыре года. Вынужденные передать ему власть летом 2012 года, армейские чины вовсе не сдали своих позиций – это было лишь тактическое отступление. Прошел год; ощутимых изменений к лучшему в стране не случилось – в той ситуации это было вполне естественно, но большинство египтян, слабо разбирающихся в раскладе политических сил и отчаянно верящих в чудо, были не в состоянии осознать тщетность своих надежд. Недовольный народ вновь искал виноватого, и в этот раз виноватым оказался недавно избранный президент. Мурси лишился поддержки части электората, а армия и полиция перешли в наступление. Разумеется, у «Братьев-мусульман» и действующего президента оставались сторонники, и немало, однако их усилий не хватило для того, чтобы помочь Мурси удержать власть. Президента заключили под стражу, и, хотя он не согласился добровольно уйти с поста, фактически уже не мог ничего сделать.

После этих известий Каир снова залихорадило. Многотысячные толпы выходили на улицы, чтобы отпраздновать вынужденную отставку Мурси и начало очередной новой эры в истории Египта; в рядах сторонников бывшего президента царило уныние. Власть вернулась в руки силовых структур. Тем не менее беспорядки не прекратились; в Каире и других крупных городах по-прежнему действовал комендантский час.

Мона забыла, когда они с Сергеем выходили поужинать в город; ей было откровенно страшно, и даже ему, казалось, не по себе от этой обстановки. Однако неделя сменяла другую, и постепенно город стал возвращаться к нормальной жизни. Почти никто не сомневался, что военные крепко удерживают власть, чтобы передать ее следующему президенту, вышедшему из их рядов. Моне, как и многим египтянам, было жаль бездарно потраченного времени и разбитых надежд; получалось, что все жертвы, положенные на алтарь революции за последние два с половиной года, оказались бессмысленными. Власть вновь перешла в руки военной элиты, правившей бал в Египте последние десятилетия; ходили упорные слухи, что Мубарака собираются выпустить из тюрьмы, зато Мурси, судя по всему, имел реальные перспективы провести в заточении всю оставшуюся жизнь. После громкого теракта (по слухам, устроенного самими же военными) «Братья-мусульмане» были объявлены вне закона. В общем, все вернулось в прежнее русло, и у многих возникал резонный вопрос: «А нужна ли была революция, если, по сути, она ничего не изменила ни в глобальном раскладе политических сил, ни в жизни простых египтян?» Кто-то еще пытался бастовать, но большинство населения Египта смирилось. Люди устали от революции и смены режимов, а главное – перестали грезить о красивом будущем, которое ждет их где-то за ближайшим поворотом. Два-три года назад египтяне наивно верили в то, что стоит убрать «неправильного» президента и поставить другого, как Египет тут же превратится в райские кущи; теперь эти иллюзии оказались разбиты в пух и прах. Они наигрались в демократию и поняли, как сильно ошибались тогда, в январе 2011 года. Сейчас люди просто хотели вернуться к спокойной жизни.

Прошло два месяца после побега Моны из дома. В один из вечеров, когда они с Сергеем вышли поужинать в кафе, случилось то, чего Мона так сильно опасалась.

– Я должен сообщить тебе одну новость, – осторожно начал Сергей. – Мой контракт подходит к концу.

– Ты давно об этом говорил, но… ведь ты еще здесь?

– Я не мог уехать, пока не нашли другую кандидатуру на мое место, – пояснил Сергей. – Поэтому пришлось слегка задержаться. Сегодня окончательно утвердили нового человека, так что…

– Ты уезжаешь! – Мона сама не заметила, как перешла на крик. Люди, сидящие за соседними столиками, посмотрели на нее с удивлением. Сергей нахмурился.

– Ну, это случится не завтра. Мне нужно еще передать дела.

– Когда? – спросила Мона упавшим голосом.

– Через месяц. Может, через полтора. – Увидев, как вытянулось лицо Моны, он быстро добавил: – Но точные сроки пока не установлены. А зная ваше «еджипшен тайм», не удивлюсь, если придется еще задержаться.

– И куда ты едешь? В какую страну?

– Пока что домой, в Украину. Потом, вероятно, меня снова переведут куда-нибудь за границу.

Не в силах произнести ни слова, она лишь кивнула, и вдруг из ее глаз ручьем хлынули слезы. Выросшая на Востоке, Мона всегда умела контролировать свои эмоции на людях, однако сейчас ей было наплевать на правила и общественное мнение.

«Какая разница, что подумают обо мне окружающие? – думала она, даже не пытаясь остановить слезы. – Все кончено. Он уезжает».

– Мона, успокойся. – Сергей казался смущенным. Подобно большинству мужчин, он терялся и не знал, что делать, когда женщина заливается слезами. – Ну пожалуйста, я прошу тебя.

– Сейчас. – Она попыталась взять себя в руки. – Пойду умоюсь.

– Может, нам лучше вообще уйти отсюда?

– Нет, нет. Сейчас все будет в порядке. Не знаю, что на меня нашло.

Ей потребовалось немало времени, чтобы успокоиться и кое-как привести себя в порядок. Когда Мона вернулась в зал, Сергей взглянул на нее с беспокойством. Впервые он изменил своей привычной шутливой манере поведения. В присутствии Сергея она почти всегда ощущала неловкость, но сейчас впервые почувствовала, что и он смущен.

– Прости.

– Нет, это ты меня извини. Не нужно было заводить разговор в общественном месте.

– Давай поедим? – спросила Мона, хотя совершенно не чувствовала голода.

Домой они возвращались в молчании. Сергей пытался о чем-то говорить, но его спутница отвечала невпопад и в основном отмалчивалась. Не дойдя до дома совсем немного, Мона попросила Сергея оставить ее здесь и зайти в здание первым – они часто использовали эту уловку, чтобы не вызывать лишних подозрений у баваба. Когда фигура Сергея исчезла за поворотом, Мона вдруг почувствовала огромную усталость. Ей совсем не хотелось обратно в пустую квартиру, и она бездумно пошла вперед.

Время как будто остановилось. Мона автоматически шагала все дальше, забыв о времени и не задумываясь о направлении движения. Скоро совсем стемнело, но и это ее не остановило. В голове крутилась всего одна мысль: все кончено. Он уезжает.

Прошло довольно много времени, прежде чем Мона остановилась и огляделась вокруг. Она оказалась в незнакомом районе; было совсем темно. Ее оцепенение спало; ноги ныли от непривычно долгой ходьбы. Мона решила поймать такси, поскольку понятия не имела, как добраться до дома; но когда она полезла в сумку, то не нашла там кошелька.

«Видимо, я оставила его дома, – понял Мона. – Что же делать?»

На телефоне оказалось несколько неотвеченных вызовов от Сергея. Мона вздохнула с облегчением и набрала его номер.

– Где ты? – сердито спросил он.

– Извини, я просто гуляла. Телефон на беззвучном режиме.

– Ты знаешь, сколько времени?

– Какая разница? Завтра выходной.

– Но тебе нечего делать на улице в такой час. Ты же знаешь, в Каире сейчас небезопасно.

– Но я же не на Тахрире, – отмахнулась Мона и в этот момент заметила, как несколько проходящих мимо парней смерили ее подозрительными взглядами и о чем-то зашептались между собой. Моне стало не по себе.

– Где ты? – повторил вопрос Сергей.

– Я… не знаю. Пожалуй, я и правда загулялась.

– Ценное наблюдение, – проворчал он. – У тебя есть деньги на такси?

– Нет. Я забыла дома кошелек.

– Лови машину, я тебя встречу.

– Хорошо, – пробормотала Мона, краем глаза наблюдая за подозрительной компанией и параллельно пытаясь найти такси. Как назло, улица была совсем пуста.

– Сергей, не клади, пожалуйста, трубку. Тут какие-то странные парни… Мне страшно.

– Этого еще не хватало, – вздохнул он. – Может, ты все же выяснишь адрес? Я за тобой приеду.

– Нет-нет, я сейчас найду машину. Ты только не отключайся. – Подозрительная компания дружно достала сигареты. Мужчины закурили, по-прежнему поглядывая на Мону. Она тихонько вытерла вспотевшие ладони, пытаясь казаться спокойной и безразличной. В голове вдруг всплыли все многочисленные слухи о преступлениях, случившихся в Каире за последние два года. Это было смутное время для Египта, и среди всего прочего резко возрос уровень преступности. Мона мало интересовалась политикой; вечерами она уже давно выходила на улицу только с Сергеем, в компании которого чувствовала себя в полной безопасности. Но теперь, стоя в незнакомом месте под тусклым светом уличного фонаря в компании подозрительных парней, Мона вдруг ощутила резкий приступ страха.

«Пусть Аллах мне поможет», – взмолилась она. В этот момент на другой стороне улицы мелькнуло такси; Мона тут же сорвалась с места. К счастью, машина оказалась свободной; она села на заднее сиденье и назвала свой домашний адрес.

– Сергей, ты еще тут? Я еду. Подожди, сейчас спрошу. Водитель говорит, минут пятнадцать.

– Далеко ты забралась, – проворчал Сергей. – Ладно, я тебя встречаю.

– Спасибо, – сказала она. – Что я буду без тебя делать?

Но он уже положил трубку, и вопрос повис в воздухе.

«Да, что я буду без него делать?» – повторила она еще раз, чувствуя, как сжимается сердце. Моне казалось, что огромная часть ее души навсегда покинет Каир вместе с Сергеем, и она совсем не понимала, как жить дальше.

Сергей, как и обещал, ждал ее у центрального входа; он отдал таксисту деньги и даже перекинулся с ним парой фраз на арабском.

– А ты делаешь успехи, – усмехнулась Мона.

– Да, я стал настоящим каирчанином, – улыбнулся он в ответ. – Надень на меня арафатку, и с пяти шагов не отличишь от араба.

– Я – отличу.

– Ну, ты – может быть. А другие точно не отличат.

– Думаю, в Киеве ты произведешь фурор.

– Кстати, да. Я уже задумал организовать арафатка-пати для всех друзей. Они ждут не дождутся, когда я вернусь и продемонстрирую им свой африканский загар. – С этими словами Сергей повел ее к лифту.

Мона молчала. Она видела, что Сергей ждет возвращения на родину, но не могла разделить его чувств.

«Почему так? – размышляла Мона. – Ведь я люблю этого человека. Значит, когда он радуется, я тоже должна радоваться. Все-таки любовь – очень эгоистичное чувство. А как бы я отреагировала, если бы он сказал, что женится? Для меня это стало бы страшным ударом».

– Прости, тебе неприятны эти разговоры? – догадался Сергей.

– Нет-нет, что ты. Все в порядке. Представляю, как ты соскучился по дому.

В лифте Сергей нажал сразу две кнопки. Мона не сомневалась, что баваб смотрит за ними, – их странная дружба, которую не всегда удавалось скрыть, должна была выглядеть в его глазах весьма подозрительно. Поскольку Сергей жил на два этажа ниже, он вышел первым, но прежде чем двери лифта закрылись, успел подмигнуть ей и тихо сказать: «Я загляну через полчаса».

У Моны не было времени протестовать, да сегодня ей этого и не хотелось. Какая разница? Все равно он скоро уедет.

Она успела принять душ и переодеться, а затем тихо подошла к двери и оставила ее слегка приоткрытой. Мона знала, что Сергей не станет вызывать лифт, а пойдет по лестнице и постарается не привлекать лишнего внимания, – значит, ему лучше не задерживаться у входа в ее квартиру. После этого Мона включила телевизор – если вдруг кто-то решит сунуть нос в чужую жизнь, телевизор в холле должен заглушить звуки их голосов. Когда она делала кофе, раздался тихий щелчок, и вскоре Сергей появился на кухне.

– Тебя никто не видел? – как обычно, спросила Мона.

– Я просто ас маскировки, – как обычно, ответил Сергей.

Все эти реплики и ритуалы уже успели стать для них привычными. Сергея забавляла столь продуманная конспирация в таком невинном, с его точки зрения, деле, но это не мешало ему в точности исполнять все меры предосторожности.

Она молча кивнула, поставила чашки на поднос и отнесла его в гостиную. Затем, вспомнив, что Сергей всегда не прочь перекусить, добавила туда вазочки с печеньем и конфетами, которые держала специально ради него.

Кофе пили в молчании; разговор не клеился. По телевизору показывали очередную египетскую комедию, и они оба механически следили за сменой картинок на экране. Обычно Мона могла говорить с Сергеем на любую тему, но сегодня ей что-то мешало. Она испытывала неловкость, причину которой никак не могла понять.

– Я могу тебе чем-то помочь? – вдруг спросил Сергей.

– Почему ты думаешь, что мне нужна помощь?

– Я же вижу, что ты не в своей тарелке.

Она пожала плечами и вдруг снова разрыдалась. Сергей подскочил как ужаленный.

– Ну что с тобой такое? Перестань, пожалуйста. – Он ласково погладил ее по голове и легко притянул к себе. Впервые в жизни Мона обняла Сергея по-настоящему; она зарылась головой в его рубашку и вдруг почувствовала невероятное облегчение.

«Вот если бы можно было провести так всю оставшуюся жизнь», – мелькнуло у нее в голове.

Сергей говорил какие-то успокаивающие слова; Мона слабо вникала в смысл, сам звук его голоса баюкал и успокаивал. Она не знала, сколько прошло времени; подняв голову, Мона увидела лицо Сергея совсем близко от своего; в его глазах был немой вопрос. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, затем Сергей робко поцеловал ее, – она не сопротивлялась и не задавала никаких вопросов ни ему, ни самой себе.

Мона проснулась рано утром на кровати, хотя совершенно не помнила, как попала сюда из гостиной. Сергея рядом не оказалось, и на секунду ей в голову пришла нелепая мысль, что это был лишь сон. Она вскочила с кровати и быстро осмотрела квартиру, пытаясь понять, случилось ли это на самом деле или же все произошло только в ее воображении. Но нет, Сергей ей вовсе не приснился, о чем свидетельствовали улики: две недопитые чашки с остывшим кофе, мокрый пол в ванной, а главное – запах его одеколона на ее кровати.

Мона села на диван, пытаясь представить, что теперь будет. Как ей вести себя с ним? Она провела ночь с мужчиной, не будучи его женой, – это было нормально для свободной западной девушки, но никак не для нее.

Она проверила телефон; неотвеченных вызовов от Сергея не было. Наверное, он ушел к себе и лег спать. Ей страшно хотелось позвонить, но Мона понимала, что лучше дождаться, пока Сергей сам выйдет на связь. Не в силах усидеть на месте, она вновь прошлась по квартире, затем приняла душ и попыталась заснуть.

Сергей позвонил после полудня, когда Мона уже совсем извелась. Разговаривал он почти как обычно, но вопреки ее ожиданиям не назначил встречи на сегодня. Завтра они планировали пойти на ипподром, так что Моне еще долго предстояло терзаться догадками. Проще всего было спросить у него напрямую, изменилось ли что-то в их отношениях после минувшей ночи, но она не могла найти в себе смелости поднять эту тему. Несколько раз Мона порывалась позвонить Линде и попросить у нее совета, но и на это ей тоже не хватало смелости.

«Наверное, для него одна ночь значит не так уж много, – решила Мона. – Ведь у Сергея наверняка было немало женщин, и в общем-то в его глазах это не конец света и совсем не повод жениться. Жениться? О чем это я? Мы ведь не можем пожениться, даже если вдруг оба этого захотим. Он испытывает ко мне симпатию, но что это меняет? Интересно, а ему понравилось? Захочет ли он продолжать эти отношения или предпочтет оставить все как было? Нет, это уж слишком! Лучше забыть о случившемся, как будто ничего и не было».

В голове у нее царила полная неразбериха. Желания, запреты, традиции, мечты, снова желания – все это смешалось в одну адскую смесь. Пытаясь отвлечься и хоть как-то разобраться в себе, Мона вышла из дома и до вечера бродила по торговым улицам Каира. Иногда она заходила в кофейню и подолгу сидела с чашкой кофе в руках, глядя на оживленно снующих вокруг людей. Сейчас она как никогда ощущала свое одиночество; оказалось, что проведенная с Сергеем ночь, о которой она втайне мечтала, не сблизила их, а отдалила друг от друга. В отношениях Моны и Сергея и раньше было много непонятного, особенно для стороннего наблюдателя, но все же за долгие месяцы эти отношения как-то установились и обрели свои рамки, – теперь же все вновь стало неопределенным и зыбким. Мона нервничала, не в силах понять, как он к ней относится и чего хочет. В сотый раз проверив свой телефон и удостоверившись, что Сергей не звонил, она вдруг разозлилась и приказала себе больше о нем не думать. Вместо этого Мона позвонила Линде и пригласила ее поужинать в пиццерии, та с радостью согласилась. У Моны хватило выдержки не рассказать подруге о том, что случилось; они провели вполне приятный вечер, болтая о пустяках.

Глава 10. Сомнения

Сергей

Обычно Сергей с трудом засыпал в чужих кроватях; вот и сейчас заснуть не получалось. Мона лежала, свернувшись клубочком, а он все смотрел ей в лицо и прислушивался к ее ровному дыханию.

«Что же я наделал? – в который раз за последние полчаса спрашивал себя Сергей. – Сначала заставил Мону встречаться со мной, потом из-за меня она лишилась семьи и мужа, а теперь… И что мне делать? Господи, как же я не люблю все эти объяснения наутро после первой проведенной вместе ночи. Конечно, Мона не станет тянуть меня в ЗАГС – брак между нами невозможен, по крайней мере на территории Египта. Но любая девушка в такой ситуации начинает воспринимать мужчину как «своего»… К тому же она меня любит, это видно. Раньше я мог делать вид, что не замечаю этого, или сводить к шутливому флирту, но теперь все осложнится. Блин, ну почему женщины не могут относиться к отношениям так же просто, как мы, мужчины?»

Поняв, что ему все равно не уснуть, Сергей тихо оделся и вернулся в свою квартиру. Там он долго курил на балконе, пытаясь понять, как вести себя дальше. С одной стороны, ему не хотелось обижать Мону или причинять ей боль. С другой – он понимал, что любое поведение, кроме немедленного предложения руки и сердца, в той или иной степени ее обидит.

«Сделать вид, что ничего не было, и продолжать «дружить»? Глупо. Я же не страус, чтобы прятать голову в песок. Продолжить любовные похождения? Мона не та девушка, которую можно сделать своей любовницей. Кроме того, в обстановке чрезмерной озабоченности окружающих моей личной жизнью такое поведение может быть чревато. Ладно я – меня тут скоро не будет. Но Моне здесь жить, вероятно, до конца ее дней. По моей милости она и так лишилась мужа, семьи и репутации. И что же мне делать?»

Он раздраженно затушил третью сигарету и вздрогнул – ночную тишину вдруг прорезали звуки азана. Значит, новый день уже вступает в свои права: скоро небо на востоке начнет светлеть, а на улицах появятся молочники, таксисты и прочий рабочий люд. Торговцы будут бойко продавать лепешки с фулем и фаляфиль[27], дороги заполнятся машинами, а воздух – непередаваемой смесью каирских ароматов. Сергей усмехнулся. Ночью это амбре не так ощутимо, но днем от него никуда не деться. Впрочем, можно поспорить, бывает ли в Каире ночь, – порой ему казалось, что этот город, как и Москва, вообще не спит. Одни египтяне, закончив работу за полночь, возвращались обратно, – нет, не домой, а в многочисленные каирские кафешки, кофешопы, кафетерии и просто забегаловки, чтобы смотреть там телевизор, до хрипоты спорить об эпохе Мубарака и курсе нынешнего президента Мурси, играть в шашки и курить шишу. Впрочем, некоторые предпочитали не болтовню, а конкретные действия, и вместо разговоров шли на очередную забастовку. Когда же эти совы наконец отправлялись спать, наступало время жаворонков – тех, кто вставал спозаранку и выходил из дома вскоре после утренней молитвы.

Сергей вдыхал полной грудью и чувствовал ароматы Нила, годами не убираемого мусора, восточных сладостей, бензина, шиши, пряностей и еще много-много трудноузнаваемых, но совершенно отчетливых нот, которые вплетались в общий фон и создавали этот незабываемый и неповторимый запах. Сергей вдруг понял, что будет скучать по загадочной древней стране, которая всего полгода назад казалась ему дикой и совершенно непригодной для жизни; будет скучать по этому огромному и непонятному городу, у которого тем не менее (и теперь Сергей в этом ничуть не сомневался) имелась самая настоящая Душа.

Полюбовавшись ночной панорамой, Сергей наконец пошел спать, решив, что завтра посоветуется с Димой, и найдет-таки выход из непростой ситуации.

– Я так и знал, что этим закончится, – авторитетно заявил Дима, когда на следующий день они встретились в одном из многочисленных каирских кафе.

– А я так и знал, что ты это скажешь, – парировал Сергей.

– Почему-то совсем не удивлен, – продолжал Дима, нисколько не смутившись. – Я всегда говорил, что дружбы между мужчиной и женщиной не существует. А уж на Востоке – и подавно.

– Слушай, я позвал тебя вовсе не для того, чтобы послушать, о чем ты думал. Я оказался в непростой ситуации. Мона мне не чужой человек. Она не просто девочка, которую я подцепил в клубе…

– Ну так и женись на ней, раз вы не чужие и у вас такие высокие отношения.

– Издеваешься?

– Вообще-то нет. Для начала скажи, чего ты сам хочешь?

– Я хочу выйти из этой ситуации достойно, не причиняя ей лишних страданий и не чувствуя себя подлецом.

– Тогда ты должен сказать, что хочешь на ней жениться.

– Твои шутки совершенно неуместны.

– А я и не думал шутить. Ты спрашиваешь совета? Вот тебе мой совет: ты должен объявить, что твои намерения серьезны. Это совсем не значит, что вы поженитесь по-настоящему, проживете всю жизнь вместе и умрете в один день. Кстати, вы еще собираетесь спать вместе или это был, так сказать, разовый случай?

– Я не знаю. Я вообще не представляю, как себя с ней вести.

– Но она тебе нравится, это видно.

– Конечно, нравится. Мона красивая девушка, и с ней всегда интересно. Будь она украинкой, я бы давно закрутил роман, но Мона совсем из другого мира. Я оказался в сложной ситуации.

– И хочется, и колется? Значит, слушай. Если твоя цель – продолжить эти отношения до своего отъезда и сохранить ее репутацию в глазах окружающих, ты должен, во-первых, заключить с ней орфи-брак.

– Что???

– Что слышал. Эта бумажка вообще ничего не значит. А у меня есть один адвокат, который сделает тебе справку, что ты мусульманин, и сам орфи-контракт. Придется заплатить, но сумма будет умеренной.

– Дим, ты сегодня в ударе. Я спросил тебя, что делать с девушкой, с которой провел одну ночь. А ты предлагаешь мне жениться и сменить веру?

– Дружище, ты забываешь, где находишься. Будь мы с тобой где-нибудь на Крещатике, советы были бы совсем другими. Но Восток вносит свои коррективы. Кроме того, женитьба и смена веры – это же так, понарошку.

– Понарошку?

– Ну да. Вот скажи, кто вообще в курсе, что ты христианин? Я имею в виду – тут, в Каире?

– Да никто. В смысле, все в курсе.

– Откуда? Ты еженедельно ходишь в церковь? Крестишься на каждом шагу?

– Нет, конечно. Просто я украинец, а у нас почти все православные. Думаю, это ни для кого не секрет.

– Насколько я знаю, у нас в Украине свобода совести. И ты можешь быть хоть мусульманином, хоть буддистом. Вдруг ты каждый вечер приходишь домой и начинаешь истово молиться, приняв направление на Каабу? Короче, у тебя будет справка, что ты принял ислам, – это раз. На основании этой справки вы заключите орфи. Ты сделаешь вид, что орфи – это первая ступень к регистрации настоящего официального брака. Кричать об этой бумажке не нужно, но для баваба или для полиции она вполне подойдет. В офисе о ваших отношениях никто знать не будет, а квартиру ей придется поменять. Это позволит Моне сохранить репутацию честной девушки, а ты сможешь продлить ваши отношения до отъезда из Каира. Каков план?

– Ну, на этот месяц, возможно, план неплох, – признал Сергей. – А дальше?

– Дальше? Ну, дальше ты уедешь… Оставишь ей денег, чтобы девушка не нуждалась и не была на тебя в обиде. А потом… букра, мой друг, это волшебное слово – букра[28]. Тебе дадут назначение в другую страну, ваши отношения на расстоянии станут все более эпизодическими, а звонки – все более редкими. Со временем станет ясно, что никакого совместного будущего у вас быть не может, и все закончится само собой.

– Я хотел закончить отношения честно, а ты предлагаешь мне ее обмануть.

– Я всего лишь высказал свое мнение. Вообще-то я почти не сомневался, что когда-то ты вляпаешься со своей египтяночкой по самое не хочу и придешь ко мне просить совета. Видишь ли, друг: не всегда честность – это лучший выход, особенно по отношению к женщине. Ты, конечно, можешь сказать честно: мол, побудь моей любовницей месяцок, а потом я уеду и все забуду. Или: между нами ничего быть не может, давай или забудем о прошлой ночи, или продолжим тайком спать вместе до моего отъезда, но потом я все равно улечу и все забуду. Это будет честно, но весьма болезненно для нее. Тот вариант, что предложил я, куда более гуманный. Возможно, тебе вообще не придется никого обманывать. Ты уверен, что она сама захочет связать свою жизнь с иноверцем и уехать с ним в какую-то далекую и холодную страну? Любовь любовью, но к браку тут подход серьезный. Если твоя Мона неглупа, она сама все поймет и не будет слишком уж рваться в Украину. Тогда вы просто проведете вместе оставшийся месяц, соблюдете внешние приличия и оставите приятные воспоминания друг о друге. Единственная загвоздка – с твоей религией, поскольку по египетским законам мусульманка не может выйти замуж за христианина. Но и это вопрос решаемый. К счастью, в Египте все вопросы можно решить за небольшой бакшиш.

– Это я уже понял, – проворчал Сергей. – Мне все равно, что будет написано в какой-то бумажке, но неужели никто не просечет, что это самая настоящая липа?

– Ну, во-первых, религия такое дело… Довольно трудно доказать, кто и во что там верует в глубине души. Во-вторых, ты же знаешь, какое у них отношение к этому вопросу. Египтянин скорее даст отрубить себе правую руку, чем позволит записать себя иноверцем. А люди склонны подозревать других лишь в том, на что способны сами.

– Да ты стал философом, мой друг.

– А что, жизнь на Востоке очень располагает к философии. Слышать их вечное «букра» и «ин ша Аллах», не философствуя, вообще невозможно. Это ты, счастливчик, скоро свалишь отсюда.

– Ну, перестань. Разве в Каире плохо?

– С прежним президентом мне что-то совсем не нравилось. Вот пиво, – он покрутил бокалом в руке, – почти исчезло из продажи. А я на сухой закон не подписывался.

– Ну, Мурси сбросили, значит, скоро и пиво вернется.

– Поживем – увидим. Ты меня знаешь: я смогу жить где угодно, если там есть спиртное и красивые девчонки. Ну так что скажешь? Я тебя убедил?

– В твоих доводах что-то есть, – кивнул Сергей. – Но мне надо еще подумать.

– Только не затягивай: времени у тебя мало. Да и нехорошо держать девушку в ожидании.

Встреча с Сергеем была назначена на три часа следующего дня. Мона вновь проснулась спозаранку и первым делом проверила телефон. – Сергей не звонил. Кое-как, постоянно расхаживая по квартире и перекладывая вещи с места на место, она дождалась назначенного времени. Вопреки ее опасениям Сергей не стал ничего отменять и ровно в три ждал ее за поворотом.

– Мона! – Он окинул ее долгим взглядом. – Я соскучился. Кажется, мы не виделись целую вечность.

На душе у нее сразу потеплело.

– Мне тоже так показалось. Как ты провел вчерашний день?

– Отсыпался, затем встречался с другом, – осторожно ответил Сергей. – А ты?

– Я тоже встречалась с подругой.

Всю дорогу до ипподрома ни один из них не коснулся волнующей обоих темы. Мона гадала, как вести себя с Сергеем, а он сыпал шутками, но порой на его лице появлялось задумчивое выражение. Мона, хорошо изучившая своего любимого за время их общения, видела, что он хочет что-то сказать, но не может решиться.

После прогулки верхом Сергей предложил найти место, чтобы обсудить кое-что; Мона испытала одновременно облегчение и страх.

«Так или иначе, но сейчас все решится, – подумала она. – Скорее всего, Сергей предложит оставить все как есть. Что ж, я к этому готова».

Однако Сергей сказал совершенно другое. Мона испуганно посмотрела на него, думая, что он шутит.

– Ты же знаешь, что это невозможно, – пробормотала она, совершенно растерянная. – Я бы стала самой счастливой женщиной на свете, но…

– Скажи, Мона, ты любишь меня?

Она опустила глаза.

– Ты знаешь, что люблю.

– Тогда все решаемо. Я уже нашел выход. Конечно, мы не сможем пожениться прямо завтра, но ведь для начала можно заключить орфи-брак?

– Откуда ты вообще знаешь про орфи? Ладно, не важно. Все равно ты принадлежишь другой религии…

– Я решу этот вопрос. Просто доверься мне и ни о чем не волнуйся.

– Твое предложение для меня – большой сюрприз, – признала она. – Я ожидала чего угодно, но только не этого.

В голове у Моны все смешалось. Ей хотелось задать тысячу вопросов: как он сможет организовать их брак, кто будет знать об их отношениях, что случится после его отъезда, – но она не могла заставить себя мыслить разумно.

«Мне надо успокоиться, – решила Мона. – Слишком многое произошло за последнее время».

От Сергея не укрылось, что она совсем сбита с толку. В душе у него вновь зашевелились сомнения.

«Правильно ли я поступаю?» – гадал он, глядя на растерянное лицо Моны. Сергей не мог не признать, что эта девушка заняла в его сердце куда более значительное место, чем он отводил ей вначале. Но брак? Будучи прагматиком и отчасти даже циником, он не верил в любовь, признавая лишь влечение и – теоретически – возможность совместного существования мужчины и женщины на одной территории. Все ахи, охи, рассуждения о встретившихся половинках одного целого и прочие романтические рассуждения Сергей неизменно высмеивал, считая их вымыслами чересчур сентиментальных натур. Размышляя о Моне, он был вынужден признать, что по характеру и темпераменту эта девушка подходила ему практически идеально. Не будь она египтянкой – то есть женщиной совершенно другого воспитания, принадлежащей иному миру, – кто знает, как могли бы сложиться их отношения.

Мысли Моны, как ни странно, протекали примерно в том же направлении. Она думала о причудливых зигзагах судьбы, которая свела и развела ее с Ахмедом, оставшимся для нее совсем чужим, и подарила ей встречу с мужчиной из далекой Украины. Вот только предложение подделать документы сильно смущало Мону.

– Ты говоришь, что можешь получить справку о смене религии? – осторожно уточнила она.

– Мой друг обещал помочь.

– И там будет написано, что ты мусульманин?

– Ну конечно. Иначе по вашим законам мы не сможем пожениться. Но разумеется, это будет просто бумага – я не собираюсь на самом деле принимать ислам.

Мона задумалась.

– Тебя это смущает?

– Ты знаешь, что для нас это очень серьезно.

– Да, я знаю, что в Египте очень серьезно относятся к вопросам веры. А у нас в Украине свобода совести. Ты знаешь, что это такое?

– Нет.

– Это значит, что каждый человек вправе исповедовать любую веру или вообще не верить в Бога – и это его личное дело. В Украине мы могли бы пожениться официально, и никто не задавал бы нам вопросов о вероисповедании.

– У вас очень странные обычаи.

Сергей расхохотался.

– Ну а чего бы ты хотела, Мона?

– Честно? Только не смейся. Я бы хотела, чтобы ты на самом деле принял ислам. Тогда мы могли бы быть вместе безо всякого обмана и мое сердце было бы спокойно.

– Шутишь?

– Мы никогда не шутим такими вещами. Я знаю, что это вряд ли возможно, – ты слишком далек от религии. Но ты спросил, а я ответила.

– А ты… ты могла бы сменить веру ради меня?

Мона поколебалась.

– Нет. Это единственная вещь, которую я никогда не смогу сделать, – даже ради тебя.

– Вот видишь. Ты бы хотела, чтобы я сменил веру, но не готова сделать того же ради меня.

– Это разные вещи. Ты не дорожишь своей религией так, как мы. И ты не готов дать голову на отсечение, что именно твоя религия и есть единственно верная.

– Конечно, нет. Я не фанатик.

– Для нас это никакой не фанатизм – мы просто знаем, что это так.

– Послушай, Мона, я вырос не здесь, и у меня несколько другой взгляд на вопросы веры. Если хочешь знать, я верю в Бога, но не считаю принципиальной разницу между всеми религиями. Я готов предоставить нужные бумаги и назваться мусульманином, если так надо, но не более того.

– Я поняла тебя, – вздохнула Мона.

– Ты разочарована?

– Нет, что ты. Я знала, что ты не захочешь говорить о смене веры. Видимо, есть вопросы, в которых мы никогда не сможем понять друг друга.

– Но это не помешает нашим отношениям?

– Я надеюсь, что нет, – тихо ответила Мона.

Следующие дни она пыталась привыкнуть к мысли, что скоро они с Сергеем будут вместе. Раньше это казалось ей настолько утопичным и недостижимым, что Мона, хоть и предавалась тайным мечтам, никогда всерьез не размышляла о такой возможности. Мечта вдруг стала былью, но что-то мешало ей радоваться в полную силу. Было во всей этой ситуации нечто неправильное, и Моне не составило большого труда понять, что именно ее беспокоит. Сергей не собирался по-настоящему принимать ислам, а брак с иноверцем – едва ли не худшее, что может совершить женщина-мусульманка. Она знала, что на Западе совсем другие законы и там их союз будет вполне допустимым, но не могла побороть убеждения, которые впитала с молоком матери.

«Магнуна[29], – ругала она себя, – судьба дает тебе шанс, так бери его и благодари Бога! Ты сможешь быть вместе с Сергеем, сможешь уехать из Египта и начать новую жизнь!»

Не выдержав, она рассказала обо всем Линде. Та отнеслась к новостям довольно настороженно.

– Я рада за тебя, конечно, рада. Но это все так неожиданно… Ты уверена, что хочешь уехать с ним?

– Я уверена, что люблю его. И сделаю все, чтобы мы были вместе.

– Ты представляешь, что такое Украина? – уточнила Линда.

– Я нашла много информации в Интернете, а Сергей постоянно рассказывает мне об их жизни.

– И ты готова к этим переменам?

– Не знаю, Линда. Но я полна решимости сделать все возможное. Это мой шанс, понимаешь? Если бы ты только могла представить, как я его люблю!

– Бедная моя девочка. Мне больно думать, как тяжело тебе будет на чужбине.

– Ты же переехала в Каир ради своего мужа, – отмахнулась Мона.

– У нас была другая ситуация.

– Да какая разница?

– Разница хотя бы в том, что мне не пришлось отречься от своей семьи.

– А если бы пришлось? Ты бы не смогла сделать это?

– Не знаю. Но я рада, что судьба не поставила меня в столь сложное положение.

– Выбирать не приходится. Ведь мой отец и так отказался от меня. И заметь, это случилось еще до того, как у нас с Сергеем завязался настоящий роман.

– И тем не менее все произошло как раз из-за Сергея и ваших тайных встреч.

– А я ни о чем не жалею. Ни о чем, слышишь? Если бы не он, я бы до сих пор тянула лямку с Ахмедом. Теперь же у меня появился шанс, понимаешь? Шанс наконец зажить той жизнью, о которой я мечтала!

– Мона, успокойся. Я первая буду радоваться за тебя, если все сложится благополучно. Но почему я чувствую, что ты колеблешься?

– Все дело в религии. Мне не нравится мысль Сергея подделать документ о смене веры. В этом есть что-то… неправильное. Кроме того, я собираюсь жить с немусульманином, а это очень большой грех. Я запуталась, совсем запуталась. Линда, – она подсела к подруге на диван и взяла ее за руку, – ведь я не привыкла к обману. Я просто хочу жить спокойно и счастливо. Неужели это так много?

– Но в вашем случае это невозможно. Или ты идешь против своей религии, или должна оставить Сергея. Вы можете подождать со свадьбой и совместным проживанием до переезда в Украину, и тогда не придется подделывать никаких документов. Но жить с человеком другой веры – это твое решение, твой выбор. В его стране никто не запретит вам создать семью, но в глубине души ты всегда будешь знать, что пошла против предписанного Аллахом.

– Я все понимаю, Линда. Если бы отец узнал об этом, он бы, наверное, убил меня.

– Твой отец ничего не узнает, если ты сама ему не расскажешь. Проблема в том, как ты сама будешь жить с этой мыслью.

– Ты осуждаешь меня?

– Нет, Мона. Кто я такая, чтобы тебя судить? Тебе выпала непростая судьба, и я могу лишь молиться, чтобы Сергей оказался достойным человеком…

– Он очень хороший! – встала на защиту любимого Мона.

– Дай-то бог, дорогая.

Между тем Каир постепенно вернулся к обычной жизни, и, хотя не всем нравился установившийся порядок, египтяне смогли вздохнуть спокойнее. Люди больше не боялись выходить на улицу; готовились новые выборы, но никто не сомневался, что победу на них одержит кандидат, выдвинутый армейской верхушкой. Занятые своей непростой личной жизнью, Мона и Сергей мало думали о политике; им и в страшном сне не могло присниться, что вирус революции, подхваченный на майдане Тахрир, скоро перенесется отсюда на далекий и такой непохожий киевский майдан. Мона грезила о переезде, Сергей же не собирался в самом деле увозить ее в Украину, но никто из них еще не мог представить, что на самом деле готовит им будущее.

Глава 11. Все меняется

Через несколько дней Сергей достал нужную справку и привел Мону к адвокату. Поскольку у него не было друзей-мусульман, свидетелями при подписании контракта стали двое сотрудников из соседнего офиса. Мона чувствовала себя неловко, хотя пыталась это скрыть; Сергей, как обычно, был спокоен и невозмутим. Они быстро поставили свои подписи в нужных местах и, получив на руки два экземпляра орфи, вышли на улицу.

– Ну вот, теперь ты моя жена, – сказал новоиспеченный муж, но в его словах Моне послышалась ирония. Она промолчала.

– Что с тобой? – поинтересовался Сергей.

– Вспомнилась моя свадьба с Ахмедом.

– Кто же в такой момент вспоминает о предыдущей свадьбе?

– У нас с тобой все как-то не по-настоящему. Думаю, ты и сам это понимаешь.

– Предыдущая свадьба была настоящей, но не принесла тебе счастья.

– Я знаю. Но мне все равно не по себе.

– Мона, перестань. Ты же знаешь, что в этой ситуации я не могу сделать большего.

– Прости. Я вовсе не жалуюсь. Ты действительно сделал все, что мог. Точнее, ты сделал намного больше, чем я могла рассчитывать.

– Но ты не чувствуешь себя счастливой, – полувопросительно сказал Сергей.

– Я не чувствую себя замужней. Думаю, это пройдет, когда мы переедем в Украину, но здесь мне все время кажется, что никто не верит в наш брак. Так что мы теперь будем делать?

– Поехали смотреть новую квартиру, – предложил Сергей. – Сейчас только позвоню риелтору.

Мона кивнула. Еще неделю назад они решили, что найдут новое жилье, где их с самого начала будут знать как супружескую пару. Чтобы не вызывать ненужных разговоров, Сергей оставит за собой прежнюю квартиру, оплаченную его работодателем, но фактически станет жить вместе с Моной.

Квартира оказалась не слишком большой, но Мону это не волновало: она беспокоилась лишь о том, чтобы никто не догадался об истинном положении вещей. С каждым днем ей все больше хотелось уехать, сбежать из этой страны, которая вдруг стала казаться враждебной и опасной. Она постоянно рассказывала Сергею об исламских обычаях и традициях, чтобы он не попал впросак; во взглядах окружающих Моне все время чудилось недоверие и подозрение. На работе их отношения по-прежнему тщательно скрывались; утром Сергей высаживал ее за несколько кварталов от бизнес-парка, и оставшуюся часть пути Мона ехала на такси. Вечером они возвращались домой разными дорогами и часто в разное время, а в обеденный перерыв Мона и Сергей, как и раньше, встречались тайно в удаленных от офиса кафе. Единственное, что изменилось после подписания орфи, то, что теперь вечерами они приезжали в одну и ту же квартиру, не прячась от баваба.

Только там, в этой квартире, Мона чувствовала себя спокойно и расслабленно. Она прибиралась, готовила ужин, следила за одеждой Сергея, и за этими домашними хлопотами хотя бы ненадолго могла ощутить себя настоящей женой. Мысленно Мона уже была в Украине. Она верила, что там сможет избавиться от всех страхов, сомнений и призраков прошлого, там она начнет жизнь с чистого листа и обязательно будет счастлива.

Спустя три недели после подписания орфи Мона вдруг почувствовала странное недомогание. Несколько дней она не могла понять, что с ней происходит, пока ее вдруг не осенило.

«Беременность!» – это слово обрушилось на нее, словно сошедшая с гор лавина. Мона сидела оглушенная, судорожно хватая ртом воздух, и не могла разобраться в своих чувствах и ощущениях. Как же так? Она была почти уверена, что бесплодна! Хотя врачи не находили у нее никаких проблем, три года неудачных попыток завести ребенка в браке с Ахмедом и шушуканье родственников убедили Мону в обратном – детей у нее быть не может. Что же получается? Прикинув сроки, она поняла, что забеременела сразу, в первую же ночь, которую они с Сергеем провели вместе.

«Как он отнесется к этой новости? – задумалась Мона. – Мы никогда не говорили о детях. Но ведь он предложил мне замужество, значит, хочет ребенка! Как может быть иначе? Ведь это одна из главных причин, почему люди женятся».

– Беременна? Мона, ты шутишь? – Сергей казался ошарашенным. Он подошел к окну и молча закурил. Новость о ребенке стала для него такой же неожиданной, как и для Моны. Только сегодня Сергей заказал себе билет в Украину – он улетал через две недели.

– Но я думал… То есть ты говорила… – растерянно произнес он.

– Да, я тоже думала, что бесплодна. У меня очень долго не получалось забеременеть, хотя врачи не находили никаких проблем.

Глядя в ее счастливое лицо, Сергей осекся. Слова об аборте замерли у него на губах.

«Черт бы побрал Диму с его «умными» советами! – со злостью подумал он. – Хотя я сам виноват: надо было предохраняться. Ведь Мона верила, что у нас с ней настоящий брак, а я с самого начала не собирался увозить ее из Египта. Ну и что мне теперь делать?»

– Ты не выглядишь счастливым, – осторожно заметила Мона.

– Я… очень удивлен. Не могу привыкнуть к этой мысли.

– Я тоже.

Мона смущенно улыбнулась. Сергей молча достал вторую сигарету.

– Ну ты, брат, даешь, – присвистнул Дима, когда друг, срочно вызвав его из дома, сообщил последние новости. Сергей знал, что Мона хочет видеть его дома, но ему не терпелось сбежать и перед кем-то облегчить душу. – Наверное, поздновато об этом спрашивать, но почему ты не предохранялся?

– Это уже не имеет значения, – хмуро ответил Сергей. – Ну, сглупил. Думал, что детей у нас быть не может. Мона никогда не говорила об этом прямо, но ведь в браке с Ахмедом у нее не получалось забеременеть целых три года.

– И что? Всякое бывает.

– В общем, это уже не важно. Я не знаю, что делать. На аборт она не согласится.

– Уверен? А если объяснить ей ситуацию? Предложить денег? Приличную сумму, а?

– Ты с ума сошел.

– Ну а что? Вряд ли ей нужен ребенок без мужа. А мужа у Моны фактически нет. Ну что такое орфи-контракт с иностранцем, да еще полученный по липовой справке о вероисповедании? Филькина грамота.

– Вот только она думает, что скоро мы поедем в Украину, поженимся по-настоящему, будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

– Значит, тебе придется сообщить ей, что это не так.

– Ты делаешь из меня законченного подлеца.

– У тебя не так много вариантов. Или объяснить реальное положение дел, или в самом деле взвалить на плечи жену-египтянку и ребенка.

– Мона такого не заслужила.

– Слушай, брат, это все лирика. Ну ты же сам видишь, что других вариантов нет.

– Мне нужно время, чтобы подумать, – вздохнул Сергей.

– О чем тут думать? – увидев выражение лица друга, Дима осекся. – Ладно, это твое дело. Но на мой взгляд, у тебя просто нет выбора.

– Я не хочу делать ей больно. Кроме того, ты знаешь, какое тут отношение к абортам.

– Я тебя умоляю. За деньги можно найти врача…

– Наверное, врача найти можно. Но ни за какие деньги я не смогу убедить Мону сделать аборт. Она уже любит этого ребенка. И, честно говоря, я чувствую себя виноватым.

– В том, что она забеременела?

– Да. Она не предохранялась, потому что верила, что у нас с ней настоящий брак. А вот я должен был принять меры.

– И ты хочешь расплатиться за свою ошибку тем, что в самом деле увезешь ее с ребенком в Украину?

– Я же сказал, мне надо подумать. Черт, а ведь как хорошо все складывалось! Знаешь, я даже начал думать, что семейная жизнь – это не так уж плохо.

– Я смотрю, она тебя крепко обработала.

– В том-то и дело, что никто меня не обрабатывал. Просто с ней я чувствовал себя очень комфортно. Нам было хорошо вместе, понимаешь? Господи, ну почему она забеременела?

– Что случилось, то случилось. Какой смысл посыпать голову пеплом?

– Знаешь, я не могу отделаться от мысли, что самым лучшим выходом из ситуации был бы выкидыш, – признался Сергей. – Чувствую себя последним подонком, который мечтает о смерти собственного ребенка, но ведь тогда проблема бы решилась сама собой.

– Ребенка еще нет, – возразил Дима, – он не родился и родится еще не скоро.

– В том-то и дело, что для Моны ребенок уже есть, – вздохнул Сергей. – В этом и заключается весь ужас моего положения.

Мона видела, что отношение Сергея изменилось с тех пор, как он узнал о ребенке. Ее надежды на то, что он обрадуется этой новости, разбились сразу, как только она сообщила мужу о своей беременности и увидела выражение его лица. К тому же у нее начался сильный токсикоз – она почти ничего не ела, постоянно чувствовала слабость и прикладывала немало усилий, чтобы скрыть свое положение от коллег в офисе. Единственным человеком, которого Мона посвятила в эту ситуацию, стала Линда.

– Как мужчина может не хотеть ребенка? – спрашивала она подругу, едва сдерживая слезы. – Ведь для этого люди и создают семьи.

– Не всегда, – мягко возражала Линда. – Особенно если мы говорим о западных странах.

– Там что, не рожают детей?

– Ну конечно, рожают. Но намного меньше, чем арабы, африканцы и азиаты. Понимаешь, у них другой подход к этому вопросу.

– Какой?

– Видишь ли, египтянок с детства воспитывают так, что их главная цель – выйти замуж и родить детей, а главная миссия женщины – быть женой и матерью. А вот европейки настроены на карьеру, на жизнь в свое удовольствие, путешествия, саморазвитие. Там позже женятся и выходят замуж и далеко не всегда сразу заводят ребенка. В моей стране много пар, у которых всего один ребенок, есть вообще бездетные – не потому, что проблемы со здоровьем, нет. Это их осознанный выбор.

– Какие странные у них обычаи. А может быть так, что мужчина любит женщину, но не хочет от нее ребенка?

– Может быть, что он вообще не хочет ребенка, ни от какой женщины, – ответила Линда.

Мона побледнела.

– Я не говорю, что это именно ваш случай. Может быть, Сергей просто не планировал заводить детей вот так сразу.

– И что же мне делать?

– Наберись терпения и дай ему время. Возможно, он сам изменит отношение к твоей беременности.

– Господи, я так долго мечтала о ребенке. А теперь рядом нет никого, кто мог бы разделить со мной эту радость.

– Даст бог, все наладится. Скажи, а Сергей… ну, он не предлагал тебе избавиться от ребенка?

– Что ты, Линда! Неужели ты думаешь, он на это способен?

Линда промолчала. У нее с самого начала были сомнения в том, что Сергей собирается забрать Мону с собой в Украину, и она справедливо подозревала, что ребенок ему совсем не нужен. Но, видя состояние подруги, она не решалась поделиться с ней своими мыслями.

– Это уже хорошо. Понимаешь, на Западе… в общем, там разрешены аборты.

– Но ведь это убийство.

Линда вздохнула. Как бы сильно она ни любила подругу, порой приходилось признать, что та смотрит на мир совсем иначе.

– Да, конечно, – с позиции религии и гуманизма. Но закон этого не запрещает.

Мона промолчала. Она часто слышала от Линды, что на Западе живут совсем другие люди, но только теперь ей впервые показалось, что пропасть между ней и Сергеем куда глубже, чем она думала раньше.

«Ведь, в сущности, я не так уж хорошо его знаю, – мелькнуло в голове у Моны. – Конечно, Сергей замечательный человек, и нам хорошо вместе, но мы совсем мало прожили вместе и пока не прошли ни одного серьезного испытания».

От этих мыслей Моне вдруг стало не по себе, и она попыталась оправдать любимого.

«Нет-нет, Сергей не такой. Он мог бросить меня, и не раз. Однако вместо этого Сергей давал мне денег, когда я в них нуждалась, он даже предложил замужество…»

– Я совсем запуталась, Линда, – задумчиво сказала Мона.

– Все в руках Аллаха.

– А может быть, то, что со мной происходит, это наказание? За все, что я сделала? За то, что живу с иноверцем?

– Аллах милостив. Не надо об этом думать. Может быть, все еще образуется. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?

– Не очень. Почти ничего не ем, голова кружится и постоянно тянет спать.

– А вы были у врача?

– Пока нет. Сергей возвращается домой в таком настроении… в общем, я не решилась поговорить на эту тему.

– Но ведь ты можешь сходить одна, разве нет? Если хочешь, пойдем вместе.

– Спасибо, но мне хотелось пойти с Сергеем. Вдруг что-то изменится, когда он увидит ребенка на УЗИ?

– Ты знаешь, мужчины не слишком сентиментальны. Отцовские чувства у них могут проснуться только через пару лет после рождения ребенка.

– Столько я не выдержу, – вздохнула Мона. – Мне очень нужна его поддержка. И так уже сто раз пожалела, что сказала Сергею о ребенке. Если бы знала заранее, что он так отреагирует, держала бы эту новость в секрете столько, сколько смогла бы. Линда, ты не представляешь, как нам было хорошо вместе! А теперь мы почти не разговариваем. Сергей постоянно не в настроении…

– Не надо сейчас об этом думать. Тебе вредно нервничать. Скажи, а ты не хочешь сообщить родителям?

– С ума сошла? Сообщить о том, что я живу с христианином по орфи и теперь жду от него ребенка? Отец убьет меня, если узнает.

– А мать?

– Мама… Нет, ей тоже лучше не знать. Наверное, она нас не выдаст, но уж точно не обрадуется этой новости.

– Она еще на тебя злится?

– Очень. Мы созваниваемся от силы раз в месяц. Мама не может простить мне того, что из-за нашего развода с Ахмедом расстроилась свадьба Сумайи. Да ведь ты наверняка была у них с тех пор, как я сбежала из дома. Что обо мне говорят?

– Совсем ничего.

– Вот видишь. Родители вычеркнули меня из жизни, как будто Сумайя всегда была их единственной дочерью. Мать звонит раз в месяц, просто чтобы задать пару дежурных вопросов. А если они узнают, что я теперь живу с Сергеем… Наверное, родители предпочли бы, чтобы я умерла и избавила их от позора.

– Да, ты права. Лучше им этого не знать. Может быть, пройдет время, и Аллах смягчит их сердца. – Они немного помолчали. – А какую религию будет исповедовать ваш ребенок?

– Ох, Линда, я не заглядываю так далеко.

– И все-таки?

– Я надеюсь, что Сергей не будет настаивать на крещении. Знаешь, он не слишком религиозен. А для меня важно, чтобы ребенок рос мусульманином. Я и так взяла большой грех на душу, согласившись на замужество с иноверцем.

– Ох, как у вас все сложно.

– А ведь ты предупреждала, – грустно улыбнулась Мона. – Но что делать, если мне не нужен никто, кроме Сергея?

Прошло еще несколько дней. Мона чувствовала, что у нее больше нет сил терпеть эту ситуацию. Она твердо решила во что бы то ни стало поговорить с Сергеем и расставить все точки над i.

«В конце концов, я не могу заставить его любить этого ребенка. Лишь бы понять, что он намерен делать. В любом случае, я как-нибудь справлюсь», – убеждала она себя.

Сергея в квартире не оказалось, хотя Мона точно знала, что он уехал из офиса еще два часа назад. Она не сразу забеспокоилась: если раньше все свободные вечера они проводили вместе, то теперь Сергей все чаще стал исчезать в неизвестном направлении, даже не заботясь о том, чтобы предупредить жену. Но когда время перевалило за полночь, Мона не на шутку встревожилась. Телефон Сергея упорно молчал; она не знала, что и думать.

Когда в замке заворочался ключ, Мона была на грани истерики. Надежда на серьезный разговор растаяла сразу, как только она увидела, в каком ее муж вернулся состоянии. Сергей едва стоял на ногах.

– Ты что… пьян? – только и смогла выговорить она.

Он неопределенно развел руками.

– Подумаешь, посидели немного с друзьями. – Сергей устало опустился на диван.

Мона промолчала. Ей много чего хотелось сказать по поводу его постоянных отлучек, но было ясно, что сейчас он просто не способен разговаривать. Мона не могла не заметить, что в последние дни Сергей стал часто выпивать, но впервые видела его в таком состоянии. Прожив двадцать три года среди мусульман, она никогда не имела дела с алкоголем: представить своего отца, брата или бывшего мужа, вернувшихся домой навеселе, было решительно невозможно, и сейчас Мона находилась в замешательстве, не зная, как надо реагировать.

«А ведь здесь, в этом доме, Сергей живет со мной, и его считают мусульманином, – подумала она. – Наверняка баваб видел, что он пьян в стельку. Боже, как стыдно! Нет, надо с этим что-то делать».

Повернувшись к Сергею, она увидела, что тот свалился на диван, даже не разувшись, и уже заснул.

«Поговорю с ним завтра, – решила Мона. – Но завтра уж точно. Я не дам ему шанса избежать разговора».

На следующее утро Сергея мучило дикое похмелье. Убедившись, что муж проснулся, Мона вышла из дома, не сказав ему ни слова. Весь день она ждала, что Сергей позвонит или напишет в чат, и боролась с искушением самой выйти на связь. Он молчал, а Мону все больше раздирали обида и огорчение.

Вечером она послала ему сообщение, в ультимативной форме потребовав прийти домой как можно раньше для серьезного разговора. Настроение у Моны было самое решительное.

«Хватит молча глотать слезы, – решила она. – Я ни в чем перед ним не виновата. Если Сергей не хочет этого ребенка – пусть хотя бы наберется мужества и скажет мне это прямо, глядя в глаза».

Сергей не стал увиливать; он вернулся домой трезвым и без опозданий. Однако разговор не клеился: Мона слишком многое хотела ему сказать, но, считая Сергея виноватым, в первую очередь ждала извинений. Он же пока не принял никакого решения и слабо представлял, что ему делать.

– Ты хотела со мной поговорить, – напомнил Сергей, когда пауза совсем затянулась.

– Да, хотела. А разве ты сам ничего не хочешь мне сказать?

– Нет.

– Жаль. Сергей, я просто хочу понять, что происходит и что с нами будет дальше. Жить так, как мы живем сейчас, невозможно. Я беременна. Мне тяжело физически и морально, а ты…

– Мы не договаривались о ребенке.

– Я тоже этого не ожидала. Но если я – твоя жена, то почему ты так странно воспринимаешь мою беременность? Разве в этом есть что-то ненормальное?

– Мона, это бессмысленный разговор. Ты сама должна понимать, что ребенок нам ни к чему, – по крайней мере, в течение ближайших нескольких лет.

– Ты просто не хочешь иметь детей.

– Да, и это тоже. Я пока не готов стать отцом.

– Но ведь мы женаты…

– И что? Брак – это одно, а ребенок – совсем другое. Может, у вас в Египте принято рожать сразу после свадьбы, но у нас все не так. Если ты вышла замуж за иностранца и согласилась на переезд в другую страну, тебе придется изменить свои взгляды.

– Но ребенок уже есть, и с этим надо считаться.

– И что ты от меня хочешь?

– Хочу знать правду. Ты… отказываешься? Отказываешься от нас?

– Я этого не говорил.

– Ты ничего не говоришь уже больше недели. Я не могу это выносить.

– Но мне пока нечего тебе сказать.

– Когда ты уезжаешь? – тихо спросила она.

– Скоро.

– Понятно. – Мона почувствовала, как из глаз капают слезы, и поспешно отвернулась. Ей не хотелось плакать в его присутствии.

Сергей смотрел на жену, и его обуревали противоречивые чувства. Он злился, хотя прекрасно понимал, что беременность стала для Моны такой же неожиданностью, как и для него. Сергей раздражался, видя, как Мона рада этому ребенку, и досадовал, что не может разделить ее чувства. С другой стороны, он помнил, как им было хорошо вместе, и отчасти жалел Мону, понимая, что ей нелегко. Временами Сергей был близок к тому, чтобы просто дать жене денег, уехать и забыть об этой ситуации, а порой, наоборот, склонялся к тому, чтобы забрать ее с собой.

Увидев слезы Моны, он хотел подойти утешить ее, но в последний момент передумал.

– Перестань, пожалуйста, – сдержанно сказал Сергей. – Я ухожу к друзьям.

– Опять? – Мона понимала, что сейчас не время начинать новую ссору, но ничего не могла с собой поделать.

– Не надо изображать ревнивую жену. Я иду с друзьями, а не с подругами.

– Я просто устала, – тихо сказала она.

– Скоро улечу, вот и отдохнешь. – Сергей с силой хлопнул дверью.

Мона опустилась на диван и наконец дала волю слезам. Ей было жаль себя, своих разбитых надежд и своего брака с Сергеем, с самого начала замешенного на обмане и грехе и в итоге оказавшегося столь недолговечным. Она вспомнила три года, проведенные с Ахмедом, и впервые за все это время подумала о том, что у них могла сложиться пусть не самая счастливая, но все-таки семья, если бы ей удалось забеременеть тогда, а не сейчас. Хотя между Моной и Ахмедом никогда не было любви, у них было одинаковое воспитание и представление о браке, и, возможно, родители не так уж ошибались, говоря, что это и есть самое главное. Вспомнив свои романтические представления, мечты и чаяния, Мона вдруг разозлилась. Она понимала, что сказка закончилась, а любовь не выдержала первого же испытания, – хотя как можно назвать испытанием еще не рожденного совместного ребенка? Бессмысленно глядя в окно, Мона жалела о своих утраченных иллюзиях, не в силах подумать о том, как будет жить дальше.

Так прошло несколько часов. Мона продолжала сидеть на диване, ей не хотелось никуда идти, не хотелось ничего делать, даже двигаться не хотелось. Она продолжала молча смотреть в окно, не заметив, что на улице совсем стемнело. Временами в ее голове мелькали какие-то обрывки мыслей, но Мона старательно гнала их от себя – думать было слишком больно.

«Завтра, я подумаю об этом завтра», – твердила она, пытаясь избавиться от назойливых и неприятных мыслей и не замечая, что повторяет фразу всемирно известной Скарлетт О’Хара.

Ночь давно вступила в свои права, но Каир и не думал засыпать. На улицах все еще было многолюдно, и Мона, очнувшись от своего странного многочасового полузабытья, вдруг с грустью подумала, что ей нет места в этом городе.

«Каир перестал быть для меня родным, – решила она. – Мужа нет, родственники вычеркнули меня из жизни, Сергей предал… Из близких людей осталась только Линда. Мне лучше уехать туда, где никто не знает о моем прошлом и об отце этого ребенка. Надо отбросить гордость и поговорить с Сергеем по существу. Надеюсь, он не откажется хотя бы дать денег… тогда я уеду в Александрию. Это достаточно большой город, чтобы затеряться и начать новую жизнь. Сниму небольшую квартиру и буду растить ребенка, а когда он немного подрастет – найду работу. Рано или поздно моя жизнь должна наладиться. Что бы ни случилось, мне надо жить дальше, а оставаться в Каире бессмысленно и даже опасно. Вдруг отец узнает о ребенке? Маловероятно, но вдруг? Нет, нельзя этого допустить!»

Скрипнула входная дверь, и раздались шаги Сергея. Мона вздрогнула от неожиданности. Как она пропустила его появление?

Сергей щелкнул выключателем и остановился в нескольких шагах, но его лицо оставалось в тени. Мона молчала, пытаясь понять, в каком он настроении, и радовалась тому, что сегодня, по крайней мере, от мужа не пахнет алкоголем.

– Почему ты сидишь в темноте? – наконец спросил Сергей.

Мона пожала плечами и отвернулась.

– Тебе плохо?

– Какое это имеет значение? – вяло огрызнулась она. – Я хочу с тобой поговорить. Не волнуйся, на этот раз тебе не придется выслушивать мои жалобы. Нам нужно обсудить сугубо практические вопросы.

– Какие же? – поинтересовался Сергей.

– Я решила уехать в Александрию.

– В Александрию? А ты что, больше не собираешься со мной в Украину?

– Сергей, ты издеваешься? – взорвалась Мона. – Какая Украина? Ты даже смотреть на меня не хочешь!

– Не преувеличивай. Да, новость о ребенке стала для меня неожиданной, я не был к этому готов и не смог правильно среагировать. Я понимаю, что обидел тебя. Прости.

– То есть… Объясни, что ты имеешь в виду?

– Мы уедем вместе, как и планировали. Сегодня я рассказал о нас своей маме.

– И что она думает? – осторожно спросила Мона, все еще не веря в происходящее.

– Мама? – Сергей задумался, пытаясь подобрать правильные слова. – Она переваривает эту информацию.

– То есть свекровь не в восторге, – резюмировала Мона.

– Не преувеличивай. Она давно мечтала о внуках, просто не ожидала, что я женюсь на египтянке. Так или иначе, теперь мама все знает. Ей нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Я уверен, что со временем вы подружитесь.

Несколько секунд Мона молча смотрела на Сергея. У нее мелькнула мысль, что когда-то Ахмед говорил то же самое о своей матери. Но она отбросила ненужные воспоминания и бросилась ему на шею.

– Ты не представляешь, что это для меня значит.

– Ну-ну, перестань. – Он погладил жену по голове.

Мона не знала, что пару часов назад Сергей еще не знал, как поступить; он вновь пошел на встречу с друзьями, чтобы в очередной раз обсудить ситуацию. Друзья настаивали на том, чтобы откупиться деньгами, но их уговоры возымели обратный эффект: Сергей понял, что не может так поступить.

– Брат, ты сам вешаешь себе на шею камень, – твердил Дима. – Жениться на девушке такого воспитания… другой веры… Ну как твоя Мона будет жить в Украине?

– Как-нибудь справимся.

– Брат, ты сошел с ума.

– Я не могу поступить иначе, – покачал головой Сергей. В этот момент он окончательно решил забрать Мону с собой.

Глава 12. В разлуке

Через десять дней Мона провожала Сергея в аэропорт. Он хотел проститься дома, но жена была непреклонна в своем желании провести вместе с ним все оставшееся время, вплоть до последней секунды. Совсем недавно ей казалось, что их с Сергеем больше ничего не связывает, зато теперь Мона отчаянно цеплялась за каждое мгновение и втайне молилась о том, чтобы какое-то неожиданное препятствие задержало отъезд любимого. Сергей откровенно смеялся над ее страхами.

– Чем быстрее я уеду, тем быстрее ты сможешь присоединиться ко мне, – напоминал он Моне.

Та кивала, но ничего не могла с собой поделать, – возвращение Сергея в Украину представлялось Моне чем-то вроде ее персонального конца света.

Но сколько ни оттягивай момент расставания, он все равно наступит. Сергей сдал свою арендованную «Тойоту», и в аэропорт они ехали на такси. Мона сидела на заднем сиденье, вцепившись в его руку, и судорожно сглатывала слезы. За несколько дней до отъезда они обсудили все детали ее переезда: Сергей обещал сразу же заняться приглашением, по которому девушка могла поехать в Украину. Мона, в свою очередь, должна была подготовить все документы, необходимые для заключения официального брака в его стране. В офисе она дорабатывала последнюю неделю – все равно скоро уезжать, да и скрывать от коллег беременность становилось все сложнее.

За несколько дней до расставания Мона с Сергеем сходили к врачу, который подтвердил, что беременность протекает нормально и весной следующего года, ин ша Аллах, в их семье появится первенец.

– Все будет хорошо, – в тысячный раз повторял Сергей. – Я обещаю. Подключу все связи, чтобы ты могла приехать уже в следующем месяце.

Машина остановилась у терминала вылета международных рейсов. Молчаливый таксист, всю дорогу с интересом поглядывавший на странную пару, помог вытащить объемный чемодан Сергея. Тот хотел попросить водителя задержаться, чтобы отвезти Мону обратно, но девушка дала понять, что лучше найти другую машину, – не хватало еще, чтобы на обратном пути таксист начал выяснять, в каких она отношениях с этим иностранцем.

В здании аэропорта Сергей сразу стал прощаться; он не любил расставания и имел основания опасаться, что жена не сможет сдержать свои эмоции. Они неловко обнялись, и Сергей быстро пошел к стойке регистрации. Мона провожала мужа взглядом, пока его фигура не затерялась вдали. Слез не было. На несколько минут она впала в ступор и просто стояла, бездумно глядя куда-то вдаль, затем повернулась и уныло поплелась к выходу.

Потекли томительные дни ожидания. Необходимость ежедневно ходить в офис тяготила Мону, но когда она наконец уволилась, стало еще тяжелее. Оказалось, что рутинные дела на работе отвлекали ее от мыслей о Сергее и их будущем. Осев дома, она впала в депрессию: часами бездумно ходила по квартире, переставляя вещи с места на место, щелкала пультом от телевизора или подолгу неподвижно лежала в кровати.

Беременность по-прежнему давалась Моне нелегко; ее часто тошнило, постоянно клонило в сон, аппетит отсутствовал напрочь. Но сложнее всего было справиться с тоскливым чувством одиночества. Ей безумно не хватало присутствия и поддержки Сергея; они общались по телефону, но этого не хватало, чтобы заполнить образовавшуюся в ее жизни пустоту. Мона ревновала мужа к его украинской действительности, о которой она мало что знала; ревновала к друзьям и даже родственникам. Она гнала от себя мысли, что у любимого, возможно, уже появилась другая девушка – ведь там, на Западе, это так просто. Мона и сама понимала, что это напоминает паранойю, – у нее не было достоверной информации, чтобы делать подобные выводы, а просто так терзать себя не имело решительно никакого смысла. Но справиться с собой получалось не всегда. Только сейчас, когда Сергей уехал и почти исчез из ее жизни, она окончательно поняла, сколь огромное место он занимал там раньше. Одиночество обрушилось на нее, словно лавина, и у Моны не было никакой возможности ей противостоять.

Сергей

Украина встретила Сергея осенней прохладой, от которой он уже успел отвыкнуть. Зябко кутаясь в кожаную куртку (самую теплую вещь, которую он брал с собой в Египет), Сергей вышел из здания киевского аэропорта и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Его никто не встречал – единственным человеком, знавшим точную дату возвращения, была мать, но и ее он просил остаться дома.

«Устрою друзьям сюрприз, – решил Сергей. – Мог бы и матери не говорить, но это рискованно – у нее все шансы заработать от такой неожиданности сердечный приступ. Хватит с мамы известия о том, что я женился на египтянке и скоро стану отцом».

Сергей нахмурился, вспомнив реакцию матери на эту шокирующую новость. Сначала она просто выронила трубку, и несколько томительных минут ему пришлось потратить на то, чтобы снова дозвониться до нее. Затем мама долго допытывалась, не шутит ли он, потом охала, ахала, плакала и жаловалась на боли в сердце. Все уверения Сергея, что Мона хорошая, и напоминания, что мать давно мечтала женить сына и понянчить внуков, не сработали.

– Да, я хотела, чтобы ты остепенился и завел семью, – признавала та. – Но египтянка!

Не желая травмировать Мону, он не стал говорить ей о реакции матери в надежде на то, что со временем ему удастся переломить ситуацию. Впрочем, жена и так догадалась, что будущая свекровь не в восторге от этой новости.

Сергей вздохнул и обмотал шею арафаткой, рассудив, что будет решать проблемы по мере их поступления. Почти сразу рядом остановилось такси. По дороге домой Сергей не уставал любоваться Киевом – по сравнению с Каиром он вдруг показался ему невероятно чистым и до боли родным.

«Как хорошо вернуться домой, – подумалось Сергею. – Неужели я становлюсь сентиментальным?» В юности он страшно хотел вырваться отсюда, объездить весь мир и стать настоящим космополитом, но сейчас, возвратившись в Киев после годичного пребывания в Египте, вдруг впервые прочувствовал значение слова «дом».

«А ведь я никогда не уезжал отсюда надолго, – вспомнил Сергей. – Туристические поездки и короткие командировки не в счет».

Такси притормозило у подъезда, Сергей расплатился и уже собирался подняться наверх, как вдруг его окликнули сзади.

– Сергей?

– Юля? Вот уж не ожидал!

– Нет, это я не ожидала! Ты ведь уехал за границу, вроде куда-то в Африку. Тунис? Турция?

– Египет.

– Точно, Египет. По тебе видно, что вернулся из южных широт. Загорел, как будто каждый день не вылезаешь из солярия. Ты в отпуск? Или насовсем?

– Пока что вроде как в отпуск. Но, по всей видимости, скоро меня снова куда-нибудь зашлют.

– Значит, ты теперь – птица перелетная.

– Вроде того.

– Как вообще дела? Как тебе в Египте? Что нового?

Сергей хотел сказать, что женился, но в последний момент вдруг передумал.

– Да так… Вроде все по-старому. Как ты? Прекрасно выглядишь.

– Спасибо. У меня все тоже… без особых изменений.

– Ну, мне пора бежать. Мама ждет. Ты заходи в гости, поболтаем.

– Спасибо за приглашение. Я зайду.

Сергей улыбнулся на прощание и скрылся в подъезде. Юля проводила его задумчивым взглядом. Почти всю жизнь они прожили в одном дворе, в соседних подъездах, и в юности у них случился довольно бурный и продолжительный роман. Юля с Сергеем хорошо смотрелись вместе, подходили друг другу по возрасту, а кроме того, их матери очень дружили и не скрывали обоюдной надежды когда-нибудь породниться. Но – не срослось. Когда Сергей закончил университет и устроился на работу, а Юля перешла на третий курс, молодые люди расстались. Она до сих пор не могла забыть, как ей тогда было обидно. Окружающие с жаром убеждали ее, что молодая и красивая девушка без труда найдет себе другого, еще лучше, и она заставила себя в это поверить. С тех пор прошло почти десять лет, ее возраст стремительно подкатывал к отметке 30, но никакого принца на пути так и не встретилось. Было много романов, ухажеров, свиданий и цветов, но Юля видела, что все не то. Намеки матери, что пора бы выходить замуж и рожать детей, становились все менее прозрачными, подруги одна за другой обзаводились семьями, а она, такая обворожительная и утонченная, по-прежнему не могла устроить свою судьбу. И теперь, после случайной встречи с Сергеем, Юля задумчиво смотрела ему вслед, размышляя, как возобновить их отношения десятилетней давности. Тогда они были молоды, наивны и совершенно не готовы к семейной жизни, но теперь это в прошлом. Девушка не сомневалась, что Тамара Николаевна, мать Сергея, поможет ей в завоевании сына.

– Сынок! – Мать бросилась ему на шею, стоило Сергею выйти из лифта, и зарыдала. – Неужели ты наконец вернулся?

– Мама, перестань. Ну что ты плачешь? Все хорошо, я дома.

– Ох, родненький, как же я по тебе соскучилась. Дай посмотрю, какой ты стал. Загорел и, конечно, исхудал. Я так и знала: никто в этой Африке не следил за твоим питанием, небось ходил целыми днями голодный.

– Мама! Перестань. Мне не пять лет. Нормально я ел.

– Да уж вижу. Ну проходи, проходи. Надо было мне тебя в аэропорту встретить, да давление с утра скачет. Я у окна стояла, видела, как ты с Юлечкой разговаривал.

– Да, мы столкнулись у подъезда.

– Хорошая девочка. Она у меня часто про тебя спрашивала.

– Ага. Так часто, что даже не могла вспомнить, откуда я приехал, – из Турции или Туниса.

– Кстати, она до сих пор не замужем, – не обращая никакого внимания на его иронию, мать продолжала гнуть свою линию. – Не знаю, куда парни смотрят. Всех страшненьких давно расхватали, а такая красавица до сих пор в девках сидит.

– Я догадался, что она не замужем. В противном случае обязательно бы мне похвасталась. Но ты зря расхваливаешь ее достоинства, – не забывай, что я теперь несвободен.

– Ох, сыночек. Я из-за этой твоей поспешной женитьбы все глаза выплакала. Египтянка! Ну кто бы мог подумать! Она ведь даже по-русски не говорит! И борща с пампушками тебе не сварит!

– Мама, я тебя умоляю! – Сергей возвел глаза к небу.

– Ну ведь столько красавиц вокруг, зачем тебе иностранка?

– Кстати, насчет борща… Что за запах? – Он счел за благо перевести беседу в другое русло.

– Ах ты, господи! Я ведь тебя до сих пор так и не покормила! Потом поговорим, а сейчас иди кушать.

Обед затянулся почти на два часа. За борщом последовали голубцы, за ними чай с плюшками. Мать почти не ела, но постоянно подкладывала сыну в тарелку что-нибудь вкусное и забрасывала его вопросами, не забывая пожаловаться на плохое здоровье и тяжелую ситуацию в Украине.

– Работы нет, продукты дорожают, – перечисляла она народные бедствия. – Вокруг только и разговоров, что о вступлении в Евросоюз. А станет ли после этого лучше? Люди, конечно, надеются…

– Ты в чем-то нуждаешься?

– Нет, сынок, я ни в чем не нуждаюсь. Даже откладываю из тех денег, что ты мне присылаешь.

– Не надо экономить. Я дам тебе столько, сколько нужно.

– Ну что ты, Сережа. Я ведь знаю, что эти деньги непросто даются, ой как непросто. Ты вон на чужбине свое здоровье гробишь, отощал весь…

– Мам, ну прекрати! Я что, похож на голодающих детей Африки? Расскажи лучше про свое самочувствие.

– Да что я – скриплю себе потихоньку. То сердце шалит, то с сосудами проблема, то ноги отекают. В поликлинику придешь, а у них на все один ответ: ничего не поделаешь, возраст. Ты кушай, кушай. Давай я тебе добавки положу.

– Мам, я больше не могу. Ну правда. Сейчас лопну. – Сергей откинулся на спинку стула, пытаясь ослабить ремень на брюках.

– Хочешь отдохнуть?

– После такого сытного обеда я даже двигаться не могу. Пойду лягу.

– Ты иди, иди. Чемодан я сама разберу. Ты ведь останешься у меня? – Мать с тревогой посмотрела ему в глаза.

Тема совместного проживания была для нее весьма болезненной. Когда Сергею исполнилось двадцать пять и он стал зарабатывать более-менее приличные деньги, то сразу захотел снять отдельное жилье. Ему это казалось вполне естественным – ну кто в таком возрасте живет с мамой? Однако та сочла решение сына предательством. Сергею пришлось остаться дома еще на несколько месяцев – каждый его порыв съехать на съемную квартиру мать воспринимала в штыки, а когда у нее заканчивались разумные аргументы, она сразу хваталась за сердце. Доводы о том, что новая квартира ближе к работе, что иногда ему хочется привести домой друзей или девушку, и обещания навещать мать не меньше двух раз в неделю не могли ее убедить. Сергею пришлось выдержать нешуточный бой и предпринять множество попыток примирить маму с той очевидной мыслью, что он уже взрослый и самостоятельный человек.

– Ну чего тебе здесь не живется? – ворчала мать. – Кто же позаботится о сыне, как не родная мама? Ладно бы женился и захотел жить отдельно, я бы поняла. Но переезжать в холостяцкую квартиру? Да еще выбрасывать деньги на аренду? Ведь лучше копить на собственное жилье!

В итоге Сергей все же съехал от матери, но, вспоминая об этом, она до сих пор не могла скрыть обиды.

– Я останусь здесь, по крайней мере на ближайшее время.

– А что потом?

– Потом закончится отпуск и появится ясность с моим новым назначением.

– То есть ты опять уедешь из Киева?

– Я еще не знаю, мам. Надеюсь остаться тут, по крайней мере на ближайший год. Ведь скоро приедет Мона, нам нужно оформить кучу документов… И вообще, ей потребуется моя помощь.

– Ах, да… Твоя Мона. Значит, из-за нее ты будешь жертвовать своей карьерой?

Сергей вздохнул. Он знал, что мать его безумно любит, но порой чувствовал, что эта любовь подобна удавке на шее.

– Ты много лет уговаривала меня жениться, – напомнил он. – И к моей новой должности, предполагающей длительное пребывание за границей, относилась хуже некуда. А теперь и Мона тебе не по душе, и мое желание на время остаться в Украине – тоже.

– Конечно, я хотела, чтобы ты женился и завел детей. Но почему египтянка? Своих, что ли, девушек мало? Околдовала она тебя, как пить дать околдовала.

– Мам, давай закончим этот разговор, иначе поссоримся. Ты Мону и в глаза не видела, но почему-то уверена, что она плохая.

– Сердце мое материнское так чувствует, – безапелляционно заявила мать. – Не для того я тебе воспитывала, ночей не спала, чтобы отдать своего единственного сына какой-то египтянке.

Сергей махнул рукой и с трудом поднялся со стула.

– Мам, я пойду лягу.

– Иди, отдыхай. Я не буду тебе мешать.

Он кое-как доковылял до дивана и сразу провалился в забытье. Тамара Николаевна, заглянувшая в комнату через несколько минут, нашла сына уже спящим. Она заботливо укутала его пледом и осторожно погладила по выгоревшим волосам. В этот момент зазвонил телефон.

– Здравствуйте, – раздался в трубке звонкий голос Юли. – Тамара Николаевна, я сегодня случайно встретила вашего сына.

– Я знаю, Юлечка. Видела вас из окна. Слышала, наверное, какое у нас горе?

– Горе? Какое горе? Сергей ничего не говорил. Я думала, у него все хорошо.

– Как не говорил? Разве он не рассказал про эту… ну, про свою египтянку?

– Про какую еще египтянку?

– Жениться он надумал, Юлечка. А девка та уже беременная, скоро к нам должна прилететь.

– Не может быть… Нет, он ничего не сказал.

– Я уже все глаза выплакала. Ну почему египтянка? Какой-то они там контракт оформили, жили вместе, а теперь он жену с дитем сюда перетащить решил.

– Жену? Так они уже поженились?

– Да я толком и не поняла. Вроде официально по нашим законам они еще не женаты. Там какие-то сложности, потому что она иностранка. А в Египте у них был брачный контракт, но здесь он не действует. Как-то все туманно, не по-людски.

– Я не знала… Сергей приглашал меня зайти, и я хотела уточнить, когда лучше. Но теперь, видимо, уже не нужно…

– Как это не нужно? Заходи, непременно заходи! Ты сейчас свободна? Вот прямо сейчас и прибегай! Сергей спит, а мы с тобой на кухне пока по-женски поболтаем.

– Вы уверены, что это удобно?

– Удобно! Я пока в своей квартире сама могу решить, что удобно, а что нет! Пусть вон этой африканке будет неудобно! Чтоб ей пусто было! Прошмандовка!

– Ну хорошо, я сейчас приду. Вы только не нервничайте.

– Давай, Юленька, я тебя жду.

Тамара Николаевна осторожно заглянула в комнату сына и, убедившись, что он спит, плотно закрыла дверь. Сергей был ее единственным и долгожданным ребенком, рожденным уже в очень зрелом возрасте. К тому моменту брак с мужем давно дал трещину, и вскоре после появления на свет Сергея они расстались. Но Тамара Николаевна не слишком расстроилась из-за этого обстоятельства – на мужа она давно не надеялась. Все, что ей было нужно, – это ребенок, и женщина не сомневалась, что сможет вырастить сына сама. Сергей сразу стал ее солнышком, центром ее вселенной. Когда ребенок повзрослел и стал стремиться к самостоятельности, она восприняла это как личную трагедию: не о ком стало заботиться, не на кого тратить свою любовь. С тех пор Тамара Николаевна жила мечтой о внуках, но Сергей не спешил обзаводиться семьей. И вот теперь, как гром среди ясного неба, какая-то египтянка со странным именем Мона. Ну уж нет! Не для такой она растила своего сыночка!

Юля пришла через полчаса. Увидев ее, Тамара Николаевна вновь вздохнула. Ну что Сергею еще надо? Молодая, красивая девушка, хотя уже не юная – как раз в том возрасте, когда пора всерьез задуматься о муже и детях. Она приветливо улыбнулась и дала девушке знак следовать за ней на кухню. В душе пожилой женщины крепло решение вмешаться в судьбу сына и помочь ему обрести счастье.

– Сергей спит? – уточнила Юля, усаживаясь на табуретку.

– Без задних ног. И пусть спит, а мы тут пока посекретничаем. Тебе чай или кофе?

– Чай. Так что там за египтянка?

– Ох, милая, я и сама толком не знаю. Глаза б мои ее не видели! Захомутала моего мальчика, опутала своими цепями, в вериги заковала. Уж и забеременеть успела, чтобы заставить на себе жениться. Ну конечно, он там год жил совсем один, на чужбине, без тепла и ласки… Вот она и воспользовалась. Не нужна ему такая жена! Другое дело ты, Юлечка!

Девушка отхлебнула слабо заваренный чай и едва заметно улыбнулась, не став напоминать Тамаре Николаевне, что десять лет назад не казалась ей столь уж подходящей кандидатурой на роль невестки. Впрочем, когда они с Сергеем расстались, отношение пожилой женщины сразу изменилось в лучшую сторону; а уж в последние годы она не скрывала желания сосватать Юлю за своего сына.

– Надо было свести вас до его отъезда в Каир, будь он проклят, – рассуждала Тамара Николаевна. – Но кто же знал, что так получится? Сергей не спешил с женитьбой и просил меня не вмешиваться в его личную жизнь… Ох, надо было слушать не его, а свое материнское сердце.

– Год назад я была несвободна, – заметила Юля. – Хотя должна признаться, что за все эти годы никого лучше Сергея мне так и не встретилось. Были мужчины, влюбленности, отношения… Пару раз даже собиралась замуж, но – не срослось.

– Нам с тобой надо объединиться, – постановила Тамара Николаевна, подливая девушке чай. – Вместе мы придумаем, как образумить моего мальчика.

– Но ведь там ребенок, – осторожно заметила Юля. – Я правильно поняла?

– Сергей сказал, что она беременна. Но я, откровенно говоря, не очень в это верю. Скажу тебе начистоту: мой сын взрослый человек, уж не вчера родился, и у него было много женщин. Чтобы он – и допустил беременность? Может, она это все придумала, чтобы Сергей забрал ее с собой? Или вовсе забеременела от кого-то другого? Ох, не нравится мне эта девушка.

– Вы ее видели?

– Нет. У Сергея даже фотографии ее нет. Ну разве это нормально?

– Да, странная ситуация. Так они все-таки не женаты?

– Ой, там все очень туманно. По нашим законам – точно нет. Сережа собирается подавать документы, чтобы пожениться здесь, в Киеве. А в Египте они жили вместе по какому-то странному контракту… я толком не поняла.

– Так что вы вообще знаете об этой девушке? – допытывалась Юля.

– Ничего! Сергей молчит, будто воды в рот набрал. Вроде бы она молодая, недавно исполнилось двадцать три. Сын твердит, что Мона красивая и добрая и очень его любит. Мусульманка, семьи у нее нет, а с моим сыном они работали где-то в соседних зданиях и познакомились случайно. Это все, что я знаю.

– Очень странно. – Юля задумчиво вертела в руках чашку. – Я мало что знаю про Египет: была там всего один раз, лет пять назад. Но это исламская страна строгих правил, вряд ли мужчина и женщина у них могут вот просто так жить вместе. Тем более странно, что у нее нет семьи. И разве мусульманка может выйти замуж за иноверца?

– Как только Сергей рассказал мне про свою Мону, я тут же побежала к соседке – у нее проведен Интернет. Объяснила, что у нас случилось, и мы вместе стали искать информацию. Ничего хорошего не нашли: страна бедная, грязная, люди малообразованные. Но про их девушек там вообще ничего не сказано, кроме того что они ходят все закутанные с головы до ног и не смеют глаз от пола поднять. Вот про мужчин много всего написано: и обманывают, и воруют – сплошные ужасы.

– Если честно, я про египтянок тоже ничего не слышала, – признала Юля. – Но если они такие религиозные, то как же могло случиться, что эта Мона жила вместе с Сергеем?

– Ох, не знаю, дочка. Из Сергея слова лишнего не вытащишь. Я, конечно, постараюсь выяснить… Он не слишком-то откровенничает, видя мое отношение к этой девушке.

– Значит, так, – решила Юля. – Ваша задача – узнать все, что только можно. Будьте хитрее: постарайтесь скрыть свои эмоции. Раз Сергей так решил, эта девушка все равно сюда приедет, – хотим мы того или нет. Чтобы бороться, нам нужно обладать информацией. Понимаете?

– Какая ты умница, Юлечка! – восхитилась Тамара Николаевна. – Я так и сделаю. Закрою рот на замок, в присутствии сына про эту Мону слова плохого не скажу. А сама постараюсь выяснить все, что можно.

– Хорошо. Как что-то узнаете – звоните. Будем думать, что делать дальше. А я пока пойду, обмозгую ситуацию.

– Разве ты не будешь ждать, когда Сергей проснется?

– Нет. Не говорите ему, что я заходила. Сделаем вид, что меня здесь не было, а его приглашением я воспользуюсь в другой раз.

– Но почему?

– Я еще не знаю, как вести себя в присутствии вашего сына, – призналась Юля.

Она в задумчивости вышла на улицу. Что за странная лавстори с этой египтянкой? Как они могли сойтись? На несколько минут Юля засомневалась: а стоит ли тратить время и силы, пытаясь отбить мужчину, который планирует жениться на другой, а тем более – стать отцом? Оправдаются ли ее усилия? Если бы не поддержка Тамары Николаевны, она бы отступила, но сейчас ей хотелось ввязаться в бой. Вдыхая прохладный осенний воздух, Юля задумчиво курила сигарету и оценивала свои шансы. В начале следующего года ей стукнет тридцать – возраст еще не критический, но вполне достаточный для того, чтобы задуматься о своем будущем. Следовало признать, что достойных кандидатур на роль мужа вокруг не наблюдалось – было много мужчин, готовых закрутить роман, подарить несколько романтических вечеров и сделать своей любовницей, однако все они по разным причинам не годились на роль супруга. Большинство женаты и с детьми, кто-то разводе, но тоже с детьми, другие не подходили по социальному статусу и уровню доходов. Юля знала себе цену – она была успешной, стройной, ухоженной и образованной девушкой, не желающей размениваться на неудачников. Сергей устраивал ее по всем параметрам, – он даже мог помочь Юле осуществить тайную мечту уехать из Украины. Если бы не эта некстати подвернувшаяся египтянка… Да, Мона спутала ей все карты. Но ничего, мы еще посмотрим, кто кого. Она выбросила окурок, решив, что игра стоит свеч.

А Тамара Николаевна, дождавшись пробуждения сына, стала приводить в действие свой план. Вечером Сергей ушел встретиться с друзьями, но еще до этого она смогла осторожно вытянуть из него много интересной информации.

– Я не буду судить о Моне, пока не познакомлюсь с ней, – пообещала Тамара Николаевна, – но сначала расскажи хоть что-нибудь! Ведь она уже почти моя невестка, мать моего будущего внука!

Сергей признал правоту матери, и, опустив подробности, вкратце рассказал историю ее жизни и их взаимоотношений.

– Так, значит, она разведена… порвала с семьей ради тебя… и вы не могли пожениться из-за того, что у вас разные религии?

– Ну да. Это сложно понять. В Египте все совсем иначе.

– А откуда там знают, что она мусульманка, а ты нет?

– Вероисповедание у них указывается во всех документах.

– Скажите, пожалуйста! – поразилась Тамара Николаевна, обмозговывая полученные сведения.

Как только Сергей ушел, она тут же бросилась к телефону и позвонила Юле. Разговор двух союзниц затянулся.

– И все-таки я не представляю, что он будет делать с ней в Украине, – говорила девушка. – Гражданства нет, языка она не знает. Да еще и ребенок… Я тут тоже кое-что выяснила у маминой подруги, которая работает в нашем ФМС. Так вот, легализовать пребывание гражданина Египта на территории нашей страны очень непросто, даже если они заключат официальный брак. Сергея ждет много сложностей.

– Сплошная головная боль с этой египтянкой, – поджала губы Тамара Николаевна. – Но ты была совершенно права: мне не нужно показывать свое отношение. Когда я ругаюсь, Сергей ее защищает, и я же потом оказываюсь виноватой. А стоило сделать вид, что я смирилась с ее существованием, как он мне тут же все рассказал.

– Вы все правильно сделали, – похвалила ее Юля. – Только одна мысль не дает мне покоя. Как думаете, он ее любит? Почему Сергей все-таки решил жениться на этой девушке?

– Из-за ребенка. Она его по рукам и ногам связала.

– Но… можно ведь сделать аборт… или просто давать денег на ребенка. Зачем жениться?

– Наверное, жалеет он ее. Бедная она, несчастная, без мужа, без семьи.

– Неужели совсем не любит?

– Ну, может быть, какие-то чувства у него и есть, – нехотя признала Тамара Николаевна. – Но ведь это не повод жениться? Ты сама знаешь: мой сын влюбчив. Тем более там, на чужбине, – истосковался по женской ласке, вот она его в сети-то и поймала. Но ничего, пусть попробуют пожить вместе, и Сергей быстро поймет, что они совершенно не подходят друг другу. А мы ему в этом поможем.

Глава 13. Первые трудности

После сытного обеда и крепкого сна Сергей чувствовал себя превосходно. Даже мать каким-то чудом сменила гнев на милость: она вдруг перестала проклинать Мону, и они смогли поговорить вполне по-человечески, без слез и причитаний. Вечером Сергея ждали друзья – им не терпелось узнать о его заграничных приключениях. Он находился в замечательном расположении духа; позвонил Моне, выпил с матерью чаю, забрал из гаража свою машину и отправился на встречу.

Новости о жене и ребенка произвели эффект разорвавшейся бомбы. Друзья подшучивали и хлопали его по спине, но в их глазах Сергей видел недоумение.

– Египтянка? Ты серьезно? Вот это да! А она сможет здесь жить? Не замерзнет?

В их словах Сергею слышался невысказанный вопрос: «Зачем оно тебе надо?» Градус радости от долгожданной встречи стремительно приближался к нулю: Сергей знал, что на месте своих друзей он бы вел себя точно так же, но сейчас ему хотелось понимания и поддержки. Товарищи разделились на два лагеря, меньшинство оставались холостяками и были готовы на все, чтобы сохранить этот статус как можно дольше. Большинство успело связать себя узами брака и завести детей; кое-кто успел уже и развестись, эта группа относилась к браку философски, как к некоему неизбежному злу. Все желали ему счастья, но было очевидно, что поздравления эти сугубо формальные. Сергей мрачнел и боролся с раздражением; впервые в жизни он чувствовал, что друзья не понимают и не одобряют его поступков, хотя никто не осмеливался сказать об этом прямо. Не придумав ничего лучшего, Сергей решил напиться и вскоре успешно осуществил этот план.

На следующее утро он собирался ехать в офис, чтобы встретиться с руководством. Разговор предстоял серьезный: надо было отчитаться генеральному директору о результатах своего пребывания в Египте и обсудить дальнейшие перспективы.

«Ох, и чего я вчера так надрался?» – думал Сергей, пытаясь справиться с головной болью. Стараясь не обращать внимания на недовольные взгляды матери, он кое-как оделся и вышел на улицу.

После вчерашней попойки Сергей не решился сесть за руль; пришлось вызывать такси. За прошедшую ночь в Киеве заметно похолодало; порывистый ветер срывал с деревьев листву и гонял ее по асфальту, смешивая со вчерашним мусором. В воздухе чувствовалось предвестие скорой зимы. Он ждал такси у подъезда в надежде, что так быстрее протрезвеет и придет в чувство. Вспоминая вчерашний вечер и реакцию друзей на известия о Моне, Сергей боялся признаться самому себе, что сегодня ему меньше всего хочется поднимать эту тему перед руководством. Если бы не семейные обстоятельства, он бы с радостью провел в Киеве отпуск и с легким сердцем отправился покорять новую страну. Но выбора не было, поймав себя на этой мысли, он вздохнул и достал очередную сигарету.

Вскоре машина подвезла его к знакомому офисному зданию, где он не появлялся уже целый год. Коллеги встретили Сергея как ветерана: со всех сторон доносились приветственные оклики и многочисленные вопросы. Мужчины жали руку, а женщины нахваливали его африканский загар. Пообещав зайти попозже и рассказать все в подробностях, он пошел к высокому начальству – до назначенного времени оставалось всего пять минут.

«Это в Египте опоздание в пять-десять минут даже не считается опозданием, – думал Сергей, заглядывая в приемную. – Виктор Александрович всегда ценил пунктуальность. И вообще, здесь не Египет, пора отвыкать от восточной неспешности и расслабленности».

Как и ожидалось, разговор получился непростой. Сначала Сергей отчитался о результатах своего пребывания в Каире – эта часть аудиенции прошла легко и безболезненно. Бегло просмотренный директором отчет отправился на дальнейшее изучение в финансовый отдел, но и так было ясно, что там все в порядке. Собственно, обсуждение этого отчета являлось простой формальностью – его электронная версия давно была получена и одобрена руководством компании.

– Что, ж, Сергей, поздравляю, – улыбнулся генеральный. – Мы в тебе не ошиблись. Ты ведь сейчас в отпуске? Ну отдыхай, отдыхай. Тебе, конечно, интересно, куда дальше? Есть пара идей по поводу твоего назначения в следующем году, но пока этот вопрос не решен окончательно.

– Видите ли, – откашлялся Сергей. – У меня есть некоторые личные обстоятельства, которые требуют присутствия в Украине. Я хотел бы просить вас временно оставить меня здесь.

– Вот как? – удивился начальник. – Если не секрет, что случилось?

– Я собираюсь жениться.

– Жениться? Что ж, дело хорошее. Ты сам знаешь, что человеку семейному всегда больше доверия. Но почему не хочешь уезжать? Неужели будущая супруга против?

– Не против, но нам нужно время, чтобы оформить все документы, – признался Сергей. – Она иностранка, и там все довольно сложно.

– Иностранка? – еще раз удивился босс. – Откуда?

– Из Египта.

– Ты шутишь?

– Нет, я вполне серьезно. Понимаю, что это звучит довольно странно, но… в общем, так получилось.

– Мне бы никогда не пришло в голову, что из Египта можно привезти с собой женщину. Кальян, папирус – но невесту? Извини, – замахал он руками, увидев выражение лица Сергея. – Ты уже узнавал насчет документов?

– В общих чертах. Сейчас как раз собираюсь вплотную заняться этим вопросом.

– Иди в наш юридический отдел, у них есть опыт и связи в ФМС. Я позвоню, тебе помогут.

– Спасибо, Виктор Александрович, но не надо никому звонить. Я хорошо знаю начальника юротдела. Думаю, мы с ним и так договоримся.

– Ну хорошо, хорошо. Иди и выясни все подробно. Может, ты уложишься за месяц и не придется оставаться в Украине? Сам понимаешь: скоро начало нового финансового года, так что времени в обрез.

– Спасибо. Я постараюсь узнать все, не затягивая.

– Это, конечно, не мое дело, но я по молодости тоже работал в Каире и имею кое-какое представление о египтянах. Скажи, ее родные не против вашего союза?

– Она сирота. – Сергей решил не вдаваться в подробности.

– Понятно. Ну, удивил ты меня, удивил… Знаешь, Сергей, подкину тебе еще информацию к размышлению. Только это между нами, еще не хватало сеять панику среди сотрудников.

– Что случилось? – насторожился Сергей.

– Есть опасения, что скоро в Киеве и вообще в Украине будет неспокойно. Я понимаю, что тебя тут год не было, но ты хоть как-то в курсе текущей ситуации?

– Разве что очень приблизительно, по выпускам новостей… Мать жаловалась, что продукты дорожают и работы нет… Все надеются на скорейшее вступление в Евросоюз.

– Все, да не все. На эту тему ведется много споров.

– Ну да, я что-то слышал краем уха… Честно говоря, не слишком вникал.

– А ты вникни, – тебя это тоже может затронуть, особенно если никуда не поедешь. Скоро это коснется всего народа.

– Ожидается что-то серьезное?

– Ожидается. Вот ты только что вернулся из Каира, а у них летом президента скинули. У нас вполне может случиться что-то подобное, все к этому и идет.

– Я не думал, что ситуация настолько серьезная.

– Более чем. Кроме того, Сергей, ты должен понимать, что решение остаться в Украине может пагубно сказаться на твоей карьере. Разумеется, все мы люди и можем войти в положение, да и место в киевском офисе всегда найдется. Но занимаемая тобой должность, как ты знаешь, предполагает мобильность. Год в одной стране, год в другой. Никто не против женитьбы, это даже плюс, но при условии, что жена будет ждать тебя в Украине. Жить в разлуке тяжело, это все понимают. Но должность финансового контролера – не вершина твоей карьеры. Если все пойдет хорошо, через пару лет ты перейдешь в разряд топ-менеджеров и тогда или осядешь в центральном офисе, или сможет возить жену с собой. Ты ведь умный парень, Сергей, – ничего, что я с тобой вот так, запросто, по-отечески?

– Конечно, Виктор Александрович. Я ценю вашу заботу.

– Так что подумай на досуге, хорошенько подумай. Оставшись в Украине, ты рискуешь оказаться в эпицентре революции. Кроме того, для тебя сейчас самое время двигаться вперед и набирать очки. Ты на хорошем счету у руководства, и надо продолжать в том же духе.

– Спасибо за совет. Я учту.

– Помяни мое слово: скоро киевский майдан станет похож на каирский. – Виктор Александрович задумчиво посмотрел куда-то вдаль. – А ты можешь сильно пожалеть о своем решении остаться. Ладно, иди к юристам. И не забудь позвонить мне, как только все выяснится.

Разговор с начальником юридического отдела затянулся. Узнав, что Сергей собирается вступить с брак с гражданкой Египта, тот крепко задумался, а затем дал задание подчиненным звонить в ФМС. Результаты оказались не слишком обнадеживающими: для начала требовалось сделать Моне приглашение и заключить официальный брак, но это было только первой и не самой сложной ступенью. Сергею обещали помочь с оформлением бумаг и приблизить дату регистрации в ЗАГСе, насколько это возможно, так что оставалось лишь дождаться Мону. Но и при самом благоприятном раскладе на заключение брака могло уйти не меньше месяца. И даже став официальной женой Сергея, Мона не могла оставаться на территории Украины неограниченное время.

– Если хотите жить здесь, придется помучиться с документами. Если бы вы оформили брак в Египте, она могла претендовать на получение годовой визы, но пока что – увы. Будь Мона европейкой, все было бы проще. Но египтяне… для них визовый режим куда строже. Послушай, Сергей, ведь тебя должны перевести в другую страну? Может, есть смысл просто уехать туда с женой? У тебя будет рабочий контракт, а она поедет как твоя супруга.

– Пока что не получится, – проворчал он. – Не дорос я до такой должности. Через пару лет – возможно. По крайней мере, Виктор Александрович ясно дал мне это понять.

– Что ж, жаль. А ты не можешь на время оставить ее в Каире?

– Мона беременна. Семьи у нее нет. В общем, там все сложно. Мне хотелось сразу решить все вопросы с документами, чтобы жена могла жить здесь или хотя бы приезжать сюда в любое время.

– Она собирается рожать в Киеве?

– Ну уж точно не в Каире, – вздохнул Сергей. – Если честно, у меня от всего этого просто башка трещит. Еще и перепил вчера с друзьями… Нет, я знал, что все будет сложно…

– Но не думал, что настолько? – уточнил начальник юридического отдела.

– Да. Только не надо спрашивать, на фига мне это нужно. Будь другом, не добивай.

– Не буду. В дела сердечные я вообще никогда не вмешиваюсь. Давай договоримся так: ты иди, отдыхай после вчерашнего перепоя. А завтра с утра – в ФМС. Вот контактное лицо. – Он написал на листочке имя. – Тебя примут, я договорюсь. Этот человек проконсультирует по всем вопросам.

Домой Сергей возвращался не в настроении. Слова начальника о возможной революции в Украине и намеки на то, что решение остаться здесь может серьезно сказаться на его карьере, никак не добавляли ему оптимизма. В задумчивости Сергей дошел до ближайшего торгового центра, заказал кофе и принялся снова обдумывать ситуацию. В этот момент позвонила Мона.

– Привет, дорогой. Как дела? Я не вовремя?

– Нет, все в порядке. Я только что вышел из офиса.

– Все хорошо? – насторожилась жена. – У тебя грустный голос.

– Нет, все нормально. Просто все оказалось несколько сложнее, чем я думал.

– Проблема во мне?

– Мона, не переживай. Я постараюсь все решить.

– Постараешься? – уточнила она упавшим голосом.

– Сделаю все возможное. Мона, ты что? Плачешь, что ли?

– А что мне остается делать? Я чувствую, что ты просто не хочешь забирать меня к себе.

Сергей возвел глаза к потолку.

– Успокойся, хабиби[30].

Я клянусь, что делаю все возможное. Мне помогают наши юристы, и завтра я иду на прием к начальнику иммиграционной службы.

– Правда?

– Ну конечно. Я тебя очень прошу – не нервничай. Скоро оформлю тебе приглашение, ты приедешь в Украину, и мы поженимся.

– Обещаешь?

– Обещаю, – вздохнул Сергей, с досадой подумав обо всех препятствиях, бюрократических проволочках и о той цене, которую ему придется заплатить за это решение. Но Моне об этом лучше не знать – она и так вся на нервах.

Сергей быстро попрощался и заказал себе еще кофе. Погода за окном стремительно портилась, и ему вовсе не хотелось возвращаться домой.

«А ведь друзья предупреждали, что я вешаю себе камень на шею, – думал он. – Черт, но почему все так сложно?» В свете последних новостей ему совсем не хотелось оставаться в Киеве. Но что в таком случае делать с Моной? Отбросив эмоции, он достал ручку, лист бумаги и стал прорисовывать возможные варианты – визуальное изображение всегда помогало ему трезво взглянуть на ситуацию; хотя у него с собой был планшет, Сергей предпочитал писать от руки.

«Нужно сделать Моне приглашение и оформить официальный брак, – как раз это не слишком сложно. Вопрос в том, что дальше. Первый вариант, к которому я склонялся раньше, но который мне теперь совсем не нравится, – остаться в Украине на год. Плюсы: мы с Моной будем вместе. Минусы: это может пагубно сказаться на моей карьере и есть риск оказаться в эпицентре революции. Скорее всего, Моне все равно придется выезжать из Украины, хотя бы один раз, – впрочем, этот момент надо уточнить завтра на приеме в ФМС. А куда она поедет в ее положении? В общем, сплошные вопросы. Второй вариант – Мона прилетает, живет тут пару месяцев, мы оформляем брак, после чего она возвращается рожать в Египет. Я улетаю работать в другую страну, через год возвращаюсь, и дальше мы действуем исходя из текущей ситуации – или оформляем ей документы, чтобы остаться в Украине, или в следующий раз я увожу Мону и ребенка с собой. Третий вариант – то же самое, только Мона после оформления брака улетает в Каир, получает там годовую визу, возвращается и остается здесь на попечении моей мамы».

Сергей закончил рисовать схему и закурил. У каждого варианта имелись свои достоинства и недостатки; если бы не риск начала революции в Украине, он бы настаивал на варианте номер три, – конечно, при условии, что на это согласятся и Мона, и его мать. Оставлять жену в чужой стране без поддержки просто немыслимо… Но в свете текущей политической ситуации Моне было бы лучше вернуться в Каир – там революция вроде бы закончилась, а вот в Киеве все только начинается. Впрочем, можно ли доверять словам генерального? Конечно, он мужик со связями, но… Так ли страшен черт, как его малюют? До вчерашнего дня Сергею и в голову не могло прийти, что в Украине вдруг начнется серьезная заваруха. Кроме того, он не сомневался, что жена откажется лететь в Каир. Можно попробовать уговорить ее остаться со свекровью, но снова возвращаться в Египет? Маловероятно, что она на это согласится. В последние недели Сергею стало казаться, что желание вырваться из Каира превратилось у Моны в навязчивую идею.

Он снова вздохнул и, почувствовав голод, заказал пиццу. Ну что ж, ситуация более или менее понятная, осталось сходить в ФМС и уточнить детали. Сергей знал, что Мона очень рассчитывает быть с ним – не важно в какой стране, лишь бы вместе. Но что он может поделать? Надо аккуратно подвести ее к мысли, что после оформления брака им придется расстаться, – разумеется, временно. Так будет лучше для обоих. Очень жаль, что, забеременев, Мона вдруг стала такой нервной, раньше она казалась ему на редкость адекватной девушкой. А может, дело не в беременности? Получив статус жены, Мона изменилась и стала требовать то, на что раньше не претендовала? Сергей нахмурился и попытался отбросить неприятные мысли. Так или иначе, деваться ему некуда – он завяз в этой непростой ситуации по самые уши.

Ближе к вечеру наконец добравшись до дома, Сергей был немало удивлен, увидев там Юлю. Он не мог знать, что еще днем та позвонила матери и предложила план, позволяющий ей навещать Тамару Николаевну хоть каждый день.

– Хочу быть поближе к Сереже, – пояснила Юля. – У вас ведь проблема с ногами? И вам прописан массаж?

– Ну да. Я иногда прохожу курс массажа, только вот толку от него…

– Не важно. Вы ведь помните, что когда-то в юности я заканчивала курсы и занималась массажем?

– Ты хочешь сказать…

– Именно. Скажем, что мы случайно встретились на улице, вы пожаловались мне на свои проблемы с ногами, и я предложила помощь! Так я смогу приходить каждый день, не вызывая вопросов.

– Что ж, я не против.

– А Сергей сейчас дома?

– Нет, он поехал в офис, но скоро должен вернуться. Если хочешь, приходи прямо сейчас, будем ждать его вместе.

Переступив порог квартиры, Сергей застал мать и Юлю мирно пьющими чай на кухне. Увидев его, обе женщины встрепенулись.

– Сынок! Как ты поздно! Что-то случилось?

– Нет, все в порядке. Здравствуй, Юля. Рад тебя видеть.

– Я тоже рада, – улыбнулась девушка.

– А Юлечка теперь будет приходить делать мне массаж, – сообщила Тамара Николаевна.

– Хм. Вот как? Что ж, прекрасно.

– Ты, конечно, голодный? Сейчас я разогрею…

– Не надо, мам. Я пообедал в городе.

– Как в городе? Сынок, ты совсем отвык от домашней кухни. Да и зачем переводить деньги на фастфуд? От него один вред!

– Мама, я тебя прошу! – Сергей не мог скрыть раздражения. – Есть не буду, а вот чаю с вами выпью с удовольствием.

– Ну, чаю так чаю, – не стала спорить мать. – Небось совсем замерз? На улице ужас что творится.

– Да, похоже, что зима в этом году начнется рано. – Сергей автоматически поддерживал ничего не значащий разговор. Юля незаметно пихнула под столом Тамару Николаевну, и та быстро перевела беседу в нужное русло:

– Уж извини, но я рассказала Юлечке про твою невесту. Не смогла удержаться. Да и какой смысл делать из этого тайну? Все равно Мона скоро приедет и все всё узнают.

– Разумеется, тут нет никакой тайны.

– Поздравляю, – снова улыбнулась Юля. – Честно признаюсь, ты меня удивил. Привезти невесту из Египта – это очень… хм… экзотично. Ну да главное, чтобы вы были счастливы.

– Спасибо. Сложностей много, но, надеюсь, мы со всем справимся.

– Я могу чем-то помочь? У меня есть знакомства в ФМС, так что…

– Спасибо. Я уже нашел выход на их начальника, завтра как раз собираюсь к нему на прием.

– Ну ладно. Если что, имей в виду, что всегда можешь на меня рассчитывать.

Сергей улыбнулся и перевел взгляд на Тамару Николаевну. Происходящее ему совсем не нравилось; сначала мать резко изменила отношение к Моне, затем пригласила Юлю делать ей массаж…

«Странно, – подумал Сергей. – Они что-то задумали? Неужели мать всерьез хочет свести меня с Юлей?»

Немного поразмыслив на эту тему, он решил не заморачиваться. «У меня и так проблем выше крыши, не хватало еще обращать внимание на чьи-то интриги. Юля девочка неглупая – она сама отстанет, когда поймет, что здесь ей ничего ловить. Странно, что она вообще согласилась связаться с почти что женатым мужчиной, который к тому же не подавал никаких надежд. Неужели у нее на личном фронте все так плохо? Впрочем, меня это не касается».

Посидев на кухне около получаса, Сергей сослался на усталость и ушел в свою комнату. Юля решила не злоупотреблять гостеприимством Тамары Николаевны и тоже засобиралась домой. Она была разочарована реакцией Сергея на свое появление. «Может, зря я все это затеяла?» – думала девушка, одеваясь.

Тамара Николаевна, заметив состояние своей союзницы, вышла с ней на лестничную клетку.

– Сергей сегодня что-то не в настроении. Может, на работе что-то случилось? Я постараюсь узнать. Ты только не принимай это на свой счет.

– Мне кажется, он весь в мыслях о предстоящей женитьбе.

– Юлечка, у вас все будет хорошо. Поверь, я знаю своего сына. Если бы он был уверен в своем решении, я бы и сама не стала вмешиваться.

– Вы считаете, что он сомневается? В таком случае у него хорошо получается это скрывать.

– Может, тебя он и может обмануть, но меня не проведешь. Проблема в том, что Сережа очень упрямый и гордый, – пока сам не признает своей ошибки, давить на него бесполезно. Ты мне правильно сказала: надо терпеть и делать вид, что я смирилась. Но ты не волнуйся: я найду способ открыть ему глаза.

Юля колебалась. Она не привыкла вешаться на шею и бегать за мужчинами: обычно они сами прилагали усилия, чтобы добиться ее расположения. Но Сергей…

Перспектива выйти замуж за Сергея казалась слишком заманчивой.

– Такого, как мой сын, ты нигде не найдешь, – будто подслушав ее мысли, продолжала Тамара Николаевна. – Сама это понимаешь. Да и я не могу желать сыну лучшей невестки. Все понимаю: ты гордая, он тоже гордый! Но иногда надо уметь переступить даже через собственную гордость!

– Мне бы не хотелось, чтобы Сергей понял, что мы задумали. По-моему, он уже что-то подозревает.

– Не волнуйся, мы все сделаем аккуратно. Ты, главное, не вешай нос. Придется чуть-чуть подождать и немного поработать. Но главное – результат!

– Хорошо, будем действовать как договорились. Я вам завтра позвоню.

– Давай, Юлечка. Удачи тебе. Выше нос!

На следующий день с утра Сергей пришел на прием к начальнику ФМС. Рекомендации сделали свое дело: его приняли быстро и разговаривали вежливо. Однако ничего утешительного Сергей не услышал: Мона никак не могла приехать и остаться в Киеве на неограниченное время или хотя бы на год.

– Делаете ей приглашение, она оформит визу на три месяца, приедет, и вы сможете зарегистрировать брак. После этого, если ваша супруга захочет оставаться в Украине, она должна вылететь обратно и подать документы на годовую визу, уже в качестве вашей супруги. Это единственный вариант.

– Скажите, а вдруг можно как-то, – Сергей сделал неопределенный жест руками, – ускорить и упростить этот процесс? Я в долгу не останусь.

– Процесс никак нельзя ни упростить, ни ускорить, – отрезал начальник. – И я не советую вам обращаться к посредникам, которые пообещают вам содействие в этом вопросе. Это пустая трата времени и денег. Не стоит шутить с иммиграционным законодательством.

– Я все понял, – обреченно вздохнул Сергей. – Но понимаете, у нас очень непростая ситуация. Девушка беременна.

– Срок беременности не позволит ей выехать обратно?

– Я… честно говоря, не знаю. Просто не в курсе, на каких сроках беременных пускают на борт самолета.

– Обычно у авиакомпаний ограничения тридцать – тридцать четыре недели.

– В таком случае, – Сергей быстро прикинул в уме, – она успеет вылететь обратно в Каир. Но успеть оформить новую визу и вернуться в Киев – это уже вряд ли.

– Значит, ей придется родить в Каире и вернуться сюда уже с ребенком. Молодой человек, все решаемо, – было бы желание.

– Вот как раз желания у нее нет. Я имею в виду, желания возвращаться в Египет.

Чиновник развел руками.

– Боюсь, желание или нежелание вашей невесты здесь не играет никакой роли. Закон есть закон.

Сергей вновь вздохнул.

– Конечно, я понимаю. Просто женщины, тем более беременные… скажем так, довольно нервные, их бывает сложно переубедить.

Его собеседник впервые чуть улыбнулся и сменил тон на менее официальный.

– Очень хорошо вас понимаю. У меня жена недавно родила, гормоны до сих пор играют. Вам нужен список документов для оформления приглашения?

– Давайте.

– Сроки у вас ограничены, так что постарайтесь не затягивать. Там в общем-то ничего сложного. Передадите невесте оригинал приглашения, и она сможет получить трехмесячную визу. И советую сразу зайти в ЗАГС, узнать насчет регистрации брака с иностранкой.

– Да, конечно. Сегодня же и займусь. Спасибо вам за помощь.

– Пока что не за что. Приносите документы на приглашение мне лично, сделаем все в лучшем виде. Удачи.

Сергей вышел на улицу и задумался, как лучше сообщить Моне, что она сможет прилететь всего на три месяца. А потом? До разговора с начальником миграционной службы оставалась надежда, что в их случае можно как-то обойти бюрократические препоны, но теперь…

«Черт, надо ей сказать, – решил Сергей. – Какой смысл оттягивать неизбежное? Она ведь все равно узнает».

Но Мона была так рада его звонку, что у него не хватило духу признаться. Сергей чувствовал, что вслед за его сообщением тут же последуют слезы, истерики и обвинения в том, что он не собирается забирать ее из Каира, – и малодушно решил подождать более подходящего момента.

«У меня еще много времени, – оправдывал себя Сергей. – Признания все равно не избежать, но не обязательно делать это прямо сейчас. В кои-то веки у Моны хорошее настроение, да и мне совсем не хочется скандалить».

Глава 14. Переезд

Мона ощущала себя на седьмом небе от счастья. Сергей сказал, что приглашение будет готово в течение нескольких дней, а это значит, что скоро она наконец уедет из Египта, чтобы воссоединиться с любимым и стать его законной женой. Моне было стыдно вспоминать свои недавние страхи и подозрения: как она могла не доверять Сергею? Это же просто смешно! Он так ее любит!

Однако следующий звонок добавил Моне головной боли. Оказалось, что для регистрации брака ей требуется привезти некоторые документы, а для этого требовались данные ай-ди всех членов ее семьи[31]. Мона не знала этого наверняка, но опасалась, что может «засветиться» перед родными, ничего не знавшими о ее планах.

«Если до отца дойдут слухи, что я собираю эти бумаги… Если он догадается зачем… Нет, только не это. Я даже боюсь представить, что папа со мной сделает».

Мона понимала, что у нее нет выбора: если она хочет выйти замуж за Сергея и счастливо зажить с ним за пределами Египта, она должна добыть все нужные документы. Собрав волю в кулак, девушка приступила к решительным действиям. Беготня по многочисленным инстанциям далась ей нелегко: чиновники не слишком торопились исполнять свои обязанности и, казалось, придумывали все возможное, чтобы выжать из просителя последние соки. Она переходила из кабинета в кабинет и переезжала от одного здания к другому: нужная бумага – в одном месте, штамп на эту бумагу – в другом, круглая печать – в третьем, но пока доберешься до этого места, там уже закончились часы приема. Во всех учреждениях царила неповторимая атмосфера, которую трудно передать словами: прогресс в виде электронных талонов сюда попросту не дошел, и посетители занимали «живую очередь», причем далеко не всегда сразу становилось понятно, в какой именно кабинет тебе нужно. Люди злились, ругались, повышали голос и постоянно что-то уточняли друг у друга. Чиновники, наоборот, являли собой образец спокойствия и безмятежности. Еще давно, в самом начале своей карьеры, они усвоили простую истину: даже когда дело стоит на месте, рабочий день все равно идет, а значит, торопиться им некуда. Исходя из этого принципа, чиновники действовали с истинно восточной важностью и неторопливостью, постоянно прерываясь на очередную чашку чая с каким-нибудь печеньем. Посетители, казалось, безмерно раздражали их своей суетливостью; спасало лишь то, что от этих назойливых людей можно спрятаться за надежными стенами своих кабинетов.

Никогда раньше Моне не доводилось сталкиваться с бюрократической машиной; как любой человек, впервые попавший в сети этой бездушной системы, она чувствовала себя растерянной и безумно злилась. Ее выводили из себя полные тетеньки, скользящие по посетителям равнодушным взглядом, раздражали постоянные очереди, а главное – затянутость и бестолковость самого процесса. Она нервничала и торопилась, постоянно ожидая подвоха, но окружающим не было до этого никакого дела, – все происходило независимо от ее воли, по веками установившейся традиции.

Сбор документов затянулся; не обошлось и без сложностей, но все-таки крупных неприятностей удалось избежать. Для получения одной важной бумаги потребовались оригиналы документов членов ее семьи, и Мона встала перед тяжелым выбором. Звонить матери? И что она ей скажет? К счастью, тут ей сыграла на руку другая черта египетских чиновников, а именно – страсть к мздоимству. Стоило лишь намекнуть, что получить оригиналы этих документов представляет для нее определенную сложность, как толстая сотрудница сразу встрепенулась, а ее глаза на миг вдруг приобрели осмысленное выражение.

Оказалось, вопрос можно решить прямо на месте, потребуется лишь «халяуа»[32]. Поскольку деньги у Моны были, проблема решилась легко и быстро. Пачка купюр перекочевала в руки чиновницы; по такому случаю та лично встала с кресла и пошла в другой кабинет, чтобы помочь щедрой посетительнице решить ее вопрос. Через пять минут нужная бумага оказалась у Моны в руках; как водится, ее требовалось еще заверить в другом месте, но это уже не имело никакого значения: за эти несколько дней постоянные перебежки из кабинета в кабинет и из здания в здание вошли у Моны в привычку.

Итак, все нужные документы были собраны; оставалось лишь дождаться приглашения. Чувствуя себя самой настоящей невестой, Мона решила купить себе свадебное платье: а то неизвестно, что продается в Украине. Она слабо представляла, в какой одежде выходят замуж иностранки, но подозревала, что это может быть что-то слишком открытое, что Мона никогда не решится на себя надеть. Еще несколько дней она провела, посещая свадебные салоны; иногда ее сопровождала Линда. На этот раз никто не вмешивался в процесс подготовки к свадьбе: Мона чувствовала себя свободной и счастливой оттого, что может выбрать платье, мужа и образ жизни, исходя из собственных пожеланий и представлений.

Когда курьер в желтой фирменной куртке вручил ей заветный конверт из Украины, Мона едва не лишилась чувств. Вот оно – счастье! Оказывается, счастье имеет материальную форму, его легко можно потрогать руками! Свадебное платье, приглашение, распечатанный билет на самолет – все эти предметы материального мира олицетворяли ее стремительно приближающуюся новую жизнь и служили доказательствами того, что все это Моне не приснилось.

Довольно быстро удалось оформить и визу; правда, в консульство Украины Мона смогла попасть лишь со второй попытки, но даже это не могло омрачить ее радости. Украинские чиновники показались Моне куда вежливее египетских, и она решила, что Сергей явно преувеличивал, рассказывая об ожидающих их трудностях. Скоро они поженятся, и в качестве законной супруги она сможет остаться в Украине хоть на всю жизнь!

Получив визу, Мона забронировала билеты на ближайшую дату. До отъезда к любимому оставалась всего неделя. Неделя! Ее последние дни в Каире, прежде чем она покинет этот город, – возможно, навсегда! Пребывая в состоянии эйфории, она решила позвонить матери, с которой не общалась уже два месяца. Мона по-прежнему не решалась сказать ни о своей беременности, ни о предстоящем замужестве и отъезде в Украину. Она просто хотела услышать голоса матери и сестры и убедиться, что у них все в порядке.

Разговор получился совсем не таким, как хотелось Моне. Вначале мать отвечала на расспросы сухо, дежурными фразами, и два раза пожаловалась на отсутствие женихов для Сумайи. Мона поняла, что ее так и не простили, и уже собиралась повесить трубку, когда мать вдруг вспомнила про отца.

– Переживает он, – вздохнула она. – Похудел, и голова совсем седая… Обижен сильно и старается не подавать виду, но в последнее время начал спрашивать про тебя.

– Вот как? – удивилась Мона. – Передай ему, что у меня все нормально.

– Может, ты как-нибудь заедешь домой?

– Я… не знаю. Мне кажется, это не самая лучшая идея.

– Нельзя же вечно прятаться друг от друга.

Мона вздохнула. Ох, мама, мама… Ты ведь ничего не знаешь… Если бы не беременность, она бы не устояла перед искушением увидеть своих родных еще хотя бы раз, но сейчас Моне было страшно. Ее положение пока не бросалось глаза, – из-за токсикоза она даже похудела, но опасения, что правда каким-то образом все же может открыться родным, были слишком сильны. Что сделает отец, если все узнает? Лучше даже не думать об этом!

– Ты права, но я пока не готова. Может быть, позже.

– Не бойся. Отец был очень зол, но уже остыл. И еще он очень переживает из-за тебя.

– Не стоит. У меня все в порядке.

– Мона… Я никогда не спрашивала об этом, но… ты ведь больше не встречаешься с тем иностранцем?

– Сергей… он уехал из Каира, – расплывчато ответила Мона.

– Навсегда? – уточнила мать.

– Навсегда.

– Дочка, какая замечательная новость! Слава Аллаху! Ты сняла с моей души огромный камень! Теперь тебе точно не нужно ничего бояться! Отец простит тебя. Конечно, ты доставила ему много огорчений, но все-таки ты остаешься его дочерью и он переживает за твое будущее.

– Мама, я тебе еще раз повторяю, что у меня все прекрасно и вам не о чем переживать. Мне очень жаль, что из-за этой ситуации расстроилась свадьба Сумайи. Я этого не хотела, клянусь.

– Сумайя до сих пор обижена на тебя.

– Я знаю, и мне очень жаль, – повторила Мона. – Но ведь ничего уже не исправить.

– Приезжай. Поговори с отцом и с сестрой.

– Я подумаю. – Мона вдруг почувствовала ком в горле. Ей страшно хотелось рассказать всю правду в надежде, что мать порадуется за нее, но Мона понимала, насколько это неосмотрительно и опасно. – Не торопи меня, мама.

– Ну хорошо. Кстати, Ахмед скоро женится.

– Вот как? Откуда ты знаешь?

– Соседки рассказали. Недавно была шабка.

– Ну что ж. Надеюсь, он будет счастлив. – Мона поймала себя на мысли, что воспоминания о бывшем муже оставили ее совершенно равнодушной. Она не чувствовала ни ревности, ни злости, ни обиды, ни сожалений – ничего.

– Вполне естественно, что он уже нашел новую жену. Такие завидные женихи на дороге не валяются, – вздохнула мать.

– Мама, перестань! Ахмед хороший человек, и пусть в новой семье у него все сложится хорошо. Но тебе не стоит сожалеть о том, что мы расстались. Наш брак был ошибкой.

– Но что же будет с тобой, Мона? Как ты будешь жить дальше?

– Со мной все хорошо. Может, тебе трудно в это поверить, но я сейчас намного счастливее, чем была в браке с Ахмедом. Кроме того, он ведь не единственный мужчина в мире. Рано или поздно я устрою свою судьбу.

– Дай-то бог, дочка… Конечно, ты ведь теперь в Каире… Там более свободные нравы. Возможно, ты найдешь жениха, который не узнает о твоем скандальном разводе, или даже того, кто сможет закрыть на это глаза. Но я не могу не волноваться. Уж очень болит моя душа… за тебя и Сумайю… – Она расплакалась.

Кое-как успокоив мать, Мона положила трубку и вдруг сама разрыдалась.

«Наверное, было бы лучше совсем не звонить, – подумала она. – Пусть родные думают, что я поменяла номер. А как иначе объяснить свое исчезновение и выключенный телефон?»

– Твоя мама права: ты не сможешь прятаться вечно, – покачала головой Линда. Подруги встретились в кафе за несколько дней до отъезда Моны в Каир. – Если ты хотела порвать все связи с семьей, надо было поменять сим-карту сразу после побега из дома и не делать попыток связаться с ними.

– Наверное, ты права. Я совсем запуталась. Не знаю, что делать. Написать родным из Украины? Сообщить, что я вышла замуж и жду ребенка?

– Тебе решать. Прости, но в такой ситуации я даже опасаюсь давать советы. Одно знаю точно: если ты хочешь начать новую жизнь – нельзя оставлять то, что связывает тебя с прошлым. Рано или поздно тебе придется во всем признаться. Родственники или простят тебя, или отрекутся окончательно. В любом случае, в Украине ты можешь не опасаться их мести.

Мона вздохнула. Она знала, что Линда и сама идет на риск, когда видится с ней, – эти встречи приходилось скрывать от Мизу, который был категорически против любых контактов жены с его кузиной.

– Если ты уедешь без предупреждения и выключишь свой телефон, рано или поздно твои родители придут ко мне, – задумчиво протянула Линда. – Наверняка они догадываются, что мы по-прежнему общаемся.

– Да, ты права. Прости, что снова подставляю тебя под удар. Ох, Линда, я просто не знаю, что делать!

Разговор с матерью не шел у нее из головы; Мона постоянно размышляла о том, как решить вопрос с родными, но не могла придумать ничего путного. Единственное, в чем она была твердо уверена, – это то, что ни за что не решится показаться на глаза отцу. Но судьба распорядилась иначе: за два дня до отъезда она встретила его у дверей своего дома.

Сначала Мона подумала, что у нее галлюцинации: она много раз мысленно представляла эту ситуацию, хотя никогда не думала, что отец в самом деле сможет найти ее в многомиллионном Каире. Вторая мысль, которая промелькнула в ее голове: заметил ли он изменения во внешности дочери? Почему-то Мона не сомневалась, что мать, родившая и воспитавшая четверых детей, раскусила бы ее сразу. Отец – другое дело, но и он может что-то заподозрить. Мона автоматически одернула тунику, пытаясь скрыть едва-едва намечающийся живот.

– Здравствуй, дочка, – поздоровался отец.

– Здравствуй, папа. Не ожидала тебя здесь увидеть, – прошептала Мона. Стоило слегка отвлечься от собственных мыслей, как ей бросились в глаза изменения во внешности отца. За прошедшие три месяца он, казалось, постарел на десять лет: в волосах прибавилось седых волос, а его некогда мощная фигура похудела и как будто сгорбилась под тяжестью невидимого груза. Было несложно догадаться, что эти изменения – последствия ее скандального развода и побега из дома. Сердце Моны болезненно сжалось. Как же он смог разыскать дочь в огромном мегаполисе? Зачем пришел сюда? Но стоило лишь взглянуть на его лицо, чтобы понять, что отец не собирается мстить: слишком много усталости, боли и смирения притаилось в глубине этих глаз.

– Не пригласишь к себе? – спросил отец.

«Хочет убедиться, что я живу одна, без мужчины», – поняла Мона.

– Заходи, – ответила она, судорожно прикидывая, как может себя выдать. Никаких следов проживания Сергея в квартире не осталось; детские вещи были аккуратно сложены в укромном месте, да и чемодан она благоразумно убрала за шкаф.

«Если повезет, то он ничего не узнает, – решила Мона. – А если я откажусь пускать папу в квартиру, будет только хуже. Пусть Аллах мне поможет».

Они молча поднялись в лифте, и Мона открыла дверь. Отец внимательно осмотрел обстановку, но ничего не сказал.

Пауза затянулось; Мона мяла в руках салфетку, не зная, как начать разговор.

– Так, значит, твой иностранец уехал? – спросил отец.

– Да, уехал.

– Что ж, это вполне естественно. Скажи, Мона: неужели ты не жалеешь, что разрушила брак с Ахмедом ради человека, который никогда не собирался связывать с тобой свою жизнь?

Она тяжело вздохнула.

– Я ничуть не жалею, что развелась с Ахмедом. Наш брак с самого начала был ошибкой. Да, мне обидно, что все случилось именно так, со скандалом… но тут уже ничего не поделаешь. Сергей ни в чем не виноват, да и Ахмед был не вправе меня винить – я никогда ему не изменяла. Знаю, ты не одобряешь, что я водила знакомство с другим мужчиной в отсутствие мужа, но…

– Вообще-то я пришел сюда не для того, чтобы вспоминать прошлое, – перебил ее отец. – Не нужно защищаться, Мона, – я вовсе не собираюсь на тебя нападать.

– Но мне очень жаль, что я доставила тебе столько переживаний. Поверь, я бы очень хотела как-то это исправить.

– Я чувствую свою вину, Мона. Что бы ни случилось, ты – моя дочь, и я несу за тебя ответственность перед Аллахом. Раз ты свернула с пути, значит, я в чем-то ошибся.

– Прости за дерзость, но этот путь никогда не был моим. Мне следовало отказаться от брака с Ахмедом и пойти учиться.

– Жаль, что мы запретили тебе это сделать. Тогда я считал, что ты слишком молода, и мой долг – оградить дочь от всех возможных соблазнов. Теперь я понимаю, что это была моя ошибка. Получив образование и работу, ты бы не стала тихой семейной женщиной, какой я хотел тебя видеть… но возможно, нам бы удалось избежать всех этих потрясений. – Отец уронил голову на грудь. – Да, я хотел как лучше, но все получилось совсем иначе…

– Я рада, что ты это понимаешь. И еще раз прошу прощения за все, что вам с мамой пришлось пережить по моей вине. – Она говорила медленно, с трудом удерживаясь от того, чтобы разрыдаться и кинуться ему на шею.

– Как ты собираешься жить дальше?

Мона долго обдумывала ответ. Она понимала, что ступает на опасную тропу. Нельзя, чтобы отец догадался о ее планах: известия о беременности дочери от иноверца ему просто не пережить.

– Как буду жить? Обыкновенно, – осторожно сказала Мона. – Так же, как жила все эти месяцы.

– Может, тебе стоит вернуться домой?

– Домой? Ты предлагаешь мне вернуться домой?

– Да. Нехорошо, когда молодая женщина живет одна. Я постараюсь забыть прошлые обиды и не стану запрещать тебе работать.

– А как же репутация семьи и общественное мнение?

– Плевать я хотел на общественное мнение. Знаешь, мы, египтяне, слишком много думаем о том, что скажут люди.

– С этим не поспоришь, – усмехнулась Мона.

– Я уже не молод, дочка. Самое время думать не о злых языках, которые судачат за моей спиной, а о Всевышнем. Ты знаешь, что я как отец несу за тебя ответственность. Что я скажу Аллаху, когда он спросит о тебе? Я во многом ошибался, Мона, но теперь хочу попробовать исправить свои ошибки. Что касается пятна на репутации… его не отмыть. Но Аллах милостив: возможно, когда-нибудь он смягчит людские сердца и наша семья вновь будет считаться одной из самых уважаемых.

– Я очень сожалею, – повторила Мона.

– Так что ты скажешь о моем предложении?

Она отчаянно размышляла, как отказаться, чтобы отец ничего не заподозрил.

– Прости, но пока не могу вернуться. Скоро мне предстоит командировка за границу.

– Да? – удивился отец. – И куда же?

Мона втайне возрадовалась, что он не имеет никакого представления о ее работе.

– В Эмираты, – ответила она первое, что пришло ей в голову. – Там будет стажировка… Курсы повышения квалификации… В общем, для меня это очень хороший шанс.

– Ты точно решила ехать?

– Да.

– И надолго?

– Как минимум на полгода. Улетаю уже на следующей неделе.

– Мать мне ничего не говорила, – удивился отец.

– Мама не знала. Вопрос с поездкой решился буквально на днях, – выкрутилась Мона.

Она ерзала на кресле и тайком поглядывала на часы, опасаясь продолжать этот разговор. С одной стороны, Мона жалела отца и в глубине души очень хотела наладить с ним отношения. С другой стороны, она понимала, что это невозможно, – слишком многое было поставлено на карту. Нельзя допустить, чтобы отец догадался о планах дочери: мало того, что это разобьет его сердце, – он может вмешаться и помешать отъезду Моны в Украину.

«Я должна выбрать: или Сергей, или моя семья. Увы, но совместить их в моей жизни невозможно: они будто выходцы с разных планет. И как бы сильно я ни любила родителей, в глубине души я давно выбрала Сергея».

Поняв, что разговор закончен, отец попрощался и направился к выходу. Обернувшись напоследок, он еще раз пристально посмотрел на Мону.

– Ты уверена, что у тебя все хорошо?

– Уверена, – ответила она, с трудом сдерживая слезы. – Прости меня, папа.

– Аллах милостив. Я буду молиться за тебя.

– Спасибо.

– Но ты хотя бы зайдешь к нам?

– Ин ша Аллах. Зайду когда-нибудь…

Захлопнув за отцом дверь, Мона сползла на пол и разрыдалась.

Оставшиеся до отъезда дни прошли без особых потрясений. В последнюю ночь Мона долго не могла сомкнуть глаз: все вещи были собраны, такси заказано, все дела в Каире давно закончены, но что-то не давало ей покоя. О своем отъезде Мона не сообщила никому, кроме Линды, – даже баваб считал, что девушка просто переезжает на другую квартиру. Лежа в постели, она прокручивала в голове всю свою прошлую жизнь: детство в деревне и замужество с Ахмедом, устройство на работу и встречу с Сергеем. То, что последовало за этим знакомством, изменило всю ее жизнь: казалось, смутные мечты о заморских странах и прекрасном принце вот-вот осуществятся. Но теперь, на пороге новой жизни, Моне было откровенно страшно. Что ждет ее в Украине? Как она уживется с матерью Сергея? При одном воспоминании о бывшей свекрови девушку передернуло. Мона пыталась намекнуть мужу о возможности жить отдельно, но тот мягко отверг ее предложение.

– Конечно, мы взрослые люди и должны жить сами по себе, – согласился Сергей. – Но давай не будем торопиться. Еще неизвестно, останемся ли мы в Украине. А потом: ты иностранка, не знающая ни страны, ни языка, а я не смогу постоянно сидеть с тобой дома. Как ты обойдешься без маминой помощи, тем более когда родится ребенок?

Мона была вынуждена признать разумность этих доводов, но она ничего не могла с собой поделать: при одной мысли о совместном проживании со свекровью ей становилось плохо. Интуиция показывала девушке, что и в этот раз все будет не так уж просто.

«По крайней мере, теперь мне есть чем дорожить и за что бороться, – решила Мона. – Ведь, положа руку на сердце, я никогда не цеплялась за Ахмеда; наш брак был ошибкой, и где-то в глубине души я понимала это с самого начала… вот почему необходимость уживаться с хамати вызывала лишь плохо скрываемое раздражение. Свекровь видела мое отношение и, естественно, злилась – а как иначе? Но теперь ситуация коренным образом изменилась: у меня есть любимый мужчина и скоро родится наш ребенок. Это стоит того, чтобы наладить отношения со свекровью. Ведь она мать, а любая мать желает сыну только самого лучшего. Надо лишь показать ей, как сильно я люблю Сергея, – тогда она примет меня как родную».

Тяжелые мысли долго не давали ей покоя; утром Мона с трудом поднялась, быстро выпила кофе и попросила баваба спустить ее вещи вниз. Такси опаздывало; она нервно топталась на месте, пытаясь дозвониться до водителя и проклиная египетскую непунктуальность.

Наконец машина подъехала; Мона, сдерживаясь из последних сил, помогла таксисту запихнуть свои чемоданы в багажник и всю дорогу поторапливала его, как могла. Несмотря на каирские пробки, в аэропорт они успели вовремя. Еще два томительных часа ожидания – и Мона оказалась в кресле самолета. В памяти совсем некстати всплыли воспоминания о единственной за всю ее прошлую жизнь заграничной поездке в Дубай. Тогда они с Ахмедом чуть не опоздали на рейс, поссорились и всю дорогу просидели молча, отвернувшись друг от друга. Несмотря на все переживания, сегодня Мона глядела в свое будущее куда более оптимистично, готовясь вступить в новую волшебную жизнь. Она испытывала целую гамму эмоций: вера и надежда на счастливое будущее с Сергеем смешивались с опасениями, как она сможет жить в чужой стране; сюда же добавлялось чувство вины перед своей религией и родителями за брак с иноверцем. Моне хотелось воспарить на седьмое небо, но смутное ощущение подавленности и страха вновь опускало ее на землю, не давая в полной мере насладиться своим триумфом. В попытке отвлечься от всех этих переживаний Мона стала разглядывать людей в салоне самолета.

«Как они не похожи на нас, – думала она, продолжая осматривать своих попутчиков и улыбчивых стюардесс, разносящих леденцы. – Здесь больше половины иностранцев. Я еще не успела покинуть территорию Египта, а уже чувствую себя белой вороной. Да поможет мне Аллах!»

Перелет прошел почти незаметно; измученная после бессонной ночи, Мона вскоре задремала и проснулась лишь при заходе на посадку. Паспортный контроль и прочие таможенные процедуры тянулись так долго, как будто Украина специально испытывала на прочность ее и без того измотанные нервы. Мона удивилась тому, что многие сотрудники аэропорта говорят по-английски хуже, чем она. Но наконец все осталось позади, получив свой объемный багаж и вспомнив сразу все известные ей молитвы, Мона вышла в зал, где ее ждал Сергей.

Они неловко обнялись. В глазах у Моны стояли слезы; Сергей, смущаясь, подарил ей букет цветов и повел к выходу. Мона отчаянно вертела головой, пытаясь не упустить ничего из происходящего. Все это казалось ей сном – неужели она действительно прилетела в Украину?

– Как ты, хабиби? – спросил Сергей, выруливая со стоянки. – Как себя чувствуешь?

– Все хорошо.

– Долетела нормально?

– Да, отлично.

– Мама нас уже ждет.

– Как она настроена? – осторожно уточнила Мона.

– Совсем неплохо. Тебе не о чем волноваться.

– Не получается. Твоя мама ведь говорит по-английски?

– Боюсь, не слишком хорошо. Зато с ней ты сможешь быстро выучить русский.

Мона слабо улыбнулась и переключилась на изучения пейзажа за окном автомобиля. По сравнению с Каиром Киев показался ей очень светлым и чистым городом. Она смотрела на широкие проспекты, парки, жилые кварталы и пыталась свыкнуться с мыслью, что ей предстоит прожить здесь, возможно, не один год и даже не одно десятилетие. Иногда Сергей комментировал то, что попадалось им по дороге; он пытался казаться спокойным и уверенным, но Мона чувствовала его нервозность.

«Как может быть иначе? – убеждала себя она, желая справиться с собственными страхами. – Перевезти жену-иностранку – это серьезный шаг. Конечно, Сергей волнуется, и это естественно. Главное, что мы наконец-то вместе».

Когда машина доехала до пункта назначения, Мона долго рассматривала дом и окрестности, стараясь все запомнить. Она знала, что Сергей живет не в компаунде, а в самом обычном многоквартирном доме; ее удивило наличие большой детской площадки во дворе и то, что все дома стоят далеко друг от друга.

– Наверное, это очень удобно, – признала Мона. – Но ведь на месте такой площадки можно построить еще один дом или даже не один.

– Чтобы они стояли окно в окно? – с улыбкой уточнил Сергей.

– В Египте обычно так и делают.

– Я знаю. Или ты думаешь, что за год жизни в Каире я видел только компаунды и офисные здания? Но в Украине есть генеральный план застройки городов, и по этому плану дома нельзя лепить вплотную друг к другу. Существуют определенные нормы, сколько квартир может быть построено на один квадратный километр площади; во дворах обязательно должны быть зелень и детская площадка. А еще в каждом районе есть детский сад, школа и поликлиника. Ну и магазины, само собой.

– Как у вас все продуманно, – восхитилась Мона. – Так много деревьев, и к тому же очень чисто. Наверное, здесь хорошо убирают.

– В первую очередь тут меньше сорят. Конечно, кое-кто может швырнуть окурок на тротуар, но в основном мусор выкидывают в урны. И уж точно никто не выбрасывает отходы из окна.

Мона покраснела; она знала, что Сергей говорит не о ней лично, а о привычках египтян в целом, но ей вдруг стало неприятно.

– Еще у вас очень красивая природа, – сказала Мона, пытаясь перевести разговор в другое русло. – Никогда не видела столько желтых листьев.

– Зато нет пальм, – отшутился Сергей. – Тебе не холодно?

– Нет. Честно говоря, здесь теплее, чем я думала.

– Тебе повезло с погодой, но думаю, что скоро похолодает.

– Знаешь, что еще меня удивило? В Каире я за всю жизнь не видела столько церквей, сколько заметила сейчас, проезжая по Киеву, – продолжала делиться впечатлениями Мона.

– Здесь много храмов, и некоторые очень красивые.

– А ты ходишь в церковь? – осторожно спросила Мона.

– Очень-очень редко. Ну, может, один-два раза в год, по большим праздникам. Я же говорил, что мы не слишком религиозны.

– Но церкви у вас и правда красивые. Зато все дома похожи друг на друга, как близнецы.

– Прямо все?

– Ну, я с трудом могу отличить твой дом от соседнего.

Сергей улыбнулся, вспомнив «Иронию судьбы».

– Да, в спальных районах, хм, не слишком разнообразная архитектура.

– И все дома очень высокие.

– А я уже успел забыть, что у вас все не так[33].

– На каком этаже твоя квартира?

– На десятом. Надеюсь, ты не боишься высоты?

– Вроде не боюсь, – осторожно ответила Мона. – Но я никогда не жила так высоко. А лифт есть?

– Ну конечно! – расхохотался Сергей. – Может, давай уже поднимемся? Мама ждет.

– Да, конечно. – Она с сожалением оглянулась на двор. – Просто мне здесь очень понравилось. Что ж, пошли знакомиться с твоей мамой.

Сергей ободряюще обнял ее за плечи. Мона ответила ему робкой улыбкой и обреченно подумала, что отступать ей все равно некуда.

Глава 15. Свекровь

Дверь квартиры сразу распахнулась, как будто свекровь караулила их у порога. Тамара Николаевна быстро окинула Мону взглядом и натянуто улыбнулась; эта улыбка показалась девушке неискренней и чем-то напомнила оскал ее бывшей египетской свекрови.

– Здравствуйте, Мона, рада с вами познакомиться. Ну что же вы застыли на пороге, проходите в дом.

На кухне их ждал обед; Мона хотела отдохнуть после перелета, но предпочла не спорить с матерью Сергея. Квартира оказалась меньше, чем она предполагала; впрочем, Сергей предупреждал ее, что жилье в Украине в основном малогабаритное. Переступив порог, Мона попала в длинный коридор; там ей предложили разуться и снять верхнюю одежду[34]. Роль гостиной выполняла одна из жилых комнат, а две остальные служили спальнями для Сергея и свекрови[35]. Но больше всего ее поразила большая кухня: она служила одновременно столовой, и там даже стоял телевизор![36]

– Ну вот, – сказал Сергей, проведя небольшую экскурсию. – Места тут не слишком много, но на первое время нам, я думаю, хватит.

– Что ты сказал? – тут же встряла свекровь.

– Я сказал, что квартира маленькая, но мы должны поместиться.

– Как это маленькая? – удивилась свекровь. – Хорошая трехкомнатная квартира.

– Видишь ли, для Египта это не слишком большая жилплощадь, тем более что теперь мы живем тут втроем.

Свекровь поджала губы.

– Уж чем богаты. А ты не мог бы говорить по-русски?

– Тогда Мона ничего не поймет.

– Ты же говорил, что она учила язык.

– Да, она занималась, но у нее не было достаточно времени, – пояснил Сергей.

– Так пусть практикуется. Иначе как она собирается жить в нашей стране?

– Разберемся.

Мона стояла, опустив глаза в пол, и чувствовала себя совсем неважно. Впервые в жизни она очутилась в чужой языковой среде, и эти ощущения оказались не из приятных.

– Но ведь в Украине большинство людей понимают по-английски, да? – с надеждой спросила она у Сергея.

– Как тебе сказать… Боюсь, что не все. То есть отдельные английские слова знает любой человек, но вот чтобы поговорить связно, да еще на любую тему… Тут, к сожалению, школьного уровня недостаточно. Тем более мама – пожилой человек, никогда не имевший дела с иностранцами.

– Да, я понимаю. – Мона совсем поникла.

– Не волнуйся, все будет хорошо. Я же рядом.

– Но ведь ты скоро выйдешь на работу?

– Мы что-нибудь придумаем. – Сергей отвел глаза. За все это время он так и не набрался смелости сказать жене, что максимум через три месяца ей придется вернуться в Каир, а сам он, возможно, уедет работать в другую страну. Мона была так счастлива, получив приглашение в Украину, что у него просто не хватило смелости признаться ей в этом, и необходимость сообщить неприятную новость тяжелым камнем лежала на его сердце.

«Но ведь я ничего не могу поделать, – оправдывался Сергей, понимая, что все эти доводы вряд ли подействуют на Мону. – Так сложились обстоятельства».

Кое-как приведя себя в порядок после перелета, Мона вернулась на кухню. Она совсем не хотела есть, но, чтобы не обижать свекровь, села к столу и с недоумением оглядела тарелки с едой. Тамара Николаевна расстаралась и приготовила на обед борщ с пампушками и селедку под шубой – Мона в первый раз в жизни видела такие блюда.

«Это нужно есть?» – растерянно подумала девушка.

– Может, выпьем по стопочке? – предложила свекровь. – За знакомство?

– Мама, я тебя умоляю. Мона не пьет.

– А я не заставляю. Не пьет так не пьет, тем более она беременна. Могу налить ей компота.

Сергей представил, как отреагирует Мона, если в первый же день муж со свекровью достанут за обедом бутылку сорокаградусной горилки, и вздохнул.

– Нет, я не буду пить.

Тамара Николаевна пожала плечами.

«Почему Сережа так странно ведет себя в присутствии этой девушки? – подумала она. – То, что Мона не пьет, в принципе, неплохо, но тут-то, в Украине, все люди выпивают время от времени. Чего лезть в чужой монастырь со своим уставом? Неужели, если мы выпьем по стопке за обедом, она решит, будто попала в семью алкоголиков? Странно все это».

Сергей с матерью тут же принялись за борщ и поглощали его с явным удовольствием. Мона нерешительно взяла в руки ложку и постаралась последовать их примеру, но вкус этого блюда показался ей довольно странным. Кроме того, она никогда не пробовала такого густого супа и даже не подозревала, что туда можно положить капусту[37].

– Почему ты не ешь? Невкусно? – спросила свекровь.

– Мама спрашивает, почему ты не кушаешь, – перевел Сергей.

– Я догадалась, – прошептала Мона. – Извинись перед мамой, но я не слишком голодна. Кроме того, у нас в Египте не варят этот суп. Я читала про него в Интернете, но никогда не пробовала.

– Если не хочешь, не ешь. Я объясню маме, что ты просто еще не привыкла к нашей еде.

Селедка под шубой тоже не вызвала у нее восторга, хотя Мона знала, что это одно из любимых блюд Сергея, по которому он сильно скучал в Каире. Девушка попыталась прожевать несколько ложек, но сочетание соленой рыбы, вареных овощей и большого количества жирного майонеза вызвало у нее лишь желудочные спазмы и тошноту. Испугавшись, что ей станет совсем плохо, Мона отодвинула тарелку.

– Неужели совсем не вкусно? – сжала губы свекровь.

На второе были поданы котлеты с пюре, и Мона вздохнула с облегчением. Котлеты напомнили ей кофту[38], и хотя она подозревала, что их состав и способ приготовления не совсем совпадают, все-таки чувствовала, что сможет это проглотить. Что касается пюре, то его Мона ела и в Египте, правда, там никто не употреблял пюре в качестве гарнира к мясу[39]. И все-таки по сравнению с борщом это было что-то понятное и привычное.

– А хлеба нет? – робко спросила Мона. – Лепешек?

– Прости, – хлопнул себя по лбу Сергей, – надо было купить тебе лаваш. У меня совсем вылетело из головы, что в Египте другая кухня. Давай мы съездим в большой супермаркет, и ты сама выберешь продукты.

– Что она хочет? – спросила свекровь.

– Хлеб. Но не такой, как у нас, – пояснил Сергей.

– Где же я возьму египетский хлеб? – искренне удивилась Тамара Николаевна. – Пусть ест черный или батон.

– Мам, мы разберемся.

– Очень вкусно, – похвалила Мона котлеты. – Только вкус у мяса немного странный.

Сергей перевел.

– Это самое лучшее мясо для котлет. Смесь говядины, свинины и баранины, – невозмутимо ответила Тамара Николаевна. Сергей поперхнулся.

– Мам, ты с ума сошла? В этих котлетах есть свинина?

– Чего кричишь? Конечно, есть, а как без нее?

– Мона не ест свинину. Все мусульмане не едят свинину, по-моему, это знают даже дети.

– Интересное кино, – рассердилась Тамара Николаевна. – А как же мне готовить котлеты? Во-первых, без нее невкусно. Во-вторых, очень сложно найти готовый фарш без свинины. И вообще, я всю жизнь так готовила и не собираюсь ничего менять!

– Ладно, давай закроем тему, – быстро сказал Сергей, увидев, с каким испугом смотрит на них Мона. – Только очень тебя прошу, больше не покупай свинины.

Мать только еще плотнее сжала губы.

– Что случилось? – тихо спросила Мона. – Я что-то не то сказала?

– Нет, все в порядке. Не обращай внимания.

– А что с котлетами?

– Там говядина, баранина и… индюшатина, – соврал Сергей.

Разговор за столом не клеился. Сергей не был готов переводить каждое предложение, а его мать не хотела упустить ни слова из того, о чем говорят сын и невестка. Мона краснела и смущалась, чувствуя себя чужой; кроме того, ее не обмануло показное радушие свекрови. Она видела, что Тамару Николаевну совсем не радует присутствие невестки, хотя та и старается не демонстрировать своего отношения. Но самое обидное заключалось в том, что и они с Сергеем вдруг стали друг для друга чужими. Больше всего Моне хотелось остаться с мужем вдвоем и вернуть ту атмосферу близости и тепла, которая существовала между ними в Каире. Она была согласна жить в какой угодно стране, в каком угодно городе и в какой угодно квартире; по большому счету, ей было наплевать даже на еду. В конце концов, если не удастся полюбить украинскую кухню, можно самой готовить себе рис или даже питаться бутербродами. Но как возродить прежние непринужденные отношения и былую легкость в общении?

«Без паники, – успокаивала себя Мона. – Я только что переехала в другую страну с чужими обычаями. Сергею тоже непросто в новом качестве, на своей территории и в присутствии матери. Напряженность, которая появилась между нами, вполне естественна, и не нужно себя накручивать. Со временем все образуется».

– Так что Мона думает о нашей стране? – поинтересовалась свекровь.

– Мама, она же почти ничего не видела. По дороге Мона сказала, что Киев очень чистый город, что у нас красивая природа и что все дома в нашем районе похожи друг на друга, – ответил Сергей. – Я обязательно устрою ей экскурсию и покажу все достопримечательности. Уверен, Моне здесь понравится.

– Достопримечательности – это, конечно, хорошо, но ведь она приехала не как туристка. Что вы собираетесь делать?

– Пойдем подавать заявление в ЗАГС, что же еще? – ответил Сергей и перевел для Моны: – Мама спрашивает о наших планах. Сейчас ты, наверное, хочешь отдохнуть?

– Да, было бы неплохо, – с благодарностью откликнулась Мона.

– Пойдем, я провожу тебя в комнату.

– Давай я помогу твоей маме вымыть посуду, – предложила она и, не дожидаясь ответа, стала собирать со стола грязные тарелки.

«Не хватало еще, чтобы свекровь считала меня белоручкой, – решила Мона. – Ну не могу я оценить их национальные блюда, так хоть помогу по хозяйству».

Сергей запротестовал, и свекровь милостиво махнула рукой, – мол, идите, я сама справлюсь. Мона смущенно улыбнулась и принялась сбивчиво благодарить за обед. Тамара Николаевна в ответ изобразила улыбку. Когда с любезностями было покончено, Сергей проводил жену в комнату.

– Устала? – заботливо спросил он.

– Да, хочу принять душ и немного полежать. Может быть, даже посплю. Ты куда-нибудь собираешься?

– Нет, никуда. Отдыхай, я буду в гостиной.

– Останься здесь, – попросила Мона, крепко прижимаясь к Сергею, – не представляешь, как я соскучилась.

– Расскажи, как ты себя чувствуешь? Как ребенок?

– Все нормально.

– Тебя нужно поставить на учет в женскую консультацию. Вот подадим заявление в ЗАГС и сразу займемся твоим здоровьем.

– А меня примут?

– В государственную больницу – нет, поскольку ты иностранка. Но я нашел адрес хорошей частной клиники.

– Ты такой заботливый. Не представляешь, как тоскливо и плохо мне было без тебя в Каире. Я ведь даже не успела рассказать, что недавно ко мне приходил отец.

– Твой отец? Чего он хотел?

– Он просил меня вернуться домой, но я очень испугалась. Хорошо, что беременности пока не видно. Папа считает, что ты вернулся в Украину и расстался со мной. Я не стала его разубеждать. Соврала, что еду в Эмираты на стажировку.

– А что будет, если он узнает правду?

– Даже думать об этом не хочу.

Сергей какое-то время обмозговывал услышанное. То, что отец знает о местонахождении Моны и хочет наладить с ней отношения, очень и очень плохо. Конечно, она поменяет квартиру, когда вернется в Каир, но что делать, если отец все-таки ее разыщет? Вот черт! Было бы лучше, если бы он, как и обещал, вычеркнул блудную дочь из свой жизни. А ведь Мона еще не знает, что скоро ей предстоит вернуться в Египет… Сергей похолодел от нехороших предчувствий.

– Может, есть смысл сказать твоему отцу, что ты навсегда уехала из Каира в другую страну или в другой город? Ну, например, тебе там предложили хорошую работу.

– Не знаю. Рано или поздно нам все равно придется объясниться, но сейчас я к этому не готова. Главное, что мне удалось без проблем уехать из Египта. В Украине я чувствую себя куда спокойнее: с одной стороны, все кажется чужим и странным, но с другой – здесь никому нет дела до наших с тобой отношений.

Мона еще крепче прижалась к мужу, и вскоре ее сморил сон. Сергей лежал рядом и размышлял о своих карьерных перспективах и грядущей революции, о будущем ребенке и о том, как сложится их дальнейшая жизнь. Сплошные вопросы, и никакой определенности… Захотев покурить, он вышел на балкон, заботливо прикрыв жену одеялом. Мона безмятежно спала, уверенная в том, что самое сложное осталось позади.

Вечером Сергей устроил ей экскурсию по центру Киева; она была заворожена красотой этого города и непрерывно щелкала фотоаппаратом, пытаясь запечатлеть каждую мелочь. Сергей смеялся и советовал ей не вести себя как туристка – ведь теперь это и ее город. Оказавшись с мужем в центре многолюдного Киева, Мона впервые ощутила себя абсолютно свободной – впервые за долгое время ей не приходилось ни от кого прятаться; можно было расслабиться и позволить себе не думать о том, что соврать свекрови по возвращении домой. Порой она смущалась, чувствуя взгляды прохожих, но в целом чувствовала себя превосходно. Ей хотелось растянуть этот вечер до бесконечности.

Поздно вечером к ним присоединились друзья Сергея, – они были весьма приветливы, хорошо владели английским и наперебой поздравляли их с воссоединением. Моне было неловко, когда эти незнакомые мужчины делали комплименты, долго трясли ее за руку, пытались приобнять или даже поцеловать в щеку; воспитанная в строгих исламских традициях, она не привыкла к таким знакам внимания со стороны посторонних. Да Ахмед скорее ударил бы лучшего друга, чем позволил ему приобнять или чмокнуть собственную жену! Моне казалось удивительным, что Сергей так спокойно реагирует на поведение своих товарищей, как будто не видит в этом ничего странного или предосудительного, но она напомнила себе, что он воспитан совсем в других условиях и, вероятно, не так ревнив, как знакомые ей египтяне. При возникновении любого телесного контакта с мужчиной, кроме беглого рукопожатия, Мона страшно смущалась – она краснела и лопотала что-то неразборчивое, мечтая поскорее восстановить допустимую дистанцию.

– Ты не привыкла, что тебя целуют в щеку? – догадался Сергей. – Это просто по-дружески. Мы ведь почти женаты, а они – мои друзья.

– Я знаю. Просто очень непривычно, – призналась Мона. – Не забывай, что я прилетела только сегодня.

– Тебе нужно время, чтобы привыкнуть, – согласился он. – Друзья предлагают посидеть где-нибудь в кафе, отметить знакомство. Ты не против?

– Конечно, если ты хочешь. А другие женщины там будут?

– А тебе нужны другие женщины? – рассмеялся Сергей.

– Понимаешь, мне как-то неловко сидеть в чисто мужской компании. Да и вообще я бы с удовольствием пообщалась с какой-нибудь украинкой.

– Девушек нет, – развел руками Сергей. – Если тебя это смущает, я могу отказаться. Неужели ты так боишься моих друзей?

– Я вовсе не боюсь. Пойдем, если ты хочешь, я не против.

В глубине души Моне очень хотелось поболтать с местной девушкой, чисто по-женски, и задать ей вопросы, которые она не может задать Сергею. Например, как они строят отношения с мужчиной, как распределяются права и обязанности в семье, какую одежду они носят дома? Но пока такого знакомства не предвиделось, Мона решила забыть обо всем, к чему она привыкла в Египте, и вести себя так, как говорит Сергей. Раз для него нормально вести свою жену в кафе с друзьями мужского пола, значит, пусть так и будет. Ведь женщина входит в семью мужа и подчиняется установленным им правилам, а не навязывает свои, – это убеждение Мона впитала с молоком матери. Раз она вышла замуж за иностранца и приехала в Украину, значит, надо приспосабливаться и привыкать к их образу жизни.

В кафе оказалось шумно и многолюдно. Мона с интересом оглядывалась вокруг, пытаясь свыкнуться с обстановкой. Играла музыка, и несколько пар танцевали в центре зала, – никогда, даже на свадьбах, она не видела столько танцующих вместе мужчин и женщин. Это ее так потрясло, что Мона зазевалась и пропустила момент, когда остальные сдали верхнюю одежду и заняли свободный столик. Сергей остался рядом, чтобы помочь ей раздеться. Она быстро сняла куртку и виновато посмотрела на мужа.

– Здесь все так необычно, – сказала Мона.

– Почему ты не снимешь платок? – поинтересовался он. – Так и будешь в нем сидеть?

– Ты с ума сошел? Без платка я чувствую себя, как будто без одежды.

– Но здесь все сидят без головных уборов.

– Это не головной убор.

– Мона… Послушай, я не хочу поднимать тему религии, но ведь мы не в Египте.

– Сергей, я привыкла носить платок. И все женщины в нашей семье его носят. Без него мне будет некомфортно.

– Но ведь дома ты обходишься без хиджаба.

– Дома – конечно. Ведь там только ты и твоя мама, а носить хиджаб в присутствии мужа и любой женщины – не обязательно. Но здесь, в этом кафе, полно мужчин!

– Понимаешь, на улице в холодное время года твой платок никого не шокирует, – попытался объяснить Сергей, – но в помещении он смотрится довольно странно…

– Это требование моей религии, – гнула свою линию Мона. – Я ведь не перестала быть мусульманкой.

Сергей растерянно заморгал. Они никогда не обсуждали эту тему, но ему казалось само собой разумеющимся, что после переезда Мона сменит свой стиль одежды – пусть она не будет носить мини или декольте, но хотя бы перестанет покрывать голову в любое время года, даже в жару. Мона, в свою очередь, не была готова к столь существенным переменам. Сама мысль выйти в люди с непокрытой головой вызывала у нее оторопь.

– Ладно, поговорим об этом в другой раз, – сдался Сергей. – Пойдем, а то нас уже заждались.

Он оказался прав, – появление Моны не то чтобы вызвало фурор, но обеспечило их столику множество заинтересованных взглядов. Девушка явно неславянской внешности, сидящая в компании местных мужчин и изъясняющаяся по-английски, да к тому же одетая не совсем привычным образом, привлекла интерес посетителей, – даже официант, который принес заказ, смотрел на нее с плохо скрываемым любопытством. Мона испытывала неловкость и мечтала стать незаметной, но это было не в ее силах. Она не знала, как реагировать, когда все окружающие пьют алкоголь, – хотя ни Сергей, ни его друзья не предлагали ей выпить, Мона чувствовала, что принимает участие в чем-то запретном. На минуту она задумалась, что сказал бы ее отец, увидев дочь в таком месте и в такой компании, и от этих мыслей покраснела еще сильнее.

«Он предпочел бы увидеть меня мертвой», – решила Мона.

Друзья Сергея постоянно шутили и пытались втянуть ее в разговор, но ей было настолько неловко, что она с трудом могла поддержать беседу.

– Мона, а что вы думаете о наших девушках? – спросил один из них. Имен Мона не запомнила, и это добавляло ей беспокойства.

– Ваши девушки очень красивые.

– Но они одеваются совсем иначе?

– Да. Правда, сейчас у вас прохладно, и это не так бросается в глаза, потому что все люди одеты довольно тепло.

– Неужели у вас все ходят в платках?

– Нет, конечно, не все. В Каире много непокрытых девушек. Но все-таки не так много, как у вас.

– А как тебе Киев?

Мона автоматически отвечала на вопросы, пытаясь улыбаться и выглядеть приветливой, хотя чувствовала себя не в своей тарелке. Ей было неловко в компании мужчин, тем более – употребляющих алкоголь, а от громкой музыки и сигаретного дыма к горлу подступала тошнота. Больше всего Моне хотелось уйти и остаться с Сергеем наедине, но компания и не думала расходиться.

– Мона, а почему вы не танцуете? – поинтересовался кто-то.

– Я не умею, – честно ответила она. – У нас не приняты такие танцы.

– Здесь нет ничего сложного. Сергей научит.

Мона мысленно поблагодарила Бога, что этот мужчина хотя бы не предложил сам научить ее танцам: она уже поняла, что здесь это в порядке вещей.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз. Я лучше тут посижу.

– Но вы же будете танцевать на свадьбе? У нас это обязательно.

– Правда? Я не знала.

– Сергей, свадьба-то будет? Надеюсь, не зажмешь? – поинтересовался другой.

– Вообще-то мы с Моной еще не думали на эту тему. Вот подадим заявление, выберем дату и тогда решим. Да, дорогая?

Мона вымученно улыбнулась. Она, как любая девушка, мечтала о свадьбе, тем более – о свадьбе с любимым человеком. Но сейчас ей вдруг пришло в голову, что это мероприятие может стать не долгожданным праздником, а серьезным испытанием для ее психики. Так, может, лучше обойтись без торжества, тем более что здесь не обязательно устраивать пир на весь мир?

«Надо узнать у Сергея, как проходят украинские свадьбы», – решила Мона, уже понимая, что там не обойдется без алкоголя и откровенных, с ее точки зрения, танцев.

«Сколько же времени мне понадобится, чтобы адаптироваться в этой стране? – со страхом подумала она. – Все-таки местные жители очень отличаются от египтян».

На следующий день с утра молодые отправились подавать заявление в ЗАГС. Мона нервничала, ожидая какого-то подвоха, но все прошло довольно гладко – после долгого рассмотрения их документы приняли и назначили дату через месяц.

– Так долго? – удивилась Мона.

– Здесь очередь. Тем более ты иностранка, а это единственный ЗАГС, где регистрируют такие браки. Так что месяц – вполне нормальный срок.

– Боюсь, через месяц моя беременность уже будет заметна.

– Ну и что? Многие девушки выходят замуж, уже будучи в положении. Здесь тебя никто не осудит.

«Какие странные у них нравы», – в очередной раз подумала Мона. Впрочем, в этот раз странности украинцев сыграли ей на руку.

Выходя из ЗАГСа, она жадно смотрела на пары, заключавшие брак в этот день. Ее интересовало все: одежда, машины, поведение жениха и невесты, количество гостей. Она даже попросила Сергея задержаться у входа, чтобы иметь возможность изучить все как можно подробнее.

Церемония бракосочетания произвела на нее сильное впечатление: с одной стороны, все было четко выверено по времени, так что напоминало работающий без остановки конвейер, с другой – регистрация брака выглядела куда более торжественно, чем в Египте. Каждая пара проводила в здании примерно пятнадцать минут; Мона слышала звуки какой-то торжественной музыки и очень хотела заглянуть внутрь, чтобы хотя бы одним глазом увидеть, что там происходит, но она постеснялась просить об этом Сергея. Молодожены с гостями подъезжали на украшенных лентами и цветами машинах; по египетским меркам, гостей было совсем немного. Пары фотографировались у входа в ЗАГС и ждали, пока их пригласят внутрь, затем шли бракосочетаться, а на выходе снова фотографировались и распивали шампанское.

– Все так необычно, – призналась Мона.

– А как у вас проводят свадьбы? – поинтересовался Сергей. – По-моему, в Египте приглашают очень много людей?

– Да, у нас делают большой праздник. В деревнях просто выносят стулья во двор, в городах чаще снимают кафе. Но сам брак заключается дома, без всякой торжественности: невеста не надевает свадебное платье, и никто не фотографируется. А почему так мало гостей?

– Некоторые приезжают позже, – пояснил Сергей. – Вот смотри: сначала регистрируется брак, потом молодые едут кататься по городу, а затем – ресторан.

– Но ведь сейчас еще утро, – удивилась Мона. – Странно… когда же невеста успела проснуться, сделать макияж и прическу, надеть платье… И потом, разве свадьба закончится совсем рано? Ну, гости же не будут сидеть в ресторане до позднего вечера?

– Почему? – удивился Сергей. – В ресторан обычно приезжают к обеду, а расходятся… когда как, но обычно не раньше полуночи.

– Не раньше полуночи? Ты серьезно?

– Да, а чему ты удивляешься? Ведь ваши свадьбы тоже отмечают вечером.

– Да, но никто не сидит в кафе с обеда. Что там делать столько времени? Сидеть и умирать с голоду?

– Умирать с голоду??? На свадьбе???

– Но ведь там особо не кормят, – застенчиво уточнила Мона. – Торт, напитки, иногда закуски, и больше ничего. Конечно, иногда могут и накормить, но чаще вот так.

Сергей расхохотался.

– Ничего себе! Чтобы на свадьбе – и не наесться до отвала? У нас такого не бывает. Там всегда столько еды, что можно накормить полк солдат.

– То есть люди сидят и едят?

– Еще танцуют. На свадьбе обязательно есть тамада, – это ведущий, он говорит тосты.

– Тосты?

– Э-э-э, ну да. Понимаешь, каждый гость должен сказать молодым что-то хорошее и отдать подарок. Вот эта хорошая речь произносится с бокалом в руках и называется тостом. А еще есть конкурсы.

– О Аллах, до чего у вас все странно. Какие еще конкурсы?

– Ну, – Сергей осекся, поняв, что Мона вряд ли одобрит игру в «бутылочку» или что-то подобное. – Да, есть такие специальные свадебные конкурсы. Вообще это все обговаривается заранее. Понимаешь, люди проводят в ресторане много времени, и их надо как-то развлекать, для этого и нужен тамада. Это типа анимации в отелях. Понимаешь?

– Вроде да, – неуверенно сказала Мона. – А что дарят на свадьбы?

– Обычно деньги. Иногда что-то из товаров для дома.

– Понятно. Слушай, а нам обязательно делать такую свадьбу? Может, обойтись напитками и тортом?

– Нет. Если ты не хочешь, мы можем вообще не отмечать или тихо посидеть дома. Но если заказывать ресторан, то напитками и тортом никак не обойтись, здесь так не принято. Мне будет стыдно смотреть гостям в глаза.

– Я даже не знаю. Все это так странно… так не похоже на все, к чему я привыкла. Вообще-то мне хотелось сделать настоящую свадьбу, но, когда ты рассказываешь, я понимаю, что могу оказаться к ней просто не готова.

– Давай сделаем так: приедем домой, и я покажу тебе одну кассету с украинской свадьбой, чтобы ты лучше ее представила. А потом решим, будем отмечать или нет.

– Хорошо. Время у нас еще есть.

– Если мы будем отмечать, то надо начинать готовиться уже сейчас. Ресторан всегда заказывается заранее, – пояснил Сергей.

– Ведь это, наверное, очень дорого? Раз гостей принято кормить до упаду?

«Еще и поить принято, тоже до упаду», – мысленно добавил Сергей, но вслух произнес: – Насчет денег не волнуйся. Я сделаю так, как ты захочешь.

Глава 16. Разочарование

Вечером Сергей ушел по делам, пообещав не задерживаться. Перед уходом он выдал Моне кассету со свадьбы своего друга. Она долго не решалась включить видео и прислушивалась к звукам телевизора из другой комнаты – свекровь смотрела какой-то сериал. Мона хотела составить ей компанию, чтобы сблизиться с будущей родственницей, но ее попытки ни к чему не привели: поговорить у них не получалось, поскольку английский у Тамары Николаевны находился на таком же зачаточном уровне, как русский – у Моны, и без помощи Сергея они могли объясняться только знаками. Когда начался фильм, свекровь вперилась глазами в экран и совершено потеряла интерес к невестке, так что Мона спустя некоторое время тихо вышла из комнаты. Судя по всему, ее исчезновение оставило свекровь совершенно равнодушной. Признав свое поражение, Мона все же решилась посмотреть свадебную кассету.

Происходящее на экране так же мало напомнило ей традиционную египетскую свадьбу, как погода за окном – привычное египетское лето. По некоторым признакам, таким как наличие у невесты пышного белого платья, можно было догадаться, что это именно свадьба, но все остальное было странным, непонятным, а местами даже неприличным. Регистрация в ЗАГСе и поездка по городу – это оказалось интересно и довольно красиво, но в ресторане началось что-то из ряда вон выходящее. Присутствующие (человек пятьдесят) расселись за длинными столами и сначала долго ели, по команде тамады прерываясь для очередного тоста. Мона, разумеется, догадалась, что в бутылках и в бокалах были налиты совсем не безалкогольные напитки. Не понимая, о чем говорят все эти люди, она было заскучала, но тут начались танцы. Сначала танцевали парами, но это оказалось еще цветочки: местами Моне даже понравилось. И почему в Египте не приняты парные танцы?[40] Почему ее мама и папа никогда не танцевали на свадьбах? Понятно, что чужие мужчина и женщина не должны трогать друг друга, это харам, но ведь муж и жена вполне могут станцевать красивый медленный вальс?

Шло время; гости становились еще пьянее, а танцы все развязнее, и вот уже люди спокойно менялись парами, а невеста так и вовсе перетанцевала со всеми друзьями жениха.

«Неужели Сергей разрешит друзьям приглашать меня на танец? – с ужасом подумала Мона. – Неужели жених не ревнует, когда его жену трогают чужие люди? Надо же: он выглядит вполне спокойным и даже улыбается, как будто так и надо».

А вскоре началось самое страшное – те самые «специальные свадебные конкурсы», о которых упоминал Сергей. Мона опять же многого не понимала, но иногда происходящее на экране говорило само за себя. Она краснела, бледнела и наконец выключила видео, не досмотрев до конца.

«Я знала, что, переехав в Украину, должна принять их образ жизни и раздвинуть границы допустимого, – подумала она. – Но это уже слишком. Целоваться с малознакомыми людьми? Разрешать трогать себя за все части тела? В чем смысл этих ужасных конкурсов?»

В общем, просмотр свадебного видео принес одни расстройства; окончательно загрустив, Мона решила дождаться Сергея и подробно обо всем его расспросить.

«Если это – обязательная часть украинской свадьбы, тогда придется обойтись без торжества», – решила она.

Раздался дверной звонок, и Мона от неожиданности подскочила на месте. Кто это – Сергей? Вроде у него есть ключи. Пока она раздумывала, идти ей в прихожую или нет, свекровь уже отпирала дверь. Мона нерешительно мялась на месте, пытаясь догадаться, кто пришел. Но тут раздался незнакомый женский голос, и она решила не выходить из комнаты. Вероятно, это гостья Тамары Николаевны, и ее присутствие совсем не обязательно.

«Надо узнать у Сергея насчет курсов русского языка, – подумала Мона. – Не можем же мы вечно изъясняться знаками».

Голоса то пропадали, то раздавались громче; она по-прежнему стояла у двери, не зная, как себя вести. Выйти поздороваться? Или остаться в комнате? Вдруг гостья тоже не понимает по-английски? Оставшись в квартире Сергея в компании враждебно настроенной свекрови, Мона чувствовала себя крайне неловко. Ей было обидно, ведь муж привел ее в свой дом, где она должна чувствовать себя по-хозяйски… А получилось иначе: больше всего Моне хотелось исчезнуть, забиться в норку и не высовываться оттуда, пока муж не вернется. В присутствии Сергея все было более или менее нормально, но стоило оказаться наедине со свекровью, как Мона ощущала себя незваным и нежеланным гостем.

Спустя некоторое время в дверь ее комнаты постучали. Мона, погруженная в свои мысли, от неожиданности подпрыгнула на месте. В дверном проеме показалась голова молодой женщины. Это была Юля.

– Мона? Здравствуй, я знакомая Тамары Николаевны и Сергея. Извини за вторжение, но я очень хотела с тобой познакомиться, – сказала гостья на хорошем английском. – Ты не согласишься выпить с нами чаю?

– Конечно, – обрадованно откликнулась Мона. – С удовольствием.

– Ну и отлично. Меня зовут Юля. Пошли на кухню.

Свекровь уже поставила чайник на плиту и принялась сервировать стол. Мона сразу заметила, что в присутствии этой девушки мать Сергея держится более дружелюбно.

– Вам с Тамарой Николаевной, должно быть, непросто, – продолжала Юля. – Ты ведь совсем не говоришь по-русски?

– Я знаю только отдельные слова и выражения.

– Но ничего, все впереди. Как тебе Украина?

Мона в очередной раз принялась с воодушевлением рассказывать про красивую природу, чистые улицы и благоустроенные дворы. Юля вежливо слушала, кивала и поддакивала в нужных местах.

– Тамара Николаевна сказала, что сегодня вы с Сергеем подали заявление в ЗАГС?

– Да, сегодня утром. Свадьба будет через месяц.

– Поздравляю.

– Спасибо. Извини за нескромный вопрос, но ты давно знакома с моим мужем и свекровью?

– О, почти с самого детства. Я живу по соседству, и когда-то мы с Сергеем учились в одной школе.

Юля произвела на нее самое хорошее впечатление. Кроме того, Моне до смерти надоело сидеть в комнате, и она с радостью воспользовалась возможностью поговорить с местной девушкой. Как знать? Вдруг они даже смогут подружиться…

– Мне очень хотелось пообщаться с украинкой, – призналась Мона. – Чтобы побольше узнать о вашей жизни и обычаях. Сергей многое мне рассказывает, но ведь женский взгляд часто отличается от мужского.

– Конечно. Спрашивай меня о чем угодно, – легко согласилась Юля.

– Спасибо, – просияла Мона.

Юля с интересом смотрела на соперницу. Девушка показалась ей молодой, наивной и очень испуганной. Было очевидно, что она боится свекрови и чувствует себя крайне неуверенно. На минуту Юле даже стало жаль Мону, но она тут же одернула себя.

«Такие, как Сергей, на дороге не валяются. На войне как на войне».

Юля специально пришла именно сегодня, чтобы познакомиться с Моной, пока Сергея нет дома. Ей хотелось лично увидеть соперницу и составить собственное мнение, а также оценить свои шансы в борьбе за женское счастье.

«Может, она и не глупа, но очень наивна. Чувствует себя неловко, скучает в одиночестве и всего боится. И конечно, влюблена по уши, – поняла Юля, пообщавшись с Моной всего полчаса. – Что ж… пусть считает меня своим другом – пока мне это выгодно».

– А ты замужем? – спросила Мона, не догадываясь о мыслях своей собеседницы. – У тебя есть дети?

– Нет ни мужа, ни детей.

– Как жаль, – огорчилась Мона. – То есть извини, конечно. Может быть, ты и не слишком рвешься замуж. Это у нас в Египте очень традиционные представления о браке и роли женщины в обществе, здесь все иначе. Карьера, самореализация, свобода и прочее.

– Женщины в любой стране более или менее одинаковы, – грустно улыбнулась Юля. – Конечно, большинство из нас не рвется замуж в восемнадцать, но все-таки никакой успех на работе на заменит женского счастья. Карьера не согреет тебя длинными ночами – это слова одной известной актрисы.

– Тогда мне действительно очень жаль. В Египте ты бы давно вышла замуж.

– Спасибо, – рассмеялась Юля. – Как-то не получается. Понимаешь, мужчины здесь очень избалованны и не спешат связывать себя узами брака. Зачем, если вокруг так много соблазнов? Кроме того, если девушка красива и успешна, она не захочет связывать свою жизнь с посредственным мужчиной. А богатых и знаменитых на всех не хватает. Вот так и живем.

– Это очень грустно. Знаешь, у нас все проще. Зачастую женщине даже не обязательно быть красивой: достаточно скромности, религиозности и хорошей репутации, тогда семья сможет найти ей достойного жениха.

– Да, в традиционном обществе есть свои плюсы.

– А ваши родители разве не принимают участия в выборе супруга? – поинтересовалась Мона. – Сергей говорил, что нет, но мне трудно в это поверить. Неужели можно привести любого человека и поставить родных перед фактом, что собираешься за него замуж?

– Можно, – согласилась Юля. – Часто именно так и случается. Знаешь, моей маме уже почти все равно, кого я приведу, – она просто мечтает о внуках. Но я не собираюсь размениваться по мелочам. Ладно, не будем обо мне. Расскажи, какую свадьбу вы планируете?

Мона опасливо покосилась на свекровь. Ее удивляло, что та молча пьет чай, не вмешиваясь в разговор и не требуя перевести каждое слово. Определенно, в присутствии этой девушки Тамара Николаевна ведет себя очень тихо.

– Мы еще не решили. Вообще-то я прилетела только вчера, а сегодня мы отнесли заявление в ЗАГС. Только что я смотрела диск с записью какой-то украинской свадьбы. Честно говоря, многие вещи меня сильно удивили, – у нас все происходит совсем иначе.

– Могу себе представить. Но в общем, это и не важно – будете вы отмечать свадьбу или нет. Главное, что скоро ты выйдешь замуж. Это большое событие для каждой девушки.

– Ин ша Аллах. – Мона возвела глаза к небу.

– И как вы планируете жить дальше?

– Это сложный вопрос. Я готова на все, лишь бы не расставаться с Сергеем, но его работа… В общем, все довольно туманно, – призналась Мона.

– Очень жаль, что скоро тебе придется вернуться в Каир, – невинно обронила Юля. Она произнесла эту фразу как будто невзначай, но краем глаза внимательно следила за реакцией Моны.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла та.

– Я имею в виду сложности с визой. Сергей сказал, что твоя виза действует только три месяца.

– Да, но ведь мы скоро поженимся.

– Разумеется, и как жена ты сможешь получить новую визу, уже на год. Но для этого придется вернуться в Египет.

– Ты… ничего не путаешь? – побледнела Мона.

– Нет, я не путаю. Подожди, разве ты не знала?

– Нет. – Мона чувствовала, как у нее перехватывает дыхание, а Юля, тщательно маскируя улыбку, наблюдала за реакцией своей собеседницы. Она не могла знать наверняка, но догадывалась, что Сергей ничего не рассказал жене.

– Господи, что же я наделала. – Юля наморщила лоб и округлила глаза, пытаясь изобразить смятение. – Прости, я не должна была вмешиваться.

– Нет, ты здесь ни при чем. Если это так, то рано или поздно я бы все равно узнала, – автоматически ответила Мона.

– Сергей меня убьет, – продолжала сокрушаться Юля. – Правильно говорят: язык мой – враг мой. Заставила тебя разволноваться, а ведь в твоем положении вредно нервничать.

– Что случилось? – встряла свекровь.

– Я сказала, что ей придется вернуться домой не позже чем через три месяца, потому что даже после заключения брака Мона не сможет продлить свою визу в Украине, – пояснила Юля.

– Вот и пусть уезжает, – отрезала свекровь. – Все равно она здесь чужая.

– Тамара Николаевна очень сожалеет. – Юля изо всех сил старалась подсластить пилюлю. – Ничего не поделаешь: такие законы.

– Да, конечно, – автоматически согласилась Мона. – Я все понимаю.

После столь неожиданного известия разговор не заладился. Мона все глубже погружалась в свои мысли и не могла поддержать беседу. Неужели ее могут выгнать из страны, когда она станет официальной женой? Почему Сергей ничего ей не рассказал? И как она может вернуться в Каир беременной?

Мона чувствовала себя уязвленной. Еще бы – получить такую новость, да еще и не от Сергея, а в случайном разговоре с какой-то из его знакомых. Конечно, Юля очень приятная девушка, но ведь она посторонний человек. Неужели муж не мог сказать ей заранее? Почему он промолчал и когда планировал признаться?

Юля посидела еще немного и стала прощаться. Мона, вымученно улыбнувшись, проводила гостью и ушла в свою комнату.

– Прости, – каялся Сергей, пытаясь остановить поток ее слез. – Да, я должен был сказать. Я собирался это сделать, но все никак не мог найти подходящий момент. Извини, я просто не хотел тебя расстраивать.

– Но как такое может быть? Ведь скоро я стану твоей женой! Неужели жену могут просто взять и выгнать из страны?

– Брак – это брак, а визовый режим – немного другое. Понимаешь, если бы мы смогли оформить брак в Египте, то ты в качестве моей жены претендовала бы на годовую визу.

– Я не понимаю.

– Мона, что тут непонятного? Здесь такие законы. Даже став моей женой, ты не станешь автоматически гражданкой моей страны. После оформления брака ты сможешь получить визу на год, потом еще на год, а затем подать документы на гражданство.

– Но… все это очень странно. Жена египтянина может находиться в Египте сколько угодно, и никто не заставит ее уехать, даже если у этой женщины вообще нет визы!

– У вас совсем другие порядки, – устало уточнил Сергей. – Прости, но тут я бессилен.

Мона кивнула, хотя объяснения плохо укладывались в ее голове. Из рассказов Линды она хорошо помнила, что иностранка, ставшая женой египтянина, может сразу получить долгосрочную визу и даже подать документы на египетское гражданство. В любом случае никто не вправе заставить ее покинуть страну, пока она имеет статус официальной жены гражданина Египта. И это вполне логично и естественно, как может быть иначе?! В этой Украине очень странные законы, раз они фактически заставляют ее уехать отсюда после свадьбы.

– И что мы будем делать дальше? – уточнила она, уже не ожидая ничего хорошего.

– Это зависит от того, останусь ли я в Украине или уеду отсюда. Послушай, Мона. Я знаю, что это неприятный разговор для тебя, и понимаю, что ты надеялась на другой расклад. Но раз уж мы завели речь о нашем будущем, пожалуйста, выслушай то, что я тебе сейчас скажу. Когда я уехал из Египта, то рассчитывал остаться в Украине по крайней мере на ближайший год и надеялся, что ты сможешь спокойно приехать и родить здесь ребенка… а в будущем я заберу вас в ту страну, куда меня направят на работу. Но все оказалось не так просто.

– Это я уже поняла.

– Я не знал ни об особенностях визового законодательства, ни о ситуации в собственном государстве, – продолжал Сергей. – Все оказалось куда сложнее.

– Есть еще что-то, о чем я не знаю? Кроме того, что я должна уехать максимум через три месяца?

– Боюсь, что да. Видишь ли, в компании ясно дали понять, что у меня есть все шансы шагнуть дальше по карьерной лестнице, причем уже в ближайшие два-три года. Но сейчас мне придется уехать туда, куда отправит руководство.

– И ты не возьмешь меня с собой? – спросила Мона со слезами на глазах.

– Дорогая, я хочу этого больше всего на свете. Но некоторые вещи от меня просто не зависят. Давай будем благоразумными и потерпим ближайшие пару лет. Потом я смогу обеспечить своей семье достойный уровень жизни в любой стране, где бы я ни оказался.

– То есть эти два года мне придется прожить в Египте?

– Я думаю, это наиболее разумный вариант. Ведь ты вряд ли захочешь жить в Украине без меня.

– Не захочу, – согласилась Мона. – Но это ужасно несправедливо.

Она встала и подошла к окну. С десятого этажа открывался вид на вечерний Киев, но у Моны не было никакого настроения наслаждаться пейзажем. Все равно ей не судьба остаться в этом городе; сегодня все ее мечты и надежды оказались разбиты. Мона вспомнила, с каким настроением уезжала из Каира: она не знала, когда ей доведется вернуться туда, но была уверена, что это случится совсем не скоро. А ведь прошло всего-то пару дней! Какая жестокая насмешка судьбы!

– Это еще не все. Видишь ли, в ближайшее время в Киеве может быть небезопасно.

– Небезопасно? Что ты имеешь в виду?

– Скоро наш президент должен подписать договор о вступлении Украины в Евросоюз. Однако есть мнение, что этого не произойдет, и тогда может случиться все, что угодно.

– Ты имеешь в виду…

– Я имею в виду, что наш киевский майдан станет очень похож на ваш каирский – каким он был в последнюю пару лет. Видишь ли, в нашем государстве тоже хватает проблем. Многие люди недовольны…

– Все настолько серьезно?

– Да, более чем серьезно. Конечно, все надеются на лучшее, но… В общем, мне было бы спокойнее, если бы в этой ситуации ты осталась в Египте. Конечно, это звучит странно, ведь слово «Египет» в последние годы ассоциировалось исключительно с революцией. Однако может случиться так, что скоро здесь станет жарче, чем в Каире.

– Это ужасно. И так неожиданно…

– Дорогая, не надо расстраиваться. Я знаю, что для тебя это большое разочарование, но постарайся отнестись ко всему как к временным трудностям. Пройдет время, ситуация образуется, и мы будем вместе.

– Знаешь, когда я собиралась уезжать из Каира, то считала дни до вылета. Мне и в голову не могло прийти, что придется вернуться, да к тому же так быстро, и остаться в Египте еще на два или три года. Это большой срок, Сергей. Многое может случиться.

– Ну, не надо так себя настраивать. Все будет хорошо. И потом, мы ведь будем видеться.

– Каким образом?

– Раз в год я буду приезжать в Киев, и ты сможешь прилетать сюда в это же время. Потом, я постараюсь навещать тебя в Каире при первой же возможности.

– Ты ведь даже не знаешь, где будешь работать в следующем году.

– Скоро узнаю. В любом случае самолеты в Каир летают отовсюду.

– Будем встречаться урывками?

– Мона, прошу тебя: не рви душу ни себе, ни мне. Я же объяснил тебе ситуацию. К сожалению, пока это самый разумный вариант. Нам придется немного потерпеть.

– Ладно, Сергей. Я тебя поняла. Прости, но пока у меня не получается смотреть на вещи оптимистично: слишком много надежд рухнуло сегодня.

– Знаю. Мне очень жаль. Просто пойми, что некоторые вещи от меня не зависят.

– Я всего лишь хочу быть вместе с мужем. Неужели это так много?

– Не драматизируй. Разве у вас в Египте не бывает так, что муж работает за границей, а жена дома?

– Бывает, и нередко. Но видишь ли, жена обычно остается в своей квартире, с родственниками… – Она осеклась.

– Да, я понимаю. У тебя нет поддержки родных, и это очень плохо. Но прошу тебя, потерпи немного. Я все улажу.

– Я боюсь, – призналась Мона. – Очень боюсь, что отец узнает о нашем браке и о ребенке. Этого нельзя допустить.

– Может быть, тебе поменять место жительства? Уехать в другой район или даже в другой город?

– Возможно. Я подумаю об этом, только чуть позже. Сейчас я слишком устала и расстроена.

– А вдруг отец тебя простит?

– Вряд ли. Конечно, я могу сказать, что ты принял ислам… но сомневаюсь, что он поверит.

– А вдруг? Все-таки это твой отец. Ну что он может сделать, с учетом того, что несколько месяцев назад семья и так уже отреклась от тебя?

– Тебе трудно понять моего отца, потому что вы мыслите разными категориями. Даже мне порой трудно его понять. Видишь ли, папа очень религиозный человек, а то, что сделала я, – огромный грех. И как бы сильно отец меня ни любил, он не сможет через это переступить. Религия для него – на первом месте.

– Ну а если мы уже поженились и у нас уже есть ребенок, ведь эту ситуацию не повернуть вспять? Я понимаю, что твой отец может не принять меня как зятя и может окончательно отречься от тебя. Но ведь ничего худшего он уже не сможет сделать?

– Я не знаю, – призналась Мона. – Не знаю и поэтому боюсь. Вот смотри: у меня есть подруга Линда, она из Англии, вышла замуж за Мизу, приняла ислам. Мой отец очень сильно не одобрял этот брак, хотя в их ситуации не было ничего криминального. По нашим законам и по нашей религии Мизу мог жениться даже на христианке. И его родители дали согласие. А то, что сделала я… Это вообще выходит за рамки. Помнишь, сколько шума было из-за того, что мой муж прочел нашу переписку и увидел нас в ресторане? Хотя в общем, если разобраться, это не такой уж криминал – находиться с мужчиной в общественном месте. Да и в переписке не было ничего особенно страшного: ни намеков на интим, ни признаний в любви, по сути, просто дружеский треп и немного флирта. А ты вспомни, как отреагировал мой отец.

– И муж. Я помню.

– Как раз мужа я хорошо понимаю. В этой ситуации любой египтянин вышел бы из себя, наши мужчины очень ревнивы, и тайные встречи жены с каким-то другим мужчиной не могли оставить Ахмеда равнодушным. А вот отец…

– Да, я понимаю. Сложно иметь дело с таким человеком.

– Вообще-то папа хороший. Но то, что я сделала, стало для него страшным ударом. Знаешь, мне даже жаль отца – он сильно сдал в последнее время. Похудел, волосы совсем седые. Видно, что переживает и хочет наладить отношения. Но ведь папа верит, что между нами не было ничего серьезного, а сейчас мы и вовсе расстались. Если ему станет известно реальное положение дел… я даже боюсь представить последствия.

– Ладно, давай не будем о грустном.

Мона печально улыбнулась и прижалась щекой к его щеке.

Прошло несколько дней, прежде чем Мона смирилась с мыслью о возвращении в Египет. От прежних восторженных надежд не осталось и следа; она грустила, иногда даже плакала и постоянно думала о своем туманном будущем.

– Не похожа твоя Мона на счастливую невесту, – ехидно заметила свекровь.

– Мама, я тебя умоляю. Мона расстроена, что ей придется вернуться в Каир.

– А она рассчитывала остаться тут на веки вечные?

– Да!!! Лучше объясни мне, какого черта Юля решила просветить ее насчет возвращения в Египет?

– Юля тут ни при чем. Откуда мы могли знать, что ты ничего не сказал будущей жене?

– Я собирался.

– Значит, долго собирался. А Юля не сделала ничего дурного! Она пришла делать мне массаж, увидела Мону, и я предложила им выпить чаю. Они разговорились, ну и…

– Понятно. Ладно, я сам виноват. Но впредь постарайся не вмешиваться, тем более – не вмешивать посторонних. Мы как-нибудь сами разберемся.

– Хорошо, сынок.

– И пожалуйста, будь поласковей с Моной. Ей сейчас очень непросто.

– Как я могу быть с ней поласковей? Мы ведь даже поговорить по-человечески не можем.

– Ну хотя бы улыбайся почаще. Думаешь, я не замечаю, как ты на нее волком смотришь? Мона боится лишний раз выйти из комнаты.

– Она тебе на меня жаловалась?

– Нет! У меня есть свои глаза и уши.

– Хорошо, Сережа. – Тамара Николаевна решила не накалять ситуацию. – Поверь, мне тоже бывает непросто. Но я буду стараться. Кстати, Мона стала на учет в женскую консультацию?

– Пока нет. Но я собираюсь отвести ее туда в ближайшее время.

– Я пойду с вами, – безапелляционно заявила свекровь. В глубине души она надеялась, что беременность окажется банальной приманкой, призванной поймать ее сына в ловушку, и ее сын, узнав об этом, откажется от свадьбы.

– Хорошо, мама, – обреченно согласился Сергей. – Если ты так хочешь, то пойдем вместе.

Посещение гинеколога произвело на Мону неизгладимое впечатление. Поскольку она не имела гражданства и не могла встать на учет в обычную районную поликлинику, муж отвел ее в частную консультацию. Доктор долго мучила Мону вопросами, причем Сергей переводил, а свекровь молча сидела рядом. Их многочисленная делегация смотрелась весьма странно; врач не могла скрыть удивления, переводя взгляд с одного на другого и гадая, что за странная семейка пришла к ней на прием.

Затем доктор провела обследование, взяла анализы и дала Моне огромный ворох направлений. Оказалось, что они пропустили срок первого обязательного скрининга, и это вызывало у гинеколога новый шквал возмущения. Строго глядя на Мону сквозь стекла очков, доктор отчитала беспечную мамашу и прочла ей длинную лекцию о важности медицинского наблюдения на протяжении всего срока беременности. Мона мало что понимала, поскольку Сергей не успевал переводить каждое слово, однако по тону она хорошо уловила суть сказанного.

– Мы исправимся, – пообещал Сергей. – Моя жена только что прилетела из Египта, а там нет обязательной постановки на учет при беременности. Поэтому до сих пор она была у врача всего пару раз…

– Но сейчас вы находитесь не в стране третьего мира, а в цивилизованном государстве, одной ногой уже шагнувшем в Евросоюз, – ехидно заметила доктор. – Пожалуйста, соблюдайте предписания, обойдите врачей по списку и сдайте все обязательные анализы. Следующий прием через две недели, приходите с результатами на руках. Всего доброго.

В этот же день им удалось попасть на УЗИ; и лишь увидев плод на экране, свекровь удостоверилась, что ребенок действительно существует. Мона отчаянно пыталась разглядеть на мониторе хоть что-то, кроме ряби, и очень расстроилась, когда ей не удалось это сделать. Что касается Сергея, на него изображение ребенка не произвело никакого впечатления.

Домой возвращались в молчании. На следующий день Мона с Сергеем снова пошли в клинику; хотя в платной женской консультации не было очередей, с этого дня хождение по врачам и лабораториям занимало много времени и изрядно раздражало обоих. Но выбора не было; она совершенно не ориентировалась в городе, а врачи, как правило, не говорили по-английски, поэтому без Сергея она чувствовала себя совершенно беспомощной, – словно рыба, вытащенная из воды. Кроме того, Мона и подумать не могла, что беременные женщины должны обойти стольких врачей и сдать такое огромное количество анализов; причем не один раз, а постоянно, на протяжении всех девяти месяцев беременности. В ее родной деревне многие женщины посещали доктора до родов всего пару раз, и то лишь потому, что хотели заранее узнать пол ребенка.

– Ты уверен, что мне нужно постоянно сдавать кровь? – спросила Мона.

– Я не врач и ничего в этом не понимаю. Но раз доктор назначил – значит, надо.

– А почему сам гинеколог не делает УЗИ?

– Потому что для этого есть другой специалист.

– Странно, – удивилась Мона.

Откровенно говоря, постоянное хождение по врачам изрядно раздражало самого Сергея, но он не видел никакой возможности избежать этого. В глубине души Сергей начинал радоваться, что Мона останется в Украине лишь ненадолго; ему было стыдно ловить себя на подобных мыслях, но он ничего не мог с собой поделать. Отпуск Сергея подходил к концу; он устал от вынужденного безделья и от того, что не может надолго оставить Мону одну. Хотя жена не держала его возле себя, Сергей прекрасно видел, как тяжело она переносит даже самую кратковременную отлучку мужа; в такие моменты Мона была готова забиться в комнату и тихо сидеть там, пока Сергей не вернется домой. Она, в свою очередь, чувствовала его раздражение и от этого мрачнела и все больше погружалась в себя. Проведя в Украине всего неделю, Мона уже понимала, что здесь не прожить без знания русского или украинского языка: девушку неславянской внешности, к тому же носящую хиджаб и не говорящую по-русски, преследовали недоуменные и настороженные взгляды окружающих. Мона корила себя за то, что не занялась изучением языка еще в Каире, и все больше ощущала свою чужеродность.

В свободное время они гуляли по городу и обсуждали планы на будущее. Сергей получил дополнительный свадебный отпуск и все еще ждал назначения в другую страну; Мона смирилась с необходимостью вернуться в Каир.

«Ничего, – решила она. – Выучу русский язык, и в следующий раз мне будет намного легче освоиться в Украине. А может быть, Сергей даже заберет меня куда-нибудь в Европу».

Иногда они встречались с друзьями Сергея; те принимали Мону вполне по-дружески. От традиционной свадьбы решили отказаться, поскольку невеста не чувствовала в себе сил пережить многочасовую пьянку с сомнительными конкурсами. Однако друзья намекали, что совсем «замылить» такое событие у молодых не получится, так что после бракосочетания было решено покататься по городу и посидеть в кафе с самыми близкими людьми.

– Все будет очень скромно, – уверял Сергей. – Просто небольшое застолье. Мой друг – хозяин кафе; он бесплатно отдает нам в аренду небольшой зал. Ну не могу же я отказаться? Не волнуйся, людей будет мало.

Глава 17. Свадьба

Свадьба была назначена на 20 ноября. Моне казалось, что у нее есть уйма времени осмыслить это событие и хоть как-то к нему подготовиться, но месяц пролетел незаметно. Платье она привезла с собой, зал в ресторане Сергей арендовал у друга, так что на долю новобрачных выпало не так уж много хлопот. Поскольку все приглашенные на их свадьбу были исключительно со стороны жениха, Мона почти не принимала участия в подготовке и только просила Сергея организовать все как можно скромнее.

– Я думал, каждая невеста мечтает о пышной свадьбе, – шутил он.

– У меня уже была одна пышная свадьба, – отмахивалась Мона. – Ты уж не обижайся, но после просмотра вашего свадебного видео мне вообще расхотелось отмечать это событие.

Сергей расхохотался. Реакция Моны на тот диск его изрядно повеселила: она рассказывала об увиденном, постоянно краснея, и с таким неподдельным ужасом, как будто речь шла не о невинной свадебной церемонии, а о какой-то порнокассете. Он настоял на том, чтобы пересмотреть видео вместе еще раз, и по ходу комментировал происходящее на экране.

– Скажи, а у вас не бывает свадеб без алкоголя? – робко осведомилась Мона. – Мне кажется, вся программа рассчитана на очень пьяных людей.

– Свадьба без алкоголя – это все равно что свадьба без невесты. Конечно, так не бывает.

– Но почему?

– Это часть нашей культуры, наших традиций. Ведь свадьба – это праздник! Всем должно быть весело. Кроме того, гости сидят в ресторане много часов. Что они, по-твоему, должны делать?

– Они только едят и пьют, едят и пьют, – с грустью констатировала Мона. – А потом идут танцевать и участвуют в неприличных конкурсах.

Сергей снова расхохотался.

– Да уж, интересные у тебя представления о свадьбе. Ну а как это было бы у вас в Египте?

– Я же тебе рассказывала. Невесту готовят, одевают, отвозят в салон. Там ей делают прическу и макияж. Потом фотостудия. Обряд в мечети. И дальше праздник, но только без алкоголя и конкурсов.

– Что, даже никто не танцует?

– Танцуют, но не так, как у вас. В основном дети и молодежь.

– Отдельно друг от друга?

– Да. Конечно, бывают и другие свадьбы. Понимаешь, все зависит от степени религиозности семьи…

– Это я уже понял. А если женятся христиане? У них же нет запрета на алкоголь.

– Наверное, – согласилась Мона. – Если честно, я не знаю. В Египте у меня не было друзей среди христиан, и я никогда не ходила к ним на свадьбы.

– А еще на ваших свадьбах не кормят, так?

– Так. У нас в деревне, например, отмечают прямо на улице и угощают только напитками. Правда, иногда гостей могут покормить… но никто не сидит за общими столами. Женщины едят отдельно, мужчины отдельно. Поели и вернулись праздновать на улицу.

– Обалдеть, – Сергей вновь расхохотался. – Даже представить не могу такую свадьбу.

– Бывает, что отмечают в кафе, – добавила Мона. – В городах. Тогда, наверное, это больше похоже на ваши свадьбы. Там могут быть накрыты столы, приглашен ведущий, подготовлены музыкальные номера…

– Нет, я бы хотел побывать именно на деревенской свадьбе, – продолжал веселиться Сергей. – Так сказать, для расширения кругозора. Чувствую, такую свадьбу я бы запомнил надолго.

– Тебя бы там тоже запомнили надолго, – улыбнулась Мона. – У нас не привыкли к иностранцам.

– Кто знает? Вдруг когда-нибудь твоя семья меня примет, мы поедем к ним в гости и нас даже пригласят на какую-нибудь свадьбу? Как думаешь?

Мона, опустив голову, пожала плечами и вдруг расплакалась.

– Прости меня, – испугался Сергей. – Прости, я ляпнул глупость. Ну же, не плачь. Ну дурак, дурак. Не надо было напоминать тебе о семье.

– Ты не виноват. Я стала очень плаксивой: наверное, из-за беременности.

– Мона, я понимаю, как тебе тяжело. Поверь, прекрасно понимаю. Ты беременна, в чужой стране, наши обычаи кажутся тебе странными и даже дикими… Но что поделать, если мы такие? Я на все готов ради тебя, но не могу изменить свою страну и своих соотечественников. Ты понимаешь?

– Понимаю. Вы очень хорошие, просто сильно отличаетесь от египтян. Мне нужно время, чтобы привыкнуть.

– Я знаю. Ну, не плачь. Все будет хорошо.

– Я уже успокоилась. Просто странно от мысли, что никто из моих родных не будет присутствовать на этой свадьбе.

– Когда-нибудь они примут твой выбор, – уверенно сказал Сергей. – Может быть, это займет несколько лет, но рано или поздно вы помиритесь.

– Ин ша Аллах, – Мона возвела глаза к небу.

– Пока что ты бы могла подружиться с кем-то из украинок. Конечно, подруги не заменят тебе родственников. Но все же это лучше, чем ничего.

Мона вновь погрустнела.

– У меня не слишком получается дружить с вашими девушками. Понимаешь, жены и невесты твоих друзей – они совсем другие. Я чувствую, что меня рассматривают, как заморскую зверушку.

– Не преувеличивай.

– Но так и есть. И потом, далеко не все хорошо говорят по-английски. Единственный человек, который ко мне хорошо относится, – это Юля.

Сергей промолчал. Ему совсем не нравилось, что Мона подружилась с Юлей и та запросто приходит к ним домой просто поболтать с его невестой – в этом было что-то неправильное. С другой стороны, что он может сделать? Юля в хороших отношениях и с Тамарой Николаевной, и с Моной. Не в его власти запретить ей ходить к ним в дом. Да и, кроме того, имеет ли он право запрещать Моне общаться с единственной девушкой, с которой у нее сложились отношения? Пару секунд Сергей раздумывал, не рассказать ли жене о своем давнем студенческом романе с Юлей, но потом решил, что лучше промолчать.

«Дело прошлое, – рассудил Сергей. – Мало ли кто с кем встречался по молодости. Мона, конечно, расстроится, ну а что толку? Нет, ей лучше ничего не знать».

– Кстати, Юля ведь будет на нашей свадьбе? – спросила Мона.

– Не знаю. Если хочешь, пригласи ее. А может, мама уже пригласила.

– Мне было бы приятно, если бы она пришла. Кстати, Юля посоветовала мне хорошего визажиста, который может сделать макияж перед свадьбой. А еще она нашла какое-то место, где можно взять в аренду белый полушубок, – в одном платье я замерзну. В общем, Юля просто чудо. Не знаю, что бы я без нее делала.

– Ну тогда у нас просто нет выбора, – усмехнулся Сергей.

– В чем дело? Она тебе не нравится? – насторожилась Мона.

– Нет, почему же. Когда-то в детстве мы дружили, но в последние годы почти не общались. Просто у каждого своя жизнь.

– Да, так бывает. Но Юля единственный человек, который пытается меня поддержать, – я имею в виду, из девушек.

– Послушай, дорогая. Я ничего не имею против Юли. Но не замыкайся на одном человеке, – я уверен, что ты можешь найти себе еще подруг.

– Где? – поинтересовалась Мона. – Я же почти не выхожу на улицу.

– Все мои друзья придут на нашу свадьбу в сопровождении своих девушек или жен.

– Я же тебе объясняла, как эти девушки на меня смотрят.

– Не драматизируй. Возможно, ты кажешься им слегка… необычной. Да, необычной восточной девушкой. Но со временем они к тебе привыкнут.

– Оказывается, подружиться не так-то просто, – покачала головой Мона. – Когда я оказываюсь в компании с вашими украинскими девушками, то всегда стараюсь наладить контакт. Разговариваю, пытаюсь шутить, задаю вопросы. Еще я оставляю им свой номер телефона, но мне никто так ни разу и не перезвонил.

– Ладно, – сдался Сергей. – Ты в Украине всего три недели. Наверное, я просто слишком многого хочу. Так что насчет этого… как его… визажиста?

– Ну, мне же нужно сделать макияж. Юля знает хорошего мастера, и она предложила привести его прямо к нам домой, а заодно поработать переводчиком. Здорово, правда?

– Что ж, прекрасно. Вообще-то я плохо разбираюсь в этих женских штучках, так что, может, и неплохо, что Юля взялась тебе помочь. Что еще потребуется к свадьбе?

– Наверное, туфли. Платье у меня уже есть.

– Может, туфли ты тоже сможешь выбрать вместе с Юлей? – осторожно поинтересовался Сергей. Перспектива несколько часов ходить по магазинам его совсем не радовала.

– Я у нее спрошу. Думаю, Юля не откажет.

– А прическа? Укладка? Или как там это у вас называется? Я надеюсь, хотя бы на свадьбе ты не будешь настаивать на том, чтобы надеть платок?

Мона вздохнула. Ее категорическое нежелание ходить с непокрытой головой давно стало у них камнем преткновения. Правда, в Украине было довольно прохладно, и на улице ее хиджаб смотрелся более или менее уместно. Но она отказывалась снимать его, даже когда входила в помещение, и Сергей ничего не мог с этим поделать. Кроме того, он не представлял, что Мона будет делать, оказавшись в Украине летом.

– Ладно, – сдалась она. – На свадьбу пусть будет прическа. Договоримся там же, в салоне.

– Слава богу, – вздохнул Сергей.

– Вообще-то в Египте много невест с непокрытой головой, – задумчиво протянула Мона. – На свадьбу это допускается, хотя мой отец всегда был против. Впрочем, папа ведь все равно не знает о свадьбе. А если и узнает, то на фоне всего остального отсутствие платка вряд ли его так уж шокирует.

– Свадьба будет очень приличной, – поспешил заверить ее Сергей. – Обещаю, никто не станет напиваться и плясать голым на столе. – Увидев, как вытянулось лицо Моны, он снова расхохотался. – Шучу, шучу. У меня вполне серьезные и респектабельные друзья. Тебе не о чем переживать.

Но Мона, конечно же, переживала. Порой ей даже казалось, что все это происходит не с ней, а с какой-то другой девушкой. Ночами она долго лежала без сна, пытаясь представить и свадьбу, и их дальнейшую семейную жизнь вдалеке от Египта. До переезда Мона считала себя вполне подготовленной к тому, что на Украине ее ждет много необычных и удивительных вещей, но на деле все оказалось совсем не так. Эта страна не переставала удивлять и даже шокировать: оставалось только гадать, когда она сможет привыкнуть к местным реалиям.

Последняя неделя перед торжеством была посвящена свадебным приготовлениям. Они долго выбирали кольца, потом осматривали зал и договаривались с флористами, официантами, ведущим и фотографом. Несмотря на то, что свадьба планировалась совсем скромная, дел оказалось немало, и Мона не успела моргнуть глазом, как наступило 20 ноября.

За всеми хлопотами ни Сергей, ни тем более Мона не следили за тем, что творилось вокруг них. Между тем Украина готовилась вступить в Евросоюз, и страсти вокруг этого события кипели и накалялись день ото дня. Политическая активность украинцев, казалось, достигла пика: люди обсуждали предстоящее подписание соглашения об ассоциации Украины и ЕС не только дома или на работе, но даже в общественных местах. Споры между сторонниками и противниками евроинтеграции не смолкали ни на минуту, порой переходя в крики и махание кулаками. Свекровь не пропускала ни одного выпуска новостей, но Мона с Сергеем были слишком заняты своими личными делами, чтобы следить за политикой.

За день до свадьбы Сергей устраивал мальчишник, и последнюю холостяцкую ночь он провел на квартире у друга. Моне отмечать было не с кем, благо Юля нашла время забежать к ней на пару часов, и они мирно провели вечер на кухне в компании Тамары Николаевны. Мона изредка принимала участие в разговоре, не переставая удивляться традиции вести гостей на кухню и поить их слабо заваренным чаем в таком количестве, что, казалось, вскоре он должен брызнуть из ушей.

«Заварки им, что ли, жалко? – поражалась она. – И сахару тоже. Но главное – зачем пить по пять чашек?» В Египте тоже любили чай, вот только заваривали его совсем иначе[41].

Так или иначе, она была признательна Юле и даже свекрови за то, что они составили ей компанию; коротать этот вечер в одиночестве было бы совсем невыносимо. Поэтому Мона послушно пила предложенный напиток, заедая его вареньем из какого-то неизвестного ей фрукта, названия которого она никак не могла запомнить, и старательно улыбалась. Даже свекровь, казалось, смирилась с неизбежностью свадьбы; она не то чтобы слишком радовалась, но хотя бы реже поджимала губы и не слишком демонстрировала свое недовольство. Что касается Юли, та просто лучилась радостью и оптимизмом. Мону смущало, что иногда Тамара Николаевна и Юля начинали говорить между собой по-русски, но ей было неловко просить перевести ей каждое слово.

– Как ты переживешь завтрашнюю свадьбу, деточка? – интересовалась Тамара Николаевна.

– Вы за меня не переживайте. Перенесу прекрасно. Не сомневаюсь, что скоро ваш сын разведется и сыграет следующую свадьбу, – на этот раз со мной.

– Дай-то бог. А с этой что будет?

– Будет сидеть в своем Египте и воспитывать ребенка. Вы же видите, сюда она никак не вписывается.

– Да уж вижу. Только временами мне ее даже жалко становится. Ничего не понимает, всего боится. Я, честно говоря, представляла невесту сына совсем другой.

– Какая разница? Очевидно, что они не пара. Сергей то ли ослеп, то ли просто считает своим долгом жениться на этой девушке.

– И что ты планируешь делать?

– Для начала – просто дружить. Чем ближе к ней, тем ближе к Сергею, тем больше я знаю об их отношениях и тем больше шансов осуществить свой план.

– А у тебя есть план?

– Пока что он не оформился полностью, – признала Юля. – Но я на верном пути и не намерена отступать.

На следующее утро Мона проснулась ни свет ни заря и долго лежала с открытыми глазами, настраиваясь на предстоящее торжество. Спустя какое-то время она поймала себя на мысли, что думает о свадьбе не как о празднике, а как о некоем испытании, полном неожиданностей и подводных камней. Хотя Сергей расписал ей всю церемонию чуть ли не поминутно, от начала и до конца, она все равно боялась попасть в неловкую ситуацию и никак не могла побороть этот страх.

Поняв, что заснуть все равно не удастся, Мона привела себя в порядок и пошла на кухню варить себе кофе. Судя по тишине в квартире, свекровь еще спала: в такие моменты Мона могла чувствовать себя более или менее свободно. Она пыталась убедить саму себя, что Тамара Николаевна не сделает ей ничего плохого, но все-таки в присутствии свекрови не могла избавиться от скованности и неловкости.

«Вот выучу язык, и мы с Сергеем сможем жить отдельно», – в очередной раз пообещала себе Мона.

С чашкой и бутербродом Мона тихо вернулась в свою комнату. Теперь можно спокойно позавтракать; свекровь никогда сюда не зайдет. Она неторопливо пила кофе, пытаясь настроиться на грядущий день.

«Неужели это случится сегодня? – в который раз спрашивала себя Мона. – Я все-таки дождалась, добилась своего!» Но что-то мешало ей почувствовать себя по-настоящему счастливой; в голову некстати полезли мысли об оставленной в Каире семье и о скором возвращении в Египет. Мона вдруг поняла, что больше всего на свете ей хотелось разделить свою радость с родными. Если бы она выходила замуж в Египте, то мама сейчас уже вовсю хлопотала бы на кухне, и вскоре ей в комнату на подносе принесли бы лепешки с фулем, сыр и яйца. В этот момент Мона почувствовала, как соскучилась по египетской еде. Казалось бы, какая мелочь? Никто не морит ее голодом, в холодильнике полно продуктов, да и ест она совсем немного. Весь предыдущий месяц Мона старалась кушать то, что готовит свекровь, или готовила сама, но именно сегодня ей вдруг безумно хотелось привычной египетской еды вместо этого наспех сделанного бутерброда… Желание оказалось настолько сильным, что Мона как будто даже почувствовала в воздухе запах фуля.

Вздохнув, она открыла глаза и сделала очередной глоток кофе. Никто в Украине не знает, что такое фуль; его здесь нельзя купить даже в виде консервов. Ладно, пусть к местным продуктам как-то можно приспособиться. Но как быть с чувством одиночества, которое упорно преследует ее, не желая отпускать? Сегодня, в день свадьбы, Мону должна окружать толпа родственниц и подруг, но вместо этого она сидит одна, будто мышь в норе. Хорошо, что Юля согласилась помочь, – без нее Мона не знала, как бы справилась.

Скрипнула дверь; значит, свекровь тоже встала. Мона со вздохом допила свой кофе, жалея, что не успела сходить на кухню за второй чашкой до пробуждения Тамары Николаевны. В очередной раз поймав себя на этих мыслях, она разозлилась.

«Нельзя воспринимать свекровь как врага. В конце концов, она не кусается». – Мона решительно встала и направилась на кухню.

– Доброе утро, – сказала она, робко улыбаясь. Русский язык давался ей с трудом, но кое-какие фразы она все-таки освоила.

– Доброе утро. – Тамара Николаевна тоже изобразила улыбку. – Ну что, сегодня свадьба?

– Да, – закивала головой Мона, – сегодня. Свадьба.

Первое время она еще пыталась общаться со свекровью по-английски, но вскоре поняла тщетность своих усилий, – кроме «Hello» и «Thank you» та все равно ничего не понимала. Даже Мона с ее слабыми познаниями русского языка и то могла сказать больше. Кроме того, девушка не оставляла попыток пополнить свой лексикон, хотя дело продвигалось куда медленнее, чем ей бы хотелось.

– Будешь кофе? – спросила свекровь.

– Да, – снова улыбнулась Мона. – Пожалуйста.

Налив полную чашку ароматного напитка, она с трудом подавила желание снова уйти в комнату и заставила себя остаться на кухне.

«Не могу же я вечно прятаться, – убеждала себя Мона. – Надо налаживать контакт. Ведь это мать Сергея, самый близкий и родной для него человек».

Несмотря на усилия Моны и относительно хорошее настроение свекрови, разговор не клеился. Тамара Николаевна пыталась спросить про самочувствие невестки, но та плохо ее понимала. Кофе допивали в молчании.

Ситуацию спас звонок в дверь.

– Это, наверное, за мной, – радостно сказала Мона и бросилась открывать.

Юля была уже при параде. За ее спиной маячили две девушки, – видимо, визажист и парикмахер. Глядя на подругу, Моне оставалось только гадать, во сколько та встала, чтобы успеть навести марафет. Юля надела черное платье, выгодно подчеркивающее фигуру; ее длинные светлые волосы были уложены в простую, но элегантную прическу, лицо умело накрашено, в руках – свадебный букет. На долю секунды Мона даже позавидовала тому, что западные девушки не стесняются носить такую одежду, – не скрывающую их тело, а подающую его в выгодном свете. Стоило признать, что Юля выглядит великолепно, – будь на ней не черное, а белое платье, можно было бы смело самой идти под венец.

– А ты почему не готова? – удивленно спросила Юля. – Не можешь надеть платье? Нужна помощь?

– Здравствуйте, – смущенно пролепетала Мона. – Проходите. Уже пора одеваться?

– Давно пора, если не хочешь опоздать в ЗАГС.

Юля решительно вошла внутрь, поздоровалась с Тамарой Николаевной и представила своих помощниц, Таню и Свету. Девушки быстро подхватили Мону под руки и отвели ее в комнату. Не успела она оглянуться, как оказалась в платье, и Таня принялась колдовать над ее прической, а Света – делать маникюр. Юля сидела рядом и комментировала все происходящее. Мона смущенно улыбалась и старалась не двигаться, чтобы не мешать мастерам.

Когда закончили с ногтями, пришло время наносить макияж. Невеста сидела зажмурившись и не могла оценить результата, пока Света не закончила колдовать над ее лицом и не разрешила открыть глаза. Откровенно говоря, Моне не слишком понравились ни прическа, ни макияж, – она предпочла бы что-то более простое и элегантное, но Юля вместе с помощницами уверили невесту, что это последний писк моды и смотрится просто шикарно. Так или иначе, времени что-то переделывать уже не было, так что ей оставалось довольствоваться их заверениями.

К этому времени подъехала машина; Мона знала, что Сергей за ней не приедет и они встретятся только около ЗАГСа. Невеста ехала в дворец бракосочетаний в сопровождении свекрови и своей единственной подруги, безуспешно пытаясь справиться с волнением. Ей все еще слабо верилось, что все это происходит на самом деле. Тамара Николаевна всю дорогу молчала, зато Юля тараторила без умолку. Когда машина подъехала к ЗАГСу, оказалось, что Сергея еще нет, – это вызвало у невесты новый приступ паники.

«А если он передумал?» – с ужасом подумала Мона.

К счастью, жених появился уже через пару минут. Их окружила толпа гостей, – впрочем, по сравнению с остальными брачующимися приглашенных действительно оказалось не так много. В основном это были уже знакомые Моне друзья Сергея со своими спутницами, хотя несколько лиц она видела впервые. Все с интересом разглядывали невесту и наперебой поздравляли молодых; фотограф щелкал камерой. Мона чувствовала, как земля плывет у нее под ногами.

Наконец их пригласили зайти внутрь. Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж, в комнату для жениха и невесты. Моне хотелось остаться наедине с Сергеем, но фотограф вошел следом и попросил принять нужную позу для свадебного снимка. Натянуто улыбаясь, она послушно следовала всем рекомендациям, пока их не позвали в зал торжественной регистрации.

Сама церемония запомнилась Моне не слишком хорошо. Звучала музыка (она уже знала, что это называется марш Мендельсона), и какая-то женщина говорила слова, смысла которых невеста не понимала. Атмосфера была праздничной и очень торжественной. В конце, когда у нее спросили согласия, Мона сказала «да» и поставила свою подпись в том месте, которое ей указали. Она долго колебалась, но в итоге согласилась взять фамилию мужа[42]. Новая фамилия казалась Моне символом новой жизни, – и потом, раз уж здесь так принято, не стоит нарушать традиции. Молодые обменялись кольцами, и все гости стали поочередно подходить к ним, чтобы поздравить новоявленных супругов. Моне подарили столько букетов, что она растерялась, не зная, как передвигаться с такой большой охапкой цветов в руках. Затем все спустились вниз, где уже дожидалась своей очереди следующая пара новобрачных. На улице Сергей легко подхватил Мону на руки, и фотограф вновь защелкал объективом. После серии фотографий у дверей ЗАГСа они отправились кататься по городу, а затем приехали в ресторан. Гостей и впрямь оказалось немного – несколько друзей со своими вторыми половинами, несколько дальних родственников и кое-кто из коллег. Несмотря на это, Мона чувствовала себя не в своей тарелке: двое гостей, поздравляя молодых, позволили себе приобнять невесту и даже поцеловать ее в щеку. Не в силах избежать подобных ситуаций, Мона смущалась и краснела, надеясь лишь на то, что никому, кроме мужа, не придет в голову мысль пригласить ее на танец.

Когда гости принялись кричать «горько!», невеста стала совсем пунцовой, но деваться было некуда: пришлось встать и поцеловаться. В душе она то проклинала все эти непонятные традиции и обычаи, то молилась о том, чтобы поскорее ко всему привыкнуть.

Свадьба шла своим чередом: гости вставали, говорили тосты, дарили конверты с деньгами, выпивали, закусывали, выходили покурить и потанцевать; никто не затеивал драк и не падал лицом в салат. Заранее проинструктированный Сергеем ведущий убрал из программы все неприличные конкурсы, оставив лишь невинные забавы вроде сбора денег на первенца. С точки зрения любого украинца, свадьба была совершенно приличной, прямо-таки образцово-показательной, но Мона не могла избавиться от ощущения, что она принимает участие в чем-то запретном. Конечно, по сравнению с тем злополучным диском (при одном воспоминании об этом видео Мону бросало в дрожь) ничего особо криминального тут не происходило, однако некоторые моменты все равно ее поражали.

«Зачем на столах столько еды и спиртного? – недоумевала невеста. – Такое ощущение, что люди специально пришли сюда, чтобы наесться на неделю вперед. Но Аллах с ней, с едой. В конце концов, если у них в Украине принято кормить гостей до упаду – это их дело. Но алкоголь? Как можно столько выпить? Конечно, у христиан спиртное не запрещено; даже в Каире можно найти и питейные заведения, и магазины… Но разве можно столько выпить за один раз? Неужели им потом не будет плохо?» Воспитанная в строгой мусульманской семье, Мона мало что знала об алкоголе; однако даже ей было известно, что под воздействием спиртного люди быстро пьянеют. Но гости, похоже, об этом и не догадывались; первое время они лихо опрокидывали в себя рюмку за рюмкой и бокал за бокалом, как будто там была простая вода. Мона с ужасом ждала последствий этой кошмарной пьянки, но не заметила ничего фатального, за исключением веселости и развязности, проявившихся через несколько часов. Для себя она сделала вывод, что украинцы – совсем другая порода людей, не только с точки зрения разности культуры и традиций, но даже чисто физиологически.

«А танцы? – продолжала недоумевать Мона. – Как можно, чтобы мужчина и женщина танцевали вместе, при том что они не являются супругами? Как муж может позволить жене танцевать с другим? Неужели он совсем не ревнует?»

Так или иначе, свадьба подходила к своему логическому завершению. Официанты выкатили огромный торт, слишком большой для такого количества гостей, и принялись разносить горячие напитки. Мона бросила букет (против этой традиции она ничуть не возражала), который поймала какая-то неизвестная ей девушка. Вскоре Сергей шепнул, что можно собираться домой. Гости, похоже, и не думали расходиться, зато молодым устроили торжественные проводы: их снова поздравляли, обнимали, целовали и желали всего наилучшего. Мона чувствовала неимоверное облегчение оттого, что смогла пройти через испытание украинской свадьбой.

– Какие у нас планы на завтра? – спросила она в лимузине, который вез молодоженов домой.

– Отсыпаться. Я ужасно устал, а ты?

– Я тоже. Но хочу еще отметить нашу свадьбу.

– Еще? Разве тебе не хватило?

– Хочу отметить ее только с тобой, вдвоем.

– Желание жены для меня закон, – рассмеялся Сергей. – Но только после того, как я вволю высплюсь.

– Завтра будет прекрасный день, – сказала Мона, прижимаясь к нему щекой. – Первый день нашей новой жизни.

Они не могли знать, что следующий день войдет в историю и перевернет жизни миллионов людей в Украине. Наступало 21 ноября – день начала Евромайдана.

Глава 18. Майдан

Первые дни молодожены мало обращали внимание на происходящее в стране. На следующее утро они уехали из Киева – это был сюрприз, который Сергей приготовил для Моны. Путешествие в Карпаты произвело на нее неизгладимое впечатление: в ту краткую медовую неделю молодые супруги наслаждались обществом друг друга и меньше всего думали о политике. Между тем Янукович отказался подписать документ о вступлении Украины в Евросоюз, и Украина забурлила.

Мона почти не разбиралась в международной политике, зато в ее голове были живы воспоминания об «арабской весне» и перевороте 25 января, и происходящее в Украине очень сильно напоминало ситуацию в Каире в начале 2011 года. Мона с ужасом смотрела выпуски новостей: слабо понимая язык, она просто наблюдала за картинками на экране, и память переносила ее в революционный Каир.

«Неужели это никогда не кончится? Сначала в Египте, теперь тут… Ведь еще пару месяцев назад здесь было совершенно спокойно», – думала Мона, глядя на Евромайдан.

Сергей с каждым днем мрачнел все сильнее. В Киеве становилось небезопасно, и руководство компании всерьез подумывало закрыть их филиал до стабилизации ситуации в стране. Для всех было очевидно, что каша заварилась нешуточная. Майдан бурлил, общество раскололось на две части, и казалось, что выхода просто нет. Сергей становился все молчаливее, а Мона гнала от себя мысли о возможном возвращении в Каир. Даже свекровь почти перестала обращать внимания на невестку: ей было не до семейных дрязг.

Новый год отметили дома. Мона очень ждала 31 декабря; она знала, что в Украине это большой праздник: вся страна уходит на каникулы, везде устанавливают и украшают елки, приглашают гостей, играют в снежки и лепят снежных баб. Еще в Каире Сергей много рассказывал ей про новогодние традиции, про веру в новогодние сказки и чудеса, и Моне безумно хотелось встретить этот праздник здесь, среди мороза и снега. Однако именно теперь, по иронии судьбы, ни у кого не было новогоднего настроения. Они со свекровью нарезали салаты, накрыли стол и втроем немного посидели перед телевизором, а затем разошлись по своим комнатам. Поскольку Мона так и не смогла привыкнуть к украинской кухне, а желания готовить для себя отдельно у нее не было, Новый год она встретила полуголодной. Чуда не произошло, и Мона в очередной раз ощутила себя обманутой.

Новогодние праздники подошли к концу, оставив горький и совсем не праздничный осадок. Каждый день приносил новые известия, но никто не мог сказать ничего утешительного. Мона практически не выходила из дома; Сергей пропадал на работе, возвращаясь домой поздно и не в настроении. Чувствуя приближение бури, Мона всеми силами старалась угодить мужу, но ее усилия не приносили плодов: Сергей, погруженный в собственные мысли, попросту отмахивался от жены.

– Ты не видишь, что творится в стране? На работе все стоят на ушах: наш офис со дня на день могут закрыть. А тут еще ты лезешь со своими глупостями. Ради бога, иди займись чем-нибудь, мне сейчас не до тебя.

Мона чувствовала себя забытой и никому не нужной; она все чаще плакала от одиночества и отчаяния. Ребенок рос и толкался в животе, напоминая о своем существовании, но, похоже, никому не было дела до ее дочери. Молодожены точно знали, что ждут девочку: еще в ноябре они ходили на плановое УЗИ, и доктор определил пол ребенка. Мысль, что у них будет дочка, сильно взволновала Мону, но оставила совершенно равнодушным Сергея.

– Девочка так девочка, – бросил он, выходя из медицинского центра.

«Наверное, в этом вопросе мужчины во всем мире одинаковы: они мечтают о сыновьях», – с грустью подумала Мона.

Несколько раз она пыталась дозвониться до Юли, но та постоянно оказывалась занята. Единственным человеком, с которым Мона могла поговорить, была Линда. Разделенные тысячами километров, они подолгу болтали по Вайберу и Скайпу. Мона не хотела показывать подруге свое отчаяние, но не могла скрыть подавленности и нервозности.

– Боюсь, что рано или поздно он отправит меня обратно, – призналась Мона однажды.

– Дорогая, но ведь у вас действительно неспокойно. Может быть, тебе и правда лучше вернуться… на какое-то время?

– Ах, Линда, если бы ты знала, как я мечтала никогда больше не возвращаться в Каир. По крайней мере, не возвращаться без Сергея.

– Я знаю, дорогая. Но не всегда в жизни все происходит так, как нам хочется.

В один прекрасный день случилось то, чего Мона опасалась больше всего. Сергей пришел домой раньше обыкновенного и сразу заявил, что хочет поговорить. Предчувствуя неизбежное, она обреченно пошла с ним на кухню.

– Послушай, Мона… наверное, не нужно объяснять тебе, что за ситуация сейчас в стране. Ты живешь здесь и сама все видишь. – Сергей нервно мял в руках сигарету. – Мне придется уехать.

– А как же я?

– Ради бога, Мона, не надо драматизировать, – резко ответил он. – Ты же должна понимать, что многие вещи от меня просто не зависят. Наш офис закрывают на неопределенное время. Оставшись в Киеве, я автоматически лишаюсь работы.

– Я понимаю. – Мона уронила голову на грудь.

– Сейчас у меня есть неплохая возможность уехать в Канаду.

– В Канаду? Так далеко…

– Для меня это очень, очень хороший шанс, который я просто не могу упустить. Что касается тебя… Я не вижу других вариантов, кроме возвращения в Египет. Знаю, знаю, – он всплеснул руками, – я все прекрасно знаю. Но, похоже, выбора просто нет. Я не могу взять тебя с собой. Оставаться в Украине небезопасно, да и вряд ли ты захочешь жить здесь без меня с моей мамой. Поехать куда-то в другую страну? Тебе ведь скоро рожать…

– И как я буду рожать – без тебя, без семьи? Как я буду регистрировать ребенка?

– Послушай, я не в курсе таких нюансов. Но ты ведь в своей стране сможешь сама решить эти проблемы? Не думаю, что зарегистрировать ребенка такая уж большая проблема.

– Боюсь, ты ошибаешься. Для Египта мы все еще не женаты, а для регистрации ребенка родители обязаны состоять в браке.

– У нас нет выбора, Мона. Я должен уехать уже через неделю.

– Через неделю? И я узнаю об этом только сейчас?

– Я не хотел расстраивать тебя заранее.

Мона разрыдалась.

– Послушай, хабиби… – Сергей осторожно обнял жену за плечи. – Да, тебе сейчас непросто. Но пожалуйста, попробуй меня понять. Ведь я стараюсь для нас, для нашего будущего. Вас с ребенком нужно обеспечивать, а Канада – очень хороший шанс заработать… Пусть не сейчас, но уже скоро я смогу забрать вас с собой.

Мона в слезах выбежала из комнаты.

Остаток дня она почти не разговаривала с Сергеем. Мысль о возвращении в Каир жгла ее будто раскаленным железом. В глубине души Мона понимала, что так сложились обстоятельства и винить ей в общем-то некого; но она не могла найти в себе сил, чтобы стойко вынести новое испытание. Еще никогда Мона не ощущала себя столь одинокой и беззащитной: свекровь злорадствовала, Сергей занимался подготовкой к отъезду, а ей оставалось лишь молча глотать слезы. В голову Моны полезли нехорошие мысли: ей казалось, что все происходящее с ней не случайно, что она обречена быть несчастной до конца своих дней и все это – расплата за ее брак с иноверцем.

«Наверное, нам не следовало жениться. Нельзя обмануть судьбу и пойти против предначертанного Аллахом. О господи, я ведь просто хотела немного счастья! И что теперь? Что будет со мной и с моим ребенком?»

Слегка придя в себя, Мона взяла себя в руки и вспомнила о насущных вопросах, которые надо решить до отъезда.

– По законам Египта мы не женаты, – еще раз напомнила она мужу. – Брак, заключенный в Украине, для моей страны всего лишь бумажка.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился он.

– Нам нужно перевести наше свидетельство о браке и легализовать его в египетском консульстве. Честно говоря, я плохо представляю эту процедуру… но вроде как-то так.

– О господи… Честно говоря, у меня совсем нет времени…

– Сергей, ты издеваешься? У тебя нет времени? А ты подумал, как я буду рожать вне брака?

– Нормально… Как все рожают.

– В Египте???

– Ну хорошо, хорошо. Что для этого нужно сделать?

– Не знаю. Я не думала, что ты уезжаешь уже на днях… Наверное, надо позвонить в наше посольство.

– Так позвони! При чем здесь я?

– При том, что ты мой муж!

– Послушай, я муж взрослой женщины, а не опекун неразумного ребенка! Как же достало, что ты и шагу без меня ступить не можешь! – взорвался Сергей. – Даже позвонить в посольство своей собственной страны!

Мона почувствовала, как из ее глаз вновь против воли капают слезы. Она уже не в первый раз давала себе обещание не плакать, но никак не могла совладать с чувствами.

«Как он стал со мной разговаривать? Откуда столько жестокости? Неужели любовь прошла? Разве я виновата, что не могу стать полностью самостоятельной в этой чужой и странной Украине? Сергею наплевать на нас с ребенком… он отправляет нас обратно, избавляясь от обузы…»

В глубине души Мона понимала, что Сергей хотя бы отчасти прав: ее саму бесило то беспомощное состояние, в котором она находилась в последнее время. Однако сейчас Мона не хотела анализировать собственные ошибки и была не готова хотя бы частично признать свою вину: ей требовалось, чтобы кто-то пожалел и защитил ее, а Сергей… Сергей упрямо отправлял жену обратно в Каир и твердил, что надо немного подождать и потерпеть. Потерпеть… разве она мало терпела? Да вся ее жизнь – сплошное испытание на терпение! Она вытерпела достаточно и заслужила если не счастья, то хотя бы немного покоя!

Мона чувствовала, что впадает в истерику, но уже не могла себя контролировать. Внезапно ей показалось, что она задыхается в этих стенах. Сергей со свекровью о чем-то тихо разговаривали в зале; их голоса заглушал работающий телевизор. Мона решительно тряхнула головой и тихо вышла из спальни. В коридоре она натянула верхнюю одежду и решительно вышла на улицу. Снег летел ей в лицо, мороз щекотал кожу, но она упорно шагала вперед, не разбирая дороги, и лишь изредка смахивала слезы с глаз. Мона механически брела куда-то, погруженная в свои невеселые мысли и совсем забыв о времени. В какой-то момент она вдруг почувствовала, что у нее сильно замерзли руки: в спешке она совсем забыла о перчатках.

Оглядевшись, Мона поняла, что понятия не имеет, где находится. До этого ей вообще не доводилось выходить на улицу в одиночестве, и место, в котором она оказалась, было совершенно незнакомым. При свете уличных фонарей она разглядывала окружающий пейзаж: одинаковые многоэтажки, большой супермаркет, несколько ларьков… Мона точно знала, что никогда не бывала здесь раньше. Кроме того, она забыла дома сотовый телефон и теперь даже не представляла, что делать и куда двигаться дальше. На морозе Мона слегка успокоилась; истерика прошла, и единственное, чего ей хотелось, – это оказаться дома, под теплым одеялом и с чашкой горячего чая в руках.

«Сергей, наверное, с ума сходит», – подумала Мона, растирая вконец окоченевшие руки.

В этот момент она заметила двух парней, которые стояли у ближайшего ларька и откровенно пялились на нее. Мона густо покраснела, надеясь, что на морозе это не будет заметно, и отвернулась в другую сторону.

«Что же делать? – Она в панике прикидывала варианты. – Куда идти? Я даже адреса не вспомню… Что за дурацкая ситуация! И зачем я сбежала?»

– Мона! – окликнул ее женский голос.

– Юля! Какое счастье! – На радостях она кинулась подруге на шею.

– Что ты здесь делаешь?

– Я… заблудилась.

– Заблудилась? Ты что, вышла одна из дома? Поссорилась с Сергеем?

– Почти… Мне было так плохо…

– Ну ты даешь! Тебе небезопасно ходить здесь одной. Ладно, давай я отведу тебя обратно. А хочешь, пошли ко мне, поболтаем.

– Хочу! Очень хочу!

– Садись в машину, а то ты совсем замерзла.

Парни у ларька проводили их жадными взглядами. Один было двинулся навстречу девушкам, но Юля окинула его таким беспощадным взглядом, что тот быстро передумал и ретировался обратно.

– С тобой же бог знает что могло случиться, – запричитала Юля, включая печку. – Ничего, сейчас отогреешься. Может, позвонить Сергею?

– Позвони, – с благодарностью согласилась Мона. – Он, наверное, переживает.

Но, как выяснилось, Сергей даже не понял, что жены нет дома, – ее побег прошел незамеченным. Юля пообещала доставить его жену домой в целости и сохранности, а сама Мона почувствовала себя крайне уязвленной.

«Переживает он… как же», – с горечью подумала она.

Юля мысленно потирала руки. Судя по тому, в каком состоянии Мона, дела совсем плохи.

– Сейчас поболтаем, чайку попьем, и ты мне все расскажешь, – говорила она, паркуя машину. – Тебе повезло, что я оказалась в тех краях. Не нужно больше сбегать из дома. Что за детский сад? Иностранка, в чужой стране… тем более в твоем положении.

– Юля, я все понимаю. Конечно, ты права. Но мне было так плохо… Если бы ты только знала…

Они поднялись в квартиру, и за чашкой чая Мона поведала подруге обо всех своих неприятностях.

– Мне даже в самом страшном сне не могло привидеться, что я вернусь в Каир – с животом и без мужа, – грустно подытожила Мона. – А Сергей ведет себя так, как будто это всего лишь мелкие неприятности.

– Я понимаю, что тебе обидно. Но ведь у него, похоже, действительно нет вариантов. Остаться в Украине во время революции и потерять хорошую работу… или поехать делать карьеру за рубеж, – по-моему, выбор очевиден. Да сейчас больше половины украинцев мечтают оказаться на месте твоего Сергея! Иметь такую прекрасную возможность уехать из страны – этим просто грех не воспользоваться.

– Я все это знаю. Но поставь себя на мое место…

– Ты вернешься в свою страну, родишь ребенка, и со временем Сергей заберет тебя к себе. Не нужно так уж драматизировать. Да, вам хотелось быть вместе уже сейчас… но не всегда все получается так, как нам хочется. Это всего лишь временная разлука. Думай о будущем.

– Да, конечно… Но…

– Никаких «но». Разве твои слезы что-то изменят?

– Ничего, – опустила голову Мона. – Видимо, это моя судьба. Нельзя изменить предначертанное Аллахом.

– О господи! – Юля возвела глаза к потолку. – Ну хорошо, давай назовем это волей Аллаха. Главное, чтобы ты успокоилась. Все будет в порядке, и никто в Египте тебя не съест. В конце концов, это твоя родная страна. Скажи по-честному: тебе ведь здесь непросто? Другие люди, незнакомый язык, странные традиции… А там все родное, знакомое. Ведь так?

– Ты права: мне здесь непросто, – согласилась Мона. – А временами откровенно тяжело. Но я настроилась на то, что теперь это и моя страна, мой дом. Хотела учить ваш язык… надеялась, что со временем я привыкну и обживусь. Главное, чтобы мы с Сергеем были вместе.

– Будете… если это предначертано Аллахом. Так ведь говорят у вас в Египте?

– В Египте про Сергея лучше вообще никому не знать, – хмуро откликнулась Мона.

Так или иначе, разговор с Юлей помог ей слегка успокоиться. Мона взяла себя в руки и поняла, что все ее слезы и истерики ни к чему хорошему не приведут, а лишь испортят отношения с мужем. Юля, в свою очередь, тщательно анализировала полученную информацию. Многое она уже знала от Тамары Николаевны, но все же откровения Моны кое-что прояснили. Похоже, отношения молодоженов дали трещину, и неизвестно, что будет дальше. Жаль только, что Сергей уезжает. Вот бы уехала Мона, а Сергей остался… Уж она бы постаралась подобрать ключик к его сердцу.

Ближе к полуночи Юля доставила беглянку домой. Сергей встретил ее довольно холодно, но Мона, полная решимости вновь наладить свою семейную жизнь, постаралась не заострять на этом внимание. Впервые за долгое время они поговорили спокойно, без слез; Сергей пообещал решить вопрос с легализацией их брака, а Мона попросила прощения, хоть и не чувствовала себя слишком виноватой. Она твердо решила помириться с мужем до отъезда и ради этого была готова временно забыть о гордости.

Приближалось время расставания; Мона и Сергей улетали из Украины с разницей в два дня. Уже были собраны чемоданы, и в квартире воцарилось ожидание предстоящей разлуки. Свекровь постоянно причитала, что ее любимый и единственный сын вновь отбывает в дальние края, оставляя старушку мать в революционной Украине. Мона была на грани истерики; она старалась сдерживаться, но безрезультатно. Женщины так и сидели каждая в своей комнате, оживляясь лишь при появлении Сергея. Что касается его самого, то он старался бывать дома как можно реже, чтобы не видеть глаза жены и матери, в которых застыло почти одинаковое выражение обиды и тоски. Он презирал себя за малодушие, но ничего не мог с собой поделать и в отчаянии искал все новые способы улизнуть из дома.

«Я же не могу ничего изменить, – хотелось крикнуть Сергею. – Не смотрите на меня так, ради бога! Я просто не могу ничего изменить!»

Помимо всего прочего оказалось, что они не успевают легализовать свой брак – у них просто не оставалось на это времени. В связи со сложившейся в Украине ситуацией посольство работало в сокращенном режиме, а все консульские действия занимали не один день. Сергей отдал документы и кое-как уговорил Тамару Николаевну помочь им завершить этот процесс.

– Моне нужны эти бумаги, чтобы зарегистрировать ребенка, – втолковывал он матери, теряя терпение.

– Ей нужно, вот пусть и занимается. Мне, что ли, делать больше нечего, – недовольно бурчала она в ответ.

– Мама, ради бога! Чем ты так сильно занята? Мона улетает уже завтра! Мы просто не успеваем! Я обо всем договорился: надо просто сходить и забрать наше свидетельство о браке, а потом отправить его в Каир.

– Ну ладно, ладно, так уж и быть. Схожу заберу. Одни проблемы с твоей египтянкой. Вот женился бы на своей…

– Мама!!!

Сергей был совершенно измотан. Постоянное чувство вины висело на нем, словно тяжелый камень, готовый вот-вот утянуть его на дно. В стране непонятно что, в семье проблемы, на работе… на работе тоже черт-те что из-за всех этих майданов, будь они неладны. Все чаще Сергей ловил себя на мысли о том, что воспринимает отъезд в Канаду как избавление от семейного ярма. Начальство предупреждало, что работы там много, но Сергея это не пугало. В Канаде он будет свободен от жены, матери, от всей этой дурацкой затянувшейся ситуации. Да, там он сможет вернуться к уютной жизни холостяка и, возможно, даже заведет какой-нибудь ни к чему не обязывающий роман. А что такого? Слава богу, канадки – не египтянки, а вполне современные и эмансипированные женщины. Его там никто не знает, он там никого знает, и уж конечно, об этом никак не узнает Мона. А Мона родит ребенка, будет его воспитывать, через год-два он заберет их с собой, и все будет хорошо. Надо только как-то продержаться, пока все не образуется.

Тамара Николаевна, в свою очередь, лелеяла надежду свести сына с Юлей. Поскольку Мона все время торчала дома, она сама пошла в гости к приятельнице, чтобы без помех обсудить их дальнейшие действия.

– Ты что, так и будешь сидеть сложа руки? Сергей ведь скоро улетает!

– Я знаю. Хорошо, что вы пришли. Надо устроить нам нечаянную встречу. Поможете?

– Ну… постараюсь.

– У них с Моной все плохо? – задумчиво протянула Юля.

– Похоже на то. Она надеялась остаться здесь насовсем, да не тут-то было. Теперь сидит в своей комнате и почти все время плачет.

– Похоже, Сергею это «семейное счастье» уже как кость поперек горла. Когда я привела Мону домой, то намекнула ему, что хотела поговорить… ну якобы о его жене. Надо бы как-то аккуратно подтолкнуть его к этой встрече.

– И чем тебе это поможет?

– Я постараюсь мягко объяснить Сергею, что они с Моной совсем разные. Он поступил как порядочный человек, женившись на ней, вот только этот брак никого не сделал счастливым – ни его, ни ее.

– Ни меня, – продолжила свекровь.

– Пусть не думает, что это случайное стечение обстоятельств. На самом деле наш майдан и отъезд Сергея в Канаду ни при чем. Они просто слишком разные. Но донести до него эту мысль нужно очень-очень аккуратно… Сергей сам должен понять, что их брак – ошибка. И тогда… Тогда он обратит внимание на меня. Можете даже не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь, Юлечка. О такой невестке я могу только мечтать. Будь у моего балбеса в голове мозги, он бы давно возобновил ваши отношения…

Спустя полчаса план «случайной встречи» был готов. На следующий день Мона улетала в Каир, и свекровь внезапно выразила желание проводить ее в аэропорт. Прощание вышло скомканным: они сильно опаздывали, и времени на долгие объятия и речи уже не оставалось. Сергей гнал машину на пределе скорости, не говоря при этом ни слова. В аэропорту он смущенно чмокнул жену в щеку, пробормотав что-то невнятное насчет их счастливого совместного будущего. Свекровь, сжав губы, пожелала невестке счастливого пути и легких родов. Мона с трудом сдерживала слезы; Сергей опасался шумной сцены, но в последний момент та взяла себя в руки и молча пошла к стойке регистрации.

На обратном пути прямо около дома Сергей «случайно» столкнулся с Юлей, которой Тамара Николаевна предварительно сообщила точное время их возвращения. Не успел он опомниться, как оказался у нее в квартире; Юля приглашала с такой обворожительной улыбкой, что Сергей просто не смог отказаться.

– Бедняжка Мона. Такой удар… Когда мы встретились несколько дней назад, на ней просто лица не было…

– Да, она очень не хотела возвращаться туда. Но какие у нас были варианты? Я думаю, не надо объяснять, какая у нас в стране ситуация. Да и в нашей семье все непросто… Мона иностранка, она не может остаться здесь без меня.

Некоторое время разговор крутился вокруг политики и офисных сплетен. Юля предложила выпить по рюмочке, и Сергей, подумав, согласился. На столе тут же появилась бутылка коньяка, лимон и шоколадные конфеты.

– За удачу, – провозгласила Юля.

– Она нам не помешает, – кивнул Сергей.

– Так как ваша семейная жизнь? Ты счастлив?

– Счастлив? Даже не знаю… Знаешь, в последнее время все очень осложнилось.

– Ну да, обстоятельства складываются не в вашу пользу… но ведь это временно.

– Я надеюсь.

– Ты выглядишь уставшим.

– Я и в самом деле устал. Расскажи лучше о себе.

– Обо мне? У меня все без особых изменений. Живу, работаю. В общем, ничего интересного.

– Как родители?

– Нормально. Они сейчас гостят у родственников в Минске.

– Так ты одна? – уточнил Сергей.

– Да. А ты что, боишься оставаться со мной наедине?

– Нет, ну что ты…

– Я шучу, расслабься. Что тебе еще рассказать? Пару раз собиралась замуж, но как-то не срослось. В ближайших планах покупка собственной квартиры.

– Ты молодец. Впрочем, я всегда знал, что ты далеко пойдешь.

– Да брось. Ничего особенного. Я совсем обычная замученная на работе девушка, у которой категорически не хватает времени на удовольствия и развлечения. Клянусь, в моей жизни все довольно скучно, не то что у тебя.

– Да уж, веселья мне хватает.

– Еще по рюмочке?

– Давай. – Сергей снова разлил коньяк. Ему вдруг стало тепло и очень уютно. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз пил на собственной кухне, – пожалуй, последним был бокал шампанского на Новый год. Мона отрицательно относилась к любому алкоголю; хоть напрямую она и не запрещала Сергею, но пить в ее присутствии было как-то неловко: если хотелось расслабиться, приходилось идти с друзьями в бар.

– Здесь очень уютно, – вырвалось у него против воли.

– Я рада, что тебе у меня нравится. Давай еще выпьем за нашу неожиданную встречу. Кто знает, когда еще доведется вот так спокойно посидеть и поговорить о жизни?

Минуты плавно перетекали часы, и коньяка в бутылке оставалось все меньше, а Сергей никак не мог уйти. В глубине души он понимал, что делает что-то если не совсем уж запретное, то по меньшей мере странное: женатый человек, который только что проводил беременную жену в аэропорт, и сразу коротает вечер в компании молодой и привлекательной женщины. Если бы Мона могла увидеть его сейчас, она бы точно не одобрила такое поведение – и это еще мягко сказано. Впрочем, не только Мона – любая женщина на ее месте была бы не в восторге. Но Сергей чувствовал, что ему необходима передышка, – ничего особенного, просто приятный разговор с приятной собеседницей в уютном месте под бутылку коньяка. В конце концов, они с Юлей старые друзья!

«Не друзья! Она – привлекательная женщина, и вы когда-то встречались», – шептал ему внутренний голос, но он предпочел его не слушать.

«Я заслужил небольшую компенсацию, – решил Сергей. – За все, что пришлось преодолеть в последние месяцы…»

Юля видела, что события развиваются еще лучше, чем она могла предположить. Сергей был измучен и рад отъезду жены, а еще он очевидно получал удовольствие от ее общества. Пару раз она осторожно погладила его руку своей ладонью, – Сергей счел это жестом дружеской поддержки. Теперь она отчаянно соображала, насколько далеко может зайти. Соблазнять Сергея сегодня она не планировала – это был просто первый пробный камень, первый кирпич в стену их будущих отношений. Он должен увидеть, что у них с Моной совсем мало общего, им даже поговорить не о чем, то ли дело она, Юля, способная понять его с полуслова! Но теперь ей стало казаться, что грех упускать такой шанс: Сергей скоро уедет в Канаду, и неизвестно, сколько придется ждать следующего случая побыть с ним наедине.

Ее размышления прервал звонок – Мона прилетела в Каир и сразу набрала номер мужа. Сергей соврал, что он дома, а Юля сделала вид, что не слышала их разговора.

– Мне, пожалуй, пора, – сказал он, положив трубку.

– Уже?

– Вообще-то время за полночь. Я не могу злоупотреблять твоим гостеприимством, – ответил Сергей чуть заплетающимся языком.

– Давай по последней, – предложила Юля и осторожно погладила его по волосам. – Ты даже не представляешь, насколько приятно мне было провести этот вечер с тобой.

Впоследствии Сергей сам не мог вспомнить, как получилось, что эту ночь он провел у Юли, – ведь он совершенно точно собирался уйти домой, но в последний момент не смог удержаться от соблазна. В его взаимоотношениях с женой было слишком много сложностей и не было и десятой доли той душевности, которую он получил в этот вечер от общения со своей бывшей девушкой. Возможно, сыграла свою роль и выпитая бутылка коньяка, – в какой-то момент он просто махнул на все рукой. Юля была так близко, она была так привлекательна, она ничего не требовала, а лишь слушала и поддерживала его, а ничего другого ему и не требовалось. Тогда это показалось Сергею логичным и приятным завершением вечера, но уже на следующий день он пожалел о случившемся.

«Какой же я дурак… Только проводил жену в аэропорт и сразу оказался в постели с другой женщиной… более того – с той женщиной, которую Мона считает своей подругой. А вдруг она все узнает?»

Так или иначе, теперь ему требовалось как-то объясниться с Юлей. Сергей предвидел неприятный разговор, но выбора не было.

«Что ж… любишь кататься, люби и саночки возить, – хмуро размышлял он. – Терпеть не могу подобных ситуаций, но за удовольствие всегда приходится платить. Господи, как можно деликатно сказать женщине, что совместно проведенная ночь ничего не значит и ничего не меняет в наших отношениях?»

Однако Юля и тут оказалась на высоте. Одним мягким движением руки она отмела все отговорки, уже готовые слететь с его языка.

– Послушай, мы же взрослые люди, да и знаем друг друга далеко не первый день. Давай обойдемся без этих глупых отмазок типа «останемся друзьями», «постараемся все забыть» или «эта ночь была ошибкой».

– Я рад, что ты восприняла все именно так. – Сергей не мог скрыть вздоха облегчения.

– А ты ожидал, что я вцеплюсь в твой рукав и потребую немедленно отвести меня в ЗАГС? – звонко рассмеялась Юля. – Хорошо, давай расставим все точки над i. Я не собираюсь ничего забывать – у меня вообще-то прекрасная память. И я ни о чем не сожалею. И ошибкой прошлую ночь не считаю – просто двое взрослых людей по взаимному согласию провели ночь так, как считали нужным. Что в этом криминального? И кстати, мне очень понравилось. Надеюсь, тебе тоже.

– Ты не женщина, а мечта, – рассмеялся Сергей. – У меня только одна просьба. Мона… ну, ты понимаешь. Боюсь, она придерживается довольно консервативных взглядов на этот счет.

«Эти консервативные взгляды не помешали ей встречаться с тобой, будучи глубоко замужней женщиной», – подумала Юля, но вслух сказала совсем другое.

– Ну разумеется, Мона ни о чем не узнает. Не нужно считать меня бессердечной стервой. Я вовсе не собираюсь «уводить мужика из семьи», или как там это называется. Все произошедшее останется нашей маленькой тайной.

– Ну вот и отлично. Спасибо тебе. – Он неловко чмокнул Юлю в щеку.

«Спасибо не отделаешься, – хмуро подумала она. – Но мне еще рано, слишком рано качать права. Пока что ты не готов бросить свою египтянку. Ничего, это всего лишь вопрос времени». – И Юля одарила Сергея ослепительной улыбкой.

Глава 19. Возвращение в Каир

Каир встретил Мону прохладой и кучами мусора на улицах, – оказалось, что за свое довольно краткое отсутствие она уже успела отвыкнуть от привычного с детства пейзажа. Линда подыскала ей новую квартиру, и через три часа после приземления измученная Мона наконец получила ключи от своего временного пристанища. Баваб глядел на нее, не скрывая любопытства, и она могла лишь догадываться, что он думает насчет новой жилички. Мона грустно усмехнулась. Да уж: нечасто увидишь одинокую египтянку на седьмом месяце беременности. Вопреки всем обычаям ее не навещал ни муж, ни родители, ни толпа других родственников. Она по-прежнему общалась лишь с Линдой, но делать это приходилось в обстановке строгой секретности: не приведи Аллах муж подруги узнает, что его блудная кузина беременна неизвестно от кого. Пришлось выбросить старую сим-карту и полностью оборвать все контакты с семьей, но несмотря на все меры предосторожности, Мона не могла избавиться от страха. В многомиллионном Каире она испуганно озиралась по сторонам, опасаясь, как бы не встретить кого-то из знакомых. Один раз нежелательная встреча все же произошла; правда, это оказалась всего лишь бывшая коллега, которая узнала ее и решила поздороваться. Моне пришлось соврать, что она вышла замуж и вполне счастлива, дать неправильный номер телефона и постараться забыть о неприятном эпизоде.

Шло время, а Мона все не могла успокоиться. Она убеждала себя, что находится в безопасности и скоро Сергей заберет ее с собой – в Канаду, в Украину, хоть на край света, лишь бы подальше отсюда. Каир казался ей чужим, грязным и враждебным городом. Гинеколог, который вел беременность Моны, обратил внимание на нервозность своей пациентки и прописал ей мягкое успокоительное. Мону раздражали удивленные взгляды и шепоток соседей за спиной, раздражала извечная манера египтянок передвигаться повсюду в сопровождении родственниц или подруг, – почти каждый выход на улицу становился для нее испытанием. Сидя в приемной у врача, она смотрела на других беременных женщин, которые пришли в компании мужей, матерей или сестер, а зачастую целой толпой; в такие моменты она особенно страдала от своего одиночества. Живот рос, ребенок толкался все активнее и, по словам доктора, развивался вполне благополучно – вот только Моне не становилось легче.

Звонки Сергея тоже не добавляли оптимизма: он был погружен в свои дела и, казалось, не слишком-то интересовался женой и дочерью. Пара дежурных вопросов о ее самочувствии, и Сергей переводил разговор на другую тему. Мона видела, что ему нравится Канада: он воодушевленно рассказывал о работе, о новых друзьях и красивой природе, чем-то напоминающей родную – украинскую.

– Я не чувствую, что мы с тобой – одна семья, – пожаловалась она однажды.

– Мона, ради бога! Да, я сейчас далеко, но мы ведь уже сто раз это обсудили. Так сложились обстоятельства, и придется немного потерпеть.

– Дело не только в том, что ты далеко. Просто мне кажется…

– Тебе кажется, – отрезал Сергей. – Мона, я понимаю: ты беременна, ты одна, у тебя гормоны. Но сколько можно повторять одно и то же?

– Ты меня совсем не слушаешь.

– Потому что я заранее знаю, что ты скажешь. Лучше подумай о ребенке. Врачи говорят, что беременным женщинам вредно нервничать.

– Я стараюсь, но не получается. Скажи хотя бы, когда ты сможешь приехать.

– Летом, как мы и договаривались.

– Кстати, твоя мама так и не прислала мне бумаги из нашего посольства.

– Черт, я ей напомню… А если мы не успеем до родов?

– У меня на руках только орфи-контракт, да еще и с иностранцем, – с сомнением протянула Мона. – Пожалуйста, поторопи свою маму. На меня и так косо смотрят: беременная женщина, совсем одна, без мужа, без семьи. Не хватало еще позорного отказа зарегистрировать ребенка.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь.

– А мне кажется, в своей Канаде ты совсем забыл, что такое Египет.

– Ладно, ладно. Я все понял. Давай, созвонимся завтра. Целую.

– Я тебя люблю, – прошептала Мона.

– И я тебя. Пока. – Сергей повесил трубку и раздраженно закурил сигарету.

«Вот черт, теперь еще и матери придется звонить. – Он раздраженно нахмурил брови. – Да что ж за жизнь у меня пошла?» – Рука потянулась за следующей сигаретой. Звонки жене и матери с первого дня стали для Сергея тяжелой обязанностью и служили постоянным напоминанием о его вине перед этими женщинами, хотя Сергей никак не мог понять, в чем эта вина заключается. Моне приходилось звонить каждый день, а матери – два-три раза в неделю; на большее его не хватало. Сегодня Сергей хотел ограничиться разговором с женой, но раз Моне срочно нужны документы, придется напомнить матери, – от этой мысли он вновь нахмурился, но выбора не было.

Тамара Николаевна, как обычно, жаловалась на плохое здоровье, подорожавшие продукты, нестабильную ситуацию в стране и свое одиночество. Сергей слушал вполуха и сочувственно кивал в нужных местах.

– Мам, ты помнишь про документы из посольства? – наконец вклинился он.

– Помню, вот только сегодня туда звонила. – Сергей почувствовал, что мать недовольна. Впрочем, все, что касалось Моны, неизменно вызывало ее недовольство.

– И что сказали? Переводы готовы?

– Нет, не готовы. Им нужна справка о твоем вероисповедании. Что за дикая страна? Какое им дело до твоей религии? Я, конечно же, сказала, что ты крещеный.

– Мама!

– Что – мама! Крещеный, как и положено в нашей вере…

– По их законам мусульманка не может выйти замуж за христианина, – ответил Сергей убитым голосом.

– Они так и ответили. И сказали, что не могут легализовать ваш брак. Для этого ты должен предоставить справку, что исповедуешь ислам. Я, разумеется, сказала, что мой сын не имеет никакого отношения к их исламу…

– Мама, ну зачем?

– Потому что это правда! В любом случае, без этой бумаги они не будут ничего делать.

– А почему нам сразу об этом не сказали?

– Вот сам их об этом и спроси, – отрезала Тамара Николаевна.

– Ладно, теперь уже не важно. Черт…

– Когда ты приедешь? – угрюмо поинтересовалась мать.

– Постараюсь прилететь летом.

– Постараешься?

– Мама, Мона в Каире, и ей скоро рожать.

– А твоя мать в Украине, где до сих пор страшно выйти на улицу. Одна, без родных, без поддержки…

«Черт, ведь то же самое буквально пять минут назад говорила Мона, – подумал Сергей. – Просто поразительно. Мать и Мона на дух друг друга не переносят, но твердят в унисон практически одно и то же».

– Мама, ну я тебя прошу. Мне что, на части разорваться?

– Ну конечно, кто после свадьбы вспомнит про родную мать? Правильно говорят: дочь рожают для себя, а сына – для другой женщины…

– Я же сказал, что постараюсь приехать. Не начинай, пожалуйста. В крайнем случае куплю тебе билеты в Канаду и помогу с визой.

– Ну хорошо, – смилостивилась Тамара Николаевна. – Будем надеяться, что я тебя еще увижу. А то кто знает, сколько мне жить-то осталось…

– Мама!!!

Сергей наспех попрощался и протянул руку за очередной сигаретой. Нет, это становится просто невыносимым! Мать и раньше любила поворчать, что сын укатил за границу, бросив свою старушку на произвол судьбы, но после его свадьбы это перешло всякие границы.

«А теперь придется сообщить Моне, что документов о браке она не получит. Черт бы побрал Египет и эти вечные заморочки с религией! Вот тут с мамой трудно не согласиться: кому какое дело до моего вероисповедания?»

Подумав, Сергей решил, что на сегодня с него хватит – разговор с женой можно отложить до завтра. А сейчас он заслужил небольшую передышку.

«Проведу вечер в приятной компании, расслаблюсь, выпью виски… глядишь, жизнь покажется веселее».

С Моникой Сергей познакомился на прошлой неделе в одном из баров. Приятная молодая женщина без особых комплексов не стала ломаться и сразу согласилась завершить вечер в его квартире.

«До чего приятно иметь дело с западными девушками, – думал он, паркуя машину около кафе. – Двое взрослых людей хорошо проводят время и не выносят друг другу мозг. Я уже почти забыл, что такое возможно… пока Юля мне не напомнила».

Сергей задумался. За последние полтора года в его жизни не случалось романов, за исключением Моны. Все начиналось так красиво и романтично: он завоевывал, она сопротивлялась. А что теперь? Они женаты буквально несколько месяцев, а ему уже ничего не хочется – только свободы.

В кафе его ждал приятель: они поужинали, хорошо выпили, посмотрели хоккейный матч, и Сергей в прекрасном расположении духа переместился в соседний бар, где встретился с Моникой. Несколько раз ему в голову залетали мысли о жене и о предстоящем тяжелом разговоре, но Сергей решительно гнал их прочь. Этот вечер он твердо решил провести расслабленно и спокойно.

Мона сидела у окна и бессмысленно смотрела на улицу. В последнее время ей становилось все сложнее сконцентрироваться: предметы валились из рук, еда подгорала; да, собственно, и аппетита не было. Мона всегда была чистюлей, но сейчас беспорядок в квартире волновал ее меньше всего; она равнодушно глядела на пыль и разбросанные вещи. Антидепрессанты, выписанные врачом, почти не помогали. Порой Моне казалось, что ребенок, толкающийся в животе, – единственная тонкая нить, которая держит ее в этой жизни. Она долго боялась себе признаться, что чувства Сергея заметно охладели и он тяготится семейными обязанностями, но однажды просто устала прятать голову в песок. Сергей звонил раз в день, но в его голосе не чувствовалось никакой теплоты; он задавал дежурные вопросы, как будто отрабатывая некую повинность. Но самое ужасное заключалось в том, что бежать было некуда. Даже родная страна стала для нее враждебной: мысли о том, что кто-то может раскрыть тайну ее отношений с Сергеем, не давали Моне покоя.

«Не приведи Аллах…»

Когда-то она думала, что брак с Ахмедом – это худшее, что могло случиться в ее жизни, но теперь Мона поняла, что сильно ошибалась. Да, сейчас ей было значительно хуже. Тогда Мона имела хоть какую-то поддержку, тогда еще была надежда или вернуться в дом к отцу или уйти, чтобы начать жизнь с чистого листа. Теперь, с ребенком и фактически без мужа, об этом не могло быть и речи.

«Я бы многое отдала, лишь бы снова увидеть мать, сестру… лишь бы понять, что кому-то в этом мире я небезразлична».

Одиночество висело на ее шее, будто тяжелый камень, – порой Моне казалось, что она ощущает его физически. Одна Линда звонила ей и проявляла какое-то сочувствие к положению подруги, но и той приходилось быть предельно осторожной. Через подругу Мона навела справки о своей семье; старший брат собирался жениться, и Сумайя наконец нашла себе нового жениха.

«Слава Аллаху, что у них все хорошо… но очень жаль, что мы не можем увидеться, – подумала Мона. – Хватит того, что один раз я уже расстроила свадьбу сестры».

Несколько месяцев назад разрыв с семьей дался ей относительно легко – Мона считала, что это вынужденная необходимость и наименьшее из возможных зол. Впереди маячила новая чудесная жизнь, и она даже не допускала мысли, что ее выбор может оказаться неверным. Теперь, вновь очутившись в Каире, в полной изоляции от родных и даже от прежних знакомых, Мона была не столь уж уверена в своем будущем. Как она ни пыталась убедить себя, что это временно и нужно лишь пережить тяжелый период, – в глубине души Мона сильно сомневалась в своих перспективах. У нее было слишком много свободного времени и слишком мало поводов для радости; все чаще и чаще преследовавшие ее неудачи казались Моне небесной карой за ее брак с иноверцем.

От Линды она узнала, что вторая жена Ахмеда уже беременна. Эта новость вызвала в ней смешанные чувства.

«Если бы я тогда смогла полюбить Ахмеда, ну хоть немного… если бы у меня получилось забеременеть… кто знает, как могла сложиться моя жизнь?»

Ее размышления прервал звонок телефона – это была Линда.

– Как настроение? – осторожно поинтересовалась подруга.

– Как обычно, – равнодушно откликнулась Мона.

– Чувствуешь себя нормально? Как ребенок?

– Физически я в полном порядке. Не переживай.

– Выше нос, все образуется. Мизу завтра уезжает в командировку, так что мы сможем увидеться.

– Здорово. – Мона действительно была рада этой новости. – А то я совсем заскучала.

– Тебе надо почаще выходить на улицу, – посоветовала Линда.

– С моим животом?

– Ну что за средневековые представления? Кто сказал, что беременной женщине нельзя гулять? Наоборот, свежий воздух тебе просто необходим!

– Свежий воздух? Вообще-то мы в Каире. Тут скорее углекислый газ. Но дело даже не в отсутствии мест для прогулок. Мне кажется, что все окружающие смотрят на меня… как будто они знают, что этот ребенок – плод тайного и запретного брака…

– Это называется «паранойя». Никому нет дела до отца твоего ребенка.

– Я понимаю, что накручиваю себя, но ничего не могу сделать. Мне не по себе от взглядов окружающих.

– Скоро возьмешь на руки своего бебика и забудешь обо всем на свете, – сказала Линда. – Все твои переживания покажутся глупыми и надуманными. Ребенок – это такое чудо.

– Я знаю, Линда, я знаю. Но не хотелось бы растить его без отца.

– Что за глупости, почему без отца? Сергей ведь не отказывается от вашей дочери. Скоро он приедет…

– Ах, Линда, мы вроде не ссоримся, но каждый день как будто отдаляемся друг от друга.

– Это потому, что вы в разлуке. А у тебя еще и гормоны играют. Скоро вы снова будете вместе, и все наладится.

– Не уверена в этом.

– Ну даже если вам суждено расстаться, жизнь на этом не закончится. Главное – это твой ребенок. Гони от себя дурные мысли, чтобы не сделать ему плохо.

– Это так непросто, Линда… Но я постараюсь. Ради ребенка я очень постараюсь.

– Вот и умница. Я позвоню тебе завтра с утра, договоримся, где встретимся. Хорошо?

– Хорошо. До завтра.

Мона положила трубку и вернулась к своим невеселым мыслям. Помимо прочих неприятностей, в последнее время довольно остро встал финансовый вопрос. Она привыкла, что все денежные вопросы решает мужчина; собственно, Сергей их и решал, но перед отъездом в Каир признался, что ограничен в средствах, и просил жену по возможности экономить.

– Как только получится, я сразу вышлю тебе деньги, – пообещал Сергей. – Но пока я не могу дать тебе большую сумму: я должен оставить что-то маме, ну и взять с собой на первое время.

– Конечно, я понимаю. – Моне только сейчас пришло в голову, что она понятия не имеет, сколько зарабатывает ее муж. До сих пор он всегда за все платил и ни в чем ее не ограничивал.

«Интересно, он зарабатывает больше Ахмеда или нет?» – мелькнуло у нее в голове.

– Но деньги все равно понадобятся. Мне нужно купить вещи для ребенка… Снять квартиру и на что-то жить…

– Я всего лишь прошу не транжирить деньги попусту. Вернувшись из Каира, я получил годовой бонус, но деньги уже почти разошлись. Да и бонусы урезали из-за ситуации в стране, так что… Ладно. Будем надеяться, что в следующем году заплатят больше.

– Да, конечно. Я все поняла.

Все это время она почти не тратила денег – разве что на аренду квартиры, минимально необходимый набор продуктов и на визиты к врачу. Но сейчас, после звонка Линды, Мона задумалась о том, что до сих пор ничего не купила для ребенка.

«А роды уже через месяц. Надо пройтись по магазинам, – решила она, – все-таки с Линдой будет веселее».

Мона написала Сергею сообщение, что завтра идет покупать их дочери приданое, но муж не ответил. Она подождала полчаса, час, пока Сергей вообще не вышел из Сети. Настроение вновь испортилось, а воображение разыгралось не на шутку.

«Где он? Почему не отвечает?»

Мона подозревала, что Сергей вновь начал выпивать, а зная ее отношение к алкоголю, скрывает это от жены, – этим она объясняла то, что он стал часто «пропадать» вечерами. Мысли о другой женщине у нее тоже возникали, но она из последних сил гнала их от себя.

«Нет, это невозможно. Он не такой».

Сергей в это время сидел в баре в компании Моники. Он бегло просмотрел сообщение жены и перевернул телефон, чтобы его спутница ничего не заметила.

«Мы же сегодня уже поговорили, чего тебе еще надо? – раздраженно подумал Сергей, отпивая виски. – Иди по магазинам, иди когда хочешь и куда хочешь, я ведь не запрещаю. Только дай и мне хоть глоток свободы».

Угрызения совести его почти не посещали, – свое поведение он считал логичным и едва ли не единственно возможным в сложившейся ситуации.

«Любой, даже самый порядочный мужчина вел бы себя точно так же. – Эту точку зрения целиком разделяли и его украинские друзья, знавшие о сложностях в семейной жизни Сергея. – Я делал все, чтобы сохранить ее репутацию. Когда она забеременела, я женился, хоть и не планировал этого. Я привез ее в Украину. Я обеспечивал и обеспечиваю Мону, готов признать ребенка, готов даже забрать их с ребенком с собой, просто не могу сделать этого прямо сейчас. Так получилось, что мне пришлось уехать в Канаду, а ей – вернуться в Каир, но в этом опять же нет моей вины. А жить монахом я не готов. Сорри, но это уж слишком. В конце концов, Мона никак не страдает от моих интрижек, она о них даже не знает».

Иногда совесть все же напоминала ему о Юле.

«Это просто случайность. Я был пьян и… в общем, все сделал не нарочно. Хорошо, что Юля оказалась такой замечательной девушкой и все поняла правильно».

И тем не менее мысли о Юле посещали его куда чаще, чем это допустимо для человека, который хочет все забыть. Сергей боялся признаться себе, что в тот вечер в компании своей бывшей девушки чувствовал себя слишком уж хорошо. Против воли он сравнивал Мону с Юлей – и был вынужден признать, что сравнение в пользу последней.

«Нет, пожалуй, первое время нам с Моной было приятно вместе… до известия о ее беременности. А вот в Украине… может, все дело в том, что там мы жили в маминой квартире? Нет, было что-то еще. Она изменилась, когда стала моей женой, – исчезла прежняя легкость, зато появился огромный список обязанностей. Черт, ну почему все так сложно… Ведь я любил Мону – или мне казалось, что любил. Я чувствовал в ней родственную душу, и мне нравилось проводить время вместе с ней. Куда все это подевалось, да еще так быстро? Теперь я ловлю себя на мысли, что Юля для меня куда ближе и понятней, чем собственная жена. Впрочем, мы с Юлей никогда не жили вместе, а семейная жизнь может многое изменить, теперь-то я это точно знаю. В любом случае мы с Моной женаты и у нас будет ребенок, – все остальное так, несерьезно… Эх, ведь столько лет жил холостяком, и еще бы столько прожить, не зная всех этих сложностей».

Впрочем, Сергей старался не слишком зацикливаться на мыслях о своей непростой личной жизни, – у него было много работы, была возможность проводить вечера и ночи с Моникой, и на все остальное времени уже не оставалось. Только ежедневные звонки жене напоминали о том, что он, даже спрятавшись на другом конце света, по-прежнему несвободен.

На следующее утро, проводив Монику до дверей, он решил позвонить Моне.

«Нет смысла оттягивать… придется сообщить ей, что с нашими документами о браке ничего не вышло», – решил Сергей.

Как и следовало ожидать, жена страшно расстроилась.

– Даже не знаю, что делать. Наверное, придется проконсультироваться с адвокатом.

– Хабиби, я не виноват. Мне же никто не сказал про справку об исламе. Ох уж эти ваши вечные египетские заморочки с религией.

– Я могла бы догадаться, что им понадобится эта бумага. В моей стране христианин не может быть мужем мусульманки.

– В общем, это косяк вашего посольства.

– Да я тебя и не обвиняю. Просто не знаю, что мне теперь делать.

– Хабиби, не переживай. Сходи к адвокату, если тебе так спокойнее. Но в любом случае я приеду, и мы все решим. В моем присутствии ребенка зарегистрируют по орфи?

– В твоем присутствии? Наверное. Но ведь ты даже не говоришь, когда приедешь.

– Я не говорю, потому что сам не знаю. Постараюсь прилететь к вам так быстро, как это только возможно. В крайнем случае возьму несколько дней за свой счет. А ты пока договорись с ребенком, чтобы он не торопился и дождался папу.

– Очень смешно.

– Я просто пытаюсь разрядить обстановку. Знаю, что ты очень ждала этих бумаг. Но уверен, что мы и без них все сделаем. Ты только не волнуйся.

– А почему ты не отвечал мне вчера вечером?

– Ну… после работы мы с коллегами пошли в кафе, посидели, поговорили… Было шумно…

– И много выпивки, – закончила Мона.

– Малыш, ну тут вообще-то не Египет, и здесь нет сухого закона.

– У тебя и в Египте его не было, – вздохнула Мона.

– Я же не обещал тебе бросить пить. Мы сто раз об этом говорили, и я объяснял, что алкоголь – часть нашей культуры.

– Ладно, давай не будем об этом. Все равно мое мнение ничего для тебя не значит.

– Хабиби, ну не начинай. Давай закроем тему. Мне пора бежать на работу. Хорошо вам с Линдой сходить по магазинам.

– Спасибо. Не волнуйся, я постараюсь быть экономной.

– Хорошо. Ну все, целую, я побежал.

– Я тебя люблю.

– И я тебя.

Мона договорилась встретиться с Линдой в одном из больших торговых центров. В последний момент оказалось, что подруге не с кем оставить сына, и она взяла Карима с собой.

– Ты объяснила ему, что наша встреча – это секрет для папы и остальных родственников? – забеспокоилась Мона.

– Ну конечно. Не волнуйся, все будет в порядке.

День пролетел незаметно: они хорошо прогулялись, наелись пиццы с мороженым и закупили почти все необходимое для новорожденного. Ноги у Моны гудели от непривычно долгой ходьбы, но это была приятная усталость.

– Тебе надо почаще выбираться из дома, – посоветовала Линда.

– Я знаю. Просто как-то не хочется ходить одной… ну, я уже говорила.

– Ага, говорила. Ты думаешь, у тебя на лбу написано, что муж иноверец, и все окружающие будут судачить за спиной.

– Я понимаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Мне неловко. Ты ведь знаешь, что наши женщины редко гуляют одни… особенно в моем интересном положении.

– По-моему, когда ты была замужем за Ахмедом, то частенько убегала от свекрови и бродила в одиночестве.

– Да, но тогда я не чувствовала себя настолько виноватой, как сейчас.

– Виноватой? Перед кем?

– Перед Аллахом, перед собой, перед всеми… я и сама толком не знаю. В Украине было проще, а здесь мне как-то не по себе.

– Все мы не ангелы. А окружающим нет дела до твоих грехов перед Аллахом.

– Зато всем и всегда есть дело до чужой личной жизни. А в моей жизни, сама знаешь, есть что обсудить.

– Нет, все же у тебя паранойя. Никто и ничего не знает о твоем муже и отце ребенка. Успокойся уже.

Вечером Линда посадила подругу в такси и помахала рукой. Мона чувствовала себя немного лучше, чем раньше.

«Жаль, что даже редкие встречи с Линдой приходится тщательно скрывать… – думала она, глядя на вечерний Каир. – Может, подруга права и мне надо относиться к ситуации чуть проще?»

Следующие дни Мона старалась почаще выходить из дома; ей даже стало казаться, что свои страхи можно победить.

«Наверное, я слишком много всего надумала. Жизнь продолжается, и надо жить, тем более что скоро родится мой ребенок».

Даже Сергей, казалось, стал разговаривать с женой немного теплее. Мона решила, что их отношения все еще можно спасти.

«В каждой семье бывают сложности, – говорила мать накануне ее свадьбы с Ахмедом, – но в большинстве случаев все преодолимо. Семейные отношения требуют большой работы. А еще они требуют уступок… особенно от женщины. Такова уж наша участь».

«Да, видно, такова моя участь, – решила Мона. – Все оказалось сложнее, чем я думала, но это не повод сдаваться. Сколько душевных сил я вложила в этот брак, пути назад у меня просто нет. Значит, надо ждать, пока в Украине все нормализуется… или пока Сергей не сможет забрать меня с собой. Ждать и изо всех сил стараться сохранить то, что у нас осталось».

Мона сходила на консультацию к адвокату; ей почти удалось не краснеть, описывая ситуацию с мужем-иностранцем, сомнительным орфи и нелегализованным браком из Украины.

– Будет лучше, если ваш супруг приедет сюда для регистрации ребенка. Иначе, боюсь, могут возникнуть сложности. Это вопрос решаемый… но в отсутствие вашего супруга дело потребует значительных финансовых вложений. Вы меня понимаете?

«В этой стране все решают деньги, – с грустью подумала Мона. – Впрочем, в некоторых случаях это даже удобно – для тех, у кого деньги есть».

До родов оставалось уже меньше месяца, – живот у Моны вырос, ребенок двигался все активнее, заставляя ее замирать в предвкушении встречи с дочерью. Паническая боязнь окружающих слегка угасла, возможно, она просто слишком устала жить в постоянном страхе. И казалось, что все наконец налаживается, пока однажды не раздался телефонный звонок. Номер был незнакомый, и Мона, как будто предчувствуя недоброе, не сразу решилась взять трубку, но в конце концов все-таки ответила.

– Это Линда, – сказала подруга, не поздоровавшись. – Прости меня. Прости, если сможешь. Я не хотела.

– Линда? Что случилось?

– Твой отец знает, что ты в Каире, и знает, в каком районе. Тебе лучше уехать. Он в ярости и намерен достать тебя хоть из-под земли.

Мона почувствовала, как сердце уходит в пятки.

– Но… как?

– Карим проболтался отцу. Прости… Я не думала, что так получится. Он ведь всего лишь ребенок. Мизу приехал из командировки, они разговорились, и Карим все рассказал. Я пыталась объясниться с мужем, но он и слушать не захотел… Сразу позвонил твоему отцу… Тот немедленно примчался… Сейчас они ушли, а я взяла телефон у соседки, чтобы предупредить. Прости…

– Что именно он знает? – спросила Мона упавшим голосом.

– Что ты в Каире. Что ты беременна. Что мы встречались несколько дней назад. Мизу устроил такой скандал… ладно, сейчас это неважно. Мне пришлось сказать, что ты вышла замуж за Сергея и что он принял нашу веру. Не знаю, поверили ли они. Сколько было крику… Конечно, сразу им тебя не найти, но твой отец настроен очень решительно.

– Я должна срочно уехать.

– Я не знаю… наверное… стоп, давай подумаем. Прости, я в такой панике, что сама плохо соображаю. Может, все не так уж страшно? Не надо ждать, пока тебя найдут, – позвони отцу сама, объясни ему ситуацию: что вы поженились в Украине, но там началась революция, поэтому тебе пришлось вернуться. Скажешь, что Сергей принял ислам.

– Тогда почему я сразу не вернулась к отцу и матери? Почему живу в Каире совсем одна?

– Не знаю… ну предположим, ты боялась. После твоего скандального развода с Ахмедом и побега из дома ты боялась сообщить им о браке с иностранцем… Да, ситуация выглядит очень двояко. Но давай рассуждать логически: главная претензия твоего отца – то, что Сергей иноверец. Но ведь можно сказать, что он принял ислам. У него даже были какие-то бумаги, подтверждающие смену веры! И у вас официальный брак – да, заключенный в другой стране, но официальный!

– Мой отец не дурак – это во-первых. Он сразу поймет, что Сергей такой же мусульманин, как я космонавт. Во-вторых, он никогда не простит мне тайного брака. Неужели за столько лет в Египте ты так ничего и не поняла? Даже если у нас десять официальных брачных контрактов, тайный брак – позор для семьи. Уж лучше был бы орфи, но оглашенный перед всеми. Как я могу вернуться в дом отца с таким животом, при том что никто не слышал о моем замужестве? Я что, буду показывать каждому встречному украинское свидетельство о браке?

– Но можно сделать перевод…

– Линда, мы живем по законам шариата. Любой брак должен быть объявлен публично – и точка. Не важно, сколько у меня контрактов и на каком языке. Для всех окружающих я – проститутка, потому что не вышла замуж честь по чести, как положено, с толпой приглашенных и публичным оглашением брака. Ну и то, что муж иноверец, делает ситуацию вообще из ряда вон. Отец никогда мне не поверит и никогда не простит…

– Прости меня, – прошептала Линда. – Я так виновата… Я не хотела, клянусь.

– Ладно, все равно уже ничего не исправить… Знаешь, рано или поздно это должно было случиться. А сейчас мне нужно уезжать, причем как можно скорее.

– Но ведь тебе скоро рожать… Как ты поедешь?

– У меня просто нет выбора. Даже боюсь представить, на что способен мой отец. Я выкину эту сим-карту и куплю другую. Позвоню, как только смогу, но вряд ли это будет скоро.

– Прости меня.

– Линда, мне нужно бежать. Времени нет. Если Аллах мне поможет, я успею скрыться.

– К чему такая спешка? Отец в любом случае не найдет тебя сразу.

– Но ведь в прошлый раз он меня как-то отыскал? Я не могу рисковать. Вдруг он запрет меня дома до конца дней? Заберет ребенка и отдаст дальним родственникам, а меня посадит под замок? Поэтому уже сегодня меня здесь не будет. Прощай, Линда. Не знаю, когда мы теперь сможем увидеться… и увидимся ли вообще. На все воля Аллаха. Я уже поняла, что бесполезно спорить с судьбой, – за все свои ошибки все равно придется платить.

– Мона, мне так жаль…

– Не надо. И не ругай Карима, – он действительно ребенок и проболтался не со зла. Знаешь, я всегда чувствовала, что рано или поздно отец меня найдет. Поэтому я так боялась возвращаться в Каир…

– Куда ты поедешь?

– Тебе лучше этого не знать. Может быть, я скажу потом, когда все образуется.

– Хорошо. Да хранит тебя Аллах, Мона. Я буду молиться за вас с ребенком. И буду ждать весточки в любое время дня и ночи.

Мона повесила трубку и некоторое время сидела неподвижно, пытаясь полностью осознать произошедшее. Бежать… Срочно. Она обвела взглядом квартиру, уже почти готовую к рождению ребенка. Черт, ведь следующий месяц уже оплачен, и никто не вернет ей эти деньги… а деньги у нее совсем не лишние. Многие вещи придется оставить… У нее мелькнула мысль нанять большую машину, чтобы перевезти все необходимое, но она тут же ее отвергла. Нет времени. Жаль денег, жаль вещей, но свобода дороже. Мона решительно встала и принялась собираться. Через час все было готово. Получилось два чемодана – один с личными вещами и другой с вещами для ребенка. Она вновь огляделась, решая, что еще взять: кроватку придется оставить, а вот коляску можно прихватить с собой. Двигаться быстро у нее не получалось – мешал живот, но она действовала на пределе своих возможностей. Адреналин бурлил в крови: быстрее, быстрее, еще быстрее. Наконец Мона была готова выйти на улицу. К счастью, баваба на месте не оказалось; она быстро поймала такси и на всякий случай назвала адрес на полпути к станции. Там Мона вышла, рассчиталась и поймала другое такси, которое довезло ее до места назначения.

«Если вдруг они найдут первого таксиста, он не сможет рассказать им, куда я на самом деле ехала».

На станции Мона сверилась с расписанием и купила билет первого класса на ближайший поезд в Александрию.

Глава 20. Александрия

Мона никогда раньше не бывала в Александрии, но много слышала об этом городе и отчего-то была уверена, что ей там понравится. Именно Александрия была ее резервным вариантом – на случай, если придется срочно уезжать из Каира.

Она не имела представления, где проведет следующую ночь, но это волновало ее меньше всего. От нервного перенапряжения рот совсем пересох, и очень сильно тянуло низ живота – раньше такого никогда не бывало. Мона понимала, что нужно срочно идти к врачу, но, сидя в поезде Каир – Александрия, она могла только ждать прибытия в северную столицу Египта – и молиться. Мона изо всех сил просила Аллаха помочь ей и сохранить ее ребенка. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя настолько беспомощной перед высшими силами.

«Я совершила страшный грех и теперь несу заслуженное наказание, – думала Мона. – Аллах никогда не посылает человеку испытания, которые тот не может вынести, но мои силы уже на исходе. Только бы с ребенком все было хорошо! Я виновата, но он – нет! Моя дочь не должна отвечать за ошибки матери! А вдруг это выкидыш? Или преждевременные роды? Нет, только не это! У меня совсем никого не осталось – Сергей далеко и занят своими делами, члены моей семьи стали мне врагами, и я бегу, словно раненый зверь, лишь бы они меня не нашли. Но ребенок ни при чем. Моя доченька, моя Сальма, – я готова отдать жизнь, лишь бы с ней все было в порядке…»

Боли в животе усиливались, и Мона торопила время, поминутно глядя на часы. Скорее, скорее, скорее… Когда поезд наконец остановился, она первая кинулась к дверям. На перроне Мона быстро нашла носильщика и погоняла его как могла. Вот и такси.

– Госпиталь, скорее в госпиталь. Какой? Понятия не имею. Я первый раз в этом городе. Мне нужен ближайший госпиталь, в котором есть врач-гинеколог, и, пожалуйста, побыстрее.

Таксист, похоже, понял серьезность положения, – он быстро довез Мону до больницы и сам предложил дождаться у дверей.

– Куда вы пойдете со своими чемоданами? Не волнуйтесь, я буду ждать сколько нужно.

Чемоданы ее уже не волновали, она даже не подумала, что водитель может попросту уехать, прихватив все вещи. Кое-как Мона доковыляла до ресепшен и объяснила ситуацию. Ее тут же отвели в кабинет. Серьезный врач долго рассматривал плод на УЗИ; Мона была в полуобморочном состоянии.

– Я вижу, вы сильно перенервничали. Вам это вредно. Насколько я могу судить, с ребенком все в порядке. Но на всякий случай я назначу еще пару анализов и сделаю вам укол.

– Вы уверены, что с ней все в порядке?

– Да, я не вижу ничего страшного. Но вам нужно поберечь себя. И обязательно приходите завтра. Я осмотрю вас еще раз, чтобы убедиться, что все хорошо.

– Да, конечно. Я сделаю все, что нужно.

– Где вы будете рожать?

– Я еще не знаю.

– Но у вас уже девятый месяц. Пора бы определиться.

– Да, конечно. Понимаете, я из Каира и планировала рожать там… Но обстоятельства так сложились… в общем, мне пришлось переехать в Александрию. Я только с поезда и почти ничего не знаю об этом городе.

– У вас все в порядке? Может быть, вам нужна помощь?

– Спасибо, вы очень добры, доктор. Но у меня все хорошо.

– Ну что ж… Тогда идите сдавать анализы, и я жду вас завтра. Вам есть где жить?

– Да, – соврала она.

Выйдя на улицу, Мона зажмурилась от яркого солнца. Таксист послушно ждал ее у входа.

– Мадам, у вас все хорошо?

– Да, Аль-Хамду ли-Ллях[43].

– Вы меня очень испугали.

– Я переживала за ребенка, но доктор сказал, что все в норме.

– Аль-Хамду ли-Ллях! Куда вас теперь отвезти?

– Понимаете, у меня нет жилья в Александрии. – Мона беспомощно развела руками. – Буду признательна, если вы посоветуете какой-нибудь приличный и не слишком дорогой район, где можно снять квартиру.

– Неужели у вас здесь нет родственников?

– Родственники приедут позже, – соврала Мона. – А пока мне просто нужно где-то остановиться.

Таксист присвистнул.

– Ну что ж, давайте попробуем.

Он не только отвез Мону, но и посмотрел вместе с ней несколько квартир, и даже помог слегка сбить цену.

– Сам Аллах послал мне вас, – сказала Мона, когда ее помощник занес чемоданы в новое жилье. – Не знаю, как бы я справилась.

– Мне было приятно помочь вам, мадам. Берегите себя. Надеюсь, ваши родственники скоро приедут.

Мона грустно улыбнулась.

– Ин ша Аллах.

У нее не было сил даже разобрать вещи. Она приняла душ, рухнула на кровать и сразу заснула.

На следующее утро Мона не сразу поняла, где находится. Ее разбудил яркий солнечный свет, свободно льющийся через открытые шторы.

«Где я?» – испугалась она.

В ту же секунду память напомнила о событиях вчерашнего дня. Мона села и огляделась в своем новом жилище. Квартира оказалась не слишком просторной, и обставлена была совсем просто. Впрочем, других вариантов все равно не оставалось.

«Когда родится ребенок и приедет Сергей, можно будет подумать о переезде… не раньше. Надо разбирать чемоданы, идти за продуктами, потом в больницу… О Аллах! Муж ведь даже не знает о том, что я в Александрии. Я со страху выбросила старую сим-карту, а новую так и не купила».

Сергей был на грани паники. Мона не могла сдержать самодовольства, увидев, что муж всерьез встревожен, – впервые за все эти месяцы.

«Наконец-то и его немного проняло», – подумала она с тайным удовлетворением.

– Ты не отвечаешь на звонки! Вторые сутки! Такого никогда не было! – бушевал он.

– Так получилось. У меня возникли серьезные проблемы.

– Что??? Какие проблемы?

– Отец напал на мой след.

В трубке повисла пауза.

– Как? Но… Черт, я даже не знаю, что сказать.

– Ничего не надо говорить. Мне пришлось уехать, причем срочно. Я страшно испугалась. Сейчас я в Александрии. Старую симку выбросила, так что сотри этот номер.

– Но зачем? К чему такие меры предосторожности? Если он все равно нашел тебя?

– Ну… он не совсем нашел. Просто узнал, в каком районе Каира я живу. Узнал, что я беременна. Впал в ярость и был готов перевернуть все вверх дном, лишь бы найти меня.

– Откуда он все узнал?

– Сын Линды проболтался своему отцу. Она брала Карима с собой, когда мы ходили по магазинам.

Сергей выругался.

– Пожалуйста, не надо.

– А что я, по-твоему, должен делать?

– Выдохнуть и успокоиться. Знаешь, рано или поздно это должно было случиться. В Александрии мне как-то спокойнее. Это большой новый город, в котором можно начать все с чистого листа. В Каире я постоянно оглядывалась на улице, боясь встретить знакомых, а здесь дышу легко и свободно.

– В Каире многомиллионное население, – с сомнением протянул Сергей. – Шансы встретить кого-то почти нулевые.

– Да, но я никак не могла успокоить нервы. Надо было сразу ехать сюда.

– Ну хорошо. Если ты уверена, что так лучше, пусть будет Александрия.

– Это еще не все. У меня очень сильно болел низ живота. Всю дорогу я очень боялась за ребенка и сразу с вокзала поехала в госпиталь.

– О боже!

– Врач сказал, что ребенок в порядке. Потом я кое-как нашла квартиру и сразу легла спать. Кстати, мне надо ехать в госпиталь за результатами анализов.

– Ладно, – протянул Сергей. – Я все понял. У тебя не жизнь, а сплошной детектив.

– Смешно.

– Будь, пожалуйста, на связи. Я очень переживал.

– Сергей… Понимаешь, тут такое дело, – протянула Мона. – Мне пришлось оставить на старой квартире много вещей – я бы просто не увезла все с собой.

– Я понял, – вздохнул он. – Тебе нужны деньги?

– Да, – признала Мона. – У меня осталось совсем немного. А теперь надо заново идти за покупками и решать вопрос с родами.

– Хорошо, я вышлю тебе денег через «Вестерн Юнион». Скорее всего, завтра. У вас ведь есть «Вестерн Юнион»?

– Вообще-то я не в деревне, – возмутилась Мона. – Александрия – многомиллионный город, второй по величине в Египте.

– Ладно, ладно.

– А как здесь красиво! Я потом скину фото.

– Ты знаешь, красоты Александрии меня как-то мало волнуют.

– А зря! Город и правда потрясающий. Вчера я мало что успела увидеть, но все, что видела, мне очень нравится.

– Главное, чтобы у тебя все было в порядке. Где ты будешь рожать?

– Не знаю, – грустно ответила Мона. – Мне понравилась вчерашняя больница. Может, там посоветуют хорошего врача?

– Ну, хорошо. Держи меня в курсе.

Весь день Мона занималась насущными делами – навела порядок в квартире, разобрала чемоданы, купила продуктов. Ее анализы оказались в норме, и на обратном пути из госпиталя она зашла поесть мороженого в одном из многочисленных александрийских кафе, а потом завернула на пляж. Дул свежий ветер; Мона сидела на берегу, закутавшись в плащ, и впервые за долгое время чувствовала себя спокойно и умиротворенно.

«Почему я сразу не поехала сюда? – размышляла она. – В Каире у меня все равно никого нет. Только Линда… но Линда связана с моей семьей, и поддерживать с ней связь просто опасно. Александрия – очень хороший вариант для того, чтобы начать новую жизнь. Город достаточно большой, чтобы затеряться в нем. И потом, меня всегда сюда тянуло».

Вскоре решился вопрос с предстоящими родами. В больнице Моне посоветовали гинеколога; она сразу поехала к нему на прием и обо всем договорилась. Сергей, как обещал, выслал денег, и Мона во второй раз отправилась за покупками. Ее страхи отступили; она перестала испуганно оглядываться, опасаясь встретить знакомых, и почти не обращала внимания на косые взгляды окружающих.

«Пусть думают что хотят, – решила Мона. – Плевать. Да, беременна. Да, одна. Так сложились обстоятельства. Их это не касается».

Единственное, что мешало Моне почувствовать себя счастливой, – это мысли о своей потерянной семье. У одиночества оказалось две стороны: с одной стороны – полная свобода в большом и незнакомом городе, где у Моны не было ни одного более или менее близкого человека. С другой – именно здесь она все чаще и чаще вспоминала мать и сестру. Мона фантазировала, как было бы хорошо обнять маму и поделиться с ней своими мыслями, страхами и надеждами.

«Мама, мама, – думала она. – Ты еще никогда не была нужна мне так, как сейчас».

В один прекрасный день Мона неожиданно нашла подругу. Она так привыкла к своей скорлупе, так вросла в нее, что уже не искала сближения: наоборот, сторонилась незнакомых людей, отделываясь от них вежливо-отстраненной улыбкой. Марьям стала единственной, кто смог заслужить ее доверие, – она казалась такой искренней и открытой, что Мона не устояла. Ее семья держала небольшой супермаркет, и Марьям частенько стояла на кассе: улыбалась покупателям, складывала покупки в пакеты и отсчитывала сдачу. Вечерами она выходила погулять на набережную, чаще всего с матерью, но поскольку та любила поболтать с подружками, Марьям оказывалась предоставленной самой себе. Поначалу они разговорились на общие темы, но очень скоро стали неразлейвода. Марьям была совсем юной, она едва закончила школу и справила свое совершеннолетие. В разговорах с этой девушкой Мона нашла отдушину и лекарство от одиночества, уже ставшего ее второй натурой. Но даже этой девушке она не могла открыть всей правды, потому поведала слегка отредактированную версию своей жизни. О родителях Мона умолчала, представившись сиротой. Про мужа она рассказала почти все, умолчав лишь о том, что Сергей иноверец. Мона видела, что Марьям полностью верит в эту историю и искренне переживает за подругу, а вот ее родителей, похоже, рассказ Моны не убедил. Она замечала, что родители Марьям смотрят на нее слегка настороженно, как будто прикидывая, чего можно ожидать от этой странной беременной женщины. Впрочем, родители не запрещали дочери общаться с Моной, а им большего и не требовалось.

Весна давно вступила в свои права: Средиземное море еще не нагрелось настолько, чтобы в нем купаться, но люди стали выходить на пляжи и проводить больше времени на улице. Мона, никогда раньше не видевшая моря, наслаждалась этим чудом природы; теперь она не могла представить, как столько лет прожила вдали от побережья. Когда-то Мона слышала фразу, что человек, хлебнувший воды из Нила, навсегда окажется влюбленным в Египет, но в ее случае роль любовного зелья сыграла соленая средиземноморская вода. Иногда она вспоминала Каир: свое знакомство с Сергеем на прогулочном корабле, долгие годы в доме отца и замужество с Ахмедом, – но теперь ей казалось, что это было совсем в другой жизни. Нет, ни за что на свете Мона не согласилась бы вернуться в Каир: жаркий, душный, многолюдный, где дорогие районы постепенно сменяются грязными трущобами, в которых люди рождаются, живут и умирают в атмосфере нищеты и безысходности. Каир был для нее тюрьмой – там каждый прохожий представлял потенциальную опасность, – а Александрия стала спасением. Здесь она могла вдохнуть полной грудью, могла спокойно выйти на улицу, могла просто жить, не опасаясь того, что кто-то узнает о ее постыдной тайне.

Время уже не тянулась, а летело, приближая день родов. Выйдя на финишную прямую, Мона вдруг резко запаниковала. Она по-прежнему много времени проводила в Интернете и, начитавшись там ужасов о возможных осложнениях при родах, сильно испугалась. Пытаясь успокоиться, Мона осаждала вопросами своего гинеколога и постоянно жаловалась Сергею.

– Если я умру, меня даже некому будет похоронить, – сказала Мона однажды в телефонном разговоре.

– Ради Аллаха! – Сергей давно перенял египетскую манеру разговора; беседуя с женой, он частенько употреблял характерные для арабов выражения. – С чего тебе умирать?

– Никогда не знаешь, что может случиться в родах.

– Мона! Это роды, а не сложная операция на сердце! Ты ведь сама рассказывала, что у вас до сих пор многие женщины рожают дома! А ты будешь в больнице под наблюдением врачей!

– Конечно, но…

– Никаких «но»! Как можно быть такой пессимисткой? Ты постоянно думаешь о плохом!

– Я вовсе не пессимистка! – возмутилась Мона. – Но во время родов может случиться все что угодно!

– Послушай, хабиби, каждый день может случиться все, что угодно. Любого из нас может сбить машина, ну и кирпич на голову тоже никто не отменял. Но ты ведь не думаешь об этом каждый раз, выходя из дома? Не нужно зацикливаться на плохом.

– А ты не сможешь приехать к родам? – протянула Мона. – Мне было бы гораздо спокойнее.

– Мы уже сто раз это обсудили. Я приеду через месяц – раньше никак не получится.

Сергей быстро попрощался и в раздражении повесил трубку.

«Да что же это такое! Мона становится все более невыносимой! – Он подошел к окну. – Когда-то нам было хорошо вместе, а теперь сплошной вынос мозга! О чем я думал, когда решил жениться?»

Сергей часто слышал, что брак убивает любовь, но, хоть и не спешил под венец, все же считал это преувеличением. Однако теперь он был склонен согласиться с мнением старших товарищей, – казалось, все хорошее, что было у них с Моной, исчезло после свадьбы, точнее – после того, как жена забеременела.

Он не испытывал никакого желания ехать к Моне, но деваться было некуда, и это выводило его из себя. Как и многие мужчины, Сергей с детства ценил свободу и терпеть не мог, когда его ставят в жесткие рамки. Сейчас это раздражение целиком и полностью вылилось на жену. В глубине души он понимал, что Мона не слишком-то виновата, что она тоже стала жертвой обстоятельств; понимал и то, что нужно проявить снисхождение к женщине, которая вынашивает его ребенка. Его знакомые, уже успевшие стать отцами, с грустью подтверждали, что беременные женщины совершенно невыносимы. Но Сергей чувствовал, что его терпение на исходе, и совершенно не хотел обратно к жене. Легкие и необременительные отношения с западными девушками устраивали его куда больше. Мысли о рождении дочери также не вызывали в нем никакого отклика.

«Ну, ребенок. Ну, мой. Я что, обязан сразу его полюбить? Наверное, у женщин это происходит как-то по-другому, но я пока ничего не чувствую, кроме того, что обязанностей у меня еще прибавится. Как будто мне этих мало! Нет, я не подлец и не собираюсь отказываться от дочери, но не нужно требовать от меня невозможного».

Сергей уже сомневался, что когда-нибудь захочет увезти Мону с ребенком с собой, – даже если у него появится такая возможность. Правда, он решительно не представлял, как сказать об этом жене. Впрочем, пока было рано загадывать на будущее, слишком много текущих дел требовало его участия.

Он закурил сигарету. «Еще и мама…» Про маму не хотелось даже думать. Тамара Николаевна все сильнее жаловалась на плохое здоровье, постоянное одиночество и полное равнодушие сына. Многочисленные попытки успокоить ее не срабатывали; мама хотела только одного: чтобы сын был рядом и постоянно уделял ей внимание.

Сергей вздохнул, и его мысли перетекли в более приятное русло. Пару недель назад он получил письмо от Юли, весьма милое и доброе письмо. В отличие от жены и матери, Юля ничего не требовала и даже не напоминала о том, что произошло между ними накануне его отъезда в Канаду. Лишь в конце письма он увидел легкий намек: мол, все хорошо, но без тебя тут как будто чего-то не хватает. Сергей не мог знать, что Юля посвятила этому письму не один день; она даже консультировалась с психологом, чтобы сделать его максимально легким и ни к чему не обязывающим, но таким, чтобы Сергею непременно захотелось ответить. Он тут же написал ей ответ; ничего особенного, всего пару абзацев. Рассказал про Канаду, про новые знакомства и свою работу и в конце добавил, что летом планирует ненадолго приехать в Украину. Юля и так знала об этом от Тамары Николаевны, которая терроризировала ее почти так же, как сына.

У них завязалась переписка; Юля осторожно дала понять, что знает о его проблемах с матерью и догадывается о проблемах с женой. Сергей оценил ее деликатность; она не навязывала свою помощь, ничего не просила и неизменно поднимала ему настроение. Пару раз Сергей ловил себя на мысли, что ему было бы куда приятнее видеть своей женой Юлю, а не Мону. Даже предстоящий визит к матери казался ему не столь уж тяжелой повинностью, ведь там он может снова увидеться с этой женщиной. Жаль только, что придется ждать лета, а сначала лететь в Египет…

Когда Мона сообщила о вынужденном отъезде в Александрию, переживания за судьбу жены и ребенка на время затмили его раздражение, но скоро все вернулось на круги своя. Он лишь надеялся, что после рождения дочери Мона будет слишком занята и у нее не останется времени донимать мужа.

«Хоть бы эти чертовы гормоны успокоились и она перестала истерить по поводу и без», – раздраженно думал Сергей.

Отношения с Моникой плавно шли к завершению; она собиралась в длительную командировку, и оба понимали, что не станут хранить друг другу верность в разлуке. Сергей собирался подарить ей на прощание какое-нибудь украшение, обменяться контактами в соцсетях, пообещать звонить и скучать, провести напоследок приятный вечер… и разойтись вполне удовлетворенными этим милым романом. Сергей с тревогой замечал, что все чаще думает о Юле… куда чаще, чем это позволительно женатому мужчине. Сначала он пытался сопротивляться этим мыслям, но затем махнул рукой.

«Раз уж в жизни все хреново, могу я хоть помечтать?»

В этот момент зазвонил телефон. Сергей подкинулся, но тут же расслабленно вздохнул. Звонила Юля.

– Привет. Ты не занят?

– Для тебя я никогда не занят, – галантно ответил Сергей.

– Приятно. Я тебя и правда не отвлекаю?

– До пятницы я совершенно свободен, – отшутился он.

– Знаешь, а я сегодня была в нашем кафе.

– В том, где мы любили прогуливать пары?

– Да! Я и не думала, что ты его помнишь.

– Конечно, помню. Только не думал, что то кафе еще работает.

– У него поменялся хозяин, но оно работает. Знаешь, меня прямо накрыла ностальгия… Пила там кофе и вспоминала студенческие годы.

– Когда я приеду, обязательно сходим туда вместе.

– Ловлю на слове. Но ты что-то опять грустный.

– У меня все нормально. Ну, более или менее.

– Понятно. Мама? Или опять Мона?

– Мона.

– Поссорились?

– Да нет, все как обычно. Я постоянно в чем-то виноват и что-то должен.

– Говорят, беременные женщины часто становятся невыносимыми.

– Что ж, будем надеяться, это скоро пройдет. Потому что моих нервов надолго не хватит.

– Все будет хорошо. Не грусти.

– Похоже, ты единственная, кому есть дело до моего настроения.

– Просто я тебя люблю, – вдруг сказал Юля.

Сергей замолчал. Он понимал, что на такое признание надо хоть что-то ответить, но совершенно не знал, что именно. На секунду Сергей задумался: а любит ли он Юлю? Похоже на то. По крайней мере, она подходит ему на роль жены куда лучше, чем Мона, в этом он не сомневался.

Но что все-таки ответить? Мол, тоже люблю, трамвай куплю? Смешно. А куда деть жену и ребенка? Такие признания обычно предшествуют началу серьезных отношений, а он не в том положении, чтобы взваливать на себя обязательства перед другой женщиной.

Пауза затянулась.

– Да расслабься ты, – засмеялась Юля. – Я все прекрасно понимаю и не жду от тебя ни серьезных признаний, ни решительных действий.

– Мне бы очень хотелось ответить тебе то же самое, – честно сказал Сергей. – Но я просто не имею на это права.

– Повторяю: расслабься. Я сказала это вовсе не для того, чтобы повесить на тебя еще один груз. Наоборот, я хочу, чтобы ты знал, что в этом мире есть человек, который любит тебя совершенно искренне и бескорыстно.

– Спасибо, Юль. Для меня это и правда многое значит.

Попрощавшись, Сергей закурил сигарету и задумался, как навести порядок в своей жизни. С мамой ничего не поделаешь – мама есть мама, придется терпеть ее старческие причуды и жалобы. А вот жена… С женой со временем можно разойтись: тихо и по-хорошему. Но как сказать об этом Моне?

«Буду смотреть по ситуации, – решил Сергей. – Конечно, сейчас это было бы слишком жестоко. Может, позже… А вдруг она и сама все поймет? Терпеть не могу эти «серьезные разговоры» и тяжелые расставания. Тем более в нашем случае и так все понятно. Я сделал, что мог: женился на случайно залетевшей девушке и не отказываюсь от ребенка. Но, черт подери, я ведь тоже человек и имею право на счастье!»

Мона думала совершенно иначе. В это же самое время она сидела на берегу Средиземного моря и мечтала о счастливой семейной жизни с Сергеем и их дочерью.

«Интересно, в какую страну мы поедем? Впрочем, не важно! Главное, чтобы все вместе. Я ведь была только в Украине… и еще в Эмиратах с Ахмедом». – При мысли о бывшем муже Мона нахмурилась. Нет, не нужно его вспоминать.

«Буду мыслить позитивно. Скоро родится наша дочь, приедет Сергей, и все у нас образуется. Мы станем ездить по разным странам и, может, даже объедем весь мир, как я когда-то мечтала!»

Сегодня Марьям не смогла пойти с ней, поэтому Мона сидела на берегу в одиночестве. Становилось прохладно, но ей совсем не хотелось уходить. Вдруг какие-то боли внизу живота заставили ее отвлечься от своих мыслей. Некоторое время она прислушивалась к себе, надеясь, что скоро все закончится само собой, но боль только усиливалась.

«Неужели это схватки?» – в ужасе подумала Мона. Она так долго настраивалась на роды, но в этот момент почувствовала, что совершенно не готова.

Пытаясь справиться с паникой, Мона несколько раз глубоко вдохнула и с максимально возможной в ее положении скоростью понеслась домой. Схватив документы и заранее собранную сумку, она спустилась вниз и вызвала такси. По дороге Мона позвонила врачу и написала сообщение Сергею.

«Только бы все прошло благополучно… только бы с моей дочкой все было хорошо».

Боль становилась все сильнее. Мона выдохнула с облегчением, когда машина остановилась у больницы.

«Я уже на месте… бояться нечего… Ох, если бы мама была со мной! До чего же страшно!»

Дежурный врач провел осмотр и подтвердил, что роды начались. Ее определили в палату и поставили капельницу.

– Доктор Хамза скоро приедет, – сказал он. – Постарайтесь не нервничать. Когда приедут ваши родные?

– Никто не приедет, – с вызовом ответила Мона. – Я сирота, а мой муж работает в другой стране, он не успел вернуться к родам.

– О-о-о, – удивился врач. – Ну разумеется, раз у вас такая ситуация… Просто это несколько странно… обычно все финансовые вопросы решают родственники роженицы.

– Я сама решу все вопросы, – ответила Мона, пытаясь не расплакаться.

– Но, может быть, кто-то придет забрать вас отсюда? Вам будет сложно идти одной с ребенком на руках.

– Да, я позвоню Марьям… Это моя подруга. Доктор, мне очень больно. Это нормально?

– Придется потерпеть: боли будут еще сильнее. Дышите и постарайтесь отдыхать в перерывах между схватками. Скоро вам потребуется много сил.

Следующие часы показались Моне бесконечными. Кое-как она смогла позвонить Марьям, и та обещала забрать ее после родов.

– На следующее утро, не раньше, – сказала Мона, задыхаясь от боли.

– Я позвоню тебе сразу, как проснусь, – пообещала подруга. – Как ты себя чувствуешь?

– Очень больно, – простонала она. – Не представляю, как переживу эту ночь.

– Ин ша Аллах, все скоро закончится, и ребенок родится здоровым. Я буду молиться за тебя.

Когда позвонил Сергей, Мона уже не могла говорить. Она крикнула в трубку, что рожает, и сразу отключила телефон. В этот момент ей было не до него. Почему так больно и так долго? Она лежала в палате совершенно одна; иногда заходили медсестры и проверяли раскрытие. Безумно хотелось пить, но ей не разрешали; лишь иногда сердобольные девушки смачивали губы Моны влажной марлей. Боль становилась все сильнее, а перерывы между схватками все короче. Мона постоянно смотрела на настенные часы, гадая, почему время идет так медленно. Она уже понимала, что это будет самая длинная ночь в ее жизни. Да, Мона много читала о родах и знала, что это долго и больно… но и представить не могла, что настолько долго и настолько больно. Иногда боль казалась ей наказанием за грехи – не может быть, чтобы и остальные женщины настолько страдали. Она успела много раз пожалеть о том, что решила рожать сама и отказалась от кесарева сечения[44], но было уже поздно менять решение.

Врач приехал только под утро, когда Мона едва помнила себя от боли. Он провел очередной осмотр и сказал, что скоро ее можно переводить в родзал.

– Осталось всего один-два сантиметра. Потерпите еще чуть-чуть.

– Я больше не могу, – прошептала Мона.

– Можете, можете. Я знаю, что тяжело, но нужно еще немного продержаться, – успокоил ее врач и ушел пить кофе.

Было раннее утро. Мона, уже не сдерживаясь, кричала во все горло, но окружающие, похоже, не видели в этом ничего особенного. Время не просто шло медленно – оно остановилось. Прошло всего полчаса с тех пор, как провели последний осмотр, а ей казалось, что миновала целая вечность. Наконец вернулся врач, снова проверил раскрытие и на этот раз остался доволен. Две заспанных медсестры отвели Мону в родзал.

Начались потуги; Мона до крови стискивала губы, пытаясь выполнять указания врача. Ей казалось, что эта пытка никогда не кончится.

– Вижу головку. Давай, осталось совсем чуть-чуть, – сказал врач.

Мона в последний раз напрягла силы, чувствуя, что, если не родит прямо сейчас, больше просто не выдержит. В какой-то момент она с удивлением увидела, что ее живот исчез, и в этот же момент услышала плач.

– Поздравляю, у вас дочка.

Пока медсестры мыли и одевали ребенка, она все пыталась приподнять голову, чтобы увидеть девочку. Сил не осталось совершенно, и любое движение давалось с огромным трудом. Ей помогли одеться, и Мона вернулась в палату. Вскоре туда же принесли Сальму.

– Когда приедут ваши родственники?

– Скоро, ин ша Аллах.

Прошло несколько часов; Сальма тихо спала в детской кроватке, а новоиспеченная мама балансировала между сном и явью. Ей все еще не верилось, что она наконец родила ребенка. Боль постепенно забывалась, отходя на второй план. Она разглядывала дочь: крошечные ручки, ножки, глазки – все такое миниатюрное, как будто игрушечное, – и не могла до конца осознать, что это ее девочка. Спать хотелось неимоверно, но кто-то все время мешал ей полностью расслабиться и отбыть в страну Морфея. Позвонила Марьям; она долго кричала в трубку, поздравляя подругу, и в конце пообещала приехать со своими родными, чтобы забрать их из госпиталя. Следующим был звонок Сергея; они поговорили, но как-то скомканно. Муж тоже поздравил Мону с рождением ребенка, но она не могла не заметить, что в его голосе чувствовалась не столько радость, сколько облегчение.

«Мужчине трудно понять, что такое ребенок, тем более на таком расстоянии», – успокоила себя Мона.

Затем в палату косяком потянулись медсестры и прочий медперсонал. Стало ясно, что поспать теперь удастся только дома. В ожидании сопровождающих Мона рассчиталась за услуги госпиталя и переоделась. Приехала Марьям со своими родителями; ей помогли собраться и отвезли на квартиру. В дороге Сальма проснулась и долго рассматривала мир вокруг, удивленно моргая. Мона смотрела на дочь, с трудом сдерживая слезы.

«Теперь я не одинока, – думала она. – Этот маленький человечек никогда меня не разлюбит».

Поглощенная ребенком, Мона все же не могла не заметить, как странно смотрят на нее родители Марьям. Она понимала, что озвученная версия ее жизни выглядит, мягко говоря, странно, и несложно догадаться, о чем думают эти люди. Одинокая женщина, без семьи, без мужа… Надо сказать им спасибо, что вообще согласились приехать, – теперь Мона понимала, что едва ли смогла бы обойтись без помощи.

«Вот они удивятся, когда увидят Сергея, – мелькнуло у нее в голове. – Но пусть хоть удостоверятся, что у меня и в самом деле есть муж».

В квартире мать Марьям взяла Сальму на руки, показала, как кормить и переодевать ребенка. Моне было неловко задерживать своих помощников; она поблагодарила их и заверила, что дальше справится сама.

– Тяжело тебе будет совсем одной, – заметила Марьям.

– Ничего, справлюсь. Скоро приедет муж, он поможет.

– На мужчин в таких делах надежды мало, – протянула мать Марьям.

– Ну, деваться мне все равно некуда.

– Ладно. Если что-то потребуется, звони, не стесняйся. И постарайся отдохнуть, пока ребенок спит. Тебе нужно восстановить силы.

Когда все ушли, Мона сразу провалилась в сон, но скоро ее разбудил плач дочери. Пришлось вставать, разводить ей смесь и укачивать. С этого дня Мона забыла значение слова «выспаться» – ребенок вел себя очень беспокойно, часто просыпался и плакал. Она сбилась с ног, пытаясь уложить Сальму, кое-как привести себя в порядок и хоть что-то сделать по дому.

– Не думала, что это настолько сложно, – жаловалась Мона Сергею. – Интересно, как мама справлялась с четырьмя детьми?

– Все наладится. Она скоро подрастет, и тебе будет легче.

– Надеюсь. Я уже просто валюсь с ног.

Сергей радовался, что жена перестала названивать ему по нескольку раз за день, сейчас у нее просто не было на это времени. Она усталым голосом отвечала на его звонки, но долго поговорить им обычно не удавалось – или Сальма начинала плакать, или сама Мона валилась с ног и была не в состоянии вести долгие беседы.

«Слава богу, что ребенок отвлекает ее от меня», – радовался Сергей.

Тем не менее поездка в Египет казалась неизбежной: как бы сильно ни была занята Мона, она регулярно напоминала ему, что ждет его как можно скорее. Зарегистрировать ребенка пока не удалось; щеки Моны еще долго горели от стыда, когда она вспоминала о своем походе к чиновникам. Они косо посмотрели на орфи и спросили, где отец ребенка. Мона сбивчиво начала объяснять про Сергея и его работу в Канаде.

– Без мужа не зарегистрируем. Пусть приходит и подтверждает свое отцовство, – резко ответила толстая женщина, брезгливо поджав губы.

«Рожают непонятно от кого, а нам потом расхлебывать», – читалось в ее глазах.

– На меня смотрят, как на проститутку, – плакалась Мона.

– Не преувеличивай, – успокаивал ее Сергей.

– Так оно и есть. Хватит с меня унижений.

– Я смогу прилететь через пару недель, ненадолго, – нехотя согласилась он.

– Хорошо, пусть будет через две недели. Просто дай мне знать, когда твой рейс. Мы с Сальмой тебя встретим.

– Ладно, – вздохнул Сергей. – В ближайшие дни куплю билеты.

– Не слышу энтузиазма, – подколола его Мона.

– Тебе кажется. Давай не будем искать повода для ссоры?

– Прости. Я совсем вымотана.

– Все образуется, – автоматически повторил Сергей.

Глава 21. Сальма

Оставшиеся до приезда Сергея две недели тянулись бесконечно. Все дни слились в один огромный клубок, где краткие периоды сна нещадно прерывались громким и требовательным плачем Сальмы. От постоянного недосыпа Мона почти перестала различать времена суток и чувствовала себя, словно зомби: она автоматически передвигалась по квартире, совершая все необходимые действия, а в голове билась всего одна мысль: уложить дочку спать и хоть ненадолго прикорнуть рядом с нею. Иногда ее выручала Марьям – она забирала Сальму на прогулку, давая подруге возможность подремать. Мона была безмерно благодарна даже за эту краткую передышку; оказалось, что справиться с ребенком без помощи совсем не так просто, как ей представлялось раньше.

– Очень капризная у тебя дочка, – качала головой Марьям. – Наверное, ты много нервничала во время беременности. Говорят, когда беременная женщина нервничает, ребенок сильно страдает.

– Ситуация у меня была очень нервная, – призналась Мона.

– А когда прилетает твой муж?

– Уже через несколько дней, ин ша Аллах.

– Насовсем?

– Нет, что ты. Посмотрит на дочку, погостит и улетит обратно – работать.

– Вы что, так и будете жить в разных странах?

– Нет, это временно. Просто пока у него нет возможности забрать нас с собой. Но как только появится, мы будем жить вместе. – Моне очень хотелось верить, что так оно и случится.

Все это время ей было не до зеркала, но однажды, приглядевшись к себе, Мона просто ужаснулась. Красные от недосыпа глаза, впалые щеки и тоска во взгляде – еще никогда она не выглядела такой несчастной и жалкой.

«Что скажет Сергей, увидев меня эдаким страшилищем?» – подумала Мона и кинулась приводить себя в порядок. За несколько дней ей удалось чуть-чуть улучшить свой внешний вид.

– Получше. Но все равно бросается в глаза, что ты очень устала и недосыпаешь. И круги под глазами никуда не делись, – оценила Марьям ее старания.

– Я же не могу спать, когда Сальма плачет, – вздохнула Мона. – Придется как-то пережить этот период. Знаешь, только сейчас я поняла, как много свободного времени у меня было раньше. Даже не представляю, чем я занималась целый день без ребенка?

– Ты просто жила, – засмеялась Марьям. – Ничего, все пройдет. Мама говорит, первый год самый трудный.

– Боюсь, год в таком режиме я не продержусь. Остается надеяться, что Сальма быстро исправится.

– Такова наша женская доля – мужчинам этого не понять.

Мона надеялась получить хотя бы небольшую передышку с приездом Сергея, но когда долгожданная встреча состоялась, оказалось, что он боится лишний раз дотронуться до дочери и совершенно не готов подниматься к ней ночами. Мона, как и обещала, поехала встречать мужа в аэропорт; они неловко обнялись, стесняясь посторонних взглядов, сели в такси и скоро оказались в ее новой квартире. Она покормила Сергея обедом, а он распаковал подарки из Канады.

– Правда Сальма прелесть? – с гордой улыбкой спросила Мона.

– Ну, я мало что понимаю в младенцах. Она совсем кроха, ее даже на руки страшно взять.

– А ты не бойся. Это же наш ребенок!

– Да, конечно. Просто я, видишь ли, никогда не имел дела с новорожденными. А почему она так часто плачет?

– Доктор говорит, это колики. Я даю лекарства, но они почти не помогают.

– И что, с этим ничего нельзя сделать?

– Ничего. Только ждать, когда все само пройдет. Сергей, побудь немного с Сальмой, ладно? Я прилягу, а то опять всю ночь не спала. Прости, но я и правда валюсь с ног.

– Хм. Ну конечно, ложись.

– Если она проснется, покачай ее в кроватке или на руках.

– Ну… я не уверен, что у меня получится. Ладно, попробую.

Мона сразу провалилась в сон, но совсем скоро ее разбудил знакомый плач. Сергей сидел рядом с дочерью и лениво тряс кровать, глядя в экран своего смартфона. Увидев жену, он явно обрадовался.

– Хорошо, что ты встала. Я не знаю, что с ней делать. – С этими словами он отошел от ребенка.

– Ее просто надо успокоить! – ответила Мона. – Хабиби, ну я же просила.

– Послушай, я обычный мужчина, а не бебиситтер. Может, ее надо покормить, или поменять памперс, или еще что-то.

– Она не голодная, я ее недавно покормила. А все остальное ты можешь сделать с тем же успехом, что и я.

– Но я не умею!

– Я тоже не умела! Это мой первый ребенок! Или ты думаешь, что все женщины рождаются с какими-то встроенными функциями по уходу за младенцами?

– Послушай, Мона, это не мужское дело. Мужчина работает, женщина рожает и потом занимается детьми. Мне кажется, что ты, выросшая в патриархальном обществе, должна это понимать.

– Я все понимаю. Но обычно у женщины есть мать, сестра, свекровь… кто-нибудь, кто может помочь. И потом, дети бывают разные. С Сальмой я уже почти месяц не сплю по ночам… – Мона почувствовала, как из глаз против воли капают слезы.

– Мне жаль, но что я могу сделать? Она скоро вырастет, и ты снова начнешь высыпаться. Мона, ради бога, на мне и так куча обязанностей! Ты хочешь повесить на меня еще и уход за ребенком? Я ведь все равно уезжаю через неделю!

– Да ничего я на тебя не вешаю, – ответила Мона. – Просто надеялась хотя бы на минимальную помощь. Очень сложно существовать в таком режиме, в котором я живу уже много-много дней. Да, ты мужчина, я не спорю… но ведь можно отнестись к любимому человеку с пониманием и постараться хоть что-то для него сделать, даже если это не твоя обязанность.

«К любимому – наверное, можно, только при чем здесь ты?» – чуть было не сорвалось с языка у Сергея, но он вовремя сдержался.

Мона взяла плачущую дочку на руки и вышла из комнаты, чтобы завершить этот спор. К вечеру они с мужем кое-как помирились, но осадок от этой ситуации остался.

«Я постоянно что-то должен, – думал Сергей. – Теперь, оказывается, еще и сидеть с ребенком. Прекрасно!»

«Неужели какие-то дурацкие принципы ему дороже, чем я? Неужели так сложно хотя бы час посидеть с родным ребенком, который к тому же живет в другой стране и которого ты так редко видишь?»

Так или иначе, каждый решил, что худой мир лучше доброй ссоры. Мона, хоть и считала мужа неправым, очень не хотела портить с ним отношения и твердо пообещала себе не допустить повторения этой ситуации. Сергей же надеялся продержаться эту неделю с наименьшими потерями и с чувством выполненного долга возвратиться в Канаду.

Не без помощи адвоката, но им удалось наконец зарегистрировать Сальму. Мона выдохнула с облегчением – с документами на руках ей было гораздо спокойнее. Оставшиеся дни они просто гуляли по городу. Как ни странно, Александрия Сергею понравилась – хотя бы в этом вкусы супругов совпали. Передвигаться с Сальмой оказалось проблематично, да и вечно усталая Мона не выдерживала долгих прогулок. Она по-прежнему все время была привязана к ребенку и не могла оставить дочку с отцом дольше чем на пять минут. Поскольку ночами Сальма сильно плакала, Сергей сразу взял подушку и отправился спать на диван в холле; Мона хотела запротестовать, но сдержалась.

«Это же не навсегда, – успокаивала она себя. – Что толку ночевать вместе, если к вечеру я все равно никакая от усталости, да и ночью Сергей никогда не встанет к ребенку…»

Неделя пролетела быстро, оставив у Моны горький привкус разочарования. Она так надеялась, что эта встреча все расставит по своим местам и не только вернет в их отношения былую легкость, но даже сделает чувства крепче: ведь теперь их трое! Еще она мечтала получить хоть небольшую передышку с Сальмой, – но все прошло совсем не так, как ей хотелось. Что касается Сергея, то он уезжал, едва скрывая облечение и радость, и попутно гадал, на сколько можно отложить следующий визит к жене.

– Когда ты приедешь? – спрашивала Мона, провожая мужа в аэропорт.

– Мы же сто раз уже об этом говорили. Летом мне придется съездить домой, повидать маму, ну и решить кое-какие вопросы в киевском офисе. А потом… ну, у меня останется еще неделя или две. Может, осенью?

– До осени еще целых полгода, – приуныла она.

– Зато мы успеем соскучиться, – покривил душой Сергей.

– Раньше точно никак?

– Хабиби, ну не начинай. Придется потерпеть. Здесь не Каир, ты в безопасности, занята ребенком… Вот увидишь, время пролетит быстро и незаметно.

– Вся моя жизнь – одно сплошное ожидание, – с горечью откликнулась Мона. – Я жду то одного, то другого… А так хочется просто жить…

– Не надо драматизировать. Тебе же не сто лет.

– Знаешь, иногда я чувствую себя гораздо старше своего реального возраста.

– Ну, вот мы и приехали, – радостно воскликнул Сергей, увидев знакомое здание аэропорта.

– Угу, – кивнула Мона, с трудом сдерживая слезы. Сальма, заснувшая по дороге, скривила ротик и требовательно зачмокала губами.

– Она проснулась? Лучше езжай домой, – торопливо сказал Сергей.

– Ладно, – согласилась Мона. – Счастливого пути. Напиши, как приземлишься.

– Конечно. Береги себя и дочку. Я побегу на регистрацию, а то опоздаю. – Он быстро чмокнул Сальму, приобнял жену и решительно вышел из машины. Мона проводила его взглядом, чувствуя, что не может сдержать слез.

«Почему все так сложно? – размышляла она по дороге домой. – Может, мама была права, говоря, что любовь рождается в браке, а у кого она возникла еще до свадьбы – легко может исчезнуть после начала совместной жизни? Тогда мне казалось, что это полная чушь, а теперь именно это и происходит с Сергеем. Раньше нам было так хорошо вместе, а теперь он совсем чужой… Даже общий ребенок не может нас сблизить»…

Мысли Сергея протекали в том же направлении, – куда же делась вся любовь и романтика? – но настроение его было куда более радостным. Он чувствовал себя почти свободным человеком, наконец сбросившим тяжелый опостылевший груз. Пройдя все этапы контроля и досмотра, он сразу направился в кафе в надежде взбодриться парой бокалов виски. Правда, алкоголя там не оказалось, но даже это не смогло испортить ему настроения.

«Потерплю, – решил Сергей. – Совсем скоро я окажусь в Канаде. Даже не верится: полная свобода на ближайшие полгода!»

Когда самолет взмыл в небо, Мона, глотая слезы, пыталась уложить ребенка. Она видела перед собой череду унылых дней, наполненных рутинными обязанностями, и бессонных ночей, которые ей придется провести с ребенком на руках. Как бы сильно Сергей ни старался скрыть свои чувства, она понимала, что муж совсем не стремится к воссоединению, и никак не могла с этим смириться. Все чаще и чаще вспоминала Мона слова Линды о том, что людям Востока и Запада слишком сложно понять друг друга, а тем более – ужиться вместе. В этот момент ей вдруг так сильно захотелось поговорить с кем-то, кто все о ней знает и перед кем не нужно притворяться… Забыв о конспирации, Мона схватила телефон и позвонила Линде. Они ни разу не разговаривали с момента побега Моны из Каира, – подруга не знала даже о рождении Сальмы.

– Алло? – Голос Линды звучал настороженно.

– Ты можешь разговаривать? – забыв поздороваться, прошептала Мона.

– О Аллах, это ты? Дорогая, я так волновалась!

– Ты можешь разговаривать? – повторила Мона.

– Да, не волнуйся. Карим в школе, дочка спит, муж на работе.

– Хорошо. Извини, мне и правда следовало позвонить тебе раньше. Но я так испугалась…

– Я тебя прекрасно понимаю, – успокоила ее Линда. – Как ты?

– Послушай, не сохраняй этот номер и сотри информацию о звонке, ладно?

– Ну конечно, я запомню номер и удалю его из списка. Не волнуйся, прошлого урока мне хватило на всю жизнь. Расскажи, как ты живешь? Я даже не спрашиваю, где…

– Все нормально. Я родила дочку.

– Мона, я так за тебя рада! Поздравляю! Все хорошо?

– Не знаю… – честно ответила она. – Так в целом вроде нормально. Жива, здорова, есть крыша над головой. Только Сальма ведет себя очень беспокойно.

– Это просто надо пережить, – сказала Линда. – Когда Карим был маленьким, я страшно не высыпалась.

– Ну вот… тяжеловато, но я справляюсь. Деваться все равно некуда. Главное, что с ребенком все в порядке.

– А почему такая грустная? Ты там не голодаешь? Может, прислать тебе денег?

– Спасибо, Линда, деньги есть.

– Сергей приезжал?

– Да. Вот только что уехал. Буквально пару часов назад проводила его в аэропорт. – Мона осеклась.

– Вы что, поссорились? – мягко спросила Линда.

– Не совсем. Понимаешь, у нас что-то совсем не клеится. Как будто раньше между нами была связь, а теперь ничего не осталось. Так, разговоры на общие темы.

– Рождение ребенка – тяжелый период для молодой семьи. Мне кажется, ты слишком близко принимаешь к сердцу. Так сложилось, что вы вынуждены жить далеко друг от друга, и потом, ты только родила, у тебя гормоны, нет времени, нет сил… Раньше вы могли сорваться в кафе, или на ипподром, или куда там вы еще ходили, а теперь ты полностью привязана к ребенку. В этом нет ничего трагичного, просто приходится пересмотреть приоритеты.

– Понимаешь, Линда, это все звучит очень правильно. Но положа руку на сердце, я не уверена, что дело в ребенке. Наши отношения разладились еще до родов. Я стараюсь сохранить семью, иду на уступки, но Сергей… мне кажется, семья для него – словно каторга. Я чувствую, что он не получает никакого удовольствия, находясь рядом со мной и Сальмой. И я совершенно не представляю, как мы до этого дошли и что теперь можно сделать.

– Но ведь он приехал, не бросил вас?

– Да, приехал. Привез денег. Посмотрел на дочку. Помог мне ее зарегистрировать. Погулял со мной по городу. Но все это как будто против воли.

– А ты пробовала поговорить?

– Пробовала, но это бесполезно. Сергей делает вид, что нет никакой проблемы и он вообще не понимает, о чем это я. А потом снова утыкается носом в свой телефон.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь. Не забывай, что после родов у тебя нарушен гормональный фон.

– Нет, Линда, гормоны здесь ни при чем. Помнишь, ты говорила мне о том, как трудно восточной женщине жить с западным мужчиной?

– О Аллах, ну ты и вспомнила! Мало ли что я тебе тогда наболтала? И потом, мы говорили гипотетически. А сейчас ты замужем, у тебя семья, ребенок…

– Но я не чувствую себя замужем.

– Мона, успокойся! Я понимаю, тебе тяжело одной справляться с новорожденной дочкой, ты расстроена из-за отъезда Сергея, но пожалуйста, перестань себя накручивать! У вас временные трудности. Все еще будет хорошо.

– Ин ша Аллах, – ответила Мона. – Спасибо за поддержку. Я что-то и впрямь расклеилась.

– Сядь, выпей чаю, расслабься. И ни в коем случае не думай о плохом! Самое главное – это твоя дочка! Остальное – мелочи жизни.

– Ладно, я попробую, – с сомнением протянула Мона. – Расскажи, что нового у вас? Ты что-то знаешь про моего отца?

– Эта тема у нас – до сих пор табу. Муж мне почти ничего не рассказывает. Но кажется, сейчас твой папа слегка успокоился.

– Наверное, он уже понял, что меня нет в Каире. Мизу сильно разозлился?

– Он и сейчас злится. Но ты не бери в голову, с мужем я сама разберусь. Главное, что у тебя все в порядке.

– Ой, Сальма плачет, – встрепенулась Мона. – Я потом тебя еще наберу.

– Хорошо. Беги к дочке и целуй ее от меня.

Разговор с Линдой слегка успокоил Мону. В глубине души она понимала, что ее проблемы с Сергеем нельзя объяснить расстоянием, гормонами или временными трудностями после рождения первенца. Но сейчас Мона видела, что не готова к серьезному разговору с мужем, – она чувствовала себя слишком уставшей, слишком жалкой и неуверенной.

«Пусть пройдет немного времени, – решила Мона. – Я не сдамся так просто. Сальма и Сергей – это все, что есть у меня в этом мире. Я буду бороться и заставлю мужа вспомнить о тех временах, когда мы были счастливы вместе. И со временем он заберет нас с Сальмой к себе. Все будет хорошо. Скоро дочка подрастет, я приду в себя и буду готова вернуть Сергея»…

Сергей

Через три месяца после возвращения в Канаду Сергей взял еще неделю отпуска, чтобы съездить в Киев. Напевая себе под нос, он паковал сумку, предвкушая свидание с родиной и тяжелый разговор с матерью. Тамара Николаевна в последние месяцы стала просто невыносима: количество жалоб на здоровье и одиночество зашло за все разумные пределы. Сергей сдерживался изо всех сил, стараясь не накричать на мать и хоть как-то ее успокоить.

– Одежду я купила, – жалобным голосом рассказывала Тамара Николаевна. – Для похорон. В шкафу на верхней полке лежит.

– Мама, ради бога! Какие похороны? С чего ты умирать-то собралась?

– Болею я, сынок. Каждый день все хуже.

– И что говорят врачи?

– Да что наши врачи скажут? Таблетки пропишут и отправят восвояси…

– Потому что у тебя нет никаких серьезных заболеваний. И никаких поводов думать о смерти. Просто перестань себя накручивать.

– А зачем жить? Совсем одна в этом мире, единственный сын и тот на другом конце света. Просыпаюсь и сразу плачу…

– Мам, ну сколько можно, каждый день одно и то же. Ты же понимаешь, что в Киеве для меня сейчас нет хорошей работы. Что я должен: вернуться и каждый день сидеть рядом с тобой? А жить мы на что будем – на твою пенсию?

– У тебя одни деньги на уме. Ну конечно, надо зарабатывать на свою египтянку…

– Мам, перестань. Да, мне надо обеспечивать Мону, ребенка, тебя… И потом, я уже несколько лет не живу в Киеве; ты никогда не сходила с ума по этому поводу.

– Тогда другое дело.

– А в чем разница?

– В жене твоей, – нехотя призналась Тамара Николаевна. – В том, что теперь ты ради нее стараешься…

– Мам, не говори глупостей. Нельзя же до такой степени ревновать… Я бы все равно уехал в Канаду, понимаешь? Мона тут ни при чем!

– Сейчас ты ей деньги зарабатываешь, – стояла она на своем. – К ней ты ездил, а ко мне нет.

– Я ездил смотреть на своего ребенка. На твою внучку, между прочим.

– Не нужна мне внучка от египтянки.

– Я даже не знаю, что на это ответить, – развел руками Сергей. – Нужна или не нужна, но это моя дочь, и у меня есть обязанности перед ней… А не только перед тобой. Давай закончим этот разговор: мы и так зашли слишком далеко.

Мысли о встрече с матерью не доставляли Сергею особой радости, но, как и в случае с Моной, он считал себя обязанным ее навестить. И только надежда увидеть Юлю как-то примиряла его с предстоящей поездкой.

В Украине было жарко и по-прежнему неспокойно. Сергей ехал по знакомым улицам уже незнакомой страны, и ему казалось, что за прошедшие полгода здесь все слишком изменилось. Исчез дух того Киева, в котором он вырос, – теперь это был послереволюционный город, в котором поселились недовольство и страх. Власть не устраивала значительную часть населения и не могла обеспечить безопасности. Люди стали озлобленными и недоверчивыми – при встрече они будто пытались просканировать тебя по шкале «свой – чужой». Сергею вдруг стало грустно: даже египтяне казались куда более приветливыми и доброжелательными, чем соотечественники.

«Хорошо, что я отсюда уехал, – мелькнуло у него в голове. – Раньше меня грело чувство возвращения на родину, а теперь и оно пропало».

Мать вовсе не выглядела смертельно больной, какой она хотела показаться в телефонных разговорах. Тамара Николаевна накормила Сергея своим фирменным борщом и продолжила бесконечный список жалоб.

– Мам, ну не могу я сейчас вернуться в Киев. Какой смысл постоянно обсуждать одно и то же? Хочешь, найму тебе сиделку?

– Не нужна мне сиделка, – отмахнулась Тамара Николаевна.

– Почему? Будет приходить, мерить тебе давление, или что там еще нужно. Уколы может делать… Ну посидите с ней, чаю попьете, поболтаете… Кстати, Юля к тебе заходит?

– Заходит, заходит. Хорошая девочка. Ты бы к ней присмотрелся.

– Вообще-то я женатый человек, – покраснел Сергей.

– Можно подумать, мужчин это когда-то останавливало. Твой отец бросил меня, когда тебе и двух лет не исполнилось, – ушел к другой женщине.

Сергей вздохнул. Про отца мать говорила крайне редко, но уж если начинала эту тему, ее было не остановить. Вот и сейчас в глазах Тамары Николаевны он заметил нехороший огонек…

– Мужскую природу ничем не исправить, – продолжала она. – Да и женщины давно потеряли стыд и совесть.

– Интересно ты рассуждаешь, – возмутился Сергей. – То есть женщина, которая влезла в чужую семью, по-твоему, потеряла стыд и совесть?

– А разве нет? Шалава, она и есть шалава.

– Тогда почему ты так толкаешь меня к Юле?

– Это другой случай, – поджала губы мать.

– Неужели? Я женатый человек, у меня есть дочь…

– Твой брак с самого начала был ошибкой. Вы с Моной совершенно не подходите друг другу.

– Очень удобное объяснение. Может, та женщина, к которой ушел отец, тоже считала, что ваш брак был ошибкой?

– Как ты разговариваешь с матерью?!

– Просто у тебя двойные стандарты. Давай закончим этот разговор.

– Сынок, я ведь переживаю. У меня, кроме тебя, никого нет на этом свете. Думаешь, приятно видеть, как ты губишь свою жизнь с этой египтянкой?

– Ничего я не гублю. Не надо преувеличивать.

– Но признайся, разве ты счастлив? Разве о такой семейной жизни ты мечтал?

– Мам, если у меня в семье и есть проблемы, я решу их сам.

– Да уж вижу, как ты решаешь. Жениться она тебя заставила, потом ребенком привязала. Теперь ты пашешь с утра до ночи, чтобы их обеспечить. А насчет Юли… ты ведь и сам к ней тянешься. Неужели, думаешь, я не вижу?

– Мам, я не хочу продолжать этот разговор.

– Ну, как знаешь. Только мать твоя еще не совсем сдурела на старости лет: глаза-уши имеются, да и соображаю кое-что.

– Мама!!!

– Ну хорошо, хорошо. Поступай как знаешь.

В этот же день он позвонил Юле, и они договорились увидеться в одном из кафе. Девушка показалась ему еще более привлекательной, чем в их последнюю встречу. Она вошла летящей походкой, в развевающемся летнем сарафане, и ослепительно улыбнулась Сергею.

– Ты просто видение, – улыбнулся он.

– Спасибо. Я тоже соскучилась. Даже взяла отпуск на эти дни, чтобы нам ничто не мешало…

– Вот это сюрприз! Я польщен.

– Но ты выглядишь совсем замученным. Как твои дела?

– Все нормально, – махнул рукой Сергей. – Вот только знаешь, мне впервые в жизни не нравится в Киеве…

– Да, в Украине сейчас вообще невесело. Завидую, что у тебя есть возможность жить в Торонто.

Они еще немного поговорили, перескакивая с политики нового украинского президента на ситуацию в Донбассе. Сергей рассказал про работу в канадском офисе; Юля слушала затаив дыхание, но при этом оба ощущали некоторую неловкость и какое-то время избегали главной темы. Спустя примерно час нейтральные темы иссякли и в воздухе повисла затянувшаяся пауза.

– Как дочка? – осторожно спросила Юля.

– Нормально, – вздохнул Сергей. – Мона каждый день высылает по несколько фото. Так что я, можно сказать, наблюдаю за тем, как она растет.

– Все-таки фото – это не то же самое, что видеть ребенка вживую.

– Ну да… Понимаешь, мы, видимо, устроены как-то иначе. Для меня это просто младенец. Я знаю, что она моя дочь и все такое… но пока не очень получается привыкнуть к этой мысли и правильно реагировать, что ли.

– Ясно, – кивнула Юля. – Это нормально для мужчин. Вы больше ориентированы на то, чтобы «забить мамонта», а не на то, чтобы умиляться крошечному ребенку в колыбели.

– Ну вот… А Мона, похоже, обижается.

– Не обращай внимания. Она ведь тогда только родила.

– Юль, а давай не будем больше об этом говорить? Вот честное слово, настроение портится.

– Как хочешь, – легко согласилась Юля. – Но ведь эту ситуацию нужно как-то разруливать. Мона вряд ли будет вечно ждать тебя в Каире.

– Она сейчас в Александрии. Ну да, сути дела это не меняет. Просто пока я не готов предпринимать какие-то решительные действия. Пусть пройдет время.

Юля мило улыбнулась и предложила Сергею прогуляться. Прогулка закончилась в ее квартире – на этот раз он не заставил долго себя упрашивать и просто остался на ночь. Собственно, все последующие ночи в Киеве он тоже провел у Юли, здесь ему было легко и комфортно. Они обходили молчанием неудобные темы и просто наслаждались обществом друг друга. Сергей был счастлив; Юля тоже казалась довольной и беззаботной, но в глубине ее души скребли кошки. Положение временной любовницы – совсем не то, к чему она стремилась, но Юля понимала, что сейчас еще слишком рано качать права и настаивать на разводе Сергея и Моны. Она с юности умела скрывать свои эмоции и пока не собиралась выходить из образа милой, любящей и ни на что претендующей женщины.

«Значит, к решительным действиям он не готов, – хмуро размышляла Юля. – Замечательно. А я разменяла четвертый десяток, и годы не повернуть вспять. Так и жить, довольствуясь редкими встречами? Ну уж нет! Придется как-то простимулировать Сергея…»

Поразмыслив, Юля прибегла к древнему как мир способу: перестала пить противозачаточные таблетки в надежде забеременеть. Ни родителей, ни Тамару Николаевну она о своих планах не предупредила – Юля была уверена в себе и в своих силах.

«У Моны ребенок, и поэтому Сергей не может ее бросить? Что ж, у меня тоже появится ребенок, и ему придется сделать выбор. Прятать голову в песок больше не получится».

Юля не сомневалась, что выбор будет в ее пользу, – Сергей явно не был счастлив в браке.

«Мужики… почему они такие слабовольные? Есть жена, есть любовница, его все устраивает, – так зачем что-то менять? Вот и Сергей так рассуждает… только у меня совсем другие планы. Я хочу быть его женой, и я ею стану! Но тут надо действовать тонко, ни в коем случае не передавить… А главное – он не должен заподозрить, что я забеременела специально».

Приняв решение, Юля воспряла духом. Мысли, что любовник может просто отказаться от случайного ребенка, у нее не возникало – она слишком хорошо знала Сергея и понимала, что если не любовь к ней, то хотя бы чувство долга не позволит ему бросить беременную женщину.

«И потом, я столько времени готовила его к мысли, что стану идеальной женой, сейчас ему просто некуда деваться».

Всю неделю Юля была обольстительна и восхитительна, а Сергей сам себе казался влюбленным подростком. Время пролетело, словно мгновение. Сергей всерьез жалел, что смог выкроить для поездки на родину всего семь дней и не имеет возможности продлить удовольствие еще хотя бы ненадолго.

– Ну, спасибо за все. Благодаря тебе этот визит в Киев стал для меня незабываемым. Я буду скучать, – сказал он напоследок.

– Я тоже, – ответила Юля. – Даже не спрашиваю, когда увидимся в следующий раз, чтобы не расстраиваться. Извини, в аэропорт не поеду – не люблю долгих прощаний. Да и странно это будет выглядеть – ты, твоя мама и я.

– Почему странно? – не понял Сергей.

– Ну, я же тебе, по сути, никто.

– Не говори так. Ты для меня очень близкий человек.

– Я знаю, но речь о другом. У тебя есть мать, есть жена, есть ребенок. А я кто? Просто любовница женатого мужчины.

– Юль, ну не надо.

– Я вовсе не хочу тебя обидеть. Уж если кто и должен обижаться, то точно не ты. Просто констатирую факт: если отбросить эмоции, то мы любовники, а ты к тому же еще и женат. В общем, я буду чувствовать себя глупо.

– Юль, ну что за ханжество? Ты – моя любимая женщина. Мона – да, жена по бумагам, но она живет на другом континенте. Ты ведь знаешь нашу ситуацию…

– Да, я все знаю и все понимаю. И вообще, ноу проблем, как говорят у вас в Канаде. – Она отвернулась.

– Мне казалось, ты как-то проще к этому относишься.

– Да я стараюсь, Сереж. Стараюсь изо всех сил. Видишь, мы даже не говорим о Моне или Сальме, поскольку ты этого не хочешь. Просто иногда как накатит что-то… и становится немного обидно. Иногда даже не немного, а очень-очень обидно.

– Я тебе обещаю, что решу этот вопрос. Не прямо сейчас… но решу.

«Ты решишь его быстрее, чем предполагаешь, – хмуро подумала Юля. – Даже не сомневайся».

Она уже сама жалела, что затеяла преждевременный разговор и испортила их прощание после этой чудесной недели. Впервые Юля не сдержалась и дала выход эмоциям, которые до этого тщательно контролировала.

«Рано, пока что слишком рано… Надо засунуть обиду куда подальше и ждать подходящего момента».

Через неделю она узнала, что забеременеть сразу не получилось, и это стало для Юли серьезным ударом. Какое-то время она даже обдумывала вариант с ложной беременностью и последующим выкидышем, но потом решила не рисковать.

«Если Сергей однажды поймает меня на лжи, то сразу перестанет доверять. Нет, тут нужно немного терпения и настойчивости».

Тогда она привела в исполнение план Б и через месяц купила билеты в Канаду. Сергей был огорошен, когда узнал, что Юля прилетит к нему буквально на днях.

– Никогда не бывала в Торонто. А говорят, там красиво. Вот, решила проверить, – мило проворковала она по телефону. – А если честно, то просто соскучилась. У меня все равно остались две недели отпуска, и я не знаю, куда податься. Так почему бы не провести эти дни вместе?

– Ты просто чудо, – восхитился Сергей. – Давно не слышал таких прекрасных новостей. Обещаю, что устрою тебе потрясающую экскурсионную программу.

– Ловлю на слове.

Две недели пролетели словно миг. Сергей был абсолютно счастлив, хотя в этот раз увидел в Юле что-то новое… какое-то застывшее в глазах ожидание. Но она была по-прежнему прелестна и беззаботна, ничего не просила и послушно избегала неудобных тем; Сергей решил, что это ему показалось, и расслабился. Прощание вышло слезным: оба хотели продлить совместный отпуск, в идеале – навсегда. Сергей почти перестал разговаривать с Моной, отделываясь краткими сообщениями и очень нервно реагировал на вопросы об их будущем. Он не мог даже назвать дату следующей поездки в Александрию: ехать в Египет совершенно не хотелось, и даже мысли о жене казались ему оскорбляющими Юлю. Каким-то парадоксальным образом Сергей чувствовал вину перед любовницей за жену, а не наоборот.

Что касается Юли, в этот раз она добилась своей цели – спустя две недели после возвращения в Киев тест на беременность показал две полоски.

«Ну, теперь он от меня точно никуда не денется, – торжествовала она, держа в руках пропуск в новую жизнь. – Прости, Мона, но в этой битве каждый сам за себя».

Глава 22. Разрыв

Несколько дней Юля молчала: она ждала благоприятного момента, чтобы сообщить новость Сергею. Ей не хотелось торопиться; было важно разыграть все грамотно, как по нотам. Мона терроризировала Сергея просьбами приехать в Александрию, и он уже не мог найти подходящих отговорок и оправданий для своего нежелания туда ехать. Хоть Сергей не любил обсуждать с любовницей свою семейную ситуацию, Юля примерно понимала расклад и догадывалась, что ему не удастся отвертеться от поездки в Египет.

«Сергей должен поставить точки над i уже сейчас», – решила она.

В один прекрасный день Юля решилась преподнести ему эту новость. Момент был выбран вполне подходящий: Сергей как никогда скучал по ней и тяготился предстоящим визитом к жене. Они заранее условились поговорить вечером по Скайпу; Сергей заметил, что Юля выглядит несколько загадочно, но ему и в голову не могло прийти, что именно она собирается ему рассказать. Услышав новость, Сергей ненадолго впал в ступор.

«Только этого мне не хватало», – вертелось у него в голове, но произносить это вслух было нельзя, а нужные слова отчего-то застряли в горле.

– Об аборте не может быть и речи, – говорила тем временем Юля. – Я уж не девочка: этот ребенок, хоть и нежданный, для меня все равно что подарок от Бога. Но я все понимаю и ничего от тебя не прошу. Захочешь – будешь помогать, не захочешь – сама выращу.

– Ты же пила таблетки, – смог выдавить из себя Сергей.

– Пила. Но, видимо, они не всегда срабатывают. Или ты намекаешь на то, что я забеременела специально? Вот это удар ниже пояса! Я никогда ничего от тебя не требовала и сейчас не требую! Ребенок для меня – такая же неожиданность, как и для тебя! Нет – в разы больше! Потому что ты можешь отвертеться от него, а я не могу! Да ты же сам видел мои контрацептивы! – Она действительно возила таблетки с собой и даже демонстративно «забывала» в местах общего пользования.

– Юль, успокойся. Я не имел в виду ничего такого. Просто я несколько огорошен…

– Я понимаю. Ладно. Перевари пока эту информацию… Я и сама долго не могла привыкнуть к мысли, что скоро стану матерью.

– Ты что, уже давно знаешь?

– Больше недели. Честно говоря, до сих пор не отошла от шока. Хотя мужчины воспринимают это иначе, – ну, ты сам говорил.

– Юль, то, что я рассказывал тебе про Мону, не имеет к нам отношения. Пожалуйста, дай мне немного времени, чтобы все осознать. Мы поговорим завтра, ок?

– Позвони сам, когда будешь готов меня услышать… Если будешь готов.

– Хорошо, – согласился Сергей. – Ты только не нервничай. Береги себя и нашего ребенка.

Юля раздраженно бросила трубку. Не то что она рассчитывала обрадовать Сергея своей сногсшибательной новостью, но все же надеялась услышать в его голосе хоть немного позитивных нот. Юле совсем не хотелось давить на любовника и намекать, что он ей что-то должен; эта тактика не принесла успеха ее сопернице, а она умела учиться на чужих ошибках. Но что делать, если Сергей так и не решится бросить жену и отвести под венец ее, Юлю?

«Тамара Николаевна меня поддержит, но этого может быть недостаточно, – размышляла она. – Господи, неужели он сам не догадывается, как нужно поступить? Неужели так сложно бросить свою Мону? Ну будет отсылать ей какие-нибудь деньги на содержание ребенка… Конечно, не так много, как сейчас, – в Египте вроде все дешево, да и сама она вполне в состоянии работать… уж если я выйду замуж за Сергея, то не позволю ей сидеть у него на шее, – чай, не барыня…»

Вздохнув, Юля вернулась в день сегодняшний. Пока что рано делить их общий семейный бюджет, Сергей по-прежнему женат на другой. Она решительно подняла трубку и позвонила потенциальной свекрови, – в ее ситуации было важно заручиться поддержкой. Тамара Николаевна охала, ахала, то начинала поздравлять Юлю, то плакала, что ребенок родится не в браке.

– Он родится в браке, – отрезала будущая мать. – Но мне потребуется ваша помощь. Надо мягко подтолкнуть Сергея развестись со своей Моной. Я не хочу слишком давить на него, это может обернуться против меня.

– Да, конечно, я все сделаю. Уж я уговариваю его, уговариваю… мне эта невестка как кость в горле.

– Только аккуратно, – продолжала инструктировать Юля, – не нужно громких слов, что он обязан и все такое прочее… Мне бы хотелось, чтоб Сергей сам принял решение.

– Не зря говорят, что мужчина голова, а женщина шея, – ответила Тамара Николаевна. – Он будет делать что хочет, а что он хочет – это мы с тобой порешаем сами. Верно, дорогая?

– Я рада, что мы друг друга поняли.

Сергей никак не мог оправиться от шока. Юля беременна! И что теперь делать? Как объясняться с Моной? У него мелькнула трусливая мысль замять ситуацию, выслать Юле денег и ни в чем не признаваться жене, но он, хоть и с неохотой, все же отмел эту идею.

«Что я, страус, что ли? Надо как-то разруливать… блин, ну что за жизнь у меня такая…»

Выкурив несколько сигарет, Сергей позвонил старому другу Димке. Тот с самого начала знал о его отношениях с Моной, да и свои последующие любовные похождения он от Димы не скрывал.

– Ну ты и влип, братэлло, – рассмеялся друг. – Второй ребенок! Да еще от другой бабы!

– Я и сам понимаю, что влип. Хотелось бы услышать что-то новое.

– Ну а что тут скажешь? Юля не согласится на аборт?

– Нет. Исключено. Она настроена рожать.

– Ну тогда вариантов у тебя немного. Или выбрать одну из женщин… или послать обеих и отделываться алиментами… или жить на два фронта, с официальной женой в одной стране и с неофициальной – в другой. Ты-то сам чего хочешь?

– Честно говоря, скучаю по статусу холостяка, – усмехнулся Сергей.

– Ну так за чем же дело стало? Отработай свой отцовский долг деньгами и наслаждайся свободой.

– Что я, сволочь, по-твоему? Я не могу бросить Юлю. И Мону – пока что не могу.

– Почему? Все очень просто: дорогая, ты слишком хороша для меня, я подлец, недостоин тебя, ну и бла-бла-бла.

– Мона потеряла из-за меня мужа и всю семью. А Юля… Я не хочу рвать эти отношения, вот и все. Все как-то слишком сложно.

– Ну, брат, куда тебе бежать с подводной лодки? Быть белым и пушистым для обеих не получится. Придется делать выбор. Скажу честно, я бы на твоем месте послал обеих и откупился деньгами. Помнишь песню про Султана? Если б я был султан, был бы холостой… Чем больше баб – тем больше головной боли.

– От детей тоже предлагаешь сбежать?

– Я тебя умоляю. Отцовская помощь в воспитании исчисляется денежными знаками. С Моной ты все равно не живешь и не собираешься. Разве нет?

– Да, но…

– Послушай, брат, давай по чесноку. Твой брак с Моной не очень-то сложился. Вы не живете вместе, и ты не горишь желанием забирать ее к себе, даже когда у тебя появится такая возможность. Да и женился ты только из-за ребенка. Ведь так?

– Так, – нехотя признал Сергей.

– Твое участие в воспитании дочери заключается в денежных переводах и в редких и кратких визитах. Так к чему ломать комедию и кричать, что я, такой-сякой непорядочный, предлагаю тебе нехорошие вещи? Разведись, продолжай перечислять деньги и иногда летай посмотреть на дочь. Не надо пудрить девочке мозг, что вы будете жить долго и счастливо и умрете в один день. Пусть устраивает свою жизнь. По-моему, так намного честнее. Ну а уж с Юлей сам решай, как знаешь. Только скажу тебе так: женившись на ней, ты снимешь с шеи один хомут и тут же наденешь другой. Ты вспомни: Мона ведь тоже была вся такая замечательная и ничего от тебя не требовала… Правда в том, что после свадьбы женщины меняются. Все женщины. И думаю, что твоя Юля – не исключение. Это сейчас ей от тебя ничего не нужно, а поженитесь – она станет воспринимать тебя как свою собственность, заставит ходить по струнке и отпрашиваться раз в месяц попить пива с друзьями.

– Перестань! Юля не такая!

– Все они не такие, пока в невестах ходят. А потом хоп – и достают ошейник с поводком.

– Ты-то откуда знаешь? Сам до сих пор холост и без детей.

– Знаю. Примеров перед глазами полно, потому и не собираюсь лезть в эту кабалу и тебе не советую. Разве ситуация с Моной тебя ничему не научила?

– С Моной было по-другому, – запротестовал Сергей. – Если помнишь, там я ее обманул.

– Ну, она с тобой за тот обман рассчиталась сполна.

– Жалко мне ее.

– Жалость – слабоватый фундамент для брака.

– Да я и сам понимаю. Но не могу найти в себе сил сказать, мол, прости, прошла любовь, завяли помидоры… она же осталась совсем одна, и все из-за меня.

– Ну и че теперь, пойти повеситься? Ты на ней официально женился, узаконил ребенка. Деньгами будешь помогать… ты чересчур загоняешься, брат.

– Наверное, ты прав, – признал Сергей. – Надо объясниться с Моной. Только так, чтобы она не знала про Юлю, – для нее это будет серьезный удар. Они же типа дружили…

– Ну да, такой подставы она тебе не простит, – согласился друг.

– Спасибо, Дим. Мне вроде полегчало. Буду дальше думать, как разрулить ситуацию.

– Если что – обращайся. Многодетный отец, блин.

– Но-но-но, сейчас дошутишься. От такого никто не застрахован.

– Кстати, а как так получилось? Мона думала, что бесплодна, и потому не предохранялась. А Юля?

– Юля пила таблетки, но, видимо, они не сработали.

– Ой, не верю я в такие отмазки. По-любому забыла твоя Юля таблеточку-то выпить… и хорошо, если не специально. А скорее всего, нарочно.

– Ты когда стал таким женоненавистником?

– Я реалист. А ты – идеалист, дурья твоя башка. Вы с Юлей встречались всего ничего, и прям сразу таблетка не сработала? Я понимаю, если люди десять лет живут вместе, и тут осечка. Но в вашем случае – сильно сомневаюсь.

– Да я сам эти таблетки видел! Своими глазами!

– Видел? И что? На них не смотреть – их пить надо, причем регулярно. Ты что, прям контролировал этот процесс от и до?

– Не делай из меня идиота.

– Идиота из тебя делаю не я, а твои бабы. Уж не обижайся, брат, но это так.

– И зачем, по-твоему, Юле это нужно? Она же от меня ничего не требует.

– Потому что голова у нее соображает, потому и не требует. Знает, что сам все принесешь на блюдце с голубой каемкой – так зачем унижаться и просить?

– У тебя прям не женщины, а монстры какие-то.

– Ой, брат, твоя наивность не знает предела. Помяни мое слово: женишься на Юле и будешь звонить просить совета… посыпать голову пеплом, что не отделался признанием отцовства и деньгами.

– Не буду, – буркнул Сергей. – Ладно, я твою мысль понял, хотя ты перегибаешь палку…

– Ну-ну, – насмешливо ответил Дима. – Как говорится, время покажет.

Слова друга заронили в сердце Сергея зерно сомнения. Не то чтобы он поверил Диме, но все же решил взять небольшой тайм-аут, чтобы разобраться в себе и своих мыслях. Сергей отвечал на звонки Юли, интересовался ее самочувствием, но сам не звонил и не проявлял инициативы. Вопрос с поездкой в Египет оставался открытым: билеты были на руках, и он не собирался их сдавать, но что ей говорить и как себя вести – этого Сергей никак не мог решить.

«Может, просто промолчать?» – Такая трусливая мысль все чаще закрадывалась к нему в голову.

Юля между тем рвала и метала. Впервые за долгое время Сергей повел себя не так, как ей того хотелось… И что делать? Иногда она подумывала сделать аборт и все чаще ругала себя за самонадеянность.

– Переоценила ты себя, дочка, – качала головой ее мать. – Да и вообще, чего полезла к женатому мужчине? Будешь воспитывать безотцовщину…

– Ну и что с того, что Сергей женат? – огрызалась она. – Они не живут вместе! На ней женился ради ребенка, так почему на мне не жениться? Тем более меня он любит, а ее – нет!

– Молодая ты еще, глупая. Мужчины – рабы привычки. Любит, не любит – это другой вопрос. Любовницам всегда в уши заливают, мол, жену не люблю, да только разводиться не спешат почему-то. Жен на любовниц не меняют – слышала такую поговорку?

– Прекрати называть меня любовницей!

– Так ты любовница и есть. Могу не называть, но сути дела это не изменит.

– Мама, перестань меня нервировать! Это вредно для ребенка! Даже Тамара Николаевна на моей стороне, а ты…

– Ладно, дочка, давай закроем тему. Не женится – ну и ладно, воспитаем сами.

– Если не женится, то на фига мне ребенок?

– Не смей так говорить! Уже нагрешила достаточно: в постель к женатому человеку влезла, ребенка заимела… об аборте и не думай!

– Мама, ты рассуждаешь, как столетняя старуха. Вопрос греховности меня волнует в самую последнюю очередь.

– А зря. Ну хоть о здоровье своем подумай – или это тебя тоже не волнует?

– Волнует, – буркнула Юля. – А еще меня волнует, как жить дальше с ребенком и без мужа.

– Как все живут. Не ты первая, не ты последняя. И вообще, тебе уже давно не шестнадцать. Эти вопросы надо было задавать себе раньше.

– Он должен на мне жениться, – упрямо твердила Юля. – Еще ничего не потеряно. У него сейчас шок, но он одумается.

– Сергей уже женат…

– Так разведется! – закричала она. – Проблема, что ли?

– Успокойся, дочка. Тебе и правда сейчас лучше не нервничать. Подумай о ребенке.

– Я думаю в первую очередь о себе и своем будущем.

– Больше от тебя ничего не зависит, – вздохнула мать. – У нас с отцом есть сбережения, у тебя хорошая работа… Даже без Сергея мы не пропадем.

Юля закрыла лицо ладонями и зарыдала.

Сергей улетал в Египет, так и не приняв окончательного решения. С одной стороны, он понимал, что надо объясниться с женой, с другой – не мог найти в себе силы этого сделать. В его памяти всплывали картины: лицо Ахмеда, когда он застал их с Моной в кафе… то, с какой тоской она сказала, что у нее больше нет семьи, – и его решимость таяла, словно мороженое на солнцепеке.

«Легче выйти с голыми руками против тигра, чем признаться жене, что хочешь развестись», – хмуро подумал он. Теперь Сергей понимал, отчего мужчины так неохотно идут на разрыв, даже когда отношения в семье зашли в тупик. Куда проще и комфортнее оставить все как есть… Но что в таком случае делать с Юлей и ее ребенком? Если бы не они, роковое признание можно было хотя бы отложить…

В конце концов его осенило: они ведь женились в Украине, значит, и разводиться нужно там же. Собственно, развестись в Египте невозможно до тех пор, пока их брак не легализован для этой страны. А откуда Мона узнает, что он с ней развелся? Значит, он может подать на развод, но не торопиться сообщать об этом жене. Это давало Сергею желанную отсрочку, и он воспрял духом.

«Таким образом можно хотя бы потянуть время».

С этой оптимистичной мыслью Сергей улетел в Египет. Мона показалась ему похудевшей и еще более измученной, чем в прошлый раз. Сальма сильно выросла; она уже сидела в кроватке, пыталась встать на четвереньки и тащила в рот все подряд, но спала по-прежнему неважно.

– Я обошла несколько врачей, но никто не видит особой проблемы. Просто очень активный и легковозбудимый ребенок, – рассказала Мона.

Сергей жалел жену; пожалуй, жалость затмила в нем все остальные чувства. Он видел, что Мона вконец измотана, и даже пару раз порывался помочь ей с дочерью. Как назло, именно в эти дни Юлю как будто прорвало: она постоянно слала ему сообщения, заставляя Сергея краснеть и уходить в другую комнату. В конце концов Мона заметила в поведении мужа неладное: он напоминал ей нашкодившего кота, который разбил банку сливок и теперь прячется от хозяев, опасаясь справедливого возмездия.

«Уж не появилась ли у него другая женщина?» – подумала Мона.

Сергей был с ней любезнее, чем раньше; он ни с чем не спорил и, казалось, старался избегать конфликтных ситуаций, но это лишь обострило ее подозрения. В один прекрасный день Мона вопреки обыкновению не легла спать рядом с Сальмой, а осторожно взяла телефон мужа. Аппарат был заблокирован, но она еще днем успела подсмотреть код блокировки. Дрожащими руками Мона стала открывать файлы и приложения; в горле пересохло, сердце отчаянно билось. Она чувствовала себя преступницей, но все же твердо намеревалась довести дело до конца и подтвердить или опровергнуть свои подозрения. Большая часть переписки была на русском, так что Мона не смогла ее прочесть (она читала по-русски с большим трудом, а понимала еще хуже), но даже этих знаний было достаточно, чтобы увидеть обширную переписку с адресатом по имени Юля.

«Юля – это женское имя, и довольно распространенное… как бы узнать, кто она такая и о чем пишет Сергею?»

Она зашла в Галерею. Значительную часть фото Сергей предусмотрительно удалил – не то чтобы он ожидал от жены шпионских действий, скорее просто перестраховался. Однако в папке «Блютуз» остались несколько фото, которые Юля скидывала со своего телефона. Мона увидела их, и ее сердце оборвалось, а телефон вдруг выпал из рук и с глухим стуком упал на ковер. Содержание фотографий не оставляло ни малейших сомнений в том, в каких отношениях она состоит с Сергеем, – там были и объятия, и поцелуи.

«Фото явно из Канады, – растерянно думала Мона. – Неужели она прилетала к нему? А может, они вообще живут вместе? О Аллах! И эту девушку я считала своей подругой!»

После отъезда Моны из Киева ее отношения с Юлей практически прервались; в самом начале Мона написала ей несколько писем, но та ответила с большим опозданием и как-то скомканно. Юля просто не знала, как теперь вести себя с Моной; после первой ночи, проведенной с Сергеем, продолжать разыгрывать лучшую подругу даже ей казалось уж слишком лицемерным. В последний раз Юля поздравила Мону с рождением дочери, отправив ей открытку с пожеланиями всего наилучшего; после этого они не общались.

Какое-то время Мона сидела на диване, тупо глядя в одну точку, но когда оцепенение прошло, она взорвалась. В глубине души Мона понимала, что лучше собраться с мыслями, оценить ситуацию и отложить разборки хотя бы до утра, но у нее не хватило терпения сдержать свои эмоции. Она вбежала в комнату и зажгла свет.

– Подлец! Предатель! Ненавижу тебя! – Сергей открыл глаза и сразу зажмурился.

– Что?

– Как ты мог!

– Что случилось? Мона, ты сошла с ума?

– Ты изменил мне! Да еще с кем: с этой шармутой, которая столько времени прикидывалась моей подружкой? – Она швырнула в него телефон. Сергей увернулся, поднял аппарат и, едва бросив взгляд на экран, сразу все понял.

– А кто дал тебе право копаться в моем телефоне?

– Ах, копаться в твоем телефоне? Ну конечно, это страшное преступление. Ты-то всего лишь изменил, а я, негодяйка, посмела открыть фото на мобильном мужа. Наверное, мне надо отрубить руки, – ерничала Мона. У нее в груди клокотала ярость: хотелось кричать и крушить все вокруг.

– Наверное, даже хорошо, что ты это сделала, – угрюмо признал Сергей. – Я все равно не знал, как сообщить.

– Сообщить о чем? Что ты козел? Что ты спишь с этой девкой?

– Не называй ее так!

– А как у вас называют девушку, которая спит с женатым мужиком? Просвети, а то я не знаю.

– Мона, перестань кричать. Давай поговорим спокойно.

– Спокойно? Спокойно??? Я узнала такое, а ты призываешь меня к спокойствию?

– Криками все равно ничего не исправишь… тебе так не кажется? Ты только разбудишь ребенка. Странно, что до сих пор не разбудила.

– Я… ты… ненавижу тебя! Почему? Что я тебе сделала? – Она истерически зарыдала. Сергей, как и большинство мужчин, всегда терялся при виде плачущей женщины. Не зная, что делать, он в панике забегал вокруг нее, лопоча что-то бессмысленное. Жалость к жене смешивалась в нем с досадой, что его тайна раскрылась, но одновременно он чувствовал некоторое облегчение, что ему не пришлось выдавливать из себя роковое признание.

«Было бы лучше, чтобы Мона не знала о Юле, – размышлял Сергей, пока жена всхлипывала и причитала, сидя на диване. – Но что поделаешь. Предстоит выдержать сцену, и даже не одну, – до отъезда еще куча времени. Конечно, в крайнем случае можно поменять билеты или съехать в отель… ладно, пока рано об этом думать».

Мона чувствовала себя такой несчастной и униженной, как никогда в жизни. Обида жгла ее изнутри; она ждала от Сергея извинений и объяснений в любви, а также уверений в том, что все не так и она просто что-то поняла неверно. Но муж молчал и прятал глаза, а она продолжала рыдать, не в силах остановить поток слез.

«Ну скажи хоть что-нибудь, – думала Мона. – Обними меня, поклянись, что любишь, что у меня галлюцинации и у тебя никого нет».

– Может, поговорим утром? – неуверенно предложил Сергей.

– Нет! Сейчас! Я не буду ждать ни минуты!

– Ты разбудишь ребенка, – повторил он.

– Когда Сальма хочет спать, ее из пушки не разбудишь. И не надо искать отговорок.

– Просто я тоже хочу спать.

– Ничего: я уже полгода не сплю, пока ты там на стороне развлекаешься. И ты одну ночь потерпишь. Я жду объяснений.

– Давай обойдемся без этого пафоса, ладно?

– Я жду. Не тяни время.

– Что ты хочешь услышать?

– Правду о твоих отношениях с Юлей.

– Мы встречаемся.

– И ты так просто об этом говоришь? Встречаетесь? Ничего, что ты женат?

– Мона, ради бога… Не делай такие глаза. В жизни случается, что женатый мужчина имеет отношения на стороне. Я знаю, что это некрасиво по отношению к тебе, да и вообще как-то неправильно… Но вот так получилось, – он развел руками.

– И это все, что ты можешь сказать? Так получилось?

– Мона, не кричи. Да, я этого не планировал. Но ты сама знаешь, что мы живем в разных странах… а поженились, когда ты случайно забеременела.

– Что??? Ты ничего не путаешь?

– Нет, я как раз ничего не путаю. Не забывай, как начались наши отношения. Потом все как-то закрутилось и пошло совсем не по плану: вы с Ахмедом развелись, мы стали жить вместе, ты забеременела, и я был вынужден на тебе жениться.

– Вынужден? – взорвалась Мона. – Мы поженились до моей беременности! И ты обещал забрать меня с собой!

– Послушай, это дело прошлое, – смутился Сергей. – Смысл в том, что я чувствовал ответственность за тебя и ребенка, хотя изначально не планировал ничего серьезного.

– Ты… ты хочешь сказать, что не любил меня? – прошептала Мона.

Он понял, что перегнул палку.

– Дело не в этом. Ты мне всегда нравилась, еще с нашей первой встречи. Но жениться – это совсем другое. Признаю честно, я этого не планировал, и такое решение далось мне нелегко.

– Но… я тоже не собиралась выходить за тебя. Если ты помнишь, я на тот момент была замужем, а брак с тобой казался вообще невозможным. Какое это имеет значение? Сейчас-то мы женаты, а ты мне изменяешь. – Мона задохнулась от возмущения. Происходящее казалось ей нереальным: мало того, что у Сергея отношения с другой женщиной, которую она считала своей подругой, так он даже не считает нужным попросить у жены прощения!

– Ну, изменил, – не стал спорить муж. – Понимаю, что некрасиво и все такое. Предлагаю лечь спать и обсудить наше будущее завтра.

– Я не дам тебе спать, – прошипела Мона. – Я полгода не сплю, воспитывая твоего ребенка, понял?

– Ну вот, в этой фразе вся суть наших отношений после свадьбы: ты страдалица, я урод. – Куда делась романтика? Где все то, что связывало нас раньше? Где та девушка, которая покорила меня своей искренностью и обаянием?

– А ты хоть понимаешь, как я живу после возвращения в Египет? Ты использовал меня и выкинул, словно ненужную игрушку. И тебе плевать, что моя жизнь поломана…

– Можно подумать, ты так уж дорожила своей прошлой жизнью, – перебил ее Сергей. – Послушай, Мона… Я знаю, что ситуация сложная. Но пойми, что в этом нет моей вины. Я не виноват, что Ахмед нас застукал и развелся с тобой и что твои родные от тебя отказались. Я не виноват, что в Киеве начался этот чертов майдан и мне пришлось уехать! Я долго делал то, что должен был делать по отношению к тебе! И до того момента, как начались мои отношения с Юлей, мне не в чем себя упрекнуть!

– Отношения! Так у вас отношения?!

– Да, и я собираюсь развестись с тобой и жениться на Юле, – отрезал Сергей, которому уже изрядно надоела эта сцена. – Скоро у нас с ней будет ребенок.

За этим признанием последовала минута гробовой тишины. Мона была настолько ошарашена, что не могла вымолвить ни слова, – казалось, ей не хватает воздуха. Мир рухнул, – что тут еще скажешь? Сергей сам был в шоке от своей решительности и уже раскаивался, что в порыве гнева выдал все свои секреты. В общем-то ему совсем не хотелось делать жене больно, но когда с ее стороны посыпались очередные упреки, Сергей просто не смог сдержаться. Сейчас он сожалел, что рубанул сплеча и отрезал все пути отступления. Глаза Моны постепенно наполнялись слезами, – плакать перед ним ужасно не хотелось, но она не могла справиться с эмоциями. Казалось, только сейчас до нее в полной мере дошел смысл его слов.

– Ребенок… Развестись, – прошептала Мона и без сил опустилась прямо на пол.

– Прости, – сказал Сергей, сам чуть не плача. – Я понимаю, что поступил как свинья.

– Уйди. Немедленно. Я не хочу тебя видеть.

– Мона, куда я уйду? Ночь на дворе.

– Мне без разницы, куда ты пойдешь. Вон отсюда!!!

Сергей хотел еще возразить, но осекся. Он молча надел футболку, взял кошелек с телефоном и вышел на улицу. Несколько минут неверный муж молча стоял у подъезда, вдыхая прохладный воздух, и думал, как жить дальше. Затем он медленно побрел по улице в поисках кафе или любого заведения, открытого в столь поздний час. Зная, что многие египтяне ведут ночной образ жизни, Сергей надеялся, что даже в три часа ночи найдет место, чтобы перекантоваться до утра.

Тем не менее все кофешопы на его пути оказались закрыты. Сергей пошел на общественный пляж и какое-то время сидел на берегу, глядя на морской прибой. В голове было пусто; он понятия не имел, как теперь объясняться с Моной и что вообще делать дальше. Его размышления нарушил звук азана; муэдзин призывал людей к первой утренней молитве. Сам толком не понимая, что он делает, Сергей встал и пошел в ближайшую мечеть. Там он тихо сел в уголке и долго смотрел, как молятся египтяне. Пару раз Сергей ловил удивленные взгляды, но ему никто не мешал и не задавал лишних вопросов. Спустя какое-то время он поднялся и вышел обратно на улицу. Рассвело; людей и машин стало заметно больше. Сергей купил прямо с телеги несколько горячих лепешек и с аппетитом съел их, присев на бордюр и разглядывая прохожих. Затем он зашел в ближайший кофешоп, к тому времени уже открывшийся, и, вспомнив подзабытый арабский, заказал себе кофе. Мальчик-официант бросил швабру и, с любопытством оглядев необычного посетителя, вскоре принес горячий напиток. Сергей с наслаждением сделал первый глоток.

«Даже в самых дорогих ресторанах я не ел ничего вкуснее этих свежих горячих лепешек за две копейки и не пил ничего вкуснее этого кофе, – подумал Сергей. – Все-таки в этой дикой, непонятной и бедной стране что-то есть… Кто бы мог подумать, что я буду скучать по Египту? Но, пожалуй, я действительно скучаю. Даже если бы не Мона и Сальма, с удовольствием приезжал бы сюда еще… только не на курорты, а в реальный, настоящий Египет».

Сергей впал в странное состояние между сном и явью. Бессонная ночь давала о себе знать: телом овладела приятная истома, хотелось закрыть глаза и подремать хотя бы минут десять. При этом его чувства сильно обострились: он ярко ощущал запахи и слышал даже самые тихие звуки. Впрочем, тишина и Египет – понятия несовместимые, и когда утро полностью вступило в свои права, воздух наполнился самым разнообразным шумом. Даже обычный разговор египтян человеку непосвященному напоминал ссору, – настолько эмоционально и громко они изъяснялись. Машины как будто устроили соревнование, кто громче бибикнет, а многочисленные торговцы на повозках, запряженных осликами и лошадьми, зазывно предлагали лимоны, арбузы, лук, бананы… Сергей тихонько улыбался, в этот момент египтяне казались ему почти родными. Он завязал разговор с официантом и выяснил, что тот младший в семье из пяти детей, заочно учится в университете и мечтает открыть собственное кафе.

– Откуда вы, мистер? – не сдержав любопытства, поинтересовался парень.

– Из Украины.

– О! Украина! Революция! Майдан!

– Да, – согласился Сергей, – у нас тоже майдан и революция. – Про себя он подумал, что два года назад мало кто из знакомых египтян имел представление о его стране – в лучшем случае они знали Россию.

Официант кивнул напарнику, видимо, прося его подменить, и у них завязался разговор о политике. Сергей, любивший пообщаться с простыми египтянами, с интересом слушал мнение собеседника о Мубараке, Мурси, Сиси и событиях последних лет.

– Столько надежд было после революции, – сетовал парнишка. – А сейчас понимаем, что все зря. Мубарака убрали, Сиси поставили. А в чем смысл этой замены?

– Революция дело грязное, и никто просто так власть не отдаст, – согласился Сергей. – У нас, правда, и президент был слабый, не чета вашему Мубараку. Но в итоге то же самое: делят деньги, делят власть, о людях никто не думает, а страдает народ.

Обнаружив такое сходство взглядов, оба воспряли духом. Официант явно гордился, что столь важный клиент – настоящий бэша – согласился с его мнением. Сергей втайне посмеивался над простоватым юношей, но почему-то и ему было на удивление приятно.

Спустя некоторое время парнишка с явным сожалением вернулся к работе, а Сергей засобирался домой. Мысли об объяснении с женой никак не придавали ему оптимизма, но деваться было некуда.

«В крайнем случае быстро соберу вещи и съеду в гостиницу», – решил Сергей.

Он с опаской заглянул в комнату, но тут же с явным облегчением выдохнул: Мона с Сальмой спали. Сергей на цыпочках зашел в другую комнату и лег на диван.

Видимо, угрызения совести не слишком обременяли Сергея, по крайней мере, они не помешали ему хорошо выспаться. Когда он проснулся, Мона что-то делала на кухне; при появлении мужа она изменилась в лице и отвернулась, так ничего и не сказав.

«Значит, будем играть в молчанку, – понял Сергей. – Что ж, это лучше, чем скандалы. Посмотрим, насколько ее хватит».

До конца дня жена не произнесла ни слова, он также молча наблюдал за ней, не пытаясь начать разговор.

«Похоже, Сергей не чувствует себя виноватым – даже не извинился». – Мона ощущала себя крайне уязвленной.

Вечером она не выдержала и сама подошла к мужу.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила она тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

– Ну что за манера затевать скандал на ночь глядя? – раздраженно отозвался Сергей. – По-моему, будет лучше, если я проведу оставшиеся дни в гостинице.

– А может, лучше сразу уехать к своей потаскушке? А мы с дочерью как-нибудь с Божьей помощью без тебя справимся.

– Давай поговорим, когда ты успокоишься.

– Я вполне спокойна. – Мона постаралась взять себя в руки. – Хочу прояснить все раз и навсегда. Ты уходишь к другой? Я могу считать себя свободной женщиной?

– Мне кажется, так будет лучше для нас обоих. – Сергей слегка покраснел. – Мона, ты очень хорошая, но мы с тобой слишком разные… Понимаешь?

– Нет. Не понимаю. Ведь я была на все готова, лишь бы быть с тобой.

– Не хочу выяснять, кто из нас был прав, кто виноват. Если тебе от этого легче, давай сойдемся на том, что я козел, а ты жертва.

– Так оно и есть, – процедила Мона сквозь зубы.

– Ну вот и славно. Может быть, со временем ты простишь меня. Поверь, я никогда не желал тебе зла.

– Ты просто разрушил мою жизнь, – усмехнулась она. – Разумеется, мне намного легче оттого, что ты сделал это не со зла.

– А может, обойдемся без громких фраз? Твоя жизнь вовсе не разрушена. У тебя есть дочь…

– У меня? Не у нас?

– Не придирайся к словам. Сальма моя дочь, и я от нее не отказываюсь. Ты будешь получать деньги на содержание ребенка.

– Спасибо. – Мона попыталась вложить в это слово так много презрения, как это только возможно. Сергей вновь слегка покраснел.

– Ну ты же видишь, что у нас не получилось счастливой семейной жизни.

– Трудновато жить семейной жизнью на разных континентах.

– Дело вовсе не в этом. Мы разные…

– Ты сам вбил себе это в голову. Может, ты просто не имеешь представления о том, что такое семья? Тебе хотелось романтики и вечного праздника? Но так не бывает. В жизни случается много плохого: финансовые сложности, болезни, ссоры. Если бы при возникновении любой проблемы мужья бросались бы искать другую женщину, в этом мире не осталось бы ни одной семьи. Ни одной!!!

– Я никого не искал. Знаю, тебе сложно это понять, но все получилось само собой. Я постоянно был тебе что-то должен, а Юля… Наверное, ты ее презираешь, но Юля просто любила меня, ничего не требуя взамен.

– Ага. А потом она случайно забеременела, и ты решил поменять одну жену на другую. Какой же ты дурак, Сергей. Если это действительно та причина, по которой ты хочешь со мной развестись, то ты просто полный дурак. Поверь, что, как только Юля получит официальный статус жены, она точно так же начнет требовать с тебя то, что ей причитается.

Сергей с недоверием посмотрел на Мону.

«Надо же… примерно то же самое говорил мне Димка»

– Ты считаешь, что «так получилось само собой»? Ничего подобного. Юля хотела, чтобы ты стал ее мужем, и очень грамотно заманила тебя в свои сети. Какая же я была дура, что поверила в ее дружбу! А ты и до сих пор ей веришь!

– Я не хочу обсуждать с тобой Юлю, – пробормотал Сергей. – Знаю, у тебя нет причин ее любить, но все же придержи коней.

Мона лишь фыркнула. Она смотрела на Сергея и совсем не узнавала того необыкновенного мужчину, который когда-то заставил ее забыть обо всем на свете.

– А ведь я тебя любила, – с грустью сказала Мона. – Я была готова горы свернуть, лишь бы быть с тобой.

– Пожалуйста, не начинай…

– Я изменила ради тебя всю свою жизнь… Я совершила огромный грех перед Аллахом… Отказалась от своей семьи… Осталась совсем одна… И что теперь? Ты бросаешь меня из-за какой-то девки?

– Мона, я прошу тебя! Почему я постоянно во всем виноват? Не надо делать из меня чудовище! Я пытался создать семью, но ничего не вышло! Сколько можно напоминать мне о твоей потерянной семье и о каком-то страшном грехе перед Богом! В конце концов, это был твой выбор! А эти ваши дикие законы… разве я их придумал?

– Да, ты прав. Мой выбор – мне и отвечать, – не стала спорить Мона.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, затем она грустно улыбнулась и вышла из комнаты.

Еще вчера у нее было желание бороться: любыми способами удержать Сергея и заставить его изменить решение. Несмотря на смертельную обиду, в глубине души она все же хотела сохранить семью, – а может, не столько семью, сколько свою мечту, ради которой она стольким пожертвовала. Мона ужасно злилась на мужа, но все же была готова дать ему второй шанс. Подобно большинству женщин в подобной ситуации, она во всем винила «разлучницу» и считала, что Сергей просто проявил слабохарактерность.

«Он не получил должного религиозного воспитания, – с грустью думала Мона, – для Сергея это простая интрижка. А Юля, конечно, не упустила шанса заполучить завидного мужчину, невзирая на то, что он чужой муж. Шармута!»

Но известие о беременности соперницы и то, что Сергей решил с ней развестись, заставили Мону передумать. Она ничуть не сомневалась, что это не случайный залет, а спланированная акция с целью окончательно увести у нее мужа. Но даже в этой ситуации можно было побороться… однако Мона уже не хотела борьбы. Прошло несколько дней; первая боль отступила, она обдумала ситуацию и пришла к неутешительному выводу. Нельзя бесконечно жить в придуманном мире, закрывая глаза на очевидное: Сергей не дорожит их семьей и он уже сделал выбор в пользу другой женщины.

«Наша семья нужна только мне. Возможно, Сергей даже рад, что все получилось именно так, и теперь у него есть формальный повод для развода. Ведь у них в стране не обязательно жениться, даже в случае беременности женщины, – можно признать ребенка, можно помогать деньгами… Но он решил иначе: значит, мы с Сальмой для него ничего не значим. Что ж, пусть Юля забирает свой приз, за который она так отчаянно боролась. Как бросил нас, так когда-нибудь бросит и ее с ребенком. Аллах все видит, – ей еще придется ответить за свой поступок».

Сергей так и не решился съехать в гостиницу; последние дни они прожили как соседи. Мона притихла и больше не устраивала скандалов, – она молча готовила, убирала, ухаживала за Сальмой и разговаривала с Сергеем только по необходимости. Столь тихое поведение принесло свои плоды: когда она кричала, что Сергей сломал ей жизнь, муж огрызался, но, видя жену спокойной и грустной, он постоянно мучился угрызениями совести. Сергей принял решение, будучи уверенным, что у него нет пути назад, но порой ему становилось тоскливо оттого, что их брак распался. В эти дни он часто вспоминал начало отношений с Моной: их первые тайные встречи, ее робкую улыбку и то, с каким трепетом она принимала его ухаживания.

«Жаль, что нельзя повернуть время вспять», – думал Сергей, чувствуя себя виноватым перед женой.

В день возвращения в Канаду он собрал вещи, пообещал высылать деньги в прежнем объеме и со слезами на глазах поцеловал дочку. Сальма успела привыкнуть к отцу; она тянула к нему свои маленькие ручки и улыбалась, не зная, что между ее родителями все кончено.

– Береги дочку. Я еще приеду навестить ее, – пообещал он. Мона только кивнула.

«Можно подумать, новая жена тебя отпустит», – подумала она, но не стала озвучивать свои мысли. В душе у нее все заледенело; она ходила, разговаривала, занималась повседневными делами, всеми силами стараясь не замечать постоянной боли, которая рвала ее изнутри.

«Он уезжает навсегда», – говорило ей сердце.

«Юля не позволит тебе видеться с нами», – вторил разум, и это был тот редкий случай, когда голова с сердцем пришли к единому мнению.

Глава 23. Новая жизнь

Спустя месяц Сергей получил внеочередной отпуск и поехал в Киев – решать вопрос с разводом. Уладить дело в отсутствие жены оказалось непросто, но он знал, что Мона ни за что не согласится ехать в Украину по такому поводу.

«Развод нужен мне, значит, мне и расхлебывать».

Юля дергала его, уже не скрывая, что торопится поскорее выйти замуж. Ей не хотелось, чтобы на свадьбе был заметен округлившийся живот. Однако дело затянулось; чиновники долго думали и крутили головами, не зная, как поступить в столь непростой ситуации. Сергею пришлось подключать связи и раздавать взятки, чтобы ускорить процесс развода. Когда заветное свидетельство было получено, Юля в тот же день потащила его подавать заявление в ЗАГС. В этот раз он совсем не хотел пышной свадьбы, но невеста впервые устроила скандал и настояла на своем.

– У тебя второй брак, а у меня первый. И можешь не сомневаться, что для нас обоих он станет последним, – заявила она, тряхнув головой.

Сергей с ужасом смотрел, как изменился характер любимой женщины. Случилось то, о чем его предупреждали Димка и первая жена: вместо любящей, нежной и ничего не требующей Юли он видел перед собой напористую и эгоистичную женщину. Сергей пытался объяснить эти изменения разбушевавшимися гормонами, но в глубине души понимал, что это не так. Юля хорошо сыграла свою роль и получила то, что хотела; теперь она не боялась показать свое истинное лицо. Временами он хотел даже отменить свадьбу, но чувствовал, что просто не в силах пережить ту бурю, которая его ожидает.

«Да и зачем я тогда разводился? Надо было оставить все как есть. Мона не узнала бы о Юле, если б не залезла в мой телефон. Я бы признал ребенка, не заключая брак с его матерью, давал бы деньги обеим женщинам, навещал бы их временами, а большую часть года спокойно работал бы в Канаде».

Так или иначе, свадьба состоялась. Тамара Николаевна была безумно рада, невеста сияла от счастья, и только жених, казалось, исполнял свой долг без особого восторга. Торжество получилось веселым и многолюдным; гости ели и плясали до позднего вечера. Впрочем, Сергей не получил от этого никакого удовольствия; он все еще хорошо помнил свое первое бракосочетание и невольно сравнивал тот день и день сегодняшний.

«Пожалуй, Димка был прав: я меняю шило на мыло. Конечно, с Юлей заморочек поменьше – все-таки мы с ней одного поля ягоды… Но все равно, зачем я во все это ввязался?»

Мечта Юли скрыть свое интересное положение во время свадебной церемонии не осуществилась; она старалась подобрать платье свободного кроя, но живот все равно выпирал, давая приглашенным почву для пересудов. Впрочем, она не обращала ни на кого внимания, наслаждаясь своей долгожданной победой.

«Теперь-то он никуда не денется. Дело сделано: Сергей наконец избавился от своей египтянки и надел мне на палец колечко».

Подобно большинству женщин, Юля считала, что свадьба – это не только самый счастливый день в жизни девушки, но и кульминация в отношениях мужчины и женщины. Штамп в паспорте и ребенок – вот те цепи, которые, по ее мнению, должны прочно приковать мужа к лодке под названием «Семейное счастье». Ей и в голову не могло прийти, что настоящая работа над отношениями начинается только теперь и что Сергей, привыкший к прежней Юле, совсем не готов жить с новой женщиной, скинувшей маску и показавшей свое истинное лицо. Юле хотелось капризничать и требовать звезду с неба, хотелось, чтобы ее носили на руках и исполняли все ее желания.

«Ведь я ношу его ребенка. Да он должен мне ноги целовать», – глубокомысленно думала Юля, забывая о том, что у Сергея это уже не первый ребенок, которого он к тому же совсем не ждал и не планировал.

Результатом такого поведения стало то, что Сергей едва дождался отъезда в Канаду, откровенно радуясь, что врач запретил Юле перелеты. Беременность протекала тяжело; ее сильно мучил токсикоз, временами она подолгу не вставала с кровати, и с каждым днем характер у будущей мамы становился все более невыносимым. Иногда Сергей с трудом сдерживался, чтобы сохранить спокойствие и не накричать на жену, а она, в свою очередь, считала свое поведение совершенно нормальным и естественным.

«Если я и капризничаю, то совсем чуть-чуть. Это вполне нормально в моем положении. Ох уж эти мужчины: они даже не представляют, как сложно выносить ребенка», – думала Юля, замечая, как психует молодой муж. На самом деле ее все бесило: еда казалась невкусной до отвращения, погода – то слишком жаркой, то слишком холодной, передачи по телевизору тупыми и скучными, но больше всего Юлю раздражало собственное состояние и отражение в зеркале. Она чувствовала себя настоящим бегемотом, а при взгляде в трюмо ей хотелось бросить в него камень.

«Никогда не думала, что беременность – это такой ад», – размышляла Юля, недоумевая, как другие женщины решаются на нескольких детей. А ведь впереди были еще роды: по рассказам уже родивших подруг, этот процесс можно сравнить разве что с инквизиторскими пытками.

В общем, она ныла и ныла, доведя до предынфарктного состояния даже собственных родителей. Сергей держался из последних сил. Ситуация была до боли знакомой: он снова был чем-то обязан и к тому же во всем виноват. Вот только сейчас капризы Моны представлялись ему детскими шалостями. Происходящее казалось жестокой насмешкой судьбы; иногда Сергей думал, что так ему и надо.

«Поделом мне, – размышлял он, куря сигарету за сигаретой. – Как ни крути, я подло поступил с Моной. Ведь у нее ситуация была в сто раз хуже, чем у Юли, которая находится у себя дома, имеет поддержку родных и может требовать все, что пожелает».

Однажды жена разбудила его среди ночи, срочно потребовав принести что-то кислое, а когда он, прошагав три квартала до круглосуточного супермаркета, вернулся домой с пакетом апельсинов, в ярости швырнула фрукты о стену. Сергей заскрипел зубами от злости и едва сдержал себя, чтобы не влепить ей пощечину.

«Мона никогда так надо мной не издевалась. Дурак я был, что еще и жаловался».

Мысли о Моне посещали его все чаще; но, когда он заикнулся о том, что через пару месяцев хотел бы съездить повидать дочь, Юля закатила грандиозный скандал, который Сергей запомнил надолго. После этого он сделал два вывода: что свои поездки в Египет придется держать в секрете от жены и что он скорее застрелится, чем увезет Юлю с собой в Канаду или любое другое место. Она очень рассчитывала переехать к нему после родов, хотя Сергей неоднократно намекал, что в этом году, скорее всего, не получится. И чем больше времени он проводил с новой женой, тем сильнее испарялось его желание жить с ней постоянно.

– Я хочу, чтобы ребенок рос в нормальной, цивилизованной стране, – говорила Юля.

– Моя должность пока не подразумевает проживание с семьей, – возражал Сергей. – Ну мы же сто раз это обсуждали.

– Как они могут запретить тебе привезти жену и ребенка?

– Запретить не могут. Но проблемы с визой придется решать самим. И квартира, которую оплачивает компания, маловата для троих.

– Так сними другую, побольше.

– Юль, давай отложим этот разговор до следующего года. Не думаю, что тащить новорожденного за границу – это хорошая идея.

Вскоре после свадьбы Сергей получил годовой бонус и повторное назначение в Канаду. Часть денег он благоразумно отложил, чтобы при первой возможности выслать их Моне, – но только так, чтобы об этом не узнала Юля. Любое упоминание о бывшей жене и дочери вызывало у нее дикий приступ ревности и неизменно заканчивалось скандалом. Никакие доводы о том, что Сальма остается его дочерью и у него есть обязанности перед своим первым ребенком, на Юлю не действовали.

– Почему ты так злишься? Да, у меня есть ребенок, и ты знала об этом с самого начала. Я развелся с женой, но не с дочерью! – Вначале он еще пытался образумить жену.

Со временем Сергей понял, что спорить с Юлей бесполезно; то ли у нее не на шутку взыграли гормоны, то ли таким образом она компенсировала прошлые обиды, но сейчас для Юли существовала только одна точка зрения – ее собственная, и переубедить ее было невозможно.

– Твой первый брак был ошибкой. Теперь у нас семья, скоро я рожу сына, и я не хочу ничего слышать ни о какой Моне и Сальме. У тебя что, деньги лишние? Так я помогу их потратить.

Тратить деньги она действительно умела и отдавалась этому занятию с наслаждением. Сергей с ужасом наблюдал, как растет гора коробок и пакетов в детской комнате.

– Ты уверена, что ребенку все это нужно? – осторожно спросил он у Юли.

– У моего сына должно быть все самое лучшее, – сразу вспылила она.

– Послушай, я не против, но необязательно скупать сразу весь магазин.

– Будь твоя воля, ты бы его завернул в обноски, а все сэкономленные деньги отправил своей египтянке.

– Не говори глупостей. Кстати, Сальме уже второй год, а у нее нет и половины того, что ты накупила еще не рожденному младенцу.

– Потому что ее мать – тупая деревенщина! – разъярилась Юля. – Какое мне дело, что у нее есть? Пусть хоть на голой земле спит!

Сергей только вздохнул. Он не узнавал Юлю: в нее как будто вселилась совсем другая, эгоистичная и злая женщина. Оставалась надежда, что после родов она успокоится, но, положа руку на сердце, он не был в этом уверен. Сергей уже избавился от своих иллюзий и почти не сомневался, что жена никогда не была в действительности такой милой и нетребовательной, какой казалась ему во время их краткого и бурного романа.

Звонить бывшей жене тоже приходилось украдкой; Юля не терпела даже упоминания о Моне или Сальме. С лихвой хлебнув семейного счастья, Сергей встретил день своего возвращения в Канаду с плохо скрываемым торжеством. Поцеловав Юлю и мать, он отправился в аэропорт с мыслью, что никогда еще не уезжал из дома с таким чувством облегчения.

«Нет, все-таки с Моной было значительно проще», – окончательно удостоверился Сергей.

Следующие полгода он разрывался между Канадой, Украиной и Египтом. Изначально Сергей планировал ограничиться денежными переводами и телефонными звонками, но почему-то именно сейчас он вдруг стал испытывать нежную любовь к дочери и начал по ней скучать. Сальма подросла, научилась ходить и немного говорила по-арабски, смешно коверкая слова.

В октябре Юля родила мальчика, и Сергей прилетел посмотреть на сына. Ему удалось получить всего несколько дней, что вызвало новый всплеск возмущения у жены. Роды прошли достаточно легко: ей дали эпидуральную анестезию, так что Юля не слишком мучилась, но тем не менее приравнивала рождение ребенка к совершению подвига. Сергей принял мальчика, названного Андреем, при выписке из роддома, побыл с семьей еще пару дней и улетел обратно в Канаду, а уже через месяц в обстановке величайшей секретности отправился в Египет к Сальме. На работе знали о его непростой личной ситуации и по-доброму подшучивали над метаниями Сергея между двумя странами и двумя женщинами с детьми.

– Дурак я был, что вообще женился, – признавался Сергей в моменты откровения, выпив в баре с канадскими друзьями. – Но первый раз у меня вроде и выбора не было – так сложились обстоятельства, что любой порядочный человек был просто обязан жениться. А что развелся и женился повторно, так вдвойне дурак. Надо было оставить все как есть. Черт меня дернул вообще связаться с Юлей…

– Да уж, ситуация, – качали головами друзья. – Про твою жизнь сериалы можно снимать.

В присутствии Моны Сергей также старался не упоминать о новой жене и ребенке, хотя бывшая жена в целом реагировала спокойно. Лишь по едва изменившемуся выражению ее лица он мог догадаться, насколько ей неприятно слышать о Юле. Сергей останавливался в гостинице неподалеку от их дома и почти целый день проводил вместе с дочерью: катал ее на упряжке, запряженной лошадьми, водил в парк, на пляж или на аттракционы. Девочка, редко видевшая отца, за это время успевала сильно к нему привязаться; Мона беспокоилась по этому поводу и даже ревновала дочь к Сергею, но не могла запретить им встречаться. Приходилось признать, что бывший муж, поступивший непорядочно по отношению к ней, все же не бросил ребенка: по мере возможности он поддерживал связь с Сальмой и обеспечивал ее всем необходимым, Моне оставалось лишь догадываться о том, каких усилий ему стоило выкраивать для дочери время и деньги.

Мона

Первый месяц после расставания с Сергеем Мона прожила как в тумане. Единственной ниточкой, связывающей ее с миром, была Сальма. Жизнь полностью замкнулась на заботах о дочери, и все остальное потеряло для нее смысл.

Она во всем призналась Линде: подруга долго ахала и, как могла, успокаивала Мону.

– Все будет хорошо. Знаю, что сейчас тебе тяжело, но время лечит…

– За что? За что он так?

– Аллах все видит, дорогая. Рано или поздно Сергей ответит за свои поступки… И он, и эта женщина.

– Я знаю. Но я не хотела, чтобы он отвечал. Я просто хотела быть счастливой. Неужели я этого не заслужила?

– Мона, дорогая, ты заслуживаешь всего самого хорошего. Но Аллах лучше знает, что нам надо. Положись на него и не падай духом.

Прошло несколько месяцев, и боль стала потихоньку отступать. Мона больше не плакала ночами, а проваливалась в глубокий сон и утром открывала глаза, не сразу вспоминая о Сергее. Она проводила дни, занимаясь с дочерью, а в краткие минуты покоя, пока Сальма спала, читала книги. У нее по-прежнему не было друзей, кроме Марьям и Линды, но Мона привыкла к одиночеству и воспринимала его как должное. Она стала строить планы на будущее: отдать дочку в садик, когда та еще немного подрастет, и поискать работу наподобие той, что была у нее в Каире. Моне хотелось заниматься еще чем-то, кроме ребенка; и потом, она не знала, как долго Сергей продолжит высылать им деньги. В этой непростой ситуации Мона считала совсем нелишним иметь собственный источник дохода.

Однажды поздно вечером раздался звонок; по голосу Линды Мона сразу поняла, что что-то случилось.

– Тут такое дело… ты только не нервничай. В общем, меня просил позвонить твой отец. Он надеялся, что мы до сих пор общаемся и что я смогу тебе передать…

Мона молчала, вцепившись в трубку.

– Ему плохо. Совсем плохо… Уже неделю не встает, и врачи говорят, что… В общем, времени осталось мало и надо готовиться к самому худшему.

– О, Аллах…

– Он хочет проститься с тобой.

– Ты что-то говорила про Сальму?

– Нет. Но ведь он и так знает, что ты была беременна.

– Я боюсь, – прошептала она.

– Понимаю. Но сейчас у тебя, возможно, последний шанс поговорить с отцом и даже помириться с ним. Я видела его сегодня: он совсем не думает о мести. Это просто пожилой уставший человек, который не хочет умирать, не повидавшись с дочерью.

Мона записала номер телефона отца и долго сидела, глядя на бумажку с цифрами. Она вспоминала свою прошлую жизнь в родительском доме, и по щекам ее текли слезы. Как случилось, что они с отцом стали злейшими врагами, что она вынуждена скрываться от его гнева?

«Я сама наломала дров, – думала Мона. – Я осознанно пошла на разрыв с семьей… и самое печальное, что это не принесло мне счастья».

Спустя час она наконец решилась набрать номер. Отец почти сразу снял трубку, как будто ждал звонка.

– Это я, папа, – прошептала Мона.

– Здравствуй, дочка. Хорошо, что ты позвонила.

Они ненадолго замолчали.

– Ты, наверное, знаешь, что мое время пришло. Скоро я предстану перед Аллахом.

– Пожалуйста, не говори так… Ты должен поправиться.

– Я много думал о тебе в последнее время.

– Прости… Прости меня, отец.

– Приезжай ко мне и привези своего ребенка. Не откажи старику в его последней просьбе.

– У меня дочь… Сальма. Мы приедем завтра.

– Я буду ждать.

Положив трубку, она бурно разрыдалась. Сальма подошла к матери и удивленно посмотрела на нее, а затем залезла на руки, по-детски пытаясь ее утешить. Они долго сидели в тишине обнявшись – вопреки обыкновению Сальма не вырывалась. Как будто чувствуя настроение Моны, девочка вела себя на удивление спокойно и только встревоженно смотрела на мать.

– Завтра мы поедем к дедушке. Пришла пора познакомиться с родственниками. А то ты у меня растешь, словно сиротка.

Мона вздохнула, вспомнив Сергея и его мать. Похоже, бабушке наплевать на внучку, она ни разу не позвонила и не написала невестке и вообще никоим образом не обнаружила своего интереса к дочери своего единственного сына. Затем ее мысли вернулись к собственной семье. Она вспоминала, как тяготилась жизнью в отчем доме и как хотела оттуда вырваться. Оглядываясь назад, Мона видела наивную и восторженную девочку, ничего не знавшую о жизни. Был ли у нее хоть малейший шанс осуществить свои мечты? Могла ли она удержать Сергея? Или избежать отношений с ним? Что было бы, если вместо него она встретила бы другого, более подходящего ей мужчину?

В конце концов Мона встряхнула головой, пытаясь отвлечься от бесполезных мыслей. Все сложилось так, как сложилось. Сейчас ее главная забота – воспитать Сальму.

Эту ночь Мона не могла сомкнуть глаз. Она думала о родителях, о братьях и о Сумайе – о всей своей потерянной семье, которую ей вновь предстояло увидеть. Как родные примут блудную дочь? Несмотря на уверения Линды и даже на приглашение отца приехать домой, Мона совсем не была уверена, что все пройдет гладко.

Рано утром она разбудила Сальму и, поймав такси, успела на первый утренний поезд в Каир. После недолгих колебаний Мона решила надеть паранджу, ей не хотелось, чтобы вся улица видела ее возвращение в родной дом.

«Соседи ничего не забывают. Может, обо мне не судачат так, как раньше, но, стоит им меня увидеть, сразу все вспомнят».

Дорога казалась бесконечной; Сальма дремала у нее на коленях, а Мона сидела, погруженная в свои мысли и воспоминания. Она видела себя молоденькой девочкой, мечтающей об интересной жизни, образовании и путешествиях; затем печальной молодой женщиной замужем за положительным, но нелюбимым Ахмедом; восторженной и влюбленной после знакомства с Сергеем и, наконец, убегающей из отцовского дома, чтобы решительно порвать с прошлой жизнью. Все эти картинки из прошлого мелькали у нее перед глазами, заставляя Мону то и дело вытирать набегающие слезы. Где она ошиблась? Когда все пошло не так?

Поезд затормозил на конечной станции. Она вышла на перрон и вскоре пересела в маршрутку, которая отвезла их с Сальмой в родную деревню. Сердце Моны екнуло, когда они оказались на месте: здесь совсем ничего не изменилось. Это было то самое место, где она родилась и выросла, то место, где рождались и умирали ее предки.

Мона похвалила себя за предусмотрительно надетую паранджу (то там, то тут мелькали знакомые лица) и нетвердой походкой пошла к своему дому. У порога она некоторое время мялась в нерешительности, пытаясь проглотить застывший ком в горле, но затем все же решилась и позвонила. Ничего не понимающая Сальма крутила головой по сторонам: в дороге девочка выспалась и сейчас с интересом осматривала незнакомое место.

Дверь открыла мать. Некоторое время они молча смотрели друг на друга; Моне пришлось напомнить себе, что ее лицо скрыто за плотной тканью никаба.

– Это я, мама, – прошептала блудная дочь, чувствуя, как подгибаются ее колени.

Мать пошатнулась – казалось, обеим женщинам вот-вот может понадобиться медицинская помощь.

– Заходи, – тихо прошептала она побелевшими губами.

Разувшись, Мона вошла в холл и вопросительно посмотрела на мать.

– Отец в нашей спальне. Иди. Нет, постой… девочку оставь здесь. Я присмотрю за ней.

Моне поцарапало слух, что мать не назвала свою внучку по имени, хотя наверняка знала, как ее зовут. Но она безропотно передала Сальму и тихо вошла в родительскую спальню.

Шторы были задернуты, на тумбочке слабо горел ночник. Даже при таком тусклом освещении Мона сразу увидела, что отец сильно постарел и осунулся. В полудреме он не сразу заметил появление дочери, но, когда вгляделся в ее лицо, заметно обрадовался.

– Мона… – Отец едва заметно приподнял руку. – Хорошо, что ты приехала.

– Как ты, папа? – Она чувствовала, как слезы градом покатились по щекам. – Чем я могу тебе помочь?

– Ничем, дочка. Только Аллах в силах помочь мне. Помолись, чтобы он простил мои грехи и облегчил страдания.

– Папа. – Мона, не выдержав, упала на колени и схватила его ладонь. – Прости меня… Я так виновата…

– Я тоже виноват, – признал он. – Знаешь, я много думал об этом все время, пока ты скрывалась от нас. Наверное, мы слишком давили на тебя… Не замечали, чего ты хочешь, о чем мечтаешь…

– Папа… пожалуйста, не умирай… мне так много надо тебе рассказать. Я так давно тебя не видела…

– Это ничего, дочка. Главное, что мы успели попрощаться. Приехав сюда, ты сняла с моей шеи тяжелый камень. Пожалуйста, не забывай своих родных. Мы все ошибались, но все-таки мы одна семья, а не враги друг другу.

– Я боялась, что ты меня убьешь.

– Ну, у меня вряд ли хватило бы духу убить собственную дочь. Хотя, не спорю, были мысли запереть тебя в комнате…

– Это та же смерть, только более медленная и мучительная.

– Я плохо знал тебя, Мона, – вздохнул отец. – Мне следовало лучше понимать своего ребенка. Ты совсем не похожа на Сумайю. Точнее, ты вообще ни на кого не похожа. Но ведь ты не плохая, не подлая… я знаю, я не могу в этом ошибаться. Нужно было позволить тебе осуществить свои желания: позволить учиться, не настаивать на свадьбе с Ахмедом. Может, тогда нам удалось бы избежать трагедии. Но сейчас слишком поздно говорить об этом… Приведи свою дочь. Я хочу посмотреть на нее.

Мона вышла в холл и вздрогнула, увидев там соседей, пришедших справиться о здоровье больного. На нее устремилось множество любопытных взглядов. Вспыхнув, она кивнула гостям и сразу ушла на кухню к матери.

– Отец хочет видеть Сальму.

Мать поджала губы, но молча отдала девочку. Мона вернулась к отцу, стараясь не обращать внимания на перешептывания соседей.

– Вот моя дочь.

– Поднеси ее поближе. Я хочу посмотреть… Она похожа на тебя, Мона.

– Да. Все так говорят.

– Где ее отец?

– Он работает в другой стране.

– Девочка записана на него?

– Да. Он признал Сальму.

– Вы расстались? Скажи честно. Сейчас тебе нечего бояться.

– Да, папа. Мы расстались. Он развелся со мной и женился на другой женщине, и она уже родила ему сына. Клянусь Аллахом, я говорю правду.

– Эта женщина – его соотечественница?

– Да, папа.

– Хорошо. – Заметив, как вспыхнула Мона, отец пояснил: – Знаю, что тебе больно. Ты многим пожертвовала ради этого мужчины. Но поверь, так лучше для всех. Тебе тоже надо выйти замуж за хорошего человека…

– Сейчас я не могу думать о мужчинах. Прошло слишком мало времени.

– Подумай об этом, когда будешь готова. Считай, что это моя последняя воля. – Он ненадолго замолчал. – Ты знаешь, у Ахмеда уже двое детей.

– Я рада за него.

– Ты совершила большой грех, дочка. Но Аллах милостив, – кто знает, может быть, он простит тебя. Главное, чтобы ты раскаялась и не повторяла прошлых ошибок.

– Не волнуйся, папа. Теперь я понимаю многое из того, чего в силу молодости не могла понять раньше.

– Этот человек видится с Сальмой? – Мона заметила, что отец избегает называть Сергея по имени.

– Да, он приезжает иногда… и высылает деньги.

– Что ж, значит, у него есть хоть какие-то представления о порядочности. Может быть, это и неплохо, что Сальма живет далеко от него. Здесь она вырастет мусульманкой. – Отец, казалось, просто размышлял вслух. Он снова тяжело вздохнул и ненадолго замолчал, погрузившись в свои мысли. – Я был рад увидеть вас, тебя и мою внучку. Храни вас Аллах.

– Мы можем остаться на ночь?

– Возможно, вам придется задержаться даже дольше, – усмехнулся отец. – На все воля Аллаха. Скажи матери, чтобы она разместила вас наверху.

Сердце Моны екнуло. Перед глазами промелькнули детские годы, проведенные в этом доме, в их общей с Сумайей спальне.

– Да, время бежит, – сказал отец, как будто подслушав ее мысли. Аль-Хамду ли-Ллях – Сумайя замужем и скоро станет матерью. Карим тоже женился. С нами остался только Омар.

– Сумайя беременна? Я не знала! – воскликнула Мона.

– Мать, наверное, не успела тебе рассказать. Иди к ней.

– Конечно. Я вижу, что ты очень устал. Тебе надо отдохнуть.

– Да, я очень устал, дочка. Иди. Нет, сначала поцелуй меня. Пусть Аллах защитит тебя и твоего ребенка.

Сальма, с интересом наблюдавшая за дедом, скривила забавную рожицу, и он слабо улыбнулся в ответ.

Мона вышла, прикрыв за собой дверь. Отец закрыл глаза и, казалось, сразу заснул.

Соседи все не расходились. Мона вновь ощутила неловкость и, пробормотав что-то невнятное, сразу поднялась к себе в комнату, чувствуя, как ее спину прожигают любопытные взгляды.

Мать уже постелила постель и даже достала для Сальмы старые детские игрушки. На мгновение Мона вдруг вспомнила себя юной семнадцатилетней девушкой, тайком читающей любовные романы и мечтающей о путешествиях, интересной жизни и принце на белом коне. Как много времени прошло с тех пор!

Сальма стала капризничать, и мать взяла девочку на руки. Она с трудом сдерживала слезы, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Какое-то время они провели в комнате; Мона слышала слабый гул голосов и не хотела спускаться вниз, чтобы не столкнуться ни с кем из соседей.

Мать принесла поднос с едой; она выглядела еще более осунувшейся и уставшей.

– Я могу чем-то помочь? – спросила Мона.

– Нет, спасибо. – Она, не поднимая глаз, вытирала руки о фартук. – Пришли Карим с женой и Омар. И Сумайя уже едет сюда.

Мона вздрогнула.

– Они, наверное, не хотят меня видеть?

Мать сделала неопределенный жест руками.

– Сумайя злилась, когда из-за твоего развода сорвалась ее свадьба. Но, думаю, сейчас это в прошлом. А мальчики… думаю, им достаточно того, что тебя простил отец.

– А ты, мама? Ты меня простила?

Та отвела глаза.

– Ты причинила нам много горя, детка.

Мона слабо кивнула, пытаясь сдержать слезы.

– Сейчас все наши мысли в первую очередь об отце, – проговорила мать, глядя куда-то вдаль. – Вчера доктор предупредил, что он вряд ли переживет следующую ночь… Но он все еще с нами, – возможно, потому, что ждал тебя.

– Ты хочешь сказать…

– Сегодня все дети будут ночевать в доме, – оборвала ее мать. – Соседи скоро уйдут. После этого ты можешь спуститься… но сейчас тебе лучше побыть здесь.

– Я и сама не испытываю никакого желания видеть этих сплетников, – пробормотала Мона.

У нее совсем не было аппетита, зато Сальма с удовольствием уплетала то, что принесла бабушка. Поев, она заскучала, и Моне стоило больших усилий удерживать девочку в комнате. Ей совсем не хотелось, чтобы соседи разглядывали Сальму и судачили об отце девочки. Мона знала, что после скандального развода с Ахмедом слухи о таинственном иностранце просочились и сюда, и теперь у соседей появилось много поводов для злословия. Обычаи Египта таковы, что женщина, чей брак не объявлен публично, в глазах окружающих не является замужней даже при наличии официального свидетельства о браке, и Моне это было хорошо известно.

Ближе к вечеру приехала Сумайя. Сестры долго смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова, а затем бросились в объятья и дружно разрыдались. Мона сразу заметила округлившийся живот своей младшей сестры. Они долго разговаривали, то плача, то смеясь, вспоминая детство и рассказывая друг другу новости последних лет.

– Так ты живешь совсем одна? – ужаснулась Сумайя.

– Да. Сергей развелся со мной. Он признал ребенка, навещает Сальму, высылает деньги… но у него есть другая семья там, в Киеве.

– Какой кошмар!

– Ничего, я уже привыкла, – грустно отозвалась Мона.

– Я видела в новостях, что у них в Украине тоже революция?

– Да. Я как раз была там, когда все началось. Представляешь: попала с одного майдана на другой. И ни там, ни там никакого счастья у меня не случилось.

Она видела, что Сумайя больше не держит на нее зла, и не могла скрыть своей радости, вновь обнимая свою любимую младшую сестру. Ужин прошел в семейном кругу, Мона увидела своих братьев и познакомилась с женой Карима. В таких обстоятельствах всем было не до веселья, но сама Мона, несмотря ни на что, ощущала невероятное облегчение, зная, что теперь она не одна. Пусть пока ее приняли скрепя сердце, но она больше не изгой; ей больше не придется скрываться от гнева родных.

Отец умер этой же ночью. Мона, мать и Сумайя по очереди дежурили у его постели: ближе к утру он открыл глаза, попытался что-то сказать, но из его уст вырвались лишь бессвязные звуки. Мона закричала, и на ее крик тут же прибежали остальные родственники, но все было кончено: отец застывшим взглядом смотрел куда-то в вечность. Женщины начали плакать; поднялась суета; с раннего утра в дом потянулись знакомые с соболезнованиями. Мона больше не пряталась в комнате; ей было безразлично, кто и что про нее скажет. Похороны по мусульманскому обычаю состоялись в тот же день; соседские женщины полностью взяли на себя домашние хлопоты, освободив убитых горем родных покойного. Мать, давно знавшая о болезни мужа и переносившая ее стоически, впала в отчаяние: она или плакала, или молчала, бессмысленно глядя вперед. Мона и Сумайя рыдали, сидя рядом с телом своего отца. Сальма, оказавшаяся на попечении лишь вчера обретенных родных, вела себя на удивление разумно, чем вызывала одобрение Умм Мухаммед, ближайшей соседки и подруги матери Моны.

– Хорошая девочка, – сказала эта мрачная женщина, пользовавшаяся на улице большим авторитетом. – Конечно, ее происхождение вызывает много вопросов… Но Аллах милостив: с помощью семьи Мона сможет воспитать из нее достойного человека.

– На все воля Аллаха, – дружно откликнулись остальные соседи.

Мона осталась в доме еще пару дней после похорон. Окружающие сочувствовали убитой горем женщине и уже не так часто вспоминали о скандальном разводе и побеге из дома. Прощание с родными вышло трогательным: Сумайя пригласила сестру погостить к себе в Каир, а мать просила навещать ее как можно чаще.

– У меня остался один Омар, – говорила она, смахивая слезы. – Придет время, и он женится, а я останусь доживать свой век в одиночестве…

– Не говори так, мама. У тебя уже есть внучка, скоро Сумайя родит, да и жена Карима беременна. Да ты не будешь успевать ездить от одного внука к другому!

– У всех свои семьи, своя жизнь.

– Мам, а ты приезжай к нам в Александрию. Мы с Сальмой будем очень рады.

– Ин ша Аллах, – расплывчато ответила мать.

Несмотря на смерть отца, она уезжала со светлым чувством в душе. Впервые за долгое время Мона перестала ждать светлого будущего, научившись ценить день сегодняшний и то, что она имеет уже сейчас. Сальма подрастала, радуя мать своими успехами; у нее была крыша над головой и семья, которая вновь приняла ее обратно. Мона больше не ощущала себя одинокой и не ждала от жизни чуда, а старалась жить сегодняшним днем, радуясь каждому моменту. Она чувствовала себя повзрослевшей и, вспоминая свои прежние страдания, лишь грустно улыбалась. Разочаровавшись в любви и не получив то, о чем ей мечталось в юности, Мона перестала гнаться за призрачной птицей счастья и наконец обрела успокоение. Она надеялась выйти на работу, как только Сальма немного подрастет, и даже поездить по миру, но все-таки для нее это было уже неглавным. Что касается мужчин, то их для Моны не существовало: она все еще жила воспоминаниями о Сергее.

– Нехорошо, что ты живешь одна в таком большом городе, – твердила ей мать. – Надо найти хорошего мужа, за которым ты будешь как за каменной стеной.

– Ин ша Аллах, мама, – вновь и вновь отвечала Мона, радуясь, что в родной деревне мать вряд ли сыщет ей жениха, а в незнакомой ей Александрии – и подавно. – Если мне суждено когда-нибудь еще раз выйти замуж, так оно и будет.

Она посмеивалась, глядя на недовольное лицо матери, считавшей, что все ее дети должны быть «пристроены», и с присущим ей фатализмом терпеливо повторяла столь любимое египтянами восклицание, за которым скрывается одновременно и нежелание что-либо делать, и покорность перед Создателем – «Ин ша Аллах».

Эпилог

Прошло несколько лет, и в жизни наших героев многое изменилось. Сергей получил повышение и новое назначение в США, но наотрез отказался перевозить туда жену и сына. Это привело к грандиозному скандалу, в результате которого они развелись. Юля считает себя жертвой мужского коварства и, воспитывая ребенка, не забывает сообщать всем о подлом поведении бывшего супруга. Сергей страдает от того, что она настраивает против него сына и даже не всегда разрешает с ним повидаться, но притом никогда на забывает потребовать денег на содержание ребенка. Тем не менее Сергей не жалеет об их расставании, поскольку не представляет своей жизни с этой женщиной.

После развода он сделал попытку примирения с Моной, но, к его удивлению, первая жена решительно отвергла эти ухаживания. Сергей долго просил прощения и пытался понять причину поведения Моны, слыша в ответ аргументы «мы очень разные и не можем быть вместе», «ты принадлежишь другой религии» и «я не хочу повторять своих ошибок». Не веря, что столь горячо любившая его женщина может отказаться от шанса снова быть с ним, Сергей удвоил напор, но в конце концов был вынужден отступить. Видя, что бывший муж не понимает ее объяснений, Мона призналась, что уже не испытывает к нему прежних чувств, и после этого Сергей больше не предлагал ей воссоединиться. Он по-прежнему летает то в Киев, то в Александрию, навещает детей и платит алименты. Сергей больше не намерен жениться; в Америке он довольствуется краткими и необременительными отношениями с женщинами.

Мона несколько лет жила одна, но, когда Сальме исполнилось семь лет, все-таки вышла замуж, чем невероятно обрадовала свою мать и прочих родственников. Она не испытывала к Хасану таких же пылких чувств, как к Сергею, скорее это было ровное и взрослое чувство, без надрыва и кипения страстей. Хасан полностью устроил ее родных: египтянин, мусульманин, к тому же при хорошей должности и деньгах. Новый муж знает о Сергее, но ни в чем не обвиняет свою жену и готов принять ее со всеми ошибками прошлого. Мона осуществила свою давнюю мечту: вышла на работу, но вскоре после свадьбы забеременела и впоследствии занималась воспитанием сына. Ее мать предлагала забрать Сальму к себе, как того требует мусульманский обычай, но Моне была невыносима мысль о разлуке с дочерью, да и Хасан не возражал против того, чтобы девочка жила с ними. Сергей был поставлен перед фактом, что у Моны появился новый муж, а у дочки – отчим. Раз в год он приезжает в Александрию, останавливается в гостинице и общается с Сальмой. Поначалу Моне было тяжело видеть Сергея, но со временем она привыкла и относилась к его визитам довольно спокойно. Даже если после встречи с бывшим мужем Мона становилась чуть более грустной и раздражительной, это легко можно списать на ее тонкую душевную организацию.

Тамара Николаевна умерла, так и не увидев внучку и ни разу не поинтересовавшись ее судьбой.

Каждый раз, приезжая в Египет, Сергей ходит по грязным улицам, смотрит на людей в длинных галабеях, пьет кофе в многочисленных кофешопах, наблюдает за тук-туками и осликами, – но, несмотря на все странности этой дикой восточной страны, чувствует, что где-то здесь остался кусочек его сердца. Он вспоминает знакомство с Моной, их краткий и бурный роман, и порой размышляет о том, как могла сложиться его жизнь при других обстоятельствах. Погуляв дней десять и посмотрев на повзрослевшую дочь, Сергей возвращается обратно с чувством глубокой тоски и еще пару недель ходит как будто не в себе.

Потому что тот, кто однажды хлебнул воды из Нила, уже никогда не будет прежним.

Сноски

1

Имам – духовный наставник у мусульман. – Прим. авт.

(обратно)

2

Азан – призыв к молитве у мусульман. – Прим. авт.

(обратно)

3

Иша – последняя обязательная ежедневная молитва; в зависимости от времени года от 18.30 до 20.30. – Прим. авт.

(обратно)

4

Агнабея – иностранка (араб. яз). – Прим. авт.

(обратно)

5

Танта – обращение к женщине старшего возраста, не являющейся родственницей (егип. диалект). – Прим. авт.

(обратно)

6

Рехаб – район в предместьях Каира. – Прим. авт.

(обратно)

7

Аль-Фатиха – сура, открывающая Коран, по традиции ее читают при помолвке. – Прим. авт.

(обратно)

8

Шабка – праздник, сопровождающий помолвку, когда жених дарит невесте золото на оговоренную сумму. – Прим. авт.

(обратно)

9

Кяуфер – парикмахерская, салон красоты в Египте. – Прим. авт.

(обратно)

10

Хамати – обращение невестки к свекрови в Египте. – Прим. авт.

(обратно)

11

Майдан – площадь (араб. яз). – Прим. авт.

(обратно)

12

Раис – президент (араб. яз). – Прим. авт.

(обратно)

13

Мудир – директор (араб. яз). – Прим. авт.

(обратно)

14

Дай бог. – Или «альхамдулиллах» – слава богу. – Прим. авт.

(обратно)

15

Завтра. – Прим. авт.

(обратно)

16

В Египте и других арабских странах неделя начинается в воскресенье, выходные – пятница и иногда суббота. – Прим. авт.

(обратно)

17

Это конец рабочей недели – как в России вечер пятницы. – Прим. авт.

(обратно)

18

По законам Египта муж может развестись с женой достаточно легко, но если муж против развода, тогда процедура будет значительно сложнее и займет больше времени. Развод по инициативе женщины называется «хула» и занимает, как правило, от нескольких месяцев до нескольких лет. – Прим. авт.

(обратно)

19

Муахр – отступные при разводе, прописанные в брачном контракте. Эти деньги выплачиваются, если инициатором развода является мужчина. – Прим. авт.

(обратно)

20

Магреб – закат солнца у мусульман и название четвертой по счету обязательной ежедневной молитвы. – Прим. авт.

(обратно)

21

Шармута – проститутка (араб. яз). – Прим. авт.

(обратно)

22

Талака – развод (араб. яз). По шариату, чтобы развестись с женой, мужчине-мусульманину достаточно трижды произнести это слово. – Прим. авт.

(обратно)

23

Никаб – паранджа, закрывающая лицо женщины. – Прим. авт.

(обратно)

24

Баваб – человек, отвечающий за дом, сочетает в себе функции консьержа, охранника и уборщика. – Прим. авт.

(обратно)

25

Ифтар – завтрак, первый прием пищи для всех соблюдающих пост в месяц рамадан, сразу после заката солнца. – Прим. авт.

(обратно)

26

Результаты выборов в парламент, куда прошли в основном сторонники Мурси, не были признаны законными, и парламент вскоре распустили. – Прим. авт.

(обратно)

27

Фуль и фаляфиль – традиционная египетская еда, обычно для завтрака. – Прим. авт.

(обратно)

28

Букра – завтра (араб. яз, египетский диалект). Дима иронизирует над манерой египтян говорить «букра» даже тогда, когда они не собираются ничего делать. – Прим. авт.

(обратно)

29

Магнуна – дура, сумасшедшая (араб. яз). – Прим. авт.

(обратно)

30

Хабиби – арабское слово, означающее «любимый».

(обратно)

31

Ай-ди – идентификационная карточка, заменяющая египтянам внутренний паспорт. – Прим. авт.

(обратно)

32

Халяуа – сладости (араб. яз, египетский диалект). Так в простонародье называют взятки. – Прим. авт.

(обратно)

33

Большая часть жилых домов в Египте имеют всего 4–5 этажей. – Прим. авт.

(обратно)

34

В квартирах у египтян обычно нет коридоров и не всегда есть прихожая – только зона ресепшен, или холл. – Прим. авт.

(обратно)

35

В Египте при подсчете количества комнат в квартире учитываются только спальни, т. е. однокомнатная квартира для египтян – это квартира, где есть холл (ресепшен) и одна спальня. – Прим. авт.

(обратно)

36

В Египте, как и во многих других странах, кухня является лишь местом приготовления пищи, то есть обитатели квартиры там готовят, но не едят и никогда не принимают в кухне гостей. – Прим. авт.

(обратно)

37

В Египте супы не слишком распространены; в основном египтяне едят бульоны. – Прим. авт.

(обратно)

38

Кофта – традиционное арабское блюдо из мясного фарша, напоминающее котлеты удлиненной формы. – Прим. авт.

(обратно)

39

Пюре в Египте обычно едят вместе с лепешками, а на гарнир к кофте готовят рис или макароны. – Прим. авт.

(обратно)

40

На самом деле все зависит от степени традиционности и религиозности собравшегося общества; на некоторых свадьбах парные танцы вполне уместны. – Прим. авт.

(обратно)

41

Очень мелкая заварка в Египте кладется прямо в стакан, и там чай заваривается до темно-коричневого, практически черного цвета, с добавлением большого количества сахара, – обычно не менее четырех ложек. – Прим. авт.

(обратно)

42

В Египте жена всегда остается со своей девичьей фамилией. – Прим. авт.

(обратно)

43

Аль-Хамду ли-Ллях – ритуальное молитвенное восклицание, используемое для восхваления Аллаха.

(обратно)

44

Операцию кесарева сечения в Египте проводят часто без всяких показаний. – Прим. авт.

(обратно)

Оглавление

Глава 1. Жених

Глава 2. Мактуб

Глава 3. Встреча

Глава 4. Офисная жизнь

Глава 5. Снова он

Глава 6. Непростые отношения

Глава 7. Разрыв

Глава 8. Побег из дома

Глава 9. Новые отношения

Глава 10. Сомнения

Глава 11. Все меняется

Глава 12. В разлуке

Глава 13. Первые трудности

Глава 14. Переезд

Глава 15. Свекровь

Глава 16. Разочарование

Глава 17. Свадьба

Глава 18. Майдан

Глава 19. Возвращение в Каир

Глава 20. Александрия

Глава 21. Сальма

Глава 22. Разрыв

Глава 23. Новая жизнь

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg