«Лето без тебя – не лето»

Лето без тебя – не лето (fb2) - Лето без тебя – не лето [It's Not Summer Without You] (пер. Bookish addicted: Переводы книг, рецензии Группа) (Этим летом я стала красивой - 2) 855K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дженни Хан

Дженни Хан Лето без тебя – не лето

Jenny Han

It’s Not Summer Without You

Text copyright © 2010 by Jenny Han

© А. Казликина, фотография на обложке, 2017

© М. Кравченко, перевод на русский язык

* * *

Дж. + С.

Навсегда

Глава 1

2 июля

День в Казенсе выдался жарким. Я лежала у бассейна, накрыв лицо журналом. Мама раскладывала пасьянс на крыльце, а Сюзанна копошилась с чем-то на кухне. Скоро, наверное, вынесет наружу стакан холодного чая и книгу, которую мне «стоит почитать». Что-нибудь романтическое.

Ночью прошел шторм, и Конрад с Джереми и Стивеном все утро ловили волны. Конрад и Джереми вернулись домой первыми. Издалека было слышно, как они поднимаются по лестнице и смеются над Стивеном, с которого стянула шорты особенно мощная волна. Конрад подошел ко мне, убрал с лица пропотевший журнал и улыбнулся:

– У тебя на щеках что-то написано.

– И что там?.. – щурясь, спросила я.

Он опустился на корточки.

– Не разобрать. А ну-ка. – И с привычно серьезным видом вгляделся в мое лицо. Затем наклонился и поцеловал меня прохладными и солеными от морской воды губами.

– Ребят, вы бы уединились, что ли, – вмешался Джереми, но видно было, что он шутит. Выйдя из-за моей спины, он подмигнул, поднял брата в воздух и швырнул в бассейн. Потом запрыгнул сам и крикнул оттуда: – Белли, ныряй!

И я, конечно, нырнула. Вода была что надо. Даже лучше, чем надо. Для меня, как всегда, лучше Казенса места нет.

– Ау-у!? Ты меня слышишь?

Я открыла глаза. Тейлор щелкала пальцами у меня перед носом.

– Прости. Что ты сказала?

Я вовсе не в Казенсе. Мы с Конрадом не вместе, а Сюзанна мертва. И как раньше уже не будет. Прошло – сколько дней? сколько же точно? – два месяца, как Сюзанны не стало, а я по-прежнему не могла поверить. Отказывалась верить. Когда умирает любимый человек, кажется, что все не по-настоящему. Как будто живешь не своей жизнью. А чьей-то чужой. У меня никогда не получалось мыслить абстрактно. Каково это, когда человека больше нет, окончательно и бесповоротно?

Иногда я закрывала глаза и повторяла про себя снова и снова: «Это неправда. Все неправда. Все понарошку». Это не моя жизнь. Но она моя. Теперь это моя жизнь. Жизнь после.

Я загорала во дворе у Марси Ю. Мальчишки плескались в бассейне, а мы, девчонки, валялись на разложенных в ряд полотенцах. Я дружила с Марси, а Кейти, Эвелин и остальные – скорее, подружки Тейлор.

Хотя полдень только начался, жара стояла уже невыносимая. И спадать не собиралась. Я лежала на животе и чувствовала, как в ложбинке на спине скапливается пот. Солнце стало порядком надоедать. Еще только второе июля, а я уже считала дни до конца лета.

– Я спросила, как ты оденешься на вечеринку к Джастину, – повторила Тейлор. Она постелила свое полотенце так близко, что казалось, мы делим одно большое на двоих.

– Не знаю, – ответила я, поворачивая к ней лицо.

У нее на носу выступили крошечные капельки пота. Тейлор всегда начинала потеть с носа.

– Я – свой новый сарафан. Тот, что мы с мамой купили на распродаже в бутике.

Я снова закрыла глаза. Спасибо темным очкам: с ними все равно не поймешь, открыты глаза или нет.

– Это который?

– Ну помнишь, в мелкий горошек, с завязками на шее? Я же тебе показывала дня два назад. – Тейлор нетерпеливо выдохнула.

– А, да, – сказала я, хотя совершенно его не вспомнила, и Тейлор наверняка это поняла.

Я собиралась чего-нибудь добавить, похвалить ее платье, но моей шеи неожиданно коснулся ледяной металл. Я с визгом обернулась: рядом на корточках сидел Кори Уилер с запотевшей банкой газировки в руках и покатывался со смеху.

Я села и свирепо на него уставилась, вытирая шею. Как же меня сегодня все достало! Поскорей бы свалить домой.

– Что за фигня, Кори?!

Он не успокаивался, чем окончательно меня вывел.

– Боже, какое ребячество!

– Мне показалось, тебе жарко, – решил оправдаться он. – Я хотел тебя остудить.

Я не ответила – так и сидела, обхватив рукой шею. Челюсть сводило от напряжения, и я кожей чувствовала пристальные взгляды остальных девчонок. Улыбка сползла с лица Кори.

– Прости. Будешь газировку?

Я покачала головой, он пожал плечами и пошел обратно к бассейну. Я огляделась по сторонам: Кейти с Эвелин кидали на меня косые взгляды, и мне стало неловко. Огрызаться на Кори – все равно что огрызаться на щенка немецкой овчарки. Совершенно бессмысленно. Я попыталась поймать взгляд Кори, но слишком поздно, он на меня больше не смотрел.

– Он же пошутил, Белли, – пробормотала себе под нос Тейлор.

Я снова улеглась на полотенце, на сей раз лицом вверх. Глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Музыка из айпода Марси так орала, что у меня разболелась голова. А пить все же хотелось. Надо было взять у Кори газировку.

Тейлор нависла надо мной и сдвинула очки вверх, чтобы заглянуть мне в глаза. Сощурилась:

– Ты злишься?

– Нет. Здесь просто слишком жарко.

Тыльной стороной руки я вытерла пот со лба.

– Не кипятись. Кори при тебе всегда дурак дураком. Ты ему нравишься.

– Ничего подобного! – возразила я, отводя глаза.

Но я ему нравилась и знала об этом. Я просто не хотела ему нравиться.

– Ага, еще как! Я до сих пор считаю, что ты должна дать ему шанс. Чтобы отвлечься сама знаешь от кого. – Я отвернулась, и она сменила тему: – Хочешь, сделаю тебе французскую косу на вечеринку? Можно заплести челку и приколоть сбоку, как в прошлый раз.

– Хорошо.

– Что наденешь?

– Пока не решила.

– Надо принарядиться, ведь там будут все. Я приду к тебе пораньше, и приготовимся вместе.

Начиная с восьмого класса Джастин Эттельбрик каждый год на первое июля устраивал грандиозную вечеринку в честь своего дня рождения. К июлю я уже давно была в Казенс Бич, и дом, и школа, и все школьные друзья к тому времени находились для меня на другом конце света. Я ни разу не пожалела, что пропустила эти вечеринки, даже когда Тейлор рассказала про аппарат для сахарной ваты, который его родители однажды взяли напрокат, или про салюты, которые они пускали над озером в полночь.

В первый раз я проводила лето дома и могла пойти к Джастину на день рождения, в первый раз я не поехала в Казенс. Об этом я сожалела. Об этом горевала. Я думала, что проведу в Казенсе каждое лето своей жизни. Я хотела отдыхать только в летнем домике. Я всегда хотела отдыхать только там.

– Ты ведь не передумала, придешь? – спросила Тейлор.

– Да. Я же сказала, что буду.

Она сморщила носик.

– Знаю, но… – Она не договорила. – Неважно.

Я понимала: Тейлор ждет, когда все вернется на круги своя, станет, как прежде. Но как прежде ничего уже не станет. И я не стану такой, как прежде.

Когда-то я верила. Когда-то думала, что стоит как следует захотеть, и все закончится так, как задумывалось. Судьба, любила твердить Сюзанна. Я загадывала Конрада на каждый день рождения, каждая падающая звезда, каждая выпавшая ресничка, каждая монетка в фонтане посвящалась тому, кого люблю. Я думала, так будет всегда.

Тейлор хотела, чтобы я забыла Конрада, стерла его из мыслей и памяти. Она без конца повторяла, что «каждый должен перерасти первую любовь, это как обряд посвящения». Но Конрад – не просто первая любовь. Он не часть обряда. Он значил гораздо больше. Он, и Джереми, и Сюзанна были моей семьей. Мои воспоминания о них всегда будут неразрывно связаны и переплетены между собой. Любое из них невозможно без остальных.

Если я забуду Конрада, если изгоню его из сердца, притворюсь, что его там никогда не было, получится, Сюзанну ждет та же участь. А этого я сделать никак не могла.

Глава 2

Раньше, как только в июне заканчивались школьные занятия, мы паковали вещи и отправлялись в Казенс. Накануне мама ехала в «Костко»[1] и закупала яблочный сок и большие коробки батончиков, крем от солнца и мюсли. А попроси я хлопья, мама говорила: «Не волнуйся, этого добра, которое перепортит тебе все зубы, наешься у Бек». И, конечно, не ошибалась. Сюзанна – а для мамы Бек – любила детские завтраки не меньше меня. В летнем домике хлопья поглощали в огромных количествах. Этот продукт там никогда не залеживался. Однажды летом мальчишки ели хлопья на завтрак, обед и ужин. Мой брат Стивен уплетал хлопья в глазури, Джереми – кукурузно-овсяные квадратики, а Конрад – кукурузные шарики. Джереми с Конрадом – как истинные сыновья своей матери – обожали хрустящие завтраки. Ну а я ела все, что оставалось, лишь бы там был сахар.

Я ездила в Казенс всю жизнь. Мы не пропустили ни одного лета, ни разу. Почти семнадцать лет я все гналась за мальчишками, надеялась и ждала, что однажды я дорасту до их компании. Летней компании сорванцов. Я, наконец, выросла, вот только слишком поздно. В бассейне, в последнюю ночь последнего лета, мы обещали, что всегда будем туда возвращаться. Даже страшно, до чего легко забываются обещания. На раз-два.

Вернувшись прошлым летом домой, я стала ждать. Август сменился сентябрем, начались занятия, а я все ждала.

Мы с Конрадом ни о чем не договаривались. Своим парнем я его не называла. Мы всего лишь поцеловались. Он поступил в колледж, где учится миллион других девчонок. Девушек, у которых нет комендантского часа, которые живут в его общежитии, и все – умнее и симпатичнее меня. Загадочные и совершенно незнакомые, какой я для него никогда не буду.

Я думала о нем постоянно: что это значит, кто мы теперь друг для друга? Потому что повернуть все вспять мы уже не могли. Я точно не могла. То, что с нами произошло – со мной и Конрадом, со мной и Джереми, – все изменило. Поэтому, когда минул август и начался сентябрь, а телефон все молчал, мне достаточно было вспомнить, как Конрад смотрел на меня в ту последнюю ночь, и я понимала, что у меня еще есть надежда. Понимала, что мне не показалось. Не могло показаться.

По словам моей мамы, Конрад уже обустроил свою комнату в общежитии и успел устать от назойливого соседа из Нью-Джерси, и Сюзанна беспокоится, что он плохо ест. Мама упоминала об этом обыденно, как бы вскользь, чтобы не задеть мое самолюбие. Я никогда ее не расспрашивала. Потому что знала, что он позвонит. Просто знала. Надо было только подождать.

Звонок раздался на второй неделе сентября, через три недели после того, как мы попрощались. Я ела клубничное мороженое в гостиной и сражалась со Стивеном за пульт от телевизора. Девять вечера в понедельник – лучшее время перед экраном. Зазвонил телефон, но ни я, ни Стивен не кинулись снимать трубку. Кто первый встанет – проиграет битву за телевизор.

Мама ответила на звонок у себя в кабинете. Она вынесла трубку в гостиную и сказала:

– Белли, это тебя. Конрад. – И подмигнула.

У меня внутри все задрожало. В ушах загудел океан. Заплескался, зарокотал. Меня словно охватила эйфория. Редкое ощущение. Я ждала – и вот моя награда! Как же приятно, что моя уверенность, мое терпение себя оправдали.

Но Стивен быстро вывел меня из забытья.

– Зачем Конрад позвонил тебе? – спросил он, нахмурившись.

Не обращая на него внимания, я взяла у мамы трубку. Развернулась и пошла прочь от Стивена, пульта, тающего мороженого. Они меня не интересовали.

Я не произнесла ни слова, пока не добралась до лестницы. И только усевшись на ступеньки, выдохнула в трубку:

– Алло.

Я старалась не улыбаться: знала, что он услышит.

– Алло, – отозвался он. – Как дела?

– Потихоньку.

– Прикинь, – сказал он, – мой сосед храпит даже громче тебя.

Он позвонил и на следующий вечер, и на следующий. Мы болтали часами напролет. Когда раздавался звонок, и к телефону звали меня, а не Стивена, его это поначалу ставило в тупик.

– Чего это Конрад тебе названивает? – допытывался он.

– А ты как думаешь? Я ему нравлюсь. Мы оба друг другу нравимся.

Стивена чуть не стошнило.

– Совсем рехнулся, – покачал он головой.

– Я что, значит, не могу понравиться Конраду Фишеру? – возмутилась я, вызывающе скрестив руки на груди.

– Да, – не моргнув глазом выпалил он. – Значит, не можешь.

И, если честно, он прав.

Я словно окунулась в сон. В иллюзию. Сколько томления, тоски, желания – длиною в годы, лета напролет, – и он звонил мне. Хотел со мной поболтать. Я его смешила, даже если ему было не до смеха. Я понимала, чтó он переживает, потому что я, в каком-то смысле, переживала то же самое. На всем белом свете лишь несколько человек любили Сюзанну так, как мы. Мне казалось, этого достаточно.

Мы чем-то друг для друга стали. И хотя мы никогда не давали этому названия, что-то между нами было. Что-то настоящее.

Несколько раз он приезжал ко мне из колледжа, – а это три с половиной часа пути. А однажды ночевал у нас, потому что мама не захотела отпускать его «в такую темень». Конраду постелили в гостевой комнате, а я несколько часов лежала без сна в своей, думая о том, что он спит совсем рядом, всего в нескольких шагах, подумать только, у меня дома.

Если бы Стивен не лип к нам как банный лист, Конрад, глядишь, осмелился бы меня поцеловать. Но на глазах у брата надеяться было не на что. Скажем, смотрим мы с Конрадом телевизор, а Стивен плюхается на диван аккурат между нами. И заговаривает с Конрадом о чем-нибудь непонятном или совершенно неинтересном, о футболе, например. Как-то после ужина я предложила Конраду сходить в кафе-мороженое, а Стивен тут как тут:

– Я за!

Я свирепо на него уставилась, а он только шире заулыбался. Тогда Конрад взял меня за руку, прямо перед Стивеном, и сказал:

– А поехали все вместе.

И поехали все, даже мама. Я поверить не могла, что хожу на свидания вместе с мамой и братом.

Но, если честно, наша единственная удивительная ночь в декабре от этого стала только слаще. Мы с Конрадом поехали в Казенс, вдвоем. Идеальные ночи бывают так редко, но эта была. Идеальной. Такой ночи стоило подождать.

Я рада, что у нас была эта ночь.

Потому что к маю у меня ничего не осталось.

Глава 3

От Марси я вернулась рано. Сказала Тейлор, что решила отдохнуть перед вечеринкой Джастина. И почти не солгала. Я действительно хотела отдохнуть, но к вечеринке это не имело никакого отношения. Дома я сразу переоделась в свободную футболку с надписью «Казенс», смешала в бутылке виноградную газировку с колотым льдом и, усевшись перед телевизором, пялилась в экран, пока глаза не заболели.

Вокруг царила блаженная тишина. Только тихо бормотал телевизор, да время от времени включался и выключался кондиционер. Дом был в моем полном распоряжении. Стивен на лето устроился в магазин электроники. Он копил деньги на огромный плоский телевизор, который хотел осенью взять с собой в колледж. Мама никуда не уходила, но на целый день запиралась в кабинете, якобы, чтобы наверстать дела.

Я ее понимала. Будь я на ее месте, я бы тоже искала одиночества.

Тейлор, вооруженная ядовито-розовой фирменной косметичкой, явилась около шести. Вошла в гостиную, оглядела мое разлегшееся на диване тело в необъятной футболке и нахмурилась:

– Белли, ты еще даже не мылась?

– Утром принимала душ, – ответила я, не поднимаясь.

– Ага, а потом весь день жарилась на солнце. – Я покорно села, когда она потянула меня за руки. – Быстро в душ!

Вслед за ней я поднялась наверх и свернула в ванную. Тейлор ждала в моей комнате, поэтому я вымылась в рекодный срок. Без присмотра она норовит во все сунуть нос и копается в моих вещах, как в своих собственных.

Я обнаружила Тейлор на полу перед зеркалом. Отрывистыми движениями она натирала щеки автозагаром.

– Тебя тоже накрасить? – спросила она.

– Нет, спасибо. Зажмурься, пожалуйста, я оденусь.

Она глянула на меня с упреком, но глаза закрыла.

– Белли, ну ты и скромница.

– А мне плевать, – сказала я, натягивая нижнее белье и все ту же футболку. – Все, можно смотреть.

Тейлор вытаращила глаза и принялась подкрашивать ресницы.

– Как насчет маникюра? – предложила она. – У меня три новых оттенка.

– А смысл? – Я растопырила пальцы. Ногти на них были обкусаны под корень.

Тейлор скривилась.

– А что наденешь-то?

– Вот это. – Сдерживая улыбку, я ткнула пальцем в свою футболку. Я ее так затаскала, что на воротнике уже протерлись дырочки, а ткань истончилась и стала мягкой как пух. Жаль, что на вечеринку в ней не пойдешь.

– Смешно, – съязвила Тейлор и на коленках поползла к гардеробу. Потом встала и начала перебирать одежду, щелкая вешалками, словно не знала наизусть все, что там находится. Обычно я не возражала, но сегодня меня все цепляло и царапало, поэтому я сказала:

– Да брось. Пойду в обрезанных шортах и майке.

– Белли, к Джастину принято наряжаться. Тебе-то, понятно, откуда знать, но туда нельзя просто напялить старые шорты.

Тейлор вытащила белый сарафан. В последний раз я надевала его прошлым летом для той вечеринки с Кэмом. Сюзанна сказала, что он очень идет к моему загару.

Я встала, взяла у Тейлор платье и повесила его обратно в гардероб.

– На нем пятно, – объяснила я. – Найду что-нибудь другое.

Тейлор снова уселась перед зеркалом.

– Тогда надень черное с мелкими цветочками. У тебя в нем грудь шикарно выглядит.

– В нем неудобно. Оно слишком тесное.

– Ну, пожалуйста!

Вздохнув, я сняла его с плечиков и надела. Порой проще уступить Тейлор. Мы с ней дружим с раннего детства, так давно, что дружба успела войти у нас в привычку, от которой захочешь – не откажешься.

– Ну вот, просто конфетка. – Она помогла мне застегнуть молнию. – Теперь давай обсудим стратегию.

– Какую еще стратегию?

– Я считаю, на вечеринке ты должна поцеловать Кори Уилера.

– Тейлор…

Она предупреждающе подняла руку.

– Сначала дослушай. Кори – лапочка и такой симпатяшка. Подкачай он немного мышцы, вообще стал бы как модели из рекламы мужского белья.

Я фыркнула:

– Ну ты даешь!

– Во всяком случае, он ничем не хуже чувака на букву «К». – Она больше не произносила его имени. Говорила только – «сама знаешь кто» или «чувак на букву “К”».

– Тейлор, не дави на меня. Я не могу его разлюбить просто потому, что тебе так хочется.

– Может, хоть попробуешь? – спросила она вкрадчиво. – Кори помог бы тебе забыть. Он против не будет.

– Еще раз заикнешься о Кори, и я на вечеринку не иду, – пригрозила я, и не шутила. Вообще-то, я даже надеялась, что она проболтается, и у меня будет предлог остаться дома.

– Ладно, ладно. Прости, – запаниковала она. – Я молчу.

Она сгребла косметичку и уселась на край кровати, а я примостилась у нее в ногах. Тейлор вытащила расческу и отделила прядь моих волос. Быстрыми уверенными движениями она ловко заплела мне французскую косу наподобие ободка, а когда закончила, приколола ее сбоку. Пока Тейлор работала, мы не проронили ни слова, затем она сказала:

– Тебе очень идет эта прическа. Ты похожа на коренную американку, этакую принцессу племени чероки.

Я засмеялась было, но тут же осеклась. Тейлор перехватила мой взгляд в зеркале и прошептала:

– Знаешь, смеяться можно. И веселиться тоже.

– Знаю, – ответила я, но солгала.

Перед уходом я заглянула к маме в кабинет. Та сидела за столом, заваленным папками и стопками бумаг. Сюзанна назначила ее своим душеприказчиком, что, наверное, подразумевает много бумажной работы. Мама часто созванивалась с юристом Сюзанны и обсуждала разные детали. Она хотела, чтобы все вышло идеально, – это было последнее желание Бек.

И мне, и Стивену Сюзанна завещала какую-то сумму на обучение в колледже. А мне еще и украшения: теннисный браслет с сапфирами (не представляю, куда я в нем пойду), бриллиантовое ожерелье для моей свадьбы (это она указала особым пунктом), опаловый комплект – сережки и кольцо (мои любимые).

– Мам?

Она оторвалась от бумаг:

– Да?

– Ты ужинала?

Я знала, что нет. Пока я была дома, она ни разу не вышла из кабинета.

– Я не хочу, – отозвалась она. – Если в холодильнике ничего нет, можешь заказать пиццу.

– Сделать тебе сэндвич? – предложила я.

Я купила продукты пару дней назад. Мы со Стивеном ездили в магазин по очереди. А она, возможно, даже забыла, что в субботу День независимости.

– Не стоит. Я чуть позже спущусь и приготовлю себе что-нибудь.

– Ладно. – Я замялась. – Мы с Тейлор идем на вечеринку. Вернусь не слишком поздно.

Я отчасти надеялась, что она меня не отпустит. Отчасти сама хотела остаться и составить ей компанию: вдруг она решит посмотреть по телевизору старое кино и похрустеть попкорном.

Но она уже снова перебирала бумажки.

– Хорошо. – Пожевала кончик шариковой ручки. – Будь осторожна!

Я закрыла дверь и спустилась в кухню, где Тейлор, дожидаясь меня, переписывалась с кем-то по телефону.

– Давай уже быстрей, поехали!

– Погоди, надо напоследок еще кое-что сделать. – Я открыла холодильник и достала продукты для сэндвича с индейкой. Горчицу, сыр, белый хлеб.

– Белли, на вечеринке будет что поесть. Нечего наедаться заранее.

– Это для мамы, – объяснила я.

Я собрала сэндвич, положила его на тарелку, обернула пищевой пленкой и оставила на столе, чтобы она увидела.

У Джастина было все, как описывала Тейлор. На каждом шагу одноклассники и никаких родителей. Во дворе – бамбуковые факелы, а колонки разве что не трясутся – такая громкая музыка. Девчонки уже танцуют.

А еще большой бочонок пива и красный холодильник для напитков. Джастин переворачивал стейки и колбаски на гриле, на его фартуке был призыв поцеловать повара.

– Да кому он нужен – целоваться с ним, – хмыкнула Тейлор. В начале года, до того, как начала встречаться с Дэвисом, она подбивала клинья к Джастину. Они сходили на пару свиданий, а потом Джастин променял ее на выпускницу.

Я забыла нанести спрей от комаров, поэтому сегодня они пировали за мой счет. Я то и дело нагибалась, чтобы почесать ноги, и была рада. Рада, что мне есть чем заняться. Только бы не встречаться взглядом с Кори. Он веселился у бассейна.

Гости пили пиво из красных пластиковых стаканчиков. Тейлор раздобыла нам коктейли. Мне попался персиковый шнапс с апельсиновым соком: густой напиток с химическим привкусом. Я пару раз глотнула и поспешила от него избавиться.

Тейлор заметила Дэвиса у стола, где играли в «пиво-понг». Она приложила палец к губам и потащила меня в его сторону. Подойдя сзади, она обхватила его за талию.

– Попался!

Он повернулся и поцеловал ее так жадно, будто они не виделись вечность, а не пару часов. Я стояла рядом, вцепившись в сумочку и стыдливо отводя глаза. На самом деле он – Бен Дэвис, но все зовут его Дэвисом. У него очень симпатичное лицо, ямочки на щеках и глаза, зеленые, как морское стекло. Но роста он невысокого, и Тейлор поначалу это останавливало. Но теперь она не возражает. Я не люблю ездить с ними в школу: они всю дорогу по-семейному держаться за руки, а я, как ребенок, сижу на заднем сиденье. Разбегаются они не реже раза в месяц, хотя вместе всего лишь с апреля. После одной такой ссоры Дэвис позвонил ей и плакал в трубку, моля о прощении. Я сама слышала: Тейлор включила громкую связь. Мне было совестно подслушивать, и вместе с тем завидно. Надо же, как сильно она ему нравится – до слез.

– Пит сейчас пойдет отлить, – сообщил Дэвис, обнимая Тейлор за талию. – Заменишь его ненадолго?

Она взглянула на меня, покачала головой и отступила от него.

– А как же Белли?

Я покосилась на нее.

– Тейлор, не надо со мной нянчиться. Поиграй!

– Ты уверена?

– Конечно уверена.

Не дав ей возразить, я двинулась прочь. Поздоровалась с Марси, с Фрэнки (мы сидели рядом в автобусе, когда учились в средней школе), Элис (моей лучшей подружкой в детском саду), Саймоном (мы вместе фотографировались для ежегодника). С большинством этих ребят я знакома всю жизнь, и все же никогда еще мне так не хотелось уехать в Казенс.

Краем глаза я заметила, что Тейлор шушукается с Кори, и поскорее сделала ноги, пока она меня не окликнула. Взяла банку газировки и направилась к трамплину. На нем никого пока не было, поэтому я скинула шлепанцы и взобралась наверх. Улеглась в самом центре, прижимая юбку к ногам. Над головой сверкали звезды, бриллиантовые крапинки в ночном небе. Большими глотками я прикончила напиток, пару раз рыгнула и огляделась по сторонам: не слышал ли кто. Но нет, все развлекались около дома. Тогда я начала считать звезды – задумка такая же глупая, как и подсчитывание песчинок, но я все равно попробовала, чтобы хоть чем-то себя занять. Интересно, когда можно будет потихоньку слинять домой? На вечеринку-то мы приехали на моей машине, а после Тейлор могла бы уехать с Дэвисом. И еще интересно, не сочтут ли меня странной, если я заверну себе несколько хот-догов в дорогу?

О Сюзанне я не вспоминала часа два, не меньше. Может, Тейлор права: здесь мне и место? Если я и дальше буду мечтать о Казенсе, оглядываться в прошлое, я обречена.

Пока я размышляла, на трамплин поднялся Кори Уилер. Он дошел до середины, лег рядом и сказал:

– Привет, Конклин!

Когда это мы с Кори перешли на фамилии? Не было такого!

Но я все же ответила:

– Привет, Уилер!

На него я не смотрела. Упорно считала звезды и старалась не замечать, как он близко.

Кори приподнялся на локте и спросил:

– Веселишься?

– А как же!

У меня заныло в животе. Я схлопочу язву, если и дальше буду бегать от Кори.

– Сколько звезд упало?

– Пока ни одной.

От Кори пахло пивом, пóтом и одеколоном, но, как ни странно, это было приятно. Громко стрекотали сверчки, а звуки вечеринки доносились будто издалека.

– Ну что, Конклин?..

– Что?

– Ты еще встречаешься с парнем, которого приводила на выпускной? Ну тем, со сросшимися бровями?

Я не смогла сдержать улыбку.

– У Конрада не сросшиеся брови. И нет. Мы… э… расстались.

– Здорово.

Его ответ повис в воздухе.

Я вдруг очутилась на развилке. Этой ночью передо мной лежало два пути. Наклонись я самую малость влево, и могла бы поцеловать Кори Уилера. Закрыть глаза и потеряться в его объятиях. Забыться и не вспоминать. Притворяться дальше.

Но хоть Кори и симпатяшка, и лапочка, он не Конрад. Куда ему! Кори слишком прост, он как армейская стрижка: четкие линии и одно направление. Конрад не такой. Он мог мне душу наизнанку вывернуть одним взглядом, одной улыбкой.

Кори игриво щелкнул меня по руке.

– Слушай, Конклин, давай…

Я резко села.

– Черт! Хочу писать, – выпалила я первое, что пришло в голову. – Увидимся, Кори!

Я опрометью сбежала по лестнице, нашарила ногами шлепанцы и повернулась к дому. Заметив Тейлор у бассейна, рванула прямо к ней.

– Надо поговорить, – прошипела я.

Я схватила ее за руку и оттащила к столу с закусками.

– Секунд пять назад Кори Уилер чуть не позвал меня на свидание.

– И? Что ты сказала?

У Тейлор заблестели глаза. А самодовольства-то сколько! Будто все идет по плану.

– Что хочу писать, – сообщила я.

– Белли! А ну марш к трамплину и поцелуй его наконец!

– Тейлор, да хватит! Говорю же, мне нет дела до Кори. Я видела, как вы разговаривали. Это ты его на меня натравила?

Она пожала плечом.

– Ну… он весь год по тебе сох, а пригласить все не решался. И, может быть, я легонько подтолкнула его в нужном направлении. Вы, ребята, на трамплине так мило смотрелись.

Я замотала головой.

– Зря ты это сделала.

– Я только хотела отвлечь тебя от мрачных мыслей.

– Меня не нужно отвлекать!

– Еще как нужно!

Мы замолчали, сцепившись взглядами. Бывают дни, как сегодня, когда мне хочется свернуть ей шею. Она так любит распоряжаться. Как же мне надоело, что Тейлор вечно пихает меня туда-сюда и наряжает, как одну из своих потрепанных, неудачливых кукол. И так всегда!

Но теперь у меня появился хороший повод уйти, и я с облегчением сказала:

– Я лучше поеду домой.

– О чем ты? Мы только приехали.

– У меня нет настроения веселиться, ясно?

Думаю, я ей тоже надоела, потому что она бросила:

– Ты еще не устала, Белли? Сколько месяцев ты слоняешься с кислой миной! Это ненормально… Мама считает, тебе надо обратиться за помощью.

– Что? Ты говорила обо мне со своей мамой?! – задохнулась я от ярости. – Так передай своей маме, чтобы она приберегла психиатров для Эллен.

Тейлор потрясенно ахнула:

– Что ты сказала? Я ушам не верю!

Как утверждала мама Тейлор, их кошка Эллен страдала сезонной депрессией. Они всю зиму кормили ее антидепрессантами, а весной, когда капризы никуда не делись, отвезли ее к кошачьему доктору. Все без толку. По мне, так Эллен – самая обыкновенная стерва.

Я вздохнула.

– Я помню, сколько месяцев ты убивалась из-за Эллен. А потом умирает Сюзанна, и ты хочешь, чтобы я целовалась с Кори, играла в «пиво-понг» и забыла про нее? Прости, но не могу.

Тейлор быстро огляделась, затем наклонилась поближе и прошептала:

– Не надо делать вид, что тебе грустно только из-за Сюзанны, Белли. Ты скучаешь и по Конраду, не отрицай.

Теперь уже я не верила ушам. Обидно. Обидно, потому что возразить нечего. Но это все равно удар ниже пояса. Мой отец когда-то называл Тейлор непреклонной. Справедливо. Как бы там ни было, Тейлор – часть моей жизни, а я – часть ее.

– Не всем же быть такими, как ты, Тейлор, – уже без злости сказала я.

– А ты попробуй, – предложила она, слегка улыбнувшись. – Послушай, мне жаль, что так вышло с Кори. Я ведь о твоем счастье забочусь.

– Знаю.

Она обняла меня одной рукой, и я не отстранилась.

– Это лето будет изумительным, вот увидишь.

– Изумительным, – отозвалась я. Этим летом я не хочу изумляться. Я просто хочу его пережить. Жить дальше. Если я выдержу это лето, следующее будет легче. А иначе никак.

Так что я осталась еще ненадолго. Сидела на крыльце с Дэвисом и Тейлор и наблюдала, как Кори флиртует с десятиклассницей. Съела хот-дог. Потом поехала домой.

Сэндвич по-прежнему лежал на столе, все так же в обертке. Я убрала его в холодильник и поднялась наверх. В маминой спальне горел свет, но я не заглянула пожелать ей спокойной ночи. Пошла прямиком в свою комнату, переоделась в вытянутую футболку, расплела косу, почистила зубы, умылась. Потом забралась в кровать и долго лежала, размышляя.

Думала: «Вот так я теперь и живу». Без Сюзанны, без мальчиков. Уже два месяца. Я вытерпела июнь.

Убеждала себя: «Я могу». Могу пойти в кино с Тейлор и Дэвисом, могу плавать в бассейне у Марси, могу, пожалуй, даже сходить на свидание с Кори. Если смогу, все получится. Позволь я себе забыть, как хорошо было в прошлом, вдруг мне действительно станет легче?

А когда заснула, увидела Сюзанну и летний домик и даже во сне точно помнила, как хорошо было в прошлом. Как правильно. Что ни делай, как ни старайся, а сны не обманешь.

Глава 4

Джереми

Когда видишь собственного отца в слезах, крыша едет, и сильно. Может, конечно, не у всех. У кого-то, наверное, отцы не находят зазорным плакать и свободно выражают свои чувства. Но не у нас. Наш отец не плакса и наших слез уж точно никогда не одобрял. Но в больнице, а затем и в похоронном бюро он рыдал, как потерянный ребенок.

Мама умерла рано утром. Все произошло так быстро – я даже не сразу понял, не сразу осмыслил, что все это на самом деле. Сразу никогда не доходит. Но поздно вечером, первым вечером без нее, дома остались только мы с Конрадом. Впервые за много дней.

В доме стало так тихо. Папа с Лорел уехали в похоронное бюро. Родственники ночевали в гостинице. Остались только мы с Коном. Весь день люди то приходили, то уходили, а теперь остались только мы.

Мы сидели за кухонным столом. Чего нам только не прислали соболезнующие! Корзины с фруктами, блюда с бутербродами, кофейный кекс. Сдобное печенье из «Костко» в большой жестяной коробке.

Я отломил кусок кофейного кекса и сунул его в рот. Слишком сухой. Оломил еще кусок, прожевал. Спросил Конрада:

– Хочешь?

– Неа.

Он пил молоко. Не просроченное, случайно? Не помню, когда последний раз кто-нибудь ездил за продуктами.

– Что будет завтра? – спросил я. – Все соберутся здесь?

Конрад пожал плечами.

– Возможно. – На верхней губе у него появились молочные усы.

Больше мы ничего не говорили. Он поднялся в свою комнату, а я прибрал кухню. Почувствовал, что устал, и тоже поднялся. Подумал зайти к Конраду: хоть мы и молчали, вместе все равно лучше, не так одиноко. Я замешкался в коридоре, не решаясь постучать, и тут услышал плач. Сдавленные всхлипы. Я не постучался. Не стал приставать. Знал, что ему бы хотелось побыть одному. Я пошел в свою комнату и лег в кровать. И тоже заплакал.

Глава 5

На похороны я надела свои старые очки, в красной пластмассовой оправе. Они сидели слишком тесно, как старое-престарое пальто. В них кружилась голова, но я все равно их не снимала. Сюзанне я в этих очках всегда нравилась. Она говорила, что в них я выгляжу очень умной – как девушка, которая движется к цели и точно знает, как ее достичь. Я сделала прическу с локонами, потому что так любила Сюзанна. Она говорила, эта прическа подчеркивает мое лицо.

Мне показалось, что это правильно – выглядеть так, как она одобряла. Я знаю, она это говорила только для того, чтобы сделать мне приятно, но ее слова звучали искренне. Я верила всему, что говорила Сюзанна. Я ей поверила, даже когда она пообещала не оставлять нас. Думаю, ей все тогда поверили, даже мама. Смерть Сюзанны нас поразила: даже когда она стала неизбежной, превратилась в факт, мы сомневались до конца. Ведь это невозможно. Только не с нашей Сюзанной, не с Бек. Сколько раз мы слышали о чудесных выздоровлениях, исцелениях вопреки всем прогнозам. Я была уверена, что это про Сюзанну. Даже если выздоровление – это исключительный случай. Потому что она сама была исключительной.

Ее состояние ухудшалось очень быстро. Так быстро, что мама начала курсировать между нашим домом и домом Сюзанны в Бостоне каждые вторые выходные, а потом все чаще. Ей пришлось взять отпуск за свой счет. В доме Сюзанны ей выделили комнату.

Звонок раздался рано утром. Еще не рассвело. Звонили, конечно, с плохими новостями: только такие новости не могут подождать. Услышав звонок, еще сквозь сон, я поняла. Сюзанны нет. Я лежала в постели и ждала, когда мама придет и скажет. Я слышала, как она ходит в своей комнате, как включился и выключился душ.

Мама так и не появилась, так что я пошла к ней. Она собирала вещи. Волосы у нее еще не высохли после душа. Она посмотрела на меня пустым усталым взглядом.

– Бек больше нет, – сказала она. И все.

Внутри у меня все оборвалось. Подкосились колени. Я осела на пол и прислонилась к стене, чтобы не рухнуть совсем. Раньше я думала, что знаю, как разбивается сердце. Думала, разбитое сердце – это когда стоишь одна на выпускном. Как же я ошибалась! Вот оно, разбитое сердце. Это боль в груди, это резь в глазах. Осознание, что ничего уже не будет как прежде. Все в мире, наверно, относительно. Кажется, что знаешь настоящую любовь, знаешь боль, но это не так. Ты ничего не знаешь.

Когда я заплакала, не помню. Но как только хлынули слезы, я уже не могла их остановить. И вздохнуть не могла.

Мама подошла ко мне, села рядом и обняла, раскачивая из стороны в сторону. Но она не плакала. Ее там даже не было. Остался лишь прямой камыш, пустая гавань.

Мама уехала в Бостон в тот же день. Она и домой-то приезжала только для того, чтобы меня проведать да сменить одежду. Думала, что время еще есть. А ей следовало быть рядом, когда умерла Сюзанна. Хотя бы ради мальчиков. Она наверняка думала о том же.

Образцово назидательным тоном она сказала, чтобы мы со Стивеном приехали через два дня, на похороны. Она не хотела, чтобы мы мешали во время подготовки: столько всего еще предстояло сделать, столько дел завершить.

Исполнителем завещания назначили маму. Сюзанна ни секунды не сомневалась, кого выбрать. И верно, нет человека, более подходящего на эту роль. Они начали приводить дела в порядок еще до смерти Сюзанны. Мама лучше всего переносила потрясения, когда чем-нибудь занималась, что-то делала. Если кто-то в ней нуждался, она не расклеивалась. Нет, она была на высоте. Жаль, этот ген не передался мне. Потому что я растерялась. Не понимала, куда себя деть.

Я хотела позвонить Конраду. Даже несколько раз набирала его номер. Но не смогла. Не знала, что ему сказать. Я боялась ляпнуть что-нибудь не то, все испортить. Еще я подумала, что надо позвонить Джереми. Но испугалась. Позвони я, произнеси это вслух, и слова превратятся в реальность. Ее не станет по-настоящему.

Во время поездки мы разговаривали мало. Единственный костюм Стивена, который он еще недавно надевал на выпускной, висел в полиэтиленовом пакете на заднем сиденье. Свое платье я повесить не удосужилась.

– Что мы им скажем? – спросила я наконец.

– Не знаю, – признался он. – Я только один раз бывал на похоронах, у тети Ширли, а она умерла совсем старой.

Я тогда была слишком мала, чтобы что-нибудь запомнить.

– Где мы будем сегодня ночевать? В доме Сюзанны?

– Понятия не имею.

– Как, по-твоему, держится мистер Фишер?

Состояние Конрада или Джереми я представить пока не решалась.

– Виски, – только и ответил Стивен.

Больше вопросов я не задавала.

В черное мы переоделись на автозаправке, не доезжая километров пятьдесят до похоронного бюро. Увидев Стивена в аккуратном отутюженном костюме, я пожалела, что не повесила платье. Всю оставшуюся дорогу я безуспешно приглаживала юбку ладонями. А ведь мама предупреждала, что вискоза – сложный материал. Почему я не прислушалась? И почему упаковала платье, даже не примерив? Последний раз я его надевала на банкет в мамином университете три года назад, и теперь оно мне было явно не по размеру.

Мы приехали рано. Мама еще сновала вокруг, поправляя букеты или переговариваясь о чем-то с мистером Брауном, распорядителем похорон. Увидев меня, она нахмурилась.

– Могла бы погладить платье, Белли.

Я прикусила губу, чтобы не ляпнуть чего-нибудь, в чем потом наверняка раскаюсь.

– Времени не было, – соврала я, потому что время было. Вагон и маленькая тележка.

Я одернула низ, чтобы платье не казалось слишком уж коротким. Мама скупо кивнула.

– Идите поищите мальчиков, ладно? Белли, поговори с Конрадом.

Мы со Стивеном переглянулись. Что я ему скажу? Мы уже месяц не разговаривали, с моего выпускного вечера.

Мальчики оказались в боковом зале, где были расставлены деревянные скамьи и лакированные коробочки для бумажных платков. Джереми склонил голову, словно в молитве, хотя, сколько я его помню, он никогда не молился. Конрад сидел ровно, расправив плечи и глядя в пустоту.

– Привет, – сказал Стивен, прокашливаясь. Затем подошел и коротко обнял обоих.

Я вдруг поняла, что еще никогда не видела Джереми в костюме. Костюм казался тесноватым, Джереми было явно неудобно: он то и дело оттягивал воротник. А вот ботинки выглядели новыми. Может, наша мама помогла выбрать?

Когда Стивен отошел, я поспешила к Джереми и обняла его покрепче. Он напрягся и произнес необычно сдержанным тоном:

– Спасибо, что приехала.

У меня промелькнула мысль, что он на меня сердится, но я тут же отмахнулась от нее. Мне стало совестно, что она вообще у меня появилась. Это же похороны Сюзанны, с какой стати ему задумываться обо мне?

Я неуклюже то ли похлопала, то ли погладила его по спине, выводя ладонью небольшие круги. Глаза его стали невозможного голубого цвета – верный признак того, что он плакал.

– Мне очень жаль, – проронила я и сразу захотела взять свои слова обратно: они такие бесполезные. Они не передают то, что я действительно хочу сказать, что я по-настоящему чувствую. Фраза «мне жаль» – такая же убогая, как вискоза.

Я взглянула на Конрада. Он вновь опустился на скамью: спина напряжена, белая рубашка безнадежно измята.

– Привет, – поздоровалась я, присаживаясь рядом.

– Привет, – отозвался он.

Я не знала, обнять его или не трогать. Поэтому только стиснула его плечо – он ничего не сказал. Словно окаменел. Я пообещала себе, что весь день от него не отойду. Буду рядом – его надежная опора, прямо как моя мама.

Мы с мамой и Стивеном сидели в четвертом ряду, за двоюродными братьями Конрада и Джереми, позади брата мистера Фишера и его жены, перестаравшейся с духами. По мне, так мамино место было в первом ряду. Я ей так и сказала, шепотом. Она чихнула и ответила, что это неважно. Пожалуй. Она сняла пиджак и прикрыла им мои колени.

Один раз я обернулась и заметила в задних рядах отца. Я почему-то не ожидала его увидеть. Что странно, потому что он тоже знал Сюзанну, и вполне логично, что он приехал на похороны. Я тихонько ему помахала – он помахал в ответ.

– Папа здесь, – прошептала я маме.

– Конечно, здесь.

Она не обернулась.

На задних рядах собрались школьные друзья Джереми и Конрада. Выглядели они нелепо и неуместно. Парни сидели, склонив головы, а девушки нервно перешептывались.

Служба затянулась. Надгробную речь произносил незнакомый мне священник. Он рассказывал, какой хорошей была Сюзанна. Какой доброй, отзывчивой, обходительной. Да, это все про нее, но говорил он так, будто сам никогда ее не встречал. Я наклонилась к маме, чтобы поделиться этой мыслью, но она согласно кивала ему головой.

Я думала, больше не расплачусь, но слез пролила еще немало. Мистер Фишер встал и поблагодарил всех, кто пришел, и позвал после похорон на поминки в дом. Несколько раз голос у него срывался, но он держал себя в руках. Когда мы последний раз виделись, он был загорелым, уверенным в себе и будто выше ростом. А сейчас он выглядел так, словно заблудился в буране. Ссутуленные плечи, бледное лицо. Как, должно быть, тяжело ему стоять там, на виду у всех, кто любил Сюзанну. Он ее предал, бросил, когда она нуждалась в нем больше всего, но в конечном итоге все же вернулся. Последние несколько недель он был рядом и держал ее за руку. Может, он тоже думал, что время еще есть.

Сюзанну хоронили в закрытом гробу. По словам мамы, Бек не хотела, чтобы все глазели на нее, когда она не в самом лучшем виде. Покойники выглядят фальшиво, объясняла та. Будто их слепили из воска. Я напомнила себе, что тело в гробу – это не Сюзанна, и неважно, как оно выглядит, потому что Сюзанны там уже нет.

Служба закончилась, мы прочитали «Отче наш», и все выстроились длинной вереницей, по очереди выражая соболезнования. Бок о бок с мамой и братом я вдруг почувствовала себя непривычно взрослой. Мистер Фишер наклонился и безучастно обнял меня, в глазах его стояли слезы. Он пожал руку Стивену, а, когда обнял маму, она прошептала что-то ему на ухо, и он кивнул.

Когда я обнимала Джереми, мы оба так рыдали, что, не поддерживай друг друга, упали бы на пол. Плечи у него безостановочно тряслись.

Когда обнимала Конрада, я хотела что-нибудь ему сказать, чтобы утешить. Что-то получше, чем «мне жаль». Но объятие закончилось слишком быстро – ни на что другое времени не осталось. Позади меня толпилась еще целая очередь, и все хотели принести соболезнования.

Кладбище находилось неподалеку. У меня каблуки то и дело застревали в земле: должно быть, накануне прошел дождь. Перед тем, как Сюзанну опустили во влажную могилу, Конрад и Джереми положили на крышку гроба по белой розе, а за ними цветы возложили и все остальные. Я принесла розовый пион. Кто-то спел гимн. Когда все закончилось, Джереми не сдвинулся с места. Так и стоял у самой могилы и плакал. К нему подошла моя мама. Она взяла его за руку и заговорила с ним мягко-мягко.

Вернувшись в дом Сюзанны, мы с Джереми и Стивеном улизнули в комнату Джереми. В парадной одежде мы уселись на его кровать.

– Где Конрад? – спросила я. Я не забыла про свое обещание, но он усложнял мне задачу, то и дело куда-то пропадая.

– Оставьте его ненадолго в покое, – посоветовал Джереми. – Вы, ребята, есть хотите?

Я хотела, но не собиралась в этом признаваться.

– А ты?

– Да, немного. У нас полно еды… внизу.

На последнем слове его голос задержался. Я понимала, как ему не хочется спускаться вниз, смотреть в глаза собравшимся и видеть там жалость. «Как печально, – покачают они головой, – что такие юные мальчики остались без матери!» Его друзья на поминки не пришли, разъехались сразу после похорон. Там внизу собрались только взрослые.

– Я схожу, – вызвалась я.

– Спасибо, – сказал он с благодарностью.

Я встала и вышла, закрыв за собой дверь. На лестнице остановилась, чтобы рассмотреть семейные портреты: все на матовой бумаге и в одинаковых черных рамках. На одной фотографии изображен Конрад в галстуке-бабочке, с дырками вместо передних зубов. На другой – восьмилетний Джереми в кепке с эмблемой «Ред Сокс», которую не снимал, наверное, все лето. Он утверждал, что это счастливая кепка, и носил ее каждый день на протяжении трех месяцев. Раз в пару недель, пока он спал, Сюзанна тайком стирала ее и клала на прежнее место.

Внизу взрослые бродили по комнатам, потягивая кофе и разговаривая приглушенными голосами. Мама стояла у фуршетного стола и отрезала куски пирога для незнакомцев. Во всяком случае, незнакомцев в моих глазах. А она, интересно, с ними знакома? И знают ли они, кем она приходилась Сюзанне, что они были лучшими подругами и почти всю свою жизнь каждое лето проводили вместе?

Я взяла пару тарелок, мама помогла наполнить их едой.

– У вас там наверху все хорошо? – спросила она, подкладывая на тарелку кусочек голубого сыра.

Я кивнула, возвращая его на блюдо.

– Джереми не любит голубой сыр, – объяснила я, беря вместо этого стопку галет и гроздь зеленого винограда. – Ты видела Конрада?

– По-моему, он в подвале. – Поправляя сыр на блюде, она добавила: – Может, сходишь, посмотришь, как он там, заодно отнесешь ему тарелку? А эту я сама наверх отнесу.

– Ладно. – Я взяла тарелку, пересекла столовую и увидела Джереми со Стивеном. Они спускались по лестнице. Потом Джереми остановился поговорить с какими-то людьми, покорно перенося их объятия и рукопожатия. Наши взгляды пересеклись, я подняла ладонь и едва заметно ему помахала. Он сделал то же самое и чуть скептически скосил глаза в сторону женщины, цепляющейся за его руку. Сюзанна бы им гордилась.

Я направилась в подвал. Сюзанна обустроила его для Конрада, когда тот увлекся электрогитарой. Подвал тогда обили коврами и улучшили звукоизоляцию.

Ступив на лестницу, я очутилась в темноте. Конрад не включил свет. Я подождала, пока глаза привыкнут, и осторожно, ощупью спустилась вниз.

Нашла я его быстро. Конрад лежал на диване, пристроив голову на коленях какой-то девушки. Она гладила его по голове, обыденно, словно так и надо. Девушка выглядела загоревшей, хотя лето только-только началось. Она сняла обувь и положила голые ноги на кофейный столик. А Конрад – он гладил ей ногу.

У меня внутри все сжалось и напряглось.

Я видела ее на похоронах. Подумала, что она очень хорошенькая. Даже заинтересовалась, откуда она. Похоже, из Восточной Азии. А может, индианка? Черноволосая, темноглазая, одета в черную мини-юбку и черно-белую блузку в горошек. И повязка, на голове у нее была черная повязка.

Она заметила меня первой.

– Привет, – поздоровалась.

Только тогда Конрад обернулся и увидел меня в дверях с тарелкой сыра и крекеров. Он сразу сел.

– Это для нас еда? – спросил он, избегая моего взгляда.

– Мама попросила передать, – отчего-то тихо сказала я. Я подошла и поставила тарелку на кофейный столик. Мгновение помялась, не зная, что делать дальше.

– Спасибо, – произнесла девушка тоном, которым, скорее, отпускают подчиненного: «Можешь идти». Не заносчиво произнесла, но так, что стало понятно: я помешала.

Я медленно попятилась из комнаты, а, добравшись до лестницы, бросилась наверх. Продираясь сквозь толпу в гостиной, я слышала за спиной Конрада.

– Погоди! – крикнул он.

Я уже почти пересекла вестибюль, но Конрад догнал меня и схватил за плечо.

– Чего тебе? – огрызнулась я, стряхивая его руку. – Пусти!

– Это Обри, – сказал он, разжимая пальцы.

Обри. Девушка, разбившая Конраду сердце. Я по-другому ее себе представляла. Блондинкой. Не такой хорошенькой. Этой девушке я не соперница.

– Простите, что прервала ваше воссоединение.

– Ну что ты как маленькая?

В жизни бывают мгновения, которые всем сердцем хочется отменить. Вроде как отправить в небытие. Если б мог, заодно и себя отправил бы туда же, только бы этого мгновения не случилось.

Для меня такой стала следующая секунда.

В день, когда похоронили его мать, парню, которого люблю больше всего на свете, я сказала:

– Иди ты к черту!

Хуже этого я никогда никому не говорила. Ни разу в жизни. Не то чтобы я раньше не произносила этих самых слов. Но его взгляд… я не забуду ни за что. От его взгляда захотелось умереть. В нем подтверждались мои самые гадкие самоуничижительные мысли, то, что – молишься и надеешься – никто и никогда о тебе не узнает. Потому что, если б узнали, поняли бы, кто ты есть на самом деле, и с презрением отвернулись.

– Мне стоило догадаться, что с тобой этим и закончится, – выдавил Конрад.

– Что это значит? – спросила я жалким голосом.

Он стиснул зубы и пожал плечами.

– Забудь.

– Нет, ты скажи!

Он развернулся, чтобы уйти, но я встала на его пути.

– Говори! – потребовала я, распаляясь.

Он взглянул на меня и сказал:

– Я знал, что зря мы с тобой что-то начали. Ты ведь еще ребенок. Как же я ошибся!

– Я тебе не верю!

Гости вокруг стали оборачиваться. Мама стояла в гостиной с людьми, которых я не знала. Когда я заговорила, она подняла голову. Но я боялась на нее даже взглянуть – так у меня горело лицо.

Я понимала, что правильнее всего сейчас уйти. Знала, что именно так и надо поступить. В тот миг я словно мысленно взлетела под потолок и со стороны увидела себя и то, как все остальные на меня смотрят. Но когда Конрад лишь пожал плечами и снова двинулся прочь, я почувствовала такую ярость, ощутила себя такой… ничтожной. Я и хотела бы себя остановить, но не могла.

– Я тебя ненавижу!

Конрад обернулся и кивнул, как будто именно это и ожидал услышать.

– Хорошо.

В его взгляде ясно читалось: «Какая же ты жалкая. Я сыт тобой по горло. Все, хватит!» У меня подкосились ноги.

– Не хочу тебя больше видеть! – крикнула я и, оттолкнув его, так быстро взбежала по лестнице, что споткнулась о верхнюю ступеньку. Упала и больно ударилась коленями. Кто-то, кажется, ахнул. Я едва видела сквозь слезы, застилавшие глаза. Слепо встала и ринулась в гостевую комнату.

Там я сняла очки, легла на кровать и разрыдалась.

Я не Конрада ненавидела. А себя.

Немного погодя поднялся отец. Он несколько раз постучал, и, не услышав ответа, вошел и присел на край кровати.

– Как ты? – спросил он таким ласковым голосом, что из уголков глаз у меня вновь потекли слезы. Не надо со мной так разговаривать, я этого не заслужила.

Я перекатилась на другой бок, спиной к нему.

– Мама сердится?

– Нет. Конечно нет, – заверил он. – Спускайся вниз со всеми попрощаться.

– Не могу.

Как я могла пойти вниз и смотреть людям в глаза после такой сцены? Исключено. Какой позор, и я сама его на себя навлекла.

– Белли, что у вас с Конрадом произошло? Вы поссорились? Между вами все кончено?

Так странно слышать от папы «все кончено». Я не могла с ним это обсуждать. Слишком уж это дико.

– Пап, я не могу с тобой об этом говорить. Просто оставь меня, ладно? Я хочу побыть одна.

– Ладно, – уступил он, и по голосу я поняла, что он обиделся. – Хочешь, позову маму?

Ее я хотела видеть в последнюю очередь. Я тут же выпалила:

– Нет, пожалуйста, не надо.

Кровать скрипнула, папа встал и, уходя, закрыл за собой дверь.

Мне хотелось только к Сюзанне. К ней и ни к кому больше. И вдруг в голове у меня словно прояснилось. Я уже никогда не буду чьей-то любимицей. Никогда не буду снова ребенком, не так как прежде. Теперь всему этому пришел конец. Ее больше нет.

Я надеялась, что Конрад меня услышал. Надеялась, что больше его не увижу. Если я когда-нибудь снова с ним встречусь, если он посмотрит на меня так, как в тот день, я сломаюсь.

Глава 6

3 июля

Когда с утра пораньше зазвонил телефон, я сразу подумала: «Так рано могут звонить только с плохими новостями». И не ошиблась.

Я, наверное, еще не до конца проснулась, когда услышала его голос. На одну бесконечную секунду мне показалось, что звонит Конрад, и я целую секунду не могла перевести дыхание. Одного звонка от Конрада достаточно, чтобы я забыла, как дышать. Но звонил не он. А Джереми.

Они ведь, в конце концов, братья, у них похожие голоса. Похожие, но не одинаковые. И вот он – Джереми – говорит:

– Белли, это Джереми. Конрада нет.

– Что значит «нет»?

Сон как рукой сняло, сердце ушло в пятки. Слово «нет» для меня приобрело другой смысл, какого раньше не содержало. Получило оттенок безвозвратности.

– Пару дней назад он сбежал с летних курсов и до сих пор не явился. Не знаешь, где он может быть?

– Нет.

После похорон Сюзанны мы с Конрадом не разговаривали.

– Он пропустил два экзамена. Это на него не похоже.

Голос Джереми звучал отчаянно, на грани паники. Я никогда его таким не слышала. Джереми всегда говорил непринужденно, всегда смеялся, ни к чему не относился серьезно. Но он был прав: такой поступок не в духе Конрада, он никогда бы не уехал, никого не предупредив. Во всяком случае, не прежний Конрад. Не тот Конрад, которого я любила с десяти лет, только не он.

Я села, потирая глаза.

– Ваш отец в курсе?

– Да. Он тут с ума сходит. Для него такие выкрутасы – это слишком.

Да, с выкрутасами лучше бы к Сюзанне, а не к мистеру Фишеру.

– И что ты собираешься делать, Джер?

Я пыталась говорить, как говорила бы мама. Спокойно, рассудительно. Будто я не перепугалась до смерти при мысли о том, что Конрад исчез. Дело не столько в том, что он мог попасть в беду, сколько в том, что, раз он уехал, взаправду уехал, то мог никогда не вернуться. А это пугало меня так, что словами не выразить.

– Не знаю. – Джереми шумно выдохнул. – Его телефон уже почти неделю выключен. Поможешь мне его найти?

– Да. Конечно. Конечно, помогу, – не задумываясь, выпалила я.

В ту минуту мне все было предельно ясно. Вот мой шанс помириться с Конрадом. С моей точки зрения, именно этого шанса я и ждала, сама того не подозревая. Словно два последних месяца я жила в забытьи, и только теперь наконец проснулась. Обрела цель и смысл.

Тогда, в последний день, я наговорила ему ужасных слов. Непростительных. Может, помоги я ему хоть немножко, и мне удалось бы наладить то, что испорчено?

И все же, как бы ни пугало меня исчезновение Конрада, как бы я ни стремилась искупить свои слова, возможность вновь его увидеть вселяла ужас. Никто на всей планете не действовал на меня так, как Конрад Фишер.

Мы с Джереми закончили разговор, и я ураганом заметалась по комнате, кидая в большую дорожную сумку нижнее белье и футболки. Сколько мы будем его искать? Не случилось ли с ним чего? Я бы знала, если бы случилось, ведь так? Я собрала зубную щетку, расческу. Раствор для линз.

Мама гладила белье на кухне. Она смотрела перед собой невидящими глазами, ее лоб пересекала одна большая морщина.

– Мам? – позвала я.

Она вздрогнула и взглянула на меня.

– Что? Что такое?

Я заранее придумала, что сказать.

– Тейлор с Дэвисом снова расстались, и она вроде как не в себе. Я сегодня у нее переночую. Может, и завтра тоже. Посмотрим, как она будет себя чувствовать.

Я затаила дыхание: что она скажет? Моя мама – ходячий детектор лжи, я таких, как она, еще не встречала. Это не просто материнское чутье, в нее словно встроен прибор наведения. Но никакой тревожный сигнал не сработал, не зазвенел звоночек, не завыла сирена. Она глядела все так же отрешенно.

– Хорошо, – ответила она, снова принимаясь за глажку.

А через секунду добавила:

– Поправила вернуться завтра к вечеру. Я приготовлю палтуса.

Она поправила брюки на гладильной доске. Я свободна как ветер. И должна была бы вздохнуть с облегчением, но облегчение что-то не наступало.

– Постараюсь.

На мгновение мелькнула мысль: может, признаться? Уж кто-кто, а она поймет. И захочет помочь. Она их обоих любит. Это ведь мама возила Конрада к врачу, когда он сломал руку, упав со скейтборда, потому что Сюзанну так трясло, что она не могла вести машину. Моя мать излучает спокойствие и невозмутимость. Она всегда знает, что делать.

Или, во всяком случае, знала. Сейчас я в этом не так уверена. Когда Сюзанне снова стало плохо, мама включила автопилот, делала то, что требовалось. Едва жила. На днях, спускаясь из своей комнаты, я застала ее в прихожей с веником. У нее были такие красные глаза, что я испугалась. Не в ее привычках плакать. Увидев ее вот такой, живой и настоящей, я едва не засомневалась, что это действительно она.

Мама поставила утюг, взяла с кухонной стойки сумку и вытащила бумажник.

– На вот, угости Тейлор мороженым. – Она сунула мне двадцатку.

– Спасибо, мам, – поблагодарила я, засовывая деньги в карман. Потом пригодится, на бензин.

– Хорошего вечера!

И она снова ушла в себя. Взгляд опустел. Руки водили утюгом по уже проглаженным брюкам.

Только сев в машину и отъезжая от дома, я наконец расслабилась и вздохнула. Какое облегчение! Не надо больше слушать мамино молчание и ловить ее грустные взгляды, во всяком случае, сегодня. Мне тяжело оставлять ее одну и тяжело оставаться с ней, потому что она напоминает мне о том, что больше всего хочется забыть. Что Сюзанны нет, и она не вернется, и никто из нас уже никогда не станет таким, как прежде.

Глава 7

В доме Тейлор парадную дверь почти никогда не запирали. Ее лестницу с длинными перилами и деревянными ступенями я знала, как свою родную.

Я без стука вошла в дом и поднялась в спальню Тейлор. Та лежала на животе и листала журналы. Увидев меня, она села и спросила:

– Ты мазохистка или как?

Бросив сумку на пол, я опустилась рядом с подругой. Я позвонила ей по дороге и выложила все как на духу. Не собиралась, само собой как-то вышло.

– Чего ты рвешься его искать? – допытывалась она. – Он уже не твой парень.

Я вздохнула:

– Он никогда им, в общем, и не был.

– Вот именно! – Она перелистнула несколько страниц в одном из журналов и передала его мне: – Зацени. Так и вижу тебя в этом бикини. Вот в этом, белом, без бретелек. С твоим загаром будет соблазнительно смотреться.

– Джереми скоро приедет, – сказала я, заглянув в журнал и возвращая его обратно. Я себя в этом бикини не представляла. Зато представляла ее.

– Тебе точно стоило выбрать Джереми, – заявила она. – Конрад реально псих какой-то.

Сколько раз я ей объясняла, что нельзя взять и просто выбрать одного из них. Ничего вообще не бывает просто. У меня и выбора-то, по сути, никакого не было.

– Конрад не псих, Тейлор.

Она так и не простила Конрада за то, что не приглянулась ему тем летом, когда приезжала ко мне в Казенс в четырнадцать лет. Тейлор привыкла нравиться мальчикам, ей было в новинку, что ее не замечают. А Конрад как раз не замечал. В отличие от Джереми. Стоило ей похлопать в его сторону своими огромными карими глазами, и он пал к ее ногам. Джери – так она его называла, кокетливо поддразнивая, как обожают мальчишки. И Джереми охотно ел из ее рук, пока она не бросила его ради Стивена, моего брата.

Тейлор поджала губы и процедила:

– Ну ладно, ну перегнула палку – слегка. Может, он и не псих. Ну и что? Ты всю жизнь собираешься сидеть и дожидаться, когда он соизволит до тебя снизойти?

– Нет! Но у него какая-то беда. И ему сейчас как никогда нужны друзья, – оправдывалась я, теребя торчащую из ковра нить. – Что бы между нами ни произошло, мы навсегда останемся друзьями.

Она картинно закатила глаза.

– Как скажешь. Я на эту затею соглашаюсь только для того, чтобы ты расставила точки над «i».

– Точки над «i»?

– Да. Я поняла, что это единственный выход. Тебе надо встретиться с Конрадом лицом к лицу и сказать, что ты к нему остыла и больше не собираешься играть в его игры. Тогда, и только тогда, ты сможешь оставить его в прошлом и жить дальше.

– Тейлор, я ведь тоже не невинная овечка. – Я с трудом сглотнула. – Когда мы виделись в последний раз, я вела себя омерзительно.

– Неважно. Смысл в том, что тебе надо двигаться вперед. Найти кого-нибудь получше. – Она окинула меня оценивающим взглядом. – Таких, как Кори. Хотя, кстати, сомневаюсь, что после вчерашнего у тебя с ним еще что-то получится.

Кажется, что со вчерашней ночи прошла тысяча лет.

– Слушай, – постаралась я принять покаянный вид, – еще раз спасибо, что разрешила оставить у тебя машину. Если мама позвонит…

– Белли, ты чего? За кого ты меня принимаешь? Я же гений по части вранья родителям, в отличие от тебя. – Она хмыкнула. – Ты ведь успеешь вернуться до завтрашнего вечера? Помнишь, родители Дэвиса пригласили нас покататься на лодке? Ты обещала.

– Это же не раньше восьми-девяти вечера. К тому времени я точно вернусь. Кроме того, – заметила я, – я тебе ничего не обещала.

– Так пообещай сейчас, – велела она. – Обещай, что приедешь.

– На что я тебе здесь сдалась? – спросила я, посмотрев в потолок. – Чтобы снова натравить на меня Кори Уилера? Я тебе не нужна. У тебя есть Дэвис.

– Еще как нужна, несмотря на то, что лучшая подруга из тебя ужасная. А парни и лучшие подруги – не одно и то же, как ты прекрасно знаешь. Просто мы скоро поедем в колледж. А если мы поступим в разные? Что тогда?

Тейлор уставилась на меня с упреком.

– Ладно, ладно. Обещаю.

Тейлор все еще лелеяла надежду, что мы обе будем учиться в одном колледже, как мы всегда и собирались.

Она протянула мне руку, и мы сцепились мизинцами.

– Ты поедешь вот в этом? – вдруг спросила Тейлор.

Я опустила взгляд на свой серый топ:

– Ну да.

Она так быстро замотала головой, что ее светлые волосы разлетелись по сторонам.

– Вот в этом ты планируешь встретить Конрада в первый раз?

– Я не на свидание еду, Тейлор.

– Когда встречаешь бывшего, надо выглядеть на все сто. Это вроде как первое правило разрывов. Он должен подумать: «Черт! Как я мог отказаться от этого!?» Только так.

Это мне в голову не приходило.

– Мне все равно, что он подумает, – заверила я ее.

Она уже рылась в моей сумке.

– У тебя здесь только нижнее белье да футболка. И этот древний топ. Грр! Ненавижу твой топ. Его давно пора отправить на пенсию.

– Да брось, – запротестовала я. – Хватит копаться в моих вещах.

Тейлор подскочила ко мне с сияющим от волнения лицом.

– Пожалуйста, Белли, можно я соберу твою сумку? Ну пожалуйста, я буду так счастлива!

– Нет, – отрезала я как можно тверже. С Тейлор твердость необходима. – Я, наверно, завтра уже вернусь. Мне больше ничего не нужно.

Не обратив на мои слова никакого внимания, Тейлор исчезла в недрах своего гардероба.

У меня зазвонил телефон – Джереми. Перед тем как снять трубку, я выкрикнула:

– Тей, я серьезно.

– Не парься. Дело в шляпе. Считай меня своей феей-крестной, – донеслось из гардероба.

Я ответила на звонок:

– Привет. Ты где?

– Довольно близко. Около часа езды. Ты у Тейлор?

– Да, – ответила я. – Рассказать тебе еще раз, как добраться?

– Нет, я помню. – Он умолк, и на секунду я решила, что он уже повесил трубку. Но затем он сказал: – Спасибо, что помогаешь.

– Да ладно тебе, – протянула я.

Я хотела что-то добавить, например, что он – один из моих лучших друзей и я в каком-то смысле даже рада, что появилась причина снова с ним встретиться. Без мальчиков Бек лето – просто не лето.

Но у меня в голове слова никак не складывались, и прежде чем я успела выразить, что думаю, он повесил трубку.

Тейлор наконец вынырнула из гардероба, застегивая мою сумку.

– Готово! – довольно улыбнулась она.

– Тейлор… – Я попыталась выхватить у нее сумку.

– Нет, погоди, пока доберетесь туда, куда вы там едете. Еще спасибо скажешь, – заверила она. – Я ну очень расщедрилась, хоть ты от меня и сбегаешь.

Я пропустила мимо ушей последнее замечание и сказала:

– Спасибо, Тей.

– Всегда пожалуйста, – ответила она, поправляя волосы перед зеркалом. – Видишь, как я тебе нужна? – Тейлор повернулась ко мне, упирая руки в бока. – А как вы, ребята, вообще собираетесь его искать, а? Кто знает, под каким мостом он может прятаться?

Этой части нашего плана, деталям, я пока внимания не уделяла.

– У Джереми наверняка есть идеи, – сказала я.

Джереми приехал через час, как и говорил. Через окно гостиной мы увидели, как его машина въезжает на подъездную дорожку к дому Тейлор.

– О боже, какой он красавчик! – воскликнула Тейлор и побежала к зеркалу намазывать губы блеском. – Почему ты не сказала, какой он стал красавчик?

В их последнюю встречу Джереми был щуплым и маленьким – на голову ниже. Неудивительно, что она предпочла ему Стивена. Но в моих глазах Джереми просто оставался самим собой.

Я подобрала сумку и пошла к выходу, Тейлор – за мной.

Когда я распахнула парадную дверь, Джереми стоял на крыльце в своей кепке «Ред Сокс». Волосы у него стали короче. Как-то непривычно было видеть его на пороге у Тейлор. Противоестественно.

– Я как раз собирался позвонить, – сказал он, снимая кепку. Он не боялся выглядеть глупо с растрепанными волосами. Эта его черта чуть ли не больше других к нему располагает, и я ею восхищаюсь, потому что сама постоянно боюсь сесть в лужу.

Мне захотелось его обнять, но я отчего-то сдержалась – может, оттого что он не попытался обнять меня первым, а может, я неожиданно оробела. Вместо этого я сказала:

– Ты очень быстро добрался.

– Гнал как угорелый, – ответил он. – Привет, Тейлор.

Она поднялась на цыпочки и обняла его, и я пожалела, что сама этого не сделала.

Отстранившись, Тейлор одобрительно обвела его взглядом:

– Хорошо выглядишь, Джери. – Она улыбнулась, ожидая ответный комплимент. Когда он промолчал, она поддразнила: – Ты чего? Сейчас твоя очередь сказать, как хорошо я выгляжу.

Джереми рассмеялся.

– Старая добрая Тейлор. Ты и так знаешь, что хорошо выглядишь. Мое одобрение тебе ни к чему.

Они усмехнулись друг другу.

– Нам пора, – подала я голос.

Джереми снял с моего плеча сумку, и мы с Тейлор пошли за ним к машине. Пока он втискивал сумку в багажник, Тейлор схватила меня за локоть:

– Беллиснежка, позвони, когда доберетесь туда, куда вы едете.

Она звала меня так в детстве, когда мы с ума сходили по этому мультику. Хором с Белоснежкой представляла меня гномам: «Я Беллиснежка». – «Беллиснежка? Принцесса?»

Я вдруг почувствовала к ней такой прилив нежности… Ностальгия, совместное прошлое, многого стоят. Больше, чем мне казалось. Я буду скучать по Тейлор в следующем году, когда мы разъедемся по разным колледжам.

– Спасибо, что разрешила оставить здесь машину, Тей.

Она кивнула. Затем произнесла одними губами: «Точки над “i”».

– Пока, Тейлор, – сказал Джереми, садясь в машину.

Я тоже села. Внутри царил полный кавардак, как всегда. Весь пол и заднее сиденье были завалены пустыми бутылками из-под воды.

– Пока, – выкрикнула я из окна, когда мы отъезжали.

Она стояла и махала нам, глядя вслед. Потом тоже прокричала:

– Белли, не забудь про обещание!

– Какое обещание? – спросил Джереми, посмотрев в зеркало заднего вида.

– Я обещала, что вернусь к вечеринке с ее парнем в честь Дня независимости. Мы поедем кататься на лодке.

Джереми кивнул.

– Не волнуйся, успеешь. Будем надеяться, я привезу тебя обратно уже сегодня вечером.

– А, – удивилась я. – Ладно.

Пожалуй, сумка мне все же не понадобится.

– Тейлор совсем не изменилась, – заметил Джереми.

– Да, наверное.

И больше мы не разговаривали. Просто ехали молча.

Глава 8

Джереми

Я могу точно назвать момент, когда все изменилось. Это случилось прошлым летом. Мы с Коном сидели на крыльце, и я пытался растолковать ему, какой придурок новый помощник тренера по футболу.

– Крепись, брат, – посоветовал Кон.

Легко ему говорить. Он-то бросил футбол.

– Ты не понимаешь. Чувак – просто псих, – начал объяснять я, но он уже не слушал. На подъездную дорожку въехала машина Конклинов. Стивен вышел первым, за ним – Лорел. Она спросила, где мама, и крепко обняла меня, а затем и Конрада. Я хотел было спросить: «Эй, а где же Белли-Кнопка?» Тут-то она и появилась.

Конрад увидел ее первым. Он уставился через плечо Лорел. На нее. А она шла к нам. Волосы развеваются во все стороны, ноги от ушей. На ногах – обрезанные шорты и грязные кроссовки. Из-под топа торчит лямка от бюстгальтера. Я – клянусь – никогда раньше не замечал лямки от ее бюстгальтеров. На лице – странное незнакомое мне выражение. Застенчиво-взволнованное и вместе с тем гордое.

Я смотрел, как Конрад обнимает ее, и ждал своей очереди. Хотел спросить, о чем она только что думала, откуда такое выражение. Но не спросил. Я шагнул из-за спины Конрада, схватил ее и ляпнул какую-то глупость. Она рассмеялась и снова стала прежней Белли. Я вздохнул с облегчением, потому что не хотел, чтобы она становилась кем-то другим.

Мы ведь знаем друг друга всю жизнь. Я никогда не видел в ней девчонку. Она была одной из нас. Моим другом. И увидев ее в другом свете, пусть даже мимолетно, я был потрясен.

Отец частенько говорил, что для всего в жизни есть переломный момент. Единственный миг, от которого зависит все, хоть распознать его сразу удается далеко не всегда. Трехочковый бросок в начале второй четверти, который меняет весь темп игры. Встряхивает игроков, вдыхает в них жизнь. Все это сводится к тому единственному мгновению.

Я мог бы обо всем забыть, о том, как подъехала их машина и как из нее вышла девушка, которую я едва узнал. Я мог бы счесть это пустяком. Ну знаете, когда, гуляя по улице, невольно оглядываешься на незнакомку, как на запах духов. А потом идешь дальше. И забываешь. Я мог бы забыть. И все могло бы стать как прежде.

Но потом наступил переломный момент.

Прошло около недели с начала лета, был поздний вечер. Мы с Белли сидели у бассейна, и она хохотала над тем, что я сказал, – даже не помню, что именно. Мне нравилось, что я могу ее рассмешить. И, хотя смеется она часто и рассмешить ее – не геройский подвиг, меня это радовало.

– Джер, ты такой смешной! Смешнее не бывает, – сказала она.

Эти слова – один из лучших комплиментов в моей жизни. Но не они стали переломным моментом.

Он случился потом. Я был в ударе и изображал, как Конрад просыпается по утрам. Все вплоть до мельчайших франкенштейновских подробностей. И тут вышел Конрад и уселся в шезлонг рядом с ней. Потянул ее за хвостик и спросил:

– Над чем смеетесь?

Белли взглянула на него и – подумать только – залилась румянцем. Щеки раскраснелись, глаза заблестели.

– Не помню, – пробормотала она.

У меня внутри все перевернулось. Меня словно пнули ногой в живот. Я заревновал, безумно. К Конраду. И когда она немного погодя пошла за газировкой, а я смотрел, как брат провожает ее взглядом, меня замутило.

Вот тогда-то я и понял, что между нами ничего уже не будет как прежде.

Я хотел сказать Конраду, что он не имеет права. Что все эти годы он ее не замечал, что он не может взять и забратьть ее себе, просто потому, что ему так вздумалось.

Она принадлежала нам всем. Мама в ней души не чаяла. Называла Белли своей тайной дочкой. И весь год с нетерпением ждала лета, чтобы ее увидеть. Стивен, хоть и постоянно ее доставал, на самом деле очень о ней заботился. О Белли заботились все, она просто об этом не догадывалась. Потому что смотрела только на Конрада. Сколько мы ее помним, она всегда его любила.

Только теперь я хотел, чтобы она так смотрела на меня. После того вечера я был обречен. Она стала мне нравиться куда больше, чем просто друг. Возможно, я ее даже полюбил.

Я встречался с девушками. Но они не были Белли.

Я не хотел обращаться к ней за помощью. Я на нее злился. И дело не только в том, что она выбрала Конрада. Тут все по-старому. Она всегда выберет его. Но ведь мы с ней друзья. Сколько раз она мне звонила после маминой смерти? Дважды? Прислала пару писем и смс?

Но вот я сижу рядом с ней в машине, вдыхаю неповторимый аромат Белли Конклин (мыло, кокосы и сахар), вижу задумчиво сморщенный носик, ее нерешительную улыбку, обкусанные ногти… Слышу, как она произносит мое имя…

А когда она наклонилась к решетке кондиционера, ее волосы коснулись моей ноги, и… какие же они мягкие! И я снова все вспомнил. Мне стало трудно злиться на нее и держать на расстоянии, как я намеревался. Да что там трудно, практически невозможно! Когда она была рядом, я мечтал только о том, чтобы сгрести ее в охапку, обнять крепко-крепко и зацеловать до полусмерти. Тогда, глядишь, она наконец забыла бы эту сволочь, моего брата.

Глава 9

– И куда мы едем? – спросила я у Джереми. Я попыталась поймать его взгляд, хотя бы на секунду. Он, кажется, ни разу не посмотрел мне в глаза с тех пор, как появился на пороге у Тейлор, и это выбивало меня из колеи. Мне надо было убедиться, что между нами все хорошо.

– Не знаю, – ответил он. – Я с Коном давно не разговаривал. Понятия не имею, куда он мог податься. Я надеялся, у тебя есть идеи.

Но беда в том, что у меня их не было. Почти. Вернее, совсем.

Я прокашлялась:

– Мы с Конрадом не общались… с мая.

Джереми покосился на меня, но ничего не сказал. Интересно, что Конрад ему про нас рассказывал? Наверное, немного.

Я снова заговорила, потому что Джереми молчал.

– Ты звонил его соседу?

– У меня нет его номера. Я даже имени его не знаю.

– Его зовут Эрик, – выпалила я, довольная, что знаю хотя бы это. – Они весь учебный год вместе жили. И остались в той же комнате на летние курсы. Так что… э… начнем, пожалуй, там. В Брауне. Поговорим с Эриком, еще с кем-нибудь из общежития. Мало ли, вдруг он никуда и не уезжал?

– Отличная идея. – Он посмотрел в зеркало заднего вида, перестроился в другой ряд, а затем спросил: – Значит, ты навещала Конрада в колледже?

– Нет, – сказала я, глядя в окно. Как-то неловко было в этом признаваться. – А ты?

– Мы с отцом помогали ему переезжать. – И как-то неохотно добавил: – Спасибо, что поехала.

– Не за что, – ответила я.

– Значит, Лорел не возражала?

– Нет. Конечно, нет, – солгала я. – Я рада помочь.

Раньше я весь год с нетерпением ждала, когда увижу Конрада. Мечтала о лете, как большинство детей мечтает о Рождестве. Только об этом и думала. Даже теперь, после всего, что произошло, я по-прежнему думала только о нем.

Чуть позже я включила радио, чтобы заполнить тишину в салоне.

Один раз мне почудилось, что Джереми заговорил, и я переспросила:

– Ты что-то сказал?

– Нет, – отозвался он.

Довольно долго мы ехали молча. Раньше у нас с Джереми никогда не иссякали темы для разговоров, а теперь поглядите на нас – как воды в рот набрали.

Наконец он сказал:

– Я на прошлой неделе видел Нону. Заезжал в дом престарелых, где она сейчас работает.

Нона была больничной сиделкой Сюзанны. Я ее несколько раз встречала. Она забавная. И сильная. Сама худощавая, ростом, может, чуть выше полутора метров, с тонкими длинными руками и ногами, но я видела, как она таскала Сюзанну – словно та ничего не весит. Ближе к концу, полагаю, так оно и было.

Глава 10

Когда Сюзанне стало совсем плохо, мне никто сразу не сказал. Ни Конрад, ни мама, ни сама Сюзанна. Все произошло очень быстро.

В тот последний раз я пыталась отвертеться от поездки. Сказала маме, что у меня экзамен по тригонометрии, который сильно повлияет на годовую оценку. Я бы что угодно сказала, только бы не ехать.

– Я все выходные буду заниматься. Не могу приехать. Может, в следующую субботу? – убеждала я по телефону, стараясь, чтобы мой голос звучал обыденно, а не отчаянно. – Ладно?

– Нет. Не ладно, – твердо, возразила она. – Ты приедешь в эти выходные. Сюзанна хочет тебя видеть.

– Но…

– Никаких «но»! – отрезала она стальным тоном. – Я уже купила тебе билет на поезд. До завтра.

В поезде я мучительно раздумывала над тем, что скажу Сюзанне, когда ее увижу. Я расскажу о том, как тяжело мне дается тригонометрия, о том, что Тейлор влюбилась и что я подумываю выдвинуться на пост секретаря класса, хоть это и неправда. Я вовсе не планирую выдвигаться в секретари, но знаю, что Сюзанне эта затея понравится. Расскажу ей все это, а о Конраде спрашивать не стану.

Мама встретила меня на станции. Когда я села в машину, она сказала:

– Я рада, что ты приехала.

А еще:

– Не беспокойся, Конрада не будет.

Я не ответила, просто уставилась в окно. Совершенно необоснованно я злилась, что она заставила меня приехать. Но она не обратила никакого внимания и продолжала:

– Хочу сразу тебя предупредить, что выглядит она неважно. Она устала. Очень устала, но с радостью ждет твоего приезда.

Сразу после «выглядит она неважно» я закрыла глаза. Я ненавидела себя за то, что боюсь встречи с Сюзанной и что не навещала ее чаще. Но я не похожа на маму, я не прочнее стали. Видеть Сюзанну в таком состоянии мне слишком тяжело. Каждый раз от нее, казалось, откалывались все новые кусочки, частички прежней Сюзанны. Видеть ее такой – значит, проститься с иллюзиями.

Когда мы подъехали к дому, Нона курила на крыльце. С ней я познакомилась пару недель назад, когда Сюзанна вернулась из больницы домой. У Ноны очень крепкое рукопожатие. Когда мы вышли из машины, она уже протирала руки антисептиком и сбрызгивала униформу освежителем воздуха, словно была подростком, скрывающим вредную привычку от родителей, хотя Сюзанна не возражала; она и сама любила время от времени выкурить сигаретку, но теперь не могла себе этого позволить.

– Доброе утро, – окликнула нас Нона, помахав рукой.

– Доброе утро, – отозвались мы.

Она сидела на верхней ступеньке.

– Рада тебя видеть, – обратилась она ко мне. А маме сказала: – Сюзанна уже одета и ждет вас обеих внизу.

Мама опустилась рядом с Ноной.

– Белли, ты пока иди. А я поболтаю с Ноной.

«Поболтаю», судя по всему, означало «тоже выкурю сигарету». Они с Ноной успели крепко сдружиться.

Нона – человек практичный и вместе с тем глубоко духовный. Однажды она позвала маму с собой в церковь, и та пошла, хоть совершенно не религиозна. Поначалу я думала, она это из уважения к Ноне, но, когда мама начала посещать церковь дома, я поняла, что все не так просто. Мама искала умиротворения.

– Одна? – вырвалось у меня, о чем я тут же пожалела. Я не хотела, чтобы мама или Нона осуждали меня за страх. Я уже сама себя осуждала.

– Она тебя ждет, – подогнала меня мама.

Сюзанна и правда ждала. Сидела в гостиной и одета была не в какую-нибудь пижаму. Она принарядилась и даже накрасилась. Персиковые румяна смотрелись слишком ярко и броско на ее бледной коже. Но она старалась, ради меня. Не хотела меня напугать. И я притворилась, что не напугана.

– Моя любимица, – поздоровалась она, раскрывая объятия.

Я обняла ее как можно осторожней и сказала, что она выглядит намного лучше. Я солгала.

Она сказала, что Джереми приедет ближе к вечеру, так что дом почти весь день будет в нашем полном распоряжении.

Тут с крыльца вернулась мама, но к нам не присоединилась. Она заглянула в гостиную, быстренько поздоровалась и ушла готовить обед, пока мы наверстывали упущенное.

Как только мама скрылась на кухне, Сюзанна сказала:

– Если ты боишься встречи с Конрадом, милая, то не бойся. На эти выходные он не приедет.

– Он все рассказал? – сглотнув, спросила я.

Она рассмеялась:

– Этот парень ничего мне не рассказывает. Твоя мама упомянула, что выпускной прошел… не совсем так, как мы надеялись. Мне очень жаль, солнышко.

– Он со мной порвал, – сказала я. На самом деле все гораздо сложнее, но, если добираться до сути, случилось именно это. Случилось потому, что он так захотел. Выбирал всегда он – он решал, быть нам вместе или нет.

Сюзанна обхватила мою руку ладонями.

– Не держи на Конрада зла, – попросила она.

– Не держу, – солгала я. Я его ненавидела больше всего в мире. И любила его больше всего в мире. Потому что он и есть весь мой мир. И это я тоже ненавидела.

– Конни сейчас тяжело. Для него это непомерная ноша. – Она умолкла и убрала волосы с моего лица, задержав ладонь на лбу, словно проверяя, нет ли у меня жара. Как будто это я больна и нуждаюсь в уходе. – Не позволяй ему себя отталкивать. Ты ему нужна. Он ведь тебя любит.

Я замотала головой.

– Нет, не любит. – И мысленно добавила: «Он любит только себя. И еще тебя».

Сюзанна меня словно не слышала.

– Ты его любишь? – Я промолчала, но она кивнула, будто получила ответ. – Сделаешь кое-что для меня?

Я медленно кивнула.

– Присмотри за ним вместо меня. Хорошо?

– Мне не нужно будет за ним присматривать, Сюзанна, ты ведь никуда не денешься. – Я пыталась произнести это без отчаяния в голосе, но не вышло.

Сюзанна улыбнулась и сказала:

– Ты же моя умница, Белли!

После обеда Сюзанна вздремнула. Проснулась она уже почти вечером, раздраженная и сбитая с толку. Даже огрызнулась на маму, чем жутко меня напугала. Сюзанна никогда ни на кого не огрызалась. Нона хотела уложить ее в постель, и поначалу Сюзанна наотрез отказалась, но потом все же уступила. По дороге в спальню она вяло мне подмигнула.

Джереми вернулся домой к ужину. Я была так рада его видеть. С ним все становилось легче и проще. Стоило увидеть его лицо – и мне уже было не так тяжело здесь находиться.

Он вошел на кухню, восклицая:

– Почему пахнет горелым? А, Лорел готовит! Привет, Лор!

Мама замахнулась на него кухонным полотенцем, но он увернулся и стал заглядывать под крышки.

– Привет, Джер, – подала я голос. Я сидела на высоком стуле и лущила фасоль.

Он обернулся ко мне:

– А, привет. Как дела?

Затем подошел ко мне, приобнял и тут же отпустил. Я попыталась заглянуть ему в глаза, чтобы понять, что он чувствует, но он не дал. Он беспрестанно передвигался по кухне и шутил с мамой и Ноной.

В чем-то он остался прежним Джереми, но я заметила, как болезнь Сюзанны на него повлияла. Она его измотала. Ему теперь с гораздо большим трудом давались шутки, улыбки. Ничего уже не было легко и просто.

Глава 11

Я притворялась спящей, а Джереми барабанил пальцами по рулю. Прежде чем он снова заговорил, прошла целая вечность.

– Эту песню крутили на моем выпускном, – произнес он вдруг.

Сию секунду я распахнула глаза и спросила:

– Сколько выпускных у тебя было?

– Всего? Пять.

– Что? Да ладно! Не верю, – возмутилась я, хотя вполне могла себе это представить. Ну конечно Джереми побывал на пяти выпускных. С таким парнем, как он, все хотят пойти. Он знает, что делать, чтобы девушка почувствовала себя королевой бала, даже если она – никто.

Джереми начал перечислять, загибая пальцы:

– В прошлом году два выпускных: мой и у Флоры Мартинез в школе Пресвятого Сердца. В этом году я был на своем выпускном и еще на двух: с Софией Франклин и…

– Ладно-ладно, я поняла. Ты пользуешься спросом. – Я наклонилась к кондиционеру, чтобы подкрутить его и сделать теплее.

– Мне пришлось купить смокинг, потому что это дешевле, чем каждый раз брать его напрокат, – пожаловался он. Джереми смотрел прямо перед собой, а потом произнес то, чего я совершенно не ожидала: – Ты хорошо выглядела на своем выпускном. Мне понравилось твое платье.

Я уставилась на него. Конрад показал ему наши фотографии? Рассказал что-то о том вечере?

– Откуда ты знаешь, как я выглядела?

– Мама вставила одну фотографию в рамку.

Я не ожидала, что он упомянет Сюзанну. Думала, выпускной обсуждать безопасно.

– Я слышала, у себя на выпускном ты получил корону.

– Да.

– Это, наверное, весело.

– Да, вполне.

Мне надо было пригласить Джереми. Если бы приехал он, все было бы иначе. Он бы говорил только то, что следует. И вышел бы на танцпол, чтобы исполнить «Печатную машинку», и «Газонокосилку», и «Тостер», и все прочие безумные танцы, которым научился, когда мы вместе смотрели MTV. Он бы вспомнил, что мой любимый цветок – ромашка, и подружился бы с парнем Тейлор, Дэвисом, а все остальные девушки смотрели бы на него и жалели, что он пришел на выпускной не с ними.

Глава 12

Я с самого начала знала, что будет нелегко убедить Конрада приехать. Он не любит выпускные вечера. Но мне, знаете ли, было все равно. Мне слишком хотелось пойти туда с ним, парой. С нашего первого поцелуя прошло семь месяцев. Два месяца – с нашей последней встречи. Неделя – с его последнего звонка.

Прийти на бал вместе значит определить свои роли, дать им название. Я уже придумала, каким станет мой сказочный выпускной. Как Конрад будет смотреть на меня, как он положит руку мне на спину во время медленного танца. Как потом в закусочной мы будем есть картошку-фри с сыром и встречать рассвет на крыше его автомобиля. Я все продумала, каждый шаг.

В тот вечер, когда я позвонила, ему, казалось, было не до меня. Но я не отступила.

– У тебя есть планы на первые выходные апреля? – спросила я. На «апреле» голос у меня задрожал. Я так боялась, что он откажет. Вообще-то, в глубине души я даже ожидала его отказа.

– А что? – осторожно поинтересовался он.

– У меня выпускной.

Он вздохнул.

– Белли, я ненавижу танцы.

– Знаю. Но у меня выпускной, я очень хочу туда пойти, с тобой.

Ну зачем он все усложняет?

– Я уже закончил школу, – напомнил он. – Я не хотел идти даже на свой собственный выпускной.

– Вот видишь, тогда тем более следует приехать на мой, – весело сказала я.

– А с друзьями ты пойти не можешь?

Я промолчала.

– Прости, мне просто ну очень не хочется. На носу годовые экзамены, будет непросто ехать в такую даль ради одного вечера.

Он, получается, не мог выполнить мою единственную просьбу, чтобы сделать мне приятно. Ему не хотелось. Ясно.

– Хорошо, – сказала я ему. – Парней и здесь много. Пойду с одним из них. Ничего страшного.

Я прямо-таки услышала, как крепко он задумался на том конце.

– Ладно, не парься. Я приеду, – наконец ответил он.

– Знаешь что? Не бери в голову, – заверила я. – Кори Уилер меня уже приглашал. Скажу ему, что передумала.

– Что еще за Гориллер?

Я улыбнулась. Он у меня в кармане. Во всяком случае, мне так казалось.

– Кори Уилер. Они со Стивеном вместе играют в футбол. Он хорошо танцует. И он выше тебя, – объяснила я.

– Тогда, наверное, ты сможешь надеть туфли на каблуках, – вдруг выдал Конрад.

– Наверное.

Я повесила трубку. Я попросила его побыть моей парой всего на одну несчастную ночь. Неужели это так много? И я солгала насчет Кори Уилера: он меня не приглашал. Но я знала, что пригласил бы, дай я ему понять, что не против.

Лежа в кровати, под одеялом, я поплакала. В мыслях я нарисовала безупречную картинку своего выпускного вечера: Конрад в костюме, я – в фиолетовом платье, которое мама купила мне два лета назад, в том самом, которое я так выпрашивала. Он еще никогда не видел меня при полном параде или на каблуках, раз уж на то пошло. А я так хотела, чтобы увидел.

Он потом перезвонил, но я отправила его сразу на автоответчик. «Эй, прости за то, что я сказал. Не ходи с Кори Уилером или кем-то еще. Я приеду. И можешь надеть туфли на каблуках», – говорил он в сообщении.

Я прокрутила запись раз тридцать, не меньше. И все же, самих слов я почти не слушала: Конрад не хотел, чтобы я пошла на выпускной с другим, но и сам со мной идти не хотел.

Я надела фиолетовое платье (мама заметно обрадовалась) и жемчужное ожерелье, которое Сюзанна подарила на мой шестнадцатый день рождения (это ее тоже порадовало). Тейлор и остальные девчонки делали прически в модном салоне. Я решила уложить волосы сама. Завила их крупными локонами, с задними прядями помогала мама. Последний раз она причесывала меня, наверное, во втором классе, когда я еще носила каждый день косички. С щипцами она управлялась ловко, впрочем, у нее все получалось ловко.

Услышав его машину на подъездной дорожке, я бросилась к окну. В черном костюме – которого я раньше не видела – Конрад смотрелся великолепно.

Я метнулась вниз по лестнице и распахнула дверь еще до того, как он успел позвонить. С моего лица не сходила улыбка, я уже подняла руки, чтобы его обнять, но тут он сказал:

– Неплохо выглядишь.

– Спасибо, – машинально ответила я, и мои руки опустились сами собой. – Ты тоже.

Мы сделали не меньше сотни фотографий. Сюзанна хотела увидеть Конрада в костюме, а меня – в том самом платье. Все это время мама держала ее на громкой связи. Вначале она дала трубку Конраду. Не знаю, что Сюзанна ему сказала, но он ответил: «Обещаю». Интересно, что он пообещал?

Еще интересно, ждет ли нас с Тейлор когда-нибудь то же самое: вот такой телефонный «мост», пока наши дети собираются на выпускной? Дружба Сюзанны и моей матери испытана десятками лет, детьми, замужествами. Интересно, сделана ли наша с Тейлор дружба из того же материала, что и у них? Долговечного и несокрушимого. Сомневаюсь. Их дружба исключительная.

Меня Сюзанна спросила:

– Ты уложила волосы так, как мы обсуждали?

– Да.

– Конрад сказал, какая ты красивая?

– Да, – ответила я, хотя он сказал не совсем это.

– Вечер будет идеальным, – пообещала она.

Мама фотографировала нас на крыльце, на лестничной площадке, у камина. Стивен тоже фотографировался со своей девушкой, Клэр Коу. Они все время смеялись, а когда позировали, Стивен вставал позади Клэр и обнимал ее за талию, а она прижималась к нему. Они смотрелись так естественно. На наших же снимках Конрад чопорно стоял рядом, обнимая меня рукой за плечи.

– Все хорошо? – прошептала я.

– Ага, – улыбнулся он мне, но как-то неубедительно. В нем что-то изменилось.

Вот только я не знала что.

Я приготовила ему бутоньерку из орхидеи. Он мою забыл. Сказал, что оставил ее в холодильнике у себя в общежитии. Я не огорчилась и не разозлилась. Я смутилась. Все это время я приписывала нам с Конрадом такие грандиозные отношения, словно бы мы влюбленная пара. Но мне пришлось умолять, чтобы он пошел со мной на выпускной, и он даже не вспомнил о моей бутоньерке.

Он явно ужаснулся, осознав это: Стивен подошел к холодильнику и принес Клэр бутоньерку из крошечных розочек, в тон ее розовому платью, – и большой букет цветов.

Клэр вытянула из букета розу и подала ее мне.

– Вот, – предложила она. – Давай сделаем тебе бутоньерку.

Я улыбнулась ей в знак благодарности.

– Ничего страшного. Я не хочу продырявить платье, – ответила я. Ну и чушь! Она мне не поверила, но и не возразила.

– Может, тогда воткнем тебе в прическу? Думаю, она будет прекрасно смотреться в твоих волосах.

– Да, конечно, – согласилась я. Клэр Коу милая. Надеюсь, они со Стивеном никогда не расстанутся. Надеюсь, они всегда будут вместе.

После этого Конрад еще сильнее напрягся. По дороге к машине он схватил меня за запястье и произнес почти шепотом:

– Прости, что я забыл про бутоньерку. Не понимаю, как это случилось.

Я с трудом сглотнула и улыбнулась, не разжимая губ.

– Она хоть из чего?

– Из белой орхидеи. Мама выбирала.

– Что ж, тогда в следующем году, чтобы искупить вину, тебе придется подарить мне две бутоньерки, – сказала я. – По одной на каждое запястье.

Говоря это, я смотрела на него. Ведь через год мы все еще будем вместе, правда? Вот о чем я спрашивала.

Его лицо ничего не выдавало. Он взял меня за руку и сказал:

– Как пожелаешь, Белли.

В машине Стивен взглянул на нас через зеркало заднего вида.

– Чувак, поверить не могу, что еду на двойное свидание с тобой и моей младшей сестренкой.

Он покачал головой и рассмеялся.

Конрад ничего не ответил.

А меня уже одолевало тяжелое предчувствие.

Бал устроили совместно для выпускных и предпоследних классов. Так принято в нашей школе. Что даже приятно, потому что можно сходить на бал дважды. Выпускники голосуют за тему и оформление, и в этом году зал был украшен в стиле старого Голливуда. У входа в арендованный на вечер клуб постелили красную дорожку и расставили «папарацци».

Оргкомитет заказал готовый комплект бальных декораций. Угрохали кучу денег; всю весну собирали на это средства. И теперь на стенах висели всевозможные плакаты с кадрами из старых фильмов и большая мигающая вывеска «Голливуд». Танцпол представлял собой съемочную площадку, с осветительными приборами и бутафорской камерой на треноге. С краю даже поставили складной режиссерский стул.

Мы сидели за одним столом с Дэвисом и Тейлор. Благодаря высоченным шпилькам она сегодня не уступала Дэвису в росте.

Конрад обнял Тейлор, когда поздоровался, но почти не разговаривал ни с ней, ни с Дэвисом. Просто сидел и неловко поеживался в своем костюме. Когда Дэвис приоткрыл борт пиджака, чтобы продемонстрировать Конраду серебристую фляжку, я скривилась. Возможно, Конрад и правда перерос такие развлечения.

На танцполе, в кольце выпускников, включая Стивена и Клэр, я заметила Кори Уилера. Он танцевал брейк-данс.

Я наклонилась поближе к Конраду и прошептала:

– А вон и Кори.

– Какой еще Кори? – спросил он.

Как он мог забыть? Я просто ушам не поверила. Я вгляделась в его лицо, но наконец сдалась и отстранилась.

– Никакой.

Несколько минут мы сидели в неловком молчании, затем Тейлор схватила меня за руку и объявила, что нам надо в туалет. Я, если честно, обрадовалась передышке.

В туалете Тейлор подкрасила губы блеском и прошептала:

– После неофициальной части мы с Дэвисом поедем в общежитие его брата.

– Зачем? – спросила я, роясь в сумочке в поисках собственного блеска для губ.

Тейлор подала мне свой тюбик.

– Ну, знаешь… Чтобы побыть наедине.

Для большего эффекта она выпучила глаза.

– Серьезно? Ух ты, – протянула я. – Не знала, что он тебе настолько нравится.

– Так ты же была слишком занята, все убивалась по Конраду. И, кстати, он выглядит супер, но чего он такой тухлый? Вы что, поцапались?

– Нет…

Я не могла смотреть ей в глаза, поэтому нанесла на губы еще блеска.

– Белли, нечего это терпеть. У тебя выпускной бал. Я хочу сказать, он же твой парень, так? – Она взбила прическу, вертясь перед зеркалом и складывая губки бантиком. – Заставь его хотя бы с тобой потанцевать.

Когда мы вернулись к столу, Конрад с Дэвисом обсуждали студенческий турнир по баскетболу, и я немного успокоилась. Дэвис болел за команду Коннектикутского университета, а Конраду нравился университет Северной Каролины. Лучший друг мистера Фишера попал в их команду после отборочных испытаний, поэтому Конрад и Джереми преданно за нее болели. Конрад мог часами говорить о баскетбольной команде этого штата.

Вскоре поставили медленную песню, и Тейлор взяла Дэвиса за руку и увела на танцпол. Я наблюдала, как они танцуют: голова Тейлор на плече Дэвиса, его руки у нее на бедрах. Совсем скоро Тейлор лишится невинности. Она всегда говорила, что будет первой.

– Пить хочешь? – спросил меня Конрад.

– Нет. Может, потанцуем?

Он замялся.

– А надо?

Я выдавила улыбку.

– Да ладно, это ведь ты, кажется, научил меня танцевать медленные танцы.

Конрад встал и протянул мне руку.

– Тогда давай потанцуем.

Я подала ему ладонь, и мы вышли на середину зала. Мы медленно задвигались под музыку; она, к счастью, играла достаточно громко, и Конрад не слышал, как колотится мое сердце.

– Я рада, что ты приехал, – сказала я, глядя на него снизу вверх.

– Что? – переспросил он.

Я повторила громче:

– Я сказала: я рада, что ты приехал.

– Я тоже.

Его голос прозвучал как-то странно. Я это запомнила – как у него перехватило голос.

И хотя он стоял прямо передо мной, его руки у меня на талии, мои – вокруг его шеи, никогда еще он не казался мне таким недосягаемым.

После танца мы снова сели за стол. Он спросил:

– Хочешь, пойдем куда-нибудь?

– Неофициальная часть начнется только после полуночи, – объяснила я, беспокойно наматывая на пальцы жемчужное ожерелье. На него я поднять взгляд не могла.

– Нет, я имел в виду только нас с тобой. Чтобы поговорить.

У меня вдруг закружилась голова. Если Конрад хочет пойти куда-нибудь, чтобы побыть наедине, чтобы поговорить, значит, он собирается меня бросить. Я это знала наверняка.

– Давай никуда не пойдем, побудем здесь еще немного, – попросила я, стараясь сдержать отчаяние в голосе.

– Ладно, – согласился он.

Так что мы сидели и наблюдали, как все вокруг танцуют: их лица блестят, макияж течет от пота. Я вынула цветок из прически и убрала его в сумочку.

Через несколько минут молчания я спросила:

– Тебя мама заставила приехать?

У меня сердце разрывалось, но я должна была знать.

– Нет, – сказал он, но слишком замешкался перед ответом.

На улице моросил дождь. Волосы, которые я завивала полдня, начали выпрямляться. Мы шли вдоль стоянки к машине, и Конрад вдруг сказал:

– Голова просто раскалывается.

Я остановилась.

– Хочешь, я вернусь и попрошу у кого-нибудь аспирин?

– Нет, не надо. Знаешь, я, наверное, поеду обратно в колледж. У меня в понедельник экзамен и все такое. Ничего, если я не останусь после полуночи? Но я могу тебя подвезти.

Говоря это, он избегал моего взгляда.

– Я думала, ты переночуешь у нас.

Конрад потеребил ключи от автомобиля и пробормотал:

– Знаю, но теперь мне кажется, что лучше вернуться…

Его голос затих.

– Но я не хочу, чтобы ты уезжал.

Мне не понравилось, как я это произнесла: умоляюще.

Он засунул руки в карманы брюк.

– Прости.

Мы стояли посреди стоянки, и я думала: «Если мы сядем в машину, все кончено. Он отвезет меня домой, и уедет в колледж, и больше не вернется. Вот и все».

– Что произошло? – спросила я, а в груди у меня нарастала паника. – Я что-то сделала не так?

Он отвел взгляд в сторону.

– Нет. Дело не в тебе. К тебе это вообще не имеет отношения.

Я схватила его за руку, но он отшатнулся.

– Пожалуйста, поговори со мной. Скажи, что происходит.

Конрад не ответил. Мыслями он уже сидел в машине и ехал прочь. От меня. Мне захотелось его стукнуть.

– Тогда ладно, – решилась я. – Раз ты не говоришь, я скажу.

– Не говорю чего?

– Что между нами все кончено. Что бы между нами ни было – кончено. То есть я ведь права, да?

Я плакала, у меня текло из носа, и все это перемешивалось с дождем. Я вытерла лицо рукой.

Конрад заколебался. Я видела: он колебался, взвешивал слова.

– Белли…

– Не надо. – Я попятилась от него. – Не смей. Ничего не говори.

– Да послушай, – позвал он. – Не бросай все вот так.

– Это ты все вот так бросаешь.

Я зашагала прочь как можно быстрее, насколько позволяли мои дурацкие каблуки.

– Подожди! – крикнул он.

Я не обернулась и пошла еще быстрее. Позади меня Конрад изо всех сил ударил кулаком по капоту. Я чуть не остановилась.

Возможно, остановилась бы, если бы он побежал за мной. Но он этого не сделал. Он сел в машину и уехал, как и собирался.

На следующее утро Стивен пришел ко мне в комнату и уселся за письменный стол. Он только вернулся домой. Еще не успел снять смокинг.

– Я сплю, – пробубнила я, перекатываясь на другой бок.

– Нет, не спишь. – Он помолчал. – Конрад того не стоит, ладно?

Я знала, как тяжело ему дались эти слова, и была ему безмерно благодарна. Стивен – главный почитатель Конрада, еще с пеленок. Когда Стивен встал и вышел, я повторила про себя: «Он того не стоит».

Вниз я спустилась лишь на следующий день ближе к обеду, мама сразу спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

Я села и положила голову на кухонный стол. Гладкое дерево приятно холодило щеку. Я подняла на маму взгляд:

– Значит, Стивен все разболтал?

– Не совсем, – осторожно произнесла она. – Но я его спросила, почему Конрад не остался ночевать, как мы планировали.

– Мы расстались, – призналась я. И даже разволновалась, произнося это вслух, потому что, раз мы расстались, значит, когда-то были вместе. По-настоящему.

Мама села напротив. Вздохнула.

– Я боялась, что так и получится.

– О чем ты?

– О том, что все не так просто. Мир не сошелся клином на вас с Конрадом, есть и другие люди.

Мне захотелось кричать. Ну почему она такая бесчувственная? И жестокая? Неужели она не видит, что мое сердце буквально раскалывается на кусочки? Но, взглянув ей в лицо, я прикусила язык и проглотила свое возмущение. Она права. Есть куда более важные заботы, чем мое глупое сердце. Надо подумать о Сюзанне. Она так огорчится. Я ненавижу ее огорчать.

– Не беспокойся о Бек, – мягко сказала мне мама. – Я сама ей расскажу. Хочешь, приготовлю тебе что-нибудь поесть?

Я сказала, что хочу.

Позже, в спальне, оставшись одна, я убеждала себя, что все к лучшему. Что он с самого начала собирался со мной порвать, и хорошо, что я сделала это первой. Я не верила ни единому своему слову. Если бы он позвонил и попросил меня вернуться, если бы объявился на пороге нашего дома с цветами и магнитофоном на плече под звуки нашей с ним песни… У нас вообще есть своя песня? Не знаю, но сделай он хоть малейший шаг навстречу, я бы приняла его обратно, с радостью. Но Конрад не позвонил.

Когда выяснилось, что Сюзанне хуже и что она уже не поправится, я ему позвонила. Он не взял трубку, а я не оставила сообщения. Если бы он ответил, если бы перезвонил, не знаю, что бы я ему сказала.

Вот так все между нами и кончилось.

Глава 13

Джереми

Узнав, что Конрад поведет Белли на выпускной, мама пришла в восторг. Она себя не помнила от радости. Можно подумать, они собрались пожениться. Я уже давно не видел маму такой довольной и в глубине души радовался, что он смог ее так обрадовать. Но, по большей части, я все же ревновал. Мама постоянно названивала ему в колледж, чтобы напомнить о всяких мелочах, например, вовремя взять смокинг напрокат. Она предложила ему взять мой, но я сомневался, что он ему подойдет. К счастью, она не стала настаивать. В результате в тот вечер я пошел на выпускной к одной знакомой из колледжа, так что Конраду все равно не удалось бы его одолжить. Но смысл в том, что если бы удалось, я был бы против.

Мама заставила Конрада пообещать, что он будет милым и внимательным – безупречным джентльменом.

– Пусть Белли навсегда запомнит этот вечер, – попросила она.

Когда я вернулся с выпускного, поздним утром следующего дня, машина Конрада стояла перед домом. Странно. Я думал, он переночует у Лорел, а потом поедет сразу в колледж. Я заглянул к нему в комнату, но он спал, и вскоре после этого я тоже отключился.

Вечером мы заказали ужин из китайского ресторана, потому что мама сказала, что соскучилась по китайской кухне, но, когда привезли еду, она к ней не притронулась.

Мы расположились перед телевизором, на диване, хотя до ее болезни никогда этого не делали.

– Ну? – спросила она, с нетерпением глядя на Конрада. И, казалось, впервые за день оживилась.

А он запихал в рот спринг-ролл, словно куда-то опаздывал. И привез домой все грязное белье, будто рассчитывал, что мама будет его обстирывать.

– Ну… что? – спросил он в ответ.

– Ну, я весь день жду, когда ты расскажешь про выпускной! Хочу услышать все-все-все!

– Ах, это, – протянул он. И при этом так смутился – ему явно не хотелось об этом говорить. Наверняка проштрафился и испортил Белли вечер.

– Ах, это, – передразнила его мама. – Ну же, Конни, скорее рассказывай. Как она выглядела в платье? Вы танцевали? Я хочу знать все до мелочей. Лорел еще не скинула мне фотографии на электронную почту.

– Выпускной как выпускной, – сказал Конрад.

– И все? – не вытерпел я. В тот вечер он меня раздражал, буквально всем. Ему повезло сопровождать Белли на выпускной бал, а он вел себя так, словно ему это было в тягость. Будь я на его месте, я бы все сделал правильно.

Конрад не обратил на меня внимания.

– Она была очень красивой. В фиолетовом платье.

Мама кивнула, улыбаясь.

– Да, я его помню. А как выглядела бутоньерка?

Он поерзал на месте.

– Хорошо.

– Какую ты все же выбрал: ту, что прикалывают на платье или надевают на запястье?

– Которую прикалывают.

– Вы танцевали?

– Ага, всю ночь. Почти каждую песню.

– А какая у выпускного была тема?

– Не помню, – сказал Конрад, но, когда увидел разочарование на мамином лице, добавил: – Кажется, «европейская ночь». Вроде как тур по Европе. Там стояла большая Эйфелева башня, вся обмотанная гирляндой, и Лондонский мост, по нему можно было пройти. И еще Пизанская башня.

Я покосился на Конрада. «Европейская ночь» была темой нашего выпускного в прошлом году. Уж я-то знаю, я там был.

Но мама, должно быть, не вспомнила, потому что воскликнула:

– О, как интересно! Жаль, что я не могла приехать к Лорел и помочь Белли готовиться к балу. Попозже обязательно позвоню Лор и не отстану, пока она не пришлет фотографии. Как думаешь, когда будут готовы снимки профессионального фотографа? Я хочу вставить их в рамки.

– Не уверен, – заколебался Конрад.

– Спроси Белли, ладно?

Мама поставила тарелку на кофейный столик и оперлась на диванные подушки. Силы, казалось, покинули ее в мгновение ока.

– Спрошу, – откликнулся Конрад.

– Я, пожалуй, пойду прилягу, – сказала мама. – Джер, уберете тут все?

– Конечно, мам, – заверил я, помогая ей подняться.

Она поцеловала нас обоих в щеку и пошла в свою комнату. Мы поменяли местами кабинет и ее спальню, чтобы ей не пришлось подниматься и спускаться по лестнице.

– Вы, значит, ребята, всю ночь танцевали, а? – спросил я с издевкой, когда мама ушла.

– Отвали, – сказал Конрад, откидывая голову на спинку дивана.

– Ты хоть приехал на выпускной? Или об этом ты маме тоже соврал?

Он сердито на меня уставился.

– Приехал.

– Ну, что-то я сомневаюсь, что вы, ребята, всю ночь танцевали, – поддел я его снова. Я вел себя по-свински, но оставить его в покое почему-то не мог.

– Тебе обязательно себя так вести? Тебе-то какое дело до выпускного?

Я пожал плечами.

– Я всего лишь надеюсь, что ты не испортил ей вечер. И почему ты вообще здесь?

Я думал, он разозлится, даже, если честно, надеялся на это. Но он лишь сказал:

– Не всем же быть королями выпускного. – И начал собирать коробки с едой. – Ты наелся? – спросил он.

– Да, я сыт.

Глава 14

Мы подъехали к общежитию – снаружи на лужайке гуляли студенты. Девушки загорали в шортах и бикини, а группа парней играла во фрисби. Мы смогли припарковаться перед самым входом в здание и проскользнули внутрь, как только из него вышла девушка с полной корзиной грязного белья. Я почувствовала себя совсем маленькой и даже растерялась: я еще ни разу не была в таком месте. Там все оказалось не так, как я представляла. Громче. Оживленнее.

Джереми знал, куда идти, и мне пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать. Он поднимался, переступая через ступеньки, и остановился на третьем этаже. Мы пошли по ярко освещенному коридору. На стене у лифта висела доска объявлений, а на ней – плакат: «Поговорим о сексе, детка». В плакате писали о венерических заболеваниях и давали советы по обследованию груди, а вокруг искусно пришпилили степлером яркие пакетики с презервативами. «Возьми штучку, – подписал кто-то маркером. – Или три».

На двери в комнату Конрада висело его имя, а под ним еще одно – Эрик Труски.

Дверь открыл сосед, коренастый рыжий здоровяк в спортивных шортах и футболке.

– Здрасьте! – произнес он, останавливая взгляд на мне. Чем-то он походил на волка.

Мне внимание студента вовсе не польстило, наоборот, вызвало отвращение. Захотелось спрятаться за Джереми, как когда-то я пряталась за маминой юбкой. Мне тогда было пять, и я ужасно стеснялась. Пришлось напомнить себе, что мне уже шестнадцать, даже почти семнадцать лет. Более чем достаточно, чтобы не смущаться перед парнем с фамилией Труски. Даже если, по словам Конрада, Эрик только и делает, что пересылает ему идиотские порноролики да целый день торчит в своем компьютере. Почти целый день: с двух до четырех он смотрит сериалы.

Джереми прокашлялся:

– Я – брат Конрада, а это… наша подруга. Ты знаешь, где Кон?

Эрик открыл дверь пошире и впустил нас в комнату.

– Чувак, понятия не имею. Просто взял и смотался. Тебе Аро позвонил?

– Кто такой Аро? – обратилась я к Джереми.

– Староста, – ответил он.

– Аро-староста, – повторила я, и уголки губ у Джереми приподнялись.

– А ты кто? – спросил меня Эрик.

– Белли. – Я всмотрелась: не мелькнет ли у него на лице проблеск узнавания, намек, что Конрад обо мне говорил, или хотя бы упоминал мое имя. Но нет, ничего.

– Белли? Миленько. Я – Эрик, – сказал он, облокачиваясь о стену.

– Э-э… привет, – поздоровалась я.

– Значит, Конрад ничего тебе не сказал перед тем, как уехать? – прервал Джереми наш обмен любезностями.

– Он почти ничего не говорит. Он же как робот. – Затем Эрик широко мне улыбнулся. – Ну, то есть с симпатичными девушками-то он разговаривает.

У меня скрутило живот. Какие симпатичные девушки? Джереми шумно выдохнул и сцепил ладони за головой. После чего достал телефон и уставился на него, словно там могли быть какие-то ответы.

Я присела на кровать Конрада, на темно-синие простыни и плед того же цвета. Постель была не заправлена. В летнем домике Конрад всегда застилал постель. Подтыкал одеяло как в гостинице и все такое.

Так вот где он жил все это время. Вот какая у него теперь жизнь.

Комната обставлена весьма скудно. Ни телевизора, ни музыкального центра, ни фотографий на стенах. Моих-то, конечно, нет, но нет и снимков с Сюзанной или его отцом. Только компьютер, одежда, несколько пар обуви да книги.

– Я, вообще-то, как раз собирался мотать отсюда. Еду к предкам за город. Вы, ребята, захлопните дверь как следует, когда будете уходить, лады? А когда найдете Кона, передайте, что он должен мне двадцатку за пиццу.

– Без вопросов, друг. Передам.

Произнося это, Джереми не улыбнулся, а лишь сложил губы в подобие улыбки – Эрик ему явно не понравился. Джереми сел за письменный стол Конрада и обвел комнату взглядом.

В дверь постучали – Эрик неспеша подошел и открыл. На пороге стояла девушка в футболке с длинными рукавами, легинсах и солнечных очках, сдвинутых высоко на лоб.

– Ты мой свитер не видел? – спросила она Эрика. А потом заглянула ему через плечо, словно что-то высматривала. Или кого-то.

«Конрад с ней встречался?» – тут же подумала я. А сразу за этим: «Я симпатичней, чем она». Я мгновенно устыдилась этой мысли, но тут уж ничего не поделаешь. Потому что неважно, кто симпатичнее: она или я. Ему я не нужна в любом случае.

Джереми вскочил со стула.

– Ты знаешь Кона? Не слышала, куда он поехал?

Девушка с любопытством нас оглядела. Судя по тому, как она заправила волосы за ухо и сняла с головы очки, Джереми ей понравился.

– Э, да. Привет. Я Софи. А ты кто?

– Его брат. – Джереми подошел и пожал ей руку. И, хотя нервы у него были на пределе, он не упустил случая окинуть ее оценивающим взглядом и одарить своей фирменной улыбкой, а она с удовольствием на все это смотрела.

– Ух ты. Да вы, ребята, вообще не похожи? – Софи оказалась из числа тех, кто частенько заканчивает предложение вопросом. Я поняла, что, познакомься мы поближе, я бы ее возненавидела.

– Да, нам это часто говорят, – ответил Джереми. – Так Кон тебе что-нибудь говорил, Софи?

Ей понравилось, что он назвал ее по имени.

– Кажется, сказал, что поедет на пляж, на серфинг или что-то типа того. Безумный.

Джереми оглянулся на меня. Пляж. Конрад в летнем доме.

Джереми позвонил отцу – я сидела на краю кровати и притворялась, что не слушаю. Джереми объяснил мистеру Фишеру, что все хорошо, с Конрадом ничего не случилось, он в Казенсе. Про меня он не заикнулся.

– Пап, я за ним съезжу, ничего страшного, – говорил он в трубку.

Мистер Фишер что-то ответил, и Джереми сказал:

– Но пап… – Взглянул на меня и произнес одними губами: «Сейчас вернусь».

Он вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

Я откинулась на кровать и уставилась в потолок. Вот, значит, где Конрад спал каждую ночь. Я знаю его всю жизнь, и вместе с тем он по-прежнему остается для меня загадкой. Ребусом.

Я встала и подошла к его столу. Осторожно выдвинула ящик и увидела коробку ручек, какие-то учебники, бумагу. Конрад всегда аккуратно обращался со своими вещами. Я убеждала себя, что вовсе за ним не шпионю. А ищу просто доказательства. Я – Белли Конклин, девушка-сыщик.

Они обнаружились во втором ящике. Бирюзовая коробочка от Тиффани, в глубине, у самой стенки. Открывая упаковку, я осознавала, что поступаю неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Коробочка была маленькая, внутри лежала цепочка с подвеской. Я вытащила цепочку, и украшение повисло у меня на руке. Сначала мне показалось, что это восьмерка и что, может быть, Конрад встречается с какой-нибудь фигуристкой, – я сразу решила, что ненавижу и ее. Но затем я пригляделась и развернула подвеску горизонтально на ладони. Это была не восьмерка.

А символ бесконечности.

∞

Тогда-то я и поняла. Подвеска не для фигуристки. И не для Софи из комнаты в конце коридора. Она для меня. Он купил ее мне. Вот мое доказательство. Доказательство, что ему не все равно.

Конрад силен в математике. То есть он силен во всем, но в математике особенно.

Через несколько недель после того, как мы начали созваниваться, когда звонки стали делом более обыденным, но не менее волнующим, я пожаловалась, как ненавижу тригонометрию и сколько плохих отметок уже успела получить. Я сейчас же пожалела, что заговорила об этом: у Сюзанны рак, а я тут о задачках по математике ною. Мои проблемы так ничтожны и наивны, так незрелы по сравнению с тем, что переживает Конрад.

– Прости, – извинилась я.

– За что?

– Что болтаю про свои дурацкие отметки по тригонометрии, когда… – Я говорил все тише. – Когда у тебя мама больна.

– Не извиняйся. Мне ты можешь сказать все, что хочешь. – Он помолчал. – Кстати, Белли, мама идет на поправку. В этом месяце она набрала два килограмма.

Надежда в его голосе вызвала у меня такой прилив нежности, что я чуть не расплакалась.

– Да, мама вчера говорила о том же. Это очень хорошая новость.

– Ну ладно. Так ваш учитель уже рассказывал, как запомнить таблицу синусов и косинусов на пальцах?

С тех пор Конрад мне помогал, по телефону. Поначалу я не особенно вникала, мне просто нравился его голос, нравилось слушать, как он что-то объясняет. Но он нет-нет да и спросит, что я поняла, и мне было досадно его разочаровывать. Так он стал моим репетитором. Мама усмехалась, услышав очередной вечерний звонок, она, очевидно, полагала, что у нас с Конрадом бурный роман – я ее не разубеждала. Зачем? Мне было приятно, что другие считают нас парой. Признаю. Я не выводила их из заблуждения. Я его поощряла. Знала, что все не так – пока, но внутри у меня теплилась надежда. Что когда-нибудь… А тем временем у меня появился личный репетитор, и я весьма поднаторела в математике. Конрад талантливо объяснял сложные темы, и я никогда еще не любила его так сильно, как во время тех познавательных телефонных вечеров, когда он снова и снова объяснял одну и ту же задачу до тех пор, пока я наконец ее не понимала.

Джереми вернулся в комнату, и я сжала пальцы вокруг подвески, чтобы он не заметил.

– Ну что? – спросила я. – Ваш отец разозлился? Что он сказал?

– Хотел сам поехать в Казенс, но я его убедил, что лучше съездить мне. Конрад сейчас ни за что его не послушает. Если приедет отец, он только еще сильнее взбесится. – Джереми присел на кровать. – Так что мы все же поедем в Казенс этим летом.

Его слова вернули меня с небес на землю. В смысле, меня осенило. Встреча с Конрадом – не фантазия, она неизбежна. Я мгновенно забыла о своем намерении спасти Конрада и выпалила:

– Может, тогда закинешь меня домой по дороге?

Джереми вытаращил глаза.

– Ты серьезно? Мне одному не справиться. Ты не представляешь, как все плохо. С тех пор как мама снова заболела, он только и делает, что рушит свою жизнь. Ему теперь вообще все по барабану. – Джереми замолчал, а потом добавил: – Но я знаю, ему не все равно, чтó о нем думаешь ты.

Я облизнула неожиданно пересохшие губы.

– Не уверена, что это так.

– Зато я уверен. Я знаю брата. Пожалуйста, поедем со мной?

Я вспомнила, что сказала Конраду в последний раз, и меня переполнило и начало душить чувство стыда. Такое нельзя говорить человеку, только что потерявшему мать. Просто нельзя. Как мне теперь смотреть ему в лицо? Никак.

Но Джереми вдруг сказал:

– Успеешь ты на свой лодочный круиз, не беспокойся.

Эта фраза настолько не походила на Джереми, что я мгновенно забыла про самобичевание.

– Думаешь, мне есть дело до какой-то идиотской лодки и Дня независимости? – свирепо посмотрела на него я.

– Ну, ты любишь салюты, – покосился он на меня.

– Заткнись, – бросила я, и он усмехнулся. – Ладно. Ты победил. Я поеду.

– Вот и ладненько. – Джереми встал. – Пойду отолью перед поездкой. Кстати, Белли?

– Да?

– Я знал, что ты сдашься. Без вариантов, – сказал он.

Я бросила в него подушкой, но он увернулся и, победно пританцовывая, направился к двери.

– Иди уже в туалет, дурак.

Когда он вышел, я надела цепочку и спрятала ее под одеждой. На ладони остался вогнутый след от подвески, так сильно я ее сжимала.

Зачем я это сделала? Зачем надела подвеску? Почему не положила, скажем, в карман или не вернула обратно в коробочку? Не могу объяснить. Знаю только, что очень, очень хотела ее надеть. Я чувствовала, что она принадлежит мне.

Глава 15

Перед тем, как спуститься к машине, я сгребла в кучу учебники, тетради Конрада, его ноутбук и запихала как можно больше в его спортивный рюкзак из гардероба.

– Так он сможет подготовиться к экзаменам в понедельник, – объяснила я, подавая Джереми ноутбук.

Он подмигнул мне:

– Мне нравится ход твоих мыслей, Белли Конклин.

По дороге вниз мы заглянули в комнату старосты Аро. Дверь была приоткрыта, а сам Аро сидел за письменным столом. Джереми просунул голову в проем и поздоровался:

– Привет, Аро. Я – брат Конрада, Джереми. Мы его нашли. Спасибо, что предупредил, друг.

– Не за что, – заулыбался тот.

Джереми заводил друзей повсюду. Каждый хотел подружиться с Джереми Фишером.

Мы отправились в путь. Прямиком в Казенс. Ехали, опустив окна и включив радио на полную громкость.

Мы почти не разговаривали, но в этот раз я не возражала. Думаю, нас обоих слишком занимали наши мысли.

Я, например, вспоминала последний раз, когда ехала этой дорогой.

Только тогда я была не с Джереми.

Я была с Конрадом.

Глава 16

Это была, без сомнений, одна из лучших ночей в моей жизни. Наравне с новогодней поездкой в Дисней Уорлд. Мне тогда было девять, и родители еще не расстались. Мы смотрели, как взрываются салюты над замком Золушки, и Стивен даже не ныл.

Когда Конрад позвонил, я не узнала его голос, отчасти потому, что еще не совсем проснулась, да и просто не ожидала его звонка.

– Я подъезжаю к твоему дому. Можно тебя увидеть?

Половина первого. До Бостона отсюда пять с половиной часов. Он ехал весь вечер. Ехал, чтобы увидеть меня.

Я попросила его припарковаться на углу, а я встречу его, как только мама уснет. Он сказал, что подождет.

Я выключила свет и ждала у окна, когда покажется свет фар. Увидела его машину, и мне тут же захотелось выбежать навстречу, но надо было ждать. Из маминой комнаты доносились шорохи, она еще полчаса будет читать в постели, пока не уснет. Настоящая пытка – знать, что он там, снаружи, ждет меня, а я не могу выйти.

На дворе зима, в Казенсе все замерзло – безумная идея. Но когда Конрад предложил туда поехать, я решила: безумная в хорошем смысле.

В темноте я надела шарф и шапку, которые бабушка связала мне на Рождество. Я закрыла дверь в спальню, на цыпочках прокралась по коридору и приложила ухо к маминой двери. В комнате не было света, слышалось лишь тихое сопение. Стивен еще не приехал, мне повезло, потому что он, как и наш отец, спит чутко.

Мама наконец заснула, в доме наступила полная тишина. Рождественскую елку пока не убрали. Мы на всю ночь оставляли гирлянду включенной, потому что так казалось, будто все еще Рождество, и Санта может в любую минуту забрести к нам с подарками. Я решила не оставлять записку. Позвоню утром, когда мама проснется и обнаружит, что меня нет дома.

Я аккуратно спустилась, переступая через скрипучую ступеньку, но, выйдя из дома, буквально полетела над замерзшим газоном. Трава хрустела у меня под ногами. Я забыла надеть пальто. Шарф и шапку надела, а пальто забыла.

Его машина стояла на углу, где и договаривались. В машине было темно, свет выключен, я открыла пассажирскую дверь, будто делала это уже миллион раз.

Засунула голову внутрь, но не села. Сначала я хотела его увидеть. Зима, и на нем серая толстовка. Щеки покраснели от холода, загар сошел, а в остальном он остался таким же.

– Привет, – сказала я и села.

– Где твое пальто? – спросил он.

– Не так уж и холодно, – ответила я, хотя на улице мороз, и я вся дрожала.

– Держи, – сказал он, расстегивая толстовку и отдавая ее мне.

Я ее надела. Она была теплой, но сигаретами не пахла. Пахла только им. Значит, Конрад все же бросил курить. От этой мысли я улыбнулась.

Он завел машину.

– Поверить не могу, что ты здесь.

Он смущенно проговорил:

– Я тоже. – И замешкался. – Не передумала?

Я поверить не могла: он еще спрашивает. С ним я поеду куда угодно.

– Нет, – ответила я.

Казалось, за пределами этого слова, этого мгновения ничего больше не существует. Были только мы вдвоем. Все, что произошло тем летом, и за все годы вместе, вело нас сюда. К этому мгновению.

Сидя в его машине, я думала, что исполнилась моя несбыточная мечта. Что это самый лучший рождественский подарок. Потому что он мне улыбался, а не хандрил, или хмурился, или излучал другие тоскливые эмоции, которые приходят на ум при мысли о Конраде. От него веяло легкостью, восторгом, всем самым лучшим, что в нем есть.

– Я, наверное, стану врачом, – признался он, искоса глядя на меня.

– Правда? Здорово!

– Медицина – удивительная наука. Я хотел заниматься исследованиями, но теперь думаю, что мне больше понравится работать с людьми.

– Из-за мамы? – спросила я, поколебавшись.

Он кивнул.

– Знаешь, она поправляется. Все благодаря лекарствам. Она очень хорошо реагирует на новое лечение. Твоя мама тебе рассказывала?

– Да, конечно, – ответила я, хоть она ничего подобного не говорила. Возможно, не хотела меня обнадеживать. А возможно, не хотела обнадеживать себя. Мама у меня такая. Она никогда не воодушевляется тем, в чем не уверена на все сто. В отличие от меня. Мне уже стало легче, радостнее. Сюзанна пошла на поправку. Я с Конрадом. Все шло так, как и было задумано.

Я наклонилась и тихонько сжала его локоть.

– Это замечательная новость, – сказала я убежденно.

Он улыбнулся, и его лицо засветилось надеждой.

В доме стоял жуткий холод. Мы включили отопление, а Конрад разжег камин. Я смотрела, как он, присев на корточки, рвет бумагу на кусочки и осторожно, почти ласково постукивает кочергой по бревну. Со своим псом Буги он наверняка тоже был ласковым. Буги он наверняка разрешал спать в своей постели. Мысль о постели и сне мигом меня встревожила. И напрасно, потому что, разобравшись с камином, Конрад опустился в кресло, а не на диван рядом со мной. Меня неожиданно осенило: он тоже нервничает. Это Конрад-то, которому все нипочем. Море по колено.

– Ты чего так далеко уселся? – спросила я, в ушах гулко отдавался стук моего сердца. Мне не верилось, что я отважилась произнести свои мысли вслух.

Конрад тоже удивился, но подошел и сел на диван. Я подвинулась к нему поближе. Вот бы он прижал меня к себе. Вот бы сделать все то, что я видела лишь по телевизору да слышала от Тейлор. Ну, может, не все, но кое-что точно.

– Я не хочу, чтобы ты боялась, – тихо сказал Конрад.

– Я не боюсь, – прошептала я, хоть и боялась. Боялась не его, а своих собственных чувств. Иногда они меня захлестывали. Мои чувства к нему затмевали весь мир, превосходили все на свете.

– Хорошо, – выдохнул он и поцеловал меня.

Целовал долго и неторопливо, и, хоть однажды мы уже целовались, я даже не представляла, что поцелуй может быть таким. Таким подробным.

Конрад гладил меня по волосам – так, проходя мимо, проводят пальцами по китайским колокольчикам. Целовать его, быть к нему так близко… все равно что пить прохладный лимонад через длинную соломинку: сладко, и неспешно, и бесконечно приятно. «Вот бы он целовал меня вечно, – промелькнула в голове мысль. – Вот бы никогда не останавливался».

Мы целовались на диване много часов, а может, несколько минут. Той ночью мы только целовались. Он так осторожно прикасался ко мне, словно к елочной игрушке, которую боялся разбить.

– Все хорошо? – прошептал он.

А я прижала ладонь к его груди и ощутила, как его сердце колотится в унисон с моим. Я мельком взглянула на него и почему-то с восторгом отметила, что глаза у него закрыты. Его ресницы длиннее моих.

Он уснул первым. Я когда-то слышала, что не следует засыпать с разожженным камином, поэтому дождалась, пока огонь погаснет. Я наблюдала за спящим Конрадом. Упавшие на лоб пряди и ресницы, лежавшие на щеках, делали его похожим на маленького мальчика. Не помню, чтобы он когда-нибудь выглядел таким юным. Убедившись, что он крепко спит, я наклонилась и прошептала:

– Только ты, Конрад. Для меня всегда существовал только ты.

Мама запаниковала, когда утром меня не оказалось дома. Я спала и не услышала два первых звонка. Когда она дозвонилась, уже в бешенстве, я спросила:

– Разве ты не нашла мою записку?

И сразу вспомнила, что я ее не оставила.

– Нет, я не видела никакой записки, – едва ли не прорычала она. – Никогда больше не смей пропадать среди ночи, Белли.

– Даже чтобы прогуляться под луной? – пошутила я. Рассмешить маму для меня плевое дело. Стоило мне пошутить, и ее гнев испарялся. Я затянула ее любимую песню в исполнении Пэтси Клайн: – Я выхожу гулять после полуночи, при лунном свете…

– Не смешно. Где ты? – произнесла она отрывистым голосом.

Я заколебалась. Больше всего на свете моя мать ненавидела лжецов. Рано или поздно она все равно узнает. Как экстрасенс.

– М-м. В Казенсе…

Она глубоко вздохнула.

– С кем?

Я взглянула на Конрада. Он внимательно слушал. Какая досада.

– С Конрадом, – сказала я, понизив голос.

Ее ответ меня удивил. Она снова вздохнула, но в этот раз как будто с облегчением.

– Ты с Конрадом?

– Да.

– Как он?

Какой странный вопрос, учитывая, что мы с ней вовсю ссоримся.

Я улыбнулась и махнула рукой, показывая, что буря миновала. Конрад подмигнул мне.

– Отлично, – заверила я ее, расслабляясь.

– Хорошо, хорошо, – произнесла она, словно бы самой себе. – Белли, чтобы вечером была дома. Понятно?

– Да, – ответила я с благодарностью. Я думала, она потребует, чтобы мы выехали немедленно.

– Передай Конраду, чтобы ехал осторожно. – Она помолчала. – И, Белли?

– Да, Лорел?

Она всегда улыбалась, когда я звала ее по имени.

– Приятно провести время! Возможность повеселиться тебе теперь представится нескоро.

– Я под домашним арестом? – простонала я. Это что-то новенькое, мама еще никогда не сажала меня под домашний арест, но, надо думать, раньше я не давала ей повода.

– Это очень глупый вопрос.

Поскольку она больше не злилась, я не утерпела и спросила:

– А не ты ли говорила, что глупых вопросов не бывает?

Она повесила трубку. Но я знала, что она улыбнулась.

Я сложила телефон и повернулась к Конраду.

– Что теперь будем делать?

– Что захотим.

– Я хочу пойти на пляж.

Так мы и сделали. Закутались потеплее и бегали по пляжу в резиновых сапогах, которые обнаружили в прихожей. Я надела Сюзаннины, на два размера больше, чем надо, и все время поскальзывалась на песке. Дважды шлепнулась на мягкое место. И смеялась не переставая, но ветер так ревел, что я едва себя слышала. Когда мы вернулись в дом, я прижала замерзшие ладони к его щекам, но, вместо того, чтобы отпрянуть, он вздохнул:

– А-а, как приятно.

– Это потому, что у тебя сердце изо льда, – рассмеялась я.

Он засунул мои руки в карманы своей куртки и произнес так тихо, что я едва расслышала:

– Для всех остальных, возможно. Но не для тебя.

На меня он не смотрел, значит, говорил искренне.

Я не нашла, что ответить, поэтому поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к его холодной гладкой щеке.

Конрад коротко улыбнулся и пошел в гостиную.

– Замерзла? – спросил он, не оборачиваясь.

– Вроде того, – покраснела я.

– Сейчас снова разожгу камин.

Пока он возился с огнем, я нашла в кладовке старую коробку растворимого шоколада на полке с чаем и любимым кофе моей мамы. Сюзанна делала нам горячий шоколад в дождливые вечера, когда в воздухе веяло прохладой. Она кипятила молоко, но у нас, конечно, его не было, так что мне пришлось довольствоваться водой.

Сидя на диване и помешивая напиток, я наблюдала, как тают в чашке крошечные зефирки, а сердце стучало в груди со скоростью около миллиона ударов в секунду. Рядом с Конрадом у меня никак не получалось перевести дух.

А Конрад непрестанно двигался: рвал бумагу, ворошил угли в камине, раскачивался вперед-назад на корточках.

– Ты будешь пить какао?

Он оглянулся.

– Да, конечно.

Он присел рядом на диван и отхлебнул из кружки с Симпсонами. Своей любимой.

– Вкус какой-то…

– Божественный?

– Пыльный.

Мы посмотрели друг на друга и расхохотались.

– К твоему сведению, какао – мой фирменный напиток. И не за что, – отчитала я его и сделала первый глоток из своей чашки. По вкусу и правда напоминало пыль.

Он вгляделся в мое лицо, а затем приподнял его за подбородок. Раскрыл ладонь и провел большим пальцем по щеке, словно вытирая сажу.

– У меня какао на лице? – спросила я, встревожившись.

– Нет. Просто грязь. Ой, то есть веснушки.

Я рассмеялась и шлепнула его по руке, а он перехватил меня за запястье и подтянул поближе. Убрал упавшие мне на глаза волосы, и я испугалась, что он услышал мой резкий вдох в ответ на его прикосновение.

Снаружи начало темнеть. Конрад вздохнул:

– Пора везти тебя домой.

Я взглянула на часы. Пять вечера.

– Да… Пожалуй, пора.

Мы не сдвинулись с места. Он протянул руку и обмотал мои волосы, словно пряжу, вокруг пальцев.

– У тебя такие мягкие волосы, – пробормотал он.

– Спасибо, – прошептала я в ответ. Я всегда считала, что у меня самые обыкновенные волосы. Ничего особенного. Русые, а не какие-нибудь белокурые, черные или рыжие. Но как он их – и меня – разглядывал! Словно они его пленили, словно ему никогда не надоест их перебирать.

Мы снова поцеловались, но уже не так, как прошедшей ночью. В этом поцелуе не было той ленивой неспешности. Взгляд Конрада – нетерпеливый, полный желания, страсти – опьянял меня. Он кричал: «Хочу, хочу, хочу». Но хотела, прежде всего, я.

Когда я покрепче к нему прижалась, сунула руки под футболку и провела ладонями по спине, он вздрогнул.

– У меня руки холодные? – спросила я.

– Нет, – ответил он, отпустил меня и сел. Лицо его слегка порозовело, волосы на затылке топорщились. – Я не хочу торопить события.

Я тоже села.

– Но я думала, ты уже…

Я не знала, как закончить предложение. До чего неловко! Мне еще не приходилось об этом разговаривать.

Конрад еще покраснел.

– Да. В смысле, я уже да. Но ты еще нет.

– А-а. – Я уткнулась взглядом в пол. Затем подняла голову. – Почему ты решил, что нет?

Уже пунцовый как свекла, Конрад пробормотал, запинаясь:

– Я просто подумал, что ты не… В смысле, я предположил…

– Ты думал, я этим еще никогда не занималась?

– Ну да, то есть нет.

– Не надо строить догадки, – упрекнула я.

– Прости. – Он замялся. – Так… значит, уже?

Я молча смотрела на него.

Когда он снова открыл рот, я перебила:

– Еще нет. Какое там!

Я подалась вперед и поцеловала его в щеку. Мне казалось честью иметь эту возможность: целовать его, когда мне вздумается.

– Ты такой заботливый, – прошептала я, испытывая радость и благодарность за то, что смогла разделить с ним это мгновение.

Его глаза потемнели.

– Я только… хочу всегда быть уверен, что у тебя все хорошо. Это для меня важно, – произнес он серьезным тоном.

– У меня все хорошо, – заверила я. – Даже прекрасно.

– Я рад, – кивнул Конрад. Он встал и подал руку. – Тогда давай отвезем тебя домой.

Домой я вернулась уже после полуночи. Мы останавливались поужинать в закусочной у дороги. Я заказала блинчики и картошку-фри, а Конрад заплатил. Когда я вошла в дом, мама была в ярости. Но я не жалела о поездке. Никогда, ни на секунду. Разве можно сожалеть о лучшей в жизни ночи? Ни в коем случае. Ты помнишь каждое слово, каждый взгляд. Даже когда больно, все равно помнишь.

Глава 17

Мы мчались по городу, мимо давно знакомых мест: площадки для мини-гольфа, лавки, где продавали крабов; Джереми присвистывал, разгоняя автомобиль. А мне хотелось, чтобы он притормозил, растянул поездку до бесконечности. Но это, конечно, невозможно. Мы почти приехали.

Я сунула руку в сумку и достала тюбик с блеском для губ. Нанесла блеск и запустила пальцы в волосы, пытаясь их причесать. Из-за открытых окон ветер спутал и растрепал прическу. Краем глаза я заметила на себе взгляд Джереми. Он, наверное, качал головой и думал, какая я глупая. Хотелось сказать ему: «Да, я глупая. Ничем не лучше Тейлор». Но я просто не могла предстать перед Конрадом с лохматой головой.

При виде его машины на подъездной дорожке у меня сжалось сердце. Он здесь. Джереми пулей вылетел из автомобиля и понесся к дому, взбежал на крыльцо, перепрыгивая через ступеньки. Я потащилась следом.

Странно: от дома пахло как прежде. Я почему-то этого не ожидала. Возможно, когда Сюзанны не стало, я решила, что все будет ощущаться иначе. Но нет. Мне почти казалось, что она ждет нас внутри, порхая по кухне в одном из своих домашних платьев.

Конрад, увидев нас, не постеснялся скорчить недовольную мину. Он только вернулся домой после серфинга – еще не успел снять гидрокостюм и обсушить волосы. Я оторопела: прошло всего два месяца, а я словно повстречала призрака. Призрака минувшей первой любви. Его глаза задержались на мне всего на секунду перед тем, как остановиться на Джереми.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спросил он брата.

– Я приехал, чтобы отвезти тебя обратно в колледж, – ответил Джереми, явно стараясь говорить непринужденно и расслабленно. – Натворил ты дел, чувак. Отец с ума сходит от беспокойства.

Конрад отмахнулся:

– Передай ему, чтоб катился со своим беспокойством. Я остаюсь.

– Кон, ты пропустил два занятия, у тебя экзамены в понедельник. Нельзя просто взять и свалить. Тебя вытурят из университета.

– Это моя забота. А она что здесь делает?

Говоря это, он даже не взглянул на меня – будто вонзил нож мне в грудь.

Я попятилась к стеклянным раздвижным дверям. Дыхание сперло.

– Помогает мне, – объяснил Джереми. Он оглянулся на меня и глубоко вздохнул. – Слушай, мы привезли твои учебники. Можешь сегодня-завтра позаниматься, а потом вернемся в колледж.

– Да пофиг. Мне плевать, – бросил Конрад, подходя к дивану. Стянул с себя верхнюю часть гидрокостюма. Его плечи уже слегка загорели. Все еще мокрый, он плюхнулся на подушки.

– Да какой бес в тебя вселился? – едва сдерживаясь, спросил Джереми.

– Прямо сейчас меня бесите вы. Ты и она. Здесь. – Конрад впервые с нашего приезда посмотрел мне в глаза. – Ты хочешь мне помочь? Чего ты вообще приперлась?

Я открыла рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле. Он, как всегда, сумел опустошить меня одним взглядом, единственным словом.

Он терпеливо ждал моего ответа, а когда не получил его, продолжил сам.

– Ты, кажется, не хотела меня больше видеть. Ты же меня ненавидишь, забыла?

Его слова прозвучали насмешливо, унизительно.

– Я тебя не ненавижу, – выдавила я, а затем сбежала. Оттолкнула в сторону раздвижную дверь и ступила на крыльцо. Закрыла дверь и кинулась вниз по лестнице на пляж.

Надо скорее на пляж. Там мне станет легче. Нет ничего лучше, чем ощутить под ногами песок. Он одновременно надежный и зыбкий, вечный и вечно меняющийся. Песок – это лето.

Я сидела на песке и смотрела, как волны накатывают на берег и растекаются, как белая глазурь на печенье. Я ошиблась, приехав сюда. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, прошлого не сотрешь. Как он произнес «она», с таким презрением! Даже по имени меня не назвал.

Немного спустя я вернулась в дом. Джереми один сидел на кухне. Конрада нигде не было.

– Мда, вот и поговорили.

– Не стоило мне приезжать.

Джереми не обратил на мои слова внимания.

– Десять к одному, что в холодильнике, ничего кроме пива. Спорим?

Он пытался меня рассмешить, но напрасно. Мне было не до смеха.

– Только идиот согласится на этот спор.

Я прикусила губу. Только бы не расплакаться.

– Не давай ему себя задевать, – утешал Джереми. Он потянул меня за хвостик и обмотал его вокруг запястья, как змею.

– Не получается.

Как он на меня смотрел – словно я пустое место, ничтожество.

– Да он придурок, не придавай значения его словам. Он на самом деле так не считает, – продолжал Джереми. Он легонько толкнул меня. – Жалеешь, что приехала?

– Да.

Джереми криво мне улыбнулся.

– Ну а я нет. Я рад, что ты приехала. Рад, что не в одиночку терплю эту чушь.

Он держался, поэтому и я постаралась. Распахнула дверцу холодильника так же торжественно, как те помощницы из телевикторины, девушки в вечерних платьях и сверкающих туфлях.

– Та-дам! – Джереми был прав, внутри стояли только два ящика пива. Сюзанна обалдела бы, если б увидела, для чего используют ее холодильник. – Так что будем делать? – спросила я Джереми.

Он посмотрел в окно, на пляж.

– Сегодня, наверное, придется остаться здесь. Я его уговорю, он поедет. Просто надо немного времени. – Он помолчал. – Давай тогда так. Ты пока купишь нам чего-нибудь к ужину, а я останусь и поговорю с Коном.

Джереми пытался меня спровадить, но меня это устраивало. Мне самой хотелось убраться из дома, подальше от Конрада.

– Сэндвичи с моллюсками? – спросила я.

Джереми кивнул и вздохнул с заметным облегчением.

– Хорошо. Как скажешь.

Он потянулся за бумажником, но я его остановила.

– Не надо.

Он замотал головой.

– Не хочу, чтобы ты тратила свои деньги, – настаивал он, протягивая мне две мятые двадцатки и ключи. – Ты и так сколько отмахала, чтобы помочь.

– Не захотела бы – не поехала.

– Да, потому что ты хороший человек и хотела помочь Кону.

– Я и тебе хотела помочь. В смысле, хочу. Не должен же ты один решать все проблемы.

На короткий миг Джереми стал сам на себя не похож. Он стал похож на отца.

– Если не я, то кто?

А затем улыбнулся – и снова передо мной Джереми. Сюзаннин мальчик, улыбки и веселье. Ее ангелочек.

Именно Джереми научил меня ездить на «механике». Как приятно снова сесть за руль. Я выключила кондиционер и опустила окна, впуская в салон соленый морской бриз. Я неспеша проехала по городу и припарковала машину у старой баптистской церкви.

По улице туда-сюда носились дети в купальных костюмах и шортах, родители в брюках-хаки и золотистые ретриверы без поводков. Наверное, для многих наступили первые деньки летних каникул. Что-то такое витало в воздухе. Я улыбнулась, заметив малыша, догоняющего пару девочек постарше, должно быть, его сестер.

– Подождите, – кричал он, хлопая шлепками по тротуару.

Девочки, не оглядываясь, ускорили шаг.

В первую очередь я зашла в супермаркет. Раньше я могла торчать здесь часами, раздумывая у витрины с конфетами. Выбор каждого сорта, казалось, имел судьбоносное значение. Мальчишки сгребали конфеты в пакет без разбору: ковшик того, пригоршню сего. А я подходила к вопросу вдумчиво: десяток крупных мармеладных рыбок, пять молочных шариков в глазури, средний ковшик грушевых драже… Я решила тряхнуть стариной и набрала кулечек. Арахис в шоколаде для Джереми, шоколадные батончики для Конрада и, хоть его здесь и не было, лимонные драже для Стивена. Этакий конфетный мемориал, дань уважения Казенсу нашего детства, когда выбор конфет был самым значительным и приятным событием дня.

Дожидаясь у кассы своей очереди, я вдруг услышала:

– Белли?

Я обернулась. Позади стояла Морин О’Райли, владелица магазина «Дамские шляпы Морин». Она старше моих родителей, ей почти шестьдесят, но она была приятельницей мамы и Сюзанны. И очень серьезно относилась к своим шляпам.

Мы обнялись, от нее пахло все так же: растительным мылом для очистки дерева.

– Как твоя мама? Как Сюзанна? – спросила она.

– У мамы все хорошо, – сказала я и шагнула ближе к кассе, подальше от Морин.

Она шагнула следом.

– А у Сюзанны?

Я откашлялась.

– Ее болезнь вернулась. Она умерла.

На смуглом лице Морин отразилось смятение.

– Я не знала. Какая жалость! Я ее так любила. Когда?

– В начале мая.

Моя очередь почти подошла, еще чуть-чуть и можно будет уйти и закончить этот разговор.

Морин сжала мою ладонь, и моим первым порывом было поскорей выдернуть руку, хотя Морин мне всегда нравилась. До чего же противно стоять в магазине и обсуждать смерть Сюзанны, словно городскую сплетню. Это же Сюзанна!

Морин, должно быть, что-то почувствовала, потому что отпустила мою руку.

– Жаль, что я об этом не слышала. Пожалуйста, передай мои соболезнования мальчикам и своей маме. И, Белли, заходи как-нибудь в гости в мой магазин. Снимем с тебя мерку. Пора тебе обзавестись шляпой, думаю, с лентой будет в самый раз.

– Я никогда не носила шляпы, – сказала я, шаря по карманам в поисках кошелька.

– Пора уже, – повторила Морин. – Чтобы подчеркнуть твои достоинства. Заходи, я тебе что-нибудь подберу. В подарок.

После этого я прогулялась по городу, заглянула в книжный магазин и в лавку с товарами для серфинга. Я бродила без всякой цели, изредка опуская руку в кулек с конфетами. Я не хотела столкнуться еще с кем-нибудь, но и возвращаться домой не торопилась. Конрад не хотел меня видеть. Неужели из-за меня станет только хуже? Как он на меня смотрел… Увидеть его вновь оказалось гораздо тяжелее, чем я предполагала. Как и вновь войти в этот дом. В миллион раз тяжелее.

Когда я привезла домой сэндвичи в промасленном бумажном пакете, Джереми с Конрадом пили пиво на задней веранде. Солнце уже висело над горизонтом, обещая прекрасный закат.

Я бросила ключи и пакет на стол и упала в шезлонг.

– Передайте мне пиво, – попросила я. Не потому, что мне так уж нравится пиво. Не нравится. А для того, чтобы присоединиться к компании, потому что пара банок пива на веранде хотя бы чуть-чуть, но сблизила их. Как и в старые добрые времена я лишь хотела, чтобы со мной считались.

Я ожидала, что Конрад сверкнет на меня глазами и скажет, что нет, не передаст он мне никакого пива. Когда он промолчал, я с удивлением ощутила укол разочарования. Джереми протянул руку к холодильнику и бросил мне банку. А затем подмигнул.

– С каких пор наша Белли-Кнопка употребляет алкоголь?

– Мне почти семнадцать, – напомнила я ему. – Тебе не кажется, что я уже выросла из этого прозвища?

– Я в курсе, сколько тебе лет, – ответил Джереми.

Конрад сунул руку в бумажный пакет, вытащил сэндвич и с жадностью впился в него зубами. Он, возможно, целый день ничего не ел.

– На здоровье, – заметила я. Не удержалась. С тех пор как я вернулась, он ни разу не взглянул в мою сторону. Я хотела, чтобы он меня заметил.

Он хмыкнул в знак благодарности, а Джереми бросил на меня предостерегающий взгляд. Как бы говоря: «Не зли его, он только успокоился».

Телефон Джереми завибрировал на столе, но Джер не двинулся с места.

– Я не уеду отсюда. Так ему и передай, – сказал Конрад.

Я вскинула голову. То есть как не уедет? Никогда? Я уставилась на Конрада, но его лицо, как обычно, ничего не выражало.

Джереми встал, взял телефон и скрылся в доме, закрыв за собой дверь. Впервые мы с Конрадом остались наедине. В воздухе повисло тягостное молчание, и я задумалась, сожалеет ли он о том, что наговорил днем. Задумалась, стоит ли мне что-то сказать, попытаться наладить отношения. Но что я скажу? Я сомневалась, что слова могут что-то исправить.

Поэтому я и не пыталась. Вместо этого я вздохнула и откинулась в шезлонге, пережидая тягостный момент. Небо стало золотисто-розовым.

Мне подумалось, что нет ничего прекрасней этого, что вот именно этот закат в десятки раз красивее чего угодно на земле. Я буквально ощутила, как напряжение прошедшего дня покинуло меня и растворилось в океане. Мне хотелось запомнить это мгновение на случай, если я больше сюда не вернусь. Никогда не знаешь заранее, что в последний раз видишь какое-нибудь место. Или человека.

Глава 18

Мы сидели и смотрели телевизор. Джереми больше не порывался говорить с Конрадом, и никто не упоминал ни колледж, ни мистера Фишера. Может, Джереми снова ждал, когда они останутся одни?

Я демонстративно зевнула.

– Как я устала, – сказала я, ни к кому не обращаясь.

А сказав, поняла, что не солгала. Я действительно очень устала. Прошедший день казался самым длинным в моей жизни. Хотя большую его часть меня всего лишь катали в машине, я совершенно лишилась сил.

– Пойду-ка я спать, – объявила я, снова зевая, на сей раз по-настоящему.

– Спокойной ночи, – пожелал Джереми, Конрад не произнес ни слова.

Поднявшись в комнату, я расстегнула свою сумку и ужаснулась при виде ее содержимого. Новое клетчатое бикини Тейлор, ее заветные сандалии на платформе, сарафан с сетчатым узором, обрезанные шорты, которые ее отец называл «джинсовыми трусами», несколько шелковых топов, а вместо широченной футболки, в которой я намеревалась спать, розовая пижамка с маленькими красными сердечками. Крошечные шортики и маечка в тон. Убила бы Тейлор! Я-то думала, она что-то добавит к уже упакованным вещам, а не заменит их. Из моих шмоток она оставила только нижнее белье.

Что же, мне теперь по дому в этой пижаме скакать? Чтобы меня в ней с утра по дороге в ванную заметили? Так бы и стукнула Тейлор по голове. С размаху. Она, конечно, хотела как лучше. Думала, что делает мне одолжение. На целую ночь расстаться с сандалиями на платформе – чрезвычайно великодушно для Тейлор. Но я все равно разозлилась.

С Кори то же самое. Тейлор поступила как ей вздумалось, и ее не заботило, что об этом думаю я. Она всегда плевала на мое мнение. Но в этом виновата не только она: я это допускала.

Почистив зубы, я надела пижаму Тейлор и забралась в постель. Пока я раздумывала, не почитать ли перед сном книжку, один из старых бульварных романов с полки, в дверь постучали. Я натянула простыню до самой шеи и крикнула:

– Не заперто!

Вошел Джереми. Он прикрыл за собой дверь, сел у изножья кровати и прошептал:

– Привет.

Я разжала руки, которыми вцепилась в простыню. Ведь это всего лишь Джереми.

– Привет. Ну как дела? Ты с ним поговорил?

– Еще нет. Я решил сегодня сбавить обороты, попробую еще раз завтра. Сначала нужно подготовить почву, посеять определенные мысли. – Он заговорщически на меня глянул. – Сама знаешь, какой он.

Это верно.

– Ладно. Звучит неплохо.

Он поднял пятерню для хлопка.

– Не парься. Все получится.

Я дала ему «пять».

– Все получится, – повторила я. Мой голос прозвучал неуверенно, но Джереми улыбнулся так, будто все уже получилось.

Глава 19

Джереми

Я прекрасно понял, что Белли специально ушла спать, чтобы я еще раз поговорил с Конрадом о колледже. Понял, потому что детьми мы как-то упражнялись в телепатии. Белли была уверена, что я умею читать ее мысли, а она – мои. На самом же деле я просто умел читать Белли. Когда она собиралась соврать, то чуть сощуривала левый глаз. А когда волновалась, втягивала щеки, прежде чем что-то сказать. Ее всегда было легко читать, и в детстве, и сейчас.

Я взглянул на Конрада.

– Хочешь завтра встать пораньше и покататься на волнах?

– Давай, – согласился он.

Завтра поговорим о колледже и о том, как важно вернуться. Все наладится.

Мы еще посмотрели телевизор, а когда Конрад уснул на диване, я поднялся в свою комнату. На втором этаже я заметил, что у Белли еще горит свет. Я подошел к ее двери и тихонько постучал. И ощущал себя при этом по-идиотски. В детстве мы не задумываясь врывались друг к другу в комнату. Жаль, что сейчас все уже не так просто.

– Не заперто! – крикнула она.

Я вошел и сел на край кровати. Заметив, что она успела переодеться в пижаму, я чуть не развернулся на месте и не вышел. Пришлось напомнить себе, что я уже миллион раз видел ее в пижаме, и что тут такого? Но раньше она всегда надевала огромную футболку, так же как и мы, а теперь из-под простыни выглядывал какой-то нескромный розовый топ на тонких бретельках. Я впервые задумался, насколько в таком удобно спать.

Глава 20

4 июля

Проснувшись следующим утром, я не стала сразу вставать с постели. Я полежала, притворяясь, что началось самое обычное утро в нашем летнем доме. От простыней пахло все так же; мой плюшевый медведь, Джуниор Минт, по-прежнему сидел на туалетном столике. В общем, ничего не изменилось. Сюзанна с мамой гуляют по пляжу, а мальчишки доедают последние черничные кексы, оставляя мне только мамины цельнозерновые мюсли. Молока в бутылке будет на донышке, а сока вообще не останется. Раньше меня это бесило, а теперь я улыбнулась воспоминаниям.

Вот только все это фантазии. Я же понимаю. Здесь нет ни мамы, ни брата, ни Сюзанны.

Хотя предыдущим вечером я легла рано, с утра я заспалась. Встала уже почти в одиннадцать. Двенадцать часов проспала. Так хорошо я не спала уже много недель.

Я выбралась из постели и подошла к окну. Вид из моей спальни в летнем доме всегда поднимал мне настроение. Вот бы каждое окно открывалось на океан, на километры и километры песка и водной глади. Внизу, на пляже, Джереми с Конрадом в черных гидрокостюмах качались на своих досках для серфинга. Какая знакомая картина! Она мгновенно меня обнадежила. Возможно, Джереми прав. И Конрад все же поедет с нами обратно.

А потом я отправлюсь домой, подальше от него и всего, о чем он мне напоминает. Буду загорать у соседского бассейна, встречаться с Тейлор в кафе, и совсем скоро лето закончится. А я забуду, как проводила его раньше.

Этот раз действительно самый последний.

Прежде всего я позвонила Тейлор. Рассказала, что мы все в Казенсе и нам осталось только убедить Конрада вернуться в колледж и закончить летние курсы.

– Белли, и что ты, по-твоему, делаешь? – спросила она.

– В каком смысле?

– Сама знаешь, в каком. Ведешь себя как отсталая. Ты должна сидеть дома, где тебе и место.

Я вздохнула. Сколько раз я просила ее не называть людей «отсталыми» – все без толку. А ведь у нее двоюродная сестренка с синдромом Дауна. По-моему, она это делала специально, потому что знала, как мне это неприятно.

– Какая тебе разница, отчислят Конрада из колледжа или нет? – допытывалась она. – Пусть будет неудачником, раз ему так хочется.

Я понизила голос, хотя подслушивать все равно было некому:

– Ему сейчас очень тяжело. Мы ему нужны.

– Ему нужен брат. Который, кстати, гораздо симпатичнее Конрада. Ау-у! Ты ему не нужна. Он тебе изменил, помнишь?

– Он мне не изменял, ты же знаешь, – уже шептала я. – Мы к тому времени расстались. Раз уж на то пошло, мы никогда по-настоящему и не встречались.

Последние слова дались мне с трудом.

– Ах, да, он тебе не изменял, а бросил сразу после выпускного. Какой замечательный парень! Отморозок!

– Но ты меня все равно прикроешь, если мама позвонит? – спросила я, пропустив ее слова мимо ушей.

Тейлор хмыкнула.

– Я, вообще-то, верная подруга.

– Спасибо. А, и спасибо тебе огромное, что вытащила всю мою одежду!

– Всегда пожалуйста, – самодовольно ответила она. – И еще, Белли?

– Да?

– Не упускай из виду свою главную цель.

– Ну, Джереми над этим работает…

– Не эту, дурында. Я говорю про твою цель. Конрад должен снова захотеть тебя, а ты должна ему отказать. Жестко.

Хорошо, что мы говорили по телефону, и она не видела, как я закатила глаза. Но в чем-то она права. Тейлор никогда не страдала, потому что в отношениях всегда играла ведущую роль. Она диктовала условия. Парни бегали за ней, а не наоборот. Она частенько цитировала Вивьен из «Красотки»: «Я сама решаю когда, решаю где, решаю кто!»

Меня не то чтобы не привлекал ее план. Он просто никогда бы не сработал. Добиться того, чтобы Конрад меня заметил, хотя бы мимолетно, и в первый раз оказалось практически невозможно. Во второй мне это точно не удастся.

Закончив разговор, я позвонила маме. Сказала, что останусь у Тейлор еще на одну ночь, что та по-прежнему слишком расстроена и ей нужна компания. Мама согласилась.

– Ты – хорошая подруга, – сказала она. И с облегчением в голосе попросила передать привет родителям Тейлор.

Она и не подумала заподозрить меня во лжи. Даже сквозь трубку я отчетливо слышала, что она хочет только одного: чтобы ей не мешали горевать.

Я приняла душ и надела то, что собрала для меня Тейлор: белую блузку с вышитыми по верху цветами и ее знаменитые джинсовые шорты.

Спустилась вниз со все еще влажными волосами, одергивая на ходу шорты. Мальчики уже вернулись и сидели за кухонным столом, поедая «бомбочки»: большие кексы, обвалянные в сахаре с корицей. Сюзанна, помнится, вставала с утра пораньше, чтобы их купить.

– Смотри, что у меня есть, – сказал Джереми и подтолкнул ко мне белый бумажный пакет.

Я сгребла пакет и запихнула в рот сразу половину «бомбочки». Она была еще теплой.

– М-м, – пробормотала я с набитым ртом. – Ну… как дела?

Джереми обратил на Конрада полный надежды взгляд.

– Кон?

– Вам, ребята, надо поскорее выезжать, если не хотите застрять в предпраздничных пробках, – отозвался Конрад, и Джереми так изменился в лице, что у меня сердце екнуло.

– Мы без тебя не поедем, – заявил он.

Конрад с шумом выдохнул.

– Слушай, Джер, я ценю, что вы за мной приехали. Но, как видишь, у меня все хорошо. Все под контролем.

– Черта с два у тебя под контролем! Кон, если ты не сдашь экзамены в понедельник, тебя выпрут. Тебе ведь и на летние курсы пришлось записаться только потому, что ты в прошлом семестре не все сдал. Если ты не вернешься, что тогда?

– Не беспокойся. Я что-нибудь придумаю.

– Ты это все время твердишь, но пока, чувак, ни хрена ты не придумал. Только взял и сбежал.

Судя по свирепому взгляду Конрада, Джереми выбрал правильные слова. Былые ценности и убеждения Конрада никуда не делись, они лишь прятались за его гневом. Прежний Конрад никогда бы не сдался.

Наступила моя очередь что-то сказать. Я глубоко вздохнула и спросила:

– Как же ты собираешься стать врачом без высшего образования, а, Конрад?

Он удивленно вскинулся и пригвоздил меня возмущенным взглядом. Я тоже не сводила с него глаз. Да, я это сказала. Я скажу все, что придется, даже если ему больно слушать.

Я научилась этому, наблюдая за Конрадом во время каждой игры, в которую мы когда-либо играли. При первом признаке слабости надо атаковать всеми силами. Бить наотмашь, использовать любое доступное оружие и ни в коем случае не отступать. Никакой пощады.

– Я никогда не утверждал, что хочу стать врачом! – огрызнулся он. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

– Ну так объясни нам! – парировала я. Сердце едва не выпрыгивало из груди.

Никто не произнес ни слова. На минуту я понадеялась, что он действительно нам откроется.

Но затем Конрад встал.

– Нечего объяснять. Я пойду прогуляюсь. Спасибо за кексы, Джер. – Он взглянул на меня: – У тебя все лицо в сахаре.

С этими словами он открыл дверь на крыльцо и вышел.

– Вот гадство! – воскликнул Джереми, когда Конрад скрылся из виду.

– Я думала, ты его подготовишь! – упрекнула я его. Мои слова прозвучали резче, чем я думала.

– На Конрада нельзя так давить, он сразу закрывается, – возмутился он, сминая бумажный пакет.

– Он уже закрылся.

Я подняла глаза на Джереми: он выглядел таким побитым. Меня кольнула совесть за то, что я на него набросилась. Я протянула ладонь и коснулась его руки.

– Не бойся. У нас еще есть время. Сегодня только суббота, верно?

– Верно, – подтвердил он, но как-то неубедительно.

Больше мы не говорили. Как всегда, погоду в доме диктовал Конрад. Пока у него все не наладится, нам покоя не видать.

Глава 21

Впервые за этот день чувства нахлынули на меня в ванной, когда я смывала сахар с лица. Я не нашла, чем вытереться, так что открыла бельевой шкаф, и там, на полке под пляжными полотенцами – Сюзаннина шляпа с широкими обвисшими полями. Сюзанна надевает ее всякий раз, когда подолгу находится на пляже. Она заботится о своей коже… То есть надевала, заботилась.

Не думать о Сюзанне – сознательно гнать от себя любые воспоминания – проще. Потому что тогда она как будто не умерла. А просто уехала далеко-далеко. Этим я и занималась с тех пор, как ее не стало. Не думала о ней. Дома это удается легче. Но здесь она повсюду.

Я взяла ее шляпу в руки, подержала секунду, снова положила на полку и закрыла дверцу. В груди болело так, что стало невозможно дышать. Невыносимо. Находиться здесь, в этом доме, – невыносимо.

Я кинулась вверх по лестнице. Сняла подвеску Конрада, переоделась в бикини Тейлор. Плевать, как глупо я в нем выгляжу. Скорее в воду. Туда, где не придется ни о чем думать, где нет ничего кроме воды. Где можно плавать, и лежать, и вдыхать, и выдыхать, и просто быть.

Мое старое полотенце с плюшевым мишкой, как всегда, лежало в бельевом шкафу. Я накинула его на плечи наподобие одеяла и пошла наружу. На кухне Джереми ел сэндвич с яйцом, запивая его молоком из пакета.

– Привет.

– Привет. Я поплавать.

Я не стала спрашивать, где Конрад, и не позвала Джереми к бассейну. Мне нужно было побыть наедине с собой.

Я толкнула дверь и, выйдя, тут же закрыла ее, не дожидаясь, что скажет Джереми. Бросила полотенце на шезлонг и ласточкой нырнула в воду. Сразу на поверхность я не всплыла. Осталась под водой, пока не закончился воздух.

А когда всплыла, почувствовала, что снова могу дышать, что мышцы расслабляются. Я плавала от одного борта к другому, туда-сюда. Ничего другого здесь больше нет. Здесь не нужно думать. Каждый раз, ныряя, я задерживала дыхание, насколько хватало сил.

Под водой я услышала, как меня зовет Джереми. Нехотя всплыла на поверхность: он сидел на корточках у бассейна.

– Я ненадолго отъеду. Может, пиццу привезу, – сообщил он, вставая.

Я убрала с лица волосы.

– Ты же только что съел сэндвич. И все эти «бомбочки».

– У меня растущий организм. К тому же с тех пор уже полтора часа прошло.

Полтора часа? Я проплавала полтора часа? Мне показалось, всего несколько минут.

– Хм.

Я посмотрела на пальцы. Кожа на них вся сморщилась.

– Продолжай в том же духе, – попрощался Джереми и помахал рукой.

Я оттолкнулась от стенки бассейна.

– До скорого.

Как можно быстрее поплыла к противоположному краю и развернулась, сделав сальто, на случай, если Джереми еще смотрит. Он всегда восхищался моими разворотами с кувырком.

Я провела в бассейне еще час. Закончив последний круг, я вынырнула и увидела, что Конрад сидит в том самом шезлонге, куда я бросила полотенце. Он молча протянул полотенце мне.

Я вылезла из бассейна. Неожиданно меня пробил озноб. Я взяла у Конрада полотенце и завернулась поплотней. Конрад не глядел в мою сторону.

– Ты все притворяешься, что на Олимпиаде? – спросил он.

Я вздрогнула, затем покачала головой и села в соседний шезлонг.

– Нет. – Мой односложный ответ повис в воздухе. Я прижала ноги к груди. – Не притворяюсь.

– Когда ты плаваешь… – начал он и замолчал. Я решила, что он так и не договорит, но затем он продолжил: – Случись в доме пожар, ты даже не заметишь. Так увлекаешься, словно ты не здесь, а в каком-то своем мире.

В его голосе прозвучало невольное уважение. Будто он наблюдает за мной уже давно, будто наблюдает уже много лет. Скорее всего, так и есть.

Я открыла рот чтобы ответить, но он уже встал и направился в дом. Когда он закрывал раздвижную дверь, я крикнула:

– Это мне и нравится.

Глава 22

Когда я собиралась снять бикини в своей комнате, на моем телефоне запела Тейлор Свифт. Этот рингтон стоял у меня для Стивена. Он уверял, что ненавидит эту песню, хотя втайне ее обожал. На секунду я задумалась, ответить ли на звонок. Но если не отвечу, он будет трезвонить, пока я не сдамся. На нервах он играть умеет.

– Алло? – сказала я, словно не знала, кто звонит.

– Привет! Понятия не имею, где ты, но точно не с Тейлор.

– Откуда ты знаешь? – прошептала я.

– Только что наткнулся на нее в торговом центре. Из нее лгунья хуже, чем из тебя. Так где тебя носит?

Я прикусила верхнюю губу.

– В летнем доме. В Казенсе.

– Что? – едва не завопил он. – Почему?

– Это длинная история. Джереми нужна была моя помощь с Конрадом.

– И он позвонил тебе? – недоверчиво и даже немного завистливо возмутился мой брат.

– Да.

Ему очень хотелось подробностей, но я надеялась, что гордость не позволит ему расспрашивать. Стивен терпеть не мог быть не в курсе. Он помолчал, и я поняла, что он задумался о тех летних радостях, которым мы предаемся в Казенсе без него.

– Мама будет просто в бешенстве, – наконец выдал он.

– А тебе не все равно?

– Мне все равно, а маме – нет.

– Стивен, расслабься. Я скоро приеду. Нам надо только кое-что закончить.

– Закончить? Что?

Его убивало, что я знаю что-то, чего не знает он, что впервые в жизни его оставили за бортом. Я думала, мне это доставит больше удовольствия, но, как ни странно, мне стало его жаль.

И вместо того, чтобы по обыкновению злорадствовать, я призналась:

– Конрад уехал из колледжа, а у него экзамены в понедельник, так что мы должны привезти его обратно, пока не поздно.

И это последнее, что я для него сделаю. Отвезу его в колледж. А потом он будет волен идти на все четыре стороны, как и я.

Положив трубку, я услышала шорох шин на подъездной дорожке. Выглянула в окно и увидела незнакомую красную «Хонду». В летнем доме гости появлялись крайне редко.

Я торопливо провела расческой по волосам и, все еще в полотенце, поспешила вниз. На нижней ступеньке я остановилась – Конрад открывал дверь. В дом вошла женщина: миниатюрная, с выбеленными волосами, собранными в неряшливый пучок, в черных брюках и шелковой блузке кораллового цвета. Ногти выкрашены в тон. В руках она держала большую папку и связку ключей.

– О, приветик, – поздоровалась она. Вид у нее был удивленный, словно она, а не Конрад имела полное право находиться в доме.

– Здрасьте, – откликнулся он. – Чем могу помочь?

– Ты, должно быть, Конрад, – предположила она. – Мы говорили по телефону. Я Сэнди Донатти, агент твоего отца по недвижимости.

Конрад не ответил.

Она шутливо погрозила ему пальцем.

– Ты сказал, твой отец передумал продавать дом.

Конрад снова промолчал, тогда женщина огляделась по сторонам и заметила у лестницы меня.

– Я только хотела убедиться, что работа идет и вещи уже пакуют, – нахмурилась она.

– Я отправил грузчиков восвояси, – небрежно бросил Конрад.

– И очень зря, – упрекнула она, сжав губы. Конрад пожал плечами, и она добавила: – Мне сказали, что в доме никого не будет.

– Вас ввели в заблуждение. Весь остаток лета здесь буду я. – Он махнул в мою сторону. – Это Белли.

– Белли? – переспросила она.

– Ага. Моя девушка.

Я аж поперхнулась.

Скрестив руки и опершись спиной о стену, он продолжил:

– А вы с отцом как познакомились?

Сэнди Донатти покраснела.

– Мы встретились, когда он решил выставить дом на продажу, – отрезала она.

– Ну так дело в том, Сэнди, что не ему этот дом продавать. Он, вообще-то, принадлежит моей матери. Об этом вам отец говорил?

– Да.

– Тогда, полагаю, он сообщил и о том, что она умерла.

Сэнди заколебалась. Гнев ее, казалось, испарился при упоминании об умершей матери. Она смутилась и начала потихоньку отступать к двери.

– Да, сообщил. Весьма соболезную твоей утрате.

– Благодарю, Сэнди, – отозвался Конрад. – Я очень ценю эти слова, особенно от вас.

Ее взгляд последний раз пробежался по дому.

– Что ж, я еще раз все обсужу с твоим отцом и вернусь попозже.

– Непременно. Не забудьте передать ему, что дом больше не продается.

Она поджала губы, затем открыла рот, собираясь сказать еще что-то, но передумала. Конрад распахнул дверь, и она ушла.

Я глубоко вздохнула. В голове роились тысячи мыслей. Стыдно признать, но значительное место в них занимало слово «девушка».

– Не говори Джереми про дом, – не глядя на меня, попросил Конрад.

– Почему? – не поняла я. Внутри по-прежнему эхом отдавалось: «девушка».

Он молчал так долго, что я начала вновь подниматься по лестнице, когда он произнес:

– Я ему расскажу. Просто пока не хочу, чтобы он знал. О нашем отце.

Я остановилась.

– В каком смысле? – вырвалось у меня.

– Сама знаешь, в каком.

Конрад посмотрел на меня твердым взглядом.

И я, пожалуй, знала. Конрад хотел оградить брата от отцовской подлости. Но Джереми и так прекрасно понимает, какой у них отец. Он ведь не наивный мальчуган, разбирается, что к чему. И имеет полное право знать, что дом выставлен на продажу.

Конрад, должно быть, прочел эти мысли на моем лице, потому что тон его стал привычно насмешливым и беззаботным:

– Ну что, поможешь мне, Белли? Не проболтаешься своему закадычному дружку? Я в курсе, вы не храните друг от друга секретов, но один-то разок можно сдержаться?

Я злобно на него уставилась, готовая высказать, куда ему отправиться со своим секретом, но он вдруг с такой мольбой в голосе произнес:

– Пожалуйста?

– Ладно. Пока не скажу. Но только пока, – сдалась я.

– Спасибо, – проговорил он и скользнул мимо меня вверх по лестнице. Дверь в его спальню хлопнула, и включился кондиционер.

Я не сдвинулась с места.

Спустя минуту до меня наконец дошло. Конрад сбежал не ради серфинга. Он сбежал не для того, чтобы сбежать. Он приехал спасти дом.

Глава 23

Позже днем Джереми с Конрадом снова взяли доски и отправились на пляж. Я решила, что Конрад хочет рассказать брату о доме, без лишних ушей. А может, Джереми хотел еще раз попытать счастья с разговором о колледже, без лишних ушей. Меня это устраивало. Мне достаточно наблюдать со стороны.

Например, с крыльца. Потуже обернувшись полотенцем, я сидела в шезлонге. Когда выходишь – вся мокрая – из бассейна и мама набрасывает полотенце, как накидку, тебе на плечи – это почему-то так приятно и правильно. Даже если мамы нет рядом, закутаться в полотенце все равно уютно и здорово. Такое мучительно знакомое ощущение, что хочется вновь стать восьмилетней девочкой. В восемь еще ничего не знаешь ни о смерти, ни о разводе, ни о разбитых сердцах. Восемь – это просто. Это хот-доги и арахисовая паста, комариные укусы и занозы, велосипеды и буги-серфинг. Это спутанные волосы, обожженные плечи, книжки Джуди Блум и отбой в девять тридцать.

Так, предаваясь грустным воспоминаниям, я сидела довольно долго. Кто-то жарил барбекю – до меня долетал запах горящих углей. Может, Рубинштейны? Или Толеры? Интересно, они делают бургеры на гриле или готовят стейки? Я проголодалась.

Побрела на кухню, но ничего съестного не нашла. Только пиво Конрада. Когда-то Тейлор сказала, что пиво как хлеб – сплошные углеводы. Что ж, хотя я ненавижу его вкус, если оно утолит голод, можно выпить и пива. Так что я взяла баночку и вышла с ней на улицу. Снова опустилась в шезлонг и отогнула кольцо на банке. Клапан, открывшись, аппетитно щелкнул.

До чего же странно находиться в доме одной! Не плохо, а просто непривычно. Я приезжала сюда всю свою жизнь, но могла по пальцам руки пересчитать, сколько раз я оставалась в доме совершенно одна. Теперь я казалась себе старше. Я, пожалуй, действительно повзрослела, но не помню, чтобы я ощущала себя более взрослой прошлым летом.

Я отхлебнула еще и порадовалась, что Джереми с Конрадом меня не видят: они бы засмеяли мою перекошенную физиономию.

На втором глотке кто-то громко откашлялся. Я подняла глаза и чуть не поперхнулась. Передо мной стоял мистер Фишер. В костюме, словно приехал прямиком с работы. Скорее всего, так и было, несмотря на субботу. И, каким-то непостижимым образом, его костюм даже не помялся, несмотря на долгую поездку.

– Привет, Белли, – сказал он.

– Здрасьте, мистер Фишер, – поздоровалась я дрогнувшим испуганным голосом.

«Надо было просто запихнуть Конрада в машину, привезти в колледж и заставить его сдать свои тупые экзамены», – промелькнуло в голове. Ох, зря мы дали ему время. Теперь-то я поняла, что следовало надавить на Джереми, чтобы тот надавил на Конрада.

Глядя на банку, мистер Фишер выгнул бровь, и я спохватилась, что по-прежнему ее сжимаю, да так сильно, что пальцы онемели. Я нагнулась и поставила пиво на пол, волосы упали мне на лицо. И на том спасибо: появилась хотя бы секунда, чтобы собраться с мыслями.

Я поступила как всегда – перевела стрелки на мальчишек.

– Э… а Конрада и Джереми сейчас здесь нет.

Мысли так и мелькали в голове. Ребята вернутся с минуты на минуту.

Мистер Фишер ничего не сказал, только кивнул и потер ладонью шею. Затем поднялся на крыльцо и сел в соседний шезлонг. Поднял мою банку и сделал изрядный глоток.

– Как дела у Конрада? – спросил он, пристраивая банку на подлокотник.

– Хорошо, – выпалила я. Ну и глупость сморозила: Конраду совсем не хорошо. Недавно умерла мать. Он сбежал из колледжа. Что же у него хорошего? Что хорошего у всех нас? Хотя, пожалуй, в каком-то смысле ему стало лучше: он снова обрел смысл. У него появился стимул. Стимул жить. У него была цель; и был враг. Это все хорошие причины. Даже если враг – его собственный отец.

– Не представляю, о чем этот парень думает, – покачал головой мистер Фишер.

Что тут скажешь? Я этого никогда представить не могла. И наверняка мало кто мог. Но мне все равно хотелось его защитить. Уберечь.

Мы с мистером Фишером сидели в тишине. Не в уютной и беспечной, а в напряженной предгрозовой тишине. Ему всегда было не о чем со мной говорить, а я никогда не находила, что сказать ему. Наконец он прочистил горло и спросил:

– Что в школе?

– Каникулы. – Я пожевала нижнюю губу, ощущая себя двенадцатилетним подростком. – Как раз начались. А потом выпускной класс.

– Уже определилась с колледжем?

– Не до конца.

Неверный ответ, потому что колледж – единственная тема, способная заинтересовать мистера Фишера. Правильный колледж, естественно.

И мы снова замолчали.

Это мне тоже было знакомо. Это ощущение страха, надвигающейся беды. Ощущение, что я влипла, по-крупному. И не я одна.

Глава 24

Молочные коктейли. Это коронный напиток мистера Фишера. Когда он приезжал в летний дом, мы постоянно пили молочные коктейли. Он покупал упаковку неаполитанского мороженого. Стивен с Конрадом выбирали шоколадный слой, Джереми – клубничный, а мне нравилась шоколадно-ванильная смесь наподобие замороженных коктейлей «Wendy’s», но гораздо гуще. Коктейли у мистера Фишера получались лучше покупных. У него был модный блендер, которым он любил смешивать напитки и который нам, детям, трогать не полагалось. Напрямую он нам этого не говорил, но мы знали, что нельзя. И не трогали. До тех пор, пока у Джереми не появилась мысль приготовить «фруктовый снег» с растворимым соком.

В Казенсе не было магазинов «7-11», в которых продавали «фруктовый снег», и, хотя молочные коктейли у нас не иссякали, иногда мы тосковали именно по «снегу». Когда на улице становилось особенно жарко, кто-нибудь из нас говорил: «О-о-о, так хочется фруктового снега», – и все начинали мечтать о нем весь остаток дня. Так что, когда у Джереми возникла идея сделать «фруктовый снег» с растворимым соком, я решила, что это вроде как промысел божий. Джереми тогда было девять, мне – восемь, и в ту секунду его идея показалась нам замечательной – самой лучшей в мире.

Мы покосились на блендер: он стоял на самой верхней полке. Мы понимали, что придется его достать – да что там, мы мечтали об этом. Но мы помнили то самое негласное правило.

Дома были только мы вдвоем. Никто и не узнает.

– Ты с каким вкусом хочешь? – спросил наконец Джереми.

Значит, решено. Мы делаем «фруктовый снег».

Меня одновременно пугало и пьянило наше запретное приключение. Я редко нарушала правила, но это, казалось, нарушить стоило.

– С вишневым, – ответила я.

Джереми поискал в шкафчике, но вишневых не осталось.

– А какой на втором месте? – спросил он тогда.

– Виноградный.

Джереми сказал, что снег с виноградным соком ему тоже по душе. С каждым разом фраза «снег с соком» привлекала меня все больше.

Джереми подставил табурет и снял блендер с верхней полки. Он высыпал в чашу весь пакетик виноградного порошка и добавил два больших пластиковых стаканчика сахара. Мне он разрешил перемешать смесь. Затем он насыпал туда же до самых краев льда из морозилки и защелкнул крышку блендера, как миллион раз до этого делал на наших глазах мистер Фишер.

– Пульсация? Или дробление? – обратился ко мне Джереми.

Я пожала плечами. Я никогда не обращала особого внимания, в каком режиме использовал блендер мистер Фишер.

– Наверное, дробление, – сказала я, потому что мне понравилось, как звучит это слово.

Джереми нажал «дробление», и блендер загудел и завращал ножами. Но взбивалась только нижняя часть нашей смеси, так что Джереми нажал «измельчить в пюре». Блендер с минуту крошил лед, но потом вдруг запахло жженой резиной, и я забеспокоилась, что ему тяжело столько перемалывать.

– Надо все перемешать как следует, – предложила я. – Помочь ему.

Я достала большую деревянную ложку, сняла с блендера крышку и размешала содержимое.

– Вот так.

Снова надела крышку, но, видимо, недостаточно плотно, потому что стоило Джереми нажать «дробление», и все вокруг покрылось снегом с виноградным соком. Мы. Белый кухонный гарнитур, пол, коричневый кожаный портфель мистера Фишера.

Мы в ужасе уставились друг на друга.

– Живо, бумажные полотенца! – заорал Джереми, выдергивая блендер из розетки. Я бросилась протирать портфель футболкой. Он был весь в пятнах и весь стал липким.

– Вот черт, – прошептал Джереми. – Он обожает этот портфель.

Что верно, то верно. На медной пряжке портфеля красовались инициалы мистера Фишера. Он действительно очень любил свой портфель, может, даже сильнее, чем блендер.

Я чувствовала себя кошмарно. В глазах защипало. Это я виновата.

– Прости, – захныкала я.

Джереми ползал по полу, вытирая лужи. Он поднял голову, виноградный сок капал у него со лба.

– Ты не виновата.

– Нет, виновата, – возразила я, не переставая оттирать портфель. Моя футболка стала коричневой в том месте, которым я усиленно стирала пятна.

– Ну, может, и да, – согласился Джереми. Он протянул ко мне руку, провел пальцем по щеке и слизал с него сахар. – Зато вкусно получилось.

Когда все остальные вернулись домой, мы, хихикая, возили бумажные полотенца ногами по полу. Они вошли на кухню с длинными бумажными пакетами, в которых обычно продают лобстеров, а Стивен и Конрад держали в руках по рожку с мороженым.

– Какого дьявола?.. – остолбенел мистер Фишер.

Джереми быстро выпрямился.

– Мы тут просто…

Я трясущейся рукой подала мистеру Фишеру его портфель.

– Простите, – прошептала я. – Это случайно получилось.

Он взял портфель и взглянул на испачканную кожу.

– Почему вы взяли блендер? – обращаясь к Джереми, грозно спросил он. Шея у него покраснела. – Вы же знаете, что нельзя брать мой блендер.

Джереми кивнул.

– Прости.

– Это я виновата, – проговорила я тихим голосом.

– Ох, Белли, – взглянула на меня мама, качая головой. Она опустилась на колени и подобрала вымокшие полотенца. Сюзанна ушла за половой тряпкой.

Мистер Фишер шумно выдохнул.

– Почему вы никогда не слушаете, что я говорю? Господи боже! Запрещал я вам трогать блендер или нет?

Джереми прикусил губу, и по тому, как у него подрагивал подбородок, было видно, что он вот-вот расплачется.

– Отвечай, когда тебя спрашивают!

В кухню с тряпкой и ведром вошла Сюзанна.

– Адам, они же не специально. Оставь его в покое.

Она обхватила Джереми руками.

– Сюз, если ты и дальше будешь ему потакать, он никогда ничему не научится. Так и останется маменькиным сынком, – возмутился мистер Фишер. – Джер, запрещал я вам трогать блендер или нет?!

Глаза Джереми наполнились слезами, и он быстро-быстро заморгал, но несколько слезинок все же пролилось. А затем еще несколько. Какой кошмар! Мне стало жутко неловко за Джереми и вместе с тем плохо от того, что я так его подставила. Но я была рада, что ругают не меня, и не я плачу на глазах у всех.

– Но, пап, ты никогда не запрещал, – вдруг вмешался Конрад. На щеке у него темнело пятно от шоколадного мороженого.

Мистер Фишер развернулся к старшему сыну.

– Что?

– Ты никогда не запрещал. Мы знали, что его нельзя трогать, но, если разобраться, ты нам никогда не запрещал, – спокойно сказал Конрад, хотя вид у него был испуганный.

Мистер Фишер замотал головой и снова повернулся к Джереми.

– Марш умываться! – резко бросил он. Он явно смутился.

Сюзанна яростно взглянула на мужа и увела Джереми в ванную. Мама протирала столешницы, она напрягла спину и расправила плечи.

– Стивен, отведи сестру в ванную! – произнесла она не терпящим возражений голосом, и Стивен схватил меня за руку и потащил вверх по лестнице.

– Как думаешь, я сильно влипла? – спросила я брата.

Он бесцеремонно вытер мне щеки влажным комком туалетной бумаги.

– Да, но не так сильно, как мистер Фишер. Мама ему тот еще втык даст.

– А что это значит?

Стивен пожал плечами.

– Да так, слышал однажды. Значит, это он влип.

Отмыв мое лицо, мы прокрались в прихожую. Мама ругалась с мистером Фишером.

– У тебя, Адам, задница вместо головы! – рявкнула наша мама, и мы со Стивеном уставились друг на друга круглыми глазами.

Я хотела воскликнуть, но Стивен зажал мне рот ладонью и потащил наверх, в комнату мальчишек. Он закрыл за нами дверь, глаза его блестели от возбуждения. Мама обзывала мистера Фишера.

– Мама сказала, что у него задница вместо головы, – объявила я. Я понятия не имела, как такое может быть, но звучало забавно. Я представила на шее мистера Фишера огромную глазастую задницу. И хихикнула.

До чего же это все нас будоражило и пугало. Ни одного из нас никогда по-настоящему не ругали в летнем доме. Ну разве что самую малость. Здесь у нас, по большому счету, была зона всепрощения.

В Казенсе мамы относились к правилам снисходительно. Если дома Стивена ждала колоссальная взбучка, посмей он перечить, здесь наша мама, казалось, этого почти не замечала. А все, возможно, оттого, что в Казенсе мы, дети, переставали быть центром вселенной. У мамы появлялись другие дела: она сажала цветы в горшках и ездила с Сюзанной в картинные галереи, рисовала и читала книги. Ей было некогда сердиться или раздражаться. Мы уже не занимали все ее внимание.

Я считала, что это одновременно и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что нам многое сходило с рук. Если мы гуляли на пляже после отбоя и съедали вдвое больше десерта, никого это особо не волновало. Плохо, потому что у меня возникало смутное ощущение, что здесь мы со Стивеном не так уж важны, что здесь нашу маму занимают другие мысли: воспоминания, к которым мы не имеем отношения, жизнь до того, как появились мы. А еще ее тайная внутренняя жизнь, где нас со Стивеном вообще не существует. Так же, как, уезжая куда-то без нас, она – я знаю – по нам не скучает и почти о нас не думает.

Мне страшно это не нравилось, но такова правда. У наших матерей была другая, отдельная от нас жизнь. Пожалуй, и у нас, детей, тоже.

Глава 25

Когда Джереми с Конрадом показались в конце пляжа, неся доски под мышками, у меня мелькнула безумная мысль, что надо их как-то предупредить. Свистнуть или вроде того. Но свистеть я не умею, да и поздно уже.

Ребята сложили доски у дома, поднялись по ступенькам и только тогда заметили нас. Конрад напрягся всем телом, а Джереми отчетливо выругался себе под нос.

– Привет, пап, – поздоровался он затем во весь голос. Конрад протиснулся мимо нас сразу в дом.

Мистер Фишер пошел за ним, мы с Джереми переглянулись. Он наклонился ко мне и сказал:

– Может, развернешь машину, а я сбегаю за шмотками, и двинем отсюда, пока не поздно?

Я прыснула, но тут же прикрыла рот рукой. Вряд ли мистер Фишер оценит мой смех, когда тут такое серьезное дело. Я встала, потуже затянула вокруг себя полотенце, и мы тоже вошли внутрь.

Конрад и мистер Фишер стояли на кухне. Конрад, не глядя на отца, открывал банку пива.

– Какого дьявола вы, дети, пытаетесь этим добиться? – спросил мистер Фишер. Его голос неестественно гулко разнесся по всему дому. Мистер Фишер окинул взглядом кухню и гостиную.

– Пап… – начал Джереми.

Мистер Фишер посмотрел прямо на него и проговорил:

– Сэнди Донатти позвонила мне и рассказала, что произошло. Ты должен был отвезти Конрада в колледж, а не оставаться здесь и… и веселиться, мешая продаже.

Джереми моргнул.

– Кто такая Сэнди Донатти?

– Наш агент по недвижимости, – отозвался Конрад.

Я сообразила, что стою с разинутым ртом. Закрыла рот и крепко обхватила себя руками, стараясь сделаться незаметной. Может, нам с Джереми еще не поздно «двинуть отсюда»? Может, тогда он не узнает, что я уже слышала о продаже дома? Спасет ли меня то, что я узнала об этом всего пару часов назад? Едва ли.

Джереми перевел взгляд на Конрада, затем снова на отца.

– Не знал, что у нас есть агент по недвижимости. Ты не говорил, что продаешь дом.

– Я говорил, что есть такая вероятность.

– Ты ни разу не сказал, что уже его продаешь.

– Неважно. Ничего с ним отец не сделает, – встрял Конрад, обращаясь к брату. Он спокойно отхлебнул из банки, пока мы молча ждали объяснения. – Это не его дом. Не ему и продавать.

– Нет, мой, – тяжело дыша, произнес мистер Фишер. – Я ведь не ради себя это делаю. Мальчики, эти деньги для вас.

– По-твоему, мне нужны эти деньги? – Конрад наконец обратил на отца холодный взгляд. Голос его ничего не выражал. – Я не такой, как ты. Плевать я хотел на деньги. Мне нужен дом. Мамин дом.

– Конрад…

– Ты не имеешь права здесь находиться. Тебе лучше уйти.

Мистер Фишер сглотнул, отчего его кадык заходил вверх-вниз.

– Нет, я не уйду.

– И передай Сэнди, чтобы не утруждалась сюда возвращаться. – Конрад произнес «Сэнди» так, словно это оскорбление. Каковым, пожалуй, его и считал.

– Я ваш отец, – хрипло выговорил мистер Фишер. – И ваша мать поручила это решение мне. Она бы сама этого хотела.

Толстый без единой щербинки панцирь Конрада треснул, и дрожащим голосом он произнес:

– Не смей говорить мне о том, чего бы она хотела.

– Она моей женой была, черт подери! Я ее тоже потерял.

Может, и так, но в ту секунду слова мистера Фишера стали для Конрада последней каплей. Он взорвался: врезал кулаком по ближайшей стене. Я вздрогнула. Удивительно, что в стене не осталось дыры.

– Ты ее не терял. Ты ее бросил. Ты ни малейшего понятия не имеешь о том, чего бы она хотела. Тебя никогда не было рядом. Из тебя вышел поганый отец, а муж – еще поганее. Так что не притворяйся, что теперь ради нас стараешься! Ты все только портишь!

– Кон, замолчи. Заткнись, а? – подал голос Джереми.

Конрад развернулся и заорал:

– Ты все еще его защищаешь? Вот почему мы тебе не сказали!

– Мы? – повторил Джереми и посмотрел на меня. Его ошеломленный взгляд пронзил меня насквозь.

Я начала оправдываться, но успела сказать лишь:

– Я только сегодня узнала, клянусь…

Дальше меня перебил мистер Фишер:

– Больно не только тебе, Конрад. Как ты можешь так со мной разговаривать?

– Еще как могу.

В комнате повисла гробовая тишина. Мистер Фишер пришел в такую ярость, что, казалось, готов был ударить Конрада. Они стояли, сцепившись взглядами, но я знала, что Конрад не отступит.

Первым отвел глаза мистер Фишер.

– Грузчики приедут еще раз, Конрад. Дом продается. И твои капризы ничего не изменят.

Вскоре мистер Фишер ушел. Он сказал, что вернется утром, и его обещание не предвещало ничего хорошего. Сам он остановился в городской гостинице. Ему, очевидно, не терпелось поскорее убраться из дома.

Мы остались стоять на кухне, никто не решался произнести ни слова. Особенно я. Мне вообще там быть не полагалось. Мне в кои-то веки захотелось очутиться дома, с мамой, Стивеном и Тейлор, подальше от всего этого.

Первым заговорил Джереми.

– Поверить не могу, что он действительно продает дом, – пробормотал он, почти про себя.

– Уж поверь, – сурово отозвался Конрад.

– Почему ты мне не сказал? – допытывался Джереми.

Конрад глянул на меня, прежде чем ответить.

– Не думал, что тебе стоит знать.

Джереми сощурил глаза.

– Что за фигня, Конрад? Это и мой дом.

– Джер, да я сам только узнал. – Конрад оперся на один из шкафчиков, низко повесив голову. – Я забирал из дома кое-какую одежду. Эта агентка по недвижимости, Сэнди, позвонила и оставила сообщение на автоответчике, что, дескать, грузчики приедут и заберут упакованные вещи. Я смотался в колледж, прихватил свои шмотки и сразу сюда.

Конрад бросил все, включая колледж, чтобы приехать в летний дом, а мы все это время думали, что он балбес, которого надо спасать. Когда на самом деле спасением занимался он.

Меня кольнула совесть: мне даже в голову не пришло, что у Конрада могли быть веские причины для бегства. Джереми наверняка ощутил те же угрызения. Мы переглянулись, и я поняла, что мы думаем об одном и том же. Затем он, наверное, вспомнил, что злится и на меня, и отвернулся.

– Значит, все, да? – подвел итог Джереми.

Конрад ответил не сразу. Затем поднял голову и подтвердил:

– Вроде как.

– Что ж, ты отлично справился, Кон.

– А что я могу один? – рявкнул Конрад. – Ты-то мне не помогал.

– Ну так если б ты хоть заикнулся…

– И что бы ты сделал? – перебил его Конрад.

– Поговорил бы с отцом.

– Ага. Вот именно.

Голос Конрада так и сочился презрением.

– Ты что хочешь этим сказать?

– Что ты так усердно к нему подлизываешься, что даже не замечаешь, кто он такой на самом деле.

Джереми не отвечал, и я испугалась, что их разговор добром не кончится. Конрад нарывался на драку, а нам меньше всего сейчас нужно, чтобы эта парочка каталась по полу, ломая кухонную мебель и головы друг друга. На сей раз моя мама их не остановит, ее здесь нет. Здесь только я, а что я могу?

– Он наш отец, – произнес наконец Джереми сдержанным ровным тоном. У меня вырвался легкий вздох облегчения. Драки не будет, потому что Джереми ее не допустит. Молодец!

Но Конрад лишь с отвращением покачал головой.

– Он подонок.

– Не говори так о нем.

– А кто, по-твоему, изменяет жене, а потом бросает ее, больную раком? Кто так поступает? Я даже смотреть на него не могу. Меня тошнит от того, как он теперь разыгрывает из себя мученика, скорбящего вдовца. А где он был, когда мама в нем нуждалась, а, Джер?

– Не знаю, Кон. А где был ты?

Все разом стихло, мне даже почудилось, что воздух начал потрескивать. Как Конрада перекосило! Как Джереми резко вдохнул, едва закончив фразу! Он хотел забрать свои слова обратно, и забрал бы, но Конрад как бы мимоходом произнес:

– Это удар ниже пояса.

– Прости.

Конрад пожал плечами, отмахиваясь, будто слова брата его не задели.

– Почему ты на всем зацикливаешься? – продолжил тогда Джереми. – Да, жизнь нередко тебе свинью подкладывала, но зачем за это цепляться?

– Потому что я не ношу розовых очков, в отличие от тебя. Это ты живешь в фантазиях, вместо того, чтобы видеть людей такими, какие они есть.

Его тон заставил меня задуматься, о ком он говорит на самом деле.

Джереми ощетинился. Он перевел взгляд на меня, затем снова на Конрада и процедил:

– Ты просто завидуешь, признай.

– Завидую?

– Завидуешь, что мы с отцом теперь общаемся. Ты больше не пуп земли, и тебя это бесит.

Конрад расхохотался. Горько, зло.

– Ну и чушь! – Он повернулся ко мне. – Белли, ты слышишь? Ему кажется, что я завидую.

Джереми обратил на меня умоляющий взгляд, молчаливо прося принять его сторону, и тогда бы – я знаю – он наверняка простил мне, что умолчала про дом. Черт побери Конрада за то, что втянул меня в этот спор, что поставил перед выбором. Я не знала, на чьей я стороне. Они оба правы. И оба ошибаются.

Наверное, я слишком тянула с ответом, потому что Джереми отвел взгляд от моего лица и обратился к брату:

– Ну ты и сволочь, Конрад. Тебе нравится, когда всем вокруг так же паршиво, как тебе.

И ушел. Парадная дверь захлопнулась за его спиной.

Мне захотелось его догнать. Кажется, я его подвела, когда была ему нужнее всего.

– Я сволочь, Белли? – спросил меня Конрад. Он вскрыл еще банку пива, всем своим видом изображая безразличие, но рука у него тряслась.

– Да, – ответила я. – Если честно.

Я подошла к окну и увидела, как Джереми садится за руль. Бежать за ним поздно: машина уже тронулась. Но даже в ярости он не забыл пристегнуться.

– Он вернется, – успокоил Конрад.

– Не стоило всего этого говорить, – поколебавшись, сказала я.

– Может быть.

– И просить меня не рассказывать про дом тоже не стоило.

Конрад пожал плечами, словно все это уже в прошлом, но потом снова кинул взгляд в окно: он все же беспокоился.

Он бросил мне банку, я поймала. Вскрыла и сделала большой глоток. Вкус уже не казался таким противным. Наверное, я начала к нему привыкать. Я громко причмокнула.

Конрад наблюдал за мной со странным выражением на лице.

– Ты, значит, полюбила пиво?

– Оно ничего, – пожала плечами я и почувствовала себя такой взрослой. Но потом добавила: – Но вишневую газировку я все равно люблю больше.

– Старая добрая Белли, – едва сдержал он улыбку. – Сдается мне, разрежь мы тебя пополам, из тебя посыплется сахарный песок.

– Да, я такая. Сахар и сладости и все другие радости.

– Ну, не знаю.

Мы оба замолчали. Я отхлебнула еще пива и поставила банку рядом с Конрадом.

– По-моему, ты очень обидел Джереми.

Конрад пожал плечами.

– Ему пора спуститься с небес на землю.

– Но зачем же так грубо?

– А по-моему, это ты обидела Джереми.

Я открыла рот – и снова закрыла. Если спрошу, что он имеет в виду, Конрад ответит. А мне его ответ не нужен. Так что я глотнула еще пива и сказала:

– Что теперь?

Но Конрад мне это так легко не спустил.

– Что теперь с тобой и Джереми или с тобой и мной?

Он, мерзавец, надо мной подтрунивал.

– Я имела в виду, что теперь будет с домом, – объяснила я. Щеки у меня пылали.

Он прислонился к шкафчику.

– А что тут поделаешь? В смысле, я бы мог нанять адвоката. Мне уже восемнадцать. Можно потянуть время. Но сомневаюсь, что это что-то изменит. Отец упрямый. И жадный.

– А вдруг он это, ну, не из жадности делает, Конрад? – неуверенно предположила я.

Лицо Конрада замкнулось.

– Поверь мне. Из жадности.

– А как же летние курсы? – не сдержалась я.

– Курсы меня сейчас меньше всего волнуют.

– Но…

– Хватит, Белли.

И Конрад вышел из кухни, через стеклянную дверь и наружу.

Разговор был окончен.

Глава 26

Джереми

Всю свою жизнь я равнялся на Конрада. Он всегда был умнее, быстрее – лучше. Но я, по большому счету, никогда его в этом не винил. Конрад такой, какой есть. Не его вина, что ему все удается. Не его вина, что он всегда выигрывает в «Уно», побеждает в гонках, получает отличные оценки. Возможно, отчасти мне это было нужно, нужен кто-то, на кого можно равняться. Мой старший брат, тот, кто не проигрывает.

Но мне вспоминается один случай, в тринадцать лет. Мы с Конрадом боролись в гостиной, уже с полчаса. Папа частенько предлагал нам побороться. Он сам занимался борьбой в колледже и любил показывать нам новые приемы. И вот мы боролись, а мама на кухне готовила морские гребешки в беконе, потому что вечером мы ждали гостей и это было любимое папино блюдо.

– Держи его крепче, Кон, – наставлял отец.

Мы сцепились не на шутку. Успели уронить один из маминых серебряных подсвечников. Конрад уже запыхался, он-то думал, что с легкостью меня одолеет. Но у меня получалось все лучше, я сдаваться не собирался. Он держал мою голову под мышкой, но я захватил его колено, и мы оба рухнули на пол. Я почувствовал, как он начал мне уступать – я почти победил. Отец будет мной так гордиться!

Наконец я прижал его к полу.

– Конни, я же говорил, колени нужно держать полусогнутыми, – накинулся отец.

Я поднял голову и увидел выражение его лица. Такое выражение появлялось у него лишь изредка, когда Конрад что-то делал неправильно, – глаза напряженные, во взгляде раздражение. На меня он никогда так не смотрел.

Отец не похвалил меня, сразу принялся критиковать Конрада, указывая на все его промахи. А Конрад слушал. Стоял и кивал: лицо раскраснелось, пот капает со лба. Затем он кивнул мне и совершенно искренне сказал:

– Отличная работа, Джер!

Только теперь отец присоединился к похвале и проронил:

– Да, молодец, Джер.

Мне на глаза вдруг навернулись слезы. Мне больше не хотелось выигрывать у Конрада, никогда. Оно того не стоило.

После ссоры в летнем доме я сел в машину и просто поехал. Безо всякой цели, куда глаза глядят, и мне даже не хотелось возвращаться. Хотелось уехать, и пусть Конрад сам разбирается с этим бардаком, как изначально и планировал. А Белли пусть разбирается с Конрадом. Да, вперед и с песней!

Я катался не меньше получаса. Но, даже не остыв, я понимал, что в конечном итоге поверну обратно. Взять и уехать я не мог. Это в духе Кона, а не в моем. И я действительно поступил подло, сказав, что его не было рядом, когда мама умирала. Он ведь не знал, как ей плохо. Он учился в колледже. Он не виноват. Но не он помогал и поддерживал маму, когда ей снова стало хуже. Все произошло так быстро. Откуда Конраду было знать? Если бы он знал, то остался бы дома. Наверняка бы остался.

Папе не светит премия «отец года», это уж точно. Пороков у него навалом. Но когда было нужно, в самом конце, он вернулся. Говорил только то, что мы хотели услышать. Радовал маму. Просто Конрад этого не видел. Не желал видеть.

Я не сразу вернулся домой.

Сперва заехал в пиццерию. Пора ужинать, а дома ни крошки. На кассе работал знакомый паренек, Майки. Я заказал большую пиццу со всеми начинками, а затем спросил, не уехал ли Рон с заказом. Майки ответил, что да, и Рон скоро вернется, можно подождать.

Рон жил в Казенсе круглый год. Днем он учился, а вечером развозил пиццу. Рон – свой парень. Сколько себя помню, он всегда покупал пиво тем, кто до него еще не дорос. Дашь ему двадцатку, и он раздобудет все, что нужно.

Я думал только об одном: если это наша последняя ночь, надо провести ее как следует.

Когда я подъехал к дому, Конрад сидел на крыльце. Он, конечно, дожидался меня, и, конечно, жалел о том, что наговорил. Я посигналил, выставил голову в окно и прокричал:

– Иди помоги!

Он подошел и окинул взглядом ящики с пивом и спиртное.

– Рон?

– Ага. – Я подхватил два ящика и передал их Кону. – У нас сегодня вечеринка.

Глава 27

После ухода мистера Фишера и ссоры мальчишек я поднялась в свою спальню и долго не выходила. Не хотелось застать возвращение Джереми: вдруг они с Конрадом начнут по второму кругу? В отличие от нас со Стивеном, эта парочка почти не ссорилась. За все время, что их знаю, они цапались от силы раза три. Джереми всегда считал Конрада героем, а тот всегда считался с братом. Вот такая математика.

Я решила пошарить в ящиках комода и в гардеробе, на случай, если там остались мои вещи. Мама очень строго следила, чтобы мы ничего не оставляли, уезжая в конце лета. Но кто знает? Почему бы не проверить? Мистер Фишер, наверное, велит грузчикам просто выкинуть все наше барахло.

В ящике письменного стола я обнаружила старую тетрадку со времен моего увлечения «Шпионкой Гарриет». Тетрадка была разрисована розовым, зеленым и желтым маркерами. С ней я день-деньской таскалась за мальчишками, записывая чуть ли не каждый шаг, пока наконец не довела Стивена до белого каления, и он не пожаловался маме.

Я открыла тетрадь:

«28 июня. Застукала Джереми, когда он танцевал перед зеркалом. Он-то думал, его никто не видит. Вот не повезло ему!

30 июня. Конрад съел весь синий фруктовый лед, хотя ему нельзя. Но я не ябедничала.

1 июля. Стивен пнул меня ни за что ни про что».

И так далее. К середине июля мне надоело, и я бросила это занятие. Я тогда была настоящей «прилипалой». В восемь лет я была бы счастлива участвовать в этом последнем приключении, была бы рада, что провожу время с мальчишками, тогда как Стивену пришлось остаться дома.

Отыскалось еще несколько ненужных мелочей вроде полупустого тюбика с вишневым блеском для губ и пары пыльных резинок для волос. На полке стояли старые книжки Джуди Блум, а за ними прятались романы Вирджинии Эндрюс. Все это я, пожалуй, оставлю здесь.

Единственное, что я обязана взять с собой, – это Джуниора Минта, моего плюшевого белого медведя, того самого, которого Конрад выиграл для меня сто лет назад на пляжной ярмарке. Я не могла позволить, чтобы Джуниора выбросили, как какой-нибудь мусор. Когда-то он много для меня значил.

Я сидела в спальне и разглядывала свои старые вещи. Нашелся еще один предмет, который стоило забрать. Игрушечный телескоп. Помню день, когда папа мне его купил. Его продавали в одном из антикварных магазинчиков на пляже, очень дорого, но папа сказал, что у меня должен быть такой телескоп. Я в то время очень увлекалась звездами, кометами и созвездиями, и он думал, что я стану астрономом. Увлечение оказалось мимолетным, но подарило много веселых открытий. Мне нравилось, как папа тогда на меня смотрел, словно я пошла в него, папина дочка.

Он иногда и теперь так на меня смотрит: когда я прошу соус табаско в ресторане или включаю новостной радиоканал, не дожидаясь, пока он попросит. Соус я люблю, новости – не очень. Их я включаю только для того, чтобы польстить его гордости.

Я рада, что мой отец не мистер Фишер. Мой бы ни за что не повысил на меня голос, не выругался и не рассердился бы из-за разлитого сока. Не такой он человек. Я никогда в полной мере не ценила того, какой он человек.

Глава 28

Папа почти не приезжал в летний дом – может, на выходные в августе, но не более того. Я никогда не задумывалась почему. Однажды на выходные приехали сразу и папа, и мистер Фишер. Как будто они закадычные друзья и у них много общего. Да их рядом не поставишь! Мистер Фишер любит болтать, он болтает и болтает без умолку, а мой папа говорит, только если ему есть что сказать. Мистер Фишер не пропускает ни одного выпуска спортивных новостей, тогда как папа вообще редко смотрит телевизор, а когда смотрит, то точно не спорт.

Родители решили поехать в какой-то шикарный ресторан в Дайерстауне. Там был небольшой танцпол, а по субботам играла живая музыка. Я с трудом представляла своих родителей на танцевальной площадке. Я никогда не видела, чтобы они танцевали, а вот Сюзанна с мистером Фишером наверняка танцевали постоянно. Однажды я это видела сама, в гостиной. Конрад, помню, тогда покраснел и отвернулся.

Я лежала на животе на постели Сюзанны и наблюдала, как они с мамой наряжаются в ванной.

Сюзанна уговорила маму надеть одно из своих платьев: красное с глубоким декольте.

– Ну как, Бек? – колебалась мама. Было видно, что в платье ей неуютно. Она обычно носила брюки.

– Ты восхитительно выглядишь! По-моему, тебе стоит его оставить. Красный – твой цвет, Лор.

Сюзанна завивала ресницы и поэтому смотрела в зеркало широко распахнутыми глазами. Когда они уедут, я тоже потренируюсь завивать ресницы щипчиками. У моей мамы таких нет. Я наизусть знаю содержимое ее косметички, пластиковой зеленой сумочки, полученной в подарок за покупку косметики «Clinique». Бальзам для губ «Burt’s Bees», карандаш для глаз кофейного цвета, розовый с зеленым тюбик туши «Maybelline» и флакон тонального крема от загара. Скукотища.

А вот косметичка Сюзанны – настоящая сокровищница: темно-синий чемоданчик из змеиной кожи с тяжелой золотой пряжкой и ее инициалами. А внутри всевозможные баночки и палетки с тенями для глаз, кисточки и пробники духов. Сюзанна никогда ничего не выбрасывала. Я обожала все это перебирать и раскладывать аккуратными рядами по цвету. Иногда Сюзанна отдавала мне помаду или пробник теней, что-нибудь не слишком темное.

– Белли, хочешь накрашу тебе глаза? – спросила Сюзанна.

Я тут же села.

– Да!

– Бек, только, пожалуйста, не надо снова рисовать ей эти развратные глаза, – попросила мама, проводя расческой по своим влажным волосам.

Сюзанна скорчила гримасу.

– Они называются «смоки айс», дымчатые, Лор.

– Да, мам, дымчатые, – подхватила я.

Сюзанна поманила меня пальцем.

– Поди сюда, Белли.

Я юркнула в ванную и уселась на столешницу. Я очень любила так сидеть, болтая ногами и слушая их разговоры, будто я с ними на равных.

Сюзанна окунула щеточку во флакончик с черной подводкой.

– Закрой глаза, – приказала она.

Я подчинилась, и Сюзанна провела щеточкой по моим ресницам и умело растушевала подводку подушечкой большого пальца. Затем нанесла тени, и я взволнованно заерзала. Я обожала, когда Сюзанна делала мне макияж, и всегда с нетерпением ждала возможности увидеть результат.

– Вы с мистером Фишером сегодня потанцуете? – спросила я.

– Не знаю, – рассмеялась Сюзанна, – может быть.

– Мам, а вы с папой?

Мама тоже рассмеялась.

– Не знаю. Наверное, нет. Твой отец не любит танцевать.

– Папа такой скучный.

Я попыталась изловчиться и мельком глянуть на свое новое лицо. Но Сюзанна положила руки на мои плечи и повернула меня к себе.

– Он не скучный, – возразила мама. – У него просто другие интересы. Тебе же нравится, когда он показывает созвездия?

– Ну да, – пожала я плечами.

– А еще он очень терпеливый и всегда тебя выслушает, – напомнила мама.

– Да. Но при чем тут это? Я ведь о другом говорю.

– Пожалуй, ни при чем. Но так ведут себя хорошие отцы, а я считаю, что он очень хороший отец.

– Конечно, хороший, – поддакнула Сюзанна, и они с мамой обменялись взглядами поверх моей головы. – Смотри.

Я развернулась и посмотрела в зеркало. Глаза у меня стали ну очень дымчатыми, серыми и загадочными. Словно это мне пора на танцы.

– Видишь, она вовсе не развратно выглядит, – торжествующе заявила Сюзанна.

– А так, будто ей поставили фингал, – парировала мама.

– Вот и нет! Я выгляжу загадочно. Как графиня. – Я соскочила со столешницы. – Спасибо, Сюзанна.

– Всегда пожалуйста, милая.

Мы обменялись воздушными поцелуями, как две элегантные дамы перед обедом. Сюзанна взяла меня за руку и подвела к комоду.

– Белли, у тебя превосходный вкус, – сказала она, подавая мне свою шкатулку с драгоценностями. – Поможешь мне выбрать украшения для сегодняшнего вечера?

Я села с деревянной коробочкой на кровать и стала осторожно перебирать содержимое. Вскоре я нашла, что искала: длинные опаловые серьги и опаловое кольцо из комплекта.

– Надень вот это.

Я протянула ей на ладони украшения. Сюзанна послушно их взяла.

– По-моему, они не очень идут к наряду, – сказала мама, наблюдая, как Сюзанна застегивает сережки.

Оглядываясь назад, мне кажется, что серьги и правда не подходили. Но я так любила этот опаловый комплект. Я восторгалась им. Поэтому сказала:

– Мам, что ты понимаешь в моде?

И сразу же прикусила язык – вдруг она рассердится? – Но что вырвалось, то вырвалось. В конце концов, это правда. Моя мать разбирается в драгоценностях ничуть не больше, чем в косметике.

Но Сюзанна рассмеялась, и мама тоже.

– Спустись вниз, графиня, и передай мужчинам, что через пять минут можно выезжать, – велела она.

Я спрыгнула с кровати и присела в глубоком реверансе.

– Слушаюсь, матушка.

Они рассмеялись.

– Беги, чертенок, – поторопила мама.

Я побежала вниз. Ребенком я никуда не ходила, только бегала.

– Они почти готовы, – прокричала я.

Мистер Фишер показывал папе свою новую удочку. При виде меня папа вздохнул с облегчением.

– Белли, что они с тобой сделали? – поинтересовался он.

– Меня Сюзанна накрасила. Нравится?

Папа поманил меня ближе, серьезно разглядывая.

– Не уверен. Но ты выглядишь очень взрослой.

– Правда?

– Да, очень, очень взрослой.

Забираясь к папе под локоть и устраиваясь рядом, я постаралась не выдать своего удовольствия. Я выгляжу взрослой – лучше комплимента я в жизни не слышала.

Скоро родители уехали: отцы в отутюженных брюках и рубашках, мамы в легких летних платьях. В такой одежде папа не так уж сильно отличался от мистера Фишера. Он обнял меня на прощание и сказал, что можно будет посидеть на веранде и посмотреть на падающие звезды, если я еще не усну к их возвращению. Мама сказала, что, скорее всего, они вернутся слишком поздно, но папа только подмигнул.

Выходя из дома, он прошептал что-то маме на ухо, и она прикрыла рот ладонью и рассмеялась низким хриплым голосом. Интересно, что он ей сказал?

Это одно из моих последних воспоминаний, когда они были счастливы. Как жаль, что тогда я это так мало ценила.

Отношения моих родителей всегда были ровными, они были самыми скучными родителями в мире. Они никогда не ссорились. Родители Тейлор вздорили постоянно. Я, бывало, оставалась у нее на ночевку, и мистер Джуэл поздно возвращался домой, а ее мама выходила из себя, громко топала по кухне в своих тапочках и гремела кастрюлями. И, если мы с Тейлор сидели за обеденным столом, я опускалась все ниже и ниже на стуле, а она трещала и трещала о каких-нибудь глупостях. Например, надевает ли Вероника Джерард одну и ту же пару носков два дня подряд в спортзал или стоит ли нам на первом курсе колледжа вызваться носить воду для запасных игроков футбольной команды.

Когда родители Тейлор развелись, я спросила, не стало ли ей легче, хотя бы немножко. Она ответила, нет. Сказала, хотя они все время собачились, они, по крайней мере, оставались семьей.

– Твои родители даже никогда не ругались, – упрекнула она, не скрывая презрения в голосе.

Я знаю, что она имела в виду. Меня мучил тот же вопрос. Разве могут два когда-то страстно любивших друг друга человека никогда не ссориться? Неужели они друг другу так безразличны, что и драться не из-за чего, драться не только друг с другом, но и за свой брак? Они вообще когда-нибудь друг друга любили? Мама когда-нибудь чувствовала себя рядом с папой так же, как я чувствовала себя рядом с Конрадом – живой, безумной, пьяной от нежности? Эти вопросы неотступно мучали меня.

Я не хотела совершить те же ошибки, что и мои родители. Я не хотела, чтобы моя любовь побледнела со временем, как застарелый шрам. Я хотела, чтобы она не угасала никогда.

Глава 29

Когда я наконец спустилась, на улице уже стемнело, а Джереми вернулся. Они с Конрадом сидели на диване и смотрели телевизор, будто и не ссорились. С мальчишками, наверное, всегда так. Когда бы ни повздорили мы с Тейлор, мы дуемся друг на друга не меньше недели и неизменно делим друзей.

– На чьей ты стороне? – допытываемся мы у Кейти или Марси.

Мы выкрикиваем в адрес друг друга такие гадости, которые затем не возьмешь обратно, а потом ревем друг у друга на плече и миримся. Но я почему-то сомневалась, что Конрад с Джереми лили слезы и мирились, пока я торчала наверху.

А я, интересно, тоже прощена за то, что хранила секрет от Джереми, за то, что не встала ни на чью сторону – особенно на его? Потому что, да, мы приехали сюда партнерами, командой, и, когда он больше всего во мне нуждался, я его подвела.

Я несколько мгновений постояла на лестнице, раздумывая, подойти или нет, но Джереми посмотрел мне в глаза, и я поняла, что да. В смысле, прощена. Он искренне улыбнулся мне, во весь рот, а искренняя улыбка Джереми может растопить мороженое. Я с благодарностью улыбнулась в ответ.

– А я как раз собирался за тобой сходить, – сказал он. – У нас вечеринка.

На кофейном столике лежала коробка из пиццерии.

– Вечер пиццы? – спросила я.

Сюзанна то и дело устраивала нам, детям, вечеринки с пиццей. Мы никогда не заказывали просто «пиццу на ужин». Вечер с пиццей всегда превращался в вечеринку. Только в этот раз еще и с пивом. И текилой. Вот, значит, и все. Наш последний вечер. Без Стивена он почему-то не казался настоящим. Будь мы снова вчетвером, тогда бы все было правильно.

– Я в центре встретил ребят. Они приедут попозже, привезут бочонок.

– Бочонок? – недоуменно повторила я.

– Да. Бочку, ну, знаешь, пива?

– А, да. Бочку.

Я села на пол и открыла коробку с пиццей. Внутри сиротливо лежал всего один кусочек, и тот крошечный.

– Ребят, ну вы и свиньи, – проворчала я, засовывая его в рот.

– Ой, прости, – смутился Джереми.

Он сходил на кухню и принес оттуда три стаканчика, один из которых он удерживал в сгибе локтя. Этот стаканчик он передал мне. Еще один отдал Конраду.

– Выпьем! – провозгласил он.

Я с опаской понюхала светло-коричневую жидкость, в которой плавала долька лайма.

– Какой сильный запах.

– Так это же текила, – нараспев произнес Джереми и поднял стаканчик в воздух. – За последнюю ночь!

– За последнюю ночь! – повторили мы.

Мальчишки выпили залпом. Я пригубила из своего стаканчика. Не так уж плохо. Я еще никогда не пробовала текилу.

– А это вкусно, – призналась я, быстро допив остаток. – И совсем не крепко.

Джереми хохотнул.

– Потому что в твоей порции девяносто пять процентов воды.

Конрад тоже рассмеялся, а я сердито на них уставилась.

– Нечестно, – запротестовала я. – Я хочу то же, что у вас.

– Прости, но мы несовершеннолетних не спаиваем, – заявил Джереми, плюхаясь рядом со мной на пол.

Я ущипнула его за плечо.

– Дурак, ты тоже несовершеннолетний. Нам всем еще рано.

– Да, но ты ведь самая младшая, – возразил он. – Мама бы меня убила.

Впервые кто-то из нас упомянул Сюзанну. Я бросила взгляд на Конрада, но его лицо ничего не выражало. Я выдохнула. И вдруг у меня появилась отличная мысль. Я вскочила и распахнула дверцы тумбы под телевизором. Пробежала пальцами по футлярам с дисками и кассетам с домашним видео, аккуратно подписанным наклонным почерком Сюзанны. Наконец я нашла, что искала.

– Что ты делаешь? – спросил меня Джереми.

– Погоди, – ответила я, стоя к ним спиной. Я включила телевизор и вставила кассету в видеомагнитофон.

На экране появился Конрад двенадцати лет. С прыщавым лицом и скобками на зубах. Он, нахмурившись, лежал на пляжном полотенце. Тем летом он никому не позволял себя фотографировать.

– Ну же, Конни, пожелай всем веселого Дня независимости, – попросил мистер Фишер, как всегда выступавший в роли оператора.

Мы с Джереми переглянулись и прыснули со смеху. Конрад кинул на нас яростный взгляд. Он дернулся за пультом, но Джереми его опередил. Захлебываясь от смеха, он поднял пульт над головой. Мальчишки завозились, отбирая его друг у друга, но вдруг остановились.

В объективе камеры стояла Сюзанна в своей широкополой шляпе и длинной белой рубашке поверх купальника.

– Сюз, дорогая, что ты чувствуешь сегодня, в день рождения нашего государства?

Сюзанна подняла глаза к небу.

– Угомонись, Адам. Иди поснимай детей.

И вдруг из-под полей показалась ее улыбка – неторопливая, из самой глубины души. Улыбка женщины, искренне любившей человека с видеокамерой.

Конрад перестал сражаться за пульт, пару секунд глядел на экран, затем потребовал:

– Выключи!

– Да ладно тебе, давай посмотрим, – заартачился Джереми.

Конрад ничего не сказал, но и от телевизора не отвернулся.

Затем камера поймала меня, и Джереми снова расхохотался. И Конрад тоже. Этого-то я и ждала. Так и знала, что это их рассмешит.

Я – в огромных очках и ярком полосатом танкини, с круглым как у четырехлетки, торчащим из-под купальника животиком. Я убегала от Стивена и Джереми и орала во всю глотку. А они гнались за мной с медузой в руках, которая, как я позже выяснила, оказалась комком водорослей.

Волосы у Джереми совсем побелели от солнца, он выглядел в точности так, как я запомнила.

– Беллс, ты здесь вылитый пляжный мяч, – выдавил он, трясясь от смеха.

Я тоже хихикнула.

– Следи за языком, – предупредила я. – Это было замечательное лето. Каждое лето здесь по-настоящему… замечательное.

И это еще слабо сказано.

Конрад молча поднялся и сходил за текилой. Разлил понемногу в стаканчики, на сей раз мою порцию не разбавили.

Мы выпили вместе. Когда я глотнула, горло так обожгло, что я прослезилась. Конрад и Джереми снова расхохотались.

– Пососи дольку лайма, – посоветовал Конрад.

Я пососала. Совсем скоро по телу разлилось тепло, и меня охватила восхитительная расслабленность. Я легла на пол, раскинув волосы, и уставилась в потолок, наблюдая, как вертятся лопасти вентилятора.

Когда Конрад встал и пошел в ванную, Джереми перекатился на бок.

– Эй, Белли, – позвал он. – Правда или желание?

– Что за тупость? – откликнулась я.

– Да ладно тебе. Давай поиграем, Беллс. Пожалуйста?

Я закатила глаза, но села.

– Желание.

Глаза у Джереми хитро заблестели. Этот взгляд я не видела с тех пор, как Сюзанна снова заболела.

– Я желаю, чтобы ты меня поцеловала, по старинке. С прошлого раза я многому научился.

Вот смех! Я от него ожидала чего угодно, но только не этого.

Джереми наклонил ко мне лицо, чем снова меня рассмешил. Я подалась вперед, взяла его за подбородок и звонко чмокнула в щеку.

– Да брось! – запротестовал он. – Это ненастоящий поцелуй.

– Ты не уточнял, – возразила я и отчего-то вспыхнула.

– Ну же, Беллс, – настаивал он. – В тот раз мы не так целовались.

В комнату, вытирая ладони о джинсы, вошел Конрад.

– Ты о чем это, Джер? А как же твоя девушка?

Я оглянулась на Джереми, его щеки зарделись.

– У тебя есть девушка? – проронила я укоризненным тоном. С какой стати я его обвиняю? Джереми мне ничего не должен. Он же не моя собственность. Хотя он никогда не мешал мне так думать.

Сколько времени мы провели вместе, и он ни разу не заикнулся о девушке. Уму непостижимо! Выходит, не одна я хранила секреты. Как грустно.

– Мы расстались. Она едет учиться в Тулейн, а я остаюсь здесь. Мы решили, что нет смысла продолжать отношения. – Джереми яростно глянул на Конрада, затем снова посмотрел на меня. – К тому же мы постоянно то сходились, то расходились. Она чокнутая.

Мне совсем не хотелось думать, как он встречается с какой-то чокнутой девушкой, которая так ему нравится, что он готов возвращаться к ней снова и снова.

– Как ее зовут? – спросила я.

Он поколебался.

– Мара, – наконец выдавил он.

– Ты ее любил? – допытывалась я, расхрабрившись от выпитого алкоголя.

– Нет, – в этот раз не колеблясь ответил он.

– Ладно, моя очередь, – сменила я тему, кроша корочку от пиццы. – Конрад, правда или желание?

Тот ничком лежал на диване.

– Я играть не соглашался.

– Слабо? – одновременно произнесли мы с Джереми, а затем хором выкрикнули: – Мое счастье!

– Детский сад, – пробормотал Конрад.

– Мокрая ты курица! – Джереми встал и изобразил цыпленка, размахивая локтями и кудахча.

– Правда или желание? – повторила я.

Конрад простонал.

– Правда.

Конрад согласился поиграть! Я так обрадовалась, что позабыла все, о чем хотела его спросить. У меня, конечно, накопился к нему миллион вопросов. Например, что между нами произошло? Я ему вообще когда-нибудь нравилась? Что в наших отношениях было настоящим?.. Но этих вопросов я задать не могла. Это я понимала даже затуманенной от текилы головой.

Тогда я спросила:

– Помнишь то лето, когда тебе понравилась девушка с пляжной ярмарки? Энжи?

– Неа, – солгал он. – И что?

– У вас что-то было?

Конрад наконец оторвал голову от дивана.

– Нет.

– Не верю.

– Я однажды попытался, но она звезданула мне по голове и сказала, что она не такая. Она, кажись, из свидетелей Иеговы или вроде того.

Мы с Джереми покатились со смеху. Он аж согнулся пополам и упал на колени.

– Чувак, – задыхался он. – Обалдеть!

И правда. Пусть Конрад один выпил ящик пива, но то, что он нам открылся, что-то рассказал, – действительно «обалденно». Настоящее чудо.

Конрад оперся на локоть.

– Ладно. Моя очередь.

Он смотрел на меня. Смотрел так, словно в комнате только мы вдвоем, и я вдруг перепугалась. И одновременно пришла в восторг. Но потом я глянула на Джереми, озиравшегося на нас, и так же внезапно эти ощущения испарились.

– Неа, – серьезно качнула я головой. – Меня спрашивать нельзя, я только что спрашивала тебя. Такое правило.

– Правило? – повторил он.

– Ага, – подтвердила я, кладя голову на диван.

– И тебе не интересно, что я собирался спросить?

– Нет. Ничуточки, – солгала я. Конечно, интересно. До смерти любопытно.

Я протянула руку и налила себе еще текилы, после чего поднялась, хотя ноги у меня подкашивались, а голова кружилась.

– За нашу последнюю ночь!

– Такой тост уже был, помнишь? – вставил Джереми.

Я показала ему язык.

– Ну ладно. – От текилы я осмелела и сказала в конце концов то, о чем думала весь вечер. – Тогда… за всех, кого сегодня здесь нет. За маму, Стивена, и особенно за Сюзанну.

Конрад пронзил меня взглядом. На секунду я испугалась того, что он может ответить. Но затем он поднял стаканчик, и Джереми поднял свой. Мы вместе отхлебнули, текила жидким огнем лизнула мое горло. Я кашлянула.

– Кто приедет на вечеринку? – спросила я Джереми, снова усаживаясь.

Он пожал плечами.

– Так, пара знакомых с прошлогодней работы в загородном клубе. Они еще людей позовут. Ну, и Майки, Пит и остальные.

Интересно, кто такие «Майки, Пит и остальные»? Может, стоит прибраться к приходу гостей?

– А когда они приедут? – снова спросила я Джереми.

Он пожал плечами.

– В десять? В одиннадцать?

Я подскочила.

– Уже почти девять! Мне надо одеться.

– Ты разве не одета? – удивился Конрад.

Я не удосужилась ему ответить. Стремглав помчалась наверх.

Глава 30

Я вытряхнула содержимое сумки на пол, но тут позвонила Тейлор. И я сразу вспомнила: сегодня же суббота. А кажется, прошло гораздо больше времени. Затем меня осенило: сегодня четвертое июля! Я должна быть на лодке с Тейлор, Дэвисом и всеми остальными. Я сглотнула.

– Привет, Тейлор.

– Привет, ты где?

Голос у Тейлор не казался сердитым, и мне почему-то стало жутковато.

– Э… все еще в Казенсе. Прости, что не успела вернуться к лодочной вечеринке.

Из кучи одежды я выудила шифоновую блузку на одно плечо и примерила ее. Когда блузку надевала Тейлор, она перекидывала волосы на одну сторону.

– Весь день шел дождь, поэтому лодка отменилась. Вместо этого Кори устраивает вечеринку в квартире своего брата. А у тебя что?

– У нас, кажется, тоже вечеринка. Джереми накупил вагон пива, текилы и прочего, – ответила я, поправляя блузку. Не уверена, насколько в ней положено открывать плечо.

– Вечеринка?! – взвизгнула она. – Я хочу к вам!

Я попыталась втиснуть ногу в одну из сандалий на платформе. Зря я упомянула вечеринку – и текилу. Тейлор в последнее время пристрастилась превращать стопку текилы в любовную прелюдию.

– А как же Кори? Я слышала, у его брата есть джакузи. Ты ведь их обожаешь.

– Ах, да. Но к вам на вечеринку я тоже хочу! На пляжных вечеринках самое веселье. К тому же Рейчел Спайро говорила, что к Кори придут девицы с первого курса. Так что, может, и идти не стоит. Бог мой, а что, если я прямо сейчас сяду в машину и приеду в Казенс?!

– К тому времени, как ты доедешь, здесь уже все разойдутся. Так что лучше, наверное, пойти к Кори.

На подъездную дорожку въехала машина. Народ начал собираться. Значит, я не соврала.

Я как раз хотела сказать Тейлор, что мне пора, но она спросила тихим голосом:

– Ты что, не хочешь, чтобы я приезжала?

– Я этого не говорила.

– Считай, сказала.

– Тейлор… – начала я. Но я не знала, что говорить дальше. Она права. Я не хотела, чтобы она приезжала. Если она приедет, все будет крутиться вокруг нее, как всегда. Это моя последняя ночь в Казенсе, в этом доме. Я больше никогда не войду сюда, никогда. Мне хотелось, чтобы этот вечер принадлежал мне, и Конраду, и Джереми.

Тейлор ждала, пока я что-нибудь скажу, как минимум начну отрицать ее слова. Но я молчала.

– Ушам не верю, Белли, какая же ты эгоистка! – выплюнула она.

– Я?

– Да, ты. Ты держишь в тайне свой летний дом и своих летних мальчишек и ничем со мной не делишься. Мы наконец можем целое лето провести вместе, а тебе плевать! Тебе все подавай твой Казенс вместе с ними! – злобно выпалила она. Но вместо чувства вины, как это обычно бывает, я ощутила лишь раздражение.

– Тейлор… – попыталась я еще раз.

– Хватит повторять мое имя таким тоном.

– Каким?

– Словно я ребенок.

– Ну, тогда, может, хватит капризничать как маленькая, если тебя куда-то не пригласили?

Зря я это сказала.

– Да пошла ты, Белли! Хватит с меня. Знаешь, какая из тебя паршивая лучшая подруга?

Я глубоко вздохнула.

– Тейлор… заткнись.

Та опешила.

– Не смей меня затыкать! Я тебя всегда поддерживала, Белли. Без единого упрека выслушивала твои бредни про Конрада. А когда вы разошлись, кто кормил тебя мороженым с ложечки и вытаскивал из постели? Я! А ты этого не ценишь. Вечно ходишь с кислой рожей.

– Неужели, Тейлор? Ну прости, что я кислая! Смерть близкого человека имеет такой побочный эффект, – съязвила я.

– Вот не надо! Не надо все на это сваливать! Ты сохла по Конраду, сколько я тебя помню. На тебя уже смотреть жалко. Выбрось ты его из головы! Ты ему не нравишься. И, может, никогда не нравилась.

Ничего обиднее она, наверное, мне в жизни не говорила. Но, мне кажется, она попросила бы прощения, если бы я ей не ответила:

– Я, по крайней мере, не отдавалась парню, который бреет ноги!

Тейлор ахнула. Однажды по секрету она мне призналась, что Дэвис и другие пловцы в его команде бреют ноги перед соревнованиями.

– Только попробуй сегодня надеть мои сандалии, – пригрозила Тейлор после минутного молчания.

– Поздно. Уже попробовала!

Я повесила трубку.

Уму непостижимо! Не я паршивая подруга, а Тейлор. Это она – эгоистка. От злости у меня так тряслись руки, что размазалась вся подводка, пришлось стирать и наносить сначала. Я нарядилась в блузку Тейлор и в ее сандалии на платформе, а еще перекинула волосы на одну сторону. Специально, потому что ее бы это наверняка взбесило.

Напоследок я надела подвеску Конрада. Спрятала ее под блузкой и спустилась вниз.

Глава 31

– Добро пожаловать, – сказала я парню в футболке «Led Zeppelin». – Классная обувь! – Девушке в ковбойских сапогах.

Я обходила гостиную, раздавая напитки и собирая пустые банки. Конрад наблюдал, скрестив руки на груди.

– Что ты делаешь?

– Принимаю гостей, – объяснила я, поправляя блузку Тейлор.

Сюзанна была превосходной хозяйкой. Ее гости всегда чувствовали, что им рады. Слова Тейлор до сих пор отдавались у меня в голове. Я не эгоистка. Я – хороший друг, хорошая хозяйка. Я ей докажу.

Когда Трэвис из «Мира видео» положил ноги на кофейный столик и чуть не снес декоративную вазу, я не выдержала.

– Осторожно! И не клади ноги на мебель, – рявкнула я. И запоздало добавила: – Пожалуйста.

Я пошла на кухню за новыми напитками и увидела там ее. Девушку с прошлого лета, которая нравилась Конраду. Николь. Она стояла на кухне и болтала с Джереми. Сегодня она не надела свою красную бейсболку, но ее парфюм я узнаю где угодно. С запахом ванили и гниющих роз.

Конрад, должно быть, заметил ее одновременно со мной. Он шумно вдохнул и буркнул:

– Черт!

– Ты разбил ей сердце? – попыталась беззаботно поддразнить его я.

Мне, похоже, удалось, потому что он взял меня за руку, схватил бутылку текилы и выпалил:

– Валим отсюда.

Я завороженно, словно во сне, двинулась за ним. Потому что его рука в моей – это чудо. Мы уже перешагивали порог, но Джереми нас заметил. У меня ухнуло сердце. Он поманил нас рукой, крича:

– Ребята! Идите поздоровайтесь.

Конрад выпустил мою ладонь, но бутылку не поставил.

– Привет, Николь, – шагнул он ей навстречу. Я подхватила пару банок пива и пошла за ним.

– А, привет, Конрад! – удивленно воскликнула Николь, будто не следила за нами с тех самых пор, как мы вошли на кухню. Она встала на цыпочки и обняла его.

Джереми перехватил мой взгляд и комично приподнял брови.

– Белли, ты ведь помнишь Николь? – улыбнулся он.

– Конечно, – улыбнулась я ей.

«Идеальная хозяйка, – напомнила я самой себе. – Не эгоистка».

Она ответила настороженной улыбкой. Я дала ей одну из банок. Предложила:

– Выпьем? – открывая свою.

– Выпьем, – откликнулась она. Мы чокнулись банками и выпили. У меня пиво закончилось быстро. Тогда я открыла и выпила вторую банку.

Что-то в доме слишком тихо, надо бы включить музыку. Я выкрутила звук погромче и скинула сандалии. Сюзанна всегда говорила: «Какая вечеринка без танцев!» Я вцепилась в Джереми, закинула руку ему на шею и начала двигать бедрами.

– Белли… – запротестовал он.

– Танцуй, Джер! – крикнула я.

И он затанцевал. Джереми хорошо танцует. Другие тоже присоединились, даже Николь. Но не Конрад, хотя мне уже было все равно. Я почти и не заметила.

Я танцевала так, словно на носу конец света. Словно у меня сердце разрывается, что, в общем, недалеко от истины. По большей же части, я просто размахивала волосами.

От всего этого я жутко вспотела, поэтому предложила:

– А давай поплаваем в бассейне! Последний разочек?

– Да ну его! Давай сразу в океане, – подхватил мою затею Джереми.

– Да!

Какая великолепная мысль! Просто замечательная!

– Нет! – будто из ниоткуда появился Конрад. Он возник прямо передо мной. – Белли напилась. Нечего ей плавать.

Я нахмурилась.

– Но мне хочется.

– И что? – рассмеялся он.

– Слушай, я отлично плаваю. И вообще, я не пьяная.

В доказательство я прошлась по прямой – ну, почти по прямой.

– Прости, – возразил Конрад, – но еще какая пьяная.

Глупый зануда Конрад. Вечно он становится серьезным в самое неподходящее время.

– С тобой не повеселишься. – Я оглянулась на Джереми (тот уже сидел на полу): – С ним не повеселишься. И он нами не командует. Правильно я говорю? – обратилась я ко всей комнате.

Не дав никому, включая Джереми, ответить, я бросилась к раздвижным дверям, спотыкаясь, сбежала по ступенькам и припустила на пляж. Я – летящая комета, яркая полоска в ночном небе, я будто давным-давно не пользовалась мышцами и теперь была рада размять ноги и побегать. Битком набитый, ярко-освещенный дом отодвинулся в неведомую даль.

Я знала, что он пойдет за мной. Не надо даже оборачиваться и проверять. Но я все равно обернулась.

– Пошли в дом, – позвал Конрад. В руке он по-прежнему сжимал текилу. Я выдернула у него бутылку и отхлебнула так, словно это для меня привычное дело, словно мне не впервой пить из горла.

С гордостью отметила, что не выплюнула все обратно. Я шагнула к воде, широко ему улыбаясь. Проверяла.

– Белли, – пригрозил он. – Предупреждаю, я не полезу вытаскивать из океана твое бездыханное тело, когда ты утонешь.

Я искоса посмотрела на него и потрогала воду ногой. Она оказалась холоднее, чем я ожидала. Плавать сразу расхотелось. Но не отступать же перед Конрадом. Не проигрывать же ему.

– Ты меня остановишь?

Он вздохнул и оглянулся на дом.

Я снова шагнула, отхлебнула из бутылки. Что угодно, лишь бы привлечь его внимание.

– В смысле, я же выносливее тебя. Я плаваю гораздо быстрее. Ты меня захочешь – не догонишь.

Он вновь посмотрел на меня.

– Я за тобой не поплыву.

– Разве? Что, правда?

Большой шаг, еще один. Вода доходила уже до колен. Начался отлив, я дрожала. Какая глупость! Ведь уже и плавать не хочется. Я сама не знала, что творю. Вдалеке, на другом конце пляжа, кто-то запустил фейерверк. Он снарядом просвистел в воздухе и рассыпался серебристыми веточками плакучей ивы. Я зачарованно наблюдала, как веточки опустились в воду и погасли.

И только я ощутила первый укол разочарования, только смирилась с его безразличием, как Конрад метнулся ко мне. Подхватил и закинул через плечо. От неожиданности я уронила бутылку прямо в океан.

– Пусти! – заверещала я, стуча его по спине.

– Белли, ты пьяна!

– Пусти меня сейчас же!

В кои-то веки он меня послушал. И выпустил. Прямо на песок.

– Ай! Больно!

Болело не так уж сильно, но я была зла и, кроме того, унижена. Я кинула Конраду в спину песок, но ветер швырнул его мне же в лицо.

– Скотина! – выкрикнула я, отплевываясь.

Конрад покачал головой и отвернулся. У него промокли джинсы. И он уходил. Совершенно серьезно. Я снова все испортила.

Я встала, но голова так кружилась, что я чуть не шлепнулась обратно на песок.

– Погоди, – окликнула я его, колени у меня подогнулись. Я отвела засыпанные песком волосы от лица и глубоко вздохнула. Надо сказать. Надо все ему рассказать. Последняя возможность.

Он развернулся. Лицо точно закрытая дверь.

– Погоди секунду, пожалуйста. Мне надо тебе кое-то сказать. Мне очень жаль, что я тогда так с тобой обошлась. – Мой голос звучал тонко и отчаянно, и я, как назло, заплакала и не могла остановиться. Но я должна высказаться, потому что теперь уже все. Это последняя возможность. – На… похоронах я ужасно себя вела. Отвратительно, и мне очень стыдно. Я не хотела, чтобы так получилось, честно. Я очень, очень хотела тебя поддержать. Вот почему я тебя разыскала.

Конрад моргнул раз, другой.

– Ничего страшного.

Я провела руками по щекам, вытерла нос.

– Ты правда не сердишься? Ты меня прощаешь?

– Да, – заверил он. – Прощаю. И хватит плакать.

Я шагнула к нему, все ближе и ближе, и он не попятился. Мы стояли так близко, что еще чуть-чуть и поцеловались бы. Я затаила дыхание, каждой частичкой своего тела желая, чтобы все стало как прежде.

Сделала еще шаг, но Конрад сказал:

– Пошли в дом, а?

И, не дожидаясь ответа, двинулся прочь. Я поплелась следом. На душе стало тошно.

Вот так запросто наше мгновение прошло. Мгновение «почти», когда могло случиться почти все, что угодно. Но из-за Конрада оно прошло.

У дома народ купался прямо в одежде. Тут и там девушки размахивали бенгальскими огнями. Клэй Бертоле, наш сосед, плавал у края бассейна. Когда я проходила мимо, он схватил меня за щиколотку.

– Ныряй, Белли, поплаваем.

– Пусти! – огрызнулась я и стряхнула его, плеснув ему воды в лицо.

Протолкавшись сквозь толпу на террасе, я вошла в дом. Случайно наступила какой-то девушке на ногу, та вскрикнула.

– Простите, – пробормотала я голосом, доносившимся откуда-то издалека. Как же кружится голова! Поскорей бы добраться до постели.

На руках, по-крабьи, я вползла вверх по лестнице – я иногда так ползала ребенком. Рухнула на кровать, и комната – ну точь-в-точь как в фильмах – вдруг закружилась. Закружилась кровать. А я вспомнила все глупости, которые успела наговорить, и расплакалась.

Ну и дурой я себя выставила там, на пляже. Я была опустошена, всем: смертью Сюзанны, тем, что этот дом нам больше не принадлежит, тем, что еще раз дала Конраду повод меня отвергнуть. Тейлор права – я мазохистка.

Я лежала на боку, прижав колени к груди, и рыдала. Все пошло наперекосяк, и в первую очередь я. Мне вдруг захотелось к маме.

Я протянула руку к прикроватному столику и сняла трубку. В темноте засветился циферблат. Мама ответила на четвертом гудке.

От ее сонного и родного голоса слезы полились с новой силой. Больше всего на свете мне захотелось сунуть руку в телефонную трубку и вытащить ее сюда.

– Мамочка, – хрипло прогундосила я.

– Белли? Что случилось? Где ты?

– У Сюзанны. В летнем доме.

– Что? Что ты делаешь в летнем доме?

– Мистер Фишер его продает. Он его продаст, а Конраду так грустно, а мистеру Фишеру хоть бы хны. Он только хочет от дома избавиться. Он хочет избавиться от нее.

– Белли, помедленней. Я не понимаю, что ты говоришь.

– Приезжай, а, мам? Пожалуйста, приезжай и все исправь.

И я повесила трубку, потому что она вдруг невыносимой тяжестью потянула руку вниз. Я будто очутилась на карусели – и не в самом лучшем смысле. Снаружи кто-то начал пускать фейерверки, и в голове застучало в унисон со взрывами хлопушек. Я закрыла глаза, но стало только хуже. Однако веки тоже потяжелели, и я заснула.

Глава 32

Джереми

Вскоре после того, как Белли ушла спать, я разогнал гостей и остались только мы с Конрадом. Он валялся на диване. Лежал там с тех пор, как они с Белли вернулись с пляжа. Оба промокли и перепачкались в песке. Белли уже на ногах не стояла и явно успела поплакать. У нее покраснели глаза. Наверняка Конрад довел.

Гости натаскали внутрь песка, и он хрустел под ногами. Повсюду валялись бутылки и пивные банки. Кто-то садился на диван в мокром полотенце: на одной из подушек темнело огромное рыжее пятно. Я подошел и перевернул подушку.

– Не дом, а свинарник, – констатировал я, падая в кресло. – Отец офигеет, если все это завтра увидит.

– Плевать. Утром уберем, – пробубнил Конрад, не открывая глаз.

Я бешено сверлил его взглядом. Мне осточертело разгребать за ним бардак.

– И сколько часов мы провозимся?

Он наконец открыл глаза.

– Это ведь ты всех пригласил.

Его правда. Вечеринку устроил я. И бесился я не из-за бардака. А из-за Белли. Из-за нее и Конрада, вместе. Бесился так, что аж тошно было.

– У тебя джинсы мокрые, – проворчал я. – Весь диван потом будет в песке.

Конрад сел, потирая глаза.

– Чего ты пристал?

Все, хватит! Я привстал, но потом снова рухнул в кресло.

– Что, черт возьми, между вами произошло на пляже?

– Ничего.

– Что значит «ничего»?

– Ничего значит ничего. Забей, Джер.

Ух, ненавижу, когда он весь такой стойкий и отрешенный, особенно, когда я сам зол. Он и раньше таким бывал, но в последнее время все чаще и чаще. Когда умерла мама, он изменился. Конраду на всех и все стало плевать с высокой башни. На Белли, интересно, тоже?

Мне нужно это знать. Знать, чтó между ними, как он к ней относится, что он собирается по этому поводу делать. Неведение меня убивало.

– Она тебе еще нравится? – спросил я поэтому напрямик.

Он уставился на меня. Похоже, я его огорошил. Раньше мы никогда о ней не разговаривали, во всяком случае, не так открыто. Наверное, хорошо, что я застал его врасплох. Может, он хоть правду скажет.

Скажет «да» – и все кончено. Скажет «да» – и я оставлю ее в покое. Я могу с этим жить. Если бы на месте Конрада был кто-то другой, я бы все равно попытался. Попытал бы счастья еще один раз.

– А тебе? – спросил он вместо ответа.

Меня бросило в жар.

– Не я водил ее на дурацкий выпускной.

Он обдумал мои слова, а потом выдал:

– Я ее водил только потому, что она попросила.

– Кон! Чувак, она тебе нравится или нет? – Я пару секунд помешкал, а потом решил идти напролом. – Потому что мне нравится. Очень нравится. А тебе?

– Нет, – не колеблясь, выпалил он. Даже не моргнул.

Как он меня достал!

Вот трепло! Она ему нравится. Еще как! Он просто не может это признать, духу не хватает. Конраду никогда не быть тем, кто нужен Белли. Кто всегда бы ее поддержал, на кого она могла бы положиться. А я бы сумел. Дай она мне шанс, я бы стал именно таким.

Я злился на брата, но, должен признать, от сердца у меня отлегло. Неважно, сколько раз он разбивал ей сердце, позови он ее обратно – и она прибежит. Всегда так было.

Но, может, теперь, когда Конрад ушел с дороги, она разглядит за ним и меня?

Глава 33

5 июля

– Белли.

Я попыталась отвернуться, но снова услышала, уже громче:

– Белли!

Кто-то тряс меня за плечо.

Я разлепила веки. Мама. Под глазами – темные круги, а губы почти исчезли, вытянувшись в тонкую «ниточку». На ней – домашние штаны, хотя в них она никогда не выходит из дома, даже если собирается в спортзал. За каким лешим она приехала в летний дом?

Под ухом раздавались мерные гудки, которые поначалу я приняла за будильник, но потом поняла, что во сне скинула телефон с тумбочки, и короткие гудки доносятся из трубки. Тут-то я и вспомнила. Я спьяну позвонила маме. Она приехала из-за меня.

Я села. В голове стучало так, словно само сердце перебралось туда из груди. Так вот как чувствуешь себя при похмелье. Я забыла снять контактные линзы, и глаза горели огнем. Кровать была вся в песке, как и мои ноги.

Мама встала, расплываясь передо мной мутным пятном.

– У тебя пять минут на сборы.

– То есть… как?

– Мы уезжаем.

– Но я не могу уехать. Мне еще надо…

Она меня не слышала, словно у меня отключили звук. Начала подбирать с пола мои шмотки, закинула в сумку сандалии Тейлор и шорты.

– Мам, хватит! Остановись на минутку.

– Мы уезжаем через пять минут, – повторила она, окидывая взглядом комнату.

– Да послушай ты хоть секунду! Я должна была приехать. Я нужна Джереми и Конраду.

Я осеклась, заметив выражение ее лица. Такой злой я ее еще никогда не видела.

– И ты не посчитала нужным рассказать об этом мне? Бек просила меня присмотреть за ее мальчиками. Как я могу это делать, если даже не знаю, что им нужна моя помощь? Если у них проблемы, тебе следовало поставить меня в известность. Вместо этого ты предпочла мне солгать. Ты солгала!

– Я не хотела тебя обманывать… – начала оправдываться я.

Но она еще не закончила.

– Ты здесь занималась бог знает чем…

Я вытаращилась на нее. Что она такое говорит?

– В каком смысле, «бог знает чем»?

С диким взглядом она развернулась ко мне.

– А что я должна была думать? Вы с Конрадом уже тайком сюда приезжали и провели здесь всю ночь! Так что просвети меня! Что ты здесь с ним делаешь? Потому что мне кажется, ты солгала, чтобы приехать сюда, напиться и кувыркаться здесь со своим парнем.

Я ее ненавижу. Как же я ее ненавижу!

– Он не мой парень! Ты ничего не понимаешь!

Жилка на виске матери вздулась и пульсировала.

– Ты звонишь мне в четыре утра, пьяная. Я перезваниваю, и твой сотовый переключается сразу на автоответчик. Домашний телефон все время занят. Я еду всю ночь, с ума схожу от беспокойства, приезжаю сюда, а в доме разгром. Повсюду пивные банки, мусор. Какого черта ты, по-твоему, делаешь, Изабель? Ты хоть соображаешь?

Стены в доме очень тонкие. Наверняка слышно каждое слово.

– Мы собирались все убрать. Мы здесь последнюю ночь. Как ты не понимаешь? Мистер Фишер продает дом. Тебе что, все равно?

Она стиснула зубы и замотала головой.

– Ты, правда, думаешь, что, вмешиваясь, ты кому-то помогла? Нас это не касается. Сколько раз тебе объяснять?

– Еще как касается. Сюзанна хотела бы, чтобы мы спасли дом!

– Не смей мне говорить, чего бы хотела Сюзанна, – рявкнула мама. – Одевайся и собирай вещи. Мы уезжаем.

– Нет!

Я натянула покрывало до самой шеи.

– Что?

– Я сказала, нет. Не поеду!

Я вызывающе уставилась на маму, хотя подбородок у меня дрожал.

Она решительно направилась к постели и сорвала с меня простыню. Схватила за руку, выдернула из кровати и потащила к двери.

– Не заставишь, – всхлипывала я, выкручиваясь. – Ты не можешь мной командовать. Не имеешь права.

Мои слезы маму не разжалобили. Только еще сильнее разозлили.

– Ведешь себя как избалованный ребенок. Ты можешь хоть раз забыть о своем горе и подумать о близких? Мир не крутится вокруг тебя. Мы все потеряли Бек. Нечего выставлять себя жертвой.

Ее слова так меня задели, что захотелось уколоть ее в миллион раз больнее. Поэтому я сказала то, что наверняка ранит ее сильнее всего.

– Лучше бы моей мамой была Сюзанна, а не ты.

Сколько раз я думала, даже втайне мечтала об этом? Когда я была маленькой, то в первую очередь бежала к Сюзанне, а не к ней. И частенько гадала: каково это – иметь мамой Сюзанну, которая любила меня такой, как есть, и не огорчалась каждый раз, когда я не дотягивала до ее идеала.

Тяжело дыша, я ждала, что сделает мама. Расплачется, раскричится?

Ни то ни другое. Вместо этого она сказала:

– Что ж, тебе не повезло.

Как я ни старалась, от нее все равно не добиться нужной реакции. Непробиваемая женщина.

– Знаешь, Сюзанна никогда тебя за это не простит. Если ты не сбережешь ее дом. Предашь мальчиков.

Мама замахнулась и влепила мне такую затрещину, что я отшатнулась. Такого я не ожидала. Я закрыла лицо руками и заплакала, но отчасти мне стало легче. Я наконец получила то, чего добивалась. Доказательство, что она не бесчувственный истукан.

Мама побледнела. Она никогда меня не била. Никогда, ни разу в жизни.

Я надеялась, что она извинится. Скажет, что не хотела меня ударить, что наговорила глупостей, что на самом деле она так не думает. Скажи она все это, я бы тоже попросила прощения. Потому что я не хотела. Я наговорила глупостей. Я на самом деле так не думаю.

Она молчала, и я попятилась, затем обошла ее, по-прежнему держась за лицо руками. Спотыкаясь, я выбежала из комнаты.

В коридоре стоял Джереми, глядя на меня с открытым ртом. Словно он меня не узнавал, не знал, кто перед ним, что за девушка только что кричала на свою мать и произносила такие ужасные слова.

– Подожди, – протянул он руку, пытаясь меня остановить.

Я оттолкнула его и спустилась по ступенькам.

В гостиной Конрад собирал бутылки в синий мешок для мусора. На меня он не взглянул. Тоже все слышал.

Я выбежала через заднюю дверь, чудом не запнувшись на лестнице, ведущей на пляж. Села на песок, все еще держа ладонь на горевшей щеке. Меня вырвало.

Позади я услышала шаги Джереми. Что это он, я поняла сразу. Конрад знал, что меня лучше не трогать.

– Я хочу побыть одна, – выдавила я, вытирая рот. Я не обернулась. Не хотела, чтобы он видел мое лицо.

– Белли, – начал он. Сел рядом со мной и ногой закидал рвоту песком.

Больше он ничего не сказал, и я подняла голову.

– Что?

Он прикусил верхнюю губу. Затем вытянул руку и прикоснулся к моей щеке. Пальцы у него были теплыми. Он печально на меня посмотрел и сказал:

– Ты лучше поезжай с мамой.

От него я ждала чего угодно, только не этого. Я проделала такой долгий путь, влипла в такие неприятности только ради того, чтобы помочь ему и Конраду, и теперь он просит меня уехать? На глаза навернулись слезы, я стерла их тыльной стороной ладони.

– Почему?

– Потому что Лорел очень расстроена. Все полетело в тартарары, и это моя вина. Зря я попросил тебя поехать. Прости.

– Я не уеду.

– Очень скоро нам всем придется уехать.

– И что, все?

Он пожал плечами.

– Да, наверное.

Мы еще немного посидели. Я как никогда ощущала себя потерянной. Еще поплакала – Джереми молчал, за что ему спасибо. Что может быть хуже, чем лить слезы перед другом после ссоры с мамой? Когда я успокоилась, Джереми поднялся и подал мне руку.

– Пошли, – позвал он, помогая мне встать.

Мы вернулись в дом. Конрад куда-то ушел, и в гостиной было чисто. Мама мыла пол на кухне. Увидев меня, она остановилась. Поставила швабру в ведро и прислонила палку к стене.

Прямо на глазах у Джереми произнесла:

– Прости меня.

Я кинула взгляд в его сторону, и Джереми попятился из кухни и поднялся по лестнице. Я чуть не позвала его обратно. Не хотела оставаться с ней один на один. Боялась.

– Ты права, – продолжала она. – Я вас бросила. Была так поглощена своим горем, что совершенно забыла про вас. Прости меня за это.

– Мам… – заговорила я. Я собиралась тоже попросить прощения, за то, что сказала, за те ужасные слова, которые уже не возьмешь обратно. Но она подняла руку в знак того, что не закончила.

– Я просто… не в себе. С тех пор как умерла Бек, я все никак не приду с собой в согласие. – Она оперла голову о стену. – Я ведь начала приезжать сюда с Бек, когда была еще моложе тебя. Я люблю этот дом. Ты же знаешь.

– Знаю, – ответила я. – То, что я сказала раньше… Я так не думаю.

Мама кивнула.

– Давай присядем?

Она села у кухонного стола, я заняла место напротив.

– Мне жаль, что я тебя ударила, – произнесла она дрогнувшим голосом. – Прости.

– Ты никогда меня не била.

– Знаю.

Мама потянулась через стол и накрыла мою руку ладонями, будто крепким коконом. Я поначалу напряглась, но затем поддалась ее утешениям. Потому что видела, что ее этот жест тоже утешает. Так мы сидели довольно долго.

– Ты мне солгала, Белли, – сказала она наконец, отпуская мою руку. – Раньше ты мне никогда не лгала.

– Я не хотела. Но Конрад и Джереми… я ими очень дорожу. Я была им нужна, вот и поехала.

– Жаль, что ты мне ничего не сказала. Мальчики Бек мне тоже дороги. Если что-то не так, я хочу об этом знать. Понимаешь?

Я кивнула.

– Ты готова ехать? – сменила она тему. – Хотелось бы избежать воскресных пробок на обратном пути.

Я уставилась на нее.

– Мы не можем просто взять и уехать. Здесь же такое творится. Не позволяй мистеру Фишеру продавать дом. Пожалуйста!

Мама вздохнула.

– Я не знаю, что ему сказать, чтобы он передумал, Белли. У нас с Адамом во многом мнения расходятся. Я не сумею помешать ему, если он твердо решил его продать.

– Сумеешь, я уверена, сумеешь. Тебя он послушает. Конраду и Джереми очень нужен этот дом. Они без него не смогут.

Я опустила голову на стол, гладкое дерево приятно холодило щеку. Мама положила руку мне на макушку, провела пальцами по спутанным волосам.

– Я ему позвоню, – наконец уступила она. – А теперь поднимайся и прими душ.

Я с надеждой подняла голову и увидела ее решительно сжатые губы и сощуренные глаза. И поняла, что битва еще не закончена.

Если кто и способен все исправить, так это моя мама.

Глава 34

Джереми

Помню один случай – мне, кажется, было тринадцать, а Белли – одиннадцать, почти двенадцать. Однажды летом она простыла и чувствовала себя ужасно. Все дни она, в одной и той же замызганной пижаме, проводила на диване в окружении скомканных носовых платков. Ей, как больной, разрешили смотреть любые передачи по телевизору. Ее не тошнило только от виноградного мороженого, и, когда я потянулся за ним, мама велела оставить его для Белли. Хотя Белли уже три таких съела. Мне пришлось довольствоваться желтым эскимо.

Как-то днем Конрад со Стивеном втихаря смылись в зал игровых автоматов, о чем мне знать не полагалось. Наши мамы думали, что они поехали на великах в рыболовный магазин за резиновыми червями. Я собирался покататься на волнах с Клэем и, уже в плавках и с полотенцем на шее, столкнулся на кухне с мамой.

– Куда намылился, Джер? – спросила она.

Я сложил пальцы в жесте «шака», популярном приветствии серферов.

– Ловить волны с Клэем. Пока!

Я уже схватился за раздвижную дверь, но мама задумчиво сказала:

– Хм. Знаешь, что?

– Что? – подозрительно осведомился я.

– Было бы мило с твоей стороны остаться сегодня дома и подбодрить Белли. Бедняжке не помешает компания.

– Ну мам…

– Пожалуйста, Джереми?..

Я вздохнул. Мне вовсе не улыбалось сидеть дома и поднимать Белли настроение. Я хотел кататься с Клэем на досках.

Я молчал, и мама добавила:

– А вечером поставим гриль на террасе. Ты сможешь заведовать бургерами.

Я снова вздохнул, на сей раз громче. Мама все еще полагала, что, разрешая мне разжигать угли в жаровне и переворачивать бифштексы, она делает мне большое одолжение. Это, конечно, весело, но не настолько. Я открыл было рот, мол, нет, спасибо, но ее лицо светилось такой нежностью, такой уверенностью, что я соглашусь…

– Ладно, – не смог отказать я.

Я снова поднялся наверх, переоделся и присоединился к Белли в комнате отдыха. Сел подальше. Не хватало еще от нее заразиться и на неделю выйти из строя.

– Почему ты до сих пор в доме? – спросила она, смотркаясь.

– Снаружи слишком жарко, – нашелся я. – Хочешь, кино посмотрим?

– Не так уж там и жарко.

– Тебе-то откуда знать, ты же не выходила?

Она сощурилась.

– Тебя что, твоя мама заставила со мной дома сидеть?

– Нет.

– Ха! – Белли схватила пульт и переключила канал. – Врешь ты все.

– А вот и нет!

Громко высморкавшись, она прогнусавила:

– Телепатия, забыл?

– Она не работает. Дай мне пульт!

Она замотала головой и прижала пульт к груди, чтобы не отняли.

– Неа. Извини, он весь в моих микробах. А тосты еще остались?

Тостами мы называли хлеб, который мама покупала на фермерском рынке. Его продавали в нарезке, в виде толстых белых ломтей, чуть сладковатых на вкус. Утром я как раз доел последние три кусочка. Намазав их маслом и ежевичным вареньем, я слопал тосты как можно скорей, пока никто не успел проснуться. В доме с четырьмя детьми и двумя взрослыми хлеб уходит мгновенно. Тут каждый сам за себя.

– Больше тостов нет.

– Ну Конрад со Стивеном и свиньи, – пожаловалась она, шмыгая носом.

– Я думал, ты можешь есть только виноградный лед, – виновато пробурчал я.

Она пожала плечами.

– Я проснулась утром и захотела тостов. Наверное, выздоравливаю.

Мне она здоровее не казалась. Глаза опухшие, кожа сероватого оттенка, а волосы она, по-моему, уже несколько дней не мыла, такие они были тусклые и спутанные.

– Может, тебе стоит принять душ? – предложил я. – Мама говорит, после душа всегда чувствуешь себя лучше.

– По-твоему, от меня воняет?

– Э… нет.

Я выглянул в окно. На небе ни облачка. Клэй, небось, оттягивается по полной. Стивен с Конрадом тоже. Конрад опустошил свою старую – еще с первого класса – свинью-копилку, в которой оказалась тонна четвертаков. Они, наверное, весь день в зале проторчат. Интересно, сколько еще Клэй пробудет на пляже? Может, удастся застать его там через пару часов? К тому времени еще не стемнеет.

Белли, наверное, заметила, что я пялюсь в окно.

– Да иди уже, раз так хочется, – произнесла она жутко гнусавым голосом.

– Сказал же, не хочется, – огрызнулся я. Но потом глубоко вздохнул. Маме не понравится, если я расстрою Белли, когда она так болеет. А она и правда выглядела очень одиноко. Мне даже стало ее жалко – весь день торчать дома. Простыть летом – хуже не придумаешь.

Поэтому я сказал:

– Хочешь, научу играть в покер?

– Ты не умеешь играть, – усмехнулась она. – Конрад тебя каждый раз обыгрывает.

– Ну и ладно, – обиделся я. Встал, собираясь уйти. Мне ее жаль, но не до такой же степени.

– Подожди! – пошла она на попятную. – Ладно, научи меня.

Я снова сел.

– Передай колоду, – угрюмо бросил я.

Белли, очевидно, стало совестно. Она сказала:

– Не надо так близко ко мне сидеть. Тоже заболеешь.

– Не страшно. Я никогда не болею.

– Конрад тоже не болеет, – к чему-то упомянула она, и я поднял глаза к потолку. Белли молилась на Конрада, как и Стивен.

– Еще как болеет, каждую зиму. У него слабый иммунитет, – поведал я ей, хотя понятия не имел, так это или нет.

Она пожала плечами, но, судя по всему, не поверила. Передала мне колоду.

– Сдавай лучше.

Мы весь день играли в покер, и, вообще-то, здорово повеселились. Я слег через два дня, но особо из-за этого не переживал. Белли составляла мне компанию, мы играли в покер и бесконечно смотрели по телевизору «Симпсонов».

Глава 35

Джереми

Услышав шаги Белли на лестнице, я вышел в коридор.

– Ну? Что решили?

– Мама звонит вашему отцу, – мрачно сообщила она.

– Да ладно? Ничего себе!

– Да, так что… не сдавайтесь пока. Еще не все потеряно.

И она, знакомо наморщив нос, улыбнулась.

Я хлопнул ее по спине и буквально слетел вниз по ступенькам. Лорел на кухне вытирала столешницу. Заметив меня, она сказала:

– Ваш отец приедет. На завтрак.

– Сюда?

Лорел кивнула.

– Съездишь в магазин? Купишь то, что он любит? Яйца, бекон. Смесь для кексов. И крупные такие грейпфруты.

Лорел ненавидела готовить. И уж точно никогда не готовила моему отцу «завтрак лесоруба».

– Почему ты для него готовишь? – удивился я вслух.

– Потому что он – ребенок, а дети часто капризничают, пока их как следует не накормят, – привычно сухим тоном отозвалась она.

– Иногда я его ненавижу, – невесть откуда вырвалось у меня.

Она секунду поколебалась, прежде чем сказать:

– Я иногда тоже.

Я ожидал, что она сразу добавит: «Но он – ваш отец», – как это делала мама. Но Лорел ничего не добавила. Она попусту слов не тратит. Не говорит того, во что не верит.

– А теперь поезжай, – только и сказала она.

Я подошел и крепко ее обнял, она тут же напряглась. Тогда я ее слегка приподнял, как, бывало, маму.

– Спасибо, Лор, – от всей души поблагодарил я. – Огромное спасибо.

– Мальчики, я ради вас на все готова. Вы же знаете.

– Как ты узнала, что мы здесь?

– Белли позвонила, – ответила она и сощурилась. – Пьяная.

О боже…

– Лор…

– А что «Лор»? Что «Лор»? Как ты позволил ей напиться? Я всегда на тебя полагалась, Джереми. Ты ведь знаешь.

Теперь и мне стало стыдно. Меньше всего на свете я хотел навлечь на Белли неприятности, и меня жутко расстраивала мысль, что я у Лорел на плохом счету. В отличие от Конрада, я всегда старался присматривать за Белли. Если кто и оказывал на нее дурное влияние, так это Конрад, а не я. Хотя это ведь я купил текилу, а не он.

– Виноват, – признал я. – Просто, отец дом продает, и мы здесь в последний раз, вот нас и занесло. Клянусь, Лор, больше этого не повторится.

– «Больше не повторится»? – скептически посмотрела она на меня. – Не давай обещаний, которые не можешь сдержать, милый.

– В моем присутствии больше не повторится, – уточнил я.

– Посмотрим, – произнесла она, поджав губы. Но затем одарила меня еще одной кривой усмешкой, и у меня отлегло от сердца. – А теперь живее в магазин!

– Да, сэр! Есть, сэр!

Я хотел, чтобы она улыбнулась по-настоящему. Еще попытка, новая шутка – и ей не устоять. В этом с ней легко.

На сей раз она и правда мне улыбнулась.

Глава 36

Мама оказалась права. Душ действительно помог. Я подняла лицо навстречу потоку, и от горячей воды сразу стало лучше, гораздо лучше. После душа я спустилась вниз новым человеком.

Мама успела подкрасить губы и вполголоса переговаривалась с Конрадом.

Увидев меня на пороге кухни, оба замолчали.

– Гораздо лучше, – одобрила мама.

– Где Джереми? – спросила я.

– Джереми снова поехал в магазин. Он забыл купить грейпфруты, – пояснила она.

Тренькнул таймер, мама с кухонным полотенцем полезла в духовку за кексами. Голой рукой случайно прикоснулась к форме для выпечки, вскрикнула и выронила форму на пол, кексами вниз.

– Черт!

Конрад, опередив меня, спросил, не сильно ли она обожглась.

– Ничего страшного, – отмахнулась она, открывая кран и подставляя руку под холодную воду.

После этого подняла форму с кексами и поставила ее поверх полотенца на стол. Я села на один из барных стульев, наблюдая, как мама вынимает кексы из формы и складывает их в корзинку.

– Пусть это останется между нами.

Кексы полагается слегка остудить перед тем, как вынимать из формы, но я промолчала. Несколько кексов расплющилось, но бóльшая часть выглядела вполне сносно.

– Угощайтесь, – предложила мама.

Я взяла один – он обжигал пальцы и язык и разваливался на части, но оказался вкусным. Я быстро с ним расправилась.

– Вынесите с Конрадом мусор, – велела мама, когда я доела.

Не говоря ни слова, Конрад подхватил два мешка потяжелее и оставил для меня полупустой. Я вышла вслед за ним к мусорным бакам в конце подъездной дорожки.

– Это ты ей позвонила? – обратился он ко мне.

– Похоже на то.

Сейчас он, наверное, назовет меня размазней за то, что позвала мамочку, как только стало страшно.

Но вместо этого он сказал:

– Спасибо.

Я вытаращилась на него.

– Иногда ты меня удивляешь, – проговорила.

– А ты меня почти никогда не удивляешь, – сказал он, не глядя на меня. – Все такая же.

Мое удивление сменилось яростью.

– Вот уж спасибо!

Я кинула мешок в мусорный бак и с лязгом захлопнула крышку.

– Нет, я имел в виду…

Я ждала продолжения фразы, и Конрад, кажется, как раз собрался с мыслями, но тут в конце улицы показалась машина Джереми. Мы проследили взглядом, как Джереми припарковался и с пакетом в руке выскочил из машины. Блестя глазами, он широким шагом направился к нам.

– Привет! – крикнул он мне, размахивая пакетом.

– Привет.

Я не решалась встретить его взгляд. Стоя в душе, я вспомнила события предыдущей ночи. Как настояла на танце с Джереми, как убегала от Конрада, как он закинул меня через плечо и потом уронил в песок. Какой позор! Как я могла при них так себя вести?

Джереми взял мою ладонь и ободряюще сжал ее, а когда я подняла голову, щемяще ласково произнес: «Спасибо».

Втроем мы вернулись в дом. Внутри «The Police» громко пела из музыкального центра про послание в бутылке[2]. Голова сразу же начала раскалываться, и мне захотелось только одного – поскорее снова забраться в постель.

– Можно сделать музыку потише? – попросила я, потирая виски.

– Нет, – отрезала мама, забирая пакет у Джереми. Она вытащила большой грейпфрут и бросила его Конраду. – Выжать сок!

И указала на соковыжималку. Та принадлежала мистеру Фишеру и представляла собой огромный мудреный аппарат из ночного выпуска «магазина на диване», пропагандирующего здоровый образ жизни.

Конрад фыркнул.

– Для него? Не буду я ему грейпфруты выжимать.

– Будешь! Мистер Фишер приедет на завтрак.

Последнее было адресовано мне.

Я взвизгнула. Бросилась к маме и обхватила за талию.

– Это всего лишь завтрак, – предупредила она. – Губу пока не раскатывай.

Поздно. Я не сомневалась, что она его переубедит. Ни на секунду. Джереми с Конрадом тоже не сомневались. Они верили в мою маму, и я поверила – особенно когда Конрад взял нож и разрезал грейпфрут пополам. Мама кивнула в его сторону, как сержант-инструктор. Затем скомандовала:

– Джер, накрой на стол, Белли, приготовь яйца.

Я принялась разбивать яйца в миску, мама пожарила бекон на чугунной сковородке Сюзанны. Вытопившийся жир оставила для яиц. Я взбивала яйца, и от их запаха – вперемешку с запахом жира – меня замутило. Я задержала дыхание, а мама, наблюдая за мной, еле сдерживала улыбку.

– Хорошо себя чувствуешь, Белли? – непринужденно поинтересовалась она.

Крепко сжав зубы, я кивнула.

– Еще когда-нибудь напиваться собираешься?

Я решительно замотала головой.

– Никогда, честно-честно.

К приезду мистера Фишера – полчаса спустя – все было готово. Войдя на кухню, он в изумлении оглядел стол.

– Ого! – воскликнул он. – Вот это пиршество. Спасибо, Лор.

Он кинул на нее многозначительный взгляд – заговорщический взгляд мудрого взрослого.

Мама ответила загадочной улыбкой Моны Лизы. У бедняги не было ни единого шанса.

– Садитесь, – пригласила она всех к столу.

Все сели. Мама – рядом с мистером Фишером, Джереми – напротив. Мне досталось место около Конрада.

– Налетайте! – распорядилась мама.

Я с любопытством наблюдала, как мистер Фишер навалил в тарелку яиц и положил целых четыре полоски бекона. Он обожает бекон, особенно так, как его готовит моя мама – обугленный, практически сожженный дотла. Я решила отказаться от бекона и омлета, обошлась кексом.

Мама налила мистеру Фишеру грейпфрутовый сок в высокий стакан.

– Свежевыжатый, спасибо твоему старшему сыну, – похвасталась она.

Мистер Фишер осторожно взял стакан. Неудивительно. Никто, кроме Сюзанны, никогда не делал для него свежевыжатый сок.

Но мистер Фишер быстро взял себя в руки. Набил рот яйцами и пробубнил:

– Спасибо еще раз, Лорел, что приехала помочь. Я это очень ценю. – Улыбаясь, обвел нас взглядом. – Ребята здесь не особо-то слушали мои доводы. Я рад, что у меня появился союзник.

Мама все так же благостно ему улыбалась.

– Но я здесь не ради тебя, Адам. Я приехала поддержать мальчиков Бек.

Улыбка сползла с лица мистера Фишера. Он положил вилку на стол.

– Лор…

– Адам, нельзя продавать дом. Ты ведь сам знаешь. Он слишком дорог для ребят. Это было бы ошибкой.

Мама говорила спокойным, рассудительным тоном.

Мистер Фишер перевел взгляд на Конрада, Джереми и снова на маму.

– Я уже все решил, Лорел. Не надо выставлять меня злодеем.

Вздохнув, мама проговорила:

– Я никем тебя не выставляю. Я просто пытаюсь тебе помочь.

Мы с мальчишками застыли в ожидании его ответа. Мистер Фишер изо всех сил старался сохранить хладнокровие, но лицо у него начало багроветь.

– Благодарю тебя, но я все решил. Дом продается. И ты, Лорел, если честно, не имеешь права вмешиваться. Прости. Я понимаю, что благодаря Сюз ты всегда чувствовала себя здесь как дома, но этот дом не твой.

У меня челюсть отвисла. Мельком взглянув на маму, я увидела, что и она заметно покраснела.

– Я это прекрасно помню, – выдавила она. – Этот дом принадлежал исключительно Бек. Он всегда был для Бек домом. Ее самым любимым местом на земле. Именно поэтому его надо оставить мальчикам.

Мистер Фишер встал и отодвинул стул.

– Я не собираюсь с тобой об этом спорить, Лорел.

– Адам, сядь! – велела мама.

– Нет уж, спасибо.

У мамы из глаз уже практически сыпались искры.

– Я сказала, сядь, Адам! – Он оторопело на нее уставился – как и все мы. – Дети, вон из кухни! – приказала она нам.

Конрад открыл рот, чтобы возразить, но, увидев выражение ее лица и то, как его отец снова рухнул на стул, передумал. Мне же не терпелось поскорее оттуда убраться. Мы, толкаясь, покинули кухню и, поднявшись, уселись на верхних ступеньках, до предела напрягая слух.

Долго ждать не пришлось.

– Какого черта, Лорел?! – разразился тирадой мистер Фишер. – Ты что, серьезно считала, что стоит на меня наехать, и я передумаю?

– Прости меня, но иди ты в задницу!

Я заткнула себе рот ладонью, а Конрад с горящими глазами восхищенно качал головой. Джереми же, напротив, выглядел так, словно вот-вот расплачется. Я протянула руку и сжала его ладонь. Он попытался вывернуться, но я только крепче в него вцепилась.

– Для Бек не было ничего дороже этого дома. Как ты не можешь за своим собственным горем разглядеть, что он значит для мальчиков? Он нужен им. Он им нужен! Мне не верится, что ты способен на такую жестокость, Адам.

Он не ответил.

– Это ее дом. Не твой. Не заставляй меня идти на крайние меры, Адам. Потому что я не отступлюсь. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы дом достался мальчикам Бек.

– И что же ты сделаешь, Лор? – устало спросил мистер Фишер.

– Все, что потребуется.

– Она здесь повсюду, – донесся до нас сдавленный голос мистера Фишера. – Повсюду.

Он, возможно, заплакал. Мне стало почти жаль его. Маме, наверное, тоже, потому что она заговорила чуть мягче:

– Я знаю. Но, Адам, ты был никчемным мужем. А она все равно тебя любила. Очень любила. И приняла тебя назад. Я пыталась ее отговорить, бог свидетель. Но она не послушала, потому что, если уж она кого для себя выбрала, то все. А она выбрала тебя, Адам. Так заслужи эту честь. Докажи, что я не права.

Что он ответил, я не разобрала. Услышала только мамино:

– Сделай это ради нее, хорошо? Я больше ни о чем не прошу.

Я подняла глаза на Конрада, он, ни к кому особенно не обращаясь, прошептал:

– Лорел – просто чудо.

Я ни разу не слышала, чтобы кто-то так называл мою маму, особенно Конрад. Я бы никогда не назвала ее «чудом». Но в ту минуту я была с ним полностью согласна. Моя мама – настоящее чудо.

– Она чудо, – повторила за ним я. – И Сюзанна тоже.

Он минуту разглядывал меня, а потом встал и ушел к себе в спальню, не дожидаясь, что еще скажет отец. Это лишнее. Моя мама победила. У нее получилось.

Немного погодя мы с Джереми решили, что буря миновала и можно спуститься. Мама с мистером Фишером чинно пили кофе. У мистера Фишера глаза покраснели и опухли, а мама глядела на нас ясным взором победителя.

– Где Конрад? – заметив нас, спросил мистер Фишер.

Сколько раз я слышала от него этот вопрос? Сотни. Миллионы.

– Наверху, – отчеканил Джереми.

– Джер, сходи за ним, пожалуйста.

Джереми поколебался и неуверенно глянул на мою мать, та кивнула. Он взвился по ступеням и через несколько минут вернулся с Конрадом. Тот настороженно взирал на отца.

– Предлагаю тебе сделку, – начал мистер Фишер. Вот он – вершитель судеб, торговец. Знакомая картина. Он обожает сделки. С нами, детьми, он раньше торговался постоянно. Например, обещал свозить нас на картинг, если мы выметем песок из гаража. Или взять мальчишек на рыбалку, если они вычистят ящики для снастей.

– Чего ты хочешь? – недоверчиво осведомился Конрад. – Весь мой траст?

Мистер Фишер скрипнул зубами.

– Нет. Я хочу, чтобы завтра ты вернулся в колледж. Сдал экзамены. Сделаешь – и дом твой. Твой и Джереми.

Джереми ликующе вскрикнул.

– Да! – крикнул он. Протянул руки к отцу и по-мужски его обнял, мистер Фишер похлопал сына по спине.

– В чем подвох? – насторожился Конрад.

– Без подвоха. Но результаты должны быть хотя бы удовлетворительными. Никаких «провалов». – Мистер Фишер гордился тем, что никогда не шел на уступки. – Договорились?

Конрад все не решался. Я сразу поняла, что его смущает. Он не хотел оставаться перед отцом в долгу. Даже если взамен получал желаемое, то, ради чего сюда приехал. От отца ему не хотелось ничего.

– Я не готовился, – сказал он. – Возможно, не выйдет.

Конрад прощупывал отца. Не было еще такого, чтобы у него «не вышло». Отметок ниже, чем «хорошо», он никогда не получал. Да и те крайне редко.

– Тогда сделка отменяется. Вот мои условия.

– Кон, да соглашайся, чувак. Мы поможем тебе подготовиться. Правда, Белли? – заторопил брата Джереми.

Конрад взглянул на меня, я – на маму.

– Можно, мам?

Та кивнула.

– Можешь остаться, но чтобы завтра была дома.

– Соглашайся, – повернулась я к Конраду.

– Ладно, – наконец сдался он.

– Тогда по рукам, как настоящие мужчины? – протянул ему ладонь мистер Фишер.

Конрад неохотно пожал отцу руку. Мама перехватила мой взгляд и произнесла одними губами: «Как настоящие мужчины». Наверняка подумала: «Вот женофоб!» Но какая разница? Мы победили.

– Спасибо, пап, – сказал Джереми. – Правда, спасибо.

Они с отцом опять обнялись, и мистер Фишер заспешил:

– Мне пора возвращаться в город. Спасибо, – кивнул он мне, – что помогаешь Конраду, Белли.

– Не за что, – пробормотала я. И действительно не знала, за что он меня благодарит, ведь я ничего такого не сделала. Моя мама за полчаса помогла Конраду больше, чем я за все время нашего знакомства.

После ухода мистера Фишера мама принялась мыть грязную посуду. Я не отставала: загружала тарелки и приборы в посудомойку. На секунду положила голову маме на плечо.

– Спасибо, – сказала.

– Пожалуйста.

– Классно ты его вздрючила, мам.

– Следи за языком, – одернула она меня, но у самой уголки губ поползли вверх.

– Кто бы говорил…

Домывали посуду мы молча, мама как-то погрустнела, видимо, задумалась о Сюзанне. Мне очень хотелось сказать что-нибудь, чтобы прогнать эту грусть, но иногда нужные слова просто не находятся.

Проводить мою маму мы вышли все втроем.

– Мальчики, вы завтра привезете ее домой? – уточнила мама, закидывая сумку на пассажирское сиденье.

– Однозначно, – подтвердил Джереми.

– Лорел, – подал голос Конрад. Он помолчал. – Ты ведь еще приедешь?

Мама удивленно оглянулась на него. Ее растрогала его просьба.

– Тебе нужна компания такой старушки? – переспросила она. – Конечно, приеду, только позовите.

– Когда? – не унимался Конрад. И выглядел он таким ранимым, совсем мальчишкой, что у меня сердце сжалось.

Мама, наверное, почувствовала примерно то же, потому что протянула руку и прикоснулась к его щеке. Ей, вообще-то, не свойственны такие сантименты. На нее это не похоже. Зато похоже на Сюзанну.

– До конца лета приеду. И приготовить дом к концу сезона тоже.

Мама села за руль. Надела очки от солнца, опустила окно, выезжая на дорогу, помахала нам на прощание.

– До скорого! – крикнула.

Джереми помахал в ответ.

– До скорого, – вторил Конрад.

Мама однажды рассказывала, что Конрад, когда был совсем маленьким, называл ее «своей Лорой».

– Где моя Лора? – спрашивал он, разыскивая ее по дому.

Мама говорила, он ходил за ней повсюду, даже в ванную увязывался. Называл ее своей девушкой и приносил крабиков и морские ракушки, складывая их к ее ногам. Услышав это, я подумала: «Чем бы я только ни пожертвовала, чтобы Конрад Фишер называл меня своей девушкой и дарил ракушки?»

– Он наверняка не помнит, – добавляла она с легкой улыбкой.

– Почему ты его не спросишь? Вдруг помнит, – предложила я. Мне нравилось слушать истории о маленьком Конраде. И нравилось его поддразнивать, потому что такая возможность выдавалась редко.

Но мама сказала:

– Нет, ему будет неловко.

– Ну и что? В этом же весь смысл, – не поняла я.

– У Конрада чуткая натура, – возразила она. – И очень гордая. Не лишай его этого.

Я слушала ее и видела, что она действительно его знает. Понимает так, как я не понимаю. Я этому завидовала, завидовала им обоим.

– А я какой была? – спросила я тогда.

– Ты? Ты была моей малышкой.

– Да, но какой? – настаивала я.

– Ты все время бегала за мальчишками. Так трогательно за ними таскалась, старалась их чем-нибудь поразить. – Мама рассмеялась. – А они заставляли тебя танцевать и показывать разные трюки.

– Как собачонку? – нахмурилась я, представив себе эту картину.

– Да ты не возражала, – отмахнулась мама. – Тебе нравилось участвовать в их играх.

Глава 37

Джереми

В тот день, когда приехала Лорел, в доме царил кавардак, а я в одних трусах гладил свою белую рубашку. Я уже опаздывал на банкет для старшеклассников, и настроение у меня было скверное. Мама за весь день и парой слов со мной не обмолвилась, и даже Ноне не удалось ее разговорить.

Еще надо было заехать за Марой, а она ненавидела мои опоздания. Начинала ворчать и дулась почти столько же, на сколько я задержался.

Я на секунду поставил утюг, чтобы перевернуть рубашку, и в результате обжег руку.

– Черт! – заорал. До чего ж больно!

Как раз в этот момент и появилась Лорел. Распахнула парадную дверь и увидела, как я в одних трусах стою в гостиной и держусь за собственную руку.

– Сунь под холодную воду, – велела она мне. Я побежал на кухню и несколько минут держал руку под краном, а, когда вернулся, она уже закончила гладить рубашку и принялась за штаны.

– Ты носишь со стрелками? – спросила она.

– Э… да, – замялся я. – А что ты здесь делаешь, Лорел? Сегодня же вторник.

Лорел обычно приезжала на выходные и ночевала в гостевой спальне.

– Просто решила проведать, – ответила она, продолжая гладить брюки. – У меня выдался свободный день.

– Мама уже спит, – сообщил я. – Из-за нового лекарства она все время спит.

– Хорошо. А у тебя как дела? По какому случаю наряжаешься?

Я сел на диван и натянул носки.

– У меня сегодня банкет для старшеклассников.

Лорел подала рубашку с брюками.

– Во сколько начинается?

Я взглянул на напольные часы в холле.

– Десять минут назад, – сказал я, натягивая брюки.

– Тогда поторопись.

– Спасибо, что погладила одежду.

Я уже схватил ключи, как мама неожиданно окликнула меня из спальни. Я повернулся к ее комнате, но Лорел меня остановила:

– Езжай на банкет, Джер. Я все улажу.

– Ты уверена? – заколебался я.

– На тысячу процентов. Вперед!

Я гнал всю дорогу к Маре. Та вышла, как только я свернул на подъездную дорожку. Она надела красное платье, которое мне так нравилось, и здорово выглядела. Я как раз собирался ей об этом сказать, но она меня опередила:

– Ты опоздал.

Я закрыл рот. Мара не разговаривала со мной весь вечер, даже когда нам присудили титул «Самой симпатичной пары». На вечеринку к Пейтану после банкета она не захотела, я тоже. Все время думал только о маме и маялся, что так надолго ее оставил.

Когда мы подъехали к дому Мары, она не вышла сразу из машины, значит, хотела поговорить. Я заглушил двигатель.

– Ну что? Все злишься, что я опоздал, Мар?

Она затравленно на меня посмотрела.

– Я только хочу понять, останемся мы вместе или нет. Скажи мне, чего ты хочешь, и давай уже все решим.

– Если честно, я сейчас не могу обо всем этом думать.

– Знаю. Прости.

– Но если бы мне пришлось решать, будем ли мы вместе, когда осенью пойдем в колледж, вот так, на расстоянии… – Я замялся, а потом отрезал: – Я бы, пожалуй, сказал нет.

Мара заплакала, и я почувствовал себя последней сволочью. Надо было соврать.

– Так я и думала, – выдавила она. Поцеловала меня в щеку, выскочила из машины и убежала в дом.

Так мы и расстались. Если уж совсем начистоту, мне стало легче от того, что больше не надо думать о Маре. В моих мыслях хватало места только для одного человека – моей мамы.

Дома Лорел с мамой все еще не спали: играли в карты и слушали музыку. Впервые за много дней я услышал мамин смех.

На следующий день Лорел не уехала. Осталась до конца недели. Тогда я не задумывался о ее работе и о том, что происходит у нее дома. Я был благодарен, что рядом есть кто-то взрослый.

Глава 38

Мы вместе с мальчишками вернулись в дом. Солнце припекало спину, и я подумала, как было бы здорово немного полежать на пляже, подремать на солнышке и проснуться с загаром. Но на это времени не осталось: пора готовить Конрада к завтрашним экзаменам.

Войдя внутрь, Конрад рухнул на диван, а Джереми распластался на полу.

– Как я устал, – простонал он.

Мама преподнесла нам – и мне – величайший подарок. Теперь и моя очередь отплатить тем же.

– Подъем! – велела я.

Мальчишки не сдвинулись с места. Конрад лежал с закрытыми глазами. Я кинула в него подушку и ткнула Джереми ногой в живот.

– Пора приниматься за учебу, бездельники. Вставайте!

Конрад приоткрыл глаза.

– Я слишком устал для учебы. Сперва надо устроить тихий час.

– Мне тоже, – присоединился к нему Джереми.

Скрестив руки на груди, я гневно взглянула на них обоих.

– Я, знаете ли, тоже устала. Но вы на время посмотрите: уже час дня. У нас работы на всю ночь, а завтра выезжать ни свет ни заря.

Конрад пожал плечами.

– В стрессовых условиях я работаю лучше всего.

– Но…

– Белли, я серьезно. В таком состоянии я заниматься не могу. Дай мне часок поспать.

Джереми уже клевал носом. Я вздохнула. С ними обоими мне не справиться.

– Ладно. Один час. Но это все.

Я отправилась на кухню и налила себе стакан газировки. Я бы тоже с удовольствием вздремнула, но тем самым подала бы мальчишкам дурной пример.

Пока они спали, я перешла к действиям. Достала из машины учебники Конрада, принесла из его комнаты ноутбук и превратила кухню в кабинет. Подключила настольные лампы, разложила стопками по предметам книги и блокноты, достала ручки и бумагу. Напоследок сварила побольше кофе, и, хоть сама я кофе не пью, знаю, что он у меня хорош, потому что каждое утро варю его для мамы. Затем на машине Джереми я съездила в «Макдоналдс» за чизбургерами. Мальчишки их обожают. Раньше они, бывало, устраивали состязания по поеданию чизбургеров: складывали их друг на друга, как блины, и так ели. Иногда и мне разрешали поучаствовать. Однажды я даже выиграла. Девять штук умяла.

Мальчишкам я дала поспать на полчаса подольше, но только потому, что это время у меня ушло на подготовку. Закончив, я наполнила пульверизатор, которым Сюзанна поливала свои самые нежные растения. Сначала я брызнула на Конрада, прямо в глаза.

– Эй! – возмутился он, сразу просыпаясь. Вытер лицо краем футболки, но я снова обдала его водой, просто так.

– Проснись и пой! – пропела я.

Затем подошла к Джереми, облила и его. Но он не проснулся. Будить Джереми всегда было невыполнимой задачей. Он и цунами способен проспать. Я брызгала и брызгала, но он лишь перевернулся на живот. Тогда я отвинтила распылитель и залила воду ему за шиворот.

Он наконец проснулся и, не вставая с пола, лениво потянул руки в стороны. Губы его медленно расплылись в улыбке, словно он привык к такому пробуждению.

– Доброе утро, – пробубнил. Да, Джереми разбудить не просто, но, все же просыпаясь, он никогда не ворчит.

– Сейчас не утро. Уже почти три. Скажите спасибо, что я дала вам поспать лишние полчаса, – огрызнулась я.

– Спасибо, – не остался в долгу Джереми и протянул мне ладонь, чтобы я помогла подняться. Я нехотя подала ему руку.

– Пошли.

Они потащились за мной на кухню.

– Какого?.. – не сдержался Конрад, окидывая взглядом преобразившееся помещение.

Джереми хлопнул в ладоши, а потом подставил ладонь для хлопка мне. Я дала ему «пять».

– Ты просто клад! – похвалил он. Понюхал воздух, заметил белый бумажный пакет из «Макдоналдса» и просиял. – Да! Чизбургеры из «Макдака»! Этот запах я где угодно узнаю.

Я тут же шлепнула его по руке.

– Пока нельзя. Это вознаграждение. Конрад занимается, а затем получает еду.

– А как же я? – нахмурился Джереми.

– Конрад занимается, а затем ты получаешь еду.

Конрад выгнул брови.

– Вознаграждение, значит? Что еще я получаю?

– Только чизбургеры, – смутилась я.

Он оценивающе окинул меня взглядом, будто решая, а не купить ли ему это пальто. Чем дольше он на меня смотрел, тем сильней у меня горели щеки.

– Хоть мне и нравится мысль о вознаграждении, но спасибо, не надо, – сказал он наконец.

– В каком смысле? – не понял Джереми.

Конрад пожал плечами.

– Мне гораздо удобней заниматься одному. Так что можете идти, ребята, дальше я сам.

Джереми с отвращением покачал головой.

– Как всегда. Скорее удавишься, чем попросишь помощи. Что ж, тебе не повезло, потому что мы остаемся.

– Вы что, ребята, знаете основы психологии? – съязвил Конрад, складывая руки на груди.

– Как-нибудь разберемся, – не растерялся Джереми. – Беллс, – подмигнул он мне, – давай сначала поедим? Мне нужно топливо.

Я как будто приз выиграла. Словно мне море по колено.

– По одному на брата, – предупредила я, засовывая руку в пакет. – Больше не дам.

Когда Конрад повернулся к нам спиной, разыскивая в шкафчике соус табаско, Джереми вытянул пятерню для еще одного хлопка. Я беззвучно прикоснулась к его ладони своей, и мы широко друг другу улыбнулись. Мы с Джереми – отличная команда, с давних пор.

Мы молча ели чизбургеры.

– Ну что, Конрад, как хочешь распределить задания? – спросила я, как только все доели.

– Поскольку я ничего такого вообще не хочу, решайте сами, – ответил он. На нижней губе у него остались следы горчицы.

– Ладно. – К этому я была готова. – Тогда ты будешь читать. Я – составлять карточки по психологии. А Джереми – выделять нужные места маркером.

– Джереми не умеет выделять нужное, – усмехнулся Конрад.

– Но-но-но! – возмутился Джереми. Но, повернувшись ко мне, сказал: – Он прав. Я не умею. У меня в результате все страницы будут раскрашены. Я лучше займусь карточками, а ты выделяй, Беллс.

Я вскрыла упаковку бумаги для записей и передала ее Джереми. Невероятно, но Конрад меня послушал. Вынул из стопки учебник по психологии и принялся читать.

Сидя за столом, сосредоточенно нахмурив лоб и уткнувшись в книгу, он вновь стал прежним Конрадом. Таким, которого заботят экзамены, отглаженные рубашки и пунктуальность. Парадокс в том, что Джереми никогда не отличался прилежанием. Он терпеть не может учиться, не видит смысла в оценках. Учеба всегда была коньком Конрада. С самого детства. Именно Конрад обзавелся набором юного химика и выдумывал для нас – своих ассистентов – всевозможные научные опыты. Помню, как он открыл для себя слово «абсурд», и вставлял его на каждом шагу.

– Какой абсурд! – говорил он.

Или «олух» – его любимое ругательство. – Он его тоже частенько употреблял. Как-то летом, когда ему исполнилось десять лет, он задумал прочитать всю «Британнику[3]». К следующему лету он добрался уже до буквы «Т».

И вдруг я поняла. Мне не хватало того Конрада. Все это время. Оно – это чувство – пряталось глубоко внутри, под наносным безразличием. Но было всегда. И пусть сейчас мне до Конрада рукой подать, мне не хватало его как никогда.

Я разглядывала его из-под опущенных ресниц и думала: «Вернись! Снова стань тем, кого я люблю и помню».

Глава 39

Когда завибрировал мой телефон, мы уже разделались с психологией, и Конрад, надев наушники, работал над сочинением по английскому. Тейлор. Уж не знаю, извиниться она хотела или потребовать немедленно вернуть ее шмотки. А может, по чуть-чуть и того, и другого. Я выключила телефон.

Из-за всей этой трагедии с домом я ни разу не задумалась о нашей ссоре. Я провела здесь всего пару дней, но, как всегда, успела забыть и о Тейлор, и обо всем, что осталось дома. Важным было только здесь и сейчас. Как всегда.

Слова Тейлор меня сильно задели. Может, она и права. Но я не уверена, смогу ли я простить, что она произнесла их вслух.

Смеркалось, Джереми наклонился ко мне и тихо сказал:

– Слушай, если хочешь, можешь поехать домой сегодня. На моей машине. Я бы завтра ее забрал, когда Конрад разделается с экзаменами. Замутили бы тогда что-нибудь.

– Никуда я не поеду. Я хочу завтра с вами.

– Ты уверена?

– Да, уверена. Ты не хочешь, чтобы я поехала с вами?

Я начала обижаться, что он ведет себя так, будто они с Конрадом отнимают у меня время, будто мы не одна семья.

– Ну, конечно, хочу.

Он замолчал, как бы собираясь еще что-то добавить. Но я ткнула в него маркером.

– Боишься схлопотать потом от Мары? – полушутя спросила я.

Мне все еще не верилось, что он не рассказал о своей девушке, или как ее там. Сама не до конца понимаю почему, но мне это было важно. Мы ведь лучшие друзья. Или, во всяком случае, ими были. Мне полагается знать, есть у него девушка или нет. И когда они «расстались»? На похороны она не приходила, во всяком случае, мне так показалось. Но Джереми ведь не водил ее за ручку, представляя собравшимся. А какая девушка не придет проводить в последний путь маму своего парня? Даже бывшая Конрада – и то пришла.

Джереми взглянул на брата и снова понизил голос:

– Я же говорил, мы с Марой уже не вместе.

Я ничего не ответила.

– Да ладно тебе, Белли. Не злись.

– Поверить не могу, что ты мне о ней не рассказал, – прошептала я, выделяя маркером целый абзац. На Джереми я не смотрела. – Не верится, что ты прятал ее от меня.

– Да не о чем было рассказывать, клянусь.

– Ха! – только и хмыкнула я. Но почувствовала себя лучше. Я мельком посмотрела на Джереми и встретила его обеспокоенный взгляд.

– Все нормально.

– Ну ладно. Мне, по большом счету, от этого ни жарко ни холодно. Просто я думала, что такой новостью ты бы со мной поделился.

Он вновь откинулся на спинку стула.

– У нас все не настолько серьезно было, можешь мне поверить. Ну девушка, и что? Совсем не то, что было у Конрада с…

Я вздрогнула, и он виновато умолк.

Совсем не то, что было у Конрада с Обри. Он ее любил. Когда-то он по ней с ума сходил. Ко мне он никогда так не относился. Никогда. Но я его любила. Любила дольше и искреннее, чем кого-либо в жизни, так, как, наверное, больше никого любить не смогу. О чем я, если честно, подумала почти с облегчением.

Глава 40

6 июля

Проснувшись на следующее утро, я в первую очередь выглянула в окно. Кто знает, сколько раз мне еще удастся полюбоваться этим видом? Мы взрослеем. Скоро я уеду в колледж. Но меня успокаивала мысль, что этот вид никуда не денется. Потому что никуда не денется дом.

Глядя в окно, не разберешь, где кончается небо и начинается океан. Я и забыла, как здесь порой бывает туманно по утрам. Я стояла у окна и пыталась наглядеться, чтобы этот вид получше запечатлелся в памяти.

А затем побежала к спальням Джереми и Конрада и заколотила в двери.

– Подъем! Пора выдвигаться! – закричала я, пробежав по коридору.

Спустилась вниз за стаканом сока и обнаружила, что Конрад сидит за кухонным столом, там же, где я его оставила около четырех утра, уходя спать. Уже одетый, он что-то записывал в блокноте.

Я попятилась из кухни, но он поднял голову.

– Классная пижамка, – отметил он.

Я вспыхнула. На мне все еще была дурацкая пижама Тейлор.

– Уезжаем через двадцать минут, – насупившись, проговорила я. – Собирайся.

– Я уже готов, – услышала я по дороге наверх.

Когда Конрад говорит, что готов, значит, так и есть. Он сдаст свои экзамены. И, скорее всего, с отличием. Конраду удается все, за что бы он ни брался.

Спустя час мы наконец собрались. Я запирала стеклянную дверь на заднем крыльце и услышала позади голос Конрада:

– Ну что, давай?

Я повернулась к нему, собираясь спросить: «Давай что?» – но тут откуда ни возьмись передо мной вырос Джереми.

– Ага. Как в старые добрые времена, – кивнул он.

Ой.

– Ни за что! – запротестовала я. – Вы с ума сошли!

Не успела я опомниться, как Джереми схватил меня за ноги, Конрад – за руки, и они качнули меня сначала в одну сторону, затем в другую. Джереми крикнул:

– Белл-тых!

И я полетела прямиком в бассейн. Погружаясь в воду, я подумала: «Ну хоть в чем-то они единодушны».

Вынырнув, заорала:

– Придурки!

Те лишь громче расхохотались.

А мне пришлось вернуться в дом, чтобы снять промокшую одежду, ту самую, в которой я сюда приехала. Я переоделась в сарафан Тейлор и сандалии на платформе. Вытирая волосы полотенцем для рук, я уже почти не сердилась. Даже слегка про себя улыбнулась. Ведь я, скорее всего, последний раз отметила купальный сезон традиционным «Белл-тыхом», а Стивен в нем не поучаствовал.

Джереми придумал ехать одной машиной, чтобы по дороге Конрад мог еще позаниматься. Тот даже не претендовал на переднее сиденье, сразу плюхнулся назад и принялся перебирать карточки.

Я вполне предсказуемо расплакалась, когда мы отъезжали от дома. Слава богу, я сидела впереди и в солнечных очках, иначе мальчишки бы меня задразнили. Но я обожаю этот дом и ненавижу с ним прощаться. Потому что это не просто дом. Это каждое лето моей жизни, каждая лодочная прогулка, каждый закат у океана. Это Сюзанна.

Довольно долго мы ехали, почти не разговаривая, но по радио вдруг заиграла песня Бритни Спирс, и я включила погромче. Конрад, само собой, терпеть ее не мог, но мне было все равно. Я начала подпевать, Джереми тоже присоединился.

– О, детка, детка, зря ты ушел от меня[4], – пела я, пританцовывая и наклоняясь к приборной доске.

– Покажи мне, чего хочешь, – завывал в ответ Джереми, дергая плечами вверх и вниз.

Следующей заиграла песня Джастина Тимберлейка, и Джереми она отлично удалась. Легко и непринужденно. Впрочем, Джереми всегда такой. Мне бы тоже так хотелось.

– Скажи, детка, откуда такие ладные личико и фигурка[5], – чеканил Джереми.

Я положила руку на сердце и притворно млела от восторга, как настоящая фанатка.

– Быстро или нет, как тебе захочется.

Припев я выводила вместе с ним:

– Это любовь не на лето…

Конрад проворчал с заднего сиденья:

– Ребят, вы не могли бы, пожалуйста, сделать музыку потише? Я тут заниматься пытаюсь, если вы забыли.

– Ой, прости. Она тебе мешает? – спросила я, оборачиваясь.

Он, сощурившись, сверлил меня взглядом.

Не говоря ни слова, Джереми убавил громкость. Спустя еще около часа он спросил:

– Тебе надо в туалет или еще что-нибудь? Я остановлюсь на следующей развилке заправиться.

Я покачала головой.

– Неа. Пить только хочется.

Мы припарковались на заправке, и, пока Джереми заливал бак, а Конрад дремал на заднем сиденье, я сбегала в магазинчик. Купила нам с Джереми «фруктовый снег», наполовину из колы, наполовину вишневый, смесь, которую за многие годы я довела до совершенства.

Вернувшись к машине, я села на свое место и передала Джереми его стакан. Он просиял:

– Ого, спасибо, Беллс. С каким у меня вкусом?

– Пей и узнаешь.

Он отхлебнул побольше и довольно кивнул.

– Пополам кола и вишня, твой фирменный напиток. Класс.

– Эй, а помнишь, когда… – начала я.

– Ага, – тут же откликнулся он. – Отец до сих пор не любит, ктогда кто-то берет его блендер.

Я закинула ноги на приборную панель и откинулась на спинку кресла, посасывая «снег». Подумала: «Счастье – это фруктовый снег с ярко-розовой соломинкой».

Сзади донесся раздраженный голос Конрада:

– А мой где?

– Я думала, ты еще спишь, – спохватилась я. – А фруктовый снег надо пить сразу, иначе он растает, так что… я решила тебе не покупать.

Конрад сердито на меня уставился.

– Ну так дай хоть из твоего стакана попить.

– Но ты ж его терпеть не можешь.

Это правда. Конрад не любит сладкие напитки. И никогда не любил.

– Плевать. Жажда замучила.

Я дала ему свой стакан и повернулась, чтобы посмотреть, как он будет пить. Ожидала, что он начнет кривляться и корчиться, но он сделал несколько глотков и вернул стакан мне. А затем выдал:

– Я думал, твой фирменный напиток – какао.

Я опешила. Что он только что сказал? Он это помнит? Судя по тому, как он смотрел на меня, выгнув одну бровь, действительно помнит. В этот раз отвернулась я.

Потому что я тоже помню. Помню все.

Глава 41

Конрад ушел сдавать экзамены, а мы с Джереми купили сэндвичи из зернового хлеба с индейкой и авокадо и съели их на лужайке. Я доела первой – уж очень проголодалась.

Закончив свой сэндвич, Джереми смял обертку в тугой шарик и бросил его в урну. Затем снова опустился рядом на траву.

– Почему ты не приезжала ко мне после того, как мама умерла? – спросил он вдруг.

– Я п-п-приезжала, – залепетала я. – На похороны.

Джереми, не мигая, смотрел мне в глаза.

– Я не об этом.

– Я… думала, тебе пока не хочется меня там видеть.

– Нет, это тебе не хотелось туда приезжать. Я очень хотел тебя увидеть.

Он прав. Я не хотела туда приезжать. Не хотела и близко к ее дому подходить. Любые напоминания о ней отдавались в груди болью, нестерпимой болью. Но от мысли, что Джереми ждал моего звонка, что ему было необходимо с кем-то поговорить, сердце буквально защемило.

– Ты прав, – признала я. – Надо было приехать.

Джереми поддерживал Конрада, Сюзанну. Меня. А кто поддерживал его? Никто. Я хотела, чтобы он понял, что теперь я рядом.

Он поднял голову и посмотрел в небо.

– Знаешь, как мне трудно? Потому что я хочу о ней говорить. Но Конрад не хочет, а с отцом я говорить не могу, и тебя тоже рядом не было. Мы все ее любим, но никто не в силах о ней вспоминать.

– А что бы ты сказал?

Он задумчиво запрокинул голову.

– Что я по ней скучаю. Очень-очень. Ее всего два месяца нет, а кажется, гораздо дольше. А еще, как будто это совсем недавно случилось, только вчера.

Я кивнула. Именно так казалось и мне.

– Думаешь, она была бы рада?

Он имел в виду Конрада и то, как мы ему помогали.

– Думаю, да.

– Я тоже. – Он нерешительно помолчал. – И что теперь?

– В каком смысле?

– В смысле, ты еще приедешь этим летом?

– Ну конечно. Приеду вместе с мамой.

Он кивнул.

– Хорошо. Потому что, знаешь, отец неправ. Это и твой дом. И Лор, и Стива. Он наш общий.

Меня вдруг охватило странное желание – даже потребность – протянуть руку и прикоснуться к его щеке тыльной стороной ладони. Чтобы он понял, чтобы почувствовал, как много значат для меня его слова. Потому что мои чувства порой никакие слова не способны передать. Я это понимала, но все равно должна была попытаться.

– Спасибо. Это… очень приятно слышать, – сказала я.

Он пожал плечами.

– Это правда.

Конрада мы увидели издалека, он быстрыми шагами приближался к нам. Мы в ожидании встали.

– По-твоему, новости хорошие? – спросил Джереми. – По-моему, хорошие.

По-моему, тоже.

Конрад подошел к нам.

– Я их порвал! – воскликнул он, поблескивая глазами. В первый раз после смерти Сюзанны я увидела на его лице улыбку, настоящую улыбку – радостную и беззаботную. Они с Джереми хлопнули друг друга по ладони, и от их хлопка даже воздух зазвенел. А потом Конрад улыбнулся мне и так быстро закружил, что я чуть не споткнулась.

– Видишь? – смеялась я. – Вот видишь? Я же говорила!

Конрад подхватил меня и так же, как той ночью, перекинул через плечо, словно я пушинка. Пока я смеялась, он побежал, виляя из стороны в сторону, как игрок на футбольном поле.

– Поставь меня! – взвизгнула я, пытаясь одернуть подол платья.

Он послушался. Аккуратно поставил на землю.

– Спасибо, – сказал, не убирая руку с моей талии. – Что приехала.

Не успела я отмахнуться, мол, не за что, как подошел Джереми, напоминая:

– У тебя еще один экзамен, Кон.

Его голос прозвучал напряженно, и я, смутившись, расправила платье.

Конрад взглянул на часы.

– Точно! Пора идти на психологию. Я быстро. Встретимся через час или около того.

Я смотрела ему вслед, и в мыслях у меня проносился миллион вопросов. Голова кружилась, и не только оттого, что меня покрутили в воздухе.

– Пойду поищу туалет, – неожиданно бросил Джереми. – Встретимся у машины.

Он вытащил ключи из кармана и кинул их мне.

– Тебя подождать? – обратилась я к его удаляющейся спине.

Он не обернулся.

– Не надо. Иди.

Сразу к машине я не пошла, сначала заглянула в магазинчик для студентов. Купила лимонад и толстовку с надписью «БРАУН». И сразу ее надела, хотя было не холодно.

Мы с Джереми сидели в машине и слушали радио. Приближались сумерки. Окна были опущены, и я слышала, как где-то щебечет птица. Скоро у Конрада закончится последний экзамен.

– Классная толстовка, кстати, – заметил Джереми.

– Спасибо. Я давно такую хотела.

– Я помню, – кивнул он.

Я прикоснулась к подвеске, намотала цепочку на мизинец.

– Интересно… – начала я и не договорила, ожидая, что Джереми подхватит мою мысль, спросит, что меня заинтересовало. Но нет. Он ничего не спросил.

Он молчал.

Вздохнув, я выглянула в окно и все же спросила:

– Он когда-нибудь меня вспоминает? В смысле, он что-нибудь про меня говорил?

– Не надо! – оборвал меня Джереми.

– Чего не надо?

Я обескураженно повернулась к нему.

– Не надо меня об этом спрашивать. Не спрашивай меня о нем!

Джереми говорил резким полушепотом, каким никогда прежде со мной – и, насколько я помню, вообще ни с кем – не разговаривал. На скулах его ходуном ходили желваки.

Я отшатнулась и вжалась в сиденье. Он словно влепил мне затрещину.

– Да что с тобой?

Он открыл рот – может, хотел извиниться, а может, и нет – но передумал, наклонился ко мне и потянул к себе – будто магнитом. А затем поцеловал, крепко, царапая щетинистой кожей мои щеки. «Наверное, не успел утром побриться», – промелькнуло у меня в голове, и… Я целовала его в ответ, закрыв глаза и запустив пальцы в мягкие светлые волосы. Он целовал меня так, словно тонет, и я – его воздух. Страстно и отчаянно – ничего подобного со мной еще не случалось.

Вот что имеют в виду, когда говорят: «Земля остановилась». Словно мир за окнами машины, за границей этого мгновения, не существует. Есть только мы.

Когда он отстранился, я заметила, как расширились его зрачки и затуманился взгляд. Он моргнул и откашлялся.

– Белли, – произнес он растерянным голосом. И больше ничего, только мое имя.

– Ты еще…

Надеешься? Думаешь обо мне? Хочешь меня?

– Да, – хрипло отозвался он. – Да, я еще.

И мы вновь целовались.

Он, очевидно, издал какой-то звук, потому что мы оба одновременно подняли головы.

И отпрянули друг от друга. Снаружи – у самой машины – застыл Конрад и смотрел прямо на нас. Лицо у него побелело.

– Нет, не останавливайтесь, – выдавил он. – Я вам помешал.

Он резко развернулся и пошел прочь. Мы с Джереми в молчаливом ужасе уставились друг на друга. Через мгновение я рывком распахнула дверцу и выскочила из машины. Ни разу не оглянувшись.

Я побежала за Конрадом, зовя его по имени, но он не обернулся. Схватила его за руку, и только тогда он наконец посмотрел на меня, но в глазах у него плескалось столько ненависти, что я невольно поморщилась. Но разве я, в каком-то смысле, не к этому стремилась? Разбить ему сердце так же, как он разбил мое? Или, может, всколыхнуть в нем хоть какие-то чувства ко мне кроме жалости и безразличия. Заставить его почувствовать хоть что-нибудь, что угодно.

– Значит, теперь тебе нравится Джереми?

Он намеревался вложить в голос иронию, издевку – и ему это удалось, – но получилось еще и с обидой. Будто ему не все равно, что я отвечу.

Меня это обрадовало. И огорчило.

– Я не знаю. Если и нравится, тебе-то что?

Он пристально посмотрел на меня, затем наклонился и прикоснулся к подвеске у меня на шее. Той, которую я весь день прятала под одеждой.

– Если тебе нравится Джереми, зачем ты носишь мою подвеску?

Я облизала губы.

– Я на нее наткнулась, когда мы собирали твои вещи в общежитии. Она ничего не значит.

– Ты прекрасно знаешь, что она значит.

– Не знаю, – замотала я головой. Но я, разумеется, знаю. Я прекрасно помню, как он объяснял мне понятие бесконечности. Как нечто безмерное, один миг, непрерывно перетекающий в следующий. Эту подвеску для меня купил он. Ему ли не знать, что это означает.

– Отдай мне ее.

Конрад вытянул ладонь, и я увидела, что она дрожит.

– Нет.

– Она не твоя. Я тебе ее никогда не дарил. Ты сама ее взяла.

И я наконец поняла. Наконец осознала. Важно не внимание. Важен сам поступок, важно быть рядом. Одного намерения недостаточно. Во всяком случае, для меня. Больше недостаточно. Мне мало знать, что где-то в глубине души он меня любит. Надо произнести эти слова, показать, что человек тебе небезразличен. А он этого не сделал. Сделал недостаточно.

Я видела: он ждал, что я начну спорить, возражать, упрашивать. Ничего подобного. С замочком на шее я возилась, наверное, целую вечность. Неудивительно, ведь мои руки тоже дрожали. Но я все же справилась с цепочкой и положила на его ладонь.

На краткий миг по его лицу пробежала тень удивления, а затем оно, как всегда, приобрело отстраненное выражение. Может, мне показалось. Что ему не все равно.

Конрад сунул цепочку в карман.

– Тогда уходи.

Я не пошевелилась.

– Иди! – повторил он резко.

Я стояла деревом, приросшим к земле. Мои ступни примерзли к месту.

– Иди к Джереми. Это он хочет быть с тобой, – продолжал Конрад. – А я не хочу. И никогда не хотел.

Я, спотыкаясь, наконец бросилась прочь.

Глава 42

К машине я вернулась не сразу. Ведь мне предстояло немыслимое. Как смотреть в лицо Джереми после того, что случилось? После наших поцелуев, после того, как я побежала за Конрадом? Мысли так и крутились в голове, разрывая меня в клочья. Я то прикасалась к губам. То дотрагивалась до ключицы, где недавно висела подвеска. Я бродила по территории колледжа, но спустя некоторое время вернулась к машине. А что мне оставалось? Уехать, никому не сказав, я не могла. Да и домой ехать мне было больше не на чем.

Конрад, похоже, пришел к тому же выводу, потому что, подойдя к машине, я через открытое окно увидела его на заднем сиденье. Джереми сидел на капоте.

– Привет, – окликнул он меня.

– Привет.

Я помолчала, не зная, что делать дальше. Впервые наша телепатическая связь мне не помогла, потому что я понятия не имела, о чем он думает. Лицо его ничего не отражало.

Он соскользнул с машины.

– Готова ехать домой?

Я кивнула, и он бросил мне ключи.

– Ты за рулем.

В машине Конрад меня совсем не замечал. Я для него больше не существовала, и, что бы я там ни говорила, мне от этого хотелось умереть. Не стоило мне приезжать. Теперь все друг с другом не разговаривали. Я лишилась их обоих.

Что бы сказала Сюзанна, увидев, до чего мы докатились? Она бы так во мне разочаровалась. Я никому и ничему не помогла. Только еще сильнее все испортила.

Как раз, когда мы решили, что дела идут на лад, все полетело в тартарары.

К тому времени, как начался дождь, я проехала, кажется, через всю страну. Он начался с увесистых шлепающих по ветровому стеклу капель, но быстро превратился в сплошную непроглядную пелену.

– Ты что-нибудь видишь? – спросил Джереми.

– Да, – солгала я. Я едва различала, что творится в полуметре передо мной. Дворники бешено метались перед глазами.

Поток автомобилей, и до того еле ползущих по дороге, практически остановился. Где-то впереди мигали полицейские маячки.

– Должно быть, авария, – предположил Джереми.

Через час с небольшим пошел град.

Я взглянула на Конрада в зеркало заднего вида, но его лицо оставалось бесстрастным. Конрада с нами словно и не было.

– Может, стоит где-то остановиться?

– Да. Съезжай на следующем повороте, поищем заправку, – согласился Джереми, взглянув на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого.

На стоянке мы сидели целую вечность. Дождь все не утихал. У меня заурчало в животе. Дождь громко стучал по крыше, но мы сидели так тихо, что они оба наверняка услышали это урчание. Чтобы хоть как-то его заглушить, я прокашлялась.

Джереми выскочил из машины и скрылся в магазинчике при заправке. Когда он прибежал обратно, с его прилипших к голове волос стекала вода. Не глядя в мою сторону, он кинул мне упаковку крекеров с ореховым маслом и сыром.

– В нескольких километрах отсюда есть мотель, – сообщил он, вытирая лоб рукой.

– Давайте просто переждем, – впервые с начала поездки подал голос Конрад.

– Чувак, шоссе, считай, перекрыто. Какой смысл? По мне, так лучше пару-тройку часов поспать и выехать утром.

Конрад не ответил.

Я тоже ничего не сказала, потому что рот у меня был занят крекерами. Ярко-оранжевые, солоноватые и хрустящие – один за другим я запихивала их в рот. Даже мальчишкам не предложила.

– Белли, а ты как считаешь? – очень вежливо осведомился Джереми, словно я его кузина, приехавшая погостить из деревни. Словно его губы не касались моих всего пару часов назад.

Я проглотила последний крекер.

– Мне все равно. Делайте, что хотите.

До мотеля мы добрались только к полуночи.

Я пошла в ванную, чтобы позвонить маме. Рассказала, что произошло, и она сразу же выпалила:

– Я за тобой приеду.

«Да, пожалуйста, приезжай немедленно!» – кричали мои душа и тело, но у мамы был такой усталый голос, к тому же она и так сделала очень много. Поэтому я сказала лишь:

– Не надо, мам, не стоит.

– Ничего страшного, Белли. Отсюда недалеко.

– Нет, правда, мам. Мы поедем с утра пораньше.

Она зевнула.

– Этот мотель в безопасном районе?

– Да.

Хотя я понятия не имела, где именно мы находимся, не говоря уже о том, насколько здесь безопасно. Но район казался вполне спокойным.

– Тогда ложитесь спать и выезжайте, как только проснетесь. Позвони мне, когда будете в пути.

Положив трубку, я оперлась на стену и минутку постояла. Ну вот, приехали.

Я переоделась в пижаму Тейлор и поверх натянула новую толстовку. Не торопясь почистила зубы, вынула контактные линзы. Плевать, если мальчишки ждут, когда освободится ванная. Мне хотелось побыть одной, подальше от них.

Когда я вернулась в комнату, Джереми и Конрад лежали на полу по разные стороны кровати. У каждого было по подушке и одеялу.

– Ребят, ложитесь на кровать, – вяло предложила я. – Вас двое. А я на полу посплю.

Конрад усиленно меня не замечал, но Джереми ответил:

– Не-е, ложись ты. Ты же девушка.

При других обстоятельствах я бы возмутилась просто из принципа – какое отношение мой пол имеет к тому, на кровати мне спать или на ковре? Я девушка, а не инвалид. Но я не возмущалась. Я слишком устала. И очень хотела спать на кровати.

Я заползла под одеяло и улеглась. Джереми завел будильник на своем телефоне и выключил свет. Никто не пожелал остальным спокойной ночи и не предложил посмотреть телевизор.

Я попыталась уснуть, но никак не получалось. Попыталась вспомнить, когда в последний раз мы все спали в одном помещении. Поначалу тоже не получалось, но потом вспомнила.

Мы разбили палатку на пляже, и я все просилась и просилась ночевать с мальчишками, и мама наконец заставила их пустить меня в палатку. Я, и Стивен, и Джереми, и Конрад. Мы полночи играли в «Уно», и Стивен хлопнул меня по ладони, когда я выиграла два раза подряд. Мне вдруг до слез захотелось, чтобы старший брат оказался рядом. Потому что отчасти я знала: будь Стивен с нами, все закончилось бы не так ужасно. А может, ничего этого вообще бы не случилось, потому что я бы по-прежнему гонялась за мальчишками, а не стояла между ними.

А теперь все изменилось, и мы уже не сможем повернуть события вспять.

Я лежала в кровати, предаваясь этим невеселым мыслям, и вдруг со стороны Джереми раздался храп. Меня это жутко возмутило. Он всегда засыпал легко, стоило ему положить голову на подушку. Его, похоже, бессонница из-за случившегося не мучила. Получается, и меня не должна. Я повернулась на бок, спиной к Джереми.

И услышала тихий шепот Конрада:

– Сегодня, когда я сказал, что никогда не хотел с тобой быть… Я соврал.

У меня перехватило горло. Я не знала, что сказать, или даже, нужно ли что-то говорить. Знала только, что именно этого я и ждала. Этого самого мгновения. Именно этого.

Я открыла рот, но он вновь повторил:

– Я соврал.

Я затаила дыхание: что еще он скажет?

Но он сказал только:

– Спокойной ночи, Белли.

После этого я, разумеется, заснуть не смогла. Голову переполняли мысли. Если он соврал, то чего же он хочет на самом деле? Чтобы мы были вместе? Я и он? Я ждала этого всю свою жизнь, но перед глазами вставало лицо Джереми, каким оно было в машине, – открытое и полное надежды и желания. Тогда и меня переполняло желание, какого я никогда еще не испытывала. Неужели оно всегда таилось внутри? Хотя после этого вечера я сомневалась, что все еще ему нужна. Может, уже слишком поздно.

И опять же – Конрад. «Я соврал». Я закрыла глаза и вновь и вновь прокручивала его слова в голове. Звук его голоса в темноте – он встревожил меня и вместе с тем взбудоражил.

Поэтому я лежала чуть дыша, обдумывая каждое слово. Мальчишки уже спали, а у меня каждая клеточка пробудилась и ожила. Я очутилась в восхитительном сне и боялась уснуть по-настоящему, потому что, когда я проснусь, этот сон развеется.

Глава 43

7 июля

Я встала раньше, чем у Джереми прозвенел будильник. Приняла душ, почистила зубы, надела вчерашнюю одежду.

Когда я вышла из ванной, Джереми говорил по телефону, а Конрад складывал свое одеяло. Я замерла, ожидая, что он на меня посмотрит. Пусть только взглянет, улыбнется, что-нибудь скажет, и я пойму, что делать.

Но Конрад не поднимал глаз. Он убрал одеяла в шкаф, надел кроссовки. Расшнуровал, затянул шнурки потуже. Я все ждала, но он отказывался на меня смотреть.

– Привет, – сказала тогда я.

Он наконец поднял голову.

– Привет, – сказал. – За мной друг заедет.

– Почему? – не поняла я.

– Так проще. Он отвезет меня в Казенс за машиной, а Джер подбросит тебя домой.

– А-а, – проронила я. Я так удивилась, что даже не сразу ощутила разочарование и полнейшее недоумение.

Мы замерли, не сводя друг с друга глаз и ничего не говоря. Но этим молчанием было все сказано. В его глазах я не разглядела ни намека на то, что еще совсем недавно между нами произошло, и внутри у меня что-то сломалось.

Вот и все. Мы, наконец, расстались окончательно.

Я смотрела на него и мне было очень грустно, потому что я думала: «Я больше никогда не взгляну на тебя как прежде. И больше не буду той девочкой, которая вновь и вновь бежит к тебе, сколько ни отталкивай, которая любит тебя не взирая ни на что».

Я даже не могла на него сердиться, потому что в этом весь он. Он всегда таким был. И никогда этого не скрывал. Он дарил, а потом отнимал. И теперь я чувствовала эту знакомую боль под ложечкой – растерянность и тоску, в которые мог повергнуть меня только он. Я больше не хотела испытывать это ощущение. Никогда.

Может, поэтому я и приехала, чтобы окончательно понять. Чтобы попрощаться.

Я смотрела на него и думала: «Будь я очень храброй или откровенной, я бы ему сказала». Сказала бы, чтобы он знал и чтобы знала я и уже не могла взять своих слов обратно. Но я не такая храбрая и откровенная, так что я лишь смотрела на него. Но, думаю, он все равно понял.

«Я тебя отпускаю. Я прогоняю тебя из своего сердца. Потому что если не сделаю этого сейчас, то уже не сделаю никогда».

Я первая отвела взгляд.

Джереми договорил по телефону и обратился к Конраду:

– Дэн за тобой уже выехал?

– Да. Я останусь здесь и подожду его.

Тогда Джереми посмотрел на меня.

– Ну а ты что будешь делать?

– Я поеду с тобой, – ответила я. Подняла свою сумку и сандалии Тейлор.

Он встал и снял сумку с моего плеча.

– Тогда пошли. – И Конраду: – Увидимся дома.

Я на секунду задумалась, какой дом он имеет в виду: летний дом или их дом в Бостоне. Но это, наверное, неважно.

– Пока, Конрад, – попрощалась я. И вышла за дверь, неся сандалии в руках. Я не оглянулась. И только тогда ощутила тепло в груди, удовольствие от осознания, что ухожу первой.

– Может, наденешь обувь? – заметил Джереми, когда мы вышли на стоянку. – А то порежешь ноги обо что-нибудь.

Я пожала плечами.

– Это босоножки Тейлор, – ответила я, словно это что-то объясняло. Добавила: – Они мне малы.

– Хочешь за руль? – спросил он.

– Нет, наверное, – подумав, сказала я. – Садись ты.

– Но ты же любишь ездить на моей машине, – удивился он, подходя и открывая дверь для меня.

– Ну да. Но сегодня меня тянет побыть пассажиром.

– Хочешь где-нибудь сначала позавтракать?

– Нет. Я просто хочу домой.

Скоро мы уже мчались по дороге. Я до упора опустила окно. Высунула голову наружу, так что волосы разметались во все стороны, просто так. Стивен как-то сказал мне: когда девушка высовывает голову на ходу, в волосах запутываются насекомые и всякий мусор. Плевать. Мне понравилось. Я ощутила себя свободной.

Джереми глянул в мою сторону.

– Ты мне напоминаешь Буги, нашего старого пса. Он обожал вывешивать голову из окна.

Голос его по-прежнему звучал вежливо. Отстраненно.

– Ты ничего не сказал. О вчерашнем.

Я мельком взглянула на него. Сердце стучало у меня в ушах.

– А что тут скажешь?

– Не знаю. Много чего.

– Белли… – начал он. Не договорил, медленно выдохнул, качая головой.

– Что? Что ты собирался сказать?

– Ничего.

Тогда я протянула ладонь, взяла его за руку и переплела наши пальцы. И почувствовала, что впервые за долгое время поступаю правильно.

Я боялась, что он отпустит, но нет. Так мы держались за руки всю оставшуюся дорогу домой.

Несколько лет спустя

Когда я думала о вечности, то всегда представляла себя с одним и тем же человеком. В моих мечтах будущее было предрешено. Неизбежно.

Таким я его не представляла. Что я в белом платье бегу под проливным дождем к машине. А он – впереди, спешит открыть мне пассажирскую дверь.

– Ты уверена? – спрашивает он.

– Нет, – ныряя внутрь, отвечаю я.

Будущее мне неведомо. Но оно принадлежит мне.

Благодарности

Искренне благодарю Эмили Ван Бик, Холли МакГи и Элину Меклин в «Pippin Properties», а также Эмили Михан и Джулию МакГуайр в S&S. Большое спасибо моим первым читателям – Кэролин, Лизе, Эмми, Джули и Шиван. Мне очень повезло познакомиться с вами.

Об авторе

Дженни Хан окончила Новую школу, получив степень магистра в области детской литературы. Среди ее предыдущих книг – «Этим летом я стала красивой». Писательница живет в Бруклине, штат Нью-Йорк. Ее сайт – dearjennyhan.com.

Сноски

1

Costco Wholesale Corporation – крупнейшая в мире сеть складов самообслуживания клубного типа.

(обратно)

2

«Message in a Bottle», песня из альбома «Reggatta de Blanc» 1979 года.

(обратно)

3

Энциклопедия Британника – старейшая англоязычная универсальная энциклопедия. Последнее печатное издание состоит из 32 томов.

(обратно)

4

Здесь и далее строчки из песни Бритни Спирс «Baby One More Time».

(обратно)

5

Здесь и далее строчки из песни Джастина Тимберлейка «Summer love».

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Несколько лет спустя

Благодарности

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg