«Свадебное платье мисс Холмс»

Свадебное платье мисс Холмс (fb2) - Свадебное платье мисс Холмс 1141K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталия Миронина

Наталия Миронина Свадебное платье мисс Холмс

© Миронина Н., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Пролог

Я сидела в первом ряду и пыталась вспомнить, сколько метров этот самый чертов «язык», этот узкий помост, по которому наматывают километры манекенщицы. Я пыталась вычислить, сколько раз прошли по нему наши модели, высокие худые девушки в этих своих клетчатых юбках и брюках, прежде чем попали сюда, в старинный парижский дворец. Я знала, что все равно собьюсь со счета, все равно не припомню, все равно это прошлое сольется у меня в один длинный промежуток времени, за который мы пережили столько хорошего и плохого. Я понимала, что эта неожиданная сиюминутная страсть к цифрам и точности просто способ отвлечься, не дать себе пустить слезу от умиления и восторга. Сентиментальность, совсем мне несвойственная, накрыла меня именно сейчас, когда сестра вышла в окружении моделей, чтобы принять свою часть успеха. Она ее заслужила, отработала, отжила. Я отлично понимала, что сестра сейчас не видит зал, не видит людей, вставших поприветствовать ее. Скорее всего она видит нас тех, давних, совсем еще юных, преодолевавших преграды и поставивших на карту все, что у нас было. Скорее всего она вспоминала то прошлое, которое воспитало нас, сделало сильными и привело к успеху.

Глава 1 Маленькое синее платье

Вообще-то ничего удивительного в нашем выборе не было. Недаром говорят, что жизнь сама продиктует все – только успевай записывать за ней. Лида в определенном смысле была невезучая – она была моей младшей сестрой и донашивала всю одежку, из которой я вырастала. Обновки покупать нам обеим семье было не по карману. Впрочем, нашей семье порой и молоко не по карману было купить. Фраза: «Девчонки, макароны разогреете, банку с огурцами откроете!» – звучала часто. Наш маленький городок, расположенный чуть в стороне от трассы Москва – Питер, был обречен на макароны с солеными огурцами. Производство химической добавки к моющим средствам было прекращено, заводик умер, население города разбежалось в прямом смысле слова. Остались малые, старые да пьяные. Наши родители относились к категории старых и пьяных. Их знал весь город – хмельные драки, беготня по улице друг за другом с угрозами, вечные долги – все это была семья Боярцевых. Но, вспоминая прошлое, я даже и помыслить не могла о претензиях к ним, нашим несчастным родителям. Они оказались слабыми, а жизнь в наших местах ужасала своей серостью, грязью и никчемностью. И это было еще более заметно, поскольку совсем рядом находились два города, достаточно богатых и с большими возможностями. Путешествуя на автомобиле из одного города в другой, путник брезгливо удивлялся не пустым или заколоченным магазинам, а грязным заборам, облупившимся фасадам и раздолбанным дорогам. Впрочем, этому удивлялись и мы, жители этих городов, но привести все это в порядок было выше наших сил. Казалось, жизнь уже здесь никогда не восстановится, а потому и нечего время терять. Гораздо выгоднее сбежать. Одна я уехать не могла. Сестра Лида была моим ребенком, поскольку у родителей, считай, нас уже не было. Они существовали в своем мире, который был населен либо прекраснодушными людьми, либо исчадиями ада и врагами. Все зависело от того, сколько родители выпили за день.

– А как мы будем жить? Там, в Москве? – Сестра волновалась и бесконечно перешивала старые тряпки. Ходить было не в чем в буквальном смысле слова.

– Главное – уехать! Все остальное – приложится. Будем вместе. Ты поступишь в училище. Научишься профессионально шить. Я пойду работать.

– А учиться?

– Некогда. Учиться будешь ты.

– Но чтобы устроиться на работу, надо что-то уметь. Что ты умеешь?

– Многое. Мыть посуду, убирать, готовить, сажать капусту, солить огурцы, читать с выражением…

Я пыталась шутить, но сестра была права. Получать хоть какие-нибудь приличные деньги можно было за квалифицированный труд. Я же действительно ничего особенного делать не умела. И к тому же в отличие от моей сестры мое хобби никак не могло принести мне доход. Я любила читать и читала абсолютно все, что попадалось под руку. Книги – единственное, что осталось у нас в доме с благополучных времен. И как ни странно, мать с отцом не пытались их продавать. Иногда, впрочем, я замечала прорехи на полках, но догадывалась, что это не родители взяли книги, а кто-то из их знакомых. Естественно, книги тащили, чтобы продать, а не для того, чтобы читать.

– И куда ты с таким умением – просто читать? И с одиннадцатью классами? – не отставала Лида от меня. И в этих вопросах я слышала беспокойство не только за меня, но и за наше общее будущее.

– Куда угодно. – Я прекращала разговор, но ночью мучилась от вопросов. Заколдованный круг бедности и отсутствие возможностей доводили меня до исступления. Надо было хотя бы выучить сестру. Я отвечала за нее. Обеим нам учиться было невозможно. И нужны были деньги – а их без нормальной работы не получишь. На отъезд в Москву тоже нужны были деньги, как и на то, чтобы снять там квартиру. А скопить их почти не получалось. Повторяя классическую фразу: «В Москву, в Москву!», я засыпала лишь под утро, стараясь не прислушиваться к шуму на кухне, где обычно выпивали родители.

Вспоминая сейчас те дни, я удивляюсь лишь тому, что перемены меня пугали гораздо меньше, чем их отсутствие. А еще я почему-то была уверена в себе, в своих силах, несмотря на то, что не имела каких-то серьезных навыков или талантов. Одним словом, мне казалось, что Москва обязательно полюбит несчастных сестер – почти сирот.

Уехали мы гораздо раньше, чем планировали. Это был июнь, канун выпускного вечера у Лиды в школе. Школа была маленькая, всего один класс, но вечер устраивали пышный – с большим ужином, танцами, поздравлениями.

– Представляю, в чем все придут! – Лида о своем выпускном платье начала волноваться за три месяца.

– В чем?

– Ну, узкая юбка, декольте, ажурные колготки. Бордель, одним словом.

– А ты в чем пойдешь?

– Я в платье. В красивом и строгом. Но дорогом.

Я тогда промолчала, подумав, что хоть мать и пообещала Лиде помочь с деньгами перед выпускным, но сестра была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что верить родительскому слову нельзя, и прилив материнских чувств мог означать только одно – изрядное количество выпитой водки.

– Ты не поняла, – Лида заметила сомнение на моем лице, – я сошью себе платье. Такое, какого ни у кого здесь нет и не будет.

– Из чего шить будешь? Надо съездить ткань купить.

– Нет, я переделаю школьный сарафан. Там тонкая хорошая шерсть. Носила я аккуратно…

– Но это же будет заметно.

– Нет, не будет, вот увидишь. – Сестра уже что-то рисовала на бумаге.

Я всегда завидовала тем, кто из лоскутов и клубков ниток умеет сделать одежду. Кажется, что все эти линии, точки, пересечения, углы и окружности никогда не будут иметь никакого отношения к твоей фигуре. Ан, нет! Ножницы, мелок, прохладный портняжный метр, стук машинки – и вот уже Лида колдовала самозабвенно, она не видела ничего, и эта погруженность, эта увлеченность меня радовала – сестра убегала от нашей запущенной жизни, она сама себе придумывала и творила красоту.

Каждый вечер мы закрывались в своей комнате. Я устраивалась с книгой, Лида за швейной машинкой, и так, перебрасываясь изредка словами, мы готовились к выпускному и… к отъезду. В эти вечера мы не боялись мечтать и фантазировать. Я доставала карту Москвы и, водя пальцем по линиям улиц, говорила Лиде:

– В центре снять квартиру дорого. Я узнавала. Мне, конечно, здесь нравится, – я указывала на какой-нибудь район, – но, далековато. Все равно, придется жить на окраине. Но зато воздух, зелень. Надо только выбрать нужную станцию метро – чтобы тебе удобно было ездить в училище.

– Ты, Настя, странная! – Сестра делала наметку маленькими стежками. – Ты думаешь, так легко поступить?!

– Ты поступишь. Ты не имеешь права не поступить. И тебя не имеют права не принять. У тебя почти отличный аттестат. Ты прекрасно шьешь.

Так проходили дни. И вот наконец наступил канун выпускного вечера. Лида действительно сшила чудо. В этом классическом, почти строгом, недлинном и узком темно-синем платье с отделкой из синего гипюра она смотрелась и нарядно, и элегантно. И не было ничего пошлого, не было вычурного, не было ничего, что бы делало ее старше. Это синее платье, как нельзя лучше подходило к ее синим глазам, светлым волосам и бледной коже. В нем Лида выглядела утонченной и изящной.

– Здорово, Лидка! Ты точно поступишь, даже не сомневайся!

– Поступлю и буду подрабатывать. Я ведь могу дома одежду ремонтировать. На подъезде повесим объявление. Как ты думаешь?

Я ничего не думала. Я чувствовала, что надо как можно быстрее уезжать.

«Выпускной, потом надо будет съездить на экзамены вступительные, потом я «закрою» на зиму ягод и овощей, с собой в Москву возьмем, все легче будет, а потом, осенью, как раз к началу учебного года, – уедем. Навсегда!» – думала я, прекрасно понимая, что это «навсегда» не настоящее. Здесь оставались родители, жизнь которых сосредоточилась на грязной кухне среди бутылок и банок с самогоном. Я понимала, что забыть город, где выросли, дом, родителей мы не сможем, не имеем права. Хотя, глядя на худую бледную сестру, иногда сомневалась в правомерности этого чувства ответственности. Мы не могли их бросить, не могли оставить без помощи. Впрочем, думаю, наш отъезд они бы и не заметили или восприняли бы с облегчением.

И вот наступил долгожданный день. Платье, наглаженное, манящее своим темным кружевом, торжественно было повешено на дверцу гардероба. Лида отправилась к подруге делать прическу. К пяти часам она должна была быть дома, переодеться, чтобы к шести быть в школе. Пока Лида прихорашивалась, я пошла в магазин – мне хотелось вечером накрыть красиво стол, чтобы и дома хоть как-то отметить это событие.

– Дочка, ты купи что-нибудь такого, праздничного. Все-таки Лидка взрослой стала. – Отец курил на кухне. Небритый, одетый в старые спортивные брюки и несвежую майку, он выглядел как старик. Возраст добавляла худоба – я давно заметила, что у нас здесь, в городке, все пьющие были страшно худыми.

– Пап, переоденься и причешись, побрейся. Вечером будем ужинать. Надо Лиду поздравить.

– Ты не учи меня, сам знаю. Лучше матери скажи, чтобы вставала…

– Сам скажи, я в магазин.

– Так ты купишь?

Я остановилась:

– То, что ты просишь, покупать не буду. Хотя бы сегодня обойдитесь без водки. Я куплю торт, черешню и конфеты.

Отец уже меня не слушал, он встал, подошел к окну, высматривая соседей-алкоголиков. Мама по-прежнему спала, хотя на часах было уже почти три часа дня.

Магазины в нашем городишке были несуразные – темные, набитые всякой всячиной. И даже если эта «всячина» была качественной, внешний вид прилавков заставлял усомниться в этом. А еще в наших магазинах был запах – запах лежалых товаров. Старого хлеба, сыра, творога. Впрочем, был один большой магазин, супермаркет, куда мы ходили в самых торжественных случаях и куда после школы я устроилась кассиром. Там было светло и чисто, пахло свежим хлебом. Продукты там стоили дороже, чем в других местах, а в долг не давали. Там у кассирш не было заветной тетрадочки, в которую иногда записывали копеечные покупки – хлеб, молоко, картошка. В маленьких же магазинах не давали в долг только сигареты – не заплатить за «курево» считалось неприличным.

– Ты куда собралась? – За недолгую дорогу меня остановило человек пять. Все прекрасно знали, что по улице Коммунаров можно попасть только в супермаркет, но любопытство и почти родственная соседская бесцеремонность заставляла их вступить в беседу и задавать дурацкий вопрос. Я отвечала терпеливо, хотя меня и раздражали эти вопросы – с соседями нужно было дружить, их не следовало обижать, ведь их любопытство понятно – их жизнь очень бедна. Во всех смыслах.

– Торт иду покупать, у Лиды выпускной, – отвечала я.

И каждый, кто слышал мой ответ, тут же начинал вспоминать то время, когда мы с сестрой были маленькими, когда отец работал на заводе, когда мать шила нам платья. И все как один обязательно говорили:

– Как быстро время бежит! – И в этом слышалось: «Что время сделало с людьми!» В этих словах был намек на наших родителей.

Соседи вздыхали и заканчивали беседу:

– Ну, храни вас Господь!

И это в общем-то привычное деревенское пожелание меня почему-то очень успокаивало. Этих людей я знала давно, и мою семью они помнили совсем другой, и выросли мы на их глазах, а потому к этому пожеланию удачи я относилась серьезно.

В магазине меня встретили радостно:

– Ты чего пришла, ты же выходная?!

– За тортом пришла. Ну, и конфет, фруктов. У Лиды выпускной.

– Слушай, тебе торт когда нужен? – тихо спросила меня администратор.

– Сегодня, вечером.

– Тогда бери вот этот. И денег не надо. Завтра списание будет. И срок годности истекает через два дня.

Я замялась. Было в этом что-то некрасивое – по такому случаю экономить и брать торт, который завтра выбросят на помойку. Видимо, администратор заметила сомнение на моем лице, вздохнув, она спросила:

– Ну вот что придумываешь?! А если бы он на прилавке стоял, в кассе ты бы его пробила, а срок годности все равно бы истекал? Это что-то бы меняло?

– Не знаю, но как-то…

– Никак. Торт отличный. Бери и перестань выпендриваться. Это – жизнь! И в ней надо уметь выкручиваться. Кстати, а вот черешню брать вообще нельзя – она червивая, завтра поставщику отошлю. Возьми бананы.

– Спасибо, я так и сделаю…

– Если хочешь, завтра не выходи, побудь дома, я найду замену. – Администратор уже бежала к служебному входу встречать машину с товаром.

Торт был огромный. Если бы я его покупала, то уже ничего другого купить не смогла бы – мы жили в жесточайшем режиме экономии, все деньги откладывались «на Москву».

Встретились мы по дороге домой. Моя сестра шла словно несла на голове кувшин с водой. Ее длинные волосы были зачесаны наверх в красивой прическе и закреплены на макушке. И сразу стала очевидной миловидность лица, нежность кожи и яркость румянца. «Она такая красивая у нас!» – подумала я.

– Ну как? – Лида гордо кивнула головой-башней.

– Великолепно. К твоему почти строгому платью очень пойдет.

– Так было задумано! – Лида гордо улыбнулась, и мы вошли в подъезд.

– А, вот и дочки! – зашумел отец, выходя нам навстречу. – Ну что, в магазин сходила?

– Сходила, сходила. – Я аккуратно поставила огромную коробку с тортом на стол. – Вы на кухне разберите.

– Погоди, успеешь… – отец опять скрылся.

Я заглянула в кухню – оказывается, они уже пили. И мать, и отец на столе, на клеенке разложили какую-то нарезку и наливали что-то из большой нарядной бутылки.

– Ну, что вы за люди! Неужели не могли подождать? – Я постаралась говорить тихо, чтобы не слышала Лида. Но отец уже изрядно выпил, а потому прокричал:

– За тебя дочка, за тебя, Лидочка! Большая стала, совсем большая! Ты не забудь нас с матерью, не забудь. Старшая-то наша – ведьмой выросла, ведьмой, что от нее ждать?

Он покосился в мою сторону, а я даже не стала его слушать. Да, я была груба и порой жестока с родителями, но у меня не было выхода. Все эти годы я боролась за сестру.

– Хорошо, отец, хорошо. – Лида говорила спокойным тоном, и я чувствовала в этом тоне примирение хотя бы на сегодняшний день, когда она была такая красивая, и такая взрослая, и такая успешная – в аттестате были одни пятерки. Она не хотела уходить из дома с привычной тяжестью, со ставшим обыденным страхом и чувством разбитости. С теми чувствами, которые возникали от невозможности что-то изменить.

– Лида, опоздаешь, давай, одевайся, я тебе помогу застегнуть платье. – Я позвала сестру.

Я подошла к шкафу и увидела, что платья нет. Его не было там, где мы оставили его наглаженным этим утром.

– Лида, ты куда дела платье? – громко спросила я и тут же пожалела об этом. Я пожалела о собственной глупости и неразумности, о своей недопустимой наивности. Я ведь сразу поняла, куда оно делось, это красивое платье, сшитое сестрой на выпускной вечер. Лида вбежала в комнату, посмотрела на меня, потом на дверцу шкафа, потом схватила со стула какую-то тряпку и кинулась на кухню.

– Ты – сволочь! Ты не отец! Ты сволочь! И ты тоже, вот вам, вот! – Из кухни понеслись крики, раздался звон разбитого стекла, стук падающих табуреток.

Послышались возня, крики и громкие восклицания Лиды. Я бросилась на кухню – сестра колотила пьяных родителей всем, что попадалось ей под руку. Ее прическа растрепалась, длинные волосы упали на лицо и сделали ее похожей на ведьму.

– Лида, успокойся, успокойся! – Я попыталась схватить ее за руку. Но она вырвалась и кинулась открывать ящик, где лежали ножи и вилки.

– Стой! Нет! Это всего лишь платье! Лида! – Я закричала так, что меня должны были слышать на другом конце этого проклятого города.

При этих словах Лида вдруг остановилась, выпустила из рук то, что в запале выхватила из ящика. Она уткнулась лбом в грязную замасленную кухонную стену и запричитала. Я не могла разобрать ни слова, только слышался ее голос, очень жалкий. В кухне стало тихо, только причитала Лида, и из окна доносились чьи-то окрики. И в этот момент я почувствовала тошноту. Самый настоящий рвотный спазм. Я почему-то так испугалась, что невольно вскрикнула:

– Лида, мне что-то не по себе.

И сестра, забыв о своем отчаянии, кинулась мне на помощь:

– Воды, выпей воды! Может, лекарство?..

Мы уехали этой же ночью. Лида не пошла на выпускной – она умылась, причесалась и сходила в школу за аттестатом. Я представляла, чего это ей стоило – оказаться среди нарядных одноклассниц, которые наверняка засыпали ее вопросами и ехидно улыбались. Но, похоже, это уже была другая Лида. Совсем не та, которая жалела мать с отцом, выгораживала их передо мной и соседями, которая все надеялась на то, что жизнь в доме будет когда-нибудь другой.

Пока сестра была в школе, я быстро собрала нашу одежду, взяла все деньги, которые были, и, позвонив на работу, предупредила, что беру отпуск за свой счет.

– Надо заявление написать, – сказала растерянно заведующая.

– Сейчас приду. – Я бегом пустилась в магазин.

На работе ко мне относились хорошо, а потому я вдруг почувствовала, что мои губы сложились сами собой в уродливую гримасу, а из глаз потекли слезы.

– Что с тобой?! Да, говори! Слышишь! Не молчи, говори, легче станет. – Заведующая увела меня в свой кабинет. Там она вытянула из меня всю историю. Я говорила почти безостановочно, я плакала и опять начинала говорить. Она слушала меня, подливала воды в мой стакан и ни разу не перебила. Ни разу не произнесла: «Успокойся!» Она давала мне выплакаться и выговориться.

– Уезжайте. Уезжайте отсюда. Нечего вам обеим здесь делать. Посиди здесь, – сказала заведующая и вышла из кабинета.

Вернулась она минут через двадцать, когда я уже вытерла слезы и отдышалась.

– Вот, это вам в дорогу. Немного колбаски, сыр, копченое мясо. Вы ведь, наверное, так и не отметили Лидин выпускной?

Я замотала головой и, вспомнив, как упал на пол большой кремовый торт, опять заплакала.

– Перестань. Вот здесь конфеты и пирожные. Только сегодня привезли. Еще я положила две банки тушенки и балык. Это в Москве пригодится. Хоть утром позавтракаете, когда приедете. Перестань реветь. Я тебе даже завидую. – Заведующая закурила сигарету. – Ты сейчас сядешь в поезд, возьмешь постель, и ничего тебя уже не удержит. Мне бы твои годы, я бы и минуты не думала!

– Спасибо, но здесь так всего много.

– Не выдумывай. Бери и даже ничего мне не говори. – Заведующая подала мне два огромных пакета. – Считай, что я это дочь в дорогу собираю.

Нам достались билеты в плацкартный вагон на самый долгоидущий поезд. Впрочем, это ни меня, ни сестру не волновало. Лида была такой уставшей и такой измученной, что заснула почти сразу, как мы сели в поезд. За все время она ни словом не обмолвилась о произошедшем и только утром, когда показались московские пригороды, произнесла:

– Настя, неудивительно, что отец продал платье. Он алкоголик. И этим все сказано. Но как могли его купить?! Ведь весь городишко знает наших родителей? И купил кто-то из наших, местных. И что? Тот, кто купил, не догадывался, что этого делать нельзя? Настя, как можно было его купить?

У меня не было ответа на этот вопрос, очень сложный и очень простой одновременно. Зато я совершенно точно знала, что, уехав, мы поступили совершенно правильно.

Глава 2 Московские аппетиты

Москва все время ест. Долгое время это первое впечатление было единственным и самым сильным. Мы вышли на Ленинградском вокзале и ощутили дурманящий запах всего на свете – пахло шашлыком, горячими лепешками, пиццерией, вывеска которой била в глаза своим ярким светом. От автоматов пахло кофе и шоколадом. Нам попадались люди с шаурмой, пончиками, с упаковкой чипсов и просто с плюшками. На площади – вереница такси, а рядом с машинами – водители, которые тоже ели. Если не ели, то грызли семечки.

– Слушай, а куда мы теперь? У нас же здесь никого нет. И есть хочется. Зря мы не позавтракали в поезде. В пакете столько всего вкусного.

Сестра огляделась вокруг. Она вдруг осознала, что теперь вместо маленького, паршивого, но родного города вокруг нее большой, яркий, шумный, совершенно чужой мегаполис. И в нем надо как-то устроиться, не имея никаких связей. Я посмотрела на сестру и, надо сказать, совершенно не запаниковала – все самое плохое у нас уже было. Было пьянство, драки, поножовщина, исчезла куда-то семья, тепло, поддержка. Мы поступили правильно, и у нас все получится.

– Мы сейчас поедим немного, и я соображу, куда надо ехать.

В той самой привокзальной пиццерии было чисто и, к удивлению, немноголюдно. Я не знаю, из чего делают ту пиццу, но в сочетании с горячим сладким кофе это было очень вкусно. Еще я тайком, чтобы никто не видел, достала из пакета нарезку копченой колбасы и сделала Лиде бутерброды. Сестра завтракала, а я вынула из сумки карту Москвы, ту самую, которую мусолила вечерами, мечтая о другой жизни. И я недаром долгими вечерами пялилась на эти все переулки и проспекты, улицы и бульвары. Недаром я на работе в свободное время переписывала из Интернета телефоны гостиниц, хостелов и риелторов, которые занимались арендой. Неспроста я изучала цены на огромном, поражающем воображение сайте недвижимости. Мне тогда казалось, что вся Москва сдается в аренду, только по разной цене. И совершенно не зря я приставала с расспросами к тем, кто уехал из нашего городка и возвращался уже теперь только погостить. Сидя в этой привокзальной кафешке, я поздравила себя с тем, что самостоятельно вывела самый главный закон путешественника: к любому приключению надо готовиться, ибо не знаешь, когда это приключение случится.

– Значит, так. – Я достала свои записи. – Во-первых, не волнуйся, переночевать мы сможем в хостеле, который тут рядом. Не знаю, как там условия, но ночлег будет и душ будет. А это главное. Денег у нас достаточно.

Что касалось денег, то наших сбережений хватило бы на несколько месяцев очень скромной жизни – мы их собирали несколько лет. Я умудрилась откладывать часть зарплаты, а Лида иногда ремонтировала одежду соседям и знакомым. Эти деньги тоже шли в нашу копилку. Еще я иногда продавала собственную квашеную капусту – она у меня получалась отлично и имела свою особенность – я всегда в нее добавляла пару ложек аджарской аджики. Капусту брали нарасхват, и это при том, что в нашем городе каждая семья на зиму обязательно готовила пару ведер этой закуски. Свой рецепт я предусмотрительно хранила в тайне, и это приносило небольшие деньги. Сейчас можно было только порадоваться нашей выдержке и стойкости – соблазнов потратить эти деньги было много даже в нашем, небогатом на развлечения городе.

– Как скажешь, так и сделаем. – Лида после завтрака приободрилась. – Ты не думай, я не буду ныть. Я все понимаю – все равно надо было бы уезжать, так лучше раньше.

– Это правильно, – кивнула я, хотя проблема с жильем была сложной. Нужен был телефон, Интернет, нужно было время и… деньги.

– А вещи куда? – Лида кивнула на наши огромные, тяжелые сумки. Уезжали мы летом, но страх, что отец с матерью пропьют наши зимние куртки, был велик. А еще мы везли маленькую швейную машинку. «Мы не можем ее оставить здесь. Это – гарантированный кусок хлеба!» – решительно сказала я, и Лида со мной согласилась.

– Все пока будет в гостинице, она здесь рядом. Вставай, чем раньше мы примемся за дело, тем быстрее решим все наши проблемы. – Я бодро поднялась.

– А ты знаешь, куда идти?

– Конечно! – В моем голосе прозвучала гордость. Я этот путь к гостинице изучила наизусть, я его проходила пальцем по карте каждый вечер, когда за стеной бушевали родители, когда слышались их мат, вопли, когда мы сидели в комнате, а к двери был придвинут платяной шкаф, чтобы спьяну кто-нибудь из родительских гостей не забрел к нам.

«Главное, чтобы она существовала, эта гостиница, этот хостел, как они именовали себя в Интернете», – твердила я про себя, пока мы тащились по длинному подземному переходу.

Гостиница была на месте. Она занимала два этажа отремонтированного старого здания, была аккуратной, а цены за сутки были не такие уж высокие.

– Здесь неплохо. – Лида обвела взглядом маленькую комнату с двумя кроватями, телевизором и небольшим шкафом. Рядом тут же был малюсенький санузел с душевой кабиной.

– Так, приводи себя в порядок, из сумок доставай все самое необходимое, а я сейчас.

Я закрыла за собой дверь и спустилась к портье, приветливой молодой женщине.

– Мне нужна ваша помощь, – обратилась я без колебаний. – Мы только приехали, нам надо найти постоянное жилье. Но у меня нет sim-карты и нет Интернета. Помогите, пожалуйста.

Женщина немного помедлила:

– Вы издалека?

– Да. Вот сестра поступать приехала, надо ей жилье недорогое подыскать на время учебы. – Остальные подробности я решила опустить.

– Даже не знаю, у нас тут строго…

– Я вас очень прошу, вы же понимаете – молодая девушка, будет жить одна…

– Хорошо, спуститесь ко мне вечером, поищем в Интернете что-нибудь.

– Огромное вам спасибо, с нас конфеты!

– И не выдумывайте, никаких конфет. Все из нас когда-нибудь да приехали сюда. Приходите, начальство после семи уезжает, и мы с вами и посмотреть варианты сможем, и позвонить. Риелторы допоздна работают.

Забегая вперед скажу, что именно эта молодая женщина по имени Гуля сделала все, чтобы наши первые дни в Москве были сносными. Она уже на следующий день организовала нам просмотр двух квартир, и одну из них мы выбрали.

– Девочки, мне некогда. Поезжайте сами, смотрите, хозяйку я знаю. Потом мне отзвонитесь. – Риелтор была несколько высокомерной.

– Что вы хотите? Они с таких сделок по аренде копейки имеют. Они заинтересованы в продажах. – Гуля пояснила нам ситуацию. – А вы поезжайте сразу, вдруг повезет.

Нам повезло: из двух квартир – в Кузьминках и на Полежаевской, в районе Силикатных улиц, – мы выбрали вторую. Она была странная, из маленькой угловой однушки, сделали двушку. Повернуться было негде, но зато были две отдельные комнаты.

– Сколько? – спросила я хозяйку, которая приехала нам ее показать. Хозяйка назвала сумму, которая мне показалась смехотворной – из того же Интернета я знала московские арендные аппетиты.

– Мы согласны, – выпалила я, даже не спросив что-либо еще.

– Вот и отлично. Договор у меня, давайте подпишем.

Мы обменялись документами, телефонами, заверили другу друга в благонадежности и распрощались.

– Я рада, что у меня будут жить девушки. А то впустишь пару – дети пойдут, обои изрисуют. Впустишь мужиков, баб водить будут. А девушки…

– Мужчин будут водить… – осмелилась пошутить я.

– Да нет, – усмехнулась хозяйка. – Я квартиру сдаю последние десять лет. Я в людях лучше любого психолога разбираюсь. Мужчины у вас будут, но водить вы их не будете. Вам сейчас не до этого.

Я удивилась такой проницательности – это правда, нам было не до мужчин. Нам нужно было встать на ноги.

Весь день мы разбирали вещи и мыли новое жилище. Оно было и так чистое, недавно отремонтированное, но нам хотелось вдохнуть свою душу, сделать это место родным.

– Как ты думаешь, почему так недорого она берет? – Лида вытаскивала из сумки свои швейные принадлежности – любимые ножницы, шкатулку с нитками и иголками. – Куда машинку поставить? Стол тут всего один.

– Тебе на какой вопрос ответить? – рассмеялась я. – Или разом на все?

– Про деньги.

– Не знаю. Поживем – увидим.

И мы увидели. И услышали. Только вечером, почти ночью, когда приготовились лечь спать. С наступлением темноты городской шум стих, и на фоне этого покоя особенно отчетливо стало слышно то, что заглушалось дневными звуками. Стала слышна стройка. Или сразу несколько, я пока понять не могла. Только из нашего окна были видны высоченные леса, огни прожекторов, доносились возгласы рабочих. Несмотря на поздний час, на стройке все равно что-то происходило. К довершению всего неподалеку прокладывали автомобильную эстакаду и через дорогу от дома стоял большой мукомольный завод – к нему машины подъезжали каждый час. Объяснение такой низкой цены, при том что квартира была вполне в приличном состоянии, нашлось именно в первую ночь.

– Вопросы есть? – спросила я сестру из своей «комнаты».

– Вопросов нет. Надо беруши в аптеке купить, – ответила Лида и добавила: – Но мы отсюда не уедем. Я уже никуда не хочу. Привыкнем, обживемся. И потом, мы уже повесили наши занавески.

Это была правда – уезжая, кроме одежды и учебников, мы взяли еще швейную машину, которая была очень компактной, но весила черт знает сколько, и занавески, которые Лида сшила когда-то давно от скуки. Веселые, с оборкой в клеточку, они висели на нашей новой кухне и таким образом наглядно демонстрировали теперь наше право на это жилье.

– Не уедем. Спи. Завтра рано в училище.

Я понимала, что к этому месту надо привыкнуть – вокруг нашего дома были одни стройки, какие-то заводы и заводики, но, сверяясь со своей картой, я поняла, что мы живем почти рядом с центром – станция метро «Полежаевская» была в пяти минутах ходьбы.

Старшей сестрой иногда быть очень интересно. Я с любопытством наблюдала за Лидой. Мне бросалась в глаза ее застенчивость, робость, я видела ее любопытство, с которым она оглядывала девушек на улице. Глядя на нее, я понимала, что провинциальные девочки, даже несмотря на все современные достижения, все равно будут искать тот таинственный код, овладев которым они по праву займут место в столице.

– Ты отлично выглядишь, – подбодрила я Лиду, когда мы подошли к училищу.

Сестра только закатила глаза.

Дальнейшие события носили характер тревожный, но удача нам все же сопутствовала. У Лиды не хватило каких-то бумаг, и мне пришлось срочно звонить домой, чтобы их передали с проводником. Затем оказалось, что факультета, о котором так мечтала Лида, теперь в училище не было. Пришлось быстро переориентироваться и поступать на другой, все равно он был смежным и для дальнейших планов тоже очень годился. Когда мы наконец собрали все документы, когда их приняли в приемной комиссии, оказалось, что добавлен новый экзамен.

– Что это такое! – застонала Лида.

Но я ее одернула:

– А что такого страшного случилось? Что тебе не нравится? Мы за полтора месяца с тобой устроились в Москве, живем в отличной квартире, ты успела на вступительные экзамены, у нас есть немного денег. Что такого случилось, что ты так стонешь?

Я специально была строга – я боялась, что Москва, город жесткий, причинит сестре боль, к которой она не будет готова.

– Да, я…

– Садись и учись. Учебники есть, занимайся.

– А ты?

– А я – на собеседование. Мне нужна работа.

Если с Лидой было все ясно, то со мной дела обстояли хуже. После школы я работала кассиром. Все, на этом мой опыт заканчивался. Но я понимала, что в Москве мне надо любой ценой найти занятие, которое помогло бы нам с сестрой выжить. Я читала объявления, ездила на собеседования – но мне не везло. Мне предлагали очень маленькие, впрочем, заслуженные деньги.

«Уборщицей я всегда успею устроиться!» – попытаюсь еще, думала я. И вот однажды я наткнулась на объявление «Требуется повар».

Пойду, решила я.

Большое здание с широким козырьком находилось всего лишь через две станции метро от нашего дома. Я добралась быстро, на тридцать минут раньше положенного времени. В проходной меня остановил охранник.

– Куда?

– На собеседование, на работу устраиваться.

– Позвоните четыре, пятнадцать по местному телефону, – указал он мне на серый аппарат у стены.

– Алло. – На том конце бодрый мальчишеский голос гаркнул в самое мое ухо.

– Я на собеседование, по объявлению, стою в проходной.

– Сейчас спущусь, – ответили мне, и сразу раздались гудки.

– Ну? – охранник посмотрел на меня.

– Сказал, сейчас спустится, – сказала я уверенным тоном. Мне ужасно неловко было ожидать внизу, в окружении строгих охранников.

– Это вы на работу устраиваться? – Передо мной стоял молодой человек, ровесник Лиды. Во всяком случае мне так показалось.

– Да.

– Отлично, пройдемте сюда, в эту комнату. Олег, – он кивнул охраннику, – мы ненадолго.

– Так, – начал парень, перебив меня жестом, – о себе рассказывать потом будете. Если понадобится, а то я столько уже историй выслушал, что голова квадратная стала. У меня свой метод подбора кадров. Вот вы часто в магазин ходите?

– Часто. Но покупаю всего понемногу. – Его вопрос я поняла по-своему.

– Нет, я о другом. Я не о продуктах, хотя и о них тоже можно. Вы могли бы сказать мне, какая реклама какого продукта или товара вам не нравится. И как бы вы ее изменили?

Я задумалась. На рекламу я внимания почти не обращала. Мне казалось, мы все так к ней привыкли, что почти не верим. На мой взгляд, это была такая игра. Те, кто ее заказывал и производил, верили, что она полезна, а мы, покупатели, делали вид, что «покупаемся» на нее. А на самом деле выбор был продиктован совсем другим.

– Не могу сказать. Иногда мне кажется – мы сами по себе, а реклама – сама по себе. Видите ли, здесь очень важно, кому сколько лет. Мне кажется, что реклама должна быть ориентирована на возраст покупателей. Ведь всем известно, что старики и дети более доверчивые. Потом идут подростки, а следом – люди тридцати-сорока лет. Вот если это учитывать, то можно достичь определенных результатов.

– Понятно. – Парень посмотрел на меня внимательно. – Здраво. Вы духи себе покупаете?

– Что?

Вопрос я расслышала, но мне надо было выиграть время. Духи я себе не покупала очень давно, а если быть точной, то покупала только один раз. По случаю восемнадцатилетия. В основном же пользовалась дешевой туалетной водой. У нас в городе на рынке держала палатку Анжела, она откуда-то привозила большие флаконы с узнаваемыми запахами. Только аромат держался не более часа. В Москву я взяла остатки туалетной воды в таком флаконе. «Может, запах противный, а мне рядом с людьми надо работать», – подумала я, и мне стало очень неловко.

– Духи. Обычные духи. Если покупаете, на что обращаете внимание. Ну, кроме запаха.

– А на что там еще внимание обращать? Только на запах, – вызывающе сказала я. У меня отлегло от сердца, видать, дело было не в моих духах.

– Не скажите. Существует же какой-то видеоряд, какие-то ассоциации, что-то вас толкает на покупку.

– На покупку может толкнуть только запах. Или цена. – Я рассмеялась. – А вот понюхать, попробовать подушиться – это да, это делаешь по подсказке. Ну, чей-то образ…

– Оп! Как вы все правильно сказали! – обрадовался парень. – Одно дело сделать покупку, но до этого надо пройти через соблазны информации. Ведь покупаем все-таки что нравится, а не что рекламируют.

– Рекламируют иногда так, что нам начинает нравиться. Мне кажется, что главное – не поддаться этому соблазну. Выбор надо делать самой. Хотя человек внушаем.

– Отлично. Вот этим мы и будем заниматься. Внушать. А теперь рассказывайте.

– Что именно?

– Все, что хотели мне рассказать.

– Мне нужна работа. Я увидела ваше объявление, решила попробовать.

– Думаю, у вас получится. Но деньги… денег у нас платят мало, и сначала вы будете работать по трудовому соглашению.

– Ничего страшного. За это время постараюсь сделать регистрацию, трудовую книжку забрать. Она у меня на предыдущем месте работы.

– Вы не москвичка?

– Нет. Но мне очень нужна работа.

– Да будет у вас работа. – Парень как-то очень легкомысленно отмахнулся. – У нас ее много. Мы только начинаем. Мне нужны люди с ярким взглядом, и сейчас много проектов пойдет, и мы в них участвуем. Но вот денег немного…

– Я согласна, – ответила я, прекрасно понимая, что сейчас происходит та самая «ошибка», которую исправлять не стоит. Тем более все честно, я никого не обманываю. Я просто не буду работать поваром, а буду работать кем-то другим.

– Скажите, а как это будет официально называться?

– Это рекламный отдел. Даже, можно сказать – агентство. Я, – парень очень смешно расправил худые плечи – так тощие вороны поводят крыльями, – я директор. И набираю себе сотрудников. Вас бы я взял. Если согласны, приносите все ваши документы и начинайте заниматься регистрацией. Все должно быть по правилам. – Молодой директор немного важничал.

– Простите, а как вас зовут?

– Анатолий.

– Анатолий… – В этот момент мне захотелось сказать, что никакого опыта у меня нет, и образование у меня всего одиннадцать классов, и что вряд ли у меня получится что-то в рекламном агентстве, которому нужны зубры, асы, иначе она не выстоит на этом рынке.

– Анатолий Дмитриевич меня зовут, – снисходительно пояснил молодой директор. – Вы что-то хотели еще сказать?

Я посмотрела на него и ответила:

– Нет, мне все ясно. Спасибо вам.

Выходила я из учреждения с достоинством и умирая от смеха. «Как хорошо, что я приехала раньше, как хорошо, что им требуется много людей, и хорошо, что охранники не всегда внимательные».

Через неделю я приступила к работе под началом Анатолия Дмитриевича. Все время, предшествующее началу моих трудовых будней, я изучала книги по рекламе. Я приходила в книжные магазины и часами стояла перед полками – то, что было дешево, я покупала, остальное пыталась читать там же, в магазине. Я записалась в библиотеку и читальный зал, я просматривала журналы и делала вырезки. Я готовилась выйти на работу и держала кулаки, чтобы никакая досадная случайность мне не помешала. Где-то в душе мне не верилось, что меня взяли заниматься делом, в котором львиная доля отводилась творчеству. Эта безусловная случайность заставила меня поверить в то, что наступит день и я смогу заниматься тем, что мне близко. Пока же я должна была любой ценой обеспечить наше выживание в столице.

– Тебе не страшно? Ты же ничего в этой самой рекламе не понимаешь? – Лида делала круглые глаза.

– Нет, не страшно. Анатолий Дмитриевич, – с иронией отвечала я, – сказал, что у меня есть главное – умение точно и ярко описать предметы и явления.

– Настя, если там тебе не понравится или будет очень тяжело – уходи. Сразу уходи! Не терпи из-за меня, из-за моей учебы. Мы и так справимся, я буду больше работы на дом брать. Буду шить. Ты и о себе думай. – Эти слова Лида повторяла очень часто. А я ее успокаивала:

– Обязательно. Только чуть позже. И потом, мне кажется, что в этой фирме будет хорошо.

– А этот Анатолий Дмитриевич, он что, известный человек, авторитетный?

– Ну, если ему поручили создать такое агентство, то, думаю, да.

– Сколько ему лет?

– Ненамного больше, чем тебе.

– Такой молодой?! – Лида закатила глаза.

– Это Москва, здесь год за два идет.

Видимо, наш начальник обладал каким-то чутьем и умением объединять людей. Все собравшиеся под его руководством люди были молодыми, приятными и готовыми работать хоть до утра.

Так я не стала поваром, а стала сотрудником рекламного агентства.

Глава 3 Фата, букет и прочие глупости

Шло время, и жизнь потихоньку выравнивалась. Она становилась намного понятнее и больше не напоминала путешествие на другую планету. Мы привыкли к расстояниям, толчее, к тому, что в метро все читают или спят. Мы узнали, что длина эскалатора на Таганской кольцевой равна времени, за которое съедалась одна ватрушка, а Арбатский пересадочный узел, при потере полной бдительности, вполне может привести тебя в город Омаха, штат Небраска. Мы узнали, что по магазинам ходить лучше всего в понедельник утром, а почти в полночь можно застрять в книжном – в это время там очень хорошо выбирать книги.

Мы были молодыми женщинами, хищницами и охотницами. А умный охотник не лезет на рожон, он маскируется, притворяется, он сливается с местностью. Поэтому мы запрятали куда подальше наши недорогие, наивно купленные специально для Москвы черные лодочки на высоченных каблуках и туда же отправили обтягивающие топы и юбки. Ажурные кофточки стали служить нам мешком для стирки женского белья. Мы были наблюдательны – мы стали ходить расслабленной, спокойной походкой, в обуви на низких каблуках, в удобной одежде. Мы не стреляли глазами в поисках мужчин, не строили матримониальных планов, мы вообще не стреляли глазами. Внешне мы стали похожи на тех счастливых москвичек, которые не спешат, которые знают, что родной город никуда не убежит, никуда не денется.

Наша жизнь наладилась – мы подружились с соседями, пережили необоснованные, к счастью, слухи о сносе нашего дома, поздравили квартирную хозяйку с рождением внука. Под нашими окнами проложили новую дорогу, а в конце улицы достроили наконец один из трех огромных небоскребов. За несколько лет вокруг нас многое поменялось, но незыблемо стоял мукомольный завод, и каждую ночь огромные машины толпились у его ворот.

Два раза мы навещали родителей и оба раза уезжали в слезах. Жизнь в нашем городе не менялась, как не менялись будни отца с матерью. Только еще больше они исхудали и почернели лицами. Мы привозили им продукты – словно в городе был голод, мы покупали им одежду, мы выдраивали квартиру и уезжали с такими тяжелыми сердцами, словно нашу совесть забросали тяжелыми каменьями.

– Так будет всегда. И пока они живы. И потом, когда мы останемся одни, – сказала как-то Лида. – Все оттого, что мы не смогли им помочь. Господи, только бы в наших семьях такого не было!

Эта фраза прозвучала с таким стоном, с такой болью, что мне впервые стало страшно за будущее.

О семье Лида беспокоилась недаром. Она окончила училище, сразу же поступила в институт и именно там познакомилась с приятным парнем, который сначала водил ее по кафе и кино, потом они сделались заядлыми театралами, потом съездили в отпуск, а потом он предложил ей выйти за него замуж.

– Я ему ответила «да», – сияя, доложила мне сестра.

– Поздравляю тебя. По-моему, он хороший парень.

– Да, очень, – согласилась Лида, пребывая в счастливом согласии с мирозданием. Но, с минуту помолчав, забеспокоилась: – А как же я тебя оставлю одну? Как же ты будешь?! Мы же привыкли…

Молодожены после свадьбы собирались жить у Игоря, которому родители давно купили маленькую квартирку.

– Слава богу! – воскликнула я. – Наконец-то эта твоя швейная машинка не будет жужжать у меня под ухом!

Я шутила, я была рада за сестру. Более того, я была горда собой – я сделала все, чтобы она получила образование, устроила свою жизнь. Но все же мне было грустно – теперь я действительно оставалась одна. От меня уезжала не только родная душа, а мой самый лучший, верный друг.

Теперь, когда были определены все даты, меню и список гостей, Лида приступила к шитью своего самого главного платья в жизни.

– Может, в ателье? Мама говорит, что у нее есть отличная портниха… – Будущий муж не очень деликатно пытался освободить Лиду от кропотливой и тяжелой работы.

– Я и есть отличная портниха, – ответила Лида и выставила Игоря за дверь. К поверью, что жених не должен видеть платье невесты, она относилась совершенно серьезно.

Теперь, как и раньше, в нашем родном городе, мы коротали вечера вдвоем – она шила, я сидела с книжкой рядом. В эти минуты я начинала верить в нашу удачу и счастливую звезду. «Ну вот. Она выучилась, и я выдаю ее замуж!» – думала я и гордилась собой, наверное, гораздо больше, чем сестрой.

– Мы молодцы! Вернее, ты – молодец! – читала мои мысли Лида, орудуя огромными ножницами. – Хотя мне так страшно было, я так боялась. Я просто виду не подавала…

– И мне было очень страшно! – кивнула я. – Иногда просто сердце в пятки уходило. Вдруг что-нибудь случится, вдруг из квартиры выгонят. Вдруг денег не заработаем. Что тогда?

– Но все же получилось. Вот только бы родители…

– Они не будут на свадьбе, – твердо сказала я.

– Это нехорошо, Настя.

– Знаю. Но они не приедут. – Я была неумолима.

– Я не согласна. Они же не виноваты.

Я промолчала. Это был тяжелый вопрос, ответа на который я не находила. Как и тот, другой, – зачем купили у алкоголика платье, сшитое его дочерью на выпускной вечер. Но я всегда считала, что не на все вопросы надо отвечать.

– Ну не дуйся. Ты подумай об остальных. Ты подумай о своем будущем муже. О его родителях. Что будет, если…

– Я все знаю… – Лида наклонила голову. – Но это неправильно.

– Лида. – Я повысила голос. – Если честно, я забочусь не о них – не об Игоре и его родственниках, и мне наплевать, что они о нас подумают. Я думаю о тебе – я знаю, что будешь чувствовать ты, если отец напьется на свадьбе. Я знаю, во что превратится этот твой самый важный и лучший день. Ты этого не заслуживаешь. Как не заслуживала того, чтобы они продали твое выпускное платье.

Лида хлюпала носом и мелко резала кусок нарядной ткани.

– Господи, сестра, ты сейчас все испортишь! – Я увидела, что она все-таки отхватила широкую полоску.

– Не испорчу. У меня стиль – авангард, – сквозь слезы ответила Лида.

Лида была права. По-человечески, по-дочернему. Она была права по всем общим правилам и канонам. Я была не права. Я была жестока и могла пожалеть об этом, могла к тем самым нашим с ней мучениям добавить угрызение совести и самое тяжелое и неприличное – стыд за родителей. Но я была старшей, и именно мне предстояло нести все моральные тяготы.

– Машинку, поди, заберешь свою? Или оставишь здесь? Тебе же обещали на свадьбу подарить новую, современную? – попыталась я отвлечь Лиду.

– Возьму с собой. Если бы не она – кто знает, как бы нам пришлось.

Лида была права – столько денег было заработано ночными часами, столько было переделано брюк, юбок, пальто! Столько было заштопано курток и подшито занавесок! Лида трудилась как вол. И вспоминая, я сделала вывод, что в самое рискованное путешествие имеет смысл брать только то, что поможет выжить. То, при помощи чего ты сможешь что-то делать, с помощью чего ты заработаешь деньги. Не бери с собой сентиментальный альбом с фотографиями, а положи в сумку фотоаппарат. Возьми спицы, краски, лобзик или… черт его знает что еще. Не пускайся в путешествие налегке – имея в голове образы красивых платьев и ненужных мелочей, способных вызвать лишь приступ слезливой чувствительности. Не бери с собой ничего, что расслабит тебя, наполнит сомнениями, лишит решительности и сделает уязвимым. Не забывай, что приехал ты сюда для борьбы, а не для того, чтобы вспоминать, жалеть себя и завидовать тем, кто смог здесь крепко встать на ноги.

Наша швейная машинка, маленькая, но тяжелая, как гиря, была самым лучшим вложением наших нищенских капиталов, она была лучшей инвестицией в наше будущее. Глядя на Лиду, которая благодаря своему упорству и трудолюбию, еще будучи студенткой, обросла большим количеством клиентов и заработала неплохие деньги, я радовалась нашей прозорливости.

– Поехали туфли выбирать. – Лида позвонила мне на работу.

– А Игорь?

– Ты с ума сошла?! Я же туфли под платье буду мерить. Я не хочу, чтобы он его видел.

– Ах да! Ладно, я попробую отпроситься.

У меня на работе уже все знали о предстоящем событии, а потому отпустили без разговоров.

– В какой магазин поедем?

Мы встретились в метро. В руках у Лиды был чехол с платьем.

– Я наша одно место. Дорогое, – ответила сестра. – Но я хочу прежде всего там посмотреть.

Дорогое место было очень дорогим. Примерочные кабинки в нем были размером с нашу квартиру, а кресла и пуфики напоминали о временах французской революции. Картину довершали мягкие ковры и большие вазы. Девушки-консультанты (в таком месте не могло быть просто продавцов), нежно улыбаясь, вцепились в нас мертвой хваткой.

– У нас есть все для свадьбы. Проходите, пожалуйста, в примерочную.

Мы с Лидой, словно завороженные, смотрели на обувь, выставленную в торговом зале. Приученная московской жизнью почти ко всему, я никак не могла понять, почему в дорогих магазинах всего так мало – на плечиках пара платьев, пять пар туфель, две пары сапог.

– Это чтобы ты понимала, что за такую сумму ты приобретаешь эксклюзив. Человеку лестно считать, что таких предметов раз, два, и все. Только у него и… кого-нибудь еще.

– Господи, да за такие деньги!

– Именно за такие деньги, – улыбнулась Лида.

– Девушка, нам нужны туфли к этому платью. – Я указала на чехол, который держала Лида.

– Вы позволите? – подошла к нам девушка.

– Да, пожалуйста. – Лида передала ей платье.

Девушка расстегнула чехол и повесила платье на вешалку рядом с примерочной. Я опустилась в глубокое кресло и стала ждать, пока сестра выберет туфли и примерит их с платьем.

– Вам кофе, чай, может, шампанское? – надо мной склонилась другая девушка-консультант. «Шампанское бы неплохо, но…» – подумала я и застеснялась.

– Мне – кофе, пожалуйста.

– Одну минуту. – Девушка исчезла, а я еще раз осмотрелась. За все время приготовлений к торжеству я впервые чувствовала себя спокойной. В конце концов, все уже решено. Все определено, все основные траты сделаны. Последнее обстоятельство меня очень волновало. Дело в том, что мы с сестрой, оказавшись в Москве, больше всего боялись всяких неожиданностей, которые могли бы повлечь за собой расход сбережений. Если бы что-то случилось в родном городе, где нас знал почти каждый и так или иначе готов был бы помочь, здесь мы были одни. И рассчитывать могли только на себя. Мы привыкли откладывать деньги, но в Москве мы порой просто скопидомничали.

– Слушай, можно просто погулять, а кофе с пирожным попить дома, – говорила я, и Лида, которой ужасно хотелось сходить в кафе не ради пирожных, а ради просто впечатлений, ради просто смены обстановки, соглашалась.

– Правильно. Деньги пригодятся.

Наша заветная коробочка, которую мы на всякий случай перепрятывали с места на место, становилось все более ценной. И наступил момент, когда мы могли сказать, что наши будни немного застрахованы.

– Слушай, – Лида пересчитала еще раз деньги, – мы можем поехать в отпуск. На море, где все включено. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – кивнула я.

– Мы можем купить шубу. Одну, но дорогую. Хотя это глупо. Шубу я скоро сама сошью и тебе, и себе. Надо будет только мех найти хороший. А еще можно переехать…

– Ты с ума сошла? Куда?! Здесь так привычно, здесь все нас знают…

– Конечно, конечно, это я так. Прикидываю наши возможности.

– Они уже есть. Мы можем накупить кучу шмоток – сапоги, туфли, сумки. Мы можем обедать в ресторанах. Мы можем купить дорогие телефоны и новый телевизор…

– Да, точно! – При слове «телефоны» глаза Лиды загорелись.

– Но мы ничего этого делать не будем.

– Почему?

– Потому что есть такие вещи, как болезнь, похороны и свадьба. К ним подготовиться нельзя, но имеет смысл попробовать.

Мой тон был строг. У моей сестры не было никого, кроме меня, а я отвечала не только за нее, но и за родителей.

– Ты права. Нашим бы денег отправить…

– Пропьют. Вот чуть теплее станет и навестим их, купим все сами.

Когда стало теплее, мы так и поступили, а потом вдруг Лида превратилась в невесту. Я не знаю, что думали про Лиду родители Игоря, подозреваю, что не были в особенном восторге от такой партии, но людьми они были деликатными настолько, что, улучив момент, его мама сказала мне:

– Анастасия, я все понимаю, и если вам сложно поучаствовать в свадебных хлопотах, только скажите…

– Что вы, на эти цели я выделила нужную сумму, – гордо ответила я.

Я выдавала замуж свою любимую сестру, и мне не хотелось прибегать к помощи этих милых людей. Большую часть отложенных денег мы потратили на свадебный переполох.

– Настя, коробочка почти пустая. – Лида заглянула в нашу копилку.

– Ничего страшного. Для этого мы и откладывали деньги.

Сама же я думала о том, что этот бег в колесе – экономия и рачительность – начнется уже на следующий день после свадебных торжеств…

– Пожалуйста, ваш кофе. – Девушка поставила передо мной чашку и вазочку с конфетами.

– Спасибо, – ответила я и окинула взглядом торговый зал. Он был пустой. Это обстоятельство меня тоже всегда удивляло. Частенько я заглядывала в окна таких заведений и видела только скучающих продавцов. Точно так же сейчас, кроме нас, в магазине была лишь одна девушка, которая громко сокрушалась в примерочной.

– Не подходит! Ни это, ни то лимонное. Да и цвет мне этот не нравится! Вот это, последнее, ничего, но уж очень дорогое.

– Давайте, я еще одно вам покажу. – Голос продавца выдавал усталость.

– Нет, спасибо. Я немного подожду. Может, еще что-нибудь появится у вас… Хотя времени у меня совсем мало… – Голос в примерочной сник.

– Мы вам обязательно позвоним, – бодро заверила продавщица, и сразу стало ясно, что ничего, чтобы устроило эту покупательницу, в ближайшее время они не получат.

Моя Лида тем временем выбирала туфли – сестра была неизбалованной, и ей так было неудобно обременять просьбами продавца, что она сама босиком носилась по залу, нарушая весь этот важный гламурный покой.

– А вот если эти?! Или эти? Понимаете, – она обратилась к продавщице, которая старалась за ней поспеть, – я хочу такие туфли, чтобы и потом, после свадьбы, носить… За такие-то деньги…

Что она там говорила дальше, я не знаю – в этот момент обо мне вспомнили на работе.

– Анатолий Дмитриевич, эта папка там же, где и остальные документы, – прокричала я в трубку и, увидев испуганные лица присутствующих, уже тише добавила: – Я сейчас выйду на улицу и перезвоню вам.

Анатолий Дмитриевич, тот самый молодой директор, который принимал меня на работу, был прекрасным руководителем. В его характере сочетались энергия, ум, решительность, принципиальность и… страшная нетерпеливость. Если ему что-то было нужно, это должно было появиться на его столе сию минуту. К его чести, он не требовал, чтобы секретарь или подчиненный бежал сломя голову за нужным документом. Он поднимался из своего кресла и сам лично начинал поиски. Вот это было хуже всего – после него найти что-то было уже невозможно. Выйдя из магазина и устроившись у витрины на солнышке, я занялась решением внезапно возникшей проблемы. Разговаривая, я наблюдала за тем, как внутри моя сестра выбирала туфли, как из примерочной наконец вышла та самая недовольная девушка. Я видела, как в кружок собрались продавцы, Лида и эта покупательница. Мне было забавно и очень приятно наблюдать, как молодые женщины крутились у зеркала, как они, словно подруги склонив головы, рассматривали тонкую ткань фаты. Потом они что-то обе опять примеряли…

– Там ничего нет, ни одного договора, – опять проорал в трубку мой директор. Он всегда по телефону разговаривал так, словно дозвонился к пингвинам в Антарктиду.

– Я же уже объяснила, все в бухгалтерии! Не у нас, у них! – Я стала кричать, как и Анатолий Дмитриевич. По-моему, вся улица уже знала о нашей проблеме.

– Ну так найдите их!

– Хорошо! Скоро буду!

– Ты чего кричишь?! – Я очнулась только тогда, когда сестра дернула меня за руку.

– Господи, да там такая ерунда, но уже сделали из нее проблему! Ты уже все, освободилась? Если нет – я тебя бросаю здесь и мчусь в контору.

– Все нормально. Мы свободны!

– Тогда бегом в метро!

– Давай. – Лида прибавила шаг.

– Извини, я думала, мы с тобой спокойно по магазинам походим, а тут видишь, как…

– Ничего страшного. – Лида прижала мою руку. – Все просто замечательно! Мы еще с тобой походим…

– Ну да, выйдешь замуж, только я тебя и видела! Кстати, где туфли?! Купила? Какие выбрала? – Я окинула сестру взглядом и, не дождавшись ответа, раздраженно воскликнула: – А платье! Твое платье! Ты оставила его в магазине. Но, Лида, возвращайся за ним одна! Я побежала…

– Настя, никто ничего не забыл. И не надо возвращаться!

– Что такое? – Я поняла, что тайное, подсознательное опасение, что все сорвется, что все слишком гладко, меня не обмануло. Их влюбленность, предложение руки и сердца, и приятные порядочные родители, и близкая свадьба – все это было слишком складным, слишком ровным. Не может быть в нашей семье такого! – Что-то случилось? Ты что-то о нем узнала и отменила свадьбу? – упавшим голосом спросила я. – Или он отменил свадьбу?

Мне вдруг стало наплевать на работу. Не маленькие – найдут они эту самую бумажку, которая сущая ерунда по сравнению с тем, что чувствует сейчас моя сестра. Я повернула назад в магазин, забрать платье. Мне стало безумно жаль Лиду, пережившую детские страхи, бедность, тяжелый труд. Мне было жаль ее, выросшую в одиночестве без подруг и друзей – мы никогда и никого не приглашали в гости, мы стеснялись того, что творится в доме, а потому ни с кем никогда не сходились. Лида, как и многие в подобной ситуации, заслуживала лучшего. Это лучшее виделось мне в Игоре, человеке мягком, добром, любящем Лиду. Но вот что-то случилось, и надежда растаяла.

– Ты куда?! – Лида попыталась остановить меня.

– За платьем. Его надо забрать! Не оставлять же там!

– Настя, ты с ума сошла! С чего ты взяла, что свадьба отменяется?! Будет свадьба! Будет. Но без свадебного платья и дорогущих туфель.

– О чем ты говоришь?

– Я не забыла платье. Я его продала. – Лида протянула мне деньги.

– Как – продала?!

– Так. За вот эти вот деньги. – Лида ловко сунула купюры мне в сумочку.

– Что ты делаешь?

– А ты мне предлагаешь с такой суммой стоять на перекрестке, привлекая внимание?

– Ну да. – Я растерянно застегнула сумочку. – Лида, объясни мне хоть что-нибудь. Как ты будешь выходить замуж без туфель и платья? Что Игорь скажет?

– Настя, я ему все объясню. Он поймет, я надеюсь.

– А мне объяснишь?

– Господи, все просто! Девушка, которая была со мной в магазине, не могла найти подходящее платье. Увидела мое и спросила, где я его купила. Я сказала, что сшила сама. Она попросила продать. У нее свадьба раньше, чем у меня.

– Ты все равно не успеешь сшить новое.

– Я буду в том, которое приготовила на «второй день». Оно тоже очень хорошее. И Игорь его не видел.

– Главное, чтобы ты и его не загнала по сходной цене! А то с тебя станется. – Мне вдруг стало очень смешно. Хотя, подозреваю, смех был слегка истеричный. Моей сестре положительно не везло с платьями.

– Надо будет – продам. Это очень выгодно, оказывается, шить свадебные платья. Дома посчитаешь денежки – удивишься, – говоря это, Лида как-то загадочно улыбалась.

– Ну, рассказывай! У тебя что-то на уме.

– Точно. С этого дня мы с тобой собираем деньги на открытие своего ателье. Или дома моды. Настя! Это отличный бизнес! Только надо ему научиться.

– Осталось сделать самую малость – научиться.

– Совершенно верно. Главное мы умеем – мы умеем шить.

– Ты умеешь шить.

– Да, я умею шить. И буду шить. А ты будешь управлять этим всем. У тебя получится. Ты вообще хороший командир. – Лида поцеловала меня в щеку.

– Да что с тобой?! Ты думай, как ты все объяснишь Игорю.

– Настя, а он ничего не знал и не видел. Ему и не надо все объяснять.

Свадьба состоялась, и никто не заметил подмены платья. Никто не узнал, что на туфлях невеста сэкономила, что фату за ночь смастерила сама, что прическа была сделана впопыхах и держалась на двух шпильках. К свадьбе невеста подошла полная идей, сосредоточенная и что-то записывающая в большой блокнот.

– Что это у тебя?

– План создания нашей швейной империи, – загадочно ответила невеста.

– Ты замуж завтра выходишь! – напомнила я.

Она вышла замуж, и свадьба была веселой и радостной. Без ужимок, родственных обид, намеков и неудобных ситуаций. Все ели, пили, плясали, произносили тосты, участвовали в конкурсах и импровизированном концерте. Лида была очень красивой невестой, а главное – счастливой.

– Игорь, постарайтесь ее не обижать. – Я выпила шампанского и растрогалась. Мне хотелось плакать от того, что моя любимая сестра выходит замуж. И что ее жених такой положительный, и родители такие добрые, и сама она красавица, а главное – умница и очень находчивая, очень деловая. «Это надо же! Платье, собственное платье продать! Не сходя с места! В магазине, куда пришла покупать туфли! Умница, что и говорить!» – умилялась я.

Маленькое свадебное путешествие на море, переезд, обустройство слегка запущенной квартиры новоиспеченного мужа – все это какое-то время занимало внимание Лиды. Как и ожидалось, мы не виделись. Я, оставшись одна в квартире, теперь имела возможность спокойно подумать о себе. Что за это время случилось со мной? Чего я добилась? Что бы я хотела сделать? И как, наконец, я представляю себе свою собственную будущую жизнь? Нельзя сказать, что над этими вопросами я не задумывалась раньше, не бывает так, чтобы человек о себе не думал. Но я старалась не углубляться в подобные размышления, ибо при ближайшем рассмотрении обнаруживалась картина не очень обнадеживающая. Одиннадцать классов образования, кассир в магазине, случайная удача – и вот сотрудник фирмы, которая занимается всем – от рекламы до кейтеринга. Многопрофильность, развитая нашим директором, позволяла мне овладевать новыми навыками, попробовать себя в разных областях и хорошо зарабатывать. Но не оставляла совсем времени для себя. Когда в своих размышлениях я доходила до этого места, настроение у меня сильно портилось. Моя жизнь представлялась мне настолько неустойчивой, настолько зыбкой, что страх накрывал меня, как в далеком детстве, когда я слышала, как ругаются пьющие отец и мать. Я была одинока. Я это отлично понимала, как понимала и то, что сестра, самый мой близкий человек, всегда придет на помощь, всегда будет рядом. Но всякая женщина знает, что есть чувство особой близости, особой привязанности, особой принадлежности, и без этого чувства даже самая насыщенная жизнь кажется неким полуфабрикатом.

Ко всему прочему у меня была тайна – я не хотела выходить замуж. Тяжелые, жестокие и скандальные отношения родителей отвратили меня от семейной жизни. Мне казалось, что рано или поздно между людьми возникнет то самое озлобление, которое может привести к распаду, если не семьи, то к распаду отношений. Какой смысл начинать, если может так все закончиться?! Этот дурацкий вопрос-опасение не давал мне покоя, а самое главное – делал меня очень недоверчивой к людям, к проявлению мужской доброжелательности. Любые попытки мужчин завязать со мной более близкие отношения делали меня настороженной.

– Чем лучше я к тебе относился, тем больше у меня было уверенности, что я делаю тебе плохо. Это странно, тебе не кажется?

Так сказал один мой любовник перед нашим окончательным расставанием. Я не нашлась, что ответить, он был прав, я была не права, но внутреннее устройство мое было именно таковым.

– Ты просто его не любила. И очень жаль. Он хороший, добрый и к тебе относился очень нежно. – Моя сестра Лида была огорчена нашим расставанием. Сестра была мягче характером, трепетна душой и считала, что семья – это главное, что может быть у человека.

– У меня мечта, – сказала как-то она. – Я хочу, чтобы у меня было много детей. Нет, не так, чтобы подгузники не успевать менять, а так, чтобы каждый следующий малыш был в радость. Еще я хочу, чтобы у тебя была такая же семья – муж и несколько детей. И чтобы наши семьи, наши дети, наши мужья и все остальные родственники дружили. Понимаешь, чтобы это была одна семья! Самая настоящая. Чтобы мы приходили друг другу на помощь, чтобы поддерживали, чтобы выручали, чтобы проводили все праздники вместе, встречались по выходным, устраивали поездки…

– Лида, семья – это не отряд бойскаутов. Это более сложная организация. И нельзя требовать, чтобы все были как один. Вдруг кому-то из членов семьи твоя схема не подойдет. Я даже знаю, кому она не подойдет. Тебе. – Лида обиделась на то, что я сравнила ее модель счастья с бойскаутским движением. – Представь себе, мне сложно, когда вокруг меня более трех человек. Но это, конечно, не отменяет родственной взаимовыручки. – Я смягчила ситуацию. Тем более что желание Лиды было очень объяснимым – она, как я уже говорила, жила без подруг и друзей. Это чувство одиночества очень ранит. Я же пребывала в «ножницах» – одиночество мне нужно было для борьбы за жизнь. Я сама себе воин, сама себе командир, моя воля и характер проявлялись именно тогда, когда я в одиночку старалась решить сложные задачи. Присутствие кого-то, кто пытался помочь мне, только раздражало и сбивало с толку. С другой стороны…

– С другой стороны, Анастасия, перестань капризничать. Вокруг тебя столько мужиков вертится, а ты как принцесса…

– Почему как принцесса?

– Потому что ты их не замечаешь даже. А ты попробуй, обрати внимание…

Легко дать такой совет, нелегко изменить себя.

Переезд Лиды обозначил новую веху в нашей жизни. Отныне мы порознь, отныне заботиться о ней будет ее муж, а я должна держать дистанцию и не влезать в семейную жизнь.

Претворять в жизнь свои идеи Лида начала почти сразу же.

– Я УЗИ сделала! Говорят – двойня! – Голос на том конце города ликовал.

– Лида, я суеверная. Меня учили не радоваться прежде времени, – наставительно пробурчала я, но в глубине души ликовала так же. Семья Боярцевых пускала московские корни.

Глава 4 «Сюзи Менкес нам не указ!»

Близнецов назвали «оригинально» – Саша и Маша. Лида была в восторге от своего материнства. Ежедневно по телефону я выслушивала многоминутные отчеты о качестве грудного молока и количестве испачканных подгузников. Укладывая грудных близняшек спать, Лида звонила и осведомлялась:

– Настя, а как ты думаешь, если отдавать в детский сад, то лучше, наверное, с образовательным уклоном? Например, с английским языком?

– Лида, они у тебя по-русски еще не разговаривают. Какой английский? Ложись, отдохни, пока они спят. Тебе силы нужны, а ты морочишь себе голову тем, что еще будет не скоро.

Лида соглашалась, но я чувствовала, что эта жажда деятельности, которая не имела выхода в последние месяцы беременности, не дает ей покоя. И еще я заметила, что с появлением детей Лида вдруг стала бояться, что что-то не успеет сделать.

– Настя, ты помнишь, что мы с тобой должны открыть дом моды? Это остается в силе. Деньги не тратим, копим, набираемся опыта. Через год, другой – мы это сделаем.

– Я помню, но сейчас главное – близнецы.

– Да, но я все равно думаю над этим, у меня есть уже целый план.

Однажды я этот план увидела. В аккуратно разлинованной тетради были подробно описаны все этапы развития швейного бизнеса. Там приводились цифры, примеры, там имелись расчеты. Там было даже описание моделей платьев с рисунками, которые предназначались для продажи.

– Ты же хотела шить на заказ? – удивилась я.

– Мы и будем шить на заказ, но всегда должна быть пара платьев уже готовых, которые купят те, кто спешит.

– Лида, ты же говорила, что не умеешь считать, что не умеешь планировать? Как и когда ты это все написала? – Я была удивлена – передо мной лежало готовое ТЭО для проекта «Дом моды».

– За три месяца до родов. И я, кстати, просто дополнила, что было написано мной раньше.

– Отлично. Готовая инструкция, готовый рецепт…

Однажды рано утором Лида примчалась ко мне на работу. Извинившись, я уединилась с сестрой в переговорной.

– Что стряслось?! Кто остался с детьми?! Почему ты здесь? – Я так разволновалась, что даже не могла остановиться и задавала один вопрос за другим.

– Настя. – Лида была очень серьезной. С таким лицом она говорила о наших родителях и своих детях. – Настя, ты должна устроиться на работу в одно очень интересное место.

Я онемела. Моя младшая сестра удивляла меня все больше и больше.

– Я бы устроилась сама, но – дети. Я выпадаю из деловой жизни года на два, если не больше. Нет, конечно, я не буду сидеть сложа руки, я буду шить, буду подрабатывать, будем докладывать в нашу копилку деньги. Я буду следить за всем, что происходит в мире моды… Хотя, звучит это сейчас самоуверенно и смешно… Настя, но мы не можем терять время на ошибки и просчеты. Мы должны изнутри изучить этот бизнес.

– Ты мне предлагаешь уволиться и пойти работать?..

– Да! Я решила, что это будет правильно и полезно. – Лида поджала губы. – Нам нужен собственный опыт. И мы его достанем таким образом.

Я растерялась. Сейчас, когда в нашем агентстве я была на хорошем счету, когда мне доверяли большие проекты, когда наш Анатолий Дмитриевич, который, кстати, погрузнел и приобрел солидность, все чаще звал меня с собой на самые сложные переговоры, вот сейчас, когда моя карьера пошла вверх, я должна была все бросить, чтобы шпионить в каком-то большом ателье!

– Лида, я подтверждаю приверженность нашим идеалам юности, прости за пафос! Я согласна полностью, что мы должны открыть свой бизнес, но сейчас… Сейчас мне это сложно сделать… У меня как раз все только начинается. Я могу стать…

А кем я могу стать? – этот вопрос вдруг сам по себе всплыл в моей голове. Кем я могу стать? Заместителем директора? Исполнительным директором? Художественным директором, финансовым, директором по особо важным проектам. Но я никогда не стану хозяйкой. Я не буду владеть этим бизнесом и не буду определять его развитие. Он не станет моей опорой (равно, как и головной болью). Я всегда буду наемным рабочим. Мои амбиции в этом смысле не были очень велики и работать под началом умного, спокойного руководителя – это ли не благо? Но в этом случае ты все равно не являешься хозяином положения, ты зависишь от другого человека и обстоятельств.

– Я подумаю, – ответила я.

– Отлично, только не очень долго – по моим сведениям в «МаМур» нет проблем с кадрами. Сама понимаешь, такие места занимают быстро. – Лида поцеловала меня и умчалась к своим близнецам. Вот тебе и младшая сестра!

На следующий день я взяла отгул. Мне нужно было все взвесить и обдумать.

– Самый сложный день! – ворчал Анатолий Дмитриевич. – Вы нужны здесь, в офисе.

– Извините, но мне очень надо. Семейные обстоятельства.

– Ладно. Не выходите сегодня на работу.

Я положила трубку, потянулась в постели и задумалась. Впереди был целый день. Соблазн остаться дома и провести все это время в лени и почти неподвижности был велик. Но я знала, что вечером буду себя ругать. Буду ругать себя за бездарное время, проведенное наедине с собой, – так уже не раз случалось. Усилием воли я заставила себя встать, одеться, накрасить глаза – и выйти на улицу. Недаром говорят, что лекарство от всех болезней – это движение. Когда я подошла к метро, я успела порадоваться ясному дню, свободному времени и тому, что в этот день я могу сделать все, что не успевала сделать раньше. А потому я направилась на Волхонку.

В моем родном городе архитектурных памятников не было. Их не очень было много и в закоулках Магистральных улиц, где я теперь жила. Пушкинский музей – место, которое меня привлекало не столько содержанием, сколько формой. Было что-то внушительное в этом помпезном сером здании с огромными колоннами. Было в нем что-то такое явно правильное, что от одного взгляда на него хотелось вынести вердикт: все, что там внутри увидишь – уже классика и обсуждению не подлежит.

Я прошла через низенькие ворота, мимо огромных елей, поднялась по серым ступенькам и толкнула тяжелые двери. Билеты, гардероб, зеркало, и вот передо мной огромная темно-коралловая лестница. Может, она на самом деле была какого-то другого цвета, но мне казалось, что ряды розовых колонн, расположенных выше, отбрасывали свет на все помещение.

– Начало экспозиции – направо, – вежливо подсказала дама в униформе.

Я всегда любила порядок, а потому послушно повернула в зал, где в глаза бросилась очаровательная картинка – зима, каток, фигурки людей, зимний город вдалеке. Я остановилась и с жадным любопытством начала разглядывать небольшой холст. Точность деталей – тонкий дым печной трубы, блеск маленьких окон, крохотная галка на дереве. Золотистые краски зимнего пейзажа – неожиданное зимнее тепло трогало и умиляло. Я забыла обо всем том, что осталось за стенами этого внушительного здания.

Картина за картиной, зал за залом – я обошла весь музей, сторонясь только скульптур и египетских древностей. Я не хотела смешивать искусства – впечатлений от живописи мне хватило с лихвой. Спустившись в гардероб, я отыскала заветную дверь со словом «Буфет» и, усевшись за столик, блаженно вытянула ноги. В моей голове, несмотря на обилие впечатлений и неизвестных имен, как ни странно, сложилась очень стройная картина. Сама от себя не ожидая, у себя в голове я вдруг стала сравнивать французскую и немецкую живопись.

«Что я видела на немецких картинах шестнадцатого и семнадцатого веков? Я увидела мастеровых, ремесленников. Увидела торговцев снедью – булками, рыбой, дичью. Я увидела святых, покровительствующих башмачникам, кузнецам, ткачам. Я увидела, как копают огород, сажают цветы и пекут хлеб… А что было изображено на французских полотнах? Военные походы, пирушки, королевские особы, бархат, кружева… Что это значит? Ничего, кроме того, что немцы практичны. А ремесло – главное, что есть у человека. Оно уважаемо, потому что…»

– Лида, кто там у нас покровитель швей? – Я набрала на телефоне номер сестры.

– Что? – Сестра озадаченно помолчала. – Зачем тебе? Но если надо – узнаю.

– Узнай, пригодится. – Я рассмеялась и нажала «отбой».

На следующий день, под причитания и заламывание рук Анатолия Дмитриевича, я писала заявление об уходе.

– Анастасия Павловна, вы хорошо подумали? Вы все взвесили? – Директор ходил вокруг меня «восьмерками». – У нас на носу столько мероприятий! И без вас невозможно обойтись!

– Не волнуйтесь, я все закончу. Я не брошу, не подведу вас. Я буду приезжать.

– Как вы не бросите, если вам нужно будет выходить на другую работу!

– Пока не надо будет. Я еще не устроилась.

В кабинете шефа повисло молчание.

– То есть вы пишете заявление, но работы у вас еще нет?!

– Совершенно верно.

– А если вас не возьмут?

– Приду к вам обратно. Примете? – Я весело посмотрела на Анатолия Дмитриевича.

– Нет, – твердо ответил тот.

– Правильно, – согласилась я. – Значит, я точно попаду на то место, куда мне сейчас надо. Другого пути нет.

Я знала, что директор меня возьмет назад, я знала, что он даже не будет особенно ворчать, но сейчас мне нужна была уверенность в том, что никаких запасных путей у меня нет.

Провожали меня всей конторой, и я даже не подозревала, что так много людей ко мне замечательно относятся.

– Друзья, я надеюсь, что никогда сюда не вернусь! Поймите, так решила моя младшая сестра, а я ей подчиняюсь. Но, поверьте, я буду вспоминать вас с любовью и благодарностью. – Этот мой прощальный тост наверняка запомнили многие. Мало того, что у меня заплетался язык, кружилась голова, так я еще умудрилась пролить спиртное на одежду Анатолия Дмитриевича. Выпила в тот вечер я совсем немного, но то ли от волнения, то ли от растроганности захмелела я очень быстро.

Домой меня довезли, выгрузили вместе с памятными подарками прямо у порога.

– Анатолий Дмитриевич велел передать, что, если завтра соберетесь на работу, позвоните. Машину за вами пришлют. – Наш водитель чуть ли мне честь не отдавал.

Заснула я прямо в одежде и лодочках. И даже во сне заботилась о том, чтобы не сильно испачкать туфлями диван.

Два дня у меня ушло на восстановление, а на третий я отправилась в Модный дом Марии Мурашовой. Медлить с этим визитом было нельзя – моя уверенность в том, что меня примут туда на работу, таяла не по дням, а по часам.

– Не глупи, получится. Устраивайся кем угодно. Страдания окупятся. – Моя младшая сестра, став матерью, сама сделалась строгой и жесткой.

– Слушаюсь! – только и ответила я.

Надо сказать, что, глядя на внушительное, похожее на уютную усадьбу здание Модного дома, вполне можно было предположить, что дела там идут отлично. Здание было недавно отремонтировано и имело красивую медную вывеску. «С претензией», – подумала я и на всякий случай одернула строгий серый жакет. «Запомни, – повторила я про себя наставления сестры, – у мужчины – пиджак, у женщины – жакет. И никак не иначе. Нет у женщин в гардеробе пиджаков».

Всякие мелкие премудрости Лида вбивала мне в голову при каждом удобном случае. Впрочем, я понимала, что исход сегодняшнего визита зависит во многом от разных незначительных мелочей.

Войдя в серый холл со стеклянными стенами, который был полной противоположностью купеческому фасаду, я тут же попала в своеобразный вихрь из молодых девушек. Их было много, они были красивы, отлично одеты и все очень высокого роста. Присмотревшись, я поняла, что они просто на высоких каблуках, к тому же никакой особенной необходимости двигаться в такой суете, издавая протяжные и требовательные восклицания, не было. Ничем серьезным эти девушки не занимались, но, похоже, считали, что в мире моды нужно вести себя именно так.

– Не подскажете, с кем я могу переговорить по поводу работы?

Девушка за высокой конторкой подняла на меня недовольный взгляд. Впрочем, интонация была вежливая:

– Вы – швея?

– Нет, – испуганно ответила я.

– А кто? – Девушка склонила голову к плечу.

– Дело в том, что я работала в рекламном агентстве…

– Насколько я знаю, там вакансий нет.

– А где есть? – Я уцепилась за нужную фразу. Кстати сказать, я нигде не видела объявления, что здесь нужны люди. И откуда эту информацию узнала моя сестра – загадка. Впрочем, я могла быть невнимательной и что-то пропустить.

– Нигде нет. – Девушка посмотрела на меня, видимо, ожидая, что я попрощаюсь и уйду.

Но я не уходила.

– Мне очень нужна работа. Может, вы мне поможете. Подскажите, к кому мне здесь имеет смысл обратиться?

– А почему вы хотите именно к нам? – Девушка так самодовольно повела плечом, что можно было подумать, что она и есть владелица Модного дома.

– Мечта такая всегда была – работать в мире моды. Понимаете, мечта. Вот вы молодая, красивая, вам так легко проникнуть… – Я льстила безбожно, но видела, что это равнодушное создание поддается моему давлению.

– Ну не знаю даже, что вам подсказать. – Девушка, покрасневшая после моих комплиментов, стала что-то искать в компьютере.

– Спасибо вам огромное! – быстро поблагодарила я, словно уже дело сделано и заветные координаты у меня в руках. Это был мой тактический ход – я как бы скрепила этими вежливыми словами нашу сделку.

– Я ничего не могу обещать, я только позвоню. – Девушка сохраняла такой же недовольный вид, но все-таки ее жесты обрели энергию.

Через минут десять, в течение которых ей пришлось ответить на два телефонных звонка, выписать три пропуска и забрать у курьера большую пачку пригласительных, она, наконец, опять обратила на меня внимание.

– Знаете, ничем не могу помочь. – Она сделала паузу, наслаждаясь моим разочарованием. Разочарование было вдвойне сильнее, поскольку было подобие обещания с ее стороны и ожидание – с моей.

– Жаль, извините, – произнесла я упавшим голосом.

Настроение у меня стало отвратительным – ну, в конце концов, кто устраивается на работу туда, где не нужны люди? Кто уходит с работы, не получив другую?! Кто делает ставку на мечту, какой бы светлой и практичной та ни была?! Мы с Лидой заигрались – нам везло в Москве, и мы решили, что так будет всегда.

– Еще раз извините. – Я отошла от стола и направилась к двери.

– Завтра подойдите в час дня. Может, что-то получится, – прокричала девушка мне вслед.

– Что? Завтра?! Конечно! Спасибо вам, даже если не получится, надежда – это уже кое-что! – Я почти бегом вернулась к столу.

– Да, может быть, получится. Наш Дом принимает участие в Неделе высокой моды. К этому событию очень готовятся, много всяких организационных дел. Если вы завтра подойдете и сможете переговорить с директором, может, и выгорит. Понимаете, нужны активные люди на побегушках.

«Ничего, Настя, ничего! Ты им еще покажешь, когда будешь управлять своим Домом моды. А пока и на побегушках – тоже неплохо!» – подумала я про себя, еле сдерживаясь, чтобы не послать все это к чертовой матери.

Вечером сестра со строгостью в голосе выспрашивала подробности:

– Ну как тебе? А как у них там обстановка? Людей много работает? Ты не поняла, цех швейный там же или они заказы отдают на сторону?

Я слушала и очень хотела ругаться – сегодня был не самый приятный день.

– Лида, я ничего не знаю, дальше порога меня не пустили. Это – во-первых. Во-вторых, скажи мне, дорогая, откуда ты взяла, что им нужны люди? Вот только честно?!

– Ниоткуда, я соврала. Но иначе бы ты не пошла. А так я знала, что ты добьешься своего! – доложила Лида честно и почти весело.

– Дорогая, мне не двадцать лет, я не люблю быть в идиотском положении! Могла бы сказать как есть!

– Извини. Но все-таки расскажи, что заметила.

– Ничего. И люди им не нужны. – Мне очень хотелось проучить сестру.

– Ну ладно. Я еще тут всякие справки наведу, может, куда еще можно устроиться. – Сестра вздохнула. – Ты понимаешь, у них очень интересная история – начинали с нуля, никто не помогал, и держатся на плаву уже много лет. Все говорят, что это дисциплина и грамотно построенная схема взаимодействия служб. Там же не только творчество, там же еще есть и массовое производство.

– Господи, Лида, я спать ложусь, у меня завтра собеседование. Рано утром.

– Уррра! Сеструха! Люблю тебя!

Это было последнее, что я услышала перед тем, как отключить телефон.

Рано утром я репетировала речь. Мне хотелось произвести впечатление на людей, которые каждый день видят перед собой красивых девушек, которые рисуют красивую одежду и вообще призваны сделать мир привлекательнее. Но чем больше я смотрела на себя в зеркало, тем больше сомнений поселялось в моей душе. Я ничего не знала о моде, я не любила рисовать, не очень любила модно одеваться, а новостями из этого мира даже не интересовалась!

В эту авантюру я пустилась зрелым человеком – мне уже исполнилось двадцать восемь лет. То есть вполне взрослым человеком, который доказал и себе, и другим, что он кое-что может. Я сознавала, что разобраться, как устроен дом моделей с кошачьим название «МаМур», за год-полтора невозможно. Надо было бы проработать долгое время, чтобы понять, как создаются платья и костюмы, как их продвигают на рынок, как работает механизм моды. А потому необходимо было терпеть и ждать, пока подрастут близнецы, пока подкопим денег, пока Лида станет дипломированным специалистом. Моя младшая амбициозная сестра, с отличием закончив училище, решила и в институте во что бы то ни стало получить красный диплом.

Мне было очень жаль уходить из агентства, мне было жаль тех отношений, которые там сложились, но долг есть долг, а мечта есть мечта. В нашем с Лидой случае именно мечта стала долгом. С одной стороны, я сожалела о таком вынужденном шаге, но, с другой стороны, понимала, что с тех пор, как мы приехали в Москву, прошло уже восемь лет – срок достаточный, чтобы наконец попытаться реализовать наши планы. «Хотя, мы, конечно, и так многого достигли, – думала я, разглядывая себя в зеркале, – я научилась разбираться в тонкостях рекламного дела, сестра окончила училище, поступила в институт, стала счастливой мамашей подрастающих близнецов и скоро получит диплом о высшем образовании. Может быть, она и права, моя младшая сестра. Может, действительно надо сейчас все силы бросить на подготовку».

Ведь осталось совсем немного – чуть-чуть подсмотреть, как это делается, как это устроено, перенять чужой опыт, увидеть чужие ошибки и придумать свою идею. Исходя из всех этих фактов и соображений, моим главным оружием должны были стать терпение и внимание.

Строгий костюм, скромные лодочки – этот наряд я сочла вполне уместным для собеседования. «Не пошло, не вульгарно, по-деловому. И сколько стоит этот костюм – непонятно. А это – главное». Я застегнула пуговицу на пиджаке, который мог быть у женщины только жакетом.

– Добрый день, – с прежней капризной миной ответила мне вчерашняя девушка-секретарь. – Вам вот в ту синюю дверь. Только заполните анкету.

На двух листочках могла отобразиться вся моя жизнь – вопросов было много, и все они были очень подробные. Поверх всего этого стоял синий номер – двадцать восемь.

– А это что означает? – Я указала на цифры.

– Это ваша очередь.

– Столько желающих?

– Я же вам говорила, что мы будем брать людей.

За синей дверью был длинный ряд мягких стульев, на которых сидела часть претендентов. Остальные прохаживались по большому помещению.

Моя очередь подошла, когда стрелка часов приблизилась к пяти вечера. Надежды у меня было уже немного – люди из кабинета, в котором проходило собеседование, выходили смущенно-раздраженные: с одной стороны, им было обидно получить отказ, с другой – они старались скрыть свою обиду.

– Столько времени потерять! Деньги ерундовые, а требования! – Так охарактеризовала одна из девушек результаты своей попытки.

Я вошла в кабинет злая и голодная. За большим столом, заваленным бумагами, эскизами и лоскутами ткани, сидела дама лет пятидесяти. Она была в черном, а выражение лица у нее было как у человека, проплывшего большую дистанцию, – усталое. К моему удивлению, с соискателями беседовала сама Мурашова – ее фотографию я видела на стене за спиной девушки-секретаря.

– Так, вы почти последняя. – Дама заглянула в какой-то гроссбух. – Откуда вы и что вас привело к нам?

– До этого я работала в компании, занимавшейся рекламой, и, как ни странно, имела отношение к учреждению, в названии которого была приставка «метео». Мы не только старались красиво писать об антициклонах, но осуществляли различные проекты в содружестве с другими московскими агентствами…

Я решила не упоминать подробности, не вникать в детали нашей деятельности и не уточнять, что там мне было хорошо – коллектив был сплоченный, с юмором относившийся к приблизительным метеопредсказаниям, да и к погоде вообще. И что я бы и сейчас там еще работала, но семейные планы…

– Почему ушли? Погода – это так романтично…

Я поняла, что Мария Евгеньевна все четко увязала с метеопрогнозом, но разочаровывать ее не стала.

– Врать надоело, – ответила я, избито намекая на приблизительность погодных предсказаний.

Этот мой ответ Мурашову удовлетворил.

– А что вы знаете о мире моды? – Она перешла к следующему этапу собеседования.

– Ну, я знаю, что Сюзи Менкес… – эти слова я произнесла заученно – три дня штудировала глянец, но в голове моей осталось немного, только пара фамилий и дат. Про эту весьма некрасивую и толстую даму, которая была главной фигурой во всемирной моде, я прочла кучу статей, и меня особенно удивило то, с каким придыханием в статьях упоминалось ее имя теми, кто освоил такую сложную вещь, как стежок «козлик».

– Оставим это, – перебила меня Мурашова. – Сюзи Менкес – нам не указ. Где она и где мы! Что вы о моде знаете? Как вы ее понимаете?

Да никак я ее не понимала! Что я сейчас могла рассказать? Что вычитала благодаря Интернету и журнальным статьям. Что мне Лида торопливо выложила по телефону. Но «свое понятие моды»? Его у меня не было. Как назло, в моей голове засела мысль, что этой даме нечего делать, если она «рабочих лошадок», «побегушек» сама принимает на работу. Ведь скорее всего их уволят после окончания Недели моды.

– Я слушаю вас. – Дама уже заглядывала в длинный список.

– Не знаю, может ли это сойти за взгляд, скорее всего – это просто суждение человека, который интересуется модой, – слукавила я. – Так вот, мне кажется, что смысл этого бизнеса – а мода – это творчество, подлежащее реализации, – в том, чтобы продавать не предметы, а идею. Можно, еще идею назвать символом. Можно назвать образом. Сейчас в мире шьют около миллиона брюк в день. Во всех концах земного шара. Как убедить человека купить те, а не другие? Сложно. Продать «просто брюки» – это вообще непосильная задача. Огромная конкуренция. А вот продать образ можно. Более того, можно продать очень выгодно, поскольку в образе брюки дополнены всем остальным, включая шляпу и сорочку. Например…

Моя речь была плавной, мысль четкой, слова точными. Я это поняла по лицу Мурашовой, я сама это почувствовала. Я говорила то, что пришло мне в голову внезапно, когда я разглядывала огромные постеры, на которых были изображены этапы изготовления одежды. Мне было только очень жаль, что говорю я это Мурашовой и что я не припасла эту идею для нашего с Лидой будущего проекта.

– …Вот посмотрите на эту фотографию. – Я указала на постер, где были изображены широкие брюки. – Вот «просто» брюки. Попробуйте их продать! У людей в шкафах скопилось столько барахла, что надо очень постараться заставить потратить деньги еще на один предмет гардероба. Но вот мы берем эти брюки и провозглашаем идею морской стихии, свободы, энергии, целеустремленности. Мы провозглашаем идею одежды для самостоятельных, деловых женщин, которые умеют работать, отдыхать, которые движутся по этой жизни летящей стремительной походкой. – Я на секунду замолчала, а потом торжественно произнесла: – Вуаля! Брюки проданы! Брюки проданы, поскольку они стали идеей и образом.

В комнате воцарилась тишина. Мурашова что-то писала на листке бумаге. Я же незаметно от нее облизала пересохшие губы.

– Нда… ну, бегать за кока-колой моделям – в вашем случае это уж слишком. Пригодитесь где-нибудь в другом месте. Я беру вас на работу. Креативить бы вам… но там посмотрим.

…И меня определили… опять в отдел рекламы! Какое-то время я занималась всяким «мусором» – заготавливала впрок рекламные тексты, налаживала связи с небольшими агентствами и изданиями. К «китам» меня не допускали – за это отвечали два человека, которые невероятно соперничали и пытались подсидеть друг друга. Я, пока велись эти войны, овладевала мастерством и в соответствии с восточной мудростью ждала, когда «мимо меня проплывет труп моего врага». Труп, слава богу, не проплыл, но состоялось увольнение одной, и выговор получила другая. Времени на поиски нужной единицы не было, и меня назначили начальником отдела.

– Сама Мурашова одобрила вашу кандидатуру, – поделилась девушка-секретарь, которая как-то незаметно стала моей приятельницей.

Я должна была быть благодарна Марии Евгеньевне – в то время, когда многие сотрудники проходили через многоступенчатые проверки и испытательные сроки, я почти волшебным образом оказалась на месте начальника. В глубине души, я пыталась вызвать в себе это чувство признательности, но получалось это так натужно и неискренне, что пришлось это занятие бросить. Да и в моем назначении, скорее, был «виноват» случай, а не мое умение писать. И добрая воля Марии Евгеньевны была здесь ни при чем.

В Дом моды «МаМур» я пришла наблюдателем. Я проникла лазутчиком, шпионом, разведчиком. Благодаря этому мне было намного легче, нежели другим, выносить атмосферу постоянной нервозности, страха перед наказанием, которая царила в этих фешенебельных стенах. Я держала свой «кукиш в кармане», когда хозяйка и ее замы распекали подчиненных, когда Мурашова капризничала или отпускала редкую похвалу, по форме больше похожую на оскорбление. В определенном смысле мне было намного легче, чем многим другим. Я знала про свое тайное будущее, про наши с сестрой планы и понимала, что все это лишь ступень на пути к собственному бизнесу. Почему-то я совершенно была уверена, что все у нас получится. Сестра была талантливой, я упрямой и дотошной. Удача не могла обойти нас стороной.

Мария Мурашова была человеком неприятным, но вместе с тем очень успешной предпринимательницей. Ее одежда не была особенно оригинальна, скорее это были реплики давно забытых идей, слегка переработанных и адаптированных к современной жизни. Она не уделяла внимания аксессуарам – этой палочке-выручалочке большинства модных домов, она даже не использовала эксклюзивные ткани, но ее маленький модный «заводик», запущенный когда-то, функционировал безотказно, поднимаясь в верхние модные эшелоны медленно и верно. Происходило это не благодаря новаторским идеям, а исключительно идеальному пошиву и умению творчески переосмыслить прошлое.

«Хотела бы я носить ее одежду?!» – этот вопрос я задавала себе бесконечно, наблюдая изнурительные репетиции дефиле. Девочки-модели, все бледные и уставшие, послушно вышагивали по подиуму, а Мурашова кричала на них и удивлялась вслух: «В этом агентстве что – все такие полудохлые клячи?! Они же даже дышать не могут нормально!» Она была несправедлива – манекенщицы работали хорошо, я это уже точно могла сказать. Порой мне казалось, что Марию Евгеньевну бесит их красота. Даже без косметики они были утонченными и интересными, каждая на свой манер. Мурашова в своей вечной черной одежде – дань мировому модному стилю – казалась неопрятной. Кстати, то обстоятельство, что почти все дамы, которые определяют что-то в моде, далеки от совершенства и подчас откровенно некрасивы, меня немало изумляло. Мне казалось, в этот бизнес должны идти люди привлекательной наружности. Красивым как-то веришь сразу, и прислушиваешься, и хочешь подражать. «Ну, сестра у меня хороша собой, и я – ничего, когда в нормальном расположении духа! – самонадеянно думала я про наш будущий семейный бизнес. – А еще в нашем Модном доме будут работать люди приятные и воспитанные. У нас не будут хамить и оскорблять».

Наблюдая за работой сотрудников и за тем, как Мурашова контролирует всю сложную схему, я представляла, как мы с сестрой откроем свой собственный бизнес.

– Я хочу, чтобы мы шили все. Весь ассортимент. И для мужчин, и для женщин. – Лида показывала мне огромный альбом, весь заполненный эскизами. – Смотри, хоть сейчас за работу! За эти годы я столько всего напридумывала. И даже сшила.

Действительно, Лида многие вещи отшивала в маленьких размерах, чтобы понять, есть ли у той или иной модели недостатки. Сестра часами рисовала, чертила выкройки, искала интересные ткани. Она, как и я, серьезно готовилась к нашему рывку. Наши роли мы поделили заранее – Лиду прежде всего интересовало творчество. Управление, координация, финансовые вопросы и реклама ее волновали мало. Я же могла быть полезна в этом качестве. У нас было идеальное сочетание, и мы обе с нетерпением ждали, когда подрастут ее близнецы.

Иногда я себя спрашивала, насколько я искренна в своем стремлении осуществить эту нашу мечту. Дело в том, что шить я не любила и не умела. Никаких восторгов относительно образов, которые может создать кутюрье, я тоже не испытывала. Мое отношение к этому делу было сугубо практическим. К тому же я беспокоилась о сестре. Получалось, что эта моя мечта была мечтой практичного человека, а в душе было что-то иное, чему я не давала воли.

Забегая вперед, скажу, что через три недели работы в «МаМур» мне захотелось оттуда сбежать куда глаза глядят – мир моды при ближайшем рассмотрении оказался весьма несимпатичным. То есть каждый в отдельности человек, с которым я имела там дело, был сам по себе хорош и приятен. Собранные в коллектив, отягощенные общей задачей и возглавляемые владелицей компании Марией Мурашовой, они представляли собой классический клубок змей. Было ли здесь дело в амбициях или в своеобразных методах управления – не знаю. Ясно было только одно – моя бы воля, я отсюда уволилась бы через месяц. Но я выполняла долг – мне нужно было знать, как устроен мир моды.

В «МаМур» огромный отдел трудился над пресс-релизами и сочинял эссе о творчестве Марии Мурашовой, об успехах на мировом рынке конфекции, о том, как принимали ее коллекции в Париже или Японии. Много сочинялось, но таковы законы жанра: не приукрасить – это значит не посолить обед. Все тексты, которые я писала, заверяла сама хозяйка, и каждый раз, возвращая с кучей замечаний мое творение, она приписывала фразу: «На собеседовании вы были оригинальнее!»

Почему она так прицепилась к тому разговору, я так и не поняла. Мне иногда казалось, что, даже если я напишу идеальный текст, все равно увижу хоть один возмущенный восклицательный знак и неизменную приписку на полях. Я не сдавалась – написать внятный рекламный текст за десять минут для меня не составляло труда. Иногда я вспоминала мое родное агентство, в котором управлял взбалмошный, но добрый и понятливый Анатолий Дмитриевич, и оно мне казалось чем-то вроде милой песочницы.

…Через полгода мне наконец открылось то, что было скрыто от постороннего взгляда и что объясняло многие события, а также эту нервозную, недоброжелательную обстановку. В Доме моды было две «головы». Мария Мурашова – этот лидер, который был на виду, который брал на себя решение всех вопросов, начиная от хозяйственных до участия в том или ином мероприятии. И был еще один человек, который в статусе арт-директора определял творческую составляющую этого дела. Звали этого человека Калерия Петровна, или просто Лера Петровна. По слухам, при создании Дома моды именно Лера Петровна внесла большую часть необходимой для становления дела суммы. Теперь, спустя много лет, отношения между компаньонами напоминали скорее войну, и у каждого полководца была армия и верные оруженосцы. Я соблюдала нейтралитет, насколько это было возможно. И потом, я помнила, как «оценила» меня Мурашова. Что и говорить, тогда мне была приятна ее похвала, пусть и такая куцая. К тому же я, вникая все больше в ситуацию, понимала, что это именно Мурашова идет на компромиссы, чтобы сохранить и не делить этот бизнес. Она, как практик и умный человек, понимала, что, пока они вместе, пока они одно целое, они останутся величиной.

Лера Петровна вела себя иначе. Она всегда оставалась в тени и выступала тогда, когда было очевидно, что дело сделано и назад повернуть невозможно, да и незачем. Иногда казалось, что причина этого вмешательства не в желании улучшить, а исключительно испортить то, что уже сделано. Примеров такого неявного, якобы дружеско-коллегиального противостояния было предостаточно, но одна из ситуаций была особенно яркой и запомнилась мне тем, что именно в этот момент я определилась со своей позицией.

Тендер на пошив униформы, объявленный огромной государственной компанией, «МаМур» выиграла совершенно неожиданно. Во всяком случае, так выглядело внешне. Заказ был огромен, выгоден, и его выполнение позволяло Модному дому долгое время заниматься исключительно творчеством. Сотрудники ликовали вместе с владельцами – заказ повышал вероятность премиальных и вообще установлению мирной, спокойной обстановки, которая, в свою очередь, способствовала творческой работе.

– Поработали неплохо. Неделя отдыха – занимаемся другими делами, а потом, как раз бухгалтерия закончит все свои подсчеты и получит деньги, беремся непосредственно за пошив.

Неделю мы все били баклуши – подтягивали «хвосты» и заканчивали все то, что в погоне за выгодным заказом было отставлено и отложено. Мурашова впервые за долгое время позволила себе отпуск.

– Она больше, чем на три-четыре дня, никогда не отлучается. А тут – целый месяц! – гудел тихо офис.

Ровно через три дня после отъезда Марии Евгеньевны меня вызвала к себе Лера Петровна.

– Добрый день, – поздоровалась она и тут же поставила передо мной задачу. – Мне нужно, чтобы во всех изданиях, с которыми мы плотно работаем, появилась информация о нашем сотрудничестве с компанией Х. Надо, чтобы стало понятно, что над выполнением заказа по разработке и пошиву униформы мы работаем вместе.

Я молчала. Я точно знала, что эта самая компания Х никогда не имела никакого отношения к нам, к нашим заказам и уж тем более никак не способствовала тому, чтобы мы выиграли тендер.

– Вы меня поняли?

– Я поняла, но у меня нет достаточной информации, чтобы внятно и убедительно рассказать об этой совместной работе.

– Придумайте. Здесь действует правило «шаблона». Ну, например: «Давние партнеры по проектам таким и таким-то – компании А и Х решили не нарушать дружеских традиций и приступили к совместному выполнению заказа государственной корпорации… Ведущую роль в реализации заказа осуществляет компания Х». Проще простого, но не так скупо и сухо – а цветисто. Чтобы было красиво.

– Где можно взять материалы по этому сотрудничеству? – не сдавалась я.

Лера Петровна прищурилась:

– У себя в голове. Только там. Поищите и найдете. Было бы желание.

– Хорошо, я постараюсь. – Мне ничего не оставалось делать, как выйти из кабинета.

Придя к себе, я села за стол и задумалась. Вроде бы все проще простого. Мне было дано задание вышестоящим лицом. Вторым, а по сути первым, лицом компании. Я должна была, не задумываясь о причинах и последствиях, выполнить поручение в указанные сроки. Оставалось только бодро стучать по клавишам и сочинять легенду об отношениях компаний А и Х. Я же сидела и, не двигаясь, смотрела в одну точку, потому что мне предлагали писать вранье. Абсолютное, чистейшее вранье. Это не было похоже даже на приукрашивание, не было похоже на рекламный трюк, где порой вымысел так искусно переплетается с правдой, что становится самой правдой. Но это было еще не все – в этом задании я чувствовала подвох. Я чувствовала что-то, что нарушит и так неустойчивое равновесие между компаньонами. Это было не мое дело, в это влезать было нельзя, но, исполнив это поручение, я, так или иначе, определяла, с кем я. А быть на стороне Леры Петровны мне не хотелось. Не потому, что я была в восторге от Марии Евгеньевны или ее методы руководства меня устраивали, не потому, что она брала меня на работу. Причина моей верности крылась совсем в другом – не Мурашова первая сделал шаг к разделению. А мне всегда было противно предательство и разрушение. Мне всегда было противно вероломство. За рекламной кампанией, которая последовала бы после моей статьи, я видела начало именно этого разрушительного и предательского процесса.

С некоторых пор модный дом «МаМур» стал ньюсмейкером, за новости о нем уже сражались многие издания, и вброс такой информации, которая обросла бы различного рода экономическими домыслами, произвел бы большой эффект.

– У тебя есть мобильный Мурашовой? – Я спустилась вниз к той самой секретарше, которая направила меня на собеседование.

Девушку звали Леной, и была она, по сути, очень доброй и порядочной. Только немного важничала на своем рабочем месте. За время работы в компании я поняла, что ей вполне можно доверять.

– Есть, но дать не могу. Запрещено. Только в самых экстренных случаях. И потом, она же не в командировке, а в отпуске! Сами понимаете…

– Считай, что экстренный случай… Беру ответственность на себя.

– Я боюсь, влетит.

– Если не дашь, влетит больше, поверь мне!

– Что-то случилось?

– Пока нет, и надо узнать, не случится ли что…

Лена протянула клочок бумажки.

– Спасибо, звонить буду со своего мобильника и в своем кабинете. – Я помчалась наверх.

Дозвонилась я только с третьего раза. Сто раз извинившись и сто раз повторившись, я рассказала о задании Леры Петровны. Меня слушали внимательно, не перебивая.

– Мария Евгеньевна, как мне поступить? Я почему-то не решалась запустить эту кампанию…

– И не запускайте. Она сейчас ни к чему… – Мурашова никак не прокомментировала поведение Леры Петровны – это было и понятно, я не та птица, перед которой она должна была открываться.

– Я могу официально отказаться, если поинтересуются состоянием дел?

– Это как сочтете нужным. Можете сказать как есть, можете потянуть резину до моего возвращения. Но буду я не скоро – у меня здесь еще дела.

Она закончила разговор, не дожидаясь моего ответа.

Я повертелась в своем кресле, потом выключила компьютер и спустилась вниз.

– Лена, спасибо, я дозвонилась. И очень правильно сделала.

Лена только улыбнулась и помахала рукой:

– Хорошего вечера, Анастасия Павловна.

Лера Петровна, судя по всему, отлично просчитала меня и вознамерилась добиться своего любой ценой. При этом она пренебрегла простым решением – перепоручить свое задание любому верному сотруднику моего отдела. Нет, она захотела «добить» меня. Теперь каждый мой рабочий день начинался в кабинете Леры Петровны.

– Поймите, ответ на этот вопрос я найду быстро, но мне надо, чтобы это сделал человек, которому я поручила это выполнить. Вы вздумали бунтовать?

– Нет, я просто не знаю, как лучше выполнить это задание. Всю информацию о нашем Доме читают внимательно, если я где-то ошибусь, могут пойти разговоры…

– Пусть вас это не волнует. Это не ваше дело. Не ваш бизнес.

«Увы, не мой. А потому и не собираюсь его разваливать. Пусть это делает кто-то другой!» – Мысленно я посылала Леру Петровну к черту.

На следующий день все повторялось вновь, словно компаньон Мурашовой проверяла меня на прочность. Я же показывала дурацкие тексты, придумывала отговорки, причины, что-то врала. Я боялась сказать все как есть, но не из-за себя, а из-за Мурашовой. Почему я тогда выгораживала таким образом Марию Евгеньевну, я не знала.

– Вы не хотите выполнять это поручение? Или не можете? Без проблем. Я поручу его другому. И оно будет сделано, – лопнуло терпение Леры Петровны.

На меня она посмотрела с усмешкой победителя.

– Да, я недостаточно подготовлена к таким объемным рекламным кампаниям. И…

– Вы свободны. Запомните, на рабочем месте ценятся готовность к выполнению задач и квалификация. У вас нет ни того, ни другого.

Я вышла из кабинета – очутиться на водоразделе интересов не самое приятное и продуктивное дело.

Пожарная сирена ожила внезапно. Резкий звук чередовался с неприятным бесполым голосом, который призывал сохранять спокойствие, утверждал, что ситуация под контролем соответствующих служб, и настоятельно рекомендовал при эвакуации взять с собой документы. Это последнее предложение резануло слух. Мне подумалось, что гораздо приятнее быть живой без документов, чем трупом с паспортом или, на худой конец, с магнитным пропуском в офис. Еще прислушиваясь к динамикам и лихорадочно пытаясь найти свою сумку, я решила, что если сейчас спасусь, то никогда не буду больше играть в практичного, дальновидного и предусмотрительного человека. Посудите сами, какой прок делать стратегические запасы в кухонном шкафу, какой смысл покупать каждый раз лишнюю упаковку мыла и шампуня и целесообразно ли иметь дома набор семян свеклы и моркови (я где-то прочла, что в голодные времена самое дорогое – это посевной материал), так вот, имеет ли все это смысл, если я в ответственный момент не могу найти под столом второй туфель, собственный паспорт и первое, что кладу в карман, – помаду?

– Боярцева, что ты копаешься? Тревога, хоть и учебная, но все равно надо поспешить! – Сосед Димка протянул мне мой пропуск.

– А где он был?

– Ты чашку с кофе на него поставила. Пошли быстрее. Все уже эвакуировались. – Димка пригладил свои рыжие волосы цвета ольховой стружки. Именно стружки и именно ольховой. Цвет его волос был бледно-рыжий, с чуть неуловимым розовато-сероватым оттенком. Крупные завитки создавали на голове подобие мохнатой шапки. Димка был крупным, спокойным и, я бы сказала, ласковым человеком. Он никогда не кричал, не сердился, но любил крепкое словцо. Впрочем, матерился тоже ласково, с какой-то заботливой интонацией. Он был хорошим коллегой, и даже эта внезапная сирена и угроза опасности рядом с ним не была такой страшной.

Я наконец надела туфли, и мы по лестнице чинно спустились во двор нашего офиса. Там были уже все. Народ выглядел повеселевшим, бодрым, и на лицах читалась надежда, что эта чрезвычайная ситуация превратится в длительное чрезвычайное положение.

– А что, предупреждали, что будет учебная пожарная тревога? – закуривая любезно предоставленную Димкой сигарету, осведомилась я.

– Неделю об этом долдонили. И объявление на общей доске висело. Ты что, распоряжение по «империи» не читаешь?! – съехидничала Лена, заведующая отделом продвижения новой продукции.

– Читаю, только кроме чтения приказов у меня прорва других дел. – Эту самую Лену я очень не любила. Не любила за то, что в компании она чувствовала себя как рыба в воде. Как птица в небе и крот под землей. Словом, она как нельзя лучше вписывалась в установленный и принятый в этом коллективе миропорядок. Мне же это давалось с трудом, я бы даже сказала с кровью и слезами. Но делать было нечего – я не просто так пришла сюда работать – у меня были свои тайные задачи, да к тому же на дворе свирепствовал очередной кризис, я не хотела остаться без работы. Я старательно не замечала неприятное и упрямо акцентировала свое внимание на редких позитивных моментах…

– И как долго мы будем здесь торчать? – Димка, тот самый, что нашел мой паспорт под чашкой с кофе и который помог надеть туфли, озирался в поисках свободного местечка на нашей зеленой лужайке. Но все было занято. – Боярцева, водки нам здесь не нальют, а потому пойдем вот на ту тумбу сядем, все лучше, чем на ногах стоять. – Он указал в глубь двора.

Все знали, что Димка любит выпить водочки и закусить горячей рыбной солянкой. Про солянку, которую готовит его мать, он мог говорить часами.

– Не нальют водки. И закусить не дадут, Дима, ты прав, – согласилась я с ним, – пойдем, сядем.

– Ты чего такая напуганная, словно у нас действительно пожар?

– Не напуганная, я все про ту историю думаю. Про компанию Х. – Я знала, что Димка посвящен в проблему.

– Что тут думать. Мы в том виде, в каком есть, доживаем последние денечки. Скоро нас разделят. Все к этому идет. Похоже, Лера сильнее. Она побеждает. Она давно создала компанию Х. Ей было необходимо, чтобы она ассоциировалась с успехами «МаМур». Компания Х была создана Лерой, она собиралась уйти из дела, захватив часть активов, и работать самостоятельно, но для начала нужны были реклама и имидж. Ты многого не знаешь, а дела творятся дурные. Жаль Мурашову. Она тетка противная, да только делу предана. Оно для нее как дитя.

– А для Леры нашей Петровны?

– Как падчерица, которую надо выгодно сбыть с рук. Разница налицо. Но мы все это увидим еще.

Пока мы болтали, наступил полдень. Многие в ожидании отбоя тревоги разлеглись на травке и почти дремали. Но вскоре раздался тот самый противный голос из динамика:

– Отбой пожарной тревоги. Можно вернуться на свои рабочие места.

– Слава богу, я уж думал, мы здесь заночуем. Ты не спеши. Это на час – пока все через наши магнитные турникеты пройдут. Пока свои физиономии в камеры сунут.

Мы сидели на своей тумбе и наблюдали, как народ выстроился в длинную послушную очередь.

– Ты посмотри, а очередь что-то не уменьшается? – Димка указал на людей, которые все так же толпились у дверей. – Пойдем посмотрим.

– Что это здесь такое? – спросили мы, подойдя к гудевшей толпе.

– Сломались турникеты. Не срабатывают. Вернее, через раз. У одного нормально, у другого – нет.

– Я всегда говорил, что эта система фуфловая. Дорогая, но фуфловая. – Димка махнул рукой. – Теперь торчи здесь еще полдня.

У нас с некоторых пор стояли «рамки» с камерами. Они пропускали по «внешности», а потом еще и турникет открывался.

– Ну, мало ли сбой какой… – Я тоже устала и хотела уже оказаться в кабинете.

Но когда подошла моя очередь и я уставилась в камеру, она не сработала.

– Проходите сюда, к этим сотрудникам. – Охранник указал на толпу, которая ждала слева.

– Что за черт! И вы здесь, Анастасия Павловна! И вас не узнали! – кто-то весело меня окликнул. Но этот веселый смешок заглушил голос из динамика.

– Внимание! Всех, кого не идентифицировала камера, просим завтра подойти к корпусу два. Там вам будут выданы ваши личные вещи, оставшиеся на рабочих местах и документы об увольнении.

– Ух, ни фига себе! – Димка, который, как и я, оказался в числе отсеянных, громко свистнул.

Глава 5 Начать сначала

– Нет, ты только вообрази?! Это же надо было такое придумать! – шепотом говорила Лида. Она сидела напротив меня на моем диване, а рядом спали близнецы.

– Сестра, а что тут такого удивительного? Грамотный прием в случае «развода» партнеров. А также в случае объявления военных действий. Ты только представь себе – Лера хочет уйти из бизнеса. Прежде всего надо испортить текущую работу и убрать людей, которые не на твоей стороне. А как уволить почти половину специалистов? Так, чтобы никто об этом не узнал. Чтобы никто не забил тревогу, чтобы не поползли слухи?! Только так, как она сделала. Я считаю, гениальное использование достижений технического прогресса.

– Сволочное и трусливое! – Лида, забывшись, повысила голос.

– Ну, не без этого. Хуже всего придется Мурашовой. Она вернется и найдет гнездо разворошенным и разграбленным.

– Да. Жаль.

– Очень. Она была противной, неприятной теткой, она была несправедливой и грубой, но она дралась за свой бизнес. Она его любила. И это вызывало уважение.

Мы помолчали. Случившееся выбило из колеи не столько своей сутью, сколько формой, недопустимой, оскорбительной и циничной. Нас всех, не только уволенных, но и тех, кто остался – тех самых «счастливчиков», которые успели показать лояльность второму компаньону, за людей не посчитали. Нас приняли за отару овец и, как овец, попросту разделили проволокой с низким электрическим разрядом. Нам не смотрели в глаза, ничего не объясняли и перед нами не извинились. Самое интересное, что я искренне считала, что в худшем положении были те, которые остались работать. Мы, оскорбленные, имели право и возможность на гнев, на свободное искреннее проявление чувств. Тем же достались страх, унижение и сознание собственной ничтожности.

– Ты о чем задумалась? – Лида посмотрела на меня.

– Я? Ни о чем. Я вообще не могу ни о чем думать. Устала.

– Ты прости, что я тебя туда толкнула. – Лида захлюпала носом.

– Брось. Мы все правильно сделали. Мы теперь все, или почти все, знаем о том, как работает Дом моды. Хоть завтра открывай.

– Завтра еще нельзя. – Лида кивнула на спящих близнецов.

– Завтра нельзя не только поэтому. Завтра нельзя, потому что я очень устала. Я хочу хоть месяц отдохнуть. Лида, со времени нашего приезда в Москву у меня не было больше пяти дней отдыха. А работа в «МаМур» вымотала и вовсе. Стольких нервов это мне стоило!

– Господи, да конечно! Настя, у нас же есть деньги! Поезжай, куда хочешь! Насколько хочешь. Заработаем. Я вот такой заказ большой взяла – шью, когда малышня спит. Очень выгодный – чехлы для садовой мебели. Немного тяжеловатая ткань, но интересно! Мне даже пришло в голову, что из такой ткани можно шить летние пальто. Очень стильно может получиться…

Я уже не слушала сестру. Я знала, что она меня поймет, прикроет, поддержит. Меня радовало, что с завтрашнего дня в голове не останется ни Мурашовой, ни Леры Петровны, ни странных порядков и манер этого заведения. Мне было хорошо оттого, что моя жизнь и мое время, мои силы теперь будут принадлежать только мне, моей сестре и моим таким крикливым племянникам.

– Завтра буду спать до двух дня. Потом поедем с тобой гулять в парк. С малышами.

– А может, тебе – на море? – Лида посмотрела на меня с сомнением.

– Нет. В Москве, в этой квартире, на этом диване. Если только он будет сухой. – Я указала на близнецов, которые начинали капризничать.

Да, мне не хотелось на море, а равно и в другие чужие края, где большинство людей, отвлекаясь на новизну пейзажа, стараются убежать и от повседневной жизни, и от своих проблем, и от себя. Мне не хотелось в родной город – с родителями контакт был потерян, мы с Лидой только помогали им деньгами и приезжали навести порядок в квартире. Моя родина не была тем местом, где я могла бы восстановить силы и обрести душевное равновесие. Скорее, наоборот. Из всех доступных мне мест оставалась только Москва. Город, который мы, как и остальные приезжие, приехали завоевать и который завоевал нас. В самые неприятные и тяжелые минуты лучше всего я чувствовала себя на его улицах. Мне было хорошо оттого, что время, отведенное для отдыха, я проведу здесь, среди суеты, спешки и толкотни. Но все это меня не будет касаться, а я буду выступать зрителем партера, который смотрит спектакль и не только слышит слова, но и ощущает запахи и тайные движения в кулисах.

Мое свободное утро началось рано – по привычке я завела будильник и подскочила резво, точно опаздывала. Я собралась, вышла из дома и зашла в первую кофейню. Там, под аппетитные сырники со сметаной и большую чашку кофе, я прочла все утренние газеты, даже те, о которых еще неделю назад ничего не подозревала, с интересом изучила биржевые котировки и сравнила шансы претендентов на президентское кресло одной небольшой африканской страны, посочувствовала эстрадной певице – ее жалобы на недостаток экологически чистых продуктов занимали почти разворот одного яркого издания, – пробежала глазами прогноз погоды и турнирную таблицу футбольного первенства. Я обнаружила, что мне вдруг стало интересно буквально все. Это было изумительное ощущение – мир казался необычайно широк, многообразен и страшно увлекал. Я посмотрела в большое окно кофейни – там спешила улица, я же не торопилась, я выбирала свой сегодняшний путь и ощущала себя словно лошадь, выскользнувшая из упряжи. Передо мной лежала неизведанная, привлекательная жизнь почти свободного человека.

Потеря «упряжи», впрочем, сбивала с толку. Первую неделю меня кидало в крайности – Музеи Московского Кремля, кинотеатр «Иллюзион» – я восполняла пробелы кинематографического образования, библиотеки – непонятно зачем я заглянула в библиотеку консерватории. Затем пошли концерты и вечера симфонической музыки в зале им. Чайковского. Домой я буквально приползала и, падая на диван, засыпала в одно мгновение.

– Настя, ты когда в гости к нам приедешь? Может, погулять вместе сходим? – робко заикнулась как-то сестра по телефону.

Я помнила свое обещание, данное Лиде о прогулках с детьми. Но пока мне никто не был нужен. Мне было хорошо одной – я получала удовольствие от всего, на что раньше у меня не хватало времени или сил.

– Когда мы увидимся? – Мой молодой человек, который был совсем немолодым, робко клянчил у меня свидание.

Я смеялась в ответ и переносила встречу. Он был хороший и, наверное, был влюблен в меня, но он не мог понять, что женщине, которая всю сознательную жизнь борется с обстоятельствами, нужно одиночество, то есть время, которое подпитывает ее, подзаряжает. Любое общение в такие периоды приводит лишь к трате энергии. Я не могла это точно сформулировать, я не могла это никому объяснить – я просто выключила свой телефон. Это было мое время, и такую роскошь я хотела потратить только на себя.

Через две недели я проснулась с ощущением, что силы меня переполняют. Что все увиденное мною, все что я узнала, все что услышала требует осмысления. Все увиденное мной и услышанное дало толчок к тому, чтобы я подумала наконец о себе, о своей сущности, о том, что я такое и кем я бы могла стать. Это был анализ предыдущей жизни и мечта о новой, грядущей, которая, так или иначе, должна была отличаться от всего, что было. И опять мне показались лишними люди. И опять мне захотелось одиночества, только уже в своем доме, среди предметов, ставших любимыми и привычными.

– Сестра, ты совсем пропала! – Лида, обеспокоенная моим молчанием, звонила чуть ли не каждый день.

– Со мной все нормально, просто сейчас так надо.

– Смотри, как знаешь. – Лида немного обижалась, но потом снова начинала звать в гости и соблазнять разносолами.

Я сидела затворницей и копила силы, я чувствовала, что это время не пройдет даром.

Именно тогда я поняла, что свобода, чего бы она ни касалась – времени ли, мысли, действий, – это великая вещь, она рождает другого человека, сильного и уверенного в себе, не боящегося перемен.

– Лида, пойду-ка я учиться, – огорошила я сестру однажды утром. – Я ведь неуч. Одиннадцать классов – этого мало, сама понимаешь. У меня есть навыки, но нет системных знаний ни в одной области. И вообще, в наше время без образования…

– Иди, конечно, – согласилась Лида. – Может, в мой институт? Там есть коммерческое отделение, экономический курс. Как раз по профилю. Не забывай о нашей с тобой договоренности.

– Не забываю, – заверила я, отметив про себя, что целеустремленные люди слегка эгоистичны. И сестра моя в этом смысле не исключение.

Просидев над справочниками, я выбрала два похожих коммерческих вуза, съездила на разведку и решила, что весной пойду изучать экономику и делопроизводство в сфере бытовых услуг. Не самая веселая тема, но я понимала, что рано или поздно знания в этой области мне понадобятся.

– Думаю, что у вас есть шансы, – сказали мне в приемной комиссии. – До экзаменов можете походить на подготовительные занятия. Стоят они не очень дорого.

Сколько бы они ни стояли, а на работу мне нужно было устраиваться без промедления, считала я. К тому же стоило прикинуть, во сколько мне обойдется моя образовательная затея и сколько я потратила за почти полтора месяца безделья.

– Возьми из отложенных денег. – Лида видела мою озабоченность.

– Нет, дорогая, мы даже в самые тяжелые времена не трогали эти деньги. А потом, сколько можно отдыхать? Все равно надо искать работу.

– А вернуться к Анатолию Дмитриевичу не хочешь? Он тебя возьмет.

– Нет, не хочу. Там хорошо было, но это уже пройденный этап. И потом я знаю, что там сейчас нет мест. – Я действительно знала ситуацию с кадрами на прежней работе.

– Тогда самое простое – объявление о вакансиях и знакомые. Я поспрашиваю…

Я не волновалась. Я знала, что через недели две или три я буду работать – Москва не тот город, в котором можно остаться безработным. При условии, конечно, что ты не капризничаешь и реально оцениваешь свои шансы. Я свои оценивала как раз реально – несмотря на то, что мне везло и что до этого я занимала вполне солидные должности и получала очень неплохие деньги. Полная оптимизма, я принялась ходить на собеседования.

Наша с Лидой мама всегда говорила, что самое верное – это ждать от жизни гадость. Если твои ожидания оправдаются – ты не очень расстроишься, если не оправдаются – будешь вдвойне рад. В Москве я напрочь забыла домашнюю мудрость и уже через месяц бесплодных поисков работы была на грани паники.

– Слушай, Игорь может поговорить у себя на работе, может, там есть что-то… – Сестра не на шутку стала переживать.

– Нет, спасибо… Я еще попытаюсь что-нибудь сделать сама, – отказалась я, убежденная, что рискованно так близко сходиться с семьей сестры. Начнутся недомолвки, тайное недовольство, и в результате такие хорошие отношения будут испорчены. И потом… потом мне хотелось быть самостоятельной – так было всегда, так должно было быть и в этот раз.

Волноваться я начала через полтора месяца. Срок вроде бы небольшой, но мои обстоятельства меня подстегивали – заканчивались деньги на жизнь, и приближалось время, когда следовало платить за подготовительные курсы. Еще я хотела проведать родителей, а для этого нужно было купить продуктов, все необходимое для хозяйства и отложить деньги для соседки – та иногда им помогала. Все это меня начинало волновать, а самое главное – дома я стала себя чувствовать неудобно. Были очень неприятными ощущения ученика, прогуливающего уроки – нудность бесцельного времени, невозможность сосредоточиться, страх наказания и угрызения совести. Примерно раз в два дня я выезжала на собеседования. После этого мне становилось чуть легче, но к вечеру я уже очень четко понимала, что мне откажут. Непонятно, как я это угадывала, но ни разу не ошиблась в предчувствиях. Перед Лидой я держалась уверенно – во-первых, не верилось, что не найду работу, а, во-вторых, опять же привыкла быть опорой, а опора должна быть прочной.

– Скажите, а у вас есть опыт подобной работы? – Человек со скучным лицом очень вяло выспрашивал мою биографию.

Я заглянула в компанию по производству пластиковой посуды. Сам маленький заводик находился в области, офис в Москве собирал заказы, занимался маркетингом и разрабатывал дизайн. Я обратила внимание на детскую посуду, предназначенную для торжественных случаев. Мне показалось дело интересным.

– Нет, у меня нет опыта, но в отделе новой продукции я бы с удовольствием поработала. Я немного рисую, могла бы и с клиентами работать, именно этот опыт у меня есть.

– Понятно, – протянул человек со скучным лицом, захлопнул папочку, лежащую перед ним и поднялся. – Мы вам перезвоним.

Это означало: «Простите, вы не подходите!» «Так, еще немного, и я пойду в самые простые секретарши, горничные или няни. Впрочем, в няни не возьмут, образования педагогического нет!» – думала я на обратном пути.

В полном расстройстве я забрела в кофейню около дома.

– Здрасте, рады вас видеть! Знаю, знаю, двойной кофе и меренгу с кремом? – Знакомая официантка перечислила привычный мой заказ.

– Нет, – в такой патовой ситуации мне надо было быть очень экономной. – Чашку чаю. С сахаром.

– Хорошо, – официантка не повела бровью.

«Вот и отлично, сейчас посижу немного, время потяну, а завтра… Завтра опять буду звонить».

В ожидании заказа, я раскрыла кем-то оставленную на диване газету. Новости почему-то были не так интересны, как в начале моего отпуска, и политика не щекотала нервы – все примерялось к собственным проблемам, и последние казались гораздо весомее, чем у кого-либо. И самой интересной рубрикой теперь казались объявления.

– Пожалуйста, чай, – передо мной поставили большую чашку и маленькое блюдечко с одной конфеткой и печеньем.

«Как мило со стороны кафе заботиться о попавших в кризисную ситуацию посетителях!» – подумала и сразу устыдилась. Я не бедствовала, я не голодала, мои дела были не так плохи, вот только надо было срочно найти работу.

«Очень даже вкусное печенье», – подумала я, и тут мой взгляд упал на объявление:

«Организации требуются сотрудники. Стабильная зарплата, восьмичасовой рабочий день, обеденный перерыв. Отпуск и отгулы по согласованию с администрацией. Запись на собеседование по телефону…» Внизу были номер и адрес. Я отставила чашку и набрала указанный номер. Мне ответили сразу.

– Добрый день, я по поводу работы. Скажите, могу ли я завтра к вам подъехать?

– Фамилия?

– Боярцева Анастасия.

– Вы записаны на одиннадцать часов. Просим не опаздывать.

– А нельзя ли узнать, чем занимается?..

Узнать было нельзя, в ухо мне понеслись гудки.

Глава 6 Налево пойдешь – загадку найдешь…

Я была на месте ровно в одиннадцать. По адресу, указанному в газете, находилось шестиэтажное офисное здание из стекла и бетона. Оно было явно новым – фасад, окна, широкое крыльцо под внушительным козырьком – все говорило достатке компании, занимавшей здесь офис. Пройдя тяжелые вращающиеся двери, я попала в холл. Увидев рамки металлоискателя и турникеты, я мысленно охнула – на память пришел незабвенный Дом моды «МаМур». Справа за большим столом сидела девушка, к которой стояла очередь.

– Я – на собеседование, – громко произнесла я и в ответ тут же услышала от крайнего в очереди:

– Все туда же.

– Спасибо. – Я послушно встала в очередь. Вид этой очереди меня расстроил – конкуренция была налицо.

«Может, уйти? – спросила я себя. – Здесь столько желающих, словно медом намазано. И люди все солидные».

Действительно, очередь выглядела довольно представительно. Мужчины с дорогими портфелями, женщины достойно, скромно одеты. Даже молодежь выглядела как-то строго.

«Ладно, постою, а там посмотрим!» – Я приняла независимый вид.

Ждать пришлось недолго – очередь двигалась быстро – за каждым следующим претендентом приходил сотрудник, и они уходили куда-то в боковой коридор. Назад никто не возвращался, словно там претендента съедали с потрохами. «Второй выход, это же понятно», – успокоила я себя, подумав, что надо быть наблюдательной, а еще лучше позвонить сестре и предупредить, что я нахожусь по такому-то адресу. Как только эта мысль пришла мне в голову, как девушка, сидящая за столом, отпустила парня и потребовала мой паспорт. Переписав все данные, она перепоручила меня мужчине лет сорока. Тот был похож на старого библиотекаря.

– Нам – туда. – Он подбородком указал мне на все тот же боковой коридор.

– Видите ли, мне сестре надо позвонить, она в машине, с мужем, они ждут меня тут у входа, но я забыла…

– Тогда перенесите собеседование, у нас здесь каждая минута на учете, – сухо, не останавливаясь, процедил мужчина.

Тем временем мы вошли в длинный серый пенал, который можно было бы назвать комнатой, если бы в нем было окно. Но окна не было. Имелись только стол и два стула.

– Ну что вы, зачем же переносить… – пробормотала я, поскольку ничего другого мне не оставалось.

– Так. Вас зовут Анастасия? – Мужчина сверился с бумагой.

– Совершенно верно, – кивнула я.

– Образование – только школа? И как учились?

– Хорошо.

– Чему больше предпочтение отдавали – гуманитарным предметам или техническим?

Я задумалась, как лучше ответить. Я уже не помнила, что мне нравилось больше. И вообще ту часть жизни я почти не вспоминала.

– Ну, особых предпочтений не было…

– Ясно. Читать книги любите?

– Люблю. – Тут я ответила правду.

– Так, для начала опишите мне осенний лес. Вот вам лист бумаги. Только коротко, сжато, можно одним предложением. Но чтобы стало ясно, что лес – осенний.

Я взяла ручку, посмотрела на бумагу, подумала с минуту и написала: «Тигровая шкура леса отражалась в коричневой воде».

– Пожалуйста. – Я протянула мужчине лист.

Прочитав мое описание леса, мужчина поднял на меня глаза.

– Почему «тигровая шкура»?

– Потому что осенью одни деревья уже стоят без листьев, с темно-коричневыми кронами, а другие – желтые или оранжевые. Если смотреть на такой лес издалека, будет казаться, что по ярко-желтому полю темные полосы. Как у тигра. Только, повторюсь, надо смотреть издалека. С другой стороны реки, например.

На лице мужчины ничего не отразилось.

– Теперь, я засекаю время – полчаса. За полчаса вы должны написать свою биографию. Прошу заметить, что необходимо написать именно биографию, а не изложить анкетные данные. Объем не ограничен, только время. – С этими словами мужчина вышел из комнаты-пенала, а я осталась наедине с ручкой и бумагой.

Что можно было написать за полчаса? И что надо было написать? Разницу между анкетой и биографией я понимала, но насколько допустимы были художественные «завиточки» и отступления?

В раздумьях я огляделась по сторонам. Странное задание, еще более странная обстановка. Мне казалось, что серые стены и серый пол сдавливают меня со всех сторон. Ощущение замкнутого пространства неожиданно меня напугало. Я никогда не страдала клаустрофобией, но в тот момент ладони у меня стали ледяными, а голова закружилась. Я осторожно встала и прошла к двери. Мои шаги заглушало мягкое покрытие. Подойдя к двери, я потянула ее на себя.

– Закончили писать? Так быстро?

В коридоре, прислонившись к стене, стоял тот самый мужчина. Лицо у него было усталое и скучное – видать, таких, как я, которые любопытничают тайком, он перевидал немало.

– Еще не начинала.

– Ну так садитесь, время идет. Это – часть собеседования. Или вам работа не нужна?

– Нужна, – кивнула я и, прикрыв дверь, вернулась на место. Со стороны, наверное, я напоминала провинившуюся школьницу.

«Господи, да о чем можно написать?»

О чем угодно! С самого начала, с рождения, потом про семью и школу, потом – Москва. Все просто и ясно. И надо бросить с ума сходить – они так грамотность проверяют. Я даже что-то такое читала о всяких государственных учреждениях, где обширное делопроизводство, а документы под грифом «Секретно». В моей памяти действительно всплыла статья о подобных «экзаменах».

Успокоившись, я аккуратно положила перед собой лист бумаги, взяла ручку и, на секунду задумавшись, стала писать про свой родной город. Я не старалась писать красивые и длинные предложения, а сохраняла лаконичный стиль путеводителя. Потом я охарактеризовала членов семьи, умолчав об их слабостях и склонностях, потом описала переезд в Москву, делая акцент на собственной целеустремленности.

Ровно через полчаса «библиотекарь» вошел в комнату.

– Вот. – Я передала мужчине лист бумаги. – Не знаю, насколько вам понравится…

Тот молча прочитал, потом поставил на нем галочку и сказал:

– Вам позвонят…

– Я вас поняла. – Я даже не стала дожидаться продолжения. – Эту формулировку за последние полтора месяца я слышу по три раза в неделю.

– …Когда нужно будет выйти на работу?.. Приблизительно через пару дней. – Мужчина даже не обратил внимания на то, что я его перебила.

– Как? Я принята?

– Да, испытательный срок две недели. Оплата в это время пятьдесят процентов от оклада.

– А оклад?

– Оклад вам объявят, когда получите задание, то есть в первый рабочий день. Не так долго ждать.

– Хорошо, спасибо. – Я поднялась, и мы вышли из комнаты-пенала.

– Нам – сюда, выход через внутренний двор, – сказал мужчина и указал мне на небольшую дверь в конце коридора.

«А я была права! И относительно государственных документов, которые здесь надо печатать, я тоже не ошиблась. Они относятся к архиву какому-нибудь!» – Я строила догадки, припоминая, что я за все это время не видела ни одной вывески – ни на фасаде, ни внутри здания.

– Так, и ты ничего не увидела – ни вывески, ни сотрудников? – Лида с подозрением смотрела на меня.

– Нет. И очень испугалась. Какое-то неприятное чувство.

– Надо думать. Может, не пойдешь туда? Кто его знает, чем они там занимаются.

– Я бы не пошла, но выхода нет. Прошло уже почти два месяца – ни одного звонка. Вообще, как будто бы заколдовали меня.

– А Анатолий Дмитриевич? Позвони, может, возьмет назад?

– Может, и возьмет. И если бы эти странные со своими комнатами-пеналами не пообещали мне, то позвонила бы. А так – нет. Посмотрим, что получится из всего этого. И потом, у меня институт на носу. Знаешь, как-то стыдно признаваться, что нет высшего образования. Неловко. Словно ущербная я какая.

– Вот уж глупости! – Лида закатила глаза, но я-то знала, что права.

В ожидании звонка, я нагладила всю свою одежду, вычистила обувь, навела порядок в квартире. Я понимала, что времени у меня будет немного, и хотела облегчить себе рабочие будни. «А может, они и не позвонят мне? Может, передумают, и тогда я пойду проситься назад, в наше «метеоагентство». От этой мысли напряжение спадало и казалось, что в этом мире сколько угодно возможностей и свет клином не сошелся на учреждении, где заставляют описывать осенний лес.

Позвонили мне точно через два дня. Девичий голос предупредил, чтобы я не опаздывала – мне должны выдать пропуск.

– Вам надлежит быть в холле без пятнадцати десять – в десять вы должны быть на рабочем месте.

«Ну точно, архив Министерства обороны!» – подумала я и завела целых три будильника.

– В этом холле три лифта. Проходы через разные турникеты. У сотрудников пропуски, которые срабатывают строго определенным образом. Вот ваш пропуск. – Мне дали карточку с синей полосой. – С ним вы можете пройти только через турникет номер три, в этот правый лифт. Этот же пропуск поможет вам попасть на ваш этаж.

– Спасибо, понятно. – Я расписалась за получение пропуска.

– А вот этот, – теперь мне передали карточку поменьше, магнитный ключ, какими открывают двери в отелях, – от вашего кабинета. Проходите, уже десять часов. У нас строго – опаздывать нельзя. Все остальное расскажут вам на рабочем месте.

«Нормально – три лифта, три турникета, разные карточки – Джеймс Бонд отдыхает», – подумала я и тут же спохватилась и закричала девушке:

– А номер кабинета? Какой номер кабинета? И этаж? На каком этаже выходить надо?

– Этот лифт останавливается только на последнем, шестом этаже. А номер кабинета – номер вашего ключа, – ответила она.

Шестой этаж был тоже серым, но уже с каким-то приятным голубоватым отливом. Стены, двери, пол – все было прохладного тона и намного приличнее, чем то помещение, в котором проходило собеседование. Здесь не было ощущения духоты. Коридор был пустынным и тихим. Дверей было много, за ними ощущалось какое-то движение, но общее впечатление было опять же странным – словно попал на лестничную клетку многоквартирного дома. Мой кабинет находился почти в конце коридора, я вставила ключ, дверь щелкнула и открылась.

– Ничего себе! – сказала себе я, поскольку кабинет напоминал действительно небольшую квартиру-студию. Стол с компьютером, кресло, мягкий диван, кухонный уголок – полки, СВЧ, шкаф с посудой и малюсенький холодильник. Окно в комнате было и выходило на ту самую улицу, с которой все попадали в здание. Была еще одна дверь, толкнув которую я обнаружила санузел – туалет, душевую кабину. – Здесь можно жить. Сутками. Неделями. – Я оглянулась и, обнаружив вешалку, повесила плащ. Что делать дальше, я не знала. Ни людей, ни каких-либо письменных указаний не было.

Телефон зазвонил так громко, что я подскочила, сердце у меня забилось, и от всего этого опять напал страх. Вся эта таинственность, пустынность, вся эта обстановка действовали мне на нервы.

– Да, я слушаю. – Я взяла трубку со стола.

– Анастасия Павловна, вы огляделись? Я сейчас к вам зайду. – Этот мужской голос был весел и приветлив.

– Да, конечно! – Я обрадовалась хоть какой-то живой душе.

Он появился, открыв дверь своим магнитным ключом, из чего я сделала вывод, что закрываться здесь бессмысленно. Видимо, все равно есть человек, который сможет сюда проникнуть.

– Здрасте. – Человек, стоявший передо мной, был молод и симпатичен. Более того, его лицо светилось такой искренней радостью, словно я ему принесла новости о наследстве.

– Добрый день. – Я тоже улыбнулась.

– Меня зовут Виталий. Вы не пугайтесь, у нас ничего страшного тут не происходит. Просто есть правила, которые сотрудники должны неукоснительно выполнять. Я вам сейчас все расскажу, а также мы обсудим ваш оклад. Располагайтесь, где вам удобно. – Виталий удобно уселся в одном углу дивана, мне ничего не оставалось делать, как занять другой.

– Значит так, очень коротко обо всем, что вам необходимо знать. Рабочий день – восемь часов, начало в десять. Опаздывать нельзя – последуют экономические наказания, а попросту говоря, у нас штрафуют за это. Уходить раньше – нельзя, отгулы – после написания заявления. Обед – час, не покидая рабочего места. Можете с собой брать и разогревать, можете заказывать – но у нас тут не очень дешево. Я с собой ношу все. Пока все понятно?

– Пока – все.

– Далее. Мы работаем по контрактной системе. То есть вот в этой папке, – он протянул мне бумаги, – два экземпляра договора. Вы должны оба подписать. Срок действия договора – два с половиной месяца. Две недели испытательный срок, и далее сорок восемь рабочих дней. Оклад, который вы получите по истечении этого срока, будет равняться семидесяти тысячам рублей. Десять вы получите после окончания испытательного срока. Затем, через двадцать четыре дня, – тридцать. И еще тридцать – когда закончится действие контракта.

– Эта сумма будет прописана в договоре?

– Что значит будет? Она уже прописана. У нас есть право ее изменить в меньшую сторону, если вы нарушаете график работы и внутренние правила. Правил немного, они вот здесь, у вас в столе лежат. Так сказать, на всякий случай.

– Хорошо, но…

– Что вы будете делать?

– Да.

– Ничего сложного. Вы будете писать.

– Что?

– Да, что хотите. Мы – не капризные. Главное, чтобы быстро и интересно.

– Я не понимаю.

– Вы – не первая, – успокоил он меня. – Объясню: вот сейчас я уйду, а вы сядете за компьютер и начнете писать историю. Любую, какую захотите. Но надо, чтобы она была определенного объема и была закончена в срок. Надо следить, чтобы она была логична и вымысел был похож на правду. Все очень легко.

– Ну да… – Я озадаченно посмотрела по сторонам.

– Это все, – он обвел рукой помещение, – чтобы вы чувствовали себя комфортно. Даже спать можете, если необходимо. Ставьте только «флажок» в компе, чтобы мы вас не беспокоили. Ну и, конечно, не увлекайтесь – все-таки на работе находитесь. Можете делать гимнастику, стоять на голове, да вообще, что угодно. Мы просто понимаем, что сочинять что-либо – это сложное занятие, а потому предусмотрели некоторые детали. Но вы не покидаете своего кабинета ни под каким предлогом.

– А не проще ли это мне дома делать? А потом вам показать?

– Не проще, – лаконично ответил Виталий.

– Хорошо, как скажете. Тем более вы платите деньги.

– Хочу предупредить: что весь текст, написанный вами, сразу отправляется в специальную базу – все компьютеры в единой системе. Вы не можете ничего себе скачать, не можете никуда переправить или сохранить в месте, доступном только вам. В конце дня вы также должны распечатать все написанное и сдать мне – я сравниваю с тем, что было отправлено в базу, и оставляю вам только последний лист. Этот последний лист и является началом работы следующего дня.

– А если я захочу что-то исправить, изменить?

Виталий посмотрел на меня:

– Думаю, что вы нам действительно подойдете. С вами мы не ошиблись. Хотя… А относительно исправлений – это не ваша головная боль, главное – двигаться вперед. И к концу второго месяца сдать весь объем работ.

– А сколько надо написать мне?

– Вы сейчас приступите к работе, включите компьютер – там все будет указано. Если у нас появятся замечания – они тоже буду переданы через почту. Кстати, любые вопросы очень удобно решать через нашу внутреннюю сеть. Вы все увидите. Там легко разобраться.

– Да, – машинально ответила я.

Виталий тем временем встал и, пожелав мне удачи, исчез. Дверь, кстати, можно было открыть только с той стороны. Я была заперта ровно на восемь часов рабочего времени.

Мужчина первым делом бы включил компьютер, но я, будучи женщиной, внимательно обследовала все углы. Мне понравилось, что посуда в кухонном шкафу была чистая. Бокалы я внимательно разглядела на просвет и не обнаружила ни единого пятнышка. Жидкое мыло в ванной было из средней ценовой категории, еще я приметила запас туалетной бумаги и одно жесткое тонкое полотенце. Диван вопросов не вызвал, балконная дверь поддалась легко, но приоткрылась лишь чуть-чуть, на пятисантиметровую щель, не больше. Шире открыть я не смогла, видимо, она была блокирована. Я чертыхнулась, закрыла дверь, потом, оглянувшись по сторонам, словно за мной кто-то подсматривает, скинула туфли на высоких каблуках. Для полноты ощущений я пошевелила пальцами и уже босиком еще раз обошла всю комнату. «Сюда можно ходить в чем угодно. А еще лучше держать домашнюю пижаму, шкаф есть! – подумала я, достала из сумки яблоко, взятое из дома и включила компьютер. Картинка, открывшаяся мне, напомнила рассказы отца о советском телевидении.

– Знаешь, дочка, – говорил он мне, – вы даже не понимаете, как здорово живете. Одних каналов штук десять, а то и больше. А у нас, бывало, включишь – первая программа, вторая программа. Вторая программа, первая программа. Ну, и Хрюша со Степашкой.

В моем компе не было хрюш и степаш. При включении на моем мониторе загорелось приветствие: «С первым рабочим днем, Анастасия!» Тут же рядом был указан объем работы: «Ваш текст должен содержать четыреста восемьдесят тысяч знаков, включая пробелы».

Чуть ниже был нарисован конвертик, который, видимо, обозначал связь с администрацией сего заведения. В самом низу имелась большая красная стрелочка со словом «Текст». Нажав на нее, я открыла обычную текстовую программу.

«Ну что, вроде все понятно», – подумала я и, устроившись удобней, надкусила яблоко.

Мне действительно было понятно все, кроме целей и задач, которые стояли перед этим учреждением. Но по правде говоря, они меня сейчас и не волновали. Здесь платили деньги, нормальные деньги за понятную работу. И это не могло меня не порадовать – никаких неприятных неожиданностей ведь не выявилось. Только…

Только я совершенно не знала, о чем можно написать, да еще четыреста восемьдесят пять тысяч знаков! В жизни я была достаточно остроумным рассказчиком. Я умела писать документы разного калибра и свойства. Я умела завлекать рекламными текстами. Но все это были словесные или письменные миниатюры. Все это было сродни скетчу – сжато, коротко, чуть гротескно. О чем я могла рассказывать в иных, больших масштабах, мне оставалось лишь догадываться. Конечно, было бы легче, если бы я знала, для чего им это нужно. Но ведь как ни спрашивай, все равно не скажут. Можно только догадываться. Впрочем, зачем это делать? Лишь морочить себе голову. Важно то, что платят неплохо и очень человеческие условия работы. Я, кстати, отлично понимала, почему здесь такая дисциплина и нет общения между нанятыми работниками. Для умственной работы нужна сосредоточенность, нужны покой и отсутствие отвлекающих моментов. Я помнила это по работе у Анатолия Дмитриевича. Как же меня раздражало, что в тот самый момент, когда я придумывала очередной слоган, ко мне вальяжно входил начальник какого-нибудь одного из отделов и начинал развлекать разговорами. Задание можно было считать проваленным – сосредотачиваться я научилась гораздо позже. Это потом я могла написать пару страниц текста, ведя по телефону важный разговор или подписывая документы. Но сейчас же все было сложнее – надо было придумывать, держать в уме ходы, связи, взаимоотношения. Вот только понимая все это, я пока не написала ни строчки.

Я снова встала и еще раз обошла комнату, зачем-то зашла в ванную, включила холодную воду, несколько секунд наблюдала за струей воды, стекающей в раковину. Затем опять вернулась и села за стол. Посмотрев на время в углу экрана, я тяжело вздохнула и вывела:

«Бригантина легла почти на бок. Зеленая волна с огромным белым гребнем взметнулась над кормой, замерла на мгновение, словно рассчитывая удар, а потом обрушилась, не оставляя шансов живым, которые еще здесь оставались. «Господи! Не покинь нас!» – взмолилась Изабелла, сжимая в руке маленький крестик»…

За пятнадцать минут до окончания рабочего дня замелькали часики в углу экрана. Я распечатала написанный текст и положила в папку. Без пяти минут семь в комнату вошел Виталий.

– Добрый вечер, как дела у вас? Первый день, знаете ли, всегда тяжелый. С непривычки трудно.

– Есть немного. – Я улыбнулась. Хоть я и написала совсем немного, ощущение было такое, словно из меня вынули хребет.

– Ничего, привыкните, обустроитесь в кабинете. Можете что-то принести, что вам будет напоминать о доме. Игрушку, там, какую.

– Принесу, – ответила я, никогда не питавшая слабости к плюшевым любимцам.

– Ну, немного вы сегодня сделали, но это же первый день. Ничего страшного. Я забираю весь текст, кроме последнего листа. Вот он в папке. Распишитесь здесь, что он у вас остался.

Я расписалась.

– До завтра, не опаздывайте. – Виталий улыбнулся мне на прощание.

– Погодите. – Я вдруг решила, что должна обязательно задать несколько вопросов.

– Да, пожалуйста.

– Скажите, дверь сейчас будет открыта?

– Да, ровно в восемь часов действует ваш ключ. Кстати, если нужна помощь или появились вопросы – обязательно связывайтесь с нами по почте. Вам ответят сразу. Еще что-нибудь?

– Да, еще. Это исключительно важный вопрос. Для работы важный. Для чего я это пишу. Конечная цель?

Виталий улыбнулся, словно дядюшка Макдоналд – до ушей.

– Вы не поверите, я сам не знаю. Честное слово. Моя задача – курировать нескольких сотрудников, объяснять задачи, помогать, если возникают проблемы. У меня четко ограниченные инструкцией обязанности. Я все отдаю наверх. – Он пальцем ткнул в потолок, а потом рассмеялся. – Вернее, вниз.

Так я поняла, что начальство располагается внизу. Хотя можно было догадаться и без подсказки.

– Жаль. Я привыкла работать на конечный результат.

– Ну и работайте. – В голосе куратора появился холодок. – Цель есть, и надо постараться вовремя до нее добраться. Сегодня, – тут он понизил голос, – вы сделали не очень много. Поверьте, я уже знаю…

– Это не детали выпиливать. Это все-таки творчество.

– Всего хорошего. – Виталий вышел из комнаты.

«Пень! Черт с тобой! Ну, буду я писать быстрее, буду!» – Я собралась, вышла из комнаты. Как это ни удивительно, у лифта я оказалась одна. Мои надежды встретить хоть еще кого-нибудь в конце рабочего дня и перекинуться словечком не оправдались.

– Ну? – Сестра позвонила, как только я вышла из здания.

– Нормально. Сижу в однокомнатной квартире и пишу всякую ахинею. Мне даже стыдно. Но пока лучше не получается.

– Ой, Настя! – Лида запричитала.

– Слушай, я так устала, что даже говорить не могу, давай до завтра все разговоры отложим. Целую.

Я медленно зашагала к метро. Но покой мне не светил.

– Господи, я не мог к тебе дозвониться целый день! – Мой молодой немолодой человек по обыкновению кричал в трубку. – С тобой все нормально?

– Да, нормально, там сеть не берет, – соврала я. Я выключила звук у телефона, чтобы не отвлекаться, избежать соблазна пустых разговоров и пустого блуждания по кулинарным сайтам. Всем известно, как это затягивает – просто посмотреть в телефоне погоду на завтра.

– Я – выезжаю к тебе! – Голос моего приятеля не допускал возражений.

– Хорошо, – устало согласилась я. – Тогда ужин за тобой.

– Разумеется, – немолодой молодой человек с удовольствием крякнул.

Он был хорошим – мой Андрей. Но немного занудным.

Познакомились мы с ним на второй год нашей московской жизни. В моем родном городе до сих пор жил тот, кто был у меня и кто не оставил мне ничего, кроме странного чувства женской свободы. Разница между состояниями «до» и «после» была колоссальной.

Мать, как только я повзрослела, все время повторяла:

– Даже не заметите, как в баб превратитесь!

Она, каждый раз говоря это, вкладывала в свои слова разный смысл – это следовало из ее дальнейших комментариев. Но все же «девичья честь» – была темой номер один.

Тот самый Жорка, который мне казался в восьмом классе и умным, и бойким, уже к одиннадцатому превратился в персонажа, мне неинтересного. Он совсем не менялся.

В Москве мне было не до романов. Мы пытались удержаться на плаву, и я работала как проклятая, не замечая никого вокруг. Однажды вечером я брела домой, держа обеими руками пакет, ручки которого порвались.

– Послушайте, дайте мне, помогу. – Кто-то меня обогнал и преградил путь.

Этот кто-то был мне знаком. Я смотрела на широкое лицо с голубыми глазами, густые волосы, зачесанные назад, на еле заметную вечернюю щетину и не могла вспомнить, где я видела этого человека.

– Спасибо, мне уже недалеко. А потом, если я его сейчас выпущу из рук – все рассыплется. – Я попыталась с благодарностью улыбнуться.

– Ничего не просыплется, – решительно произнес мужчина и перехватил пакет из моих рук. В это самое мгновение на асфальт шмякнулась пачка творога и покатились картошка, яблоки.

Я даже ничего не смогла сказать. Больше всего мне было жаль творог, но не стану же я отскребать его с асфальта!

– Не волнуйтесь. – Мужчина, к моему удивлению, не потерял присутствия духа, не стушевался и даже не испугался возможного женского гнева. – Я сейчас все куплю и принесу вам домой.

– Не надо, у меня есть деньги. Просто у меня нет сил и времени опять идти в магазин.

– И не нужно. Ждите меня дома. Номер квартиры напомните? – Мужчина готов был просто испариться на перекрестке Хорошевки и Силикатного проезда.

– Двадцать четыре, – машинально ответила я.

«Тоже выход – вот так напортачить и исчезнуть. Квартиру спросил, а адрес? – Я наконец рассердилась. – Не пойду в магазин. Дома что-нибудь сообразим с Лидой».

Дальше я пошла вполне бодро – ведь у меня не было тяжелого пакета.

Дома было хорошо – тихо, прохладно, в холодильнике нашлись остатки сыра – я запекла бутерброды и, накинув халат, улеглась на диван. Через минут пять я перестала жевать и задремала. Звонок раздался в тот самый момент, когда мой мозг решал показать мне сон.

– Кто там, – прокричала я, направляясь к двери и слегка пошатываясь от внезапного подъема.

– Андрей! Андрей Николаевич!

– Кто? – Одновременно с вопросом я открыла дверь.

– Еще раз здравствуйте! Вот принес, тут еще кое-что… Ну и творог, понятное дело. – Тот самый «помощник», который рассыпал мои продукты, перешагнул порог и двинулся в сторону кухни.

– У нас снимают обувь, – сказала я.

– Извините, не буду снимать, боюсь и вас, и себя поставить в неловкое положение. Видите ли, целый день на работе, носки могут оказаться не такими свежими…

– О господи! – Я даже не нашлась, что сказать на это. В общем-то человек прав. С одной стороны.

– Извините, если натоптал, до завтра…

– Мы знакомы? – наконец решила я спросить.

– Мы работаем в одном здании. Встречаемся в столовой. Иногда. В одно время приходим на работу. Я начальник отдела исследования почвы. Есть такой в нашем институте. Отдел молодой, эту тему выделили в особое направление. Я там руковожу.

– Точно! – Я обрадовалась – хоть не будет этой головной боли с догадками. – Вы еще ходите с таким маленьким, толстеньким…

– Совершенно верно – это мой зам. Толковый парень. Ну извините еще раз, если хотите, завтра заеду за вами. Я ведь живу здесь неподалеку. Я на вас поэтому и обратил внимание – знакомое лицо – то на работе увижу, то возле дома.

– Ну это понятно. На меня только лишь по этой причине и можно обратить внимание, – съязвила я.

– Что вы! Вы такая красивая, что невольно кинешь взгляд в вашу сторону.

Вот это самое «кинешь взгляд» и примирило меня с этим человеком. За этой фразой скрывалось такое знакомое московское простодушие, такая открытость и откровенность, что я растаяла. К этому времени я уже отлично знала, чем москвичи отличаются от приезжих. Коренных жителей столицы можно было распознать вот по такой расслабленности, по такой прямоте и откровенности. Они не придурялись – не было у них причин для этого. Они не хотели казаться другими, они оставались сами собой. К тому же этот самый Андрей Николаевич был симпатичным – никого еще не портило открытое, доброе лицо. Фигуру, достаточно спортивную, я рассмотрела позже, а именно, в тот вечер, когда Лида отправилась с сокурсницей в кино… К этому времени о том, что за мной ухаживает Андрей Николаевич, знал весь институт и все агентство. Самое удивительное, что он сам всячески это афишировал.

– Я человек свободный, давно разведенный. Ты – не замужем. В чем проблема? – удивлялся он, когда я по нашей почти деревенской привычке уговаривала его помалкивать о наших отношениях.

– Неудобно! Тем более работа. Твои подчиненные.

– Ты же к ним не относишься. Господи, оставь эти свои провинциальные привычки! Здесь нет никому ни до кого дела.

Слово «провинциальные привычки» он произносил с такой интонацией, словно говорил «выбрось эти старые туфли». Ничего обидного или высокомерного в его тоне не было. И я сдалась. Я уже не шикала на него, когда он громко звал меня на обед. С работы мы уходили, вернее, уезжали вместе. Выходные проводили тоже вместе. Иногда с нами была Лида.

– Он хороший. Домашний. Положительный. – Из уст сестры, почти девчонки, слышать это было смешно. Но я с ней соглашалась. Андрей действительно был человеком положительным и неплохим любовником.

Именно в тот вечер, когда Лида убежала с подругой в кино, а мы остались дома, я и обнаружила, что мужчина мне достался темпераментный и страстный.

– С тобой хорошо, – выпалила я, как только отдышалась.

– С тобой тоже. – Мой молодой человек улыбнулся и заговорил о планах на выходные дни.

– Он хорош собой, он страстный любовник. Он ученый и, наконец, начальник. При этом у него нет никакого самомнения! – удивлялась я, делясь своими мыслями с сестрой.

– Странная ты, – Лида опять удивила меня зрелостью суждений, – а что ему доказывать. Ему за сорок – он все уже доказал. Всем. И в том числе себе.

Я не могла не согласиться – в ее словах был резон.

Замуж он позвал меня только однажды, но я отказалась. Я даже не знаю почему. О чем откровенно ему сказала.

– Ну какая может быть свадьба, если ты даже не знаешь, почему не хочешь замуж! – воскликнул Андрей Николаевич. – Значит, так и будем жить. Пока ты не решишься. Или не бросишь меня.

– Или ты меня, – рассмеялась я.

– Это – вряд ли. – Андрей Николаевич задумался. – С тобой очень хорошо.

«“Хорошо” – слово-уравниловка», – решила я про себя, и мне стало вдруг обидно, что замуж меня звали всего лишь раз, а не упрашивали, не страдали, не заводили сумеречные разговоры о счастье и судьбе. Но вслух я ничего не сказала – я очень быстро научилась ценить то, что есть. Так мы и жили, просто жили, никуда и ни к чему не стремясь.

Иногда я все-таки задумывалась о будущем – годы шли и подрастали дети подруг. И каждый раз, помучившись в раздумьях: «А может, все-таки взять в мужья Андрея Николаевича?», я отступала.

– Если бы ты очень хотела за него замуж, ты бы уже давно вышла! Ты его не настолько любишь… Не порть человеку жизнь. – Младшая сестра была строга. Ей он нравился своей обязательностью, своей аккуратностью, своим вниманием.

«А он холостяком так и останется, ему не нужна семья. Ему просто нужны отношения!» – вдруг однажды пришло мне в голову, когда мы расстались на пару дней.

– Я устал. Тишины хочется. Залезу в свою берлогу, отлежусь. – Он подхватил свой портфель и исчез с горизонта ровно на двое суток.

Но к его чести надо сказать, что в трудную минуту, в момент, когда требовалась поддержка, он неизменно был рядом.

Сегодня он выглядел озабоченным и серьезным:

– Ну рассказывай. Только подробно. Мне хочется понять, что же за всем этим стоит.

– Да ничего особенного. Контора со своими порядками. – Я устала, а потому совсем не хотела вступать в обсуждения.

– Не скажи. Откуда такая таинственность?

– Да почему – таинственность?! Просто так построена работа. Кстати, я должна сказать, что очень полезно работать в тишине. Не отвлекаясь ни на что.

– Да, но ты хоть иногда звони мне с работы.

– Хорошо, – кивнула я, заглядывая в сковородку, на которой Андрей жарил мясо. – Только он там не очень хорошо работает. Сеть не ловит.

– Тоже, кстати, странно. Ты все-таки внимательнее будь!

– Буду, – пообещала я и почувствовала, что мои глаза закрываются. Я вернулась в комнату, легла на диван и уже через пять минут спала.

Глава 7 От рассвета до заката

Утра следующих десяти дней были похожи одно на другое: секретарь в холле первого этажа, затем нужный турникет, нужный лифт, шестой этаж, щелчок замка, комната, рабочий стол. Голубоватый экран здоровался большими буквами: «Здравствуйте, Анастасия! Удачного дня!»

– Привет, – говорила я недовольным тоном и первым делом доставала коробочку с завтраком.

Андрей Николаевич частенько ночевал у меня. Утром, убегая в институт, он заботливо готовил мне омлет или кашу. И точно зная, что поесть я не успею, упаковывал мне все в пластмассовый контейнер. Еще он добавлял пару яблок – я без них жить не могла – и соевый батончик. Я с удовольствием инспектировала свое «богатство» и шла на «кухню» варить кофе. Несмотря на то что я всегда была человеком осторожным и выводы делать не торопилась, моя нынешняя работа казалась мне невероятной удачей. Утро, запах кофе, неторопливый завтрак, тишина. За окном город – хочешь любуйся на пейзажи. У стены – диван, хочешь отдыхай, валяйся, думай, размышляй. Впрочем, тут я бросала взгляд на компьютер, и настроение у меня немного портилось. Компьютер напоминал о работе, которая оказалась сложнее, чем бы мне хотелось. Попивая кофе, я возвращалась к вчерашнему дню и перечитывала последнюю страницу.

Сегодня собственный текст меня разозлил. Моя героиня, златокудрая и голубоглазая, уже раз десять побывала в нежных объятиях мужественного загорелого воина, который так ни на что и не решился. Она часто плакала – ее соленые слезы на страницах моего творения превращались в патоку, а потом и вообще в нечто, напоминающее розовые слюни. И локон падал ей на нежное плечо, и она вздыхала, и молила. О чем? Да, о разном. Как раз мольба мне удавалась хорошо. Воин был строг, молчалив, смотрел вдаль, где бродили тучи, и почти никогда не выпускал из рук колчан со стрелами.

Короче, бред. Последний абзац, написанный вчера, выглядел так:

«Изабелла смутилась. Она отвела глаза, не выдержав его молящего взгляда.

– Не смотри на меня. Дай мне время! – прошептала она».

Откровенно говоря, время нужно было мне, чтобы сообразить, куда отправить этих двух совершенно ненормальных влюбленных – порождение моей непрофессиональной писательской фантазии. За эти десять дней они были везде – на море-океане, в пещерах, на ледяных вершинах. Что с ними делать дальше, я понятия не имела. Хорошо было бы, утопить или отравить. Но я вдруг поняла, что убить собственного героя очень тяжело. Рука в буквальном смысле не поднималась, не могла нажать на клавишу. С этим решением вымысел неожиданно пересекался с реальностью, и чувство ответственности, чувство страха за чью-то жизнь мешали мне «заострить» сюжет. Профессиональными «убийцами» были те, кто выпускал по десять книг в год и чьи герои особенно не заморачивались человеколюбием. Мне же решиться на такой поступок мешали не только жалость и страх расплаты. Какое-то странное чувство меня заставляло верить в реальность слова, в его жизненность и в то, что когда-нибудь написанное сбудется. Мне иногда казалось, что литература – это то, что пережил автор, и то, что ему предстоит пережить. Мне казалось, что писатель, словно ясновидящий, имеет особое чутье, а может быть, и редкую способность художественно осмыслить происходящее и вывести формулу будущего. Одним словом, мне всегда казалось, что в этой профессии есть что-то и от шаманства-колдовства, и от неведомой науки.

Я отставила чашку с кофе и достала яблоко. Это фрукт всегда мне помогал – помогал думать, скрывать смущение, тянуть время. Вот и сейчас я с аппетитом откусила и медленно начала жевать, не обращая внимания на белое окно экрана, символизирующее чистый лист.

«Моя Изабелла, конечно, заслуживает порки. Она – дура. Нет, чтобы сопротивляться, козни строить, интриги плести!» – думала я, одной рукой держа яблоко, другой машинально выдвигая ящички письменного стола. Одни были пусты, в других лежали карандаши, ручки, стопка белой чистой бумаги. Шальной старый ластик завалялся в углу. Я протянула к нему руку и тут увидела процарапанные на дне ящика слова. Мебель в этой комнате была стандартно-офисная – недорогая, отделанная ненатуральным шпоном. Внутренность ящиков была темная, а потому я не сразу заметила мелочь в самой глубине – проездной билет, маленький карандаш, бумажку, свернутую в несколько раз. Я выудила это все на свет и первым делом развернула бумажку. Там был номер телефона, чьи-то инициалы. Проездной интереса не представлял – он был уже использованным. Карандаши я терпеть не могла. Я посмотрела на это «богатство», и мне пришло в голову, что кто-то, как и я, сидел здесь, мучился над сюжетом и подбирал слова. Что потом было с ним и с тем текстом, который он написал, – непонятно. Нет, я была далека от страхов и опасений, которые испытывают герои триллеров, но отчего-то невольно поежилась. Загадочная пустынность этого места заставляла меня все время оглядываться на входную дверь – я помнила, что выйти я не могу, войти же ко мне могут в любую минуту.

Мне стало еще больше не по себе, и я громко покашляла, словно заявляя о себе и отпугивая непрошеных гостей. Впрочем, в комнате, кроме меня, никого не было, это было так же очевидно, как и то, что я отлынивала от работы. Возвращаться к Изабелле мне не хотелось. Я встала из-за стола и подошла к окну. Слегка пыльные жалюзи были закреплены почти намертво. Балконная дверь все так же почти не открывалась.

Зачем-то оглядев окно и балкон, я удовлетворенно вздохнула: «Никого и быть здесь не может. Во всяком случае, сейчас. – Я вдруг остановилась. – А может, кто-нибудь ночью здесь работает? Во вторую смену, так сказать?»

Я помотала головой, как лошадь, и еще раз оглядела комнату – это странное чувство, что ты не один в абсолютно пустом помещении, вновь заставило меня поежиться.

«Компьютер. Надо наконец сесть работать, а то всякая чертовщина в голову лезет!» – Я решительным шагом направилась к столу.

«Какая разница, что я пишу, главное – как! Это сам Виталий сказал!» – думала я, удобнее устраиваясь в кресле и еле сдерживая себя, чтобы опять не встать и не походить по комнате. – Надо садиться работать. Изабелле этой уже, наверное, не терпится отдаться своему воину, а я тут глупостями занимаюсь!»

Я попыталась сосредоточиться, но из этого ничего не вышло. Еще минут десять сидела, пялясь в экран, а потом вдруг неожиданно для себя напечатала:

«Бог иногда улыбается. И тогда неожиданно в твоей жизни случается то, в чем ты больше всего сейчас нуждаешься, и то, что выглядит как вознаграждение за все мучения, которые еще недавно составляли суть твоих дней. Бог иногда улыбается, а ты по неведению принимаешь это за случайное везение, за подарок. Но Бог улыбается, потому что ему видна степень твоей наивности, степень твоего неведения и беспомощности. Бог улыбается, потому что он в очередной раз указал тебе нужный путь и теперь, сотворив это дело, радуется».

Юля сидела на своей новой работе и наслаждалась. Сейчас у нее было все, что она так любила – тишина и одиночество. Было время для размышлений, для творчества. Она так давно не испытывала этого благословенного чувства покоя. Но не ленивого, а продуктивного и энергичного. Юлю не смущало несоответствие этих определений с сутью самого состояния. Она знала, что в этом мире есть противоположности, которые друг без друга почти не существуют. Только рядом они обретают убедительный смысл.

Сейчас Юля была счастлива – впервые ее жизнь имела план, график и распорядок. Впервые в эти строгие графы входило то, о чем она так мечтала и на что у нее никогда не было времени. Ей определенно повезло – Бог ей улыбнулся.

Только тот поймет Юлю, кто никогда не получал того, что хотел. Есть категория таких людей. Людей, которые, как назло, всегда желают то, что им не будет дано, чем их обделит судьба, не позволит жизнь. Что самое смешное, эта их обделенность внешне выглядит надуманной и даже пустячной. Для окружающих их желания – каприз и прихоть, роскошь, от которой следует отказаться. Окружающие забывают, что мелочи для других могут быть важными.

Сейчас, сидя в этой комнате, перед компьютером, Юля тянула время, продлевая удовольствие. Тянула время, предвкушая ту самую одержимость, которая возникает, когда человек творит. Потом она постучала пальцами по столу и начала писать…

Вечером она поделилась с мужем новостью:

– Поздравь! Меня взяли на работу, – сообщила Юля, стоя у раковины с грязной посудой.

– Поздравляю, – муж был невозмутим. Он не хлопнул в ладоши, не вскочил, не поцеловал ее в шею. Он остался там, где был – за обеденным столом.

– И ты знаешь, чем я буду заниматься? – не унималась Юля.

– Чем? – Муж вылавливал из компота вишни.

– Я буду писать.

– Здорово! – кивнул муж.

– Ты не понял! Я буду писать, понимаешь, сочинять! Ну, правда, мне сказали, что об этом нельзя никому говорить… – Юля повернулась к мужу.

– Ага, военная тайна. – Муж выплюнул косточку на блюдце.

– Нет, думаю, коммерческая… Я, если честно, не очень понимаю, зачем и почему такие строгости там, но если так заведено…

– Не смеши. Ты можешь сказать, какой коммерческий прок от твоих письменных трудов? – Все было съедено, и муж мог уделить больше внимания ее новостям. – Ты не торопись с ответом, ты подумай…

В его голосе была издевка. Ну, где-то он был прав, излагать мысли на бумаге у Юли получалось не очень хорошо. Она предпочитала делать это лаконично, сжато, без украшательств словесных.

– Слушай, – Юля обернулась к мужу и вытерла руки, – во-первых, вызови мастера, пусть починит посудомоечную машину. Надоело руки портить. А во-вторых, не язви. Никто не обещал тебе писательства, я буду заниматься, ну как сказать…

Юля замялась – она понятия не имела, чем же все-таки будет заниматься, не знала, каков итог ее работы, ну, кроме денег, которые обещали заплатить.

– Ладно, не кипешись. – Муж еле заметно потянулся за столом, но, увидев ее взгляд, сделал вид, что просто расправляет затекшие плечи. Юлина борьба за правила хорошего тона иногда приносила свои результаты.

– Я не обижаюсь, я просто хотела тебе рассказать… – Последние свои слова Юля уже говорила в спину мужа, который покинул кухню и направился к дивану.

– Понял, понял… – раздалось из гостиной, а потом в разговор вступил телевизор.

«Черт с тобой! Не хочешь слушать – не надо. Я тоже не буду спрашивать, что думает твой шеф Малютин по поводу внедрения твоей методики изучения верхних слоев глинозема. Вот придешь расстроенный с работы, будешь жаловаться, а я выйду из комнаты и прикрою за собой дверь. Тогда узнаешь!» – обманывала себя Юля и продолжала мыть посуду. Она отлично знала, что при первых признаках служебных неприятностей у мужа в институте будет сочувственно смотреть ему в глаза, поддакивать, последними словами крыть Малютина, наливать коньячок. «Можно, можно, надо стресс скинуть!» – будет она бормотать тут же. Появятся любимый пирог с корицей и домашняя буженина. В квартире будет тихо и благостно.

«Все мы, тетки, одинаковы. Мужики ногами по душе ходят, а мы молчим, утираемся и еще облизываем их!» – Слезы покатились из ее глаз.

На новую работу Юля пришла рано. Даже слишком рано. Но ее распирало от гордости и радости. Сменить домашнюю клетку с нескончаемым возом домашних хлопот на чистый удобный и вполне комфортный кабинет – этого одного было достаточно, чтобы возрадоваться.

– Уже десять, я могу подняться к себе? – Она с гордостью произнесла «к себе».

– Да, – секретарь улыбнулась. – Хорошего вам дня.

– Спасибо, – совсем возликовала Юля.

«Удивительное дело, почему дома люди такие резкие и грубые, а на работе – сама предупредительность?! – думала она, поднимаясь в лифте. – Вот эта тетенька-секретарь наверняка орет на мужа и детей. И сегодня утром гоняла их по дому, заставляя убрать вещи. Я точно знаю, что она вела себя так, поскольку сама ругалась с мужем – меня тошнило от его бесчисленных домашних футболок, которые он разбрасывал по всем углам. Странно так, а когда ухаживал, был такой аккуратист, такой педант, такой!..» – Вечная песнь о том, «какой ты был…», прервалась на шестом этаже, где находился Юлин кабинет.

Магнитный ключ щелкнул, и вот она уже в небольшой комнате, где есть все для жизни – стол, кресло, диван, полки, шкаф, небольшая кухня, кофеварка, санузел и, наконец, самое главное – компьютер. То есть та вещь, которая сейчас превратит ее унылую, полную рутины жизнь в сказку. Юля сейчас сама себе ее напишет и сама в ней будет жить. Будет жить ровно восемь часов рабочего времени плюс один час – перерыв на обед.

«Знаете, как приятно быть одной? Совсем одной, – думала Юля. – Забраться с ногами на диван и не чувствовать себя виноватой бездельницей только потому, что в каком-нибудь углу шкафа обязательно найдется неглаженая рубашка, а мука не пересыпана в надлежащую емкость. Знаете, сколько элегантности в простой неторопливой задумчивости? В сигарете, зажатой в пальцах? В самом этом жесте. В том, как аккуратно стряхиваешь пепел тонким пальцем с идеальным маникюром? Маникюр идеальный, потому что тебе не надо мыть каждые два часа посуду после перекуса, не надо застирывать какое-нибудь пятно, не надо отжимать противную губку с жестким зеленым слоем. Вы даже не представляете, как хорошо и как легко на работе!»

Впрочем, Юлин муж это знал – и она теперь отлично понимала, почему он так туда всегда спешил.

Юля почти не работала. Ее стаж был ничтожен – полтора дня в районной библиотеке. На второй день выяснилось, что благоверный не умеет разогревать картофельное пюре.

– Сиди дома, деньги зарабатывать буду я! – сказал он ей.

И Юля стала специалистом по оливье и холодцу, по отбеливанию скатертей, взбиванию белков «до крутых пиков». Сначала было все неплохо, а потом в том месте, где помещалась душа, образовалась дырочка, и душа вытекла куда-то в пространство и больше уже не возвращалась. Она заблудилась в ее мечтаниях, в воспоминаниях и несбывшихся надеждах. Юля, наверное, и не устроилась бы на работу, если бы не тот сон. Он был коротким, каким бывают сны перед рассветом. Ей казалось, что она что-то стирает (даже во сне Юля хлопотала по хозяйству!). То ли полотенце, то ли салфетку. Стирала она долго, а потом полоскала в воде, встряхивала и вешала постиранное куда-то под потолок… И в это время, когда она уже собиралась покинуть ванную, вдруг чей-то голос спросил:

– И как же ты без меня тут? Неужели хорошо?

– Плохо, – ответила она не задумываясь, словно знала, кто говорил и о чем речь.

– Тогда бросай это все! Возвращайся к себе, – прошелестел голос, и Юля проснулась. – Возвращайся к себе! Там, у вас в провинции, принято жить неторопливо, а здесь, деточка, Москва, здесь надо шевелиться.

Юля открыла глаза, возле кровати стоял муж. Он был уже в костюме и сердился, что она проспала, а приготовить завтрак он себе не мог.

«Что это было? Сон? Или… Да нет, сон… А как толковать его?..» – Юля даже не ответила на резкость мужа, ей казалось, что она все еще слышит тот самый голос. Хлопнула входная дверь, потом зашумел мотор – это уехал муж на работу, и Юля подумала, что, если хоть еще одно мгновение пробудет на этой кухне, – она сойдет с ума.

Юля позвонила по первому же объявлению, которое попалось на глаза и которое ей показалось интересным. Собеседование, два дня ожидания, и она – здесь, в своем кабинете, перед компьютером, и у нее целый день свободы! Целый день, который будет посвящен только ей – ее интересам, ее целям. Юля чуть не расплакалась от сознания собственной решительности и успешности. «Да, но надо писать, надо что-то писать!» – опомнилась она и, глупо улыбаясь, включила компьютер. Так в детстве она ходила в кино – как только гасили в зале свет, Юля начинала улыбаться в предвкушении чуда.

«Сначала наведу здесь порядок. Сделаю все красиво». Освоившись, она тщательно выверила поля страницы, выбрала шрифт – ей почему-то хотелось печатать курсивом, но потом Юля сообразила, что это будет не очень уместно. «Готика» ей тоже понравилась – буковки возвышались над строчкой крепостной стеной.

Пока она всем этим занималась, она сама себе напоминала прилежную троечницу, которая сообразительность и усидчивость подменяет любовью к канцелярским принадлежностям – карандашикам, фломастерам, линеечкам.

«Так, вот теперь можно начинать. Заголовок лучше сдвинуть вправо – так будет оригинальнее! – Она подвигала курсор, и ей вдруг стало страшно. Страшно от того, что она не справится с заданием, которое дал ей такой обаятельный молодой человек. Не справится и не получит первых в ее жизни самостоятельных денег. А они так важны для нее – она же все время берет деньги у мужа. А до этого – только стипендия и неудачная карьера библиотекаря. Юле вдруг захотелось вскочить с кресла, подбежать к двери, открыть ее и спуститься вниз, выйти на улицу. Она сначала не сообразила, откуда такое желание, и только потом поняла – ей надо было убедиться, что она свободна, что она вольна делать то, что хочет. «Так, вот будет потеха, если муж узнает, что я сбежала отсюда! Он же меня потом засмеет! – Юля сквозь слезы посмотрела на экран. – Господи, да о чем написать?! О чем?! Если я ничего не видела в своей жизни и ничего не добилась! Муж, муж, муж! Только один муж! А меня и нет совсем как будто бы!»

Отношения в семье Юли были обычными – на смену новобрачной любви пришла пора раздражения. Привязанность и привычка друг к другу уживалась с непримиримостью по ерундовым вопросам и обоюдным желанием подчинить себе партнера. В этой борьбе победил муж. Он укрепил свои позиции, когда Юля ушла с головой в нескончаемые домашние хлопоты. Ее мир теперь простирался от кухни до спальни и имел площадь сто квадратных метров – циферка в циферку соответствуя справке БТИ. За порогом дома было другое, что-то забытое или даже уже неизведанное. Юля понимала, что муж упрямо поддерживает в ней страх перед свободой и реальностью.

– Слушай, ну что ты там забыла – на этой работе? С подругами, которые давно уже живут своей жизнью?! Там каждый сам по себе и каждый вечер спешит домой. Там нет жизни! Это иллюзия! Жизнь – здесь, в этих стенах! – убеждал ее Алексей и в качестве «сладкой морковки» организовывал ей выход «в свет» – водил в театр или кино. В эти дня Юля наряжалась, делала макияж, выбирала платье, но, попав в гущу людей, тут же желала вернуться домой. Разглядывая окружающих, она понимала, что утратила свое женское очарование. Она не ловит на лету то эфемерное, почти неразличимое, что настоящие женщины с ходу примеряют на себя. Она забыла, что значит быть кокетливой, соблазнительной, загадочной, независимой. Что значит заниматься СВОИМИ делами. Она превратилась в приложение к месту, к другому человеку, но хуже всего, что, сознавая все эти перемены, она виноватым делала его, своего мужа.

«Не любишь вареный лук?! Тогда вот тебе, побольше кусочек, побольше!» – глупо и мстительно она закапывала в горку пюре неаппетитный ингредиент.

Их противостояние, за которым невозможно было увидеть прежних любящих Юлю и Алексея, стало скелетом их жизни, его основой, его хребтом. Они, вспоминая с щемящим чувством прошлое («ах, как он ухаживал!», «она такая ласковая была!»), стояли насмерть в своем упрямстве.

В этой истории не было бы ничего удивительного, если бы не одно обстоятельство: противостояние делало их семью крепче. Этот парадокс осознавали оба и продолжали жить, словно поссорившиеся сиамские близнецы…

За окном прогремел гром – это наконец пошел дождь, сметая на своем пути прохожих. Из приоткрытой двери потянуло свежим солоноватым воздухом, словно окна выходили на берег моря. Юля, не обращая внимания на перемены в погоде, сидела и печатала. Она писала роман под названием «Ни о чем». Она писала о себе.

– Что это? – Муж поднес к носу Юли две слипшиеся макаронины.

– Ой, извини! Я так спешила, боялась, что не успею с ужином.

– Так ты и не успела. Я это есть не буду, гречку свари. С молоком буду есть. – Муж удалился в комнату.

– Молока нет, – вдогонку ему сказала Юля и тихо прибавила: – Я забыла купить.

Она надеялась, что муж не расслышал ее последних слов, но она ошиблась.

– Иди сюда, – раздался его требовательный голос.

– Да, да. – Юля поспешила на зов.

Сколько раз она уже это проходила? За пять лет замужества – сотни. Она привыкла, что в их доме должен был подойти не тот, кому что-то нужно, а тот, от кого что-то требовалось. Наоборот никогда не получалось, хотя Юля честно восставала против такой несправедливости.

– Скажи, тебя совсем не интересует, что делается в этом доме? – Муж сурово смотрел на нее.

– Послушай, Алексей, я только в семь вышла из офиса. Устала. Понимаешь, не так-то просто сидеть восемь часов в одном помещении, хоть и очень удобном. Голова у меня разболелась… Одним словом, мне хотелось быстрее домой прийти.

– Дорогая, а как остальные женщины работают? А еще они детей воспитывают! А еще они чем-то увлекаются… И на руках у них родители старые.

– Ты прав, но так уж получилось. И потом, ужин же все-таки готов. Не придирайся ты к этим макаронам.

– Я не придираюсь. Я просто не хочу потакать твоим глупостям. Твоя работа – это глупость, бред. И знаешь почему?

– Нет, не знаю. – Юля приготовилась терпеливо слушать.

– Потому что ты пишешь, как понимаю, про «женскую долю». Вы все пишете про нее. Вы не напишете про то, как жили ваши матери. Вы будете писать о себе, соседках и подругах. Вам кажется, что ничего важнее и интереснее нет. Ошибаетесь. Не может быть интересна жизнь, одна в одну похожая на сотни других. А вы живете под копирку! Вы даже становитесь похожими! – Муж усмехнулся. – Вас поменяй местами – не заметишь.

Юля дернулась и с грохотом швырнула салатницу на пол. Она не разбилась. Она была прочная, как женский характер.

Юля любила читать объявления. Этого совершенно не понимал ее муж.

– А что-нибудь серьезное почитать слабо? – вопрошал он.

– Не слабо, ты же отлично знаешь. Я люблю читать. А объявления – это так, развлечение, как шутки!

Юля раз сто уже объясняла все. Потом она стала прятать газеты и читать их, когда оставалась одна. За лаконичными строчками ей чудились истории, полные неожиданностей. Например, однажды она прочла: «Для всех, кто опоздал, – буду во вторник на Казанском вокзале. Игорь».

Юля долго потом представляла себе этого Игоря и всех тех, кто куда-то опоздал и чем они могут заниматься на Казанском вокзале именно во вторник.

Истории выходили либо забавные, либо грустные. Она пропускала объявления о продаже машин – механизмы она не любила и не одушевляла. Зато подробно читала брачные объявления, в которых мужчины, как один, так уж и быть, соглашались взять в жены какую-нибудь даму и видели в ней непременно королевну. Юлю веселило такое мужское самомнение, пока она не поделилась с мужем:

– Вот ты мне скажи. Все эти мужчины, они серьезно пишут о себе? Им не приходит в голову, что лучше написать все как есть?

Муж, к ее удивлению, от разговора не уклонился.

– А как бы я написал такое объявление? – задал он неожиданно вопрос, оторвавшись от компьютера.

Юля замялась. По чести говоря, действительно, в таком объявлении было бы только хорошее – симпатичный, высокий, спортивный. А еще – деловой, способный сделать карьеру, знает языки. Разносторонне развит – музыка, литература, изобразительное искусство. Кое-чего добился в хозяйственном плане – купил квартиру, строит дачу, больше похожую на загородный дом.

– У тебя много достоинств, – согласилась она.

– Так почему я не могу иметь такую же женщину?

Муж усмехнулся, а Юля почувствовала себя очень неприятно. Из последней фразы как-то выходило, что она не очень-то и подходит ему.

– При чем здесь достоинства! Может, дело в любви, в привязанности?! Можно быть очень положительным и холостым. Так часто бывает.

– Бывает, потому что тот, кто положительный и холостой, не нашел себе равной. Вот, собственно, мы и договорились.

Муж продолжил заниматься своими делами, а Юля отправилась на кухню. Ей иногда казалось, что они специально иногда не замечали нужной интонации, взгляда, жеста. Специально провоцировали обоюдное несогласие, чтобы иметь возможность обидеться друг на друга.

Утром она выскочила на пять минут позже и очень волновалась, что опоздает. Успокоилась Юля только в вагоне метро, когда до ее станции оставалось всего две остановки. «Пошуршав» в сумке, она вытащила бесплатную газетку, которых теперь была тьма-тьмущая и которые обычно лежали везде – от поликлиник до кафе. Городские новости ее не интересовали, прогноз погоды на Каймановых островах – тоже, ей не надо было знать, сколько яиц кладут в мексиканский омлет. Она привычно развернула любимую страницу объявлений. Продавали автомобиль, предлагали щенка, котят, а также предлагали сразу несколько рук и сердец. Она пробежала глазами все это и вдруг увидела маленькую кокетливую рамочку и слова, набранные ее любимым курсивом:

«Продается Душа. Женская. В хорошем состоянии».

Юля прочитала, встряхнула головой, пробежала глазами строчки еще раз. Ошибки быть не могло. Продавалась Душа!

В этот день писалось трудно. В голове слова выстраивались ровненько и приятно, но на экране против ее воли получалась какая-то бессвязная белиберда. Юля долго вспоминала предыдущие главы и очень жалела, что не может заглянуть в самое начало. «Господи, да что у них такие правила идиотские! Зачем только последнюю страницу оставляют!» – устав бороться с собственным косноязычием и несвязностью мыслей, она бросила печатать и пересела на диван. «Что сегодня так долго день тянется!» – подумала она, поглядывая на окно. Обычно Юля не торопила время – здесь, в этом ее «кабинете», было комфортно, спокойно, не надо было дергаться, чтобы разгадать переменчивое настроение мужа. Сегодня не хотелось погружаться в воспоминания о прошлом, обещающем когда-то и светлое будущее. Будущее стало уже настоящим, а она все ждала того счастья, на которое наивно рассчитывала в юности. «Ты абсолютно неспособна к сравнительному анализу – посмотри как живут другие!» – воскликнул ее муж, заметив однажды на лице Юли подобие страдальческой гримасы.

– Почему я должна сравнивать? Я сама по себе, – возразила она тогда.

– Никто сам по себе не бывает, – назидательно ответил муж.

Юля тогда задумалась о мимикрии, свойственной мужчинам, и близорукости, которой страдают женщины. Когда ее муж был женихом, он не говорил с ней назидательным тоном, не был груб, в его интонациях не чувствовалось злой иронии. Он был немного нерешителен, уступчив, мягок. Он был старше ее, а потому держался подчеркнуто заботливо. Все это было в прошлом… Теперь у них совсем другие лица – суровое, требовательное у него и вечно озабоченное у нее. Впрочем, озабоченность иногда сменялась злорадством, Юля это за собой замечала.

Все происходящее с ней в браке Юля фиксировала, но надежда, этот большой камень, привязанный к ногам многих замужних женщин, мешала ей. Сейчас, сидя на диване, она наслаждалась отсутствием мужа. Именно это чувство было сильнее всего, и только сейчас Юля честно призналась себе в этом: «Нет, хорошо, что он есть. И хорошо, что я замужем. У меня семья. Ну, все как положено! Как-то спокойнее от сознания того, что я не одинока. Но… Но хорошо, когда он где-то… не рядом». Юля с каким-то собственническим чувством оглядела этот «свой мир», потом встала и прошлась по комнате. Ей хотелось эту свободу и независимость потрогать руками – например, переставить стол, кресло, раздвинуть шторы – жестом, действием «запротоколировать» наличие собственной, независимой от мужа жизни. Впрочем, то, что она была на службе, она помнила и понимала, что никакая самодеятельность здесь не пройдет.

«Что же это мне не пишется? Почему так тяжело сегодня, словно что-то отвлекает?.. Почему-то принято считать, что все эти книжки про женскую долю так, ерунда, легкое чтение, легкое письмо. А это не ерунда. Эти самые «легкие», ажурные, амурные и полные бытовых подробностей книжки пишутся про самое сложное – именно про жизнь. Не про науку и подвиги – как легко и ярко о них можно рассказать! Не про путешествия и завоевания – там тоже все выпукло и захватывающе! А попробуй про свадебное платье, кастрюли, обман, слезы – да так, чтобы дух захватывало!»

Юля со вздохом посмотрела на компьютер и подумала: «Сегодня у меня не получается. Сделаю перерыв!»

Она полезла в сумку, достала косметичку, маленькие ножнички и наткнулась на утреннюю газету. «Да, вот… Вот оно – то объявление. Странное какое-то. Как будто кто-то шутит. Но для шутки тоже странно. А что, если позвонить?»

Юля схватила телефон и быстро, боясь передумать, набрала номер.

– Алло, я вас слушаю, – в трубке зазвучал женский голос.

– Я по объявлению. – Юля неожиданно стала заикаться. Во-первых, здесь, в этой комнате, всегда очень плохо работала сотовая связь. Были помехи, посторонние гудки, шум, слова собеседника отзывались малоразборчивым эхом. Сейчас же голос слышался ясно и чисто. А во-вторых, Юля сообразила, что вслух произнести напечатанное очень сложно. «Продается Душа» – просто уму непостижимо, как это звучит!

– Вы давали объявление в газете? – Юля попыталась собраться с мыслями.

– Да, давала, – спокойно ответил голос.

– А какое? – глупо и настырно спросила Юля.

– А какое вы читали? – мягко поинтересовался голос.

– Скажите, а Душа действительно в хорошем состоянии? – неожиданно для себя проявила коммерческую хватку Юля.

Собеседница не удивилась:

– В очень неплохом. Ну, конечно, все-таки б/у… сами понимаете. Но состояние очень приличное. Очень.

– М-м-м, – промычала Юля, не зная как вести разговор дальше. Логично было попросить показать продаваемый предмет, пощупать его и, наконец, узнать цену.

– А вы для себя? – поинтересовался женский голос. – Или посредник? Заработать хотите?

– Что вы, что вы! – испугалась Юля. – Как можно..

– Значит, для себя, – удовлетворенно отметила собеседница.

– Ну…

– Если вы не перекупщик – сделаю вам скидку, хорошую. Но не огромную, сами понимаете, много не могу.

– Конечно, конечно, – заверила Юля. – Я все понимаю – такая вещь!

– Она мне очень дорога, очень, но вот приходится расстаться.

Юле стало неловко – женский голос явно рассчитывал на встречный вопрос и некоторое внимание к личным обстоятельствам. Юля же терпеть не могла подобных ситуаций.

– Ой, бывает, я вас понимаю… – затараторила она, боясь откровений и совершенно не понимая, что может заставить женщину расстаться с Душой.

– Да, да, очень непросто…

Юля понимала, что за ней решающее слово. Она вздохнула и выпалила:

– А как встретиться с вами, ну, чтобы уже детали обговорить?..

– Мне бы удобно было завтра, где-то в половине девятого вечера, в центре. Можно в кафе на Маяковке. Знаете, такое большое, за Театром сатиры?

– Знаю, знаю! Мне очень удобно.

– Тогда – до завтра. Перед выездом созваниваемся.

– Да, договорились, спасибо. – Юля закончила разговор и посмотрела на серую стену напротив. «Интересно, а сколько она сможет уступить?!» – подумала она. То, что ей вообще неизвестна цена предмета, Юле в голову почему-то не пришло.

– И когда же тебя рассчитают? – Муж полоскал ложку в тарелке с супом. Он так делал всегда, когда первое ему не нравилось.

– В каком смысле рассчитают? – не поняла Юля.

– В прямом. Мне интересно, когда тебя уволят. Ты же сама понимаешь, что вряд ли ты сможешь написать что-то дельное.

– Это почему? – Юля поставила перед мужем второе и забрала суп.

– Для этого нужен талант, способности. Именно этого у тебя нет. Ты даже историю связно рассказать не можешь.

– Это потому, что ты меня все время поправляешь и перебиваешь. Я сбиваюсь с мысли, у меня пропадает кураж, портится настроение, и я досказываю лишь для того, чтобы довести дело до конца.

– Причины дурацкие, несуществующие. У тебя просто нет способностей. Не обижайся – я старше тебя, имею право на откровенность ради твоего же блага.

– Спасибо, поддержал. – Юля отвернулась от мужа.

– Пожалуйста, – удовлетворенно ответил он.

Ужин даром не прошел.

Ночью Юля не спала. Из головы не шла эта история с Душой. Юля вертелась с боку на бок и все представляла, как будет проходить эта встреча: «Как это может выглядеть?! Они придут вдвоем? Нет, ну это совсем уж! Душа нематериальна, но как-то же ее продают? Допустим, продавец придет, озвучит цену, ну и все такое, что обсуждают при купле-продаже. Потом… А что потом? И вообще, как она выглядит, эта Душа? И как она ее приведет? Ну, не на поводке же? В сумке, словно тойтерьера! Или положит в коробочку… Завернет в салфетку… Я схожу с ума! Знал бы Алексей, о чем я думаю!» – Юля заставила себя наконец закрыть глаза и провалилась в неглубокий предутренний сон.

То самое большое кафе за Театром сатиры славилось слоеными пирожками с мясом. Юля это помнила и даже мысль о предстоящей встрече не могла помешать гастрономическому предвкушению. «Хорошо, что я буду одна, без Алексея, никто нервы не будет мотать про жирное и мучное! Наемся до отвала», – думала она, ныряя в метро. Несмотря на вечер, свободных столиков было много, и Юля выбрала уютный, в самом углу, у окна. «Так, ну по идее она должна сейчас быть!»

Большие часы показывали восемь тридцать.

«Мою красную куртку видно издалека. Она заметит сразу…» – Юля надкусила пирожок с мясом…

– Добрый вечер. Вы Юля? – Возле столика остановилась женщина средних лет. Одета она была хорошо, пожалуй, даже стильно. В ее костюме не было ничего от нынешней моды, зато была классика – черные брюки, черная водолазка и много серебряных украшений. Светлые волосы были собраны высоко на макушке в простой пучок.

– Да, Юля… А вы?..

– Очень приятно. – Женщина улыбнулась и присела на краешек стула. – Простите, я немного опоздала, но у меня изменились планы на этот вечер, и я буквально через десять минут должна быть в районе Смоленки. Если вы не возражаете, я в двух словах расскажу вам…

– Да, конечно. – Юле стало неудобно за пирожок, который она откусила и не успела прожевать, за румянец во всю щеку и за такое неуместное при подобной сделке чревоугодничество.

– Значит, так. Душа спокойная, уравновешенная. Никаких капризов, или там неожиданных вспышек гнева, или беспричинной радости. Все очень интеллигентно, если можно так выразиться. Плаксивостью не страдает, не груба. Повторюсь – ухаживали за ней очень хорошо, содержали в чистоте и порядке, а потому сохранность и состояние отличное. Да, не новая, но…

– А…

– Вы не волнуйтесь. – Женщина неожиданно накрыла своей ладонью руку Юли. – Никакого подвоха. Никаких скрытых дефектов, как принято говорить. Ну, что еще сказать? Какие рекомендации? Ну во-первых, чистый воздух – проветривайте обязательно. Кислород нужен! Моцион легкий такой, заставляйте двигаться. Она будет упрямиться – этот недостаток, увы, присутствует. Но вы не обращайте внимания, делайте, как полагается.

– А… как содержать? В каком месте? В тепле? Или наоборот… – Юле в какой-то момент показалось, что женщина сейчас уточнит, какой наполнитель сыпать в лоток, словно речь шла не о Душе, а о кошке.

– Не переживайте, она сама себе место выберет. Не давите, не надо… Вообще излишняя опека – тоже плохо. Дистанционно так, ненавязчиво… Это самый лучший вариант. Хотя, – тут женщина грустно улыбнулась, – внимание должно быть. Штучка все-таки тонкая, нежная.

– А вы как же? Без нее? Без Души?

– У меня еще одна есть. Знаете, нахватала себе от жадности, теперь вот не справляюсь. Они же внимания требуют, сил, а у меня работа, командировки – мотаются со мной. Я – одинока, оставить не с кем.

– Понятно, – протянула сочувственно Юля.

– Ну, если вас все устраивает и нет вопросов… Простите, очень спешу. – Женщина улыбнулась.

– Да, конечно, меня все устраивает, абсолютно все. И я поняла все – заботиться, одну надолго не оставлять, место сама себе найдет… А сколько я вам должна?

– Вы знаете, – женщина уже вставала. – Я тут подумала и решила, что, если вы мне понравитесь, я вам уступлю ее. Просто так, без денег. Сами понимаете, богаче от таких сделок не становятся… Так что берите, берите… Только ухаживайте..

– Неудобно как-то… Вы ставите меня в неловкое положение. Я работаю. – Тут Юля расправила плечи. – У меня деньги есть…

– Ну господь с вами, у меня и в мыслях не было! – Женщина зарделась. – Хорошо, давайте десять рублей, чтобы прижилась и здоровенькая была. Ну, знаете, как котят покупают…

– Господи, да о чем речь! – Юля полезла в кошелек и достала монетку в десять рублей. – Вот.

– Ну, спасибо, очень рада была познакомиться!

– Я тоже. – Юля улыбнулась. Женщина была чрезвычайно приятной. Простота в обращении делала ее милой, а тон, разговор выдавали человека очень воспитанного.

– Всего хорошего. Удачи вам. – Женщина чуть поклонилась и пошла к выходу.

Юля с удовольствием глядела, как та изящно двигается между столиков. «Какая у нее стать! Вроде бы и не балерина, а какой разворот плеч, какая осанка! – Она вздохнула и сунула в рот оставшийся кусочек пирожка. – Вот я такой никогда не буду. Я пирожки с мясом люблю».

– Счет? – возникла официантка, и тут Юля сообразила, что время позднее, дома муж рвет и мечет, а Души, за которую она отдала десять рублей, она так и не увидела.

«Я – дура. Алексей прав. Все так странно. И дама чудная, и Душу продает, которой не видно… Господи, да я полоумная! – Юля отсчитала деньги официанту. – Ну, хоть пирожков поела!»

Она вздохнула, вышла на улицу и поехала домой.

В вагоне метро она расхохоталась так, что редкие пассажиры подобрались и стали смотреть в противоположную от нее сторону.

«Вот ведь дура! Поехала в кафе Душу купить, а заодно поесть! Только подумать – содержите в чистоте, десять рублей, чтобы прижилась! Ой, господи, да только чтобы никто не узнал об этой истории! Ведь в «дурку» сдадут и будут правы!» – Юля не могла сдержать смех. Анекдотичность ситуации ее развеселила и не оставила ни грамма сожаления о происшествии.

К дому Юля подошла уже в другом настроении – ее там ждал муж, который совершенно не признавал поздних возвращений, отсутствия жены на кухне в час ужина, как и сам ужин в неурочное время. Конечно, можно было все объяснить – наврать, разумеется. Не про душу же рассказывать, но Юля забыла ему позвонить!

«Ну, сейчас начнется!» – подумала она, открывая своим ключом дверь.

– Это ты? – раздалось из комнаты, где работал телевизор.

– Я, – отозвалась Юля, набираясь храбрости и пытаясь выстроить слова объяснения. Врать у нее никогда не получалось.

– А… – равнодушно прозвучало в ответ.

Юля на минутку замерла. Что-то странное было в этом «А…», но что, стоя в прихожей, понять было трудно. Надо было пройти в комнату и оценить степень возможной стихии.

– Ты знаешь, я…

– Разогрей-ка мне вчерашнего супа. Вроде нормальный он у тебя получился. – Алексей не отрывал взгляда от экрана.

– Хорошо, – только и ответила Юля и пошла суетиться на кухню.

«Пронесло, – подумала она. – Или у него на работе проблемы – не до меня. А может, приберегает разборки на потом. Ну, чтобы я «поерзала», – размышляла Юля, но вареного лука на этот раз положила совсем немного: «Ты – по-человечески, и мы – по-человечески!»

Рабочие дни потекли один за другим. Юля проходила по коридорам, совершенно не удивляясь пустоте шестого этажа. Судя по всему, обитатели соседних кабинетов работали по скользящему графику, а потому они практически и не встречались. Она уже знала, что лучше всего у нее получается писать с утра, в обед она валялась на диване – из дома Юля принесла собственноручно расшитую подушку. Перекусывала она бутербродами или творожком с вареньем. Остаток рабочего дня она проводила, исправляя текст. «Ну, месяц уже почти прошел, второй пролетит еще быстрее. А потом… А что потом? Интересно, а что потом? Я бы здесь осталась, если администрация не будет возражать. Хотя так работать, без обратной связи, сложно. Хоть бы поругали когда-нибудь, не говоря уж о том, что и похвалить бы не мешало. Хоть за что-нибудь!» – размышляла она, отправляя написанное за день по указанному адресу.

Выйдя с работы, она по-прежнему спешила – теперь, как правило, она приходила после мужа. Он все так же ворчал, но злой иронии поубавилось.

«Ему просто надоело!» – думала Юля, наскоро готовя ужин.

В один из вечеров, когда она, замаскировав чуть подгоревшую котлетку салатным листом, подала ужин на стол, Алексей внезапно произнес:

– А что, у вас в вашем «кефирном» заведении режим ослабили? Больше не боятся выпустить гениев в рабочий полдень?

Юля повернулась к мужу.

– Ты о чем?

– Не придуривайся и не юли. Я тебя видел. Причем около своей работы. Ты в торговый центр заходила.

Юля замерла.

– Ты обознался.

– Я? – Муж рассмеялся. – Ты была в черной юбке, водолазке и плаще своем бежевом. На каблуках. Ну, в этих своих черных туфлях…

– Ну да, а то ты не видел, когда я вернулась домой?! И в чем я была!

– Ну, видел, – тут уже растерялся муж. – Но и в обед я тоже тебя видел.

– Не может быть!

– Ну еще бы. Что у тебя за манера врать по мелочам… Между прочим, никогда такого не водилось за тобой. А теперь…

– Что теперь? – осторожно поинтересовалась Юля.

– Ничего. – Муж отодвинул лист салата, обнаружил подгоревшую котлету и стал ее рассеянно есть.

Когда Юля вечером вспоминала этот разговор, она поняла, что больше всего ее поразил именно этот момент. Ничего не cказать по поводу подгоревшего ужина – это явно было не в правилах и не в привычках Алексея. «Интересно, он действительно обознался или стал ревновать?! На слабо берет, проверяет!» – полночи Юля ворочалась без сна. Сегодняшнее поведение мужа сильно удивило.

Следующий день она трудилась не покладая рук – ей хотелось в романе, который описывал ее жизнь, рассказать о той метаморфозе, которая происходит с супругами через несколько лет совместной жизни, и как могут повлиять на эту жизнь внезапные перемены. Из офиса она вышла довольная – ее роман приобретал уже определенные черты. Единственное, что немного портило настроение, так это то, что она опять поздно явится домой и голодный, усталый муж будет недовольно ворчать.

– Привет, ты уже дома? – громко и нарочито весело окликнула она мужа, открыв дверь.

– Чего орешь?! – приветливо отозвался он, появляясь в прихожей с грязными руками. От него пахло рыбой. – Я чищу твоего сазана. Я думал, что он у меня на работе стухнет. И зачем ты его приперла мне?!

– Кого приперла? – не поняла Юля.

– Сазана. Рыбу. Ты не слышишь, что я говорю?

– Ну да, извини, вода на кухне шумит…

– Ты эти глупости брось. Больше ничего подобного не вытворяй. А то, понимаешь, стою я с начальством, разговариваю. А тут ты: «Дорогой, возьми рыбу, она свежая! Ты все равно раньше приходишь, почисти, а я вечером поджарю!» А рядом и водитель стоит, все слышит. Теперь все будут знать, что я рыбу чищу.

– Между прочим, абсолютно мужское занятие, как и приготовление мяса. Это всегда в семьях так было заведено… – Юля говорила сама не зная что. Она говорила, лишь бы что-то сказать. Потому что никакого сазана, тем более свежего, она не покупала. И на работу к мужу в это высоченное, стеклянное, напоминающее осколок сосульки здание не приезжала. И вообще она не могла подойти к мужу, когда он разговаривал с этим самым Малютиным, его шефом и руководителем их научно-производственной корпорации. Она бы не посмела, понимая, что муж ее убьет. Но в доме пахло свежей рыбой, руки у мужа были грязные, и он был рассержен.

– Извини, я не могла тащить его к себе. Я так плохо чувствовала себя, извини. – Юля закатила глаза и скрылась в туалете. Ей срочно надо было побыть одной. Первая ее мысль была: «Умеет чистить рыбу! Вот новости!»

Дальше было не так отчетливо:

«Он сошел с ума! Абсолютно! Что делать?»

– Ты долго там?

– Сейчас, а что?

– Ну как – что?! Я масло не могу найти?!

– Зачем оно тебе?

– Рыбу жарить, не ждать же, пока ты будешь копаться. Ужинать пора давно.

Рыба у мужа получилась очень даже вкусной. Юля робко похвалила:

– Лучше, чем у моей мамы!

– Да, как она там, кстати?

Юля поперхнулась и дать ответ на такой неожиданный, прозвучавший впервые за последние два года вопрос не смогла.

Теперь на работу Юля приезжала, чтобы проанализировать происходящее в доме. И ведь было над чем подумать! Почти каждый вечер что-то такое случалось, что выходило за рамки их обычной жизни. Как правило, это были рассказы о том, как они виделись в течение дня.

– Знаешь, я хоть и обещал тебе дать ответ вечером, но пока сказать ничего не могу. Во-первых, что-то твои фантазии очень неожиданны, а у меня все-таки работа. С другой стороны… Ну, не раньше, чем через два дня… Хотя, повторяю, это как-то внезапно, и насколько это целесообразно – тоже вопрос, – однажды вечером сказал муж.

– Хорошо, как скажешь. – Юля даже не моргнула глазом, хотя ничего не поняла.

Весь вечер Алексей возился у книжного стеллажа в поисках каких-то карт. Юля очень боялась поинтересоваться, что он ищет. Совершенно очевидно, что в этот день опять что-то произошло с ее участием, о чем она не догадывается.

Через два дня муж торжественно провозгласил:

– Едем. Не знаю, насколько это правильно, но едем. Я взял завтра выходной. Так что отпрашивайся, поедем.

Юля кашлянула и нерешительно произнесла:

– Думаешь?

Ответ мужа прозвучал в его любимой интонации:

– Да ты, голубушка, издеваешься?! Три часа меня убеждала съездить на Белое озеро в пансионат, а теперь спрашиваешь: «Думаешь?!» Такое впечатление, что это я тебя уговаривал!

Юля вздохнула с облегчением: все стало на свои места. Оказывается, она его уговаривала поехать на выходные отдохнуть за город! Конечно, сам по себе факт удивителен – она безвылазно сидела в офисе, не отлучаясь ни на минуту, но стало легче, поскольку она поняла теперь, что имел в виду муж.

– Я пошутила, не кричи! Конечно, едем. – Юля уже искала номер телефона, по которому связывалась со своими работодателями в экстренных ситуациях. – Я очень рада, – добавила она, боясь, что муж заметит ее замешательство.

«А это неплохо, – пришло ей в голову, когда она собиралась в поездку, – может, хоть как-то прояснится, что происходит все это время».

Выехали они рано и без проволочек добрались до коттеджей на озере. Когда-то давно они любили сюда ездить на пару дней, чтобы побыть вдвоем. Тогда это было такое удовольствие – быть наедине другом с другом, так было приятно вырваться из Москвы! В эти дни они оба приходили к пониманию, что не ошиблись друг в друге и что решение быть вместе – верное. С тех пор как они встретились, прошло немало времени и изменилось почти все – и они сами, и их жизнь, и отношения. Юля подумала, что изменилось главное – исчезла эта уверенность в правильности того выбора.

– А что это ты вдруг? – спросил Алексей, когда они, переодевшись в теплые куртки, вышли на песчаный берег.

– Не знаю. Захотелось, и все, – уклончиво ответила Юля.

– А, – протянул муж, – ну-ну. Мне казалось, что тебе давно ничего не хочется.

– Ты это в каком смысле? – не поняла Юля.

– Да во всех. Я прихожу с работы, мы ужинаем, вернее, я – ужинаю. Ты в это время всегда где-то в другом месте. Как будто посторонний человек.

– Неправда, когда у тебя проблемы с твоим Малютиным были, я с тобой и разговаривала, и утешала тебя. – Юле почему-то больше всего запомнились именно эти моменты.

– Ну, не хватало еще. – Муж обиженно задрал нос.

А Юля удивилась. Оказывается, это она не обращала внимания на Алексея, это она избегала общения, это не он бурчал что-то нечленораздельное в ответ на заботливое: «Проблемы на работе?», и это она хлопала дверью, обрывая его на полуслове… Юля мысленно возмутилась и захотела было напомнить Алексею обо всех обстоятельствах их жизни. Но тут он внезапно произнес:

– Хорошо здесь! Правильно ты вытащила нас. Хоть и будут у меня проблемы из-за тебя.

Юля решила ничего не говорить. Она только взяла его под руку и пошла рядом.

– А ты так и не выросла за все это время. – Алексей вдруг хмыкнул. – На каблуках такой каланчой кажешься. Кстати, мои мужики с работы интересовались, не была ли ты манекенщицей.

– Когда это они меня видели? – удивилась Юля.

– А они нас в «Шоколаднице» застукали. Как раз на обед выскочили.

– Понятно. Тогда понятно… – Юля постаралась не впасть в панику.

Уик-энд прошел отлично, несмотря на то, что складывалось полное ощущение, будто они оба рехнулись. Первый день Юля напряженно следила за словами мужа, чтобы найти хоть какую-нибудь зацепку и попытаться объяснить происходящее. Но к вечеру от такого напряжения у нее разболелась голова, и муж предложил вылечить ее хорошим красным вином.

– Где его взять? Они же прикрыли ту самую лавочку, в которой мы покупали наш любимый итальянский вермут.

– Который пили из шерстяного носка! – рассмеялся муж.

– Да, мы бутылку засунули в толстый носок, чтобы не разбить по дороге. А потом пили прямо так, из горлышка, поскольку нам не удосужились оставить ни стаканы, ни чашки.

– А сейчас в нашем коттедже есть все – включая хлебопечку. Интересно, зачем здесь хлебопечка?

– Во дворе стоит коптильня. Люди сюда приезжают в отпуск. На месяц. Им и хлебопечка может понадобиться, и коптильня на берегу озера не лишняя.

– Да, представляешь, отпуск – месяц?! У меня даже в голове не укладывается – месяц! Не представляю, как можно пережить месяц безделья!

Юля улыбнулась:

– Ты просто давно не жил ничем, кроме своей работы.

– Так получается. Иначе – выпадаешь из обоймы. Сразу.

– Может, ты преувеличиваешь? Может, тебе так кажется? Ты себе внушил. Может, тебе просто дома плохо? – Юля посмотрела на мужа.

– Я не знаю, как мне дома. Я дома только ем и сплю.

– В этом и проблема. Надо учиться заново жить в доме. Такое бывает.

– Откуда ты знаешь?

– Я разучилась жить везде, кроме дома. Все, как у тебя, только наоборот. – Юля вдруг поняла, что еще немного, и разговор превратится в подобие перепалки, и она сменила тему: – Ну так где вино?

– В багажнике, я в Москве купил.

– Тогда пойдем в дом.

Юля согласилась на вино еще по одной причине: «Может, выпьет и что-нибудь такое сболтнет? И тогда все на свои места встанет!»

Но муж пил, лишнего не болтал, только как-то хитро посматривал на Юлю. После второго бокала прошла головная боль, и она ощутила себя совсем здоровой и немного хмельной.

– Что это ты так смотришь на меня? – покосилась она на мужа.

– Нельзя? – Тот тоже стал как-то кривовато улыбаться.

– Можно, только не с таким подозрением. – Юля вдруг почувствовала себя обиженной. Это «хорошее красное вино» играло в перевертыши.

– Да нет никакого подозрения, я просто думаю, что тебе пора ложиться спать.

– С чего это?

– Глаза косые. – Алексей рассмеялся.

– А ты? – Юля представила прохладную постель и мягкую подушку.

– И – я. Куда же денусь…

– Денешься, денешься… – бормотала Юля, пробираясь в душ и натыкаясь на углы.

– Не глупи.

– Я знаю, ты мне изменяешь.

– Так, тебя надо срочно укладывать спать!

– Ничего не надо! Я вполне соображаю. Просто тебе не нравится правда. – Юля остановилась в дверном проеме и никак не могла двинуться с места.

– Слушай, тебе помочь добраться до ванной? Я боюсь, ты лоб себе расшибешь. – Алексей рассмеялся, но Юля серьезно посмотрела на него и горестно произнесла:

– Ты мне изменяешь. Давно. Со своим Малютиным! Твой любимый человек – Малютин. Он важнее, чем я. И почвы эти ваши тоже важнее всего. Вы помешались на глиноземе и прочей ерунде, – крикнула она уже из ванной.

– Дура, – мягко прошелестело в ответ.

Пробуждение было легким, несмотря на вино.

– Привет! – Юля прищурилась от солнца, которое полосами падало на постель.

– Привет! Ты в состоянии встать?

– Еще бы! Я отлично себя чувствую!

– Точно?!

– Абсолютно. – Юля вылезла из-под одеяла и сунула ноги в тапочки. Голова не болела, не кружилась, сердце работало ровно, словно новые часы.

– Хорошее вино! – подтвердила она, потягиваясь. – Сейчас я в душ, а потом завтрак приготовлю.

– Нет, завтракать поедем в ресторан. В тот, который на берегу. Погода отличная стоит. – Алексей уже был одет и ждал ее.

«Ого, ресторан на берегу. Но он же терпеть не может рестораны! Как и кафе. Вот, кстати, опять загадка – Алексей мне все время говорит, что мы с ним встречаемся в каких-то кафе… Но это нереально, поскольку я сижу в это время на работе! К тому же Алексея в кафе не затащишь. Нет, главное – обо всем этом сейчас не думать, иначе придется опять пить вино, и завтра я буду совершенно больная».

Завтрак на берегу озера был великолепен. Они сели у большого окна, солнце к этому времени было уже в зените. Небо, обесцвеченное бликами, сливалось с водой. Юля вдруг поняла, что из ее жизни исчезло много хороших и приятных вещей.

– Это ты здорово придумал – позавтракать здесь. Мне очень хорошо и не хочется никуда идти. Я бы здесь сидела и сидела.

– Нас же никто не гонит. – Алексей, в доме обычно беспокойно кочевавший с места на место, никуда не торопился, не спешил. Он закончил есть и, развернув свое кресло к окну, задумчиво смотрел на воду.

«А он устал. Очень устал. От этой своей гонки, от этой спешки, от постоянного стремления доказать свою нужность, свою значимость. Неужели нельзя работать без этого внутреннего, суетливого рвения? Ведь он любит свою науку, многого достиг, так зачем же еще и в чиновники от науки лезет? Только хуже себе делает». – Юле стало жаль своего мужа.

– Леш, хочешь я?.. – Юля запнулась. Она хотела предложить мужу что-то такое, что отогрело бы его, поддержало, что помогло бы почувствовать ее преданность, ее любовь. Но Юля не знала, как это сделать. Давным-давно привыкла противопоставлять себя ему, но никак не поддерживать. Даже, когда случался его конфликт с Малютиным, ее поддержка имела вид некоего противостояния, менторского и вместе с тем жертвенного шага. «Вот, ты ко мне плохо относишься, а я, несмотря на это…» – казалось, говорил весь ее облик.

– Что ты хотела сказать? – прервал ее размышления муж.

– Ничего, – ответила она и тут же пожалела. Ведь она хотела сказать, что она давно не видела его таким спокойным, внимательным, заботливым. И что когда-то она любила его именно за это. И что она уже почти готова вспомнить то свое старое, забытое чувство.

– Ничего – так ничего. – Муж отвернулся опять к окну, а Юля пожалела, что не сумела сказать ему что-нибудь приятное.

В понедельник Юля проснулась, словно у нее было не три выходных, а месяц. «Вот, что значит свежий воздух, движение и…» – далее она постеснялась думать. «Интимные отношения», как называла секс ее приятельница, были в этот раз такие, такие… «Они просто – были!» – призналась сама себе Юля.

Дело в том, что уже очень давно близости между супругами не было. Сначала это отлынивание от супружеских объятий все-таки предварялось тяжелым вздохом, потом стоном, потом длинным повествованием о тяжелом рабочем дне. Затем муж просто стал отворачиваться от Юли – без всяких слов. Она все понимала и терпеливо ждала, когда у Алексея будет выходной, когда он выспится, когда воскресное расслабленное настроение возьмет верх. Но этого не случалось, и Юля убедила себя в том, что достаточно бы и просто объятий, ласкового прикосновения. В ожидании близости ей достаточно было бы намека, простого обозначения принадлежности. Как верная жена, она готова была себя «законсервировать» до лучших времен. Но ничего такого не следовало – Алексей, казалось, отдалялся все больше и больше.

– У тебя кто-то есть? – однажды робко поинтересовалась Юля в темноте спальни.

По дыханию мужа она поняла, что он не спит.

– Есть, – ответил тот абсолютно бессонным голосом. – Работа. Если ты понимаешь, о чем я.

– Нет, конечно, не понимаю, – вдруг повысила голос Юля. – Я ничего в нашей жизни не понимаю! Ничего! Ни своего сидения дома и этой постоянной готовки, ни постоянной уборки, ни этих вечеров, которые мы проводим по разным комнатам. Я не понимаю, почему нельзя что-то друг другу рассказать, о чем-то поговорить! Я не понимаю, как можно не прикасаться к жене месяцами!

Юля уже кричала, совершенно не заботясь о том, как при этом выглядит.

– Господи! – только и произнес муж, перебираясь со своей подушкой на диван в гостиной.

Утром на следующий день Юля поняла бессмысленность своей вспышки. Она поняла, что заводить подобные разговоры надо только тогда, когда у тебя есть готовое решение. Нельзя начинать такие разговоры только потому, что в тебе вскипела обида. Утром на следующий день Юля понимала, что поставила себя в идиотское положение и теперь ей надо либо уйти от мужа, либо… А что «либо»? Она и не знала, только кляла свой язык и себя за то, что вчера ночью «сорвалась с цепи» и произнесла то, чего нельзя произносить в спальне.

Утром она удивилась выдержке и терпению мужа – он ушел от этого скандала, скорее всего он просто жалел ее. Почему ей так показалось, она не знала. Но, глядя в окно на его отъезжающую машину, она чувствовала и стыд, и растерянность. С той ночи они ни разу не разговаривали на эту тему, просто, как сговорившись, в спальню заходили порознь – сначала Алексей, потом, когда он засыпал, – Юля. Она укладывалась на своей половине, стараясь случайным прикосновением к нему не намекнуть на щекотливые обстоятельства.

В эти три дня на озере случилось то, чего давно между ними не было. Оба при этом делали вид, что случившееся ночью не является чем-то необыкновенным для них или неожиданным. Их близость была такой щемящей – такой ласковой, такой осторожной, молчаливой, что Юля даже испугалась. «С нами ли это все происходит?! И со мной ли? Что это?»

– Доброе утро! – На работу Юля пришла в отличном настроении. Секретарь посмотрела на нее довольно уныло.

– Вы знаете, три выходных дня – это почти отпуск. – Юля улыбнулась и прошла к своему лифту, а девушка проводила ее долгим взглядом.

«Завидует. На мне написано почти счастье!» – подумала Юля. Сама себе она казалась женщиной, которая провела несколько дней с любовником.

Ее комната встретила свежим воздухом – балконная дверь оказалась незапертой. Юля, очень педантичная, уходя, ее всегда закрывала. К тому же на столе лежало несколько чистых листов бумаги. «Какая же я растяпа! В последний день, распечатав текст, не привела в порядок стол!»

Юля включила компьютер, достала папку, где обычно оставляла последний лист с текстом, и вдруг почувствовала, что у нее побежали мурашки по спине. И на экране, и на столе она нашла продолжение, которое не писала. Юля выключила компьютер и включила его снова – ошибки быть не могло, к тому же распечатанный лист был еще одним доказательством того, что кто-то в пятницу целый рабочий день писал продолжение ее романа, а потом, как и полагается, отправил все по нужному адресу, сохранив предварительно последнюю страницу. Юля заглянула в тетрадку, куда для себя записывала план работы на следующий день. Судя по последнему листу, продолжение точно соответствовало ее плану. «И что все это значит?» – она встала из-за стола и подошла к окну. Внизу был город. Он почти не менялся – каждый день Юля наблюдала одно и то же. Не менялась обстановка в комнате, в доме. Но все равно что-то такое происходило, что меняло ее, Юлину, жизнь. И хотя эти перемены были скорее хорошими, ее охватил страх непонимания.

«А вдруг я схожу с ума и мне все это кажется?! Вдруг ничего этого не происходило и не происходит? Вдруг это признак сумасшествия?!»

Юля на всякий случай отошла от балкона, словно боялась собственного безрассудства.

Весь день у нее из головы не выходила эта история с таинственным появлением следующей главы. Она так разнервничалась, что, уходя с работы, поинтересовалась у секретаря:

– Скажите, а в мою комнату никто посторонний не заходил?

– А вы что, куда-то отлучались в течение рабочего дня?

– Нет, что вы! – сообразила Юля. – Может, рано утром? Или поздно вечером?

– Нет, я видела только вас и отметила это в нашем журнале. Больше никого не было. Да и быть не могло. В вашем кабинете работаете только вы.

– Да, да, спасибо. До свидания. – Юля вышла на улицу и решила, что домой она пойдет пешком. Она должна подумать, она должна собраться с мыслями, она должна решиться на разговор с мужем. Она должна выяснить, что это такое происходит с ними. «Надо во всем разобраться! – повторяла она как заклинание и добавляла: – И не попасть в сумасшедший дом!»

Домой она пришла очень поздно, ходить пешком по Москве – занятие непростое. Замерзшая, усталая и голодная, она обрадовалась теплу и яркому свету. В их доме было очень уютно, из кухни пахло чем-то сытным.

– Явилась! – Муж встретил ее, покачивая головой. – Я уже волноваться начал.

Юля улыбнулась:

– Я шла пешком. От самой работы.

– Денег на метро не было? Позвонила бы, я встретил! Тащилась в такую даль!

– Я – с удовольствием. Но мне нужно было подумать.

– Историю придумываешь?

– Почти. – Юля вздохнула, но ничего не сказала. Только когда они сели ужинать и муж положил ей в тарелку щедрую порцию горячей солянки с ветчиной, она решилась:

– Слушай Леш, а тебе не кажется, что все как-то очень странно стало? Ну, как бы это тебе сказать – непонятно.

Пока она, замерев, ждала ответа, муж тщательно и терпеливо пережевывал жестковатое мясо, которое Юля варила еще вчера, но которое так и не уварилось, несмотря на простоту кулинарного рецепта. Еще недавно Юля по этому поводу волновалась бы и долго извинялась, но сегодня на мучения мужа она даже не обратила внимания.

– Еще как кажется! – наконец произнес Алексей.

У Юли екнуло сердце. Сейчас она услышит про свое возможное сумасшествие, про фантазии, про необходимость записаться на прием к психиатру. Когда-то, давно, когда они страшно ссорились, Алексей говорил ей это.

– Кажется. И знаешь, я все чаще задаюсь одним вопросом: какого черта ты придуривалась столько времени? Ну сама же знаешь – работа у меня нервная, ну уступила бы где-то, ну улыбнулась бы. Ну, хоть дала бы понять, что тебе не все равно!

– Ты о чем?!

– О том, что до последнего времени ты вела себя так, словно тебе ничего в этом доме не надо. Ни сам дом, ни я, ни мои дела. Для тебя важнее были все эти кастрюли и эта пыль, которой никогда у нас не было…

– Это потому, что я ее вытирала каждый день!

– Зачем?!

– Чтобы было чисто!

– Господи! Да это же не самое главное! Ты же меня, наши отношения, задвинула туда, где были все эти твои швабры и тряпки – в темный шкаф. И доставала на свет божий, только когда тебе это надо было.

– Неправда! Я все в доме делала для тебя!

– Ты это делала для себя. Тебе надо было быть идеальной, безупречной и несчастной. Ты хотела быть и жертвой, и героем в одном лице. А мне отводилась неприятная роль судьи. При любом раскладе. Ты всегда была на высоте, неуязвима – ты все отлично делаешь, а муж это не ценит! Я всегда был плохим – пропадаю на работе, не уделяю внимания, ворчу и требую. Хотя ты сама меня к этому долго приучала. Как и к тому, что в доме должна быть тишина. Строгая тишина.

– О, так я в этом виновата?!

– Не забывай, иногда люди ведут себя так, как им предлагают себя вести. Так, как ждут, что они будут вести.

– Почему ты жил со мной все это время? Почему не развелся?

– Хотел. Но ты, наверное, что-то почувствовала.

– Нет. Я видела только недовольного человека. Но я не догадывалась, что ты настолько недоволен, что хочешь развестись.

– Иногда мне казалось, что я готов сбежать хоть сию минуту. – Алексей покачал головой. – Но ты вовремя изменилась.

– Как – изменилась? – Юля подобралась – разговор потихоньку выруливал куда надо.

– Ты помнишь, как приехала ко мне на работу первый раз? – Алексей улыбнулся, и в этой улыбке она увидела того своего Алексея, в которого когда-то влюбилась.

– Нет, не помню.

– Ты позвонила и сказала, что ждешь меня внизу. Я удивился, даже рассердился – ты же знаешь, как я не люблю, когда мешают работе. Но при встрече ты так бросилась мне на шею и так обняла, что мне стало неудобно перед прохожими. А потом, запах твоих духов. Тех самых, старых, которые я дарил тебе два года подряд. Дома ты всегда аккуратная, причесанная и пахнет от тебя приятно. Но ты не догадалась подушиться теми духами. А запах – это как воспоминание!

Алексей замолчал и отставил совершенно несъедобную свинину.

– Понимаешь, ты вдруг стала живая, нормальная, не засушенная молодая тетка с вечно обиженной физиономией.

– Но и ты вел себя не лучшим образом!

– Да, и это было. Но первой начала ты.

– Ты заставил меня уйти с работы.

– Когда очень захочется что-то сделать – сделаешь. Твое нынешнее занятие – пример тому. Ведь устроилась, несмотря ни на что… Знаешь, Юлька, конечно, интересно, что происходит с людьми и отчего они меняются. Что такого приключилось с тобой, а потом со мной?! Не знаю, но главное, что приключилось…

Я закрыла кавычки, сохранила текст и отправила его по нужному адресу. Я знала, что мной написана совсем небольшая (пришлось даже добавить описание природы, квартиры, в которой жили герои и немного городских картинок), немного странная история про то, как двое людей, чуть не потерявшие другу друга, смогли вернуться в начало пути, когда они были влюблены друг в друга и бережно относились к своим чувствам. Та самая душа, которая продавалась и которую купила героиня за десять рублей, по моему замыслу, была как раз той сутью, которую так легко растерять в бытовой суете. Я догадывалась, что мое повествование слабое, что не хватает ярких красок и напряжения. Но писать меня никто не учил, и, что самое главное, мне ни разу не вернули написанный текст. Из всего этого я сделала вывод, что работа принята. На моем календаре стояло число, намекающее на окончание моей работы.

– Вторая часть ваших денег перечислена на ваш счет. – Мой «куратор» Виталий в последний день зашел ко мне кабинет.

– Спасибо. Мне бы хотелось услышать мнение о том, что мною сделано, только… – Я замялась.

На лице собеседника отразилось некоторое превосходство и снисхождение.

– Если бы вы написали шедевр, вам бы об этом обязательно сказали.

Эти слова были смягчены улыбкой, но тон меня разозлил.

– Тем не менее, видимо, работа пришлась ко двору. Меня же могли уволить?

– Ну, и все же вы неплохо справились с заданием. Кстати, мы можем вам предложить дальнейшее сотрудничество.

– Даже несмотря на то, что я не пишу шедевры? – спросила я со смехом.

– Даже несмотря на это. – Тон куратора был серьезен.

Я задумалась – проработав два месяца, я получила нормальные деньги. Я попробовала делать то, чего никогда не делала. Я усмирила свое любопытство – мне сейчас было все равно, что стоит за этим творчеством в таких несколько странных условиях. И у меня не было работы. Мне ничего не мешало согласиться на еще один двухмесячный контракт. И все же я сказала «нет». И было две причины, побудившие меня это сделать. Первая – я понимала, что пора заниматься тем, о чем мы так долго мечтали с сестрой. За эти шестьдесят дней я усвоила, что время – это самое драгоценное, что есть у человека, и настала пора нам обратить его себе на пользу. Вторая причина была неожиданной. Мне понравилось писать. Это было интересно, хотя я отлично понимала кустарность собственного производства. Наверное, имей я больше времени, у меня бы получилось лучше, понятнее, убедительнее. Но что-то подсказывало мне, что не здесь и не сейчас я напишу то, за что мне не будет стыдно. Это наверняка произойдет, но потом, позже, когда я стану другой. Когда мой опыт превратится в мой характер, когда моя жизнь вместит все, что я сама для нее приготовила. Когда страдания перемешаются с радостью, а утраты восполнятся приобретениями. Это время еще далеко, и я, другая, тоже далеко. Главное, потом не отмахнуться от этой своей доли, не остыть, не полениться и не постесняться ее. Не принять ее за блажь.

Глава 8 Общее дело

Недаром мы с Лидой были сестрами. Мы чувствовали в унисон. Мое известие, что я работать не буду и что мы начинаем заниматься своим Домом моделей, она приняла с радостью.

– Близнецы, конечно, еще малы, но мне тоже кажется, что сейчас самый удобный для этого момент!

Мы просидели три дня над составлением плана первоочередных задач и ринулись в бой.

Вы не представляете, как страшно и как увлекательно создавать свое дело. Я, с уважением относящаяся к любому виду предпринимательства, отлично понимала тем не менее разницу между открытием продуктового магазина и созданием модного ателье. Я сознавала и риски, и уровень затрат, и последствия неудач. И кадровый вопрос, который в любом бизнесе был самым животрепещущим, в нашем случае стоял необычайно остро.

– Ты понимаешь, все швеи, все портнихи работают налево! Все! Я не знаю других случаев. И как этого избежать – понятия не имею. – Лиду волновал этот вопрос больше всего. – Контролировать каждый шаг, брать всю работу на себя и еще заниматься творчеством – совершенно невозможно!

Я тоже понимала это, и еще я понимала, что, если мы хотим быть Домом моделей, мы должны придумать нечто такое, что позволило бы сразу завоевать этот рынок. «Сразу» – это, естественно, означало, хотя бы за пять лет. От обилия вопросов и огромного количества мелочей, которые вдруг превращались в глобальные проблемы, голова шла кругом. Но мы с сестрой были упрямы. Через неделю мы осматривали помещение для будущего дома моды.

Риелтор был суетлив и проворен. Пока мы топтались у входа, он уже успел обежать все помещение, не переставая восклицать:

– Вы понимаете, это просто даром!

– Да, да, – рассеянно отвечали мы с Лидой.

Помещение действительно было отличным – чистым, отремонтированным, светлым. Здесь была неплохая планировка – для производства имелось большое пространство без перегородок. Нам оно понравилось, как понравилось и месторасположение – здание старой, отреставрированной фабрички находилось в районе Щукино, недалеко от Москвы-реки.

– От квартиры близко, – произнесла я.

– Место зеленое, – произнесла Лида.

– Не очень дорого, – сказала я.

– И очень страшно. – Лида обычно озвучивала то, что тайно думала каждая из нас.

Мы долго и упрямо копили деньги. Конечно, мы не голодали, но мы отказывали себе во многом, а в Москве это было очень тяжело. Этот город ежеминутно соблазнял и требовал жертв. Мы стойко держались, поскольку знали, что помощи ждать неоткуда, что надо думать о будущем, что ставить свою жизнь в зависимость от работодателя опасно и неразумно. Мы хотели быть хозяйками своих судеб, даже если в случае неудачи нам придется винить только себя. У нас в руках была очень большая сумма денег, которые достались тяжело и которые могли стать нашим страховым фондом, но, начиная собственное дело, мы в первую очередь должны были быть готовы к рискам и потерям.

– Мы согласны, давайте договор. – Я была старшей сестрой и по обыкновению взяла на себя тяжелое бремя принятия решений.

– Ох, – еле слышно выдохнула Лида. – Я бы сама никогда не отважилась.

А дальше время понеслось вскачь, мы только успевали поспать несколько часов, чтобы рано утром быть на месте и расставлять столы, швейное оборудование, примерочные. Мы оборудовали места закройщикам, склад тканей, гладильные комнаты. Мы украшали холл и маленькую гостиную для тех, кто будет сопровождать и ожидать наших клиентов.

– Жалюзи?

– Шторы!

– И все-таки жалюзи! В производственных помещениях. В остальных – шторы. Будет уютно.

– И провинциально!

Мы спорили только по мелочам.

Пока мы оборудовали помещение, в газете было размещено объявление о наборе персонала. И через месяц мы уже проводили собеседования и давали кандидатам пробное задание – пришить карман, молнию и манжет. Эти экзамены, которые сдают, как правило, портные, принимала Лида.

– Несколько человек хорошей квалификации у нас есть, – сказала она мне как-то вечером.

– Надо срочно занять их работой. Любой. Самое главное, чтобы персонал не понял, что у нас простой, и чтобы люди не плевали в потолок. Это развращает.

– Пусть шторы шьют для нас же. Мы оплатим работу. Все равно кому-то бы поручили.

Самыми тяжелыми для меня были вечера. Вечерами я подбивала итоги: сколько потрачено, сколько надо потратить, сколько осталось.

Деньги, после оплаты аренды и всех необходимых закупок, были, но мне портило настроение то, что сбережения наши таяли, как весенний снег.

– Лида, надо начинать работу. Любой ценой. Любой. Несмотря на то, что многое недоделано. Будем завершать на ходу. Главное – закрутить машину.

Лида, которая в своем кабинете уже развесила эскизы и на манекенах готовые модели, согласно кивнула.

– Обзваниваю своих клиентов, приглашаю на открытие нашего Дома моды.

В ясный осенний день, когда весь город был в золоте позднего солнца и листвы, состоялся фуршет по случаю открытия швейного дома «Альто мода». Над названием мы долго не думали, просто заменили французское от-кутюр итальянским синонимом. Правда, Лида предпочитала на русский это переводить не как «высокая мода», а как «высокое шитье», что, по ее мнению, имело оттенок старины.

На мероприятие были приглашены мои коллеги из «метеоагентства» и лично Анатолий Дмитриевич, друзья по несчастью, которых так унизительно уволили из «МаМур». Я позвонила в газеты и журналы, с которыми когда-то была связана, занимаясь рекламой. Я приглашала их на открытие, суля эксклюзивный подход и низкие цены изготовления нарядной и повседневной одежды. Лида обзвонила всех, кто у нее когда-то шил платья и костюмы, тех, кто обращался за мелким ремонтом.

– Мы будем ориентироваться на всех. На все кошельки, на все вкусы.

– На все вкусы ориентироваться нельзя, – по привычке поправила я сестру, – надо ориентироваться на хороший вкус или формировать его.

Иногда я бывала занудой.

– Кто бы мог подумать! – Мой бывший коллега Димка только разводил руками. – Кто мог подумать, что ты сможешь такое сделать.

– Во-первых, не я, а мы. Мы с сестрой. Эта была наша мечта чуть ли не с детства. А во-вторых, мы ничего еще не сделали. Это нам только предстоит. Нужна реклама, нужны специалисты, нужно пробиваться на этот рынок – и для всего этого необходимы связи. У нас их нет.

– Не суетись. Думай, как следует. Что-нибудь придумаешь. – Димка отпил шампанского, которым мы угощали по случаю открытия, и добавил: – Вкусно!

– Дим, приходи к нам. Миллионов обещать не могу, но полную свободу действия – пожалуйста. Иногда это важнее.

Димка задумался, а через неделю возглавил наш отдел рекламы. Я отлично понимала, что сейчас без этой структуры не обойтись.

– Я пойду к вам при одном условии.

– Каком?

– Ты еще раз лично подтвердишь, что мне никто не будет мешать. Я сам разработаю концепцию, которой пока, как я понял, у вас нет.

– Разрабатывай, только хоть иногда советуйся с нами, – почему-то я Димке доверяла.

Хозяйственные хлопоты, новоселье, набор персонала, закупка необходимых мелочей для работы портных и закройщиков, наконец, весьма веселый и оптимистичный фуршет, и вот мы с сестрой сидим по своим кабинетам, а наши работницы старательно подшивают наши шторы, салфетки и прочие мелочи, которые вряд ли в будущем понадобятся. Но они работают, поскольку пока у нас нет клиентов, у нас нет работы.

– Слушай, как назло! Когда я сидела дома – телефон разрывался. Все просили что-нибудь сделать, а теперь? Теперь – никого!

– Подождем, пока заработает Димка со своим отделом, а во-вторых, ты не особенно расстраивайся. Все те, кто звонил тебе – они мелочь для наших масштабов. Нам надо думать о другом – о корпоративных клиентах, об артистах, о театрах. В конце концов, о гостиницах и ресторанах. Униформа и фирменный стиль – это хорошие деньги…

– Но далекие от высокой моды, – уныло добавила Лида.

– Если у тебя будет постоянная каждодневная работа, обеспечивающая компанию заработком, у тебя будет и время, и возможность заняться высокой модой. И потом туда. – Я многозначительно показала на потолок. – Туда надо еще пробиться. Там очень тесно, поверь. Я все-таки у Мурашовой проработала не один день.

– Понимаю, но мне иногда страшно становится! – Лида тихо прикрыла дверь.

Я была согласна с сестрой. Было страшно. Было очень страшно. Никогда еще не лежало на нас такой ответственности – в нашей компании трудилось немало людей. Они поверили нам, в наше дело, в наш успех. Что касается коллектива, то я была далека от Лидиного благодушия – я не считала нашу фирму одной семьей. Я четко усвоила, что на работе есть только начальники и подчиненные. И самой большой ошибкой является эта рабочая псевдодемократия.

– Лида, перестань болтать с портнихами! Перестань им рассказывать байки о своей жизни. Дистанция – очень нужная вещь, особенно когда тебе потребуется заставлять людей делать то, что им не захочется делать. И особенно, когда настанут тяжелые времена.

– Настя, я же совсем чуть-чуть. С утра, чтобы настроение поднять.

– Глупости! Настроение поднимают не заигрыванием, а хорошей оплатой отлично сделанной работы.

Лида была вынуждена согласиться через два месяца, когда деньги персоналу были выплачены чуть позже оговоренного срока и в урезанном виде. Я ввела режим строгой экономии – мы «проедали» больше, чем зарабатывали, реклама пока работала слабо, в довершение ко всему в одной из газет по нашей компании издевательски «проехались». Автор в весьма резких выражениях насмехался над нашей самонадеянностью. Его, видите ли, веселили наши амбиции – назвать компанию «Альто мода», не создав ни одной коллекции, по его мнению, было возмутительно глупо и самонадеянно. Я отнеслась к статье прохладно – меня куда как больше волновали деньги, которые надо заработать. Лида же повесила нос.

– Перестань! – не выдержала я. – Мы сделали все правильно. Пусть сразу понимают, какова наша заявка. Не ателье, не мастерская, а компания «Альто мода». У тебя эскизов на два показа хватит! И вообще ты меня удивляешь – переживать из-за глупостей! Ты лучше подумай, с чего мы начнем?

Мы никак не могли прийти к единому мнению и пытались выбрать направление.

– Я думаю, – говорила Лида, но от меня не могло укрыться, что она пала духом.

– Значит, так. Думать над этим – это не работа. Займись делом – сообщи сотрудникам о том, что зарплата будет меньше и позже.

– Как?! – Лида аж подскочила в своем кресле.

– Так. Экономическая необходимость. И она не обсуждается. Мы только начинаем работать, жировать нам не с чего.

У меня, как у «коммерческого директора» нашей компании, были очень веские причины для такого шага. И был явный, лежащий на поверхности, повод. Производство, которое должно было сдать в срок небольшой заказ салфеток, задержало сдачу на два дня.

– Настя! Всего два дня! Девчонки же работали! – Лида волновалась у меня в кабинете.

– Целых два дня, Лида! Целых два дня! При полном отсутствии другой работы! Все должны четко понимать, что это непозволительно. И потом, у нас режим экономии. А им на будущее – урок.

– Настя, они же могут уйти!

– Возьмем других.

– Мы все уже познакомились, привыкли друг к другу…

– В следующий раз не будешь знакомиться. И привыкать – это тоже лишнее. Здесь – работают. И только иногда отдыхают: когда для этого есть время и деньги. Всякие там тим-билдинги – это не для нас. Я просто требую жесточайшего подчинения, дисциплины и закрытости руководства. – Тут я со значением посмотрела на Лиду.

– Это ты о чем?

– Сама знаешь о чем! Не надо рассказывать о своей семье посторонним. Это обернется против тебя. Ты поняла меня? Субординация, подчинение, дистанция. Лида! Это сейчас у нас нет завистников, а есть просто люди, которые над нами посмеиваются. Когда же завистники появятся – нашими тайнами будут торговать, как пирожками.

– А они появятся?

– Кто? – не поняла я, уйдя в своих мыслях дальше.

– Завистники? – Лицо Лиды выражало такую детскую надежду, что я на миг пожалела, что была с ней резка.

– Конечно. Иначе бы я тебе не разрешила затеять это все.

– Тогда ладно. Я буду слушаться тебя во всем. Ты всегда оказываешься права.

Мне показалась, что плита ответственности, которая лежала на моих плечах, основательно потяжелела. «Ну, теперь я еще и за свои же гарантии отвечаю!» – подумала я и пошла в производство объявлять о задержке заработной платы.

Коллектив скорчил гримасу, но не разбежался. К счастью, в это время подоспел небольшой заказ от знакомых, которые открывали гостиницу. Потом по дороге на работу Димка заехал в банк и, обаятельно улыбаясь, – а это у него получалось отлично – договорился о заказе на производство форменной одежды для сотрудников. С миру по нитке мы собирали деньги на жизнь, но страх меня не покидал. Честно говоря, мне не было так страшно даже тогда, когда мы в сердцах, обиженные на родной дом, покидали город и ехали в Москву с маленькой швейной машинкой. Наверное, тогда я еще не знала, что такое стабильность, что такое риск, не знала, как страшно, когда есть что терять. Сейчас я понимала, что самым большим врагом является сытость и покой. А еще стабильность, которая слегка развращает, лишает азарта и подпитывает вполне естественный человеческий страх перед неизведанным. Другими словами, терять страшно тогда, когда есть что терять.

– Рекламная кампания запущена. Я позаботился не только о простых объявлениях, но и о коммерческих статьях. Писать будут толковые люди в хороших изданиях. Почти крутой глянец. Почти. – Димка сидел у меня в кабинете.

– Дим, что значит «почти». И сколько это будет стоить? – Второй вопрос меня волновал даже больше.

– Почти – это не «Вог» и не «Харпер с Базар». Но тоже толстые приличные издания. А стоить… – Тут начальник рекламного отдела замялся. – Пока ничего не будет стоить. Зато я пообещал девочкам, что они сошьют у вас что-нибудь бесплатно. Потом они могут это надеть в «свет», а их там спросят, где они это взяли… Понимаешь?

– Понимаю, – ответила я и вызвала к себе Лиду.

– Дорогая, у тебя есть что-нибудь из готового? Наряды должны быть экстра-класса.

– Пара платьев, костюм и накидки всякие, кейпы.

– Вот! Кейпы! Это отлично. Давно я этого не видела в светской хронике.

Я не врала – эту хронику во всех журналах я изучала, как летчик изучает карту погоды на предстоящем маршруте. Многих я знала еще по работе у Мурашовой (молодец Лида, что отправила меня туда!), некоторые за это время куда-то исчезли, но основная часть завсегдатаев всех мероприятий исправно появлялась на страницах журналов. Я дотошно запоминала их лица, имена, место работы или увлечения, я рассматривала их наряды и узнавала, где их шьют или покупают. Очень скоро я любую фотографию могла «расшифровать» как разведчик.

– Зачем нам кейпы?! Я же говорю, есть платья!

– Кейпы нужны, поскольку их редко кто носит. Я не видела, во всяком случае…

– А ты нигде и не бывала, ты можешь и ошибаться… – возразила обиженно Лида.

– Да, кстати, насчет «не бывала». Это правильно, – неожиданно встрял Димка. – То есть я хотел сказать, это неправильно. Надо срочно выходить в свет. Вот, просто срочно-срочно!

– Мне – некогда, это вот пусть Лида! – отмахнулась я.

– Ну, да! Работаешь у нас ты одна! А Лида бьет баклуши, а потому пусть бегает по тусовкам! – Лида встала и вышла из кабинета.

Димка молчал, копаясь в телефоне.

– Вот как с ней разговаривать!..

– Нормально, – неожиданно перебил меня он. – Нормально. Она же все-таки арт-директор. От нее зависит ваше лицо. Она – художник. Ей должны быть до лампочки финансовые планы, кредиты, дебетовые задолженности. Она вообще не должна этого касаться. Она должна сейчас сидеть и рисовать коллекцию, которую в любой момент можно будет представить на какой-нибудь Неделе моды. Понимаешь, Настя, сейчас очень важно «скреативить», а у вас это может и должна делать Лида. Кстати, о тусовках. На них надо появляться обеим. Так, чтобы совершенно четко отпечатался ваш образ в головах людей. Вы обе – это «Альто мода». Кстати, что такое, этот ваш кейп?

– Красную Шапочку помнишь?

– Какую?

– Из сказки.

– Ну да.

– Вот она к бабушке в такой накидке шла.

– Шапочку помню, накидку – нет.

– Ну, это одежда без рукавов, но не накидка, а полупальто или полуплащ. Красивая штука, если надета на девушку с хорошей фигурой.

– На хорошей фигуре все штуки красивые. – Димка развалился в кресле. Похоже, покидать мой кабинет он не собирался. Я же хотела зайти к Лиде, чтобы извиниться. В конце концов, она ни в чем не виновата. Она работала как вол, шила, подшивала, – собрала деньги на наше дело.

– Дим, я к Лиде. Пойду поговорю с ней. Ты прав. – Я встала из-за стола. – И согласна, будем ходить по тусовкам. Вот только как туда попасть двум молодым дамам из провинциального городка, без связей и знакомств. У нас ведь никакого положения в смежных отраслях!

– Это проблема отдела рекламы. Что-то достанем, что-то купим… – Димка тоже встал.

– Что купим?! – Любая потенциальная трата превращала меня в зверя.

– Не переживай. Это не будет стоить дорого.

Я вошла в кабинет к Лиде. Она сидела и что-то рисовала в альбоме.

– Извини, я не права была. Что-то последнее время на таком взводе… – Я поцеловала сестру в макушку, но Лида даже не подняла голову. – Ну перестань. Ну ты же должна понять меня!

– Что я должна понять? Твой тон? Ты знаешь, как ты теперь разговариваешь? Ты грубая, резкая и часто несправедливая! Ты перестала прислушиваться к другим, ты не замечаешь, как подмяла всех под себя, задавила! Люди боятся к тебе идти. Ты вообще в курсе, что сначала о всех проблемах разговаривают со мной? К тебе никто не хочет идти. Потому что знают – ты будешь ругаться…

– А знаешь, почему я буду ругаться? – Я отошла от сестры и села напротив ее стола. – Потому что именно я держу в руках деньги, на которые мы все здесь существуем. И я вижу, как они тают. Я вижу, как их не хватает. Потому что я считаю их каждый день, и каждый день я считаю, какие затраты нам предстоят. Ах, как здорово планировать! «Мы закупим дорогие итальянские ткани! Будем соблазнять клиентов!» А где наши клиенты? Кто их нашел? Кому мы будем предлагать мануфактуру стоимостью несколько десятков тысяч рублей за метр?! Кто, кроме меня, об этом подумал?! Но зато все меня осудили за экономию. За жадность. Лида, скажи, какая у нас прибыль за прошлый месяц?

– Понятия не имею. И это не мое дело. Я занимаюсь совсем другим.

– Согласна, этим занимаюсь я. Но тогда позволь мне не объяснять некоторые свои решения. Позволь не оправдываться за них. Я же не пристаю к тебе с вопросом, почему вытачки у этого платья там, а не где-нибудь на спине?!

– Это – разные вещи! Вытачки – это детали. Можешь и спросить про них. И я спокойно отвечу. А твое поведение, поведение резкое и заносчивое, – это атмосфера. Понимаешь, у нас все боятся тебя. Как вы боялись Мурашову!

– Ты не работала там, а потому не можешь знать, что такое Дом моделей «МаМур». – На такое сравнение я обиделась не на шутку. – Нам еще далеко до него, поверь.

– Такими темпами, которые ты взяла, достигнем быстро, я думаю!

– Лида, извини меня. Я не права бываю. Но ты пойми – это от страха, что благодушие сменится расхлябанностью, безответственностью. Потерей дисциплины. Лида, нам уже есть что терять. И я очень не хочу, чтобы это произошло.

– Я понимаю, но…

– И еще. Мне тяжело. Я даже не понимала, как это сложно и как неинтересно выстраивать бизнес.

– Неинтересно?! – Лида наконец оторвалась от своих рисунков. – Это же наше дело! Наш бизнес. Наш хлеб, когда дети вырастут, когда их надо будет учить! Это наши средства, чтобы наконец помочь родителям, попытаться вылечить их! Мы мечтали, мы планировали! Мы столько сделали, чтобы открыть свое дело!

Я оставалась совершенно спокойной, хотя понимала, что для Лиды мое откровение было как предательство.

– Лида, я же не говорю, что я не буду работать, что я ухожу, что мне это не надо! Я делюсь с тобой своими переживаниями. Через год после того, как мы открылись, должна признаться, что для меня это очень сложно. Равнодушной я быть не могу, а потому нервная система иногда дает сбой. Вот как сегодня. Еще раз извини!

– Брось. – Лида смотрела на меня во все глаза. – Тебе действительно не нравится, чем мы занимаемся.

– Нет, я просто очень устаю. – Я уже жалела, что проговорилась. Мне не надо было делиться с сестрой своими сомнениями. Не надо было охлаждать ее пыл и азарт. Ведь в конце концов она не виновата в том, что мое теперешнее занятие казалось мне скучно-выматывающим и отнимающим много нервов.

Я не говорила Лиде, что моя занятость, моя вечная спешка почти привела к разрыву с Андреем. Я не стала рассказывать о сцене, которая произошла между нами.

– Мы с тобой практически не видимся! Ты не отвечаешь на мои звонки! Ты не можешь никуда со мной сходить! Да мы поужинать вместе не можем уже третью неделю! – Мой молодой немолодой человек почти кричал.

– Что делать? Что мне делать? Бросить все и проводить время так, как я могла это делать раньше?! Ты же знаешь, я не могу подвести сестру. Ты знаешь, это наше с ней дело, и оно пока еще не «встало на ноги», требует неусыпного внимания. И только я могу этим заниматься, никому доверить это нельзя! Ты же понимаешь, что мы вложили все свои деньги, и теперь речь идет о выживании. Сейчас очень тяжело!

– Я понимал, когда было тяжело в первые два месяца. Я понимал, что тяжело первые полгода. Прошел год. У тебя есть подчиненные. У тебя штат подчиненных! И ты не можешь взять выходной? Неужели, ты думаешь, я поверю в это! Не будь идиоткой. И не делай из меня идиота!

Я не хотела из него делать идиота. Не хотела, чтобы он тратил свое время на то, что скорее всего никогда не произойдет. Тем более что я сама понимала, что, если бы я к этому человеку чувствовала что-то больше, чем привязанность, я бы нашла время для свиданий. Но слишком долго мы встречались, слишком хорошо знали друг друга и упустили время для выяснения отношений. Мы пропустили тот период, который приводит либо к расставанию, либо к браку. Кто был виноват – он, со своим характером, или я, не влюбленная, а, скорее, привыкшая, – было уже не важно. Суть была в том, что сейчас надо было отпустить друг друга и не обременять свою жизнь ненужными обязательствами.

– Слушай, нам не стоит встречаться. – Я произнесла эти слова первая.

В ответ получила молчание, а вскоре услышала, как захлопнулась входная дверь. Так ушли отношения, которые поддерживали и согревали меня долгое время, которые были все-таки моей скрытой опорой и про которые я всегда все понимала правильно. «Нельзя человека держать на привязи, и нельзя его обманывать. Мы давно уже не нужны друг другу. И все равно бы расстались», – думала я.

Я проплакала почти всю ночь, но эти слезы были не только следствием случившегося, эти слезы были прощанием с долгим и непростым периодом жизни.

Утро следующего дня уже было спокойное. Дело ли в моем характере или в том, что моя жизнь не позволяла мне уделять много внимания личным проблемам, но уже через несколько дней я думала о случившемся с легкостью. Камень ненужных, отживших, бесполезно рудиментарных отношений тянул бы меня назад. К этому добавлялась моя природная если не холодность, то спокойствие. Я не была человеком чувства.

К моему сожалению, Андрей повел себя глупо, пытаясь отомстить мне. В один из дней, уже после разрыва, он привез мне коробку с моими вещами, среди которых оказались милые дамские штучки, не имеющие ко мне никакого отношения. Что стояло за этим поступком – мужская месть, наплевательское отношение к прошлому или давняя измена, я интересоваться не стала, да и сама гадать не собиралась. Я время, проведенное с этим человеком, аккуратно «спрятала» туда, куда прежде спрятала воспоминания о доме. Туда, где хранились вещи, дорогие мне, но к которым прикасаться лишний раз мне не хотелось.

Сестре о произошедшем я сказала только теперь и очень боялась, что она начнет охать. Лида так и не поняла, что я, в отличие от многих женщин, никогда не мечтала о замужестве – может, дело в примере родителей. Никогда не стремилась к романтическим отношениям и не ставила их во главу угла. Я скорее пребывала в спокойном ожидании, а дождавшись их, могла долго взвешивать «за» и «против». Я не была темпераментной натурой со всеми вытекающими из этого последствиями.

– И как же теперь быть? – Лида была расстроена.

– Господи! Лида! Нельзя быть трепетной ланью. Что изменилось от того, что я призналась в усталости – обычной, элементарной усталости?!

– Нет, ты сказала, что тебе не нравится, чем ты занимаешься! Это совсем другое дело. Это значит, что ты будешь «ломать» себя. Тебе все это будет в тягость.

– Лида, я привыкла себя ломать. Напомню опять же Мурашову. Вот, где надо было завязаться в узел. А здесь… Здесь – наше дело. И пусть мне не все нравится, душу греет то, что мы – хозяйки.

– Ты правду говоришь? – Лида чуть не плакала.

– Я никогда никого не обманываю. Ты же это знаешь.

– Знаю, – кивнула Лида.

Я вышла из ее кабинета в полном смятении – моя сестра, творческая натура, оказалась абсолютно не готовой к реалиям деловой жизни.

– Настя, ну, первый шаг сделан. – Димка выглянул из своей комнаты. – Мы приглашены на открытие выставки «Золото и мода».

– Это что за выставка?

– Она будет проходить в одном из отелей. Посвящена ювелирным украшениям, выполненным специально к известным нарядам.

– И когда она?

– В следующую субботу.

– Мы с Лидой должны идти?

– И я с вами, если не возражаете.

– Что ты! Обязательно! Без тебя мы там потеряемся. Мы же никого почти не знаем.

– Там будут знакомые. Некоторых ты знаешь еще с «мурашовских» времен. Но, конечно, надо будет хорошенько поработать. Нам нужны связи и известность.

– Хорошо, в субботу будем готовы.

Я уже зашла к себе, а потом вернулась:

– Форма одежды?! Надо же подготовиться!

– Парадная. Но достойная!

– О господи. – Для меня, любившей больше всего брюки и майки, это была настоящая трагедия.

Глава 9 Блэк тай

Наташа Ростова и Скарлетт О’Хара не собирались на свои балы так, как мы собирались на светское мероприятие не самого высокого ранга. Мы невероятно волновались, потому что очень многого ждали от этого вечера.

– Дима, это бал? Или нет? Как одеваться надо? – строго поинтересовалась Лида.

Димка нырнул в свой кабинет и через двадцать минут доложил:

– Бал не бал, но платья в пол.

– Откуда ты знаешь? А то мы посмешищами станем!

– Разведка донесла. Осечки быть не может.

– Почему в пол? – недоумевала Лида.

– Ну, золото, ювелирные украшения самой высокой работы. Произведения искусства и мода. Я знаю, что кое-кто придет в копиях знаменитых платьев.

Мы с сестрой переглянулись. Когда-то Лида скопировала два знаменитых платья Элизабет Тейлор. Скопировала по фотографиям. Сшила она их на детский размер.

– Я тебе тогда говорила, – воскликнула я, – говорила, сшей, как положено. На нормальный взрослый! Сейчас бы знаешь как это пригодилось?!

– Настя, ты помнишь, что тогда нам сложно было купить кусочек кружева. Что теперь говорить! Давай подумаем, в чем пойдем. Платья есть, но… Надо два вечерних платья. Да таких…

– Кейпы!

– Идея фикс…

– Кейпы! Лида, мы будем в кейпах. Обе. Ты в черном, я в белом. Или наоборот. Все равно.

– В одинаковых платьях?!

– Именно. Мы появимся с тобой в одинаковых платьях. Черное и белое. Шахматные королевы. Шах и мат.

Я уже представляла себе, как это должно выглядеть.

– А туфли?

– Они почти не видны. Но на шпильке. Высокой. Лида! Кейп такая штука, которая не требует украшательства. Он сам по себе хорош. Тканью, строгостью линий и загадкой. Что-то средневековое… Или восточное.

– Лучше средневековое. Эти их платья с прорезями для рук – такие целомудренно-сексуальные, – вступил в разговор Димка.

Мы обе от неожиданности замолчали.

– Ладно, пойду скажу, чтобы подготовили к примерке. – Лида вышла из кабинета.

Всю следующую неделю мы обе сидели на диете. Лида по этому поводу волновалась больше – после рождения близнецов она заметно пополнела.

– Что делать?! За неделю надо сбросить пять кило! – Она была в отчаянии.

– После семи не ешь. Днем гречку с кефиром. Не очень правильно, но эффективно, – советовала я. Когда-то я и сама прошла этот путь.

Мне надо было чуть-чуть сбросить вес, чтобы увереннее себя чувствовать. К счастью, моя комплекция точно вписывалась в европейский тридцать шестой размер. Роста мы были почти одинакового, а потому, когда, наконец, после подгонки состоялась окончательная примерка платьев, Димке оставалось только присвистнуть. Перед ним стояли две натуральные шахматные королевы – «черная» и «белая». Мы обе сделали высокие прически и были на каблуках.

– Это – клево! – Реакция Димки была непосредственной.

– Да, ты права была. – Лида посмотрела на наше отражение. – Очень необычно и строго. И красиво. И запоминается.

– Да. – Я с облегчением выдохнула. Эта проблема была решена. Можно было не опасаться – выглядели мы достойно. Но было другое, что не могло меня не беспокоить.

В конце концов, не платья мы ехали показывать, хотя в нашей ситуации это было немаловажно. Мы ехали объявить о себе и завести знакомства. И это было намного сложнее. Раньше, когда я работала у Анатолия Дмитриевича и тем более у Мурашовой, у меня на шее висел бейджик. На нем большими буквами было написано название компании и маленькими – мое имя. Раньше я всегда была частью большой компании, которая так или иначе уже завоевала известность. Сейчас у нас не было этого щита – чьего-то имени, мы были почти безоружны, и нам только предстояло о себе заявить. Как это делается? Какие рычаги используются, как надо себя вести? Кто ответит на эти вопросы, кто поможет нам, приехавшим из маленького городка, где не принято было даже стучаться в дверь – соседи заходили просто так, как к себе домой. В нашем городе о хороших манерах, наверное, знали многие, да не все ими пользовались. Среда затягивала, и иногда обязательное в человеческом общежитии поведение почти незаметно, чуть-чуть видоизменялось и превращалось в нечто упрощенное, грубоватое. Кроме того, о деловом этикете мы знали совсем мало. Лида все это время училась и растила детей, а моего рабочего стажа явно не хватало для того, чтобы завоевать мир. Но все это было полбеды. Всему этому мы могли научиться со временем. Главное, в чем я не была уверена сейчас, так это в том, что обладаю талантом обаять собеседника. Этого самого таланта, что лежит в основе любого коммерческого успеха, у меня не было. Так мне казалось. Деньги можно заработать упорным трудом, обманом или предательством – тут каждый выбирает по силам, – но обязательно надо иметь это свойство-умение – влиять на человека. Моя неразговорчивость, склонность к одиночеству, к чтению, некоторая замкнутость и закрытость – все это оптимизма не внушало. Мне казалось, что во мне отсутствует та легкость, которая помогает проложить тропинку к другому человеку.

– Так, отлично. Остались прически.

– И украшения.

– Какие украшения?! – Мы с Лидой повернулись к Димке. – Кейпы не требуют украшений.

– Хорошо бы диадемы… – задумчиво произнес начальник отдела рекламы.

Глядя на моментальные снимки, сделанные во время примерки кейпов, мы с сестрой поняли, насколько он прав. Королевы ведь. Шахматные, но королевы. А значит, нужны короны!

– У нас есть несколько красивых вещиц…

Лида кинулась было в примерочные, но я ее остановила.

– Не пойдет! Жалкая бижутерия! А мы участвуем в выставке, посвященной ювелирному искусству! Понимаешь, нельзя в ТАКОЙ бижутерии туда являться.

– Значит, безо всего идти надо, – покорно согласилась Лида. – Не покупать же специально для этого случая.

– Ни копейки не выделю! – привычно огрызнулась я.

На этом разговор был закончен, но меня до самой субботы мучила «недовыстроенность образа». Я понимала, что именно диадемы поставят завершающую точку в нашем образе.

В день бала все повторилось в точности как писал классик – «все было вымыто по-бальному». С Лидой мы договорились, что собираться и уезжать будем с работы. Прически сделала нам вызванная из соседнего салона девочка, накрасились мы сами. Когда уже совершенно готовые к выходу собрались вызвать такси, появился Димка, одетый по всем правилам хорошего тона. Он был в смокинге, белой сорочке и белой бабочке. Обувь была соответствующей, и вообще мы онемели, когда его увидели.

– Дима!

– Да, во что не вырядишься ради корпоративного счастья, – ухмыльнулся он.

– Дим, можно такси вызывать? Как кавалер, сделай это!

– Что? – Димка рассмеялся. – На такси на бал? Нормально.

– Ну, не на метро же, – серьезно заметила Лида.

– И не на такси. Даже VIP-класса.

– А на чем?

– Выходим, нас ждет лимузин. – Димка галантно распахнул перед нами дверь.

Наш опытный и сообразительный Димка раздобыл шикарный лимузин с импозантным водителем. С прыгающими от волнения сердцами мы доехали до помпезного здания в центре Москвы.

– Он нас будет ждать, – шепотом поинтересовалась я у Димки, перед тем как выйти из лимузина.

– Да, – кивнул тот.

– А в тыкву не превратится? В двенадцать часов? Как у Золушки? – пошутила я, хотя от волнения у меня дрожали коленки.

– Нет. И крысу ты не увидишь. Водитель будет. Перестаньте дамы трястись. Все хорошо будет. Потом, там угощают шампанским. Скоро на вас и вовсе перестанут обращать внимание.

– Этого мы не допустим, – произнесла я и решительно пошла к входу.

Из-за своей глубоко запрятанной провинциальности я никак не могла усвоить, что гостиницы, они же отели, предназначены не только для того, чтобы в них было можно переночевать командировочным и туристам. В нашем городке имелась гостиничка, переделанная из рабочего общежития. После реконструкции именно новая табличка и была главным ее отличием от предыдущего статуса. Все остальное, по рассказам людей, работавших там, оставалось почти неизменным. И, конечно, мне было бы очень странно, если бы в этом нашем «отеле» кто-то вздумал провести нечто вроде конференции или совещания, не говоря уже о бале. В Москве я побывала на множестве мероприятий, проходящих в гостиницах, и каждый раз не переставала удивляться тому, как удобно спланированы эти учреждения. Конференц-зал, небольшие холлы, зал для приемов, несколько кафе и ресторанов – отель мог предложить все, что угодно. Но сейчас больше всего я боялась, что наши бальные платья не будут соответствовать интерьеру.

– Так, девушки, уединитесь в дамской комнате и наденьте на себя вот это. – Димка протянул нам два бархатных футляра.

– Дима?!

– Это небольшие диадемы. Нам это дали под мою расписку. Друзья. Не раритеты, не уникальные вещи, но все равно дорогие. Футляры отдадите мне, я отнесу в машину. Давайте быстро, а то сейчас народ будет собираться.

Мы с Лидой царственными походками «поплыли» надевать короны.

«Так, теперь, когда мы уже окончательно нарядились «синдереллами», когда терять нечего, кроме этого белого золота, которое раздобыл Димка, теперь надо брать себя в руки и приступать к работе!» – Я вдруг почувствовала азарт. Отражение в зеркале подтвердило, что мы обе хороши. Более того, мы – необычны. Наши платья, наши диадемы, практически одинаковые, – все это привлекало внимание и пробуждало интерес.

– Ну, Лида, с боевым крещением нас, – торжественно провозгласила я.

– Мы же ничего еще не сделали, – шепнула сестра.

– Сделали. Мы приехали сюда. А это уже очень много.

Не знаю, кто научил главу нашего рекламного отдела всем этим премудростям и кто привил ему все тонкости этикета и делового общения. Может, он никогда этому не учился, может, просто чувствовал, когда, как и что сказать. Как посмотреть, к кому подойти и о чем заговорить с незнакомым человеком или с человеком, которого ты через день видишь на экране телевизора.

В этот вечер нас окружали люди известные, очень известные и просто знаменитые. Все они кружили в хороводе приветствий, рукопожатий, восклицаний и комплиментов. А когда мы вошли втроем в зал, у нас не было ни малейшего повода подойти к кому-нибудь из присутствующих с радостным возгласом. Мы могли только сдержанно поздороваться.

– Так, не тушуемся, делаем вид, что ищем знакомых, а попутно приветствуем попадающихся на пути, – скомандовал Димка и кинулся в гущу толпы.

Людей было много, нам улыбались, с нами здоровались, но это было лишь мгновение, задержав на секунду взгляд на наших лицах, люди не выказывали стремления познакомиться или продолжить беседу. Мы «проплыли» сквозь толпу, словно ложка в желе – за нашими спинами толпа сомкнулась упругой массой, а мы оказались у противоположной стены.

– А теперь обратно, как в бассейне, до бортика, – съязвила я и машинально обогнула официанта, который предложил нам бокалы с шампанским.

– Господи, да не пугайтесь, выпейте игристого! – Дима любезно подал нам бокалы.

– Вкусно, – выдохнула Лида, и ее бокал моментально опустел.

– Лида, залпом-то зачем?

– От страха, нечаянно, – сказала сестра в свое оправдание и тут же взяла следующий бокал.

– Осторожней, – предупредила я, а Димка успокоил:

– Ничего страшного, девочки. Смотрите, все с бокалами гуляют, рассматривают платья и украшения.

Действительно, в огромном зале вдоль стен были расставлены стеклянные витрины – манекены в вечерних платьях и в украшениях, которые носят имена собственные и которые считаются памятниками искусства.

– Это – бал? Нет, ну какой это бал?! Все гуляют с постными лицами и делают вид, что такие украшения и платья сами носят чуть ли не каждый день. И кстати, не особо они их интересуют. Все болтают друг с другом… – Лида вдруг оживилась. – А я пойду посмотрю. Мне интересно. И платья заодно…

Сестра с бокалом в руке двинулась в сторону экспозиции. Мы видели, как она пересекла весь зал, не обратив ни на кого внимания, потом остановила официанта, поставила ему на поднос пустой бокал и взяла другой.

– Ее надо тормознуть, – промолвила я.

– Погоди, Настя. Пока ничего страшного не происходит. – Димка проводил взглядом Лиду, которая, почти прилипнув носом к стеклу, осматривала платья в витринах.

– Дай-то бог.

Я обратила свой взор на группу людей, которые о чем-то громко спорили. Они держались особняком, и, хотя внешне были приветливы, один из них даже, поймав мой взгляд, ответил улыбкой, но по каким-то неуловимым признакам было ясно, что в этот круг попасть непросто. И здесь гости собрались ради друг друга, а не ради платьев и витрин.

– Вот, читается провинциалка и новичок в свете! – Я кивнула на сестру, которая продолжала изучать то, ради чего затевалось это мероприятие. – Надо ее оттащить оттуда. Она выдает себя сразу.

– Ну и что?! – Димка посмотрел на меня удивленно. – Что в этом плохого? Даже если и так. Пусть делает то, что захочет. И потом, смотри, на нее обращают внимание! К ней подошел Кольчугин, они разговаривают!

Действительно, сестра, не обращая внимания на длину своего платья, крутилась возле витрины. Лида и приседала, и пыталась заглянуть под подол, и вытягивала шею, чтобы рассмотреть какую-то деталь на вороте. Человек, который сейчас с ней разговаривал, был известным артистом, который снимался так часто и в таких одинаковых ролях, что можно было спутать все его фильмы. Мне стало тревожно – у сестры блестели глаза, и она энергично жестикулировала рукой, в которой держала бокал. Через несколько мгновений я увидела, что Кольчугин галантно отобрал у Лиды пустой бокал и подал наполненный.

– Ой, Димка! Это уже сколько она выпила?! – воскликнула я и тут увидела, что к нам подошли незнакомые люди.

– Дим, ты тоже здесь?! – воскликнул один, а другой смущенно потупился и покраснел.

Мой спутник от неожиданности замолчал, а потом с запинкой произнес:

– Анастасия, познакомься – Алик и Влад. Мои… друзья. Они – дизайнеры. Разрабатывают молодежную одежду. Близкую к неформальной.

– Прикольную, другими словами, – улыбнулся Алик.

– Прикольную. Это наши клиенты привыкли так говорить, – внес ясность Влад.

– Понятно! – обрадованно промолвила я. – Это же так интересно работать для совсем молодых!

Как только к нам подошли эти чудные ребята, я почувствовала себя прекрасно – мы уже не стояли в одиночестве, не были чем-то инородным. Мне не надо было изображать оживление и веселость и какой-то судорожный интерес, внимая незначительным Димкиным словам. Мы теперь общались с членами этого сообщества, а потому у нас появился шанс стать его частью. Хотя бы внешне. От того, что спало напряжение, мне стало легко вести беседу, задавать вопросы, которые были и мне интересны, и собеседнику приятны. Уже раздался смех, уже Димка что-то громко рассказывал, а Влад посматривал на него с каким-то сожалением и грустью. Впрочем, может, это все мне казалось? Мое внимание было рассредоточено – краем глаза я наблюдала за сестрой, которая уже кокетничала с Кольчугиным, я пыталась поддерживать беседу и запоминать информацию, а также улыбаться всем тем, кто теперь не проходил мимо нас, а останавливался, здоровался с ребятами и знакомился с нами.

– Так вы шьете? – спросил меня кто-то.

– Нет, мы создаем. А это большая разница.

– Как вас найти?

– Мы в прекрасном месте, недалеко от Серебряного Бора.

– О! Отличное место. У меня там знакомые живут.

– Да, места изумительные. До реки рукой подать. Кстати, у нас очень подробный сайт, – вступил в разговор Димка, – где представлены все модели. Вы можете выбрать, хотите к нам в гости приезжайте, на примерки, хотите – мы вас навестим. Правда, на некоторые модели – очередь.

– И долго ждать?

– Что вы! Для вас будет исключение. Сделаем быстро и почти бесплатно. Только для вас. – Димка улыбался и не давал мне вставить слово.

– Отлично, посмотрю, позвоню, приеду. Это же ваше платье? – Собеседница указала на Лиду, которая теперь просто беседовала с Кольчугиным.

– Да! Кейпы – это наша фишка! – гордо ответил Димка.

Когда никто нас не слышал, я ехидно поинтересовалась:

– Что ты авансы раздаешь?! У нас сейчас зарплату нечем платить. И вообще – «кейпы – наша фишка!» Это как понимать?!

– Рекламный трюк. А авансы раздаю, потому что боюсь, что ты со своей экономией попытаешься содрать с человека три шкуры и он не придет. Вообще!

– Ясно, – я рассмеялась. – Но здесь собрались люди не бедные.

– Не бедные к нам пока не придут. Они в других местах одеваются. К нам придут те, у кого не хватает денег на действительно бренды.

– А когда они разбогатеют, они у нас больше не появятся?

– Это как мы себя зарекомендуем. И вообще, Настя, не спорь. Пока не о чем.

– Оно, конечно, ты прав. Но я знаю точно, что к «халяве» нельзя приучать. Да и работу свою ценить надо высоко. Дорого – вот это очень ценится!

– Права! Но некоторым можно вообще давать одежду напрокат – в качестве рекламы.

– Да, я слышала о такой форме сотрудничества. Но это можно делать для людей известных, которые неизбежно привлекут к себе внимание. А просто так…

– Настя! Сейчас можно делать и просто так. У нас за душой нет ничего. Надо помнить об этом.

– Согласна, – выдохнула я. – Но пойми… Кстати, ты с этими ребятами давно знаком?

– Давно. А Влад… Влад мой близкий друг. Бывший. Мы расстались. Ты понимаешь, о чем я?

Я поперхнулась. Из-за своей провинциальности я на эти столичные штучки все еще реагировала остро. Я, конечно, взрослая и в курсе всего, что может случиться на этом свете, но так как никогда не сталкивалась с подобными вещами, как вести себя, не знала. В моей реакции на подобные признания не было даже намека на естественность.

– Э… Дима, ну, я понимаю… – замямлила я.

– Настя, ты спросила. Я ответил. Но вообще-то моя жизнь касается только меня. С этим-то ты согласна?

– Согласна. Дим, меня вообще это не волнует. То есть пока ты не сочтешь нужным пожаловаться, как всякий другой человек на какие-либо личные проблемы, я не позволю себе и намеком…

– Понятно, понятно… – Димка смущенно оборвал меня. – Все нормально. Друг друга поняли.

Я же с облегчением перевела разговор – нет ничего тяжелее выслушивать оправдания человека, который ни в чем не виноват, но чувствует себя осуждаемым.

– Слушай, а где Лида? – Я вдруг поняла, что сестра исчезла в толпе, которая к этому времени стала плотной и совсем уж громкой. Часть людей сидели за круглыми столами в соседнем зале – там разносили угощение и все то же шампанское.

– Я ее не вижу! – Димка оглядел толпу. – Но не волнуйся, никуда не денется. Она молодец. Она уже работает. Да и мы с тобой познакомились с людьми. Вечер хорошо идет.

Он был прав, наш Димка, без которого этого дебюта не было бы. Вечер действительно удался. Нас заметили – несколько человек подряд, познакомившись, поинтересовались нашими платьями. Кто-то расспрашивал о том, что мы шьем. Пришлось немного приврать, немного приукрасить. Это мне давалось с трудом, зато Димка пел соловьем.

– Ты помнишь, какое платье у нас заказали для бала Монархического общества? – обращаясь ко мне, с упоением сочинял наш начальник отдела рекламы. – Та самая дама, которая улетала в Лондон?

– Н-да, – тянула я многозначительно, поскольку еще не «сработалась» с партнером и предугадать его дальнейшие шаги не могла.

– Изумительное платье! Мы, конечно, его повторять не будем. Но поверьте – бал, на котором собираются члены европейских династий, – это бал особенный, и платья там особенные.

Собеседники понимающе кивали. Многие, поговорив с нами, отходили, прежде заверив нас, что обязательно к нам заедут.

– Фигура речи, фигура речи, – бубнил Димка. – Вежливость, вежливость. Особенно рассчитывать на это нельзя. Но все же…

– Дима, я устала! Как долго здесь надо быть?

– Первыми уезжать глупо. Последними неприлично. Надо еще чуть-чуть побыть.

– Хорошо…

– Пойдем перекусим. И потом, вы так шикарно смотритесь, что надо прогуляться.

За одним из столов мы наткнулись на Лиду. Она где-то потеряла Кольчугина и теперь о чем-то тихо разговаривала с миловидной молодой женщиной, которая обе свои ладони держала на большущем животе.

– Так нельзя! В вашем положении надо заказывать индивидуальную одежду. Мы, увы, этим не занимаемся, но если хотите, я попробую для вас лично что-нибудь сконструировать и сшить. Нет, недорого… Что вы. Это так, для собственного удовольствия. И вам оказать помощь будет очень приятно… Вам удобно, чтобы я позвонила в понедельник?

Женщина что-то отвечала, по ее лицу я видела, что Лидино предложение ей понравилось.

Мы спросили разрешения и сели рядом с ними. Теперь уже разговор стал общим.

Разъезжались все за полночь, совершенно забыв о поводе, который всех здесь собрал. Забыли о платьях, о золотых украшениях. Люди только в первые минуты в знак вежливости бросали взгляды в сторону освещенных витрин, а потом, встретив знакомых, обсуждали свои дела, знакомых, немного сплетничали и старались попасть на глаза фотокорреспондентам. Светская хроника – вот что никого не могло оставить равнодушным. Напоминание о себе – главная цель этого вечера.

Мы уехали тогда, когда нам дал знак Дима. Еще раз пройдя через большой зал, мы тепло попрощались с новыми знакомыми, кивнули незнакомым и, выйдя по ступенькам, спустились к нашему лимузину. Дима очень правильно рассчитал наш выход – именно когда мы с Лидой царственным жестом, подобрав недлинные шлейфы наших платьев, садились в машину, нас ослепила вспышка. Достаточно одному было обратить на нас внимание, как тут же за ним последовали другие.

– Ну, теперь надо проследить, чтобы это все появилось где надо.

– А где надо? – Лида зевала во весь рот и все пыталась дозвониться до мужа, который нянчил близнецов.

– Да, хорошо бы везде, но… Но не будем привередничать. Для первого раза – просто отлично.

– Слушайте, мне этот Кольчугин пообещал, что переговорит с кем надо насчет костюмов к сериалу. Сериал исторический! В таких фильмах одного бархата километры уходят!

– Здорово! – Димка обернулся к Лиде. – К Кольчугину вообще прислушиваются. Он, конечно, однообразен, но мужик приятный и не подлый. Во всяком случае, такая молва ходит. И еще он действительно любит помогать. Это я сам слышал!

Я в разговоре не участвовала – я так устала от каблуков, от общего напряжения и от ожидания успеха, что почти спала.

– Ну вот вам и первые ласточки! – Димка бросил мне на стол несколько еженедельников, которые опубликовали фототчеты о прошедшем мероприятии.

Я развернула заложенные страницы и увидела нас во всей красе. Эффектнее всего смотрелась фотография отъезда. Ночь, лимузин, поблескивающий глянцевыми боками, представительный водитель, распахнувший перед нами дверцы, и мы с Лидой. Мы выглядели отлично. Было что-то царственное в нашем облике – в длинных платьях, в блеске маленьких диадем. А лица излучали спокойствие и достоинство. «Вот тебе и городок «в три погибели», и пьющие родители. Откуда что берется!» – подумала я про себя, листая журнал дальше и рассматривая фотографии других гостей. В конце мы еще раз мелькнули, а под снимками была небольшая подпись: «Сестры Боярцевы – владелицы модного дома, где шьют одежду в английском стиле».

– Дима! Это что такое?! – Я указала на подпись.

– Я сам удивился, но это, я думаю, самодеятельность журналиста, освещавшего мероприятие. Думаешь, надо позвонить в редакцию и попросить, чтобы были внимательнее в следующий раз?

Я молчала. Я не знала, как лучше. Что-то разумное виделось мне в этой случайной ошибке. Почему, собственно, не шить одежду в английском стиле?! Твид, мохер, хорошая шерсть, фланель, тонкое полотно. Стеганые куртки, дафлкоты, бриджи, костюмы для охоты и верховой езды, для прогулок. Шляпы, котелки, каскетки, кепи, причудливые дамские шляпки. А еще знаменитые платки! Знаменитые каре, которые так любит английская королева. Британская одежда узнаваема. Очень привлекательна. А ее ориентирование на стиль casual дает неисчерпаемые возможности для фантазии. А обувь?! Можно же и обувью заняться. И аксессуарами. Сумки, рюкзаки, кофры. Дорожные кожаные аксессуары. По-моему, никто, кроме англичан, не создал столько удобных вещей для повседневной жизни. Ах, черт! Можно продавать трубки и сигары! Хотя, это уже совсем другое. Я вспоминала, что читала об Англии вообще и об английском стиле в частности. Я вспоминала все, что видела в журналах, всех представителей королевской фамилии, всех певцов и актрис. У меня вдруг что-то «зашелестело» в груди. Это странное ощущение появлялось у меня только несколько раз, когда я работала в том странном издательстве – когда вдруг у меня получалось что-то, на мой взгляд, особенно верное, у меня внутри точно так же «шелестело».

– Димка, а не надо никого поправлять! Это ли не концепция?! Мы будем шить все. Это же понятно! Но позиционировать себя будем как дом английского стиля! Это удобная и достойная одежда для мужчин. И сдержанная одежда для женщин.

– Вивьен Вествуд – англичанка, но о сдержанности…

– Это совсем другое, – отмахнулась я.

Мне захотелось повторить фразу, которую я однажды услышала от Мурашовой: «При чем здесь Сюзи Менкес?! Где она и где мы?!»

Действительно, чем плохая идея?! Не все могут слетать в Лондон и купить что-то такое, английское. А купить или заказать здесь одежду, полностью соответствующую английским классическим традициям, – это ли не выход из положения?! Да, надо будет заняться изучением всех деталей, но это – реально! Это можно предложить, и этого никто в Москве не делает. И потом, в нашем климате, где холодное время года длится почти полгода, все эти теплые и уютные ткани и удобно сконструированная одежда всегда будут иметь спрос.

– Согласен. – На лице Димки, который тоже вдруг погрузился в задумчивость, появилась улыбка. – Может сработать!

– Главное, правильно начать это дело.

– У нас название на итальянском. Может, попробовать английский вариант?

– Стоит ли?

– Ну да, high fashion. Сложно и не так красиво.

– Тогда оставим все как есть. Нечего мудрить.

Мне нравилось наше название. В нем была и лаконичность, и старина, и оно давало представление о том, чем мы занимаемся.

Лида, пребывающая под впечатлением о прошедшем бале, о разговорах с артистом и от авансов, которые он ей дал, с утра сидела над эскизами. Она набрала кучу исторических книг и теперь пыталась совместить возможные требования режиссера и правду жизни.

– Лида, не торопись. Ведь пока это все только разговоры.

– Он сказал, что поговорит уже на этой неделе…

– Не будь наивной. Масса причин, совершенно уважительных, могут помешать ему это сделать. Слушай, Лида, как ты думаешь?..

Я рассказала ей о своей идее.

– Одежда в английском стиле?

– Да, к тому же появляется все больше загородных домов. У этих людей есть деньги. И для среднего кошелька мы тоже будем шить.

Я видела, что сестра сомневается.

– Что тебе не нравится?

– А платья, бальные, свадебные?

– Лида, мы будем все шить. Но мы должны предложить что-то, чего нет на рынке.

– Такую одежду люди привозят.

– Не все. Это дорого. Это не всегда стильно – порой привозят отдельные предметы. А мы предложим все – от макинтоша до котелка. Кстати, скачки у нас теперь тоже светское мероприятие. Лида, мы не выплывем, если не будем работать системно! Понимаешь, нужна жесткая структура заказов. Нужен имидж. Свой собственный образ. Кольчугин – это хорошо, это просто замечательно, но за работу в кино много не заплатят. И мы не костюмерный цех «Мосфильма». Одиночные заказы – отлично! Они дадут нам деньги на хлеб. Но у нас должна идти работа по созданию чего-то глобального, что появится на рынке и привлечет внимание потребителей. Нам нужна коллекция. Большая. С завтрашнего дня ты садишься разрабатывать серию одежды в английском стиле. Женская часть будет называться – «Английская роза». Можно «Мэй Роуз» или еще как-нибудь. Мужская – «Стойкий вереск».

– Господи! – Лида отложила все свои рисунки. – Ты это серьезно?!

– О стойком вереске? Да. Нет. Не знаю. Я так, наобум. Более того, лучше сосредоточиться только на женской одежде. Не надо пока разбрасываться.

– Настя, ты серьезно о работе над английской коллекцией?

– Да! Лида, только не спорь со мной. Прошу.

Я вышла из кабинета, поскольку действительно спорить больше не могла.

Я не могла спорить, потому что мне было совершенно очевидно, что хоть как-то победить конкурентов и заработать денег можно только при помощи системы. В рамках ее можно было позволить себе все – одиночные заказы, отступления от основной темы и еще что угодно. Но воспринимать нас должны были только как носителей одной глобальной идеи. Продавца образа! Это было то, о чем я когда-то говорила Мурашовой на собеседовании. Иначе мы будем обычным ателье. Лида, человек творческий, подверженный сомнениям и метаниям, все время разбрасывалась и «покупалась» на то, что уже когда-то было сделано другими. Мне предстояло «загнать» ее бесспорный талант в стойло.

– Настя, но ведь это тоже – не новость. Английский стиль уже изобретен. В Англии. И в коллекциях многих известных дизайнеров он присутствует. И потом тебя могут упрекнуть в недостаточном патриотизме. – Димка, похоже, все еще размышлял о целесообразности такого поворота.

– Давай по порядку! Да, уже изобретено «маленькое черное платье». Шанель его придумала. Но в каждой коллекции обязательно есть такое. Это – во-первых. Во-вторых, я не хочу единичных повторений. Я бы хотела, чтобы мы полностью скопировали типично английскую одежду с ее своеобразием и деталями, потом чуть подогнали под наши реалии и сделали ее доступной. Дима, ты полистай английские журналы. Там такое количество интересной одежды, которая вполне сгодится здесь. Послушай, все эти парчовые, маркизетные и шифоновые чудеса прелестны! Но только для итальянского побережья Ривьеры. Наш девиз должен быть: «Удобно, дорого, красиво!» Третье. Мода и патриотизм – вещи плохо сочетающиеся. Дубленки носит весь мир. И никто не бьет себя в грудь, что это «слизали» у русских, с тулупов. Часть женского наряда – болеро. Это, по-моему, Испания? Не так ли? Ботфорты, пончо, килт. По-моему, объяснять больше ничего не надо?

– Не надо. – Димка улыбнулся. – Я проверял тебя на «защиту». Помнишь, мы так раньше делали? Чтобы быть готовым к отражению нападок?

– А как же, помню! Полезная вещь. Но, Дима, все! Больше со мной не спорь. Мне Лиды хватит, которая еще неделю будет цепляться к каждому моему слову, выворачивать его наизнанку и опровергать его! Мы начинаем работать. Ты обеспечивай рекламу. Только осторожную. Не надо, чтобы наши ходы разгадали другие. Главное сейчас – сделать заявку на следующую Неделю моды. Это твоя задача. Связывайся с оргкомитетом, узнавай все детали – мы любой ценой должны принять там участие.

– Это не так просто.

– Вот и займись этим. Если что – денег не пожалеем.

– Что так вдруг?

– Либо пан, либо пропал. Это наш шанс.

– Десять месяцев. Время есть.

– Ошибаешься. Его очень мало. Создать коллекцию, отшить и в это же время что-то еще делать, чтобы кормить компанию. Так что не так все радужно.

– Боярцева, не дрейфь! Пробьемся!

Я посмотрела на Димку. Так он говорил мне, когда мы работали у Мурашовой. Сейчас я была рада, что со мной он, верный товарищ, что рядом Лида, с который мы прошли сложный, но удачный путь. Конечно, мы пробьемся. Другого выхода у нас не было.

Глава 10 Стадо овец – одна кофточка

В это невозможно поверить, но на следующий день после окончательного обсуждения и принятия решения я проснулась в хорошем настроении. Куда девались хандра, злость и раздражение. Куда девались это изматывающее чувство безысходности?! Казалось бы, мы не получили дорогостоящий и выгодный заказ, мы не выиграли конкурс, не получили почетный приз и у нас не стало больше денег. И все равно я чувствовала себя намного лучше и увереннее. Так приятно было сознавать, что цель определена и что ты знаешь, как ее достичь, что остается только правильно и осторожно двигаться по выбранному пути. Именно в эти дни я опять убедилась в том, что самое главное – это понимание конечного итога. Понимание, ради чего ты делаешь даже самые маленькие, самые, казалось бы, незначительные усилия.

Наверное, никто в нашей компании меня не видел в таком настроении. Я сама себе удивлялась и теперь, когда четко знала свое собственное расписание на ближайшие месяцы, получала удовольствие от наступившей определенности.

Где-то через месяц я могла подвести итоги. Димка, употребив свое влияния и использовав знакомства, обеспечил нам участие в Неделе моды, которая должна была состояться в марте. Собственно, о чем-то подобном я и говорила, когда заставляла Лиду не размениваться на мелочи, а работать над коллекцией…

– Настя, есть еще несколько мероприятий, показов. Но они рангом ниже. И времени подготовиться немного… – рассказывал мне Димка.

– Нет, размениваться не будем и рисковать тоже. Цель определена, двигаемся прямо к ней. Ну и, конечно, с голоду бы не помереть, пока двигаемся. Меня сейчас волнуют ткани…

Димка помотал головой:

– Ну, это я точно не знаю, как решить. Мысль будет, сообщу.

Он удалился в свой кабинет, я в задумчивости смотрела на монитор и думала о том, что нам не хватает опытного снабженца. Того самого, который бы знал все ходы и выходы, который хорошо бы разговаривал на английском и занимался бы сейчас закупкой тканей. Дело в том, что Лида выдавала эскизы «на гора», как шахтер-стахановец. Она так увлеклась идеей, что не поленилась порыться в исторических книгах и теперь пыталась сконструировать современную одежду на основе исторических традиций.

– Слушай, у нас не фольклорный фестиваль, угомонись. – Я попыталась привести ее в чувство. – Не пытайся сильно удивить. Постарайся во главу угла поставить функциональность.

– Это же будет показ! Это должно быть ярко, броско, необычно!

– И так, чтобы на следующий день к тебе ломились заказчики. Чтобы они пытались узнать адрес магазина. Кстати… – Я оборвала свою речь на полуслове и помчалась к Димке.

– Дима, ответь на вопрос. Будет ли сумасшествием к Неделе моды открыть свой магазин? И анонсировать его. Рекламу мощную запустить.

– Деньги? – Дима посмотрел на меня.

– Денег нет!

– Сумасшествие!

– Согласна! Но магазин хочется!

– Настя, оставь эту идею. Несвоевременно это. Пусть к нам приезжают и покупают. У нас все для этого есть. И еще, мне неудобно вмешиваться, но, по-моему, Лида увлеклась. Она сделала огромное количество эскизов, но там нет сезонности. В мае мы показываем коллекцию осень – зима. У нее висят сплошь полотняные бриджи и легкие костюмы-двойки. Мне сделать замечание неудобно – посмотри сама.

– Хорошо, посмотрю. Значит, магазин – нет?

– Нет! Нереально! – твердо ответил Димка.

Теперь к Лиде нужен был подход. Времена моего простого командирского нахрапа закончились. Сестра научилась огрызаться, дуться и по всем поводам начинала спорить. Я понимала, откуда это идет. Я понимала, что так она защищается, не чувствуя достаточной уверенности.

Но дело, которое мы затеяли, на данном этапе подразумевало единоначалие.

– Лида, покажи, что сейчас уже готово, и давай обсудим, какие ткани надо закупить. Закупками придется заняться мне, пока ты будешь заканчивать эскизы.

– Еще рано, – недовольно поморщилась сестра.

– Нет, самое время. Сроки поджимают. А еще ничего не сделано.

– То есть ты хочешь сказать, что я бездельничаю?

– Нет, я сказала совсем другое. Про время. Про его нехватку!

– Вот. – Сестра протянула мне толстенную папку с большими листами.

– Ого! – Мое лицо выражало неподдельное изумление.

– И вот! – Лида указала на одну из стен своего кабинета, где были развешены рисунки.

– За такие сроки ты столько сделала!

– А ты все время недовольна. – Лида нахмурилась.

– Лидочка, я довольна и так горжусь тобой, что ты даже и представить не можешь. – Мне искренне стало жаль сестру, которая старалась изо всех сил. – Я просто очень боюсь не успеть. Боюсь просчитаться. Поэтому нервничаю. Понимаешь, очень я боюсь за наши с тобой вложенные деньги. Ты не обращай внимания на меня. Это я просто от нервов.

– Я тоже очень боюсь. Вернее, боялась. Сейчас уже лучше стало. Сейчас столько работы, что некогда переживать…

– Вот именно. – Я вздохнула с облегчением. Теперь разговор будет вести проще.

Какое-то время я молча листала эскизы.

– Слушай, нам денег не хватит, чтобы это все пошить. И это очень жаль. Тут столько всего красивого!

– Да, мне самой нравится. – Лида стала откладывать в сторону листы. – Вот, например, летние платья. Вот комплекты для отдыха. Вот, смотри, стилизованное старинное платье. Оно называется Гаун. Его носили поверх другого платья, сшитого из более тонкой материи. Эту модель можно немного доработать и адаптировать к нашей жизни. Только ткани возьмем легкие, удобные. В старину шили из более плотных.

– Здорово. И оригинально. Действительно, а почему не предложить бальные платья в таком стиле? Баварцы, вон, до сих пор носят на все праздники свои национальные костюмы.

– Ну, это немного другое. Там – национальный костюм. А здесь историческая мода. Мы ее слегка актуализируем. – Лида уже не помнила обиды, она говорила о том, что ее действительно увлекало.

– Лида, а давай сделаем так. Давай отберем по каждой теме несколько моделей и покажем именно их. Остальное мы возьмем в работу для отдела готовой продукции. Но уже после показа. Это будет, так сказать, задел наш.

– Жаль, хочется как можно больше…

– Еще как хочется, но мы рискуем. Нас могут просто не допустить. Сама знаешь, количество ведь ограничат. Придется выбирать. Равноценно все сделать не удастся, поэтому лучше с самого начала ограничить себя.

– Да, ты, пожалуй, права. С чего начнем?

– С начала. Первое – повседневная одежда для работы. Пять костюмов брючных, четыре с юбкой, три платья, три сарафана. Затем – отдельно брюки, к ним трикотаж – свитера, пуловеры, кардиганы, жакеты. Отдельно юбки. Кстати, сразу идея: когда на подиум будут выходить модели, которые демонстрируют юбки, верх у них должен быть совершенно одинаковым. Например, черный тонкий свитер, водолазка. Таким образом, мы обратим внимание зрителя именно на юбки.

– Здорово! Это эффектно будет! А можно моделей одеть во все черное. Водолазка, колготы, туфли. Все они должны быть брюнетками. Когда начнется демонстрация юбок, в зале гаснет свет. Полностью. И только прожектора выхватывают яркие пятна юбок. Они как бы двигаются в темноте сами.

– Класс! А так никто еще не делал?

– Я не видела, хотя просмотрела километры модной хроники, начиная с семидесятых годов. Специально скачала в Интернете.

– А модели не упадут в темноте?

– Мы наклеим на пол светящуюся ленту. Она потом снимается элементарно.

– Мне очень нравится идея. Хорошо бы еще что-нибудь такое придумать.

– Придумаем. Что касается брючных костюмов – все будет в мелкую клетку. Серо-бежевую, серо-голубую, зелень, охру. Очень приглушенно. Цвет осени.

– А костюмы с юбками?

– Во-первых, я еще к ним добавлю жилеты. Костюмы-тройки будут. Однотонные ткани. Типа шерсти, фланели мягкой.

– Фланель – это же что-то для пижам?

– Ты путаешь с байкой. И потом фланель бывает разной.

– Ладно, ты мне все подробно объяснишь. Теперь трикотаж. Мы вяжем сами?

– Настя, мы сами шьем из трикотажного полотна.

– А я думала…

– Нет, слава богу, с тех времен, когда англичане сами себе брюки вязали, утекло много воды.

– Понятно. С юбками все понятно. Можно считать, что юбки вопрос решенный. Отберем самые интересные.

– Слушай, давай и брюки так покажем. В темном зале с направленным светом. Через одного – юбка, брюки. Как думаешь? – Лида стала откладывать в сторону эскизы брюк.

– Да, брюки, шагающие сами по себе в темноте будут еще лучше смотреться.

– Вот-вот! Значит, и с брюками решили.

– Теперь у нас повседневная одежда.

– Стиль «cashual», так сказать. – Лида положила сверху новые листы с рисунками. Здесь можно несколько трикотажных комплектов.

– Пяти хватит?

– Вполне. Потом брюки полуспортивного кроя. Куртки легкие, кардиганы. Каждый вид будет представлен пятью экземплярами.

– Вполне хватит. Потому что у нас еще верхняя одежда.

– Настя, тут я развернулась. Тренчи, дафлкоты, бушлаты, накидки, пелерины, плащи обычные. Пальто классические.

– Нда, много! – воскликнула я.

– Настя, это очень выигрышная штука – верхняя одежда.

– Лида, слушай, а английский стиль – что это? В двух словах?

– Ты что? Ты же сама предложила, сама нарисовала такую ясную картинку, а теперь спрашиваешь?

– Я представляю это так, как очень многие представляют. И эти мои впечатления – они из художественных книг больше. Но ты вот профессионал. С твоей точки зрения, в чем суть?

– В удобстве и лаконичности. Но главное, лаконизм. Отсутствие украшательств. Англичанки даже сейчас не носят украшения. Не принято. Только нитка жемчуга, серьги небольшие, кулон на цепочке. И заметь, что-то одно из мною перечисленных украшений. Только одно! Никаких «елочных игрушек», которые очень популярны в Италии и Испании.

– Ну, там юг, море, апельсины… Это неудивительно.

– И знаешь, что мне нравится в английской моде?

– Что?

– Традиции. Они их чтут. Они носят с удобством и шиком все, что носили их деды и прадеды. А если они что-то изобретают, то уже навеки. Потому что это очень удобно и прочно.

– И сукно у них отличное. Это я читала.

– Да, сукно у них отличное было уже в шестнадцатом веке.

– Так, на чем мы остановились?

– На верхней одежде. Думаю, по две модели на каждый вид.

– Идет. Больше не надо, и так всего уже много. Вечерние бальные платья будут?

– Слушай, Настя, я думаю, что вечерних платьев надо сделать штук десять. Чтобы весь подиум был в манекенщицах. Они продефилируют. Потом остановятся. Потом им бы откуда-нибудь взять зонты и раскрыть над собой. Ну, типа, лондонская погода. Хорошо бы дождик сообразить мелкий над подиумом.

– Лида, уйми фантазию. Она денег стоит.

– Верно, но идея тоже ничего.

– Свадебное платье будет?

– Есть, – Лида улыбнулась. – Настя, я его уже нарисовала. И оно такое прекрасное! Меня прямо распирает от гордости.

– Ну, покажи быстрее!

– Вот. – Лида протянула мне эскиз, который был сделан на темно-синей плотной бумаге. Платье было изумительное. Я это поняла сразу. Оно неуловимо повторяло все исторические платья, которые мы видели в кино. Но Лида за основу взяла не ту моду, которая пришла в Англию из Испании и которая делала фигуру громоздкой. Лида отвергла этот символ эпохи – воротник под названием «фрез», а также множество деталей, украшавших костюм. Лида использовала тот староанглийский женский наряд, где тонкое гладкое полотно соседствовало с тщательно подобранной фактурной тканью, и это сочетание и составляло суть наряда. Лида отвергла богатые меховые воротники-стойки, меховые шали, тяжелый бархат. Она за основу взяла чуть строгий, но при этом очень сексуальный женский наряд времен благородного разбойника Робин Гуда. Ее свадебное платье состояло из двух частей – из целомудренного тонкого платья из белого батиста и широкого, с длинным рукавом, чуть поблескивающего шелкового верхнего платья. Общий тон был сливочно-белый.

– Как ты это нарисовала. Даже фактура ткани понятна!

– Масляной пастелью. Сестра, вот тебе задача номер один – найди мне для верхнего платья китайский шелк в еле заметную сливочно-белую клетку. Именно шелк. Он тонкий, но прочный и держит форму. Присборенная юбка из такой ткани будет пышной. В сочетании со скромным «нижним» платьем это будет очень дорого смотреться. Учти, после фактуры здесь главное – цвет. Именно это сочетание – сливочного и белого – дает эффект матового золота. При этом теплого золота. Не серебряного, а именно бледно-бледно-желтого. Клетка должна быть мелкой и почти незаметной, это придает объем. Если ты сможешь это сделать, считай мы победили!

Лида нарисовала удивительное платье. В нем было сочетание чистоты, богатства, изящества. Это было свадебное платье леди Ровенны, возлюбленной доблестного рыцаря Айвенго.

– Слушай, а вдруг такой ткани нет вообще? Ну просто в природе нет. Никто не догадался соткать? – Я уставилась на сестру.

– Есть. Я ее видела. Если она нам нужна – значит есть, – спокойно ответила Лида.

«Моя школа!» – с гордостью подумала я. В таком тоне я когда-то давно отвечала сестре на все ее сомнения о нашем будущем. «Я не поступлю в институт!» – говорила она. «Надо поступить. Поэтому – поступишь!» – отвечала я. Я еще раз посмотрела на платье и поняла, что, если ткань не соткали, нам придется ее соткать самим. «Димка поможет, если что!» – подумала я.

– Какие ткани нужны? Список мне составь.

– Сделаю. Мне еще помимо прочего нужен мохер. Знаешь, такой иссиня-черный. Из него мы сошьем пуловеры для юбок и брюк.

– Может, обойдемся просто черным трикотажем? Дешевле будет.

– Ты потом его не продашь. Этот черный трикотаж в виде «просто кофточек», – махнула рукой Лида. – Нужен иссиня-черный – этот цвет сливается с темнотой полностью. И потом вещи из таких ниток очень элегантны. Не экономь на товаре.

– Я не на товаре экономлю. Я на овечках экономлю. Их жаль!

– Нашла кого жалеть. Овец. Тем более их только стригут! – ответила Лида.

Моя сестра становилась все суровее и суровее.

Первоначальный этап подходил к концу. Эскизы были обрисованы и отобраны. Теперь создавались выкройки, по которым потом будут сшиты платья и костюмы. Наша конструктор одежды, слегка занудная Олимпиада Григорьевна, узнав о масштабе работ, оживилась:

– Ну слава богу, а то я уже думала, что мы никогда делом не займемся!

– Что это вы так? – Я решила показать недовольство.

– Ну, вы же понимаете, без творчества Дом моды превращается в ателье. Жаль, что вы аксессуары не предусмотрели. Хороший заработок и создает имидж продвинутой компании, у которой есть возможности.

Я задумалась. Наша Олимпиада была опытным человеком и в свое время работала у известного отечественного кутюрье. Она знала, о чем говорит. Я и сама чувствовала, что появление на рынке должно быть эффектным и поражающим масштабностью. Но… Деньги. Деньги, деньги. Я, конечно, хотела, чтобы у нас была своя бижутерия, свои сумки, зонты, очки. Но на какие средства изготавливать это?! Откуда взять деньги, если на зарплату мы наскребали с трудом? Мы делали совсем немного заказав, никаких «больших» клиентов пока не появилось. Как я и предсказывала, все проекты, связанные с кино и обещанные актером Кольчугиным, задержались на неопределенный срок. Как я и предсказывала, причины этого были самые обычные – один никак не мог встретить другого, не было времени для подробного разговора и прочее. Мне очень хотелось поставить «на вид» Лиде, чтобы она запомнила – рассчитывать на что-то можно лишь тогда, когда в руках у тебя деньги за сделанную работу, а до этого момента ставку на возможную прибыль делать нельзя. Но ничего не сказала Лиде. Я видела, что она работает как вол, и ей предстояло сделать еще больше.

Сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что смелыми и отважными можно быть, не зная брода. Только не понимая, как сложна и неподъемна задача, можно взяться за ее решение. Что только нахальство и самоуверенность дилетантов порой сдвигает дело с мертвой точки. И только неопытность позволяла нам заниматься всем абсолютно, несмотря на то, что существовало множество специалистов, которые пишут сценарии для показов, художественно их оформляют, подбирают музыку. Мы делали все сами даже не из экономии, а, скорее, из азарта.

И все же мы были бедными, мы тратили последние деньги на подготовку к показу, а это не могло не волновать меня. Теперь, получив хоть какой-то опыт управления компанией, я понимала, что тревожить обычных исполнителей своей нервозностью не имею права. Что это моя проблема, как владелицы, как хозяйки, – отсутствие денег и их добыча. А потому теперь я опять почти не спала, решая, как перейти на следующий этап подготовки. Времени было немного – Олимпиада через несколько недель должна была закончить выкройки. Нужно будет приглашать моделей, снимать мерки, начинать шить одежду. А следовательно, необходимы будут деньги на ткани и фурнитуру, на оплату труда манекенщиц и еще на много мелких дел. Я по привычке кинулась к Димке.

Димка был человеком удивительным. Как в такие достаточно молодые годы можно было столько знать о музыке и живописи и при этом иметь техническое образование! Мне казалось, что где-то с пяти месяцев Димкины родители должны были носить сына в музыкальный лекторий филармонии и на все тематические выставки Третьяковки. Мне казалось, что с первого года жизни его учили отличать берлинскую лазурь от кобальта.

– Дима! Откуда у тебя такие познания в живописи?! Ты же в институте все больше самолетное крыло в разрезе чертил?! – Я знала, что Димка закончил МАИ.

– Сам не понимаю. Может, все дело в том, я всегда завидовал такому навыку, как рисование. Причем мне казалось, что зайди я в магазин и купи все эти тюбики, баночки, карандашики, кисточки и мастихинчики, как сразу же примкну к этому избранному сообществу, члены которого запросто изображают тень от большого кипариса. Или фарфоровые бока вазы. Или лицо старухи. Я заходил в магазин, покупал, раскладывал это все на своем столе, перед собой держал картон или холст. Увы, все мои попытки что-то нарисовать заканчивались ничем.

– А почему учиться не шел?

– Самонадеянность. Мне все казалось, что еще чуть-чуть – и я начну рисовать. Я менял акварельные краски на масло, масло на карандаш или уголь. Одновременно с этим я занимался математикой, которая меня не увлекала, но давала уверенность в том, что буду твердо стоять на ногах.

– А музыка? Ты занимался музыкой?

– Нет, я – самоучка. Музыка проще и легче. Особенно если в доме инструмент. Я сам немного подбирал мелодии, пел. Так, самодеятельность. На концерты любил ходить.

Димка действительно обожал консерваторию и Большой. Рекламой он занялся случайно, но даже в этой случайности была своя закономерность. Димка был человеком творческим и романтичным, и самолетное крыло могло его увлечь только как образ свободолюбивого полета.

У нас в компании он был тем человеком, к которому мог прийти любой и «нагрузить» своими проблемами. Ему можно было рассказать обо всем, даже о последней ссоре с любовником или любовницей. Для меня Димка был учителем и наставником, впрочем, он об этом не подозревал. Он не подозревал, что я, выросшая в провинциальном городке, в семье, которая не научила меня, как вести себя в обществе незнакомых людей, на приемах и банкетах, не научила быть естественной в ситуациях неожиданных или щекотливых, все старалась перенять у него. Ведь тонкостям хороших манер я обучалась интуитивно, чисто по-женски осваивала незнакомые общественные и коммуникативные пространства. Димка же естественно и уверенно держался в любых обстоятельствах. В нем было спокойствие человека, за которым стояли поколения образованных и воспитанных людей. А эти люди, даже если чего-то не знали или не умели, во-первых, говорили об этом без стеснения, а во-вторых, тут же перенимали нужный навык. Люди, подобные Димке, а такие мне уже в Москве встречались, были просты и вместе с тем безупречны, а еще напоминали полиглотов, для которых выучить еще один язык не составляет труда, поскольку пару языков они уже знают. Их восприимчивость к новому подпитывалась старым опытом.

Я никогда не была завистливой, но, попав в Москву, невольно все и всех сравнивала, и это вечное стремление «примерить» на себя чужую удачу порой рождало чувство недовольства. Димка научил меня спокойствию, доброжелательности и умению не завидовать, а одобрять.

– Ты попробуй. Вместо затаенного раздражения, зависти постарайся одобрить. Чуть свысока, чуть отстраненно. Или, наоборот, немного снисходительно, как иногда родители одобряют нас. Сразу легче станет. Поверь. Испытано. И потом, все эти люди тебе не конкуренты. И не потому, что они хуже или лучше, а потому, что ты никогда не узнаешь, какой дорогой они шли к своей удаче.

Димка умел убеждать, но без намека на диктат. С ним легко соглашались, потому что слышали аргументы, а не амбициозное мнение.

Когда Димка пришел к нам в компанию, я в его лице получила и помощника, и соратника, и брата. Это был человек, которого можно было не щадить как сестру и на которого можно было взвалить не только проблемы, но и обильно приправить их собственными эмоциями и переживаниями. Он героически подставлял плечо и предоставлял чистый носовой платок. Именно последний предмет меня потряс больше всего – не бумажный одноразовый, а дорогой мужской носовой платок. Но было бы неправильно сказать, что Димку я использовала. Нет, я искренне была привязана к нему и старалась при любом удобном случае позаботиться о нем. Его личная жизнь была скрыта от посторонних глаз, и я почему-то невольно его жалела. Помимо воли я представляла его старость, одиночество, отчаянное желание любви и тепла и совершенную невозможность получить это в том обычном виде, к которому мы все привыкли. Его сексуальная ориентация меня беспокоила только в одном смысле – в смысле его человеческого благополучия в годы, когда нашей опорой становятся супруги и дети. Но ни видом, ни намеком я не показывала ему, что думаю обо всем этом.

– Димка, где деньги взять?! Где взять денег.

– А что у нас в мешке? – хмыкнул Димка, вежливо привставая со своего кресла.

«Господи, галантно как!» – каждый раз думала я в этот момент.

– В мешке есть, но мало. На жизнь и на внезапные расходы.

– Ясно. Этого недостаточно. Слушай, Настя, выходов немного. Взять кредит. Небольшой. Залогом могут стать производственные мощности. Те же машинки швейные. Они у нас новые, немецкие, промышленные. Потом, есть все приставки-оверлоки и прочее. Это реально, если сумму запросить небольшую.

– Нет! Никаких кредитов! Дима, даже больше на эту тему не заговаривай!

– Почему? Ты знаешь, что в Америке, например, людей, которые не имеют ни одного кредита, называют «привидениями». И первый кредит им выдают под огромные проценты. А вот уже второй и третий – по очень божеским.

– Дима, то – Америка! Мы в России. У нас, что первый кредит, что второй – все с безумными процентами.

– Это верно! – Димка задумался. – В Штатах принято давать государству в долг. Кредит, ведь это не что иное, как помощь банковской системе.

– То-то она и шатается. – Я уже довольно давно следила за всякими биржевыми новостями. Никому не признаваясь, я мечтала, что наша компания когда-нибудь выпустит свои акции. Они станут высокодоходными, насколько это возможно в легкой промышленности и сфере услуг. И люди их будут приобретать.

– Ну, риски есть. Безусловно. Но если ситуация такая безвыходная…

– Нужны деньги на закупку мануфактуры. Тканей много надо приобрести. Плюс за ними лететь надо. Кое-что достанем здесь. Но большую часть – за границей.

– Ты нашла уже поставщиков?

– Так, кое-кого. – Я стеснялась признаться Димке, что преградой было мое незнание английского языка. Эту проблему я собиралась решать уже в ближайшее время.

– Настя, надо написать письма с приблизительным ассортиментом, который мы готовы купить. А потом, самое главное, надо посетить большую выставку, которая будет проходить в Италии. Она вся посвящена тканям и швейным аксессуарам. Я вот тут покопался…

В этом был весь Димка. Ему не надо было лишний раз говорить о проблемах, которые в общем-то его отдел не касались. Он и так сам все знал и понимал. А еще он был наблюдателен и потому часть моей работы брал на себя.

– А там надо аккредитоваться?

– Да, как гостям. Я уже это сделал. Послал письмо с нашими данными. И вот теперь осталось дождаться ответа. Настя, думаю, что на выставку мы полетим вместе – там очень много участников, много поставщиков. Желательно успеть посмотреть все и познакомиться с интересными для нас производителями. А вот в Англию тебе придется лететь самой. Во-первых, нельзя надолго обоим уезжать – много рекламы сейчас пойдет у нас. Надо за всем проследить. И вообще, оставлять сейчас Лиду одну не стоит. Много работы. Если что, я ей здесь помогу.

Глава 11 Лечу это я, лечу!

Я никогда не летала самолетами. Ни разу. Для меня все эти путешествия, о которых так запросто рассказывали друзья и коллеги, были чем-то совершенно нереальным в силу многих обстоятельств. Во-первых, дорого, а мы привыкли жить в режиме жесточайшей экономии, потому что впереди маячила цель – собственное дело. Во-вторых, я боялась оставить сестру. Мне казалось, что, как только я покину пределы города, так сразу случится неприятность и я буду всю жизнь себя корить за собственную беспечность. В-третьих, я не знала языка. Никакого, кроме русского. Школьные азы английского положения не спасали. Вот сейчас, когда Димка заказывал мне билеты в Лондон, я больше всего об этом и волновалась.

– Дима, я двух слов связать не сумею! Меня люди не поймут! И стыдно!

– Ерунда, – совершенно спокойно отозвался Димка. Им надо продать – они поймут. А ты будь внимательна и спокойна – все можно объяснить жестами, а цифры написать на бумаге. И еще. Ты же не летишь покупать все, что увидишь. Твоя задача – посмотреть, пощупать, записать артикул и узнать цену при наших объемах закупки. Понимаешь, вот Мурашова делала иначе. Она моталась по текстильным фабрикам и закупала все, что не очень дорого стоило. Под этот ассортимент она конструировала одежду. У нас другая ситуация, нам надо выступить солидно. Пусть будет дороговато, но мы потом окупим наши затраты.

– Дима, думаешь, окупим?

– Да, теперь, думаю, что окупим.

– Нам же деньги еще отдавать.

– Не волнуйся за это.

Человек, который дал нам в долг денег на закупки, был давним Димкиным знакомым. Мне понравилось, что решение наш спаситель принял только после того, как внимательно осмотрел наши владения. За этим шагом я увидела гарантию легитимного подхода. То есть человек не будет тупо «наезжать» в случае каких-либо проблем, а будет исходить из наших возможностей. Потому и деньги он одалживал нам обдуманно, оценив нашу собственность. Я сопротивлялась долго, пока Димка не убедил меня одной фразой:

– Нельзя гробить все дело из-за того, что боишься риска. Уже пройдена гораздо большая часть пути. Осталось сделать лишь последний решительный шаг.

Я подумала и согласилась. А что оставалось делать? Я пока еще не умела жить, как некоторые мои знакомые. Вроде бы и получали мы одинаковые суммы, и работали на похожих работах, и траты были у нас схожие, но вот только у них всегда водились свободные деньги. Как это у них получалось, мне неизвестно. А исходя из этой моей неспособности устраивать собственные денежные дела, приходилось обращаться к займам. Ведь было бы жаль не довести дело до конца и так тихо коптить модный небосклон, потихоньку превращаясь в пустоцвет.

И вот теперь я собиралась в Лондон, а точнее, в небольшой городок неподалеку, где располагались оптовики английских суконщиков. И теперь, как когда-то я изучала московскую карту, я изучала карту Лондона и пригородов. Я не выпускала из рук разговорник и словарь, заучивая самые примитивные фразы. Вечерами, устав от беготни и забот, я удивлялась и радовалась открывшимся возможностям. Я, не веря себе, повторяла: «Я улетаю. В Лондон! Я улетаю закупать ткани, из которых будут шить нашу коллекцию!»

И опять я радовалась собственной неискушенности и неопытности – только не зная броду, суешься в воду с таким энтузиазмом. Димка, облетевший к своим неполным тридцати годам половину земного шара, снисходительно наставлял меня:

– Надо учиться получать удовольствие от путешествий. Даже от самых сложных.

У меня же, кроме волнения, ничего не было. Я волновалась из-за всего – боялась опоздать, боялась таможенного и паспортного контроля, боялась, что меня не пустят в Лондон тамошние пограничники. Следующим пунктом был путь до отеля и дальнейшие поиски нужных поставщиков.

– Не придумывай! Тебя выпустят и впустят. И отель ты найдешь, и с таксистом объяснишься, ткнув пальцем в карту. И вообще, ты понимаешь, что дорога начинается с чемодана?

– Я с сумкой еду.

– С какой? – В голосе Димки послышалась настороженность.

– Есть у нас такая, с гобеленовой вставкой. Мы с ней в Москву приехали.

– Понятно. Только это не годится!

– Почему?

– Неприлично. Во-первых, она наверняка старая, а во-вторых, багаж у делового человека должен быть представительным. Не обязательно очень дорогим. Это, конечно, не правило, а скорее, пожелание путешественнику. Собирайся, поедем в магазин, купим тебе чемодан.

– А деньги?

– У нас есть статья расходов. Кстати, туда входят чаевые персоналу отеля, такси, кофе – чай для возможных компаньонов.

– До этого не дойдет – я не смогу с ними объясниться.

– На всякий случай.

Покупка чемодана заняла целый день. Димка искал что-то, что отвечало его представлениям о хорошем тоне. Мне же нравилось почти все – и жесткие блестящие чемоданы на колесиках, и мягкие, легкие с удобными ручками, и высокие, которые можно было катить рядом с собой. В результате уже под вечер в последнем магазине Димка удовлетворенно хмыкнул и пошел к кассе с двумя большими кожаными сумками. Они были коричнево-желтые, цвета осенних листьев и практически не имели формы. Впрочем, это так казалось – одна была прямоугольной формы, вторая напоминала большую торбу. Я бы такие никогда не купила. В моем представлении это больше подходило для походов по магазинам, но никак не для путешествия.

– Ты представляешь, что с ними будет, когда я сдам это в багаж? – спросила я Димку, который уже получал покупку.

– А ты не будешь сдавать это в багаж. Ты летишь всего на десять дней. Вещей много брать не надо. Я помогу тебе собраться. Ничего лишнего – только смены белья и два комплекта – «на выход» и «на каждый день».

Я удовлетворенно вздохнула – что с собой брать и как я должна выглядеть за границей, выполняя миссию закупщика, – этот вопрос меня волновал даже больше, чем мой английский. Димка, человек деликатный, щедро делился своим опытом.

В ближайшие дни мы с ним, покопавшись в моем гардеробе, отобрали двое брюк, две строгие юбки, пару блузок, пару футболок и джемпер. Когда отбирали вещи, думали, будет совсем немного, когда стали укладывать, прибавляя к ним всякую мелочь, оказалось, что сумки забиты до отказа.

– Да, я как-то не учел специфику дамского гардероба, – смущенно протянул Димка, пытаясь застегнуть сумку-торбу.

– Дим, а поднять я ее смогу? – ехидно поинтересовалась я, пытаясь таким образом отомстить за то, что пришлось отказаться от любимой пижамы.

– Можешь не поднимать, в каждой сумке есть колесики и длинная ручка. Они только кажутся такими бесформенными. Вот, смотри. – И он мне показал, как выдвигаются колесики.

– Ну, это уже лучше! – воскликнула я, отлично понимая, что в навьюченной женщине изящества мало.

Накануне отлета мы – Лида, Димка и я – собрались в моем кабинете и подняли бокалы с шампанским за успех первого делового вояжа.

– Потом будем летать в Китай. Там все дешевле. И качество отличное. Ну, конечно, на фабриках.

– Если там дешевле, зачем я лечу в Лондон?! – встрепенулась я, заслышав слово «дешевле».

– Потому что – это наша первая коллекция. Потому что показ. Потому что в Китае не так все просто. И наконец, потому что я завтра же отдам в печать твое интервью, в котором ты рассказываешь о переговорах «со старейшими английскими суконными мануфактурами, наладившими дело еще в шестнадцатом веке».

– Такое бахвальство дорого стоит! Можно было поехать в Кинешму и купить там ткани.

– В Кинешму тоже будем ездить. Если, конечно, там есть ткани…

– Это я к слову. Понятия не имею, есть ли в Кинешме ткани.

– Мы будем закупать ткани и фурнитуру везде, где будет недорого и качественно. Но сейчас мы пробуем все делать по максимуму. Чтобы все соответствовало и заявке, и уровню предстоящего мероприятия и чтобы никто нас не смог упрекнуть в недостаточно тщательном подходе. Сейчас мы сдаем экзамен. Дальше уже будем смотреть на ситуацию.

Мы допили шампанское. Димка ушел к себе, чтобы я смогла попрощаться с Лидой. В Шереметьево я выезжала рано утром.

Первым желанием при пробуждении было все отменить и остаться дома. Не хотелось вставать, собираться, выходить из дома. Хотелось еще немного подремать, а потом спокойно отправиться на работу. Будильник был назойлив, да еще звонил Димка, который решил проводить меня в аэропорт.

– Слушай, не вздумай опоздать! Быстро собирайся. – Его строгий голос дал мне понять, что сейчас не до шуток.

В дорогу я надела мягкие клетчатые брюки, тонкую водолазку и сверху плащ. На случай дождя в сумке был зонт, на случай прохлады – широкий шарф и берет в тон.

– Лида отлично шьет, – одобрительно кивнул Димка, встретив меня у подъезда.

– Дай-то бог, чтобы это все увидели.

– Увидят.

Такси мчалось по совершенно сонной Москве, я пыталась запомнить пробегающий пейзаж и суеверно вздыхала: я боялась лететь. До этого я как-то не задумывалась об этом.

– Брось! Перестань. Ты летишь «Аэрофлотом»! – Димка пытался меня успокоить.

– Ага, – соглашалась я, но зуб на зуб у меня не попадал.

– Понятно. Бойся, коли иначе не можешь, хотя это глупо. Но запомни одно: не злоупотребляй спиртным. Там тебя никто не встречает.

– Как ты мог подумать! – возмутилась я и вдруг явственно представила, как у меня на губах лопаются пузырьки шампанского, как по всему телу разливается тепло и становится легко, уютно, весело и как исчезают все страхи.

– А то не летал! А то не знаю! – рассмеялся Димка.

Доехали быстро, Димка договорился с таксистом, чтобы он его ждал, и мы вошли в здание аэропорта.

Я повертела головой и, найдя нужное объявление на табло, пошла в указанную сторону. Димка меня остановил:

– Тебе – туда. – Он ткнул пальцем в стеклянную дверь.

– Почему? Вот же рейс на Лондон…

– Ты летишь бизнес-классом. Я тебе не стал говорить, а то будешь ворчать. В первый раз надо получить сильные впечатления.

– Это же насколько дороже! – возмутилась я, но тут же осеклась. Димка хотел как лучше. Он все прекрасно понимал о нас, двух провинциалках из очень бедной семьи. Выросший в центре Москвы, в благополучной семье и впервые попавший за границу в возрасте шести лет, он стал для нас добрым и заботливым лоцманом в новом мире. «В конце концов, он же не себе взял билеты в бизнес-класс! Он же обо мне подумал!» – Мне стало совсем стыдно.

– Дима, нагнись, я тебя поцелую, – проговорила я и чмокнула его в щеку. – Спасибо тебе! Без тебя и половины бы мы не сделали так, как надо.

– Фигня. – Димка, как все рыжие, моментально краснел и становился похожим на спелую тыкву.

– До свидания, буду писать тебе на почту! – Я помахала рукой и двинулась в сторону стеклянной двери, где ожидали посадки пассажиры бизнес-класса.

Без очереди, без толчеи, с улыбками и шампанским (!) меня препроводили к большим диванам и креслам. Зарегистрировали мой билет и посоветовали перекусить на дорожку.

– Наверняка вы не успели позавтракать, – улыбнулась милая девушка.

– Не успела, – согласилась я и посмотрела в сторону буфета. Там было так много всего, что, несмотря на волнение, я ощутила голод.

– Проходите, выбор очень большой, – сказала девушка и собралась уже отходить от меня.

– Простите, – остановила я ее. – У вас здесь карты принимают или наличными можно расплачиваться?

У меня были только наличные, но на всякий случай я решила уточнить.

– И так, и так. – Тут девушка догадалась, что меня интересовало на самом деле, и пояснила: – А буфет бесплатный.

Я покраснела и подумала: «Господи! Что я так стесняюсь, словно без денег или ворованные они».

Я решительно двинулась к стойке с маленькими пирожными. Устраиваясь за столом у окна, откуда можно было наблюдать за самолетами, я подумала, что глянцевые журналы, которые все так усиленно ругают за легковесность, весьма полезная вещь – описание незнакомых дорогих блюд, марок вин, модных курортов и многого другого я узнала именно оттуда. «Если бы не они, я бы думала, что ем обычное маленькое пирожное, когда на самом деле это было не что иное, как птифур». – Я отправила в рот кусочек микроскопического лакомства.

Народ в этом большом зале потихоньку исчезал – периодически женский голос призывал тех или иных пассажиров пройти на посадку. К моменту, когда объявили мой рейс, я уже не могла дышать, поскольку незаметно перепробовала почти все угощения. Подхватив сумки, я пошла искать свой выход.

Самолет был огромный, а салон бизнес-класса поражал своим комфортом. Кресла, в которых можно спать, телевизор с огромным количеством программ, радио, тапочки, очки, косметичка с набором флакончиков и тюбиков. По рядам ходили стюарды и предлагали шампанское. Людей в этом салоне было немного, и рядом со мной никого не оказалось. Я порадовалась этому обстоятельству. К очень разговорчивым людям я не относилась, к тому же мне надо было сосредоточиться на работе, которую предстояло проделать в Лондоне. От самой этой фразы у меня захватывало дух. «А ведь мы молодцы! Лида и я. Начав с нуля, мы многое сумели сделать», – подумала я и с удовольствием отпила из бокала. Шампанское мне показалось очень сладким и вкусным, совсем как тогда, на нашем первом светском мероприятии! Впрочем, больше одного бокала я пить не собиралась.

– Пожалуйста, наше меню. – Передо мной положили большой буклет, в котором были перечислены блюда, которые должны подать на обед. Впрочем, прочла я это все невнимательно, поскольку в ожидании посадки плотно позавтракала. Отметив наугад блюда, я вытащила из сумки легкие балетки, переоделась и принялась искать интересный фильм. Тем временем на мониторах вдруг возникли фигуры стюардесс и зазвучали правила поведения в экстремальных ситуациях. Потом все мы ощутили легкий толчок, внутри брюха самолета что-то протяжно прогудело, и в круглом окошке прокатились здание аэропорта, машины технического обслуживания, фигурки людей с флажками.

«Ну вот, полетели!» – подумала я и стала внимательно смотреть в окно. Самолет двигался плавно, мне было приятно ощущать его легкое пружинистое покачивание. Я улыбнулась и подумала: «Я лечу в Лондон! Вот бы родители меня увидели!» Эта мысль возникала у меня нередко. Внутри всегда жила надежда на то, что все-таки когда-нибудь их жизнь изменится и толчком к этому послужит гордость за нас.

Самолет чуть повернул, но хода не замедлил, а все так же плавно продолжал катиться по летному полю. Я, словно подчиняясь этому успокаивающему движению, перестала волноваться о своем английском, о том, что в Лондоне меня никто не ждет и не поможет, о том, что в Москве предстоит сделать еще очень многое и исход зависит только от нас самих. Я наконец расслабилась и, почувствовав сонливость, приготовилась дремать. Самолет немного замедлил ход, чуть громче загудел, потом ускорил движение и быстро побежал по взлетной полосе. Я, убаюканная, почти спала. Внезапно у меня заложило уши, и я почувствовала легкое головокружение. Самолет основательно тряхнуло, бросило куда-то в сторону и стало клонить на правый бок. Испуганно открыв глаза, я обнаружила яркое солнце вовсе не на том месте, где мы его оставили, садясь в самолет. Внизу были маленькие домики, дачки, дороги с машинками, потом и они исчезли – самолет теперь кренился влево. У меня еще больше закружилась голова, а от страха стали влажными ладони. Я обвела взглядом салон – все сидели на своих местах – и поискала глазами стюардесс. В салоне их не было. В это время самолет резко провалился в яму, и мой желудок спазмом откликнулся на этот маневр. Я отстегнула ремни и попыталась привстать. Мне казалось, что если поднимусь с места, то эта неустойчивость ощущаться не будет, прекратится тошнота и перестанет шуметь в ушах. А самое главное – исчезнет страх. Вежливое замечание вынырнувшего откуда-то стюарда вернуло меня в мягкое кресло, в котором я чувствовала себя так неуютно. Самолет тем временем как-то задрал нос – я это тут же ощутила и непроизвольно вжалась в спинку кресла. За окном проплывали тучи, обрывки тумана или облаков – понять было сложно. Ко всему прочему немного потряхивало. И в этот момент в полной мере стало ясно, в какую передрягу я попала. Я осознала, что я не только панически боюсь летать, но и панически боюсь высоты и пустоты, которые были под моими ногами и которые я ощущала физически. Оставалось лишь замереть, вцепиться вспотевшими руками в кресло и ждать, пока на горизонте не появится столица Великобритании.

– Простите, мы бы хотели предложить вам завтрак! – Через полчаса надо мной склонилась стюардесса. В руках у нее была белая полотняная салфетка.

– Спасибо, я не буду, – мотнула я головой не в силах отцепиться от подлокотников.

– Может, кофе, чай? Сэндвичи? Что-нибудь легкое?

– Водки, – неумело пошутила я.

– Какую предпочитаете? – не моргнув глазом, осведомился этот ангел.

Я краем глаза посмотрела на электронные часы. В Москве все еще было утро. «Догоняю своих родителей!» – мелькнуло у меня в голове.

– А какая есть? И… – Я понизила голос. – После шампанского… не думаете ли?..

Девушка вежливо улыбнулась, а потом неожиданно ответила:

– Ну… градус всегда повышают… А потом, у нас напитки элитных сортов.

– О господи! – пробормотала я, поскольку в этот момент самолет основательно тряхнуло.

– Ну так как? Принести вам винную карту?

– Пожалуй.

Девушка вернулась с картой. Я ее раскрыла и углубилась в чтение. Впрочем, чтением это назвать было нельзя. Передо мной прыгали буквы, но сложить в слова я их не могла – все мое внимание было поглощено звуками, которые издавал самолет. Единственное, что как-то успокаивало, это сам лист картона, который был в руках.

– Я готова принять ваш заказ. – Надо мной опять возвышалась девушка.

Я вздохнула, а потом неожиданно для себя спросила, отлично понимая, что каждая вторая психопатка мучит ее этим вопросом:

– Скажите, вы не боитесь летать?

– Нет, – улыбнулась она, – совсем не боюсь.

– А я первый раз лечу на самолете, и мне ужасно страшно. Понимаете, я бы с удовольствием выпила водки, но в Лондоне меня никто не встречает. Я там никого не знаю и в городе никогда не была. Поэтому боюсь пить. А не пить – тоже очень страшно! – Я поглядела в иллюминатор, за которым мир был поделен ровно по горизонтали. Наверху было ясное небо и солнце, внизу – слой облаков. Самолет в этот момент летел спокойно, гудел не надрываясь.

– Даже не знаю, что вам посоветовать. – Девушка была терпелива и заботлива. – Может, все-таки перекусите. А потом кино посмотрите – отвлечетесь.

– От этого отвлечься нельзя! – охнула я, потому что как раз в этот момент мы влетели в зону турбулентности, о чем радостно известил пилот.

– Ну, поесть точно надо! – решительно произнесла стюардесса и почти насильно застелила столик передо мной белой салфеткой. На край положила розочку.

– Только мне что-нибудь простое…

– Конечно, – кивнула девушка и вернулась с овсянкой, вазочкой винограда, мясной нарезкой и теплой булочкой. Потом подоспело масло, сыр, что-то похожее на пирожное.

– Спасибо. – Я подчинилась, понимая, что больше испытывать терпение человека нельзя.

– Пожалуйста. Сейчас я вам принесу напитки.

Я очень надеялась, что в это время все остальные пассажиры были заняты своей утренней овсянкой и никто не заметил, как мне поднесли шкалик водки. Водку я выпила так, словно до этого только и употребляла этот напиток. И все случилось, как должно было случиться – обожгло горло, тепло прокатилось по рукам и ногам, а на моем лице расцвела глупая улыбка. Я почувствовала, что меня отпустил страх. Вместе со страхом ушла стеснительность и пожаловала разговорчивость.

– Вы знаете, у нас свой Дом моды, я еду закупать ткани, – поведала я несчастной бортпроводнице. – Нам нужны шотландка и мохер. Я вам скажу по секрету, в следующем сезоне все будут носить эти ткани. В основном клетку. Разную. Мелкую, крупную. Вы понимаете, я совсем не хочу смотреть в самолете фильмы и газеты читать не хочу. Но лететь долго, пить водку скучно…

В этом месте я расхохоталась.

– Я принесу вам кофе, – мило сообщила мне стюардесса и многозначительно посмотрела куда-то в сторону туалета. Только потом я поняла, что там же находятся и служебные помещения.

– Кофе? Свежий, крепкий. Сахар, сливки? – Стюард возник рядом, словно Хоттабыч.

– Да, с удовольствием, еще там у вас было какое-то печенье. – Я решила, в конце концов, побыть нормальной пассажиркой бизнес-класса. – Только без белого шоколада. С черным, если можно.

Принесли печенье и немного конфет.

Уплетая все это, я без страха смотрела в иллюминатор и думала о том, что действие водки может закончиться, а лететь еще прилично. «Ну может, еще одну попросить? – вертелось у меня в голове. – Еще одну – и все. Впрок выпить. Просто, чтобы не бояться!»

Я с трудом нашла нужную кнопочку и решительно ее нажала.

– Слушаю вас! – Девушка появилась незамедлительно, а я подметила на ее лице вежливо-внимательное раздражение.

– Скажите, а можно… – Я замялась. Что-то во взгляде стюардессы меня смутило. – Скажите, можете вы мне принести газеты и журналы? Кино смотреть не могу – очки забыла в багаже.

Зачем я соврала про очки, я не знала, но водки попросить постеснялась.

– Конечно, – через минуту стюардесса вернулась со стопкой журналов и газет.

Делать было нечего – я стала не спеша просматривать прессу. На это занятие я угробила совсем немного времени – статьи читались легко, я ни черта не понимала, о чем идет речь. В голове у меня еще шумела водка, глаза немного слипались, а остатки страха не давали успокоиться.

– Вот, не хотите ли почитать? Я в дорогу взяла – но времени нет.

Проходя мимо, моя стюардесса протянула книжку.

– Большое спасибо, – поблагодарила я, открыла ее и прочла первые строчки: «Бог иногда улыбается. И тогда неожиданно в твоей жизни случается то, в чем ты больше всего сейчас нуждаешься…»

В это время самолет как следует тряхнуло, но на этот раз я этого даже не заметила.

Глава 12 Мохер для доктора Ватсона

– Лида! Ты меня слышишь?! Представляешь, напротив меня дом Шерлока Холмса! – Я стояла посреди Бейкер-стрит и орала в телефон.

Прохожие почти не обращали на меня внимания, ибо прохожие здесь были сплошь туристы. И они сами вели себя точно так же. И Лида, чей голос был ясен и громок, тоже меня отлично понимала. Она знала мою страсть к чтению записок о Шерлоке Холмсе. Еще когда я училась в школе, я терпеть не могла каникулы. Сами посудите, куда можно было деться в нашем городке во время каникул? На поездку в Москву или Питер не было денег. В городе было несколько клубов, куда приличным девушкам ходить не рекомендовалось. Имелся Дом культуры, который почти не работал. Оставалось ходить по улицам, но это было сомнительное удовольствие. И еще оставался дом. И именно поэтому мы с Лидой терпеть не могли каникулы. Провести день в нашем доме было и скучно, и противно. В конце концов я придумала свой способ убить каникулярное время. Мы запирались в своей комнате, брали с собой несколько трехлитровых банок компота, книжки. Лида что-то шила, я ела ягоды и яблоки в сладком сиропе и читала вслух Конан Дойла. И все рассказы мы уже знали наизусть, и каждая деталь одежды или интерьера нами была представлена воочию, все возможные сюжетные линии были обговорены. Мы знали о Шерлоке Холмсе и его друге даже больше, чем сам автор. Во всяком случае, так нам казалось тогда.

– А Ватсон – бедный, – как-то сказала Лида. – Да и сыщик не богат. Они снимают одну квартиру на двоих. Неужели врачи и сыщики там так мало получали?

– Можно подумать, у нас они получают больше, – резонно отвечала я.

– Ну, я тебе хочу сказать, что, если бы не Ватсон, Шерлок Холмс стал бы обычным наркоманом.

– Это еще почему?

– Ну сама читала же…

– Нет, а при чем тут Ватсон?

– Он врач, он сдерживающий фактор.

Мы могли часами обсуждать героев, словно они были нашими соседями, и каждая из нас представляла этот далекий город, уютную квартиру с камином. Мы убегали от нашей реальности в эту, по сути, детскую книжку. Сейчас я стояла напротив дома, который стал достопримечательностью, и очень жалела, что сестры нет рядом. Весь Лондон теперь умещался для меня в эту маленькую улочку и домик, осаждаемые толпами туристов. Я не пошла в музей сыщика – в моей голове была своя картинка, наполовину нарисованная самостоятельно, наполовину срисованная с шедеврального отечественного фильма. Устоявшиеся вещи всегда привлекали меня намного больше.

Надо сказать, что этот огромный и великий город я до конца не разглядела, но уяснила навсегда, что история здесь в любом месте на переднем плане. В определенном смысле английские города были похожи на английскую моду. Даже кварталы, куда время пришло в виде уродливых строений и неуютных площадей, даже эти кварталы хранили черты прошлого. Как это получалось у англичан, я не знаю.

Я купила открытки с изображением мест, которые хотела посмотреть. Наборы для туристов стоили немало, зато там было все – все самые интересные места. Мне казалось, что понять до конца этот город невозможно, осмотреть сложно, а полюбить у меня не хватит времени. Я решила, что просто проживу в нем эти десять дней, не пытаясь сделать что-то сверхъестественное. Мой отель находился далеко от центра, но в районе приличном и тихом. При заселении я с благодарностью вспомнила Димку – мой багаж произвел впечатление. Сумки явно выделялись на фоне всех демократических туристических рюкзаков и обшарпанных чемоданов. Утром я уезжала в тот самый пригород, где находились склады суконщиков. Первая поездка не обошлась без курьезов – в этой стране не только автомобильный руль там, где не положено ему быть, но и многое другое устроено хитро – с первого раза не поймешь. Но даже если один лондонский житель попадет на Арбатско-Покровский пересадочный узел, можно считать, что будут отмщены все туристы, пытавшиеся разобраться в системе железнодорожного сообщения Англии.

Добравшись до нужного места, я храбро прошла почти километр по дороге среди зеленых полей, и в моей голове почему-то всплыло слово «пустошь». В конце концов дорога привела к старой заброшенной мануфактуре, из которой сделали огромный текстильный маркет. К моей удаче, все нужные компании свой товар держали под одной крышей. И мне оставалось только обойти всех, познакомиться, взять визитки, пощупать ткани и записать цены. Попадая в это царство прекрасной шерсти, я теряла голову. Рулоны мягких, плотных, колючих, жестких, ворсистых, гладких, буклированных и прочих материалов занимали огромные пространства старой фабрики. Меня поражали цвета, выделка и рисунки. Очень скоро я поняла, что если отнестись к этому месту, как к музею, то к отъезду я не успею ничего сделать. Поэтому в отеле я составила список моделей, выкройки которых сейчас рисовали в Москве, и дальше уже стала обращать внимание только на нужные мне вещи. Исключение я сделала только для мохера. Трикотаж с мохеровой ниткой я решила купить как можно скорее. Тем более что ткань была не очень плотная, весила немного. Я выбрала ту самую темно-синюю, о которой говорила Лида, когда обсуждала показ юбок и брюк. То, что я нашла, просто идеально подходило для этой цели. Но помимо всего этого, как только я взяла в руки эту теплую ткань, я почему-то сразу же вспомнила наши с Лидой каникулы и книжки Конан Дойла. Я вспомнила, как мы зябли в нашей комнате – рамы были старыми, в щели дуло, а отцу все некогда было их поправить. Я вспоминала вечно перешитые пальто сестры. Ее несчастное синее платье, проданное отцом. Мне было обидно до слез за ее нищее детство и за наш вечно озябший вид. Сейчас, когда Лида была замужем и муж заботился о ней, покупая все необходимое и даже больше, я все равно ее жалела.

Взяв в руки этот роскошный теплый, чуть блестящий мохеровый отрез, я захотела сделать для Лиды роскошное длинное пальто-кардиган. Широкое, уютное, элегантное. Такое пальто, которое бы олицетворяло собой свободу, какая приходит к человеку, когда он достигает определенной жизненной ступени. Я понимала, что только женщины могут мыслить категориями пальто, но я и была женщиной, и моя сестра, работающая как вол, обладающая железной волей и терпением, тоже все-таки оставалась женщиной. Наверное, она и сама могла уже себе купить или сшить дорогую вещь, но я чувствовала, что должна ей подарить нечто подобное.

Заметив мой просто-таки нездоровый восторг, с которым я разглядывала ткань, продавец сделал мне приличную скидку и к тому же обязался сам отправить огромный рулон прямо в гостиницу. После этой покупки я уже спокойно и не спеша, словно почувствовав уверенность в своем положении, продолжила знакомство с суконщиками.

Вечер у меня наступал рано – текстильный маркет закрывался уже в четыре. Я возвращалась в Лондон, к своему отелю, бродила по окрестным улочкам, наблюдала за прохожими и все удивлялась, откуда взялся этот призрак – «английский стиль». Был ли он фантомом или привидением, которое появляется на глаза тому, кто этого очень хочет. Я думала так, потому что за все то время, что была в Лондоне, ни разу не увидела человека – мужчину ли, женщину ли, хоть немного похожих на тех денди, о которых мы не раз читали в журналах или которых видели в рекламных проспектах. Все, что я видела, больше напоминало мне улочки моего родного городка, где мода имела вид прилавка зеленщика – всего много, ярко, размашисто, немного небрежно и всегда вызывающе. К тому же у англичан было явное непонимание роли обуви в жизни человека. Кроссовки и шлепки с подобием делового костюма – уличная норма. Все, что можно было заснять, я сфотографировала. Делала я это больше из любопытства, а не для каких-то деловых целей.

Ужинала я в одном и том же месте одним и тем же блюдом – напрягаться с языком к вечеру уже не хотелось. А здесь ко мне привыкли за три дня и без лишних вопросов подавали картошку и кусок говядины с густой подливкой. Потом я пила чай и сидела, наблюдая за прохожими.

Ночь принадлежала мне и только мне. Поднявшись к себе в номер, я принимала душ, писала короткие письма в Москву и быстро забиралась в постель. Кровать была высокой, а матрас – мягкий. Укутавшись одеялом, я брала с тумбочки ту самую книжку, которую мне одолжила стюардесса, и читала…

– Скажите, вам что-нибудь еще попадалось этого автора? – помнится, спросила я, когда до посадки оставалось каких-то сорок минут.

– Нет, хотя, говорят, он написал еще несколько романов. Я взяла только эту книжку.

– Мне неудобно, но я бы хотела попросить вас – отдайте мне ее. Я в Лондоне совсем одна буду. И как раз дочитаю. Если вы оставите адрес, я вам ее вышлю или подвезу прямо в Шереметьево. – Я говорила скороговоркой, чтобы создать впечатление слегка тронутой. А с тронутой – какие взятки? Ей надо отдать эту книгу, чтобы она оставила в покое.

– Возьмите, конечно, возьмите. – Девушка поступила точно так, как я и рассчитывала.

– И еще вопрос: это автор известный? Я так далека от литературного мира!

– Очень. Вернее, стал известным. Эта книга – бестселлер. Она уже на другие языки переводится. Вообще шуму много вокруг нее. Говорят, что очень верное отражение женской судьбы. Что только женщина так точно могла описать ситуацию. Что глубоко раскрыты образы. Ну, одним словом, совершенно новое о женщинах.

Я покраснела. Столько хороших слов о маленькой истории про замужнюю женщину!..

Теперь каждый вечер я брала с тумбочки книгу и самым внимательнейшим образом изучала, словно хотела проникнуть в тайну ее появления. Но как бы я ни рассматривала титульный лист, как бы ни листала страницы, как бы ни вчитывалась в фамилии редакторов и как бы ни анализировала выходные данные, я все равно ничего не могла понять. Книга меж тем была прекрасно издана – небольшого формата, достаточно толстенькая, в твердом переплете, на хорошей плотной бумаге, в привлекающей внимание обложкой. Внешне она походила на издание какого-нибудь западного классика. Больше всего остального меня занимало имя автора – Анна Монк. Дама. Свой текст я помнила очень хорошо. Буквально по абзацам. Внимательно приглядевшись, я поняла, что эта Анна Монк все-таки что-то с текстом сделала. Все стало чуть четче, чуть рельефнее, чуть резче – и все написанное мной вдруг приобрело совсем иной смысл. Все внесенные изменения носили четкий женский характер, было очевидно, что мой «соавтор» – женского пола и под именем Анны Монк мужик с бородой или без оной не скрывается. В языке, в описаниях и, наконец, в эмоциях – во всем угадывалась импульсивность и ранимость.

Когда я уставала рассматривать книгу, я, подпрыгивая на пышной постели, укладывалась на бок и начинала думать. Думала я о том, что я сразу догадалась, чем занимаются в том самом странном издательстве. Я это поняла, но меня это вовсе не трогало – мне нужны были деньги, которые мне заплатили. Меня не удивил выход книги. А для чего тогда ее писали? Меня удивило другое. Судя по рекламным слоганам, которыми была переполнена последняя страница обложки, и по указанному тиражу, книга имела успех. И именно это обстоятельство меня озадачило. Я ведь думала, что написала простую и далекую от логичного полновесного завершения историю. Мне самой нравилась идея с покупкой души. Души, которая порой необходима как теплый свитер, чтобы чувствовать себя комфортно, чтобы в мороз иметь возможность обратить внимание еще на кого-нибудь или что-нибудь, а не только на себя и свое озябшее тело. Мне нравилась эта идея утилитарности, практичности некоторых абсолютно метафизических явлений и поступков. Но развить как следует, сделать более заманчивым и загадочным этот поворот мне не удалось. Я это понимала и вдвойне не понимала, чем так нравилась эта книга. Еще я страшно жалела, что недописала роман так, как надо было бы, как дописывают умные, серьезные книги.

Большую часть ночи я проводила в раздумьях и сомнениях. И самым главным вопросом стал вопрос о поиске этой загадочной Монк. Я не знаю, что бы я хотела у нее спросить, я вообще не знаю, зачем мне понадобилось опять возвращаться в эту историю. Во всяком случае, деньги, которые эта дама теперь получала за мою книгу, меня не волновали вовсе. В моем случае любопытство было сродни исследованию, а поиск был похож на преследование.

Десять дней в Лондоне пролетели быстро. Я устала от чужого языка, от чужих запахов, от чужих звуков. Улетала я, решив все свои задачи и нагруженная рулоном мохерового трикотажа.

Глава 13 По следу

Возвращение было приятным. Обратная дорога мне не казалась уже страшной – про турбулентность я все прочитала в Интернете, там же – про технические характеристики самолетов, которыми оснащена наша главная авиакомпания. Сев в самолет, я сразу выпила сто граммов водки, которые, совершенно не стесняясь, попросила у стюардов. Весь дальнейший полет я чертила в блокноте кружочки и стрелочки, а заодно писала подробный план поиска. Я уже знала, что сначала пойду по книжным магазинам, потом в издательство, где работала, потом по книжным базам. Я буду исправно колесить по всей Москве, чтобы хоть одним глазком посмотреть на эту женщину, которая, в отличие от меня, не постеснявшись, бухнула в кастрюлю романа лошадиную дозу эмоций и тем самым приготовила сногсшибательное блюдо. Как это ей удалось? Почему она решила расставить акценты иначе и как она могла предвидеть результат?! Меня это интересовало. Я хотела бы с ней поговорить, чтобы понять разницу между нами – ведь не просто так она выбрала мой текст. А может, она и не выбирала, а ей предложили и только потом она его правила, исправляла и дополняла. Что она была за человек? Похожа ли на меня? Или это просто случай и обычная «квалификация» беллетриста? Я изнемогала от всех этих мыслей, которые усложняли в общем-то простую ситуацию.

– Ну, как тебе Лондон? Как английский стиль? – Лида бросилась обниматься.

– Нет никакого английского стиля! – ответила я угрюмо, забыв, что моя сестра имеет склонность к паникерству.

– Как – нет?! – Лида ожидаемо ударилась в трагедию. – А что же мы тогда делаем?!

За десять дней моего отсутствия в компании не случилось ничего такого, от чего можно было упасть в обморок. Не случилось ничего, кроме того, что поменяли часть моделей для показа. Конструктор Олимпиада утверждала, что легче начертить межорбитальный пилотируемый корабль, чем те костюмы, которые нарисовала Лида.

– Лида, ты что-то усложнила? – спросила я сестру.

– Не особенно, – ответила та, и я тут же приняла сторону Олимпиады.

Лиду, как всякого художника, иногда заносило. Димка вовсю трудился над нашим образом. Понятие «наш образ» было очень широким. Это сначала мне казалось достаточно иметь логотип, номер электронной почты и сайт. Теперь выяснилось, что мы должны иметь свои «фишки».

– Дим, я, конечно, понимаю, что каждый публичный человек должен чем-то выделяться. Но мы пока не достигли этого уровня. И вообще, надо ли нам это?

– Надо. – Дима был непреклонен. Более того, за время моего отсутствия он пустил «организованный» слух, что у меня уникальная библиотека детективных романов, включая редкие издания девятнадцатого века.

– Почему – детективов? – Мне не понравилось такое упрощение моего интеллектуального образа. – Почему не книги по философии? Или по искусству? Или коллекция меховых котов? Последнее бы свидетельствовало о моей исключительной душевной мягкости.

– Потому что «английский стиль», – лаконично ответил Дима.

– Не поняла.

– Английский стиль. Детективная литература. Мисс Марпл, отец Браун, Ниро Вульф.

– Ниро Вульф – американец, – уточнила я.

– Англоязычный герой.

– Пуаро – бельгиец, между прочим.

– Я его не упоминал, – заметил Дима.

– Это я к слову.

– Настя, поверь, так надо для дела. Вы не должны быть ни рыба ни мясо. У вас должны быть яркие, запоминающиеся характеры. В следующем месяце будет три статьи о вас. Что ты предлагаешь в них писать?

– Действительно, что можно написать о двух девчонках, которые копили деньги на Москву, приехали сюда, не имея ни одной знакомой души, ни кола ни двора, и все-таки добились своего – открыли свое дело?! Причем очень непростое. – Я не на шутку разозлилась.

– Не обижайся, подобных историй тьма. Понимаешь, именно в Москву едут такие, как вы с Лидой. И некоторым очень даже удается устроиться. Правда, разными путями, – сказал Дима.

Я вдруг почувствовала себя обманутой. Я, так гордившаяся каждым нашим шагом, оказывалась в огромной толпе приезжих, которым не было что терять, а вот приобрести они могли многое. И ничего геройского в нашей с Лидой жизни не было, поскольку все это мы делали для себя. Мы спасали самих себя. А для человека это так же естественно, как есть и спать. Выходило, что гордиться нам нечем.

– Дима, как ты можешь так говорить? Ты, который если и уезжал из дома, то только в сторону отдыха и развлечений?! Ты, который материшься исключительно для «фишки». Ты с детства знаешь, что такое премьера в Большом, Оскар Уайльд в подлиннике и лангусты в желе!

– Ты еще вспомни рябчиков и ананасы! – усмехнулся Дима.

– При чем тут рябчики? – растерялась я.

– Ну как же? «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!» Акцент именно этот?

– Господи, что ты приплетаешь сюда это?! Я – о другом!

– О том самом ты! О том самом! – кивнул Дима. – Ты удачливость ставишь человеку в вину, и ты не хочешь признаться, что борьба человека за самого себя – не подвиг. А нормальное, естественное состояние. Подвигом является борьба одного человека за другого.

– А Лида?! Ты подумал, что я всегда тащила Лиду? – воскликнула я.

– Лида – это твое второе «я». Ты сама это знаешь. И еще вопрос, кто кого тащил. Не было бы сестры, была бы так напориста, упряма и решительна?

Я замолчала. Меня не покидали гнев и обида. Я искренне считала, что мы с сестрой сделали почти невозможное, и вот сейчас этот сытый, благополучный молодой человек так легко разрушил то, что мне давало основание для гордости, а следовательно, подпитывало мои силы.

– Ты не прав. Так нельзя рассуждать. Особенно, когда ничего не знаешь о другом человеке.

– Извини, я не хотел тебя обидеть. Совсем. Я не думал, что задену тебя этими словами.

В этом был весь он – вежливый, воспитанный, образованный, а потому великодушный и добрый Дима. Извинялся он так, что почему-то сразу хотелось поверить в его раскаяние, в его искреннее желание загладить вину. И вместе с тем ты отлично понимал, что это извинение не означает перемену мнения. Нам предстояло учиться и учиться у этого благополучного москвича, но вместо этого я напала на него, как бешеная кошка.

– Дим, это ты меня прости! Мне надо подумать над твоими словами. Хотя, я так понимаю, с ними придется согласиться. Мир? Что там про «фишки»?

Димка продолжил разговор так, словно мы и не были только что на пороге сильной ссоры.

– Понимаешь, жизненный путь – это интересно. Но не для читателей журналов. Впрочем, сказки тоже наскучили. Про всяких принцев и удачу. – Димка вздохнул. – Читать интересно о человеке. О его привычках, причудах, о домашних питомцах, о слабостях, об ошибках, о несчастной любви. Люди восхищаются героями, но любят слабаков. Или тех, кто подвергся притеснению. Вот, например, мы будем создавать мнение, что муж Лиды всегда был против ее самостоятельной работы – двое детей все-таки. Но она проявила характер…

– Я все понимаю, только ты советуйся со мной. Хорошо, это сейчас касается детективной литературы, а завтра ты будешь утверждать, что я увлекаюсь сыроедением или оккультными науками.

– Я похож на дурака? – обиделся Дима и тут же добавил: – Оккультные науки – очень даже неплохо. Вам предсказали или вы предвидели свою удачу на этом пути. Что-то в этом роде…

– На каком пути?

– На швейном. – Димка уже приготовился что-то записать в своем блокноте.

– Дим, я привезла несколько метров синего трикотажа с добавкой мохеревой нити.

– Это для показа?

– Ну да. И хочу сделать для Лиды кардиган. Теплый, уютный. Как думаешь? – Я протянула Диме маленький образец ворсистой темно-синей ткани.

– Ничего. – Дима пожал плечами.

– Ты как-то не очень уверенно это сказал.

– На шкуру ленивца похоже. Только посиневшего…

– Почему ленивца?

– У них в шерсти водоросли поселяются и придают зеленоватый оттенок.

– Дима, ты меня убил! Я так хотела Лиде такой кардиган сшить!..

– Ну и сшей. Я про ленивца просто так. – Димка рассмеялся.

Я же вздохнула и отправилась к Олимпиаде. Мне нужно было втайне организовать подарок Лиде – сшить кардиган из темно-синей мохеровой ткани. Для этого надо было сделать выкройку и отдать кому-то из сотрудниц шить. В женском коллективе самой тяжелой задачей было сохранить тайну.

Наконец, закончив все дела, мы собрались у меня в кабинете. Я заварила чай, достала подарки, привезенные из Лондона.

– Ну ты все-таки расскажи нам о поездке! Подробно! – вздохнула Лида, когда мы наконец все уселись за стол.

– Да, что тебе понравилось? – поддержал ее Димка, с удовольствием разглядывая портмоне из кожи, которое я привезла ему в подарок.

Я задумалась. Я не могла ответить на этот вопрос. Впечатлений было много, но все они были калейдоскопом – картинками, которые мелькали, ни минуты не задерживаясь перед глазами. И как ни странно, именно мой маленький отель, ухоженный палисадник перед входом, тишина ресторанчика врезались больше всего мне в память.

– Хорошо там, интересно, – произнесла я, чтобы не разочаровывать слушателей. – Но впечатления пока не улеглись. Нужно время.

– Ты устала, – в один голос произнесли Лида и Дима. – Это бросается в глаза.

– И все время такая задумчивая. – Лида покачала головой. – Наверное, перелет тяжело перенесла.

– Тяжело. Устала, – призналась я. – И язык другой, и впервые в чужой стране. Все время в напряжении, потому что боишься сделать ошибку.

– Слушай, отдохни недельку теперь, – предложил Димка.

– Не может быть и речи! У нас времени очень мало, а дел по горло!

– И что же ты сейчас собираешься делать? Костюмы шить? – рассмеялась Лида. – Не глупи – сейчас самое удобное время. А вот через неделю надо будет уже вплотную дефиле заниматься.

Я мысленно прокричала троекратное «ура!». Мне самой хотелось отпроситься на пару деньков, чтобы съездить в книжные и издательство. Мне хотелось как можно быстрее хоть что-нибудь узнать про книжку и автора, который ее так «доработал».

…На следующий день у меня был выходной. Я не стала откладывать дела в долгий ящик и уже в одиннадцать часов приехала в книжный магазин.

К моему удивлению, таких ранних пташек здесь было достаточно. Кто-то рылся в словарях и справочниках, кто-то покупал подарок, кто-то подыскивал развлекательное чтение. Я пробежала весь магазин и в самом большом отделе наткнулась на огромный яркий стеллаж. «Открытие года! Бестселлер! Самый высокий читательский рейтинг!» – гласил огромный постер, натянутый над пирамидой из книг. Надо сказать, что хлесткий заголовок «Бог улыбается» сразу бросился в глаза. У меня захватило дух, словно именно я написала этот «бестселлер». А еще, глядя на этот парад успеха и славы, я почувствовала злость. Внезапно вспомнился договор, который я подписывала в издательстве и который у меня забрали, когда я получала деньги. Договор при мне запустили в уничтожитель бумаг.

– Наш экземпляр уничтожается тоже.

Сейчас, стоя в магазине, я оценила предусмотрительность моих работодателей – никогда я не докажу, что имела отношение к написанию этой книги. Наверное, я это затеяла зря! В конце концов не мое это уже дело!

Я оглянулась вокруг. Покупателей было много. Они подходили к книжной пирамиде, брали в руки книгу, листали ее, прочитывали пару страниц и спешили к кассе. Некоторые обменивались репликами. Я тоже подошла и тоже взяла в руки томик.

– Даже не знаю, купить, что ли? Подруга советовала… – обратилась я к пространству.

– Конечно, читается на одном дыхании, – тотчас откликнулась одна из девушек.

– Да, многие хвалят, но думаю – это так, скороспелый продукт. Скоро испортится. – Дама посолиднее усмехнулась.

– А вы читали? – спросила я.

– Да, – кивнула дама, – читала.

– Психологически верное описание распространенных женских проблем. Так говорили мне, когда рекомендовали, – уточнила я.

– Ну да. Хотя, думаю, что дело в тоне. В том, как подано все это. Вы сами читали?

Мне захотелось закричать, что я – писала!

– Так, пролистала.

– Почитайте. Чтобы понимать, о чем сегодня могут писать женщины.

– А о чем они могут писать? О любви, о семье… – Я пожала плечами.

– Да, но иногда создается впечатление, что это все им не нужно. Ни любовь, ни работа…

– Это написано в этой книге?!

– Да, но вы сразу ни за что не поймете, что там идет речь именно об этом.

Тут я обратила внимание, что вокруг нас собралась маленькая женская толпа.

– Там не об этом. Там про то, что мужиков учить надо. Иначе они «горизонты теряют», – вступила в разговор высокая барышня.

– Ну, каждый читает и каждый понимает все по-своему, – снисходительно рассудила дама. – В моем возрасте смотришь в суть проблемы.

«Господи, да о чем они! Я ничего такого не писала. И та, моя соавтор, по-моему, тоже. Она «сфокусировала» взгляд, добавила резкости. Но не проблем семьи. Или – взаимоотношения полов вообще. Надо бы перечитать!» – думала я про себя, пока листала книгу. Рядом продолжалось обсуждение. «Господи, что же это за шедевр я написала!» – с горечью подумала я. Ощущение было, что я стала человеком без тени, человеком-невидимкой, человеком-фантомом. Я сама себе казалась человеком, который потерял право на реальность. Передо мной лежала книга. О ней спорили, ее обсуждали, пытаясь понять замысел автора, а я, знающая ее до запятой, не могла ничего сказать.

– А бывают в вашем магазине творческие встречи с авторами? – спросила я у администратора.

– Конечно. Расписание на следующий месяц – в зале художественной литературы.

– Я его видела, но не нашла там Анны Монк.

– А эта встреча не запланирована. Хотя мы были бы заинтересованы в ней. Книга пользуется популярностью.

– Так почему тогда не планируете встречу?

– Литературный агент говорит, что сейчас нет времени. Что, может быть, позже.

– То есть надежда есть, надо звонить, узнавать.

– Конечно, конечно. – Администратор кивнула. – Но не могу сказать, когда это будет.

Я поблагодарила и вышла на улицу. Итак, книги идут нарасхват. Автор пишет следующую. Или переделывает. Встречаться с читателем не стремится. Это было понятно по тону администратора. Видимо, переговоры с литагентом дали возможность подметить это обстоятельство. Что еще? Книга стоит дорого. Дороже, чем многие издания – я внимательно изучила менее удачливых конкурентов на соседних полках. К этой очень небольшой информации я прибавила то, что смогла узнать из Интернета. То есть почти ничего. Набрав фамилию автора, я могла лишь узнать, где и за сколько можно купить книги. Но никакой аннотации, никаких других сведений найти не смогла. Словно человек возник ниоткуда. Понятно, что это был псевдоним – я бы тоже под фамилией Боярцева ничего не опубликовала. По многим причинам. Например, мне совершенно не хотелось, чтобы при случае весь мир узнал грустные факты из жизни моей семьи. И потом, ты же не знаешь, как примут твою книгу. Хорошо, если это будет успех! А если разгромные рецензии и хула?

При мысли о рецензиях я воспрянула духом – наверняка были публикации в газетах. Надо хорошенько порыскать в Интернете, вдруг отыщутся рецензии на книги?

Вечером того же дня, просидев несколько часов кряду, я нашла несколько публикаций, в которых достаточно подробно разбиралась книга. Посмотрев на даты, я обнаружила, что все статьи вышли в одно и то же время – сразу после выхода книги. Общий тон – хвалебный. Немного замечаний, но совершенно незначительных, а таких, чтобы автора не заподозрили в ангажированности. Я обратила внимание на фамилии «рецензентов» – две женские, три мужские. Прочитав все это по второму разу, я выделила одну. Она бросалась в глаза основательностью – это был не просто обзор новинок или аннотация, а полноценный разбор книги с первой до последней главы. И язык этой публикации был другой. Вся статья посвящалась роли «женской» литературы в национальном культурном пласте. Роль, как и предполагалась, отводилась маленькая и незначительная. За редким исключением. В это исключение попало несколько фамилий, в том числе и фамилия Монк. Рассыпаясь в похвалах идее и основной сюжетной линии, рецензент сетовал, что эта книга никогда не будет переиздана, что хоть и отсутствует цензура, но упоминание имени бога всуе, безусловно, обратит на себя внимание, и скорее всего это может вызвать неудовольствие религиозных кругов.

Читая это место, я невольно улыбнулась. С моей книгой происходили чудеса – незначительные детали, намеки и фигуры речи вдруг приобретали вес и значение, становились чем-то программным и даже опасным для общества. Одна из последних фраз выглядела примерно так: «Мы не знаем, каковы причины, побудившие автора написать эту вещь, знаем только, что появился сильный и глубокий беллетрист, обладающий не только стилем, но и безусловным умом!»

«Причины написания этого романа еще как ясны – мне нужны были деньги!» – подумала я и поймала себя на мысли, что с некоторых пор полностью отождествляю себя с автором книги.

«Но я и есть автор! Идея же моя. Все придумала я. Она лишь расставила акценты!» – думала я, переписывая фамилию рецензента. Фамилия была звучная – Поспелов. Из всех, кто написал о книге, он единственный показался мне самым внимательным и значительным. И почему-то у меня было чувство, что Поспелов если и не встречался с Анной Монк, то знает ее неплохо.

На следующий день я позвонила в редакцию и попросила к телефону господина Поспелова.

– Я слушаю вас, – ответили мне буквально через мгновение.

Минуты три у меня ушло на долгие и сбивчивые объяснения, потом еще минута на просьбу встретиться со мной. Господин Поспелов был благосклонен и полон важности.

– Я не знаю, чем смогу вам помочь, тем более внятно вы объяснить не можете. Подъезжайте – поговорим.

– Во сколько вам удобно?

– Да, хоть сегодня, но до трех часов.

– Через час буду у вас.

Никогда я не собиралась так быстро. Не прошло и часа, как я уже бродила по Лубянским переулкам и искала нужное здание. Нашлось оно неожиданно – подняв голову, увидела, что нужное здание находится от меня по правую руку. Изучив вывеску, я прошла в странный вестибюль хорошо отремонтированного доходного дома. Вместо ожидаемого швейцара (мозаика в стиле модерн предполагала внушительную фигуру с галунами и позументами) меня встретил человек в черном и с рацией.

– Вы к кому?

– К Поспелову. Геннадию Петровичу.

– Вам пропуск заказывали?

– Да, я – Боярцева Анастасия.

Человек в черном, не выпуская рации из рук, просмотрел картонные карточки, веером разложенные на столе, поискал что-то в компьютере и только потом важно произнес:

– Да, вот. Возьмите. Выходя, вернете.

– Себе оставлю на память, – пробурчала я, поскольку ожидание было очень томительным, и за это время я утратила пыл сыщика и следопыта. Мне вдруг показалось совершенно безумной идея этой встречи. Что я могла сказать и что я могла спросить? Ничего. Когда я понимала, что фактов у меня мало, я, как и всякая женщина, полагалась на эмоции и импровизацию. Но теперь, после того как я довольно долго искала дом, а потом еще и ждала пропуск, я почувствовала неуверенность.

Поднявшись на лифте на третий этаж, я поискала нужную дверь и, не найдя ее, пошла по лестнице пешком на четвертый. Только там я сообразила, что надо было заглянуть в маленький коридорчик, который ответвлялся в конце большого. Видимо, вел к бывшему черному ходу. Я вернулась на третий этаж, опять пробежала длинный коридор и наконец вошла в большой кабинет. Меня встретил взрыв хохота.

– Добрый день, – вежливо поздоровалась я, хотя хохот меня немного смутил.

– Здравствуйте, здравствуйте. – Навстречу мне поднялся мужчина лет сорока, очень приятной наружности. У него были румяные щеки, большой прямой нос и светлые волосы. Волосы были чуть длиннее, чем обычно носят мужчины, но это не выглядело небрежно. Это, скорее, могло сойти за позицию: «Я могу себе это позволить, я человек свободных взглядов, творческой профессии и не обременен должностными инструкциями!» Кроме хозяина кабинета в комнате находились три девушки, которые в момент моего появления и рассмеялись. Я сделала вид, что ко мне их смех не имеет никакого отношения.

– Добрый день! Вы Анастасия? – улыбнулся мужчина. – Простите, мы тут анекдоты рассказываем.

Я на мгновение растерялась, но, поборов неловкость, спросила:

– Неприличные?

– Нет, смешные, – улыбнулся мужчина. – Вернее, остроумные.

– Это хорошо. – Я одобрительно кивнула.

Девушки оценили мою иронию, которую я и не пыталась скрыть, и снова засмеялись.

– Вы представляете, нет возможности работать! Ну никакой! Как только пришлют практиканток с журфака, так вся работа побоку. Они только и делают, что смеются.

Я внимательнее рассмотрела этих практиканток. Обе были хорошенькими блондинками с длинными прямыми волосами, худенькие, в коротких платьях и высоких сапогах. Они были похожи больше на манекенщиц, чем на студенток.

– Мы уходим! Не будем вам мешать. Мы в кафешке на углу! Приходите! – прокричала одна из них, и приятельницы снова рассмеялись.

– Вы нам не помешаете, у меня нет никаких секретов, – уверенно сказала я, хотя и испытала облегчение. Наедине непросто объясниться, а уж в присутствии других – и вовсе проблема.

Длинноногие девушки ленивыми цаплями покинули кабинет.

– Уф, вы меня спасли, – улыбнулся Поспелов Геннадий Петрович.

– Вы мой должник, – не растерялась я и с ходу пустилась в объяснения. Мне важно было не потерять кураж, который я внезапно опять ощутила.

– Ну, будем считать, что так, – покачал головой Поспелов.

– Геннадий Петрович, я читала вашу рецензию на книжные новинки.

– Это какую из рецензий? Я ведь делаю обзор раз в месяц.

– Публикация двухмесячной давности.

– А, – кивнул Поспелов, – помню. Но это был обзор новинок, это была рецензия на несколько книг, насколько я помню.

– Мне вообще нравится ваша газета, – бойко соврала я. – А страницу о литературе я читаю особенно внимательно.

– Неужели? – удивился Поспелов.

– Это как бы ориентир в мире книжных новинок, – пояснила я. – Вкусу вашей газеты можно доверять. А так иногда купишь что-нибудь, а читать невозможно.

– Это верно, барахла много печатают.

– Ну вот… – Я сглотнула ком, который от волнения встал у меня в горле. – А вот в этой статье вы рассказываете о книжке «Бог улыбается».

– И что? Вы не против – я закурю?

– Нет, конечно, – кивнула я.

Поспелов долго и старательно раскуривал трубку. В комнате запахло то ли фиалками, то ли лилиями, причем этот цветочный аромат имел яркие древесные нотки.

– Ну так чем вас заинтересовала именно эта книга?

Я покраснела – в самом вопросе мне послышался подвох.

– Меня заинтересовал автор… А найти о ней я ничего не смогла.

Поспелов пожал плечами:

– Ну, может, еще недостаточно много о ней написали. В конце концов, это ее первый успех. Настоящий. Подождите, вот напишет она еще что-то подобное, тогда и знакомиться можно будет, а пока… Пока рано, поверьте мне.

– Я вам верю. Поэтому и нашла вас. Но меня так тронула эта книга… – Я подумала, что в этом месте надо бы заплакать, но плакать у меня никогда не получалось. Вообще и никогда.

– Впервые вижу читательницу, которая была бы так упорна в своем желании поговорить об авторе или просто что-то разузнать о нем. – Поспелов развел руками. – Она еще не классик.

– Но ведь книга идет нарасхват! Вы посмотрите, что в магазинах делается!

– Ну и что! Кстати, очень может быть, что это случайность, минутная востребованность. Есть опасение, что через два года о ней никто не вспомнит.

– А если она напишет еще один роман? Который будет интересней, чем этот?

– Может быть, может быть. – Поспелов взмахнул трубкой, и в комнате еще сильнее запахло ароматным деревом.

– А что вам там понравилось? Только честно? – задала я вопрос, но в голосе моем чувствовалась неуверенность.

– Честно? – Поспелов задумался. – Ну если честно, то наиболее интересное, это поворот с объявлением о продаже души. Но надо было чуть-чуть доработать.

– Это как?

– Заявка хорошая, но «выхлоп» окончательный – слабоват.

– Почему?

– Ну, как?.. Надо было четче выписать эти самые изменения, которые стали происходить, как только у героини появилась душа. Она же была утеряна! Она была утеряна в браке, в привычках бытовых, отсюда охлаждение супругов. Вообще это все достаточно банально. Но вот ход с душой очень хорош. Вы знаете, – Поспелов оживился, – у меня такое впечатление, что у автора не хватило времени. Вот по какой-то причине она «не выписала» этот поворот. Мало деталей, мало психологии. Не очень понятно читателю откуда вдруг берется этот переворот в семейной жизни. Если вы прочитали мою статью, то вы, наверное, заметили, что я отметил этот недостаток. Там есть очень хорошие места. Есть. Только стоило… Впрочем, это проблемы автора.

– Мне многое стало ясно из вашей статьи. – Я улыбнулась. – Во-первых, что эротические сцены текст очень оживили. Во-вторых, вы отлично подыграли и автору, и издателю.

– Это как? – Поспелов удивился.

– Одной фразы о том, что эта книга скорее всего не будет переиздана, достаточно, чтобы ее сметали с полок магазинов.

– А! – Геннадий Петрович посмотрел на меня каким-то странным взглядом. По-моему, я его разочаровала, оказавшись сообразительнее, чем он мог предположить.

После секундной паузы я продолжила:

– У нас нет женской книги, которая была бы так откровенна. Во всех смыслах. И в плане секса. У героев он меняется, перестает быть счастливым моментом, он не удивляет, его можно отложить… «Отложенная прибыль» – почти экономический термин, который очень подходит иногда семейной ситуации. И в плане терпимости, понимания друг друга.

– Вы замужем? – Поспелов выпустил в потолок душистое дымное облачко, а в трубке вспыхнула огненная искорка.

– Нет. – Наступила моя очередь краснеть.

Рассуждать о сексе и психологии в браке даме незамужней и не имеющей мужчины было по меньшей мере смешно.

– Извините. – Поспелов, похоже, смутился больше моего.

– Вам нечего извиняться. Мне просто некогда выйти замуж, – выпалила я, поскольку именно это объяснение мелькнуло у меня в голове. – Понимаете, я все время занята. Очень много дел и свой бизнес. А еще родители. Еще сестра и маленькие племянники. И мы в Москву приехали сравнительно недавно.

– Я вовсе не требую объяснений, я был немного бестактен…

– Почему бестактен? Я ничего страшного в вашем вопросе не вижу. Он нормальный, тем более что мы беседуем о литературе.

– Ах, ну да! – В этом возгласе таилось ехидство. – И вы хотели бы побольше узнать об авторе?

– Ну да, – растерянно подтвердила я то, что озвучила только что.

– Увы, я вам не могу помочь. Автор книги не встречается ни с кем. Не говорит по телефону, не дает интервью. Литагент такой же смурной и молчаливый. Одним словом, шансы невелики.

– Ну вы же хоть раз встречались с ней? Я поняла из статьи, что вы были единственным, кто с ней разговаривал. Другие…

– Какие – другие?

– Ну, еще же было несколько публикаций, посвященных Монк, – пояснила я.

– А, вы про это! Я читал. Ничего серьезного. Так, списали аннотацию из книги и три слова от себя добавили. Это не рецензии.

– Вот-вот. Полностью согласна с вами. Поэтому я и позвонила вам.

– Правильно, я вспомнил, кто писал. Они не заслуживают внимания, вы правы!

– И все-таки, – опять вернулась я к вопросу. – Вы ее видели? Автора, я имею в виду.

– По телефону разговаривал. Совсем коротко. Она оборвала разговор. Я вот думаю, что это специально. Это игра такая, чтобы интрига была.

– Такая фишка, да?

– Что? – Поспелов удивленно посмотрел на меня.

– Ну, фишка. Что-то, что поддерживает интерес. Что держит в напряжении.

– Ах, ну да. Я вас понял. И согласен. Скорее всего так.

– И все же, что она вам сказала? Как она разговаривала с вами?

– Что – как? Ничего толком не понял. Она на все согласна, все принимает… Мне даже рассказать о ней нечего! Односложный разговор. Говорил только я. Почти.

Я молчала, слушая его объяснения. Вся моя сыщицкая затея зашла в тупик. Зачем мне нужна была эта тетка? Что я там себе наговорила? И какая мне разница, что случилось с тем, что когда-то написала я? За усталостью моей маячили раздражение и зависть. Я бы многое сейчас отдала за ясность – вот рукопись, вот моя фамилия. Вот меня ругают, вот хвалят. Или только ругают. Мне уже было все равно, кому и насколько понравился мой роман, хотелось, чтобы он считался только моим. Но этого никогда не случится – в моей книге появилось что-то, что мне не принадлежало, она была издана, на ней стояло имя другого человека.

– Спасибо, я только отняла у вас время.

– Да что вы. – Поспелов даже немного повеселел.

«Он, наверное, радуется, что отвязался от меня. Ведь, по существу, помочь он ничем бы и не смог. А человек, видимо, неплохой, не хочет просто так «отбрыкиваться», – думала я, направляясь к двери.

– А вы чем занимаетесь? – спросил Поспелов, повинуясь законам вежливости.

– Я? У нас с сестрой свой Дом моды.

– Понятно, – протянул Поспелов, и мне стало ясно, что это его интересует так же сильно, как проблемы хлопкоробов Средней Азии. Но вместо того, чтобы попрощаться, я, вспомнив вдруг все уроки нашего Димки, остановилась и с выражением затараторила:

– Мы шьем одежду в традиционном английском стиле, используя только натуральные ткани, которые нам поставляют мануфактуры Англии и Шотландии.

– Даже Шотландии?! – изумился Поспелов.

– Да, – кивнула я, – сейчас мы готовимся к Неделе моды. Рабочее название нашей коллекции – «Английский детектив».

– Почти «Английский пациент», – пробормотал Поспелов.

– Что? – не поняла я.

– Почему детектив?

– Традиции английской детективной литературы в одежде. Очень широкая тема…

– А это как? Традиции литературы – в одежде?

– Ну, – тут я немного сбилась, но потом продолжила с тем же энтузиазмом: – Вот например, Пуаро, известный персонаж. Время, в которое он действует, – это время ар-деко. Мы несколько костюмов сделали в такой стилистике.

– Ага, теперь понятно. – Поспелов кивнул. – Ну, это же почти наша тематика! Литература… Пуаро, Ар-деко… Аккредитацию сделаете на Неделю моды? Я с удовольствием напишу о вашем эксперименте с английским классическим детективом.

– Пришлю. Если захотите, приходите к нам. – Я наконец взялась за ручку двери. – Спасибо вам, извините, что оторвала вас от…

– Анекдотов и практиканток, – подсказал Поспелов, – ну это ничего…

– Если вдруг сможете меня свести с этой загадочной теткой – дайте знать, – неожиданно попросила я.

– Далась она вам, – усмехнулся Поспелов. – Но постараюсь. Если только получится ее разговорить.

Еще через два дня я поехала в свое так называемое издательство.

Внизу сидела та самая секретарь. Я даже обрадовалась, увидев ее.

– Добрый день! Вы узнаете меня? – Я улыбнулась своей самой доброй улыбкой.

Девушка смотрела на меня строго.

– Вы на работу устраиваться? – наконец спросила она.

– Нет, я у вас работала какое-то время назад! Понимаю, что людей здесь много трудится и вы всех не помните…

– Совершенно верно, – кивнула девушка. – У вас есть какой-нибудь документ, который бы свидетельствовал о том, что вы с нами сотрудничали?

Я ожидала этот вопрос.

– Нет, но я не по поводу работы. Во всяком случае, прошлой. Мне хотелось бы переговорить с Виталием.

– Это кто такой? – Девушка подняла на меня глаза.

– Это… Это… Он называл себя куратором. Он в конце дня забирал у меня распечатанный текст. Мне очень нужен этот Виталий. Буквально на пару слов.

– Мы не имеем права вызывать сюда сотрудников. Тем более я никак не могу вас представить.

– Я работала у вас. Писала роман. Или повесть…

– Вот видите, вы даже не знаете, что вы писали. – Девушка мастерски ухватилась за мои слова.

– Да какая разница! Мне нужно два слова человеку сказать.

– Послушайте, как вы себе это представляете?! Я должна позвать какого-то Виталия, которого и в глаза не видела. У нас шесть этажей, огромное здание. Я не могу вас никак представить! У вас нет документов!

– У меня есть паспорт!

– И что? У всех есть паспорт!

– Вы просто охраняете дурацкие секреты! Тайны! Вы боитесь, что вас выведут на чистую воду! – не выдержала я.

– Я сейчас вызову охрану, – пригрозила девушка.

Она сохраняла удивительное спокойствие, в то время как я вела себя точно неуравновешенная особа, состоящая на учете в специальном учреждении.

– И вызывайте! – Мне захотелось топнуть ногой. Возмущало больше всего то, что меня принимали за дуру.

– Прошу, перестаньте кричать! – Девушка повысила голос.

– Это я еще не кричу! Вы мне не угрожайте! Можете вызывать кого хотите, но имейте в виду, что я тоже могу о вас написать! И пожаловаться! И рассказать, что здесь происходит. И вообще все эти ваши таинственные комнаты, пустые коридоры, вся эта конспирация – здесь есть в чем разбираться соответствующим органам! – Я вдруг почувствовала себя бдительной гражданкой, стоящей на страже правопорядка. В душе же кипело бессилие.

– Господи, вы знаете, сколько вас сюда ходит! – вдруг не выдержала девушка. В ее голосе появились и усталость, и злорадство.

– Сколько? Сколько же нас сюда ходит?!

– Не важно. Только вы сначала делаете глупость, потом начинаете здесь скандалить!

– Значит, вы признаете, что для скандала есть основания? И что мы, явившиеся сюда, сделали глупость?

– Вы ничего не измените, ничего не докажете! Это просто работа, и она ничем от любой другой не отличается! – прошипела секретарь. – И не надо потом сюда ходить и скандалить, и вынюхивать. Только потеряете время. И нам мешаете!

– Почему вы так разговариваете? Ведь я ничего не докажу – вы сами это сказали. Но я и не собиралась ничего доказывать!

– Зачем сюда пришли тогда?

Я посмотрела на нее. Она была по-своему несчастна, выступая сторожем чужих тайн. Она обороняла чужие рубежи, не будучи уверенной в собственной правоте.

– Извините, я не хотела вас отвлекать и… Вообще простите. – Я повернулась к двери.

– Виталий больше здесь не работает. А кроме него, вас никто не знает, я думаю.

– Собеседование проводил человек такой… Серый какой-то…

– Он вам не поможет. Он ровным счетом ничего не знает. Как и я. У нас инструкции. Вы не первая сюда приходите. И я знаю почему.

– И что делать?

– Зачем что-то делать?

– Ну хорошо, делать не надо и бесполезно, но хоть разобраться… Ведь интересно.

– Разобравшись – огорчитесь, разозлитесь, позавидуете. И прощай спокойствие.

– Вы правы, – согласилась я с ней. Кроме головной боли, я ничего не приобрету. И мне вдруг стало противно оттого, что я вела себя как мелочная придира. – Извините. Мне просто интересно. У вас тут все так загадочно, что невольно ожидаешь каких-то серьезных тайн, секретов, разгадок.

– Понимаю. – Девушка вдруг опять стала суровой.

– Что вы хотели? – За моей спиной вырос охранник.

– Ничего. Я просто зашла кое о чем спросить.

– Вы здесь уже долго. Прошу вас покинуть помещение.

Я кивнула девушке. Она опустила глаза.

Здесь я действительно ничего не узнаю. И может, это и не нужно.

Необходимость в отпуске, который мне так любезно предоставили Лида и Димка, отпала. Узнать, я ничего не узнала. Найти, никого не нашла. Шансы поговорить с этой удачливой романисткой равнялись нулю. Сама затея показалась глупой, и тратить на нее столько времени и сил казалось неразумным. Обида от того, что все понимаю, но ничего не могу доказать и окончательно понять, превратилась в холодное раздражение. Сейчас мне не хотелось ничего – ни валяться дома, ни ходить в гости, ни возвращаться на работу. Я слонялась по дому, пытаясь найти себе место. Привычный пейзаж за окном, который меня всегда успокаивал, теперь разбудил угрызения совести – я давно не была у родителей. Но заставить себя поехать к ним я сейчас не могла. «Навещу их чуть позже. Скажем, накануне Нового года. Подарки привезу, уберу, приготовлю. До праздников ведь совсем недалеко», – подумала я, пытаясь успокоить собственное чувство ответственности и перебирая покупки, которые сделала для родителей. К тому же после поездки в Лондон, я неожиданно задумалась, насколько мне нравится теперешнее мое занятие. Шить я не умела, не любила, но организовывать собственное дело было увлекательно, особенно, когда ясно видишь цель и когда понимаешь, ради чего и ради кого ты это делаешь. Но Лондон разбудил во мне то, что чувствовалось слабо, почти не проявлялось. Новые впечатления, новые люди, отдаленность от дома и жизнь, не похожая на прежнюю, – все это разбудило во мне любопытство. Я вдруг поняла, что мир огромен и, несмотря на это, – он в моей власти. Я заработаю деньги и уеду путешествовать. Я буду переезжать из страны в страну, останавливаться ненадолго в маленьких городках, буду наблюдать жизнь в незнакомых местах. И еще я буду писать – наблюдения, впечатления, мысли – все это я буду записывать. Для себя.

Впрочем, это был невинный самообман. Писать для себя – это такое же вранье, как и утверждение, что женщины одеваются для себя. Что бы ты ни рассказывала, но тебе важно, как твой внешний вид оценят другие. С сочинительством – то же самое.

Это занятие меня привлекало противоречивостью. Писать для себя… На чистом листе создавать города, описывать людей, формировать их характеры. Придуманные герои будут произносить те слова, которые ты сам хотел бы сказать, да не сумел, не смог, не отважился или постеснялся. Это – твой мир, населенный только твоими людьми, и от тебя зависит их жизнь, их судьба. В этот мир можно убежать и любой момент подстроить под свое настроение. Это – убежище для души. И вместе с тем, у этого созданного тобой мира есть предназначение – стать публичным.

Это противоречие щекотало нервы. Заставляло искренность превращаться в душевную обнаженность, признание – в исповедь, любовь – в страсть. Возможность обнародования усиливала, утяжеляла чувства. И превращала частное занятие в публичную деятельность…

Звонок раздался неожиданно.

– Настя, ты как там? Наверное, отсыпаешься? – звонила Лида, и я вспомнила, что за последние дни ни разу не разговаривала с сестрой.

– Да, отсыпаюсь. – Я ничего не хотела рассказывать про свои расследования.

– Послушай, Настя, я забыла тебя спросить, ты шелк для свадебного платья нашла?

О, боже! Этот самый шелк, ради которого я пересмотрела километры красивейших тканей, ради которого училась говорить сложные английские фразы, ради которого старательно улыбалась продавцу-пакистанцу, его-то я и не нашла.

– Лида, нет такого шелка. Просто нет. Есть какой угодно. Любого цвета, но чтобы в еле уловимую клеточку, сливочно-белую клеточку – такого нет!

– И что нам делать?! – Лида была в отчаянии. – Это платье должно быть именно таким. Понимаешь, золото, матовое, бледное. Старинное, когда еще не добавляли в него медь!

– Лида, давай найдем что-нибудь другое! Ну, так же не бывает, чтобы нельзя было что-то чем-то заменить!

– Бывает! Ты не понимаешь! – Лида чуть не плакала.

– Я все понимаю – ты придумала и нарисовала. Но в бизнесе так не может быть – захотела и случилось. Надо подстраиваться под условия. Под реальные условия.

– Тебе не понять! А я хочу именно такую ткань. Я так задумала! Так рисовала!

– Закажи в Китае! – не выдержала я.

Сестра была упряма, и сейчас меня это разозлило. Тем более что я искренне не видела ничего страшного в том, чтобы ткань была другая. Меня волновали иные проблемы, связанные с деньгами и обязательствами, но к творческим задачам я относилась спокойно. Более того, сейчас я рассердилась на Лиду из-за ее упрямства.

– И закажу. И потратим на этот заказ деньги. Это – принципиально!

Лида бросила трубку.

«Нет, вы поглядите на нее! Какие капризы! Это же платье можно сшить из другой ткани. Пусть будет шелк, но без этой самой клетки. Можно бледно-желтый шелк, в конце концов. Столько денег предстоит потратить, мы уже взяли в долг, а она так капризничает. Ничего ведь еще не добилась. Она художник, пока только для нас с Димкой!» – Я была зла, как мегера.

В этот момент опять зазвонил телефон. Я схватила трубку.

– Я не хочу в таком тоне разговаривать! Не надо истерить! Выйду на работу – все обсудим. И делать будем только в том случае, если это будет целесообразно экономически! – выпалила я одним духом.

– Ого! Вот это напор! И кому это предназначалось? – послышался незнакомый мужской голос.

– Вы – кто? – опешила я.

– Поспелов, – прозвучало в ответ.

– Какой еще Поспелов? – разозлилась я, а потом спохватилась: – Извините, но мне казалось, что номера моего телефона ни у кого в редакции быть не может.

– А я же журналист. Я должен узнавать то, что мне надо.

– А мой телефон вам понадобился зачем?

– Отвечу, если вы скажете, на кого так кричали.

– Во-первых, я не кричала. Я говорила. Во-вторых, сестра – мой компаньон. А между компаньонами возможно все, даже ссоры. У нас же рабочие разногласия, – ответила я, стараясь быть вежливой.

– Я не вовремя? – помолчав, спросил Поспелов.

– Не знаю. Смотря что вы хотели сказать.

– Ну то, что иногда за нецелесообразностью скрывается коммерческая выгода. Во всяком случае, такие случаи в истории были.

– Что вы говорите! Может быть. Но мне совершенно не хочется об этом сейчас думать.

– Вы не очень вежливы, а это значит, что наш разговор надо перенести на другой раз. До свидания.

В трубке раздались гудки.

«Ну и пусть! Тоже мне! Будет учить, ничего не понимая!» – Сейчас я была зла на весь белый свет.

Но в этот день спокойно позлиться мне не дали. Следующим был Димка.

– Настя, ты отдыхаешь?

– В каком смысле? – с иронией спросила я.

– В прямом, – интеллигентный Димка не растерялся. – У тебя отпуск, и, может быть, ты в этот момент легла поспать.

– Нет, мне поспать не дадут.

– Перезвонить позже?

И этого я не хотела – оставлять на потом несколько разговоров неразумно.

– Дим, говори, не томи.

– Ясно. Настя, я вот что подумал, не нужно ли нам сделать акцент на социальной составляющей.

– На чем?

– Понимаешь, есть идея – в дополнение к «английскому стилю», то есть к производству одежды в классических традициях, добавить что-то социально значимое.

– Зачем?

– Это привлечет внимание серьезных людей, серьезных изданий. Это может поднять наш статус – от около гламурного к государственно значимому.

– Дима, этот статус может появиться, только если мы начнем масштабно работать. А когда у тебя один конструктор одежды и десять швей – это не государственный масштаб. Рано нам так о себе думать.

Димка молчал, а я пыталась подобрать слова помягче, чтобы объяснить начальнику рекламного отдела, что у нас кишка тонка для таких игр. Хотя мыслил он правильно. И двигался в нужном направлении. Не проходило и недели, чтобы о нас не писали разные издания. Конечно, это зачастую были небольшие информации, а то и просто упоминание в светской хронике.

– Настя, есть такая идея. Вернее, лозунг: «Мы хотим одевать страну». Понимаешь?

Я молчала. Кроме самонадеянности, я в этом ничего не услышала.

– Дима, с большой претензией. Кто мы сейчас, чтобы так говорить.

– Потом будет поздно. Во всяком случае, заявка не помешает. Настя, давай попробуем? – настаивал Дима.

– Ну, как хочешь, – спорить мне не хотелось. Это заняло бы много времени. И еще мне показалось, что вряд ли кто-нибудь серьезно заинтересуется нами. На государственном, так сказать, уровне.

– Хорошо, начну вести переговоры с изданиями. Составлю тебе вопросы, ты письменно на них ответишь, потом мы отдадим их журналистам. Они уже из этого что-то «приготовят». Пока…

– Дим, у меня есть журналист. Серьезный. Из серьезной газеты. Я переговорю с ним. Может, ты и прав…

Мне показалось, что нашелся отличный повод перезвонить Поспелову и загладить вину. Все-таки я была невежлива.

Глава 14 Общее дело

Поспелов был воспитанным человеком – на мой звонок он отреагировал спокойно и даже сочувственно.

– Вы можете даже не извиняться. Свой бизнес – это безусловная головная боль. Я вообще не понимаю, как женщины решаются на такой шаг.

– Когда другого выхода нет… – Я многозначительно замолчала, а потом продолжила: – И ведь потом есть какие-то убеждения, принципы, в конце концов, мечты.

– Ну, если – мечты, тогда конечно… – отреагировал Поспелов на мой пафос.

Сама я чувствовала, что перегнула палку.

– Бросьте смеяться. Моя сестра действительно всегда хотела шить. Шить красивые вещи. Она отлично рисует, у нее отличная фантазия, и она очень грамотный человек. Она начала учиться этому делу давно, когда мы еще жили…

Я осеклась, поскольку забыла, что Димка советовал прошлого касаться очень осторожно. «Вы еще не «звезды», но любопытство основа журналистики. Если есть что-то, что надо скрыть, лучше вокруг этого «чего-то» создать глухую стену. И замаскировать ее правдоподобной картинкой» – учил он.

– Где жили? – Поспелов явно ждал продолжения.

– Когда мы жили с ней вместе, до ее замужества, – вывернулась я.

– А, понятно. А вы?

– Что – я?

– Вы тоже об этом мечтали?

– Я мечтала о стабильности. – Произнеся это, я вдруг поняла, что мечты-то у меня не было. У меня были цели и задачи, которые я рядила в романтические одежды. Но мечты – сейчас я это понимала, – мечты у меня не было. Или была, но я про нее ничего толком не знала.

– То есть иными словами, вы мечтали о деньгах?

– О деньгах.

– Откровенно.

– А что тут удивительного? Вы не задали мне следующий вопрос.

– Зачем вам нужны деньги?

– Вот именно. Главное слово – «зачем».

– Ну и зачем?

– Чтобы спокойно выбрать дело по душе. Не торопясь и не делая ошибок. Мне надо было заработать денег, чтобы не волноваться за родных, за себя и заниматься тем, что нравится.

– А что вам нравится?

– Сейчас мне нравится готовиться к показу.

Поспелов рассмеялся:

– Увильнули.

– Почти. Вы почему звонили? Я так и не дала вам возможности сказать.

– Я хотел приехать к вам. Посмотреть, как вы работаете.

– С чего вдруг? Мы – не ваша тема. – Про себя я довольно ухмыльнулась. Все шло так, как хотел Димка.

– Почем знать. Можно интересно подать тему. К тому же влияние литературы иногда так неожиданно.

– Ну смотрите, вам виднее. – Я специально повернула так, чтобы инициатором затеи был Поспелов.

– Так, когда можно подъехать?

Я была в отпуске. Но делать мне уже было нечего.

– Завтра в одиннадцать вам удобно?

– Вполне, – отозвался Поспелов с готовностью.

Я назвала адрес, попрощалась и пошла мыть голову. Рассказывать о своем деле надо было с чистой головой.

На следующее утро я удивила всех своих торжественным видом и решительным шагом.

– Настя, ты что это на работу явилась? – Лида сделала вид, что вчера ничего не произошло.

– Не могу дома сидеть. Скучно. И потом, сегодня должен быть один человек, он о нас хочет написать. Предупреди своих дам, чтобы отвечали грамотно, если что…

– А кто приедет?

– Некий Поспелов. Занимается в основном литературой современной, но считает, что наша история с английским детективом может быть занятной для читателя. Неожиданный гость на страницах издания, которое освещает события культуры.

– Здорово! Как ты его уговорила?

– Ну, начнем с того, что идея не моя, а Димки. И звучит она так: «Хочу одевать народ!» Или страну… Ну, короче, заявка на будущее. Мол, мы не для элиты, мы качественно и дорого для всех.

– Спорный момент.

– Не очень, если учесть, что идет всемирная глобализация. Кругом полно мультибрендовых магазинов, а известные дизайнеры начали работать для масс-маркета.

– Ну, может быть… – Лида вздохнула. – Ты извини меня за вчерашнее. Но я так волнуюсь из-за этого платья. Ты понимаешь, обязательно должен быть в финале свадебный наряд!

– Я понимаю. Ты, кстати, тоже прости, я вчера что-то не в себе была. Постараемся найти. Ты же ее не из головы взяла? Ты же где-то видела ее.

– Видела на картинке. В старом журнале. У меня сохранилась только эта страница.

– Лида, будем искать, но в голове держи и другие варианты. Хорошо?

– Конечно. Но лучше…

– Лида! – Я улыбнулась.

Лида ушла к себе, а у меня на душе наступил относительный покой. Я терпеть не могла ссориться и еще больше не любила долго дуться. Слава богу, в этом сестра была на меня похожа.

Поспелов появился вовремя, что меня удивило. Еще больше меня удивило то, как он выглядел. По моим воспоминаниям, тогда в редакции он был в чем-то, что очень гармонировало с его длинными волосами – в чем-то свободном, неформальном, отчего казался молодым. К нам он приехал в солидном дорогом костюме, и в его облике не было ничего от творческого человека.

– Это он? Классный мужик! – шепнула мне Лида, пока гость рассматривал эскизы, которые мы развесили по стенам переговорной.

– Он, – кивнула я, полностью соглашаясь с сестрой.

Поспелов производил отличное впечатление. Держался просто и приветливо. Говорил немного, больше наблюдал. А если что-то и говорил, то по делу и чувствовался его искренний интерес.

– Вы профессионал, – заметила я. – Вы отлично подготовились к нашему разговору. Все знаете о компании, о нас. Видимо, читали прессу.

– Не могу сказать, что много прочитал, но представление составить успел. У вас интересная история. И к тому же вы работали у Мурашовой, а ее «развод» с партнером – это просто «энциклопедия» деловой жизни.

– Да, знаю. Меня уволили как раз в рамках этого противостояния.

– На чьей стороне вы были?

У меня была отличная школа – Димка очень долго учил расплывчато отвечать на самые конкретные вопросы.

– Я и сама не поняла – все случилось так стремительно. Но профессионалом Мурашова была высококлассным. Кстати, я не думала, что вы в курсе «модных» дел.

– Это была шумная история. Ее обсуждали многие. Даже не связанные с модной индустрией. Мои знакомые поддерживали Мурашову.

– Понятно. Ну, что бы вы еще хотели посмотреть?

На этих словах открылась дверь, и в переговорную вошел Димка.

– Простите, помешал?

– Нет, что ты! Знакомься, это Геннадий Петрович Поспелов.

– Привет, Ген. – Димка приветливо кивнул и тут же увлек гостя болтовней об общих знакомых.

Собственно, я даже не удивилась – Димка знал пол-Москвы, его знала вся Москва. Или ее большая часть.

– Я вас покину. Мне надо сделать несколько звонков. Сестра никак не может успокоиться насчет шелка для свадебного платья.

– А что это за шелк? – Поспелов отвлекся от разговора.

– Шелк… в сливочно-белую клетку. Лида такой видела в каком-то старом журнале и желает только именно эту ткань на главное платье коллекции.

– Трудная задача. Но есть же специальные сайты, где выставляются на продажу ткани, в том числе и винтажные. Ведь вам же немного надо?

– Ну, несколько метров.

– Можно попытаться найти.

– Вот я и займусь этим. – Я встала и протянула руку Поспелову. – Была рада вас видеть. Мне приятно, что вы проявили искренний интерес к нам. Надеюсь, что еще встретимся.

С этими словами я покинула переговорную.

В моем кабинете было прохладно и тихо. Я села за стол и задумалась. Все предыдущие дни были такими беспокойными, такими неприятными, и все из-за сущей ерунды, из-за не очень умело написанного текста. Что я так вцепилась в него? Что мне нужно от человека, который каким-то образом сумел все это сделать привлекательным? Что я хочу доказать себе? Или – другим?

«Надо заканчивать с этой историей! Все, прошло, проехало. Впереди Новый год, а там время побежит очень быстро. К марту все должно быть готово! Так что…» – Я вдруг сорвалась с места и кинулась в переговорную. Поспелов и Димка все еще обсуждали «светские» новости.

– Простите, Геннадий Петрович, вы не заглянете ко мне потом? Я бы хотела еще кое-что обсудить. – Я приняла озабоченный вид.

– Конечно, обязательно, – вежливый Поспелов привстал в кресле.

«Мужчины в Москве в основном воспитанные. При появлении дамы – встают!» – со странной гордостью подумала я.

Димка «отпустил» Поспелова через полтора часа. Зная своего начальника отдела рекламы, я вполне допускала, что за это время они с Поспеловым не только обменялись последними сплетнями, но и обсудили возможные варианты сотрудничества и разработали схему совместной работы. Димка не считал преградой чью-то слабую компетенцию в вопросах моды или швейного производства. «Люди любознательны, надо только их заинтересовать!» – это был его любимый лозунг. Впрочем, звучал он весьма двусмысленно.

– Можно? – Поспелов наконец-то появился в моем кабинете.

– Конечно. Вам сделать кофе?

– Нет, спасибо, мы с Дмитрием чай зеленый пили.

– Он большой любитель и, что самое главное, – знаток. Разбирается в сортах, знает, как заваривать и когда какой пить.

– Я заметил. Чай был очень вкусный. Вы, наверное, хотели знать, когда будет готов материал?

– Нет. Да. Простите, у меня в голове сумбур – очень много всего надо решить.

– Понятно. Статью я напишу быстро. Надо уговорить главного редактора взять эту тему.

– Логичнее, наверное, сначала уговорить? Если честно, я как-то слабо представляю на страницах вашего издания статью о нас.

– Ну, я буду писать и уговаривать одновременно. Если он не согласится, есть по меньшей мере еще два места, где такую статью с удовольствием возьмут.

– Это тоже серьезные издания?

– Вполне. И потом, все зависит от того, как подать материал. Постараемся выйти на уровень решения государственных задач.

– Узнаю Диму! – Я рассмеялась. – Вы говорите его словами.

– Но он прав. Хорошая одежда – это то, что всегда нужно. Сами же знаете – основные источники для наших магазинов – это Китай или подпольный «китай», одежда, которую шьют где-нибудь у нас провинции. Причем шьют все одинаково. Опять все одинаково, как будто мы вернулись в старые времена. Во времена дефицита.

– Я их не помню.

– Это не важно. Помнят люди постарше. К сожалению, приучаются люди помоложе.

– Откуда вы знаете обо всем этом?

– Личный опыт. Пытался как-то подобрать маме гардероб. Она у меня женщина полная. Ездили в магазины, заходили в торговые центры. Такое впечатление, что из одного источника все это. Одни и те же фасоны, цвета…

– Но есть же иностранные бренды. Массовые, но вполне приличные.

– Там нет больших размеров. Во всяком случае, мама не нашла. Одним словом, задача еще не решена.

– Какая?

– Задача «одеть народ».

– Вам тяжело будет увязать это с вашей темой культуры.

– Ошибаетесь. Стиль одежды, манера и традиции – это культура. Да, литературу надо будет притянуть за уши… Не волнуйтесь, сделаем. Если какие-то вопросы появятся…

– Звоните, обязательно звоните, – поспешно сказала я. – Прямо мне и звоните…

Наступила пауза. Я понимала, что Поспелов вот-вот поднимется и уйдет, но все не решалась сказать то, ради чего попросила его зайти ко мне.

– Ну тогда до свидания? – Геннадий Петрович вопросительно посмотрел на меня.

– Да, всего хорошего. Однако вы знаете, у меня еще один вопрос к вам. Немного необычный.

– Пожалуйста, слушаю вас.

Я решилась.

– Скажите, вы занимались когда-нибудь журналистским расследованием?

– Практически написание любой статьи – это расследование. Никто не будет читать то, что известно каждому.

– И вы тоже? Вы тоже так писали, предварительно проведя расследование?

– Конечно. – Поспелов пожал плечами.

– У меня к вам предложение: давайте попробуем распутать одну историю.

– Какую именно?

– Понимаете, в двух словах не расскажешь. Надо издалека начинать.

– Хорошо, я вас с удовольствием выслушаю, но объясните, почему ваш выбор пал именно на меня?

– Я вам доверяю. Это – во-первых. Во-вторых, именно вы были единственным человеком, который видел и разговаривал с Анной Монк. Кстати, почему она сменила фамилию? Хотела, чтобы ее приняли за иностранку? Или наоборот, это ее настоящая фамилия. Вы ничего не знаете про это?

– Не знаю, если честно. К тому же это не так интересно. Я вообще не могу понять, что вас так там заинтересовало.

– Книга. Меня заинтересовала книга. Ее успех. Необъяснимый успех.

– Вы ее сами-то читали?

Тут я замолчала, потому что в окончательной версии я ее толком не читала. Я ее пролистала бегло, отмечая, где и как эта самая Монк меня поправила. Я помнила только новые детали и то, что писала сама. Общей картины у меня из-за этого не было.

– Так, пролистала. Увидела, что достаточно много откровенного. Местами даже слишком.

– Думаете? На мой взгляд, там есть рискованные места, но они мало чем отличаются от многих сценариев, по которым снимают фильмы. И мы их смотрим по телевизору. А вы, значит, толком не читали книгу?

Я покраснела.

– Повторяю, пробежала. Там ведь не надо очень сосредоточенно читать, там все лежит на поверхности.

– А мне показалось, что нет. Мне показалось, что жертва является палачом, а палач – жертвой.

– Это вы о чем? – спросила я.

– Да о жене. Такой «несчастной» в кавычках. Она виновата, если не во всем, то во многом. Муж – это ее отражение. Отражение ее поведения, ее умонастроения. Эта книга – перевертыш. Все не так, как кажется на первый взгляд. Кстати, для женской литературы ход не очень распространенный.

– Вы ее внимательно читали, – задумчиво кивнула я. – Впрочем, это понятно. Чтобы разговаривать с автором, надо быть в теме.

– Чтобы разговаривать с таким автором, не обязательно быть в теме.

– Это почему?

– У меня сложилось впечатление, что ей все равно. Ей не нужно внимание. Ей хочется, чтобы ее оставили в покое. Она имеет на это право.

– Конечно, конечно… – согласилась я.

Разговор зашел в тупик. О каком расследовании можно говорить, если речь идет о праве автора на молчание.

«Ну и что делать? Рассказывать все как есть? Или врать, что знаю об издательстве, но никогда с ним не сотрудничала?!» – Я пыталась выиграть время – не хотелось, чтобы разговор закончился.

– И все же, зачем вам это? – спросил Поспелов, с интересом глядя на меня.

– Не знаю. – Я пожала плечами. – Знаете, женщинам иногда хочется черт знает чего! Они и объяснить толком не могут, зачем и почему они интересуются тем, на что еще вчера им было наплевать. Это необъяснимо, как необъяснимо желание съесть огромную плитку шоколада, забыв о диетах и размере талии. Думаю, что мужчины тоже подвержены этим слабостям – желать странного, невозможного, необъяснимого и порой глупого. Но мужчины сдержаннее – они помалкивают об этом.

Поспелов рассмеялся:

– Наверное, вы правы. Невозможно объяснить все.

Глава 15 Все виды счастья

Я не любила Новый год. И эта нелюбовь шла из прошлого, когда праздничные дни почти ничем не отличались от будней. И те и другие были пьяные и шумные. Новый год в нашем доме отмечали только мы с Лидой. Конечно, пока еще у родителей была работа, нам наряжали елку, дарили подарки, накрывали стол. Но это прекратилось очень быстро, и Новый год, как и другие праздничные дни, как и каникулы, мы с сестрой проводили в нашей комнате. Вместо елки – еловые ветки. Игрушки Лида вязала – они получались смешными и трогательными. Мы что-то готовили, часть оставляли на кухне родителям, часть расставляли на моем письменном столе, который накрывали скатертью. После боя курантов, когда начинался новогодний «Огонек» и концерт, в комнате становилось уютнее. И я даже помню умиление, с которым воспринимала знакомую обстановку. «Вот и еще один год прошел! – думала я. – И новый может оказаться очень счастливым и удачным!»

Что я имела в виду под счастьем и удачей тогда, я и сама не знала. Хотя прежде всего я думала о родителях. Думала о том, что наша квартира должна из запущенной и грязной превратиться в чистую и уютную. Думала об отце с матерью, которые возьмутся за ум, разгонят всех своих собутыльников, превративших дом в ночлежку. Я мечтала о том, что они найдут себе работу и вспомнят о нас, своих дочерях. Впрочем, в моих мечтах родители были, скорее, объектом моего внимания, чем теми, кто это внимание должен уделять нам. В мечтах именно я была тем человеком, той силой, которая меняла нашу жизнь.

Когда мы переехали в Москву, Новый год по-прежнему остался грустным праздником. Причины были те же – мы были здесь, отец и мать – там. И все так же мы не в силах были изменить их жизнь. Съездив к ним однажды, мы смогли остановиться у них лишь на сутки – вечером первого января мы вернулись в Москву. За все время, пока мы тогда гостили у них, мы перебросились с ними парой фраз – к обеду тридцать первого они уже были настолько пьяны, что не могли разговаривать. В дальнейшем мы праздник проводили в Москве. Когда Лида вышла замуж, они с мужем меня почти насильно увозили к себе, чтобы я не грустила в одиночестве. Но ни сестра, ни Игорь не могли понять мою любовь к одиночеству и мое желание лечь спать сразу после боя курантов. Конечно, я иногда поддавалась всеобщему лихорадочному настроению, пронизанному предвкушением неожиданного счастья. Конечно, в конце концов я бегала по магазинам, покупала подарки и украшала квартиру. Но это было недолго и все равно сочеталось с тревожными мыслями о том, что в моей жизни что-то не так. Именно разглядывая красивую оберточную бумагу или выбирая гирлянду, я думала о том, что в моей жизни сейчас есть все, кроме одного. Того, что по-настоящему бы меня увлекало. Именно в новогодние дни у меня появилось ощущение, что я занимаюсь не своим делом. Что живу просто под давлением обстоятельств. Причем соображение, что большая часть людей живет точно так же, меня не успокаивало.

– Тебе надо выйти замуж, – сказала мне как-то сестра, когда я поделилась с ней «новогодними» переживаниями. – Тебе нужен человек, который стал бы частью твоей жизни.

– У меня есть такой человек – это ты, – отшутилась я.

– Настя, ты отлично понимаешь, о чем я.

Я понимала, но то ли мои требования к потенциальному избраннику были слишком высоки, то ли темпераментом своим я приближалась к холоднокровным, то ли лень-матушка мешала мне быть внимательней к мужчинам, которые меня окружали. К тому же у меня появились черты закоренелой старой девы – свой, неукоснительно выполняемый распорядок дня, который не нарушался ни под каким предлогом и который не могли изменить ни друзья, ни близкие. Любовь к вечернему одиночеству – расслабленному и «закованному» в ритуалы: чашка зеленого чая, приятный фильм, хорошая книга, расслабляющая гимнастика и сон в строго определенное время. Одним словом, жизненный панцирь становился все крепче, заковывая меня в условности все больше и больше.

Сейчас приближающийся Новый год меня раздражал – по моему мнению, мы катастрофически не успевали подготовиться к показу. Лида и Димка уверяли, что все идет по плану, но я считала, что нам необходим хоть какой-то задел по времени, на случай непредвиденных осложнений. Более того, по-прежнему не было ткани для свадебного платья. Я делала вид, что ничего страшного не происходит, что можно запросто заменить его чем-то другим, но Лида упрямо стояла на своем – ей нужна была только эта ткань или, на крайний случай, похожая. Предстоящие новогодние выходные меня огорчали своей праздностью и тем, что сотрудников заставить выйти на работу в эти дни почти невозможно.

– А что ты хочешь?! Я бы тоже не вышла. Вот у меня двое детей – куда бы я их дела на каникулы?

– Отец может посидеть, – парировала я. – А ты бы поработала.

Так или иначе, вся суета лишь добавляла мне головной боли. И в разгар этого всеобщего сумасшествия позвонил Поспелов.

– С наступающим, – произнес он, сам не понимая, насколько неуместны были его поздравления.

– Спасибо. Но лучше бы этот праздник наступил позднее, – ответила я.

– Господь с вами, как так можно говорить! – воскликнул Поспелов.

– Запросто. Дел у нас по горло, а тут еще и Новый год.

– Понятно, но советую не спорить с природой.

– Я и не спорю.

– Вот и отлично. Анастасия, я бы вас хотел пригласить на обед.

– Когда?

– Давайте послезавтра?

– Послезавтра у нас двадцать восьмое декабря.

– Совершенно верно.

– А что за повод? – осторожно спросила я. – Может, имеет смысл подарок приготовить.

– Приготовьте. Я люблю подарки, – последовал довольно-таки нахальный ответ.

– Я подумаю.

– Договорились, я за вами заеду.

– Не надо. Вы скажите, куда приехать, я найду.

– Как хотите, – быстро согласился Поспелов, и я тут же, противореча себе, разозлилась: я отнесла Поспелова к ленивым и не галантным мужчинам, хотя меньше минуты назад сама отказалась от его проявления внимания.

– Или заезжайте… не знаю, я не пойму, как мне удобнее, – глупо поправилась я.

Поспелов рассмеялся:

– Позвоню завтра вечером, и вы мне скажете свое решение. Буду ждать.

Он так быстро повесил трубку, что я не успела ничего сказать.

До ресторана я добралась по сугробам – такси поймать было невозможно, улицы замело новогодним подарком – снегом. Весь декабрь стояла сухая, достаточно теплая погода, осадков не было.

– Ну, идеальная зима! Женщины в шикарных шубах и лодочках! – радовался Димка, поглядывая в окно. Он терпеть не мог московской слякоти и ту обувь, которую приходилось носить: – Как только представишь себе, что в Лондоне зимой плюс пять, так сразу документы на выезд подавать хочется.

– Это не патриотично, – одергивала Лида.

– Я шучу! Лучше Москвы города нет, – соглашался Димка, – поверьте мне, старому путешественнику.

Мы ему верили, ведь Димка был везде.

Входя в ресторан, я мысленно соглашалась с Димкой: иногда хочется из снежной Москвы перенестись куда-нибудь, где зимой тепло и сухо. От моей и так скромной прически ничего не осталось. Волосы от влажного воздуха превратились в кудряшки, которые теперь выбивались из пучка. Ноги я не промочила, но мои сапоги были испачканы тем, что обычно скапливается на московских обочинах – смесью грязного снега, реагентов и мелкой каменной крошки.

– Я же говорил, что надо ехать на машине, – сказал Поспелов, провожая меня к столику.

– Я и хотела на машине. Но такси заказать оказалось невозможно.

– Новый год, корпоративы, – согласился Поспелов.

– Да, – отозвалась я и вдруг неожиданно для себя предложила: – Давайте чего-нибудь выпьем.

Выпалив эту фразу, я сразу испугалась. Все, что было связано с алкоголем, меня пугало – я боялась дурной наследственности. Но сейчас, добравшись до ресторана, я захотела расслабиться – прогулка по городу у меня отняла все силы. К тому же, собираясь на встречу и перемеривая свои наряды, я вдруг поняла, что немного поправилась и что, даже несмотря на постоянную заботу Лиды о моем внешнем виде – не проходило и месяца без сшитой пары обновок, – я выгляжу провинциально. Этакая тетеха, с широким лицом, щеками, большим пучком волос и в юбке, которая чуть мала, и блузке, которая расходится на груди. Сверху я накинула палантин, отчего стала похожа на молодую бабушку, приглашенную на день рождения внука.

– Вы отлично выглядите. – Поспелов одобрительно оглядел меня. – Гораздо лучше, чем тогда, в редакции.

Я тут же впала в свое любимое состояние – разозлилась, потому что не могла не понять, что Поспелов мне врет.

– Слушайте, что вы мне голову морочите? – Эта фраза была смягчена смешком. – Я выгляжу не лучшим образом. Я выгляжу как заработавшаяся женщина.

– Да? – казалось, Поспелов был искренне удивлен. – А мне показалось, что вы стали такая… такая…

– Какая? Не бойтесь, говорите.

– Шикарная, – выпалил Поспелов.

– А, понятно, – кивнула я. Слово «шикарная» я никогда не считала за комплимент. В этом слове чувствовалось что-то неестественно-преувеличенное.

– Я честно так думаю, – неожиданно произнес Поспелов, и я рассмеялась. – Я не вру. Мы с вами виделись почти пару месяцев назад. Вы были другая.

«Еще бы, я тогда на самолете летала, потеряла половину живого веса!» – подумала я, вспомнив свой самолетный страх. Я хотела было рассказать о том, как тогда все происходило, но тут вокруг нас засуетился официант.

– Я уже все заказал, пока вас ждал. Все очень просто и вкусно. Утка с яблоками, немного салата, ну, десерт сами выберете.

– Отлично. – Я обрадовалась, что не надо будет вступать в длинные обсуждения меню. В еде я была непривередлива, а потому все эти гастрономические ритуалы не очень любила. – Спасибо, что вы это все сделали. У нас больше времени останется для разговоров.

– А вы что, спешите? – изумился Поспелов.

Я задумалась. Спешила ли я? Или это мое обычное желание побыстрей остаться одной? Избавиться от собеседника, потому что я не умею вести долгие разговоры ни о чем, не умею делиться своими проблемами, мыслями. Я умею слушать и сочувствовать, но предпочитаю сразу делать дело – если нужна помощь, сразу спешу ее оказать.

– Вы действительно спешите? Или вы не любите общаться? Или вам неинтересно со мной? – Поспелов вдруг очень конкретно подошел к проблеме, а я смутилась. Скорее всего я была так закомплексована, что мне самой было страшно показаться неинтересной собеседнику. И неожиданно я честно призналась в этом Поспелову.

– Да? – изумился он. – Я никогда не рассматривал в таком ракурсе обычную болтовню. Или просто спокойный душевный разговор. Как же без всего этого? И человека не узнаешь, и не поймешь его… Конечно, поступки и все такое, но даже интонация порой скажет больше, чем поступок.

– Вы правы. Это у меня от застенчивости. От провинциальности.

– Господи, какая глупость! – воскликнул Поспелов, а я вдруг испугалась. Человек, сидящий напротив меня, – журналист. Я уже знала, что он охотно пишет для других изданий и не исключала вероятность того, что содержание этого разговора попадет в прессу. Как говорил Димка: «Количество вареных яиц, съеденных на завтрак, тоже приносит неплохой гонорар!» – намекая на то, что продается любая информация о частной жизни.

– Что вы так себя не цените! И потом, в Москве полно людей не из Москвы! И что?

– Я ценю себя. Только действительно не привыкла к обвальному общению. А здесь это принято. И еще! – Я вдруг набралась нахальства: – Скажите, вы не будете писать о нашей встрече? Ведь цель сегодняшнего разговора – не узнать побольше обо мне, о моей сестре?

– Господи! Простите, а вы не предполагаете, что к вам может быть другой интерес? – Поспелов удивленно развел руками.

И в этот момент я совершила глупость.

– Не знаю. Иногда мне кажется, что нет, не может быть другого интереса.

За столом повисло молчание, обычно бойкий и весьма сообразительный Поспелов не нашелся, что ответить. Пауза была прервана официантом, который очень вовремя подал ту самую утку с яблоками. Я мрачно ковырнула вилкой поджаристую шкурку и наконец произнесла:

– Надеюсь, понятно, что это – шутка.

– Конечно, – с готовностью дернул плечом озадаченный Поспелов. – Я сразу все понял, только боялся рассмеяться.

– Это еще почему?

– Вы суровая.

Я улыбнулась:

– Не суровая. Сдержанная.

– Учту.

Некоторое время мы молча ели – утка была очень вкусной – прямо классическая домашняя утка с соленой жирной корочкой. Яблоки, большие и мягкие, были тоже хороши.

– Я, собственно, вот что хотел сказать, – начал Поспелов осторожно.

– Можно на «ты». Проще будет.

– Отлично! Я что тебе хотел сказать… – попробовал он новую форму обращения. – Да, так лучше. В смысле на «ты» намного удобнее.

– Так, что ты хотел сказать?

– Настя, есть предложение встретить Новый год вместе, в одной компании.

Я чуть не поперхнулась. Этого человека я видела всего третий раз в жизни. Почти ничего о нем не знала, никаких поводов для более близкого знакомства не давала. Что я должна была ответить на его предложение? Нужна ли мне эта гиря в виде целой ночи с незнакомыми людьми? Не проще ли встретиться после Нового года за чашкой кофе?

– Гена, я даже не знаю, что ответить, – мягко произнесла я. – Конечно, спасибо, но праздник семейный. И думаю, что Лида, сестра, потащит меня к себе.

– Не потащит. Я узнавал.

Ого! Когда это он подружился с сестрой?

– Мне Лида не рассказывала об этом, – ответила я спокойно. Пришлось сделать вид, что ничего особенного в разговорах за моей спиной нет.

– Наверное, просто не успела, – пожал плечами Поспелов. – Мои друзья собираются за городом, они снимают коттедж. Я могу заехать за тобой.

Я задумалась. Ехать и напрягаться не очень хотелось. С другой стороны, вдруг во время этого вечера я узнаю от Поспелова что-то такое, о чем специально он не расскажет?! Может, представится случай поговорить о книге – наверняка ее кто-то еще читал. И потом, может, имеет смысл наконец выйти за пределы своего узкого круга знакомых. Может, имеет смысл дополнить привычное окружение людьми новыми?

– Сегодня двадцать восьмое. Надеюсь, до тридцать первого я не передумаю. Во сколько нужно быть готовой?

– Часов в восемь. К девяти будем на месте. Я рад, что ты согласилась. Тем более что есть шанс увидеться с этой Монк.

– С ней?! – Я чуть не подавилась от неожиданности.

– Да, если она тоже не передумает. Во всяком случае, будем надеяться.

– Как тебе это удалось?! Как удалось с ней договориться?!

– Случайно, просто так сложились обстоятельства. Только не настраивайся, она может еще сто раз передумать.

Как бы я ни была строга с подчиненными, предстоящие праздники уже вскружили им головы, и никто работать не хотел. Семейные мужчины закупали елки, одинокие рассматривали записные книжки и соображали, кого можно пригласить на праздник. И те и другие делали запасы спиртного. Подарочная лихорадка наконец скосила и руководство. Лида паковала яркие пакеты, где были сувениры для сотрудников. Димка развозил по офисам партнеров и клиентов праздничные корзины с дорогим шампанским и шоколадом. Я же обзванивала конкурентов, коллег и поставщиков. Еще мы распорядились установить в фойе елку и повесить гирлянды. О показе моделей теперь уже никто не вспоминал.

– Настя, давай решим, когда поедем к родителям. – Лида наконец закончила готовить поздравления для коллектива.

– Ну, числа третьего. Нормально будет?

– Да, думаю, да. – Лида кивнула, а потом спросила: – Ты с Геной Поспеловым идешь в гости?

– Он уже Гена?

– А как его звать? Колей?

– Какой-то он прыткий!

– Настя, ты сама его нашла. Димка с ним был знаком и раньше. Идея о том, чтобы он сделал о нас статью, – ваша с Димой идея. Не его. Вы Поспелова завлекали рассказами о том, какие мы крутые. Человек согласился, отлично выполнил работу. Он, кстати, очень дотошный и внимательный. Он – не халтурщик. И выбрал отличную форму для подачи информации.

В этом я не могла не согласиться с Лидой. Поспелов, когда писал материал, прибег к удобной форме «личного опыта». Он рассказал о нас от лица человека, которому надо заказать свадебный костюм для себя и свадебное платье для невесты. Дальше он уже подробно говорил о том, что мы вообще шьем. Статья получилась очень живая, с элементами детектива, что он остроумно увязал все с тем же английским стилем. После выхода материала нам оборвали телефон. Звонили и конкуренты, и сочувствующие, и заказчики. Самым удивительным был звонок от Мурашовой. Наша секретарь, прежде чем соединить меня с ней, прошептала в трубку:

– Анастасия Павловна, очень строгая дама.

Секретарь Наташа спутала понятия «строгая» и «властная». Разговор с моей бывшей начальницей был коротким. Она поздравила меня с «модным почином» и заметила, что всегда считала, что я далеко пойду. «Слишком жирно было вас посылать за кока-колой для моделей!» – повторила она свою фразу, а мне стало приятно, что она помнит обстоятельства моего поступления в ее Дом моды.

– «Где Сюзи Менкес, а где мы!» – в свою очередь, процитировала я ее.

Она рассмеялась, и мы одновременно положили трубки. Несмотря на противоречивые воспоминания о том времени, звонку Мурашовой я была рада. И в том, что она вспомнила о нас, безусловно, была заслуга Поспелова. Таким образом, Лида была права, этот человек уже не был случайным для нас. А если к этому добавить мой интерес к Анне Монк, то выходило, что связь была более крепкая, чем могло показаться на первый взгляд.

Сейчас мне надо было ответить Лиде, а заодно и себе, о моих планах на Новый год.

– Думаю, тебе можно съездить. Тем более Димка говорит, что там соберутся люди интересные. И полезные для нас.

– Ну, если говорит Димка! И если – полезные для нас! – протянула я.

– Ладно тебе. Хватит дома сидеть. А третьего навестим наших. Я уже маме платье закончила.

В каждый свой приезд Лида упрямо привозила матери новый наряд. Она шила его, невзирая на то что родители, скорее всего, продавали все хорошее, что попадало к ним в дом. Во всяком случае, в их шкафу наших подарков мы не находили.

– И тебе тоже кое-что сделала. – Лида скорчила мордочку.

– Лида, я поправилась! На меня ничего не надо шить. Я после праздников сяду на диету!

– Кто же спорит – сядешь! – невозмутимо согласилась Лида. – Но пока не села же!

У меня вдруг что-то екнуло внутри: «Как хорошо, когда Новый год! Подарки! Господи, да что случится за эти несколько дней?! Ничего не случится! Отдохнем как следует и все наверстаем! А Лидочка моя, какая славная. Оказывается, что-то сшила тайно!..»

– И мне теперь ждать до Нового года или ты теперь покажешь?!

– Конечно, покажу! Ты же должна выбрать, в чем в гости поедешь!

– Лида, я буду за городом. Мне нужны будут валенки и теплый свитер!

– Значит, я угадала! – Лида на несколько минут исчезла и вернулась с большим пакетом.

– Вот! Это тебе!

Я вытащила большой мохнатый сверток. Развернув, я ахнула. Из тонкого чуть ворсистого трикотажа было сшито платье. С длинными рукавами, с воротником «хомут», оно было в меру узким, в меру длинным. Но самым удивительным был цвет – серый, почти белый.

– Какое уютное! – Я приложила ткань к щеке.

– Да, это специально тебе. Сначала будешь в нарядном, том зеленом. А потом переоденешься. И будет тепло и к месту. А еще к твоим глазам серым оно подходит.

– Спасибо! – Я поцеловала сестру и тоже вручила пакет, который дожидался своего часа под столом.

– Что это?

– Тоже очень теплая вещь. – Я улыбнулась.

– Кардиган! Да как сделан! – Лида накинула на себя темно-синий мохер.

– Тебе – здорово!

Моя сестра вдруг превратилась в стильную, богемного вида девицу. Я, к своему удивлению, правильно все рассчитала, а наши закройщица и портниха отлично сработали.

– Настя, кто придумал фасон?

– Ну, немного я. Олимпиада дополнила.

– Правильно мы ее взяли на работу, – удовлетворенно заметила Лида. – А тебе спасибо! Вещь очень красивая.

– И теплая!

– И стильная!

Лида вдруг покраснела:

– Насть, мне так страшно иногда…

Я уставилась на сестру:

– Почему?

– Знаешь, у нас так все хорошо… Понимаешь, даже не верится, что так хорошо. Нет, вернее, все нормально… Понимаешь, как мы ни спланируем, у нас вроде бы все получается. И мне страшно, что однажды это все может рухнуть…

– И что? – Я внимательно посмотрела на сестру.

– Страшно оказаться там, где мы были.

– Страшно. Но не смертельно. Такое случается. Очень часто.

– Вот я не хочу, чтобы это случилось.

– От нас это не зависит. Это может произойти по разным причинам, которые от нас не зависят.

– Настя, хорошо, что у меня дети.

– Хорошо, конечно.

– Да, нас стало больше. В нашей семье – нас стало больше. Теперь мы с тобой не одни.

Я посмотрела на Лиду и поняла, что все это время сестра жила в диком напряжении. Она боялась сделать ошибку, боялась не оправдать мои и свои надежды. Она поставила на карту все, что было у нее – талант, умение, трудолюбие, силу духа, волю. И теперь боялась, что этого всего может быть недостаточно.

– Лида, моя маленькая, – я подошла к ней и погладила по голове, – брось ты эти мысли. Новый год, радоваться надо. А ты волнуешься из-за чего-то, что, может, никогда и не произойдет.

Сестра всхлипнула, засопела и принялась плакать. Мне это очень напомнило наше детство.

– Ну, глупая, перестань! – Я чувствовала, что сама сейчас зарыдаю.

– Не могу, – пожаловалась Лида сквозь слезы. – Не могу. И потом, почему ты не хочешь замуж выйти? Что ты все одна и одна?

От неожиданности я чихнула.

Поспелов заехал за мной ровно в восемь. Что примечательно, он мне накануне не звонил, словно передумать я не могла. Он сбросил мне смс, в котором лаконично извещал: «Буду в восемь, адрес знаю». Я решила не обращать внимания на самонадеянность – в конце концов, все равно бы я ничего уже не отменила. Я настроилась на праздник в кругу чужих, а запасной вариант у меня был в телефоне – если бы мне что-то не понравилось, я бы на такси уехала к сестре.

– Отлично выглядишь, – одобрительно отозвался Поспелов, когда я устроилась в машине. – Только что там такое тяжелое в сумке? Я еле ее поднял?

– У тебя в багажнике чисто? – проигнорировала я его вопрос. – Эта сумка мне дорога. Я с ней в первую деловую поездку ездила.

– Крутая сумка, – одобрительно отозвался Поспелов. – Денег много стоит.

– Дело не в стоимости, а в везении. В удачливости, – откликнулась я, в который раз мысленно благодаря нашего Димку за помощь в подборе экипировки.

– Не волнуйся, багажник чистый. И радует, что с нами такая счастливая вещь. Значит, Новый год встретим как надо.

– Слушай, я никогда на этот праздник не ездила за город. Обычно мы собирались у Лиды дома. Непривычно как-то.

– На природе хорошо, коттедж большой и уютный. Людей будет не очень много – кроме нас еще четыре пары.

– Десять человек – не так мало! Я никого не знаю.

– Не волнуйся. Они между собой тоже не все знакомы. Пока елку украсим во дворе, пока ужин накроем, пока камин растопим – вот все и перезнакомимся.

– Слушай, а надо было продукты брать?! Что же ты не сказал мне?

– Продукты уже все там, на месте. Осталось их нарезать и в духовку засунуть. Ну, что надо, конечно… Разберетесь, думаю.

За Кольцевую мы выскочили быстро. Где-то в глубине души у меня было волнение – ехала я в незнакомое место, к незнакомым людям. Я все-таки привыкла быть одна, и сейчас соседство Поспелова меня несколько смущало. Я считала своим долгом поддерживать беседу, в то время как хотелось просто молча смотреть за окно, в темноту леса, который окружал дорогу.

– Хочешь, поспи. – Поспелов вел машину уверенно и вместе с тем бережно. – Ехать не очень долго, а ночь предстоит долгая.

– Нет, спать не хочется. В машине хорошо – уютно.

– Да, – согласно кивнул Поспелов. – Машина – второй дом. А дом должен быть приятным и уютным. Ты водишь машину?

– Нет. Даже как-то не планировала учиться.

– Зря, дело хорошее.

– Ну, может быть, когда-нибудь… Хотя я себя не представляю в роли водителя.

– Почему? Это не сложно. Хочешь попробовать?

– Это как?

– Очень просто – посажу тебя за руль и объясню, что делать.

– Страшно. – Я рассмеялась. – И твою машину жаль.

– Во-первых, не страшно. Во-вторых, ты с машиной ничего не сделаешь. Там, куда мы едем, есть большая площадка, вот на ней и попробуем.

– Ты уже был в том месте? – Вопрос я задала бездумно, но вдруг почувствовала, что прозвучал он как-то двусмысленно.

– Был, мы снимали его для маминого дня рождения. Тогда все родственники собрались, дома места не хватило. Решили отмечать за городом.

– А этот дом кому принадлежит?

– Моим друзьям. Они его построили для себя, а потом внезапно развелись и теперь сдают в аренду. Деньги делят поровну.

– Разумно.

– Как сказать. Представляешь, они мечтали о жизни за городом. Потом работали как волы. Потом копили. Потом продали дачи родителей. Наконец, купили участок и начали строительство. Строили пару лет. Как только закончили – подали на развод.

– Как же это?

– Они и сами не заметили – как.

– Так не может быть. Должно же было быть что-то, что привело к этому?!

– Не знаю. Они не ссорились. Никто не был замечен в изменах. О таких вещах обязательно узнают друзья. Одним словом, без видимых причин.

Я молчала. Мне казалось такое поведение двух людей странно-глупым. Ведь они любили друг друга. Если любили, конечно.

– А может – не любили? – задала я вслух вопрос сама себе и заодно Поспелову.

Тот пожал плечами:

– Кто знает. Выглядели они влюбленными. И вели себя внимательно по отношению друг к другу.

– Может, у них был альянс? Деловой.

– Брось. Я был на свадьбе. У них была любовь.

– Значит, потеряли по дороге. – Я улыбнулась.

– Не дай бог такое!

В голосе Поспелова послышалась неподдельная тревога. Мне это показалось удивительным.

– Да, – согласилась я, – не дай бог. Тем более, когда семейная пара построила такой дом!

Наша машина остановилась у ворот огромного ярко освещенного дома. Поспелов выскочил на мороз, нажал кнопку у ворот и опять заскочил в машину.

– Холодно! Мороз крепкий. Как и полагается под Новый год. Будто по заказу.

– Простудишься. – Я неожиданно заботливо протянула ему свой шарф.

– Уже приехали.

Я вышла из машины, которую пришлось оставить почти у ворот – остальные гости уже приехали – четыре машины гуськом стояли на дорожке у гаража. Участок был маленький, а дом большой. Он был из светлого кирпича, с большими окнами, черепичной крышей и смешным флюгером на коньке. В окнах светились гирлянды, у входной двери висел тулуп Деда Мороза.

– Что это значит? – Я указала на тулуп.

– Уже, значит, в гости пришел… Дед Мороз и Новый год!

Поспелов выгружал из багажника наши вещи и множество коробок. В это время открылась дверь, и на пороге появилась девица лет двадцати пяти. Лицо у нее было небесной красоты, о чем девица, судя по всему, прекрасно знала.

– Гена, дорогой, ты огурцы купил?

– Это вместо «здрасте»? – Поспелов повернулся ко мне. – Анастасия, знакомься – это Нина. Девушка строгая, требовательная и занудная. Она мне о маринованных огурцах твердит уже вторые сутки.

– Приятно познакомиться. – Девушка кивнула мне, подбежала к коробкам и стала в них копаться. – Ну и где?

– Что, нет? – Поспелов чертыхнулся про себя.

– Нет. Ты забыл их купить!

– Да, нет же. Я покупал.

– Значит, в магазине оставил. – Нина повернулась ко мне. – Анастасия, имейте в виду, таким рассеянным мужчинам доверять нельзя. Пойдемте, я спасу вас от него.

Девушка подхватила меня под руку и почти насильно повела в дом. Я оглянулась на Поспелова, но он только махнул мне рукой. Я поняла, что, уйдя вместе с этой красивой Ниной, я окажу ему услугу – огурцы он действительно забыл купить.

В доме было прохладно – это я ощутила сразу.

– Да, зябко. Отопление включено, но дом остыл. Будем надеяться, что к двенадцати можно будет в декольтированные наряды облачиться.

Я покачала головой:

– До двенадцати осталось всего два с половиной часа. Вряд ли дом прогреется до этого времени.

– Тогда – валенки! У вас есть валенки?

– Нет, зато у меня есть теплое платье.

– Вот и переодевайтесь, пойдемте, я вас познакомлю со всеми и покажу вашу комнату. Тут с этим все нормально – у каждого свои «апартаменты».

Мы поднялись на третий этаж, попутно здороваясь с остальными гостями.

– Это Настя, девушка Поспелова, – поясняла, к моему огромному смущению, Нина. Нина и сама понимала, что ведет себя немного бестактно, но она относилась к категории тех красивых людей, которые свою внешность считают достаточным основаниям для бесцеремонности.

– Я – не его девушка. Я сама по себе, – поправила я Нину, когда мы остались наедине.

– Ну, понятное дело. – Она пожала плечами. – Я о том и говорю. Вот ваша комната.

– Спасибо. Я сейчас приведу себя в порядок и спущусь вам помогать.

– Валяйте. – Нина, даже не прикрыв за собой дверь, шумно сбежала по лестнице.

Я села на кровать и оглядела комнату. Она была маленькой и очень милой. На обычном сосновом комоде стоял большой старый таз с кувшином – обычный комплект для умывания в стародавние времена. Также имелись зеркало, шкаф, коврик на деревянном полу. Через приоткрытую узкую дверь я увидела ванную комнату. «Что ж, если я устану или мне что-то не понравится – я отсижусь здесь. И телевизор есть. Праздничную программу посмотреть можно будет». – Я сидела на кровати, и мне совершенно не хотелось двигаться, не хотелось переодеваться и причесываться, а потом спускаться вниз, чтобы поддерживать разговор. Мне хотелось остаться в этой уютной комнате, забраться под одеяло – тем более что в доме все еще было холодно.

– Вот, извини. – После короткого стука в комнате появился Поспелов и поставил мою сумку. – Я пока там все разгрузил…

– Ничего страшного. Я просто сидела.

– Что с тобой?

– Ничего. Хорошо здесь. – Я улыбнулась. – Так бы здесь и осталась.

На лице Поспелова отразилось замешательство.

– Шучу. – Я поторопилась его успокоить. – Я сейчас спущусь. Только немного утеплюсь.

– Давай. – Он улыбнулся. – Ждем.

«Вот какого черта меня сюда понесло! Ну не получается у меня долго быть на людях. Так что ж дома-то не сидится?!» – в который раз подумала я и со вздохом раскрыла сумку. Ежась от холода, я мысленно поблагодарила Лиду за ее такой своевременный и теплый подарок. Это серое платье из тонкого трикотажа было очень уместно в загородном доме, а на ноги я надела черные замшевые сапожки без каблука. «Хорошо, что я их прихватила! Самый раз при такой температуре!» Глянув на себя в зеркало, я осталась довольна – вид у меня был уютный и элегантный.

– Анастасия, вы, наверное, знали, что здесь будет холодно? – Нина несколько завистливо оглядела меня.

– Нет, я взяла вещи, которые всегда уместны за городом.

– Да, очень хорошо! – Поспелов улыбался мне одобрительно.

«Я и без тебя знаю!» – неожиданно зло ответила я ему мысленно.

До Нового года оставалось как раз столько времени, чтобы быстро украсить елку и накрыть на стол.

– Что делать? – бодро осведомилась я, и мне тут же вручили нож, разделочную доску и салатник.

– Салат. С красной рыбой.

Я повязала полотенце вместо передника и принялась за работу.

Самое удобное для знакомства занятие – это приготовление пищи. Оно и сближает, и примиряет, делает отношения теплее и придает всему определенный смысл. У всех, кто совместно готовит, всегда есть цель – застолье. Чем ближе к цели, тем задушевнее обстановка.

Нарезая правильными кубиками картофель, я поглядывала на Поспелова, который подключился к мужской части общества и одновременно пытался развесить остатки гирлянд, расставить спиртное и сварить глинтвейн. В результате все усилия были сконцентрированы на последнем. И очень скоро в комнате запахло апельсином, корицей и гвоздикой.

– Попробуй. – Мне подали большую кружку глинтвейна.

Я сделала глоток и почувствовала, что в этом доме не просто холодно, а очень холодно. Горячий напиток словно подчеркнул, насколько замерзли у меня нос и руки.

– Слушайте, а теплее не становится. – Выпив всю кружку, я почувствовала, как у меня загорелись щеки.

– Это точно. Сейчас камин разожжем. Отопление, возможно, неисправно. Похоже, в системе что-то случилось.

– Но хозяевам звонить не будем. Что их в Новый год беспокоить? Пусть празднуют, – сказал кто-то, и все с ним согласились.

Только Поспелов промолчал. Он с тревогой смотрел на меня. Вернее, на мой замерзший нос.

– Я тебя не простужу? Меня же и Димка, и Лида слопают!

– Только поэтому опасаешься за мое здоровье?

– Да, нет, почему… – Он смутился.

Камин спас положение отчасти. Температура в доме, конечно, повысилась, но ненамного. Греться у камина было глупо – почти поджаривалась одна сторона тела и охлаждалась другая. Поэтому все решили одеться теплее, а Нина даже рядом с салфеткой положила рукавички.

– В соседстве с хрустальным бокалом особенно хорошо смотрится, – пошутил Поспелов.

Впрочем, бой курантов, крики и фейерверк на улице, запеченное острое мясо, которое вытащили из духовки, – все это согрело, и уже никто не обращал внимания на холод.

Компания, в которую я попала, состояла из двух семейных пар и, включая нас с Поспеловым, трех не семейных. Эти люди знали друг друга достаточно давно. Их объединяли и похожая работа, и общие увлечения, и просто время, на протяжении которого они были вместе. Поспелов не был лидером среди них. Заводилой и этаким «моторчиком» был Артур. Он был громким, резким и несколько бесцеремонным. Нина была его девушкой, и я подумала, что между ними много сходства. Остальных я не могла выделить – все казались приятными и спокойными. Некоторое время все ели и пили, изредка кто-то произносил тосты, но позже, когда все утолили голод и согрелись, начался разговор, который, как мне показалось, был продолжением давнего спора, который велся в этой компании. Я помалкивала. Несмотря на то что читала я много, спорить о литературе, о книгах мне было сложно. И скорее всего оттого, что я смущалась собственной биографии. Кто я – и кто эти люди! Я то кассир в магазине, то сотрудница рекламного агентства, Дома моды Мурашовой… Потом это издательство…

Пока я внимательно слушала, Поспелов сначала громко спорил о публикациях какого-то писателя, потом хвалил статью одного из гостей и неожиданно упомянул меня:

– Вот Настя, например, загорелась познакомиться с этой самой Монк. Она прочла книжку, и ей захотелось узнать, какие побудительные мотивы у таких писателей.

– Господи, зачем вам это! – Артур отреагировал на слова Поспелова так же, как и на все – громко и грубовато.

– Просто интересно. – Я из-за долгого молчания вдруг потеряла голос. – Мне действительно интересно. Бывает, что просто что-то цепляет. Хотя вроде и не должно бы…

– Такую книжку может написать любая женщина, – вступила в разговор Нина. – Любая, у которой были хоть какие-то отношения с мужчиной.

– Или которая наблюдала отношения родителей, – поддержала я.

– Верно. Книга проста и читается легко. В ней важно то, что автор обладает бесспорно определяемым полом. Она – женщина.

– Согласна. – Я вдруг подумала, что Нина права. Доверие возникает, когда все соответствует формальным признакам.

– Господи, да что мы обсуждаем! – Артур опять подал голос. – Какую-то книгу. Прочел – забыл. Хотя лучше не читать.

– Почему? – Меня задели эти слова. – Потому что плохо написано?

– Вовсе нет. – Артур мотнул головой. – Потому что книжка ни о чем. Проблемы там никакой нет. Вернее, она есть, но она стара. И решаема. В силу вечного конфликта между мужчиной и женщиной. Успех этой книжицы – случайность.

Последняя фраза вызвала уже общий шум, и женская половина солидарно вступила в спор. Говорили все сразу, не слушая друг друга. Мужчины сидели сначала молча, потом стали обороняться, хотя оборона больше походила на наступление. Я молчала – мне интересно было слушать все, что говорилось: обнажало проблемы той или иной пары. Молодые мужчины и женщины, сами того не подозревая, рассказывали о том, о чем ссорились наедине.

Поспелов вдруг поймал мой взгляд и улыбнулся:

– Так нечестно, – шепнул он мне на ухо.

– Отчего же? Никто же за язык не тянул.

Сейчас я чувствовала себя комфортно – такое времяпрепровождение мне всегда нравилось, да только особенной компании у меня никогда не было. Все на себя принимал бедный Димка. Слушая присутствующих, я вдруг обнаружила, что все, о чем я написала, – это важно, только все стесняются об этом говорить.

– Как я понимаю, книга все же классная?! – неожиданно громко спросила я. – Она обо всех нас. О наших взаимоотношениях. Она правдива. Там нет лжи и фальшивых придумок. И потом неинтересная книга не вызвала бы столько споров.

– Мы спорим не о ней, – зло сказал Артур.

– Мы спорим о том, о чем в ней рассказано. А это уже кое-что. – Я улыбнулась.

– Зайчик, ты так сердишься, потому что твою книжку завернули! – Нина применила запрещенный прием. Но лично я это ей простила – в пылу спора Артур позволял себе весьма резкие реплики в адрес женщин.

– Мою завернули, потому что я не захотел правку вносить. Но я хотя бы написал. Кое-кто вообще ничего сделал.

– А кто еще должен был что-то сделать? – Я с интересом посмотрела на окружающих.

– Генка! – Нина рассмеялась. – Все тоже грозился что-нибудь написать.

– Артур, у тебя времени – вагон. А я служу, между прочим. – Поспелов развел руками. – Мне некогда. У меня газета выходит каждый день. Так что… не хвастайся, тебе все равно нечего делать…

Артур, судя по всему, не любил правды, не любил проигрывать и вообще сходить со своего пьедестала лидера. В ответ на реплику Поспелова он только зло огрызнулся.

Все замолчали – новогодняя ночь внезапно перешла в диспут, который грозил завершиться большой ссорой.

– Давайте пойдем на улицу! Там соседи фейерверки запускают. – Нина с шумом отодвинула стул.

– Я не пойду. Я только что согрелась. Иди с остальными. – Я с ногами уселась на диван и завернулась в плед. – Здесь действительно очень хорошо и удобно. Жаль, что в этом доме никто не живет. Хороший дом. Добрый.

– С чего ты взяла?

– Не знаю. Мне так кажется. Такая трогательная детская на втором этаже, рядом с большой спальней.

– Почему ты думаешь, что это детская? Может, гардеробная?

– С двумя большими окнами? – Я рассмеялась. – Нет, это детская.

Поспелов замолчал.

– Я всегда думал об этом доме, как о месте, которое так и не посетило счастье, – наконец произнес он.

– И тем не менее. Я вообще заметила, что видов счастья много. И не надо ждать того самого, которое, как нам кажется, будет настоящим. Вполне может быть, что тебе достанется маленькое, еле заметное, куцее, но все равно счастье.

– И ты бы согласилась на «куцее»?

– Меня бы никто не спрашивал. Я бы просто поняла, что это оно. Хоть оно бы и совсем не походило на мои представления о нем.

– Ты – борец. – Поспелов улыбнулся.

– Нет, я – та, которая ждет своего часа. – Только выпитое за этим столом, сподвигло меня на эти слова.

– Что ты имеешь в виду?

– Я свою жизнь откладываю на потом. «Потом» – когда дам образование сестре. «Потом» – когда заработаем денег. Потом – когда откроем свое дело. «Потом» – когда разовьем свое дело. И так до бесконечности…

– И сейчас так?

– И сейчас так.

– А что же хочется?

Я посмотрела на Поспелова:

– Сладкого. Конфет. Или тортика.

Поспелов мгновение молчал, потом встрепенулся:

– Есть, есть сладкое! Сейчас сделаю тебе чай!

Спать я пошла под утро, когда за столом оставалось совсем немного людей. Нина с Артуром, переругиваясь, съели по куску торта и, обнявшись, поднялись на второй этаж. Остальные исчезли незаметно. За окном забрезжило утро, и я почувствовала, что глаза слипаются.

– Я ухожу, – повернулась я к Поспелову. – Иначе просплю весь наступивший год.

– Год – не надо. А день можно. Выходной же. – Он улыбнулся. – Спи на здоровье!

– А как же Монк?

– Ну, надо будет сначала до нее дозвониться.

– И все равно.

– Пойдем, провожу.

Мы поднялись на третий этаж, перед моей дверью Поспелов обнял меня за плечи.

– Я перетащу свое одеяло к тебе? Нам будет теплее…

– Пусть твое одеяло ночует там, где ему положено.

Поспелов как-то несолидно хихикнул и втолкнул меня в комнату.

Я наблюдала, как он пытается меня обнять, и думала о том, что очень смешно и неловко объяснять ему, уже проникшему в мою комнату, что имела в виду не только одеяло, но и его самого. «Ну, что теперь делать?! – думала я, отвечая на его поцелуй. – Оттолкнуть и еще раз объяснить? Или перестать быть занудой. Он же приятный, и я ему нравлюсь». – Остаток мыслей куда-то делся. Поспелов целовал меня и обнимал все крепче и крепче…

– Настя! Ты сошла с ума!

Лида бегала по комнате, словно курица из мультфильма. Сходство добавляла длинная теплая юбка в черно-белый зигзаг. «Точно, пеструшка! Курица-пеструшка», – думала я, наблюдая за сестрой. На душе у меня было замечательно – наконец-то в моей жизни случилось хоть что-то личное. Простая мысль, что я теперь имею право на свидание, на прогул, на исчезновение без объяснений, придала мне силы и уверенности в себе. А самое главное – подняла дух. Я совсем не переживала по поводу скоротечного романа, или, как только что выразилась Лида, «скороспелой связи». Ничего предосудительного в наших отношениях я не видела – мы были взрослыми, самостоятельными людьми без личных обязательств. Мы нашим выбором никого не сделали несчастным. Все, что нам предстояло или не предстояло пережить, – это уже только наше дело.

– Ты понимаешь, что вы едва знакомы! – Лида сделала круглые глаза.

– Ну уж так ли едва. Мы виделись раз пять. И Димка рекомендовал его самым лучшим образом. Он-то его знает давно.

Лида не заметила иронии в моем ответе.

– Настя, тебе надо выйти замуж! Понимаешь, тебе нужна семья. А с Поспеловым ты в лучшем случае будешь иметь связь, которая затянет тебя, отвлечет от серьезных отношений. Настя, ты моя старшая сестра!

– Ты намекаешь на возраст? Зря. Я никуда не спешу. И больше всего не хочу, чтобы мне действовали на нервы вечным напоминанием о том, что уходит время. Никуда оно не уходит, понимаешь? Оно движется в сторону перемен. И я этих перемен дождалась.

– Ты говоришь глупости! Ты сама понимаешь, что говоришь глупости! Время, перемены – набор каких-то слов. Настя, ты поспешила.

– Лида, откуда ты знаешь, что поспешила. – Я вдруг почувствовала злость. – Откуда ты это взяла? С чего ты взяла, что я должна что-то высиживать и выжидать. Что я должна взвешивать и просчитывать. Ты не боишься, что у меня на это вся жизнь уйдет? Она уже ушла на массу вещей, которые мне не по нраву, которые не доставляют мне никакого удовольствия. Но ты ни разу не слышала от меня жалоб…

– Слышала…

– И что? Может, я и пожаловаться не имею права? Мне кажется, что все привыкли видеть меня «на посту». Как вечного часового, без которого пейзаж уже не тот. А я устала. Устала быть во всеоружии. Я устала быть одна. Я устала подстраивать свою жизнь под всех и под различные обстоятельства. Я уже отдала все мыслимые долги. Я хочу жить своей жизнью.

Лида молча слушала меня. Переведя дух, я продолжила:

– Лида, ты очень жесткая. Очень. Ты, когда требовала от меня уйти к Мурашовой, даже не подумала о том, что для меня значила эта перемена. Ты не представляла, как тяжело мне это далось. Между тем ты жила той жизнью, которая тебе удобна. Ты захотела замуж – вышла! Ты решила родить – родила. Ты решила воспитывать детей дома – сидела дома. А ведь я могла тебе сказать: «Дорогая, у нас есть дело, и оно важнее всего! Давай ты потом займешься личной жизнью!» Но почему-то я так не говорила.

– Настя, ты не имеешь права…

– Имею! Имею право и на эти слова, и на не согласованные с тобой поступки, и на личную жизнь, и на дело, которое мне нравится больше, чем бухгалтерия швейного производства. Я имею право на все это!

– Мы же не об этом сейчас. Я же волнуюсь, что ты этого человека почти не знаешь!

– И что? Это же я его не знаю! И поэтому не стоит волноваться. Я разберусь, если понадобится.

Я вышла из кабинета сестры и наткнулась на Димку.

– Настя, нас ждут в оргкомитете Недели моды. Собирайся.

– Не поеду. У меня другие дела.

– Ты с ума сошла! Какие могут быть дела сейчас?!

Я резко повернулась на каблуках:

– Личные. Абсолютно личные! Поезжай один.

Войдя в свой кабинет, я хлопнула дверью.

Этот разговор с сестрой должен был когда-нибудь состояться. История с Поспеловым лишь поторопила события. Но те рамки, в которые я сама себя втиснула, рано или поздно я же сама и должна была раздвинуть. И, как я и предполагала, именно Лиде это было неугодно. Мое одиночество, моя вечная готовность жертвовать во имя семьи и дела была ей удобна. Она привыкла к тому, что жертвую я, что уступаю я, что самое тяжелое на моих плечах. И кто бы ни был на месте Поспелова, сестре бы он не понравился.

Я сидела, утонув в кожаном кресле, и не могла пошевелиться. Вся моя радость от случившихся перемен, от такого приятного и будоражащего Нового года улетучилась. На смену ей пришло раздражение, раскаяние и усталость. Теперь, после разговора с сестрой, все происходящее в новогоднюю ночь показалось пошлым и ненужным. Поспелов внезапно стал дешевым фатом, я себе стала казаться неразборчивой одинокой теткой. Наблюдая в окно за падающим снегом, я думала о том, что нечего было обижать сестру, что у меня есть долг перед семьей и что по большому счету Лида права. Ни к чему хорошему отношения с Поспеловым не приведут. Они вообще ни к чему не приведут.

Я посмотрела на часы – скорее всего Димка уже уехал один. Лида наверняка рыдает в своем кабинете. И только один Поспелов еще не знает, что никакой встречи сегодня у нас не будет.

Я еще немного посидела и занялась делами – за время новогодних праздников у меня скопилась куча бумаг.

Счастье, которое может быть таким разным, по всей видимости, до меня еще не добралось.

Глава 16 И опять свадебное платье!

Прошло две недели.

– Что с вами происходит! Так работать невозможно! Вы или помиритесь, или обе перестаньте ходить на работу. Времени очень мало, а с вами простейшие вопросы согласовать нельзя. – Димка стоял в моем кабинете и, что делал только в исключительных случаях, возмущенно размахивал руками. – Ты знаешь, сколько до показа осталось?!

Я посмотрела на календарь. Двадцатое февраля. Год начался стремительно и теперь даже не пытался притормозить. Наоборот, разгонялся пуще прежнего. Во всяком случае, мне так казалось.

– Дима, когда я вас торопила, вы не очень спешили! Теперь же я виноватой стала! Пусть теперь кто-нибудь из вас порулит!

Я огрызалась от злости и упрямства, которые вдруг волной накрыли меня. С Лидой мы не разговаривали, и это была первая в нашей с ней жизни ссора. Даже в далеком детстве мы умели договориться. Впрочем, иногда мне казалось, что это я просто умела уступать.

– Настя, что случилось? Может, я помогу чем-то? – спросил Димка.

Что я могла сказать Димке? Что впервые за долгое время мне понравился мужчина? Что мне с ним было интересно? Что я вдруг отчетливо почувствовала женское одиночество и обрадовалась теплу другого человека? Но вряд ли я могла бы объяснить, что скорее всего все это время я притворялась независимой и любящей тишину пустой квартиры, прогулки наедине с собой и вечера без собеседника напротив. И я не могла ему объяснить, что случившееся обозначало или конец добровольной изоляции, или то, что предыдущая жизнь была притворством.

– Настя, давай, говори! И позвони Поспелову, я не знаю, что там у вас произошло, но человек просто места себе не находит.

Я молчала. Я не знала, что сказать. Димка, устроившийся в кресле, смотрел на меня так, словно я была его нерадивой дочерью.

– Не волнуйся. Все будет нормально.

– Ты о чем? О показе или о Поспелове?

– Обо всем. Дим, не трогай меня. Лида дуется, ты пристаешь.

– Я не пристаю. Я пришел сказать, что все образцы тканей у нас на складе.

– Дим, какой ты молодец! Извини, я что-то совсем расклеилась.

– Ты не расклеилась, ты пытаешься вести себя так, как тебе совсем не хочется себя вести. И это твоя ошибка. Лида успокоится. Она немного эгоистична, как все младшие дети. Ты же должна думать о себе. – Димка встал: – Пойду, Лиде отдам ткани. А ты позвони Поспелову. Я давно его знаю. И давно не видел, чтобы он так переживал.

– Позвоню. – Я ответила, только чтобы он не продолжал этот разговор.

– Нет, вот сейчас прямо и позвони! Не морочь человеку голову.

Он вышел, а я подумала, что никто Поспелову голову и не морочит. Никто не обещал отношений, никто не обещал частых встреч. Все, что произошло, можно было расценивать как случай. Мне так хотелось думать, но я понимала, что все иначе.

Но я не успела собраться с духом. Мой телефон зазвонил внезапно и так громко, что я подпрыгнула в кресле.

– Да, слушаю. – Я ответила сразу, потому что это был Поспелов.

– Привет, ты только не бросай трубку. Давай встретимся, поговорим. Если ты не согласишься с моими доводами, расстанемся. Но прежде лучше поговорить.

– Не буду бросать трубку. И обязательно встретимся. – Я так обрадовалась, когда произнесла эти слова. Они означали конец всему, что так меня мучило. Сомнениям, чувству вины перед Лидой, боязни совершить ошибку. Эти слова вновь превратили меня в почти счастливого человека.

Я разбирала образцы тканей, когда Поспелов постучался в мой кабинет.

– Здравствуй, я думал, мы встретимся где-нибудь в городе.

– Увы, мы не успеваем! Казалось, что вроде все готово или почти готово, а чем ближе к показу, тем больше появляется проблем. Мне обязательно надо отобрать образцы. – Я указала на большие стопки ярких тканей, которые мне принесли с утра.

– Ну, здесь у вас тоже хорошо. Вам удалось работу превратить в дом.

– Комплимент сомнительный.

– Почему? – удивился Поспелов.

– Эти два места, отличаясь, должны конкурировать друг с другом.

– Понял. Как иногда говорят: «На работу – с удовольствием, и домой – с радостью!»

– Ну, что-то вроде того. – Я взяла в руки первый отрез.

– Погоди, сядь на минуту. Давай поговорим, – остановил меня Поспелов. – Это не займет много времени.

Я послушно села за стол, и мы посмотрели друг на друга.

– Я – первый!

– Что, первый?

– Я первый скажу.

– Хорошо.

Поспелов замялся:

– Понимаешь, мне совершенно не хочется врать. Про безумную любовь. И прочее. Но мне хочется видеть тебя. Все время.

– Зачем? Почему?

– Никогда не задавай дурацких вопросов. Но коль уж не удержалась, изволь. Ты – не приложение к другому человеку. Ты – сама по себе. И это очень бросается в глаза. К тому же ты много знаешь, умна, сообразительна. Но если честно, все это было бы не так важно, если бы не твои глаза и ноги. – Поспелов улыбнулся. – Понимаешь, для мужчин все-таки глаза и ноги иногда важнее всего остального.

– Так что же ты о моей самостоятельности и прочем говоришь?

– А как тебя заставить слушать? Женщина никогда не перебьет мужчину, если он рассуждает о ее деловых качествах и интеллекте. Она ни словечком не перебьет. Но как только о внешности зайдет речь, обязательно рот заткнет.

Я рассмеялась. Поспелов был прав. Пока я слушала о том, какая самостоятельная, – мне все очень нравилось. Как только он заговорил о глазах, мне захотелось смущенно перебить и сказать, что не это главное.

– Женщин очень редко хвалят именно за умение и способности. Поэтому мы с удовольствием слушаем. К тому же эти качества приобретенные. А красота – то, что досталось почти безо всяких усилий.

– Настя, прошу не усложняй все. Давай присмотримся друг к другу.

«Отчего же не присмотреться? Ведь уже переспали!» – съязвила я про себя.

– Не гримасничай! То, что было в новогоднюю ночь, – все равно бы случилось. Ты же сама понимала, – прочитал мои мысли Поспелов.

Я понимала, что все его поведение говорило об интересе ко мне. Что я в какой-то степени дала повод. Я кокетничала с ним с самого первого момента нашей встречи. Только причины были тогда совсем другие. Мне во что бы то ни стало хотелось больше узнать о книжке. Наши отношения начались с меня и моего интереса. И все, что случилось потом – приезд Поспелова к нам, его внимание к работе нашего Дома моды, его статья, – это не что иное, как проявление его интереса ко мне. А я все это время им манипулировала. Сама того не подозревая, преследуя совсем личные цели, я заставила мужчину заинтересоваться мной, влюбила его в себя.

– А что привлекло твое внимание? Ведь это потом ты заметил глаза и прочее. – Я вдруг поняла, что другого такого удобного случая поговорить о себе может и не представиться.

Поспелов не мешкал с ответом:

– Моя специализация – французская литература девятнадцатого века. А знаешь, кто главный герой этих книг?

– Кто?

– Провинциал, приехавший завоевать столицу.

– И…

– В тебе было все, чем должен обладать человек, поставивший цель стать «своим» в этом городе.

– И это так бросалось в глаза?

– Да. Как только ты вошла в нашу комнату. Вернее, с первых же слов, которые ты произнесла по телефону. Это была такая характерная интонация, такой верный и узнаваемый тон… И робость, и решимость, и готовность защищаться, и готовность нападать. Москвичи так себя не ведут.

– Хочешь сказать, что я выглядела провинциалкой?

– Я хочу сказать, что увидел человека, который прокладывает себе дорогу. Сам. Без помощи друзей и родных. Без родных, потому что они далеко. Без друзей, потому что у него их нет. И скорее всего не будет.

– Почему это?

– Характер такой. Потом я приехал к вам в Дом моделей. Поговорил с Лидой. Понаблюдал за тобой. За тем, что и как вы делаете. И понял, что не ошибся. Что разгадал тебя сразу.

– И неужели все это показалось таким привлекательным?

– Мне стало жаль тебя – ты жила по законам «военного времени». Главное – выжить любой ценой. Даже самой высокой ценой. Но платила только ты.

– Неправда, Лида…

– Платила ты. Не спорь, ты сама все понимаешь.

Я понимала. Я только-только сама честно в этом призналась себе и неблагородно обвинила в своем жертвоприношении Лиду.

– Все очень непросто. И так все перемешано и спутано, – сказала я с тяжелым вздохом. – И столько еще людей, которые, так или иначе, связаны с нами и с нашей жизнью.

Мне вдруг стало страшно – Поспелов становился ближе, и рано или поздно мне придется рассказать о родителях. О том, как они спились, как они опустились, о том, как мы едва-едва удерживаем их на плаву. Я не готова была к таким откровениям, поскольку считала это только нашим семейным делом.

– Ты многого не знаешь. И вряд мне захочется это многое тебе рассказать, – добавила я.

– Не рассказывай. Но имей в виду: если вдруг сочтешь нужным это сделать – мое отношение к тебе не изменится.

– Хорошо, спасибо.

Мы оба замолчали. Я посмотрела на стопки тканей, которые так и остались нетронутыми, и вдруг захотела уехать с работы. Мне захотелось выйти на улицу, где уже чувствовалась весна, где февраль уже прощался с мостовыми, обнажая их влажную бугристую кожу, по которой уже шагалось легко, несмотря на морозный воздух. Перемены погоды прямо намекали на перемены в моей жизни. От этого соответствия становилось спокойнее – в этом мире не было ничего постоянного, и все в этом мире подлежит пересмотру. Это обстоятельство меня радовало сейчас.

– Что это ты так улыбаешься? – Поспелов нахмурился.

– Я улыбаюсь, потому что совершенно не хочу работать. Я хочу погулять. По городу. Уже сухо, солнечно. Уже пахнет весной.

– Бросай к черту эти тряпки!

– Это не тряпки. Это ткани.

– И в чем разница?

– Понятия не имею.

Я уже стояла одетой, и в руках у меня была сумка, когда услышала за спиной:

– Настя, можно посмотреть юбки и брюки. И приехали фотографы – одно из изданий дает информацию о подготовке… – В кабинет заглянул Димка.

– Дима, у меня сегодня выходной. Внезапный. Объясни Лиде.

Димка, на чьем лице появилась довольная улыбка, приветственно кивнул Поспелову.

– Вопросов нет. Разрулим. Тем более что все соответствует эскизам. Я уже посмотрел.

– Тогда мы ушли. – Я обернулась к Димке. – Лиду предупредишь?

– Хорошо. Но, может?

– Нет, тогда я точно никуда уже не уйду.

Димка рассмеялся – он-то отлично знал, как Лида долго и нудно разбирается с самыми простыми вопросами.

– Ты не замерзнешь? – Поспелов окинул меня взглядом. – Еще морозно!

– Нет, мне отлично!

Мне действительно было хорошо – я шла по городу с человеком, появления которого не ждала, и тем приятнее было его внимание ко мне. Я шла с человеком, отношение которого ко мне мне нравилось. Который был самой большой неожиданностью в моей жизни. Его появление сулило большие перемены, и я была к ним готова.

Мы шли молча. И в этом молчании было гораздо больше смысла, больше значительности, чем в самых задушевных и откровенных разговорах. Мы молчали, как молчат близкие люди – думая каждый о своем, но каждой клеточкой ощущая близость другого. «А наверное, это и есть семейное счастье! – вдруг решила я. – И если я не ошибаюсь, то против брака возражать не стану».

– Настя, ты не занята? Можно к тебе. – В дверь постучалась Лида и подчеркнуто официально обратилась ко мне. Так она делала всякий раз, когда мы ссорились. Надо признаться, что только сейчас, когда мы наконец открыли свое дело, мы начали ссориться. До этого размолвки были пустячные и более десяти минут никто из нас не дулся.

– Да, конечно. – Я старалась не обращать внимание на тон сестры.

– Настя, я хочу тебе кое-что показать. С тем, чтобы вернуться к тому же разговору о тканях.

Я тяжело вздохнула. Оставалось три недели до показа, а Лида упрямо искала материал для свадебного платья.

– Хорошо, покажи.

– Тогда пошли в примерочную.

Мы с Лидой вышли из кабинета, нас проводил взглядом Димка, который сидел в комнате напротив и никогда не закрывал свою дверь. Когда Лида была в дурном настроении, она утверждала, что Дима это делает специально, чтобы быть в курсе всех наших дел.

– Он отлично видит, кто к тебе ходит, кто бывает у меня, слышит, о чем мы разговариваем, – упрямо твердила Лида.

Я отмахивалась, поскольку, даже если это и было верно, ни к чему ужасному это бы не привело. И потом в глубине души я была уверена, что дверь Димка не закрывает просто из рассеянности. Более открытого и простодушного человека, чем он, я не встречала.

Сейчас я боялась, что Лида заведет разговор о нашей размолвке, следом добавится еще какая-нибудь обида и к самому главному событию в нашей деловой жизни мы подойдем, поссорившись окончательно. Но Лида промолчала. У дверей примерочной комнаты, где обычно манекенщицы примеряли недошитые вещи, она остановилась.

– Так. Сосредоточься. Смотри внимательно и ничего не говори. Скажешь, когда все посмотришь.

– Хорошо, – кивнула я. Сестра меня заинтриговала.

Мы вошли и сели в кресла, которые стояли напротив маленького подиума.

– Девочки, выходите. Все сразу.

Из-за большого матового экрана вышли пять манекенщиц. Все в свадебных платьях. Вернее, платье было одно и то же, из шелка, только разных расцветок. Первое из бледно-желтой гладкой ткани. Второе – бело-серое, с рисунком «жаккард». Третье – в еле заметную тонкую золотую полоску на белом фоне. Четвертое и пятое были очень похожи – оба белые, расшитые бисером и пайетками, которые меняли цвет от нежно-сливочного до карамельного. Разницу я заметила только в форме рукавов – одно платье имело длинные узкие рукава, закрывающие часть ладоней, второе имело рукава-буф.

– Что это? – Я повернулась к Лиде.

– Это наши свадебные платья. Мы их уже сшили. Их целых пять.

– Лида! Я думала, что ничего не готово! Я думала, ты ищешь ткань!

– Зря ты так думала. Я понимала, что времени не остается. Поэтому приняла решение и сшила несколько вариантов.

– Почему ты не сказала мне? Почему раньше не показала?

Лида сделала едва уловимое движение глазами. Нас слушали манекенщицы, а мы договорились ничего не обсуждать в присутствии подчиненных.

– Одним словом, вот эти платья. Что ты скажешь?

Я еще раз посмотрела на подиум. Платья были хороши. Именно так я себе всегда и представляла свадебные наряды. Каждая ткань играла по-своему и, несмотря на схожесть фасонов, выглядели они по-разному. Но ничего, кроме того, что это было очень красиво, я сказать не могла. В этих платьях не было того, что было в том эскизе, который мне показывала Лида. Не было отсыла к романтической средневековой истории, не было нежности и одновременно богатства, не было роскоши, которой славились древние английские замки. Передо мной были красивые, добротные свадебные платья. Мы могли с ними выходить на показ, но ни у кого бы не захватило дух.

– Извини, Лида, – произнесла я, и сестра тут же улыбнулась. Она приняла мое извинение, она тут же простила мое невнимание и жесткость. Она оставила позади размолвку.

– Что делать-то будем?! – спросила она с отчаянием. – Ты же понимаешь, это не то свадебное платье! Я даже и подумать не могла, что все может зависеть от ткани.

– Лида, за сколько дней ты сошьешь платье к показу?

– За сутки.

– Отлично. Значит, у меня еще есть время. – Я поднялась. – Буду у себя. Мне надо подумать. Пусть никто меня не беспокоит.

Лида вскочила:

– Я поняла. Ну, пусть не совсем такая ткань, пусть немного с другим рисунком, но чтобы был объем, присутствовала эта тень золота… Ты меня понимаешь?!

– Понимаю.

Я вернулась к себе в кабинет и заперла дверь изнутри. Мне нужно было подумать. Мой любимый начальник Анатолий Дмитриевич называл это «мозговым штурмом». Я должна была сосредоточиться. Я не знала, с какого конца надо браться за эту задачу, но очевидно, что мне сейчас следовало настроиться только на победу. Мне нужно было раздобыть эту фантастическую шелковую ткань в еле заметный сливочный квадратик. Во что бы то ни стало!

Я уселась в кресло и уставилась в противоположную стену. Там в большой рамке висела карта Лондона. Я привезла ее из своей первой поездки. Она долгое время валялась вместе с остальными бумагами, пока хозяйственный и сообразительный Димка не дополнил ее двумя старыми гравюрами и не заказал под этот коллаж раму. Теперь все это украшало мой кабинет. Посмотрев на карту, я вспомнила о визитках, которые взяла в том текстильном маркете. Вытащив их, я разложила визитки на столе. Я помнила каждого человека, с которым обменялась координатами. Я помнила, кто торговал шерстью, кто – парчой, кто – шелком. У кого лежали огромные рулоны, у кого были отрезы, кто пытался сбыть мерный лоскут. Все это я запомнила, потому что знала, что когда-нибудь мне это пригодится. Глядя на разложенные визитки, я достала ту самую картинку из журнала, где была сфотографирована такая ткань. Листочек, спрятанный в прозрачный файл, произвел на меня удручающее впечатление – журнал был старым, и если мы до сих пор не нашли даже следы этого производства, то с какой стати это сейчас получится у меня? Я вытащила из ящика стола лупу и попыталась разглядеть артикул. В хороших каталогах или дорогих журналах, свято соблюдая авторство и права торговой марки, обязательно дают хоть какую-нибудь информацию. Действительно, под снимком, в самом низу, были какие-то цифры. Относились ли они к костюму, который рекламировали, или к ткани, понять было невозможно. Но я уже не размышляла долго – я должна была сделать конкретные шаги, один за другим, и ждать результата.

Через час я позволила себе перерыв. За этот час я успела сфотографировать образец ткани и послать снимок по указанному в одной из визиток адресу, сопроводив его коротким письмом с просьбой – помочь найти ткань. Я вдруг сообразила, что тогда, когда я ходила по текстильным магазинчикам, продавцы меньше всего хотели заниматься поисками загадочного шелка. Им важно было показать мне как можно больше образцов и продать как можно больше тканей. Им невыгодно и хлопотно было разбираться с этим куцым листочком, который я всем совала под нос. Сейчас же я обращалась к ним с конкретной просьбой, и умный продавец мог заработать неплохие деньги.

Закончив с письмом и передохнув, я стала искать в Интернете все шелковые фабрики, которые могли выпускать подобные ткани. Перечитав кучу статей, побродив на сайтах текстильщиков, я поняла, что огромное количество шелка производили в Индии. И в прошлом в Европу эти ткани поступали именно оттуда. Во-первых, это не очень дорого, во-вторых, там имелось много маленьких фабрик, которые копировали знаменитые рисунки. Усвоив эту информацию, я стала искать наших байеров, которые возят ткани из Индии. Кое-кого удалось найти, и разговор с ними я начинала со слов: «К Неделе высокой моды мы готовим показ… Ваше имя обязательно внесем как участника нашей программы».

После этого вступления меня слушали уже более внимательно. Я подчеркивала, что ткань обязательно должна быть шелковой, определенного оттенка и с рисунком. Здесь я делала отступление и описывала пресловутую клетку, попутно поясняя, что рисунок на ткани может быть и в кружочек и в ромбик, главное, чтобы рисунок был объемный. В результате три человека пообещали мне поискать такую ткань.

Мы ее искали уже почти полгода. И до сих пор так и не нашли. Почему же сейчас я снова решила пройти уже почти пройденный путь и в глубине души верила в успех? Откуда взялась эта решимость и уверенность в благоприятном исходе?

Я давно заметила, что все происходящее с нами – не что иное, как выполнение некой программы, которую запустили давным-давно, когда мы только-только появились на свет. В этом моем рассуждении не было ничего мистического – просто каждый из нас ставил себе задачи, которые ему по плечу и которые только на первый взгляд были тяжелы и неподъемны, а на самом деле просто входили в необходимый жизненный «ассортимент». Говорят же, что Бог посылает те испытания, которые ты можешь пройти и выдержать, так и в делах – ты сможешь сделать все, что задумал, иначе тебе и в голову не пришло бы этим заняться.

Сейчас, когда завершался еще один цикл нашей жизни, когда мы должны были перейти на новую ступень, эта таинственная ткань становилась той завершающей деталью, тем штрихом, который венчал бы нашу работу.

Прошло пять дней. За этот срок мы успели переделать уйму дел и даже провели генеральную репетицию показа. Все костюмы были сшиты, все аксессуары подобраны. Мы выбрали музыку и световое оформление. Димка сделал почти невозможное. Воспользовавшись знакомствами и связами, подняв на ноги людей, с которыми он когда-то работал, он добился разрешения на «организацию» дождя. Того самого, о котором мечтала Лида и для которого мы заказали двадцать зонтов. Димка так и не рассказал нам, как ему удалось протащить эту идею – слишком сложно, казалось, совместить воду, освещение и гостей, сидящих непосредственно у подиума.

– Девочек надо проинструктировать, как вести себя в этом эпизоде. Во-первых, они сами могут намокнуть, костюмы испортят, прически… – волновалась Лида.

– Не переживай, все будет понятно за два дня до показа, и мы прорепетируем накануне. Ливня вам никто не обещает, но поморосит обязательно. Прямо как в Лондоне, – успокаивал всех Димка.

Я, не расставаясь с ежедневником, в котором оставшиеся до показа дни были расписаны по минутам, успевала думать о двух вещах: о шелке для свадебного платья и о том, как внезапно мы все, владельцы нашего Модного дома и его сотрудники, превратились в одну крепкую семью. Как мы оставили позади обиды, недомолвки, мелкие секреты и недовольство. Мы вдруг стали кулаком, крепко сжатым для решительного удара. Лихорадка, в которой мы все пребывали, стерла субординацию и никого не оставила равнодушным. И, глядя на людей, торчавших сутки напролет на работе, я вдруг подумала, что главное свершилось – уже родился сложный и многогранный организм под названием «Дом моды».

Поспелов как-то неожиданно влился в наш коллектив. Он появлялся с самого утра и брался выполнять все, что было ему под силу и в чем он хоть немного разбирался. Его фигура стала привычной даже в швейном цехе.

– Гена, ты не мешаешь работать? – Я иногда его одергивала, когда он зависал там, рассказывая свои байки, но в ответ мне доносился смех швей – он не мешал, он только пытался подбодрить уже порядком уставших женщин.

– Его уволят из газеты, – сказала однажды Лида, увидев, как он паркует свою машину в нашем дворе. – Он у нас каждый божий день.

Я махнула рукой, сейчас мне было не до Поспелова, но, пожалуй, не явись он один раз, я бы огорчилась.

Между нами в этот момент были отношения, которые всегда меня устраивали – я занималась своими делами, а он, Поспелов, был рядом, но не отнимал у меня много времени. Я просто была уверена в том, что он со мной, и не ломала голову над нашим будущим. Еще мне было приятно, что он нравился окружающим и что он искренне озабочен нашими проблемами.

– Слушай, а сколько у вас манекенщиц будет работать? – как-то спросил он. Мы только-только сели ужинать. В этот вечер Поспелов остался у меня.

– Хотели двадцать – у нас много костюмов готовых. Но дорого, не потянем. Придется ограничиться пятнадцатью, а то и десятью, – вздохнула я.

С деньгами в фирме сейчас было не очень хорошо – мелкие траты вылезали то тут, то там и съедали приличные суммы.

– Хочешь, наших практиканток тебе сосватаю?

– Они же не умеют двигаться! Они не умеют ходить на шпильках! Они вообще ничего не умеют! Спасибо, но боюсь, они провалят нам дело. Лучше заплатить и быть уверенной.

– А ты попробуй. Ты выведи их на сasual-stail. Там ведь можно быть раскованной, там не надо чопорности, да и высоких каблуков там нет! Я бы вообще этот выход организовал немного иначе.

Я посмотрела на Поспелова с такой неприязнью, что он осекся.

– Я что-то не то говорю? – спросил он.

– Все то, но не вовремя! У нас времени нет! И потом, нет такой практики – одежду не могут демонстрировать непрофессиональные люди. Я такого не слышала.

– А у тебя – будет! И это будет открытие. Вы будете отличаться.

Я задумалась. В предложении Поспелова была «изюминка». Только я так устала, что даже подумать обо всем этом толком не могла.

– Я не настаиваю. Я просто предлагаю ход. Давай, завтра позову девиц.

– А как ты их позовешь?

– Обзвоню всех, кто более или менее подходит.

– У тебя что, есть телефоны этих девушек? – Теперь меня почему-то взволновало совсем другое.

– Почему – всех? Трех или четырех. А те уже обзвонят подруг. И завтра все будут у тебя в офисе.

– Что-то я сомневаюсь. – В голове у меня все перепуталось. К нерешительности и усталости добавилась ревность – чувство, мне совершенно не свойственное.

– Так говоришь, у тебя есть телефоны? И кого ты особо рекомендуешь? – Я с подчеркнуто спокойным видом перемешивала салат.

– Даже не знаю. Но вот Катерина может подойти. Она высокая и худая…

– Знаешь, наш Дом моды не полигон для раскрутки твоих подружек, – вдруг выпалила я и с грохотом бросила ложку в раковину.

Внутри меня все клокотало. «Умник! Ишь, какой! Сейчас пыль в глаза этим студенточкам пустит, потом будет пользоваться тем, что продвинул их!» – В моей голове фразы вполне невинные довольно быстро превращались в достаточно оскорбительные.

– Каких подружек? Ты что, с ума сошла?! Очень надо! Я их вообще не знаю. Их с факультета журналистики присылают. Кто-то устраивается работать. Ты белены объелась? – Поспелов вскинулся так, что мне стало не по себе. Разозлился он в одну минуту.

– А почему ты кричишь? Я тебя не просила помогать! – Меня уже несло.

Кстати сказать, Поспелов был единственным человеком, на которого я смела кричать. С Лидой я была жесткой и резкой. С Димкой я всегда была крайне уважительна и сдержанна – его выдержка и почти безукоризненное умение себя вести не допускали грубости и неуважения. С остальными подчиненными я была сдержанна, как человек, подчеркивающий дистанцию. И только с Поспеловым я могла орать как базарная баба. Объяснить я это не могла. Что-то было в наших недолгих и странных отношениях такое, что давало мне подобную свободу.

– Кричишь ты. – Поспелов улыбнулся. – Кричишь, потому что приревновала меня к студенткам. Хотя это и глупо. Ну, то есть даже не глупо, просто – идиотизм. Так что прекрати орать и послушай меня: ты можешь не соглашаться, только выслушай доводы и то, как я это представляю. Насколько я понял, показ будет состоять из двух частей. Нарядные платья и костюмы, повседневная одежда и – «вишенка на торте» – свадебное платье. Пусть профессиональные манекенщицы демонстрируют вечерние туалеты, а студентки – повседневную одежду. Причем тут надо будет придумать необычный ход. Обыграть…

Я слушала и понимала, что экономия будет копеечная, и чего тогда ради этого городить огород? Но в самой идее все же что-то было.

– Ну, допустим. Но время…

– Плюнь! У тебя же в запасе есть первоначальный вариант. И потом, у вас столько людей работает, пусть они займутся приготовлениями. Ты их просто проверишь накануне. А сама удели внимание главному – тому, как это будет происходить.

Ровно в одиннадцать часов в нашем примерочном зале толпились девицы разных калибров. Слава богу, Поспелов предупредил, что нужны девушки не больше сорок второго размера, а то и меньше. Хотя Лида, которая, как натура творческая, отнеслась к идее с полным восторгом, была готова экспериментировать бесконечно.

– А он с головой! – одобрительно кивнула она в сторону Поспелова. – Другой бы даже недодумался.

«Да, другой бы недодумался», – повторила я про себя со злостью, а вслух сказала:

– Лида! Почему такие мелочи, как размер представляемой одежды, должны волновать только меня?! Поспелов – ладно, это не его дело, не его профессия. Но ты-то понимаешь, что платья и костюмы были подогнаны не под этих девушек, а под моделей. Ты посмотри, кто к нам приехал?! Они же все разные. И некоторые совсем не плоскогрудые!

Я немного сгущала краски – поспеловские девушки были худы, очень худы, ниже метра семидесяти никого не было. Я внимательно рассматривала их и даже не представляла, как мы обыграем их разный рост – кто-то был намного выше, кто-то ниже. Ко всему прочему у всех – разные прически и разная длина волос. Шатенки, блондинки, рыжие, жгучие брюнетки – они все были такие разные, что, казалось, к единому знаменателю их не привести.

– Что надо! – Неожиданно за моей спиной возник Димка. – Такой ход!

Налицо имелся явный сговор.

Девушки меж тем вели себя тихо, кроме тех трех, которых я уже видела в редакции. Они опять хихикали, как дети. Заметив меня, они помахали мне и теперь засмеялись в голос.

– Боже, неужели кто-то еще так смеется. Без всякой причины, – вздохнула я.

– Все оставшиеся нормальные люди, – улыбнулась Лида.

– Значит, я не вхожу в их число! Сестра, ты все же подумай, как мы их одевать будем!

– Настя, мы столько успели сшить, что я одену еще десятка два. А размеры – ерунда. У нас есть экземпляры и побольше. Но почему-то я думаю, что все обойдется.

– Ну, будем надеяться, – произнесла я, и мы стали репетировать.

Через два часа я поняла, что в следующий раз приглашу только непрофессиональных моделей. Желание этих девушек пройтись по подиуму было так велико, старание так безгранично, что уже к вечеру я совершенно не волновалась за судьбу коллекции повседневной одежды.

Лида была права – среди наших запасов нашлось много юбок, брюк, платьев, которые запросто можно было подогнать под студенток. Наши мастерицы, сняв мерки, засели за работу, с тем чтобы утром можно было провести репетицию в одежде.

В наступившей неразберихе Поспелов выступал маяком, который сигналил мне о том, что надо поесть или собираться домой. Я была благодарна ему за то, что поздно вечером в машине он не мучил меня разговорами, не требовал внимания и не обижался, если я отвечала невпопад. Он удивительно комфортно обустраивал наши вечера – мы ужинали, он садился за компьютер писать свои статьи, я же просто лежала и в уме пыталась составить план на следующий день. Чем ближе был день показа, тем больше я нервничала.

– Ну, и что ты скажешь? Кто мог подумать, что так здорово получится!

Лида просто сияла. Только что мы закончили прогон со студентками. И как я не искала недостатки, найти я их не могла. Все получилось отлично! Это точно будет то, что привлечет всеобщее внимание. И как только я успокоилась, что этот вопрос решился, как вспомнила о шелке, который мы искали. В суматохе последних дней я об этой проблеме думала уже как о чем-то решенном, до чего просто не доходят руки. Сейчас же я опять вернулась в состояние погони и поиска. На мою почту приходили письма отовсюду, но ни один человек, которому я писала, не сообщил, что видел хоть что-то похожее.

– Вот тебе и надежда на успех! – бормотала я и рыскала в Интернете словно фокстерьер вокруг лисьей норы.

Знакомые байеры уже не жаждали быть нашими партнерами, поскольку все их попытки найти ткань не имели успеха.

– У меня есть остатки шелка, он ничем не хуже, – говорил в конце концов каждый из них.

Я охотно верила, что это так. Более того, допускала, что у них имелась в наличии неплохая ткань, но мне нужна была именно та ткань, которую я искала.

– Слушай, может, это идея фикс, от которой надо просто избавиться? – проворчал Поспелов. Мы уже легли спать, но я так ворочалась, что разбудила его, и теперь мы оба бодрствовали.

– Может, и идея… Осталось несколько дней. Даже если я и найду ее, переслать не успеют.

– Ну, если найдешь в тех местах, где точно есть – то успеют. Индия, Пакистан, Китай, Вьетнам… Самолеты летают каждый день. Почти в каждую точку мира.

– Оптимист, – произнесла я и закрыла глаза.

Что-то такое надежное было в этом человеке, которого я как следует еще не узнала. Мне все время было некогда.

«Ничего, вот пройдет показ… и будет много свободного времени, и будем мы гулять… И узнаю я все про него! – В моей голове сквозь сон пробивались слабые мысли. Потом я почувствовала, что меня укрывают, заворачивают во что-то теплое и приятное, во что-то, что немного шуршит, словно мягкая оберточная бумага. Кто-то мне говорит про красоту, про рисунок… Я пытаюсь что-то разглядеть, но не могу, ткань накрывает меня с головой, я в ней путаюсь, пугаюсь и начинаю кричать…

– Настя, что с тобой! – Голый Поспелов попытался отобрать у меня одеяло. – Я окоченел. Ты на себя все натянула. Я терпел, терпел. А теперь ты еще и кричишь!

– Что это было? – спросила я, потирая глаза.

– Видимо, сон! Тебе успокоительное надо попить… А то ты со своим показом и шелком совсем нервы свои расстроишь.

– Не расстрою. – Я вдруг вспомнила, что мне снилось. – Я в этом шелке еще замуж выходить буду.

Поспелов поднялся на локте и проговорил:

– Это хоть завтра. И можно без шелка.

– После показа. Обещаю, – произнесла я совершенно серьезно.

Весь следующий день я носилась по Москве, еще через два дня к нам приехал курьер, который привез отрез шелка нужной расцветки.

– Лида, время пошло, – сказала я, передавая ей нужный материал.

Глава 17 Дождик и зонтики

Гостиный Двор, где проходила Неделя моды, был огромный, но людям, собравшимся на этом мероприятии, даже в этих просторных залах было тесно.

В день показа мы приехали, когда еще на улице было темно. В пустых помещениях мы приготовили одежду, расставили утюги, отпариватели, развесили бумажки, по которым манекенщицы ориентировалась в очередности. Я еще раз обошла пустой зал с подиумом, вместе со служащими проверила освещение, музыку. В обед собрались все, кто принимал участие в показе. Приехали манекенщицы, студентки, которые на этот раз были серьезными и очень внимательными. При виде огромного зала они осознали, на что решились.

– Не переживайте! Главное, ничего не перепутать, – успокаивал их Димка. – А если и перепутаете, никто не заметит. У вас такой свободный выход – чем неправильнее, тем естественнее.

– Ты научишь! – оборвала я его. – Девочки все-таки будьте собранными.

Девочки загалдели, успокаивая меня.

Ровно в три часа мы «прогнали» весь показ от начала до конца. На этой генеральной репетиции костюмы не полагались – Лида решила, что вполне достаточно будет закрепить очередность выходов, синхронизацию света и музыки.

– Лида, не отвлекайся! Мы тут справимся! Иди доделывай платье.

Свадебное платье было уже сшито. Остались мелочи обработки, которую Лида выполняла очень быстро, а потому решила помочь нам с репетициями. Я же почему-то волновалась – настоящей примерки еще не было, и девушка, которая должна была выходить в платье невесты, ни разу его не примеряла.

– Анастасия Павловна, не волнуйтесь! Мы же все репетировали, я все запомнила. Только платье поменяется!

Она была права, но этот шелк в клеточку так дорого дался, что все равно психовала.

– Как мы раньше не сообразили! – В один голос воскликнули Лида и Димка, когда увидели ткань.

– Как я раньше не сообразила! – воскликнула я.

И в самом деле, задача, над которой мы бились все это время, решалась просто – только надо было купить белый шелк и найти художника, который распишет его золотой краской нужного оттенка. Это решение мне приснилось именно в ту ночь, когда я сдернула одеяло с Поспелова. Еще в ту же ночь я неожиданным образом превратилась в невесту. И теперь, вспоминая, как это произошло, я понимала, что формально инициатива исходила не от жениха. Он, как джентльмен, благородно отозвался на мою фразу. В предпоказной суете я особо не задумывалась о случившемся, но Поспелов уже вовсю вошел в роль жениха. Во всяком случае, Лида по секрету мне сообщила, что он советовался с ней относительно свадебного обеда.

– Настя, когда вы успели?! – Сестра была в шоке.

Я пожала плечами, но в глубине души не удивлялась – вся моя личная жизнь как-то очень умело подстраивалась под деловую. Так получалось, что главное место отводилось тому, что не было связано со мной. Главным было то, что касалось всей семьи. И история с Поспеловым являлась ярким тому примером. Я стала невестой, потому что искала шелк для показа.

Впрочем, Димка, поздравляя меня, высказался в том смысле, что его друг Гена Поспелов может вытерпеть только одну категорию женщин – женщин, которым совершенно наплевать на мнение мужчин. Я мысленно признала, что Димка прав.

Когда до начала показа оставалось полчаса, мы все были готовы. Манекенщицы с прическами и макияжем были одеты в вечерние платья. И хотя Лида уверяла, что рано, что все помнется, я настояла на том, чтобы к семи часам участницы и первой части, и второй были полностью готовы. Мельком оглядев девушек, я успокоилась – их выход мы репетировали раз двадцать, если не больше. Со студентками все обстояло сложнее – репетировали мало, профессиональных навыков у них не было.

– Ерунда, – уверенно отмахнулся Димка. – Они отлично выглядят. И хорошо, что идут первыми – их выход задаст тон. Он заставит внимательнее приглядеться к нарядам. Настя, не хочу тебя пугать, но это наше боевое крещение.

Он мог бы мне об этом не говорить. Я гнала от себя все мысли о тех усилиях, которые были затрачены в эти девять месяцев. Мы ставили на карту очень многое и сейчас на подиум выпускали «зеленых» студенток, которые и понятия не имели о том, что такое работа модели.

– Так, еще раз слушаем меня! – Я обратилась к девушкам. – Звучит сигнал – выстраиваемся друг за другом, и как только гаснет свет в зале, выходим на подиум. Будьте внимательны – шляпы – на головах, шаг широкий. На полу приклеены узкие светящиеся полосы. Вы идете по ним. Все как мы репетировали. Здесь остаются Дмитрий и Лида. Я – в зале. Если что, на мобильный звоните.

– Может, ты здесь будешь? – По лицу Лиды я видела, что она волнуется. Пока она заканчивала свадебное платье, ей было не до этого. Теперь же она была бледна как мел.

– Нет, я должна смотреть, как это выглядит.

– Иди, Поспелов уже там. – Димка успокаивающе улыбнулся. – И не волнуйтесь так!

– Ох! – Лида только выдохнула.

Когда я прошла к своему месту, в зале уже было почти темно. Это был наш замысел – изобразить сначала надвигающиеся сумерки, а потом ночь.

– Садись. – Поспелов притянул меня за руку. – И перестань дрожать.

– Постараюсь. – Я вдруг испугалась, что сейчас чихну.

– На. – Гена протянул мне платок.

– Спасибо, – ответила я, и в это время зазвучала музыка.

Как я уже говорила, только неопытные и самонадеянные люди имеют нахальство браться за то, что никогда не делали. Но иногда им везет, и они почти не делают ошибок. Музыку для первой части мы выбрали известную и очень динамичную – Леонард Коэн исполнял свою знаменитую песню «Будущее». Хотя Димка и утверждал, что текст не совсем подходящий, мы все равно остановились на ней.

– Слова могут и не разобрать, а вот драйва в ней предостаточно. А это главное. Мы должны «завести» публику.

По тому, как все притихли, я поняла, что с музыкой не ошиблись. Еще мы сделали тактический ход – звуковое вступление чуть затянули – мы дали время всем успокоиться и почувствовать энергию мелодии. Между тем свет не зажигался, а, наоборот, стало совсем темно, так, что ближайших соседей почти не было видно. И вот в этой темноте вспыхнул узкий луч света, и все увидели, как почти по воздуху поплыли ярко-клетчатые шляпы, юбки и брюки.

– Шляпы! Молодец! – шепнул Поспелов. – Ты нашла выход из положения!

Да, именно шляпы спасли в некотором смысле положение – среди студенток были не только брюнетки, но и блондинки. И их светлые волосы могли нарушить эту картинку шагающей в воздухе одежды. Я велела купить шляпы. И вот теперь перед нами проплывали забавные люди-невидимки – в шляпах, брюках и юбках. У них не было голов, туловищ и ног. Я сидела и смотрела – в полной темноте, девчонки шли так, словно всю свою жизнь шагали по подиуму.

– Молодцы! Но главное впереди, – прошептала я.

И действительно, все уже сделали круг и строились в шеренгу, и в это время прямо над их головами полилась вода. Тонкие струи с мелкими каплями падали строго на голову девушек. Те от неожиданности взвизгнули, и в это время вспыхнул яркий желтый свет над подиумом, и в руках у девушек появились большие раскрытые зонты. Девушки, разбрызгивая капельки воды, опять пошли по подиуму, но уже при свете, и зрители смогли теперь хорошенько разглядеть, во что они одеты. Тонкие шерстяные водолазки контрастировали с яркой клеткой, и это создавало ощущение праздника, свободы, молодости. И вместе с тем это было уютно и стильно. Девушки теперь не соблюдали порядок – они не шли друг за другом, а беспорядочно разбились на пары, на тройки, они теперь изображали разговаривающих и смеющихся студенток, которых застал дождь.

– Вот! Я закажу такие гетры! Как у той, в зеленой юбке! Классно смотрятся, и никто так еще не делал!

Этот женский голос я запомню на всю свою жизнь! Он доносился откуда-то сзади, был достаточно громок, и в нем был именно тот азарт женщины-покупательницы, которая опустошает мужские кошельки.

– Мы вам их подарим! Как первой клиентке! – Я обернулась к зрительнице.

Люди вокруг заулыбались.

Между тем девушки покинули подиум, свет чуть приглушили, и зазвучала музыка Гайдна. Это было предложение Димки, он, меломан со стажем, нашел отрывок, который очень подходил к тем вечерним платьям, которые сейчас демонстрировали профессиональные манекенщицы. Я расслабилась. Здесь можно было не волноваться. Здесь мы отдали дань традициям. Никаких дождей, никакого театра – перед зрителями проплывали изящные стройные модели, затянутые в бархат, шелк, тонкую шерсть. Здесь сверкали камни украшений, браслеты, диадемы в волосах. Зал, еще не успокоившись после первой части, шептался.

– Мне кажется или действительно все переговариваются? – Я обратилась к Поспелову.

– Шепчутся, да. Но это хорошо. Хуже, когда гробовое молчание.

«Тоже мне, специалист!» – подумала я про себя.

И вот модели, перед тем как покинуть зал, выстроились в ряд. Некоторое время они оставались неподвижными, потом скрылись за кулисами.

– Господи! Ну вот и последний номер нашей программы, – теперь я уже сжала руку Поспелова.

Свет опять почти погас, только подиум оставался освещен широким лучом. Зазвучала старинная мелодия пятнадцатого века, известная у нас только потому, что ее когда-то использовал известный в стране композитор и певец.

– Это же «Под небом голубым!.. Это же из «Ассы»! – дернулся Поспелов.

– Да, в последний момент я убедила Лиду показ свадебного платья пустить с другой мелодией. И эта как нельзя лучше подходит.

– Да. – Поспелов, впрочем, как и все зрители в зале, не отрывал глаз от женской фигуры, которая словно бережно завернутая в тонкий, изломанный золотой лист медленно шла по подиуму.

Глядя на модели я все поняла. Я все поняла про талант моей сестры. И проявлялся он не только в способности придумать, изобразить, выкроить и сшить. Он проявлялся в умении почувствовать детали, придать им значение основы, поставить во главу. Этот талант обнаружился в чутье и упорстве. Сегодня моя сестра была триумфатором.

Девушка в роскошном нежно-золотом платье замерла на краю подиума. Я смотрела на ткань, которую расписали золотыми клеточками всего несколько суток назад, и понимала, что мы сделали невозможное. Мы достигли цели, которая казалась далекой и несбыточной.

– Ты посмотри на зал! Жаль, этого Лида не видит!

– Она, наверное, дух переводит – платье ведь закончила шить за десять минут до выхода на подиум!

– Да, платье… – задумчиво протянул Поспелов. – Я даже не мог себе представить, что у моей невесты будет такое платье!

– И я! Но ведь будет!

То обстоятельство, что мне предстоит сбросить до свадьбы как минимум пять килограммов, меня не смущало. Мы еще и не такие задачи решали.

Когда полностью зажегся свет, на подиум вышли все модели. В центре была Лида. Она, одетая в черную водолазку и брюки, шла улыбаясь. И, глядя на нее, зал стал смеяться и аплодировать – на шее у моей сестры болтался портняжный метр. В суматохе она забыла его снять.

Глава 18 Чистосердечные признания

Если бы кто-нибудь знал, как мне не хотелось устраивать свадьбу! Одна только мысль о суете с рестораном, приглашениями, машинами, прической и прочем вселяла в меня ужас. Но еще хуже становилось от понимания, что на протяжении нескольких часов я буду центром всеобщего внимания, что мне придется выслушивать поздравления, пожелания, отвечать благодарными речами, а еще обязательно танцевать и (не дай бог) участвовать в шарадах и конкурсах, которые так любят устраивать на свадьбах.

Кошмаром тех дней стал вопрос о родителях. Мое отношение к ним за это время поменялось – непримиримая обида, помноженная на ответственность, превратилась в жалость и страх за их жизнь. Я повзрослела, они постарели, и это способствовало тому, что понимание и прощение заменило всю жесткость, которая когда-то была в моей душе. Я понимала, что родители должны присутствовать на свадьбе. Я стала терзаться тем, что когда-то не разрешила Лиде пригласить их, и мучилась от того, что не могу искупить ту вину – привезти в Москву их нельзя было, теперь они оба тяжело болели.

– Не переживай, мы навестим их. Обязательно… – утешала меня Лида.

– Ерунда, я сам поеду и привезу. Ты им только позвони и предупреди! – Поспелов уже несколько раз предлагал помощь в этом вопросе.

– Конечно, конечно. Вот только определимся с датами… – кивала я.

Но в глубине души я не знала, как посвятить будущего мужа во все наши семейные тайны. То обстоятельство, что наши родители пили, для меня даже сейчас было позором. Я никак не могла согласиться с тем, что эту слабость следовало считать болезнью и что стесняться ее неприлично. Постыдный факт алкоголизма, жалость к родителям и боль за них – все это существовало раздельно. Думаю, любой бы другой человек спокойно признался в этом будущему мужу, но мой гонор, амбиции, гордость не позволяли это сделать. Поспелов недоумевал.

– В чем дело? Почему ты так нервничаешь? – Будущий муж задавал этот вопрос почти каждый вечер. Он искренне удивлялся моему плохому настроению, подозревал меня в нелюбви к нему, начинал ревновать, но ему и в голову не приходило, что все дело в моих родителях.

А я стыдилась. Стыдилась прошлого так сильно, что забывала об успехах настоящего. Я стыдилась прошлого и боялась будущего.

– Лида, а мы не можем унаследовать сами или передать нашим детям эту проклятую болезнь? – не выдержала я однажды.

Лида посмотрела на меня так затравленно, что я пожалела о своем вопросе. Видно, сестра моя не раз думала об этом и не раз опасения за детей тревожили ее.

– Настя, таких семей очень много. Мы же не одни такие. И не всегда это проявляется в детях. По-моему, ты слишком накручиваешь себя.

Я соглашалась, что дала много воли пресловутым «скелетам в шкафу». Самое смешное, что даже в минуты решимости я не знала, какими словами сказать обо всем Поспелову. «Ну вот, сейчас можно. Сейчас я все расскажу. Все равно рано или поздно надо это сделать…» – думала я и уже открывала рот, чтобы произнести: «Понимаешь, мои родители глубоко больные люди – они алкоголики…»

Как только я мысленно произносила эту фразу, мне становилось не по себе. Я тут же оскорблялась за мать с отцом – с какой стати я должна кому-то, даже если этот кто-то и близкий мне человек, с какой стати я должна ему открывать тайну родителей, выносить на его суд их жизнь?! С какой стати кто-то должен анализировать мою жизнь – мол, родители пили, а она, такая молодец, вырвалась из этого круга!.. С какой стати я вообще должна что-то говорить! Я оставляла попытку признаться и тут же начинала мучиться от того, что я скрываю от будущего мужа достаточно важный семейный факт. Ведь рано или поздно мы приедем к ним, и он увидит все своими глазами, и осудит мою скрытность, недоверие к нему. Я была ответственным человеком, и вступать в брак с семейной тайной мне не хотелось. В этих ножницах-тисках я пребывала и очень скоро от переживаний потеряла не пять килограммов, а целых десять.

– Настя! Еще немного и платье придется перешивать! – Лида возмущалась моим легкомыслием – скоро же свадьба, совсем скоро! Прибавь хоть килограммчик. Я смотрела на золотистое в сливочную, еле заметную клеточку платье и не знала, что делать. Мне бы быть счастливой, а я была в самом худшем человеческом состоянии – состоянии страха и растерянности.

Наконец наступила предсвадебная неделя.

Поспелов бросил притворяться спящим и повернулся ко мне. Ему даже в голову не пришло вежливо осведомиться, сплю ли я.

– И жениться, и замуж выходить – страшно.

– Что?! – переспросила я удивленно.

– Ну как что?.. Вот мы завтра станем мужем и женой. Мы зрелые люди, у нас опыт за плечами. Разный. И житейский, и личный. И мы где-то совершали ошибки, где-то оступались, и это научило нас прощать других. К тому же мы в курсе, что идеальных отношений не бывает. И несмотря на это, поговорить обо всем откровенно – тяжело.

– Так, Поспелов, что ты натворил? Признавайся? У тебя внебрачные дети во всех крупных административных центрах?

– Глупости не говори. Ничего такого. Просто хочется больше рассказать о себе. Да все времени нет. Вот уж и ЗАГС на носу, а минуты не хватает.

– Как сказать. Разговариваем мы все время. – Я в ночи старалась разглядеть выражение его лица. – Хотя бы потому, что проводим вместе почти двадцать четыре часа в сутки.

– Тебе это не нравится?

– Нравится. – Я врала, но сделала над собой усилие и добавила в голос искренности. Мне не нравилось находиться с другим человеком сутки напролет. Даже если этот человек мой будущий муж. Я вообще с нетерпением ждала окончания всех торжеств, чтобы наконец мы разошлись по своим рабочим местам и встречались вечерами за ужином. Лида, когда я это ей сказала, возмутилась:

– В кого ты такая?!

А я была не в кого, я была такая сама по себе, почти с самого детства, когда поняла, что никакой опоры в этой жизни быть не может. Никакой, кроме тебя самого. И поэтому легче всего и проще всего мне наедине с собой. И работать мне так было легче, и отдыхать, и… И я иногда задавала себе вопрос, нужен ли мне Гена Поспелов, хороший, порядочный, явно любящий меня человек? Не поступаю ли я нехорошо по отношению к нему, становясь его женой? Может, честнее было бы остаться любовниками?..

– Это предвенечный невроз, – объяснил мне Димка, с которым мы как-то задержались на работе и совсем уже поздно, закончив все дела, решили выпить хорошего винца.

– Откуда ты все знаешь? Может, это мой внутренний голос предостерегает меня, не дает совершить ошибку.

– Вряд ли, ты любишь его. Это заметно. Поверь мне – ни к одному человеку ты не относилась так тепло.

– Хороша любовь, характеризующаяся словом «тепло», – пробурчала я.

– Понимаешь. – Димка разлил по бокалам остатки вина. – Постороннему тебя нелегко разгадать, но если тебя знаешь – с одного взгляда все понятно.

– И что тебе понятно сейчас?

– Понятно, что пришло твое время и твой человек. Ты, сохраняя внешнюю холодность, доверилась ему. И если он вдруг сейчас исчезнет, тебе будет плохо.

– Сколько вам платят за рекламу? – Я рассмеялась.

– Ничего не платят. – Димка даже не улыбнулся. – Я удивляюсь, как люди не ценят таких вещей, как обычная, нормальная семья. Поверь, это очень много!

Я устыдилась своих капризов, своего копания в вещах очевидных и трусости по отношению к родителям. Димка всегда умел минимальными средствами достичь максимальных результатов. Просто талант у него такой.

– Ох, Дим, и все равно столько всего сказать друг другу надо…

– И скажи! Зачем медлить? Или ты боишься, что свадьба не состоится – такие тайны откроешь ему?

– Ну не сорвется, конечно… – Я пожала плечами.

– Настя, не глупи, поговори с человеком. Просто поговори! И тебе будет спокойно, и ему легче. Он же совсем не дурак, он же видит, что ты дергаешься. И эти судороги нельзя свалить только на предсвадебную лихорадку!

– Поговорю, обещаю, поговорю, – я попыталась прекратить разговор. Не могла терпеть, когда на меня давят. «Вот сегодня же и поговорю!» – подумала я, но, конечно, в тот вечер ничего не получилось – домой Димка меня доставил почти спящую.

– Вот будущая жена, – серьезно сказал он Поспелову, передавая меня с рук на руки.

Понятное дело, что на следующий день я не была готова к откровенности – во-первых, болела голова, а во-вторых, похмелье – не самый лучший момент для признания в том, что у моих родителей проблемы с алкоголем.

И вот, без моего участия, без каких-то дополнительных усилий, в эту ночь Поспелов произнес:

– По душам, откровенно, мы не говорили. По-настоящему, чтобы всю душу вывернуть…

– А что, без этого – никак? – испугалась я.

– Господи, это просто слова такие. Это о том, чтобы успокоить друг друга, утешить, если что…

– А-а-а, – протянула я.

«Больше момента не будет! Лучше и вправду поговорить…» – подумала я и приготовилась держать речь, но даже не подозревала, что Поспелов старался для себя. Он, оказывается, так же терзался, как и я, и его душу теребила сущая ерунда, но ему почему-то обязательно хотелось со мной поделиться.

Я завернулась в одеяло, вытянула руки вдоль туловища и, превратившись в недопеленутую мумию, храбро начала:

– Гена, ты понимаешь, почему мои родители все-таки не будут на свадьбе?

– Конечно, они плохо себя чувствуют. Ты же сама говорила. Но, не думай, мы навестим их…

– Обязательно, – согласилась я и добавила: – Но когда ты увидишь их, пожалуйста, не подавай виду, что удивлен.

– Не буду. А в чем дело?

– Отец с матерью болеют, потому что большую часть жизни пили. Они – алкоголики.

– А… – Поспелов смотрел строго перед собой в ночную комнатную тьму.

– Не «А…». Они не просто любители выпить, которые пьют по праздникам и иногда по будням. Они не из тех, кто выпивает бутылку водки на двоих и потом долго и тяжело приходит в чувство, стараясь держать себя в руках. Они пьют все время. На завтрак, обед и ужин. Они пьют ночью. Поздно ночью, ранним утром, поздним утром. Днем. Нет, впрочем, днем они спят. Они не работают. Очень давно. Зато я сразу после школы пошла работать. Сначала кассиром в наш лучший супермаркет. Я работала, смотрела за родителями, чтобы они не убили себя, друг друга, собутыльников. Чтобы они не отравились, не померли с голоду, не замерзли в мороз. Еще я ждала, пока Лида закончит школу. Потом мы уехали. Уехав, мы старались им помогать – высылали деньги, навещали, привозили продукты, убирали дом. И ты не представляешь, как это тяжело, когда твое сердце не на месте!

Я вдруг почувствовала, что у меня гораздо больше слов, чем я думала. Гораздо больше чувств и сострадания. «Сострадание» – это такое «высокохудожественное» слово, как нельзя лучше подходило к моему привычному состоянию – глухому, не оставляющему меня ни на минуту, беспокойству о родителях. Я даже сама не заметила, как сменилось это чувство, как оно из одного перетекло в другое. И должна сказать, что обида на них переносилась гораздо легче. Боль за них выматывала меня своей очевидной нескончаемостью.

Сейчас, когда я все это рассказывала Поспелову, я в полной мере оценила тот груз, который несла на своих плечах, и оценила ту трагедию, которая поселилась в родительском доме.

– Бедная ты моя! – Поспелов дернулся и сгреб меня в охапку. – Перестань ты так убиваться! Я помогу тебе. Я все сделаю, чтобы тебе стало легче. Никто не виноват в этом во всем, а ты сделала даже больше, чем могла!

Этих слов было достаточно, чтобы я разревелась. Это было так приятно утонуть в мужских объятиях и плакать и навзрыд, и тихо, и хлюпая носом, и бормоча какие-то жалостливые слова. Это, оказывается, так хорошо – страдать в мужских руках, понимая, что они не дадут пропасть, не дадут окончательно разувериться в надеждах и обязательно вытянут тебя из пучины самых страшных страхов и печалей.

Я поняла, зачем выходят замуж. Затем, чтобы быть всегда правильно понятыми, чтобы всегда рядом был человек, способный утешить, дать поддержку. Затем, чтобы в любое время дня и ночи услышать те самые единственные слова, которые вернут тебе радость и покой, которые заставят тебя думать о себе, как о единственной и самой лучшей в мире.

До Поспелова очередь не дошла – он так и не рассказал о себе ни единой тайны. Даже самой маленькой и нелепой. Я заснула в его объятиях, успокоившись и теперь уже предвкушая завтрашнее торжество. Засыпая, я думала о том, как буду выглядеть в потрясающем платье, фотография которого уже появилась в Интернете и вот-вот появится в одном из самых солидных глянцевых журналов. Еще я думала, что все, что в моей жизни происходит, приходит ко мне не просто так. Я добиваюсь этого своими руками, своими усилиями. Ведь даже своего мужа нашла именно я. В редакции, куда явилась в поисках таинственной и теперь мне совершенно неинтересной писательницы Анны Монк.

Наутро я проснулась под звонок будильника и в полном одиночестве. Время было раннее, но Поспелов уже уехал – он отбыл к себе, чтобы облачиться в торжественный костюм новобрачного. Как и полагалось, во Дворец бракосочетания мы должны были приехать порознь, в сопровождении наших свидетелей. Моим свидетелем был Димка – он обещал заехать за мной ровно в час. В два мы рассчитывали уже прибыть на место. Лида со всем семейством, родители Поспелова, его друг с женой, моя приятельница еще со времен работы в «метеоагентстве» – вот и все наши гости, которые должны были ожидать нас в пять часов в маленьком ресторане на Цветном бульваре. Ресторан в конечном итоге выбирал Поспелов. Он так придирчиво осматривал все варианты, словно мы собирались там жить.

– Слушай, что ты привередничаешь? – удивлялась я.

– Настя, ты в таком платье, что абы куда ехать нельзя. Такое платье подразумевает рыцарские замки с их огромными залами, каменными полами, высокими окнами. В таком платье нельзя есть холодец и селедку под шубой.

– Я люблю холодец! – мечтательно произнесла я.

– Ради бога, только потом… А в этом платье… В нашем свадебном зале должна звучать лютня, тяжелая скатерть должна падать с огромного стола, а на нем – вазы с фруктами, серебряные кубки вина, седло косули, запеченное на вертеле…

– Да ты поэт!

– Я просто видел твое свадебное платье!

– Это, кстати, непозволительно!

– Ерунда! – Поспелов рассмеялся. – Непозволительно в таком платье пировать в первом попавшемся ресторане.

Наконец, выбор был сделан – большой зал, огромный тяжелый стол с белой скатертью, окна в витражах, старинная каменная плитка на полу. Меню было под стать интерьеру – заяц в прованских травах, «запеченные речные рыбы» (в меню так и было сказано!), куропатки, колбасы по-монастырски и еще много чего, что встречается в рыцарских романах, когда описывают трапезы в средневековых замках.

– Ты должен быть в доспехах. Для полноты картины! – не выдержала я.

– Ну, это, увы, невозможно, хотя если очень постараться…

– Не надо! – поторопилась я.

Я уже поняла, что если Поспелов что-то решил, то воплотит в жизнь любой ценой.

Проснувшись в день своего бракосочетания, я первым делом посмотрела в окно. Погода стояла солнечная, ветерок раскачивал занавеску. Бодрое утро сейчас было моим союзником.

С минуту я просто полежала, потом прошла в душ. Мои приготовления к сегодняшнему торжеству были просты. Высушив волосы, я быстро их уложила в широкую косу и потом превратила эту косу в узел на затылке. В моем представлении платье бледного золота нуждалось в лаконичном оформлении. Ресницы, брови я накрасила чуть сильнее, чем обычно, румяна, которыми никогда не пользовалась, нанесла осторожными мазками. Мое отражение одобрительно мне подмигнуло. «Не понимаю, зачем все эти стилисты нужны!» – подумала я и привычным жестом подкрасила губы. Маникюр я сделала сама себе еще накануне. Совершенно не вынося яркий лак, я аккуратно покрыла ногти привычной бесцветной эмалью. «Ну, теперь платье! – Я сняла с плечиков тяжелый шелк и подумала: – Это я его нашла!» Хотя кого я имела в виду? Платье или все-таки мужа, Поспелова, – я и сама до конца не поняла.

– Настя! Та девушка на показе – нет, это не ее вариант. Она была сама по себе, платье – само по себе. А на тебе оно сидит так, словно ты всю свою жизнь носила дорогие наряды из парчи, шелков и бархата! – воскликнул Димка, когда увидел меня.

– Спасибо, Дима. – Я улыбнулась. Я знала, что Димка не врал. Даже не преувеличивал. Это платье было моей кожей, частью меня, частью моей жизни и судьбы. Оно было золотым результатом всего, чего я добилась.

– Поспелов, через двадцать минут я стану твоей женой. – Я посмотрела на большие напольные часы, которые украшали холл Дворца бракосочетания.

– А я твоим мужем. – Поспелов наблюдал за нашими свидетелями, которые что-то выясняли у водителя нашей машины.

– А я так и не услышала никаких тайн. Или это твой свадебный подарок?

– Ты о чем? – Поспелов нахмурился.

– Я о том, что ты предложил рассказать друг о друге все, что мы до сих пор не рассказали и что могло бы как-то повлиять на дальнейшую жизнь.

– Ах, да! – Поспелов рассмеялся. – Самое смешное, что у меня нет ничего такого, что бы ты не знала. Или чтобы это как-то испортило наши отношения. Я все тебе рассказал.

– Зачем же ты предлагал тогда поделиться?

– Слушай, ты была такая угрюмая, такая нервная, ты не находила себе места. И я решил облегчить тебе задачу, понимая, что тебя что-то гложет и признаться ты не можешь. Вот я и решил спровоцировать этот разговор. Ты не очень сердишься на меня за это?

Я молчала. Хотелось разозлиться, но, по существу, злиться было не за что. Было за что поблагодарить.

– Ты все правильно сделал. Самой бы мне тяжело было на это решиться.

– Отлично, дай я тебя поцелую, невеста моя любимая!

– Потерпи, сейчас официально будем целоваться! – Я шутливо отстранилась. – И все-таки неужели у тебя нет ни одной тайны? Ни одного секрета?

Поспелов задумался.

– Нет. Самое смешное – нет, – наконец ответил он серьезно. – Ничего такого, что надо скрывать. Или неприличного. Или постыдного. Ты все знаешь.

– А если подумать? Ген, так же не бывает!

– Да, бывает! Еще как бывает! У некоторых жизнь очень в этом смысле скучная! – Поспелов улыбнулся.

– Нет, и все же? Если подумать? – не отставала я.

– Даже если дважды подумать – ничего!

К нам подбежал Димка:

– Скоро ваша очередь! Готовы?

– Готовы, готовы, – отмахнулась я.

– Да, – подтвердил Поспелов. Он расправил плечи, поправил пуговицу на пиджаке и зачем-то откашлялся.

– Ну, что они там копаются? – Я с досадой смотрела, как предыдущая пара никак не покинет зал. Они уже все закончили, но какая-то суматоха в дверях не давала нам занять их место.

– Нет, есть! Слушай, есть! Есть фигня, ты сейчас будешь смеяться! Я просто забыл, совершенно забыл!

– О чем ты забыл? – Я повернулась к жениху.

– Я забыл, что Анна Монк – это я! – Поспелов вдруг рассмеялся.

– Кто?

– Ну, эта самая Анна Монк! Та, которую ты искала! Так вот, я – Анна Монк!

– Как это может быть?!

– Господи, да очень просто! Пари я заключил. Что напишу и опубликую книжку под женским именем. Спьяну. Зачем, сам не знаю. Когда одумался, понял, что писать охоты нет, да и времени тоже. А вроде уже и не отступишься – честь, понимаешь ли. Я поспрашивал нужных людей, они мне указали на фирму, которая литературные полуфабрикаты продает. Ну, должен сказать, не дешевое это удовольствие. Я кое-что посмотрел, выбрал, а потом чуть-чуть подправил. Псевдоним придумал. Принес в издательство, загрузил их всякой чепухой относительно загадочности автора и ее отшельничества. Ну, в смысле отшельничества Анны Монк. Они заключили договор. Там мой псевдоним указан. Роман опубликовали. Таким образом, спор я выиграл. Правда, не совсем честно. Но, с другой стороны, я же тоже поработал. Я тексту стройность придал, кое-что усилил, одним словом, привел в товарный вид.

– А до этого вид был не товарный?

– Да, нет, можно было и так. Но я акценты расставил. Кстати, денег очень прилично заработал. Ну, понятно, рецензии сам на свою книгу писал и, пользуясь знакомствами в газетах, публиковал.

– Ага, то есть Анна Монк – это, так сказать, псевдоним соавторов? То есть это два человека?

– Ну, в общем, да. Честнее будет сказать, что именно так и есть. – Поспелов заметно смутился. – Но, Настя, это такая ерунда, баловство, ну, не мошенничество же. Я все-таки работал! Ты знаешь, я бы сейчас и не вспомнил об этом. Если бы ты не завела об этом разговор. Такая чепуха, что мне даже совестно признаваться. Я это только потому делаю, что ты тогда так сильно интересовалась этой книжкой. Кстати, сам не понимаю, почему она тебя так проняла? – Поспелов вытянул шею и забеспокоился. – Все, нас пригласили! Ну, Настенька, пошли! Нас приглашают.

– Пошли, дорогая моя Анна Монк, – съязвила я вслух, а про себя подумала, что псевдоним не так уж и плох.

Заключение

Через год писательница Анна Монк выпустила книгу, которая имела еще бо́льший успех, чем предыдущая. Книга опять стала бестселлером, была награждена всякими наградами, и по ней тут же было решено снять фильм. Журналисты, как ни старались, по-прежнему не могли встретиться с автором – Анна Монк жила затворницей и не отвечала на телефонные звонки. Впрочем, и времени у нее было в обрез – родившаяся после выхода второй книги маленькая дочь отнимала все ее время, оставляя совсем немного свободных минут для писательского труда.

Оглавление

Пролог

Глава 1 Маленькое синее платье

Глава 2 Московские аппетиты

Глава 3 Фата, букет и прочие глупости

Глава 4 «Сюзи Менкес нам не указ!»

Глава 5 Начать сначала

Глава 6 Налево пойдешь – загадку найдешь…

Глава 7 От рассвета до заката

Глава 8 Общее дело

Глава 9 Блэк тай

Глава 10 Стадо овец – одна кофточка

Глава 11 Лечу это я, лечу!

Глава 12 Мохер для доктора Ватсона

Глава 13 По следу

Глава 14 Общее дело

Глава 15 Все виды счастья

Глава 16 И опять свадебное платье!

Глава 17 Дождик и зонтики

Глава 18 Чистосердечные признания

Заключение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg