«Он»

Он (fb2) - Он (пер. Любительский перевод (народный)) (Он - 1) 920K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сарина Боуэн - Эль Кеннеди

Сарина Боуэн, Эль Кеннеди Он

Глава 1 Апрель Вес

Они играют за разные команды. Или нет?

В кафе очередь, но я точно знаю, что успею на каток вовремя. Бывают дни, когда все идет как по маслу.

Во-первых, на выходных наша команда выиграла две первые встречи в плей-офф НАСС[1], и теперь нас ждет «Замороженная четверка»[2]. Во-вторых, я каким-то чудом получил четыре с минусом за работу по истории, которую написал в полукоматозном от переутомления состоянии. И в-третьих, шестое чувство подсказывает мне, что парень впереди не собирается заказывать ничего сложного. Тип он, судя по одежде, простой.

Сейчас все идет в точности как мне надо. Я в струе. Мои коньки остры, а лед гладок.

Очередь продвигается, и Скучный Тип делает заказ.

— Просто обычный черный.

Видали?

Через минуту подходит и моя очередь, но стоит мне открыть рот, как девчонка-бариста испускает восторженный писк.

— О боже мой, Райан Весли! Поздравляю!

Я не знаю ее. Но куртка, которая на мне надета, минимум на неделю делает меня рок-звездой.

— Спасибо, куколка. Можно двойной эспрессо?

— Сейчас будет! — Выпалив мой заказ своей коллеге, она прибавляет: — Давай в темпе! Тут у нас будущий чемпион! — И знаете, что еще? Она даже отказывается брать у меня пять баксов по счету.

Я запихиваю их в банку для чаевых, потом тащу свою задницу на улицу и двигаю на нашу первоклассную базу на территории кампуса, а там все в том же изумительном расположении духа заруливаю в помещение, где мы смотрим записи игр. Я обожаю хоккей. О-бо-жа-ю. Жду не дождусь, когда через каких-то четыре месяца стану профессионалом.

— Дамы, — приветствую я своих товарищей по команде, плюхаясь на свое обычное место. Ряды сидений расставлены полукругом лицом к большому экрану. Кресла обиты кожей. Да-да, детка. Вся роскошь первого дивизиона, как она есть.

Мой взгляд останавливается на Лэндоне, одном из наших новых защитников.

— Мужик, ты чего такой зеленый? — хмыкаю я. — Животик еще бо-бо?

Лэндон показывает мне средний палец. Выглядит он хреново, и я нисколько не удивлен. Вчера он сосал из бутылки виски так увлеченно, будто пытался заставить ее кончить.

— Чувак, ты бы видел, что он выкинул по дороге домой, — подает голос первокурсник по имени Донован. — Спустил штаны и попытался отыметь всухую статую напротив библиотеки.

Все вокруг, включая меня, начинают ржать, потому что та статуя — здоровенный бронзовый конь. Я называю его Сибискитом[3], но наверняка это просто памятник в честь каких-то неприлично богатых выпускников, которые сто лет назад попали в олимпийскую сборную по конному спорту.

— Ты попробовал присунуть Сибискиту? — Я усмехаюсь, и на щеках у новичка проступает краска.

— Нет, — бурчит он угрюмо.

— Да, — поправляет его Донован.

Ржач продолжается, но я отвлекаюсь на ухмылку, адресованную уже мне — и любезно предоставленную Шоном Касселем.

Со стороны Кассель может показаться моим лучшим другом. Из всех ребят в команде я сблизился только с ним, плюс мы общаемся и за пределами хоккейной площадки. Однако я не разбрасываюсь такими терминами, как «лучший друг». Не, у меня есть друзья. Хренова туча друзей на самом-то деле. Можно ли сказать, что кто-то из них по-настоящему меня знает? Наверное, нет. Но Кассель подобрался к этому чертовски близко.

Я закатываю глаза.

— Что?

Он пожимает плечами.

— Вчера не только Лэндон хорошо провел время. — Он понижает голос, но мог бы и не стараться. Ребята слишком увлечены добиванием Лэндона за его вчерашний номер с конем.

— В смысле?

Его рот дергается в усмешке.

— В смысле я видел, как ты исчез с тем куском мяса. И вы еще не вернулись, когда в два часа Эм утащила меня домой.

Я приподнимаю бровь.

— Не вижу проблемы.

— Ее и нет. Просто не знал, что ты теперь взялся развращать натуралов.

Из всей команды Кассель — единственный, с кем я обсуждаю свою личную жизнь. Будучи единственным известным мне хоккеистом-геем, я решил придерживаться золотой середины. В смысле, если кто спросит, то я не стану отпираться и лезть в чулан, но добровольно распространять эту информацию тоже не собираюсь.

Правда, в команде моя ориентация — так себе секрет. Парни в курсе. Тренеры в курсе. Просто им все равно.

Касселю не все равно, но в другом смысле. Ему плевать на то, что мне нравится трахаться с чуваками. Но далеко не плевать на меня. Он не раз и не два говорил мне, что переходить от одной случайной связи к другой значит зря растрачивать свою жизнь.

— Кто сказал, что он натурал? — говорю я насмешливо.

Вид у моего приятеля становится заинтригованным.

— Серьезно?

Я опять выгибаю бровь, а он смеется.

По правде говоря, я сомневаюсь в том, что студент, которого я подцепил вчера, был геем. Скорее би-любопытным, и не стану врать, для меня это плюс. Проще мутить с теми, кто наутро притворится, будто тебя не существует. Ночь ни к чему не обязывающего веселья, минет, секс — все, с чем разрешит им поэкспериментировать их пьяная смелость, — а потом они испаряются. Ведут себя так, словно в предшествующие этой ночи часы не облизывались на мои татуировки и не представляли свой член у меня во рту. Словно не шарили жадными руками по всему моему телу и не умоляли потрогать их.

Связи с настоящими геями потенциально куда сложнее. Они могут захотеть большего. Типа обязательств. Или обещаний, которые я неспособен дать.

— Стоп. — До меня доходит, что он сказал раньше. — Что значит — Эм утащила тебя домой?

Челюсть Касселя напрягается.

— То и значит. Пришла на вечеринку и увела меня. — Черты его лица расслабляются, но ненамного. — Просто она беспокоилась, вот и все. Сотовый сдох, и я не отвечал на ее смски.

Я молчу, потому что уже давно забросил попытки открыть Касселю глаза на эту телку.

— Если б она не пришла, я бы напился. Так что… да, наверное, с ее стороны было правильно забрать меня, пока я не надрался в хлам.

Я прикусываю язык. Не-а, не стану я лезть в их отношения. Тот факт, что Эмили — самая прилипчивая, самая стервозная и ненормальная телка на свете, еще не дает мне прав вмешиваться.

— Ну и потом, я знаю, как она относится к вечеринкам. Мне вообще не следовало туда идти.

— Блядь, вы же с ней не женаты, — выпаливаю я.

Черт. И почему я не умею держать рот на замке.

Кассель затравленно глядит на меня, и я торопливо включаю заднюю.

— Извини. Просто… забудь, что я это сказал.

Втягивая щеки, он работает челюстями так, словно хочет стереть свои коренные зубы в пыль.

— Нет. В смысле, ты прав. Мы не женаты. — Он неразборчиво бормочет что-то еще.

— Что?

— Я сказал… по крайней мере, пока.

— Пока? — в ужасе повторяю я. — Мужик, умоляю, умоляю тебя, скажи, что вы с ней не обручились.

— Нет, — отвечает он быстро. Потом опять понижает голос. — Но она все твердит, как ей хочется, чтобы я сделал ей предложение.

Предложение? Бр-р. Аж мороз по коже. Черт, я просто уверен, что он позовет меня шафером.

Можно ли сочинить свадебный тост, не упоминая невесту?

К счастью появление тренера О’Коннора прерывает этот идиотский разговор до того, как я окончательно тронусь.

Как только он заходит, воцаряется мертвая тишина. Тренер у нас… внушительный. Не. Внушающий ужас. Метр девяносто пять, вечно хмурая физиономия и голова, которую он бреет не из-за лысины, а потому что ему нравится выглядеть, как ходячий страх.

Он начинает собрание с перечисления наших ошибок на вчерашней трене. Что совершенно лишнее, потому что у меня и после вчерашнего разноса еще не остыли кишки. Я проиграл одно вбрасывание, пропускал пасы, которые нельзя было пропускать, промазал в пустые ворота — короче, бывают такие дерьмовые тренировки, когда все идет наперекосяк, и я уже поклялся ему собраться, когда завтра мы выйдем на лед.

Остались две решающие игры, а значит я обязан быть максимально сосредоточен. «Северный Масс» пятнадцать лет не выигрывал в чемпионате, и я, как ведущий бомбардир, твердо настроен увенчать свой выпускной год победой.

— Ладно, поехали, — объявляет тренер, закончив расписывать нашу никчемность. — Начнем с последней игры «Рейнера» против «Сиэттла».

Когда на экране появляется застывшее изображение университетской арены, один из наших крайних нападающих морщит лоб.

— Почему мы начинаем с «Рейнера»? Нам же в полуфинале играть с «Дакотой».

— «Северную Дакоту» разберем в другой раз. Меня гораздо больше волнует «Рейнер».

Тренер дотрагивается до ноута на столе, картинка оживает, и по комнате разносится гул толпы.

— Если мы встретимся с ними в финале, нам придется несладко, — мрачно говорит тренер. — Я хочу, чтобы вы понаблюдали за их вратарем. У этого парня глаз как у ястреба. Нам надо определить его уязвимые места и использовать их.

Мой взгляд переходит на вратаря в черно-оранжевом снаряжении. Ну да, внимательный. Цепко схватывает все происходящее на площадке. Раз — и перчатка захлопывается, останавливая первую пущенную в его направлении шайбу. Быстрый. С хорошей реакцией.

— Смотрите, как он контролирует отскок, — приказывает тренер, когда команда соперника делает очередной удар по воротам. — Все четко. Предельно собранно.

Чем дольше я смотрю на экран, тем тревожнее мне становится. Не могу это объяснить. Понятия не имею, почему волоски у меня на шее вдруг встают дыбом. Но есть в этом вратаре нечто такое, отчего мои инстинкты начинают гудеть.

— Идеально сгруппировывается. — Голос у тренера задумчивый. Почти восхищенный.

Я тоже под впечатлением. В этом сезоне я не следил за западным побережьем. Был целиком сосредоточен на командах своей конференции, изучал записи матчей, чтобы найти способ их переиграть. Но теперь, когда полным ходом идет плей-офф, пришло время оценить команды, с которыми мы можем столкнуться в финале.

Я все смотрю на этого вратаря. Изучаю его. Черт, мне нравится, как он играет.

Нет. Я знаю, как он играет.

И в один момент со словами тренера на меня обрушивается прозрение.

— Этого парня зовут…

Джейми Каннинг.

— …Джейми Каннинг. Он на последнем курсе.

Пиздец.

Просто пиздец.

Мое тело больше не гудит, а дрожит. Я знал, что Каннинга взяли в «Рейнер», но в прошлом сезоне, когда я в последний раз искал о нем информацию, его отправили на скамейку, заменив на какого-то, по слухам непробиваемого, второкурсника.

Когда Каннинг снова начал выходить в основном составе? Не буду врать, раньше я отслеживал его дела регулярно, но потом, когда это начало попахивать сталкингом, перестал. В смысле, уж он за мной не следил точно — только не после того, как я убил нашу дружбу, как последний мудак.

Воспоминание о моем эгоистичном поступке — как удар под дых. Блядь. Я показал себя отвратительным другом. Отвратительным человеком. И если за тысячу миль от Каннинга со стыдом еще можно было как-то справляться, то теперь…

По моему горлу ползет ужас. Я увижу его в Бостоне на турнире. Может, даже сыграю против него.

Мы не виделись и не общались четыре года. Что мне сказать ему? Как извиниться перед человеком, которого ты без объяснений выкинул из своей жизни?

— Его техника безупречна, — говорит тренер.

Не так уж и безупречна. Он слишком торопится отступить. Это его старый косяк — забраться обратно в сетку, как только у голубой линии появляется вингер, и тем самым разрешить ему занять лучшую позицию для удара. И еще он всегда излишне полагается на щитки, давая нападению все шансы на добивание.

Мне приходится закусить губу, чтобы удержаться и не разболтать эту информацию. Это будет… как-то неправильно, что ли. Рассказывать о слабых местах Каннинга. Хотя надо бы. Точно надо, потому что на кону не хрен собачий, а «Замороженная четверка».

Но опять же, я несколько лет не выходил с ним на лед. За это время Каннинг мог отточить свою технику. Может, у него уже и нет никаких слабых мест.

В отличие от меня. Моя проклятое слабое место никуда не делось. Оно там, где было всегда, пока я смотрю на большой экран. Пока наблюдаю за тем, как Джейми Каннинг делает очередной головокружительный сэйв. Пока восхищаюсь грацией и убийственной точностью его движений.

Мое слабое место — он.

Глава 2 Джейми

— Ты сегодня ужасно тихий, даже для себя. — Пальцы Холли, гуляя у меня по спине, заканчивают свое путешествие на моей голой заднице. — Думаешь про «Замороженную четверку»?

— Угу. — И это не совсем ложь. Гарантирую вам, этим утром мыслями о пятнице и поездке в Бостон забиты головы еще у двадцати с лишним игроков. И примерно у триллиона фанатов.

Я, впрочем, думаю не только о победе. Теперь, когда мы вплотную приблизились к чемпионству, пора примириться с тем фактом, что мы можем встретиться с «Северным Массом». А кто у них звездный игрок? Не кто иной, как Райан Весли, в прошлом мой лучший друг.

— Тебя что-то волнует? — Приподнявшись на локте, Холли всматривается в мое лицо. Обычно она не остается на ночь, но после продолжавшегося до четырех утра секс-марафона только полный козел запихнул бы ее так поздно в такси.

Однако я сам не знаю, что чувствую по поводу того, что она нежится рядом со мной в кровати. Если забыть о впечатляющем утреннем сексе, ее присутствие тяготит меня. Я никогда не врал Холли о том, чем являются наши отношения, а чем нет. Но мне хватает опыта общения с девушками, чтобы знать: соглашаясь на дружбу с привилегиями, они все равно надеются каким-то образом заполучить себе бойфренда.

— Джейми? — подталкивает меня она.

Я отодвигаю в сторону один набор тревожных мыслей и заменяю его другим.

— Тебе когда-нибудь давали отставку друзья? — слышу я собственный голос.

— В смысле… на которых я работала или что? — У нее огромные голубые глаза, которые всегда воспринимают меня всерьез.

Я качаю головой.

— Нет. Главный бомбардир «Северного Масса» был моим лучшим другом, когда я учился в школе. Помнишь, я говорил, что летом работал в хоккейном лагере тренером?

Она кивает.

— В «Элитс»?

— Ага, хорошая память. Раньше я сам там тренировался. Как и Вес. Вот он был псих. — Я хмыкаю, стоит мне представить его физиономию. — Чего только не выкидывал. В центре там была трасса для тобоггана, и зимой, когда вода замерзала, по ней можно было прокатиться до озера. Но летом ее закрывали, а вокруг был трехметровый забор. И он такой: «Чувак, после отбоя лезем на эту штуку».

Мягкая ладонь Холли массирует мою грудь.

— И вы залезли?

— Еще бы. Я был уверен, что нас запалят и выпрут из лагеря. Но все обошлось. Весу, правда, единственному хватило ума взять с собой полотенце, а вот я, пока ехал за этим ублюдком, ободрал себе ноги.

Холли усмехается.

— И я до сих пор не представляю, скольким туристам пришлось удалять фотографии, снятые на Миррор-Лейк. Потому что стоило Весу увидеть, как турист поднимает фотоаппарат, как он сразу снимал штаны.

Она прыскает.

— Вижу, он был веселым парнем.

— Был. А потом перестал.

— Почему?

Я закладываю руки за голову и, несмотря на ползущую вниз по позвоночнику волну дискомфорта, напускаю на себя безразличный вид.

— Не знаю. Мы с ним все время соревновались. В наше последнее лето он вызвал меня на одно состязание… — Я останавливаюсь, потому что по-настоящему личными вещами с Холли никогда не делюсь. — В общем, не знаю я, что случилось. После того лета он просто взял и бросил со мной общаться. Перестал отвечать на мои сообщения. Просто… отправил меня в отставку и все.

Она целует меня в шею.

— Похоже, ты до сих пор злишься.

— Да. Злюсь, — неожиданно для себя самого соглашаюсь я.

Спроси вы меня вчера, переживаю ли я насчет чего-нибудь из своего прошлого, я бы ответил «нет». Но теперь, когда Райан Весли снова припарковал в моих мыслях свою дегенератскую задницу, мое душевное равновесие улетает ко всем чертям. Чтоб его. Только этого мне не хватало перед двумя сложнейшими играми моей жизни.

— И теперь тебе придется играть против него, — задумчиво размышляет Холли. — Непростая задача. — Она трется о мое бедро, явно намекая на то, что у нее в планах есть для нас двоих кое-какая другая «задача», но времени на второй раунд у меня нет.

Поймав ее за руку, я быстро целую ее ладонь.

— Надо вставать. Прости, детка, но через двадцать минут нам смотреть запись. — Я свешиваю ноги с кровати и оборачиваюсь, чтобы окинуть взглядом аппетитные формы Холли. Она дико сексуальна, моя подруга с привилегиями, и мой член слегка дергается в знак признательности за весело проведенное время.

— Жалко. — Холли соблазнительно раскидывается на спине. — У меня сегодня занятия только после обеда. — Она ведет ладонями по своему плоскому животу к грудям, а потом, глядя мне прямо в глаза, щиплет себя за соски и облизывает губы.

На что мой член немедленно обращает внимание.

— Ты бессовестная, и я тебя ненавижу. — Подхватив с пола боксеры, я отворачиваюсь, пока у меня опять не случился стояк.

Она хихикает.

— Ты мне тоже не нравишься.

— Ага-ага. Продолжай себя уговаривать. — Я захлопываю рот. За полтора месяца до выпуска неблагоразумно даже шутить о том, нравимся ли мы с Холли друг другу. Никакой романтики между нами нет, но в последнее время она то и дело шуршит на тему, как сильно будет скучать по мне в следующем году.

По ее словам, между Детройтом, где я буду в следующем году, и Энн-Арбор, где ее медицинский, всего сорок три мили. Если она заведет речь о съемных квартирах между этими городами, то я не знаю, что буду делать.

Угу. Таких бесед я сторонюсь как огня.

Через шестьдесят секунд я одет и стою у двери.

— Закроешь сама, ладно?

— Да, все нормально. — До того, как я успеваю повернуть ручку, меня останавливает ее смех. — Не спеши, красавчик.

Холли встает, чтобы чмокнуть меня на прощание, и я заставляю себя на секунду застыть на месте и вернуть поцелуй.

— Позже, — шепчу я. Это мое стандартное «до свидания». Сегодня, впрочем, мне кажется, что она ждет от меня каких-то других слов.

Но как только закрывается дверь, мои мысли моментально переходят в другую плоскость. Я забрасываю за плечо рюкзак и выскальзываю в туманное апрельское утро. Через пять дней я окажусь на западном побережье, где буду пытаться помочь своей команде завоевать чемпионский титул. «Замороженная четверка» — это нечто грандиозное. Однажды я уже присутствовал на финале. Это было два года назад, и я весь матч просидел в запасе.

Я не играл, и мы не одержали победу. Мне нравится думать, что два этих факта связаны.

На сей раз все будет иначе. Я встану на ворота последним оборонительным рубежом между нападением противника и трофеем. Тут любой занервничает, даже самый хладнокровный в университетском хоккее вратарь. А если учесть еще и то, что звездный центральный нападающий у противника — мой бывший лучший друг, который внезапно перестал со мной разговаривать…

Это уже перебор.

У катка я встречаю своих товарищей по команде. Они смеются над чьей-то вчерашней выходкой в автобусе и, продолжая отпускать шуточки, заталкивают друг друга за стеклянные двери в сияющий холл.

Несколько лет назад «Рейнер» полностью обновил арену. Теперь это настоящий храм хоккея — стены увешаны вымпелами конференции и фотографиями команд. И это всего лишь доступный для посетителей холл. Мы останавливаемся напротив закрытой двери, дожидаясь, пока Терри, нападающий-первокурсник, проведет пропуском по замку. Загорается зеленый огонек, и мы дружно вваливаемся в нашу шикарную тренировочную зону.

Я еще никому не сказал ни слова, но от меня этого и не ждут, поскольку, в отличие от остальных, я не привык много трепаться.

На кухне я наливаю себе кофе и подхватываю с подноса черничный маффин. Чувствую себя при этом избалованным ребенком, но надо же как-то проснуться.

Через десять минут мы сидим перед экраном, смотрим запись и слушаем аналитику тренера Уоллеса. Он стоит на подиуме, и на нем маленький микрофон, который доносит его голос до заднего ряда, но я все равно не слышу. Все мое внимание приковано к шныряющему по льду Райану Весли. Снова и снова он будто дым просачивается сквозь линию защиты, создавая голевые моменты из ничего — из одной только ледяной стружки и собственного отточенного ума.

— Этот парень — второй в рейтинге бомбардиров страны, и у него просто стальные яйца, — неохотно признает наш тренер. — И хватит скорости, чтобы заставить соперника выглядеть, как моя девяностосемилетняя бабушка.

В сетку залетает шайба за шайбой, и Вес в половине случаев даже не утруждает себя тем, чтобы изобразить удивление. Он просто продолжает скользить по льду с грациозной легкостью человека, который буквально с младенчества встал на коньки.

— «Северный Масс», как и мы, дошел в прошлом году до полуфинала, но их подвели полученные во время сезона травмы, — говорит тренер. — Чтобы одолеть эту команду…

Запись будто погружает меня в гипноз. Впервые я увидел, как Вес катается, летом после седьмого класса. В тринадцать мы все считали себя крутыми перцами лишь потому, что попали в «Элитс», первоклассный хоккейный тренировочный лагерь в Лейк-Плэсиде, штат Нью-Йорк. Падайте ниц — мы были лучшими из разношерстного сброда игроков в командах у себя дома. Мы были пацанами, которые сутками гоняли в хоккей.

Мы были нелепыми в своей заносчивости детьми.

Но даже тогда, будучи школьником, я понимал, что Вес не такой, как все. Я восхищался им с первого дня своего первого лета в «Элитс». Ну, по крайней мере до тех пор, пока не обнаружил, какой он нахальный ублюдок. Тогда я стал немного ненавидеть его, однако после того, как нас поселили вместе, эта ненависть долго не прожила.

Шесть лет подряд лучшим хоккеистом, против которого я играл, был Райан Весли. Каждое лето я дни напролет только и делал, что пытался угнаться за его молниеносной реакцией и феноменальными плоскими бросками.

Он принимал любой вызов — хоть на тренировке, хоть после. Хотите посоревноваться на скалодроме? Позовите Веса. Нужен напарник для взлома холодильника после отбоя? Вес всегда за.

Наверное, в августе, когда смена заканчивалась, весь Лейк-Плэсид облегченно вздыхал. Люди наконец-то могли вернуться к нормальной жизни и больше не лицезреть на озере голую задницу Веса во время его ежеутренних ванн нагишом.

Дамы и господа: Райан Весли.

Пока тренер монотонно бубнит, Вес и его команда продолжают творить волшебство. Самые классные моменты на льду связаны у меня с ним. Не то чтобы он никогда не бесил меня. Он делал это ежеминутно. Но вспоминая все его вызовы, все издевательства и насмешки, я понимаю, что благодаря ему я рос как игрок.

За исключением последнего раза. Этот его вызов мне не стоило принимать…

— Последний день, — насмешливо сказал он, катаясь задом наперед быстрее, чем большинство из нас умело кататься нормально. — Сыграем, кто забьет больше штрафных, или боишься? Еще плачешь, наверное, из-за прошлого раза.

— Брехня.

Я не боялся проиграть Весу. Ему часто проигрывали. Но проблема заключалась в том, что я и так задолжал ему упаковку пива, а на счету у меня был ноль. Я был младшим из шестерых детей, поэтому лето в крутом лагере было единственным, что могли для меня сделать родители. Ну а свои деньги за стрижку газонов я давно израсходовал на мороженое и контрабанду.

Если я проиграю, то не смогу отдать долг.

Спиной вперед Вес нарезал вокруг меня круги со скоростью Флэша.

— Не на пиво, — сказал он, прочитав мои мысли. — После вчерашнего расстрела Купера у меня полная фляжка виски. Так что можно поспорить на что-то другое. — Он изобразил злодейский хохот.

— Например? — Зная Веса, на кону легко могло оказаться нечто, связанное с публичным позором. Проигравший исполнит национальный гимн, стоя с расстегнутой ширинкой на городском причале. Или типа того.

Я расставил в ряд шайбы и приготовился забивать. Уак! — улетела первая, чуть не задев Веса, который пронесся мимо. Я встал для второго удара.

— Проигравший отсасывает победителю, — сказал он в момент, когда я замахнулся.

Я промазал. И не мимо ворот, а мимо гребаной шайбы.

Посмеиваясь, Вес начал притормаживать.

Господи, как же мастерски этот тип умел трахать мои мозги.

— Оборжаться можно.

Он остановился передо мной, тяжело дыша после своего стремительного проката.

— Боишься продуть? Какая разница, на что спорить, если ты уверен в победе.

Внезапно я весь вспотел. Он поставил меня в безвыходное положение, о чем был прекрасно осведомлен. Если отказаться, он выиграет. Но как принять его вызов, если он запугал меня еще до того, как в мою сторону полетела первая шайба?

Я все стоял, как дурак, не зная, что делать.

— Ты задрал со своим манипуляторством, — пробормотал я.

— Ох, Каннинг, — хохотнул Вес. — Из этого на девяносто процентов и состоит хоккей. Я шесть лет пытаюсь вдолбить это тебе в голову.

— Ладно, — процедил я сквозь зубы. — Согласен.

Он заухал сквозь решетку шлема.

— Да ты уже трясешься от страха. Это будет шикарно.

Он просто стебется, сказал себе я. Я вполне могу выиграть. И тогда он сам окажется в дураках. Естественно, я откажусь от приза. Но потом еще долго буду напоминать ему, что он задолжал мне минет. Годы. Над головой у меня словно вспыхнула мультяшная лампочка. В эту игру можно играть вдвоем. И как я раньше не понимал?

Я подвинул еще одну шайбу и со всей силы отправил ее в полет прямо мимо наглой ухмылки Веса.

— О да, это будет просто роскошно, — сказал я. — Как насчет устроить встречу, во время которой я надеру тебе зад, прямо после обеда? До всей этой прощальной кутерьмы.

На долю секунды его самоуверенность дрогнула. Я прямо-таки увидел это у него на лице, внезапную вспышку о, блядь.

— Отлично, — в конце концов сказал он.

— Окей. — Я подобрал со льда последнюю шайбу и перекинул ее в перчатку. А потом покатился к выходу, беззаботно посвистывая, словно мне на все наплевать.

Этот день стал последним днем нашей дружбы.

О чем в тот момент я даже не подозревал.

…На экране начинается новая запись — с лучшими моментами атакующей стратегии «Северной Дакоты». Тренер больше не думает о Райане Весли.

Но о нем думаю я.

Глава 3 Вес

Я не готов так скоро увидеть в окне автобуса очертания Бостона.

От нас до «ТД-гарден» всего полтора часа. «Замороженная четверка» всегда проходит на нейтральной площадке, но если у кого на сей раз и будет преимущество домашнего льда, то этот человек я. Я из Бостона, поэтому, сыграв на арене «Брюинз», воплощу в жизнь главную мечту своего детства.

Как и мечту своего папаши. Мало того, что он выпендрится перед своими ублюдочными коллегами, пригласив их всех на мою игру, он еще и сможет выглядеть героем задешево. Не надо даже раскошеливаться на чартер, только на лимузин.

— Знаешь, что мне больше всего нравится в этом финале? — спрашивает с соседнего места Кассель, изучая один из буклетов, розданных нашим менеджером.

— То, что он станет типа как международным слетом пак-банниз[4]?

Он фыркает.

— Это само собой. Но я собирался сказать про то, что нас поселят в нормальный отель, а не в какую-то дешевую дыру рядом с трассой.

— О да. — Хотя этот отель — каким бы он ни был, — вряд ли окажется таким же роскошным, как особняк моей семьи на Бикон-Хилл в нескольких милях отсюда. Я, впрочем, оставляю это соображение при себе. Я не сноб, поскольку знаю, что за деньги ни ума, ни счастья не купишь. Спросите моих родителей.

Следующие полчаса мы проводим в пробках, потому что это все-таки Бостон, и, когда, наконец, выгружаемся из автобуса, на часах уже почти пять.

— Снаряжение оставляем! — громко объявляет наш менеджер. — Забираем только личный багаж!

— Нам не надо таскать снарягу? — Кассель испускает восторженный вопль. — Вот это успех, детка! Привыкай, Вес. — Он толкает меня локтем. — В следующем году у тебя в Торонто, наверное, будет персональный помощник, чтоб носить твою клюшку.

Говорить о контракте с НХЛ до конца «Замороженной четверки» рано, и я суеверно меняю тему.

— Было бы круто, чувак. Обожаю, когда парни держатся за мою клюшку.

Мы подхватываем наши сумки, сваленные краснолицым водителем на тротуар, и у вращающейся двери в отель я пропускаю Касселя вперед, а потом хватаюсь за ручку и запираю его внутри.

Застряв, Кассель через плечо показывает мне фак, я не отпускаю, и тогда он тянется к пряжке ремня, готовясь посветить пятой точкой передо мной и теми бостонцами, которым посчастливилось проходить в эту ветреную апрельскую пятницу мимо отеля.

Я отпускаю дверь, толкаю ее вперед, и она шлепает его по полуголому заду.

Хоккеисты… Реально, на люди нас лучше не выводить.

— Что тут с баром? — спрашиваю я, когда мы оказываемся в сияющем лобби.

— Открыт, — отвечает Кассель. — И это единственное, что имеет значение.

— Твоя правда.

Встав всей толпой поодаль, мы ждем, когда менеджер разберется с нашими номерами. Ожидание, однако, обещает затянуться надолго. В лобби людно, и народ все прибывает и прибывает.

Из-за наших одинаковых курток все вокруг сплошь бело-зеленое, но тут мое внимание привлекает другой цвет. Оранжевый. А точнее, оранжево-черные куртки парней, которые, вливаясь гурьбой через те же самые двери, толкаются и ведут себя точно стая накаченных тестостероном гончих. Все это очень знакомо.

А потом мои глаза останавливаются на светловолосой голове. И стены вокруг начинают качаться. Мне хватает одного мимолетного взгляда, чтобы узнать эту улыбку.

Чтоб меня. Джейми Каннинг будет жить в нашем отеле.

Все мое тело напрягается в ожидании, что он вот-вот обернется. И увидит меня. Но он не оборачивается. Он слишком увлечен разговором с товарищем по команде и смеется над чем-то, что говорит ему этот тип.

Раньше он вот так смеялся вместе со мной. Я не забыл звучание его смеха. Мелодично-беспечного, негромкого, хрипловатого. Ничто не могло выбить Джейми Каннинга из колеи. Он был воплощением ненапряжности — вероятно, из-за того, что был родом из ленивой, солнечной Калифорнии.

До этого момента я не осознавал, насколько сильно я по нему соскучился.

Иди заговори с ним — настойчиво требует внутренний голос, но я, оторвав взгляд от Каннинга, заставляю его замолкнуть. На груди у меня — колоссальная тяжесть вины. Теперь становится еще очевиднее, что я обязан извиниться перед своим старым другом.

Но прямо сейчас я не готов. Только не здесь, среди всего этого народа.

— Блядь, тут как на вокзале, — бормочет Кассель.

— Чувак. Мне надо кое за чем сбегать. Пойдешь со мной? — Идея рождается на лету, и она отличная.

— Не вопрос.

— Через заднюю дверь, — говорю я, подталкивая его к ближайшему выходу.

На улице я понимаю, что в двух шагах от нас — Фанел-Холл[5]и все продающееся с ним рядом туристическое барахло.

— Идем. — Я тяну Касселя к рядам сувенирных лавок.

— Забыл зубную щетку?

— Не. Надо купить подарок.

— Кому? — Кассель подтягивает лямку сумки на плече повыше.

Я отвечаю не сразу, потому что привык держать воспоминания о Каннинге при себе. Потому что они мои. Каждое лето на шесть недель он становился моим.

— Приятелю, — в конце концов признаюсь я. — Одному из игроков «Рейнер».

— Приятелю. — Кассель многозначительно хмыкает. — Собираешься намутить себе перепихон после завтрашней игры? В какой именно магазин ты меня тащишь?

Чертов Кассель. Надо было оставить его в переполненном лобби.

— Чувак. Ничего такого. — Даже если б я захотел. — Этот парень… Каннинг, их вратарь… мы раньше были друзьями, — неохотно добавляю я. — Пока я все не испортил.

— Ты? Кто бы мог подумать.

— Сам знаю.

Я оглядываю витрины, забитые бостонским сувенирным дерьмом, на которое обычно не обращаю внимания. Игрушечные лобстеры, вымпелы «Брюинз», футболки с лого «Тропы свободы»[6] — где-то тут непременно должно быть то, что мне нужно.

— Пошли. — Жестом я зову Касселя в магазинчик с самой кричащей витриной и начинаю изучать полки. Все, что на них лежит — сплошь безвкусица. Я беру кукольного Пола Ревира[7], затем ставлю его на место.

— Прикольно. — Кассель крутит в руках упаковку презервативов «Ред Сокс».

Я смеюсь, а потом мне приходит в голову идея получше.

— Да уж. Но я ищу кое-что другое. — Что бы я ни выбрал, оно не должно иметь отношения к сексу. Раньше мы обменивались всеми сортами похабных подарков — чем пошлее, тем лучше, — и это было нормально.

Но не теперь.

— Я могу вам чем-то помочь? — Девушка-продавщица одета в колониальное платье с глубоким вырезом и оборками.

— Еще как, куколка. — С самым что ни на есть залихватским видом я облокачиваюсь о прилавок, и глаза продавщицы распахиваются чуть шире. — Что-нибудь с котятами у вас есть?

— С котятами? — Кассель давится смешком. — Нафига?

— Они же тигры, его команда. — Разве не очевидно?

— Конечно! — Мисс Бетси Росс[8] мгновенно оживляется — оттого, наверное, что работа у нее скучная просто пиздец. — Одну секунду.

— А в чем вообще фишка? — Кассель бросает презервативы обратно на полку. — Мне вот ты никогда не покупаешь подарки.

— Мы с Каннингом были друзьями по летнему лагерю. Причем закадычными, хоть и виделись всего по полтора месяца в год. — Очень насыщенные полтора месяца. — У тебя были такие друзья?

Кассель качает головой.

— У меня тоже. Ни до, ни после. Но в остальное время года мы не общались. Только переписывались по смс и пересылали друг другу коробку.

— Коробку?

— Ага… — Я потираю подбородок. — Кажется, это началось со дня его рождения. Ему исполнялось… четырнадцать, что ли. — Боже. Неужели когда-то нам было так мало? — Я отправил ему совершенно неприличные фиолетовые «джоки»[9]. В коробке из-под папиных кубинских сигар.

Я до сих пор помню, как заворачивал коробку в коричневую бумагу и с какой тщательностью заклеивал ее, чтобы все дошло в целости и сохранности. Я надеялся, что он откроет ее перед своими приятелями, и те поднимут его на смех.

— Итак, вот, что у нас есть! — Бетси Росс возвращается и выкладывает на прилавок все, что она нашла: пенал Hello Kitty, большого плюшевого кота в футболке «Брюинз» и белые боксеры, усыпанные маленькими котятами.

— Вот это. — Я указываю на боксеры. Белье не было моей целью, но котятки даже нужного оттенка оранжевого. — Так. Еще мне нужна коробка. Вытянутая. Как для сигар.

— Упаковка за отдельную плату, — говорит она после короткой заминки.

— Разумеется. — Я подмигиваю ей, и она, порозовев, украдкой заценивает мои тату, выглядывающие из-за треугольного воротника футболки. Как большинство женщин и — что еще лучше — мужчин.

— Сейчас посмотрю, что у нас есть.

Она убегает, а я поворачиваюсь к Касселю, который, жуя жвачку, смотрит на меня так, словно я несу полнейшую белиберду.

— Все равно ничего не понял.

Точно.

— В общем, через пару месяцев мне пришла по почте посылка. Без записки. Просто все та же коробка, которую я отправил ему, но набитая до верху фиолетовыми скиттлз.

— Гадость.

— Не-е. Фиолетовые скиттлз — мои любимые. Правда, блин, их было столько, что я целый месяц не мог их съесть. Ну, а спустя какое-то время я отправил коробку обратно.

— С чем?

— С чем-то. Уже не помню.

— Что? — Кассель возмущен. — Я думал, у этой истории есть логическая концовка.

— Да нет. Нету. — Ха. До этой секунды я даже не осознавал, что важен был не подарок, лежащий внутри, а сам факт. Как и все подростки, я был по самые уши загружен школой, тренировками и зубрежкой уроков, а с окружающими коммуницировал в основном хрюканьем и смсками. Когда приходила коробка, это было как Рождество, только лучше. Это значило, что мой друг думает обо мне, что он заморочился и потратил на меня время.

По мере того, как мы взрослели, нелепость шуток стала зашкаливать. Пластмассовая какашка. Подушка-пердушка. Табличка «Пукать запрещено». Мячики-антистресс в виде сисек. Подарок и близко не имел такого значения, как сам акт дарения.

Бетси Росс наконец-то приносит коробку — приблизительно правильного размера, но без откидывающейся крышки, как у нашей старой коробки из-под сигар.

— Годится, — говорю я, хоть и разочарован.

— И что… — Кассель озирается по сторонам. Ему уже скучно. — Ты отправишь ему другую коробку?

— Угу. Придется. Наша старая, кажется, валяется где-то у меня дома. — Не будь я засранцем, я бы знал точно, где. — Я давно уже прервал эту традицию.

— Напишу менеджеру. Может, он уже получил ключи от наших номеров, — говорит Кассель.

— Давай. — Я наблюдаю за тем, как Бетси Росс заворачивает боксеры с котятами в оберточную бумагу и кладет их в коробку.

— Нужна карточка? — спрашивает она, сверкая улыбкой и ложбинкой между грудями.

Сахарная, на меня это не действует.

— Да, спасибо.

Она протягивает мне ручку, и я, написав на прямоугольнике плотного картона одно-единственное слово, роняю его в коробку. Готово. Как только мы вернемся в отель, я отправлю этот подарок ему в номер.

А потом, когда появится возможность отвести Джейми в сторону, попрошу прощения. Урона, нанесенного мною почти четыре года назад, уже никак не исправить. Я не могу отменить ни тот нелепый спор, который навязал ему, ни его очень неловкое завершение. Если б можно было вернуться в прошлое и удержать восемнадцатилетнего себя от того, чтоб ляпнуть ту чушь, я бы сделал это, не раздумывая ни секунды.

Но в прошлое вернуться нельзя. Можно только собраться с духом, пожать ему руку и сказать, что я рад его видеть. Заглянуть в те самые карие глаза, что всегда меня убивали, и попросить прощения за то, что я был таким мудаком. А потом купить ему выпить и попытаться вернуться к спорту и ничего не значащей болтовне. К безопасным темам.

Тот факт, что он был первым парнем, в которого я влюбился, и единственным, кто заставил меня взглянуть в лицо кое-каким пугающим вещам о себе… что ж, всему этому предстоит остаться невысказанным.

А потом моя команда размажет его команду в финале. Но так уж устроен мир.

Глава 4 Джейми

Впереди нас ждет спокойная ночь в отеле — чем крайне недовольны минимум половина моих одноклубников. Особенно первокурсники и второкурсники, которые попали на «Замороженную четверку» впервые. Они думали, их ждет непрерывный дикий отрыв, но тренер быстро не оставил от их надежд и мокрого места.

Во время ужина мы даже не успели взять по меню, как он изложил нам правила: отбой в десять вечера, никакого алкоголя, никаких наркотиков и никакого буйства.

Старшекурсники знали порядок, так что никто из нас особенно не бурчал, пока лифт вез нас на третий этаж, где был блок наших номеров. Завтра нам предстоит играть. А значит ночью нужно отдохнуть и постараться выспаться.

Нам с Терри достался 343 номер около самой лестницы, поэтому, когда мы туда добираемся, в коридоре уже никого нет.

За пару шагов до двери мы замираем на месте.

На ковре у порога — коробка. Светло-голубая. Безо всякой обертки, только сверху пришпилена белая карточка с надписью витиеватым курсивом — Джейми Каннингу.

Что за нахер?

Первая моя мысль — это от мамы из Калифорнии. Но тогда на посылке был бы адрес и штамп, а на карточке — мамин почерк.

— Э… — Терри переминается с ноги на ногу, потом кладет руки на бедра. — Думаешь, это бомба?

Я прыскаю.

— Не знаю. Подойди да послушай. Скажешь, тикает или нет.

Он тоже прыскает.

— Не-а, я вижу, куда ты клонишь. Как это по-дружески, Каннинг, выталкивать на линию огня меня. Забудь, в общем. В конце концов на этой хренотени стоит твое имя.

Мы оба снова утыкаемся взглядом в посылку. Она небольшая, с обувную коробку.

Терри стонет с гримасой притворного ужаса на лице:

— Что в коробке[10]?

— Вау. Цитируешь «Семь», чувак? — Я по-настоящему впечатлен.

Он усмехается.

— Знаешь, сколько времени я ждал этой возможности? Годы.

Мы еще с полминуты дурачимся, давая друг другу «пять», а затем я наконец-таки поднимаю коробку, поскольку все это, конечно, очень смешно, но мы оба знаем, что ничего опасного в этой коробке нет. Засунув ее подмышку, я жду, пока Терри откроет дверь. Мы заходим внутрь, он включает свет и уходит к кровати, а я плюхаюсь на свою и снимаю с коробки крышку.

Морща лоб, я разворачиваю белую оберточную бумагу и вытаскиваю лежащую внутри мягкую ткань.

— Чувак… что за хрень? — восклицает через комнату Терри.

Кто бы знал. Я смотрю на белые боксеры, усыпанные ярко-оранжевыми котятами, на криво пришитую прямо к паху полосатую кошку, и когда расправляю их, держа за резинку, из складок вылетает еще одна карточка. На ней стоит всего одно слово.

МЯУ.

Блядь. И тут я узнаю почерк.

Райан Весли.

Не сдержавшись, я фыркаю и так громко, что у Терри брови ползут на лоб, но я, слишком изумленный и сбитый с толку значением этого подарка, не обращаю внимания.

Коробка. Вес возродил нашу старую шутку. Вот только я без понятия, почему. Из нас двоих я отправлял коробку последним. До сих пор помню, как раздувался от гордости за остроумный выбор подарка — набор сосательных леденцов. Потому что… ну как я мог удержаться?

Вес ничего не прислал мне взамен. А также ни разу не позвонил и не написал — ни через смс, ни на бумаге, ни голубиной почтой. За три с половиной года от него не было ни единого слова.

До этого дня.

— От кого это? — Терри ухмыляется. Нелепый подарок у меня в руках заметно развеселил его.

— От Холли. — Я сам не ожидал, как легко слетит у меня с языка ее имя. Не знаю, почему я соврал. Ответил бы, что это подарок от старого друга или от соперника, если хотите, но по какой-то причине у меня не вышло сказать Терри правду.

— Это какая-то ваша интимная шутка или что? Почему она отправила тебе трусы с котятами?

— Ну… Просто иногда она называет меня котенком. — Блядь, что я несу.

Терри моментально цепляется за последнее слово.

— Котенком? Твоя девушка называет тебя котенком?

— Она не моя девушка.

Но оправдываться уже бесполезно, потому что он согнулся пополам от смеха, и я готов отвесить себе пинка за то, что подарил ему шикарный повод ржать надо мной до скончания века. Надо было просто сказать, что это от Веса.

Так какого черта я этого не сделал?

— Э… извини-ка. — Давясь хихиканьем, Терри быстрым шагом уходит к двери.

Я прищуриваюсь.

— Ты куда?

— Куда надо, котенок.

У меня в горле застревает вздох.

— Собираешься разболтать всем и каждому, да?

— Точно.

Не успеваю я возразить, как его уже нет, но, честно говоря, мне, в общем-то, все равно. Ну поглумятся надо мной несколько дней. Рано или поздно кто-нибудь из ребят выкинет новую глупость, и все переключатся на него.

После того, как за Терри захлопывается дверь, я вновь перевожу взгляд на боксеры, и на губах у меня сама собой образовывается улыбка. Чертов Вес. Не знаю, что это значит, но он точно в курсе, что я приехал сюда ради турнира. Может, таким образом он просит прощения? Протягивает оливковую ветвь мира?

Как бы там ни было, мне слишком любопытно, чтобы проигнорировать этот жест. Дотянувшись до телефона, я вызываю лобби, потом зависаю на линии под офигенную Кэти Перри и ее «Roar»[11]. И хихикаю, потому что, ну вы поняли… РЕВ. МЯУ.

Когда администратор берет трубку, я спрашиваю, в каком номере находится Райан Весли. Если вспомнить море бело-зеленых курток в лобби, можно не сомневаться, что он точно в нашем отеле.

— Сэр, я не имею права предоставлять подобную информацию о гостях.

Ответ заставляет меня на секунду притормозить, ведь Весу же как-то удалось выяснить, в каком номере поселился я. Хотя это же Вес. Наверное, предложил администраторше посмотреть на свои «кубики», да и все.

— Сэр? Я могу попробовать соединить вас по телефону.

— Спасибо.

Идут гудки, но никто не подходит. Что ж, можно попробовать еще одну вещь. Я листаю список контактов на сотовом, проверяя, сохранился ли у меня его номер. И обнаруживаю, что да. Очевидно, злости на то, чтобы удалить его, мне не хватило. Я пишу ему ровно три слова: Все блещешь остроумием.

Когда секундой позже мой телефон пищит, я готов увидеть алерт о том, что сообщение доставить не удалось. Что Вес давным-давно сменил номер, огромное, блядь, спасибо и до свидания.

Но вижу другое: Некоторые вещи не меняются.

И не могу удержаться от мысленного ответа. А некоторые — еще как. Но смысла сучиться нет, и я печатаю вот что: Это был подарок-привет или подарок-иди-нахер-лузер-мы-надерем-ваши-задницы?

Его ответ: И то, и то?

Глядя в телефон, я широко усмехаюсь. Серьезно, мое лицо вот-вот разорвется надвое. Наверное, просто от ностальгии по тем простым временам, когда самыми большими моими проблемами был выбор пиццы и размышления о том, какую очередную нелепость подсунуть своему другу в коробку.

Но мне все равно это нравится, и, по-видимому, поэтому в своем следующем сообщении я пишу: Я, наверное, спущусь ненадолго в бар.

Его ответ: Я уже там.

Ну естественно.

Убрав телефон в карман, я открываю сумку. Ухожу в ванную, чтобы несколько минут постоять под душем и смыть с себя этот длинный день. Мне надо собраться с мыслями. И еще больше — побриться.

А может, я просто хочу потянуть время.

Я не знаю, чего ожидать от Веса. С ним всегда так, что было одной из причин, по которой он так сильно мне нравился. Черт, дружба с ним была похожа на одно огромное приключение. Он втягивал меня в одну безумную ситуацию за другой, и я был счастлив идти за ним следом.

И делал это так преданно. Прямо до безумной части в конце.

Стоя в гостиничном душе, я глубоко вдыхаю горячий пар. Холли была права. Я и впрямь до сих пор злюсь. Ведь если б мы поссорились или еще что… тогда, по крайней мере, было бы ясно, почему он повернулся ко мне спиной.

Но мы не ссорились. Мы просто с его подачи поспорили, кто забьет больше штрафных. И в тот день — в предпоследний день лагеря — мы выстроили шайбы в идеально ровную линию, после чего он пробил пять раз по мне, а я — пять раз по нему.

Штрафные — это всегда непросто. Но когда ты защищаешь сетку от Райана Весли, самого быстрого игрока, против которого я играл, это адское напряжение. Впрочем, мы тренировались вместе достаточно часто, чтобы я научился предугадывать его лихие броски. Я помню, как рассмеялся, когда отразил первые три. Но затем ему повезло. Совершив обманный маневр, он забил одну шайбу, а потом, благодаря случайному отскоку от стойки, вторую.

Может, кто-то на моем месте и запаниковал бы, пропустив два гола. Но я был спокоен. В конце концов Вес облажался больше. Мы поменялись местами. Он не привык к вратарскому снаряжению, но, с другой стороны, и я не привык забивать голы. Первые две шайбы я утопил в сетке. Следующие две ему удалось отбить.

Все свелось к одному удару, и внезапно я увидел у него в глазах страх. И нутром почувствовал, что забью.

Я победил. Честно и справедливо. Третья шайба пронеслась мимо его локтя и со свистом влетела в сетку.

Следующие часа три я дал ему потомиться — весь ужин и всю идиотскую церемонию награждения в честь конца лагеря. Все это время Вес был нетипично тих.

И только по возвращении в нашу комнату я позволил-таки ему сорваться с крючка.

— Пожалуй, я заберу свой выигрыш в следующем году, — сказал я со всей небрежностью, на которую только был способен в свои восемнадцать лет. — В июне, наверное. Или в июле. Короче, я дам тебе знать, окей?

Я ждал облегченного вздоха. Было весело в кои-то веки заставить Веса помучиться. Однако его лицо осталось непроницаемым. Он достал свою фляжку из нержавеющей стали и медленно отвинтил крышечку.

— Последняя ночь в лагере, чувак, — сказал он. — Это надо отметить. — Он сделал большой глоток, потом протянул фляжку мне.

Когда я взял ее, в его глазах вспыхнуло нечто, что я не смог распознать.

Виски пошло не очень. По крайней мере, первый глоток. До сих пор мы выпивали за раз одну, максимум две бутылки пива из запасов, припрятанных в наших шкафчиках. Попасться со спиртным или наркотиками значило нажить себе серьезные неприятности. Так что никакой толерантности к алкоголю у меня не было. Ощущая, как внутри разливается хмельное тепло, я услышал, как Вес сказал:

— Давай посмотрим порнуху.

Почти четыре года спустя я стою, дрожа, в гостиничной ванной. Выключаю воду, беру полотенце из стопки.

Похоже, пришло время спуститься вниз и узнать, возможно ли починить нашу дружбу. Да, той ночью случилось некоторое безумие, но в целом ничего такого, чтоб вспоминать всю жизнь. Я вот довольно-таки легко выбросил ту ночь из головы.

Но не Вес. Другого объяснения, почему он отдалился, у меня нет.

Боже, надеюсь, он не станет поднимать эту тему. Бывает такое дерьмо, которое лучше не ворошить. Как по мне, одна-единственная ночь пьяных глупостей не может быть определяющим моментом шестилетней дружбы.

И тем не менее я до странного сильно нервничаю, когда через пять минут спускаюсь на лифте вниз. Меня бесит это ползущее по спине зудящее чувство, ведь нервничаю я очень редко. Я, наверное, самый спокойный человек на свете, и это, я уверен, объясняется тем, что моя семья — ходячее определение расслабленных калифорнийцев.

Когда я захожу в бар, там не протолкнуться. Что неудивительно. Сегодня пятница, вечер, и отель из-за турнира забит битком. Все столики заняты. Протискиваясь сквозь толпу, я ищу Веса, но его нигде нет.

Наверное, дурацкая это была идея.

— Прошу прощения, — произношу я спинам бизнесменов, которые стоят в проходе между барной стойкой и столиками, но они над чем-то смеются и не замечают, что загораживают мне путь.

Я уже где-то в секунде от того, чтобы вернуться наверх, как вдруг слышу:

— Салаги.

Всего одно слово, но я моментально узнаю его голос, глубокий и с хрипотцой, и внезапно словно переношусь в прошлое. В те бесконечные летние дни, когда этот голос вышучивал меня, дразнил и бросал мне вызов.

За его комментарием следует дружных смех, и я, оглянувшись, замечаю его среди столпившихся у дальней стены хоккеистов.

В тот же миг и он оборачивается — словно почувствовав, что я здесь. И черт, меня снова отбрасывает во времени. Он совершенно не изменился. И в то же время стал совершенно другим.

У него все те же взлохмаченные темные волосы и заросшее щетиной лицо, но он стал крупнее. Раздался в плечах и нарастил мышцы, но грузным не стал, а остался стройным, хотя, безусловно, с восемнадцатилетним Весом его не сравнить. Золотистая кожа его бицепсов все так же разрисована татуировками, но теперь их намного больше. Еще одна появилась на левой руке. А из-за воротника выглядывает что-то черное, кельтское.

Глядя, как я приближаюсь, он все болтает с друзьями. Конечно, он в центре внимания. Я и забыл, как он притягивает людей. Его словно подпитывает более высокопробное топливо, чем нас, простых смертных.

Когда он поворачивает голову, «штанга» в его брови ловит свет, серебристую искру всего на оттенок светлее его грифельно-серых глаз. Которые сужаются, когда я наконец-то доплываю до него сквозь людское море.

— Черт, мужик, ты что, осветлил волосы?

Мы больше трех лет не были в одном помещении, а он приветствует меня этим?

— Нет. — Закатив глаза, я опускаюсь на табурет с ним рядом. — Выгорели на солнце.

— По-прежнему серфишь по выходным? — спрашивает Вес.

— Когда есть время. — Я заламываю бровь. — А ты по-прежнему по любому поводу снимаешь штаны и светишь своими причиндалами?

Его друзья взрываются гоготом, их смех грохочет в моей груди.

— Блин, значит, он всегда был таким? — говорит кто-то.

Уголки его губ дергаются в усмешке.

— Я отказываюсь лишать мир своего дарованного свыше мужского великолепия. — Он кладет на мое плечо свою большую ладонь. Сжимает его. И сразу же убирает руку, но я продолжаю чувствовать на плече тепло.

— Парни, это Джейми Каннинг, мой давний друг и вратарь сопляков из «Рейнера».

— Привет, — говорю я глупо. Потом оглядываюсь в поисках официантки. Мне нужно чем-то занять руки, любым напитком, хоть содовой. Но бар забит под завязку, и нигде поблизости официантки не видно.

Я смотрю на его бокал. Вес пьет что-то шипучее — судя по цвету, колу. Нет, рутбир[12]. Он всегда предпочитал рутбир. Очевидно, их тренер тоже наложил вето на алкоголь.

Вес высоко поднимает руку, и официантка резко разворачивается к нам. Он показывает на свой бокал, а она кивает с такой готовностью, словно сам Господь бог велел ей выполнить его просьбу. Вес благодарит ее своим любимейшим способом — сверкает улыбкой. А я замечаю, как сверкнуло металлическим блеском что-то еще.

Он проколол язык. Это тоже что-то новое.

И-и-и… теперь я думаю о его языке. Блядь. И четыре года тишины внезапно становятся отчасти понятны. Возможно, некоторые пьяные выходки все же способны испортить дружбу.

А может, все это чушь, и, если б мы остались друзьями, то смогли бы забыть ту давнюю глупость, протяженностью всего один час.

Между тем в баре становится слишком жарко. Если та официантка принесет мне рутбир, то меня может потянуть им облиться. Да еще молчание между мной и моим бывшим другом с каждой секундой растягивается все больше.

— Столько народу, — через силу говорю я. Совсем тихо.

— Ага. Хочешь? — Он протягивает мне бокал.

Я делаю жадный глоток, и наши глаза встречаются поверх ободка бокала. Его самоуверенность сбивается на миллиметр или два. Взгляд задает вопрос. Ну что, как мы протянем следующие полчаса?

Сглотнув, я принимаю решение.

— Как позорно в том месяце «Брюинз» продули «Дакс», а[13]?

И его надменность возвращается со скоростью света.

— Вам просто повезло. А в третьем периоде ваш вингер сам споткнулся о свои косолапые ноги.

— С небольшой помощью ващей защиты.

— Ой, да иди ты. Двадцать баксов на то, что «Дакс» в этом году не пройдет дальше четвертьфинала.

— Всего лишь двадцать? — в притворном шоке ахаю я. — Да ты, похоже, боишься. Двадцатка и видео на YouTube, прославляющее мое величие.

— Заметано, но если проиграешь ты, то запишешь такое видео в футболке «Брюинз».

— Окей. — Я пожимаю плечами. И все — в один момент напряжение в атмосфере начинает спадать.

Появляется официантка — с двумя бокалами рутбира и адресованной Весу голодной улыбкой.

— Спасибо, куколка. — Он сует ей двадцатку.

— Дай мне знать, если захочешь что-то еще, — мурлычет она с чересчур заметным намеком. Господи. У хоккеистов обычно не бывает проблем с интимом, но мой старый друг явно наслаждается тем, какое впечатление производит. Впрочем, она тоже секси. Роскошная грудь и обаятельная улыбка.

И идеальная попка, которую Вес, однако, не удостаивает и взглядом.

Когда официантка уходит, он раскидывает руки в стороны и ухмыляется группе окружающих его хоккеистов.

— Черт, мы прямо как малолетние телки. Рутбир и имбирный эль — и это в пятницу вечером. Кто-нибудь, позвоните копам. Или давайте, что ли, сыграем в дартс.

— В настольный хоккей! — кричит кто-то. — Я видел стол в игровой комнате.

— Кассель! — Вес хлопает по плечу стоящего рядом парня. — Ну-ка, напомни, кто выиграл в прошлый раз?

— Ты, придурок. Потому что сжульничал на штрафных.

— Кто, я?

Все смеются. Но мои мысли — конечно же — цепляются за слово «штрафные».

Глава 5 Вес

Колледж расщедрился на аренду самых шикарных мест — закрытой VIP-ложи с сияющим окном от пола до потолка, которое обращено на арену. Праздничные бутылки «Дома», однако, любезно отправил нам мой папаша. Говнюк в таком экстазе от нашей победы, словно на льду сегодня был именно он. Я даже слышал, как он хвастал одному из своих приятелей, будто бы это он научил меня тому финту, с помощью которого я забил в третьем периоде победную шайбу.

Брехня. Ничему старик меня не учил. С момента, как я стал способен держать в руках клюшку, он разбрасывался деньгами на тренеров, инструкторов и всех прочих, кто мог выдрессировать его единственного сына в суперзвезду. Тут надо отдать ему должное — он охеренно хорошо умеет ставить свою подпись на чеках.

На льду сейчас Каннинг и его парни, под тем же прессингом, с которым недавно столкнулись мы. Тренер разрешил нам выпить по бокалу шампанского. Завтра вечером мы играем финал, и он хочет, чтобы мы оставались на пике формы. Обо мне, впрочем, он может не беспокоиться. Я прихлебываю рутбир — не только как «пошел-ты» отцу, но из-за того, что, пока я смотрю игру, внутри меня все затягивается в узлы, и алкоголь сделает только хуже.

Я хочу, чтобы «Рейнер» выиграл.

Я хочу выйти против Каннинга в финальной игре.

Я хочу притвориться, что у меня не осталось чувств к этому парню.

Похоже, мне придется удовлетвориться двумя из трех. Потому я не могу притвориться, что Каннинг мне безразличен. Это попросту невозможно после того, как я увидел его вчера.

Блядь, как же он хорошо выглядел. По-настоящему. Воплощенная Калифорния, большой, светловолосый и сексуальный как черт. С задумчивыми карими глазами, что у блондинов редкость. Правда, сам Джейми Каннинг, сколько я его знаю, никогда своей внешностью не кичился. Иногда мне кажется, он даже не понимает, насколько дьявольски он горяч.

— Ооооо… черт, — восхищенно восклицает кто-то из наших, когда игрок «Рейнера» забивает то, что вполне может стать голом турнира.

«Рейнер» приехали побеждать. Они играют агрессивно, все время от нападения. «Йель», кажется, не пробил по воротам и дюжины раз — и это при том, что вовсю идет третий период. Каннинг останавливает все шайбы, кроме одной, да и та оказывается в воротах чисто случайно — добиванием после рикошета от стойки. Я практически слышу свист, с которым она проносится мимо перчатки Каннинга, обогнав его всего на наносекунду.

Счет теперь равный. 1:1, и играть еще пять минут. Я ловлю себя на том, что сижу, затаив дыхание, и мысленно заклинаю нападающих «Рейнера» срочно что-нибудь предпринять.

— Этот твой Каннинг прямо-таки скала, — сообщает мне Кассель, попивая свое шампанское так изящно, точно чертова королева Англии.

— Под прессингом он хорош, — соглашаюсь я. Мой взгляд приклеен к площадке. Левый вингер «Йеля» только что сделал расхлябанный кистевой бросок, который Каннинг с легкостью останавливает. Его поза выражает чуть ли не скуку, пока он удерживает шайбу перед тем, как отдать ее одному из своих нападающих.

Игроки «Рейнера», бросаясь в атаку, прорываются за синюю линию.

Но мои мысли остаются на последней попытке «Йеля» забить. На том, как Каннинг встречал противника. И не сосчитать, сколько раз в таком же положении был я сам, когда летел навстречу воротам и швырял в своего приятеля шайбы.

Кроме последнего раза, когда в сетке вместо него стоял я — последним барьером между Джейми Каннингом и минетом.

Мне нравится думать, что я дал ему выиграть не нарочно. Азарт у меня в крови, и так было всегда. Неважно, насколько сильно мне хотелось, чтобы член Каннинга побывал у меня во рту. Неважно, что, если б победа досталась мне, то я бы не стал требовать от него выполнения условий нашего спора. Я защищал ворота, как мог. Изо всех сил… наверное.

Ведь когда мимо меня просвистела та шайба, то в глубине души — и это бессмысленно отрицать — я возликовал.

— Так что, с учетом сказанного, я не стану лить слезы, если они продуют, — говорит Кассель и, усмехаясь, поворачивается ко мне. — Знаю, он твой дружбан и все такое, но лично я предпочел бы сыграть против вратаря «Йеля», чем против этой непрошибаемой стенки.

Кассель прав. Как противник, Каннинг — куда опаснее. Слабые места, которые были у него в прошлом? Их больше нет. Теперь он, блядь, настоящая рок-звезда. Неудивительно, что его вернули в основу.

И все же я не желаю Каннингу поражения. Я хочу увидеться с ним в финале. Я хочу увидеться с ним. Точка. И я по своему опыту знаю — если его команда сольется, то вряд ли он будет в настроении пересечься, провести вместе время, снова сойтись…

Отсосать друг дружке?

Я гоню эту мысль. Ничему меня, блядь, жизнь не учит? В последний раз, когда в уравнении возникло слово сосать, я потерял лучшего друга.

Забавно… Наверняка у любого человека есть какие-то слова, о которых он сожалеет. Нечаянно нанесенное оскорбление. Признание, которое хочется взять назад. Или… я не знаю, тупая шутка, которую стоило удержать при себе.

О каких словах сожалею я? «Давай посмотрим порнуху».

Стоило мне произнести их, и все, точка невозврата оказалась пройдена, и я даже не могу свалить вину на спиртное, потому что от нескольких глотков мне пьяным идиотом не стать. Я знал, что я делаю. И во что вовлекаю Каннинга. Я собирался забрать награду, которую — вот ирония-то — выиграл он. Проклятая награда была его, но на самом деле в выигрыше оказался я. Потому что я хотел прикоснуться к нему сильней, чем сделать следующий вдох.

До сих пор помню шок на его лице, когда я запустил на ноуте порносайт. Выбрав первую попавшуюся скучную сцену — скучную для меня, — я поставил ноутбук на матрас, а сам с невозмутимым видом развалился на нижней койке.

Довольно долго Каннинг не двигался с места. Я напряженно ждал, что он сделает: сядет ко мне или залезет на верхнюю койку. Не поднимая глаз, я передал ему фляжку. Услышал, как он отхлебнул, проглотил на вздохе. А потом он припарковал свою задницу рядом со мной.

Несколько минут я не осмеливался взглянуть на него. Мы лежали на спине и, передавая друг другу фляжку, смотрели на экран, где два типа на пару развлекались с грудастой блондинкой.

— Как бы ты сравнил свою технику и ее? — Каннинг захихикал над собственной колкостью, его живот затрясся, хоть он и продолжал смотреть в ноутбук.

Для него происходящее было всего лишь уморительным результатом нашего спора. Он собирался вдоволь надо мной наиздеваться — как было между нами заведено.

Но для меня это не было шуткой. Весь прошлый год я провел, пытаясь принять свою все более очевидную тягу к мужчинам, и то, насколько неуклюжим вышел мой первый раз с одной девчонкой из школы, красноречиво говорило само за себя. Она не нравилась мне, но я считал, что обязан попробовать. Убедиться наверняка. Я едва сумел возбудиться, да и то, у меня встал лишь потому, что я думал…

О Каннинге. Я думал о Джейми Каннинге.

Я уже давно был увлечен своим лучшим другом. Но сказать об этом ему — натуралу — не мог. Мне оставалось только одно: при случае подыграть.

— Ну, с клюшкой я всегда умел обращаться.

Джейми фыркнул.

— Только ты способен хвастать даже на эту тему.

— Каннинг, я сто раз говорил тебе. Главное — не бояться. Что бы там ни было.

Господи, каким же я был придурком. Потому что никаким страхом в этом уравнении и не пахло. Лежа рядом с Джейми, я переживал одно: абсолютное, яркое до боли желание. В тот год я по пьяни пару раз обжимался с одним парнем из школы, мы даже подрочили друг дружке, но и тогда я не был на сто процентов уверен.

Лежа рядом с Каннингом на кровати? Я пылал уверенностью.

Блондинка на экране стонала как ненормальная. Ее жарили в оба конца, и ей это нравилось. Каннинг на какое-то время затих. Я лежал, стараясь дышать ровно. Но спустя минуту не удержался и украдкой взглянул на его пах. И у меня перехватило дыхание, потому что — с ума сойти — он был возбужден. Его спортивные шорты распирала длинная, толстая эрекция. У меня был точно такой же стояк, и я знал, что он это видит. Он, наверное, думал, что все дело в порно. Черт, это была единственная причина, почему завелся он сам.

Но не я. Мой член вожделел его.

Он через силу сглотнул.

— Интересный выбор, Весли. С учетом ставки. Я не стану заставлять тебя мне отсасывать. — Он усмехнулся. — Я лучше посмакую это приятное знание, что ты наконец-то выписал чек, оплатить который не сможешь. — Он завел свои потрясающие глаза к потолку, отчего мою кожу еще сильней опалило жаром.

— То есть? — Я надеялся, он не слышит, каким хриплым от похоти стал мой голос. — Думаешь, я зассу отсосать тебе?

Он повернул подбородок, чтобы посмотреть мне в глаза…

— Да, блядь!

Вопль нашего капитана выдергивает меня из воспоминаний. На арене творится полное сумасшествие, фанаты орут, табло ярко вспыхивает, и повсюду на экранах загораются огромные желтые буквы — ГОЛ!

Мой желудок ухает вниз, точно мешок с кирпичами, когда я осознаю, кто забил.

«Йель».

Проклятье. «Йель» забил, а я настолько ушел в себя, что пропустил этот момент. Счет теперь 2:1, и до конца полторы минуты.

— Я отвлекся, — говорю я Касселю. — Что случилось?

— Один из защитников «Рейнера» привез своим самый тупейший в мире штрафной. — Он изумленно качает головой. — Этот идиот просто взял и подарил «Йелю» победу[14].

Нет. Они еще не выиграли. «Рейнер» еще может собраться. Черт, у них еще есть время.

— В меньшинстве у твоего парня нет шансов, — добавляет Кассель.

Узел внутри меня стягивается. Можете болтать о «Йеле» все, что угодно, но в большинстве они играют лучше всех команд в НАСС. Всякий раз, когда перед игрой с ними мы выходили из раздевалки, наш тренер повторял одну и ту же мрачную фразу: «Сядете на скамейку — считайте, что проиграли».

Я молюсь о том, чтобы эти слова не оказались пророческими, чтобы «Рейнер» смог отыграться, но небо мои молитвы не слышит.

Над трибунами «ТД-гарден» ревет финальный гудок.

И «Рейнер» проигрывает.

Глава 6 Джейми

Мы проиграли.

Проиграли, блядь.

Потрясенный, я плетусь в сторону раздевалок. Настроение вокруг удушливо-мрачное. Но виноватых никто не ищет.

Нет злости на Баркова, который безо всяких причин сбил нападающего противника — у того даже не было шайбы.

Нет ругани в сторону нашей защиты, которая неожиданно развалилась во время игры в меньшинстве.

И нет обвинений, направленных на меня — за то, что я не смог остановить ту последнюю шайбу.

Но внутри… внутри я обвиняю себя.

Я был обязан остановить ее. Нырнуть быстрее, протянуть руку дальше. Я был обязан броситься на ту чертову шайбу всем телом и не подпустить ее ко вратарской площадке.

Наступает оцепенение. Еще недавно я расстраивался, что моя семья не сможет приехать поболеть за меня. Теперь я этому рад. Они не видели, как я проигрываю. Хотя почему. Видели. По телевизору. Они и еще несколько миллионов людей…

Проклятье.

Вернувшись в номер, я нахожу там Терри. Он сидит на кровати с пультом в руке. Но телевизор выключен, и он смотрит в черный экран.

— Терри? Ты в порядке?

Он быстро поднимает голову.

— Да. Просто… — Не успев начаться, предложение обрывается.

Точно такими будут и следующие несколько дней. Я уже это вижу. Мы так отчаянно хотели завоевать для «Рейнера» титул. Доказать нашим семьям и колледжу, что все жертвы, принесенные за эти годы, были не зря.

Мы ничего не доказали.

— Все равно это самый победительный сезон за последние тридцать лет, — медленно произносит Терри.

Я падаю плашмя на кровать.

— Победительный? Разве существует такое слово?

— В нашем случае да. — Мы оба смеемся. Но его смех завершается вздохом. — Это была моя последняя игра, Каннинг. Самая последняя. Я не ты. Меня в НХЛ не возьмут. Через три месяца я буду носить костюм клерка и сидеть в офисе за столом.

Черт. Это и впрямь невесело.

— Пятнадцать лет я был хоккеистом. А полчаса назад превратился в младшего юриста в инвестиционно-банковском подразделении «Пайн Траст Кэпитал».

Господи боже. Теперь я надеюсь, что окна в нашем номере не открываются, потому что подспудно начинаю бояться, как бы он не шагнул за карниз. Он или я.

— Чувак, тебе нужно выпить и девочку. Причем срочно.

Он мрачно хмыкает.

— Мои кузены уже выехали, чтобы забрать меня. Будет бухло и стриптиз-бары.

— Слава богу. — Перевернувшись на спину, я утыкаюсь взглядом в зернистый потолок нашего номера. — Знаешь, есть очень большая вероятность, что я ни разу не выйду на лед в НХЛ. Быть третьим вратарем? «Детройт» с тем же успехом может приготовить скамейку точно под размер моей задницы. Если повезет, меня поставят вторым в их фарм-клубе.

— У тебя все равно будет джерси и пак-банниз. — У него звонит телефон. — Готовей не бывает, — произносит он в трубку. — Уже спускаюсь. — Потом мне: — Хочешь с нами?

Хочу ли? Мне точно надо напиться. Но в этот момент моя спина прилипла к покрывалу кровати.

— Сейчас нет, — сознаюсь я. — Может, я напишу тебе через час, спрошу, где вы?

— Давай, — отвечает он.

— Увидимся, — отзываюсь я, когда защелкивается замок.

На какое-то время я растворяюсь в своем несчастье. Звонят родители, но я не снимаю трубку. Они у меня классные, но прямо сейчас я не хочу слышать никаких ободряющих слов. Мне надо, чтобы мне было плохо. Мне надо надраться. Или с кем-нибудь переспать.

Раздается стук в дверь, и я тащу свою унылую задницу в коридор, посмотреть, кто там. Наверное, кто-нибудь из команды. Пришел, чтобы помочь мне с алкогольной частью плана на вечер.

Я дергаю ручку и обнаруживаю за дверью Холли. На ее лице мазки черной и оранжевой краски, в одной руке бутылка текилы, в другой — пара лаймов.

— Сюрприз, — говорит она.

— Иисусе, Холлс. — Я смеюсь. — Ты же сказала, что не поедешь.

— Я соврала. — Она широко усмехается.

Я открываю дверь шире.

— Ты еще никогда не успевала так вовремя.

— Серьезно? — Она проходит мимо меня в номер. — А как же тот раз, когда я довела тебя до конца в туалете поезда за полминуты до остановки?

— Ладно, тогда тоже. — Это даже не смешно, как я рад ее видеть. Отвлечение — ровно то, что мне нужно, и именно этим мы с Холли и были всегда друг для друга.

Она сразу же переходит к делу и, усевшись за гостиничный столик, начинает нарезать лаймы ножом, который достала из сумочки. Как вам, умею я выбирать друзей?

— Стаканы, — командует Холли через плечо.

Думаю, сегодня я бы мог выпить прямо из горла, но ради нее я оглядываюсь и, подобрав с консоли около телевизора пару стаканов, со стуком бухаю их на стол. В следующее мгновение она уже разливает текилу.

— Держи. — Она протягивает мне стакан, а свой поднимает в воздух. — За то, чтобы надирать задницы и справляться с нашими разочарованиями. — Ее большие голубые глаза изучают меня, что-то ищут.

— Отличный тост, подружка, — бормочу я. — Спасибо. — Когда наши стаканы соприкасаются, она усмехается, точно одержала сегодня своего рода победу. Ну, хоть кто-то из нас.

— Давай до дна, красавчик. А потом я тебя раздену.

Мне нравится, как это звучит. Текила соскальзывает вниз, я позволяю Холли положить мне в рот ломтик лайма, и мы, смеясь, высасываем кислый цитрусовый сок. Затем я подталкиваю ее к кровати. Мне бы хотелось напрочь потерять голову, спустить с привязи все свое напряжение, но я заставляю себя сделать глубокий вдох. Холли такая маленькая, что я часто боюсь, как бы не раздавить ее.

Мои колени теперь на кровати, Холли откидывается назад, стаскивая с себя футболку, моя летит на пол следом, после чего я опускаюсь на нее, удерживая на весу все свое тело. За исключением бедер. Они порочно прижимаются к ней, и мой член просыпается и говорит: смотрите-ка, кто тут у нас.

Холли за затылок притягивает меня к себе, целует, и в ее поцелуе — вкус текилы, лайма и горячей, счастливой девушки.

— Ммм… — стонет она. — Весь день этого ждала.

Как и я. Просто я этого не понимал. Мои глаза зажмуриваются, и я тону в ее ласках, в этом блаженном месте забвения. Здесь нет ни игры, ни гола перед самым гудком. Здесь нет разочарования. Есть только сексуальная девушка подо мной, шоты спиртного…

И стук в дверь.

— Блядь, — в унисон стонем мы с Холли.

— Каннинг! — доносится голос из коридора.

Голос Веса. И он вытягивает меня из момента.

— Тебе обязательно открывать? — выдыхает Холли.

— Типа того, — шепчу я. — Но я всего на минуту. Клянусь.

— Ладно. — Надувшись, она толкает меня в грудь. — Но я наливаю еще текилы.

— Ты супер. — Я подбираю с пола ее футболку. Свою, чтобы сэкономить время, не трогаю. И в секунду, когда она одевается, открываю дверь.

— Привет, — говорю я Весу.

Я жду от него песни «вам просто не повезло». Вес азартный как черт, но, несмотря на свой дух соперничества, он никогда не добивал меня, когда мне было плохо. Странно, правда, что он все молчит, моргая на меня из-за порога.

— Привет, — после долгой паузы эхом отзывается он. — Я только…

Никаких слов больше не следует. Он оглядывает меня, полураздетого, и мою разливающую текилу подружку.

— Это Холли, — говорю я негромко. — Холли, это мой старый друг Райан Весли.

— Выпьешь? — предлагает она из комнаты. Она раскраснелась, ее волосы в беспорядке.

Я, наверное, выгляжу так же. Но Холли вроде не смущена, так что я не волнуюсь.

— Вес, зайдешь?

— Нет, — отвечает он быстро, и это «нет» звучит будто стук упавшего на асфальт камня. — Я только хотел сказать, что мне очень жаль, что мы завтра не встретимся. — Он засовывает руки в карманы, демонстрируя редкую для себя покорность. — Как раньше уже не будет. — Уголки его губ дергаются вверх, но до глаз улыбка не добирается.

— Я знаю. — Мой голос переполнен всем тем разочарованием, которого я надеялся избежать. — Мы больше не в лагере.

— Классное было место, — произносит Вес, потирая шею.

— Знаешь, я теперь у них тренирую. — Мне бы уже подвести разговор к концу, однако я непонятно зачем добавляю: — Но без тебя там все по-другому. — Это правда, но сегодняшний день и так стал самым эмоционально тяжелым за всю мою жизнь, и нагружать свои мысли чем-то еще мне ни к чему.

— Ладно. Пойду, — произносит Вес, дернув большим пальцем в сторону лифтов. — Ты… короче, если завтра не увидимся, то всего тебе. — Лицом ко мне он делает шаг назад.

Наступает момент, когда я совершенно не знаю, что делать. Завтра утром моя команда возвращается на западное побережье. Мы не останемся на финал. Я не знаю, что еще мы с Весом можем сказать в эту минуту друг другу, но неужели это действительно все? Меня охватывает настойчивое желание что-то добавить… как-то отсрочить его уход.

Но я раздавлен, сбит с толку и вымотан. А он уже повернулся ко мне спиной.

— Пока, — угрюмо произношу я.

Он оглядывается через плечо, поднимает, чтобы помахать мне, руку.

А я все стою, как дурак, пока он поворачивает за угол к лифтам.

— Джейми, — тихо зовет меня Холли. — Вот твой стакан.

С неохотой я закрываю дверь. Возвращаюсь в комнату, беру у нее текилу и опрокидываю ее в себя.

Холли вытягивает из моей ладони пустой стаканчик.

— Итак, на чем мы остановились?

Если б я только знал.

Глава 7 Вес

— Ты знаешь, что мы только что завоевали титул? — в сотый раз за час говорит Кассель. С его лица весь вечер не сходит счастливая, глуповатая ухмылка. И четыре шота водки тут не при чем.

— Да, я знаю. — Мой отсутствующий взгляд скользит по душному, переполненному помещению бара, который мы выбрали штаб-квартирой нашего торжества. В отеле цены на выпивку оказались настолько завышенными, что мы решили выбраться в город. И, согласно прошерстившему Yelp Доновану, в этом убогом крошечном баре напитки по воскресеньям продавались за полцены и при этом не были на вкус, как моча.

Мне, впрочем, плевать на вкус алкоголя. Меня интересует только его эффект. Я хочу напиться. Убраться так, чтобы не думать, о том, какой я конченный идиот.

Голос Касселя вытаскивает меня из моих мрачных мыслей.

— Тогда хорош дуться как сучка, — приказывает он. — Чувак, мы чемпионы страны. Мы сегодня разбили «Йель». Мы, нахер, уничтожили их вчистую.

Все так. Финальный счет был 2:0 в пользу «Северного Масса». Мы размазали наших противников, и я обязан быть счастлив. Нет, я обязан, блядь, пребывать в экстазе. Мы шли к этому целый год, но я, вместо того, чтобы смаковать победу, занят пережевыванием того печального факта, что у Каннинга имеется девушка.

Да, ребята, Джейми Каннинг предпочитает женщин. Вот так сюрприз.

Вы скажете, что к этому моменту мне стоило бы усвоить урок. Я шесть лет лелеял надежду на то, что это влечение станет взаимным. Что в один прекрасный день его неожиданно перемкнет, и он подумает нечто вроде — хммм, да я же запал на Веса. Или поймет, что играет за обе команды, и решит попробовать это с парнями.

Но ни одна из этих надежд не сбылась. И никогда не сбудется.

Все вокруг шутят, смеются, вспоминают свои любимые эпизоды финальной игры, и никто не замечает, что я молчу. Мои мысли, блуждая по кругу, снова и снова возвращаются к Джейми и его девушке, и к тому, чем они вчера занимались, пока им не помешал я.

— Пора повторить, — объявляет Кассель, оглядываясь в поисках нашей официантки.

Когда я замечаю ее за стойкой, то резко отодвигаю стул.

— Я закажу, — говорю я парням и поскорей уматываю от столика, пока они не успели спросить, с чего это я вдруг так расщедрился.

В баре я заказываю нам выпить, затем кладу локти на исцарапанную деревянную стойку и рассматриваю расставленное на полках спиртное. Я весь вечер пил пиво, но им не напьешься. Мне нужно надраться по-настоящему. Мне нужно что-то покрепче.

Внутри меня все сжимается, когда мои глаза останавливаются на сверкающей бутылке бурбона — любимого напитка отца. Правда, тот бурбон, который покупает он, стоит в тысячу раз дороже бутылки на этой полке.

Я перевожу взгляд на ряд бутылок текилы.

Каннинг вчера пил текилу.

Мой взгляд двигается дальше. Виски «Джек Дэниэлс».

Да чтоб тебя… Похоже, в этом гребаном баре все до единой бутылки полны воспоминаний.

Прежде чем я успеваю остановить себя, меня переносит в наш последний день в лагере, в момент, когда я, передав Каннингу фляжку, с насмешкой отпустил в его сторону тот злосчастный вопрос.

— Думаешь, я зассу отсосать тебе?

Он задумался на минуту, словно оценивая меня и взвешивая ответ.

— Я думаю, это очень плохая идея — говорить, что Райан Весли в принципе способен зассать.

— Точняк.

Он хмыкнул, но его глаза вернулись на экран ноутбука. Он снова дал мне сорваться с крючка. Но я не хотел срываться. Я хотел оторваться. С ним. И чем дольше мы обсуждали секс, тем крепче становилась моя уверенность. Я мог думать только о том, как прикоснуться к своему лучшему другу. Для меня это был никакой не вызов. Это была чистая страсть.

Блондинка на экране, стоя на коленях, одному парню отсасывала, а второго ласкала рукой. Джейми еще раз сделал глоток из фляжки, после чего передал ее мне. Поерзал бедрами, и я с трудом подавил дрожь. Объект моего желания сидел со мной рядом.

И был возбужден.

Его рука переместилась вниз и легла над резинкой шорт. Легчайшей из ласк он потер точку под своим прессом, словно у него там чесалось, но мне стало ясно, что он надеется на какую-то стратегическую перестановку.

Я проглотил полный рот виски. Для храбрости. Потом положил ладонь себе между ног.

— Меня это убивает, — проговорил я, и то было самое правдивое мое признание за день. Я медленно провел ладонью по своему твердому члену. Вниз и обратно вверх. Я чувствовал на себе и на своей руке его взгляд. И от этого меня охватило настоящим безумием. К черту экран. Лучше я снимусь в своем собственном соло, где единственным зрителем будет пара моих любимейших карих глаз.

Мое сердце гулко забилось, потому что я понял, что собираюсь сделать.

У нас на озере было одно глубокое место, где мы любили плавать, а над ним — шестиметровый уступ. Помню, как-то раз я залез туда и, подобравшись к краю, потянул Каннинга за собой. Он не решался прыгнуть так долго, что в конце концов я не вытерпел и столкнул его вниз, а потом, хихикая, смотрел, как он винтом уходит под воду.

Но поступить так сегодня было нельзя. Я не мог толкнуть его вниз. Он должен был прыгнуть сам.

Я облизал пересохшие губы.

— Мне реально надо бы передернуть. Ты не против?

Момент, пока он колебался с ответом, чуть не убил меня.

— Вперед. Мы же моемся в одном помещении, верно? — Он издал смешок. — Черт, мы даже на толчках сидим рядом. Пусть там и стены.

Здесь между нами стен не было.

Я просунул ладонь под резинку и сжал свой изнывающий от желания член. Но наружу его не вытащил. Только медленно потянул на себя.

От удивления глаза Каннинга распахнулись, а потом вспыхнули чем-то таким, отчего из моих легких вышел весь воздух. Не неприязнью. Не гневом.

Возбуждением.

С ума сойти. Он завелся, глядя на то, как я мастурбирую. Ни один из нас больше не смотрел в ноутбук. Взгляд Каннинга был прикован к медленным движениям моего кулака под шортами.

— Ты тоже можешь. — Я ненавидел хрипотцу в своем голосе, потому что точно знал, каким был мой план. — Давай. Вдвоем будет не настолько странно.

О, черт. Я был точно змей-искуситель, протягивающий Еве яблоко. Или скорее банан…

Мгновением позже все дурацкие аналогии улетучились из моего глупого мозга — когда Джейми приспустил свои шорты и вытянул наружу свой член.

Стоило мне увидеть его, и мое сердце завибрировало в груди. Он был розовым, толстым и совершенным. Пальцами одной руки он начал себя поглаживать. Вверх-вниз, еле касаясь. Как же я завидовал этим пальцам.

Я взял в ладонь свои ноющие яйца и попытался сделать глубокий вдох. Грудь сдавило желанием. Он был совсем рядом, его бедро соприкасалось с моим. Я хотел наклониться и взять его в рот. Я хотел этого так отчаянно, что ощущал его вкус.

Его глаза снова смотрели в экран. Я почувствовал, как он шевельнулся, садясь поглубже. Мы оба ласкали себя все энергичней. Его дыхание стало сбивчивым, и когда я это услышал, мой позвоночник прошило новой волной похоти. Я хотел сам заставить Каннинга задыхаться. Но внезапно его ритм запнулся, и я поднял взгляд, чтобы выяснить, почему.

Видео подошло к концу. Выбранный мной ролик длился считанные минуты. И теперь на экране застыли превью с кошмарным фото огромного женского зада посередине.

Хм… — Джейми даже издал смешок. — С этим дело не сделаешь.

Я почувствовал, как эта информация оседает во мне. В хоккее, как только появляется возможность пробить, хороший игрок обязан немедленно среагировать. Именно это в тот момент и произошло. Передо мной приоткрылось окошко шанса, и я настроился нырнуть в эту щель.

— Можешь потребовать свою награду, — пророкотал я.

Он жарко выдохнул, поглаживая себя.

— Бросаешь мне вызов?

— Ага.

Его горло дернулось, когда он сглотнул. Эмоции в его глазах мелькали так быстро, что я не успевал распознавать их. Нерешительность. Жар. Смущение. Жар. Раздражение. Жар.

— Ну… — Он хрипло рассмеялся. Замолк и откашлялся. — Рискни, если не слабо.

Его взгляд вновь сцепился с моим, и я в тот же миг чуть не кончил. Мой член, болезненно пульсируя, набряк у меня в руке. Но, отвечая, я каким-то образом сумел придать своему тону небрежность, растягивая слова в своей фирменной манере «плевать-я-готов-на-все», которая в половине случаев была чистой воды притворством.

— Что ж. Это обещает быть интересным.

На его лице появилась легкая паника, но я не дал ему времени отступить. Я слишком сильно его хотел. Я всегда хотел этого парня.

Отпустив себя, я накрыл рукой его руку. Он напрягся, и на долю секунды мне показалось, что он вот-вот оттолкнет меня.

И мне было бы поделом.

Но потом он разжал кулак, и моя рука осталась на его плоти одна. Я держал его член. Наконец-то. Он был горячим и твердым, а поросль мягких светлых волос на его лобке щекотала кончики моих пальцев. Я стиснул кулак, и его тело точно покинул весь воздух, его торс практически расплавился на матрасе. Мой рот был пустыней, пульс барабанным боем отдавался в ушах.

Я прошелся ладонью по его твердому стволу, стараясь держаться так, словно ничего такого не делал. Потом сказал:

— Блядь, кажется, я напился. — Так было правильно. Так создавалась иллюзия, будто единственной причиной происходящему был алкоголь. Алкоголь давал нам карт-бланш.

Моя уловка сработала.

— Я тоже, — глухо выдохнул он. Но его голос казался рассеянным и далеким.

Может, он и вправду был пьян. Может, его щеки раскраснелись от виски, а не от того, что моя вторая рука сдергивала его шорты еще дальше вниз. Возможно, его дыхание ускорилось из-за струящегося по кровотоку спиртного, а не благодаря моим пальцам, сжимающим его ствол.

Не прекращая медленными движениями ласкать его, я переместился в конец кровати и опустился перед ним на колени. Меня всего колотило от неконтролируемого желания, моя эрекция тяжело покачивалась у меня между ног. Я, впрочем, не обращал на нее внимания. Джейми дважды моргнул, когда я навис над ним, и я, оценивая его реакцию, всмотрелся в его лицо. Он не казался испуганным. Он выглядел возбужденным.

Я годами фантазировал об этом моменте. И не мог поверить, что все это происходит на самом деле.

— Чего ты ждешь, Райан? Соси уже.

Меня тряхнуло от неожиданности. Он называл меня Райаном только высмеивая меня. И сейчас он высмеивал то, что я собирался взять в рот его член.

Боже.

Моя бравада дрогнула. Всего на секунду — пока я не увидел, как в ямке у его горла колотится пульс, и не осознал, что он нервничает и волнуется так же сильно, как я.

Я сделал вдох и опустил голову.

Потом захватил набухшую головку губами и всосал ее в рот.

В тот же миг его бедра дернулись, а из горла вырвался рваный вздох.

— О, боже.

Помню, у меня промелькнула мысль, отсасывали ли ему хоть раз раньше. Шок и трепет в его голосе был таким неприкрытым. Таким сексуальным. Но раздумывал я об этом недолго. До тех пор, пока он жарким шепотом не начал отдавать мне совершенно непристойные приказания.

— Еще, — пробормотал он. — Возьми еще. Целиком.

Я глубоко втянул его в рот, почти до самого основания, и, как только он застонал, отпустил его, скользя вверх по длинной и твердой плоти, пока его член не заблестел от слюны. Легкими касаниями языка я собрал проступившую на кончике влагу, и от его вкуса моя голова пошла кругом.

Я отсасывал своему лучшему другу. Это было так нереально. Это было то, о чем я столько мечтал, и фантазии не шли ни в какое сравнение с тем, каким оно оказалось на самом деле.

— Блядь, да. — Бедра Каннинга стали покачиваться, когда я снова взял его в рот.

Я обвел его языком, дразня и смакуя, затем вобрал глубоко в себя. Я не смел взглянуть на него. Мне было страшно — я боялся, что, увидев мое лицо, он поймет, как сильно я вожделел его.

— Иисусе, Вес. Ты даже слишком хорошо это делаешь.

Похвала опьянила меня. Безумие. Он вталкивался мне в рот, потому что я возбуждал его.

Внезапно его пальцы погрузились мне в волосы и, когда я всосал его на максимальную глубину, захватили их в горсть.

— О, боже. Не останавливайся. Дай мне оттрахать твой рот.

Каждая его хриплая просьба опаляла меня огнем. Я знал, что мне это понравится. Но чтоб и ему?… Шизануться можно. Я ускорил темп, при каждом движении стискивая его ствол, наверное даже крепче, чем ему нравилось, но он продолжал бормотать — быстрее, сильнее.

Я зажмурился, полный решимости заставить его утратить самоконтроль, заставить его ощутить ту же неодолимую, опустошающую потребность, что бурлила в моем собственном теле.

— Вес… — С его губ сорвался придушенный звук. — Блядь, Вес, я сейчас кончу.

Его пальцы до боли вцепились мне в волосы, мышцы живота напряглись, а бедра задвигались подо мной быстрее. Через несколько секунд он застонал. Меж моих губ завибрировал хриплый стон, и он застыл, по-прежнему находясь глубоко у меня во рту, пока я глотал все до последней кап…

— Надеешься найти на одной из них надпись «закажи меня»?

Чей-то голос выталкивает меня в настоящее, и я слепо моргаю, поначалу не понимая, где я. Я все еще в баре, так и стою у стойки, уставившись на бутылки спиртного. Черт. Я реально вырубился. И завелся, спасибо воспоминаниям о моей последней ночи с Джейми Каннингом.

Глотая воздух, я оборачиваюсь и вижу рядом улыбающегося незнакомца.

— Нет, серьезно, — продолжает он, и его улыбка становится шире. — Ты минут пять разглядываешь эти бутылки. Бармен уже отчаялся выяснить, что же ты хочешь.

Бармен обращался ко мне? Он, наверное, решил, что я с полным приветом.

А вот парень, стоящий рядом, выглядит более, чем нормальным. Ему около тридцати. Потертые джинсы, футболка Ramones, правая рука целиком забита драконами, черепами и прочим псевдокрутым дерьмом. Худой, тогда как мне обычно нравятся покрупнее, но анорексиком его тоже не назовешь. Не совсем в моем вкусе, но и не совсем не в моем вкусе. Для того, чтобы подцепить его на ночь, вполне годится, и с учетом того, с каким интересом он рассматривает меня, я знаю, он будет за.

— Ты с ними? — Он указывает на столик хоккейных курток.

Я киваю.

— Что празднуем?

— Выиграли сегодня «Замороженную четверку». — Я делаю паузу. — Студенческий чемпионат по хоккею.

— Да ладно? Ну тогда поздравляю. Значит, ты хоккеист, а? — Его взгляд задерживается на моей груди и руках, после чего снова поднимается на лицо. — Это видно.

Да, он будет за.

Я мельком оглядываюсь на наш стол, и Кассель ловит мой взгляд. Заметив моего собеседника, он ухмыляется, потом, смеясь над чем-то, что сказал Лэндон, поворачивается обратно к парням.

— Так как тебя зовут? — спрашивает мой незнакомец.

— Райан.

— Я Дэйн.

Я снова киваю. Но не могу выдавить из себя ни капли флирта. Ни игривого замечания, ни прямого предложения перейти к делу. Сегодня я стал чемпионом — мне бы это отпраздновать. Пригласить этого привлекательного типа к себе в отель, повесить на дверь табличку «не беспокоить», чтоб Кассель понял намек, и оттрахать Дэйна до потери его чертова пульса.

Но я не хочу. Это будет всего лишь попыткой выжать из себя Каннинга, и я знаю, что потом мне будет дерьмово.

— Извини, чувак. Надо вернуться к своим, — говорю я резко. — Было приятно поболтать.

Не дожидаясь ответа, я быстрым шагом иду через бар. Не оборачиваюсь, чтобы узнать, не разочарован ли он, или проверить, не пошел ли он за мной следом. Дотрагиваюсь до плеча Касселя и говорю, что я сваливаю.

Проходит еще минут пять, прежде чем у меня получается убедить его, что в меня не вселились инопланетяне. Я ссылаюсь на головную боль, сваливаю вину на адреналин, пиво, температуру, на все, что только выходит придумать, пока он, наконец, не бросает попытки уговорить меня остаться и не дает мне уйти.

До отеля кварталов двадцать, но вместо того, чтобы взять такси, я решаю пойти пешком. Воспользоваться временем и свежим воздухом и проветрить голову. Но спустя десять кварталов все остается по-прежнему. В моем сознании по-прежнему клубятся мысли о Каннинге.

Я не могу прекратить вспоминать то, как он вчера выглядел. Взъерошенные волосы, разлившийся на щеках румянец. Он или только потрахался, или собирался этим заняться. И его девушка… Горячая миниатюрная крошка с большими голубыми глазами. Он всегда западал на таких малышек.

Стиснув зубы, я выталкиваю ее из головы и вспоминаю, как Каннинг и я прощались.

Без тебя там все по-другому.

Мне показалось, он говорил искренне. Черт, а почему нет? Мы провели в «Элитс» лучшие летние месяцы наших жизней. Один минет едва ли мог перечеркнуть все его светлые воспоминания.

Засунув руки в карманы, я останавливаюсь на переходе и жду, когда загорится зеленый свет. Я спрашиваю себя, увидимся ли мы когда-нибудь снова. Наверное, нет. Скоро мы оба закончим колледж. Начнется взрослая жизнь. Он останется на западном побережье, я уеду на север в Торонто. Вряд ли после этого наши пути пересекутся.

Может, оно и к лучшему. Мы виделись на этих выходных всего дважды, но жалким двум встречам каким-то образом удалось стереть четыре года, потраченных мной на попытки забыть его. Ясно как день — я не могу быть рядом с Каннингом и не желать его. Не желать большего.

Но, дьявол, мне мало этих двух встреч.

Недолго думая, я хватаю сотовый, торможу у газетного автомата и, прислонившись к его металлическому боку, открываю браузер. Какое-то время сайт грузится, но как только это, наконец, происходит, я сразу перехожу на станицу контактов, а там нахожу телефон директора лагеря. Он меня знает. Я ему нравлюсь. Черт, он четыре года уговаривал меня к ним вернуться.

Он не откажет, если я попрошу.

Я нажимаю на номер. Потом колеблюсь с зависшим над кнопкой вызова пальцем.

Я эгоистичный ублюдок. А может, гребаный мазохист. Каннинг не может дать мне то, чего я хочу, а я не могу заставить себя не хотеть его. Я хочу любую малость, которую смогу получить. Разговор, шутку, улыбку — все, что угодно. Может, стейка мне не видать, но, блядь, я буду рад и обрезкам.

Просто… просто я пока не готов отпустить его.

Глава 8 Июнь Джейми

— Эй, Каннинг?

— Да?

Ко штрафной скамейке подходит поговорить со мной Пат, директор нашего лагеря, но я по-прежнему не отрываю глаз ото льда, где между моими подопечными идет драка за шайбу. Пат, впрочем, не сочтет это за невежливость.

— Нашел тебе соседа, — произносит он.

— Серьезно? — Это хорошая новость, потому что Пату каждый год отчаянно не хватает тренеров, и это лето не исключение. Парни вроде меня один за другим заканчивают учиться и разъезжаются кто куда. Он стремится собрать у себя в лагере лучших, но лучшие всегда нарасхват.

В этом году один из таких парней — я. Но через полтора месяца мне надо уезжать на тренировочный сбор в Детройт, а значит Пату придется искать замену. Я мельком оглядываюсь — он смотрит на меня каким-то непонятным испытующим взглядом, — затем снова поворачиваюсь к мальчишкам на льду. Игра в самом разгаре.

— Будь поровней с ним, ладно?

Я отвечаю не сразу, потому что мне не нравится то, какое направление приняла игра. В воздухе сгущается напряжение. Еще чуть-чуть — и сверкнет искра.

— Разве я когда-нибудь был другим? — рассеянно говорю я.

На мое плечо опускается крепкая ладонь.

— Ты нет, парень. А твой вратарь вот-вот психанет.

— Вижу.

Смотреть сейчас на площадку — точно наблюдать за аварией. Я знаю, что скоро произойдет, но силы уже в движении, и остановить их нельзя.

Марк Килфитер, мой лучший вратарь, отразил сегодня около двадцати шайб. Со своей быстрой реакцией и большим, но подвижным телом он располагает всеми необходимыми задатками отличного вратаря.

К сожалению, впридачу к хорошим физическим данным у него чересчур вспыльчивый темперамент. А одаренный франкоканадский нападающий из второй команды весь день подначивает его — дразнит и издевается при каждой атаке.

Я вижу, какой финт готовится разыграть канадец. На синей линии он отдает пас напарнику, затем, когда вокруг того группируется защита противника, опять принимает шайбу, делает обманку влево, потом вправо… и запускает летающую тарелку в ворота — прямо под носом у моего мужика Килфитера. Разыграно блестяще, и все прекрасно, пока пацан-канадец не окатывает вратаря ледяной стружкой и не называет его un stupide.

Килфитер швыряет клюшку, будто бумеранг. С такой силой, что она, ударившись о борт, раскалывается, как спичка. На лед падают два обломка.

Счет, пожалуйста. Я дую в свисток.

— Все, время вышло, сворачиваемся.

— Pourquoi? — протестует агрессивный форвард. — Еще же есть время!

— Все вопросы к тренеру нападающих, — отмахиваюсь от него я, затем подъезжаю к Килфитеру, который, тяжело дыша, снимает со вспотевшей головы шлем. Ему всего шестнадцать. Пока его ровесники валяются, загорая, на пляже или режутся в видеоигры, он часами выкладывается на хоккейной площадке.

У меня было такое же детство, и я не променял бы его ни на какое другое, но иногда бывает полезно вспомнить, что они пока что всего лишь дети. Поэтому, вместо слов «Идиот, ты угробил клюшку за сотню долларов», я начинаю разговор вот с чего:

— Парень, кто у тебя любимый вратарь?

— Туукка Раск[15], — не раздумывая, отвечает он.

— Хороший выбор. — Я не фанат «Брюинз», но у Раска впечатляющая статистика. — Скажи, как выглядит его лицо после того, как он пропускает шайбу?

Килфитер выгибает бровь.

— Ну, он просто делает глоток воды и опускает визор. А что?

— А то, что он не психует и не швыряется клюшками, — с улыбкой говорю я.

Парень закатывает глаза.

— Да понятно, но этот тип, он такой козел.

Я наклоняюсь и отцепляю сетку, чтобы можно было восстановить лед.

— Ты сегодня здорово отстоял. Просто феноменально.

Килфитер начинает улыбаться.

— Но ты должен научиться держать эмоции под контролем, и сейчас я объясню тебе, почему. — Его улыбка гаснет. — Раск всегда воспринимает свои ошибки спокойно. Не потому, что он лучше, чем мы с тобой, и не потому, что он медитирует, или никогда не злится. Просто он знает, что единственный способ выиграть — оставить все это позади. Кроме шуток, когда он делает тот глоток воды, он уже оправился. Вместо того, чтобы говорить: «Черт, как же я так лоханулся», он говорит: «Ладно, теперь у меня появился новый шанс остановить его».

Теперь он хмуро разглядывает свои коньки.

— Знаешь, что говорят о золотых рыбках? У них такая короткая память, что каждый круг в аквариуме для них словно в первый раз.

Уголки его рта ползут вверх.

— Сильно, тренер Каннинг.

Ахх. Просто убийственно умилительно, раз в год на несколько недель превращаться в тренера Каннинга. Обожаю эту работу.

— Будь моей золотой рыбкой, Килфитер. — Я легонько стукаю его по нагруднику. — Выброси из головы все, что наболтал тебе этот тип, потому что в мире полно козлов, которые будут доставать тебя ради смеха. У тебя есть талант. И ты со всем справишься. Но только в том случае, если не дашь ему испортить себе настрой.

Он наконец-таки поднимает взгляд.

— Хорошо. Спасибо.

— Давай в душ, — говорю я, отъезжая от него задним ходом. — Потом достанешь кредитку и купишь себе новую клюшку.

Закончив с Килфитером, я расшнуровываю коньки и переобуваюсь в «конверсы». Тренерам надевать снарягу не надо, только коньки и шлем, так что на мне походные шорты и рейнеровская толстовка из колледжа. А еще меня тут три раза в день кормят в столовой.

Я уже говорил, что это офигительная работа?

Пока я шагаю к выходу, меня окружают всевозможные памятные стенды на тему олимпийского спорта. На том самом льду, где минуту назад я пытался вразумить шестнадцатилетнего вратаря, сборная США в 1980-м завоевала олимпийское золото. Так что повсюду развешены фотографии «Чуда на льду»[16]. Зимой в этом маленьком городке больше спортсменов на душу населения, чем где бы то ни было. Хоккеисты, конькобежцы, горнолыжники, прыгуны с трамплина — кто только не приезжает сюда тренироваться.

Но когда я открываю стеклянные двери, то попадаю в теплый июньский день. Вдали ослепительно сверкает Миррор-лейк, и я ладонью прикрываю глаза. От Лейк-Плэсида пять часов что до Бостона, что до Нью-Йорка. Ближайший к нему большой город — Монреаль, да и тот в двух часах езды. Этот затерянный в глуши обаятельный туристический городок окружен нетронутыми озерами и горами хребта Адирондак.

Настоящий рай. Если вам не нужен доступ к аэропорту.

Но сегодня он мне не нужен. Убивая время до ужина, я не спеша иду мимо магазина лыжной экипировки и мимо ларька с мороженым. У меня столько ностальгических воспоминаний, связанных с этим городом, — оттого, наверное, что он мой. Когда ты младший из шестерых детей, то ничего своего у тебя нет. Думаю, именно поэтому я и пошел в хоккей — вся моя семья увлекалась футболом. До тех пор, пока меня не пригласили в «Элитс», на камни Адирондака не ступала нога ни одного Каннинга. Покинуть родительское гнездо, чтобы приехать сюда, для меня, тинейджера, было по ощущению как полет на Луну.

Сейчас четыре. Есть время пробежаться или поплавать, но сперва мне надо переодеться.

Все дети и тренеры живут в старом общежитии, построенном к Зимней Олимпиаде-1980 для европейских спортсменов. От катков до него минут пять. Взбежав по ступенькам, я прохожу мимо доски с именами былых обитателей этого дома и перечислением завоеванных ими наград, но не задерживаюсь. Несколько лет в этом городе — и вы начнете забывать впечатляться.

Моя комната находится на втором этаже, и я всегда поднимаюсь туда пешком, предпочитая лестницу старому, скрипучему лифту. В полутемном холле пахнет мастикой и цветущей снаружи сиренью. А еще чуть-чуть грязными носками. В здании, целиком заселенном хоккеистами, без этого никуда.

Шагах в десяти от двери, уже с ключами в руках, я вдруг замечаю неподвижно стоящего человека. Одного этого хватает, чтобы напрячься. А потом я узнаю́, кто это.

— Иисусе!

— Вообще я по-прежнему отзываюсь на Веса, — говорит он, отталкиваясь от стенки. — Или на Райана. Ну, или на дубину.

— Ты… — Мне немного страшно произносить эти слова, ведь он так долго от меня отгораживался. — …Мой сосед?

Чтобы чем-то занять свои руки, я открываю дверь. Чувствую, как внизу живота зарождается бурлящая волна радости. Сама идея о еще одном сумасшедшем лете в компании Весли… не верится, что это может быть правдой.

— Ну… — В его голосе — непривычная осторожность. И поскольку теперь из открытой двери в холл проникает свет, у меня появляется возможность по-нормальному увидеть его лицо. Он чем-то встревожен. Глаза запали, челюсти, обычно развязно-расслабленные, крепко сжаты.

Чудно́.

Я вваливаюсь в комнату и бросаю ключи на кровать.

— Я на пробежку. Хочешь, пошли со мной. Насколько я понимаю, ты приехал к Пату тренировать, иначе тебя бы тут не было.

Он кивает. Но когда я начинаю снимать толстовку, засовывает кулаки в карманы и отворачивается.

— Только нам надо поговорить.

— Окей. — О чем? — Можно, пока будем бегать. Если ты не растолстел после своей великой победы.

— Ладно. — Хмыкнув, он забирает из холла большую спортивную сумку.

— Пат еще на тренировке сказал что-то насчет соседа. Он ведь тебя имел в виду, да? Он просто решил развести интригу?

Стоя ко мне спиной, Вес кивает. Потом стягивает через голову свою выцветшую футболку. И боже, он реально громадный. Сплошные бугристые мускулы и татуировки.

Я и забыл, что в наше последнее лето здесь мы были еще пацанами. Тинэйджерами. Кажется, будто это было вчера.

— Нормальная у тебя комната, — отмечает он, переодеваясь в майку и спортивные шорты.

Это правда. Вместо двухъярусной койки здесь две встроенные в стенные ниши кровати, а между ними — свободное пространство приличной величины.

— Тренерам дают комнаты попросторнее. Шикую уже три года.

Он разворачивается ко мне.

— С кем жил?

— С кем придется. — Я натягиваю беговую футболку, затем переобуваюсь в кроссовки. На то, чтобы завязать шнурки, уходит еще пара секунд. Мне не терпится поскорее отсюда выбраться и побежать. Может, тогда Вес перестанет вести себя странно и скажет прямо, что у него на уме. — Идем?

Он пинает свою сумку.

— Оставлю ее тут.

— А где же еще-то?

Он морщится. Почему — я не знаю.

Глава 9 Вес

На улице Джейми поворачивает в сторону Миррор-лейк, и я бегу за ним следом. Сколько раз мы с ним делали этот круг? Наверное сотню, не меньше.

— Помнишь лето, когда мы условились каждый день без исключений пробегать по пять миль? — спрашиваю я, когда общежитие остается позади.

Он сбрасывает скорость, и дальше мы бежим в легком темпе.

— Конечно.

— А потом в один из дней у нас было сразу две тренировки и тренажерка, но ты сказал, что мы обязаны побежать, иначе лето не засчитается. — Я фыркаю от одного только воспоминания об этом.

— Тебя никто не заставлял перед пробежкой объедаться мороженым.

— Я умирал от голода. Правда, с тех пор я даже не могу смотреть на фисташки.

Джейми хмыкает.

— Газон — а на нем нежно-зеленая рвота.

— Хорошие были времена. — О, да. Я бы выворачивал свое нутро наизнанку хоть каждый день, если б это помогло сделать так, чтобы между нами все опять стало просто. Гоняться вокруг озера за высокой светловолосой фигурой Каннинга было единственным, чего я желал от жизни.

Хотя, к черту вранье. С куда большей радостью я бы разложил его на земле и посрывал с него всю одежду. Прямо сейчас меня убивает то, что я опять его вижу.

Мне, впрочем, надо сказать ему одну вещь, и поскорее. Следующую милю мы бежим молча, и все это время я заново репетирую его, свое монументальное извинение. Если Джейми придет в ужас, мне будет больно.

Лодки на озере качаются под взмахами весел, и я ощущаю себя так же шатко, как они выглядят.

— Так о чем ты хотел поговорить? — в конце концов произносит Джейми.

Все. Тянуть больше нельзя.

— Я пробуду здесь только до конца июля. — Сначала лучше разделаться с вводной.

— Я тоже. Должен к первому августа быть в Детройте. А ты двинешь в Торонто, да? Тебя подписали?

— Угу. Но послушай… Мне надо сказать… Короче, если ты не хочешь жить со мной в одной комнате, то я попрошу Пата переселить меня. И не обижусь.

Джейми резко останавливается, и мне приходится притормозить, чтобы не врезаться ему в спину.

— Почему?

Опять облажался. И из меня выплескивается все разом.

— Каннинг, я гей. И да… может, в общем и целом это не такое уж и большое дело, но, когда мы в прошлый раз жили вместе, я… развел тебя на всякое разное. Это было не круто, и из-за этого я четыре года чувствую себя просто дерьмово.

Очень долго он просто смотрит на меня с разинутым ртом. А когда, наконец, заговаривает, то произносит совсем не то, что я ожидал услышать.

— И?

И?

— И… я прошу у тебя прощения.

Он краснеет.

— Ты же в курсе, что я из Северной Калифорнии? И что у меня есть человек десять знакомых геев?

— Допустим… И что?

Рот Джейми открывается, потом закрывается. И открывается снова.

— Ты поэтому не звонил мне четыре года и не отвечал на мои смс?

— Ну… да. — Я в полнейшей растерянности. Я только что признал себя виновным в мудачестве первой степени и, можно сказать, в растлении, а его волнуют какие-то смски.

Лицо Джейми становится на оттенок краснее. Затем он снова срывается с места, а я так ошеломлен, что пускаюсь за ним только через секунду.

Теперь он бежит быстрее. Его длинный шаг становится шире, локти начинают работать активней. Спортивная футболка, надетая на нем, облегает каждую мышцу, и я ревную к этому куску полиэфирной ткани.

Я не знаю, что творится у него в голове, пока он преодолевает оставшиеся три мили вокруг Миррор-лейк — со мной, смущенным и обескураженным, сзади. На обратном пути мы бежим через город мимо всех наших любимейших в прошлом мест — кондитерской со сливочными помадками и магазина игрушек, где продавались стреляющие резинками пистолеты. Мимо пекарни «Чудо на льду».

Я не вижу его лица до тех пор, пока он не останавливается напротив закрытой на лето трассы для тобоггана. Жаль, что нам нельзя перенестись в те беспечные времена, когда самым большим моим преступлением было перелезть через ограду.

Когда он поворачивается ко мне, его покрытое испариной лицо все еще искажено гневом.

— Ты не общался со мной четыре года, потому что думал, будто я перепугался из-за того, что ты отсосал мне.

— Хм… да. — Негодование в его голосе предельно ясно сообщает о том, что я облажался перед ним каким-то иным, не учтенным мной образом.

Его ладони сжимаются в кулаки.

— Так вот кем ты меня считаешь? Каким-то узколобым засранцем?

Я вижу, как молодая мамочка со скамейки неподалеку подхватывает своего ребенка и, хмурясь, пересаживается от нас подальше.

Но Джейми ничего вокруг не замечает.

— Бога ради, это был просто секс. Никто ведь не умер.

А я сейчас, наверное, проглочу язык.

— Но… С моей стороны это было непорядочно.

— А. Ну спасибо, что за свою непорядочность ты решил наказать меня. Аж на целых четыре года. Я уехал в какой-то непонятный колледж, где никого не знал, гадая, в чем же проявил себя как дерьмовый друг.

Да чтоб тебя.

— Извини, — мямлю я, но это «извини» звучит жалко. Для обоих из нас, тут можно не сомневаться.

Джейми пинает мусорную урну.

— Мне надо в душ.

Мой вероломный член просится присоединиться к нему, но, пока мы пешком проходим последний участок дороги и начинаем подниматься по лестнице, я держу варежку на замке. Все прошло совсем не так, как я ожидал. В наихудшем моем сценарии Джейми приходил от моей гомосексуальности в ужас и обвинял меня в том, что я обманом развел его на интим.

Я четыре года мучился стыдом за содеянное, но, как выяснилось, мне следовало стыдиться совершенно другого. Джейми не беспокоило то, что я отсосал ему. Его беспокоило то, что я его бросил. И когда я понимаю, что обидел своего лучшего друга намного сильнее, чем полагал, внутри меня все болезненно скручивается.

На последней ступеньке я нерешительно замираю и зову его в напряженную спину.

— …Каннинг?

— Что? — бурчит он, не оборачиваясь.

— Так мне искать себе на ночь другую комнату?

Он вздыхает.

— Нет, дубина. Не надо.

Глава 10 Джейми

Двадцать два — это, наверное, слишком солидный возраст, чтобы играть в молчанку. Не то чтобы я увлекался такими играми раньше… Я всегда предпочитал встречать проблемы лицом к лицу. Проговаривать все и сразу, а не отгораживаться от человека.

Отгораживаться — это специализация Веса.

После пробежки мы с ним не разговаривали. За ужином он сел вместе с Патом, обменяться новостями за прошедшие четыре года. В какой-то момент Пат постучал ложкой о стакан с водой и представил Веса приехавшим в лагерь детям. «Чемпион страны…», «второй в рейтинге бомбардиров», «в следующем году гарантированно выйдет на лед в Торонто».

Глаза у ребят с каждым словом распахивались все шире, а Вес тем временем сидел с беззаботно-самодовольным видом и криво ухмылялся. Типа, ой ну что вы, это все пустяки.

Может, в душе он не чувствует себя таким уж и беззаботным, подсказывает мне совесть.

Отвали, совесть! Я тут занят. Я злюсь.

Теперь мы лежим в нашей комнате, но не спим. Меня по-прежнему окутывает гнев, но таким же тонким слоем, как простыня, которой я укрываюсь.

С соседней кровати доносится вздох, и я, глядя в потолок, думаю, не пора ли мне уже перестать дуться.

— Мне было страшно, — нарушает тишину его хрипловатый голос.

Я слышу шорох и краем глаза замечаю, что он перекатился на бок и смотрит на меня в темноте.

— Кому, тебе? — спрашиваю. — Не знал, что такое возможно.

— Бывает иногда, — допускает он неохотно, и я фыркаю.

Снова наступает тишина, но в конце концов я сдаюсь.

— Чего именно ты боялся?

— Что я использовал тебя. И что ты возненавидишь меня за это.

В моей груди вздымается вздох. Я тоже ложусь на бок, но в полумраке выражение его лица разглядеть сложно.

— Я никогда не возненавижу тебя, балда. — Подумав немного, я уточняю: — Ну, пока ты не совершишь что-то по-настоящему достойное ненависти. Например, нарочно переедешь мою маму машиной или типа того. Но ненавидеть тебя за то, что ты гей? Или за то, что ты, не сказав о себе, отсосал меня? — Блядь, я все еще дико обижен из-за того, что он считал меня таким узколобым.

— Я был не готов сказать тебе правду, — признается он. — Да и себе, наверное, тоже. Но в глубине души-то я знал и потом чувствовал себя дико хреново. Словно… я не знаю… словно я воспользовался тобой.

У меня вырывается непроизвольный смешок.

— Чувак, ты так говоришь, будто привязал меня к кровати и изнасиловал. Не знаю, помнишь ли ты, но в ту ночь я кончил как чемпион. — О черт. Я не знаю, зачем я это сказал. И волна тепла, которая уходит вниз к моему члену, озадачивает меня не меньше.

Я нечасто позволял себе вспоминать о той ночи. Она, несомненно, была самым жарким сексуальным опытом восемнадцатилетнего Джейми Каннинга, но при мысли о ней мне всегда становилось не по себе. Потому что с ней я связывал свое отлучение от столь ценной для меня дружбы.

— О, я помню про ту ночь все. — Голос Веса густеет, и волнение у меня внизу начинает становиться сильнее.

Я в срочном порядке меняю тему, потому что разговоры о минете, похоже, запутали мое тело.

— И что, ты типа совершил каминг-аут? Теперь все официально? Твои родители знают?

Он отвечает с тяжелым вздохом.

— Да. Знают.

Я жду продолжения. Он молчит. Что ожидаемо, поскольку разговаривать о своей семье Вес не любит. Я знаю, что его отец инвестиционный банкир и большая шишка, а мать возглавляет кучу благотворительных комитетов. В тот единственный раз, когда отец Веса привез его в лагерь, я помню, как пожал ему руку и подумал, что человека холоднее я еще не встречал.

Мне так интересно узнать, как они относятся к тому, что их сын оказался геем, но я знаю, что, если спрошу его, он не скажет. Просто с Весом всегда и все обязано происходить исключительно на его условиях.

— А что твоя команда? — рискую я. — В Торонто знают?

— В «Северном Массе» у нас было что-то вроде «Не говори — не спросят». Я ничего не скрывал, но и не трепался об этом. И всех это устраивало. Но в Торонто… — Он стонет. — Даже не знаю. Мой план — просто как можно дольше избегать этой темы. Вернусь, наверное, на какое-то время в чулан. До тех пор, пока не почувствую, что знаю этих парней. Пока не стану для них таким ценным, что им будет плевать, кого я шпилю в свободное время. Это займет года три-четыре, не больше.

Все это звучит невероятно жестко.

— Мне жаль.

— Нет, это мне жаль. Мне жаль, что я так херово поступил с нашей дружбой, Джейми.

Черт. Вес назвал меня «Джейми». Такое бывает только в моменты, когда он на сто процентов искренен и серьезен. Его тело излучает почти ощутимые волны раскаяния, и, когда они добираются до меня, я чувствую, как моя злость осыпается, точно песчаный замок. Не могу я злиться на этого парня. Даже когда я считал, что он выбросил нашу дружбу, точно ненужный мусор, то все равно был не в состоянии его ненавидеть.

Я сглатываю.

— Ладно, мужик. Дело прошлое.

— Да?

— Да. — Выпустив долгий вздох, я кладу под голову локоть и бросаю на него взгляд. — Так что у тебя нового? Расскажи, что было за это время.

Он хмыкает.

— Все выходки Райана Весли за четыре года? Чувак, это разговор на всю ночь. — Он делает паузу, и его тон становится немного стесненным. — Я лучше послушал бы про тебя. Как поживает клан Каннингов? По-прежнему словно в эпицентре торнадо?

Я улыбаюсь в темноту.

— Угу, как всегда. Мама продала свою картинную галерею и открыла… короче, такое место, куда приходишь и целый день лепишь из глины вазы, пепельницы и прочую хрень.

— Как думаешь, часто она ловит людей за повтором той сцены из «Привидения»? — В его голос прорывается смех.

— Минимум раз в день, — со всей серьезностью отвечаю я. — Кроме шуток. — Я вспоминаю, что же еще случилось, но просеять все события за четыре года довольно сложно. — О, моя сестра Тэмми родила ребенка, так что я теперь дядя… Что еще… Джо — мой старший брат — он развелся.

— Фигово. — Вес, похоже, искренне огорчен. — Ты вроде был на их свадьбе шафером? — Внезапно он издает смешок. — Помнишь, какой галстук-бабочку я прислал тебе специально для церемонии?

Я сдерживаю стон.

— Тот ярко-красной с розовыми члениками? Угу, помню. И, кстати, охерительное тебе спасибо. Джо стоял рядом, когда я открыл коробку, и от мысли, что я это надену, его чуть не хватил удар.

— То есть, мой подарок пропал? Ну ты и засранец.

— Не, я надевал его на мальчишник.

Мы оба смеемся, и мою грудь сжимает чем-то жарким, чем-то знакомым. Как же мне не хватало разговоров с Весом. Смеха с Весом.

— Свадьба вышла веселая, — прибавляю я. — Мы со Скоттом и Брэди были шаферами, Тэмми — одной из подружек Саманты, а моя сестра Джесс получила сан и вела церемонию. Вот она отжигала там.

Вес усмехается.

— Чувак, и как ты еще не спятил? Я с таким количеством сестер и братьев просто не выжил бы.

— Не-е, я их обожаю. Плюс я ведь самый младший. Когда я родился, родители разрешали мне делать буквально все, потому что на воспитание шестого ребенка у них уже не осталось сил.

Он ничего на это не произносит, и я вновь ощущаю в воздухе напряжение, словно он хочет что-то сказать, но боится.

— Говори уже, — командую я, когда тишина затягивается.

Он вздыхает.

— У нас все нормально?

— Да, Вес. Все хорошо. — И я не кривлю душой. Нам потребовалось четыре года на возвращение в эту точку, но теперь, когда это наконец-то случилось, я счастлив.

У меня снова есть лучший друг — по крайней мере на следующие полтора месяца.

Глава 11 Вес

Как мне тренерская работа? Оказалось, она сложнее, чем кажется.

Утреннее занятие с младшими проходит у меня как по маслу. Я показываю атакующим игрокам кое-какие приемы и гоняю их до седьмого пота. У меня на шее висит свисток, и они обязаны меня слушаться. Легкие деньги, скажете вы?

Ага, как бы не так.

На тренировке со старшим возрастом абсолютно все идет наперекосяк. И не потому что дети мало умеют. Нет, уровень их мастерства варьируется от впечатляющего до виртуозного. Но у них не выходит работать в команде. Они твердолобые и ведут себя иррационально. Слушают, что им говорят, а делают ровно наоборот.

Они тинейджеры. И спустя десять минут я практически бьюсь лбом об оргстекло и мечтаю поскорей сдохнуть.

— Пат, — молю я, — скажи, что я таким не был.

— Не-е, — крутит головой он. — Ты был раза в три хуже. — А затем этот предатель берет и уходит, оставляя на моем попечении тридцать взмокших, обезумевших от гормонов малолетних головорезов с клюшками.

Я в миллионный раз дую в свисток.

— Опять офсайд! Ну сколько можно? — спрашиваю я Шэня, заносчивого защитника, который всю тренировку цапается с вратарем. Эти двое словно объявили друг другу вендетту — когда вокруг и так хаос. — Вбрасывание.

Когда я роняю шайбу на лед, игра возобновляется. Подняв взгляд, я вижу, что к нам спускается Каннинг, помочь мне на тренировке. Слава богу. Его спокойное лицо — точно глоток холодной воды в жару.

Я перепрыгиваю через борт, чтобы с ним поздороваться.

— Ты почему не предупредил, какая тяжелая это работа?

Он усмехается, и мое сердце привычно тает.

— Тяжелая? Да ты даже не вспотел.

Уже, вообще-то, потею. Потому что Шэнь — несмотря на то, что я обернулся и наблюдаю за игроками — скользит задним ходом ко вратарю, над которым насмешничал, и сбивает его на лед. Причем явно намеренно, и Каннинг, видимо, тоже так думает, поскольку мы, не сговариваясь, перешагиваем через борт и отправляемся к ним.

— Какого… — начинает Килфитер, вратарь.

Шэнь ухмыляется.

— Извини.

— Китаеза ебаный, — сплевывает Килфитер.

— Пидор, — парирует Шэнь.

Мой свисток звучит так пронзительно, что Каннинг закрывает руками уши.

— Две минуты штрафа! — рявкаю я. — Обоим.

— Мне-то за что? — возмущенно вопит Килфитер. — Я его задницу и пальцем не тронул.

— За длинный язык, — отвечаю я резко. — На моем льду чтоб никакого мата. — Я показываю на штрафную скамью. — Двигай.

Но Килфитер остается стоять на месте.

— Такого нет в правилах. — Ухмылка у него такая же широкая, как опоясывающий бортик рекламный баннер.

Нас слушают абсолютно все, поэтому права на ошибку у меня нет.

— Дамы, такое есть в правилах. Две минуты на штрафной скамье за неспортивное поведение. Если б ты не раскрыл свою варежку после того, как он тебя ударил, то сейчас твоя команда играла бы в большинстве. Я делаю это для твоего же блага.

— Ну конечно.

Несмотря на это язвительное замечание, оба моих смутьяна все-таки доносят свои задницы до скамейки для штрафников, и я решаю оставить последнюю реплику за собой. Причем так, чтобы слышали все.

— Кстати… ученые доказали, что существует прямая взаимосвязь между употреблением слова «пидор» и крошечным пенисом. Так что подумай на досуге, хочется ли тебе афишировать этот факт.

Каннинг ничего не говорит. Тоже отъезжает в сторону, и я вижу, как он садится и наклоняется, словно собираясь перешнуровать коньки. Ну и ладно. Но потом я замечаю, что спина его вздрагивает.

Хоть кто-то понимает мои шутки.

Остаток тренировки длится по ощущению вечность. Когда наконец-таки наступает перерыв на обед, Джейми догоняет меня у раздевалки.

— Ученые доказали? — смеется он.

— Провожу исследования в свободное время.

— Ну-ну. Я подумываю пропустить сегодня столовку и перехватить бургер в городе. Ты как, хочешь прогуляться до паба?

— Блядь, еще бы, — отвечаю я.

Потом, морщась, оглядываюсь, проверяя, не болтаются ли поблизости дети. Не знаю, создан ли я для того, чтобы быть авторитетом. После четырех лет в «Северном Массе», где парни вставляли слово на букву «б» чуть ли не в каждую фразу, легко забыть, что в «Элитс» за своим языком надо следить. Тинейджеры и так ругаются как моряки — когда рядом нет Пата и тренеров, — но я отказываюсь портить молодежь своим грязным ртом.

— Блин, еще бы, — поправляюсь я.

Каннинг обводит жестом окружающее нас пустое пространство.

— Мы здесь одни, тупица. Можно говорить «блядь» сколько влезет. И вообще что угодно. — Ухмыляясь, он начинает сыпать ругательствами. — Хуй, говно, жопа…

— Ради всего святого! — взрывается позади нас громкий голос. — Каннинг, хочешь, чтобы я вымыл тебе рот с мылом?

Пока я давлюсь смехом, Пат, словно не веря своим ушам, качает головой и пристально смотрит на Джейми. Потом прищуривается и поворачивается ко мне.

— Хотя, о чем это я? Если б не ты, Весли, Каннинг никогда бы и не узнал таких слов. Стыдись.

Я сверкаю невинной улыбкой.

— Тренер, я чист, как свежевыпавший снег. Это Каннинг меня испортил.

Они хором фыркают.

— Ну ты, парень, и сказочник. — Пат хлопает меня по плечу и, уходя, добавляет: — Чтобы в присутствии детей не выражались, иначе надеру вам обоим жопы.

Смеясь, мы с Джейми заныриваем в раздевалку, чтобы скинуть коньки и переобуться в кроссы, потом выходим на улицу, и через несколько минут у меня возникает ощущение, будто я попал из бассейна с ледяной водой в сауну. Влажность такая, что не вздохнешь. По моей спине градом катится пот. Футболка липнет к груди словно пищевая пленка.

В итоге я сдергиваю ее через голову и заправляю за резинку своих спортивных шорт. Атмосфера в Лейк-Плэсид расслабленная — никого не волнует, что я иду по городу с голым торсом.

Каннинг не раздевается, но я ничуть не жалею. Футболка у него совсем тонкая и липнет к его телу в точности как моя, благодаря чему я могу наслаждаться малейшими движениями его твердых мышц. Черт, я опять ревную к его футболке. Я сам хочу распластаться на его широкой груди. Болезненное влечение к нему вызывает у меня вспышку вины.

Мы помирились. Мы снова друзья. Так почему мое вероломное тело не может принять это и угомониться? Почему я не могу смотреть на него без того, чтоб не представлять все те порочные вещи, которые мне хочется с ним проделать?

— Так что у тебя с той девушкой? — слышу я собственный голос. Я спрашиваю даже не ради ответа. Мне нужен холодный душ, напоминание о том, что влечение к этому парню ничем хорошим не обернется.

— С Холли? — Он пожимает плечами. — Да, в общем-то, ничего. Мы просто спим вместе. Точнее, спали. Мы же выпустились, так что вряд ли будем теперь часто видеться.

Я выгибаю бровь.

— Просто спали? С каких это пор ты стал любителем секса по дружбе?

Еще одно движение плечом.

— Это было удобно. Весело… Я не знаю. Просто прямо сейчас мне не хочется ничего серьезного. — В его голосе появляются вызывающие нотки. — А что, ты не одобряешь?

— Да нет, я только за.

Около магазина игрушек мы расходимся в стороны, пропуская двух мам с колясками. Обе женщины чуть ли не сворачивают шеи, разглядывая мои тату. Но не оскорбленно, а с интересом. То же самое повторяется через квартал, когда стайка девочек-подростков, проходя мимо, при виде меня замирает на месте. «Какие мышцы! А какие татушки!» — щекочет нам спины их шепот.

Джейми издает смешок.

— Точно не хочешь свернуть на бисексуальную дорожку? От телочек отбоя не будет, можно даже не сомневаться.

— Спасибо, не надо. Плюс направить лыжи в сторону кисок будет несправедливо по отношению к парням-натуралам. Против меня у них нет шансов.

Выражение его лица становится задумчивым.

— Я видел раньше, как ты мутил с девчонками. И вроде как искренне.

Я знаю, он вспоминает обо всех наших вылазках в город, когда по вечерам мы убегали из лагеря, чтобы пофлиртовать с местными. Но тогда нам было лет по пятнадцать или, может, шестнадцать, и я все еще экспериментировал, все еще проверял себя.

— Ты просто притворялся, что тебе это нравится? — с любопытством интересуется он.

— Не столько притворялся, сколько честно пытался получить от этого удовольствие, — признаю я. — И не сказать, чтоб это было ужасно. Мне вовсе не хотелось потом долго оттирать свою кожу в душе. С девчонками это было… я не знаю… ну было и было. Было нормально. Но я не умирал от желания посрывать одежду и очутиться у них внутри.

Так, как умираю от желания сорвать одежду и очутиться внутри тебя.

Злясь на себя, я стискиваю зубы. Господи, хватит. С Каннингом ничего такого не будет. Мне надо остановиться.

— Понятно. — Он кивает, затем склоняет голову набок. — Тогда с кем у тебя так? В смысле, кто в твоем вкусе?

Ты.

— Ну, я не особенно привередлив.

Мы доходим до паба, но вместо того, чтобы открыть дверь, он останавливается на тротуаре и хмыкает.

— Серьезно? Значит, засовываешь во всех подряд?

— Нет, — уступаю я. Пиздец как неловко и странно, обсуждать эту тему с ним. — Я точно не фанат твинков. Тощие юные мальчики… не, это не для меня.

— Значит, тебе нравятся большие. — На его лице расплывается широкая ухмылка, и он подмигивает мне. — И с большим?

Я закатываю глаза.

— Да, «с большим» это приятный бонус. Мне нравятся высокие, атлетичные, не слишком волосатые… — Он прыскает. — И, я не знаю… — Я начинаю смеяться. — Ты правда хочешь все это слушать?

Его глаза вспыхивают обидой.

— В смысле, потому что ты говоришь не о девушках, а о парнях? Я уже говорил тебе, я не какой-то там зажатый ханжа…

— Не поэтому, — торопливо перебиваю я Каннинга, и он чуть-чуть расслабляется. — Описывать в таком духе девушку тоже было бы странно. Типа стоят два парня и рассуждают о своих идеальных сексуальных партнерах? — Округлив глаза, я оглядываюсь. — Мы что, забрели на съемочную площадку «Секса в большом городе»? Если да, то чур я Саманта.

Напряжение моментально рассеивается, и губы Каннинга непроизвольно дергаются в улыбке.

— Ты правда знаешь, как кого зовут в этом сериале? Если бы ты не сказал, что ты гей, то сейчас я догадался бы сам.

— Джейми, что за бесчувственные стереотипы? — говорю я чопорно. — Все, засранец. За обед платишь ты. — Но внутренне я усмехаюсь, когда показываю ему средний палец и двигаю в паб.

Глава 12 Джейми

В воскресенье в лагере выходной. Жена Пата обычно забирает детей куда-нибудь на природу, и завтра с утра у них запланирована рыбалка на Ист-Лейк. Ну, а тренеры обычно в субботу вечером напиваются, а в воскресенье спят.

Мы уже поужинали с нашими малолетними сорвиголовами и теперь официально свободны. Все четыре дня, что Вес пробыл в лагере, мы так уставали, что вечером нас хватало лишь на то, чтобы позависать у себя в комнате. Так что сегодня я намерен немного проветриться.

— Что будем делать? — спрашиваю я Веса, который лежит на своей кровати. — Ты же с машиной? Давай ею воспользуемся.

— Моя машина мужского пола, — говорит он, листая на телефоне какое-то приложение.

— Ну еще бы. А чем, вообще, ты там занят? — Приложение издает какие-то странные, незнакомые звуки.

— Проверяю Brandr. В маленьком городе довольно-таки увлекательно.

На мгновение я немею. Brandr — это гейское приложение для быстрых знакомств[17]. У меня резко портится настроение. Я-то думал, мы сегодня куда-нибудь сходим. Вместе. Может, это и глупое предположение, но раньше всегда было так.

— Ну и… — Я прочищаю горло. — Как это работает?

Он хмыкает.

— Иди сюда, покажу. Просто умора. Все худшие черты человечества в одном месте.

Заинтригованный, я сажусь к нему на кровать. Он приподнимается на локте, и мы вместе склоняемся над телефоном — совсем как раньше, когда мы были тинейджерами. Вот только мы не сидели на одной кровати с… В общем, с той ночи. И я внезапно осознаю, что теперь мы с трудом на ней помещаемся. При том, что мы занимаем большую часть поверхности, я все равно практически сижу на нем. И чувствую, как волосы на его ноге щекочут мне ногу, когда он наклоняется, чтобы показать мне экран.

— Это как меню в ресторане. Каждая картинка — парень.

На некоторых превью — лица, на других не разобрать, что. И на каждом цифра — 1.1 км, 2 км.

— Оно показывает, кто из них рядом? Немного стремно.

— В этом половина веселья. Если кто-то начинает вести себя стремно, просто блокируешь его, да и все. Один клик, и он в прошлом. Самое смешное — это «о себе» в профиле. Зацени. — Он жмет на превью, и во весь экран разворачивается фото какого-то типа. Со словами: «Онлайн. Расстояние 1.5 км».

— Он для тебя слишком старый, — немедленно заявляю я. — И что у него с носками? — На фотографии — седовласый мужчина в красном кабриолете. Он в неплохой форме, но надевать с шортами такие высокие носки просто нельзя.

Не стану врать. Мне становится не по себе при мысли, что этот тип сидит сейчас где-то на другом конце города и смотрит на фото Веса…

А Весу смешно.

— Так забавно листать Brandr в маленьких городках. Одни фрики. — Он проматывает страницу вниз, где седой мужик вписал свои 140 или сколько там надо символов. Заголовок такой: «Хочу оказаться голышом рядом с твоими мускулами». А ниже вот что: «Если я онлайн, значит хочу оказаться голеньким. Поцелуи, ласки и все, что попросишь. Фемам не беспокоиться. Извините, нравятся только белые».

— Что за хрень? — запинаюсь я.

— Разве не очаровашка? Это интернет, чувак. — Вес закрывает профиль этого ненормального. Но сразу после его телефон звякает, и выскакивает маленькое окошко.

«Привет» — написано там, а рядом стоит аватарка какого-то другого типа.

— С тобой кто-то разговаривает, — бормочу я. Кто бы мог подумать, что я способен возненавидеть какое-то приложение. Но конкурировать с ним за внимание своего друга не очень-то весело, поэтому я встаю, скидываю футболку «Элитс» и надеваю поло, что для Лейк-Плэсида просто верх моды. Сегодня я куда-нибудь выберусь — с Весом или без Веса.

— Хочешь выйти? — спрашивает он с кровати.

— Угу. — Обернувшись, я вижу, что он тоже переодевается. Слава богу.

— Подумать только, нам теперь не надо вылезать в окно, чтобы выйти после отбоя, — прыскает Вес. — Даже странно. — Он надевает туристические шорты с ботинками, потом натягивает через голову черную майку, в которой его плечи и руки остаются открытыми.

— Можешь выпрыгнуть через пожарный выход, — предлагаю я. — Но лично я выбираю лестницу.

— Куда поедем?

Я подхватываю ключи и мобильник.

— Если твой «машин» мужского пола свободен, поехали на Совиную Голову[18].

Он замирает со шнурками в руках.

— Да? Я думал, мы двинем в бар.

— Потом можно и в бар, — говорю я. — Но для начала вытащи свою задницу за порог.

У Веса новенькая «хонда-пилот» с отличным стерео и кожаными сиденьями, но внутри бардак. Перед тем, как сесть, мне приходится убрать с пассажирского места несколько номеров USA Hockey и выбросить скомканный пакет из «Макдональдса».

— Как… мило, — поддразниваю его я, нагибаясь за пустым стаканчиком.

— Я не стану ради тебя наводить тут гейский уют, Каннинг. Поехали. Надо успеть до заката.

У Совиной Головы начинается короткий пеший маршрут, по которому мы не раз проходили, когда были в лагере. От города до горы всего несколько миль, и когда мы приезжаем на место, рядом никаких других машин нет. Вес закрывает замки на сигнализацию, и мы начинаем карабкаться вверх, перешагивая через валуны и корни деревьев.

Я обожаю походы. Хоккей это здорово, но он в помещении, и, хотя мой летний спорт — это серфинг, мне всегда нравилось хорошенько пройтись.

Я уже говорил, что родом из Калифорнии?

— Притормози, — в какой-то момент пыхтит Вес.

Я останавливаюсь и, прислонившись к молодому деревцу, жду его.

— Что, слишком тяжело для новичка «Торонто»? Позвоню-ка я своему букмекеру. С кем, говоришь, у вас первая игра?

Он дает мне по заднице.

— Я остановился снять фотку, придурок. Пошли дальше.

Виды здесь и впрямь ошеломляющие. Мы идем по самому уступу горы, и повсюду вокруг вздымаются на фоне закатного неба темные пики Адирондака.

— Еще два поворота и все, — обещаю я.

У нас уходит тридцать минут на то, чтобы добраться до голых, скалистых пластов на вершине. Солнце уже готовится скрыться за остроконечной грядой на горизонте, и я, слегка запыхавшись после подъема, плюхаюсь на нагретый солнечными лучами валун и впитываю в себя закат.

— И ради этого мы сюда перлись? — шутит Вес, садясь со мной рядом.

— Ну.

За последние девять лет я, наверное, забирался на эту гору каждое лето. Когда нам было четырнадцать, было прикольно пугать друг дружку, усаживаясь на самый край. Когда нам стало семнадцать, мы проходили весь путь до вершины, не глядя по сторонам. Мы спорили о хоккее. Или о футболе. Или о каком-нибудь тупом фильме. Мы забирались сюда, потому что это было частью ежедневного маршрута.

В прошлом году я внезапно понял, что отныне и до конца жизни, что бы я ни делал, я отвечаю за себя сам. Окончание колледжа — словно край карты. Далее начинается неизведанная территория, и я сижу в кабине один.

Облака вдалеке под моим взглядом становятся оранжево-розовыми. Мой друг сидит рядом, тоже погрузившись в мысли.

— Скоро стемнеет, — в конце концов произносит он.

— Еще есть время. — Проходит мгновение тишины, и я спрашиваю: — О чем думаешь?

Он хмыкает.

— О первом годе в колледже. О том, каким мудаком я был со всеми.

— Да? — Меня удивляет, что он, как и я, занят самоанализом. Я бы скорее предположил, что он сидит и придумывает, как бы разыграть Пата, чтобы свалить все на детей.

— Угу. Тяжелый был год. Столько прессовали.

Я украдкой оглядываюсь на него — впервые с тех пор, как мы сели.

— Та же фигня. Серьезно, старшие там оказались настоящими психопатами. Никогда такого не видел. — Я откашливаюсь. — Той осенью я все думал, Вес не поверит, когда я расскажу ему про всю эту хренотень… — Я не договариваю до конца. Это было, наверное, слишком жестко. Если мы снова дружим, я не должен выпускать свою обиду на волю,

Он издает сердитый горловой звук.

— Извини.

— Я знаю, — отвечаю я быстро.

— А я весь первый семестр молился, чтобы ни один гад не прознал о том, что мне нравятся члены. И поскольку тогда мне и самому от этой идеи было не по себе… — Он вздыхает. — В общем, в тот год компания из меня была паршивая.

При мысли о том, что ему может быть страшно, у меня внутри что-то смещается. Я всю жизнь считал Веса бесстрашным. Умом я понимаю, таких людей не бывает. Но, думаю, даже той ночью, когда он рассказывал мне, как тяжело ему было принять себя, я не осознал это до конца.

— Фигово, — отвечаю я тихо.

Он пожимает плечом.

— Ну, оно меня не убило. Только заставило работать в два раза упорнее. Может, я бы и не очутился в первом звене, если б те придурки каждый гребаный день не держали меня в божьем страхе.

— Единственный плюс.

— Каннинг, темнеет, — напоминает он мне.

Он прав. Небо в вышине уже становится фиолетовым. Я торопливо встаю.

— Тогда пошли.

Вопреки здравому смыслу спускаться с горы гораздо труднее, чем подниматься. Земля так и норовит отсыпаться под ногами, и по дороге вниз мы молчим, целиком сосредоточившись на том, куда наступать и какие ветки придерживать.

Быстро опускается ночь. Мы почти пришли, но тропинка видна теперь совсем плохо. Я слышу за спиной шаги Веса и стук, с которым мелкие камешки срываются вниз из-под его подошв. Я готов спорить на деньги, что в эту минуту его внимание, как и мое, сфокусировано только на одной задаче: куда ставить ноги. Когда тело занято, мозг временно отключается.

Когда до начала тропы остаются считанные метры, я слышу, как Вес спотыкается. Слышны чертыхания, шум скользящих по земле ног, потом звук падения, и у меня обрывается сердце.

— Блядь, — бурчит он.

Я оборачиваюсь. Он лежит плашмя на земле. Черт. Я потащил нового нападающего «Торонто» лазать по горам в темноте. Если он растянул себе связки, виноват буду я.

— Ты порядке? — Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, я поднимаюсь к нему.

— Да, — отвечает он, но это ровным счетом ничего не доказывает. Хоккеисты всегда говорят так, даже если это неправда. Но потом я вижу, как он поднимается из тени и садится.

Я протягиваю руку, а он берется за мои пальцы и сжимает их. Ощущение его крепкой хватки успокаивает меня. С моей помощью он поднимается на ноги, его тепло выскальзывает из моей ладони, но продолжать спуск я пока не решаюсь.

— Серьезно, ты ничего там не подвернул?

Его силуэт пару раз переносит вес с одной ноги на другую.

— Нет. Стукнулся коленкой о камень. Но все нормально. — Он отряхивает ладони.

Отпустив дыхание — которое я, оказывается, сдерживал, — я поворачиваюсь и как можно медленнее спускаюсь вниз.

В темноте нас ждет «машин» Веса. С чувством облегчения от того, что из-за моей вылазки в горы никто не убился, я запрыгиваю на пассажирское место и, когда под потолком вспыхивает плафон, вижу улыбающуюся физиономию Веса. На его майке грязь, и я сметаю ее ладонью.

Он подмигивает мне.

— Пользуешься моментом? — Смеясь над собственной шуткой, он заводит двигатель. — Куда едем?

— Все равно куда. На твой выбор.

Вес разворачивается и выруливает на дорогу.

— Перед поворотом был бар. «Лу» или как-то так. Не заходил туда?

Я качаю головой.

— Я без колес, так что всегда выпиваю в городе.

— Тогда поехали поглядим, что там, — произносит он.

Глава 13 Джейми

Возле бара стоит миллион машин, потому что у него одна парковка с кафе-мороженым. Мы паркуемся на обочине и идем сквозь наполненную стрекотанием сверчков темноту.

Интерьер в «Лу» тематический, в стиле парка, и хозяева потрудились на славу. На обшитых деревом стенах висят старые весла. Под потолком подвешено на крюках перевернутое каноэ, а все напитки — ну, разумеется — названы в честь близлежащих гор.

Вес сразу начинает острить.

— Так. Ты бери «Нипплтоп», а я возьму «Дикс-маунтин»[19].

— Чувак, если в «Нипплтопе» есть персиковый шнапс, я сделаю тебе больно.

Он ухмыляется мне, порочно и многозначительно.

— А как ты относишься к водке на бузине[20]?

— Не смешно. — Я машу бармену. — Я буду пейл-эль «Саранак»[21]. Спасибо.

Вес бросает меню на стойку.

— Два «Саранака». — Он кладет рядом с меню двадцатку и, когда я лезу за кошельком, отмахивается. — Я заплачу.

Мы уносим наше пиво к высокому столику, по пути оглядывая местную публику. Девушек, с которыми мне хотелось бы поболтать, я не вижу, но это и хорошо. В конце концов, я пришел сюда не за этим.

Вес выуживает из кармана сотовый.

— Надо было выключить его, — говорит он. Потом скашивает глаза на экран.

— Что там?

— Уведомление из Brandr. Кто-то хочет со мной початиться. И тут написано «Менее, чем в 30-ти метрах».

Я давлюсь своим пивом.

— То есть, он сейчас здесь? — Я начинаю озираться, гадая, кто это может быть.

Вес пинает меня под столом.

— Прекрати.

Но уже слишком поздно. В дальнем конце помещения стоит парень в футболке Fugees. Он глядит прямо на меня. И улыбается.

— О, блядь, — шепчу я.

Вес смеется.

— Чувак, ты только что закадрил себе парня.

— Что? — Я начинаю потеть. Но накостылять своему лучшему другу не успеваю, потому что тот парень уже у нашего столика.

— Привет, — говорит он мне. Усмехается. Потом переводит глаза на Веса. — Погодите. — Смешок. — А кто из вас…?

О боже.

— Это мой профиль, — отвечает Вес, и я вижу, что он усиленно пытается не заржать. — Нравится?

— Напрашиваешься на комплименты? — Парень подмигивает ему. Он на несколько лет старше нас. С темными, гладкими волосами. — Я за пивом. Вам купить?

— Мне не надо, — отвечаю я быстро.

— Тогда возьму одно для тебя, — говорит он, показывая на Веса. Потом поворачивает к бару.

Когда он уходит, Вес закрывает лицо руками и хохочет.

— Господи, видел бы ты сейчас свою рожу!

Тьфу.

— Но почему он решил, что это я?

— У меня в профиле нет лица. — Вес еле может говорить от смеха.

Тут я кое-что понимаю.

— Ты не показал мне свой профиль.

Он наконец-то берет себя в руки.

— И не покажу.

— Почему? — Когда он пожимает плечами, мне в голову приходит внезапная мысль… — Там что, фотка члена?

Новый взрыв хохота.

— Пресс, — хрипит он сквозь смех. — Там мой пресс.

Ну естественно.

Новый «друг» Веса подваливает обратно и ставит напротив Веса бутылку, хотя у того и своя еще полная. Следующие несколько минут мы болтаем. Точнее, болтают они. Я только слушаю. И мне неуютно. Во всем этом, в этом типе… есть что-то неприятное, но может я просто не в духе. Я хотел пообщаться со своим лучшим другом, а не смотреть, как он трахает глазами какого-то постороннего чувака.

— Я учитель в начальной школе, — рассказывает он Весу. Его зовут Сэм, и теперь, когда я знаю, что он работает с детьми, ненавидеть его становится чуть сложнее. Он, вроде, неплохой парень. И довольно-таки привлекательный. Не такой, конечно, как Вес, но… Господи. Я что, на самом деле сижу и размышляю, кто из этих двоих парней красивее?

Я делаю долгий глоток пива. К черту. Можно и напиться, раз уж сегодня мне суждено быть третьим лишним.

— Бильярдный стол свободен, — говорит Сэм, показывая глазами за наши спины. — Вы как, ребята? Хотите сыграть?

— Конечно, — соглашается за нас двоих Вес, и я смываю раздражение очередным большим глотком пива.

— Я просто посмотрю, — бубню я, когда мы оказываемся у стола. — Играть что-то не в настроении.

Вес на мгновение задерживает на мне взгляд.

— Ладно.

Укладывая шары в рамку, Сэм ухмыляется.

— Похоже, играть будем только мы с тобой. Предупреждаю сразу: я надеру тебе задницу.

Эх, не знает он Веса. Сколько раз я видел, как мой приятель уделывал ничего не подозревающих олухов, бросивших ему вызов.

Вес робко улыбается.

— Да. Наверняка так и будет. Я не очень-то хорошо играю.

Мне хочется фыркнуть.

— Хочешь, я разобью? — предлагает Сэм.

Вес кивает. На секунду ловит мой взгляд, и перед тем, как он отворачивается, я успеваю заметить в его глазах искорку.

Пока я стою, прислонившись к деревянной обшивке стены, Сэм, умело держа в руках кий, склоняется над дальним концом стола. После его удара шары разлетаются врассыпную, но забивает он только один — красный в боковую лузу. Получив шары со сплошной окраской, он забивает еще один, а потом промахивается.

Вес поднимается на ноги. Хмуря брови, изучает стол, словно не может решить, какой удар ему сделать. Чушь собачья. Как будто его хитрые мозги еще не распланировали все до самого последнего, восьмого, удара.

Боком встав рядом, Сэм приобнимает его за плечо.

Я прищуриваюсь. Каков мудила, а?

— Попробуй одиннадцатый, — советует Сэм. — В угловую лузу.

Вес пожевывает губу.

— Я подумываю забить тринадцатый. — Для чего потребуется соорудить комбинацию, которая заставила бы попотеть и продвинутых бильярдистов.

Сэм издает смешок.

— Это может быть трудновато, если учесть, что ты…

Не успевает Сэм договорить, как Вес делает удар. Тринадцатый шар улетает в лузу. Потом девятый. И двенадцатый. И все за одну впечатляющую комбинацию. Челюсть Сэма приземляется на пол.

Не выдержав, я начинаю смеяться.

— Не очень хорошо, значит, да? — шумно выдыхает Сэм.

Рот Веса дергается.

— Возможно, я слегка недооценил уровень своего мастерства.

В глубине души мне хочется, чтобы Сэм оказался одним из тех чувствительных эгоманьяков, которые не умеют проигрывать. Но мистер Я-учитель-в-начальной-школе, похоже, наслаждается крутизной Веса. Стоит и восхищенно присвистывает, пока мой приятель акулой кружит вокруг стола. И даже устраивает Весу овацию, когда он загоняет последний шар в лузу, так и не дав ему сделать ни одного удара.

Сэм принимает поражение тем, что залпом допивает остатки своего пива, а затем со стуком ставит пустую бутылку на полку за бильярдным столом.

— Еще партию? — спрашивает он Веса.

Вес оглядывается на меня, словно проверяя, не против ли я. Я только пожимаю плечами. Все равно Сэма сейчас от него не оттащишь. Он слишком очарован моим приятелем.

Они играют вторую партию.

Я заказываю второе пиво.

Они играют третью партию.

Я заказываю третье пиво.

Чем пьянее я становлюсь, тем сильнее они распускают руки. Ладонь Сэма касается поясницы Веса, когда тот наклоняется для очередного удара. Вес оглядывается и через плечо подмигивает ему. Его серые глаза поблескивают.

В конце концов я возвращаюсь за столик. В моей крови бродит алкоголь, а в груди бурлит раздражение. Гребаный Сэм. Беру свои слова обратно. Никакой он не неплохой парень, раз так бессовестно оккупировал моего лучшего друга. Ему насрать, что они оба не обращают на меня никакого внимания.

И еще он никак не прекратит лапать Веса.

Когда Сэм наклоняется к Весу и начинает что-то шептать ему на ухо, мои пальцы стискивают пивную бутылку с такой яростью, что белеют костяшки. Что он ему втирает? Предлагает свалить отсюда? Рассказывает, как сильно хочет прямо сейчас с ним потрахаться? Предлагает отсосать ему в туалете?

Я осушаю бутылку до дна. Да. Я уже основательно поднабрался. И алкоголь что-то сотворил с моим мозгом. Замкнул его, наводнил воспоминаниями, которым я обычно не позволяю всплывать на поверхность.

Сквозь мое сознание проносится саундтрек четырехлетней давности.

— Чего ты ждешь, Райан? Соси уже.

— Блядь, Вес, я сейчас кончу.

Меня беспокоит тот факт, что я помню абсолютно все сказанные ему слова. За прошедшие четыре года мне сделали не один десяток феноменальных минетов. Но могу ли я вспомнить, что говорил в процессе? Могу ли я повторить дословно все те похабные приказания, которые отдавал тем девчонкам? А Холли?

Нет. Не могу.

Мой взгляд, сместившись к бильярдному столу, останавливается на губах Веса. И мой член дергается в штанах, вспоминая, как они его обнимали.

Черт. Наверное, я напился сильнее, чем думал.

До меня долетает их смех. Судя по всему, Сэм наконец-то выиграл, и зная Веса, можно не сомневаться, что сейчас он насмешничает, утверждая, что это была случайность. Черт, а может Вес просто поддался ему. Может, он решил кинуть этому типу кость перед тем, как… кинуть ему пару палок.

У меня в груди все деревенеет. Мысль о том, что сегодня ночью Вес будет с кем-то путаться, выбешивает меня.

Ревнуешь? — насмешливо интересуется мое подсознание.

Да пошло оно все. Не ревную я. Мне плевать, что он делает и с кем мутит, просто предполагалось, что этот вечер мы проведем вдвоем. Только он и я. А не он и какой-то левый чувак, с которым он познакомился через свое шлюшеское приложение.

Я резко спрыгиваю с табурета и шагаю к бильярдному столу. Они уже даже не играют. Просто стоят близко друг к другу и с улыбками о чем-то там треплются. Рука Сэма лежит на бедре у Веса. Обычный жест. Легкий и безобидный.

Но при виде него внутри меня вспыхивает негодование. Какого хера он его трогает? Он ведь даже его не знает. Бесцеремонный козел.

— Ну что, идем? — Приходится повысить голос, потому что они не замечают меня.

Вес моргает.

— Прямо сейчас?

— Да, — цежу я сквозь зубы. — Я хочу уйти. — Не сдержавшись, я бросаю на него холодный взгляд. — Ты же у нас с машиной, забыл?

На его лицо наплывает настороженность. Затем он быстро кивает и поворачивается к Сэму.

— Ну… спасибо за игру. Похоже, мы сваливаем.

Сэм заметно разочарован. Коротко взглянув на меня, он опять переводит глаза на Веса.

— Да. Конечно. Только дай мне перед уходом свой номер?

Козлина.

Скрежеща зубами, я смотрю, как они обмениваются телефонами. Ну понятно. Собираются снова встретиться. Вот вам и воссоединение с лучшим другом.

Пока мы идем к выходу, Вес молчит. Музыка в баре играет так громко, что заглушает все, что происходит снаружи, но стоит нам выйти за дверь, и мы оказываемся посреди грозового ливня.

Ветер швыряет мне в лицо холодные струи, и я вмиг промокаю до нитки.

— Черт. Бежим до машины? — кричу я сквозь оглушительную барабанную дробь дождя по тротуару.

Вес остается стоять на месте. На его лице — как и на небе — буря.

— И что, блядь, это было?

За шумом дождя и ветра я едва его слышу.

— О чем ты?

— Ты вел себя там как полный гондон. — Он начинает размашисто шагать прочь, шлепая по собирающимся на асфальте лужам.

Маленький козырек над баром никак не защищал нас от дождя. Наша одежда прилипла к телу. Пока я догоняю его, мое лицо заливает стекающая с волос вода.

— Это я-то вел себя как гондон? — кричу я ему в спину.

Он останавливается. Разворачивается ко мне лицом.

— Да, ты. Господи, чувак, ты обращался с тем парнем так, словно у него Эбола.

— Может, я просто не оценил, как он лапал тебя прямо у меня на глазах! — ору я в ответ.

У Веса отваливается челюсть.

— Что?

Мой рот захлопывается. Иисусе. С какого хера я это ляпнул?

— В смысле… — Я сглатываю. — Это было неприлично.

Вес пристально глядит мне в глаза. Капли дождя, стекая по точеным чертам его лица, задерживаются в отросшей щетине, затеняющей его челюсть. Его губы слегка приоткрыты. Я не могу оторвать от них взгляд.

— Это что сейчас происходит? — медленно произносит он.

Мое горло мучительно сжимается. Я не знаю. Я честно не знаю, что происходит. Дождь льет все сильнее. Вспышка молнии разрезает черное небо напополам. Странно, но мне не холодно. Наоборот, мое тело как печь. От трех бутылок пива так не бывает.

А может, это все он? Может, это из-за него мне жарко?

Кончик его языка слизывает с нижней губы капли дождя, и я замечаю блеск металлического колечка. Его там не было, когда нам было по восемнадцать. Когда его язык кружил по моему члену в ночь, когда он сделал мне лучший в моей жизни минет.

И… вот оно.

Райан Весли сделал мне лучший в моей жизни минет.

— Каннинг… — Он замолкает. Снова глядит на меня, Ему явно не по себе. Но… в его взгляде есть что-то еще. Проблеск смятения. Искорка интереса.

Не вполне понимая, зачем, я делаю шаг вперед. Мое сердце грохочет громче дождя, взгляд прикован к его губам.

— Джейми. — В его тоне нотка предупреждения.

Я набираю полные легкие кислорода.

И отметаю это предупреждение.

Его глаза распахиваются, когда я запускаю ему в волосы пальцы и рывком притягиваю к себе.

— Что…

Он не успевает договорить, потому что мои губы вминаются в его рот.

Глава 14 Вес

Джейми целует меня.

Джейми целует меня.

Джейми целует меня.

Нет, как ни крути слова, смысла не прибавляется. Напор его рта, шокирующее движение языка по моей нижней губе… в голове не укладывается ни то, ни другое.

Но блядь, как же мне всего этого хочется.

Вода, переливаясь за козырек, хлещет на наши головы, пока в мой рот впиваются губы моего лучшего друга. Я ощущаю вкус дождя, пива и чего-то мужского, аддиктивного как наркотик. Его губы касаются моих вновь и вновь, и когда я приоткрываю рот, чтобы сделать судорожный вдох, он пользуется моментом и проскальзывает в него языком.

И, черт, это словно удар электрошокером в позвоночник. Волна желания уходит по спирали прямиком к моим яйцам, и я ощущаю, как они поджимаются. Когда его язык касается моего, у меня отказывают колени, и мне приходится ухватить его за рубашку, крепко стиснуть ее в кулак, чтобы меня не унесла буря. Не та, что освещает вспышками молний ночное небо, но та, что бушует внутри меня.

Я улавливаю момент, когда он нащупывает мое колечко, потому что его язык заворачивается вокруг металлического штырька, и он стонет мне в губы. Низким и хриплым стоном.

Этот пронизанный страстью звук возвращает меня в реальность. Оно только ощущается правильным. На самом деле все ровно наоборот. Джейми пьян. И плохо соображает. По какой-то причине он решил, что засунуть язык мне в горло, было хорошей идеей, но блядь, это не так. После всего я так и останусь геем — а он останется натуралом. Хуже того, я останусь влюблен в него.

С мучительным стоном я отрываюсь от его губ. Блядь, мне нельзя опять совершать ту же ошибку. Нельзя разрешать себе хотеть его или на что-то надеяться. Он мой друг. Он всегда будет мне только другом. Не больше.

Его затуманенный страстью взгляд уничтожает меня. Он моргает. Так растерянно, словно не понимает, почему я вдруг прервал поцелуй.

— Это твое колечко… — Голос у него хриплый от возбуждения. — Я хочу почувствовать его на своем члене.

Боже мой.

Так. Он пьяней, чем я думал. Насколько я помню, он опрокинул не больше пары бутылок, но, очевидно, пока я не смотрел, он покупал еще.

— Нда… — Через силу я издаю сиплый смешок. — И думать забудь, чувак.

Джейми прищуривается.

Дождь чуть-чуть утихает, и говорить становится проще, можно больше не повышать голос.

— Каннинг, мы не станем снова сворачивать на эту дорожку. — Я с трудом сглатываю. — В прошлый раз оно разрушило нашу дружбу.

Он склоняет голову набок. В карих глазах блестит вызов.

— Ты говоришь, что не хочешь меня?

О, черт.

— Нет. Я говорю, что это плохая идея.

Джейми наступает на меня, оттесняя к стене до тех пор, пока моя спина не врезается в мокрую кирпичную кладку. Я оказываюсь в ловушке — одна твердая стена сзади, а вторая, не менее твердая, впереди. И акцент тут на слове «твердая», потому что стояк у него такой, что рехнуться можно. И он вжимается мне в бедро, когда Джейми подходит ко мне еще ближе — так, что между нашими губами остается всего лишь дюйм.

— Ты же король плохих идей, — напоминает мне он. — От этой, по крайней мере, будет хорошо нам обоим.

Он задумал меня прикончить. От перемены ролей у меня плавится мозг, потому что это я обычно веду, я командую и диктую правила.

Джейми делает движение бедрами, тяжело дышит, втираясь своей эрекцией в мою ногу. Не будь он так пьян, то, вероятно, пришел бы в ужас. Он и придет в ужас — когда протрезвеет. Станет извиняться за то, что подкатил ко мне, и в итоге все закончится неловким разговором, который должен был состояться четыре года назад, когда я отсосал ему. Он скажет мне, что он натурал, что валял дурака, что он ко мне ничего не чувствует.

И я буду раздавлен.

Я знаю, что будет, однако меня это не останавливает. Я говорил, что я мазохист? Это единственное объяснение тому, зачем я кладу ему на шею ладонь и вновь притягиваю к себе.

Наши рты снова встречаются в поцелуе. В мягком. Мучительно медленном. И мне этого мало. Я скоро остановлюсь, в любую секунду, но не сейчас. Сначала он даст мне больше.

Со стоном я толкаю его грудью в грудь и разворачиваю нас так, чтобы теперь у стены оказался он, чтобы теперь я о него терся. С его губ срывается удивленный возглас, который превращается в хриплое урчание, стоит мне начать целовать его по-настоящему сильно, вталкивая язык ему в рот.

Во мне просыпается жадность. Я трахаю языком его рот так, как хочу отыметь его своим членом — глубокими, голодными, отчаянными толчками, от которых у нас обоих заканчивается дыхание, и теперь уже он цепляется за мою майку.

Внезапно справа от меня хлопает дверь. Звучит визг. Какую-то женщину испугала, скорее всего, погода, а не два парня, которые, стоя у стенки бара, пытаются съесть лица друг друга, но, так или иначе, ее крик приводит меня в чувство. Спотыкаясь, я пячусь назад. Задыхаюсь, как после трех марафонов.

Теперь я стою под дождем, а Джейми — нет, и мне прекрасно видно, что на лице у него полномасштабная паника. Его глаза широко распахнуты. В них шок.

Блядь. Мой друг-натурал в шаге от того, чтобы перепугаться. Спустя час он, наверное, будет переживать мощнейший кризис самоидентификации. И все ради чего? Самый лучший поцелуй моей жизни не стоил того, чтобы ломать его жизнь.

Я пережил такой кризис. Приятного мало.

Я отворачиваюсь, иначе по моим глазам он поймет, что внутри я медленно умираю. Я хочу его больше всего на этом треклятом свете. Собрать волю в кулак нелегко, но все-таки я разворачиваюсь и под дождем ухожу к машине.

Льет как из ведра, и я срываюсь на бег. Я даже не знаю, идет ли он за мной или нет, пока он не садится рядом на пассажирское место.

Не проходит и тридцати секунд, а мы уже несемся к Лейк-Плэсиду. В машине стоит ужасающая тишина. Если б не дождь, я бы, наверное, превысил ограничение скорости вдвое, лишь бы поскорее доставить Джейми обратно в город.

Он все еще не сказал ни слова.

— Извини, — хрипло брякаю я. — Я не нарочно.

Он издает раздраженный звук. Я умираю от желания узнать, что это значит, но спрашивать трушу. Мы никогда не станем обсуждать эту ночь. Никогда. Даже если напьемся в хлам на мальчишнике перед его свадьбой. Даже если нас завалит в шахте, где кислорода осталось на полчаса. Даже тогда.

Я обвинил его в том, что он повел себя, как гондон. Херня. Настоящий гондон — это я. Влюблен в лучшего друга, но прикидываюсь, что это не так.

Дождь понемногу заканчивается. Через несколько минут (хотя по ощущению они длятся не меньше часа) я притормаживаю около общежития. Джейми остается сидеть в машине.

— Я найду, где припарковаться, а потом немного пройдусь, — говорю ему я. Идти прямо сейчас в нашу комнату выше моих сил. Нам нужен тайм-аут. Надеюсь, он это понимает.

Позже, когда он заснет, я, возможно, снова смогу дышать одним воздухом с Джейми Каннингом.

Он не двигается с места.

Пожалуйста, мысленно молю его я. Просто иди и ляг спать. Мне и так тяжело изо дня в день смотреть на его лицо без разрыва сердца. Прямо сейчас я не могу быть с ним рядом. Я боюсь, что сорвусь и поцелую его еще раз. В моем сознании выжжено воспоминание о том, как идеально его твердое тело совпадало с моим, и я не знаю, сколько недель понадобится, чтобы его забыть.

Я жду, и мне больно.

Наконец я слышу щелчок замка. Джейми выбирается из машины, и когда дверь захлопывается, для меня это словно удар кувалдой прямо по сердцу. Не смотри, приказываю себе я.

Но моя выдержка не безгранична. Его светлые волосы ловят свет уличных фонарей, пока его длинные ноги за несколько шагов преодолевают путь до крыльца. И пока я смотрю, как он от меня уходит, у меня внутри что-то раскалывается.

Глава 15 Джейми

Я взбегаю по ступенькам крыльца, сердце гулко колотится, кожа влажная от дождя, пота и нервов.

— Джейми.

Черт. Я почти успел зайти внутри. Но на крыльце на одном из кресел-качалок сидит Пат. Наверное, под прикрытием темноты следит за тем, чтобы никто из мальчишек не улизнул в город. Но вместо них он поймал меня. И при звуке его голоса я ощущаю такой же ужас, как малолетний нарушитель режима.

Я спотыкаюсь у самой двери.

— Здравствуйте, — говорю, стараясь, чтоб голос звучал нормально. Хорошо хоть, темно. Потому что прямо сейчас я не доверяю своему лицу.

— Есть минутка?

Есть ли? Что мне нужно, так это не разговоры, а несколько часов одиночества, чтобы побиться головой о стену и попытаться осмыслить, что сегодня произошло. Но Пат мне словно второй отец, и проявить к нему неуважение для меня недопустимо.

Я не отвечаю, но сажусь на кресло-качалку с ним рядом и, чтобы унять дрожь в руках, хватаюсь за подлокотники. Пара очень медленных вдохов помогает мне успокоиться.

Через дорогу темнеет пустота озера. В туманном воздухе ночи мерцают огоньки ресторанов. Все выглядит таким обычным и мирным. Если б мир совпадал с тем, что творится внутри меня, дома обрушивались бы в озеро, а кондитерские полыхали огнем.

— Сынок, ты в порядке?

— Да, — вымучиваю я сиплым, как бензопила, голосом. — Попал под дождь.

— Это я вижу. — Помолчав немного, он продолжает: — Я только хотел спросить, как там Весли. Как думаешь, нормально он перенес первую неделю?

При звуке его имени все внутри меня сводит судорогой.

Как тебе сказать, Пат… Я только что набросился на него возле бара, и мы обжимались как парочка порнозвезд. А потом он отшил меня. И я понятия не имею, что все это значит.

— Вроде да, — бормочу я. Хотя даже не помню, какой вопрос он мне задал.

— Ты мне скажи, если у него трудности. Я его не уволю… просто попрошу, чтобы его прикрыли.

Я беру себя в руки и пытаюсь сосредоточиться на беседе.

— Чтобы научиться тренировать, нужна практика.

Пат улыбается.

— Как дипломатично с твоей стороны. Я согласен, без практики никуда, но не у всех есть такой талант к тренерству, как у тебя.

— Спасибо. — Я не ожидал комплимента.

— Мне кажется, занятия с Весом пойдут ребятам на пользу — я бы не нанял его, если б считал иначе. — Кресло Пата тихо поскрипывает в темноте. — Хотя я так удивился, когда он позвонил мне. Почти сразу после победы в «Замороженной четверке». Я смотрел игру — мне всегда радостно видеть вас, ребята, по телевизору. Смешно… когда я увидел, кто мне звонит, то подумал, что он сейчас скажет: «И все это благодаря вам». — Он негромко хмыкает, посмеиваясь над собой. — Такие вещи не в стиле Веса, так что не знаю, почему я ожидал это услышать. Но да, когда он сказал: «Я звоню, чтобы согласиться на работу, которую вы предлагали мне каждый год», я по-настоящему удивился.

Как и я сейчас. Более того, меня удивляет чуть ли не вся эта информация.

— Все эти годы вы приглашали его сюда?

— Конечно. Я звоню всем своим мальчишкам, которые добились успеха в студенческом хоккее. Вес, правда, всегда отказывался. Пока не позвонил сам… — Он делает паузу. — Потребовалось немало мужества, на самом-то деле. Чтобы сказать: «Я хочу тренировать у вас этим летом, но вам нужно знать, что я гей. Об этом никто не знает, но если это вас беспокоит — как начальника лагеря и все такое, — то я пойму.»

По моей спине стекает капелька пота.

— И что вы ему ответили? — Пусть я и знаю, что Пат его нанял, но у меня все равно перехватывает дыхание, когда я представляю, как Вес ждал на другом конце линии, пока кто-то вынесет суждение на его счет.

Похоже, чтобы быть Весом, требуется иметь яйца покрепче, чем мне казалось.

— Я ответил, что это его личное дело. Лишь бы каждое утро выкладывался на тренировках, а остальное меня не волнует. Потом я спросил, хочет ли он, как и раньше, поселиться вместе с тобой. А он сказал: «Конечно, но сперва мне надо открыться и перед Джейми. Если у него возникнут со мной проблемы, вам придется что-то переиграть.»

Проблемы… Сегодня кое-какая проблема у меня все-таки появилась. Мощный стояк на него. Господи, как же удержаться и не заорать от сумятицы в голове.

Самая странная ночь в моей жизни. Здесь и сейчас.

А тренер Пат все еще ждет от меня каких-нибудь слов.

— Ну… я просто сказал ему, что я из Северной Калифорнии.

Пат смеется.

— Ясно. Я и не думал, что у вас появятся сложности. Вы с ним столько лет были неразлучны.

Неразлучны. Полчаса назад неразлучными были наши с ним языки. И все это случилось с моей подачи. Я поцеловал своего лучшего друга. На моих губах еще ощущается его вкус.

Пора выпутываться из этого разговора, иначе я двинусь.

— Никаких сложностей, — говорю я угрюмо. — Ладно. Я, наверное, пойду спать.

— Спокойной ночи, тренер.

— Спокойной ночи.

Поднявшись наверх, я иду к нашей комнате. Света ни под одной из дверей нет, но, проходя мимо, я слышу голоса и мальчишеский смех. В их возрасте мы с Весом были такими же, тоже могли часами болтать обо всем на свете.

Сейчас же… Черт его знает, будем ли мы вообще разговаривать.

Я делаю остановку в ванной. Чищу зубы. Мельком взглянув на отражение в зеркале, вижу, что мое лицо выглядит как обычно. Та же квадратная челюсть. Те же карие глаза. Бледная в холодном свете лампочки кожа. Смотреть не на что, но я как идиот продолжаю пялиться в зеркало и выискивать непонятно что. Какие-то изменения. Или знак.

Как может выглядеть парень, который оказался не таким уж и натуралом, каким он себя считал?

— По-видимому, как ты. — Мои губы шевелятся, проговаривая эти слова, но я не приближаюсь ни на шаг к пониманию того, что случилось.

Прекрасно. Теперь я разговариваю сам с собой.

Я ухожу в нашу комнату. Щелкаю выключателем, но щурюсь на свет и снова гашу его. Раздевшись до боксеров, заползаю в постель. Я протрезвел, что фигово. Заснуть будет непросто. Но теперь я хоть не трясусь, как осиновый лист.

Веса нет, но я ощущаю его присутствие, пока лежу и жду, когда из коридора донесется его дерзкий, самоуверенный голос. Рядом с ним я всегда чувствовал себя более живым, чем обычно. Я не преувеличиваю. Просто везде, где бы ни появился Вес, жизнь становится чуть ярче, чуть громче.

Но теперь возникает соблазн заново рассмотреть свое к нему отношение. Я почти уверен, что всегда любил его только как друга, и что совершить ту импульсивную выходку меня подтолкнуло пиво, банальная ревность, отсутствие секса и своего рода взрыв дружеских чувств. Идеальный шторм. Мое желание — странное порождение ночи, созданное ударом молнии в нужное место.

В нужное ли?

Вздох.

Я не занимаюсь самокопанием. Не сижу часами и не строю никаких сложных теорий, объясняющих мое поведение. Но сегодня невозможно не задаваться вопросом… Все те разы, когда он летел по льду, контролируя шайбу, а я наблюдал за ним… было ли то теплое чувство в моей груди простым восхищением? Или когда он улыбался мне через стол. Может, я что-то утаивал от себя? Или утаивать было нечего?

Блядь, да какая разница?

Страсть это химия. А на биохимии, куда я однажды забрел, нам рассказывали, что химия — это попросту электричество. Мы не более чем набитые заряженными атомами мешки, которые ходят и сталкиваются друг с другом.

И сегодня мои электроны конкретно столкнулись с электронами Веса.

Вдавливая бедра в матрас, я мечтаю ощутить все это снова… Давление его тела. Прикосновение шероховатых ладоней к плечам.

Я не знаю, откуда взялось это настойчивое желание, смоет его сегодняшним дождем или нет, но прямо сейчас оно здесь. И оно настоящее.

Ночь теперь кажется бесконечной. А завтрашний день обещает стать неудобной вечностью.

Ура.

Я даже не пробую представить, о чем сейчас думает Вес. Он хотел меня — я это чувствовал, — но остановился, потому что наша дружба, видите ли, разрушится. Он — который трахает незнакомцев из приложения.

Когда в замке наконец-то поворачивается ключ, я так и лежу, уткнувшись лицом в подушку. Я, понятно, сразу же замираю. Он осторожно заходит. Я слышу стук, с которым его ботинки падают на пол, потом тихий шорох одежды.

Мой прижатый к матрасу член твердеет. Нет, у меня стоит, а он просто приходит и раздевается. Интересненько.

Шурша простынями, он ложится в постель. Наступает тишина. Проходит минута. Вторая. Я не сплю. И он наверняка это понимает. А значит мы с ним точно две школьницы, которые поцапались во время ночевки — намеренно не замечаем друг друга.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Если ты решил избегать меня, то иди наверни еще семнадцать кругов по городу. Я не сплю.

Вес вздыхает.

— Как ты себя чувствуешь?

— Похотливо.

Он фыркает.

— Это все пиво. Ты знаешь, что превращаешься в гея, когда напьешься?

При слове «гей» я порываюсь возразить, однако суть на самом деле не в этом.

— Я не пьян, Вес.

Я трезв, и меня распирает от любопытства. Вес думает, будто, остановив меня, сделал мне одолжение, но теперь во мне присутствует один гигантский вопрос, и вряд ли к утру он исчезнет. Наоборот, ситуация станет вконец неловкой. Пока мы будем бриться, я буду смотреть на него в зеркало и представлять, каково это. Гадать, то ли это и правда мое, то ли оно было нелепой случайностью.

— Я не хочу снова трахать тебе мозги, — шепчет он.

Но трахать нужно совсем не их.

— Иди сюда, — говорю я. — Пожалуйста.

— Хрен тебе, — отвечает он.

— Я могу и заставить.

Он смеется.

— Каннинг, ты накурился что ли, пока меня не было?

Я тоже смеюсь. С облегчением. Потому что это значит, что я ничего не разрушил. Но потом я приподнимаю бедра, сдергиваю с себя боксеры и швыряю их ему в голову. Улыбаясь в темноту, он отмахивается от них.

А я, скинув простыню, кладу ладонь на свой член. И он прекращает смеяться.

Глава 16 Вес

Блядь. Я, вообще, сильный парень. Выносливый. Но выдержать зрелище того, как Джейми Каннинг ласкает себя, мне не под силу.

В свете луны, проникающем сквозь щель в занавесках, мне видно, что он лежит на спине. Одно колено откинуто в сторону. Его тело — само совершенство. Сильное, стройное. Его ладонь обнимает член, кончики пальцев поглаживают головку, пока он делает долгий вдох, а затем медленно выдыхает. Его спина слегка выгибается, бедра начинают вращаться.

И я начинаю умирать медленной смертью. Во рту скапливается слюна, и я с усилием сглатываю. Он прав. Два шага — и я могу взять его в рот. Джейми Каннинг будто заглянул ко мне в голову и извлек оттуда все мои развратные фантазии до единой. Ну хорошо, по крайней мере, вступительную их часть.

На меня он не смотрит. Зачем? Когда мы оба знаем, к чему прикован мой взгляд. Он сжимает свой ствол. Один раз. Второй. Потом спускается вниз и, взяв в ладонь свои яйца, начинает легонько поглаживать большим пальцем нежную кожу.

Я слышу жаркий выдох и понимаю, что это я.

Что делает этот гад? Он улыбается.

Это выводит меня из ступора. По крайней мере, частично.

— Какого хера ты делаешь?

— Мне реально надо бы передернуть. Ты не против?

Да е…! Я проклинаю тот чертов день, когда сказал ему эту фразу. Мне было восемнадцать, и я считал, что ловко разыграл свои карты, тогда как на самом деле запустил реакцию нешуточной боли. Для всех. И она продолжается до сих пор. В моих ушах гудит кровь.

И в других местах тоже.

Моя рука сама собой заползает в боксеры. Джейми уже надрачивает себя. Неспешно, вверх-вниз. Останавливается потереть большим пальцем головку, и мое горло сжимается.

— Вес, — в его голосе рокот. — Мне нужна твоя помощь.

Каким-то чудом мне удается ответить почти что нормальным голосом.

— По-моему, ты и сам отлично справляешься.

И вот тогда он наконец-то оборачивается ко мне. Лаская себя, он сглатывает, и я вижу, как на его горле резко дергается кадык.

— Мне нужно проверить.

Проверить что? — готов спросить я, но не успеваю, потому что он начинает меня рассматривать. Его взгляд скользит по моей груди, по руке — к тому месту, где она исчезает в боксерах. И до меня вдруг доходит. Он хочет проверить, почему он это испытывает. Узнать, что это: влечение, пиво или временное затмение разума.

Я не врал, когда говорил, что не хочу помогать ему совершать это открытие. Я не уверен, что смогу пережить то, каким окажется результат.

Во всем этом, конечно, виноват один я.

Наши взгляды встречаются. Его глаза полуприкрыты отяжелевшими веками. Я всегда мечтал о еще одном шансе увидеть на его лице страсть. На движении вверх его губы приоткрываются, и этого оказывается почти достаточно, чтобы я соскочил с кровати. Но я еще медлю — и не из-за опасений, что завтра он станет раскаиваться.

Потому что он будет раскаиваться. Я знаю это наверняка.

— Пожалуйста, — просит он.

Всего одно слово, но оно наконец-то толкает меня к нему. Встав посреди комнаты, я берусь за резинку боксеров. Сдергиваю их вниз, и они падают на пол.

И теперь он глядит на мой член, лаская при этом свой.

— Скажи, что ты хочешь, — прошу я. Мне надо, чтобы он точно озвучил свои желания. Мы играем в очень опасные игры, и вполне возможно, все закончится катастрофой, но если есть способ предотвратить ее, я это сделаю.

Он отодвигается к стенке, освобождая мне место. Жестом зовет меня. И в мире нет таких денег, славы или сокровищ, которые могли бы удержать меня от повиновения. Секунда — и я у него в кровати. Он тянется ко мне, притягивает меня к себе.

Мы ложимся грудью к груди. И Джейми Каннинг снова меня целует.

От него больше не пахнет пивом, только зубной пастой. Так что завтра ни у него, ни у меня точно не получится свалить все на алкоголь. Его язык у меня во рту, и я, наслаждаясь каждой секундой, жадно втягиваю его в себя.

Наши бедра соприкасаются. С тихим стоном он трется о меня все сильнее. Его член скользит по моему животу, выравнивается с моей собственной болезненно твердой плотью, и перед моими глазами взрываются звезды.

— Блядь, — выдыхаю я.

Он приоткрывает глаза и, всматриваясь в мое лицо, кончиком языка облизывает губу.

— Только посмей мне остановиться. Я надеру тебе зад.

Остановиться? Разве существует такое слово? Что оно значит? Наверное, нечто противоположное тому, чем я занимаюсь сейчас, когда, просунув меж нашими телами ладонь, сжимаю нас двоих в кулаке.

Его спина выгибается на очередном хриплом стоне.

— О, черт. Как хорошо.

Я медленно ласкаю нас, сжимая при каждом движении вверх. Он снова находит мой рот. Царапает мою щеку щетиной, когда наклоняется, чтобы сделать поцелуй глубже. Его волшебный язык, голодный и страстный, вновь проскальзывает меж моих губ. Я не могу поверить в то, чем мы сейчас занимаемся. Я не могу поверить, что он разрешает мне проделывать с собой все эти вещи.

Мы оба течем, наша плоть становится скользкой, облегчая движения кулака. Я чувствую, как у меня тяжелеют яйца, как их покалывает перед разрядкой, и понимаю, что еще немного — и я взорвусь. Но тут Джейми выворачивается и толчком в грудь опрокидывает меня на спину. Увидев, как мой член тяжело шлепает меня по пупку, Джейми стонет, а потом оборачивает его ладонью.

— Можно… — слышу я торопливый шепот. — Можно, я отсосу тебе?

Пресвятая богородица. Я, наверное, брежу и вижу сон. Иначе и быть не может, потому что никакого другого объяснения тому, что мой лучший друг предлагает взять мой член себе в рот, просто нет.

Я-то полагал, что во время этой экспериментальной «мне-надо-проверить-нравятся-ли-мне-парни» сессии всю работу проделаю сам, претворяя в жизнь все свои многочисленные фантазии. Но вам надо знать о Джейми Каннинге одну вещь: он полон сюрпризов. Всякий раз, когда он принимал мои безумные вызовы, у меня брови ползли на лоб, а разум был не силах понять, как этот расслабленный калифорнийский пацан, который всегда следует правилам, может с такой готовностью прыгать в любую кроличью нору, куда я его затаскиваю.

Правда, сегодня я не брал его на слабо. Сегодня ведет сам Джейми. Это его пальцы касаются моей твердой длины. И его горячее дыхание овевает меня, когда он перемещается вниз и замирает в дюйме над моим членом.

— Ты… — Я сглатываю сухость в горле. — Когда-нибудь это делал?

— Нет. — Его губы нерешительно задевают мою головку. — Хрен знает, как правильно.

Мой сдавленный смешок.

— В этом и смысл. Чтобы хрен узнал.

Он приподнимает голову, в карих глазах вспыхивает огонек.

— Черт знает, как правильно, — поправляется он. — У меня может не получиться.

— Все получится. — Иначе и быть не может. Я готов кончить лишь от того, что лежу с ним в одной кровати. Ему не нужны никакие особенные способности — он просто должен быть со мной рядом. Он. Должен быть. Здесь. Рядом со мной.

При первом же прикосновении его языка у меня практически сносит крышу. Медленными кругами он облизывает мой кончик, затем поцелуями спускается по стволу вниз. Он целует мой член, осыпает его легкими, маленькими поцелуями, от которых у меня взрывается мозг. Рехнуться можно. Кто бы мог подумать, что Джейми Каннинг — такая дразнилка?

— Пытаешься довести меня до безумия? — рычу я после того, как он поцелуями поднимается по моему члену вверх.

Его смешок отдается во мне вибрацией.

— А что, получается?

— Да. — Я запускаю пальцы обеих рук ему в волосы. — Ну, а ты? Как тебе первая дегустация? Нравится?

Он в голос хохочет, широкие плечи вздрагивают надо мной.

— Это… — Его язык вновь находит мой ствол, щекочет его. — Непривычно.

Обхватив меня у основания, он берет в рот головку и сосет ее, нарочито медленно и порочно.

— Это…

Он снова засасывает меня — уже глубже. Мой член непроизвольно дергается, что он точно чувствует, потому что я слышу громкий, отчаянный стон. Он поднимает голову. Его глаза подернуты страстью, на лице замешательство.

Меня пронзает радость. И следом — тревога, потому что я не знаю, как отреагировать на его замешательство. Заверить, что здесь нет ничего такого? Что это совершенно нормально — если натуралу нравится отсасывать мужику?

Но сказать что бы то ни было я просто не успеваю. Потому что он опускает голову, и меня вновь окружает его горячий и влажный рот.

Мои бедра ерзают на матрасе, член и яйца опаляет желанием, пока мой лучший друг трудится надо мной. Одной рукой я продолжаю держаться за его волосы. Второй цепляюсь за простыню. Мое сердце колотится как ненормальное. Его неистовое тук-тук о грудную клетку — это все, что я слышу. Это и еще звуки, которые издает Джейми. Хриплые стоны, влажные чпок, глухое урчание, с которым он вбирает меня в самое горло.

Иисусе. Этот парень уничтожает меня. Я уже уничтожен. Я…

— Кончаю, — предупреждаю я сдавленно.

Оргазм, захватив мои яйца, стреляет по члену вверх, и рот Джейми отпускает меня. Всю кульминацию он ласкает меня рукой, тяжело дыша и с блеском в глазах наблюдая за тем, как горячие струи забрызгивают мой пресс и мою грудь.

Я не могу дышать. Я — задыхающийся, содрогающийся сгусток блаженства. А он все продолжает смотреть. А потом этот гад опять улыбается. Улыбается, блядь, и, наклонившись, слизывает с моего живота одну жемчужную каплю.

— Это было так жарко, — сообщает он мне.

Жарко? Я бы сказал, обжигающе. Опаляюще. Чертово инферно, не меньше.

Единственное, что я в состоянии делать, это лежать будто мешок картошки. И пытаться восстановить дыхание. Моргая точно сова, я смотрю, как самый красивый мужчина в мире находит на полу мою майку и вытирает меня. Закончив, он отбрасывает ее и целует меня в ключицу. Потом в плечо. Потом во второе.

Он продолжает целовать мою разгоряченную плоть, облизывая, покусывая меня, и я с радостью становлюсь его морской свинкой в этом эротичном эксперименте. Он пробует на вкус каждый дюйм моего тела, по очереди исследует мои бедра, пресс и грудные мышцы. Лижет один из моих сосков и, услышав мой стон, поднимает взгляд. На его губах играет улыбка.

— Тебе нравится.

Кое-как я киваю.

Он снова склоняется над моим соском и на сей раз сосет его, прихватив маленький бугорок губами. Бедром я чувствую, как его эрекция оставляет на моей коже ниточку влаги. Втянув в себя воздух, я тянусь вниз и ловлю его, и теперь уже я улыбаюсь, потому что его язык на моем соске замирает, а тело становится напряженным.

Он толкается ко мне в руку, и другого приглашения мне не нужно.

— На спину, — сквозь зубы командую я.

Джейми так быстро переворачивается, что я издаю смешок. Заложив руки за голову и заломив бровь, он толкает меня бедром — насмешничает надо мной вместе со своим идеальным членом.

— Поглядим, не растерял ли ты навыки, — поддразнивает меня он.

Уткнувшись ему в живот, я издаю смешок.

— Знаешь, ты такой нахальный ублюдок, когда ты гей.

— Похоже на то.

Я медленно ползу по его телу вверх. Ставлю локти рядом с его лицом. Наши глаза встречаются. Не отрывая от меня затуманенного взгляда, он раздвигает губы, а я, сглотнув, мягко его целую. Ощущаю на его языке свой собственный вкус, и, блядь, у меня тотчас голова идет кругом. Этот парень… черт. Этот парень. Я никого и никогда не хотел так сильно, как Каннинга. Никогда.

Пока я, прервав поцелуй, соскальзываю обратно вниз, в моей голове вспышками проносятся воспоминания о всех тех бессмысленных сексуальных связях, которые были у меня за четыре года. Парни, с которыми я путался в прошлом… они как в тумане. У них нет лиц. Иногда у них не было лиц и в настоящем. Я кончал, и они кончали, но до конца я с ними не был. Я всегда что-то от них удерживал.

Но с Джейми я не способен сдерживаться. И так было всегда.

— Не волнуйся, не растерял, — шепчу я, пока мой рот опускается к его члену. И сейчас я докажу это. Я покажу ему, как сильно люблю его. Раз уж сказать нельзя.

Я делаю вдох. Его эрекция покачивается в миллиметре от моего рта, и она моя. Сегодня он мой. Я беру его член и слегка сжимаю. Он конвульсивно вздрагивает в ответ. Наблюдает за мной. Ждет.

Облизнув губы, я наклоняюсь и языком провожу по щелке на кончике. Ну, сейчас я ему покажу. Будет знать, как меня дразнить. Я буду пытать его член до тех пор, пока он не забудет о том, что когда-то были времена, когда мой рот не дарил ему наслаждение. Я буду…

Стоит моим губам обхватить его — и в ту же секунду Джейми кончает.

Да-да, он кончает, блядь, и я не знаю, то ли засмеяться, то ли разочарованно застонать, когда он начинает содрогаться в оргазме. В конце концов я не делаю ни того, ни другого, а засасываю его до самого основания и заставляю сдавленно вскрикивать, пока глотаю выстреливающие в мое горло соленые капли.

Когда он, наконец, замирает, я поднимаю голову. И вздыхаю.

— Чувак, две секунды? Серьезно? У тебя выдержка хуже, чем у подростка.

Его плечи вздрагивают, и Джейми, хохоча, заваливается на бок.

— Похоже, твои навыки по-прежнему при тебе, — давясь смехом, сообщает мне он.

Поднявшись вверх, я ложусь позади него и рывком притягиваю к себе его крупное тело. На секунду он напрягается, потом расслабляется — упругая задница уткнулась мне в пах, спина прижата к моей груди.

Я обнимаю его за талию. Если честно, об этом я мечтал даже больше, чем о минете — о праве просто притрагиваться к нему. Прислоняться к нему. Кожа к коже.

Но он молчит. Подозрительно долго.

— Джейми, — шепчу я перед тем, как поцеловать его в плечо. — Ты скоро запаникуешь, да?

Пока он молчит, тишина режет меня на части.

— А ты хочешь, чтобы я запаниковал? — В его голосе нотка юмора.

— Нет. — Моя очередь замолчать. — Ты хочешь, чтобы я вернулся в свою постель?

Поерзав, он прижимается ко мне потеснее. Его тело словно теплое одеяло.

— Нет. — Он удовлетворенно вздыхает. — Спокойной ночи, Вес.

У меня в горле встает ком.

— Спокойной ночи, Каннинг.

Глава 17 Джейми

Когда наутро я открываю глаза, Веса рядом нет. Я перекатываюсь на спину. Оглядываюсь. Его кровать пуста, и не похоже, чтобы на ней спали. Да я и не помню, чтобы ночью он перелезал через меня. Зато помню, как в шесть утра проснулся и обнаружил, что меня крепко-крепко обнимает его рука. Потом я снова заснул, а значит, он ушел в какой-то момент после шести.

Может это делает из меня придурка, но я чувствую облегчение. Не представляю, чтобы я мог сказать, если б проснулся у него подмышкой.

Если верить будильнику на столе, сейчас почти половина двенадцатого. А завтрак в столовой заканчивается в одиннадцать. Я проспал, но это не страшно. У нас выходной, а значит мне не надо спешить на лед.

С другой стороны, у нас выходной. Что означает много-много часов свободного времени. Которое я, скорее всего, проведу с Весом. С которым прошлой ночью я практически переспал.

При всем при этом я не ощущаю в себе каких бы то ни было изменений. Вчера я кое-чем занимался с парнем — разве я не должен ощущать себя как-то иначе?

По-гейски, что ли?

У меня в горле булькает смех. По-гейски — это вообще как?

И, черт, я с изумлением обнаруживаю, что у меня начинает вставать. И это не просто случай обычного утреннего стояка, а Весо-стояк, результат размышлений о том, чем мы с ним занимались.

И… кажется, я не прочь повторить это еще раз. Как вам такой расклад? Я был готов к тому, что стану расценивать вчерашнюю ночь, как химический эксперимент. Как тест. Я не ожидал, что сдам этот чертов тест на «отлично».

Внезапно распахивается дверь, и в комнату, тяжело дыша, вваливается полуживой Вес. Он весь красный, беговая майка спереди промокла от пота. Он стягивает ее со своей мускулистой груди и отбрасывает в сторону.

— Пиздец как там жарко, — не глядя на меня, бормочет он.

О, черт. Из-за него сейчас все станет совсем неловко. Он даже не может посмотреть мне в глаза.

— Почему ты не разбудил меня? — говорю я. — Пробежались бы вместе.

Он пожимает плечами.

— Решил дать тебе выспаться. — Снимает кроссовки с носками, потом сдергивает с себя шорты.

И остается нагишом. А я вконец каменею.

Он по-прежнему старательно избегает смотреть в мою сторону и потому не знает, что я любуюсь его стройным телом, литыми мускулами, черным узором, что обвивает его тяжелые бицепсы. Я впервые вижу его обнаженным при свете дня, и его кожа светится в лучах проникающего сквозь занавески солнца. Он весь — сплошные мышцы. Настоящий мужчина.

Все, о чем я спрашивал себя ночью… Неужели меня на самом деле влечет к нему? Понравится ли мне, если мы с ним замутим? Не спятил ли я? Теперь я знаю ответы. Да. Да. Возможно.

Правда, я не ожидал, что проснусь с еще большим набором вопросов.

Выскользнув из постели, я замечаю, что теперь он прилагает удвоенные усилия, чтобы не смотреть на меня. Потому что… все верно, я тоже голый. Мы заснули голыми. В объятьях друг друга.

Спиной ко мне он уходит к комоду.

— Вес, — говорю я тихо.

Он не реагирует. Достает из верхнего ящика синие спортивные шорты и натягивает их на бедра.

— Вес.

Его плечи напрягаются. Очень медленно он поворачивается, и упирается взглядом своих серых глаз мне в лицо. В них мерцает молчаливый вопрос — что дальше?

Блядь, кто бы знал.

Что я вообще знаю? Я не могу заводить этот разговор прямо сейчас, пока не обдумал произошедшее и не выяснил для себя, чего хочу от всего этого. И в первую очередь от него.

И потому я придаю голосу небрежность и спрашиваю:

— Чем займемся сегодня?

Он отвечает не сразу. Мне ясно, чего он ждал от меня. Что я сейчас включу телочку и потребую, чтобы мы поговорили о прошлой ночи. Еще мне ясно, что мое решение выбрать путь мужика и спустить все на тормозах, принесло ему облегчение.

Его рот слегка дергается в улыбке.

— Ну, сперва напихаем в тебя немного еды, а потом почешем к футбольному полю. Дети уже вернулись с рыбалки, потому что никакой живности, кроме москитов, там нет. Так что Пат организовал игру.

Щелк — и все между нами снова приходит в норму. Конечно, это притворство, но прямо сейчас я просто счастлив сделать вид, будто ночью мы не отсасывали друг дружке, как ненормальные. Не готов я пока разбираться со всей этой ситуацией.

Я морщу лоб.

— Для детей?

— Не. Для тренеров. Но пацаны уже делают ставки на победителя.

— Команды составлены? — Сколько я спал?

Вес опять усмехается.

— Пат назвал это «Мужики против молокососов». Он со взрослыми тренерами против нас, молодежи.

— Мощно. — Я не поклонник футбола, но от перспективы любого соревнования у меня в крови начинает бурлить адреналин.

— Да, и еще… после ужина проигравшие исполнят песню перед всем лагерем, — говорит Вес.

Я прищуриваюсь.

— Какую песню?

— На усмотрение победителя. — Он давится смешком.

— Просто интересно… а кто подал эту идею?

Мой лучший друг моргает с видом невинного ангелка.

Так я и думал.

— Ты же знаешь, если мы проиграем, Пат заставит нас спеть какой-нибудь тухляк типа Мэрайи Кэри, — бурчу я, разыскивая свои шорты.

— Именно поэтому мы и не станем проигрывать, — отвечает он бодро.

В городе мы заскакиваем в пекарню, чтобы я мог купить кофе и что-нибудь перекусить, и, пока мы идем к футбольному полю, я уминаю два банановых маффина. Погода сегодня снова роскошная. Город полон туристов, шумная река которых течет по тротуару и заполняет открытые дворики.

На нас с Весом засматриваются какие-то проходящие мимо девчонки. Им лет по двадцать, обе блондинки, обе невероятно привлекательные. Топик на одной такой крохотный, что грудь почти вываливается наружу. Ммм. Впечатляющая корма.

Вес на ходу подмигивает им. Я спешу за ним, пытаясь сдержаться и не оглянуться через плечо, чтобы проверить, глядят ли они нам вслед.

Ладно, я быстро. Одним глазком. Я дергаю подбородком в сторону, и одна из девчонок, увидев это, пихает свою подругу локтем.

Упс.

— Что, понравились? — спрашивает Вес.

Я ощущаю ожог дискомфорта. Еще двадцать четыре часа назад его бы тут не было.

— Просто обдумываю кое-что, — мямлю я.

— Да уж представляю. — Его голос звучит совсем тихо.

Мы больше не разговариваем об этом — не хочется добавлять в мысли неразберихи, вовлекая в них Веса, — но во мне крепнет уверенность, что мой член не прочь сыграть за обе команды. Потому что я люблю женщин. Мне нравится их мягкость, их запах, ощущение их тела в моих руках. Мне нравится с ними трахаться и делать им приятное языком, и я никогда с ними не притворялся.

Но прошлой ночью я тоже не притворялся. И теперь понятия не имею, что все это значит.

Вес толкает меня плечом, потом показывает на уличный указатель, мимо которого мы проходим. Cummings Road[22].

— Какая свежая шутка. И кто из нас больше подросток?

Он на миг напрягается, словно не ожидал от меня отсылки к прошедшей ночи. Потом фыркает.

— Пошли погоняем мяч, Каннинг.

Пошли.

Первым делом Пат дает нам всем установку. Нельзя созвать очень азартных спортсменов на дружеский футбольный матч и не разъяснить пару правил. Офсайды засчитываются? Да, засчитываются. Подкаты разрешены? Нет.

— Потому что я собственными руками придушу любого, кто получит травму, — прибавляет Пат.

Приятно слышать.

Мы играем пять на пять, и я, понятно, стою в воротах. Краем глаза я вижу, что за мной с усмешкой на физиономии наблюдает Килфитер. Он неплохой пацан — когда забывает нервничать.

Я мало того, что тоже не нервничаю, мне до слез скучно, потому что большую часть времени Вес с парнями задает жару на другом конце поля. К тому времени, как я делаю первый сэйв, мы ведем 1:0. Футбольные ворота намного шире хоккейных, и шансов случайно пропустить гол больше, однако, когда Пат пробивает, я ловлю-таки мяч, и моя команда одобрительно мне апплодирует.

Опустив мяч на линию, я разбегаюсь и возвращаю его в игру. Пока он летит к Весу, тот улыбается мне уголком рта, потом ловит его на грудь. Мяч ударяется о землю меж его мускулистых ног, и Вес, контролируя его, срывается с места в атаку. Мужественная красота в движении.

Внезапно я опять начинаю думать о сексе. Посреди игры.

Такого никогда еще не было.

В следующий раз все проходит не так гладко. В нашей защите появляется брешь, когда Пату удается заманить за собой моего защитника Джорджи, в результате чего самый старый наш тренер остается без опекающего игрока. Старикан тут же отправляет прямо в меня летающую тарелку.

Я подпрыгиваю, но мяч проплывает мимо моих кулаков и уходит в сетку.

Вес издает раздраженный возгляс, и я понимаю, что он собирается обложить Джорджи за то, что тот оставил путь к нашим воротам открытым.

Тем временем за нами внимательно наблюдает Килфитер и остальная компания. Я подхожу к Весу и кладу ладонь ему на плечо.

— Эй. — Подняв руку, я даю ему пять. — Следующий мяч мы остановим.

Вес всегда и все схватывает на лету, поэтому неудивительно, что он сходу понимает, к чему я.

— Да, чувак. — Он хлопает меня по ладони. А потом? Потом тянется мне за спину и коротко, но чувствительно сжимает мою ягодицу.

Что за…!

Мои глаза невольно начинают стрелять по сторонам, высматривая на лицах реакцию. Но ее нет. Никто ничего не видел. А если и видел, то подобные выходки настолько в характере Веса, что никто не придал этому никакого значения.

Однако это имеет значение для меня. Потому что, пусть я и не запаниковал после того, что мы сделали прошлой ночью, но чтобы об этом узнал кто-то еще, я не хочу.

Правда, будь Вес девчонкой, мне было бы наплевать.

Вот как? И почему же? — интересуется моя совесть. Хороший вопрос, но не из тех, на которые я готов дать ответ. Особенно сейчас, когда впереди еще десять минут игры.

Почти до самого конца счет остается равным, а потом, когда Джорджи подает угловой, Весу удается запульнуть мяч прямо в девятку. И мы выигрываем. Я падаю плашмя на траву и кричу Килфитеру, чтоб он принес мне попить.

Он приносит, но перед тем, как отдать бутылку, плескает водой мне в лицо.

— Хулиганье, — ворчу я, а он смеется.

Назад мы идем дольше обычного, потому что тренеры устали и взмокли.

— С кем тебя поселили? — заговариваю я с Килфитером.

— С Дэвисом.

— Серьезно? И как вы с ним ладите?

— Да нормально, — отвечает он. — Он неплохой парень, пока не выходит на лед.

Я напоминаю себе подумать об этом позже. И позволяю глазам перейти на Веса. Его походка, его осанка — все это не изменилось за те девять лет, что я его знаю. То, как движутся его плечи, как сухожилия напрягаются с каждым шагом, знакомо мне так же хорошо, как собственная рука.

Пока я смотрю на него, у меня в животе разливается теплое ощущение. Связанное не только с сексом, но и… какое-то уютное, что ли. Словно мы вместе, даже если он на двадцать ярдов впереди меня. Осознание того, что он рядом, липнет ко мне точно вторая кожа.

Так, это уже слегка жутковато. Попахивает «Молчанием ягнят». Солнце и сумятица в мыслях сотворили что-то с моей головой.

У самого общежития Вес отвечает на телефонный звонок. И когда я через минуту после него захожу в нашу комнату, то вижу, что он, разговаривая по телефону, с хмурым видом стоит у окна.

— А если я не хочу давать интервью? — восклицает он. Если он говорит с пиарщиком, то такой безрассудно-воинственной интонации лучше бы избегать. Осторожнее, мысленно прошу его я. — Нет, это плохая идея. Зачем заставлять меня врать? — Пауза. Вес скидывает кроссовки, и они со злым бум стукаются о стол, которым мы никогда не пользуемся. — Отец, если я скажу, что у меня есть девушка, то они спросят, кто она. И что, по-твоему, мне надо будет ответить?

О. Теперь все понятно. Вес никогда не ладил с отцом. Буквально каждый звонок домой надолго выводил его из себя. Я видел Весли-старшего всего один раз, и он показался мне жутко надменным и деспотичным для человека, который весь день сидит за столом.

Меня нисколько не удивляет то, что мистер Весли оказался недоволен ориентацией своего сына.

Вес ссутуливается, стоя передо мной. Не думая, я делаю шаг вперед. Положив ладони ему на плечи, сжимаю мышцы и большими пальцами начинаю их разминать.

Сначала он весь поджимается. Потом делает попытку расслабиться. А потом через плечо бросает на меня быстрый взгляд, и я вижу в его глазах благодарность.

— Мне надо идти, — произносит Вес по-прежнему мрачным голосом. — Я подумаю. Но не смей что-то там назначать, не спросив меня.

Отключившись, он швыряет телефон на стол. Потом, свесив голову, льнет к моим прикосновениям.

— Спасибо, чувак, — говорит угрюмо.

— Чего он хотел? — Я начинаю разрабатывать мышцы у основания его шеи. Стал бы я вот так прикасаться к нему вчера? Может, да. А может, и нет. Но в этом нет ничего сексуального. Хоть моим ладоням и приятно трогать его. Он такой живой, такой теплый.

Вес стонет.

— У него есть один приятель в Sports Illustrated[23]. Ты его знаешь… у него везде есть приятели. Мой отец вылез из утробы с пригоршней визиток в руках. В общем, он подбил этого типа на серию интервью со мной о моем дебютном сезоне. Типа следить за всеми взлетами и падениями.

Меня передергивает.

— Кошмарная идея. — Во-первых, дебютный сезон дико непредсказуем. Первые пару десятков игр Веса могут тупо не выпускать на лед. Кому охота все это время находиться под давлением и разговаривать с журналистом? — Тебе лучше не становиться тем самым новичком в команде, за которым с утра до ночи таскается гребаный журналист.

Вес вздыхает. Его спина вздымается и опадает под моими ладонями.

— Думаешь?

Я ощущаю прилив… Солидарности? Привязанности к нему? Может, и не нужно подбирать этому чувству название. Но мне реально хотелось бы, чтобы его отец не вмешивался.

— И что ты намерен делать?

— Соврать, — говорит он бесцветным тоном. — Скажу, что поговорил с пиар-командой, и они наложили на эту идею вето.

— А он поверит?

— А это важно?

— Вообще да, — говорю я тихо. — Не стоит ссориться со Sports Illustrated, даже не успев наточить коньки в Торонто.

Вес издает удрученный вздох, пока я, работая ладонями, спускаюсь вниз по его спине.

— Мой гребаный отец сует свой нос в такие места, куда у него больше нет права лезть. Он думает, будто бы помогает. Хочет, чтобы его приятель слепил типичную историю успеха. Яблочный, блядь, пирог и все такое[24]. Словно, напечатанное в журнале, оно станет правдой.

Внезапно Вес оборачивается, прерывая мой убойный массаж. Я до странного сильно расстроен. Мне нравилось притрагиваться к нему, и — я знаю — ему это тоже нравилось, но его лицо вновь становится непроницаемым. Как утром.

Я открываю рот. Потом закрываю. Нет, к этому разговору я по-прежнему не готов.

И Вес, очевидно, тоже.

— Пошли что-нибудь перекусим, — предлагает он.

Я мнусь, потом трясу головой.

— Ты иди, а я, наверное, немного вздремну. Что-то… устал после игры.

Паршивая отговорка, и я знаю, что Вес видит меня насквозь. Но он только кивает.

— Конечно. Ну, увидимся.

Секундой позже его уже нет.

Глава 18 Вес

В итоге я не иду обедать, а примерно час бесцельно шатаюсь по городу, после чего усаживаю свою задницу на скамейке в парке и смотрю на прогуливающихся людей.

Каннинг перепугался. Чтобы знать это, не надо быть телепатом. Но блядь, как же хочется по-настоящему залезть в его мысли, чтобы узнать, насколько непоправимый вред я нанес нашей дружбе.

И нанес ли вообще. Я и этого толком не знаю. С одной стороны, вероятно, да, я опять потерял его. Но с другой… чувак, он только что сделал тебе массаж. А значит, мы все еще друзья, верно? Вот только… разве друзья разминают друг другу спины? Как-то раз у меня свело шею, и я попросил Касселя немного помять ее, так он чуть не обоссался от смеха.

Кстати о Касселе. У меня в телефоне — два сообщения от него, которые пришли на неделе, но я был так занят погружением в рутину Лейк-Плэсида, что все забывал ответить.

Я наскоро набираю ответ: Лагерь ок. Есть пара реальных талантов. Как сестра? Завел друзей среди лобстеров? Я хихикаю. Кассель проводит лето в Мэне, обслуживает столики в рыбном ресторанчике своей старшей сестры.

Он отвечает неожиданно быстро: Тут все ок. Сестра передает привет.

Долгая пауза, затем приходит еще одно сообщение: Порвал с Эм.

Сидя на скамейке, я испускаю радостный вопль. Ну наконец-то. Давно пора. Событие слишком важное, чтобы обсуждать его через смс, и потому я звоню ему.

Он отвечает после первого же гудка.

— Йоу, — слышит мое ухо знакомый голос.

— И как она это восприняла? — спрашиваю я сходу.

— Как и следовало ожидать.

— В смысле, разоралась и надавала тебе пощечин?

На том конце линии раздается тяжелый вздох.

— Почти. Обвинила меня в том, будто я четыре года вешал ей лапшу на уши. А после того, как я напомнил, что мы встречаемся всего год, обозвала меня бесчувственным уебком и хлопнула дверью.

— Блин, чувак. Соболезную. Ты там как, нормально?

— О, да. Пока мы не разбежались, я и не понимал, как она достала меня. Так что теперь наслаждаюсь свободой. Позаимствовал страничку из тактического плана Райана Весли и чпокаю все, что движется.

— На следующий год мне придется отложить этот план.

Секунду он молчит.

— Собираешься хранить свои внеклассные занятия в тайне?

— Скорей держать ширинку застегнутой. Новичок не может себе позволить, чтобы о нем распускали сплетни. В колледже… все было просто иначе. Ставки были не такими высокими.

— Да. Согласен. Мне жаль, мужик. Звучит одиноко.

Я делаю попытку отшутиться.

— Звучит похотливо.

— Тогда этим летом оторвись по полной… ну, пока не стал знаменитым и все такое. — Кассель смеется над собственной шуткой.

— Уже бегу.

— Как в Лейк-Плэсиде с возможностями для пикапа? Не представляю, чтобы там был хоть один гей-бар. Придется тебе соблазнить парочку натуралов.

У меня внутри все переворачивается. Угу. Одного уже соблазнил.

— Ладно, мне пора, — говорю я. Потому что сегодня я к таким разговорам точно не расположен.

— Был рад услышать, друг.

— Если Эм позвонит, чтоб не дрогнул мне, — предупреждаю я.

— Не беспокойся, — вздыхает он. — Не дрогну.

Глава 19 Джейми

В сотый раз за последние десять минут я кошусь на дверь. Ну, просто чтобы убедиться, что никакие маленькие гремлины не пробрались сюда через вентиляцию и не открыли ее. Но нет. Замок как был закрыт, так и есть.

Я не могу отделаться от ощущения, будто делаю что-то плохое. Типа запускаю руку в банку с печеньем, пока мама повернулась ко мне спиной. Но я, наверное, чересчур строг к себе. Ничего плохого в том, чтобы смотреть порно, нет. В конце концов, я здоровый двадцатидвухлетний мужчина. Не девственник. И не ханжа. А всего лишь парень, который пытается определить, какие у него предпочтения.

Вздохнув, я откидываюсь на подушки, устанавливаю на бедрах ноут и начинаю листать превью. Мой палец зависает над одной из картинок, которая показывает, что меня ждет внутри. Ладно. Это вроде бы ничего.

Я кликаю на заголовок «Горячие парни отсасывают друг другу и трахаются».

Я не забыл упомянуть, что залез на сайт с гейским порно?

Угу, вот такой я отвратительный врун. Сказал Весу, что собираюсь вздремнуть, а сам…

Когда видео загружается, у меня из груди вырывается судорожный вдох. Ролик короткий и начинается с середины сцены из какого-то фильма. Звук приглушен, но я отлично слышу каждое слово. Ну, просто один из чуваков разговаривает. А второй способен только на влажное чавканье и горловые стоны, пока заглатывает его хозяйство.

— О да… о да… соси мой большой член…

Так. Это просто нелепо. Я фыркаю, представив, как приказываю Весу «сосать свой большой член».

Следующее видео. А то первое что-то не впечатлило.

Я кликаю на нечто под названием «Секс у бассейна». Звучит многообещающе. Мне нравятся бассейны и нравится секс. Вроде такой набор ничего плохого не предвещает, верно?

— Нравится иметь у себя в дырочке такой большой член? Вот так, малыш, да…

Иииии… я нажимаю «стоп». Нет. Просто нет и все.

Со следующим видео я наконец-таки попадаю в яблочко. Два очень привлекательных парня обнимаются на кровати, втираясь друг в друга своей твердой плотью.

Мой член говорит «привет».

Интересно. Что-то в том, как они цепляются друг за друга, меня заводит. В их поцелуях нет нежности, но есть яростная, ненасытная энергия, которая меня привлекает. Которая привлекает мой член.

Черт, прямо по-настоящему привлекает. У меня вовсю стоит, мой взгляд зафиксирован на экране, пока я смотрю, как первый парень, целуя второго, спускается вниз по его животу. Когда его рот вбирает эрекцию партнера, мой позвоночник пронзает вспышка тепла.

С шумом всосав в себя воздух, я тянусь вниз и стискиваю свой изнывающий от возбуждения член. О блядь. Как хорошо.

Я продолжаю смотреть. Продолжаю ласкать себя.

Что самое смущающее, я даже не представляю на их месте Веса. То была одна из главных причин моего маленького эксперимента. Узнать, кто меня возбуждает, Вес или парни в целом.

Парень на принимающей стороне минета издает хрипловатый стон, и этот мужской возглас что-то творит со мной. Его партнер начинает сосать сильнее.

Я буквально секундах в пяти от того, чтобы кончить.

Остынь, приказываю я своему члену. Мы только начали.

Но мой маленький вратарь не слушается, не прекращает подрагивать, и тогда я проматываю ролик вперед — к настоящей проверке.

К аналу.

И — рехнуться можно — вот это долбежка. Я морщусь под звуки рвущихся из колонок шлепков, с которыми плоть сталкивается с плотью. Иисусе. Как у него получается не кричать от боли?

Хотя он кричит. Ну, стонет. Они не осторожничают друг с другом, но весь этот неизящный, непристойный энтузиазм выглядит притягательно. Я все смотрю на принимающего парня, на то, как бугрятся его бицепсы, пока он надрачивает себя с зажмуренными глазами и напряженной от наслаждения шеей.

А потом он начинает кончать, а вслед за ним — я. Ноут сваливается с моих коленей, пока я ласкаю себя все быстрее, придерживая яйца второй рукой. Мой рот жадно глотает воздух, взгляд приклеен к экрану, где трахаются двое мужчин. Член дергается у меня в руке, и я, выгнув спину, изливаюсь себе на живот.

Ох…ренеть.

На то, чтобы мое сердцебиение успокоилось, уходит почти минута. Как только мои конечности перестают быть похожими по ощущению на переваренные макароны, я дотягиваюсь до коробки с салфетками и вытираюсь. Потом какое-то время гляжу в потолок.

Однако эксперимент еще не закончен. То была лишь первая его часть. Снова взяв ноут, я выбираю другой раздел. Старое доброе лесбийское порно.

Я еще не отдохнул, сколько надо, чтобы еще раз передернуть, но все же кликаю на превью, где на белом диване нежатся две фантастические брюнетки. Подтягиваю шорты, кладу ладонь возле паха и, устроившись поудобнее, начинаю наслаждаться просмотром.

Наслаждаюсь так, что у меня снова встает. Желание не такое сильное, как в первый раз, но только из-за недавнего оргазма, а не потому, что девушки меня не заводят. Заводят. И еще как. Все эти мягкие формы, нежные киски, сладкие всхлипы.

Меня привлекают женщины — в этом сомнений нет.

И мужчины, судя по всему, тоже.

Замечательно. Какой сложный он чувачок, мой член.

Услышав в коридоре гулкие шаги, я захлопываю ноутбук в такой спешке, что чуть не прищемляю пальцы. Потом спихиваю его на кровать и, поднявшись, выбрасываю использованную салфетку в мусорную корзину возле комода.

Секундой позже в замке звякает ключ, и заходит Вес. При виде меня, стоящего посреди комнаты, он заламывает бровь.

— Как сон?

Есть ощущение, что он знает точно, чем я тут занимался, однако я просто пожимаю плечами.

— Отлично. Как обед?

— Не ходил. Гулял в городе.

— Ты голоден? — Я подбираю с пола футболку. — Лично я — да.

Когда моя голова появляется из выреза горловины, я обнаруживаю на себе его настороженный взгляд.

— Ты в порядке, Каннинг?

— Ага. — Уже у двери я коротко оглядываюсь на него. — Ну, что… обедать?

Его брови сходятся на переносице, привлекая мое внимание к штанге в левой брови. Она придает ему облик лихого плохого парня, и от этого я типа как… завожусь.

— Вес?

Его выбрасывает из мыслей — какими бы они там ни были.

— Да. Было бы неплохо. Идем.

Я выхожу из комнаты, не проверяя, следует ли он за мной. Я знаю, он там, за моей спиной. Я чувствую, как его озадаченный взгляд щекочет мои лопатки.

После того, как я провел сегодняшний день, я могу с уверенностью сказать, что он и близко не озадачен так сильно, как я.

Глава 20 Вес

Мы берем себе по буррито и съедаем их, сидя у озера, а потом отправляемся в одно из многочисленных кафе за мороженым. Джейми явно хочется поболтать о тренерской работе. Так что об этом мы и болтаем.

— Многие пацаны до сих пор не понимают важность «первого касания», — рассуждает он. — Если б меня спросили, какой единственной вещи учить их, я бы выбрал именно это. В игре на высоком уровне у тебя всего один шанс с шайбой. Если тратить время на поиск позиции поудобней, ты, считай, проиграл.

— Угу. — Но каждый раз, когда он произносит «первое касание», я вспоминаю касания совершенно иного рода. Разговаривая, он активно жестикулирует, и я не могу оторвать глаз от его бицепсов, от волосков на его руках — светлых и, как мне теперь известно, таких мягких наощупь. Я представляю, как снимаю с него футболку, чтобы покрыть поцелуями его грудь, и мой член наливается тяжестью.

Надеть нейлоновые спортивные шорты было не самой умной идеей. И что хуже всего, возбуждение — не единственная моя проблема.

Вчера ночью я спросил Джейми, собирается ли он запаниковать. Забавно, что именно этим весь день занят я сам.

Этот парень выносит мне мозг. Сначала ведет себя так, будто ничего не случилось. Потом выпроваживает меня за дверь, чтобы он мог «вздремнуть». Ага, вздремнул он. В смысле, я же не вчера родился. Когда я вернулся и увидел его виноватую физиономию, то сразу понял, чем он тут занимался. Вместо сна этот засранец дрочил.

Я был бы счастлив помочь ему с этим делом, но очевидно, он предпочел бы справиться соло, нежели разрешить мне еще раз к себе прикоснуться.

Вот только… потом он исподтишка оглядел меня. Еще раз — я не вчера родился. Я видел, как он смотрел на меня перед тем, как мы вышли наружу.

Иисусе. Хорошо, что он не регулировщик в пробке, а то из-за этих его противоречивых сигналов я бы посбивал машин десять.

Я сделал вид, будто ничего не заметил, но внутри меня — хаос. Потому что я не имею ни малейшего представления о том, что творится у него в голове.

Вообще.

Засовывая в рот кончик вафельного рожка, я хочу одного. Умыкнуть его назад в наше логово и проделать с ним очень-очень грязные вещи. Но какова вероятность, что это вообще возможно? Пока что мне известно всего два факта. Первое: у Джейми Каннинга может встать на меня. И второе: то, что мы сделали, не привело его в ужас.

Что потрясающе. Мне настолько не верится, что я провел одну удивительную ночь с любовью всей своей жизни, что хочется ущипнуть себя. Но это, блядь, еще ничего мне не гарантирует. Он ничего мне не должен. Этот маленький эксперимент может ему наскучить. Если уже не.

Эта мысль пугает меня. Потому что и близко им не наелся. Черт, когда дело касается Джейми Каннинга, я становлюсь ненасытным обжорой.

— Вес?

— Что? — О, черт. Пока я пялился на него, то перестал его слушать, и теперь не знаю, о чем идет речь.

— Я спросил, не хочешь ли ты поплавать. Еще так жарко.

— Эм. — Чего мне сейчас по-настоящему хочется, так это уйти домой и совсем-совсем догола раздеться. — Я без плавок.

Он прищуривается.

— Кто ты и что сделал с Весом?

Точно. Когда ты всю жизнь плюешь на приличия, то люди это запоминают.

— Хорошо, — сдаюсь я. — Пошли поплаваем.

Телефон Джейми издает вибрирующую трель.

— О. Подождешь пару минут, ладно? Если я не отвечу, они так и будут трезвонить. — Он проводит пальцем по экрану, но к уху телефон не подносит, а оставляет перед собой. — Здорово, ребята!

Из телефона выплескивается хор голосов — это скайп или какая-то похожая хренотень.

— Эй, Джейми!

— Джеймстер!

— Привет, малыш!

Я и забыл, что по воскресеньям вся родня Джейми собиралась на большущий семейный ужин, пропуск которого, очевидно, приравнивался к святотатству. Когда младший член их семьи уезжал в лагерь, они еженедельно ему звонили. Да и во время учебы в колледже наверняка тоже.

— Тебе надо подстричься, — пищит женский голос.

— Угу, — соглашается он, ерошит свои золотистые волосы, и я ревную к его руке. — Что нового в Кали?

Я слушаю, как его родные галдят, стараясь перекричать друг друга.

— Угадай, кто у нас опять с пузом? — интересуется мужской голос.

— Повежливее!

Судя по всему, сестра Джейми опять беременна. А одного из его братьев повысили. А еще один брат расстался со своей давней любовью.

— Я прошу прощения, — говорит Джейми.

— А мы нет! — кричит его сестра.

— Иди ты!

— Повежливее!

Стоит ли говорить, что звонки Джейми из дома ничем не напоминают мои.

— Ну что, сын, — гремит более взрослый голос. Каким-то образом у отца Джейми получается звучать внушительно, не превращаясь при этом в полного мудака. Моему отцу бы бы полезно взять у него пару уроков. — Чем был занят на этой неделе?

Я фыркаю так громко, что Джейми отвлекается от экрана и бросает на меня быстрый взгляд.

— Чем обычно. — Он пинает меня под столиком. — Кучу времени был на льду. Сходил в горы.

Отсосал своему голубому приятелю Весу.

Он не отводит глаз от экрана, и потому я не могу увидеть, смутил его этот вопрос или нет.

— Звучит здорово, — громыхает его отец. — Твоя мать занята на кухне, но она просила передать, чтобы перед Детройтом ты хоть на неделю, но заглянул домой.

— Я постараюсь, — обещает он. — Все зависит от того, получится ли у Пата найти мне замену.

— Еще твоя мама напоминает тебе хорошо питаться и есть побольше клетчатки.

На это телефон взрывается хохотом.

Джейми усмехается.

— Обязательно.

— Будь умницей, Джейми!

— Любим тебя!

— Не забывай надевать «ракушку»!

Еще смешки. Еще нежности.

Наконец разговор заканчивается, и Джейми, качая головой, засовывает телефон в карман рубашки.

— Извини.

— Да ничего. Еще хочешь плавать? — Пожалуйста, скажи «нет».

— Да. Идем.

Городской пляж находится совсем рядом с лагерем, у южной оконечности Миррор-лейк. Вообще в Лейк-Плэсиде все рядом. Этот городок был летним курортом для богачей задолго до того, как стал принимать спортсменов, так что наша короткая прогулка до пляжа проходит мимо всевозможных красивых исторических зданий.

Скинув шлепки и сняв рубашку, Джейми заходит в воду. Ну, а я… Я, конечно, иду за ним следом. Прямо сейчас он может позвать меня абсолютно куда угодно — и я без колебаний пойду за ним.

Но искупаться в жару — это и правда здорово. Зайдя по бедра, я ныряю в прохладную воду и плыву, догоняя Джейми, к плавучей платформе в ста ярдах от нас.

Джейми улыбается мне, когда я выныриваю. Я же, ударив ладонью по воде, окатываю его ворохом брызг, после чего, чтобы избежать возмездия, вновь ухожу под воду и плыву мимо него к дальнему краю платформы.

Стоит мне вынырнуть за глотком воздуха, как большая рука заталкивает меня обратно под воду. Когда через секунду моя голова выскакивает на поверхность, я, понятно, захожусь в кашле.

— Засранец, — отплевываясь, возмущаюсь я, хотя раньше мы проводили, если сложить, по поллета, пытаясь после тренировок утопить друг дружку.

Сам он, чтобы я не утопил его, предусмотрительно успел уцепиться локтем за край платформы. Так что я подплываю к нему и делаю то же самое.

Наши плечи соприкасаются. Ему всего и нужно, что повернуть голову, и его рот окажется совсем рядом с моим. А мне всего и останется, что наклониться, и тогда наши губы встретятся.

Но он не поворачивается. Он просто глядит прямо перед собой.

Черт. Не могу я больше. Мне нужно знать, где мы находимся. Потому что мысль о том, чтобы промучиться хотя бы еще минуту, ломая голову над тем, что же он от меня хочет — это чистая пытка.

Я тянусь к нему под водой и кончиками пальцев задеваю его живот.

Глаза Джейми распахиваются. Но он не произносит ни слова. Я придвигаюсь немного ближе. Затем расправляю ладонь на его прохладной и мокрой коже, а кончиком мизинца пробираюсь за эластичный край шорт. Вряд ли кому-то видно, чем мы тут заняты, но Джейми окидывает озеро встревоженным взглядом. Он боится, что нас увидят.

Блядь. Я не хочу отпугнуть его.

— Может, домой? — спрашиваю я, и подтекст у этого вопроса такой: «может, подурачимся снова?» Если нет, пусть прямо так мне и скажет. Избавит меня от мук.

Он облизывает губы.

— Да, — говорит. — Давай. — Потом отталкивает мою руку. — Только прекрати вот это, иначе я не смогу вылезти из воды.

Я немедленно подчиняюсь.

Спустя пять минут мы заходим в общежитие. Оставляем на старой плитке полов цепочку мокрых следов, но сейчас лето, и это обычное дело. В коридорах стоит тишина. Значит все дети ушли на ужин.

Без единого слова мы заходим к нам в комнату и закрываем дверь. Первым же делом я сбрасываю шорты с боксерами на пол, куда они падают с мокрым шлепком. Джейми следует моему примеру, и мы остаемся стоять друг против друга полностью нагишом. Когда я замечаю в его глазах испуг, у меня обрывается сердце. Я боюсь услышать «нет, еще раз я не могу». Однако он произносит другое:

— Только нам надо бы не шуметь.

На моем лице расплывается улыбка шириной с Миррор-лейк.

— Можешь кусать подушку, когда я заставлю тебя кричать.

Стоит мне шагнуть к нему — и он делает прерывистый вдох. Я сразу же замираю.

— Ты уверен, что хочешь этого? — Я прикусываю изнутри свою щеку. — А то тебя целый день бросало со мной из крайности в крайность.

Он кивает.

— Надо было разобраться кое с чем в голове.

Я бросаю выразительный взгляд на его очень заметный стояк, и его рот дергается в улыбке.

— Мы с моим членом достигли взаимопонимания.

— Да? И что вы решили? — осторожно интересуюсь я.

Он пожимает плечами.

— Что ты нам обоим нравишься.

О, да, блядь.

Я стираю остаток расстояния между нами. Уже твердею, что совершенно не удивительно, ведь я мечтал об этом весь день. Мои ладони ложатся на его прохладную после воды кожу, кончиками пальцев я задеваю его соски, и они моментально сморщиваются. Рядом с моим ртом — его ухо, и я засовываю туда язык, заставляя его резко ахнуть.

— Ко мне на кровать. Быстро, — шепчу я.

Две секунды — и он уже там, а я, растянувшись поверх него живым покрывалом, вклиниваюсь языком ему в рот. Джейми стонет, но я слишком поглощен его вкусом, что волноваться о чем-то еще. Мои пальцы в его волосах, ощущение его горячего, твердого тело — это все, что я когда-либо хотел и буду хотеть.

И он тоже наслаждается происходящим. Его бедра движутся подо мной, член то и дело сталкивается с моей изнывающей от нетерпения плотью. Мои яйца уже поджались. Тереться о него бесконечно приятно, и мне нравится держать в плену его сладкий рот, но я пока не хочу кончать.

И потому заставляю себя остановиться. Приподнявшись, я вижу, что его глаза подернуты страстью, а губы припухли и покраснели. Жестом я показываю ему — «тайм-аут». Вздохнув, он откидывает голову на подушку, и я, не в силах устоять, целую его открытое горло.

Я люблю тебя. Эти слова всегда здесь, трепещут на кончике моего порочного языка. Но я проглатываю их и взамен говорю нечто более практичное.

— Когда-нибудь знакомился со своей простатой?

Он трясет головой.

— Ты доверяешь мне?

Джейми без колебаний кивает, и у меня сжимается сердце. Надо быть ненормальным, чтобы вот так давить на него, но сокровенные желания берут над голосом разума верх, и я, поднявшись, ухожу к своей сумке, где лежит пузырек со смазкой.

Пока я возвращаюсь к кровати, его глаза следят за пузырьком у меня в руке. Он, наверное, в паре секунд от того, чтобы остановить меня, сказать «ну все, хватит, это уж слишком по-гейски», и потому я склоняюсь над ним и беру кончик его эрекции в рот.

— Блядь, — выдыхает он, выгибая спину.

И вновь меня прошибает уверенность в том, что я самый ужасный в мире манипулятивный ублюдок. Но я пытаюсь взорвать ему мозг и надеюсь, что это служит мне достаточным оправданием. Я мучаю его языком до тех пор, пока он не начинает практически левитировать над матрасом.

— Приподними одну ногу, — прошу я шепотом.

Пьяный от моих ласк, он без возражений сгибает ногу в колене, и я укладываю его так, чтобы открыть себе доступ. Я выдавливаю на пальцы немного смазки. Потом опускаю голову и беру его в рот. Он начинает постанывать, пока я сосу его, но стоит мне скользнуть пальцами меж его ягодиц, как он немедленно затихает.

Мгновение я не могу разгадать его мысли. Отпустив его член, целую его в самый кончик.

— Ты в порядке?

Он медленно втягивает в себя воздух.

— Да, — произносит он, пока я дразню его вход. — Немного странное ощущение.

— Сможешь принять больше? — Если он скажет «нет», я сразу же отступлюсь.

— Хорошо.

Я наношу еще смазки, а потом кончиком пальца вхожу в него.

— Расслабься для меня, бэби.

Он пытается. И я вознаграждаю его несколькими поцелуями в то место, где он сильнее всего их хочет.

— М-м-м… — тянет он. — Вот это мне нравится.

И я даю ему больше. После того, как я втянул его в игры с задницей, он больше не балансирует на краю. Наклонившись, я вылизываю, сосу его — в общем показываю свой высший класс — и одновременно медленно продвигаюсь пальцем к его простате.

Когда я наконец нащупываю ее, все меняется.

— Облядьоблядь, — шепчет Джейми. Мышцы его бедер дрожат.

Я снова потираю его простату, снова сосу его.

Он стонет, и мне приходится зажать его рот ладонью.

— Ш-ш, — напоминаю я. — Не заставляй меня останавливаться.

Он сбрасывает мою руку со рта.

— Это так… Ты… У меня ноги покалывает.

Это хороший знак.

Улыбаясь, я возвращаюсь к своим порочным занятиям, мой палец скользит внутри него в такт долгим, ленивым движениям рта, и Джейми, покачивая бедрами, начинает сам вторгаться мне в рот. И толкается не только членом, но и задницей тоже. Бьется ею навстречу, ищет меня. Иисусе. Он пытается оттрахать мой палец.

— Ты как, нормально? — шепчу я.

Сдавленный шепот:

— Более чем.

Он крепко зажмуривается. К его щекам подступает румянец, брови сходятся точно от боли, но я знаю… то, что он сейчас чувствует, это не боль. Далеко не боль. Его член у меня во рту становится до невозможности твердым, и, когда он толкается к моему пальцу, я испускаю стон.

— Вес… — выдыхает он мое имя, бедра вздрагивают, когда он снова приподнимается подо мной. — Ты сводишь меня с ума.

И мне нравится это слышать. Его возбуждение окружает нас, будто густой туман, пульсирует в воздухе, в моей плоти, когда я кончиком пальца вновь скольжу по его простате и с радостным замиранием сердца слышу, как он с хрипотцой в голосе чертыхается.

— Кто-нибудь говорил тебе, какой ты рисковый в плане экспериментов с сексом?

Один его глаз приоткрывается.

— Постоянно, — бормочет он, и я переживаю укол ревности. Кем была та счастливица, что помогла ему сделать такое открытие? — Не останавливайся. Пожалуйста… продолжай…

Он явно под впечатлением, будто это вообще возможно — остановиться. Нет, если он попросит, то я, конечно, остановлюсь, но пока он умоляет меня под моим ртом, под моими пальцами? Да ни за что на свете. Даже под страхом смерти. Блядь, я отдамся ему полностью, целиком, преподнесу всего себя точно лакомство на банкете.

Джейми Каннинг понятия не имеет, какой властью он надо мной обладает.

Глава 21 Джейми

Я-то думал, что был экспертом по части секса. В смысле, ну что тут сложного? Поцелуи, предварительные ласки, сам акт. Я перепробовал практически все известные человечеству позы, даже самые дикие, которые нигде, кроме порно, и не увидишь, когда девчонка, пока ты в нее вторгаешься, выворачивается, как одержимая дьяволом акробатка.

Вот только моя задница никогда не была частью сделки.

Но теперь стала. Потому что, пусть Вес и засасывает мой член так, словно пытается заглотить меня целиком, бурлящее в моей крови возбуждение сосредоточено исключительно на приятном давлении меж моих ягодиц, на легком жжении, которое превращается в крышесносный поток наслаждения всякий раз, когда он задевает ту точку внутри меня.

Он уничтожает меня. Пробуждает к жизни нервные окончания, о существовании которых я даже не знал. Все это так непривычно, так ново. И ощущать это на своем собственном опыте в миллион раз лучше, чем смотреть, как это происходит с кем-то в порнухе.

— Так приятно, — задыхаясь, бормочу я. — Иисусе, не останавливайся… бэби. — Так назвал меня Вес, и теперь это слово опробываю и я. Так странно чувствовать, как оно слетает с моего языка. Так же странно, как новые ощущения, струящиеся сквозь и внутри меня.

Я не был уверен, что мне понравится, но мне нравится. Боже, мне нравится. Я содрогаюсь, у меня перехватывает дыхание, когда колечко в его языке царапает по краю мой член. Его палец спрятан внутри меня, и мне становится интересно, какими станут мои ощущения, если он проскользнет в меня еще и вторым. Или чем-нибудь покрупнее пальцев…

Внезапно я вспоминаю недавнее порно, хриплые стоны парня, которого дрючил его партнер, и от этого непристойного воспоминания мои мышцы непроизвольно сжимаются.

Вес резко приподнимает голову. Его палец замирает, но остается внутри.

Когда я встречаюсь с ним взглядом, мои внутренности скручивает тревогой. От страсти его глаза потемнели до цвета серебристого штормового неба, на горле, когда он сглатывает, дергается кадык.

— Почему ты остановился? — Я тоже сглатываю. — Ты… ты теперь собираешься взять меня?

Меня встряхивает от паники. Каким бы горячим ни казалось увиденное на экране, я сомневаюсь в том, что прямо сейчас готов испытать это на себе. И не уверен, что когда-нибудь буду готов…

— Нет, — спешит он меня заверить. Его взгляд смягчается, когда он видит, каким стало мое лицо. — Если только ты сам не захочешь.

— Я… — Я закусываю губу. — Я… не знаю. Может, в следующий раз. — Может, в следующий раз? Господи, когда я перевоплощаюсь в гея, то реально иду до конца.

Губы Веса вздрагивают.

— Окей, заметано.

У меня вырывается судорожный смешок.

— Так почему ты остановился?

— Просто захотел сделать вот это, — отвечает он хрипло, а потом его палец выскальзывает наружу, и он, плавно поднявшись вверх, сминает в поцелуе мой рот.

В считанные секунды поцелуй из сладкого становится обжигающим. Его язык глубокими, голодными толчками заполняет мой рот, пока я, задыхаясь, отчаянно жажду большего. Но, не успеваю я и моргнуть, как он снова сползает вниз, ко мне между ног.

На этот раз, когда его палец проталкивается за сморщенное колечко мышц, я встречаю жжение с радостью. С жадным восторгом. Кончиком языка Вес проводит жаркую линию от моей головки до болезненно ноющих яиц и щекочет чувствительную кожу мошонки, пока его палец играет внутри меня. Когда я пытаюсь насадить себя на него, он отводит палец назад, и мой член овевает его тихим злодейским смехом.

Иисусе. Я не могу больше. Мне надо кончить, иначе я самовоспламенюсь.

— Хватит дразниться, — рычу я. — Дай уже то, что мне нужно.

Колечком в языке он щекочет щель на моей головке.

— И что же тебе нужно, бэби?

— Чтобы ты высосал меня досуха.

Вес проталкивает палец поглубже и потирает ту точку, от прикосновения к которой я вижу звезды. Мою простату. И почему мне никто не рассказывал, что простата — это зона настоящего волшебства, где пляшут единороги и феи оргазма?

— Попроси меня вежливо, и тогда я подумаю.

Он усмехается мне, и я сужаю глаза.

— Сделай так, чтоб я кончил, придурок.

От его смеха мое сердце воспаряет ввысь. Что напрочь сбивает с толку, потому что добавляет к сексу очень неожиданный элемент. Мне комфортно с Весом. И ржачно. И не надо пытаться произвести на кого-то там впечатление. Мне… легко. Это как плескаться в озере. Но с оргазмами.

— Ух, как ты раскомандовался, Каннинг. — Его губы задевают мою головку. — И как же, блядь, мне это нравится.

А мне нравится то, что он со мной делает. Как сосет меня, как трет меня изнутри своим пальцем, пока я не начинаю ощущать новую волну напряжения. Узел наслаждения стягивается все туже и туже, и наконец я хватаю Веса за голову и насаживаю себя на его палец, пока сквозь меня — и из меня — несется оргазм.

Вес пьет меня, словно никак не может насытиться, вокруг моего члена гудит его стон, и мне приходится дернуть его за волосы, чтобы заставить остановиться.

Я лежу. Задыхаюсь. А потом, когда мое дыхание наконец более-менее замедлятся до нормального, Вес усаживается верхом мне на бедра, его твердый член зажат в двух кулаках. Медленно он ласкает себя. Мой взгляд прикован к его длинной, гордо торчащей плоти, и от вида налившейся кровью головки во рту у меня скапливается слюна. Реакция ровно та же, что и в моменты, когда девушки раздвигали передо мной ноги, предлагая моим губам или члену свой сладкий рай. Я никогда и не подозревал, что причиндалы другого парня тоже могут выглядеть привлекательными, и мне бы очень хотелось понять, что это значит.

Правда, сейчас времени обмозговывать это нет.

— Дай сюда, — говорю я хрипло, показывая подбородком на его эрекцию.

Его брови приподнимаются, штанга ловит солнечный блик.

— Типа хочешь вернуть любезность?

Когда я киваю, он пересаживается мне на плечи, потом хватает вторую подушку, засовывает ее мне под голову, и его член оказывается на одном уровне с моим ртом. Я сглатываю, затем кончиком языка похлопываю по головке.

— Я уже почти, — признается он.

— Да? — Я стреляю взглядом вверх. Но изо рта его не выпускаю, зубами легонько царапая его плоть.

С его губ срывается тихий стон.

Я со смешком отпускаю его.

— И это после всех твоих вчерашних заявлений о выдержке?

— Это было до того, как я двадцать минут разрабатывал твою задницу.

Я сладко содрогаюсь, вспоминая, как это было. Иисусе. У меня снова встает. Я словно не могу насытиться этим парнем.

— Тебя это завело, да? — тягуче шепчу я.

— О, еще как. — Он подталкивает головку вперед, и я открываю рот, позволяя ему проскользнуть внутрь.

Мои ладони накрывают его ягодицы. Сжимают их, и он, снова застонав, вталкивается чуть глубже. С занятыми руками его движения контролировать сложно, но Вес не дает придурка. Не вторгается глубоко и не принуждает меня к трюкам с глубокой глоткой. Он словно чувствует пределы моих возможностей, точно так же, как чувствует всю хренотень на льду — когда передать шайбу, а когда придержать ее, дождаться момента и пробить самому.

Он трахает мой рот быстрыми толчками, такими же частыми и неглубокими, как его дыхание. Я ощущаю на языке вкус его смазки, и ее дурманящий запах заставляет меня представить, как его семя заполняет мой рот, стекает по горлу. Никогда в жизни я и помыслить не мог, что стану размышлять о таких вещах. Или что буду мять задницу другого мужчины, подстегивая его к оргазму, пока мои губы стискивают его член.

— Кончаю, — предупреждает он.

На этот раз я остаюсь с ним до конца. Первая горячая струя ударяет по моему языку, вторая уходит в горло, отчего я чуть было не давлюсь. Я дышу через нос и глотаю, мое сердце грохочет в груди, пока мой лучший друг, выдыхая рывками, переживает оргазм.

И это не было… плохо. Странно, но его вкус мне понравился.

Я не могу удержаться от того, чтобы не лизнуть его еще раз, затем отпускаю, и Вес падает на кровать рядом со мной. Его голова ложится мне на плечо. Мы оба испускаем удовлетворенный вздох, потом смеемся, а потом между нами растягивается тишина. Но хорошая тишина, без неловкости. Мы оба расслаблены. Мое сознание плавает в мире посткоитальной дымки, где значение мыслей переоценено.

— Нам, наверное, пора спуститься в столовую, — произносит Вес. — Не хочу пропустить концерт.

Точно. После ужина проигравшие поют песню. Кое-кто — кхм, Вес — решил, что тренеры исполнят перед детьми старую добрую Бритни Спирс. Пат ворчал и отбрыкивался, говоря, что не знает ни одной ее песни, но Вес, естественно, выудил телефон и в момент разослал всем взрослым тренерам полный сборник текстов старушки Бритни. Он очень находчивый, мой лучший друг.

Правда, я слишком расслаблен, чтобы пошевелиться.

— Еще пять минут. — Я обхватываю Веса за плечи, не давая ему подняться.

Его щека трется о мою грудь.

— Ах ты, шлюшка. Любишь понежиться, а?

Да. Люблю. Просто не представлял, что когда-нибудь стану вот так нежиться с парнем.

— Я сегодня смотрел порно, — выпаливаю я.

Он хмыкает.

— Да уж догадался. Когда я вошел, у тебя был такой виноватый видок…

Я делаю паузу.

— Гейское порно.

Он приподнимает голову. Его серые глаза игриво поблескивают.

— О. Понятно. Ну и как, понравилось?

Новая пауза. А потом я выдыхаю:

— Ага.

Вес опять опускает голову мне на грудь, его ладонь успокаивающе поглаживает мой живот.

— Перепугался из-за этого, да?

— Ну… — Не так-то просто подобрать верное объяснение. — Скорее немного перепугался из-за того, что не перепугался. Если можно так выразиться.

Мы опять замолкаем. Он, наверное, обдумывает мои слова.

— Можно кое о чем спросить? — шепчу я.

— Вперед. — Его дыхание щекочет мой сосок, и он твердеет. Мгновенно.

— Ты когда-нибудь… — Не знаю, как и сказать. — Был снизу? Это вообще нормальное выражение?

Его плечи вздрагивают, словно он пытается не рассмеяться.

— Не хуже любого другого. «Давал в задницу» тоже сойдет.

— Ладно. И все-таки?

Он ерзает.

— Да. Один раз.

— Всего один? — Я в принципе не удивлен. У Веса на лбу написано — топ. — А тебе понравилось?

Он ненадолго задумывается.

— В начале и особенно в конце — точно нет, но в середине было очень даже неплохо.

Классический ответ Райана Весли. Я взрываюсь смехом, моя ладонь скользит по его голой руке, после чего я щипаю его за бицепс.

— Мм… А что случилось в начале и в конце?

— В начале было больно. — В его тоне появляется сожаление. — Но, наверное, по большей части из-за того, что нам было по восемнадцать, и мы как последние идиоты не догадались захватить с собой смазку.

По восемнадцать, значит. По какой-то причине я свирипею. Когда это произошло? До или после той ночи перед отъездом из лагеря? Если до, тогда еще ладно. Но если после… Уж не знаю, почему, но меня приводит в бешенство мысль о том, что Вес отдал свою невинность какому-то типу сразу после того, как выкинул из своей жизни меня.

— Со слюной много не сделаешь, — продолжает он, не подозревая о буре у меня в мыслях. — Так что ему пришлось постараться, чтобы… короче, вот.

Через силу я придаю своему тону небрежность.

— Но потом стало приятно?

Он опять делает паузу. Затем кивает, его подбородок стукается о мое плечо.

— Да. Потом стало приятно.

Мою спину обжигает горячей волной, и я с ошеломлением понимаю, что это ревность.

— А в конце? — не унимаюсь я, надеясь, что в груди перестанет быть тесно, если он скажет, что потом секс опять стал паршивым.

Вес вздыхает.

— Он был не из тех, с кем хочется снова встретиться. Его заводило, что этим он типа как унижал меня. Испоганил мне все первое впечатление.

Я поглаживаю его макушку. Я чувствую, ему нелегко говорить об этом, но я ценю то, что он был со мной откровенен. Для Веса это большая редкость — отложить свое плевать-я-на-все-хотел поведение и позволить себе побыть уязвимым.

— И потом все? Ты больше не разрешал кому-либо… э… втыкать туда флаг?

Он давится смешком.

— Неа. Я решил оставить втыкание флага себе.

Я тихо смеюсь, вновь начиная перебирать его волосы. Они такие шелковисто-мягкие, так контрастируют со щетиной, что царапает мне плечо.

— Но… — Вес откашливается. — Но тебе я бы разрешил это сделать.

Моя рука в его волосах замирает.

— Серьезно?

Он кивает.

— Тебе, Каннинг, я бы разрешил сделать с собой абсолютно все.

Когда его голос ломается, то внутри меня тоже происходит надлом. Я понятия не имею, что происходит, и кто мы теперь друг другу.

Друзья. Мы друзья. Вот только это название больше не кажется подходящим.

Друзья с бонусом в виде секса? Нет. Тоже не очень.

Должно быть, я молчу слишком долго, потому что внезапно тепло его тела покидает меня, и Вес садится.

— Идем, — говорит он угрюмо. — Нам правда уже пора.

Глава 22 Вес

Наутро вновь начинаются тренировки, и я выхожу на лед, готовый показать пацанам настоящего тренера. Моя стартовая неделя вышла неважной — я позволил их вспыльчивости и неспособности выполнять инструкции достать себя, однако на этой неделе я твердо настроен последовать примеру Джейми и развить в себе немного терпения.

Не поймите меня неправильно, я умею быть терпеливым — когда играю я сам. Но смотреть, как играют другие? Видеть, как они раз за разом повторяют одни и те же ошибки вместо того, чтобы исправить их согласно моим советам? Это сводит с ума.

Сегодня, правда, парни слушают меня повнимательнее. Я показываю своим нападающим основные варианты передач и меняю их местами достаточно часто, чтобы они прочувствовали технику своих товарищей и стиль их игры. В целом тренировка проходит нормально, но один парень — Дэвис — постоянно удерживает шайбу, на какой бы линии он не играл.

Я даю свисток, испытывая сильное искушение повырывать себе волосы с корнем. Дэвис опять проигнорировал мои инструкции, когда сделал слабый кистевой бросок на Килфитера вместо того, чтобы, как следовало, передать шайбу Шэню.

Я подзываю его, и он подкатывает ко мне — угрюмый и покрасневший.

Краем глаза я вижу, что за нами внимательно, будто оценивая мою тренерскую удаль, наблюдает Джейми. Пат тоже посматривает со скамьи, и я рад видеть, что он больше не дуется. Вчера вечером мы с Каннингом опоздали на живое шоу в столовке, но Джорджи, к счастью, все заснял на айфон. И можете мне поверить, я никогда не забуду, как Пат и четверо его тренеров, пританцовывая, исполняли самую фальшивую на свете версию «Oops, I Did It Again».

Пат, впрочем, тоже не скоро перестанет точить на меня зуб за выбор ставки.

Переключившись на Дэвиса, я складываю руки поверх своей университетской толстовки и спрашиваю:

— Что мы сейчас отрабатываем?

— Мм…

— Передачи, — отвечаю я сам.

Он кивает.

— Точно.

— А значит, ты должен передавать шайбу, парень.

— Но на прошлой тренировке вы толкнули целую речь на тему решительности. Вы сказали при любой возможности пробивать. — Он воинственно вздергивает подбородок. — Я и пробил.

Я изображаю шок.

— Погоди… так шайба пролетела-таки мимо Килфитера? Выходит, я проморгал гол.

Вид у него становится пристыженным.

— Ну да, я промазал, но…

— …Но хотел забить. Ясно. — Я выдаю сочувственную улыбку. — Слушай, парень, я отлично тебя понимаю. Увидеть, как над воротами загорается лампочка — это самое сладкое чувство на свете. Но скажи мне вот что. Сколько нападающих обычно находится на площадке?

— Три…

— Три, — подтверждаю я. — Верно. Ты на льду не один. У тебя есть товарищи по команде, и они катаются там не просто для красоты.

Он вымучивает улыбку.

— Шэнь был в позиции для удара. Если б ты передал шайбу ему, он отправил бы эту крошку прямиком в верхний левый. Но вместо голевой передачи ты не записал на свой счет ничего.

Дэвис медленно кивает, и внутри меня взрывается гордость. Еб… я-таки до него достучался. Глядя, как он впитывает мои слова — не чьи-нибудь, а мои, — я неожиданно понимаю, почему у Каннинга такой стояк на все это тренерство. Оно приносит… столько удовлетворения.

— Своим товарищам надо доверять, — говорю я Дэвису.

Но это почему-то стирает улыбку с его лица, и он, помрачнев, хмурит брови.

— Что? — спрашиваю я.

Дэвис бормочет что-то неразборчивое.

— Не слышу тебя, пацан.

Он поднимает взгляд.

— Сложновато им доверять, если они только и ждут, когда я облажаюсь.

— Это неправда. — Пусть вслух я и возражаю, но знаю, что в каком-то смысле он прав. Некоторые игроки играют лишь за себя, и внезапно мне становится ясно, почему Дэвис изо всех сил старается быть звездой — он считает, что к этому стремятся все остальные.

— Это правда. — Его взгляд сворачивает на ворота, где Джейми ведет беседу с Килфитером. — Особенно Марк. Он оху… охренеть как обожает смотреть, как я лажаю. А на следующий день перечисляет все, что я сделал не так, — и за завтраком, и за ужином, и даже когда я пытаюсь заснуть. Ему лишь бы повыносить мне мозг.

Я подавляю вздох.

— Вы ведь соседи, верно?

— К сожалению, — бубнит он.

— Вы после тренировок общаетесь? Разговариваете хоть о чем-то, кроме хоккея?

— Не особо. — Он пожимает плечом. — В смысле, иногда он болтает про своего папашу. Они по ходу не ладят. Но это все.

— Хочешь совет?

С серьезным лицом он кивает.

— Попытайся познакомиться с ним поближе. Завоевать немного доверия вне площадки. — Я показываю подбородком на Джейми. — Когда я впервые играл против Джейми… то есть, против тренера Каннинга, то вел себя как настоящий гад. Был такой весь из себя нахальный. Всякий раз, готовясь пробить, я насмехался над ним и отплясывал победный танец, если он пропускал. Клянусь, к концу тренировки он был готов меня придушить. Даже сказал тренеру Пату, что всей душой меня ненавидит, и предложил отправить меня обратно на планету придурков, или откуда я там приехал.

Дэвис хмыкает.

— Но теперь-то вы настоящие братаны.

— Угу. Мы, кстати, тоже были соседями. Когда после той первой тренировки мы пришли в нашу комнату, он где-то час просто сидел и сверлил меня взглядом.

— А что сделали вы? — с любопытством интересуется Дэвис.

— Предложил сыграть в «я-никогда». Уговорить его вышло не сразу — он все еще довольно сильно на меня злился, — но в итоге я его уломал.

Вспоминая, я улыбаюсь. Мы передавали по кругу банки ред-булла, которые я стащил у одного из тренеров, и узнавали друг друга, рассказывая всякие безумные вещи. Я никогда не ссал в штаны на играх «Брюинз». Я никогда не показывал задницу автобусу с монашками во время поездки с классом на фабрику по производству жвачки. То были, конечно, мои ответы.

Ответы Джейми были серьезнее. Я не единственный ребенок в семье. Я не хочу, когда вырасту, играть за профессионалов. Да, он так и не усвоил, что надо начинать с «я никогда», но я не поправлял его. Тринадцатилетнему мне, накаченному сахаром и кофеином, было и так очень весело. Мы проболтали до четырех утра и на следующее утро едва смогли разлепить глаза.

— После этого мы с ним стали не разлей вода, — говорю я, усмехаясь.

Дэвис жует губу.

— Но тренер Каннинг классный. А Марк… он козел.

Я проглатываю смешок.

— Кто знает, может в итоге он окажется самым суперским парнем в мире.

— Ну не знаю…

Я беззлобно шлепаю его по плечу.

— Просто дай ему шанс. Или не давай. Делай с моим советом, что хочешь. — Затем я переключаюсь в режим тренера Весли и даю такой громкий свисток, что он аж подскакивает. — А теперь марш назад и больше не жадничай, парень. Зажмешь шайбу еще раз — посажу на скамью до конца тренировки.

…Неделя пролетает молниеносно.

Когда мы с Джейми были тинэйджерами, время тянулось медленно. Три месяца лета казались вечностью. А сейчас я и не заметил, как пролетели две недели из моего шестинедельного пребывания в лагере.

В пятницу вечером, после ужина, мы с Джейми выполняем наши обязанности дежурных по этажу. Что значит в десять часов пересчитать головы и проорать «выключаем свет». Потом проорать это еще раз, если до пацанов не дошло.

К одиннадцати наступает полная тишина. Джейми лежит на кровати, переписывается с кем-то по телефону. И мне это не нравится. Прямо совсем. Так что я забираюсь на него, усаживаюсь верхом на его задницу, а грудью прижимаюсь к плечам.

— Привет.

— Привет, — отзывается он, не отрывая глаз от экрана.

Уткнувшись в его волосы носом, я делаю вдох. Он пахнет летом, и я никак не могу надышаться им.

— Чувак, ты что, нюхаешь мою голову?

— Просто проверяю, заметишь ли ты.

— Угум… — говорит он, продолжая печатать.

Я устраиваюсь на нем поудобней, и мой член просыпается. Еще бы, ведь он так близко к заднице Джейми. Смешно. Он считает, что нюхать его волосы — странно, однако с тем, что я готов всухую отыметь его поясницу, у него проблем нет.

Ну и времена настали.

Мы занимаемся этим всю неделю по вечерам, точно кролики в течку. Ущипните меня. У нас тут словно минетная эстафетная гонка. И мы отточили передачу палочек до совершенства.

Но больше всего мне нравится обниматься с ним после оргазмов. Целовать Джейми Каннинга — это нечто. Взрыв мозга. Но сколько бы я ни целовал его, мне все мало, потому что в глубине души я знаю: это не навсегда. Через четыре недели мое лето закончится, а интерес Джейми ко мне может угаснуть еще раньше. И потому я согласен принять абсолютно все, что он готов предложить.

Я никогда в жизни не был так счастлив. Это правда на все сто процентов. Но произнести это вслух я, естественно, не могу.

Беда в том, что с каждым днем имитировать свой прославленный похуизм все сложнее. И нет, я не стану заглядывать ему за плечо и читать его смски. Ведь поступить так было бы гнусно, верно?

Я заглядываю ему за плечо. На экране написано — Холли.

В следующую секунду меня накрывает цунами ревности.

— Не хочешь сходить в кино? — Вот только мне ни в какое кино не хочется, да и на последний сеанс мы, наверное, уже опоздали. — Что там в кинотеатре на этой неделе? — спрашиваю. Как будто бы мне не пофиг. Я бы предпочел раздеться и поваляться с ним нагишом.

— Какая-то мелодрама и мультики, — отвечает он. — Я проверял.

— Облом. Тогда по минету?

Он издает смешок. Но от проклятого телефона не отлипает. Я, однако, молчу.

Нда.

— Что делаешь?

— Болтаю с Холли.

Я ничего не могу с собой сделать — меня напрягает даже сам звук ее имени на его губах. В тот первый и единственный раз, когда я видел эту девчонку, у нее были взъерошенные от секса волосы, а на лице — мечтательная улыбка. Меня беспокоит тот факт, что за оба момента был ответственнен Джейми.

— И как она там? — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал небрежно.

И лажаю, потому что он оборачивается и закатывает глаза.

— Ты так спрашиваешь, не вирт ли у нас?

Я пожимаю плечами.

Джейми снова начинает печатать.

— Не вирт. Мы этим, кстати, больше не занимаемся. И сегодня она сидит со своими маленькими кузенами на Кейп-Коде. Они по десятому разу смотрят один и тот же мультфильм, так что она уже готова уйти из дома и присоединиться к бродячему цирку. — Оглянувшись на меня, он улыбается. — Я предлагаю ей стать шпагоглотательницей, а она говорит, что воздушной гимнасткой быть круче. — Он замолкает. В его карих глазах появляется веселое удивление, и я жду, что он вот-вот выскажется насчет моего идиотского поведения.

Но он этого не делает. Чертов Джейми со своим легким характером. Бывают дни, когда я готов отдать конечность за то, чтобы хоть немного стать на него похожим. Но не ногу. Ноги мне нужны, чтоб кататься. И не руку… Господи, в моей голове сегодня чересчур много мыслей.

Мне вообще нужен минет или как?

Читая новое сообщение, Джейми посмеивается, и у меня возникает желание разбить его телефон о стену. Единственное, что меня останавливает — то, что от Кейп-Кода до нас пять часов. А может, все шесть.

И тогда я начинаю целовать его шею. Такое Холли уж точно не сможет сделать.

Вскоре мои действия начинают оказывать нужный эффект, и Джейми, отложив телефон, опускает голову на подушку.

— Так приятно…

— Да? — Я толкаюсь в него бедрами и чувствую, как он делает ответный толчок.

Я просовываю ладонь ему под футболку, поглаживаю его. Потом задираю футболку вверх и начинаю целовать его спину, и он тает под моей лаской, лениво ерзая на кровати.

— Хочу тебя, — шепчу я. В последнее время эти два слова стали моим девизом.

— Так возьми, — отвечает он.

Мое сердце делает остановку, а член твердеет приблизительно до состояния железного лома. Он вообще отдает себе отчет, как прозвучали его слова? С того раза мы больше не разговаривали о настоящем сексе. Я дико хочу его, но только если он сам не против.

Есть всего один способ узнать это.

Я слезаю с него и стягиваю вниз его шорты. И плавки. У него идеальная задница — крепкая, круглая, с линией загара поперек поясницы. Я целую эту линию, потому что иначе я не могу.

— М-м-м… — с закрытыми глазами соглашается он. Я смотрю, как он вжимается пахом в кровать. У Джейми, как и у меня, есть только два скоростных режима: секс и сон.

Я снимаю с себя футболку и шорты. Хочу, чтобы с его телом соприкасалось как можно больше моей обнаженной кожи.

А потом… Потом звонит его сотовый.

Богом клянусь, если это Холли…

Поскольку я лежу на нем, то проглатываю раздражение и спрашиваю, хочет ли он, чтоб я подал ему трубку.

— Просто проверь, кто там, — говорит он лениво. — Наверняка ерунда.

Но в такой час Джейми обычно никто не звонит, поэтому я смотрю на экран. Это не Холли. Там другое имя — Килфитер.

— Это… пацан из лагеря.

Джейми быстро поднимает голову.

— Правда?

Я передаю телефон ему, и он отвечает.

— Да? — Сразу хмурится. — Вы где? Где? — Пауза. — Скоро буду. — Он отключается.

— Что с твоим вратарем?

Он сводит брови на переносице, и я невольно отмечаю, что даже с мрачной физиономией он чистый секс.

— Это был Шэнь. Звонил по телефону Килфитера. Судя по всему, мой вратарь напился с парой твоих нападающих. Они недалеко, но Килфитер не хочет идти домой, и они не знают, что делать.

Я тянусь за своей футболкой.

— Идем. Где они?

— За школой.

— Как оригинально. Я вот накачивал тебя спиртным на крыше гостиницы «Хэмптон-инн».

Поправляя одежду, Джейми смеется.

— Не всем же быть такими, как Райан Весли. Иначе городу пришлось бы нанять вдвое больше полиции.

Мы крадемся по общежитию, точно пара воров в ночи. Я знаю, если придется, Джейми вызовет подкрепление. Но иногда лучше уладить дела без шума.

Выбравшись на улицу, мы двигаем к школе. Она обнесена оградой, но Джейми указывает на узкую брешь. Когда я протискиваюсь сквозь нее, он кладет мне на спину свою теплую руку, и меня пронзает легкая дрожь.

Я влюблен в него по уши. Надеюсь, ему это не сильно заметно.

Наши подопечные сидят на задницах у стены, под наклейкой «Блю Бомберс»[25], что очень к месту, потому что пацаны убомбились в ноль. В особенности Килфитер.

Джейми присаживается рядом с ними на корточки.

— Что у вас за проблема?

— Мы типа как напились, — говорит Дэвис. — Иии… Килфитер не хочет идти домой. Но мы не можем его здесь бросить.

— Понятно. — Каким-то чудом Джейми удается сохранять на лице невозмутимость. — Почему ты не хочешь идти домой? — обращается он к вратарю.

— Просто… тошнит от всего, — невнятно отвечает Килфитер, его затылок стукается о кирпичную стену. — А завтра все опять начнется по новой.

— Понятно, — повторяет Джейми. — Сколько вы выпили?

Шэнь морщится.

— Упаковку.

Стоп. Что?

— Каждый? — спрашиваю я резко.

— Нет. — Килфитер вытягивает на свет упаковку пива. Все шесть бутылок, ясное дело, пусты.

— Что еще? — требую я ответа.

Пристыженно пряча взгляд, Дэвис достает из тени пустую литровую бутылку какого-то местного пива. Джейми забирает ее и читает, что написано на этикетке.

— Так. Еще что-то было?

Вся троица трясет головами.

— Где вы это достали? — спрашивает Джейми.

— Заплатили там одному.

Джейми поднимает на меня подбородок, и я вижу, что он с трудом удерживается от смеха. Именно так и мы в их возрасте доставали пиво.

— Отойдем, — говорит он, вставая, и жестом зовет меня за собой.

Вместе с ним я заворачиваю за угол. Мы всего в нескольких ярдах от пацанов, так что он приближает губы к самому моему уху.

— Серьезно? Они так надрались меньше чем с трех бутылок на брата?

Поворачиваясь, чтобы шепнуть ответ, я задеваю грудью его плечо. Позволяю губам мазнуть его по щеке, потом говорю:

— У них ноль толерантности к алкоголю и скоростной метаболизм. Мы сами такими были, забыл?

Джейми хмыкает, его дыхание щекочет мне ухо.

— Значит, больница отпадает.

— Отпадает, — соглашаюсь я быстро. — От двух с половиной бутылок пива люди не умирают. Давай проветрим их, пусть протрезвеют, а потом уложим их спать.

— Похоже на план. — Джейми заходит обратно за угол. — Так, дамы. Встаем. Предлагаем вам сделку. Вы прогуляетесь с нами немного, а мы отведем вас домой и не станем сообщать, кому надо.

— В смысле, полиции? — мямлит Шэнь.

— Не, он о Пате, — поясняю я.

Шэнь с трудом поднимается на ноги.

— Хорошо. Идемте. — Дэвис тоже встает.

На земле остается один Килфитер.

Джейми наклоняется, протягивает ему руку.

— Идем. Завтра утром у тебя тренировка.

— Буду играть фигово, — бормочет Килфитер.

— Да. У тебя будет небольшое похмелье, — соглашается Джейми. — Но от этого еще никто не умирал.

Клифитер упрямо мотает головой.

— Я всегда играю фигово. Для своего отца. Что бы ни делал.

Ах. На эту тему я могу произнести речь и сам.

— Парень. Не играй в хоккей ради отца. Играй ради себя. — Я тоже протягиваю ему ладонь. И на этот раз он принимает помощь. Когда я поднимаю его на ноги, он на секунду приваливается к стене, но потом у него получается удержаться в вертикальном положении без поддержки. — Серьезно. Пошли они все к чертям. Это твоя жизнь.

Килфитер пошатывается в классической пьяной позе.

— Пусть он успокоится и не лезет.

— Но некоторые не успокаиваются никогда, — говорю ему я. Правда ранит, но чем раньше он ее примет, тем лучше. — Ты должен жить своей жизнью. Иначе он победит. Что будет обидно, верно?

Юный вратарь кивает всем телом — как лошадь. Однако меня он слушает.

— Ладно, тогда идем.

— Куда вы нас поведете? — спрашивает Дэвис.

— На мини-урок истории, — отвечает Джейми. — Так вышло, что вы упились в пятидесяти ярдах от одного легендарного места. — Он переводит детей через Cummings Road, и мне удается удержаться от шутки. Они плетутся за ним, пока мы не оказываемся около пыльной парковки на задворках Олимпийского стадиона. — Итак. Что знаменитого в этом месте?

— Ну… — начинает Шэнь. — Вон та арена. Где в 1980-м сборная США победила Россию. И выиграла золото.

— О. — Джейми поднимает вверх указательный палец. — Сборная США, составленная из двадцати студентов, победила впечатляющую команду России со счетом 4:3, а золото они завоевали через два дня, в игре против Швеции. Но мы здесь не поэтому.

— Нет?

Джейми качает головой.

— Видите вон тот холм? — Он показывает себе за плечо, и мы все задираем головы.

— Я вижу просто парковку, — бубнит Килфитер.

Джейми небольно щелкает его по лбу.

— Это не просто парковка и не просто какой-то холм. Тренером той сборной США был Херб Брукс. Именно потому арена и носит сейчас его имя. Он выводил своих ребят в полной снаряге и гонял их вверх-вниз по тому холму.

— Вот весело-то, наверное, было, — вздыхает Дэвис.

— Это мы сейчас и узнаем. — Джейми потирает руки. — На счет три бежим вверх. Все вместе. Ты тоже, Весли.

— Я не могу, — жалобно стонет Шэнь. — Слишком пьяный.

— Не-а. — Я сжимаю его плечо. — Раньше надо было думать. Поехали. — Я хлопаю в ладоши.

— Один, два, три! — Джейми срывается с места и по гравийной дорожке быстро добегает до травы у подножья холма.

Я держусь позади, слежу за тем, чтобы парни не отставали. И они бегут. Вяло, но это и хорошо, потому что травмы нам не нужны. Сегодня, правда, светит луна. Плюс на вершине холма установлены фонари.

В считанные минуты у нас сбивается дыхание. Подъем на этот сучий холм не из легких, и можно только радоваться, что на нас нет снаряги. Всю дорогу парни ворчат, но в конце концов мы оказываемся наверху, на парковке, и, задыхаясь, мечтая о глотке воды, упираемся руками в колени.

— Мне что-то нехорошо, — мямлит Шэнь.

— Если тошнит, то давай в кусты, — говорю я быстро. Парковка принадлежит гольф-клубу. Нам и так нельзя было заходить сюда.

Он срывается с места и едва успевает добежать до кустов самшита, прежде чем его выворачивает наизнанку.

— Вниз поведем их медленно, — потирая подбородок, говорит Джейми. — И по пути купим воды.

— И адвил. Хотя у меня есть в нашей комнате.

— Кто бы сомневался.

Я прячу улыбку. Еще одна дурацкая, нелепая ночь в Лейк-Плэсиде вместе с Джейми. Надеюсь, следующие четыре недели будут течь медленнее.

На обратном пути я немного перетираю с Дэвисом.

— Так… Ну и зачем вы решили напиться? Вас же могли выгнать из лагеря.

Он вздергивает подбородок.

— Вы сами мне так сказали.

— Что я тебе сказал?

— Общаться с ними не только на тренировках. Я так и сделал.

Мне приходится ненадолго задуматься.

— Так. Как твой тренер я обязан попросить тебя перестать нарушать правила. Однако зачем ты это сделал, я понимаю. И мне нравится то, что вы позвонили тренеру Каннингу, когда Килфитер не захотел уходить домой.

— Не мог же я его просто там бросить.

За это он удостаивается дружеского шлепка по спине.

— Ты молодчина. Не ввязывайся в неприятности, и тогда ваши выходки останутся между нами, ладно?

— Ладно.

Сквозь летнюю свежесть ночи мы идем в общежитие, пока высоко в небо над озером выплывает луна. Мне не терпится поскорей вернуться домой.

Глава 23 Вес

Сорок минут спустя я держу член Джейми во рту и ласкаю его простату, как чемпион, а он, извиваясь, умоляет меня:

— Дай мне больше. Дай мне его. Ты же тоже этого хочешь.

С влажным чпоком я отпускаю его и практически проглатываю язык. То, как небрежно он попросил меня отыметь его, сносит мне башню.

— Не знаю… — заикаюсь я.

Он приоткрывает один затуманенный страстью глаз.

— Господи, иногда у меня такое ощущение, будто ты засовываешь туда целую руку. Неужели с членом сильно иначе?

Представь себе, да.

Не поймите меня неправильно — я хочу очутиться внутри его крепкой задницы больше, чем сделать следующий вдох. Но еще я испытываю непривычное для себя ощущение — страх. Я не привык задумываться о последствиях своих действий. И если я все же решусь взять его по-настоящему, то для меня это будет не просто секс, а нечто действительно значимое. Что до Джейми… Для него это вполне может оказаться еще одним мини-экспериментом, который он заберет с собой, чтобы угомониться с какой-нибудь девушкой.

Он наблюдает за мной, ждет моего решения. И пока ждет, медленно поглаживает себя, неотрывно глядя в мои глаза.

О, черт. Я все-таки сделаю этот шаг.

Я возьму единственного мужчину, которого я любил.

Нашаривая смазку, я почти не дышу. Потом, поняв, что еще нам нужна защита, скатываюсь с кровати и оглядываюсь в поисках сумки, где у меня припрятана целая коробка презервативов — сам не знаю, зачем я ее привез. Я устроился на работу в лагерь с одной-единственной целью — провести время с Джейми, а не ради каких-то там эротических приключений с местными геями.

Я и не предполагал, что мне доведется ее открыть. Да еще с Джейми… для Джейми.

— Ты точно уверен? — спрашиваю я сипло.

Он кивает. Карие глаза горят голодным огнем. Сияют доверием. Я запоминаю их выражение, запоминаю то, как он лежит передо мной, целиком в моей власти, такой большой, сильный, излучающий мужскую мощь.

Я не спешу, подготавливая его, не жалею смазки. Блядь, я не хочу, чтоб ему было больно, и совершенно точно не хочу напрочь отбить у него интерес. Невольно вспоминаю свой первый раз и то, кем ощутил себя после — дешевкой, использованной парнем, которому было насрать, получил я удовольствие или нет.

Я хочу, чтобы Джейми в первый раз было только приятно.

— Одного пальца на этот раз будет мало. — Мой голос настолько хриплый, что царапает горло. — Тебе надо привыкнуть к большему, перед тем… как я…

— Ты ведь остановишься, если мне не понравится? — шепчет он таким же осипшим голосом.

У меня сжимается сердце.

— Конечно. — Склонившись над ним, я подкрепляю свое обещание поцелуем, а после подмигиваю ему. — Просто скажи «мошонка» — и я сразу остановлюсь.

Сквозь него проносится судорожная волна смеха.

— О черт. Я и забыл об этом.

Я тоже смеюсь, вспоминая то нелепое кодовое слово, которое мы придумали в четырнадцать лет. Уж не помню, кто его предложил… хотя, кого я обманываю? Конечно же я. В общем, у нас была бойцовская фаза. Решив, что ММА — это крутейшая тема, мы постоянно зависали в спортзале и отрабатывали свои так называемые «приемы». Вот только в половине случаев мы не замечали сигналов друг друга остановиться — и потому в итоге взяли себе стоп-слово.

Никогда не забуду, как однажды в спортзал зашел Пат и увидел нас — меня, лежащего на животе, и Джейми, упирающегося коленкой мне в шею, пока я орал, как заводной: «Мошонка, мошонка!»

— Готов кончить, как никогда в жизни? — торжественно спрашиваю я, поднимая одно его колено вверх.

Он улыбается.

— Чувак, уверен, что хочешь взвалить на себя это бремя?

— Никакого бремени. Только факты. Доказанные наукой.

Теперь он посмеивается, но лишь до тех пор, пока кончик моего пальца не начинает обводить его вход. Его ягодицы моментально сжимаются. Но не от страха. От предвкушения. Я вижу, как оно жарким, голодным блеском вспыхивает у него в глазах, после чего он поднимает и второе колено — полностью выставляя себя напоказ передо мной.

Иисусе. Нет, мне этого точно не пережить.

Несколько томительных мгновений перед тем, как проникнуть внутрь него одним пальцем, я дразню, поглаживаю его. Вторая моя рука придерживает его эрекцию. Я не хочу, чтоб он кончил, пока я не войду в него до упора, и потому не беру его в рот и не надрачиваю так сильно, как ему хочется. Медленные, невесомые прикосновения — вот и все, что он получает, пока мой палец разрабатывает его тесный вход.

Когда к вечеринке присоединяется и второй палец, его брови сходятся вместе. На лбу проступают капельки пота. На моем тоже. Ничего горячее я в жизни не делал. Разминая его, я отдаюсь этому занятию целиком, пока ласкаю его, щекочу, кручу пальцами, подготавливая для себя.

На трех пальцах он стонет так громко, что разбудил бы и мертвеца, и я, отпустив его эрекцию, прижимаю ладонь к его рту.

— Шшш, бэби. Тише.

— Вес… — Он уже извивается, толкается к моим исследующим его пальцам. Каждый раз, когда я задеваю его простату, у него вырывается вздох. — Мне нужно больше.

Он прекрасен. Черт, он прекрасен до невозможности. А у меня до боли стоит. Мой пульс подскакивает как при выходе один на один, когда я зубами надрываю пакетик с презервативом. Я одеваюсь одной рукой, затем, чтобы латекс стал более скользким, наношу на него смазку. Мои пальцы продолжают мучить задницу Джейми.

— Ты готов? — хриплю я.

Его губы раздвигаются на дрожащем вздохе. Он кивает.

Взявшись за основание члена, я занимаю позицию меж его мощных бедер. Мое дыхание тоже сбилась, а рука, черт бы ее побрал, дрожит вокруг члена так, словно я никогда не делал этого раньше. Но у меня это и правда впервые. Секс с человеком, которого я люблю.

Головка моего члена упирается в его вход. Он напрягается снова, сжимается, не пуская меня.

Нащупав его эрекцию, я зажимаю ее в кулаке и прохожусь им по всей длине.

— Дыши, — шепчу я. — Расслабься. Ради меня.

У него дергается кадык. Затем он испускает еще один вздох.

Я вновь толкаюсь вперед, и на сей раз мне удается проникнуть внутрь. Всего лишь на кончик, но боже, давление там просто невероятное — жаркое и тугое.

— Облядьоблядьоблядь. — Похоже, это все, что он способен произнести, пока мой член внедряется глубже. Скулы Джейми пылают, взгляд затуманен.

Это будет чудом, если мне удастся продержаться дольше пяти толчков. Но опять же, мы ведь в Лейк-Плэсиде — городе, где случаются самые невероятные чудеса.

Его плоть пульсирует в моем кулаке, но я его не ласкаю. Рано. Пусть он начнет умолять меня.

— Джейми… все хорошо?

Вместо ответа он стонет.

Я вошел в него уже до конца, и мой член попадает в рай. Я весь попадаю в рай. Подавшись вперед, я накрываю собой его торс, мои локти упираются в матрас у его висков, когда я наклоняюсь поцеловать его. А после я начинаю двигаться.

— О… боже… — шепчет он в мои губы, и я проглатываю эти слова, сплетаясь с ним языком в очередном поцелуе.

Я трахаю его медленно, давая привыкнуть к новому ощущению, но Джейми Каннинг оказывается мастером скоростной адаптации. Это он обхватывает меня руками, это он ногами берет в кольцо мои бедра. Это он начинает покачиваться навстречу моим толчкам, и это он требует: «Вес, быстрее», пока я отчаянно пытаюсь замедлить темп.

— Боюсь сделать больно, — бормочу я.

— Хочу кончить, — тоже бормочет он.

Я улыбаюсь, когда он, просунув ладонь в тесноту меж наших тел, тянется к своему члену. Он весь горит. Лицо и грудь заливает краска желания. Когда он толкается ко мне и разочарованно стонет, я, наконец, сжаливаюсь над своим мужчиной и, снова сев на колени, поддергиваю его к себе.

Новый угол заставляет его чертыхнуться. Пальцы все стараются нащупать эрекцию, но я нежно убираю их прочь.

— Бэби, это моя работа. Кончить заставлю тебя я сам.

Я выхожу из него, пока внутри не остается только одна головка. Наши взгляды смыкаются. Его дыхание становится чаще.

А потом медленно вталкиваю его член в свой кулак и одновременно вбиваюсь обратно.

Надо отдать Джейми должное — на этот раз у него выходит сдержаться. Он закусывает губу, чтобы не застонать, прекрасное лицо искажает мучительная гримаса. Он уже близко. Я вижу это в его в глазах, чувствую в том, с какой настойчивостью он трется задницей о мой пах.

Я весь покрыт потом. Неумолимо приближается и моя собственная разрядка, и я отчаянно хочу оттянуть ее, но это как передать шайбу Гретцки[26] и попросить его не пробивать. Оргазм не остановить. Он опаляет мне яйца, проносится рябью по моему стволу, и я кончаю, ни на миг не прекращая надрачивать его член.

Мой мир сводится к мужчине, лежащему подо мной. Содрогаясь в оргазме, я чуть было не срываюсь на крик «Я люблю тебя!» — сценка прямиком из девчачьего фильма, — но заставляю себя побороть искушение и сосредоточиться на том, чтобы доставить Джейми туда, куда ему нужно. Несмотря на крышесносную кульминацию, мой член остается твердым как камень. И я продолжаю трахать его, продолжаю толкаться вперед, пока мой кулак работает, лаская его эрекцию.

— О… дааааа…

Чистейшее блаженство проносится сквозь меня, когда кончики моих пальцев омывает его разрядка, и он на сдавленном вскрике кончает. Потом еще и еще. И еще немного.

Что ж, тут любому понятно — ему явно понравилось.

Когда он наконец замирает, я без сил падаю ему на липкую грудь и рычу ему на ухо:

— Это было самое жаркое зрелище за всю мою жизнь.

Он цепляется за меня, большие ладони вдавливаются в мою мокрую спину.

Очень долго мы просто лежим. Я плыву, утопая в счастье. Моя интимная жизнь всегда была бурной, однако моментов, хоть отдаленно похожих на этот, в ней было немного. Мне хочется запечатать его в бутылку, чтобы всюду носить с собой.

Наконец Джейми заговаривает.

— Как думаешь, им еще плохо?

— Что? — В моей вселенной существует сейчас всего два человека, поэтому я понятия не имею, о чем он.

— Просто надеюсь, что по пути домой из них вышел весь алкоголь.

Он говорит о пьяных тинэйджерах, которых мы сегодня целый гребаный час волокли домой, то и дело останавливаясь, чтобы они проблевались.

— Они в норме, — шепчу я. Целую его взмокшую шею, и на вкус он — как рай.

— Может, нам принять душ? — говорит он.

Что ж, я не смогу удерживать это мгновение вечно. Оно не растянется, не останется со мной, как бы сильно я того ни хотел.

— Да. Давай. Пойдешь первым?

— Иди сперва ты.

Я увожу свое липкое тело в ванную на шестидесятисекундный душ. Возвращаюсь и, когда Джейми тоже уходит ополоснуться, смотрю на свою кровать, проклиная ее размер. Наши кровати встроены в стены, так что сдвигать их вместе у меня получалось только в воображении.

Иногда мы засыпали в одной кровати, но нам было реально тесно. Впрочем, у меня есть кое-какая идея. На самом деле я и раньше ее мусолил, но трусил заводить о ней речь. Ладно, пошло оно к черту. Лето уже наполовину прошло.

Матрас, когда я дергаю его за угол, выскальзывает из деревянной рамы, и я роняю его на пол, где остается места ровно на столько, чтобы то же самое сделал Джейми.

Я стою, уставившись на матрас, и ощущаю себя как никогда уязвимым. Мы с Джейми делаем друг с другом разные вещи, однако не обсуждаем их. Я не прошу его ни о чем, кроме оргазмов.

Так оно и должно быть. Через месяц я уеду в Торонто. Я поклялся себе не высовываться и показать этим мудакам лучший хоккей, какой они только видели. Мой первый год в профессионалах должен быть безупречным — никаких сумасшедших выходок, никаких скандалов.

Это шок, но мы с отцом впервые за всю историю нашего жалкого подобия отношений в чем-то совпали: в настоящий момент мне не стоит афишировать свою ориентацию.

Именно по этой причине меня ужасает то, какой сильной становится моя привязанность к Каниннгу.

Сказал парень, который уже давно влюблен в него до безумия…

Я люблю его. И всегда любил. Я люблю в Джейми все. Его спокойную силу, его ироничный юмор, его расслабленное отношение к жизни, так контрастирующее с собранностью на льду. Его греховно-сексуальное тело…

Я, правда, сделал все, чтобы скрыть от него свои чувства. Он думает, мы просто дурачимся. Что Вес всего и делает, что неплохо проводит время. Но сегодня я изменил игру. И если дать ему знать, как сильно мне хочется, чтобы он спал со мной рядом, то все изменится и для него…

Вот почему я стою тут в трусах и спорю с самим собой о том, стоило ли укладывать свой матрас на пол.

Когда позади меня открывается дверь, я еще в полном раздрае.

Джейми вытирает волосы полотенцем. Опускает взгляд на матрас.

— О. Мне это не приходило в голову, — произносит он.

Полотенце падает на стул у стола, а потом он сдергивает вниз и свой матрас тоже.

С пылающим лицом я ухожу выключить свет. Теперь, когда весь пол занят матрасами, передвигаться по комнате стало сложно.

Джейми устраивается на своей стороне. Я тоже ложусь. Обнимаю его за талию и поглаживаю голый живот.

— Ты в порядке? — шепчу. Словно устроил нам это ложе только, чтобы ему стало удобней.

Если бы.

— У меня там завтра будет болеть, да? — спрашивает он.

Я колеблюсь.

— Может, немного. Прости.

Поймав мою руку, он целует мою ладонь.

— Оно того стоило.

Лежа в темноте, я теперь усмехаюсь. Обнимаю его так крепко, как только смею. Даже если завтра еще до завтрака моя жизнь полетит в тартарары, у меня навсегда останется эта ночь.

Глава 24 Джейми

У пацанов нет ничего и близко похожего на отходняк. Я и забыл, как быстро подростковый организм приходит обратно в норму. Все утро они провели в качалке, но ни один даже не позеленел.

Сейчас у парней тренировочная игра на катке, и Килфитер по-серьезному надирает им задницы. Каждый раз, когда он делает сэйв, я чувствую, будто сделал что-то хорошее. Однажды этот парень станет звездой. С таким талантом ему светит стипендия в любом университете, и я надеюсь, что его отец, на которого Килфитер жаловался вчера, это оценит.

Наконец юные нападающие Веса собираются и наносят несколько неплохих ударов. Игру судит Вес. Спиной вперед рисует на льду круги, но даже эти его ленивые движения полны мощи и грации. В этом помещении сейчас столько талантов, что просто не верится. Вот почему я каждый год совершаю путешествие длиной в две с половиной тысячи миль и приезжаю сюда. Ради этого.

Начинается новая атака на сетку. Шэнь делает пас на Дэвиса, и тот, не колеблясь, пуляет шайбу в ворота, а Килфитер не успевает остановить его.

Со стороны забившей команды доносится победоносный вопль.

— Выкуси, Килфитер! — орет Дэвис. — Дырявое решето — вот ты кто, лузер!

Ну все, блядь. Приехали. Я смотрю, как Килфитер откидывает маску, затем берет лежащую на воротах бутылку воды и вливает глоток себе в рот. Сейчас он выплюнет ее в лицо Дэвису. Мой парень красный как рак, а значит пора готовиться к катастрофе.

Килфитер швыряет бутылку в сетку. Потом его взгляд скрещивается с моим.

Пожалуйста, только не взрывайся, как мина, заклинаю я его мысленно.

Мой вратарь даже чуть-чуть улыбается мне перед тем, как заговорить.

— Ну да. Ты меня сделал, Дэвис. Всего-то и понадобилось пара дюжин попыток. — Он рывком опускает маску и подбирает со льда свою клюшку.

Вес широко усмехается, подкатывая к нам за шайбой.

— Ты сегодня просто молоток, парень, — говорит он Килфитеру, и тот со сдержанно-горделивой ухмылкой передает ему шайбу.

Я настолько поглощен этой маленькой драмой, что не замечаю, как головы синхронно поворачиваются в сторону скамьи штрафников.

— Джейми! Я здесь!

Я оборачиваюсь и вижу перед собой размахивающую обеими руками Холли.

— Холли, — брякаю я как дурак. — Что ты здесь делаешь?

Закатывая глаза, она кладет руки на свои едва прикрытые шортами бедра.

— Ну и приветствие, Каннинг. Ты вообще-то способен на большее.

— Охренеть, — выпаливает Килфитер. — Ничего себе буфера у девушки тренера Каннинга.

— Заткнись, — шикаю я, стреляя в его сторону гневным взглядом.

Больше дюжины малолеток во все глаза смотрят на Холли с ее микроскопическими джинсовыми шортиками и откровенным топом. Моя шея внезапно начинает гореть. А потом я перевожу взгляд на Веса.

Он подкатывает к нам, на губах — еле заметная кривая улыбка.

— У тебя гости, Каннинг?

— Эм. — Я утратил дар речи, поскольку занят тем, что перебираю все возможные неловкие разговоры, которые надвигаются на меня. — Холли, это мой друг Вес.

— Я помню тебя. По отелю. — Она подмигивает ему.

Улыбка на губах Веса держится, как приклеенная, но разглядеть за нею неприязненную усмешку способен лишь тот, кто знает его не хуже меня. Упс.

— Похоже, тренер, тебе стоит уйти пораньше. Отведи свою девушку выпить. Вы столько не виделись.

— Это было бы здорово, — говорит Холли. — Я сначала зашла в общежитие, и тренер Пат разрешил мне попробовать его выкрасть.

— Что ж, — говорю я медленно. — Ладно. Идем тогда.

— Развлекайтесь, ребята, — отчетливо произносит Вес. Потом поворачивается ко мне спиной и дает свисток. — Так, леди, закончили прохлаждаться! Поехали!

Вот так и выходит, что я снимаю коньки и на час раньше ухожу с катка вместе с Холли.

— Ты так хорошо выглядишь! — Остановившись на ступеньках крыльца, она ослепляет меня очередной улыбкой, потом привстает на цыпочки и… целует. Ее рот мягче и меньше, чем мне запомнилось. Но от меня, наверное, за милю несет замешательством, потому что она отпускает меня и говорит: — Прости, что без предупреждения, но я подумала, будет забавно сделать тебе сюрприз.

— Это… вау, — говорю я с запинкой. — Как ты сюда добралась?

— Ну… когда я пригрозила стать воздушной гимнасткой, дядя одолжил мне машину. Вот и решила сбежать на одну ночь.

Я быстро прикидываю в уме. От Кейп-Кода до нас — пять часов.

— Вау, — выдыхаю еще раз. Похоже, «вау» теперь составляют три четверти моего словаря.

— Джейми, — говорит она, поднимая на меня пристальный взгляд. — Хватит так сильно нервничать.

— Что?

Она склоняет голову набок. Знакомые голубые глаза изучают меня.

— Ты паникуешь. Из-за чего?

— Эм… — Я не могу озвучить причину. Но промолчать тоже нельзя. Потому что Холли наверняка планирует провести эту ночь со мной. Дело в том, что прошлым летом я приглашал ее в гости и обещал как-нибудь провести к себе, но тогда у нее не вышло приехать.

Блядь.

— Джейми. — Она кладет ладонь мне на шею. — У тебя кто-то есть?

Я ощущаю спазм в сердце. Потому что да, у меня действительно кто-то есть. Вроде как. Мы с Весом не то чтобы пара. И пусть мы с ним еще ни разу это не обсуждали, но спать с кем-то, кроме него, я точно не собираюсь — это будет просто неправильно.

— Да, — сознаюсь я.

Ее глаза широко распахиваются. Она сама задала вопрос, однако явно оказалась не подготовлена к положительному ответу.

— Кто она?

Я качаю головой.

— Ты ее не знаешь, — говорю быстро. — Прости.

Отпустив меня, она делает шаг назад.

— Ясно. — Закусывает губу. — Мне стоило позвонить.

— Прости, — повторяю я.

И говорю искренне. Холли не сделала мне ничего плохого. Но после колледжа у нас произошел небольшой разговор. Она сказала: «Хочу с тобой повидаться, когда будешь в Детройте», а я сказал: «Наверное, не получится», на что она сказала: «Ну, поглядим». И вот она, стоит передо мной с красным лицом.

— Слушай, — говорю я, — пошли съедим по мороженому. Или, если хочешь, выпьем текилы. Хочу услышать все твои последние новости.

— Мы ведь все равно друзья, да? — тихо спрашивает она.

— Ну конечно.

Она отводит взгляд к озеру. Делает долгий вдох и медленно выдыхает.

— Ладно, Джейми Каннинг. Покажи мне Лейк-Плэсид. Ты столько рассказывал об этом месте. — Ее глаза возвращаются на меня. — Покажи, почему ты его так любишь.

На секунду мои мысли съезжают вбок, потому что этим летом Лейк-Плэсид приобрел для меня несколько иное значение. Но я отодвигаю их в сторону и протягиваю ей руку.

— Как ты относишься к вафельным рожкам?

Она берет меня за руку.

— К вафельным рожкам — замечательно.

Мы проводим день, гуляя по городу. Холли нравится заглядывать в туристические сувенирные лавки, мне же это быстро наскучивает, однако я и так испортил ей день, и потому молчу. Я показываю ей магазин игрушек, где продаются крутые рогатки, и она покупает одну в подарок младшему брату. В магазине повсюду висят мишени, и мы довольно долго стоим там и пытаемся перестрелять друг дружку.

Через несколько дверей нам попадается еще один китчевый магазин, и, когда Холли заводит меня туда, я с трудом удерживаюсь от вздоха. Пока она рассматривает кофейные кружки с «Чудом на льду», я бреду по проходу вглубь магазина, где продаются вразвес всякие сладости. И, подойдя поближе, испускаю недоверчивый возглас.

— Ты чего? — спрашивает Холли.

— Фиолетовые скиттлз! — Я беру пакет и подставляю его под желобок. — Нажми на ручку, — прошу я Холли. Она нажимает, и я не говорю «стоп», пока пакет не заполняется целиком. Потом хихикаю всю дорогу до кассы.

— Что смешного?

Я выкладываю на прилавок бумажник.

— У меня есть один приятель, — начинаю. И чувствую себя подлецом, описывая Веса таким вот образом, но ничего лучше я в данный момент воспроизвести не могу. — В детстве мы пересылали друг другу коробку со всякими ржачными подарками, ну, для прикола.

— Забавно. И он любит фиолетовые скиттлз?

— Угу. Но когда я посылал ему скиттлз в последний раз, надо было покупать все цвета сразу. — У меня в груди булькает смех. — Я рассортировал их вручную и отправил ему одни фиолетовые, а остальные пять фунтов мы съели с пацанами из школы на вечеринке. Там был и алкоголь, так что рвота получилась в прямом смысле самая что ни на есть живописная.

Она толкает меня бедром.

— Спасибо за эту красочную картину.

— Всегда пожалуйста.

Когда мы выходим на улицу, она откашливается.

— Джейми, мне нужно найти, где переночевать. Мы можем где-нибудь сесть, чтобы я смогла воспользоваться телефоном?

Я отвечаю не сразу, потому что ломаю голову, подыскивая решение. В общежитии свободных комнат никогда нет.

— Давай сниму тебе номер в гостинице? — предлагаю я.

— Я сама, — быстро отказывается она. — Серьезно. Не беспокойся.

И все же.

— Идем к общежитию. Там на крыльце ловит вай-фай. Если все окажется занято, я попрошу Пата помочь.

— Спасибо, — говорит она тихо.

На кончике моего языка — новое извинение, но я молчу, потому что вряд ли она хочет его услышать.

На креслах-качалках никого нет, так что я диктую Холли пароль от вай-фая и говорю, что схожу принесу нам попить.

— Скоро вернусь, — обещаю я. Потом взбегаю по лестнице и заскакиваю к нам в комнату, надеясь застать там Веса.

В комнате пусто.

Перед тем, как уйти, я достаю подарочную коробку, которую Вес отправил мне в Бостоне. Я привез ее аж в Лейк-Плэсид, потому что так и не смог решить, стоит ли возобновить нашу традицию. Но когда он тут появился, я напрочь о ней забыл.

И вот теперь я вываливаю в коробку целую гору фиолетовых скиттлз и закрываю крышку. Устанавливая ее на его подушке, я думаю, не надо ли приложить к ней записку. Но черт, что я там напишу?

До появления Холли мне не казалось особенно важным то, что мы с Весом ни разу не обсудили свои дела. Нам не нужны были ярлыки. Эта комната была нашим личным, изолированным от остального мира пространством — все происходящее здесь касалось лишь нас.

И все было отлично. Вот только остальной мир, сколько ни забывай о нем, не перестал существовать. Внезапно вся ситуация становится дико запутанной, но не из-за Холли — это всего лишь неловкий момент между друзьями, — а потому, что через несколько коротких недель мы с ним разъедемся в разные города и окажемся в разных командах. Так или иначе мы движемся к расставанию. Просто до сих пор я этого почему-то не понимал.

Торопливо спустившись вниз, я хватаю две содовые и выношу их на крыльцо, где сидит моя бывшая секс-подружка.

— Нашла одно место прямо за городом, — говорит она. — И даже не особенно дорогое.

— Точно? Не хочу, чтобы ты…

Она поднимает руку, останавливая меня.

— Все хорошо. А утром я выеду в Массачусетс, угу?

— Мы могли бы…

Холли качает головой.

— Тебе надо работать. И ты ни в чем не виноват, Джейми. Я просто… сглупила, и все. — Слова звучат твердо, но ее глаза чуть-чуть увлажняются, и меня это убивает — видеть ее такой.

— Прости, — шепчу я. — Ты мне небезразлична, но…

И вновь она жестом просит меня умолкнуть.

— Ты никогда меня не обманывал, Джейми. Так что не начинай сейчас.

Что ж. Ладно.

Мы уходим вместе поужинать. Я выбираю симпатичный рыбный ресторан у воды, но, пока мы едим свои крабовые салаты, настроение остается подавленным.

— Расскажешь мне про нее? — в какой-то момент спрашивает она.

— Давай лучше не будем, — Я опускаю голову, и Холли невесело улыбается.

— Просто пыталась быть большой девочкой на этот счет.

Я бросаю на нее долгий взгляд.

— Сказать, насчет чего большой девочкой пытаюсь быть я?

Холли прыскает, и я рад, что немного развеселил ее.

— Давай.

— Насчет Детройта. У меня депрессия от одной мысли от переезде. — Я еще никому об этом не говорил и теперь чувствую, как вместе с признанием с груди сходит тяжелый груз.

Она размешивает соломинкой свой коктейль.

— Это, конечно, не самый красивый город на свете, но ты наверняка и там сможешь найти приятное место[27].

Я качаю головой.

— То, что в городе кризис, для меня не проблема. — Правда, представить свою жизнь там тоже не помогает. — Просто я никого там не знаю. И — давай будем честными — в следующем году я вряд ли получу игровую практику.

— Ох, Джейми. — Она вздыхает. — Первый год может получится отстойным. Но ты хорош в своем деле.

— Слушай, я все это знаю. Дело не в отсутствии уверенности в себе. Просто шансов стать основным вратарем у меня почти нет. Отстойным может выйти не один первый год, а первые пять, когда меня будут выпускать всего пару раз за сезон, а в остальное время я буду сидеть и ждать своего судьбоносного шанса. Или меня отправят в дубль, где я сыграю не два раза, а семь.

— Или кто-то может травмироваться, а ты — заменить его. — Она накрывает мою руку своей. — Но я понимаю, о чем ты. Это рискованно. И получится оно или нет, зависит не от тебя.

Подходит официантка, чтобы забрать наши тарелки, и Холли заказывает пирожное с шоколадным кремом.

— И две ложки.

Я никогда не был фанатом шоколадного крема, но сейчас сообщать об этом не время.

— Мне не нравится ощущать себя неблагодарным, — говорю я ей. — Все так счастливы за меня — слышат «НХЛ», и сразу звезды в глазах. Я не знаю, что делать.

— Может, все же стоит попробовать? Хотя бы на этот год?

— Может быть. — Но я хорошо представляю, как в итоге ожидание растягивается на целую вечность, как я уговариваю себя потерпеть — совсем немного, еще чуть-чуть! — А может, я бы мог потратить этот год на что-то другое.

— А что говорит твой приятель Вес? — внезапно спрашивает она.

Я вздрагиваю при упоминании его имени.

— Что?

— Что он думает о Детройте?

Она ждет моего ответа, и я признаюсь:

— Я… я не узнавал его мнение. Он так рвется в профессионалы, что вряд ли поймет меня. Просто для него все иначе. На нападающих всегда большой спрос. Плюс он выиграл «Замороженную четверку»…

— Которую должен был выиграть ты, — твердо говорит Холли, моя преданная фанатка.

Я смотрю в ее широко расставленные глаза и жалею о том, что вещи не сложились иначе. Будь я влюблен в нее, жизнь была бы намного проще.

Но я не люблю ее. И в моей жизни все сложно.

Когда приносят ее пирожное с шоколадным кремом, я говорю, что в меня ничего больше не влезет. И, уходя в туалет, уношу с собой чек, чтобы она не добралась до него первой.

Глава 25 Вес

Когда я вваливаюсь в общежитие, на часах уже за полночь. К счастью, Пата на страже нет, а то в данный момент я не состоянии поддерживать разговор. Мне и идти-то сложно.

Угу. Возможно, я самую чуточку накидался.

Я подхожу к нашей с Каннингом двери. С минуту смотрю на нее. Блядь, а если внутри эта его девчонка? Я не возвращался так долго, как только мог, но иногда человеку надо бы и поспать. И укладываться под дверью я точно не собираюсь.

Он бы написал, если б она осталась на ночь, и попросил бы не приходить.

Верно?

Эта мысль — словно раскаленный клинок в живот. Блядь, надо же было его чертовой девушке заявиться в лагерь. Он провел с ней весь день. И всю ночь, вероятно, тоже.

Мои ладони сворачиваются в кулаки, пока сквозь мое сознание марширует целая процессия незваных изображений. Его большие ладони, ласкающие женские прелести Холли. Его член, скользящий внутри нее. Его губы, изгибающиеся в порочной усмешке, которую он всегда выдает перед тем, как взять мой член в рот.

Какой же я тупоголовый болван. Мне вообще не надо было ничего начинать с ним. Все равно, как только я уеду в Торонто, оно закончится. Ну его к черту. Может, оно и к лучшему, что все закончилось прямо сейчас.

Наконец я собираюсь с духом и поворачиваю дверную ручку. Незаперто. Оказавшись в комнате, я вижу, что матрас Джейми, как вчера ночью, лежит на полу. Но мой — на кровати, куда я переложил его утром. И еще Джейми один. Давление у меня в крови снижается, но только слегка.

Он спит. Что очень кстати, потому что в эту минуту, когда в моих венах вместе с выпитым алкоголем пульсирует злость, я не в настроении разговаривать с ним.

В комнате так темно, что аж бесит. Спотыкаясь, я пробираюсь внутрь. Нашарив комод, расстегиваю ширинку, потом стягиваю штаны и сбрасываю футболку. Во. Я в трусах. Теперь осталось залезть в кровать, не разбудив Каннинга, и тогда мы оба заснем крепким сном, а Большой Разговор перенесется на утро.

Как можно тише я опускаю себя на матрас. О, да. Миссия выполнена. Моя пьяная задница наконец-то в постели, и Джейми по-прежнему спи…

Моя голова врезается во что-то твердое, и комната взрывается странными звуками. Мои уши атакует какофония каких-то щелчков и стуков — как если бы кто-то взял кувалду и разнес автомат с конфетами.

Я неуклюже вскакиваю и оглушительно чертыхаюсь, когда со всей дури наступаю на что-то твердое и округлое.

— Ебаный в рот! — Я скачу на одной ноге, растирая пострадавшую ступню.

Джейми садится как от толчка, и темноту прорезает его испуганный голос:

— Какого хера?

— Серьезно? Ты кого спрашиваешь, меня? — скрежещу я. — Что ты подложил мне на подушку?

— Скиттлз, — отвечает он и таким тоном, будто оно содержит какой-то смысл.

— Зачем?

Я встаю на колени, пытаюсь нащупать коробку, о которую стукнулся головой. Слышу шаги Джейми к двери, потом щелчок выключателя, и комнату заливает свет.

Иисусе. Весь пол и матрас Джейми покрыты морем фиолетовых скиттлз.

И когда я понимаю, что это значит, у меня в горле появляется ком. Каннинг сохранил коробку, которую я подарил ему в Бостоне, наполнил ее моими любимейшими конфетами и положил ее мне на подушку.

В качестве извинения за то, что провел день со своей бывшей?

Или так он извиняется за что-то другое… похуже? Например, за то, что потрахался со своей бывшей.

Джейми садится на корточки рядом со мной.

— Помоги мне убраться.

В его голосе злость. И на лице тоже. Что только выбешивает меня, потому что… Он-то с какой радости злится? Когда сегодня кинули меня, а не его.

Собирая скиттлз, мы с ним не разговариваем. Его рот сжимается в напряженную линию. И он забрасывает конфеты обратно в коробку с большей силой, чем нужно.

— Что? — огрызаюсь я, перехватив очередной его насупленный взгляд.

— Ты так поздно пришел, — отвечает он сжато.

— У нас выходной вечер. Зашел в бар пропустить пару пива. — Я засовываю руку под кровать и выгребаю оттуда еще горку конфет.

— Я бы сказал больше, чем пару. От тебя разит, как из пивоварни. — Его тон внезапно становится резким. — Ты же не садился за руль?

— Не. Меня подвезли.

— Кто?

— Это что, «Двадцать вопросов»?

Джейми швыряет скиттлз в коробку, но они выскакивают наружу и закатываются под стол.

— Здесь ни у кого из парней нет машин, Вес. Только не говори, что тормознул первого встречного незнакомца.

Я ощущаю укол вины. Но блядь, почему я чувствую себя виноватым? Я — в отличие от некоторых — не выгуливал весь день свою бывшую.

— Так кто тебя подвозил? — настойчиво повторяет он, когда я не отвечаю.

Я встречаюсь с ним взглядом.

— Сэм.

У Джейми перехватывает дыхание. Не заметить обиду, набежавшую ему на глаза, невозможно.

— Ты издеваешься? Тот тип из твоего шлюшеского приложения?

— Я просто с ним выпил, — говорю, пожимая плечом. — Что тут такого?

Он мне не отвечает. Молча ползает по матрасу и собирает конфеты.

— Ты сейчас серьезно бесишься, Каннинг? — Я сражаюсь с приступом раздражения. — Когда сегодня кинули не тебя?

— Что за бред! Во-первых, ты сам сказал мне уйти пораньше. А во-вторых, я понятия не имел, что она приедет, ясно тебе? Она как снег на голову свалилась. Мне что, надо было отправить ее назад? Она все же моя подруга.

— С которой ты спишь, — парирую я.

— Уже нет.

Он поднимается на ноги и обеими руками дергает себя за волосы, потом хватает коробку и с размаху ставит ее на стол. На полу, вроде, чисто, но я знаю, что мы подобрали не все конфеты. Каннинг, должно быть, скупил весь магазин.

Как бы там ни было, но сейчас, когда в меня упирается его раздраженный взгляд, скиттлз уже забыты.

— Но то, что мы перестали трахаться, не значит, что она перестала быть моим другом. Она проделала такой длинный путь, чтобы меня увидеть. Поэтому да, я весь день провел с ней. Мы прогулялись по магазинам и вместе поужинали.

Во мне бьет ключом бесконтрольная ревность.

— Спорю, вы отменно повеселились. А на десерт ты, видимо, полакомился вагиной?

У него отваливается челюсть.

— Блядь, ты реально сейчас это сказал?

Еще бы, и не жалею. Меня уже тошнит от неопределенности. Прошлой ночью я побывал у этого парня внутри. Но стоило нарисоваться Холли, как он вмиг начал вести себя так, словно мы с ним чужие. Даже не посмотрел на меня перед тем, как отчалить с ней.

Не буду врать — это больно.

— Что? Не угадал? — спрашиваю категорично.

Словно пытаясь успокоить себя, Джейми медленно выпускает из легких воздух.

— Знаешь, Весли, мне так охота сейчас тебе врезать. Вот прямо по-настоящему.

Я стискиваю зубы.

— За что? За то, что посмел уличить тебя в том, что тебе еще нравятся женщины?

— Ты всерьез считаешь, будто из твоей постели я прыгнул прямиком в постель к ней? Я так не поступаю! Чего нельзя сказать о тебе и твоем драгоценном Сэме.

— У меня с ним тоже ничего не было. — Сквозь меня спиралью несется горечь. — Мы просто встретились, чтобы выпить, и всю дорогу разговаривали о тебе. Придурок.

Джейми моргает.

— Тогда за каким хером мы сейчас спорим?

Я запинаюсь.

— Уже даже не знаю.

Секунда молчания — и мы в унисон издаем напряженный смешок. Пробираясь к двери, чтобы выключить свет, я чувствую себя намного спокойней — и намного трезвей. Когда я поворачиваюсь обратно к Джейми, то вижу, что он уже лег и жестом зовет меня из темноты. Я опускаюсь на край матраса, и он тянет меня к себе на подушку.

Мы растягиваемся, оба ложимся на бок лицом друг к другу. Оба ждем, кто первый заговорит. Затем Джейми вздыхает.

— Мне не нравится идея, что ты можешь быть с кем-то еще.

Я проглатываю удивление.

— Та же фигня.

— Я сказал Холли, что не один, — признается он. — Чуть ли не сразу.

Мое сердце взмывает ввысь.

— Правда?

— Да.

— Я сказал Сэму в точности то же самое, — сознаюсь и я. — Он попробовал прихватить меня, когда при встрече мы обнялись, но я сразу сказал, что пришел сюда не за этим.

Он сужает глаза. Плавно скользит ко мне, его рука обвивается вокруг моей талии, а потом его теплая ладонь опускается мне на задницу.

— Где именно он тебя трогал? — Джейми стискивает мою ягодицу. — Здесь?

Я хмыкаю.

— Ну.

— Козлина.

Наклонившись, я целую его в кончик носа.

— Но только там, и все. Честное слово.

— Не надо. Я тебе доверяю.

От этого искреннего признания у меня все переворачивается внутри. Он доверяет мне. Блядь, а я-то мудак… Сегодня, когда я представлял его с Холли, то никаким доверием там и не пахло. Ну а тот факт, что у нее есть вагина, только все усугубил. Мне еще никогда не приходилось переживать о том, что парень, побывавший со мной в постели, может бросить меня ради девушки.

С другой стороны, меня никогда и не парило, чем парни, с которыми я переспал, занимаются после. Но с Джейми все по-другому. Меня начинает мутить, когда я представляю, как он от меня уходит. А от мысли, что я конкурирую за него не с одним, а сразу с двумя полами, становится еще хуже.

Вот только мое время с ним почти на исходе. Как только лагерь закончится, каждый из нас пойдет по жизни своей дорогой. Я не шутил, когда говорил Касселю, что, если я хочу добиться успеха в профессиональном клубе, то мне придется держать ширинку застегнутой.

— Но я считаю, нам нужно принять какие-то основные правила, — печально произносит Джейми.

Я сглатываю. У нас с правилами всегда были напряженные отношения.

— Например?

— Пока мы вместе, то больше ни с кем не спим.

Ха. А то меня очень тянет замутить с кем-то еще. Но я согласно киваю, потому что мне важно знать, что и он ни с кем, кроме меня, спать не намерен.

— Заметано. Что еще?

Он задумчиво выпячивает губы.

— Ну… у меня пока все. Что-то добавишь?

Надо бы, но слова застревают в горле. Я знаю, что должен, но не хочу произносить их вслух. Блядь, я так долго хотел его. Целую вечность. И мысль о расставании меньше, чем через месяц, разрывает меня на части.

И все-таки я отпущу его.

— После лагеря между нами все кончится. — Я молюсь о том, чтобы он не расслышал в моем охрипшем голосе нотку боли. — У нас есть только одно это лето.

Секунду Джейми молчит.

— Да. — В его голосе такая же хрипотца. — Я так и предполагал.

Я не могу определить, что он чувствует. Разочарование? Грусть? Облегчение? Его лицо ничего не выражает, но я принимаю решение не вытягивать из него ответ. В конце концов я сам предложил это правило. Мне бы радоваться, что он не стал возражать.

— Нам надо поспать, — говорю я шепотом.

— Угу. — Он закрывает глаза, но вместо того, чтобы откатиться в сторону, ложится ко мне поближе и целует меня.

Я нежно отвечаю на поцелуй. Когда я кладу ладонь ему на бедро, ткань под моими пальцами собирается как-то иначе, чем раньше. Обычно он носит другие боксеры, и потому я, прервав поцелуй, прищуриваюсь на них в темноте.

— Каннинг, — шепчу я. — На тебе те трусы с котятками?

Даже в полумраке я вижу, как уголки его рта поднимаются вверх.

— Допустим. А что?

Меня переполняет нелепое, невообразимое счастье. Я льну к нему, чтобы наши улыбки соприкоснулись, но тут Джейми немного ерзает, словно ему что-то мешает. Потом заводит руку за спину к упомянутым выше трусам.

— Все в порядке там сзади? — спрашиваю я. Может, он не отрезал бирку?

— Просто… скиттлз попали.

Мы оба посмеиваемся, когда наши губы встречаются вновь… вновь… и вновь. Его руки уютно смыкаются вокруг меня, и мне наконец-то удается расслабиться.

Наши губы так идеально подходят друг другу. С каждым поцелуем я влюбляюсь в него все сильней, и это никак не связано с желанием или сексом. Просто это он. Его близость и его запах, и то, как он успокаивает меня.

Сколько я себя помню, моя жизнь была хаосом, и все свои беды — непонимание родителей, смятение насчет собственной ориентации — я всегда переживал в одиночку. Но каждое лето на шесть недель я избавлялся от одиночества. У меня был Джейми. Мой лучший друг. Моя скала.

Сейчас он стал для меня даже большим. Сейчас у меня есть его сильные руки, обнимающие меня, его губы, лениво касающиеся моих, и меня убивает то, что мне придется отказаться от него ради Торонто.

Какое-то время мы с ним целуемся. Без спешки, без перехода к чему-то большему. Наши члены даже не участвуют в уравнении. Мы просто лежим и обнимаемся, пока его ладони ласковыми, успокаивающими движениями скользят по моей спине.

В конце концов я засыпаю со щекой, прижатой к его груди, и его размеренным сердцебиением у себя под ухом.

Глава 26 Июль Джейми

Несколько дней спустя я получаю письмо от своего агента.

Год назад я бы смаковал эту фразу. Мой агент. Круто, да?

На самом деле, нет. Не особенно.

В детстве я собирал вкладыши с хоккеистами. Они продавались по десять штук в пачке, в придачу к жвачке с отвратительным вкусом. В каждой пачке был один классный игрок — при везении новый, а не дубликат вкладыша, который у меня уже был — и девять чуваков, о которых я никогда в жизни не слышал. Эти девятеро отправлялись на самое дно обувной коробки — ждать своего часа. Раз в сто лет кто-то из них шел на повышение, но обычно они так и оставались валяться в самом низу.

Перенесемся на десять лет вперед. Для своего агента я — тот самый вкладыш со дна коробки. Честно говоря, я даже сомневаюсь, что он сам пишет те емейлы, которые приходят мне от него.

В этом письме меня спрашивают, какого числа я приезжаю в Детройт.

«Пока ты не снял жилье, клуб поселит тебя в отель рядом с ареной. Контакты агента по недвижимости в аттаче. Как только приедешь в Детройт, договорись, пожалуйста, с ним о встрече.»

Конец лета с каждым днем подползает все ближе. И откладывать составление планов на счет Детройта больше нельзя.

В четверг, в перерыве между тренировками на катке, я заглядываю в тесный кабинет Пата. Раз уж я пообещал маме заехать домой, надо выяснить, насколько вообще это возможно.

— Есть минутка? — спрашиваю я из дверей.

Пат подзывает меня к себе, потом отворачивается от компьютерного экрана.

— Что такое, тренер?

Я все никак не привыкну к этому обращению вместо «что такое, пацан?».

— Вот, пытаюсь распланировать свою жизнь, что всегда очень весело. Хотел спросить, как вы отнесетесь к тому, что в конце месяца у вас раньше времени станет на одного сотрудника меньше.

Он бросает на меня испытующий взгляд.

— Присядь, Каннинг.

Я плюхаюсь на стул, непонятно с чего чувствуя себя школьником, которого вызвали в кабинет к директору. Но Пат, судя по выражению на лице, собирается сказать мне нечто серьезное, и я, кажется, вот-вот выясню, что.

— За все лето ты ни словом не обмолвился о Детройте, — произносит он и складывает ладони домиком. — Можно спросить, почему?

— Ну… Я был слишком занят. — И вам лучше не знать, чем именно.

Пат с улыбкой склоняет голову набок.

— Извини, но я на это не поведусь. Человек, который скоро получит то, к чему стремился с самого детства, не может об этом молчать. Даже такой человек, как ты.

Черт. Тренер решил устроить мне сеанс психоанализа.

— Я… я не знаю. Просто не вполне уверен, как оно сложится, вот и все. Может, через год я буду болтать об этом, не затыкаясь.

Он кивает. Медленно и задумчиво. Я ощущаю себя амебой под микроскопом.

— Ты знаешь, что по-моему вратарь ты блестящий. Ты вкладываешь в это занятие душу, и тебя возможно не сразу, но непременно заметят.

Довольно трудно проглотить такие внезапные комплименты.

— Спасибо, — в конце концов говорю я.

— Но мне интересно, что чувствуешь по этому поводу ты. Не все хотят ввязываться в эту гонку, когда можно заняться чем-то другим. Скажем, тренерством.

Наступает мой черед смотреть через стол.

— Кто захочет нанять меня тренером?

Пат демонстративно закатывает глаза к потолку.

— Много кто, Каннинг. Ты которое лето выкладываешься в лагере на все сто, о чем я буду счастлив рассказать любому, кто спросит. И у тебя была отличная статистика в колледже. Лучшая в вашей команде. Тебя могут взять хотя бы в «Рейнер».

Голова у меня в момент начинает идет кругом. Стать тренером? На постоянке? Звучит как взрыв бомбы. Тренируя на университетском уровне, я буду получать чуть больше прожиточного минимума. Я просто никогда не представлял, что у меня может быть такая работа.

Но у Пата много знакомых. По всей стране. Где бы я предпочел оказаться?

Идея выскакивает из моего рта еще до того, как я успеваю хорошенько ее обдумать.

— Как вы думаете, кому-нибудь в Торонто может понадобиться тренер защиты?

Кустистые брови Пата приподнимаются, но всего на долю секунды.

— Даже не знаю, Каннинг. В Канаде, в принципе, не особо уважают хоккей. — Он взрывается хохотом. — Давай я посмотрю, что получится разузнать.

Из его кабинета я ухожу в приподнятом настроении, хоть по большому счету ничего и не изменилось — ну, если не считать идеи, которая родилась у меня в голове.

Но это обалдеть какая идея.

Приходит пятница перед родительским днем, и тренерам освобождают вечер, поскольку завтра нам предстоит особый ужин с родителями.

Когда мы с Весом были детьми, то в родительский день ни к нему, ни ко мне гости не приезжали. Мой клан просто не мог позволить себе все бросить и купить авиабилеты на семерых, чтобы посмотреть, как я играю на тренировке. Ну, а родители Веса… Его отцу нравилось, что его сын периодически побеждает в играх в чемпионате штата, однако, если событие не было статусным, то смысла приезжать он не видел. Что касается мамы Веса, то я никогда ее не встречал. Иногда мне интересно, а есть ли она вообще.

Для тренеров родительский день значит одно: мы должны маячить на фоне и излучать заботу. Лагерь Пата спонсируется родителями, и когда эти самые родители приезжают в гости, они хотят видеть, что их дети получают круглосуточное внимание.

Самим детям, понятно, не хочется, чтобы за ними круглосуточно бдили. Но это не наша проблема.

Мы с Весом только что вернулись с катка и пытаемся прикинуть наши варианты на вечер.

— Расскажи-ка мне об этом концерте в парке, — произносит он, листая у себя в сотовом сообщения. — Мы точно хотим туда сегодня пойти?

— Думаю, там будет нормальная музыка.

Он поднимает взгляд.

— Сказал человек с бой-бэндами в телефоне.

— Это была шутка, — бормочу я. — Мы же это уже обсудили.

Вес хмыкает.

— Короче. Давай заключим с тобой сделку. Я уже давно не ужинал стейком. Ты находишь мне стейк, а я привожу себя на концерт.

— Стейк? На, держи. — Я делаю вид, что расстегиваю ширинку, и он швыряет в меня подушкой.

— Покорми меня, Каннинг. Это местное уныние невозможно слушать на голодный желудок.

Я достаю телефон.

— Мы же сможем взять твою тачку?

— Конечно.

Большинство ресторанов в Лейк-Плэсид — обычные бургерные, но «Скво Лодж Ботхаус» на берегу Вест-лейк кажется заведением классом повыше. И поскольку неподалеку будет и наш концерт, я бронирую столик и надеюсь на лучшее.

Потом иду к нашему общему шкафу и выуживаю оттуда Весову футболку-поло.

Бросив ее ему на кровать, я нахожу рубашку и чистую пару шорт для себя.

— Чего это ты решил принарядить меня? — спрашивает Вес, натягивая через голову поло. — Каннинг, мы что, собираемся на свидание?

— Похоже на то. В этот стейк-хаус лучше одеться во что-то поприличнее шлепок с купальными шортами.

— То есть это я во всем виноват, — ворчит он, но все время, пока я застегиваю рубашку, восхищенно пялится на мой торс. — Детка, ты такая красотка.

Я показываю ему средний палец.

Вес уходит в ванную чистить зубы, и я смотрю ему вслед. Даже ловлю себя на том, что любуюсь его крепким задом. В последнее время я то и дело украдкой посматриваю на него, пытаясь вызвать у себя какую-нибудь реакцию типа «ну ни хрена ж себе» на тему того, что я закрутил с парнем.

В детстве у меня была привычка пугать себя, когда я один уходил гулять в лес. Я всматривался в тени и, просто чтобы пощекотать себе нервы, представлял, будто там таится что-то ужасное. Но мои попытки нагнать на себя страх никогда не срабатывали. Как не удается мне испугать себя и сейчас — насчет последних событий.

Потому что это Вес. Чего мне его бояться? А то, что мы делаем в постели… Это просто фантастически горячо.

Ресторан и в самом деле оказывается очень приличным местом. Но сказать, что мы одеты слишком просто, нельзя, потому что у ресторана есть стоянка для лодок и яхт. Другими словами, некоторые посетители прибыли сюда по воде — их волосы встрепаны ветром, а кожа обгорела на солнце.

Снаружи свободных мест нет, потому что я сделал бронь всего час назад. Но внутри тоже хорошо — приятный полумрак, гладкие кожаные диваны и свечи, мерцающие на столах. Нам показывают удобную кабинку в глубине ресторана, и я проскальзываю на сиденье с чувством, что прийти сюда было чертовски хорошей идеей. Здесь аппетитно пахнет чесночным хлебом, а список крафтового пива тянется на целый ярд.

— Мы собираемся попировать как короли. — Вес одаривает хостесс самой залихватской своей ухмылкой. — Какой стейк у вас самый лучший?

Девушка даже чересчур рада задержаться и поболтать.

— Очень популярен креольский, — говорит она, тряхнув волосами. — Но мне самой больше нравится «Нью-Йорк стрип».

— Благодарю за подсказку.

Она уходит, покачивая бедрами, и я, усмехаясь, прикусываю губу.

— Ты был на волосок от дурацкой шуточки про стриптиз, ведь так? Только честно.

Вес тянется через стол и накрывает мою руку своей. Строит убийственно серьезную физиономию — как всегда, когда собирается поприкалываться надо мной.

— Ха. Я был на волосок от отличной шуточки про стриптиз.

И в этот момент к нам подкрадывается какой-то тип.

— Добрый вечер! Меня зовут Майк, и сегодня я буду вашим официантом…

Очень спокойно Вес убирает руку с моей и поднимает на этого Майка взгляд.

Официант глядит то на Веса, то на мою руку.

— Добро пожаловать в «Скво Лодж Ботхаус». Вы уже ужинали у нас? — Его голос приобретает какую-то новую интонацию. Более мягкую и с ноткой манерности.

Пока я сижу, растерявшись, Вес смотрит ему прямо в глаза и отвечает:

— Вообще, мы здесь в первый раз.

— О! Ну тогда готовьтесь получить удовольствие…

Они принимаются обсуждать меню, а я слегка отключаюсь. На меня впервые посмотрели как на гея на свидании с парнем, и я пытаюсь определиться со своими ощущениями на этот счет. Не поймите меня неправильно — с Весом я готов показаться где угодно и когда угодно. Но есть нечто странное в том, что сегодня я — его спутник за ужином в ресторане. Словно я играю чью-то чужую роль.

Когда приходит моя очередь, я заказываю себе пиво и стейк, и Майк отваливает с нашим заказом.

— Ты напрягся, да? — спрашивает Вес, толкая под столом мою ногу.

— Нет, — отвечаю я быстро. Ничего подобного, правда. — Мне плевать, завели мы его гейдар или нет.

Вес морщится.

— Если что, винить тебя я бы не стал. Слушай, конкретно этому типу просто завидно, вот и все. Но некоторые люди могут вести себя, как настоящие гады. В том смысле, что есть места, где вещи, которыми мы с тобой занимаемся по ночам, нелегальны.

— Хорошенькую рекламу ты сейчас сделал.

Он выдает кривую усмешку.

— Есть и плюсы.

— Да? Ну давай. Я слушаю. — Я тоже толкаю его ногой. — Что хорошего в том, чтобы быть геем?

— Ну… — произносит он, — во-первых, само собой, члены.

— Само собой.

Он улыбается.

— Ладно, теперь представь себе такую картину. В субботу утром ты просыпаешься рядом со своим о-очень горячим бойфрендом, и вы пару часов трахаетесь, как похотливые ежики. А потом до самого вечера смотрите по телеку спорт, и никто не говорит, — он делает голос тоненьким, — милый, ты же обещал, что мы съездим в торговый центр!

Вот теперь я смеюсь.

— А еще можно не опускать сиденье на унитазе, да?

Вес раскидывает руки в стороны.

— Видишь? Сплошная выгода. О, вот еще одно — родители не пристают к тебе с внуками.

— У меня пять сестер с братьями, — напоминаю я. — Так что моим гарантирована минимум баскетбольная команда из внуков.

Официант приносит нам пиво, и я на этот раз я беру и подмигиваю ему.

— Ну ты даешь! — ржет Вес, когда тот уходит. — Да у тебя настоящий талант.

— Как будто это так сложно. — Вес усмехается мне, и как бы ни было противно убивать настроение, но у меня есть к нему вопрос, который давно меня беспокоит. — Что сказали твои родители, когда ты открылся им?

Он мрачнеет.

— Ну… Сначала не поверили мне. Мать сказала: «Это просто такой период». А отец вообще ничего не сказал.

— Когда это было?

— В колледже. На первом курсе. Мы ехали на День благодарения к деду, и я решил рассказать им. Пока мы все вместе были в одной машине.

— Выбрал же время.

Он пожимает плечами.

— Я не знал, что делать с такой реакцией. Я и помыслить не мог, что они просто-напросто притворятся, будто этого разговора не было. Хотя сейчас-то мне все понятно.

Его горькое признание отзывается в моем сердце болью. А еще заставляет задуматься о том, как бы отреагировали моя собственные родные на известие о моей связи с мужчиной. Но как я ни стараюсь представить на их лицах ужас или гадливость, ничего не выходит. Я всегда видел от них только поддержку.

— И что ты в итоге сделал? — спрашиваю я, надеясь, что мои переживания не отражаются на лице.

— Каннинг, мы ведь не о ком-то там говорим, а обо мне. Я взбесился. А на следующих каникулах привел домой парня, которого подцепил на вечеринке, и отодрал его прямо в гостиной, зная, что они вот-вот вернутся домой и застукают нас.

Ох.

— Что, очевидно, должно было открыть им глаза.

Вес делает долгий глоток своего пива, и я смотрю, как на его сильном горле двигается кадык.

— О да. Трюк сработал. Отец поднял хай, которого я ожидал от него в первый раз. Сказал, что я омерзителен. Что разрушу к чертям всю свою карьеру в хоккее. Черт. Его в основном только это и волновало.

Мда.

— А как отреагировала твоя мать? — Он никогда не упоминает ее. Разве мать не защитила бы своего сына?

— Она его главная подпевала. Так что своего мнения у нее никогда нет.

Блядь. Я и впрямь убил настроение. Но к счастью моментом позже прибывают наши закуски, и мы снова счастливы. Иногда все бывает настолько просто.

Глава 27 Вес

Я увожу нас на милю дальше, к парку, где будет концерт. Ни он, ни я ни разу тут не были, но место оказывается приятным. Лужайка тянется до самой воды, где на берегу озера установлена сцена. На траве сидят люди всех возрастов.

Свободное место находится довольно легко. Я плюхаюсь на траву, но Джейми остается стоять.

— Блин. Об этом я не подумал, — говорит он, глядя на свои чистенькие шорты.

Я смотрю на него снизу вверх.

— А я-то думал, что гей из нас двоих я.

Он шлепает меня по макушке.

— У Пата завтра родительский день. Мне надо выглядеть презентабельно.

— Ладно. — Я поднимаюсь. — Стой тут. — Чешу к машине и нашариваю на заднем сидение старое клетчатое покрывало. Потом воссоединяюсь с Каннингом и с самодовольным видом ухмыляюсь ему. — Видишь, как хорошо, что я никогда не убираюсь в машине. — Расстелив покрывало на траве, я сажусь.

Джейми садится рядом. Мы одновременно откидываемся назад, и моя рука случайно прижимает его ладонь. Я на пару дюймов отодвигаю ее, чтобы освободить ему место.

Но его рука тоже сдвигается и накрывает мою.

Я не хочу, чтоб он знал, как сильно мне это нравится, и потому смотрю не на него, а на сгущающиеся над озером сумерки и думаю о том, как я умудрился дожить до двадцати двух лет, ни разу не сходив на свидание. А еще вышучивал Джейми на эту тему… Но вот они мы. На свидании. Ужин, живая музыка. Посиделки на чертовом покрывале в парке. Я еще никогда ни с кем не встречался и, наверное, плохо знаю, что делать.

Вскоре на сцене появляются музыканты. Их четверо — вокал, гитара, контрабас и ударные. Первой они исполняют слабую кавер-версию песни Дэйва Мэтьюса.

— Нда, — произносит Джейми.

— Что?

— Что-то тревожно.

— Ты про музыку? — Я в настроении побыть великодушным. — Ну, они же просто разогреваются, нет? У каждой группы должен быть кавер на Дэйва Мэтьюса. Думаю, это закон.

Но увы. Лучше музыка не становится.

— Мне кажется, или они завели что-то из старого Билли Джоэла? — спрашивает Джейми.

Я напрягаю слух.

— Боже. По ходу, да. Они пытаются сыграть «New York State of Mind».

— Не особо у них выходит.

Я переворачиваю ладонь и под темнеющими небесами стискиваю его пальцы.

К третьей песне музыка становится настолько дрянной, что даже смешно. Вокалист оглядывает толпу и объявляет:

— А сейчас мы исполним оригинальную композицию, которую написал мой друг Бастер.

Мы с Джейми хлопаем, словно это имя о чем-то нам говорит. Давай, Бастер, жги.

— Она называется «Пленник бури», и сегодня ее мировая премьера.

Барабанщик отбивает ритм, и первые четыре аккорда оказываются в целом неплохи. Но текст… это кошмар. Я не знаю, о чем поет этот тип. Буря надвигается на него точно… фура.

— О, боже мой, — шепчет Джейми. Его рука снова опускается на мою.

На втором куплете я ощущаю, как он начинает сотрясаться от смеха.

— Тише ты! Я тут музыку слушаю, — говорю я, и он щиплет меня свободной рукой. — Чувак, он только что срифмовал «кровь» и «любовь».

Джейми фыркает, и я тянусь через себя, чтобы зажать ему рот. А он высовывает язык и лижет мою ладонь. А я вытираю ее о его рубашку. Почуяв, что мы в секунде от повторения наших экспериментов с ММА, я делаю предложение:

— Время поплавать?

Его взгляд скрещивается с моим.

— Я без плавок.

— Серьезно?

Когда песня наконец-то заканчивается, Джейми вскакивает и уходит к деревьям у края лужайки, а я с покрывалом подмышкой иду за ним следом.

Он ждет меня в зарослях.

— Осторожней, тут ядовитый плющ, — говорит он, и я застываю, всматриваясь себе под ноги. — Ну и лицо у тебя!

— Иисусе, Каннинг.

Он смеется и сквозь кусты продирается дальше к воде.

Людей на лужайке отсюда не видно, но слышно группу, которая еще продолжает играть. Уже почти совершенно темно. Нам это на руку. У кромки воды разбросаны камни, так что я скидываю обувь и ставлю ее на сухое место. Потом стягиваю свое поло.

Джейми с преувеличенной аккуратностью раскладывает на камне свою одежду. Даже снимает шорты. Я забыл, что он настроился не испачкать их.

— Слабо искупаться голым?

— Естественно я буду купаться голым, — говорит он.

Ну что ж. Не отпускать же его купаться нагишом в одиночку. Я снимаю с себя и оставляю на камне все до последней нитки. Ночь сегодня не жаркая, но температура, когда я ступаю в озеро, оказывается терпимой. Я оборачиваюсь. Смотрю, как Джейми делает шаг к воде, и мне нравится то, что я вижу. В свете луны на его прессе играют рельефные тени.

Я забредаю поглубже. Вода ласкает мою обнаженную кожу, и это блаженство. Я улыбаюсь в темноту, слушая, как Джейми ахает, окунаясь. Когда он останавливается возле меня, я беру его за руку, и он не забирает ее. Мы вместе заныриваем, проплываем немного. Некоторым людям с лужайки нас теперь, наверное, видно. Но повторюсь, уже страшно темно.

Мы в воде по самую шею, озеро кажется и прекрасным, и немного пугающим — если дать разыграться воображению.

— Кажется, я почувствовал, как мою ногу что-то задело, — говорю я. Враки, но Джейми-то об этом не в курсе.

Он вздрагивает.

— Просто рыба, наверное.

— Угу. Наверное. — Я вытягиваю под водой ногу и нащупываю большим пальцем его лодыжку.

Он отшатывается от меня.

— Засранец.

Мне становится смешно, и Джейми окатывает меня водой.

— На дне столько ила. — И вот это правда. — Как бы пиявки не присосались. Смотрел «Останься со мной»[28]?

— Фу, — морщится он. Подходит поближе. И внезапно, схватившись за мои плечи, запрыгивает на меня и обхватывает своими сильными ногами. — Все. Теперь они найдут только тебя.

Он целует меня.

Иисусе. Это так эротично. Я открываюсь ему, и наши языки сразу сплетаются. Издаю стон ему в рот, и это нестрашно, потому что музыка все играет, а вокруг так темно, что мы словно наедине. Пальцы Джейми погружаются в мои волосы на затылке. Он пахнет хорошим пивом и сексом. Я стою в озере с самым красивым мужчиной в мире, а его быстро твердеющий член упирается мне в живот. Чистый рай.

Я накрываю ладонями его задницу. Не в силах удержаться от искушения, проскальзываю пальцем меж ягодиц и щекочу его вход. Он стонет мне в рот.

— Черт, Вес, ты как наркотик.

Как же мне нравится это слышать… За неделю, прошедшую после той первой ночи, я трахал его всего один раз. В наш второй раз я взял его сзади, и всю дорогу мне пришлось зажимать ему рот, чтобы он не шумел.

Я снова его хочу, но заниматься этим в озере реально не вариант. Нет ни презерватива, ни смазки, а на лужайке меньше, чем в ста ярдах отсюда, куча людей.

Я перемещаю ладонь на его пах и, пока наши голодные языки сплетаются в поцелуе, мягко сжимаю его эрекцию в кулаке. А потом подскакиваю, потому что теперь его рука касается меня сзади, и его пальцы отправляются гулять меж моих ягодиц.

— Однажды я сам тебя трахну, — шепчет он.

Я знаю. И знаю, что разрешу ему. Может, один тип и испортил мне первое впечатление, но от Каннинга я приму все, что он даст. Абсолютно все.

Его палец нажимает на мой вход, и я со свистом выпускаю из легких воздух. Иисусе. Я забыл, насколько чувствительные все те нервные окончания.

— Тебе нравится, да? — На его красивом, покрытом капельками воды лице — улыбка. Порочная и прекрасная.

— Угуммм… — Я снова вворачиваю язык ему в рот, трусь о его член своим членом, пока он осторожно играет с моей задницей.

Он отвечает на поцелуй, но коротко. Он в настроении поболтать. Нет, он в настроении помучить меня.

— Такая тесная, — выдыхает он.

Угол позволяет ему войти в меня только кончиком пальца, но этого достаточно, чтобы заставить меня стонать.

— Моему члену понравится в тебе, Вес. — Его губы впиваются в мою шею, осыпая мою влажную кожу жадными поцелуями. — И ты будешь умолять о нем.

Я содрогаюсь. Потому что он прав.

Когда его палец исчезает, я еле сдерживаю разочарованный стон. От этой мимолетной ласки я возбудился, как не знаю кто.

— Но не сегодня. — Он говорит это с такой решительностью, словно спорил о чем-то у себя в голове. Распутная улыбка возвращается на его лицо, когда он наклоняется и начинает покусывать мою челюсть. — Сегодня я хочу, чтобы ты трахнул меня. Я думал об этом весь день.

— Каннинг, давай ты заткнешься? — рычу я. — Иначе я чпокну тебя прямо здесь. Нагну через вон то бревно и возьму свое.

Влажные губы прижимаются в поцелуе к моему горлу.

— Обещания, обещания… — С этими словами он распутывает свои руки и ноги и, отпустив меня, с самым что ни на есть беззаботным видом уплывает назад.

Плавать со стояком чрезвычайно трудно. Но, может, мне стоит думать о своем перце как о спасательном плавсредстве. Или как о весле, потому что по ощущению он такой длинный и твердый, что в одиночку смог бы сдвинуть целое гребаное каноэ. Немного поплавав бок о бок, мы переворачиваемся на спины и, покачиваясь на воде, смотрим в чернильно-черное небо.

Заметив, как наши члены торчат из воды, словно салютуя луне, я смеюсь.

— Может, стоит что-нибудь с ними сделать?

Джейми прыскает.

— Лучше бы да. А то я тут умираю.

— Я тоже.

Не сговариваясь, мы поворачиваем обратно. Озерная вода, капая с наших обнаженных тел, заливает землистый берег. Джейми оглядывает аккуратную стопку своей одежды, потом говорит:

— Ладно, пофиг. — И надевает одни только боксеры, а остальное берет в охапку.

Я делаю то же самое. К счастью, пока мы быстрым шагом возвращаемся на стоянку, нам никто не встречается. Боксеры Джейми черные, а мои темно-синие, так что стыдливо прикрывать ситуацию с нашими членами не приходится, но все равно, разгуливать по городу в одном белье — слишком пикантное занятие даже для Лейк-Плэсида летом.

Моментом позже мы садимся в машину, и я выруливаю с парковки. И напрягаюсь, когда Джейми дотягивается до меня и через мокрые боксеры начинает ласкать мои причиндалы.

— Будешь так делать, я не смогу ехать прямо, — предупреждаю я.

— На дорогу давай смотри, — дразнит он. — Не переживай, нам недалеко.

Я морщу лоб, потому что планировал вернуться в общежитие, но у Каннинга, очевидно, на уме другая идея. Минут через пять он кивает в сторону гравийной дорожки справа от нас.

— Сверни вон туда.

Мои губы растягиваются в улыбке. Я понимаю, что он задумал. Это поворот к одной из наших прогулочных троп. Там и днем-то никого не бывает, а ночью тем более.

Я паркуюсь на расчищенном пятачке земли у тропы, и, не успеваю заглушить двигатель, как Джейми забирается ко мне на колени.

Глава 28 Джейми

Я не преувеличивал. У меня и впрямь наркотическая зависимость от Райана Весли, и мне необходимо закинуться им прямо сейчас. Пару недель назад я был бы в шоке от такого расклада, но теперь мне ясно, как день, что абсолютно все в этом парне меня заводит — его хриплый голос, мощное тело, татуировки, покрывающие его золотистую кожу. Стоит мне оседлать его мускулистые бедра, и мой язык в тот же миг оказывается у него во рту.

Он вздыхает мне в губы.

— Ты такой похотливый кобель.

Не то слово. Я раскачиваюсь у него на бедрах, мои ладони скользят вверх-вниз по его широкой груди. Вопрос, хочу ли я замутить с этим парнем, на повестке дня уже не стоит. Вопрос теперь в том, смогу ли я от него отказаться. Но я вот-вот воспламенюсь и потому вытесняю эту мысль за борт.

Правда с выбором места для воспламенения я, судя по всему, поспешил. Переднее сиденье слишком тесное для того, чтобы вместить двух похотливых, как черт, хоккеистов. У меня уже сводит ноги, и, пока я верчусь, пытаясь устроиться поудобней, то нажимаю спиной на гудок, и воздух взрывает пронзительным звуком.

Вес начинает ржать и, когда я делаю новую попытку сменить положение, заходится смехом еще сильней.

— Может, на заднее сиденье? — хрипит он.

Во. Эта идея намного лучше. Вес перебирается назад первым — по пути заехав ягодицей мне по лицу, — я со шлепком плюхаюсь сверху, и теперь мы оба надрываем со смеху задницы. Лечь бок о бок нельзя, так что я сажусь на него верхом. И, наклоняясь, чтобы поцеловать, стукаюсь лбом о дверную ручку. А потом, схватившись от неожиданности за голову, умудряюсь заехать ему локтем прямо в глаз.

— Блядь! — вопит Вес. — Каннинг, ты меня убить пытаешься, что ли?

— Нет, но…

— Отбой! — командует он между смешками.

Да чтоб тебя. Из-за всех этих перемещений с маневрами, во время которых мой ноющий член терся о его тело, я чувствую, что если в ближайшее время не кончу, то официально сойду с ума.

— Сейчас все будет, — говорю ему я. Потом сажусь и стукаюсь головой о крышу машину.

— Угу, — отвечает он. — Вижу.

— Мы, хоккеисты, любим по-жесткому. — Я дотягиваюсь до его шорт на переднем сиденье, нахожу в заднем кармане бумажник и, бросив в него презерватив, приказываю: — Одевайся.

— Да, тренер. — Вид у него по-прежнему такой, словно он силится не заржать, но серые глаза теперь блестят страстью. Глядя мне в лицо, он приспускает боксеры.

Пока он одевается, я тоже снимаю боксеры, а потом, скрючившись сверху, беру его в рот. На медицинский вкус латекса не обращаю внимания. В нашем уравнении впервые не присутствует смазка, поэтому нужно хорошенько смочить презерватив слюной, прежде чем я начну объезжать его член.

Господи, вот никогда не подумал бы… Что однажды буду объезжать член другого мужчины.

— Бэби… — Его голос хрипловатый и низкий. — Мне очень приятно, то тебе вовсе не обязательно это делать. Дай мне бумажник.

Обшарив переднее сиденье еще раз, я передаю Весу бумажник, и он извлекает оттуда новый пакетик. Со смазкой. Через секунду в щель между моих ягодиц пробираются восхитительно скользкие пальцы и, потирая мой вход, заставляют меня дрожать.

— Как предусмотрительно, — выдыхаю я.

Вес не отвечает. Он слишком занят тем, что разрабатывает меня.

Когда мы занимаемся сексом, то всегда возникает один неловкий момент. Когда он начинает вталкиваться в меня, а мое тело еще не понимает соль шутки. Но теперь, когда я знаю, как это работает, оно не останавливает меня. Теперь я с нетерпением жду этого вторжения. И всего через пару минут отталкиваю Весову руку и опускаюсь к нему на колени.

С ним я обращаюсь абсолютно иначе, чем с женщинами. Он такой же большой и сильный, как я, и можно не волноваться о том, как бы не причинить ему боль. Его широкие плечи дают моим ладоням устойчивую опору. Приподнявшись, я жду, когда он приставит себя ко мне, и мы оба шумно вдыхаем, когда я плавно опускаюсь на его твердую плоть.

Мгновение я не двигаюсь. Мы замираем нос к носу и, моргая, смотрим друг другу в глаза. Язык Веса, высунувшись наружу, скользит по моей нижней губе, и я заныриваю языком ему в рот. Места для маневра немного, но это не имеет значения. Я объезжаю его короткими, резкими толчками. Угол божественен — я могу насаживать себя на него ровно так, как мне нужно.

Своими сильными ладонями Вес держит меня за задницу и при каждом толчке издает глухой эротичный стон. Когда наши рты вновь сливаются в поцелуе, мы начинаем тереться торсами друг о друга. Мой член, зажатый в ловушке между нашими животами, смазывает нас обоих каплями смазки.

Кульминация накатывает неожиданно. Только что я сражался с Весом за то, чьему языку в чьем рту место, а в следующую секунду сражаюсь с неудержимым позывом взорваться. И проигрываю.

— Блядь. Мне надо кончить.

Вес стонет мне в рот, я опускаюсь на него еще раз, и вот тогда на меня обрушивается оргазм. Он охватывает сразу все мое тело. По конечностям разносятся искры, и я, обвалившись вперед, утыкаюсь лицом Весу в шею. Мир становится расплывчатым по краям, но пока он бьется внизу, я ощущаю, как забрызгиваю его всего.

Внезапно он испускает похожий на рычание стон, и мышцы его шеи натягиваются. А потом, запрокинув голову, содрогается во власти разрядки.

Тяжелое дыхание и бешеный стук двух сердец — это все, что слышно после в машине. Я расслабленно лежу на его липкой груди. Мне слишком хорошо, чтобы двигаться. Его руки выводят ленивые узоры по моей спине.

Я ведь могу привыкнуть к этому. Правда могу.

Вскоре Вес отвешивает мне шлепок по заднице.

— Бэби, подъем. Мы не можем остаться тут навсегда.

Как ни печально, но с правдой, увы, не поспоришь. Так что я отдираю от него свое удовлетворенное тело, и мы приступаем к нелепейшему процессу уничтожения улик, пытаясь привести себя в порядок в ограниченном пространстве без новых травм.

У нас получается, однако с трудом.

…Утром мы с Весом кое-как выбираемся из постели и тащим свои вялые тела на каток, где уже собрались остальные тренеры.

Родители приезжают в девять, первая тренировка запланирована на десять, и у Пата составлен список необходимых приготовлений в милю длиной. Как только приходим мы с Весом, он начинает раздавать направо и налево инструкции, но вдруг, увидев, что у Веса с лицом, рявкает на середине фразы:

— Дьявол, Весли, что с тобой приключилось?

Я сжимаю губы, чтобы перебороть смех. После нашего вчерашнего циркового секс-номера в машине под левым глазом у Веса остался симпатичный такой фингал — спасибо моему неуклюжему локтю. Не черный, но лиловый и заметно опухший.

— Каннинг меня побил, — с мрачной серьезностью отвечает он.

Пат стреляет взглядом в меня, затем снова смотрит на Веса.

— Чем ты его спровоцировал?

Вес изображает шок.

— Тренер, вы хотите сказать, что так мне и надо?

— Я хочу сказать, что с твоим длинным языком ты должен получать по физиономии ежедневно. Чудо, что это происходит так редко. — Но, говоря это, Пат усмехается. А после, хлопнув в ладоши, возвращается к делу. — Давайте-ка вы, парни, поцелуетесь в знак примирения и отправитесь в супермаркет. Сегодня я поручаю вам лед. Не забудь заодно приложить пачку к глазу.

При упоминании поцелуев моя шея начинает гореть. Тренер, если б вы только знали…

Вес выгибает бровь.

— Лед?

— Аппарат в кафе сломан, поэтому нужно, чтобы вы съездили в супермаркет и купили дюжину пакетов со льдом. — С нами закончено, и Пат, отвернувшись, уже выдает задание Кену и Джорджи. — Проверьте экипировку — нам понадобятся запасные щитки и шлемы для тех родителей, которые захотят принять участие в тренировке.

Оставив Пата продолжать разыгрывать прапорщика, мы с Весом уходим. В машине я усмехаюсь, вспоминая наши ночные автомобильные приключения.

Вес бросает печальный взгляд через плечо.

— Я больше не смогу смотреть на это сиденье, как раньше.

— Погоди. То есть до вчерашнего дня ты ни разу не занимался сексом в машине?

— Неа. В «Северном Массе» я жил один, так что обычно приводил чуваков к себе. Или шел к ним. — Он делает паузу. — Что было предпочтительней, поскольку значило, что мне не придется выпинывать их за дверь, если они захотят провести вместе ночь.

Я морщу лоб.

— Ты никогда не проводил с парнем всю ночь? — Мы-то с ним регулярно спим вместе.

— Неа, — произносит он снова.

— Но почему? — Внезапно мне становится интересно узнать о его личной жизни. Не о половой — меня корежит от самой мысли о нем с кем-то еще, — но об отношениях и всем таком прочем. Сколько мы с ним знакомы, Вес всегда был один. Теперь, когда я знаю, что он гей, мне ясно, почему у него никогда не было девушки. Но был ли у него когда-нибудь бойфренд?

— Не хотел, чтобы ко мне слишком привязывались. — Он пожимает плечом, глаза устремлены на дорогу.

После этого ответа мне становится по-настоящему любопытно.

— А ты сам привязывался к кому-нибудь?

— Неа. — Ну прямо ответ дня.

— Ты когда-нибудь ходил с кем-нибудь на свидание? — спрашиваю я медленно.

Мгновение он молчит. Потом признается:

— Нет. Я не завожу бойфрендов, Каннинг. Слишком много мороки.

По какой-то неясной причине у меня внутри все сжимается. Тянет спросить — а кто в таком случае я? Затянувшаяся интрижка? Летнее увлечение? Я знаю, в конечном счете оно закончится, но мне казалось, что время, которое мы провели вместе, по крайней мере что-то значило для него.

Потому что для меня самого оно что-то значит. Я не уверен, что именно или же почему, но знаю: для меня это не просто секс.

— А после переезда в Торонто у меня вообще ничего не будет, — говорит он угрюмо. — Привет, целибат. Ты отстой.

Меня захлестывает тревожное ощущение.

— Ты поговорил с отцом насчет Sports Illustrated?

— Нет еще. Но давать интервью я не буду. Открывать эту банку с червями у меня желания нет. — Разговор становится слишком зациклен на нем, и он, как всегда в таких случаях, быстро меняет тему. — Ну, а ты? Уже купил билет до Детройта?

Отлично. Он выбрал ту единственную тему, которую мне не хочется обсуждать.

— Нет.

— Чувак, ты бы поторопился.

Вес паркуется около супермаркета, и мы выбираемся из машины. Я надеюсь, что теперь, когда мы приехали, он оставит эту тему в покое, но стоит нам зайти в кондиционированное помещение магазина, и он начинает по-новой.

— Ты же должен явиться туда уже через три недели, — напоминает он мне, подхватывая тележку. — Придумал, где снимешь дом? В пригороде? Где там селятся игроки «Детройта»?

Я киваю, вспоминая свой разговор с Патом. На днях он отвел меня в сторону и сказал, что закинул пару удочек в тренерское сообщество. Мы условились поговорить еще раз в понедельник, но Весу я об этом пока что не сообщил.

Решив прощупать почву, я тоже беру тележку и говорю:

— Если честно, я не уверен, так ли уж мне хочется отправляться в Детройт.

На его лице отражается шок.

— В каком смысле?

— В таком, что… — Я делаю вдох. Ладно, к черту. Почему бы и не сказать ему.

Пока мы идем к холодильникам в дальнем конце супермаркета, Вес без выражения слушает, как я почти дословно повторяю то, что рассказывал Холли — о нежелании всю карьеру просидеть в запасных, о отсутствии энтузиазма насчет переезда в Детройт, о вероятности быть сосланным в низшую лигу и ни разу не сыграть за профессионалов. Единственное, о чем я умалчиваю — о своих мыслях по поводу тренерства. Я пока не готов это обсуждать, тем более что все еще не официально.

Когда я заканчиваю, он долго не отвечает. Стоит, задумчиво пожевывая губу. Потом открывает морозилку и выуживает оттуда пакет со льдом.

— Ты правда настроен не сыграть даже сезон? — в конце концов произносит он.

— Да. — Меня обдает холодом, когда я беру из морозилки еще пару пакетов. — Ты теперь считаешь меня ебанутым на всю голову за то, что я спускаю в трубу шанс попасть в профессионалы?

— И да, и нет. — Он бросает пакет со льдом в свою тележку. — Я считаю, что у твоих опасений есть основания.

Разговор прерывается, когда из-за угла появляется женщина, толкающая перед собой тележку. Увидев Весов фингал, она притормаживает, затем, смерив нас настороженным взглядом, снова начинает идти.

Вес хмыкает, искоса поглядывая на меня.

— Нас приняли за хулиганов.

Я закатываю глаза.

— Не нас, а тебя. И правильно сделали. Я, в отличие от некоторых, святой.

Он фыркает.

— Может, позвать ее и рассказать, кто украсил меня фингалом, а, святой Джейми?

Я показываю ему средний палец, потом беру еще два пакета со льдом, и мы, толкая наши тележки, начинаем брести к кассе у выхода, а там становимся в очередь за пожилой супружеской парой, тележка которых с верхом заполнена хлопьями. Реально, там только хлопья, и все.

— Значит, у моих опасений есть основания, — возвращаюсь я к разговору, пока мы ждем нашей очереди.

Он кивает.

— Не стану отрицать, вратарям приходится туго.

— Но?

— Но это твой единственный шанс. — Его голос смягчается. — Если ты им не воспользуешься, то, возможно, будешь жалеть об этом всю жизнь. Слушай, на твоем месте я бы, наверное, тоже стал ломать голову над решением, но…

— Нет, не стал бы. Даже зная, что тебе сто лет придется ждать шанса, ты бы все равно явился на сборы как штык.

— Точняк. — Он кладет локти на ручку тележки. — Но только потому, что обожаю эту игру. Даже если выходить всего на пять минут за сезон, оно того стоит. Хоккей для меня — все.

А для меня? Тоже все или нет?

Меня охватывает еще большее смятение, когда я начинаю думать о том, какой тяжелый труд сопутствует карьере профессионального хоккеиста. Непрерывные тренировки, жесткая диета, изматывающий график. Я люблю хоккей — правда люблю, — просто, наверное, не так сильно, как Вес. И если сравнить удовлетворение от остановленной шайбы с гордостью, которую я испытываю, пока учу кого-нибудь вроде Марка Килфитера стать лучше и как вратарь, и как личность… Я честно не знаю, что из этого значит для меня больше.

— Просто мне кажется, что попробовать все-таки стоит, — говорит Вес, выдергивая меня из моих невеселых мыслей. — Каннинг, съезди хотя бы на сборы. Вдруг ты приедешь, и они такие: «Парень, мы ставим тебя в ворота».

Ага, десять раз. А еще я буду летать на работу верхом на Пегасе, дружить с джинном и получать зарплату золотом лепреконов.

Заметив, каким стало мое лицо, Вес вздыхает.

— Все может быть, — настаивает он.

— Ну да, — без энтузиазма соглашаюсь я. — Может.

Пожилая пара наконец-то отчаливает со всеми своими хлопьями, и мы с Весом переходим вперед и записываем лед на счет лагеря. Пять минут спустя мы выгружаем пакеты к Весу в багажник.

Я не приблизился к окончательному решению ни на дюйм, и Вес, видимо, это чувствует. Он кивает на автозаправку в пятидесяти ярдах от супермаркета.

— Пошли возьмем по слашу[29], — предлагает он.

— Лед растает, если его надолго оставить в багажнике, — замечаю я.

Он закатывает глаза.

— Нас не будет всего пять минут. Кроме того, ученые доказали, что слаш благотворно воздействует на принятие жизненно важных решений.

— Чувак, тебе реально пора завязывать с цитированием ученых.

Смеясь, мы запираем машину и спешим к автозаправке, где Вес, взяв пустые стаканчики, подталкивает меня к автоматам со слашами. Себе он насыпает вишневого, я же так давно не брал слаши, что никак не могу определиться, и в итоге насыпаю в стаканчик по немногу каждого вкуса.

Кассир на выходе хмыкает при виде моего радужной мешанины.

— Однажды я тоже сделал себе такое, — сообщает он. — Потом мне несколько дней было плохо. Ты предупрежден, сынок.

Вес прыскает.

— Мой приятель любит эксперименты.

Я критически кошусь на него в ответ на эту ужасную шутку. Расплатившись, мы выходим из магазина, но не успеваем сделать и пары шагов, как Вес хлопает себя по лбу.

— Мы забыли соломинки. Постой здесь. Я принесу.

Когда он ныряет внутрь, я задерживаюсь у двери, восхищенно рассматривая блестящий серебристый «мерседес» класса S, который притормаживает возле колонки. Из «мерса» выходит седой мужчина, он разглаживает свой серебристый галстук… и, черт, его костюм стоит, наверное, больше, чем мои родители зарабатывают за год.

Стрельнув в мою сторону взглядом, он отрывисто спрашивает:

— Ты работник?

Я качаю головой.

— Здесь самообслуживание.

— Ну разумеется, — отвечает он пиздец каким снисходительным тоном, после чего с презрительной усмешкой на физиономии откручивает крышечку своего бензобака.

Пока я отворачиваюсь от Сноба МакСнобберса, на улице появляется Вес. Он протягивает мне соломинку и, заметив хмурое выражение моего лица, морщит лоб. И, по-видимому, принимает его за следствие размышлений о дилемме с Детройтом, поскольку испускает негромкий вздох.

— Ты со всем разберешься, бэби, — произносит он мягко. — У тебя есть еще время.

Он наклоняется и одной рукой приобнимает меня за плечи. Потом легко касается губами моей щеки, и я напрягаюсь всем телом, потому что Сноб МакСнобберс выбирает этот самый момент, чтобы посмотреть в нашу сторону.

И то, что появляется у него на лице, режет меня, как ножом.

Отвращение.

Неприкрытое, злобное отвращение.

Иисусе. На меня в жизни никто еще так не смотрел. Словно я собачье дерьмо, в которое его угораздило вляпаться. Словно он хочет стереть с лица земли само воспоминание о моем существовании.

Вес напрягается. Он только сейчас заметил, что за нами подсматривают.

Нет, что нас осуждают.

— Ты знаешь этого типа? — спрашивает он настороженно.

— Нет.

— Какая-то знакомая рожа.

Знакомая? Я слишком шокирован, чтобы вспоминать, где я мог его видеть.

— Просто забей, — шепчет Вес, делая шаг к машине.

Я еле дышу, пока иду за ним следом. Если только не обогнуть всю заправку, у нас нет других вариантов, кроме как пройти мимо «мерса». Когда мы приближаемся к человеку в костюме, я ловлю себя на том, что морально готовлюсь к атаке — совсем как на льду, когда в меня вот-вот полетит шайба. Я перехожу в режим абсолютной собранности. Я готов защищаться любой ценой, пусть и знаю, что сейчас это нелепо. Он ведь не станет нападать на меня. Он не станет…

— Чертовы пидоры, — вполголоса цедит он, когда мы проходим мимо.

Эти два слова будто удар в солнечное сплетение. Краем глаза я вижу, как Вес вздрагивает. Однако он ни слова не произносит и продолжает идти, пока я с трудом поспеваю за его быстрым шагом.

— Извини, — произносит он, когда мы подходим к машине.

— Тебе не за что извиняться. — Но отрицать, что я потрясен случившимся, невозможно. Тот счастливый пузырь, в котором мы с Весом прожили все лето, только что лопнул. Если у нас каким-то образом получится видеться после лагеря, мне, скорее всего, придется сталкиваться с таким дерьмом постоянно.

Невероятно.

— Люди уроды, — мягко говорит он, когда мы садимся в машину. — Не все, конечно, но многие.

Трясущейся рукой я ставлю стакан со слашем в держатель.

— С тобой такое часто бывает?

— Не особенно. Но бывает. — Он берет меня за руку, и я знаю, что, сплетаясь со мною пальцами, он чувствует, как сильно меня трясет. — Это неприятно, Каннинг. Никто и не спорит. Но нельзя позволять всяким мудакам до себя добраться. Пошли они на хуй, верно?

Я стискиваю его пальцы.

— Да, — соглашаюсь. — Пошли они на хуй.

Поездка назад, тем не менее, проходит в подавленном настроении. Занося в кафе пакеты со льдом, мы молчим. Как же мне хочется просто взять и вычеркнуть из памяти то гомофобское замечание — и тот взгляд, — но они остаются со мной. Разъедают меня изнутри. Но в то же время я ощущаю взрывную гордость за Веса. Нет, даже благоговение, потому что такая стойкость требует истинной силы духа. Его ориентацию не принимают даже его собственные родители, но он не позволяет этому воздействовать на себя.

— Тренер Каннинг, тренер Весли! — зовет нас Дэвис, когда мы с Весом появляемся возле катка. — Идите сюда! Я познакомлю вас со своим отцом.

На крыльце толпятся тинэйджеры и их родные. Им всем не терпится познакомиться с тренерами, которые куют из их детей чемпионов. Шэнь активно жестикулирует, взахлеб рассказывая родителям о своих успехах. Килфитер стоит одиноко поодаль. Кусая губу, он озирается по сторонам.

Только мы с Весом подходим к Дэвису и его отцу, как вдруг мое боковое зрение улавливает вспышку серебристого цвета.

Я поворачиваю голову, и мое сердце ухает вниз, когда на тротуаре внезапно притормаживает «мерседес» с автозаправки. Килфитер с еще более взволнованным видом делает шаг вперед.

Водительская дверца распахивается.

Из машины выходит тот гомофоб и недовольно спрашивает Килфитера:

— А поближе парковки нет?

Мой вратарь с заметным усилием сглатывает.

— Нет. Только за общежитием.

— Тогда я оставлю машину здесь.

— Это место для пожарных машин, — возражает Килфитер. — Пап, пожалуйста. Отвези ее на парковку.

О, дьявол. Пап?

У меня внутри разливается ужас, и в этот самый момент Килфитер-старший обнаруживает наше присутствие. Его голова резко дергается сначала в мою сторону. Потом в сторону Веса.

Пока его рот кривится в неприятной гримасе, в голове у меня возникает всего одно слово.

Блядь.

Глава 29 Вес

Проклятье. Не зря мне показалось, что козел с автозаправки на кого-то похож. Я задерживаю дыхание, схлестнувшись взглядом с человеком на тротуаре. Но мистер Килфакер довольно быстро заставляет меня выдохнуть.

— Не может быть, — выплевывает он. — Я, блядь, не верю своим глазам. Где Пат?

— Я здесь, — отвечает спокойный голос. В дверном проеме, хмурясь, появляется Пат. — Какие-то проблемы?

— Еще какие. И вот на это я спускаю тысячи долларов? Я плачу парочке извращенцев за то, чтобы они ежедневно окучивали моего ребенка?

Головы поворачиваются к нам быстрее, чем у зрителей на Уимблдоне. И лицо у Пата бледнеет. Его взгляд на долю секунды отскакивает ко мне, и у меня обрывается сердце.

Я — вот на ком лежит вся ответственность. Я пробил чертову брешь в бизнесе Пата.

Килфакер тоже замечает, что привлек внимание прочих родителей.

— Я не стану это замалчивать.

А затем реплику подает его сын.

— Папа! — орет пацан. — Что за чушь ты несешь?

Челюсть Пата твердеет, пока не начинает напоминать гранитную глыбу.

— Идемте со мной, сэр. Если вы собираетесь клеветать на моих тренеров, будущих игроков НХЛ, то займитесь этим у меня в кабинете. — Он разворачивается и скрывается в здании.

Я жду, когда Килфакер поднимется по ступенькам — по пути он бросает на меня злобный взгляд, — потом иду следом. Позади, опустив глаза, бредет Джейми.

— Пойду послушаю, что он скажет, — шепчу я. — Но ты туда не ходи.

Джейми бросает на меня сердитый взгляд и все равно идет за мной следом.

Это пиздец. Я только что убил его последнее лето в «Элитс». Работа, которую Джейми так любит? Разнесена в щепки вашим покорным слугой. Он будет проклинать тот день, когда мы с ним познакомились.

Через минуту мы вчетвером собираемся в крошечном кабинетике Пата, и я закрываю дверь.

Килфакер явно знает, что колебаться перед атакой не стоит. Не успевает Пат открыть рот, как он выпаливает:

— Только не надо мне заливать, что вы были не в курсе. Как вы могли нанять этих двоих для работы с восприимчивыми детьми?

Пат делает долгий вдох, но лицо у него багровеет.

— Я понятия не имею, что именно вас возмутило. Кто-нибудь просветит меня?

Джейми открывает рот, но я жестом прошу его помолчать. Чувствую, как меня колотит от ярости, но удерживаю голос спокойным и ровным.

— Пусть мистер Килфитер расскажет тренеру Пату, что конкретно он видел. — Я поворачиваюсь к Килфакеру. — Только подробно. Не сдерживайте себя.

Финт срабатывает, потому что Килфакеру становится неуютно. Я направил его гомофобию против него самого. Он даже не может озвучить увиденное — настолько ему омерзительно.

— Они… — Он прочищает горло и пальцем показывает на меня. — Он поцеловал его.

И тут надо отдать Пату должое. На его лице вспыхивает удивление, но уже через наносекунду он его прячет.

Не давая Пату возможности встрять, я снова бросаюсь в атаку.

— Какое-то скудное описание. Что еще вы увидели? Ну давайте, я жду. Не терпится послушать об извращениях.

Килфакер трясет головой.

— Поверь, этого было достаточно.

— Да ладно? — огрызаюсь я. — Где я поцеловал тренера Каннинга?

Моя агрессивная игра явно раздражает его, а значит я на верном пути.

— На заправке!

— В какую часть тела, чувак? — Я чуть ли не хмыкаю, потому что по центру Килфакерова лба начинает пульсировать вена.

— Вот сюда. — Он показывает себе на щеку. — Но суть не в этом.

Я продолжаю напирать.

— Серьезно? А мне кажется, именно в этом. Я знаю Джейми целую вечность. В тот момент он рассказал мне кое-что важное о своей карьере, и я его обнял. Одной рукой. Не будем скупиться на чудовищные детали, окей? Я утешил своего друга — этим самым полуобъятьем и поцелуем в щеку. Теперь вы закуете меня в наручники, да? — Я выставляю вперед запястья.

Килфакер готов взорваться.

— Но я видел… я думаю, вы двое точно…

Тут заговаривает и Пат.

— Неважно, что вы там думаете. Это и есть ваша большая проблема? Интимный момент без возрастных ограничений между друзьями?

— Друзьями, которые…

— Это не ваше дело! — кричит Пат. — И не мое. Я ни разу не видел, чтобы мои тренеры вели себя непристойно. На катке они заняты исключительно делом. За что, смею напомнить, сэр, вы и платите.

— Нет! — возражает Килфакер. — Я плачу за здравомыслие и расскажу всем, как безответственно вы относитесь к подбору сотрудников. Серьезно, вы дождетесь, что все закончится очень плачевно. Эти двое наделают дел и…

Пат прерывает его.

— Единственные дела, случившиеся по вине тренера Каннинга, были в день, когда на каток пришла его девушка. И ваш сын отпустил неуместный комментарий о ее анатомии.

У Килфакера отваливается челюсть.

— В таком случае, тренер, все еще хуже, раз мистер Каннинг путается со всеми подряд. Я знаю, что видел. И мы с сыном уезжаем отсюда прямо сейчас.

Черт. Бедняга Килфитер. Иметь засранца вместо отца да еще остаться без лагеря?

— Как вам будет угодно, — отвечает Пат с каменным выражением на лице. — Но если вы станете клеветать на моих тренеров перед кем-то еще, я этого не потерплю.

— Но на них у вас терпения хватит, да?

Сделав этот финальный выпад, Килфакер уходит.

В кабинете повисает оглушительная тишина, которую нарушает только шумный вздох Пата. Наконец Джейми делает попытку что-то сказать:

— Тренер, я…

Пат поднимает руку.

— Дайте мне минуту подумать.

Джейми опять замолкает. На меня он не смотрит.

— Ладно, — говорит тренер. — Поднимитесь пока к себе. Когда станет ясно, что этот козел собирается предпринять, я сброшу вам смс. И, Джейми… Я хочу извиниться за то, что вмешал сюда и твою подругу.

— Не стоит, — отвечает он быстро.

Но Пат качает головой.

— Стоит. Это не должно иметь никакого значения! Мне все равно, есть у тебя девушка или нет. Но я позволил ему довести себя. То, что вся эта ситуация стала для меня полной неожиданностью, говорит лишь о том, что вы оба вели себя безупречно.

А вот это уже неправда. Хорошо, что тренер Пат не наткнулся на нас, когда мы плавали нагишом и занимались сексом в машине.

— Я управляю этим лагерем двадцать лет, — добавляет он, по очереди заглядывая нам в глаза. — Бывало, мне приходилось призывать персонал к сдержанности. Но тут явно не тот случай.

На этом месте Джейми краснеет как помидор. Если б в кабинете у Пата были ловушки в полу, он, наверное, был бы счастлив активировать их и провалиться.

Мои кулаки наконец разжимаются.

— Пат, извините, если я вношу в ваш день еще больше проблем, но я не стану уходить наверх и ждать вашего сообщения. У нас запланирована тренировка, ведь так? Я не стану прятаться. Моя интимная жизнь — мое личное дело. О моем секрете знают немногие. Но если какому-то козлу хочется со мной пободаться, то увиливать я не стану. Никогда. Это слабость. Я имею полное право быть здесь. Я имею полное право учить этих детей.

Пат сжимает пальцами переносицу.

— Конечно, имеешь. Я просто пытался защитить тебя от других узколобых засранцев. Ну что? Тогда надевай коньки. Пошли они на хер.

Глава 30 Джейми

Может это и делает меня слабаком, но я принимаю предложение Пата пересидеть тренировку. Я не боюсь Килфитерова отца. И не боюсь, если обо мне станут сплетничать.

Просто мне грустно. И я не хочу это показывать.

До сегодняшнего дня я толком не представлял, с чем приходится сталкиваться Весу. Я никогда не слышал гомофобских высказываний. Разве только в кино. Я не знал, что один человек в машине за сто тысяч долларов способен учинить такой хаос.

Поскольку всех увели на каток, на втором этаже общежития, пока я открываю ключом нашу комнату, стоит тишина. Зайдя внутрь, я растягиваюсь на кровати.

Пусть мне и грустно, но по крайней мере я вынес из этого опыта одну важную вещь, которой до сих пор не решался дать имя.

Я… бисексуал.

Согласен, поворот сюжета не настолько взрывает мозг, как у М. Найта Шьямалана, но я впервые позволил этому слову укорениться у себя в подсознании. Я бисексуал и чувствую к Весу не только физическое влечение.

Еще я могу представить отношения с ним. Я могу представить, как счастлив с ним без ощущения, будто чего-то недостает.

У меня была идея найти работу в Торонто. Чтобы мы с Весом могли и дальше быть… кем бы мы ни являлись друг для друга сейчас. Но этого не случится. Вес почти напрямую сказал мне ехать в Детройт. Ему необходимо, чтобы я оставался в четырех часах езды от него.

У нас есть только одно это лето, сказал он в ночь, когда мы поссорились. Он был прав. Ничего больше получить мы не можем.

Немного позже из коридора доносится шум. Комната Килфитера находится в противоположном конце общежития, но в гулкой тишине я все равно хорошо его слышу.

— Я не хочу уезжать! — орет он, когда дверь, распахнувшись, стукается о стену.

— Ты посадишь свою задницу в машину прямо сейчас.

— Ты не можешь меня заставить! — Парень сопротивляется изо всех сил, но я очень хорошо знаю, кто всегда выигрывает подобные споры.

Голос, который отвечает ему, звучит глухо и холодно.

— Если ты в течение шестидесяти секунд не сядешь в машину, то о турнире в честь Дня труда в этом году можешь забыть.

Действительно, почему бы не ударить ребенка по больному, да?

Я слышу неизбежное — скрип колесиков чемодана по плитке и шаги. Когда через полминуты я выглядываю в окно, то вижу, что мой вратарь сидит, ссутулившись на заднем сиденье, а его отец закидывает вещи в багажник. Засранцу даже не выписали штраф за то, что он парканулся в неположенном месте.

Минутой позже они отъезжают, и это конец обоих Килфитеров — и младшего, и старшего.

Я пропускаю и барбекю.

Поскольку меня не было на тренировке, то Пату я, в общем, не нужен, и я использую это время на то, чтобы перегруппироваться. Мне надо посмотреть в лицо тому факту, что лето скоро закончится.

И потому я звоню на работу маме — на тот ее телефон, что всегда перепачкан глиной.

— Привет, ребенок! — щебечет она, когда берет трубку. — Ты звонишь, чтобы сказать, что приезжаешь домой? — Эта женщина всегда говорит только по существу. Когда у тебя шестеро детей, по-другому нельзя. В сутках слишком мало часов, чтобы тратить их на пустопорожние разговоры.

— На самом деле да. Тренер Пат пока не заменил меня, но я собираюсь отпроситься у него на неделю пораньше.

— Замечательно! — восклицает она тем своим тоном, который раньше приберегала для похвалы за пятерки. — Должны же мы повидаться с тобой перед НХЛ. Пока у тебя еще все зубы целы.

— Как воодушевляюще, — бубню я.

— Ума не приложу, почему мои мальчики выбирают себе опасные карьеры, — говорит она. — Я всегда прошу твоего брата перед приездом проверять, все ли жизненно важные органы у него на месте.

Мой брат — полицейский.

— Фу, мам. И Скотт еще ни разу не доставал оружие при исполнении.

— Это верно, пули сейчас не самая большая его проблема. — Она рассказывает, что он ненадолго вернулся в родительский дом. Скотт — тот самый мой брат, которого недавно бросила девушка, и поскольку они жили вместе, ему понадобилось место, где было бы можно перекантоваться какое-то время.

— Значит, он спит теперь в своей старой комнате? — спрашиваю я, пытаясь это представить. Скотту двадцать восемь.

— Да, но редко. В последнее время он берет много дополнительных смен. Думаю, он просто пытается чем-то отвлечься.

— Эх, — бормочу я.

— Джеймс, — неожиданно говорит моя мать. — Чем ты расстроен?

— Ничем, — пробую отговориться я. Но мою маму не проведешь. Невозможно вырастить шестерых детей и не развить в себе телепатические способности.

Она цокает языком.

— Как скажешь. Но позже я как следует побеседую с вами, молодой человек. Приготовлю лазанью и буду держать ее у тебя под носом, пока ты не ответишь на все, о чем я спрошу.

Мамина лазанья — это нечто неописуемое. Ради нее я, наверное, признаюсь во всем.

— Скорее бы, — отвечаю я искренне. Родной дом — именно то, что мне сейчас нужно.

— Люблю тебя, Джейми-бой, — говорит она. — Купи билеты на самолет.

— Хорошо.

Разговор с мамой поднимает мне настроение, и я решаю побаловать себя чизбургером с беконом в баре на Мейн-стрит. Уминая чизбургер, я смотрю, как «Ред Сокс» проигрывают, и размышляю о Весе. Сейчас он на барбекю, где родители наверняка забрасывают его вопросами о том, как происходит драфт в НХЛ. И кому же отвечать на такие вопросы, как не ему.

Никакого сарказма. Факт он и есть факт. Вес всегда хотел играть в НХЛ. Это было первое, что он рассказал о себе, когда мы были тинэйджерами.

Ну а я? Я выбрал хоккей, потому все возможные школьные рекорды в футболе успели побить мои братья. Я люблю хоккей. Но точно не так сильно, как Вес. Потому что сильней него хоккей не любит никто.

Когда я возвращаюсь в общежитие, там еще пусто. Я чищу зубы. Нахожу военный триллер, который взял с собой в лагерь, но так и не успел прочитать. Потом, раздевшись до трусов и футболки, забираюсь в кровать. Может, Вес придет домой в настроении для того, чтоб сжечь чуть-чуть напряжения.

С книжкой на груди я засыпаю.

Некоторое время спустя меня будит скрежет ключа в замке. Сонный, я моргаю, пока Вес подходит к моей кровати.

— Как все прошло? — Мой голос хриплый со сна.

Вес не отвечает мне. Но убирает книжку и кладет ее на пол.

— Ты в порядке?

Он все молчит, но это не кажется странным. Потому что теперь он сидит на краю кровати и просто любуется мной. Он отводит с моего лба отросшие за лето пряди волос. Потом наклоняется и целует меня в ту же щеку, из-за которой сегодня разразилась гроза. В то же самое место.

Стоит его губам коснуться меня, и я вздрагиваю и тянусь ему навстречу за большим.

Мягкие, непривычно нежные губы продолжают покрывать поцелуями мое лицо, мою шею. И у меня начинают бежать мурашки от контраста между мощью этого парня и мягкостью его ласк.

Теплая рука, опустившись туда, где сходятся мои ноги, накрывает меня через тонкую ткань. Ласковое давление побуждает меня толкнуться бедрами вверх. Ощутить небольшое трение было бы сейчас потрясающе, но я получаю только легкое движение его большого пальца по паху.

Очевидно, Вес в настроении помучить меня своей нежностью. А я в настроении разрешить ему это сделать. Я расслабляюсь и, пока он осыпает мою кожу легкими поцелуями и легчайшими ласками, закрываю глаза. Когда я хочу положить ладони ему на грудь, он мягко задерживает их и кладет назад на матрас.

— Хорошо, — ворчу я. — Будь по-твоему.

И не слышу в ответ даже смешка. Он выключает лампу возле кровати и начинает предмет за предметом снимать с себя всю одежду, пока я, привыкая к темноте, лежу на спине и любуюсь всеми открывающимися постепенно участками гладкой кожи и твердых мышц. Впечатляющая эрекция, выпрыгнув наружу, отскакивает к его животу. Мне хочется сесть и взять его в рот, но я продолжаю лениво ждать, что будет дальше. Что бы ни было в планах у Веса, я уверен, что оно мне понравится.

Он склоняется надо мной и целует полоску голой кожи между моими боксерами и футболкой.

— М-м… — выдыхаю я. Я уже твердый, а ведь он еще даже не притронулся ко мне по-настоящему. Его руки плавно спускаются к резинке моих трусов, и я приподнимаю бедра. Шорох — и боксеров нет. В следующую секунду он закрывает ладонью мне рот, а потом за один раз глубоко заглатывает мой член.

Жар и давление окутывают меня так стремительно, что я от шока едва не прокусываю ему ладонь. Пока Вес обрабатывает меня своим ненасытным ртом, по моему животу проносятся волны дрожи, а бедра дергаются вверх. Боже. Я знаю, мы должны вести себя тихо, но как? Я этого не переживу.

К тому времени, как он с чпоком отпускает меня, я весь дрожу. На секунду он исчезает из поля зрения. Потом возвращается с презервативом и бутылочкой смазки, и я облегченно вздыхаю.

Он предлагает мне руку, и я, приняв ее, позволяю себя усадить. Он снимает с меня футболку, потом садится верхом мне на бедра. Впервые за вечер мы с ним целуемся по-настоящему. Вся недавняя мягкость выгорает как пар, оставляя после себя огненный след, и я с жадностью набрасываюсь на него. Между сильными, расплавленными поцелуями ловлю губами его язык и с силой сосу его.

Он стонет, и мое горло с готовностью проглатывает его стон. Сидя на коленях, он медленно втирается в мое тело, наши плечи сталкиваются, наши члены болят. Желать его дарит такую приятную боль.

В конце концов он прерывает наш поцелуй и садится на пятки, а я, надеясь ускорить события, нашариваю рядом презерватив. Он забирает его у меня, надрывает пакетик.

Но одевает не на себя, а тянется вниз и раскатывает его на моем члене.

Мое дыхание застревает в груди.

— Ты серьезно?

Вместо ответа Вес целует меня. Еще одним затяжным, обжигающим поцелуем. Затем открывает смазку и наносит немного себе на ладонь. С серьезным выражением на лице он тянется себе за спину. И по тому, как он закусывает губу, я понимаю, что он входит в себя.

— Позволь мне, — шепчу я. Смазываю пальцы и тянусь ему между ног. Вес ставит оба кулака на кровать. Склоняется надо мной, целуя мой подбородок.

Я ласкаю его там, и он вздыхает мне в ухо. Ощутив давление моего пальца, кладет голову мне на плечо.

— Вот так, — выдыхаю я. Когда я проникаю в него, он на мгновение замирает. Потом я слышу глубокий вдох и чувствую, как он расслабляется.

У него там так туго и жарко, я ничего подобного раньше не чувствовал. Пока я вхожу в него, он попеременно то сопротивляется мне, то расслабляется. Я делаю паузу, чтобы нанести на руку невероятное количество смазки. Вот теперь у меня получится достать до того его места. Я делаю манящее движение пальцем, и он содрогается.

Он по-прежнему вжимается лицом в мою шею. Мне это нравится. Я бы хотел, чтобы он остался там навсегда.

Глава 31 Вес

Мне нелегко.

Сегодня весь день — сплошное мучение, но эту муку выбрал я сам. Мне трудно открыть свое тело. Не знаю, почему. Так сложилось.

Но я хочу это сделать. Каждый раз, когда я напрягаюсь, сопротивляясь вторжению, я повторяю себе одни и те же слова. Это Джейми. Все хорошо. И наконец расслабляюсь. Джейми не торопится, движется медленно. Он считывает меня, как талантливый вратарь нападающего, и остается в этом таким же сильным и нежным, как и во всем остальном.

Блядь. Я так сильно его люблю.

Сегодняшний день в очередной раз напомнил мне о том, как все есть. Притронувшись к Джейми в тот первый раз, я притворился перед собой, будто что-то даю ему, когда на самом деле я брал. Он, конечно, простил меня. К сожалению этим летом история повторилась. Я вновь привязал Джейми к себе. И взамен отдал его на милость засранцев вроде Килфакера.

Сегодня Джейми потерял своего звездного игрока. Он, наверное, никогда больше не увидит этого парня. И виноват во всем этом я.

Одна рука Джейми согревает мне спину, пока второй он подготавливает меня.

— Бэби, — шепчет он. — Ты сможешь принять еще?

Я киваю ему в шею. К первому пальцу присоединяется и второй. Поначалу я сопротивляюсь жжению. Это Джейми. Все хорошо. Еще один глубокий вдох — и я заставляю себя расслабиться.

— Вот так, — произносит он. — Я хочу, чтобы ты сел на меня верхом, ладно? И чтоб забрызгал всю мою грудь, когда будешь кончать.

Мой позвоночник прошивает молния похоти. Я насаживаю себя на его пальцы и в награду получаю прикосновение прямо к простате. О да! Наслаждение такое интенсивное, что я содрогаюсь — и ощущаю щекой, как он улыбается.

Через несколько минут Джейми вводит в меня три пальца. Маленькими толчками я начинаю объезжать его и, пока он шепчет мне что-то подбадривающее, прошу свое тело еще чуть-чуть растянуться. Я не делал этого несколько лет. Надеялся, что будет легко, но за это — как и за все в моей жизни — мне приходится попотеть.

И все же я не сдаюсь. Теперь у меня появился еще один повод ценить его. Джейми. Мой дорогой, великодушный мужчина. Когда он отдавался мне, то не показывал, насколько это непросто.

Он замечательный.

Сев немного прямее, я жестко целую его, давая понять, что готов. Джейми с готовностью отвечает. Я смакую его рот еще несколько раз. Для храбрости. Потом привстаю на коленях, подготавливая себя для него.

Джейми подтягивается вверх. Положив сзади подушку, прислоняется к спинке кровати, потом наносит себе на член смазку, и при виде того, как он растирает себя, у меня во рту скапливается слюна. Он приставляет себя к моему входу.

И в этот момент, когда его карие глаза, полные страсти, поднимаются вверх, я понимаю, что ничего сексуальнее его в жизни не видел.

И я наконец-то решаюсь. Плавно опускаюсь на его член, и его рот в безмолвном стоне распахивается, веки прекрасных глаз тяжелеют. Жжение возвращается, но его можно перетерпеть. Я замираю на минуту, чтобы дать себе попривыкнуть, а пока беру в ладони его лицо. Секунду я просто любуюсь им. Он раскраснелся от возбуждения, его волосы в беспорядке. Я приехал в Лейк-Плэсид в надежде возобновить нашу дружбу, но получил много больше. И я бесконечно благодарен за это.

Я пытаюсь передать Джейми все, что чувствую, в поцелуе. Он теперь почти всхлипывает мне в рот. Значит, слышит? Затем делаю бедрами пробный толчок. В восхищении от результата упираюсь в его плечи руками и начинаю медленно насаживать себя на него. Сдвигаю бедра, нащупывая правильный угол. И когда нахожу, понимаю, как это изумительно. При каждом толчке во мне пульсирует наслаждение. Это дико, безумно приятно.

Джейми зажимает мой подтекающий член в кулаке. Его губы раздвинуты, кадык скачет на горле. Он весь, куда ни посмотри, — отчаянное желание. Оно в его крепко стиснутых челюстях, в дрожи, что проносится по его руке, пока он мне дрочит.

Он облизывает губы.

— Если ты кончишь, то заберешь меня вместе с собой.

Теперь, когда он это сказал, я очень хочу кончить вместе. Закрыв глаза, я замедляю темп и концентрируюсь на удовольствии, которое дарит мне каждый толчок. Внутрь и наружу сливаются воедино, в одно блаженное целое.

Выражение на лице Джейми — вот, что в итоге приводит меня к оргазму. Когда я открываю глаза, то вижу на его лице настолько мощную смесь возбуждения и изумления, что меня отбрасывает к самому краю.

— Джейми, — хрипло выдыхаю я, мчусь навстречу надвигающимся на меня ощущениям и кончаю, а он содрогается подо мной. Еще до того, как все заканчивается, я падаю ему на липкую грудь. Мои губы оказываются около его уха, и я тихо постанываю, пока моя задница сжимается вокруг его члена.

— Иисусе, — шепчет он.

Не то слово… Я обнимаю его и держу в объятьях так долго, как только смею.

Я правда не представляю, как откажусь от него, когда лето закончится.

Глава 32 Джейми

Лагерь подходит к концу. Пять недель пролетели как один день. Осталась всего неделя, и это не укладывается в голове. Видимо, время летит быстрее, когда каждый день ты играешь в хоккей, а каждую ночь занимаешься сексом.

После дневной тренировочной игры дети находятся в приподнятом настроении. Поправка: не все дети, а игроки нападения. Что до моих вратарей… эти мрачнее тучи. Сегодня Весовы форварды разошлись. Накидали и в те, и в другие ворота.

Отсутствие Килфитера, безусловно, очень заметно. Он был настоящим талантом. В смысле, есть, поправляюсь я, ведь пацан же не умер. Его гомофоб-папаша решил, будто сделал умный шаг, забрав своего сына из одного из самых престижных тренировочных заведений в стране. Ну вы понимаете, ведь в «Элитс» кишмя кишат извращенцы. Дебил.

Я подкатываю к воротам, где хмуро стаскивает шлем Брайтон, мой пятнадцатилетний вратарь.

— Я был сегодня собачьим дерьмом, — сообщает мне он.

— Просто день такой. Неудачный, — говорю я с улыбкой. — И собачьим дерьмом ты не был. Ты остановил больше, чем пропустил.

— Я пропустил целых семь.

— Бывает. Но ты, парень, все делал правильно. — Я не обманываю — сегодня Брайтон четко выполнял все мои указания. Просто вышло так, что Весовы указания форвардам были лучше.

Я дую в свисток, подзывая второго своего вратаря, и тот подкатывает к нам с такой же угрюмой физиономией.

— Я играл, как…

— Дай угадаю. Как собачье дерьмо? — Я усмехаюсь Брадовски. — Да, мы с Брайтоном уже прошлись по этой теме. Но послушайте, парни, вы сегодня старались и сыграли нормально. Я не хочу, чтобы вы возвращались в общежитие и весь вечер хандрили, окей?

— Окей, — соглашаются они хором, но не особенно убедительно.

Я вздыхаю.

— Взгляните на это с другой стороны. Брайтон, ты пропустил семь из… — Я обращаюсь к скользящему мимо Джорджи: — Сколько раз парни Веса пробили по сетке?

— Тридцать пять, — на ходу отзывается он.

— Семь из тридцати пяти, — говорю я Брайтону, потом быстро подсчитываю в уме. — То есть двадцать процентов. А ты, Брадовски, пропустил восемь, но остановил почти так же много, как Брайтон. Не такая уж и плохая статистика. — Я хмыкаю. — Мы с тренером Весли раньше постоянно устраивали соревнования со штрафными. Бывали дни, когда он пробивал меня пять раз из пяти.

У Веса, видимо, загорелись уши, потому что он внезапно появляется у меня за спиной.

— У вас тут все в норме?

— Угу. Рассказываю ребятам, как ты задавал моей заднице жару во время штрафных.

Когда его брови подскакивают вверх, я понимаю, что он вспоминает наше последнее противостояние. Ну круто. Теперь я тоже об этом думаю. Остается надеяться, что дети не замечают окрасивший мои щеки румянец.

— Да, против меня у Каннинга не было ни единого шанса, — говорит Вес, быстро оправившись. — И кстати, с любой стороны гола. Неважно, был ли я с клюшкой или с вратарской перчаткой — он вечно проигрывал.

Я сужаю глаза.

— Ху… херня. Забыл, кто выиграл в последний раз?

Надо отдать Весу должное — на этот раз он не ведет и бровью, хотя мы оба знаем, что он помнит исход того последнего раза.

Пацаны рядом хихикают.

— Переигровка! — вдруг выпаливает Брайтон.

У Брадовски загораются глаза.

— Точно! Переигровка!

Мы с Весом переглядываемся. Вообще пацанов следовало бы загнать в душевую, чтобы они не опоздали на ужин, но Брайтон с Брадовски уже со свистом уносятся прочь и собирают ребят, которые еще не успели уйти в раздевалку.

— Тренер Каннинг и тренер Весли пробивают штрафные!

Что ж. Похоже, отвертеться нам не дадут.

Вес подмигивает мне.

— Ставки те же?

— Натурально.

Мы оба усмехаемся тому, какое слово я выбрал.

Десять минут спустя мы уже одеты и расходимся на позиции. Наша аудитория увеличилась — у борта собрались даже тренеры во главе с Патом. Я в полной снаряге, потому что, уж извините, но стоять без защиты, пока меня расстреливает новый форвард «Торонто», я не намерен.

С показушной грацией Вес скользит по льду к синей линии, потом останавливается и смотрит в упор на меня. От порочного блеска в его глазах у меня ускоряется пульс. Я практически слышу, как он мысленно насмехается надо мной — готовься взять в рот, Каннинг.

Сделав вдох, я стучу клюшкой по льду. Звучит свисток. Вес разбегается. Молниеносный удар — и по катку эхом разносится восторженный рев. Гол.

Черт. Сегодня он настроен серьезно. Стряхнув с себя неудачу, я концентрируюсь и следующие два удара ловлю, чем зарабатываю свою порцию аплодисментов.

Вес с ухмылкой примеривается к следующей шайбе.

— Ну что, готов?

Засранец повторил ровно те же слова, которые сказал вчера ночью перед тем, как засунуть свой член в мою задницу. Ох и любит он повыносить мозг, мой бойфренд.

Погодите-ка, что?

Шайба пролетает мимо меня, и я даже не успеваю отреагировать, потому что мое сознание еще спотыкается о последнюю мысль.

Мой бойфренд? Я же вроде смирился с тем, что нам не быть вместе. А теперь вдруг думаю о нем, как о своем бойфренде?

Я отметаю эту мысль в сторону и заставляю себя сосредоточиться на защите ворот. Когда моя перчатка ловит последнюю шайбу, я с облегчением выдыхаю. Я пропустил всего две. А значит мне надо забить ему две для ничьей или три для победы. С учетом того, что он и близко не так хорош в сетке, как я, можно считать, что выигрыш уже у меня в кармане.

Но он выглядит в сетке уж слишком непринужденно. Серые глаза за маской насмехаются надо мной, и когда он кричит: «Ну-ка, покажи-ка, что у тебя есть», я слышу в его голосе смех.

Нахальный ублюдок уверен, будто может остановить меня.

Блядь. Нахальный ублюдок и впрямь меня останавливает. Моя первая шайба попадает ему в перчатку.

Я стискиваю зубы и во время второго удара пытаюсь перехитрить его, но его зоркие глаза считывают мой финт. Эту шайбу он останавливает щитками, а третью отбивает клюшкой. Черт. Для ничьей следующие две мне необходимо забить.

Пацаны издают радостный возглас, когда моя четвертая попытка оказывается успешной. Пролетев мимо плеча Веса, шайба попадает в ворота.

— Последний удар! — нараспев кричит Вес. — Ох, как же ты всосешь, Каннинг!

Я знаю, что в его устах это не фигуральное выражение.

Брайтон начинает хлопать по бортику, организуя барабанную дробь, и к нему сразу присоединяются и остальные дети. Стук звучит в такт размеренному биению моего сердца. Я делаю вдох, затем подъезжаю вперед. Размахиваюсь, прицеливаюсь и осуществляю удар.

Шайба со свистом рассекает воздух.

Я мажу.

У пацанов сносит крышу, и Вес триумфально прокатывается вдоль бортика, пока они дают ему пять. Я с подозрением наблюдаю за ним. И когда это он научился так хорошо защищаться? Четыре года назад он был в этом почти полный ноль.

Отодвинув эту мысль, я принимаю соболезнования от своих вратарей, которые на самом деле выглядят очень даже довольными. Видимо, мое поражение заставило их осознать, что порой лажают и самые лучшие.

Когда дети гурьбой устремляются к раздевалкам, Вес подкатывает ко мне и выгибает бровь.

— Одно из двух: или ты разучился бить, или ты мне поддался.

— Не поддавался я, — цежу я сквозь зубы. И тут мне в голову приходит внезапная мысль. Во время тех штрафных перед колледжем… уж не поддался ли он тогда мне? Потому что парень, которого я сегодня увидел в воротах, был совсем не похож на того, кто стоял там четыре года назад…

Я собираюсь было спросить его в лоб, но тут у скамьи, прерывая нас, появляется Пат.

— Каннинг, — говорит он. — На одно слово.

Вес хлопает меня по плечу.

— Увидимся в столовке.

Мы раскатываемся в разные стороны, однако Пат заговаривает не раньше, чем Вес отъезжает подальше.

— Утром мне звонил один друг из Торонто, — переходит он, как всегда, прямо к делу.

Я напрягаюсь.

— Насчет меня?

Он кивает.

— Его зовут Родни Дэвенпорт. Он сейчас в ХЛО[30], тренирует одну из команд дивизиона А. Сам он в Оттаве, но хорошо знаком с Биллом Брэддоком, главным тренером команды в Торонто. Он пообщался с Брэддоком от твоего имени.

Меня встряхивает от изумления.

— Правда?

— Я поручился за тебя перед Родни. — Пат пожимает плечами. — Двадцать восьмого у тебя собеседование в Торонто.

— Правда? — Я ошарашен. В глубине души я не верил, что Пат на самом деле сможет помочь.

— Речь о должности помощника тренера, координатора защиты в юниорской команде, так что работать будешь с ребятами от шестнадцати до двадцати. Но собеседование — это просто формальность. Они были поражены высоким уровнем твоего опыта.

Черт подери. Выходит, не зря я столько лет тренировал здесь, в «Элитс».

— Я… — Я не знаю, что и сказать. Но потом понимаю, что должен задать один важный вопрос. — Если в Торонто я буду с… — Я откашливаюсь. Нет, мне не стыдно, просто случая попрактиковаться в разговорах на эту тему у меня еще не было. — Что, если там окажутся люди вроде мистера Килфитера?

Пат выдергивает из кармана рубашки листок бумаги.

— Вот антидискриминационная политика лиги. Я ее прочитал. Там… кхм… все прикрыто.

Я бегло просматриваю распечатку. Лига обязалась не допускать дискриминации на основании этнической принадлежности, религии или вероисповедания и сексуальной ориентации.

— Что ж, это… очень кстати, — говорю я, и Пат усмехается. — Двадцать восьмого июля, да? — Блин. Это ж на следующей неделе. За три дня до того, как мне предстоит появиться в Детройте. Если я вообще поеду в Детройт. С каждым днем мысль о сборах становится все менее и менее привлекательной.

Чего я хочу? Играть за профессионалов?

Или помогать попадать в профессионалы талантливым детям?

— Брэддоку нужен ответ до конца этой недели, — говорит Пат. — У них есть еще один кандидат, так что если ты решишь не приезжать на собеседование, то скорее всего они отдадут эту должность ему.

Мои мысли еще работают, внутри пульсирует нерешительность. Мне бы стоило сперва спросить Веса. Он ведь недвусмысленно дал мне понять, что в Торонто ни с кем не будет. Он сказал мне ехать в Детройт.

Поэтому да, мне нужно поговорить с ним перед тем, как принимать какие-либо решения.

Но у меня есть горькое ощущение, что я в точности знаю, что он мне скажет.

Глава 33 Вес

Каннинг ведет себя странно. За ужином сидит, как воды в рот набрав, а потом накладывает вето на мое предложение выбраться в город в кино, сказав, что просто хочет вернуться в комнату.

Пока мы в молчании поднимаемся по лестнице общежития, мне очень хочется выяснить, что происходит в этой его сексуальной голове. Он не выглядит ни рассерженным, ни расстроенным. Скорее обеспокоенным, и это настолько не похоже на Джейми, что беспокоиться начинаю я сам.

— Так о чем хотел поговорить с тобой Пат? — Я пытаюсь завязать разговор, но почему-то добиваюсь противоположного эффекта.

— О всяких тренерских делах, — отвечает он. И опять наглухо замолкает.

Я сдерживаю вздох. Иду за ним на второй этаж, попутно любуясь тем, как его задницу облегают потертые джинсы. Мы проходили все лето в шортах и шлепках, но сегодня вечером неожиданно похолодало, так что мне выпал шанс посмотреть на него в джинсах. И, блядь, он выглядит исключительно.

— Хочешь, покажу на ноуте кое-что? — спрашиваю я, заходя в нашу комнату. — Кассель скинул одно ржачное видео, где…

Мне не дают договорить его губы, впившиеся в мои.

Джейми пришпиливает меня к стене и вторгается мне в рот языком, а я — несмотря на все звенящие в голове тревожные колокольчики — непроизвольно отвечаю на поцелуй. Сжав мою талию, он трется о меня, глухо стонет.

Иисусе. Я не вполне понимаю, откуда взялся этот неожиданный приступ страсти, но мой член без вопросов его одобряет. Спустя одну-две минуты я натягиваю молнию, словно у меня там железный прут. Заметив это, Джейми трясущимися руками неуклюже расстегивает пуговицу моих джинсов.

— Я должен тебе минет, — бормочет он.

Точно. Штрафные. О призе я и забыл. Мы ведь и безо всяких штрафных регулярно отсасываем друг другу.

Стягивая мои штаны с боксерами вниз, он с каким-то почти отчаянием опускается на колени. Тревога у меня в голове воет все громче.

— Эй. — Я погружаюсь пальцами ему в волосы, приостанавливая его. — Что в тебя вселилось?

— Пока ничего. — Он облизывает мою головку, и я вижу звезды. — Но я надеюсь, что в ближайшее время в меня вселится вот это.

Он забирает меня в рот целиком, доказывая на деле, что за лето научился нескольким новым трюкам. Теперь он заглатывает как чемпион, до конца, и обычно я только за…

Но сегодня у меня есть чувство, будто что-то не так.

От его нетерпения сгущается воздух. Я откидываюсь на дверь, пытаюсь отдаться ему, но сосредоточиться не выходит. Скользнув пальцами Джейми под подбородок, я прошу его встать.

— Иди сюда.

Джейми еще раз глубоко, до дрожи в ногах, засасывает меня. Когда он поднимается, я разворачиваю нас так, чтобы у двери теперь оказался он. Взяв его щеки в ладони, я всматриваюсь в столь любимое мною лицо. Его скулы горят, в карих глазах плещется эмоция, которую я не могу распознать.

Я собираюсь выяснить, что происходит, но сначала целую его. Один раз. Два раза.

— Каннинг, — шепчу. — Мы не станем трахаться, пока ты не скажешь, что там у тебя в голове.

Он опускает взгляд. Потом говорит хриплым голосом:

— В следующем году я скорее всего буду тренировать.

— Правда? — Я и не знал, что он рассматривает такую идею, но в целом эта работа может стать интересным решением его вратарских проблем. Хоть в глубине души мне и кажется, что надо быть сумасшедшим, чтобы отказаться от карьеры профессионального хоккеиста. — А где?

— Я буду координатором защиты одной из юниорских команд… — Он сглатывает. — В Торонто.

В Торонто. Эти слова рикошетом проносятся сквозь мои мысли, и на кратчайшую из секунд мое сердце ракетой взмывает ввысь. Я бы, наверное, дошел до того, что издал бы ликующий вопль, если б меня отпустил его настороженный взгляд. Из нас двоих Джейми всегда был умнее.

Но я быстро учусь. И потому уже через полсекунды у меня все стягивает в груди, а руки соскальзывают с его лица. Он даже вздрагивает, когда они падают вниз.

Я не могу быть с Джейми в Торонто. Ведь, если о нас узнают, у меня вообще не останется причин находиться в том городе. Я ебаный новичок, который надеется, что ему повезет, что он станет ценным членом команды.

Пока я собираюсь с духом, чтобы изложить ему это, проходит еще несколько секунд. Ведь речь не о ком-то, а о моем Джейми Каннинге. Вероятность того, что я полюблю кого-то другого, примерно равны шансу встретить акулу.

В Торонто.

Но вероятность того, что Джейми переживет наш разрыв, несоизмеримо выше. Нам было хорошо этим летом, но для него оно необязательно имеет такое же значение, как для меня. Этот прекрасный мужчина скорее всего натурал. И даже если я ошибаюсь, то теперь на планете у него в два раза больше потенциальных партнеров, чем полтора месяца назад.

Он может заполучить кого угодно. И я не стану просить его ждать меня.

— Скажи что-нибудь, — сквозь зубы бормочет он.

Не хочу. Мои веки горят, горло сжимается, но я не стану юлить. Он заслуживает того, чтобы я хоть раз был с ним честен.

— Мы не можем быть вместе в Торонто.

Всего шесть коротеньких слов. Но от них его глаза становятся красными.

— Я сожалею, — добавляю я. Но это слово и близко не описывает мое состояние.

Он обходит меня, отходит от двери. Я пользуюсь моментом, чтобы заправить себя обратно в штаны. Пока я застегиваю молнию, Джейми в лихорадочной спешке надевает шорты для бега. Потом засовывает ноги в кроссовки и, даже не завязав шнурки, возвращается к двери.

— Я на пробежку, — глухо буркает он.

Я отхожу с дороги. Делаю совершенно противоположное тому, что мне хочется сделать, и мое сердце кричит на меня, требуя, чтобы я не дал Джейми уйти.

Но дверь распахивается, потом захлопывается, и его больше нет.

У меня начинается паника. Я срываюсь к окну. Через минуту он слетает вниз по крыльцу и убегает дальше по улице, сзади болтаются так и не завязанные шнурки.

Он уже давно скрылся из виду, а у меня все никак не получается успокоить дыхание и взять себя в руки. Я не могу поверить в то, что я сейчас сделал. Я же этого не хочу. Мои мысли скачут как шарик в пинболе, пока я пытаюсь нащупать решение этой проблемы.

Но решения нет. Я потратил десять лет своей жизни на то, чтобы получить эту работу в Торонто. У меня есть диплом менеджера, как у всех прочих гребаных спортсменов на этой планете. И отец, который вываляет меня в смоле и перьях, если я облажаюсь в Торонто.

Джейми Каннинг был моей первой влюбленностью и первой любовью. Но ему не суждено стать моим.

Утешает только одно. Да, прямо сейчас Джейми злится. Оказаться отвергнутым всегда тяжело. Но я нутром чувствую, что он это переживет. Его возвращения ждут все Холли этого мира. Не пройдет и недели, как его внимание привлечет какая-нибудь симпатичная девочка, и через несколько месяцев сегодняшняя катастрофа станет просто неприятным воспоминанием.

Как и я.

Я сглатываю эту мысль, а потом открываю шкаф и достаю со дна чемодан.

Глава 34 Джейми

Сегодня воскресенье и впереди — ужин в доме моих родителей в Сан-Рафеле, Калифорния. На этот раз я увижу его не по скайпу — я сам делаю пасту. Я покрошил гору чеснока, нарезал кубиками несколько луковиц и нарубил гору оливок. Сегодня за ужином нас будет десять — восемь нас плюс муж Тэмми и новый бойфренд Джесс. Мама полтора часа держит меня на кухне, но до завершения еще далеко.

Как выяснилось, готовка оказывает значительный терапевтический эффект. Мне есть чем занять свои руки и можно не смотреть людям в глаза.

Я дома сорок восемь часов, и мама акулой кружит вокруг меня. Чувствует, что со мной что-то серьезно не так. Я сказал ей только то, что у меня кризис с карьерой. Она знает, что через три дня у меня собеседование, и это идет вразрез с тем фактом, что через шесть дней я обязан приехать в Детройт.

Все, что я рассказал ей, — правда. Но это не вся правда. Выбирать между двумя карьерными путями непросто, но это и близко не так болезненно, как то, что сделал со мной Вес.

После той ужасной сцены я ушел на пробежку. Через три мили Веса у нас в комнате уже не было. Я не имею в виду, что он вышел выпить — он уехал из лагеря. Из нашего шкафа исчезли все его вещи. Исчезли его туалетные принадлежности.

Исчезли его коньки.

Мне сразу стало понятно, что он не вернется. Когда наутро я спустился на завтрак, Пат встретил меня сочувствием на лице. А когда я спросил, точно ли ему хватит тренеров, если я на следующей неделе сорвусь в Калифорнию, он ответил категоричным «да».

Последние два дня я провел, стараясь не хандрить у себя в комнате. Так что огород моих родителей теперь отлично прополот. Плюс я четыре раза проиграл папе в шахматы. И наконец-то домучил книжку, которую привез с собой в лагерь.

Но как же мне больно из-за потери моего лучшего друга, или бойфренда, или кем бы мы с ним не являлись друг другу. Мы так и не успели придумать название. И уже не придумаем никогда.

— Блядь! — восклицаю я, рубанув себя ножом по кончику пальца. Защипываю разрез, и нож выскальзывает у меня из руки.

— Джеймс. — Мамин голос звучит очень мягко. — По-моему, тебе пора взять перерыв. — Она даже не делает мне замечание за слово на букву «б». Видимо, я веду себя так, словно серьезно двинулся головой. — Давай наложу повязку.

Спустя две минуты моя ранка перебинтована.

— Я могу что-нибудь потушить и с одной рукой, — предлагаю я.

— Может, ты лучше расскажешь мне, что тебя беспокоит?

Нет, рассказать-то можно. Мои родители и глазом не моргнут, если узнают, что у меня была связь с мужчиной. Они оба — настоящие калифорнийские хиппи, и если б мы с Весом остались вместе, я бы поделился с ними всем в один миг. Но смысла рассказывать эту историю сейчас уже нет. Я добьюсь только того, что надо мной всю жизнь будут подшучивать братья и сестры. (Хотите узнать, подходит ли рубашка к штанам? Спросите Джейми. Он как-то раз поллета был геем.) Большие семьи, как у меня, нельзя снабжать такого рода оружием, если это не актуально.

Как бы там ни было, но от необходимости отвечать на мамин вопрос я избавлен, потому что внезапно дверь кухни распахивается, и начинает прибывать первая волна.

— Джеймстер! — вопит моя сестра Тэмми. — Вот. Держи.

Не успеваю я возразить, как на руках у меня оказывается младенец.

— Свежее мясо! — хихикает моя сестрица, а ее муж проскальзывает мимо нас, чтобы достать себе пиво.

Я смотрю на малыша.

— Хм. Привет, — говорю ему. Я не видел Тая два месяца и клянусь, за это время он увеличился вдвое.

Он что-то лепечет в ответ с засунутыми в рот четырьмя пальцами. Потом своей обслюнявленной маленькой ручкой хватает меня за нос.

Тэмми расплывается в широкой улыбке.

— Так здорово, что ты приехал, пацан. — Тэмми тридцать, но она зовет меня «пацаном» с тех пор, как ей было двенадцать, а мне четыре.

Мы с Таем подхватываем из холодильника пиво и отправляемся на веранду, откуда открывается потрясающий вид на залив. Мои родители купили этот дом тридцать четыре года назад перед рождением Джо. Это единственная причина, по которой они могут себе позволить такой шикарный вид в отличном районе. По мере того, как наша семья разрасталась, у дома появилось пара пристроек, но своя комната у меня, как у самого младшего, была всего один год перед отъездом в колледж. Двухъярусные кровати, драки за хлопья повкусней и шумные семейные обеды — такой была моя жизнь.

Блядь, как же хорошо оказаться дома.

— Думаю, мне стоит добавить в список третий пункт, — говорю я Таю, и он глядит на меня своими круглыми карими глазками, цветом так похожими на мои. — Детройт, Торонто или Калифорния? — спрашиваю его.

Тай морщит личико и выглядит так, словно обдумывает вопрос. Причем напряженно — очень. Но потом я слышу тихий свистящий звук, его лицо расслабляется, и в тот же миг начинает попахивать кое-чем неприятным.

— Ты наделал мне на часы, да? — спрашиваю я малыша.

Тот моргает в ответ — сплошная невинность.

— А, вот ты где! Джейми!

Развернувшись, я вижу Джесс, вторую свою сестру. Быстро, чтобы она не успела отреагировать, я вручаю ей малыша, а потом звучно чмокаю в щеку.

— Рад тебя видеть, сестренка.

— Ты только что отдал мне обкаканного племянника?

— О, так вот что это за запашок…

— Ах ты! — фырчит Джесс. Мы в семье самые младшие. Ей двадцать пять, и она мне ближе всех остальных. Что означает, что мы доводим друг дружку до сумасшествия.

— Возврат не принимается, — прибавляю я.

Она закатывает глаза.

— Ладно. Я схожу за памперсом, а ты пока принеси Рейвену пиво, окей? Сделай хоть что-то полезное. — Она уходит, оставив на веранде парня, которого я никогда раньше не видел.

— Ты… — Она сказала Рейвен? Блин, что это за имя такое?

— Рейвен, — говорит он и выставляет кулак, чтоб я по нему стукнул.

Серьезно? Я стукаю — чисто из вежливости.

— Ты хоккеист, — заявляет он. Голос у него хрипловатый.

— Угу, — мычу я неопределенно, потому что кто его знает, кем я решу стать к концу этой недели.

— Клево. — Тут я понимаю, что у него с голосом: он, похоже, накурен. Да, моя сестра умеет их выбирать… Но когда Рейвен бедром опирается на перила и складывает руки на груди, я обращаю внимание на выглядывающие из-под рукавов футболки татуировки и изгиб его бицепсов. Неплохо.

Иисусе… я зацениваю бойфренда своей сестры. Р-р-р! Чертов Райан Весли. Видишь, до чего ты довел меня? Это настолько нелепо, что я испытываю внезапное желание заржать как гиена.

— Ты это… — я проглатываю смешок, — пива хочешь?

— Ага, — тянет он. А он настоящий говорун, наш Рейвен. Будь здесь сейчас Вес, он бы…

Точно.

Эх.

Ужин проходит как все наши ужины — шумно и весело. Я слушаю, как мои братья перебрасываются остротами, и у меня получается хотя бы на пару часов перестать думать о Весе.

— Единственный профессиональный спортсмен в семье, — жалуется Скотт, — и тот растрачивает свой талант на хоккей.

— Еще не поздно, — возражает его близнец Брэди. — Джейми еще может переключиться на нормальный спорт — на футбол. «Найнерс» тоже нужна защита.

— Придумал, — объявляет мой папа. — В ноябре команда Джейми будет играть в Анахайме…

У меня все сжимается в животе, потому что шансы увидеть меня на площадке в этой игре практически нулевые.

— А значит мы сможем все вместе сходить на матч «Найнерс»! — заканчивает он.

Что ж, одно хорошо: никто не станет сильно переживать, если я решу отказаться от НХЛ.

Мы шутим над круглым животом Тэмми. Потом над редеющей шевелюрой Джо. Потом очередь стать объектом шуточек переходит ко мне, но я почти их не слышу.

Вечер пролетает в водовороте подколов и сплетен. Наконец персиковый пирог съеден, а тарелки помыты. Почти весь наш клан разъехался по домам. Теперь здесь только я, мои родители и Брэди со Скотти.

Мы опять на веранде. Сидим, задрав на перила ноги, и глядим на закат, пока Скотти делится со мной своей печальной историей.

— Она сказала, что не хочет выходить замуж за копа. Богом клянусь, я пытался придумать, как перестать им быть. У меня диплом в области уголовного права и семь лет опыта за спиной. Я всерьез раздумывал, не уйти ли в отставку.

Голос моего брата срывается, и я ощущаю укол чего-то гораздо большего, чем просто сочувствия.

— Но потом я понял, что это наверняка ничего не изменит. Если б она любила меня, ей было бы все равно, кем я работаю. Но она не любила. Или любила, но недостаточно сильно.

Ох, ну все. Счет, пожалуйста. А то есть небольшой, но статистически значимый шанс, что через минуту я начну лить в свое пиво слезы. Вот весело-то будет объяснять это им…

— По крайней мере я знаю, что со своей стороны сделал все, — добавляет он. — Я сказал, что люблю ее, что это серьезно. Я предельно ясно объяснил ей, что чувствую. Так что сожалений у меня нет.

Блядь. А я вот про себя так сказать не могу. Вес оттолкнул меня, и что же я сделал? Ушел на пробежку. Дал ему ускользнуть, не прощаясь. Не сказал, что люблю его. Не сказал.

Я болван.

— Джейми? — мягко зовет меня мама.

— Что? — откликаюсь я через силу.

— Ты там в порядке?

Откуда у матерей такая способность? Неудобно просто пиздец.

— В полном, — неубедительно бормочу я сквозь зубы.

— Кем бы она ни была, милый… Если она дорога тебе, я надеюсь, ты ей об этом расскажешь.

Р-р-р. Похоже, после собеседования в Торонто мне будет нужно повидаться еще кое с кем.

Глава 35 Вес

Я стою у огромного окна от пола до потолка в гостиной своей потенциальной квартиры и оглядываю панораму набережной Торонто. В этой квартире определенно лучший вид из всех, что я успел посмотреть за сегодня, но спокойные воды озера Онтарио слишком напоминают мне о Лейк-Плэсиде. И о Джейми.

Хотя кого я обманываю… Мне все напоминает о Джейми. Вчера вечером я не смог даже посидеть в баре без того, чтобы не вспомнить тот придорожный бар, у которого мы впервые поцеловались. Утром я шел мимо кондитерской и думал о фиолетовых скиттлз, которые он мне покупал. А потом, в одной из квартир, которые я осматривал, минут десять пялился на футон на полу, вспоминая два наших сдвинутых вместе матраса в комнате общежития.

От Джейми Каннинга не сбежать, как бы я ни старался.

— В этом районе вам не найти более выгодного предложения, — щебечет риелтор. Она подплывает ко мне и, встав рядом, любуется видом. — Чтобы апартаменты с двумя спальнями да еще у самого озера сдавались так дешево? Я такого еще не встречала.

Я отворачиваюсь от окна и рассматриваю большое пустое пространство. И уже представляю, как оно будет выглядеть с мебелью. Кожаный диван и большущий телек в гостиной. Обеденный стол. Высокие табуреты, чтобы завтракать за кухонной стойкой.

Я вполне могу представить, как живу в этой квартире. В этом сомнений нет. И надо признать, здесь у меня куда меньше шансов нарушить свое добровольное правило целибата. По сравнению с другими районами гей-сцена тут не слишком заметна. Рядом с одной из квартир, в которых я побывал, был не один гей-бар, а аж три.

Не то чтобы я собираюсь болтаться по барам и оценивать местное мясо. Меня убивает сама идея о том, чтобы быть с кем-то еще, кроме Джейми.

— Не знаю, станет ли это для вас минусом или плюсом, — продолжает риелтор, — но хозяева сказали мне, что планируют продать ее через год или два. Если вы захотите вложиться в недвижимость в городе, то, как арендатор, будете в самой выгодной позиции для того, чтобы купить это место.

Я хмурюсь.

— А если они решат продать ее раньше, а я не захочу покупать? Мне придется собрать вещи и переехать?

Она качает головой.

— Вы подпишете договор на один год. До истечения срока аренды это место — гарантированно ваше.

К черту.

— Хорошо. Я согласен, — объявляю я ей, потому что, знаете что? Я устал заниматься поисками квартиры. Мне просто нужен угол для сна. По барабану где.

Все равно моего сердца здесь нет. Мое сердце в Лейк-Плэсиде. Или, может, уже в Калифорнии. Оно там, где бы ни был сейчас Джейми Каннинг.

Я чувствую себя настоящим дерьмом из-за того, что вот так ушел от него. Но я так и не научился прощаться. Что только доказывает: я остался таким же незрелым и глупым, каким был четыре года назад. Тогда я тоже просто вычеркнул его из своей жизни. Видимо, это мой «стиль».

Я реально невообразимый мудак.

Риэлтор, не замечая моей единоличной вечеринки ненависти к себе, сразу же оживляется.

— Замечательно. К вечеру я подготовлю все документы.

Пятью минутами позже я выхожу из стеклянных дверей лобби на улицу и вдыхаю теплый июльский воздух. В квартале отсюда есть трамвайная остановка, так что туда я и двигаю. Я хочу просто вернуться в отель и остаток дня ничего не делать, но, забравшись в трамвай, отменяю это решение.

Хватит киснуть в печали. У нас с Каниннгом все позади. Через несколько дней я с головой погружусь в тренировки, и времени на исследование своего нового дома у меня не останется.

Я перехватываю обед в маленьком кафе, выходящем на озеро, потом какое-то время брожу по окрестностям, слегка изумленный своим новым районом. Тут так чисто на улицах, а народ такой вежливый. И не сосчитать, сколько раз я услышал «прошу прощения», «извините» и «большое спасибо» за свою двухчасовую прогулку.

В конце концов я возвращаюсь в отель, где, по-быстрому приняв душ, перехожу к следующему пункту в списке дел на сегодня. Написать агенту — готово. Найти квартиру — готово.

Теперь — звонок папе. Вот уж жду не дождусь.

Я набираю наш бостонский номер, потом, заранее страшась его голоса, сажусь на кровать. Но трубку берет моя мама.

— Райан, так приятно слышать тебя, — говорит она своим сухим, безэмоциональным голосом.

О да, уверен, она просто в восторге.

— Привет, мам. Как дела в Бостоне?

— Неплохо. На самом деле я только зашла. Была на собрании исторического общества. Мы обсуждали с городом вопрос восстановления старой библиотеки на Вашингтон-стрит.

— Интересно. — Если бы. — Папа дома?

— Да. Сейчас я позвоню ему по интеркому.

Угу. У нас дома на Бикон-Хилл в каждой комнате установлены интеркомы, потому что именно так общаются между собой богатые люди. Разве у них есть время отвлекаться от пересчитывания кучи бабла на то, чтобы отнести в соседнюю комнату телефон?

Через минуту меня прохладно приветствует мой отец.

— Что такое, Райан?

И тебе здравствуй, папа.

— Привет. Просто хотел поговорить с тобой об интервью Sports Illustrated.

Он немедленно настораживается.

— А что с ним?

— Я не стану давать его, пап. — Я делаю паузу. Он молчит, и я торопливо вставляю: — Первые сезоны слишком непредсказуемы.

— Понятно. — В его голосе появляется резкость. — И это никак не связано с желанием утаить от журнала свои… увлечения?

— Дело не в этом, — настаиваю я. — Я не хочу, чтобы за мной весь сезон ходил журналист, особенно если этот сезон станет провальным. — Я стискиваю зубы. — Что до моих увлечений, то можешь не беспокоиться. В настоящий момент этой проблемы не существует.

— Понятно, — произносит он снова. — Выходит, это все-таки был просто период. — В его тоне самодовольство.

Да, пап. Просто период. Моя ориентация — сама моя суть — это просто период.

Горечь, угрожая удушить меня, забивает мне горло. Не сейчас, отец. Никогда. Но особенно не сейчас.

— Короче, спасибо за предоставленную возможность, но этому интервью не бывать. Поблагодари, пожалуйста, за меня своего друга.

Я, не прощаясь, вешаю трубку, потом вскакиваю на ноги, борясь с желанием что-нибудь расколошматить. Я плохой человек, раз не перевариваю своих родителей, да? Нет, раз я их ненавижу? Иногда мне кажется, что за свои мысли я попаду прямо в ад.

Закусив изнутри щеку, я обвожу взглядом гостиничный номер. Можно, наверное, посмотреть телевизор. Заказать в номер поесть. Что-нибудь сделать, чтобы отвлечься от мыслей о Джейми, от родителей, от пиздеца в своей жизни.

Но у меня такое чувство, будто стены надвигаются на меня. Мне нужно выбраться из этого номера. Мне нужно выбраться из своей головы.

Я хватаю бумажник и карточку-ключ, засовываю все это в карман и выгружаюсь из отеля на улицу, а там останавливаюсь посреди тротуара, потому что не представляю, куда тут идти. Прикидываю, не заглянуть ли в бар через дорогу, но опасаюсь, что на одном бокале не остановлюсь. В свой первый вечер в Торонто я вусмерть надрался, а после всю ночь то стоял на коленях над унитазом, пока меня выворачивало наизнанку, то лежал на кровати, свернувшись калачиком и тоскуя о Джейми. Превращать это в привычку я не хочу.

Я начинаю идти. Сейчас восемь вечера, будний день, так что магазины еще работают, а на улицах много людей. Но ничто и никто не вызывает у меня интереса. И я иду дальше. Иду и иду, пока мое внимание не привлекает неоновая вывеска вдалеке.

Тату-салон манит меня, словно свет в конце тоннеля. Ноги сами собой идут в его сторону, и в конце концов я внезапно оказываюсь перед входом.

Я уже давно подумывал о новой татуировке, но раньше то, что я хочу на себе видеть, казалось слишком сопливым. Теперь же моя идея отдает горечью.

Секунду поколебавшись, я изучаю табличку с часами работы. Салон закрывается в девять. Сейчас восемь двадцать. Скорее всего, у мастера не хватит времени на прием, но почему бы и не проверить? Импульсивные решения — это мое.

Когда я переступаю порог, над дверью звякает колокольчик, и из-за стойки выглядывает длинноволосый парень. На нем черная майка. Развалившись в кресле, он держит на коленях журнал. Его шея, плечи и руки сплошь покрыты татуировками.

— Привет, — говорит он непринужденно. — Чем могу помочь?

— Без записи можно? — спрашиваю я.

— Да, но это зависит от сложности и размера. Некоторые за один раз не набьешь. — Он бросает взгляд на татуировки, торчащие из-под моих рукавов. — Но ты, наверное, и так это знаешь.

Я оглядываюсь, рассматривая фотографии, которыми увешены стены. Среди них есть несколько невероятных работ.

— Это все сделал ты?

— А то. — Он ухмыляется. — Хочешь что-нибудь из примеров?

— Нет, кое-что очень простое. — Я показываю свое правое запястье. — Строчку текста вот тут.

— Такое сделаем без проблем. — Он откладывает журнал и поднимается на ноги, затем озвучивает мне цены.

Они оказываются терпимыми, плюс парень располагает к себе, и потому, когда он приглашает меня вглубь помещения, я без лишних вопросов иду за ним следом.

Он уводит меня за темную ширму на свое рабочее место. Здесь чисто, ничего лишнего. Это хороший знак.

— Я Вин, — говорит он.

Я выгибаю бровь.

— Часом, не Дизель?

— Нет, — хмыкает он. — Романо. Вин — это сокращенное от Винченцо. Мои родители итальянцы.

— Я Вес.

Мы пожимаем друг другу руки, и он показывает на кресло.

— Садись. — Когда я сажусь, он закатывает рукава и спрашивает: — Так какой текст ты хочешь набить?

Я лезу в карман за телефоном. Открываю запись в блокноте, затем показываю ему.

— Вот эти вот цифры.

Он изучает экран.

— Набить прямо цифрами или словами?

— Цифрами.

— Размер?

— Может, с полдюйма?

Кивнув, Вин берется за ручку и переписывает цифры в блокнот, после чего возвращает мне сотовый. Ручка летает по бумаге, пока он рисует эскиз. Через минуту он показывает мне, что получилось.

— Как-то вот так?

Я киваю.

— Отлично.

— Тебе легко угодить. — Под моим придирчивым взглядом он быстро перемещается по салону, доставая необходимые инструменты. Я рад видеть, что медицинская игла, которую он приносит, запечатана в упаковку. Значит, использованные иглы в салоне выбрасывают.

Наконец Вин садится напротив. Со щелчком надевает пару перчаток из латекса, затем достает из упаковки иглу и тянется за машинкой.

— Так где это? — спрашивает он.

Я морщу лоб.

— Где что?

Он протирает мое запястье дезинфицирующим раствором.

— Эти цифры… Это же широта и долгота, верно? Координаты. Куда я попаду, если поищу их на карте?

— В Лейк-Плэсид, — говорю я угрюмо.

— О. — Он выглядит заинтригованным. — Почему Лейк-Плэсид? Если что, не стесняйся попросить меня не лезть не в свое дело.

Я сглатываю.

— Нет, все нормально. Просто это место имеет для меня большое значение. Вот и все. Я провел там лучшие летние месяцы своей жизни.

Вин наливает черную краску в один из пластиковых стаканчиков на подносе перед собой.

— Ненавижу лето.

Непроизвольно я усмехаюсь. От тех, кто по шесть месяцев в году терпит морозные канадские зимы, можно было бы ожидать больше любви к жаркой погоде.

— Почему?

— Потому что лето всегда заканчивается. — Он понуро вздыхает. — Сколько оно длится? Два месяца, три? А после уходит, и нам остается снова дрожать в наших длинных подштанниках. Лето — конкретный обломщик. — Он пожимает плечами и повторяет сам себя: — Оно вечно заканчивается.

Он прав. Лето всегда заканчивается.

Глава 36 Джейми

Я справляюсь с собеседованием блестяще. Никакого бахвальства — это чистая правда.

Биллу Брэддоку, моему потенциальному боссу, около сорока, а еще он отличный парень. Это я понимаю достаточно быстро. Мы только что сорок минут обсуждали методы обучения форвардов быть более ответственными в плане защиты. У Билла горят глаза, когда он говорит о стратегии.

Я хочу эту работу. Очень хочу.

— Извини, — говорит Билл. — Я опять немного увлекся.

— Все нормально, — отвечаю я. — В том и загвоздка, верно? Как научить детей расслабляться, чтобы они эффективнее отрабатывали в защите.

Он с энтузиазмом кивает.

— Слушай, я смотрел твои записи и… Как ты развил в себе такое спокойствие?

— А. — Я издаю смешок. — Я младший из шестерых детей. Родился и попал прямо в хаос. Так что по-другому я попросту не умею.

В ответ Брэддок смеется. Даже хлопает себя по коленке.

— Уморительно. Это когда-нибудь выходило тебе боком?

— Конечно. Когда у тебя шестеро детей, ты постоянно кого-то теряешь. Обычно самого младшего. Помню, как стоял в магазине, выбирая себе хлопья на завтрак, потом оглянулся, а никого рядом нет. Еще однажды меня забыли на остановке около озера Тахо. Родители проехали минимум миль пятнадцать, прежде чем поняли, что в машине не хватает меня.

Билл становится пунцовым от смеха.

— Сколько лет тебе было?

— Семь или восемь. Не помню. Но я знал, что не надо паниковать.

— Невероятно. — Хмыкнув, он протягивает мне через стол ладонь. — Давай к нам, Джейми. Мне кажется, мы с тобой отлично сработаемся.

Я наклоняюсь вперед, чтобы пожать ему руку.

— Буду рад.

— Это серьезное решение, так что можешь взять выходные…

На это я качаю головой.

— Я хочу тренировать у вас. Выходные мне не нужны.

Билл откидывается назад. Судя по выражению лица, он впечатлен.

— Что ж, тогда ладно. Свести тебя с агентством недвижимости? С поисками жилья придется чуть-чуть попотеть. В Торонто жить дорого. Мы, конечно, стараемся не обижать наших тренеров в плане зарплаты, но о том, чтобы разбогатеть…

— Да, я собираюсь всем этим заняться. — Впервые за час я вспоминаю о Весе. Прямо сейчас он, быть может, всего в нескольких милях отсюда, тоже ищет квартиру.

Я твердо решил — мне нужно поговорить с ним. А после — придумать способ, как выбросить его из сознания. Я не хочу высматривать его лицо в толпе всякий раз, как буду идти по улице.

Забыть его будет непросто.

Я встаю и еще раз протягиваю руку. Билл пожимает ее, по-прежнему улыбаясь так, словно выиграл в лотерею. По крайней мере я буду работать на хорошего человека. Надеюсь, это значит, что и сама организация окажется тоже хорошей.

— Дай мне знать, если тебе понадобится моя помощь, — говорит Билл, поднимаясь из кресла. — Я серьезно. Появятся любые вопросы о жилье или еще о чем — пиши, не стесняясь.

— Хорошо.

Пять минут спустя я снова оказываюсь на улицах Торонто и ослабляю надетый ради собеседования галстук. Я не обедал сегодня, поэтому сажусь в открытое кафе на бульваре и заказываю себе сэндвич и кофе со льдом.

Торонто — красивый город. И большой. И мне нужно каким-то образом разыскать в этом городе Веса. Сегодня утром сразу после прилета я попытался до него дозвониться, но его номер оказался отключен. Я запаниковал было, подумав, что он решил сжечь вообще все мосты, но когда мне пришло сообщение от сотового оператора о смене тарифа, понял, что Вес, должно быть, уже переключился на канадского оператора.

Я ведь предположил правильно, да?

Так или иначе, мне нужно придумать новый способ, как быстрей с ним связаться. Можно пойти на каток, но вряд ли меня туда пустят. А если и пустят, то Весу это вряд ли понравится…

Неожиданно начинает звонить телефон, и мое сердце на секунду подпрыгивает. Но это, конечно, не Вес. Это Холли.

— Привет, — отвечаю я как можно непринужденнее. После того неловкого вечера в Лейк-Плэсиде мы еще не общались, но я правда надеюсь, что она не кривила душой, когда говорила, что мы остались друзьями. — Никогда не угадаешь, где я сейчас.

Она смеется, и мне сразу становится легче.

— Все-таки не в Детройте?

— Неа. В Торонто. Буду работать здесь тренером.

— Правда? Вот здорово, Джейми! Я так горжусь тобой!

Мое сердце набухает немного. Любому приятно услышать, что он молодец.

— Спасибо. Придется, правда, ко многому привыкать. Канадские деньги такие смешные.

Холли хихикает.

— Почему ты выбрал Торонто? Из-за своей таинственной женщины?

— Ну… — Эх. — Вряд ли там что-то получится. И я не очень-то этому рад.

— О, Джейми. — В ее голосе искреннее сочувствие. — Мне жаль. Но почему?

Официантка приносит мою еду, и я на мгновение отвлекаюсь, чтобы поблагодарить ее.

— В общем… — Я оглядываюсь через плечо. Я один и на улице, потому в первую очередь и ответил на телефон. — Ты будешь смеяться, но… — Мне нужно с кем-нибудь поделиться. Холли хороший друг. Она сохранит мой секрет.

— Что?

— Не было у меня никакой таинственной женщины. Я встречался с парнем.

На мгновение на том конце линии повисает полная тишина.

— Правда? — Ее голос звучит недоверчиво.

— Правда. В общем, как выяснилось, я… — Я еще никогда не произносил этого вслух. — Бисексуал. — Вот. Не так уж и сложно.

— …Вау, — говорит Холли. — Такого я точно не ожидала.

— Я тоже, — смеюсь я. — Очень интересное вышло лето.

— Кто он? Хотя погоди… тот друг из отеля! И из Лейк-Плэсида! Райан как-его-там.

Блин. Я забыл, что у женщин до странного развита интуиция.

— Холли, только не говори никому. Для меня это не принципиально, а ему навредит.

Она громко вздыхает мне в ухо.

— Не скажу. Но он что… бросил тебя? Я убью его.

На это я наконец-таки улыбаюсь.

— Ты лучше всех. Я тебе уже говорил?

— Эх, — вздыхает она. — Могу иногда. Слушай, зато теперь я могу перестать ломать голову над вопросом, что за девушка у тебя появилась, и что в ней такого, чего нет у меня. Теперь-то я знаю ответ — это член.

Я взрываюсь смехом.

— Черт, Холли. Так здорово было с тобой поболтать.

— Взаимно.

Когда мы вешаем трубки, на моем лице еще играет улыбка. Я ем свой обед и вспоминаю обо всех тех безумствах, которые делал в последние шесть недель.

И одно из этих воспоминаний подсказывает мне, как разыскать Веса.

Я машу официантке и достаю телефон. Мне надо скачать одно приложение.

Глава 37 Вес

Моя первая тренировка оказывается суровой — но именно так мне и нравится. После начала хватает пяти секунд, чтобы полностью осознать: я теперь в большой лиге. Не, ты больше не в колледже, Дороти.

Это совершенно новый уровень интенсивности, и я потею как черт то разгоняясь, то притормаживая, то меняя направление по прихоти тренера. Заставляя себя не отставать от других игроков, которые тренировались друг с другом много дольше тех нескольких минут, что провел с ними я.

Но я воспринимаю это как должное. Это все, что у меня есть. Такой я сделал выбор. Играть в свой лучший хоккей станет моей жизненной целью на ближайшие несколько лет.

К концу тренировки я так взмок, что от меня идет пар, когда я наконец-то снимаю шлем. А мои ноги, пока я плетусь к раздевалкам, напоминают вареные макаронины.

— Нормально поработал, мужик. Станешь для нас неплохим усилением, — говорит мне мой одноклубник Томкинс. Он здесь три сезона, и его похвала мне приятна.

— Спасибо. Я счастлив быть здесь.

Я правда счастлив. Почти.

После душа я одеваюсь и выхожу с арены на улицу. Я устал, и с кем-то общаться мне тоже не нужно, потому что через два часа начинается общекомандный ужин.

Я проверяю сотовый, но мне никто не звонил. Пришло только новое уведомление из Brandr. Что странно, потому что после приезда в Торонто я, как настоящий пай-мальчик, ни с кем через него не общался. Надо, наверное, вообще удалить это чертово приложение. Не введи нас во искушение… ну и так далее.

Но я все равно читаю уведомление, просто на случай, если оно от кого-то, кого я действительно знаю. Мне написал совсем новый пользователь с фотографией, которая ни о чем мне не говорит. Мой палец уже тянется его удалить, но потом я вчитываюсь в имя и…

Сообщение отправил некто по имени ФиолетовыйСкиттлз. И рядом стоит расстояние — 3.3 километра.

У меня в груди в момент становится тесно. Джейми Каннинг в Торонто.

Я долго собираюсь с духом, прежде чем открыть сообщение. Он, должно быть, так зол на меня. Но это и к лучшему.

Вес, мне нужно пятнадцать минут твоего времени. Я собираюсь согласиться на тренерскую работу и должен сказать тебе кое-что. Мы будем жить в одном городе. В большом городе, но тем не менее. Скажи, где мы можем встретиться. Мне все равно, где — хоть в Старбаксе или что тут в Канаде вместо него.

Сделай мне одолжение.

Дж.

Я отвечаю ему, не раздумывая. Я пишу ему «да». Не потому, что так правильно, но потому, что я бессилен сказать ему «нет». Кафе, правда, не очень подходит. Слишком публичное место. Так что я предлагаю встретиться в пустых апартаментах, которые я согласился арендовать.

Риэлтор спрашивала меня, хочу ли я сделать замеры для мебели. Я сказал, что хочу, и она оставила ключи у консьержа.

И вот я на всех парах мчусь туда.

Консьерж выдает мне ключи, и я говорю ему, что ожидаю кое-кого, кто посмотрит квартиру вместе со мной. Он обещает отправить моего гостя наверх.

С гулко стучащим сердцем я поднимаюсь на лифте, и, когда оказываюсь в квартире, окидываю ее новым взглядом. Здесь слишком много места для одного. Надо было поискать квартиру поменьше. Джейми посмотрит на нее и решит, будто я ушел от него, чтобы устроить себе роскошную жизнь игрока НХЛ. Как будто мне не насрать на весь этот выпендреж.

Но гранитные столешницы и пол вишневого дерева насмехаются надо мной. Да-да, именно этого ты и хотел.

Предполагается, что я должен провести здесь замеры, но я даже рулетку с собой не принес. Хотя мне бы лучше свои яйца измерить, а не квартиру. Джейми едет сюда, чтобы сказать, какой я трусливый засранец, и мне, по сути, нечего ему возразить.

Когда раздается стук в дверь, я еще не готов.

Однако приказываю себе быть мужиком и открываю ему, и он заходит — в костюме и галстуке — и выглядит так горячо, что можно обжечься. Я непроизвольно пячусь назад, ведь мне нельзя к нему прикасаться. Рядом с Джейми Каннингом я всегда терял силу воли. И я обещал себе больше не посылать ему противоречивых сигналов. Я больше не могу так с ним поступать.

— Привет, — произносит он осторожно. — Приятное место.

Я пожимаю плечом. Во рту вдруг становится слишком сухо для слов. Его карие глаза обводят квартиру, что дает мне возможность минуту полюбоваться мужчиной, которого я люблю. Возможно, в последний раз. У него загорело лицо. И он подстригся. Я точно знаю, какие они мягкие, его волосы, если пропускать их сквозь пальцы. И знаю, что вблизи их цвет распадается на миллионы разных оттенков.

Я чуть не падаю, когда моя задница натыкается на столешницу.

— Ты там в порядке? — спрашивает он.

Я киваю — беспомощно. Это так тяжело. Но я устроил себе это мучение сам. Я кладу ладонь на гранитную поверхность столешницы, и ее прохлада немного успокаивает меня.

— В общем, я пришел сказать тебе одну вещь, хоть и знаю, что слышать ее ты не хочешь.

Глаза Джейми пристально наблюдают за мной, но ради чего, я не знаю. Вести себя с ним, как мудак, я больше не собираюсь, показывать ему свои настоящие чувства тоже нельзя. А значит мне остается молчать. Это лучшее, что я могу сделать.

— Я не знаю, что по-твоему произошло этим летом, — продолжает Джейми, засовывая руки в карманы своих строгих брюк. Если с тренерством он пролетит, то вполне может попробовать себя в роли CEO. Потому что вид у него в костюме — просто чума. — Вообще я уверен, что ты напридумывал себе гору всяческой ерунды. Ты думаешь, будто бы совратил меня, или манипулировал мной, или тому подобную чушь.

Мое лицо начинает гореть. Потому что именно так я и думаю.

— Ты думаешь, что я просто валял дурака. Решил попробовать что-нибудь поострее. Ты думаешь, что я собираюсь… — он трет ладонями друг о друга, словно отряхивая их, — просто вернуться к девушкам. Списать все это на эксперимент.

Да, и такие мысли у меня тоже имеются.

— Так вот для меня все было не так, Райан. Было вот что: ко мне вернулся мой лучший друг, и я запал на него. — Его голос становится гуще. — Я не просто так говорю. Я люблю тебя, понял? Знаю, момент не самый удачный, но возможности сделать это в Лейк-Плэсиде у меня не было, поэтому я говорю тебе об этом сейчас. Просто на случай, если когда-нибудь у нас будет больше, чем всего одно лето. Я люблю тебя, и мне бы хотелось, чтобы все сложилось иначе.

У меня закладывает уши, а мир становится немного размытым. Я чувствую, как оседаю на пол. Моя спина скользит по дорогой кухонной панели, задница стукается о полированное вишневое дерево пола. В глазах стоят слезы, и я отворачиваюсь к окну. Вижу синеву. Прекрасный гребаный вид, на который мне наплевать.

Потому что на свете нет ничего прекрасней мужчины, который только что признался, что любит идиота-меня.

— Вес. — Голос мягкий, и он приближается. Я слышу, как его пиджак с шорохом падает на пол. Через несколько секунд Джейми садится рядом со мной.

Боковым зрением я вижу мускулистые руки за закатанными рукавами рубашки. Он обхватывает свои колени. Вздыхает.

— Я не хотел расстраивать тебя, — произносит он тихо. — Но это нужно было сказать.

Он прямо здесь. Чистый запах его шампуня, тепло его локтя — я переполнен этими ощущениями. Я так скучал по нему. Блядь, так сильно, что ходил с пустотой в груди в месте, где у меня было сердце.

Но теперь эта зияющая дыра снова заполнилась. Мое сердце вернулось. Джейми здесь.

И, блядь, он любит меня.

Из меня с дрожью исторгается вздох.

— Я не могу выбирать, — вымучиваю я из себя.

— Ты уже выбрал, и я могу понять, почему…

Я яростно трясу головой.

— Нет. Я серьезно… я не могу выбирать. Я не стану выбирать между тобой и хоккеем. Я хочу и то, и другое. Даже если это и катастрофа. — Я поднимаю глаза ровно в момент, когда Джейми морщится.

— Я не хочу становиться причиной, из-за которой у тебя не сложится с НХЛ, — настойчиво возражает он. — Я все понимаю, Вес. Правда.

По моему лицу катятся слезы, но мне все равно. Я снимаю его руку с коленки, целую ее. Как же с ним хорошо.

— Извини. — Меня душат эмоции. — Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Черт, я люблю тебя.

У него перехватывает дыхание.

— Да?

— Блядь, еще как. И никуда тебя отсюда не отпущу.

— Никогда-никогда? — шутит он, сжимая мою ладонь. — Это единственный способ предотвратить сплетни.

Я вздыхаю.

— Нам надо выработать стратегию. Мое имя как можно дольше не должно попадать в газеты.

— Видишь, именно потому-то…

— Тише, бэби, — шепчу я. — Дай мне секунду подумать.

Мы не можем лгать ради моей карьеры вечно — это несправедливо по отношению к Джейми. Может, он о том не задумывался, но я пробыл геем уже достаточно долго и знаю, насколько херово в чулане.

— Мне надо не высовываться до следующего июня, — наконец принимаю решение я. — Но не дольше. И только в том случае, если «Торонто» дойдет до плей-оффа. Только один сезон.

— А потом?

Я пожимаю плечами.

— А потом ты будешь моей парой на следующем же общекомандном барбекю, и ебись оно все конем.

Он издает смешок, но я предельно серьезен. Мне достаточно было вглянуть на него всего один раз, чтобы понять: я не смогу разделить себя на две половины. Никогда не смогу.

— Но вдруг до июня что-то случится? В смысле… — Он снова вздыхает. — Я не могу лгать семье. Я могу попросить их не распространяться, и они попытаются, но я не шутил, когда говорил, что не хочу становиться причиной твоей неудачи. Подумай как следует, готов ли ты пойти на такой большой риск.

— Ты этого стоишь, — шепчу я. Блядь, я сам этого стою. Если Джейми хватило храбрости на то, чтобы прийти сюда и сказать, что он меня любит, то и я должен рискнуть. — Я поговорю с кем-нибудь из пресс-службы. Предупрежу их.

Его рука сжимает мою.

— Ты серьезно?

Я прислоняюсь щекой к деревянной панели, у которой мы с ним сидим.

— Как никогда. Это же моя жизнь. И твоя. Бэби, я люблю тебя столько лет. Ну не понравится это НХЛ, значит не понравится, что поделать.

Выражение лица Джейми смягчается.

— Но это будет реально плохой день.

— Нет. Плохой день наступит, когда ты откажешься от меня. — Я провожу ладонью по волосам, а он неожиданно ловит меня за запястье. Его карие глаза прищуриваются.

— Когда ты ее сделал?

Он смотрит на мою новую татуировку, и я испытываю смущение, когда отвечаю.

— Через пару дней после лагеря.

Шершавые кончики пальцев движутся по строчке черных чернил.

— Это координаты чего? — Я не удивлен, что он догадался. Он сообразительный, мой мужчина.

— Лейк-Плэсида, — говорю ему я.

Наши взгляды сцепляются.

— Понятно. — Он откашливается, но когда опять заговаривает, в его голосе остается слышна хрипотца. — Ты на самом деле любишь меня, да?

— Всегда любил. — Я с трудом сглатываю. — И всегда буду любить.

Кто первым сорвался с места — неясно, но через миг наши губы соприкасаются, потом сливаются воедино, и я испускаю стон еще до того, как Джейми языком раздвигает мне губы. Я жестко целую его, и он отвечает мне тем же.

Время замирает… Начав целоваться, мы больше не останавливаемся. Мои губы припухли, и я так возбужден, что мне больно. Но дело не в сексе. Каждый поцелуй — это обещание большего. Я знаю, нам нужно остановиться, придумать какой-нибудь план, плюс мне скоро бежать на ужин, но каждый раз, когда я обещаю себе, что вот этот поцелуй станет последним, я целую его снова и снова.

В конце концов я все-таки отстраняюсь.

— Ты должен жить здесь, — выпаливаю.

— Что?… — Джейми ошеломлен. Его щеки горят, волосы растрепались под моими руками.

— Двадцатидвухлетний новичок вполне может жить с соседом, особенно если этот сосед — его давнишний хоккейный приятель. На самом деле будет куда подозрительней, если ты станешь без конца приходить-уходить.

Он улыбается, и я жду, что сейчас он пошутит про без конца.

— Ты только что предложил мне переехать к тебе?

— Ну… да. Ты согласен?

Джейми обводит комнату взглядом.

— Я не могу позволить себе это место.

Я уже трясу головой.

— Это вообще не проблема. Можешь оплачивать коммунальные услуги или еще что-нибудь.

— Я не могу…

— Все ты можешь. Считай это подарком за то, что согласился десять месяцев прятаться.

— Я не могу совсем ничего не платить.

— Ладно. Вноси столько, сколько планировал платить за аренду. — Я встаю и протягиваю ему ладонь. — Идем, покажу тебе все. — Я не хочу говорить о деньгах. Пошли они к черту.

Приняв мою руку, Джейми следует за мной по короткому коридору.

— Сюда мы поставим кровать, но спать будем во второй спальне. Если хочешь, еще можно притащить сюда стол. Так у тебя будет типа свой кабинет для работы.

Теперь все кажется таким простым. Торонто только что стал городом, в котором мне по-настоящему хочется жить.

— А вот наша спальня. — Я завожу его в просторную угловую комнату. — Видишь, какая укромная? Когда будем трахаться, нас никто не услышит. — Я осмеливаюсь взглянуть на него, и его глаза жарко вспыхивают.

Дьявол. Зря я это сказал. У меня стоит, но что-нибудь с этим сделать времени нет.

— Стоп. Который сейчас час?

Он бросает взгляд на часы.

— Шесть.

Черт!

— Через полчаса мне надо быть в ресторане. А мой отель на другом конце города… — Я оглядываю то, во что я одет. Спортивки и шлепки. Роскошно. Я опоздаю на свое первое общекомандное событие. Проклятье. Я издаю смешок, потому что, ну не плакать же. Да и я уже успел сегодня поплакать.

— Бэби, не хочешь переодеться вот в это? — Джейми указывает на свой костюм.

— Ты серьезно?

Он пожимает плечами.

— Ты не обязан, но…

— Давай попробуем. — Я хохочу, потому что это безумие. Но ведь именно это и случается, когда мы с Джейми сходимся вместе — безумные вещи.

Мы с ним почти одного размера. Джейми, может, немного пошире в талии, но меня выручит пояс.

Он оглядывает себя, явно прикидывая в уме все то же самое.

— Какой у тебя размер обуви?

— Десять с половиной.

— У меня одиннадцать, — говорит он. — Подойдет.

Мы усмехаемся, как идиоты, пока скидываем одежду в большой пустой спальне. Наконец Джейми остается в одном белье и носках, и от этого зрелища я испускаю стон.

— Надеюсь, ужин продлится недолго. Останешься сегодня со мной на ночь в отеле?

Он облизывает губы.

— Конечно. Только скажи, где он находится. — Он передает мне рубашку. Я надеваю ее. Она пахнет им, а значит я весь вечер буду ерзать от возбуждения. Лучшая пытка на свете.

Мы заканчиваем переодеваться, и я понимаю, что выгляжу в целом неплохо. Плечи у пиджака немного шире, чем я ношу, но, блядь, кого это волнует.

— Я забыл кое-что.

— Что?

Я пытаюсь завязать галстук Джейми, но зеркала нет, и дело продвигается туго.

— Помнишь, мы как-то раз составляли список преимуществ того, чтобы быть геем? Вот еще одно. Можно носить одежду своего бойфренда.

Пощелкав языком, он отодвигает мои руки с дороги и перевязывает узел по-своему.

— Ты выглядишь суперсекси в моем костюме.

— Ты выглядишь суперсекси во всем.

Он тянется вниз и через шерстяную ткань брюк сжимает мой член.

— За одни эти слова получишь позже минет.

Я испускаю стон. А после мне в голову приходит такая коварная мысль, что у меня еле получается озвучить ее с серьезным лицом.

— Вечером я хочу, чтобы на тебе было одно: мое торонтское джерси.

Джейми взрывается смехом и делает вид, что дает мне пощечину.

— Балда. Я тебе не фанатка.

— Ну пожалуйста. Я никогда не трахал фанатку. Это мой единственный шанс.

Он обхватывает меня, стискивает мою задницу. Выдает мне один-единственный поцелуй взасос и отходит.

— Все, больше никаких поцелуев. Дай мне ключи от номера и топай уже на свой ужин.

Когда через пару минут я ступаю на тротуар в ботинках, которые немного мне велики, у меня чуть-чуть кружится голова.

Мне хорошо, как никогда в жизни.

Глава 38 Август Вес

К концу первой недели сборов тренер Харви перемешивает пятерки и ставит меня вместе с Эриксоном и Фосбергом во вторую. Фосберг перед переходом в «Торонто» помог «Чикаго» победить в Кубке Стэнли три сезона назад. А Эриксон стал самым забивающим защитником в прошлом сезоне. Ну а я — Райан Весли, новичок, у которого еще молоко на губах не обсохло — катаюсь рядом с двумя этими чертовыми легендами.

Это многообещающий знак. Это значит, они серьезно размышляют над тем, чтобы в этом сезоне добавить меня в заявку вместо того, чтобы отправить подтягивать силы в фарм-клуб.

Мы играем минуты две, и прямо перед тем, как тренер объявляет смену пятерок, я в одно касание забиваю нашему вратарю (тоже, кстати, победителю Кубка Стэнли), за что Эриксон, ухмыляясь за маской, отвешивает мне шлепок по спине.

— Черт, пацан, отличная плюха!

Похвала согревает меня изнутри. И я совсем воспаряю, когда я замечаю одобрительный кивок тренера со скамьи.

— У тебя отличное чутье, — говорит он мне, когда я останавливаюсь у борта. — Бьешь, не колеблясь. Мне это нравится.

Льстят ли такие слова моему эго? Черт, ну а то! За прошедшие две недели я понял, что похвала от главного тренера случается не чаще солнечного затмения. Но несмотря на то, что на льду он гоняет нас до седьмого пота, вне площадки он милейший мужик и точно сечет в хоккее.

Когда я поворачиваю к спуску с катка, Фосберг притормаживает возле меня и ерошит мне волосы, как пятилетке.

— А ты быстрый, Весли. Продолжай в том же духе, окей? Хочу, чтоб ты был у меня в пятерке.

Мое сердце совершает сумасшедший кульбит. Иисусе. Ну и жизнь у меня началась.

Однако хорошее настроение задерживается ненадолго. Через полчаса у меня назначена встреча с одним из пресс-секретарей клуба, и в зависимости от того, как она сложится, тренировка может стать не единственным, что сегодня закончится. Закончиться может еще и моя карьера.

Не успев даже начаться.

Но я не передумал — сколько бы Джейми не убеждал меня пересмотреть свое мнение. Я не откажусь от него. Следующий год может стать для нас трудным, особенно если мой пиарщик поджарит мне задницу на тему того, чтобы я хранил наши отношения в тайне. Но я знаю, что мы со всем справимся.

Я люблю Джейми. Я всегда любил Джейми. И теперь, когда я знаю, что он чувствует то же самое, мне не терпится поскорее снова его увидеть. Снова жить вместе с ним.

Приняв должность тренера и проинформировав о своем решении начальство «Детройта», Джейми на две недели вернулся в Лейк-Плэсид. Он изложил мне свой план, когда мы лежали после секса у меня в гостиничном номере. И я, несмотря на свое блаженное состояние, подумал, что это кошмарная мысль.

— Не уезжай, — заспорил я. — Я же только-только снова обрел тебя.

Он поцеловал меня, улыбаясь

— Все равно мы пока не можем въехать в твою квартиру. А Пату нужна моя помощь. Плюс так ты сможешь направить всю свою энергию на то, чтобы впечатлить своего тренера.

Я адски скучаю по нему, но выполняю все его указания. Тренировки и телефонные разговоры с Джейми по вечерам — это единственное, чем я сейчас занимаюсь. Через три дня мне можно будет въехать в квартиру, так что я купил самые необходимые вещи — двуспальный матрас и гигантский телек с плоским экраном. Но и только. Остальное подождет до возвращения Джейми через неделю.

Правда, вчера я нашел и утащил к себе кресло, которое кто-то оставил на тротуаре. Но когда я поставил его в гостиной напротив окна, оказалось, что у него шатаются ножки.

Я сфотографировал его и отправил фотографию Джейми, приписав, что принес кресло с улицы. Его ответ был молниеносным и яростным. Немедленно унеси назад! Люди выбрасывают вещи не без причины! Наверняка в нем кто-то умер!

План на сегодня: избавиться от смертоносного кресла и сходить за продуктами в магазин.

Видали, каким домашним парнем я стал, а? И мне это типа как нравится.

Приняв в раздевалке душ и переодевшись в уличную одежду, я ухожу к лифтам в дальнем конце тренировочной арены. Пиарщик согласился встретиться со мной в одном из офисов наверху, избавив меня от поездки в час пик в головной офис команды на другом конце города.

Когда я выхожу из лифта, он ждет меня в коридоре. Я уже один раз его видел. После подписания контракта, когда он выдал мне расписание промо-ивентов, которые мне нужно посетить в этом сезоне.

— Райан, — тепло произносит он, протягивая мне ладонь. — Рад снова видеть тебя.

— Фрэнк, — здороваюсь я, пока мы пожимаем руки. — Спасибо, что приехали со мной встретиться.

— Для нашего звездного новичка — все что угодно. — Он усмехается и жестом зовет меня за собой.

Моментом позже мы оказываемся в маленьком кабинете с видом на парковку.

— Не самое роскошное место. — Фрэнк косится по сторонам. — Даже воды не могу тебе предложить.

— Все нормально. Я выдул две бутылки, когда был в раздевалке.

— Я застал конец тренировки. Мне показалось, ты неплохо вписался в команду.

— Мне тоже, — признаю я. — Надеюсь, и тренер согласен.

Фрэнк улыбается.

— Парень, поверь, Хэл тебя обожает. Я слышал, что, когда тренеры просматривали списки драфта, он отказался даже смотреть на других центральных нападающих. Ты был его первым и единственным выбором.

Меня пронзает стрела удовольствия. А после чувство вины. Потому что от перспективы разочаровать своего нового тренера мне становится тошно.

Но перспектива остаться без Джейми вызывает еще бóльшую боль.

— В общем… мне нужно обсудить с вами кое-что важное, — неуклюже начинаю я.

Фрэнк серьезнеет.

— У тебя все нормально? Или с кем-то проблемы?

Я качаю головой.

— Нет, ничего такого. — С моих губ срывается невеселый вздох. — На самом деле, это у вас могут возникнуть проблемы со мной.

На это он отвечает смехом.

— Должен тебе сказать, что с этого начинаются очень многие разговоры. Меня теперь невозможно шокировать, Райан. Так что, вперед.

Чтобы перестать ерзать, я сцепляю руки на коленке.

— Фрэнк… сосед, которого я указал в медкарте как свой контакт для связи в экстренных случаях… На самом деле он мой бойфренд. Но… об этом никто больше не знает.

Он не ведет и бровью.

— Понятно.

Понятно? Пока я пытаюсь осмыслить его ответ, во мне растет замешательство. Это не прозвучало с сарказмом — типа, ну-ну, поня-я-ятненько. И не прозвучало враждебно. Это не прозвучало никак.

— Я решил рассказать вам лишь потому, что эта информация может случайно раскрыться. Намеренно я никогда не сделаю ничего, что станет для команды антирекламой, — добавляю я торопливо. — Моя сексуальная ориентация не влияет на мои способности хоккеиста. Я собираюсь упорно работать и очень надеюсь, что то, с кем я встречаюсь в свободное время, не скажется на отношении ко мне со стороны моих одноклубников. Но я знаю, что пресса зацепится за эту историю, стоит ей всплыть.

Фрэнк кивает.

— Я… — Я делаю вдох. — Я хочу сказать, что живу с одним человеком, и у нас все серьезно. Скандал только в том, что он не она, а он.

Его рот дергается.

Офигеть. Он что, ржет надо мной?

Стиснув зубы, я заставляю себя продолжить.

— Мы готовы вести себя со всей осторожностью, которая только понадобится команде, но мы не можем скрывать наши отношения вечно. И не должны. — Я выдыхаю. — Так что я решил вам открыться, а вы уж с командой решайте, что будет дальше.

Подавшись вперед, Фрэнк кладет руки на стол.

— Райан. — Он хмыкает. — Я ценю твою откровенность, но… мы уже знаем о твоей сексуальной ориентации.

От неожиданности я закашливаюсь.

— Знаете?

— Сынок, мы тщательно проверяем всех наших будущих игроков. Клубу не нужны сюрпризы в виде списка правонарушений с милю длиной, или пристрастия к таблеткам, или еще каких-нибудь скелетов в шкафу, которые негативно скажутся на имидже лиги.

Иисусе. Так они знали о том, что я гей, еще до того, как задрафтовали меня? Но откуда?

Я озвучиваю эту тревожную мысль.

— Как вы узнали?

Он фыркает.

— А что, ты пытался сохранить это в тайне? Судя по нашим сведениям, в колледже об этом были прекрасно осведомлены и твои тренеры, и товарищи по команде.

Я… ошарашен.

— Это мой тренер вам рассказал?

Он пожимает плечами, будто в этом нет ничего такого.

— Твой тренер не хотел, чтобы ты попал в команду, которая будет плохо с тобой обращаться. Он сделал тебе доброе дело. Как я уже говорил, ты произвел на Хэла сильное впечатление — и не только уровнем своего мастерства. Ты умный, рассудительный и с головой на плечах. Это все, что имеет значение — для него и для нас.

— То есть… — я пытаюсь обрести обратно свой голос, — клуб не возражает, что у меня связь с мужчиной?

— Нисколько. — Он складывает ладони в замок. — На самом деле, я уже написал пресс-релиз на случай утечки, где клуб выражает тебе безоговорочную поддержку. Мы готовы.

Я просто сижу и молчу. В голове крутятся мысли. Что-то в разговоре не сходится. Такое ощущение, словно они почти надеются на повод опубликовать этот пресс-релиз.

— Ради чего? — выпаливаю я.

Он усмехается.

— Чтобы поддержать одного из наших парней?

— Чушь. Какая вам с этого выгода?

Фрэнк смиренно разводит руками.

— В прошлом году мы отдали Кима в Анахайм, а Оуэнса в Майами. Потому что у нас образовалось…

— …слишком много праворуких защитников, — договариваю я.

Фрэнк кивает.

— Вот только Ким был американским корейцем, а Оуэнс… — Вспоминая, он поднимает глаза к потолку. — Забыл. Но один чудо-журналист поднял шумиху на тему того, что мы якобы не хотим неоднородного состава в команде. Потом кто-то подал петицию против нас, и вышло так, что она собрала двадцать пять тысяч подписей.

Я не верю своим ушам.

— И тогда вы задрафтовали педика.

Фрэнк закатывает глаза.

— Я бы попросил тебя не употреблять это нехорошее слово, сынок.

Мой стон отражается эхом от стен кабинета.

— Пожалуйста, скажите, что вы не станете раскрывать мою ориентацию, когда очередному козлу покажется, что в «Торонто» существует дискриминация. У меня нет желания быть вашей пешкой.

Он усмехается.

— Мы не заинтересованы в том, чтобы превращать тебя в спортивную гей-икону. Нам не нужно приглашать в город цирк — рано или поздно он появится сам, но мы не станем отправлять тебя размахивать перед камерами радужным флагом или просить давать сенсационные интервью с позиции «первого в истории НХЛ открытого гея».

Последние слова он, снова хмыкая, заключает в воздушные кавычки, и я понимаю, что они много над этим думали. Пока я каждую свободную минуту с момента, как они задрафтовали меня, волновался о том, как же сохранить свою тайну.

— Однако я должен сказать тебе вот что. Если ты скажешь, что у вас серьезные отношения, то я на радостях даже спляшу. Потому что, когда информация о тебе просочится в газеты, мне предпочтительно, чтобы это была не фотография из дешевой сауны на Джарвис-стрит, а снимок, где ты и твой бойфренд сидите на романтическом ужине при свечах.

Я открываю было рот, чтобы оспорить этот цинизм, но потом обнаруживаю в себе отсутствие желания вступать в этот спор. «Торонто» оставят меня, даже если о нас с Джейми узнают. А остальное не имеет значения, говорю себе я. Человеку напротив платят за то, чтобы он мыслил, как циник, точно так же, как мне платят за то, чтобы на льду я рассуждал, как убийца.

— Ты хочешь обсудить что-то еще, Райан, или же это все?

Я моргаю.

— М-м… нет. Это все.

Фрэнк отодвигает кресло назад и встает.

— Тогда, если ты не против, мы закончим наш разговор. Мне еще надо побеседовать с Хэлом перед тем, как поехать к жене и детям домой.

На подкашивающихся ногах я иду за ним следом до двери, где он останавливается и хлопает меня по плечу.

— Приходи как-нибудь к нам на ужин. И бойфренда своего приводи.

Я снова моргаю. Блин. На какой планете я сейчас нахожусь?

В ответ на мое замешательство он усмехается.

— Ты не так давно в городе и, наверное, мало с кем успел познакомиться, а моя жена обожает принимать членов команды. Если ты придешь, она будет в восторге.

— О. Да, конечно. Спасибо за приглашение.

В лобби мы расходимся в разные стороны. На ватных ногах я выхожу на улицу и двигаю к станции метро. С моих плеч словно сняли тяжеленный груз, и я не знаю, как справиться с оставшимся после него ощущением. Я чувствую легкость, головокружение. Облегчение.

Мне не терпится поскорей рассказать обо всем этом Джейми.

Глава 39 Джейми

Сегодня не день, а одна долгая тренировка.

В конце лагеря Пат устроил интенсив на две недели, и у нас заняты все места. Поскольку общежитие забито под завязку, новоприбывшим детям приходится селиться вместе с родителями. Наше время на льду и рабочие часы увеличиваются до максимума.

Тяжело, но мне это нравится.

Хотя сегодня я весь день как на иголках, потому что у Веса встреча с пиарщиком. Так что, едва заканчивается последнее занятие, я со всех ног бегу в общежитие. Утром я нарочно не взял с собой телефон, чтобы весь день не дергаться, проверяя его.

У моей двери что-то лежит. Посылка FedEx. Легкая, словно внутри ничего, понимаю я, когда беру ее в руки.

Я открываю дверь и захожу в свою полупустую комнату. Тренеров у Пата по-прежнему не хватает, а значит я правильно поступил, когда вернулся, чтобы помочь ему.

Первым делом я хватаюсь за телефон. Но голосовых сообщений нет, а единственное новое письмо оповещает о распродаже солнцезащитных очков. И потому я переключаю свое внимание на посылку. Отрываю полоску на крае и открываю конверт.

Оттуда вываливается коробка — та самая, которую не так давно я наполнял горой фиолетовых скиттлз. Сдернув крышку, я нахожу внутри лист бумаги и ухмыляюсь, увидев, что сверху к нему прилеплена скотчем одна фиолетовая конфета.

Это последние результаты анализов мр-а Райана Э. Весли-младшего. Здесь перечислены все известные человечеству ЗППП, и напротив каждого стоит «отрицательно».

Внизу он кое-что приписал: Я собирался наполнить коробку фиолетовыми презервативами, но потом у меня возникла идея получше.

Иии… теперь я возбужден и весь в нетерпении.

И продолжаю метаться по комнате.

Когда через несколько минут телефон у меня в кармане пищит, сообщая о новом письме, я достаю его, но оказывается, что написал мне не Вес.

Дорогой тренер Каннинг,

Я не могу поверить, что мне не дали закончить смену у вас. Я до сих пор не разговариваю с отцом. Работать с вами было лучшим летом моей жизни, и меня бесит то, что оно закончилось на такой горькой ноте.

В этом году я буду в команде «Сторм Шаркс» U18. Вот ссылка на случай, если вам когда-нибудь станет интересно проверить мою статистику. Думаю, она начнет улучшаться — и все благодаря вам.

С уважением, Марк Килфитер-младший

Я перечитываю письмо дважды. Потом читаю его еще раз. О нас с Весом там не говорится ни слова, как нет и никаких оскорбительных замечаний. Это письмо от пацана, который хочет играть в хоккей, и знает, что людей, которые пытались тебе помочь, необходимо благодарить.

Черт, я горжусь этим письмом. И чувствую себя чуть более оптимистично, чем пару минут назад.

Чтобы не забыть потом, я быстро набираю ответ.

Килфитер, ты великолепный вратарь, и мне было очень приятно работать с тобой этим летом. Конечно, я буду следить за твоей зимней статистикой. Тебя ждет ударный сезон.

Искренне твой, Джейми Каннинг

Затем я возвращаюсь к своему хождению из угла в угол и беспокойству о Весе. Вдруг ему укажут на дверь, а меня даже не будет рядом, чтоб его поддержать?

И где в Лейк-Плэсиде можно сделать анализ крови — типа прямо завтра с утра?

Когда мой телефон начинает звонить, я подпрыгиваю на фут, а потом спешу скорее ответить.

— Бэби, привет! Все хорошо? Что случилось?

— Да, все нормально. — Его хрипловатый голос проскальзывает мне в ухо и обволакивает мое сердце. Я слышу, что он где-то на улице, и думаю о том, что же он сможет мне рассказать. — Черт, как же хочется, чтобы ты был сейчас рядом, — говорит он.

Я мысленно подготавливаю себя к плохим новостям.

— Я бы отвел тебя в итальянский ресторан на Куин-стрит, который любят ребята в команде, и пересказал от первого до последнего слова тот психоделический разговор, который у меня только что был.

От стресса у меня уже кружится голова.

— Какой разговор?

— Хороший, — заверяет меня он.

Мое сердцебиение чуть успокаивается, но я пока боюсь радоваться. Потому что поверить в то, что команда, играющая на самом высоком уровне, спокойно проглотила его признание, невозможно. Так не бывает.

— Но… разве мы не должны обходить стороной места, где бывает твоя команда? — спрашиваю я медленно. — Ты же понимаешь, что нас там увидят?

— Да, но довольно скоро это станет неважно.

— Правда? — Мне нужны гарантии. Нотариально заверенный документ.

Мне нужен валиум. Или минет. Или и то, и другое.

— У меня был очень-очень хороший день, — шепчет Вес.

Мое кровяное давление снова падает.

— Я рад, — шепчу я в ответ.

— Я люблю тебя.

— Знаю.

Вес смеется мне в ухо, и звук его счастливого смеха убеждает меня в том, что все у нас, возможно, будет нормально.

Глава 40 Джейми

В пятницу в середине августа я переезжаю в нашу квартиру. Хотя «переезжаю» заслуживает кавычек, потому что вещей у нас почти нет.

В начале недели Вес заказал диван — обитую кожей мечту настоящего мачо, если я правильно понял его описание. Похоже, у моего мужчины оказался вкус пещерного человека, но я, в целом, не возражаю. Еще он выбрал три барных табурета для кухни, а значит с покупкой стола нам можно не заморачиваться.

Вчера вечером, после первого раунда нашего секс-марафона под девизом «я-так-сильно-соскучился-по-тебе», Вес устроил показательное представление в виде похода в магазин за продуктами, но принес только чипсы и пиво, так что мне пришлось идти за нормальной едой самому. Я еще не сообщил ему, что прилично готовлю, и Вес настроился существовать на доставке на дом. В Торонто с этим неплохо, но я запланировал себе накупить сковородок с кастрюлями и как-нибудь взорвать ему мозг.

А пока мы взорвали друг другу мозг (и кое-что еще) в нашей новенькой спальне, после чего вырубились и проспали девять часов в нашей новенькой двуспальной кровати.

Сегодня суббота, и впереди масса дел. Прямо с утра, после завтрака в кафетерии, я тащу Веса в город, чтобы купить еще несколько необходимых вещей. К моменту, когда мы наконец-то приходим домой, он весь кипит. Похоже, успокаивать его придется минетом.

— Три часа жизни пропали впустую, — все не унимается он, когда мы заходим. Его слова разносятся эхом, потому что в квартире у нас по-прежнему до ужаса голо.

Причина плохого настроения Веса в том, что шоппинг отнял у нас три часа, потому что мы с ним — просто пара спортсменов, которые не отличают один магазин от другого. Мы побывали в четырех, прежде чем набрести на такой, который не выглядел так, будто туда вот-вот должна была заявиться английская королева. Мы выбрали и купили ковер и журнальный столик. Но кофемашин в том месте не продавалось, так что шоппинг пришлось продолжить.

— Хороший кофе необходим, и это не обсуждается, — ответил я на его ворчание. Но выбрав капельную кофеварку со встроенной кофемолкой, я принялся рассматривать полотенца, и тут уж Вес вконец потерял терпение. Пришлось сдаться и увести его домой.

— О, какая ирония, — стонет он, разуваясь. — Мой бойфренд затащил меня в гребаный магазин.

— Ты прав, — говорю я, смеясь. — Только зря потратили время. Кому нужны полотенца? Можно просто сохнуть на воздухе.

Угрюмый Вес топает в спальню, и я иду за ним следом, потому что спальня — это одно из двух наших функциональных мест.

Отставив кофе-машину, я смотрю, как он сбрасывает футболку и растягивается на нашей огромной кровати.

— Ты не подойдешь? — жалобно просит он. — Это срочно.

— Твое счастье, что ты такой симпатичный, — ворчу я, скидывая кроссовки. — Кто бы мог подумать, что простой поход в магазин превратит тебя в плаксу. — Я подхожу к кровати, на которой лежит и, пылая страстью, ждет меня мой полуголый мужчина.

— Я бы потерпел, — бормочет Вес. — Но у нас есть проблема. — Он ловит меня за руку и тянет к себе.

Усевшись на его тело верхом, я наклоняюсь, чтобы кончиком языка коснуться его соска, и он стонет.

— Что еще за проблема? — не отрываясь от него, интересуюсь я.

Он испускает судорожный вздох.

— Перед завтраком я подумал, что будет прикольно вставить кое-куда пробку. Чтобы ты смог трахнуть меня, когда мы вернемся домой…

Мой взгляд взлетает к его глазам.

— Ты серьезно?

С несчастным лицом он кивает.

— Но потом ты сказал: «Пошли посмотрим пару ковров», и это было типа вечность назад. Эта штука всю дорогу массировала мою простату, поэтому если в течение следующих пяти минут ты не трахнешь меня, я взорвусь.

Я теряю дар речи. Но моему члену точно есть, что сказать. Затвердев от одной только мысли о том, что Вес уже готов для меня, я припадаю к его губам в поцелуе, и он снова стонет, когда мой язык скользит по пирсингу в его языке.

Мы целуемся так, словно на Торонто несется метеорит. Нетерпеливые руки Веса шарят по моей заднице, пока я присасываюсь к его языку. Его пылкость действует на меня как наркотик, я хочу его — еще и еще. Даже через всю нашу одежду я чувствую, как сильно он возбужден. Он хочет, чтобы я его трахнул, и он в полной готовности?

— М-м-м… — издаю я стон ему в рот. Это самое эротичное, что я когда-либо слышал.

И в этот момент звонят в дверь.

— Придержи эту мысль, — говорю я, приподнимаясь на локте.

— Нееееет! — Вес ногами захватывает меня в ловушку. — Нет. — Поцелуй. — Нет. — Поцелуй. — Даже не думай.

Пришпилить его руки к матрасу отказывается легко, потому что он до такой степени возбужден, что не замечает маневра.

— Бэби, остановись. Это диван. Мы же заплатили им семьдесят пять баксов за доставку в субботу.

— Я тебя ненавижу, — говорит он, однако отпускает меня.

— Да уж видно. — Слезая с него, я попутно сжимаю его твердый член, а он снова стонет, проклиная меня, диван и заодно всю вселенную.

Я закрываю дверь спальни — ради уединения Веса и ради сохранения собственного рассудка. Звоню вниз и прошу поднять диван на грузовом лифте на наш этаж. Потом поправляю себя и пытаюсь подумать о скучных вещах, чтобы шатер у меня в штанах немного осел.

Но скучных вещей просто нет. Скоро — скорее бы! — я приступаю к новой работе, а пока у меня есть неделя на то, чтобы изучить тот шикарный город, где я поселился с мужчиной, к которому тянулся с тринадцати лет. Жить вместе оказалось вовсе не страшно. На самом деле, если сложить все недели за все годы, проведенные в лагере, то мы прожили вместе уже целый год.

Сейчас, конечно, есть еще много-много секса. Все по-другому — и в то же время абсолютно как раньше. То есть к сексу прилагается много-много веселья.

Я запускаю в квартиру троих парней из службы доставки.

— Куда поставить? — спрашивают они.

— Куда-нибудь вот сюда. — Я показываю на гостиную. — Нам придется передвинуть его, когда доставят ковер, так что куда конкретно — неважно.

— Симпатичное место, — щелкая жвачкой, сообщает их старший. Парни ставят диван в центре комнаты. Он замотан во много слоев полиэтилена, но я надеюсь, что внутри именно то, что заказывал Вес.

— Спасибо. — Я расписываюсь за диван.

Когда они отчаливают, я закрываю дверь на замок, потом подхожу к дивану и провожу рукой по его длине.

— Эй, Весли! — ору погромче, чтобы он услышал меня через дверь. — Тащи сюда свою задницу!

— Нет! — упрямится он.

Я сбрасываю футболку. Потом шорты.

— Я голый!

Трюк срабатывает. Дверь спальни распахивается, и он быстрым шагом чешет по коридору — голый и с бутылочкой смазки в руке. К моменту, когда он подходит ко мне, я сижу на спинке дивана, раздвинув ноги как порнозвезда, и поглаживаю себя.

Вес бросает взгляд на диван.

— Чувак, на моем диване презерватив.

Я ловлю Веса за бедра и притягиваю к себе.

— Я заметил, — говорю, целуя его подбородок. — Это потому что он знает: скоро я нагну тебя через него.

Вес стонет.

— Обещания, обещания… — Он просовывает между нашими телами руку и кладет ее на мою. Мы ласкаем друг друга, пока наши поцелуи становятся все глубже и горячей.

Я тянусь ему за спину и накрываю ладонями его задницу. Когда моя рука нащупывает засаженную туда игрушку, я издаю стон ему в рот.

— Давай же. — Он задыхается.

Все начинает происходить очень быстро. Пока я вытаскиваю игрушку, Вес смазывает мой член. Потом он сталкивает меня со спинки дивана и опирается на нее.

— Давай! — командует он.

Я встаю позади него, берусь за его бедра. Головка моего члена скользит между его упругими ягодицами, и от этой близости меня, как той ночью, захлестывает блаженство. Между моим подрагивающим членом и его тугой задницей нет ничего, и когда я на первом же толчке глубоко проникаю в него, мы оба самозабвенно стонем.

— Трахни меня, — требует он, когда я замираю.

Но я слишком занят смакованием невероятного ощущения от того, что нахожусь внутри него без презерватива. Покачиваю бедрами, и он рычит, как сердитый медведь.

— Клянусь богом, Каннинг, если ты не начнешь двигаться, то я…

Я выхожу, потом вбиваюсь обратно. Дрожа всем телом, он издает придушенный звук.

— То что? — насмешливо интересуюсь я.

Вместо ответа он издает новый стон. Низкий, агонизирующий. Черт, он так отчаянно этого хочет. Еще бы — полдня проходить с пробкой, трущейся о простату.

Я разглаживаю ладонью его сильную спину, потом наклоняюсь и, опять выходя, целую его между лопаток.

— Мне нравится, когда ты такой, — шепчу я. — Когда ты умоляешь меня с этой своей сексуальной задницей, задранной в воздух. Полностью в моей власти.

Он выпускает из легких воздух.

— Садист.

Смеясь, я ускоряю темп. Три, четыре неистовых толчка — и я опять замедляюсь, чем вытягиваю из него сдавленный тон.

— Ты должен научиться терпению, — наставляю я Веса. Но черт, себя я раздразнил не меньше. Мои яйца до боли поджались, и я уже ощущаю покалывание, сигнализирующее о скорой разрядке.

— К черту терпение, — рычит он. — Хочу кончить.

— Чувак, нытьем ты себе не поможешь.

— Да? А если вот так? — Он толкается задом ко мне и начинает трахать мой член — быстро и жадно.

О черт. Не, так я долго не продержусь. Это слишком приятно. Я слишком сильно хочу его.

Я вбиваюсь в него, впиваясь пальцами в бедра, и каждый толчок возносит меня все выше и выше. Наше дыхание становится сбивчивым, тела сталкиваются друг с другом, но мне нужно больше. Мне нужно… Я расправляю ладони у него на груди и тяну, прижимая к себе его спину. Новый угол заставляет его вскрикнуть от наслаждения, затем он выворачивает шею, и наши губы встречаются в обжигающем поцелуе.

Мы соединены всеми возможными способами, с моим членом внутри него, со сплетенными языками, с его мощным телом, вытянувшимся в струну под моим.

Я дотягиваюсь до его эрекции и, сбавив темп, начинаю неспешно ласкать его в такт размеренным движениям своего члена.

— Я кончу только после тебя, — шепчу. Потом проникаю языком ему в рот, и стоит мне засосать колечко у него в языке, как он выстреливает мне в руку.

Вес задыхается, его задница, пульсируя, стискивает мой член с такой силой, что вызывает оргазм, который я чувствую от макушки до пяток. Я отдаюсь ощущениям, мои руки обвивают сильный торс моего бойфренда, пока я кончаю в него.

Ноги у нас обоих подкашиваются, так что я выхожу и тяну его за собой на диван. Он падает рядом со мной, темные волосы щекочут мне подбородок, пока мы лежим и приходим в себя после очередного раунда невероятного секса. Вряд ли я когда-нибудь привыкну к тому, насколько он классный, наш секс.

Вес вдруг смеется.

— Все-таки хорошо, что на диване презерватив.

— Что… — Я усмехаюсь, когда догадываюсь, о чем он. — Без резинки так липко, да?

— Липко тоже прикольно. — Его дыхание обжигает мое плечо. — Но когда мы поснимаем весь этот пластик, то лучше подкладывать полотенце. Если мы станем еще трахаться на этом диване.

— Если?… — С нашим подходом к делу в квартире скоро не останется ни одной поверхности, где бы мы не потрахались.

Он снова хмыкает, потом с удовлетворенным вздохом прижимается ко мне потеснее.

Но обниматься на упакованном в пластик диване не очень удобно, и потому вскоре, по-быстрому приняв вместе душ, мы перемещаемся на кровать. Мы, естественно, мокрые. С наших волос течет.

— Я начинаю понимать твою тему насчет полотенец, — говорит Вес, пока я сцеловываю с его плеча капли воды.

— Теперь он, видите ли, понимает, — вздыхаю я, потом снова принимаюсь догонять языком капельки на его коже. Лижу штангу в его брови, и легкий металлический привкус вызывает у меня дрожь. Мне нравится иметь у себя в постели своего личного хулигана.

Его рука лениво поглаживает меня по спине, и это божественно.

— Нам нужны полотенца и пробка — тебе. Чтоб ты побывал в моей шкуре.

— Это было так эротично, — признаю я. — Черт.

Он перебирает мои мокрые волосы.

— Рад, что тебе понравилось. Я хотел, чтоб тебе было проще.

— Что? — В его тоне есть нечто серьезное, поэтому я прекращаю целовать его всюду и заглядываю в глаза. — Проще?

Но он отворачивается.

— Ну… Проще в том смысле, что с женщинами тебе не нужно тратить по полчаса на то, чтобы подготовить их к сексу.

Из меня лезет смех, но я сдерживаю его, потому что он правда очень серьезен.

— Вес, со сколькими девушками ты спал?

Он смущенно показывает мне один палец.

Я на мгновение удивляюсь, но потом вспоминаю лето, когда нам было по шестнадцать. Приехав в лагерь, Вес признался, что больше не девственник. Правда, вытягивать из него пикантные подробности было все равно что выдергивать зуб. Теперь я понимаю, почему.

— Вот именно. Только с одной. Причем вы оба были слишком неопытными и не особенно знали, что делать. — Я пожимаю плечом. — Поверь, очень многим женщин требуется немало времени на разогрев. Исходя из одного этого факта я мог бы объявить технический фол, но на самом деле… суть совершенно не в этом. Мы часто делаем и по-быстрому. Для того и существуют минеты.

Он выдает слабую усмешку.

— Да, но…

— Но что?

— Я ведь никогда не смогу дать тебе все, что ты любишь.

Ах.

— Чувак, перестань. У меня нет тоски по вагинам. — Это звучит сильно смешнее, чем я ожидал, и мы оба хохочем. — Серьезно. Мне нравилось с женщинами, но ни одну из них я не любил. — Каждый раз, когда я произношу эти слова, оно становится все очевиднее. И каждый раз лицо Веса смягчается. — Можешь пообещать мне никогда больше не волноваться об этом? Потому что доказать это я не могу. Разве что очень большим количеством секса с тобой.

— Годится. — Его дерзкая улыбка вернулась на место, и я рад это видеть.

— Хорошо. — Я перекатываюсь на бок и устраиваюсь с ним рядом. — Чуть попозже мне надо будет заглянуть на свою страницу в фейсбуке.

— Зачем?

Мой желудок сжимается от одной только мысли об этом.

— Завтра воскресный ужин. Так что сделал для них каминг-аут.

— Через фейсбук? — орет он.

Я тянусь назад и щипаю его за задницу.

— За кого ты меня принимаешь? У нас закрытая группа. Там только моя семья — родители, братья с сестрами и их пары. Я им даже твою фамилию не сказал.

Вес затихает позади меня. Выводит лениво круги у меня на спине.

— Волнуешься? — наконец спрашивает он.

Справедливый вопрос.

— Не особенно. Их не напряжет тот факт, что ты парень, но они скорее всего начнут: «Почему ты не рассказал нам сразу? Ты поэтому не пошел в НХЛ? И почему ты уехал из страны?» Не люблю все эти допросы.

— Когда ты это запостил?

— Утром. Перед тем, как мы пошли завтракать. То есть, прошло уже пять часов. В Калифорнии сейчас час. Они, наверное, уже прочитали.

— Иди принеси телефон, — шепчет он.

Глава 41 Вес

Я жду Джейми в кровати и молюсь за него. Он, наверное, самый открытый человек во вселенной, и я люблю эту его черту, но она делает его уязвимым. Люди способны превращаться в козлов по отношению к своим близким и за меньшее, нежели гомосексуальные отношения. Если ему там понаписали гадостей, я, наверное, что-нибудь разобью.

Он все не возвращается. А потом из гостиной доносится стон.

Меня выбрасывает из кровати, и я бегу через квартиру в гостиную. Джейми сидит на краю нашего дивана в презервативе. Лицо закрыто ладонями.

У меня падает сердце. Я не хочу такого для Джейми. Мне понадобилось четыре года на то, чтобы преодолеть реакцию моих родителей на свой каминг-аут. Черт, я наверное до сих пор переживаю ее.

Он протягивает мне телефон, и я беру его дрожащей рукой.

Пост составлен целиком в духе Джейми:

Всем привет. Чувствую себя по-дурацки из-за того, что делаю это через фейсбук, но связаться до завтра с каждым по отдельности я не успею. Так или иначе, в воскресенье вы все будете меня обсуждать. На случай, если вы подумаете, что мой аккаунт взломали, сообщаю, что именно я разбил маминого рождественского ангела с елки, когда мне было семь лет. То была смерть от бейсбольного мячика, но клянусь, ангел не мучился.

В общем, у меня есть для вас несколько новостей. Я согласился на тренерскую должность в Торонто и отказался от места в Детройте. Я ощущаю это как правильный шаг в плане карьеры, но это еще не все. Я живу с бойфрендом (нет, это не опечатка). Его зовут Вес, и мы познакомились в Лейк-Плэсиде около девяти лет назад.

В случае, если вам не хватало тем для разговора за ужином, эта проблема теперь решена. Люблю вас всех.

Джейми

Ниже висит селфи, которое мы сняли вчера. Мы стоим на нашей новенькой кухне, а вокруг разбросана еда, только что принесенная мной из магазина. Джейми высмеивает мои покупательские предпочтения, я тоже стебусь над ним, уже не помню о чем. Но мы с ним склонили головы, а я показываю «козу». И, блядь, мы выглядим такими счастливыми, что я себя просто не узнаю.

Я перехожу к комментариям, и у меня внутри все переворачивается от страха.

Джо: ОМГ, Джеймстер, реально? Уж не хочешь ли ты сказать, что встречаешься с поклонником «Патриотов»? Брат, это грех. Я боюсь за твою бессмертную душу.

Мой взгляд взлетает обратно к нашему фото. Ну конечно — я же стою там в своей футболке с победного Суперкубка-2015. Упс.

Тэмми: Джейми, не слушай этого идиота. Твой бойфренд просто прелесть. А Джесс должна мне двадцатку.

Брэди: Присоединяюсь к Джо. Что, если в День благодарения зайдет речь о футболе? Неудобно получится!

Джо: *дает Брэди пять*

Джесс: Ничего я тебе не должна! Ты сказала, он грустит из-за ДЕВУШКИ.

Тэмми: Я сказала «из-за отношений».

Джесс: *кашляет* *херня*

Миссис Каннинг: Джесс, а ну-ка не выражайся! Джейми, дорогой, когда ты приведешь своего бойфренда к нам на воскресный ужин? Это что у вас там лежит? Чипсы? В Канаде есть «Whole Foods»[31]? Я загляну к ним на сайт и пришлю тебе адрес.

Миссис Каннинг: И спасибо, что рассказал мне об ангеле. Хотя, дорогой, я знала, что это был ты. Ты никогда не умел притворяться.

Скотти: Джейми, папа не может вспомнить свой пароль от фейсбука, но просит передать, что любит тебя несмотря ни на что и так далее, и тому подобное бла-бла-бла.

На этом месте я фыркаю, и Джейми поднимает глаза.

— Такие они дурацкие, да?

— Они… — Я с трудом сглатываю, потому что безумно за него счастлив. — Я думаю, они замечательные.

Он пожимает плечами.

— Я провел всю жизнь, пытаясь выделиться из толпы. Клянусь богом, если б я объявил себя вампиром-транссексуалом, они бы и тогда сказали: «О, Джейми, ты чудо».

Я снова испытываю затруднения с тем, чтобы сглотнуть, но на сей раз из-за огромного кома в горле.

Как всегда, Джейми чувствует мою душевную муку. Этот парень знает меня всего, внутри и снаружи. И всегда знал.

— Что с тобой?

— Ничего. Просто… — говорю я сквозь ком в горле. — Тебе реально повезло, Каннинг. Твоя семья любит тебя. В смысле, по-настоящему, искренне любит, не просто потому, что вы кровные родственники, и они обязаны относиться к тебе хорошо.

Взгляд его карих глаз смягчается. Я знаю, он думает о моей семье, но не даю ему шанса придумать моим родителям оправдание.

— Моя мать статусная жена, — говорю я отрывисто. — А я — статусный сын. Они никогда не видели во мне никого другого, и никогда не увидят. И это… херово.

Джейми тянет меня к себе.

— Да. Херово, — соглашается он. — Но Райан, кровное родство… оно ни черта не значит. Тебе надо просто окружить себя людьми, которые любят тебя, и тогда твоей семьей станут они.

Я опускаюсь рядом с ним на диван, пластик шуршит под моей задницей в боксерах. Он закидывает мне на плечо свою мускулистую руку, а после задевает губами висок.

— Я твоя семья, бэби. — Он забирает у меня телефон, касается пальцем экрана. — И эти сумасшедшие маньяки тоже станут твоей семьей, если ты им позволишь. В смысле, временами, конечно, они будут доводить тебя до белого каления, но поверь, оно того стоит.

Я верю ему.

— Я очень хочу познакомиться с ними, — говорю тихо.

Его рот движется по моей челюсти, прежде чем накрыть мои губы.

— Они полюбят тебя. — Он целует меня. Сладко и медленно. — Я же люблю.

Подушечкой большого пальца я провожу по его нижней губе.

— Я любил тебя каждое лето с тринадцати лет. А сейчас люблю еще больше.

Когда наши губы оказываются в миллиметре от того, чтобы встретиться, он произносит:

— Мне нужно узнать кое-что, и ты должен пообещать быть со мной честным.

— Я всегда с тобой честен, — протестую я.

— Хорошо. Ловлю на слове. — В его чудесных карих глазах появляется блеск. — Ты нарочно слил мне штрафные?

Я отлично знаю, какие штрафные он имеет в виду. Мои губы дрожат, и я крепко сжимаю их, пряча усмешку.

— Ну?

Я пожимаю плечами.

— Весли… — В его голосе появляется предостерегающая нотка. — Расскажи, что случилось во время тех штрафных.

— Ну… — Я мнусь. — Я правда не знаю. Я дико боялся выигрывать, потому что знал, что тогда мне придется дать тебе сорваться с крючка. И дико боялся проигрывать, потому что отчаянно хотел прикоснуться к тебе, но мне было страшно, что ты об этом узнаешь.

На его лице столько сочувствия, но оно мне больше не нужно. Все в прошлом. Я целую его в кончик носа.

— В общем, последние два удара я почти и не помню. Я был такой — рули теперь ты, Иисус!

Джейми смеется надо мной. А потом целует меня. А я за шею притягиваю его к себе. Теплая кожа скользит по моей, и я понимаю: я дома.

Потому что дом — это он.

Эпилог Вес День благодарения

— Райан Теодор Весли! А ну немедленно положи этот нож!

Я застываю, как ледяная скульптура, пока мама Джейми на всех парах несется ко мне — одна рука на бедре, вторая указывает на мой кухонный нож.

— Кто учил тебя вот так резать лук? — вопрошает она.

Я опускаю глаза на разделочную доску. Насколько можно судить, я не совершил никаких основных преступлений, связанных с луком.

— Ну… — Я встречаю взгляд Синди Каннинг. — Это типа вопрос с подвохом. По сути, специально никто меня не учил. У родителей была повариха, которая приходила четыре раза в неделю, чтобы приготовить еду… погодите-ка, извините, но вы что, назвали меня Райаном Теодором?

Она отмахивается, как от чего-то несущественного.

— Я не знаю, какое у тебя среднее имя, вот и пришлось придумать. Потому что, лапочка, за то, как ты обращаешься с бедными луковицами, тебя правда нужно было как-нибудь обозвать.

Я не могу остановить смех, вылетающий у меня изо рта. У Джейми отпадная мама. С нею на кухне я ощущаю себя много свободней, чем ожидал.

Мы с Джейми приехали в Калифорнию еще два дня назад, но поскольку в первый день у меня была игра, Джейми уехал к родителям, а я остался со своими одноклубниками в отеле. После того, как мы сделали «Сан-Хосе», я сходил на традиционную послеигровую пресс-конференцию и следующим утром выехал в Сан-Рафел к Джейми и его родственникам.

Сегодняшний праздничный пир станет настоящей проверкой. Я уже познакомился с мамой, папой и одним братом Джейми. Пока что все идет хорошо.

— Лук нужно резать помельче, — сообщает мне Синди. Шлепнув меня по заднице, чтобы я подвинулся, она занимает мое место у стойки. — Садись. Смотри, как я режу. И, если надо, записывай.

Я усмехаюсь.

— Выходит, Джейми не говорил вам о том, какой паршивый из меня повар, да?

— Опеределенно не говорил. — Она фиксирует на мне строгий взгляд. — Но ты обязан научиться готовить, потому что я не собираюсь тратить все свое время на переживания о том, что моего мальчика плохо кормят в этой вашей Сибири.

— В Торонто, — поправляю ее я со смешком. — И я уверен, вы сами догадываетесь, что это он кормит меня.

Хоккейный сезон в самом разгаре, и жизнь кипит просто пиздец. И тренировки, и график выматывают. Но у меня есть Джейми. Моя опора. Он приходит на все мои домашние игры, а когда после гостевых я без задних ног возвращаюсь из аэропорта домой, ждет меня, чтобы размять мои плечи, или запихать в горло еду, или трахаться со мной, пока я не отключусь.

Наша квартира — мое убежище. Мое безопасное место. Я не понимаю, как я мог думать, что смогу пережить свой первый сезон без него.

Теперь мне понятно, откуда у него эти гены заботливости, поскольку его мама хлопочет надо мной целый день.

Со стороны двери доносится фырканье, и на кухне появляется отец Джейми.

— Торонто, значит, — басит он. — Объясни-ка мне, Вес, что это за город такой, где нет футбольной команды?

— Вообще-то есть, — замечаю я. — «Аргонавтс».

Ричард прищуривается.

— Они в НФЛ?

— Ну… нет, в КФЛ[32], но…

— Тогда у них нет футбольной команды, — заявляет он твердо.

Я сдерживаю смешок. Джейми предупреждал меня о том, как фанатично они любят футбол, но я искренне считал, что он просто преувеличивает.

— А где Джейми? — Ричард оглядывается, словно ждет, будто тот выскочит из кухонного шкафа.

— Поехал за Джесс, — отвечает своему мужу Синди. — Она хочет немного выпить сегодня, так что оставит машину дома.

Ричард одобрительно кивает.

— Правильно, дочь, — говорит он, словно Джесс на другом конце города может его услышать.

Должен признаться, перед встречей с родными Джейми я трясся от страха. В смысле, я знал, что они хорошие люди. Но его отец и три старших брата… Меня преследовал неотвязный страх, что они возненавидят меня просто из принципа. Ну, за то, что я и есть тот парень, который шпилит их малыша.

Но отец Джейми оказался отличным парнем, а со Скоттом, который живет здесь же в доме, я уже познакомился. Прошлым вечером мы втроем ходили в бар выпить пива, и пока по телевизору показывали лучшие моменты вчерашней игры, Скотт хлопал ладонями по столу и орал «Это мой брат!» каждый раз, когда показывали меня. Ну уж а когда я забросил шайбу в ворота… Джейми со Скоттом просто слетели с катушек.

Да-да, я забил свой первый гол в НХЛ. Черт, меня до сих пор распирает от радости. Мне дают все больше и больше игрового времени, а вчерашний матч стал моим личным рекордом — двадцать минут на льду и в итоге забитая шайба. Жизнь прекрасна.

Настолько, что я в приступе необычного для себя благодушия соскальзываю с табурета и говорю:

— Я отойду на минуту, ладно? Хочу позвонить родителям и поздравить их с праздником.

Мама Джейми лучезарно улыбается мне.

— О, это так мило. Беги.

Отойдя в сторону, я выуживаю из кармана свой сотовый. Блядь, и даже улыбаюсь, пока набираю родительский номер. Впрочем, скоро улыбка тает — как всегда, когда мне предстоит услышать голос отца.

— Привет, пап, — хмуро здороваюсь я. — Удобно сейчас говорить?

— На самом деле нет. Мы с твоей матерью скоро уходим. У нас забронирован столик на шесть.

Ну разумеется. Моя семья ужинала дома в День благодарения всего один раз — когда у президента брокерской фирмы отца случился развод. Чуваку некуда было податься, поэтому он пригласил сам себя к нам домой, и моя мать наняла ресторанного повара, чтобы тот закатил нам ебучий банкет.

— Так что ты хотел, Райан? — спрашивает он сжато.

— Просто… пожелать вам счастливого Дня благодарения, — мямлю я.

— О. Ну спасибо. Тебе тоже, сын.

Он отключается. Даже не позвав мою мать. Но опять же, он всегда говорит от лица их обоих.

Довольно долго я смотрю на погасший экран, гадая, за какие грехи в прошлой жизни мне так повезло в родительской лотерее. Но депрессивные мысли не успевают укорениться, потому что входная дверь внезапно распахивается, и в мои уши врывается шум.

Топот. Голоса. Громкий смех и радостный визг. Такое ощущение, что в дом вошел целый взвод. Что очень близко к реальности, потому что, елки, у Джейми очень много родни.

Я ощущаю непривычную нервозность в груди.

В считанные секунды я оказываюсь окружен. Совершенно незнакомые люди тянут меня во все стороны и обнимают, и я едва успеваю разбирать имена, отвлекаясь на вопросы, которые градом сыплются на меня.

— Джеймстер устроил тебе экскурсию по дому? — Да.

— Мама уже показывала фотографии с Хэллоуина, где Джейми одет в костюм баклажана? — Нет, но это необходимо срочно исправить.

— Ты получаешь бонус за каждую забитую шайбу? — Э…

— Ты любишь моего брата?

— Тэмми! — выпаливает Джейми на последний вопрос, заданный его старшей сестрой.

Я поднимаю лицо и нахожу его взглядом, и он словно солнце, вдруг вышедшее из-за туч. Я не видел его всего один час, но он из раза в раз оказывает на меня один и тот же эффект.

Я привык скрывать свою реакцию на него, но теперь необходимости в этом нет. Что шокирует меня еще больше, так это готовность его семьи принять в свои объятья человека, которого они никогда раньше не видели. Ну или они реально талантливые актеры.

Джейми протискивается между своими братьями и сестрами и забрасывает руку мне на плечо.

— Оставьте бедного парня в покое, окей? Он только вчера приехал.

Его брат Джо фыркает.

— Думаешь, мы сделаем ему поблажку только потому, что он пробыл здесь всего один день? Ты ни с кем нас не путаешь?

К нам пробирается Джесс и берет меня за руку.

— Идем, Вес, я налью тебе выпить. Лично мне проще терпеть этих олухов в пьяном виде.

Я хихикаю, пока она тащит меня за собой, но тут из кухни доносится голос их мамы:

— Джессика, мне нужен Вес! И Джейми. Набег на винный шкафчик совершите потом.

— Я вовсе не собиралась… — Резко притормозив, Джесс поворачивается ко мне и вздыхает. — Клянусь, эта женщина ясновидящая.

Я снова оказываюсь на кухне, но на этот раз со мной Джейми. Пока его мама жестом просит нас подождать, он шепчет мне на ухо:

— Ну как тебе, весело здесь?

— Да, — отвечаю я искренне. Потому что, блин, клан Каннингов — это фантастика. Может, мне пора перестать волноваться. Может, на свете все-таки есть один уголок, где мне не нужно постоянно что-то доказывать. Ну хорошо — два уголка. Потому что жизнь в нашей квартире в Торонто тоже прекрасна.

— Так, мальчики, вот ваш подарок на новоселье.

Я поднимаю глаза и вижу, что мама Джейми ставит на стол две подарочные коробки. На одной написано «Джейми», а на второй — «Райан».

— О-о, — тянет Джейми. — Это было необязательно.

— Мой последний птенец улетел из гнезда, — вздыхает Синди. — Раз уж я не могу увидеть вашу квартиру, то хотя бы подарю вам что-нибудь для нее.

— Почему не можете? — слышу я собственный голос. — Приезжайте к нам в гости.

Мы с Джейми переглядываемся, и я вижу в его глазах искорки смеха. Возможно, он подумал о том же, о чем и я — если нам нанесет визит его мама, придется спрятать все наши секс-игрушки в шкафчике в ванной.

— Вот возьму и приеду! — весело восклицает она. — А теперь открывайте!

Пока мы с Джейми открываем коробки, вокруг нас собирается вся семья. Сняв крышку, я раздвигаю оберточную бумагу. Потом достаю шикарную кофейную кружку. Сбоку надпись — «ЕГО». Я слышу смех и перевожу взгляд на подарок Джейми.

На второй кружке тоже стоит «ЕГО».

— Мама! — вопит Джесс. — Смысл кружек с надписями в том, чтобы их нельзя было перепутать! Ты должна была нарисовать их инициалы.

— Но тогда я бы не повеселилась в процессе, — объясняет его мать, усмехаясь.

— Спасибо, — хмыкаю я, пока мой бойфренд хохочет.

Я кручу кружку в руках, представляя, как Синди лепила ее для меня, сидя у себя в мастерской. Глазурь ярко блестит, кружка широкая и тяжелая, и удобно ложится в ладонь. Она очень красивая. Получить ее от матери Джейми все равно что добиться членской карточки в клубе, куда мне по-настоящему хотелось попасть.

Я переворачиваю кружку, чтобы посмотреть, не написано ли там что-нибудь. Конечно, написано. Приходится прищуриться, чтобы разобрать выведенные крошечными буковками слова.

Дорогой Райан! Спасибо за то, что сделал Джейми таким счастливым. Он любит тебя, и мы тоже. Добро пожаловать в клан Каннингов.

Ох, мамочки. Я чувствую жжение в горле и концентрируюсь на том, чтобы уложить кружку обратно в коробку. Долго-долго подтыкаю вокруг нее оберточную бумагу с аккуратностью и сосредоточенностью какого-нибудь нейрохирурга. Когда я наконец поднимаю глаза, меня встречает взгляд Джейминой мамы, и в нем столько тепла, что жжение у меня в горле становится только сильней.

Я пытаюсь непринужденно улыбнуться ей, но выходит не очень. Мне еще никто не говорил таких приятных вещей. Никто, кроме Джейми.

Я словно призвал его, потому что мне на поясницу ложится теплая рука. Незаметно переступив с ноги на ногу, я прислоняюсь к этой руке.

Синди еще наблюдает за нами. Быстро подмигивает — мне одному, — а потом выражение ее лица с той же быстротой становится деловитым. Она хлопает в ладоши.

— Ладно, банда! Индейка в духовке, но впереди еще много работы! Мне нужен доброволец, чтобы обжарить овощи для начинки, еще один еще, чтобы разжечь гриль, и двое для взбивания сливок. А остальные кыш с моей кухни.

Не прекращая общения, Каниннги перемещаются по кухне, открывают и закрывают шкафчики, передают друг другу бутылки с пивом. Но Джейми не отходит от меня ни на шаг. Мы с ним словно находимся в эпицентре доброжелательного семейного урагана.

И я надеюсь, что этот ураган не закончится никогда.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Серия «Он» на данный момент состоит из 3-ех книг:

1. «Он» — переведена на русский.

2. «Us» — нет на русском языке, продолжение про Джейми и Веса

3. Без названия — в процессе написания, про других героев

Вся серия книг будет переводиться нашей группой vk.com/loveinbooks

Примечания

1

1

Национальная ассоциация студенческого спорта. Здесь и далее прим. перевод. Прим. пер.:

(обратно)

2

Frozen Four, полуфинал и финал хоккейного турнира НАСС.

(обратно)

3

Знаменитая в прошлом лошадь-рекордсмен.

(обратно)

4

букв. «шайбовые зайки», сленговое название фанаток хоккея.

(обратно)

5

Историческое здание, достопримечательность Бостона.

(обратно)

6

Исторический пеший маршрут в Бостоне.

(обратно)

7

Один из героев Американской революции, уроженец Бостона.

(обратно)

8

Швея, которая, согласно легенде, сшила первый американский флаг.

(обратно)

9

jockstrap, специальные трусы хоккеистов с открытыми ягодицами и ракушкой для защиты паха, а также разновидность эротического мужского белья похожего кроя.

(обратно)

10

Отсылка к триллеру Дэвида Финчера.

(обратно)

11

Переводится как «рев».

(обратно)

12

«Корневое пиво», безалкогольный газированный напиток.

(обратно)

13

«Анахайм Дакс», команда из Калифорнии.

(обратно)

14

В случае нарушения правил назначается штрафной бросок, а игрок-нарушитель удаляется без права замены и садится на скамейку штрафников на две минуты и более.

(обратно)

15

Вратарь «Бостон Брюинз» и сборной Финляндии.

(обратно)

16

Такое название получил матч между сборными США и СССР, в котором советская команда, выступавшая в ранге действующих чемпионов мира, неожиданно проиграла американской сборной, составленной из игроков студенческих команд.

(обратно)

17

Настоящее приложение называется Grindr.

(обратно)

18

Owls Head Mountain, невысокая гора хребта Адирондак.

(обратно)

19

Nippletop и Dix Mountain — названия горных пиков. Nipple переводится как «сосок», а Dix созвучно слову «dicks», т. е. «члены».

(обратно)

20

Прим. пер.: бузина на английском — elderflower, если разделить это слово на составляющие, получится «elder flower», т. е. буквально «пожилой цветок».

(обратно)

21

Пейл-эль — сорт пива, Саранак — озеро в горах Адирондак.

(обратно)

22

При желании в этом названии можно услышать непристойный подтекст.

(обратно)

23

Главный американский журнал о спорте.

(обратно)

24

Отсылка к поговорке «as american as apple pie», т. е. «американский, как яблочный пирог» или в американском духе.

(обратно)

25

Канадская футбольная команда.

(обратно)

26

Легендарный канадский хоккеист.

(обратно)

27

После кризиса 1973-го года население Детройта сократилось в 2,5 раза, в результате чего целые районы города оказались оставлены жителями.

(обратно)

28

Отсылка к сцене, где герои фильма перебираются через болото с пиявками.

(обратно)

29

Десерт, ледяная фруктовая крошка.

(обратно)

30

Хоккейная лига Онтарио, одна из трех основных юниорских лиг, которые образуют Канадскую хоккейную лигу.

(обратно)

31

Сеть супермаркетов органических продуктов.

(обратно)

32

Канадская футбольная лига.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Апрель Вес

Глава 2 Джейми

Глава 3 Вес

Глава 4 Джейми

Глава 5 Вес

Глава 6 Джейми

Глава 7 Вес

Глава 8 Июнь Джейми

Глава 9 Вес

Глава 10 Джейми

Глава 11 Вес

Глава 12 Джейми

Глава 13 Джейми

Глава 14 Вес

Глава 15 Джейми

Глава 16 Вес

Глава 17 Джейми

Глава 18 Вес

Глава 19 Джейми

Глава 20 Вес

Глава 21 Джейми

Глава 22 Вес

Глава 23 Вес

Глава 24 Джейми

Глава 25 Вес

Глава 26 Июль Джейми

Глава 27 Вес

Глава 28 Джейми

Глава 29 Вес

Глава 30 Джейми

Глава 31 Вес

Глава 32 Джейми

Глава 33 Вес

Глава 34 Джейми

Глава 35 Вес

Глава 36 Джейми

Глава 37 Вес

Глава 38 Август Вес

Глава 39 Джейми

Глава 40 Джейми

Глава 41 Вес

Эпилог Вес День благодарения Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg