«Прекрасные»

Прекрасные (fb2) - Прекрасные [5] (пер. Ruby_Miller) (Прекрасный подонок - 5) 1003K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кристина Лорен

«Прекрасные»

Кристина Лорен

Серия «Прекрасный подонок» №5

Над книгой потрудилась -

переводчик/редактор/вычитчик - Ruby_Miller

Оформление – Наталия Павлова

Русифицированная обложка – Елена Малахова

Аннотация:

Беззаботная девушка, которой необходим перерыв. Мужчина, отягощенный

обязательствами. Поездка, предугадать исход которой совершенно

невозможно. О, и много вина! Застукав своего бойфренда с другой у себя

дома, Пиппа Бэй Кокс летит из Лондона в Штаты, чтобы отправиться в

хмельное путешествие вместе с Руби Миллер и ее «Прекрасными» друзьями.

Покорение карьерной лестницы стало для Дженсена Бергстрома способом

справиться с разбитым сердцем. По горло в делах и рабочих поездках, он

почти не выделяет времени для себя. Но когда его сестра Ханна

уговаривает присоединиться к ним для двухнедельного винного тура, он

понимает, что это редкая возможность наконец развеяться. И, конечно, едва он соглашается, тут же узнает, что та незнакомка, с которой он

летел в самолете, тоже едет с ними. Ее может оказаться для него с

избытком… или же он поймет, что его жизнь слишком однообразна, и

Пиппа поможет сделать ее более значимой и безумной. Среди этих друзей

постоянно что-нибудь происходит: начиная от неожиданного обмена

характерами Хлои с Сарой и открывшимся с новой стороны одомашненного

Уилла, и заканчивая шквалом смс-сок от Беннетта и «долго и счастливо» в

жизни Джорджа. Короче говоря, их смелость любить, дружить и буйно

веселиться кроме как прекрасной и не назовешь.

Один

Пиппа

Я старалась не особо огорчаться насчет того, что понимание ситуации

приходит слишком поздно.

Например, когда сидишь на выпускном экзамене, и до тебя доходит, что

надо было больше заниматься. Или когда тебе в лицо смотрит дуло

пистолета, и понимаешь, господи, ну все, конец тебе, мудаку.

Или когда тебе открывается вид на бледную задницу твоего идиота-

бойфренда, только что поимевшего какую-то бабу на твоей кровати, ты с

сарказмом замечаешь про себя: так вот почему он не хотел чинить

скрипучую ступеньку.

Это был сигнал «Внимание! Пиппа идет».

Я шандарахнула его сумкой – прямо по спине. По звуку это было, словно

в кирпичную стену ударилась сотня пластмассовых флакончиков губных

помад.

Этот лживый сорокалетний потаскун и мудила Марк вполне этого

достоин.

– Ублюдок! – зашипела на него я, когда он попытался – не особо изящно

– слезть с нее. Простыни с кровати были стянуты – можете добавить лень к

списку его отличительных качеств, поскольку он не захотел отнести белье в

прачечную на углу, прежде чем я вернусь домой – а от резкого движения его

член подпрыгнул к животу.

И он тут же накрыл его ладонью.

– Пиппа!

К ее чести, женщина от стыда закрыла лицо руками.

– Марк! – воскликнула она. – Ты не говорил мне, что у тебя есть

девушка!

– Забавно, – глядя на него, ответила я. – Мне он тоже ни про кого еще не

сказал.

Марк сдавленно охнул от ужаса.

– А ну давай, – подняв подбородок, распорядилась я. – Собирай

вещички. И проваливай.

– Пиппа, – наконец начал он. – Я не знал…

– Не знал, что в обед я приду домой? – уточнила я. – Ага, я это уже

поняла, любимый.

Встав с кровати, женщина униженно подобрала свою одежду. Наверное,

было бы достойным поступком отвернуться и дать им одеться в постыдном

молчании.

Но на самом деле, если уж начистоту, действительно достойно будет не

возражать на то, что она якобы не знала про девушку Марка, ведь вся чертова

спальня была в нежно-бирюзовых оттенках, а плафоны прикроватных ламп

отделаны кружевом.

Она что, решила, будто он привел ее в квартиру своей мамочки? Да ну

нахер!

Надев штаны, ко мне подошел Марк, подняв руки, будто приближался ко

льву.

Я усмехнулась. В общем-то, правильно, я сейчас куда опасней льва.

– Пиппа, дорогая моя, мне так жаль, – он сделал паузу, как будто эти

слова могли ослабить мой гнев.

У меня в голове уже сформулировалось много чего в ответ. Что я

работала по пятнадцать часов в день, чтобы поддержать его стартап. Что он

жил и работал в моей квартире, в последние четыре месяца не утруждая себя

мытьем посуды. И что этой женщине он уделил куда больше внимания, чем

мне за полгода.

Но я не думаю, что он заслужил хоть каплю моей энергии, хотя речь

была бы блистательной. И потом, его дискомфорт – который рос с каждой

секундой моего продолжающегося молчания – ну просто о-о-очень приятен.

И мне даже не было больно на него смотреть. Хотя теоретически могло

бы – учитывая ситуацию. Зато внутри все горело. И я представляла, как моя

любовь к нему сгорала, словно подожженная бумага.

Он подошел на шаг ближе.

– Даже представить себе не могу, как это выглядит со стороны, но…

Наклонив голову в сторону и чувствуя, как внутри снова закипает

ярость, я перебила его:

– Да неужели? Тебя Шеннон бросила ради другого мужчины. Так что,

думаю, ты прекрасно себе представляешь, как это выглядит.

После этих слов в моей памяти всплыло то время, когда мы с ним

познакомились в пабе, когда поначалу были просто друзьями и с

удовольствием рассказывали друг другу о моих любовных похождениях и о

его неудавшихся романах. Вспомнила, как он любил свою жену и был

уничтожен ее уходом. Как я старалась не влюбляться в него – в его

сдержанный юмор, вьющиеся темные волосы и сверкающие карие глаза – но

безуспешно. Потом, к моему величайшему восторгу, одна ночь превратилась

во что-то большее.

А через три месяца он переехал ко мне.

Шестью месяцами позже я попросила его починить скрипучую

ступеньку на лестнице.

Еще два месяца спустя я сдалась и починила ее сама.

Это было вчера.

– Забирай свои вещи из шкафа и уходи.

Опустив взгляд, женщина пробежала мимо нас.

Запомню ли я ее лицо? Или же навсегда запомню, как Марк

вколачивался в нее и как потом подпрыгнул его член, когда он в панике

вскочил?

Через пару секунд хлопнула входная дверь, но Марк по-прежнему не

двигался.

– Пиппа, она просто друг. Это сестра Арнольда из футбольной команды,

ее зовут…

– Даже не вздумай называть ее чертово имя, – недоверчиво хохотнув,

перебила его я. – Насрать мне на нее и ее имя!

– Что…

– А что, если у нее красивое имя? – продолжила я. – Что, если однажды я

выйду замуж за реально классного парня, у нас родится дочь, и муж

предложит это имя? А я такая: «О, милое имечко, да. Но, к сожалению, так

же звали одну девицу, которую трахнул Марк, даже не поменяв простыней –

ленивый мудак – так что нет, мы не можем так назвать свою дочь», – я

злобно уставилась на него. – Ты и так уже испоганил мой день. Возможно, и

неделю, – наклонив голову, я подумала пару секунд. – Но точно не месяц, нет, потому что та новая сумка от «Прада», которую я купила на той неделе, просто потрясная – и ни ты, ни твоя неверная бледная задница не смогут

порушить удовольствие.

Он улыбнулся, сдерживая смех.

– Даже сейчас, – тихо и с обожанием сказал он, – даже после того, как я

подвел тебя, ты такая смешная девчонка, Пиппа.

Я сжала челюсти.

– Марк. Убирайся из моей квартиры.

Он виновато поморщился.

– Понимаешь, у меня в четыре часа телефонная конференция с

итальянцами, и я надеялся провести ее отсю…

На этот раз я перебила его пощечиной.

***

Коко поставила передо мной чашку чая и мягко погладила по волосам.

– Ну и хер с ним, – шепотом, чтобы не слышала Леле, сказала она.

Леле любила мотоциклы, женщин, регби и Мартина Скорсезе. Но мы

давно знали, что она не любила, чтобы ее жена ругалась дома.

Я опустила голову на скрещенные руки.

– Почему мужики такие мудаки, мам?

Они обе мои мамы, и откликались на «маму» одновременно. Поэтому это

быстро стало неудобно – зовешь одну, а приходят обе – и еще в детстве, как

только я начала говорить, Колин и Лесли разрешили называть их Коко и

Леле, а не только мамой.

– Они мудаки, потому что… – начала Коко и запнулась. – Ну, они все-

таки не все поголовно мудаки, да?

Я предположила, что последнюю фразу она адресовала Леле, поскольку

потом ее голос снова стал громче, и она продолжила:

– Женщины тоже могут быть мудачками, если уж на то пошло.

Тут Леле пришла ей на помощь.

– Мы просто хотим сказать тебе, что да, Марк стопроцентный мудак,

хотя для нас это все-таки неожиданное открытие.

Тут мне стало грустно и за мам. Им нравился Марк. Нравилось, что его

возраст был где-то посередине между их и моим. Они радовались, что у него

изысканный вкус в выборе вина, что он любил Боба Дилана и Сэма Кука.

Когда он проводил время со мной, то часто делал вид, будто ему тоже

двадцать с чем-то. А когда с ними – вмиг превращался в лучшего друга

пятидесятилетних лесбиянок. Мне всегда было интересно, каким он был

рядом с безликим незнакомцем.

– И согласна, и нет, – замечаю я, сев прямо и вытерев лицо. –

Оглядываясь назад, я все думаю: а что, если Марк был так опустошен из-за

Шеннон из-за того, что ему даже в голову не пришло изменять, – я

посмотрела в их расстроенные глаза. – Ну то есть он даже не знал о таком до

ее измены. И, может быть, это жуткое решение, когда ты несчастен, но все-

таки решение.

Тут я почувствовала, как кровь отлила от моего лица.

– А может, он нашел самый быстрый и легкий способ порвать со мной?

Они уставились на меня, наблюдая, как во мне зарождается ужасающее

открытие.

– Так ведь и было, да? – я смотрю то на одну, то на другую. – Он хотел

закончить наши отношения, а я была слишком недогадливая, чтобы заметить

это? И переспал с той бабой, чтобы оттолкнуть меня? – я резко прикрываю

ладонью рот. – Выходит, Марк просто большой трус с большим болтом?

Коко тоже прикрыла рукой рот, но только чтобы не засмеяться.

Леле же решила всерьез рассмотреть этот вопрос.

– Ничего не могу сказать насчет болта, милая, но тут даже сомневаться

не приходится – этот мужчина трус.

Крепко взяв меня под локоть, Леле подняла меня и привела к дивану.

Сев, она прижала меня к своему крепкому телу, а с другой стороны уже села

Коко, с ее мягкими формами.

Сколько раз мы так сидели? Сколько раз, обнявшись, пытались разгадать

непонятное мужское поведение? И всегда как-то справлялись. Правда,

ответы не всегда находили. Но всегда потом чувствовали себя лучше.

На этот раз они не стали увлекаться построением гипотез.

Когда у вашей двадцатишестилетней дочери проблемы с мужчиной, а вы

лесбийская пара, живущая в браке уже тридцать лет, а еще это ваша первая

любовь, тут мало что можно сказать, кроме «Ну и хер с ним».

– Ты слишком много работаешь, – пробормотала Леле, поцеловав меня в

макушку.

– Да и еще не любишь свою работу, – добавила Коко, массируя мне

пальцы.

– Знаете, почему я пришла в тот день домой в обеденный перерыв? Мне

хотелось пропустить через шредер все свои таблицы, а на голову Тони

вылить кофе. Вот и подумала, что мне помогут чашка кофе и пара хороших

бисквитов. Надо же, какая ирония.

– Может, все бросишь и переедешь сюда? – предложила Коко.

– Мам, но я не хочу, – проигнорировав чувство, которое возникло в ответ

на это предложение, ответила я. – И не могу.

Я посмотрела перед собой. На небольшой телевизор, который чаще

использовался в качестве подставки любимой вазы Коко, всегда полной

цветов, нежели по прямому назначению. На буклированный синий ковер,

который раньше был минным полем из-за вечно терявшихся там туфель

Барби. На аккуратно покрашенный деревянный пол, выглядывающий из-под

него.

Я и правда ненавидела свою работу. Как и своего босса Тони.

Ненавидела отупляюще скучные и бесконечные цифры. Я терпеть не могла

ежедневную дорогу на работу и что после ухода Руби полтора года назад у

меня в офисе не осталось хороших друзей.

И как каждый день вяло перетекал в следующий.

Но, возможно, мне повезло, – тут же подумала я. – Ведь у меня все же

есть работа, да? И друзья. Хотя они больше любят посплетничать в пабе, нежели заняться чем-нибудь еще. У меня есть две безумно любящие меня

мамы. Содержимое гардероба, от которого большинство женщин пускает

слюни. Марк был иногда милым, хотя и немного неряшливым, если честно. С

большим членом, но ленивым языком. На первый взгляд неплохо подходящим, но довольно скучным – теперь я понимаю это. И кому после такого он

нужен? Не мне, это уж точно.

У меня все есть – и это хорошая жизнь, вообще-то. Тогда почему я так

погано себя чувствую?

– Тебе нужен отпуск, – вздохнула Леле.

И в ответ во мне что-то ожило и запело.

– Да! Отпуск!

***

Утром в пятницу в Хитроу будто понаехали все ненормальные со всей

округи.

«Лети в пятницу», – посоветовала Коко. – «Будет спокойно», – добавила

она.

Мне не стоило следовать советам женщины, не летавшей четыре года.

Но тут она просто мудрый старец по сравнению со мной: в последний раз я

летала на самолете шесть лет назад; и ни разу не летала в командировки. Я

ездила на поезде на северо-запад в Оксфорд к Руби. Еще я ездила – один раз

– тоже на поезде на юго-восток до Парижа с Марком. Мы тогда устроили

себе мини-отпуск и накинулись на еду, вино и друг на друга на фоне

Эйфелевой башни. Секс… Боже, мне его не хватает. Но сейчас нужно решать

более насущные проблемы, и я спросила себя, а не превышает ли сегодня, в

девять утра в пятницу, численность пассажиров в Хитроу количество

жителей всего Лондона?

Люди вообще на работу ходят? – подумала я. – Я явно не единственная

здесь, кто улетает на две недели в октябрьский отпуск, спасаясь от

рутинной работы и желая уехать подальше от одного изменника,

вколачивающегося…

– Будете двигаться или нет? – прорычала позади меня женщина.

Я вздрогнула, застигнутая врасплох посреди очереди на паспортный

контроль.

Сделав три шага вперед, я оглянулась на нее через плечо.

– Так лучше? – огрызнулась я, поскольку мы стояли все в том же

порядке, только на пару метров ближе к офицеру.

Через полчаса я была уже у своего выхода на посадку, и мне нужно…

куда-нибудь сбросить энергию. Мой желудок скрутило от нервов, и я толком

не знала, стоит это чем-нибудь заесть, или нет. Не то чтобы я никогда не

летала… просто не часто. Хотя ощущала себя космополитом. На Майорке у

меня был любимый магазинчик с юбками, куда я хотела бы как-нибудь

вернуться. Есть и список лучших кафе Рима, которые могу порекомендовать

всем, кто едет туда впервые. Ну и, конечно, как опытный пользователь метро

– регулярно умудряющийся выживать в потоке агрессивных пассажиров – я

решила, что аэропорт будет более дружелюбным. Ведь с него начинаются

путешествия. Как оказалось, нет. Он огромный, но все равно тут слишком

много людей. Сотрудник аэропорта у нашего выхода объявил какую-то

информацию, но одновременно с ним это же сделал и другой.

Кто-то шел на посадку, и складывалось ощущение полнейшего хаоса. Я

огляделась, и, казалось, никто, кроме меня, не растерялся. Я посмотрела на

свой посадочный талон. Мамы оплатили мне первый класс – подарок, как

сказали они – и я могу себе представить, сколько он стоит. Так что без меня

самолет ведь не улетит, да?

Рядом со мной оказался мужчина, одетый в темно-синий костюм и до

блеска начищенные туфли. Он выглядел гораздо более уверенным в себе, чем

ощущала себя я.

Держись вот за этим, – сказала я себе . – А если он не на самолет, то и

мне не время.

Пройдясь взглядом вверх по его гладкой шее к лицу, я почувствовала

легкое головокружение. Очевидно, я снова начала смотреть на мир

оптимистически, но он и правда был великолепен. Густые светлые волосы,

темно-зеленые глаза, сфокусированные на экране телефона, и такая красивая

линия челюсти – так и манит куснуть.

– Извините, – положив ему ладонь на руку, начала я. – Вы мне не

поможете?

Сначала посмотрев вниз, где я к нему прикоснулась, он поднял голову и

улыбнулся.

В уголках глаз появились морщинки, а на левой щеке ямочка. У него

белые, по-американски идеальные, зубы.

А я вся вспотевшая и запыхавшаяся.

– Не подскажете, как тут все устроено? – попросила я. – Я не летала

несколько лет. Мне сейчас надо на посадку?

Он глянул на мой посадочный талон и слегка наклонил его к себе, чтобы

прочитать.

Чистые короткие ногти. Длинные пальцы.

– О, – усмехнувшись, сказал он. – Ваше место рядом с моим, – показав в

сторону выхода на посадку, он добавил: – Сейчас идет приоритетная посадка

– пассажиры с маленькими детьми и люди с ограниченными возможностями

– а потом очередь первого класса. Хотите, пойдем вместе?

Я проследую за вами в самый ад, сэр.

– Было бы чудесно, – ответила я. – Спасибо.

Кивнув, он повернулся лицом к сотруднику аэропорта.

– Шесть лет назад я летала в Индию, – начала я, и он снова повернулся

ко мне. – Мне было двадцать, и мы с моей подругой Молли ездили в

Бангалор, где в больнице работал ее двоюродный брат. Я обожаю Молли, но

мы обе часто ведем себя по-идиотски во время поездок, поэтому чуть не сели

в самолет до Гонконга.

Он немного посмеялся. Я понимала, что на нервной почве болтала

всякую чепуху, а он просто вежлив, но все равно не могла не закончить

историю.

– Милая женщина на посадке нас развернула, и мы пулей помчались в

другой терминал, куда перенесли наш рейс – объявления о нем мы

пропустили, потому что заправлялись пивом в баре – и в итоге успели

буквально в последние минуты.

– Повезло, да, – пробормотал он. Кивнув в сторону телетрапа, когда

объявили о посадке первого класса, он сказал: – Это нас. Пойдемте.

Он был высоким, а если взглянуть на его задницу при ходьбе, то в голове

тут же всплывал образ Патрика Суэйзи из «Грязных Танцев». Оглядев его с

головы до ног, я задалась вопросом, сколько времени может понадобиться, чтобы так идеально начистить обувь. А захоти я найти хоть пушинку, хоть

одну выбившуюся ниточку на его костюме, мои поиски не увенчались бы

успехом.

Этот мужчина явно ценит тщательность во всем, но при этом не

чопорный.

Интересно, чем он занимается? Я начала гадать, как только мы вошли в

самолет. Бизнесмен. Наверное, летит по работе, а его миссис осталась где-

нибудь в изысканно обставленной квартире в Челси. Он оставил ее сегодня

утром, когда она, надув губки, сидела посреди кровати в шелковом нижнем

белье, подаренным ей в качестве извинения за опоздание с работы. Вчера

вечером она накормила его едой на вынос, сидя на атласных простынях, а

потом любила его ночь напролет, пока не настало четыре утра, и тогда он

встал и начал полировать свои туфли…

– Мисс? – явно не в первый раз позвал меня он.

Подпрыгнув, я виновато поморщилась.

– Извините. Я просто…

Он жестом показал мне садиться у окна, и, скользнув на место, я убрала

свою сумку под сидение впереди меня.

– Простите, – снова сказала я. – Забыла, как организована посадка.

Вежливо отмахнувшись, он ответил:

– Я просто часто летаю. Так что можно сказать, действую на автопилоте.

Я наблюдала, как он аккуратно распаковал айпад, наушники с

шумоподавлением и пачку антисептических салфеток. Он протер

подлокотники, спинку сидения перед собой и откидной столик, а потом

достал еще одну для рук.

– А вы приготовились, – ухмыльнувшись, пробормотала я.

Он рассмеялся, ничуть не смущаясь.

– Как я уже сказал…

– Вы часто летаете, – вместо него закончила я. – А вы всегда так…

начеку?

Он весело глянул на меня.

– Если одним словом, то да.

– И вас, наверное, за это не раз подначивали?

Его ответная улыбка была одновременно и осторожной, и проказливой –

редкое сочетание. Она запустила еле уловимую восторженную реакцию у

меня в груди.

– Да.

– Это хорошо. Это восхитительно, но да, заслуживает, чтобы подначить.

Хотя бы чуть-чуть.

Рассмеявшись, он убрал использованные салфетки в небольшой

мусорный пакет.

– Буду иметь в виду.

К нам подошла стюардесса и дала каждому салфетку.

– Меня зовут Амелия. Буду рада вам помочь. Могу я предложить вам

напитки, прежде чем мы взлетим?

– Тоник с лаймом, пожалуйста, – тихо произнес мой сосед.

Амелия перевела взгляд на меня.

– Э-э… – начала я и слегка поморщилась. – А что еще есть?

Она засмеялась, но как-то недоброжелательно.

– Все что хотите. Кофе, чай, сок, газировка, коктейли, пиво,

шампанское…

– О! Шампанское! – захлопав в ладоши, воскликнула я. – Самое оно для

начала отдыха, – наклонившись, я начала копаться в сумке. – Сколько с

меня?

Мужчина остановил меня, положив свою руку на мою, и улыбнулся.

– Это бесплатно.

Посмотрев на него через плечо, я увидела, что Амелия уже пошла за

нашими напитками.

– Бесплатно? – с сомнением переспросила я.

Он кивнул.

– На международных рейсах подают бесплатный алкоголь. Ну а в первом

классе это всегда бесплатно.

– Вот блин, – выпрямившись, пробормотала я и ногой запихнула сумку

назад под сидение. – Я идиотка. Это мой первый полет в первом классе.

Он наклонился чуть ниже и прошептал:

– Я никому не скажу, – не сумев понять его интонацию, я посмотрела на

него. И он мне игриво подмигнул.

– Но вы мне скажете, если я что-нибудь не правильно сделаю? –

улыбнувшись, спросила я. От того, что он так близко и пахнет по-мужски, а

еще чистым бельем и кремом для обуви, мой пульс на шее забился сильнее.

– Тут не может быть неправильно.

О чем именно он сейчас говорил? Я широко ему улыбнулась.

– И вы не дадите мне разбрасываться бутылочками с алкоголем? –

шепотом спросила я.

Он поднял три пальца.

– Слово скаута.

Выпрямившись, он убрал мусорный пакет в свой небольшой чемодан и

поставил у ног.

– Летите домой или из дома? – поинтересовалась я.

– Домой, – ответил он. – Я из Бостона. На прошлой неделе прилетел в

Лондон по делам. Вы упомянули про отдых, так что предполагаю, у вас

начинается отпуск?

– Ага, – подняв плечи и сделав глубокий вдох, я добавила: – Отпуск. Мне

нужно отдохнуть от дома.

– Сделать перерыв – это всегда хорошо, – пробормотал он, глядя прямо

на меня. Его спокойная сосредоточенность немного нервировала, если

честно. На вид он стопроцентный скандинав, с зелеными глазами и

резковатыми чертами лица. Каждый раз, когда он внимательно смотрел на

меня, это ощущалось направленным в мою сторону прожектором.

Из-за этого я почувствовала себя беспечно и немного скованно в одно и

то же время.

– А почему летите именно в Бостон?

– Во-первых, там живет мой дедушка, – ответила я. – И еще меня ждет

целая толпа друзей. Мы вместе едем в винный тур по побережью. Вообще-то, я с ними только познакомлюсь, но за последние два года мне про них так

много рассказывала подруга, что я чувствую, будто всех уже знаю.

– Похоже на настоящее приключение, – на секунду опустив взгляд к

моим губам, мой попутчик снова посмотрел мне в глаза. – Дженсен, –

представился он.

Я пожала ему руку, вздрогнув от прохладного прикосновения своих

металлических браслетов.

– Пиппа.

Когда с нашими напитками вернулась Амелия, мы поблагодарили ее и

подняли бокалы.

– За полеты домой и из дома, – слегка улыбнувшись, произнес Дженсен,

а потом спросил: – А Пиппа – это уменьшительно от какого имени?

– Обычно это сокращенный вариант от Филиппы, но в моем случае я

просто Пиппа. Пиппа Бэй Кокс. Моя мама Коко – американка, Колин Бэй,

отсюда мое второе имя. Ей просто всегда нравилось имя Пиппа. А когда моя

мама Леле забеременела от брата Коко, та заставила ее пообещать, что если

родится девочка, они назовут ее Пиппой.

Он рассмеялся.

– Прошу прощения. Твоя мама забеременела от брата другой мамы?

Ой-ой. Вечно забываю рассказывать эту историю как-нибудь

поделикатнее…

– Нет-нет, не напрямую. Они взяли и воспользовались кухонной

спринцовкой для поливки мяса, – тоже засмеялась я. Картинка рисуется та

еще. – Как раньше, так и сейчас люди не всегда спокойно принимают мысль, что две женщины заведут ребенка.

– Согласен. Ты их единственный ребенок? – …потому что именно в эту

сторону она всегда и сворачивает.

– Да, – кивая, ответила я. – А у тебя есть братья-сестры?

Дженсен расплывается в улыбке.

– Четверо.

– Ох, Леле с удовольствием имела бы больше детей, – покачав головой,

сказала я. – Но во время ее беременности дядя Роберт познакомился с тетей

Наташей, обрел довольно сурового Бога, и решил что совершил большой

грех. И из-за этого считает меня дьявольским отродьем, – желая повысить

настроение, я добавила: – Остается надеяться, что мне никогда не

понадобятся костный мозг или почка, да? – в ответ Дженсен с ужасом

уставился на меня. – Да.

С легким чувством вины я обнаружила, что за пять минут успела

выболтать всю свою семейную историю.

– В общем, – намереваясь закрыть тему, подытожила я. – У них только я.

Кажется, я и так заняла их собой по полной.

Выражение его лица смягчилось.

– Охотно верю.

Подняв бокал, я сделала большой глоток и поморщилась от пузырьков.

– А сейчас они хотят внуков, но благодаря Мудаку, им теперь ждать и

ждать, – последним глотком я допила шампанское.

Поймав взгляд Амелии, я помахала пустым бокалом.

– Кажется, время для еще одного, пока не взлетели.

Она улыбнулась и, взяв бокал, наполнила его.

***

– Ты только посмотри, какой Лондон огромный, – пробормотала я, глядя

в иллюминатор, когда самолет поднялся в воздух. Какое-то время город

медленно плыл под нами, после чего его поглотили облака. – И какой

красивый.

Когда я посмотрела на Дженсена, он быстро отодвинул от уха один

наушник.

– Прости, что?

– Ой, ничего, – я почувствовала, что покраснела, хотя и не понятно, то ли

от собственной чрезмерной болтливости, то ли от слишком привлекательного

соседа, то ли от шампанского. – Не заметила, что ты их надел. Просто

говорила, что Лондон выглядит таким огромным.

– Это точно, – немного наклонившись ко мне, чтобы посмотреть, ответил

он. – Ты всегда тут жила?

– Я уезжала учиться в универе в Бристоле. Потом вернулась, когда

получила работу в одной фирме.

– В фирме? – теперь он снял наушники.

– Ага. Инженерной.

Он выглядел впечатленным, подняв брови, поэтому я добавила, чтобы

немного снизить эффект:

– Я всего лишь младший специалист, – сказала я. – По образованию я

математик, так что просто свожу циферки, чтобы везде налилось нужное

количество бетона.

– Моя сестра био-инженер, – с гордостью заметил он.

– Это совершенно другое, – улыбнувшись, ответила я. – Она занимается

очень маленькими вещами, а мы очень большими.

– Тем не менее, это впечатляет – то, чем ты занимаешься.

Я улыбнулась в ответ на это.

– Ну а ты?

Он сделал нарочито глубокий вдох – уверена, меньше всего ему хотелось

думать о работе.

– Я адвокат. Специализируюсь на предпринимательском праве и в

основном занимаюсь поддержкой слияний компаний.

– Как все сложно.

– Я хорошо справляюсь с деталями, – он пожал плечами. – А в моей

работе их масса.

Я снова оглядела его: аккуратные стрелки на брюках, блестящие

коричневые туфли, из прически не выбился ни один волосок. Ухоженная

кожа и ногти. Да… он и правда выглядел как человек, уделяющий внимание

деталям.

Потом посмотрела на себя: черное платье-рубашка, черно-фиолетовые

полосатые колготки, поношенные черные сапоги до колена и куча браслетов

на руке. Собранные в небрежный пучок волосы и наспех сделанный в метро

макияж.

Прямо идеальная пара.

– Иногда мне хочется, чтобы у всех нас было больше талантов, – вслед за

мной оглядывая меня, сказал он. Потом, сделав небольшую паузу, добавил: –

Жаль, что математиков так мало ценят.

Я не успела толком насладиться его комплиментом, как он быстро –

даже как-то неуклюже быстро – снова переключил свое внимание на книгу и

музыку. Как только он сказал это, я поняла, что в последнее время начала

ощущать скуку.

Не смогла удержать на себе внимание своего парня. Не могла собраться с

силами, чтобы побольше заняться собственной карьерой. Не была в отпуске

несколько месяцев, да и вообще – из дома редко выходила, за что на меня

злятся друзья. Давно не красила в какой-нибудь прикольный цвет свои

рыжеватые волосы.

Я была словно в режиме ожидания.

Была.

Но больше нет.

С улыбкой подошла Амелия.

– Вам еще?

Я передала ей свой бокал, ощущая головокружительное предвкушение от

отпуска, поездки и побега из дома.

– Да, пожалуйста.

***

Пузырьки шампанского резко ударили по голове и конечностям.

Буквально ощущая, как шаг за шагом мое тело расслабляется, от пальцев к

предплечью, от предплечья к плечам, я посмотрела на свои руки – черт, лак

облупился – когда тепло дошло до тату с изображением птицы на плече…

Откинув голову назад, я счастливо вздохнула.

– Это гораздо лучше, чем прочесывать квартиру в поисках вещей,

которые мог оставить после себя Мудак.

Дженсен вздрогнул и снова убрал от уха один наушник.

– Прости, что?

– Марк, – уточнила я. – Мудак. Разве я тебе про него не говорила?

Он выглядел позабавленным, когда оглядел мое лицо – сто процентов

решил, что я пьяная, но мне уже было пофиг – и тихо ответил:

– Нет, не упоминала.

– На прошлой неделе, – ответила я, – я пришла домой, а мой бойфренд

дрючил какую-то безымянную манду.

Я икнула.

А Дженсен прикусил губу, чтобы не засмеяться.

Я правда, что ли, напилась? Выпила ведь всего… Я посчитала на

пальцах. Вот блин. Я выпила четыре бокала шампанского на голодный

желудок.

– Так что я его выперла, – сказала я, выпрямившись и стараясь, чтобы

голос звучал более трезво. – Но, как оказалось, все не так просто. Он заявил, что невозможно жить с кем-то восемь месяцев и упаковать все вещи в один

день. А я ответила, что придется как-то попытаться, иначе сожгу к чертям

все, что останется.

– Еще бы, ты была очень сердита, – тихо заметил Дженсен, убирая

наушники подальше.

– Я очень сердилась, а потом расстроилась – черт, ведь мне двадцать

шесть, ему сорок, и он ну никак не должен был искать перепих на стороне!

Разве нет? Уверена, твоя лондонская миссис в шелковом белье и с едой на

вынос моложе тебя, вся из себя стройная и идеальная, да?

Он кривовато улыбнулся.

– Моя лондонская миссис?

– Нет, я, конечно, не идеальная, и уж точно не ем в кровати, но

согласилась бы – если бы он настоял и захотел весь день провести в постели.

Но он завел себе подружку для обеденных потрахушек. Почему не мог

делать это со мной? Ну вот, я снова разозлилась, – я потерла лицо. Уверена, что несла я что-то совершенно несусветное.

Дженсен на это ничего не ответил, но когда я посмотрела на него,

оказалось, что он внимательно слушал.

Ощущение, будто я что-то рассказываю мамам, только при этом не

беспокоясь, что они будут за меня волноваться. А еще сейчас я могла

притвориться, что моя скучная работа и мудозвон-бывший остались где-то

позади.

Повернувшись лицом к Дженсену, я решила излить душу.

– До знакомства с ним я была немного шлюховатой, – начала я и

закивала в ответ, когда Амелия спросила, не хочу ли я еще шампанского. –

Но когда встретила Марка, я подумала, что он создан для меня. Знаешь ведь, да, как оно бывает в самом начале?

Дженсен неуверенно кивнул.

– Секс на каждой поверхности, – уточнила я. – Когда я приходила домой

с работы, было ощущение, будто я ребенок, ранним рождественским утром

бегущий вниз по лестнице в гостиную.

Он рассмеялся в ответ.

– Сравнение секса с детством… Дай мне секунду прийти в себя.

– И так было каждый день, – пробормотала я. – Его жена изменила ему и

бросила, а когда у меня на глазах он переживал это, я просто… надеялась, что он скоро вернется к нормальной жизни. И когда стал готов – вернулся к

нормальной жизни со мной, и мы были вместе очень долго. Ну то есть

одиннадцать месяцев – это для меня целая вечность, и поначалу все было так

хорошо… пока внезапно не испортилось. Он неряшливый, ничего не чинит,

если я попрошу, все покупки в магазинах, доставка еды на дом и счета за

квартиру были только за мой счет. А потом я внезапно узнала, что мои

деньги идут и на его новый бизнес, – я взглянула на Дженсена, чье лицо

стало выглядеть, как в тумане. – Но я все равно была рада! Правда была. Я

любила его, понимаешь? И была готова все ему отдать. Но позволить ему

поиметь кого-то еще на своей кровати, когда он даже снял с нее простыни, поскольку париться и нести их в прачечную не хотел, – это уже слишком, не?

Дженсен положил свою руку на мою.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Мне хочется хорошенько пнуть его под зад, но я…

– Иногда, когда я летаю, – мягко перебил меня он, – я позволяю себе

выпить. Бывает, что прошу еще, и временами забываю, как это скажется на

мне по прилете. Пить в самом самолете – это гораздо… хуже, – он

придвинулся ближе, наверное, чтобы я смогла сфокусироваться на его лице.

– Я говорю это, не потому что осуждаю твое желание выпить шампанского –

судя по всему, этот Марк редкостный засранец. Просто хочу сказать, что

летать и при этом пить – это не то что пить в баре…

– Может, мне лучше выпить воды? – икнула я, а затем, к собственному

ужасу, рыгнула.

О боже.

Мать вашу.

– Бля-я-я, – произнесла я и с шлепком закрыла рот рукой. Уверена, кто-

то вроде Дженсена не рыгает на публике, как бомж.

И не встречается с девушкой, которая так сделала.

Или которая матерится.

Или пускает газы.

Или даже оставит ворсинку на его костюме.

Промямлив извинения, я перелезла через него и припустила в туалет, где

могла бы умыться, сделать несколько спокойных вдохов и выдохов и

прочитать нотацию своему отражению в зеркале.

Когда я вернулась на свое место, Дженсен уже спал.

***

Посадка была жесткой, и, дернувшись, Дженсен резко сел прямо. Он

проспал почти четыре часа, а я не смогла сомкнуть глаз. Почти все мои

друзья после выпивки сонные, я же наоборот. Что плохо – особенно что

касается именно этого полета – потому что я бы лучше поспала, вместо того

чтобы в уме разбирать, как могла не догадываться об изменах Марка, а потом

ругать себя последними словами за то, что опозорилась перед незнакомцем.

Впереди виднелся международный аэропорт Логана, серый и унылый, а

Амелия сделала стандартное объявление, чтобы мы оставались на своих

местах, потом аккуратно доставали багаж, типа летайте с нами и все такое.

Быстрый взгляд в сторону Дженсена отозвался звоном гонга в моей

голове.

– О-о-о, – застонала я, положив руку на лоб. – Ненавижу шампанское.

Он вежливо улыбнулся в ответ.

Боже, какой он красивый. Надеюсь, у него есть кому рассказать о своей

попутчице – сбрендившей и всклокоченной британке.

Но как только стало можно подняться, он достал телефон из сумки для

ноутбука и хмуро уставился на список уведомлений.

– Реальная жизнь вернулась? – с улыбкой спросила я.

Не глядя на меня, он ответил:

– Приятного отдыха.

– Спасибо, – мне пришлось в буквальном смысле прикусить себе губу,

чтобы не начать бессвязно оправдываться за свою болтовню и за то, что я

рыгнула ему в лицо. Так что я направилась за ним и его идеальной задницей

в терминал аэропорта, оставаясь в десятке шагов позади. Идя в сторону

выдачи багажа, рядом с эскалатором я заметила ждущего меня дедушку в

футболке «Рэд Сокс» и потертых штанах цвета хаки с подтяжками. Его

объятие напомнило мне Коко: крепкое, теплое и без приветственных слов.

– Как долетела? – спросил он, ведя меня рядом с собой и обнимая за

плечи.

Мои ноги подрагивали. И я бы все сейчас отдала за горячий душ.

– Выпила слишком много шампанского и прожужжала бедняге-соседу

все уши, – приподняв подбородок, я показала на идущего впереди нас

бизнесмена, односложно отвечающего кому-то по телефону.

– А-а. Ну ладно, – ответил дедушка.

Я взглянула на него, в который раз поражаясь, как я могла быть

потомком такого тихого и вежливого деда. Два года назад он прилетал к нам

в Лондон, а до этого я видела его на каждом крупном празднике. Дедушка

никогда не проявлял повышенную эмоциональность, но зато всегда был

непоколебим в своей молчаливой поддержке Коко и Леле.

– Я так рада тебя видеть, – сказала я. – Соскучилась по твоему лицу. И

по подтяжкам.

– Сколько ты тут пробудешь перед своей поездкой? – в ответ спросил он.

– Завтра вечеринка, – ответила я, – а потом в воскресенье утром едем в

винный тур. Но когда вернусь, я хочу немного побыть у тебя.

– Есть хочешь?

– Сейчас умру от голода, – сказала я. – Но никакой выпивки! – потом по-

быстрому сделала новый пучок из своих спутанных волос и потерла лицо

руками. – Фу, ну я и поросенок.

Дедушка осмотрел меня с голову до ног, а когда встретился со мной

взглядом, мне стало понятно, что он видит во мне только лучшее.

– Пиппа, ты прекрасна, моя девочка.

Два

Дженсен

Мне на память пришел только один, еще более неловкий полет, чем этот.

Это было в июне после окончания моего первого курса в колледже и где-

то месяцев десять спустя с начала знакомства с Уиллом Самнером. Он будто

ворвался в Балтимор – парень с развязной улыбочкой, ведущий себя так,

будто мы с ним планировали какое-то преступление. Для кого-то вроде меня, чья жизнь до этого была тихой и неприметной, Уилл Самнер стал

разрушительным ураганом.

Тем летом вместе с семьей Уилла мы поехали на Ниагарский водопад

и… скажем так, случайно нашли кассету с одним жутким порно-роликом.

Фоновой музыки не было, лиц не видно, а снят он был при помощи одной

камеры на штативе, но мы все равно несколько раз посмотрели это видео –

пока не начало двоиться в глазах – лопая «Принглс» и одновременно с

участниками процесса декламируя их грязные словечки.

Тогда я впервые увидел чей-то секс со стороны и решил, что это просто

охуенно… пока симпатичная тетя Уилла Джессика не устроила в аэропорту

истерику, не найдя кое-какое домашнее видео у себя в ручной клади.

Весь полет я сидел рядом с ней и вести себя как ни в чем не бывало

просто не смог. Даже ненадолго. У меня вспотели ладони, на все вопросы я

отвечал односложно и не мог выбросить из головы мысль, что знаю, как она

выглядит голая. И как она выглядит во время секса. Мой юный мозг с трудом

мог переварить такую информацию.

Степень сочувствия Уилла оправдала мои ожидания, когда он, сидя через

проход, забрасывал меня скомканными салфетками и арахисом.

– Чего притих, Дженс? – без конца вопрошал он. – Так выглядишь, будто

тебя голым увидели.

С Пиппой, конечно, неловкость была совсем другого характера. В ее

случае под парами алкоголя красота и привлекательность превратились в

поплывший макияж и безостановочную болтовню. А мне пришлось

симулировать сон больше трех часов подряд, перебирая в уме, чем

интересным можно было бы заняться вместо этого.

Когда мы пошли на выдачу багажа, меня спас шум аэропорта. Он уже

давно стал мне привычным, как звуки нагревателя дома по ночам или моего

собственного чертового дыхания. Позади себя я ощущал ее присутствие и

слышал, как она разговаривала со своим дедушкой. У нее был приятный

голос с заметным лондонско-бристольским акцентом.

Привлекательное лицо, сверкающие озорные глаза. Именно они

привлекли меня в первую очередь, такие выразительные и ошеломляюще

голубые. Но я старательно избегал зрительного контакта, поскольку боялся,

что она будет говорить снова и снова. Я чувствовал ее желание извиниться и

беспокоился, что если дам ей шанс, она снова подсядет мне на уши.

Стоя и потирая глаза, я увидел свой чемодан на ленте. Мне было почти

смешно от подарка вселенной. Едва я начал понимать, что ищу женщин не

там, что я совершенно ошибся в своем типаже и вообще – не стоит ли мне

быть более изобретательным во время свиданий, она заперла меня в самолете

с женщиной, великолепной, эксцентричной и при этом чокнутой на всю

голову.

Так что давай-ка не будем все кардинально менять, Дженс. И

держаться привычного курса.

Может, Эмили с софтбола все-таки не так уж и плоха.

Заметив водителя с табличкой с моим именем и кивнув, я молча вышел

за ней к выходу из аэропорта. В машине было темно и прохладно, и я сразу

же достал телефон, поскольку тут, в рабочих вопросах, моему мозгу

действовать привычнее.

В понедельник мне нужно позвонить Джейкобу, чтобы назначить время

для просмотра документов «Петерсон Фарма».

Нужно отправить письмо Элеонор в HR, чтобы кто-то заменил Мелиссу

в отделении Сан-Франциско.

И вообще, в начале следующей недели стоит как следует заняться

письмами. Машина остановилась у моего дома, и я почувствовал облегчение.

Осень была в разгаре, раскрашивая раскидистые деревья и делая все

вокруг ненадолго ярче, прежде чем придет нескончаемая зима, и краски

поблекнут. После тепла машины воздух снаружи покалывал прохладой, и,

встретившись с водителем у багажника, я оставил ей щедрые чаевые за то, что так быстро довезла меня, несмотря на бостонские пробки.

Эта поездка в Лондон длилась всего неделю, а ощущалась вечностью.

Слияния компаний – это одно. Международное слияние – совсем другое. А

вот когда в международном слиянии что-то пошло не так – это сурово.

Бесконечная бумажная волокита. Бесконечные слушания. Бесконечные

детали, которые еще нужно раздобыть и зафиксировать. И бесконечные

поездки.

Глядя на свой дом – простой и двухэтажный, с двумя фонарями у эркера

и растениями в горшках у входной двери – я ощутил, как рабочие проблемы

постепенно уходят на второй план. Несмотря на все поездки, я все же был

домоседом – и чтоб меня, если я не чувствовал себя особенно хорошо рядом

с собственной кроватью. Я даже не особо смущался, когда при мысли о

доставке и «Нетфликсе» у меня от удовольствия начинала кружиться голова.

Одним щелчком включив свет во всем доме, я первым делом начал

разбирать чемодан – хотя бы потому, чтобы скрыть доказательства своей

поездки, хотя, без сомнения, скоро придется собираться снова. Отрицание –

мой конек.

Только я разобрал чемодан, заказал еду и загрузил фильм, будто почуяв

мой приезд, своим комплектом ключей открыла дверь моя младшая сестра

Зигги – или Ханна для всех за пределами нашей семьи.

– Привет! – прокричала она.

Словно ей и не надо было сначала постучать.

Словно она и так знала, что я буду сидеть именно тут, в трениках и

тапочках.

Один.

– Привет, – ответил я, глядя, как она бросила ключи в вазочку на столике

возле двери, промахнувшись не меньше чем на полметра. – Неплохой бросок, мазила.

Она шлепнула меня по голове, проходя мимо.

– Ты только что прилетел?

– Ага. Извини. Собирался позвонить тебе после еды.

Остановившись, она недоуменно посмотрела на меня.

– Зачем? Я у тебя вместо «Дорогая, я дома»?

Я посмотрел ей в спину, когда, снова развернувшись, Зигги взяла мне

пиво, а себе налила воды.

– Хуже ты и придумать не могла, – проворчал я.

– Но ведь в точку, а? – она плюхнулась на диван рядом со мной.

– А что ты тут вообще забыла?

Зигги была замужем за моим лучшим другом Уиллом, с которым мы

знакомы больше пятнадцати лет – он герой той самой истории с тетей

Джессикой – и они вдвоем жили в пяти минутах от меня, в доме, куда

большем и более обжитом, чем мой.

Она убрала волосы за спину и ухмыльнулась.

– Мне высказали, что я – цитирую: «топаю по дому, как слон» и поэтому

«трудно работать по вечерам», – Зигги пожала плечами и сделала глоток

воды. – У Уилла несколько важных конференц-звонков с кем-то из

Австралии, так что я решила побыть у тебя, пока опасность не минует.

– Есть хочешь? Я заказал тайскую еду.

Она кивнула.

– Устал, наверное?

Я пожал плечами.

– Просто разница в часовых поясах.

– Уверена, ты предвкушаешь спокойный вечер. А еще уверена, что когда

ты дома, тебе и видеться-то ни с кем не тянет.

Замерев с бутылкой у рта, я искоса глянул не нее.

– Заканчивай.

Вообще-то, все члены нашей семьи всегда чрезмерно интересовались

жизнью друг друга, и надо признаться, что я играл роль опекающего

старшего брата чуть больше чем разок-другой. Но мне совсем не хотелось, чтобы моя младшая сестра заняла мое место.

– А как там Эмили? – изобразив зевок, спросила она.

– Зиггс.

Прекрасно понимая, что достает меня, она повернулась ко мне и сказала:

– Она занимается скрапбукингом, Дженсен. И предложила мне свою

помощь, чтобы навести порядок в гараже.

– Очень дружелюбно с ее стороны, – заметил я, переключая каналы.

– Это словно ее предсвадебные деньки, Дженс. Этакое легкое

дуракаваляние, понимаешь?

Я пропустил это мимо ушей, стараясь не засмеяться и тем самым не

приободрить ее продолжать.

– Между мной и Эмили ничего такого нет.

К счастью, Зигги решила не давить и не стала отпускать какую-нибудь

сальную шуточку.

– Ты к нам завтра придешь?

– А что завтра?

Зигги сверкнула глазами.

– Ты это серьезно? Сколько раз мы с тобой об этом говорили?

Со стоном встав, я мысленно пытался придумать причину выйти из

комнаты.

– Ты чего на меня накинулась? Я вообще только что вернулся домой!

– Дженс, Аннабель исполняется три года, и завтра у нас будет

празднование ее дня рождения! Сара скоро лопнет от их семидесятого

ребенка, так что они с Максом у себя со всеми не справились бы. И потом, все приедут из Нью-Йорка. И ты об этом знал! Ты сказал, что как раз

успеешь приехать домой.

– Точно. Да. Наверное, заскочу.

Она с удивлением уставилась на меня.

– Никаких заскочу. Останься и пообщайся, Дженсен. Надо же, до чего

забавно – что сейчас именно я тебе это говорю. Когда ты в последний раз

выходил куда-нибудь с друзьями? Когда общался с кем-нибудь, ходил на

свидание, не считая Эмили с софтбола?

На это я ничего не ответил. Я ходил на свидания куда чаще, чем моя

сестра была в курсе, но она права – без особого энтузиазма. Я даже однажды

был женат. На милой и смешливой Бекки Хенли. Мы познакомились на

втором курсе, встречались девять лет и были женаты четыре месяца, до того

момента, когда я пришел домой и увидел ее в слезах, пакующую свои вещи.

«Все ощущается совсем не правильно, – сказала она . – На самом деле, так всегда и было».

И это было единственное объяснение, которое она мне дала.

Вот так в свои двадцать восемь я получил степень по юриспруденции и

развод – и так вышло, что круг общения на тот момент у меня был не особо

обширный – поэтому я сосредоточился на работе. На полную катушку. За

шесть лет я понравился партнерам, сделал карьеру, вырастил себе команду и

стал незаменимым для компании.

И все ради того, чтобы проводить вечер пятницы в компании своей

младшей сестры и выслушивать ее лекции о том, что пора стать более

общительным.

Она права: это действительно забавно, что именно она завела со мной

этот разговор. Три года назад я сказал ей примерно то же самое.

Я вздохнул.

– Дженсен, – сказала она, потянув меня обратно на диван. – Ты ужасен.

Так и есть. Я всегда был ужасен по части принятия чьи-либо советов. Я и

сам знал, что мне нужно как-то выбраться из этой рабочей колеи. Знал, что

стоит впустить немного веселья в свою жизнь. И при всем нежелании

обсуждать это со своей сестрой, я подозревал, что мне понравится быть в

серьезных отношениях. Проблема в том, что я почти не знал, с чего начать. И

эта мысль всегда ощущалась каким-то неподъемным грузом. Чем дольше я

оставался в одиночестве, тем меньше, казалось, был готов пойти с кем-то на

компромисс.

– Ты в Лондоне никуда ни с кем не ходил, да? – спросила Зиггс,

поворачиваясь ко мне лицом. – Ни разу?

Мне на ум пришла ведущий юрисконсульт лондонской части нашей

команды, Вера Изертон. Она заглянула ко мне, когда мы как раз закончили с

делами. Мы пару минут поговорили, а потом по тому, как сменилось

выражение ее лица, и она с неожиданной для нее застенчивостью опустила

взгляд, я понял – она хочет пригласить меня поужинать.

«Может, вместе перекусим где-нибудь?» – предложила она.

Я улыбнулся ей. Она была очень красивая. На несколько лет старше

меня, в отличной форме, высокая, стройная, при этом с формами. Мне

стоило бы согласиться. И стоило бы согласиться на большее, чем просто

перекусить.

Но даже если отбросить в сторону возможные осложнения на работе,

идея пойти на свидание – хотя бы ради разового секса – меня утомляла.

– Нет, – ответил я Зигги. – Не ходил. Не в том смысле, про который ты

думаешь.

– И куда подевался мой брат-игрок? – глуповато улыбаясь, спросила она.

– Кажется, ты меня спутала со своим мужем.

Она проигнорировала мое замечание.

– То есть ты неделю провел в Лондоне и все свободное время сидел в

отеле. Один.

– Все было не совсем так.

Я ведь не сидел в номере. Гулял по городу, посещал

достопримечательности, но в одном она права: я везде был один.

Она приподняла брови, давая мне возможность доказать обратное.

– Вчера вечером Уилл сказал, что тебе нужно вернуть немного того

Дженсена, времен колледжа.

Я пригвоздил ее взглядом.

– Не обсуждай с Уиллом, какие мы были в колледже. Он был тем еще

идиотом.

– Вы оба были идиоты.

– А Уилл главный идиот, – ответил я. – Я просто следовал за ним

повсюду.

– Он говорил мне совсем другое, – ухмыльнувшись, возразила Зигги.

– Ты странная.

– Я странная? У тебя фонари зажигаются по таймеру, робот-пылесос

чистит тебе ковер, даже когда ты в отъезде, распаковываешь вещи, едва

входишь в дом, а я еще при этом странная?

Открыв было рот, чтобы ответить ей, я тут же его закрыл и поднял

палец, не давая ей продолжить тираду.

– Я тебя ненавижу, – в итоге сказал я, а она в ответ захихикала.

В дверь позвонили, и, забрав доставку, я понес ее на кухню. Я любил

Зигги. С тех пор как она вернулась в Бостон, видеться дважды в неделю было

очень приятно. Но я терпеть не мог саму мысль, что она беспокоится обо

мне.

Особенно когда не только Зигги.

Вся моя семья думает, будто я не знаю, что они мне готовят

дополнительный подарок на Рождество, на случай если я приведу девушку, и

они положат его под елку. И на все семейные ужины планируют, что со мной

придет спутница.

Если я однажды приведу на воскресный ужин какую-нибудь незнакомку

и объявлю о намерении на ней жениться, вместо шока начнется безудержное

веселье.

Хуже не придумаешь быть самым старшим из пяти детей и при этом тем,

за кого все беспокоятся. А постоянно убеждать их, что я в полном порядке, довольно утомительно.

Но это не остановит мои попытки. Тем более когда я вытолкнул Зиггс в

большой мир, и она начала встречаться с Уиллом, что в итоге вылилось в их

счастливую семейную историю. Поэтому я терплю и не в претензии.

– Ладно, – начал я, принеся для нас тарелки и усевшись рядом с ней на

диване. – Напомни мне еще раз про вечеринку. Во сколько?

– В одиннадцать, – ответила Зигги. – Я вписала дату в твой календарь на

холодильнике. Ты вообще на него обращаешь внимание или тут же сорвал

записку, чтобы она не портила идеальный холостяцкий вид?

Я быстро глотнул пива.

– Можешь на секунду притормозить с нотациями? Ну же, милая, я устал.

И не готов сегодня препираться. Лучше скажи, что завтра принести.

Виновато улыбнувшись, Зигги подцепила вилкой риса с зеленым карри и

засунула в рот. Проглотив, она ответила:

– Ничего. Просто приходи. Я купила пиньяту [игрушка с конфетти или

сладостями внутри – прим. перев.] и еще кучу всего для маленьких девочек –

короны и… прочие маленькие пони.

– «Пони»?

Она со смехом пожала плечами.

– Ну игрушки там всякие. Без понятия, как это назвать.

– «Подарки гостям», например, – саркастически предложил я.

Она шлепнула меня по руке.

– Как ни назови. Ах да! Уилл готовит.

– О да! – я радостно вскинул вверх руку. Мой лучший друг недавно

обнаружил в себе кулинарный талант, и в довесок к очевидной выгоде мне

теперь каждый вечер приходится потеть дополнительный час в спортзале,

чтобы компенсировать съеденное.

– И как там наш маленький шеф? Пересматривает «Босоногую

графиню»? [кулинарное шоу – прим. перев.] На нем, кстати, стал плотнее сидеть

фартук, я заметил.

Она искоса глянула на меня.

– Молись, чтобы я не передала ему твои слова, иначе тебя больше не

допустят до ужинов. Честное слово, я уже набрала больше двух килограммов

с начала недели выпечки. Но не подумай, что я жалуюсь…

– Выпечка? Думал, он по средиземноморской кухне.

Она отмахнулась от меня.

– Это было на прошлой неделе. А на этой он колдует над десертами для

Аннабель.

Я почувствовал, как взлетели вверх мои брови.

– Не знал, что она так привередлива в еде.

– Нет, просто мой муженек без ума от крестницы.

– Значит, если все приедут, завтра у тебя будет полный дом гостей, –

подытожил я. С учетом двоих детей нашей сестры Лив и потомства Макса и

Сары, ждущего четвертого, детишки численностью превзойдут взрослых.

Зиггс очень любит детей, а еще готов поспорить на деньги, кто-нибудь из них

обязательно не отлипнет от Уилла на протяжении всех выходных.

– Вообще-то, нет, – со смехом ответила она. – Макс с семьей

остановились в гостинице, а вот Беннетт с Хлои будут жить у нас.

– Беннет с Хлои? – ухмыляясь, переспросил я. – И ты не боишься?

– Нет, и знаешь, почему? – она подалась вперед, широко раскрыв глаза. –

Кажется, Хлои с Сарой на время их беременностей поменялись характерами.

Ты должен увидеть это своими глазами, иначе ни за что не поверишь.

***

Как я и предполагал, когда субботним утром Зигги открыла мне дверь,

первое, кого я увидел, – это носящихся повсюду детей в ярких нарядах. Кто-

то толкнул ее вперед, прямо в мои объятия.

– Привет, – широко улыбаясь, поприветствовала меня сестренка. –

Спорим, ты уже рад, что пришел.

Я посмотрел ей за спину. У входной двери вразнобой стояло множество

пар детской обуви, а на обеденном столе огромной горой лежали подарки.

– Не готов пропустить кулинарные творения Уилла, – ответил я и,

удержав ее в вертикальном положении, пошел мимо стихийно

организовавшейся рукопашной. Где-то рядом, перекрикивая низкий смех

Уилла, стоял визг и писк, и, если я не ошибся, возмущенный крик Аннабель:

– Этой мой день рождения! Я буду Суперменом!

Кажется, мне нужно еще кофе.

Я и так не сильно крепко сплю, а большую часть этой ночи провел сидя в

гостиной и размышляя о том, как редко за последние пять лет выходил в

люди.

Проблема в том, что если не брать в расчет спортзал, софтбол по

четвергам и поход после игры с кем-то из друзей в бар или выпить кофе, я не

чувствовал, что как-то вкладывался в дружеские отношения. Мой

ежедневник, конечно же, забит делами и событиями, но почти всегда это

деловой ужин, встреча с клиентом или когда партнеры хотят отметить какое-

нибудь знаковое событие щедрым празднеством.

Два года назад ко мне пришло удручающее осознание, что вечные

поездки и лежание на диване не самым положительным образом сказались на

моей форме. Тогда я снова начал бегать и качаться, сбросив пятнадцать

килограммов и нарастив мускулы. Заново открыв для себя тренировки, я

понял, что делаю это не ради чьего-то внимания. А чтобы чувствовать себя

лучше. Но кроме этого ничего в моей жизни существенно не поменялось.

О своем неудавшемся браке я старался особо не думать, но вчера поздно

ночью понял, что уход Бекки запустил цепную реакцию: из-за разбитого

сердца я с головой погрузился в работу, что в итоге привело меня к успеху, а

он стал чем-то вроде чрезмерного поощрения. И в какой-то момент я понял, что должен либо посвятить себя работе, либо жизни вне ее. Шесть лет назад, когда большинство моих романтических представлений об отношениях

затопило горечью, решение далось легко.

А сейчас я счастлив, разве нет? Не на полную катушку, конечно, но как

минимум доволен. Правда, вчерашние подколы Зигги погрузили меня в

холодную панику. Я что, умру стариком в своем не по-холостяцки

аккуратном доме, со шкафом, полным разноцветных кардиганов? Или мне

стоит сдаться и заняться садоводством?

Пройдя по коридору, я вышел на задний двор.

К забору и деревьям были привязаны десятки воздушных шариков, а еще

к белым складным стульям и вдоль ряда небольших круглых столиков. На

белом торте с затейливо выложенной глазурью, стоявшем в центре самого

большого стола рядом с патио, красовался маленький пластиковый жираф,

слоненок и зебра.

Группка маленьких детей в свитерах и шарфиках носилась по газону, и,

осторожно их обойдя, я направился к грилю, к кучке людей постарше.

– Дженс! – раздался знакомый голос Уилла, и, лавируя между ребятней,

я подошел к нему. Беседка была украшена еще большим количеством шаров

и плакатом в тематике сафари.

– У меня никогда не было такой крутой вечеринки на день рождения, –

заметил я, оглядывая яркие украшения. – И это при том, что Аннабель тут

даже не живет. Кстати, кто все эти дети?

– Ну, дети Лив… где-то бегают, – посмотрев по сторонам, ответил он. –

А остальные Макса с Сарой и коллег Ханны.

Глянув сначала на него, я осмотрел двор.

– Это твое будущее.

Я сказал это, мрачно пошутив, но он ответил радостно:

– Ага.

– Ну ладно. Кажется, кофе мне уже не светит. А пиво есть?

Он показал на холодильник под раскидистым дубом.

– Но есть еще и скотч, если хочешь.

Я обернулся, когда Макс Стелла вышел в патио, с улыбкой глядя на

гоняющих по лужайке детей. Макс с Уиллом несколько лет назад основали

венчурную компанию в Нью-Йорке и странным образом соединили науку и

искусство: благодаря своей компетенции и острому взгляду в этих областях

они стали очень богатыми людьми. Хотя вынужден признать, что со своим

ростом 195 см и мускулистой фигурой Макс был больше похож на игрока в

регби, чем на ценителя искусства.

– Вот бы и мы могли так же легко находить друзей, – проговорил Макс,

глядя на царившее вокруг буйство.

Вслед за ним вышла его жена Сара, придерживая большой живот, и села

на стул, который он поставил для нее.

Пожав ему руку, я повернулся к ней.

– Не надо, не вставай, – сказал я и наклонился поцеловать ее в щеку.

– Я стараюсь оставаться в плохом настроении, – ответила она, едва

заметно улыбнувшись. – А твое рыцарство растопило все мое беременное

недовольство.

– Буду изо всех сил вести себя как придурок, обещаю, – торжественно

провозгласил я. – Хотя сначала все-таки поздравлю. Я не видел вас обоих с

тех пор, как вон тот начал готовить. Это у вас уже который? Четвертый?

– Четвертый за какое время, Макс? За четыре года? – спросил Уилл,

улыбаясь и делая глоток пива. – Может, тебе поспать, что ли. Или хобби

какое найти.

Снова открылась дверь, и появился Бенетт Райан в сопровождении Зигги

и беременной на последних сроках Хлои.

– Я бы сказал, что это и есть его хобби, – ответил Беннетт.

Беннетт с Максом знакомы со времен учебы в Европе. И в то время как

Макс всегда был улыбчивым и очаровательным, Беннетт – олицетворением

холодной невозмутимости. Он редко шутил и еще реже улыбался – по

крайней мере, насколько я могу судить – поэтому исключение из этого

правила пропустить невозможно. По его губам скользнула улыбка, а плечи

расслабились. Это потому, что он посмотрел на свою жену.

И сейчас практически сиял от счастья.

Это несколько… дезориентировало.

– Дженсен! – я снова развернулся, услышав свое имя. В патио вышла

Хлои и притянула меня в свои объятия.

Заморгав, я озадаченно глянул в сторону Уилла и наконец обнял ее в

ответ. Честно говоря, до этого момента я ни разу не обнимал Хлои.

– П-привет. Ты как? – отодвинувшись немного, чтобы взглянуть на нее,

спросил я. Обе беременные женщины были миниатюрными, но если Сара

скорее тонкая и гибкая, то у Хлои на первое место всегда выходили

жесткость и неукротимость. Ту Хлои, которую я знал, язык не повернулся бы

назвать сентиментальной или чувствительной, так что я просто дар речи

потерял. – Ты выглядишь…

– Счастливой! – закончила она вместо меня и положила руку себе на

круглый живот. – Еще в экстазе и просто… в гребаном восторге, да?

Я засмеялся.

– Ну… да.

Она поморщилась, посмотрев на детей.

– Вот черт, мне нужно завязывать с ругательствами, – поняв, что именно

сейчас сказала, она застонала и усмехнулась. – Кажется, я безнадежна.

Беннетт мягко обнял ее за плечи, и, прильнув к нему, она… захихикала.

Все мы ошарашенно молчали.

Первым взял себя в руки Макс:

– Вот уже несколько месяцев эти двое не пытаются прикончить друг

друга. Это адски сбивает с толку окружающих.

– Все беспокоятся, когда видят меня не спорящей, – кивнув, ответила

Хлои. – А тем временем милая Сара, не сумев на прошлой неделе открыть

банку арахисового масла, запустила ею в окно, и та приземлилась прямо на

тротуар Мэдисон-авеню.

Сара засмеялась.

– Никто не пострадал. Кроме моего самолюбия и слишком

затянувшегося хорошего поведения.

– Джордж даже пригрозил ей, что уйдет работать к Хлои, – добавил

Беннетт, упомянув помощника Сары, известного своими препирательствами

с Хлои. – Над нами навис Армагеддон.

– Так, а ну, руки прочь от моего брата, – Зигги обошла Хлои и обняла

меня за шею. – Ты все еще тут!

Я снова недоуменно посмотрел на Уилла.

– Конечно, тут. Я же еще не попробовал торт.

Я словно произнес волшебное слово – нас тут же обступили дети и

начали радостно подпрыгивать и спрашивать, не настало ли время задувать

свечи. Извинившись, Зигги всех увела играть.

– Когда у вас обеих сроки? – спросил я.

– У Сары в конце декабря, – ответила Хлои. – А у меня в начале.

На какой-то момент все замолчали, глядя на падающие листья и ощущая

вокруг мягкую октябрьскую прохладу.

– Не волнуйтесь, я в порядке, – сказала она, заметив на лицах у каждого

заботливо-беспокойное выражение. – Сейчас это моя последняя поездка, а

потом я вернусь в Нью-Йорк дожидаться того, кто скоро появится.

– Ты уже знаешь, это мальчик или девочка? – поинтересовался я.

Беннетт покачал головой.

– ДНК Хлои явно превалирует, потому что ребенок был слишком упрям

и не давал себя рассмотреть.

Фыркнув, Макс взглянул на Хлои, ожидая ее резкого ответа, но она лишь

пожала плечами и улыбнулась.

– Так и есть! – пропела она и потянулась поцеловать его в щеку.

Учитывая то, что уникальная особенность флирта между Беннеттом и

Хлои всегда имела поразительное сходство со спаррингами, видеть, как она

сейчас не обратила внимания на его попытку подковырнуть… м-да, снова

дезориентировало. При всей своей, в общем-то, нормальности, происходящее

было похоже на какой-то инопланетный брачный ритуал.

Зигги вернулась с именинницей.

– Малышня начинает нервничать, – сказала она, и все приняли это как

знак, что пора начинать вечеринку.

Я еще немного поболтал с Сарой, Уиллом и Беннеттом, в то время как

Макс с Зигги и еще несколькими родителями делали какое-то месиво из

измельченного печенья, пудинга и мармеладных червячков.

Последними приехал брат Макса Найл со своей женой Руби, но я не

сразу их заметил среди царящего хаоса и мощно заправляющихся сладким

дошкольников. Первое знакомство с Найлом Стеллой было немного

ошеломляющим. За годы я привык к Максу, о высоком росте которого легко

забыть, потому что он всегда был расслабленным и со всеми на одной

эмоциональной волне. Но осанка и подача самого себя у Найла была

идеальной, будто срисована из учебника – почти суровой – и хотя во мне

было около 187 см роста, Найл был где-то на десяток сантиметров выше. Я

встал поприветствовать их обоих.

– Дженсен, – начал он. – Рад наконец познакомиться.

Даже акценты братьев Стелла были разные. Я вспомнил, как Макс

рассказывал о времени, когда он жил в Лидсе, и как потом акцент начал

ослабевать. У Найла же акцент был правильным – как и все в нем.

– Жаль, что мы не встретились во время твоего приезда в Лондон.

– Значит, в следующий раз, – отмахнулся я. – Тогда я все равно был по

горло занят. Так что компания из меня была так себе. Но здорово, что все мы

встретились сейчас.

Оттолкнув его, ко мне подошла Руби и обняла. В моих руках она

ощущалась, словно хрупкий щеночек, подпрыгивая на цыпочках.

– Мне кажется, я уже тебя знаю, – отстранившись и широко улыбаясь,

сказала она. – В прошлом году на нашей свадьбе в Лондоне все только и

рассказывали про «неуловимого Дженсена». И вот наконец мы

познакомились!

Все про меня рассказывали? Неуловимый?

Когда все мы сели за стол, я задумался. В последнее время я не

чувствовал себя такой уж интересной персоной. Готовым помочь? Да.

Продуктивным? Конечно. Но «неуловимость» добавляла оттенок тайны,

которую я в себе не чувствовал. Вообще, странно в свои тридцать четыре

года ощущать, что жизнь начала замедлять ход и что лучшие годы остались

где-то позади, особенно если, судя по всему, это чувствовал только я один.

– О вашей свадьбе Зиггс болтала без остановки еще примерно с месяц, –

сказал я Руби. – Кажется, было потрясающе.

Найл улыбнулся, глядя на нее.

– Так и было.

– А что привело вас в Штаты? – спросил я. Я знал, что Руби в свое время

приехала в Лондон на стажировку, потом осталась в магистратуре, и эта пара

считает Лондон своим домом.

– Мы решили в небольшом путешествии отпраздновать нашу первую

годовщину, пусть и чуть позже по срокам, – объяснил Найл. – Стартуем

отсюда и возьмем с собой Уилла с Ханной.

Руби вскочила на ноги.

– У нас будут экскурсии по пивоварням и винодельням побережья!

Ее энтузиазм был заразителен.

– А куда именно едете?

– Ханна арендовала минивэн, – сказал Найл. – Сначала по плану Лонг-

Айленд, потом в течение двух недель у нас будет Коннектикут и Вермонт.

Твоя сестра все организовала.

– Одно время я работал на винодельне в Норт-Форке, – ответил я им. –

Каждые летние каникулы, в «Лорел Лейк Виньярдс».

Руби шутливо шлепнула по плечу.

– Ой, молчи! Ты там, оказывается, все знаешь!

– Не могу молчать, – ухмыльнувшись, возразил я. – И это правда.

– Поехали с нами, – предложила она, кивая, будто это уже решенный

вопрос. Потом посмотрела на Найла и очаровательно улыбнулась, от чего он

тихо рассмеялся. Она повернулась в сторону Беннетта, Хлои и Уилла. –

Уговорите его поехать с нами.

– Я тут так, рядом постою, – поднял руки Уилл. – Не впутывай меня в

это, – он сделал паузу на глоток пива. – Хотя это может оказаться

замечательной идеей…

Я растерянно уставился на него.

– Хотя бы подумай об этом, Дженсен, – продолжила Руби. – Будут Уилл,

Ханна и одна моя подруга. Слава богу, Ханна не пьет, и у нас всегда будет

трезвый водитель. Собирается неплохая компания.

Должен признать, что путешествие по окрестностям было бы идеально.

Потому что несмотря на многочисленные перелеты, мысль о том, что ради

отдыха снова придется сесть в самолет, кажется отвратительной. А вот что

касается поездки на машине… Возможно…

Но я все равно не мог согласиться. Я больше недели не показывался в

офисе и еще не понял, как смогу наверстать упущенное.

– Я подумаю, – сказал я им.

– О чем подумаешь? – снова присоединившись к нам, спросила Зигги.

– Они пытаются убедить твоего брата поехать с вами, – ответил ей

Беннетт.

Зигги медленно покивала Руби, словно переваривая эту мысль.

– Ага. Дженсен, поможешь мне с тортом?

– Конечно.

Войдя вслед за сестрой на кухню, я достал из шкафа стопку тарелок.

– Помнишь, что ты мне сказал на вечеринке несколько лет назад? –

спросила она.

Я подумал, а не сработает ли притвориться дурачком?

– Смутно, – соврал я.

– Тогда дай напомню, – открыв коробку, она вытащила горсть

пластиковых вилок. – Мы тогда любовались отвратительными картинами, а

ты прочел мне лекцию о балансе.

– Не читал я тебе лекции, – со вздохом возразил я. Зигги ответила мне

резким смешком. – Не читал! Я просто хотел, чтобы ты чаще выбиралась в

люди и жила полной жизнью. Тебе было двадцать четыре, а ты и шагу не

делала за пределы лаборатории.

– Тебе уже тридцать четыре, но ты и шагу не делаешь за пределы офиса

и/или дома.

– Это совсем другое, Зиггс. У тебя тогда жизнь только начиналась. И я

просто не хотел, чтобы она прошла мимо, пока ты сидела, нырнув носом в

пробирку.

– Так, во-первых, я никогда не сую нос в пробирки…

– Начинается.

– А во-вторых, – пригвоздив меня взглядом, продолжила она. – У меня,

может, и правда жизнь только начиналась, а ты свою вот-вот полностью

упустишь. Тебе тридцать четыре, Дженс! Не восемьдесят. Или мне сходить к

тебе и поискать членский билет в Ассоциацию Пенсионеров? А в бельевом

ящике подвязки для носков?

Я заморгал.

– Давай серьезно.

– А я серьезно. Ты никогда не выходишь…

– Каждую неделю, вообще-то.

– Но с кем? С партнерами? С подружкой по софтболу?

– Зиггс, – раздраженно сказал я. – Ты ведь знаешь, что ее зовут Эмили.

– Эмили вообще не в счет, – отрезала она.

– Да какого хера ты вообще привязалась к Эмили? – обозлился я. Мы с

Эмили были друзьями… с некоторыми привилегиями. Секс был хорош –

реально хорош, кстати – но не значил ничего особенного для нас обоих. Этим

отношениям был уже три года, но они так ни во что и не вылились.

– Потому что она для тебя не шаг вперед. А куда-то в сторону.

Возможно, и назад, потому что пока располагаешь доступным сексом, ты

никогда не побеспокоишься найти кого-нибудь более подходящего.

– Думаешь, я слишком увяз?

Проигнорировав меня, она продолжила:

– Ты пробыл в Лондоне неделю и только работал. До этого на выходные

летал в Вегас и даже не прогулялся по Стрипу. Носишь кашемировый свитер, когда должен был надеть обтягивающую футболку, демонстрирующую

шикарные мышцы.

Я непонимающе вытаращился на нее, не в состоянии решить, что из

этого хуже: что это говорит моя сестра или что моя сестра говорит это на дне

рождения трехлетней девочки.

– Ладно, это я хватила лишку, ты прав, – она демонстративно

вздрогнула. – Давай последнее уберем из протокола.

– Договори, что хотела сказать, Зиггс. Ты начинаешь меня утомлять.

Она вздохнула.

– Ты не старик. Но почему ведешь себя именно так?

– Я… – я почувствовал, как мой мозг остановился на полном ходу.

– Повеселись с нами. Расслабься, напейся, может, найди симпатичную

девушку и займись сексом…

– Господи боже.

– М-да, эту фразу тоже уберем, – заметила она.

– Я не хочу испортить их годовщину. Буду там третьим… – я мысленно

сосчитал народ, – пятым лишним. Это получится не очень хорошим

выходом в люди.

– Никаким лишним ты не будешь. Сам же слышал, будет подруга Руби, –

сказала она. – Ну давай, Дженс. Получается отличная компания. Будет

весело!

Я засмеялся. Весело. Терпеть не мог это признавать, но моя сестра была

права. Я вернулся прямиком домой после непрерывной работы в Лондоне –

после долгих рабочих недель до этого – и в понедельник снова собирался на

работу. У меня не было запланировано ни одного свободного дня.

Пара недель отпуска большого вреда не причинят, правда ведь? Я уехал

из Лондона, неплохо подготовившись к предстоящему суду, и в мое

отсутствие моя коллега Натали со всем справится. Плюс за мной числились

больше шести недель отпуска, да и то, четыре месяца назад я взял деньгами

накопившиеся десять недель, поскольку засомневался, что когда-нибудь

использую так много.

Я попытался представить себе две недели с Уиллом и Зигги. Две недели

пивоварен, виноделен, большого количества сна… И чуть не разрыдался – до

того превосходно это выглядело.

– Ладно, – ответил я, надеясь, что не пожалею.

Зигги вытаращила глаза.

– Что ладно?

– Я еду.

Она ахнула, искренне удивившись, после чего бросилась мне на шею.

– Правда? – завопила она, и я отодвинулся, чтобы закрыть ухо. –

Прости! – снова закричала Зигги, не особенно далеко от уха и на этот раз. –

Просто я безумно рада!

В груди кольнуло легкое беспокойство.

– Напомни, куда мы едем? – попросил я.

Выражение ее лица стало еще более воодушевленным.

– Я составила нам обалденный маршрут. Мы побываем на пивоварнях,

винодельнях, в нескольких красивейших гостиницах, а под конец нас ждет

неделя в потрясающем домике в Вермонте.

Я выдохнул, кивнув.

– Ладно. Хорошо.

Но Зигги уловила мою нерешительность.

– Дженсен, ты ведь не передумаешь? Честное слово, я…

– Нет, – смеясь, перебил ее я. – Просто в самолете рядом со мной летела

реально чокнутая попутчица и что-то болтала про винный тур. На секунду я

запаниковал, что по странной прихоти судьбы она и окажется той самой

подругой. Я тебе честно скажу: я лучше дверью по руке себе тресну или съем

кирпич.

Зигги засмеялась.

– Она летела из Лондона?

– Сначала все было хорошо, но потом она напилась и трещала, не

переставая, – ответил я. – Даже если бы меня запихнули в среднее кресло

эконом-класса, полет все равно получился бы куда приятней. Боже, страшно

представить даже неделю с этой женщиной.

Моя сестра сочувственно поморщилась.

– Я четыре часа притворялся спящим, – добавил я. – Ты хотя бы

представляешь себе, как это трудно?

– Простите, что прерываю, – раздался высокий голос позади меня. – Но,

Ханна, смотри: моя Пиппа приехала!

Я развернулся и застыл.

Взгляд игривых голубых глаз встретился с моими, а ее счастливая

улыбка на этот раз была… трезвой.

Минуточку.

Как долго они тут стоят?

О нет.

Это пиздец.

Три

Пиппа

«Боже, страшно представить даже неделю с этой женщиной», –

сказал он.

А женщина рядом с ним сочувственно поморщилась.

«Я четыре часа притворялся спящим», – добавил он и содрогнулся. Нет, это не фигура речи, он на самом деле содрогнулся.

Конечно же, это был он. Даже со спины – по идеально уложенным

волосам, кашемировому свитеру и безупречно отглаженным брюкам – я

узнала его, едва войдя в кухню. А потом мне помог его голос – ровный,

глубокий, не громкий и не напряженный – когда мы стояли позади него,

выбирая удобный момент, когда прервать. И отчасти мне совсем не хотелось

его перебивать, лишь бы он продолжал и продолжал говорить. А узнать, что

я угадала и что я была ровно настолько утомительной, насколько запомнила, было своего рода облегчением. И еще забавно наблюдать, каким

талантливым засранцем он может быть и как ловко облекает в слова свое

раздражение.

Такого я не ожидала. Он казался таким уравновешенным.

Я смотрела, как он побледнел и, увидев меня, удивленно резко охнул. А

потом услышала собственный смех в звенящей тишине. Когда я тихо сказала:

– Привет, Дженсен, – реальность происходящего наконец дошла до

Ханны, Руби, а затем и Найла, который пробормотал:

– О господи. Он что, говорил о Пиппе… – после чего Руби заткнула его, пихнув локтем.

Дженсен кивнул и, сгорая от стыда, проговорил:

– Пиппа.

Если бы вчера меня спросили, что сделал Дженсен после полета, то я бы

предложила два варианта:

А) сразу же забыл обо мне;

Б) рассказал кому-нибудь, какой кошмарной я была, ну а потом сразу же

забыл обо мне.

А тот факт, что все ужаснулись из-за меня – я перевела взгляд с

раскрытого рта Ханны на бледное лицо Дженсена – напомнил мне, что они и

понятия не имели, насколько правдивы его слова.

Потом выступили Руби с Найлом. Руби зажала себе рот, сдерживая

хохот. А Найл с ухмылкой смотрел на меня. Их обоих ни капли не удивил

рассказ Дженсена о моем поведении.

Широко улыбаясь, я посмотрела на каждого.

– Господи, народ, он ведь совершенно прав.

Когда мне навстречу неуверенно шагнул Дженсен, я добавила скорее для

него, нежели для остальных:

– Я была… – я попыталась найти подходящее слово. – Я была

капитально сбрендившей. Он прав. И мне очень жаль!

– Ну не прям уж капитально, – с небольшим облегчением возразил он.

Подойдя ближе, Дженсен понизил голос. – Пиппа, это так грубо с моей

стороны…

– Только потому, что я сейчас нахожусь здесь, – ответила я, а когда он

смущенно взглянул на меня, тут же добавила: – Но откуда тебе было знать, что я тут появлюсь? Бывают же на свете совпадения!

Он покачал головой, но не отвел взгляда от моих улыбающихся глаз.

– Наверное.

– Если бы меня тут не было, и ты рассказывал сестре про тот кошмарный

полет, то это была бы всего лишь забавная история. Забавная и правдивая.

Дженсен благодарно улыбнулся и – видимо, инстинктивно – глянул на

бокал вина в моей руке.

– Это первый, – заверила я его и потом добавила: – И увы, он не будет

последним. Столько новых знакомств – мне жизненно необходимая

алкогольная поддержка и все такое, – я пожала плечами, ощущая, как

головокружительно тянет в животе при виде него. – Но тут у тебя хотя бы

есть возможность сбежать, м?

Он кивнул и, наконец оторвав свое внимание от моего лица, посмотрел

по сторонам. Неловко подняв руку, он сказал:

– Ну, в общем, это моя сестра Ханна.

Та самая био-инженер, он говорил про нее в самолете. Адвокат и био-

инженер? Значит, они из одной из тех семей. Я улыбнулась.

– Я много слышала о тебе от Руби.

– Но она вряд ли говорила, как сильно я люблю, когда мой брат

выставляет себя идиотом, – она подошла и обняла меня.

– Ну спасибо, Зиггс, – саркастически пробормотал Дженсен.

Как и ее брат, Ханна была привлекательной и высокой. И так же в

отличной форме. Хотя с генами мне повезло, бегать я бы предпочла, только

если бы за мной гнались, – да и то: зависит от того, кто именно гонится. В

реальности у меня ноль шансов против, скажем, вампиров.

– Это что, встреча фитнес-фанатиков? – спросила я. – Слава богу, Руби

не тренируется каждый день…

Найл поднял бровь и с любопытством поинтересовался:

– Да неужели?

– Ой, да ладно! – перебила я его. – Хватит врать.

В дверь заглянул великолепный темноволосый мужчина и сказал Ханне:

– Слива, принеси еще один поднос с печеньем. Эти дети просто

бездонные бочки… – заметив меня, он замолчал и улыбнулся. – Привет! Ты, наверное, подруга Руби, которая едет с нами в винный тур?

От этого напоминания лицо Дженсена снова стало мертвенно-бледным.

– Пиппа, это мой муж Уилл, – улыбнувшись, представила Ханна.

Я пожала ему руку.

– Приятно познакомиться.

– Вытаскивайте ее на улицу знакомиться с остальными, – сказал Уилл.

Явно радуясь перемене мизансцены, Дженсен поставил свой стакан на

стол и жестом пригласил меня выйти вслед за Ханной из кухни.

Она вывела нас во двор, где на большом деревянном настиле

расположились пятеро взрослых с напитками в руках и наблюдали за

беготней детворы.

– Вы не поверите, что… – начала Ханна, но Дженсен ее перебил.

– Зигги, не надо, – предупреждающе сказал он. – Серьезно. Перестань.

Должно быть, в его взгляде она увидела то же, что и я – чистейший стыд

– поэтому улыбнулась и представила меня сама.

– Это Пиппа. Вчера она сидела рядом с Дженсеном на соседнем кресле в

самолете. Обалдеть можно, правда?

– Еще как обалдеть, – со смехом ответила я. – И играла роль пьяного

маньяка, – с улыбкой глянув в сторону Дженсена, добавила я. Он, бедняга, выглядел так, словно мечтал провалиться сквозь землю и никогда да больше

тут не появляться.

– Тогда я ее уже люблю, – отозвалась симпатичная и на большом сроке

беременности брюнетка справа от меня.

Другая женщина, тоже на приличном сроке – что тут добавляют в воду?

– стояла рядом с огромным мужчиной, чуть меньшего роста, чем Найл. Она

шагнула ко мне.

Если бы мне пришлось угадывать, то готова предположить, что это Макс

и его жена Сара – невестка Руби.

– Я Сара, – подтвердила она мои догадки. – Мама нескольких детей на

лужайке… – поискав их взглядом и не найдя, она повернулась ко мне с

усталой полуулыбкой на губах. – Рада наконец познакомиться с тобой. Руби

нам все о тебе рассказала.

– О нет, – со смехом произнесла я.

– Все только самое хорошее, не переживай, – ко мне подошла

темноволосая женщина, которая заговорила со мной первой, и протянула

руку. На мгновение она стала выглядеть так, словно сейчас порубит меня на

суши и подаст гостям, но потом улыбнулась, и выражение ее лица потеплело.

– Я Хлои. А это мой муж Беннетт, – она кивком показала на мужчину рядом

с собой, высокого и пугающе великолепного – но больше все-таки

серьезного. Хлои положила руку на живот. – Это ожидание… так загадочно.

Я пожала руку Беннетту и чуть не упала, когда он сказал:

– Ты всем нам доставила бы немало удовольствия, если бы предложила

Дженсену вступить в Mile High Club.

Сара ахнула, Хлои шлепнула Беннетта по руке, а я, хохотнув, посмотрела

на Дженсена.

– Это правда? Ты пошел бы за мной в туалет?

Он со смехом покачал головой.

– Я стараюсь не заниматься сексом с женщинами, которые потом не

вспомнят об этом.

У меня слегка закружилась голова от его слов и игривого тона.

– Был слишком измотан лондонской миссис?

– Как ни печально, она плод твоего воображения.

– Тогда красавицей-женой из соседнего особняка?

– И она тоже, – сдерживая улыбку, ответил он. – Ты нарисовала мне

слишком красочную жизнь.

– Прекрасно, – я хлопнула в ладоши. – Выходит, ты будешь доступен для

приятных хулиганств на все две недели нашего пьяного путешествия по

виноградникам восточного побережья!

Дженсен стал пунцово-красным. А Хлои, Сара и Найл удивленно и

радостно захохотали.

– О боже, – произнесла Сара и подняла тонкую руку к своей шее. –

Дженсен, ты выглядишь так, будто проглотил тарелку. Ох, до чего же мне

жаль, что я пропущу такое.

Она была права: он выглядел именно так.

– Жду не дождусь! – дрогнувшим голосом ответил мне Дженсен.

Мой бедняга-попутчик с удивлением обнаружил себя в центре

всеобщего внимания.

Да, эта поездка, несомненно, будет очень занимательной.

– Пиппа именно такая, как я ее описывала, да? – сказав это всем и

никому в частности, Руби нежно мне улыбнулась.

Ухмыльнувшись, я взяла ее под руку.

– А теперь познакомь меня со всей мелюзгой. Твои друзья так

расплодились.

***

– Не понимаю, почему ты не работаешь в детском саду, – сказала Руби. –

Так здорово ладишь с детьми.

Я щекотала животик маленькой Аннабель и сделала вид, что испугалась,

когда из-за спины с воплем выскочила ее младшая сестренка Айрис.

– Потому что, – ответила я, и мой голос был приглушен объятиями обеих

девочек, – я тогда каждый день ходила бы в гипсе.

Руби засмеялась.

Мягко отодвинув их от себя, я дала им задание:

– А давайте посмотрим, сможете ли вы найти для тетушки Пиппы

морковные палочки? – и повернулась к Руби, когда Аннабель с Айрис

побежали к столу с угощением. – Да и в «Ричардсон-Корбетт» лучше платят.

Из-за этого трудно уйти.

Она сорвала травинку и пробормотала:

– Не так уж и трудно.

– Ну да. Тебе. Особенно когда у тебя в кровати был Найл Стелла и

готовое место в Оксфорде… – пихнув ее плечом, я улыбнулась, когда она

посмотрела на меня.

Она с неохотой усмехнулась.

– Боже, те времена были просто сумасшедшими. Прошло два года – ты в

это можешь поверить? А кажется, будто это было вчера.

Руби не просто забыть о своем кошмарном опыте под конец ее

стажировки в компании, где мы познакомились и где она влюбилась в Найла.

Когда Найл ее заметил – и практически сразу же влюбился – а потом все

разрушил, как последний трус, ей пришлось выбирать между работой и

отношениями.

Я простила его вслед за ней, но время от времени любила тихо бормотать

себе под нос: «Мудак», когда он появляется.

Он всегда спокойно это воспринимал.

Наверное.

Тут к нам подошел Найл – легок на помине – и, сев между нами на траве,

протянул бокал вина Руби. Широко улыбаясь, я наблюдала, как он

наклонился к ней и поцеловал ее.

– Готова вечно любоваться, – пробормотала я.

– Чем именно? – спросил он, отодвинувшись от Руби и повернувшись ко

мне.

– На то, как ты публично выражаешь свои чувства. Раньше ты

закрывался в своем офисе, чтобы зашнуровать ботинки.

Руби засмеялась.

– Потребовалось время научить его.

Не став спорить, Найл пожал плечами и сделал глоток пива. Перемены в

Найле Стелле, с тех пор как он познакомился с Руби, завораживали. На его

уверенности всегда был налет формальности. А сейчас он стал просто…

расслабленным. И заметно счастливым. От этой мысли мне стало тесно в

горле.

Я перевела взгляд на Сару, держащую своего годовалого сына Эзру у

круглого живота; он раскинул руки в стороны, изображая самолетик.

– У твоего брата уже почти четверо детей. А ты когда начнешь?

Повернувшись, я увидела, как Найл прижал кулак ко рту, пытаясь

откашляться и проглотить пиво. А по другую сторону от него Руби

застонала:

– Ну Пиппа.

– Ой, да ладно, – пихнув локтем Найла в бок, сказала я. – Я задаю тебе

неуместные вопросы, потому что я лучшая подруга твоей жены. Например,

такие: откуда у тебя этот шрам на лице? Было ли неловко после твоего

первого секса? Собираешься ли ты в скором времени заделать ребенка?

Это рассмешило Найла, и он, притянув к себе, поцеловал меня в

макушку.

– Оставайся всегда такой, Пиппа. Ты делаешь жизнь интересной.

– Кстати, об интересном, – отодвинувшись, сказала я. – Какой у нас план

поездки? Мы выезжаем утром? До меня сейчас дошло, что пока я тут

домогалась Дженсена и готовилась чудеснейшим образом испортить весь

ваш отпуск, я не знаю, куда мы едем.

Руби помахала кому-то, и, обернувшись, я увидела, что она пытается

привлечь внимание Ханны.

– Давай уточним у мозга всей операции. Я сама ничего не делала –

буквально. Мы только подписали чеки. Ну, и приехали. А Ханна с Уиллом

позаботились обо всех деталях.

На траву слева от меня села Ханна, стройная и с каштановыми волосами,

и на нее тут же накинулись обе визжащие девочки.

– Про меня уже забыли, – шутливо надувшись, заметила я.

– Тетя Фифа самая любимая.

Я повернулась на звук низкого голоса.

Рядом со своей женой сел Уилл: высокий, с тату, оглушающе

привлекательный и, судя по искоркам в глазах, знающий обо всех вопиюще

непристойных вещах на свете.

Я наблюдала за его лицом, пока он смотрел на Ханну, Аннабель и Айрис.

– Ханна – тетя Фифа? – спросила я.

Он кивнул.

– Когда Ханна была моей невестой, Анне было трудно выговорить ее

имя. Так и появилась Фифа. И с тех пор, – он погладил младшую сестренку

Анны по пухленькой шейке, – она так и осталась тетей Фифой.

– Прозвище прямо-таки соответствующее, – смеясь, ответила Ханна,

показав на свои простые джинсы и толстовку Гарварда.

Расслабленная непринужденность Ханны мне сразу же понравилась –

слегка наплевательское отношение к одежде, от которого я не смогла бы

отказаться.

– Соответствующее , – повторил другой мужской голос. К нам подошел

Дженсен и замкнул наш небольшой круг, сев на траву прямо напротив меня.

– Простите, – улыбнувшись, добавил он. – О чем был разговор?

– Что Ханна очень модная, – ответила я. – Хотя, конечно, куда ей до

тебя, – я показала на его идеальный внешний вид.

– Ты и сама очень даже, – кивнув на мое платье, заметил он.

Пропустив этот комплимент мимо ушей, я покачала головой.

– Я всегда чувствовала себя недостаточно умеющей все сочетать.

Обычно люди одеваются либо комфортно, либо безукоризненно, как ты. Я

же привлекаю к себе излишнее внимание какими-нибудь блестящими

колготками, надетыми в приличный ресторан. Кто-нибудь, помогите мне с

настройкой чутья.

– А я всегда чувствую себя тусклой рядом с тобой, – сказала Руби.

Я усмехнулась; я совсем не такого восприятия хотела. Руби была

великолепной: стройная и ведущая себя с достоинством, с улыбкой, которой

можно осветить целое здание.

– А я просто смирилась, что в выборе одежды я безнадежная тупица, –

пожав плечами, добавила Ханна.

– У меня такая же история с волосами, – пожаловалась Руби.

Наклонившись через Найла, они дали друг другу «пять». Мы с ним

обменялись понимающими взглядами. Эти две из одного теста.

Развернув настоящую бумажную карту, Ханна показала нам выделенный

маркером путь от виноделен Лонг-Айленда на север через Коннектикут в

Вермонт, где в большом коттедже мы проведем последнюю неделю. Судя по

фото в телефоне Уилла, коттедж обещает быть простым, но одновременно с

этим роскошным.

Руби не переставала радоваться: опершись на Найла, она то и дело

пихала его под бок. Уилл с обожанием смотрел на Ханну. Ощутив

благодарность, что Дженсен присоединился к нам, я взглянула на него. Он

внимательно изучал карту и спорил с Ханной по поводу лучшего маршрута.

Волосы упали ему на гладкий лоб, скрыв от меня его сияющие глаза. Я

воспользовалась моментом еще раз рассмотреть его черты: прямой нос,

легкий румянец на щеках, полные губы, на которых, как я уже знаю,

временами играет широкая и непринужденная улыбка, и челюсть, на

которую мне хотелось бы положить ладонь.

Через несколько минут, заметив, что я на него глазею, он посмотрел на

меня еще раз – внимательнее.

Сначала я захотела отвернуться, но это было бы слишком очевидным – и

неловким – маневром. И так понятно, что я его разглядывала.

Не знаю, что произошло у меня в животе. Я почувствовала тепло,

нервозность и любопытство – внезапно поняв, как будет выглядеть наша

поездка.

Уилл и Ханна.

Найл и Руби.

Дженсен и… я.

Готова ли я для этой игры?

Возможно. Ну то есть не хочу скрывать это от самой себя – я им

увлечена. Мгновенно, безрассудно и – скорее всего – безответно. Наше

знакомство было, мягко говоря, не очень.

Но тепло внутри меня немного изменилось, когда я вспомнила Марка в

тот последний раз, неделю назад. И его лицо, когда он умолял меня не

бросать его и уверял, что не хочет расставаться. Но на самом деле он просто

не хотел съезжать из моей квартиры, не желая остаться без хорошего

интернета и комнаты, которую он приспособил под офис, пока я была на

работе. Я хочу ценить себя куда выше, чем приходилось довольствоваться до

этого.

Но могу ли я видеть себя как участницу просто забавного траха на

недельку?

Я снова посмотрела на Дженсена.

Да. Пожалуй.

К сожалению, над Дженсеном словно висела вывеска: «Я всем доволен и

в эмоции сломя голову не бросаюсь».

Кивнув Ханне, которая извинилась и вместе с Уиллом пошла встречать

очередных гостей, Дженсен взглянул на меня и улыбнулся. Он похлопал по

траве и наклонил голову, предлагая сесть рядом.

Я встала, не в состоянии отказаться от такого милого приглашения.

Стряхнув с одежды сухие травинки, подошла и села рядом с ним.

– Ну привет, – слегка пихнув его плечом, сказала я.

– Привет.

– У меня такое чувство, будто мы с тобой уже давние друзья, – кивнув в

сторону стола со сладостями, я спросила: – А ты успел попробовать хотя бы

кусочек этого торта-Коржика?

Он покачал головой и рассмеялся.

– К сожалению, нет.

– Наверное, я должна была и сама догадаться, – улыбнувшись в ответ,

сказала я. – У тебя губы не испачканы в синей глазури…

– Пиппа, – поймав мой взгляд, перебил меня он. – Мне правда очень

жаль. Я был не слишком любезен.

Я отмахнулась от него. Откуда же мне было знать, что мы снова

встретимся? А Дженсен был так добр и отзывчив.

– Поверь мне, – сказала я. – Мне ужасно стыдно.

Он уже мотал головой, чтобы перебить, но я подняла руку, чтобы он дал

мне договорить.

– Честное слово, я никогда еще и никому не выбалтывала историю всей

своей жизни. Предположив, что тебя больше никогда не увижу, я… – я

покачала головой. – Я просто выложила все в надежде, что это высвободит

загруженную голову.

– Получилось?

– Не очень, – улыбнулась я ему. – Вместо этого полет вышел

малоприятным для нас обоих. Я сделала вывод из ситуации. Было бы лучше, если я тебя больше снова никогда не увидела. Но сейчас мы тут.

– Точно.

– Давай все сначала?

Он кивком показал на карту Ханны.

– Думаю, отличная будет поездка.

– Ты не против, что мы с тобой образовали как бы третью пару?

Дженсен ответил лишь легким смешком.

– С радостью поддержу тебя, пьяную, когда с трудом вскарабкаешься в

машину.

– Ты так говоришь, будто это будет всего один раз, – с удивлением

заметила я. – Видел, сколько виноделен будет у нас на пути?

Улыбаясь, он хотел что-то мне ответить, но тут мы оба вздрогнули, когда

его позвали. Мое сердце упало, и я почувствовала необъяснимое

разочарование, когда поняла, что его позвал Уилл помочь повесить пиньяту.

– И почему он просит меня, а не Макса или Найла? – шутливо заворчав,

спросил Дженсен и поднялся.

Ответ был очевиден: рядом с Максом выстроилась очередь визжащих

трехлеток – всем тоже хотелось побыть самолетиком. А Найл был занят

поцелуями с Руби в тени крыльца.

Но как только Дженсен ушел, Найл это заметил и тоже присоединился

помочь.

Руби набросилась на меня и сгребла в объятия.

– Я так рада, что ты здесь!

Я с хохотом упала на локоть под натиском ее изящного тела. Когда мы

обе сели, я согласно ответила:

– Я тоже рада.

– Это будет так здорово, – прошептала она.

Я кивнула, глядя, как Дженсен с Уиллом, подняв руки над головой,

привязывали веревку пиньяты к ветке большого вяза. Футболка Уилла

задралась, и показалась татуировка на животе.

Свитер Дженсена тоже задрался, но под ним оказалась футболка,

аккуратно заправленная в брюки.

– А он великолепен, – продолжая нашу беседу, заметила Руби.

Я согласно хмыкнула.

– И ни с кем не встречается, – добавила она. – А еще смешной,

ответственный…

– Я в курсе, куда ты клонишь.

– …в отличной форме… И привязан к Ханне. В совокупности это

означает, что он обалденный.

Повернувшись к ней, я спросила:

– Ну и что с ним не так? Почему он один?

– Думаю, потому что много работает, – задумчиво произнесла Руби. –

Реально много.

– Все много работают. Бля, да на себя с Найлом хотя бы посмотри. Но вы

при этом умудряетесь трахаться ежедневно… – я подняла руку, когда она

захотела согласиться. – И нет, я не хочу слышать твое подтверждение, это

было чисто риторическое высказывание, – она закрыла рот и сделала вид,

будто застегнула его на молнию. – Все равно не могу понять. Может, он

извращенец какой? – мельком глянув на него еще раз, я задумалась, одобрю

ли такую возможность. Они с Уиллом закончили и посмеивались над тем,

как криво повесили пони из папье-маше. – Или любитель парней?

– Вряд ли.

– А я вот не уверена, – пробормотала я. – Он слишком хорошо одевается.

Руби шлепнула меня.

– Ладно, вот что я о нем слышала, – она повернулась ко мне лицом. Ее

глаза на секунду загорелись от желания поведать мне все сплетни. – В

двадцать с чем-то лет он женился. Ханна сказала мне, что брак продлился

всего несколько месяцев.

Я состроила гримасу.

– Это… интересно…

Сначала я посмотрела на этого Дженсена, в синем кашемировом свитере

и идеально отглаженных брюках. Потом попыталась представить того

Дженсена – возможно, он познакомился с той девушкой в дождливый день,

когда у нее порвался пакет, и из него высыпались продукты. Он наклонился

помочь ей, а потом они превратились в клубок сплетенных вспотевших тел, а

на полу валялись простыни и подушки. У них был брак по залету, потом

буйные скандалы…

– Они встречались девять лет, – сказала Руби. – Начиная с колледжа и

заканчивая временем, когда оба закончили магистратуру по юриспруденции.

Картинка, которую я нарисовала, вмиг поблекла.

– О-о, – выходит, я была права: он не сильно похож на того, кто

заинтересовался бы шальными выходными.

– Кажется, после свадьбы прошло совсем не много времени, как она ему

сказала, что они не подходят друг другу.

– А она не могла сделать это перед обменом клятвами? – дергая траву, спросила я. – А то как-то дерьмово вышло.

– Ты не первая задаешь этот вопрос, – Руби побледнела, а я тут же

узнала его голос.

– Ох бля, – застонала я, повернулась и посмотрела на него. – Прости. Ты

нас поймал.

Засмеявшись, он потянулся за своим пустым бокалом, который стоял

рядом с нами.

Я поморщилась, отчаянно разыскивая нужные слова.

– Я решила, что это несправедливо, если ты знаешь про меня так много,

а я – кроме отсутствия лондонской миссис и жены в особняке – нет.

Дженсен с улыбкой закивал.

– Да, ни одной, ни другой нет.

– Почему так быстро управился с этой пиньятой? – спросила я, стараясь

под юмором скрыть смущение. – Ты ведь почти не дал мне времени

послушать про тебя все грязные подробности.

Он прищурился, глядя на солнце.

– Это единственная имеющаяся грязная подробность.

Потом он посмотрел на меня, и мне, наверное, в жизни не удастся понять

выражение его лица. Он рассержен? Или ему все равно? Успокоился,

поскольку ему больше не нужно дергаться, ведь наш счет сравнялся?

Почему у меня такое чувство, что хотя мы познакомились совсем

недавно, у нас уже имеется предыстория?

– Это хорошо или плохо? – спросил он.

После пары секунд замешательства я уточнила:

– Ты про то, хорошо это или плохо, что в твоей жизни есть только одна

интересная история?

Дженсен вздрогнул, но потом тут же взял себя в руки.

– Дай мне знать, если захочешь еще вина.

Четыре

Дженсен

– Я в курсе последних слухов.

Дописав последнюю строчку письма, над которым работал, я обернулся

в сторону двери.

– Грег. Привет, – отодвинувшись от стола, я помахал ему. – В чем дело?

– Слышал, ты собрался в отпуск, – ответил он. Грег Шиллер – адвокат,

так же специализирующийся на слияниях компаний и обожающий

посплетничать больше, чем кто-либо еще. Кроме разве что моей тетушки

Метте и Макса Стеллы. – И при этом вижу тебя тут, в субботу вечером

доделывающего дела, так что да, кажется, это правда.

– Ага, – со смехом сказал я. – В отпуск. До двадцать второго числа.

Отпуск. Мой мозг споткнулся об это слово – до того незнакомо оно

ощущалось. Я, Дженсен Бергстром, еду в отпуск.

Я был из тех, кто по выходным остается на работе, если нужно что-то

закончить. Из тех, кому звонили в чрезвычайных ситуациях. Я никогда не

просматривал мельком почту, лишь бы побыстрей уйти домой и никогда не

просил помощника освободить мое расписание на ближайшие две недели,

чтобы я мог прокатиться в качестве пятого лишнего по восточному

побережью в компании двух парочек.

Вот только два часа назад я сделал именно это.

Я высвободил расписание, чтобы отправиться в экскурсию по

винодельням вместе со своей сестрой и зятем, их друзьями и той пьяной

женщиной, с которой познакомился в самолете.

И о чем только я думал?

Я почувствовал неуверенность. Нужно исправить кое-какие недоработки

лондонского офиса по слиянию «ХелсКо» с «ФитВест». Что, если в какой-то

момент до меня не смогут дозвониться и…

Словно почувствовав мои сомнения, Грег наклонился над моим столом.

– Не делай этого.

Я взглянул на него.

– Чего не делать?

– Вот этого, когда ты сейчас сидишь и прокручиваешь сценарии

возможных катастроф, и отговариваешь себя от поездки.

Я застонал; он был прав. Причина была не только в том, что я пропущу

работу. Просто появилось это гложущее чувство, что я оказался на развилке

дорог моей жизни. Снова. В разы проще было бы остаться завтра дома и

отдохнуть, а потом в понедельник снова вернуться в привычную рутину,

нежели запрыгнуть в микроавтобус с сестрой и ее друзьями.

Вот только в этом случае это означало бы оставаться ровно там же, где и

в течение последних шести лет.

Покачав головой, я повозил степлер по столу.

– Знаешь, никогда не думал, что стану таким. Просто ты прав, сейчас

ведь суббота. Натали прекрасно бы со всем справилась.

– Вполне, – он сел на стул напротив меня.

– Ну а ты что тут делаешь? – глядя на него, поинтересовался я.

– Вчера забыл у себя в кабинете кошелек, – засмеялся он. – Все-таки до

уровня Дженсена Бергстрома мне сильно далеко.

Я снова застонал.

– Все мы знаем, что в этой компании есть только два пути. Пожертвовав

всем, стать партнером или долгие годы оставаться кандидатом. И многие из

нас тебе завидуют, знаешь ли.

Я провел рукой по волосам.

– Да, но у тебя трое детей и жена, владелица пивоварни. Кое-кто из нас

завидуют именно тебе.

Грег рассмеялся.

– Зато я никогда, наверное, не стану партнером. А ты уже скоро.

Боже, что за странная финишная черта. Мне тридцать четыре, и я что-то

там «скоро». А что потом? Лет двадцать примерно того же самого?

Он наклонился вперед.

– Ты тратишь тут слишком много времени. Меньше чем года через три

ты угодишь прямиком в кризис среднего возраста с желтым Феррари в

придачу.

Этим он меня рассмешил.

– Молчи уж. Ты говоришь, как моя сестра.

– А она очень умна. Так куда ты собрался?

– В винный тур в компании друзей.

Грег удивленно вскинул брови. Но в воздухе тут же повис незаданный

вопрос – о том, будет ли там кто-то из моей жизни.

– Вернее, – уточнил я, – в компании друзей моей сестры.

Когда он ухмыльнулся, я понял, что сказал все правильно. Грегу лучше

знать, что я еду с ними один, иначе начнет выискивать новую интересную

сплетню.

– Пьянка и отдых, – резюмировал он. – Молодец.

***

Воскресным утром воздух был прохладный и влажный. Моя машина

тихо стояла у дороги, усыпанная опавшими листьями клена, росшего на

лужайке перед домом, и я подумал – сколько пыли она уже успела собрать.

Зигги предложила, чтобы они забрали меня отсюда, но я почему-то решил

приехать к ним сам. Я месяца три никуда не ездил на своей машине. На

работу обычно добирался на автобусе, а в аэропорт на такси. Вся моя жизнь

казалась настолько маленькой, что могла уместиться в наперстке.

Поднявшись по лестнице дома Уилла и Зигги, я смахнул ногой

несколько упавших листьев с крыльца. Воздушных шаров уже не было, а на

их месте лежали две увесистые тыквы.

Я тут же подумал про свой дом – никаких праздничных тыкв, как и

рождественских венков чуть позже – и отбросил подальше поселившееся в

груди беспокойное чувство.

Не могу отрицать, что хочу от своей жизни большее.

Я просто не в особом восторге, что моя сестра так прямо указала на это.

В качестве рефлекторной реакции на критику я обычно уходил в себя, чтобы

немного подумать. А размышления вчерашней ночью сейчас ощущались

усталым зевком и все еще крутились у меня в голове.

Нажав на кнопку звонка, я услышал крик Уилла:

– Открыто!

Я повернул ручку и вошел в дом, оставил свою сумку у двери рядом с

другими и, сбросив обувь, пошел на запах свежесваренного кофе.

За барной стойкой с чашкой в руке сидел Найл, а Уилл возился у плиты.

– Мне болтунью, будьте любезны, – сказал я, заработав в свою сторону

бросок кусочком гриба вместо ответа. Взяв из шкафа себе кружку, я

выглянул в коридор и из окна на задний двор. – А где все?

– Мы только что приехали, – ответил Найл. – Пиппа с Руби помогают

Ханне со сборами.

Кивнув, я отхлебнул кофе и оглядел кухню.

В то время как мой дом был – даже я готов это признать – несколько

чопорным в своей чистоте, дом Зигги и Уилла выглядел… обжитым. На

подоконнике рядом с кухонной раковиной стоял горшок с цветами. Дверь

холодильника была увешана рисунками с вечеринки Аннабель, и хотя своих

детей у них не было, уверен, это всего лишь вопрос времени.

Я знал, что мог бы найти в других местах дома: книги и научные

журналы на каждой горизонтальной поверхности (с закладками в виде

клочков бумаги, чтобы моя сестра тут же могла найти нужную страницу),

повсюду фотографии с семейных торжеств, свадьбы и совместных поездок, а

также помещенные в рамки комиксы.

Внезапно завибрировал телефон Уилла.

– Открой сообщения, – попросил он, кивнув на стол. – Они идут потоком

уже все утро.

Взяв телефон, я увидел сменяющие друг друга окна сообщений.

– Ты участвуешь в групповом чате? Просто прелесть.

– Так мы остаемся в курсе всех новостей, которые стали уже целой

отдельной жизнью, с тех пор как Хлои забеременела. Беннетта хватит удар, прежде чем родится этот ребенок, или же его пора изолировать. Прочитай, что там.

– Тут говорится, что авиакомпания потеряла багаж Хлои, – начал читать

я. – «Там были ее любимые туфли, клатч, который я подарил ей на нашу

годовщину, и подарок для Джорджа». Потом Макс интересуется, не начала

ли у нее вращаться голова от ярости и не забормотала ли она что-нибудь на

неведомом дьявольском языке. А Беннетт отвечает: «Если бы».

Засмеявшись, Уилл перевернул несколько шипящих кусочков бекона.

– Напиши ему, я прочитал в одной статье, что в США где-то всего шесть

или семь священников, умеющих изгонять дьявола. Возможно, ему пора

сделать пару звонков, – покачав головой и задумчиво вздохнув, он добавил: –

Боже, я скучаю по Нью-Йорку.

Отправив сообщение, я положил телефон на стол.

– Мне нужно чем-то помочь?

Уилл выключил плиту и начал раскладывать яйца по шести ярким

тарелкам.

– Не-а. Минивэн тут и уже заправлен. Вещи почти собраны. Так что будь

готов отправляться сразу после завтрака.

Я уже проверял маршрут, составленный моей сестрой, и знал, что дорога

до Джеймспорта на Лонг-Айленде займет где-то часа четыре – в зависимости

от пробок и парома.

Не так уж и плохо.

Я ощущал бунтарский настрой, зная при этом, что эта поездка пойдет

мне на пользу, но желая доказать всем, что они не правы. Доказать, что в

своей жизни для счастья мне больше ничего не нужно. Иначе как тогда

гордиться всем достигнутым?

Я услышал голос Зигги, доносящийся сверху, потом нарочитый вопль

Пиппы, а потом Руби с Зигги залились хохотом.

Встретившись со мной взглядом, Уилл поднял брови.

Мне не нужно спрашивать, чтобы знать, о чем он думает, – будто и так

не понятно, что все мы кучка идиотов.

Эта поездка многое из себя представляла – отпуск, возможность

сдружиться – но еще она была ловушкой.

Я уже заранее представлял себе все эти взгляды и намеки – особенно

после одного-двух бокалов вина – поскольку в этой поездке нас три пары.

Пиппа сексуальная – тут без вопросов. Она еще и красивая – тут тоже.

Под вопросом оставался ее тип красоты и чувственности – яркий, шумный, сияющий – и я прекрасно понимал, что она мне не подходит. Еще одной

трудностью можно считать мои двойственные чувства по поводу отношений

и странное желание уклониться от их.

Но это же просто отпуск. Он и не должен быть чем-то особенным.

– Ты из-за чего-то дергаешься, – заметил Уилл, кивая в сторону ящика с

приборами и протягивая мне подставку под них.

Я поставил в нее горсть вилок и повернулся к нему.

– Нет. Просто складываю и вычитаю в уме.

Он ухмыльнулся.

– Что-то долго думал.

– Избегание – в этом я хорош.

Уилл покатился со смеху с непринужденностью человека, которому

предстоит две недели отдыха в кампании жены и друзей.

– А вот это неправда. Но об этом мы еще поговорим.

Неопределенно хмыкнув, я намазал тост маслом, налил себе сока и

помог накрыть на стол.

– Завтракать! – перегнувшись через перила, позвал Уилл.

По лестнице прогремели шаги, и, подняв голову, я увидел Пиппу. Она

заплела свои светло-рыжие волосы в косу, надела пронзительно-синие

леггинсы, кеды и черный свитер свободной вязки, слегка соскользнувший с

одного плеча.

– Приветик, Дженс! – сказала она, широко улыбнувшись всем нам на

кухне. Ее коса моталась за спиной при каждом шаге, когда она повернулась к

нам спиной, и при виде ее задницы в этих штанах я тут же перевел взгляд в

другую сторону.

Чтоб меня.

Повернув голову, я встретился с понимающей улыбкой Уилла.

– Приветик, Дженс, – повторил он с самодовольной ухмылкой, которая с

каждой секундой становилась все шире. – Как там поживает твое сложение с

вычитанием в уме?

– Так, словно ты вот-вот схлопочешь по яйцам, – я сел за стол и положил

салфетку на колени.

Засмеявшись, он выдвинул стул для присоединившейся к нам Зигги.

– Обожаю, когда я прав, – сказал он и наклонился ее поцеловать.

– А? – в замешательстве взглянула на него она.

– Я просто… – он повернулся и нацепил на вилку яичницу, с улыбкой

глядя на подошедшую и севшую рядом со мной Пиппу. – Просто жду с

нетерпением нашу поездку.

***

Мы все столпились вокруг сверкающего серебристого минивэна,

наблюдая, как Найл организует погрузку багажа и рассаживает всех по

местам. Зигги все тщательно продумала. Машина на восемь мест, так что мы

шестеро устроимся тут с большим комфортом. Для всех были припасены

подушки, пледы, вода и закуски, радио и настольные игры.

Решив сменять друг друга за рулем, мы – поскольку за главную тут Зигги

– решили этот вопрос придурковато-ученой версией игры «Камень,

ножницы, бумага»: пипетка, колба и тетрадь. Из пипетки капает на тетрадь, тетрадь накрывает колбу, а колба раздавливает пипетку, как пояснила она. У

нас, правда, ушло время на осознание этой иерархии, и поначалу мы думали

просто назначить Уилла первым водителем, но когда моя колба вдребезги

расколошматила его пипетку, вопрос был решен.

Пиппа села рядом со мной и понимающе улыбнулась.

– Привет, друг.

Я засмеялся.

– Хочешь сыграть в «Эрудит»?

– С удовольствием, сэр, – и вытащила игру с какой-то странной хищной

ухмылкой.

***

В общем, Пиппа, как оказалось, превосходно играет в «Эрудит». Я

бросил коробку с игрой обратно в стопку и посмотрел на нее.

– Было весело, – безучастно сказал я. – И «Корнишон»? Какого черта,

женщина?

Она радостно рассмеялась.

– Я всегда хоть и сильно нервничаю, но берегу букву «Ш».

Наклонившись к Руби и Найлу, она спросила:

– Кто-нибудь еще хочет со мной в «Эрудит»?

– После ближайшей остановки я сяду с тобой, – обернувшись через

плечо и улыбаясь, ответил Найл. – И отыграюсь за мужскую команду.

– Ага, мечтай, – поддразнила Пиппа. Откинувшись на спинку сидения,

она вздохнула и посмотрела в окно. – Здешнее путешествие на машине так

отличается от Англии.

– И как? – спросил я.

Убрав волосы со лба, она в пол-оборота повернулась ко мне.

– Проехать от одного конца Англии до другого можно всего за день, –

ответила она, а потом добавила чуть громче, чтобы сидящим впереди тоже

было слышно: – Где-то около четырнадцати часов от Корнуолла до

шотландской границы, да, Найл?

Он немного подумал.

– Зависит от количества машин на дорогах и погоды.

– Точно, – кивнув, сказала она. – Ну а здесь дороги просто бесконечные.

Выехав, например, в понедельник, через несколько дней можно реально

заблудиться. Потрясающе, правда? Можно сесть на мотоцикл или в один из

этих домов на колесах и просто ехать и ехать, без цели и конечного пункта.

– Останавливаться у каждой достопримечательности. Есть жуткую еду в

каждом штате, – подхватила Зигги с переднего сидения.

– Вприпрыжку бежать в каждый туалет на шоссе, – подмигнул ей Уилл.

Потом он поймал мой взгляд в зеркале заднего вида. – Помнишь то наше

дартс-путешествие в колледже, Дженс?

– Разве такое забудешь?

– Дартс-путешествие? – спросила Пиппа, глядя то на меня, то на него.

– Не знаю, как много тебе рассказывала Руби, – начал я, – но мы с

Уиллом вместе учились в колледже. Так он и познакомился с Зи… Ханной.

Пиппа вытаращила глаза, понимая теперь, как много нас связывает и что

впереди ее ждут две недели всех этих историй.

Я улыбнулся.

– А дартс-путешествие – это когда ты наугад кидаешь дротик в карту и

едешь, куда попал. В нашем случае это оказался национальный парк Брайс-

Каньон, так что летом перед третьим курсом мы туда и отправились.

– И вы ехали на машине из Бостона до Юты? – недоверчиво уточнила

Руби.

– У Уилла сбит прицел влево, – сказал я. – Очень сильно влево.

Уилл ухмыльнулся мне в зеркало.

– Господи, у нас практически не было ни гроша.

– Я помню, что у нас было четыреста долларов – что по тем временам

ощущалось небывалым богатством – и их едва хватило на бензин, еду,

платные дороги и ночлег. А когда они закончились, пришлось… э-э-э…

импровизировать.

Тут Руби полностью развернулась, чтобы посмотреть на меня.

– В моем воображении вы оба танцевали стриптиз в придорожном баре

где-нибудь в Небраске. Только не рушь картинку, пожалуйста.

Уилл громко захохотал.

– Ты не далека от истины, вообще-то.

– А сколько заняла поездка? – спросил Найл. – Я, конечно, не специалист

по географии Штатов, но вроде бы это в пяти тысячах километрах отсюда.

– Около четырех, – ответил я. – Мы поехали в старом Линкольне мамы

Уилла. Представьте себе: никакого кондиционера, старые виниловые

сидения.

– И никакого гидроусилителя, – добавил Уилл. – Ничего общего с этой

машиной с ее кожаным салоном и DVD.

– Все равно считаю эти недели лучшими в своей жизни.

– Ты, наверное, забыл про наш маленький поход через каньон? – снова

встретившись со мной взглядом в зеркале, спросил он.

Я начал смеяться.

– Стараюсь, вообще-то.

– Ну давай, не томи нас, – сказала Пиппа и положила руку мне на ногу.

Это было невинное прикосновение, просто чтобы попросить меня рассказать

эту историю, но сквозь ткань моих брюк я почувствовал жар, идущий от ее

ладони и каждого пальца.

Мне пришлось откашляться.

– На дворе стоял июль, и было адски жарко, – начал я. – Мы

припарковались и вышли из машины. С собой у нас было немного воды, еды

и солнцезащитный крем – думали, нам хватит этого на несколько часов.

Солнце палило прямо над головой, а перед нами была та красивейшая тропа

между отвесных скал. Через какое-то время мы добрались до площадки, где

можно было выбрать, возвращаться ли назад или пойти по более широкому

треку и увидеть еще больше каньона. Нам было по двадцать лет, и, конечно

же, мы выбрали идти дальше.

Зигги взглянула на Уилла, и закатив глаза, засмеялась.

– Ну еще бы.

– Там захватывало дух, – продолжал я. – Эти худу [высокие остроконечные

геологические образования – прим. перев.], при этом так близко! Впечатление, будто это крепость, выросшая прямо из земли и сделанная из красного камня.

Но при этом было дико жарко. К тому моменту солнце висело над другой

частью горизонта, но путь назад все равно оказался чудовищен. Пару раз

остановившись отдохнуть, мы выпили всю воду. Начав уставать, от жажды

мы потихоньку начинали сходить с ума. Мы были молоды и в неплохой

форме, но все-таки слишком долго шли пешком по жаре. В общем, избавлю

тебя от долгих описаний наших страданий, но поверь, это было ужасно…

– Точно, – отозвался Уилл.

– Когда мы вернулись к машине, почти стемнело. Бросившись с

питьевым фонтанчикам, мы напились по самое не могу. А после того как

сходили в туалет и умылись, было ощущение, что мы обманули саму смерть,

– со смехом сказал я. – И вот потом мы потащились к машине.

– Кажется, тут кроется какое-то важное «но», да? – спросила Руби.

– Ага. Но когда мы к ней подошли, – продолжил Уилл, – я обнаружил, что в кармане нет ключей.

– О нет, – охнула Пиппа.

– Но мы были настолько рады, что вернулись живыми, – сказал Уилл, –

что как-то спокойно восприняли новость и начали вспоминать, где шли и где

могли их потерять. Мы останавливались выпить воды несколько раз на

протяжении пути, и там я доставал фотоаппарат и бальзам для губ, но эти

места были далеко, в нескольких километрах. Взяв фонарик, мы собрались

было пойти к нашей ближайшей остановке, но тут поняли, что снова одолеть

тот путь не сможем. Поэтому вернулись на стоянку…

– …и поскольку никто из нас не мог похвастаться умением взламывать

машины или заводить их без ключей… – добавил я.

– …у нас возникли конкретные проблемы, – закончил Уилл. – В те

времена с мобильными было не очень, а обычного телефона поблизости не

было видно. Так что нам только и оставалось, что ждать восхода солнца или

когда нас найдут. Но с каждой минутой становилось все холоднее, а еще

пауки… Вы когда-нибудь видели, какие пауки водятся в пустыне? И вот я

наконец сдался и, камнем разбив окно машины, открыл ее.

– Вы в ней и спали? – спросила Пиппа.

Я кивнул.

– На заднем сидении.

– И кто обнимал другого сзади? – поинтересовалась Руби, и Уилл кинул

в нее M&M’s.

– А когда на следующее утро мы проснулись и вышли из машины, –

продолжил я, – я подошел к багажнику и случайно посмотрел вниз. На земле

лежали ключи. Наверное, выпали перед самым походом.

– Шутишь, что ли? – в явном восторге воскликнула Пиппа. – Они

провалялись там все то время?

– Скорее всего, – согласился я. – А в темноте мы их просто не заметили.

С радостными огоньками в глазах она покачала головой, после чего

отвернулась к окну.

Наступило молчание, и я с удивлением обнаружил, насколько

комфортным оно было. И как комфортно было сидеть рядом с Пиппой в

окружении наших друзей, словно в том самолете летели совсем другие люди.

Она милая и смешная, неугомонная и немного сумасбродная, а еще

рассудительная и прекрасно знающая свои сильные и слабые стороны.

Не знаю, чего я ожидал, и считала ли она так же – что мы в это поездке

были парой по умолчанию – но на колени мне она не уселась. Она не

жаждала моего внимания. И не давила.

Она просто была здесь, получала удовольствие от только что

начавшегося отпуска, вдали от своей дерьмовой ситуации.

А я был настолько сосредоточен на своих делах и на том, что в моей

жизни уже давно был недостаток каких бы то ни было ситуаций, что даже не

подумал, насколько необходима ей эта поездка. Я просто взял и

предположил, что она будет той же пьяной попутчицей, с которой я

познакомился в самолете, – кем-то, с кем мне придется вынужденно

мириться в течение этой поездки. И что это будет этакая игра, где мне волей-

неволей придется подыграть.

Но вместо всего этого Пиппа оказалась уверенной в себе и ненавязчивой.

– Ты рада, что поехала? – спросил я ее.

Она ответила, не поворачиваясь:

– Очень. Я рада, что на какое-то время оказалась вдали от дома. Мне это

было необходимо.

***

Я начал клевать носом, когда машина замедлила ход.

Пиппа тоже заснула. Где-то на последней из платных дорог расстояние

меду нами сократилось, и она уснула на моем плече, тепло дыша мне в ухо и

комфортно прижавшись. Выпрямившись, я поправил солнцезащитные очки,

сползшие на кончик носа, и устроил ее на ее сидении.

Выглянув в окно, я увидел, что мы стоим перед большим белым отелем в

викторианском стиле, окруженным пышным садом с радостно журчащим

фонтаном. Согласно вывеске, мы приехали в «Джедедиа Хокинс Инн».

Другую часть здания окружали деревья, их листья осенних оттенков ярко

выделялись на фоне голубого неба.

Уилл с Зигги уже вышли из машины, Найл будил Руби, так что я тоже

решил разбудить Пиппу. Протянув свободную руку, не прижатую весом ее

стройного тела, я прикоснулся к ее плечу.

Она резко ахнула и проснулась.

Проведя руками по лицу, она виновато посмотрела на меня.

– Я что, уснула на тебе? Боже, Дженсен, извини…

– Все нормально, – ответил я; это была чистая правда. – Я тоже заснул.

Мы уже на месте.

Выйдя из машины, мы все вместе пошли внутрь, разминая затекшие

конечности. Зарегистрировались, взяли ключи и договорились в скором

времени встретиться у входа, чтобы все тут осмотреть, прежде чем пойдем на

дегустацию.

Мои ноги еле двигались, а спина ныла от долгого и неподвижного

сидения. Громко застонав в своем пустом номере, я потянулся всем телом и

пошел в ванную умыться, тут же почувствовав, как расслабились плечи, руки

и шея. Еще в собственных мыслях я постоянно чувствовал назойливое

напоминание: что мне нужно отключиться и забыться. Но сегодня

воскресенье, и это сделать легко. Смогу ли я оставаться непринужденным в

ближайшие две недели?

Когда я спустился, Пиппа разговаривала с женщиной у ресепшн – они

смеялись над чем-то. Пиппа так запросто повсюду заводит друзей, в то время

как я… окружал себя полезными знакомствами.

Боже, ну я и сухарь.

Склонившись на картой, женщина обвела несколько мест и набросала

примерный список рекомендаций на те две ночи, пока мы здесь. Я слушал,

как Пиппа упомянула отпуск, мудака-бывшего и новых друзей, когда сзади

подошла Зигги и запрыгнула мне на спину, напугав меня до чертиков.

– Господи, ребенок, – я заворчал на нее. – Ты уже не такая маленькая.

– Но ты запросто мог бы меня понести, – протянув руку, она сжала мой

бицепс.

Я притворно нахмурился.

– Мог бы. Но не буду.

Широко улыбаясь, к нам подошла Пиппа.

– Народ, вы самые милые брат с сестрой на свете, – ее энтузиазм был

заразителен. Она на все смотрела с широко распахнутыми глазами и все

пыталась понять. – Рейчел сказала, тут есть замечательный ресторан, нужно

немного пройти пешком по дороге. Может, завтра там позавтракаем?

– Я «за», – ответил я, обхватив шею Зигги и выдав ей щелбан.

Первой остановкой в нашем винном туре стал дегустационный зал

местной винодельни под названием «Шервуд Хаус Виньярдс». По GPS мы

приехали к серому зданию в колониальном стиле, окруженному высокими

деревьями и цветущим кустарником. Оно больше походило на частный

особняк, нежели на туристическую достопримечательность:

простирающийся на несколько акров ухоженный газон, аккуратно

подстриженные самшитовые деревья и парочка фигурных кустов у крыльца.

Если бы не знак у дороги, я бы точно проехал мимо.

Мы припарковались и вышли из микроавтобуса. Повинуясь какому-то

инстинкту, который не мог себе объяснить, я шел довольно близко к Пиппе, разве что моя рука постеснялась лечь на ее поясницу.

– К такому я запросто привыкну, – сказала Пиппа, прикрыв глаза от

солнца ладонью и оглядывая дом. – Напомните мне запланировать все свои

отпуска в вашей компании.

– Мы и на Рождество собираемся вместе, – сказал я. – Если бы ты только

знала, как чудят Зиггс с Уиллом и как мама, сбившись с ног, разыскивает

ракфиск [блюдо норвежской кухни – прим. перев.]. Но ужин все равно

гарантированно получается потрясающим.

– То есть мы уже предварительно договариваемся о совместных

праздниках? – с улыбкой спросила она, когда я жестом пропустил ее вперед

по тропинке. – Потому что… Леле ты бы понравился.

Я покопался в памяти.

– Леле – это та, которая тебя родила? А Коко американка, да? – сказал я, и ее лицо озарилось удивлением.

– То есть ты даже слушал?

– Было не так уж и плохо…

– Это было ужасно, – поправила меня она и покраснела. В отеле она

успела переодеться и сейчас была в желтом платье-рубашке, светло-голубых

колготках и коричневых сапогах. Сочетание, от которого я не ожидал

гармонии, но она была. Цвет платья подсвечивал ее лицо и подчеркивал

золотистые кончики ее волос. Ее ноги были длинными и стройными, и не

мгновение я подумал, как они выглядят голыми и каково было бы провести

по ним руками.

Я споткнулся.

– Но давай больше не будем об этом, – оглянувшись на меня через плечо

и улыбнувшись, попросила она.

– О чем об этом? – спросил я.

Пиппа засмеялась, не догадываясь, что я ее не понял на самом деле.

– Ага, вот именно.

Внутри Шервуд Хаус напоминал чью-то гостиную. Белые балки,

поддерживающие потолок, кирпичный камин с потрескивающим в нем огнем

в одном конце зала и длинный деревянный стол в другом. Небольшие

комнаты, в которые можно попасть из основного зала и которые отчасти

напоминали антикварный магазин, и лестница на второй этаж.

Почувствовав, как кто-то взял меня под руку, я обернулся и увидел

улыбающуюся мне Зигги.

– Здорово, правда?

– Тут красиво, – ответил я. – Хороший выбор.

– На самом деле, это место посоветовал Джордж. Как тебе отдыхается? –

и прежде чем я успел ответить, она добавила: – А Пиппа, кажется, милая.

Я опустил голову, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Ладно. Хорошо, – прошептала она. – Я просто…

«Только не говори: «Волнуюсь», – подумал я, не испытывая ни

малейшего желания быть грустным одиноким парнем, которого опекает

сестра. Поскольку это уж совсем невыносимо.

Я понял, что часть моих мыслей все-таки отразилась на лице, потому что

Зигги положила руку мне на плечо, желая смягчить свои слова, а потом

сделала паузу, рассматривая меня.

– Я просто хочу, чтобы ты отлично провел время, – наконец сказала она.

Немного подумав, я понял, что могу ей это дать: могу окунуться в эту

поездку полностью. Буду делать все, чего она от меня ожидает. О Лив и

Зигги никто не беспокоится, потому что они замужем и у них все в порядке.

У Нильса была постоянная девушка, а Эрик каждый раз появлялся с новой. А

я был старшим ребенком в семье больших любителей сунуть свой нос в

чужие дела, и раз уж я однажды встрял в жизнь Зигги и заставил ее высунуть

нос из норы, теперь это мне и аукнулось. Она захотела, чтобы я поехал в этот

тур. Хотела, чтобы я отлично провел время. И отчасти – причем не важно, станет ли она это отрицать – хотела, чтобы я отлично провел время с

Пиппой.

Понимая, что в перспективе Пиппа мне совершенно не подходит,

случайные связи я практиковал, и не раз. От которых не был в особом

восторге, но я же все-таки не монах.

Улыбнувшись, я обнял Зигги за плечи.

– Я прекрасно провожу время, – сказал я и поцеловал ее в макушку. –

Спасибо, что уговорила меня поехать.

Она взглянула на меня, прищурив серо-голубые глаза, и мне тут же стало

любопытно, когда это моя младшая сестра успела так поумнеть.

Первым вином было совиньон блан: приятное, кисловатое, не очень

насыщенное. Я наблюдал, как Пиппа взяла бокал, поднесла его к носу и,

вдохнув аромат, сделала глоток.

Не сопротивляйся, – мысленно убеждал себя я. – И не заморачивайся.

Просто… наслаждайся.

– Значит, ты работал в каком-то таком месте? – поинтересовалась она, не

заметив, что я ее разглядываю.

Отвернувшись, я посмотрел на кусочек хлеба в своей руке.

– Я… э-э-э… да. В колледже. Летом.

Пиппа мило улыбнулась.

– И встречался с множеством женщин? Я представляю тебя времен

колледжа, и у меня слегка кружится голова.

Я засмеялся.

– Тогда я был с Бекки.

В моей груди кольнуло.

– Это твоя бывшая жена? – посмотрев на меня, спросила она.

– Она больше бывшая девушка, нежели бывшая жена, – усмехнувшись,

ответил я.

Пиппа засмеялась, но по-доброму.

– Ой. Ужасно такое осознавать.

Я посмотрел на нее, сидящую на диване с бокалом вина, прислонившись

к подлокотнику и поджав под себя одну ногу. За ее спиной потрескивал

огонь в камине, нагревая воздух и придавая ему едва заметный запах дыма.

Сделав еще один глоток, она спросила:

– Та винодельня была такая же, как и эта?

– Не такая уютная и больше ориентирована на продажу вина, но да.

Атмосфера схожая.

– Ты любил эту работу?

– Не уверен, что «любил» – это подходящее слово, – ответил я,

расслабленно усаживаясь на диван. – Но было круто увидеть весь процесс от

виноградника до погреба, понимать, почему они делали определенные сорта

вин, и как малейшие колебания температуры и уровня влажности влияют на

конечный продукт.

– Плюс, сам понимаешь – бесплатное вино, – приподняв бокал в мою

честь, добавила она.

Со смехом я поднял и свой.

– Сейчас я оценил бы это в разы больше.

– Трудно себе представить вас с Уиллом вместе в универе. Вы оба сейчас

зрелые и взрослые, но когда смотрю на тебя, вижу след безумств.

– Типа ауры? – со смехом спросил я.

– Где-то там прячется твоя дикая сторона, – ответила она, показав вокруг

моей головы.

– А я-то надеялся всех одурачить стрелками на брюках и свитерами.

Пиппа покачала головой.

– Только не меня.

Вокруг нас велись такие же неторопливые разговоры, и я почувствовал,

как моя сестра следит за нами, сидя по другую сторону стола.

Я провел пальцем по брови, стараясь не чувствовать себя неловко.

– Когда мы с Беккой стали жить вместе, от безумств почти ничего не

осталось, – ответил я. – А вот до этого сам не знаю, как нам удавалось

провести хотя бы одни выходные без арестов или без того, чтобы наши

родители нас прикончили.

– Расскажи что-нибудь еще о том Дженсене, – с восторгом попросила

она.

Открыли следующую бутылку вина, и Пиппа приняла предложенный ей

дегустационный бокал, тихо поблагодарив. Еще чувствуя действие первого, я

сделал глоток зинфанделя с перечным привкусом. В животе тут же

потеплело, руки и ноги отяжелели, и я немного подался вперед, достаточно

близко, чтобы ощутить легкий аромат ее цитрусового шампуня.

– Тот Дженсен был идиотом, – сказал я. – И по непонятной причине

поддерживал большинство жутких идей Уилла.

– Нельзя говорить такое и не уточнять, – настойчиво проговорила она.

Я вспомнил летние каникулы, которые мы проводили у меня дома,

праздники. Всегда подозревал, что Уилл был таким же сорвиголовой и в

школе, а жизнь вдали от дома, плюс возможность покупать выпивку, и все –

ни за что поручиться уже было нельзя.

– Однажды на втором курсе Уилл уговорил меня покурить бонг на

балконе, а дверь захлопнулась. Должен уточнить, что на дворе был ноябрь, на часах около двух ночи, а мы оба были в одних трусах.

– Кажется, эта история обещает быть еще лучше, чем дартс-путешествие,

– замечает она. – Хотя не могу тебя представить под кайфом, – оглядев меня, она добавила: – В одних трусах гораздо проще.

Я рассмеялся в ответ на ее ненавязчивый флирт.

– К сожалению, я не был настолько потрясающим, учитывая то, каким

паинькой стал, – я показал на свою рубашку и отполированные туфли. –

Большинство людей становятся расслабленными или хохочут, или на них

нападает жор, правильно? – Пиппа кивнула. – А я под кайфом нервничаю, –

ухмыльнувшись и сделав паузу, я добавил: – В смысле, еще больше.

– И как вы выбрались?

– Незадолго до этого у нас появилась новая симпатичная соседка – а

балкон у нас был смежный. Уилл нашел несколько камешков, пивную

крышку и банку из-под газировки, и мы швыряли все это ей в окно, пока

наконец она не вышла. Потом он пофлиртовал с ней, и она согласилась нам

помочь.

– Помочь вам? Интересно, как? – с широкой улыбкой переспросила

Пиппа.

– Опасаясь перспективы, что двое полуголых парня перелезут к ней на

балкон, она предложила кого-нибудь позвать. По понятным причинам, нам

не хотелось объяснять охране кампуса, как мы оказались запертыми на

балконе в одном нижнем белье, с бонгом и пакетиком травы. А я был просто

дико напуган. В своем воображении я уже пропустил два учебных года из-за

тюремного срока в одной камере с каким-нибудь толстым папиком, –

вспоминая, я покачал головой. – В общем, оказалось, что наша соседка тоже

изучала право и заставила нас практически произнести речь, как в суде,

прежде чем согласилась впустить к себе. Никто из нас двоих в жизни так не

хитрил и изворачивался – ни до этого, ни потом.

Положив руку на спинку дивана, Пиппа с восторгом слушала мой

рассказ.

– Уверена, вы все сделали превосходно, Дженсен Бергстром, эсквайр.

Я пожал одним плечом.

– Я перечислил бы тебе свои аргументы, если помнил бы хотя бы слово.

– Как я понимаю, вас все-таки впустили?

– Ага. Это было неуклюже и сопровождалось воплями, что мы упадем и

помрем, но нам удалось преодолеть метровое расстояние между балконами.

Сейчас, когда я вспоминаю об этом, думаю, Уилл какое-то время виделся с

ней… Ха, может, это было частью соглашения? – почесав плечо, я улыбнулся

ей. – В любом случае, пора сворачивать воспоминания.

– Конечно же, нет. Я здесь, чтобы забыть про Мудака. И у тебя отлично

получается, – Пиппа посмотрела на меня, а потом кивком показала на Зигги.

– Не заставляй меня расспрашивать Ханну. Уверена, из нее можно вытрясти

множество интересных историй, но это не займет больше времени, чем

потребуется на бокал или два. Наверное, в ее случае это будет даже меньше

одного.

Она весело фыркнула, и я проследил за ее взглядом. Там рядом с моей

сестрой стоял Уилл, доливая ей в бокал еще вина и – если я не ошибаюсь –

разговаривая с ее грудью.

Трудно сосчитать, сколько раз я ловил их на этом, но впечатление это на

меня произвело по-прежнему отвратительное. Я застонал.

– Хотя, судя по всему, – склонив голову набок, заметила Пиппа, – на

какое-то время Уилл монополизировал ее внимание.

– Они вечные молодожены, – пояснил я, самую малость приправив свои

слова недовольством. – Но думаю, раз уж Уилл сегодня вызвался быть

трезвым водителем, он решил ее немного споить. Моя сестра очень смешная, когда под градусом.

– Как это вообще? Странно? Что младшая сестра замужем за твоим

лучшим другом?

– Не стану врать, поначалу это было реально странно. Но потом я

вспомнил, что сам и настоял на их общении…

– Ты их свел? – спросила она, поднеся бокал к губам и улыбаясь. –

Большинство мужчин в подобных случаях стали бы препятствовать.

– Я сам не понял, что натворил, – залпом допив остаток вина, ответил я.

Поставил бокал на стол и взял оливку. – Но вообще да, я сказал ей позвонить

Уиллу. Тогда она была чокнутым трудоголиком. И мне даже в голову не

приходило, что он смотрел на нее – на Зигги, всем известную лабораторную

крысу – и видел в ней кого-то еще, кроме моей младшей сестры-заучки, – я

посмотрел на них в течение нескольких секунд. Уилл что-то сказал ей, от

чего она расхохоталась и прижалась к его груди. Он наклонился и поцеловал

ее в макушку. – Но они подходят друг другу. И я еще не видел их такими

счастливыми.

Пиппа согласно закивала и посмотрела на другую нашу парочку.

– Я чувствую то же самое, когда речь заходит о Найле с Руби. Она сто

лет была в него влюблена, а он о ее существовании даже не подозревал.

– Точно, – сказал я. – Вы же все вместе работали.

– Наблюдать за ними было то весело, то мучительно, но сейчас я так

счастлива за них, – помедлив немного, она добавила: – Хотя временами мне

хочется окатить их ледяной водой.

Я рассмеялся. Мне были очень понятны ее чувства.

Пиппа откинулась на спинку дивана.

– Наверное, сейчас скажу, словно старая дева, но да останется всем нам

хотя бы немного поцелуев.

Выпрямившись, я махнул официанту и встретился взглядом с Зигги, в

глазах которой мерцала надежда.

Нам налили еще порцию вина для дегустации.

Пиппа подняла свой бокал.

– За старых дев? – спросила она, и я подумал немного.

– Да останется всем нам хотя бы немного поцелуев! – предложил я.

Пиппа просияла и поднесла бокал к губам.

– За это я обязательно выпью.

Пять

Пиппа

– Он напоминает мне одного парня из универа, – пробормотала я,

поглядывая на Дженсена через весь зал и задумчиво слизав капельку вина с

края бокала. – Дэнни. Дэниел Чарльз Эшворт. Ну и имя, а! Пиздец какое

нереальное, – я покачала головой. – И пиздец какое красивое. Как и он сам.

Еще умный и добрый. Забавный и очаровательный… И он никогда ни с кем

не встречался.

Руби проследила за моим взглядом.

– Он был стеснительный, что ли, этот Дэнни? – какое-то время мы обе

молча наблюдали, как Дженсен, Найл и Уилл о чем-то разговаривали с

хозяином винодельни. – Дженсен так точно нет.

Я попыталась сосчитать, сколько вина уже успела попробовала, но,

сдавшись, попросила налить себе еще бокал этого изумительного шираза.

Руби ополовинила свой бокал с вионье, и мы обе несколько кривовато сидели

на наших стульях, пока мужчины обсуждали, какого вина – и сколько – они

купят домой.

– Не стеснительный, – моргнув, я снова повернулась к ней. – Просто

очень требовательный, – я снова покачала головой, чтобы прочистить мысли

и протянула руку к миндальным орешкам. – Однажды Дэнни признался мне

– пьяный вдрызг от текилы – что ему не нравится заниматься сексом с

большим количеством женщин. Не нравится, – повторила я. – Что он любит

секс, конечно же, но это слишком интимное действо, чтобы заниматься им с

незнакомкой.

Кинув в рот орешек, Руби уставилась на меня.

– Ха!

– Разве это не прекрасно? – спросила я, подумав о заднице Марка и о

том, что я не знаю – и никогда не узнаю – имя той женщины под ним. Меня

не покидало чувство, что он с легкостью разорвал наши отношения, не

особенно держась за них. – Разве это не прекрасно, что даже когда тебе

девятнадцать, ты не хочешь заниматься сексом с кем попало? Таких людей

уже не осталось.

– Точно.

– Хотя нет, – поправила я сама себя и кивком показала на Найла, – он

такой.

Руби засмеялась.

– О нет. Просто в те годы он уже был женат. Я всегда говорю, что если

бы Найл не встретил Порцию, то какая-нибудь сексуально раскрепощенная

женщина превратила бы его в невероятно очаровательного блядуна.

– Боже, до чего захватывающий дух образ: сексуальный и ненасытный

девятнадцатилетний Найл Стелла, – с придыханием произнесла я.

Руби согласно закивала.

– Круто, правда?

– Ох, блин, все смотрины пропустила, – сказала Ханна, проследив за

нашими взглядами и плюхаясь рядом со мной.

– Нет, ты как раз вовремя, – ответила я, опершись подбородком на

ладонь. – О боги, только взгляни на эту подборку мужчин.

Словно почувствовав наше внимание, все трое одновременно

повернулись и увидели, как мы втроем сидим, подперев ладошками

подбородки, и жадно пялимся на них.

Ситуация была изумительной для всех, кроме нас с Дженсеном, и мы оба

отвели наши взгляды в сторону, пока они с Уиллом и Найлом шли к нам

через весь зал ресторана.

– А ты неплохо выглядишь, – простонала Ханна, как только к ней подсел

Уилл.

– Привет, – прошептала Руби и улыбнулась, когда Найл обнял ее сзади.

Дженсен помахал мне, изображая неловкость рядом со мной.

– Ты уже пробовала местные соленые огурчики?

– Огур… Нет, – подыгрывая, запнулась я. – Еще… нет.

– Очень неплохи.

– Правда? – засмеялась я, когда две целующиеся парочки придвинули

нас ближе друг к другу.

Он кивнул.

– Острые особенно хороши, если ты любишь острое.

– Люблю, – тут же ответила я.

– В общем, – сдержав смех, Дженсен сделал шаг вправо, когда Уилл

прижал Ханну к барной стойке в глубоком страстном поцелуе, – попробуй.

– Обязательно.

В глазах Дженсена плясали чертики, когда он посмотрел на меня, не

отводя взгляд.

Открыто и без слов признать очевидное было особенно хорошо.

Ожидание, что мы в итоге разделимся на пары, буквально висело в воздухе.

И в то время как я была открыта для короткого романа, а Дженсен, казалось, все-таки не полностью отторгал подобные идеи – он спрятал свои истинные

чувства под непонятной смесью юмора и формальностей. Я же хотела, чтобы

мы, по крайней мере, были тут сообщниками.

Друзьями в этой поездке.

Приятелями.

Найл, конечно же, уловил многозначительность нашего диалога и

высвободился из объятий подвыпившей Руби.

– Нам, наверное, стоит переодеться к ужину? Я бы с удовольствием

сейчас принял душ.

***

Я была благодарна, что все трое женщин в этой поездке куда быстрее

справлялись с великими делами типа принять душ и переодеться, нежели

мужчины.

Руби с Ханной уже ждали в коридоре – у обеих влажные волосы и

минимум макияжа – когда я вышла из номера примерно в таком же виде.

– Пять баллов неприхотливым леди, – подняла руку Ханна, и я шлепнула

по ней.

Найл с Уиллом стояли в нескольких шагах от нас и о чем-то тихо

беседовали.

– То есть мы ждем Дженса? – поинтересовалась Руби.

Ханна кивнула.

– Наверное, он гладит. Никто так не любит гладить одежду, как мой

брат. Он бы и носки себе погладил, если будет уверен, что никто об этом не

узнает.

– Восхитительно, – ответила я и оглядела себя: высокие сапоги, красные

колготки, любимая юбка с черно-белыми зигзагами – немного помятая в

сумке – белый топ и бирюзовый кардиган с вышитым на груди попугаем. – А

я одета так, будто поблизости взорвалась коробка маркеров.

– Мне нравится, как ты сочетаешь одежду, – сказала Руби. – Очень

смело.

– Спасибо… наверное, – пробормотала я, разглаживая кардиган по

бокам. Если честно, я всего лишь любила эти цвета.

В коридор вышел Дженсен и удивленно посмотрел на столпившихся у

его двери троих женщин.

– Простите, – сказал он, глядя на каждую из нас в легком

замешательстве. – Я… не знал, что все вы ждете именно меня.

– Все в порядке, принцесса, – громко чмокнув его в щеку, ответила

Ханна.

– Мне нужно было погладить вещи, – тихо добавил он, и Ханна победно

улыбнулась, взглядом давая понять: «Я же говорила!»

Руби взяла под руку Найла. Ханна – Уилла. А Дженсен повернулся ко

мне с расслабленной улыбкой, противоречащей его напряженному взгляду, и

сказал:

– Прекрасно выглядишь.

И от этого я тут же почувствовала беспокойство. Я знала, что подтекст

всей поездки был написан невидимыми буквами над нашими головами и

следовал за нами повсюду, но хотела, чтобы у нас обоих получилось не

обращать на него внимания. Тогда я могла бы спокойно наслаждаться своей

увлеченностью Дженсеном – зная, что он будет осторожным там, где я

привыкла повиноваться импульсу – а он – своим отпуском, и мы оба сделали

бы вид, что этого подтекста просто не существует.

Но в реальности оказалось так, что его внимание лишь тогда по-

настоящему лестно, когда оно подлинно.

Когда мы оказались в ресторане винодельни и подтвердили заказ столика

у хостес, я осторожно потянула Ханну в сторону.

– Я не хочу… – начала я и замолчала. Как и всегда, я открыла рот,

прежде чем решила, что именно скажу.

Она с улыбкой подошла поближе.

– Ты как, в порядке?

– Нормально, – кивая, ответила я. – Просто… – я глянула на Дженсена и

быстро отвернулась, – не хочу, чтобы он чувствовал… излишнее давление.

Ханна заморгала и сморщила нос, как и всегда, когда хотела что-то

понять.

– Рядом с тобой?

– Да.

Ее озадаченность сменилась весельем.

– Тебя беспокоит, что мой брат чувствует давление насчет интрижки в

отпуске с секс-бомбой?

– Ну, – ответила я, польщенная такой характеристикой. Секс-бомба. Ну

ладно. – Да.

Ханна фыркнула.

– Что ж, Дженсен, такова твоя доля, дай обниму.

Я расхохоталась, осознавая, что с каждым разом, когда она что-нибудь

говорила, влюблялась в нее еще больше. Теперь мне стал понятен восторг

Руби.

– Ты восхитительная и знаешь, о чем я. Но влечение может быть и не

взаимным…

– Так значит, с твоей стороны…

– …и если оно не взаимное, – продолжила я, не обращая внимания на ее

вопрос. – То все нормально. Я тут повеселиться. Ненадолго сбежать, –

взглянув на батарею из сотен бутылок, я приподняла брови, как будто все

они находились там, чтобы бросить вызов лично мне. – И даже наделать

глупостей, если честно.

– Дай-ка я тебе кое-что скажу о своем брате, – подавшись вперед, сказала

Ханна. – Раньше он был легендарным плейбоем – точно тебе говорю, –

добавила она, скорее всего, в ответ на мое удивленное выражение лица. – А

потом женился на ведьме, которая разбила ему сердце. На самом деле, всем

нам.

Я нахмурилась, думая о том, что да, отношения длиной в девять лет

касались уже не только самого Дженсена, но и всей его семьи.

– А сейчас он трудоголик, который забыл, каково это: получать

удовольствие ради самого удовольствия, – продолжала Ханна. – Так что этот

отпуск ему на пользу, – ее брови приподнялись, когда она добавила: – Это

будет здорово.

Я наблюдала, как она вернулась к Уиллу – и он, не задумываясь, обнял

ее – и за всеми ними, впятером стоящими рядом и ожидающими, когда нас

проводят за столик.

Как и ожидала, за нашим большим шестиугольным столом в центре

обеденного зала я оказалась рядом с Дженсеном. Ресторан был просто

великолепен; с потолка свисало большое перевернутое вверх ногами дерево,

на каждой ветке которого мерцали маленькие лампочки. На каждом

официанте была белоснежная рубашка и черный фартук, и они налили нам в

стаканы воды с крошечными пузырьками.

Мой дневной винный дурман рассеялся, поэтому я согласилась распить с

Дженсеном бутылку домашнего пино нуар.

Почему бы, черт возьми, и нет.

По нему было заметно, что он старался расслабиться. Отчасти мне

нравилось, что это не в его природе. Я всегда чувствовала, что сама была

чересчур расслабленной, и кому-то приходилось быть мне опорой. Я могла

бы попробовать стать ею самой себе, но заранее предвидела, что план

провалится, не начав еще воплощаться, когда – надо же, какой джентльмен –

Дженсен начал наливать мне вина больше и чаще, чем себе.

– Ты что, забыл о моем таланте болтать по пьяни всякую фигню? –

поинтересовалась я, глядя, как он щедро наливает мне вина. Вокруг витали

ароматы закусок: цикорный салат с прошутто, свежей моцареллой и

сбрызнутый сладким бальзамическим уксусом; крохотные фрикадельки с

розмарином и кукурузой; миска идеально поджаренных перчиков шишито; и

– мое любимое – севиче из креветок и кальмаров, от безупречного кислого

вкуса которого у меня тут же заслезились глаза.

– Вопреки тому, что я сказал, – отставив в сторону пустую бутылку,

ответил он, – думаю, мне нравится твоя болтовня. Ты больше не та

спятившая леди из самолета, – подняв свой бокал, добавил он. – Ты Пиппа.

Ого. А это очень мило.

– А я думаю, что хочу, чтобы сегодня болтал ты, – сказала я, покраснев

и придвинувшись чуть ближе.

Взгляд Дженсена опустился на мой рот, а потом он, кажется, опомнился

и сел ровнее.

– К сожалению, – ответил он, – я наименее интересный человек за этим

столом.

Я взглянула на наших друзей. Руби с Найлом склонили друг к другу

головы, Ханна ушла в туалет, а Уилл изучал ассортимент скотча в винной

карте, сидя ровно напротив нас, а в подобных ресторанах это означало, что

услышать нас он мог, только если мы закричим.

– Допустим, – сказала я, – это может быть и так – поскольку я ничего о

тебе не знаю, чтобы было с чем спорить – но поскольку на данный момент ты

мой единственно возможный собеседник, хотелось бы все-таки тебя

послушать.

Посмотрев вниз на свой бокал, он сделал глубокий вдох и снова взглянул

на меня.

– Тогда предложи тему.

О, эта пьянящая власть. Откинувшись на спинку стула и попивая вино,

какое-то время я размышляла над темой.

– Только без вероломства, – рассмеявшись, сказал он. – О чем бы ты

хотела, чтобы я рассказал?

– Совершенно точно не о работе, – ответила я.

Улыбнувшись, он согласился со мной:

– Не о ней.

– И бывшая жена кажется ужасной темой для беседы.

– Хуже некуда, – кивая, рассмеялся он.

– Я могла бы спросить, почему ты долго не был в отпуске, но…

– Это снова про работу, – перебил он.

– Вот именно. Еще я могла бы расспросить тебя о софтболе, про который

не перестает упоминать Ханна, – тут он раздраженно закатил глаза, – или про

то, как ты каждое утро по доброй воле и без преследования монстрами

бегаешь по несколько миль… – я задумчиво пожевала губу. – Но на самом

деле, думаю, мы оба знаем, что я считаю тебя очень милым и более чем

привлекательным, и я в курсе, что у тебя нет ни лондонской миссис, ни

бостонской жены, так что мне интересно, есть ли у тебя девушка.

– Считаешь, я собрался бы в эту поездку с сестрой, ее мужем, Найлом и

Руби, и… тобой… будь у меня девушка?

Я пожала плечами.

– Ты во многом для меня загадка.

Дженсен кривовато улыбнулся.

– Нет, у меня нет девушки.

Я так громко шлепнула по столу, что он вздрогнул.

– Господи, но почему? – вскрикнула я. – Такая мужественность ни в

коем случае не должна пропадать впустую.

Дженсен рассмеялся.

– «Мужественность»?

– О да.

Он покраснел от этого.

– Ну… наверное, я просто разборчивый.

– Так и знала, – пробормотала я.

Дженсен немного поерзал на своем стуле.

– И мне нравится все держать под контролем.

Я подалась вперед.

– Так-так-так, это уже интересно.

Его улыбка сказала мне, что он понимает, насколько разочарует меня

своим ответом.

– Я про то, что мне это нравится в работе. А каждые отношения после

Бекки были настоящим хаосом.

– Бывает такое, – когда я сказала это, тут же поняла, о чем он. С Марком

я никогда не могла предугадать его следующие действия, словно не держала

руку на пульсе его любви ко мне. Наши с ним отношения постоянно

раскрывались с какой-то новой стороны, но что будет потом – никогда не

было известно. И впервые с нашего расставания и поняла, почему в течение

всего последнего года я чувствовала напряжение и непрерывную тревогу. И

почему сейчас это больше не чувствую.

Как бы я не хотела сейчас полюбить мимолетные романы, безусловно,

мне есть что послушать про стабильность в отношениях.

– Но да, согласна, – продолжала я, – быть так все-таки не должно.

– Встречаться с кем-то после почти десятилетних постоянных

отношений несколько дезориентирует, – сказал он. – Словно новый язык,

который я еще не совсем освоил.

– Уверена, Найлу это знакомо, – заметила я.

Он кивнул.

– Как-то раз мы с Максом обсуждали это. К счастью, Найл теперь с этим

разобрался. Но вот что странно, – продолжал он и смущенно улыбнулся мне,

– и прости, что разговор сворачивает на ужасную тему про бывших жен, но

отношения с Бекки всегда ощущались предсказуемыми, пока она ни с того ни

с сего не ушла. Я думал, мы были счастливы. По крайней мере, я – был.

Представь себе, насколько глупо я себя ощущал, ведь даже не заметил, что

она счастлива не была.

Ко мне пришло удручающее понимание, о чем именно он говорит: был

ли он заинтересован в них или нет, отношения в любом случае были

обречены. Его первая любовь казалось такой счастливой, но таковой не была.

А все произошедшее потом было разговором на языке, которого он просто не

знал.

Я уже открыла рот, чтобы ответить и как-нибудь успокоить его – что это

просто жизнь, и в ней случается всякое, что не все женщины такие, как

Бекки, и что есть немало таких, кто достаточно в ладах со своим умом и

сердцем, чтобы оставаться честной в отношениях – как вдруг раздался

пронзительный вой.

Звук настолько сильно отличался от пожарной сигнализации, которую я

хотя бы раз слышала, что целую секунду в странной и потаенной части мозга

у меня верещало: «БЕГИ В БОМБОУБЕЖИЩЕ!» – после чего Дженсен взял

меня за руку и, потянув за собой, спокойно вышел из ресторана через

эвакуационный выход.

И сделал это с такой уверенностью, что можно было решить, будто он

изучил план эвакуации еще до того, как мы сели за стол. Он не только встал

и пошел, словно ждал сирену, – он еще знал, куда именно идти. Мне

захотелось вручить ему мартини, а потом воплотить в реальность фантазию о

сексе на одну ночь с Джеймсом Бондом.

Сирену дополнили удивленные и тревожные крики, пока официанты

просили всех выйти на улицу. Но потом оказалось, что это был просто слегка

вышедший из-под контроля огонь на кухне, и все в порядке, беспокоиться не

о чем.

Эвакуационный выход привел нас к задней части ресторана, прямо на

вершину холма с видом на виноградники. После захода солнца прошло

немало времени, и лозы казались темным лабиринтом из веток и листвы.

Дженсен выпустил мою руку, тут же убрав свою в карман, и огляделся по

сторонам. В конце рядов и в самом центре виноградника находилось какое-то

небольшое строение, наверное, сарай.

– А что там такое, как думаешь? – показывая на него, спросила я у

Дженсена.

Уилл с Ханной обошли группу пожилых джентльменов, находящихся на

грани истерики, и подошли к нам.

– Я думаю, местные работники сидят там поблизости и перекусывают, –

сказала Ханна. – Я бы так и делала. Оттуда открывается такой красивый вид.

Мы сделали несколько шагов вперед, давая место людям, продолжавшим

выходить на улицу.

Уилл помотал головой.

– А я считаю, это местный Трахосарай.

– Они там держат садовый инвентарь, – логично предположил Найл, и

все мы недовольно уставились на него, а Уилл фыркнул.

Позади нас суетились официанты и персонал, пытаясь убедить

посетителей, что все быстро наладится, и прерывать трапезу на долгий срок

не придется.

Но прямо сейчас нас выпроводили сюда.

– Хочу пойти посмотреть, – сказала я.

– Вперед, – подбодрил меня Уилл.

– Пиппа… – начал Дженсен, но я повернулась к нему с широкой

улыбкой.

– Давай наперегонки! – крикнула я и шагнула с бетонного пола патио на

мягкую землю, оставив позади себя ошеломленное молчание.

Ветер ощущался настоящим блаженством, холодный и резкий, и впервые

в жизни – спасибо пино нуар – я чувствовала себя как в настоящей гонке, активно работая руками и ощущая, как земля проминается под моими ногами

и ошметками отлетает позади.

Я услышала, как кто-то бежит за мной, и это был Дженсен, который,

поравнявшись со мной, замедлил бег, кинул в мою сторону удивленный

взгляд и в итоге, явно поддавшись своей тяге к конкуренции, обогнал меня.

Стремительно пробежав остаток пути до сарая, он дождался меня там,

задыхающуюся и громко сопящую.

Замерев, Дженсен молча смотрел на меня, пока я восстанавливала

дыхание.

– Какого черта это было? – с полуулыбкой спросил он. – Думал, ты не

бегаешь.

Я рассмеялась и, откинув голову назад, посмотрела на небо. Воздух был

холодным и немного влажным, а небо было того же оттенка, что и мое

любимое платье цвета индиго.

– Понятия не имею. Просто мы были там такие серьезные, – я прижала

руки к бокам. – Я не против, кстати, но… кажется, я немного выпила.

– Пиппа, я не… – Дженсен замолчал, когда я развернулась и, подойдя к

маленькому окошку сарая, заглянула внутрь. Как и предполагал Найл, тут

был разнообразный садовый инвентарь, ведра, брезент и шланги.

– Что ж. Тут совершенно не интересно, – повернувшись к нему, сказала

я. – К сожалению, Найл угадал.

Глубоко вздохнув, Дженсен посмотрел на меня с непонятным

выражением на лице.

– В чем дело? – спросила я.

Он невесело рассмеялся.

– Ты не можешь просто… – он сделал паузу и провел рукой по волосам.

– Не можешь просто взять и убежать куда-то в темный виноградник.

– Тогда с какой стати ты побежал за мной?

Он удивленно заморгал.

– Ну то есть… – замявшись, он вроде бы нашел что-то нелепое в своем

ответе, но все равно выдал мне его: – Я не могу тебе позволить бегать по

темному винограднику одной.

Это меня насмешило.

– Дженсен. По городским меркам от ресторана я отбежала меньше чем

на квартал.

Мы оба оглянулись на посетителей, все еще крутившихся у патио и

ожидающих, когда их впустят, и не обращающих на нас никакого внимания.

Повернувшись, я посмотрела на его профиль, тускло освещенный

фонарями с дальней винодельни. Я задумалась, а не вспоминал ли он о

нашем разговоре за столом, о том парадоксе недоверия себе и непонимания

других.

– Мне жаль насчет Бекки, – сказала я, и он слегка вздрогнул и посмотрел

на меня. – Уверена, что тебе многие говорили это тогда – как только это

случилось, и все было еще по-живому. Но не сомневаюсь, что с тех пор

больше никто ничего не сказал.

Полностью развернувшись в мою сторону, он ничего мне не ответил,

кроме осторожного:

– Да…

– Я помню время, когда умерла моя бабушка, – я отвела взгляд и

посмотрела на бесконечные ряды виноградных лоз. – Это было много лет

назад; она была достаточно молодой. Мне было одиннадцать, а ей… так,

сейчас… почти восемьдесят.

– Мне очень жаль, – тихо произнес Дженсен.

Я улыбнулась ему.

– Спасибо. Самое интересное в том, что поначалу все очень грустили из-

за нас. И искренне. Но со временем ее уход ощущался все тяжелее – по

крайней мере, для Леле. Стало все больше недоставать всех этих мелких и

важных моментов с бабулей. То есть с течением времени легче не стало.

Просто наша печаль стала тише. Мы просто перестали об этом говорить, но

я знаю, что Леле очень тяжело не делиться со своей мамой каждой, даже

незначительной горестью и мелкой победой, – я снова посмотрела на него. –

К чему я это веду: да, прошло шесть… Шесть лет?

– Да. Шесть, – подтвердил он.

– Так вот, шесть лет спустя хочу сказать тебе, что мне очень жаль, что

она больше не часть твоей жизни.

Он кивнул, открыл рот, но потом сдержался и промолчал. Дженсен явно

не любит говорить о себе, когда речь заходит об отношениях. Совершенно не

любит.

– Спасибо, – снова тихо сказал он, но я знала, что это не те слова,

которые он планировал сказать.

– Скажи это, – подняв руки вверх, попросила я. Вытянув руки в стороны,

я покружилась на месте. – Выплесни слова мне, этому винограду и лозам, и

всем тем инструментам в сарае.

Дженсен рассмеялся в ответ на это и посмотрел туда, где стояли наши

друзья и поглядывали в нашу сторону.

– Пиппа, ты… – он резко замолчал, когда сначала справа от нас, а потом

и слева раздался какой-то шипящий звук.

Я попятилась.

– Это еще что?

Он застонал и потянулся к моей руке.

– Да мать вашу. Быстрее!

Мы побежали, но спустя пару секунд нас со всех сторон окатило водой

из разбрызгивателей. Вода лилась из тонких трубок, лежащих на земле, с

отверстиями сбоку, сверху и снизу и из вращающихся оросителей.

Сделав несколько шагов по скользкой земле, я чуть не упала на спину –

Дженсен с трудом успел меня поймать.

Так что бежать было бесполезно. Мы уже насквозь вымокли.

– Ну и ладно, – крикнула я сквозь шум воды. Ощущение было, словно

мы попали под ливень. – Дженсен, – позвала я и схватила его за рукав, когда

он собрался идти в ресторан, развернув к себе лицом.

Он посмотрел на меня безумными глазами. И не потому, что мы распили

бутылку на двоих, перед этим без конца дегустируя и дегустируя. И не

потому, что он разозлился из-за прерванного ужина или что мы оказались

вдрызг мокрыми холодным октябрьским вечером посреди маленькой

винодельни на Лонг-Айленде.

Эта бешеная вспышка в его глазах говорила, что он начал что-то

пересматривать в себе.

– Я знаю, мы не очень хорошо знаем друг друга, – закричала я, смаргивая

капли воды с ресниц. – И знаю, что это звучит бредово, но я думаю, тебе

нужно прокричаться.

Он рассмеялся, захлебываясь потоками льющейся воды.

– Мне нужно прокричаться?

– Да! Кричи!

Дженсен непонимающе покачал головой.

– Давай, скажи это! – перекрикивала я окружавший нас шум. – Выскажи

все, что в эту секунду сидит у тебя в голове. Про что угодно: про работу, жизнь, Бекки, меня. Вот так, – как только я сделала глубокий вдох влажного

холодного воздуха, слова вырвались из меня сами собой: – Я хочу

ненавидеть Марка, но не получается! Терпеть не могу, что мне было так

комфортно в этих отношениях, которые для него были всего лишь пит-

стопом, а я думала, что они навсегда! Они такими вообще никогда не были, и теперь я чувствую себя идиоткой, что не замечала этого раньше!

Несколько секунд он просто смотрел на меня со стекающей водой по

лицу.

– Я ненавижу свою работу! – сжав кулаки, заорала я. – Ненавижу свою

квартиру, свои дела! Что всему этому не будет конца и что не найду в себе

мужества сделать с этим хоть что-нибудь! Ненавижу, что я работала так

много, но когда смотрю по сторонам – и сравниваю свою жизнь с другими –

то собственные усилия кажутся мне каплей в море!

Дженсен отвел взгляд и сморгнул крупные капли, повисшие на ресницах.

– Не заставляй меня чувствовать себя дурой, – я протянула руку и

прижала ее к его груди.

Только я решила, что он просто повернется и уйдет назад в ресторан, как

Дженсен откинул голову назад, закрыл глаза и, перекрикивая громкий шум

разбрызгивателей, заорал:

– У нас уже могли быть дети!

Боже.

Подбадривая его, я закивала. Он снова посмотрел на меня, словно в

поисках поддержки, и его черты изменились, когда он выпустил эмоции на

волю: выражение лица стало жестче, взгляд резче, а рот сжался в суровую

линию.

– Они бы уже учились в школе! – крикнул он и вытер лицо, которое тут

же снова стало мокрым. – Играли бы в футбол и катались на велосипедах!

– Понимаю, – ответила я и, скользнув рукой вниз, сплела наши мокрые

пальцы.

– И иногда мне кажется, что у меня ничего нет, – тяжело дыша, сказал

он. – Кроме работы и друзей.

Это по-прежнему немало, – не сказала я, потому что понимала: не такую

жизнь он хотел для себя.

– И я очень злюсь на нее, поскольку она не сказала мне, едва поняв, что

наша с ней жизнь – это не то, чего она хотела, – он снова вытер лицо

свободной рукой, и я задумалась на мгновение, только ли вода текла по его

щекам. В такой темноте не разберешь. – Я злюсь, что она впустую потратила

мое время, – добавил он и, помотав головой, отвернулся. – И когда я думаю о

том, что встречу кого-то еще, это ощущается чередой вопросов… Чего ради?

И не слишком ли поздно? Не слишком ли я закрыт и не слишком ли скучен

или…

– Типа застоялся? Давно не участвовал в скачках? – из желания

рассмешить его, сказала я, но эффект получился прямо противоположный:

тяжело вздохнув, он выпустил мою руку. – Мы с тобой оба хороши, –

добавила я и, решительно взяв его за руку снова, дождалась, чтобы он

посмотрел на меня. – Это не слишком поздно. Разве что когда стукнет

восемьдесят. А тебе всего тридцать три.

– Тридцать четыре, – застонав, поправил меня он.

– И послушай, – проигнорировав его, продолжила я, – большинство

женщин не пребывают в неведении насчет своих чувств и жизней. Просто

тебе попался фрукт с гнильцой. Еще полно спелый и сочных, –

пританцовывая, добавила я, и он слегка улыбнулся в ответ, потом посмотрел

на окружавшие нас изогнутые лозы зинфанделя. – Я сейчас не про себя, –

добавила я. – И это не обязательно будет следующая женщина, которую ты

встретишь. Просто хочу сказать, что она есть. Кто бы и где бы она ни была.

Дженсен кивнул, не отводя взгляд с моего лица. Струи воды стекали по

его лбу, носу и губам. На какое-то мгновение мне показалось, будто он хочет

меня поцеловать. Но потом он качнул головой, глядя на меня, словно ожидая

какого-то волшебного знака.

– Мне жаль, что ты потерял ее, – еще тише сказала я. – И хотя это было

давно, ты по-прежнему имеешь право злиться по этому поводу. Ты потерял

мечту, а это хреново, как ни крути.

Он сжал мою руку и кивнул.

– А мне жаль насчет Марка.

Я со смехом отмахнулась.

– Марк не был мечтой. Он был классный трахальщик, про которого я

думала и ждала, что он превратится в лучший вариант, – потом подумав

немного, я добавила: – Хотя, может, он и был мечтой, просто ненадолго. В

этой поездке я поняла, что на самом деле мне не нужны эти две недели,

чтобы справиться с расставанием. Но я им все равно рада.

Я стояла и наблюдала, как постепенно Дженсен снова закрывался, но не

могла на это сердиться. Он такой всегда, я это уже успела понять:

приоткрывается ненадолго и потом снова прячется в своих стенах. Поэтому я

решила ему в этом помочь и отпустила его руку, дав ему вести нас назад в

патио, где люди уже входили в ресторан. Мы посмеемся, какая я чокнутая, и

пойдем переодеваться к новому ужину.

Шесть

Дженсен

В понедельник я проснулся еще до рассвета.

Укутавшись в теплое одеяло, я смотрел в темный потолок и ждал, пока

медленно прояснялся сонный туман. Мое признание Пиппе все еще

грохотало в моей голове.

У нас уже могли быть дети.

Они бы уже учились в школе. Играли в футбол и катались на

велосипедах.

Я понятия не имел, как это вчера мне взбрело в голову. О подобном я

практически и не думал, разве что в минуты слабости или под конец

особенно паршивого дня, когда дома меня встречала пустота.

Или, как теперь понятно, после целого дня возлияний и бега по

винограднику, утыканному распылителями.

После развода я встречался со множеством женщин и не особенно думал

о Бекки. Зато много думал о своем браке, когда познакомился с Эмили.

Приятная дружба с ней предсказуемо привела нас в постель, и я был

поражен, насколько проще оказалось иметь что-то такое – что ни к чему

особенному не приведет – вместо того, чтобы посвящать отношениям все

свое сердце.

Мы с Эмили играли в софтбол и после игры частенько пили пиво. А в

один такой четверг я заплатил по счету и проводил ее к ее машине, после

чего она удивила меня, спросив, не хочу ли я зайти к ней. Что я и сделал. В

ту ночь мы дважды занимались сексом, и еще до звонка ее будильника я

ушел.

Эмили была красива и умна – невролог в детской бостонской больнице –

но мы оба знали, что наши отношения не превратятся во что-то большее,

нежели дружба людей, которые спят друг с другом, когда обоим удобно. Где-

то пару раз в месяц мы занимались сексом. И он всегда был хорош. Хотя

потрясающим не был никогда – отчасти потому, что мы оба эмоционально в

это не вовлекались.

Честно говоря, я знал, что корни большинства моих сомнений насчет

того, стоит ли вовлекаться в эти отношения сильнее, можно найти в

недоумении по поводу поступка Бекки и нежелании снова столкнуться с чем-

то подобным. Пиппа была права: боль со временем стихает, но полностью

все равно не уходит. Она меняется – по мере того как меняюсь я сам и

изменяется мнение других людей обо мне. Приемлемый период траура по

своему браку и тому, что он значил в моей жизни, истек. Остальной мир

двинулся дальше. Предполагалось, что и я сдвинусь с мертвой точки.

Так почему я до сих пор на месте?

Я очень злюсь на нее, поскольку она не сказала мне, как только поняла, что наша с ней жизнь – это не то, чего она хотела.

Злюсь, что она впустую потратила мое время. И когда я думаю о том,

что встречу кого-то еще, это ощущается чередой вопросов… Чего ради? И

не слишком ли поздно? Не слишком ли я закрыт и не слишком ли скучен или…

Я и сейчас не мог закончить эту фразу.

Не знаю, благодаря ли Пиппе я смог признать то, чего никогда не

произносил вслух, но мне это не понравилось. Эти две недели должны были

больше походить на пьяный отрыв, нежели на рефлексию и самокопание.

Скинув одеяло, я сел и взял лежащий на столике и заряжающийся

телефон. Непривычным для самого себя образом пролистав, не читая, почту, я открыл последнее сообщение от Уилла, где он спрашивал, присоединюсь

ли я к нему на пробежке.

Я очень даже «за».

«Готов?» – написал я ему и отбросил телефон в сторону.

Я мысленно пробежался по расписанию, которое Зигги распечатала для

каждого: поздний завтрак, свободное время на осмотр окрестностей,

возможная экскурсия на пивоварню и ужин здесь же, в отеле.

Ответ Уилла пришел, пока я был в ванной, – короткое «Нет».

Я набрал его, и после четырех гудков и звуков, похожих на то, что

телефон уронили как минимум дважды, он ответил.

– Ты так же ужасен, как и твоя сестра, – пробормотал он, судя по всему, зарывшись лицом в подушку.

– Но ты сам предложил пробежку сегодня утром, помнишь?

– Еще нет и… – он снова повозился с телефоном, – семи.

– И что? Мы всегда в такое время бегаем.

– Дженсен, ты вообще обратил внимание, в какой комнате сейчас

находишься?

Я огляделся. Белые панели на стенах, большая кровать под лоскутным

покрывалом ручной работы, кирпичный камин.

– Ну да.

– Мы в отпуске. Даже завтрак начинается в десять. Спать в такое время

– естественно.

– Мог бы и вчера вечером это сказать, – сказал я, уже открывая меню

обслуживания в номерах.

– Я так налакался, что уговаривал официанта вместе открыть

винодельню, – ответил он. – Думаю, вчера ко мне прислушиваться не стоило.

– Ладно, – со вздохом сказал я. – У меня есть над чем поработать. Так

что звони, когда встанешь, и пойдем вместе завтракать.

– Ой, нет, никакой работы, – в трубке послышался шорох простыней и

матраса. – Черт возьми, нет. Ни за что не позволю тебе сидеть там за

ноутбуком. Твоя сестра меня четвертует.

Так значит, Уилл тоже был вовлечен в программу опеки над Дженсеном.

Я скрипнул зубами.

– Хорошо, – согласился я. – Никакой работы. Тогда побегу один, и

встретимся с тобой позже.

– Нет, ты прав. Давай встретимся через пятнадцать минут в лобби.

Заметано?

– Заметано.

***

Мой номер располагался в торце дома и окнами выходил на лужайку и

крытый переход, ведущий от главного здания к строению, чем-то похожему

на амбар. Небо было еще темным, но предрассветных сумерек было

достаточно, чтобы заметить крытую медью беседку и патио, где – согласно

информации в брошюре Зиггс о всем нашем путешествии – рядом с

открытым огнем большую часть вечеров подавали ужин.

Внизу, где горел камин и куда из кухни просачивались запахи

готовящегося завтрака, было куда оживленнее.

Уилл уже ждал меня, рядом с входной дверью о чем-то беседуя с

менеджером отеля.

Увидев меня, он помахал мне рукой и попрощался с менеджером.

– Доброе утро, – произнес он.

– Доброе. Зиггс еще спит?

– Без задних ног, – ответил он с веселой улыбкой, разгадывать которую я

даже не буду пытаться. Начав надевать перчатки, он слегка фыркнул. –

Смотрю, ты забрал назад свою толстовку.

Я глянул на свою толстовку университета Джона Хопкинса, которую

раньше часто носила моя сестра. Местами она выцвела, местами протерлась.

Манжеты истрепались, а один из рукавов начал расползаться по шву, но она

была одна из моих любимых. Зигги частенько заявлялась ко мне и таскала

вещи – еще с тех пор, как выросла и могла дотянуться до ручки дверцы

шкафа. И единственная причина, почему толстовка досталась мне назад, –

это, наверное, потому, что она когда-то переодевалась у меня и забыла ее.

– Кажется, ты наезжаешь на мою толстовку, Уильям. Это ведь классика,

между прочим. Твоя жена вот в курсе, поэтому и вечно носила ее.

– Нет, просто Ханна, как и ты, до странного сентиментальна. Вы двое

единственные из моих знакомых, кто может выбросить тарелку, лишь бы ее

не мыть, но при этом лет двадцать будете занашивать до дыр старую

толстовку.

Он был прав.

Мы вышли на улицу через заднюю дверь, не дожидаясь, пока ароматы

кофе и жареного бекона уговорят нас остаться.

Нас тут же окутал холод. Уилл надвинул шапку пониже и оглядел двор.

– А тут красиво, – заметил он.

Я проследил за его взглядом. На заборе вдалеке повис туман, деревья в

ярких осенних оттенках выделялись на фоне бесцветного неба. Мы оставили

гостиницу позади – с белыми стенами с бледно-голубой отделкой и медного

цвета башенкой, сверкающей, словно новенький пятак.

Я согласно кивнул.

В кармане кофты Уилла зажужжал телефон, и, достав его, он сухо

хохотнул.

– Беннетт разослал групповое сообщение: «Хлои принесла мне завтрак

в постель. Потом по прошествии двух часов так и не попросила меня

починить измельчитель отходов. Что, жены всегда ведут себя так… по-

доброму? Поясните, кто-нибудь».

Я засмеялся, покачав головой.

– Как думаешь, он действительно сбит с толку или придуривается?

Засунув телефон назад в карман и застегнув его на молнию, Уилл

ответил:

– Думаю, первое. И сдабривает происходящее юмором. Просто она и

правда совершенно изменилась. У них двоих была особая энергетика в

отношениях, а сейчас, когда Хлои стало целых полторы, он выбит из колеи.

– Жалеешь, что ты не в Нью-Йорке и не лицезреешь это лично?

– Вообще-то, да, – ответил он, делая наклоны в стороны, чтобы размять

спину. – Это реально странное зрелище. Но увлекательное.

Какое-то время мы молча разминались, делая так уже сотни раз –

четырехглавые мышцы, потом икры, подколенные сухожилия и ягодицы, – в

то время как нас окружали звуки утра. На луге по соседству лошади щипали

траву, откуда-то доносился звук тяжелого молотка, но в основном было по-

прежнему тихо и спокойно, пока мы шли к дорожке.

Я запустил таймер на часах, и мы побежали по грунтовой тропинке в

сторону дороги. Наши ноги издавали ритмичный стук по асфальту; я держал

ровное дыхание, глядя прямо перед собой.

– Как работа? – спросил я. Уилл был инвестором, а Макс – его

партнером. И вместе они основали «Стелла & Самнер», венчурную

компанию. Макс управлял ею из Нью-Йорка, а Уилл теперь из Бостона.

– Очень даже, – ответил он. – Я нашел небольшую австралийскую

фармацевтическую компанию, серьезно продвинувшуюся в борьбе с раком.

В прошлом месяце летал к ним на переговоры. А! Еще Макс переделал мой

кабинет в мини-мастерскую для Анны, чтобы она бывала с ним на работе,

так что как только он будет в отъезде, я устрою его кабинету новую жизнь.

– Новую жизнь?

– Ага. Диско-шар, диван с розовым леопардовым мехом. Посередине

шест.

– Вы оба с придурью.

Он засмеялся.

– В прошлый свой приезд в Нью-Йорк я целую неделю проработал на

ресепшн и был вынужден делить компьютер с его мамой. Так что это

поможет сравнять счет.

– А после прошлого раза, когда ты «равнял счет», брови Беннетта уже

отросли? – поинтересовался я. – Напомни мне держаться от Нью-Йорка

подальше.

– Только одна, не обе, – уточнил Уилл. – Ну а как насчет тебя?

Наслаждаешься отпуском?

– И да, и нет, – признался я. – Я и сам понимаю, что он мне был

необходим, но и не беспокоиться о делах в свое отсутствие тоже не могу.

– Потому что ты помешан на контроле, – с ухмылкой заметил он. – У

вас, Бергстромов, это семейное. Думаю, тебя надо протестировать на

генетический локус.

– На самом деле, я просто хорошо делаю свою работу, – поправил его я, а потом тихо добавил: – Ну и разве что самую малость готов подтвердить

твой намек.

Уилл рассмеялся, и мы повернули налево на Юг-Джеймспорт-авеню –

сельскую двухполосную дорогу, с деревьями по обеим сторонам и

временами встречающимися домами.

Мы молча бежали бок о бок. Но казалось, что привычное спокойствие,

которое давал мне бег, начинало улетучиваться. Мысли были в беспорядке, а

в животе росло беспокойство.

– Что скажешь про Найла и Руби? – спустя несколько минут спросил

Уилл.

– Они замечательные, – радуясь любому разговору, который отвлечет

меня от собственных мыслей. – Найл чем-то так похож на Макса, а чем-то

полная противоположность, да?

– Ага, именно это я и подумал, когда встречался с ними в Нью-Йорке, –

ответил Уилл. – Руби благотворно на него влияет, поскольку сейчас он

гораздо расслабленнее. И счастливее. Хотя должен признаться, мне жутко

любопытно представлять, как Найл работал вместе с Руби и Пиппой. Они

вдвоем два сапога пара, и их энтузиазм неиссякаем. Таких еще поискать

надо.

– Удивительно, что они вообще умудрялись работать.

– Ну, и должен еще заметить, – хитро добавил он, – что наблюдать за

вами с Пиппой сплошное удовольствие.

От упоминания о Пиппе у меня внутри произошло что-то странное.

– Это потому, что она милая, а тогда, в самолете, я просто застал ее в

неподходящий момент, – ответил я. – Хотя не уверен, что смогу

реабилитироваться после своего позора. В ушах так и стоит ее хохот у вас на

кухне.

– Блин, как же жаль, что я это пропустил, – сказал он.

– Тогда держись поблизости. Думаю, найду немало способов сделать

еще что-нибудь кошмарное.

– Дженс, не ты первый и не ты последний, кто брякает глупость в чьем-

нибудь присутствии. Знаешь, сколько раз я отличался рядом с Ханной?

Когда мы миновали огороженный белым забором чей-то луг с

пасущимися на нем лошадьми, я замедлил бег. От необходимости хотя бы

немного это обсудить слова из меня вырвались сами собой.

– Кстати по поводу Пиппы…

Уилл тоже притормозил и оглядел меня.

– Та-а-ак…

В такой час улицы в основном были пусты, но нам пришлось

посторониться из-за проезжающей мимо нас машины.

– Слушай, ты прав. Она мне действительно нравится, – сказал я. – Но

ситуация кажется слишком нагруженной ожиданиями. У меня ощущение,

будто мы с ней помещены в аквариум.

– Да пошли все в жопу. Ханна, конечно, сильно озабочена твоим

счастьем, но таковы все сестры. Так что не обращай на нее внимания. У

Пиппы типаж, который я стопроцентно отнес бы к твоему любимому еще в

универе. Она забавная. Математик, мать твою! Это я не говорю о том,

насколько она великолепная. И плюс ко всему через пару недель улетит за

океан. Тебе мало, что ли?

– Не знаю, – ответил я. – Кажется, я слишком много об этом думаю.

Положив руки на пояс, Уилл прислонился к деревянному забору, чтобы

отдышаться.

– Знаешь, я уже говорил Ханне, что не стану в это ввязываться, но, будь

мы сейчас в колледже, ты увидел бы ситуацию такой, какая она есть:

замечательный отпуск в кругу семьи и новых друзей, одна из которых

одинока и обжигающе горяча.

Прищурившись, я посмотрел на дорогу впереди.

– Да. Наверное, ты прав. Хотя предпочитаю думать, что я сейчас куда

умнее, чем во времена колледжа.

– Ну не знаю, – глянув себе под ноги, Уилл пнул камень у дороги. – Что

конкретно тебя беспокоит?

Я засмеялся.

– Не слишком ли серьезный вопрос для половины восьмого утра?

Уилл посмотрел на меня.

– Да неужели? Я ни разу не замечал у тебя экзистенциальных метаний.

Даже после Бекки. Тогда ты пил два выходных подряд, а в будни работал без

остановки. То есть это что, оно? Ты уже решил, что это все, чего ты хочешь?

При словах о Бекки мне будто ткнули раскаленной кочергой в грудь. В

последнее время такое ощущение накатывало слишком часто.

– Я…

– Я все никак не перестану ждать, когда ты приведешь с собой кого-

нибудь к нам на ужин, – перебил меня он. – Пока жил в Нью-Йорке, думал, что не был знаком ни с кем из твоих подружек из-за расстояния. А теперь, когда я живу тут… сколько уже? Два года? Ты привел только ту свою

платоническую подружку для секса, и скажу тебе правду, Дженс: тут я

солидарен с Ханной. Она не интересней столовой ложки.

В ответ я недоверчиво хохотнул.

– Ты сам только и болтал, что мне надо завести кого-нибудь для секса!

Уилл согласно кивнул.

– Ладно, ты прав. Замяли. И все же, если этим ты готов заниматься

всегда, то окей. Тогда чего дергаешься из-за нашей поездки? Ты не можешь

делать одновременно две вещи: с одной стороны, уверять, что не хочешь ни к

кому привязываться, а с другой – психовать «по поводу Пиппы».

– Да потому что я и есть такой – психую! – мой голос прорезал сырой

утренний туман. – Вчера я посмотрел на Зигги и понял, как сильно она

хотела бы, чтобы я окунулся в это приключение, наподобие летнего романа

на каникулах, и я подумал: ладно, почему бы и нет, я могу. Но в Пиппе есть

что-то такое, от чего…

– Чувствуешь себя не в своей тарелке? – спросил Уилл, понимающе

глядя на меня.

– Да. И я сам не знаю, почему.

– Например, потому что она открытая и не строит из себя то, чего нет? –

когда я ничего не ответил, он продолжил: – Потому что искренне

интересуется, кто ты и о чем думаешь? Потому что сомневаешься, что

выстоишь эти две недели?

– Ладно, я понимаю, что ты успел неплохо поразмышлять на эту тему.

– К сожалению, да. Ну то есть я мог бы остаться в своей большой

кровати рядом со своей прекрасной женой, а вместо этого обсуждаю с тобой

чувства. Так поговори со мной, Дженс. Давай, поведай, что происходит у

тебя в голове, или же дай мне вернуться…

– Ладно, ладно, – невесело рассмеявшись, я посмотрел на небо. –

Господи, я не знаю. Вчера она умудрилась разговорить меня насчет Бекки, и

мало того, что я больше не люблю ее – я даже думать о ней терпеть не могу.

Зачем это женщинам? Почему они постоянно лезут в эти темы? Меня туда

совершенно не тянет.

– Вот он, твой предел в отношениях за последние шесть лет, – сказал

Уилл. – Ты знакомишься с женщиной, идешь с ней на одно свидание или два, может, занимаешься с ней сексом и больше не звонишь. Все верно?

Я качнул головой, не отрицая при этом его слова.

– Мужик, ты в жопе, – он наклонился стряхнуть какие-то ворсинки со

своих шорт. – Готов поспорить, ты даже придумал целое обоснование, что на

самом деле пожалел их, поскольку в противном случае их ждали бы

отношения с мужчиной, который всегда будет ставить работу на первое

место.

– Ну да, – пожав плечами, ответил я. – Я еще не встречал женщину,

видеться с которой хотел больше, чем заняться рабочими делами.

– Бля, ты сам-то слышишь, как убого это звучит? – сказал он, и его смех

смягчил эти слова. – Я считаю, ты не рвешься связывать себя отношениями, потому что боишься, все закончится так же – без объяснений. По той же

причине терпеть не можешь обсуждать Бекки. Просто все это тебе не

понятно. Но у меня есть для тебя хорошая новость: произошедшее никто из

не понял. И не поймет. Она сделала больно всем. И я понимаю, что это для

тебя звучит хуже – в разы хуже – но мы все ее потеряли. А теперь ты

настолько боишься попытаться снова, что решил просто забить на это.

– Ой, да ну тебя. Несешь какую-то херню.

Уилл помотал головой.

– Это страх неудачи, и это ты несешь херню.

Господи. Ну почему все всегда сворачивает на Бекки?

– Сомневаюсь, что это настолько глубоко, Уилл, – отвернувшись я

сделал несколько шагов, достаточно медленно, чтобы не показалось, будто я

хочу уйти.

– А я и не говорю, что это глубоко, – ответил он. – Скорее просто

очевидно. Ты банальный. Я люблю тебя, мужик, но интерпретировать тебя

так же легко, как сон, в котором пришел в школу голым.

Это заставило меня рассмеяться в ответ.

– Так. Раз я такой банальный, то помешался на мысли, что меня бросили,

и заморочился.

– Ага, если без подробностей, то все верно, – с улыбкой заметил Уилл. –

Ты действительно вырвал меня из теплой постели, чтобы поговорить об

этом?

***

После еще одного дня дегустаций, обильных ужинов и приятно ранних

отходов ко сну во вторник после завтрака мы уехали. Нас ждала дорога из

Джеймспорта в Виндхам, штат Коннектикут. Ехать было всего пару часов, но

после дней, проведенных в одной гостинице, упаковать вещи и отправиться в

путь ощущалось еще одним путешествием. Впереди нас ждали четыре дня

среди пивоварен и небольших виноделен, а потом мы отправимся в Вермонт, где в коттедже проведем последнюю ленивую неделю.

Но прежде чем настанет ленивая неделя, нас ждало буйство. По крайней

мере, именно так отрекомендовала Зигги нашу следующую остановку.

Экскурсия была организована на десять человек, включая нас.

Остальные четверо должны подтянуться чуть позже. Поэтому Найл устроил

всем шутливую лекцию – постоянно поглядывая на Пиппу – о том, как себя

вести в поездке, что прилично обсуждать, а что нет.

– Ну например, – сказал он, развернувшись к нам с переднего сидения,

пока Руби была за рулем. – Не надо обсуждать, как сильно под конец дня

натирает лифчик.

– Нельзя, да? – спросила Зигги, сделав вид, будто обиженно надулась.

– И не стоит говорить про мудаков-бывших и их задницы, – добавил он,

и Пиппа тут же застонала в ответ.

– Ну па-а-ап, – захныкала она.

– Все должны держать в уме, что к нам присоединятся новые друзья, –

он отвернулся, и Руби, оглядев его, укоризненно покачала головой. – Так что

давайте покажем себя с лучшей – пусть и пьяной – стороны.

– Напомни еще раз маршрут, Ханна, – попросила Руби.

– В три часа у нас экскурсия на пивоварню в Уиллимантике. Завтра

винодельня. А в четверг нас ждет дегустация и вина, и шоколада, плавно

перетекающая в вечеринку.

Сидящий впереди Уилл обернулся на меня через плечо, и я в точности

знал, о чем он думал: вот это да, вот это отпуск! Нет, планы выглядели

потрясающе – не поймите меня неправильно – но для группы активных

людей это почему-то было не ленивое чтение на пляже или на берегу реки с

бутылочкой пивка. Нас ждал расслабленный отдых по версии моей сестры.

Но потом он сказал:

– Спорим, ты рад, что не приходится сиднем сидеть, а? – и тут я понял,

что… да, такой отдых вполне соответствует и моей версии.

Пивоваренная компания в Уиллимантике располагалась в здании

колониальных времен, типичней для Новой Англии просто некуда – я вырос

Бостоне, так что знаю, о чем говорю. От Уиллимантика – хотя остановились

мы поблизости, в Виндхаме – до крупных городов было недалеко, но при

этом он ощущался странно сельским и старомодным.

Пиппа озвучила мои мысли:

– Такое ощущение, будто тут вообще нет больших городов, – глядя в

окно, пока мы парковались, прошептала она. – И почему я всегда считала, будто восточное побережье сплошь застроено небоскребами?

Как мировой эксперт в области городского планирования, Найл открыл

было рот, чтобы ответить, но, выключив зажигание, Руби тут же сказала:

– Нет-нет-нет, милый. У нас сейчас нет времени для твоей диссертации,

– и с улыбкой показала в окно: – Думаю, это наше контактное лицо из

«Загула по Восточному побережью».

– «Загула»? – хором переспросили мы с Уиллом.

Моя сестра подняла вверх папку и открыла боковую дверь.

– Название компании, которая все это организовала. Они отлично

понимают, для чего мы здесь: пить, есть и дебоширить.

Я потянулся назад, чтобы взять с заднего сидения свою сумку с

ноутбуком и солнцезащитные очки, в то время как Зигги с Уиллом

выпрыгнули из машины поздороваться с руководителем группы. Найл с Руби

разминали затекшие ноги, Пиппа вышла вслед за ними.

Мой телефон завибрировал, и, вытащив его, я увидел письмо от Натали.

– Идешь? – позвала меня Пиппа, заглянув в машину.

– Только не выдавай, – сказал я, торопливо печатая ответ. – Мне нужно

ответить, это быстро.

Засмеявшись, она отошла, когда я закончил писать и отправил письмо.

Начав вставать, я налетел на свою сестру.

Она закрыла собой выход.

– Кажется, у нас изменились планы. Уилл жаждет спонтанности и

предлагает проехать еще немного на север.

Я взглянул на нее – покрасневшее лицо и немного безумный взгляд.

– Ты уверена? – я попытался пройти мимо нее. – Место не внушает

доверия или что? Пить, есть и дебоширить вроде бы казалось отличным

сочетанием.

Зигги помотала головой.

– Нет, тут настроение какое-то не то.

Я перевел взгляд в окно.

– Дженсен! – вскрикнула Зигги, привлекая мое внимание.

Я испуганно посмотрел на нее.

– Что?

Она покачала головой, немного ошалело и еле дыша. Руби с Найлом

молча забрались обратно. А Пиппа остановилась позади Зигги, настороженно

вглядываясь мне в лицо.

– Я правда думаю, что нам лучше ехать дальше, – сказала моя сестра.

Уж не знаю, раздражена ли она на Уилла, предложившего изменить ее

тщательно продуманный маршрут, или нет, но мне все равно нужно было в

туалет.

– Ладно, дай только я быстро схожу…

Она судорожно схватила меня за руку, когда я попытался вылезти из

машины. Да что с ней такое?

– Дженсен, – тихо позвала Пиппа.

Или, может, она закричала.

Я уже не слышал.

В нескольких метрах от нас… Я знал, что это она, ей даже не нужно

было оборачиваться.

Ее волосы стали короче, но на правом плече была все та же маленькая

родинка. На плече, которое я целовал бесчисленное количество раз. А на

левой руке был шрам от укуса собаки в ее восемь лет.

Я вслепую шагнул вперед. Такие моменты очень точно описывают,

будто мир закружился волчком. Словно вопреки силе земного притяжения.

Мир и правда закружился, а я не помнил, дышал ли.

– Бекс? – резким голосом произнес я.

Она повернулась, и темно-карие глаза широко распахнулись от

удивления.

– Дженсен?

Я кожей ощущал тягостное молчание позади себя и знал, что сейчас все

затаили дыхание.

Тут Бекки улыбнулась и, шагнув ко мне, обняла за шею. Чувствуя

онемение, я попытался обнять ее в ответ и как раз в этот момент понял, что

мою руку мягко держит Пиппа. Она выпустила ее, но осталась стоять рядом, без слов поддерживая меня.

Бекки отступила на шаг и протянула руку позади себя.

– Дженсен. Хочу познакомить тебя с моим мужем Кэмом.

Сам не знаю, почему я не заметил стоящего за ней мужчину – он

возвышался над ней горой мускулов с белозубой улыбкой на верхушке. Он

пожал мне руку – решительно, но при этом непринужденно. Наблюдать, как

он обнял Бекки за плечи и как она потом прильнула к нему, – словно листать

альбом со старыми фотографиями.

– Приятно познакомиться, – каким-то образом мне удалось произнести.

Как вообще возможна такая встреча?

Он с улыбкой взглянул на нее.

– И мне тоже, дружище. Я слышал о тебе много лет.

Много лет.

У нее был кто-то уже много лет, а я по-прежнему мялся у стартовой

черты.

Вслепую протянув руку, я снова взял успокаивающе-теплую ладонь

Пиппы. Заметил, как Бекки проследила за моим движением.

И прежде чем смог сам себя остановить, выпалил:

– Это моя жена Пиппа.

Я ощутил, как она ошарашенно и еле заметно дернула рукой. И заметил,

как по ней скользнул взгляд Бекки: по спутанным волосам, небрежно

собранным в пучок, по пушистому оранжевому свитеру, узким джинсам и

ярко-синим туфлям на высоченном каблуке. Заметил, как она разглядывала

ожерелье Пиппы – хитро организованный каскад из зеленых, красных и

желтых бусин – и ее сияющую улыбку.

Ёб вашу мать.

Что я сейчас натворил?

– Прости… – начал я, тут же захотев забрать свои слова назад. Увидев

Бекки, да еще и здесь… В ту же секунду я понял, что это лицо, которое я

когда-то любил – и которое долгие годы появлялось в моих горестных

мыслях – теперь просто одно из лиц моего прошлого. И с поражающей

ясностью я понял, что мне больно всего лишь самую малость.

Но не было никакого вновь разбитого сердца.

Никакой обжигающей ревности к ее мужу.

Ни единого намека на ностальгию.

Но тут Пиппа перебила меня и, выпустив мою руку, протянула ее Бекки.

– Очень рада наконец познакомиться с тобой.

Выпрямившись, она сверкнула на меня глазами и, скользнув рукой по

моей спине, положила ее мне на задницу.

А потом сжала ее.

– У нас с Дженсеном сейчас медовый месяц. Так неожиданно, что мы тут

пересеклись!

Семь

Пиппа

Когда я была маленькая, Коко с Леле без конца смотрели – и рыдали

навзрыд – фильм о компании стариков в мятых рубашках и коротких шортах, собравшихся после похорон и неделю кряду болтающих друг с другом, после

чего занимавшихся друг с другом сексом.

Ну, по крайней мере, именно так мне виделся в детстве фильм «Большое

разочарование».

И годы спустя мне в память врезалась одна сцена – когда к Нику

подходит Хлои и берет его за руку. Она моложе всех, странноватая, бывшая

девушка их покончившего с собой друга – та, кого никто из них не знал до

похорон, и та, кто вечно хохочет невпопад и брякает глупости. И вот он, такой же странноватый, как и она, предлагает ей пойти с ним.

Он говорит: «Ты же понимаешь, ничего не будет».

(Имея в виду секс!)

И Хлои кивает, потому что ей все равно. Она просто хочет быть с Ником,

поскольку понимает, что он один может понять ее горе.

Все это пронеслось у меня в голове, когда я взяла Дженсена за руку. Я

думала о Хлои и насколько храброй она была – даже благородной, наверное

– что позволила Нику открыть шкаф его погибшего друга и взглянуть на его

одежду в знак памяти.

В моем же случае, даже если Дженсен еще не понял, зачем, я так же

взяла его за руку, чтобы поддержать. Когда мы вышли из машины, Ханна в

два счета же узнала Бекки со спины – примерно за такое же время узнал ее и

Дженсен – и она сказала мне, что это за женщина, которая присоединится к

нам на экскурсию. Я взяла его за руку, потому что представила себе

подобный сценарий, когда через несколько лет могу случайно встретиться со

счастливо женатым – снова – Марком, но даже тогда эта боль ощущалась бы

совсем немного схожей с сегодняшней болью Дженсена.

Наверное, я первый человек, кто готов признаться, что крайне редко что-

то тщательно продумываю, и это в одно и то же время и благословление, и

проклятье. Когда в шесть лет я предложила Билли Олландеру встретиться в

кладовке, я не ожидала, что он выбежит оттуда и разболтает своим поганцам-

дружкам о том, что я слюняво целуюсь. Когда бездумно согласилась на

отпуск с Руби и ее друзьями, я решила, что Руби просто позитивный человек

и что они не окажутся самыми милыми на свете. И когда взяла Дженсена за

руку, я и вообразить не могла, что своей бывшей жене он меня представит в

качестве… жены.

Его жены.

Мы с Дженсеном недоуменно молчали и наблюдали, как Ханна шагнула

вперед и неуверенно обняла Бекки, а потом и Уилл. Объятия были очевидно

неловкими; за последние четыре дня я достаточно времени провела с ними

обоими, чтобы знать, что обычно их объятия крепкие и теплые – а не так, что

тела как можно в меньших местах соприкасаются друг с другом, образуя

какие-то нелепые треугольники. Мы слушали, как они сбивчиво объясняли,

что да, мы теперь вместе. Что да, Ханна и Уилл теперь женаты. Казалось, эту

новость Бекки приняла особенно близко к сердцу, потому что пока мы

смотрели, не зная, что делать, она порывисто еще раз обняла Ханну

Стоя рядом с Дженсеном, я не могла не заметить, как он напрягся всем

телом. Мне не нужно было спрашивать, чтобы понимать, насколько это было

замечательно – увидеть, как Бекки осознала, что она больше не важная часть

их жизни. И она сама сделала такой выбор.

По-прежнему держа его за руку, я потянула его в свою сторону.

Когда он повернулся ко мне, я почувствовала, как Найл и Уилл изо всех

сил стараются не таращиться на нас.

– Спасибо, – прошептал Дженсен, внимательно вглядываясь в мое лицо,

пока Ханна с Бекки о чем-то разговаривали. – Какого хрена я сейчас

устроил?

Я с улыбкой покачала головой.

– Понятия не имею.

– Это черт знает что. Мне нужно сказать ей правду.

– Зачем? – пожала плечами я. – Это ведь первый раз, как ты ее видишь за

все эти шесть лет, да?

Он кивнул, но начал отворачиваться в их сторону.

Смотреть на страдание на его лице было практически невыносимо. И

вместо того, чтобы дать ему повернуться и взглянуть туда, где Бекки

разговаривала с Ханной, я положила руку ему на щеку и притянула к себе.

Его рот встретился с моим, сопровождаемый удивленным вздохом, после

чего он расслабился и, наклонив голову, превратил поцелуй из простого

соприкосновения губ в нечто реальное, теплое и… чудесное. Под его

давлением я приоткрыла рот, и он обнял меня за талию, прижавшись своей

грудью к моей.

Дженсен отстранился, совсем чуть-чуть, – лишь это и удержало меня от

того, чтобы притянуть его назад.

– Ты сделаешь это для меня? – прошептал он мне в губы.

Я хихикнула.

– Такие тяготы как, например, поцелуи я вполне перенесу.

Дженсен еще раз сладко чмокнул меня в губы.

– И без этого было странно, а теперь…

– Не было, – я взглянула на наших друзей, демонстративно не

обращающих на нас внимания. – Ну а теперь… Теперь все станет еще

интересней.

***

Если честно, мы все были немного ошарашены. Всю дорогу из

Джеймспорта в Уиллимантик Уилл с Ханной радостно рассказывали о нашем

следующем пункте назначения и о том, что нас ждет. Предполагаю, это и

сыграло свою роль в нашей общей реакции на появление Бекки и Кэма и на

то, как все мы пошли к машине и, неловко наклонившись, забрались внутрь: мы двигались молча и на автопилоте.

Мы правда могли уехать. Нас ждал миллион дел, и не было ни единой

причины оставаться в этой неестественной ситуации, но в конце концов –

когда мы столпились всей компанией рядом с машиной – именно Дженсен

настоял, что он в порядке.

И, стоя рядом с ним, я кивнула.

– Мы справимся. Без проблем.

И вот так мы все забрались в минивэн и, усевшись аккуратными рядами,

вели вежливые беседы по пути.

Откровенно говоря, я не совсем понимала, во что ввязалась. Во время

экскурсии по пивоварне мы еще легко отделались – постоянно держались за

руки и целовались там и тут, когда казалось, что в определенные моменты

именно этим и должны были заниматься молодожены. И я решила, что

остаток недели таким и будет: объятия и невинные ласки; возможно,

несколько раз ненадолго сяду к нему на колени, на эти бедра, состоящие

сплошь из твердых мышц.

Все это оказалось таким наивным и имело смысл исключительно в

рамках экскурсий по пивоварне и винодельне. И мне это не приходило в

голову до тех пор, пока все мы не остановились в небольшом отеле в

Видхаме.

И пока не выстроились у стойки регистрации.

– У вас четыре номера на три ночи, – сказала женщина и улыбнулась

Дженсену. – Правильно?

Судьба распорядилась так, что Ханна отправила нас с Дженсеном

регистрироваться, пока сама пошла искать место на обочине для парковки

нашего минивэна. За нами встали в очередь, чтобы получить ключи от

номеров, Бекки с Кэмом и еще одна пара в нашей группе – Эллен и Том.

– Все верно, – ответил Дженсен, после чего заметно вздрогнул. – Ой, –

сказал он чересчур громко, – нет. Только три. Номера. Нам нужно только три

номера. Так ведь? Ты… – он повернулся ко мне, и краем глаза я заметила, что за нами наблюдала Бекки.

– Это просто в предыдущем отеле мы бронировали четыре номера, –

неловко рассмеявшись, объяснила я женщине.

– Пиппа любит… – начал Дженсен, подыскивая причину. И наконец

найдя, сказал: – Громко петь, – одновременно с моим ответом:

– Рано заниматься йогой.

– Очень рано, – порывисто добавил он, когда в тот же момент я

уточнила:

– Очень громко.

– Петь и заниматься йогой, – со смехом подытожила я.

Потому что разве не так делают все нормальные люди?

А вовсе не потому, что я тут самая главная идиотка.

– Ты занимаешься йогой? – с энтузиазмом спросила Бекки. – Я тоже. И с

удовольствием присоединилась бы к тебе!

Кэм приобнял ее, с гордостью улыбаясь.

– Бекс скоро получит сертификат инструктора. Йога изменила ее жизнь.

Я быстро закивала. Блин, блин, блинский блин!

– Я занимаюсь… особенной…

– Горячей йогой, – услужливо подсказал мне Дженсен.

– Бикрам? – уточнила Бекки.

– Э-э… британской разновидностью… ее, – небрежно махнув рукой,

ответила я. Еще бы, ведь я была такой утонченной особой, что практиковала

некую британскую разновидность горячей йоги. Моя соображалка заработала

на повышенных скоростях, когда я пыталась объяснить, как именно я делаю

это в номере отеля: – Ну знаешь… с паром… из душа, – я глянула на

Дженсена, и тот кивнул, будто это было абсолютно нормальное пояснение, с

чего это во время медового месяца он с женой спит в разных спальнях.

– Слушай, – начала Бекки, и от волнения ее голос взвился на целую

октаву. – Кэм каждое утро бегает. Может, вы оба сэкономите, и ты сможешь

заняться своей особой горячей йогой у меня в номере? Или еще лучше – мы

вместе займемся ею на улице, прямо на лужайке. Я бы с удовольствием

попрактиковалась не в одиночестве.

Я уставилась на ее, гадая, с чего это она такая милая и так старается. Нет, ну правда, разве отказ от необходимости общаться не был бы лучшим

решением для всех нас?

– Вот только с громким пением это вряд ли поможет, – засомневался

Дженсен.

Сидящая за стойкой женщина оживилась и протянула нам ключи от трех

номеров.

– В соседнем баре есть караоке, каждый вторник с семи вечера и до

закрытия!

Бекки восторженно захлопала в ладоши.

– Замечательно!

Она выглядела слишком эмоционально, кажется, почти на грани… слез.

Я взглянула на Дженсена.

Он натянуто улыбнулся.

– Замечательно.

***

– Сомневаюсь, что ты всерьез понимаешь, какая это катастрофа, –

сказала я и, открыв свою дорожную сумку, достала косметичку.

Дженсен мрачно посмотрел на неширокую кровать, на которой, как

предполагалось, мы должны будем вместе спать.

– Нет, кажется, понимаю.

– Я не про кровать, ты, бестолочь, – засмеявшись, ответила я. – Какого

хрена! Мы что, не сможем спать в одной кровати? Я имею в виду йогу.

– Но тебе не обязательно идти заниматься йогой, – в замешательстве

сказал он.

– Конечно, обязательно! Разве не слышал, с какой надеждой она

говорила? Она была почти в слезах и так счастлива. Я не могу внезапно

заявить: «Ой, ты знаешь, что-то я передумала делать Знаменитую

Британскую Горячую Йогу, о которой тут болтала». Мы будем выглядеть

совершенно чокнутыми.

Я пошла в ванную и услышала, как он засмеялся у меня за спиной.

– То есть сейчас, думаешь, мы еще не достаточно?

Дженсен вошел следом и наблюдал, как я распаковала зубную щетку и

выдавила на ее пасту. Я не переживала насчет нависшего надо мной його-

провала или того, что я по сути согласилась дать сегодня вечером концерт в

баре. Не переживала и насчет женщины, на которой был женат Дженсен и в

обществе которой проведу ближайшие четыре дня. Как и о том, будет ли нам

с Дженсеном трудно притворяться женатыми на этом коротком отрезке

нашего путешествия.

Все дело в том, что я ждала все это с нетерпением.

Я знала себя и свое сердце. И обычно я сначала делала, а потом думала.

Выступать единой командой в этой авантюре – целующейся командой,

господи ты боже мой – означает, что я буду обречена.

– Привет, – скользнув руками по моим бедрам, он сцепил пальцы в

районе пупка и подбородком уперся мне в макушку. Это было восхитительно

и абсолютно не помогало делу.

Я встретилась с ним взглядом в зеркале.

– Привет.

Наблюдая друг за другом, мы еле сдерживали смех. Какого фига мы оба

устроили? Мне не особенно хотелось думать, на что это будет похоже, но

мы

будем

спать

вместе.

Сунув щетку в рот, я начала энергично чистить зубы.

Дженсен немного выпрямился, чтобы мне было удобней.

– Не помню, когда в последний раз наблюдал, как женщина чистит зубы.

– Это так же хорошо, как ты и запомнил? – с полным ртом пены

спросила я и наклонилась сплюнуть. Потом наполнила стакан водой, чтобы

прополоскать рот.

Он начал было отвечать, но я его опередила, после того как снова

сплюнула.

– Я тебя поцеловала.

– Ага, – кивнул он и, подавшись вперед, снова уткнулся подбородком

мне в голову. – А потом, если ты помнишь, я поцеловал тебя. Жуткая идея, да?

Он покачал головой.

– Пиппа?

– Да?

– Спасибо тебе.

Я засмеялась.

– За что? Что я тебя удивила? Уверяю тебя, мне это в удовольствие.

Дженсен снова покачал головой, не отпуская мой взгляд в зеркале.

– За то, что делаешь это простым.

– Простым для тебя.

Он прищурился, недопонимая.

– Дженсен, сегодня нам предстоит вместе спать; я в наклоне с трудом

могу коснуться пальцев ног, не говоря уже о йоге; и мне медведь на ухо

наступил. Это будет катастрофа.

– Как ты сама сегодня сказала, мы справимся. Ханна с Уиллом несколько

недель ждали эту поездку. Мы выстоим.

Я всматривалась в его глаза в зеркале.

– Почему она такая милая?

Выражение его лица изменилось, а взгляд стал немного

расфокусированным.

– Бекки всегда была милой, но… м-да, я не знаю.

***

Мы встретились со всеми внизу перед ужином и шли, специально

держась за руки, к Уиллу и Найлу, стоявшим рядом со стойкой.

Уилл повернулся к нам и с ухмылкой посмотрел на наши руки.

– Вот это, – вытянув руки в стороны, сказал он. – Вот это я и хотел

сегодня увидеть.

– Сделай лучшее из плохой ситуации! – провозгласил Дженсен и,

притянув меня к себе, громко чмокнул меня в висок.

– О нет, что за плохая ситуация? – спросила Бекки, появившись из

чертова ниоткуда, и мы подпрыгнули. Ей пора привязать колокольчик.

Уилл громко расхохотался.

– Черт, Дженсен, да я жил, наблюдая, как ты извлекаешь пользу из

плохих ситуаций.

– Нет-нет, ничего не… – запинаясь, начал Дженсен, а потом посмотрел

на меня. – Мы просто…

– Пиппа только что узнала, что беременна, – выдал Уилл.

Мы с Дженсеном в шоке повернулись к нему.

– Уилл! – закричала я, стукнув его в грудь. Какого хера? – Ты рехнулся, что ли?

Уилл приподнял брови. Все еще немного навеселе от

широкомасштабной дегустации пива, он наклонился и оглушительно громко

зашептал:

– А что? Бля… Не подойдет, да?

– Мы же в винном туре, ты, пиздобол! – вытаращив на него глаза, зашипела я. – Я не стану притво… – я замолчала, когда Дженсен грубо

притянул меня к себе. И улыбнулась сквозь зубы ошарашенной Бекки. –

Уилл просто пошутил. Вот же клоун, а! Я не беременная.

– Только подумай, – покачиваясь на пятках, сказал Уилл. – В ситуации

есть немало хорошего. Например, тебе не нужно покупать дом в Бэкон Хилл.

И твоя жена не забеременела в медовый месяц, так ведь?

Не спуская глаз с Уилла, Дженсен предупреждающе сощурился.

Тут к нам присоединилась Ханна и встала рядом с мужем, сразу же

правильно истолковав ситуацию.

– Хулиганишь?

– Что? Нет, – он наклонился отвлечь ее поцелуем.

– Ты ищешь себе дом в Бэкон Хилл? – тихо спросила Бекки у Дженсена, из чего я сделала вывод, что Бэкон Хилл – это довольно модное местечко.

Когда к ней подошел Кэм, она приглушенно добавила: – Ого.

– Дженсен скоро станет партнером, – сказал Найл. – Тяжелый труд

всегда окупается.

Оторвавшись от Ханны, Уилл добавил:

– И работа есть, и девушка.

Бекки посмотрела на Дженсена, и ее глаза снова начали поблескивать.

– Я так рада. И это просто удивительное совпадение: Кэм агент по

недвижимости! Он наверняка найдет тебе дом в Бэкон Хилл!

Я почувствовала, как Дженсен усилил хватку. Ему даже не нужно это

говорить – я и так понимала, что в этот момент здесь он хотел находиться в

самую последнюю очередь.

– Вот… это… повезло, – со страдальческой улыбкой ответил он.

Бекки шагнула ближе.

– Я так переживала, что мы… – начала она, и ее глаза в очередной раз

подозрительно заблестели, так что я ее перебила:

– Народ, я сейчас помру от голода! – воскликнула я. – Понимаете,

горячий новобрачный секс и все такое. Куда пойдем ужинать?

Конечно же, Дженсен покраснел, когда я сказала «секс».

***

– У меня такое ощущение, будто я пропустила что-то интересное, –

сказала Руби, идя впереди всех по улице к ресторану.

– Уилл зажег. Устроил форменную Хиросиму из неловкостей, а Пиппа

добила Нагасаки.

– Это было не очень, – согласился Дженсен.

Я шлепнула его по плечу.

– Притворяться твоей женой чудовищно тяжело.

– Слишком много горячего новобрачного секса, значит? – невозмутимо

переспросил он. Найл закашлялся. – О, а еще Кэм собрался продать нам дом

нашей мечты в Бэкон Хилл. Спасибо тебе огромное, Уилл.

Уилл ухмыльнулся.

– Всегда пожалуйста!

Я сдержала смешок.

– Что я должна делать в присутствии твоей бывшей жены, у которой

глаза на мокром месте всякий раз, когда она видит всех вас? – спросила я. –

Просто прошло пять часов, а у меня уже ощущение, что мы не справляемся.

– А с чего это Бекки вечно плачет? – поинтересовалась Ханна.

Уилл повернулся к нам и вытаращил глаза.

– Может, это она беременная?

– Она пиво пила, – напомнила ему Руби.

– Или может, до нее дошло, что она потеряла лучшее в своей жизни? –

предположила Ханна суровым покровительственным тоном.

– Ладно, ладно, хватит, – потирая глаза основанием ладоней, сказал

Дженсен.

Ханна показала на небольшой фермерский ресторанчик через дорогу, где

у нас был забронирован столик на ужин – безо всяких Бекки, Кэмов, Томов и

Эллен – и мы пошли вслед за ней.

– Боже, – застонала я. – Что я буду делать с этим караоке сегодня? Нам

вообще обязательно идти?

– Ну, мы бы и не пошли, если бы ты не согласилась, – со смехом ответил

Джесен.

– Это потрясно, – хихикая, заметил Уилл, все еще навеселе. –

«Присоединяйся к нашей поездке, Дженс! Ты будешь в паре с сумасшедшей

попутчицей из самолета, потом впервые за почти десять лет встретимся с

твоей бывшей женой, притворимся, что между вами с той незнакомкой

искры летят, и ты на ней женат».

– Но-но-но, – изображая обиду, встряла я.

Дженсен посмотрел на меня.

– Ты не незнакомка.

– Еще бы, я же выболтала тебе все свои личные подробности.

Он ухмыльнулся.

– Начиная со спринцовки.

Все остальные в замешательстве затихли.

Дженсен проигнорировал их.

– Знаете, что необходимо этому вечеру? – риторически спросил он всех,

но глядя прямо на меня.

– Учитывая, как разворачивается наша поездка, понятия не имею, что ты

сейчас предложишь, – заметила Ханна.

Он покачал головой и еле слышным рычанием ответил:

– Много вина.

***

Возможно, это появление Бекки и связанные с ним проблемы добавили

всем легкомыслия, но с другой стороны, много вина еще никому не было во

вред. Как только мы сели, Уилл заказал две бутылки – белого и красного – и

закуски, и заявил официанту, что у Дженсена сегодня день рождения.

Дженсен нацепил соломенную шляпу и пластиковый нагрудник, чтобы

расправиться с килограммовым крабом, которого ему принесли, а когда мы

укатали обе бутылки, заказать еще две оказалось наиболее целесообразным

решением. Как заметила Ханна – и вполне трезво, как по мне – что поскольку

в каждой бутылке было шесть раз по сто с небольшим граммов, то каждый

выпил всего по два бокала.

– Как неуместно заострять внимание на том, что все мы сегодня

надеремся, – сказал Найл, подзывая при этом официанта.

Еще две бутылки, и щеки Уилла порозовели, Ханна в неподобающей

леди манере хрюкала, смеясь, а рука Дженсена удобно расположилась на

спинке моего стула.

К принесенному крем-брюле и шоколадному фондану мы заказали

десертное вино.

Потом, когда покончили с десертами, – коктейли.

И только потом вспомнили про караоке с Кэм и Бекки в местном баре.

Подвыпившая Руби помахала пальцем в воздухе.

– Нам не надо идти, – медленно переводя взгляд с меня на Дженсена,

сказала она. – Это будет неловко вам обоим.

Я засмеялась.

– Для меня – нет. Мы же не на самом деле женаты.

– Думаю, она говорит про отсутствие слуха, – сказал Дженсен; его голос

такой неожиданно теплый и мягкий у моего уха.

– А это проблема всех остальных посетителей, – ответив всем

присутствующим, я повернулась к нему и оказалась так близко, что еще

сантиметр, и могла бы поцеловать его. И если честно, устоять было

невероятно трудно. Он пах шоколадом, а на лице появилась еле заметная

щетина. – И чтобы ты знал, я неплохо пою «Violent Femmes» в караоке.

Уголок его рта приподнялся в улыбке.

– У тебя есть вариант наесться битого стекла, прополоскать горло виски

и спеть что-нибудь из Тома Уэйтса.

– Мы можем спеть дуэтом, – предложила я.

– Голосую за дуэт! – почти заорал Уилл. Ханна мягко шикнула на него,

когда вокруг начали оборачиваться.

– А давай так, – почесывая бровь, сказал Дженсен, – спой мне какую-

нибудь песенку прямо тут, за столом, а потом я спою с тобой дуэтом.

Я немного отодвинулась. Он сказал это в шутку, словно ничего

подобного я ни за что бы не сделала.

– Я не буду петь в ресторане, – ответила я.

– Если споешь, я спою с тобой в баре.

Я мысленно попыталась подсчитать, сколько выпил Дженсен. Он был

восхитителен.

– Ты спятил, – я покачала головой и краем глаза увидела, как Руби

наклонилась к Найлу и что-то ему зашептала.

– Любую песню, – продолжал подначивать меня Дженсен. – На твой

выбор. Просто спой сейчас что-нибудь, и все.

Ну смотри.

Я заулыбалась.

– На мой выбор, значит?

– Конечно, – небрежно махнул рукой он.

– Какая жалость, что ты меня плохо знаешь, – поднявшись, я встала

ногами на свой стул, возвышаясь над всеми сидящими.

– Пиппа, – со смехом сказал Дженсен. – Ты что делаешь? Я всего лишь

сказал спеть.

– Поздно, – ответила ему Руби. – Вы, сэр, выпустили на волю чудовище.

– Прошу внимания, – крикнула я всем присутствующим в ресторане. Зал

был небольшой – столиков на десять – но заполненный. Тихо звякнули вилки

об тарелки и лед в бокалах, и все замолчали. Множество взглядов были

обращены прямо на меня. – У моего мужа сегодня день рождения, а его

лучший друг и однокашник – и по совместительству зять – изрядно перебрал, поэтому я прошу вас присоединиться ко мне и спеть Дженсену «С днем

рождения».

Не дожидаясь их согласия, я начала петь – громко, не попадая в ноты и,

скорее всего, высоковато для присутствующих тут мужчин. Но к счастью –

или это у них так всегда в Коннектикуте – все подхватили и подняли свои

бокалы. В конце песни все начали громко поздравлять, а я слезла со стула и, наклонившись, поцеловала Джесена.

– У меня день рождения в марте, – шепотом сказал он.

– Ты разве не понял? – спросила я, пробежавшись пальцами по его

волосам, просто потому что в этот момент я могла это себе позволить. – Мы

притворяемся. Играем. Ты женат. Я счастливица. А сегодня твой день

рождения.

Дженсен оглядел меня; в его потемневших глазах плескались какие-то

непонятные мне эмоции. Он не был зол. И даже не удивился. Но мне все

равно было трудно интерпретировать его взгляд, потому что он был похож на

обожание, но все мы знаем, как дерьмово я понимаю мужчин.

Восемь

Дженсен

В крохотном Виндхаме все было в шаговой доступности, но оказалось,

что у нас ушел целый час, чтобы пройти всего три квартала. Зигги с Уиллом

притормаживали на каждом шагу – как у антикварных магазинов, так и у

витрин офисов продаж недвижимости. И к моменту, как мы дошли до бара

«У Дюка», они запланировали покупку дивана, двух журнальных столиков,

антикварный светильник и дом неподалеку, в Кентербери.

Сам того не осознавая, я все это время держал Пиппу за руку.

Собственно, это было не обязательно: ни, Бекки, ни Кэма поблизости не

было, поэтому надобность в новобрачном шоу отсутствовала. Но

прикасаться к ней было очень приятно, и я тут же вспомнил, как всего день

назад придумал все это даже не по причине неясного порыва, а потому что

она красивая, мы оба свободны, и вообще – почему бы, мать вашу, и нет?

Столкнувшись с Бекки во плоти, я понял, что наша с ней история – как

разоблачение подкроватного чудища из детских страхов. Я и правда у себя в

голове создал образ нашего прошлого и в некотором смысле ожидал, что

случайная встреча с ней будет болезненной, но в реальности она оказалось

скорее неловкой. Кэм кажется хорошим, скорее даже простоватым. Бекки –

счастливой… и словно немного потерявшей опору от того, что видит меня.

Совершенно неожиданно, но для нее это оказалось тяжелее, чем для меня.

«У Дюка» напомнил мне все маленькие бары, которые я когда-либо

посещал. Пахло пролитым пивом и еле заметно плесенью. В зале стоял

автомат для попкорна и стопка бумажных пакетов, чтобы посетители сами

себя обслужили. Один бармен за стойкой и караоке в углу. Несколько

завсегдатаев сидели у стойки и за маленькими столиками, но народу все

равно казалось маловато.

Видеть Найла Стеллу – такого высокого и такого хладнокровного – в

подобном месте – это особенное удовольствие. Осторожно сев на виниловый

стул, он заказал себе «Гиннесс».

– Ты… – глядя на меня, начала Пиппа. – Ты размяк.

– Да?

Наклонив голову, она сказала:

– Пять дней назад я думала, ты и тут будешь выглядеть, как бизнесмен.

А сейчас ты выглядишь… – она опустила взгляд на мою новую футболку с

логотипом пивоваренной компании Уиллимантика и джинсы. – Хорошо

выглядишь.

– В эту поездку я собирался на автопилоте, – сказал я, оставив без ответа

ее комплимент. – Взял в основном классические рубашки и свитера.

– Я заметила, – она подалась вперед, и я почувствовал ее дыхание на

своей шее. – Ты в любом случае мне нравишься. Но еще больше – когда

видны эти руки, – мягкой рукой Пиппа пробежалась вверх по моей руке к

бицепсу. – А это хорошие руки.

Я вздрогнул и тут же перевел внимание на официанта, осторожно

поставившего перед нами напитки. Уилл поднял свой стакан с янтарным IPA:

– За браки: старые, новые и притворные. И пусть они дадут тебе все, чего

ты хотел.

Глядя мне в глаза, Уилл наклонился вперед и протянул в мою сторону

свой стакан. Я чокнулся с ним своей пинтой темного стаута.

– С днем рождения, придурок, – ухмыляясь, сказал он.

– С днем рождения? – прозвучал голос Бекки позади меня, и с лица

Уилла сползла улыбка. Он выпрямился и притянул к себе свою жену. – А у

кого день рождения? – спросила Бекки.

– Эй, мы просто валяем дурака, – ответил Уилл.

– У Пиппы, – с улыбкой глядя на Пиппу, сказал я и в ответ получил

покачивание головы и веселый взгляд. – Мы как раз собирались спеть ей

поздравление.

Сидящий напротив нас Найл наклонился и, спрятав лицо в ладонях,

расхохотался.

– Это уже перебор, – сквозь смех пробормотал он. – Я столько всего не

запомню.

Кэм махнул официанту, а Бекки выдвинула стул напротив Пиппы.

– Можно я тут сяду?

Почувствовав, как рядом со мной Пиппа слегка напряглась, я, запинаясь,

тихо ответил:

– Конечно.

Но если честно, я не хотел, чтобы Бекки там сидела.

Мне не хотелось видеть здесь Бекки.

И вообще – в этой поездке.

Я больше не любил ее и не хотел ничего возвращать или менять. Мне

даже не нужно ее объяснение, почему наш брак закончился. Я просто хотел

двигаться дальше. И в то время как другая часть моей жизни олицетворяла

собой успех, Уилл был прав: по части отношений у меня был полный провал, и это я его себе организовал. Просто по части отношений я не хотел что-либо

делать.

Кэм заказал себе «Бад» светлое и бокал дрянного домашнего мерло для

Бекки. Я услышал смешок Уилла, когда Ханна, пнув его под столом,

наклонилась к нему и зашипела:

– Завязывай.

Я явственно понял, что играть в старых добрых друзей было ошибкой. Я

был не в состоянии это делать. Как и Уилл. И уж тем более Зигги. Бекки все

испортила. Мы отлично проводили время, пока она не появилась, и грядущие

три дня, во время которых нам придется изображать вежливое общение,

бесили уже заранее.

– Где вы ужинали? – приветливо поинтересовалась Бекки.

– В «Таверне Джона», – ответила Руби, угадав всеобщее напряжение. –

Там замечательно.

– Кажется, на завтра у нас там забронирован столик, – сказала Бекки,

вопросительно глянув на Кэма. Тот кивнул. – Мы ели в «Одиноком парусе».

Очень даже.

Все выдали невнятное «Угу», словно это очень интересно.

– А вы помните, – улыбаясь, начала Бекки, – как мы сломали столик в

той закусочной… – она замолчала и, прищурившись, глянула на меня,

вспоминая название.

– «Атманс», – сказал Уилл и сделал глоток своего пива.

Вспомнив, я улыбнулся. Мы были пьяные, и Бекки запрыгнула мне на

спину, толкнув нас обоих прямо на стол, который мы тут же сломали.

Бедный парень, работающий там, заверещал от паники и выгнал нас, сказав, что сам со всем разберется.

– Надо было заплатить за него, – покачав головой, сказала она.

– За стол? А чем? – со смехом поинтересовался я. – Насколько я помню,

тем вечером у нас был один сэндвич на троих, потому что суммарно мы

наскребли всего семь долларов.

Продолжение того вечера я тоже помню: мы с Уиллом ввалились в нашу

комнату и улеглись на полу, планируя повесить телевизор на потолок, чтобы

можно было играть в видео-игры, даже валяясь пьяными.

В итоге мы успешно подключили телевизор к списанному проектору,

который нашли в кладовой кафедры – и это было потрясно.

И кстати, большая часть моих воспоминаний о колледже связана с

Уиллом.

Все молчали, словно придя к осознанию, что нас больше ничего уже не

связывало.

Кэм постучал костяшками по столу.

– Кто-нибудь болеет за Метсов?

Мы все помотали головой, пробормотав «Нет» и «Не так чтобы очень» в

ответ, и, поднеся бутылку ко рту, он повернулся к телевизору над стойкой, где, судя по всему, шла игра Метсов.

Зигги встретилась со мной взглядом, и я заметил ее раздражение.

Вечер, который поначалу был такой забавный и который должен был

стать причиной завтрашнего позднего подъема, сдулся. Мне не хватало смеха

Пиппы. Как и того внутреннего подъема, который я ощущал всякий раз,

когда она смотрела на меня и когда я не был уверен, что она сделает в

ближайшую секунду.

Повернувшись к ней, я обнял ее за плечи и притянул к себе.

– Кажется, я задолжал тебе песню, – сказал я.

– Правда? Замечательно! – оживленно воскликнула она.

– Ты выбираешь, – сказал я, а потом понизил голос: – Просто хочу

выбраться из-за этого стола подальше.

Внимательно оглядывая ее лицо, я гадал, понимает ли она по моему

взгляду, что я хочу сказать: «Я не хочу быть с ней».

И я скорее увидел, нежели услышал ее ответ:

– Тогда хорошо.

А потом Пиппа взяла меня за руку и потащила в угол, где в свете

прожектора на одиноко стоящем табурете лежал микрофон, который она тут

же включила. Раздался этот чудовищный звук, от которого все поморщились, и Пиппа поднесла его к губам.

– Привет, Коннектикут! – пританцовывая, пропела она. – Дженсен

пообещал спеть со мной, и я подумала, будет неплохо выбрать что-нибудь

очень- очень романтичное.

Уилл засмеялся, а моя сестра наблюдала за нами сонными от выпитого

вина глазами. Руби почти сидела на коленях у Найла, то ли присосавшись

поцелуем к его шее, то ли задремав на плече. Так что внимательно на нас

смотрела только Бекки.

Мне захотелось выползти из собственной шкуры.

А потом рука Пиппы легла мне на щеку, поворачивая меня к ней лицом.

– Эта песня для тебя.

Зазвучал первый рифф песни «Kiss Off» Violent Femmes, и Пиппа

подалась вперед, чтобы петь.

Сунув два пальца в рот, Уилл пронзительно засвистел. Даже Руби

привстала, протяжно закричав:

– У-у-у-у-у!

– «Мне нужен кто-то, с кем поговорить, / Кто-то, кого захочется

любить», – пела Пиппа, и, взглянув на ее широкую улыбку и шаловливые

глаза, я уже не мог сдержаться и присоединился:

– «Может, это ты? / Может, это ты?»

Это было нелепо и глупо, и пели мы ну просто чудовищно, но этот

момент – первый и самый высвобождающий душу со времен моего развода.

Хотя как это было вообще возможно? Я полуорал-полупел гневную песню с

женщиной, с которой знаком всего несколько дней и которую, как я думал, буду ненавидеть, но мои эмоции переросли почти в обожание. На нас

смотрела Бекки – ну ничего себе, Бекки! – и на ее лице была смесь радости и

муки.

Но потом и она исчезла из поля моего зрения, потому что эта женщина

передо мной завладела всем мои вниманием. Распущенные волосы Пиппы

скользили по ее плечам, под трикотажным платьем легко угадывались

очертания ее тела, и, подавшись вперед, я обнял ее и притянул к себе.

Я хотел ее поцеловать.

И понимал, что отчасти причина этого желания в вине и чуть раньше в

пиве, и в пьянящем чувстве свободы в городке, где я никого не знал, но еще я

понимал, что мои чувства по отношению к Бекки были абсолютно ни при

чем.

Пиппа прыгала рядом со мной и жутко завывала в микрофон – впрочем,

это идеальное исполнение для этой песни. Ее серьги каскадами спадали с ее

ушей, почти касаясь плеч. На руках позвякивали браслеты. На губах

соблазнительно-красная помада, благодаря которой ее улыбка казалась

безбрежно счастливой.

Песня закончилась нестройным бренчанием на гитаре, и, затаив дыхание,

Пиппа посмотрела на меня. Я крайне редко поступаю необдуманно, но

наклонился и поцеловал ее – не напоказ и не потому, что кто-то наблюдает. Я

сделал это, потому что в тот момент не мог думать больше ни о чем еще.

Наше возвращение к столу было встречено неторопливыми

аплодисментами от Уилла, глуповатой ухмылкой Ханны, вытаращенными

глазами Руби и Найла и вялой улыбкой Бекки. Кэм копался в своем телефоне.

– Вы вдвоем так мило смотритесь вместе, – заметила Бекки.

– Полностью согласна, – сказала Зигги, и по какой-то причине ее мнение

мне было важно.

Я чувствовал легкое беспокойство, какое иногда бывает после долгой и

безрезультатной встречи или под конец утомительной телефонной

конференции. Пиппа вложила свою руку в мою, пока я смотрел, как Бекки с

Кэмом заняли наше место на сцене и выбрали старую песню Энн Мюррей –

медленную кантри-композицию.

– Странный выбор для продолжения, – положив голову мне на плечо,

заметила Пиппа. – Хотя наш – не менее странный для начала.

Я наклонился к ней еще ниже, чтобы она услышала меня, несмотря на

громкую музыку.

– Ее отец умер, когда она была подростком. Он любил Энн Мюррей. И

для нее ее песни многое значат.

Пиппа подалась ко мне ближе.

– А-а.

Вот так это и начинается, – подумал я. – Не с огромного потока

информации, а по кусочкам. О Бекки теперь Кэм знает все эти нюансы – и

даже больше.

А я узнал, что Пиппе не нужно было смотреть на слова, чтобы петь. Что

она по-дурацки танцует, что у нее два мамы, и что она любит кричать во

время дождя.

И я снова прижался своим ртом к ее, а когда отодвинулся, увидел ее

вопросительный взгляд.

– Что? – спросил я, убрав прядь волос с ее лица.

– Ты пьяный? – спросила она в ответ.

Смеясь, я ответил:

– Ну… да. А ты?

– А то. Но этот поцелуй был похож на настоящий.

Открыв уже рот, чтобы ответить, я почувствовал, как все начали

вставать.

– Место больно тухлое, – сказал Уилл, встав и одеваясь. – Предлагаю

завалиться в винный бар в гостинице.

Я посмотрел на часы: всего десять.

Тоже поднявшись, я помог Пиппе надеть пальто, и, молча

расплатившись, мы ушли.

И только войдя в гостиницу, я вспомнил, что мы ушли в середине песни

Бекки и даже не попрощались.

***

Перед нами предстал момент истины.

Ну, может, почти.

Я чувствовал зов номера наверху, хотя мы пришли в небольшой винный

бар. Не понятно, то ли мы откладывали неизбежное – этот неловкий танец

вокруг кровати – то ли просто искали, как еще повеселиться этим вечером.

– Кажется, нам нужно посовещаться, – заявила моя сестра, плюхаясь на

мягкое кресло. – И серьезно обсудить, меняем ли мы наш маршрут или

оставляем, как есть.

– Я думал, Бекки не станет большой проблемой, – сказал Уилл. – Думал,

ваш липовый брак будет забавной идеей, и все мы повеселимся, но чем

быстрее мы трезвеем и чем ближе к ночи, видеть, как Бекки не перестает на

тебя таращиться, становится все более странно.

– Это правда, – посмотрев на меня, заметила Пиппа. – Ты заметил?

Пожав плечами, я снял свитер, не в состоянии вынести жар камина.

– Наверное, ей это тоже странно.

– А Кэм кажется симпатичным, но конченым идиотом, – сказала Руби.

Закрыв глаза, я откинулся на спинку дивана. Вот она, реальность:

увидеть Бекки оказалось выматывающим опытом из-за моего постоянного

ожидания, что вот-вот все станет странным, хотя ничего по-настоящему

странного на самом деле не произошло.

– Мне нормально при любом раскладе, честно, – ответил я. – Как

остаться, так и уехать.

– Кажется, Дженсен единственный, кто воспринял все лучше всех, –

заметила Зигги. – Меня, например, так и тянет на нее наорать.

– Короче. Это был адский день, а я много, о-о-очень много выпил, –

сказал Уилл. – И кто теперь будет за меня отвечать? Ты, да? – с глупой

улыбкой он наклонился к Зигги. – Ну, привет.

– Так, думаю, кому-то пора в кроватку, – ответила она, улыбаясь, когда

он прижался лицом к ее груди. – Может, утром вернемся к этому разговору?

Мне нужно будет все перепланировать и перенести бронь коттеджа на

пораньше. И, может, нам надо переспать с этими мыслями и потом

посмотреть, по-прежнему ли мы хотим укокошить Бек… – Ханна замолчала

и ехидно улыбнулась. – Ой, я нечаянно. Имею в виду, как мы будем

чувствовать себя завтра.

– Отличный план, – сказал Найл и встал из-за стола. Руби обняла

каждого по очереди, и после череды «спокойной ночи» и «увидимся утром»

они направились к лифту.

Взглянув на Пиппу, я обнаружил, что она смотрела на меня. Она тоже

вспомнила, что у нас один номер с одной кроватью на двоих?

Пиппа встала и протянула мне руку.

– Готов? – с улыбкой спросила она.

– Думаю, пора, – ответил я и внутренне съежился. Соберись, Дженсен.

Мое сердце подпрыгнуло, когда я встал и взял ее за руку – такую

маленькую, теплую и мягкую, но в то же время крепкую. Она снова

протянула мне руку в знак поддержки, как и сегодня утром. Но мои ноги чуть

не приросли в месту, когда я понял, что для всех, кто наблюдал за нами, у нас

по идее медовый месяц.

Последнее мало помогало делу.

Взявшись за руки, мы пошли по коридору и вверх по лестнице. Мы шли

в наш номер, и я понятия не имел, что будет дальше.

Девять

Пиппа

Дженсен открыл дверь в наш номер, молча приглашая меня войти. И с

тяжелым стуком она за ним закрылась.

Обалдеть. Какой напряженный момент.

Пока поднимались по лестнице, никто не сказал ни слова. Пока шли по

коридору – тоже. Практически на каждом шагу мне хотелось повернуться к

нему и, пританцовывая, сказать: «Это не обязательно. Мы можем

рассказывать друг другу страшные истории, опустошить мини-бар и

вообще притвориться, что это пижамная вечеринка».

Но временами рядом с Дженсеном у меня бывало ощущение, что если я

произнесу что-то вслух, все станет еще более неловким.

Когда чуть раньше мы принесли сюда наш багаж, то провели тут совсем

мало времени, но тогда, со всеми этими брачными играми и пониманием, что

у нас впереди целый вечер, и вплоть до этого самого момента ширина

кровати казалось достаточно большой.

Но нет. Она очень узкая.

Что, в США нет размеров между одно- и двуспальной?

Он первым нарушил молчание, когда мы уставились на нее.

– Я вполне могу устроиться на полу.

Но мне этого не хотелось. Если честно, я хотела, чтобы он обнял меня и

крепко прижал своими большими руками спиной к своей груди. Хотела всю

ночь слышать его дыхание у себя над ухом и ощущать его тепло.

И дело не только в том, что мне нравился секс (еще как нравился) или я

любила обнимашки (о да). Просто чувствовала себя с ним в безопасности.

Чувствовала себя важной, особенно сегодня, когда я помогла ему, и это

маленькая услуга так много в нем для меня открыла.

Но прямо сейчас он снова закрылся.

– Не глупи, – повернувшись к сумке, я достала пижаму. – Я пойду

переоденусь и…

Кашлянув, Дженсен посмотрел на свою сумку, стоявшую открытой на

стуле в углу номера.

– Конечно.

Я переоделась, умылась. Собрала волосы. Распустила их. Снова собрала.

Нанесла на руки крем. Почистила зубы, сходила в туалет, помыла руки и

снова нанесла крем. Еще раз почистила зубы. Замерла. А когда вышла из

ванной и пропустила его, поняла, что в руках у него только шорты.

Он спит без футболки.

Охренеть.

Но когда он вышел из ванной, к моему сожалению, Дженсен был по-

прежнему одет в свою дневную футболку.

– Думала, ты спишь без футболки.

Что?

Что я сейчас сказала?

Он с удивлением посмотрел на меня.

– Ну, обычно да, но…

Клянусь, мое сердце билось так сильно, что у меня с трудом получалось

выровнять дыхание.

– Я просто понадеялась, – я облизала губы, молча умоляя его не отводить

от меня взгляд. – Извини. Кажется, у меня поломался речевой фильтр.

На его губах заиграла еле уловимая улыбка.

– Ты так говоришь, что можно подумать, будто он сломался только

сейчас.

Не знаю, как, но из-за его шутки – как и великодушия – из меня

посыпались и остальные мысли:

– Я понимаю, что сегодня мы просто играли. Но за последние несколько

дней я была открыта к происходящему между нами. Оно перегружено

ожиданиями, и изменить это нереально, но я не хочу, чтобы ты решил, будто

мне неприятно разделить с тобой эту кровать, – помолчав немного, я открыла

рот, чтобы продолжить, но остановила себя и дала ему возможность

ответить.

Похоже, Дженсен не ожидал, что после моей такой короткой речи

наступит пауза, потому что какое-то время он выжидающе смотрел на меня.

– Не жди, – прошептала я, сев на кровать, и подползла к изголовью. – Я

все. Пока что.

Дженсен медленно подошел ко мне и сел на самый край.

– Я тоже думал об этом. Еще до появлении Бекки.

– Правда?

Он кивнул.

– Ну конечно. Ты красивая и всего на половину раздражающая, чем я

думал поначалу.

Я хохотнула.

– Ты считаешь меня красивой?

– Я считаю тебя сногсшибательной.

Покусывая губу, я наблюдала за ним. По его лицу медленно скользнула

улыбка, и он наконец спросил:

– А меня ты считаешь красивым?

Потянувшись за спину, я вытащила подушку и кинула в него.

– Я считаю тебя сногсшибательным, – я повторила его слова и выпалила

остальное: – Ты мне нравишься.

Дженсен рассмеялся, и его глаза засверкали.

– Ты мне тоже.

И тут заработал знаменитый болтливый рот Пиппы Кокс:

– До нашей поездки я никогда не была на правильной винодельне. Моя

подруга Люси несколько лет назад устроила вечеринку. Предполагался

элегантный вечер – вино и сыр – но как там говорят? Невозможно из дерьма

сделать конфетку? Ну вот. Мы просто не тот контингент. Тот вечер я помню

смутно: винные пятна на ковре, целующиеся люди по углам, отчего было

довольно неловко, правда. Выскочивший в патио голый Джонни Триптон,

размахивающий бразильским флагом. Люси вырубилась на кухне прямо на

полу, и все просто… переступали через нее, когда входили подлить себе

вина. Я проснулась с голубыми волосами – я часто красила их в ярко-рыжий, иногда даже в розовый, но в голубой никогда – и поклялась, что к вину не

притронусь до скончания времен. Ну, до прошлого уикенда, как выяснилось,

– я улыбнулась ему. – Как по мне, эта поездка намного лучше того винного

кутежа, а сегодняшний день принес в миллион раз больше удовольствия, чем

я ожидала.

В этот момент мультяшная версия Дженсена должна оказаться со

взъерошенными волосами и вытаращенными глазами.

– Ты совершенно не похожа ни на кого другого.

– Это хорошо или плохо?

Он засмеялся.

– Думаю, хорошо.

– Думаешь, значит?

– Думаю.

Подавив нервозность, я спросила:

– Ты собираешься спать со мной в этой кровати?

Дженсен пожал плечами.

– Я бы не хотел заходить так далеко. Если мы вместе окажемся в этой

кровати…

Его намек был очевиден.

– Думаешь, если мы ляжем в одну кровать, то, возможно, займемся

сексом?

Изучая меня взглядом, он кивнул.

– Возможно.

Я едва могла двигаться – так сильно мне трясло.

– А ты хочешь секса? – спросила я и тут же посмеялась над собой. – Я

имею в виду, не то чтобы мы… Просто сегодня, когда ты поцеловал меня,

это не было похоже на игру на публику.

– Я люблю секс, – с низким рыком ответил он. – И, конечно, я его хочу.

Но сегодня был сложный день, и импульсивно заниматься с кем-то сексом

меня не тянет.

– Боже… – я откинула голову на изголовье кровати. – Это невероятно

сексуально, сама не знаю, почему.

– Пиппа.

Я ухмыльнулась.

– Дженсен.

Мое сердце сорвалось на бешеный галоп, когда он подался вперед,

протянул руку и кончиком указательного пальца прикоснулся к моей нижней

губе.

– А тебе нравится секс? – шепотом спросил он.

Ох. Ну ни фига себе.

– Да.

Дженсен небрежно взмахнул рукой.

– Я принял к сведению, – он сел прямо и отвел взгляд, будто разговор

окончен, но когда начал вставать, я заметила хитрую улыбку.

– Вот засранец, – я со смехом наклонилась и стукнула его по плечу. Он

поймал мою руку и прижал ее к месту, под которым громко стучало его

сердце.

Эта игривая улыбка сползла с его лица, и внезапно он стал выглядеть

очень ранимо.

– Не торопи меня, – тихо сказал он.

– Не буду.

Дженсен не отпускал мой взгляд, и чем дольше мы смотрели друг другу

в глаза, тем более очевидным становился подтекст его слов.

– Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм? – предложила я. – Внезапно

я готова посочувствовать любой проститутке, которая не знает, как сдвинуть

дело с мертвой точки.

Он уставился на меня, сбитый с толку, потом рассмеялся и покачал

головой.

– Не знаю, может ли кто-нибудь предсказать, что именно ты ляпнешь в

следующую секунду?

– Я хочу сказать, что мне все равно, чем мы будем заняты. Хочу, чтобы

ты лег здесь и расслабился, – я и правда просто хотела, чтобы он был рядом, такой сильный и теплый, и удобно устроился рядом. В этой поездке впереди

было полторы недели вместе. И я могла бы довести дело до секса.

Но с Дженсеном это было не просто про секс, что немного пугало.

Он наклонился за пультом, включил телевизор и начал переключать

каналы.

Наш откровенный разговор должен был ослабить напряжение, но оно

осталось, особенно когда Дженсен выбрал «Славных парней» и повернулся

ко мне, сидящей на кровати скрестив ноги.

– Пойдет? – спросил он.

– Почти самое начало, – кивнув, ответила я. – И я люблю этот фильм.

Еле заметно кивнув, он положил пульт на тумбочку и после минутного

колебания снял футболку.

– О черт, – прошептала я. За одно стремительное мгновение у меня в

памяти запечатлелись очертания верхней части его тела, и поверьте мне –

там было на что полюбоваться.

Он прижал футболку к груди.

– Ничего? Тут очень жарко и нет вентилятора. А я привык спать с

вентилятором.

– Нормально, – махнула рукой я, не глядя на него. Его грудь –

исчерченная мышцами карта с идеальным количеством волос, заставляющая

меня ярче ощущать присутствие рядом со мной чертового мужика.

Он откинул одеяло, и мы осторожно, чтобы не прикасаться друг к другу,

забрались под него. Это какое-то упражнение на управление безумием:

рядом со мной на кровати лежал Дженсен в одних шортах.

Но потом под одеялом он прикоснулся своей ногой к моему бедру –

теплой, с мягкими волосками – и со смешком притянул меня к себе и

положил мою голову себе на грудь.

– Нам не обязательно вести себя так странно, – шепотом проговорил он.

Кивнув, я провела рукой по его животу и почувствовала, как он напрягся

от моего прикосновения.

– Ладно.

– Спасибо тебе еще раз за сегодняшнее.

Я слышала, как билось его сердце, и чувствовала, как вздымалась и

опадала от дыхания грудная клетка.

– Пожалуйста, – ответила я и, помявшись немного, добавила: – Думаю,

именно это я пыталась сказать тебе чуть раньше. Что это весело. И просто.

Смех Джесена эхом прогудел у меня в ушах.

– Согласен.

Пока мы смотрели фильм, он водил рукой вверх-вниз по моему плечу. И

каким-то образом я догадывалась, что на экран мы оба внимания не

обращали.

Мне нравился запах его дезодоранта и мыла, но еще больше мне

понравился запах его пота под ними. Дженсен был просто нереально теплый; длинные и твердые руки и ноги, упругая и мягкая кожа. Закрыв глаза, я

лицом прижалась к его шее. Осторожно скользнула ногой вверх и положила

ее поверх его. Это означало, что его бедро оказалось у меня между ног.

Дженсен затаил дыхание – из-за чего в номере повисла тяжелая и

выжидающая чего-то тишина – не переставая гладить меня по руке.

Потом наконец сделал долгий и точно выверенный выдох.

У него стоит? Да? Это потому, что моя нога лежит так близко к его

члену, грудь прижата к боку, а рот всего в паре сантиметрах от загорелой

кожи его груди?

Я была так взвинчена, так отчаянно жаждала высвобождения, более

близкого контакта и его самого, что закрыла глаза и сосредоточилась на

собственном дыхании. Выдох. Вдох. Но с каждым вдохом я все больше

ощущала его аромат, а каждое нежное прикосновение его руки намекало мне, насколько внимателен он в любви. Внезапно всего этого стало слишком

много – и мне пришлось отгородиться от всего, кроме ощущений входящего

и выходящего из моих легких воздуха.

Обрадовавшись сонливости, я почувствовала, как начала отключаться.

Отчасти я волновалась, что не смогу уснуть всю ночь, постоянно ощущая

присутствие этого сексуального мужчины рядом с собой. Но от ритма его

поглаживаний по моей руке волнение испарилось.

***

Меня разбудило собственное возбуждение и воспоминание о его

спускавшихся по моей шее губах и теплых руках, скользнувших под мою

хлопковую майку. Между ног ныло как никогда, нуждаясь в освобождении.

Но оказалось, что это не воспоминание.

Дженсен на самом лежал рядом со мной, прижавшись грудью к моей

спине, и поцелуями спускался от моего уха вниз по шее.

Удивленно охнув, я подалась назад и ягодицами почувствовала его член

– твердый и готовый. От этого прикосновения он застонал и начал медленно

и ритмично двигаться, прижимаясь ко мне.

– Привет, – прошептала я.

Он провел зубами по моей шее, и чуть не закричала от ответных

ощущений.

– Привет.

В номере было темно. Телевизор выключен, а свет потушен. Я

инстинктивно взглянула на часы. Почти три ночи.

Протянув руку назад, я запустила пальцы в его волосы, удерживая его

лицо на месте – там, где он, приспустив бретель майки, осыпал легкими

укусами мое плечо.

– Я тебя разбудил, – сказал Дженсен, а потом с посасывающим поцелуем

припал к моей шее. – Мне очень жаль.

Потом помолчал.

– Нет. Не жаль.

Развернувшись в его объятиях, я думала, что знала, какими будут его

поцелуи – ведь он меня уже целовал – но этот голод, этот требовательный

рот, эти скользнувшие под майку руки, когда он перекатился на меня я

предвидеть никак не могла. В ответ на посасывающие поцелуи я открыла рот

и впустила его внутрь. Ощущения от скольжения языка, легких покусываний

на губах и вибраций его стонов еще никогда не были такими яркими. Я

обняла его за плечи, скользнула пальцами в волосы, а он уже был там –

между моих ног, подаваясь вперед и назад, и давно бы оказался внутри, если

не проклятая одежда. Я чувствовала его, твердого и настойчивого.

Чувствовала, как головка обжигающе поглаживает меня между ног – то

место, где было горячо от жажды его.

Нагнувшись и задрав мою майку над грудью, Дженсен провел по ней

языком, обхватив ладонями, после чего с удвоенной энергией вернулся к

моему рту, по-прежнему не произнеся ни слова. Он не был болтуном в

постели, но его хриплые стоны, резкие вдохи и дрожащие выдохи заставляли

меня прислушиваться к нему и, царапая его, молча умолять раздеть меня

полностью и войти.

Но на самом деле, мне это было не нужно. Я отчаянно хотела его,

чувствуя, как откликается мое тело на заданный ритм, на то, как он с силой

прижимается там, где мне хотелось его больше всего, и когда я выгнулась

под ним и начала бедрами встречать его толчки, он прошипел:

– Да. Блядь. Да.

Моя майка куда-то исчезла – ну и жарко же тут, а? Наша кожа покрылась

потом, и это усилило скольжение – это восхитительное гладкое трение,

настолько прекрасное, что становилось больно. Каждая точка

соприкосновений наших тел несла электрический заряд, порождала волну

тепла, и сейчас мне ничего другого не хотелось так сильно, как оказаться

голой – везде.

Но еще раз – мне большего не было нужно. Мое тело, пойманное в

ловушку нарастающей ноющей боли, напомнило, что сейчас мне необходимо

только то, что Дженсен уже делает, просто еще, еще и еще, с его поцелуями

и стонами, которые раздавались у меня в голове, словно звук молота по

барабану.

Он двигался идеальнейше правильно, сфокусировавшись на месте, где

ритмично прижимался ко мне. Господи, это осознание чуть не заставило

меня кричать: все решало просто его присутствием рядом. Меня будоражила

даже мысль о нем с другой женщиной – погруженного в требования своего

тела, в их обнаружение. Он так сосредоточен, так ненасытен до

удовольствия.

Как я этого добилась? Как заслужила его внимание? Его желание?

Потрясающе. Правда.

Захлебываясь дыханием, Дженсен ускорился, а понимание, что он был

так же заведен, как и я, и что был готов взорваться, как бомба, толкнуло меня

в ту точку, где мое сознание раскололось надвое – на ощущения и смутное

осознание, что стремительно приближается мой оргазм. Ошалев, я сжала его

ягодицы, притягивая его к себе сильнее, и шепотом произнесла:

– Я близко… Я сейчас кончу…

С усилившейся энергией он начал прижиматься еще сильней, его

быстрое дыхание обжигало кожу моей шеи, и я почувствовала, как меня

скрутило от удовольствия и как меня рассек сокрушительный оргазм,

неистовый и раскаленный добела.

Прижав рот к моей шее и обнажив зубы, он облегченно вскрикнул и

последовал за мной, а его удовольствие разлилось по моему животу.

Боже, в номере наступила оглушающая тишина, нарушаемая только

нашими резкими вдохами и шумными выдохами. Дженсен перестал

двигаться и медленно приподнялся на локтях.

Мои глаза уже привыкли к темноте, и несмотря на то, что на улице была

кромешная тьма, в комнате тускло светили электронные часы и из коридора

лился свет, просачиваясь под дверью. Я видела, как он пристально и

оценивающе на меня смотрел. И это был какой-то весомый взгляд. Правда, я

не знала, хмурился ли он или был безмятежно спокоен.

Протянув руку, Дженсен убрал влажную прядь волос с моего лица.

– Просто не хотел торопиться.

Я пожала плечами, ощущая себя безмерно умиротворенной от сладости в

его голосе.

– Ну да, и мы же не полностью разделись.

– Это больше формальность, – прошептал он и наклонился поцеловать

меня. – Я весь в тебе. А ты во мне.

«Я весь в тебе».

Закрыв глаза, я провела руками по его бедрам и скользнула вниз, между

нашими телами, чтобы прочувствовать влажное тепло его оргазма у себя на

животе, а потом еще ниже – туда, где он лежал – еще твердый – между моих

ног.

– Ну мы тут и устроили, – сказала я.

Он хохотнул, но вышло немного ворчливо.

– Пойдем в душ?

– Тогда точно окажемся голыми, – ответила я. Не то чтобы теперь это

имело значение. Но, может быть… имело для него, даже если совсем чуть-

чуть. Желание сейчас придержать коней означало, что между нами

происходит нечто большее. Нечто, что нам захочется приберечь на потом.

Эта мысль подарила мне крохотную вспышку счастья. – Ты первый. А потом

я.

– Или мы можем спать прямо так, – со смехом сказал он, прижавшись

лицом к моей шее. – Потому что сейчас я пиздец как устал.

– Да. Можем уснуть, – я повернула к нему голову, и он, тоже

повернувшись, медленно меня поцеловал, лениво лаская языком.

– Завтра будет легче притворяться.

Едва сказав это, он напрягся. Я не могла отрицать, что время он выбрал

не вполне подходящее – упомянув свою бывшую жену после нашего почти

секса и оргазма. Но, с другой стороны, я понимала, что он имел в виду. Этот

комментарий – он о нас, о нашей реальности. Правда была в том, что я

британка, он американец. Я жила в Лондоне, он в Бостоне. И почти по

соседству был номер его бывшей жены. Учитывая то, как очарована она была

сегодня Дженсеном и как тяжело ей было оторвать от него свой виноватый

взгляд, я бы не удивилась, что она подслушивала за нами минуту назад.

В темноте спросить его было легче:

– Как тебе вообще сегодня? На самом деле.

Он скатился, но потянул меня за собой, чтобы мы легли на бок лицом

друг к другу, и положил руку мне на бедро.

– На самом деле? Не так уж и плохо, – ответил он и подался вперед,

чтобы поцеловать меня. – Что неожиданно. Думаю, что это твоя заслуга. Как

и злости Зигги с Уиллом за меня.

Я кивнула.

– Да. Согласна.

– И еще помог ее брак с этим жутко скучным парнем, – прошептал

Дженсен, словно ему было стыдно открыто в этом признаваться. –

Естественно, я взял на себя часть вины за наш разрыв. Но что если… я

абсолютно в нем не виноват.

– Так значит, мы будем придерживаться легенды? – спросила я.

Дженсен тихо кашлянул и пожал плечами.

– Рассказывать ей я не вижу смысла в любом случае. Я не видел ее с того

дня, когда мы подписали документы о разводе. Общих знакомых у нас

больше нет. И рассказать ей сейчас означает лишь ранить ее чувства.

– Я восхищена, что даже после всего ты не хочешь ранить ее чувства.

Дженсен помолчал немного.

– Бекки закончила наши отношения так чудовищно, так инфантильно. Но

она не старалась специально быть такой ужасной.

– Она просто такой и была, – еле сдерживая смех, заметила я.

– Она была молода, – словно желая объяснить, сказал он. – Хотя не

припомню, чтобы Бекки была такой…

– Скучной? – предложила я.

Он снова кашлянул – этот звук выражал скептицизм.

– Ну… да.

– Никто не интересен в свои девятнадцать.

– Некоторые – наоборот, – возразил он.

– Я точно не была особо интересной. Я была одержима блесками для губ

и сексом. На «чердачке» была пыль и запустение.

Дженсен покачал головой и провел рукой вверх от моего бедра к талии.

– Ты же изучала математику.

– Для этого большого ума не надо, – ответила я. – Берешь и учишь.

Математические способности не обязательно делают тебя интересной.

Просто ты легко управляешься с цифрами, а на выходе это приводит к

проблемам с людьми, если судить по моему опыту.

– Я не вижу у тебя каких-то проблем с людьми.

Я оставила эту мысль без комментариев, гадая, считает ли он ее смешной

или удивительной – учитывая наше с ним знакомство.

Спустя пару секунд Дженсен ухмыльнулся.

– Ну, разве что не брать в расчет то, как ты хлопнула шампанского и

рыгнула в самолете.

Десять

Дженсен

Я проснулся от какого-то звука справа и приподнялся на локте.

Одеяло сползло к бедрам, и Пиппа перевела взгляд с моего лица вниз,

потом снова вернулась к лицу. Ее щеки порозовели, и, думаю, я прекрасно

знаю причину.

Где-то посреди ночи я снял шорты после нашего… обмена

удовольствием.

И этим утром она впервые увидела меня голым.

– Уже встала, – произнес я еще хриплым ото сна голосом. Протерев

глаза, я увидел, что Пиппа уже надела леггинсы и футболку и убрала волосы

в растрепанный пучок. Сев на кровать, она надела яркие разноцветные

кроссовки. – И оделась.

Впервые за этот отпуск мне не хотелось выскакивать из постели. Я хотел

побыть с ней под одеялом, утонув в ее тепле.

– Ага. Извини, – прошептала она. – Я старалась не разбудить тебя.

– А ты куда? – меня охватило беспокойство. Она что, просто так

собиралась уйти?

Помявшись, Пиппа ответила:

– На йогу с Бекки.

Полностью сев, я, прищурившись, посмотрел на нее.

– Ты же понимаешь, что не обязана идти?

– Понимаю, – кивая, сказала она. – Но ведь я договорилась.

Она посмотрела вниз на свою обувь, но я знал, что тут было что-то еще.

– И? – спросил я.

– И-и-и… – протянула она. – Мне нужно немного подумать. Ты первый

мужчина, рядом с которым я проснулась после Марка… И это впервые за

долгое время.

Свесив ноги с кровати, я притянул одеяло себе на колени и наклонился,

опершись на локти.

– Понятно.

– Мне понравилось, – заверила она тихим голосом, глядя на меня. –

Делать что-то, чего обычно не делала.

Потянувшись вперед, я взял ее за руку. Она была прохладной, словно она

вымыла руки, прежде чем прийти сюда и обуваться.

Кусая губы, Пиппа внимательно вглядывалась в мое лицо.

– По шкале нервозности от ленивца до Вуди Аллена ты в какой точке?

Рассмеявшись, я ответил:

– Где-то между ленивцем и старым медлительным псом.

– Ой, – кажется, мой ответ ее удивил. – Ладно. С этим справиться я могу.

В груди у меня что-то сжалось.

– Слушай. Давай заключим соглашение.

Опустившись на колени, она подползла ближе.

– Хорошо.

– Давай просто получать удовольствие, – сказал я, глядя на наши руки.

Ее светлая и гладкая и моя загорелая. На тыльной стороне ее ладони

сплелись вены и сухожилия – она такая сильная. – У нас впереди полторы

недели вместе. Ты живешь в Лондоне, я в Бостоне. И до этого момента

поездка была…

– Сумасшедшей, – улыбаясь, подсказала Пиппа. – Хорошей. Не похожей

ни на что другое.

– Все это, вместе взятое, – кивнув, согласился я. – Так что пусть у нас

будет соглашение, что мы тут партнеры. Я хочу сделать твой отпуск

идеальным.

– Я тоже хочу сделать твой отпуск идеальным, – Пиппа наклонилась и

поцеловала мое запястье.

– И если ты решишь, что в этой поездке хочешь быть без пары… – начал

я.

– Я тебе скажу. И от тебя жду того же, – быстро добавила она, а потом

прижалась щекой к моей руке. – Мне нравится этот план.

– Ну так как, ты уверена, что не хочешь вернуться в кровать? – я

притянул ее ближе, между своих ног.

Но она отказалась, хотя оглядела перед этим мою грудь, живот и бедра.

– Мне нужно… на йогу.

Я медленно выдохнул.

– Ну да. Где вы будете?

– Мы решили обойтись без пара и заняться на лужайке.

– Ты раньше когда-нибудь занималась йогой?

Пиппа помотала головой.

– Ни разу в жизни. Но там же надо наклоняться и ноги задирать. Разве

это трудно?

Я рассмеялся.

– Как бы то ни было, Бекки старается, – тихо сказала она, и выражение ее

лица вновь стало нейтральным. – И мне, твоей жене, ответить на ее попытки

намного легче.

– Ты меня защищаешь? – ухмыльнувшись, спросил я.

– Возможно.

Я хохотнул.

– Кто бы мог подумать, что ты – мудрый миротворец?

Пиппа подалась вперед и поцеловала меня в подбородок.

– Увидимся за завтраком.

***

Надев джинсы и свитер, я спустился вниз и налил себе кофе из

кофейника рядом со стойкой регистрации, после чего вышел на заднее

крыльцо. Над землей клубился густой туман, было холодно, но все равно

очень красиво. Зеленая трава, деревья и пышные холмы казались

подсвеченными под покрывалом густых облаков. Немного в стороне от

широких ступеней крыльца, левее от дома, на ровной лужайке на ковриках, один из которых, как я предполагал, принадлежал Кэму, занимались Бекки с

Пиппой.

Наблюдая за ними, я сделал глоток кофе.

Подтянутое тело Пиппы, видимо, было результатом хорошей генетики и

повышенной энергичности, а не занятий спортом. Даже делая простые

движения, она выглядела неуверенной в себе и неустойчивой, пританцовывая

и безостановочно болтая.

Позади меня скрипнула дверь. На крыльцо вышла Зигги и, обхватив

ладонями горячую чашку, села рядом со мной на ступеньку.

– Господи, чем это она занята? – поинтересовалась она еще скрипучим

ото сна голосом.

– Йогой.

– Это йога?

– Версия Пиппы, ясное дело.

– Ого. Да еще и с Бекки. Ей нужно было сказать ей проваливать куда

подальше.

Я улыбнулся, не отнимая чашку от губ.

– Как видишь, Пиппа верна своему слову.

Бекки выпрямилась, проинструктировала Пиппу насчет чего-то, что не

было слышно, и потом я наблюдал, как Пиппа наклонилась, чтобы пальцами

рук коснуться стопы, при этом подняв вверх и выпрямив одну ногу. Она

была раз в восемь менее гибкая, чем Бекки.

Она выглядела нелепо.

И просто потрясающе.

Зиггс фыркнула.

– Пиппа так смешно переворачивается. Она словно малышка Аннабель

на йоге.

Бекки показала, что должна была сделать Пиппа, а потом сделала

усложненный вариант Собаки Мордой Вниз, от которого Пиппа чуть не

шмякнулась на землю.

– Думаю, Бекки впечатлена, – заметил я, качая головой, когда Пиппа с

хохотом упала.

– В смысле?

– Пиппа сказала, та очень хотела ознакомиться с особой британской

йогой.

Моя сестра прищурилась, пока более внимательно изучала их взглядом.

– Так странно, – сказала она. – Но я даже не беспокоюсь о способности

Пиппы позаботиться о себе.

– Бекки тут не злодейка, – сухо ответил я. – И они не сражаются на

мечах. Это просто йога.

– Это да, – со смехом согласилась Зигги. – Но просто вы вдвоем

сочинили такую многоходовку, а теперь эта еще якобы йога, хотя создается

впечатление… что Пиппа готова чуть ли не на что угодно. Мне нравится это

в ней.

Лежа на спине, они закинули ноги за голову, что, судя по моим

обрывочным занятиями йогой, должно было походить на Халасану.

Я услышал вскрик Пиппы и ее звонкий смех, когда сползла ее футболка

и обнажила большую часть спины и живота.

– А у нее красивое тело, – пробормотала Зигги.

– Согласен.

Я почувствовал, как моя сестра повернулась в мою сторону.

– И вы с ней…

– Не совсем.

– Но почти? – ее вопрос прозвучал как надежда.

Я встретился с ней взглядом.

– Я не собираюсь обсуждать это с тобой.

Она ответила мне улыбкой.

– Она мне нравится.

Где-то в животе поселилось беспокойство. Мне тоже нравилась Пиппа.

Проблема была в неосуществимости всего этого.

Отбросив эти мысли в сторону, я вернулся вниманием туда, где мои

жены – фиктивная и бывшая – занимались йогой. Встав прямо, отведя ногу

назад и согнув ее в колене, при этом подхватив стопу рукой, а другую руку

вытянув перед собой – кажется, эта асана называлась Натараджасана – Пиппа

повалилась лицом вперед, в полете изобразив неуклюжее полусальто.

Перекатившись на спину, она хохотала, схватившись за живот. Бекки

выпрямилась и посмотрела на Пиппу с удивленной улыбкой.

Было более чем очевидно, что обман раскрылся: Пиппе до йога было, как

до небес.

***

– У нас Ханной будут красные, – пару часов спустя объясняла мне

правила Пиппа. – А у вас с Уиллом – синие шары, – похихикав над

собственными словами – а я насмешливо и терпеливо выдержал ее взгляд –

она взяла небольшой желтый шар. – Это паллино, – положив его в мою

протянутую ладонь, она добавила: – Брось его за центральную линию, но не

дальше четырехфутовой, – Пиппа показала на пятую белую линию на траве,

– вон той, там.

Невероятно, но факт: на холмистой лужайке рядом с отелем мы играли в

бочче. После йоги Пиппа (с Бекки и Кэмом на хвосте) повела нас на бранч с

мимозой.

Хотя со вчерашнего вечера все еще ощущалась напряженность, а я

твердо был намерен избегать всяческих драм, казалось, Бекки не знала, куда

смотреть и в итоге молча ковырялась вилкой в своей тарелке.

Проблема была не столько в том, что разговор складывался какой-то

неестественный – у нас буквально не было ни единой общей темы для

разговора, выходящего за рамки ничего не значащей светской беседы. Плюс

ко всему я совершенно не хотел наверстывать упущенное и интересоваться, чем она занималась в эти шесть лет.

Я изучал Бекки брошенными украдкой взглядами. Я немного рассказал о

ней вчера Пиппе, но всегда ли она была такой – тихой и сливающейся с

фоном? Я пытался понять, не показалось ли мне, потому что ситуация

реально странная, и она тут в роли нежеланной лишней… но просто если не

брать во внимание ее вчерашние нелепые слезы, Бекки вроде бы оставалась

прежней Бекки.

У нас оставалось два часа перед экскурсией на винодельню, и вместо

того чтобы отправиться наверх для неторопливого душа – как предложил я –

Пиппа с Зигги бросили нам с Уиллом вызов в бочче.

Взяв у Пиппы шар, я подошел к полю для игры.

– Да, мэм.

– Только не налажай, – быстро добавила она.

Моя сестра рядом со мной хихикнула.

– Это очень важно, – громко сказала Пиппа, когда я вытянул руку для

броска. – Мужчины против женщин. Ты не захочешь плохо выступить.

Остановившись, я оглянулся на нее через плечо.

– Сомневаюсь, что мое сегодняшнее выступление было проблемой.

Зигги застонала, а Пиппа улыбнулась.

– Да, но если ты вспомнишь, именно мне было удобней

взаимодействовать с шарами, так что…

Зигги протестующе закричала, когда ее подняли и отнесли в сторону,

после чего большая ладонь зажала Пиппе рот. Обхватив ее за талию, Уилл

оттащил подальше и ее.

– Я позабочусь о помехах, – заверил он с хохотом. – Давай, Дженс,

бросай.

Повернувшись к полю для бочче, я аккуратно бросил шар на траву.

Прокатившись, тот остановился буквально в нескольких сантиметрах от

четырехфутовой линии: чистейший бросок.

Пиппа пиналась и извивалась у Уилла в руках, а когда высвободилась,

подошла и взяла первый красный шар.

– А теперь леди продемонстрируют вам, как это правильно делается.

– Это же по сути шаффлборд? – прикинув правила, спросил я. – Только в

этом случае у нас паллино.

– Точно, – ответила Зигги. – Но если в бочче играют хипстеры во время

винных туров, то в шаффлборд – пенсионеры на круизных лайнерах.

– Не только пенсионеры, – возразила Пиппа, наклонившись для броска. –

В моем любимом пабе стоит стол для шаффлборда.

– Это завораживает, – встав рядом с ней, проговорил я ей прямо на ухо, и

она, вздрогнув, притворно сурово посмотрела на меня.

– Уйди.

– Расскажи мне что-нибудь еще про стол для шаффлборда в том пабе, –

шепотом сказал я, чтобы отвлечь ее.

Развернувшись, Пиппа посмотрела на меня своими удивительными

голубыми глазами. Мое сердце замерло, а когда заработало вновь –

пустилось вскачь.

До чего же странное это увлечение.

– Отвлекать у тебя получается просто ужасно, – сказала она.

– Да неужели?

Пиппа сделала шаг вперед к полю и бросила шар, в то время как я

спокойно проговорил:

– Я всем членом все еще ощущаю твое тепло.

Шар пошел по кривой и остановился чуть ли не в миле от нужного

места. Оглянувшись, она шутливо шлепнула меня.

– Так нечестно!

Поймав ее руку, я прижался к ее спине, мягко удерживая обе ее руки.

– Ужасно, значит, да?

Уилл взял синий шар и, подбросив его в руке, подошел ближе, чтобы

сделать свой бросок.

– Вы оба просто чудо.

Он произнес это как ни в чем не бывало и не видел, как эти слова

повлияли на Пиппу – она обеспокоенно посмотрела на меня через плечо и

шагнула из моих объятий.

Инстинктивно предоставляя мне пространство.

Время было совершенно не подходящим. Когда Пиппа повернулась ко

мне лицом, она посмотрела мне за спину и уже без энтузиазма сказала:

– Бекки.

– Что?

Приподняв подбородок, она повторила:

– Бекки. Она идет сюда.

Я обернулся с улыбкой на лице.

– Привет, Бекс.

Бекки вздрогнула.

– Ты меня так сто лет не называл.

– Я тебя сто лет и не видел.

Эти слова оказались ударом по больному, и она поморщилась.

– Я пришла спросить, не хотите ли вы поехать на экскурсию чуть

раньше. Машина уже ждет.

– Я еще не принимала душ, – сказала Пиппа. – Но я быстро.

– Ладно, – ответила Бекки, по-прежнему изучая меня взглядом. –

Конечно.

Пиппа обошла Бекки, не спуская с нее глаз, и направилась в отель.

– Тебе тоже нужно в душ? – оглядев меня с ног до головы и

задержавшись взглядом на отросшей щетине, спросила Бекки.

– Да, наверное. Я собирался подняться с ней.

– Я просто подумала, может, мы сможем недолго поговорить?

Я посмотрел Бекки за спину, туда, где Пиппа уже вошла в здание отеля.

– Бекки, – мягко произнес я, чувствуя, как Уилл с Зигги стоят в

нескольких шагах и делают вид, что не слушают. – Сейчас не время.

***

– О чем она хотела поговорить? – поинтересовалась Пиппа, застегивая

блузку снизу вверх.

До свидания, прекрасная грудь.

– Дженсен?

Я перевел взгляд на ее лицо.

– М?

– Я спросила тебя, о чем хотела поговорить Бекки, – посмеиваясь,

сказала она.

– А, – я пожал плечами и принялся вытирать полотенцем мокрые волосы.

К моему великому сожалению, душ мы приняли порознь. – Понятия не имею.

Может, что Кэм готов продать нам дом нашей мечты.

Пиппа скептически хмыкнула и надела черные брюки. Они были очень

обтягивающими, а блузка почти прозрачной.

– Судя по его энтузиазму насчет грядущих комиссионных, Бэкон Хилл

должен быть крутым местом.

– Ты в этом собираешься ходить? – показав подбородком, спросил я.

Пиппа оглядела себя.

– Ну, вообще-то, да. Еще обуюсь во что-нибудь. А что?

Например, то, что видна твоя грудь.

– Да так, ничего.

Она провела руками по животу, неуверенно на меня поглядывая. А

потом скрипнула зубами.

– Если решил меня проконсультировать насчет того, как я одеваюсь, то

ты совершенно не понимаешь, как это на самом деле надо делать.

Я со смехом встал.

– Мне нравится. Просто лифчик виден.

– И? – наклонив голову, спросила она.

– И, – повторил я, – благодаря этому я только и думаю, что о твоих

сиськах.

Пиппа наклонилась, чтобы обуться.

– Уровень твоего развития оказался куда ниже, чем я раньше думала.

***

Мы сели в машину последними, расположились на первом ряду и каким-

то образом умудрились запутаться в ремнях безопасности. Я не понял, как

это получилось, но Пиппа оказалась с обернутым вокруг шеи ремнем, и чуть

не оторвала им себе пуговицу на блузке. А застежка зацепилась за мой

карман.

Пока я нас распутывал, она задумчиво смотрела на меня.

– Пожалуй, подписываться на игры со связыванием с тобой не стоит.

В салоне настала тишина, и, снимая ремень с ее шеи, я обернулся на

остальных пассажиров.

– Мы не одни, да? – театральным шепотом спросила она.

– Ага, не одни, – ответил я. – И они с любопытством глазеют на тебя

сейчас.

– С налетом испуга, – сухо добавил Найл.

Пиппа посмотрела на всех в зеркало заднего вида.

– И это я еще трезвая! Цените свою удачу.

С переднего сидения обернулся Уилл.

– Сегодня у вас обоих будут неприятности?

– Вполне возможно, – уверил его я. – Как твоя головная боль?

Он засмеялся и отвернулся.

– Потихоньку уменьшается.

– Вы вчера допоздна гуляли? – спросила Бекки прямо у меня за спиной.

– Кажется, до полуночи, – предположила Руби.

Кэм подался вперед.

– А вы где были?

– В винном баре в отеле, – ответил Найл.

Повисла тяжелая тишина.

– Мы не видели, как вы ушли, – сказала Бекки. Сидя рядом со мной,

Пиппа застыла, и я положил руку ей на бедро, давая понять, что отвечать не

обязательно.

– От караоке было так шумно, – с улыбкой в голосе сказала Зигги, – а от

пива меня всегда клонит в сон.

– Мы тут недалеко нашли одну симпатичную выставку, – заговорила

Эллен. – Там такие красивые авторские работы, если кому-нибудь интересно, присоединяйтесь к нам сегодня попозже.

Наступившая тишина была почти болезненной. Зная о чувстве долга

Пиппы, я взглянул на нее и заметил, как она прилагает максимум усилий,

чтобы не принять приглашение. Я сильней сжал руку на ее бедре, и, подняв

на меня взгляд, она вяло улыбнулась.

– Звучит интересно, – дипломатично заметил Найл, – но у нас уже есть

бронь на поздний ланч.

– Я получил очередное сообщение от Беннетта, – объявил Уилл, в двух

словах пояснив ситуацию присутствующим, прежде чем прочитать вслух: –

«Утром Хлои погладила мою рубашку. Она уже была отглажена в

химчистке, но Хлои сказала, что они плохо постарались. Вы

внимательно прочитали? Она гладила. Мою рубашку».

– Тут вроде нет ничего такого, – сказала Пиппа. – Странно, но вполне

себе в здравом уме.

– Ты не знаешь Прежнюю Хлои, – пояснил Уилл. – Прежняя Хлои

спалила бы рубашку Беннетта, даже не взяв в руки утюг.

У меня в кармане завибрировал телефон. Почтовые уведомления я

отключил, поэтому понятия не имел, кто это мог быть. Вытащив его, я

увидел смс от своей сестры.

«Хрень какая-то. Я хочу послушать смс от Беннетта в нашем кругу,

без посторонних. Хочу назад нашу маленькую компашку».

Я быстро написал в ответ:

«Видимо, групповые экскурсии нам не подходят».

«Что там с грустняшкой-Бекки?»

«Без понятия», – ответил я.

Плевать, – не добавил я.

***

Конечно же, во время экскурсии Бекки снова подошла ко мне с просьбой

поговорить.

Я выпустил руку Пиппы, и когда моя фиктивная жена, подбадривающе

кивнув, отошла в сторону, шагнул в тень дубовых бочек.

– Я рада тебя видеть, – начала Бекки.

Я кивнул, но не соглашаясь.

– Прошло немало времени.

– Мне очень нравится Пиппа.

У меня в животе все сжалось. Мне она тоже очень нравилась.

– Кэм кажется… замечательным. Мои поздравления.

– Спасибо.

– И спасибо тебе, что утром позанималась с ней йогой, – с улыбкой

сказал я. – Ее так и тянет на приключения.

– Я и понятия не имела, что она не делала такое раньше.

– Уверен, она часто занималась йогой. Просто в своем воображении.

Мы оба вежливо – и смущенно – посмеялись, после чего Бекки

посмотрела в сторону и глубоко вздохнула. И прежде чем она начала

говорить, прежде чем произнесла хотя бы ползвука, мне уже хотелось

закончить этот разговор.

– Послушай, – сказал я, – я не думаю, что мы должны это делать.

– Ты не думаешь… что нам стоит поговорить? – спросила она.

Даже спустя шесть лет лицо Бекки было настолько знакомым. Большие

карие глаза, темно-каштановые волосы. Бекки всегда можно было описать

словом «милая» – она всегда была миниатюрной, жизнерадостной и (если не

брать во внимание эту поездку) с неизменной улыбкой на лице. Даже

больше, чем просто милая – она была красивой. Просто у нее не было

крепкого стержня внутри.

– Прямо сейчас? Нет, не стоит, – честно ответил я. – Не во время первого

отпуска за много лет.

Слегка сжав ее плечо, я подошел к нашим и обнял Пиппу за талию. Моя

сестра встретилась со мной взглядом, а потом посмотрела в сторону Бекки, которая вернулась к Кэму, расстроенно хмурясь. Покачав головой, я

попытался дать ей понять, что все в порядке, но Зиггс была полна

решимости.

Кивнув, она отделилась от группы и побежала в лобби винодельни.

Спустя десять минут она догнала нас с корзиной для пикника в руках и

торжествующей улыбкой на лице.

– Пошли.

***

Стоило догадаться, что пойдет дождь.

– Никогда не доверяй голубому небу в октябре, – изрекла Зигги, бросив

попытки распаковать промокший сэндвич, и положила его обратно в

корзину. Мы сели под большим дубом, который по большей части укрыл нас

от дождя, но время от времени с веток капало.

– Это что еще за народная примета? – поинтересовался Уилл, мягко взяв

ее за подбородок. По его лицу стекала вода и капала с кончика носа, но, казалось, его это не беспокоило. – Никогда не слышал о такой.

– Только что придумала.

– Тут непривычно тепло, – запрокинув голову, заметила Пиппа. Увидев,

что все готовы возразить, она добавила: – Точно вам говорю. В Лондоне во

время дождя настолько холодно, что чувствуешь себя как в болоте.

– О да, – согласилась Руби. – Я из Сан-Диего и всегда думала, что люблю

дождь. Но уже нет.

Несмотря на это никто из нас не был сильно против дождя – не

настолько, чтобы сбежать с поляны, обрамленной по-осеннему яркими

кустарниками и еще плодоносящими поздними яблонями.

– Кроме как в Лондоне и Бристоле, я больше нигде не жила, – сказала

Пиппа. – Я всегда буду скучать по мамам, но не уверена, что мне будет не

хватать Лондона. Может быть, мне нужно отправиться в путешествие. В

Мьянму, например. Или в Сингапур.

– Переезжай сюда, – лежа головой на коленях у Уилла, предложила моя

сестра.

– Прямо сейчас это звучит просто обалденно. Мне кажется, что дело в

текущем настроении – в Лондоне меня ждет изменивший бывший и унылая

работа, да и во время отпуска нас всегда тянет на приключения – но да, я

правда думаю, что мне бы понравилось в Штатах.

Приподнявшись на локте, Зигги заговорила воодушевленно и вполне

серьезно.

– Ну а почему нет тогда? Переезжай, и все!

– Это не так просто, – тихо заметил Найл. – Найти работу, получить

визу…

– Я просто хочу сказать, – начала Зигги и вытерла капли дождя с лица, –

что у меня есть знакомства в инженерной сфере, если тебе интересно.

Моя сестра продолжила что-то говорить про международный обмен

сотрудников и с кем именно знакома, но я перестал вслушиваться и вместо

этого начал наблюдать за Пиппой. Она являла собой такую неожиданную

смесь нежности и дерзости, сфокусированности и небрежности. Внутри нее

словно сражались за право лидерства маленькая девочка и взрослая

женщина.

– Я не знаю, – тихо проговорила Пиппа. – Мне нужно многое понять.

Ливень усилился, все больше просачиваясь сквозь листья, и мы больше

не чувствовали себя в убежище. Совсем скоро нас зальет.

– Народ, – сказала моя сестра и начала собирать мусор в корзину. –

Знаю, я уже предлагала, но нам нужно сократить эту часть поездки. Мы

должны находиться тут еще в течение двух дней, но ощущение…

– Что в нашем кругу нам все-таки лучше? – предложил Найл.

Все одновременно обернулись на меня. Мне не хотелось быть причиной

раннего отъезда из Коннектикута, но я был не единственным, кто рвался

сбежать. И я сдался.

– Ладно. Вы все правы.

– Больше вина, – провозгласила Пиппа, – и меньше чужаков.

Посмотрев на меня, она со смехом добавила:

– Ну, помимо меня.

Одиннадцать

Пиппа

На душе сразу стало легче, когда мы приняли решение уехать из

Коннектикута. Поскольку реальность оказалась не так хороша, как теория. И

вот, запрыгнув в минивэн, мы направились в Вермонт чуть больше чем на

неделю раньше. В салоне стояла тишина. Как верно сказал Найл, мы

вернулись в свой круг, где кроме нас никого нет.

Звучало просто и легко, правда ведь?

Вот только до этого у нас оставалась одна ночь в отеле и две парочки, от

которых все мы предпочли спрятаться, заказав еду в номера и… хм, да.

Мы с Дженсеном могли бы выйти поесть с риском нарваться на Бекки и

Кэма… или же остаться в номере.

Мы ничего не обсуждали. Никакого плана не было. Просто… все

произошло само собой, и мы вошли в номер, бросили свои вещи и

посмотрели друг на друга.

– Итак, – произнес он.

– Итак.

Изучив мини-бар, он вытащил бутылку шардоне и вопросительно на

меня посмотрел.

– Тебя от вина еще не тошнит? – со смехом спросила я.

– Сомневаюсь, что такое возможно, – достав штопор, ответил он.

Пока он открывал бутылку, необходимости в неловкой трепотне не было.

Он мужчина, привыкший ко вниманию окружающих, привыкший, что все

замолкают, когда он говорит, чтобы услышать его и сделать, как он скажет. Я

наблюдала за тем, как сокращались мышцы на его предплечье, когда он

поворачивал штопор, после чего пробка мягко прошла сквозь горлышко.

– О чем ты думаешь, пока сейчас смотришь на меня? – спросил он,

глянув на меня и взяв вынутую пробку большой ладонью.

– Просто… смотрю.

Дженсен кивнул, будто этого ответа ему вполне достаточно, и я

улыбнулась, поскольку именно так бы и сделал Марк, от чего меня так и

потянуло бы вытрясти из него чуть больший отклик.

Мне было интересно, происходящее между нами – было ли оно

странным для Дженсена? Было ли не значащим абсолютно ничего? Из этой

интрижки не могло вырасти ни бизнес-партнерство, ни романтические

отношения. Поскольку он из тех, кто тратит свои усилия только на то, что

стоит потраченного времени, я решила, что, находясь здесь, ему пришлось

пересмотреть список важных для себя дел, или же я была чем-то вроде

записью на маркерной доске: «отложить принятие решения до 28 октября».

Дженсен меня по-настоящему завораживал.

Он медленно подошел ко мне, протягивая бокал, наполовину

наполненный вином. Но прежде чем я успела поднести его к губам, рядом

оказался он сам, прижавшись губами к моим, приоткрывая их и пробуя на

вкус.

За последние дни все изменилось кардинальным образом: Дженсен

больше не выглядел ошарашенным от собственной реакцией на меня и стал

казаться более уверенным в себе, словно все каким-то образом стало

знакомым, и он восстановил контроль.

Отойдя на шаг, Дженсен кивком показал на бокал у меня в руке и, дав

мне сделать глоток, наклонился снова и слизал с моих губ капли вина.

– Мне нравятся движения твоих губ, – прошептал он, не отодвигаясь и не

отводя взгляд от моего рта. – Когда ты говоришь, не смотреть на них просто

невозможно.

– Все дело в акценте, – я уже слышала об этом. Ни для кого не секрет,

что американским мужчинам нравится наблюдать за тем, как говорят

британские женщины: от того, как именно мы произносим слова, будто ими

и флиртуя.

Но Дженсен покачал головой.

– Они такие розовые, – сказал он. – И пухлые, – наклонившись, он снова

поцеловал меня, а когда отодвинулся, скользнул взглядом вверх до волос. –

Ты говорила, что часто красишь волосы, да?

Он протянул руку и, взяв одну прядь между пальцами, провел ими до

кончиков.

– Бывает.

– Мне нравится, как сейчас. – произнес он, повторив движение и

наблюдая за своими действиями. – Оттенок не рыжий, и не светлый.

Я подозревала, что причина, по которой ему нравился мой оттенок волос,

такая же, по которой мне он как раз и не нравился: это выглядело прилично и

не кричаще. Мои волосы были длинными и вьющимися. Неяркий рыжеватый

блонд, почти светлый каштан – цвет, который не хотелось оставлять не

тронутым. Мне хотелось, чтобы мои волосы всем своим видом

провозглашали: СЕГОДНЯ У МЕНЯ НАСТРОЕНИЕ ДЛЯ РОЗОВОГО.

– Сейчас твои волосы делают глаза еще более голубыми, – продолжил

он, и мои размышления резко остановились. – Губы более розовыми. Делают

тебя слишком идеальной для этой реальности.

Что ж…

Такого мне никто никогда не говорил, и внезапно розовый показался мне

слишком отвлекающим от остального.

– Какой восхитительный комплимент, – широко улыбаясь, ответила я.

Его взгляд отражал мое смешливое настроение, а вот губы по-прежнему

оставались приоткрытыми, словно он пробовал меня в воздухе. Взяв свой

бокал, Дженсен залпом допил вино и, поставив его на столик позади,

развернулся ко мне, явно ожидая от меня того же.

Поэтому я тоже сделала неторопливый глоток.

– Пиппа, – со смехом сказал он и наклонился поцеловать меня в шею.

– Что?

– Допивай свое вино.

– Почему?

Он прижал мою руку к переду своих брюк, чтобы я поняла, почему.

– Я весь день наблюдал за тем, как ты прыгала вокруг в этих

обтягивающих брюках и этой полупрозрачной блузке.

– Ты явно привык видеть женщин одетыми в толстые водолазки и

строгие юбки до колен.

Он рассмеялся.

– Иди сюда.

От осознания происходящего, от того, что мы собирались сделать,

улыбка сползла с моего лица, и он заметил, как это произошло.

– Нам не обязательно это делать, – прошептал он. – Все происходит

довольно быстро, я понимаю.

– Нет… Я хочу это.

Бокал исчез из моей руки и небрежным жестом был поставлен на стол.

Дженсен схватил меня, и через секунду я оказалась на спине с ногами на его

талии, а он надо мной.

Нетерпеливо двигаясь на мне, он нашел мои губы и вместе с

посасывающими поцелуями скользнул языком вглубь. Дженсен застонал и

подтянул мою ногу повыше.

– У меня стояк уже несколько часов.

О боже, я уже только от такого могу кончить.

Вчера ночью именно так и было.

Его член прижат между моих ног, так идеально и правильно, быстрое

горячее дыхание обжигало шею, а поначалу тихие рычащие стоны стали

громче, словно я потянула за воображаемую ниточку на воображаемом

свитере, и тот начал распускаться.

– Я не хочу кончить вот так, – выдавила я. – Я хочу…

Позже мне стоит проверить, разорвана ли моя блузка на куски, или же

она просто где-то порвалась по шву, когда он стащил ее с меня. Одним

решительным рывком Дженсен снял с меня брюки и нижнее белье. Потом

свою рубашку – через голову, не заморачиваясь расстегиванием пуговиц, от

чего спутанные пряди упали ему на лоб.

Лихорадочно снятые брюки, найденный в сумке презерватив и громкий

треск разорванной упаковки.

Звук влажного скольжения по члену, ощущение его рук, устраивающих

меня верхом на нем и придерживающих для меня член…

И когда он оказался внутри, мы оба притихли, ловя ртом воздух и

осознавая этот момент. Он смотрел на мое лицо, а я ощущала себя особенно

обнаженной перед ним – подобного в моем опыте полупьяной возни и суеты

среди простыней не было ни разу. Вся моя предыдущая сексуальная жизнь

казалась… полной противоположностью происходящему, и хотя Марк был

старше Дженсена на несколько лет, он никогда не был таким же уверенным, таким же зрелым, таким же… опытным.

Дженсен схватил меня за бедра, чтобы помочь мне найти ритм, но я

оказалась настолько ошарашенной происходящим, что не могла

сосредоточиться, не могла попасть на нужную мне колею, где меня – как и

его – ждало бы освобождение. Но он все понял: сел подо мной, и, вопреки

своей молчаливой привычке, начал говорить о своих ощущениях, о том,

какая горячая у меня кожа, опустил руку между нашими телами и впервые

коснулся меня там – настойчиво и терпеливо одновременно. Под действием

глупого порыва мне захотелось извиниться за себя; я чувствовала себя

настолько по-идиотски, мое собственное тело оказалось настолько

потерянным от реальности происходящего, что я не могла

сконцентрироваться на удовольствии, но, казалось, его это совершенно не

беспокоило.

Медленно, очень медленно он вернул меня себе, целуя меня, прикасаясь

и без остановки нахваливая, до тех пор пока внутри меня что-то не

щелкнуло, и все вернулось на свои места. Застенчивость и благоговейный

страх трансформировались в погоню за наслаждением – которое оказалось

настолько уничтожающим все вокруг, настолько идеальным, что лишало

дара речи. И мой оргазм пронесся сквозь меня, прежде чем я осознала,

насколько громко и безумно себя вела, вонзив ногти ему в спину и

запрокинув назад голову.

Перекатив меня на спину, Дженсен теперь оказался сверху и, глядя вниз,

на наши тела, снова скользнул внутрь. Взглядом пропутешествовал по моему

телу к лицу и только тогда снова начал двигаться.

– Ты как, хорошо? – шепотом спросил он.

Я кивнула, но на самом деле это было не так. Совершенно не так. Я

чувствовала себя не просто хорошо – я медленно, но верно теряла свой

чертов рассудок.

Это совсем не было похоже на типичную интрижку. Он не случайный

незнакомец, о котором тут же забудешь. Не из тех легкомысленных и не

внушающих доверия. Дженсен был внимательным и чутким, и – мать вашу! –

складывалось впечатление, что проводить время со мной ему было приятней, чем спать, есть или даже налаживать общение с Бекки. Как будто ему больше

ничего и не было нужно.

Но при этом на ограниченный промежуток времени.

Желая каким-то образом запрограммировать его тело своими руками, я

провела ими вниз по выпуклым мышцам спины, по округлой заднице и

двинулась вперед (не переставая ощущать движения его бедер).

Вверх по животу. И по всей груди.

Потом мои руки скользнули вокруг его шеи и притянули его к себе.

Дженсен наклонился ко мне с улыбкой, коротко и сладко поцеловал, а

потом прижался лицом к моей шее и на всю катушку отдался ритму,

необходимому его телу.

Его грудь скользила по моей вверх и вниз, вверх и вниз, горячее дыхание

обдавало мою шею.

Увеличив скорость, он громко застонал, провел рукой по моему телу и

выше поднял мою ногу, чтобы толкнуться еще глубже. Единственное, что я

была в состоянии заметить – это как все превратилось для него из

«приятное» в «необходимое», как его тело достигло точки невозврата, как он

рычал с каждым выдохом и как наконец напрягся под моими

прикосновениями и издал долгий грубый стон.

Этот звук эхом раздавался в моих ушах и туманом оседал вокруг нас.

Секс.

Мы занимались сексом.

Хорошим. Нет, не просто хорошим… настоящим.

И он не скатился с меня, не стал тут же выходить.

Теплыми поцелуями он поднялся с моей шеи ко рту, и, пытаясь при этом

восстановить дыхание, мы молча целовались.

Я не знаю, что делать с таким мужчиной, как Дженсен, в реальной

жизни.

Смогла бы я его впустить в нее? Или дальше своих обычных трепа,

шуток, выпивки и полного хаоса не пошла бы? Да и вообще, взглянул бы он

на меня, с моими волосами всевозможных оттенков, яркой татуировкой и

юбками диких цветов?

Нет, не думаю. Ни при каких иных обстоятельствах такой мужчина, как

Дженсен, посмотрит на такую, как я, больше одного раза. И даже если

ошибалась, я не имела бы не малейшего понятия, что тогда делать с его

вниманием.

***

Проснувшись, я резко села.

В комнате было темно, и я предположила, что еще ночь, но сколько

времени, было непонятно: наверное, Дженсен встал и закрыл шторы, чтобы

создать тепло и уют.

Я-то надеялась, что буду тихо спать, изящно свернувшись рядом с ним

калачиком, как истинная леди. К сожалению, до такого изящества мне очень

далеко.

Вместо этого я разбудила его собственным испуганным пробуждением,

потому что он сел рядом со мной и теплой рукой погладил по спине.

– Ты в порядке? – спросил он.

Я кивнула и потерла ладонями лицо.

– Просто странный сон.

Дженсен прижался губами к моему голому плечу.

– Кошмар?

– Не совсем, – я снова легла и, потянув его за собой, повернулась к нему

лицом. – Я постоянно его вижу. В начале сна я выхожу из своей квартиры.

На мне стильное новое платье, и я чувствую себя в нем очень элегантной. Но

к концу дня замечаю, что платье стало гораздо короче, и нервно одергиваю

его, попутно сомневаясь, можно ли так одеваться на работе. Наконец я

оказываюсь на важном совещании или вхожу в новый кабинет, или – ну ты

понимаешь…

– Да.

– И тут обнаруживаю, что платье уже совсем не платье, а блузка, и ниже

пояса я раздета.

Он засмеялся и наклонился поцеловать меня в нос.

– Ты проснулась, шокированно охнув.

– Это шокирует, знаешь ли – заявиться на работу полуголой.

– Могу себе представить.

– А у тебя бывают повторяющиеся сны?

Дженсен закрыл глаза, чтобы подумать, и тихо застонал от удовольствия,

когда я провела рукой по его волосам. У него самые мягкие волосы на свете, коротко постриженные по бокам и чуть длиннее на макушке. Идеально,

чтобы сжать в кулаке. Думаю, ему бы понравилось.

– Когда у меня якобы конец семестра, и я понимаю, что должен сдать

предмет, который не изучал и на котором даже не появлялся на лекциях.

– Как думаешь, о чем все эти сны? – массируя кожу его головы, спросила

я.

– Ни о чем, – пробормотал он. – Наверное, у всех есть такие.

– Знаешь, ты ведешь себя абсолютно неправильно, – тихо заметила я,

переместив руки с его головы на шею и плечи. – Успокаиваешь после

плохого сна. Обнимаешь. Целуешь меня вот так после первого секса. Так

себя во время интрижки не ведут.

Он пожал плечами под моими прикосновениями, но ничего не сказал.

После довольно долгого молчания я решила, что он заснул, пока он

снова тихо не заговорил:

– Кажется, я не особо хорош в сексе без обязательств. Но я стараюсь.

– Ну, если судить по моим ощущениям, по которым меня будто

оттрахали отбойным молотком, то я бы не сказала, что не особо хорош.

Дженсен издал низкий рычащий звук, эхо которого отдалось в его груди,

и в ответ по моей коже пронесся электрический заряд. Я поуютнее

устроилась рядом с ним, а он обнял меня и притянул ближе.

– Все было хорошо? – скользнув губами по моей шее, спросил он.

– Думаю, ты знаешь, что мне понравилось.

– Не ожидал, что вначале ты так застесняешься, – заметил он.

– Я тоже не ожидала от себя такого, – я тихо застонала, когда его рот

двинулся выше и задержался чуть ниже линии челюсти. – Ты идеальный

любовник.

– Я? – я кожей почувствовала его смешок. – Да я чуть не вырубился, едва

только кончил.

Ощущая гордость, я подняла подбородок.

– А я? Была потрясающей?

– Да, – перекатившись наверх, он внимательно посмотрел на меня. И

задумчиво пробормотал: – Что в тебе такого?

Ответ на этот вопрос казался очевидным:

– Я ем очень много сыра.

Но Дженсен проигнорировал его.

– Ты любишь дурачиться, ты красивая, ты…

– Чуток рехнувшаяся?

Он искренне покачал головой.

– Просто непредсказуемая.

– Может, это потому, что ты ничего в отношении меня не

предсказываешь?

Он непонимающе посмотрел на меня.

– Я имею в виду, – пояснила я, – ты просто делаешь что-то и

наслаждаешься этим.

Наклонившись, чтобы поцеловать меня, Дженсен потянул меня за

нижнюю губу и мягко прикусил ее.

– Просто идеальная девушка на отпуск.

Внутри что-то слегка дернулось – словно в мякоть моих чувств

вонзилась тоненькая иголочка. И дело было не в том, что мне не хотелось бы

быть для него идеальной девушкой на отпуск. Дело как раз в том, что для

меня он был гораздо больше, чем просто парень на отпуск. Он был

изумителен, во многом, правда. Эта поездка поможет ему освежиться, после

чего он пойдет и найдет кого-то, действительно ему подходящего. Не

привыкшую дурачиться, не рехнувшуюся и более предсказуемую. Без

странных пристрастий к сырам. А я уеду домой и постоянно буду сравнивать

всех последующих парней с этим мужчиной, нависшим надо мной сейчас.

Но сейчас я здесь, в этой поездке с людьми, которыми я искренне

восхищаюсь и с кем – если быть честной с самой собой – была бы счастлива

познакомиться пораньше. Хотя не уверена, что я их калибра человек.

Словно читая мои мысли или просто видя мое неуверенное выражение

лица, Дженсен сказал:

– Ты кажешься мне забавным лучшим другом.

Я взглянула на него, отбросив подальше легкое беспокойство,

зародившееся в груди.

– Означает ли это, что я тебе не нравлюсь голой?

Немного сместившись, чтобы я почувствовала его твердую длину между

своих ног, он ответил:

– Уж поверь, ты мне нравишься голой.

Я не была в состоянии должным образом его понять. «Забавный лучший

друг» и отличный секс – в сущности, это все, чего я ожидала от любовника.

Но у Дженсена при этом присутствовал еще и оттенок девушки на отпуск.

– Ты не ходишь на свидания с друзьями? – поинтересовалась я.

– Ну… Мои друзья женского пола – либо моя бывшая жена, либо… Хм,

да, у нас исключительно платонические отношения.

– Как грустно.

Он рассмеялся и поцеловал меня в шею.

– И если я хочу кого-то, то хочу быть с ней, а не оставаться просто

приятелем.

– А с Бекки вы не были друзьями?

Дженсен замер и, немного переместившись в сторону, лег на бок.

– Только не глупи, – сказала я и свернулась калачиком у его груди. – Мы

всего лишь разговариваем.

– Хм… нет, – глядя в потолок, тихо ответил он. – Однажды на втором

курсе мы напились и переспали. И потом это стало само собой

разумеющимся – что мы теперь вместе.

– Но, как я понимаю, тебе нравилось проводить с ней время?

Дженсен пожал плечами.

– Это же Бекки. Она была моей девушкой.

– И с ней было весело?

Он повернулся взглянуть на меня.

– Ага. Было весело.

До чего же странно он делил все по полочкам.

– Кажется, я знаю, почему ты не практикуешь короткие романы, –

сказала я. – Потому что делишь людей на категории. Либо «потенциальная

девушка и, возможно, когда-нибудь жена», либо «просто друг».

– А тебя я не отношу ни к одной из категорий, – ответил он, наконец

улыбнувшись.

– Поэтому и считаешь меня непредсказуемой.

Отодвинувшись, он внимательно рассматривал мое лицо.

– Сколько тебе лет? Думаю, я должен это знать.

– Двадцать шесть.

– Ты говоришь мудрые вещи.

Я усмехнулась в ответ.

– Большую часть времени я чувствую себя форменной идиоткой. Так что

сочту это за комплимент и сберегу, – я сделала вид, будто убрала

воображаемый лист бумаги в воображаемый передний карман.

Наклонившись вперед поцеловать мою руку, он сказал:

– Расскажи мне про своего последнего бойфренда.

– Что, неужели опять хочешь про Марка? – недоверчиво

поинтересовалась я.

Дженсен со смехом помотал головой.

– Извини, но нет, давай про кого-нибудь до него.

– Могу предположить, ты имеешь в виду кого-то, с кем отношения

продлились дольше секса на одну ночь? – засмеявшись еще громче, Дженсен

кивнул, и я продолжила: – Ну ладно тогда. Его звали Александр – и не

вздумай назвать его Алексом, ради бога! – и после трех свиданий он уже

думал о свадьбе.

– Он тебе нравился?

Я немного задумалась. Это было так давно.

– Нравился. Думаю, даже очень. Но на тот момент мне было всего

двадцать четыре.

– И что?

– И то, – я шутливо зарычала на него. – Даже сейчас мне кажется, что я

себя едва знаю. Как я могу поклясться кому-то в вечной верности, если

сомневаюсь, готова ли сохранить преданность этой новой себе?

Он уставился на меня после этих слов, и я подумала, не ослабили ли они

в нем что-то, касающееся Бекки или его самого?

– Ты совсем не хочешь замуж? – медленно, будто обдумывая это,

спросил Дженсен.

– Хочу, – ответила я. – Возможно. Когда-нибудь. Но это не цель. Я не

хочу скитаться по миру, без конца гадая, а не с этим ли мужчиной, мимо

которого я только что прошла, который улыбнулся мне в баре отеля или с

которым мы немного поговорили, я – бац! – и окажусь у алтаря в белом

платье.

Он понимающе кивнул. А когда снова отодвинулся, явно о чем-то начав

размышлять, я потянула его назад.

– А ты на каждое свидание приходишь с мыслями о браке?

– Нет, – осторожно ответил он. – Но я не стану встречаться больше

одного раза с женщиной, рядом с которой не могу себя представить.

– Даже ради секса?

Дженсен улыбнулся и чмокнул меня в нос.

– Ну, моя подруга Эмили – исключение из правил, но, как правило, я не

сплю с женщинами, с которыми не встречаюсь.

– Разве что с «девушками на отпуск»?

Он слегка улыбнулся в ответ.

– Разве что с ними.

– А это мило, да? – тихо спросила я.

Он поцеловал меня, проведя своим теплым и скользким языком по

моему, от чего в груди и ниже, между ног, все заныло.

– Это мило, что нет давления и что никто не хочет чего-то большего.

– Думаю, ты наслаждаешься таким сексом, – прошептала я. – И думаю,

тебе на самом деле хочется с кем-нибудь не затягивать и даже побыть

немного грязным.

– Это правда, обычно я сплю с кем-нибудь спустя несколько свиданий. И

именно девушки у меня давно не было.

– И кто была последняя женщина, с кем ты спал? Эмили?

Дженсен покачал головой и пожевал свою нижнюю губу, рассеянно

поглаживая меня по обнаженной спине.

– Дай подумать. Ее звали Патриция и…

– Патриция! – захихикала я. – Ты играл с ней в Похотливого Банкира?

Перекатившись наверх, он начал меня щекотать.

– А ты откуда знаешь? Вообще-то, она исполнительный директор

Ситибанка.

– Значит, была разухабистая оргия?

Отодвинувшись, Дженсен с укором посмотрел на меня.

– Отношения – это далеко не только постель.

Какая ирония – после его слов ощущать, как он твердо прижимается к

моему животу. Скользнув рукой вниз, я обхватила его ладонью.

– Но происходящее в постели критически важно для отношений, –

возразила я. – По крайней мере, в начале.

Он подался вперед-назад в моем кулаке.

– Верно…

Момент обмена взглядами затянулся, в то время как он не спеша двигал

бедрами, скользя в моей ладони. Мне хотелось прикоснуться к нему

повсюду, и не только потому, что нравились линии его тела и напряженные

мышцы, но и потому, что догадывалась кое о чем: еще никто и никогда его

подробно не изучал.

– Плохо, что… – начал Дженсен и, не договорив, тяжело дыша, ускорил

движения.

– Да, – прошептала я.

Плохо, что я слишком эксцентричная для тебя.

Плохо, что ты слишком занят для меня.

Плохо, что я только-только начала познавать свое сердце, в то время

как ты свое уже бережно спрятал.

Коснувшись моих губ легким поцелуем, его влажный рот спустился к

моей шее. Потом к груди, покусывая и посасывая, потом ниже, к пупку и

наконец еще ниже – горячо дыша и языком толкая ноющую боль между моих

ног на новый уровень.

– Сильнее, – ахнула я, когда он провел по мне языком слишком

осторожно. – Не нежничай.

Дженсен сделал, как я просила, и вошел в меня пальцами, не переставая

посасывать и облизывать – так идеально и безумно, что мое тело посреди

гонки за удовольствием ясно поняло, чего именно оно хочет, и…

– Иди сюда… Пожалуйста.

В считанные секунды – его жажда стала так очевидна – он надел

презерватив, и вот он уже здесь. Я была поглощена им самим и тем, что он

наконец здесь, когда он толкнулся в меня: его тяжестью, его нетерпением, тем, как он просунул руки мне под плечи, чтобы удержать меня на месте.

Мне хотелось увидеть нас со стороны, просто необходимо…

…это желание вмиг стало странной насущной потребностью…

Потому что внезапно я вспомнила Марка и вид его зада, и как это все

выглядело в целом – даже в тот момент, когда мое сердце разбилось на куски

и рассыпалось по горлу – эти его движения над незнакомой женщиной

словно не были сопряжены с эмоциями, он казался бездушной машиной.

Сейчас же я ощущала, что Дженсен стремился двигаться всем телом по

всему моему телу.

Грудь к груди, бедра к бедрам и его член внутри меня. Он вонзался так

глубоко, словно хотел войти в меня полностью.

Будто каждая клетка тела требовала контакта. Как мог мужчина,

настолько сдержанный и придерживающийся правил, не замечать, насколько

сильную страсть он жаждал?

Схватив его за ягодицы, я притянула его еще глубже, поощряя его

словами и движениями… Мы так подходили друг другу – это звучало

безумно, и я терпеть не могла эту мысль, но это было именно так; его тело

подходило моему как специально вырезанные кусочки мозаики. Я с трудом

сдерживалась, чтобы не вцепиться зубами ему в плечо, потому что это

озарение будто сияло над нашими головами.

Я обнаружила себя в пространстве, в котором хотела бы быть всегда – и

не могла себе даже вообразить, как однажды проснусь без всех этих чувств и

как будни будут сменять друг друга без этого контакта его кожи с моей, без

его губ на моей шее и без его гортанных стонов у моего уха – настолько

грубых, почти диких. Видеть эту грань в нем – словно пребывать в эйфории.

Это все равно что наблюдать, как высвобождается спрятанное, например, у

какого-нибудь премьер-министра, царя или короля.

Мой оргазм накрыл меня, словно откровение свыше: скрутившись

спиралью внутри, он из центра разлился вниз и вверх одновременно, от чего

я сначала всем телом выгнулась, а потом согнулась пополам, умоляя его при

этом:

– Не останавливайся, пожалуйста, Дженсен, не вздумай

останавливаться.

Но ему все равно пришлось, потому что с его телом произошло то же

самое: напряженными руками удерживая меня за плечи и придавшись лицом

к моей шее, он словно сдался и победил одновременно.

Сейчас эти два состояния были схожи, но разница все равно есть. Я ее

чувствовала.

Воздух вокруг нас был нагрет, и он постепенно – хотя все равно

недостаточно медленно – смешивался с тем, который охладил кондиционер,

и все вокруг стало холодным.

Когда Дженсен вышел из меня, мы оба тихо застонали, и, стоя на

коленях между моих ног и глядя вниз, он снял презерватив и просто остался

так сидеть – опустив подбородок и тяжело дыша.

У меня и раньше бывали ни к чему не обязывающие интрижки. Как и

секс на одну ночь. Мужчины были милыми, отвлекающими от забот,

жадными до удовольствий – и забыть каждого было легче легкого.

Но сейчас все совсем другое.

Я знаю, что когда стану старше, буду помнить Дженсена, и в памяти

навсегда останется этот любовник из моих бостонских каникул. Запомню и

этот нежный момент – прямо сейчас, когда он вымотан после нашего занятия

любовью. Может, это воспоминание будет вспыхнувшей и тут же

погаснувшей искрой или как возникший и тут же затихший звук удара мячом

по асфальту. Но оно все равно останется во мне.

Я не спускала с него глаз, когда он потянулся выбросить презерватив в

корзину возле кровати. Потом вернулся ко мне, теплый и уставший,

жаждущий поцелуев, которые уже стали сладкой прелюдией ко сну.

Меня не пугали наши ритуалы, но и не радовали.

Потому что Дженсен был прав: все это оказалось очень

непредсказуемым.

Двенадцать

Пиппа

Наш последний отрезок пути привел в Уэтсфилд, штат Вермонт – к юго-

востоку от Берлингтона. Все мы были сонными, просидев днем ранее

слишком много времени в своих номерах, и могли разговаривать только на

совсем уж ничего не значащие темы.

Между мной и Дженсеном больше не было притворства, и это место

заняло взаимное разрешение целоваться и прикасаться друг к другу, причем

это больше не была игра на публику, а наше с ним желание.

Сидя на заднем сидении, я задремала у него на плече, сквозь сон

чувствуя нашу позу: он обнял меня правой рукой, а левую положил на бедро, нырнув под подол юбки. Прислонившись ко мне всем телом, он был словно

уютная подушка. Еще я слышала, как он шепотом отвечал Ханне, когда она

спрашивала о чем-то с переднего сидения. И его поцелуи – время от времени

он прикасался ими к моим волосам.

Но только когда он мягко растолкал меня, я по-настоящему осознала

происходящее волшебство: городской пейзаж сменился пышными лугами. В

свой последний расцвет перед зимой клены выстроились плотными рядами

по обе стороны дороги. Она была устлана оранжевыми и желтыми листьями,

которые вздымались от ветра, когда мы проезжали мимо. То тут, то там еще

можно было встретить оттенки бледно-зеленого, но в целом все вокруг было

раскрашено в теплые тона с редкими сполохами красного на фоне ярко-

голубого неба.

– Боже мой, – прошептала я.

Даже почувствовав, что Дженсен смотрит на меня, все равно не смогла

оторвать взгляд от окна.

– Кто… Кто… – начала я, не понимая, кто вообще может жить в

подобном месте и быть в состоянии покинуть его.

– Никогда не видел тебя лишенной дара речи, – с удивлением заметил

Дженсен.

– Ты знаешь меня всего семь дней, – со смехом напомнила я, когда

наконец смогла отвернуться и взглянуть на него.

До чего близко. Его глаза отвлекали внимание от всего остального,

происходящего в машине, особенно когда он так внимательно смотрел на

меня.

– Ты выглядишь задумчивым, – прошептала я.

– А ты красивая, – ответил он так же тихо, еле заметно пожав плечами.

Не влюбляйся, Пиппа.

– Будем на месте через пять минут, – с водительского сидения крикнул

Уилл, и я почувствовала, как тут же изменилась атмосфера, царившая в

машине, когда ехавшая впереди нам Руби подняла голову с коленей Найла,

где она устроилась вздремнуть, а он, разминаясь, вытянул свои длинные руки

назад, за сиденье.

Мы миновали крохотный городок, и дома снова начали редеть. Я

подумала о Лондоне, о том, как мы живем чуть ли не на головах друг у друга, и попыталась себе представить жизнь в подобном месте.

Представить простоту желаний и нужд, когда все в порядке и нет суеты,

когда видно каждую звезду на ночном небе.

И трудности тоже. Не иметь возможности ходить по магазинам, не

приходить домой с едой на вынос, доехав пару остановок на метро. Когда нет

вариантов уехать из маленького городка без долгой дороги.

Но зато все это будет окружать тебя каждый день и постоянно меняться

от зимы к весне и от лета к осени. И никакой английской серости, которая

властвует в небе куда чаще солнца.

Пальцы Дженсена скользнули по моей шее в волосы на затылке, мягко

массируя, словно делал так каждый день.

Интересно, мне не хотелось покидать этот штат или чтобы закончилась

эта поездка?

– Наверное, именно так себя чувствует мой телефон, когда села батарея,

и несколько часов я его не трогаю, – пробормотала я.

Сидя радом со мной, Дженсен рассмеялся.

– До меня начинают доходить твои метафоры.

– Медленно, но верно я дурно влияю на твой интеллект.

– Значит, именно это происходит, когда ты трахаешь меня до потери

сознания?

Он решил, что произнес это достаточно тихо, но краем глаза я заметила,

как Руби села ровнее и, притворившись, будто не слушает, повернулась к

окну. Я прижала палец к губам Дженсена и, покачав головой, проглотила

смешок.

Сообразив, он округлил глаза, но вместо того, чтобы начать вести себя

скованно или уткнуться в телефон, продемонстрировав эмоциональную

отстраненность, наклонился ко мне и, не выпуская мой палец, поцеловал. Это

позволение прикасаться друг к другу, где и когда нам хочется, скоро меня

прикончит.

Не влюбляйся, Пиппа.

Не влюбляйся.

– Вот это да, офигеть, народ! – крикнул Уилл, и все мы повернулись к

окнам.

От главной дороги шло ответвление, и машина свернула туда, шурша

гравием и кусками коры под колесами. Воздух тут казался более прохладным

и сырым, солнце заслоняли густые ветви деревьев. Пахло лесным грунтом,

сосной и слегка подгнивающей опавшей листвой. Когда перед нами

показалась извилистая подъездная дорога, Уилл затормозил и выключил

двигатель.

Мне почти не хотелось нарушать наступившую тишину. Не хотелось

тревожить листья или прогонять с веток птиц, открыв дверь. Дом впереди

выглядел практически как из фильмов детства: массивный бревенчатый

коттедж в виде буквы А, выкрашенный в темно-коричневый цвет и со всех

сторон окруженный молодыми деревцами.

– Он выглядит еще лучше, чем на фото! – воскликнула Руби,

прижавшись носом к окну, чтобы получше рассмотреть дом, возвышавшийся

над местом, где мы припарковались.

– Точно! Гораздо лучше! – взвизгнула Ханна.

Мы наконец повыпрыгивали из минивэна и, потягиваясь и разминаясь,

таращились на чудесный дом.

– Ханна, – тихо сказал Уилл, – Слива, ты превзошла саму себя.

Довольная собой, она посмотрела на него:

– Да?

Он улыбнулся, и я отвернулась, чтобы не мешать тому бессловесному,

что происходило между ними.

Руби взяла Найла за руку, и они пошли по тропинке к дому. Все мы

двинулись вслед за ними, по пути глазея на деревья, небо и многочисленные

тропинки для прогулок, ведущие в лес.

Дорожка привела нас к величественному входу, огромному даже для

Найла. Дом был двухэтажный, с балконами по обеим сторонам. По бокам от

двери на крыльце стояли два кресла-качалки, а рядом была небольшая

аккуратная поленница. Зная время нашего приезда, хаусситер зажег камин, а

в окно я увидела бутылку красного вина на столе – открытую подышать.

Все, что сделано не из дерева, было стеклянным: боковая стена,

состоящая из одних окон, впускала теплый свет в коттедж.

Ханна вынула ключ из конверта и открыла дверь.

– Это просто абсурдно, – услышала я собственный голос.

Дженсен рядом со мной рассмеялся, а Уилл развернулся и, кивая,

улыбнулся:

– Это точно.

– Я к тому, что за каким хером я вернусь после такого в реальную

жизнь? – спросила я. – Моя квартира – лачуга какая-то.

Ханна с восторгом захихикала.

– Я думала, мы друзья, Ханна, – смеясь, добавила Руби, – но после

такого вся моя жизнь будет выглядеть уныло – и все из-за тебя.

Улыбнувшись мне через ее плечо, Ханна обняла Руби.

– Конечно, друзья, – ответила она, и ее улыбка стала шире, когда сзади

нее подошел Уилл и обнял их обеих. – Лучшие друзья, а это лучший отпуск в

моей жизни!

Впереди еще девять дней, – думала я, поглядывая на Дженсена, пока они

с Найлом смеялись над нашим нелепым счастьем. – Еще чуть больше недели

со всеми ними.

***

В тот вечер, когда солнце перестало виднеться в наше большое кухонное

окно, мы сидели за барной стойкой и пили вино, пока Уилл готовил. Он

организовал доставку продуктов – о чем не была в курсе даже Ханна –

запланировав блюда на неделю.

Подливая друг другу вина, мы со смехом слушали, как Найл зачитывал

скопившиеся за неделю сообщения от Беннетта в телефоне Уилла, в то время

как Дженсен стоял в стороне, слушая, но не вступая в разговор.

– «Не могу решить, то ли мне стоит в ближайшие десять лет

постоянно делать детей, – прочитал Найл, – то ли втихаря сделать

вазэктомию, чтобы вернуть свою жену». – потом он прокрутил вниз. – Это

было два дня назад. А вот вчерашнее: «Хлои испекла пирог». А Макс

ответил: «И что, даже не запустила им в тебя?»

Засмеявшись, Уилл бросил горсть порубленного чеснока в разогретое

масло.

– Я сказал им, что всю неделю мобильный брать не будет, поэтому если

что случится, пусть звонят на стационарый.

Интересно, в этот момент Ханна тоже, как и я, мельком взглянула на

Дженсена, когда он вытащил из кармана телефон и уставился на экран.

Что именно он там увидел, мне даже не нужно было спрашивать: ничего.

Ни 4G, ни LTE и ни единого оператора. Сунув любопытный нос в журнал

постояльцев, после того как выгрузила из машины свои вещи – мне было

больше интересно, кто были прошлые жильцы и откуда, нежели где лежит

пульт или дрова – я прочитала, что вайфая тут тоже не было.

Переезжая от винодельни к винодельне, мы постоянно были в движении,

и драма с Бекки, как и девушка на отпуск рядом с ним, держали Дженсена в

стороне от излишних беспокойств по поводу работы. Но сейчас впереди

маячили девять дней, пустые и пока ничем не заполненные. Я наблюдала за

тем, как он осознает грядущую изоляцию в этой глуши и эти дни отдыха,

которые будет вынужден вытерпеть: его лицо стало напряженным, и, убрав

телефон в карман, он отвернулся к окну.

А потом обернулся, словно почувствовав мой взгляд. Уверена, я

выглядела упрямой – стиснув зубы, я сфокусировала взгляд на нем,

безмолвно говоря: «Убери чертов телефон, Дженс, и просто расслабься».

Потом улыбнулась и, подмигнув ему, многозначительно подняла бокал вина, поднесла к губам и сделала большой глоток.

Осевшее напряжение на его плечах постепенно уходило – для меня не

имело значения, путем осознанного усилия или в результате какой-то

внутренней причины – и, подойдя к нам, он встал позади меня.

– Никакой работы, понял? – запрокинув голову и широко улыбнувшись,

сказала я. – Уж извини, что мне приходится ставить тебя в известность, но

тут нет возможности вести ни одну адвокатскую практику. Какая жалость.

Дженсен покачал головой, сдержанно хохотнул и наклонился поцеловать

меня в макушку. Но отодвинулся не сразу, чем я и воспользовалась,

расслабленно откинувшись на его твердое тело, и подавила широкую

улыбку, когда он обнял меня.

Бекки осталась за сотни километров отсюда, и играть было незачем, но

тем не менее никому из присутствующих наше объятие не показалось не

уместным.

***

На следующее утро, изрядно проспав, мы поглощали горячие блинчики,

полив их вареньем. Потом пошли по ягоды и искупались в широком ручье,

после чего лениво разлеглись у камина, читая вслух всякие жуткие истории, которые нашли на полках.

И дни стали похожи один на другой: прогулки по лесу, послеполуденный

сон и бесконечные часы на кухне, когда мы смеялись и пили вино, пока Уилл

что-нибудь готовил.

Вот только кончались нарубленные дрова.

К третьему дню я поняла, что не замеченным этот факт больше

оставаться не может. И, уже оглядываясь назад, я подозревала, что подобные

выходки в этой поездке станут моей доброй традицией.

– Огонь почти погас, – крикнула я мужчинам, играющим в покер в

гостиной.

Подняв глаза от книги, Руби многозначительно посмотрела на меня,

сидящую, поджав ноги, в большом кожаном кресле у камина, а потом на

приличных размеров груду поленьев в двух шагах.

– Тут же много дров, – озадаченно произнесла она.

– Руби Стелла, – вполголоса ответила я. – Я не прошу тебя прикрыть

варежку, но и не говорю обратное.

Она зажала рот ладонью, как раз в момент, когда к нам подбежал

обеспокоенный Уилл. Он резко остановился при виде огня – вполне себе

пылающего – и на кучу дров рядом, не сказать что недостаточную.

– Хорошо, я подброшу еще, – без каких-либо подковырок сказал он.

Ну просто ангел.

– Дело в том, – начала я, приподнявшись на локте, – что

свеженарубленные дрова – это такое особенное удовольствие. Этот аромат, это потрескивание…

Склонив голову набок, какое-то время он изучал меня взглядом, после

чего посмотрел в сторону хихикающей и прикрывшейся книгой Ханны.

– Свеженарубленные? – переспросил он.

– Кажется, за сараем я видела топор, – услужливо подсказала я. –

Большой такой, тяжелый топор. А в самом сарае лежат огромные бревна…

Дженсен стоял на пороге, небрежно прислонившись плечом к открытой

двери.

– Пиппа.

Я посмотрела на него и ухмыльнулась.

– Ну а что?

Ответом мне был его молчаливый взгляд.

Я сочувственно поморщилась.

– Разве что ты не знаешь, как управляться с топором… Ну или он

чересчур большой.

Из столовой донесся смех Найла.

– Я вот отлично владею топором, – сказал Уилл, отойдя на шаг. – Это

для меня все равно что неспешно прогуляться в парке.

– Ой, нет, – подливая масла в огонь, ответила я. – Вы такие городские

мальчики. Не хочу, чтобы вы пострадали. Не стоило мне это предлагать.

Прошу прощения.

– О-о-о че-е-ерт, – смешливо пробормотала Руби, сидя на диване.

Найл встал позади Дженсена и улыбнулся мне.

– Пиппа, ты ужасна.

– Но вопрос в том, а ты? Так же ужасен в рубке дров? –

полюбопытствовала я.

Переглянувшись с Уиллом, Дженсен схватился за край своего свитера и

снял его через голову, оставшись в футболке.

– Кажется, нам брошен вызов.

Мы все подскочили и пошли за деловито отправившимися во двор

мужчинами.

И правда, рядом с сараем стоял пень, а в нескольких шагах от него был

прислонен к стене внушительных размеров топор.

Чудовищных размеров топор. Я раззадорила их, но дело выглядело… не

из легких.

Внезапно я засомневалась.

– Парни, может…

Уилл взял его и закинул на плечо. И рядом со мной раздался

прерывистый вздох Ханны.

– В чем дело, Пиппа? – с притворной серьезностью нахмурившись,

спросил Уилл.

– М-м-м… Ни в чем.

Из сарая вышел Найл, неся такое огромущее бревно, что, клянусь, оно

было больше его самого. Он бросил его на землю перед Уиллом, чтобы тот

разрубил на несколько частей, которые потом порубят на поленья для

камина.

Но вместо того чтобы сделать это самому, Уилл передал топор Дженсену

и посмотрел на меня с лукавой ухмылкой, без слов гласившей «Не

благодари» и «Это как следует тебя заткнет» одновременно.

Даже не взглянув в мою сторону – серьезно, самый настоящий мужчина,

занятый серьезной целью – Дженсен поднял топор над правым плечом и

одним тяжелым ударом вколотил его в бревно. Звук эхом распространился в

стороны, вспугнув стайку птиц с соседнего дерева.

– Охренеть, я чувствую себя мужиком, – удивленно рыкнув, он

засмеялся и, освободив лезвие, занес топор для следующего удара.

Под его белой футболкой отчетливо прорисовывались напряженные

мышцы спины, когда он снова вонзил топор в бревно. Прыгая рядом со мной,

Ханна громко восхищалась братом, но мое внимание было безраздельно

приковано к Дженсену. И к его спине.

К спине, в которую я вонзала ногти, когда он трахал меня вчера, прижав

к дереву.

К спине, которую я намыливала вчера ночью в ванне.

К спине, покрытой потом, когда этим утром в постели он двигался на

мне.

– Пресвятая Дева Мария, Матерь Божья, – прошептала я. Я гений.

– Я начинаю переживать за здоровье Пиппы, – сквозь смех заметил

Найл. – Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание?

Тут Дженсен остановился и посмотрел на меня через плечо. У него на

лбу выступил пот. Он хищно улыбнулся и прищурился, когда заметил

выражение моего лица.

Именно с таким взглядом он пару ночей назад швырнул меня на кровать

и не спеша подполз ко мне.

– Теперь ты! – пропела Руби своему мужу, и Дженсен, растрепанный и

раскрасневшийся, передал топор Найлу.

Уилл взял полуметровое полено, что отколол Дженсен, и поставил его

для Найла, выглядя при этом полным восторга и зависти.

Дженсен подошел и встал рядом со мной – подозрительно близко. И тут

я уловила чистый запах его пота, смешанный с лосьоном после бритья. Ну и

проходимец. Я ведь сама ему пару дней назад на прогулке призналась, что

люблю запах его пота.

– А ты опасен, – прошептала я.

– Я? – невинно переспросил он и даже не повернулся в мою сторону. –

Это ты хитрой манипуляцией затащила всех сюда рубить дрова.

Польщенная, я скрестила руки на груди.

– Просто я умная.

– Больше подходит эпитет «злой гений».

– Тебя ждет довольно большая поленница…

Повернувшись ко мне, Дженсен со смехом зажал мне рот ладонью.

Потом наклонился и прошептал:

– И развратная.

– И тебе это нравится, – пробормотала я, не отнимая его руки.

С этим спорить он не стал и, поцеловав меня в лоб, с игривой

суровостью взглянул на меня и убрал руку.

В этот момент топор поднял Найл, и краем глаза я увидела точно такую

же, как у себя на Дженсена, реакцию Руби, когда ее муж одним ударом

идеально разрубил полено надвое.

– Тут явно срабатывает какой-то инстинкт, – одобряюще кивнув, заметил

Уилл. – После этого нам нужно побороться или отправиться на охоту… – он

замолчал и посмотрел на Ханну, которая, обняв его за талию, посмеялась над

ним. – Хотя уже неважно: я успел купить лосося к ужину.

Пока расправлялся с несколькими поленьями, Уилл без остановки

твердил, что рубка дров у него, наверное, в крови, и что он никак не может

остановиться.

– Потрясающий способ провести день! Думаю, нашу первую малышку

нужно назвать в честь Пиппы, – слегка запыхавшись, сказала Ханна.

Бросив топор, Уилл повернулся к ней.

– Хочешь начать насчет малышки прямо сейчас?

Она радостно завизжала, когда, закинув себе на плечо, он понес ее

внутрь.

Уход Найла и Руби был менее картинным. Он просто взял ее за руку и,

слегка улыбнувшись мне, тихо сказал:

– Прошу нас извинить… – после чего повел ее в дом.

Дженсен повернулся ко мне и не спеша зааплодировал.

– Твой коварный план сработал.

– Коварный? – многозначительно посмотрев по сторонам, переспросила

я. – У нас не только появились свежие дрова для камина, но все займутся

послеполуденным сексом.

– Все? – подойдя ближе, спросил он. Из-за пота футболка прилипла к

коже у него на груди, и я положила руку на это место.

– Ну ладно… Может, и не все.

Он наклонился и слегка прикоснулся к моим губам своими. И если тихий

и со сдержанным юмором Дженсен еще не в полной мере заставил меня его

обожать, то дело завершил этот нежный и полный надежд момент.

– В твою комнату или в мою?

В ответ я засмеялась.

– Мы здесь уже три дня. Зачем нам еще одна кровать?

***

В коттедже было четыре спальни: две большие и две поменьше, но тоже

с двуспальными кроватями. Дженсен оставил свой багаж в меньшей из этих

двух, и больше мы в этой спальне практически не появлялись. Я не знала, как

это объяснить, но мы просто взяли и влились в эти будни как любовники

рядом с его близкими друзьями и моей любимой Руби. В брак мы больше не

играли, как и не обманывали себя, что после отпуска что-то продолжится, но

на случайный перепихон вдали от любопытных глаз это тоже не было

похоже. Это правда: нас действительно по умолчанию считали парой, но

больше это не ощущалось неестественно.

Он позволял себе целовать меня в присутствии его сестры.

Держал меня за руку во время прогулок, словно мы вместе уже долгие

годы.

И даже в отсутствие Бекки и любых других причин для притворства

Дженсен ни от кого не скрывал, что всю неделю мы спим в одной кровати.

Всем все было понятно – без вопросов и объяснений.

Наступил наш последний вечер. Сидя в большом кожаном кресле в

гостиной, Дженсен притянул меня к себе на колени, а я почувствовала

глухую пульсирующую боль у себя в груди – при мысли о сборе вещей и

отъезде в Бостон, чтобы провести там свою последнюю неделю отпуска. Мы

так и сидели: я свернулась калачиком у него на коленях и смотрела в окно, а

он читал под аккомпанемент потрескивающих дров в камине.

– Ты такая тихая, – прерывая молчание, сказал Дженсен. Положив книгу

на стол рядом, он взял стакан виски и сделал глоток.

Когда он сглотнул, я потянулась наверх и поцеловала его пахнущие

скотчем губы.

– Просто задумалась.

– И о чем задумалась? – поставив стакан на столик, он встретился со

мной взглядом.

Прильнув к его плечу, я почувствовала, как он скользнул руками под

меня и притянул ближе. Мне хотелось сказать, что я думала о нем и о нас, о

том, как хорошо мне было и как не нравилась мысль о возвращении домой.

Но это не совсем так.

Я понимала, что мы с Дженсеном жили в своем мирке, и в реальной

жизни так уже не будет. Да и не могло быть, если честно. Было бы здорово, если наши жизни не были так прочно привязаны к карьере и достижениям.

Было бы здорово, если можно думать о невозможном – например, что

Дженсен не так одержим работой и рад сбежать со мной в подобный домик в

глуши на каждые шесть из двенадцати месяцев, возвращаясь в реальный мир, только когда мы устанем от блинчиков с вареньем и бесконечного секса.

Было бы здорово, если у меня вообще была бы возможность сбежать на

шесть из двенадцати месяцев.

– Мечтаю о невозможном, – ответила я.

Дженсен слегка напрягся.

– О ежедневных блинчиках Уилла, – уточнила я. – И о том большом

клене на заднем дворе. Уверена, летом он отбрасывает чудесную тень.

Мечтаю, чтобы мы могли остаться в этом коттедже.

Дженсен переместил меня, и я села на него верхом.

– Я тоже.

Закрыв глаза, он откинул голову на спинку кресла.

– Я адски боюсь заглянуть в свою почту, – он посмотрел на меня почти

беспомощно и на грани паники. Всю неделю его молчащий телефон лежал на

стуле в спальне. Я не уверена, что он хотя бы взглянул на него, не говоря о

том, чтобы взять в руки или проверить сеть.

Положив руку ему на грудь, я покачала головой.

– Не надо. Сейчас все равно ничего не поделать, тем более если ты

хочешь, чтобы последний день стал таким же хорошим, как и предыдущие

восемь. Лично у меня осталось восемнадцать часов, и я собираюсь

насладиться ими.

Дженсен кивнул и коснулся поцелуем середины моей ладони. Я

посмотрела на его большие руки, держащие мою маленькую. Моя кожа

выглядела гораздо светлее его. Сейчас у меня на руках не было браслетов, а

на ногтях лака. Больше недели я совсем не красилась. Черт, да в некоторые

дни я даже не надевала лифчик.

– Эти две недели такие странные, – прошептала я.

Он кивнул.

– Бывшие жены и фиктивные браки, – продолжала я. – Водопады вина по

всему восточному побережью и мачо-дровосеки.

– Утренняя йога и жуткое пение, – добавил он. – Мне понравилось

жуткое пение.

– Ага, моя любимая часть этого отпуска.

– Да ну, твоя любимая часть? – с нахальной улыбкой переспросил он.

– Ну ладно, возможно, был момент или два, которыми я наслаждалась

больше.

– А я наслаждался каждым, – сказал он, а потом сделал паузу, чтобы

подумать. – Почти каждым, – за минусом Бекки, предположила я.

Посмотрев на него, я подождала, когда он встретится со мной взглядом.

– Я еще увижу тебя?

– Не сомневаюсь.

– Ты будешь скучать по этому? – тихо спросила я.

Его взгляд стал тяжелым.

– Это серьезный вопрос?

Я не до конца понимала, как ему ответить.

– Ну… да. Я же ведь лишь девушка на отпуск.

На его челюсти сжались мышцы, когда он отвел взгляд в сторону, чтобы

подумать.

– Буду.

Было не понятно, имел ли он в виду меня или секс, или этот дом, или

саму возможность оказаться вдали от всего, но когда я ответила ему,

заметила, что затаила дыхание:

– Хорошо.

– Уверен, что в первую ночь в моей кровати мне будет одиноко, –

добавил он, и у меня в голове заработали колесики, пытаясь осмыслить его

слова. – Просто мы не можем ожидать, что это нас куда-то приведет.

– Я и не жду, – немного отодвинувшись и почувствовав легкую обиду, сказала я. – Просто говорю, что ты мне нравишься.

Снова просунув руки под мои колени, Дженсен встал и с легкостью

поднял меня. Казалось, деревянные ступени скатывались вниз под его

уверенными шагами, а дверь в спальню распахнулась от легкого удара

плечом.

А потом, оказавшись надо мной, лежащей на кровати, он внимательно

всматривался своими зелеными глазами в мое лицо.

– Ты мне тоже нравишься.

Мне хотелось выжечь в памяти остаток того дня: как он раздевал меня –

лениво, поскольку знал, что на мне под одеждой; как встал и, сняв с себя

свитер, бросил его на мягкое кресло в углу, а потом пополз ко мне по

кровати, не отводя пристального взгляда.

Вот, значит, оно как – заниматься любовью?

Глядя на Дженсена над собой, когда он провел руками по моей

обнаженной груди, я вдруг почувствовала себя очень и очень наивной. Я-то

думала, что занималась любовью, по крайней мере, с Марком, если не с

каким-нибудь другим парнем, в которого была влюблена. Я говорила Марку, что люблю его, и была уверена в своих чувствах. Но секс с ним с самого

начала был небрежный и пьяный – типа по-быстрому нагнуться над

кроватью. Я принимала ту нетерпеливую страсть за любовь.

Но глядя на Дженсена сейчас, пока он, не закрывая глаз, жадными и

откровенными руками спускался вниз по моему телу, я понимала, что ко мне

еще ни разу не прикасался мужчина. Скорее мальчики. Но никогда –

мужчина, который не торопится и щедро тратит время на изучение. И

разница заключалась не в том, как именно он ко мне прикасался, а в том, что

я в этот момент ощущала: словно он может делать что угодно, и я позволю

ему без единого вопроса; словно когда мы с ним наедине, мне нет

необходимости прятать ни пяди своего тела.

На улице еще не совсем стемнело, но несмотря на то, что ужин явно

начался – снизу доносились голоса, смех и звон бокалов – мы с Дженсеном

не спешили прервать игру. Он кончил мне в рот с беспомощным стоном, я –

ему на язык с приглушенным собственной ладонью вскриком. И потом мы

целовались, целовались и целовались, наверное, еще целый час, пока я не

ошалела от гипервозбуждения и неистовства и не захотела его под собой.

Своей блузкой привязав его руки к спинке кровати, я упивалась

восхищением в его глазах, напряжением мышц и тем, как он изо всех сил

сдерживался, наблюдая, как я трахаю его.

Дженсен по-прежнему не был болтуном в постели. И даже его стоны и

рыки как будто с трудом вырывались из него – он сдавленно и тяжело дыша

произнес удивленное «Охуеть», когда я кончила, и он это почувствовал. Мне

хотелось разлить по бутылкам его стоны, чтобы потом выпить капля за

каплей. Хотелось сберечь его запах, чтобы после укутаться в него.

Развязав его, чтобы он мог играть с моим телом, как ему вздумается, я

провела ладонями по его покрытой потом коже – вверх по груди и к шее. Я

устала. Он был близко. Поэтому он приподнял меня и начал двигать бедрами

вверх еще быстрее и сильнее. Кровать протестующе скрипела и стучала

изголовьем об стену. Мои бедра горели, а на лбу у Дженсена вспухли вены, когда он оказался совсем на волоске, и, скрипнув зубами, он излился

удовольствием в меня, стиснув меня руками.

Это был откровеннейший секс на свете и, без сомнений, лучший в моей

жизни.

Когда, захлебываясь воздухом, он кончил, я не переставала смотреть на

его лицо, пытаясь запечатлеть в памяти. Сейчас он не думал о своей почте, своей команде и о всяких слияниях-поглощения, что ждали его в

понедельник. Сейчас его интересовало только движения моего тела на нем и

необходимость кончить – в меня.

Дженсен плашмя раскинулся на кровати, разведя руки в стороны и

тяжело дыша.

– Ни фига себе.

Наклонившись поцеловать его, я провела языком по соленой коже его

шеи и челюсти.

– Ни фига себе, – повторил он, чуть тише на этот раз. – Это было сильно.

Иди сюда.

Прижавшись своим ртом к моему, он мягко пососал мою нижнюю губу.

Суставы ныли, как и между ног, и Дженсен перекатил меня на бок и

притянул к себе, положив руку мне на задницу, чтобы я случайно не

отползла далеко. Он целовал меня сладко и не спеша, как любовник, у

которого в распоряжении все время мира. Как любовник, который,

постепенно успокоившись и став мягким внутри меня, потом снова станет

готов.

***

На ужине мы не появились.

Что, на самом деле, ужасно, поскольку снизу поднимались

умопомрачительные запахи.

– Надеюсь, вы там хорошенько наигрались, – с ухмылкой сказала Руби,

когда чуть позже мы спустились на кухню. – Потому что Уилл сделал

паэлью, и я тебе прямо скажу… Я готова есть ее и только ее всю свою

оставшуюся жизнь.

– То есть Уилл поедет жить к нам? – спросил ее Найл из кухни.

– У нас сложилась довольная напряженная шахматная партия, – сказала

я. – Мы оба упрямо не хотели сдаваться, пока все наконец не закончилось.

Уилл коварно ухмыльнулся.

– Шахматы, говоришь? А мне показалось, вы там картины вешаете.

– Да-да, кто-то определенно колотил по стенам, – кивнул Найл.

Кашлянув, я усмехнулась и посмотрела в пол.

– Ну, Пиппа так себе спортсменка. Поэтому она сдалась, как только игра

стала реально жесткой, – поддержал шутку Дженсен, наклонившись над

противнем паэльи на плите. – Превосходно. Вы оставили и нам немного.

Уилл засмеялся.

– Этим немного можно накормить семьдесят человек. Сами мы чуть не

лопнули, – он достал ложку, пока Найл вынул из шкафа две тарелки, и вскоре

мы с Дженсеном сидели за стойкой поедали паэлью, словно до этого

голодали несколько недель.

– Ну что, все готовы ехать домой? – спросила Ханна, облокотившись на

стойку возле раковины.

Все запротестовали; никто не хотел, чтобы поездка закончилась.

Складывалось впечатление, будто мы покидали летний лагерь, и всех тянуло

пообещать вечно дружить, постоянно быть на связи и хотя бы раз в год снова

и снова собираться здесь… но в реальности это была всего лишь пауза в

череде обычных будней. Ну а для Дженсена, который не был в отпуске

несколько лет, эта поездка вряд ли повторится в ближайшее время. Он уедет

отсюда и снова будет трудоголиком и человеком четких планов, каков он и

есть. А все то, что скрывалось под оболочкой и что он высвободил тут

наружу – этот раскрепощенный и страстный мужчина – исчезнет.

Взглянув на него, я обнаружила, что он смотрел на меня, и мы

встретились взглядами. Я ясно читала его признание, что ему было очень, очень хорошо.

И что все это было… так непредсказуемо.

Тринадцать

Дженсен

Моя привычка просыпаться рано, как правило, служила мне добрую

службу.

Вечный жаворонок, я часто задавался вопросом, такой ли я на самом

деле или же это просто прямое следствие того, что я вырос в доме с еще

шестью людьми. Встать раньше всех означало еще не закончившуюся

горячую воду в душе, сухие полотенца и уединение в ванной – как и

уединение в принципе – чего после семи утра уже не видать. В колледже это

означало, что я мог тусоваться почти до утра, приковылять в общагу и при

этом все равно встать рано и успеть сделать домашнее задание или

подготовиться к экзамену.

А во время этого отпуска я каким-то образом научился утром

продолжать спать и просыпаться, только когда Пиппа, ворочаясь,

прижималась ко мне своим горячим телом, или от доносящихся снизу

ароматов тостов со сливочным маслом и ягод. В большинстве случаев мы

спали до десяти. А однажды – после одной особенно запомнившейся ночи в

постели – аж до одиннадцати.

Для меня такое просто неслыханно… но при этом охренительно

приятно.

Поэтому когда ранним воскресным утром открыл глаза и увидел, что за

окном еще темно, я попытался снова заснуть. Всего через несколько часов

мы покинем это уединенное место, что оберегало нас от внешнего мира. И

мне хотелось хотя бы мысленно оставаться тут как можно дольше. Для

реальной жизни словно было еще рановато. Рядом лежала Пиппа – голая и

горячая. Ее волосы были беспорядочно рассыпаны по моей шее, моей и ее

подушке; она слегка приоткрыла губы во сне. Но в мыслях уже звучало

предательское гудение – составлялись списки дел и встраивались в

расписание по приезде в Бостон.

Завтра я непременно буду за это благодарен, но сейчас проклинал свои

внутренние часы, которые снова заработают, едва только отпуск закончится.

Не по своей воле полностью проснувшись, я поднял голову и, стараясь

не потревожить спящую у меня на груди Пиппу, посмотрел на часы на

прикроватном столике.

Всего лишь начало шестого. Бля.

Я снова привык с кем-то делить постель и хотя понимал, что лучше

остаться и смаковать каждый из оставшихся моментов – кто знает, когда

такое случится снова – мой мозг уже затарахтел. Дома я бы встал и

поработал или отправился на пробежку, или, может, немного посмотрел

телевизор. Но тут не дом. И сейчас слишком рано, чтобы своим шумом всех

разбудить и лишить последнего утра, но пока ждал, слушая и чувствуя

дыхание Пиппы на своей шее, я понял, что продолжать лежать и размышлять

тоже не могу.

Приподнявшись, я осторожно, чтобы не растормошить, переложил ее.

Неслышно ступая, пошел в другую комнату, где были мои вещи, и, одевшись

для пробежки, тихо вышел из дома.

***

Когда я вернулся с пробежки, Пиппа сидела в кровати и читала.

– Ну, привет, – отложив книгу, с ухмылкой сказала она.

Я почувствовал себя немного виноватым, поскольку улизнул в наше

последнее утро вместе, но отбросил это чувство подальше. Сняв футболку, я

вытер ею вспотевшую грудь и заднюю часть шеи. А когда обернулся, поймал

ее за подглядыванием.

– Я бегал, – сказал я. – Не хотел тебя будить.

Скинув с себя одеяло, Пиппа вытянулась на спине и закинула руки за

голову. Скрестив ноги, она пошевелила пальчиками.

– Хм-м-м, пожалуй, я была бы не против.

Ее обнаженная светлая кожа особенно явно контрастировала на фоне

темного постельного белья. Я пробежал взглядом по ее телу и несмотря на

сегодняшнее возвращение и, скорее всего, грядущий не самый приятный

разговор, который откладывался до последнего, не смог отвернуться.

– Мне нужно сначала в душ, но… – пытаясь собрать мысли воедино,

сказал я, но так и не смог оторвать взгляд от ее груди. Маленькие розовые

соски затвердели от прохладного утреннего воздуха, а кожа покрылась

мурашками, когда она потянулась, выгнув спину.

– Хм, душ, – Пиппа села, свесив ноги с кровати. – А вот это отличная

идея.

Посмотрев ей в глаза, я заметил озорной блеск.

Наверное, не я один избегал разговоров.

Пиппа встала и подошла ко мне. Притворно надув губы, она провела

пальцем по моему нахмуренному лбу.

– Ты помнишь наш уговор? – встав на цыпочки, она звонко чмокнула

меня в губы. – Расслабься.

От близости ее обнаженного тела к моему одетому я почувствовал, как

начал твердеть член. От нее пахло теплом. Смесью меда, ванили и чего-то

безоговорочно принадлежащего Пиппе, что я захотел снова попробовать,

просто чтобы напомнить себе, как она ощущается у меня на языке.

Поцеловав меня еще раз, Пиппа отправилась в ванную. Мой взгляд

пропутешествовал по изгибу ее спины, округлой заднице и ниже, по

длинным ногам. Она исчезла из виду, и я услышал шум включенной воды,

после чего захлопнулась дверь душевой.

Я посмотрел в окно. Логика делала все возможное, чтобы накидать мне

причин, почему мне не стоит стаскивать с себя остаток одежды,

присоединяться к ней и, забыв обо всем на свете, трахать ее у стены душевой

кабины. Через несколько часов мы уезжали – назад в Бостон, туда, где, как я

прекрасно знал, меня ждал неизбежный кавардак. Пиппа поедет к своему

дедушке, а потом вернется в Лондон. Не означало ли это, что мне стоит

перестать играть в семью и начать думать о реальной жизни?

Я услышал, как она что-то напевала, и это выдернуло меня из

размышлений. Заглянув в ванную, увидел ее силуэт за запотевшей дверью.

Глупо даже рассматривать вариант, что я к ней не присоединюсь.

***

Поскольку перед отъездом нам нужно было опустошить холодильник,

нашим последним завтраком можно запросто накормить целую армию. Пока

Уилл раз за разом наливал тесто для блинчиков на сковородку, Найл

занимался колбасками и беконом. Руби с Пиппой нарезали дыню, клубнику,

бананы и вообще все, что можно было добавить во фруктовый салат, а я

выжал, наверное, литров пять апельсинового сока.

Мы слопали все это под песни Тома Петти, доносившиеся из гостиной, и

если существовал лучший способ завершить отпуск, вообразить его было

трудно.

И вот посуда вымыта, а багаж отнесен к машине. Мы с Пиппой

улыбались, когда проходили мимо друг друга во время сборов. Еще вчера я, не задумываясь, прижал бы ее к стене, уговорил улизнуть в лес или заперся с

ней в спальне.

А сейчас словно прозвучал какой-то сигнал, и времени на это у нас

больше не осталось. Словно вышел наш срок годности. Руки теперь каждый

держал при себе, а на губах красовались счастливые улыбки. И больше

никаких прикосновений, дразнящих поцелуев или спешных ласок. Мы снова

стали друзьями, скорее даже близкими знакомыми. И этого должно было

быть достаточно.

Когда все собрались и попрощались с нашим прекрасным домиком, мы

отправились домой. Большую часть дороги сюда за рулем сидел Уилл,

поэтому когда заметил, что он зевает, я предложил вести первую половину

пути. Я говорил себе, что вызвался, желая помочь, а не чтобы отстраниться, ведь мне придется сконцентрироваться на дороге, а не на разговорах – или на

их отсутствии.

Пиппа села на один из задних рядов рядом с Уиллом, который после

гигантского завтрака – не говоря о его бессменной кухонной вахте в течение

всех этих дней и, скорее всего, немалом количестве секса – вырубился

практически сразу. Первое время все о чем-то болтали, а потом разговоры

стихли, и те, кто не спал, надели наушники. Звука голоса Пиппы ощутимо не

хватало, и его отсутствие эхом раздавалось у меня в ушах. Большую часть

дороги она выглядела задумчивой, и время от времени я поглядывал на нее в

зеркало заднего вида. Еще больше легких улыбок. Еще больше дружеских

кивков.

После заправки мы с Уиллом поменялись местами, и я пересел на пустое

место рядом с Пиппой. Лес сменился лугами, а в результате и проселочная

дорога сменилась шоссе. А полупустое шоссе в свою очередь – улицами с

высокими домами, автомобилями и огромным количеством людей. Пиппа

оставалась заметно тихой. Тот молчаливый комфорт, что я ощущал рядом с

ней всю неделю, куда-то исчез, а на его месте появилась почти осязаемая

тишина, растущая с каждым километром и в результате ощущавшаяся еще

одним человеком, сидящим между нами.

Невидящим взглядом я смотрел в окно, пока мы сворачивали с одной

улицы на другую, и множество случайных мыслей пролетало у меня в

голове. Я задавался вопросом, была ли Пиппа рада вернуться домой. Отчасти

я ожидал этого от нее. Ведь ее жизнь была в Англии: ее мамы, квартира,

работа. Но еще там было и то, от чего она сбежала сюда – в том числе и та

«бледная задница», как она часто называла Марка.

И это привело мои мысли к изначальной причине ее приезда. Ей было

больно – достаточно больно, чтобы она выгнала его из квартиры, в которой

они жили вместе, и полетела на другой конец земного шара, чтобы

отстраниться. Возможно, я не впечатляющ в качестве бойфренда и уж точно

гораздо хуже как муж, но я никогда не изменял. А Пиппа жизнерадостная и

умная, забавная и красивая, и я почувствовал удовлетворение, понимая, как

быстро она поняла, что Марк ее не заслуживает и потерял ее навсегда.

Но, конечно же, будут и другие мужчины, я это понимал. Моя рука сама

собой поднялась к груди и потерла ее, почувствовав там неожиданное

напряжение. Было ошеломляюще заметить, что мысль о начавшей

встречаться с кем-то еще Бекки – как и о том, что она вышла замуж – меня

никогда особо не беспокоила, а вот от идеи, что Пиппа возвращается в

Лондон, на душе стало мрачно.

Это не значит, что потерять Бекки мне не было адски тяжело, просто та

боль была недолгой. Оставило след то, как именно она ушла – и мое

полнейшее недоумение по этому поводу – а не сам факт ее ухода.

С Пиппой все было по-другому. Она словно электрический заряд.

Вспышка света. Влюбляться в Пиппу и наблюдать, как она уходит, – все

равно что наблюдать, как кто-то погасил солнце.

Впервые за все это время я на самом деле посочувствовал Марку.

Машина остановилась, и, заморгав, я огляделся вокруг и понял, что мы

остановились рядом с отелем Руби и Найла. Все вышли, а я занял себя тем, что пошел выгружать их багаж и переставить оставшийся.

Я пожал руку Найлу и обнял Руби, улыбнувшись остальным через ее

плечо – Руби была мастер обнимашек. Она попрощалась с Пиппой и взяла с

нее обещание встретиться, как только та вернется в Великобританию.

Дискомфорт в моей груди появился снова.

Когда мы снова сели в машину, все казались бодрыми и заметно более

активными, но отсутствие Руби и Найла было сильно ощутимо. Я смотрел,

как Зиггс проверяла сообщения в телефона Уилла, хихикая над полными

тревоги смс-ками от Беннетта. Мой телефон лежал в рюкзаке у моих ног, и,

наверное, уже давно подключился к сети, но доставать его я не стал,

понимая, что если начну читать пропущенные сообщения, письма и заметки

в календаре, остановиться уже не смогу.

– Как там наши будущие папаши? – поинтересовался я, стараясь думать

о чем угодно, лишь бы не о работе и не об исходящем от Пиппы напряжении.

– Беннетт еще с криками не сбежал в закат?

– Он близок к тому, – ответила Зигги и, прокрутив сообщения назад,

начала читать: – «Хлои планирует обсудить роды в воду, потому что хочет

привести ребенка в спокойный мир, без резких звуков и голосов». А

Макс отвечает: «Никаких резких звуков и голосов? А Хлои отдает себе

отчет в том, что ребенок в итоге окажется в одном доме с вами двумя?»

Залившись хохотом, Зигги вернула телефон Уиллу.

– Я все пытаюсь представить себе Беннетта и Хлои в качестве родителей,

– сказал он. – Беннетта в его костюмах с иголочки и с тем белым диваном в

офисе. Вы можете вообразить его с рюкзаком BabyBjörn и помогающим

малышу сморкаться?

– Жду не дождусь полюбоваться, – ответила моя сестра. – Даже немного

жаль, что мы переехали и я увижу это только по FaceTime или в сообщениях.

– А ты разве не говорила, что вы собираетесь в Нью-Йорк на Рождество?

– спросил я. – Или хотя бы после рождения ребенка?

Повернув направо, Уилл остановился, пока несколько детей на

велосипедах пересекали улицу.

– Так по плану, ага. Надеюсь на их с Сарой близкие друг к другу сроки, и

тогда за одним махом мы увидим всех. Тут, да, Пиппа? – обернувшись,

спросил ее Уилл.

Пиппа закивала, внезапно став еще более энергичной.

Как оказалось, дом дедушки Пиппы всего в двадцати минутах езды от

моего. Мы остановились перед скромным кирпичным домиком на

обсаженной деревьями улице, и она практически ринулась из машины,

подошла к водительской двери обнять Уилла, после чего заключила

вышедшую из минивэна Зигги в долгие и крепкие объятия.

Нехотя поднявшись со своего сидения и выйдя на улицу, я заметил, что

моя сестра внимательно смотрит на меня.

Ну еще бы ей не смотреть.

Предостерегающе глянув на нее, я достал из багажника сумку Пиппы. Я

понятия не имел, что мне сейчас делать.

Не говоря ни слова, Пиппа пошла впереди меня по ухоженной дорожке к

большому крыльцу. Поднялась по ступеням и, наклонившись, достала ключ

из-под потрескавшегося кирпича, лежащего рядом с дверью. Я держался у

нее за спиной.

– Твой дедушка дома?

– Наверное, играет в бинго, – открыв внешнюю дверь, Пиппа вставила

ключ в замок главной.

– Хочешь, мы подождем его с тобой? – предложил я.

Она отмахнулась и со щелчком открыла дверь. Где-то в доме радостно

залаяла собака.

– Нет, не надо. Он скоро будет дома. Просто любит пофлиртовать с

гардеробщицами, – она поставила свою сумку куда-то за дверью.

Ветер сотряс наружную дверь, и я придержал ее рукой.

Пиппа посмотрела куда-то мимо меня. Такое молчание было для нас в

новинку.

И мне оно не нравилось.

Наконец она взглянула на меня.

– Было здорово, – сказала она. – Я получила огромное удовольствие.

Кивнув, я наклонился поцеловать ее сладкую улыбку, в которой сейчас

не было того напряжения, сопровождавшего нас всю дорогу сюда.

Предполагалось, что это будет мимолетный поцелуй, просто легкое

касание теплых губ. Но едва отодвинувшись, я подался к ней снова, прикусил

ее нижнюю губу и пососал. Потом еще, еще и еще.

Приоткрытые рты, скольжение языков, ее запрокинутая голова…

Я опьянел от этого поцелуя, ощутив, как он затягивает меня в ставшую

привычной близость. Меня оглушили жар, прокатившийся по позвоночнику,

и жажда большего.

Внезапно Пиппа отстранилась, и ее взгляд стал напряженным. Она

пробежала пальцем по своим губам и тяжело сглотнула, не отнимая от них

руки.

– Ладно… – побледнев, прошептала она.

Мой желудок ухнул куда-то вниз. Вот оно. И вот они, мы. Прощающиеся

друг с другом.

– Мне пора, – сказал я и махнул рукой себе за спину, после чего с

запинкой добавил: – Я замечательно провел время.

Пиппа кивнула.

– Я тоже. У нас получилось отличное партнерство. Звони, если тебе

снова понадобится фальшивая жена или девушка на отпуск. Кажется, я в

этом хороша.

– Я бы сказал, ты сейчас преуменьшаешь, – сделав шаг назад, я провел

обеими руками по волосам. – Мне было очень приятно познакомиться с

тобой.

И… вот это вышло просто жутко.

Я сделал еще один шаг назад.

– Хорошего полета домой.

Она нахмурилась, а потом неуверенно улыбнулась.

– Спасибо.

– Пока.

– Пока, Дженсен…

Горло сдавило, и, развернувшись, я побежал к машине.

Ханна по-прежнему смотрела на меня.

– Это было… – начала она.

Я сердито глянул на нее, ощущая желание защититься, и пристегнул

ремень.

– Ну что?

– Ничего. Просто… не знаю.

Мне было тошно от того, как точно Зигги поняла ситуацию. Это

заставило меня почувствовать себя тревожно и беспокойно.

– Мы подбросили ее домой, так? – усаживаясь поудобнее на сидении,

сказал я. – Что, мне ее нельзя поцеловать на прощание?

– Я про то, что было после поцелуя. Вчера ты пропустил ужин из-за нее.

А сейчас в один момент вы целуетесь, а в следующий это выглядит так,

словно ты благодаришь ее за помощь в оформлении налогов. Неловкостью

фонило за версту.

– Вчера был отпуск, – ответил я. – Чего ты вообще ожидала?

Зиггс и Уилл затихли.

– Мы не собираемся жениться, – резко напомнил им я. – И после двух

недель вместе мы не решили внезапно, что это любовь, – я мгновенно

пожалел о своем тоне. Зигги не пыталась мне указывать, как жить. Она

просто сказала жить. И просто хотела, чтобы я был счастлив.

Я и был счастлив.

***

Помахав рукой Зигги и Уиллу из окна своей машины, я сдал назад от их

подъездной дорожки. Четыре минуты спустя припарковался у своего дома.

Дом. Черт, возвращаться одному в свое пространство, к своим вещам, вайфаю и хорошему приему сотовой связи ощущалось Божьим

благословением.

Осень уже в разгаре, и на землю насыпалось еще больше листьев.

Поднимаясь по ступеням, я напомнил себе вызвать в эти выходные

садовника, чтобы он все тут хорошенько расчистил.

Я бросил ключи в маленькую вазочку на столике у входа, сумку на пол и

какое-то просто время постоял, наслаждаясь тишиной. В столовой тикали

часы моего прадеда, а где-то по соседству работал культиватор, но помимо

этого было тихо.

Возможно – поверить не могу, что это я говорю – даже слишком тихо.

Да и плевать.

Я был дома, сейчас разуюсь, переоденусь в домашние штаны, закажу

доставку еды и достану пиво. Взяв пульт от телевизора, я пошел на кухню.

На столе ждала стопка меню доставки, убранная в пластиковый конверт. Он

так знакомо ощущался у меня в руке.

Это ведь хорошо, верно? Отдохнуть в отпуске, отдохнуть по дороге

домой.

Я много лет не чувствовал себя настолько расслабленным.

Несколько часов спустя, когда я загрузил последнюю партию белья в

стиральную машину, раздался звонок в дверь.

Я открыл дверь и замер.

Такого я никак не ожидал.

– Бекки? – начал я и тут же остановился, потому что дальше на ум

пришло только «Какого хера ты тут забыла?»

Она неловко помахала мне рукой.

– Привет.

– Привет? – озадаченно переспросил я. – Что ты здесь делаешь?

– Мы навещали моих родных, – ответила она.

– Я про то, что ты делаешь здесь.

– Я… м-м-м… – она откашлялась, и только в этот момент я заметил, что

она в тонком пальто, а ее дыхание облачком взвивается вверх. Снаружи, судя

по всему, жутко холодно. Бля.

– Заходи, – сказал я и отошел, чтобы она могла пройти.

Войдя, Бекки остановилась и огляделась вокруг. Что-то из мебели она,

наверное, узнала. Журнальный столик. Лампу на столе у входа. Когда

уходила, она с собой не взяла ничего, кроме чемоданов с одеждой и

нескольких картин, принадлежащих ее бабушке.

Мать вашу, я до сих пор ел из тарелок, подаренных нам на свадьбу! Их

подарил нам мой брат Нильс и не дал мне вернуть. Может, пора заменить

хотя бы их.

– Вы сорвались с места, прежде чем завершился тур, – повернувшись

лицом ко мне, сказала Бекки.

Я кивнул и сунул руки в карманы штанов.

– Ага, как-то внезапно решили.

– Это из-за меня и Кэма?

Пожав плечами, я ответил:

– Отчасти. Да и вообще, мы поняли, что не особо любим экскурсии.

Между нами повисла тишина, а Бекки продолжала разглядывать стены

гостиной и коридора, ведущего на кухню. И тут я понял свою ошибку.

– А где Пиппа? – спросила она.

Я тихо усмехнулся и кашлянул. Я просто адово устал для всего этого.

– Пиппа… – начал я, а потом сообразил, что ничего объяснять не обязан.

– Она тут не живет.

Бекки ошарашенно заморгала.

– Мы не женаты, – просто добавил я.

– Что? – вытаращив глаза, переспросила она.

– Мы просто… Просто хорошо провели время, – проведя рукой по

волосам, я увидел, как она снова рассматривает комнату.

– А зачем вы это придумали? – снова посмотрев на меня, спросила она. –

Вы казались парой и вели себя…

– Мы были вместе, – ощущая дискомфорт, сказал я.

– То есть на самом деле ты не женат?

– Я просто… – я замолчал, решив, что дальше просто не стоит. – Бекки…

извини, но зачем ты пришла?

Она открыла рот что-то сказать, но потом закрыла его и усмехнулась,

покачав головой.

– Я хотела попрощаться, – наконец сказала она.

– Ты приехала сюда, потому что не попрощалась должным образом?

Уловив иронию, Бекки поморщилась.

– Ну и… у нас толком не было времени поговорить. Только ты и я. Это

Кэм вдохновил меня на разговор. У тебя есть минут двадцать? Я только… –

она прошла дальше в комнату, запустив руки себе в волосы, после чего

обернулась. – Мне так много нужно тебе сказать.

Уверен, многозначительную тишину в ответ она ожидала меньше всего.

Мне было почти смешно. Спроси меня кто-нибудь пять лет назад – да хотя

бы два – что я хотел сказать своей бывшей жене, и я написал бы

диссертацию.

И если честно, мне и правда много чего было ей сказать еще в тот вечер

на винограднике с Пиппой, когда я орал в небо, а нас заливало из оросителей.

Но сейчас внутри меня была пустота. Ни злости, ни даже грусти. Все это я

оставил там, на винодельне, и теперь об этом знала только Пиппа.

– Если ты хочешь поговорить… – начал я, а потом решил уточнить: –

Вернее, если тебе от этого станет легче…

Она шагнула ко мне.

– Да, думаю, сейчас я могу объясниться.

Сдержать вырвавшийся смешок я оказался не в состоянии.

– Бекс, сейчас мне от тебя не нужны никаких объяснения.

Она шокированно покачала головой, словно я ее недопонял.

– Кажется, мы всерьез это так и не обсудили, – пояснила она. – И я

никогда не отдавала себе отчет в том, насколько дерьмово было вот так уйти.

Я сделал полшага назад, поразившись, что даже сейчас она говорила

только про себя.

– И ты считаешь, что спустя шесть лет – самое время для разговоров?

Запинаясь, она что-то протестующе попыталась сказать.

Я устало пожал плечами.

– Ну ладно… Если тебе нужно выговориться, то я слушаю, – я искренне

улыбнулся ей. – И я говорю это не из жестокости или желания сделать тебе

больно, а просто потому, что это правда: тебе на самом деле нечего мне

объяснять, Бекс. Это больше не та мысль, которую я кручу в голове изо дня в

день.

Она села на диван, поджав по себя ноги, и уставилась себе на руки. Так

странно – смотреть на этот профиль, который раньше мне был так дорог, а

сейчас выглядел просто… знакомым.

– Я совершенно не ожидала такого, – сказала она.

Подойдя к дивану, я сел рядом.

– Не знаю, что именно ты хотела от меня услышать, – тихо ответил я. –

Но на что вообще ты рассчитывала?

Бекки повернулась ко мне лицом.

– Наверное, я думала, что задолжала тебе объяснение и что будет

облегчением тебе его дать. Я рада, что тебе оно не нужно, – быстро

проговорила она, – но не думала, что это нужно мне самой, до тех пор пока

не увидела тебя на винодельне.

Кивнув, я сказал:

– Хорошо. Что ты хотела мне сказать?

– Что мне очень жаль, – удерживая мой взгляд несколько секунд,

ответила она, а потом снова посмотрела на свои руки. – То, как я ушла, было

ужасно. И я хочу, чтобы ты знал, что ты совершенно ни при чем.

Сухо хохотнув, я заметил:

– Кажется, именно это и было частью проблемы.

– Нет, – ответила она, снова посмотрев на меня. – Ты ни в чем не

виноват. И я не перестала тебя любить. Просто мы с тобой были слишком

молоды.

– Вообще-то, нам было по двадцать восемь, Бекс.

– Мне казалось, что я еще толком не жила.

Я смотрел на нее и чувствовал, что это правда. Чувствовал стеснение в

груди, когда вспомнил, что буквально на прошлой неделе Пиппа сказала мне

почти то же самое, но с гораздо большей уверенностью и мудростью.

Прямиком из родительского дома Бекки ушла жить в студенческое

общежитие, со мной. Всю жизнь будучи немного нерешительной и склонной

стоять в сторонке, она никогда не искала приключений. Но я и не

догадывался, что на самом деле она их жаждала.

– Сейчас, конечно, все мне это очень понятно, – тихо продолжила она. –

А тогда я словно увидела простиравшуюся передо мной жизнь. В ней был и

смысл, и легкость, но так мало чего-то, по-настоящему интересного, –

потянув за выбившуюся нитку на свитере, Бекки, видимо, решила, что та

слишком длинная и перекусила ее, подняв руку ко рту. – Потом я подумала о

тебе, о человеке, за которого я вышла замуж и кто был готов разом завоевать

весь мир, и поняла, что один из нас – так или иначе – будет повержен.

Это рассмешило меня, и Бекки немного расслабилась.

– Я не имею в виду буквальное безумие, – добавила она. – Я про измены,

кризис среднего возраста или что-то типа того.

– Я бы никогда не изменил тебе, – тут же сказал я.

Ее взгляд смягчился.

– Откуда ты знаешь? Как много времени тебе понадобилось, чтобы

разлюбить меня?

Мне не хотелось отвечать на этот вопрос, но мое молчание ее устроило.

– Можешь ли ты признать, что лучше тебе не стало?

– Ты ведь не просишь благодарить тебя? – недоверчиво уточнил я.

Она быстро помотала головой.

– Нет. Просто говорю, что видела, как разрушится земля у меня под

ногами. Как в будущем я сорвусь и сломаюсь. А может, это и был мой срыв.

Но по какой-то причине я понимала, что мы не будем всегда вместе.

Понимала, что нашей любви было ровно столько, чтобы выжить во время

таких перемен, как перемена работы или рождение детей. Но чтобы

превозмочь рутину и скуку, ее было недостаточно, и я боялась, что тебе

станет со мной невероятно скучно.

Тут я задумался, не это ли объясняет появление Кэма – человека гораздо

более простого, чем я. Следующим вопросом был: а как я себя при этом

чувствовал? Польщенным, что она оценивает меня так высоко, или тревогу, что так низко ценила себя?

– Ты счастлива с ним? – спросил я.

– Да, – ее улыбка была абсолютно искренней. – Мы обсуждаем

появление детей. Путешествуем, с тех пор как познакомились: были в

Англии, Исландии и даже в Бразилии, – слегка покачав головой, Бекки

добавила: – У него отличная работа. И ему не обязательно, чтобы я тоже

работала. Он просто хочет, чтобы я была счастлива.

Бекки никогда не любила давление на себя.

И тут я подумал, что, наверное, создавал впечатление мужчины,

которому нужна жена с равной мне карьерой, из-за чего Бекки поняла, что не

сможет соответствовать.

Правда была в том, что раньше именно этого я и хотел. И в том, что

Бекки не могла соответствовать. Но откуда мне это было знать?

Имеет ли это значение сейчас? Сегодня я старше и хотел рядом с собой

кого-то, кто потребует себе больше места в моих мыслях и сердце. Потом я

вспомнил, какими словами я описал Бекки Пиппе, и понял, насколько

обобщенно это звучало.

Она милая.

С ней было весело.

И я не пытался сейчас скрыть ее недостатки. Просто не помню ничего,

кроме этого. Бекки права – она действительно не жила толком. Как и я.

– Тебе лучше теперь? – спросил я.

– Наверное, да, – ответила она, сделав глубокий вдох и надув щеки, а

потом медленно выдохнув. – Хотя все еще не понимаю, зачем ты придумал,

будто женат на Пиппе.

– Тут нет ничего сложного, – почесав бровь, сказал я. – Когда увидел

тебя, я запаниковал, – я пожал плечами и добавил: – Просто само

получилось. И почти сразу же после этого я понял, что хорошо себя

чувствую и что находиться рядом с тобой не так уж тяжело. Но на тот

момент ложь оказалась более простым решением. Ни тебя, ни самого себя,

смущать я не собирался.

Она кивнула и несколько секунд продолжила кивать, будто поняла и

приняла.

– Мне пора.

Я встал и пошел за ней к входной двери.

Весь этот разговор целиком и полностью был странным и банальным.

Открыв дверь, я увидел, что все это время в припаркованной машине ее

ждал Кэм.

– Тебе надо было позвать его, – сказал я, не веря собственным словам. –

Он тут целых сорок пять минут.

– С ним все в порядке, – ответила Бекки и, встав на цыпочки, поцеловала

меня в щеку. – Береги себя, Дженс.

***

Я рухнул на диван, словно только что пробежал марафон.

Было слишком рано, чтобы ложиться спать, но я все равно выключил

телевизор и свет и наконец вытащил из сумки телефон. Только поставлю

будильник, а почту смотреть не буду, – сказал я сам себе. Почитаю книгу, а

потом пойду спать.

И не стану думать ни о Бекки, ни о Пиппе.

Тут на экране высветилось сообщение от Пиппы.

«Дедуля настоящий деревенщина! Он хочет вытащить меня завтра

поужинать в три часа. В ТРИ, Дженсен. Уже в половине седьмого я буду

умирать от голода. Пожалуйста, поужинаешь со мной в нормальное

взрослое время?»

Я уставился на экран.

Идея поужинать с Пиппой была отличной. Она рассмешит меня, потом,

может, мы приедем сюда, ко мне. Но после Бекки и думая об ожидающем

меня кошмаре завтра на работе, я не был уверен, что из меня сейчас

получится хорошая компания.

Проще говоря, я очень устал. И не могу сейчас справиться – ни с чем.

И почувствовал себя плохо, прежде чем написал ответ.

«Эта неделя будет сумасшедшей. Может, на следующей?» – набрал я.

Отбросив телефон, я ощутил накатывающую тошноту.

Забравшись в постель полчаса спустя, я проверил телефон. Ответа не

было.

Четырнадцать

Пиппа

Дедушка вручил мне тарелку овсяных хлопьев, и моему мозгу

понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что она горячая.

Взвизгнув, я тут же поставила ее на стол и рассеянно его поблагодарила.

– Вы, миллениалы [или поколение Y – родившиеся после 1981 года, встретившие

новое тысячелетие в юном возрасте и характеризующееся глубокой вовлеченностью в

цифровые технологии – прим. перев.] вечно таращитесь в свои телефоны, –

пробурчал он.

Обратив на него внимание, какое-то время я наблюдала, как он

просеменил к столу и, сев, принялся за свою овсянку.

– Извини, – выключив экран телефона, сказала я. – Кажется, я сама не

заметила, как пялилась на экран, словно удав на кролика, – я положила

телефон и села рядом с ним за стол. Сколько не глазей, вчерашнее сообщение

все равно не изменится: «Эта неделя будет сумасшедшей. Может, на

следующей?»

О, ну конечно, придурок. Вот только на следующей неделе меня уже тут

не будет.

– Разве я миллениал? – спросила я, улыбнувшись и отодвинув подальше

свое раздражение и замешательство. – Думала, что частично X, частично Y.

Он посмотрел на меня и ухмыльнулся.

– Приехала всего двенадцать часов назад, а так тихо, словно ее уже снова

нет.

Слишком тихо, да, – подумала я. – Неделя в одном доме с шестью

людьми – и это уже кажется нормой.

– А что, если, – начав есть овсянку, сказала я, – я оставлю телефон дома, и мы пойдем в кино. Как тебе такое предложение?

Дед кивнул, отхлебнув кофе.

– Неплохой план, девочка.

***

Дорога с ровным гулом проносилась под колесами.

У меня на среднем пальце левой руки красовался отвратительный

заусенец.

Юбку стоило бы постирать.

А ботинки грозили вот-вот развалиться.

Видимо, по его «Мне было очень приятно познакомиться с тобой»,

когда он проводил меня до дома, мне нужно было сразу все понять. Я

списала это на нервозность, поскольку Ханна с нас глаз не спускала. Но нет.

Его поцелуй не означал, что скоро увидимся. Это было прощание.

Дженсен оказался мудаком.

Я и забыла это жуткое чувство, когда тебя бросают.

– Кажется, я начинаю тебя не узнавать, – осторожно подбирая слова,

сказал дедушка. – Ты помалкиваешь уже целый день.

Искоса глянув на него, я вяло улыбнулась. Глупо отрицать очевидное,

тем более что даже превосходно снятый фильм о миграции птиц Африки,

который я смотрела вчера, не отвлек меня от мыслей о том, как Дженсен

меня отбрил.

Не то чтобы я ожидала большего, просто все на самом деле превратилось

в большее. Мне не почудилось. Я достаточно доверяла себе и своему чутью.

– Извини, – сказала я.

– Это уже десятое извинение за день, – нахмурившись, ответил дедушка.

– И если что я про тебя знаю совершенно точно – так это отсутствие

склонности без конца извиняться.

– Изви… – остановившись, я на этот раз искренне улыбнулась. – Ой.

Он продолжал смотреть на дорогу.

– Мне всегда говорили, что слушатель из меня никудышный, – пошутил

он, – но раз уж оказался взаперти с тобой в машине, – смягчившись, дедушка

добавил: – То я весь внимание, золотце.

– Да нет, все нормально, – начала я и немного повернулась на сидении к

нему. – Но вот знаешь, эти мобильные телефоны, которые ты терпеть не

можешь… Я их тоже ненавижу.

Быстро глянув на меня, дедушка спросил:

– Что случилось?

– Кажется, меня бросили второй раз подряд.

Он уже открыл рот что-то сказать, но я добавила, решив уточнить:

– В общем-то, мы с Дженсеном не вместе. Хотя в каком-то смысле все-

таки были вместе, – я поморщилась.

– С Дженсеном?

– Парень, с которым я разговаривала в самолете. Оказалось, что он брат

Ханны.

Дедушка засмеялся.

– А Ханна…

– Извини, – теперь тоже засмеялась я. – Ханна – это жена бизнес-

партнера деверя Руби.

Он посмотрел на меня совершенно отсутствующим взглядом, а потом

снова отвернулся к дороге.

Я махнула рукой, дав понять, что ему не обязательно разбираться во всей

этой паутине взаимоотношений.

– Это большущая компания друзей, и с некоторыми из них я была в

винном туре: с Руби и Найлом, Уиллом и Ханной. Еще с нами был старший

брат Ханны Дженсен.

– Значит, две семейные пары, ты и брат Ханны? – нахмурившись,

уточнил он. – Кажется, я догадываюсь, что произошло.

– Честно, говоря, мне не хочется тут сболтнуть лишнего, – ответила я. –

А поскольку это всем известная моя суперспособность, то, видимо, придется

силой зажать рот. Скажу лишь, что он мне нравится. Думаю, даже очень

нравится. И на протяжении этого двухнедельного отпуска я чувствовала,

что… кажется, я ему тоже нравлюсь. Но когда написала ему, что хочу

встретиться с ним еще раз перед отъездом, он ответил… – насупившись, я

пробормотала: – Ну, что ему нужно работать.

– Работать, – повторил дедушка.

– Весь день, судя по всему. У него слишком много работы для позднего

ужина со мной, – мое сердце от боли словно распадалось на части.

– Так значит, – дедушка решил убедиться, что правильно понял, – он

ходил за тобой хвостом все эти две недели, а как вернулись, у него не

оказалось времени?

Ой. Кажется, довольно этого.

– Можно сказать и так. Какое-то время мы были на одной волне, а потом

внезапно… больше нет.

Дед свернул на усаженную с двух сторон деревьями улицу, где в его

доме провела свое детство Коко.

– Что ж, тогда, наверное, самое время для виски.

***

К семи вечера я достаточно нагрузилась виски с дедом на крыльце, что

когда зазвонил телефон и высветилось имя Ханны, я не была уверена, стоило

отвечать или нет.

Но потом меня кольнуло чувство вины, да и игнорировать ее все-таки не

хотелось. В конце концов, она делает именно то, чего хотела и я:

созваниваться друг с другом и оставаться на связи.

– Ханна! – воскликнула ее я и, встав, пошла на другой конец крыльца.

– Блин, – вместо приветствия сказала она. – До чего же круто слышать

твой голос. Похоже, что у всех нас сегодня отходняк!

Я засмеялась, а потом почувствовала, что веселость поутихла. Видимо,

не у всех «нас».

– Это точно, – как можно беспечнее ответила я.

– Что делаешь в среду вечером? Хочешь прийти к нам на ужин? – не

дожидаясь ответа, она добавила: – Ты ведь в городе до следующего

понедельника, правильно?

– Я улетаю в воскресенье, – я взглянула на дедушку, продолжающего

спокойно смотреть на зеленую лужайку и попивать виски. Он любил свою

внучку, но еще больше он любил тишину. – М-м-м… дай я проверю

календарь насчет среды.

Я сделала вид, будто открыла приложение на телефоне, хотя, конечно

же, всю неделю заняться мне было абсолютно нечем, кроме как сидеть дома

или в одиночестве слоняться по Бостону. Идея прийти на ужин к Ханне была

просто замечательной.

Но при мысли о вероятном появлении там Дженсена, в то время как он

сказал мне, что будет занят всю неделю, я почувствовала легкую тошноту.

К сожалению, потенциальную неловкость я предотвратить не могу,

поинтересовавшись, будет ли на ужине Дженсен, поскольку последнее, чего

я хотела, это откровенничать с Ханной о ее брате и о том, что он две недели

занимался со мной сексом во всех возможных позах, а потом отшил по смс. Я

не сомневалась, что Дженсен не стал бы обсуждать меня с Ханной, так что

она думает, будто у нас все в порядке. Еще я была уверена, что несмотря на

его смс-мудачество, он, скорее всего, реально занят – хотя это и не извиняет

его поведение. После двух недель отсутствия на работе шансы на его

появление у сестры были невелики. И это хорошо.

– В среду я свободна, – сказала я. – С удовольствием приеду.

Договорившись, что я могу прийти в любое время после половины

восьмого в среду, мы закончили разговор, и я вернулась в свое деревянное

кресло рядом с дедушкой.

– Как там Ханна? – мягко спросил он.

– Она пошутила, будто у всех сегодня отходняк.

Я почувствовала, как он повернулся и посмотрел на меня.

– А у тебя?

– Наверное, от всего выпитого вина, – хохотнула я, но мой смех замер,

когда ехидно я уставилась на стакан с виски.

Казалось, ирония до него не дошла.

– Тебе правда нравится тот парень, Дженсен?

Я не стала тут же отвечать, дав себе время подумать. Конечно же, он мне

нравится. Я не стала бы заниматься с ним сексом, будь это не так. Мы были

вместе. И это было весело.

Но черт, между нами было гораздо большее. Вдали от него я ощущала

какую-то пустоту, словно из меня вычерпали весь свет, и не только потому, что потрясающая поездка подошла к концу. Это была скорее мучительная

пустота, которая имела отношение к его осторожной улыбке, его большим

требовательным – что не особо сочеталось с его сдержанными манерами –

ладоням. К изгибу его верхней губы и кокетливой кривой линии нижней… А-

а-а, да черт всех раздери!

– Да, правда нравится.

– Ты приехала сюда из-за того жалкого типа, своего бойфренда, и вот

опять.

Всегда обожала, что дед так бескомпромиссно прямолинеен.

– Все верно, даже чересчур, – пробормотала я и поднесла стакан к губам.

Чувствовала ли я себя хуже из-за этого? В отличие от истории с Марком,

сейчас было меньше потери самоуважения, но в большей степени задето

сердце. Потеря самоуважения лечится злостью. А вот разбитое сердце…

виски, разговорами с дедушкой и ждущими моего возвращения домой

мамами.

Боже мой, как же мне их сейчас не хватало.

– Любить – это не преступление, знаешь ли, – сказал он.

Это привлекло мое внимание. Дед всю жизнь проработал бригадиром в

грузовом порту и неплохо зарабатывал, но то была тяжелая работа, которая

при этом требовала от человека минимум эмоций.

– Знаю, – честно ответила я. – Просто чувствую себя ужасно, что с

Дженсеном это продолжалось так недолго. Потому что хотя это и длилось

всего две недели, он был по-настоящему замечательным. Добрым и

внимательным. Он будет очень хорош для кого-то еще. Жаль, что эта кто-то

не я.

– Никогда не знаешь, как все получится. Мы с Пег прожили вместе

пятьдесят семь лет, – тихо сказал дедушка. – Она никогда всерьез не думала, что в итоге будет со мной, но так оно и вышло.

Я никогда не слышала историю знакомства родителей Коко, и ранимость

в его голосе застала меня врасплох.

– Где вы познакомились?

– Она работала за стойкой в кафе ее отца, – покрутив в руке стакан, он

наблюдал, как плещется янтарная жидкость. – Я заказал солодовый коктейль

и потом смотрел, как она берет металлическую ложку, черпает мороженое,

добавляет солод. Никогда не видел ничего подобного – ее движения меня

просто завораживали.

Я замерла, боясь его перебить, потому что складывалось впечатление,

что он рассказывает важнейшие вещи, которые помогут мне лучше понять,

какие чувства я испытывала, а какие нет. Благодаря чему мои мучения

прекратятся.

– Она протянула мне стакан. Я заплатил. А когда она давала мне сдачу, я

сказал: «Я хочу, чтобы в день нашей свадьбы ты сделала такую же

прическу». До этого я ни разу с ней не встречался, но почему-то был в этом

уверен. Ничего подобного я бы никогда не сказал другой девушке. И больше

ни разу за все наши пятьдесят семь лет вместе не говорил ей, что носить или

что делать. Но в тот день мне хотелось, чтобы когда станет моей женой, она

выглядела именно так.

Сделав глоток, он поставил стакан на широкий подлокотник кресла.

– С того дня я не видел ее почти год, ты знала об этом?

Я покачала головой.

– Вообще никогда не слышала эту историю.

– Верно, – кивнув, ответил он. – Оказалось, что почти сразу она уехала в

колледж. А когда приехала на лето, за ней по пятам, словно щенок, ходил

один напомаженный тип. Хотя винить-то мне его не в чем. Но когда увидела

меня – а я многозначительно при этом посмотрел на ее волосы, которые она

по-прежнему укладывала таким же образом – она улыбнулась. И, думаю, это

решило многое. Следующим летом мы поженились. А когда Пег умерла, я не

мог перестать вспоминать тот первый день. Словно мой мозг не мог

переключиться ни на что другое. Я не помню, как выглядели ее волосы за

несколько дней до смерти, но какая у нее была прическа в день нашего

знакомства, забыть невозможно.

За всю свою жизнь мне не доводилось слышать, чтобы дед говорил так

много. Обычно мне доставалась немалая, в общем-то, часть его внимания, по

сравнению с остальной семьей, но чтобы вот так – я молчала, а он говорил…

Оглядев меня, он добавил:

– Поначалу любовь – это телесное. И тебе все мало. Многим нравится

говорить, что сильное увлечение – это и есть любовь, но все мы знаем, что

это не так. Увлечение должно трансформироваться в нечто иное. Пег стала

частью меня. Мысль, что ты становишься единым целым с другим

человеком, звучит глупо, но так оно и есть. Я не мог прийти в новый

ресторан и не поинтересоваться, понравились ли ей яйца Бенедикт. Не мог

налить себе пива, не прихватив для нее кувшин холодного чая, – он глубоко

вздохнул и посмотрел на улицу перед нами. – Было невозможно пойти спать

без желания ощутить ее рядом с собой в кровати.

Я положила руку на его грубую ладонь.

– И сейчас, – продолжил он еще тише, – без нее стало тяжело. Очень

тяжело. Но в нашем прошлом я не изменил бы ни единой чертовой детали.

Тогда, в тот день в кафе, в ответ на мои слова Пег так широко улыбнулась. В

ту секунду она хотела того же, даже когда потом дела и новые заботы

притупили ее желание. Но то влечение росло и росло, и превратилось в нечто

совершенно другое. В нечто лучшее, – он повернулся ко мне. – Твоя мама

Колин это отлично понимала. Знаю, я не всегда понимал ее выбор, но могу

сказать, что она любит Лесли так же, как и я твою бабушку.

Я почувствовала, как заслезились глаза, и подумала, что Коко много

отдала бы за то, чтобы услышать эти слова от своего отца.

– Того же я хочу и для тебя, Пиппс. Хочу, чтобы ты встретила парня,

который при первой встрече заметит в тебе абсолютно все и в ужасе поймет, что потерял, если тебя уже не будет рядом.

***

Когда в начале седьмого в среду я постучала в дверь, открыл Уилл, но

Ханна оказалась неподалеку, вприпрыжку несясь по коридору вместе с

огромной собакой песочного цвета.

– Пиппа! – пропела она, сгребая меня в объятия.

Встав на задние лапы и положив передние Ханне на спину, к нам

присоединилась собака, тем самым чуть не свалив всех на пол.

– У вас есть собака? – спросила я и наклонилась почесать ей за ухом, когда Ханна отошла в сторону.

– Это Пенроуз! На день рождения Анны и поездку мы отвезли ее к моим

родителям, – она дала собаке команду лежать, и после того как Пенроуз

послушно легла, из кармана своего кардигана Ханна достала лакомство. –

Сейчас ей год, но мы все еще работаем над некоторыми моментами, – она

кривовато улыбнулась Уиллу, стоящему у меня за спиной.

– Я так полагаю, она названа так в честь математика? – широко

улыбаясь, уточнила я.

– Да! Наконец-то, хоть кто-то оценил! – она развернулась и повела меня

на кухню. – Пойдем. Я страшно голодная.

Поскольку я была тут дважды, с домом уже знакома. Но сейчас здесь

было более… уютно, хотя не носилась толпа визжащей малышни и в воздухе

уже не витало предвкушение долгожданного отпуска. Вместо этого то тут, то

там были следы присутствия Ханны и Уилла: прислоненная к лестничным

перилам сумка для ноутбука Ханны, письменный стол домашнего офиса

Уилла – прямо в коридоре – заваленный документами, медицинскими

журналами и стикерами с напоминаниями. У двери рядышком стояли две

пары беговых кроссовок. На небольшом столике в прихожей лежала пачка

еще не вскрытых писем. А с кухни доносился насыщенный аромат соуса

маринара и горячего сыра. Крепко меня обняв, Уилл вернулся к салату,

который делал на кухонном островке.

И да, больше никаких гостей, приглашенных на этот ужин, не было. На

кухне были только мы четверо: Уилл, Ханна, я и виляющая хвостом

прелестная Пенроуз.

Осмелюсь ли я спросить?

– Как твой дедушка? – опередил меня Уилл, бросив нарезанные огурцы в

деревянную салатную миску.

– Хорошо, – ответила я. – А я так рада нашему винному туру. Я очень

люблю видеться с ним, но уже ощущаю, насколько разрушительно мое

присутствие. Думаю, больше чем на небольшое количество дней он гостей

вытерпеть не сможет. Человек привычек.

– Все мы знаем еще одного такого же, – фыркнула Ханна,

многозначительно посмотрев на меня.

Что ж, теперь мне нужно спросить.

Сделав успокаивающий вдох, я спросила:

– А Дженсен к нам присоединится?

Ханна помотала головой.

– Сказал, что у него работа.

Но Уилл замер и медленно повернулся ко мне.

Черт.

– Вы разве не общаетесь? – осторожно поинтересовался он.

– Мы… нет.

Он нахмурился.

– После… коттеджа… я ожидал, что вы как минимум… – он остановился

и посмотрел на Ханну, у которой на лице было написано такое же удивление, что я не в курсе, будет ли присутствовать Дженсен.

Мне не хотелось превращать это в драму. Я знала, как мило Ханна умела

приставать с ножом к горлу брата. Да и Уилл, казалось, нас уже видел парой.

– В воскресенье, когда мы вернулись, я спросила его, не хочет ли он со

мной поужинать на этой неделе. К сожалению, он ответил, что завален

работой, – сделав паузу, я не смогла удержаться от кислой улыбки. – И

предложил – все это по смс, не по телефону – перенести на следующую

неделю.

– Но на следующей неделе тебя тут не будет, – медленно проговорила

Ханна, словно надеясь, что упустила какие-то важные детали, которые

означали бы, что ее брат все-таки не идиот.

Я кивнула.

– Может, Дженсен на следующей неделе летит в Лондон? –

повысившимся на целую октаву голосом задала следующий вопрос она.

– Я не знаю, – господи, до чего же неловко. Будь я с собой честнее, тогда

признала бы, что тут затронуто не только сердце. Самоуважение тоже. Мне

было приятно, что я слишком нравилась Ханне, чтобы она не начала

заострять внимание на причинах, почему долгих отношений у нас с

Дженсеном быть не могло – взять хотя бы тот факт, что мы жили на разных

континентах – но все-таки немного уязвляло, что Дженсен настолько

очевидно не озадачился вопросом, сколько времени я пробуду в Штатах, и

теперь все об этоv знали. А еще мне очень нравились Уилл с Ханной, и мне

не хотелось, чтобы произошедшее – или, скорее, не произошедшее –

разрушило мою с ними дружбу.

Ханна достала три бокала и, обернувшись через плечо, спросила, буду ли

я пиво или вино.

– Может, лучше воды? – со смехом ответила я. – У меня такое

ощущение, будто я накачалась алкоголем на десяток лет вперед.

Подойдя к огромному холодильнику, Ханна заворчала:

– Я так зла на него! Когда мы высадили тебя, я немного удивилась, но

потом понадеялась, что…

– Слушай, давай договоримся, – сказала я. – Не злись на него из-за меня.

Уилл качнул головой.

– Слива, это не наше дело.

– А что, Дженсена это когда-то останавливало? – повысив голос,

продолжала она. – И я рада, что когда-то он влез не в свое дело, в противном

случае я бы никогда тебе не позвонила!

– Знаю, – успокаивающе ответил Уилл. – И согласен. И еще знаю, что ты

беспокоишься о его одиночестве, – виновато посмотрев на меня, он добавил:

– Извини, Пиппа.

– Я не против, – пожав плечами, сказала я. Я и правда не возражала

против таких разговоров. Расстройство Ханны немного улучшило мое

состояние.

– Просто… – начала Ханна. – Я хотела…

– Я знаю, – подойдя к ней, Уилл обнял ее за плечи и притянул к себе. –

Но знаешь, что, – добавил он и поцеловал ее в макушку, – давай лучше

поедим.

***

Уилл водрузил мне на тарелку огромный кусок лазаньи, положил рядом

салат и передал мне.

– Кажется, эта тарелка весит больше меня, – заметила я, когда поставила

ее на стол на подставку для тарелок с осенними мотивами. – И если ты

собираешься сказать, что я не выйду из-за стола, пока все не съем, то мне

придется пропустить свой рейс в воскресенье.

– Это знаменитая лазанья Уилла, – запихнув в рот кусок, ответила Ханна.

– Вернее, – добавила она, когда проглотила, – в этом доме и согласно моей

оценке.

Попробовав, я не смогла с ней не согласиться. Идеальный баланс сыра,

мяса, соуса и пасты. Что-то нереальное.

– Это несправедливо, что ты не только симпатичный, но еще и вкусно

готовишь, – заявила я Уиллу.

Он просиял от похвалы.

– Еще я фантастически выношу мусор и подметаю пол.

– Не продавайся так стремительно и задешево, детка, – со смехом

сказала Ханна. – Ты и туалет моешь столь же превосходно.

– Э-э-э… – засмеявшись от такого, начала я. – И это не говоря о том, что

ты гений инвестиций с научной степенью, доктор Самнер.

Уилл с Ханной переглянулись.

– Точно, – проговорила она, подняв брови.

– Так, ладно, – сказала я, – я провела с вами последние две недели. Я что-

то упустила?

– Вчера мы решили, что я, наверное, уйду из компании… – Уилл

взглянул на Ханну в поисках поддержки и тихо добавил: – …примерно в

следующем году.

– Чтобы сменить профессию или совсем не работать? – ошарашенно

уточнила я. Я знала, что Уилл работал с Максом, и, по моим

предположениям, текущая ситуация всех устраивала.

Ханна кивнула.

– Зарабатывать еще больше ему надобности нет, и… – она улыбнулась

Уиллу. – Когда меня окончательно утвердят в моей должности, мы займемся

планированием детей. Уилл хочет быть неработающим и ведущим хозяйство

папой.

Я покачала головой, улыбаясь им обоим.

– Странно, правда? Чувствовать, что вот-вот все изменится и что все

ваши друзья уже женаты и с детьми. Хотя со стороны это кажется

внезапным. Все, кого я знаю, женятся этим летом. Следующим пунктом

пойдут дети.

– Так оно и будет казаться: внезапно, – ответил, смеясь, Уилл. – Я

помню, когда у Макса с Сарой только-только появилась Аннабель, и все мы

только и говорили: «Что с ней делать? Почему она плачет? А чем так

пахнет?» Теперь у них будет уже четверо, и каждый из нас умеет менять

подгузники одной левой.

Кивнув, Ханна добавила:

– А скоро к ним присоединятся Хлои с Беннеттом. Для меня это был

самый мощный знак, что все мы там будем. Когда Хло сказала нам о своей

беременности, я подумала… что вот они, грядущие перемены. К лучшему.

– Потрясающе, – ответила я, вяло ковыряя вилкой лазанью. На меня

накатила меланхолия, но не потому, что я хотела ребенка или даже мужа.

Мне просто хотелось, чтобы один конкретный человек сидел здесь с нами, а

пустой стул рядом со мной словно кричал о его отсутствии. – Мне до этого

всего так далеко, хотя это и не плохо.

– Мне кажется, Дженсен иногда думает схоже, – словно прочитав мои

мысли, сказала Ханна, накалывая листья салата на вилку. – Но кажется, в его

случае… – она замолчала, когда Уилл громко вздохнул. – Извини, –

поникнув, добавила она. – Я опять за свое.

Уилл засмеялся.

– Ага, опять.

– Но, может, сейчас все наладится? – предположила я. – Когда Бекки

наконец осталась в прошлом. Он не особо об этом распространялся, но я

уверена: мысль, что он от нее больше ничего не хочет, была чем-то вроде

откровения и очищения.

– Согласна, – ответила Ханна. – Ему реально стало лучше. Я была готова

включить по отношению к ней режим «Халк крушить», но он справился с

этим лучше, чем я предполагала. И уверена, что во многом благодаря тебе.

– С этим и я соглашусь, – отозвался Уилл.

– Странно, да? Я вижу Пиппу и тут же думаю о Дженсене, – она

взглянула на своего мужа, а когда тот покачал головой, снова повернулась ко

мне. – Вы так мило смотритесь вместе. Я честно еще не видела его таким

счастливым.

Вытерев рот салфеткой, я сказала:

– Я не считаю это странным, но с уверенностью скажу, что эти вот

«Дженсен и Пиппа» были всего лишь курортным романом. Интрижкой во

время отпуска. И по большей части из-за самого отпуска он и был счастлив.

Она недоверчиво уставилась на меня и, кажется, совершенно не была со

мной согласна.

При этой мысли все внутри заныло от боли.

– Мне и самой не хочется с этим соглашаться, и я не хочу, чтобы все

заканчивалось, – такое ощущение, что эти слова были силой вырваны из

груди, и там сейчас больно. – Но что я могу поделать? Я живу в Лондоне.

Уилл сочувственно застонал.

– Мне очень жаль, Пиппа.

– Он мне нравится, – призналась я и в этот момент пожалела, что не

приняла предложение Ханны насчет вина. – Я… хотела, чтобы отношения

развивались. Но даже если отставить в сторону проблему расстояния между

нами, я не хочу, чтобы его побуждали к чему бы то ни было. Лучше точно не

станет, если он позвонит мне, только потому что кто-то на него наорал и

уговорил сделать это.

Ханна понимающе поморщилась.

– Но ты вообще рассматриваешь вариант переехать сюда?

Я поразмышляла немного, сдержав рвущийся вопль «Да!» Мне нравился

Бостон с его окрестностями и сама идея пожить где-нибудь еще, несмотря на

то, что буду скучать по мамам, Руби и друзьям в Лондоне. Но мне жизненно

необходимы перемены. И тут у меня уже появились друзья – люди, кого я

хотела узнать еще ближе и чье уважение стремилась завоевать. И которые

тоже хотели общаться со мной.

Неторопливо покивав, я ответила:

– Я переехала бы сюда ради хорошей работы. Ну, или работы, которая

хотя бы позволит мне приехать и чувствовать себя комфортно, –

встретившись с ней взглядом, я заметила у нее в глазах надежду. – Но я не

перееду в Бостон ради Дженсена. Это не вариант.

Ханна виновато улыбнулась.

– Окей, у меня для тебя есть несколько человек, которые будут ждать

твоего звонка после возвращения в Лондон. Два контакта в Гарварде, но есть

еще и в нескольких компаниях в Бостоне, – встав, она подошла к кухонному

шкафу у окна и достала сложенный лист бумаги.

– Держи, – Ханна вернулась и протянула его мне. – Если тебя

заинтересует что-то отсюда, пользуйся.

***

Какое-то время я просто сидела в дедушкиной машине у их дома, после

того как мы попрощались. Мы предварительно запланировали увидеться в

субботу, но Ханна была почти уверена, что ей нужно будет поехать в

лабораторию помочь одному из ее магистрантов, поэтому у меня

складывалось впечатление, что я распрощалась с ними на неопределенно

долгое время. Руби с Найлом пару дней назад вернулись в Лондон, и

довольно скоро я с ними увижусь, но то, что я чувствовала, было не

сиюминутной грустью по поводу закончившегося отпуска. Я чувствовала

какую-то связь с этим местом и этими людьми, и от мысли про возвращение

в дождливый Лондон к дерьмовой работе и дерьмовому боссу меня тянуло…

м-да, побрюзжать.

Выудив ключи из сумочки, я нащупала там лист бумаги, что дала мне

Ханна за ужином. Когда достала его, оказалось, что на самом деле там два

листа с именами. Профессора, ищущие, кто будет управлять лабораториями, частные университеты, инженерные компании, которым нужен человек на

примерно такую же позицию, как и у меня сейчас… Каждое предложение

подробно расписано – было заметно, что Ханна как следует постаралась. При

желании переехать в Бостон или Нью-Йорк к моим услугам было двенадцать

реальных предложений.

Но потом я увидела другую информацию.

Как и все остальное, это было напечатано – Ханна явно сделала это

разом. Словно зная, что у меня нет его адреса.

Я уставилась на страницу. Даже его имя, так контрастно выделяющееся

черным на белом, заставило меня почувствовать себя напряженно и

беспокойно. Мне хотелось шагнуть к нему и почувствовать его объятия.

Хотелось так попрощаться, чтобы это подразумевало «Скоро увидимся», а не

просто когда-нибудь «Увидимся», которое я получила в качестве ответа в

воскресенье и которое – до сих пор – так и не воплотилось.

Внезапно в венах запульсировало «Сейчас или никогда». Включив

зажигание, я выехала с подъездной дорожки. И вместо того чтобы свернуть

налево, поехала направо.

***

Дженсен жил в красивом особняке на широкой тенистой улице.

Высокий, но не длинный двухэтажный дом был сделан из безукоризненного

кирпича, а дверь свежевыкрашена в зеленый. С одной стороны вился недавно

подрезанный плющ, окаймляя широкое окно с белой рамой.

В прихожей и где-то в глубине дома горел свет. Может, это на кухне.

Или в кабинете. В любом случае, я достаточно хорошо знала Дженсена,

чтобы быть уверенной: он не уйдет из дома, оставив включенным свет. Ну, разве что в одной комнате – в порядке превентивной защиты от

злоумышленников. А в двух – это уже чересчур расточительно.

Порыв холодного ветра поднял с обочин опавшие листья, и, привлекая

мое внимание, несколько упали прямо мне на ноги. На улице давно стемнело, а на часах было достаточно поздно, чтобы уже не встретить ни прохожих, ни

подъезжающих к домам машин.

Какого хрена я тут забыла? Жаждала получить еще один от ворот

поворот? Я бы слукавила, заявив, что мне нечего терять: при мне по-

прежнему оставалась моя гордость. Прийти сюда после того его смс было все

равно что расписаться в собственном отчаянии. Или это оно и есть? Но

неужели Марк с его изменяющей задницей так ничему меня не научил?

Снова взглянув на окно, я внутренне застонала. Я уехала из Лондона, желая

забыть одного мужчину, и открыла свое сердце другому, чтобы он мне его

растоптал?

Пиппа Бэй Кокс, ты чертова идиотка.

Господи, какой кошмар. На улице так холодно, а в машине так тепло.

Возможно, в кафе с пончиками за углом еще теплее, где я смогу как следует

заесть стресс и обиду, обильно посыпав их сахарной пудрой. Позади меня

остановилась машина, и тут до меня дошло, как я, наверное, сейчас

выглядела: стоя напротив дома, таращилась в окна. Я расправила плечи,

услышав звук разблокировки дверей, после чего развернулась и пошла, тут

же в кого-то врезавшись.

– Ой, прошу проще… – начала я и уронила сумку. Растерявшись, я

наклонилась ее поднять.

– Пиппа?

Я уставилась на отполированные коричневые туфли прямо передо мной,

вслушиваясь в мягкий бархатистый голос, который произнес мое имя.

– Привет, – так и не встав, сказала я.

– Привет.

Уверена, со стороны я красочно смотрелась: пала ниц перед каким-то

бизнесменом, и если бы существовало какое-нибудь заклинание, чтобы подо

мной расступился асфальт, и я провалилась туда, медлить не стала бы ни

секунды. Это просто… ужасающая ситуация. Очень медленно я собрала

рассыпавшееся содержимое своей сумки.

Он присел на корточки.

– Что ты здесь делаешь?

О боже.

– Ханна… – начала я, параллельно пытаясь нащупать в сумке ключи от

машины. – Она дала мне твой адрес. Я подумала… – я покачала головой. –

Пожалуйста, только не сердись на нее. Знание, что дома тебя не ждет миссис

в одном белье, придало мне храбрости заскочить на минутку. Наверное, я

захотела увидеться с тобой, – когда в следующую секунду он ничего не

ответил и почувствовав, что вот-вот сгорю от стыда, я добавила: – Прости.

Ты ведь уже говорил, что будешь занят.

Дженсен за локоть притянул меня к себе. А когда я взглянула ему в лицо, то увидела там тень улыбки.

– Тебе незачем извиняться, – тихо сказал он. – Я просто удивлен, увидев

тебя. Приятно удивлен.

Я окинула взглядом его костюм и машину за ним.

– Ты только приехал домой?

Он кивнул, и я посмотрела на часы. Начало двенадцатого ночи.

– А ты не шутил насчет уймы работы, – пробормотала я и оглянулась на

дом. – У тебя свет горит.

Дженсен снова кивнул.

– Он на таймере.

Блин, ну конечно.

Я рассмеялась.

– Точно.

Больше не говоря ни слова, Дженсен наклонился, крепче прижал к себе и

прижался своими губами к моим.

Такое облегчение. Такое тепло. Никакой неуверенности – только

ставшая знакомой ласка его приоткрытых губ и до боли приятные движения

языка. Затем его поцелуи стали легче и короче – мягкие касания в уголках

рта, на подбородке и щеках.

– Я скучал по тебе, – целуя мою шею, сказал он. У него на плечах словно

трехтонная плита, он измотан и измочален.

– Я тоже по тебе скучала, – ответила я и обняла его за шею, когда он

выпрямился. – Просто хотела сказать «Привет», но ты выглядишь так, словно

сейчас рухнешь прямо там, где стоишь.

Дженсен отстранился и посмотрел на свою входную дверь.

– Именно так себя и чувствую, но не уходи. Пойдем. Останься у меня.

***

Мы молча поднялись по лестнице. Держа меня за руку, Дженсен

решительно повел меня в ванную рядом с его спальней – где вручил мне

новую зубную щетку – и когда мы оба почистили зубы, обмениваясь при

этом улыбками, так же решительно и в саму спальню.

Комната была выполнена в приглушенных тонах, кремовых и голубых, с

мебелью насыщенно-коричневого цвета. Моя красная юбка и сапфирово-

синяя блузка на полу были похожи на россыпь самоцветов в горной реке.

Но Дженсен, казалось, не замечал ничего вокруг. Разбросав свою одежду

рядом с моей, он потянул меня на кровать. Его горячий и слегка влажный рот

посасывающими поцелуями прошелся по моей шее и плечам, спустился к

груди.

Мы еще никогда не занимались любовью вот так – не думая при этом о

том, что в винном туре все просто обострилось. Сейчас же это были просто

мы вдвоем, смеялись сквозь поцелуи, лежа на его кровати, в полумраке, и

руки прикасались к коже таких знакомых тел. Внизу живота и между ног

сладко и пульсирующе ныло, а его жадное тело становилось все тверже, и

вот он уже там, толкнулся внутрь и начал двигаться с тем же идеальным

подкручиванием бедрами, так же стиснул меня руками и так же прижался

ртом к моей шее.

Это был ад и рай одновременно. А облегчение было словно наркотик:

быть сейчас с ним ощущалось, как и всегда – идеально. Чувствуя его рот и

властные руки, невозможно было не думать, что сейчас я единственная, кто

ему важен. А еще было мучительно понимать, что все это было очень четко

определено как временное. Как и знать, что если бы я не пришла, он не

приложил бы усилий.

– Так хорошо, – захлебываясь воздухом и не отрываясь от моей шеи,

произнес он. – Господи, это всегда так хорошо.

Я обняла его всем своим телом, руками и ногами – и сердцем, если уж

откровенно – проживая этот момент, схожий с тем, что был у меня в

Вермонте. Что нечто, пронесшееся сквозь нас, было не почтительным

восхищением, а чем-то глубоким и обжигающим. Чем-то, что трудно

пошатнуть. Пока он двигался во мне и на мне, приподнимаясь именно так,

как мне и было необходимо, я чувствовала, что сам вопрос, могла ли я

влюбиться в Дженсена, был неактуален.

Это уже произошло.

Он этой мысли я ахнула и издала еле слышный вскрик, который он тут

же поймал ртом, после чего замедлил движения, не останавливаясь

полностью, и приподнял голову, чтобы видеть мое лицо.

– Ты в порядке? – не переставая меня целовать, спросил он. Я смотрела,

как надо мной движется его тело – вверх и вниз, вперед и назад – и

скользнула взглядом по его шее и испещренной мышцами груди.

– Ты позвонишь мне, когда будешь в Лондоне? – жалким голосом

спросила я.

Конечно же, я была готова согласиться на такие условия.

Дженсен провел рукой по моей ноге и закинул ее повыше на свое бедро.

От такого движения он погрузился еще глубже, и мы оба задрожали от

восхитительного ощущения и от этого сводящего с ума голода. Он

попытался улыбнуться мне, но от напряжения во всем его теле это было

больше похоже на гримасу.

– Меня не будет в Лондоне до марта. Я позвоню, если на тот момент у

тебя не будет бойфренда.

Наверное, это была шутка.

Или напоминание.

Закрыв глаза, я притянула его вниз, и он начал двигаться по-настоящему, будто нажав при этом во мне на какую-то кнопку, после чего значение стало

иметь только то, что доставляло удовольствие.

Очень хорошо, что мысль про бойфренда ускользнула из моей головы –

как и про девушку в его случае – и что мы могли просто двигаться, поднимаясь все выше и выше, и, дрожа и задыхаясь в унисон, кончить. И что

мы не стали ставить на кон собственные сердца, пытаясь превратить это во

что-то большее.

Пятнадцать

Дженсен

Самое странное в отъездах – это что по возвращении все кажется

немного другим.

Я уверял себя, что это просто результат потрясающего отпуска, которого

у меня не было несколько лет и который я долгое время не решался взять.

Что это результат того, что я был другим – более расслабленным и

отгороженным от рабочих проблем, и того непривычного ощущения, когда

вместо тишины и одиночества тебя каждую минуту окружают друзья.

Возможно, дело было и в том, что я снова увиделся с Бекки, а вместе с ней в

мое настоящее рывком нагрянуло наше с ней прошлое, с которым поначалу я

не знал, что делать, прежде чем понял, что делать ничего и не нужно.

Но отсутствие душевного равновесия, когда я вернулся домой, было куда

более ощутимым, чем все вышеперечисленное. Да, дела поглотили меня

настолько, что я нарушил весь свой распорядок: пропускал тренировки и

работал без обеда, чтобы наверстать упущенное. Да, к концу дня я был

настолько измотанным, что, придя домой, ел, принимал душ и валился в

постель. А с утра все повторялось по новой. И не нужно быть гением, чтобы

понимать: обрушившаяся на меня неимоверная тяжесть рабочей нагрузки –

это не единственное, что выбивало из колеи.

Мы с Пиппой ясно дали друг другу понять, чего оба хотели – интрижку,

немного легкости, поставить на паузу реальную жизнь и повеселиться –

тогда почему я чувствовал тут что-то большее?

Я не мог перестать о ней думать, прокручивая в памяти проведенное

вместе время в том коттедже и жалея, что нельзя принять ее предложение и

притвориться, как на каждые шесть из двенадцати месяцев ни Бостона, ни

Лондона просто будет не существовать. Шесть месяцев рядом с важными

мне людьми, без телефона и почты… Так выглядит рай.

Встретиться с Пиппой еще на одну ночь оказалось еще большей пыткой.

Я был ошарашен нереальностью происходящего, когда вышел из машины и

увидел ее у своего дома. Казалось, прошло добрых пять секунд, прежде чем я

понял, что мне не привиделось. Я был словно выжатый лимон и готов

отказаться от душа ради дополнительных десяти минут сна, но внезапно сон

оказался последним с списке моих желаний.

Утром она тихо оделась и, поцеловав меня на прощание, ушла.

Это было н к чему не обязывающее приключение, напомнил я себе. И

вот оно закончилось.

***

Несколько дней спустя я таращился в электронную таблицу на своем

мониторе. Цифры расплывались по краям. Было почти семь вечера, и после

нескольких часов разбора одного и того же списка активов я был готов

поджечь не только проектные документы и компьютер, но и весь свой

кабинет ко всем чертям.

– Так и знал, что найду тебя здесь, поэтому пришел с дарами, – сказал

Грег и подозрительно оглядел мой заваленный бумагами стол. Положив на

него завернутый в бумагу сэндвич, он вынул из кармана брюк бутылку пива.

– Нет, спасибо, – слегка улыбнувшись, сказал я, после чего снова

сосредоточился на информации на мониторе. – Я уже съел бейгл или что-то

типа того.

– «Бейгл или что-то типа того», – повторил он и, вместо того чтобы уйти, поудобнее устроился на стуле напротив стола. – Знаешь, обычно люди

возвращаются из отпуска чуть менее… одичалыми.

Я с силой прижал пальцы к глазам. Недостаток сна и избыток кофе

спровоцировали пульсирующую боль в висках и сделали меня

раздражительным.

– Я не успеваю доделать то, что должен был, если бы не отпуск. И я на

взводе.

– А младший персонал не выполнил твои поручения в твое отсутствие

или… – начал он.

– Нет. Они просто… Я не знаю. Они не сделают, как это умею я. Не

говоря уже о том, что когда я уехал из лондонского офиса, свидетельские

показания были собраны и времени до начала слушания было более чем

достаточно, но они все равно опоздали со сроком подачи.

– Вот черт!

– Именно.

– Ты же понимаешь, что ты не несешь ответственность за все это, –

сказал он.

– Я к тому, что… – возразил я. – Технически это моя…

– Твоя работа – просмотреть показания, – перебил он меня. – А не

следить за подачей чертовых заявлений. И естественно, что из-за отпуска ты

не успел многое сделать. Он потому так и называется: отпуск, – тщательно

проговаривая каждый слог, добавил он, сняв с моей полки старый словарь и

большим пальцем пролистывая страницы. – Секунду, я найду его значение.

Кстати, поверить не могу, что у тебя есть настоящий, не электронный

словарь…

Потянувшись через стол, я отнял его у него.

– Я понимаю, что, строго говоря, это не входит в круг моих задач, –

снова повернувшись к компьютеру, сказал я. – Но тут просто надо исправить

косяки, что вылезли в мое отсутствие, плюс появились новые дела, и… – с

усилием расправив плечи и глубоко вздохнув, я добавил: – И все будет в

порядке. Займет какое-то время, но будет в порядке.

Грег встал, чтобы уйти.

– Иди домой. Поужинай, посмотри телевизор, переведи дух. И завтра все

будет по новой, но хотя бы закончи день в подобающее время. Ты так

выгоришь, а ты слишком хорош для такого.

– Ладно, – пробормотал я, глядя, как он развернулся в сторону двери.

Он рассмеялся.

– Врешь. Но спокойной ночи, Дженс, – и, уже пройдя полкоридора, он

крикнул: – Вали домой!

Я улыбнулся и вернулся к своей таблице.

А он прав. Долгие рабочие часы и отсутствие социальных контактов

внезапно стали нормой. В свои тридцать четыре я был младшим партнером,

без ждущих дома жены и детей, и мне никогда не было в тягость задержаться

на работе. И я был счастлив на этом этапе своей карьеры. Отлично помня при

этом, как было тяжело в первые годы, как я боролся за то, чтобы получить

побольше оплачиваемых часов. И как старался работать хорошо, чтобы

старшие партнеры завалили бы мой стол как можно большим количеством

дел.

Сейчас же я утопал в задачах, пытаясь разобраться как раз с большим

количеством дел, чем был в состоянии закончить, и не имел возможности

просто взять и уйти из офиса, потому что тогда все рухнет. Да, эта проблема

– моих рук дело, но я не знал, как долго она будет продолжаться. Я любил

свою работу, любил аккуратность и порядок, не подлежащие обсуждению

правила. Этого всегда было более чем достаточно, чтобы дела шли своим

чередом. Но все изменилось.

Кофе, который я налил себе час назад, уже остыл, и, отодвинув чашку в

сторону, я открыл ящик стола и отсчитал себе мелочь для кофе-автомата,

стоявшего в коридоре.

Мой телефон лежал рядом с кучкой четвертаков, и, повинуясь какому-то

порыву – понимая при этом, что пробуду здесь еще несколько часов – я взял

его. Там было примерно пятнадцать пропущенных звонков – большинство от

Зигги – и несколько сообщений. В основном от Лив.

«Зиггс зовет тебя к себе на ужин».

«Я на работе, – написал я в ответ. – А почему она сама мне не

напишет?»

«Ты на работе? КАК НЕОЖИДАННО! – тут же ответила Лив. – Она

сказала, ты не берешь телефон».

Внутри сплелись воедино чувство вины и раздражение. Зиггс последний

человек, кому стоило бы жаловаться на то, что кто-то слишком много

работает.

Оглядев свой рабочий стол, я посмотрел на часы. В тихом здании

раздавался только звук работающего пылесоса. Я ощутил, как тяжелой

горячей волной навалилась усталость. Ужин с Уиллом и Зигги был отличной

идеей. Я от всего устал: от своего кресла, от нескончаемых электронных

писем, остывшего кофе и еды на вынос. Зигги работала так же допоздна, как

и я, так что, наверное, ужинать они только начали. Написав, что еду, я

выключил компьютер и телефон.

Кружившее голову легкомыслие, царившее в моих мыслях всего

несколько дней назад, куда-то испарилось, и вот он я, такой же, как и перед

отпуском: уставший, одинокий и жаждущий тепла и компании.

***

Я припарковался на обочине и, пока шел к дому, обратил внимание, как

он сиял огнями на уже темной улице. Клумбы и ветки деревьев были усеяны

крошечными фонариками, как и окна на втором этаже. Оттуда, где я стоял, была видна гостиная и немного коридор, где, обнявшись, стояли Зигги с

Уиллом. Из открытого окна доносились звуки Guns N’ Roses. Они медленно

танцевали под «Sweet Child O’ Mine».

Долбаные романтики.

Тыкв на крыльце уже не было, а их место заняла ажурная кованая клумба

с яркими осенними цветами. На двери висел осенний венок.

– Привет! – крикнул я с порога.

Из-за угла выбежала виляющая хвостом Пенроуз.

Я наклонился почесать ее за ухом.

– Они наконец позволили тебе вернуться домой?

– Йоу, бро! – крикнула Зигги с кухни.

Покрутившись немного, Пенроуз легла, чтобы ей почесали животик.

Разувшись, я поставил туфли у входной двери и пошел вслед за прыгающей

собакой.

– Все-таки пришел, – сказала моя сестра и закончила танец.

Наклонившись, я обнял ее и поцеловал в макушку.

– Как я мог не прийти? Я люблю Уилла.

Она шлепнула меня по руке и занялась овощами, горой лежащими на

разделочной доске.

– Могу я с чем-нибудь помочь? – предложил я.

Зиггс покачала головой.

– Мы просто танцевали, я сейчас закончу салат. Есть пожелания насчет

заправки?

– Все, что ни выберешь, будет хорошо, – какое-то время я наблюдал, как

они готовят рука об руку, после чего рассказал, что ко мне приходила Бекки.

Моя сестра развернулась и уставилась на меня.

– Она… что?

Уилл, который в этот момент копался в холодильнике в поисках латука,

посмотрел на меня поверх двери.

– Да ладно!

– Ага.

– И как долго она у тебя пробыла? – недоверчиво поинтересовалась

Зиггс.

– Минут сорок пять, кажется, – почесывая подбородок, ответил я. – Если

по существу, то я сказал ей, что она может излить душу, раз уж ей от этого

станет легче, но мне уже все равно. Ну, и она говорила о том, что только

сейчас поняла, насколько юной тогда была и что ей не хватало приключений.

Уилл присвистнул.

– Как-то по-мудацки она себя повела, а?

– Вот, да. По-мудацки, да, – со злостью зашипела Зигги, и у меня в груди

все сжалось от того, какая у меня обожаемая и немного придурошная сестра

и что ее потребность защитить меня никогда не исчезнет.

– Все нормально, – взяв кусочек нарезанной морковки и отправив его в

рот, сказал я. – Я не считаю ее плохой, просто так исторически сложилось, что у нее не очень с общением.

– Кстати, чтобы ты был в курсе, – сказал Уилл. – Считаю, ты идеально

справился.

– Я тоже так считаю. Но… блин. Я просто слышать о ней не могу, –

сделав глубокий вдох, Зигги посмотрела на нож в своей руке. – Давайте

лучше сменим тему, пока я не пустила в ход что-нибудь острое.

Уилл посмотрела на нее с нежной улыбкой и осторожно забрал нож.

– Хорошая идея. Дженс, как насчет побегать в эти выходные?

Я взял еще одну морковку.

– Возможно. Только очень рано, чтобы я смог потом пойти на работу.

Моя сестра обернулась и с вернувшимся возмущением уставилась на

меня, после чего сжала зубы и, напряженно отвернувшись, снова взяла нож.

Пару секунд я молча наблюдал за ней.

– В чем дело, Зиггс?

– Как-то даже и не знаю, – с нескрываемым удовольствием кромсая

огурец, ответила она. – То есть это не мое дело, конечно, но довольно

интересно, что ты в выходные собрался с Уиллом на пробежку и сейчас тут с

нами, а на прошлой неделе сказал Пиппе, что будешь работать нон-стоп.

– Что-что я сказал Пиппе? – уточнил я и почувствовал, как, сначала

замерев, мой пульс помчался с бешеной скоростью.

– Ну, не буквально такими словами, – смягчившись, добавила она. – И,

само собой, я рада, что ты здесь. Но ты был занят, чтобы поужинать с ней, и

при этом… – она картинно оглядела кухню, – мы тут сейчас втроем.

– У тебя есть вино? – спросил я у Уилла, и он поставил передо мной

бокал и откупоренную бутылку. Щедро налив себе, я сделал большой глоток.

– Понятия не имею, с чего ты это взяла, – сказал я, – или откуда знаешь, что я сказал Пиппе. Но раз уж речь про сегодняшний ужин… Мне приезжать

к вам проще простого – если я не хочу говорить, то могу молча уставиться в

свою тарелку и, поблагодарив, в любой момент встать и уехать. С Пиппой я

так не могу, даже если бы все было хорошо. И, кстати, да, мне

действительно нужно работать, – добавил я. – Сообщение Лив, что ты до

меня не дозвонилась, застало меня в офисе.

Зигги посмотрела на меня, словно я нес ерунду.

– Не могу понять, почему ты постоянно…

– О господи, – опустив голову на руки, произнес я. – Мы можем

поужинать, прежде чем вести эти разговоры? Или хотя бы выпить еще бокал

вина? Сегодня у меня был реально дерьмовый день.

Весь ее запал вмиг иссяк, и в следующее мгновение она выглядела

сожалеющей.

– Не надо, – быстро добавил я, чувствуя себя виноватым. Зиггс просто

хотела помочь, я это прекрасно понимал. И что несмотря на жуткие методы, намерения ее были чисты. – Давай поедим, а потом можешь кричать на меня, сколько душе угодно.

***

Уилл приготовил жаркое с красным картофелем и глазированной

коричневым сахаром морковью, и пока ел самую лучшую еду со времен

Вермонта, я чувствовал себя преданным, ведь Уилл научился так готовить

только сейчас, а не когда мы с ним делили комнату в общаге.

Как и всегда, ужин прошел в расслабленной обстановке. Мы поговорили

о наших с Зигги родителях и об их предстоящей поездке в Шотландию. Это

традиционная для нашей семьи поездка, которая обычно планировалась на

промежуток между Рождеством и Новым годом. В связи с грядущими

родами в декабре в этом году мне дали отгул, но я уже морально готовился к

неизбежному обсуждению, куда мы поедем в следующем – на Бали – и к

самому путешествию, от которого не смогу увильнуть и на котором снова

поднимется вопрос «Бедняжка Дженсен, опять один».

К тому моменту, как я покончил со своей первой порцией жаркого,

беседа переключилась на Макса и Беннетта и всеми обожаемый

нескончаемый поток смс с историями про Милейшую Хлои и Чудовище-

Сару.

После того как мы в очередной раз подтвердили, что да, обе женщины

вели себя подозрительно, ко мне повернулся Уилл.

– Как на работе после отпуска? – спросил он, наколов на вилку кусочек

мяса.

– Это слияние международных компаний, которое я вел, превратилось

черт знает во что, – сказал я им. – И несмотря на то, что косяки не имеют

никакого отношения к нашему офису, это плохо сказывается на всей

команде. Так что помимо основной работы, мне сейчас приходится

разгребать за ними.

– Как-то тяжеловато, – заметил Уилл.

– Да, но это и есть моя работа, – сделав еще глоток вина, я почувствовал, как оно теплом разливается в крови. – Ну а как остальные, все нормально

вернулись?

Зигги кивнула.

– Найл с Руби улетели на следующий день после нашего возвращения из

Вермонта. А Пиппа в прошедшее воскресенье.

Я застыл. Как я мог не знать, что Пиппа уехала четыре дня назад?

– Э-э… – заняв себя едой, сказал я. – Я и не знал…

– Ну, ты мог быть в курсе ее расписания, если бы встретился с ней перед

ее отъездом, – с вызовом сказала моя сестра.

Положив себе в тарелку горячий ролл, я надорвал его вилкой, и оттуда

хлынул пар. Отрезав кусок, я медленно прожевал его и проглотил. Он тяжело

осел у меня в животе, как комок клея.

– Вообще-то, я с ней виделся.

Зигги замерла, не успев поднести к губам стакан с водой.

– Когда?

Я кивнул и, не поднимая глаз от тарелки, постарался говорить как можно

более непринужденнее.

– Когда приехал домой в среду. Я так понимаю, она приехала после

ужина у вас.

– А-а, – сказала она и медленно расплылась в улыбке. – Тогда круто! У

вас теперь будут отношения на расстоянии или…

– Я так не думаю, – придвинув к себе масленку, я намазал масло на ролл.

– Ты так не думаешь, – повторила она.

– Милая, я же тебе говорил, у меня полно работы.

Это взбесило ее больше всего остального.

– В неделе семь дней, милый. И двадцать четыре…

– Она живет в Англии.

Зигги отложила вилку и, скрестив руки на столе, пригвоздила меня

стальным взглядом.

– Ты ведь понимаешь, почему одинок, нет?

– Полагаю, это риторический вопрос? – отправив очередной кусок в рот,

спросил я. Фраза получилась еще хуже, чем предыдущая с «милой». Я

понимал, что злю ее; она терпеть не могла мое внешнее спокойствие и хотела

вытрясти из меня хоть какую-то реакцию, но мне было все равно.

– Ты знакомишься с кем-то, кто тебе нравится, и не можешь выкроить

для нее немного времени? Чтобы развивать…

– Что развивать? – повысив голос, поинтересовался я, удивившись

собственному гневу. Да сколько еще раз мне придется это объяснять? – Мы

живем в разных странах и хотим совершенно разного. Зачем нам обоим

откладывать неизбежное?

– Потому что вам было так хорошо вместе! – заорала Зигги в ответ. Уилл

успокаивающе положил руку ей на плечо, но она сбросила ее. – Послушай,

Дженс, у тебя просто безумная работа, и я очень тобой горжусь. Если тебе в

жизни больше ничего не надо, то ладно. Я готова с этим смириться. Но

понаблюдав за тобой на прошлой неделе, за тем, как ты смеялся или

оживлялся, едва в комнату входила Пиппа, думаю, что это не так. Вот только

не говори сейчас, что это было представление для Бекки, потому что в

коттедже ее с нами не было. Ты был так счастлив.

– И что это, по-твоему, должно означать? – закипая, поинтересовался я. –

По сравнению с чем? Считаешь, что я жалок все остальное время?

Она вздернула подбородок.

– Возможно.

Глядя на нас, Уилл откашлялся.

– Может, всем нам стоит немного передохнуть и… – начал он, но я еще

не закончил.

– Я не понимаю, что это за проблема и с чего это вдруг все живо

заинтересовались моей личной жизнью!

Зигги шлепнула рукой по столу и зло хохотнула.

– Ты сейчас издеваешься, что ли?

Я рассмеялся.

– Только не нужно сравнивать две различные ситуации. Ты тогда вообще

ни с кем не встречалась. А у меня и отношения были, и вообще – развод, господи боже! Это немного другое, нежели вообще не ходить на свидания.

– Ты развелся шесть лет назад!

– Почему ты не можешь оставить эту тему в покое? Это была просто

интрижка, Зигги. То, что было между мной и Пиппой, – это просто

развлечение. Люди делают так каждый день… Да вот хотя бы у мужа своего

спроси, у него есть некоторый опыт в таких делах.

– Как по мне, это не было похоже на простое развлечение, – заметил

Уилл, предостерегающе глянув на меня.

– И не то чтобы это кого-то из вас касалось, – отложив вилку, добавил я,

– но решение принимал не я один. У нас с ней полное взаимопонимание в

этом вопросе. И большего ни один из нас не ждет.

– Откуда ты знаешь, что у вас тут взаимопонимание? Ты даже не звонил

ей.

– Я…

– Ты отправил ей блядское смс!

Мы с Уиллом чуть не подавились и откинулись на спинки своих стульев.

Моя сестра обычно не выражалась. Это случалось, только когда что-то

горело или раньше времени дома появлялся журнал Science. И еще никогда

ее ругань не была направлена на меня.

– Пиппа только-только рассталась с мужчиной, – постаравшись смягчить

тон, сказал я ей. Зигги ведь просто хотела для меня самого лучшего. Я это

знал. – Она жила с ним, Зиггс. А то, чем мы с ней занимались, не

предполагало ничего большего.

– Это не означает, что не могло предполагать, – заметила она.

– Именно что означает.

– Но почему? Потому что для нее слишком быстро из одних отношений

в другие? Потому что ты сдержанный юрист, а она время от времени красит

волосы в розовый? Да каждый первый хочет трахнуть Пиппу! Черт, даже я.

– Что, правда? – заинтересованно вскинул голову Уилл.

– Ну, в фантазиях – запросто, – пожала плечами Зигги. – А если бы

Дженсен перестал быть таким…

– Хватит! – рявкнул я, и все затихли. – Не лезь не в свое дело, Ханна.

– Ты только что назвал меня Ханной? – покраснев, спросила она. –

Думаешь, мне весело видеть тебя таким? Знать, что ты каждый вечер

возвращаешься один в свой пустой дом и что это никогда, никогда не

изменится, поскольку ты слишком боишься или слишком упрям сделать

первый шаг? Я беспокоюсь за тебя, Дженсен. Беспокоюсь за тебя каждый

чертов день.

– Тогда завязывай с этим! Лично меня ничего не беспокоит!

– А стоило бы! Если все так и будет продолжаться, у тебя никогда и ни с

кем не будет отношений, – вытаращив глаза, она громко охнула. – Прости, я

не хотела…

– Да, я знаю. Ты не хотела сказать это вслух, – я встал из-за стола.

Зигги выглядела испуганной и виноватой, но я был слишком взвинчен,

чтобы продолжать это выслушивать.

– Спасибо за ужин, – сказал я, бросив салфетку на стол и направившись к

выходу.

***

Несмотря на холод, я вел машину с открытыми окнами, надеясь, что

свистящий ветер выгонит из головы отголоски слов моей сестры.

На улице было уже тихо, когда я припарковался у своего дома и

заглушил двигатель. Я остался сидеть в машине, но не потому что мне тут

было чем заняться. Просто очень не хотелось идти в дом. Там тихо и чисто.

Там полосы от пылесоса на коврах, большинство из которых не портились

отпечатками ног. Там стопка потрепанных меню доставки еды и

внушительный список недавно отсмотренного по «Нетфликс».

Все там внезапно стало ощущаться невыносимым.

Что со мной случилось? Я всегда любил свой дом, преуспевал в работе и

наслаждался своим ежедневным распорядком. Конечно, каждый день

чистого восторга я не ощущал, но был доволен этой малостью.

Почему же теперь мне этого не достаточно?

Наконец выйдя из машины, я подошел к крыльцу и медленно вынул из

кармана ключи. Если не брать во внимание лампы на таймере, в доме было

темно, и мне снова не хотелось сравнивать свое крыльцо и Зигги. Свою

жизнь и ее.

Ханны, – подумал я и впервые в жизни поймал себя на этом. – Я не хочу

сравнивать жизнь свою и Ханны.

Она уже выросла.

Она удивляла меня, насколько выросла и с каким удовольствием с этим

справлялась.

Открыв дверь, я вошел в дом и бросил ключи куда-то в сторону столика.

Не включив свет и даже не взяв в руки пульт, я сел напротив молчащего

телевизора.

Ханна права, мне стоило бы обеспокоиться. У меня была работа и

обожаемая семья, ради которой я пожертвовал бы чем угодно – и которая

включала в себя куда больше людей, чем обычно бывает у большинства – но

чтобы сделать свою жизнь по-настоящему полноценной, я не делал ничего.

Шестнадцать

Пиппа

Наверное, оно и к лучшему, что рейс в Лондон оказался менее

насыщенным, чем бостонский. Немного потрепанный джентльмен рядом со

мной уснул спустя пять минут, после того как застегнул ремень, и довольно

громко храпел на протяжении всего полета. К сожалению, Амелии не было, а

эта стюардесса предложила мне беруши и коктейль.

Я взяла беруши, отказавшись от коктейля.

Оглядываясь назад, я не уверена, как чувствовала себя насчет отпуска.

Конечно, пока я была там, поездка казалась мечтой, но – о боже – неужели

мне стало лучше, когда она подошла к концу? С бледной задницей Марка я

покончила, но после той потрясающей ночи с Дженсеном, по прошествии

которой он снова погрузился в работу, у меня было ощущение, будто родная

душа переехала на другой конец земного шара. И что еще хуже – планка по

парням поднялась до такого уровня, что, слоняясь по улицам Лондона (да

хоть в любом другом городе) я вряд ли найду место, где смогу познакомиться

с кем-то достойным.

Так вот, значит, каково это – встретить своего Единственного? Он

поднимает твой уровень притязаний настолько высоко, что на других ты

больше не обращаешь ни малейшего внимания? Дженсен высокий, в

отличной форме, умный. Его сексуальность не была показной – в обычной

жизни ее практически нельзя заметить, а за закрытыми дверями он

превращался в опытного и внимательного любовника. И… в результате это

ощущалось, будто мы подходили друг другу. Я много болтала, он был

задумчив. Он – классика, я – эксцентрика. Но когда мы оказывались вместе, словно вставали на место недостающие детали.

Ох, я терпеть не могла, когда мои мысли превращались в надписи с

сентиментальных открыток.

Воткнув беруши в уши, я попыталась подумать о чем-нибудь другом.

О новой одежде, например.

О краске для волос.

О сыре.

Это избегание, да. И множеством способов. Мне нужно встретиться с

реальностью своей жизни с открытым забралом. Нужно решить, хочу ли

продолжать терять силы в Лондоне или… попробовать что-то новое.

При мыслях о работе страх превращался в предвкушаемое удовольствие,

когда я войду в кабинет Тони и уволюсь.

А кода думала о мамах, я видела их не заламывающими руки от

перспектив моего отъезда, а радующимися за меня и за мое бостонское

приключение. За возможность пожить там несколько лет.

Когда же на ум пришла моя квартира, все, что я почувствовала… это

пустота. Никаких сантиментов и никакой грусти из-за переезда. Все в ней –

даже голубой пушистый ковер или белое покрывало в спальне – было

связано с воспоминаниями о безумных деньках моих двадцати с небольшим.

Или с Марком.

С Марком, так во многом похожим на меня. У нас было много общего:

мы любили один и тот же паб на углу улицы, на нетрезвую голову оба были

склонны громко петь – громче, чем стоило бы нам обоим, начисто лишенным

музыкального слуха. Мы любили цвет, звук и спонтанность. Но то была

такая несерьезная, такая легковесная обыденность. Эта беспроблемная жизнь

ничего не требовала от меня взамен.

И когда я немного отошла в сторону от всего этого, то заметила, что моя

жизнь в Лондоне была легкой, но не удовлетворяла меня и никогда не

сможет дать желаемое.

К сожалению, сейчас я хотела, чтобы за мной прилетел Дженсен, иметь

квартиру в Бостоне поближе к новым друзьям, золотистых ретриверов и

детей, наряженных Суперменами и гоблинами. Моя лондонская жизнь

застряла между днями на работе, которую я ненавижу, и вечерами за пинтой

пива с перспективой потом вырубиться на диване. Забавно, но отпуск,

который должен был внести изменения в мои алкогольные привычки, в итоге

состоял из четырехдневной дегустации вин и пива и девяти дней в

загородном доме с настольными играми и разгулом. И мне подумалось, что

мои друзья с нетерпением ждали событий, следующих после отпуска,

поскольку у них – в отличие от меня – была реальная жизнь, куда хотелось

вернуться.

Вот наглядный пример: из 326 электронных писем только три было не от

магазинов типа House of Fraser, Debenhams или Harrods. За все время мне

никто не звонил, хотя заходил Марк и почти полностью выпотрошил шкаф с

продуктами.

Просто невероятный мудак.

Я сидела на полу в своей тихой квартире и рядом с не распакованной

сумкой ела консервированные персики прямо из банки.

Это дно, да? Вот этот образ меня, растрепанной и немытой после полета,

в перекошенной по весьма уважительной причине юбке и ужинающей на

полу. Именно такой меня и найдет полиция – распластанной на полу и

обглоданной грызунами?

Или дно было несколько недель назад, когда я пришла домой и застукала

в своей постели Марка с его любовницей?

Наверное, я должна была впасть в депрессию, поскольку дно в моей

жизни явно не одно и из них уже можно выбирать, но я не грустила об этом и

даже не злилась. Я чувствовала голод… И речь шла не о персиках.

Выбросив банку в мусорное ведро, я пошла в спальню. Мне даже не

хотелось тут спать.

Принятое решение – странная вещь. В фильмах оно обычно выглядит

словно толчок, озарение и осознание ответа, а потом – улыбка, направленная

в небо. Для меня же принятое решение полностью изменить свою жизнь

было похоже на медленное моргание, опущенные плечи и мысль «Ох, да

мать вашу».

***

Во вторник днем я уволилась.

Планировала в понедельник, но, придя в офис, поняла, что без

оплачиваемой работы свою квартиру уже позволить себе не смогу, и что,

наверное, стоит сначала убедиться, можно ли переехать к мамам и там уже

подумать, как быть дальше. Конечно же, они были на седьмом небе от

счастья.

– Ты хочешь переехать в Бостон? – хлопая в ладоши, воскликнула Коко.

– Милая, ты не пожалеешь. Ни капли не пожалеешь.

– Вообще-то, мне нужна работа, – пробормотала я, жуя морковку.

– Ты обязательно что-нибудь придумаешь, – сказала Леле, обняв меня за

плечи. – Ты наша единственная дочь. И мы поможем тебе встать на ноги.

Мой босс Энтони встретил эту новость с куда меньшим радушием.

– И где ты теперь собираешься работать? – поинтересовался он во

вторник утром, после того как я набралась мужества и вошла к нему, чтобы

заявить о своем решении.

– Еще не знаю, – ответила я, наблюдая, как разочарованное выражение

его лица сменилось презрением. – У меня есть несколько вариантов.

Варианты и правда были. Этим утром я отправила письма по каждому из

адресов из списка Ханны. Ну, за исключением адреса Дженсена. Он не

звонил, не писал смс или на почту, с тех пор как тем утром я уехала из его

дома. Прошла почти неделя, и мне было интересно, понял ли он, что меня в

Бостоне больше нет.

Подавшись вперед, Энтони насмешливо уточнил:

– То есть предложений нет?

После ухода Руби два года назад его чуть не уволили, и ходили слухи

насчет судебного иска. Но когда Ричард Корбетт втихую выплатил ей

неизвестную сумму, разговоры поутихли. С тех пор Энтони вел себя

подчеркнуто Приемлемо (с большой буквы П) по отношению к сотрудникам, хотя Поганцем с большой буквы П быть не перестал. Быть другим он просто

не мог – так уж устроен.

Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не вжаться в спинку стула.

– Пока нет, но не думаю, что с ними будут проблемы.

– Не глупи, Пиппа. Останься, пока что-то действительно не найдешь.

Я понимала, что так было бы умней, но фокус в том, что я просто не

могла. Просто не могла оставаться ни на одну секунду дольше. Я презирала

его, свою работу, офис, и то, какой жалкой я отправлялась в конце дня

прямиком в паб.

Я любила ту себя, какой была в Бостоне.

И ненавидела ту себя, какой стала здесь.

– Я понимаю, что уйду не особенно заметно, но ты дашь мне хорошую

рекомендацию, если кто-нибудь позвонит, Тони?

Он помедлил, вращая ручку по столу. Я была его правой рукой, с тех пор

как ушла Руби, а Ричард поспособствовал моему продвижению от стажера на

должность инженера. Потом была должность еще выше, и это при том, что у

меня нет магистерской степени. Как бы Тони не относился к моему

увольнению, отрицать, что я блистала под его руководством, он не мог.

– Дам, – ответил он. И, как и в редкие минуты доброты, добавил: – Не

могу смотреть, как ты уходишь.

Неловко встав, я дернулась от случайного удара статического

электричества.

– Я… Спасибо.

Я освободила стол, сложила все в коробку и на метро приехала в свою

квартиру.

И начала собираться.

***

На обеденном столе зазвонил мобильный, отвлекая меня от бестолковой

сортировки журналов, из которых я отобрала несколько выпусков Glamour,

чтобы сохранить. Подползая к столу, я ощутила, как бешено колотится

сердце – за неделю, что была дома, я уже получила четыре звонка от

потенциальных работодателей из Бостона – но, взяв телефон в руки, увидела

на экране лицо Марка.

– И ты мне звонишь только сейчас? – вместо приветствия сказала я.

В трубке раздался его резкий вдох.

– Не самое удобное время?

Я уставила в стену перед собой.

– Ты трахал другую бабу в моей постели. А потом обожрал меня.

– Ты говоришь как-то по-американски, – сказал он.

– Отвали.

– Ты права насчет продуктов. Извини за это, Пиппс. Я так закрутился с

работой, что не было времени сходить за едой.

Я вздохнула и снова села на пол, прислонившись к дивану.

– Ну да, а после возвращения из Штатов я была в бешеном восторге от

перспективы ночью тащиться в магазин.

Марк застонал, а потом пробормотал:

– Я звоню, чтобы извиниться, и кажется, мне нужно добавить еще один

пункт в список, за что.

– Может, и не один.

Вздохнув, он тихо говорит:

– Прости меня, Пиппс. Ненавижу вспоминать, что натворил.

От этого я замолчала.

Не подумайте, что Марк до этого ни разу не извинялся. Просто он редко

когда говорил искренне.

Поэтому я тут же насторожилась.

– Что ты задумал? – с подозрением спросила я.

– Я звоню, потому что соскучился по тебе и хотел увидеться, раз твой

отпуск закончился.

– Спать с тобой я больше не собираюсь, – на всякий случай максимально

сурово сказала я. У Марка всегда была способность соблазном растопить мой

гнев. Даже мысль об этом заставила меня чувствовать себя неверной. Я еще

ощущала поцелуи Дженсена на своих губах и его прикосновения на коже. И

не знала, как много времени пройдет, прежде чем это ощущение сойдет на

нет. Не уверена, что я этого хотела.

– Я не для этого звоню, – тихо сказал он. – Не ради секса. Хотя не видел

тебя пять недель и жутко скучаю… Я понял, что вел себя совершенно по-

идиотски.

– По-идиотски – это слабовато сказано, – заметила я.

Он засмеялся.

– Встретимся за ужином сегодня?

Я покачала головой.

– Да ты издеваешься, что ли?

– Ну давай, – продолжил уговаривать Марк. – Я много думал о том, что

сделал и как мне было плохо из-за ухода Шеннон. Это гложет меня.

Теперь настал мой черед смеяться.

– Марк, ты сам-то себя слышишь? Хочешь поужинать со мной, чтобы

тебе полегчало после траха с другой?

– Тогда, может, тебе будет приятно увидеть, как я умоляю о прощении?

Это настолько на него не похоже: так настойчиво и отчаянно просить

прощения. Но я все равно знала, что мой ответ – нет. И в этот момент так

остро ощутила связь с Дженсеном. От этого лучше мне не стало – как и хуже.

Никак.

А Марк – он не тот, кого я хотела.

И поэтому я подумала: а почему бы и не пойти? Если у одного из нас

есть шанс сегодня обрести душевное спокойствие, пусть это будет он.

– Для меня этот ужин не имеет никакого значения, – сказала я ему. –

Можешь извиняться или остаться самовлюбленным придурком, сколько

влезет. Но в половине восьмого я буду есть в «Ярде».

И нажала отбой.

***

Когда мы познакомились с Марком, то, несмотря на его еще живую

любовь к Шеннон, я проводила час за сборами перед походом в бар. Он

появлялся небритый, в мешковатых штанах и старой футболке, а я – словно

случайно проходила мимо с идеальной укладкой и макияжем, в изумрудно-

зеленой шелковой юбке и красном кашемировом кардигане (прямо

повседневная одежда, ага).

Мое разоблачение произошло в первую ночь, когда он остался у меня.

Проснувшись он увидел меня во всей первозданной красе: с фиолетовыми

волосами, прической а-ля птичье гнездо и полным отсутствием макияжа. И

то был блистательный момент – оглядев мое лицо, Марк тихо сказал: «Вот

она. Ты».

Марк много чего делал не так, но он всегда заставлял меня чувствовать

себя красивой без украшательств. И когда я собиралась на этот ужин – надев

простые брюки, старые кроссовки и синий свитер – поняла, что именно тут

Дженсен меня подвел. На рассказы Руби про мою привычку часто красить

волосы он всегда реагировал терпеливой улыбкой или нервным смешком.

Думаю, ему не нравились объемы моего гардероба, ну, или мои

персональные.

Вообще-то, это больно – ощутить первую крохотную трещину в моем

восхищении им. Больно ничего от него не слышать, гадать, не из-за Бекки ли

он такой, не получать от него ни писем, ни смс после всего, что между нами

было. Но я все равно не готова выбросить его из головы, поскольку

понимала, что с моими чувствами к Дженсену связано мое идеальное

представление о самой себе, с которой я хочу познакомиться поближе. Та я

нашла дело, которым занимается весь день, и человека, с которым проводит

ночи. У нее есть амбиции и вкус к приключениям.

Но, глядя на себя сейчас, я хотела запомнить и эту Пиппу: ту, которая

одевается, во что ей, черт побери, хочется, и которая никогда не станет

наряжаться ради мужчины, приятеля или вообще кого угодно.

Я взглянула на часы. Пора звонить Тами, чтобы успеть до ужина.

***

Это было первое, что он заметил. Его лицо слегка вытянулось от

ностальгии.

– Ты покрасила волосы, – сказал Марк.

Я подошла ближе и позволила ему себя обнять.

– Пришла пора.

Он провел пальцами по пряди.

– От этого я еще больше по тебе скучаю.

– А мне от этого хочется танцевать, – ответила я и отступила на шаг.

– Может, нам тогда стоит пойти к Руни, – предложил он, поняв про

танцы в буквальном смысле.

Марк просто не понял. Не понял, что новый цвет волос сделал меня

счастливой и вернул меня самой себе. Я кивнула хостес, когда та спросила, вдвоем ли мы будем ужинать. Она проводила нас к маленькому столику у

дальней стены.

– Я не хочу ни к Руни, ни в «Скрипучее Колесо», ни в любое другое из

старых мест.

– Ты так сильно злишься на меня, – тихо заметил Марк, перевернув

меню, чтобы взглянуть на список коктейлей.

– Больше нет, – возразила я. – Но на экскурсию по нашему прошлому

тоже не хочу.

Он уставился на меня, словно изучая, а потом слегка кивнул.

– Ты изменилась.

– Да нет.

Марк покачал головой и наклонился вперед.

– Изменилась. Тебе здесь больше не нравится.

Когда того хотел, Марк всегда был проницательным.

– Я пришла на место Тринити, когда она ушла из Р-К, – напомнила я ему.

– А ты появился в моей постели после расставания с Шеннон, –

проигнорировав его страдальческое выражение лица, я добавила: – И тут до

меня дошло: две важнейшие для меня области жизни оказались с чужого

плеча.

– У нас с тобой было не так, Пиппс, – возразил Марк.

Я покачала головой.

– Когда между нами была только дружба, уверена, тебе было приятно,

что я жаждала всего, что ты мне был готов дать. Тебе было нужно внимание, а мне – ты. Но когда ты предаешь человека, отдавшего тебе всего себя,

бесследно это не проходит. И та щедрость иссякает. Тебе ли это не знать. Так

что думаю, ты и вправду хотел закончить наши отношения, просто струсил

сказать это прямо.

На этот раз Марк не стал тут же возражать и спорить. Он уставился на

свой стакан воды, пальцем водя по каплям конденсата.

– Я ничего специально не планировал. Просто познакомился с ней на…

– Не хочу о ней знать ни единой детали, – резко перебила я. – Меня она

ни черта не интересует.

Марк с удивлением посмотрел на меня.

– Проблема не в ней, – сказала я. – А в тебе. Я не стану винить кого-то

другого за то, что сделал ты. Как и за то, что не смог нормально расстаться.

Он улыбнулся.

– Вот она. Ты.

– Не смей так говорить, – зарычала я, и его улыбка погасла. – Это не

сентиментальное путешествие по воспоминаниям. Ты сделал мне больно.

Притащил другую в мой дом и нашу постель.

Марк тяжело сглотнул и покачал головой.

– Прости меня.

Марку явно нужно было обдумать, что еще сказать, поэтому он взялся

изучать меню, хотя был тут не раз.

Посмотрев на свое меню, я решила заказать стейк и чипсы. К нашему

столику подошла официантка, приняла заказ и ушла, оставив нас в

непрекращающейся тишине.

По тому, как он сжал челюсти, я предположила, что Марк собирался

сообщить мне, как я не права и что он не специально вредил нашим

отношениям – просто преданный возлюбленный однажды допустил мелкую

оплошность. Но когда начал говорить, это было прямо противоположное:

– Может, ты и права. Не знаю.

Я сухо хохотнула.

– Ужас же. Нет, ну правда.

– Ну да, – огорченно сказал он. – Но вот в чем дело: ты меня очень

поддержала, когда ушла Шеннон. Выслушивала меня, смешила, напивалась

со мной и горланила песни, и… Ты была мне лучшим другом. Я хотел бы, чтобы это была любовь.

Откинувшись на спинку стула, я сцепила пальцы в замок, чтобы не

ударить его.

– Я тоже этого хотела. И думала, что это и была любовь, вообще-то. Но

нет – просто увлечение. Ты замечательный и очаровательный, и долго не

гадал, как сделать мне в постели хорошо. По нынешним временам ты почти

единорог, – он улыбнулся и я решила слегка улыбнуться в ответ. – Но

совершенно точно говорю – мое сердце не разбито.

Марк замер.

– Не разбито, нет, – повторила я. – Я была зла и унижена, хотела

оттяпать тебе яйца и отлить их в бронзе в назидание другим. Но когда

уехала, я познакомилась кое с кем и… наверное, познакомилась и с самой

собой.

– Ты с кем-то познакомилась? – спросил он.

Я решила задавить этот интерес в зародыше.

– Ты не должен об этом спрашивать.

Марк засмеялся.

– Окей. Даже если это сведет меня с ума?

Решив не обращать на это внимание, я подалась вперед и облокотилась

локтями на стол.

– Он был женат на женщине, с которой встречался еще с колледжа. И

через четыре месяца после свадьбы она ушла. Сказала ему, что все не так и

что она не хочет больше быть за ним замужем.

Марк тихо присвистнул.

– Не делай вид, что удивился. Это могло произойти и с нами, –

оттолкнувшись от стола, я снова откинулась на спинку. – Почему люди такие

трусливые? Почему так долго разбираются, к чему или к кому лежит их

душа?

– Мы были вместе год, а ты только сейчас призналась, что не любила

меня, – напомнил мне Марк.

Я посмотрела на него.

– Верно. Но я ни за что не обидела бы тебя, пока разбиралась, чего хочу, а чего нет. Я бы обо всем поговорила.

Марк поблагодарил официантку за виски с содовой. Сделав глоток, он

заметил, что выпить я не заказала.

– Себе, значит, ничего? – спросил он и, подняв стакан, следующий

глоток сделал в мою честь.

Мы так всегда сидели: заказывали выпить, потом поесть, потом еще по

стаканчику. Может, и еще по одному. Ничего, впрочем, не имея против

крепкого алкоголя, я хотела ощутить мягкость вина, прикосновение

прохладного ветра к коже и руку Дженсена на своих плечах, в то время как

мы наблюдали за закатом над виноградником.

Да где угодно, если честно.

Если начну сегодня пить, то, вероятно, на одном бокале не остановлюсь

и, придя домой в расстроенных чувствах, позвоню ему и скажу, что

соскучилась.

А что потом?

Наверное, он даже не удивится моему импульсивному поступку.

Но, будучи, как и всегда, прямолинейным, напомнит мне, что у нас была

просто интрижка.

И еще, поскольку у него добрая душа, он спокойным тоном пообещает,

что позвонит, когда будет в Лондоне.

А я посмеюсь с наигранной легкостью и уверю его, что я просто выпила

и на меня накатила ностальгия, и что, конечно же, у меня тут есть на кого

обратить внимание. И что у меня все нормально, нормально, нормально…

– Не сегодня, – улыбнувшись Марку, ответила я. – Чувствую

потребность расстаться со старыми привычками.

***

Но когда я вернулась домой – на трезвую голову, между прочим – мне не

переставало казаться, что лежащий на кухне мобильный со мной заигрывает.

Он словно увеличивался в размерах и мигал воображаемыми огнями.

«Позвони ему», – словно говорил он.

«Ну давай. Я же знаю, что ты хочешь».

«Согласись, будет так приятно услышать его голос».

Конечно, приятно, но я вышла из кухни и направилась в спальню, где

засунула телефон в ящик тумбочки, надела пижаму, не переставая

притворяться, будто все внутри не ныло от желания услышать его голос и от

желания уловить в нем хотя бы легкий намек на радость от моего звонка.

Казалось, он был рад увидеть меня у своего дома. И пока я болтала и

запиналась, он спокойно слушал меня, а потом наклонился и поцеловал.

Даже воспоминания о той ночи всякий раз заставляли меня поднять руку

и прикоснуться к губам.

Иной раз мне хотелось отшлепать себя за то, что не замечала всякие

нюансы. Например, как он держит вилку. Или что я не видела его пишущим

что-нибудь от руки во время нашего отпуска. Я знала, что Дженсен

предпочитал черный кофе, но как он его обычно держит: за ручку или

обхватив кружку ладонью?

– Ну ёб твою мать, Пиппа, – застонала я и бросила свитер в корзину с

грязным бельем. – Перестань.

Было бы в разы проще, если эти мысли о Дженсене вселяли уверенность

в себе, поддержали бы в решении покинуть Лондон и подпитывали мю

отвагу. Но это было не совсем так. Я не боялась уехать из Лондона и не

хотела, чтобы Дженсен узнал о моем переезде в Бостон, поскольку общаться

мы все равно не будем. Просто… ладно, он мне очень, очень нравился.

И мне хотелось, чтобы я ему тоже очень нравилась.

И чтобы он позвонил.

Хотя прямо сейчас звонок стационарного телефона напугал меня до

полусмерти. Кроме мам и назойливых агентов, мне на него никто никогда не

звонил, и поэтому я ответила – уверив Леле, что ужин с Марком оказался

вполне предсказуемым и что нет, я не лежала сейчас с ним в постели.

Но потом телефонная трубка в руке тоже начала меня соблазнять.

Покопавшись в сумке, я нашла списки Ханны, развернула их и, сев на

кровать, провела пальцем по его напечатанному имени.

Человечество знает миллионы примеров, когда девушка звонила парню.

И миллионы раз она вот так же нервничала – до тошноты – минут десять

гадая, насколько удачная эта идея.

У нас было начало двенадцатого, а это означало, что он мог быть дома

или в пустом офисе и… Возможно, увидев лондонский номер, Дженсен

понадеется, что это я, и ответит.

Правильно ведь?

Я аккуратно нажала каждую цифру. На мобильном было бы куда проще

– взять и кликнуть его фото. Но мне сейчас этого не хотелось, потому что на

том фото мы вдвоем, подвыпившие и в соломенных шляпах на одном из

виноградников. То фото тут же вызовет поток воспоминаний. Зато на трубке

домашнего были только кнопки с цифрами – безликие и требующие

установленного порядка. Я же математик и каждый день имею дело с

цифрами. И если я не буду торопиться, то не дам пальцам запомнить свои

движения. Так что случайно позвонить ему однажды точно не смогу, как и не

сохраню в памяти последовательность цифр его номера.

Я нажала на последнюю кнопку и подрагивающей рукой поднесла

трубку к уху.

Пауза.

Гудок.

Мое сердце заколотилось с такой силой, что стало трудно дышать.

Еще гудок, но он прервался.

Он сбросил, словно посмотрел на экран, увидел английский номер и

сбросил.

Возможно, тут есть иное объяснение, но мой мозг не мог ухватиться ни

за что другое.

Он же видел мой звонок. И отклонил вызов.

Я начала вышагивать по квартире. Может, во время работы он

перенаправлял звонки на голосовую почту после первого гудка. Может,

сейчас у него разгар встречи, и он автоматически сбросил звонок.

Я включила себе фильм и не переставала гадать на всем его протяжении,

после чего заснула на диване. Когда проснулась, за окном было еще темно, а

часы над камином показывали 03:07. Первая мысль, что пришла в мою

голову, была о Дженсене.

У него сейчас начало одиннадцати вечера.

Не дожидаясь полного включения мозга, я нашла телефонную трубку и,

глядя в список Ханны, снова набрала его номер – не так аккуратно, как в

прошлый раз. Услышала один гудок. Второй. А затем в середине третьего

гудка опять включилась голосовая почта.

Он действительно отклонил вызов.

Я уговаривала себя закончить звонок и уже почувствовала, как

напряглись мышцы моей руки, готовой отбросить телефон, но не смогла.

Ненавидя саму себя, я слушала его голос, широко распахнув глаза и стиснув

зубы.

«Вы позвонили на голосовую почту Дженсена Бергстрома. Я сейчас не

могу принять звонок или за рулем. Пожалуйста, оставьте ваше имя, телефон

и краткую информацию, и я вам перезвоню».

Бип.

Тяжело дыша, я почувствовала, как неожиданно защипало глаза, после

чего резко повесила трубку.

***

Спустя две недели после возвращения из Бостона я переехала к мамам.

Коко убрала вещи из своей комнаты для шитья – которая раньше была моей

спальней – и рядом с Леле, работающей в юридической фирме, и Коко,

пишущей картины на чердаке, я ощутила, будто ко мне вернулось мое

детство.

У меня уже были телефонные собеседования с шестью разными людьми,

а впереди оставались еще три компании. Я была на двух свиданиях: один

парень из Р-К, с которым я когда-то давно общалась – но только по-

дружески, а сейчас я вроде как снова свободна… м-да – а с другим мужчиной

я познакомилась в метро. В начищенных туфлях и в строгом костюме, он

напоминал мне Дженсена. Оба свидания удались, мне было приятно. Но в

обоих случаях я отказалась от поцелуя на ночь и ушла домой одна.

Я часто слышала и так же часто насмехалась над идеей, что на

расстоянии нежные чувства только укрепляются. Потому что расстояние с

любыми из моих предыдущих мужчин всего лишь заставляли мои глаза

весело глазеть по сторонам. Но сейчас, спустя несколько недель, с тех пор

как я видела его в последний раз – даже при том, что хотела двинуть ему за

сброс моего звонка – я не могла думать ни о ком другом, кроме Дженсена.

В моей голове вели между собой войну две его ипостаси: мужчина,

который был таким нежным, забавным и внимательным, и мужчина,

забывший о дате моего отъезда в Лондон, сбросивший мой звонок и

занявшийся со мной любовью только тогда, когда я так удобно перед ним

появилась.

– Твои мысли где-то не здесь, – заметила Коко, сидя рядом со мной на

банкетке для фортепиано в гостиной.

– Жду ответ от Тернера из Бостона, – ответила я, указательным пальцем

взяв «До» третьей октавы. Конечно, это была правда, но не поэтому я сидела, уставившись на пианино добрых десять минут. Да пошло все кое-куда, но

упоминать вслух Дженсена я не стану. – Мне сказали, что они хотят привезти

меня для встречи лично.

Брови Коко удивленно приподнялись.

– Из Лондона? Ничего себе, это о многом говорит, золотце.

Взяв мою руку в свои, она мягко ее погладила.

– Не хочешь поискать работу и тут? Просто на всякий случай.

Пожав плечами, я ответила:

– На всякий случай мне не надо.

Семнадцать

Дженсен

Начался дождь – с крупными каплями, грозящими вот-вот превратиться

в снег – но, пытаясь сохранять оптимизм, я все равно взял с собой форму и

кроссовки, чтобы когда погода прояснится, немного побегать.

Пробежка всегда неплохо прочищала мозги, а после нескольких дней

нулевой способности сосредоточиться и нерегулярного сна ясная голова –

это просто офигенно.

Может мозг ли на самом деле стать перегруженным? Я ненадолго

задумался, стоит ли при следующей встрече поинтересоваться об этом у

Ханны, зная при этом, что она либо: а) закатит глаза и посоветует не

пытаться задницей познать свой мозг; либо б) с энтузиазмом даст излишне

подробный научный ответ. И хотя ни один из вариантов мне сейчас не был

особенно полезен, я бы все равно предпочел их, чем ситуацию, в которой

сейчас находились мы оба: мы не разговаривали больше двух недель.

В сущности, я испортил отношения, с кем только мог.

В пятницу утром я решил отправиться на работу на машине, по дороге

послушать музыку, подумать и просто побыть с собой наедине. Не

разговаривать с сестрой неделю – ничего особенного. Две – уже плохо. Я

сомневался, нужно ли продолжать в том же духе и третью, а с другой

стороны – должен ли это прекратить. Не горя желанием извиняться, я не

хотел тем не менее винить ее в чем бы то ни было. Просто вся ситуация

оказалась мерзкой.

Моя машина была уютным укрытием от дождя, еле слышно урча

мотором. И из-за часа пик мне ничего не оставалось, кроме как прокручивать

в памяти ее слова, потом мои слова в ответ, и думать, насколько она была

права и каким придурком я был.

Зачем, зачем, ну зачем я сегодня сел за руль?

Я вспомнил, как в самом начале нашей поездки мы застряли в пробке. Я

был опьянен отпуском и без конца улыбался, а Пиппа тем временем сочиняла

истории про каждого сидящего в соседних машинах. Мужчина справа от нас

замышлял ограбление банка – да это же заметно – «Взгляни на его мешки

под глазами и как он ссутулился, как виновато опустил плечи!» А

измотанная мама с несколькими детьми на заднем сидении, по словам

Пиппы, возвращалась с дня рождения, а ее еле заметная улыбка относилась к

бутылке вина, которую она купила накануне и о которой только что

вспомнила.

Сейчас же в черном внедорожнике слева от меня пританцовывала в такт

мелодии по радио женщина. Справа мужчина примерно моего возраста

смотрел в зеркало заднего вида и активно жестикулировал, разговаривая с

сидящими на заднем сидении детьми. Уверен, что жизни их обоих были

увлекательными… Просто я не умел так хорошо сочинять истории, как

Пиппа.

Тем не менее своей привычкой мечтать и что-нибудь придумывать она,

кажется, немного заразила и меня, потому что вместо того, чтобы

беспокоиться об отношениях с сестрой я глазел по сторонам. Я подумал о

жизни Пиппы в Лондоне, о том, думала ли она о моей в Бостоне. Как она

добирается до работы? На метро? Пешком? Водит ли машину?

Когда во время каникул в колледже я приезжал домой, то часто воровал

ключи от машины отца и поздним вечером катался на ней по городу. Потом, вместе с Уиллом тайком проникнув на футбольное поле, мы пили пиво, пока

нас не тянуло в сон. Проснувшись посреди ночи, мы обнаружили себя

мокрыми от росы и покрытыми муравьями и поспешили домой, пока кто-

нибудь не обнаружил пропажу машины. Может, в подростковом возрасте

Пиппа тоже таскала ключи от машины ее мам и рассекала по лондонским

улицам вместе с друзьями. Может, целовалась на заднем сидении с

мальчиками или громко пела, перекрикивая шум врывающегося в открытые

окна ветра.

Слева кто-то посигналил, и, заморгав, я очнулся от своих мыслей. Я

больше времени, чем ожидал, провел в размышлениях о Пиппе и чем она

могла заниматься в разные моменты. С учетом того, что случившееся между

нами было мало значимо и не предполагало обязательств.

Верно?

Несмотря на то, что выехал пораньше, я на полчаса опознал на встречу,

когда наконец добрался до офиса. С половины девятого до половины

седьмого мой день был расписан по минутам, и даже на время ланча было

назначено совещание в конференц-зале.

Времени у меня не было – на часах уже начало десятого – но я все равно

решил позвонить Ханне.

Закрыв дверь своего кабинета, я вернулся к столу. Взяв трубку рабочего

телефона, я набрал ее номер и нахмурился, когда звонок перенаправился на

голосовую почту. Черт, ну конечно. Она ведь еще и преподавала.

– Зиг… Ханна, это я. Я на работе. Перезвони на мобильный, когда

появится время. День забит почти до отказа, но, может, мы вместе

поужинаем? Или пересечемся на выходных? Люблю тебя.

После этого я взял мобильный и пошел в конференц-зал, по пути

просматривая почту. Там был один незнакомый мне адрес – ox.ac.uk – и я не

сразу понял, что письмо от Руби.

«Привет, мой друг!

Хочу передать фотографии с нашей поездки! Надеюсь, у тебя все

окей и мы скоро увидимся.

Целую и обнимаю,

Руби».

К письму были прикреплены несколько фотографий из разных мест

нашего совместного отпуска, и я немного помедлил, прежде чем их открыть, засомневавшись, готов ли прямо сейчас к потоку воспоминаний.

Но все-таки рискнул.

Первое фото было сделано, когда мы только приехали к Уиллу и Зигги и

со счастливыми улыбками загружали вещи в минивэн. Еще были фото с

разных дегустаций, ужинов и прогулок – живые и непринужденные

моменты, когда все смеялись над чьей-нибудь шуткой. Было интересно

проследить развитие наших с Пиппой отношений. Сначала вежливые друг к

другу, с прямыми спинами и приветливыми улыбками, предоставляющие

каждому много личного пространства. Но после приезда в Вермонт все

изменилось. На фото больше не было вежливой отстраненности

незнакомцев; в те дни друзья превратились в любовников – сплошные

объятия и сплетенные пальцы. Сейчас было практически больно видеть, как я

тогда на нее смотрел, а когда открыл фото, на котором Руби поймала нас

выходящими из леса – в перекошенной одежде, со сверкающими глазами и

пылающими щеками – я закрыл почту. Эти воспоминания и так тяжело

иметь, поэтому оживлять их на экране телефона я не хотел.

***

В районе часа дня я собрал документы, чтобы пойти в конференц-зал на

втором этаже. От запаха кофе заурчало в животе, и я понял, что ничего не ел

с раннего утра. Потянувшись к банану на столе с закусками, я почувствовал

чью-то руку на своем плече. Это был Джон, помощник моего босса.

– Мистер Бергстром. Мистер Эйвери хотел бы с вами переговорить в его

кабинете перед совещанием.

Когда я выпрямился, он с вежливой улыбкой развернулся и жестом

пригласил меня следовать за ним. Пока я шел, кожу на затылке начало

покалывать. Существовало совсем немного причин, по которым он вызвал

меня поговорить перед встречей, где мы оба в любом случае должны

присутствовать и на которую уже почти все собрались.

– Дженсен, – поприветствовал Малкольм и закрыл дело, над которым

работал. – Заходи. Я надеялся несколько минут пообщаться с тобой перед

началом совещания.

– Конечно, – ответил я и вошел в его кабинет.

Он кивком показал в сторону двери.

– Закрой за собой дверь, если не возражаешь.

К покалыванию добавились капельки пота.

В голове промелькнуло миллион мыслей – в том числе все то, с чем я

плохо справлялся за последние несколько месяцев – и я остановился на

недавнем беспорядке в лондонском офисе. Черт.

– Садись, – поправив лежащие перед собой какие-то бумаги, сказал

Малкольм и откинулся на спинку кресла. – Как твои дела?

– Хорошо, – ответил я, мысленно пробежавшись по всем делам, которые

вел, и выбирая те, о которых он захочет услышать поподробней. – Дело

«Уолтон Груп» должно быть закрыто уже в этом месяце, «Петерсен Фарма» к

концу года.

– А что в Лондоне? – поинтересовался он.

– Там возникла пара шероховатостей, – сказал я. Он кивнул, а я сглотнул

комок в горле. – Хотя все поправимо. Просто приходится проверять больше, чем ожида…

– Я знаю, что ты держишь ситуацию под контролем, – перебил он. – Я

обо всем в курсе.

Сложив руки перед собой на столе, Малкольм какое-то время молча

рассматривал меня.

– Дженсен, ты знаешь, как тут все устроено. И что в наши дни

недостаточно просто соблюдать закон – с этим может справиться

практически любой имеющий юридическое образование. Нам нужны

единомышленники и партнеры, приносящие компании деньги. Кто внушает

доверие и может так же повлиять и на бизнес. Кто сможет обеспечить

стабильность. Знаешь… когда я начинал, то каждый месяц делал

приблизительную оценку собственной доходности для компании.

В ответ на мое удивление он улыбнулся.

– Да-да. Я суммировал деньги, что пришли от клиентов, затем учитывал

средства, которые тратит на меня мой работодатель – начиная с зарплаты

секретарю и заканчивая счетами за электричество в моем кабинете. В те

времена компьютеров у нас не было, поэтому я фиксировал все это в

записной книжке, которую носил в кармане пальто. Пообедав с клиентом,

учитывал эти траты. Купив коробку скрепок – то же самое. Я постоянно

отслеживал все эти цифры, потому что таким образом знал, когда приносил

прибыль, а когда нет. И регулярно предоставлял всю эту информацию своему

боссу. Там все было черным по белому: за что я нес ответственность, а на что

имел влияние. Однажды он посмотрел на меня и сказал: «Такой дотошный

должен находиться по мою сторону стола». И вскоре после этого я стал

партнером.

Я кивнул, не совсем понимая, к чему он клонит.

– Хорошая система работы, на мой взгляд.

– В тебе я вижу тот же драйв и ту же преданность, – сказал он. – Только

по количеству рабочих часов партнерство еще никто не получил, хотя мне

сказали, что у тебя их гораздо больше, чем было бы справедливо, я прав?

Я снова кивнул.

– Думаю, да.

– Подобного и ждут от того, кто может вести важные дела со всей

эффективностью и профессионализмом. Кто стимулирует рабочий процесс и

умело и талантливо управляет взаимодействием сторон. Кто показывает

клиентам компанию в лучшем свете, а те приходят, поскольку слышали

много положительных отзывов. Конечно, без шероховатостей не бывает, как, например, в лондонском офисе, но в бизнесе остаются лишь те, кто осознает

свои ошибки и недочеты и делает все, чтобы их устранить. Ты умеешь

выстраивать взаимоотношения, управляешь самым большим количеством

слияний и пользуешься уважением своей команды, – он помолчал, а потом

подался вперед. – Думаю, что если спрошу, у тебя тоже есть что-то вроде

твоей личной записной книжки, да?

Да, у меня была сводная таблица по всем своим клиентам с самого

первого своего рабочего дня.

– Есть, – ответил я.

Малкольм засмеялся и шлепнул рукой по столу.

– Так и знал. Вот почему буду рекомендовать тебя в качестве партнера

на этой встрече, на которой… – он взглянул на часы, – уже пять минут как

мы должны присутствовать. Мои поздравления, Дженсен.

***

Откинувшись на спинку дивана, я уставился в потолок. Если моя жизнь

состояла из списка дел – а именно так оно и было, стоит признать – тогда

напротив пункта номер один галочка уже поставлена. После совещания я

получил официальное предложение стать партнером. Я сделал это.

Тогда какого черта? В чем проблема? Вместо того чтобы пойти

праздновать со своей командой или обзвонить знакомых, я сидел в своем

пустом доме и таращился на голые стены.

Потянувшись, я положил ноги на кофейный столик перед диваном и

глотнул еще пива. Я осуществил то, к чему стремился всю свою

сознательную жизнь, но вместо удовлетворения чувствовал беспокойство. И

разочарование. Я вкалывал, чтобы нагрузить себя еще большим количеством

работы и еще большей ответственностью.

Я слушал, как в полной тишине тикала секундная стрелка моих часов.

Мне хотелось с кем-нибудь поговорить об этом, потому что не сомневался, что все мои близкие порадуются и таким образом нарушат эту гнетущую и

парализующую тишину. Я мог бы снова позвонить Ханне; будучи таким же

трудоголиком, она понимала, как много это значит – когда тебя выделяют и

ставят в ряд с лучшими в твоей области. Но она не перезвонила, а давить мне

не хотелось, если она на самом деле злилась.

Родители тоже будут на седьмом небе от счастья. За сорок лет брака мой

отец знал больше, чем кто-либо еще, как важно совмещать работу с

активным участием в жизни семьи.

Жизнь семьи…

Холодность пустых стен моего дома раньше всегда действовала на меня

успокаивающе. Она контрастировала с вечным беспорядком в моем кабинете

и непрекращающимися звонками, с голосами и стуком каблуков в коридорах.

А дом всегда был моим стерильным местом отдыха. Моим убежищем. Но

внезапно начал казаться безжизненным.

Чем больше я об этом думал, тем больше понимал, чего именно ему (как

и всей моей жизни) не хватало. Энергии. Спонтанности. Звуков и музыки,

смеха и секса, ошибок и триумфов.

С той же ясностью пришло ощущение, что, проснувшись утром, я хотел

бы видеть рядом с собой Пиппу. Или, спустившись по лестнице, как это было

в Вермонте, найти ее читающей на диване, вытянув длинные ноги перед

собой. Это кружащее голову чувство было той же природы, что и ноющая

боль, поселяющееся в сердце, когда нужно сказать нечто важное.

Я скучал по ней. Хотел ее. Хотел видеть ее рядом с собой – или себя

рядом с ней – и научиться так же находить радость в мелочах, как умела

только она.

Я скучал по ее вызывающему у меня восторг смеху и по тому, как она

всегда морщила нос, если кто-нибудь произносил слово «сырость». Скучал

по моментам, когда она неспешно рисовала пальцем у меня на спине буквы, облачка и спирали, когда, восстанавливая дыхание, я нависал над ней. По

тому, как ощущалось быть внутри ее тела. Но больше всего мне не хватало

находиться рядом с ней. Ничего толком не делая… просто быть вместе.

Встав с дивана, я побежал наверх и, взяв первую попавшуюся сумку,

начал закидывать в нее вещи: рубашки, брюки, нижнее белье. Сгреб все

стоящее на столике в ванной и резко закрыл ее.

Я не знал, что скажу, когда приеду – и что она скажет в ответ – но в уме

снова и снова повторял одну и ту же фразу: «Я люблю тебя. Знаю, что

между нами все предполагалось как мало значимое, но на самом деле это не

так. Я хочу разобраться и в остальном».

***

Свернув на I-90, я сообразил, что у меня не было билета в Лондон.

Посмеявшись, я набрал номер отдела бронирования «Дельты Эйрлайнс». С

обеих сторон мимо меня неслись машины, пока я ждал ответа.

– Добрый день, – приятным услужливым голосом поприветствовала

оператор. – Ваш номер определен. Можете подтвердить ваш домашний

адрес?

Я назвал его, уловив торопливость в своем голосе.

Она спросила, что мне нужно, куда собираюсь полететь и как скоро.

Если ее и удивило мое желание забронировать первый попавшийся рейс

через Атлантику, виду она не подала.

– А дата обратного полета?

Я сделал паузу – об этом еще не успел как следует подумать. Принимая

во внимание работу и прочие обязанности, в лучшем случае я мог

рассчитывать, что смогу задержаться на неделю – может, две – прежде чем

нужно будет возвращаться домой. Я надеялся, что мы вернемся вместе или

как минимум достигнем каких-либо договоренностей и взаимопонимания,

что позволит как-то двигаться вперед. Ждать и быть терпеливым я умел.

Смириться же с ее «Ты позвонишь мне, когда будешь в Лондоне?» – это

было все равно что довольствоваться меньшим из возможного.

– Я бы хотел билет с открытой датой, – ответил я.

– Хорошо, – ответила оператор, а потом, словно почувствовав мое

беспокойство, добавила: – Мы так часто делаем. Каким классом вы

предпочитаете, мистер Бергстром?

– Все равно, – ответил я. – Главное улететь.

– Окей, – снова щелчки клавиатуры. – А вы… – она сделала паузу, и я

убрал телефон от уха, решив, что звонок сорвался.

– Алло?

– Да, извините, – сказала она. – Вы будете использовать накопленные

мили?

– Мили?

– Да, их у вас… хм… накопилось, – ответила она и засмеялась. – Почти

восемьсот тысяч, если быть точной.

***

Лондон, как и всегда, был окутан туманом, когда мы только начали

снижение, но когда опустились ниже облаков, то стал виден Тауэрский мост

и Лондонский глаз, и Темза, петляющая между городских улиц. После

долгого перелета у меня внутри все снова очнулось, как только стал виден

город.

Осколок [небоскреб в Лондоне – прим. перев.] напомнил рассказ Пиппы, как

она поднялась на смотровую площадку на семьдесят втором этаже, и как это

было смешно, поскольку было похоже на ожившие «Желтые страницы», где

каждый непременно должен был выразить неодобрение всему, что видит.

Вид стадиона «Уэмбли» – как она описывала концерт, на котором там

была. Как стояла, закрыв глаза, окруженная почти сотней тысяч человек,

ощущала ритм музыки каждой клеткой тела, и это было чистейшее

блаженство.

Я хотел быть рядом, когда в следующий раз она испытает нечто

подобное.

Идя по терминалу к выдаче багажа, я вновь почувствовал прилив

энергии. Эти действия уже стали настолько привычными, что мозг

расслабился и начал представлять, каково это будет – войти в ее квартиру

или встретить в пабе на углу, или же просто случайно столкнуться на улице.

Я все повторял мою маленькую речь, но потом понял, что когда ее увижу,

мои слова не будут иметь принципиального значения. Если она все еще хочет

меня, мы обязательно что-нибудь в итоге придумаем.

Я ощущал себя героем фильма, спешащим к героине с надеждой, что еще

не поздно.

Вокруг меня бушевал упорядоченный хаос Хитроу, и я нашел тихий

уголок недалеко от выдачи багажа. Из дверей тянуло прохладой и сыростью.

Я поставил сумку на пол и достал из кармана телефон.

Открыв контакты, я расхохотался, когда увидел фотографию рядом с ее

именем. Это фото она сделала рядом с «Джедедиа Хокинс Инн» в самом

начале нашей поездки. Пиппа на нем надула губы и скосила глаза к

переносице. Когда Руби настояла, чтобы у всех у нас были контакты друг

друга, Пиппа специально сделала свое худшее селфи и отправила его всем

вместе с информацией.

Под телефонным номером был записан ее адрес. Сейчас суббота, почти

полдень, и я не знал, дома ли она или где-нибудь с друзьями, но все равно

должен попробовать. Выйдя из здания аэропорта, я взял такси.

Чем ближе мы подъезжали по M4 к городу, тем уже становились улицы.

Сидя на заднем сидении, я наблюдал за проплывающими мимо рядами

частных и многоквартирных домов. В это время года большинство деревьев

стояли голые, резко вырисовываясь своими узловатыми стволами на фоне

серых кирпичных стен.

Люди кучковались на улице у пабов со стаканами в руках и оживленно

обсуждали игру, что транслировалась по телевизору внутри. Мы проехали

мимо сидящих на открытых верандах посетителей кафе, мимо забегающих в

бистро. Я воображал себе, какая жизнь могла бы быть у нас тут с Пиппой, если, конечно, она того хотела: мы бы встречались с друзьями в пабе, а

потом шли в магазин неподалеку от дома, чтобы купить продукты на ужин.

Понимая, что фантазировать опасно, остановиться тем не менее я не мог.

Я не видел ее почти месяц – и столько же с ней не разговаривал. Если это

ощущалось дерьмово сейчас, трудно даже представить, каково будет не

разговаривать с ней больше никогда.

Едва я почувствовал из-за этого тошноту, такси остановилось у узкого

кирпичного дома. Заплатив водителю, я взял сумку и вышел из машины.

Посмотрел на окна третьего этажа и внезапно понял, что если все будет

хорошо, то сегодня я засну, держа ее в своих объятиях.

Еще раз уточнив адрес и номер квартиры, я начал подниматься по

лестнице.

Она сейчас может быть не дома.

Но это не страшно.

Я подожду в кафе или же поеду на метро в Гайд-парк и несколько часов

погуляю там.

Постучав в дверь ее квартиры, я ощутил, как при звуке шагов сердце

заколотилось где-то в горле.

Я думал, что был готов к чему угодно. И сильно ошибался.

Дверь открыл мужчина и внимательно посмотрел на меня большими

голубыми глазами. У него были темные вьющиеся волосы до плеч и сигарета

в руке.

Я ошарашенно пытался сообразить, что сказать.

– Э-э… Марк? – спросил я.

Выпустив большой завиток дыма, он смахнул с губы табачную крошку.

– Кто?

– Вы… Марк? – снова спросил я, тише на этот раз. – Или… А Пиппа?

Она здесь? Я думал, это ее квартира, – я посмотрел в телефон, чтобы еще раз

уточнить.

– Не-а, чувак, – ответил он. – Не знаю никаких Пиппу или Марка. Я тут

недавно. А цыпочка, что жила тут до меня, съехала неделю назад.

Я покивал, поблагодарил его и в оцепенении пошел назад по коридору.

Пиппа съехала?

Медленно, задерживаясь на каждой ступеньке, я спустился.

Сам не знал, почему удивился, что не был об этом в курсе. Мы ведь

какое-то время не общались. Но прошла всего неделя, с тех пор как она

переехала. Это выглядит немного… спешно.

Я снова нашел ее контакты в телефоне и нажал на вызов.

В животе все скрутилось в узел, когда раздался один гудок, потом

второй, а потом послышались какие-то приглушенные звуки, словно на том

конце уронили трубку. В динамике была отчетливо слышна ритмичная

музыка.

– Погнали! – крикнул кто-то, а я, прищурившись, пытался опознать ее

голос в море других.

– Пиппа?

– Ай, как плохо слышно. Давай говори.

– Пиппа, это Дженсен. Ты дома? Я только что…

– Дженсен! Давно не слышались, приятель. Дома? Не-е-е, может, позже.

Ты как?

– Ну, я… Я звоню тебе, потому что…

– Слушай, давай я постараюсь перезвонить тебе завтра? А то ни черта не

слышу!

Я замер и, не глядя, смотрел на дорогу перед собой, когда она завершила

звонок.

– Да. Конечно.

***

Я так сильно понадеялся увидеть Пиппу и что все будет хорошо, что не

подумал забронировать себе отель, будто мне это не должно было

понадобиться.

Недалеко от ее бывшей квартиры я поймал такси, и водитель терпеливо

ждала, пока я найду и забронирую номер в отеле. После того как она меня

высадила, я в одиночестве поужинал в небольшом пабе, все это время

отказываясь признавать вероятность, что я самонадеянно совершил

огромную ошибку.

Она позвонит утром, – сказал я себе.

Но утром звонка не было, хотя я без конца заглядывал в телефон, пока

работал в лондонском офисе, куда заявился под предлогом помочь исправить

ошибки. Она не позвонила и днем, а когда я набрал ей вечером, то сразу же

попал на голосовую почту. Оставив ей сообщение, я не стал выключать

громкость звонка на ночь, на случай если она все-таки позвонит.

Следующим утром я попытался снова – и снова попал на почту – потом

еще раз и оставил еще одно сообщение. Адреса ее электронной почты у меня

не было, а Руби на мое письмо с просьбой помочь связаться с Пиппой так и

не ответила. К третьему вечеру в Лондоне пришла пора признать свое

поражение.

Собрав свою единственную сумку, я выписался из отеля и взял такси до

аэропорта.

Понимая, что накачаюсь скотчем по полной и всю дорогу просплю, я

использовал мили и забронировал себе место в первом классе прямого рейса

в Бостон.

Я сел в дальнем углу зала ожидания терминала, не глядя по сторонам и

не вынимая наушников, так же не желая ни с кем разговаривать. Во время

второго стакана виски с содовой пришло смс от Ханны, но я проигнорировал

его, не горя желанием рассказывать ей, как поехал наудачу и в результате

потерпел полнейший крах.

Понимая, что она все равно будет гордиться мной за попытку и сделает

все возможное, чтобы меня подбодрить, я предпочел погрязнуть в своей

тоске. Либо Пиппа вообще не хотела иметь со мной ничего большего, либо я

оказался слишком толстокожим, чтобы вовремя это заметить.

Объявили мой рейс, и, опустошив стакан, я взял свою ручную кладь и

направился к выходу на посадку.

Как обычно, там собралась толпа; я присоединился к очереди, без

энтузиазма улыбнувшись работнику аэропорта, пока сканировал свой

посадочный талон, и пошел по телетрапу.

Слыша десятки шагов вокруг, я двигался на автопилоте. Вошел в

самолет, прошел по проходу и остановился у своего ряда.

А когда поднял взгляд, ощутил, что сейчас земля уйдет из-под ног.

Сделав глубокий вдох и открыв рот, из всего потока возможных слов,

бурливших в моей голове, я смог произнести только одно.

– Привет.

Восемнадцать

Пиппа

Однажды, когда мне было шестнадцать, по дороге из школы я зашла в

магазин, ворча на мам и охая про то, как много задали на дом. «И вообще –

они что, не понимают, насколько важными делами я занята? Как

осмелились только попросить меня пойти за продуктами!» И, подняв взгляд

от картонной упаковки яиц в своей руке, я наткнулась прямо на… Джастина

Тимберлейка, потянувшегося к полке бог знает с чем.

Чуть позже Гугл поведал мне, что в Лондоне у него в тот день был

концерт. И вплоть до сегодняшнего дня я понятия не имела, что он забыл в

нашем крохотном магазинчике.

А тогда мой мозг словно заглючило, и он вырубился. Такое уже

случалось с моим компьютером – когда монитор издает тихий ритмичный

звук, после чего становится черным, и приходится перезагружать. И всякий

раз, когда с ним происходит что-то подобное, я называю это эффектом

Джастина Тимберлейка. Именно это случилось и со мной.

Щелчок.

Черный экран.

Джастин тогда улыбнулся мне и, наклонившись немного, чтобы

посмотреть мне в глаза, с беспокойством спросил:

– Ты в порядке?

Я помотала головой, а он забрал из моей руки коробку с яйцами,

положил ее в корзинку, которую я держала в другой своей руке, и снова

улыбнулся.

– Береги яйца.

Вспоминая об этом, я всегда хохотала, а когда Джастин Тимберлейк

сказал мне беречь мои яйца, не до конца отключившаяся часть моего мозга

сгенерировала сотню шуток про овуляцию.

Нет, конечно, я не была настолько смелой, чтобы озвучить при нем хотя

бы одну.

Так что это крест, который я несла на себе всю жизнь, – когда, увидев

поблизости знаменитость, впадала в ступор. На то время, чтобы, например, не перегреться и не выронить из рук десяток яиц в картонной коробке.

И вот ровно то же самое я ощутила, увидев стоящего рядом со мной в

проходе самолета Дженсена Бергстрома.

Щелчок.

Черный экран.

В то время как моя система перезагружалась, Дженсен отошел на шаг,

попросил мужчину, собирающегося занять соседнее кресло, поменяться

местами и сел рядом со мной.

Слава богу, я сидела. И не держала в руках упаковку яиц.

– Что… – договорить вопрос я не смогла из-за внезапно сжавшегося

горла.

– Привет, – снова еле дыша произнес Дженсен.

Когда он сглотнул, мой взгляд переместился к его шее. Воротничок его

рубашки был расстегнут. И ни пиджака, ни галстука. А когда я заметила его

пульс на горле, мне внезапно стало очень жарко.

Я посмотрела на его лицо, и это было словно пробежаться по самым

любимым связанным с ним воспоминаниям. Вспомнила крохотный шрам под

левым глазом. Одну веснушку на правой скуле. Вспомнила, как его резец

самую малость заходил на соседний зуб, что делало его идеальную улыбку

приземленнее. Все эти мелкие недостатки лишали Дженсена совершенства,

при этом превращая его лицо в самое любимое на свете.

А когда наши глаза встретились, вспыхнуло оно: невероятное по силе

влечение.

Оно всегда между нами было, я же не придумала?

Но потом я предположила – возможно, несколько поздновато – что к

такому мужчине, как Дженсен, будет тянуть любую женщину. Ну, то есть…

Бли-и-ин. Разве кто-то может спокойно пройти мимо? Да вы посмотрите

только на него.

Что, собственно, я сама и сделала. Он надел не костюмные брюки, а

черные джинсы, плотно сидящие на мускулистых бедрах, и темно-зеленые

кроссовки Адидас… Шестеренки в моем мозгу запнулись, потому что такой

повседневный вид для него довольно редок, а через секунду снова

завертелись, пытаясь понять, что он тут вообще делает.

– Привет… – я покачала головой, потом брякнула: – Я тебе так и не

перезвонила, – слова позвучали как-то обрывочно, словно оторванные куски

бумаги. – О боже! Ты был здесь? В Лондоне?

– Да, – ответил он, а потом слегка нахмурился. – И да, не перезвонила. А

почему?

Вместо ответа из меня посыпались новые вопросы:

– Ты правда летишь домой в Бостон одним рейсом со мной? Разве такое

бывает? Каковы шансы?

Я и сама не знала, как себя чувствовать в связи с этим.

Хотя нет, это не совсем так. Просто внутри смешалось столько всего, что

я не знала, что именно возьмет верх.

Во-первых, эйфория. Совершенно рефлекторная. Он так хорошо

выглядел и таким счастливым казался, а в глазах сверкала какая-то неистовая

энергия, которая ощущалась спасительным кругом, брошенным мне за борт.

Быть с ним я любила как ничто другое в своей жизни. И начинала любить и

его самого.

Но было еще и во-вторых: настороженность. По понятным причинам.

И злость. Причины не менее понятны.

А еще, наверное, крохотная, но все-таки надежда.

– Да, про шансы – это интересно, – тихо ответил он, а затем улыбка

последовательно коснулась его глаз, щек и наконец губ. – Ты летишь в

Бостон?

Я пыталась правильно интерпретировать его с надеждой поднятые брови

и внимательный взгляд.

– У меня запланировано три собеседования, – кивнув, ответила я.

Казалось, с его лица сползло все счастье.

– О.

Ну, что ж…

Кивнув снова и почувствовав, как сдавило горло, я отвернулась и

прикусила язык, чтобы не ляпнуть: «Не беспокойся. Больше никаких

нежелательных звонков от меня не будет».

– И они оплатили тебе первый класс? – пробормотал он. – Ничего себе.

Все, я сыта по горло этим разговором. Только это он и нашел

интересным? Что я достойна дорогого билета? Отвернувшись к

иллюминатору, я внутренне невесело усмехнулась.

За последние три недели я делала все возможное, чтобы перестать

думать о нем. И на то, чтобы покончить с двухнедельным романом без

перспектив, у меня ушло больше времени, чем забыть ту бледную задницу, с

которой я жила под одной крышей. А прямо сейчас, сидя рядом с

Дженсеном, стало еще больней.

– Пиппа, – тихо произнес он и осторожно положил руку на мою

лежащую на колене ладонь. – Ты злишься на меня за что-то?

Я мягко убрала свою руку. Слова жаждали вырваться наружу, но я

сдержала их, потому что между нами не было ничего значимого.

Всего лишь интрижка.

Пиппа, черти тебя раздери, просто интрижка.

Я повернулась к нему и больше не смогла врать сама себе.

– Все дело в том, Дженсен, что случившееся между нами в октябре…

Для меня это не просто интрижка.

Его глаза округлились.

– Я…

– А ты меня просто взял и отшил.

Дженсен открыл рот, чтобы заговорить снова, но я опять его перебила:

– Слушай, я знаю, что и сама планировала не придавать этому никакого

значения, но у моего сердца оказались другие планы. А сейчас

отворачиваюсь от тебя, потому что ты мне небезразличен… ну, еще потому, что хочу слегка заехать тебе по лицу.

Покачав головой, будто точно не зная, с чего начать, Дженсен сказал:

– В субботу, прежде чем позвонить, я заезжал к тебе на старую квартиру.

В воскресенье в попытке тебя найти написал Руби. И за последние три дня я

звонил тебе каждые четыре часа.

Мое сердце превратилось в отбойный молоток.

– В субботу, когда ты звонил, я отмечала с друзьями свои собеседования.

А в воскресенье отключила мобильный, потому что больше не могла себе

позволить оплачивать контракт. Чуть больше недели назад переехала к

мамам. И я звонила тебе почти сразу после возвращения в Лондон. Вообще-

то, дважды. И дважды ты отсылал звонок на голосовую почту. Думаю,

перезванивать в субботу было немного поздновато.

Его зеленые глаза стали огромными.

– Господи, но почему ты не оставила мне сообщение? Я понятия не имел, что это была ты. Твой номер сохранен у меня в контактах, но никаких

пропущенных от тебя не было.

– Это был английский номер, Дженсен, мой домашний. А звонок был в

то время, когда в Лондоне поздний вечер. Кто еще это мог быть?

Он засмеялся.

– Например, любой из пятидесяти человек, с которыми я работаю тут, в

лондонском офисе, – ответил он и мягко добавил: – Неужели думаешь, мои

коллеги не трудоголики?

Я проигнорировала его нежную улыбку, остро ощутив стыд и

обжигающий румянец на щеках.

– Вот только не надо делать из меня идиотку. Даже я знаю, что ты не

отправил бы на голосовую почту рабочий звонок.

– Пиппа, – начал он, подавшись вперед и взяв мою руку в свою. Она

была такой теплой и твердой. – Лондонский рабочий день начинается для

меня в районе полуночи, а офис на Западном побережье еще не заканчивает

работу, когда у меня десятый час вечера. Это означает, что с шести утра и до

девяти вечера я либо на встречах, либо разбираю электронные письма и

сообщения голосовой почты, куда мне позвонили, в то время как я спал или

был на встречах. Я практически никогда не отвечаю на телефонные звонки, особенно когда уже приехал домой.

Внутренний злобный голос тут же надо мной посмеялся.

Я-то думала, он меня отшил, а на самом деле сделал то, что и всегда при

любом входящем звонке.

– Ну и зачем тебе тогда мобильный телефон? – подозрительно

прищурившись, поинтересовалась я.

Дженсен улыбнулся.

– Во-первых, для работы. Я не могу игнорировать звонок моего босса –

который при этом владелец компании – или мамы.

Покачав головой, я прошептала:

– Не пытайся меня очаровать.

Он явно смутился от этого.

– Я не пытаюсь очаровать. Просто честен с тобой. Я не знал, что ты

звонила. Жаль, что не знал. Я скучал по тебе.

Это вызвало во мне противоречивую реакцию, которую я не знала, как

назвать. Слышать такое было приятно, но оно мало что значило. Я была в его

городе еще несколько дней после поездки, а он мне как не звонил после той

ночи у него дома, так и не демонстрировал заинтересованность увидеться

снова. И несмотря на собственные, однажды сказанные беспечные слова,

правда заключалась в том, что я не была заинтересована в визитах Дженсена

в Лондон ради перепиха и его звонках по этому поводу.

– Хоть это и приятно слышать, – сказала я, – но все-таки я не хочу, чтобы

ты звонил мне, когда проездом окажешься в Лондоне. Я обнаружила, что не

особо гожусь для секса без обязательств, – шмыгнув носом, я постаралась

выглядеть невозмутимой. – Вернее, больше не гожусь. И возвращаться на

прежние тропки не хочу.

Дженсен помолчал и несколько раз поморгал, глядя на меня, после чего

ответил:

– Я вообще никогда не подходил для секса без обязательств.

– Ты неплохо справлялся, если мне не изменяет память.

Он кривовато улыбнулся.

– Пиппа, спроси меня, зачем я здесь.

– Кажется, мы уже выяснили, что ты тут по работе. Приезжал в

лондонский офис. Помнишь?

Дженсен склонил голову набок и прищурился.

– Мы разве это выяснили?

Я нахмурилась. А разве нет? Все эти разговоры о часовых поясах и

времени работы сильно меня запутали.

– Ладно, – ровным голосом ответила я. – Зачем ты здесь?

– Я прилетел увидеть тебя.

Щелчок.

И чернота.

Пока мой разум пытался осмыслить эти слова, Дженсен просто смотрел

на меня с легкой улыбкой, в которой постепенно начала проявляться

неуверенность.

– Ты… Что?

Кивая, он улыбнулся шире.

– Я прилетел увидеть тебя. И понял, что хочу большего. Я прилетел с

вопросом, можешь ли ты… хочешь ли ты большего со мной. Я влюблен в

тебя.

Ноги сами собой подбросили меня вверх, и я вскочила, неуклюже

перелезла через его колени и рванула по проходу в сторону туалета.

Стюардесса вежливо окликнула меня:

– Мы скоро взлетаем…

Но посадка еще не закончилась. А мне срочно нужно…

двигаться,

уйти,

подышать –

хоть что-нибудь.

Проскользнув в кабинку, я начала закрывать дверь, но меня остановил

Дженсен, протянув руку.

Он умоляюще посмотрел на меня,

– Тут мне одной с трудом хватает места, – положив руку ему на грудь,

прошептала я.

Но он все равно шагнул вперед и ловко поменялся со мной местами, так

что я оказалась спиной к двери.

– Просто… дайте нам минуту, – сказал он растерявшейся стюардессе.

Осторожно закрыв дверь у меня за спиной, Дженсен опустил крышку

унитаза, сел на него и посмотрел на меня.

– Какого черта мы тут делаем? – спросила я.

Он взял меня за руки и опустил взгляд на них.

– Не хочу, чтобы ты уходила, после того как я сказал, что люблю тебя.

– Но я весь полет буду сидеть рядом, – ошалело возразила я.

Дженсен поморщился и качнул головой.

– Пиппа…

– Из Бостона я вернулась в скверном состоянии, – сказала я. –

Уволилась, переехала и начала переделывать свою жизнь в ту, к которой бы

меня тянуло вернуться после отпусков.

Не отводя глаз, Дженсен внимательно меня слушал.

– И не могла решить, то ли ты уничтожил меня, то ли… показал мне

меня другую, – продолжала я. – Я ходила на свидания, – тут он поморщился

снова, – но мне не понравилось.

– После тебя я ни с кем не встречался.

– Даже с Эмили с софтбола?

Он засмеялся.

– Даже с ней. Не чувствовал потребности, – протянув руку, Дженсен

положил ее мне на щеку и посмотрел в глаза. – И, может быть, Уилл с

Ханной скажут, что это само собой разумеющееся, но я ходил на свидания.

Раньше. Просто тогда еще не встретил тебя. Ты самый прекрасный человек, с

кем я когда-либо был знаком.

Говоря это, он смотрел мне в лицо. И ничего не сказал про мои волосы.

Если и заметил, что они лавандового оттенка, то виду не подал. Он даже

не окинул взглядом – раньше всегда заметным – мои браслеты, грубоватое

ожерелье и красные армейские ботинки.

И, наверное, именно в этот момент я все и поняла. Я пропала. Его

обрамленные длинные ресницами зеленые глаза; румянец на гладкой коже

щек; отросшие волосы, падающие на лоб; и то, как прямо сейчас он смотрел

на меня – видя меня, а не эксцентричные штрихи и яркие цвета…

Мой мозг попытался воспользоваться последним аргументом:

– Ты сделал этот широкий жест – прилетев в Лондон – потому что

одинок.

Не переставая изучающе смотреть на меня, Дженсен одной рукой

задумчиво почесал подбородок.

– Это правда.

Эти два коротких слова тяжело повисли между нами, и чем дольше

длилась пауза, тем больше я понимала, что он мог бы найти себе кого угодно, если нуждался в компании.

– Слишком поздно, да? – на его губах появилась скептическая

полуулыбка. – Хотя у меня такое чувство, что мы еще даже не дали друг

другу шанс. В тот последний раз оба старались оставить все несерьезным.

– Я не знаю, что думать обо всем этом, – призналась я. – Ты никогда не

был таким импульсивным.

Он рассмеялся и снова взял меня за руки.

– Может, я хочу кое-что изменить.

– Раньше, – осторожно начала я, – ты хотел меня, только потому что это

было удобно.

Дженсен оглядел тесный туалет, в который мы едва втиснулись,

расположенный в самолете, улетающего из города, куда он приехал, только

чтобы увидеть меня. Так что мы оба знали, что озвучивать этот аргумент

даже не обязательно. Поэтому он снова посмотрел на меня и улыбнулся.

Игриво и расслабленно. Как тот Дженсен, с которым я провела отпуск.

– Ну а сейчас мы здесь. Хотя тут не совсем удобно, – добавил он с

дразнящей улыбкой. – И я люблю тебя.

– Я спала со множеством парней, – внезапно вырвалось у меня.

– А? – засмеялся он. – Ну и что?

– И у меня дерьмовые отношения деньгами.

– Зато у меня с ними великолепные отношения.

Такое ощущение, что сердце хотело вырваться из моего тела.

– Что, если мне не удастся найти работу в Бостоне?

– Я буду работать в лондонском офисе.

– Вот так просто? – ощутив бабочек в животе, спросила я.

– Это не совсем «так просто», – покачав головой, ответил Дженсен. –

Весь последний месяц я провел в унылых размышлениях, взвешивая каждую

возможную причину, почему ничего не сработает. И проблема в том, что

непреодолимых причин тут просто нет, – он провел указательным пальцем

по своей брови. – Меня не волнует расстояние. И не беспокоит мысль, что ты

можешь оставить меня без объяснений. Мне плевать, что мы совершенно

разные люди, и все равно, если моя работа встанет у нас на пути. Я этому

просто не позволю случиться. Больше не позволю.

Немного помолчав, Дженсен добавил:

– В пятницу я стал партнером.

Казалось, все вокруг нас замерло, сократив еще больше и так небольшое

пространство.

– Что-что?

Его улыбка была еле заметной и такой сладкой.

– Я еще никому об этом не говорил. Я… хотел сказать сначала тебе.

Схватив его за плечи, я закричала:

– Ты сейчас прикалываешься?

Он засмеялся.

– Нет. Это безумие, я знаю.

А быть рядом с ним и чувствовать эту сметающую все на своем пути

надежду реально пугало.

– Пиппа, – вглядываясь в мое лицо, сказал Дженсен. – Как думаешь, ты

смогла бы тоже меня полюбить?

– Что, если не смогу? – прошептала я.

Он молча смотрел на меня. В его взгляде не было ни самонадеянности,

ни признания неудачи. Лишь глубокая уверенность, что он не ошибался на

наш счет.

Я знала, как много он сделал, чтобы начать доверять собственным

эмоциям, и будь я проклята, но ни за что не разрушу это доверие.

– Если бы я сказала такое, ты должен был знать, что я соврала, – сказала

я.

От неуверенного вдоха его грудь поднялась и опустилась.

– Соврала?

Я прикусила губу, после чего призналась:

– Потому что ты знаешь, что я уже люблю.

Его лицо преобразила улыбка.

– Извини, – сказал он, – ты стоишь слишком далеко и я не…

Наклонившись, я повторила свои слова, сопровождая их поцелуем.

Самое странное, что поцелуй ощущался очень привычным, словно до

этого мы целовались тысячи раз. И, наверное, так оно и было. Но я ожидала

от него большего откровения, большей похожести на поцелуй людей,

состоящих теперь в отношениях.

Произнесенные вслух слова ничего не изменили – они лишь подтвердили

уже понятное обоим.

Эпилог «Прекрасных»

Дженсен

Когда самолет приземлился, я разбудил Пиппу. Она вздрогнула и резко

выпрямилась, ахнув и оглядываясь по сторонам.

Я наблюдал, как к ней постепенно возвращаются воспоминания

прошедших нескольких часов: что она в самолете, что я рядом, наш разговор

в тесном туалете и взаимные признания, как нас вытолкали оттуда перед

взлетом и как весь полет мы молча обнимались. Где-то через час она заснула, а я все это время провел в размышлениях.

Мне нравилось быть ко всему подготовленным.

Если она не устроится на работу в Бостоне, мы переедем в Англию.

Или же она могла остаться со мной и, уже никуда не торопясь, найти

себе занятие. Но Пиппа была очень независимой и энергичной, так что я не

был уверен в ее реакции на вот такое мое предложение: например, она

позволит мне зарабатывать, а сама просто сделает нашу жизнь интересной.

Хотя отчасти я знал, что Пиппа просто мечтает о такой работе –

«Приключения Инкорпорейтед».

– Я пустила на тебя слюну? – хриплым ото сна голосом спросила Пиппа.

– Совсем чуть-чуть.

Она улыбнулась.

– С каждым нашим полетом я все лучше и лучше.

Положив руку ей на щеку, я наклонился и быстро поцеловал ее.

– Этот был идеальным.

Мы вышли из самолета и по извилистым коридорам дошли до выдачи

багажа.

– Расскажи о своем расписании, – попросил я и, поставив свою сумку на

ее чемодан, покатил его по направлению к выходу на парковку.

– А какой сегодня день? – потирая глаза, спросила она. – Вторник?

– Да, – ответил я и посмотрел на свои часы. – Вторник, 16:49 по

местному времени.

– Завтра в десять у меня собеседование, в четверг еще два. Кажется, –

вытащив из сумки телефон, она, прищурившись, посмотрела на экран. – Ага, так и есть.

Я вопросительно посмотрел на ее мобильный, вспомнив, что она

говорила, будто отключила его. Заметив мой взгляд, Пиппа ответила, зевая:

– Этот мне вручили мамы, прежде чем отправить меня в аэропорт.

Я с нетерпением ждал знакомства с ними.

– Тебя поселили в отеле? Я про работодателей, не про мам.

Она кивнула.

– В «Омни».

Мы молча шли к моей машине. С одной стороны, торопить события не

хотелось. С другой, я полетел в Лондон, чтобы признаться ей в любви, а до

этого мы занимались сексом во всех мыслимых и немыслимых позах. Как-то

уже поздновато для боязни торопить события.

– Останешься у меня?

Она посмотрела на меня, пока я загружал наш багаж в машину.

– Или я у тебя, или ты у меня в отеле, – широко улыбаясь, ответила она.

– Ты ведь теперь принадлежишь мне.

***

Если не брать во внимание пробки, из аэропорта до ее отеля было всего

пятнадцать минут езды. До моего дома – не меньше получаса.

Преимущество отеля: короткая дорога.

Преимущество моего дома: моя кровать, больше вариантов доставки еды

и гораздо больше поверхностей для разнообразной сексуальной активности.

Пока мы петляли по улицам, Пиппа положила руку мне на ногу. По

Bluetooth зазвонил мой телефон. Бросив взгляд на экран, я увидел лицо

Ханны.

Пиппа радостно улыбнулась, но я приложил палец к губам, давая понять,

что пока стоит все оставить в секрете. Я подозревал, что, узнав, что Пиппа со

мной, Ханна уговорит нас приехать и… Ну нет.

– Привет, Зиггс.

– Слушай, – ее голос был торопливым и на грани паники. – Прости, что

пропустила твой пятничный звонок, но когда ты не ответил, я почувствовала

себя виноватой и…

– Милая, все в порядке, – ответил я. – Я звонил тебе по дороге из города

и был… все это время занят.

– О… Тебя нет в городе? – озадаченно спросила она. Единственным

человеком, кто знал мое расписание лучше моего помощника, была именно

Ханна.

– Я уже дома. И хотел тебе сказать…

– Нет, подожди, дай я первая, – перебила меня она. – Я тебе забыла

рассказать кое-что, и теперь понимаю, что так нельзя.

Я в замешательстве нахмурился.

– О чем рассказать?

– Сюда прилетит Пиппа, – сказала Ханна. – В Бостон. Если уже не

прилетела. У нее тут собеседования по работе.

Договорив последнее слова, она набрала в легкие побольше воздуха и

замолчала. Словно бросила гранату и отпрыгнула подальше в надежде, что ее

не заденет взрывом. Пиппа с силой зажала себе рот.

Я хотел сделать Ханне сюрприз, когда, например, завтра возьму Пиппу с

собой к ним, но прямо сейчас засомневался.

– Только не злись, – тоненьким голоском проговорила Ханна. – Я не

была уверена в твоей реакции. И знаю, что ты больше не хочешь, чтобы я

встревала.

Я улыбнулся Пиппе, покусывающей нижнюю губу, и ответил:

– Я не злюсь.

– Я просто очень сильно хотела, чтобы у вас с ней все получилось, –

сказала Ханна. – И надеюсь увидеться с ней, пока она будет в Бостоне,

потому что люблю ее и…

– Конечно, увидишься.

– Но… – продолжила она, – я готова и не встречаться с ней, если по

отношению к тебе это будет нехорошо.

– Не будет, – ответил я. – Я тоже ее люблю.

Сидящая рядом со мной Пиппа просияла. А Ханна затихла, после чего

шепотом спросила:

– Что?

– Зиггс, я еду домой, но, как думаешь, могу я заехать к вам на ужин через

пару часов? У меня сюрприз для всех.

***

Подниматься по ступеням моего дома ощущалось чем-то нереальным.

Будем ли мы в конечном итоге жить вместе? Будем ли жить именно здесь? Я

размышлял буквально над каждым вопросом, что роились в голове – когда

мы будем жить рядом друг с другом, а когда вместе, навсегда ли это у нас, какую работу она себе найдет и нужна ли ей она вообще – но вокруг словно

замерло и смолкло, когда за нами закрылась входная дверь.

Пиппа оглядела гостиную.

– Когда была здесь в прошлый раз, я мало на что обратила внимание.

На ее сильной и одновременно с этим нежной шее под гладкой кожей

заметно бился пульс.

– У нас и сейчас на это нет времени.

Она с широкой улыбкой повернулась ко мне лицом.

– Нет?

– Нет.

Я подошел к ней, а она ухватила меня за подол рубашки, чтобы

притянуть ближе.

– Значит, мы перейдем сразу к сексу.

Кивнув, я ответил:

– Сразу к сексу, да.

– В спальне?

– Или на диване, – предложил я. – Или на кухонном столе.

Приподнявшись, Пиппа не спеша поцеловала меня.

– Или в душе.

В душе – это хорошая идея.

Взяв ее за руку, я повел ее вверх по лестнице в ванную рядом с моей

спальней.

– Твои волосы выглядят великолепно.

Я губами почувствовал на ее шее вибрацию от ее хихиканья.

– А я уже решила, что ты про них ничего не скажешь. Думала, ты не в

восторге.

– Я заметил перемену, – ответил я. – Но, кажется, толком не обратил

внимания, пока ты на мне не заснула. Наверное, просто был слишком

взбудоражен тем, что увидел тебя, и дергался, так что это не в счет. Мне

нравится.

Пиппа через голову стащила с меня рубашку и бросила на пол ванной.

– Хороший ответ.

– Вот как? – проведя руками по ее плечам, я спустил вниз ее платье.

Когда оно оказалось на полу, она переступила через него.

– Ага. Дедуле ты понравишься.

Я немного отстранился.

– Дедуле? – я посмотрел, как она сняла с меня джинсы вместе с трусами.

– То есть мы прямо сейчас будем говорить о твоем дедушке?

Пиппа ухмыльнулась.

– Расскажу тебе эту историю как-нибудь в другой раз.

– Да, как-нибудь под сэндвичи с газировкой, – со смехом согласился я. –

А не когда мы…

Обнаженная, она повернулась ко мне спиной и включила душ. А-а, черт,

сейчас словно встал на место недостающий фрагмент пазла.

Мы займемся сексом в душе. И это будет не последний наш раз перед

прощанием. И не в связи с взаимным соглашением, что эти отношения

ненадолго. А с уверенностью, что все как раз наоборот.

***

Щекоча мокрыми волосами мою шею, Пиппа свернулась у меня под

боком калачиком на диване и забрала пульт.

– Я не смотрю «Игры престолов».

Я надулся на нее. Специально скачал весь прошлый сезон, чтобы

устроить марафон.

– Думал, ты собиралась спать на мне.

– Усталой я себя больше не чувствую.

– Но…

– Уверена, сериал крутой, – ответила она. – Но для меня там многовато

крови и насилия.

– Так понимаю, «Ходячих мертвецов» ты тоже забракуешь. Потому что

их я тоже записал.

Пиппа засмеялась и, стащив у меня пиво, сделала глоток, после чего

вернула его мне.

– Да-да, – сказала она, а потом оглянулась по сторонам. – Тут не хватает

цвета.

– Это приманка для тебя, – наклонившись, я поцеловал ее в висок, когда

она выбрала «Девушку без комплексов» в айтюнс. – И вообще, я привез тебя

сюда, чтобы ты тут устроила смену декора.

– Есть что-то, к чему ты особенно привязан?

Я проследил за ее взглядом, остановившемся на старой лампе в углу.

Помотав головой, отхлебнул пива.

– Не-а.

– То есть полная свобода действий?

– Со мной и моим домом ты можешь делать все, что тебе придет в

голову.

Пиппа снова взяла у меня бутылку и перевела взгляд на вступительные

титры фильма.

– О моем пиве речь не шла, – я с ухмылкой протянул руку, чтобы забрать

бутылку назад.

Она убрала руку подальше и засмеялась.

– Наверное, я перееду и переверну тут все вверх дном.

– Очень на это надеюсь.

– И буду протестовать, если ты станешь работать слишком много.

– Именно так и сделай.

Пиппа посмотрела мне в глаза.

– Надеюсь, я смогу найти здесь работу. Я этого очень хочу.

– Я тоже этого хочу.

Она насупилась.

– Потому что мне нравится твой душ – там куча места для миллиона

моих шампуней. И твоя кровать страшно удобная. Еще Ханна тут, и я уже

заочно люблю всех ваших нью-йоркских друзей. А сидеть вот так, как

сейчас, свернувшись калачиком, – я очень боюсь лишиться этого. Особенно

тебя.

От уязвимости в ее голосе мое сердце подпрыгнуло.

– Как бы ни сложились эти собеседования, мы найдем возможность тебе

остаться здесь.

Ее взгляд прояснился, словно она сейчас о чем-то вспомнила.

– Разве мы не собирались пойти к Ханне?

Я резко выпрямился.

– Вот черт.

Схватив свой телефон с журнального столика, я чуть было не уронил его

на колени Пиппы. Включив экран, я увидел пришедшее сообщение от своей

сестры:

«Сегодняшний ужин отменяется. Едем в Нью-Йорк. Встречаемся на

месте. Присоединяйся как можно скорей».

И смайлик в виде младенца.

– Что… – и тут я все понял. – О. О-о-о…

Пиппа посмотрела на меня.

– В чем дело?

– Сегодня мы не идем ужинать к Уиллу и Ханне. Но прежде чем я скажу

тебе, в чем дело, хочу убедиться, что ты готова ко всему, имеющему

отношение ко мне, моей семье и друзьям…

Она придвинулась ко мне ближе.

– Ну да, это серьезный вопрос, конечно, дай-ка мне подумать.

Я повернул телефон к ней экраном, чтобы она тоже прочитала. На ее

лице было написано сначала такое же недопонимание, а потом озарение.

– Хочешь поехать? – спросил я.

– Спрашиваешь! – с улыбкой от уха до уха ответила она. Потом

отвернулась и достала из стоящей на полу сумки свой телефон. – Ханна мне

тоже написала. И извинилась, что скорее всего в этот мой приезд увидеться

нам не получится.

Я улыбнулся.

– Или ее ждет большой сюрприз.

Пиппа вернулась к телефону и сказала:

– А вот смс и от Руби. Говорит, что не хочет пропустить важное событие.

Что, туда все едут праздновать?

– Наверное, да. И при обычных обстоятельствах я бы никуда не поехал,

закопавшись в работу. Но если ты хочешь, то мы поедем, – сказал я. – Эти

двое самонадеянные и реально чокнутые, но… Думаю, ты превосходно

впишешься.

Она отодвинулась, притворно возмутившись.

– Считаешь меня самонадеянной и чокнутой?

– Нет. Я думаю, ты забавная и умная. Сумасбродная, – я наклонился

поцеловать ее в нос. – И просто прекрасная.

Эпилог от лица Игрока

Уилл

Закончив разговор, Ханна в замешательстве уставилась на свой

мобильный.

– Он был в машине. И показался сильно занятым.

– Это Дженсен-то? Занят? – саркастически переспросил я. Дженсен

всегда занят.

– Нет, – уточнила она. – В смысле, не по работе – в этом случае он всегда

отвечает односложно и строго по делу. Я имею в виду, что он был чем-то

отвлечен, – задумчиво покусав губу, она добавила: – Сложилось

впечатление, что он подозрительно спокоен и счастлив. И добавил что-то

про любовь… – Ханна покачала головой. – В общем, понятия не имею.

Пожав плечами, она обошла кухонную стойку, обняла меня и положила

подбородок мне на плечо.

– Так не охота завтра на работу.

– Мне тоже, – признался я. – Мне и сегодня работать на охота, – я поднял

руку за ее спиной и посмотрел на часы. – Но уже через час позвонят из

«Биолекс».

– Уилл? – ее голос прозвучал тоньше и тише обычного – так она обычно

спрашивала меня, что я хочу на Рождество, или просила испечь вишневый

пирог. Вместо ужина.

Посмотрев на нее, я поцеловал кончик ее носа.

– Что?

– Ты правда хочешь ждать два года?

Мне понадобилась всего секунда, чтобы понять, о чем она.

Именно она откладывала вопрос про детей. В свои тридцать четыре я

был к ним вполне готов, но, конечно же, был не против подождать момента, когда мы будем на одной волне.

А этот ее вопрос, возможно, означал, что мне уже пора быть готовым.

– Ты про…

Кивнув, Ханна ответила:

– Просто сразу не факт, что получится. Вспомни, сколько времени

понадобилось Хлои и Беннетту. Наверное, лучше просто… посмотреть, что

может произойти.

На кухонном островке зажужжал мой телефон, но я не обратил на него

внимания.

– Да? – внимательно вглядываясь в ее лицо, спросил я. Хлои оказалось

не просто забеременеть. Они с Беннеттом пробовали больше двух лет. И если

отставить все шутки в сторону, я отчасти считал, что именно поэтому она

была так безраздельно счастлива. Они не позволяли своему острому

желанию иметь ребенка завладеть всей их жизнью, но в глазах Хлои

светилось несомненное облегчение и радость, когда она рассказала нам о

своей беременности.

Ханна снова закивала, прикусив губу, но во взгляде сияла улыбка.

– Думаю, да.

– Наверное, тебе стоит быть уверенной, – прошептал я и поцеловал ее. –

«Думаю, да» в таких вопросах не достаточно.

– За последние семь месяцев африканская фиалка на кухонном окне не

умерла, – ухмыльнувшись, ответила она. – И, наверное, я могу считать себя

хорошей собачьей мамой для Пенроуз.

– Ты просто замечательная собачья мама, – сказал я, стараясь держать в

узде собственное растущее волнение. – Но еще ты трудоголик.

Ханна молча посмотрела на меня, и я понял, что она имела в виду:

«Сейчас начало восьмого, а я – внимание-внимание – уже два часа как в

пижаме, а не в лаборатории».

– Это всего один день, – напряженным голосом возразил я. – Ты почти

всегда уходишь в семь утра и не возвращаешься, пока не стемнеет. Я знаю, мы запланировали, что я останусь дома, но на первых порах придется и тебе.

И тебе нужно этого хотеть. Дело ведь серьезное, м?

– Я готова, Уилл, – она привстала на цыпочки и поцеловала меня в

подбородок. – Я хочу ребенка.

Бля.

У меня по плану звонок – я посмотрел на часы и застонал – через сорок

пять минут. Я ждал обзор экспертизы «Дью дилидженс», но прямо сейчас

хотел иного.

В частности, ощущение теплой кожи талии Ханны под своими

прикосновениями и ее резкий вдох, когда я усадил ее на кухонный островок.

Я хотел ее ногти, впившиеся мне в спину, и ритмичные сокращения ее тела

внутри. На этой кухне мы уже занимались сексом, и не раз, но сейчас это

было по-другому.

– Это какой-то прямо супер-супружеский секс, – прочитав мои мысли, сказала Ханна и, радостно улыбаясь, вытащила мою рубашку из джинсов. –

Наш первый продуктивный – репродуктивный! – секс. Целенаправленный.

Секс с миссией, – она посмотрела на меня с благоговением на лице. –

Миссионерский!

Я заткнул ее болтовню поцелуем, смеясь и стаскивая с нее пижамные

штаны.

– Погоди-погоди, – я отстранился и посмотрел на нее. – Ты ведь все еще

на таблетках… да?

Ханна лишь виновато пожала плечами.

– Что? – отпрянув дальше, я ошарашенно уставился на нее. – И когда ты

перестала их принимать?

Она вжала голову в плечи и призналась:

– Где-то неделю назад.

– На прошлой неделе мы занимались сексом, – моргая, я начала

вспоминать. – И вроде бы несколько раз.

– Знаю, но не думаю, что… ну, что моя фертильность восстановится так

быстро и все такое.

Даже с учетом ее (совершенно нелогичной) уверенности, меня окатило

жаром. Наверное, я должен быть рассержен, что она сделала это без

обсуждения, но ничего такого я не чувствовал. И сама возможность вдруг

стала такой остро реалистичной. Однажды у нас будут дети. И, возможно, очень даже скоро.

Охренеть.

Внезапно все превратилось в мешанину хохота, столкновения зубами во

время спешных поцелуев и запутавшихся в одежде ног и рук. Но когда я

достаточно раздел ее, чтобы шагнуть между ее раздвинутых ног и толкнуться

вперед, весь окружающий мир растаял без следа. И это был не какой-то там

целенаправленный секс. Это была история про то, как быть… с Ханной. Не

первую тысячу раз. Но отголоски того нетерпения и восторга не шли ни в

какое сравнение с тем, как она ощущалась прямо сейчас и какие стоны

издавала. Когда я наклонился ее поцеловать, ее волосы мягкой щекоткой

прошли по моему лицу. Опытными руками она провела по моей спине и

сжала мою задницу. На моих глазах из яркой невинной молодой женщины

Ханна превратилась в уверенную в себе и напористую – а со мной она по-

прежнему оставалась открытой, сладкой и улыбчивой Сливой, в которую я

влюбился больше трех лет назад.

***

Ханна упала на спину на кухонный островок, на котором сидела,

выглядя совершенно опьяневшей от оргазма.

– А ты молодец, Уильям.

Я целовал ее грудь, бормоча что-то нечленораздельное в ответ.

Когда мой телефон снова завибрировал, она протянула руку за ним.

– Какого черта творится с твоим телефоном? Ты перепутал время

созвона? – она взяла его одной рукой и поднесла к лицу, другой рукой

зарывшись в мои волосы.

Я почувствовал, как она замерла и задержала дыхание.

– Уилл.

Я прижался поцелуем к ее груди, прямо над колотящимся сердцем.

– М-м-м?

– У тебя тут… несколько сообщений от Беннетта и одно от Макса.

Я засмеялся.

– Прочитай их.

Отрицательно хмыкнув, Ханна вложила телефон в мою ладонь.

– Думаю, тебе захочется увидеть их своими глазами.

Эпилог от лица Незнакомца

Макс

– Как так получилось, что я уже родила троих детей, жду четвертого, но

никак не найду подходящую себе одежду для беременных?

Одернув свою футболку, Сара встретилась со мной тоскливым взглядом

в зеркале. Футболка хорошо сидела в плечах и на груди, но была

коротковата: из-под нее выглядывал огромный беременный живот.

– Потому что малышу Грэму уже давно тесно, – ответил я и поцеловал ее

в макушку. – Я беспокоюсь, что ты уже не в состоянии чихнуть, не

обмочившись.

– Со времен Аннабель так и было, – она развернулась и оперлась спиной

на столик в ванной. И натянутая улыбка сменила хмурое выражение лица. –

Я люблю тебя.

Я засмеялся. За последние несколько недель это стало ее новым

способом воздерживаться: всякий раз, желая меня шлепнуть, она говорила, что любит.

Мне не нужно спрашивать, чтобы быть в этом уверенным – признаний в

любви я наслушался немало.

Например, когда пошедший в папочку ребенок с огромной головой

заставил ее описаться при чихании, она сказала: «Я люблю тебя, Макс».

Или когда нам в кафе пришлось попросить столик со стульями вместо ее

любимого крохотного диванчика, потому что наш выводок занимал слишком

много места: «Я люблю тебя, Макс».

Или когда наша дочь Айрис – которой едва исполнилось два года –

сломала руку, потому что пыталась «играть в регби» в парке: «Я люблю тебя, Макс».

Наша жизнь представляла собой настоящий винегрет из кучи детей,

постоянно проливающихся соков, принятых в туалете рабочих звонков и

бесконечных пятен от желе на мебели – так же без конца вытираемых. Но на

самом деле, я не боялся, что наше будущее превратится в еще больший хаос.

Сара обожала детей как ничто другое в ее жизни, и у нас обоих были все

шансы скатиться в сумасшествие. Я говорил ей, что лично мне троих вполне

достаточно. А она хотела пятерых. Даже при теперешнем ее состоянии Сара

не меняла свой настрой.

Я же был готов предложить, чтобы мы остановились хотя бы на

четверых – во время этой беременности Сара… показала характер.

Эзра с визгом что-то прокричал Айрис, после чего раздался громкий

треск. Я уже сделал шаг к двери, но Сара меня остановила, схватив за руку.

– Ничего страшного, – сказала она. – Это всего лишь пластмассовый

граммофон. Он не сломается.

– Господи, как ты по звуку поняла, что это именно он?

Она улыбнулась, и на мгновение ее лице промелькнуло спокойствие

моего Лепесточка.

– Доверься мне, – Сара потянула меня к себе за край футболки. – Иди

сюда.

– А почему дети не в постели? – оглянувшись через плечо, спросил я.

– Ты это сможешь выяснить чуть позже.

Я подошел ближе и наклонился, чтобы поцеловать и дать ей показать

мне, какой поцелуй она хотела. Судя по всему, это был долгий и глубокий

поцелуй; Сара скользнула руками мне под футболку, провела ими по животу

и груди.

– К тебе так приятно прикасаться.

Я обхватил ее грудь.

– К тебе тоже.

Она счастливо застонала.

– Боже, ты лучше даже самого моего лучшего бюстгальтера. Может,

просто походишь у меня за спиной весь день, поддерживая их?

– Ты уже ангажировала меня на массаж стоп, – я поцеловал ее еще раз, а

потом задумчиво хмыкнул. – Хотя… одна работа сидячая, а вторая в

движении.

Сара привстала на цыпочки и обняла меня за шею.

– Ты так добр ко мне.

Я провел рукой по ее животу и почувствовал, как что-то, похожее на

ножку, уперлось мне в ладонь.

– Потому что я люблю тебя.

Взгляд больших карих глаз встретился с моим.

– Ты когда-нибудь представлял себе все это? – спросила она. – Четыре

года назад мы забеременели спустя несколько месяцев после секса в клубе, а

сейчас ждем нашего четвертого ребенка, при этом, целуя тебя, я понимаю, что мои чувства не изменились.

– У меня есть подозрение, что эти чувства навсегда.

– Ты еще не соскучился? – спросила она, и я тут же понял, что она имела

в виду.

– Конечно, да, но мы ведь назначили дату нашего возвращения.

После рождения Аннабель мы вернулись в нашу комнату в клубе

Джонни уже через несколько месяцев. Но после Айрис комната больше не

казалась подходящим решением. Пару раз мы попробовали вернуться в это

место, где привыкли высвобождать свои желания и где царила эротика. Но

почему-то заниматься любовью в комнате с огромной стеклянной стеной на

тот момент было уже не то. Слишком интимно, слишком много зрителей.

Проще говоря, нам это больше не подходило.

И мы придумали кое-что другое: в середине дня, когда «Красная Луна»

для посетителей все равно была закрыта, по ту сторону стеклянной стены

находился один талантливый фотограф – чье имя мы так и не запомнили и с

кем никогда не общались – и делал удивительные снимки наших занятий

любовью. Джонни использовал их в качестве декора всего коридора. Раз или

два раза в месяц мы приходили на такую фотосессию. Иногда чаще, иногда

реже.

Завсегдатаям нравилось, что мы не переставали появляться в клубе.

А Саре – выбирать, какие фото будут его украшать.

У меня же была уверенность, что мы обязательно найдем способ

воплотить в жизнь все ее потребности и что это приватно-публичное

удовольствие будет с нами столько, сколько мы будем живы.

– Ты счастлив? – спросила, положив ладони мне на живот.

– Безмерно.

Сара снова приподнялась и снова меня поцеловала.

– Наверное, нам стоит остановиться на четверых.

Я рассмеялся, не отрываясь от ее губ.

– Наверное, ты права.

– И мне нравится наш нянь. Не хочется, чтобы он уходил.

От этого я расхохотался еще сильней.

– Мне кажется, Джордж еще в большем восторге, что у нас есть этот

нянь.

В кармане штанов завибрировал телефон, и я вынул его.

И мое сердце замерло.

– Как думаешь, может, нам стоит купить дом в Коннектикуте? –

спросила она, задумчиво прижимаясь губами к моей ключице. – На

Манхэттене уже не так удобно.

Я же не мигая таращился на экран телефона.

– А давай съездим завтра и посмотрим, у тебя тем более расписание не

особо забито…

Я перечитал сообщение еще и еще раз.

Ну, вот и началось. Я усмехнулся. Несчастный ублюдок и понятия не

имел, что его ждало.

– Макс?

Вздрогнув, я посмотрел на Сару.

– Что?

– Давай съездим завтра днем в Коннектикут?

С широкой ухмылкой я повернул телефон к ней экраном, чтобы она

могла прочитать смс.

– Только не завтра, Лепесточек. Нас ждут более важные дела.

Эпилог

«…И жили они долго и счастливо»

Джордж

Высунувшись из-под одеяла, Уилл расплылся в довольной улыбке. Его

волосы были так притягательно всклокочены, что не будь я джентльменом,

то непременно поддался бы соблазну и сфоткал его, чтобы похвастаться

перед несколькими сотнями подписчиков в Snapchat.

На его счастье, я все-таки джентльмен.

– Ты тут жив? – спросил он, целуя мою грудь.

Я опустил свою заброшенную за голову руку.

– Нет.

– Это хорошо, – он пополз по мне вверх и поцеловал в подбородок. –

Значит, миссия выполнена.

Повернувшись на бок, я притянул его к себе. Между нашими

обнаженными телами не осталось ни миллиметра свободного пространства, и

я ощущал громкое бум-бум-бум его сердца. В подобные моменты меня всегда

тянет вскочить на кровати и начать петь.

Э-э-э, пожалуй, с этим можно и повременить.

– Можно я тебе кое-что скажу? – поцеловав меня, он легонько потряс

меня за плечо, чтобы я посмотрел на него.

Я открыл глаза. Он явно нервничал; такое выражение уже появлялось на

его лице, когда я заявлялся к нему, одетый во что-нибудь нереально крутое, а

он словно хотел дать мне взамен пару своих старых джинсов и футболку. В

его карих глазах сверкали золотистые пятнышки, пока он изучающе смотрел

на меня.

– У меня для тебя кое-что есть.

Ого. Это про какую-то другую нервозность.

И, конечно же, он полностью завладел моим вниманием.

– Подарок?

Уилл со смехом повернулся ко мне спиной и залез в ящик прикроватной

тумбочки. С него соскользнуло одеяло, и я провел рукой по его спине.

– У тебя не только идеальное имя и спина. Ты не только умеешь печь и

уважаешь мою любовь к бойз-бендам. Еще и подарки делаешь? И как я стал

таким везунчиком?

Каждый день я благодарил вселенную за припозднившийся поезд метро,

потому что:

1. Уилл Перкинс опоздал на собеседование к Максу и Саре Стелла по

поводу работы няней.

2. Он был все еще там, когда я забежал к ним переодеться, поскольку

меня обрызгала грязной водой проезжающая мимо машина, и к Саре было

просто ближе, чем домой.

3. Они нас познакомили.

4. Я смеялся и флиртовал с ним уже потому, что его звали Уилл.

5. Он так смотрел на мою промокшую насквозь и прилипшую к груди

рубашку, словно только что обрел веру.

Всегда знал, что быть с Уиллом мне было предначертано судьбой.

Просто в первый раз выбрал не того Уилла.

Я уже давно стал объектом шуточек за свою веру в любовь с первого

взгляда, но, мать вашу, можете трахнуть меня шипастыми лубутенами, если я

в итоге не оказался прав.

Только Хлои не говорите. А то с нее станется воплотить это образное

выражение в жизнь.

Перевернувшись обратно, Уилл положил мне на ладонь маленькую

коробочку, и весь мир словно накренился.

Поначалу я ожидал какой-нибудь яркий леденец, который он купил в

одну из прогулок с Айрис и Аннабель, или подарочный сертификат на

замену подметок моих любимых туфель, преждевременную кончину которых

я уже было начал оплакивать, а Уилл Перкинс всегда был очень заботлив. Но

этот подарок так ловко лежал на моей ладони. Тяжеленький. А коробочка

была черной, с мягкой обивкой и ощущалась… многозначительной

коробочкой.

Ощущалась той коробочкой, которую Уилл Перкинс мог бы вручить

своему бойфренду Джорджу Мерсеру на их первую годовщину и сказать

нечто важное и меняющее судьбы.

– Это запонки, да? – спросил я.

Он широко улыбнулся, а когда прижался ко мне, ему на лоб упала прядь

светлых волос.

– Ты же их не носишь.

– Потому что не понимаю их – но не потому что я так себе модник, –

заверил я его.

Уилл засмеялся и поцеловал меня в нос.

– Ты очень даже модник. Но беспокоиться о таких вещах, как запонки,

вынос мусора или ремонт измельчителя отходов, тебе точно не стоит.

Мои глаза засияли восторгом.

– Ты починил измельчитель?

– Только больше не запихивай туда очистки от моркови, Персик. Они его

и забили.

Протянув руку, я сгреб в кулак его волосы. Кто бы мог подумать, что

бытовые разговоры станут моими любимыми.

– Я люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю, – ответил он, а потом нахмурился. – Может,

хочешь, чтобы я сам открыл?

Я опустил взгляд на свою руку, замершую между нами. На коробочке

тонкими золотыми буквами было написано: «Картье».

– Серьги? – шепотом спросил я.

Уилл покачал головой.

– У тебя не проколоты уши.

– Какие-нибудь необычные наушники?

– От Картье?

Подняв голову и посмотрев ему в глаза, я почувствовал, как от наплыва

эмоций начало жечь глаза и стиснуло горло. Черт.

– Ты уверен? – спросил я. – Я шумный и неорганизованный. И сую

морковные очистки в измельчитель.

Покачав головой, он провел пальцем по моей нижней губе.

– Если ты не откроешь, у меня не будет шанса спросить, Джи.

Коробочка открылась с еле слышным звуком. Внутри лежало тяжелое

кольцо из титана.

– Джордж, – тихо сказал он и поцеловал меня. Я чувствовал, как он

дрожал. И видел, как дрожали мои руки.

– Да?

– Давай поженимся?

Мне трижды пришлось сглотнуть, прежде чем смог произнести одно

короткое слово.

Но вслед за моим хриплым «Да» последовало его радостное «Да?» А

потом все превратилось в сотню легких поцелуев и один долгий, длящийся

все время, пока он перекатился наверх, после чего тяжело выдохнул у моей

шеи.

Я был готов провести в таких объятиях всю свою жизнь.

А за еще хотя бы один чертов час в этой постели я бы отдал свою новую

сумку-мессенджер от «Гуччи».

Но Сара, этот гребаный Беременный Монстр, уже звонила раз пять, пока

мой бойфренд – жених! – трахал меня до потери пульса. А пять

пропущенных звонков намекали, что ей есть что сказать.

Прижав голову Уилла к своей груди, я поднес телефон к уху, чтобы

прослушать сообщения голосовой почты.

– Уилл.

Он прижался поцелуем к моей груди, прямо над колотящимся сердцем.

– М-м-м?

– Нам срочно кое-куда пора, малыш.

Эпилог от лица Стервы

Хлои

(примерно девять месяцев назад)

Ко мне сзади подошел Беннетт и крепко ухватился за бедра.

– Я в бар. Принести чего-нибудь?

Развернувшись к нему, я улыбнулась, когда его губы пропутешествовали

по моей скуле и вниз по шее.

– Не нужно.

Отстранившись, он внимательно изучил мое лицо.

– Уверена? Голова все еще болит?

Моргнув, я отвела взгляд, не желая, чтобы он в моих глазах заметил

ложь.

– Немного.

Уже начиная отворачиваться, он остановился и наклонил голову, чтобы

встретиться со мной взглядом.

– Может, воды или чего-нибудь еще? – предложил он.

– Воды, да. Спасибо, детка.

Спустя десять минут он нашел меня у танцпола, где я зачарованно

смотрела на молодоженов. Я их не очень хорошо знала; они просто коллеги в

деловых кругах, но было что-то волнующее в выражении их лиц, как будто

они находились в пиковой точке приключений, и это отозвалось тихим

настойчивым гулом в моей крови.

– Ты как? Нормально? – он подошел ко мне сзади и поцеловал в шею.

Я кивнула и, взяв у него стакан воды, махнула рукой в сторону этой

пары, танцующей в центре площадки под открытым небом.

– Стою наблюдаю за ними.

– Хорошая свадьба.

Прислонившись к нему, я почувствовала, как мое тело расслабляется от

тепла и только одного его сильного присутствия. Беннетт сделал глоток

скотча и одной рукой обнял меня за талию.

– Она потрясающе выглядит, – заметила я, глядя на невесту в ее

изумительном платье жемчужного цвета.

– Он явно с тобой согласен, – приподняв подбородок, ответил Беннетт. –

Он практически съел ее лицо во время поцелуя.

Развернувшись к нему лицом, я слегка отпрянула от сильного запаха

скотча.

– Поставь его, – сказала я. – Потанцуй со мной.

Беннетт сладко надул губы.

– Но я только начал.

– Предпочтешь им умыться?

Поставив стакан на соседний столик, он сплел наши пальцы вместе и

повел меня на танцпол.

Почувствовав его руку у себя на пояснице и то, как Беннетт притянул

меня к себе – Боже, помоги мне – я подумала, что он инстинктивно сделал

это особенно осторожно, без обычной для Беннетта Райана властности.

– Что-то ты тихая сегодня, – наклонившись поцеловать мое голое плечо,

сказал он. – Точно все в порядке?

Я кивнула и прижалась щекой к его ключице.

– Просто наблюдаю за всем. Я так счастлива, что боюсь, могу

взорваться.

– Счастлива? За сегодняшний день мы ни разу не поссорились. Ни за что

бы не догадался.

Рассмеявшись, я запрокинула голову, чтобы посмотреть на него.

– ПП?

– Да?

Я почувствовала, как в животе все сжалось, а сердце оказалось где-то в

горле. Мне хотелось сказать это позже, но ждать я уже не могла. Слова так и

рвались наружу.

– Ты станешь папой.

Беннетт замер в моих объятиях, после чего сильно вздрогнул и отступил

на шаг. Эмоции, которые я увидела в глазах своего мужа, были абсолютно

мне незнакомыми.

Он никогда не выглядел таким – наполовину испуганным, наполовину

охваченным благоговейным трепетом.

– Что ты сейчас сказала? – слова получились слишком громкими и

слишком напряженными – словно деревянным молотом по барабану.

– Я сказала, что ты станешь папой.

Подняв дрожащую руку, он прижал ее ко рту.

– Ты уверена? – не убирая пальцев, спросил он. Его глаза засияли.

Я закивала, ощущая, что мои глаза тоже жжет. От его реакции – от смеси

облегчения, трепета и нежности – у меня ослабели колени.

– Уверена.

Два года попыток, но мне все никак не удавалось забеременеть. Месяцы

графиков и планирования. Два неудачных ЭКО. И вот сейчас, спустя два

месяца, как мы приняли решение сдаться и остановить попытки, я беременна.

Беннетт провел рукой по лицу и, взяв меня под локоть, отвел в сторону, в

тень шатра.

– А как ты… Когда?

– Сегодня утром сделала тест, – покусывая губу, ответила я. – Ладно,

если честно, я сделала семнадцать тестов. Ну то есть, срок совсем

крошечный. У меня задержка всего несколько дней.

– Хло, – Беннетт посмотрел на меня, расплываясь в широченной улыбке.

– Мы будем жуткими родителями.

Со смехом я согласилась.

– Хуже некуда.

– Мы никогда не допускаем неудач, – сказал он, безумно вглядываясь в

меня. – Я к тому, что мы, наверное, будем самыми замороченными…

– Строгими…

– Властными…

– Нервными…

– Нет, – возразил он, качая головой, а его глаза снова засияли. – Ты

будешь идеальной. Ты вынесешь ко всем чертям мой мозг.

Его рот накрыл мой, требовательный и уже приоткрытый, язык

скользнул по губам и зубам и нырнул глубже. Я сжала в кулаке пряди его

густых и идеально растрепанных волос, когда он почти с отчаянием

прижался ближе.

Мать вашу.

Я беременная.

У меня будет ребенок от этого Подонка.

Эпилог от лица Подонка

Беннетт

Наш водитель встретился со мной взглядом в зеркале заднего вида,

молча извиняясь, что мы останавливались

на каждом

красном

сигнале

каждого

чертового

светофора

на Манхэттене.

– Дыши-дыши-дыши, – напомнил я Хлои и показал, как нас научили.

Судорожно закивав, Хлои сфокусировала умоляющий взгляд огромных

глаз на мне, словно я спасательный круг, брошенный ей за борт в этот

разразившийся биологический балаган под названием «Моя жена через

тоненькую соломинку помогает появиться на свет арбузу».

– Ты написал Максу? – зажмурившись, сдавленно прокричала она.

По ее виску скатилась капля пота.

– Да.

Прямо сейчас у меня в голове было дохера вопросов. И далеко не

последний в этой череде – о том, как все это сработает.

Столкнувшись с реальностью появляющегося на свет из тела моей жены

этого огромного ребенка, я внезапно растерял всю уверенность, что в

истории человечества существовал хотя бы один статистический пример, как

женщина успешно родила.

– А Уиллу? Ханне?

– Да.

Она наклонилась и издала рычание, которое перетекло в вопль. Потом,

сделав глубокий вдох, сипло спросила:

– А Джорджу с Уиллом П.?

– Джорджу позвонила Сара, – ответил я. – Дыши, Хло. И беспокойся

лучше об этом, а не о них.

Я видел в близи ее тело и видел ребенка на 4D узи. И, конечно, я не

большой эксперт в области физиологии, но просто не понимаю, как это

может произойти тем способом, которым предполагается это делать.

– Ты уверена, что не хочешь эпидуральную анестезию, как только

приедем на место? – спросил я, когда машина колесом попала в выбоину, и

Хлои вскрикнула от боли.

Она быстро замотала головой, продолжая дышать, надувая щеки и

стиснув мою руку.

– Нет-нет-нет-нет-нет.

Пока она пропевала это коротенькое слово, я мысленно вернулся к тем

моментам, когда мы запланировали наследование, оформили завещание и

доверенности. Было ли там упомянуто о том, что я мог принимать решения

в вопросах медицинской помощи и внезапных и сложных родах? Мог ли

настоять на кесаревом сечении, как только мы приедем в больницу, чтобы

избавить ее от боли, которую она собиралась терпеть?

– Ты отлично дышишь, Хло. Идеально.

– Почему ты спокоен? – затаив дыхание, спросила она. Ее лоб был

мокрым от пота. – Ты так спокоен. Это меня пугает.

Я напряженно улыбнулся.

– Потому что знаю: ты справишься.

Я не имел ни малейшего гребаного понятия, какого хера я должен

делать.

– Я люблю тебя, – тяжело дыша, произнесла она.

Она выглядела так, будто вот-вот умрет.

– Я тоже тебя люблю.

Вот это все вообще нормально?

У меня руки чесались достать из кармана телефон и позвонить Максу.

Что это означает, когда она кричит каждую минуту? Всего полчаса

назад у нее схватки были каждые десять минут. Она может сломать мне

руку? Хлои сказала, что голодная, но врач посоветовала не давать ей есть…

И да, я немного боюсь за нее. Она улыбается – но выглядит напуганной.

Пришла очередная схватка, и она еще сильней стиснула мою руку. Я бы

дал ей поломать каждую кость в своей руке, если это то, что ей нужно, но из-

за этого мне стало бы тяжелей считать, как долго длилась схватка.

Захлебываясь воздухом, Хлои зашептала то ли мне, то ли самой себе:

– Это нормально. Все хорошо. Это нормально. Все хорошо. Это

нормально. Все хорошо.

Я молча смотрел, как Хлои старалась держаться и как потом ее лицо

расслабилось, и она откинулась на спинку сидения, положив руку на живот.

Я инстинктивно ждал от нее свирепого взгляда или ругани со мной,

чтобы отвлечься от боли, или чего-нибудь – чего угодно – типично

стервозного, но она по-прежнему обращалась со мной слишком мягко.

Было приятно, но я сомневался, что мне это по-настоящему нравилось.

Мне нравилось не сглаживать острые ситуации.

И влюбился я именно в этот ее стальной стержень.

В миллионный раз я задался вопросом, что будет, если с ней произошли

необратимые перемены. И если это так, то как я себя чувствовал по этому

поводу?

Ее дыхание участилось при следующей схватке.

– Мы уже почти на месте, Хло. Почти на месте.

Она стиснула зубы и с трудом выговорила:

– Спасибо, милый.

Я сделал глубокий вдох, стараясь сохранять спокойствие перед лицом

нерушимого желания Хлои быть милой, нежной и рассудительной.

Машина подпрыгнула на очередной колдобине, и ее кулак врезался в

дверь с ее стороны.

Хлои судорожно вздохнула.

А следующее, что я услышал – вырвавшиеся из ее рта слова:

– МОЖЕТ, ТЫ НАС УЖЕ ПРИВЕЗЕШЬ НАКОНЕЦ В ЧЕРТОВУ

БОЛЬНИЦУ, КАЙЛ? А-А-А, КАКОЙ ПИЗДЕЦ!

Последний слог превратился в долгий надсадный вой на высоких тонах,

а с водительского сидения послышался сдавленный смех – и он снова

посмотрел на меня в зеркало понимающим взглядом. Это было словно

проколоть воздушный шарик – все напряжение вмиг меня покинуло.

– Согласен с тобой, Хло, – со смехом сказал я. – Что за пиздец, Кайл!

Резко нажав на газ, он объехал какую-то машину и правыми колесами

заскочил на тротуар, потому что на пути появился велосипедист, которому

срочно понадобилось подрочить в своем поганом телефоне. Не переставая

сигналить, Кайл высунулся в окно и заорал:

– У меня здесь женщина рожает! Дайте дорогу, ублюдки!

Хлои открыла свое окно и тоже высунулась наружу:

– Убирайтесь с дороги, ёб вашу мать!

Автомобили вокруг нас тоже начали сигналить, несколько свернули в

сторону, дав нам свободно проехать по Мэдисон-авеню.

Кайл широко ухмыльнулся и, аккуратно всех объехав, с еще большим

энтузиазмом дал по газам.

Я положил ладонь на руку Хлои.

– Мы всего в пяти…

– А ну не трогай меня! – она испустила такой рык, который я не слышал

даже у демона в «Изгоняющем дьявола». В мгновение ока очутившись рядом

со мной, она сгребла в кулак мою рубашку рядом с воротником, застав

врасплох. – Твоя ведь работа.

Чувствуя головокружительное облечение, я ухмыльнулся.

– О да, можешь ни хера не сомневаться – моя.

– Думаешь, ты тут самый умный? – зашипела она. – Решил, что это

хорошая идея?

От восторга у меня чуть не поплыло перед глазами.

– Да. Офигенная.

– Меня сейчас пополам разорвет, – простонала Хлои. – А тебе придется

до конца дней своих возить свою разорванную пополам жену в инвалидном

кресле, поскольку ее ноги не будут больше сходиться, а все это потому, что

ЕЕ ЧЕРТОВУ СПИНУ РАЗКРОМСАЛ ЕЕ ЧЕРТОВ РЕБЕНОК,

ВЫЛЕЗАЮЩИЙ ИЗ ЕЕ ВАГИНЫ ПРЯМО В БЛЯДСКОЙ МАШИНЕ!

БЕННЕТТ! И КАК Я ТЕПЕРЬ ЗАКОНЧУ ПРОЕКТ ЛЭНГЛИ?? – тут она

выпустила из рук мою рубашку. – КАЙЛ! – Хлои подалась вперед и ударила

рукой по спинке водительского сидения. – ТЫ МЕНЯ СЛУШАЕШЬ?

– Да, миссис Райан.

– С СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ МИССИС МИЛЛС! А ПЕДАЛЬ ГАЗА –

ЭТО ВОН ТА СПРАВА – ТЫ ЧТО, ТАЩИШЬ НАС В БОЛЬНИЦУ, КАК

ФЛИНТСТОУН??

Кайл хохотнул, ловко обгоняя грузовик. А Хлои обеими руками схватила

мою руку, чуть не смяв кости.

– Не хочу делать тебе больно, – простонала она.

– Все нормально.

Потом она повернулась ко мне, метая молнии взглядом и скрежеща

зубами.

– Но прямо сейчас я готова укокошить тебя.

– Я знаю, детка, знаю.

– Нехрен мне тут «деткать»! Ни черта ты не знаешь. В следующий раз

рожать будешь ты, а я усядусь и давай ржать, что тебя разрывает в клочья

изнутри.

Наклонившись, я поцеловал ее липкий лоб.

– Я не смеюсь над тобой. Просто очень по тебе соскучился. И мы почти

приехали.

***

Хлои очень четко распланировала свои будущие роды: никакой

анестезии, никаких ограничений в еде и иметь возможность родить в воду в

палате-люкс. Честно говоря, все было расписано на трех листах, и над

составлением всего этого она скрупулезно работала в последние несколько

недель. Ее больничная сумка паковалась, распаковывалась и

перепаковывалась. И так бесчисленное множество раз.

Но оказалось, что у нашего ребенка было двойное обвитие пуповины

вокруг шеи. Как нам сказали, такое не редкость. Вот только в нашей

ситуации это было не хорошо.

– Сразу после каждой схватки, – под мерное пиканье приборов

объяснила нам доктор Брайант, положив руку на плечо Хлои, – сердцебиение

плода не ускоряется, – она взглянула на меня и успокаивающе улыбнулась. –

Если бы уже шел потужной период, мы бы просто приняли ребенка, и все. Но

сейчас он слишком высоко, – она снова повернулась к Хлои. – А у вас

раскрытие всего пять сантиметров.

– Может, посмотрите еще раз? – застонала Хлои. – Потому что, серьезно,

ощущается как все двадцать.

– Я знаю, – смеясь, сказала доктор Брайант. – И знаю, как твердо вы «за»

естественные роды. Но, ребята, это как раз одна из тех ситуаций, когда я

вынуждена наложить вето.

У Хлои даже не начались потуги, когда ее отправили в операционную.

Находясь под обезболиванием и убитая мыслью, что ее идеальный план

рухнул, она молча смотрела на меня. Волосы были убраны под желтую

стерильную шапочку, а на лице не осталось ни капли макияжа.

Она никогда еще не выглядела более красивой. Никогда.

– Не важно, как именно это произойдет, – напомнил я ей. – Ведь в итоге

у нас будет ребенок.

Она кивнула.

– Да, конечно.

Я удивленно посмотрел на нее.

– Ты в порядке?

– Чувствую разочарование, – Хлои сдержала накатившую волну эмоций.

– Но хочу, чтобы просто все прошло хорошо.

– Так и будет, – уверила доктор Брайант. На ее руках уже были надеты

перчатки, а на лице маска. – Готовы?

Медсестра отгородила нижнюю часть тела Хлои ширмой. Одетый в

хирургический халат, шапочку и перчатки, я остался рядом с ее головой.

Я знал, что доктор Брайант тут же возьмется за работу. И знал – по

крайней мере, в теории – что происходит там, за ширмой. Там был

антисептик, скальпель и всевозможные хирургические инструменты. Я знал, что они начали, как и то, что очень торопились.

На лице Хлои не отражалось никакой боли. Она просто лежала и

смотрела на меня.

– Я люблю тебя.

Улыбнувшись, я ответил:

– Я тоже тебя люблю.

– А ты? Ты разочарован?

– Вообще нет.

– Все так странно, да? – прошептала она.

Я усмехнулся и поцеловал ее в нос.

– Ты про этот… момент?

Хлои кивнула и слабо улыбнулась.

– Да, наверное, есть немного, – ответил я.

– Ну, вот и готово, – сказала доктор Брайант, а потом повернулась к

медсестре и пробормотала: – Вот здесь, нет… ретрактор…

На глазах Хлои навернулись слезы, и она прикусила губу.

– Поздравляю вас, Хлои, – произнесла доктор Брайант, и тут

операционную наполнил громкий крик младенца. – Беннетт. У вас родилась

дочь.

А потом в моих дрожащих руках оказался теплый рыдающий сверток,

который я положил Хлои на грудь.

У малышки был крошечный носик, милый ротик и огромные испуганные

глаза.

Она такая красивая. Красивей всех на свете.

– Привет, – прошептала Хлои, не сводя с нее глаз. Слезы наконец

полились по ее щекам. – Мы так долго тебя ждали.

И в этот момент мой прежний мир рухнул, заново выстроившись

крепостью вокруг моих двоих девочек.

***

– Ох, ну какого хр… хлеба, – застонала Хлои и тут же рассмеялась. –

Разве инстинкты не должны помогать?

Я поправил головку нашей дочки, стараясь держать ее под правильным

углом.

– Я на это и надеялся, но…

– Типа я корова, ты фермер, а она тут в роли ведерка, – сказала она.

В палату вошла медсестра, проверила шов Хлои и записи в ее карте и

помогла расположить малышку у груди.

– Вы уже договорились об имени?

– Нет, – хором ответили мы оба.

Сестра положила карту на полку.

– Вас там дожидается целая толпа народу. Впустить их?

Хлои кивнула и поправила ворот больничной пелерины.

Я услышал их, прежде чем они появились. Смех Джорджа, низкий голос

Уилла Самнера, акцент Макса и восторженные визги троих младших Стелла.

И вот все они разом ввалились в палату, поздравляя и держа в руках подарки.

Одиннадцать улыбающихся лиц. Не меньше чем у восьми по щекам катились

слезы.

Макс тут же подошел к нам, словно примагниченный крошечным

младенцем. Склонившись над малышкой, он спросил:

– Можно?

С сияющими глазами Хлои переложила ее в его руки.

– Вы уже выбрали имя? – спросила Сара, глядя на малютку в руках ее

мужа.

– Мэйси, – ответила Хлои, а одновременно с ней я сказал: – Лиллиан.

– Звучит так, словно в этом мире все снова стало правильно, –

присоединившись к ним и воркуя над моей дочкой, заметил Джордж.

Я посмотрел на Аннабель и Айрис, стоявших рядом с Уиллом П.,

который держал на руках Эзру. Улыбнулся Ханне с Уиллом, оглядывающих

все вокруг с молчаливым интересом.

Минутку.

Было же одиннадцать лиц.

Уилл, Ханна, Макс, Сара, Аннабель, Айрис, Эзра, Уилл, Джордж…

Я кивнул Дженсену, стоящему в стороне и обнимающему Пиппу.

– Поздравляю вас, ребята, – сказал он, с широкой улыбкой посмотрев по

сторонам. – Я смотрю, все принесли детские вещи или цветы. А мы… хм…

– А мы притащили выпивку! – закончила за него Пиппа и протянула мне

бутылку «Патрона».

– Спасибо, – со смехом ответил я и подошел пожать руку Дженсену и

поцеловать в щеку Пиппу. – Пригодится и то, и другое. Кстати, вот это, – я

показал на них обоих, – кое-что важное.

Он кивнул.

– Сто процентов.

Ханна шлепнула его по руке.

– А мне они ничего такого не говорили.

– Вообще-то, я собирался, – со смехом ответил ее брат. – Но ты рванула

в Нью-Йорк, так что мы тоже приехали!

– У меня такое чувство, что мне стоит извиниться, – сказала всем Хлои.

Все уставились на нее, и в палате повисло звенящее молчание.

– Ой, да ну вас в сад, посланцы, – прорычала она. – Может, и стоило бы, но я не буду.

– Слава тебе, Господи, – восторженно отозвался Макс.

– Стерва вернулась! – пропел Джордж.

– А ты вообще уволен, – рявкнула Хлои.

– Он работает на меня, сладкая, – мило и уже в сотый раз ответила Сара.

– И еще. Лучше веди-ка себя хорошо, – сказал Джордж Хлои и показал

ей свою левую руку, на пальце которой поблескивало кольцо. – Иначе не

быть тебе моей монструозной свидетельницей.

– Буду стервой-подружкой? – благоговейным шепотом спросила она.

– Ага, будешь рядом, – ответил Джордж, – непрерывно напоминая, что я

его не заслуживаю.

Моя жена еще явно не успела в полной мере оправиться после такого

насыщенного эмоциями события, потому что разрыдалась прямо у всех на

глазах и махнула рукой Джорджу, чтобы тот подошел и она смогла бы его

обнять.

– И ты тоже, Перкинс, – потребовала Хлои, протянув ему свободную

руку.

Уилл Самнер тут же подскочил к ближайшей стене, чтобы удержать ее,

когда грянет гром и мир рухнет. Но чудом все вокруг осталось спокойным.

Хлои обнимала Джорджа, Джордж – Хлои и, ко всеобщему недоумению,

Апокалипсис не наступил.

Я поглядывал на свою жену, сидящую в кровати, опершись на подушки,

и с восторгом обсуждающую с двумя мужчинами планы их предстоящей

свадьбы и с какими приключениями мы ехали в больницу. Сара с жадностью

смотрела на младенца в руках Макса, и я подумал, как отчаянно, должно

быть, она ждала конца этой своей, очевидно, не простой беременности.

Усевшись на полу, Уилл с Ханной слушали красочный рассказ Аннабель о

бабочке, что жила в цветах, которые они принесли. У Пиппы зазвонил

телефон, и они с Дженсеном подошли к Саре и Максу, чтобы по FaceTime

показать мою малышку Руби и Найлу.

В дверях появились мои родители и Генри с семьей, и даже в просторной

палате-люкс стало тесно от такого большого количества людей. Они

двигались по комнате от одних приветственных объятий к другим, по

очереди брали на руки ребенка, вдыхали ее младенческий аромат и

провозглашали ее самой красивой на свете.

Двое моих племянников сели на пол с детьми Стелла и начали играть с

корзинами с цветами. Обычно я бы проследил, чтобы они обращались с

цветами поаккуратнее и чтобы на пол не осыпались лепестки, но… Странно, но повернутость на аккуратности куда-то пропала. «Чистота и порядок» не

стоили того, чтобы за них так упорно сражаться. Куда большего внимания

стоили стремление защитить свою семью и упорно работать каждый день,

чтобы сделать мир лучше для каждого. И еще больше сил мне нужно как

отцу дочери – быть ее опорой и вырастить ее уверенной в себе и сильной.

Так что забавляйтесь с чертовыми цветами в свое удовольствие, детки.

– Хватит ее тискать, – заявил я и, растолкав толпу, взял свою дочку на

руки. С ее крохотными, плотно сжатыми кулачками и широко распахнутыми

внимательными глазами, она являла собой странное сочетание хрупкости и

значимости. Я сел на кровать рядом с Хлои, откинулся на подушки и

почувствовал, как она положила голову мне на плечо. Мы с любовью

смотрели на нашу маленькую девочку.

– Мэйси, – прошептала она.

– Лиллиан.

Хлои посмотрела на меня, приподняв голову и упрямо сжав челюсти.

– Мэйси.

Что еще я мог сделать, кроме как поцеловать ее?

– Чтобы заполучить себе лучшую женщину на земле, – шепотом сказал

я, – нужно начать с самого важного: любить ее такой, какая она есть, а не

такой, какой мне хотелось бы ее видеть. Самому стать таким, без кого она

жить не сможет. Стать ее правой рукой. Понять, что ей нужно. И тогда она

ни за что меня не променяет. Ни за какие сокровища мира.

И я стал тем, без кого Хлои не смогла жить. Стал ее правой рукой… и

отцом ее ребенка. А когда это случилось, каждый день я чувствовал себя

самым счастливым подонком на свете.

**КОНЕЦ**

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg