«Грех»

Грех (fb2) - Грех 608K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталия Рощина

Наталия Рощина Грех

«Все, что мы видим и чем кажемся,

Всего лишь сон во сне».

Эдгар По

Мир обманул ее надежды. Она проиграла, и осознание этого больно ранило ее самолюбие. Интересно, как она выглядит со стороны? Наверняка жалкой старой коровой. И вызывает жалость. Уж лучше быть объектом зависти. Так учила ее мать.

— Никогда не показывай, насколько тяжело у тебя на душе, доченька. Слабых не любят. Сделают вид, что сочувствуют, а в душе позлорадствуют, мол, ты все это заслужила. Понимаешь?

— Не совсем, но я подумаю об этом, мама.

— Слабых не уважают, их жалеют с насмешкой, язвительно.

— Я подумаю об этом, мама.

— Не верь в судьбу, Леночка. Знай, что ты сама выбираешь свой путь, — назидательно поучала мать.

— Это что-то новенькое, а как насчет сценария, написанного Творцом?

— Ты вправе его редактировать по своему усмотрению.

— Но мне это нравится, мама! У меня все получится!

Бесконечные нравоучения матери доводили Елену до исступления. Мать ни во что не верила. Дочь же считала, что Елене Максимовне просто не повезло. Вокруг нее всю жизнь крутились ненужные люди. Друзья Елены будут другими. Она построит идеальные отношения со всеми, с кем сведет ее жизнь. Иначе быть не должно, потому что она желает окружающим только добра. Своим примером докажет, что можно жить по-другому. Станет врачом. Будет спасать, возвращать жизнь. О ней заговорят как о новом докторе Швейцере или там Амосове… Но не иначе. Она попыталась подчинить реальность себе. В ответ — холод непонимания, ледяная стена отчуждения. Почему, почему все плохо? Почему ей мешают?

— Какая же ты упрямая девчонка, — обычно сердится мама, выслушивая очередную горестную историю, но не признает себя неправой.

Жизнь подтверждает правоту матери. Елена быстро разочаровывается в людях. Это не те, с кем она желала бы идти по жизни. Ей скучно. Те, с кем время летит незаметно, с кем хочется встречаться вновь и вновь, рядом не задерживаются. Старый девиз врачей: «Свети другим, сгорая сам». Да пусть она трижды сгорит к чертовой матери. Ее свет никому не нужен. Может быть, что-то с ней не так? Но что? Она устала. И больше не хочет изменять мир. Будет прогибаться под него. Ей трудно следовать правилам, но… Никому не нужна душа нараспашку? Ну и черт с ней, с душой. Да, она неправильная женщина. Значит, правы другие. Елена помнит тот разговор до сих пор.

— Какой из тебя врач? — Мама, как всегда, была категорична.

— Жалею, что сказала о своем выборе.

— Прости, откровенностью на откровенность. — Елена Максимовна даже не пыталась скрыть, что весьма недовольна решением дочери.

— А кем я, по-твоему, должна стать? — Елена едва сдерживалась. — Библиотекарем?

— Отличная профессия.

— Издеваешься?!

— Я? Боже сохрани.

— Ты всегда все портишь. Ну, конечно. Думаешь, я не помню, как еще в детском саду ты твердила, что роль Снегурочки не для меня? — просипела Лена.

— Да, — совершенно спокойно согласилась Елена Максимовна. — Я считала, что тебе больше подходит роль Бабы-яги.

— Шутишь?

Это противостояние длится столько, сколько Елена себя помнит. Изматывающее, доводящее до слез. И пожаловаться некому. Признать ошибку? Никогда. Это касается даже мелочей.

«Браво, мама!» — думала Елена, обжигаясь в очередной раз, но отчаянно стараясь делать вид, что у нее все в порядке.

Людей, готовых искренне порадоваться чужому успеху, единицы. Их с каждым годом становится меньше. Исчезающий вид, нуждающийся в бережном отношении. По иронии судьбы таким больше всего достается. И не выдержав испытаний, они переходят на сторону тех, кто смотрит на мир жестче, безжалостнее. Елена — перебежчица. Быть может, она утрирует? Сказывается работа? Она сама ее выбрала, свой путь, тяжкий, неблагодарный. А сначала все было так романтично…

Черт побери, да что же она сделала со своей жизнью? Может, это рок? Предопределенность снимала ответственность за ошибки, неудачи. Насколько проще спотыкаться и говорить себе, что так уж на роду написано. И уже все равно, как освещен путь — ярким прожектором или карманным фонариком…

— Трудно тебе будет в жизни. — Мама, как всегда, была верна себе. — Жаль мне тебя, Ленка.

— Что? — растерявшись, не сразу поняла дочь смысл услышанного. Разве так поздравляют с зачислением в медицинский?

— Живешь словно начерно.

— Перестань. Ты несправедлива, как всегда. У меня сегодня такой день, а ты…

— Кто-то сказал, что нет счастливой жизни, есть только счастливые дни. Боюсь, у тебя их будет не так уж много. И профессию ты выбрала неподходящую. Не по себе.

— Спасибо. Это я уже слышала.

— Ты напрасно обижаешься.

— Я не обижаюсь, мам. Я привыкла.

— Профессия — только начало. Ты сделала это, чтобы досадить мне.

— Я устала. Не хочу тратить силы на споры, мама.

— Ты права. Силы тебе скоро понадобятся. Побереги их и открой, наконец, свое сердце.

Так непривычно деликатно мама намекала на то, что к моменту поступления в институт Елена еще ни разу по-настоящему не была влюблена. Елена ждала своего часа. И когда влюбилась, поняла, что жизнь только начинается. Чувство ошеломило. Лена была словно не в себе. В очередной раз, столкнувшись с Матвеевым в фойе института, почувствовала, как екнуло сердце. Тогда-то все и началось. Влюбленная в Матвеева, Елена, не задумываясь, выбрала кафедру психиатрии — это была возможность постоянно увидеть предмет своего обожания. Тогда не думала, что она делает выбор на всю жизнь. Любовь лишала способности здраво мыслить. Слишком поздно поняла, что занимает чужое место. К тому же ей не хотелось, чтобы мама, как всегда, сказала, что психиатрия не для нее. Дочь упрямо стояла на своем. Елена Максимовна махнула рукой:

— Ты переоценила себя, дурочка. Такая работа не для тебя. Ты скоро в этом убедишься.

Елена не хотела признавать очевидного, что жизнь складывается не так, как она мечтала. Все не то: работа, муж, окружение. Ее никто не понимает и не может оценить как должно. Но это был ее выбор. На что она надеялась? На то, что однажды полюбит мужа? Читала об этом в книгах, но в жизни ничего подобного не произошло. Годы шли. Елена пыталась уговорить себя, что все правильно. В конце концов, она состоялась и как женщина, и как специалист. Ей не на что жаловаться. Муж, сыновья, благодарные пациенты — в этом смысл ее жизни. Тех, кому Елена помогла, — не сосчитать. Люди, отчаявшиеся, несчастные, приходили к ней как в последнюю инстанцию. Поначалу Елена бездумно жалела их, но со временем научилась профессиональному равнодушию.

— Нельзя пропускать через себя чужую боль, — глядя на ее терзания, роняла мама. — Завязнет она в тебе — тогда беда. Вас же этому учили?

Когда-то Елене казалось, что всех своих пациентов она запомнит на всю жизнь. Иллюзия. Научилась спокойно выслушивать жалобы. К тому же собственных проблем становилось все больше. Елене уже казалось, что пришедшие на прием больные люди отвлекали ее по пустякам. Слишком мало тех, кто реально нуждался в ее немедленной помощи. Она стала циничнее, все чаще думала о работе с раздражением. Не чувствовала удовлетворения, даже когда оказывала реальную помощь. Усталые, озлобленные, потерявшие веру, разругавшиеся вдрызг с близкими, погрузившиеся в черноту депрессии, стоящие на шаг от пропасти, — скольких Елена спасла, вытащила из черноты!.. Она делала все, что нужно, но знала, что ее усилия напрасны. Живут, грешат и не хотят признавать этого. Ей не жаль их. У каждого свое наказание. Бог все видит! Ну и черт с ними! На душе тоскливо. Перемены ее тревожат.

Елена вздохнула. Будь она такой и двадцать пять лет назад, хватило бы у нее смелости пойти на столь рискованный шаг, как усыновление чужого ребенка? Тогда ее ничто не могло остановить. Друзья отказывались комментировать. Родители предостерегали, пугали, отговаривали. Она же объясняла, что иначе поступить не может.

— Ты же не знаешь его генов, доченька! — мама билась в истерике. Елена Максимовна приняла новость в штыки.

— Абсолютно нормальный ребенок, — твердила Лена.

— Рано или поздно объявится его мамаша. Ты представляешь эту ситуацию?

— Не объявится.

— Ты сошла с ума. Ты — девчонка. Зачем тебе чужой ребенок? Своих нарожаешь.

— Нарожаю, но и этого не брошу.

— Да кто тебя уполномочил?! — закричала Елена Максимовна. Ее бесило упрямство дочери.

— Я сама, — вздернула подбородок Лена.

— Я не позволю тебе исковеркать твою жизнь, слышишь?! Ты только начала работать. Ивану защищаться нужно. Тоже мне, родители выискались! На ноги встаньте, а потом о детях думайте.

— Мы ни у кого не сидим на шее. У нас отдельная квартира. Спасибо бабушке. Так что отказать нам не должны!

— Не позволю! Мой дом для вас и для этого найденыша закрыт! — Елена Максимовна зарыдала. — Ты слышишь меня, Лена? Я не шучу.

— Слышу, мам, только не кричи и не плачь. Мы все решили, прости.

Елена видела, что матери нелегко смириться с фактом появления в их семье чужого ребенка, но вопрос был решен. Решен без вынесения на расширенный семейный совет. Она знала, что должна поступить именно так. Внутренний голос подсказывал Елене, что она права. Это был шаг на пути построения идеального мира, на пути исполнения мечты. Главное — Иван однозначно ответил «да». Он на ее стороне, значит, все будет хорошо.

Милая, не понимающая ее мама. На этот раз она не хотела ничего слышать. Ситуация вышла из-под ее контроля. Никто не спросил ее совета — небывалый случай. Елена Максимовна плакала, требовала, шантажировала плохим самочувствием. Она всегда была для дочери другом. Во всяком случае, так считала. Мир рухнул. Ее дочь больше не нуждалась в ее поддержке, советах. Она заигралась в непонятную игру, и это только начало. Ее нужно остановить, но как? Мама пыталась понять — в чем ошиблась? Где недосмотрела? С мужем разговаривать бесполезно. Он ей не советчик. Всю ответственность продуманно и безоговорочно он возложил на жену. Даже в этой ситуации Георгий Павлович привычно примет ее сторону. Как всегда.

Если бы Елена Максимовна не была сильной женщиной, слабый муж стал бы проблемой. Однако ее все устраивает, и пусть кому-то это не нравится (дочери, например). Муж никогда ничего не предпримет без того, чтобы не обсудить вопрос с ней. А вот дочь преподнесла неприятный сюрприз. Нет, это не сюрприз. Это катастрофа! Опомнится, да поздно будет.

— Это может быть ребенок алкоголиков, каких-нибудь нездоровых людей! Что, если его родители — психически больные?! Подумай, что ты делаешь, Леночка, и остановись! Вы с Ваней недавно поженились. У вас еще все впереди. Вы родите своих детей, наших внуков.

— Мамочка, ты права.

— Тогда остановись!

— У нас еще будут дети, но этого малыша мы не оставим! Ну, мамочка, ну, все решено…

Они с Иваном решили, что нет ничего случайного. Если ей было суждено найти этого полузамерзшего младенца, значит, она — его шанс выжить. Это обоюдное решение далось им легко. Молодость, энергия, желание сделать в этой жизни нечто значительное взяли верх. Николай — приемный сын… Елена усмехнулась. Слово «приемный» в данном случае отображает лишь факт, что не она его родила. Разве так важно, кто твои биологические родители, если они с Иваном и сами забыли о том, что Николай им не родной сын? Характер у мальчишки оказался нелегкий. На каждом этапе были свои проблемы: детский сад, школа… Хлебнули они с Николенькой. А чего ей стоило «отмазать» его от службы в армии! Сколько унижений, сколько подношений, и все ради того, чтобы не потерять его. Иван тогда кричал, что армия пойдет ему на пользу, что она своей опекой портит мальчишку, а Елена испугалась. Никому не понять, как она боялась, что из армии он придет совершенно чужим, и они уже никогда не смогут найти общего языка.

Сколько души, сил, заботы было вложено в этого своенравного мальчишку, который, узнав однажды их тайну, сбежал из дома.

— Не хочу вспоминать, — твердила Елена.

Но иногда вспоминалось… Как бежала, обезумев, по улице, не зная, где искать мальчишку. Как билась головой о стену, уверовав, что никогда не увидит его. Господи! Как молилась без устали:

— Спаси и сохрани! Да минет меня беда эта! Не по грехам наказание! Знаю, грешна гордыней и нелюбовью, но Коленьку любила и люблю. Господи! Нельзя же так страшно наказывать…

Сильный толчок заставил ее прижать руку к животу. Чувствуя ее волнение, малыш разбушевался.

— Сейчас, сейчас. — Елена боролась со сбившимся дыханием, гладила живот.

Она уже ничего не соображала. Не видела испуганных глаз Филиппа, озабоченного Ивана. Все они только раздражали ее. Как же они не понимают, что ей нужно побыть одной, а они все время рядом. Нужно ждать. Набраться терпения и ждать. Это все, на что она способна. И в этот момент ее неожиданно захлестнула злость. Неблагодарный мальчишка! Чужая кровь, все равно чужая. Никогда им не стать по-настоящему близкими. Фактически она отказалась от Коли! Позволила себе представить, что Николая в ее жизни могло и не быть. Да что же это с ней? Грех-то какой! Тяжкая ноша. Она любит сына. Никто не сможет заменить его. Елена заплакала. Слезы не приносили облегчения. В тот день она поняла: неприятности только начинаются.

Арсений рисует за столом. Высунутый кончик языка говорит о высшей степени усердия. Он всегда найдет, чем себя занять. Елена улыбается. Сегодня ему девять. Всего или уже? Сенька серьезен не по годам, но с ним легко. Умница! Елену распирает от гордости. Прошлым летом прошел программу третьего класса и перешел сразу в четвертый. Никто не заставлял. Занимался в охотку. Иван рассказывает ей, какой Сенька молодец. Маленький взрослый человечек. Он словно боится не успеть, опоздать и спешит жить. Не сглазить бы.

Елена сплюнула через левое плечо. Она не суеверна, но так, на всякий случай. Иван говорит, что Арсений — ее маленькая копия. Приятно слышать. Вот Филипп — это папенькин сынок. Компьютер — стихия, поглотившая обоих, а Сенька тянется к матери. Он нежнее, мягче, уязвимее. Он — ее тайна. Он помогает Елене быть сильной. И пусть не говорят, что родители любят своих детей одинаково. Ложь. Арсений — ее любовь. Ей хочется защитить его от жестокого и беспощадного мира. Невыполнимая миссия.

Сама она давно поняла, что сопоставлять себя и мир — бессмысленное занятие. Для очистки совести продолжала сопротивляться. Бесполезная борьба затянулась, изматывала, лишала сил. И тогда Елена решила стать такой же, как все. Поражение не стало для нее трагедией. Она по-прежнему была уверена, что достойна всего самого лучшего. Это судьба-злодейка строит козни, не дает ей вдохнуть полной грудью. Как всегда, за все нужно платить. Что ж, она готова. Мир так устроен: кто-то должен принести жертву. Когда она за что-нибудь принимается, силы, мешающие продвижению вперед, на время успокаиваются. Потом им нужно очередное жертвоприношение. Елена решила, что такой жертвой будет она сама с ее амбициями и максимализмом. Так наверняка легче. Опустил планку и радуйся малому. Долгосрочная стратегия на долгие годы была определена.

Никто никогда не узнает, что Елене нравится чувствовать себя жертвой. При этом окружающие должны видеть, что у нее нет проблем. Внешне все супер! Самоедством она занимается, ведя бесконечный внутренний монолог. Страдания возвышают ее в собственных глазах. Всех, кто не сумел оценить ее по достоинству, она презирает. Слепые, глухие, примитивные людишки помешали ее грандиозным планам. Они не замечают ее исключительности! Они ничего не понимают. Как же ее это задевает! На работе к ней относятся без должного почтения. Дни напролет она проводит среди бесконечных жалоб и стонов пациентов. Надоело.

— Это твой выбор, — говорит мать.

— Это мой крест, — поправит Елена.

Нигде — ни на работе, ни дома — она не находит должного внимания. Близких она великодушно прощает. Одумаются. К тому же у нее есть Арсений. Вот кто понимает ее с полуслова, кто ценит все, что она делает для него. Он вырастет и отблагодарит ее за все. В нем вся ее любовь. Он родился, чтобы сделать ее счастливой.

Арсений появился на свет только потому, что она этого захотела. Она не побоялась начать сначала. Хотела этого ребенка всем сердцем! Девять лет рядом с ней ее тайна. Она оберегает его от всех и все эти годы страшится, что однажды все откроется. Согрешила, но никто ничего не узнает. Сама — не расскажет. Зачем? Тогда рухнет шаткий замок ее семейного благополучия. Но не для того же она столько лет закрывала глаза на измены мужа, на собственное одиночество. Сплошные компромиссы. Ради чего? Ради детей. Их интересы Елена всегда ставит на первое место. Вот она — ее самая большая жертва. Забыть о том, что ты достойна лучшего. Жить, зная, что все могло сложиться иначе. Если бы не Арсений, она, возможно, сломалась бы.

Иван всегда был бесконечно занят на работе, а на помощь бабушек и дедушек рассчитывать не приходилось. Те всячески подчеркивали, что мать должна сама растить своих детей. У них совета не просила, значит, разбираться придется без их участия. С Иваном тоже не все просто. Муж — большой ребенок. Она избаловала его, но с годами он привык к ее вниманию и заботе. Уже не замечает ее усталости, ее потухших глаз. В их отношения прочно вошла будничность. Ссоры, примирения — не событие. Она с Иваном — одно целое, но слегка подгнившее. Но ничего менять Елена не хочет. Она делает все для того, чтобы сохранить семью. Не ради себя, ради детей. Жалкое оправдание для неудавшейся жизни. Жертва, не соизмеримая с тем, чего она добровольно себя лишила.

Иногда Елена фантазирует: как бы сложилась ее жизнь, не согласись она выйти за Ивана? Если отвечает сразу после очередной ссоры, то уверена, что Деревской испортил ей жизнь. Если у них полоса взаимопонимания, то пытается убедить себя, что все не так уж плохо. Иллюзия счастья. Это длится несколько мгновений, но ведь каждому известно, что счастье долгим не бывает.

В ее жизни было не так уж много романов. Первую любовь в школьные годы она умудрилась проскочить. Подружки отчаянно влюблялись, ссорились, мирились, а Елене больше нравилось выступать посредником, жить чужими страстями. Деревской появился в ее жизни на втором курсе медицинского. Он ухаживал долго, был настойчив. Дарил цветы, водил в оперу на премьеры, устраивал выезды на дачу, приглашал и подруг Елены. Иван умел быть душой компании. Очаровал всех и, кажется, был доволен собой.

— Хороший парень, Ленка. Ну чего тебе надо? — недоумевали девчонки, видя, как холодно она принимает эти знаки внимания.

Елена не спорила. Что она могла сказать? Ей нравилась его размеренная речь, его манера жестикулировать. У Ивана красивые руки. Ей нравится, когда у мужчины такие тонкие длинные пальцы. Только разве это повод для серьезных отношений? Сердце ее молчало, даже когда Иван говорил о любви. Лене было стыдно и тоскливо.

Подруги крутили пальцами у висков. А она не хотела объяснений. Не собиралась ни с кем делиться своим чувством. Боялась спугнуть его. Первая серьезная, безответная любовь. И Деревской тут был абсолютно ни при чем. Елена отчаянно влюбилась в молодого преподавателя с кафедры психиатрии. Это была любовь с первого взгляда. Геннадий Викторович Матвеев. Красивый, молодой, энергичный. В него нельзя было не влюбиться. Дивной красоты руки, шелковистые волосы, обаятельная улыбка. Гениальный рисунок губ. Крупный нос. Счастливое время. Время сердца.

Не отказывая Деревскому, Елена действовала в совершенно ином направлении. По крупицам собирала о Матвееве информацию. Это сближало ее с объектом обожания. Приятный, разогревающий воображение самообман. Каждая мелочь обретала особый смысл. Из-за Матвеева она потеряла покой, похудела, но испытывала всепоглощающее ощущение счастья. Елена вспоминала ту себя, жившую словно в параллельном измерении, граничившем с безумием, но если бы ей представилась возможность все вернуть, она согласилась бы не задумываясь.

Елена бредила Матвеевым. Ей хотелось быть рядом с ним, видеть его, слышать его голос. Занятия были спасением. Она не могла дождаться, пока он начнет читать свой курс. Представляла, как сядет на первую парту. И он будет так близко. Внимая каждому слову, она будет смотреть на него преданно и влюбленно. Неужели он ничего не поймет? Елене казалось, что ее состояние не заметит разве что слепой.

— Деревской совсем свел тебя с ума, — смеялись подружки, не догадываясь об истинных причинах ее преображения.

Иван упорно осаждал крепость, а она принимала его любовь. Теперь они были с ним в одной лодке. Только плыли к разным берегам. Иван безответно любил ее, а она — Матвеева. Елена не хотела быть жестокой. Поэтому не могла прямо сказать Ивану, что ей нечем ему ответить. Тактика недомолвок, обещаний. Чувства вины не было. Елена примеряла роль мученицы, жертвующей собой во имя светлой любви. Она не говорила ни «да», ни «нет», кокетничала напропалую. Видела, что Иван полностью в ее власти, готов ради нее на все. Как жаль, но ей ничего от него не было нужно. Елена мечтала о Матвееве, а он ничего не замечал. Ей доставалось не больше знаков внимания, чем любой другой студентке. Геннадий Викторович держал всех на расстоянии. Никакой фамильярности.

Матвеев бы симпатичен не ей одной. Девчонки старались, из кожи вон лезли, чтобы произвести на него впечатление. Кажется, иногда его это веселило, не более. В его карих глазах то и дело вспыхивал озорной огонек. Елена была уверена, он все видит, все понимает. Взрослый мужчина не может не замечать ее взглядов.

По ночам она рыдала от жалости к себе. Хотелось рассказать о своей горькой любви. Открылась лучшей подружке. Та сама была в восторге от Геннадия Викторовича. Страдания Елены восприняла с сочувствием. Беда-то общая. Тем не менее ни та, ни другая не собирались сдаваться. Однажды Елена поняла, что дальше ждать бессмысленно. Несмотря на все ее ухищрения, Матвеев не обращал на нее внимания. Она для него — обычная студентка. Одна из многих, ни больше ни меньше. Елене предстояло сделать выбор: отказаться от своей любви или признаться во всем Матвееву. Она выбрала второе. И будь что будет.

Матвеев оценил ее смелость. В первое мгновение он выглядел озадаченным и растерянным. То и дело отводил глаза, теребил кончик носа. Выслушав ее, не сразу нашел ответные слова. Мгновения ожидания показались Елене вечностью. Она сгорала от стыда. Сердце колотилось в горле. Нервно улыбаясь, Геннадий Викторович поблагодарил Елену (ничего более унизительного он не мог сделать). Указал на то, что она обратила внимание на объект, не достойный ее. Даже сделал уморительное лицо, надеясь, что она рассмеется и обстановка разрядится. Но Елене было не до смеха. Тогда Матвеев назвал себя закоренелым холостяком, который сломает жизнь такому прелестному созданию, как Елена.

— Леночка, поверьте, я не стою вашего внимания. Я еще тот фрукт, с тяжелым характером и дурными привычками. Вы даже не представляете, насколько дурными! — При этом он многозначительно посмотрел на нее. Не увидев на ее лице страха перед таким монстром, устало вздохнул. — Забудем все, что вы сейчас сказали. Вы еще будете счастливы, Леночка, но не со мной. Поверьте, пройдет время, и вы с улыбкой будете вспоминать об этом эпизоде. Вас еще ждет встреча с тем, кто по достоинству оценит ваши прелести. Быть может, он уже рядом? Он сделает вас счастливой. И… прощайте…

Ей показалось, что он намекает на Ивана. Увы, Матвееву она не нужна. Между ними Китайская стена. Надежды нет. Елена чувствовала себя уничтоженной, униженной, но улыбалась дрожащими губами. Матвеев, проявляя такт, перевел разговор на учебу. Он уверял, что Елена станет одной из его лучших студенток, говорил, говорил… Она что-то отвечала. Запомнившееся на всю жизнь состояние — прощание с мечтой. Елена поняла, что проиграла. Проиграла в очередной раз.

Надежды на то, что Матвеев прозреет, поверит в ее исключительность, не осталось. Елена подождала еще немного. На что она надеялась? Матвеев ничем не выделял ее среди остальных студенток. Начались долгожданные лекции, но в них не было той романтики, на которую уповала Елена. Своего решения стать психиатром она не изменила из упрямства. Видеть Матвеева стало пыткой, а Деревской, как нарочно, хвалил ее за все. Правда, он делал это всегда. Послушать его, она — идеал, мечта любого мужчины. А тому, другому, нет до идеала никакого дела. И потому Елена сдалась. Она ответила согласием на очередное предложение Деревского. Иван никогда не узнает, почему она наконец сказала «да».

Жалеет ли она о своем выборе? И да, и нет. Вот уже четверть века, как они вместе. Есть свои плюсы, минусы, как у всех. Не скажи она сгоряча «да», все могло бы сложиться иначе. Как? Была бы другая жизнь. Лучше? Хуже? Просто другая. Елена устала. Долгая дорога, которую она прошла вместе с Иваном, измотала ее. Тщетные усилия. Она так и не обрела счастье с тем, кто, как ей казалось, оценил ее по достоинству. Чувства Ивана не прошли проверки временем. Деревской оказался мужчиной, который быстро заскучал. Семья стала тяготить его. Иван не отказывал себе в удовольствиях на стороне. Она знала об этом, но ничего не предпринимала. Ей так было удобно. И теперь, когда их отношения зашли в тупик, она делает вид, что все в порядке. Ради детей, ради их спокойствия. Очередной обман, на который она идет осознанно. Но на этот раз Деревской переборщил. Кажется, у нее больше нет желания быть третьей лишней.

Кто виноват? Там, где двое, вина лежит на каждом. Елена не собирается отрицать своей. Она выходила замуж без любви, в надежде, что чувство придет. Лгала себе. Ей казалось, что она ведет себя безукоризненно, но любящее сердце не обманешь. Быть может, Иван все понял и поэтому стал убегать из дома? Нет, она усложняет. Деревской не способен так тонко чувствовать обстановку. А дети? Николай уже взрослый, может быть, догадывается, что не все гладко. Филиппа интересует только компьютер. Иногда Елене кажется, что она не знает своего сына. Замкнутый мальчик. Арсений… Елена гладит его по шелковистым волосам. Пока в его идеальном мире есть любящие мама и папа, он счастлив. Человеку только девять.

— Красиво у тебя получается…

Арсений здорово рисует. У нее никогда не было склонности к рисованию. В отца?

— Тебе нравится, мам? — Глаза его сияют.

— Еще бы! Горжусь тобой.

У Елены легко на сердце. Глядя на Арсения, она чувствует себя молодой. Она нужна ему, и это придает ей сил. Противоречивая, вечно недовольная всем и вся, Елена наконец-то обрела любовь. Мальчишка растет что надо! Избалован немножко, но совсем чуть-чуть, как и положено младшему.

Хотя она всех своих мужчин избаловала. Раньше не замечала, а теперь и рада бы что-то изменить, да поздно. Никому не признается, что ей тяжело. Не в ее правилах жаловаться. Елена привыкла казаться сильной. Но порой ей так хочется уйти от привычных забот. Провести один бездумный, пустой день. Помолчать, подумать. Как угодно. Глупое желание. Жизнь коротка. Зачем ей такой день? Борьба с будничностью, с самой собой? Чаще она проигрывает.

Елена росла единственной дочерью, мечтала о брате или сестричке. Когда стала постарше, мама призналась, что больше не может иметь детей.

— Так бывает, девочка. Когда ты вырастешь, я объясню тебе. Пока все, что тебе нужно знать — ты была и останешься единственным ребенком в нашей семье.

Елена не возражала, даже почувствовала облегчение. К тому времени желание иметь брата или сестру поубавилось. Взращенный эгоизм дал о себе знать. Она уже не хотела делить с кем-то любовь родителей. Правда, ей всегда было неуютно в качестве единственного ребенка. Слишком много внимания, словно под микроскопом. Плюс непререкаемый авторитет матери. Елена Максимовна подчинила всех. В доме право на существование имело лишь одно мнение — ее.

Выходя замуж, Елена пообещала себе, что в ее семье все сложится иначе. Во-первых, она никогда не станет диктовать. Ей больше нравилось быть женой при разумном муже. Во-вторых, у нее обязательно будет много детей. Желанные дети, которых она будет любить, отдавать им всю себя, а они — радовать ее.

Иван полностью разделял ее взгляды. Счастливый тем, что она стала его женой, поначалу он был согласен абсолютно со всем. Хотел доказать, что не придерживается традиционных взглядов на брак, в которых определяющим является мнение мужчины. Не стал возражать и против усыновления. Позднее его измучили сомнения, но Елене он никогда не признался в этом. Все происходящее напоминало забавную игру, игру в семью, в благородство. Но пришло время, когда жизнь стала жестокой и непредсказуемой, наказывая его и Лену за легкомыслие.

Когда Николай сбежал, Елена и Иван знали, что это лишь начало.

— Мы сами виноваты. Ты же не станешь отрицать этого? — бросил он жене в лицо.

Елена побледнела. В ее положении волноваться было крайне опасно. Иван пожалел о сказанном. Оба замолчали в тревожном ожидании.

Тех двух дней Елена не забудет никогда. Она словно жила в другом измерении. Дома все больше молчала, а на работе терпеливо слушала каждого больного, давала рекомендации. Пациентам даже в голову не приходило, что в тот момент больше всех нуждалась в помощи сама врач.

Случившееся казалось страшным сном, но жизнь продолжалась. Елена по-прежнему ходила на работу, провожала Ивана в институт, собирала Филиппа в школу. Внутренний диалог измотал ее. Сама спрашивала, сама отвечала. Ругала себя и тут же оправдывала. Сколько раз Иван твердил, что нужно открыть парню правду, а она умоляла его молчать — боялась реакции Коли. Ей было страшно потерять его!

Мальчик рос своенравным. Правда, до этого случая все поступки его были предсказуемы. И в какой-то момент Елена успокоилась. Показалось, что Коля стал сдержаннее, спокойнее. Но если в отношениях с детьми наметился прогресс, то с мужем все было наоборот. У них наступил очередной непростой период в отношениях. Как говорил Иван, «кабинетный». Спальня временно перешла в полное распоряжение Елены, а Деревской обосновался в кабинете.

Елена переживала, что напряженность в отношениях с мужем слишком бросается в глаза. Рушился создаваемый долгими годами образ показательной семьи. Мальчики не могли не замечать происходящего. Может быть, Коля решил, что в этом есть и его вина? У него такой непростой возраст. К тому же в последнее время из-за постоянных выяснений отношений с мужем Елена меньше обычного обращала внимание на детей.

Теперь, когда она вспоминала об этом, ей было стыдно. Нельзя было погружаться в собственные переживания, позабыв обо всем на свете. Все это происходило словно не с ней. Отдых вдали от семьи, неожиданная встреча с прошлым, побег Николая — цепочка событий. А ведь ничего не предвещало беды. Началось с того, что впервые за столько лет Елена пожелала отдохнуть сама.

— Недельку без меня продержитесь, мужики? — делано улыбнулась она, не ожидая ответа. — Дадите погреть косточки?

— Не переживай, мать. Постараемся не сплоховать. Если что, будем звонить и консультироваться. Не откажешь? — Иван подыгрывал жене.

Он прекрасно понимал, что она убегает от него, от их ссор и непонимания. А если так поступает, значит, иначе не может. В конце концов, он тоже получал тайм-аут после затянувшейся ссоры. Им нужно отдохнуть друг от друга. Время — лучший психотерапевт. Оно подскажет, как быть дальше. Главное переждать. Лучше на расстоянии. Елена выбрала Турцию, летний зной, сказочно-прозрачное голубое море и одиночество. Десять дней вдали от дома, без очередных ссор с Иваном.

Дни пролетали незаметно. Домой не хотелось. Палящее солнце высушило тоску по сыновьям. Она позволила себе расслабиться. Иван звонил каждый вечер. Елена едва подавляла раздражение в разговоре с ним. Болтовня Коли и Филиппа вызывали у нее улыбку. Они наперебой говорили, что соскучились, а она обещала скоро вернуться.

Елена приняла ухаживания красивого молодого человека, который не скрывал своих намерений, но ей не был нужен курортный роман. Она флиртовала — не более. Мужчина не хотел терять драгоценное время на бесплодные ухаживания и прямо сказал об этом. Елена ответила отказом. Приключение не состоялось, но Елена не огорчилась. Она почувствовала себя объектом желания. Противовесом этому приключению была холодность и равнодушие Ивана. Близость стала для нее обузой. Работа, усталость, головная боль — ничего нового. Но Елена не хотела опускаться до случайной связи без Ивана. Она выше этого. Устояв, была полна желания в очередной раз попытаться наладить отношения с мужем.

Только вернувшись домой, Елена поняла, как соскучилась. Не могла насмотреться на мальчишек, а они не отходили от нее. Рассказы о сказочном отдыхе то и дело обрастали новыми подробностями. О коротком флирте не узнал никто, даже лучшая подруга Майя Громова. Елене не в чем винить себя. Она не опустилась до измены. Посчитала это ниже своего достоинства. Иван заблуждается, если считает, что она не знает о его увлечениях. Знает, но придерживается мнения, что одинокая женщина — это неприлично. К тому же у них дети. Ради них она идет на компромисс. В конце концов, Иван всегда возвращается к ней. Может быть, ему нужны все эти мимолетные приключения только для того, чтобы убедиться, что жена лучше?

Разлука пошла обоим на пользу. Иван стал внимательнее, нежнее. Как будто эти несколько дней помогли осознать, что она для него значит. Они попытались начать все сначала. Елена расцвела. Отступили страхи, будущее не казалось неопределенным. Она снова чувствовала себя любимой. Иван говорил об этом без устали. Слова любви, обязательный поцелуй перед уходом на работу. Все замечали, что Елена прекрасно выглядит. Их брак переживал второе рождение, но однажды произошло непредвиденное.

В начале самого обычного рабочего дня Елена шла по коридору клиники, как вдруг увидела его… Нахлынувшие чувства едва не сбили Елену с ног. Дыхание участилось, горло перехватило, сердце пульсировало с невообразимой частотой. Елена шла, и каждый шаг приближал встречу. Еще мгновение, и она снова услышит его голос. Что будет?

— Добрый день! — Он поздоровался первым. На его лице была искренняя радость.

— Добрый день, Геннадий Викторович! — Елена улыбнулась и остановилась.

— Какая неожиданность! Какая приятная неожиданность!

— Да уж… — Деревская почувствовала, как горит ее лицо. С трудом проглотила мешающий говорить комок, захотелось глотнуть воды.

— Вы замечательно выглядите, Леночка! — очаровательно улыбнулся Матвеев и тут же спохватился: — Простите за фамильярность — Елена?..

— Елена Георгиевна.

— Вы расцвели, Елена Георгиевна. Но я сразу узнал вас, едва вы показались в конце коридора. У вас удивительная походка. Женственная и в то же время задорная, что ли, — Матвеев развел руками. — Я запомнил ее еще со времен вашего студенчества.

— Поверить не могу! — криво усмехнулась она.

Матвеев изменился. Это был уже не тот молодой, подающий надежды преподаватель, встреча с которым предопределила выбор ее профессии. Не тот, в которого она была безумно влюблена. Из худощавого превратился в достаточно плотного мужчину, но это было ему к лицу. Глаза такие же пытливые, только вокруг — густая паутинка морщин. В темных волосах седина. Она украсила его. Елена поняла, что ей, как и раньше, нравится в нем все. Томительное чувство нахлынуло на нее. Елена вновь переживала восторги первой любви, поражение, обиду, напрасное ожидание. Будто не было этих лет. Только незачем так волноваться. Случайная встреча — всего-то.

— Я здесь по работе, — резко перевел разговор Матвеев. — Пригласили на консультацию.

— Вот как?

— Дорожат мнением профессора.

— Поздравляю. — Елена усмехнулась. Профессор! Значит, даром времени не терял.

— Спасибо.

Он верен себе. Так было и тогда, когда она призналась ему в любви. Он выслушал, извинился, сказал, что ему нечем ей ответить, и тут же перевел разговор на учебу. Теперь с комплиментов перескочил на работу и собственные достижения.

— Как здорово, что я встретил вас, Елена Георгиевна.

— А я здесь работаю, — улыбнулась она.

— Ну-ка, посмотрим. — Матвеев подошел поближе, прочел, чуть склонив голову. — Деревская Елена Георгиевна, психиатр. Часы приема… Деревской… Так вот кто сделал вас счастливой.

— Что? — растерялась Елена.

Ее удивило то, как он это произнес. Не спросил, но и не утверждал. Их взгляды встретились, и в этот момент Елена поняла, что перед ней мужчина, которому она не безразлична. Сердце подсказывало ей, что на этот раз их разговор не закончится обменом любезностями. Но брать инициативу в свои руки Деревская не захотела. Она — женщина. Матвеев должен подсказать, что она не обманулась в предчувствиях. И он сделал это, дольше положенного продлив рукопожатие, пристально глядя ей в глаза. У Елены закружилась голова. Она снова была восторженной влюбленной девчонкой. Ей казалось, об этом даже не нужно говорить: все ясно без слов.

Сколько они простояли вот так, глядя друг другу в глаза, Деревская не знала. Они словно выпали из времени. Елена забыла о том, что вокруг люди, что они могут привлечь к себе внимание. А когда вспомнила, осторожно высвободила руку.

— Простите… — Матвеев вздохнул и огляделся по сторонам. — Мы еще встретимся, я думаю. Всего хорошего. — И не дожидаясь ответа, быстро пошел по коридору.

Елена смотрела ему вслед, а потом на негнущихся ногах вошла в свой кабинет. Даже если все ограничится разговором в коридоре, этот день навсегда останется в ее сердце. Оказывается, она не забыла его! Как странно. Стоило лишь увидеть, услышать, как в сердце снова встрепенулось прежнее чувство. Расправило крылья и готово решительно заявить о себе. Только стоит ли? Столько лет прошло. У каждого своя жизнь.

Елена целый день не могла прийти в себя. Это был тяжелый бесконечный прием. Даже первые дни работы в клинике не выматывали ее настолько. Елена то и дело вспоминала неожиданную встречу.

— Вы сегодня какая-то особенная, — заметила медсестра.

— Да? — Деревская закрыла глаза. — Не знаю, Светочка, по-моему, все как обычно.

— Вам виднее. — Светлана улыбнулась. Перемены слишком очевидны, но их отношения исключают разговоры о личной жизни.

После работы Деревская шла по коридору в надежде снова «случайно» встретить Матвеева. Останавливала взгляд на каждой двери, ожидая, что она откроется и на пороге окажется Геннадий Викторович. Уже спустившись на первый этаж, пристыдила себя. Что это на нее нашло, в самом-то деле! Нафантазировала себе бог знает что. Мужчина проявил галантность, а ей захотелось увидеть в этом что-то большее. Выйдя из клиники, она не спеша направилась к троллейбусной остановке. Жаркий июльский вечер, ослепительное солнце. Достав из сумочки солнцезащитные очки, Елена застегнула застежку «молнию», как вдруг:

— Я чуть не упустил вас, Елена Георгиевна.

Сердце помчалось вскачь. От волнения высоко вздымалась грудь. Елена слишком сильно сжала пальцы — послышался хруст. Сломала дужку очков. Охнула, виновато улыбнулась и пожала плечами.

— Ну, вот, — горестно вздохнула она. — Это мне мои мальчишки подарили.

— Мальчишки? — В его голосе слышалась заинтересованность. — Вы мне расскажете о них?

Так начались две самые прекрасные недели в ее жизни. Каждый день не был похож на предыдущий. Разве что в одном: она чувствовала себя любимой. И рядом был желанный мужчина. Но они оказались не готовы к тому, чтобы сказать «здравствуй» своему будущему.

В ее жизни всегда было так — то белое, то черное. Никаких полутонов. Но самое страшное воспоминание, от которого она хочет избавиться, всегда с ней, тревожит ее сердце…

— Елена Георгиевна, что случилось? На вас лица нет, — с тревогой спросила медсестра, с которой Елена работала уже не один год.

— Коля пропал. — Она едва нашла в себе силы произнести эту короткую фразу и расплакалась, по-детски неуклюже вытирая нос ладонью. — Света, он пропал…

— Найдется, Еленочка Георгиевна, обязательно найдется, — обнадеживала ее коллега.

— Уверена, что найдется. Господь милосерден, — всхлипнула Деревская. — Только как быть дальше? Ума не приложу…

Она во всем виновата. Давно должна была с Колей поговорить о пополнении в семействе. Поговорить тет-а-тет. Для него это означало бы особое отношение, ему нравится, когда с ним советуются как со взрослым, прислушиваются. А Елена собрала всех домашних и торжественно объявила, что в их семье скоро появится еще один Деревской. Она увидела, как Филипп по-детски обрадовался, а Коля лишь пожал плечами:

— Ну, вы, предки, даете. Я думал, что нас с Филом вам хватает с головой… — Он так странно посмотрел на нее.

Наверное, Коля уже тогда почувствовал себя лишним. И в этом только ее вина. Она — мать, должна была предвидеть. Больше никто, только она. Елена не нашла слов, которые помогли бы ему почувствовать себя защищенным. Муж нашелся быстрее. Иван потрепал его по волосам, обнял. Коля закрыл глаза и прижался к отцу. Он был напуган. В тот момент Елена не осознавала, до какой степени. А Коля хотел спрятаться, укрыться от всех в объятиях отца. Отгородиться от всего, и от новости о предстоящем прибавлении в семействе в первую очередь.

Позднее Елена поняла, что он всегда ревновал, безумно ревновал, боялся, что его будут любить меньше. Сначала появился Филипп, а потом известие еще об одном ребенке. Николай не был готов к этому. Он слишком близко к сердцу принял предстоявшие перемены, и практически вслед за ними на него обрушилась страшная правда о родителях. Новости одна страшнее другой. Внутри у Николая словно бомба разорвалась. Раны, не совместимые с жизнью в этом доме. Быть приемышем в семье с двумя родными детьми — верх глупости. Николай достаточно взрослый, чтобы понимать: люди усыновляют детей, когда нет шансов завести своих. Поступок его приемных родителей был напрочь лишен логики. Зачем они усыновили его? По молодости, по неопытности? Хотелось совершить благородный поступок? Прошло время, увидели, что найденыш не оправдывает ожиданий, и начали рожать своих. Николай решил, что с родителей довольно и двоих детей, а для него больше нет места в их доме.

Решение созрело мгновенно. Он сбежал, несмотря на то, что все эти годы и Елена, и Иван относились к нему как к родному сыну. Елена извелась. Слова чужих равнодушных людей возымели такое воздействие на ее мальчика! Она что-то сделала не так. Не они, а именно она!

Только с нее спрос. Господи, если бы вернуться в прошлое, Елена все делала бы иначе и не допустила бы того, что произошло. Ее мальчику было плохо в их доме, а каково ему сейчас? Картины, которые ей рисовало воображение, заставляли ее сердце сжиматься от боли. Несказанная мука.

Елена то и дело смотрела на часы. Ненавистные стрелки! Кружат равнодушно, размеренно. Заканчивался очередной рабочий день, второй день без Коли. Прием закончился, ей нужно побыть одной. Сочувствие невыносимо. Оно ей не нужно, потому что ничего не изменит. Она посидит молча, без единого слова. Даже может поплакать, не боясь укоров Ивана. Он твердит, что Елена не думает о малыше, которого носит под сердцем. Этот малыш — причина всех ее несчастий. Подумала и почувствовала легкий толчок внутри. Прижала руку к животу, погладила, прося прощение. Не нужно было ей оставлять этого ребенка. У них все было бы хорошо, а теперь все плохо, отчаянно плохо.

Когда Елена поняла, что беременна, в первый момент испугалась. Испугалась, но сразу поделилась новостью с Иваном. Как странно, он тогда обрадовался. Не стал говорить, что они не так молоды для этого ребенка, что их жизнь устоялась и им хорошо вчетвером.

— Наверное, это та самая сестричка для наших мальчишек. Как думаешь? — улыбнулся Деревской, ошеломив Елену спокойствием, с которым он воспринял новость.

— Сестричка? — Ей было все равно. Она знала, что это — дитя любви. Елена оставила бы его даже в том случае, если бы муж воспротивился. К счастью, его согласие все упрощало. Муж даже выглядел счастливым.

Детей Елена поставила в известность не сразу. Посчитала, что это необходимая формальность. Их реакция ничего не могла изменить. В конце концов, не им решать, быть или не быть еще одному члену семьи. Наверное, Коля думал иначе. Ей нужно было поговорить сначала с ним как со старшим, показать, что для нее важно его отношение к происходящему.

Елена сходила с ума. Если с Колей что-то случится, она себе этого никогда не простит. Боялась, что это горе станет первым в веренице страшных, непоправимых событий, которые обрушатся на их семью. Семьи больше не будет. Столько лет Елена шла на компромиссы. Сохраняла видимость благополучия, страдая в душе. Но разве она делала это для себя? Быть может, это наказание за те дни, когда она позволила себе быть счастливой? Неужели Бог так немилосерден?! Подарил лучик счастья, а теперь намерен погрузить ее во тьму отчаяния? За удовольствие нужно платить, за грехи — расплачиваться. Елена совершила прелюбодеяние, за что ее и покарали. Она согрешила. Она, а не ее муж, который запутался в своих любовных приключениях, как муха в паутине. Вина только на ней, потому что она — женщина, мать.

Деревская была на грани. Чего стоило смотреть в испуганные глаза Филиппа, слушать упреки Ивана. Невыносимая пытка. Нужно идти домой. От себя не убежишь. Никто не поможет, и родители в том числе. Елена пообещала себе, что не станет ничего им рассказывать, не станет их волновать. Кроме паники от них ничего не дождешься. В любом случае пока от бабушек и дедушек факт исчезновения внука скрывался. Очевидно, мальчик не стал искать у них прибежища.

— Не волнуй стариков, Иван, — попросила Елена. — Бог даст, Коля найдется, а их слезы все равно не помогут.

— Как скажешь… — Иван думал иначе. Он считал, что как радости, так и невзгоды семья должна переживать сообща. Да и ему было бы спокойнее, если бы он знал, что Елене есть с кем словом обмолвиться. Кто, как не мать, сможет понять, успокоить? Но спорить с женой не решился. Говорят, беременным нужно угождать. Хотя какие в их ситуации могут быть приметы, правила? Все вышло из-под контроля. — Хорошо, Леночка, мы пока не станем им ничего говорить. Только прошу тебя, верь, что все будет хорошо. Так легче. Мы его найдем, обязательно найдем!

Елена была благодарна за то, что Иван согласился. Последнее время в их семье легко возникали поводы для очередного выяснения отношений. Причиной спора могла стать любая мелочь. Два человека проявляли удивительное упрямство. И в этом преуспели. Даже Коля замечал:

— Послушать вас — конец света! На ровном месте такую бурю поднимете — торнадо отдыхает!

Вот и сейчас, словно и нет повода для спора, но чем пристальнее Елена вглядывается в лицо мужа, тем больше уверена, что он чего-то недоговаривает. Подходили к концу вторые сутки после исчезновения Коли. Очередная поездка мужа в милицию доконала его. Иван вернулся чернее тучи.

— Что? — Елена встретила его в коридоре. Муж даже не смотрит в ее сторону. — Что, Ваня? Что нового?

— Ничего нового. Что ты хочешь услышать? Не смотри так. Нет новостей. Будем считать, что и это хорошо. Отсутствие новостей для нас тоже хорошо, поняла?

— Я думала, что…

— Сейчас не важно, что мы думаем, понимаешь? Важно, чтобы его искали и нашли. — Иван с досадой поморщился.

— Ты так странно говоришь, как будто обвиняешь меня.

— Лена, оставь.

— Нет, ты обвиняешь меня! — Она была в этом уверена.

— Я тебе давно говорил, что нужно ему все рассказать. Самим рассказать, пока доброжелатели не нашлись! — Слова мужа больно ранили, но он был прав. — Все было бы иначе. Лучше или хуже, не знаю, но по-другому. Думаю, он легче принял бы это от нас с тобой, а не от случайных людей.

— Знаю, знаю, Ванечка. — Как же ей плохо. Зачем он заставляет ее чувствовать себя еще более виноватой? Она уже и так сожрала себя.

— Я хочу побыть один. Не сердись. — Иван закрылся на кухне.

Елена слышала, как закипел чайник. По квартире распространился аромат кофе. Последнее время она тяжело переносила запахи. Любимый напиток вызывал отвращение. Елена поспешила закрыться в гостиной, открыла форточку. Легла, подложив под голову диванную подушку.

Она негодовала. Ничего не могла поделать: злость на мужа проявлялась все сильнее. А он как будто нарочно был внешне спокоен, собран. Елена не понимала, что он держится ради нее, ради Филиппа. В этом она видела доказательство равнодушия мужа. Елене стал неприятен его голос, все, что он делал, раздражало. Злость переполняла ее. Близкий человек вдруг превратился в коварного врага. Так не должно быть! Злость разрушает, она не помощница. Иван — хороший отец. О работе своей никогда не забывает, но и о сыновьях заботится. Он слишком занят, чтобы уделять им так много внимания, как мечтает Елена. Они часто ссорились из-за этого. А должно быть иначе. Хотя почему она так уверена? Она не жила с другими. Иван — не хуже других, а в чем-то наверняка лучше. Легче думать так, и тогда мужа винить не в чем. Только себя.

Сейчас главное, чтобы Коля нашелся. Все ее мысли только об этом. А потом она все сделает, чтобы восстановились отношения с сыном. Коленька обязательно найдется, прав Иван.

— Все будет хорошо, — твердила Елена.

И все сильнее, настойчивее реагировал на ее волнения нерожденный малыш. Ему не нравился хаос, бушевавший вокруг. Он хотел, чтобы мать почувствовала его беспокойство.

— Потерпи, малыш. — Елена прижимала руку к животу. Она чувствовала себя виновной. Со всех сторон виновной. Все происходящее на ее совести. Елена не сдерживала слезы и все гладила выступающий живот. — Потерпи, маленький, все будет хорошо. Вот найдется Коленька, вот он придет и…

Она боялась думать о том, что будет потом. В тот момент это «потом» не имело четких очертаний. Главное, чтобы сын оказался дома. Пусть только переступит порог дома. Она не станет его ругать, не станет просить объяснить причину его поступка. Она боялась его ответов. Боялась жестоких слов, которые могли все безвозвратно разрушить. Елена заранее его прощала и молила Бога только о том, чтобы ее мальчик поскорее оказался дома. Она не переживет, если с ним что-нибудь случится.

— Лена, тебе нужно отдохнуть. — Иван был чрезвычайно заботлив, чем раздражал до тошноты.

— А я сплю… это сон. Не нужно меня теребить. Я очень скоро сама проснусь, и все будет по-прежнему, — улыбнулась Елена.

Ответ насторожил Ивана. Теперь он следил за женой с удвоенным вниманием. Но Елену не интересовало, как она выглядит со стороны. Она поставила перед собой задачу: решила терпеть и ждать. Садилась в кресло перед телевизором и то и дело переключала каналы. Ее пугала поселившаяся в доме тишина. В руках спицы — не вяжется. Сжимала спицы до боли в суставах. Филипп подходил, мягко брал у нее из рук спицы, втыкал их в мягкий, пушистый клубок, откладывал в сторону. Забирался к Елене на колени и сидел молча, словно нахохлившийся воробушек. Она гладила его волосы, но сама была далеко. Сын даже не представлял, насколько. Он ни о чем не спрашивал — чувствовал, что сейчас ему лучше ни о чем не спрашивать, быть незаметным. Мальчик внимательно прислушивался к каждому телефонному разговору, к каждому произнесенному слову.

— Милый, может, ты пойдешь к себе?

Мама так говорила и вчера. Это означало, что нужно идти в свою комнату и ложиться спать. Папа чернее тучи. Никто не почитает ему на ночь. Нужно терпеть. Вот Коля найдется, и все снова станет по-прежнему. Как Филипп ни старается, он ничем не может помочь. Единственное, что ему остается — не привлекать к себе внимания, не мешать. Вот бы шапку-невидимку. Интересно, заметил бы кто-нибудь его исчезновение?

Колю нашли в тот же день, ближе к десяти вечера. Когда позвонили в дверь, Ивана дома не было. Впервые он вышел из дома в столь поздний час, сказал — за сигаретами. Иван очень много курил. Звонок в дверь прозвучал снова, рассекая давящую тишину. Елена поднялась и тут же тяжело села. Она не могла встать на ноги — они перестали ей повиноваться.

— Звонят, мама!

— Филипп, пожалуйста, спроси, кто там. — От волнения все внутри дрожало. Филипп испуганно смотрел на нее и теребил пижаму. Елена нашла в себе силы улыбнуться. — Иди, милый, сразу не открывай. Сначала спроси кто, а потом…

— Спрошу, — подбодрил себя он.

— Да, да, иди же!

Секунды тянулись невозможно долго. Елена так и осталась в кресле. Как же не вовремя Иван вышел из дома!

— Мама! Это Колю привели! — радостно завопил Филипп.

Когда Елена на негнущихся, дрожащих ногах, пошатываясь, вышла в коридор, перед ней стоял не их сын. Чужой гость, в глазах которого застыло напряженное ожидание и, как показалось Елене, досада. Исхудавший, грязный, нечесаный, угрюмо смотрящий из-под густых бровей, он не просил прощения. Николай ничего не говорил, не реагировал на ее плач, на суету брата. Он смотрел куда-то вдаль, в сторону окна, словно все самое дорогое осталось там, за окном, и он жалел, что пришлось вернуться.

Ему было хорошо там, на улице. Свобода щекотала нервы. К тому же, как ни странно, ему было приятно осознавать, что в доме наверняка царит паника. Пусть подергаются! Это его месть за их вранье и притворство. Обманщики! Сколько раз они подчеркивали, что любят и его и Филю одинаково. Зачем они так часто это говорили? Уговаривали самих себя, что к найденышу и родному сыну нужно относиться равно? Они ему лгали. Лгали изо дня в день. Он хотел освободить их от каждодневной обязанности притворяться, тем более у них скоро появится еще один ребенок. Неужели им не хватало двоих? Какие любвеобильные! Им нужны родные дети. Зачем они его разыскивали? Найденыш — он и есть найденыш. Нашли и потеряли, делов-то.

Слезы матери не трогали его сердца. Коля не сказал ни одного слова в свое оправдание. Отца он принял так же молча.

— Мы поговорим, Елена, если ты не возражаешь? Один на один. — Иван пристально посмотрел на нее. Она молча кивнула.

Елена слышала голос мужа. Он говорил, что все в этом доме любят друг друга. Взволнованно доказывал, что сыновья значат для них с матерью все. Иван пытался убедить сына, что его чувства понимают, разделяют. В какой-то момент создалось впечатление, что отец оправдывается. Елене было тяжело это слышать. Она не хотела слушать дальше, а потому ушла на кухню. Там ее ждал Филипп. Обняв сына, поцеловала его в пахнущую шампунем макушку.

— Иди спать, маленький. Теперь все хорошо. Мы снова вместе.

— Навсегда? — Филипп поднял на нее огромные, полные слез глаза.

— Навсегда! — не раздумывая, ответила она.

— Я люблю тебя, мама.

— И я тебя, милый. Иди ложись. Поздно уже.

— А ты?

— И я.

Минуты ожидания тянулись невероятно долго. Она ждала Ивана. Ей было обидно и больно, что он сейчас разговаривает с сыном, а не она. Николай выбрал отца. Пусть, главное, что сын дома.

— Ваня! Ну что? — Она поднялась с постели, едва Иван появился на пороге.

— Я давно не был так красноречив, — потирая виски, признался Иван. Он выглядел измученным. Прикрыв дверь, сел на край кровати. — Просто почувствовал себя оратором. Как будто от того, что я скажу, зависит чья-то жизнь или смерть…

— Так оно и есть, ведь речь идет о нашей семье. Ты молодец, если сумел найти нужные слова.

— Мы нашли общий язык. Думаю, все будет хорошо.

— Молодец! — По тону мужа она чувствовала, что он горд собой.

— Лен, давай договоримся, что больше не будем возвращаться к этому. Никогда!

— Хорошо, только…

— Что? — вскинулся Иван.

— Он не захотел разговаривать со мной. Смотрел на меня с такой ненавистью.

— Тебе показалось. Леночка, перетерпи! У него возраст такой. Не мне тебе объяснять. Главное, мы снова вместе. Ты согласна?

— Да, да, конечно. Мы снова вместе, снова…

Было уже за полночь. Иван сказал, что он услышал от Николая слова сожаления. Это было важно. Елена немного успокоилась, но в то же время поняла, что прежних отношений не будет. Хорошо, будут новые. У них с Иваном нет иного выхода. Нужно искать самый верный, пусть не самый легкий.

— Устала? — спросил Иван.

— Не то слово.

— Поздно уже. — Муж поцеловал ее. — Ты-то как?

— Нормально. — Она была благодарна ему за то, что он все-таки спросил об этом.

— Ты прости.

— За что?

— Ты знаешь… Я был несправедлив к тебе. Забудь, что я говорил. Ты ни в чем не виновата. Ты нужна нам!

— Всем, кроме Коли? — Она никогда не забудет того, что произошло.

— Мы ведь договорились, что не будем возвращаться к этому никогда.

— Резкое и неоправданное слово.

— Ты нужна нам. Мы нужны друг другу. Мы одно целое, навсегда. Были и будем. Ты веришь в это? — Он поцеловал ее в щеку, но Елена крепко сомкнула веки. — Если не верить, все разрушится.

— Ты снова все сводишь к моей вине? — Елена горько усмехнулась. — Как ты похож на моего отца!

— У тебя претензии и к нему?

— Я не такая сильная, как мама. Она может долго и упорно бороться, а я нет. Меня нужно поддерживать, любить.

— Я люблю тебя. — Иван осторожно положил руку на ее живот. — Вот оно, доказательство.

— Перестань. — Елена мягко отвела его руку.

— Опять не то? Я не понимаю тебя.

— Прости.

— Что же мне сказать, чтоб тебя порадовать? — В голосе Ивана звучало плохо скрываемое раздражение.

— Что-нибудь… Ты знать должен.

— На сегодня я исчерпал мое красноречие. Слишком много для одного дня. Спокойной ночи.

— Всего-то?

— Леночка, ради бога. Тебе давно пора отдыхать.

Тяжелый день. Наконец-то он закончился, вместе с ним что-то потеряно безвозвратно. Елена едва не расплакалась. Именно сейчас меньше всего она хотела показаться слабой. Чувство обиды успело укорениться. У Ивана для нее не нашлось теплых слов. Они больше не одно целое. Может быть, не стоило и пытаться склеить то, что разбилось на мелкие осколки? И этот ребенок. Он не соединит их, не спасет их брак, но родится. Скоро у них будет три сына. Елена уверена, что носит мальчика. Еще один Деревской. Вариантов нет.

— Спокойной ночи, Ваня, — помолчав, шепнула она и натянула одеяло повыше.

Ей снова захотелось отдельной постели или хотя бы отдельного одеяла, чтобы завернутся в него, отгородиться от мужа. Прикосновения к его телу были ей неприятны. Как это ужасно — делить постель с мужчиной, который тебя раздражает. Ничего. Это пройдет. Обязательно пройдет. Они вместе столько лет. Все не заканчивается вот так, в единый миг. Долгие годы равнодушия делают свое дело. Еще немного, и она больше не сможет притворяться, что у них все в порядке.

Боясь пошевельнуться, чтобы не разбудить Ивана, Елена вслушивалась в тишину. Кажется, ее сердце стучит слишком громко. Она осторожно поднялась. Малыш беспокойно зашевелился, давая о себе знать. Он тоже не спит, тоже переживает. Елена вышла из спальни. Не о том она сейчас должна думать. Сын нашелся — вот главное! Ей придется снова доказывать ему свою любовь. Быть может, раньше она делала это недостаточно убедительно? Она найдет в себе силы хотя бы потому, что этот мальчик появился в их семье по ее желанию. В первую очередь это она в ответе за его жизнь. Она ближе к нему, чем кто бы то ни был. Страх потерять эту любовь заставил Николая бежать из дома.

Елена заглянула в комнату сына и впервые за эти два дня вздохнула с облегчением. Коля спал, нахмурив брови, словно был недоволен тем, что оказался дома. Ей так хотелось подойти, поцеловать его, прикоснуться, но она боялась, что сон его недостаточно глубок. Проснется. Сейчас она не готова говорить с ним. Завтра, все разговоры завтра. Елена осторожно прикрыла дверь. Пусть спит. Потом вошла к Филиппу. Разметавшись по постели, он спал, как всегда, на спине с полуоткрытым ртом. Елена поправила сползшее одеяло, постояла с минуту и на цыпочках вышла из комнаты. Ей тоже пора спать. Прижав руку к животу, она почувствовала легкий толчок и улыбнулась. Малыш настаивал на отдыхе.

Этим событиям уже девять лет. Елена смотрит на фотографию Николая. Красивый молодой человек с жестким взглядом. Такой добьется своего. Ее школа! Ее школа или его гены? Что сильнее? Этот вопрос мучает ее все годы. Мама права: чужой ребенок непредсказуем. Однажды он уже доказал это. Стоп! Она подумала о своем сыне как о чужом ребенке. Снова. Какой же он чужой? Все эти годы она была его матерью. Спасла его. Он ведь мог замерзнуть до смерти! Елена вздрогнула. Сколько раз ей снился ужасный сон, в котором она не могла разбудить уснувшего младенца. Что произошло в жизни его матери, если она была вынуждена поступить так жестоко? Наверняка она надеялась, что кто-то найдет ненужного ей ребенка. Не в лесу же она его бросила.

Деревская в который раз попыталась найти оправдание для незнакомой женщины. Она твердо верила в то, что не должна думать о ней плохо. Одному Богу известны обстоятельства, заставившие ее выбросить собственного ребенка. А этому ребенку повезло. Он нашел свою семью. Кто знает, как сложилась бы его судьба, если бы в тот морозный декабрьский вечер Елена не подобрала его? Да и была бы она у него вообще-то, эта судьба?..

В то время Елена только начала работать на «скорой». Елена Максимовна возражала:

— Наработаешься еще.

— Мам, я хочу работать.

— Успеется. Всему свое время.

Но Елене было мало учебников. Она торопилась на практике понять, что же такое спасать человека. Ей не хватало реальности ощущений. Лучшего места не найти. Ее взяли сестрой в одну из бригад «Скорой помощи». К тому же какая-то прибавка к семейному бюджету. Сидеть на шее мужа она не собиралась. Иван не был в восторге от ее решения:

— Тебе же придется работать по ночам!

— Ванечка, так надо.

— Теперь у тебя есть я, забыла?

— Ну что ты.

— Лен, ты себе усложняешь жизнь. Мало у тебя забот? Интернатура, дом, семья.

— Я хочу приносить пользу. Как можно больше пользы, понимаешь? — Она поцеловала его, мечтая, что когда-нибудь он оценит ее поступок по достоинству. Он должен понять, какая у него удивительная жена.

— Ленка, ты не меняешься.

— А ты хочешь, чтобы я стала другой?

— Не знаю, — вздохнул Иван.

— Скажи, какой?

— Не нужно ничего менять.

— Ты меня любишь? — Раньше он часто говорил об этом, теперь приходится спрашивать.

— Люблю, люблю. Идеальная ты моя.

Иван гордился женой. Считал, что ему повезло. Молода, красива, умна. Он на самом деле любит ее, только вот семейная жизнь все меняет. Он как-то очень быстро перестал замечать прелести жены. Говоря честно, Деревской уже не понимал, зачем так настойчиво добивался этой женщины. Он поторопился. Его мужское самолюбие требовало новых побед. Для него эмоциональная окраска в любви играла очень важную роль. Как истинный ценитель красоты (каковым он себя считал), Иван прежде всего получал удовольствие эстетическое. Теперь, когда Елена перестала быть запретным плодом, он стал обращать внимание на не менее красивых, но более сексуальных женщин, оказывающихся в его поле зрения. И как обычно бывает, словно почувствовав эти перемены, жена стала более внимательной, менее ершистой. Вон ведь как в глаза заглядывает, сама просит сказать, что любит. А совсем недавно ее взгляд был полон нескрываемой иронии.

— Ты ведь не будешь дуться? Меня хватит и на дом, и на работу. У меня получится. Я должна, понимаешь, Ваня?

— Знаю, не можешь ты иначе, потому и не отговариваю.

С первых же дней Елена поняла, что взвалила на себя тяжелую ношу. Она переоценила свои силы. Учеба, работа, дом. Елена валилась с ног от усталости, но не жаловалась, считая, что закаляет себя, свой характер. Она не могла признаться в том, что ей нелегко. Романтический налет быстро улетучился. Едва подавляя раздражение, Елена поднималась ни свет ни заря. Больше всего страдала от недосыпания. Да и Деревской все чаще намекал, что ему хочется, чтобы жена была более энергичной в постели. Елена так уставала, что ей было не до сексуальных радостей. Нет, она не отказывала Ивану в близости, но это стало механическим выполнением супружеского долга. С каким удовольствием она бы просто устроилась на мягкой подушке, укрылась и уснула. Желанный сон. Усталость накапливалась, выливаясь в беспричинные приступы раздражения, апатию.

— Ты какая-то взвинченная, — замечала Елена Максимовна. Она ждала от дочери признания, чтобы выдать любимую сентенцию «Я ведь тебя предупреждала!».

Но Лена ни за что не признавалась в слабости. Это доставит матери удовольствие. Нет, только не это. Гораздо важнее, чтобы Иван не осуждал ее. Он ведет себя деликатно. Как будто ждет, когда же лопнет ее терпение, настанет предел ее силам. По крайней мере, Елена благодарна ему за то, что он ни на что не жаловался и обходился без комментариев.

Работа, учеба, заботы по дому. Усталость подходила к критической отметке. Она чувствовала, что силы на исходе. Изматывающий ритм мешал ей жить. Все приходилось делать с невероятным напряжением. Значит, она оказалась неженкой, слабачкой, которая не может вписаться в более плотный график. Это злило Елену.

— Лен, у тебя все в порядке? — продолжая что-то писать, однажды спросил Иван.

Устроившись на кухне, Деревской краем глаза следил за тем, как жена готовит ужин. Происходящее напоминало ему сцену из комедийного фильма: молоко убежало, жаркое пригорело, соль на столе и на полу. Кажется, соль стала последней каплей.

— Ты почему спрашиваешь? — Фальшиво веселый тон Елены не соответствовал ее измученному виду.

— Мне показалось, что у тебя все валится из рук.

— Ты верно сказал. Тебе не кажется. — Иван не отрывался от своих записей. — Тебе не стоит работать на кухне.

— Мое присутствие тебя раздражает?

— Нет, но и не помогает.

— Хорошо, это в последний раз. Только хочу заметить, раньше ты сама просила меня об этом.

— Да? — удивилась Елена.

Иван не лгал. Что-то в ней надломилось. Она в очередной раз проигрывала неравную битву и ругала себя за неудачную попытку. Какие усилия она прилагала — Елена знала только сама. Стоило ли так перенапрягаться? Наверное, стоило. Молодой организм — забавная штука. Елена не заметила, как втянулась в ставший привычным ритм. Усталость, конечно, была, но ушла безысходность.

— Трудоголик ты мой. — Иван обнимал ее, внимательно смотрел в глаза. — Не представляю, как тебе удается все успевать? При этом ты умудряешься отлично выглядеть.

— Спасибо, мне приятно это слышать.

— Ты похудела, Леночка, — констатировала мама, — но, кажется, тебе это идет.

— Спасибо, мама. — Елена была горда собой. Слова мамы означали одно: Елена победила. Она сумела доказать, что способна принимать решения и отвечать за них. Работа на «скорой» возвышала ее и в собственных глазах.

Однажды ее бригада получила вызов в частный сектор. Зима в том году выдалась снежная. Подъехать к нужному дому оказалось делом непростым.

— А дальше пешком, ребята, — приказал водитель.

Пришлось оставить машину. Шли мимо занесенных снегом домов. Лаяли собаки. Ноги утопали в высоченных сугробах. Вереница однообразных построек. Зябко поежившись, Лена подумала, что с удовольствием перешагнет порог дома. Она успела промерзнуть. Под старенькое зимнее пальтишко пробирался мороз. За несколько месяцев работы она уже привыкла к дискомфорту. Это все мелочи. Привыкнуть к людским страданиям гораздо сложнее.

Едва поспевая за врачом, Елена преодолевала высоченные сугробы. Снег попал в сапоги. Неприятное ощущение. Это дежурство длилось бесконечно долго. Праздники наступали на пятки, заставляя больше думать о приятном отдыхе, нежели о работе. А сегодня Елена приедет домой и, приняв горячую ванну, юркнет в постель. Иван к тому времени уедет на работу. Никто не помешает ей закутаться в одеяло и уснуть. Блаженство…

Вдруг Елена услышала какой-то странный звук. Продолжая медленно продвигаться вперед, она прислушалась. Время от времени морозный воздух взрывался лаем собак. Хрустящий снег и собачий лай. Кажется, почудилось. Но нет! Елена снова услышала эти непонятные звуки. Остановилась.

— Лен, ты что? Пойдем же, холодина! Шевелись! — подгонял ее врач.

Но Лена приложила палец к губам. Взгляд ее скользнул по снежному покрывалу. Вот он — источник странного звука. Писк раздавался из-под скамьи, что была в нескольких шагах. Присыпанный снегом бугорок едва заметно шевелился. Вмиг Елена оказалась рядом, легко преодолев высоченные сугробы. Поставив чемоданчик на снег, дрожащими руками схватила сверток. Приподняла угол заледеневшего шерстяного одеяла: ребенок! Он едва жив. Елена прижала его к груди.

— Витя! — Голос срывается от волнения. Ее напарник в считанные секунды оказался рядом. — Возьми лекарства, а я его понесу.

— Что за ерунда! — пробасил врач, пытаясь заглянуть под угол заледеневшего одеяла. Но Елена крепко прижала сверток к себе:

— Пойдем быстрее! Нельзя медлить. Ребенок!

— Ну везет же нам. Только подкидыша не хватало. Теперь волокиты не оберешься.

— Ты предлагаешь оставить его здесь?

— Не говори чепухи.

— Пойдем, он замерз совсем. Скорее! — Она побежала, забыв о сугробах, усталости. Все это теперь было неважно. Главное — поскорее оказаться в тепле. Теперь не для того, чтобы согреться самой, а чтобы спасти малыша. А что, если уже поздно? Приподнять уголок одеяла снова было неимоверно страшно. Промедление смерти подобно. Не в силах бороться с охватившей ее паникой, Елена плюхнулась на широкую, заметенную снегом скамейку. Дыхание сбилось, в ногах — неимоверная слабость. Руки дрожат, сердце выпрыгивает из груди.

— Что с тобой, Лена? — Виктор недоумевал. — Ты что? Нам нужно в дом, скорее в дом. Сама же говорила.

Почему же она медлит? Сначала сверток пищал, периодически извивался, словно хотел высвободиться из холодных объятий промерзшего одеяла. С каждой секундой движения ослабевали, а писк стихал. Взяв себя в руки, Елена приподняла заледеневший уголок одеяла и увидела крошечное личико. Ребенок морщил лобик, бровок не было, чтобы сошлись на маленькой переносице: «Что же ты, тетка, медлишь?!» Малыш вытягивал губы дудочкой, сжимая опухшие веки без намека на ресницы.

— Маленький… — прошептала Елена и, вскочив, беспомощно посмотрела по сторонам. — Куда нам? Долго еще?

— Пойдем, — подогнал ее Виктор. — Вот дом, который нам нужен.

— Иду. — Как будто и снег стал не таким глубоким.

Интересно, мальчик это или девочка? Может, внутри окажется записка? Как его зовут? Малыш — совсем кроха. Сколько ему? Елена споткнулась и крепче прижала к себе ребенка. Она нашла его не случайно. Очередное испытание, которое приготовила ей судьба. Предложение, от которого нельзя отказаться.

— Прости, маленький, потерпи! — В ответ тишина. Ребенок словно потратил последние силы, чтобы быть услышанным, и теперь подозрительно молчал. — Сейчас, сейчас!

Никаких ленточек, ничего такого, благодаря чему можно определить пол ребенка. Молодой женщине вдруг безумно захотелось, чтобы это был мальчик. Мысленно она обращалась к нему как к мальчику. Первенец? Елена улыбнулась. Вот оно, решение! Это ведь ее малыш, только ее! Ничего в этой жизни не происходит случайно.

Все-таки заглянула под уголок одеяла. Ничего не выражающее крохотное личико. Сколько времени он провел на морозе? Опоздали? Потом, все вопросы потом, без паники! Скорее в тепло. Там, конечно, ждут врача, а не испуганную женщину с грудным ребенком, но их поймут, обязательно поймут.

Елена не представляла, что нужно делать в таких случаях. Кажется, нужно вызвать милицию. Пока же важно, чтобы ребенок остался жив. Она не позволит ему умереть. Не для того спасала. Скоро у него появится настоящая семья. Елена заменит ему мать, а Иван… Елена была уверена, что он примет ее решение. Иван примет малыша, услышав, при каких обстоятельствах состоялась их встреча. Им многое предстоит преодолеть и доказать, что они годятся на роль родителей. Кажется, у них есть для этого все: работа, отдельная квартира и желание растить малыша.

Иван принял ее выбор без раздумий. Он сразу поднял вверх обе руки, что означало безоговорочное «да». Говорят, память стирает ненужную информацию. В случае с Колей (имя выбирал Иван) не было ни одного мало-мальски незначительного события, о котором Елена забыла бы. Она старалась. Говорила себе, что не имеет права на ошибку. Все должно быть идеально. Порой, правда, перегибала. Иван просил ее не впадать в крайности, но Елена никого не слушала. Она знала, что их мальчик нуждается в любви и заботе больше кого бы то ни было. И они обязаны дать ему все это в избытке. А потом появился Филипп.

— Коля ни в коем случае не должен ощутить себя лишним, Ваня. Первое время я буду больше уделять внимание малышу.

— Само собой.

— Коля на тебе, Иван. Я знаю, что ты загружен на работе. Я все знаю, но ты должен помочь мне, — твердила Елена мужу. — Одна я не справлюсь.

Она испугалась, что после появления Филиппа Иван станет иначе относиться к Коле, но ошиблась. Как же ей было приятно ошибиться в своем муже! Иван не подвел. Деревской оказался хорошим отцом и не делал различия между мальчиками. Общался с этой неугомонной братией легко, без напряжения. Но все-таки где-то они с Иваном промахнулись, если в сознательном возрасте Коля решился на побег из дома. Она не может этого забыть. Наказание, боль, которые Елена пронесла через все эти годы, приходят к ней во сне. Иван никогда не возвращается к этому. Даже в минуты ссоры он бросает ей в лицо какие угодно обвинения, только не связанные с Колей, с детьми. Дети для Деревского, как и для нее, — самое дорогое, закрытая для манипуляций территория.

Ценят ли это их мальчишки? Хочется верить, что каждому хватает родительской любви. Дети видят, как они стараются. Фил сказал однажды, что у него клевые родители. На языке тусовки это похвала. Значит, все не зря. Хочется прижать к себе и Колю, и Фила, но они считают, что эти телячьи нежности нужно отставить. Сенька еще не стесняется объятий, поцелуев.

Как же быстро они растут! Филипп уже проявляет характер. Загадочный парень, Елена так и не пробралась к нему. Он такой молчун, слова не вытянешь. Ничего не поделаешь. Елена улыбнулась. Ей самой когда-то было шестнадцать, и она ершилась. Пройдет. Все это естественно, а вот Николай… Елена не может избавиться от чувства обиды… Как ее сердце выдержало? Елена не думала, насколько трудно было Ивану пережить предательство сына. Ей казалось, что ему как мужчине все далось легче. Деревской — заботливый отец, но его не связывает с мальчиками то, что навсегда соединяет ребенка с матерью. Объяснить невозможно. Это на уровне биения сердца. Елена не смогла забыть, что Коля переступил через все, что они с Иваном сделали для него. Нет, так нельзя. Переходный возраст. Мальчик тогда был сам не свой… Какое противоречие: умом она понимает, что держать в сердце обиду на сына — грех, и в то же время сжимается от боли. Она не забыла. Забыть и простить — не одно и то же.

— Мама, тебя к телефону.

— Спасибо, милый. — Арсений вернул ее в реальность. Сын смотрит на нее своими не по-детски серьезными глазами.

— Это бабушка Лена. Хочет поздравить, — шепчет он.

— Алло! Привет, мам!

Она заранее знает все, что скажет Елена Максимовна. Обычно она начинает с того, что Арсений родился рано утром, значит, уже можно поздравлять. А вот она, Леночка, родилась в 12.50, значит, с самого утра поздравлять рановато. Всегда одно и то же. С завидным постоянством мать твердит свои присказки из года в год. И сегодня Елена Максимовна верна себе.

Поздравив дочь, она тут же переходит к тому, что готова помочь ей в подготовке к празднику. Это тоже своеобразный ритуал: мама предлагает помощь, а Елена отказывается от нее.

— Ты можешь использовать меня на кухне, Еленочка. — Елена Максимовна уверена, что дочь скажет «не надо». — Только руководи.

— Спасибо, мам, я справлюсь сама. У меня все по план у, все рассчитано, ты же знаешь.

— Отказываешься от помощи? Зря, — легко соглашается Елена Максимовна. — Ты лишаешь меня возможности быть полезной. Будешь в моем возрасте — поймешь, как важно знать, что ты нужна.

— Ну что ты, мам, — подыгрывает Елена. — Можешь приезжать хоть сейчас. Бери папу и приезжайте. Я всех могу занять. Нет проблем.

— Вот это уже лучше. Короче говоря, мы с папой прибудем раньше. — Елена Максимовна оживилась. — Мы не успеем вам надоесть?

— Я поняла. Мне нужно в очередной раз сказать, что вы никогда нам не мешаете и никогда не надоедаете. Мамуль, считай, что я уже все сказала.

— Ты вся в папу.

— По твоей интонации я не пойму: хорошо это или плохо?

Елена Максимовна всегда подчеркивает трудный характер мужа и утверждает, что только ее спокойная, уравновешенная натура смогла за долгие годы сгладить шероховатости в их отношениях. Как обычно, она преувеличивает, предпочитая при этом не замечать свои недостатки.

— Это только констатация факта, дочь моя.

— У меня папин характер, в этом нет ничего плохого. Странно, если я была бы похожа на кого-нибудь другого. Например, на нашего соседа, дядю Севу, — брякнула Елена. — Как тебе такой вариант?

— Я отвлекаю тебя моей болтовней, — спохватывается Елена Максимовна, делает вид, что не замечает бестактности дочери. — Я понимаю, что у тебя сегодня нет времени терпеть мою старческую болтовню.

— Ты о чем? — Резкий переход не смущает Елену. Это в мамином стиле. К тому же Елена знает, что мама не любит говорить о своем возрасте. Нужно закончить разговор на мажорной ноте. — Тебе никто не даст и шестидесяти.

— Да? — В голосе Елены Максимовны наигранное недоверие, мгновенно переходящее в удовлетворение. Она услышала то, что хотела, и теперь можно заканчивать разговор. — Ты ведь говоришь это не для того, чтобы отвязаться от своей дотошной мамочки?

— Конечно нет. Как ты могла такое подумать?

— Прости.

— Ты у меня женщина без возраста. В том плане, что годы над тобой не властны, — морщится Елена от собственной пошлости, благо мать не видит ее.

— Когда хочешь, ты умеешь быть милой. Целую тебя, мальчишек, Ваню. Ждите нас.

— Ждем.

Елена переводит дух. Кажется, она сумела сделать так, чтобы обычный разговор с матерью не привел к очередной ссоре. Ничего не поделаешь — характеры. И что бы Елена Максимовна ни говорила, Лена точно знает, что она в ее доме непререкаемый авторитет. Это не передается генами, но Елена каким-то удивительным образом переняла способность матери все держать под контролем. Это происходит с молчаливого согласия Ивана. Поначалу ей это нравилось, а с годами — перестало. Ритуалы, традиции, уклад, складывающийся десятилетиями, изменить не так-то просто. Они с Иваном в нынешнем году отпраздновали серебряную свадьбу. Двадцать пять лет жизни в одном сплошном компромиссе. Здесь знают границы свободы, которые лучше не переходить. Что их может разлучить? Придется терпеть друг друга до конца. У Ивана за минувшие годы были возможности кардинально все изменить. Однако он этого не сделал, и она не собирается. Елена не хочет ничего менять. К тому же ей хорошо за сорок, чтобы не сказать — под пятьдесят. Возраст, когда перемены не всегда полезны. Уж лучше пусть все идет как идет. В конце концов, у каждого из них есть компенсация.

Голос сына снова выводит ее из задумчивости:

— Дедушка и бабушка приедут раньше?

— Да, милый. Приедут, потому что скучают по тебе и хотят поскорее поздравить! — Елена обняла сына. — Люблю тебя!

— И я тебя, мам.

Из гостиной доносится музыка.

— Потанцуем? — Елена берет Арсения за руку, приглашая на танец. Продолжая держать его за руку, она помогает ему повернуться в одну сторону, в другую. После нескольких изящных па Арсений хохочет.

— Хватит, мам. Приходите на выступления и смотрите, — хмурится Арсений. — Мам, ты же обещала не говорить о танцах.

— Хорошо, не буду.

Елена не забыла о своем обещании, просто подумала, что в такой день ее сын будет реагировать иначе. Все дело в том, что партнерша Арсения Надя уехала в другой город. Ее отец военный. Сенька танцевал с ней два года. Отъезд Нади он перенес болезненно. У него все валилось из рук, понизилась успеваемость в школе. Это было так не похоже на него. Елена пыталась разобраться в происходящем, но Арсений отмалчивался, а сама она ничего не могла понять. Откровенного разговора с отцом тоже не получилось. Так продолжалось не один день.

— Сенька вырос, — сказала Елена мужу после того, как разобралась в причинах странного поведения Арсения.

— Что он на этот раз натворил? — поинтересовался Иван.

— У него первая любовь.

— Не рановато? — усмехнулся Деревской.

— Ты себя вспомни.

— О-о, это было так давно.

— Вот видишь.

— Надеюсь, чувство взаимно?

— В том-то и дело, что нет. — По тону мужа Лена не может понять, насколько серьезно он воспринимает услышанное. Для него объективная реальность — мир его формул. Остальное — мишень для иронических выпадов.

— Кто эта негодная, которая не оценила по достоинству моего сына? — Иван оторвал взгляд от экрана компьютера и посмотрел на Елену поверх очков.

— Его бывшая партнерша по танцам.

— Да, да, да. Припоминаю… Беленькая, шустренькая… — Иван улыбнулся. — Джентльмены предпочитают блондинок, замечаешь?

— И как это в таком случае ты выбрал меня? — Елена машинально провела рукой по густым темно-каштановым волосам, едва тронутым сединой.

— Одно из двух: или я не джентльмен, или ты — исключение из правил. Мне приятнее второй вариант. А тебе?

— Иногда мне трудно понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно.

— У тебя еще есть время во всем разобраться.

— Ваня, у тебя все простое сложно, а все сложное просто!

— У меня? Проще не придумаешь, дорогая.

Елена махнула рукой. С мужем в последнее время бесполезно говорить о проблемах детей, нуждах семьи. Все решает она. Иван всегда рядом, умудряясь держаться отстраненно. Для него на первом месте работа, командировки, защиты, доклады, конференции, симпозиумы. Работа для Ивана — территория успеха. Деревской — имя в науке. С его мнением считаются в Европе, в Америке. Гранты, которые выигрывает его институт, — доказательства тому. Голова Ивана полна идей, к тому же хорошо оплачиваемых. Трудно жить с фанатично преданным науке человеком. Деревской возвел любимое дело на пьедестал. Быт существует только в той степени, в которой Елена пытается приобщить его. Еще одна привилегия мужчин.

Елена давно перестала обижаться на мужа. Раньше обижалась, плакала, теперь нет. Фантазировала, как гордо сообщит ему однажды, что между ними все кончено, она сыта его безразличием. Но горечь постепенно проходила. Елена смирилась. Она поняла, что с Иваном можно только так. К тому же материально они живут неплохо. Если так и дальше пойдет, будет еще лучше. Ей хотелось этого. Человек уж так устроен — ему всегда мало. Новые желания, другие потребности. Пусть у каждого свое мерило покоя, достатка, любви. Кто-то скажет, что у нее жалкие желания. Она так не считает. Пусть Иван просто будет рядом. Даже если первая любовь его младшего сына кажется ему несерьезной. Для этого есть она — мать. Она поможет Сеньке пережить первую потерю. Сколько их еще будет…

Подумать только — ему уже девять. Кажется, совсем недавно она поняла, что беременна, раздумывала, как ей поступить. Правда, раздумывала недолго: ей хватило нескольких дней, чтобы понять: она хочет этого ребенка и родит его для себя, сохранив память о счастливых днях. Родит его просто для того, чтобы почувствовать себя живой. Две недели счастья или две недели греха? Она никогда не откроет своей тайны и унесет ее с собой. Никто ничего не узнает. Вряд ли обстоятельства сложатся так, чтобы она когда-нибудь заговорила об этом. Ни лучшая подруга, ни мама, ни тем более Иван ни о чем не подозревают. Все считают, что у них разные дети. Она только улыбается и не комментирует услышанного. Разные родители, разные дети — все нормально.

— Мама, ты сегодня какая-то загадочная, — замечает Арсений.

— Правда? А загадочность мне к лицу?

— Тебе все к лицу.

— Спасибо.

— О чем ты все время думаешь, мам? — не успокаивается Арсений. Он решил, что в свой день рождения имеет право быть настойчивым.

— Да о разном, сынок. О быстротечности времени, например.

Раньше ей хотелось подогнать время, а теперь — приостановить бы его бег. Все происходит слишком быстро. Ускорение, которое ты не можешь отменить. Как будто Земля стала вращаться быстрее. И чем старше становишься, тем более безжалостно к тебе неподкупное время. Ты не успеваешь за ним.

— Мам, я у себя в комнате. — Кажется, Арсения удовлетворил ее ответ. — Я к себе. Если понадобится помощь, позови. Хорошо?

— Обязательно, как же я без тебя.

— Я еще немного порисую.

— Договорились.

— Позовешь, когда понадоблюсь?

— Обязательно, — улыбается Елена. — Мне без тебя не обойтись.

— Не забудешь?

— Нет, не забуду. — Арсений обожает помогать ей на кухне. В такой день это еще один повод для общения тет-а-тет.

А пока она займется уборкой. Мысли о быстротечности времени то и дело возвращались. Елена остановилась у большого полированного стола. На нем фотографии всех Деревских, взяла в руки одну из них. Маленькое фото в стеклянной рамочке, там Арсению всего одиннадцать дней. Это первый снимок, который сделал Иван, когда они с Арсением приехали из роддома. Крошечный человечек, беспомощный, любимый. Как же можно не любить его?

Елена открыла глаза. Незнакомая обстановка, голубые крашеные панели, пустая кровать рядом. Окно. За окном солнце. Хотела подняться. Тупая боль внизу живота остановила ее. Ужасное состояние. К тому же голова тяжелая, словно пробудилась после встречи Нового года. Елена испугалась. Давно пора вставать. И что она делает в постели? Это ей не свойственно. Заставить ее отдыхать так же невозможно, как сдвинуть с места Фудзияму.

Напротив дверь со вставкой из матового стекла. Там, за стеклом, кто-то непрерывно ходит. Все в белом. Силуэты размыты. Елена напряженно всматривается — глаза слезятся, голова кружится. Во рту сухо. Глоток воды был бы кстати. Ощущение беспомощности.

Елена прислушалась: за закрытой дверью голоса. Кто-то довольно громко переговаривается. Уколы, перевязки, капельницы? Ах, да, это больница. Что она здесь делает? Ей нужно домой. У нее столько дел, не до лежания в кровати. А может быть?.. Ну, конечно, она все еще спит. Все эти стены, мелькания за стеклянной дверью, боль — все это сон, тяжелый, тягостный. Ей часто сняться сны, и чаще всего они беспокойные, но короткие. А этот сон длится слишком долго. Сейчас она откроет глаза…

Дверь неожиданно открывается.

— Доброе утро! — К кровати стремительно подходит невысокая молодая девушка в белом халате. Тонкая прядь соломенного цвета выбилась из-под белой шапочки, кокетливо покачивается при каждом движении.

Девушка мило улыбается, внимательно смотрит на Елену. От этого пристального взгляда ей не по себе. Хочется натянуть одеяло на голову и замереть. Но этого делать нельзя. Елена точно знает, что тогда она рискует провести в этой тихой, стерильной палате еще больше времени. Ее поведение не должно настораживать. А ей нужно домой, она нужна там.

— Как самочувствие? — Девушка опускается на стул, стоящий у кровати. Осторожно берет руку Елены и прижимает теплые подушечки пальцев к ее запястью. Проверяет пульс. Судя по лицу, она довольна результатами. — Замечательно! Сегодня гораздо лучше. Вы ведь и сами это чувствуете, правда? И цвет лица получше. Сегодня вы молодцом. — Она говорит быстро, сама спрашивает, сама же отвечает. Ее звонкий голос кажется слишком громким в тишине палаты. — Слабость, конечно, осталась, да? Ничего, мамочка, это пройдет. Сейчас я сделаю вам укол, помогу переодеться, привести себя в порядок. Скоро принесут вашего богатыря. Он должен увидеть маму красивой. — Девушка мило улыбается. — Я не верю в то, что младенцы ничего не видят. Видят, еще как!

Медсестра не дожидается ответа. Она выпархивает из палаты, сделав жест, означающий, что скоро вернется. Глядя на опустевший дверной проем, Елена почувствовала нечто, напоминающее падение в бездонную пропасть. Какое ужасное ощущение! Медленно подняв онемевшую руку, Елена потерла лоб. Почувствовала странное прикосновение к коже, одернула руку. Атласная ленточка на запястье, на ней — оранжево-кирпичный квадратик из клеенки. На нем что-то написано синей шариковой ручкой. Елена присмотрелась, прочла: «Деревская Елена, 6.55, мальчик, 54-36-35, 3900». Ее бросило в жар. Сын! Ее мальчик. Как же она могла не понять этого? Наркоз, это все он. Голова не работает. Ничего, отпустит.

Постепенно она все вспомнила. То, как ее тело во время схваток словно разрывало на части, а врачи все время твердили о сантиметрах, о слабом раскрытии шейки, о том, что все происходит медленнее, чем положено. Елена сама чувствовала, что роды протекают ненормально. Она четко выполняла указания и ни о чем не спрашивала. На вопросы не оставалось сил. Время работало против нее. Елена видела это по озабоченному лицу врача. Рядом суетилась акушерка и незнакомый врач, активно участвующий в обсуждении динамики родовой деятельности.

Время от времени в палате появлялся еще один мужчина в белом халате, бахилах. Лицо его становилось все более хмурым. Он то и дело о чем-то тихо переговаривался с другим врачом. От нее что-то скрывали. Зачем? Кому, как не ей, нужно знать правду о происходящем?! Она ведь не семнадцатилетняя девочка. Только бы не видеть этих озабоченных лиц с дежурными, такими натянутыми улыбочками.

— Все хорошо, Леночка. Ты умница, — твердила Галина Семеновна Безрукова. Но в глазах ее застыло беспокойство.

— Что-то не так. — После очередной очень сильной схватки Деревская перевела дыхание. Она не спрашивала, а утверждала. — Не спорьте. Я знаю, что-то не так. Что?

— Дыши, Леночка, главное, дыши, — засуетилась Галина Семеновна. Маска напускного спокойствия не обманула усталую роженицу. — Отдыхай между схватками, пожалуйста, отдыхай и дыши.

— Да дышу я… — застонала Елена, переживая очередной прилив боли.

С Филиппом все было иначе. Она была моложе, но и тогда Елена была «старородящей». Слово-то какое неприятное. Теперь ей под сорок, и никому не приходит в голову говорить нечто подобное. Времена изменились. Женщин, решающихся родить первого ребенка после сорока, с каждым годом становится все больше. Но Елена рожала этого ребенка не в угоду моде. Для себя. Однако возраст дал о себе знать. Филиппа она родила часа за два. Она никогда не забудет громкий крик младенца. Так заявил о себе Филипп, Филипп Иванович Деревской. Имя ему Лена с Иваном придумали задолго до рождения. Коля не участвовал в обсуждении. Он очень болезненно воспринимал предстоящие перемены, всячески избегал разговоров о пополнении семьи. Коля безумно ревновал мать к еще не родившемуся малышу.

Когда она собралась ехать в роддом, Коля вышел из своей комнаты. Он выглядел потерянным и обиженным. Как будто начинается жизнь, в которой не будет ничего хорошего.

— Что ты, Коля? — Схватка отпустила, Елена позвала сына.

— Ничего, мам.

— Ты уж будь молодцом. Остаешься за старшего.

— А папа? — недоверчиво спросил Николай.

— Старшим назначаю тебя.

— Зачем?

— Потому что доверяю тебе.

— Ты доверяешь мне! — В его глазах восторг.

— Конечно. Ты уже взрослый. Присмотри за отцом. За ним глаз да глаз нужен.

— «Человек рассеянный с улицы…»

— Вот-вот. — Очередная схватка. Прижав руку к животу, Елена переждала приступ боли. — Я могу тебе доверять, сынок?

— Можешь.

— Вот и хорошо.

Ей показалось, Николай даже плечи распрямил. Он больше не был похож на затравленного зверька. Вот характер! Тогда он с трудом смирился с Филиппом. Как теперь отнесется к новому члену семьи? Да и возраст у Николая непростой — шестнадцать. Сколько терпения пришлось проявить им с Иваном, чтобы Коля не чувствовал себя обделенным вниманием, когда родился Фил. Кажется, получилось. Тогда получилось, и теперь непременно получится! Этот ребенок не станет камнем преткновения. Не для того она решилась его родить.

Роды были мучительными. Малыш не спешил на свет. Елена кусала губы, твердила, что не станет кричать, как та молоденькая дурочка, что рожает рядом. С ней рядом муж — модное веяние. Это совершенно неприемлемо для Елены. Хотя Деревской удивил ее, предложив присутствовать при родах:

— Если хочешь, я буду рядом. Ты только скажи, Еленочка.

Она не захотела. Нет, ее первая встреча с этим ребенком должна состояться без Ивана. Первый крик сына, первое прикосновение — это все принадлежит только ей, только ее радость.

С некоторых пор с Иваном у них совсем разладилось. Видимость благополучия. Беременность способствовала еще большему отчуждению. Уйдя в заботу о будущем ребенке, Елена не обратила внимания на тревожные симптомы. Чтобы не волноваться, она убедила себя, что все встанет на свои места, как только родится Арсений. Иван ждет его появления с не меньшим волнением. Уйдет нервозность. Все наладится. Они еще будут близки. Вера в это придает силы. Елена не знала, что дела обстоят еще хуже, чем она предполагала.

Она переживала мучительную боль, а в это время Иван Деревской искал утешения в объятиях очередной любовницы. Юная, соблазнительная, смешливая, она сразу привлекла его внимание. Впервые увидев ее в коридоре института, Деревской проводил девушку слишком пристальным взглядом. Она заметила, улыбнулась призывно. Ее походка была невероятно сексуальной. Внимание молоденьких девушек льстило его мужскому самолюбию, а таких хорошеньких в особенности. Они познакомились, а через неделю были близки.

— Я не люблю тебя. — Алина была девушкой современной. — Мне ничего от тебя не нужно, кроме хорошего секса.

— Мне тоже. — Ивана это устраивало.

У Алины было необычайно красивое тело. Он любовался ею. Ему этого не хватало. Елена слишком растолстела, особенно с этой последней беременностью. Стала неповоротливой, бесформенной. Иван едва скрывал отвращение к ее огромному, вызывающе торчащему животу, словно забывал, что она носит его ребенка. Он знал одно: эта беременность убила в нем все чувства. И дело не только в том, что они давно не занимались сексом. Хотя для него наступили трудные времена. Постоянное ощущение дискомфорта угнетало его. Для Елены отсутствие секса — не проблема. Она полностью ушла в заботы о будущем малыше. А вот ему нелегко. Когда он пытался обратить на это ее внимание, она смотрела на него так, что ему становилось стыдно за свои низменные потребности. Поэтому он решил проблему традиционно.

Ему повезло. Алина оказалась девушкой без комплексов. С ней легко. Наслаждение сжимает время, оставляет ощущение полета. Деревской чувствовал себя настоящим мачо.

— Ты ведь женат, — вздохнула Алина, когда они приходили в себя после очередного бурного оргазма.

— Да, женат.

— Она красивая?

— Я не хотел бы сейчас обсуждать достоинства и недостатки жены, — честно признался Иван. Он не собирался хаять Елену. Просто хотел на время позабыть о существовании семьи. Только на время.

— Значит, ты ее уважаешь, — заключила Алина. — Уважаешь, но любви нет. Я права?

— Аля, прошу тебя…

— Она тебя не удовлетворяет? — Алина оказалась не такой уж деликатной.

— Нет, — откровенно признался он.

— Почему? Она тебя не любит?

— Говорит, что любит, но, по-моему, это не так.

— Разойдитесь! — Бескомпромиссный вариант казался девушке самым логичным в сложившейся ситуации.

— Она беременна.

— Это ваш первый ребенок?

— Третий.

— Незавидная же у меня роль. — В голосе Алины послышалась обида.

— Беременна, не беременна… Что это меняет в наших с тобой отношениях? Мы ведь обо всем договорились с самого начала.

— Мне обидно за нее.

— Женская солидарность?

— Вроде того, — кивнула Алина. Ее голубые глаза стали холодными.

Деревской впервые почувствовал себя неуютно.

— Перестань, девочка.

— Скажи, а она тебе изменяет? — не унималась Алина.

— Конечно нет.

— Почему ты так уверен?

Она спросила это таким тоном, что у Ивана мурашки по коже побежали. Все может быть. Все мы живые люди. Периодически они собираются развестись, по крайней мере говорят об этом. У каждого свой способ борьбы со стрессами. У него свой, а у Елены… Нет. Она слишком занята домом, детьми. А потом тяжелые дни проходят, и они мирятся. По большому счету его все устраивает. Отказываться от семьи он не собирается. Нельзя сказать, что его держат дети. Он сам себе запретил думать о разводе. Развод — дело последнее.

Только вот скучно, невозможно скучно с Еленой. Она стала другой. С этой, другой, ему трудно найти общий язык. Она помешалась на детях, доме, не заботится о нем, как раньше. Что-то потеряно безвозвратно. И этот ребенок… Зачем она решила рожать его? Ни одну семью не спасло рождение ребенка. Однако он легко принял новость и согласился на появление еще одного Деревского. Мог ли он поступить иначе?

— Але! Очнись. Ты что так напрягся? — засмеялась Алина. — Я ведь просто так спросила. Живите как хотите, мне-то что.

— Действительно.

— Я всегда рада тебе. Мне хорошо с тобой. Очень хорошо. И мы оба знаем, что это не навсегда. Это все упрощает.

— Ты в любой момент можешь сказать, чтобы я не приходил. — Деревской пристально смотрит ей в глаза. — Можешь?

— Пока мне не хочется этого говорить…

В день, когда он отвез Елену в роддом, ему было не по себе. Поцеловал ее перед тем, как она вошла в приемное отделение. Она была такой испуганной, такой беспомощной. У Ивана сердце разрывалось. Хотел остаться, но Елена настояла, чтобы он ждал вестей дома:

— Мне будет легче знать, что ты дома, Ванечка…

Родные стены не согревали. Сначала он ждал звонка от врача, но о нем словно забыли. И тогда стал названивать сам.

— Не волнуйтесь, пожалуйста. Елена умница. Все будет хорошо. Я сама позвоню вам. Наберитесь терпения. — Галина Семеновна пыталась подбодрить его. Прошел не один час, а врач все не давала о себе знать. Тогда Дерев-ской не на шутку испугался. Время тянулось невероятно медленно. Оставаться дома было невыносимо. И он решил утешиться в объятиях Алины.

— Сегодня мне было очень одиноко, грустно, — признался Иван.

— Я заметила, ты сам не свой. Что-то случилось?

— Жена в роддоме. Слишком долго рожает.

— Переживаешь? — Она дотянулась до сигареты, закурила.

Иван не любил, когда она курила в постели, но удержался от комментариев.

— Переживаю.

— Очень своеобразно, — усмехнулась Алина.

— Как могу.

— Ничего лучше придумать не мог? Мобильный хоть с собой?

— Тебя это не касается. Что ты так завелась? — Деревской лежал, положив руки под голову. — Хочешь меня уколоть? Не получится.

— Почему? Ты такой толстокожий?

— Дело не в этом.

— Вы больше не любите друг друга. Вы изменяете друг другу. Зачем же вы вместе? Не легче ли расстаться?

— В том-то и дело, что не легче, — вздохнул Иван. Он забрал у Алины сигарету, резко затушил в стоящей на полу пепельнице. — Ты еще слишком молода, чтобы понять это.

— Ну конечно. Тот случай, когда молодость перестает быть преимуществом. Так просветил бы. Я — хорошая ученица.

— Я знаю, милая, знаю, — прошептал Иван и обнял ее. — Меньше слов. Мы встречаемся, чтобы доставлять друг другу удовольствие. Это все очень скоро закончится. Я чувствую. Я знаю. Поцелуй меня…

В то время как Иван утешался с Алиной, Елена переживала очередную схватку. Временами боль становилась нестерпимой, но она не кричала. Искусала губы до крови. Пот резал глаза. Схватки следовали одна за другой с четкой периодичностью. Промежутки между ними сокращались. Время шло. Уже родила девочку молоденькая крикунья. Елена нашла в себе силы улыбнуться ей. Та выглядела усталой, но счастливой. Крохотный кричащий комочек затих у нее на груди. Взволнованный муж снимал происходящее на камеру.

Елена позавидовала. Сколько же ей ждать появления сына? За окном забрезжил рассвет. Кто-то в это время безмятежно спал дома, а она… Боль нахлынула с новой силой, и Елена глухо застонала. Акушерка в очередной раз что-то говорила ей. Ее слова доносились издалека, словно сквозь толщу воды. Еленой овладело полное безразличие. Она устала от боли. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

— Леночка, придется делать кесарево сечение. — Галина Семеновна больше не улыбается и выглядит озабоченной. Они знакомы уже много лет. Безрукова наблюдала первую беременность Елены, принимала Филиппа. — Так лучше для малыша. Понимаешь? Все будет хорошо.

— Делайте, если надо. — Деревская равнодушно реагировала на происходящее.

— Не волнуйся только, Леночка.

Филипп родился быстро. Она услышала крик ребенка и увидела красный комочек, жалобно пищавший в руках акушерки. С того дня прошло уже много лет, но Елена помнила, какое необыкновенное чувство переполняло ее. Хотелось плакать от счастья, однако тогда она была слишком молода и глупа. Ее интересовало количество пальчиков на ручках младенца, цвет его глаз.

— Да они все голубоглазые, деточка, — удивлялась ее вопросам акушерка.

На этот раз все было иначе. Елена лишена этих маленьких радостей, впечатлений, которые остаются с женщиной на всю жизнь. Глядя на кусочек клеенки, закрепленный вокруг ее запястья, она мечтала поскорее увидеть малыша. Вот жаль, что она согласилась на общий наркоз: не увидела сына в первый миг его жизни.

— Вот, мамочка, принимайте вашего богатыря, — сестра стояла у кровати, держа в руках малыша.

Елена осторожно легла на бок, подвинулась, а сестра положила сына рядом. Мальчик безмятежно спал. Кажется, у него нет желания ни с кем знакомиться.

— Ну, что же вы? — улыбнулась медсестра, видя, что женщина застыла в нерешительности. Ничего, и такое бывает.

— Он спит. — Елена разочарована.

— Наелся и спит. Это ведь хорошо.

— Почему его не принесли кормить?

— Вам пока нельзя. Должно пройти некоторое время после антибиотиков.

— А как он ест?

— Хорошо, не волнуйтесь. Мальчик здоровый, спокойный. — Сестра направилась к выходу из палаты. — Я заберу его минут через пятнадцать-двадцать. Знакомьтесь.

Елена кивнула. Осторожно подвинулась и принялась разглядывать малыша. Он похож на нее! На нее и больше ни на кого. Вот, оказывается, как бывает. В глубине души Елена хотела увидеть в нем хоть что-то от отца, что-то едва уловимое, принялась внимательно его разглядывать, осторожно коснулась щечки сына. Он не отреагировал на это прикосновение.

— Ну, здравствуй, Арсений, — улыбнулась Елена, все еще не решаясь поцеловать его. Наконец наклонилась и нежно коснулась губами теплой, пахнущей молоком щечки. Малыш смешно почмокал губами, продолжая спать. Елене захотелось плакать. Она закусила губу. Никаких слез. Радость-то какая! Вот он — желанный ребенок, дитя любви. Каким-то он станет, Арсений Иванович Деревской? Ему предстоит носить отчество и фамилию Ивана. Три сына. И только одному из них Иван приходится родным отцом.

— Скоро мы приедем домой, и я познакомлю тебя с твоими братьями, — прошептала Елена.

Ее рука лежала на его животике. Малыш дышал так спокойно, так тихо, едва заметно. К ним уже шла медсестра. Елена благодарно улыбнулась.

— Спасибо вам, — сказала она, наблюдая, как сестра уверенно берет Арсения на руки. Ей еще месяц запрещено поднимать малыша. Наверное, ее взгляд красноречивее любых слов.

— Не переживайте, мамочка, вечером еще принесу.

— Спасибо.

А потом начались бессонные ночи, слезы, волнения. Хотя на этот раз все было иначе: меньше паники, меньше страхов. Елена все успевала, у нее все получалось. Она не чувствовала возраста. Арсений вернул ей ощущение молодости. У нее особый случай. Арсений — ее маленькая тайна, подарок судьбы. Даже не верится, что его могло не быть. Елена изменилась. Перемены ей нравились.

— Ты стала другой, Елена Георгиевна, — все чаще говорил Иван.

— Ну, какой? — улыбалась она.

— Как будто мы вернулись в далекое прошлое, а этот малыш — наш первенец.

— Ну, нет. Тогда все было иначе.

— Ты об усыновлении?

— Что ты, что ты?! — Елена встрепенулась. — Думай, что говоришь.

— Я не выдаю никаких секретов.

— Иван! Думай, что говоришь!

— Я уже давно перестал говорить то, что думаю, — тихо произнес Иван.

— С каких это пор?

— Ты знаешь.

Деревской и раньше на первое место ставил работу, а теперь и подавно. Пропадал в институте, на кафедре. Рождение Арсения ничего не изменило. У Ивана был свой график, в который едва втискивались вечерние прогулки с маленьким сыном. Елена привыкла к тому, что Иван приходит поздно, уходит рано. Николай подшучивал, что у папы кто-то явно появился на стороне.

— Ты, мам, смотри, а то вот так научная деятельность в любовное приключение перерастает, — изрек он. — Все начинается с опозданий к ужину.

— Не смей даже шутить на эту тему! — нахмурилась Елена.

На правах старшего сына Коля уже давно позволял себе давать оценку происходящему в семье. Он высказывал свое мнение без оглядки на то, понравится оно или нет.

— А я и не шучу, мам. — Николай серьезен.

— Мы с папой друг друга понимаем с полуслова, а ты о таких глупостях… Коля, как ты можешь?

— Эти глупости, мам, между прочим, называются кризисом среднего возраста.

— Ладно, молодежь, без фантазий. У нас все хорошо.

— Ты кого уговариваешь, мам? Меня или себя?

Как он посмотрел на нее! Тогда она поняла, что Николай давно все чувствует и понимает…

В подтверждение его догадкам сегодня в выходной день, в день рождения Арсения, у Ивана оказались неотложные дела в институте. Правда, он обещал не опоздать к праздничному столу. И не опоздает, но Елене было бы гораздо приятнее, если бы этот день Иван полностью посвятил сыну. В конце концов, Сенька скучает.

— Мам, ну когда же мы пойдем на кухню? — Арсению не терпелось помогать маме.

— Идем, милый, уже идем.

— Мама, а что, если я стану поваром?

— Мы поговорим об этом через год-другой, — улыбается Елена.

Что на нее нашло сегодня? Она хочет вернуться в прошлое. Но быстротечная жизнь в лице нетерпеливого сына твердит, что это непозволительная роскошь. Нет времени оглядываться назад.

— Мам, а тетя Майя придет?

— Обещала. И тетя Майя, и дядя Роман.

— А они с дочкой придут? — не унимался Арсений. Дай ему волю, он бы за столом полгорода собрал. К тому же с Олечкой — дочкой Громовых — Арсений прекрасно ладит.

— Не знаю точно. — Громовы не позвонили накануне. Это может означать, что их вообще нет в городе. Громовы обожают Арсения и не пропустили еще ни одного его дня рождения. — Мы будем им рады.

— И где вообще все? — Арсений развел руки. — Ни папы, ни братьев. Куда все подевались? Дома тишина такая, что просто противно. Так быть не должно!

Оглушительный звонок взорвал тишину.

— Иди, именинник, — улыбнулась Елена. Это наверняка Николай и Филипп. Они уехали рано утром за подарком. — Кажется, с тишиной сейчас будет покончено.

— Ур-ра! — раздался радостный крик Арсения. — Мама! Скорее, мама!

— Что за шум? — Она вышла в коридор и увидела его, приплясывающего возле большой коробки с хоккеем.

— Кажется, мы попали в яблочко. — Николай протянул ей букет цветов. — Поздравляю, мам.

— И я поздравляю! — Филипп обнял ее. — Мы вместе цветы выбирали.

— Спасибо. — Кремовые розы, ее любимые. Все-таки мальчишки воспитаны не так уж плохо.

— А кто же со мной сыграет? — нетерпеливо спросил Арсений.

— А кто собирался со мной в кухню? — нарочито серьезно поинтересовалась Елена.

— Мать, в день рождения имениннику не положено вкалывать на кухне. — Николай покачал головой. — Пусть они с Филиппом поиграют, а я в твоем полном распоряжении.

— Да-а… — протянула Елена. — Зная, как ты любишь помогать мне на кухне, я предлагаю вариант получше: устраивайте турнир втроем. Собирайте стол и начинайте. Я все успею.

— Но тебе же нужна помощь, — заметил Филипп.

— Все в порядке. Идите играть. — Елена говорила тоном, не допускавшим возражения. В конце концов, никто не будет мешать. Она привыкла все делать быстро. К тому же мама с отцом обещали приехать пораньше. Если что, она может на них рассчитывать. — А после застолья будем все дружно мыть и вытирать посуду.

— С матерью спорить не будем. — Николай подмигнул ей. — Пацаны, устраиваем турнир в честь именинника.

— Ур-ра! — завопил Арсений.

Елена с улыбкой смотрела вслед мальчикам. Сначала хотела пойти и посмотреть, как они устроятся, но потом решила, что сыновья обойдутся без ее помощи. До прихода гостей еще много времени, но рассиживаться не стоит. Большая квартира убрана, просторная, светлая кухня ждет свою хозяйку. Елена взглянула на часы. Хочется, чтобы Иван поскорее присоединился к мальчикам. Все-таки такой день.

Иван медленно одевался. Он знал, что Маша лежит поверх одеяла, выставив напоказ свое роскошное тело. Если он оглянется, то не сможет вот так быстро уйти. Но его ждут, давно ждут. Как же быстро летит время, когда тебе хорошо. Ивану стало стыдно. Сегодня такой день, а он не смог отказать себе в удовольствии.

Деревской представил, как Лена колдует на кухне, ожидая его возвращения. Наверняка она недовольно поглядывает на часы. Может быть, понимает, что дело не в очередной монографии? В любом случае ей и в голову не приходит, что в такой день ее муж проводит время с любовницей.

— О чем задумался? — Голос Маши полон неги. Она щурит миндалевидные глаза, усмехается: — Можешь не отвечать. Я и так знаю.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Просто так.

— Глупо говорить просто так.

— Я не настолько умна. Мне простительно, — откидываясь на спину, тихо, протяжно проговорила Маша.

— Я не хотел тебя обидеть.

— Проехали, — отмахнулась она.

— Что ты злишься?

— Надоело. Знаю каждое движение, даже если не смотрю. Ненавижу тебя в эту минуту. Ты уходишь, и — тишина. Потом ты поцелуешь меня и, виновато глядя, скажешь что-нибудь ободряющее с умным выражением лица. Типа: «До встречи, милая».

Иван надел пиджак, поправил узел галстука. Ему не хочется реагировать на Машины слова. Последнее время она слишком часто говорит то, чего он не хочет слышать. Молодая, эгоистичная… Иван все-таки оглянулся, посмотрел на нее. Она не прикрылась. Очень сексуальная, но наглая и глуповатая. Последнее обстоятельство решающее. С Машей пора расстаться. Она выполнила свою миссию: отвлекла его от распадающихся по швам отношений с женой. Но чем больше он общается с юной красоткой, тем больше преимуществ видит в своем далеко не идеальном браке, отказываться от которого не собирается. Ему приятнее быть мужчиной семейным с возможными вариантами в плане свободы и чистоты отношений.

— Ты что молчишь? — Капризный голос Маши раздражает Ивана. Надув губки, она приподнялась на локте. — Думаешь, что я сказала лишнее?

— Нет. Я о другом задумался.

— Когда ты здесь, я хочу, чтобы ты думал только обо мне.

— Это звучит банально, — улыбнулся он, с жалостью глядя на ее роскошную грудь. Какое удовольствие прикасаться к ней. Очевидно и то, что Маша — пройденный этап. — Мне действительно пора.

Она больше не нужна ему. Деревской презрительно сжал губы. Как приятно сознавать себя вершителем судеб. Только от него зависит, быть или не быть отношениям. Так и с Еленой. Он знает — быть или не быть их браку. Жаль, что поздно понял, насколько они разные. Прошло меньше года после свадьбы, когда он почувствовал, что они не подходят друг другу. Потом Елена поиграла в благородство — так в их доме появился Николай. Отступать было некуда, а потом родился Филипп. К моменту появления Арсения их семья пережила уже не один кризис. Иван нашел утешение в чужих постелях. Связи на стороне помогали ему отвлекаться от ссор с женой, вырываться из серых будней. К тому же и в постели у них с Еленой совсем разладилось. Может быть, это беспокоит Лену? Она никогда не говорит об этом. Ее молчание все только усложняет.

Ивану нужно быть уверенным в том, что он — мужчина! Иван должен знать, что он желанный, что его прикосновения возбуждают, что его слова — самая сладкая музыка. А Лена… Для нее близость превратилась в тяжелую обязанность, отодвигающую заветный миг отдыха. Елена отгородилась работой, заботами о доме, детях. Не замечает или делает вид, что не замечает проблемы? Растущая пропасть, в которую летит кубарем их брак. Они перебрасываются обидными комментариями, периодически говорят о возможности развода, но реально ни он, ни она не думают об этом всерьез. Два садиста, получающих удовольствие от страданий друг друга. Каждый выпутывается из сложившейся ситуации как может. Лена — по-своему, Иван — по-своему.

Он нашел единственный выход и давно перестал обвинять себя. Измена — это измена, но у Деревского есть оправдание: он должен получать удовольствие от секса. Если не с женой, то с другой женщиной. Существует единственная причина его измен — холодность жены. Однако Елена была и остается его женой. К ней он всегда возвращается, а любовницы — экстренная помощь изголодавшемуся мужчине. Ему нужны эмоции и разрядка.

Как они умудрились прожить вместе двадцать пять лет? Все должно было закончиться гораздо раньше. Еще тогда, когда Коле было года три-четыре. Тогда он был готов уйти, но страсти улеглись. После очередного примирения снова пришли к выводу, что нужны друг другу. А что им нужно сейчас? Хоть бы кто подсказал. Иван прислушался: может, удастся услышать подсказки судьбы? Она играет ими, находя удовольствие в созерцании их страданий. Вот в чем штука. Никогда и никому судьба не пыталась подыграть, помочь. Выживай как хочешь.

— А ты таки думаешь обо мне. — Маша самодовольно улыбнулась. Она знает, что любовник неравнодушен к ее прелестям. Она манит его, делая уязвимым, зависимым. Ей достаются только выходные да короткие свидания у него в кабинете. Пока ей больше ничего и не нужно. Маша не хочет ничего усложнять. А все ее выпады не более чем игра. Ее забавляет, что Деревской принимает их всерьез. — Хороша я, Ванечка? Лучше всех, правда? Сокровище тебе досталось, — соблазнительно облизнув губы, мурлычит Маша. Ей доставляет удовольствие вгонять любовника в краску. Он все еще переживает из-за своей измены. Интеллигентишка. Хочет усидеть на двух стульях. — Я лучше всех, правда?

— Ты, царевна, всех милее, — улыбается Иван.

— Наверняка лучше твоей зануды-жены.

— Маша, ты… Не смей!

Наглость любовницы раздражает. Она переходит границы дозволенного. Какой же он идиот! Позволить себе служебный роман — что может быть глупее?!

Как же легко он пошел на это! Почему? Из-за недосказанности между ним и Еленой. Вместо того чтобы поговорить начистоту, кажется, он все еще больше усложнил. Куда Машке до его Елены! И Прекрасная, и Премудрая — так он говорил, целуя ее. Его друзья признают, что Елена отлично выглядит! Не девчонка, но для женщины ее возраста — весьма недурно. Деревской согласен, только ему этого мало. Он гордиться должен такой женой: четыре мужика в доме, забот полно. Он уважает ее за это. Уважает… но давно не любит.

Психологи говорят, что страсть недолговечна, а в большинстве браков людей держит привязанность, чувство долга, страх одиночества. Что останавливает его? Иван поморщился. Дома ему неуютно. Он устал бороться с собой, устал ото лжи. И уже не понимает, где он играет, а где настоящий. Иногда ему страшно. Разум подсказывает, что не получится, а сердце отмалчивается. Одному не справиться. Ничего, скоро все встанет на свои места. Деревской настроен решительно. Хватит врать! Ему нужен откровенный разговор с Еленой. Он созрел для него.

— Мне кажется, ты хочешь сказать что-то важное и не решаешься. — Маша забирается под одеяло. Теперь она натягивает его до самого подбородка. Карие глаза буравят его, отчаянно требуя ответа.

— Вот все, что хочу сказать… — Иван наклоняется и целует Машу в губы. Расставание он отложит на «потом». Сейчас не станет даже намекать, что им пора расстаться. Всему свое время. — А ты не поцелуешь меня?

Она отрицательно качает головой и отодвигается, продолжая внимательно следить за каждым его движением. Деревской напрягся. Она не должна так поступать, если хочет удержать его! К чему этот пристальный взгляд, эта пауза? Сара Бернар хренова! Лена вела бы себя иначе. Она тоже умеет притворяться. Но даже зная, что жена играет, Ивану проще принять ее игру. Лена умеет быть деликатной, а Маша — нет.

И с чего бы это ему, стоя у постели любовницы, рассуждать о достоинствах законной супруги? Бред какой-то. Ему хорошо с Машей, но она все чаще говорит лишнее, ведет себя вызывающе. А ему нужен чистый секс. Деревской никогда не позволял себе длительных связей. Маша — исключение. Решила, что через год может позволить себе заявлять права на него. Ошибается. Пора разобраться в том, что ему действительно нужно от жизни. Такое накрутил. Все-таки ему за пятьдесят. Желания не утихают, но сексуальные приключения с отягощающими обстоятельствами не для него. Нужно ставить точку. Поговорить с Еленой. Они поговорят, и все у них наладится. Все можно исправить. Только говорить должны те, кто должен говорить, а не молчать годами.

Иван улыбается. Маша гримасничает.

— Ты что? — Он настороже.

— Останешься еще на часок? — Маша манит его. Проверяет силу своего влияния.

— Мне пора.

Он сожалеет, что должен идти, но у Арсения сегодня день рождения. Праздничный стол без отца огорчит сына. Чего-чего, а этого Иван не хочет. Дети — святое. Ради них он уже который год ведет двойную жизнь. Честнее было бы давно поговорить с Еленой, но не сегодня же, в самом деле, начинать этот разговор?

— Почему ты спешишь, Иван?

— Семейный праздник.

— Ну, конечно. Как я могла забыть.

— Маша…

— Молчу, молчу.

— Иногда нужно вовремя остановиться, — многозначительно глядя на нее, произносит Деревской.

— Когда ты придешь? Когда мы встретимся?

Маша знает, что она увидит Деревского на кафедре в понедельник, но ее не интересует встреча в рабочей обстановке. Любовник из Ивана не супер, однако в ее положении перебирать не приходится. Сейчас такие времена, когда мужчина рядом — отчаянная необходимость. Просто надо иметь любовника, который время от времени оставляет в прихожей несколько шуршащих купюр. Для него это не проблема. Его вклад в науку хорошо оплачивается. Деревской — мужик щедрый. Маша твердит себе, что ей повезло. Не стоит бросаться умным, богатеньким любовником. Он нужен ей для пополнения скромного бюджета аспирантки. Деревской годится только на эту роль. О том, чтобы выйти за него замуж, Маша никогда не думала. Это не герой ее романа. К тому же он вдвое старше нее. На роль мужа ей нужен кто-то другой. Она знает какой и ждет встречи с ним. У нее все впереди. Это у таких, как Иван, время летит, а у нее с этим полный порядок.

С каким удовольствием она выгнала бы взашей этого самоуверенного типа, вообразившего о себе невесть что. Думает, что он — предел ее мечтаний? Наивный старичок, у которого было так мало настоящего секса. Господи, да что могло быть в его жизни с тремя детьми, вечно усталой, полной комплексов и запретов женой? Пусть скажет спасибо, что в его жизни появилась она — луч света во мраке его недоразвитого полового воспитания. Она просвещала его по мере сил. Правда, напрягаться не собиралась. Да и благодарности, судя по всему, ей не дождется. Нервничает-то как! Переживает, опаздывает в семейное гнездышко…

— Когда ты придешь, Ванечка? — Пока нужно играть страсть. Она неплохая актриса. Еще и не на такое способна!

Скоро, очень скоро она станет вести себя иначе. Деревской не сразу поймет, что произошло, не сразу ощутит перемены. Опомнится лишь тогда, когда, приехав, как обычно, без звонка, получит от ворот поворот. Маша предвкушала, с каким лицом она скажет ему, что он не вовремя и что ему лучше больше не приходить. Но вслух говорит:

— Я скучаю по тебе, милый. Ты еще здесь, а я уже скучаю. Когда тебя ждать?

— Не знаю. — Он пожимает плечами. Каждый раз одно и то же. Разве он может планировать?

— Хорошо, хорошо. Я понимаю.

— Ты все понимаешь, но тем не менее постоянно задаешь эти глупые вопросы. — Иван опускается на край дивана. — Неужели тебе это доставляет удовольствие?

— Я готова наговорить тебе еще массу всяких глупостей только для того, чтобы задержать тебя. Будешь слушать?

— Нет, Маш, не буду.

— Тогда уходи скорее. Я закрою глаза, а когда открою — чтобы тебя здесь не было.

— Слушаю и повинуюсь. — Шутя он сложил ладони. Но не успел сделать и нескольких шагов, как очередной вопрос Маши чуть не сбил его с ног:

— Ваня, а что ты скажешь, если я признаюсь тебе, что беременна?

— Что? — В ногах свинцовая тяжесть.

— Не понимаю, почему у тебя такое лицо? — Маша легла, подложив руки под голову. Каштановые кудряшки рассыпались по подушке. — Мы ведь с тобой уже год этим занимаемся. Ты что думаешь, я бесплодна? Или твоя сперма давно мертва? У нас холостые патроны? Ты проверялся?

— Маша, это не самый хороший способ заставить меня задержаться.

— Да, дети — это не всегда радость.

— Ты беременна?

— Какой у тебя голос, однако.

— К черту голос, отвечай! — Деревской в ярости.

— Я только хотела понять, что ты скажешь, когда это произойдет. — Маша видит, как наливается багровой краской негодования его лицо. Это доставляет ей удовольствие. — Теперь я понимаю, что для меня же лучше, чтобы этого не произошло… По крайней мере в ближайшее время. Да, любимый?

— Еще одна такая шутка — и я больше не приду.

«Да я сама жду не дождусь этого момента», — думает Маша, а вслух произносит:

— Не сердись. Просто я ревную тебя к тем, кто сейчас получит тебя в полное распоряжение. Мне ведь достаются только минуты. Ты постоянно смотришь на часы! Ты никогда не бываешь только моим…

— Я не скрывал, что женат, что ничего не собираюсь менять.

— Ты говорил.

— Я не из тех, кто бросается словами! — Судя по его голосу, Маша поняла, что настроение Деревскому она изрядно подпортила. Вот и славненько. Правда, сумма, которую он оставит в прихожей, может оказаться меньше обычной, но это она как-нибудь переживет. Надо платить за удовольствия.

— Хорошо, хорошо, иди. Я больше не буду. — Маша посылает Ивану воздушный поцелуй. — Иди, дорогой. До встречи.

Когда за ним закрывается входная дверь, она вскакивает, подбегает к тумбе в прихожей. Деньги на месте, их оказалось даже больше, чем она предполагала. Маша закусила губу, пытаясь понять, что бы это значило?

— Нет любви — есть деньги. Нет денег — нет любви, — глядя на закрытую дверь, шепчет Маша.

Она медленно проходит мимо большого овального зеркала. Глядится в него, откровенно любуясь отличной фигурой. Улыбается своему отражению. Хороша! Пожалуй, для ощущения полного комфорта ей необходимо принять душ. Сейчас она смоет с себя его запахи, прикосновения. И тогда ей станет комфортно. Рывком сдернув с кровати одеяло, подушки, простыню, бросает их на пол. Новая постель — самообман, на который она идет каждый раз после встречи с Деревским, — уничтожает запах нелюбимого мужчины. Ничего, у нее все впереди. Ее счастье не за горами.

Пролетел день рождения. Остались подарки, радостные воспоминания. У Арсения воспоминаний хватит не на один день.

— Арсений, кажется, доволен праздником. — Елена с Иваном водружали большой обеденный стол на его обычное место. Арсений и Филипп уже спали. Николай смотрел фильм по видео. Так и не получилось убирать посуду всей семьей, как планировала Елена. Она пожалела мальчиков. Пусть отдыхают. — Как думаешь, Вань?

— Да, праздник удался.

— У него было такое восторженное лицо!

— Я заметил. Славный мальчишка, взрослеет. Кстати, завтра у нас с ним запланирован поход в лес.

— Я помню. Филипп идет с вами? — Филипп с большей охотой проводит время за компьютером.

— Нет. У него свои планы, — усмехнулся Иван. — Воскресенье в его возрасте — святой день для того, чтобы отдохнуть от родителей.

— Мы так ему надоели?

— Ты себя вспомни в шестнадцать.

— Ничего не припоминаю.

— И родители понимали все твои поступки? — недоверчиво глядя на жену, спросил Иван.

— Я была послушным ребенком. Со мной не было проблем. Никакого переходного возраста.

— Им повезло.

— Они часто говорят об этом. — Елена улыбнулась. — Мне бы тоже хотелось похвастать тем, что у меня нет проблем с детьми.

— Ты можешь это сделать, кто мешает?

— Я сама. Наверное, я что-то делала не так. Делаю не так.

— Ты снова за свое?

— Хорошо, не буду. Замечательный день, у меня отличное настроение.

Елена протерла стол, поставила на середину хрустальную вазу с искусственными ромашками. Цветы сделаны так здорово, что смотрятся как настоящие. Елена нарочито долго поправляет лепестки, расправляет листья. Иван подходит, обнимает ее за плечи.

— Ты до сих пор обвиняешь себя в том, что давно пора забыть. — Оба понимают, что речь идет о Николае.

— Такое забыть нельзя…

— Ему двадцать пять. Отправляясь на работу, он целует тебя.

— Обычно так делают любящие мужья, а у меня — утренний поцелуй от старшего сына. — Елена сказала и смутилась.

— Неизвестно, кому больше повезло. — Иван поворачивает Елену к себе лицом. — Иногда мне кажется, что утренний поцелуй от меня был бы тебе неприятен.

— Глупости какие. — Она отводит взгляд.

— Ты не умеешь обманывать, Елена Георгиевна. Говори, что не так. Я же вижу, ты давно хочешь что-то мне сказать.

— Давай не сегодня.

— Почему? — Иван готов к разговору. — Сколько можно откладывать? Мне необходим этот разговор.

— Прекрати.

— Давай поиграем во врача и пациента. Может, так тебе будет легче?

— Запишись ко мне на прием. — Елена хочет уйти.

— Ты так просто не избавишься от меня! — Иван хватает ее за руку.

— Ты что, с ума сошел?

— Пока нет, но все может быть. — Деревской пытается обнять ее. Она сопротивляется, но в какой-то момент замирает. Иван смеется и кладет руки ей на плечи. — Ты испугалась?

— Вот еще! — Таким она видит Ивана впервые. Ей на самом деле страшно, но она ни за что не признается в этом.

Отчужденность между ним и Еленой год за годом становится все ощутимее. Стоило ли прожить вместе столько лет, чтобы стать чужими? Они вынуждены терпеть друг друга ради детей. И только? Тогда действительно нужно расстаться. Пока есть еще хорошее, о чем можно вспомнить с улыбкой.

— Разговор на пьяную голову ничего не решит, — твердит Елена и осторожно поводит плечами. Ей неприятно прикосновение Ивана.

— Я способен рассуждать здраво и после значительной дозы спиртного. — Иван разводит руками. — Но ведь ты не пьяна. Скажи, что у нас происходит?

— Что на тебя нашло?

— Скажи, прошу!

— Ваня, я устала.

— Хорошо. Тогда скажу я. Ты больше не хочешь меня. Я для тебя не мужчина. Тогда что я такое? Кто я для тебя?

Елена не ожидала такого продолжения вечера. У Ивана настроение для откровений, а у нее — нет. Почему именно сегодня? Сколько раз она пыталась начать говорить с ним о том, что постель превратилась для нее в испытание, в напряженное ожидание очередной неудачи. Как же давно она не испытывала удовольствия от того, о чем сейчас принято говорить открыто. Она не так воспитана. Последний раз ей было хорошо с мужчиной давно. Самое досадное, что эти воспоминания никак не связаны с Иваном.

Она никогда не станет говорить с ним о своей неудовлетворенности. Лучше уж периодически разыгрывать спектакль со стонами, сбившимся дыханием. За столько лет она в этом поднаторела.

— Ваня, давай потом.

— Сейчас.

— К чему такая срочность? Уходит последний поезд? — Елена раздражается.

— Жизнь проходит.

— Я устала. Я не хочу говорить об этом. Давай о земном.

— Обязательное совокупление раз в неделю ты отнесла к высоким материям? — В голосе Ивана откровенная насмешка. — Приятно слышать.

— Тебе вообще всегда приятно, — не выдерживает Елена. — У вас, мужчин, природой так устроено, что вам всегда приятно. Хоть с козой, хоть с любимой женщиной.

— Ни фига себе!

— Я сказала то, что думаю.

— Какой винегрет у тебя в голове.

— Больше вопросов не будет? — Елена направляется к выходу из комнаты.

— Не будет.

— Тогда спокойной ночи.

— Я поработаю в кабинете.

— Мог бы и не говорить. — Елена делает неопределенный жест. — Чудо-квартира, где у каждого есть свой уголок.

Деревской садится на диван, устало потирает виски. И зачем он сегодня затеял этот разговор? Не ко времени. Всегда будет не ко времени. Иван смотрит на фотографии, стоящие на столе. Вот оно — светлое прошлое. Все хорошее словно осталось там, на пленке, на фотографиях, где они все выглядят счастливыми. Неужели ничего не вернуть? Растет лишь чувство вины за двойную жизнь, отказаться от которой с каждым годом все сложнее. Интересно, а у Лены был кто-нибудь кроме него? Он ничего не знает о Матвееве. Не знает, что Елена так долго колебалась, так долго не подпускала его к себе, потому что любила другого. Она сказала Ивану «да», только потеряв надежду. Ему было позволено любить. Она всегда только подставляла щеку…

Ничего этого Деревской не знает. Но мысль о том, что он не единственный мужчина в жизни Елены, больно резанула. Она изменяла ему? Иван давно задает себе этот вопрос. Не может же взрослая женщина довольствоваться скудными эмоциями. Она — натура страстная. Она не может не замечать, во что превратилась их сексуальная жизнь. Ее это не может не волновать. Сейчас он все узнает. Он не намерен ходить вокруг да около. Деревской решительно выходит из гостиной. Возле ванной комнаты, где плещется Елена, останавливается. Оглянувшись, видит Николая. Тот выходит из своей комнаты с пустой чашкой.

— Как фильм? — интересуется Иван.

— Отличный.

— Как называется?

— «Правила виноделов». Сильно. Советую посмотреть. — Николай направляется на кухню. На лице его насмешливая улыбка. Сын взрослый. Ивану неловко, но если он отойдет от двери, то будет выглядеть еще смешнее. Отступать некуда. Он осторожно стучит.

— Я скоро выйду. — Приоткрыв дверь, Елена недовольно смотрит на мужа. — Что за срочность? Чего тебе?

— Я хотел…

— Что?

— Может, тебе спинку потереть? — Иван оглядывается на идущего по длинному коридору Николая.

— Что?

— Спинку, говорю, хотел потереть.

— Заманчиво. — Это тот случай, когда можно сгладить неприятный осадок от последнего разговора. Ей это на руку. Елена улыбается. — Заходи.

Иван быстро закрывает за собой дверь. Он выглядит нашкодившим мальчишкой. Елена поворачивается к нему, сбрасывает полотенце. Взгляд Ивана скользит по ее обнаженному телу. Такому знакомому, такому близкому, так трудно отзывающемуся на его ласки. Что он должен сделать? Отказаться от двойной жизни? В чем причина — в его изменах или его измены результат холодности Лены? Сейчас он не в состоянии отвечать на такие вопросы. Он мечтает утонуть в горячих ласках. Сегодня у них все получится. Они оба получат удовольствие, которое делает близость желанной.

— Ты словно впервые увидел меня… — шепчет Лена.

— Может, ты и права.

— Николай не спит. — Она с тревогой смотрит на дверь.

— Ему не придет в голову войти, — уверяет Иван, целует ее в шею.

— Интересно, что он о нас думает?

— Он удивлен, что в нашем возрасте у нас еще есть охота заниматься этим в ванной комнате, — шепчет Иван.

— Послушай, что ты говоришь!

— Леночка, — улыбается Иван, заключая ее в объятия, — ты забываешь, что он — взрослый мужчина. Со дня на день приведет в дом невестку. Вот тогда поздними вечерами ванна может быть решительно занята.

— Что же останется нам?

— Пользоваться супружеским ложем осторожно, чтобы оно не выдавало таинства протяжным скрипом.

— Мне больше нравится плеск воды. — Елена сильнее откручивает кран.

— А мне нравится, когда мы не ссоримся. — Иван не дает Елене ответить. Долгий поцелуй. Чувствуя ответное желание, Иван счастлив. Утром его страсть утоляла Маша. Теперь — Елена. Он запутался, но разбираться будет потом, а сейчас время любить. — Я люблю тебя, Ленка…

Он говорит это совершенно искренне. Романы на стороне не значат для него ровным счетом ничего. Иван получает то удовольствие, в котором частенько отказывает любимая жена. Они слишком часто ссорятся. Да так, что ни о какой близости и речи быть не может. А ему нужен сброс напряжения. Не придумал он для себя иного способа расслабиться. Немного наслаждения, которое помогает чувствовать себя счастливым. Миг, ради которого семьи создаются и разрушаются, ради которого совершаются великие и постыдные дела. Ивану казалось, что сейчас он счастлив.

Карие глаза Елены смотрят на него из-под полуопущенных век. От этого взгляда по телу Ивана пробегают мурашки. Ему наплевать на свои ощущения, лишь бы увидеть, почувствовать, что ее охватила волна наслаждения. Долгожданная волна, которая унесет с собой недопонимание, обиды, измены. Она очистит их, как мощный летний ливень прибивает дорожную пыль, делает воздух свежим, легким. Его хочется вдыхать полной грудью, с каждым вдохом ощущая прилив сил, энергии. Она растекается по телу, делая его невесомым, парящим над землей. Уже нет нерешенных проблем. Да нет их, ей-богу! Сейчас Иван в этом абсолютно уверен.

Николаю нравится его работа. Кому-то нужны аспирантуры, докторантуры, ученые степени, признание, слава, а ему уютно на своем месте. Еще в школе, в старших классах, он уходил от ответа на вопрос: кем ты хочешь быть? Его задавали все: родители, бабушки, дедушки, педагоги. Время от времени приступ любопытства одолевал одноклассников. Никому не приходило в голову, что Николай, один из самых способных учеников, бесспорный лидер, давно решил, что выпускной класс станет для него последней ступенью в образовании. Профессия водителя — тайная мечта, которой подросток ни с кем не делился. Он чувствовал, что его признание никого не обрадует.

Реакция близких была ожидаемой — шок. Родители матери категорично высказались в том духе, что яблоко от яблони недалеко падает. Это было сказано не в присутствии Николая. Он оказался невольным свидетелем. Пришлось сделать вид, что ничего не слышал. Коля не обиделся. Он уже спокойно воспринимал все намеки на его сиротство. О своих родителях он так ничего и не узнал, да и не стремился. Много времени прошло с того злополучного дня, когда он решил сбежать из дома, в котором его окружали «предатели». Николай повзрослел, стыдился своего поступка. Для него не существовало словосочетания «приемные родители». Настоящие, любящие, заботливые — только так.

Как же им было нелегко с ним! Сколько боли он причинил матери! И что за нечистая сила его тогда дернула? Ему хотелось, чтобы мама простила его. Николай дал себе слово компенсировать причиненную боль. Хотел, чтобы мама гордилась ним. Верил, что она примет его выбор, поймет, что это его путь. Но мама не поняла. Она плакала, просила его подумать, говорила, что водительские курсы не исключают учебы в вузе. Но после окончания школы Коля пропадал в автомастерской, подрабатывал на местном рынке развозчиком товара. Все это родители, мягко говоря, не приветствовали, однако Коля стоял на своем.

— Это же все временно, как вы не можете понять?! — объяснял он.

Ему скоро восемнадцать, и тогда он сможет пойти на водительские курсы. А мама твердила о военкомате. Уверяла, что сможет уберечь его от армии, но при этом он должен получить высшее образование.

— Кому должен, мама? Ну, кому, скажи? — ершился Николай, мечтая провалиться сквозь землю под обвиняющим взглядом матери. — Я решил, понимаешь? Это моя жизнь.

— Коля, Коля… — Она гладила его непослушные жесткие и черные как смоль волосы, приговаривая, что ее мальчик способен на большее.

— Тебе стыдно за меня? — догадался Николай.

— Ну что ты такое говоришь? Просто я не представляю… — Спазм мешал договорить.

Она не представляла Колю за рулем такси или грузовика. Неужели это предел его возможностей? Мать не могла примириться с тем, что один из ее сыновей вдруг станет водилой. У нее возникала ассоциация с грубиянами-таксистами, матерящимися по любому поводу. Николай пытался объяснить ей, что не все грязно ругаются за рулем, что и академики позволяют себе крепкое словцо, когда обстоятельства того требуют.

— Мам, отец тоже использует слова не только из Даля. Ты же не ставишь это ему в вину?

— Папа здесь ни при чем, сынок, — рыдала мама.

Нет ничего зазорного в том, что ты можешь постоять за себя, не только применяя силу, но и осадить словом. Николай убеждал, просил. Мама качала головой. Она твердила свое: целыми днями за рулем, череда чужих людей, мотание по городу, никакого роста. Да и с материальной стороны нечего ждать.

— Покажи мне хоть одного состоятельного водителя, покажи, сынок!

Николай спорил. Он пытался объяснить, что можно играть в интеллигентность, оставаясь при этом полным валенком. Знать, где промолчать, где поддакнуть и таким образом оставлять о себе хорошее впечатление. Он так не хочет. Мама не разделяла его точку зрения. Она просила его не спешить, на что он ответил… Короче, что-то вроде того, что в нем взыграли гены. Сказал и подумал о том, что он может быть одинаково близок к истине и далек от нее. Кажется, его слова обидели мать больше, чем выбор профессии.

Отец молчал. Он выбрал позицию невмешательства. Это так на него похоже. Он не переубеждал Николая. Сказал только, что видел его будущее иным. Слова словами, но отец смотрел на него с нескрываемым разочарованием. Ему, человеку науки, было трудно принять такой выбор. Наверняка он надеялся, что сын после школы поступит в институт, заинтересуется наукой.

Получалось, Николай всех подвел. Даже девчонки из класса, которые симпатизировали ему, недоуменно пожимали плечами: вот так сюрприз. Коля Деревской — таксист? Он упал в их глазах, безвозвратно выпав из обоймы перспективных партий. Николай не жалел. Он словно проверял на вшивость всех, кто окружал его. Пусть останутся рядом те, кто готов принять его таким, каким он видит себя. Николай сумел настоять на своем.

— Сегодня у нас праздник! — Отец дипломатично пытался примирить всех, называя праздником день получения сыном водительских прав.

— Да ладно, пап. — Николай до сих пор благодарен ему за эту попытку.

— Праздник — это замечательно. Принимаю заказы на любимые блюда. Итак? — улыбнулась мама, поддержав отца.

Потом был праздничный ужин. Николай услышал столько добрых пожеланий. Особенно запомнился короткий монолог отца о том, как он рад, что его сын вырос настоящим мужчиной. Тем самым Иван хотел подчеркнуть, что Коля не бросает слов на ветер. Филипп преподнес ему рисунок: бесконечная вереница автомобилей, а маленький Арсений внес свой вклад во всеобщую атмосферу праздника тем, что не капризничал, не приковывал к себе внимание.

Теперь Николай — водитель со стажем. Новая машина, на которой он работал всего пару месяцев, гораздо лучше тех, на которых ему приходилось работать раньше. Это не разваливающаяся на ходу «Волга», а новенькая «Деу» цвета «металлик». К тому же в договоре сказано о праве выкупа автомобиля. Николай не настолько наивен, чтобы не понимать: фирма ничего не делает себе в убыток. Сколько же ему нужно работать, чтобы машина перешла в его распоряжение? Эйфория больших заработков, круглосуточной работы — это для Николая уже пройденный этап. Силы человеческие имеют предел, автомобили — отвратительное свойство ломаться в самый неподходящий момент. Например, тогда, когда ты скопил какую-то круглую сумму, чтобы потратить ее на свои нужды, оказывается, что полетел карбюратор или потек радиатор. И это мелочи в сравнении с тем, какие сюрпризы может приготовить автомобиль своему хозяину. Николай давно смирился с мнением коллег:

— Ты думаешь, что имеешь ее, а на самом деле это она тебя имеет.

Одним словом, к своим двадцати пяти Николай не смог заработать тех денег, о которых грезил в семнадцать. У него был опыт вождения, он считался водителем от Бога. К тому же Николай легко общался с пассажирами. Теперь он уже знал, с кем можно завести неспешный разговор, с кем лучше промолчать.

— Как ты? — После дня рождения Арсения мама поднялась с головной болью. Озабоченно глядя на Николая, торопливо готовила завтрак. — Как ты, Николенька?

— Я в порядке.

— А у меня не голова, а сплошная боль, — потирая виски, призналась мама.

— Никогда не пей коктейлей. Шампанское, ликер и коньяк — смесь убийственная.

— Это все Громов.

— А папа как?

— Тоже голова трещит. Просил кофе в постель, — вы-мученно улыбнулась мама.

— Ну, вы, предки, даете. Потеряли квалификацию по части веселья. Чаще бы надо расслабляться.

— Что да, то да…

Тот день показался Николаю знаковым. В отличие от родителей его переполняли эмоции и чувство необыкновенной легкости. Это здорово для начала рабочей недели. С самого утра Николай не простоял и минуты. Пассажиры сменяли друг друга. Ближе к полудню, приняв вызов в центр города, он решил попасть в торговый центр на распродажу. Он давно планировал эту поездку, но все не складывалось. Ему нужна новая джинсовая куртка — удобная, практичная вещь. Хотя мама говорила, что в выходной собирается на вещевой рынок и присмотрит ему что-нибудь.

Николай никогда не гнался за модой. Джинсовый стиль устраивает его вполне. К тому же ему хочется делать покупки самостоятельно. Мама обижается. Она до сих пор не может привыкнуть к тому, что ее мальчик вырос. Ей все еще хочется решать за него все проблемы, хочется, чтобы он зависел от нее даже в мелочах. Николай пытается это изменить. В конце концов, для этого у нее есть Филипп и Сенька. А вот его самого уже пора перестать опекать. Николай усмехнулся, представляя мамино лицо, когда он вернется с обновкой. Оно станет озабоченным, а потом добрым и светлым. Она поцелует его и скажет, что он сделал хороший выбор.

Николай всегда предельно внимателен на дороге. Неожиданно внимание его привлекла невысокая худенькая девушка. Она голосовала. Николай резко выжал педаль тормоза, рискуя получить удар сзади. Ему было не до раздумий, потому что это — судьба. Дверца открылась, изящные пальцы придерживали развевающиеся на ветру светлые волосы.

— Вы не подбросите меня до ближайшей станции метро? — Голос, словно серебряная струя, падающая на дно кувшина.

Он был готов везти девушку куда угодно бесплатно и чем дальше, тем лучше.

— Садитесь, — улыбнулся Николай.

Девушка не заметила его смятения. Николай то и дело украдкой поглядывал на нее. Обычно он легко начинал разговор, подстраиваясь под настроение собеседника. Но тут ничего не получалось. От волнения ему захотелось курить, но нельзя. Николай разозлился на себя за нерешительность.

— Вот здесь остановите, пожалуйста.

— Здесь?! — Полный провал! В его распоряжении остались считанные секунды. Суждено ли им еще когда-нибудь встретиться? Эти голубые глаза сводят его с ума. Нужно действовать!

Николай никогда не был скромником. Он нравился девушкам, легко заводил романы. Считал, что любовный опыт никогда не бывает лишним. Легко вступал в очередные отношения. Пассажирка могла довольно быстро оказаться в роли очередной любовницы. Близость на один «ах», так, чтобы без проблем. Обычно Николай был уверен в себе. Но на этот раз все происходило иначе. Когда считанные секунды были на исходе, он собрал все свое мужество:

— Девушка, вы с планеты ангелов?

— Я? С какой планеты? — Она рассеянно улыбнулась. Ямочки сделали ее лицо по-детски трогательным.

— Говорят, ангелы — самые красивые существа во Вселенной. Теперь я с этим согласен.

— Ничего себе! — Она отвела глаза, кокетливо откинула длинные волосы, открыв красивый изгиб шеи. — Однако же…

— Если я не получу от вас согласие на встречу, то буду считать свою жизнь прожитой зря, — воодушевился Николай.

— Зря вы так…

— Вы не правы. Все теряет смысл, и осознание этого убийственно.

— Непонятно, но… — У девушки была странная манера недоговаривать.

— Меня зовут Николай.

— Анна.

— Вы очень красивы, Анна.

— Спасибо.

Она затихла, испуганно глядя на него. Ему это понравилось. Как бы мужчина ни восхищался женщиной, какие бы слова ни говорил, она должна понимать, что он хозяин, он — главный. Он может называть ее богиней, но все должно быть в его безоговорочной власти. Это не обсуждается! Это то, чего не хватает в отношениях между родителями. Николай уверен, что у них так много поводов для спора именно потому, что оба периодически демонстрируют друг другу свою значимость. В его семье демократии не будет места. Он — мужчина, а значит, беря на себя всю ответственность за семью, автоматически получает право самостоятельно принимать решения. Речь не о бытовых мелочах. Здесь можно дать послабление. Принципиально, муж — хозяин, жена — его преданная тень.

— Аня, давайте встретимся. — Голос дрожал от охватившего его желания. Такое с ним случалось от долгого воздержания. Неприятное состояние, когда все мысли сосредотачиваются лишь вокруг единственной необходимости — близости с женщиной.

— Давайте, — легко ответила Анна. Никакого жеманства.

Николаю это тоже понравилось. Почему бы им не встретиться этим же вечером? Какое прекрасное продолжение чудесного дня!

— Если вы скажете, что встреча сегодня в семь, я буду самым счастливым человеком на земле. — Николай пытается направить события в нужное русло.

— Сожалею, но никак не получится. — Девушка покачала головой. — У меня очень редко выпадает свободный вечер, особенно в выходной.

— Что так?

— Много работы. Свободное время — мечта.

— Как странно слышать это от такой девушки, как вы. — Интерес Николая возрастал с каждой минутой.

— Какой?

— Очень красивой.

— Красивые обязательно должны жить на содержании и иметь свободное время в избытке?

— Я не это хотел сказать.

— Объясняю: днем я учусь, а по вечерам танцую в «Рандеву».

— Где? — Николай поперхнулся от неожиданности. «Рандеву» — один из самых дорогих ночных клубов города. О шоу, которые там ставят, ходят невероятные слухи. Не говоря уже об оргиях после выступлений, по слухам, превосходящих все приходящие в голову фантазии.

Одного из участников подобного мероприятия Николай однажды отвозил домой. В стельку пьяный пассажир всю дорогу болтал о том, как здорово он провел время. Послушать его, так он просто — сексуальный гигант. Столько баб осчастливил за один вечер! Николай до сих пор помнил подробности, которыми делился незнакомец.

Полученные сексуальные удовольствия явно попахивали извращениями. Но кто вспоминает о морали, когда шелестят купюры?

Пассажиры зачастую слишком откровенны. Им кажется, что они видят водителя в первый и последний раз. Почему бы не прихвастнуть? Мужчина из «Рандеву», вероятнее всего, преувеличил происшедшее в клубе. Но сейчас Николаю было неприятно воспоминание о том словоохотливом пассажире. Так вот какие красотки там порхают…

— Танцовщица в «Рандеву»… — Николай растерялся.

— Да. — Она пожала плечами, будто не понимая, что его так удивило. — За это хорошо платят. Я занимаюсь танцами с шести лет. Пригодилось.

— Дотанцевалась. — Буркнул Николай.

— Что? — Она напряженно улыбнулась.

Глядя на ангельскую внешность своей новой знакомой, он не мог представить ее в атмосфере ночного кабака. Лучше бы она сказала, что по ночам убирает улицы, собирает бутылки или моет подъезды. Так нет же — вертит задом и трусит сиськами перед пьяными похотливыми мужиками! В нем вспыхнула ревность.

— Вы передумали встречаться со мной? — Анна улыбнулась. Ее чувственные губы подрагивали. Красивый парень, но, кажется, старомодный. А ей-то что? Она жила без него и дальше проживет. От ее смущения не осталось и следа. — Так что, передумали? Не стесняйтесь. Такое бывает.

— Напротив.

Как она догадалась о том, что ему уже расхотелось встречаться? Ну не то чтобы совсем расхотелось. Однако эйфории поубавилось. Эти голубые глазки — путь в бездну. Жаль. Значит, и их роман будет похож на предыдущие. Дешевая танцовщица. Она сдастся в первое же свидание, никакой борьбы, стыдливости, женской гордости.

Пожалуй, еще потребует за это плату. Ничего, на один «ах» он найдет деньги.

— Тогда во вторник в шесть возле фонтана. Во вторник пойдет? — Николай не смотрел на нее. Кажется, что говорил не он. — Встречаемся?

— У фонтана?

— Есть другие предложения? — Николаю не терпелось услышать «да».

Где еще назначать свидания, как не у искрящегося фонтана? По вечерам он превращается в поистине сказочное зрелище: цветомузыка, нереальное шоу, где витают флюиды любви — не самое последнее дополнение. И апрель в этом году выдался теплым. Все расцвело и зазеленело необыкновенно быстро. Вокруг пьянящие ароматы, благоухание романтики, ожидание любви…

— Договорились.

— Вот и славненько.

— Свидание свиданием, а работа работой. Сколько я вам должна? — Анна достала кошелек.

— Во-первых, мы должны перейти на «ты», а во-вторых, я с ангелов денег не беру.

— Я не ангел и никогда не была им. К тому же я в состоянии заплатить за такси.

Николай внимательно посмотрел на Анну. Ее глаза потемнели, в них появилась неприязнь. Жесткая линия рта исключала сентиментальность. Николай отвел взгляд.

«Хамелеон, — разочарованно подумал он. — А чего ты хотел? Красивая внешность, идеальная фигурка, ангельские глазки — идеальный набор. Нужно быть дурой, чтобы не воспользоваться таким подарком природы. Девица еще та, но ведь она мне не отказала. Почему? Зачем я ей?»

— Ты ничего не должна мне. Не настаивай, хорошо?

— Хорошо. Тогда до встречи? — Анна хотела убедиться, что Николай не передумал.

— В шесть у фонтана. Я не опаздываю.

— А я могу, но в разумных пределах. — Для нее происходящее — шоу. Она играет, а парень все воспринимает всерьез. Напряженный товарищ.

— Вам, женщинам, все простительно.

— Я же должна со стороны понаблюдать за тем, как ты будешь меня ждать. — На ее лице опять появилась улыбка. Она чуть подалась к нему всем телом. Легкие духи. Как странно, что он только теперь почувствовал их запах. — Это проверка.

— Интересно, как же мне себя вести, чтобы пройти тест? — Ноздри Николая затрепетали.

— Подсказок не будет.

— Мысленно я уже у фонтана. — Ему стало не по себе. Желание обладать ею было настолько сильно, что Николай едва сдерживался. Обнять, поцеловать, сломить, подчинить. — Время работает против меня.

Она промолчала. Ее голубые глаза стали снова холодными. Будто две совершенно разные девушки удивительным образом соединяются в одной. Взмах темных ресниц, взгляд с поволокой — Анна легко выпорхнула из машины. Николай положил ладонь на сиденье, хранящее тепло ее тела. Глубоко вдохнул аромат ее духов. Он был очарован и растерян. Какая же из двух девушек пленила его?

Время пик. Везти пассажиров через центр — сущее наказание. Дороги перегружены, больше бензина спалишь, стоя в пробках. Общение с Анной окончательно уничтожило рабочий настрой Николая. Он решил передохнуть. Нужный магазин находился в двух кварталах. Отлично. К тому же продавщица из отдела спортивной одежды Ирочка всегда так ему рада. С Ирой у Николая время от времени возникали незапланированные свидания.

Огонь девка, то, чего ему так не хватает. Она чувствует его настроение, готова выполнять любые его желания. Постель с ней — праздник. Предаваясь размышлениям, Николай припарковал автомобиль у сверкающего здания торгового центра. Ему уже расхотелось покупать куртку, но и сидеть за рулем желания не было. Сил не было. Их забрала эта белокурая чертовка из «Рандеву».

Николай поднялся на второй этаж. А вот и Ира. Она обслуживала покупателя, помогая ему выбрать спортивный костюм. Сначала Николай хотел подойти, однако прошел мимо, искоса следя за Ириной. Она — сама любезность. Пожалуй, этот худощавый юноша уже готов выложить двести баксов за ничем не примечательный спортивный костюм. Такая, как Ирина, уговорит самого капризного покупателя.

Красивая, с обезоруживающей улыбкой, она располагает к себе с первого взгляда. Николай познакомился с ней в прошлом году. Он заглянул в этот магазин случайно. Улыбчивая продавщица сразу предложила ему свою помощь.

— Добрый день. Чем могу помочь? — Тогда он соврал, что ему нужна одежда для занятий в спортзале. Поблагодарил за внимание, добавив, что пока просто хочет посмотреть. — Хорошо.

Она не настаивала, чем облегчила его участь. Делая вид, что разглядывает спортивные брюки, он то и дело посматривал на девушку. Она ему сразу понравилась. Слегка полновата, но в этом ее прелесть. Ирина поступает весьма разумно — выделяется в общей массе вечно худеющих, истязающих себя новомодными диетами девиц.

— Ограничивать себя? Зачем? Жизнь так коротка, — как-то философски изрекала она. — Себя нужно любить.

Так же страстно Ирина отдается любви. Николаю хочется думать, что такая она только с ним, что он первый мужчина, с кем Ирина ведет себя столь свободно. К тому же в свои двадцать шесть она совершенно не думает о замужестве. Не один раз говорила, что перспектива обзавестись семьей ее не привлекает. В глазах Николая это бесспорный плюс. Ирина еще ни разу не начинала атаку издалека. Атаку с главным мотивом: какая бы из нас получилась семейная пара! Николая такие выпады обычно охлаждали не меньше, чем холодный душ после бани.

Сегодня он полюбовался ею, как и тогда, когда увидел впервые. Но сердце его так же осталось бесстрастным. В нем нет любви. Единственное, что ему нужно от Ирины, — секс. Она приняла правила игры. Ему повезло с такой нетребовательной любовницей. Николай и не пытался понять причин ее уступчивости. Его устраивало сложившееся положение вещей — обоюдная симпатия, взаимное влечение.

Не став обращать на себя внимание Ирины, он прошел по длинному проходу. Вот и секция джинсовой одежды.

— Добрый день! Чем могу помочь? — Фраза дежурная, но голос приятный.

Николай обернулся. Фигурка у молоденькой продавщицы что надо. Девушка еще как могла бы ему помочь. И вовсе не в выборе курточки.

— Вы мне не поможете, милая девушка. — Многозначительно глядя на продавщицу, Николай расплылся в улыбке. — Вы меня спасете.

Краска залила подкрашенные румянами щеки. Теперь это два алеющих пятна. Губки бантиком подпрыгнули от волнения. Готова! Николай был доволен. Ох уж эти бантики! Гарантированы острые ощущения. Милая девушка. Николай намеренно задержал взгляд на глубоком разрезе ее блузки. Однако перегибать не стоит. Ириша — тропинка протоптанная. Сейчас у него не было времени на романтические ухаживания.

— Мне бы классическую курточку, желательно темно-синего цвета, — произнес Николай, чем ввел девушку в еще большее недоумение. Она никак не могла понять: флиртует или действительно намерен сделать покупку?

— Сейчас подберем. — Девушка игриво посмотрела на него. Затем, покачивая узкими бедрами, направилась к висящим напротив курткам. — У нас широкий ассортимент. Мы обязательно найдем то, что вам понравится.

— Не сомневаюсь…

К тому времени, когда Николай шел с обновой, Ирина уже поджидала его у входа в свою секцию.

— Привет.

— Привет. — Николай поцеловал ее в щеку, вдохнув знакомый аромат духов. Он подарил их Ирине недавно на Восьмое марта. Пользуется — значит, нравятся.

— Как тебе наша Катя? — не в силах скрыть ревность, нервно улыбнулась Ирина.

— Значит, ее зовут Катя?

— А ты не поинтересовался?

— Нет.

— Не спросил даже, как звать-величать?

— Зачем? — Ему понравилось, что Ирина ревнует. Осторожно провел кончиками пальцев по ее щеке. — При чем здесь Катя, когда ты рядом?

— Сомнительный комплимент.

— Капризничаешь? — Николай нахмурился.

— Нет. Просто я скучала, а ты приехал и, вместо того чтобы сразу подойти ко мне, любезничаешь с другой.

— Я куртку покупал. — Он не оправдывался — констатирует факт.

— Ты доволен?

— Вполне. — Пора переводить разговор на другую тему. Николай улыбнулся. — Хорошо выглядишь.

— Я знаю.

— Когда заканчиваешь?

— Как всегда, в десять. Странно, что ты всегда спрашиваешь.

— Да?

— Да, — Ирина насмешливо хмыкнула. — У тебя так много девушек, которых ты приглашаешь на свидания?

— А я приглашал тебя на свидание? — Николай разыграл удивление, чем ввел Ирину в замешательство. — Расслабься, я пошутил. Поужинаем?

— Только поужинаем или будет продолжение? — В ее глазах заискрилось желание.

— Продолжение не будет столь романтичным, как мне хотелось бы, — уклончиво ответил Николай.

— Ясно: секс в машине. Отсюда все вытекающие последствия в виде измятой одежды, занемевших конечностей.

— Ты все знаешь, милая. — Николаю были неприятны завуалированные упреки.

Да, ему двадцать пять, а у него нет своей квартиры. Для секса никаких условий! Он не может привести Ирину домой, но ведь он никого не напрягает. Еще один такой выпад — и Николай станет завсегдатаем секции джинсовой одежды. Отношения будут развиваться по обычному сценарию: какой-то период он будет поддерживать образ романтического героя, а потом — жадный, быстрый секс на заднем сиденье его автомобиля. Слава богу, у него хватает ума не влюбляться в этих кошечек. Он не настроен на серьезные отношения с теми, кто соглашается ублажать его в походно-ездовых условиях.

— Я буду ждать тебя, котик. — Ирина подошла ближе, прошептала: — Я хочу тебя.

Он успел еще раз вдохнуть аромат ее духов, взглянуть на довольно глубокую ложбинку, нарочито открытую слишком низким декольте. Николай самодовольно улыбнулся. Он получит все, чего хочет. Как же ему нужна женщина! Им будет хорошо. Впрочем, как всегда. Но сегодня ей придется потрудиться. Он будет капризен и требователен.

— До встречи. — Наклонившись, Николай скользнул кончиком языка по ее раскрасневшейся мочке.

— Ты меня пугаешь! — улыбнулась Ирина.

— Не пугаю, а настраиваю.

— Ты же знаешь, я всегда готова. Как хорошо настроенный инструмент.

— Надеюсь, он знает руки лишь одного настройщика?

Улыбка сошла с лица девушки. Николай погорячился. Непростительная бестактность, но он сделал вид, что все в порядке.

— Ты что хочешь сказать, Коля?

— В десять я у твоих ног.

С этими словами Николай направился к выходу. Несколько продавщиц из соседних секций с интересом наблюдали за ним. Их внимание льстило самолюбию Николая. Это его резерв на случай внезапного разрыва с Ириной. Девушки стали слишком доступны. Николай не в восторге от этого открытия, но с другой стороны, такое положение вещей облегчает ему жизнь. Ничего, он еще встретит ту, которая не согласится на близость в первое же свидание. Он с удовольствием пройдет школу завоевания, в которой ему природой предначертана роль властелина. А может, рыцаря? Нет, ему больше нравится чувствовать себя хозяином. Мастером, в руках которого каждая женщина — податливый материал. Он сотворит из него то, что ему нужно. Из Анны он тоже сделает «конфетку».

Эта хрупкая девушка не выходила у него из головы. Он хотел ее. Болезненное желание преследовало Николая. Каждая минута продлевала мучения. Зачем лукавить? Все его мысли о плотском удовольствии. Нетерпеливо поглядывая на часы, он ждал вечера. Ирине сегодня придется принять всю его разбушевавшуюся фантазию. Ужин пройдет по сокращенной программе. Придется добавить немного романтики. Женщины падки на такие штучки. Неподалеку, за городом есть отличное заведение, как раз для тех, кто устал от городской суеты. Туда они и отправятся.

Поездка не займет много времени. Он закажет пару шашлыков, возьмет красного вина для дамы. Ирине понравится. Николай представил, как жадно заблестят ее глаза после выпитого. Предвкушая удовольствие, Николай завел машину. Увидев очередного потенциального клиента, подъехал к нему.

Настроение было безнадежно испорчено. «Преимущество» проживания в «муравейнике», как Елена называла многоэтажки. Она возвращалась с рынка в превосходном расположении духа, и вдруг снова соседи… Так скандалить нужно уметь! Тарасовы выясняли отношения на лестничной площадке. Елена услышала их крики, открыв дверь в подъезд. Чем выше она поднималась, тем громче становились крики. Пройти молча она не смогла. Черт ее дернул заступиться за эту черноглазую егозу Карину! Ее муж рассвирепел еще больше, когда Елена сделала ему замечание:

— Стыдно, Слава. В любом случае так кричать — недостойно. Вы же мужчина. Разве можно…

— Проходите куда шли, Елена Георгиевна! — На его раскрасневшемся лице не было и намека на привычное дружелюбие. Вмиг забыв о ее существовании, он обернулся к жене: — А ты заходи в квартиру. Быстро!

— И не подумаю! Пусть все слышат И не груби Елене Георгиевне! — срывающимся голосом завизжала Карина.

Очередной виток ссоры, в котором Деревская обвинила себя. Не нужно было ей вмешиваться. В этой семье разборки — дело привычное. И на этот раз миротворческая деятельность Елены потерпела крах. Сколько раз Иван просил ее не вмешиваться!

— Да к черту вас всех! Добренькие какие! — истошно завопил Слава, силой затаскивая Карину в квартиру. Грохот закрываемой двери больно ударил по барабанным перепонкам.

Елена сжалась, какое-то время стояла неподвижно. Потом помчалась к себе. Дрожащими руками открыла дверь, бросила сумки в коридоре и стремительно вошла в кабинет Ивана.

— Ты же обещала не делать этого, — укоризненно буркнул Иван. Елена рассказала ему о своей неудачной попытке примирить Тарасовых. — Лена, чужая семья — тьма непроглядная. Хватит выступать мировым судьей.

Иван говорил, продолжая делать записи. Наконец он оторвался от бумаг и пристально посмотрел на жену. Ее недовольство было очевидно.

— Если бы не мое вмешательство…

Никто не понимает, что это ее способ заполнить пустоту в своей пресной жизни. Елена из кожи вон лезет, участвуя в жизни Громовых, Тарасовых. Она будет поучать, советовать, вмешиваться, потому что это придает ей значимость в собственных глазах.

— Не хочу ничего слушать! — Иван демонстративно прижал ладони к ушам. Увидев, что жена замолчала, медленно опустил руки. — Разберись в своих проблемах, а потом давай советы другим.

— Не груби. Кажется, я не давала повода.

— Ну, прости. Просто я хочу сказать… Они и без тебя помирятся. Есть одно прекрасное средство на все времена. Тебе оно тоже известно.

Елена удивленно подняла брови. Ах, да. Наверняка речь идет о сексуальной неудовлетворенности Деревского. У него все проблемы сводятся к этому. Иван никак не может забыть их быстрый секс в ванной? Господи, да у нее затекли ноги, разболелась спина, и единственной мыслью было поскорее покончить с этим безумием. Она в который раз симулировала оргазм, а он ничего не понял. Еще бы, столько лет одно и то же. Отшлифовала мастерство притворства. Самое смешное, что на следующий день у Ивана хватило наглости с усмешкой предложить ей не останавливаться на достигнутом. Она ответила что-то резкое. Как он мог подумать, что с ней можно вот так? Деревской хочет поставить все точки над «i»? Ради бога, но только тогда, когда она сама посчитает нужным.

После ее отказа и откровенной дерзости Иван надулся, стал задерживаться по вечерам в кабинете и ложиться там же спать на диване. Очередной кабинетный период. Деревской озабочен собственными переживаниями. Эгоист. Зациклился. Он не понимает, что ей ни к чему революционные перемены. В конце концов, она уже не в том возрасте. Ее вполне устраивает их широкая кровать, полумрак. Для полноты ощущений ей вовсе не нужно заниматься любовью в ванной. В этом нет никакой экзотики. Для нее — нет. Неужели он этого не понимает? Хотя чего она от него хочет? Ведь дело не в бра, не в полумраке. Все дело в том, насколько она вообще хочет близости с этим мужчиной. Они никогда не разговаривают на эту тему.

— В чем мне нужно разбираться? — Елена направилась к выходу из кабинета. — Разве только в том, что пора принести тебе постель вместо покрывала. Принести твою подушку вместо крошечных диванных подушечек.

— Заботишься? — Ирония Ивана граничила с издевкой. — Я уже привыкаю.

— Ты не понял. Я хочу сохранить в нормальном состоянии покрывало и диванные подушки с шелковой вышивкой. Ручная работа все-таки. — Глядя в пустые, равнодушные глаза мужа, Елена почувствовала нарастающее раздражение. — Надеюсь, я не нарушу твои планы?

— Планы? Буду только благодарен. Покрывало действительно нужно поберечь, а о подушках я не подумал. Я всегда говорил, что ты отличная хозяйка, — вернувшись к записям, произнес Иван.

Он больше не смотрел в ее сторону и поэтому не увидел, каким взглядом она его наградила. В эту минуту Елена его ненавидела. Если бы не он, она еще могла бы стать счастливой. Сколько лет она терзает себя! Сколько лет фантазирует о том, как сложилась бы ее судьба, не сломайся она тогда. Матвеев сказал, что ее обязательно сделает счастливой другой. Почему она решила, что этот «другой» Деревской?

Иван в это время только делал вид, что невероятно занят. Он не мог сосредоточиться. Раздражение дошло до критической отметки. Самое время выдумать несуществующую командировку и провести два-три дня с Машей. Правда, все это будет замечательно, если она оставит свои «штучки», шуточки о беременности, например. Нет, становиться узником ее однокомнатной квартиры — не самый идеальный вариант. Иван насупился — нет в жизни счастья. Нет покоя.

— Знаешь, а ты поступаешь нечестно! — решительно направлявшаяся к выходу Елена вдруг остановилась и резко повернулась к Ивану.

— Что еще? — Он был недоволен, что разговор не окончен.

— Ты говоришь, мне нужно разобраться в наших семейных делах?

— Что-то вроде того.

— А ты не боишься за свою репутацию? — прошептала Елена. От волнения у нее сел голос.

— Это уже интересно. — Иван улыбался, но внутри у него все оборвалось.

— Ты думаешь, я ничего не замечаю? — Елена прикрыла дверь.

Она не хотела, чтобы их разговор услышали дети. Филипп и Арсений дома. Из комнаты младшего доносился шум: мальчики играли. Елена придерживалась мнения, что дети не должны становиться свидетелями разборок взрослых. Сейчас она собралась затронуть щекотливую тему. Женская интуиция подсказывала, что муж изменяет ей с очередной любовницей. Елена была уверена, что не ошибается. Пора поговорить об этом. К черту компромиссы! Она устала от лжи.

Елена оперлась о письменный стол мужа. Ивану хотелось вскочить, но он продолжал улыбаться, постукивая ручкой по столу.

— Договаривай, Леночка.

— У тебя кто-то есть. Я точно это знаю.

— Лена, ради бога!.. — Иван надеялся, что выглядит убедительно.

— Не время о боге, Ваня! — Елена села на стул напротив.

— Что ты задумала?

— Я хочу знать, когда закончатся твои романы на стороне?

— Романы. Ага, значит, их было несколько? — Иван демонстративно бросил ручку. — Сколько же, просвети меня?

— Не юродствуй. Твоя любовница предпочитает настолько крепкие духи, что, возвращаясь от нее, ты приносишь в наш дом чужой запах. Это запах греха. Ты предал нашу любовь.

— Любовь? Да о чем ты говоришь, Елена?! О какой любви речь, когда ты заставляешь себя ложиться в постель?!. Тебя воротит от одной мысли о сексе. У тебя извечная головная боль или вздутие живота.

— Я устаю. — Елена присела на диван.

— В конце концов, я тебе не мешки предлагаю грузить.

— Хорошо, а эта женщина, которая так любит «Черную магию»?.. Она никогда не отказывает? Она всегда готова расставить ноги?

Иван вскочил, резко оттолкнув стул на колесиках. Тот отъехал, ударился о стену и проехал еще пару метров. У Елены все оборвалось внутри, но она решила продолжить:

— Сколько ей лет? Судя по духам, должно быть, не девочка.

— Ты хочешь знать правду? — Иван устрашающе навис над Еленой.

— Да. Я всегда старалась быть честной по отношению к тебе, детям…

— Что, по-твоему, честность? Ты сама ввела за правило лгать и притворяться. Слышишь?

— Да, я очень хорошо слышу, Ваня.

— И у меня действительно есть любовница, которая, как ты неприятно выразилась, готова расставлять ноги столько, сколько мне будет угодно. А мне угодно не один раз в неделю! Я нормальный мужик. И если наша с тобой семейная жизнь тебя утомляет, я хочу получать удовольствия! Хочу и буду!

Елена поднялась. Оказывается, одно дело — догадываться, и совсем другое — услышать напрямую. Ей стало больно, невыносимо больно. Все гораздо хуже, чем она предполагала. Интересно, когда он в первый раз позволил себе роман на стороне? Это было до или после рождения Арсения? Она попыталась соразмерить свою измену с его похождениями. В конце концов, она изменила по любви. Позволила себе немного счастья. Вина Деревского несоизмеримо большая. Он предал их, погряз в любовных связях, получая лишь плотское удовольствие.

— Я думаю, тебе нужно уйти, — тихо произнесла Елена, подняв глаза на мужа. — Тебе просто нужно собрать вещи и уйти.

— Зачем? Меня все устраивает, — цинично заявил Иван.

— Ты предлагаешь уйти мне с детьми?

— Я никого не прогоняю. Ты моя жена, мать моих детей. Как я могу выставить тебя за дверь? Я не настолько плохо отношусь к тебе. — Иван смотрел прямо перед собой.

— И как же мы будем жить?

— Как и раньше. — Иван пожал плечами. — Что изменилось? Да, я давно веду двойную жизнь. Ты узнала о том, что моя любовница предпочитает «Черную магию»? У нее хороший вкус, ты не находишь? До нее была другая. Разве появление этих женщин в моей жизни как-то отразилось на тебе? Прости, конечно, отразилось: я стал реже приставать к тебе с глупостями в виде любовных игр. И я всегда возвращаюсь домой.

— Ты приезжал от нее и ждал моей любви?! — Елена покачала головой. — Противно, гадко. До чего же можно дойти! Неужели это говорим мы?

— Тебе была нужна правда.

— А что нужно тебе? — Она не заплакала. Боль высушила слезы.

— Не знаю, — честно признался Деревской. Он мог бы добавить, что ему скучно, серо и буднично рядом с ней, но зачем? — Меня все устраивает… Почти все.

— Знаешь, я ведь ни в чем не была уверена, — призналась Елена. — Если бы ты сегодня солгал, тогда действительно ничего не изменилось бы.

— Чего же ты хочешь — правды или лжи?

— Покоя.

— Для таких, как ты, это недостижимо.

— Чем я отличаюсь от других?

— Ты слишком жалеешь себя. Тебе кажется, что ты достойна большего, но вынуждена прозябать с таким типом, как я. Это злит тебя. Ты не знаешь, как мне отомстить.

— Ты почти прав.

— Почему почти?

— Я тебе уже отомстила… — Приятный жар разлился по телу. Она смогла это произнести! Но не стала рассказывать о времени, проведенном с любимым мужчиной, мужчиной всей ее жизни. Елена боялась, что она не сможет остановиться и откроет главное. То, что нужно скрывать уже не ради себя, а ради Арсения.

— Ты это о чем? — Деревской улыбнулся.

— Забудь.

— Лена…

— Я принесу постель. Давай сделаем паузу. Остановимся на достигнутом, довольно разоблачений.

— Мы только начали. Кажется, тебе пора исповедаться.

— Не сегодня. — Елена проглотила колючий комок. Ей стало трудно дышать. — Обо мне потом… ради детей.

— Так всегда! — бросил ей в спину Иван. Кажется, он не воспринял всерьез ее заявление. — Ты делаешь вид, что заботишься о других, а на самом деле думаешь только о себе! Тебя устраивает роль жертвы. Ты не стала бы терпеть двадцать пять лет, если бы понимала, что достойна большего!

Елена ничего не ответила. Она поспешила выйти из комнаты. Ужас овладел ею. Она была раздавлена. Елена представила, что ее больше нет. Конец ее мучениям, но от этой мысли ей стало еще страшнее. Грех-то какой! Дети… Она не наделает глупостей ради них. Ради Арсения…

Закрывшись в спальне, Елена прижалась лбом к прохладной стене. Она сходит с ума. Ей нужно взять себя в руки. В большом зеркале напротив женщина. В ее глазах боль и отчаяние. Испугавшись, Елена отвернулась. Зеркало ей больше не союзник. Елена бросила взгляд на закрытую дверь. Там за ней — чужой мир, в нем предатель-муж и взрослеющие дети. Скоро она останется одна, совсем одна. Она и ее отражение. Оно будет слушать ее, плакать, смеяться, чаще плакать. Оно не станет грубить в ответ, не скажет колкость, не предаст. Вот оно главное — не предаст.

Стук в дверь. К ней нельзя. Она не хочет никого видеть. Но там, в коридоре перед закрытой дверью Арсений. За матовым стеклом его силуэт.

— Заходи, сынок.

— Мама, — Арсений осторожно открыл дверь, но не решился переступить порог, — ты зачем закрылась?

— Что, сынок? — Она даже улыбнулась. — Что ты хотел?

— У тебя странное лицо.

— Лицо как лицо. Что ты выдумал? — Елена прижала ладони к пылающим щекам.

— Мы с Филиппом пойдем в гости к Громовым.

— Хорошо, только не долго. Привет Майе и Роману.

— А Оле?

— Обязательно.

— Тогда мы пойдем? — Арсений пристально посмотрел на нее. — Ты не будешь волноваться?

— Нет, не буду.

— И не будешь грустить?

— Не буду, дорогой.

— Пока, мам.

Переодевшись, Елена подобрала волосы. Бросила беглый взгляд в зеркало. Такой домашней она нравилась себе больше всего. Елена не носила халатов. Она перестала носить их много лет назад, когда однажды Коля сказал:

— Мне не нравится, когда ты надеваешь на себя этот балахон.

— Николай! Немедленно извинись! — рассвирепел Иван.

— Оставь, Ваня. — Елена встала на защиту сына. — Коля прав. Этот халат мне самой не нравится. Я что-нибудь придумаю.

С тех пор Елена больше внимания уделяла домашней одежде. Четверо мужчин в доме обязывали ее выглядеть на все сто. Очень быстро спортивные брюки, футболки, рубашки, вытеснили из ее домашнего гардероба халаты. Пришлось всерьез взяться за себя. После рождения Арсения она поправилась. Не стала менее подвижной, но о былых формах оставалось только мечтать. С каким энтузиазмом она боролась с весом! Хотелось выглядеть идеально, не для кого-то, а для себя самой. Чтобы чаще улыбаться своему отражению в зеркале. Она добилась своего, но именно тогда призналась, что лукавила. Ей была важна реакция Ивана, а ее-то как раз и не было. Все зря. Обед, чистая одежда, готовность помочь — вот что требовалось от нее все эти годы.

Деревскому не было дела до ее сузившейся талии, подтянувшегося живота. Она давно перестала быть для него объектом восхищения. Он уже не хвалил, не подбадривал ее, как раньше. Ничего не получилось. У нее никогда не получается то, что она задумывает. Ей нельзя ничего планировать и на день вперед. Как всегда.

А сейчас она молча принесет ему постель. Главное — не поднимать на него глаз. Как страшно!.. В этот момент она ненавидела Ивана. Разве можно с этим жить? Они больше не одно целое. Это случилось не сегодня. Совсем немного осталось до того момента, когда они скажут друг другу «прощай». Вся жизнь коту под хвост. Трусиха. Вот и получай по заслугам. Некого винить в том, что однажды она побоялась перемен. Все было в ее руках…

Они лежали в постели. Матвеев целовал ее, а она беззвучно плакала. Ей было больно оттого, что прошло столько лет. От того, что уже ничего нельзя изменить. Мучительно хотелось вернуть время вспять и снова стать той молоденькой, восторженной студенткой. Тщетно. Она воспринимала происходящее без щенячьего восторга. Елена знала, что их встречи скоро прекратятся. И никогда больше она не будет счастлива, как теперь. Каждый вернется в свою жизнь. Матвеев — в свою холостяцкую, заполненную работой и любимым хобби — поездками по миру. Она — в свою с нелюбимым мужем, требующими постоянной заботы детьми, опостылевшей работой с вечно ноющими пациентами. Как страшно признаться в том, что не хочется возвращаться в свой давно запрограммированный на серое существование мирок.

— Ты хочешь, чтобы мы поженились? — неожиданно спросил он, приподнявшись на локте. Геннадий Викторович улыбался и смотрел на нее с нежностью. — Хочешь?

Елена вздрогнула, мгновенно подняла на него глаза. Ей было важно увидеть выражение его лица. Как спокойно он говорит об этом! Неужели все так просто? Просто, только с большим опозданием. А ведь все могло сложиться иначе, если бы много лет назад Матвеев принял ее любовь. Тогда отверг, а теперь — замуж зовет. Правда, делает он это весьма своеобразно. Ничего конкретного. Мог бы просто сказать: «Выходи за меня…» А он предпочел размытую фразу. Как хочешь, так и понимай. Формулировка скользкая. Если она скажет «Хочу», у него всегда будет повод сказать, что это она все решила. Матвеев перекладывает ответственность за происходящее на ее плечи. Она этого не хочет. Мужчина должен вести себя иначе, добиваться, просить, а не буднично спрашивать: «Ты хочешь, чтобы мы поженились?» В этом вопросе не ясно, чего хочет он сам. Остатки гордости и былой обиды заставили ее покачать головой.

— Ты не хочешь?

— Нет.

— Не понимаю. — Его нежность сменилась нескрываемым удивлением.

— А ты ждал, что я брошусь тебе на шею?

— Я ждал, что ты обрадуешься.

— Поздно, Гена. Давай все оставим как есть.

— Ты серьезно?

— Конечно. — Она улыбнулась. — Разве не такого ответа ты ждал? Признайся, я сняла камень с твоей души.

— Ну, знаешь! — Матвеев поцеловал ее в щеку. — Ты умнее, чем я думал, Елена.

— Ничего себе!

— Ты права. Мне стало легче.

— Вот и славно. Тема закрыта. Извини, я на минутку. — Она поднялась и поспешила в ванную.

Закрывшись, быстро открыла кран и уставилась на прозрачную струю горячей воды. Потом подставляла под нее ладони. Брызги разлетались во все стороны. Несколько минут назад она могла изменить свою жизнь, но не сделала этого. Хотя Матвеев так и не сделал ей предложения. Не сделал так, как она хотела, и тем самым, предопределил ее ответ. Она будет жалеть об этом, но уже ничего не исправить. Она сделала правильно. У нее останется теплое воспоминание. А когда Елена вернулась в спальню, Матвеев поманил ее к себе. Она села на край кровати.

— Что ты так смотришь на меня? — улыбнулась она.

— Скажи, а он сделал тебя счастливой? Твой Деревской… — Геннадий Викторович почувствовал, как дрогнули пальцы в его ладонях.

— Риторический вопрос, учитывая, что я сейчас здесь, с тобой, — выдохнула она.

Ей стало обидно. Он заставляет ее признаваться в том, что она не счастлива с другим. Однажды Матвеев сказал, что она должна хорошо присмотреться. Деревской был так настойчив, а она так удручена неудачным признанием. Матвеев не должен был отвергать ее! Это он во всем виноват! Все могло сложиться иначе, а теперь он смотрит на нее восторженными глазами. И это не восторг любви, а вспышка благодарности за то, что она отвергла его жертву. Как он смеет спрашивать, счастлива ли она?!

— Прости меня. — Геннадий Викторович крепче сжал ее пальцы. Потом стал целовать ладони. — Прости, милая. Я ведь не обманывал тебя тогда. Я испортил бы тебе жизнь. Семейная жизнь для меня — нонсенс.

— Зачем же ты сейчас… — Она не могла говорить — так сухо стало во рту. Язык прилипал к небу.

— Я виноват перед тобой.

— Только и всего?

— Немало.

— Перестань. — Она высвободила руки, поднялась. Стала одеваться. — Тебе не за что себя винить. Я благодарна тебе.

— За что, девочка?

— За эти дни. За этот безумный июль.

— Ты словно прощаешься? Наш июль может плавно перейти в август. — Он понял, что она уже все решила.

— Ошибаешься. Я больше не смогу, — призналась Елена. — Мне слишком тяжело возвращаться домой. Нужно расстаться. Иначе… Мне нужно время, чтобы стать прежней.

— Ты уже никогда не станешь прежней. — Он вложил особый смысл в эти слова.

То было их последнее свидание, но в одном Матвеев оказался прав. Елена не могла стать прежней. Особенно когда поняла, что ждет ребенка. Странное ощущение нереального нахлынуло на нее, когда она поняла, что носит ребенка Матвеева. В ее отношениях с мужем была такая долгая холодная пауза, что сомнений не могло быть. Елена запаниковала. Пришлось срочно налаживать отношения с мужем. Она ненавидела себя, ложась с Иваном в постель. Сущая пытка, но у нее не было иного выхода. Елена хотела сохранить ребенка и растить его в полноценной семье.

Мысль о том, чтобы рассказать обо всем Геннадию Викторовичу, не приходила ей в голову. Вместо этого она наконец призналась мужу, что ждет ребенка и ничего не собирается предпринимать.

— Я буду рожать, — с вызовом бросила она, но Иван не собирался ее отговаривать. Честно говоря, Елена побаивалась, что он отреагирует иначе. Снова пеленки, распашонки, в налаженной жизни все опять перевернется с ног на голову… Деревской был удивлен, но не настолько, чтобы паниковать.

— Может быть, родим девочку? — улыбался он и даже выглядел счастливым.

Елена сама ездила на приемы к врачу и родила «преждевременно». Иван не вникал в детали. Как заботливого отца и мужа его интересовало лишь самочувствие ребенка и жены. Он был огорчен лишь тем, что Елене пришлось перенести операцию. Иван помогал, как мог. Ему нравилось, что Елена нуждается в нем как никогда. После операции она была слаба. Желание заботиться снова сплотило их. Иван чувствовал себя настоящим мужчиной.

Со временем едва наметившееся равновесие снова нарушилось. Деревского надолго не хватило. Елена брюхом чувствовала, что у мужа очередное приключение на стороне. Но она не могла позволить себе такую роскошь, как выяснение отношений. Она кормила Арсения. Волнение могло плохо отразиться на его самочувствии. Потому Елена сказала себе: «Мы квиты, Ванечка!» — и делала вид, что ничего не замечает.

Но сегодняшняя ссора не пройдет бесследно. Его все устраивает? Он привык к тишине, покою, к тому, что все подчинено его ритму. Она, как могла, ограждала его от быта. Теперь больше не собирается создавать ему райских условий. Мешать, правда, тоже не собирается. Она вообще еще не решила, как себя вести. «Старшенький» преподнес сюрприз. Елена недооценила его. Иван практически с ювелирной точностью описал ее состояние. Да, она всю жизнь считает, что достойна большего.

— Лена! — Елена охнула и, прижав руку к груди, застыла. Муж в нерешительности. В его глазах что-то, придавшее ей уверенность. Она распрямила плечи. — Лена…

— Что еще? — Она может прямо смотреть ему в глаза. В сердце пустота. Ни злости, ни ненависти, только пустота. — Я еще не принесла постель? Сейчас принесу. Ты нетерпелив.

— Я не об этом хотел…

— О чем же? — Странно, разве у них осталась тема для разговора?

— Лена, забудь все, что я наговорил. Это неправда. — Губы Ивана дрожат, пальцы нервно теребят прозрачную линейку. Он словно проверяет ее на прочность.

— Что неправда?

— Все. Я имею в виду этих несуществующих женщин. Мужское самолюбие взыграло. Я оговорил себя.

— Ты издеваешься надо мной? — Она сжала кулаки.

— Нет, я люблю тебя.

— Как ее зовут?

— Ее не существует, говорю же!

— Сколько ей лет? — Елена сдерживает слезы.

— Это все твои фантазии и мое желание досадить. Нам давно нужно было поговорить по-человечески.

— Кошмар… Какой кошмар. Лжец, трус! Мне больше ничего не нужно говорить! — Она все-таки заплакала. Слезы мешали. Как было бы здорово, если бы все это оказалось дурным сном. Стоит только проснуться — и нет никаких измен, ничего.

— Лена, я оговорил себя. Нарочно оговорил. Прости меня.

— Замолчи! Я тебе не верю. — Она едва узнала собственный голос. — Будь же мужиком!

— Сейчас нам никто не мешает. Ты должна меня выслушать.

— Я столько лет всем была что-то должна. Кажется, я задолжала прежде всего самой себе! Пора отдавать долги. Как это сделать, когда меня больше нет?..

— О чем ты? — Иван ошарашенно смотрит на нее.

— Ты растоптал меня. Мы не нужны друг другу. Никогда не были нужны. Двойная жизнь. Противно, гадко.

— Я солгал!

— Ты всю жизнь только это и делаешь!

— Лена, ничего не произошло. Я просто был зол на тебя и нарочно наговорил глупостей.

— Глупостей? Пошалил, да? — Она засмеялась коротким нервным смехом. — Нет, Иван Максимович. Ты был искренним, когда хвалил свою любовницу.

— Нет никакой любовницы.

— Не верю!

— Лена, мой пиджак висит в общем шкафу. Если от него будет пахнуть чужим мужским одеколоном, ты будешь думать, что я голубой? — Иван развел руками. — Это же абсурд.

— Абсурд то, что я слушаю тебя.

Резко махнув рукой, Елена решительно направилась на кухню. Иван молча смотрел ей вслед. Ей больше не нужны были слова. Его оправдания звучат жалко, а вот ее измена весьма реальна и носит имя Арсений.

— Лена!

— Что еще? — Елена остановилась, но не стала оглядываться. Она больше не плакала. Нервно тряхнув головой, поправила манжеты на рубашке.

— Я никогда не желал тебе плохого. Я всегда знал, что ты лучше всех.

— Наверняка у тебя была возможность сравнить.

— Не переворачивай все с ног на голову! — В голосе Ивана больше нет ноток испуга, неуверенности. Он уже пришел в себя и готов к нападению.

— Оставь меня в покое.

— Хорошо. Я знаю, ты добрый человек. Добрый и справедливый. Ты отходчивая. Ты не сможешь долго враждовать.

— Не собираюсь вести с тобой войну. — Елена устала. Разговор принял обычный оборот — ничего определенного.

— Я хочу, чтобы у нас все встало на свои места.

— Да?

— Лена, я ведь не шучу.

— Я сейчас принесу постель. Больше обсуждать нечего. — Она говорила тоном, не допускающим возражения. — При детях обсуждаем меню, телепередачи, новости. Естественно, проблемы мальчиков мы обсуждаем сообща.

— Значит, не все потеряно. — Иван улыбнулся.

— Смотря что ты под этим подразумеваешь.

— Лена?

— Ну, что еще?

— Мне стало страшно, когда ты сказала, что уже отомстила мне. Ты что имела в виду?

— Я? Странно. Оказывается, ты умеешь слушать.

— Что ты имела в виду?

— Хватит. Слишком много вопросов. — Елена спаслась за кухонной дверью, понимая, что не выдержит еще одной даже самой маленькой порции лжи.

Как спокойно она говорила с Иваном! Оказывается, разрушать не так страшно, но сейчас ей больно. Деревской любил ее, а она принимала его любовь. Принимала до тех самых пор, пока не почувствовала, что ей холодно и одиноко. Так не могло долго продолжаться. А теперь она одна, словно потерялась в густом тумане. Нет никаких ориентиров. Как страшно! Это крах. Она не простит Ивана. Его циничное признание показало, насколько Иван не дорожит их союзом. Он переступил черту, которую нельзя пересекать ни при каких обстоятельствах. Ради детей Елена скажет, что простила. Но в душе… Прости, Господи! Наверняка развод — вопрос времени. А пока нужно набраться терпения. Она выдержит ради детей. Как всегда, ради них.

Жаль, что она все это затеяла… И слава богу, что все затеяла… Вокруг руины, разорванные отношения, боль, но важна правда. Сейчас нельзя ни о чем думать, иначе можно сойти с ума. Она будет готовить ужин. Чертов выходной! Обычно в этот день Елена балует своих мужчин чем-то необычным. Сегодня кулинарное вдохновение покинуло ее. Она не станет лепить пельмени и не в силах колдовать над пловом с любимым всеми барбарисом. Окинув равнодушным взглядом просторную кухню, Елена тяжело опустилась на стул.

Белоснежная кружевная занавеска едва колышется. Елена вязала ее почти полгода, зато результат превзошел все ожидания. Сколько комплиментов она выслушала! Сейчас все это показалось ей малозначимым. Почему она так много внимания уделяла мелочам? Гардина, скатерть, салфетки в тон. Выходит, за этой суетой проглядела главное. И наказана.

Во всем виновата только она. Как всегда. Легче не стало, но появилась определенность. Раз виновна, значит ей и исправлять. Грешна. Ничего, она найдет способ. Нужно только не впадать в отчаяние и гнать от себя мысли о собственной никчемности. Из любой ситуации есть как минимум один выход. Нужно перестать нервничать. Она сильная, она выдержит. Никому не пожалуется. Мама родная, и та не узнает, насколько тяжело ее дочери. Ведь если узнает, ничего, кроме колкостей, не скажет.

Елена поднялась, достала передник. Сейчас она будет думать только об ужине, чтобы получилось как всегда вкусно. Ни за что не испортит детям выходной. Плакать будет потом, без свидетелей, а сейчас нужно собраться и готовить. Важно настроение. Елена растянула губы в улыбке. Японцы говорят, так можно вызвать прилив положительных эмоций. Что-то на подсознательном уровне. Вот-вот на нее должно нахлынуть ощущение счастья. Но очень скоро с ее лица сошла натянутая улыбка. Закрыв лицо руками, Елена заплакала. Тело ее сотрясается от беззвучных слез. Свидетелей нет. Она верна данному самой себе обещанию…

Николай пришел на свидание чуть раньше. Он приготовился ждать, но привычный ритуал был нарушен.

— Привет! — Анна пришла вовремя. И выглядела потрясающе.

— Ты шикарно выглядишь, мой ангел, — тихо, но очень убедительно произнес Николай. — Я могу поцеловать тебя? По-дружески в щеку могу?

— Тебе нужно на это мое разрешение? — Анна улыбнулась. — Целуй.

У Николая внутри все перевернулось. Он вдохнул уже знакомый запах духов Анны. Прикосновение к нежной, бархатной коже подействовало как катализатор. Николай неловко переступил на месте.

— Куда пойдем? — Ее глаза смеялись. Она согласилась на это свидание из любопытства. В ее жизни нет места простому водителю такси. Анна решила немного поиграть, не более. — Так куда?

— Тебе решать.

— Давай просто пройдемся. Я забыла, когда в последний раз гуляла по городу, — честно призналась Анна.

— Давай. — Николай удивленно пожал плечами. Ему хотелось поразить ее своей щедростью. Однако Анна оказалась на удивление нетребовательна. Она взяла его под руку и, легко ступая на высоченных каблуках, шла рядом. Кажется, ей было вполне достаточно этого.

Конец апреля выдался теплым. Все с удовольствием отказались от надоевшей зимней одежды. Легкие курточки, обтягивающие джинсы, короткие юбочки, сапоги, облегающие стройные ножки… Женщинам хотелось выглядеть сексуальнее, мужчины были более сдержанны. Но и по их поведению было заметно, что кровь бурлит. Весна-с! Николай успел обратить внимание на нескольких довольно аппетитных дамочек, бросающих призывные взгляды. Он удостоил их снисходительной улыбкой — всем им далеко до Анны. Сегодня его сердце принадлежит только ей. Гордый от сознания собственной стойкости, Николай нетерпеливо поглядывал по сторонам. Ему было неприятно внимание жаждущих приключений девиц. Однако теперь, когда он шел рядом с Анной, он перестал ощущать интерес к его персоне. Взгляды прохожих приковывала его спутница. Николай занервничал.

— Как прошли выходные? — поинтересовался он.

— Выступления, подготовка к зачетам.

— Интересный винегрет, — закурил Николай.

— Я привыкла.

— Тебе нравится твоя жизнь?

— Я только строю ее, — уклончиво ответила Анна и поправила ремень сумочки, который то и дело соскальзывал с ее плеча. — Мне нравится быть в постоянном движении.

— Суете?

— Нет, именно в движении. Это гарантия успеха.

— Ух ты! Ну, хорошо. Где ты учишься?

— На факультете гостиничного бизнеса.

— Ничего не слышал о таком. Раньше это была экзотика.

— Раньше много чего не было, — улыбнулась Анна. — Посмотри, у меня все в порядке с прической?

— Да, порядок.

— Просто они так смотрят… — пококетничала она.

— Тебе это не нравится?

— Во всем должна быть мера. Хотя пора бы привыкнуть.

— А как же выступление в клубе? — «Эта девушка или хорошая актриса, или действительно ангел», — подумал Николай.

— Это работа, мое второе я, которое привыкло к вниманию, свободе.

— Я не понимаю тебя, — искренне признался Николай и провел рукой по гладко зачесанным жестким волосам. — Не обижайся, пожалуйста.

— На что же мне обижаться? — Анна посмотрела на часы. — Мы еще так мало знакомы.

— Тогда давай знакомиться получше.

— Согласна, — улыбнулась Анна. — Для начала ты расскажи о себе.

— Все, что тебя интересует.

— Сколько тебе лет?

— Скоро двадцать пять. — Николай засмеялся. — Ты начинаешь с паспортных данных?

— Я разочаровала тебя?

— Нет, что ты.

— Но тебе что-то не понравилось? Ты какой-то странный. Мне с тобой неуютно, — ни с того ни с сего призналась Анна.

— Не обижайся. Я не умею красиво говорить. — Николаю захотелось дерзить. — Я не изуродован манерами. У меня все проще, понимаешь?

— Где это — у тебя?

— В моем мире. Я приглашаю тебя с собой. Но предупреждаю — будет нелегко.

— Тогда все это ненадолго. — Она бросила на него взгляд, полный иронии. — В моем мире право на существование имеет то, что облегчает мне жизнь. Извини.

— Ты всегда так категорична?

— С некоторых пор.

— Опыт? — Николай пристально вгляделся в четкий правильный профиль Анны.

— Пожалуй.

— Богатый опыт? — продолжал допытываться Николай. Он уже ревновал ее ко всем, кто посмел причинить ей боль.

— Тебе не нужно об этом знать. Хотя… достаточно обжечься один раз, чтобы запомнить на всю жизнь…

— Грустно и не оригинально.

— Но это моя жизнь, понимаешь? Моя!

Им было трудно общаться. Они оказались такие разные. Николай подумал, что ему вряд ли удастся найти с ней общий язык. Николай присмирел, решив, что нужно забыть свои наполеоновские планы. Анна не для него, да и он герой не ее романа. Девушка согласилась на свидание, но, кажется, для нее оно ровным счетом ничего не значит. Простое любопытство, ничего более.

— Что я должен сделать, чтобы ты боялась потерять меня? — Николай остановился, взял Анну за руку, осторожно погладил ее пальцы.

Неужели это сказал он? Слишком сентиментально. На самом деле ему хотелось очаровать Анну. Она должна принадлежать ему, только ему! В этом желании не было нежной влюбленности, благоговейного трепета. Николая раззадоривало гигантское плотское желание.

— Ничего не нужно делать, Коля. Мы так мало знаем друг друга.

— Я не привык долго ждать. События нужно подгонять. — Николай поднес руку Анны к губам, поцеловал.

— Зато я не из тех, кто торопит события.

«Верится с трудом», — подумал Николай. Он решил, что она играет с ним, как кошка с мышкой, заставляя его верить в ее наивность, чистоту. Ничего, он попадет на одно из ее выступлений. Придет и понаблюдает со стороны за ее вторым «я», лишенным комплексов.

— Скажи, а как обращается к тебе мама? — неожиданно спросила Анна. — Как она называет тебя?

— По-разному, — смутился Николай.

— Можно я буду звать тебя Ник?

— Ник? Да пожалуйста, если тебе так больше нравится. Неужели это важно? — Он искренне удивился.

— Для меня важно. Давай присядем? — предложила Анна. И не дожидаясь согласия Николая, опустилась на ближайшую лавочку. Вдохнула наполненный ароматами весны воздух. На ее лице появилось блаженство. — Какая красота! Если бы ты знал, как я люблю это время года! Я родилась весной, в мае.

— С этого места поподробнее. — Николай устроился рядом, положив руку на спинку скамейки. Теперь в любую минуту он был готов обнять Анну или хотя бы прикоснуться к ней.

— Четвертого мая родилась Анна Саввична Рокотова.

— Красивое у тебя имя. У меня все проще: Николай Иванович Деревской. Хотя я не знаю моего настоящего имени, фамилии, родителей.

— Что это значит? — В ее глазах появился неподдельный интерес.

— Меня воспитали приемные родители. Замечательные люди. Я узнал об этом случайно, от «доброжелателей». Разозлился, посчитал всех предателями и сбежал из дома.

— Какой кошмар, — тихо проговорила Анна. — Какая бессердечность с твоей стороны.

— Я был зол. Не хотел думать, что будет потом. Я вообще ни о чем не думал.

— Как ты мог так поступить с матерью?

— И с ней, и с отцом… Тогда я не чувствовал вины. С годами все осознал. С тех пор стараюсь не причинять им боли. Они заслуживают лучшего. — Николай закурил. — Я люблю их. Я знаю, что не случайно попал в эту семью. Это судьба. Одним словом, я обязан моим родителям всем. Особенно маме. Она замечательная. Вот увидишь.

Анна молчала, давая ему выговориться. Она чувствовала, что он больше нуждается в слушателе, нежели в собеседнике. Не замечая, как быстро летит время, Николай все говорил и говорил. Обычно с девушками он балагурил, безобидно дурачился, ничего личного. Раньше он все знал заранее: ресторан, поездка по ночному городу, секс в машине или в квартире, предложенной спутницей. Это могло повторяться несколько раз. Могло затянуться на год, как в случае с Ириной. Гормоны. И наплевать, что умные учатся на чужих ошибках. Вранье! Никогда ничему не научишься на чужом опыте. Наступаешь на грабли ровно столько, сколько на роду написано.

— Если не секрет, скажи, чем еще ты огорчил их? — Анна пристально посмотрела на него. — Только честно.

— Я не стал поступать в институт. Сам выбрал профессию, которая им не нравится. Я не знакомлю их с моими девушками. Ничего не рассказываю о моей личной жизни.

— Слушай, а ведь ты и не думаешь исправляться. — Анна хлопнула себя по колену. — Ты продолжаешь причинять им боль!

— Зато два моих брата-акробата радуют родителей за нас троих.

— Супер! Ты и братьев недолюбливаешь?

— Я к представителям мужского пола отношусь ровно, — попытался отшутиться Николай. Его уже начали раздражать слова Анны, но она не собиралась останавливаться.

— Знаешь, если сын огорчает мать, он нарушает одну из заповедей. Это большой грех.

— Ты что, веришь во всю эту чушь, именуемую религией? — Николай осторожно положил руку на плечо девушки.

Она напряглась.

— Верю! Я верю!

— Интересно получается… — Он снова закурил. — Ты пляшешь в кабаке и говоришь о Боге.

— Не понимаю, что тебя удивляет?

— Несовместимые вещи. Разврат и вера.

— Ты не понимаешь. — Анна разволновалась. — Без веры не было бы работы. Я знаю, что не делаю ничего плохого.

Николай наигранно засмеялся. Покачал головой, искоса поглядывая на Анну. Ее лицо было спокойно.

— Послушай, давай на этом поставим точку, — предложил Николай, испугавшись, что они могут поссориться. Он не хотел допустить этого. — Предлагаю оставить вопрос о нашем моральном облике открытым и отправиться в ресторан. Подкрепимся?

— Я бы съела пиццу. Поблизости есть неплохая пиццерия. Тихая музыка, внимательные официанты. Пойдем туда?

— Любишь пиццу?

— Да, — улыбнулась Анна. На ее щеках появились трогательные ямочки. — Идти пару минут. Готов?

— Ты часто там бываешь?

— Иногда.

— Мучное портит фигуру, — заметил Николай.

— Моя не испортится.

— Хорошо, я согласен на пиццу.

Николай поднялся, подал Анне руку. Она продолжала улыбаться. Николай подумал, что ради этой улыбки можно терпеть всю ее чушь о вере, о стойкости духа и советы о том, как ему жить дальше. Он готов на жертвы ради того, чтобы в списке его побед появилась запись красным: «Анна!» Он добьется своего.

Пиццерия оказалась настолько близко, что Николай не успел докурить очередную сигарету. С неохотой щелчком выбросил ее. Казалось, им удалось преодолеть напряженность первых минут свидания. К Николаю вернулось его красноречие. Он развлекал девушку историями о людях, которые случайно оказывались его пассажирами. Некоторые истории вызвали у нее недоверие. Анна не собиралась этого скрывать.

— Ну, признайся, что это ты только что придумал, — хитро прищурилась она.

— Честное слово! Все было именно так. Честное пионерское!

— Ты решил произвести на меня впечатление? Не перестарайся! — Анна осторожно наколола на вилку маленький кусочек пиццы. — Обманывать нехорошо. Я такие вещи не прощаю.

— Ты слишком категорична. С такими взглядами трудно жить.

— Главное, чтобы в итоге я получила то, чего хочу. Кстати, это касается и мужчин. Важно, чтобы рядом был тот, кого я хочу.

У Николая не нашлось слов. Подумал, что, пожалуй, им не стоит продолжать в том же духе, иначе эта голубоглазая красотка начнет в подробностях описывать героя всей своей жизни. Николай был уверен, что он не соответствует ее идеалу. Но пусть не думает, что сама она идеальна. Вовсе нет. Он проглотит ее мудреные речи, а ей придется смириться с его прямолинейностью. Они разные, но он страстно хочет ее. Николаю было трудно держать себя в руках. Ему не хотелось есть. Пицца вызывала отвращение, но он упрямо отрезал большие куски и отправлял их в рот. Анна смотрела на него, улыбаясь. И казалась ему то близкой, то безнадежно далекой.

Николай взглядом раздевал ее, мечтая о том, какой-то будет их первая близость. Он сделает так, чтобы она забыла всех, с кем была раньше. Девицы, работающие в подобных заведениях, частенько позволяют себе бурное продолжение вечера с клиентами. Николай был уверен, что список тех, с кем спала Анна, внушительный. Ну и пусть. Он будет лучшим. Анна не пожалеет.

Николай противоречил самому себе. Хотел как можно скорее добиться ее благосклонности, но в то же время надеялся встретить сопротивление. Легкое, щекочущее нервы, разогревающее фантазии. Ему не нужна долгая осада, но без этих маленьких трудностей жизнь потеряет остроту. Для мужчины темперамента Николая бурный секс, удовольствие — неотъемлемые составляющие праздника. Чем больше, тем лучше.

Близость с Анной стала для него навязчивой идеей. Горячие ласки Ирины не отвлекали. Он целовал Ирину, но стоило ему закрыть глаза, как воображение рисовало ему улыбающееся лицо с ангельскими голубыми глазами. Словно озера. Спокойная чистая вода. Ему нужно окунуться в нее хотя бы раз-другой, а потом будь что будет. Неудовлетворенный инстинкт охотника терзал душу Николая. Допустим, он получит свое. А что потом? Все предопределено: насытившись, перестанет восхищаться. Чем Анна лучше Ирины? Стройнее, моложе, умнее? Не факт. Только его требования к женщине иные. Николаю нужна покорность, верность, преданность и готовность в любое время доставить ему удовольствие. Зачем ему женщина, усложняющая жизнь себе и другим? Равнение на Елену Георгиевну Деревскую.

Николай всмотрелся в лицо Анны. Как она красива! Как живет такая девушка? Что ей нужно от жизни? И почему она согласилась на это свидание? Николаю стало не по себе. Она подарит ему несколько ярких мгновений, он станет еще одним мужчиной, которому она позволит все. Очень просто. Они взрослые люди и общаться должны по-взрослому. Эта мысль подтолкнула его к решительным действиям. Анна как раз допила томатный сок, вытерла салфеткой пухлые губки.

— Не смотри так, — поймав тяжелый взгляд Николая, прошептала она.

— Как? — Николай продолжал смотреть на Анну.

— Как один из тех богатеньких извращенцев, которые видят во мне дешевую шлюху… — Анна покачала головой. Волосы ее шелохнулись золотистой волной и затихли. — Засыпают меня деньгами и думают, что могут требовать от меня все. Не могут! Я решаю, с кем и когда! Только я!

Последние слова напугали его. Анна резко наклонилась вперед, опираясь руками о стол. Николай едва выдержал ее взгляд. Какая она разная! То спокойная, даже флегматичная и добродушная, то агрессивная, непредсказуемая.

— Надеюсь, ты не из их числа? — Анна продолжала сверлить Николая взглядом.

— Я не такой, — как можно увереннее произносит он.

— Ты врешь. — Анна улыбнулась. — Я знаю, что тебе нужно. Всем вам нужно одно.

Она громко засмеялась, запрокинув голову, показав два ряда безукоризненных зубов. Николай почувствовал, как по его телу пробежали мурашки. Он быстро огляделся по сторонам. Посетители смотрели на них.

— Успокойся. На нас смотрят, — тихо произнес Николай.

— Замечательно! — Она окинула взглядом полутемное пространство маленького кафе. — Это моя работа — привлекать внимание. Иногда я это делаю бесплатно. Альтруистический порыв, болезненное самолюбие.

— Я не понимаю…

— Ты точно не понимаешь, — удовлетворенно заметила Анна. — Куда тебе понять! Это ведь не дорога, а я — не очередной пассажир. В жизни все сложнее, чем на дороге.

Но вдруг Анна сникла. Николай заметил, как погасли ее глаза. Только что в них горел огонек злорадства, а теперь два голубых огонька потускнели, словно кто-то выключил яркий свет, шедший изнутри. Анна устало вздохнула, касаясь лба кончиками пальцев.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — Николай озабоченно посмотрел на нее.

— Я плохо выгляжу? — ответила она вопросом на вопрос. И достала зеркальце из миниатюрной сумочки.

— Ты выглядишь запредельно!

— А ты — обычно.

Николай был в шоке. Для него это перебор. Он уже не знал, чего ожидать от Анны в следующее мгновение. Это интриговало и пугало. Находиться в постоянном напряжении, ждать подвохов ради нескольких мгновений полета? Стоит ли? Пожалуй, иногда нужно наступать себе на горло, во избежание неприятностей. Интуиция подсказывала Николаю, что он их получит, если вовремя не остановится.

— Пойдем отсюда, мой ангел. — Он взял ее под руку.

Анна послушно последовала за ним. Она выглядела усталой.

Посетители кафе как-то странно смотрели на них. Николаю надоело ловить на себе их взгляды. Им кажется, что он недостаточно хорош для Анны? И он, никогда не страдавший комплексом неполноценности, занервничал. Ему захотелось сжаться, уменьшиться в размерах, а еще лучше — стать невидимым и исчезнуть.

— Ник, ты жалеешь о нашей встрече? — Они шли по широкой аллее парка.

— Не знаю.

— Ты говорил, что мне будет нелегко с тобой. Получается наоборот? — улыбнулась Анна.

— Тебе показалось.

— Я не готова к серьезным отношениям, — ни с того ни с сего заявила Анна.

— Каждый понимает серьезные отношения по-своему.

— Что ты хочешь сказать?

— Я чувствую себя паршиво. — Николай жадно затянулся сигаретой.

— Я виновата?

— Нет. — Он лгал.

Посещение кафе измотало его. Хотелось поскорее остаться одному. Он устал от общения с психованной блондинкой, от ее болезненных фантазий. Наверняка не так давно она пережила неудачный роман. В этом все дело. У Николая не было желания принимать на себя горечь ее неудачи. Ему был нужен секс.

— Не провожай меня. — Анна неожиданно остановилась у входа в метро. — Мне нужно домой.

Она опять улыбнулась, и эта улыбка ангела вывела Николая из состояния равновесия. Две трогательные ямочки на щеках снова поманили его. Интересно, как ей удается манипулировать его чувствами? Почему ее голос вызывает у него то дрожь восторга, то страстное желание? Да он просто умрет, если она сейчас скажет, что больше не хочет с ним встречаться! Спустится по ступенькам, и он никогда больше не встретиться с ней. Он не должен этого допустить! Николай потряс головой.

— Когда я снова увижу тебя?

— «Рандеву» открыто все дни, кроме понедельника, с десяти вечера и до… — Анна сделала неопределенный жест.

Ну, конечно! Как же он забыл о клубе?! Она так спокойно покидает его, оставляя свои координаты. Рассадник разврата и похоти. Вертеп — вот где он всегда может найти ее. Забавно. В Николае снова поднялась волна злости.

— Ты волен в своем выборе, — тихо проговорила Анна каким-то странным голосом. И прежде чем Николай пришел в себя, умчалась по ступенькам вниз.

Он не бросился за ней. Это было бы слишком по-киношному. Однако через несколько минут уже скучал по ней. Ему было не по себе. Приехать в «Рандеву», забросать ее цветами, унести на руках? Припасть к ее ногам и, обняв ее колени, сказать красивые слова? Девушки это любят. И он умеет их говорить. Красноречие его не подведет. Только впечатлит ли это Анну? Есть ли в ее мире место для таких, как он? Она выглядит неискушенной и опытной одновременно. В противоречии двух ее «я» Николай окончательно запутался.

Он брел к троллейбусной остановке. Кажется, он собирается усложнить себе жизнь. Внутри буря. Зачем ему такая, как Анна? Рядом с ней он перестанет быть собой. Ему уже пришлось притворяться последним романтиком всего бывшего пространства СНГ, а на следующий день сжимать в объятиях Ирину. Ему это не впервой. Николай уже встречался с несколькими девушками одновременно. Но в случае с Анной ему хочется определенности. Она должна принадлежать ему, а он — ей. По крайней мере столько, сколько она будет вызывать в нем желание. Что еще связывает мужчину и женщину, как не желание? Любовь и секс. Николай не относил себя к сторонникам воздержания. Его отношения с женщинами всегда складывались в нужном направлении. Другой вопрос — насколько они продолжительны? Они имеют смысл, пока слышен зов плоти. С его затиханием все сходит на нет. Николай никогда не притворялся и не морочил женщинам голову. Он считал себя сильным и честным мужчиной. А для того, чтобы продолжать уважать себя, и впредь будет придерживаться своих принципов. Женщины… Эти слабые, кокетливые существа способны затеять такую игру, в которой он почувствует себя новичком. Анна — одна из них. Ему нужно быть осторожным, она все равно окажется в его постели. Он подберет ключик, завоюет ее. Немного терпения.

Николай спустился в метро. Подошел к телефонному автомату, набрал номер телефона Ирины. Она нужна ему. Без ее ласк он не сможет уснуть. Завтра проснется разбитым и будет раздражаться по любому поводу. Нужно беречь себя и с должным почтением относиться к своим желаниям. Поэтому Николай терпеливо набрал нужный номер в надежде, что Ирина окажется дома.

Услышав ее голос, облегченно вздохнул. Сейчас его покой, его уверенность в себе в руках этой женщины. Он хочет ее, а она всегда отвечает взаимностью. Ирина рада слышать его и, конечно, готова встретиться. Какая она умница, что никогда не строит из себя заморскую принцессу. Положив трубку, Николай облегченно вздохнул. Через час ему гарантированы жаркие объятия, бесстыдные ласки, роскошное тело. Он закроет глаза и представит себе, что это Кейт Уинслетт — его любимая актриса. Пышные формы, аппетитные губки, сияющие глаза. Ирина в роли красавицы Кейт. Он будет мять ее грудь, гладить бедра, все ее тело, готовое принять его. И в этот момент поверит, что это та желанная, единственная, предначертанная ему самой судьбой. Время иллюзий и удовольствий. День без наслаждений прожит зря. И пусть кто-то рассуждает о том, как это назвать — серьезными отношениями или сексом на скорую руку.

Майя не могла поверить своим ушам. То, о чем говорила Елена, не укладывалось в голове: у Ивана женщина на стороне! Такая пара! Столько лет вместе, трое детей, и вдруг такое! Майя курила одну сигарету за другой, пила остывший кофе. На Елену жалко было смотреть. Всегда такая энергичная, сегодня она выглядела беспомощной, растерянной.

— Что сказать, подружка? — Майя покачала головой. — Почему ты ничего не говорила об этом раньше?

— Не хотела, чтобы кто-то знал.

— «Кто-то», между прочим, твоя лучшая подруга. — Громова обиделась. — Я думала, у нас нет тайн друг от друга.

— Ну, извини.

— Бог с тобой. Не это сейчас главное.

— Я не знаю, что делать. Нам нужно развестись. Ради того хорошего, что у нас было.

— Не спеши, Леночка. Ты не знаешь, что такое развод. Мне пришлось пройти через это. Если есть хоть малейшая возможность сохранить семью… Остынь, подумай. Ну, была любовь, потом ушла. Куда? Да черт ее знает! Но ведь все так живут.

— Во-первых, я не все, а во-вторых, не было любви.

— Думай, что говоришь, Ленка!

— Не могу думать, ничего не могу. Не хочу. — Елена стиснула голову ладонями. — Кажется, это не со мной происходит. Я никогда не была счастлива, Майка. Никогда не была счастлива с Иваном.

— Не перегибай, вы всегда были замечательной парой. — Майя машет рукой, роняя пепел на пол. — Были и есть. У вас непростой период. С кем не бывает? Семья — это всегда не просто. Не горячись. Развод — последнее дело. Ты сама посуди, стоит ли поступать так жестко?

— Стоит.

— Тебе нужно успокоиться. Все уладится, забудется.

— Измена забудется? Майка, ты что? Это предательство, грязь. Все обречено. Развод — вопрос времени.

Елена поднялась из-за стола, подошла к окну. Отодвинув занавеску, выглянула во двор. Все три окна Громовых выходили на одну сторону. Их квартира двумя этажами выше квартиры Деревских. Красивый у них двор, ухоженный, чистый.

— Ты что, Лен?

— Думаю, как мне повезло с подругой…

Как хорошо, что судьба свела их много лет назад. Их дети росли вместе. Майя присматривала за Арсением, Филипп играл с Олей Громовой. Николая к соседке не пристраивали. Он рос здоровым мальчиком. Детский сад, продленка, кружки, спортивные секции. Что из всего этого набора пригодилось ему в жизни? Николай не жаловался. Когда стал постарше, Елена смело оставляла младших сыновей с ним. Она знала, что с детьми все будет в порядке, а Майя подстрахует.

Филипп и Арсений болели чаще, особенно Сенька. У Елены периодически возникала напряженка на работе из-за частых больничных, справок об уходе. Майя, давно оставившая работу, выручала подругу как могла. Она брала мальчиков к себе.

— Ты не волнуйся, Еленочка, — успокаивала Майя подругу. — Они у тебя послушные. Моя Ольга так нервы вытреплет, а твои такие благодарные. Как тебе это удается?

Ивану — еще одному большому ребенку Елены — тоже доставалась изрядная доля внимания заботливой соседки. Зная, что Елена приедет с работы поздно, Майя приносила горячий ужин, не принимая никаких возражений.

— Ты, Вань, не жеманься. Мы с Еленой, считай, сестры.

За долгие годы отношения между двумя семьями сложились крепкие. Только и дел, что не кровная родня, но ближе не бывает. Романа с Иваном сплотил футбол, компьютер и, самое главное — рыбалка. Это хобби отнимало все их свободное время: Иван забрасывал свои бесконечные научные труды, а Роман — бизнес. Рыбалка — дело святое. Подготовка и сам процесс доставляли обоим огромное удовольствие.

Дочка Громовых, Оля, с удовольствием общалась с Филиппом и Арсением. Она росла этакой девчонкой, у которой в друзьях одни мальчишки. Решительная, смелая, бесстрашная. О таких говорят: пацанка. Мальчишки принимали ее в свои игры. Оля никогда не ныла, не жаловалась, не требовала особого отношения. Елена знала, как дорожит ее дружбой Арсений. Оля подсовывала ему интересные книги, с удовольствием играла с ним. Когда они входили в раж, создавалось впечатление, что нет никакой разницы в их возрасте. А недавно Майя рассказала Елене, что дочка призналась ей в любви к Филиппу. Любовь неразделенная, потому что Филипп с высоты своих шестнадцати не замечает Олю. Елена попыталась поговорить с ним. Пришлось проявить деликатность, чтобы мальчишка ничего не заподозрил. Из разговора Елена поняла, что в Ольге он видит надежного товарища. Ему даже в голову не приходит, что у нее к нему может быть какое-то чувство. Общие интересы, прогулки. Что здесь такого? Она для него — девочка из семьи, с которой дружат его родители.

— Знаешь, Майка, другое поколение сейчас растет. Совсем другое. Фила компьютер интересует больше, чем что-либо в этой жизни. Он давно выбрал машину в молчаливые собеседники. А для любви еще не проснулся, — объясняла Елена. — Наверное, это наше с Иваном упущение. Мальчишка совсем голову потерял от компьютера. Реальная жизнь ему менее интересна. Мы явно что-то упустили.

Фил на самом деле с большим удовольствием оставался один на один с компьютером. На остальное было жаль тратить время. А Оля… Она классная девчонка. Лучше всех хотя бы потому, что никогда не жеманничает, не кокетничает. С ней легко общаться. Она всегда чувствует, когда нужно уйти. Никогда его не критикует и еще здорово играет на фортепиано. Обо всем этом Фил говорил с матерью.

— Пока твоей Оле надеяться не на что, — подвела неутешительные итоги Елена.

— Первая любовь — как первый снег, — улыбнулась Майя. — Ну, они-то разберутся, а вот что с тобой делать, подруга?

Майя неосторожно задела ногой табурет, и он с грохотом упал на пол. Елена поймала виноватый взгляд подруги. Да, задала она ей задачу. Майя думала, что Елена зашла попить кофейку, поболтать о детях. Как это обычно бывает. Но сегодня Елена зашла к соседке потому, что больше не могла держать в себе свою боль, которая заставляет ее страдать. А у нее нет больше сил ей сопротивляться. Иван хочет, чтобы все было по-прежнему, клянется в верности, цветы дарит. Но ей не нужны его знаки внимания. Они ее раздражают. Елена не верит в их искренность. Очередной букет в вазе воспринимает как насмешку.

— Иван, не нужно. — Глядя на любимые кремовые розы, Елена испытывала неприятное ощущение. Их подарил не тот мужчина.

Ее пытаются задобрить? Не получится. Своим подчеркнутым вниманием муж только усугубляет ситуацию. Елена не знает, чему верить. Между тем, когда она отвечает на телефонные звонки, кто-то молчит и тяжело дышит в трубку. Если у аппарата оказывается Иван, то он постоянно говорит одну и тут же фразу: «Вы ошиблись номером». Фраза одна, но каждый раз он произносит ее иначе, выделяя то одно слово, то другое. Как будто от этого зависит, поймут его на другом конце провода или нет. Елене все ясно. Это любовница Ивана. Ей тоже нужна определенность. Ничего странного.

— Леночка, — Майя подошла сзади, обняла ее за плечи, — не терзай себя так. Детям мы нужны здоровые, понимаешь? Не с растрепанными нервами, слабые, усталые, а жизнерадостные, полные сил.

— Их отцам нужны такие же, только помоложе.

— Лена!

— Майка, молчи! — Елена стряхнула ее руки. — Ты должна слушать и молчать. Это мне нужно выговориться. Мне!

— А как же совет близкой подруги?

— Не поможет. Я себя знаю.

— Хорошо, я буду молчать и слушать.

Майя подлила кофе в чашки, откусила шоколада и, рассасывая его, пожала плечами. Мол, я принимаю условия, хотя мне очень грустно, что моим мнением пренебрегают.

— Рома с тебя всегда пылинки сдувает. — Елена пристально посмотрела на подругу. — Как это у тебя получается?

— Не сглазь! — Майя трижды сплюнула, постучала кулачком по столу, потом по голове. Ее манипуляции вызвали удивление Елены, но подруга не обратила на это внимания. — У него — страстная любовь.

— Прекрасно! С ним разобрались. А у тебя?

— Примирение с обстоятельствами. Не самый плохой вариант получился, честно говоря. Я довольна победой здравого смысла над чувствами. Ни о чем не жалею. Сердце молчало, а голова твердила, что такого мужика я больше не встречу. Теперь я абсолютно счастливая женщина! Хоть бы не сглазить!

— Поздравляю, — вяло произнесла Елена.

— Прости, пожалуйста, — спохватилась Майя. Ее откровенность была не ко времени. — Знаешь, сейчас мне кажется, если бы в пору моего первого замужества я влюбилась в другого мужчину… Может быть… Одним словом, любовная связь на стороне часто помогает пережить кризис…

— Чушь! — возмущенно бросила Елена. — Как тебя понимать? Ты могла жить с вечно пьяным мужем, ловя мгновения редких встреч с любовником на стороне? Ради чего? Объясни.

— Ну, прости, глупость сморозила.

— Значит, Ване его пассия нужна, чтобы пережить кризис? Какой по счету, интересно?

— Я говорила о женщинах. Мужчины другие. — Майя допила кофе одним большим глотком.

— Хорошо, — не унималась Елена. — Значит, мне нужно найти мое «счастье» с каким-нибудь мужичком и отдыхать от проблем в его объятиях?

— Ленка, все встанет на свои места. Поверь мне.

— Ты сколько лет Ромку ждала?

— Все в этом мире относительно. Зачем тебе мой пример? Вы же с Ванькой со студенческих лет вместе. Столько преодолели и этот барьерчик преодолеете, — заверила подругу Майя.

— Боюсь, что я зацепилась и упала.

— Чем я могу тебе помочь?

— Разве может кто-то мне помочь? — Елена сжала кулаки.

— Что мне сделать для тебя?

— Просто послушай…

— Я слушаю, Леночка, я очень внимательно тебя слушаю.

— У меня ни на что нет сил, — призналась Елена. — Даже обед приготовить — сущее мучение. Знаю ведь, что не только для него, но и для детей. Ничего не могу с собой поделать. Арсений деликатничает. Не говорит прямо, что моя стряпня не выдерживает никакой критики, наблюдает за мной. Все время спрашивает, что у меня болит. Я отшучиваюсь. Периодически отвечаю на вопросы Фила. С ним сложнее, он старше…

— Дети все чувствуют, — заметила Майя и принялась так старательно мыть свою чашку, словно ее отродясь никто не мыл. — А Коля?

— В обычные дни уходит рано, приходит поздно. По выходным убегает из дома после завтрака, возвращается затемно. В его жизни нет места разговорам с нудными и стареющими предками. Он всегда такой: о себе ничего не скажет, да и тебя ни о чем не спросит. — Елена улыбнулась. — Филипп тоже больше молчит. С отцом, правда, спорит о каких-то компьютерных программах. Я в этом ничего не понимаю. Арсений — маленький барометр. Когда мы думаем, что ведем себя идеально, он все равно порой так посмотрит… Мурашки по коже.

— Значит, Сенька вас давно рассекретил. Плохо дело, подружка. Дети-то за что страдают? Иногда думаю: слава богу, что не было у меня детишек с моим первым. Насмотрелись бы на всю жизнь…

Деревская знала историю Майи. До встречи с Романом Громовым та пять лет была замужем за мужчиной, находившем особый кайф в портвейне и сексе на пьяную голову. Сначала это было забавно. Майя наивно полагала, что «вечный праздник жизни» — лишь первая ступень. Время шло. Жить на трезвую голову у этого человека не получалось. Он то и дело попадал в неприятные истории, из которых Майе приходилось его вытаскивать. Она видела в этом свое предназначение, вознамерившись своей преданностью вернуть заблудшего на путь истинный. Но портвейн сменило белое полусухое, его — обязательный литр-другой пива, а к нему — «беленькая» и не знающие удержу кулаки. Они обрушивались на Майку совершенно без повода, неожиданно и жестоко. Майка терпела все, но в один прекрасный день все ее надежды на перемены к лучшему рухнули. Она поняла, что в обозримом будущем ей не получить того, о чем она мечтала больше всего, — здоровых детей. Муж не замечал, что катится в пропасть. Запои становились все более масштабными, затяжными. Из дома стали пропадать ценные вещи. Очередное рукоприкладство поставило жирную точку в неудавшемся браке. Майя вернулась в родительский дом обозленная, разочарованная, ненавидящая себя, весь мир.

Утешение нашла в работе. Принялась обустраивать отчий дом. Ремонт, на который у родителей не было денег, стал решенным вопросом. Майя работала за троих. Но генеральная уборка в обновленной квартире показала, что Майя не избавилась от тоски. Боль осталась. О возврате к прошлому не могло быть и речи. Несколько попыток бывшего мужа вызвать жалость, сочувствие закончились провалом. Майя больше не хотела прощать. Ей было невыносимо тошно от пропитанных неискренностью слов мужчины, с которым она прожила пять лет. Должно было произойти что-то значительное, грандиозное, чтобы вытеснить из ее памяти горечь поражения.

С детства Майя увлекалась шитьем. Сначала — одежки для любимых кукол, а позднее — что-то для себя, близких. Особое видение ткани, чутье. Родители приветствовали ее увлечение, но при этом говорили о важности высшего образования. Майя была не слишком прилежной ученицей. Она не горела желанием после школы еще пять лет провести за книгами. Поэтому выбрала текстильный техникум. Шить Майя могла днем и ночью. В годы замужества она едва ли могла позволить себе такую роскошь. Забросила лекала, кальки, мелки, полностью отдавая себя тонущему семейному кораблю. Небольшое ателье, в которое она устроилась, на какое-то время стало отдушиной. Но приходить на работу с синяками на лице было стыдно. Майя никому не жаловалась, отмалчивалась. Отшучивалась. Ложь звучала все менее убедительно. После очередной драки Майя уволилась. Ее не остановили уговоры сотрудниц, директора. Майя проявила упрямство. Она решила начать все заново.

Теперь она шила дома. Мама ненавязчиво предлагала ей принять заказ у очередной подруги. Потом у другой, после — у мужа подруги. Майя соглашалась и проводила все время за выкройками, за швейной машинкой. Это приносило хорошие деньги, но не решало личных проблем. После развода родители пытались помочь дочери. Тщетно. Майя словно приклеилась к столу с выкройкой. Клиентура расширялась, а портниха как была, так и оставалась одинокой, разочарованной, озлобленной, стареющей теткой.

Выйти из этого состояния помог случай. Позвонила не самая близкая подруга, с которой Майя давно не встречалась. Пригласила на день рождения. Мама посоветовала не отказываться и уговорила принять приглашение. Тогда Майя и познакомилась с Романом Громовым. Сначала она не придала встрече никакого значения. Ну, потанцевали. Подумаешь, уделил парень внимание тоскующей женщине. К тому времени Майе исполнилось двадцать восемь, а Роману, как шепнула ей на ушко подруга, — двадцать три. Связываться с «пацаном» Майе и в голову не приходило. Но Роман проявил удивительную настойчивость и за полгода сумел сломить ее сопротивление.

Первой его победой стало согласие Майи начать встречаться. От шестимесячного телефонного романа они, наконец, перешли к обычному общению: встречи, прогулки, посещения кафе и ресторанов, культурная программа. Майя постепенно оттаивала. Роман возвращал ее к жизни.

Майя расцвела. Это отмечали все, а она и не думала оспаривать. Отношения с Романом постепенно стали близкими. Ей было легко с ним. Она позволила себе роскошь быть любимой. Непередаваемое ощущение. Роман почувствовал, что время пришло, и сделал ей предложение. Он сказал, что любит ее, что у них непременно будут дети. И этим окончательно покорил оттаявшее сердце. Майка не любила его. Чувство, которое она испытывала к Роману, отличалось от его восторженного обожания. Но Майя решила воспользоваться шансом и сказала «да».

Свадьбу сыграли скромную, зато свадебное путешествие в Египет стало для Майи самым значительным воспоминанием. Однако даже без этой поездки она ощущала себя счастливой. Роман делал для этого все возможное и невозможное. Майя не просто убежала от одиночества, вырвалась из прошлого. Однажды она поняла, что в ее сердце зародилось ответное чувство. Удивительное, забытое уже ощущение праздника. Им так хорошо вдвоем! Они счастливы! Очень скоро случилось то, о чем Майя так долго мечтала. Она забеременела.

Майка знала, что родится девочка. Никакого УЗИ. Только необъяснимая уверенность, что на свет должно появиться нежное, белокурое существо, сама любовь. Никакого токсикоза, никаких осложняющих беременность обстоятельств. Девять месяцев ожидания в светлом и счастливом состоянии, а вот рожала Майка тяжело. Когда выписывалась из роддома, в ней осталось чуть ли не одна десятая собственной крови. Остальная — донорская, потребовавшаяся, чтобы спасти ее жизнь. Возвращаться в реальную жизнь после такого незапланированного путешествия оказалось крайне тяжело. Отношение близких к Майке было более чем трогательным, бережным, но она не желала причислять себя к больным, несчастным. Еще не окрепшая, измученная, недосыпающая, все время улыбалась. Ведь теперь у нее было все, о чем она мечтала: семья, дом, дочка, любовь. Роман обещал сделать ее счастливой и выполнил обещание.

Майя стала домохозяйкой. Роман выполнял все ее желания. Ради обожаемой дочки он был готов на все. Рядом с Громовым Майе настолько спокойно, настолько надежно, что порой она со страхом спрашивает себя: чем заслужила такое счастье? Майя боялась, что вслед за этой безоблачной светлой полосой обязательно последует черная, непроглядная. Так обычно и бывает. Но сейчас-то она по-настоящему счастлива. Главное — у нее есть Оленька. Ее девочка должна расти в счастливой семье, окруженная родительской любовью.

Елена вспомнила, как Майка говорила, что дочка никогда не узнает, что она согласилась выйти за ее отца от отчаяния, не признается, что то было желание убежать от себя, истерзанной, одинокой. Оля будет знать лишь то, что ее мать счастлива с таким мужчиной, как Громов. Оленька и себе найдет спутника, похожего на своего отца. Майка мечтает, что ее девочке повезет так же, как и ей.

— Наверное, в этом и есть секрет счастливого брака, — после недолгой паузы тихо произнесла Елена.

— В чем? — заинтересовалась Майя.

— Женщина должна быть горячо любимой, а сердце ее должно биться ровно.

— Новая интерпретация подставленной щеки? — Майя улыбнулась. — Может быть. У каждого в этой жизни своя правда.

— Правда в том, что я устала. — Елена была готова расплакаться. — Всю жизнь только и помню заботы, бессонные ночи. Дети, их болезни, переживания. Иван, его научная работа, его отсутствие, когда мне так нужна поддержка. И с чем я осталась?..

— С чем? — Майка прервала затянувшуюся паузу.

— Коля вырос. Еще немного, и мне останутся только телефонные звонки раз в неделю. Иногда мне кажется, он больше не считает меня своей матерью и только терпит мое присутствие. — Заметив, что Майя хочет возразить, попросила: — Молчи, ты обещала…

— Молчу.

— Филипп взрослеет быстрее, чем мне хотелось бы. Ему тоже скоро будет не до меня. Для него сейчас самое важное — подключить компьютер к Интернету. Остается Арсений, но и ему не всегда будет восемь. Одним словом, я думала, когда дети разлетятся, останемся мы. Одно целое, один кулак. Забудем все обиды, недоразумения и будем вместе стареть. Ничего не получится.

— Больше не могу слушать молча! Ты огорчена, растеряна, и в этом все дело. Ты все преувеличиваешь, дорогая моя Леночка. — Майя старалась, чтобы ее слова прозвучали убедительно. — Наберись терпения, милая. Все утрясется. Ты столько лет шла на компромисс, а теперь, когда Иван готов к тому же, упрямишься.

— Ругай меня, ругай, — улыбнулась Деревская.

— Да я не ругаю тебя, глупая. Я пытаюсь понять и поддержать.

— Спасибо.

— И еще совет, если ты в состоянии слышать кого-то, кроме себя. — Майя поджала губы.

— Давай.

— Может, око за око?

— Изменить ему? — Елена рассмеялась. Воображение нарисовало улыбающееся лицо Арсения. Тряхнув головой, заметила: — Хорош план для укрепления семейного очага.

— Видишь, ты не готова ему изменить, значит — любишь, значит — не хочешь терять.

— Ничего это не значит. — Деревская не хотела открывать всей правды.

— Держись, подружка.

— Ладно, Майка, пойду я. Скоро ужин подавать, — запечалилась Елена. Она уже пожалела, что поделилась с подругой своими горестями. Кажется, впервые Майка не поняла ее. А поняла бы, зная всю правду? О Матвееве, Арсении?

— Разогреют твои мужики ужин и без тебя. Посиди, отдохни.

— Спасибо тебе. Только с тобой и поговоришь. Что бы я без тебя делала? Только Ромке ничего не говори, — уходя, попросила Елена.

— Не буду и не собиралась. Это наши бабские тайны.

— Ну, пока.

— Пока, Ленчик. Держись и не скисай. Как хочешь, а выглядеть обязана! — Майя показала кулак. — Получишь от меня, если начнешь из себя серую мышку строить.

Словно всю свою жизнь она только тем и занималась, что отдавала честь, Елена ответила по-военному: «Есть!» И закрыв за собой дверь, стала не спеша спускаться по лестнице. У Тарасовых снова скандалили. Слышно было на весь подъезд.

«Разошлись бы, что ли, пока детей не нарожали», — с досадой подумала Елена, ускоряя шаг. Открыв дверь своей квартиры, буквально споткнулась о вопросительный взгляд Арсения. Нашла в себе силы непринужденно улыбнуться, передать привет от тети Майи. Потом юркнула на кухню, прижала руку к груди. Бешено колотилось сердце. Даже дыхание сбивалось. Елена покачала головой. Нервы, нервы. Им с Иваном нужно до чего-то договориться, иначе она сойдет с ума от неизвестности. Дальше так продолжаться не может.

Ей неуютно, одиноко, страшно. Все вокруг словно в густой дымке. Она бредет в тумане. Оглядываясь назад, мечтает увидеть отблески былых рассветов. А смотрит назад, потому что уверена: впереди ее ждет лишь непроглядная мгла. Но тогда стоит ли идти вперед? Елена с силой сжала виски руками. Она всегда говорила, что дети для нее — все. Она выстоит ради них. Ради того, чтобы они не страдали. Она ведь была счастлива, уже была. Счастье — миг. И она познала его. Нужно уметь быть благодарной судьбе. Даже за то, что та подарила ей всего лишь миг полета, только показала, как могло быть…

Зачем ворошить прошлое? Ничего не вернуть. Разобраться бы с настоящим. Пришло время серьезного разговора с Иваном. Им нужно обсудить, как вести себя, чтобы не травмировать Филиппа и Арсения. Николай поймет. Он уже взрослый. Младших нужно поберечь. Зачем им знать, что мать надоела их отцу? Разве они смогут понять?

Иван должен выбрать. Дом или забавы на стороне? Она с себя вины не снимает. Но виноваты оба. Столько лет Иван обманывал ее, а она принимала этот обман. Может быть, теперь он жалеет? Если так, то она не готова быть великодушной. Пока не готова, а потом… Загадывать в будущее — занятие пустое. Нужно жить сегодняшним днем. Просто жить. Сейчас ей и это дается с трудом. Ничего. Майка права. Только не киснуть, не превращаться в незаметную серую мышку. Она не опустится до мятых халатов, облезлого маникюра. Она останется женщиной. Сказав себе это, Елена почувствовала облегчение.

«Вот и хорошо». — Елена поставила на стол тарелки с узором из подсолнухов, положила желтые салфетки. Это ее способ поднимать настроение: праздничная сервировка, невзирая на будни, яркие краски. Может быть, сработает лучше натянутой улыбки?

«Я делаю это для всех… И для себя». — Она лгала даже самой себе.

Даже привыкший к сигаретному дыму, Николай почувствовал, что ему трудно дышать. Хотелось снова оказаться на улице, но отступать было некуда. Он добровольно пошел на это. Ему было необходимо увидеть Анну. Красивые, энергичные, лишенные каких-либо комплексов по поводу того, что прилично, а что нет, девушки — только ради них сходятся здесь жаждущие впечатлений мужики. Выступления девушек начинаются через час после открытия клуба. За это время посетители успевают разогреться коньячком, что, по задумке устроителей заведения, лишь усиливает впечатление от точеных, манящих фигурок.

Сумма, которую Николай заплатил за вход, показалась неоправданно высокой. Он насмешливо хмыкнул, когда ему вежливо объяснили, что здесь все по высшему разряду. Обидно было расставаться с круглой суммой, которую он рассчитывал потратить иначе. К тому же теперь он не был уверен, что сможет себе позволить что-то крепче колы. Анна разоряет его на расстоянии. Что будет, когда она на самом деле начнет перечислять свои «хочу»?

В «Рандеву» Деревского ожидал сюрприз: к его столику, заранее накрытому на двоих, подошла симпатичная официантка с небольшим подносом в руке. На нем фрукты, орешки, сухое печенье, чашки для кофе. Все это очень быстро оказалось на столе.

— Я ничего не заказывал, — стараясь казаться безмятежным, спокойно произнес Николай.

— Это стандартный набор для наших посетителей. Вы можете внести поправку: чай или кофе?

— Кофе, и покрепче. — Николай улыбнулся, быстрым взглядом оценив отличную фигурку девушки. Сколько ей лет? Максимум — двадцать. Глаза как у кошки. Она уже согласна на все.

— Для вас самый крепкий. — Лучезарно улыбнувшись, девушка исчезла в полумраке просторного зала.

Николай осмотрелся. Все продумано до мелочей. Подиум. Вокруг столики. Посетителей много. Несколько компаний из мужчин среднего возраста произвели на Николая не самое приятное впечатление. Некоторые из них уже изрядно подпили. Другие выглядели неприступно, на их лицах застыли презрительные гримасы. Несколько молодых парней балагурили, пытаясь перекричать ненавязчивую музыку, льющуюся отовсюду.

Рядом с ним пара: сухопарый мужчина лет пятидесяти и пожилая женщина его возраста с потерянным, ничего не выражающим лицом. Она то и дело берет сигарету, а он галантно подносит зажигалку. Николай усмехнулся: кто из них инициатор такой культурной программы? В конце концов, какое ему дело?

Зазвучала музыка. Ритмичная возбуждающая, она показалась Деревскому знакомой. За рулем он постоянно слушает радио, разбирается в музыкальных течениях, легко узнает исполнителей и хиты. На этот раз — промашка. Николай напрягается, пытаясь вспомнить название группы. Но ход его мыслей прервал резкий голос, приветствующий всех гостей.

Желая выглядеть уверенно, Николай всячески делал вид, что его ничто не удивляет, однако сердце неистово грохотало. Небрежно опершись о высокую спинку небольшого углового дивана, Николай замер. Он мучительно боролся с желанием закурить, но боялся, что дрожащие руки выдадут его волнение. Он ругал себя, обзывая засранцем, который сдрейфил от обычного похода в ночной клуб. Поглядывая по сторонам, Николай понял, что даже если он месяцами практически без отдыха будет крутить баранку, ему все равно не удастся заработать на этот способ жизни, на это развлечение. Здесь все пропитано запахом денег. Это мир Анны. Ее alter ego.

Неожиданно яркие лучи ударили по висящим под потолком зеркальным шарам. Они вращались, рассыпая в разные стороны ослепительные мерцающие искры. Как будто ворвалась струя свежего, дурманящего воздуха. Николай всем телом подался вперед. В голове что-то щелкнуло. Он тяжело задышал, судорожно впившись пальцами в край стола. Николай больше не мог притворяться и выглядеть непринужденно. Он выложил на стол пачку «Мальборо». Для него это роскошь. Обычно Николай довольствовался «Прилуками», но сегодня позволил себе шикануть. Он сделал это для Анны.

Николай нервничал. Сигареты — это мелочь. Кого он хочет обмануть? Для чего ему делать вид, что он крутой парень? Если девушке важно, какие сигареты ты куришь, стоит ли тратить на нее время? Ему хотелось выглядеть вальяжно в собственных глазах. Самооценка, зависящая от надписи на пачке сигарет, — полный абсурд, но парень запал на нее. Сейчас важна каждая мелочь. Как же ему нелегко справляться с нервами, он дрожит от сладострастного ожидания. Все, имеющее смысл, переместилось в конкретную область внизу живота. Николай был на взводе. Он не мог расслабиться, эмоции брали верх. То ли еще будет?! Что он, собственно, так завелся?

«Успокойся, парень!» — приказал себе Деревской.

Он не хотел себе признаваться, что боится встречи с Анной. В конце концов, ведь это в его власти остаться или уйти незамеченным. Десять дней Николай не отваживался прийти сюда. Проводил бурные вечера с Ириной, но ее грубоватый юмор и постоянная готовность к сексу вдруг его стали раздражать. Николай брал ее, испытывая растущую неприязнь. После встречи с Анной в нем что-то надломилось. И поговорить не с кем. Отец не поймет, друзья — засмеют. Николай варился в собственных мыслях, мучился.

Эти романтические существа в юбках всем своим естеством жаждут того, кто снится им по ночам, а не того, кто случайно окажется рядом. Они все усложняют. Им нужен тот единственный, любимый всей душой. Даже Ирке. Она ведь любит его. Сколько раз говорила об этом, запуская свои длинные пальцы в его шевелюру, говорила, лаская его. Он купается в этих признаниях, не считая нужным отвечать на них. Ему нечего ей сказать. Он никогда никому ничего не обещал. Хочешь быть рядом — будь, но никаких сложностей, никаких планов. Он упростил все до предела. Упростил или усложнил? А пока он хотел поскорее увидеть Анну. Музыка, улюлюканье публики, обстановка всеобщего психоза возбуждала.

Вдруг сверху на подиум посыпались лепестки, тысячи розовых лепестков. Гул восторга пронесся по залу, а вслед за ним — крики. Зрители приветствовали первую участницу ночного шоу. Девушка легко сбросила серебристый плащ и, оставшись в купальнике-бикини, стала исполнять танец живота. Она легко завела жаждущую эмоций публику. Топот ног, хлопки в ладоши, истерические крики. Среди хаоса звуков — протяжный визг. Только теперь Николай заметил нескольких девушек, сидящих за дальними столиками. Они вели себя вызывающе. «Искательницы приключений», — подумал Деревской. Разглядывая их, он пропустил окончание выступления.

Вскоре появилась еще одна девушка. Невероятно гибкая, она вытворяла со своим телом такие па, что у Деревского сбивалось дыхание. Едва не опрокинул на себя чашку с горячим кофе. Надо же так опростоволоситься! Он даже не заметил, когда официантка принесла ему кофе. Во рту было сухо. Пожалуй, виноград его спасение. Николай оторвал несколько ягод и бросил их в рот. Живительная влага смочила горло, приятная кислинка разлилась по языку. Виноград без косточек. Недолго думая, Николай быстро отправил в рот еще несколько ягод, потом — еще.

Посетители входили в раж. Две обворожительные красотки обосновались у сверкающих шестов. Николай жадно наблюдал за происходящим, ощущая томление плоти. Уж он показал бы им, что к чему! Заставил бы их стонать от наслаждения. В какой-то момент он вдруг почувствовал себя марионеткой в ловких руках. Наверное, со стороны он смотрится жалко. Замаскировался пачкой «Мальборо», но по всему видно, что он — простак, которому здесь не место. Николаю стало неуютно в полумраке заведения под названием «Рандеву». Не нужно было ему сюда приходить.

Николай отвлекся от происходящего на сцене. Все это действо его мало занимает. Он здесь только для того, чтобы убедиться в реальности существования девушки по имени Анна. Николай уверенно взял чашку, отхлебнул остывший кофе. Но руки дрожали от волнения. Он едва не расплескал содержимое чашки. Быстро поставив ее на стол, бросил взгляд на сцену. Меньше всего он хотел, чтобы Анна оказалась в числе тех, кто выходит на эту сцену. Как было бы здорово, если бы она его попросту обманула. Есть такие девицы, которые легко надевают маску порока. А на самом деле — обычные девчонки. У них просто слишком серая, скучная жизнь. Вот они и придумывают себе приключения.

Деревской в который раз осмотрелся. Вокруг бесновалась заведенная алкоголем и девочками публика, а ему все это казалось дурным сном. Сейчас он откроет глаза и окажется за рулем своей машины. А в нескольких метрах его будет ждать очередной пассажир, очередная история. Он только что высадил красивую молоденькую девушку по имени Анна. Она учится в институте и подрабатывает где-то в кафе, не сказала в каком. Николай улыбнулся — всего лишь нюанс, а как все меняется.! Кафе и ночной стриптиз-клуб. Небо и земля, вода и пламя.

Кофе допит одним большим глотком. Смаковать нет времени или желания. Видела бы его мама! Она большой ценитель кофе и была бы в шоке от такого дикого отношения к этому волшебному напитку. Мама наказала бы его тем, что отказалась варить ему настоящий кофе, который ей присылают из-за границы друзья или привозит из командировок отец.

«О чем это я думаю?» — всполошился Николай.

Будто кто-то может прочесть его мысли и выставить из райского уголка наслаждения за несоответствие его канонам. Наивный, он о себе слишком высокого мнения. Никому нет дела до того, о чем думает и чем занят Николай Деревской, присутствующий на очередном шоу победы плоти над разумом. Все здесь во власти эмоций. Ими посетителей щедро кормят длинноногие дивы. Девушки манят упругой обнаженной грудью, роскошными формами. Их влажные тела вытворяют такие движения, что дух захватывает. В каких школах учат искусству обольщения? Николай усмехнулся. Девчонки рождаются со способностью морочить головы, завораживать. Прибавить к этому желание поскорее выскочить замуж, и картина получается исчерпывающая. Хамелеоны: в зависимости от ситуации они или ангелы, или демоны.

Зачем далеко ходить? Взять Анну. От одного воспоминания о ней Николая бросило в жар. Как же ему хочется увидеть ее! А время, казалось, остановилось. Эти девушки на сцене никогда не закончат своего выступления. Надоели. Николай оперся о спинку стула и облегченно вздохнул. Ему уже не хотелось переспать с одной из этих призывно улыбающихся красоток. Он здесь не для этого. Глядя на гуттаперчевых девиц, совершенно ясно, что с ними происходит после окончания шоу.

Девочек разберут по машинам, квартирам, потаенным комнатам заведения. Возбужденным зрителям нужно спустить пар. Правда, ни одна из танцовщиц не признается, что работает не только на сцене. Даже между собой они не откровенничают на эту тему. А если отказываться от продолжения вечера, очень скоро можно оказаться без работы. Астрологи твердят об эре Водолея. Тогда он, этот самый Водолей, — символ алчности и всемогущества шелестящих бумажек. Грязные купюры, на которые лепят президентов, атаманов, национальных героев и поэтов.

Николай прижал руку к внутреннему карману джинсовой куртки. Там лежала припрятанная от всех сумма, на которую он собирался купить любовь Анны. Деньги, по его меркам, немалые. Они придавали ему уверенность и сознание могущества. Хотя бы на один этот вечер, на одну безумную ночь! Фантазия, которую воспаленное сознание Николая обыгрывает не первый день. При этом он мнит себя жертвой, а эту белокурую девицу — последней потаскухой. Он будет с ней жесток и неутомим. Она запомнит его, принявшего обыкновенную шлюху за ангела. Он отомстит ей за обман. Заметив, что снова вскипает, Николай отправил в рот кисло-сладкие виноградины. Спазм в горле помешал проглотить очередную ягодку. Он выплюнул ее прямо на стол, раздавленную, неаппетитную.

На сцене появилась низкого роста пышногрудая, полная женщина. Дожидаясь, пока стихнут приветственные аплодисменты, она раздавала воздушные поцелуи. Наконец в наступившей тишине объявила:

— Дорогие гости! Я знаю, вы с трепетом ждете этого момента!..

Николай напрягся. Он был уверен, что речь идет об Анне. И уже не слышал последних слов толстухи, утонувших в бурных приветствиях публики. Зачем ему слова? Пусть лицо ее скрыто маской, тело облачено в длинный воздушный плащ, на ногах вызывающе высокие черные кожаные сапоги, Николай знал — это она! Волна золотистых, сверкающих от бликов зеркальных шаров волос играла на складках волнующего одеяния Анны. Тем, кто уже выходил на эту сцену, далеко до нее. Они — дешевки, а вот она… Николай перестал слышать музыку, во рту пересохло. Облизывая сухие губы, он упивался кошачьей грацией Анны.

Крики одобрения звучали со всех сторон. Вот упал на сцену плащ, соскользнули с изящных рук перчатки. Прозрачная длинная блуза полетела в зал, оказавшись в руках у одного из восторженных зрителей. Николай поискал счастливчика глазами. Чье-то потное лицо утонуло в невесомых складках того, что несколько мгновений назад прикрывало идеальные формы. Повезло какому-то фетишисту. Ничего. Кому-то досталась блузочка, а он получит все остальное. Он получит саму Анну.

Ее сексуальный танец достиг апогея. Она осталась в едва заметных трусиках. Здесь важно как можно больше открыть, а не прикрыть. Плюс недвусмысленные «па». Портрет соблазна в чистом виде. Николай был возбужден. Здесь только он, Анна. Он щурится от ярких бликов от сверкающих под потолком зеркальных шаров.

— Как вам наша звездочка? Аннушка — прелесть, да? — Николай вздрогнул и недовольно оглянулся на того, кто посмел отвлечь его от действа. Знакомый голос. Где-то он уже слышал эти интонации. У его столика стояла толстушка, представлявшая всех участниц шоу.

— Чего вам надо? — огрызнулся Николай. Это не то место, где блещут маминым воспитанием, выдавая дежурную охлаждающую фразу: «Простите, чем обязан?» Тут не до церемоний. Пусть скажет спасибо, что он не послал ее куда подальше. Она мешает ему наслаждаться прелестями Анны.

— Анна — наша изюминка. — Сделав вид, что не замечает грубого тона Николая, женщина улыбнулась и от этого сделалась еще менее привлекательной. — Она — украшение нашего заведения, дорогое украшение.

— Вы-то кто будете? — Николай разозлился, потянулся за сигаретой. Женщина услужливо чиркнула зажигалкой. Деревской процедил сквозь зубы: — Благодарю.

— Я Жаннет. Хозяйка этого клуба.

— Ух ты! — Николай прищелкнул языком, выпуская мощную струю дыма. Краем глаза он посматривал на сцену. — Хозяйка, значит. Заодно выступаете в роли конферансье?

— Это страсть к актерству в дополнение к колоритной внешности, — засмеялась Жаннет. — Утоляю ее как могу. Знаете Рязанова?

— Рязанова?

— Эльдара Рязанова. — Она произнесла это имя так, будто этот человек — частый гость на ее кухне. — Ну, известный режиссер? Уверена, что знаете. Он во всех своих фильмах исполняет эпизодическую роль. Утоляет страсть к лицедейству. Вот и я так же.

Эта словоохотливая дама раздражала Николая. Если он отреагирует, она снова начнет блистать знаниями о жизни замечательных людей. И что она прицепилась? Он не станет поддерживать разговор, который отвлекает его от главного. Николай уставился на сцену. Анна как раз в очередной раз выставила напоказ точеные груди с крохотными светло-коричневыми сосками. Такой тип груди нравился Николаю более всего. Эти крошечные пигментные пятна кажутся ему верхом совершенства. Жаннет мешала ему. Почему бы ей не поговорить с кем-то другим? Николай решает объяснить, что он пришел сюда не для светских бесед.

— Простите, я могу показаться невежливым, — он был горд, что нашел в себе силы изъясняться утонченно, — мне бы хотелось досмотреть шоу.

— Понимаю.

— Время летит.

— Да, да, разумеется. — Женщина всколыхнулась всей своей пышной, необъятной массой, но лишь для того, чтобы пододвинуться к Николаю поближе.

— Что? Что еще? — Оказывается, быть вежливым не всегда выгодно. Нужно было послать ее к черту в самом начале.

— Я хочу попросить вас уделить мне немного вашего драгоценного времени. Не сейчас, а после представления, — на самое ушко прокричала Жаннет. Ей пришлось говорить громко, потому что выступление Анны вызвало бурю эмоций.

— На кой черт?! — взорвался Николай, досадуя, что какая-то жирная тетка с лоснящимся лицом и ярко накрашенными губами отвлекает его.

— Просто скажите «да»! — Жаннет впилась в него маленькими, глубоко посаженными глазками.

Николаю стало не по себе. Он понимал, что у него нет другого выхода. Она не оставит его в покое.

— Да! Я сказал «да».

— Я буду ждать вас за вон той дверью. — Жаннет выбросила вперед указательный палец. Толстый, с ярким маникюром, он выглядел так же уродливо, как и его обладательница. Но сверкающий камень внушительного размера заставил Николая взглянуть на Жаннет иначе. Дорогое кольцо. Он встретился с женщиной взглядом. Пожалуй, у нее красивый чувственный рот. Почему он сразу этого не заметил?

На этом этапе больше говорить было не о чем. Жаннет исчезла так же внезапно, как и появилась. Николай вздохнул с облегчением, докуривая сигарету. Он подумал, что эта женщина знает, чего хочет, и главное, ей без особых усилий удается добиться желаемого. Человека характеризуют не столько сами желания, сколько умение воплощать их в реальность.

Можно иметь грандиозные планы, но не реализовать и сотой их доли. В этом парадокс жизни. Несовпадение желаемого с действительностью. У Николая это зловредное правило срабатывает на «ура». Даже сейчас, вместо того чтобы все внимание переключить на Анну, он потерял столько времени на эту толстую стерву. Хотелось бы, чтобы причина, по которой он должен открыть указанную дверь, оказалась весомой.

Теперь Николай наверстывал упущенное. Он наблюдал за Анной во все глаза. Она действительно здорово двигается. Жаннет назвала ее звездочкой? Почему она начала разговор именно с этого? Зачем ей встречаться с ним после представления? Жаннет, наверное, сводня. Точно! Примечает, у кого в зале глаза горят, кто на кого западает, а потом выставляет условия, цену набивает. Не хочет продешевить. Ей нужно проверить, насколько он платежеспособен? Хорошо. Пусть не думает, что он испугается и не зайдет.

Николай сбился на мысли о хозяйке «Рандеву», вместо того, чтобы любоваться Анной. А время летело. К моменту, когда Деревской снова полностью восстановил внимание, девушка закончила выступление. Под шумные возгласы одобрения она грациозно покинула сцену. Последнее, что запомнилось Николаю, — качнувшаяся волна золотых волос, изящные пальчики, помахавшие на прощание возбужденной публике. Поднявшись из-за стола, Николай направился за сверкающий занавес. Но верзила с рельефными мускулами молча его остановил.

— Я к Анне, — ни с того ни с сего брякнул Николай. Но парень, выполняющий обязанности охранника-вышибалы, покачал головой. — Вы ей скажите, что здесь Ник. Она поймет.

— У нее скоро второй выход, — соизволил произнести охранник. Он говорил так, будто ему лень разжимать его квадратные челюсти. — Займите свое место.

— Я не в очереди за колбасой! — зашипел Николай, сжимая кулаки.

— Не нужно скандалить, — более миролюбиво произнес охранник и, глядя куда-то поверх головы Деревского, добавил: — У нас заведение приличное.

— Да уж… — Желание врезать этому скале-охраннику поубавилось. Николай вернулся за свой столик.

Настроение было испорчено: Жаннет помешала посмотреть выступление Анны. К самой Анне не пробраться. Словно королеву Англии охраняют. Только почему-то никто не противится тому, как во время представления потные ручки суют ей под резинки банкноты. Интересно, какой процент она оставляет себе? Николая передернуло: он только представил, через сколько мужчин прошла эта хрупкая девушка, таким своеобразным способом зарабатывая себе на жизнь. Он может стать десятым, тридцатым, сотым. Все зависит от аппетитов Анны и того, насколько сильное желание она вызывает.

— Эй, пойдем со мной, — голос верзилы раздался над самым ухом Николая.

— Черт! — Все здесь взяли моду подходить к нему неожиданно. — Куда идти?

— Анна приглашает, — коротко ответил охранник. — Быстрее. Номер сорвешь. Шевелись!

— Иду я, — быстро согласился Николай. Ему не верилось, что через минуту он увидит Анну. Николай еще не до конца осознает, что это она позвала его. Значит, заметила, значит, узнала, и ей есть что сказать! А что скажет ей он?

— Примадонна хренова, — открывая дверь гримерки Анны, пробубнил охранник и, поймав гневный взгляд Николая, засмеялся. — Прошу, прошу.

Николай решительно зашел и закрыл за собою дверь.

— Здравствуй, Ник.

От ее голоса у Николая подогнулись колени. Он оперся о стену. Волнение помешало ему ответить на приветствие, но это было даже кстати. Иногда отсутствие слов действует лучше любой самой хорошо подготовленной речи. Анна сочла молчание за проявление презрения, негодования, осуждения.

— Ты, конечно, осуждаешь меня?.. Ты не должен. Не имеешь права. Это моя жизнь, и я не звала тебя в нее.

— Мне извиниться и уйти? — К Николаю вернулась прежняя уверенность. Анна помогла ему преодолеть его страхи. Он боялся выглядеть посмешищем, а оправдывается-то она. Того и гляди выдаст душераздирающую историю своего падения. Что ж, он готов выслушать. Правда, успеет ли? Ведь верзила говорил, что скоро ее выход. — Так ты хочешь, чтобы я ушел?

— И приходить не стоило. То, как ты смотрел на меня в машине, когда я сказала о клубе… У тебя все на лице было написано.

— Зачем же ты согласилась на свидание?

— Ты мне понравился, — ответила Анна, опустив глаза.

«Она врет, — подумал Николай. — На самом деле он ей не нужен. Водитель такси не из той жизни, о которой она мечтает. Ему в ней нет места».

Анне была приятна растерянность Николая. А он никогда еще не чувствовал себя так паршиво. Нет, не понять ему эти голубые глазки. Кажется, он отступает от своего правила: никаких осложнений в любовных делах. Ему от женщин нужно другое — покорность и готовность к сексу.

— Не знаю, что сказать, Аня. Мне не по душе все это.

— Ты пришел, чтобы окончательно убедиться в моей развращенности и больше не встречаться? — с насмешкой спросила Анна. — Или решил, что девчонка доступна, так что проблем не будет?

Николай не мог отвести от нее глаз. Она была снова в полупрозрачной одежде. Туника, под которой просвечивались обнаженная грудь, трусики, золотая цепочка на талии. Анна так сексуальна!

— Я не знаю, зачем пришел. — Сейчас ему не хотелось ставить точку. Разве можно останавливаться на половине пути? Она ему очень нравится. В конце концов, он на ней не жениться собирается.

— А если я попрошу тебя уйти, ты сделаешь это?

— Нет. — Деревской не собирается лишать себя удовольствия, за которое, между прочим, заплатил немалые деньги. — Я не уйду.

— Пожалуйста! Я не хочу, чтобы ты оставался.

— Слушай, что за истерика? — съехидничал Николай.

— Я прошу тебя уйти.

— Не усложняй. Я досмотрю, а после выступления ты поедешь со мной. — Николай направился к выходу. — Я один из тех, для кого ты выступаешь. Приди в себя и работай.

— Моя работа не заканчивается последним выходом на сцену! — выдохнула Анна. Она облокотилась на спинку стула, боясь поднять глаза. — И это мне решать, с кем, за сколько и когда.

— Я это уже понял. — Николай не обернулся. Внутри у него в который раз за этот вечер что-то оборвалось. — Не переживай. Я заплачу столько, чтобы тебя отпустили со мной без всяких колебаний. Кажется, твою хозяйку зовут Жаннет? Я договорюсь с ней.

— Я не пойду с тобой! — закричала Анна.

— Жаннет нужны только деньги, так что не тебе выбирать. Это ты преувеличила.

— Только не с тобой! — Анна сжала виски и отчаянно заскулила. Но дверь за Николаем уже закрылась. Девушка без сил опустилась на стул и заплакала, позабыв о макияже.

Вошедшая Жаннет не скрывала раздражения. Первая реакция хозяйки — звонкая пощечина. Потирая горящую щеку, Анна со страхом глянула на часы.

— Да, да, дорогуша, через пять минут твой выход! Давай приходи в себя. — Жаннет резко взяла ее за подбородок, приподняла его и зло добавила: — Забыла, девочка, как жить на одну стипендию? Я тебя берегу как принцессу, а ты мне тут любовь наворачиваешь?! Кто этот чурбан?

— Случайный знакомый.

— Настолько случайный, что ты захотела с ним встретиться? — Глаза Жаннет впились в Анну.

— Я его не звала!

— Сегодня же пойдешь под любого, кто больше заплатит. Хватит прикидываться герцогиней в шестом колене.

— Вы же обещали, что только танцы… Пусть в любое время, но только танцы, — напомнила Анна. — Пока я сама, пока я не решусь…

— Рокотова, приди в себя. Будешь делать то, что я скажу. Иначе — всем покажу твои фотки, поняла?! Вылетишь из твоего долбаного института всем на посмешище. Ты ведь никому не рассказываешь о своих забавах? Они все отвернутся от тебя. Ты ведь боишься этого! Поняла?!

— Я поняла. — Слезы еще не высохли, но Анна прямо посмотрела в глаза Жаннет.

— Хорошо поняла?!!

Анна закрыла глаза и увидела цветные снимки, на которых она обнаженная позирует в самых разных ракурсах. Впечатляющие фотографии. Это была ее первая «фотосессия», за которую Анна получила большие деньги. Потом была вторая, третья. Она уже перестала бояться объектива, когда появилась эта толстушка. Жаннет добродушно улыбалась и говорила, как щедро одарила Анну природа. Потом любовалась фотографиями, которые сделал горе-фотограф. Это потом Анна поняла, что они работали вместе, а тогда она сочла его подлым предателем. По-детски обиделась, не пришла в назначенный день.

На следующий день возле входа в институт ее ждала все та же толстушка. Только теперь она была менее любезна, более категорична. Ее короткий монолог сводился к тому, что Анна должна работать на нее. В ее заведении хорошо платят, а с такими ножками — гарантированы премиальные. Анна отказалась. Повышенной стипендии ей едва хватало на жизнь, но она давно привыкла вести аскетический образ жизни. Не позволяла себе даже думать о том, что выходило за рамки ее скромного бюджета. Прибавка к бюджету в виде половинки лаборантской ставки позволяла сносно питаться. Никаких излишеств, но Анна никогда не жаловалась на судьбу. Никто не виноват, что она шесть лет назад осталась без родителей: поехали они отдохнуть на море и больше не вернулись. Серпантин крымских дорог оказался настоящим испытанием для водителя, который так и не довез их до базы отдыха.

К тому времени бабушки и дедушки со стороны отца давно не было в живых. Мамина мама, давно и необратимо состоявшая со своей дочерью в ссоре, была вынуждена принять на себя заботы о внучке. Однако горе подкосило ее и без того слабое здоровье. Анна оказалась предоставлена самой себе: бабушка все время болела, лежала в больницах. Когда находилась дома, лучше не становилось. При первой же возможности Анна получала очередную дозу нелюбви, которую единственная родственница щедро изливала на нее. Два года назад бабушки не стало. Несмотря на не самые теплые отношения, Анна скучала по ней. Теперь, оставшись одна на белом свете, девушка поняла, что ее жизнь зависит только от нее самой. Собственно, это было ясно после гибели родителей. Судьба испытывала ее на прочность, и Анна решила доказать, что выдержит.

Она успешно окончила школу, сдала экзамены в институт и готовилась стать профессионалом в гостиничном бизнесе. Шла к своей цели целеустремленно, решительно. Только вот денег на жизнь катастрофически не хватало. Задолженности за квартиру росли. Одежда совсем поизносилась. С обувью вообще была беда. Анна изощрялась, как могла, пока однажды не повстречала на улице одного довольно странного с виду мужчину. Он не сводил с нее глаз. В тот момент Анна решила, что привлекла к себе внимание потрепанным видом. Ей стало невыносимо стыдно, и она побежала по улице от этого пристального взгляда. Но мужчина словно следил за ней. Их пути стали пересекаться чаще. И однажды он заговорил с ней.

Мужчина был любезен, и Анна перестала бояться встреч с ним.

— Я не виноват. — Он так смешно выбрасывал вперед руки, махал ими, закрыв глаза. — Простите ради бога. Стоит мне их открыть, как я вижу чудо, и это чудо — вы! Я отвык от чудес! А оно есть, оно рядом!

Он был не первым, кто сказал, что Анна красива. Она знала это. Однако уличный ценитель ее красоты предложил нечто совершенно невообразимое: он сказал, что может предложить ей хорошую работу и большие деньги. Анна испугалась, но Валентин поспешил ее успокоить:

— Это не то, о чем вы подумали, Анна. — К тому времени, они уже обращались друг к другу по имени, на «вы». — Я все объясню.

Анна не сразу приняла предложение. Но, поразмыслив, решила, что должна согласиться. Никто не узнает. Фотографии Валентин обещал никому не показывать и использовать лишь как для вдохновения перед работой. Мастерская, в которую попала Анна, доказывала правоту слов Валентина: он не лгал, когда говорил, что скульптура — его страсть и крест. Анна рассматривала его работы, боясь признаться, что они ей не нравятся. Валентин все понял сам. Он сказал, что уже несколько лет, как потерял чувство материала. Ничто не могло привести его в состояние творчества. Признался, что, увидев Анну на улице, сразу почувствовал, что оно вернулось. Он сможет работать. Она вернула его к жизни! Только ему нужно всегда знать, что он может видеть свою спасительницу. Пусть даже только на фотографиях.

Выслушав такую трогательную историю, Анна была горда собой и согласилась позировать мастеру. Она именно так называла его в мыслях, а в какой-то момент почувствовала романтические вибрации. Этот высокий худощавый мужчина с беспокойными глазами и легкой небритостью, никогда не переходившей рамки приличия, внушал ей трепет. Анна преклонялась перед истинным талантом. Они рассказывали друг другу о себе.

— То, что я тебя встретил, — судьба. Знаешь, она лишь однажды стучится в твою дверь. Не услышал — и она уходит прочь. — Валентин казался искренним, что привязывало Анну к Валентину все крепче.

Еще немного — и она влюбилась бы в своего словоохотливого фотографа-скульптора. Но появилась Жаннет, и сказка закончилась. Увидеть свои фото в Интернете и на столе декана — этот страшный кошмар сделал Анну послушной, уязвимой.

— Зачем? Зачем весь этот спектакль? — Вытирая слезы, она пыталась услышать от Валентина слова оправдания.

Но он молчал.

Анна согласилась танцевать в ночном клубе. В детстве она шесть лет занималась в танцевальном кружке. Дома хранились призы, медали, которые они с партнером получали на выступлениях. Ей говорили о природном чувстве ритма, невероятной пластичности и артистичности. Анна никогда не думала, что эти уроки танцев однажды пригодятся. К тому же с годами девушка стала настоящей красавицей. Только пока красота не принесла ей счастья.

— Рокотова, ты пришла в себя?

Жаннет испепеляла ее взглядом. Анна поспешно закрыла лицо руками. Только не пощечина! С ней такое впервые в жизни. Никто и никогда не бил ее по лицу. Жаннет не представляет, какую глубокую рану она нанесла ее самолюбию.

— Мне два раза повторять не нужно. — Пересохшие губы едва разжались.

— Вот и славно. — Жаннет похлопала девушку по щеке. — Я же люблю тебя как свою девочку. Коварная, не делай больше так. Не огорчай меня. Нельзя ставить под угрозу интересы заведения. Понимаешь?

— Да.

— Этого больше не повторится?

— Нет, не повторится. — Анна прямо посмотрела на Жаннет.

— Убрать твоего воздыхателя? Проучить его?

— Не нужно.

— Уверена?

— Да.

— Он первый, кто сегодня захочет тебя, — предупредила Жаннет. Глаз у нее на такие дела был наметан. Решив поиграть в демократию, она участливо спросила: — Что будем делать?

— Лучше уж с ним, — сдалась Анна. Рано или поздно какой-нибудь пьяный дядя получит от нее то, что она так усердно бережет. Для чего? Ей скоро двадцать, судя по разговорам однокурсниц, она принадлежит к вымирающему племени девственниц. В наше бурное время оно вызывает лишь сочувствие и удивление. Анна устала от постоянных насмешек.

— Я сразу поняла, что он здесь только ради тебя. — Жаннет закурила. — Кем он работает?

— Таксист.

— Не-ет! — Жаннет презрительно скривила губы.

— Он таксист.

— Не глупи, девочка. Это не твой уровень. Забудь о нем. Не порть мне бизнес, а себе жизнь.

— Жизнь на поводке…

— Теперь ты сытно ешь, сладко спишь, одеваешься в модных бутиках. Ты тратишь на косметику столько, сколько получает доктор наук. Это чудо тебе не пара. Он никогда не обеспечит тебя. Ты сбежишь от него на третий день.

— Я знаю. — Анна отвернулась.

— Послушай, у тебя есть то, что можно дорого продать. С выгодой и для тебя, и для меня. Этот купец не потянет, слышишь?

— Как пошло, — прошептала Анна.

— Дискуссию закрываем. — Жаннет стряхнула пепел на пол. — Время поджимает. Пришла в себя?

— Да.

— Все, подмажься — и работать.

— Не ругайте Бориса. — Анна боялась, что охраннику достанется за Николая.

— Адвокаты учатся на юридическом факультете, а не на факультете гостиничного бизнеса, — выходя, заметила Жаннет.

Припудривая пуховкой лицо, Анна смотрела на себя в большое зеркало. Мысли о Николае не давали ей покоя. Он в зале. Зачем он пришел? Она ведь дала ему понять, что не готова к серьезным отношениям. Еще не встретила того, кому готова отдать всю себя. Мужчины не способны понять до конца то, что чувствует девушка, становясь женщиной. И Николай не тот, с кем Анне хотелось бы начать путешествие в мир пока неведомой жизни. Водитель такси… Нищета. Какая может быть жизнь с такой профессией?

Да, она солгала, когда сказала, что он ей понравился. Но все же искра промелькнула. Минутная слабость, магия голоса. А как он смотрел на нее! Сколько раз она видела этот тяжелый, полный желания взгляд мужчины. Анна спокойно относилась к таким проявлениям внимания, а тут вдруг растаяла. Играла роль то святой, то путаны и, кажется, перестаралась. Анна точно знает, что Николай не тот, настоящий, которого она ждет. Свидание с ним должно было стать первым и последним. Напрасно она назвала место своей работы. Ей захотелось выглядеть не невинной овечкой, а прожженной стервой, до которой водитель такси недотягивает. Ошиблась. Не учла, что Николая заденет именно «Рандеву». Ей не могло прийти в голову, сколько противоречивых мыслей роилось в его голове со времени их встречи.

— Ничего не будет, ничего! — прошептала Анна и в последний раз придирчиво посмотрела на себя.

Все в порядке. Она выглядит, как обычно, обворожительно. Сейчас выйдет на сцену, и зал загудит, взорвется. Анна умеет заводить зрителей настолько, что к концу выступления идет по шуршащему ковру из банкнот. Опьяневшие, одурманенные мужчины будут бросать к ее ногам деньги, цветы, пытаться надеть на палец кольцо. Однажды один особенно рьяный поклонник пенсионного возраста дрожащими руками протянул ей золотую цепочку. Цепочка оказалась слишком длинной и массивной для того, чтобы носить ее на шее. Тогда Анна с улыбкой надела эту цепочку себе на талию. Зал заревел от восторга! Сейчас это украшение на ней. Оно — ее талисман. Анна заметила, какие косые взгляды бросал на него Николай.

— Смотри сколько влезет! — со злостью позволила ему Анна.

Пора на сцену. Борис ждал ее у двери. Она вопросительно посмотрела на него. Он жестом показал, что все в порядке. Анна вздохнула с облегчением и направилась к узкому проходу, ведущему на сцену. Сейчас Жаннет объявит ее выход, и она снова будет танцевать. Анна любит танец, ей нравится владеть своим телом. Оно беспрекословно подчиняется ей. Каждый раз Анна разыгрывает настоящее представление. Для непосвященных ее выступление — откровенный призыв, эротический выброс, а для нее — придуманная на ходу история, в которой она то жертва, то победитель, то счастливая влюбленная, то коварная разлучница. Сколько личин примерила на себя Анна за год работы в клубе? Кто она сейчас?

Первым делом Анна посмотрела в полутьму зала. Вот и Николай. Значит, не ушел. Он сидит за столиком достаточно близко, нервно курит. Льется музыка, Анна двигается по сцене. Воздушная туника едва держится на ней, скрепленная на плече легко расстегивающейся булавкой. Одного ловкого движения достаточно, чтобы предстать перед публикой в одних плавках и золотой цепочке. Ее звенья приятно перекатываются, ласкают кожу, танцуя вместе с хозяйкой.

Давно не появлялся старичок, сделавший этот подарок. Но на ее выступления приходит все больше народу. Жаннет знает свое дело: рекламирует шоу по высшему классу. Вот и сегодня зал полон. Но Анна видит только одного человека, ловящего каждое ее движение. Танцуя, она вдруг испугалась: «Он ведь сумасшедший! Возьмет и сдержит слово…» Она представила картину жадного, почти звериного обладания. Горячая волна желания окатила ее. Может быть, ей будет приятно? Пора перейти черту, за которой останутся платонические вздохи, романтические свидания.

Однажды она уже любила. Болезненное воспоминание. Он дал понять, что она — глупая блондинка, которая ему неинтересна. Что она сделала не так? Почему он так решил? Он не должен был так говорить с ней! Его насмешливый взгляд Анна запомнила на всю жизнь. Лучше бы он взял ее, а потом бросил. Но он дал понять, что она не достойна даже случайно оказаться в его постели. Большего пренебрежения трудно было представить. Оно жгло ее изнутри, делая беззащитной, неуверенной. Даже выходки Жаннет выглядели более безобидными. Лишь на сцене Анна становилась другой — уверенной, раскованной, бесстрашной.

Вот она взмахивает руками, сбрасывая с себя тягостные воспоминания. Она будет танцевать то, что пережила. Обиду, боль, разочарование и надежду на любовь. Ее фантазии воплотятся в движения. Анна входит в придуманный образ. Слышит музыку и чувствует биение своего сердца. Ей хочется снова увидеть напряженное лицо Николая. Пришло время. Она должна, наконец, отдаться мужчине.

Глаза Николая горят недобрым огнем. Анна танцует как в последний раз. Под ее чары попал не только избранный, но и те, кто исступленно ждет окончания выступления. Желающие продолжить знакомство ринутся за сцену, но там им преградит путь Борис и еще пара юношей, которых нанимает Жаннет. Сама она будет ждать Анну в своем кабинете. Одна из потайных дверей в него находится за ширмой в ее гримерке.

Жаннет клятвенно обещала Анне не приобщать ее, как всех остальных девушек, к оргиям, которые устраиваются в клубе после окончания шоу. Именно эти шумные застолья и забавы составляют львиную часть доходов «Рандеву». Жаннет обещала, что Анна будет только с теми, с кем сама захочет. Опытная пройдоха-хозяйка думала, что девчонка покочевряжится и перестанет строить из себя недотрогу. Так прошли месяц, другой, полгода, и Анна не принимала участия в закулисной программе. Она стала звездой шоу. На ее выступления слетаются со всех концов города солидные бизнесмены, уставшие от жен и любовниц дельцы, состарившиеся ловеласы и отчаянно беспомощные богатенькие старички.

Шуршащий ковер из купюр, по которому ступают изящные ножки Анны, достается Жаннет, а девчонка получает свои проценты и этим счастлива. Здесь никого не обижают. Заработал — получи и не забудь отдать то, что положено. Никто не шутит с мамой Жанной по поводу денег. Все знают, как она сурова, когда ее пытаются выставить. Страшные истории о тех, кто недооценил суровость толстушки Жаннет, набатом звучат в ушах работающих в «Рандеву». Анну тоже просветили. Поэтому она боится задавать себе вопрос: если она захочет уйти, что скажет ей хозяйка? Ведь когда-нибудь ей придется это сделать.

В этот момент Анна замечает, что Николай поднимается из-за стола и направляется к «парадному входу» в комнату Жаннет. Анна сбивается с ритма. Она едва не срывает выступление, но публика ничего не замечает, приветствуя свою любимицу как всегда бурно. Выходить на «бис» здесь не принято. Со сцены Анна мчится в гримерку. Забежав за ширму, забывает правила хорошего тона и без стука врывается в кабинет Жаннет.

Николай сидел за столом в любимом кресле хозяйки. А где же она сама?

— Что ты здесь делаешь, Ник? — Анна пытается понять, что происходит. Какое у него странное лицо!.. Словно она застала его на месте преступления. Его глаза неприятно блестят. Очень скоро она понимает причину напряженности: под столом идет какая-то возня. Сначала Анна видит затылок с рыжими всклокоченными кудрями, а потом — раскрасневшееся, вспотевшее лицо Жаннет. Вид у нее крайне недовольный. Она вытирает остатки помады ребром ладони.

— Стучаться надо, — назидательно произносит Жаннет, нагло улыбаясь.

Попятившись к двери, Анна роняет стул, разбивает напольную вазу. Это одна из любимых вещей хозяйки. Анне нет до этого дела. Она хочет как можно скорее оказаться за пределами этой грязной комнаты. Как противно! Какая грязь! Как он мог?! Он ведь пришел к ней. Он называл ее ангелом. Она была готова отдать ему себя, но он предпочел рыжеволосую шлюху. Вот они, мужчины! Анна сбрасывает с себя туфли на высоченных каблуках и убегает. Никто не собирается ее догонять.

Вернувшись в гримерную, Анна закрыла задвижку, отгородившись от ненавистного кабинета. Она больше не позволит Жаннет входить к ней, когда той вздумается. Заваливается, словно всегда хочет застать ее врасплох, а сегодня сама…

— Анна! — Жаннет осторожно стучит в дверь. Ей ни к чему лишний шум. «Рандеву» — заведение приличное. — Открой, пожалуйста, открой!

В ответ тишина. Тогда Жаннет решает войти через другую дверь. Та тоже оказывается запертой. Хозяйка вернулась в кабинет и застала нервно курящего Николая. Он стоял лицом к окну. Оглянулся и бросил на Жаннет уничтожающий взгляд. Она на него — насмешливый.

— Что такое, юноша? — Передернув плечами, Жаннет подходит к своему столу.

— Какая у тебя тяжелая походка, — замечает Николай. — Просто боевой слон.

— Дурак ты. Не старайся обидеть меня. — Она облизывается по-кошачьи. — Все ведь по согласию.

— Так и знал, что добром не кончится! — Николай недоволен.

— Знал, но все равно не отказался, — указывая на него толстым пальчиком со сверкающим камнем, замечает Жаннет.

— Я сожалею.

— Ты мне надоел.

Недовольный тон Деревского раздражает хозяйку. Она не потерпит, чтобы с ней в ее заведении, в ее собственном кабинете говорили непочтительно. Здесь и не такие люди бывали, но никто не смел так себя вести. Достаточно одного ее взгляда, чтобы этого черноглазого брюнета вышвырнули с черного хода, не забыв сломать ему парочку ребер.

Он пришел в «Рандеву» победителем. Был не в своей тарелке, хотя всем видом старался показать, что он «туз». Жаннет таких вычисляет сразу. Она выделила его из посетителей и поняла, что он здесь ради какой-то девки. Если бы ею оказалась любая, только не Анна, Жаннет закрыла бы на это глаза. Эти романы обычно портят программу шоу. Могут закончиться побегом, беременностью. Плохо и то, и другое, но… Беглянку при желании можно найти, а от ребенка избавиться. Но чаще они сами возвращаются и умоляют простить.

Однако дело касалось Анны, а это уже непозволительная роскошь для такого кареглазого сосунка. Анна — особый случай. Это отшлифованный бриллиант, который манит добрую половину тех, кто приходит сюда за острыми ощущениями. Такой товар нельзя продать задешево. В довершение Жаннет заметила, какие взгляды Анна бросает на этого жеребца. Да она влюбится в него и, чего доброго, натворит глупостей! Сердце девчонки рвется навстречу обману, в который втянет ее этот Ни-коля. Он не из тех, кто способен любить и щедро платить за любовь.

Жаннет однозначно решила, что от него нужно избавиться. Анна переживет. Потом еще благодарить будет. Айседора Дункан хренова. Хватит парить в облаках, представлять себя стоящей на пороге великой любви. Девчонке не до шоу при таком-то сердечном ритме. Вот почему наблюдать за происходящим сложа руки Жаннет не собиралась. Поэтому применила тяжелую артиллерию. Она точно рассчитала время и место действия, учла женскую натуру. И выиграла. Девочка стала свидетельницей спектакля, четко поставленного умелым режиссером. Теперь Анна и смотреть не захочет на Николя. Так ласково называла она его в своем кабинете еще несколько минут назад. А теперь щенок может идти. Пришлось, конечно, попотеть немножко, но эффект превзошел ожидания. Однако он недоволен. Сейчас она поставит этого зарвавшегося мужлана на место. Ох, как сверлит ее глазищами!

— Николя, ты свободен. Займите места в зрительном зале согласно купленным билетам, — протяжно произнесла Жаннет, плюхнулась в кресло и, заложив ногу за ногу, с насмешкой уставилась на оторопевшего Николая.

— Что это значит?

— Твое время истекло.

— Сначала манишь, потом гонишь.

— Пошел вон, нахал.

— Так ты… — Николай медленно и грозно двинулся на Жаннет.

— Остынь, остынь, горячий ты мой, — запела хозяйка, осторожно нажимая кнопку вызова охраны.

Два внушительных размеров юноши ворвались в кабинет. Они заломили руки Николаю раньше, чем он смог понять, что происходит. Жаннет с покаянным видом развела руки:

— Я не хотела, чтобы мы так расстались. Ты сам виноват. А девочку нашу оставь в покое. К тому же ты ее больше не интересуешь. Ты ведь это понимаешь и сам? Она — ангел, а ты — грязная шлюха в брюках. Ты готов расстегнуть ширинку в любой момент, а ей нужно настоящее чувство. Понимаешь, любовь и большие деньги! Можно только деньги. По крайней мере, тогда я смогу закрыть глаза на то, что теряю такой ценный кадр…

Жаннет расчувствовалась, мысленно представив, как Анна бросается в ноги и признается в светлой чистой любви к мужчине. И мужчина этот оказывается достойным, состоятельным, хорошо заплатит хозяйке, чтобы та не мешала… Фантазии уносят Жаннет далеко из кабинета. Когда она очнулась, Николя уже не было. Через пару минут вернулся один из охранников. Краткий доклад, из которого следовало, что этот субъект ее больше не побеспокоит.

— Вы что, с ума сошли! — закричала она, решив, что парня попросту порешили. — Мне только трупа не хватает!

— Нет, что вы! — Охранник улыбнулся, показывая красивый, ровный ряд белоснежных зубов. — Он пересчитал головой и ребрами ступени черного хода. Сотрясение гарантируется. Жить будет. Только мозг заработает в нужном направлении. Мы все сделали правильно.

— Иди уже, — отмахнулась Жаннет. И проводила парня жадным взглядом: и сложен замечательно, и красив. Мальчик что надо.

Оставшись одна, Жаннет привычно достала сигарету. В зеркале напротив увидела свое отражение. Рука с зажигалкой застывает в воздухе. Она стареет. И дело не в морщинах. Несмотря на очевидный лишний вес, Жаннет считает, что выглядит гораздо моложе своих лет. Но вот сексуальные пристрастия говорят об обратном. После сорока у нее появилась болезненная тяга к юному, мускулистому телу, пахнущему особенно возбуждающе. Мужчины среднего и старшего возраста перестали интересовать ее как сексуальные партнеры. Молодые любовники — источники энергии, заряд молодости. Секс с ними отодвигает безжалостную старость.

Эгоистическое влечение к роскошному молодому телу — бунт организма против собственного увядания. Жаннет знает, что не успокоится, пока не затащит в постель этого охранника. Отношения могут продлиться месяц, неделю, могут — один день, но само ожидание заводит Жаннет больше, чем конечная цель предприятия.

Все мысли Жаннет об этой дурочке с голубыми глазами. Обидится, губы надует и сукой назовет, а ведь все ради ее же блага. Не такой мужик ей нужен. Ничего, Анна придет в себя. Обещала же девчонка вести себя как полагается. Нужно применить к ней штрафные санкции. Жан-нет медленно направилась в гримерную Анны, не забыв прихватить с собой запасные ключи от двери.

А вот Николай ни о чем не думал. Он лежал без сознания посреди тротуара. Прохожие подозрительно косились на него и обходили стороной. Так бы он и долежался до того, чего так испугалась Жаннет, если бы не один сердобольный старичок. По большому счету, парень был обязан жизнью именно его доброму сердцу. Сердцу, страдающему стенокардией, но не потерявшему чувства сострадания. Оказанная вовремя помощь — спасенная жизнь.

Карина знала, что, выходя замуж за Славу, не решит своих проблем. Кто-то делает этот важный шаг по любви, кто-то — по расчету. А ей нужно было поскорее выскочить замуж, потому что старшая сестра сделала это в восемнадцать, а значит, и ей нельзя отстать. Кандидатур на роль мужа было две: смуглый, страстный, кареглазый Гарик Манукян и светловолосый, голубоглазый, тихий и спокойный Слава Тарасов. Манукяна Карина знала чуть больше двух месяцев. С Тарасовым училась в одной школе, и уже два года он серьезно ухаживал за ней.

Сердце рвалось на части. Тянуло к смуглому красавцу-армянину. Карина понимала, что горячая натура Гарика не для семейной жизни. К тому же он оказался заядлым карточным игроком. Это настораживало. Манукян любил риск, соблюдал неписаный кодекс игрока. Карине не удавалось уговорить любимого оставить опасное увлечение.

— В чем опасность, милая? — отшучивался он. А чаще попросту не обращал внимания на примеры, которыми засыпала его Карина.

Зачем далеко ходить? Двоюродный брат самой Карины однажды попал в неприятную ситуацию, из которой его выручали всей родней. Страсть брата к азартным играм сошла на нет. Вот и с Гариком тоже рано или поздно может произойти что-нибудь нехорошее. Он твердит, что родился в рубашке, но везение может отвернуться. Тогда, быть может, остановится. Карина измучилась. К тому же Гарик успел ей объяснить, что есть черта, переступив которую она перестанет его интересовать. Карина оказалась на островке, а вот у Гарика территория получалась внушительных размеров: друзья, работа, хобби, свободное время. Карина надеялась, что со временем все изменится. К тому же Гарик умел делать так, что все ее вопросы отступали на задний план.

Слава — полная противоположность Гарику. Он ни на чем не настаивал, был вежлив, старался, чтобы ей не было скучно. Для Карины он всегда был свободен, всегда готов к встрече. Славик откладывал в сторону самые неотложные дела, чтобы увидеться с любимой, не ставил условий, с удовольствием знакомил ее со своими друзьями. Карина им нравилась. Все искренне радовались тому, что у Славы роман, что у него такая замечательная девушка. Даже в этом разница была очевидна: «замечательная девушка» и «хорошенькие ножки» — последнее твердили друзья Гарика.

Встречи с Тарасовым каждый раз проходили по разному сценарию, детально продуманному влюбленным, восторженным Славкой. Программа-максимум Манукяна — поскорее оказаться с Кариной в постели. Нечего и говорить, что это его территория, но все же девушке хотелось видеть в его глазах не только блеск желания. Вот Славка — тот смотрит восторженно, кажется, заплачет, если она проявит немного больше, чем обычно, нежности. Карина все замечала и сравнивала, сравнивала.

С каждым днем становилось очевиднее, что все ее естество тянется к сумасбродному, вспыльчивому Манукя-ну. Однако с его стороны не было никаких намеков на серьезность отношений. Он не думал о женитьбе. Зато Слава уже говорил о том, что влюбленные должны жить вместе. Как она на это смотрит? Карина кокетливо пожимала плечами, ожидая более конкретного предложения. Слава боялся спугнуть ее инициативой. Наивный, но он хотя бы делал попытку, а Гарик — молчал. Карина не делилась с родителями и сестрой подробностями своей личной жизни. Ее не интересовало их мнение. Она должна сама сделать выбор. Это непросто, когда обе кандидатуры нравятся и каждый хорош по-своему.

Подруги вовсе перестали видеть ее в своем кругу.

— Совсем Карина зазналась, — обижались девчонки, на которых у разрывавшейся между двух огней Карины попросту не оставалось времени.

Подруги — дело временное и несерьезное, так, языком почесать. А вот выбрать мужа — задача. Так хочется, чтобы было как в захватывающих романах о настоящей любви: одна и на всю жизнь. Стоп… Карина понимала, что путает два очень важных понятия. Любовь в ее случае практически ни при чем. Ей замуж нужно. Любовь проходит, чего греха таить. На чьих предков ни взгляни, маета одна. Вопрос времени. Но замуж она должна выйти как можно скорее. Важно не опоздать, не показать, что ты, младшенькая, не такая уж и хорошенькая. Задача не отстать! Никому не понять до конца, как это для нее важно. Главное — решать проблему как можно скорее. В сентябре Карине исполнилось восемнадцать. Отстать от старшей сестры означало признать, что та красивее, удачливее. Самолюбие Карины не могло позволить такой несправедливости.

Время неумолимо шло. Перспектива заполучить в мужья Гарика становилась все более размытой. Однажды он прямо сказал:

— Милая, если бы я женился на всех, с кем переспал, мне пришлось бы содержать гарем. Я тебя люблю. Тебе мало?

Карине было мало. Своим неосторожным заявлением горячий красавец задел струны уязвленного тщеславия. Шептал, что лучше ее нет на свете, что она — его первая любовь. Ведь знала же, что врет, но верить было приятнее. Вот и получила по заслугам. Манукян так и не понял, почему девушка вдруг отказалась встречаться. Он звонил, но она не хотела с ним даже разговаривать. К телефону подходила, но, услышав его голос, обрывала разговор. Этот кандидат в мужья стал ей неинтересен. Единственное, о чем она жалела, что такой секс, как с Гариком, со Славкой невозможен. Слабо верилось, что этот вежливый, спокойный, задумчивый парень может быть таким же страстным в постели, как Манукян. Она решила, что это будет ей наказанием. Хотя… Быть может, ей повезло. Сколько девчонок осталось в недвусмысленном положении после коротких, бурных романов с горячими юношами! Ей на самом деле повезло — не забеременела. Вот и хорошо. И на том спасибо.

Манукян еще несколько дней звонил, манил, обещал обидеться по-настоящему, если она не вернется. Карина не вернулась, хотя ее тянуло в его горячие объятия. Она сделала выбор и теперь хотела быть честной по отношению к Славику. Карина мнила себя жертвой страстной любви, которую неумолимые обстоятельства разлучили с любимым. Она плакала по ночам, изливая подушке нерастраченную любовь к красавчику Манукяну.

А вот Гарик горевал недолго. Да и горевал ли вообще? Он быстро нашел утешение в объятиях очередной девушки. Как обычно, обозначил ей границу, которую запрещено преступать, и легко забыл о существовании Карины. Все как всегда, а страдать ему не положено. За него это сделает Карина. Только и она оказалась крепким орешком. Ее слезы быстро иссякли. К тому же Тарасов был вежлив и предупредителен. Он не давал Карине тосковать.

Славик созрел для сватовства. Все шло как положено, но Карине были не нужны эти формальности. Сроки подпирали. Ей хотелось успеть выскочить замуж как можно скорее.

— Это не формальности, Катюша, — Тарасов обращался к ней так в минуты волнения, — это традиции. Соблюдая их, мы делаем все правильно. Словно гарантия на долгую жизнь, понимаешь?

Карина вяло кивала в знак согласия. В душе она посмеивалась над консерватизмом Славы. Она еще не понимала, насколько они разные люди, насколько трудно им будет вместе. В то время это не имело значения. Как и то, что Карина не испытывала к Тарасову глубокого чувства. Она знала, что легко расстанется с ним, если семейная жизнь станет для нее в тягость.

Слава видел ее недостатки, не мог не заметить глубокую пропасть во вкусах, но что-то манило его к этой кареглазой егозе. Он был влюблен. И искренне верил, что его любовь изменит ее, они будут счастливы. В ней столько энергии, которой всегда недостает ему. Может, в этом все дело?

Карина быстро поняла, что имеет неограниченную власть над Славой. Это стало очевидным с первых дней их знакомства. Она вспоминала, как он начинал ухаживать за ней. Она была совсем девчонкой, и парень из старшего класса казался ей верхом совершенства. Но Карина хорошо усвоила уроки старшей сестры:

— Никогда не показывай, что он тоже тебе нравится. Не суетись. Тогда все будет в порядке!

Всего и делов? Легко! Казаться недоступной, равнодушной, устало и обреченно принимать знаки внимания? Как просто! Карина видела, что ее стратегия верна, и в душе посмеивалась над наивным влюбленным. Ей было приятно манипулировать Славой.

Тарасов был ослеплен любовью к Карине. Еще с девятого класса, чтобы мельком взглянуть на нее, он то и дело оказывался рядом. Кареглазая егоза сводила его с ума. Ему было необходимо видеть ее, слышать ее голос, перехватывать насмешливые взгляды. Каждая перемена превращалась в охоту за ее улыбкой, за случайным словом. Наверное, он слишком активно действовал в этом направлении. Карина заметила его внимание, но, к счастью, не стала смеяться. Она с важным видом разрешала провожать ее домой после уроков и развлекать разговорами. Правда, сама все больше молчала, улыбалась и смотрела с загадочным прищуром.

Слава всегда чувствовал, что для него это — первая любовь, а для нее — игра. Но время шло, и когда он пришел на ее выпускной бал, она весь вечер танцевала только с ним. Теперь это выглядело серьезно и романтично. Карина видела, с какой завистью смотрят на нее девчонки, и кокетничала с Тарасовым вовсю. Ей было приятно, что они — красивая пара, что на них обращают внимание. Карине всегда нравилось ловить на себе восхищенные взгляды. Мальчишки восхищались, девчонки завидовали — то, что нужно! Хотя прошло более двух лет, Слава не забыл, как Карина сказала:

— Я из тех, кто позволяет себя любить. Знай это.

Тогда он усмехнулся, решив, что девушка начиталась романов и выхватила из них красивую фразу. Выхватила и решила примерить к реальной жизни. В день сватовства Слава был счастлив.

— Я люблю тебя, — шептал он.

День казался бесконечным. Переполненный волнением, ожиданием встречи с родителями Карины, Тарасов чувствовал себя неуверенно. Долгое сватанье — настоящее испытание. Он то и дело брал Карину за руку. Это его успокаивало.

— У тебя влажные ладони, — недовольно буркнула Карина.

Он виновато улыбнулся. Если бы она только знала, как он волнуется! Его сердце не выдержит такого счастья!

— Я люблю тебя, Катюша. — Он хотел услышать в ответ слова любви.

Карина лишь молча улыбнулась. Что она может сказать? В ее сердце не было ответного чувства. Сердце стучало ровно и бесстрастно. В какой-то момент ей захотелось ответить восторженному Славе тем же, но актерское дарование вдруг покинуло ее. Она поняла, что слова прозвучат фальшиво. По лицу ее промелькнула тень сомнения. Совладав с эмоциями, она подарила Тарасову вымученную улыбку. Главное сделано — она выходит замуж, а дальше время покажет.

Слава решил, что она слишком взволнованна, потому и выглядит такой отрешенной. Ему было легче все списать на волнения.

— Все будет хорошо, — уверял он, глядя на невесту влюбленными глазами.

Кандидат в мужья давно нравился и матери, и отцу Карины. Грубоватый голос с акцентом, который часто просил пригласить их девочку к телефону, внушал им опасения. Но теперь все было позади. Слава — прекрасная партия для их младшенькой. Серьезный, спокойный мальчик. Такой и нужен их непоседливой дочери.

Несмотря на важность события, торжественный ужин измучил и Карину, и Славу. Они не могли дождаться момента, когда останутся одни. Карина устала притворяться счастливой и трогательно-взволнованной, а Слава все еще надеялся услышать ответное признание. Как будто в нем была гарантия того, что все у них сложится хорошо, всерьез и надолго. Только так.

— Я люблю тебя… — повторил он тише и отвел глаза.

Карина молчала. Внутри у Славы что-то оборвалось. Ушла радость, ощущение счастья. Он вдруг понял, что волнение тут ни при чем. От Карины веет холодом равнодушия. В сияющих карих глазах нет нежности. Слава испугался, но так и не понял, что ему нужно бежать куда подальше, пока не поздно. Любовь сделала его беззащитным, доверчивым. Карина призывно улыбалась, и на его сердце становилось спокойнее. У них все получится. Он все сделает для этого. А она… Она полюбит его, потому что каждый день он будет окружать ее своей любовью. Карина оттает. Вот тогда он будет по-настоящему счастлив.

Свадьбу назначили на конец сентября, через неделю после дня рождения Карины. Она была по-своему счастлива. Еще бы: она укладывалась в график! Не Слава, так другой. Карина все равно вышла бы замуж, показав, что она ничем не хуже своей старшей сестры. Но Слава — не худший вариант. Он любит ее. Это важно. Карина уже примеряла его фамилию, придумывала подпись, которую оставит в книге регистрации браков. Играла в семью, не до конца понимая, что ее ждет.

Интересно, что даже после обручения Слава не проявлял настойчивости. Его отношение к невесте стало еще более трогательным, но Карину это раздражало. Мысленно обзывая его импотентом, она улыбалась и ждала, когда же он предложит заняться любовью. Однако Тарасов не спешил с этим.

— Славик, а почему ты… Ну, почему мы не вместе? — Она делала вид, что смущена. — Ты не хочешь меня?

— Что ты говоришь! Я умираю от желания, — выдохнул он.

— Почему же мы не займемся этим сейчас же?

— Я ведь женюсь на тебе. Зачем спешить? У нас все будет правильно: свадьба, первая брачная ночь, много-много ночей. Понимаешь?

— Нет, — рассмеялась она.

— Если бы ты только знала, как я тебя хочу!..

Такая позиция и восхищала, и удивляла Карину. Какой он сильный, волевой, если умеет так контролировать себя! Впрочем, все это чушь несусветная. Как же ей будет с ним скучно! Она не создана для жизни по правилам. В них нет романтики, от них попахивает плесенью. Карина отгоняла от себя грустные мысли. В конце концов, это ее выбор. Это она не захотела больше ждать.

В институте Карина не была обделена мужским вниманием, но никто не имел серьезных намерений. Переспать — с радостью, но не более. Слава казался идеальным вариантом. Он — находка. Он — первый мужчина, сделавший ей предложение. Она будет вить из него веревки, пользоваться его мягким, спокойным характером. Он обещал, что она не пожалеет о своем решении. Обещал сделать ее счастливой. Чего же еще?

Горячие поцелуи, вольность в прикосновениях распаляли воображение юноши. Карина видела, что Слава доходит до крайней степени возбуждения. Она упивалась проявлением сдерживаемой страсти. Это было для нее в новинку. Ей хотелось думать, что Слава окажется не так уж плох в постели, не хуже Гарика. Забыть знойного любовника окончательно и бесповоротно не удавалось. Время от времени призрак прошлого приходил во снах, заставлял учащенно биться сердце.

Тарасов пребывал в приятном неведении. Он верил, что Карина невинное дитя, которое он не должен спугнуть. Эти мысли возвышали его в собственных глазах. Слава был уверен, что все эти годы Карина росла для него. Он бы и раньше женился на ней, но она была слишком молода. Теперь, когда они вот-вот станут близки, парень совсем потерял голову. Долгожданное счастье поглотило его. Он жил своей любовью и ожиданием ответного чувства. Уговаривал себя, что Карина просто слишком молода и неопытна, чтобы открыто, без страха проявлять свои чувства. Ничего. Он всему ее научит. Слава вел себя как истинный джентльмен, который только после венца получит все сполна. Он ждал дольше, подождет еще месяц.

В его жизни были близкие отношения с девушками. И даже в пору ухаживаний за Кариной он позволял себе их. Тарасов не считал это изменой. Он — взрослый мужчина. Что с этим поделать? У него должно быть больше опыта, в том числе и в вопросах секса. Он — будущий глава семьи. Кажется, Карина не возражает против того, чтобы быть ведомой. Она выходит замуж за настоящего мужчину, и теперь он несет за нее ответственность. Сначала за нее, потом — за их детей. Они не говорили на эту тему, но Слава был уверен, что детей нужно заводить пораньше. Пока ты молод, полон энергии, сил. Все нужно делать вовремя.

Интересно, какие из них получатся родители? Тарасов был уверен, что их брак — не мотылек-однодневка. Они будут жить долго и счастливо. Она будет гордиться им. Его ждет награда в виде звания первого мужчины этой роскошной хохотушки. Славу распирало от гордости. Он получит все сполна, если не будет торопить события. Напрасно Карина пыталась распалить его, чтобы он потерял над собой контроль. У него свои взгляды на идеальный брак. Тарасов причислял себя к вымирающему племени настоящих джентльменов. Сдержанное поведение возвышало его в собственных глазах. Все у них будет, только чуть позже.

Однако Тарасова ожидало горькое разочарование. В их первую ночь он понял, что его невеста не так чиста и невинна, как он думал. Он был в шоке. Все его планы летели ко всем чертям. Карине показалось, что муж переигрывает. Не может же он действительно придавать этому факту такое большое значение?

— Да что с тобой? — Карина пыталась обнять Славу, но он отстранялся. Одарил ее убийственно-холодным взглядом. Оказывается, он умеет смотреть на нее не только с восторгом!

— Ты меня обманула, — прошептал Тарасов.

— В чем? — Карина отпрянула от мужа, легла на спину и потянула на себя одеяло.

— У тебя кто-то был.

— У тебя тоже кто-то был. — Карина была уверена в этом. Она ведь никогда раньше не спрашивала его о других женщинах, не собиралась делать этого и теперь. Но после таких выпадов тоже может позволить себе вопросы. Только что изменится?

Слава, насупившись, смотрел в сторону. Его провели как пацана. Эта невинная овечка оказалась еще той девахой! И он собрался учить ее премудростям секса. Вот дурень! Да она сама кого хочешь научит! Ждал деликатесов, а получил объедки. Кто же опередил его? Теперь это волновало Тарасова больше всего. Кто тот счастливчик, который будет смеяться над ним?

— Я хочу знать, кто это был, — тихо сказал Слава.

Их первая семейная ссора проходила без свидетелей. Родители Славы ко дню свадьбы подготовили молодым подарок — отремонтированную однокомнатную квартиру. Карина повисла на шее свекра, расцеловала свекровь. Она уже чувствовала себя хозяйкой на кухне, которую не придется ни с кем делить!

Это была квартира деда Славы, который умер года три назад. Квартира стояла в запустении, но появился повод привести ее в порядок, что и было сделано в рекордные сроки. Кто бы мог подумать, что услышат эти стены в первую же новобрачную ночь?! Слава повторил свой вопрос, но Карина упрямо молчала. Она не собиралась ни в чем признаваться. Фамилия Манукян поставит жирный крест на спокойствии в их семье. Поэтому Карина не нашла ничего лучше, как начать атаку лаской. Она резко поднялась и повалила на спину растерявшегося от неожиданности Славу. Сама села сверху, прижимая его руки к простыни.

— Я с тобой, сейчас я с тобой. Вот что главное! — Наклонившись, она лизнула его ушко, закусила мягкую, аккуратную мочку. Карина пыталась поцеловать Славу в губы, но он отворачивался. Наконец она не выдержала: — Перестань! Ты такой видел нашу брачную ночь? Ради этого ты не прикасался ко мне раньше?

— Нет, — буркнул Слава.

— Тогда люби меня!

Это был приказ. Он прозвучал резко, громко. Прелести Карины так близко. Она щедро предлагает ему насладиться ими, а он отказывается. Это же их первая ночь! Карина права. Им нужны другие впечатления. Слава закрыл глаза, а Карина, воспользовавшись его замешательством, начала новую атаку. Она целовала его в грудь, словно паутиной опутывала нежностями. Почувствовав томление плоти, Тарасов взял ее лицо в свои ладони. Посмотрел в глаза. И чем больше смотрел, тем больше понимал, что любит ее. Любит такой порочной, обманувшей его надежды. Любит ее глаза, ее вьющиеся волосы, чувственный рот. Ему нравится ее упругая грудь и плоский живот, стройные ноги и осиная талия. Эта невысокая юркая страстная женщина теперь его жена, а он — ее муж.

— Я твой муж, — прошептал он, глядя ей в глаза. В полутьме комнаты ему показалось, что в них мелькнули чертики насмешки.

— Да-а, — томно согласилась Карина.

— Ты моя! — Он разжал ладони.

— Твоя, — простодушно засмеялась она, запрокидывая голову.

— Теперь только моя!

Слава взял инициативу в свои руки. Она лежала, тяжело дыша под тяжестью его тела. Он нарочно не предпринимал ничего, чтобы ослабить давление. Карина ждала, что будет дальше. Он наклонился, поцеловал ее влажные губы, скользнул по щеке в ложбинку у основания шеи, названия которой не знал. Эта небольшая выемка возбуждала его воображение.

— Ты моя, — прошептал он. — Глупышка… Я люблю тебя.

— Люби же!

Славе вдруг стало жаль ее: лишила себя романтики первой брачной ночи. Наверняка коварный обольститель воспользовался ее неопытностью. Ей больно вспоминать об этом. Он не станет мучить ее. Не станет расспрашивать. Славе не нужно имя того, кто так жестоко обошелся с ней. Его имя в прошлом, а в настоящем — только он и его любовь. Он будет любить ее такую. Каждая клеточка его тела, его окрепшая плоть жаждут этого.

А Карина поняла, что сегодняшними вопросами Тарасов не ограничится. Каждый раз, будучи недовольным, он станет ее упрекать. Карина почувствовала пустоту, усталость как после тяжелого физического труда. Ей предстоит безрадостное будущее. Слава будет изводить ее подозрениями, она — вяло сопротивляться. Тарасов слишком предсказуем, чтобы вести себя иначе. Их брак обречен. Его крушение — вопрос времени.

Медовый месяц и первые полгода они провели более-менее мирно, потом все хуже, хуже. Три последующих года напоминали переменчивое лето с его неожиданными ливнями в пик изнуряющей жары. Холод в их отношениях сменялся горячими объятиями, страсть — разрушающим равнодушием, граничащим с ненавистью. Зачинщицей выступала Карина. Это она считала себя обманутой. Брак не принес ей ничего, кроме разочарования. Что интересного в том, чтобы изо дня в день выполнять эти ужасные домашние обязанности? Обязанности плюс неприятная возня в постели.

Ну, конечно! Причина только в этом. Если бы Слава оказался изобретательнее Гарика в постели, то она летела бы на кухню, чтобы приготовить его любимое блюдо. Она бы порхала, развешивая на балконе его носки и плавки. Раздраженная, неудовлетворенная и вечно недовольная, с какой стати она должна с улыбкой встречать Славу с работы? У нее нет никакой жизни, ни половой, ни общественной. Так, маета одна. Ничего не получилось. Слава ничего не хочет замечать. Он влюблен, обладает ею и тем счастлив. Он получает разрядку, наслаждение, удовлетворение, а что чувствует она? Карина забыла, что такое оргазм. Как признаться, что ей не хватает этих ощущений? Все чаще Карина вспоминала, как хорошо ей было с Гариком.

Гарик, Гарик… Если бы у нее была возможность загадать три желания крестной-фее! Первым делом она непременно попросила бы ее вернуть то время, когда они с Гариком были вместе. Остальные два желания без выполнения первого формулировать не имело смысла. Как же ей тогда было хорошо, а она не понимала, не ценила. Карина смотрела на свадебную фотографию, которую Слава водрузил на середину стола. Смотрела и думала: «Чего ты добилась, милая, выскочив замуж в четком соответствии со своим планом? Кому и что ты доказала?»

К тому же Карину приводила в полное отчаяние настойчивость Тарасова по поводу ребенка. Он был нужен Славе незамедлительно! Какой-то фантастический отцовский инстинкт. С чего бы это? У него крайности. Нет, о ребенке она и слышать ничего не хотела. Как бы не так! Карина представила, во что превратится ее жизнь с появлением малыша, и ужаснулась. Она и без того несчастна, а ребенок навсегда похоронит ее надежды на встречу с другим мужчиной.

Другим мужчиной! Карина сидела на лекции и конспектировала выступление профессора, когда ей пришла эта мысль. В тот момент у нее даже ручка из пальцев выпала. Мысль всколыхнула сознание. Сосредоточиться на чем-то другом Карина уже не могла! Это было выше ее сил. Соседка толкнула ее в бок, но Карине было не до ручки, сиротливо лежащей на пыльном полу. Звонок, оповещающий об окончании пары, был кстати.

— Ты что, Тарасик? — соседка по парте Лера Князева — по совместительству хорошая знакомая. Именно знакомая, потому что, выйдя замуж, Карина зачислила всех представительниц слабого пола в эту категорию. Никаких подруг, никаких лучших или худших. — Кариша, что с тобой?

— Ничего, — широко улыбнулась та. Она уже знала, что займется поиском Гарика. Почему, собственно, им не встретиться, не поговорить о жизни? Карина не могла представить, что у них не найдется общей темы для разговора. Слово за слово, они придут к тому, что нужно ей. Она снова хочет ощутить это чувство полета. Закрыть глаза и оказаться в облаках.

Самое удивительное, что о Славе Карина словно забыла. Это было легко. После занятий она не шла — летела, направляясь не домой, а в игровой салон, где Гарик обычно играл сутки напролет. Но первая попытка окончилась ничем: Манукяна здесь не было. Не было и ни одного более-менее знакомого лица, тех, с кем Манукян ее знакомил. Карина почувствовала на себе недовольные взгляды тех, кто считал ее появление здесь неуместным, и поспешила покинуть заведение.

Настроение упало. Вернувшись домой, она окинула взглядом обстановку и сочла ее убогой, не соответствующей ее тонкому вкусу. Все здесь было создано не для нее. Ей нет здесь места. Карина начала судорожно вышвыривать из шкафа свои вещи. Дорожную сумку собрала за несколько минут. Рыдания, которыми сопровождалось действо, могло тронуть самого равнодушного. Оставив пафосную записку, Карина захлопнула за собой дверь. Она решила ехать к родителям. Объяснит им, что больше не может притворяться. Что ей уже двадцать один год, а она так несчастна… Они поймут и примут ее, а потом она снова будет искать Гарика.

Но от этой идеи Карина отказалась уже на последней станции метро. А случилось то, что напротив нее в вагоне сидел обаятельный молодой человек. Всю дорогу он не сводил с нее глаз, а когда рядом освободилось место, смело подсел и начал непринужденный разговор. Карина кокетничала, судорожно вспоминая, подправила ли она макияж перед выходом.

Этот молодой человек и помог Карине снова ощутить блаженство от близости. Таинство произошло прямо в лифте, в подъезде дома, где жили родители Карины. Впечатление от произошедшего затмило тоску по ласкам Манукяна. Не одного его природа наделила умением приносить удовольствие женщинам. Это все упрощало. Юноша по имени Степан оказался до того хорош, что Карина не хотела расставаться с ним. На «бис» он еще раз быстро и умело доставил ей удовольствие. После того как послышался удивленно-грозный голос диспетчера, парочка решила продолжить движение заблокированного ими же лифта. Прощальному поцелую помешала возня с замком со стороны двери напротив. Они отпрянули друг от друга.

— Позвони мне, — парень быстро назвал номер телефона. — Повторить?

— У меня отличная память, — расплылась в улыбке Карина. Это было правдой. Имена, фамилии, номера телефонов, дни рождения — все это она запоминала легко, играючи. — Пока!

— Всегда к твоим услугам! — Степан быстро спускался по лестнице.

— Я не прощаюсь!

Находясь под впечатлениями поездки в лифте, Карина никак не решалась нажать кнопку звонка. Нужно было придать лицу несчастное выражение, но после такого секса сделать это было нелегко. Наконец Карина собралась и позвонила. На этом приятные события того дня закончились. Родители отказались приютить ее, потому что не видели причины для такого решительного шага, как уход из семьи. Они отругали ее, назвав такое поведение истерикой.

— Да нет семьи, как вы не понимаете? — плакала Карина. — Я не люблю его. Никогда не любила. Я совершила ошибку.

Тогда ей прочитали лекцию о нравственности и безнравственности. Заключительная часть затрагивала тему прощения и чувства вины. Выслушав ее, Карине пришлось ехать обратно. Только у самой двери она вспомнила, что в порыве ярости оставила ключи в прихожей. Ужасно. Ей предстояло объяснение с Тарасовым. Карина подумала, что можно позвонить Степану, но это было бы наглостью. Секс в лифте не дает права требовать от парня такого радушия. Карина замешкалась, но тут дверь распахнулась. На пороге стоял бледный, встревоженный Тарасов. В глазах его застыл страх, что рассердило Карину. Ничего не объясняя, она быстро вошла, закрыла за собой дверь. Бросив сумку на пол, развела руками:

— Я хотела уйти от тебя. Я обязательно сделаю это в другой раз, когда мне будет куда уйти! — с вызовом произнесла она.

— Ты не можешь так поступить со мной, — прошептал он. Слава растирал шею, грудь. Ему было трудно дышать. На Тарасова было страшно смотреть: губы его тряслись, глаза повлажнели. Бледность сменилась алыми пятнами, разлившимися по щекам. Как будто своими словами Карина отхлестала его.

— Весна, Славик, гормоны берут свое! — усмехнулась Карина и, невероятно довольная тем, как складывается ситуация, зашагала в комнату.

— Гормоны?..

Она не поняла, что случилось, потому что в следующее мгновение оказалась на полу. Вещи ее трещали под натиском сильных пальцев Тарасова. Карина в первые мгновения даже не сопротивлялась. Почувствовав резкую боль, она испытала удовлетворение. Ей было приятно и больно одновременно. Тарасов пытался своеобразно постоять за свое поруганное мужское самолюбие. Отомстить за него ценой ее унижения. Она не стала сопротивляться и после того, как муж снова и снова брал ее.

Она уже ничего не чувствовала, даже глаза не закрывала, чтобы все это время видеть выражение его лица. Видеть, как отражается на нем пик наслаждения. Ведь он получал от происходящего наслаждение. Иначе откуда такая сила, такая потенция? За три года она не помнила ни разу, чтобы они занимались любовью более двух раз за ночь, а тут такой шквал! Боль, неприязнь отступили, и в какой-то момент Карина снова почувствовала вибрации, отдаленно напоминающие удовольствие. Она тут же пристыдила себя: разве может уважающая себя женщина наслаждаться в такой ситуации? Сегодня у нее урожайный денек. Она совокуплялась с двумя мужчинами с промежутком в полтора часа. Это поднимало Карину в собственных глазах. Будет что вспомнить.

— Что это было? — вяло спросила она, когда Тарасов, едва дыша, повалился на пол.

— Гормоны, — тяжело ответил он.

— Давно бы так, — заметила Карина вставая. Она подняла разбросанные вещи. Некоторые были безнадежно испорчены. Оставалось их выбросить. — Только одна просьба: в следующий раз будь поаккуратнее с моей одеждой.

Она направилась в ванную, призывно покачивая бедрами. Карина знала, что Слава наблюдает за ней. Закрывшись, она включила воду, сделала напор посильнее. Ее охватил приступ безудержного смеха, остановить который она не могла. Как не могла остановить обезумевшего Славу несколько минут назад. Он как будто передал ей часть своего безумия.

Смех прекратился так же неожиданно, как и начался. Полная тишина заставила Славу насторожиться. Карине давно пора выйти из ванной и дать ему возможность привести себя в порядок. Но из ванной не доносилось ни звука. Тарасов насторожился и вдруг принялся барабанить в дверь. Карина не собиралась открывать, пусть взломает. А она тем временем сделает воду погорячее.

Холодное острое лезвие прошло по венам, отозвавшись резкой болью. Словно ожог. В воде ей стало удивительно спокойно. Как хорошо. Даже громкий стук в дверь ее не раздражает. Если муж войдет, то сможет спасти ее, а ей не нужно, чтобы ее спасали. Человеку, которому некуда бежать от своих проблем, одна дорога. Карина закрыла глаза. Приятное головокружение уносило ее далеко отсюда. Но Слава взломал дверь. Первое, что ему бросилось в глаза, — следы крови на полу, кроваво-красная вода, в которой лежала улыбающаяся Карина. Она недовольно посмотрела на него и отвернулась.

— Что ты наделала?! — Тарасов попытался вытащить ее из воды. Обмякшее тело стало неожиданно тяжелым. Быстро выдернув пробку, Слава подхватил Карину, положил на пол. Несколько пощечин привели ее в чувство, а потом она закрыла глаза. Он просил ее посмотреть на него, а сам тем временем туго обвязывал полотенцем кровоточащие запястья.

— Оставь меня… — Карине было трудно говорить. Дело не в большой потере крови, а в том, что от одного ее вида ей стало дурно. Ей не было страшно и хотелось последний миг прожить красиво. Тарасов все испортил. Она пыталась сосредоточиться, сказать запоминающуюся фразу. Ту, которая будет преследовать мужа всю жизнь. В голову ничего не приходило. Наблюдая из-под полуопущенных век за суетившимся Тарасовым, Карина спокойно и радостно прощалась с этим миром, в котором все делала не так. В другой жизни она поступит лучше, умнее, а потому обязательно получит свою порцию счастья.

Тарасов вел себя крайне собранно. Он оказал ей первую помощь и вызвал «скорую». Бригада приехала довольно быстро. Мужчину и женщину в белых халатах Карина видела уже сквозь пелену, а потом отключилась. Когда Карина пришла в себя, она лежала в палате с очень молоденькой девушкой. У той было ужасающе белое лицо, словно маска. Позднее Карина узнала, что ее соседке девятнадцать и что у нее уже третья суицидальная попытка. Глядя на красивый профиль девушки, Карина силилась понять, что могло заставить ее играть со смертью? Собственный поступок уже выглядел нелепостью. Карина смотрела на свои забинтованные запястья и с ужасом ждала появления в палате Славы. Ей казалось, она не сможет смотреть ему в глаза. Но он пришел и вел себя так, что ей не было стыдно. Он все время пытался накормить ее апельсинами, но есть не хотелось. Карина отворачивалась, а Слава мял ее ладонь и твердил, что все будет хорошо. В это она как раз верила меньше всего. То, что произошло, не могло не повлиять на их отношения.

Сразу после выписки Тарасов был к ней излишне внимательным, предупредительным, ограждал от работы. Со временем ему наскучило играть роль няньки, и Слава стал пропадать на работе с утра до ночи. Карина возвращалась с занятий, в одиночестве ужинала, в одиночестве смотрела телевизор, слушала музыку. Она могла бы найти себе работу по дому, но после больницы на нее напала еще большая, чем раньше, лень, апатия. Беспорядок раздражал Тарасова. Он то мягко, то в ультимативной форме требовал выполнения супружеских обязанностей. Уборка была, по его мнению, сугубо женским делом.

— Пауки с их паутиной скоро будут падать нам на голову! — размахивал руками Слава. — Ты когда-нибудь уберешься в доме?!

— Обязательно, когда-нибудь обязательно, дорогой.

Их семейная жизнь свелась к постоянным ссорам. К тому же Карина бросила учебу в институте. Она просто поставила всех перед фактом. Несмотря на уговоры родителей, Славы, Карина категорически отказалась сдавать очередную сессию. На вопрос, что она собирается еще предпринять, у нее был готов ответ: — Я иду на курсы парикмахерского искусства, — чем сразила наповал мать, отца и заставила Славу более внимательно отнестись к словам врачей о нестабильности психики его жены.

— Какого искусства? — выдавил отец, но Карина пропустила иронию мимо ушей. Ее никто не понимает. Она к этому почти привыкла.

— Чего еще от тебя ждать? — На самом деле Тарасову не был нужен ответ.

— А от тебя? — Карина тоже не знала, что у него на уме. С некоторых пор она перестала понимать Славу. Не могла, как раньше, манипулировать им. Он выработал защиту от всех ее приемов. Как будто все, что волновало его раньше, теперь было ему безразлично.

— Ненавижу эту жизнь, — прошептала она однажды.

— Я тоже, — мгновенно отреагировал он.

Три года из своей жизни он может вычеркнуть. Как и все последующие, которые проведет с Кариной. Они никогда не будут счастливы. Он ошибся, он наказан. Даже самая сильная любовь может разбиться о безответственную жестокость. После попытки Карины покончить с собой Слава не мог избавиться от чувства вины. Поэтому он не предпринимал ничего такого, что могло бы круто изменить его жизнь. Он пытался примириться с обстоятельствами, периодически оправдывая Карину, себя. Но любое, самое ангельское терпение имеет предел. Слава держался из последних сил. Вместо нормальной семейной жизни с обычными хлопотами Тарасов получил вечно недовольную, всегда готовую к ссоре и безумным поступкам неврастеничку. Славе больно было признать, что та девушка, которую он боготворил, существовала только в его воображении. Он принял за невинное дитя опытную женщину. Три года искренне пытался примириться с обстоятельствами. Ничего не получилось.

Развод представлялся ему единственным способом начать нормальную жизнь. Для Карины это, кстати, тоже выход. Вспоминая неудавшуюся попытку ее ухода, он не понимал, почему она не повторит ее теперь, когда все висит на волоске? Каждый день приносит очередную порцию негатива. Собрала бы вещи и отправилась к родителям.

Однако как только он заявил об этом Карине, разразился очередной скандал. Она обвинила Тарасова в том, что их жизнь не удалась. В истериках Карине не было равных. Елена Деревская стала свидетельницей именно этой громкой разборки. Немудрено, что Тарасов был на взводе и вел себя несдержанно.

Деревская никогда не видела его таким. Слава не причислял себя к тем, кто теряет голову от гнева. Жизнь с Кариной изменила его. В институте, а позднее на работе его уважали за сдержанность, рассудительность, спокойствие, собранность. Теперь он все чаще срывался. Коллеги, друзья деликатно намекали, что ему нужно отдохнуть. Какое там! Стоило Славе только представить, что утром ему не нужно идти на работу, как он впадал в панику. Находиться рядом с Кариной более двадцати минут становилось невыносимым.

Тогда Слава решил на недельку уехать из города. Лучший друг обещал составить ему компанию, но Карина и на этот раз набросилась на него с обвинениями:

— Ты бросаешь меня, когда мне так трудно!

— Тебе всегда будет трудно, — вяло отмахивался Тарасов.

— Да, всегда, если рядом ты! — Лицо Карины исказила злоба.

— А ты попробуй еще раз собрать сумку… — не выдержал Слава. Истерики Карины действовали ему на нервы, не вызывая прежней жалости. — Только постарайся не вернуться, хорошо?

Тарасов решил после отдыха переехать к родителям. Но отец сказал, что мама плохо себя чувствует, и Слава как примерный сын отложил свой приезд. Время шло. Слава прекрасно понимал, что ни месяц, ни полгода ничего не изменят. Ему нужно разъехаться с этой неврастеничкой, помешанной на сексе и собственной исключительности. Что решит неделя отдыха? Станет только хуже, когда подойдет время возвращаться в этот дурдом.

— Слав, ты любовницу заведи, что ли, — и это советовал ему лучший друг, Толька Пархоменко, которому Тарасов решил все рассказать.

Поделился, однако легче не стало. К тому же ему самому это уже не раз приходило в голову. Но Слава чувствовал себя опустошенным. Он не готов к новым отношениям. Семейная жизнь измотала и вымучила его, лишив желаний.

— Мне бы просто одному побыть, — отрицательно качая головой, ответил Слава.

— Зачем одному-то? Ты умный, видный мужчина. Тебе всего двадцать пять.

— Всего или уже? — задумчиво переспросил Тарасов.

— Слушай, не смеши. Разве это возраст? Мы молоды, все впереди! — Толя пытался расшевелить друга. — Я не узнаю тебя.

— Это все еще я…

— Славка, не хандри. Все проходит.

— Ага. — Тарасов кивнул, благодарно похлопав друга по плечу. Он не стал снова говорить о том, что жизнь проходит до обидного пусто и серо. Разве об этом он мечтал? Наверное, когда он родился, боги забыли пожелать ему счастья.

В отличие от мужа Карину не мучили глобальные вопросы. Она окончила курсы парикмахеров, устроилась на работу в один из филиалов косметического салона «Харизма». Ею были довольны, а она своей работой — на все сто. Теперь Карина имела возможность общаться с мужчинами всю смену, ведь она стала мужским мастером, попала в свою стихию. Романчики, которые случались с мадам Тарасовой, следовали один за другим. Карина словно взбесилась, назначая по два-три свидания на вечер. Приезжала к одному кавалеру, проводила время с ним, придумав несуществующую причину, мчалась к другому. Прыгала из постели в постель, доказывая себе, что не разучилась получать удовольствие от секса, не потеряла желание этим заниматься. Это Тарасов виноват в том, что она столько времени не получала удовольствия от их бездарной возни в постели. Никчемный мужик. Только на один раз его и хватило, чуть до дурки не довел, правда. Возвращаясь домой, она изводила его замечаниями, едкими комментариями.

Повезло же старшей сестре! Живет припеваючи. Муж на руках носит, и она дорожит им. Родила ему второго сына, счастливы — только не хрюкают! А у нее не складывается. Мысли о детях приводили Карину в бешенство. Улыбаясь и сюсюкая с племянниками, она с ужасом представляла, что рано или поздно предстоит рожать. Мало того, что испортится ее чудесная фигура, собьется ее привычный жизненный ритм. Носить под сердцем ребенка от такого тюфяка, как Тарасов, — абсурд. Ситуация усложнялась тем, что за последние месяцы у Карины было столько контактов с мужчинами, что она могла запросто забеременеть и не от Тарасова, изредка вспоминающего о своих супружеских обязанностях. Правда, потом им бывало противно смотреть друг на друга, но очередное разочарование оставалось уже позади.

Карина упорно считала виновником всех своих бед и несчастий Славу. Ей больше не приходило в голову собрать вещи и уйти. Только на сей раз уйти по-настоящему, как в песне: «Уходя, уходи…» Карину передернуло. Она вспомнила раскрасневшееся лицо Славы, то, как он грубо взял ее тогда. Прошел почти год после того случая, жизнь Карины кардинально изменилась. Теперь она замужем словно понарошку. Муж, семья, обязанности, удовольствия виртуальные. Настоящие она получала на стороне, окунаясь в засасывающий водоворот любовных связей.

Гонка за оргазмами окончилась традиционно. Чувствуя неладное, Карина обратилась к врачу. Выбрала больницу подальше от места жительства. Диагноз, поставленный после сдачи анализов, поставил жирный восклицательный знак на ее неразборчивости. Нужно лечиться обоим — Карине и ее мужу. Как сказать об этом Славе, она не представляла. Их отношения и без того нельзя назвать теплыми. Что-то между равнодушием и ненавистью. Его любовь давно прошла, а ее — так и не разгорелась.

Холодная осень не добавила настроения, скорее настроила на слезливость, соответствующую окружающей сырости. Карина брела домой, едва переставляя ноги. В ее сумочке лежал полный набор лекарств для курса лечения. Сейчас придется разговаривать с мужем. У нее нет слов, чтобы объяснить происшедшее. Карина предчувствовала очередной скандал и была огорчена этим больше, нежели неприятным диагнозом. Она не задумывалась над тем, кто мог наделить ее болячкой. Ее любовные приключения, принявшие масштабы опытной проститутки, не позволяли выделить носителя болезни. Да ей, в сущности, все равно. Она никого не обвиняла. Теперь задача поскорее выздороветь и снова продолжать жить. Жить… Как? Пусть время все расставит по своим местам.

Елена взяла внеочередной отпуск: уход за Колей требовал ее присутствия дома. Майя, как всегда, была готова помочь. Но переложить на плечи подруги заботы о сыне Елена не могла. После выписки из больницы ему нужен покой. Николай перестает нервничать, глядя на нее. Сотрясение мозга, сломанные ребра, ключица, нога — все это результат похода в «Рандеву». Как врач Елена понимала, что последствия от травм останутся на всю жизнь. Мозг не прощает таких встрясок, но говорить об этом сыну Елена не собиралась. Он и без того подавлен, сам не свой, а об обстоятельствах происшедшего просил не расспрашивать. Сначала Елена возмутилась, а потом посмотрела ему в глаза и поняла, что ей лучше и не знать.

Самого Николая более всего беспокоил перелом ноги. Ему казалось, что головокружения, тошнота — все это ерунда. Только вот за руль он сядет еще не скоро, а значит, на время болезни становится нахлебником. Мало того, что ему стыдно за случившееся, так еще приходится сесть на шею родителям. Николай отвык от этого. Он давно чувствовал себя самостоятельным. Это возвышало его в собственных глазах. Вынужденное бездействие все изменило, парень нервничал.

— Коля, ты ведешь себя так, словно мы чужие люди. — Учитывая обстоятельства, фраза прозвучала двусмысленно. Спохватившись, Елена поспешила добавить: — Кто же поможет своему ребенку, как не его родители? Это не обсуждается. Нормальная ситуация. То есть… Я вижу, ты переживаешь. Не нужно.

— Я понимаю, мам, спасибо. — Но в душе Николая скребли кошки.

Он не хотел, чтобы ему доказывали очевидное. Но к маме присоединялись Филипп и Арсений, которые, пользуясь его вынужденным бездействием, проводили в его комнате добрую половину свободного времени. Братья наперебой говорили ему о том, какая дружная у них семья, как они должны выручать друг друга. В конце концов, Николай успокоился. Ему действительно легче чувствовать себя частью одного большого целого.

— Коль, хочешь, я тебе принесу «Одиссею капитана Блада»? — Филипп готов мчаться за книгой. — Или новое пособие по «Excel»?

— А я тебе могу показать, что получилось из конструктора. Хочешь? Я сам сделал! — Глаза Арсения горят торжеством.

В такие минуты Николай думал о том, что родители хорошо воспитали мальчишек. Вот и ему нужна такая семья, чтобы все — один кулак. К примеру, у отца с матерью не получилось. Братьев они еще могут за нос водить, но его не проведешь. Они думают, что он ничего не замечает. Играют в образцово-показательную семью, как будто оба Щукинское закончили. При этом спят в разных комнатах, а количество командировок у отца возросло раз в десять. Просто какая-то болезненная необходимость в его присутствии на всех научных конференциях, семинарах, проходящих, разумеется, в других городах, разных концах света. Какая завидная востребованность!

Мама молодчина. Несмотря на все, она держится! И до чего он некстати со своим приключением! Мама ни о чем не расспрашивает. Один раз попыталась, он попросил ее обойтись без подробностей. Порой Николаю казалось, что ей и говорить ничего не нужно, потому что между ними на самом деле есть связь, более крепкая, более важная, чем кровная.

Маминой заботы и ласки хватает на всех. Сейчас материнское сердце разрывается от боли, жалости. Она пропускает его страдания через себя в надежде, что от этого ее сыну станет легче. Николаю не по себе, он огорчен, что стал причиной ее волнений.

— Коленька, ты выздоравливай. — Мама погладила его по голове.

Николай улыбнулся.

— И ты держись, мам. — Он сжал ее руку.

— Конечно, Коля. Конечно…

Глаза у нее последнее время погасли. В них больше не появлялись искры задора, которые так впечатляли его в детстве. Он все помнит, он ничего не забыл. В ее глазах была любовь, которая делала его сильнее, придавала уверенности, а сама мама была полна неиссякаемой энергии. Кажется, раздоры с отцом смогли все это «исправить». У нее словно не осталось сил, и света в глазах больше нет. Николаю было вдвойне обидно, что в этот момент он обременяет ее заботами о себе.

— Мам, ты не переживай. Я у тебя крепкий орешек. — А голова-то болит. Теперь он, как барометр, реагирует на любое изменение погоды, переутомление. Даже просмотр телевизора — нагрузка. К концу фильма Николай ощущает легкую тошноту и закрывает глаза. Остается верить, что все это со временем пройдет. Он боится даже думать: как-то теперь будет чувствовать себя за рулем?

Весну сменило жаркое лето. Николай давно освоил костыли, привык к гипсу. Время лечило, как самое проверенное средство. Потом начались «выходы в свет» — прогулки на балкон. Как говорила баба Лена:

— Внучек, а не пора ли тебе совершить променад? — Это означало, что она хочет постоять с ним на балконе, увитом виноградом.

Толстый рассеченный ствол в самом низу превращался в прочную паутину лиан, на которых дозревал красный виноград. К ним на этаж он добрался только в этом году. Бабушка называла это экзотикой. Срывала недоспелые ягоды и, кривясь от их терпко-кислого вкуса, начинала рассказ о винном погребе своего деда. Сотни бутылок отличного вина — результат тяжелого труда на бесконечных просторах собственного виноградника. Каждый раз рассказ обрастал все новыми подробностями. Николай с удовольствием слушал, пытаясь примерить на себя родство с настоящими виноделами, тружениками. А где его корни?

Он до сих пор периодически задает себе этот вопрос. Найти бы ответ и успокоиться. Неизвестность бередит душу, лишает покоя. Николай никому не рассказывал о том, что, лежа на больничной койке, он развлекал себя фантазиями о настоящих родителях. После двух-трех попыток представить себе их лица, манеру говорить испытывал муки совести. Почти двадцать пять лет он носит фамилию Деревских, а значит, ему больше не нужно фантазировать. Кто для него более настоящие, чем те, кто его вырастили и заботились о нем все эти годы? У него есть семья. Есть корни. Пора перестать мучить себя.

В больнице доктора не разрешали ему читать, телевизор ограничивали. Оставалось только слушать радио, но соседи по палате часто выключали и его. Николай маялся, мечтая поскорее оказаться дома. Он скучал по родителям, братьям. И был уверен, что все его недомогания исчезнут, как только он переступит порог квартиры, кроме сломанной ноги, разумеется. Дома все его фантазии развеются. Младшие братья примутся тараторить о том, что произошло дома в его отсутствие. Мама — хлопотать, отец — интересоваться его самочувствием… Но вернувшись домой в привычную обстановку, Николай не почувствовал облегчения. Родные стены не сняли напряженности. Николаю казалось, что он больше никогда не сможет стать прежним. Что-то сломалось в нем, кроме ребер, ключицы, что-то гораздо более важное.

Николай стал меньше курить. Мама хвалила его за это:

— Вот и молодец, Коленька, бросай эту гадость. Это я тебе не как врач говорю.

Его не нужно уговаривать. Желание закурить возникало по привычке. Выбравшись на балкон, он делал одну-две затяжки и нещадно тушил сигарету в пепельнице. Головокружение, дурнота не давали ему получить наслаждение от привычного ритуала. Николай, что называется, переводил сигареты.

— Все это временно, временно… — Удовольствие от курения — мелочи, главное — вопрос возвращения на работу.

Самыми долгими, безутешными, непереносимыми стали ночи. Николай страдал от бессонницы. Баба Лена часто рассказывает, как она лежит без сна часами, до рассвета, а потом забывается не дающим отдыха сном. Раньше он удивлялся. Разве может быть такое? Стоило ему положить голову на подушку, как веки слипались и он проваливался в глубокий сон. Чаще ему что-то снилось, он выбирался из черной бездны под звуки будильника или ласковое воркование матери. Теперь понимал бабу Лену.

Нормальный сон стал роскошью. Сначала мешала боль, от которой спасали уколы, таблетки. Когда боль перестала быть острой, организм начал мстить ему бессонницей. Он, должно быть, решил, что Николаю полезно по ночам бодрствовать в раздумьях, как жить дальше. А когда приходило долгожданное забвение, ему снилась Анна. Эта мука была посильнее той, которую он испытывал в первые дни после травм. И никакие уколы, процедуры не могли притупить ее. Казалось, сердцу в груди мало места. Оно стремится туда, где она… Тяжелый сон дарил ему одно свидание за другим. Вот Анна танцует в свете сотен ярких прожекторов. Ему трудно наблюдать за ней. От яркого света из глаз текут слезы, а потом кто-то наклоняется к его уху и шепчет:

— Анна — наша изюминка… — Голос знакомый, но обернуться Николай не может. Кто-то держит его за плечи, голову, заставляя смотреть туда, где в сексуальном, полном страсти танце порхает Анна. Белокурые волосы завораживают шелковистым отливом. Золото струится по спине, соблазнительным выпуклостям. И в тот момент, когда Николай находит в себе силы оглянуться, на сцене происходит что-то странное: Анна с криком падает со сцены. За спиной Николая раздается нечеловеческий хохот, и он просыпается в поту, тяжело дыша, с тупой болью в голове.

Николай надеялся, что Анна будет искать его. Он ждал ее появления в палате, потом — дома. Ожидание помогало коротать время. Когда же надежда погасла, стало невыносимо больно и обидно. Всему виной Жаннет. Анна даже смотреть в его сторону не захочет. Николай не мог простить себе того, что так легко попался. Жаннет все рассчитала. Анна увидела в нем похотливого, легкомысленного парня, который готов совокупляться с кем угодно, где угодно, как угодно. Она почти угадала! Николай сжимал кулаки. Он готов перетрахать все это чертово «Рандеву», только если будет знать, что получит Анну! Да, он не побрезговал ласками толстухи-хозяйки, не предполагая, что Анна станет тому свидетельницей. Дернула же его нелегкая! Коварная Жаннет спутала все его планы.

Прошел не день, не неделя, а несколько месяцев. Для Николая мир окрасился в черный цвет: долгая болезнь, простой в работе, безденежье, полный провал с Анной. Он ел без аппетита просто для того, чтобы мама не переживала, не задавала лишних вопросов. Елена практически каждый день готовила что-то новенькое, вкусненькое. Николай едва находил в себе силы широко улыбаться и, выставляя большой палец вверх, выражал восхищение кулинарными способностями матери. Она старается. Никаких вопросов, молчаливые поцелуи, тонкие пальцы, теребящие его непослушные волосы.

Николай отвлекался, как мог. Столько книг, сколько он прочитал за последнее время, он не прочел за всю свою сознательную жизнь. Просто глотал книгу за книгой, удивляя родителей, вызывая восхищение младших братьев. Библиотека, которую собрал отец, наконец пригодилась и ему.

— Коль, я поверить не могу. — Недоверчиво глядя на него, отец как-то присел на край дивана. Взял книгу, прочел название. — Ты честно читаешь или так, для вида?

— Читаю, конечно, — улыбнулся Николай. Ему было приятно удивить отца. Тот понимающе покачал головой, поджал губы. — Что такое, пап?

— Мы не знаем своих детей. Совершенно не знаем, — задумчиво изрек Иван. — Если бы я был психологом, то обязательно написал бы диссертацию на эту тему.

— Так ведь не поздно, пап. Сейчас модно второе образование. Не сдерживай порыв!

— Все бы вам осмеять, сорванцы, — добродушно улыбнулся Деревской. — Мне моей науки хватает. Жаль, что она тебя совсем не заинтересовала. Нам было бы о чем поговорить.

— Долгие разговоры — это почти всегда скучно, — заметил Николай.

— Ты так думаешь?

— Уверен. Вот, допустим, я за рулем. Подсаживается пассажир, завязывается беседа. Но очень редко она длится до пункта назначения.

— Сравнил ты, право же… — Отец недоволен. — Не буду тебя утомлять. Отдыхай.

Иван оставил книгу на тумбочке рядом с диваном и быстро вышел из комнаты. Испытывая чувство вины, Коля не сразу принялся за чтение. Он долго смотрел на закрывшуюся за отцом дверь. Манера закрывать двери появилась в их доме недавно. Когда? Буквально перед его попаданием в больницу. Раньше все двери были нараспашку. Скрывать было нечего, а сейчас все отношения — показуха. Настоящее прячется за этими деревянными занавесами. И пожалуй, лучше ничего не знать наверняка.

Николаю было тяжело. Он не оправдал надежд родителей. От него одни проблемы. Им и без него нелегко. Между собой бы разобраться. Как они дошли до такого? Словно два чужих человека, едва терпят присутствие друг друга. Разыгрывают каждодневный спектакль, а ведь раньше все было иначе: поцелуй перед уходом из дома, поцелуй после возвращения. Семейные обеды, воскресные чаепития. А взгляды, которыми обменивались родители! У Коли дух захватывало от проявлений нежности. Его распирало от гордости и любви к этим двум дорогим для него людям. И Фила он тоже любил, но то было иное чувство.

А потом соседка сказала ему, что он — отмороженный недоносок, приемыш, выблядок безродный. Соседка была алкоголичкой, своих детей растеряла. Кроме бутылки никакого смысла в жизни не видела. Но почему-то даже она была в курсе того, что Николай — приемный сын Деревских. И тогда его, что называется, перемкнуло… Господи, да что же это он опять об этом вспоминает? Ведь сколько раз говорил себе: проехали.

Николай грустил. Глядя на желтеющие листья, он думал о том, что жизнь его не удалась. Николай смирится с этим, только при одном условии: пусть Анна скажет ему в глаза, что он — подонок, жалкий типчик, которому оральный секс с толстой, развратной бабенкой нужен больше, чем ее чистая любовь. Николай представлял голубые глаза Анны, полные негодования, ненависти, презрения. Разогревая себя такими картинами, он сатанел, терял самообладание и едва держал себя в руках. Под пристальными взглядами матери это было особенно трудно. Она молча наблюдала за ним, догадываясь, что выздоровление сына зависит не только от его физического состояния. Она понимала, что больше, чем переломы и ушибы, у него болит душа. Ее взрослый ребенок испытывал муки, несравнимые ни с какой физической болью. От них нет спасения — это она знала по себе.

— Прости, мам, я приношу тебе одни огорчения. — Николай не мог ничем помочь ни ей, ни самому себе.

— Неправда, не говори так. Ты встанешь на ноги, и настроение изменится. Вот увидишь. — Она целует его, ловит ускользающий взгляд. — Не хандри. Это полоса, просто полоса. Верь мне, все будет хорошо. Слышишь?

Мама убедительна. Николай искренне верит, что черная полоса скоро закончится. Все снова станет по-прежнему: родители будут чаще смеяться, обмениваться поцелуями, не стесняясь детей. Фил перестанет торчать за компьютером, а Сенька наконец научится плавать и перестанет смотреть на мир испуганными глазами. И у него наладится здоровье, работа, личная жизнь. Может быть, Анна простит его? Господи, ведь между ними и не было ничего, кроме той встречи в парке. Все только начиналось. А главное для Николая даже не выздоровление, не возвращение к любимой работе. Самое важное — быть с Анной. Николай готов превзойти самого себя ради того, чтобы получить желаемое. Мысли об этом заводят его в тупик. Книги, которые он поглощает, чтобы отвлечься, выбивают почву из-под ног. В них все так красиво! А в реальной жизни ему звонит Ирина.

— Привет, как настроение сегодня?

Телефонные звонки Ирины не возвращают ему душевного равновесия. Когда она позвонила первый раз, Николай обрадовался. Вот ведь есть человек, которого беспокоит его долгое отсутствие! Позвонила подружка. Он был о ней худшего мнения. Думал, что ничего не значит для нее. Наверное, ошибался. Ирина предлагала помощь от чистого сердца.

— Спасибо, Ириша, тут вокруг меня суетятся все домашние. А перед тобой я хочу предстать в нормальном виде.

— Это условности. — Она возражала, потому что хотела проведать Николая. — Если ты болен, это значит, что я должна быть рядом. Я буду рада, если смогу хоть чем-то помочь.

— Помочь? Расслабься. Спасибо, ты меня приятно удивила, — ответил Николай, не предполагая, как ранит этими словами девушку. Он ясно дал понять, что не ждал от нее проявления внимания.

— Ты думал, что я давно о тебе забыла?

— Нет, такого я не думал. — Николай не хотел признаваться, что за все это время вообще ни разу не вспомнил о ее существовании. Сейчас он сам этому удивился.

— Я скучаю по тебе, Коля. — Слова прозвучали страстно. — Ты знаешь… Нам нужно встретиться.

Николай закрыл глаза, представляя ее всегда готовое к ласкам тело. Чувствуя волнение от возникающего желания, поспешил избавиться от него. Сейчас он не имеет права воспользоваться доступностью этой девушки. Это нечестно по отношению к ней. Если он исчезнет еще на месяц-два, быть может, она устроит свою жизнь? А ему нужна другая. Ведь он никогда Ирине ничего не обещал, не строил планов на будущее. Им было хорошо. Удовольствие, которое они друг другу дарили, — единственное связующее звено. Пришло время разорвать его.

Николай вспомнил о своем школьном товарище. Когда жили в одном дворе, они были не разлей вода. Всегда вместе, друг за друга горой. Девять лет дружбы, общих приключений. Николай гордо называл себя Пашкиным другом, а тот его — братом. Однако стоило Паше переселиться в другой квартал, как отношения сошли на нет. Николай места себе не находил. Сначала звонил, прибегал в новый двор, а Пашка стал вести себя так, словно ему все равно, есть Коля или нет его.

— Если дружба измеряется расстоянием, это не настоящая дружба, сынок, — увидев, как он мучается, заметила мама.

Она всегда умела найти нужные слова. И хотя было больно, они прозвучали вовремя. Николай понял, что Пашка — прошлое. Горечь разочарования долго преследовала его. Их дружба оказалась заложницей двух трамвайных остановок. Теперь Николай был осторожен и недоверчив в выборе друзей, знакомых. За рулем он один на один с автомобилем. И позволяет себе, в зависимости от ситуации, отвлекаться на ничего не значащие разговоры с пассажирами. Вот это для него. Так проще.

Николаю казалось, что нечто подобное произошло между ним и Ириной. Они давно знают друг друга, связаны близкими отношениями. Но они ничего для него не значат. Наверное, он должен быть благодарен своей болезни, благодаря которой сможет избавиться от ненужной связи. Для него отношения с Ириной — тупик, а ей грезятся ступеньки загса. Она никогда не говорила об этом, однако Николай не вчера родился. Она нарочно делает вид, что ее этот вопрос не волнует. Это такая хитрая стратегия. Сначала настоит на встрече, потом захочет переехать с вещами. Стоп!

— Ты знаешь, Ириша, я сейчас ничего не могу тебе ответить. — Он не желал грубить. — Я подлечусь и обязательно приеду.

— Мне нельзя к тебе?

— Как тебе сказать? — Николай был на страже.

Ирина не сдавалась:

— Зачем юлить? Скажи, что я не нужна тебе. Ты приезжал ко мне как к объезженной кобылице, которая всегда готова!

— Зачем ты так? — Разговор тяготил его. — Нам было хорошо вместе. Только сейчас мне нужно… побыть одному.

— Ладно тебе. — Ирина вздохнула и неожиданно засмеялась. — Что это я на тебя наехала в самом деле?

— Ага! — глупо засмеялся в ответ и Николай. — Я обязательно заеду. Мои кости скоро позволят мне выбираться не только на балкон. Вот тогда и встретимся.

— Боюсь, к этому времени я могу изменить место работы. Я хочу перемен. Все в моих руках. — Она говорила серьезно. Ей точно было не до смеха.

— Все, что происходит в жизни, оно к лучшему. — Двусмысленные слова вырывались сами собой. — Перемены — это здорово.

— Давай прощаться?

— Мы встретимся, только не сейчас. — Зачем он лжет?

— Выздоравливай. До встречи.

— До встречи, Иришка!

Николай облегченно вздохнул, услышав в трубке гудки. Нет, никакие разговоры не принесут ему покоя. Ему ни к чему забота Ирины. Нужно поскорее встать на ноги и искать Анну. Лишь бы она все еще работала в «Рандеву». Если он не найдет ее в клубе, он перевернет город вверх дном.

— Коля, давай поиграем в морской бой? — На пороге его комнаты возник Арсений, выжидающе уставившийся на него и в этот момент очень похожий на мать.

— С удовольствием, Сенька.

Николай улыбнулся, видя, как загорелись глаза мальчишки. «Пусть хоть кому-то будет хорошо от общения со мной».

Елена тайком пила капли, измеряла давление. Высоковато для нее. Однако Деревская не считала нужным предпринимать что-либо. Сейчас ей было важно поднять Николая, создать благоприятную обстановку для Филиппа и Арсения. Она должна набраться сил, чтобы играть с Иваном в семью. Это нелегко, но надо постараться. Ей не привыкать. Она всегда заменяла «хочу» на «надо». Теперь Коля и Филипп выросли, желаний практически не осталось. Елена растеряла их — слишком вошла в роль жертвы. Роль, которую выбрала для себя много лет назад.

Сейчас ей нужен покой. Он складывается из здоровья детей, близких, из маленьких семейных праздников, когда за столом собирается вся семья. Из стабильности на работе. Елена считала, что растворилась в заботах о детях, нуждах семьи, задвигая свое «я» все дальше. Оно уже почти не напоминало о себе, лишь изредка, когда Майка, например, вскользь заявила, что ей невероятно хочется побывать в Риме, а Роман купил ей к Восьмому марта недельный тур по Италии.

Тогда и Елена словно проснулась, вспомнив, что в жизни есть нечто, выходящее за рамки домашних обязанностей, рабочих будней. Однако стоило ей поверить в это, как на нее обрушивались неожиданные проблемы: болезни детей, неприятности на работе, нелады с Иваном. В последнее время все ее мысли вращались вокруг единственной проблемы: быть или не быть их семье. Даже не верилось, что все это происходит с ними. Как там Майка говорила? Образцовая пара? Чепуха. Сейчас у них то, что называется проживанием под одной крышей, еда за общим столом, сон в разных комнатах. Именно проживание. Это не семья, не кулак. Да и был ли он? Надоело делать вид, что все в порядке. Иван уехал в очередную командировку. Ложь. Он у нее. Интересно, как ее зовут? Сколько ей лет? Какого цвета у нее волосы? Сколько вопросов… Елена подумала, что, узнай она все эти мелочи, ей было бы легче понять, почему муж не с ней.

— Мама, я пойду к Оле в гости. — Филипп заглянул на кухню, держа шоколадку в руке.

Это для Оли, она обожает сладкое. Кажется, ее мальчик взрослеет.

— Иди, конечно, Майе привет передай.

— Ты зайдешь за мной?

— Нет, милый, ты постарайся не засиживаться. — Елена поправила сыну воротничок рубашки. Почувствовала легкий аромат одеколона, которым последнее время пользовался отец. — Приятный запах.

— Спасибо. — Окончательно смутившись, Филипп помчался по коридору.

— Мама, а почему Филипп не захотел взять меня с собой? — На пороге кухни появился Арсений. Вид у него был крайне огорченный.

Елена улыбнулась.

— Сенечка, он должен обсудить с Олей одну важную тему.

— Я бы не мешал, — нахмурился Арсений.

— Никто не говорит, что ты бы помешал, — постаралась извернуться Елена. — Просто иногда людям нужно побыть вдвоем.

— Филу и Ольке?

— Да, Филиппу и Оле.

— И отчего так бывает? — Хитро прищурившись, Арсений пытливо посмотрел на мать.

— Ты уже понимаешь, милый, — улыбнулась она. — Это бывает, когда люди друг другу интересны.

— Почему же у вас с папой наоборот? — в лоб спросил Арсений. Это была тщательно спланированная ловушка, в которую Елена попала, как бабочка в паутину. — Вы стараетесь как можно больше времени проводить порознь. Вам уже не интересно вместе?

— Наоборот! — Пауза помогла найти нужные слова. Лгать, глядя в эти чистые глаза, невозможно. — С чего ты взял? Коля что-то сказал?

— Коля здесь ни при чем.

— Ну, разумеется. — От волнения она не соображала, что говорит.

— Я все вижу сам, мам… — Арсений не собирался сдаваться так скоро. — Не обманывай меня, пожалуйста.

— У нас все хорошо, милый. — Елена опять улыбнулась. Японский метод настроя на положительные эмоции работал со скрипом. Ребенка не обманешь.

— Ты со мной как с младенцем, мам. — Арсений ушел.

Елена посмотрела ему вслед. Ей было безумно жаль сына. Родители ссорятся, треплют друг другу нервы, а дети все понимают. С этим нужно что-то делать. Николай рассекретил их первым. Филипп — молчаливое создание, сам себе на уме, но он тоже не слепой. С Арсением труднее. Именно перед ним Елена виновата более всего. Нужно поговорить с ним начистоту, объяснить ему, что взрослые, как и дети, порой ссорятся. Ссорятся, мирятся. Должно пройти какое-то время, чтобы все наладилось. Стоп! Вот в этом-то и беда: Елена не знает, когда наладятся ее отношения с Иваном.

Обед готов. Кухня сияет чистотой. Здесь все обустроено так, как она долгое время мечтала. Чудеса современной техники не так давно обосновались на ее чисто женской территории: микроволновка, кофемолка, блендер, фритюрница, пароварка. Но ни эти бесспорные помощники, ни новейшая цептеровская посуда не могли сейчас поднять ей настроение.

В последнее время Иван стал зарабатывать достойные деньги. Участие в нескольких перспективных научных проектах наконец позволило ему побаловать близких. Зная, как Елена мечтала обустроить кухню, Деревской с этого и начал. Он хотел доставить ей удовольствие. Стоило ли? Вкусно — это когда готовишь с душой, с настроением для всей семьи. А во что превращается их семья? Какая, к черту, разница, в какой кастрюле она будет варить борщ? Сейчас ее приправы — притворство, лицедейство. Во имя чего? Как долго это будет продолжаться?

Елена направилась в гостиную. Проходя мимо Колиной комнаты, прислушалась: тишина. Николай читает, читает часами. Только Елена не верила, что это от желания наверстать упущенное. Сейчас книга для Коли — надежный щит от общения с внешним миром и с ней, матерью, в том числе. Никто не смеет отвлекать его, когда он так увлечен.

«Бедный мальчик», — вздохнула Елена. От жалости внутри все сжалось. Сердце заныло. Совсем она расклеилась. Боль усиливалась. Первый помощник — валидол. Елена положила таблетку под язык. Сейчас ей станет лучше.

Избавившись от неприятных ощущений, она решительно направилась в спальню. Быстро переоделась, причесалась, накрасила губы, попудрила лицо. Последний штрих — капля любимых духов. Елена верна одному аромату, поэтому сейчас это все та же необыкновенная «Шанель № 5». Строгий черный кожаный плащ, на плечах — золотистый шелковый платок, на ногах — высокие лаковые сапоги. Сегодня ее любимый белый цвет был бы некстати. Елена была полна решимости разорвать порочный круг. Она просто пройдется по улице. Ей нужен глоток свежего воздуха. Она так давно не позволяла себе этого.

— Коленька, я пройдусь немного. — Елена заглянула в комнату сына. Увидев его удивленный взгляд, улыбнулась: — Подышу, а то я что-то совсем раскисла. Отпускаешь?

— Не вопрос, мам. — Николай знаком показал, что она хорошо выглядит. — Ты смотри, далеко от дома не отходи, чтобы я тебя в окно видел.

— Хорошо. — Раньше Елена просила детей об этом. Коля все помнит, ничего не забыл. — Я на полчасика.

— Договорились.

— Филипп у Оли, Арсений грустит, — спохватилась Елена. Она могла бы предложить сыну пройтись с ней, но ей отчаянно хотелось побыть одной.

— Мам, ты куда? — Арсений вышел из своей комнаты и, переминаясь с ноги на ногу, укоризненно посмотрел на нее.

— Сыночек, мне нужно пройтись. Я ненадолго, милый.

— И ты тоже… — Казалось, Арсений был готов расплакаться.

Отец снова уехал, Филя не взял его к Оле, Коля не выпускает книгу из рук, а мама решила прогуляться без него. Это несправедливо.

— Иди ко мне, Сенька, — выручил Елену Николай. — Иди, поиграем в слова или нарды.

— Давай, — нехотя согласился Арсений. Он не был в восторге от предложения, но все же это лучше, чем развлекаться одному.

— Спасибо, — прошептала Елена и, послав Николаю воздушный поцелуй, поспешила выйти из дома.

На улице было прохладно. Сырой осенний воздух пробирался под полы плаща, но Елена не обращала на это внимания. Пусть будет холодно, она промерзнет и заболеет. Тогда ляжет в спальне, укутается в одеяло и позволит ухаживать за собой. На что она может рассчитывать? Выбор невелик. Муж в надуманной командировке, старший сын сам нуждается в помощи после травмы, среднего не оторвать от компьютера, а от младшего — какая помощь?

Елена вслушалась в привычный шум улицы. Гул двигателей автомобилей, звуки клаксонов, обрывки разговоров прохожих. Она прислушалась к ним, как будто в одном из случайно подслушанных звуков хотела получить подсказку для решения своих проблем. Если бы все было так просто! Елена усмехнулась. Вот так, вмиг встало бы все на свои места. Как в сказке. Чтобы вернуться домой и с порога получить поцелуй Ивана. Поцелуй, открытый взгляд, в котором их будущее.

Утопая в шуме улицы, Елена почувствовала себя одинокой. Она уже не так уверенно ступает. Кажется, на нее обращают внимание. В глазах случайных прохожих интерес. Елена похожа на искательницу приключений? Вышла мадам бальзаковского возраста на охоту. Вышагивает на высоченных шпильках с гордо поднятой головой. Так они думают о ней? Елена издевается над собой. Увлекшись, не сразу откликнулась на обращение мужчины. Наконец поняла, что он добивается именно ее внимания.

— Простите?

— Извините, я боюсь показаться навязчивым. — Мужчина говорил с легким акцентом. Выглядел он вполне респектабельно. Лицо приветливое, на губах виноватая улыбка.

— Ничего, ничего. — Елена улыбнулась.

— Помогите мне, пожалуйста. Вы можете. Я точно знаю… Улица Тимирязева. Где она? — Мужчина протягивает ей белый листок бумаги со схемой расположения улиц. — Здесь как-то все не так.

— Да… — Елена покачала головой. Рисунок неаккуратный, неточный. Немудрено, что человек заблудился. — Не Сусанин дал вам это?

— Сусанин? Точно, точно, — засмеялся мужчина. — Хотя его фамилия Выходцев.

— Значит, ваш Выходцев плохо знает город, — констатировала Елена.

— Спасайте, у меня деловая встреча под угрозой. Два года работы! — Мужчина явно нервничал.

После этого выражения крайней степени отчаяния он скороговоркой выдал несколько фраз на немецком. Забавно. Елена покусала губы. Нужно спасать репутацию незнакомца. Она решила помочь ему. Это ненадолго отвлечет ее от своих проблем.

— Без паники! — тихо, но весьма убедительно произнесла Елена. — Сейчас ловим такси, и вы через десять минут на месте.

— Не надо такси. Вот моя машина. — Мужчина показал на темно-синий автомобиль, припаркованный в нескольких шагах.

— Тогда поехали. Теряем время!

Позднее Елена пыталась понять, как она на это решилась? Сесть в машину к незнакомому мужчине, всю дорогу обмениваться с ним любезностями, шутками. Она позволила себе немного расслабиться. А потом, когда пришел момент расставания, почувствовала, что ей жаль. Жаль, что это небольшое приключение подошло к концу. Елене все же удалось забыться. Пусть на несколько минут, но получилось.

Очень быстро они подъехали к дому, который так долго искал ее спутник. Почему на многолюдной улице мужчина решил обратиться именно к ней? Только недалекие люди не верят в судьбу. На самом деле ничего не происходит случайно. Елена усмехнулась. Это не укрылось от внимательных глаз мужчины.

— У вас красивая улыбка.

— Спасибо. — Как давно она не слышала комплиментов!..

— Послушайте, а что, если я приглашу вас пойти со мной? — Елена улыбнулась. Неужели он почувствовал, что ей одиноко, плохо одной на улицах родного города, неуютно, холодно? — Мне не хочется расставаться с вами.

— Мы даже не познакомились, — заметила Елена.

— Это поправимо. Соглашайтесь. Вы бы мне очень помогли.

— Это не совсем удобно.

— Удобно. Соберутся серьезные деловые люди. Они вам понравятся.

— А я им?

— Это не имеет значения, ведь вы со мной. — Он многозначительно посмотрел на нее. Елена молчала. — После официальной части будет прекрасный фуршет. Мы сможем спокойно поговорить.

— Нет, я так не могу. — Она слабо посопротивлялась, ожидая еще одной его попытки. Кстати, во что она одета? Кожаная юбка и стального цвета гольфы, лаковые сапоги. Слишком просто для такого случая. — К тому же я не одета для важной встречи. Я вам все только испорчу.

— Ну что вы! Пожалуйста, соглашайтесь. Взялись спасать так спасайте до конца! — горячо произнес мужчина.

— Хорошо. Спасать — это по мне.

— Возьмите меня, пожалуйста, под руку.

Они вошли в просторный зал на первом этаже двухэтажного особняка. Их появление не прошло незамеченным. То и дело к Елене и ее спутнику подходили солидные мужчины, жали ему руку, приветливо здоровались с ней. К ее появлению отнеслись настороженно, но проявили вежливость. Проходя через зал, мужчина наклонился и проговорил ей на ухо:

— Самое время познакомиться, пока мы не попали в комическую ситуацию. Меня зовут Людвиг.

— Елена.

— Остальное потом, идет?

— А что, будет и «потом»?

— Обязательно. Неужели вы думаете, что я просто так отпущу вас? — Людвиг заметил ее смущение.

— Вы собираетесь ухаживать за мной?

— Точно, только заменим «собираетесь» на «ухаживаете».

— Мне нужно позвонить домой. Дети будут волноваться.

— Вот, пожалуйста. — Он протянул ей мобильный телефон, отошел в сторону.

Елена набрала домашний номер. Пока ждала ответ, внимательно посмотрела на Людвига. Кажется, его не удивило ее заявление о детях. Ну, ничего. Так ли спокойно он отреагирует на то, что она замужем? Разве он не видит обручального кольца на ее пальце? Он все видит, просто решил, что перед ним легкомысленная особа, ищущая приключений в промозглую осень. Хотя Людвиг не производит впечатления ловеласа. У него серьезные, немного грустные глаза. Господи, да у него и в мыслях нет ничего такого, что успела навоображать себе Елена. Ей стало не по себе. Она выручила его в щекотливой ситуации. Воспитанный европейский мужчина решил отблагодарить ее, а она уже вообразила себе бог знает что.

Наконец домашние соизволили подойти к телефону. Арсений затараторил о том, с каким счетом он выигрывает у Николая. Мальчишка в восторге. Елена попросила Арсения дать трубку Коле.

— У вас все в порядке, Коленька?

— Да, мам, все хорошо. А у тебя?

— Все нормально… Я встретила мою одноклассницу, и мы решили посидеть в кафе, пообщаться.

— Вот так удача!

— Ужинайте без меня. — Цепь лжи завершилась привычным указанием. — Разогреешь…

— Хорошо, хорошо. Я найду что разогреть. Как его зовут? — засмеялся Николай.

— Кого?!

— Одноклассницу. — В ответ последовала напряженная тишина. — Да ладно, шучу я. Целую, мам. Не волнуйся. У нас все хорошо.

— Дети отпустили маму? — Людвиг игриво посмотрел на Елену.

— Да, — с вызовом ответила она, возвращая ему телефон.

— Муж, надо полагать, в командировке? — Очередной вопрос не застал Елену врасплох.

— Вы все обо мне знаете, — улыбнулась она. В этот момент Елена поняла, как банальна ситуация, в которую она попала.

— Нет, только пытаюсь узнать.

— Зачем это вам?

Людвиг не успел ей ответить. К ним подошел весьма представительного вида мужчина и, поздоровавшись с Еленой, попросил прощения за то, что вынужден на несколько минут похитить ее спутника.

Это было спасение. Она решила, что ей надо незаметно уйти. Поиграла — и довольно. Елена осмотрелась по сторонам. Собравшиеся произвели на нее приятное впечатление. Кроме Елены здесь были еще две женщины. Одна то и дело нервно поправляла сверкающее колье, а другая опустошала бокалы с шампанским.

Прежде чем уйти, Елена решила выпить для храбрости бокал красного вина. Видимо, она сделала это слишком поспешно, чем привлекла внимание блондинки в ослепительном колье. Это не входило в планы Елены. Теряясь под пристальным, оценивающим взглядом, она поискала глазами выход. Там гардероб, там она оставила плащ. Ей нужно как можно скорее исчезнуть. Ее миссия выполнена. Уйти нужно по-английски. Ведь не на самом же деле Людвиг решил ухаживать за ней? С какой стати? Вокруг столько женщин поинтереснее, помоложе, посвободнее. Елена направилась к выходу, но у самой двери сильные пальцы сжали ее руку чуть повыше локтя.

— Мы так не договаривались. — Этот голос она сразу узнала. Елена почувствовала, как вспыхнули щеки. Кстати, уже не в первый раз за время их недолгого знакомства.

— А мы никак не договаривались, — повернулась она к Людвигу. Какие у него красивые голубые глаза! — Что вы придумали, Людвиг?

— Давайте продолжим не здесь, не в дверях.

— Нет, не нужно, — решительно ответила Елена. На них смотрели, и от этого она становилась упрямой, несговорчивой. — Не знаю, как я вообще могла согласиться прийти сюда. Мне давно пора домой.

— Хорошо. Позвольте я отвезу вас.

— Но вы не можете вот так уйти. Насколько я понимаю, эта встреча важна для вас.

— Я уже не знаю, какая встреча для меня важнее, — многозначительно произнес Людвиг. Он нашел глазами одного из присутствующих, жестом показал, что ненадолго отлучится. — Я отвезу вас домой или куда вы скажете.

— Мне неловко.

— Я отвезу вас, — тоном, не допускающим возражений, повторил Людвиг.

Под его пристальным взглядом она надела плащ. Дрожащими пальцами расправила на плечах платок, поправила прическу. Наконец была готова идти. Любимые сапоги показались неудобными, шпильки — слишком высокими. Елена попыталась придать своей походке легкость, но у нее не получилось.

На парковочной площадке стояло несколько автомобилей. Елена мгновенно выделила машину Людвига. Кажется, это «Лексус». Арсений мог бы безошибочно назвать все марки припаркованных авто. Она старалась определить марку автомобиля просто для того, чтобы перестать волноваться. Ей было нужно переключить свое внимание.

— Прошу. — Мужчина галантно раскрыл перед нею дверцу.

— Спасибо.

Салон шикарный. Их «Опель» не выдерживает никакой критики, а это, кажется, класс «люкс». Что же, для полноты впечатлений — прогулка на шикарном автомобиле. Странно, что, когда они ехали сюда, она совсем не обратила внимания на эту роскошь.

— Итак, куда едем?

— Мне нужно домой… Я не шучу.

— Я хотел бы продолжить наше знакомство, — сказал Людвиг, проезжая первый перекресток. — Я тоже не шучу. Вы не возражаете?

— Вы будете приезжать к нам на воскресные обеды? Познакомитесь с моими детьми, мужем, станете рассказывать о своем бизнесе? — иронично поинтересовалась Елена. — Или будем делиться впечатлениями от быта в Германии и нашего? Обсудим сорта пива, качество нашей водки. Перейдем к тому, с каким сыром лучше пить белое вино. Так, да?

— Нет, не так.

— Боже мой! — Елена закрыла глаза. — Извините. У меня плохое настроение. У меня вообще все плохо. Извините. Мне нужно домой, просто домой.

— Не нужно извиняться, — мягко произнес Людвиг. — Хотя… Мне нравится все, что вы говорите. Нравится в вас все. Даже когда вы сердитесь.

— Так бывает?

— Бывает.

— Мне, наверное, повезло. — Деревская открыла глаза. — Только все очень запоздало. В моей жизни все уже сложилось. Спасибо вам. Давайте поставим на этом точку.

Елена не хотела, чтобы они подъехали к самому подъезду. Так легче избежать ненужных расспросов. Любопытных хватает. Поэтому она попросила Людвига остановиться неподалеку от дома.

— Лена, я не самый плохой человек на земле, чтобы вот так бежать от меня, — грустно проговорил Людвиг. В его голубых глазах она увидела упрек. — Нет в жизни ничего неизменного. Ничто не вечно.

— И что дальше?

— Я подумал, что в мой следующий приезд мы бы могли выпить по чашке кофе, поговорить.

— Зачем? — Она была искренне удивлена. — У меня трое детей, я замужем, и мой брак трещит по швам. Зачем мне эта чертова чашка кофе?! К тому же завтра вы забудете обо мне. Женщина, которая хорошо знает город, — только и всего. И кроме того…

И вдруг Елена заплакала. Закрыла лицо ладонями и беззвучно заплакала. Соленый поток вынес наружу все: проблемы с Иваном, с Колей, всю ее неудовлетворенность. Людвиг слушал молча, время от времени вкладывая в руку Елены очередную сухую салфетку. Наконец Елена замолчала. Она сразу сникла, ссутулилась, как будто не облегчила душу, а совершила очередной грех.

Людвиг понимает, что пришел его черед:

— Лена, я понял, что мои слова покажутся вам неуместными, но я скажу. Я не вижу трагедии в том, о чем вы мне сейчас говорили. Обычная ситуация. Ничего нового не услышал. Дети растут, проблемы меняются. Для каждого возраста они свои… Ваши дети все прочувствуют сами, когда будут воспитывать собственных чад. Мужья и жены… Здесь тоже все ясно: пик чувств миновал и впереди тупик. У одних он называется изменой, у других — желанием одиночества. Что вас так угнетает, Лена? Взросление детей, ссоры с мужем? Сама жизнь подсказывает, что нужен новый виток.

— Мне не нужен виток. Мне нужен мой муж, моя семья. — В этот момент она верила в то, что говорит.

— Тогда нужно бороться.

— Нет сил, нет желания. Я опустошена, раздавлена… — Елена покачала головой. — Господи, зачем я все это говорю? Вы все равно не поймете.

— Почему?

— Просто потому, что вы — мужчина, — вздохнула Елена. — У вас все проще.

— Ошибаетесь.

— Вы правы, я слишком часто ошибалась. За все нужно платить.

— Лена, в жизни не бывает ничего случайного.

— Это вы о чем?

— О нашей встрече. Да, да, Еленочка! — Людвиг откинулся на спинку кресла. Задумчиво посмотрел в ее распахнутые глаза. Он не знал, что обратился к Деревской по-домашнему.

— Нет, это уже перебор! — Елена нервно затеребила платок. Стащила его с шеи. Он замер золотым пятном у нее на коленях.

— Я так не думаю.

— Не хочу я знать, что вы думаете!

— Время нас рассудит. — Его голос нравился ей все больше. В какой-то момент Елене показалось, что она знакома с этим человеком очень давно. Это ощущение испугало ее.

— Я уверена, что вам пора возвращаться к вашим деловым партнерам. Удачи вам.

С этими словами она открыла дверцу и, не дожидаясь прощальных слов Людвига, поспешила выпорхнуть из машины. Елена шла, не оборачиваясь, желая услышать звук оживающего двигателя. Только тогда она позволит себе в последний раз взглянуть вслед удаляющемуся будущему, от которого только что отказалась. Это в ее стиле — отказываться и не уметь вовремя воспользоваться шансом.

Елена взбежала по ступенькам, ведущим к входу в подъезд. Автоматически поздоровалась со старушками, сидящими на лавочке. С облегчением вздохнула, оказавшись в подъезде. Так быстро она еще никогда не поднималась по ступенькам.

Деревская достала ключи из сумки, не догадываясь, что там, внизу, Людвиг уже успел очаровать двух старушек-соседок. И все ради того, чтобы ненавязчиво узнать фамилию той, которую не хотел потерять. Людвиг знал, что они еще встретятся. К этой встрече он собирался основательно подготовиться.

Иван лежал без сна. Рука занемела. Он делал вид, что спит, до тех пор, пока не услышал спокойное, ровное дыхание Маши. Тогда осторожно повернулся и лег на спину. Из окна лился холодный свет луны, ложась прозрачным покрывалом на их широкую кровать. Иван не мог уснуть. Он думал о том, что Елена давно уложила Арсения, поговорила с Филиппом, выслушала его новости за день. Обычно эта роль достается ему. Фила все зовут папенькиным сынком. Но папы нет рядом. У него четвертый день «командировки». Приходится довольствоваться обществом Маши, ее ласками, шутками. Ему уже не смешно, а секс превратился в способ убить время.

Дома Иван никогда не позволяет себе праздно валяться в постели. Слишком много обязанностей. Здесь другая территория, другие законы. Сначала это казалось экзотикой, заслуженным отдыхом, но через пару дней надоело. Животное существование. Он поднимается только для того, чтобы поесть Машину стряпню. Готовить она не умеет, да еще глупо гордится этим. Иван с грустью вспоминал рассыпчатую гречневую кашу с жареными грибами и луком, которую шикарно готовит Елена. Она добавляет в нее какой-то белый соус, посыпает зеленью, и получается настоящий шедевр! А какие борщи, солянки делает его жена!..

Маша заворочалась во сне, Иван напрягся, чертыхаясь: о чем он думает?! Какая каша, какой соус?! Полуголодное, заполненное сексом существование отупляет его. Да и заврался он совсем. Нужно что-то делать. В институте Деревской взял два отгула, дома сказал, что уезжает в командировку. Завтра ему нужно возвращаться в семью, в институт, а желания снова окунуться в домашние заботы и научные изыскания нет. Машиным обществом он тоже пресытился. Даже сексом заниматься больше не тянет. Она все чувствует и нарочно проявляет ненасытность, доводя его до полуобморочного состояния.

Как же он устал! Как нуждается в отдыхе! Последние полгода — сущий ад. Он сам виноват. Встречи с Машей потеряли свою остроту и стали ненужным грузом, от которого нужно избавиться. Чего доброго, эта девчонка решит забеременеть. Тогда не избежать скандала. Она раздует его не моргнув глазом. Какое ей дело до его репутации? Разве Маша пощадит чувства его близких? А Елена этого не перенесет. Догадываться — это одно, получить доказательства — совсем другое.

Лунный свет плыл по одеялу, норовя соскользнуть с кровати и покинуть спальню. Раньше они с Еленой были в восторге от таких романтических мелочей. Тогда они были влюблены. А потом все постепенно ушло. Они занимались сексом допоздна. Усталые, но счастливые, засыпали, когда лунный свет уже вовсю хозяйничал в их первой квартире, где они жили с маленьким Колей. Необыкновенное время, когда они понимали друг друга с полуслова. Куда же все ушло? В какие щели просочилось? У них трое детей. Неопровержимое доказательство существования настоящего, сильного и глубокого чувства. Теперь от него, как от большого костра, остались тлеющие угольки. Стоит налететь порыву сильного ветра, и угольки снова вспыхнут оранжевыми языками пламени. Деревской тешит себя иллюзиями.

Закрыв глаза, Иван тщетно пытался уснуть. Не получалось. Ему хотелось подняться, тихонько одеться и выскользнуть из этой ловушки, в которую он угодил по собственному желанию. Но Маша во сне повернулась к нему, обняла. Она кажется такой беззащитной, когда вот так спит, разбросав по подушке свои каштановые кудряшки. Однако стоит этому юному созданию открыть глаза, как от беззащитной, хрупкой девушки не остается и следа. Перед вами окажется женщина, которая знает, чего хочет от жизни, и идет напролом к своей цели.

Это она, пройдя к ним в отдел, проявляла недвусмысленные знаки внимания к его персоне. Она посещала все мероприятия, на которых он выступал с докладами. То и дело попадалась ему на глаза в коридоре, комнатах. И наступил момент, когда, не увидев Машу утром, не столкнувшись с ней в обеденный перерыв, не заметив ее кудрявой головки в первых рядах слушателей семинара, Иван занервничал. Теперь он сам искал с Машей случайных встреч, сам заводил с ней разговор. На научную тему, но все же. Девушка умела слушать, набирая в глазах Деревского дополнительные очки. Она была само внимание. Иван не заметил, как в его расписание вошли неспешные беседы с Машей после работы, по пути к метро. А однажды он предложил ей поужинать в кафе.

— Не отказывайтесь, Маша. Там подают отличную вырезку и варят крепкий, ароматный кофе.

Девушка деликатно отклонила его предложение. Деревской не мог знать, что юная соблазнительница строго следует своему плану. В ее поведении все было просчитано, ничего случайного.

После нескольких месяцев пребывания в институте она поняла, что настоящих мужчин вокруг раз-два и обчелся. Аспирантура аспирантурой, а любовные приключения никто не отменял. Она же умрет от скуки в обществе этих научных червей! Вокруг одно старье да бесперспективные инженеришки. Но на безрыбье и рак рыба, поэтому Маша сделала ставку на привлекательного мужчину средних лет. Мужчину умного, интеллигентного, приятного в общении.

Все оказалось проще, чем она думала. Деревской легко поддавался обработке. Очень быстро они стали любовниками. Деревской оказался щедрым, оплачивая ее нежности по собственной инициативе. Ей даже не приходилось его ни о чем просить. Одурманенный сексом, околдованный прелестями молодого, энергичного, ненасытного тела, Иван потерял чувство осторожности. Ему льстило внимание молодой, красивой женщины. Чисто по-мужски он решил, что должен выражать степень своей благодарности в денежном эквиваленте. Последнее время он хорошо зарабатывает. Его семья ни в чем не нуждается. Наконец он может с уверенностью говорить об этом. Маша — это Маша, дети — это дети. Никто не внакладе. Он по-прежнему будет выполнять просьбы сыновей, покупать им подарки, баловать. Жена… Здесь еще проще. Она давно перестала интересоваться такой мелочью, как доходы мужа. Для самоуспокоения оба называли это доверием.

Их отношения перешли в стадию, предполагающую минимум вопросов и общения. Разговоры с Еленой перерастают в ссоры, перебранки, а горячий шепот в постели — это уж вовсе для них нереальное, недоступное. В последнее время напряженность в их отношениях достигла апогея, когда любое неосторожное слово воспринимается как оскорбление. Самое лучшее — молчать, а еще, что и сделал Иван, — периодически исчезать из дома. Благо работа предполагает частые командировки. Однако эти уловки только усугубляют ситуацию. Их семья доживает последние дни.

За окном было серо. Осеннее утро обещало вот-вот разразиться дождем. Все вокруг замерло в напряженном ожидании.

— Ты что не спишь? — Сонный голос Маши прозвучал неожиданно.

— Спи, малыш, спи, еще очень рано, — целуя ее в закрытые веки, прошептал Иван.

Это прощальный поцелуй. Пока об этом знает только он. Усталости нет, хотя за всю ночь глаз не сомкнул. В отличие от последних дней Иван был полон энергии — готов горы свернуть. Может быть, потому, что, наконец, сделал выбор?

Он сегодня же поговорит с Еленой. Убедит ее, что они должны начать все сначала. Их связывает слишком многое, чтобы вот так от всего отказаться. Они не имеют на это права не только в память о долгих годах, прожитых вместе, но и ради детей. Дети… Иван ощущает физическую боль, представляя, во что превратится его общение с сыновьями после развода. Они примут сторону матери. Он уверен в этом. Что останется ему? Редкие встречи по выходным, телефонные разговоры? Все эти годы он позволял себе жить своей жизнью, считая, несмотря ни на что, что дети и Елена будут с ним всегда. Они — обязательное условие покоя, стабильности. Они — гавань, в которую он всегда возвращается. Стоит Деревскому представить, что этот порт для него закрыт, как ему становится не по себе. Жизнь теряет смысл.

Но ведь он сам все испортил. Он виноват. Он — предатель. Сначала ему было комфортно с Еленой, а потом он почувствовал, что ее любви уже мало. Она больше не согревала, не придавала сил. В ней осталось так мало удовольствий. А может, Елена действительно не любила его? Эта мысль пронеслась по телу неприятным холодком.

Впервые изменив Елене, он страдал от чувства вины. Все ждал наказания, но его не последовало. Мир не перевернулся, оставшись благосклонным к Деревскому. И тогда он завел еще одну связь, следующую интрижку. Елена словно ничего не замечала. Иван возомнил, что ему все прощается. Он решил, что мастерски ведет двойную жизнь. А она вдруг сказала, что ей известно о его похождениях. Она гнала его из дома. Как же так?! Это и его дом, ему некуда идти.

Тогда Елена нашла против него действенное оружие: делает вид, что не замечает его, молчит, игнорирует. Она мучает его. Это похуже ссор, скандалов. Пусть бы отхлестала его по щекам, истерику закатила. Так нет же. Елена показывает, что выше этого. Хочет сломить его своей холодностью и показной вежливостью. При детях она особенно любезна. Но с каждым днем они все дальше друг от друга.

Иван злился на самого себя. Он поступает непоследовательно. Каждый его шаг увеличивает пропасть между ним и Еленой. Каждый день придуманной командировки работает против них. Что он делает в этой постели? Он никогда не любил Машу. Запах «Черной магии» раздражает его. Ему ближе загадочность «Шанели № 5». Он скучает по этому аромату. И хочет домой. Хочет к детям. Елена не должна быть такой категоричной. Она не должна во всем обвинять только его. Елена тоже мучается. Ей не хватает его. Иван уверен, что только гордость и самолюбие не позволяют ей сделать первый шаг. Она давно готова перестать играть в молчанку. Для нее важен покой в доме. Сколько раз она говорила ему об этом.

Деревской был готов позвонить ей прямо сейчас. Он найдет слова, которые убедят ее, что у них есть будущее. Закроется в ванной, прихватив с собой мобильный… Лена не любит ранних звонков, неожиданного пробуждения. Она не поймет его. К тому же Маша, похоже, не собирается спать.

— Спи, Маш, еще очень рано.

— Нет, я тоже не буду спать, — заупрямилась она и, приподнявшись на локте, недовольно посмотрела на Ивана. — Который час?

— Только половина шестого. — Он надел наручные часы.

— Подождем до шести или займемся любовью прямо сейчас? — потянулась Маша.

— До шести? Почему до шести?

— Такой взрослый мужчина и не знаешь, что в это время идет колоссальный выброс гормонов. Лучшее время. — Маша покачала головой. — Утреннего секса в твоей семейной жизни тоже не было?

— У меня все было, Маша, абсолютно все. — Иван с досадой отмахнулся от ее объятий и поднялся с постели.

— Ты что? — Маша включила бра.

— Ничего. Спи, а мне нужно собираться.

— Мы же хотели вместе поехать на работу.

— Это ты хотела, — поправил ее Деревской.

— Ты возражаешь? Снова конспирация? — Маша хищно улыбнулась.

— Нет, девочка. Никакой конспирации. Больше вообще ничего не будет. Понимаешь, ничего.

Иван быстро оделся. Словно боялся, что у него отнимут его вещи и придется еще какое-то время провести в этих стенах. А он не должен этого допустить, иначе сойдет с ума и сведет с ума Елену. Все слишком далеко зашло.

Бедная Еленочка! Она только делает вид, что не переживает. Родная, любимая, она должна перестать ершиться. Должна снова допустить его к себе. Они навсегда останутся друг для друга родными людьми. Это ведь так просто, как дважды два. Им нужно снова понять и простить друг друга. Их связывает молодость, общие планы, дети. Остальное — иллюзии, от которых они откажутся во имя будущего.

Как же он виноват перед ней. Черт возьми! Она устала от забот, непонимания. Ей было трудно. Иван поморщился. Почему только сейчас он понял это? Нет, знал всегда, но согласился с этим только сейчас. Лучше поздно, чем никогда. Теперь все будет иначе.

Сумбурный поток мыслей захватил его. Деревской переживал волнительный и очень важный момент. Его семья — вот что важно! Ему нужно домой. Там его сердце. У него больше нигде не будет такого дома, такой жены, таких замечательных детей. Иван хотел поскорее услышать голос Елены, увидеть, как она наливает чай в чашку, не спеша кладет в него ложку сахара, отрезает тонкий ломтик лимона. Потом вспоминает, что Иван не пьет сладкий чай, виновато улыбается, а он говорит, что это пустяки. Все пустяки. Иван улыбнулся.

— Тебе смешно? — Голос Маши вернул его в реальность. — А что же такого смешного происходит, скажи на милость?

— Прости, я задумался.

— Ты думал о ней?

— Хотя бы и так.

— Какая радость вспомнить о своей обманутой жене, — съязвила Маша.

— Перестань. — Деревской с досадой отмахнулся. — Не унижай себя. Давай без пошлости.

— Ты уходишь? Тебе плохо со мной?

Одно дело, если бы она дала ему отставку. Тогда у нее было бы спокойно на душе, но это он бросает ее. Первый случай, когда инициатива разрыва исходит от мужчины. Маша вне себя от негодования. Никто не смеет так поступать с ней!

— Нам было хорошо, но больше этого не будет. Мы расстаемся. Я так решил.

— Ты бросаешь меня? — спокойно, даже равнодушно спросила Маша. Ей было нелегко держаться достойно. — Забавно. Почему именно сейчас? Не завтра, не через неделю, не вчера?

— Все когда-нибудь заканчивается. — Странно, но Иван не чувствовал угрызений совести. Эта девушка всегда использовала его. Маша принимает его, пока он ей нужен. А она ему — уже нет. Все кончено. Какие могут быть вопросы? — Наш разрыв никаким образом не повлияет на твою защиту, на твое место в отделе. У тебя все будет хорошо!

Он подошел и, наклонившись, хотел погладить ее по щеке. Маша перехватила его руку, ее глаза сверкали от гнева. Ивану стало не по себе. Он вдруг понял, что если она захочет отомстить, то не остановится ни перед чем. Деревской испугался, но не за себя, а за Елену. Это она в первую очередь может попасть под горячую руку его любовницы. Безрассудный служебный роман. Чего он ждал от него? Иван нарушил основополагающий принцип любовного приключения. Не слишком ли большую цену придется заплатить за минутные радости?

— Слушай, Вань, а ты решил, что меня можно бросить, как надоевшую игрушку? — Тонкие пальцы Маши больно впились в запястье Деревского. — Я похожа на такую женщину?

— Нет, ты не то говоришь.

— Мы так не договаривались, профессор! — Глаза Маши были настолько близко, что сливались в одно большое темное пятно.

— Маша, прекрати, это уже ни на что не похоже! — Иван с силой разжал ее пальцы. Отойдя к окну, он оперся о подоконник, потер запястье. — Давай расстанемся по-хорошему. Мы ведь интеллигентные люди.

— Нет!

— Чего ты хочешь?

— Я? Три тысячи долларов, — не задумываясь, потребовала Маша.

— Что?!

— Три тысячи зеленых до конца этой недели должны быть в моем кошельке. — Маша села, подтянув одеяло повыше. — Что тебя так удивило? Понимаю. Ты ожидал, что я назову более солидную сумму?

Теперь уже не стоит показывать свои прелести. Они больше не имеют влияния на этого поседевшего ловеласа. Нет, она не огорчена тем, что больше не ляжет с ним в постель. Больше всего ее гложет уязвленное самолюбие! Он так легко ставит точку в их отношениях? Кажется, она продешевила, назвав такую мизерную сумму. Она отлично играла роль восторженной слушательницы, страстной любовницы. Как он надоел ей со своими извечными разговорами о проблемах отдела, института, но она слушала, потому что Деревской имеет влияние на членов научного совета. Он — авторитет в научном мире. Она наивно полагала, что заполучила его ровно настолько, насколько он ей будет нужен. Какое разочарование! Она подарила ему столько удовольствия. Неблагодарный!

— Маша, я сделаю вид, что ничего не слышал.

— Хорошо. — Она улыбнулась, заправляя за ухо кудрявую прядь. — Тогда я запишусь на прием к твоей Елене Георгиевне. Я разыграю такую депрессию, в которую меня ввел один безответственный мужчина, что она не будет знать, куда деваться! Я объясню ей, что именно такие незадачливые трусы-любовники доводят бедных, доверчивых девушек до самоубийства.

— Ты не сделаешь этого… — прошептал Деревской. В груди неприятно закололо. Сердце, сбившись с ритма, застучало прерывисто — то быстро, то замедляясь. Говорить стало трудно. — Ты не сделаешь, Маша, ты не…

— Сделаю, потому что ты меня обидел. — Маша надула губки. — Котик, у тебя порыв честности и гуманизма? Ты вдруг вспомнил о существовании жены, детей? Понимаю. Зов крови, да? Может быть, тебе нужно просто пару дней побыть дома? Так зачем такой шторм, такой пафос? Я ведь ни о чем тебя не спрашиваю, ни на чем не настаиваю. Просто люби меня, будь рядом, когда можешь.

— Не настаиваешь, пока чувствуешь, что поводок в твоих руках.

— У нас не отношения хозяин — раб. Мы с тобой демократы в вопросах любви.

Маша посчитала, что одеяло может снова немного съехать вниз, открывая ее достоинства. Пусть опомнится, несчастный! Ведь она столько усилий потратила на сексуальное просвещение этого увальня. И пожалуй, могла бы гордиться своим учеником, если бы он не собрался вот так резко прервать отношения. А ей сейчас очень даже необходимо, чтобы голос профессора Деревского звучал в ее пользу. Накрутит его женушка, перекукует, и пиши пропало. Не будет ей жизни в отделе, диссертацию зарубят, карьере конец.

Это Деревской сейчас такой добрый, а пройдет пара дней — запоет иначе. Маша зло сощурилась, глядя на растерявшегося Ивана. Она подумала о том, что ему очень не хватает очков на переносице. Таких круглых, в жуткой черной оправе. Тогда он выглядел бы еще более жалким и потерянным. Думай, профессор, как выкрутиться из ситуации. За удовольствие нужно платить. Это сказала не она, но явно человек не глупый.

— Маша, то, что ты говоришь, отвратительно. — Деревской устало потерев лоб. — Как будто это не со мной происходит.

— Я поняла. У тебя раньше любовницы были заядлыми альтруистками? — засмеялась она. — И сколько их было, таких щедрых, таких любящих? Не говори только, что я у тебя — первый опыт внебрачных удовольствий.

— Было дело. Однако не так часто, как ты думаешь. Однажды по молодости, по глупости. Другой раз — бес попутал. Курортный роман не в счет. — Иван покачал головой. — Впрочем, тебя все это не касается.

— Ошибаешься. — Маша ослепительно улыбнулась. — Ты в очередной раз предал свою женушку.

— Я виноват. Не смог устоять, а потом… Хотел быть благодарным. Мне было хорошо с тобой. Я считал себя недостойным твоих ласк. Давил комплекс неполноценности шелестящими купюрами. Ты их принимала, и я чувствовал себя достойным твоей любви. Любви?.. Маш, а зачем тебе все это нужно? Ну, со мной ясно: возрастной кризис, нелады с супругой. А тебе зачем? У тебя ведь ни кризиса среднего возраста, ни проблем с мужем, детьми. Живи, наслаждайся молодостью. Зачем тебе такой динозавр, как я?

Деревской вдруг только теперь ясно представил нелепость союза, в котором он существовал. Эта кареглазая девица не любит его, иначе она никогда не позволила бы себе требовать денег за молчаливое расставание. Она банально использовала его. Ну, конечно, он нужен ей для того, чтобы спокойно продвигаться по карьерной лестнице. Как же он попался, старый дурак! Принимал все ее слова за чистую монету. Притворщица, она выставила его полным кретином. Да, можно представить, что она думала о нем после каждого свидания.

— Ты все понимаешь. — Маша поднялась, набросила синий шелковый халат. — Ты слишком умный, чтобы не понимать. Я не хочу терять время. Я хочу немного подстегнуть его.

— Ты молода, откуда в твоей головке столько прагматизма?

— Давай внесем поправочку — здравого смысла.

— Это так странно.

— Ты находишь?

Маша легко ступала по высокому ворсу коврового покрытия. Ее миниатюрная стопа утонула в мягком настиле, а синий халат, словно готовая пролиться дождем туча, несся вслед за хозяйкой. Оглянувшись, Маша вышла из комнаты. Иван проводил молодую женщину взглядом, в котором не было ничего, кроме сожаления. Деревскому захотелось поскорее покончить со всем этим.

Иван зашел на кухню, где Маша невозмутимо заваривала чай. У нее свои ритуалы. Утренний зеленый чай с лимоном — один из них. Скорее дань моде, чем искреннее следование желанию. Она делает только то, что нужно. Деревскому пришло в голову, что Маша все делает исключительно ради того, чтобы произвести впечатление.

— Маш, знаешь, говорят: «Поступок — все, репутация — ничто».

— И кто это у нас такой умный?

— Гете.

— И чего ты от меня ждешь?

— Ничего, на прощание я хочу сказать, что слова — это просто слова.

— Я тебе такой ликбез устроила, а ты меня вздумал учить? — вспыхнула Маша.

— Я устал от тебя.

— И мне осточертело притворяться!

Деревской покачал головой. Как же он устал от всего этого! От недавней бодрости не осталось и следа. Эта девчонка, как вампир, высосала ее. Нужно поскорее бежать отсюда.

— Вот что, Маша, — Деревской принял решение, — я дам тебе то, что ты просишь.

— Нет, профессор, не прошу, — зло усмехается та. — Я требую, а это совсем иное. Требования обычно удовлетворяют.

— Оставь свои дурацкие выводы при себе, девочка. — Иван прижал ладонь к груди. Лицо его искривила гримаса боли.

— Не надо разыгрывать инфаркт прямо на моей кухне, — раздраженно произнесла Маша, отворачиваясь, но Иван не притворялся.

Разливающуюся в груди боль можно было описать одним словом: огонь. Пламя, разбушевавшееся внутри. Оно беспощадно жгло, не давая передышки, затрудняя дыхание, застилая пеленой глаза. Иван попытался сделать глубокий вдох, но сотни кинжалов вонзились в грудь при попытке наполнить воздухом легкие. По-видимому, и Маша поняла, что Деревской не играет. Она недовольно покачала головой, помогая ему сесть на высокий табурет, стоящий у стола.

— Так жалко денег стало? — с иронией спросила она, накапав валокордин в крошечный пластиковый стаканчик. Запах лекарства мгновенно заполнил небольшое пространство кухни. — Держи.

Маша вышла из кухни. Через пару минут вернулась и вопросительно посмотрела на него.

— Полегчало?

— Спасибо.

— Не за что. — Она с нетерпением ждала, когда Деревской уйдет. — Так ты уходишь или решил остаться?

— Ухожу, ухожу. — Ивану было неприятно, что боль застала его врасплох. У девчонки создастся впечатление, что он решил вызвать к себе жалость. — В среду ты получишь деньги. Я принесу их на работу.

— Хорошо.

— Только пообещай, что не потревожишь Елену. — Острая боль ушла, но ему все еще было страшно дышать полной грудью.

— Обещаю. — Маша торжественно прижала ладонь к груди. Потом вдруг звонко засмеялась.

— Что так рассмешило тебя?

— Впервые вижу такого заботливого мужа. Что ж ты ко мне в постель забрался-то? Чего искал, если жена такой ангел?

— Я мужчина. Обычный смертный мужчина, стареющий и глупый, — вздохнул Деревской. — Оправдания мне нет, разве только… У меня ведь не было никакой выгоды. В отличие от тебя… Только желание снова чувствовать себя любимым…

— Пусть тебя твоя жена любит. — Маша направилась к входной двери. Иван последовал за ней. — Идите, профессор. Работа и семья ждут вас. При встречах обещаю вести себя прилично.

— Договорились, — тихо проговорил Иван и, сняв с вешалки куртку, медленно надел туфли. Надо было бы сделать наоборот, потому что куртка то и дело падала на пол, да и обуваться неудобно. Наконец он справился с негнущимися пальцами и в последний раз посмотрел на Машу. — Мне жаль, что все так вышло.

— А мне нет! — с вызовом ответила она.

— Прости, если сможешь. В сущности… — задумчиво произнес Деревской, — в сущности, виноват только я. Ведь я старше.

— О, да! — Маша залилась смехом. — Ты не волнуйся. Я как-нибудь переживу. О себе беспокойся.

Нужно идти. Иван стал медленно спускаться, держась за перила. Идти было трудно. Словно мешала какая-то невидимая сила. Ноги не слушались. В груди было непривычно тесно, жарко. Какое-то новое состояние, не совместимое с самой жизнью. Может быть, глоток свежего воздуха поможет? Тщетно. На улице его зазнобило. Боль нарастала. Каждый шаг давался с невероятным трудом. Ивану безумно хотелось поскорее оказаться подальше от этого дома, от этих окон. Он чувствовал, будто Машин взгляд пронзает его. Деревской, как мог, ускорил шаг. В его движениях не было обычной четкости. Со стороны создавалось впечатление, что он едва стоит на ногах.

Деревской прошел через двор, арку, ведущую к небольшому палисаднику. За ним — дорога. Там он поймает машину и поедет на работу. Начался дождь. Деревской запрокинул голову. Холодные капли упали на лицо. Это хорошо. Дождь — чистая вода, смывающая всю грязь. Вот знак свыше, что он все делает правильно. Кто не ошибается? Главное — остановиться и сделать правильный выбор.

Иван улыбнулся — он возвращается домой. Сегодня он услышит голос Елены. К черту все обиды. Ему нужна только эта женщина, и он намерен сказать об этом… Додумать до конца Иван не успел. Охнув, он резко упал на засыхающие цветы. Резкая боль разрывала его изнутри. Она словно зажгла прохладный осенний воздух, делая его раскаленным. Смертоносная лава разрушительными потоками пронеслась по всему телу, унося свет, чувства, саму жизнь.

Николай боролся с нарастающим раздражением: машина не слушалась его. После долгого перерыва в работе он чувствовал себя за рулем неуютно. Несколько неприятных ситуаций на дороге — тому подтверждение. Вышел из них без последствий чудом. В тот же день едва не сбил замеченного в последний момент пешехода.

— Ты где дорогу переходишь, мать твою! — зло выругался Деревской в открытое окно.

После этого Николай связался с диспетчером, сообщив, что его рабочий день закончен. Половина девятого вечера — время хороших заказов, но Деревской чувствовал себя выжатым. Он не имеет права на ошибку. Нужно входить в рабочий ритм постепенно. Николай успокаивал себя. Все нормально. Он не должен так нервничать. К тому же теперь он в доме старший. Он вернет былую форму. У него нет иного выхода, значит, придется постараться. На него смотрят братья, он несет ответственность за все, что происходит в семье.

То, что отца больше нет, казалось непостижимым. Николай никогда не помнил, чтобы отец жаловался на здоровье, пил лекарства. Так, иногда, что-то от головной боли, что-то от спазмов в желудке. Смерть забрала его. Какой страшный финал для затянувшейся ссоры, для долгих лет непонимания и отчуждения. Смерть отца так и не дала родителям возможности все исправить. Тяжело, невыносимо тяжело. Николаю до сих пор трудно поверить в случившееся. Словно плохое кино, невольным участником которого пришлось ему стать. Сейчас отснимут последний дубль, и все встанет на свои места. В этой сцене отец вернется поздним вечером и с порога закричит: «Всем привет, я пришел!»

Николай потер виски. Команда «Снято!» не звучит…

В день похорон отца было сыро, холодно. Многих, кто пришел проститься с Деревским, Николай не знал. Ему пожимали руку, говорили слова соболезнования, но ни одно из обращений не тронуло его сердце. Все его внимание было приковано к матери. Она едва держалась. С того момента, как узнала о смерти мужа, Елена не произнесла ни слова. Она все время беззвучно плакала, глядя куда-то вдаль. А когда не плакала, то лежала в спальне на широкой кровати, закрыв глаза. Все знали, что мама не спит. Братья по очереди подходили, спрашивали, не нужно ли ей чего. Не открывая глаз, она только качала головой.

— Оставим ее в покое, — сказал Филипп.

— А я хочу полежать с мамой рядышком. Может, ей станет легче, — шмыгая носом, заявлял Арсений.

— Фил прав. Маме нужно побыть одной. — Николай выпроваживал братьев из родительской спальни. Правда, сам он то и дело заглядывал туда. Приносил чай, еду, но все оставалось почти нетронутым. Молча забирал остывшую еду, пристально вглядываясь в побледневшее, осунувшееся лицо матери. У Николая сердце сжималось. Зная ее сильный характер, он верил, что она найдет в себе силы пережить утрату. К черту ссоры — они прожили вместе четверть века. О чем тут говорить…

А потом эти похороны. Казалось, они никогда не закончатся.

— Примите мои соболезнования. — Приятный женский голос выделялся из череды грубоватых, сиплых мужских. — Иван Максимович принадлежал к тем людям, жизнь которых продолжается и после их ухода. Его фундаментальные научные труды, благодарные ученики… У вас был замечательный отец, Коля.

Николай медленно поднял глаза — перед ним стояла молодая женщина с невероятно красивыми миндалевидными глазами. Вьющиеся каштановые волосы подобраны, открывая длинную шею. Николай горячо пожал протянутую руку, ужаснувшись, что в такой момент оценивает достоинства незнакомки. Но она на самом деле была хороша. Черный плащ, черный прозрачный шарф, развевающийся на ветру, подчеркивали траурность момента, но в то же время выгодно оттеняли ее матовую кожу, ярко-каштановые волосы. Николай не выпускал прохладной ладони, чувствуя, как та постепенно согревается, перенимая его тепло.

— Спасибо, спасибо за хорошие слова. — Николай заметил, что мама смотрит на них. В ее взгляде он уловил настороженность. Разжав пальцы, машинально потер ладони.

— Как зовут вашу маму? — вдруг спросила женщина.

— Елена Георгиевна.

— Я хочу выразить ей соболезнование. Жена — самый близкий человек, ей тяжелее всех пережить потерю. Берегите маму, Коля, поддержите ее.

— Да, конечно, — пробормотал Николай.

Женщина удалилась от него, легко ступая на высоченных каблуках. Николай увидел, как она подошла к матери, как начала говорить, чуть склонив голову. Реакция матери насторожила его. Елена Георгиевна побледнела, с трудом поднялась. Теперь их лица оказались на одном уровне. Лицо незнакомки с опущенными глазами — сама кротость и смирение, а лицо матери застыло в гримасе отвращения. Елена Георгиевна сжала кулаки. Николай решил выяснить, в чем дело. Но очередной мужчина уже пожимал его руку, говорил слова утешения, поэтому Николай опоздал. Он так и не стал свидетелем разговора между матерью и незнакомкой.

Тем временем Маша выполнила то, что задумала. Ее ничто не могло остановить. Она пришла проводить в последний путь своего любовника, имея еще одну цель. Она решила рассказать о том, что было между ней и Иваном его жене. Маша заранее испытывала невероятное блаженство, представляя, сколько горьких минут доставит ни о чем не подозревающей женщине. Однако Елена Георгиевна, увидев Машу в числе пришедших, почувствовала к ней ничем не объяснимую антипатию. Эта высокая, стройная девушка с тяжелым взглядом сразу не понравилась ей. Даже траурность ее одежд казалась элементом игры, неискренности, чем-то вроде необходимого маскарадного костюма. А когда Елена Георгиевна увидела, что девушка идет к ней, у нее все внутри оборвалось.

У девушки оказался приятный голос, но смысл слов не сразу дошел до Деревской. Резкий, легко узнаваемый запах «Черной магии» заставил Елену Георгиевну подняться. Она должна быть сильнее этой нахалки, посмевшей в такую минуту быть здесь, говорить с ней, вдовой. Неужели в этом мире не осталось ничего святого?

— …Мне очень жаль, — продолжала Маша. Именно с этих слов Елена Георгиевна заставила себя слушать. — Иван Максимович сделал выбор. Он, наконец, перестал колебаться между долгом и чувством. Решил, что мы больше не должны скрывать наши отношения. Какая трагедия! Именно в тот день он хотел сказать вам о своем решении уйти из семьи. Иван… Иван Максимович все принимал близко к сердцу, вот оно и не выдержало. Я, разумеется, не буду ничего афишировать…

— Хватит, я все поняла, — тихо произнесла Елена Георгиевна, отыскивая глазами Николая. Но он был в окружении сотрудников Ивана. Слушать далее было невыносимо. Елена боялась, что сорвется и закричит. Нет, она выдержит, чтобы не доставить этой мерзавке удовольствия. Она хоронит своего мужа, а эта рыжая пигалица вещает о каком-то романчике! Иван решил уйти из семьи? Девчонка лжет! Она хочет заставить ее страдать еще больше. Какая жестокость! Господи, куда же больше?!.

— Я не хочу причинять вам боль, Елена Георгиевна. Но так нелегко носить в себе то, о чем так скоро должны были узнать все, — продолжала между тем Маша, откидывая с лица прядь волос. — Правда, с уходом Ивана все потеряло смысл. Я не стану предавать огласке наши отношения. В память о чувстве, которое нас связывало, я буду скорбно молчать. У меня останутся те последние четыре дня, что мы провели вместе. Это немало для одной большой любви…

— Уходите, — твердо потребовала Елена Георгиевна. Ей удалось совладать с эмоциями. Она гордо выпрямилась и с вызовом посмотрела в глаза Маше. — В чем вы хотите меня убедить, девочка? В том, что мой муж любил вас? Как же плохо вы его знали! Для него самым важным был дом, семья, дети. Он потому и умер, что наконец понял, в какое болото завел его ваш роман! Его сердце не выдержало чувства вины передо мной, мальчиками. Вот причина его смерти. Он умер от этого, ни от чего другого, ясно вам?! Вы и ваши фантазии здесь совершенно ни при чем!

— Мне нравится, как вы держитесь! — призналась Маша. — Сознайтесь, что это я придала вам столько сил. Вы должны быть мне благодарны. Я облегчила вашу ношу. Ведь одно дело — хоронить любимого мужа, совсем другое — изменника, предавшего многолетний брак ради объятий какой-то пигалицы.

— Убирайтесь! — Елена Георгиевна тяжело опустилась на стул. — Это кощунство — говорить у гроба непристойности. Довольно.

— Надеюсь, вас уже ничто не сможет удивить, — зло произнесла Маша.

— Разве только что я все еще жива, — делая ударение на слове «я», прошептала Елена Георгиевна, глядя вслед сопернице. Происходящее казалось дурным сном, кошмаром. Елена хотела и никак не могла проснуться.

Когда Николай подошел, мать снова погрузилась в скорбное молчание. Она посмотрела на Николая. В ее глазах застыла пустота, отрешенность.

— Когда все это закончится? — прошептала Елена и смахнула слезы.

Николай сжал ее руки. Сколько раз за этот день он делал это? Чем еще он мог помочь?

— Потерпи, мам, потерпи, милая, — ответил он.

«Странно, что я еще жива», — это были ее последние слова, после которых последовала вереница молчаливых тягостных дней. Елена отказывалась от общения. Пропуск в долину своего скорбного молчания она не дала никому.

Николай надеялся, что со временем боль притупится. Он наблюдал за матерью, и ему становилось страшно: она не пыталась выбраться из поглотившего ее молчаливого созерцания. Прошел почти месяц, но атмосфера в доме не налаживалась. В семье Деревских обосновалась слезливая, молчаливая непредсказуемость. Мама совсем расклеилась. Она только и делала, что плакала. Когда бы Николай ни зашел к ней в комнату, он заставал ее в слезах. Николай успокаивал ее как мог, но она не нуждалась ни в чьем участии. Елена ушла в свое горе, не замечая, что этим причиняет страдание своим мальчишкам. Как-то заставляла себя есть, пила остывший чай и молчала. Редкие фразы воспринимались как надежда на ее возвращение.

Старались помочь и Громовы. Особенно тетя Майя. В эти дни Майя разделяла горе своей подруги. Ее каждодневное присутствие в их доме успокаивало Фила и Арсения. В те дни она стала их ангелом-хранителем. Ключи отца от квартиры автоматически перешли в ее распоряжение. Поэтому она заходила так часто, как только могла. Прежде всего Майя шла в спальню, где, укрывшись теплым одеялом, лежала Елена.

— Дайте ей время. Она не в себе. Она не может оправиться после такого удара… — Майя качала головой, когда Николай возвращался с работы и вопросительно смотрел на соседку.

А ему так хотелось хороших новостей! Со дня на день он ждал маминого возвращения. Неужели это никогда не закончится? Она не может так поступать с ними. Ему, братьям нужна нормальная жизнь, нужна мать. Но стоило переступить порог, как виноватый взгляд Майи говорил ему обо всем без слов.

— Я тоже очень хочу, чтобы Лена поскорее пришла в себя. — Громова словно извинялась за свою подругу. Майя старалась компенсировать отсутствие материнской ласки и заботы, разрываясь между тремя сыновьями Елены и своей семьей. Она обнимала Олю, целовала ее в пахнущую свежестью макушку. — Доча, ты ведь понимаешь меня?

— Понимаю, мамочка.

— Не обижаешься?

— Ты не беспокойся обо мне, папе. У нас-то все в порядке. Сеньке и Филу сейчас тяжелее всех. Коля взрослый, а они… Я на их месте тоже чувствовала бы себя паршиво.

— Давай останемся каждый на своем месте, милая, — посоветовала Майя. — Леночка скоро придет в себя. Жизнь постепенно наладится. Нужно время, чтобы пережить такое горе.

Сколько должно было пройти дней, месяцев, чтобы мама снова почувствовала интерес к жизни, Николай не знал. Никто не знал, а ждать было нелегко. Николай с гордостью смотрел на братьев. Молодцы мальчики. Филипп, умница, держится, пытался быть полезным. Ему приятна забота тети Майи, но с еще большим удовольствием он брал на себя то, что раньше делала мама. Николай видел, что это возвышает его в собственных глазах. Хорошо, пускай. Взрослеет. Мужчина должен уметь все.

С Арсением было сложнее. Он не забросил учебу, чего так боялся Николай. Но с ним творилось неладное: уединяясь в своей комнате, он скорбно молчал, как и его мать. Не позови его, так и пролежит до самого позднего вечера. Николай часто заставал его в слезах. Сенька стеснялся этого, отворачивался, а Николай делал вид, что ничего не замечает. Ему самому было нелегко строить из себя супермена. Как бы он хотел помочь и братьям, и матери, но Николай не знает, что еще должен сделать.

— Сень, давай в выходной на каток махнем. — Николай вспомнил, что Арсений с отцом часто ездили кататься на коньках.

— Как с папой? — Глаза Арсения наполнились слезами.

— Да. Хочешь? — У Николая застрял комок в горле.

— Поедем.

— Вот и хорошо. — Николай обнял его, думая о том, как младший похож на маму. В нем нет ничего от отца. Филипп — папин сын, а Сенька… Он другой. Ранимый, чувствительный и беззащитный. Скорее бы он повзрослел и стал менее уязвимым.

— Я пойду маме скажу насчет катка, хорошо? — Арсений осторожно постучал в родительскую спальню. Получив разрешение войти, забрался к маме на кровать. Взял ее обессиленную руку, прижал к своему лицу, замер. Он был так счастлив, что мама не гонит его, что забыл о цели своего прихода. Но прошло немного времени, и мама, погладив его по голове, прошептала:

— Иди, сынок, займись чем-нибудь.

Арсений послушно побрел в свою комнату. Он уже привык развлекать себя. Их дом превратился в место великой скорби, где все предпочитают разбрестись по комнатам. Филипп, и раньше не разговорчивый, стал вовсе молчуном. Раньше он расслаблялся в разговорах с отцом о программном обеспечении, о новых играх, о планах по усовершенствованию компьютера. Теперь говорить обо всем этом стало не с кем. Другого собеседника он пока не собирался искать.

Все чаще Николай задумывался о том, что не справляется с ролью главы семейства. У него ничего не получается. Ему так нужна помощь, а мама ушла в свое горе и не желает возвращаться в реальную жизнь.

— Да ей просто так удобнее! — в сердцах воскликнул Коля в один из разговоров с Громовой.

— Не говори так! — тетя Майя покачала головой. — Мы не имеем права осуждать ее.

— Жизнь не стоит на месте. Фил, Сенька нуждаются в ней. Да и мне нужна помощь. Этому дому нужна хозяйка. Она же всегда была сильной, тетя Майя!

— Была сильной. При отце была сильной, а оказывается… — Громова многозначительно развела руки.

Теперь Николай обязательно заскакивал домой на обед. Раньше он перекусывал на ходу. Но сейчас приезжал не потому, что нуждался в горячем обеде, а чтобы накормить братьев, маму. Приезжая, заставал ставшую привычной картину: мальчишки разбрелись по своим комнатам, мама — в спальне. Она все еще не выходит к столу, практически ничего не ест, проводя все время в одиночестве.

— Мы не можем злоупотреблять вашей добротой. — Николаю было неловко. Все это нелегкое время Громова практически полностью взяла на себя заботу о них. В доме чисто, в холодильнике приготовленная еда. Готовила Громова вкусно.

— Не выдумывай, Коля. По-моему, я прекрасно со всем справляюсь. Я права?

— Спасибо вам.

— Ничего, прорвемся. Всех напою, накормлю, только бы ели.

Едоки из Деревских стали никудышные. Николай подавал братьям пример, делая вид, что проголодался. Но в их глазах читал: «Как он может жрать?!» Николай закупал продукты, готовил по очереди с тетей Майей. Он изощрялся, изучая кулинарные книги. Кажется, у него неплохо получалось, и Громова его хвалила. Но братья не ценили его кулинарные способности. Их приходится уговаривать проглотить хоть кусочек, съесть одну ложечку, короче, выглядеть дежурным клоуном. Как же ему было тяжело! Не мог же он сказать, что вместо роли домашнего психоаналитика, с которой явно не справлялся, он с большим удовольствием опрокинул бы стакан водки, упал на свой диван и забылся тяжелым сном. Правда, понимая, что, когда проснется, ему станет еще хуже, ведь ничего не исправить, ничего не вернуть. Если бы это было в его силах…

— Мам, жизнь ведь не остановилась. — Николай в очередной раз обратился к матери. Отпуск за свой счет, который она взяла, проходил на кровати в спальне. Она словно забыла, что у нее есть дети, что это не только ее горе. — Мам, не только ты потеряла мужа, но и мы лишились отца, слышишь? Пожалей ты нас, ради бога! Не меня, так хоть Фила, Сеньку! Хоть его, мелкого, пожалей, мам!

Елена молчала. Николай чувствовал раздражение, жалость и беспомощность. Ему хотелось встряхнуть мать. Что надо сделать для этого?

— Потерпи, Коленька. — Майя погладила его по жестким волосам. — Она потеряла друга. Единственного, настоящего. Потеряла опору и никак не может прийти в себя.

— Сколько еще ждать? Я устал. Все устали. — Николай был резок. В его тоне не было ни намека на жалость, сострадание.

Майя подумала: «Вот что значит чужая кровь…»

— Потерпи, — только и повторила, устыдившись своей мысли.

— Я так устал, тетя Майя. — Коля уткнулся ей в грудь.

Майе стало стыдно. Как она могла плохо подумать о нем?! Грешно. Она не должна так вести себя.

Говорят, если сильно оплакивать умерших, то на том свете они пребывают в мучениях. Они видят, как страдают близкие, и не находят себе покоя. Их пребывание на небесах превращается в бесконечную муку. Так Николая просветила их всезнающая диспетчер Рита.

— Попробуй сказать маме об этом, — посоветовала она. — Может, прислушается? В ее положении человек непредсказуем. Попробуй. Что ты теряешь?

В очередной раз, вернувшись с работы, Николай застал мать в постели. Чашка с чаем у ее изголовья стояла нетронута. Мама не обернулась, никак не отреагировала на его появление.

— Привет. Как ты, мам?

В ответ ни слова. Николай не сдался:

— Мама, ну давай двигаться, пожалуйста. Что я должен сделать? Ты скажи, я все смогу. — У Елены не дрогнул ни один мускул. — Ты не хочешь думать о нас? Хорошо. Подумай об отце. Пойми, ему только хуже от того, что ты рыдаешь целыми днями. Ты топишь его в своих слезах. Он там себе места не находит! Нельзя так скорбеть. Ты лишаешь его покоя, дороги в вечность. Это проверенный факт.

— Не находит себе места? — вдруг отозвалась мама.

— Да, именно. — Николай был окрылен. Наконец-то!

— Он и на земле его, оказывается, не нашел. Все искал, подальше от дома и семьи.

— Ты о чем это, мам? — Николай чувствовал, что в последнее время у родителей были разногласия. — Ты о чем?

— Я знаю о чем. — Елена медленно повернулась к нему. Устало вздохнула. — Знаешь, тебе лучше ни о чем меня не спрашивать.

— Тогда не говори загадками.

— Хорошо. Скажу прямо, если ты так настаиваешь, — медленно, с нескрываемой досадой произнесла Елена, прижимая ладони к бледному, исхудавшему лицу. Потом резко отняла руки и страшно посмотрела на Николая. — Пусть мучается, пусть не находит себе места! Глядишь, ворота в рай навсегда и закроются. Он ведь туда метил, как думаешь? А его место в аду!

Николай оцепенел от неожиданности.

— Ты совсем голову потеряла, — прошептал он, но Елена больше не желала продолжать разговор. Она отвернулась и, натянув повыше одеяло, замерла.

Тогда Николая прорвало:

— Отлично! Ты, как я вижу, себя жалеешь. Жалеешь так, что дальше уж некуда! Тогда я попрошу тетю Майю забрать Филиппа и Арсения к себе до тех пор, пока у тебя в голове все не придет в норму. До тех пор, пока ты снова не вспомнишь, что твои дети потеряли отца. Им тоже тяжело, им нужна мать. Ты поверила словам какой-то… И теперь готова перечеркнуть все, что связывало тебя с отцом все эти годы?!

— Не говори со мной так! — не оборачиваясь, потребовала Елена.

— Вот что, — Николай собрался выйти из спальни, — значит так. Завтра я отведу детей в школу, а ты приводи себя в порядок. Сначала себя, потом дом. Хватит пользоваться добротой тети Майи. И возвращайся в жизнь, в которой тебе больше не с кем делить ответственность за судьбы твоих детей и свою собственную. Встряхнись, наконец! Раньше у тебя была опора — отец. Смирись с потерей. Завтра ты начинаешь новую жизнь!

Он вышел из комнаты, громко закрыв за собой дверь. Это получилось случайно, о чем Николай пожалел. Ему не нужны дешевые эффекты. Разговаривать с матерью в подобном тоне для него было нелегко, но она вынудила. Оставалось ждать результата.

На следующий день, когда Николай приехал к обеду, дома все изменилось. Нет, еще не встало на свои места, но кардинально изменилось: квартира была убрана, на кухне — приготовлен обед. Мама была в свежей выглаженной рубашке и спортивных брюках. Вымытые волосы переливаются шелком. Рядом с ней была тетя Майя.

— Привет, Коленька. — Она первой приветствовала его.

— Здравствуй, сынок. — Мама смотрела на него без улыбки, без каких-либо эмоций. Ее лицо было похоже на маску.

— Добрый день всем. — Он подошел, поцеловал маму в щеку.

— Есть будешь? — спросила она.

— Конечно.

— Зови мальчиков, и к столу. Они не хотели садиться без тебя. — Елена повернулась к Майе. — Присоединяйся.

— Спасибо, я побегу к себе. Оля скоро из школы вернется. — Майя светилась от радости. Быстро поцеловала Елену, зазвенела ключами. — Куда положить?

— Пусть пока будут у тебя, — попросила Елена, и Майя кивнула.

Связка ключей снова оказалась в ее кармане. Незаметно Громова сделала знак Николаю.

— Я провожу вас, тетя Майя. — Та, улучив момент, шепнула ему в самое ухо: — Я на всякий случай спрятала лекарства. Мне показалось, она выпила что-то.

— Этого еще не хватало, — вздохнул Николай.

— Ничего, ничего, успокоительное ей сейчас не повредит.

— А если она спросит, где аптечка?

— Поинтересуйся, что ей принести из лекарств. Аптечка в твоей комнате, в шкафу.

— Хорошо, спасибо вам.

— Не за что. — Майя открыла входную дверь. — На работу ей надо. В больнице ей больные так голову заморочат, что на свои проблемы времени не останется.

— Согласен. Надеюсь, ее отпуск скоро закончится.

Майя говорила не всю правду. Незадолго до возвращения с работы Николая Елена в очередной раз позвонила подруге и попросила ее зайти.

— Бегу, Леночка. — Майя примчалась так быстро, как могла.

Дверь ей открыл улыбающийся Арсений. Майя вопросительно подняла брови. Из своей комнаты выглянул Филипп и поднял вверх большой палец. Заинтригованная, Майя вошла в спальню, но Елены там не было. Она хозяйничала на кухне.

— Ленка! — всплеснула руками Майя. Она собиралась высказаться по поводу долгожданного возрождения Елены, но та остановила ее.

— Подожди, не говори ничего. — Она усадила подругу за стол. — Я скажу тебе, только тебе. Сейчас, и больше никогда не вернусь к этому. Поэтому слушай и не перебивай… Ивана больше нет. Я помню, все, что было в нашей жизни хорошего. Помню и то, о чем лучше не вспоминать. По-христиански я ему все простила. Пусть получит свое место в раю. Я никогда не буду говорить о нем плохо ради детей. Только ради них я попытаюсь вернуться.

— Но… простить можно только по-настоящему. Не на словах, не ради кого-то. Просто простить, — заметила Майя, когда Елена села напротив.

— Пока я готова только на это.

— Немало, подружка. Уже немало. — Майя ободряюще улыбнулась.

— В конце концов, я тоже не святая… — начала Елена.

— Ты о чем?

— Я хочу рассказать тебе кое-что.

— Да, я слушаю, — насторожилась Майя.

— Я должна сказать тебе, только тебе. Я знаю, что это уже не имеет значения, поэтому и признаюсь.

— Ты заинтриговала меня.

— Тогда слушай и не перебивай…

Через полчаса Громова собралась уходить. Сегодня она узнала все. Она боролась с противоречивыми чувствами. Нет, не осуждала Елену, но все же не до конца понимала ее.

— Как же тебе было трудно… — Громова нахмурилась. — На самом деле тебе никто не мог помочь.

— Я знаю. — Елена рада, что решилась облегчить душу. — Хотела прожить красиво, а получилось дешево и банально.

— Ты не сказала главного… — Майка была взволнована. — Мы выбираем путь, грешим, несем наказание. Обвиняем в своих неудачах кого угодно, только не себя.

— Зачем ты мне все это говоришь? — Оказалось, не так-то легко быть понятой. — Ты осуждаешь меня?

— Ну что ты… Просто… Знаешь, у тебя могла быть совсем другая жизнь, — Майя не хотела обидеть подругу, но этот вывод напрашивался сам собой. — Ты никогда не думала о том, что ты сама выбрала такую судьбу, такой путь?

— Разумеется, думала… Только у меня не хватило сил что-либо изменить.

Всю свою жизнь Деревская боролась с ветряными мельницами. В самом начале это был протест против материнского диктата, попытка взять на себя ответственность, а потом Елена решила изменить мир. Ничего не вышло, и она сдалась. Господи, как же она несчастна! Вокруг нее всегда был праздник, но она никогда не оказывалась в числе приглашенных. И прожила пустую жизнь. Неужели так заметно? Наверное, так, если даже Майя деликатно намекает на это.

— Жизнь продолжается, Лена. Ты должна идти дальше.

— Ты презираешь меня?

— Не говори глупостей. Я с тобой.

— Спасибо.

— Если не возражаешь, сменим тему. — Громова улыбнулась.

— Да, конечно. — Елена подняла крышку кастрюли, в которой варился борщ. Деревская не хотела, чтобы подруга заметила, что она снова на грани слез.

— Пахнет аппетитно, — шумно втягивая носом воздух, заметила Майя.

— Стараюсь.

— Ленка, у тебя все получится. Что было, то было. Что будет, то будет.

— Будь что будет…

— Теперь ты снова дома, а я… Я пойду?

— Останься. Коля приедет, и мы сядем за стол… — Повернувшись, Елена улыбнулась. — Побудь со мной, пока он не вернется. А потом пообедаем.

— Хорошо, я останусь.

Теперь, когда Николай приехал и получил свою порцию радости, Майя могла спокойно идти домой. Этот обед должен пройти в семейном кругу.

— Готовность номер один! — крикнула Елена из кухни. Это означало, что обед готов.

— Поверить не могу! — Николай не скрывал радости.

— Вот видишь! — Майя кивнула в сторону кухни. — Она возвращается.

— Спасибо вам. — Николай закрыл за соседкой дверь и обернулся к домашним: — Мою руки и иду.

В ванной он прижимался лбом к холодному кафелю. Ему нужно было прийти в себя. Он был взволнован. Николай долго мыл руки. Он знал, что его ждут, но ничего не мог с собой поделать. Сейчас они снова сядут за стол. Как прежде. Хотя никогда уже не будет как прежде. Отец не сядет во главе стола. Этого больше не будет никогда.

Мысль колючим комом встала в горле. Николай заплакал, впервые после смерти отца. Открыл воду в кране посильнее и, злясь на самого себя, умылся, всхлипывая и беззвучно шевеля губами. Боль нашла выход. Наконец впервые за долгое время он мог не притворяться. Николай думал, что за ним никто не наблюдает. Он ошибся.

Филипп и Арсений уже сидели за столом. Заждавшись Николая, Елена решила снова позвать его. Услышав шум воды, направилась в ванную. Заходить не стала. Через неплотно закрытую дверь увидела, как плачет ее старший сын. Ей захотелось обнять его, облегчить его боль. Но в то же время Елена поняла, что сейчас ему не это нужно. Он хотел побыть один на один со своими слезами, выплакать боль.

Елена вернулась на кухню.

— Где Колька? — Фил нетерпеливо потер руки. — Мы его ждем.

— Где наш Коля? — Улыбнулся Арсений. — Я не буду начинать без него.

Елена потрепала сына по волосам, вспоминая, как по выходным дети не хотели приступать к еде, пока отец не сядет во главе стола. Теперь Николай старший, главный мужчина в их семье. Все ждут его.

— Совершенно с вами согласна, Сенька, — тихо говорит Елена. — Подождем. Он сейчас присоединится к нам.

— Он так долго моет руки, — заметил Филипп, прислушиваясь к шуму воды.

— Он все делает правильно, — ответила Елена, разливая по тарелкам аппетитно пахнущий борщ. — Запомните, дети, теперь Коля — старший в семье. Пришло нелегкое время. Мы должны быть вместе. Один кулак, понимаете?

— Мам, а ты больше не будешь молча лежать на кровати? — Голос Арсения дрожал от волнения.

— Не буду, — твердо пообещала Елена и нервно провела ладонью по волосам.

— Приятного всем аппетита, — раздался за ее спиной голос Николая. Он увидел, что никто не притронулся к еде, и обвел присутствующих тревожным взглядом.

— Не начинаем, тебя ждем, — объяснил Арсений.

— Без тебя никак, сынок. — Елена показала ему на стул во главе стола. — Присаживайся.

— Спасибо. — Он сел, положил свою ладонь поверх ее руки. Их взгляды были красноречивее любых слов.

— Тебе спасибо, — ответила Елена.

— Как вкусно пахнет! — заметил Коля.

— Старалась… Да, вот еще что. Аптечку верните на место, — неожиданно потребовала Елена. Николай покраснел, а она улыбнулась. — Я выбралась на этот свет не для того, чтобы делать глупости. Сегодня у меня болела голова, и я не смогла найти анальгин.

— Хорошо, мам.

Николай снова пожал ее прохладную руку. Он чувствовал себя победителем. Наверное, каждый из них в этот день мог праздновать победу. Теперь можно было снова смотреть в будущее. Хотя… Никто ни о чем таком не думал. Всем было хорошо в этом теплом, уютном настоящем.

Жаннет была в ярости. Девчонка совсем зарвалась. Нужно устроить ей головомойку из разряда тех, которые надолго отбивают охоту портить хозяйке настроение. Меряя тяжелыми шагами кабинет, Жаннет поглядывала на часы: через двадцать минут ее выход, а где она, эта чертова Анна? Сегодня в зале слишком много влиятельных людей. Пусть только придет, стерва, пусть выступит, а потом получит сполна! За все получит. Возомнила себя суперзвездой, почувствовала свою значимость. Сама бы вряд ли догадалась, так Жаннет помогла.

— Теперь жри, хоть подавись! — В сердцах выругавшись, Жаннет снова посмотрела на часы.

В зале собралась публика, которой нужна Анна. За последние полгода популярность «Рандеву» выросла. Доходы Жаннет увеличились, клиентура расширилась. И причина тому — белокурая Пантера, которая завораживает публику своей красотой и грацией. Мужчины назвали ее так, и Жаннет согласилась. Здесь у каждой девушки свое сценическое имя. Анне с ее грацией нельзя было придумать ничего лучшего, чем Пантера. Мужчины в восторге от нее. Жаннет недоумевала: и что они в ней находят?

Загадочная мужская душа клюет на белое облако волос, призывную улыбку, точеную фигурку. Мужчины, эти похотливые существа, любят глазами. И не жалко им за минутное удовольствие опустошать свои кошельки. Транжиры. Нет, Жаннет не такая, она с деньгами очень осторожна. Есть женщины, в руках которых купюры не задерживаются. Жаннет поджала губы. Она знает цену каждому доллару, каждой купюре, которая появляется в ее кошельке. Они нелегко ей достаются, а потому и тратит она их с умом.

Ее дорога к сытой, обеспеченной жизни была нелегкой. Жаннет взгрустнулось: даже вспоминать не хочется. Она никогда не была наивной девчонкой, которая верила, что красота спасет мир. Жаннет всегда и во всем привыкла полагаться только на себя. Не обладая броской внешностью, выдающимися способностями, она умела располагать к себе. Это помогло ей следовать собственному жизненному плану. Его важным пунктом было удачное замужество.

За плечами Жаннет два брака. Оба по расчету. Она продумывала каждый свой шаг. Жанна была такой с детства. Деньги для нее — синоним счастья. Ее родители вечно считали копейки. Отсутствие денег становилось причиной постоянных ссор, скандалов. В конце концов родители разбежались. Жаннет была уверена, что они разошлись из-за того, что так и не смогли обеспечить нормальную жизнь ни себе, ни ей. Почему они решили, что у них порознь это получится? Но с тех пор Жанна твердо знала, что обеспечит себе достойное существование. Ради этого молодая девушка шла на любые сделки с совестью.

Главное — роскошь, богатство. Два старика, которых она пригрела на своей груди, обеспечили ей хороший трамплин, а потом… Истосковавшись по любви, по настоящему чувству, она влюбилась без памяти и вскоре оказалась без копейки. Горячий любовник обставил ее, соблазнил сладкими речами, ослепил обещаниями. Он нарисовал картину райской жизни, в которую наверняка попал, прихватив с собой все сбережения Жаннет и натравив на нее своих кредиторов.

Чтобы сохранить свою жизнь, ей пришлось платить по счетам предавшего ее мужчины. Признать это обидно, не признать — глупо. Однако времени на депрессию у Жаннет не было. После этого она решила, что нет на свете мужчины, из-за которого стоит проронить хоть одну слезу. Теперь все они для нее на одно лицо. Никаких отличий. Мужское достоинство — миф, в который ее больше никто не заставит поверить.

Ей понадобилось семь лет, чтобы стать хозяйкой самого известного в городе ночного клуба. Она прошла через знакомства с влиятельными людьми, которые поначалу не видели в ней достойного партнера. Ее игнорировали. Ее отвергали, а потом не смогли не принять, увидев, как она целеустремленна, как умна и расчетлива. В этой среде такие качества ценились превыше остальных. То, что Жаннет принадлежала к слабому полу, никого не интересовало. Какая разница, в брюках ты или в юбке, когда речь идет о деньгах? Здесь правила одинаковы для всех. Волчицу приняли в стаю. То, что ее признали, было уже победой. Теперь Жаннет могла спокойно работать. Она нашла могущественного покровителя. Мечта снова обретала реальные очертания.

Жаннет не принадлежала к тому счастливому типу женщин, которые становятся краше с годами. Она располнела, расползлась, уже к тридцати потеряв остатки точеной фигурки, которую подарила ей природа. Перекрашивая волосы слишком часто, она лишилась густой роскошной гривы. От нескрываемого пристрастия к сигаретам и крепким напиткам кожа ее приобрела неприятный сероватый оттенок. Румяна, тоники, пудры помогали ей выглядеть свежее. Но несмотря на это, создавалось впечатление, что она невероятно устала. Наступил момент, когда обилие косметики только подчеркивало ее недостатки. Без сигареты и рюмки-другой виски Жаннет уже не могла уснуть. Неделями обходиться без мужчины — пожалуйста, но ни одного дня без спасительного напитка, который на время дарил ей иллюзию покоя.

В этот день в ожидании Анны ей тоже хотелось выпить. Жаннет представляла, как войдет в кабинет, быстро подойдет к бару и нальет себе спасительную рюмку. Закрыв глаза, она ощутила, как в груди разливается спасительный жар, и в этот момент дверь комнаты открылась. На пороге стояла Анна.

— Который час? — сквозь зубы рычит Жаннет.

— Я опоздала. Знаю.

— И это все, что ты можешь сказать в свое оправдание?!

— Никаких оправданий. Лучше спроси, буду ли я вообще выступать! — Голубые глаза девушки искрились и слепили загадочным сиянием. В них не было ни капли раскаяния, лишь приглашение к поединку.

Жаннет наотмашь ударила ее по лицу. Снова и снова. Она вкладывала в удары все накопившееся раздражение. Во взгляде Анны было презрение и достоинство, которое не поколебать и сотней пощечин. Жаннет почувствовала, что Анна выше, чище, сильнее. Это еще больше раззадорило хозяйку. Тогда она начала бить ее изо всех сил.

Анна не сопротивлялась. Она присела и попыталась закрыть руками голову. В ярости Жаннет не помнила себя. Смеющиеся глаза Анны разбудили в ней зверя. Вид упавшей на пол жертвы распалял его. Жаннет уже не думала о том, что после такого «внушения» Анна едва ли выйдет на сцену. Это уже не имело значения. Главное — увидеть в голубых глазах страх, покорность, а не эти насмешку и иронию. Ей же больно, так пусть закричит, застонет хотя бы! Но Анна молчала.

Стук в дверь остановил Жаннет. Тяжело дыша, она подхватила Анну, усадила ее в кресло. Нервно сдувая с влажного лица пряди волос, подошла к двери. Оглянувшись, зло посмотрела на Анну, только после этого открыла. Николай собственной персоной! Так вот оно что! Жаннет пришла в ярость. Как он посмел явиться сюда вновь?

— Тебе чего надо? — прохрипела Жаннет.

— Где Анна? — Его голос не предвещал ничего хорошего.

— Пошел вон! — зашипела Жаннет и собралась закрыть дверь.

Николай подставил ногу. Несмотря на боль, он не убирал ее. Жаннет не станет вызывать охрану. Она не покажет, что напугана. Она — символ власти, символ несгибаемой воли и вдруг продемонстрирует, что черноглазый парень сумел ее приструнить?! Не бывать этому! Даже если ей придется отдавить ему ногу этой чертовой дверью! Мало получил в прошлый раз?

— Я никуда без Анны не пойду! — Никто не сдвинет его с места. — Она пришла сказать вам, мадам, что больше здесь не работает.

— Жаннет! Жаннет! — по коридору мчалась Пчелка — одна из танцовщиц. Раскрасневшиеся щеки, развивающиеся волосы, на ней только тонкая туника из полупрозрачной золотистой ткани. Увидев непонятную сутолоку у кабинета хозяйки, Пчелка остановилась в недоумении. Затем обратилась к Жаннет:

— Выход Анны. В зале недовольны. Я танцевала дольше положенного, но Анны все нет. Публика свистит. Там сейчас такое начнется!

— Она больше не выйдет! — Николай с вызовом посмотрел на Жаннет.

— Что ты себе позволяешь?! Не слушай его, Пчелка! Иди работать! Выход Анны задерживается. А ты пошел вон! — Жаннет с силой толкнула Деревского. От неожиданности Николай потерял равновесие и, падая, ударился о противоположную стену. Боль разлилась по спине, голове. За это время Жаннет успела закрыть дверь.

Николай не стал стучать. Он сел рядом и приготовился ждать. У него есть время. Ради Анны он готов потерять дневную выручку, недельную, лишиться работы. Все что угодно. Это любовь всей его жизни. Ради Анны он ее отдаст не задумываясь. До знакомства с ней в его жизни ничего не было. Ничего настоящего. Теперь все будет иначе. Любовь захлестнула. Сердце трепещет. Он готов бороться за свое счастье.

Никогда раньше Николай не рассказывал матери о своих любовных приключениях, но удержать в себе отношения с Анной не смог. Мама должна была узнать всю правду. Ему было важно знать, что она об этом думает. Оказалось, она на его стороне. У него самая лучшая в мире мама! Столько нежности, идущей от сердца, он всегда получал только от нее, а теперь — и от Анны. Две женщины в его жизни. Третьей не будет, потому что тогда это должна быть другая жизнь.

Николай не верил, что может стать таким сентиментальным, заботливым. Анна разбудила его, незаметно, день за днем делая его лучше, чище. Эти два месяца, что они стали близки, он был по-настоящему счастлив. Она — ангел. Анна приняла его чувства и простила. Он так виноват перед ней. Он был несправедлив, потому что сначала мечтал купить ее любовь. Он позволил Жаннет поиграть с ним. И был наказан долгими месяцами боли, одиночества. Счастье, которое он обрел, дорогого стоит. Что такое полгода, когда впереди вся жизнь, в которой рядом с ним будет Анна?

Выздоравливая, Николай мечтал о встрече с ней. Сначала это желание проскакивало мельком, потом — словно цеплялось за что-то и требовало все больше внимания. А с конца октября мысли об Анне не покидали его. Где бы он ни был, что бы ни делал, он видел ее смеющиеся глаза, ее улыбку. Николай потерял сон. Он бродил по темной квартире, заглядывая к братьям, заботливо поправляя их одеяла. Иногда закрывался на кухне и курил в вытяжку. Нервы его были на пределе.

Сколько раз Николай проезжал мимо «Рандеву», но что-то останавливало его. Он решил, что его встреча с Анной должна произойти вне этих порочных стен. И дело было не в том, что он боялся встречи с теми, кто так недружелюбно обошелся с ним. Николаю была неприятна мысль о встрече с Жаннет. Он боялся, что не сдержится, услышав от нее в свой адрес что-то пошлое, грубое, и натворит дел. Она ведь тогда прямо сказала ему:

— Нет на этом свете ни одного мужчины, ради которого можно проронить слезу. И ты такое же дерьмо, как все! Пришел к одной, а удовольствие получаешь с другой. Вам нужен сам процесс, а нам важно с кем…

Удовольствие… Ему противно вспоминать события того злосчастного дня. Это было затмение какое-то. Тогда он еще не понял, насколько ему нужна Анна! Неожиданная смерть отца вытеснила мысли о «Рандеву», о белокурой голубоглазой красавице. Собственные проблемы отошли на дальний план, казались никчемными, надуманными. Важным стало возвращение к жизни матери, общение с братьями. Николай загружал себя работой, считая, что только так должен вести себя глава семьи.

Наконец мама пришла в себя, вышла на работу, Николай впервые за долгое время вздохнул с облегчением. Теперь он снова разрешил себе думать об Анне. Белокурый ангел. Да и вспомнит ли она его? Может, и смотреть в его сторону не захочет? Столько мужчин добиваются ее благосклонности. Чем он мог привлечь ее внимание? Разве что живописной сценой с Жаннет? За окном набирала обороты зима, а они встречались еще весной. Встречались — громко сказано. Она давно забыла о нем.

За это время даже преданная Ирка успела выскочить замуж. Николай был рад этому. Он правильно поступил, отдалившись от нее. Николай никогда не любил ее. У них не было будущего. Ира умела утешить, обогреть, ничего не просила, ни на чем не настаивала, но Николай знал, чего она ждет. Чем она отличается от остальных девчонок? Ничем. Ей тоже нужна семья, муж, дети. Стандартный набор женского счастья. Она получила его с другим мужчиной. Вот и славно, а ему нужна Анна.

После смены он парковал автомобиль неподалеку от «Рандеву». Сидя в машине, наблюдал за теми, кто входит и выходит из клуба. Николай понимал, что рано или поздно увидит Анну. Увидит, а там будь что будет. Упрямо, часами просиживал в холодной машине. Его терпение было вознаграждено через неделю. На ступеньках показался силуэт, который он не перепутал бы ни с чьим. Анна была в роскошной шубе. Гордая посадка головы, необыкновенная походка. Николай не мог налюбоваться. Эта уверенно шагающая по покрытому первым снегом тротуару женщина — Анна. Достав из сумочки мобильный телефон, она набрала номер. Короткий разговор, и она идет уже не так стремительно. Николай завел остывший на холоде двигатель и подъехал к ней. Быстро вышел из машины.

— Здравствуй, мой ангел! — улыбнувшись, произнес он и едва успел подхватить теряющую сознание девушку.

Освещенное неярким мерцающим светом фонарей ее лицо так прекрасно! Аромат легких духов кружит ему голову, ее золотые волосы свисают шелковистой волной. Николай едва владел собой. Он прижал любимую к себе. Он был безоговорочно влюблен.

Анна медленно открыла глаза и, вдохнув холодный сырой воздух, дала понять, что может встать на ноги. Николай осторожно отпустил ее. Анна подняла ворот шубы. Еще не было произнесено ни одного слова, но по ее щекам лились слезы.

— Анна, Аннушка, ради бога…

— Мне сказали, что ты умер, — не дав ему договорить, тихо проговорила она. — Все это время я живу с чувством вины.

— Жив и здоров, как видишь! — как можно бодрее произнес Николай. — Здоров как бык!

— Какое счастье, какое счастье! — вытирая слезы ребром ладони, пробормотала Анна. — Я обвиняла себя за то, что ты оказался в клубе. За то, что незаслуженно пострадал. Ты не должен был… Зачем ты тогда приехал?..

— Прости меня. — Николай схватил ее руки, стал жадно целовать прохладные ладони.

Тонкие пальцы ее дрожали, а он, закрыв глаза, все целовал их, целовал. В какой-то момент остановился, встретился взглядом с голубой бездной и, не помня себя от радости долгожданной встречи, крепко обнял Анну. Он прижал к себе мягкий податливый комочек. Анна несмело обняла его в ответ.

— Мы оба виноваты, — уткнувшись лицом в мех, сказала она. — Я хотела казаться смелее. Я уже привыкла к тому, что в жизни я одна, а в клубе — другая. Моя работа требует жертв. Я боялась, что одной из них стал ты.

— Ты ни в чем не виновата. — Николай поднял ее лицо, едва прикасаясь к нему кончиками пальцев. Она уже не плакала. Чуть припухшие губы, покрасневший нос придавали ей трогательное выражение. — Теперь рядом буду я. Я огражу тебя от любого зла. Ты позволишь мне быть с тобой?

— Я? — Анна была в растерянности. — Быть с тобой?

Она уже не надеялась на встречу с Николаем. Красивый парень, которого она неосторожно впустила в свой мир. Ей было жаль его. Какое-то время Анна жила с чувством вины, но ощущения притупились. Теперь у нее другая жизнь, в которой больше нет места романтическим встречам с Николаем. Они — две планеты, движущиеся по разным орбитам. Зачем он ей? Красотой и сладкими речами сыт не будешь. Ник никогда не сможет обеспечить ей тот уровень жизни, о котором она мечтает. Сказать ему это сейчас в глаза Анна не решается. В его глазах светилась надежда. Хорошо. Пока она сделает вид, что принимает его ухаживания. В конце концов, она никому не давала клятву верности.

— Ты мой ангел, только мой. — Николай поцеловал ее, не встретив сопротивления.

— Я не хотела, чтобы между нами что-то было, — прямо глядя в его глаза, призналась Анна.

— Почему?

— Ты просто хотел купить мое тело. Ты был таким, как все, кто приходит на мои выступления. Они видят только мое тело. — Теперь она взяла его лицо в свои холодные ладони. Николай почувствовал, как дрожат ее пальцы. — А у меня есть душа. Тебе ведь не было до нее никакого дела, так?

— Не было. — Он не мог лгать в такую важную минуту.

— Вот видишь…

— Все изменилось, Аня, — горячо заговорил Николай. — Я столько думал о тебе, о нас. Если бы я только мог найти слова!.. Верь мне. Я влюблен в тебя без памяти. Я все сделаю ради тебя. Какая же ты красивая! Рядом с тобой все меркнет, все бесцветно, а я… вообще недостоин…

— Не говори так. — Она мягко прикрыла ему рот ладонью.

Николай воспользовался этим, поцеловав ее.

— Я люблю тебя.

— Подожди. — Достав из сумочки мобильный, Анна быстро набрала номер: — Будьте добры, снимите заказ… Кажется, есть кому отвезти меня домой. Ты не возражаешь?

Николай был счастлив. Он молча взял Анну за руку, помог ей устроиться на переднем сиденье. Заботливо приподнял край шубы и, закрыв дверцу, шумно выдохнул. Она была с ним, она простила его! Непостижимо!

Уже у двери квартиры Анны Николай вдруг взял ее за руку:

— Ты уверена, что я могу войти?

— Да, — коротко ответила она, доставая ключи. Зная, что это не навсегда, она приглашала Николая в свой мир. Он сам почувствует себя лишним, а пока она рада, что он жив. Она хочет, чтобы он стал ее мужчиной. Блажь, каприз. Анна ощущала себя героиней пьесы, финал которой еще не дописан.

— Ты живешь одна?

— Да. — По ее лицу промелькнула тень.

Снова эти перемены настроения, которые так удивили его в их первую встречу. Анна непредсказуема, опасна этой непредсказуемостью. Николай ощутил внутреннее напряжение, но дверь уже была распахнута, Анна жестом пригласила его войти. Дальше все было как во сне. Происходящее выглядело слишком нереальным, чтобы быть правдой.

— Ты больше не считаешь меня похотливой шлюшкой? — Теперь, когда они стали близки, Анна казалась менее уверенной. В ее глазах застыло напряженное ожидание.

— Никогда так не думал, — слукавил Николай.

— Врешь, я всегда знаю, когда ты врешь. — На нее нахлынула беспричинная грусть. Зачем она все это затеяла? — Впрочем, не нужно усложнять. Все хорошо.

— У нас все хорошо. Почувствуй разницу.

— У меня нет никого, кому бы я могла рассказать о том, что происходит. — Анна спрятала лицо у него на груди.

— Расскажи мне о себе…

— Ничего интересного. — Анна не хотела открываться до конца.

— Только то, что посчитаешь нужным.

— Тогда слушай…

Короткий, печальный рассказ. Теперь он знал, что Анна давно осиротела. Бабушка умерла два с половиной года назад. У Николая сжалось сердце. Боль утраты ему была близка.

— Теперь у тебя есть я, — ласково произнес он. — Теперь у тебя есть я и моя мама. Я познакомлю тебя с моей семьей. Вы понравитесь друг другу. Мама у меня замечательная. Братья… Они у меня такие разные, но вы подружитесь.

— Два брата-акробата?

— Забудь, я тогда был зол.

— А теперь? — Анна улыбнулась.

— Теперь я другой.

— И я другая, — прошептала Анна.

Они проговорили всю ночь. Рано утром Николай собрался на смену. Анна приготовила ему завтрак, собрала с собой «тормозок». Игра выглядела весьма правдоподобно. Коля наблюдал за ней. Она все делала, как мама: не спеша, собранно.

— Я буду скучать, — целуя Анну, прошептал Николай.

— Береги себя…

Он помнил события того дня, все самые незначительные детали. Николай чувствовал себя абсолютно счастливым. Эта девушка открыла ему другой мир, мир, в котором он был счастлив. Это было написано на его сияющем лице. Все, с кем приходилось общаться, замечали, что он изменился. Мама первой обратила на это внимание.

— Скажи честно, ты влюбился? — взъерошив его волосы, спросила она.

— Отчаянно!

— Как ее имя?

— Анна.

— Ты расскажешь мне о ней? — Елена не надеялась на откровенность сына. Обычно он не баловал ее рассказами о своих девушках. Но на этот раз все было иначе. Николай с удовольствием поделился тем, что было у него на сердце.

Он и сам не верил в то, что у него с Анной все так замечательно складывалось. Единственное «но» беспокоило его: Анна отказывалась бросить работу. Он уверял, что сможет дать ей достойное содержание.

— Ты что?! У меня платный факультет, мне еще учиться и учиться. — Она покачала головой. — Я сама кого угодно готова содержать, но чтобы меня!..

— Ты переживаешь, что у нас не будет хватать денег на твою учебу? — напрягся Николай.

— Это очень важно для меня.

— Анна, ты недоговариваешь. Ты боишься обидеть меня?

— Не знаю, что ты хочешь от меня услышать. — Анна поняла, что заигралась. Ей не нужно было все это затевать. Она жалела, что впустила Николая в свой мир. Он в нем неплохо обосновался и теперь пытался устанавливать свои порядки.

Совершенно естественно, что он начал с ее работы в «Рандеву».

— Ты же не станешь выступать в клубе, когда выйдешь за меня замуж? — не выдержал Николай. Он все никак не мог отважиться попросить ее руки. — Моя жена не может танцевать в «Рандеву».

— Не помню, чтобы мы обсуждали это, — кокетливо ответила она. Внутри у Анны все оборвалось. Она не была готова. Кажется, игра зашла слишком далеко. Этот парень уже небезразличен ей, как раньше, но и связывать с ним свою жизнь она не собирается.

— Я столько раз говорил об этом сам с собой, — засмеялся Николай.

— Сам с собой? Интересно.

— Аня, я сделаю все, чтобы ты была счастлива! Выходи за меня, Анна Саввична Рокотова. Я так люблю тебя. Ты — мой ангел. Я сделаю все, чтоб ты никогда не пожалела о нашей встрече.

— Я должна подумать, — отведя взгляд, ответила Анна.

Она решила выиграть время. Анна не могла категорически сказать «нет». Вот такая слабачка. В конце концов, она не обязана сразу отвечать согласием. Какой старомодный юноша!.. Он решил, что обязан жениться на ней. И не понимает, что это невозможно. Ее ошибка состоит в том, что она слишком приблизила его. Он уже считает ее своей собственностью. Ничего нового. Очередной хозяин. Она ищет его. Только Николай вряд ли тот, кто ей нужен. Он не сможет обеспечить ей достойную жизнь. Одной любви слишком мало, чтобы быть счастливой. Анна вздохнула. Шалаш ее никак не устраивает.

— Я не могу ответить сразу.

— Я не принимаю такой ответ! — Николай улыбался, но глаза его оставались серьезными. — Скажи сейчас.

— Так нельзя, — засопротивлялась Анна.

— Мы едва не потеряли друг друга, о чем ты говоришь?

— Ник, не торопи меня.

— Буду торопить, потому что каждый день, прожитый без тебя, — пустой, безликий.

— Ты давишь на меня! — упрямо запротестовала она.

— Буду давить. Время летит. Мы не должны быть такими расточительными.

— Как странно. Ты говорил, что не умеешь красиво говорить. Может, у тебя и стихи есть, которые ты посвятил мне? — Она попыталась перевести разговор на другую тему.

— Будут, как только ты скажешь «да» и бросишь работу.

— Я не готова!

— Почему, Аня?

— «Все мы сидим в сточной канаве, но некоторые при этом смотрят на звезды». Это сказал Оскар Уайльд.

— Не понимаю.

— Я еще не подняла голову. Я не готова к таким быстрым переменам.

— Значит, ты не любишь меня. — Николай сник. Кажется, он не настолько нужен ей, как она ему.

— Не говори так. — Она погладила его по голове. В этом жесте было что-то материнское, а Николаю нужна страсть.

— Хорошо. Давай постепенно. Сначала решим с твоей работой, — предложил Николай. Он полагал, что, уйдя из «Рандеву», она легче воспримет предстоящие перемены. Анна должна выйти за него. Он все продумал.

— С работой?

— До того, как стать моей женой, ты должна бросить ее.

— Да, я понимаю. Я поговорю с Жаннет. — Анна согласилась поговорить с хозяйкой. На самом деле просто хотела выиграть время. — Только я тебя прошу…

Они договорились, что в «Рандеву» Анна пойдет одна. С Жаннет нужно говорить без свидетелей, особенно без таких, как Коля. Его появление в клубе все только усугубит. Анна боялась. Жаннет непредсказуема, но они смогут договориться. Если она на самом деле решит связать свою жизнь с Николаем, ей придется покинуть это заведение. Пока она готова говорить с Жаннет о том, что ее пребывание в «Рандеву» временное. Попросит неделю отпуска.

Хозяйка не будет в восторге. Начнет шантажировать фотографиями, которые Жаннет может отправить туда, где они не должны оказаться. Собственно, чего она так боится? Декана ее личная жизнь не касается. Однокурсники не осудят. Времена настали тяжелые, каждый держится как может… Анна уговаривала себя, что переросла свои страхи. И тут же поняла, что уже давно работает в «Рандеву» не из-за страха разоблачения. Ей нравится атмосфера ночной жизни. Она получает удовольствие от сознания своей власти над публикой. Она любуется собой, зарабатывая немалые деньги своим роскошным телом. И ждет того, кто по достоинству оценит его.

Анне давно нет дела до угроз толстухи-хозяйки. Почему она раньше так близко принимала к сердцу ее слова? Подумаешь, фотографии… Девчонки, с которыми она работает, подняли бы ее на смех, расскажи она им о шантаже хозяйки. Им плевать на фотографии, фильмы, на все, что говорит о них со стороны. Плевать! Жаннет блефует, играя на ее наивности. Бережет ее до поры до времени. Хозяйка набивает цену, чтобы однажды продать ее подороже. Ее Пантера должна приносить доход заведению. Как же хозяйка разъярится, когда узнает, что девочка готова в любой момент выпорхнуть из гнезда!..

Жаннет долго приручала Анну, надеясь, что вкус красивой жизни затянет ее и та перестанет быть ханжой. Образ невинной красотки выгодно отличал Анну от остальных танцовщиц. Но все это должно было иметь обычное продолжение. Один из посетителей должен был возжелать ее настолько сильно, чтобы Жаннет сказала бы «да». Обычно все решает предложенная сумма. У Жаннет все продумано. И то, как проведет мужчину в комнату Анны и сделает, чтобы та не смогла сбежать. Идеальный вариант — по согласию, но Жаннет перестала на это надеяться. Строптивая девчонка. Танцует, деньги получает немалые, а большего не хочет. Все ее, видишь ли, устраивает.

Анну действительно устраивало почти все. Главное — материальная независимость. Она могла позволить себе гораздо больше, чем девчонки с ее курса, живущие с родителями. Никто не задавал ей вопросов по поводу супермодной обуви, щегольского вида, шикарных ароматов. Иногда Анна намекала о состоятельном любовнике. Ей приходилось делать это, чтобы все выглядело более-менее пристойно. Но знала, что рано или поздно все откроется. Ей даже хотелось предвосхитить события и признаться, что деньги не падают ей на голову, что она не тянет их из любовников.

История с Николаем выпадала из логической цепочки, которую выстраивала Жаннет. Да и Анна удивлялась, что так легко решилась на близость с ним.

— Мужчины — балласт, который нужно вовремя сбросить, чтобы снова взлететь, — просвещала ее Пчелка.

Обожающая деньги, драгоценности, она могла переспать с мужчиной, который ей совершенно не нравился. При этом играла искреннее восхищение, вводя в заблуждение партнера. Он мог находиться в полной уверенности, что очаровал девушку, а та «раскручивала» клиента на полную катушку. Жаннет знала за Пчелкой ее «грешок»: та не могла не поделиться. Здесь с такими вещами не шутили, а потому пару раз Пчелке досталось от разбушевавшейся Жаннет. Однажды дело дошло до того, что Пчелку выставили из заведения. Анна помнила, как та унижалась, чтобы получить прощение. Времени с тех пор прошло не так уж много, а Пчелка снова играла по своим правилам, рискуя вызвать гнев Жаннет.

— Ты тоже не будь дурой, Анька, не отдавай то, что положено. Они на нашем здоровье наживаются, тут не до честности. — Пчелка преданно смотрела на нее своими раскосыми зелено-серыми глазами. — Слушай меня, Ань, а не то пропадешь. Вижу, больно ты правильная. Здесь это ни к чему.

Никого слушать Анна не собиралась. Заработанные деньги позволяли ей учиться, содержать квартиру в порядке, себя — на высшем уровне. Рано или поздно в ее жизнь войдет любимый человек. Она верила, что у нее будет счастье высшей пробы. Однако Жаннет постоянно напоминала ей о том, что пора переходить с мужчинами на другие отношения. Прозрачные намеки Анна оставляла без внимания, надеясь на их договор: она сама должна сказать «да». Порой Анна вглядывалась в полутьму зала в поисках лица, вызывающего у нее симпатию. Тщетно, сколько попыток, столько и разочарований. Но и понять, почему она уступила Николаю, тоже не могла. Любить за что-то невозможно. Можно просто любить и быть при этом счастливой или глубоко несчастной.

Вот сейчас ей просто хорошо. Она просыпается и ложится с улыбкой. Николай сумел снова привить ей вкус к обычным радостям. Кажется, Анна уже не так остро нуждается во всех этих атрибутах роскошной жизни. Имея их, она может оказаться дорогой игрушкой в руках извращенца или жестокого негодяя. «Рандеву» — опасная лотерея. Играть в нее — рискованное дело. Может, на самом деле пора выйти из игры? Это даже интересно. А деньги… ничего, заработают. Анна знавала и не такие времена.

Главное сейчас — не оглядываться на прошлое. Разговор с Жаннет уже не казался ей испытанием. Пусть будет как будет. Никаких заготовок. Она поставит хозяйку в известность, что в ближайшее время уйдет из «Рандеву». Вот и все. Ничего проще не придумаешь: Анна честно отработала то время, что была в клубе. Благодаря ее выступлениям здесь всегда был аншлаг. Жаннет нужно создать такой же ажиотаж вокруг другого имени. Незаменимых нет.

Размышляя об этом, Анна вошла в клуб легкой, парящей походкой. Она чувствовала себя так, словно затеяла новую, забавную игру, в которой сама диктовала правила. Анна помахала охраннику, который показал ей на часы, намекая, что ее заждались. Она напряглась. Жаннет наверняка в ярости. Что ж, ей предстоит переварить нечто более серьезное, чем опоздание Анны. Ей интересно попробовать жить, как все. Об этом она собирается сообщить хозяйке «Рандеву». Жаннет не найти доводов, чтобы удержать, отговорить ее. Придется смириться с тем, что Анна — прошлое для клуба. Девушке казалось, что в этом нет ничего непоправимого. Хозяйка прекрасно справится и без нее. Им нужно расстаться по-хорошему. Но предугадать такого развития событий не мог никто…

Сидя на стуле после жестоких побоев, Анна не могла даже пошевелиться. Она слышала, как Жаннет препирается с Николаем, но отреагировать на происходящее не было сил. Тело — сплошная боль. Анна с ужасом думала о том, что сделает Николай, когда увидит ее в таком состоянии. Он натворит дел. Она могла бы рассказать ему о несчастном случае с неудачным падением, все что угодно, только не правду. Не так все должно было происходить, не так. Жаннет не должна была срываться. Они ведь могли договориться, а теперь все предопределено.

Закрыв дверь, Жаннет подбежала к Анне, резко подняла ее голову за подбородок.

— Он ждет тебя за дверью. Это из-за него все мои планы коту под хвост? Жалко, что не пришибли его тогда, сучонка.

— Ты не должна так говорить о нем… — едва разжимая губы, прошептала Анна.

— Не тебе судить, что и кому я должна! Ты обязана плясать и извиваться у шеста еще долго и нудно! Я вложила в тебя столько денег, столько планов, ты должна работать и работать. Вместо этого захотелось переспать с дешевкой? Ну, переспала бы. Зачем усложнять? Да он тебе трусы порядочные не купит. У вас никогда не будет на это денег! — Жаннет присела у ног Анны, погладила ее колени. — Опомнись, девочка. Гони его в шею. Мы тебе такого кадра подберем! Ты молода, красива, так воспользуйся этим. Он тебе не пара! Он предаст тебя ради любой юбки, которая будет покладистее.

— Не надо ничего говорить. Я ухожу. Зачем ты со мной так? — В зеркале напротив Анна видела свое распухшее лицо, взлохмаченные волосы. — Хороша невеста.

— Невеста? — Жаннет захохотала. — Тебе бы еще руки и ноги переломать.

Жаннет в ярости. Как же так получилось? Глупо, банально и необъяснимо. Она ведь все сделала для того, чтобы отвадить этого наглеца. Анна нужна ему вся без остатка. Сиротинушка, нашла-таки покровителя. Водила несчастный. Вышибить обоим мозги всем в назидание? Шальная мысль приятным теплом расплескалась по телу, обогрела, успокоила. Жаннет знала, что Анну никто искать не будет, а Николя… Удар по головушке, в рот вливается бутылка водки, а раскисшее тело бросают где-нибудь. Замерзнет, и черт с ним! Есть люди, которые с первого раза не понимают, тогда со второго нужно действовать наверняка.

— Жаннет, пожалуйста, отпусти меня. — Анна испуганно смотрела на нее. Она далеко зашла в своей игре. Страшные мысли хозяйки отпечатались на ее потном лице. Холодный блеск ярко накрашенных глаз пугал Анну. Может произойти самое страшное, и никто не будет искать ее. Сколько таких пропадает из года в год?.. Анна представила, как ее замерзшее тело будут рвать на части голодные собаки. Представила и потеряла сознание.

Когда Анна пришла в себя, Жаннет хлопала ее по щекам.

— Ну, с возвращением, — с издевкой произносит хозяйка. Жестокие картины, которые рисовало ее воображение, отошли на второй план. Жаннет остыла. Она не хотела осложнений. Черт с ней, с этой дурой набитой. Пусть валит отсюда. Только в таком виде… Николай, чего доброго, озвереет. Мужик в гневе — дело серьезное. Особенно такой узколобый, как этот. Решив перестраховаться, Жаннет набрала номер по внутренней связи, вызывая Бориса.

— Мой кабинет. Постучи три раза коротко и один раз после паузы.

Усадив Анну на маленький узкий диван, Жаннет ходила по комнате взад-вперед. Она понимает, что все ее планы относительно Анны рушатся. Не отступится эта голубоглазая дура.

— Жанна, я могу идти? — тихо спросила Анна.

— Подожди еще минуту. Сейчас охранник придет, с ним и выйдешь.

— Зачем мне охранник?

— Не для тебя, для себя вызвала. Для страховки, чтобы твой брюнет дел не натворил. И кто его сюда пустил?

Когда Борис постучал, как договаривались, Жаннет смело распахнула дверь. Вытолкнула Анну из комнаты.

— Забирай невесту, жених, — обратилась к Николаю. Повернувшись к охраннику, строго добавила: — Чтоб духу обоих здесь не было через минуту. Раз и навсегда!

Николай увидел опухшее лицо Анны, в его голове что-то щелкнуло. Радужные картины будущего исчезли. Вместо них кроваво-красной пеленой возникло жестокое настоящее, в котором срочно нужно поставить все на свои места. В первую очередь зарвавшуюся Жаннет и этого накачанного болвана, который чувствует себя царем. Они посмели причинить Анне боль! Не долго раздумывая, Николай схватил стоящую у двери напольную вазу и с остервенением бросил ее в охранника. Крик Жаннет заглушил звон разбитого стекла и грузный, глухой — падающего тела Бориса. Охранник рухнул как подкошенный, не проронив ни звука. Он больше не интересовал Николая.

Осталась Жаннет. Пока не подоспела подмога, Николай решительно пошел на нее. Она бросилась в глубь комнаты, желая выскочить из кабинета через потайную дверь. Но у самой двери вспомнила, что заперла ее с другой стороны. Ее кабинет сообщался с комнатой Анны — Жаннет готовила ей интимную встречу с клиентом. Сумма, которую тот обещал заплатить, впечатляла. Вот и подготовила.

Это конец. Лицо Николая перекосилось от гнева. Тогда Жаннет упала на колени, сложила в мольбе руки. Она знает таких мужчин. Они готовы идти до конца. Бесшабашные, думающие после того, как дело сделано.

— Ник! Ник! Не надо! — собравшись с силами, закричала Анна.

Ее пронзительный, полный ужаса крик останавливает Николая. В его руках откуда-то взялись ножницы. Он не мог припомнить, когда и где взял их. Наверное, на комоде у большого зеркала. Но теперь это не имело никакого значения. Неважно, откуда они взялись, главное — использовать их по назначению. Сейчас он вонзит их в эту толстую суку, избавив от унижений и гнета еще не одну девушку из «Рандеву».

— Прости меня, Николенька! — завопила Жаннет.

Она не смеет так обращаться к нему. Так называет его мама. При воспоминании о ней пальцы Николая разжались. Ножницы с противным звоном упали на пол. На какое-то мгновение все стихло, а потом тишину пронзил истошный вопль за его спиной. Это Пчелка примчалась на крики: на полу в коридоре истекающий кровью Борис, рядом — избитая Анна.

— Не ори! — попросила она Пчелку. Поздно. Со всех сторон к ним уже бежали люди: осветители, танцовщицы, официантки и официанты. Кто-то набирал номер милиции, кто-то вызывал «скорую».

В этот момент Николай обернулся, виновато посмотрел на Анну.

— Прости… — прошептал он одними губами.

В ответ она заплакала, закрыв лицо ладонями.

— Держите его, держите! — увидев скопление людей в коридоре, закричала осмелевшая Жаннет. — Он хотел убить меня! Сволочь!

Когда охранники заломили ему руки за спину, Жаннет подбежала и изо всех сил ударила его в пах. От боли у Николая потемнело в глазах. Он потерял сознание, поддерживаемый двумя крепкими парнями. Первое, что Николай увидел, придя в себя, были ножницы, лежащие на полу. Он с ненавистью перевел взгляд на Жаннет. Жаль, что не прирезал ее. Она проследила за направлением его взгляда и все поняла без слов.

— Когда приедет милиция, я буду у себя в кабинете, — обратилась Жаннет к охране. Глянув на сидящую на полу Анну, улыбнулась: — Твой жених сейчас отчалит в места не столь отдаленные на долгий срок. Моли Бога, чтобы Борис остался жив. Ты все еще хочешь уйти?

— Больше, чем когда-либо, — прошептала Анна, глотая слезы.

— Я считала тебя умной девочкой, — презрительно поджала губы Жаннет и прошла мимо. — Можешь пока остаться, милиции нужны свидетели. Ты же примешься выгораживать этого подонка? Кого послушают, как думаешь?

Анна вытерла слезы. Николай уже не пытался вырваться из рук опытных охранников. Все кончено. Больше ничего не будет. Даже если Борис останется жив, Жаннет сделает все, чтобы Николай получил максимальный срок. Она отомстит ему. Анна качает головой. Он снова попадает в переделку из-за нее. Это похлеще сломанных ребер и сотрясения мозга. Ему грозит тюрьма. Трудно представить, что придется пережить его матери. Бедная женщина! Недавно похоронила мужа, а теперь сына посадят в тюрьму. Это убьет ее. Анна никогда не сможет простить себе этого, не сможет спокойно жить дальше.

— Жанна! — слезы высохли. Анна убрала с лица мешающие волосы. Она знает, что нужно делать. Она все исправит.

— Аня, не надо! — словно прочитав ее мысли, закричал Николай. Он снова предпринял попытку вырваться из рук держащих его мужчин, но сильный удар в живот заставил его застонать.

Аня не оглядываясь медленно подошла к остановившейся в напускном недоумении хозяйке.

— Чего тебе? — не глядя на нее, спросила Жаннет. Она догадалась, что будет дальше.

— Прости меня, — глотая мешающий говорить комок, произнесла Анна. — Мне не нужен отпуск. Я останусь, останусь настолько, насколько ты скажешь. Обещаю. Я приму любые условия, только помоги ему! Он не виноват, это все я. Накажи меня!

— Умоляешь, говоришь?

— Всеми святыми!

— Да, я помню, что ты у нас сильна в вероисповедании. Оно не помешает тебе исполнить твое обещание? — Жаннет пристально посмотрела Анне в глаза. — Смертные грехи не остановят тебя? Как насчет прелюбодеяния?

— Все будет так, как ты скажешь.

— Теперь я твой бог.

— Ты, Жаннет, ты…

Можно проявить характер и отказать, а можно поступить правильно, с выгодой. Перед Жаннет возникла дилемма. Девчонка, похоже, совсем голову потеряла. В страхе за Николая она упустила из внимания, что сама избита. Правда, доказать ей все равно ничего не удастся, но нервы могла бы потрепать. Она хочет выгородить этого ублюдка. Что ж, это хозяйке на руку.

— Хорошо, — соблаговолила произнести Жаннет. Но тут же вспомнив, что Анна стала свидетелем ее унижения, указала ей пальцем на пол. — На колени и громко проси прощения!

Анна сделала так, как требовала Жаннет. Это урок для всех. Довольно улыбнувшись, хозяйка обвела взглядом окружающих. Николай испепелил ее взглядом, но ничего не предпринял, чтобы вырваться из держащих его рук.

— Об условиях поговорим позднее. Иди домой, Анна. — Жаннет потрепала ее по распухшей щеке. — Мы здесь разберемся без тебя, девочка. Денька через три приезжай, будем разговаривать.

— Спасибо, — прошептала Анна, боясь оглянуться на Николая.

Она так и не позволила себе посмотреть на него. Боялась, что сердце ее разорвется, когда она встретится с ним взглядом. Им больше не по пути. Им и было не по пути. Не обращая внимания на боль, Анна шла, выпрямив спину, расправив плечи. Одна игра закончилась, а другая только начинается.

Елена Георгиевна приняла последнего пациента и взглянула на часы. Прием, как обычно, затянулся. Слишком много тех, кто нуждается в ее помощи. Она — врач, а значит, должна быть терпеливой. Последнее время она плохо выполняла свои обязанности. Ей было не до клятвы Гиппократа. Собственные проблемы волнуют ее куда больше. Они нависли над ней, угрожая придавить несовместимой с жизнью тяжестью. Едва она нашла в себе силы вернуться к жизни, как Николай преподнес очередной сюрприз. Пережить арест, судебный процесс — и это после смерти мужа! Никому не понять, чего ей это стоило, но она выстояла. Смогла. У нее не было другого выхода.

— Мы все переживем, мальчики, — говорила Елена сыновьям. — Всякое бывает. У нас сейчас не лучшие времена, но нужно потерпеть. Мы ведь один кулак, одно целое.

Тайком она пила лекарства. На ночь — снотворное, утром — крепчайший кофе. Проверка организма на прочность, но это был единственный способ держаться. Елена понимала, что бесконечно так продолжаться не может. Организм рано или поздно отомстит, но это будет потом.

Пока шло разбирательство, Елена находилась в невероятном напряжении и мучительных мыслях о будущем Николая. Она подключила всех, кто мог помочь. Все закончилось условным сроком, но чтобы дождаться оглашения приговора, Елене пришлось собрать все свое мужество.

Майка, как всегда, была рядом. Не перевелись еще на свете люди, способные искренне поддержать друг друга в трудную минуту. Громовы стали для Елены и ее сыновей той стеной, на которую она могла опереться. Мама и отец в этом плане помощники были никудышные. Елена Максимовна сразу принималась плакать, а из Георгия Павловича слова не вытянешь.

— Доигралась, — обронил он, и Лена услышала в этом: «Николай — это твои проблемы. Что хотела, то и получила».

Для них Коля так и остался найденышем, случайным человеком в семье. Очередные неприятности они сочли совершенно естественными.

— Дурные гены, — отчеканила Елена Максимовна, продемонстрировав свое отношение к происходящему. Она вычеркнула себя из числа тех, кто соболезновал ее дочери.

— Это все, что ты можешь сказать, мама? — Отношения между Еленой и матерью никогда не были идеальными. Но на этот раз Елена Максимовна даже не пыталась ничего скрывать. — Мне нужна твоя поддержка, а ты, как всегда, готова подставить ножку.

— Я понимаю, что ты расстроена, и поэтому не обижаюсь на тебя.

— Ты? На меня?

Мама обладала удивительной способностью заставлять Елену чувствовать себя виноватой. Даже тогда, когда была не права, Елена Максимовна умела расставить акценты по-своему. Ее позиция единственно верная. Всем пора к этому привыкнуть. Поэтому дочь приняла происходящее с философским спокойствием.

— Ты же знаешь Елену Максимовну, — успокаивала ее Майка. Она принимала участие в жизни Деревских на правах самого близкого человека.

— Знаю, но каждый раз надеюсь, что она изменится.

— Почему она должна стать другой? — Майка удивленно подняла брови. — Ты хочешь, чтобы она перестала быть собой? Это невозможно… Мы не меняемся.

Елена заплакала, обняла подругу.

— Майка, что бы я без тебя делала?..

— Слезы ни к чему, — хотя сама Майка была готова зареветь.

И в этот же день Елена встретила Славу Тарасова. Он показался ей похудевшим, усталым. Но едва глаза их встретились, Слава широко улыбнулся:

— Здравствуйте, Елена Георгиевна! — Он был рад ее видеть.

— Здравствуй, Славочка! — Вот он стал таким, каким ей нравился более всего. Вежливый, аккуратный, собранный. Наверное, все у него утряслось. Успокоился, снова стал самим собой.

— Я слышал о Коле… — Тарасов был смущен. Он не мог пройти, просто поздоровавшись. Должен был показать свое отношение к происходящему.

Слава всегда хорошо относился к соседям. Эта семья казалась ему идеальной, воплощением его мечты, того несостоявшегося, что не сложилось у него с Кариной. Сейчас у Деревских — черная полоса. Скоропостижно умер Деревской. Невероятно, этот мужчина всегда излучал энергию и жажду жизни. Слава хотел выразить соболезнования Елене Георгиевне, но она тогда находилась в таком состоянии, когда слова ничего не значат. Тарасов общался с Колей, Майей Громовой. Он справлялся о здоровье вдовы, о детях. Все эти подробности вдруг приобрели для него очень большую важность. Слава словно наверстывал упущенное. Они давно должны были общаться больше, а вместо этого лишь обменивались дежурными приветствиями, общими фразами. Нельзя так. Еще есть время все исправить.

А потом эта история с Николаем. Слава всегда считал его замкнутым и грубоватым. Может быть, так оно и есть на самом деле. Но теперь, когда он попал в беду, Тарасов искренне верил в его невиновность. Всякое в жизни бывает.

— Да, Слава, нехорошие дела… — вздохнула Деревская.

— Не огорчайтесь. Все пройдет. Иногда обстоятельства бывают сильнее нас.

— Спасибо тебе. — Елена протянула руку, и Слава горячо пожал ее. — А как у вас дела, Славочка? Что-то Карины я давно не вижу. Хотя последнее время я вообще ничего и никого не замечаю, но все же…

— Мы с ней разошлись.

— Извини, я не знала. Мне жаль.

— Нет, Елена Георгиевна, не стоит. Жаль, что мы друг другу столько времени голову поморочили, а ничего хорошего из этого так и не получилось, — улыбнулся Слава, но было видно, что он все еще страдает. Первая любовь, три года жизни.

— Вы еще так молоды. Нужно жить дальше, — произнесла Деревская. Кажется, она сказала это в большей степени для себя, чем для Славы.

Сверху послышались чьи-то быстрые шаги. Нет, не шаги. Кто-то, напевая, прыгал со ступеньки на ступеньку. Елена обернулась — это Оленька Громова принципиально не желает пользоваться лифтом. Кипучая энергия молодости.

— Добрый день! — Оля улыбнулась и, озорно сверкнув глазами, бросила быстрый взгляд на Славу.

— Здравствуй, милая, — ответила ей Деревская. Какая же Оленька красивая! С годами девочка становится похожа на мать, а Майка умеет выглядеть настоящей красавицей.

— Здравствуй, Оля. — Тарасов распрямил спину, проводил девушку пристальным взглядом. Заметил, что Деревская наблюдает за ним, и не смог скрыть смущения.

Олины шаги стихли, а Елена и Слава стояли и улыбались друг другу. Как летит время! Чужие дети растут быстро. Для Майки вот-вот начнется новый этап. Ее девочка взрослеет. Скоро к ней придет первая настоящая любовь.

— Как выросла девочка, — в унисон ее мыслям произнес Слава.

— Да, да. — Елена улыбнулась. — Время летит.

— Это точно, Елена Георгиевна.

— А ты присмотрись к соседке повнимательнее, — ни с того ни с сего добавила Деревская, чем вновь ввела парня в неописуемое смущение. — Я не шучу. Ты так молод, Славочка. Чаще смотри по сторонам. Не пропусти свое счастье. Оно может быть так близко.

— Может быть, — вяло согласился Слава.

— Ты заходи к нам. У Филиппа есть несколько новых фильмов, — спохватилась Елена.

Она подумала, что парню совсем одиноко, а с Филиппом они всегда время от времени общались. После смерти Ивана Слава старался делать это чаще. Тарасов отлично разбирался в компьютерах, программировании. Это конек Фила. Как говорит о нем Николай, «компьютерная душа».

— Заходи, Слава. Филипп будет рад.

— Новые фильмы? — оживился Тарасов. — Спасибо, зайду.

— Обязательно заходи. Мы все будем рады.

Елене нужно, чтобы у ее мальчишек появился взрослый товарищ. Слава отлично подходит на эту роль. С ним Филу и Арсению не будет скучно, да и ничему дурному он их не научит.

Открывая свою дверь, Елена почувствовала аромат свежей выпечки. Что это значит? Фил и Арсений выбежали навстречу.

— Привет, мам!

— Привет, бойцы.

— Мама, у нас бабушка, — сообщил Арсений.

Приезд матери — сюрприз. Со времени неприятностей у Николая Елена Максимовна не бывала у них. В редких телефонных разговорах интересовалась здоровьем Филиппа, Арсения. Она демонстративно ничего не спрашивала о Коле, чем больно ранила Елену.

Елена Максимовна выпорхнула из кухни, на ходу снимая передник. И не дав дочери прийти в себя, поцеловала ее в щеку, приняла шубу.

— Здравствуй, девочка моя.

— Здравствуй, мам. — Елена надела тапочки. Она старалась не показывать, насколько удивлена вниманием матери.

— Ты прости, что я без приглашения. — Елена Максимовна была сама любезность. — Соскучилась очень. Отец тоже хотел приехать, но решил, что нам лучше поговорить с глазу на глаз.

— Да? И о чем же? — Елена прошла на кухню. На столе стояло нечто, накрытое чистым полотенцем.

— Мальчики выросли, просто чудо. Стоит не увидеть их несколько дней, как заметны перемены, — издалека начала Елена Максимовна.

Елене не хотелось перебивать ее: не несколько дней, а больше двух месяцев. За это время немудрено, что мальчики изменились. Фил уже совсем взрослый, и Сенька взрослеет с каждым днем.

— Я вымою руки. — Елена старалась справиться с напряженностью.

— Знаешь, Леночка, мы с папой решили сделать одно важное дело. Надеюсь, ты все правильно поймешь. Жаль, что нам раньше это не пришло в голову. Мы решили, что нужно обменять нашу трехкомнатную квартиру на две однокомнатные. — Елена Максимовна подала ей полотенце.

— Зачем?

— Чтобы одну из них оформить на Колю. Как тебе эта идея?

— Неожиданно. — Елена не знала что ответить. Забота о Коле? Это что-то новое. Впервые за столько лет. В чем дело?

— Он — взрослый мужчина. Ему нужна нормальная личная жизнь. В таких условиях это невозможно. Может быть, от этого все его проблемы? Как думаешь?

— Не знаю. — Елена села, качая головой. — Я уже ничего не знаю. Откуда на нашу семью все это свалилось? Мне тяжело, мам, так тяжело…

Впервые за многие годы Елена позволила себе быть слабой. Впервые она призналась в этом матери. Елены Максимовна приветствует только силу духа, стойкость, несгибаемость перед ударами судьбы. Но даже ей кажется, что таких проверок на прочность у дочери слишком много. Поэтому она не стала, как обычно, говорить о том, что нужно быть сильной, а просто подошла и обняла ее.

— Значит, мы так и сделаем, — заключила Елена Максимовна. — Коле пока ничего не говори. Это будет для него сюрпризом.

— Хорошо.

— Мы должны многое исправить… Пока есть время. — Елене было ясно, что мама имеет в виду.

— Неужели я дождалась этого, мам?

— Ты простишь меня?

— Я не имею права осуждать, — прошептала Елена. — Я рада, что мы нашли общий язык.

— Давай скажем так: все встало на свои места.

— Жалко, что Ваня до этого не дожил. — Елена не будет плакать, уткнувшись матери в грудь. Она просто сказала то, что думала. — Но жизнь продолжается.

— Да. Все очень неожиданно, нелепо…

— Это я во всем виновата.

— Вот тебе раз!.. — Елена Максимовна развела руки.

— Мы жили, жили. Год за годом, время летело. Мы мчались в пустоту, а я… Заботы о детях, усталость, накопившиеся обиды. Пыталась доказать, что со всем справлюсь сама. Словно нечистая сила нашептывала мне на ушко. Не ценила, не боролась, отталкивала. Замечая, что все рушится, ничего не предпринимала, а однажды и сама… — Елена замолчала, прикрыв рот ладонью.

— Не надо, доченька. Все прошло.

— Я не любила его, мам…

— А он любил тебя. — Елена Максимовна вытерла слезы.

— Это было так давно. Потом все ушло, и уже ничего не исправить… Мне так одиноко. Я самая несчастная женщина на этой планете.

— Не преувеличивай, Лена.

— Майка говорит: живи ради детей. Я смотрю на мальчишек. Они взрослеют. В их жизни мое место скоро станет условным. — Елена грустно усмехнулась.

— Ты несправедлива к детям, Еленочка. Они у тебя замечательные.

— У нас, мам, у нас…

— Конечно, конечно, — поспешила исправиться Елена Максимовна. — Девочка моя, твоя жизнь на этом не заканчивается.

— Моя жизнь? В ней осталось место лишь для заботы о детях.

— Снова за свое?

— Я постараюсь смириться с этим, но пока у меня плохо получается.

Елена почувствовала, что ей стало легче. Выговорилась. И главное — мама не спорит. Она поняла ее.

— Теперь я кое-что тебе покажу! — Желая перевести разговор на другую тему, Елена Максимовна стремительно подошла к столу. Убрала полотенце. Пирог. Это его аромат витал по всей квартире.

— Красота! — улыбнулась Елена.

— Пирог с яблочным джемом и корицей. У Коли еще не изменился вкус?

— Нет, это по-прежнему его любимый пирог. — Елену тронуло такое проявление внимания.

— Значит, моя миссия полностью удалась!

— Более чем, мам.

— Не буду останавливаться на достигнутом. — Елена Максимовна была полна энергии. — Пойду поиграю с Арсением в нарды. Он заждался. Я обещала. Обещания, данные детям, нужно выполнять. Хотя… Обещания — очень скользкая вещь.

Елена смотрела ей вслед, думая о том, что за долгое время это первый вечер, первый разговор, когда они не поссорились. Между ними теперь все прозрачно.

— Мам. — На кухню заглянул Филипп.

— Да, милый?

— Ты сегодня снова задержалась.

— Много пациентов. — Елена обняла сына. Он не противился. Кажется, ради этого и зашел к ней.

— Как ты, мам?

— Все хорошо. Я тебя люблю.

— И я тебя, мам.

— Это самое главное. — Елена поцеловала Филиппа в макушку.

— Оля обещала зайти и не пришла, — ни с того ни с сего пожаловался он.

— Она куда-то убежала. — Елена почувствовала, что Филипп обеспокоен. — Я видела, как она спускалась по лестнице.

— Девчонки — они такие безответственные…

— Не все, сын.

— Громова такая. — Обида прорывалась в том, как он произнес ее фамилию.

— Тогда ищи ту, которая умеет держать слово. — Елена выдержала прямой взгляда Филиппа. — Всегда есть выбор.

— Я знаю, мам.

— Всегда есть, сынок. — Сегодня прописные истины имели особый подтекст.

Оставшись на кухне одна, Елена подошла к окну. Снежные сугробы, свинцовое небо. Черные стволы голых деревьев раскачивает сильный ветер. Прохожие в зимних одеждах. Даже не верится, что завтра первый день весны. Весна… Первая весна, которую Елена встретит без Ивана. Кажется, он в очередной командировке, только очень длительной.

Елена вздохнула. Она виновата в происшедшем. Из-за нее Ивану пришлось разрываться между долгом, привязанностью, любовью к детям и внезапно вспыхнувшей страстью. Все потому, что она так и не смогла полюбить его по-настоящему. А он чувствовал это и изменял, изменял… Она не боролась. Считала его предателем, но никогда не думала о том, чтобы уйти.

Кто кого должен прощать? Ничего не исправить. Ивана больше нет. Его сердце не выдержало. Не выдержало потому, что рвалось к ней и мальчикам. Они были нужны ему. Елена точно знала, что его сердце всегда принадлежало ей, детям. Если бы можно было все вернуть, она вела бы себя иначе. Беспомощное «если бы»…

Поэтому теперь встречает весну одна. Одна, хотя рядом Коля, Филипп, Арсений. Дети — ее будущее, но она чувствует себя одинокой. Елена устало провела кончиками пальцев по лбу. Она устала, но так будет и завтра, и послезавтра. Ее жизнь — вереница рабочих дней, домашних проблем. Быт и работа — удел одинокой женщины, оставшейся с тремя детьми.

Николай скоро будет приезжать только в гости. Елена не чувствовала особой радости по этому поводу. Ей спокойнее, когда все рядом, под одной крышей, но родители правы — Коле нужен свой угол. Пока он приходит в себя после суда, после всей этой нервотрепки. А потом… Николай не подозревает, какой сюрприз ожидает его. Щедрый подарок. Пусть в его сердце появится немного тепла.

Поправив прозрачную гардину, Елена вышла из кухни. Проходя по длинному коридору, услышала, как спорят в пылу игры мама и Арсений, а из комнаты Филиппа доносилась музыка. Что он слушает? Вивальди, «Времена года». Ему грустно. Елена прижимает руку к груди. Страдания сыновей больно ранят ее. Прежде всего она мать. Все годы, прожитые с Иваном, она сначала была матерью, а потом женой. Это ее осознанный выбор. Дети и забота о них — ее цель, смысл ее жизни.

Наверное, она уже получила свою порцию любви. У нее была семья, был любимый мужчина, а сейчас нужно просто жить. Жить успехами и неудачами мальчиков, сглаживать острые углы в отношениях с матерью. Жизнь так быстротечна.

— Мама, иди, рассуди нас! — Арсений позвал ее на помощь.

Елене не хотелось вникать в суть его спора с бабушкой, но деваться было некуда. Улыбнувшись, она зашла в детскую.

— Что у вас?

— Мы без тебя попали в тупик, — ответил взъерошенный Арсений.

— Нам нужен свежий взгляд, — вторила ему Елена Максимовна.

— Я готова помочь… — Елена всегда знала, что это очень важно: вовремя подоспевшая помощь, пусть даже в таких мелочах. Если в жизни вообще есть мелочи.

Николаю с некоторых пор казалось, что его жизнь только начинается. Все, что было, — игра с судьбой в поддавки, а теперь все по-настоящему. Проблемы и испытания так и сыпались ему на голову. На работе неприятности, здоровье оставляет желать лучшего, в личной жизни полный застой — не самый удачный набор жизненных обстоятельств.

Пришел черед Елены приводить Николая в чувство. Сын раскис. Елена знала, как трудно выбраться из такого состояния. В одиночку — практически невозможно, поэтому она старалась не оставлять Николая наедине с его мыслями. Вот где пригодился многолетний опыт. Скольким пациентам она помогла — не счесть. Сможет ли расшевелить Колю?

Филипп и Арсений помогали ей, нагружая старшего брата надуманными проблемами. Они просили его помощи даже тогда, когда прекрасно могли обойтись без нее. Николай не отказывал им, проявляя полное равнодушие к происходящему.

— Я не знаю, что мне с ним делать, — жаловалась Елена Майе. Как всегда в трудную минуту. Майя была рядом. У них не было секретов друг от друга. — На него смотреть больно.

— Время, Леночка, должно пройти время. — Майя знала, что в этих словах мало утешения. Зато в них истина, которую подруге придется принять. — Почувствуй, как ему тяжело, и не осуждай.

— Что ты! У меня от жалости сердце разрывается. А все из-за той девушки. — Елена с досадой поморщилась. — Он рассказал мне о ней. У него тогда были такие сияющие, открытые глаза… Анна. Ее имя — Анна. Он говорил, что скоро нас познакомит и что она мне обязательно понравится.

— Вы ведь так и не познакомились?

— Нет. Коля раньше никогда не рассказывал мне о своих девушках. Я уже привыкла к этому, а тут такие откровения. Это был первый случай, когда мне не пришлось его расспрашивать.

— Значит, все серьезно, — решила Громова.

— Почему же она не появлялась, эта загадочная Анна? Куда подевалась? За все время этой нервотрепки никто Коле не звонил. Даже Ирина. Эту девушку я узнавала по голосу. Всегда такая вежливая, речь красивая, небыстрая. Обязательно представится, когда звонит. Я даже решила, что у Коли с ней что-то серьезное. Ждала, что он нас познакомит. Но и она больше не звонит.

— Мы с тобой ничего наверняка не знаем. Можем только догадываться, что к чему.

— «Рандеву», между прочим, — дорогой ночной клуб. Майка, что там делал Коля? Не понимаю! — Елена пожала плечами.

— Успокойся, пожалуйста. Это ведь молодежь. У них свои взгляды. Повел девушку в заведение, а оказалось, что развлечения не по ним. Ошибся, что тут понимать? — Майка обняла подругу за плечи. — Все наладится. Весна пришла. Пройдет хандра у твоего Николеньки.

— Чем мне ему помочь? Приходит с работы, едва перекусит и в свою комнату. Так за весь вечер и не выйдет. Сенька с Филиппом уже не знают, как его развеселить. Они не привыкли видеть его таким хмурым.

— Время лечит, товарищ врач, — твердо произнесла Майя. — Ты же сама все знаешь.

— Когда касается своих, квалификация резко падает.

Елена была огорчена. Напасть какая-то на их семью! Не успели от одного горя оправиться, как другая беда на пороге. Коля сам не свой. Арсений, как назло, схватил простуду, Филипп стал хуже учиться, приносит замечания в дневнике. Учительница пригласила ее в школу для разговора. Всегда такой спокойный, вежливый, Филипп дерзит, мешает проводить уроки. Что за времена! Елена не знала, за что ей хвататься в первую очередь. Она совсем запуталась.

— Ты много на себя-то не бери, — успокаивала ее Громова. — Иногда нужно дать детям совершать ошибки, чтобы они поняли, что к родительским словам нужно прислушиваться.

— Мне это не по душе, и это не всегда безопасно.

— В рамках разумного, конечно.

— Майка, Майка. Не всегда ведь получается разумно…

— Поговорим об этом через пару недель.

Громова как в воду смотрела. В одно солнечное мартовское утро Николай зашел в кухню и после привычного приветствия не юркнул в свою комнату.

— Мам, у меня на работе, кажется, все наладилось. Хотел еще вчера тебе сказать, но ты с тетей Майей чаевничала, а я рано уснул. Так что на работе порядок. Одной проблемы, считай, нет.

После разбирательства Николаю пришлось сменить место работы. Теперь это была другая фирма, в которой он устроился водителем «Волги». Ничего принципиально нового. Начальник оказался простым, спокойным мужчиной лет пятидесяти, который, выслушав его историю, принял Николая на работу.

— Трудись, парень, — только и сказал. — Работа лучше любого лекарства. Диван и водка только все усложнят, а тебе еще жить и жить.

Сначала Николай выходил на смену на плохенькой машине, а через пару недель в его распоряжении появилась «Волга», единственным недостатком которой он считал непривычно большие габариты. С детства Николай испытывал благоговейный трепет перед этой маркой машин. Даже теперь, когда вокруг развелось столько иномарок, это чувство осталось.

— С работой порядок, голова болит уже меньше. Прорвемся. — Николай подошел и обнял маму за плечи. Как давно он делал это в последний раз! Выражение нежности вызвало у Елены слезы. — Ну, что ты плачешь, мама? Все потихоньку становится на свои места.

— Это хорошо, сынок. Я рада это слышать.

Елена не знала, что он лукавит, жалея ее. Он должен ее успокоить. На нее последнее время смотреть тяжело. Слишком глубоко он ушел в свои переживания. Нельзя делать этого на глазах близких. Ему было безразлично, что им больно на это смотреть, но сейчас он понял ошибку. Он обязан хотя бы сделать вид, что у него все налаживается. Мама должна знать, что его дела идут на лад. Пусть она и братья вздохнут с облегчением. Ему тоже от этого прок: меньше внимания, меньше вопросов, больше свободы.

Все это время Николая не так беспокоила потерянная работа, проблемы с законом, как будущее Анны. Она пообещала быть послушной девочкой. Пообещала этой толстой наглой суке Жаннет. Во что теперь превратилась жизнь Анны? Неизвестность убивала Деревского. Анна не должна была идти на такие жертвы ради него. Более всего ему хотелось узнать, как далеко все это зашло.

Прошло время, но Коля никак не мог заставить себя снова оказаться рядом с «Рандеву». Когда Николай вез очередного пассажира и маршрут проходил мимо клуба, он даже не смотрел в его сторону. Позднее Николай понял почему: он боялся встречи с Анной, такой, какой она стала.

Она не могла не измениться за эти три месяца. В тот день он четко услышал, как она обещала быть покорной. Жаннет не из тех, кто выведет на светлую дорогу. Она укажет путь в тупик, бездну. У Анны не будет выбора. Николай желал и боялся встречи с ней. Он помнил каждый ее взгляд, каждое движение, каждое произнесенное ею слово, когда она прилюдно унижалась перед Жаннет. Анна сделала это ради него. Неужели это был единственный выход? Она не представляет, как тяжело ему теперь. Знать, что ради тебя принесена жертва — нелегкое бремя.

Скандал с дракой в «Рандеву» замяли. Мать потратила на это немало сил и средств. Жаннет объяснила своему охраннику, что тот должен говорить на суде. Слишком много оказалось свидетелей происшествия, поэтому оставить все в стенах клуба не удалось. Зная, что это повлияет на репутацию заведения, Жаннет была в ярости. Но рассчитала, что это куда меньший ущерб для «Рандеву», чем уход Анны. Николай понимал, что ради нее хозяйка пошла на попятную.

Николай был рад, что Борис выжил. Правда, удар по голове пришелся сильным, так что будущее этому парню Николай подпортил. Где бы Николай ни появился, он приносит одни неприятности. Нелегко признаваться в этом. Он никого не сделал счастливым. Начать с родителей: сколько они мучились из-за его тяжелого характера! Братья не слишком часто слышат от него добрые слова. Ирину так и не смог полюбить. С Анной — не получилось. Он не умеет отвечать на истинную любовь. Так и не научился любить. Он все только портит, но вслух Николай произнес:

— Ты, пожалуйста, за меня не переживай, мам. Хорошо?

— Сынок, ты говоришь правду? — Елена заглянула ему в глаза. — Тебе лучше?

— Да, мам, будь спокойна. — Николай говорил настолько убедительно, что сам почти поверил в это. Однако мысль об Анне мгновенно вернула его назад в молчаливые, одинокие вечера, когда не хотелось жить.

— Спасибо тебе, Коленька. У меня камень с души.

— И я рад, мам.

— Тебе кофе сделать?

— Да, спасибо.

— Ты прости нас, если мы вели себя назойливо, — попыталась оправдаться Елена, насыпая молотый кофе в джезву. — Мы думали расшевелить тебя. Может быть, это не всегда получалось удачно. Ты не обижайся.

— Все уже позади. Что было, то было. Нужно жить дальше.

— Это верно. Только не стремись заглянуть в будущее. Живи настоящим. Это очень важно — быть на своем месте именно в настоящем. Понимаешь?

— Не совсем. — Николай удивленно посмотрел на мать. Раньше она никогда не говорила с ним так. Но сегодня он с ней не был согласен. — Мы делаем выбор ради будущего, мам.

Всегда есть проблема выбора. Как в его случае: жить или смириться и уйти? Страшная мысль о том, чтобы раз и навсегда покончить с чередой неудач, однажды пришла ему в голову. Николай посчитал необходимым остаться. Остаться именно потому, что у него есть надежда на будущее. Может быть, пройдет совсем немного времени и в его жизни все на самом деле наладится? Николай поверил в это. Так легче идти дальше.

— Коленька, а я могу спросить? — В мамином голосе было нечто необычное, что настораживало Николая. Он догадался, о чем она хочет его спросить, и потому отрицательно покачал головой. Пусть не обижается, но он еще не готов к разговору по душам.

— Не надо вопросов, мам. Пока я и сам на многие ответов не знаю.

— Хорошо, хорошо, как скажешь. Только не сердись. — Елена Георгиевна улыбнулась и погладила жесткие волосы сына. Его это всегда успокаивало. — Ты у меня молодец. Ты сильный, и все у тебя будет хорошо.

— Когда? — вдруг спросил он.

— Скоро, очень скоро. Пройдет полоса, и все образуется. Я верю в это, — как можно убедительнее произнесла Елена Георгиевна, ставя перед сыном чашку с горячим кофе. — И ты верь, не смей опускать руки!

— Спасибо, мам. — Николай наклонился и поцеловал маму в макушку. Он считал, что сегодняшний день прожит не зря. Одно хорошее дело он уже сделал. Теперь на душе у матери будет поспокойнее.

Еще одно не менее важное дело Николай спланировал на вечер. Он чувствовал, что ничего хорошего из этой затеи не получится, но находиться и дальше в неведении не мог. Николай решил, что должен увидеть Анну и узнать, что происходит в ее жизни. Он знал, что танцовщицы приезжают на работу задолго до начала выступления, поэтому решил подъехать к «Рандеву» часов в шесть. Как будут разворачиваться события — неизвестно, поэтому Николай на ходу придумал версию для мамы.

— Кофе замечательный. — Он с удовольствием сделал последний глоток. — Спасибо.

— С кардамоном. По рецепту Майи.

— Отлично получилось… Да, чуть не забыл. Мам, у меня сегодня сверхурочная смена.

— Напросился? — Елена насторожилась. Она знала, что Николая беспокоят головные боли, а значит, ему еще трудно долгое время находиться за рулем.

— Нет, так получилось. Долго объяснять, но ты не волнуйся. Все будет в порядке.

— Ты ничего не скрываешь? — У сына блестели глаза, а это недобрый знак. — Коля, ради бога…

— Не переживай, спи спокойно. Ну, что ты так смотришь? Звони мне, когда захочешь. Мобильный со мной.

— Перекусить заскочишь?

— Обязательно. Приеду перекушу, отдохну.

— Нет необходимости нагружать себя сверх меры, слышишь? — Елена взяла сына за руку. Он улыбнулся. — Я буду поздно звонить тебе. Ты только отвечай.

— Обязательно.

— Арсений сильно кашляет, так что спокойный сон сегодня мне не грозит, — вздохнула Елена.

— Пока! — Николай чмокнул мать в щеку.

— А завтрак?

— Я же выпил кофе.

— Это не самая здоровая пища. — Николай только улыбнулся. — Не убегай, я соберу тебе «тормозок».

— Хорошо, хорошо. — Сегодня ему не хотелось спорить с мамой. — Я подожду, не спеши.

День пролетел незаметно. Николай заехал на обед домой, как и обещал. Отдохнул, полистав свежий «Караван», который так любит мама. Чем ей нравится этот журнал? Вереница грустных историй. Рассказы о людях, которых ни деньги, ни слава, ни любовь не сделали счастливыми. Единственная стоящая вещь — работы Екатерины Рождественской. Николай пожалел, что не пошел на выставку ее работ прошлым летом. В галерее Рождественская выставлялась почти месяц, а он так и не нашел времени, чтобы заглянуть туда.

Решительно закрыв глянцевый журнал, Николай быстро привел себя в порядок. Переоделся, побрился, хотя щетина, с которой он боролся ранним утром, была практически незаметна. Новый лосьон после бритья, которым он побаловал себя недавно, приятно охладил кожу. Похлопывая по щекам, Николай придирчиво посмотрел на себя в зеркало. В какой-то момент ему стало смешно: готовится как на прием к королеве. Кажется, порядок. Только внутри все предательски дрожит от волнения. Выпить бы чего покрепче, но никак нельзя. Он за рулем.

Его внешний вид впечатлил братьев, маму и Майю, которая забежала к ним на минутку.

— Коленька, выглядишь шикарно! — озвучила вытянувшиеся лица присутствующих Громова.

— Спасибо, хоть вы сказали, а то все как в рот воды набрали.

— Сынок, ты такой красивый, — мама поцеловала его, — а какой запах!..

— Мам, значит, мы договорились не беспокоиться, да?

— Да, милый. — Деревская проводила сына восхищенным взглядом. — Я буду звонить.

— Лен, а ты говорила, что комплименты любят только женщины, — улыбнулась Майя, когда за Колей закрылась входная дверь.

— Никогда не видела, чтобы он так прихорашивался для работы. — Елена разлила крепкий черный чай по чашкам.

— Ночная смена, говоришь? — хитро сощурилась Майя.

— Да, сказал, что ему нужно обрести форму.

— Наверняка нужно, — двусмысленно произнесла Майя и многозначительно посмотрела на подругу. — Взрослый парень приходит в себя.

— Ты что? Он сказал бы, что у него свидание, — затараторила Елена, но вдруг резко замолчала. Кажется, чутье подвело ее. — Ты права. Без девушки здесь не обошлось. Какая же я дура! Он поехал к ней.

— Думаешь, к Анне?

— Да, и мне это не нравится. Как только она появилась, в его жизни все пошло наперекосяк.

— Брось паниковать. Парень не хотел лишних вопросов. Он потом тебе все расскажет, — заверила подругу Громова. — Не переживай.

— Все расскажет, говоришь? Сомневаюсь. Это же Коля…

Деревской волновался. Он не был уверен, что все пройдет гладко. Чем ближе он подъезжал к «Рандеву», тем меньше в нем оставалось уверенности в правильности своего решения. Страхи и дурные предчувствия одолевали его. Николай боялся, что встреча с Анной снова надолго выбьет его из колеи. Нет, он не слабак. Он с достоинством примет и грубость, и насмешки, и равнодушие. Ему почти удалось успокоиться. Но когда он припарковал машину за два дома от «Рандеву», не сразу решился выйти из машины. Николай запаниковал. Мысленно обозвал себя жалким трусом и наконец решительно открыл дверцу. Ноги предательски подкашивались. Достав сигарету, нервно закурил. Не успел он сделать и двух затяжек, как услышал знакомый голос:

— Молодой и красивый, закурить не найдется? — Николай обернулся: высокая стройная девушка, одетая богато, но безвкусно. Хотя… Ну, конечно. Яркая внешность не оставляет шансов на ошибку. Это Пчелка.

— Привет, Пчелка! — Николай протянул ей пачку «Bond».

— Это ты? — Девушка в растерянности отступила. Недоумение на ее лице сменил испуг, испуг — паника. Дрожащими пальцами она достала сигарету. Николай подносит ей огонек. — Спасибо.

— Что ты так испугалась, как будто привидение увидела?

— Я удивилась.

— Ага, даже румяна побелели, так удивилась, — засмеялся Николай. Он тоже волновался. Появилась возможность легко, без проблем узнать об Анне.

— Ладно, будем считать, что я обозналась. — Пчелка резко выпустила дым и поправила сумочку на плече, собираясь идти. — Прощай!

— Стоп! — Николай преградил ей путь. — Не спеши, милая.

— Тебе чего?

— Я ведь не сделал тебе ничего плохого и не собираюсь.

— Вот еще!

— Я только спрошу. Ты ведь у нас все обо всех знаешь.

— Что из этого? — насторожилась Пчелка. Запустила пятерню в распущенные волосы, взъерошила их.

— Присядь ко мне в машину. Пара вопросов — и можешь порхать дальше.

— Не стану я к тебе в машину садиться. Нашел дуру.

— Прошу тебя. — Николай старается быть вежливым.

— Спрашивай так. Ни за что не сяду в машину!

— Хорошо. Ты ведь понимаешь, о чем я хочу спросить. Чур — говорить правду.

Лицо Пчелки побледнело еще сильнее. Она оглянулась по сторонам, будто опасалась, что кто-то станет свидетелем нежелательного разговора. Наконец выбросила сигарету и уставилась на него так, что у Деревского по телу побежали мурашки. Неведение вот-вот закончится. Как страшно услышать правду.

— Тебя как звать-то? — глухо спросил он.

— Пчелка, забыл?

— Имя нормальное скажи, а не кликуху поганую.

— Полина.

— Поля, не обманывай меня. Скажи, где Анна и как мне с ней встретиться?

— Ты совсем ничего не знаешь? — Полина с недоверием посмотрела на него.

— Совсем. Уже несколько месяцев… Вся эта кутерьма. Одним словом, мне было ни до чего.

— Да, время летит…

— Мы сейчас не об этом, — нетерпеливо перебил ее Николай.

— Анна больше не работает в «Рандеву», — медленно произносит Пчелка. Увидев, как помрачнело лицо Николая, поспешила продолжить: — Новогоднюю программу мы отработали на все двести процентов. Жаннет выжала из нас все что можно. А месяц назад Анна уехала в столицу. Теперь она — любимая девушка одного очень влиятельного человека. Он забрал ее из этого гадюшника.

— Как же Жаннет допустила это? — До Николая не сразу дошел смысл услышанного.

— Он хорошо заплатил. Очень хорошо! Жаннет получила столько, сколько пожелала. — Пчелке явно казалось странным объяснять такие простые вещи. — Подобные истории в клубе не редкость. Часто девушки возвращаются. Так что у тебя еще может быть возможность…

Она умолкла, увидев, что Николай отрицательно качает головой. Если бы он услышал, что Анны нет в живых, ему, вероятно, было бы легче это пережить. Но она жива, здорова и принадлежит другому. Теперь Анна делает то, что обещала Жаннет — продает свое тело, выкупив такой ценой его свободу, свое будущее.

Николай забыл о существовании Пчелки. Открыв дверь машины, он сел на переднее сиденье. Обхватил голову руками. В висках стучало, к горлу поднималась тошнота. Он знал — это один из тех приступов, от которых таблетки не помогут.

— Але, с тобой все в порядке? — Заглянув в салон, Пчелка участливо добавила: — Да не переживай ты так. И ни в чем себя не вини. Слышишь?

— Слышу.

— Это наша работа, пойми. Каждая из нас знает, на что идет.

— Да, у каждого своя работа, — медленно произнес Николай. Каждое слово отдавалось в его голове острой болью.

— О тебе она больше никогда не говорила. Не очень-то приятно вспоминать свои ошибки. Ты — ее самая большая ошибка, Николя. Но она все исправила.

— Больше информации не надо, — остановил ее Деревской. — Благодарю.

— Думал, тебе легче станет, если узнаешь, что она все время говорила только о тебе?

— Ты нарочно меня достаешь?

— Эгоист ты. Впрочем, как все мужики. Сам просил рассказать, а теперь уже не нужно? — Пчелка скорчила недовольную мину. — Дело хозяйское.

— Я все понял. Лишнего не говори.

— Не раскисай, парень! Живи и радуйся. Жив-здоров, чего еще? Да, и найди себе девушку попроще.

— Слушай, а как же ее учеба? — вдруг спохватывается Николай.

— Она перевелась на заочное отделение. Закончит как-нибудь, если захочет.

— Хороша учеба, — заметил Николай.

— Сейчас не диплом главное, а бабки, — тоном знатока заявила Пчелка. — Ты же вот тоже шоферишь, а не паришься за студенческой партой. Живые деньги каждый день, и мозги отдыхают. Права я?

Болтовня Полины раздражала. Николай узнал все, что хотел. Теперь девушка может идти дальше, но не делает этого, а продолжает трещать. Неужели не ясно, что ему нужно остаться одному? Все рухнуло, а она говорит о том, что он выбрал себе замечательную работу. Сейчас, чего доброго, скажет, что с его внешностью он легко найдет себе другую, а об Анне нужно забыть.

— Спасибо, Полина. Я узнал все, что хотел. Я больше тебя не задерживаю.

— Может, тебя развеселить? — Пчелка отошла на пару шагов и призывно распахнула полы длинного кожаного плаща. Мини-юбка открыла длинные ноги. — По знакомству сделаю скидочку.

— Ты что? — Николая охватило бешенство.

— Пошутила. — Пчелка сникла, поспешно запахнув плащ. Поправила волосы. — Все-таки психованный ты, а от таких неприятностей не оберешься. Анька правильно сделала, что укатила от тебя подальше. Бывай, Ромео!

Обращение прозвучало обидно и неуместно. Деревской проводил девушку взглядом, устало вздохнул. Закрыл глаза, откинулся на сиденье. Он чувствовал себя разбитым. В таком состоянии вряд ли сможет работать. Настроение было безнадежно испорчено.

Анна с другим. Столько планов, столько надежд! Все в прошлом в тех двух счастливых месяцах, когда они были вместе. Вспоминает ли Анна хоть иногда о том, что у них было? Николаю хотелось, чтобы вспоминала и мучилась так же сильно, как он сейчас. Хотя, если быть честным до конца, он никогда не верил в ее любовь. Она играла им, его чувствами, его жизнью. Заранее знала, что ничего хорошего из их отношений не получится. Анна никогда не была по-настоящему откровенна с ним. И чем больше он думал об этом, тем паршивее становилось на душе. Довольно.

Николай завел машину, включил рацию на прием. Скорее бы диспетчер отправила его по нужному адресу. Пассажиры умеют нагружать своими проблемами. А ему это сейчас нужнее, чем когда-либо.

Медленно проезжая мимо здания клуба, Николай вдруг увидел, как по ступенькам спускается Анна: длинная белая шуба играет мягкими складками, шелковые волосы рассыпались по плечам. Услышав ее задорный, заразительный смех, он резко нажал на педаль тормоза и в следующий момент пришел в себя. Это была совсем другая девушка. Такая же красивая, такая же уверенная и раскованная. Нет, не такая, ей далеко до Анны.

Тронувшись с места, Николай напряженно всматривался в дорогу, автоматически переключая скорости, реагируя на светофоры. Оказывается, он может вести машину в таком состоянии. Все-таки человек — сильное существо, если в состоянии переносить такие страдания. Мучается, но упрямо цепляется за эту жизнь и идет дальше.

Наконец Николай услышал голос диспетчера Риты:

— Освободился, Коля?

— Да. Готов.

— Тогда отправляйся на Лазоревскую, дом девять.

— Заказ принял, — ответил Деревской.

Через несколько минут к нему в машину сядет пассажир. Тогда на время Николай станет вежливым, обходительным. И случайный попутчик даже не почувствует, как паршиво на душе у водителя. Сейчас у него полоса черная, непроглядная. Ничего, он выдержит. Уйти, сломаться легче легкого. На самом деле Николай — счастливчик, однажды должен был замерзнуть в сугробе. И тогда с ним ничего не произошло бы. Ни хорошего, ни плохого.

Открыв окно, Николай закурил. Ничего страшного с ним уже произойти не может. Разбитое сердце? Ничего. Оно сильное, выдержит. Немного времени, и, может быть, Николай еще кого-нибудь полюбит. Любовь не пройдет мимо. Только бы понять, что это она, только бы не пропустить…

Елена медленно шла знакомой дорогой. Тяжелые сумки обрывали ей руки. По дороге с работы она свернула к базару и накупила всякой всячины. Как будто ничего лишнего, но получилось два внушительных пакета. Елене не привыкать носить тяжести. Это всегда было ее обязанностью. Иван никогда не вникал в хозяйственные проблемы. Он как человек науки был выше этих мелочей. Елена не пыталась ничего изменить. Она грустно улыбнулась. Ее жизнь как раз и складывается из этих самых мелочей. Что ж, она смирилась.

Конец апреля выдался жарким. Снять бы ветровку и идти в одной блузе, продуваемой легким ветерком, но до дома оставалось совсем немного, и Елена решила не останавливаться. Скорее домой. Еще чуть-чуть. По спине стекали струйки пота, в руках напряжение. Кажется, пальцы вот-вот разожмутся.

— Добрый день, Елена Георгиевна! — Возле подъезда на скамейке соседки-старушки. Они на своем посту.

— Здравствуйте. — Она улыбнулась.

Впереди ступеньки подъезда — самое тяжелое испытание. Елена подняла голову, глянула на свои окна. Заметила Арсения. Мальчик сидел на подоконнике, жестикулируя руками. Сколько Елена говорила ему, что нельзя сидеть на подоконнике. Но каждый раз он забирается туда и ждет ее возвращения. Елена кивнула ему. Она не сердится на сына за непослушание. Она вообще не может сердиться на Арсения.

— Ты балуешь его! — твердит Майя.

— Сеньке всегда все сходит с рук, — обижается Филипп.

— Арсению нужна крепкая рука, — замечает Николай. — Что ты делаешь? Я не понимаю тебя.

Дети несправедливы к ней, но такова судьба родителей. Сначала дети их боготворят, потом осуждают, а потеряв, испытывают чувство вины. Ничего не поделаешь. Ее мальчики взрослеют.

Благодаря широкому жесту Елены Максимовны и Георгия Павловича Николай недавно переселился в собственную квартиру. Приезжает один раз в неделю, а если не получается приехать, звонит.

— У меня все в порядке, мам. Что у вас нового?

У них все по-старому, И Елена не уверена, что это плохо. Филипп пропадает на дополнительных занятиях по программированию, французскому. А если он и дома, то сидит за компьютером. Филипп верен самому себе. Елене трудно находить с ним темы для разговора. И Арсению с Филом скучно.

Младший пока мало проявил себя. Он еще совсем ребенок, зависимый от настроения в доме, оценок в школе. Кстати, он легче братьев пережил потерю отца. Это радует и настораживает Елену. Несмотря на это, она хочет, чтобы именно он оказался самым талантливым, самым удачливым из ее сыновей. Несправедливо по отношению к Коле, Филу, но это правда.

— Привет, мам! — Арсений бежит через весь коридор. У него ритуал: бег начинается только тогда, когда мама открывает дверь и оказывается на пороге. До этого момента он в нетерпении сидит на подоконнике в своей комнате, прислушиваясь к каждому звуку. Главное для него — пробежав эти несколько метров, повиснуть у матери на шее и получить долгожданный поцелуй.

— Привет, любимый! — Елена едва успела поставить пакеты с продуктами на пол, чтобы подхватить сына. — Ты поел?

— Да, мам. Тетя Майя нас накормила.

— Как дела?

— Все в порядке. Сегодня писали контрольную по математике. У меня полный порядок.

— Это здорово! — Елена улыбнулась. — Я рада.

— Филипп пошел на французский.

— Хорошо. — С некоторых пор у Филиппа проснулся интерес к иностранным языкам. К английскому сын решил добавить французский, Елена была только «за». Она считала, что ему нужно заниматься еще чем-то, кроме программирования. Французским? Прекрасно.

— Мам, по-моему, у Фила проблемы, — серьезно заявил Арсений.

— С чего ты взял?

— Вижу, не маленький. И Олька совсем перестала к нам заходить.

— Не Олька, а Оля, — снимая ветровку, поправила сына Елена.

— Какая разница, если она такая непостоянная.

— Что?!

— Ветреная.

— Сенька!

— Я уже несколько раз видел ее с нашим соседом, Славой Тарасовым. Только я Филу не говорю — расстроится. — Опустив голову, Арсений уставился на свои тапочки.

— Поговорим об этом позже.

— Позже у тебя означает «никогда». Я что-то не так сделал?

— Нет, милый, все в порядке. — Елена улыбнулась.

— Ты все время так говоришь. Никогда не поймешь, когда ты настоящая… — Арсений глянул на нее с упреком.

— Думаешь, я должна поговорить с Филиппом?

— Да.

— Я подумаю об этом.

Оставшись без отца, Филипп пережил глубокую травму. Он остался без интересного собеседника, единомышленника, друга. Заменить его Елене не удается, как она ни старается. Да и нужно ли это? У Ивана был свой подход к каждому из сыновей. Они ведь такие разные — их мальчики. Поэтому и смерть отца каждый переживает по-своему. Эта невосполнимая потеря для Филиппа отягощается первым серьезным разочарованием на сердечном фронте. Может быть, он только делал вид, что Оля ему неинтересна? В любом случае, когда он проявил инициативу, та решила поступить чисто по-женски. Начала очаровывать другого. Елена вспомнила, как сама дала совет Славе Тарасову присмотреться к этой девочке повнимательнее. Кто знает, насколько серьезно он воспринял ее совет.

Промчится последний школьный год Фила. Он идет по жизни, набираясь опыта, набивая первые шишки. Фома неверующий — учится только на собственных ошибках. Вот такой он упрямый молчун. И в кого?

Время залечит раны, память сотрет ненужное. Будет ли Филипп и в тридцать, и в сорок лет помнить Оленьку Громову? Как было бы хорошо поговорить обо всем этом с Иваном, обсудить прожитый день. Не это ли было настоящим счастьем: просто говорить по душам? Елене теперь все чаще казалось, что все у них на самом деле было хорошо. Проблемы сами нагородили.

И все события, праздники, дни рождения без Ивана стали другими. Им не хватает его юмора, умения расшевелить всех. Все-таки хорошего в их жизни было больше. Как же так получилось? Они с Иваном здорово начали, но постепенно перестали слышать друг друга, перестали понимать. Все могло быть иначе…

Деревская давно не слышала того, о чем говорил Арсений. Наконец, когда он слишком громко позвал ее, обернулась.

— Извини, Сенька, я задумалась. — Она направилась на кухню.

— Мама, а как ты думаешь, папа видит нас с небес? — Вопрос застал ее врасплох.

— Мне бы хотелось думать, что да, — быстро ответила Елена. Начала разбирать пакеты с продуктами, но руки опустились. Она села, подхватила подбежавшего к ней сына. Обнявшись, какое-то время они молчали.

— Это хорошо, мам, что мы снова можем говорить о нем, — тихо произнес Арсений.

— Конечно, милый.

— А Коля мне говорил, что все эти небеса — чепуха.

— Ты не обижайся на него, — вздохнула Елена. Она вспомнила, как он утверждал обратное. Мол, отцу на небесах покоя нет от ее страданий. — У Коли трудный период.

— У него всегда трудный период.

— Не будь злым.

— Прости, мам. — Арсений еще крепче прижался к ней. — Как ты думаешь, Коле хорошо без нас?

— О чем ты? — Отстранившись, Елена посмотрела сыну в глаза. — Он просто живет отдельно. Но он по-прежнему мой сын, ваш брат. Мы одно целое. Мы одна семья.

— Он редко приезжает.

— У него мало свободного времени.

В последнее время общение с Николаем происходило все больше по телефону, но в этом был положительный момент. Он взрослый мужчина, которому нужна свобода. Николай строит свою жизнь. Права Майя: иногда, чтобы помочь, нужно не мешать. У него все получится, стоит только избавиться от хандры, побороть приступы беспричинного раздражения. Для братьев Николай — авторитет. Ему нужно всегда помнить об этом.

— Мам, а ты когда-нибудь снова выйдешь замуж?

Елена не нашлась сразу что ответить. Сегодня Арсений застает ее врасплох своими вопросами. Иван называл его великим почемучкой. На этот раз вопрос повышенной сложности. Ни разу за то время, что Елена овдовела, она не задумывалась о том, что в ее жизни может появиться другой мужчина. Работала, занималась домом. Майя, дети помогли ей вернуться к жизни. Елена снова окунулась в привычные хлопоты.

Вопрос Арсения — напоминание о том, что она еще молода, не более. Но ей трудно представить рядом с собой другого мужчину. Пожалуй, сейчас, когда сын прямо смотрит на нее, она не может кривить душой.

— Я не думала об этом, сынок…

— Но ведь ты теперь свободная женщина? — Арсений был серьезен. — Это мы с мальчишками так думаем. Свободная?

— Понятно. — Деревская вздохнула. — Я вдова, сынок. Это совсем другое.

— Ты молодая и красивая. Ты хочешь замуж?

— Что с тобой сегодня? — удивилась Елена. Но делать нечего, нужно отвечать. — Если такое случится, этот человек должен будет любить вас так же сильно, как меня. Вот тебе мой ответ.

— А мы его?

— Вы сами все почувствуете. — Елена погладила сына по волосам. — Милый, я не хочу сейчас говорить об этом.

— Филипп тоже тебя спрашивал?

— Нет.

— Тогда, может быть, Коля?

— Нет, ты первый, с кем я говорю об этом.

— Странно. — Арсений изумлен.

— Что странного?

— Тогда тетя Майя сказала мне неправду.

— Что она сказала? — насторожилась Елена.

— Что такая женщина, как ты, не должна быть одна. Я подумал, что вы с ней это уже обсуждали.

— Давай, Сенька, ты поможешь мне приготовить ужин. — Елена резко сменила тему разговора. — Я могу попросить тебя почистить картошку?

— Хорошо.

— Я переоденусь и присоединюсь к тебе.

— Мам, а ты ловко оборвала наш разговор.

— Арсений, есть вещи… — Он покачал головой и хитро улыбнулся. Ему не были нужны очередные отговорки. — Сейчас актуален ужин. Ты же не станешь спорить?

— Не стану.

Переодевшись, Елена вернулась на кухню. В ее планах были жареная картошка и куриные отбивные, которые любят мальчики. Из головы не выходил разговор с Арсением. Что если она на самом деле встретит мужчин у, с которым будет счастлива? Готова она к этому? Нет, сейчас не готова. Детям, особенно Арсению, не понять этого. Елена тяжело переживает одиночество, но ей трудно представить, что место Ивана займет кто-то другой. В ее жизни было только двое мужчин: отец Филиппа и Матвеев. И в том, что теперь она одна, Елена винит только себя.

Зазвонил телефон.

— Алло!

— Привет, Леночка!

— Привет, Майка.

— Чем занимаешься?

— Готовлю ужин, Арсений помогает.

— Я сегодня твоих орлов в обед кормила пловом.

— Спасибо, мне Сенька сказал. Не знаю, как тебя благодарить. Мы тебя совсем загрузили.

— Ну что ты! Мы — одна семья. — Майка удовлетворяет свой не до конца востребованный материнский инстинкт, заботясь о детях Елены. — Это я вам благодарна. Вы помогаете мне. Я чувствую себя нужной.

— Ты лучше всех, Майка!

— Ты согласна считать меня сестрой, а не подругой?

— С удовольствием.

— Кстати, от сестер ничего не скрывают, — загадочно произнесла Майя.

— Что ты имеешь в виду?

— Вахтер доложил мне, что сегодня приезжал импозантный мужчина средних лет и хотел подняться к тебе. Его не пропустили. Вахтер, не дождавшись тебя, доложил мне. Так что к тебе приезжал мужчина.

— Ко мне? — Жаль, что сегодня она, как обычно, задержалась на работе.

— К тебе, тихоня, к тебе, — засмеялась Майя. — Я не сказала самого удивительного. У этого мужчины акцент! Мать, ты что задумала? Немедленно признавайся.

— Акцент?

— Перестань переспрашивать! Не надо так долго раздумывать, как будто ты каждый день знакомишься с иностранцами.

— Его зовут Людвиг, — тихо сообщила Елена. Других вариантов нет, да и этот кажется невозможным. — Честно говоря, я давно забыла о нем. Думала, и он обо мне.

— Ничего себе. Она забыла! Ты себя слышишь? — возмутилась Майка. — Не сказать мне ни слова!

Елена смутилась. Кажется, Людвиг говорил, что не стоит вычеркивать его из жизни. Он вообще все очень хорошо и правильно говорил. Но она не придала значения их встрече. Смерть Ивана, проблемы с Колей, вереница мрачных дней и ночей. Нет ничего удивительного, что она забыла о существовании мужчины по имени Людвиг.

— Ленка, — Майя перешла на доверительный шепот, — мы современные люди. Поэтому нужно быть свободнее, раскованнее. Прочь предрассудки!

— Выражайся точнее, пожалуйста. — Елена отвечала Майе, наблюдая за Арсением. Он быстро справился со своей работой. Вымыл руки, вышел из кухни. Арсений сделал это слишком поспешно, как будто почувствовал, что маме нужно посекретничать. — Мой деликатный ребенок вышел. Майка, я сейчас не в состоянии переваривать что-то сложное. Проще можешь?

— Могу.

— Приходи, — попросила Деревская.

— Хорошо, жди.

Ждать пришлось недолго. Пока Елена занимается отбивными, Майя варила кофе и наставляла подругу на путь истинный. Елена внимательно слушала. У нее не было другого выхода.

— Ленка, ты имеешь право на личную жизнь.

Деревская не собиралась спорить. Другое дело, что она сама вкладывает в это понятие? Личная жизнь. Пока ее составляющие — одинокие вечера и бессонные ночи, когда в голову приходят мысли о неудавшейся жизни, об упущенном шансе изменить ее.

— Майка, ты меня удивляешь. — Елена улыбнулась. — Ничего не произошло. Случайная встреча, только и всего. И вообще, может, это сантехник приходил и акцент у него после обеда обозначился?

— Шутишь? Шути, это даже хорошо. Только мне не все равно, как сложится твоя жизнь, — продолжила Громова. — Меня не радует вариант постоянной тоски по прошлому. Нужно идти дальше. Жить по-настоящему, своей жизнью, понимаешь?

Майя достала сигарету и, закуривая, поймала себя на том, что в сложившейся ситуации советовать опасно. Поэтому умолкла на полуслове.

— Ты что? — Затянувшаяся пауза заставила Елену повернуться. — Что ты замолчала?

— Знаешь, Еленочка, это такой деликатный вопрос. Напрасно я на тебя наезжаю. Тебе нужно самой решиться.

— Слушай, ты меня агитируешь, а за что? Что, по-твоему, происходит в моей жизни? — Елена развела руки. — Ничего не происходит. Еще осенью я познакомилась с этим немцем. Случайное знакомство, которое не имело продолжения до сегодняшнего дня.

— Да-а, долговато… — Майка сложила губы дудочкой. — Долго же он раздумывал, но все же рискнул.

— Чем рискнул? Это у меня трое детей, двадцать пять лет семейной жизни за плечами. Это мне должно быть страшно. И вообще! — Елена снова вспомнила про отбивные. — Не вижу поводов для такой бурной дискуссии. Мне еще никто ничего не предлагал.

— А если предложит?

— Вы сегодня сговорились, да?

— Я говорю только от моего имени, — поспешила заверить Майя. — Так что ты скажешь, если предложит?

— Тогда и буду думать, — дрогнувшим голосом ответила Деревская. Вспомнила теплый взгляд карих глаз Людвига. Значит, все-таки не забыла? Она лукавит. Быть свободной не так уж весело. Ей необходимо снова ощутить себя защищенной, любимой. Но ведь это предательство самой памяти об Иване, всего, что у них было хорошего!

— Дети вырастут, Ленка. Сама ведь говорила! — изрекла Громова. Взяв с блюда одну из остывших отбивных, она какое-то время молча жевала. Деревская взбила очередную порцию кляра и вопросительно посмотрела на нее. — Отбивные — пальчики оближешь!

— Да что ты об этом! — Елена с грохотом поставила миску на стол. — Вижу, куда ты клонишь. Дети вырастут, а я останусь одна. Знаю. Не хочу загадывать. Будь что будет. Считай, что я смирилась.

— Дети — это еще не вся жизнь.

— Знаешь, а сегодня Сенька вдруг спросил меня, выйду ли я еще когда-нибудь замуж. — Деревская проигнорировала последнюю фразу подруги.

— Что ты ему ответила?

— Что этот человек должен будет любить их так же сильно, как и меня.

Зазвонил телефон. Елена вздрогнула, испуганно посмотрела на Майку, но не двинулась с места. А телефон умолял отозваться.

— Я у тебя дома, Георгиевна! Так что трубку брать придется тебе, — решительно заметила Громова. — Быстро к телефону!

Услышав голос Людвига, Елена не удивилась. Приятный тембр его голоса заставил ее сердце учащенно забиться. Большую половину из того, что он говорил, Елена не услышала. Она была слишком взволнована и пришла в себя, когда Людвиг сказал, что стоит возле ее дома. Деревская прикрыла трубку ладонью.

— Майка, он здесь!

Громова осторожно выглянула в окно. Внизу у их подъезда — иномарка, рядом — высокий мужчина в светло-сером костюме разговаривает по мобильному телефону, а в другой руке держит букет оранжевых роз. Это яркое пятно приковало внимание Майки. Она обожала розы. Ощутив всю романтику происходящего, Громова подняла большой палец вверх.

— Он приглашает меня в ресторан! — Деревская судорожно прижимала ладонь к трубке. Взяла себя в руки: — Людвиг, одну минуту, всего одну минуту.

Елена опустилась на стул. Подняв глаза на подругу, взглядом попросила помочь. Ей нужно поступить правильно. Громова выглядела на удивление спокойной.

— Зачем вам ресторан? — прошептала она. — Приглашай его к себе. Заодно познакомишь с детьми.

— Но Фила нет и Коли. Нет Коли. Без них нельзя. — Елена уцепилась за несуществующую проблему.

— Коля есть!

В пылу разговора никто не услышал, как он вошел. Елена решила, что ключи от квартиры должны быть у него обязательно. Он должен иметь возможность приехать домой в любое время. Николай поцеловал мать в щеку, поздоровался с Громовой.

— Здравствуй, милый, — рассеянно ответила Елена.

— Мама, нельзя так долго разговаривать по мобильному телефону, — назидательно упрекнул Коля, хитро улыбнувшись. — Ты готова принять гостя?

— Гостя? — Елена поднялась, руки ее повисли как плети. Она едва удержала телефонный аппарат.

— Да, гостя. Проходите, Людвиг! — В проеме двери возник улыбающийся, смущенный и взволнованный Людвиг. Николай просто взял его за руку и привел к дверям их квартиры.

Все дело в том, что Деревской остановил свою машину рядом с машиной немца. Пока Николай отключал аккумулятор, протирал ветровое стекло, он успел понять, с кем тот разговаривает. Решение пришло мгновенно.

— Здравствуйте, Еленочка. Это вам. — Людвиг протянул Елене букет.

— Спасибо, — улыбнулась она.

— Какие красивые цветы! — Майка сама представилась немцу. — Майя.

— Людвиг. Очень приятно познакомиться.

— Взаимно.

— Это любимые мамины розы, — заметил Николай, наклонился и прошептал ей на ушко: — Пора звать Арсения и Фила знакомиться.

Елена кивнула, пряча пылающее лицо за оранжевыми бутонами. Арсений тут же оказался рядом. Мужское рукопожатие вызвало у него смущенную улыбку. Незнакомый мужчина улыбнулся в ответ. Арсений то и дело переводил взгляд с нее на Людвига, с Людвига на Колю, потом — на Майю.

— Проходите, сейчас будем ужинать. — Елена нуждалась в помощи.

Майка тут же взяла инициативу в свои руки.

— Я покажу вам, где можно вымыть руки.

Елена осталась с мальчиками. Николай взял ладонь матери и крепко ее сжал. Сейчас это было лучше любых слов.

— Все это очень рано, — проговорила Елена, глядя Николаю в глаза. — Ты же первый осудишь меня?

— Мам, ну что ты говоришь? Никогда не бывает поздно начать все сначала, — ответил он. — Ты сама это знаешь. Смелее!

— Я не готова, — смущенно улыбнулась она. — Прошлое не отпустило меня. Я еще в той жизни, с твоим отцом. Я не могу вот так безоглядно…

— Это всего лишь ужин, мам.

Николай тоже улыбнулся, подбадривая ее. Подбежал Сенька, пытаясь обнять обоих. Он был взволнован и пока не определился, как относиться к этому мужчине. Но, если рядом с ним мама будет чаще улыбаться, Арсений не против. Пусть остается, только бы мама снова стала такой, как раньше. Наверное, он не зря сегодня задал ей столько вопросов. Пришло время отвечать. Только она ничего не говорит и лишь вопросительно смотрит на него.

— Мам, Филиппу он тоже понравится. Я знаю. Хотя он не сразу скажет об этом, — вновь улыбнулся Арсений. — Ты же знаешь, какой он молчун.

Елена одной рукой обняла Николая, другой — Арсения. То, что происходило, казалось волшебным сном. Просыпаться не хотелось — слишком велико было желание узнать, что будет дальше.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg