аБер
УЛЬЯНА СЕРГЕЕВА
РОМАН «ДОМ С ВИШНЕВЫМИ СТАВНЯМИ»
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 2016
«Дом с вишневыми ставнями», роман.
Автор: Ульяна Сергеева
Редактор: Ксения Зуева
Художник: Екатерина Абрамова
Фотограф: Мария Рыбина
Верстка: Дмитрий Фердман
Типография: Издательско-полиграфическая фирма «Реноме», г. Санкт-Петербург, 2016.
Это книга о потерях и приобретениях, ценных находках, которые живут в каждом из нас. Через связь поколений и переплетение судеб роман напоминает нам о мечтах, которые мы прячем в плотно закрытых сундуках, и о любви, в силу которой мы по-настоящему не верим.
«Дом с вишневыми ставнями» – это также книга о Боге, которого мы видим в своей жизни, только когда открываем ему сердце.
Эти страницы пропитаны уютом и теплом, ароматами домашней выпечки и горных трав, звучат искренними беседами и наполнены глубокими переживаниями.
С любовью посвящаю эту книгу:
моим родителям;
моему дорогому мужу
и нашим детям;
всей нашей большой семье;
настоящим друзьям;
любимым читателям;
каждому мечтателю, который идет к своей мечте
Глава 1.
В каждом из нас, как в старинном английском секретере, есть множество мелких ящиков. Некоторые из них потайные. Есть и те, которые мы держим на виду, но сами боимся открыть. В них пылятся наши воспоминания, закоренелые обиды, трагические расставания. Многие из этих потайных уголков своей души мы носим в себе годами, и порой это очень тяжелый груз.
Так случилось и с Бертой.
Берте было 26 лет. Ни одного удачного или неудачного замужества, уютная квартира в тихом районе Стокгольма и пара друзей.
В ее доме жили книги, набор разных пледов на все сезоны года, стопка рукописных дневников и уголок для рисования. В белоснежном кухонном буфете хранились семь чайных пар на каждый день недели, вкусный листовой чай и зерновой кофе. И еще в ее доме жило одиночество.
Нельзя сказать, что Берта не любила одиночество. Для нее признаться в нелюбви к одиночеству значило бы слукавить, а любые проявления хитрости были несвойственны ни ее характеру, ни взгляду ее глубоких, как озеро, глаз. Именно из-за выражения глаз Берту рано перестали считать ребенком. Было что-то неуловимое во взгляде, который сбивал с толку детей, но был так понятен и близок взрослым.
Берта выросла высокой, хрупко сложенной девушкой. Возможно, она могла бы стать балериной, если бы родители не пожелали ей карьеры юриста, а сама Берта не мечтала связать свою жизнь с совсем другим занятием. Она любила рисовать и посвящала своему увлечению тихие утренние часы перед работой.
На работе коллеги считали ее скромной и застенчивой подругой, начальство – удобным работником. И хотя иногда в ее взгляде и манере держаться чувствовались уверенность и сила духа, все-таки Берта казалась разочарованной и потерянной, как птица с ранеными крыльями. Ничего не помогало избавиться от этого впечатления: ни пышные пшеничные волосы, ни выразительные серо-голубые глаза, ни изящная фигура. Лишь иногда, когда она читала книгу или задумчиво смотрела в окно, можно было уловить ее красоту или заметить милые ямочки в уголках губ, когда Берта улыбалась удачной строчке в книге.
Но чаще всего в такие моменты она была одна.
Ей нравилось бывать одной, особенно после работы. Берта работала в городском архивном отделе. Сотрудников там было немного, и в здании было тихо – лишь изредка тишину нарушал звонкий стук каблуков. Но из-за врожденной впечатлительности Берту постоянно тревожил внутренний шум.
Разбирая новые записи о выданных свидетельствах о рождении, браке, разводе, Берта живо представляла себе эти события: вот малыша, завернутого в нежный кокон одеяла, выносят на руках из роддома счастливые родители; он смешно морщит носик, вдыхая новые для него ароматы весны. Вот кто-то заключил супружеский союз, и Берта отчетливо слышит марш Мендельсона, видит, как молодые супруги танцуют свой первый танец. Счастье, кажется, поселилось в каждой складочке ее шуршащего платья, а в его глазах лучатся надежда и любовь.
А вот новые записи о разводах, и Берта слышит безутешный плач детей, сдержанные голоса родителей и сухие выводы адвоката – видеть папу теперь можно только по выходным. А ведь отец семейства только что нашел работу в соседнем городе, и каждые выходные ездить к детям он не сможет.
Все это Берта слышала и чувствовала, перебирая и подшивая бумаги. Ее рабочий стол стоял у окна, ветер украдкой проникал в комнату, затевал танец со светлой прозрачной шторой, а та кокетливо убегала от него, подобрав подол своей длинной юбки. Тогда ветер принимался за Берту: он осторожно гладил ее по щеке, и она, словно очнувшись от своих фантазий, хотя бы на мгновение ощущала тишину.
Тишина…
Прохладная и обновляющая, как струи морозной воды, она пробуждала ум и успокаивала беспокойное сердце. В такие минуты Берта заглядывала в себя, и многие ее «ящички» с грохотом опрокидывались. Чего там только ни было: несбывшиеся мечты, выдуманные страхи, сокрушительные падения, обидные слова. И где-то там, посреди этого вороха растерянности, Берта издалека видела себя.
Вот она, Берта.
Она вспомнила себя совсем юной, полной надежд, какой приехала из Мюнхена в Стокгольм на учебу, а затем здесь и осталась. Учеба на юридическом факультете подарила ей не
так много знаний, так как тогда она была занята другим.
Было в университете нечто, а вернее, некто намного любопытнее юриспруденции.
Его звали Джонатан, он был на пару лет старше и на пару голов выше.
Они познакомились на набережной, по пути в университет, и до сих пор Берта была готова возблагодарить каждый камешек на этой мостовой.
Он не был широк в плечах или особенно красив. Но с ним можно было поговорить обо всем на свете, его знания восхищали ее, а обаятельная и добрая улыбка заставляли забыть обо всем. У него были темные, как чернила, волосы, яркие зеленые глаза, в которых мелькали озорные веселые искорки. Джонатан был прямым и честным, совершенно не умел хитрить и обманывать. Берта не видела в нем недостатков, с ним она чувствовала себя уютно и спокойно.
Уверенно и надежно. Так, как бабушка Берты чувствовала себя рядом с крепким и решительным дедом и как ее мама никогда не ощущала себя рядом с безответственным отцом.
Джонатан провожал Берту после учебы; они подолгу гуляли по набережным и скверам, пили обжигающий кофе в кофейнях, ходили на концерты и дни рождения общих друзей. Она влюбилась без памяти, и у нее не получалось скрывать это. В его присутствии она смущалась: если он брал ее за руку, краснела, если делал ей комплимент, отвечала глупостями. К счастью, влюбленность была взаимна, и Джонатан, оказывая ей постоянные знаки внимания, однажды подарил ей долгожданную бархатную коробочку с кольцом, принадлежавшим когда-то его матери. Изящное кольцо из белого золота с сияющим бриллиантом.
Это было три года назад.
Тогда мама позвонила Берте из Мюнхена и, не поздравив, сказала волевым и твердым голосом: «Не спеши с помолвкой, ты еще учишься. Все успеется».
Джонатан, может быть, готов был бы ждать. Но Берта растерялась и так невнятно объяснилась с ним, что он увидел в ее просьбе подождать холодный вежливый отказ, потерю своих надежд.
Уязвленный и расстроенный, он собрал все свои разочарования в чемодан и уехал из Швеции. Учебу он окончил за границей, и она до сих пор не знала, в какой стране и в каком городе он живет.
А вот среди опрокинутых ящичков мечты Берты.
В юности девушка мечтала часто носить красивые цветущие платья и порхать в них, как невесомый лепесток,
даря себе и другим радужное настроение. Она мечтала стать художницей интерьеров и помогать людям создавать уютные дома, в которые хочется возвращаться. Она по-прежнему изучала сочетания цветов, форм и фактур, рисовала на досуге приветливые очертания обеденных столов, ярко горящих люстр и бальных паркетов, но мечта по-прежнему покрывалась пылью времени в своем отделении старинного секретера. В такой тишине страшно долго оставаться наедине с собой. С настоящей собой.
Берта торопливо похлопала себя по щекам и вернулась к реальности.
«Скоро на обед, нужно освежить прическу», – подумала она, расстегнула свою кожаную сумку, наполненную тетрадями и книгами, и отыскала там гребешок из яблоневого дерева. Подойдя к зеркалу, Берта бросила взгляд
на себя. Туго стянутый резинкой «хвостик» выбивался упрямыми прядями, глаза смотрели робко и неуверенно, яркий красный свитер раздражал, поскольку только больше привлекал внимание, джинсы потертого синего цвета…
«Да…» – разочарованно вздохнула Берта. А ведь раньше она была совсем другой. Наспех причесав волосы,
Берта решительно направилась в соседнее кафе на ланч.
Берта, Берта…
Если бы ты чуть подольше посмотрела на себя в зеркало, ты бы увидела настоящую себя: юную, звонкую, смешливую, которая одевается только в цветущие платья, добрые улыбки и хорошее настроение!
Глава 2.
После работы Берта возвращалась домой на метро. В стокгольмском метро некоторые станции находятся внутри настоящих скал, как пещеры, и девушка любила прикасаться к этим древним камням, к кусочку природы в шумном переполненном городе.
Стокгольмские одинокие вечера такие же простые и бесхитростные, как и в любом другом городе мира.
Переодевшись в уютную мягкую домашнюю одежду и приготовив себе сытный салат из семги и зеленой фасоли, Берта забралась с ногами в глубокое кресло и открыла книгу. Сосредоточиться не получалось, буквы плясали в глазах канкан, а в квартире снизу заиграла нежная и мелодичная музыка.
«Очередной романтический ужин у моих любимых пенсионеров», – с улыбкой подумала Берта. По соседству жила пожилая супружеская чета. Они до сих пор гуляли, держась за руку, и, хотя окружающие посмеивались, что причиной тому слабое здоровье обоих, Берта продолжала свято верить в их любовь.
Любовь. Сколько книг и историй она прочла об этом чувстве, а, кажется, так до сих пор ничего и не поняла.
До встречи с Джонатаном Берта ходила на свидания с некоторыми приятными молодыми людьми, но, пожалуй, они не заслужили в ее сердце подробного описания. Иногда Берта сравнивала свои жизненные впечатления с книгами. Есть книги, которые поселяются в самых драгоценных комнатах нашей души; именно их мы ставим на видное место в дубовом книжном шкафу со стеклянными дверцами и, проходя мимо, даже, бывает, нежно гладим их корешки и переплеты, словно приветствуя дорогого друга. А бывают книги, которые мы прочли и не почувствовали ни малейшего изменения в себе. Они стоят во втором ряду и на нижних полках шкафа.
Так вот, Джонатан был ее «золотой книжной коллекцией». Он, как коллекционное редкое издание, смотрел на Берту из глубин ее памяти. Как бы ей хотелось до него дотронуться и удостовериться, что он существует на самом деле. Но она даже не знала, где он сейчас.
Часы пробили двенадцать, и Берта стала готовиться ко сну.
«Завтра надо не забыть позвонить маме», – пришла к ней
мысль перед сном.
«Завтра хорошо бы написать Берте», – подумала ее мама.
«Завтра попробую найти электронный адрес Берты», – с надеждой глядя на спокойное, тихое море в Греции, подумал Джонатан.
Глава 3.
Раннее утро прокралось в квартиру Берты неопытным воришкой. Солнце отражалось в зеркалах, и его настойчивые лучи все-таки выманили Берту из постели. Заправив еще спящую кровать бежевым покрывалом, девушка побрела на кухню варить кофе.
Берта любила сервировать стол, даже если завтракала или ужинала одна. Постелив отутюженную салфетку, девушка накрыла себе завтрак: кофе в бирюзовой кофейной чашке, свежее молоко в белом молочнике, дымящийся омлет с зеленью.
По утрам Берта всегда проверяла почту, так как иногда ее отправляли с рабочими поручениями в разные организации, и тогда она проводила день в разъездах. Сложно сказать, что ей нравилось больше – целый день проводить в душном, но тихом помещении городского архива или ездить на велосипеде по городу, успевая между визитами перехватить чашечку кофе, несколько стихотворений и шарик миндального мороженого. Пожалуй, сегодня она предпочла бы второй вариант, но внезапно появился и третий – пришло письмо от мамы с пометкой «Срочно!».
Берта тут же открыла его.
«Дорогая Берта… Мне жаль сообщать тебе об этом, но бабушка Луиза покинула нас вчера утром. Тебе нужно приехать в Миттенвальд сегодня же. Целую, жду. Мама».
Берта прочитала письмо несколько раз, чувствуя, как в горле все сжалось.
Для надежности она еще прикрыла ладонью рот, так как не привыкла выражать свои чувства, а крик уже подступал. Машинально закрыла прозрачной крышкой омлет, чтобы не остыл – так всегда делала мама. Подойдя к письменному столу, Берта быстрыми движениями перелистала конверты с письмами – они лежали аккуратной стопкой в углу письменного стола. Где же он, где же этот конверт? Вот он, нашла!
Обычный скромный конверт с почтовыми марками. А внутри письмо – четыре стройно исписанных листочка с рассказами о погоде в крохотной деревушке близ Мюнхена, описанием зимних вечеров за чаепитием и чтением.
Это письмо бабушка Луиза прислала Берте два месяца назад. Берта тогда отправила ей письмо, открытку и футляр для очков.
Как же может быть, что ее вдруг не стало?
Бабушка Луиза не приходилась Берте родной бабушкой, как и матерью для ее мамы или отца. Когда-то давно у Берты была двоюродная сестра, и это была ее бабушка. Но у фрау Луизы был такой добрый и широкий, как летнее ромашковое поле, характер, что в большой семье она стала бабушкой для всех.
Берта постепенно начала осознавать случившееся. Приложив дорогое письмо к своему сердцу, она беспомощно и беззвучно расплакалась.
Затем Берта отправила электронное сообщение на работу, отпросилась на неделю, заказала билет на самолет Стокгольм-Мюнхен, быстро оделась. Собрала в дорожную сумку вещи: паспорт, деньги, немного одежды, сменную пару обуви, две книги; заплела непослушные золотистые волосы в косу, укуталась в теплый шарф в рыже-кофейную клетку и выбежала из квартиры, захлопнув дверь в своем безмятежном и комфортном мире.
Тогда она еще не знала, что покидает этот дом навсегда.
Глава 4.
Автобус мчался по трассе в аэропорт Стокгольма.
Сокрушенно разглядывая пейзажи за окном, Берта не сразу обратила внимание, что дерзкий апрель уже вступил в свои права. Повсюду уже настойчиво проклевывалась буйная зелень, как будто всю зиму ее намеренно держали взаперти. «Наверное, в бабушкиной деревушке сейчас солнечно и живописно», – с грустью вздохнула Берта.
В аэропорту она купила газету и в зале ожидания рассеяно листала ее. Заголовки статей расплывались перед глазами, но один привлек внимание девушки: «Несколько талантливых шведских юристов выиграли сложнейший процесс в Греции». В статье было описано сложное судебное дело, и Берта, вспоминая свои юридические познания, искренне порадовалась честной победе коллег.
«Джонатан тоже стал блестящим юристом», – промелькнула у нее внезапная мысль. «Мало ли шведских юристов работает в Греции?» – тут же отозвалась другая, которая была голосом рассудка.
Объявили посадку, и Берта, взяв сумку, направилась к
железной птице, которой суждено было отвезти ее в родное гнездо.
Берта пристегнулась и все время пути просмотрела в холодный глаз иллюминатора, где среди белоснежных, словно свежевыстиранных облаков ей виделась воздушная сладкая вата из ее несладкого детства. А над облаками сияло солнце, озаряя все вокруг. «Как улыбка бабушка Луизы», – вспомнила Берта и резким движением протерла щеку, чтобы горькая слезинка не упала и без того в горький кофе, для которого почему-то закончились сливки.
Самолет приземлился ровно по расписанию, и Берта пересела в знакомый и родной автобус, который повез девушку из Мюнхена в тихую баварскую деревушку. Навстречу страхам, боли расставания, удивительным совпадениям.
Навстречу самой себе.
Глава 5.
Альпийские луга раскинулись за окном автобуса, словно потерянные из памяти страницы. Сколько раз Берта еще ребенком сбегала сюда – к тишине гор, ослепительной зелени травы, согревающему солнцу.
В строгом и величественном Мюнхене ей было тесно и неуютно из-за быстрого ритма большого города и ссор родителей, которые уже на протяжении многих лет не держались за руки, не смеялись над шутками друг друга, не выбирали вместе книги и не гуляли в парке. Дома не зажигали свечи, не рисовали, кроме как по заданию колледжа, не пекли имбирное печенье и не говорили по душам.
Все это Берта с избытком находила в сказочном Миттенвальде, в уютном доме бабушки Луизы. Бабушка приглашала ее к себе по выходным, а иногда и на каникулы, и тогда не было на свете девочки счастливее Берты.
Сейчас, глядя в прозрачное стекло автобуса, Берта так и видела себя маленькую: курносую девчушку с двумя заплетенными косичками в ярком ситцевом платьице и легких балетках. Вот родители подвозят ее к любимому дому. Он похож на кукольный: на окнах вишневые ставни, крыша у него черепичная, а сам он словно сложен из шоколадных коричневых бревен. И на пороге их уже встречает бабушка Луиза.
На ней воздушное голубое платье, и, если поднимается ветер, из-под длинного подола выглядывают аккуратные кремовые туфли. Волосы у бабушки уложены, как всегда, в скромную прическу, и она наспех вытирает руки кухонным клетчатым полотенцем. Уже издалека, выходя из машины, Берта слышит ее заливистый смех и задорный голос, а улыбка не сходит с ее лица, словно бабочка, расправившая крылья.
Родители вместе с Бертой проходят в дом, пьют чай со свежим яблочным штруделем, назидательно целуют Берту в лоб и уезжают.
А у Берты с бабушкой Луизой череда неспешных, но хлопотливых дней: они готовят сытные деревенские завтраки, собирают цветы в корзинки у подножия Альп, шьют наряды куклам, читают книги, завороженно смотрят на дрожащие ленточки пламени в камине.
– Следующая остановка Миттенвальд, – ворвался без стука
в ее воспоминания громкоговоритель.
«В чем же встретит меня бабушка Луиза сегодня?» – с грустью подумала Берта. «Сейчас она, наверное, уже не у себя дома, а в церкви, в продольном деревянном ящике, и ей там страшно одиноко…»
Внезапно ей захотелось бежать, бежать далеко отсюда, от этой ужасающей действительности, с которой ей предстояло встретиться. Спрятаться, затеряться в бескрайних зеленых лугах и ни о чем не думать.
«Пока я не думаю о том, что она умерла, она для меня жива!» – с отчаянием мысленно проговаривала Берта. Но делать нечего – ей уже не десять лет, и проститься с любимой бабушкой было ее долгом. Мысленно лихорадочно перебирая свою дорожную сумку, девушка поняла, что в спешке не взяла подходящей одежды для похорон.
– Миттенвальд, – снова громогласно оповестил строгий голос, и Берта, с неохотой повинуясь ему, вышла из автобуса. «Мой любимый, родной городок», – прошептала она. До сих пор она помнила свои первые впечатления от Миттенвальда.
Маленькой девочкой она попала в это удивительное место, окруженное заснеженными могучими горами, зелеными шумящими лесами, тихими безмятежными озерами. «Городок посреди леса» – так переводится его название. Сохранилось множество старинных домов в два и три этажа, их стены расписаны библейскими сценами. По этим картинам бабушка Луиза рассказывала Берте сюжеты из Евангелия.
Живописные вывески гостеприимных пекарен и кафе, памятник Ее Величеству Скрипке – все напоминает театральные декорации. Миттенвальд называют городом скрипичных мастеров благодаря мастеру Маттиасу Клотцу, который жил здесь когда-то. Скрипки вырезают в городе и поныне, здесь царит атмосфера творчества и искусства.
Балконы домов увиты цветами, городок ухожен и красив, как будто сошел со страниц детских сказок.
Берта не была здесь около года, и за это время у станции открылись новые лавки и магазины. «Возможно, я найду там что-нибудь черное», – с надеждой подумала Берта и зашла в первый магазин.
– Могу ли я вам помочь? – учтиво обратилась к ней приятная дама лет сорока пяти с темными волосами, подстриженными элегантным каре, в приталенном синем жакете и прямой юбке.
– Да, пожалуйста, – замялась Берта. – Мне нужно подобрать черный костюм или платье.
– Сегодня вы уже не первая девушка с такой просьбой. Наверное, вы приехали на прощание с фрау Луизой? – мягко и ласково спросила она.
– Да, вы правы. Она была дорога многим, уверена, приедет очень много друзей и близких, – сдержанно ответила Берта. Она была достаточно закрытой и не готова была откровенничать с незнакомцами.
– Давайте посмотрим вот эти три платья, – Берту проводили в примерочную, где она примерила все три одеяния безутешной печали.
Она так редко носила платья, что даже удивилась своему отражению в зеркале. Она стала взрослее, глаза смотрели прозрачно и вдумчиво, волосы колосились, как спелая золотистая рожь.
Берта решительно выбрала третье, самое скромное, платье длиною чуть ниже колена с длинными рукавами и белым кружевным воротничком. «Бабушка бы расстроилась, увидев меня полностью в черном», – оправдывала она себя. Бабушка всегда говорила, что даже в самые черные и тяжелые времена нашей жизни мы не должны забывать о слабом, но согревающем проблеске надежды.
«Этот кружевной воротничок будет моим символом надежды во время похорон. Это будет мой спасательный круг, рука друга, если я начну тонуть в потоке моих слез или воспоминаний», – решила Берта и, поблагодарив продавщицу, направилась в платье к церкви, где уже толпились люди и большими корзинами вносили цветы.
Глава 6.
Остроконечный шпиль на церковной колокольне пронзил апрельское лазурное небо, и облака сбежали от него, предпочтя поиграть в салки в солнечных переливах высоко над землей.
Берта остановилась, не решаясь войти в церковь, тихую обитель, где новорожденных крестят в медной купальне и где затем однажды провожают в неизведанный путь.
Берта не могла назвать себя глубоко верующей. Она редко бывала на мессах, не ходила на исповедь, не молилась дома. Но она чувствовала, что где-то в ее сердце жил свет, и в сложные периоды жизни он пробивался наружу, как робкие бутоны подснежников в конце зимы, и помогал ей.
В детстве родители часто ссорились, и Берта мысленно умоляла, чтобы это прекратилось. Со временем они развелись, и Берта не знала, считать ли это ответом на ее мольбы – ведь ей всего лишь хотелось, чтобы они лучше ладили.
Но сейчас, стоя в черном, как ночь, платье, перед церковью, где ждала ее любимая бабушка, Берта вздохнула и произнесла совершенно искренне: «Господи, пожалуйста, прими мою бабушку Луизу к себе. Прошу тебя, Господи! Аминь.»
Идти стало легче, и Берта проскользнула в приоткрытую высокую дубовую дверь. Церковь освещал приглушенный свет, горели свечи, витал аромат цветов и ладана. Ровными рядами, словно на параде, выстроились скамейки. Все они были заполнены людьми.
Вдалеке Берта увидела свою маму Эленор и нескольких дальних родственников. Все они были одеты так элегантно, насколько позволяет скорбь. Берта сделала маме знак рукой, и они встретились у большой колонны.
– Здравствуй, милая, мне так жаль, – протянула к ней руки мама.
Они обнялись, и Берта удивленно произнесла:
– Сколько же здесь людей, мама.
– Да, дорогая, бабушка была таким добрым и светлым человеком. Здесь и родственники, и соседи, и друзья. Многие, как и ты, приехали из других стран проститься с ней. Кстати, возможно, этот комплимент неуместен, но тебе очень идет это платье, – мама старалась быть ласковой.
Эленор в любом возрасте и при любых обстоятельствах
умела выглядеть хорошо. После развода она больше времени уделяла себе и сейчас была утонченно красива: широкие черные брюки, женственный пиджак, классические лодочки на шпильке. Волосы аккуратно уложены на косой пробор – такие же светлые, как у Берты. Изящная оправа очков отвлекала внимание от ее проницательных серых глаз.
– Спасибо тебе, мама, – поблагодарила Берта. – Ты прекрасна, как всегда. Прощание скоро начнется?
– Да, Берта, мы пойдем одними из первых, среди родственников, – уточнила мама.
Скоро начали происходить события, которые Берта почти полностью пропустила – отчасти от того, что ее взгляд был прикован к скромному деревянному гробу с открытой крышкой. Когда началось прощание, ноги у Берты стали словно ватные, и она с трудом подошла к бабушке. Подойдя ближе, она вдруг отчетливо поняла, что это уже не бабушка. Было очень странно смотреть на любимого человека и понимать, что он не дышит. Не говорит. Не смеется. Не живет.
По щекам Берты потекли ручейки слез. Она наклонилась к бабушке и поцеловала ее. Волосы у фрау Луизы были
уложены, а на ней оказалось то любимое Бертой длинное бирюзовое платье. Она по-прежнему была красива, но теперь была похожа на большую тряпичную куклу. Берта вздрогнула от этой мысли и почувствовала, что бабушка уже где-то далеко-далеко. Фрау Луиза верила в Бога, и Берта всей душой надеялась, что бабушка теперь рядом с ним.
Бабушка Луиза мирно лежала в своей последней, такой неуютной постели, и ее лицо озаряла светлая улыбка. «Даже сейчас она единственная среди нас, кто так искренне улыбается», – вдруг осенило Берту. И поняла, что бабушке сейчас должно быть радостно и хорошо.
Она бросила взгляд на корзины с цветами – ими были заполнены все соседние столы. «Я принесу тебе чуть позже наших альпийских цветов, бабушка», – горячо пообещала Берта и села в уголок на скамью.
Глава 7.
На кладбище Берте было не по себе, и она затерялась среди скорбящих родственников. После того как на месте вырытой ямы появился аккуратный холмик с деревянным крестом, девушка захотела остаться со своей скорбью наедине. Она предпочитала неслышный диалог со своими чувствами и мыслями громким рассказам о жизни и добром нраве фрау Луизы.
Природа, несмотря на то что сегодня состоялось такое угнетающее и печальное событие, пела оду зарождавшейся весне. Берта шла к знакомым улочкам Миттенвальда через залитый медовым солнцем зеленый луг. Первые цветы уже показались из прохладной земли и нерешительно поглядывали по сторонам. Ветер слегка раскачивал их, как нежные колокольчики, и они тихо шептались между собой.
Берта вышла на дорогу. Тяжелая сумка уже порядком вытянула правое плечо, и усталость накрывала ее, как теплое пуховое одеяло. «А куда же я иду? – очнулась от своих дум Берта, – нужно проверить, есть ли места в гостинице». Но ноги сами вели ее туда, куда больше всего тянулось ее сердце – к коричному домику с вишневыми ставнями. Берта подошла к нему и остановилась.
Дом был по-прежнему ухожен и густо выкрашен, у входа лежал чистый половичок, а в саду и на лестнице у порога распускались персиковые крокусы и веселые, солнечные нарциссы.
Но дом был одинок, как покинутое дитя. Никто не раздернул занавески сегодня утром, и дом, казалось, спал, преданно ожидая свою хозяйку. «Она больше не придет», – осторожно прошептала ему Берта и только сейчас действительно осознала это. Не в силах сдерживать больше слезы и отчаяние, Берта присела на свою сумку у ажурной ограды дома и горько заплакала.
Сколько прошло времени, она не знала, но когда она немного успокоилась и рыдания утихли, она потерла и без того красные глаза и увидела перед собой женщину. Та смотрела на нее с тихим, как сон ребенка, состраданием, и ждала, когда же девушка будет готова поговорить.
– Мы знакомы с вами? – спросила Берта. Звук ее собственного голоса показался ей чужим и далеким.
– Ты, наверное, не помнишь меня. Меня зовут фрау
Матильда, мы с твоей бабушкой много лет были дружны, – мягко ответила ей женщина.
Берта внимательно посмотрела на нее, изучая вьющиеся короткие темные волосы, взбитые, как свежие сливки, и перехваченные простым белым платком. На темное платье повязан серый передник в мелкую розочку – видимо, фрау Матильда тоже шла с похорон, но уже успела забежать домой и приготовить своему мужу чашку кофе с вафлями. Фрау Матильда была полной, простодушной, доброй, с такой обезоруживающей улыбкой, и Берте стало так неловко, что она не помнит ее, хотя…
В ее памяти, как со дна тихой реки, всплыло милое детское воспоминание: вот она, Берта, в легком апельсиновом платьишке, идет собирать ягоды; в руке у нее плетеная корзинка, в которой составлены пустые звенящие стеклянные банки. Слева и справа от нее идут две смеющиеся радостные молодые женщины в пестрых длинных юбках и белых блузах. Все трое размахивают корзинками и перешагивают через ручейки дождевой воды, что паутинкой опоясывают весь лес. А еще они пели песню… И Берта вполголоса стала напевать мелодию.
– Ты вспомнила, Берта! Ты вспомнила! – радостно
воскликнула фрау Матильда, и, казалось, даже ее завитые кудряшки запрыгали от восторга.
– Да, фрау Матильда, конечно, – с улыбкой ответила Берта и оглянулась по сторонам. Дорожная сумка совсем помялась, и по ней ползали муравьи. Дом по-прежнему безмолвствовал, а солнце уже светило мягко и нежно, освещая баварский весенний тихий вечер.
– Мне очень жаль, Берта, – произнесла фрау Матильда. То есть она не сказала этого вслух – она только взяла руку девушки в свою ладонь, и так они сидели несколько минут.
– Давай зайдем внутрь? Ты еще не отдыхала с дороги – попьешь свежий клюквенный морс, переоденешься, – первой нарушила молчание бабушкина подруга. Берта с недоумением посмотрела на нее.
– У меня есть второй ключ, Луиза оставляла мне его на всякий случай. И мой старший сын, нотариус, занимался юридическими делами твоей бабушки, и я могу тебя заверить, что уж кто-кто, а ты имеешь право входить в этот дом, – и она таинственно улыбнулась. – Скоро ты все узнаешь, а пока тебе нужно умыться и отдохнуть.
С этими словами фрау Матильда достала из кармашка передника связку ключей. Они открыли белую калитку,
прошли по узкой дорожке, поднялись по ступеням и открыли массивную входную дверь, выкрашенную в молочный цвет и похожую на дольку белого шоколада, затерянную среди остального коричного великолепия ладных бревен. Дверь открылась легко и доверчиво. Берта и фрау Матильда вошли в дом, захватив с собой сумку, а заодно и взяв с собой незваных гостей – растерявшихся муравьев, которые не успели вовремя покинуть свой новый уютный муравейник.
Глава 8.
Берта боялась, что опустевший дом отпугнет ее своей безжизненностью. Отсутствием запахов и звуков. Одиночеством. Но ее опасения разбились и разлетелись по потертому полу.
«Здравствуй, мой хороший», – подумала про себя Берта, оглядываясь и рассматривая дорогой сердцу домашний очаг.
Фрау Матильда тактично стояла в прихожей, заправляя выбившуюся прядь волос под платок, а девушка прошла дальше. Дом встречал ее со всем своим гостеприимством. В прихожей ютилась крепкая деревянная скамья, в уголках которой по-хозяйски расположились мягкие подушки с вышивкой. Дверь на кухню была открыта: там стоял широкий стол, накрытый скатертью, а на столе – глубокая чаша с апельсинами и яблоками. Шесть крепких стульев с высокими спинками словно приглашали к чаепитию или обеду.
Рядом с раковиной возвышалась горка чистой посуды: пара фарфоровых тарелок с кружевной каймой, чайные пары, изящные ложки. Кремовые кухонные шкафы и полки были заполнены жестяными красочными банками с надписями «сахар», «соль», «мука», «травы», «кофе». Вдоль стены под шкафом на крючках покачивались чашки, красные в белый горошек.
Спальня была приоткрыта: широкая постель была застелена мягким покрывалом, рядом стояли два белых кресла, на одном из них лежала раскрытая книга.
Недочитанная книга…
Берта прошла в библиотеку. Вдоль стен чинно и важно, ровными рядами, выстроились высокие шкафы из орехового дерева, заполненные книгами. Фрау Луиза любила порядок, и на ее книжных полках было легко найти то, что нужно. Только она ставила книги не в алфавитном порядке, придумывая разные названия для секций шкафа: книги о весне, зиме, лете или осени; книги о любви, путешествиях, приключениях; биографии, исторические романы.
Когда-то давно Берта проводила здесь множество безмятежных счастливых часов.
Здесь же стоял письменный стол бабушки, за которым она писала письма. Бабушка не любила электронную почту и писала настоящие живые весточки семье и друзьям. Берта с умилением отметила на столе подставку для писем, украшенную незатейливым рисунком (на ветке розового куста сидела любопытная птичка), чернильницу, набор перьевых ручек. Стопку чистых конвертов. Поздравительные открытки. Акварельные краски, папку с белоснежными листами тисненой бумаги, подточенные цветные карандаши – бабушка тоже любила рисовать по утрам.
Берта вышла на террасу с видом на скромный сад. Он был ухоженным и милым, и Берте не хотелось думать, что скоро все здесь зарастет травой.
В доме было еще три небольшие комнаты, но бабушка редко их открывала – они уже давно пустовали. Когда-то там был кабинет дедушки и детские спальни. Потом фрау Луиза стала хранить там свои любимые вещи: в одной комнате отдыхало старинное коричневое расстроенное пианино, а в других – разнообразные сундуки.
В одном фрау Луиза хранила текстиль для дома на все сезоны: шторы, скатерти и подушки.
В другом – альбомы с фотографиями и письма.
В третьем – свои любимые платья, которые ей уже не подходили по размеру или возрасту, хотя того самого «возраста» за ней никто не замечал.
Сундуков было шесть или семь, и в предыдущий приезд Берты бабушка поделилась с ней небольшим секретом. В одном из них хранились мечты фрау Луизы и ее несбывшиеся надежды.
Глава 9.
– Что это за сундук с мечтами, бабушка? – спросила тогда Берта у фрау Луизы. Берта вспомнила, как бабушка расправила платье с широкой юбкой, удобно устроилась на серый диван и ответила:
– Понимаешь, Берта, ты еще очень молода, тебе кажется, что у тебя вся жизнь впереди, и все, что ты хочешь сделать, успеется. И когда у тебя появляется новая смелая мечта, ты ее откладываешь в «сундук мечтаний».
Например, ты мечтаешь открыть книжный магазин. Ты видишь его в своем воображении: высокие деревянные стеллажи, заполненные книгами, авторские открытки, небольшая гостеприимная кофейня на входе, удобные столы для чтения, оборудованные лампами. Но ты ничего не знаешь об открытии магазинов и отгоняешь от себя эти мысли, посещая другие книжные магазины и замечая в них все недостатки. Но мечта по-прежнему живет в твоем сердце.
Или ты мечтаешь стать дизайнером интерьера, но боишься провала и не делаешь даже маленьких шагов в сторону своей мечты. Или ты хочешь каждое утро ездить на работу на велосипеде по утреннему просыпающемуся парку, задевая педалями влажную от росы траву, но боишься гуляющих в парке собак, и твой велосипед живет в кладовке.
И так на протяжении жизни люди откладывают свои мечты. Из-за надуманных страхов, боязни разочарования. Люди предают свои мечты, потому что им не на что и не на кого опереться. Получить поддержку и помощь, любовь и защиту.
Все это можно получить, молясь Богу. А ты хоть изредка молишься Богу? Говоришь с ним?
Большие мечты занимают полсундука, им тесно, они нервничают, толкаются локтями, как в переполненном вагоне метро, и все чаще падают духом. Маленькие мечты: найти любимую книгу, позавтракать в кафе, увидеться со старым другом – занимают все больше места, раздражая мечты большие. И вот человек годами носит с собой этот сундук мечтаний и удивляется – почему ему так тяжело и несчастливо живется? Раньше люди жили, больше следуя голосу сердца и совести, старались жить по Божьим наставлениям и были намного счастливее.
Берта коснулась дивана, на котором тогда они говорили с бабушкой, и почувствовала прилив благодарности к этому осиротевшему свидетелю их доверительного разговора.
Фрау Матильда подошла к ней и ласково взяла за руку:
– Морс уже на столе, дорогая, и я нарезала черничный кекс. – Девушка послушно последовала за ней в кухню-столовую.
За окнами с вишневыми ставнями затихал долгий утомительный день. В наступающих сумерках горы встали надежной крепостной стеной вокруг засыпающего Миттенвальда.
Выпив клюквенного морса и перекусив кексом, Берта наскоро умылась, и проводив фрау Матильду с тысячей благодарностей, закрылась на ключ и легла на диване в библиотеке.
Засыпая, она смотрела на родные и знакомые корешки книг, на свет уличного фонаря, в котором летали крохотные мушки, на усыпанное звездами бескрайнее ежевичное небо.
Здесь было так хорошо и спокойно, что впервые за долгое время Берта вдруг почувствовала себя дома.
Глава 10.
Утром Берту разбудил настойчивый стук в дверь. Девушка открыла глаза и не сразу поняла, где находится. События последних двух дней длинным шлейфом шелестели в ее памяти.
Стокгольм, звонок, перелет. Мюнхен, черное платье, церковь, прощание с бабушкой.
Любимый дом. Утреннее солнце застенчиво пряталось за легкими светлыми шторами, как смущенная невеста за фату.
Берта поднялась с дивана, забросила его одеялом и поспешила из библиотеки к входной двери. Настойчивый стук повторился.
Так могла стучать только мама – короткими, уверенными очередями строгих звуков – поэтому Берта открыла дверь, даже не посмотрев в глазок.
На пороге действительно стояла мама. Сегодня Эленор к тем же элегантным брюкам надела шоколадный кашемировый свитер, изысканно уложила волосы. Мама сдержанно улыбалась, и казалось, скрывала некий важный секрет, который ее совсем не радовал.
– Доброе утро, милая! – произнесла мама, пройдя в дом. – Вчера за ужином я не заметила, как ты ушла, но потом я встретила фрау Матильду, и она рассказала мне, что ты здесь. Как ты спала?
– Доброе утро, мама, – отозвалась Берта. – Прости, что я ушла, не предупредив тебя, мне нужно было побыть одной. Спала хорошо, в этом доме всегда крепко спится. Здесь пахнет деревом. И тишиной…
Берта говорила, одновременно протирая стол и ставя на газовую плиту кофеварку.
– Я взяла свежие булочки в пекарне, вот, еще горячие, – мама заботливо передала хрустящий бумажный пакет. – А я тоже выспалась в гостинице, люблю там отдыхать. Там чувствуешь себя так свободно, никаких лишних вещей, – мама скептически осматривала бабушкин шкаф для посуды, уставленный разными тарелками, чашками и милыми вышитыми картинами.
– А мне тут нравится, – улыбнулась Берта, разливая по чашкам дымящийся кофе. – Бабушка так долго жила здесь, конечно, вещей накопилось много, но и она накопилась в них. И здесь никогда не было беспорядка, она умела все расставить и развесить красиво и со вкусом. Пока что я бы
здесь ничего не меняла, – осторожно добавила она. Берта боялась, что бабушкин дом теперь продадут и здесь будет гостиница или чужой дом, а бабушкины вещи и сундуки окажутся на улице или в антикварных магазинах. Мама бросила на дочь один из своих самых орлиных взглядов, хотела что-то сказать, но сдержалась.
Нет, не сдержалась.
Поведя бровями, она сказала:
– Берта, возможно, именно тебе предстоит решить судьбу этого дома. Нас пригласили в нотариальное бюро, но так как нотариус бабушки – это сын фрау Матильды, он любезно согласился подойти прямо сюда. Он будет через полчаса, ты как раз успеешь привести себя в порядок.
Берта закашлялась, отпив горячий кофе. Нотариус? Дом? Что все это значит?
Доедая на ходу булочку с медом, Берта убежала в ванную, заплела свои длинные волосы, надела свежую бирюзовую блузку и джинсы. Выглядела она неплохо и даже привлекательно. Берта вернулась в кухню, допила кофе, послушала мамины истории о вчерашнем ужине. Мама говорила вполголоса, а Берта слушала вполуха.
За окном просыпалась жизнь.
Оживали дома, повсюду раскрывались ставни и хлопали двери. Веселый апрельский ветерок старался сорвать головные уборы с первых прохожих. Открывались овощные и фруктовые лавочки и радушные кондитерские, хозяйки поливали цветы и зелень в своих садах. Где-то вдали слышалось пение скрипки, чувствовался запах свежего горячего хлеба и молока.
Солнце уже поднялось высоко и освещало величественные горы, когда в дверь постучали. Мама поднялась, чтобы сварить гостю кофе, а Берта направилась к двери. На пороге стоял молодой мужчина с таким же добродушным, как у фрау Матильды, лицом. Глаза его смотрели честно и прямо, расправленные плечи и широкая улыбка совсем сбили с толку Берту, ведь им предстоял разговор о завещании. Разговор, приправленный скорбью и чувством утраты. Но, похоже, для гостя правила учтивости стояли выше скорбных предписаний, и он приветствовал Берту бодро и жизнерадостно. Нотариус был одет в белую
рубашку, джинсы и повседневный твидовый пиджак цвета весенней зелени.
– Ханс Миттен, – представился он и энергично пожал Берте руку. Берта охотно пожала ее.
– Берта, – ответила она. – А это моя мама, фрау Эленор, – представила она маму, которая уже накрыла поднос с кофейными чашками и сливочником.
– Пожалуйста, проходите! – отозвалась Эленор.
Ханс прошел в дом, изучая все вокруг живым и любопытным взглядом.
– Здесь очень уютно, – отметил он, усаживаясь за стол.
– Мы вас слушаем, – стараясь говорить спокойнее, сказала Берта. – Вы были нотариусом бабушки, верно?
– Да, именно, – пробуя кофе, ответил Ханс.
– Не буду мучить вас ожиданием, наверняка у вас уже появилось много вопросов. Дело в том, что у фрау Луизы, несмотря на многочисленные родственные узы, не осталось прямых наследников. Два месяца назад она пригласила меня к себе, и мы составили завещание. Фрау Луиза была очень бережливой и жила на скромные средства, ей удалось накопить кое-что. Поэтому некоторым родственникам она
завещала значительные суммы денег, своему племяннику – акции в банке, а вам, Берта, – этот дом.
Берта поднялась со стула и отошла к окну. Она ошеломленно пыталась осмыслить услышанное. Эленор нервно постукивала пальцами по столу.
У Берты, конечно, была квартира родителей в Мюнхене. У нее была съемная квартира в Стокгольме. Но свой дом… Свой собственный уютный дом, затерянный в тихом городке у подножия Альп! Она не могла в это поверить, но счастье уже украдкой пробиралось в ее сердце, по пути сбрасывая с чаши весов все возможные возражения.
– Что мне нужно теперь сделать? – наконец спросила она у Ханса.
Улыбнувшись, он ответил:
– Нам нужно уладить кое-какие бумаги, и дом официально перейдет к вам. Я очень рад!
– А вы почему рады? – изумилась Берта.
– Потому что этот дом будет жить. Я часто бывал здесь в детстве и полюбил его. А сейчас мне пора идти. Оставляю вас дома. До скорой встречи и спасибо за вкусный кофе, – и Ханс, попрощавшись, поспешно вышел на залитую солнцем
улицу.
«Спасибо, бабушка!» – мысленно воскликнула Берта, глядя в небесную твердь над горами.
– Нам нужно поговорить, – серьезным тоном проникла в ее мысли Эленор.
Глава 11.
Берта обреченно села на стул.
Она понимала, что все не так просто. Чтобы жить в этом доме, ей нужно уволиться с работы в Швеции, перевезти вещи, и потом здесь тоже нужно чем-то заниматься: искать работу, устраиваться заново. Писать свою жизнь с чистого листа. Но ей было здесь так хорошо, что она верила в то, что справится. Она уже приоткрыла свой сундук с мечтами, и теперь он совсем не хотел закрываться, как будто замок на его тяжелой крышке сломался.
Эленор говорила и говорила, а Берта только слушала.
– …Подумай о своем будущем! – завершила мама длинный монолог о жизни Берты, ее неустроенности, о том, как она не оправдала родительских надежд.
«Не волнуйся так, мама. Я не оправдала и собственных надежд. Я изменила большинству своих желаний, хотя все они были чистыми и добрыми. Я любила рисовать, любила домашний уют, мечтала стать дизайнером и помогать другим жить в окруженных заботой домах. Теперь я дипломированный юрист, который работает в архивном
отделе в городе, где все напоминает о моей потерянной любви – ведь и замуж я отказалась выйти, чтобы угодить вам! Я так больше не могу. Я понимаю твое беспокойство, но я хочу остаться в этом доме и этом городе. Я найду себе достойное занятие. Я люблю тебя, но это мой выбор», – собиралась выпалить Берта те выводы, к которым она пришла во время своих продолжительных визитов к психологу. Но не смогла.
Она просто от всего сердца сказала:
– Мама, спасибо тебе за заботу и внимание. Уверяю тебя, я справлюсь. И буду здесь очень счастливой. А тебе бы хотелось именно этого, правда?
Мама выглядела на удивление безмятежно.
– Только не жди, что я приеду помогать тебе с переездом, – по-доброму проворчала она.
На самом деле, Эленор давно корила себя за разлад дочери с Джонатаном. Он был успешным юристом, добрым и достойным человеком, а главное – он так любил ее дочь. Они могли бы быть счастливой семьей.
Эленор не могла не заметить, как плохо расставание с Джонатаном сказалось на дочери: она совсем закрылась, мало с кем общалась, пряталась в своей работе и книгах, как
будто навсегда осталась жить за кулисами настоящей волнующей жизни.
Сейчас, когда Берта решила отстаивать свое право жить так, как ей хотелось, Эленор увидела в дочери отблески прежней уверенной в себе Берты. «Может быть, ей это пойдет на пользу», – задумалась Эленор и крепко обняла дочь.
– Сегодня днем я возвращаюсь в Мюнхен. Я рада за тебя. Советую тебе как можно скорее решить вопрос с работой. Я люблю тебя, звони, если нужна будет помощь.
Берта прикрыла за мамой дверь, обняв ее на прощание, и стала искать свой телефон, чтобы позвонить в Стокгольм. Телефона у бабушки дома тоже не было. Резкий звон ее раздражал, и она предпочитала письма или личные встречи.
Берта с радостным смятением оглядывалась по сторонам. В этом доме с вишневыми ставнями царили тишина, уют, покой и любовь.
Лучшее место для свидания с самой собой – или той, кем ты хочешь стать.
Глава 12.
Джонатан торопливо вышел из трехэтажного дома в жарких Афинах и размашистым шагом направился в бюро.
Три года назад он приехал сюда из родного Стокгольма, но до сих пор не мог привыкнуть к греческому климату. Иногда он выезжал с коллегами на пляжи Эгейского моря: оно было чистым, изумрудно-синим и ласковым, но для Джонатана – слишком теплым, как перегретое молоко. Он любил море, но его море было другим – северным и леденящим, с прохладными ветрами и частыми дождями. Над его родным северным морем нависшее хмурое, грузное небо было похоже на серые плотные холщовые паруса и не навевало грусть, а успокаивало его.
Пестрые и шумные Афины вызывали в нем тоску по спокойным терракотовым улочкам Стокгольма, шпилям его церквей, невозмутимым тихим озерам.
Он не планировал оставаться в Греции надолго, но здесь так удачно складывалась его юридическая карьера, что он решил задержаться. Джонатан много работал, а в свободное время гулял по зеленым паркам и журчащим разговорами
площадям, убегая от самого себя.
Однажды в парке он познакомился с девушкой. Она читала ту же нашумевшую книгу, что и он, и Джонатан подумал, что узнать ее мнение о книге – подходящий предлог для знакомства. Он сел рядом с ней на скамейку и завел беседу.
Оказалось, что девушка родом из Германии, здесь работала журналистом, снимала квартиру в доме на холме с видом на Акрополь. «Когда смотрю на эти руины, вспоминаю, что ничто не вечно, и занимаюсь только тем, что люблю», – лаконично объяснила она свой выбор, жизнерадостно улыбаясь и поправляя свою стрижку каре, растрепанную на ветру. Густые темно-русые пряди шелковистых волос источали аромат духов с запахом роз и мяты.
Глаза у нее были малахитового цвета, а одета она была в плотное серое платье-футляр, прикрывающее колени. Черный пиджак она накинула на плечи, а книгу держала в руке, как сумочку-клатч.
«Марта!» – дружелюбно протянула она руку Джонатану.
Марта… Теперь от воспоминаний об этой встрече у Джонатана щемило в груди. Марта нравилась ему, и вместе
они посетили массу выставок и музеев, просмотрели километры кинопленок, напечатали несколько альбомов с совместными фотографиями, сходили на сотню ужинов. Вместе им было хорошо и легко.
И в этом году на Рождество Джонатан чуть не сделал Марте предложение, но все не мог решиться, а она не настаивала. Ее пока не очень манила семейная жизнь – ей нравилось жить беззаботно, хотелось вечного праздника, романтики и свиданий.
Джонатан был строго воспитан и понимал, что двух лет со дня знакомства более чем достаточно, чтобы принять решение о женитьбе. Но они были так молоды, греческое солнце было такое жаркое, и мир, казалось, принадлежал им двоим.
Вот и вчера вечером Марта влетела к нему в квартиру, как ураган, и сбивчиво пригласила его покататься утром на катере с друзьями и половить рыбу. Отец Джонатана был заядлым рыбаком и научил этому увлечению и своего сына.
– Только если там не будет очередной вечеринки, – сдержанно ответил Джонатан. После таких буйных вечеринок у него уходило дня два, чтобы прийти в себя и вновь работать плодотворно, вести дела.
– Обещаю-обещаю! – прощебетала Марта. – Увидимся завтра на катере в десять утра! – и поцеловав его, она исчезла так же быстро, как и появилась.
Джонатан после легкого ужина из свежего салата и запеченной белой рыбы открыл компьютер, чтобы проверить почту и поработать. Что-то в ящике входящих писем насторожило его и прогнало вечернюю сонливость. На следующее утро он так и не появился на катере.
В десять утра он был не на море, а в аэропорту.
А в одиннадцать – в небе. В самолете, который вез его в не известном нам пока направлении.
Глава 13.
На рассвете самолет Берты приземлился в Стокгольме.
В это раннее утро солнце пробивалось сквозь серый щит затянутого облаками неба, в воздухе витал запах кофе и первой застенчивой зеленой листвы. Все это смешивалось в обволакивающий и сладковатый вкус весны, тот самый вкус, который подталкивает нас к изменениям, к чему-то новому. К хрустящей обложке новой книги, вороху новых чарующих платьев, путешествию в новое кафе на соседней улице.
Берта была полна решимости изменить свою жизнь, работу, отношение к самой себе и окружающим.
В ее новом доме с вишневыми ставнями в Баварии фрау Матильда помогла ей составить гардероб из волшебных сундуков времен бабушкиной молодости. Часть нарядов обновили, переделав по вкусу Берты, и теперь она выглядела обворожительно. На работу в городской архив шла красивая молодая женщина, утонченная и женственная. На ней была яркая гранатовая юбка, которая покачивалась при ходьбе, как лепестки тюльпана, белоснежная блузка.
Янтарные волосы были заплетены в тугую косу и перевязаны лентой.
Решительность никогда не была сильным качеством ее характера, но сейчас Берта шла таким решительным шагом, что, казалось, вбивала туфлями гвозди в набережную озера Меларен.
Берта уже так явно представляла себе счастливую и уютную жизнь в доме, затерянном у подножия завораживающих Альп, что ее работа сейчас воспринималась ею как легкий соломенный шалаш, который нужно было смести со своего пути. Ей хотелось сразу пройти в кабинет начальника отдела и лишь затем, оборвав эту тягостную прочную нить, поделиться с коллегами своим предвкушением счастья и перемен.
Но ее появление оказалось слишком неожиданным. Еще никогда прежде коллеги не видели Берту такой элегантной, красивой и радостной. Она возвращалась с похорон, и все готовились утешать ее, ободрять, предлагать свое сочувствие и помощь наперебой друг другу, как румяные от мороза продавцы угощают пирожками на рождественской ярмарке. А Берта вошла сияющая, как благоухающий цветок, и сотрудницы не были готовы к этому.
Такова женская натура – иногда женщине проще проявить сочувствие и сострадание, чем восхищение.
Но все же одна коллега особенно дружелюбно относилась к Берте и встретила ее очень ласково:
– Как ты, дорогая? Как все прошло? Я рада, что тебе уже лучше! – просто и искренне поприветствовала Берту фрау Хельга.
Она всегда носила твидовые костюмы с юбкой-карандаш и пудровые туфли-лодочки, являя собой образец сдержанности и изящества. Волосы, которые она убирала высоко на затылке, были уже чуть-чуть присыпаны сединой, словно яблочный пирог сахарной пудрой.
– Благодарю Вас, фрау Хельга! – с улыбкой ответила Берта, ставя сумку на стул. – Все прошло спокойно. Я еще не в полной мере осознала нашу утрату. Пока что мне кажется, что бабушка Луиза рядом со мной и поддерживает меня. Она была очень мудрой и доброй женщиной.
– Подскажите, пожалуйста, шеф у себя? – вежливо осведомилась Берта у секретаря.
– Да, прошу вас, проходите, – ответил ей молодой юноша-студент, который проходил здесь стажировку. От Берты не укрылся его восхищенный взгляд, и это только добавило ей уверенности. Дверь плотно закрылась, и до коллег долетали только обрывки разговоров. В завершение беседы они услышали громкий и возмущенный голос шефа:
– Променять Стокгольм, блестящий деловой город, на какую-то деревушку в горах!
Однако он взял себя в руки и сухо добавил:
– Впрочем, это ваше личное дело. Я все подписал, можете забрать все ваши бумаги.
Берта вышла от него ничуть не расстроенная и не смутившаяся. Все в недоумении переглядывались между собой. Куда пропала прежняя зажатая и робкая Берта?
Берта, заметив, что наступило время обеда, с удовольствием пригласила всех в соседнее кафе и там, за чашечкой вкуснейшего кофе с марципановым печеньем, поведала коллегам о своих мечтах и планах, о безмятежной
жизни в уютном баварском домике, изредка потревоженном лишь пением скрипок и горных ветров.
На нее орехами сыпались вопросы: «А на что ты будешь жить? Где работать? С кем общаться?» Но для Берты все эти вопросы казались орешками Золушки, а под каждой скорлупкой пряталась возможность. Цель. Мечта.
Она чувствовала сердцем, что поступает правильно, и что главное – это найти в себе смелость приоткрыть свой сундук с мечтами и трудиться, а дальше… Дальше все сложится, как красивейшая флорентийская мозаика. Она готова была к поискам работы и возможным трудностям.
Но сейчас она училась плыть по течению жизни.
Училась доверять.
Глава 14.
Джонатан ехал из аэропорта в дом, где жили его отец с мачехой. Отец написал ему письмо и попросил приехать, а Джонатан знал, что тот не стал бы беспокоить по пустякам. Поезд шел медленно, мерно стуча колесами по рельсам, и перед Джонатаном, как в замедленной съемке, мелькали воспоминания из его детства и юности.
Он родился в пригороде Стокгольма, усеянном небольшими домами, наполненными белой мебелью, легкостью, воздухом и дружбой. Родительский дом стоял на холме, откуда открывался вид на долину и Балтийское море, и по утрам маленького Джонни будил крик чаек, потревоженных ветром или солнечными бликами.
Отец Джонатана, крепкий и решительный высокий мужчина, имел благородную внешность: отличную осанку, правильные черты лица, смелый открытый взгляд. Немудрено, что он покорил маму, как и многих других девушек в городке.
Мама, напротив, имела очень мягкий и добрый нрав,
была хрупкой и женственной, но очень сильной духом.
Дом она вела радостно и легко, и во всем чувствовалась
ее любовь: от разбросанных повсюду самодельных нарисованных открыток до веселых ярких занавесок и вкусных завтраков.
У Джонатана сохранилось много счастливых воспоминаний. С двумя младшими братьями и толпой соседских ребятишек они устраивали гонки на велосипедах, играли в футбол, жгли костры и пекли картошку. Ловили в пруду головастиков и смотрели, как те превращались в лягушат. Придумывали целые приключения, рисовали карты сокровищ, забирались на деревья, гуляли в лесу. Не было и дня, чтобы летом ребята вернулись домой вовремя, или чистыми, или и то, и другое вместе.
Но мама редко бранила их за это – детство должно быть настоящим: с ветром в разгоряченной голове, пением лесных птиц, со вкусом дикой земляники и запахом костра.
Часто дети заставали родителей за поздним ужином. Папа включал классическую музыку, и они ужинали, пили чай и разговаривали. Иногда мама не выдерживала и вставала покружиться в импровизированном вальсе, и широкая длинная юбка ее платья развевалась и кружилась
вместе с ней.
Когда Джонатану было 15 лет и он учился в старших классах колледжа, мама уехала утром на велосипеде в город и не вернулась.
До сих пор неизвестно, то ли водитель машины отвлекся на телефон, то ли солнце ослепило его или так было суждено. Даже упав с велосипеда и разбившись о каменную мостовую, мама была красива и безмятежна, как будто слушала вальс в своем теперь уже вечном сне.
И отец, и дети горевали долго и безутешно.
С домом и приготовлением еды они справлялись и сами, а вот видеть маму, слышать ее утешающий голос, любоваться тем, как грациозно она танцевала, кружась по дому, или с выражением читала вслух книги, смеясь и плача вместе с ними – о, сколько бы они отдали за это!
Отец прожил вдовцом семь лет, а затем повстречал Хелен – жизнерадостную, рыжую, улыбчивую, еще молодую женщину. Она, как и отец, работала юристом, и постепенно их дружеские встречи с обсуждением очередного громкого дела стали затягиваться допоздна, а затем и вовсе переместились на домашнюю территорию. Поженились они быстро, и детям пришлось привыкать к новым семейным
обычаям, а точнее, к их отсутствию.
Хелен очень ценила практичность, поэтому тщательно
прибрала дом, оставив в нем только самое необходимое. Дети стали скучать по разнообразно убранному и украшенному дому. У камина вечером нечем было укрыться, потому что «пледы собирают пыль». Красивая фарфоровая посуда была роздана соседям, потому что «за ней сложно ухаживать».
Единственное, что не отдал мачехе Джонатан, – это мамину библиотеку. Годами мама тщательно собирала красивые издания художественной литературы и бережно хранила их в зеркальных шкафах, проветривая книги самым лучшим образом – постоянным чтением.
С годами тоска по маме притупилась, как острый нож при частом использовании. Но стоило Джонатану вспомнить о ней, тоска накрывала его с новой силой. На этих волнах то светлой грусти, то глубокой печали он плыл к интуитивно верному выводу: ему хотелось создать семью с женщиной, похожей на маму. Главное – характером.
Понравилась бы маме Берта с ее глубоким умом и щедрым сердцем? Непременно.
А Марта?
Джонатан почувствовал, что у него заныло под лопатками.
Марта была слишком своенравна, независима, легкомысленна. Она понравилась бы мачехе, Хелен.
И, осознав это, Джонатан тяжело вздохнул.
Глава 15.
Мелодичный звон будильника разбудил Марту рано утром.
Она потянулась в своей любимой постели у окна, раздернула шторы и мечтательно улыбнулась. Небо ослепляло сапфировой синевой, солнце щедро делилось своим теплом.
После насыщенной рабочей недели ее ждал чудесный выходной. Море, солнце, друзья, Джонатан. Веселье, музыка, смех, коктейли, ленивый, беззаботный отдых. Хоть бы друзья снова не начали задавать ей и Джонатану навязчивые вопросы: «Когда у вас помолвка? В какой стране вы планируете жить? Сколько детей вы хотите?»
Все эти вопросы раздражали Марту. Это их личное дело, и они не обязаны ни перед кем отчитываться. По крайней мере, так она отвечала всем любопытным. На самом деле у нее не было ответов на эти вопросы.
Любила ли она Джонатана? Сложно сказать. Когда ее спрашивали об этом подруги, восхищаясь им и завидуя ей, она недоуменно пожимала плечами.
Им было хорошо вместе, вот и все. Жить ей пока нравилось раздельно. Не потому, что они еще не были женаты, нет. Ей хотелось видеться только в хорошем расположении духа и в отличной форме. Марта не любила болеть, и вид больных тоже ее отталкивал. Если Джонатан простывал, она присылала ему с посыльным свежую выпечку из пекарни и лекарства из аптеки, а сама приходила только к выздоровлению.
Марта ценила свою независимость, оберегала, стерегла ее, как хищник свою добычу.
Она прошла на кухню, сварила себе кофе с корицей и кардамоном, забралась на нагретый солнцем подоконник и задумалась. Когда в последний раз она чувствовала себя защищенной и любимой? Когда всецело доверяла миру и почти ничего не боялась?
Она вспомнила, что это было очень давно.
Марте было 7 лет, когда она возвращалась с родителями домой после веселого воскресного пикника у реки. Папа был за рулем, мама сидела рядом с ним на первом сиденье, Марта сидела позади и рассматривала зеленый шумящий лес за окном. Они включили радио и напевали вместе какую-то знакомую песню.
Они почти доехали до Мюнхена, когда у девочки в глазах все потемнело от ужаса. Она никогда не сможет забыть этот огромный грузовик, дикий скрежет, мамин крик… Все, что происходило дальше, она помнила с трудом, все было, как во сне. «Не со мной, не со мной», – повторяла девочка, но ничего нельзя было изменить. Она потеряла любимых родителей, а вместе с ними и ту девочку, которая относилась к миру с любовью и доверием.
Как доверять, когда у тебя отняли самое дорогое?
На память о родителях ей остался ворох разноцветных детских воспоминаний и совместная фотография в деревянной рамке, которую Марта повсюду возила с собой. На этой фотографии улыбающаяся девочка сидела у папы на коленях, крепко вцепившись в его сильную руку, а мама наклонялась к папиному плечу и сияющими глазами смотрела в объектив камеры.
Бабушки и дедушки давно жили там же, где теперь и мама с папой, и из родственников у Марты осталась только тетя Мэг, одинокая папина сестра.
Тетю Мэг нельзя назвать злой или бесчувственной женщиной, вовсе нет. Она была добра и хорошо ухаживала за Мартой, только как будто боялась испортить ее излишней
любовью. Старалась лишний раз не баловать, не целовать и не обнимать. Марта росла настороженной и замкнутой, друзей не заводила, погрузившись в учебу и книги.
Когда Марта окончила лицей и поступила в университет на факультет журналистики, у нее появилась мечта – как можно скорее начать работать, сосредоточиться на своей карьере и перестать зависеть от тети. Стать успешной, независимой и сильной. Возместить самостоятельно свое горькое детство новыми впечатлениями, успехами в работе, общением с новыми людьми.
Учеба давалась ей легко; ее острый ум и тонкое чувство юмора сразу располагали к интервью, к тому же она взрослела и становилась все красивее.
Когда Марта получила диплом и проработала полгода в Мюнхене, ей предложили работу в Греции, в Афинах. Как же она радовалась этой возможности отвлечься, поменять город, работу, жизнь!
Расставание с тетей Мэг не было тяжелым. Тетя мечтала пожить в одиночестве и насладиться спокойным ритмом жизни, что при Марте ей совсем не удавалось.
Во время учебы у Марты появились первые поклонники, которыми она жонглировала, как ловкий циркач, назначая
свидания легко и непринужденно. Она полюбила выходить в свет, общаться, дружить. Но настоящей привязанности она себе никогда не позволяла. Послушав рассказы подружек о всепоглощающей вечной любви, Марта сделала вывод, что это не для нее. Это казалось роскошью – всецело отдаться чувству, зависеть от другого человека, обо всем советоваться с ним и учитывать его мнение о своей жизни.
Переезд в Афины повлиял на Марту благотворно: она согревалась в лучах палящего южного солнца, смывала свои обиды и горькие воспоминания теплым, как молоко, морем, напряженно работала и весело проводила вечера.
Знакомство с Джонатаном почти убедило ее в том, что любовь и привязанность еще не окончательно закрыли перед ней свои двери. Он был слишком надежен, чтобы ее предать или обмануть. С ним можно было не бояться, ему хотелось довериться. Но у нее не получалось. Она всегда находилась в напряжении, в ожидании нападения или обмана. Как, находясь в таком состоянии, она могла думать о замужестве, семье и детях?
Пока что для нее это было за гранью фантастики.
И она позволяла обстоятельствам быть такими. В ее жизни был почти жених; взаимная привязанность. Она повела плечами от этого слова. Звучало как быть «привязанной», «на привязи».
Марта стряхнула все свои мысли, как крошки со стола, и проверила электронную почту.
Письма по работе она посмотрит вечером, а вот письмо от Джонатана… Улетел в Стокгольм? К отцу? «Отцу предстоит операция на сердце, и он попросил погостить у него неделю. Напишу позже о дате возвращения. Целую».
«На целую неделю! – рассерженно подумала Марта. – Джонатан не врач, чем он может помочь отцу? Он даже не попрощался со мной лично!»
Она не стала отвечать на письмо. То, что она не была готова признаться ему в любви, вовсе не означало, что Джонатан мог легкомысленно относиться к ней!
Стрелки часов показали девять – пора собираться на яхту. Так даже лучше. Она сможет хорошо повеселиться и не выслушивать нравоучения Джонатана.
И глаза Марты заблестели лукавыми искорками.
Глава 16.
Берта потратила три дня на то, чтобы тщательно собрать вещи в своей стокгольмской квартире. Она бережно укладывала каждую книгу, фотографию, тарелку в объемные картонные коробки. Три дня для того, чтобы собрать шесть лет жизни в десять коробок.
Накануне отъезда в Миттенвальд пошел сильный дождь. Он зрел постепенно, как виноградная гроздь, целый день наливаясь темной чернильной тучей, чтобы вечером пролиться градом капель, крупных, как спелые ягоды. Капли разбивались о крыши домов, шпили церквей, городские мостовые, устраивали пляс на поверхности прежде тихого зеркального озера.
Берта, укутавшись в палантин, смотрела в окно. Говорят, дождь перед дорогой – хорошая примета. Интересно, что бы на это ответила бабушка? Бабушка Луиза всегда ей говорила, что приметы сбываются только у тех, кто в них верит, а строить свою собственную жизнь и счастье на приметах – безрассудно и смешно.
«Каждый сам кузнец своего счастья» – эта пословица была бабушке Луизе больше по душе, и именно об этом сейчас размышляла Берта. И сразу дождь показался ей стуком наковальни кузнеца, словно ей помогали смыть ее прежнюю жизнь, в которой было столько обид и разочарований, и написать новое яркое и счастливое полотно.
«Чем же мне заняться на новом месте?» – размышляла девушка, готовя себе пасту с томатами и пармезаном. Тут же ум предложил несколько логичных и удобных вариантов. И сквозь этот решительный голос рассудка чуть слышно пробивался нерешительный голос сердца: «Ты всегда хотела стать дизайнером интерьеров». Берта улыбнулась этой мысли и подбодрила ее: «Допустим. Но кому нужен дизайнер интерьера в маленькой деревушке?»
Голос зазвучал увереннее: «И в Миттенвальде живут люди, которым нравится домашний уют и красиво убранный дом. И рядом есть крупные города такие, как Мюнхен. Начинать всегда страшно. Но главное – сделать первый шаг».
Берта поужинала вкусной пастой, заварила себе чай с чабрецом, взяла чистую тетрадь и села писать свой маленький и скромный бизнес-план.
Как ей заявить о себе? Когда открывать свое интерьерное бюро? Какую цену назначить за услуги? Писать не получалось; мысли прыгали в голове, как дети на батуте. Берта отложила тетрадь, и руки сами потянулись к белым чистым листам для акварели. Раскрыв краски, Берта постаралась ни о чем не думать, а просто рисовать.
И вот из-под ее кисти стали появляться дивные комнаты: гостиные с глубокими диванами, журнальными столиками с вазами цветов и стопками книг. Умиротворяющие спальни с застеленными красивым текстилем постелями и чайным столиком у окна. Шторы и подушки, полки и подсвечники, музыкальные инструменты – всему нашлось место на этих интерьерных акварелях.
Это было уютное домашнее волшебство.
«Домашнее волшебство! – воскликнула девушка. – Вот оно, название для моего бюро! Одну комнату в бабушкином доме переоборудую под офис. Закажу чугунную вывеску на дверь. Оформлю необходимые бумаги. У меня все получится! Должно получиться».
Из приоткрытого окна повеяло дождливым прохладным
воздухом, как будто кто-то ласково погладил ее по щеке.
«Я знаю, ты на моей стороне, дорогая бабушка!» – сквозь слезы улыбнулась Берта и отправилась спать, погружаясь в крепкий и свежий сон.
Над шпилями соборов пролетали облака. Они прибыли в Швецию из солнечной Баварии и сквозь сон рассказывали Берте, что дом с вишневыми ставнями зовет свою новую хозяйку с пшеничными волосами, открытым сердцем и манящей мечтой.
Глава 17.
Джонатан с тяжелым сердцем заходил в родительский дом. Небо темнело, собирая в круг лиловые тучи в пышных дождевых платьях.
Каждый раз, заходя в этот дом, Джонатан разрывался между двумя чувствами: щемящей радостью, навеянной воспоминаниями о маме, и скованностью, вызванной чрезмерно шумным и громким поведением папиной второй жены Хелен.
Пожалуй, Хелен была самым ярким украшением этого дома после того, как она вынесла из него все прелестные вещицы, но, в отличие от матери, которой было невозможно налюбоваться, от Хелен хотелось спрятаться, уединиться, так ее было много.
Она ходила быстро, передвигаясь по дому, словно рыже-золотистая молния, говорила без умолку. Неужели она не уставала от самой себя?
– Проходи, проходи, Джонатан, пока не начался дождь! – похлопывая его по плечу, приговаривала Хелен. Дома было
тепло. В камине потрескивали дрова, огонь весело плясал,
витал запах кофе.
Папа сидел у огня и пил кофе из большой чашки. Увидев сына, он встал и раскрыл ему объятия. Крепко прижав его к себе и потрепав по волосам, он жестом пригласил его сесть рядом.
– Папа, ты и вечером пьешь кофе? А у кого скоро операция на сердце? – с шутливым укором осведомился Джонатан.
– Да брось, Джон, – бойко отмахнулся папа. – Чашкой больше, чашкой меньше; пусть я болен, но не лишен возможности получать удовольствие. Ты будешь ужинать?
– Да, с удовольствием, – отозвался Джонатан. После холодного сэндвича в самолете нестерпимо хотелось есть.
– Хелен, разогрей-ка нам твою домашнюю пиццу! – попросил отец Хелен, и она поставила большую пиццу с ветчиной, грибами и томатами в микроволновку.
– Ну, рассказывай, пока Хелен хлопочет на кухне, а то потом тебе ни словечка не вставить, – рассмеялся отец. Он не питал иллюзий относительно назойливой болтливости своей жены, но это не мешало ему ее любить. Что ж, пожалуй, это только делало ему честь.
– Все в порядке, папа, много работаю, иногда отдыхаю,
купаюсь в море, вижусь с друзьями. Устал от испепеляющей жары – хорошо, что получилось вырваться сюда на неделю, – кратко отчитался Джонатан.
– И ни слова о твоей возлюбленной! – изумился отец. – Как там Марта? Какие у вас планы? Ты присылал мне вашу фотографию, она показалась мне такой изящной и веселой. А какие у нее невероятные глаза! Когда ты нас познакомишь?
Джонатан смутился.
Планы на будущее? Он мог бы ответить честно, что у них есть планы, но, похоже, нет будущего, но не знал, как это объяснить.
– Я хочу сделать ей предложение. В моем возрасте и при моем положении мне уже нужно обзавестись семьей.
Отец присвистнул от возмущения.
– Что значит нужно? Ты ее любишь? Отвечай! – в своем негодовании папа всегда становился похож на мушкетера, пылающего праведным гневом, и Джонатан не выдержал и рассмеялся.
– Люблю ли я ее? Не знаю. Я хорошо отношусь к ней и со временем, уверен, смогу по-настоящему полюбить. Меня
волнует другое – любит ли она меня?
Вот в чем я совершенно не уверен. Она легка, как ветер, непостоянна, как шведская погода, и капризна, как ребенок. Но что-то нужно менять, на что-то нужно решаться. Поводов расстаться я не вижу, а значит, нужно жениться, – спокойно заключил он.
Папа совсем разволновался:
– У меня ощущение, что ты женишься от безысходности и страха. А как же желание прожить вместе всю жизнь, растить детей? Когда я впервые увидел твою маму, я понял, что только начинаю жить. С ней я становился лучше, совершеннее. Мне хотелось оберегать ее, заботиться о ней и наших детях, сделать ее счастливой. Неужели у тебя не было так?
Джонатан подумал несколько минут, прежде чем ответить.
– У меня было так, папа. С Бертой, – как он ни сдерживался, голос его дрогнул.
– Так найди ее, сынок! – папа стал снова похож на мушкетера.
– Я думал об этом. Давай пока завершим этот разговор, я устал с дороги.
На самом деле, в комнату уже рыжим огоньком проскользнула Хелен, и причиной Джонатана была вовсе не усталость, а нежелание откровенничать при ней.
Впрочем, она уже безжалостно забрасывала его свежими новостями, и они сыпались на него, словно дождевые капли за окном, и закончив свою пиццу, Джон, убаюканный монотонной болтовней, уснул прямо в кресле у камина.
Глава 18.
Майское небо, усеянное облаками, было похоже на синее море с завитками морской пены. Берта, одетая в кремовое платье с широкой юбкой и кружевным воротничком, шла по дороге к себе домой.
Коробки с вещами должны были доставить из аэропорта чуть позже, а пока она шла и упивалась свежим воздухом и пышным цветением. Где-то вдали, на лугах, звучно переговаривались сонные ленивые пятнистые коровы, а подходя ближе к Миттенвальду, Берта услышала робкое пение изящных скрипок.
Как же она соскучилась по своему уютному дому!
Теперь она приехала насовсем, и можно было со всем усердием заняться домом, прибрать его, украсить, убрать лишнее, добавить недостающее. Со страстью истинного художника она предвкушала, как окунется в это с головой.
Обустроить свой дом. Свой кабинет. Свою жизнь.
Но что это? Вот он, ее любимый дом, хранитель ее секретов, ее ожившая мечта. Что с ним случилось? Молочная ограда перекошена, и в ней прорехи, как в старом изношенном полотенце. Сквозь эти душераздирающие дыры видно, что и вишневые ставни наклонились в сторону, словно положив свои уставшие головки бревенчатым стенам на плечи.
Берта растерянно остановилась. Вскоре растерянность и изумление сменились яростью и гневом. Кто посмел? Обидеть пустой дом, который послушно ждал ее возвращения – ну, она им покажет! Кому им? Берта была уверена, что в одиночку никто бы не смог так жестоко изувечить дом.
Тут скрипнула дверь, и на крыльце соседнего дома показалась фрау Матильда. Она, как всегда, сияла добродушием, и ее румяные, словно летние яблочки, щеки были украшены ласковыми ямочками.
– Берта, дорогая, как хорошо, что ты вернулась! Сейчас я тебе все расскажу! – и с трудом переводя дыхание, фрау Матильда поведала Берте захватывающую историю о том, как местные мальчишки дразнили быка, и он, будто взбесившись, носился по всему городку и свою ярость решил выместить именно на этом доме. – Вот так все и было! – заключила фрау Матильда, отмахиваясь платком от назойливо жужжащих пчел, которые, казалось, слушали рассказ с таким же вниманием.
К Берте вернулось самообладание:
– Я надеюсь, никто не пострадал? – участливо осведомилась она.
– Никто, милочка, никто!
Берта благоразумно сдержалась: «Никто! Разве это – никто?» – с любовью и жалостью осматривала она своего деревянного друга.
– Родители тех шалунов собрали деньги на ремонт ограды и окон, – торжественно передала ей пачку банкнот хлопотливая соседка. – Я так им и сказала: деньги на ремонт из воздуха не появятся, а мальчишки и без сладкого пока поживут! В детях нужно воспитывать ответственность, – и фрау Матильда смешно и гордо подняла голову.
«Она же мама нотариуса! Сложно спорить с тем, что он вырос ответственным человеком!» – подумала Берта и рассмеялась во весь голос. Ее смех солнечными бликами плясал по раскрытым чашам цветов и сломанной витой ограде.
«Наверное, перенервничала, – заметила про себя фрау Матильда. – Что же может быть смешного в том, чтобы жить без сладкого?» – в душе она уже жалела этих бедных деток, не зная о том, что сорванцы этим утром собрали
букеты с ее собственных клумб.
– А где мне найти хорошего рабочего, чтобы сделал все на совесть? – поинтересовалась Берта. – Я ведь никого здесь не знаю.
– Мы с мужем думали об этом. Все наши строители уехали в Мюнхен на крупную стройку. Давай сделаем так: ты пока отдохни, пройди в дом, разбери вещи. Дверь и окна целы, пострадал только внешний облик. А я вечерком зайду к тебе, и мы посоветуемся, как быть. И апельсиновый кекс принесу. Что-то шипит… Молоко убежало, негодное! До вечера, милая, с приездом!
И фрау Матильда, шурша юбкой, убежала в дом быстрее кипящего молока.
Берта глубоко вздохнула и задумалась.
«Пострадал только внешний облик». А может быть, и с ней произошло так же? После ее счастливой любви с несчастным концом она так поддалась унынию и отчаянию, что совсем перестала следить за собой.
Нет, все-таки тогда она изменилась не только внешне. Она была глубоко уязвлена, потеряна, несчастлива. Теперь прежняя уверенность в себе возвращалась к ней. Вместе с благодарностью Богу за встречу с Джонатаном. За способность любить.
Эта мысль уколола ее, как остро наточенный карандашный грифель.
Она все еще любит его! Она любит! И неважно, рядом он с ней или нет, она будет верна ему, пока это чувство живет в ней.
И Берта радостно впорхнула в свой милый истосковавшийся дом.
– Я тебе помогу, мой любимый дом. Я тебя восстановлю и успокою.
Берта поставила греться чайник и начала варить кофе. «Вот бы сейчас поболтать с фрау Матильдой, она так напоминает мне бабушку», – подумала она.
Видимо, аромат кофе имеет скрытую способность приглашать гостей. В перекошенную ограду кто-то сдержанно постучался. И это была не фрау Матильда.
Глава 19.
Отодвинув невесомую, как туман, занавеску, Берта увидела у ворот высокого молодого мужчину. Он был крепко сложен, держался непринужденно и казался обаятельным. Волосы у него были ежевичные, а глаза… Какие глаза?
«Какая разница, какие глаза!» – сурово оборвала себя Берта. С незнакомцами она привыкла держать дистанцию, и иногда казалось, что между ней и собеседником течет прохладная и вразумляющая, свежая горная река, и Берта всегда остается на другом берегу. «Буду вести себя прилично, – решила она. – Хотя неизвестно, что значит «прилично» в этом небольшом городке».
Твердым, резким шагом поравнявшись с калиткой, Берта поняла, как здесь было принято общаться. Незнакомец дружелюбно пожал ей руку, щедро и искренне улыбался, смеялся, жестикулировал и громко говорил. Голос у него был бархатный и обволакивающий, а глаза коньячные с янтарным ободком у зрачка. Все это Берта рассмотрела, не воспринимая, что он говорит.
– Так вот, – продолжал мужчина, – я как услышал эту
уморительную историю про быка, сразу предложил починить дом еще до вашего приезда, но соседи возразили, что, может, я что-то сделаю не по вашему вкусу. Вот я и ждал вашего возвращения. И, кажется мне, не напрасно, – вдруг добавил он притихшим голосом, переставая смеяться и с восхищением любуясь ее пшеничными волосами, собранными заколкой, и скромным платьем.
Берта смахнула с себя это непривычное для нее наваждение и уточнила:
– Простите, о чем мы говорили? Кстати, меня зовут Берта.
– Да, я знаю. То есть, приятно познакомиться, – смешался незнакомец. – А меня Герберт. Я родился здесь, в этом городке, и живу здесь всю жизнь. Я знал вашу бабушку Луизу, удивительная была женщина. И я люблю ее дом, то есть, теперь ваш дом. Позвольте мне привести его в порядок, – вежливо обратился он.
Берта заметила, что теперь не она, а он перешел на другую сторону горной реки, и ей от этого стало неуютно и зябко. Она приветливо улыбнулась, и река вместе со своими
бушующими потоками равнодушия унеслась прочь, словно
и н не появлялась.
– Я очень благодарна вам за то, что вы готовы помочь. Я совсем не знала, как решить это дело. Вы меня так выручите! А вы строитель? – улыбаясь, спросила она.
– Нет, я создаю скрипки. Наш городок славится своими скрипками на весь мир, и я один из тех скромных мастеров, которых никто не видит. Но я не против. Я чувствую себя частицей Миттенвальда и радуюсь, что его называют «скрипичным городком».
– А как же вы будете чинить ограду и ставни? – удивилась Берта.
Герберт расхохотался громко и так заразительно, что Берта сразу поняла, что они подружатся.
– Неужели вы думаете, что если я могу вырезать из дерева тончайшей работы скрипку, то не смогу починить забор? Эта простая и грубоватая работа будет для меня настоящим отдыхом! И учтите, что я не приму денег. Только вкусный кофе и кусочек пирога.
– Я испеку грушевый пирог, – радостно ответила девушка. – Буду ждать вас завтра утром, еще раз спасибо.
«Какая восхитительная девушка!» – подумал Герберт, прикрывая калитку.
«Неужели у меня появляются здесь друзья!» – благодарно
подумала Берта.
А после кофе она прогулялась по гостеприимным улочкам города и раздала обратно деньги родителям сорванцов. «Суровое воспитание, может быть, и приносит добрый плод, но детство без сладкого – это уж слишком!» – весело приговаривала она про себя, покупая сочные янтарные груши для утреннего пирога.
Глава 20.
На следующий день Берта собиралась проснуться рано, по будильнику, но ожидание грядущего дня разбудило ее еще раньше.
Сияющее фарфоровой голубизной небо обрушивалось водопадами рассеянного света и тепла. Легкое дыхание ветра баюкало еще сонные занавески, на кресле у раскрытого окна шелестели страницы книги, на столике дремала чашка вчерашнего чая.
Мысли начали собираться в стройный сюжет предстоящего дня. Утром придет ее новый знакомый, и они будут вместе восстанавливать дом.
Берта была недоверчивой и накануне навела о Герберте справки у фрау Матильды. Любимая соседка охотно рассказала ей все, что знала. Мастер по изготовлению скрипок в третьем поколении. Добрейший, простодушный парень. Душа местных праздников. Порядочный, образованный, вежливый. Девушки в городке уделяли ему много внимания, но это его не испортило. Всегда почтительный, он умел с ними дружить.
Лишь однажды он был влюблен в дочь подруги своей матери, но однажды девушка уехала учиться в Мюнхен, стала писать ему все реже, а когда он приехал в очередной раз ее навестить, выяснилось, что она сменила адрес. Так она исчезла из его жизни, даже не закрыв при уходе дверь.
«Его сердце было разбито, как и мое, – подумала Берта. – Постараюсь быть Герберту хорошим другом».
«Красивая была бы пара», – мысленно добросердечно пожелала фрау Матильда. Ей было так много лет, но она и сейчас мечтала видеть вокруг как можно больше счастливых сердец и лиц. Муж считал, что она наивно смотрит на жизнь. Она полагала, что это жизнь наивно и ласково смотрит на нее и радуется, что не перевелись еще добродушные люди.
Берта немного прибрала дом, сварила кофе с лимоном, испекла душистый грушевый пирог и присыпала его сахарной пудрой. Одеться она решила как можно проще, и, выбрав длинную сливово-фиолетовую шелковую юбку и белоснежную футболку, она осталась вполне довольна собой. Волосы она собрала высоко на затылке, чтобы не мешали в ремонтных работах.
Герберт пришел ровно в условленное время. Выглядел он
тоже буднично: серая футболка, джинсы, кроссовки. Чемодан с инструментами. Обезоруживающая улыбка.
Берта радостно шагнула к нему навстречу, и тут из-за спины он достал небольшой живописный букет цветов. Свежих альпийских цветов – ее любимых.
– Я живу прямо возле гор, и не удержался, чтобы не нарвать для вас цветов.
– Я как раз собиралась украсить стол, спасибо! – смутилась Берта.
«Почему я смущаюсь? Друзья тоже дарят цветы, он лишь хотел сделать мне приятное, вот и все», – заключила она и пригласила его в дом. Берта поставила букет в хрустальную вазу, угостила его кофе и пирогом.
– Как вкусно! – искренне радовался Герберт. – Я думал, так умеет печь только моя мама!
– А где она сейчас? – поинтересовалась Берта, втайне успокоенная, что пирог удался.
– Мои родители переехали в Швейцарию год назад. Маме предложили там хорошую работу в области недвижимости, и она уговорила отца переехать. Я остался здесь. Я не могу представить себя в другом месте. Этот край, эта природа -все вросло в меня корнями.
Здесь я чувствую себя счастливым. А вы из Мюнхена, верно?
– Я уже не знаю, откуда я, – рассмеялась Берта. – Я долго жила в Стокгольме, а теперь ветер перемен забросил меня сюда. Я не знаю, как сложится моя жизнь, но пока я собираюсь пустить корни здесь. Еще кусочек пирога?
– Нет, спасибо, пока хватит. Если я съем слишком много, его вкус будет меня раздражать. А я не хочу, чтобы хоть что-то, связанное с тобой, меня раздражало.
Взгляд его был спокойным и уверенным. Безопасным.
«И правда, пора перейти на «ты», – решила Берта, – хватит бояться людей».
Герберт встал:
– Спасибо за кофе! Я пойду работать, а ты пока составь список хозяйственных дел по дому.
Берта изумилась:
– Список дел? А что еще ты мог бы сделать?
– Все, что нужно. Передвинуть мебель. Вбить гвозди. Повесить вон те книжные полки, которые стоят в углу. Покрасить подоконники. Все, что нужно. И если ты не против, можем повесить тебе для отдыха гамак между двумя яблонями в палисаднике.
И он вышел в сад чинить и красить ограду и ставни.
Берте осталось только всплеснуть руками и сесть за список дел. Ей хотелось сохранить созданную бабушкой атмосферу уюта, убрав при этом часть вещей и поменяв обстановку.
Когда Герберт, завершив работу на улице, зашел передохнуть в дом, он увидел на столе ряд подсыхающих акварельных рисунков.
– Это список дел, – сконфуженно призналась Берта.
Герберт пораженно рассматривал переливчатые нежные и уютные рисунки.
– На это уйдет несколько дней. И несколько пирогов, – рассмеялся он. – Я люблю с капустой. А если я попрошу у тебя список продуктов, ты его тоже нарисуешь? – лукаво подшутил он.
– Не знаю, – улыбнулась Берта. – Я не составляю список продуктов, все покупаю по памяти.
Герберт бережно собрал рисунки и положил их в папку.
– Я внимательно изучу их дома. До завтра. А еще – твоя юбка похожа на цветущую сирень и очень тебе идет.
Берта проводила его до исправной и улыбающейся калитки и задумчиво присела за письменный стол.
«Как приятно, когда о тебе заботятся», – подумала она.
И почему-то ей захотелось кружиться и танцевать.
Глава 21.
Последующие дни шелковыми нитками вплетались в канву жизни.
Герберт приходил рано утром, когда на траве еще осколками радуги переливалась роса, а уходил с наступлением сумерек, когда небо над городком, горами и полями полыхало то малиновым, то рыжим, то виноградно-фиолетовым пламенем.
Новоиспеченные друзья переделали массу дел.
Берта решила собрать те вещи и мебель, которыми не пользовалась, и закрыть их в одной из пустовавших комнат. Прежнюю детскую она превратила в комнату для гостей: поставила там новую кровать с чугунным витым изголовьем, покрасила письменный стол в мятный цвет, а над окном повесила песочные шторы. На подоконнике цвела розовая герань, а у окна стояло кресло для чтения с высокой напольной лампой с белым, как пломбир, абажуром.
Дедушкин кабинет и библиотеку только освежили, обновив краску на стенах и убрав старые комоды. Комната задышала, в ней стало больше пространства и света. Здесь
Берта расставила в книжных шкафах свои любимые книги – романы и часть книг по дизайну интерьера.
Этот кабинет должен был стать ее домашним офисом, поэтому Берта позаботилась о том, чтобы здесь было удобно работать и принимать посетителей: для себя и для клиентов она разместила уютные небольшие кресла, на журнальном столике разложила свежие журналы по дизайну, между двумя окнами поставила кофейный столик с резными березовыми стульями, приглашающий к отдыху и общению.
В гостиной Берта обновила часть декоративных подушек, на вышитых картинах сменила рамы на более современные. На каминной полке расставила вазы и старинные подсвечники, а на кухонных книжных полках поселились кулинарные книги.
В спальне Берта заменила только постель, а обстановку оставила, как при бабушке Луизе. Здесь все было на своем месте: прикроватные тумбочки, куда можно положить книгу и поставить цветы, два кресла, манящих почитать, изящный туалетный столик. Берта лишь обновила текстиль, добавив бирюзовых, молочных и серых оттенков. Комната получилась милой и приятной. А как радостно в ней было просыпаться!
Герберт настоял на том, чтобы повесить гамак в саду, хотя Берте это казалось ненужной роскошью. На самом деле, когда гамак занял свое почетное место среди двух ароматных яблонь, усыпанных нежными цветами, Берта сдалась. В любую свободную минуту она сбегала туда полениться, а потом добавила в сад летний круглый кованый столик и стулья, и в хорошую погоду они с Гербертом обедали в саду.
К Герберту она уже привыкла. С ним было легко и весело, они много разговаривали, шутили, рассказывали друг другу истории, обсуждали книги, путешествия, фильмы. Герберт много ездил по Германии, Франции, Италии, но его сердце принадлежало Миттенвальду.
Берта избегала разговоров о прошлом, но при упоминании о Мюнхене на его лицо набегала тень, и он становился замкнутым, закрытым на все замки этой запретной для него темы. Мюнхен отнял у него невесту. Как же ее звали? Почему она исчезла? Берта не находила подходящего момента для этих вопросов.
Тем временем ремонт подходил к концу.
Веселые, бегущие наперегонки дни, наполненные совместным трудом, беседами, домашними супами, пирогами и заботой друг о друге, заметно сблизили Герберта и Берту. Она уже не видела ничего чрезвычайного в том, чтобы вместе посмотреть вечером фильм в гостиной, занести ему на работу кусочек лимонного кекса. Берта общалась с ним, как с братом.
А бедный Герберт не знал, как себя вести. Ему нравилась Берта, она очаровала его с первого дня знакомства, но он замечал, что его знаки внимания не воспринимают как ухаживания, а ухаживать более романтично и настойчиво он попросту боялся. А что если так он потеряет ее дружбу? Поэтому он довольствовался малым, хотя весь городок уже шепотом судачил об их скорой помолвке.
Однажды, наблюдая за тем, как ловко и любовно Берта занимается домом и накрывает на стол, он воскликнул:
– Ты настоящая домашняя волшебница!
Берта улыбнулась, удивившись, как близки оказались их мысли, и поделилась с ним своей идеей создания агентства и его названием. На следующий день Герберт принес грациозную кованую табличку: «Домашнее волшебство».
В порыве радости девушка бросилась ему на шею, крепко обняв, а затем побежала скорее повесить табличку у входа в дом. Герберт остался на месте, и она вернулась за ним.
– Что с тобой? Ты так обескуражен. Ты забыл что-то дома?
Герберт пришел в себя.
– Нет, все хорошо. Давай прикрепим табличку, и я побегу на работу.
Берта расстроилась из-за того, что сегодня они не выпьют вместе кофе. «Ну, ничего. Почитаю новую книгу», – решила девушка. Она часто читала за чаем или кофе.
«Мне нужно менять свое поведение с ней», – горестно задумался Герберт. – Почему она видит во мне только друга? Может быть, ее сердце занято кем-то другим?»
По дороге на работу знакомые девушки приветствовали его, а некоторые приглашали в кино или на пикник. Но ни у одной из них не было таких золотых волос, такого доброго взгляда, который мог растопить любое, даже самое черствое сердце.
А его сердце было покинутым и израненным.
«Приглашу ее на пикник – видимо, так сейчас приглашают на свидание».
А Берта тем временем пила кофе с молоком из глубокой синей чашки и читала книгу за столиком в саду.
Жизнь обнимала ее со всей силой своей любви. У нее был
верный друг. Любимый дом. Она собиралась искать первых заказчиков и заниматься любимым делом.
Яблони, одетые в белоснежные мягкие цветочные шали, окружали ее со всех сторон, и дуновение ветра в их листьях и соцветиях дружески подсказывало: «Будь внимательнее. Приглядись».
Берта окинула взглядом сад и дом. У крыльца бурно расцвели розовые кусты с пьянящим сладким ароматом. Бойкие нарциссы окаймляли садовую дорожку. В клумбах распустились сине-сиреневые мускари. Цветущие яблони, деревца сирени и вишни воздушным облаком цветов накрыли сад, будто белыми, сиреневыми и розовыми кружевами.
«Завтра закончу оформлять документы и расскажу соседям об открытии «Домашнего волшебства». Как же мне хорошо дома! Как я хочу, чтобы дома всем было хорошо!»
Пока Берта закрывала книгу и прибирала посуду после кофе, Герберт купил билеты в кино и выбрал место для пикника.
Глава 22.
Джонатан мерил шагами длинный больничный коридор.
Здесь было неуютно: несчетное количество одинаковых закрытых белых дверей, бездушные и угрюмые черные кожаные диваны для ожидающих. У стен стояли холодные, твердые металлические кушетки.
Джонатан ждал, когда завершится операция отца.
Прошло уже более двух часов, а врачи все не выходили. Периодически из операционной выкатывали высокую кушетку на колесах, на которой лежал больной, весь обвешанный проводами и трубочками. Врачи бегом везли эту кушетку до лифта, а там – в реанимацию для особо тяжелых случаев. Каждый раз, когда Джонатан слышал скрежет и грохот колес по звонкому кафельному полу, он вздрагивал от ужаса, боясь увидеть на кушетке своего отца.
Он выпил уже три чашки кофе из автомата, пробовал читать, но не смог. Смотрел в окно, но и там его ждала полноцветная картина горьких страданий: плачущие родственники, гудящие машины скорой помощи, растерянные больные.
Кто-то деликатно тронул его за плечо.
Резко обернувшись, он увидел уставшего, но улыбающегося доктора.
– Все прошло хорошо, не волнуйтесь. Ваш отец крепкий малый. Объясните ему, как важно беречь себя после операции, а то он уже завтра собрался на лошадиную ферму кататься на лошади.
Джонатан с чувством пожал доктору руку и поспешил к отцу. Он казался таким беспомощным, беззащитным во всех этих белых простынях. Но доктор, к счастью, был прав – отец уже готов был идти на поправку и радоваться жизни.
– Я в порядке, сын, – твердо резюмировал он свой трехчасовой сон, во время которого доктора искусно работали над его сердцем. – Я в порядке, правда. Вот только сердце все равно болит.
Джонатан встревожился:
– Сейчас я позову врача, папа, – и он бросился к выходу из палаты.
– Стой, стой, какой ты прыткий! – сдержанно подкашливая, рассмеялся отец. – Сердце за тебя у меня болит, сынок. Хочу, чтобы жизнь свою ты устроил. Счастливым был. Давай-ка не сиди тут со мной, как наседка,
а невесту свою ищи.
Джонатан смутился.
– Вернусь на работу и найду. Она не ответила ни на мои звонки, ни на мои письма, все еще обижена, что я уехал. Ну не глупость ли? Ну да ладно, это решается одним пышным букетом пионов и приглашением в театр.
Отец смотрел не на него, а будто сквозь, как будто собирал всю свою решимость и смелость. Больно говорить в лицо своему ребенку неприятные вещи. Больно, но иногда необходимо.
– Сынок, скажи мне, а не глупость ли связывать свою жизнь с женщиной, которая ссорится с тобой по любому поводу и даже не скучает по тебе? Может быть, если ты совсем туда не вернешься, она и не заметит.
– Что ты такое говоришь, папа! – возмутился Джонатан. И тут же спохватился, вспомнив, что отцу нельзя волноваться. А сам попробовал представить, как Марта скучает по нему. И Марта представлялась ему в окружении друзей, вечеринок и кавалеров.
«Я слишком плохо думаю о ней», – заключил Джонатан, найдя себе спасательную шлюпку, в которой можно было плавать по волнам житейского моря и ничего не менять.
– Мой тебе совет, – настаивал отец, – поезжай в Стокгольм, узнай в университете, куда могла устроиться Берта, и отыщи ее. Чего только ни бывает в жизни! А если она уже счастлива с другим, ты будешь спокоен, что хотя бы попробовал вернуть свое счастье. Ну что ты смотришь на меня, как на сумасшедшего? Мне, что ли, ей в любви признаваться за тебя? Да если бы не эта палата!.. – и отец эмоционально всплеснул руками.
– Я понял, папа, я все понял. Хорошо, ты прав, я поеду на поиски на днях.
– На днях? – отец не на шутку разволновался. – Поезжай сегодня, сию же минуту! А на днях принеси мне пирожок от Берты – она всегда так вкусно пекла пряный грушевый пирог.
Джонатан обреченно вышел на улицу и побрел на остановку. Чего он боялся? Что он скрывал сам от себя?
«Больше всего я боюсь, что она уже давным-давно не любит меня», – размышлял он. И вдруг он остановился и окаменел от осознания происходящего.
«Нет. Больше всего я боюсь, что так же сильно, как и прежде, люблю ее».
Глава 23.
Когда Джонатан переступил знакомый порог своего университета, он уже не чувствовал себя робким, растерявшимся мальчишкой. Он был полон решимости разыскать Берту и узнать о ее судьбе.
В шумных веселых коридорах, заполненных студентами, на него нахлынули воспоминания. Некоторые профессора узнавали его и с воодушевлением пожимали ему руку, похлопывали по спине и приглашали к себе в кабинеты на долгие задушевные беседы.
«Простите меня, в другой раз постараюсь», – вежливо отказывался Джонатан. Отдел кадров, где же отдел кадров? Вот он!
После легкого стука Джонатан вошел в приемную. Здесь все было по-прежнему. Растения в глиняных цветочных горшках на широких белых подоконниках, голубые жалюзи, загруженные работой секретари. Джонатан выбрал для беседы деловитую русую девушку в платье винного цвета. Она работала быстро и четко.
«Вот с ней я договорюсь», – решил Джонатан.
Он подошел к стойке и обратился к ней:
– Простите, позвольте на минуту занять ваше время. Я бы хотел узнать, куда определили на стажировку одну студентку, которая получила диплом несколько лет назад.
У девушки весело заблестели глаза – после череды дней монотонной работы и одинаковых посетителей, к ней, похоже, пришли с необычной просьбой.
– А что, она не вернула вам конспекты? – секретарь рассмеялась легким, переливчатым смехом, и Джонатану стало так легко на душе, что он решил ничего не утаивать.
– Понимаете, это очень запутанная история. Она была моей невестой. И я хочу найти ее.
Секретарь с удивлением и уважением посмотрела на него. Что ж, похоже, он не врет. Будет что рассказать подружкам за ужином.
– Давайте попробуем, – согласилась она и стала методично просматривать архивные картотеки студентов.
– Берта, Берта… Нашла. Ей предлагали отличное место, но она выбрала городской архив. Наискучнейшая работа. Наверное, она очень тихая и нерешительная, ваша невеста.
– Благодарю вас, вы мне очень помогли. Позвольте, я
пришлю вам цветы, – и взяв ее визитку, он ушел.
«Какие же странные люди, эти мужчины, – вздохнула красавица, расправляя свое бордовое платье. – Вокруг столько милых девушек, а они путешествуют в прошлом».
Джонатан пешком прогулялся до здания городского архива. Напротив располагалась тенистая площадь, кафе с летней верандой. Возможно, здесь Берта обедает или пьет кофе. Он решительно вошел в здание и вскоре нашел нужный отдел.
Как-то здесь было безрадостно и безлико. Как же так, Берта всегда была такой творческой девушкой! Писала картины. Умела воодушевлять других одним добрым словом.
Он не мог представить здесь Берту с ее уверенной походкой, летящим воздушным платьем. Он не знал, что эти стены до недавнего времени и не видели ее такой.
Коллеги Берты встретили его радушно, особенно одна элегантная дама. Она участливо объяснила ему, что Берта уволилась неделю тому назад и переехала жить в Германию, в Баварию.
– В Баварию? – изумился Джонатан. – Но что там, в Баварии? Ей предложили другую работу?
– Я точно не знаю, – призналась дама. – Похоже, бабушка
оставила ей наследство. В каком же это городе… Точно не помню. Какой-то небольшой городок возле Мюнхена. Я могу вам дать ее электронный адрес, – и она хлопотливо записала адрес электронной почты на книжной закладке.
– Благодарю вас, – в смятении сказал Джонатан и направился к выходу. Его надежда увидеть Берту и поговорить с ней стала бледной, как тень.
У выхода из кабинета его остановила бойкая молодая сотрудница:
– Знаете, когда Берта была здесь неделю назад, она выглядела такой сияющей и счастливой. Такой красивой. Не верю я в эти сказки про наследство. Наверняка замуж собралась, вот и сияет, как утренний восход. Но вы ей напишите, конечно, чтобы знать наверняка.
У Джонатана стало совсем тяжело на душе. И правда, на что он вообще рассчитывал? Что она будет ждать его, пока он живет неизвестно где и неизвестно с кем?
В отчаянии он скомкал закладку с адресом и бросил ее в ведро для бумаг на выходе в коридор. Его надежда не пошла с ним. Ее тень бледнела и бледнела, пока не стала совсем невидимой, невесомой и не исчезла за створками открытого
окна. Она пробовала догнать его по воздуху, сесть ему птицей на плечо и утешить, но он отмахнулся от нее, как от назойливого собеседника.
«Пора перестать быть таким наивным. Завтра утром зайду к отцу, попрощаюсь и улечу обратно в Грецию. И сегодня же свяжусь с Мартой, узнаю, как она и что там у нее происходит».
Глава 24.
В цветущих жарких Афинах июнь вступил в свои законные права. Улочки города заполнились туристами и сувенирными лавочками, отовсюду лились отголоски бесед на всех языках мира.
Марта любила всю эту шумную суету. Так она чувствовала, что жизнь бьет ключом.
Вот она заходит на работу в издательский дом. Выходные прошли бурно и насыщенно: череда дней рождений, танцев и ресторанов, катерных прогулок по морю сменялись с такой скоростью, что насладиться моментом можно было только по фотографиям. На Марте длинное льняное платье, загорелые плечи открыты. Из украшений только солнечные очки.
Она умела выглядеть изящно, одеваясь просто. В руках – горячий стакан кофе «с собой» из пекарни рядом с домом. Там работала девушка, у которой косынка от быстрого утреннего темпа работы всегда съезжала набок, а фартук развязывался, держась на сарафане только, пожалуй, силой мысли. Но какая у нее была улыбка… Как отблеск радуги.
К этой девушке Марта по утрам заходила за кофе. На самом деле, она заходила за улыбкой, но Марта никогда не призналась бы в этом даже себе.
У Марты не было отдельного кабинета – у всех журналистов были небольшие закутки в просторном зале, где они усердно трудились в своем офисном муравейнике. Кто-то мечтал работать в уединении, но не Марта. Ей нравилось быть одной среди многих, в гуще событий. Что угодно, лишь бы поменьше времени наедине с самой собой.
Она считала себя амбициозной, подающей надежды, успешной, сильной и уверенной в себе. А кому нравится разрушать свои иллюзии и представления о счастье? Она крепко держалась за них, как артист кукольного театра – за ширму. Ведь если декорации рухнут, многие вещи могут предстать совсем в ином свете. Глубоко в душе Марта все еще была потерянным и ранимым человеком, но это было ее большой тайной, которую ей только предстояло познать.
– Доброе утро, мой нежный цветок! – пропел, подходя к ней, помощник шефа Боб. – Ну и выходные, – шумно выдохнул он.
Боб был женат и отцом троих детей. Поэтому для него насыщенными выходными были дни, состоящие из походов
в зоопарки, кинотеатры и парки аттракционов. За эти выходные он особенно устал.
– Какие новые мультфильмы идут в кино? – насмешливо осведомилась Марта.
Лучше бы она не спрашивала. Последующие несколько минут она терпеливо слушала все новости из жизни образцового отца семейства. «Ну и жизнь», – горько думала она, от всей души жалея беднягу.
– Спасибо, что выслушала, – выдохся Боб, поправляя туго затянутый галстук. – Я же шел тебя к шефу позвать, идем прямо сейчас.
Марта, заинтригованная, последовала за ним.
Она с почтением относилась к шефу. Умный, интересный мужчина, он был уже трижды женат, содержал своих детей от всех браков, помогал им в учебе. Она боялась и один раз выйти замуж, а он прошел через тяготы совместного разжигания семейного очага уже трижды.
Если бы Марта была чуть проницательнее, она бы заметила у него на столе фотографию первой жены. Она ласково улыбалась ему с фото, и так он хоть ненадолго возвращался в прошлое, в котором она так любила его, а потом – в кипящее событиями настоящее, где он так скучал по ней.
Марта тихонько постучала и вошла. Шеф, как всегда, был в отличной форме; утром он пробежался в парке, потом угостился овсянкой с фруктами, а теперь листал свежую прессу, запивая этот информационный второй завтрак минеральной водой.
– Марта, привет, садись. Приятное платье. Напомни, ты ведь родом из Германии?
– Да, шеф. Благодарю вас. Доброе утро, – в обратном порядке ответила Марта.
– У меня есть для тебя интересное предложение. В Мюнхене в отделении нашего издательского дома освободилось место главного редактора. Я считаю, ты подходишь на эту должность, опыта управления у тебя немного, но ты быстро схватываешь. Что скажешь, готова к повышению и переезду?
Марта задумчиво теребила наручные часы. Долгожданный карьерный рост. Личностное развитие. Смена обстановки. Новые знакомства.
– Звучит заманчиво, шеф. А где я там буду жить? Мне нужно подобрать квартиру?
– У нас там есть квартира для сотрудников. Крохотная
студия, кухня встроена прямо напротив спальни. Уютное местечко, я сам там жил, когда в начале карьеры работал в Мюнхене.
Марта обиженно нахмурилась:
– А просторнее ничего нет? Мне лучше живется в более обустроенном пространстве.
Шеф знал о капризности Марты, и его это качество всегда веселило. Он решил над ней подшутить:
– Знаешь, Марта, у нашей фирмы есть еще дом в пригороде Мюнхена. Большой, двухэтажный. С камином и прекрасной столовой. Старинные канделябры повсюду. Но не могу же я предложить тебе одной целый дом. Содержать его слишком накладно.
– То есть это дом для сотрудников с семьей? – уточнила Марта.
– Да, это дом для семьи.
– Для такой шумной компании с детьми, кошками, собаками, велосипедами и зимним садом на балконе? – ехидно осведомилась она.
Шеф расхохотался:
– Почему же, Марта. Семья – это как минимум муж и жена. Марта помолчала минуту, а затем игриво улыбнулась:
– Давайте так. Через неделю я знакомлю вас с будущим мужем, и вы уступаете нам дом. И тогда я с радостью приму ваше предложение и начну собирать чемоданы в Мюнхен.
Шеф не ожидал такого поворота событий. Он несколько раз видел Джонатана, был знаком с ним, знал, что он известный юрист. Но они всем казались странной парой.
– Смотри, Марта, твое взбалмошное настроение до добра не доведет, – по-отечески пожурил он любимую сотрудницу. – К браку нужно относиться серьезно.
– Говорит человек, который развелся три раза, – беспощадно подытожила Марта.
Шеф вздохнул и осторожно приоткрыл дверцу своей души:
– Ты думаешь, что я успешен, честолюбив и богат, и мои распавшиеся браки ничего для меня не значат. Но это не так. Мой успех мало для меня значит, если дома меня не ждет любимая женщина и созданный ею семейный мирок. Если мной никто не гордится, никто меня не поддерживает, мне некого любить, не о ком заботиться, не с кем разделить радость каждого дня.
– Я вами горжусь, шеф, – протянула ему руку Марта, – Через неделю навестим вас с Джонатаном. Активного дня!
И она исчезла из кабинета, с удовольствием вернувшись в любимый журналистский муравейник.
– А я тебя жалею… – задумчиво произнес шеф ей вслед.
Глава 25.
Джонатан возвращался в Грецию в глубокой задумчивости. После своих разбитых надежд, напряженного прощания с отцом и долгого молчания Марты он по приезду не ожидал ничего хорошего.
В аэропорту его окатило волной душного, жаркого воздуха. Буйное цветение на газонах и аллеях, морской ветер, красивые виды из окна такси, так восхищающие других – все это оставляло его равнодушным.
Но вопреки его ожиданиям, Марта устроила ему сюрприз, встретив его у работы:
– Я так и знала, что ты не поедешь домой, а сразу появишься в офисе. Здравствуй, Джонатан! – Марта тепло обняла его. – Наша недолгая разлука показала мне, как ты для меня дорог. Прости мне мои капризы, – она опустила глаза и затем спросила:
– Хочешь, я зайду за тобой днем, и мы пообедаем вместе?
Сложно сказать, что больше поразило Джонатана – ее фисташковое платье с пышной юбкой, которое так ей шло,
или ласковые интонации ее голоса. Неужели она и правда скучала?
– Конечно, я буду рад, – осторожно согласился Джонатан, и Марта умчалась в издательство.
Половина рабочего дня пролетела незаметно – Джонатан с азартом принялся изучать новые дела. Он чуть не пропустил время обеда, и когда секретарь вежливо сообщила ему: «Вас ждут», он уже увидел в дверях Марту.
Он любовался ею. Все-таки Марта была привлекательной и неординарной девушкой. Казалось, она живет каждую секунду жизни каждой клеточкой своего тела.
Он предложил ей руку, и они отправились на обед в тихое кафе на соседней улице. Марта о чем-то щебетала, а он наслаждался моментом. Как приятно, что его ждали. Он тоже соскучился по ней, по ее живому уму, острому юмору, озорному взгляду малахитовых глаз.
Она участливо расспросила о здоровье его отца, и он снова был приятно удивлен. Может быть, ему стоит чаще уезжать?
Полуденное солнце нещадно плавило крыши домов и асфальт. В воздухе витал соленый привкус моря. Все дышало спокойствием и радостью жизни.
Он переживет. Справится. Тем более вместе с Мартой.
Марта, тем временем, поделилась с ним всеми новостями, кроме самой важной:
– Знаешь, Джонатан, мне нужно с тобой посоветоваться.
«Советоваться? С каких пор мое мнение стало для нее важным?» – продолжал мысленно удивляться Джонатан.
– Так вот, – пояснила Марта, взяв его руку в свою. У нее были приятные, прохладные руки. – Мне предложили занять пост главного редактора в нашем издательском доме в Мюнхене. В течение недели нужно принять решение и, в случае согласия, подготовиться к переезду, – Марта замолчала и посмотрела ему в глаза. Боится ли он потерять ее? Что он чувствует?
Джонатан в это время ловил свои мысли, которые ловко ускользали от него, как проворные рыбки в быстрой воде ручья.
«Марта хочет расстаться со мной? – думал он. – Или мы будем жить в разных городах и летать друг к другу?»
– А что будет с нами? – наконец напрямую спросил он.
– Я хочу, чтобы ты поехал со мной. Нам хорошо вместе, и я не вижу причин, чтобы ты не поехал.
– А как же моя работа? – напомнил ей Джонатан.
– Ты отличный юрист. Говоришь по-немецки. Тебе давно надоело в Греции. Там ты будешь чувствовать себя как дома.
– Допустим. В том, что я найду работу, я не сомневаюсь. А где мы будем жить? Я сегодня начну поиски жилья.
– Знаешь, у нашего издательства есть там дом в пригороде. Живописное место, дом просторный, настоящий очаг. Ты же любишь такое… уютное, семейное, – Марта замялась. – Но этот дом предоставляют только супругам. И если мы все-таки решимся на совместный переезд, мне бы хотелось стабильности.
Джонатан начал понимать, что происходит. Утренний сюрприз Марты. Ее непривычная нежность. Совместный переезд в другой город. Неужели она готова к замужеству?
Конечно, они могли бы и не жениться, снимать квартиру, жить вместе, но это было как-то несерьезно.
Он видел, что Марта хочет, чтобы он на ней женился. Но он не был уверен, что она хочет быть его женой. «Может, она поспорила с кем-нибудь? – размышлял Джонатан. – Это вполне в ее стиле. Что ж, надо подумать до вечера. И сделать ей предложение или расстаться, ведь, если я пойму, что не хочу жениться, к чему продолжать».
У Марты был недоуменный и почти обманутый вид.
Джонатан всегда был таким податливым – она ожидала услышать предложение сразу.
Джонатан смягчился.
– Дорогая, как ты все-таки прекрасна в этом платье. Позволь пригласить тебя на ужин в наш любимый итальянский ресторан. Я провожу тебя сейчас до работы, а вечером встречу тебя.
Марта благосклонно согласилась и подала ему руку. Она торжествовала. «Перед ужином он пойдет выбирать кольцо», – решила она.
Джонатан не стал дожидаться вечера.
Он не чувствовал к Марте глубокой любви. Но он был убежден, что такую любовь можно взрастить в браке. Марта замечательная девушка, а капризность, пожалуй, даже добавляла ей шарма.
Джонатан заказал столик в ресторане и зашел за кольцом в дорогой магазин на центральной улице. Он выбрал для Марты элегантное кольцо из белого золота со сверкающим бриллиантом. Когда-то он мечтал, что его невеста будет носить кольцо его матери, но почему-то не решился подарить его Марте. «Ей оно покажется простоватым», –
подумал он.
Он отказывался признаться себе в том, что его мучили сомнения. И все равно он не мог избавиться от ощущения, что сам себя уговаривал, оправдывая принятое решение.
Вечером Марта была весела и вела себя непринужденно, как всегда. Когда Джонатан взял ее за руку и предложил стать его женой, она не прослезилась от счастья и не бросилась к нему на шею. Она деловито примерила кольцо и признала, что вкус у него превосходный. Вся эта затея с замужеством уже казалась ей привлекательной.
Джонатан же чувствовал себя зрелым мужчиной, который принял правильное решение. Сердце его скромно молчало, и он был благодарен ему за это. Меньшее, что ему нужно было сейчас – это воспоминания о Берте.
Они вышли из ресторана, улыбаясь и болтая, а прохожие любовались молодой парой.
– Я попрошу на работе ключи от нашего будущего дома, – сообщила Марта. – Зайди как-нибудь за мной на работу, шеф хотел выпить с тобой кофе.
– Хорошо. И я поговорю со своим начальником, может, он найдет мне подходящее место в Мюнхене. Думаю, мы поженимся уже там и пригласим гостей. Ты ведь, наверное,
хочешь белое платье, цветы, красивый банкет?
Марта беззаботно отмахнулась:
– Ни в коем случае! Я буду в строгом белом костюме. А гостей пригласим на домашний обед, составим меню, украсим лужайку, расставим белые столы и скромно отпразднуем.
Проводив Марту, Джонатан возвращался домой по пустынным сонным улицам. Пока что предстоящий переезд вызывал в нем больше воодушевления, чем женитьба. Мюнхен – родной город Берты, а сейчас она снова переехала в Баварию.
«Какое это теперь имеет значение? – прервал он себя. Я помолвлен, она, возможно, тоже. Я должен перестать думать о ней».
Лунный свет янтарем лился на крыши домов, окна и мостовые. Почему-то его тонкие медовые лучи напоминали красивые пшеничные волосы.
Глава 26.
За домашними хлопотами и бумажными делами по открытию своего агентства Берта и не заметила, как пролетела неделя.
Утро разбудило ее, ласково гладя по волосам солнечными лучами. На ночь Берта не задергивала шторы – ей нравилось просыпаться с рассветом.
Это было ее спокойное домашнее время. Она бродила по дому в уютной мягкой одежде, варила кофе, накрывала завтрак, читала книги. Сегодня была суббота, и они с Гербертом договорились провести этот день вместе.
Берта стояла у окна с чашкой дымящегося кофе и размышляла. Яблони и вишни скоро отцветут. На грядках земляники бурное цветение сменится гроздями лимонно-зеленых крохотных ягодок. Потом они созреют и станут алыми с солнечными веснушками. Тогда она испечет Герберту песочные тарталетки с земляникой и нежным сладким кремом.
Она не могла разобраться, как она относится к Герберту. От Берты не ускользнуло то, что некоторые девушки проявляют к нему интерес, и она понимала, что он обаятельный и красивый мужчина. Он всегда вел себя с ней
по-дружески, с ним было безопасно, она ему доверяла.
Она до сих пор иногда вспоминала Джонатана, и сердце ее тосковало. Но и Герберт был таким добрым и отзывчивым…
Они планировали сходить в кино, а затем устроить пикник у озера Лаутерзее. Это было дивное горное озеро, окруженное вековыми елями и лиственницами, и Берта любила бывать там.
Для прогулки она выбрала легкое платье цвета летнего неба, а волосы решила оставить распущенными. Они отливали золотом на солнце, и казалось, будто Берта окружена мягким свечением. Герберт как раз постучал в дверь, когда она надевала обувь.
Открыв дверь, Берта отметила, что ее друг выглядит непривычно элегантно. Герберт был в отглаженной белой рубашке и бежевом пиджаке. Приветствуя ее, он подарил букет алых роз. Розы, рубашка, пиджак. Его восхищенный и прямой взгляд.
Берта с сомнением уточнила:
– Герберт, с нами еще кто-то пойдет на прогулку?
«Может быть, он собирается очаровать какую-то девушку?» – думала она.
– Нет, – Герберт ласково улыбнулся.
– Тогда успокой меня и скажи, что у нас не свидание, – пошутила Берта и тут же поняла, насколько это неуместная шутка. У Герберта потемнели глаза: «Неужели она правда не видит, что я влюблен в нее? Я устал постоянно скрывать свои чувства!» А вслух он глухим голосом сказал:
– Да, я приглашаю тебя на свидание. Ты мне очень нравишься, – признался он.
Берта в задумчивости расправила розы в вазе на кухонном столе.
– Но Герберт, ты не знаешь… Я была помолвлена, а теперь… Я не знаю, я не готова.
Герберт подошел и осторожно взял ее за руку:
– Не готова к чему? К кино и прогулке возле озера? О большем я тебя и не прошу, а дальше будет видно.
Его добродушный настрой успокоил Берту. В конце концов, она сто лет не была на свидании. Она хорошо знает Герберта. Он держится с безукоризненным уважением. Она подала ему руку, и они отправились в кино. Берта решила вести себя естественно и ничего из себя не изображать. Она
весело смеялась, радовалась, чувствовала себя беззаботно. Герберт любовался ее жизнерадостностью и красотой. Он не испытывал такого чувства с того времени, как исчезла Джулия. С ней он ходил в этот же кинотеатр.
Конец фильма вернул его к реальности. В Миттенвальде они зашли в магазин и набрали корзинку вкусной свежей еды: хрустящий хлеб, козий сыр, оливки, бутылочку клюквенного морса, плитку шоколада, ягоды.
По дороге они много говорили. О том, что скоро Берта откроет агентство «Домашнее волшебство», как она будет искать клиентов. О том, как Герберт набрал группу учеников и теперь учит их вырезать из дерева поющие скрипки. О том, что ему пишут родители из Швейцарии.
Так, разговаривая, они поднимались все выше в гору по узкой каменистой тропинке. Миттенвальд остался внизу, и сквозь деревья просвечивали лишь красные крыши домов, как шляпки грибов сквозь траву. Наконец они вышли к озеру. Оба бывали здесь и раньше, но это озеро изумляло любого словно в первый раз. Озеро Лаутерзее было похоже на глубокую фаянсовую тарелку; вода в нем была чище слезы, а ели и лиственницы обрамляли озеро шелестящей зеленой каймой.
За озером, будто грозные стражи, возвышались безмолвные горы. Их вершины были припорошены снегом, а издалека казалось, что на них спят облака.
Герберт и Берта удобно устроились на дубовой скамейке на берегу. Берта расстелила полотенце, заменяющее скатерть, и красиво накрыла угощение. Долгая прогулка и крутой подъем отняли много сил, и они с аппетитом ели бутерброды, оливки, фрукты, а напоследок насладились прохладным морсом и свежей клубникой.
Герберт был счастлив. Он ликовал оттого, что Берта не отдалилась от него, как он боялся, а, наоборот, стала смотреть на него по-другому.
А Берта в это время смотрела на него так же, как и прежде, но сравнивая. Поэтому у нее был такой отстраненный вид.
Ей нравился Герберт. Он был таким добрым и надежным. Но она не могла избавиться от мысли, что она несвободна. Что, увидь она сейчас Джонатана, ее сердце встрепенулось бы доверчивой птичкой.
И она решила не спешить.
– Послушай, Герберт, – осторожно начала она, – дело в том, что… Долго рассказывать. В общем, давай не будем
спешить. Ты ведь прежде всего мой друг, верно?
Герберт погладил ее по руке.
– Конечно, твой друг. Я никуда не спешу и дорожу твоим спокойствием. Я могу еще приглашать тебя на свидания?
Берта зябко повела плечами и поежилась от холода. Вечер спускался на горы утомленным путником и торопил всех домой. Герберт надел свой пиджак ей на плечи.
– Да. Да, конечно, – рассеянно ответила Берта, взяв его под руку.
В сумерках озеро казалось баночкой чернил, а поднимающаяся над горами луна – уютным светом абажура на письменном столе. По дороге они говорили мало, больше слушая звенящую лесную тишину со всеми ее шорохами и беседами.
У порога дома с вишневыми ставнями Герберт поцеловал девушке руку. Она вспыхнула румянцем и поспешила скрыться в комнатах.
Лунный свет светлячком залетел в сад и подсветил траву, цветы и кустарники. Взгляд Берты остановился на кустике цветущей земляники. «Сначала цветы, потом белые ягоды, потом алые в веснушках… Что если моим чувствам к Герберту тоже нужно время, чтобы созреть? Вот бы
посоветоваться с бабушкой. Позвоню-ка я завтра маме, она давно собиралась заехать в гости».
Берта еще немного почитала в постели и уснула.
Звезды сверкающим браслетом опоясали Землю и с любопытством следили за ходом событий.
Глава 27.
Ранним утром после легкого завтрака Берта сидела за рабочим столом в домашнем кабинете и записывала план действий. Июль уже догонял июнь, наступая на его загорелые пятки, а бюро «Домашнее волшебство» еще не получило ни одного заказа.
Берта подсчитала, что ее накоплений в банке хватит на то, чтобы прожить без дохода в течение трех месяцев – после она не сможет оплачивать счета за коммунальные услуги и телефонную связь и даже покупать продукты. К слову, содержать целый дом оказалось достаточно дорого, хотя Берта пользовалась не всеми комнатами и экономила, как могла. Просить помощи у мамы или Герберта ей было неловко, ведь вся эта затея с переездом и открытием своего дела была ее собственной, и ей не хотелось отступать.
И теперь девушка сосредоточенно писала за столом, задумчиво перебирая заплетенную косу и отмечая, что она уже выполнила из важных дел. Берта получила все необходимые документы и зарегистрировала бюро; нанесла приветственные визиты соседям, пообещав скидки, подарки
при заказах; напечатала яркие рекламные листовки и разложила их в магазинах и кафе.
Берта удрученно вздохнула. Может быть, Миттенвальд слишком маленький город, и ей стоило открыть агентство сразу в Мюнхене? Но ей так нравилось здесь, она уже полюбила местных жителей и мечтала быть им полезной. Она внесла в список и этот пункт: в случае неудачи открыть офис в Мюнхене и каждый день ездить туда на работу.
Берта захлопнула тетрадь и подошла к открытому окну. Утренний ветер нес прохладу горных вершин, она оделась потеплее: плотная баклажанная юбка-карандаш, светлая блузка, горчичный кашемировый кардиган – и быстрым шагом вышла из дома.
Берта шла по улицам города, размышляя. Ее мечта уже так близко, что можно схватить рукой, и в то же время до нее еще долгие километры пути. Герберт и мама, как могли, поддерживали Берту, но она сама уже теряла уверенность в своих силах.
«Все это глупо. Никому не нужно. Бессмысленно!» – не размыкая губ, кричала она, смотря на редкие облака и темно-синее, как голубика, небо. Никто не обещал ей, что детские мечты обязательно сбудутся. В этом вся загадка
настоящей мечты – в ней нет никаких гарантий. Можно идти к своей мечте и оступиться. Или повернуть не в ту сторону. Смысл в том, чтобы видеть конечную цель и продолжать идти.
Берта почувствовала, как в глазах начинают закипать слезы, и смахнула их рукавом кардигана. Ветер подул с новой силой, и девушка оглянулась по сторонам в поисках подходящего кафе, где можно было бы выпить кофе и согреться. Ее внимание привлекла летняя терраса одного заведения, откуда открывался великолепный вид на могучие, покрытые зеленые лесами Альпы. Девушка поздоровалась с приветливым официантом, и тот проводил ее за столик.
– Я не замечала этого кафе раньше, – призналась Берта. – Вы недавно открылись?
– Да, буквально пару недель назад, – поделился официант. – Мы готовим блюда немецкой кухни, и у нас прекрасный выбор десертов. Что бы вам хотелось на завтрак?
Берта благодарно улыбнулась:
– Спасибо, я собиралась только выпить кофе, но вы меня заинтриговали десертами.
Если у вас есть тарталетки с малиной и сладким кремом,
я, пожалуй, взяла бы одну.
– Их как раз приготовили сегодня утром, – улыбнулся официант. – При заказе мы дарим гостям конфеты ручной работы и подаем мороженое, какое вы любите?
Берта рассмеялась:
– Вы определенно скрасите мой день! Я бы хотела фисташковое. И кофе с молоком, пожалуйста.
Юноша внес все записи в блокнот и удалился на кухню, а Берта решила зайти внутрь и взглянуть на оформление кафе.
Помещение оказалось мрачным, с тусклым дневным освещением – плотные тяжелые шторы почти не пропускали солнечных лучей. С удивлением отметила она и слишком маленькие неудобные круглые столики, похожие на садовые, и стулья с жесткими спинками. Скатертей не было, на столах стояли только бумажные салфетки и специи. Единственным украшением стен было громоздкое широкое парадное зеркало в золоченой раме, которое еще больше подчеркивало скудность остальной обстановки.
Берта, заинтересованная, вернулась на террасу. Здесь еще два официанта принимали заказы, свободные места заполнялись гостями, и, хотя утренняя прохлада все еще не
рассеялась, немногие гости устраивались внутри.
На террасе было прохладно, но солнечно, и вид гор заменял любой самый удачный интерьер.
Официант принес Берте кофе с полным сливочником, тарталетку, пару изящно упакованных конфет и шарик мороженого.
– Благодарю вас. Сегодня так свежо, может быть, у вас найдется плед для гостей? – вежливо попросила Берта.
Юноша смущенно улыбнулся:
– К сожалению, пледа нет, но я могу накрыть вам внутри, там совсем не холодно.
Берта на секунду задумалась, затем охотно согласилась и добавила:
– Я бы хотела познакомиться с менеджером, если это возможно. Пригласите его, пожалуйста. Все в порядке, – уточнила она, заметив волнение официанта, – я только хочу задать ему несколько вопросов.
Официант помог ей устроиться за столиком в кафе и обещал пригласить менеджера, после того как она уже попробует кофе и выпечку.
Десерт оказался чудесным, кофе вкусным, и к появлению менеджера у Берты уже зародилось несколько любопытных
идей.
Менеджер, высокий темноволосый мужчина в строгих очках и повседневном костюме, твердой походкой направлялся к Берте. Сначала девушка оробела, но затем, вспомнив, что она теперь владелец собственного бюро, расправила плечи, встала и решительно пожала ему руку.
– Все ли вам понравилось у нас? – сразу осведомился менеджер.
Берта сдержанно улыбнулась:
– Я как раз собиралась поделиться с вами впечатлениями. У вас очень вкусно готовят, спасибо. Скажите, а когда у вас больше гостей, в дневное время или вечером?
Менеджер задумался.
– Чаще всего у нас заполнена терраса утром и днем, в вечернее время пока пустовато. А жаль, у нас множество вкусных горячих блюд. Но вечером кафе не пользуется популярностью. Я связываю это с тем, что мы недавно открылись, и для вечернего отдыха гости предпочитают привычные, проверенные рестораны.
Берта прямо посмотрела ему в глаза и осторожно начала:
– Я дизайнер интерьера, у меня свое бюро. И если вы позволите, я расскажу вам, что можно поменять в оформлении зала, чтобы он привлекал гостей и днем, и вечером.
Менеджер грустно усмехнулся:
– Я понимаю, к чему вы клоните. Я согласен, что кафе оформлено мрачно и не очень уютно, но к моменту открытия это все, что нам удалось сделать. Если вы рассчитываете заработать, поищите других клиентов. Мы терпим убытки, прибыли почти нет, нам едва хватает на зарплату официантам. Будет здорово, если вы оставите тому парню чаевые, если вам действительно понравился завтрак. Всего хорошего, – он встал, собираясь уходить.
– Постойте! – Берта поднялась следом. – Я не возьму с вас плату за свои услуги. В течение трех дней мы согласуем
макет, и я могу приступить к работе. Взамен я прошу разместить у стойки бара объявление о моих услугах и указать автора обновленного интерьера.
Мужчина остановился.
– Но все материалы? Мебель, текстиль, украшение зала? Мы не можем позволить себе больших трат.
– Я попрошу друга изготовить мебель по низкой цене, а что касается штор и скатертей, я шью сама. Я предлагаю вам новый облик кафе практически даром.
Менеджер смотрел на нее в изумлении:
– Похоже, вам, как и нам, очень нужны клиенты, раз вы
идете на такое!
Берта рассмеялась:
– Я уже почти отчаялась, а здесь такой материал для работы. Если бы у вас скверно готовили, я бы не предложила вам свои услуги. Но мне всегда грустно, когда то, что может быть прекрасным, не проявляет себя в полной мере. Дело ваших поваров – готовить, и они отлично справляются. Я лишь добавлю немного уюта, чтобы гостям было приятно здесь отдыхать. Давайте поможем друг другу?
Менеджер, смеясь, горячо пожал ей руку:
– Вы смелая, вы умеете рисковать! Значит, сработаемся. Признаюсь, мы тоже нуждаемся в вашей помощи.
Берта обещала зайти через день и показать макеты. Оставалось поделиться безумной затеей с Гербертом и фрау Матильдой и попросить их содействия.
Солнце уже прогрело воздух, когда Берта вышла из кафе. Девушка почти бежала в нетерпении домой, чтобы нарисовать макет, за ужином показать его друзьям и все обсудить.
Ее мечта летела впереди, и Берта уже видела ее манящий огонек.
Она рискнет! Она попробует!
И у нее получится.
Глава 28.
Уставший малиновый вечер окутывал город остывающим теплом, когда Берта встречала у порога Герберта и фрау Матильду.
Девушка приготовила простой сытный ужин – запекла картофель с мясом и травами – и накрыла стол для друзей. У нее самой совсем не было аппетита; работа над интерьером кафе занимала все мысли, и в течение дня Берта перекусывала только салатами и сыром.
Герберт смотрел на нее с интересом, фрау Матильда с недоумением.
– Не ждите меня, кушайте, приятного аппетита! – пригласила к столу Берта, подавая к ужину сырный соус для картофеля и кувшин горячего пряного глинтвейна. – У меня хорошие новости, я хочу с вами поделиться и посоветоваться.
Герберт помог дамам сесть и занял свое привычное место:
– Рассказывай! У тебя такой воодушевленный вид, так и я не смогу ужинать, – но он тут же взял приборы и приступил к своему первому горячему блюду за насыщенный рабочий день.
Фрау Матильда подтвердила:
– Не томи нас, мы слушаем! – и увлеченно начала пробовать угощение, угадывая специи и травы.
Берта подробно рассказала о своем утреннем посещении нового кафе и договоренности с менеджером. Тут же она принесла из кабинета стопку акварельных и карандашных эскизов, над которыми трудилась весь день. Для сравнения она разложила на столе фотографии кафе из местной газеты.
Герберт и фрау Матильда уже закончили ужин, Берта убрала посуду и принесла бокалы для глинтвейна и фрукты.
– Что скажете? – ее глаза лихорадочно блестели. – Вам нравятся эскизы? Что вы об этом думаете?
Герберт решил высказаться первым, пока фрау Матильда, вооружившись карандашом и листом бумаги, что-то рисовала, сосредоточенно нахмурившись.
– Берта, мне нравится все – и твоя идея привлечения клиентов, и твои эскизы. Но я практичен. Даже если ты готова работать с ними бесплатно, все то, что ты решила поменять – мебель, шторы, пианино – все стоит денег. Ты обещала им снизить издержки. Как ты планируешь это выполнить?
Берта присела рядом с ним.
– Я думала… Я надеялась на твою помощь в этом вопросе.
Герберт попробовал сделать строгое лицо и, не выдержав, расхохотался:
– Ты даже не спросила меня об этом! Я вырезаю скрипки, я могу починить все что угодно в доме, но я не занимаюсь изготовлением столов и стульев.
Берта помрачнела, но сразу взяла себя в руки. Так легко она не сдастся.
– Хорошо, я поняла. Прости меня, Герберт, что втягиваю тебя во все это. Завтра утром я съезжу во все местные мебельные фабрики и узнаю, сколько будет стоить нужная мне партия.
Герберт залюбовался ей. Эта решимость, смелость, уверенность так шли ей.
Он успокаивающе погладил ее по руке и мягко сказал:
– Если по пути ты заедешь и на эту фабрику, – он быстро записал адрес, – обратись к управляющему Джиму, я давно знаю его. Постарайся договориться с ним о минимальной наценке в обмен на рекламу фабрики в кафе. Ты закажешь
большую партию, он заработает даже с такой наценкой и найдет новых клиентов. Мне взять выходной, чтобы сопровождать тебя?
– Герберт, я справлюсь, спасибо тебе! Ты и так очень помогаешь, – и она звонко поцеловала его в щеку.
Фрау Матильда подняла глаза и неодобрительно покачала головой. Берта смутилась и обратилась к ней:
– Фрау Матильда, а вы что скажете? Вам нравятся цвета и ткани, которые я подобрала?
Фрау Матильда, деловито поправив взбитые кудри, ответила:
– Посмотри, я немного исправила фасон штор, так они смотрятся элегантнее. Скатерти мне нравятся. Съезди с этими рисунками в магазин тканей в Мюнхене, я дам тебе адрес, скажешь, что ты от меня. – Фрау Матильда важно добавила: – Я у них частый гость и постоянный покупатель. Там тебе продадут ткань с хорошей скидкой, а я помогу тебе сшить шторы и скатерти. С тебя ужин в обновленном ресторане, дорогая!
Они дружно рассмеялись, и Берта еще долго благодарила друзей за помощь и поддержку. Когда они ушли, продолжая обсуждать предстоящую работу, Берта позвонила маме и
поделилась своим планом.
Она ждала возражений и советов, например, таких: «нельзя выполнять свою работу бесплатно», «без друзей ты бы не справилась», «когда же ты вырастешь», – но казалось, что уверенность Берты в успехе передалась и маме:
– Это прекрасная идея, милая, я в тебя верю! – неожиданно поддержала мама и добавила: – Встретимся в магазине тканей, выберем вместе?
Укладываясь спать, Берта размышляла о том, что даже сомнения всего мира не смогли бы теперь убить ее мечту, когда в нее верит ее собственная мать. Она как будто получила благословение.
Во сне она видела отремонтированное кафе, а там, за столиком с зажженными свечами, себя и… Джонатана.
Глава 29.
Июль душной накидкой накрыл шумные Афины.
Марта перед отъездом с удовольствием прошлась по любимому уличному рынку. От смешанных запахов персиков, нектаринов, винограда, свежей рыбы кружилась голова.
Журналистка набрала полную холщовую сумку еды и занесла все к Джонатану, открыв дверь его квартиры своим ключом.
Марта летела в Мюнхен первой, Джонатан оставался завершить дела на работе. Дом в Баварии еще не был готов, и Марта собиралась заняться им уже на месте, а пока пожить в той небольшой студии, о которой говорил шеф.
С тех пор, как у Марты и Джонатана состоялась помолвка, она словно смирилась с неизбежным – стала больше заботиться о нем и учиться готовить. Вот и сейчас перед вылетом занесла ему свежих продуктов – он любил готовить рыбу, но его было невозможно уговорить пойти на рынок. Марта разложила покупки в холодильнике, оставила на столе записку: «До встречи, дорогой Джонатан» и, плотнее запахнув приталенный пиджак, чтобы из-под него не вырвалось слишком много нежности, притворила дверь. Заехав домой за элегантным черным чемоданом, она простилась с Афинами с легким сердцем и тяжелой головой – накануне отъезда коллеги устроили бурную прощальную вечеринку.
Мюнхен встретил ее моросящим дождем.
Грозные соборы с острыми шпилями казались Марте окаменелыми воинами со шпагами, великолепные здания старинной постройки напоминали о детстве в Германии, а скромная река Изар, тихая и уравновешенная, мирно текла по своим речным делам, почти не привлекая внимания.
«Она похожа на Джонатана, – подумала Марта, – такая же незаметная. Как он может быть таким спокойным и скромным? Так можно умереть от скуки».
Она посмотрела на свое кольцо. Драгоценный камень переливался на свету, а когда после дождя выглянуло умытое солнце, он засиял еще ярче золотыми искорками.
«Мне придется веселить его всю жизнь. Может, я рано приняла решение выйти замуж?» – задумалась Марта.
Такси остановилось возле угрюмого высокого готического здания.
Марта скептически оглядела его и решила на этой неделе обязательно совершить визит в пригород и выяснить, в каком состоянии находится дом.
Поблагодарив таксиста, она забрала вещи и остановилась перед домом, рассматривая окрестности. Недалеко был кинотеатр, несколько приятных кофеен и кафе. Два продуктовых магазина, на углу – лавочка зеленщика и цветочная лавка.
Марта только сейчас осознала, что вокруг все говорят по-немецки, и она тоже. Она редко говорила на родном языке в течение последних лет и почувствовала, как счастье щекочет ее в самое сердце. Рассмеявшись, Марта поднялась на четвертый этаж и с третьей попытки открыла дверь.
Что ж, похоже, шеф не шутил.
Входная дверь тут же перекрыла доступ к шкафу в передней, а когда Марта в темноте стала искать, куда бы поставить дамскую сумку, то чуть не положила ее в кухонную раковину. Стол был раскладным и крепился к стене, складные стулья висели тут же. Кровать упиралась в стену с одной стороны и в окно – с другой. Марта обреченно вздохнула и принялась за дело. Включила воду, раскрыла жалюзи, протерла поверхности и пол.
Нашла посуду в подвесных шкафах, тщательно ее осмотрела и записала, что нужно купить.
Затем она сварила себе кофе, переоделась в строгий пиджак, блузку и юбку, выбрала черные туфли на высоком каблуке и, взяв с собой папку с документами, отправилась знакомиться с сотрудниками на новом рабочем месте. Издательский дом располагался всего через пару улиц от студии, и Марта легко нашла его.
Ее уже ждали. Секретарь проводила новую начальницу в просторный кабинет, где за столом для совещаний сидели ведущие журналисты. Марта чувствовала себя в своей стихии: она знала всех репортеров, читала их репортажи и досье. Поэтому она уверенно прошла к своему месту во главе стола и поприветствовала всех собравшихся.
Окинув взглядом сотрудников, Марта отметила, что большинство из них мужчины. Они смотрели на нее с явным интересом и пытались понять, каким тоном можно с ней общаться. Отметила она и трех обаятельных журналисток; те, в свою очередь, рассматривали ее со скептическим недоверием.
Марта решила вести себя, как леди, с первыми и, как союзник и друг, со вторыми. Она положила руки на стол так,
чтобы было видно кольцо Джонатана. Мужчины заметно расслабились, девушки заулыбались. Атмосфера разрядилась, и Марта кратко рассказала о своем опыте и достижениях, не забыв упомянуть и несколько смешных ошибок – ведь человек, способный совершать ошибки, а тем более признавать их, кажется более настоящим.
После того, как Марта пожала руку каждому сотруднику, она объяснила принципы своей работы и добавила, что всегда открыта новым идеям. Также она предложила ввести неформальные встречи в вечернее рабочее время пятницы, где коллектив сможет общаться на дружеские темы.
Репортеры вышли с совещания в приподнятом настроении и принялись за работу. Марта умела производить впечатление, и теперь всем хотелось хорошо проявить себя.
Марта разбирала документы и составляла планы статей и выпусков газет на ближайшую неделю, заказала обед с доставкой в кабинет, иногда выходила в любимое общее пространство и общалась с журналистами, задавая множество вопросов.
Отдельно она подошла к девушкам и попросила показать ей новые интересные места в Мюнхене, в котором она не была около трех лет. Две девушки охотно согласились ее сопровождать, а третья, с волосами цвета горького шоколада и прозрачно-голубыми, как сияющий топаз, глазами, сдержанно ответила:
– Я постараюсь, нужно выбрать время – работы накопилось очень много. Думаю, вам стоит прогуляться, не дожидаясь меня.
Марта подошла к ней ближе:
– Вы ведь Джулия, верно? Мне нравится ваше имя. Напомните, пожалуйста, какую колонку вы ведете?
Джулия закуталась глубже в темно-серый шерстяной кардиган и ответила:
– Я пишу небольшие заметки обо всем на свете. О природе, отношениях, творчестве. Возможно, вы не помните меня, потому что я публикуюсь под псевдонимом. В газете я Эдит.
Марта всплеснула руками:
– Джулия, не может быть! Я часто читаю ваши тексты, у вас такой выразительный стиль и интересные мысли. Знаете, что, – Марта слегка наклонилась к ней, – если вы не можете составить нам компанию на прогулке, я прошу вас как-нибудь выпить со мной чашку кофе. Наедине. Хочу
поговорить с вами – я ценю умных собеседников.
Джулия улыбнулась, но решила обозначить границы:
– Но ведь вы начальница. Я не привыкла к тому, что шеф может так открыто общаться с подчиненными.
Марта ласково улыбнулась:
– Джулия, милая Джулия, кем бы я ни была, я прежде всего любопытный человек. Я жажду знаний и впечатлений. Вы привлекаете меня незаурядным умом. Обещаю не душить вас вопросами, ведь я тоже журналист.
Джулия помолчала и сдержанно ответила:
– Хорошо, выберем время и место.
Марта удивилась сухому ответу, но согласилась и ушла в кабинет, звонко стуча каблуками.
После работы Марта погуляла в центре города с двумя коллегами и нечаянно узнала все сплетни коллектива, а заодно и приобрела двух хороших знакомых. Называть кого-то другом Марта до сих пор не умела – она не была готова впустить в свой внутренний мир посторонних. А для нее все по-прежнему были посторонними.
Попрощавшись с репортерами, она со вздохом вспомнила о своей маленькой неубранной квартире и зашла за покупками.
Марта вернулась домой поздно с внушительной сумкой вещей и продуктов и букетом белоснежных кустовых роз. Она постелила новое постельное белье и подготовила плед на утро. На подоконник поставила прозрачную вазу с цветами, расставила новую посуду, приготовила легкую еду, поужинала за складным, почти игрушечным, столиком и выпила чашку какао, сидя у окна и любуясь вечерним городом.
Последние алые облака плыли по сиреневому небу, как лукошки с брусникой. Прибранная и обновленная квартира уже не казалась такой неуютной.
«Неделю проведу полностью на работе, а затем займусь домом в пригороде и успею как раз к приезду Джонатана», – решила Марта и сладко заснула, вымотанная перелетом, рабочим днем и уборкой.
Цветы на окне своим тонким и нежным ароматом навевали добрые сны.
Глава 30.
Калейдоскоп радужных, насыщенных дней так увлек Берту, что она не заметила, как пролетело несколько дней, и обновленное кафе было готово к открытию.
Терраса принимала гостей и во время ремонта, и клиенты с любопытством пытались приоткрыть завесу тайны – всем хотелось подсмотреть, что же меняют в зале. Но менеджер дал официантам строгие указания хранить все в секрете.
Все это время Герберт волновался за Берту: она много трудилась, забывала обедать и почти не спала, до поздней ночи засиживаясь за швейной машинкой. Вместе с фрау Матильдой они шили белоснежные скатерти с вышивкой и массивные строгие шторы для вечернего уюта.
Друг Герберта согласился изготовить мебель на своей фабрике в кратчайшие сроки. Рабочие уже освежили стены, покрасив их в цвет кофе с молоком; полы обработали и покрыли лаком, и днем они сверкали при свете солнечных лучей. Берта появлялась в кафе несколько раз за день, проверяя, все ли идет как нужно. И вот, наконец, стены и пол подсохли, новые столы и стулья с мягкими спинками заняли свои места в зале, часть окон, закрытых массивной мебелью, были освобождены. Днем окна прикрывали лишь прозрачными невесомыми занавесками, а вечером – элегантными шоколадными шторами. У одной из стен разместили рояль из орехового дерева и нашли в городе музыканта, который согласился играть вечерами.
Столы застелили скатертями, на каждый столик добавили по кувшину с полевыми цветами, а вечером ставили небольшие букеты из роз и свечи. В интерьере появились и старинные буфеты с открытыми полками и фарфоровой посудой, и книжные стеллажи, заполненные классическими произведениями. Вечерами зал дополнительно освещали светильниками, которые Берта попросила установить по всему периметру зала. Теперь кафе подходило и для душевных дневных встреч, и для торжественных ужинов и банкетов.
Менеджер был восхищен работой Берты. За одну неделю кафе приобрело неузнаваемый вид. А как там стало уютно!
– Я не знаю, как благодарить вас, – повторял он Берте.
К концу работ кафе навестил менеджер региона. Он остался очень доволен переменами, выписал Берте чек за ее услуги, а также пообещал дать рекламу новому агентству и
в других кафе этой сети.
В день открытия Берта, Герберт и фрау Матильда с мужем были приглашены на ужин. Берта сияла в длинном черном шифоновом платье, открывающем плечи и шуршащем несколькими слоями юбки, а фрау Матильда сшила себе новый лавандовый костюм с юбкой, который очень ее украсил. Мужчины с удовольствием смотрели на своих дам.
Все предвкушали реакцию посетителей. Гостей было много, и вскоре все столики были заняты. В зале стало тепло от оживленных разговоров и запахов вкусной еды, мерцали свечи, пианист играл легкие воздушные мелодии.
Берта радовалась. Работа ее вдохновляла – наконец она могла найти применение множеству своих идей. Но в сердце незваным гостем поселилась тоска, и, как девушка ни стремилась забыть о ней в работе, она следовала за ней повсюду.
После ужина фрау Матильда заметила, что Берту что-то тревожит, и предложила пройтись вместе до дома, а мужчин оставить в кафе поговорить о своих мужских делах.
– Позволь мне проводить тебя, и поговорим заодно. А затем зайдем ко мне на бокал…
– Морса с вашей неповторимой душистой выпечкой, – закончила за нее Берта с улыбкой.
Герберт пробовал протестовать – ему хотелось самому проводить Берту, тем более за окнами уже темнело. Но его уверили, что вечер тихий и светлый, и фрау Матильда шутливо пообещала ее оберегать.
Когда они вышли, бабушкина подруга рассмеялась и взяла ее под руку.
– Вот так же я гуляла с Луизой. Ну, детка, расскажи, что тебя тревожит?
Берта долго говорила о том, как устала за эти дни, как за ней ухаживает Герберт, как она учится жить в собственном доме.
– Ты рассказала мне так много, но я не услышала причину твоей грусти, – искренне подвела итог их длинной беседе фрау Матильда.
Они уже подходили к дому, и Берта, не выдержав, выпалила:
– Понимаете, есть один человек… Он дорог мне. Но я не знаю, где он сейчас и что с ним. И я боюсь искать его, потому что может оказаться, что он не питает ко мне больше никаких чувств. А неизвестность дает мне хоть малую надежду, – она с облегчением выдохнула и посмотрела фрау Матильде в глаза.
Та промолчала и, проводив ее в дом, усадила пить морс и угощаться булочками с корицей. Затем присела поближе и спросила:
– Милая, а ты знаешь историю любви твоей бабушки Луизы и твоего деда, ее мужа? Его звали Мартин, помнишь?
– Конечно, – отозвалась Берта. – Даже в пожилом возрасте он был таким красивым! Статным, с благородной сединой и такими мудрыми глазами. Как они встретились?
Фрау Матильда устроилась поудобнее и начала свой рассказ:
– Они познакомились совсем юными. Им было лет по шестнадцать, и они сразу понравились друг другу. У Луизы было много кавалеров, но со всеми она держалась скромно, и все юноши питали к ней большое почтение.
Но к юноше Мартину она относилась особенно: стоило ему появиться рядом, как на ее щеках вспыхивал румянец, и с Мартином она держалась еще скромнее, чем с остальными, вместе с тем радостно принимая его ухаживания.
Однажды, когда им было уже восемнадцать, родители Мартина отправили его учиться в Великобританию. Они хотели, чтобы он стал экономистом, а он мечтал стать музыкантом. Но Мартин не стал перечить родителям – тогда это было неслыханно – и покорился их воле. Он уезжал в такой спешке, что не успел обручиться с Луизой.
Он уехал внезапно, лишь заверив ее в своей любви. В его чувствах она не сомневалась, но ведь помолвки не состоялось, и он не просил ждать своего возвращения. Он не был уверен, что вернется – в случае успешной учебы ему должны были предложить хорошее место в Англии.
Для Луизы начались безрадостные дни. Она тоже много училась, а также занимала свое время, ловко помогая матери по хозяйству, стряпая пироги, занимаясь пошивом платьев,
читая книги. Узнав об отъезде Мартина, остальные юноши удвоили свои старания. Каждый вечер у Луизы был расписан: прогулки, театры, выставки. На танцы она не ходила – не могла танцевать ни с кем, кроме Мартина.
Он не писал ей, так как они не были скреплены обещанием. Мартин тосковал, но хотел дать ей возможность стать счастливой без него.
Так шли долгие месяцы.
Луиза все реже улыбалась и теряла надежду когда-нибудь увидеться с возлюбленным. В унынии она пришла на беседу к знакомому пастору. Тот внимательно выслушал ее и спросил:
– Ты любишь этого человека?
Луиза твердо ответила:
– Да.
– Тогда молись и уповай на Бога.
Луиза чуть не вспылила в негодовании. Как же нелегко уповать на Бога, когда ты так молода, горячо влюблена и мечтаешь о замужестве!
Пастор задумчиво посмотрел на нее и сказал:
– Уныние охватило тебя, потому что чувство к этому юноше ты сделала центром своей жизни. Ты думаешь, что потеряла его – и смысл жизни для тебя потерян. Если бы ты искала смысл жизни прежде всего в Боге и его истинах, все испытания ты переносила бы легче, потому что он помогал бы тебе.
Луиза всхлипнула:
– Но ведь я прошу его! Прошу вернуть мне суженого!
Пастор мягко улыбнулся:
– Может быть, ты попробуешь просить по-другому?
Проси, чтобы Господь хранил и берег твоего любимого, направлял его, а твои страдания облегчал и помогал превозмочь тоску и печаль. А на остальное пусть будет его воля.
Тогда эти слова приободрили Луизу. Она стала чаще бывать в церкви, молиться и дома, читать Библию и Евангелие. Она находила большое утешение. В остальном Луиза была верна себе – перестала видеться с кавалерами, занималась учебой, помогала родителям, шила платья для себя и подруг. Сшила несколько свадебных платьев, стараясь не думать о собственной судьбе.
И однажды Мартин вернулся обратно в Миттенвальд.
Он пришел с живописным букетом полевых цветов и при встрече с опаской смотрел на ее изящные руки – нет ли на них кольца. Потом было много и радости, и слез, но жили они душа в душу. Удивительная была пара.
Сейчас люди как будто разучились ждать – письма, лета, любви, урожая ягод. Все можно получить легко, в любое время, без особых усилий, поэтому ожидание особенно томительно, – фрау Матильда смахнула слезу и налила еще морса из кувшина.
Берта некоторое время сидела молча, находясь под впечатлением от старинной, пропитанной надеждами и молитвами истории. Затем вдруг резко встала, порывисто обняла оторопевшую фрау Матильду, поцеловала ее в щеку и, на ходу крикнув «Спасибо вам!», убежала к себе.
Она вспомнила ее. Потертую старую книгу в коричневом кожаном переплете с золотыми буквами. Бабушкину Библию.
Берта влетела в домашнюю библиотеку и стала искать на самой верхней полке. Вот она. Девушка ласково погладила книгу и смахнула с нее пыль.
Полистав страницы, она увидела карандашные пометки бабушки. Девушка взяла один из своих красивых блокнотов в твердой обложке, ручку и стала читать, отмечать, выписывать.
Через несколько часов сердце ее было согрето и успокоено целительным словом Божьим. Она почитала молитвы из молитвослова, а затем и своими словами горячо молилась о своих близких и друзьях. И о Джонатане.
Лишь бы у него все было хорошо.
– Храни его, Господи, – шептала Берта, пока, утомленная непривычным порывом, не уснула счастливая и вновь обретшая надежду.
И уверенность, что ее любят.
Ведь Господь любит всех своих детей, верно?
Глава 31.
Через неделю, проведенную в напряженной работе, Марта привыкла и к новой должности, и к строгому, но гостеприимному Мюнхену. Она уже знала, где выбрать ароматную зелень для салатов, в каких книжных магазинах лучший ассортимент, где местные модницы находят самые изящные туфли.
Марта навестила свою тетю Мэг: та гордилась успехами племянницы, приписывая их в большей степени воспитанию в ее доме, нежели личным способностям девушки. Доверительного, душевного общения не складывалось, и Марта решила, что один визит вежливости в неделю устроит обеих.
На работе она не чувствовала себя чужой, а в квартире ощутила себя дома, поставив свои книги на полки, и фотографию родителей в скромной деревянной раме – на кухонный стол.
Вскоре Марта изучила всех сотрудников, потеряв к ним иной, кроме профессионального, интерес, и лишь одна журналистка до сих пор оставалась для нее загадкой. После безуспешных попыток поговорить с девушкой о чем-нибудь кроме работы Марта нарекла ее «неуловимая Джулия». Джулия вела себя как примерный сотрудник, сдавала материал вовремя, на работу не опаздывала, не отпрашивалась уйти пораньше и была вежлива. Но стоило Марте завести разговор на любую другую тему, журналистка словно пряталась в раковину. В Марте проснулся охотничий инстинкт – она привыкла брать приступом нерушимые крепости, при этом не подпуская к себе самой.
Ей не удавалось расположить к себе Джулию – та ускользала от нее, как мимолетная сиреневая дымка зари июльским утром. Марте оставалось надеяться только на случай, и вскоре он представился.
Однажды после работы Марта шла домой, предвкушая спокойный вечер, как вдруг серое небо, весь день копившее влагу, пролилось дождем на заполненные прохожими улицы и мостовые. Чтобы не испортить замшевые туфли, девушка забежала в ближайшее открытое кафе и заняла столик у окна, заказав салат и чашку кофе.
Несколько мгновений спустя в кафе вошла Джулия, стряхивая перед входом капли с намокшего плаща.
Она заметила начальницу и после некоторого колебания направилась к ней.
– Вы не возражаете? – уточнила она, ставя сумку на подоконник и усаживаясь в кресло напротив.
Марта удивленно смотрела на нее, не веря в происходящее:
– Не возражаю ли я? Джулия, я благодарю дождь за эту встречу. Мне кажется, вы меня избегаете.
Джулия небрежным жестом прибрала волосы.
– Марта, я не избегаю вас. Понимаете… Я не умею дружить наполовину, не люблю поверхностное общение. Мне это неинтересно. А вам?
Марта собиралась ответить, что, в таком случае, дружбы у них не выйдет, но почувствовала, как сердце взывает к доверительной беседе, и если уж кому больше нужен был друг, так это ей.
Джулия заказала себе кофе и сырную тарелку и с ожиданием в топазовых глазах смотрела на Марту.
Та вздохнула и сказала:
– Хорошо, Джулия, я начну. Я родилась Мюнхене, мои родители погибли, когда мне было семь лет, меня воспитывала тетя.
После колледжа я успешно училась на журналиста и, получив хорошее предложение по работе, переехала в Афины, где прожила три года. В течение двух лет я встречалась с известным юристом, и недавно он сделал мне предложение. Я люблю шумные компании, потому что боюсь одиночества. Много читаю и не умею говорить по душам. Ваша очередь.
Джулия улыбнулась и предложила:
– Для начала предлагаю вне офиса обращаться друг к другу на «ты». Я из городка Миттенвальда. Мой отец ушел от нас, когда мне было три, я совсем его не помню. Мама отправила меня учиться в Мюнхен, когда я выросла. В родном городе у меня был жених, но на последнем курсе университета я исчезла из его жизни. С тех пор мы не виделись. Сейчас я успешный одинокий журналист и писатель.
Марта задумчиво смотрела в окно на брызги воды. Каждая капля, падая, разрывалась на части, как граната.
Официант принес девушкам кофе и закуски.
– А почему ты исчезла, Джулия? – спросила Марта.
– А почему ты не хочешь выходить замуж, Марта? – вопросом на вопрос ответила журналистка.
Марта смешалась:
– Как ты поняла, что я все еще сомневаюсь, выходить ли мне за него замуж?
Джулия спокойно отпила кофе.
– Это написано на твоем лице. Ты не называешь его по имени, не светишься от счастья и все время прячешь кольцо.
Марта отдернула руку, которую и сейчас прикрыла легким шелковым шарфом.
– Может быть, если ты расскажешь, почему сбежала от жениха, мне будет проще понять, что происходит со мной?
Выражение глаз Джулии с дерзкого сменилось на участливое:
– Думаю, причины у нас разные, и это долгая история. Но я поделюсь ею в обмен на твою.
Джулия начала свой рассказ:
– Мы росли вместе с моим будущим женихом, наши матери дружили. Мы становились старше, и однажды я увидела в нем привлекательного юношу и удивилась этому. Ко мне пришло первое чувство с алеющими румянцем щеками и гулко бьющими ударами сердца. Он очень красиво ухаживал за мной, и когда мы окончили колледж, состоялась помолвка. Затем я уехала учиться, и он часто навещал меня
в Мюнхене. В студенчестве я жила на скромные средства, денег хватало только на необходимое, и мой жених проявлял заботу: дарил не только цветы, но иногда привозил и осенние сапоги или пальто. Наше счастье было тихим и безмятежным, я мечтала о скорой свадьбе.
Но на последнем курсе я, как говорят, потеряла голову. В моем окружении появился элегантный кавалер. Девушки не давали ему прохода, но он почему-то сосредоточился на мне. В моем сердце жила любовь к жениху, но понемногу и я попала под чары этого незнакомца. Я не назову его имени, потому что не люблю произносить его вслух. По сути, для меня он так и остался незнакомцем – он появился на сцене моей жизни той злополучной осенью и исчез в антракте, уйдя разбивать другие сердца.
Я помню его смутно, скорее, пейзажи, которые нас окружали, свое волнение. Мы гуляли туманной морозной осенью, когда деревья еще чаруют невесомыми багряными, коричными и золотистыми нарядами, но от холода уже мерзнут руки. Мы говорили о других странах и прочитанных книгах, он приглашал меня в музеи, на выставки и в дорогие рестораны. Все это казалось таким невинным. Я была умнее его стократ, но рядом с ним я чувствовала себя такой глупой, растерянной. Его улыбка завораживала, как гипноз. А он… Он требовал меня всю, без остатка. Она знал каждый мой шаг, где я нахожусь, с кем общаюсь, а я никогда не знала, где он.
Если представить, что сердце – это дом, то вскоре он занял в нем все комнаты. Он входил в мое сердце, не разувшись, по-хозяйски занимал уютное кресло и вволю грелся там. Лишь со временем я поняла, что не должна была пускать его даже на порог.
Марта, зачарованная, внимательно слушала и, не выдержав, уточнила:
– Ты изменила с ним?
– Хуже, – Джулия смотрела прямо, и Марта только теперь увидела в ее глазах отчаяние, – я поверила в то, что я его полюбила. Я захотела стать его женой, связать с ним жизнь, довериться ему. Когда я выбрала его, решила, что хочу остаться с ним, он тут же ушел. Искры оказались для него важнее огня. Он искал приключений, новых женщин, тайн. Уходя, он забирал с собой волшебные воспоминания, и лишь в остывающем пепле я увидела свою осеннюю одержимость.
Я не смогла рассказать о нем ни маме, ни жениху. Мне
было слишком стыдно, что я была готова бросить все ради человека, характер которого я, как персонажа, придумала сама. Я не находила в себе сил даже посмотреть в глаза своему настоящему возлюбленному. Я осознала, что мой жених дорог мне по-прежнему, но считала, что недостойна стать его женой. Тогда я оставила учебу, окончив ее экстерном, поменяла адрес, не оставила ни писем, ни объяснений. Исчезла, рассеялась, как туман.
Прошло два года, и я не просто помню о женихе – нет и минуты, чтобы я о нем забывала. Но я не могу набраться смелости найти его и все объяснить. С тех пор я не была в Миттенвальде, а моя мама приезжает ко мне в гости в Мюнхен. Даже ей я так и не объяснила причины своего исчезновения и разрыва с женихом.
Джулия глубоко вздохнула, словно освободившись от тяжелого груза. Марта встала и, подойдя, обняла ее:
– Знаешь, Джулия, пока я слушала тебя, я подумала, что до сих пор не встретила настоящее чувство. Я не испытываю к Джонатану ни спокойной и умиротворенной, ни пламенной и безрассудной любви. Равнодушие. Может ли быть что-то страшнее равнодушия? – и Марта, изумив Джулию, расплакалась.
Затем она вытерла слезы и предложила:
– Завтра я собираюсь в Миттенвальд осмотреть дом, в котором мы с Джонатаном собираемся жить. Если, конечно, поженимся, – она попробовала улыбнуться, но улыбка вышла грустной. – Поедешь со мной?
Джулия покачала головой:
– Нет, я не могу. Но я буду благодарна, если ты узнаешь для меня что-нибудь о нем. Вот его имя, – и она протянула вдвое сложенный листок.
Дождь уже закончился, а девушки все сидели в кафе и говорили, говорили, иногда плакали.
Иногда истинная дружба начинается с первых совместных слез.
Глава 32.
Марта приехала в Миттенвальд субботним утром на рейсовом автобусе. Девушка отдохнула в дороге и радовалась времени для размышлений.
Марта раньше никогда не была здесь, и вид красочных улиц и уходящих в небо горных вершин восхитил ее. Спросив у прохожих, как найти дорогу к нужному дому, она бойким шагом скоро добралась до него. Он располагался на окраине городка, окруженный зеленью и успокаивающим пейзажем.
Когда Марта подошла ближе, то поняла, что это достаточно внушительное, но оглушающе тихое, пустое здание.
Дом растерянно моргал своими незашторенными окнами и скрипел пыльными полами. В нем было два этажа, никакой мебели и много паутины. У окон ютился заброшенный сад. Большой некогда уютный балкон выходил на горы и линию горизонта.
«Наверное, здесь хорошо любоваться закатом», – позволила себе помечтать Марта и тут же прервала себя.
«О закате подумаю позже. Сколько же здесь работы! Дом совсем не готов к проживанию. Мне некогда этим заниматься, – в Марте закипело раздражение. – А Джонатан приедет уже через неделю».
Поднялся сильный ветер, окна и ставни задребезжали и распахнулись. Марта бросилась все закрывать, пока этот ветхий дом не обрушился вместе с ней. Затем девушка вышла из дома, закрыла дверь на ключ, глубже укуталась в мягкий белый свитер, скрываясь от горного воздуха. Спрятала ключ в почтовом ящике и вернулась по тропинке в город.
«Позавтракаю, выпью кофе и что-нибудь придумаю», – успокоила она себя и выбрала уютное кафе с вышитыми скатертями, светлым залом и букетами полевых цветов на столах. Когда принесли завтрак, Марта продолжала с любопытством рассматривать зал и уточнила у официанта:
– Мне у вас нравится. Подскажите, этот стиль в интерьере разрабатывался дизайнером вашей ресторанной сети?
Официант улыбнулся. Он привык к таким вопросам. В течение этой недели Берта получила несколько новых заказов и активно работала.
– Нет, кафе оформлено местным талантливым дизайнером, я принесу вам ее визитку.
Вскоре Марта решительно набирала телефонный номер.
Ей ответила приятная девушка, которая объяснила, что «Домашнее волшебство» – это бюро по дизайну интерьера, и добавила, что она готова посмотреть дом сейчас же.
Марта бросила взгляд на часы. Ей нужно было заехать еще по одному адресу.
– Простите, Берта… Так ведь вас зовут, верно? Мне очень неловко, но я спешу. Я оставила ключ в почтовом ящике. Будьте добры, посмотрите дом сами. Чек на оплату услуг отправьте мне на электронную почту, я пришлю вам письмо. Пожелания? Хочу, чтобы дом был исправным, чистым и имел жилой вид. Минимум картин и прочей ерунды. Сад? Сад можно восстановить, спасибо. Книги? Какие книги люблю я и мой будущий муж? Как я отношусь к элементам уюта? Вы задаете странные вопросы. Хорошо, сделайте нам с женихом раздельные кабинеты. Из мебели согласна на все необходимое: диваны, кресла, столы, стулья, шкафы. Кухня пусть будет белоснежной. Еще я люблю вазы, подсвечники, домашние растения и цветы. Спасибо, вы меня просто спасаете. Я буду ждать счет.
Марта положила трубку, допила кофе и, поблагодарив официанта за завтрак и помощь, поспешила на автобус.
А в доме с вишневыми ставнями Берта кружилась по комнате и радовалась: «Оформить целый дом! Мне нужны будут помощники. Но сначала я осмотрю его».
Она взяла блокнот, ручку и выбежала из дома. Длинная фиалковая юбка шлейфом развевалась на ветру.
«Домашнее волшебство», надо же придумать такое наивное название!» – изумлялась по дороге в Мюнхен Марта, в душе благодаря за неожиданную и своевременную помощь свыше.
После разговора с новой клиенткой Берта познакомилась с домом на окраине. Вид у него был плачевный, и девушка поняла, что одной ей не справиться. Тогда она нашла в городке двух трудолюбивых горничных и толкового плотника. Они работали в ближайших гостиницах через день, а в свои свободные дни согласились работать с Бертой.
В течение дня девушка составила подробный план действий, и ей не терпелось начать.
Следующее утро пришло изумительным гостем: солнце золотой тканью накрыло деревья и дома, в садах пышно цвели розы и гортензии, ветер принес с гор ароматы любимых скромных луговых цветов. И Берте так захотелось, чтобы сегодняшние труды были в удовольствие, что ее помощники были немало удивлены, увидев в саду заброшенного дома наспех накрытый стол. Нарезанный горячий яблочный пирог с корицей и грецкими орехами, кувшин клюквенного морса, чашки и блюдца приглашали к вкусному завтраку.
– Как вы все это донесли? – хлопая круглыми глазами, спросила одна из горничных. У нее были переливчатые каштановые волосы, собранные резинкой, и простое хлопковое серое платье до колена.
Берта смутилась. Ей не хотелось быть строгим руководителем, она собиралась работать вместе с другими и общаться на равных. Она с любовью поухаживала за новыми коллегами, расспросила их о семьях и увлечениях, а затем показала акварельные эскизы готового дома.
И плотник, и горничные недоверчиво переводили взгляд с дома на рисунки и обратно. Разве можно из этой развалины сотворить такой приветливый и ухоженный дом?
После завтрака Берта прибрала посуду, они распределили обязанности, закатали рукава, и брошенный дом с надеждой захлопал своими покосившимися ставнями в радостном ожидании помощи.
Сначала из него вынесли всю сломанную мебель, старые газеты и прочий мусор. Плотник деловито стучал молотком, укрепляя двери, ставни и пол. Берта вместе с горничными отмывала пыль и грязь. День прошел незаметно, и вечером, когда сумерки неспешными шагами подступали к дому, тот уже заметно посвежел.
Больше ничего не скрипело и не шаталось. Свежий горный воздух зашел в дом без приглашения, и ему так понравилось в этом жилище, что он благосклонно задержался.
Бродя по освободившемуся пространству, Берта делала пометки в блокноте и замеряла, где и как расставить мебель.
Наконец, все с удовлетворением распрощались и договорились продолжить работу через день, а в день грядущий Берта пригласила маляра красить дом и крышу и двух работников для покраски стены внутри.
Марта на многочисленные вопросы Берты по электронной почте неизменно отвечала: «Сделайте все по своему вкусу. Я видела результат вашей работы, и доверяю вам. Мне нужно, чтобы в доме было удобно, чтобы было достаточно света и пространства».
Берта с упоением заново создавала этот дом, мечтая сотворить из него настоящий очаг. О женихе Марта ничего не рассказывала, и Берта решила, что попробует угадать его вкусы, раз клиентка отказывалась давать ей такие сведения.
Казалось, она мало о нем знает. «Любит ли он читать? Скорее да, чем нет, но я не знаю, что именно. Музыкальные колонки? Нет, он предпочитает что-нибудь несовременное, старинное. Еще ему нравится сидеть в одиночестве, думать, писать». Берте показалось, она может догадаться, что нужно такому спокойному мужчине. Почему-то ей вспомнился Джонатан и глубокий взгляд его любимых глаз.
«Любимых? Почему любимых? Обычных глаз», – остановила себя Берта.
Ее помощники давно ушли, а она все сидела в пустом доме, задумчиво делая пометки: что нужно купить, сделать, привезти, заказать.
Легкий стук в дверь вывел ее из отрешенности. Она поправила бирюзовую рубашку, отряхнула джинсы и подошла к порогу. За дверью стоял улыбающийся Герберт и ее мама. Берта в изумлении смотрела на обоих:
– Мама, здравствуй! Почему ты мне не сказала, я бы тебя встретила!
Эленор игриво поправила волосы:
– Я хотела сделать тебе сюрприз. Герберт был так любезен, что встретил меня на станции. Я связалась с ним через фрау Матильду.
Герберт наслаждался недоумением Берты и улыбался:
– Берта, дорогая, закрывай дом и идем ужинать. Вид у тебя очень утомленный, – и Герберт помог ей запереть дом и взял за руку.
Берта совсем растерялась. Мама приехала в гости, а она весь день работала, и даже угостить дома нечем.
Герберт ласково погладил ее по щеке:
– Не волнуйся. Я сегодня рано освободился и приготовил домашнюю пиццу в печи. С грибами, томатами, ветчиной и домашним сыром.
Берта только сейчас поняла, как она проголодалась. Неужели она забыла пообедать? Похоже, так и есть.
Эленор с явным одобрением смотрела на Герберта. Он не мог не понравиться маме, как и всем женщинам вообще. Высокий и статный, надежный, с широкой доброй улыбкой. Берта догадалась, что он уже обрел в маме и союзника, и друга. Они втроем спустились по извилистой дороге вниз к домику Герберта. В темноте светлячками мерцали фонари и стрекотали сверчки.
Дом Герберта был небольшим, но добротным и крепким. Мастерская, где он вырезал скрипки, размещалась в одной из комнат, и согревающий аромат яблоневого дерева и свежей кудрявой стружки наполнял весь дом. Герберт был ловким хозяином: через несколько минут все трое угощались пиццей, и она была такой горячей и вкусной, что даже Эленор позабыла о своих элегантных манерах и уплетала ее с большим аппетитом.
Она любовалась дочерью: в Миттенвальде Берта заметно окрепла и приободрилась, с воодушевлением отдавалась дорогому сердцу делу. А какой у нее цвет лица! И Герберт смотрит на нее с таким восхищением и заботится о ней. Мама была счастлива за дочь, но от ее чуткого сердца не ускользнула едва заметная капля грусти в глазах Берты.
«Наверное, она просто утомилась. Поговорю с ней дома», – решила Эленор, отрезая себе третий кусочек пиццы.
Герберт увлеченно говорил, за окнами совсем стемнело, и горы казались в темноте сплошной крепостной стеной с высокими шпилями.
Берта благодарно обняла Герберта, когда он проводил дам до дома. Она постелила маме в гостевой комнате свежее, благоухающее сосновым ароматом белье и посидела с ней рядом в кресле с чашкой травяного чая.
Мама видела, что дочку клонит ко сну, и хотела отложить важные разговоры до завтра, но Берта сама потянулась к ней:
– Что мне делать, мама? Герберт так добр ко мне, он замечательный. Но я не чувствую к нему любви. Я скучаю по Джонатану.
Эленор захлестнула волна вины и боли.
По характеру она была прямолинейной и могла ответить жестко, в своей манере, что Герберт подходящий жених и отличный парень, и нечего желать большего. Но сердцем она желала дочери настоящего женского счастья, а к этому парню Берта испытывала лишь дружеские чувства.
Эленор вздохнула и сказала:
– Берта, дорогая, ты не спеши. Он замечательный, но это не значит, что ты обязана выйти за него замуж. Расскажи-ка мне лучше, как тебе тут живется, как ты работаешь. С кем дружишь.
Берта ласково посмотрела на маму, зажгла мягкий свет абажура на чайном столике, укрыла ее одеялом и стала рассказывать. О том, как ее смешат шутки зеленщика; что в пекарне на углу, где работают отец, мать и сын, самые вкусные тарталетки с клубникой, а в дождь они всех гостей угощают кофе; о том, что на свете нет более мирного и тихого места, чем спокойное горное озеро, спрятанное среди сосен. О том, что фрау Матильда всегда ходит, присыпанная мукой, а ее муж, важный степенный мужчина, тайком играет в гольф на лужайке в саду; что рассветы и закаты здесь каждый день разные и такие прекрасные, что не описать, а прогулка по альпийским лугам лучше любого лекарства.
Берта говорила, и говорила, и не заметила, что мама уже спит, а вскоре сама забылась крепким сном.
На следующий день мама с нежностью смотрела, как Берта сладко спит, подложив ладонь под щеку, как маленькая.
«Пусть поспит еще. Сварю пока свежей овсянки и схожу посмотрю, как там красят дом», – и оставив записку «Приятного аппетита! Догоняй!», мама прикрыла дверь.
А Берта продолжала спать, и ей снилась молочная овсянка с кусочками чернослива, такая вкусная, какую умела готовить только мама.
Глава 33.
Лавандовые сумерки легким облаком окутали Мюнхен. Марта пригласила на поздний ужин Джулию; они задержались на работе и хотели вместе приготовить вкусной еды и поговорить по душам, так как они уже научились доверять друг другу. Со дня на день Марта ожидала приезда Джонатана, который завершил в Греции все свои дела. Марта окончательно запуталась в своих чувствах и просила его приехать раньше, но он мог прилететь только в день регистрации.
Джулия помогла Марте выбрать белоснежный строгий костюм с юбкой, классические светлые туфли, найти парикмахера и определиться с прической. Невеста отказалась от букета и свадебного танца. Оставалось надеяться, что Берта успеет завершить все работы в доме, и молодожены смогут украсить лужайку, оформить столы и пригласить знакомых и коллег. Приглашения уже были высланы, ответы получены. Джонатан был опечален отказом отца, который написал, что еще не восстановился после операции, а Марта расстроена согласием тети: та обещала не только прийти сама, но и привести несколько своих подруг, чтобы показать, как удачно ее племянница выбрала жениха.
Джулия предвкушала красивое торжество, но беспокоилась за подругу, замечая, с каким чувством безысходности та выбирала наряд и приглашения. Марта старалась как можно меньше об этом говорить, поэтому, когда они ставили в духовку сырный пирог, она перевела тему разговора на дела Джулии:
– Джулия, милая, я съездила в Миттенвальд, мне он так понравился! Тихий, укромный городок, горы, зелень, озера. Я приехала очень рано и почти никого не видела. – Марта не смотрела на подругу, но почувствовала, что та волнуется. – Ты уже решила, когда поговоришь со своим женихом?
Джулия отвела взгляд и отошла к окну:
– Я написала ему несколько писем и не смогла отправить ни одно из них. Я так не могу. Мне нужно поговорить с ним лично, признаться во всем, даже если я сгорю от стыда. Будет больно видеть, если он разочаруется во мне, меня это пугает. Но оставлять его в неведении я не хочу. Даже если он вновь влюблен и, может быть, помолвлен, я лишь объясню ему, почему я исчезла из его жизни так некрасиво,
так неправильно. И пожелаю ему счастья в другом союзе.
Марта вопросительно посмотрела на нее:
– А ты? Что ты будешь делать дальше?
Джулия грустно улыбнулась:
– То же, что и сейчас. Жить, работать, ужинать с друзьями и читать книги. Я сама закрыла дверь перед своим счастьем, возможно, однажды оно постучится ко мне снова. Я готова ждать.
– Где ты хочешь с ним увидеться?
Джулия пожала плечами: – Мне нужна неожиданная встреча, чтобы он не смог подготовиться, подобрать слова, костюм и выражение лица. Я скучаю по нему естественному, когда все мысли можно прочитать по его глазам, когда он открыт. Не уверена, могу ли я теперь надеяться на его доверие. Кстати, как идут работы в твоем доме?
Марта кивнула: – Все идет отлично, похоже, Берта знает, что делает. Как раз завтра еду принимать дом. Ты знаешь, меня не покидает ощущение, что этот дом для нас не предназначен.
Ужин закончился поздно, и когда Джулия уехала на такси, Марта открыла электронную почту и отправила Джонатану краткое письмо: «Джонатан, ты уверен, что мы готовы к этому?» и в слезах легла спать.
В Афинах Джонатан еще не видел письма, но, засыпая, думал о том же самом. Вспоминая Марту, он не чувствовал того согревающего тепла, которое должен ощущать жених, думая о невесте. Ему казалось, что он ступает по тонкому хрупкому льду и в любой момент может провалиться в леденящую воду.
Глава 34.
Берта бродила по чистому и убранному дому Марты и придирчиво осматривала его.
Все получилось так, как она хотела – уютно и просторно. Дом был наполнен свежим альпийским воздухом и ароматами цветов в изысканных керамических вазах, которые стояли в столовой и на журнальном столике в гостиной. Мебель была нежного молочного цвета, занавески из прозрачной ткани прятали от солнечных лучей, и свет был разреженным, словно тысячи золотых капель застыли в воздухе. Плотные, тяжелые темно-зеленые портьеры украшали окна в гостиной, а в спальне Берта повесила шоколадные шторы. Повсюду были расставлены и развешаны светильники и абажуры.
В кабинете Берта разместила удобные широкие письменные столы и книжные стеллажи, в гостиной поселила старинное пианино для хозяйки, а учитывая вкусы хозяина, поставила антикварный граммофон с пластинками и расставила блестящие медные канделябры на каминной полке.
Берта была в восторге.
Она с любовью и усердием подбирала все до мелочей, включая наборы посуды и кухонные полотенца.
Она вышла на балкон посмотреть, не едет ли Марта.
На балконе с видом на Миттенвальд и горы Берта обустроила уютный уголок для чтения или чаепития. Она присела в кресло-качалку, прикрыла плечи пледом, поежившись от утренней прохлады. Солнце всходило медленно, постепенно окрашивая дома, крыши, улицы и цветочные поля своей золоченой кистью.
Вдали Берта увидела Герберта, Эленор, которая до сих пор гостила у нее, и еще одного мужчину. Приглядевшись, она узнала его. Майкл, ну конечно! Хороший друг Герберта, Майкл был неутомимым весельчаком, работал в звукозаписывающей компании в Мюнхене и иногда приезжал в гости к старому другу. Он заключил контракт с компанией в Америке и собирался вскоре улететь, поэтому они с Гербертом проводили совместно долгие часы в прогулках и беседах.
«Боюсь, Марте не понравится, что нас тут так много собралось», – заволновалась Берта. Она так и не видела свою клиентку и предвкушала встречу. Поправив перед
зеркалом над камином лимонное платье, девушка решила подождать снаружи.
Она вышла вовремя – Марта, накинув на плечи пиджак и
придерживая подол тыквенно-оранжевой юбки, шла Берте навстречу по мокрой от росы траве. Настроение у нее было приподнятое, дом понравился ей уже издалека: такой яркий и приветливый! А когда успели посадить цветы и подстричь кустарники у окна?
Марта благодарно пожала Берте руку:
– Так вот вы какая, волшебница Берта! Вы меня очень выручили. Мне уже все нравится!
Берта смущенно улыбнулась:
– Но ведь вы еще не видели, что внутри.
Марта звонко рассмеялась:
– Если вы успели покрасить крышу и восстановить сад – значит, внутри все просто замечательно! Но я сгораю от любопытства, – и, сбросив в прихожей обувь, Марта восторженно стала осматривать свои владения. Берта была довольна. Хозяйка радостно летала по дому, хвалила посуду и мебель, а уютные уголки для чтения и работы были именно такими, как она себе представляла.
В дверь позвонили, и Берта попросила разрешения познакомить клиентку со своей мамой и друзьями – ведь
Марта собиралась жить в Миттенвальде, и, возможно, ей было интересно познакомиться с некоторыми соседями.
Марта сама побежала открывать дверь на правах хозяйки. Она долго щебетала с мамой Берты, хваля ее талантливую дочь, затем пожала руку Герберту, мысленно порадовавшись за Берту («Какой хороший парень!»), а вот Майкл вызвал в ней вихрь противоречивых чувств. Он энергично пожал ей руку, поздравил с новосельем, сделал пару комплиментов, но все это было неважно.
Важным было то, что Марта ощутила в нем внутреннее спокойствие, уверенность. А себя она вдруг почувствовала совсем юной и слабой. Ее сильный и строптивый нрав, недоумевая, уступал место уязвимости и искренности.
Берта помогла ей на кухне, и Марта тут же накрыла кофе. Оказалось, что Эленор принесла свежее творожное печенье, и за кофе с десертом все быстро нашли общий язык и дружески беседовали.
Марта выглядела умиротворенной и счастливой. Дом был таким уютным, дела на работе шли так успешно, и к свадьбе почти все было готово.
При мысли о свадьбе она снова почувствовала напряжение.
«Подумаю об этом позже», – решила она.
А пока она с удовольствием слушала рассказы Эленор о Миттенвальде и смешные случаи из рабочих будней Майкла.
Герберт и Берта тихо разговаривали рядом. Майкл между тем пытался узнать как можно больше о Марте. Его пленили ее сияющие глаза и свободная манера держаться.
– Итак, что я знаю о вас? Вы помолвлены с юристом, вы возглавляете издательский дом в Мюнхене, вы успешны. А есть ли у вас друзья? Или ваши друзья остались в Греции?
Марта помолчала, а затем ответила:
– У меня нет друзей. То есть, недавно я встретила интересную девушку, которую, я надеюсь, могу назвать своей подругой. Она журналист и писатель, возможно, вы читаете ее колонку в нашей газете, она подписывается как Эдит. Кстати, она тоже из Миттенвальда, здесь живет ее мама.
Майкл заинтересовался:
– Я вырос здесь, может быть, я знаю эту девушку. Как ее настоящее имя?
Марта отпила кофе и, таинственно понизив голос, произнесла:
– Джулия.
Но для кого-то в этой комнате это тихо произнесенное имя прогремело со всей силой июльской горной грозы.
Герберт, расплескав кофе, повернулся к Марте:
– Простите, как вы сказали? Джулия? А фамилия?
Марта, замявшись, назвала и фамилию.
Герберт взял куртку со спинки стула и, не глядя ни на кого, вышел из дома. Берта со страхом смотрела ему вслед. Это имя было ей уже знакомо, она узнала его из разговоров с фрау Матильдой. Как такое возможно? Джулия, невеста Герберта, работает вместе с Мартой? Та самая Джулия, которая исчезла из его жизни два года назад?
Берта торопливо стала объяснять Марте, в чем дело, а та, в свою очередь, судорожно искала листок с именем от Джулии. Она раскрыла его и прочла имя: «Герберт».
Марта глубоко вздохнула, она чувствовала себя невероятно расстроенной. Не так Герберт должен был узнать о своей невесте.
Эленор хотела догнать ошарашенного Герберта, но дочь ее сдержала:
– Пусть побудет один.
Эленор участливо заглянула ей в глаза:
– А как же ты, Берта? Я думала, что все идет к помолвке.
Берта задумчиво теребила прядь волос.
– Возможно, Герберт и думал о помолвке, но не я. У меня к нему по-прежнему лишь дружеские чувства. Я не хотела быть его женой.
Марта услышала обрывки их разговора и с удивлением осознала, что эти слова словно предназначены для нее. Она отчетливо поняла: она никогда не хотела быть женой Джонатана. Майкл со своей обаятельной улыбкой все больше очаровывал ее, и Марту это немного пугало. А как с ним было интересно и спокойно! Марта перестала что-либо понимать.
Герберт тем временем шел и шел, пока не оказался в альпийском предгорье, где в сладкой росе купались полевые цветы. И там, наконец, он дал выход своим чувствам и душераздирающе закричал.
Его крик эхом отозвался в горах и вернулся к нему. Он вздрогнул и стал яростно отбиваться от него, размахивая руками по воздуху. В конце концов он устал и сел, обхватив голову руками. Ветер гладил его по волосам и успокаивал.
Герберт никогда еще не был в такой растерянности. Он ощущал тупую боль, чувствовал себя обманутым. Все это время, пока он старался забыть Джулию, вычеркнуть ее из своего сердца и памяти, она спокойно жила и работала в Мюнхене, не прислав ему ни единого письма, даже не известив его о том, что у нее все хорошо. Разумеется, он хотел порадоваться, что Джулия жива и здорова. Но пока эта радость находилась на самом дне его души, а сверху ее закрывали злость и обида.
Солнце уже стояло высоко в горах, а он по-прежнему одиноко сидел среди высокой травы, обхватив колени и глядя в одну точку.
Глава 35.
Август надел свою широкополую шляпу, украшенную спелой малиной, румяными яблоками и янтарными грушами. Воздух был прозрачным и нежарким, вдоль полей отдыхали стога свежего золотого сена, изредка на дороге встречались местные фермеры, которые везли на рынок щедро груженные прицепы с корзинами фруктов и ягод.
Герберт усердно работал, занимаясь новой скрипкой, и ближе к обеду решил выйти из дома и перекусить на свежем воздухе. Он поставил на скамейке тарелку с сыром, помидорами, хлебом, нарезанным мясом, принес кофе. Но не успел он приняться за еду, как увидел идущую в его сторону девушку. Она была одета в терракотовое платье и серый жакет, ее шоколадные длинные волосы развевались на ветру. Она шла робко, нерешительно.
Герберт пригляделся и узнал в ней Джулию. Он смешался, его плечи опустились, лицо помрачнело.
«Как я жестока!» – прошептала Джулия, глядя на него издалека. – «Два года он не знал, где я и что со мной, а я, как ни в чем не бывало, к нему с визитом. Наверное, он уже давно похоронил свои чувства».
Герберт задавал себе тот же вопрос. Он любил девушку, она исчезла из его жизни, но решила появиться в ней вновь. А он встретил Берту и готов был предложить ей выйти за него замуж, но чувствовал, что получил бы отказ.
Кем он был теперь для бывшей невесты? А она для него?
Внезапно Джулия осознала, как же невыносимо она тосковала по нему. Только бы сдержаться и не броситься ему навстречу. Она остановилась недалеко от него: такая прямая, сдержанная, гордая, красивая. Но в глазах у нее стояли слезы, и Герберт, ни слова не говоря, подошел и крепко обнял ее.
Так они стояли несколько минут, а может быть, часов.
Затем, когда оба успокоились, Герберт попросил рассказать ему, что произошло. Джулия говорила и плакала, каялась и просила прощения, а он почти не слышал ее.
В его душе робкими ростками зарождалось счастье. Слушать ее голос. Смотреть в ее блестящие от волнения глаза. Если бы тогда этой истории не произошло, она бы давно была его женой.
Они долго беседовали, а затем он пригласил ее в уже полюбившееся всем новое кафе в городе.
Он не мог поверить, что вновь чувствовал то, чего не было рядом с Бертой – у него было ощущение, что Джулия создана для него. Они понимали друг друга с полуслова, а когда они держались за руки, им казалось, что нет в жизни таких трудных ситуаций и споров, которые они не смогли бы разрешить.
– Теперь мы будем заново узнавать друг друга, – сказали они почти хором и рассмеялись.
Идя с Джулией за руку, Герберт размышлял – для кого же тогда создана Берта?
В это время в Мюнхене Марта с кем-то увлеченно говорила по телефону, и вид у нее был еще счастливее, чем у тех двоих.
Глава 36.
Сапфировое августовское небо сияло и накрывало землю своим дивным куполом, как будто кто-то прозрачной крышкой прикрывал сервировочное блюдо для торта.
В воздухе витало благоухание свежескошенной травы, ароматного кофе, зреющих яблок и пряной выпечки. Миттенвальд просыпался и потягивался своими улочками после крепкого сна. Соседи здоровались друг с другом, желая доброго дня, и Берта вновь почувствовала себя счастливой оттого, что она была частью этого тихого и уютного городка. Ветер немного растрепал ее волосы, заплетенные в косу, и играл подолом ее брусничного платья в мелкий алый цветочек.
Накануне вечером Берта нигде не смогла найти свой блокнот с телефонами клиентов и попросила разрешения у Марты зайти в дом в ее отсутствие и проверить, нет ли блокнота в доме.
Сегодня Марта собиралась в зал регистрации. В последний момент празднование в доме заменили на скромный банкет в ресторане недалеко от мэрии. Подробное
письмо Джонатана о его чувствах и планах на совместную жизнь немного успокоило невесту, но она ожидала предстоящей встречи с большим беспокойством и была готова в случае неразрешенных сомнений все отменить. Марта была не из тех женщин, которых волнует то, что о них подумают другие, поэтому отмена свадьбы не казалась ей чем-то недопустимым или нелепым. Для нее было важно свое состояние и свои чувства, в которых она наблюдала хаотичный беспорядок.
Берта шла к дому, наслаждаясь этим светлым утром. Бури в ее душе улеглись. Каждый день она молилась Богу и теперь ощущала его заботу, и это ее успокаивало.
Берта вошла в дом, раздернула шторы, открыла окна. Солнечный свет озорными бликами затанцевал по комнатам, отражаясь в зеркалах, люстрах и отполированных дверцах шкафов.
Марта до сих пор не переехала сюда, и как бы этот дом ни был ухожен и красив, в нем не чувствовалось души. Он по-прежнему казался покинутым и забытым, только теперь покрашенным и красиво убранным.
Берта нашла свой блокнот в гостиной, а затем прошлась по дому, проверила, все ли на своем месте, зашла в кабинет
будущего хозяина. Интересно, какой он, жених Марты? Понравится ли ему здесь? И снова она вспомнила о Джонатане – ведь именно о нем она думала, обустраивая этот кабинет. Этот дом.
«И свою жизнь», – услышала она внутренний голос.
«Свою жизнь?» – удивилась девушка.
«Да. Ведь Джонатан всегда поддерживал тебя, говорил, чтобы ты не боялась идти к своей мечте. Чтобы ты занималась тем, что тебе по душе. А это брусничное платье? Когда-то давно вы видели такое в магазине, и вот ты нашла и купила точно такое же. А книги, что ты читаешь? Сколько среди них тех, о которых он тебе рассказывал?»
Берта глубоко вздохнула. Сейчас это не имело смысла.
«Но я не думала, что во мне столько Джонатана», – отметила она про себя, изумляясь тому, что не замечала очевидного.
Вдруг в дверь позвонили. Берта с удивлением посмотрела на часы – неужели Марта что-то забыла взять для регистрации в мэрии? Снова раздался звонок, настойчивый и резкий.
Берта рывком открыла дверь и замерла.
На пороге стоял Джонатан.
Да, это был он. Повзрослевший и возмужавший, с волнистыми темными волосами, пронзительными глазами и оторопевшей улыбкой.
Что он здесь делает? Он приехал найти ее? Берта не понимала, что происходит.
Джонатан тоже не находил слов. Он прилетел в Мюнхен и решил заехать в новый дом, чтобы оставить вещи перед регистрацией. Марта рассказала ему, где взять ключ, но в почтовом ящике его не оказалось, и он позвонил в дверь, думая встретить кого-то из помощников Марты.
Но дверь открыла Берта, его Берта, в милом платье, которое оттеняло и без того яркий румянец, с вопрошающими глазами, в которых, как он успел заметить, еще остались воспоминания о нем, а может быть, и отголоски любви.
Решив разобраться во всем постепенно, Джонатан деликатно спросил:
– Ты позволишь мне войти в дом?
Берта молча пропустила его в прихожую. Этот голос. Этот родной, волнующий, почти забытый голос.
Скрывая волнение, она приготовила и разлила по чашкам кофе. Но он не замечал кофе. Он смотрел на нее с нескрываемой радостью и не знал, как вести себя, ведь через три часа он должен был жениться на Марте. Как судьба могла сыграть с ним такую злую шутку?
Наконец Берта не выдержала неизвестности и обратилась к нему:
– Джонатан, я… Я рада тебя видеть. Но как ты оказался здесь?
Джонатан недоуменно повел плечами.
– Берта, я хотел задать тебе тот же вопрос. А я… Я счастлив вновь видеть тебя. Ты прекрасно выглядишь. Ты… Ты живешь здесь? Или ты подруга хозяйки?
Берта покачала головой.
– Мы не подруги, мы просто знакомые. Я работаю в этом городке дизайнером интерьеров. Я открыла свое бюро, «Домашнее волшебство». И по заказу обустраивала этот дом.
– А приготовление кофе входит в услуги агентства? – шутливо осведомился он, смакуя давно забытый, но от этого еще более незабываемый вкус кофе с щепоткой корицы, кардамона, имбиря и долькой лимона, как привыкла варить Берта.
– Нет, я только зашла за своим блокнотом, но Марта
предупреждала меня, что, возможно, ее жених захочет заехать сюда перед свадьбой. Думаю, нам лучше уйти, прогуляться и поговорить снаружи.
У Джонатана все обрушилось внутри.
Но Берта ничего не понимала. Нет, она еще не понимала.
Она посмотрела на часы и сказала:
– Знаешь, он если и приедет, то не раньше, чем через час. Пойдем, я покажу тебе, как мы тут потрудились с моей командой, как все устроили.
Берте хотелось отвлечься от мучающих ее вопросов и мыслей, и она провела ему экскурсию по обновленному дому. Джонатану понравился он весь, но больше всего – гостиная с камином и пианино, кабинет с дубовым столом и библиотекой и уютный балкон с видом на горы.
В кабинете он с интересом рассматривал форзацы и переплеты книг и читал названия.
– Какие книги ты выбрала! – восхитился он. – Это клиентка попросила тебя купить именно эти книги?
Берта смутилась.
– Нет, она очень мало рассказывала о своем женихе. Мне показалось, что они недавно вместе. Обустраивая дом, я многое выбирала интуитивно, представляя, что создаю гнездышко для тех, кого люблю, – она запнулась и тут же отвернулась к окну.
Джонатан осмотрелся вокруг. «Для тех, кого люблю…» Ну конечно! Здесь стояли его любимые книги, мебель из яблоневого дерева, на столике он увидел старинный граммофон, медные подставки для ручек и карандашей.
Неужели она все еще любила его?
Счастье затопило Джонатана и готово было вырваться наружу. Он любил Берту! Он любил весь мир. Но чувство тревоги и отчаяния сковало его. Он был несвободен. Он не мог так поступить с Мартой. Или мог?
Ему предстоял нелегкий выбор – поступить некрасиво и обмануть доверие Марты или поступить глупо и нелепо по отношению к Берте, самому себе и их чувству, которое буквально витало по комнате, беспомощно наталкиваясь на стены кабинета и преграды, продиктованные обстоятельствами.
Это было сильнее него. Джонатан понял, что не сможет поступить иначе, и уже мысленно подбирал слова для разговора с Мартой во дворце бракосочетания о союзе, которому не суждено было состояться.
С глухим стоном он опустился в кресло.
Берта стояла у окна и боялась повернуться к нему.
В кармане его пиджака зазвонил телефон, и он машинально ответил.
– Да, Марта, я приехал. Что-то случилось? Переносится время? – он не договорил.
Берта резко повернулась к нему, и на ее лице было написано отчаяние. Боль. Ярость.
«Как же я глупа! – мысленно вскрикнула она. – Жених Марты… Вот он, жених Марты. Сегодня у них свадьба. А я обустроила для них дом!»
Изо всех сил сдерживая слезы, она выбежала из дома и побежала вниз, в альпийские луга, туда, где она поделится своим горем с родными травами, горами и цветами.
Всего за один час она снова обрела его и вновь потеряла. Это было слишком.
Она таким вихрем покинула дом, что Джонатану на мгновение показалось, что встреча и в самом деле была лишь видением.
Но остывший кофе на столе не видение. Она была здесь. Его Берта была здесь, а он так ранил, так обидел ее!
Время шло, но в Мюнхен он не торопился. Марта обещала прислать ему письмо. И вот, наконец, оно пришло.
Джонатан открыл электронную почту и прочел:
«Дорогой Джонатан. Я виновата перед тобой, но буду еще больше виновата, если сегодня выйду за тебя замуж. Я встретила мужчину, его зовут Майкл. Я поняла, что до встречи с ним не знала, что такое настоящее чувство. Я хочу быть его женой, хочу родить детей. Это так непохоже на меня! Он замечательный. Сегодня мы вылетаем в Америку, и через некоторое время там поженимся. Надеюсь, ты сможешь простить меня…».
Джонатан не стал дочитывать.
Он выбежал из дома, так хлопнув дверью, что дом содрогнулся, а дверь недовольно скрипнула и проворчала: «Если мною будут так хлопать целый день, меня снова нужно будет чинить!»
Глава 37.
Джонатан спускался по тропинке, оплетающей газоны, словно дикий виноград. Он лихорадочно думал, где же ему искать Берту, и совсем растерялся.
«Домашнее волшебство! – осенило его. – Ведь так называется ее агентство».
Он остановил несколько прохожих, и они охотно показали ему дорогу к дому с вишневыми ставнями. Вот он, уютный дом ее мечты, а вот и кованая кружевная табличка с названием бюро. Джонатан постучал в дверь, но ему ответила тишина. Тогда он перелез через ограду и обошел дом со всех сторон. Там действительно никого не было.
«Тогда буду ждать здесь», – решил он, присев за столик в саду.
Как здесь было хорошо. С грядок ему улыбалась алая спелая земляника, цвели белые и фиолетовые гладиолусы, яблони тяжело накренились от наливных сладких яблок.
Но Джонатан ничего не замечал вокруг. В его голове звучал лишь голос Берты, и как же ему хотелось объясниться с ней!
В соседнем доме приподнялась занавеска, затем окно
открылось, и в нем показалась румяная от жаркой кухни женщина.
– Вы ждете Берту? – вежливо осведомилась она.
– Да, я жду ее, – сдержанно ответил Джонатан.
– Простите меня за бестактный вопрос и непрошеный совет, но если вы Джонатан, то я могу вам подсказать, где ее искать, – и она улыбнулась широкой доброй улыбкой.
С Джонатана мигом слетела его городская холодность и учтивость.
– Да, я Джонатан, прошу вас, помогите мне!
Фрау Матильда посмотрела на него ласково и уточнила:
– Вы поссорились?
Джонатан опустил глаза.
– Мы… Да, в некотором роде. Так где мне ее отыскать?
– Когда ее бабушка Луиза с дедушкой в некотором роде ссорились, Луиза всегда убегала в альпийские луга выплакать свое горе полевым цветам и травам. Я думаю, что Берта там, – и она указала ему направление.
Джонатан быстрым шагом достиг золотых скошенных лугов. Повсюду на ветру трепетали цветы, которые упрямо отказывались верить в завершение лета, и то тут, то там
выглядывали бойкими солдатами в своей разноцветной форме.
Берту он увидел издалека. Она тихо шла по траве, украдкой смахивая слезы и иногда склоняясь, чтобы сорвать цветок – последний поцелуй уходящего лета.
От всей ее фигурки веяло такой печалью, что Джонатан не знал, как к ней подступиться. Наконец он решил быть прямым и честным и сказать ей все как на духу – так, как когда-то советовал ему отец.
Берта, увидев, что он приближается, гневно подняла брови, развернулась и собралась бежать.
– Постой! – взмолился Джонатан. – Позволь мне сказать тебе все, а затем ты можешь уйти, если захочешь.
Берта остановилась, но не повернула головы. Хоть бы началась гроза и загрохотал гром! Тогда, возможно, Джонатан бы не услышал, как ее сердце, будто безумное, колотится в двери ее души.
Джонатан перевел дух.
– Берта, я не женюсь. И я не хотел жениться. Мною руководило чувство долга, а не любви. Я ни на один день, ни на одну минуту не переставал любить тебя, и сейчас люблю. Прости мне мою слабость, прости мне мою гордость. Прости, что я не верил в твое чувство, и это убеждало меня не искать тебя. Но сейчас, если ты позволишь мне вновь искать твоей любви, я буду самым счастливым из мужчин. Ты мое благословение, и я не хочу больше терять тебя. Позволь мне хотя бы дружить с тобой.
Берта повернулась, и в глазах ее блестели слезы.
– Нет.
– Нет?
У Джонатана все перевернулось внутри.
– Нет, я не согласна просто общаться с тобой. Мне этого недостаточно, – и она улыбнулась той полуулыбкой, которая когда-то покорила его.
Джонатан почувствовал, что обретает покой.
Теперь его голос звучал уверенно:
– Милая Берта, прошу тебя, стань моей женой и освяти мою жизнь, – и он протянул ей скромный букетик полевых цветов. Последний поцелуй лета…
Берта вскрикнула от радости, и цветы рассыпались по ее платью, а у двух вновь обретших друг друга влюбленных был первый поцелуй из многих последних.
В дом с вишневыми ставнями они шли, держась за руки, и перед ними была целая жизнь, полная насыщенных
жизненных страниц.
А что было потом! И радостные объятия фрау Матильды, и шумные поздравления друзей, и белоснежное платье, и венчание в церкви, а с ним – и обещание Богу любить и поддерживать друг друга.
И семейное счастье, которое теперь нужно было с любовью взращивать и беречь.
Эпилог.
Молодая семья решила жить в доме с вишневыми ставнями, а зеленый дом на холме Джонатан выкупил у издательского дома Марты и устроил там уютную гостиницу. Только кабинет с обустроенным балконом с видом на величественные горы он оставил себе и закрыл на ключ как близкую сердцу тайну. Он продолжал свою адвокатскую практику, но живительный воздух Альп и удивительная красота здешних мест помогли ему дать новую жизнь своей мечте о писательстве, и теперь он изредка печатал свои рассказы и начал писать роман. Перед ним оживали сотни добрых историй, и он бережно их записывал.
Берта хорошела, будучи замужем за любимым мужчиной и занимаясь развитием своего дела. Вскоре ей стало не хватать времени на всех клиентов, и она открыла еще несколько бюро «Домашнее волшебство» по всей Германии.
Мама Берты и отец Джонатана были счастливы за детей, а еще больше они радовались внукам: в доме с вишневыми
ставнями родился сын, дочка, а затем двойняшки – мальчик
и девочка.
Что касается Марты и Майкла, они тоже поженились, и затем одна за другой у них родились три дочери. Марта была счастлива замужем, а ее целеустремленный характер очень пригодился в организации детских праздников и конкурсов. В свободное время она продолжала писать статьи в газеты и журналы. С Джулией они стали близкими подругами и часто писали друг другу письма.
Герберт и Джулия пережили непростой период, заново привыкая друг к другу. После поездки в Швейцарию к своим родителям Герберт сделал Джулии предложение на берегу озера, и она с радостью согласилась. Лучшего мужа было не найти: у Герберта было такое доброе сердце, и он стал прекрасным мужем и отцом. Через пару лет дети наполнили шумом и весельем и их дом в Миттенвальде. Герберт по-прежнему мастерил скрипки, а Джулия теперь писала не только статьи, но и детские книги.
С хозяевами дома с вишневыми ставнями они дружили семьями и проводили долгие звездные вечера в душевном общении, угощаясь свежим сыром и домашним ягодным вином в саду, пока все дети сладко посапывали в детских комнатах и гостевой спальне радушной фрау Берты.
Так складывалась семейная жизнь Джонатана и Берты. Она не была лишена испытаний, но счастливых моментов в ней было так много, что ссоры и неудачи тонули в реке времени и больше не вспоминались.
И жили они безыскусной и простой жизнью.
Но зоркий, внимательный взгляд сразу бы увидел, что их жизнь наполнена подлинным искусством, а также верой, поддержкой и заботой. Любовью и теплотой.
А бабушка Луиза высоко-высоко на небесах пряла из пушистой молочной пряжи облаков клубки своих благословений и изредка тихо вздыхала: «Дивны дела твои, Господи!»
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Дом с вишневыми ставнями», Ульяна Сергеева
Всего 0 комментариев