«Письма с войны»

Письма с войны (fb2) - Письма с войны (пер. Ольга777) (Однажды в сказке: фанфики) 2351K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - hunnyfresh

Письма с войны Letters from war by hunnyfresh

Глава 1

- Это создаст вам прекрасный имидж, мадам мэр, - Сидни ходил за Реджиной по кабинету, размахивая какими-то бумагами.

Она хмыкнула и зло посмотрела на него, когда бумаги почти задели полугодовалого Генри, которого она держала на руках.

- Аккуратней! - сердито прошипела Реджина.

- Прошу прощения, - под сердитым взглядом брюнетки Сидни втянул голову в плечи, заливаясь краской. Однако смущение, вызванное небольшим инцидентом, не отвлекло его от темы разговора. - Только представьте заголовки: «Мэр Сторибрука поддерживает войска». Никогда не вредно иметь сторонников в армии, Реджина, даже если это простой солдат.

Реджина вздохнула, устраивая Генри поудобнее, прежде чем взять у Сидни бумаги.

- Вы же понимаете, что я усыновила Генри всего пару месяцев назад, я верчусь между заботой о городе и заботой о сыне. У меня нет времени на какого-то незнакомца.

- Вы ведь не в дом его пускаете, это всего лишь дружба по переписке, мадам мэр. Это подымает моральный дух армии и облегчает тоску солдат по дому, - уверял Сидни. Увидев сомнение на лице мэра, он быстро добавил. - Вас ведь не призывают на войну.

- Разумеется, - она склонилась над Генри, который поднял голову, чтоб рассмотреть, что же привлекло мамино внимание. Реджина машинально поцеловала макушку, покрытую пушком темных волос, успокаивая готового заплакать ребенка.

Просмотрев бумаги, она перевела взгляд на Сидни, а затем красноречиво указала взглядом на дверь. Не дожидаясь дальнейших указаний, Сидни торопливо вышел из кабинета.

Реджина повернулась и села за стол, устроив Генри у себя на коленях. Прочитав еще раз данные солдата, с которым она должна была завязать переписку, женщина сказала:

- Кажется, Генри, мы заведем нового друга. Что ты об этом думаешь?

Мальчик радостно гукнул и протянул ручку, пытаясь достать сразу все предметы, стоявшие на столе до того, как мама его остановит. Попытка не увенчалась успехом - Реджина как всегда была настороже и убрала все рабочие документы так, чтоб сын не мог их достать. Она поцеловала его в висок, читая имя солдата:

* * *

«Рядовой Эмма Свон.

Форт Беннинг. Джорджия».

Вдалеке разорвалась граната, и у Эммы, скорчившейся в свежевырытой траншее, достаточно просторной для нее, её сержанта и еще двух солдат из ее отряда, зазвенело в ушах. Солдаты с вышек поливали тренировочное поле огнём, вес оружия придавливал её к земле, и капли пота стекали со лба на переносицу. Тренировки в пехоте чаще всего проводились в полную силу и были по-настоящему опасны, но теперь, когда мир еще не оправился от трагедии, произошедшей в Нью-Йорке месяц назад, рота Эммы, да и все остальные войска США тренировалась как никогда тяжело.

Тренировка с полной выкладкой, в качестве условного противника - ее сослуживцы, задача у всех одна - ликвидировать угрозу.

Во время этой тренировки у Эммы и её товарищей не было ничего, кроме шанцевого инструмента. Его можно было использовать в качестве оружия, поэтому ближний бой был ключом к успеху. Когда огонь прекратился, ей потребовалось меньше секунды, чтоб отдышаться, пока ее товарищ осматривал территорию.

По его сигналу они выползли из траншеи, припадая к земле и позволяя темноте окутать их. Сержант Бут остался в траншее, исполняя роль раненого товарища (на самом деле он засекал время, за которое они достигнут цели).

Её команда, укрывшаяся за стеной полуразрушенной хижины, чутко прислушивалась, пытаясь уловить в темноте признаки движения. Солдат во главе колонны жестом показал, что можно двигаться, но Эмма, замыкающая в отряде, почувствовала, как уперся в спину ствол автомата. Двое её товарищей этого не заметили, но ночная тишина сказала Эмме, что враг отделился от своей группы и решил нейтрализовать ее как наименьшую из угроз.

Она усмехнулась, подняв руки. Медленно повернувшись, она увидела рядового Кэсседи, направившего автомат ей в лоб с выражением триумфа во взгляде.

- Жаль, Эм, - сказал он. Сожаления в тоне было мало, и Эмма не винила его. В конце концов, речь шла о жизни и смерти. Вот только не её. Она медленно присела, но в последнюю секунду схватила ствол автомата, резко пнула мужчину по коленям и, отобрав оружие, приставила дуло к затылку Кэсседи.

- А мне нет, ответила она, пожимая плечами.

Фонари включились, освещая поле, и Эмма увидела, что один из её товарищей обезвредил противника, а другой лежит на земле, предположительно «убитый». Его противник возвышался над ним, направив винтовку в голову лежащего.

- Планируешь сдохнуть, Джонсон? - Август вылез из траншеи и набросился на поверженного солдата.

- Никак нет, сэр, - пробормотал Джонсон, не поднимая головы с земли.

- Скажи это своей семье! - Август повернулся к остальным. - Хорошая работа. Возвращаемся в лагерь.

Эмма помогла Нилу подняться на ноги, подавив желание ухмыльнуться, когда он застонал. Похлопав его по спине, она побежала вместе с остальными в лагерь, чтобы снять оружие и снаряжение и принять душ.

Рутина была полезна Эмме, а дисциплина и того полезнее. После шестнадцати лет мыканья по интернатам, исключения из школы за прогулы, агрессивное поведение и, хуже того, взлом школьной компьютерной системы с целью исправления оценок Эмма предстала перед судом. Там ей предоставили выбор: либо колония для несовершеннолетних, либо военный тренировочный лагерь. Судья сказал, что у неё есть потенциал, и всё, что ей нужно, это немного дисциплины, чтоб сдерживать её. Сперва ей хотелось послать судью куда подальше, но, с другой стороны, Август, её «брат», с которым они жили в последней приёмной семье и хорошо ладили, тоже выбрал военную стезю, так почему бы нет?

Первые полгода были чертовски тяжелыми. В лагере было всего два метода борьбы с неповиновением: ей приходилось либо отжиматься до потери пульса, либо надраивать пол в вестибюле до зеркального блеска. Она привыкла пользоваться разными женскими штучками, чтоб стянуть шоколадку в магазине там и сям. Но в лагере это не имело никакого значения. Важно было лишь повиновение и умение стратегически мыслить.

Она быстро училась, показав офицерам, рявкавшим ей в лицо, что ее сиротская задница может стать лучшей в отделении, что она может голыми руками вырубить любого парня, вдвое больше неё самой.

Иногда отсутствие привязанностей изрядно упрощало ей жизнь, у нее не было дома, по которому можно было бы тосковать. Не было людей, чьи фотографии можно было бы хранить. Это позволяло ей посвящать всё время обучению, значительно опережая программу. Но в большинстве случаев, возвращаясь домой из увольнения, она чертовски жалела, что единственное место куда она может пойти - её желтый «жук», ждущий ее на бостонской парковке.

Хотя у неё был Август. Когда оказалось, что он будет сержантом её отделения в форте Беннинг, это стало для неё неприятным сюрпризом. Однако позже она обрадовалась этому факту. Они считали друг друга братом и сестрой, и, хотя поблажек он ей не давал, Август был единственным, кого она могла назвать семьей, с тех самых пор, как ее родители бросили ее на обочине дороги. То, что он был так близко, давало ей чувство основательности, надёжности, придавало уверенности в собственных навыках. Август никогда бы этого не признал, но Эмма стреляла куда лучше, чем он сам. Эмма часто его подкалывала, говоря, что, если он не хочет сдохнуть раньше времени, ему стоит научиться стрелять так же, как она.

Смыв в душе грязь и пот, Эмма отправилась в казарму. Остальные ребята из её отделения тоже постепенно возвращались из душевых. Она кивала им по пути к своей койке. Ей, в отличие от еще двух девушек из отделения, повезло. Её койка стояла поодаль от остальных, в углу, и запах пота там ощущался не так сильно. По пути она в очередной раз заметила, каким голым и пустым кажется ее уголок по сравнению с остальной комнатой, где стены были покрыты фотографиями, письмами и открытками от родных её товарищей.  Ее же угол совсем не изменился с тех пор, как она приехала: те же голые бежевые стены и зеленые простыни. Она попыталась не думать об этом, с размаху падая на кровать и закрывая глаза, собравшись использовать свободное время перед обедом для отдыха. Но тут раздался крик сержанта, сообщивший, что прибыла почта, и ее попытка отдохнуть была сорвана дежурным. Он бросил конверт ей на живот, и, с понимающей ухмылкой спросил:

- Кто такая Реджина?

- Кто? - Эмма поднялась и отодвинулась назад, опираясь спиной о стену.

Дежурный кивнул на конверт. Эмма взяла его в руки, глядя на конверт так, будто никогда раньше не видела писем. Но, опять-таки, никто никогда раньше писем ей не присылал. Ни за годы, проведенные в учебке, ни за месяцы, прошедшие со дня призыва, ни разу ее имя не звучало при раздаче писем. Единственными важными бумагами с её именем были свидетельство о рождении и страховка. Так что это, черт подери? Эмма провела пальцем по аккуратно написанному женским почерком обратному адресу, чувствуя крохотные бороздки там, где ручка давила на бумагу: «Реджина Миллс».

- Ты не говорила, что дома у тебя есть подруга, - Август, с притворной обидой приложил руку к груди. - А я-то думал, мы близкие люди!

- Я не знаю её! - возразила Эмма, не отрывая глаз от конверта. Она напряглась, думая что или это какой-то дурацкий розыгрыш, или что её требуют обратно в Бостон для перевода в колонию для несовершеннолетних.

Август подвинулся ближе, оказавшись почти нос к носу с Эммой, вынуждая ее оторваться от конверта.

- Эй, ты, вроде как, должна его открыть, - прошептал он заговорщицки.

- Есть, сэр! - насмешливо ответила Эмма, приподымая бровь, показывая, что хотела бы остаться одна.

Подняв руки в знак поражения, Август пошел проверять остальных, дав блондинке возможность спокойно открыть таинственный конверт.

Разрываясь между сомнениями и любопытством, Эмма онемевшими пальцами открыла конверт и вытащила письмо, написанное элегантно небрежным почерком.

Октября 14, 2001 г.

Ув. Рядовой Свон,

Прежде всего, я бы хотела поблагодарить Вас и остальных солдат за защиту нашей страны.

Я могу только представить трудности, которые Вам приходится преодолевать, жертвы на которые вам приходится идти, и я ценю это.

Понимаю, что это может показаться необычным, но недавно я узнала, что переписка с военнослужащими может оказаться полезной. Программа, позволяющая гражданам выразить воинам свою благодарность, успешно работает и, согласно опросам, которые я нашла в Сети, вдохновляет и военных, и гражданских, которые в ней участвуют. Я уверена, что вы поддерживаете постоянную переписку со своей семьей, и надеюсь, вы будете не против получать письма и от меня.

Меня зовут Реджина Миллс. Я пишу Вам из городка под названием Сторибрук штат Мэн. Я мэр этого города. Сторибрук тихий и спокойный, и я забочусь об этом, а иначе, кто знает, в какие неприятности может попасть мой сын.

У Вас есть дети? Ваша семья, должно быть, безмерно Вами гордится. Я надеюсь, что скоро Вы вернётесь домой и сможете с ними увидеться.

Еще раз спасибо Вам за все, что Вы делаете.

С уважением,

Реджина Миллс.

Вопрос о семье в письме Реджины, которую Эмма представила милой пожилой женщиной, желающей сделать доброе дело, отозвался у Эммы болью в сердце. Конечно, это была всего лишь невинная ошибка, только вопрос из вежливости. Но не впервые Эмма пожалела, что у нее нет никого в мире за границами лагеря. Их еще не посылали к месту боевых действий, но однообразие жизни в форте заставляло Эмму желать общения с кем-нибудь, кто не был бы частью её отделения.

- Сержант! - позвала Эмма, когда Август проходил мимо. Он развернулся и прислонился к стене, глядя на нее.

- Я не знала, что вписана в программу переписки!

На лице Августа появилось понимание:

- Ты никогда не получаешь писем, Свон. Хочешь, скажу секрет, как выжить в бою? Сохраняй здравый рассудок, пока можешь.

- Ты, что, пишешь домой? - Эмма не могла в это поверить, зная, что Августу в их приёмной семье приходилось также туго как ей.

Он усмехнулся, скрестив руки на груди:

- Могу лишь сказать, что моя писательская карьера пойдет в гору, когда я вернусь домой насовсем.

Эмма усмехнулась в ответ, вспомнив, что даже здесь Август постоянно что-то царапает в блокноте.

- Напиши ответ, - Август сжал ее руку, отделяясь от стены, чтоб продолжить проверку, оставив Эмму перечитывать письмо.

Может, Август и прав. По крайней мере, она будет время от времени получать письма от этой леди. Это больше, чем она смела надеяться. Да и не ей смотреть дареному коню в зубы.

Пожав плечами, Эмма засунула письмо в конверт, а конверт положила под подушку. В общем-то, эта программа переписки не такая уж плохая идея.

* * *

Реджина держала на руках Генри и кучу бумаг, накопившихся в офисе. Проявив чудеса ловкости, она ухитрилась взять из ящика почту и войти в дом. Все, что она пыталась нести, начало падать, как только она переступила порог. Поскольку единственно важным было удержать Генри и желательно при этом его не разбудить, Реджина позволила бумагам рассыпаться по столику в прихожей, откуда пара-тройка особенно своенравных писем соскользнула на пол. Малыш захныкал во сне.

- Ш-ш-ш-ш, - Реджина погладила мальчика по голове, целуя в висок. Он успокоился и снова уснул, поудобней уткнувшись ей в плечо. Пройдя в столовую, где стояла маленькая колыбель, Реджина осторожно уложила мальчика. Во сне он ухватился за её палец, так что она присела, поглаживая его крохотную ладошку и, улыбаясь, смотрела на сына.

Решение усыновить его было легким, хотя без волнений не обошлось. Она так давно хотела иметь семью, и теперь, когда у неё был Генри, она наслаждалась каждой секундой, проведенной с ним. Да, он был крикуном. В первые недели после усыновления у него случились колики, и обычно собранная мадам мэр едва не рвала на себе волосы от волнения. Он не давал ей спать по ночам и был уверен, что нужно пытаться съесть решительно всё, до чего он может дотянуться. Но, Боже, это того стоило!

Она могла бы смотреть на спящего сына целый день, но работа звала, так что, поцеловав малыша в лоб, Реджина отправилась разбирать бумажный бардак в прихожей.

Увлеченная изучением контрактов в папках, она не заметила, что конверт, пришедший из Джорджии, застрял между стеной и ножкой стола.

* * *

- Ну? - спросил Август, когда их отделение отжималось на площадке под непривычно палящим солнцем.

- Что «ну»? - Эмма отжималась, глядя прямо перед собой, опускаясь так, что почти касалась грудью сухой земли.

- Почему ты не написала той леди? - он заворчал, на секунду приостановившись, когда рана, полученная в Корее, напомнила о себе.

- Почему ты думаешь, что я не написала?

- Я уже две недели не видел твоего имени среди почты.

- Ты же знаешь, как долго их сортируют, - Эмма не впервые думала об этой причине.

Раздался свисток, и отделение, вскочив, как один, перешло к бегу с препятствиями.

- Да к тому же она - мэр, - Эмма поравнялась с сержантом, приноравливаясь к его темпу.

- В захудалом городишке. Что там может происходить?

Пожав плечами, Эмма упала на землю рядом с Августом. Нужно было проползти под колючей проволокой. Она ползла, вжимаясь в землю. Застряв в грязи и зацепившись за проволоку, она слегка сбавила скорость. Над головой раздавались очень даже настоящие выстрелы, так что задерживаться под «колючкой» совсем не хотелось.

- Напиши ей еще раз, - раздался свистящий голос Августа где-то рядом.

- Нет! - она покраснела, но благодаря грязи, покрывавшей лицо, Август не заметил, что Эмму бесит и унижает сама эта идея. Эмма Свон не выпрашивает дружбу! Конечно, офицеры, курирующие ее по УДО, могли говорить, что она хулиганила, пытаясь привлечь внимание, но друзей она заводила сама! И если эта Реджина Миллс думает, что выполнила свой гражданский долг, пусть так!

Они вылезли из грязи и подбежали к стене, на которую нужно было забраться по веревке.

- Эмма, - с нажимом сказал Август, - ты же так с ума сойдешь.

- Спорим, что нет? - Эмма сжала зубы, когда веревка обожгла и без того загрубевшие руки. Нога соскользнула, но, крепко уцепившись, ей удалось забраться на стену.

- Не заключаю пари, - Август поднялся следом, и они начали спуск с другой стороны.

- Думала, у тебя есть пороки, - подколола Эмма.

- Мне нравится думать, что я умный парень, - Август отпустил веревку на полпути к земле и, сгруппировавшись, упал, сделал на земле кувырок и только после этого побежал к следующему препятствию. Глядя на этот выпендрёж, Эмма закатила глаза, но, тем не менее, сама отпустила веревку, приземлившись на ноги, чуть согнув колени, чтоб не упасть.

- Я знаю, что ты его перечитываешь, - сказал Август, как только Эмма догнала его.

Она промолчала, не отрицая того, что последние две недели она доставала письмо из-под  подушки, погружаясь в написанные Реджиной слова. И она понимала, что так притягивает ее - желание остаться у кого-то в памяти, быть нужной кому-то все еще живо в ней, и оно крепло всякий раз, когда она перечитывала письмо.

Блондинка пожала плечами в ответ. Раздался свисток, и отделение без лишних слов упало на землю для очередной серии отжиманий.

- Я все же кое-что получила, - сказала Эмма, закрывая тему и собираясь выполнять упражнение без шумного сержанта, бубнящего у нее над ухом.

Она не знала, кто такая Реджина. Может быть, это какая-нибудь старенькая бабуля или, может, у нее семья. У неё ведь сын, верно? Может, он хочет пойти в армию, и у нее потому есть вопросы. Кем бы она ни была, Эмма получила от неё свое первое письмо, и это больше, чем она могла желать.

* * *

Реджина потерла переносицу, голос главного редактора «Зеркала» без остановки говорил в трубке, которую она держала, прижав плечом. Она ценила его энтузиазм, когда речь шла о расследовании всех секретов города, но он настоял на разговоре во время кормления Генри, чтоб болтать о пестицидах, которые использует мистер Фенч, и Реджина уже начала терять терпение.

- Сидни, - она вытерла яблочное пюре с лица сына и опустила того на пол, отдавая дом в его полное распоряжение. Он пополз из кухни, и Реджина пошла за ним, волнуясь, что он ползет слишком быстро. Однако мысль о «заглушках» на лестнице слегка ее успокоила. Генри занялся маленьким снеговиком, освещавшим уголок в холле, и Реджина вернулась к разговору. - Почему бы вам не изложить все это письменно, чтоб я просмотрела, когда у меня будет время?

- Конечно, мадам мэр! - охотно согласился журналист. Даже не видя его, Реджина могла представить, как он безостановочно кивает. - О, еще я хотел написать статью о вас и вашем солдате!

Реджина пользовалась каждой возможностью появиться на страницах газеты, напоминая жителям города о своей власти. Но сейчас она просто устала от репортера, влюбленного в неё как щенок. К тому же она даже не получила ответа от рядового Свон. Она выполнила свой долг, написав письмо, это ведь всё, что от неё требовалось? Хотя мысль, что с солдатом могло что-то случиться, прежде, чем та успела написать ответ, была тревожной, Реджина просто отмела её. Ей надо растить сына и управлять городом.

- В этом нет необходимости.

Она замолчала, заметив, что топоток Генри стих. Торопливо попрощавшись с репортёром, она поспешила на поиски сына. Сердце испуганно зашлось, когда она не обнаружила его сразу же, но, подойдя ко входной двери, она вздохнула с облегчением. Её сын сидел под столом спиной к ней, явно делая какую-то пакость. Она должна была догадаться. Тишина всегда означала, что он что-нибудь вытворяет.

- Милый, - Реджина положила телефон и наклонилась, заглядывая под стол, - что ты тут делаешь?

Генри повернулся, во рту у него был изжеванный уголок конверта. Глаза были огромными от любопытства, но любопытство вовсе не мешало карапузу усердно жевать найденное сокровище.

- Генри, - мягко упрекнула Реджина, с некоторым усилием забирая у него письмо, - если ты хотел кушать, почему не сказал?

Он гукнул и, схватившись за маму, подтянулся, стараясь достать письмо.

Она слегка покачала головой:

- «Ку-шать», можешь сказать это, дорогой? «Ку-шать».

Но единственным ответом от Генри было гуканье и радостные пузыри, подпортившие Реджине макияж. Ребенок уже потерял интерес к письму, пытаясь попробовать на вкус цепочку на маминой шее.

- Ну, скоро получится, - и Реджина отняла цепочку.

Держа Генри одной рукой, она пошла в гостиную, где посадила его на мягкий детский коврик на полу. Поглядев на влажное письмо, она с удивлением обнаружила, что оно от рядового Свон.

Быстро разорвав конверт, она вздрогнула. Письмо было написано два месяца назад. О, Господи, оно, что, лежало под столом так долго?! Она пробежала страничку взглядом, разбирая неаккуратный почерк рядового.

Октябрь 19, 2001 г.

Привет,

Честно, я даже не знаю, что сказать. Нет проблем. Я ценю Вашу благодарность.

Приятно познакомиться, Реджина. Ну, вроде как. Я не имею в виду, что мне неприятно, просто это заочная встреча, в письмах, или типа того. Думаю, Вы уже поняли, что я пишу, как курица лапой. Вдобавок к тому, я где-то посеяла учебник «Как написать 101 письмо». Вам придется простить меня за это.

Вообще-то Ваше письмо первое с тех пор, как меня призвали. Спасибо Вам за него.

У меня нет семьи, чтоб кому-то писать. И мой сержант, он для меня вроде брата, он здесь со мной. Он, скажем так, вдохновил меня внести свое имя в программу переписки. Ну, как-то так.

Я не слышала про Сторибрук, но, думаю, там хороший мэр. Так совпало, что я родилась в Мэне, но я жила в разных городах до того, как осела в Бостоне и отправилась в тренировочный лагерь.

Отвечу на Ваш вопрос, хотя думаю, Вы уже догадались. Детей у меня нет. Знаете, если Ваш сын такой шкодливый, как Вы писали, он, наверное, просто злой гений!

Не то, чтоб он был злым. Я уверена, он милый.

Спасибо Вам за письмо. Серьезно. Наверное, это один из лучших моментов моей жизни здесь.

Рядовой Эмма Свон.

Письмо было датировано несколькими днями позже того, как она отправила свое письмо. Когда Реджина это поняла, грызущее неприятное чувство где-то в животе только усилилось. Когда Сидни начал все это, ей не особо понравилась идея с перепиской. Но теперь, зная, что этот солдат, эта Эмма Свон получила от нее свое первое письмо, и Реджина просто пропала на два месяца, брюнетка чувствовала непривычное чувство вины. Что Рядовой Свон должна была о ней подумать? Наверное, то же, что и весь город. Высокомерная. Равнодушная. Холодная. Если бы не Генри, сторибрукцы были бы убеждены, что Реджине Миллс на всех плевать.

Но, видимо, этот солдат был исключением из правил.

Она смотрела, как Генри играет с деревянной машинкой, то катая ее, то таща в рот, и ей в голову пришла идея.

- Генри, - позвала она, аккуратно сложив письмо, чтоб не задеть мокрый край, и пряча его в руке. - Хочешь помочь мамочке написать письмо?

Он широко улыбнулся, выставляя напоказ свой единственный зуб. Подхватив его под мышки, Реджина отнесла малыша в кабинет и достала свой лучший писчий набор.

* * *

- Рядовой! - Август обратился к ней, когда она вернулась со стрельбища.

- Сержант! - Эмма отдала честь, стоя по стойке «смирно».

Он помолчал, глядя на Эмму, вытащил письмо из кармана и с ухмылкой пристроил конверт на сгибе ее руки.

- Вольно, боец!

Когда Август отошел, Эмма глянула на конверт. Когда она увидела, что письмо от Реджины Миллс, у неё перехватило дыхание. Эмма не хотела выказывать волнения, но, глядя на свое имя, выведенное на конверте аккуратным почерком, не могла удержаться от довольной улыбки. Крепко сжав письмо в руке, она прошла к своему месту в казарме, где отдыхал её взвод.

Август играл с парой сослуживцев в карты, несколько парней вышли, чтоб позвонить домой, кое-кто уже готовился к отбою.

Едва забравшись на свое место, Эмма открыла конверт с таким нетерпением, будто это был рождественский подарок.

Она пожирала письмо глазами, и одиночество прошедших двух месяцев отступало.

Декабрь 15, 2001 г.

Рядовой Свон,

Я очень сожалею, что так долго не отвечала Вам. Ваше письмо завалилось за стол, но мой сын нашел его. Видимо, он думал, что оно съедобное, по крайней мере, он попытался его сжевать. Может быть, его склонность к шкодничеству имеет свои плюсы.

Признаюсь, я шокирована тем, что мое письмо было первым, которое Вы получили. И, чтобы извиниться за задержку с ответом и еще немного скрасить вашу службу, я предоставила Генри честь написать вам ваше второе письмо. Он весьма талантлив, не находите?

Эмма нахмурилась, слегка разочарованная лаконичностью письма. Ну, а чего она ожидала? Опуса на десяти страницах? В конце концов, они же почти незнакомы. Но, перевернув страницу в поисках продолжения, она увидела, что оборот исписан хаотичными цветными каракулями. Улыбка сразу осветила ее лицо. Каракули покрывали всю страницу, и только в уголке аккуратным почерком Реджины было написано: «От Генри и Реджины».

Она разглядывала каждую линию, поворачивая голову так и эдак, как будто изучала абстрактную живопись. Как по ней, это был самый чудесный шедевр из всех, что она видела, ведь это было нарисовано специально для неё. И, разглядывая цветные линии, Эмма всё яснее представляла себе женщину, пишущую ей письма. Представляла не внешне, нет, хотя образы седой леди и бунтующего подростка пропали. Просто Эмма чувствовала в этих письмах беспокойство о ней, а еще чувствовала семейные узы, связующие Реджину и Генри.

Получив первое письмо, Эмма думала, что не может и мечтать о большем. Сейчас, получив второе, она понимала, что уже зависима от чувства ожидания. Что ей нравится ждать писем из штата Мэн.

Это чувство наполняло лёгкостью и заставляло сердце биться чаще. На службе Эмма привыкла не терзаться сомнениями и быстро принимать решения, теперь, например, она решила не откладывать написание ответа в долгий ящик.

Перечитав письмо, она вскочила и, взяв из соседней тумбочки лист и ручку, отправилась на поиски тихого места, где можно написать ответ.

* * *

Декабрь 19, 2001 г.

Привет, Реджина,

Да у Вас растет маленький Пикассо. Я сохраню это письмо, и, когда он станет знаменитым, я буду одной из счастливчиков, владеющих картиной Генри в оригинале. Сколько ему, кстати?

И насчет того, что письмо затерялось, это ничего, всякое бывает. Вы ведь не обязаны мне писать. Но я была очень рада получить Ваше письмо. Хорошо, что у Вас дома есть сыщик. Или всё-таки ресторанный критик?

На случай, если Генри сжует до Рождества всю бумагу в доме, Счастливых Вам праздников.

Эмма Свон.

Реджина сняла очки и с задумчивой улыбкой посмотрела на письмо. Если она единственная, с кем Эмма переписывается, то можно поспорить, что для нее Рождество не особо радостное событие. Безразличный внутренний голос напомнил ей, что эта Эмма Свон - последний человек, о котором стоило бы думать, особенно за три дня до Рождества. Но еще громче говорила другая часть ее натуры, более сострадательная, та, которую она редко показывала кому-то, кроме Генри, напоминая ей, какими были для неё новогодние праздники с тех пор как родители умерли.

Реджина знала, что такое одиночество. Знала, как это - хотеть человеческого тепла и сочувствия. В это Рождество она впервые не будет одинока, ведь ее сын спит в кроватке, одетый в пижаму с оленями. Она надеется, что у них будет еще много, очень много совместных праздников. И можно только представить, как тяжело Эмме, которая готовится отправиться на войну. Не её войну. В одиночестве и не имея никого, кого можно было бы назвать другом.

Может быть, Генри смягчил ее сердце, а может, впервые грозный мэр Сторибрука сочувствовала кому-то. Так или иначе, она спрятала письмо в карман, чтобы позже положить его к первому письму Эммы, и включила компьютер, собираясь кое-что поискать.

* * *

Дежурный бросил небольшую коробку на стол перед Эммой. Со стола посыпалась мишура, оставшаяся с вечеринки, которую солдаты, не получившие отпуск, устроили три дня назад. Эмма едва успела отклониться и убрать поднос.

- Какого черта, мужик?!

Дежурный пожал плечами:

- Я всего лишь разношу почту, - и он ушел, толкая почтовую тележку, перебрасывая письма адресатам.

Эмма закатила глаза, но пододвинула коробку ближе. Увидев, что посылка от Реджины, она удивленно подняла брови.

Август присвистнул, заглядывая через плечо:

- Она тебе это прислала?

Эмма только кивнула, пытаясь сохранить спокойное выражение лица и не покраснеть.

Она взяла конверт, аккуратно прикрепленный к коробке. На нем были вытеснены снежинки. Открыв его, Эмма увидела ярко красную открытку, на которой был нарисован снеговик в обнимку с оленем. Эмма широко улыбалась, но, когда увидела внутри открытки написанное от руки «Веселого Рождества!», улыбка стала еще шире. На открытке стояла выведенная крупными буквами разноцветная подпись - «ГЕНРИ». Ясно, что Реджина помогала ему. Левая сторона открытки была разрисована цветными каракулями.

- Наверное, Генри нарисовал, - сказала Эмма, поднимаясь и пристраивая поднос на коробке, чтоб унести его.

- Кто такой Генри? - Август слегка нахмурился.

- Её сын, - Эмма уже направилась к выходу из столовой.

- Вы с её сыном приятели? - крикнул Август, но ответа не получил. Поставив поднос у стойки, она почти бегом  вышла в холл.

Эмма сидела на своей койке, вокруг нее были разбросаны вкусности. Семечки, пара коробок сладких и соленых батончиков мюсли. На коленях у Эммы лежала коробка с разными вещами: маленьким швейным набором, зубной щеткой, антибактериальным гелем для рук и гигиенической помадой.

Эмма никогда не получала посылок, не говоря уже о подарках, подобранных специально для неё. Нет, приемные родители, конечно, делали подарки к праздникам, но, скорее, чтоб показать органам опеки, какие они щедрые. Она вынимала каждую вещь из коробки так бережно, словно все они были из золота.

Благодарность и удивление переполняли ее. Удивление, что незнакомому человеку не всё равно. Что незнакомый человек не только пишет ей, но и побеспокоился о том, чтоб прислать ей подарок к празднику. Может, для Реджины это не имело особого значения, но для Эммы это было важней целого мира.

Сейчас всё её внимание было направленно на письмо с ее именем и званием, написанными почерком Реджины, лежащее на дне коробки. Эмма поспешно открыла его, позабыв про всё остальное содержимое посылки.

Декабрь 23, 2001 г.

Рядовой Свон,

Я понимаю, что посылка может идти дольше, чем мне хотелось бы. На почте сказали, что заказывать экспресс-доставку смысла нет, потому что посылку должны будут еще отсортировать у вас в лагере, но попробовать стоило.

Генри выбирал вкус семечек и открытку. Надеюсь, вы любите острый перец, но все равно, я добавила еще и соленые, просто на всякий случай.

Я не была уверена насчет того что Вам послать, но я просмотрела пару опросов и выбрала то, что обычно называют солдаты в числе пожеланий.

Я надеюсь, что не перехожу границ. Я ни в коем случае не хочу поставить Вас в неловкое положение. Просто я знаю, как неприятно проводить праздники в одиночестве.

И, отвечая на Ваш вопрос, Генри восемь месяцев. Он только месяц назад начал ползать. Хотя, глядя на его скорость, Вы бы подумали, что он ползает с рождения. Ходить и разговаривать мы пока не начали.

На случай, если посылка, всё-таки дойдет вовремя, я надеюсь что Вы и Ваши сослуживцы встретили Рождество весело и в безопасности.

Желаю Вам счастливого Нового Года, рядовой Свон.

С уважением,

Реджина Миллс.

* * *

Декабрь 28, 2001 г.

Привет,

Большое спасибо Вам за подарки. Вы не представляете, как мне приятно. Не стоило беспокоиться. Серьёзно. Спасибо Вам.

Скажите Генри, что мне понравились семечки и открытка. Я повесила ее на стенку рядом с его шедевром.

Вы не переступаете границ. На самом деле, Ваш подарок - лучшее, что кто-либо для меня делал. И я бы хотела тоже подарить Вам что-нибудь. Эй, я только что поняла, что даже не знаю, что Вам нравится. Думаете, Вам понравился бы армейский нож?

Я шучу. Просто шучу. И к тому же, я бы не смогла его послать.

Но, правда, если я могу что-то для Вас сделать в ответ на Вашу доброту, только скажите.

И вы, конечно, можете не отвечать, но откуда Вы знаете, что такое одинокие праздники?

Знаете, Вы совсем не такая, какой я Вас представляла, получив первое письмо. Не то, чтобы я хорошенько представляю Вас сейчас, но всё-таки. Я думала, ваш сын - подросток, а теперь я знаю, что он ещё маленький, и это уже кое-что.

Я росла с приемными братьями и сестрами, и это ужас - наблюдать, как дети растут. То есть, они правда так быстро растут. Вроде только что даже сидеть не могли, а уже прячутся по углам, стараясь выскочить и напугать тебя до смерти. Я настоятельно рекомендую поставить замки с предохранителями.

Как думаете, какое у него будет первое слово? Ближе к «мама» или «папа»?

Надеюсь, город доставляет Вам не очень много хлопот.

И Вам удачи в новом году.

Эмма.

Январь 6, 2002

Уважаемая Рядовой Свон,

Посылка не причинила мне беспокойства. Вы рады будете узнать, что Генри пускал слюни, когда я ему сказала, что Вы одобрили его выбор. Да, слюна - повод для радости.

Вы верно предположили, что армейский нож мне не нужен. С ним я буду похожа на сторибрукского мафиозного босса. Как Вы поняли, преступность в моем городе процветает. Если я не на работе и не с Генри, я либо готовлю, либо читаю. Может и не оригинально, но зато позволяет расслабиться.

Я по опыту знаю, что такое одинокие праздники. Но это не особенно интересная история. Моя мать была очень сдержанной, и к тому же я рано потеряла родителей, так что думаю, мы похожи, обе не имеем семей. Но у меня появился Генри. Я надеюсь, что первым словом всё-таки будет «мама». Он уже сейчас пытается говорить, но пока что только гукает и булькает. Однако доктора говорят, что он развивается нормально, и что каждый ребенок растёт в своем темпе.

Я, конечно, ценю Ваш совет, но тут я Вас обогнала. У нас повсюду коврики, заглушки, задвижки. Знали бы Вы, сколько раз я опаздывала на встречи, просто потому, что задвижка не желала открываться. Наш шериф потратил целый день, устанавливая всё это. Когда речь идет о безопасности детей, лишняя осторожность не помешает.

Счастливого Нового Года, мисс Свон.

С уважением,

Реджина Миллс.

Реджина вывела последнюю «с» своей фамилии и еще раз взглянула на письмо перед тем, как запечатать его. Она мысленно отметила, что нужно купить еще конвертов, и тут из детской рации донесся плач Генри. Она быстро подписала конверт и положила его на стол, чтобы позже отправить.

Выходя из кабинета и направляясь в детскую, Реджина еще не знала, что Эмма Свон стала ее новым, а может быть, и первым в жизни другом. Не знала, как часто она станет забегать на почту за новыми конвертами и марками. Не знала, что станет описывать Эмме, как растёт Генри и рассказывать ей разные случаи из своей юности. Не знала, что будет успокаивать Эмму, когда однообразие службы будет давить особенно сильно, и когда Эмма будет бояться, что её отправят в Ирак. И, вынимая Генри из кроватки, чтобы переодеть, целуя и успокаивая его, Реджина находилась в блаженном неведении, не зная, что после трёх лет переписки, она, наконец, встретит Эмму Свон.

Глава 2

Январь 12, 2002 г.

Эй,

Пха-х, я надеюсь что, решая повысить налоги в городе, Вы не смотрите, пускает он слюни или нет. Иначе Вы точно законченный мафиози.

Думаю, одно из преимуществ жизни здесь - то, что нас хорошо кормят. Сама-то я повар так себе. Я привыкла жить на лапше быстрого приготовления и в детстве вечно ныкала пачки там и сям. К счастью, хоть воду умею кипятить. Я тоже люблю читать, здесь книжек нет, но последним я читала Стивена Кинга. А Вы читали что-нибудь интересное в последнее время?

Сочувствую Вам насчет родителей, но я рада, что теперь у Вас есть Генри. Думаю, он просто ангелочек, даже несмотря на слюни. Могу поспорить, что Санта принес ему много хороших подарков на Рождество.

Да Вы влиятельная особа, если заставили шерифа оснастить Ваш дом защитой от детей. Люди, должно быть, Вас любят.

Надеюсь, у Вас все хорошо.

Эмма.

Январь 16, 2002 г.

Рядовой Свон,

Подумать только! Если не ошибаюсь, Вы подозреваете меня в мошенничестве. Какая наглость!

Ну, стало быть, мы обе любим Кинга. А то я уже боялась, что придется заинтересоваться армейскими ножами. Я недавно дочитала «Четыре сезона», хотя читала урывками из-за нехватки времени. Так что на книгу ушло несколько месяцев. Думаю, последнее, что я действительно читала, - это «Зеленый обед». Генри нравятся картинки Доктора Сьюза и то, как я читаю. Особенно ему нравится голос, которым я изображаю Лоракса.

Знаете, по-моему, Санта даже немного переусердствовал. Большинство подарков отправились в кладовку, Генри пока не дорос с ними играть. Хотя он с удовольствием разбирался с коробками.

Я не знаю, любят ли меня, но шериф не возражал. Может, Вы правильно предположили, что я мафиози.

Всего хорошего, Мисс Свон.

С уважением,

Реджина Миллс

Февраль 4, 2002 г.

Привет, Реджина,

У меня все хорошо. Сейчас приходится тяжеловато, но я перечитываю Ваши письма.

Это же потрясающе, что Генри сам встал на ножки! Боже, пацан же, вроде, только вчера ползал? Вам понадобятся заглушки повыше, потому, что он начнет залезать, куда только можно.

Скоро он пойдет и начнет разговаривать. А потом научится считать. И перейдет в старшую школу. И научится водить. И начнет встречаться с девушками. Так что удачи, она Вам понадобится.

Я шучу, он всегда будет Вашим маленьким мальчиком.

Так что, у мэра Сторибрука запланировано много свиданий на Валентинов день? Или Вы тихо отпразднуйте его с отцом Генри?

От Эммы.

Февраль 10, 2002 г.

Рядовой Свон,

Вы, что, до инфаркта меня довести хотите? Генри растёт?! Чушь! Но, да, вечером он ползал, а на следующий день я увидела, как он встает, уцепившись за кофейный столик, и делает пару шажков. Мы потихоньку учимся ходить сами, но, выпустив опору, он сразу опускается на пол и уползает. Понятия не имею, как дети ползают целыми днями! Генри настаивает, чтоб я ползала вместе с ним, так что я уже тысячу раз пожалела, что в доме деревянные полы.

Вообще-то я усыновила Генри. Так что очень сомневаюсь, что буду встречать Валентинов день с его отцом. Я и так-то его никогда особо не праздную. А Вы? Может, на базе есть кто-то, с кем Вы проведете этот день?

Но, кстати, мы с Генри баловались на прошлой неделе тортом в честь моего Дня Рождения. Думаю, это считается.

С уважением,

Реджина Миллс

Февраль 17, 2002 г.

Привет,

У тебя был день рождения, и ты молчала? С Днём Рождения! Надеюсь, вы с Генри хорошо провели время. Я бы хотела сделать тебе подарок, знаешь, армейский нож или что-то ещё. Если б ты могла получить что угодно, что бы ты загадала?

Боже, нееет! День влюбленных явно не для меня, по крайней мере, пока.

Я догадывалась, что это так, но не была уверена. Я росла с опекунами с рождения и точно знаю, как много усыновление значит для ребенка. Ты офигенная, ты знаешь это? Почему ты выбрала усыновление?

Эмма.

Март 1, 2002 г.

Рядовому Свон,

«Офигенная»? Это определение ассоциируется со мной в последнюю очередь, но спасибо за комплимент. Я когда-то была помолвлена, однако помолвка закончилась трагически. И я всегда хотела детей, так что усыновление не стало трудным решением. Я никогда об этом не жалела, несмотря на ночные кормления и бессонные ночи, когда у него резались зубы. Генри - моё всё.

В детстве мы с папой катались на лошадях. Я не ездила верхом с тех пор, как он умер. Я знаю, никого нельзя воскресить, но, если бы меня спросили, какой подарок я хочу на день рождения, я бы сказала, что хотела бы снова зайти в конюшню и покататься на лошади.

Думаю, Генри скоро скажет первое слово. Пока что это что-то вроде «м-м-м-м», но он почти сделал это. В апреле ему исполнится год. Спланировать вечеринку для годовалого ребенка сложней, чем расписать городской бюджет! Честное слово, общаться с сердитыми горожанами гораздо проще, чем выбрать между Человеком-Змеёй и Магическим шоу.

Будь здорова.

С уважением,

Реджина Миллс.

Март 12, 2002 г.

Привет,

Знаешь, я же не всегда буду Рядовым, меня скоро повысят. Можешь звать меня Эммой, если хочешь. Нет, я не давлю.

Лошади. Вау! Некоторые дети прыгают через скакалку. Некоторые увлекаются спортом. А у тебя, значит, лошади? Почему я не удивилась? Я, городская девчонка, просто нервно курю в сторонке. Я видела пару копов на лошадях в Нью-Йорке, когда мне было 14. И эти животные точно гораздо здоровей, чем на картинках.

Это нормально, что я чувствую себя старой, зная, как растёт твой сын? Ему, что, уже год? Вот чёрт!

Эмма.

Апрель 16, 2002 г.

Дорогая Эмма,

Сегодня день Рождения Генри. Конечно, он уже пройдет, когда письмо дойдет к тебе, но я просто хотела поделиться этим с тобой. Он нарисовал тебе еще одну картинку. Кажется, красный - его любимый цвет.

Самое волнительное - он сказал первое слово на днях. Я ему сказала, что мы получили от тебя письмо, он гукнул, а потом пролепетал: «Мама». Пока что это всё, что он говорит. Я счастлива.

Надеюсь, у тебя всё хорошо.

С уважением,

Реджина.

Апрель 20, 2002 г.

Нихрена себе! Это же офигенно! Смотри-ка, как он вырос! Уверена, что он не пытался сказать моё имя? Шучу-шучу! Надеюсь, ты записала это на плёнку. Я добавила рисунок на свою стену славы. Парень делает успехи. Тебе точно надо будет отдать его в художку, когда вырастет. Ну что, ему понравился клоун, которого ты заказала? Или у него, как у любого нормального ребенка случилась истерика? А я тебя предупреждала. Клоуны - стрёмные. Ты же знаешь, ты читала.

В углу я попыталась нарисовать, как Генри задувает свечки. Вообще-то вышло не очень. Сделай одолженье, сожги этот кусок, когда получишь письмо. Не оставляй доказательств моих позорно небольших способностей к рисованию.

Скажи Генри, что я поздравляю его с Днём Рождения.

Эмма.

Апрель 26, 2002 г.

Дорогая Эмма,

Он оценил твой жест. Извини, солдат, но я собираюсь сохранить твой рисунок. Никогда не знаешь, когда может пригодиться компромат. Не пытайся шутить про мафиози, это старо, милая.

Ты была права. Дети испугались клоуна. Генри вцепился в меня и не отпускал до конца праздника. Плюс ко всему, мужчина, которого я наняла, чтоб он оделся клоуном, пришел на утренник с жутким похмельем. Он и в жизни ведет себя, как клоун, вот я и решила, что он сможет побыть клоуном и на детском празднике. Очевидно, я ошиблась. Больше я этой ошибки не допущу. В следующем году будет магическое шоу.

Поговорим о хорошем. Генри постоянно говорит свое коронное «мама». Полагаю, это можно считать маленькой победой. Кстати, у него прорезались зубы, и он начал кусаться. И больше всего любит грызть мой палец.

Будь осторожна.

Реджина.

Май 31, 2002 г.

Привет,

Прости, что так долго не отвечала. У меня всё хорошо, просто нагрузки очень выматывают.

На днях я узнала, что ближе к марту меня отправят на Ближний Восток. Я уверена, что отправят. Я пробуду там год. Ну, надеюсь что меньше.

Но ты всё равно можешь мне писать. Если хочешь. То есть, ты не обязана продолжать мне писать. Я просто имею в виду, что ты можешь связаться со мной.

И не переживай из-за выборов. Люди любят тебя, помнишь? Я бы проголосовала за тебя.

Эмма.

Июнь 7, 2002 г.

Эмма,

Можешь не извиняться. Как ты восприняла эти новости? Я понимаю, что этого можно ожидать, но, может, это еще не точно?

Конечно, я буду писать тебе, Эмма.

Дам тебе знать, если обращение «мэр» перестанет ко мне относиться.

Реджина.

Июнь 12, 2002 г.

Привет,

Думаю, что всё-таки точно. Но я же именно к этому и готовилась, верно? Училась драться с плохими парнями, защищать страну. Ведь после всего, что произошло, началась полномасштабная война.

Со мной всё будет в порядке. Мой взвод один из лучших, так что ты оглянуться не успеешь, как мы вернемся. Когда вернусь, мне полагается отпуск. Август уже говорит о поездке в Таиланд. Говорит, у него там друзья. Я могу к нему присоединиться.

Не важно, мэр ты или нет. Для меня ты всегда будешь Реджиной.

Эмма.

Август 4, 2002 г.

Эмма,

Генри заболел. Доктор говорит, что у него острый кишечный грипп. Он еще никогда так не болел. Я не знаю, что делать. У него нет аппетита, он мучается расстройством, он постоянно обнимает меня и спит. Он бледный и горит, но все время жалуется на озноб, и я ничего не могу сделать, чтоб облегчить его боль. Он, наконец, заснул, но всё еще плохо себя чувствует.

Доктор предложил найти его родителей, чтоб узнать, не унаследовал ли Генри каких-нибудь болезней. Но усыновление было «закрытым», и на это могут уйти недели.

Я не знаю, что еще для него сделать. Он такой маленький и такой грустный, и, глядя на него, больного, я чувствую себя такой беспомощной. Он - все, что у меня есть. Я не могу его потерять.

Что, если это из-за меня? Что, если я неправильно его кормила или что-то сделала, что помешало его развитию? Что, если ему нужно будет переливание крови, а я не смогу стать донором, потому что я ему не настоящая мать?

Я слышу, что он плачет. Надеюсь, у тебя всё хорошо.

Август 10, 2002 г.

Эй, с ним всё будет хорошо, Реджина. У тебя на руках сильный маленький солдат. И даже если, не дай Бог, это что-то серьезней, чем кишечный вирус, он справится.

Ты его таким вырастила. Вырастила лучшим мальчишкой на свете, ты воспитала его, дала ему дом, и все необходимое, и свою заботу, и много любви. Ты его мама, Реджина. И тебе не нужен тест ДНК, чтоб это доказать.

Пожалуйста, держи меня в курсе. И, Реджина? Ты не одна. Ты прекрасная мать. Я знаю, что тебе страшно, но он зовет тебя, когда плачет и болеет.

Не забывай об этом.

Эмма.

Август 19, 2002 г.

Эмма,

Генри уже лучше. Оказалось, он подхватил пару разных вирусов, и это стало слишком большой нагрузкой на организм, но теперь он идет на поправку. По крайней мере, снова прячется под столами и таскает сладости.

Спасибо, что выслушала, так сказать. Я просто потеряла голову, когда он заболел. Кто же знал, что быть мамой значит испытывать панические атаки практически постоянно. В такие моменты мне хочется защитить Генри от всего, что может ему навредить. Но потом я вспоминаю, что моя мать пыталась сделать то же самое, и это не очень хорошо закончилось.

Но я ценю твою поддержку и советы, я не знала, к кому ещё обратиться. Доктора, знаешь ли, не особенно подробно отвечали на вопросы.

Будь осторожна.

Реджина.

Август 31, 2002 г.

Привет,

Боже, я рада это слышать! Ты заставила меня поволноваться. Пока я ждала твоего ответа, я мучилась больше, чем когда ожидала своей очереди, чтоб посмотреть «Бойцовский клуб». Ну, ты же притворяешься, что не видишь, когда он таскает печеньки?

И я не пыталась быть милой. Ты его мама, Реджина.

У тебя, что, нет друзей, с которыми можно поговорить? А другие мамы в детском саду? Или коллега-сенатор, к примеру? Нет, я, конечно, не жалуюсь, просто я думаю, что девчонка вроде тебя была бы популярна в моей школе.

Передай от меня Генри, что он настоящий боец.

Эмма.

Октябрь 10, 2002 г.

Эмма,

Посылаю это пораньше и надеюсь, что письмо дойдет вовремя. С Днём Рождения, Эмма! Я помню, что тебе нравится фильм, но я нашла книгу и подумала, что, может быть, тебе понравится. Наверное, я посмотрю «Бойцовский клуб», чтоб знать, чем фильм отличается от книги. Генри снова выбирал семечки и энергетические батончики. Он очень настаивал на «укропе», потому что упаковка зеленая, но я добавила и твои любимые тоже. Он нарисовал тебе книжку. Я наконец-то отвела его на ипподром, точнее, на местную ферму. И ему определенно там понравилось! Я думала, он испугается животных, но, как только я спустила его с рук, он попытался поймать цыпленка.  Он нарисовал всех животных, которых мы увидели, и не разрешил помочь ему. Он сказал, цитирую, «Генри сделает это». Я боюсь, он сведет меня с ума, когда станет подростком.

Несмотря на твои подробные инструкции, я не сменила шину. Да, да, можешь ворчать, что я даже не пыталась, но, черт побери, у кого есть домкрат? Нет, я лучше оставлю это профессионалам.

Кстати, я таки превратила лишнюю спальню в игровую комнату для Генри. Ты была права, покраска стен успокаивает. Ты будешь рада узнать, что к концу процесса я выпачкала в краске руки и лицо. Я не такая идеальная, как ты думаешь. Не знаю, как я умудрилась испачкаться, ведь, кажется, была очень аккуратна.

Надеюсь, ты хорошо проведешь день Рождения, Эмма.

Реджина.

Декабрь 26, 2002 г.

Привет, Реджина,

Я тут перечитывала наши письма. А ты заметила, что мой почерк стал лучше? Плюсы переписки, да?

Спасибо еще раз за посылку. То, что ты присылаешь мне подарки уже два Рождества к ряду, много для меня значит. Эй, мы знакомы уже год, сумасшествие, правда? Это здорово.

Мы тут закатили неплохую вечеринку. Нил и Август распевали рождественские гимны в столовой, и мы целый день ничего не делали. Сегодня мы вернулись к тренировкам, и я успела пожалеть, что не отказывала себе в добавке в праздники.

Кстати о еде, я должна попробовать знаменитую лазанью и яблочный турновер, о которых я постоянно слышу. Серьёзно, ты же не думала, что я не захочу их попробовать после того, как ты так часто их упоминаешь? Я даже буду не против, если ты мне их пришлёшь.

Значит, городские гулянья? Звучит неплохо. Сторибрукцы отмечают праздники вместе? Не знаю, как ты выдерживаешь эту толкучку целый день. Наверное, поэтому ты мэр, а я нет.

Спасибо еще раз, Реджина. Береги себя.

Эмма.

Январь 19, 2003 г.

Эмма,

Я поняла, почему Генри плохо себя чувствовал. Мы подхватили ветрянку, и, да, я имею в виду «мы». Я не переболела ею в детстве, потому что не ходила в детский сад, мама предпочитала воспитывать меня дома, и теперь я понимаю, почему. Доктора заверили меня, что это не лишай. После того, что я прочитала про лишай в интернете, я молю Бога, чтоб они оказались правы. Я даже пишу тебе, не снимая перчаток, потому что если Генри нельзя чесаться, значит, и мне нельзя. Он меня застукал на днях. Тебя когда-нибудь отчитывал двухлетний ребенок? Нет? Да ты счастливчик, скажу я тебе.

Как ты, Эмма? Твое последнее письмо… Ты подавлена. Я знаю, что вас скоро отправят, но ты ведь хороший солдат. Ты стреляешь лучше всех, помнишь? И тренируешься всё свободное время. Ты готова к этому. И ты вернёшься домой, я знаю, что вернёшься.

Я горжусь тобой, Эмма. Лишь немногие делают то же, что и ты. Да, это страшно, но то, что ты делаешь, важно.

Всё же пообещай, что будешь беречь себя. Может, я даже открою тебе секрет яблочного турновера, когда ты вернёшься домой.

Будь осторожна.

Реджина.

Январь 28, 2003 г.

Привет,

Спасибо. Спасибо за поддержку. Мне, правда, это было нужно. Просто реальность всей ситуации как-то резко на меня навалилась. Я не могу ничего сказать о нашей отправке. Здесь всё больше об этом говорят, но ты же знаешь, как люди себя ведут в таких случаях.

И я буду. Буду осторожна.

Но я в порядке. Меня очень поддерживают твои письма. Это здорово, возвращаясь в лагерь, находить на кровати конверт, который меня ждёт. Может, это письмо одно из последних перед отправкой. Я не знаю, как там, в Ираке. Не знаю, сколько будут идти твои письма, и как часто я смогу писать. Но я постараюсь, обещаю.

Честно, я ржала с первой части твоего письма. Аккуратней, а то Генри, чего доброго, еще и под домашний арест тебя посадит. Что, будущий мэр растёт? Это просто сделало мой день. Если он хоть  чем-то похож на тебя, и под «чем-то» я имею в виду, если он такой же невероятно упертый и дотошный (в хорошем смысле), как его мама-мэр, выходит то еще зрелище. Я в красках представила, как он стоит, подбоченившись, с тряпичными куклами, надетыми на руки. Весь в йоде и красный от праведного возмущения. Он очарователен! Представляешь, если ты начнешь с кем-то встречаться? Какой допрос с пристрастием он устроит твоему бойфренду! Это будет такой цирк! Обещай, что заснимешь это на видео для меня.

Я помню, что это не лишай, но вы всё же показывайтесь доктору. Я слышала, взрослые тяжело переносят ветрянку, а я не хочу, чтоб с тобой что- то случилось. Кто мне тогда расскажет рецепт яблочного турновера? Шучу. Серьезно, я просто хочу быть уверена, что вы с Генри в порядке. Ты пробовала надевать тряпичных кукол ему на руки? По телику сказали, что это действует, так что, может, это неплохая идея.

Ой! С днём Рождения! Я думаю, в этом году я успела с поздравлениями, и письмо дойдет к тебе вовремя. Знаешь, я чуть взрыв мозга не получила, когда поняла, что у нас всего девять лет разницы. Ты мэр и мама, и ты реально офигенная, ты знаешь это? Видишь, я постоянно использую это слово, так что, должно быть, это правда. Надеюсь, ты хорошо проведешь день рождения, Реджина. Дай пятюню малому за меня.

Эмма.

P.S. Спасибо за всё, Реджина. Если я не вернусь, я просто хочу, чтоб ты знала, как я благодарна тебе за этот год, который ты провела, позволив мне стать частью твоей жизни. Я никогда не смогу отплатить тебе за это. Твои письма, рисунки Генри, твои подарки… Они так много для меня значат. Они всегда помогали мне выдержать всё это. 

Февраль 5, 2003 г.

Ты ведёшь себя так, будто не собираешься вернуться. Не говори так, Эмма. Ты скоро будешь дома. Я знаю, что не могу этого обещать, но ты будешь дома. В следующем году вы с Августом будете в это время навещать его друзей.

Спасибо большое за поздравление. Я приятно удивлена, что ты вспомнила. Это было очень предусмотрительно, и мне, правда, очень приятно. Я получила твое письмо на следующий день после дня рождения, так что, да, ты успела вовремя.

Наши волдыри сходят, так что у нас просто ветрянка. Ну, ты довольно верно представила Генри, за исключением тряпичных кукол. После твоего письма я попробовала их использовать и теперь не могу их отобрать у Генри. У него уже целая коллекция этих кукол, и он настаивает на том, чтоб спать с ними.

Сомневаюсь, что буду с кем-то встречаться. Нет уж, спасибо, Генри - единственный мужчина в моей жизни. Это ему стоит волноваться. Когда он начнет ходить на свидания, я припомню ему весь километраж, который я намотала, бегая за ним, когда он носился как угорелый, отказываясь надевать подгузник. Ну вот, теперь ты заставила меня задуматься о том, что будет, когда Генри станет подростком.

Не смешно, мисс Свон.

Ну, если ты говоришь, что я офигенная, значит так и есть. Я правильно понимаю, что теперь владею «Сертификатом Офигенности имени Эммы Свон»? Генри получил от тебя «пятюню». Он шлет тебе «обнимашки»: «Обнимешь Эмму, мамочка?».

Будь осторожна, Эмма.

Реджина.

Апрель 1, 2003 г.

Привет,

Я здесь. Я не ранена. Получила пару царапин, но я в порядке. Я хотела написать тебе перед отправкой, но всё получилось очень внезапно. Мы просто встали утром, и нам приказали паковаться. И вот мы здесь. Извини, что заставила тебя волноваться, но я в порядке. Здесь очень жарко, и если я не изойду потом, все будет хорошо.

Как ты и малыш? Он уже ходит на горшок, как большой мальчик? Скажи, что Эмма поздравляет его с Днём Рождения.

Со мной все будет хорошо. Обещаю.

Эмма.

Апрель 22, 2003 г.

Эмма,

Ты даже не представляешь, каким облегчением было найти в ящике письмо от тебя. Приношу свои извинения за моё второе письмо. От тебя не было известий, и я беспокоилась, да еще посмотрела новости о высадке войск и слишком накрутила себя. Я понимаю, что наша переписка не будет такой частой, как раньше, но я просто рада, что вы добрались в целости, и что ты в порядке. Пожалуйста, покажи свои царапины доктору. Ты, может, думаешь, что это мелочи, но ведь никогда не знаешь, какую инфекцию можно занести в необработанную рану. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Не думаю, что Генри скоро начнёт пользоваться горшком. Сейчас его любимое слово - «нет». Все книги, которые я читала, говорят, что дети все разные и развиваются тоже по-разному. Они советуют не давить на ребенка, если он к чему-нибудь не готов. Хотя не думаю, что они были рассчитаны на Генри, который, как большой мальчик, предпочитает не носить подгузник и, соответственно, мочит постель. В книгах так же пишут, что при приучении к горшку ребенку полезно видеть, как родитель того же пола пользуется уборной. Но, как ты понимаешь, этот совет нам не подходит. Надеюсь, что у Генри не будет проблем в росте или развитии из-за того, что у него нет отца.

Мне уже лучше, и я жду, когда, наконец, закончатся дожди, чтоб заняться садом. Видела бы ты, как красиво в моём саду, когда распускаются цветы. Знаешь, у меня есть любимая яблоня сорта «Медовый Хруст». Когда я была маленькой, мы с папой устраивали под ней пикники в первый тёплый день весны. Кстати, именно из этих яблок я делаю турновер. Храни этот секрет даже ценой жизни.

Генри шлёт привет и благодарит за поздравления.

Будь здорова, Эмма.

Реджина.

Май 31, 2003 г.

Привет Реджина,

Я показалась доктору. Ни инфекции, ни болезней, ни другой заразы. Не переживай. Чтоб вывести меня из строя, нужно что-то посерьёзней пары ожогов и синяков.

Оу, так у вас начался кризис трёх лет? Не завидую тебе. Нет, у него не будет проблем с развитием. Я знаю пару ребят, которых мамы растили одни. И эти парни замечательные. Ну, правда, один из них людей топором убивал.… Шучу! Но серьёзно, когда Генри будет готов, ты поймёшь. И тебе не нужно для этого читать книги или лезть в интернет.

Ты, что, открыла мне секретный ингредиент? Не может быть! Ладно, значит, теперь осталось только попробовать сам турновер. Что ты делаешь в следующем апреле? И тебе нужно будет собрать яблоки пораньше, чтоб успеть к моему приезду.

Будь офигенной, Реджина.

Эмма.

Июль 20, 2003 г.

Эмма,

Спасибо за открытку. Очень красивый город, даже не смотря на причины, по которым ты там находишься.

Эта открытка лучшее, что можно найти у нас на почте. Нужно будет организовать как-нибудь съемку достопримечательностей Сторибрука. Это городская башня с часами. Часы стоят, сколько я себя помню, но они часть истории нашего города.

Береги себя.

Реджина.

Август 13, 2003 г.

Пацан сам пошел на горшок? Чего? Это потрясно! Скажи ему, я заценила, что он нарисовал себя на унитазе. Фиолетовые волосы? По-моему, малой пытается тебе что-то сказать. В нем рано проснулся бунтарь.

Я нашла этот симпатичный брелок и подумала, что тебе он может понравиться. Ну, не то, чтобы я его нашла, купила у пацанят на местном рынке. Думаю, они сами его сделали, так что это мило. Надеюсь его не конфискуют по дороге из-за того, что бисер таких же цветов, как их флаг. Знаю, это не Бог весть что, но я стараюсь отблагодарить тебя за подарки.

Эмма.

Август 31, 2003 г.

Эмма,

Спасибо за подарок, мне понравилось. Генри уже брал его поиграть, когда стащил ключи у меня со стола. В последнее время он часто их прячет, и если б он не звенел ими, как колокольчиком, я бы их в жизни не нашла. Пару раз я находила ключи даже в ящике с овощами, в холодильнике и внутри его мягкой игрушки.

Завтра мы с Генри уезжаем на неделю в Нью-Йорк. Он еще никогда не выезжал из Сторибрука, да и я, честно говоря, никуда не ездила с тех пор, как его усыновила. Так что я немного волнуюсь. Я уже не помню, когда была в отпуске в последний раз. Представляешь, я собрала чемодан, а потом обнаружила, что Генри вытащил из него всю свою одежду и вместо неё положил игрушки.

Как бывшая жительница большого города, что ты посоветуешь посмотреть? Может, я, составляя маршрут, что-то упустила?

Береги себя.

Реджина.

Октябрь 13, 2003 г.

Августа ранило. Очень серьезно. Я даже не знаю, как так получилось, всё произошло так быстро. Мы были в машине, просто патрулировали улицы. Обычный патруль, как десятки других, и тут что-то взорвалось, крики, выстрелы. И я увидела Августа, лежащего в крови, и его нога - Боже, у него и до этого были проблемы с ногой, но сейчас…. У меня просто слов нет. Мы с Нилом его прикрыли, вытащили оттуда, но что, если мы опоздали?

Его осмотрели. И сейчас доктора его осматривают, но он целый день в лазарете, и я не знаю, что с ним будет. Он, правда, очень плохо выглядел. Он моя семья. У меня никого, кроме него. Я должна была что-то сделать. Должна была его предупредить. Должна была это предвидеть. Он лучший лидер, лучший боец. Что будет, если он умрёт?

Прости, я не хотела тебя грузить. Я просто не знаю, с кем еще поговорить. Обычно я разговариваю с Августом, но сейчас не могу. Что, если с ним что-то случится? Нил говорит, с Августом всё будет в порядке, но что, если нет? Нас готовят к разным ситуациям, мы должны бы знать, как действовать, знать каждый шаг. Но в реальности всё по-другому. Ты видишь, как умирают люди, и ты должен продолжать действовать. Так, будто ничего не случилось. Как будто люди, с которыми ты столько лет прожил бок о бок, ничего не стоят. Они умирают от пули или чего похуже, а тебе нужно просто забить на это и продолжать выполнять приказы. Но, Господи, это же Август!

Октябрь 30, 2003 г.

Эмма, мне так жаль. Я очень надеюсь, что он в порядке, что он поправится. Я могу как-то помочь? Может, нужно связаться с его родными или друзьями? Если вдруг ему нужна особая медицинская помощь, может быть, я могу воспользоваться своими связями?

Эмма, я знаю, ты напугана, и знаю, что письмо может дойти к тебе поздно, но, Эмма, ты не одна. Да, Август - твоя семья, но он не единственный, кто беспокоится о тебе. У тебя есть твои товарищи, да даже мы с Генри. Нам не всё равно. Мы не хотим, чтоб с тобой случилось что-то плохое. Пожалуйста, не горячись, не делай глупостей.

Ты скоро будешь дома, Эмма. Будь осторожна и береги себя.

Реджина.

Ноябрь 12, 2003 г.

Хэй,

Август потерял ногу. Его отправили в госпиталь при посольстве. Наверное, его комиссуют с почестями. Я навестила его перед тем, как его отправили. Он притворяется, что всё в порядке. Но он жив. Он шутил. Говорил, что даже с протезом сможет надрать мне задницу. Но он притворяется.

Знаешь, я не представляю, как пережила бы всё это, если бы тебе не писала. Знаю, всё это очень давит на тебя. И ты можешь прекратить писать в любой момент. Но хорошо, когда в большом мире есть кто-то, с кем можно поговорить. Когда я читаю твои письма или пишу тебе, я ненадолго забываю о том, как изнурительны здесь дни. Изнурительны не только физически, но и морально. Тут у нас нечто вроде негласной политики молчания. Но когда я говорю с тобой, я вспоминаю, что мир не такой уж отстойный, каким кажется отсюда.

Со мной всё в порядке. Уже месяц прошел, и… сказать честно? У меня крыша едет каждый раз, как мы патрулируем улицы. Я стала более бдительной. Все чувства обострились. Я острее предчувствую атаки. Но каждый раз голосок где-то в мозгу твердит, что, ещё бы чуть-чуть, и всё. Я вроде заняла место Августа. Разница невелика. Просто теперь я отвечаю за десяток жизней и должна сделать всё, чтоб эти парни и девчонки вернулись домой. Но ведь я даже Августа не смогла уберечь! Но я в порядке.

Я получила твой подарок. Должна сказать, я смеялась, увидев армейский нож. Но спасибо тебе огромное! Ты сделала гравировку! Я еще никогда не получала именных подарков. Знаешь, я понимаю, почему люди делают то, что ты хочешь. Если ты так добра к чужому человеку, то город, наверное, любишь как второе дитя.

Четыре месяца. Считающая дни,

Эмма.

Ноябрь 22, 2003 г.

Эмма,

Я рада, что он жив. Понимаю, у него впереди трудный период, но ты поддержишь его, когда вернёшься домой. Уверена, он ждет вашей встречи. Знаю, насколько может давить ответственность. Не так, как ты, конечно, но могу сказать, что стать матерью было страшно. Ты вдруг становишься в ответе за эту жизнь. Это пугает и подавляет. Но они не выбрали бы тебя, если бы не были уверенны, что ты справишься. Я тоже доверила бы тебе руководство, а это, между прочим, кое о чем говорит, мисс Свон. В конце концов, я же мэр.

Забавно, что ты, кажется, считаешь меня святой. Многие в городе с тобой не согласились бы. Я, видишь ли, стараюсь не смешивать личную жизнь и работу. И у меня это хорошо получается. Увы, по этой причине у меня крайне мало друзей. Я рада, что тебе понравился подарок.

Будь осторожна и береги себя.

Реджина.

Декабрь 24, 2003 г.

Реджина,

Я знаю, что больше месяца прошло с моего последнего письма. Но я в порядке. У нас тут с ума сойти что творилось. Но в хорошем смысле. Вообще-то мы все получили подарок. Не знаю, смотришь ли ты реслинг, но к нам приехали звёзды WWE и устроили выступление. Я обняла Тори Уилсон! И мы немножко поболтали, когда они осматривали лагерь. Понятно, что письмо не дойдет вовремя, но если посмотришь запись боя, может, увидишь меня.

И так, к слову, у тебя есть друг. Я.

С Рождеством, Реджина. Обними малыша за меня.

Эмма.

Январь 15, 2004 г.

Эмма,

Ну, это довольно неожиданный способ подбодрить войска. Однако идея замечательная. Это натолкнуло меня на мысли по поводу того, как сделать так, чтоб и наши горожане активнее поддерживали армию.

К сожалению, я не успела посмотреть бой. Однако местный репортер показал мне ее фотографию. Она красивая женщина, полагаю, все остальные тебе завидуют.

Генри в этот раз шлёт много рисунков. Он получил на Рождество кассету с «Планетой сокровищ» и открыл для себя радости просмотра диснеевских мультиков. Конечно, я бы не выбрала для него такой подарок, но, в любом случае, я ценю его энтузиазм. В этом мультике, в отличие от остальных, нет страдающих принцесс, так что, надеюсь, у него не появится навязчивой идеи.

Надеюсь, ты здорова.

Реджина.

P.S. Когда я говорила, что у меня мало друзей, я тебя посчитала.

Март 29, 2004 г.

Привет,

Хорошие новости. Я еду домой! На наше место пришлют другой взвод, а нас посылают по домам, пока снова не понадобимся. Господи, я так долго этого ждала! Мне не терпится увидеть Августа. Не терпится снова сесть за руль моей машины. И еда! Я так долго мечтала о гамбургере!

Спасибо, Реджина, что помогла мне выдержать эти несколько лет. Замечательно, что можно, наконец, расслабиться.

Эмма быстро подписала и запечатала конверт, когда раздался последний сигнал дежурного, собиравшего почту. Она как раз успела отдать письмо и направилась к койке, которую звала домом весь последний год. Теперь её угол стал пустым и безликим. Со стен исчезли рисунки Генри и пара фотографий, на которых она была с Нилом и Августом. Письма и подарки Реджины лежали, бережно спрятанные в сумку. Она быстро упаковала вещи, волнуясь и нервничая, боясь, что, если она провозится слишком долго, приказ могут отменить, и ей нельзя будет поехать домой.

Домой. У Эммы не было дома, кроме её машины, но в своих письмах Август писал, что будет рад видеть её у себя в Бостоне. Может быть, она отправится к нему. А может быть, сядет в машину и поедет колесить по стране, в конце концов, у неё ведь целый месяц. И, мысленно возвращаясь к снятой со стены открытке из Сторибрука, блондинка думала, что вполне может сделать крюк где-нибудь по дороге.

Глава 3

Внимание, пассажиры. Текущее время 11:54. Мы прибудем в Международный Аэропорт «Логан» в Бостоне приблизительно через 15 минут. Пожалуйста, вернитесь на свои места, и приготовьтесь к посадке.

Писк интеркома разбудил Эмму, и через пару секунд сна как не бывало. Она рассматривала других пассажиров, которые возвращались на свои места или говорили детям выключить геймбои. Ребенок, сидевший через три ряда, успокоился с час назад, а сидящая рядом с Эммой женщина средних лет третий раз дочитывала Розарий, перебирая четки. Соседка сказала, что всегда нервничает в самолётах, но сейчас нервничала особенно сильно. Хотя присутствие Эммы, одетой в военную форму, слегка ее успокаивало.

Переодеваться было уже поздно, они скоро приземлятся. Эмма глубоко вздохнула и повернулась к окну, где постепенно проступала посадочная полоса. Лёгкая улыбка тронула губы блондинки при мысли о том, сколько лет она не была в городе. Пока Эмма была в резерве, она не ходила в отпуск несколько лет, но сейчас, побывав на Ближнем Востоке, нуждалась в передышке. Постоянное напряжение изматывало, и ей нужен был отдых. Так что её командиры вздохнули с облегчением, когда она изъявила желание провести месяц дома.

Самолет трясло во время посадки, и нервная соседка в страхе схватила Эмму за руку. Блондинка не возражала и лишь успокаивающе глянула на женщину. Через секунду голос в динамике объявил, что они прибыли и, поблагодарив за то, что они воспользовались услугами авиалинии, попросил организованно сходить с самолета.

Эмма встала, схватив свой рюкзак, в котором лежали личные вещи, документы, письма и подарки от Реджины и Генри. Её багаж может потеряться, но рискнуть потерять письма? Черта с два!

Оставалось пройти к терминалу, где они с Августом договорились встретиться. Нужно было пройти контроль, это занимало много времени из-за повышенных мер безопасности в аэропорту. Эмма заметила, что некоторых пассажиров тщательно досматривали. Но её это не коснулось, форма все упростила. Закинув рюкзак на плечо и отыскав среди багажа свою сумку, Эмма пошла к терминалу, ища глазами лохматого брюнета, которого привыкла звать братом. Взгляд уткнулся в картонку с надписью «СВОН», сделанную небрежным почерком Августа. Разглядев его самого, сидевшего в инвалидном кресле, с картонкой в руках и фирменной ухмылкой на лице, Эмма ускорила шаг.

- Август, - она бросила сумку рядом с каталкой и наклонилась, чтоб обнять его.

- Ты не на дежурстве, боец, - с насмешкой бросил Август, когда она отпустила его. - Можешь расслабиться, в курсе? - Август поднял её сумку, пристроив на коленях поверх таблички.

Эмма поправила лямки рюкзака и, взявшись за ручки каталки, спросила:

- Как дела? Я думала, тебе сделают протез.

Он закатал штанину на левой ноге, продемонстрировав новую икру из металла и пластика.

- Все еще разрабатываю. Нужно время к ней привыкнуть. Я хотел деревянную, ну, знаешь, такой колышек. Но мне сказали, что с ней я буду похож на пирата.

Эмма усмехнулась, выходя из аэропорта:

- Но ты в порядке?

- Лучше не бывает, крошка.

Большую часть дня они потратили на поездку к парковке, где Эмму ждал её Фольксваген-жук, и дорогу до квартиры Августа. Только открыв двери, Август сразу спросил, что она хочет заказать на обед. Затолкав сумку и рюкзак под диван, на котором ей предстояло спать следующий месяц, Эмма осматривала квартиру. Однокомнатная, кирпичные стены, незатейливая мебель. Всё просто, вот только количество пустых пивных бутылок в корзине для мусора напрягало.

- У тебя была вечеринка? - прямо спросила Эмма и, скрестив руки поглядела на Августа, который увлеченно изучал меню, выбирая, что заказать.

Он посмотрел на корзину и перевел взгляд на Эмму:

- У каждого свои пороки, верно?

- Август…

- Эмма, - перебил он, - мне помогают. Не только с ногой.

Её лицо оставалось бесстрастным, пока они смотрели друг на друга. Наконец, убедившись, что он говорит правду, блондинка вопросительно подняла бровь.

- Хорошо, - голос звучал примирительно. - Я могу что-нибудь для тебя сделать?

 Он перебросил меню через стол:

- Ты можешь выбрать, что мы закажем на обед.

* * *

Эмма сняла форму и влезла в любимую майку и джинсы. Кофейный столик, за которым они обедали, был завален коробками из-под китайской еды. Август со смехом рассказывал, что вел себя примерно так же, когда вернулся из госпиталя. У него ушли месяцы, чтоб согнать лишние фунты, которые он наел, балуя себя вкусным. Эмма ухмыльнулась и приподняла майку, показав подтянутый загорелый пресс. Ей-то не о чем беспокоиться.

Теперь она сидела, забравшись с ногами на диван, по телику шел какой-то сериал, но Эмму он не интересовал. Она потрошила свой рюкзак в поисках писем и рисунков из Сторибрука. Те были сложены по датам, и Эмма искала теперь свои любимые. Она перечитывала письма перед сном, как перечитывают сказку. Это уже стало своеобразным ритуалом. Не важно, рассказывала ли Реджина про Генри или они обменивались историями о боевых ранениях (в одном из писем, Реджина рассказала, что у неё шрам на верхней губе), Эмма не могла заснуть, не перечитав письмо или не посмотрев на рисунки Генри.

Эмму удивляло, что она общается с этой женщиной уже три года. Единственным человеком, с кем она общалась так долго, был Август. И то только потому, что они служили вместе.

Они никогда не обменивались фотографиями. Только рисунками. Реджина присылала рисунки Генри, а Эмма изредка демонстрировала свои художественные навыки. Так что каждый вечер, перечитывая письма, Эмма представляла брюнетку с разным оттенком волос и в строгом костюме, под стать Первой Леди. Иногда, впрочем, таинственная брюнетка в её воображении позволяла себе расслабиться и появлялась, одетая в спортивные штаны и свитер с символикой сторибрукской команды. Эмма почему-то представляла Реджину футбольной болельщицей. От природы любопытная, Эмма хотела попросить Реджину прислать фотографию, но все, на что она решилась, это попросить мэра описать себя. Реджина тоже не просила фотографий, так что Эмма решила не переступать границ. В конце концов, письма - это уже много.

Чтение этих писем помогло Эмме пережить несколько самых тяжелых, самых одиноких ночей в её жизни. Впервые за свои двадцать лет она чувствовала, что есть кто-то, кому не всё равно, кто действительно беспокоится о ней. И она с радостью сделала бы что угодно, чтоб отплатить Реджине за доброту. Эмма посмотрела на Августа, который осторожно ходил по квартире, разрабатывая ногу. У неё появилась идея.

- Эй, ты в порядке?

Август подавил желание скривиться от боли и, привалившись к стене, показал большой палец.

- У тебя найдётся бумага и конверт? - спросила она, встав.

- Зачем?

- Собираюсь написать Реджине, сказать ей, что я в Бостоне.

Август вскинул голову, усмехаясь:

- Реджине, значит? У вас намечается свидание?

Эмма закатила глаза:

- Мы просто друзья. Я хочу, чтоб она знала, что я в порядке. Она иногда волнуется.

- Правда? - его ухмылка стала еще шире. Август прекратил расхаживать и теперь стоял, опираясь на кухонный стол. - Ты же помнишь, что я присутствовал, при том эпичном моменте, когда мистер и миссис Джонсон выяснили, зачем вы со Стефани Кобальт закрылись в комнате?

- Это к делу не относится, - хмыкнула Эмма, откидываясь на спинку дивана.

- Думаю, очень даже относится, - Август подался чуть в сторону, открыл холодильник и бросил Эмме бутылку с водой, взяв себе другую.

- Тебе надо к ней съездить. Сколько вы общаетесь? Два года?

- Три, - пробормотала Эмма, делая глоток. - И я не могу заявиться в Сторибрук без приглашения.

- С чего вдруг? В этот город, что, въезд только по приглашению? - он поставил бутылку на стол и продолжил разрабатывать ногу. Шаги стали более уверенными, но Августу было все так же больно.

- Это невежливо, - возразила Эмма. Хотя какая-то часть её натуры напомнила ей как, пять лет назад она обещала, что Эмме Свон будет плевать на правила и рамки.

- Дело твое, - пожал плечами Август. - Блокнот в тумбочке под телевизором.

* * *

Сила привычки подымала Эмму на рассвете и, собственно, не только она, но и Август делал зарядку по утрам, и шум, который он при этом производил, не способствовал крепкому сну. Так или иначе, Эмма начинала день с первыми лучами солнца. Проснувшись, она отправлялась на пробежку в парк неподалеку от дома. Закончив бегать, блондинка возвращалась домой, где её ждал завтрак, приготовленный Августом. С тех пор, как она приехала, прошло три дня, она отвозила Августа на процедуры, возвращалась домой и понимала, что ей нечего делать. На базе дни были забиты тренировками и заданиями, но здесь, вне службы, девушка совершенно не знала, как убить время. Письмо Реджине было отослано на утро после приезда. В нем Эмма написала, что благополучно добралась до Бостона, но не указала ни адреса, ни телефона, и другого способа связаться с Реджиной у неё не было.

Так что она оставалась в квартире и отдавала всё время физической нагрузке. Приседания, отжимания, все упражнения, какие можно сделать в тесной комнате. Однако к полудню сидеть взаперти становилось невыносимо, и Эмма шла обратно в парк. Там она читала подаренные Реджиной книги до тех пор, пока не наступала пора ехать за Августом. Сейчас она прочитала их все уже по третьему разу и просто сидела, глядя на людей. По крайней мере, эту версию услышал Август. На деле же Эмма мучилась сомнениями, ей хотелось отыскать Сторибрук, хотелось найти телефон Реджины в справочнике и позвонить ей, впервые услышать её голос. Но нельзя же вот так просто заявиться туда? Или можно?

Оказалось, можно. На четвертый день, вернувшись с пробежки, она увидела у дверей Августа на каталке. На коленях он держал её сумку и рюкзак. Он бросил их на пол перед Эммой. Девушка смотрела на него, шокированная тем, что брат, видимо, выставляет её за дверь. Но, не дав задать вопрос, Август молча протянул ей сторибрукскую открытку, на которую она смотрела каждый вечер, и встряхнул связкой с ключами от жука.

- Езжай, - просто сказал он.

Эмма быстро выхватила открытку, но на ключи смотрела с тревогой.

- У тебя запись к доктору на сегодня.

- Я несколько месяцев добирался к доктору сам, без шофера. Езжай, - Август бросил ей ключи и добавил. - Это приказ, солдат.

Мужчина улыбался, и они продолжали молча играть в гляделки. Эмма покрылась испариной от волнения. Она была уверена, что еще чуть-чуть, и её друг включит сержанта, чтоб убедить её. Спокойствие, наполнявшее Эмму, с тех пор, как она приехала, ушло, будто его не бывало. Кровь гулко стучала в ушах: бум-бум-бум.

Эмма видела взрывы, Эмма усмиряла толпу бунтовщиков, видела, как лучший друг борется за жизнь. Но всё это казалось сущими пустяками по сравнению с перспективой встретится с Реджиной Миллс.

* * *

Если бы не знак «Добро пожаловать в Сторибрук», Эмма и не знала бы, правильно она едет или нет. Она была в пути уже несколько часов, и, наверное, это не было бы проблемой, если бы не чувство тревоги, которое пробуждала в ней пустынная дорога. Ей казалось, что где-то неподалёку её ждет засада. Эмме пришлось напомнить себе, что она на американской земле, дома и в безопасности. Ухмылка, полная сарказма, искривила её губы, когда она подумала о том, сколько раз в детстве и юности она не была в безопасности. Плевать, где ты, люди всегда представляют угрозу.

Но Реджина… Реджина другое дело. Кому нужно три года общаться с незнакомым солдатом без всякой выгоды для себя? Тем не менее, подъезжая к городу, Эмма нервничала. Она бросила взгляд на открытку, лежащую на сидении, чтоб ещё раз прочесть адрес, который помнила наизусть: Сторибрук, Мэн, Миффлин Стрит, 108. Теперь бы еще знать, где это, черт возьми!

Увидев знаменитую, застывшую во времени башню, чьи часы всегда показывали 8:15, Эмма ударила по тормозам. Это - правда, подумала она. Все эти истории, рассказанные в письмах, это не просто сказки, чтоб отвлечь солдата от тоски по дому. Это реальные события с реальными людьми, которых Эмма скоро встретит.

Служба научила её, что на новом месте, в первую очередь, нужно разузнать как можно больше. Так что, припарковавшись возле башни, Эмма отправилась изучать город.

Прямо по курсу она увидела ломбард, видимо, тот самый, владелец которого соперничал с Реджиной за пост мэра. Блондинка заглянула внутрь, проходя мимо. Мужчина стоял за стойкой и разговаривал с молоденькой брюнеткой. Он тяжело опирался на трость и, видимо, имел какие-то проблемы со здоровьем.

Судя по вкусному запаху, можно было поспорить, что где-то неподалёку находится кафе, о котором Реджина рассказывала, что там пекут лучшие блинчики с яблоком. Хотя владелице кафе Реджина, разумеется, этого не говорила, чтоб та не возгордилась. Эмма огляделась в поисках конюшен и уже хотела отправиться на поиски, но желудок вдруг громко заявил об изменении в планах. Определенно, время для ланча было подходящее.

Колокольчик на двери зазвенел, когда Эмма зашла в кафе, и тут же посетители, все как один, обернулись к ней. Эмма даже засомневалась, одета ли она в гражданское. Форма всегда привлекала внимание, к этому блондинка привыкла, но в гражданской одежде она предпочитала быть незаметной. А сейчас она просто-таки чувствовала себя голой на демонстрации. Должно быть, это нормальная реакция в маленьком городке.

- Привет, - бойкая брюнетка с красными прядями в волосах поздоровалась с ней, и заклятье пало, Эмма стала просто ещё одним посетителем кафе. - Вы одна?

- Да, - Эмма прошла к стойке и села, периферическим зрением осматривая кафе. Она как будто в 80-х оказалась. На полу линолеум, плитка на стенах, в углу музыкальный автомат, играющий «Karma Chameleon». Определенно, здесь все друг друга знали. Здесь подростки устраивали свидания, встречались после школы друзья, а взрослые заходили по утрам выпить кофе и почитать газету. Приятное место, домашнее.

- Так, - начала брюнетка, - что Вам принести…?

- Свон, - Эмма протянула руку. - Эмма Свон.

- Руби.

- Ну, - Эмма развела руками, - я слыхала, у вас вкусные блинчики с яблоком, но, думаю, для них поздновато, правда?

- Блинчики с яблоком? - Руби с любопытством приподняла бровь. - А Вы, часом, не знакомы с мэром Миллс?

- Ага, - просияла Эмма, - с Реджиной, верно. Вообще-то, я ищу Миффлин Стрит. Можете подсказать мне, где это?

- Вы ищете Миффлин стрит?

Руби прижала ручку к губам, разглядывая Эмму так, будто та была с другой планеты. Эмма кивнула, и Руби повернулась к выходу.

- Езжайте прямо по улице Мэйн, на Брайтоне сверните направо, на следующем повороте еще раз направо, попадете как раз на Миффлин. Дом Вы точно не пропустите.

- Спасибо, - Эмма благодарно улыбнулась, взяв меню. - Так что у вас вкусного?

- Бабуля говорит, что нужно отвечать «Всё», - усмехнулась Руби уже более неформально. - Хотя у нас, и правда, вкусные чизбургеры.

Услышав это, Эмма почти застонала:

- О, Господи, я так давно не ела чизбургер!

- Откуда ты? - Руби слегка нахмурилась.

- Из Бостона, - пожала плечами Эмма.

Официантка рассмеялась и покачала головой, принимая ответ:

- Значит, я несу тебе чизбургер!

* * *

Эмма слизала с пальцев кетчуп, вытекший из бургера, в котором было больше сыра, говядины и бекона, чем булочки. Она ела этот чизбургер, не скрывая своего наслаждения, и даже не обижалась, что Руби посмеивается над ней. Девушка болтала с Эммой, когда у неё не было заказов, и Эмме нравилась её компания.

С бургером было покончено, точно так же как с картошкой и молочным коктейлем, которые заказала блондинка. Облизав пальцы, Эмма вытерла руки. Уходить она пока не собиралась, нужно было время, чтоб всё это слегка уселось в животе.

- Спасибо, Руби, - Эмма положила на стол несколько банкнот и, соскользнув со стула, пошла к выходу спиной вперед. - Стало быть, вниз по улице Мэйн, направо на Брайтон, и направо…

Эмма почувствовала чужое присутствие за спиной, как только раздался звон колокольчика над дверью. Она резко развернулась, напугав вошедшую женщину, и едва успела схватить её за руку, чтобы протолкнуть вперед и избежать столкновения. Эмма даже не успела извиниться, незнакомка вырвалась резко сказав:

- Уберите руки! - Эмма выпустила её руку и, удивленная резкостью, отступила назад. - И в следующий раз смотрите, куда идете!

Эмма приподняла бровь, глядя на рассерженную брюнетку, стряхивавшую несуществующие пылинки со своего хорошо сшитого костюма.

- Я не толкнула вас.

- Почти толкнули! - брюнетка сердито посмотрела на Эмму.

- Сомневаюсь.

Незнакомка закатила глаза:

- Вам стоит передвигаться, как все нормальные люди. Если, конечно, у вас нет глаз на затылке.

Презрительно хмыкнув, брюнетка развернулась и прошла к стойке, чтоб поговорить с пожилой женщиной, которая, как уже знала Эмма, была бабушкой Руби. Эмма едва сдержала порыв высказать этой дамочке всё, что она о ней думает. Но у неё была встреча поважнее. Возмущенно закатив глаза, в свою очередь, блондинка толкнула дверь и вышла. До башни с часами было недалеко, но этого времени хватило, чтоб нервы у Эммы напряглись до предела, а под ложечкой появилось противное чувство – как будто там тревожно порхали бабочки.

Эмма постоянно общалась с людьми, ей к этому не привыкать. И она могла завести друзей, если к этому вынуждали обстоятельства. Только случалось такое редко. В голове опять промелькнула мысль, что она не понравится Реджине. О, Господи! Эмма внезапно припомнила. Реджина же терпеть не может сюрпризы! Что если женщина возненавидит её за этот неожиданный визит? Они шутили насчет встречи, но всерьёз такую возможность никогда не обсуждали. Что, если её даже в городе нет? В конце концов,  она же мэр, и у неё много мэрских дел. Что, если Реджина прекратит ей писать? А всё из-за того, что она послушалась Августа. Проклятие! Да все же знают, что Август сперва делает, а потом думает!

Надо было сперва написать ей! Спросить, не против ли она встретится, все устроить.

Такой фейерверк продолжался в голове Эммы всю дорогу до машины. Но, остановившись на тротуаре, она замерла, неверяще уставившись на ЭТО. На её машину надели «башмак».

- Что за черт?! - Эмма всплеснула руками и перебежала улицу, чтоб осмотреть жука. Чтоб окончательно увериться в своих худших предположениях, она пнула «башмак», убедившись, что тот надёжно зафиксирован. Недовольно застонав, она выругалась и огляделась в поисках запрещающих парковку знаков. Знаков никаких не было, и, пнув со злости «башмак» ещё разок, Эмма достала рюкзак из машины и рванула обратно в кафе.

На этот раз мысли не были заняты встречей с Реджиной, единственное, что волновало её, было то, что самая дорогая ей вещь заблокирована, заперта, как дикий зверь, и абсолютно без причины. Какого чёрта? Когда она ступила на террасу кафе, мимо проехал мерседес.

- Я поняла, что ты любишь бургеры, но не думала, что настолько, - подколола Руби, вытиравшая столик, увидев, что Эмма вернулась.

- Мою машину заблокировали!

Официантка расхохоталась и, прихватив стопку грязных тарелок, направилась к стойке:

- Это так забавно.

- Почему это? – голос Эммы истерично подскочил чуть ли не на октаву. - Часто у вас это случается?

- Только если взбесишь ту брюнетку, с которой ты столкнулась.

Эмма обернулась и посмотрела на то место, где почти столкнулась с женщиной.

- А что так? Что, у неё крутая «крыша»?

Руби озадачено нахмурилась:

- Чего?

- Так она думает, что может просто блокировать чужие машины? - громко спросила Эмма.

Руби тряхнула головой, чтоб прийти в себя:

- Ты о чём? Это же…

Блондинка покачала головой, идя к двери:

- Я знаю, кто мне с этим поможет. Спасибо, Руби.

Руби продолжала глядеть на Эмму, ошарашенная таким поворотом. Бабуля встала рядом с ней, протирая стакан:

- Она не знает, что это была Реджина?

Руби покачала головой, заинтриговано улыбаясь:

- Нет, но скоро узнает.

* * *

Когда Реджина говорила, что живёт в маленьком городке, Эмма не представляла, насколько это правда. Эмма выросла, переезжая из одного большого города в другой, и не привыкла к таким небольшим расстояниям. Дорога до Миффлин Стрит заняла всего двадцать минут, но это было удобно. На машине она добралась бы за пять, но машина была заблокирована, и это до сих пор бесило Эмму, но зато у неё появилось время осмотреть город по пути до дома Реджины.

Погода была прохладной для апреля. Вчера, должно быть, шёл дождь, воздух был влажный, над землёй повис туман. Похоже, на Брайтоне начинался пригород Сторибрука, состоявший из зданий, принадлежавших раньше пожарной части, и теперь превращенных в лофты, и маленьких изящных бунгало. Все дома здесь были разными. Во дворе лофта под большим старым деревом темноволосая женщина вешала на ветку кормушку, стоя на стремянке. Она приветливо помахала Эмме рукой, и блондинка помахала в ответ, удивленная таким дружелюбием.

Если не считать инцидента с машиной, Эмме нравился Сторибрук. Это был город со старыми корнями, старыми семьями, белыми заборчиками и качелями из старых шин на ветках деревьев. В этом городе каждый занимался своим делом, но, когда это было необходимо, все объединялись, действуя сообща. В таком городе Эмма мечтала жить, когда была маленькой, в таком городе мечтала проказничать, когда была подростком, и теперь, став взрослой, она шла по улицам Сторибрука и снова видела очарование и ценность маленьких городков.

Когда Эмма повернула на Миффлин Стрит, её внимание сразу привлёк белый особняк. Не зная, как, она сразу догадалась, что тот принадлежит Реджине. Она же мэр, конечно, у неё самый большой дом в городе. По дороге проехала машина, и Эмма почти остановила её, думая, что за рулём Реджина, но, увидев, что за рулем блондинка, Эмма поняла что ошиблась. И ещё поняла, что очень волнуется. Она нервничала перед встречей с Реджиной, была расстроена из-за машины. Ну, с этим Реджина поможет. Эмма на это надеялась.

Дорожка, ведущая к порогу Реджины, показалась Эмме самой длинной в её жизни. А ведь пару недель назад она проходила по двадцать миль под палящим солнцем. Поправив лямки рюкзака на плечах, она попыталась привести дыхание в порядок. Отнесись к этому как к заданию, сказала она себе. Операция «Друг по переписке».

Эмма зашагала вперед, тяжелые берцы глухо стучали по аккуратной дорожке. Дорожка все же оказалась короче, чем она ожидала, и блондинка посмотрела на латунные цифры «108», прикрепленные к белой двери особняка.

Она трижды постучала.

Прошло двадцать семь секунд, в которые Эмма перестала дышать. Раздались шаги, послышался щелчок замка, и дверь открылась.

У Эммы отвисла челюсть, когда она увидела ту самую брюнетку, с которой столкнулась в кафе. Удивленно взметнув идеальные брови. Она разглядывала Эмму, стоящую на пороге. А в голове у Эммы крутилась только одна мысль: «Вот дерьмо».  

- О, - протянула Реджина, - снова Вы.

Эмма открыла и снова закрыла рот, потрясённо глядя на Реджину.

- Вижу, Вы научились смотреть, куда идёте, не могу только понять, зачем вы пришли к моему порогу.

Реджина стояла в дверях, скрестив руки на груди. Не дождавшись ответа, она склонила голову набок, выжидающе глядя на Эмму.

- Могу я Вам помочь?

Миллион разных мыслей пронеслось у Эммы в голове. Она представляла эту встречу множество раз, но ничего подобного ей и в голову прийти не могло. Однако реальность была такова, и нужно было принять её, так что Эмма выдала первое, что пришло в голову:

- Вы заблокировали мою машину!

Понимание отразилось на лице Реджины:

- Это чудовище около башни? Вы припарковались возле общественного здания. Там нельзя парковаться. Можете обратиться к шерифу, пусть рассмотрит Вашу жалобу.

С решительным кивком Реджина развернулась и направилась в дом, но Эмма подалась вперед и схватила ее за руку, удерживая.

- Реджина, - позвала она.

Реджина повернулась к Эмме лицом, сердито глядя на неё:

- Для Вас - мэр Миллс. И лучше бы Вам это запомнить.

Взгляд Реджины становился всё свирепее, а Эмма не могла сдержать улыбки, глядя на неё. Она привыкла «читать» людей, понимать их поведение, вникать в ситуации. Это умение не раз спасало ей жизнь – еще до того, как она поступила в армию. Поведение женщины, стоящей перед ней, было всего лишь оружием. Защитным механизмом, щитом, неким барьером, который поставила Реджина, держа на расстоянии всех, кроме Генри и, как надеялась Эмма, её самой. Та Реджина, с которой Эмма переписывалась, всегда говорила, что мнение Эммы о ней сильно отличается от мнения остальных, и теперь блондинка понимала, о чем шла речь. Но она знала Реджину, знала, что мэр Миллс – всего лишь одна из граней человека, которого она привыкла называть другом, не более чем еще одна сторона этой невероятно сложной женщины.

Реджина сузила глаза:

- Кто Вы?

Эмма дернула плечом, подавляя волнение, вызванное и тем, что Реджина практически накричала на неё, и предвкушением реакции Реджины, когда та узнает, кто перед ней.

- Эмма, - наконец произнесла девушка. - Эмма Свон.

У Реджины перехватило дыхание, и защита рухнула. Прижав руку к груди, женщина отступила на шаг, пораженная.  Взгляд смягчился, но стал неверящим.

- Эмма? - прошептала она.

Та улыбнулась и смущенно пожала плечами:

- Привет.

- Ты здесь? - от резкого тона не осталось и следа, теперь она говорила гораздо мягче. Эмма могла поспорить, что так Реджина мало с кем разговаривала. - Ты здесь, в Сторибруке.

 - Я послала письмо, - торопливо сказала Эмма, всё еще удивляясь, что технически это не первая их с Реджиной встреча. - Думаю, я его обогнала, то есть, я не собиралась приезжать. Но я писала, что вернулась домой. Думаю, оно придет через неделю или около того. Я была в Бостоне с Августом. Ты же помнишь Августа, да?

- Конечно, помню. Как он?

- До сих пор не надрал мне задницу.

Реджина улыбнулась, и по губам Эммы тоже пробежала улыбка. Женщина шагнула к ней, протянув руку:

- Рядовой Свон, приятно с Вами познакомится, я Реджина Миллс.

Эмма усмехнулась, принимая рукопожатие, отмечая мягкость ладони, лежащей в её собственной загрубевшей руке:

- Эмма. Ну, вообще-то, уже Капрал, но я предпочитаю – Эмма.

Они не разрывали рукопожатия, продолжая смотреть друг на друга.

Когда они столкнулись в кафе, Эмма была слишком ошарашена резким тоном и не заметила ничего, кроме того, что Реджина была стервой. В этом Эмма убедилась на личном опыте, и, может, действительно наивно было полагать, что она святая. Чёрт, Реджина честно её предупреждала. И сейчас Эмма продолжала бесстыдно разглядывать Реджину, женщину, с которой переписывалась три года, прокручивая в голове все истории, которые она читала в письмах, которые помогали ей на протяжении всех трех лет. Эта женщина читала «Улисса» для развлечения. Та, которая ни разу не забыла поздравить её с днём рождения и Рождеством с тех пор, как они познакомились. Вот он, шрам на верхней губе, который она заработала, оседлав практически дикую лошадь. Её глаза, раньше холодные и настороженные, теперь сияли мягким светом, который, Эмма была уверена, появлялся при каждом упоминании Генри. А где пацан?..

- Мамочка! - высокий детский голос донесся из дома, заставив женщин разомкнуть руки. - Мамочка! Я всё!

Эмма, не удержавшись, заглянула в приоткрытую дверь:

- Это…

- Да, - подтвердила Реджина. Через мгновение она подалась к двери: - Зайдёшь?

Эмма с сомнением кивнула:

- Ты уверена? Не хочу вторгаться…

- Эмма, - только и сказала Реджина и, схватив её за руку, потянула в дом. И Эмма могла поклясться, что слышать, как Реджина произносит её имя, было одной из самых приятных вещей, которые она слышала в жизни.

* * *

Господи, он оказался меньше, чем Эмма думала. Волосы были взлохмачены, хотя видно было, что Реджина пыталась его причесать. Генри сидел на коленках, на стуле, около кухонной стойки и приделывал печеньям-динозаврам глаза из цветного сахара. Эмма усмехнулась, увидев, что малыш перепачканными цветной посыпкой пальцами стащил конфету, и только после этого спросил Реджину, можно ли ему сладкое.

- Только одну, - позволила Реджина и втянула Эмму на кухню. - Генри, я хочу, чтоб ты кое с кем поздоровался.

Мальчик повернул перепачканную сахаром рожицу, вытер ладошки о фартук и помахал Эмме:

- Привет, я делаю печеньки.

Эмма улыбнулась и многозначительно кивнула:

- Ты, наверное, хорошо себя вёл, раз мама тебе разрешила делать печеньки.

- Я тренирую перед своим днём рождения, - объяснил Генри, вернувшись к украшению динозавров.

- «Тренируюсь», - мягко поправила Реджина, мальчик повторил верную фразу, и она, поцеловав его в висок, кивнула Эмме, прося её подойти.

- Генри, ты помнишь нашего особенного друга?

- Эмму, - быстро ответил Генри, высыпая горку цветного сахара на несчастного динозавра.

Когда он произнес её имя, у Эммы ёкнуло сердце. Когда Реджина назвала её по имени, Эмма была в восторге, но теперь, услышав его из уст Генри, она почувствовала, как собственный голос застрял в горле. Она читала про то, как мальчик растёт, видела, как его рисунки из бессмысленных каракулей становятся целыми картинами, рассказывающими, как он провёл день в парке. Она читала про его первое слово, первый шаг, про то, как он первый раз заснул один. Но слышать, как он произносит её имя, было чем-то особенным.

- Правильно, Эмму, - Реджина поймала её взгляд. - Можешь поздороваться с Эммой ещё раз?

Генри озадаченно посмотрел на маму, потом оглянулся на незнакомую блондинку, появившуюся в их кухне. Когда малыш понял, что к чему, у него от удивления открылся рот. Воскликнув «Эмма!», он бросился ей на шею.

- Эй, - проворчала она, едва успев поймать мальчишку и успокаивающе кивнув встревоженной Реджине. Эмма поддалась, когда он обхватил её шею руками. Она обняла его в ответ, растворившись в детском волнении и теплоте.

- Привет, Генри.

Отклонившись, Генри обхватил липкими ладошками её лицо:

- Ты приехала на мой день Рождения?

Если б Эмма не держала на руках ребенка, она бы настучала себе по башке. Она почти забыла про то, что у него день рождения. Глянув на Реджину и убедившись, что та не возражает, девушка ответила:

- Да, пацан.

Он улыбнулся и наклонился к кухонной стойке, показывая, что хочет вернуться к прерванному занятию. Эмма от неожиданности чуть не выронила его:

- Эй, полегче, смельчак.

Он улыбнулся еще раз и повернулся к Реджине:

- Мамочка, а можно Эмма тоже поможет?

- Ты же почти закончил, дорогой. Мы попробуем твое печенье после того, как ты поспишь.

- Но мааам, Эмма же приехала! - мальчишка повернулся к блондинке, глядя на неё самыми жалостливыми щенячьими глазками, какие она только видела в жизни.

Реджина, должно быть, почувствовала её слабину, потому что развернула сына к себе и, проведя пальцем по его носу, сказала:

- Сначала поспи, Генри.

Генри слез со стула, продолжая дуться, снял фартук и протянул его Реджине. После того, как Реджина повесила тот на крючок, Генри выбежал из кухни, проигнорировав окрик матери, оставляя двух женщин среди бардака на кухне.

Реджина отложила поднос с печеньем. Встретившись взглядами, женщины покраснели.

- Ты была права, - Эмма первой нарушила молчание, - он милый.

Реджина с гордостью улыбнулась:

- К сожалению, да. Даже я пару раз пала жертвой этих щенячьих глазок.

- Ты? Реджина Миллс? - Эмма притворилась шокированной, помогая убрать сладости. - Если Генри продолжит в том же духе, у человечества точно нет надежды.

Их прервал Генри, зовущий Реджину. И та ушла укладывать сына, оставив Эмму на кухне.

* * *

- Я не хочу спать, мамочка, - Генри лежал в кровати и тер глазки. Сквозь зевок он продолжил. - Хочу поиграть с Эммой.

Реджина прикрыла его рот ладонью, получше укутывая в одеяло. Генри был вежлив со всеми, в конце концов, он был сыном мэра, но Реджина всё же была удивлена, что он так быстро принял Эмму в свою жизнь после рассказов о ней. Она была благодарна Эмме за то, что та поладила с её сыном. Наклонившись и поцеловав его в висок, она сказала:

- Вы сможете поиграть, когда проснёшься.

- Но я же не сплю, - сонно пробормотал мальчик.

Усмехнувшись, Реджина начала напевать колыбельную, которую ей пел когда-то отец. Скоро дыхание Генри выровнялось, и он заснул. Оставив дверь приоткрытой, Реджина отправилась на кухню, где её ждала Эмма Свон.

Составляя утром список дел на день, Реджина собиралась заказать у Бабушки приготовление еды на день рождения Генри, в следующий четверг, забрать бельё из химчистки и испечь с Генри печенье. Появление Эммы на пороге её дома стало сюрпризом, хотя, если быть честной, приятным. Сидни надоедал ей расспросами о её переписке с солдатом, он хотел написать статью, но Реджина не желала об этом распространяться. Раньше, она непременно использовала бы это для создания образа, однако теперь Эмма была её другом. Это слово до сих пор смущало Реджину, но она знала, что это правда.

Ей всегда было интересно, как выглядит её респондент. Теперь она видела, что на вид Эмма старше своих двадцати – несложно было догадаться, почему. Надо отдать ей должное, блондинка очень симпатичная, даже когда смущается или сердится. О, Господи, она же конфисковала её машину! От этой мысли Реджина на секунду застыла, но потом продолжила свой путь на кухню. Там она, к своему удивлению, обнаружила, что Эмма всё убрала. Конфеты были аккуратно разложены по пакетам, на столе не осталось и следа от разноцветного сахара. Эмма выжимала тряпку над раковиной:

- Извини, я подумала, что могу помочь тебе. Да и привычка, знаешь?

- Не нужно было, - Реджина прочистила горло, в очередной раз покраснев при мысли о том, как вела себя. - Я должна извиниться перед тобой за свое поведение. Я не должна была так себя вести. Я скажу шерифу снять башмак с твоей машины.

Эмма повернулась к раковине спиной и улыбнулась:

- Брось, будет забавно об этом вспоминать. К тому же, я явилась без приглашения, так что ты не так уж виновата.

Реджина улыбнулась в ответ и склонила голову набок:

- Хочешь попробовать самый вкусный сидр в твоей жизни?

* * *

- Ты ведь несовершеннолетняя, - эта мысль заставила её помедлить, протягивая Эмме стакан.

- Буду, через пару месяцев, - увидев, что Реджина всё еще сомневается, Эмма рассмеялась. - Я могу умереть за эту страну, но Боже упаси меня пить в ней?

Реджина подумала над её словами, немного напуганная той прямотой, с какой Эмма говорила о возможных последствиях своей работы.

- Только один, - уступила она.

- Ты делаешь его из «Медового хруста»? - Эмма сделала глоток, одобрительно кивнув.

- Да, - Реджина села напротив, отпивая из своего стакана. - Яблоня растёт возле мэрии.

Они помолчали, разглядывая друг друга. Когда их глаза встретились, Эмма отрывисто рассмеялась тому, что её поймали. Глотнув еще сидра, она облокотилась на спинку дивана.

- Я представляла тебя по-другому.

- В каком смысле «по-другому»?

- В том смысле, который виден только определенным людям.

- Ну, - Реджина изящно скрестила ноги, - я же политик.

- Эй, я не говорю, что это плохо. Просто приятно, наконец, видеть тебя.

- Признаться, я представляла тебя более…

- Мужеподобной? - Эмма усмехнулась, увидев, как покраснела Реджина. - Ну, если ты представляла меня часами висящей на турниках и жующей табак, то ты права, я такая и есть, только табак не жую.

- Думаю, мы полны сюрпризов, - Реджина отсалютовала стаканом, и Эмма ответила тем же. Поставив стакан на стол, Реджина внимательно посмотрела на Эмму:

- Как ты? - голос был необычно мягким.

Эмма запустила пальцы в волосы, издав сухой смешок:

- Хорошо. Правда. Я… Хорошо просто вернуться сюда.

Реджина кивнула, принимая ответ:

- Ты надолго?

- На месяц.

- Всего месяц? - Реджина была поражена. - Тебя же не было целый год!

- Да, - еще один нервный смешок, - часть работы.

- Ты снова поедешь в Ирак? - на лице Реджины отразилось волнение.

- Поеду, куда пошлют, - пожала плечами Эмма.

- И тебя это устраивает?

Эмма почти хотела сказать, что у неё нет выбора, но это было бы неправдой. Выбор у неё был. Просто носить форму, представлять целую страну, значить что-то – это стоило того. И она ответила:

- Да. Да, меня это устраивает.

Реджине понадобилась пара секунд, чтоб переварить её ответ и кивнуть почти незаметно.

- Что? - спросила Эмма.

- Может, наша встреча произошла не так, как мы ожидали, но в одном я была права.

- В чем?

- Я рассказывала о тебе Генри и говорила, что ты далеко, потому что ты очень смелая и сражаешься с драконами, как добрые рыцари в его книжках.

- Я не рыцарь, - смущенно пожала плечами Эмма.

- Для него – рыцарь. И ты действительно храбрая.

* * *

Реджина с Эммой проговорили, словно старые друзья, почти час, пока не услышали негромкий топоток Генри, спускающегося по лестнице. Реджина спросила о планах Эммы на отпуск, и блондинка не нашлась, что ответить, поскольку Август практически выставил её за дверь. Реджина предложила показать ей город за время, оставшееся до дня рождения Генри. Эмма колебалась, беспокоясь, что нарушает планы Реджины, но вскоре уступила и, в конечном итоге, после невероятно вкусного обеда, оказалась в гостиной. Реджина отлучилась для делового звонка, а Эмма сидела и смотрела, как Генри на полу играет с фигурками рыцарей.

Внезапно Эмма поднялась и взяла свой рюкзак. Присев перед мальчиком на корточки, она бережно вынула пачку писем и, выбрав из общей стопки рисунки, села по-турецки на пол, рядом Генри:

- Хочешь, что-то покажу?

- Ага, - Генри бросил игрушки и забрался к Эмме на колени. Обняв его, Эмма показала ему рисунки.

- Помнишь, ты рисовал мне картинки?

- Ага, - Генри хихикнул, показывая на рисунок с ним самим, Реджиной и собакой в парке, его он сделал одним из последних. - Это Понго.

- Я сохранила все картинки, которые ты рисовал, - они просматривали картинки одну за другой. Мальчик не верил, что мог нарисовать цветные каракули, но Эмма настаивала, что это разноцветный торнадо.  Когда они дошли до рисунка с фермой, Генри начал оживленно рассказывать, как он поймал толстую большую хрюшку и хотел забрать её домой, но у мамочки была «лергия».

- Правда? - перебила рассказ Реджина, стоящая прислонившись к двери. Судя по её расслабленной позе, она подошла некоторое время назад.

-Да, - Генри слез у Эммы с рук и теперь стоял, подпрыгивая от волнения. - Ты делала «Апчхи! Апчхи! Апчхи!»

Женщины рассмеялись, глядя на него. Потом Реджина склонилась к сыну и сказала:

- Пора сказать Эмме «Спокойной ночи».

Генри подбежал к Эмме и обнял её ноги:

- Спокойной ночи, Эмма. Ты тоже идёшь?

На этот раз Эмма увидела такие щенячьи глазки, что дрогнуло бы даже каменное сердце. Она повернулась к Реджине, и выражение её лица ничем не уступало выражению лица Генри. Взглядом она просила Реджину то ли сделать что-нибудь, то ли разрешить ей пойти с малышом.

Реджина насмешливо закатила глаза, соглашаясь на последний вариант.

- Ладно.

Эмма сложила рисунки на кофейный столик и, взяв Генри на руки, последовала за Реджиной в детскую. Голубой цвет стен успокаивал, в полумраке мерцали звёзды, нарисованные на потолке. В дополнение ко всему с потолка свисал мобиль в виде солнечной системы. Без сомнения, Реджина пыталась привить сыну интерес к науке.

Эмма спустила Генри с рук, и они с мамой отправились готовиться ко сну. Она задержалась на пороге комнаты, но потом увидела то, что привлекло её внимание. Все стены в комнате были увешаны фотографиями, они были даже на шкафу. На прикроватном столике стояла фотография, сделанная, судя по всему, недавно. Реджина обнимала сына со спины, Генри отвел руку назад, пытаясь обнять маму в ответ. Блондинка продолжала рассматривать фотографии и увидела одну, сделанную на прошлом дне рождения мальчика. На ней Генри вцепился в Реджину, как утопающий в спасательный круг. Эмма тихо засмеялась, вспомнив про клоуна. Но смех оборвался, когда она увидела маленькую рамку, в которой был только клочок бумаги. Тот самый, на котором Эмма нарисовала Генри, задувающего свечки. Бабочки в животе вернулись, но, на этот раз, не от тревоги. Они будто были заперты внутри и теперь расправили крылья, первый раз оказавшись дома. Это чувство переполнило её до краёв, расцветая на лице улыбкой.

- Эмма? - позвала Реджина, сидящая на кровати рядом с Генри.

Эмма повернулась и увидела, что черноволосые мать с сыном ждут её. Торопливо извинившись, она подошла к кровати. Не зная, куда девать руки, блондинка засунула их в карманы. Генри открыл большую книжку под названием «Однажды в сказке» и, выбрав историю, выжидающе посмотрел на маму и Эмму.

Эмма кивнула, поняв, чего Генри ждет, и села на кровать рядом с ним.

- Давным-давно, в Зачарованном Лесу жили Королева и Рыцарь…

* * *

- Прости, что из-за меня ты поздно ляжешь спать, - сказала Эмма, когда Генри уснул, а они с Реджиной вышли из детской. - И за то, что врезалась в тебя утром. И за то, что почти вломилась к тебе домой.

Реджина покачала головой, отказываясь слушать извинения, а затем внезапно воскликнула:

- Боже, я забыла про твою машину!

- Ничего, тут можно куда угодно пешком дойти. Официантка в кафе сказала, что её бабушка держит гостиницу. Думаю, я отправлюсь туда.

- Ого, уже обзавелась друзьями? - поддела Реджина.

- Ну, ты же меня знаешь, сирота-солдат с весёлым нравом.

 - Особенно если учесть, что ты поладила даже с занудой-мэром.

- Офигенной, ты забыла добавить – «офигенной».

Реджина рассмеялась, и Эмма поняла, что сохранит этот смех в своей памяти, чтобы вспоминать его, когда всё будет особенно трудно.

- Останься, - тихо предложила Реджина.  - Не хочу, чтоб ты потерялась в моём городе.

У Эммы не было слов, чтоб выразить свою благодарность за щедрость, которую Реджина проявляла к ней снова и снова. Она смогла только молча кивнуть и, скинув куртку, пошла за брюнеткой обратно в кабинет.

Глава 4

Сидя рядом с водителем в камуфлированном джипе, Эмма внимательно смотрела по сторонам. Впереди ехала еще одна машина, её отряд патрулировал окрестности. Из-под колес подымалась пыль, солнце нещадно палило пустынную дорогу, обрамленную редким иссушенным кустарником.

Рация зашипела, и Эмма услышала голос Августа:

- Всё спокойно. Проедем еще четверть мили и возвращаемся. Отбой.

- Вас понял. Отбой, - Эмма посмотрела на Нила, тот едва сдержался, чтоб не фыркнуть.

- Тут всегда спокойно, - прервала молчание Эмма.

- Давай предложим Августу вернуться сейчас?

Эмма покачала головой:

- Дай ему развлечься. Проедем еще немного, и вернёшься, фотография Тамары никуда не денется.

Нил закатил глаза, но возражать не стал.

Эмма привыкла к патрулям без происшествий. Иногда они встречали на дорогах гражданских, которые кричали им вслед оскорбления или показывали неприличные жесты, но дальше этого их агрессия не заходила. Дни для девушки тянулись медленно, но после патрулирования она возвращалась в лагерь не такой измотанной и проводила больше времени за написанием писем Реджине или перечитывая старые. Реджина только вернулась из Нью-Йорка и прислала Эмме брелок, на котором был выгравирован лебедь. Теперь он висел на цепочке рядом с армейскими жетонами. И Эмма улыбалась каждый раз, когда смотрела на него. «Я увидела его и подумала о тебе», писала Реджина. Прочитав эту строчку, Эмма с большим трудом удержалась от улыбки.

В динамике раздался голос Августа:

- Так, ребята едем…

Рация вырубилась, и в то же мгновение непонятно откуда прилетел снаряд, разорвавшийся всего футах в десяти от джипа, в котором ехал Август. Машина накренилась, взлетела и, перевернувшись несколько раз, завалилась на бок, превращаясь в груду горящего стекла и металла.

- Вот дерьмо! - рявкнул Нил и вывернул руль в сторону, ударяя по тормозам. Он успел вовремя, второй снаряд разорвался в том месте, где они были секунду назад.

Лицо обдало жаром от взрыва. Эмма надела защитные очки и приготовилась к еще одной атаке. Взгляд против её воли возвращался к воронкам, чуть не ставшим их могилами.

Прошло полминуты, но больше ударов не было. Нил завел машину и рванул туда, где лежал джип Августа. Видно было, что дверь с левой стороны почти оторвана. Водитель был без сознания и почти лежал на руле. Только ремень безопасности не давал ему упасть. Джип с его стороны простреливался, как мишень в тире, нужно было вытаскивать их и как можно скорее.

Раздались выстрелы. У Эммы не было времени подумать, но инстинкт взял свое. Провернувшись к сидящим на заднем сиденье солдатам, она приказала:

- Прикройте нас.

Кивнув как один, они выбрались из машины, открыв огонь в том направлении, откуда летели пули. Краем глаза Эмма заметила, что кусты напротив шевелятся - несомненно, стреляли оттуда. А судя по расстоянию, на которое летели снаряды, несколько атакующих заняли позицию в горах.

Лязг пуль о броню джипа. Жар горящей машины. Стоны раненых. Крики напавших на них. Всё смолкло и пропало, когда Эмма увидела Августа, придавленного к земле джипом.

- Пригнись! - закричала Эмма и побежала к лежащему без движения сержанту, чудом разминувшись с автоматной очередью. Горящий джип защищал его от пуль, но придавленную ногу зажало, и он оказался в ловушке.

Держась как можно ниже к земле, Эмма быстро осмотрела брата и облегченно вздохнула, нащупав слабый пульс. Его лицо было в порезах от осколков и, судя по позе, в которой он лежал, его выбросило из машины ударной волной. Господи, слишком много крови. Парень приоткрыл глаза и закашлялся, на губах появилась кровь. Эмма еще раз внимательно осмотрела его. Повреждена была не только зажатая джипом и вывернутая под неестественным углом нога. Под ребрами, слева, она увидела кровавое пятно, растущее с каждой секундой. Эмма осторожно ощупала рану и тихо выругалась сквозь зубы, наткнувшись пальцами на острый край осколка шрапнели.

- Давай же, Август, - прорычала Эмма, пытаясь вытянуть сержанта из- под джипа.

Его крик эхом отдался в голове.

- Эмма, назад! - она слышала окрик Нила, но единственной её мыслью было вытащить Августа. Нога почти свободна, ещё немного. Эмма знала, что причиняет ему адскую боль, но выбора не было. Она должна спасти его, она не бросит его там. Подхватив его под руки, она встала, дернув изо всех сил. Полный муки вопль её друга, её брата, заглушил всё вокруг, но она вытащила его! Потеряв равновесие, Эмма упала на спину, а Август, отлетев в сторону, лишился прикрытия джипа, оказавшись под обстрелом. Через секунду Эмма уже пыталась схватить его за руку, чтоб оттащить оттуда. Через две - пуля попала ему в голову.

В ушах зазвенело, все двигалось как в замедленной съёмке. Эмма хотела кричать, но не могла, крик застрял в горле. Август лежал мёртвый.

- Нет! - она вырвалась из чьих-то рук, пытавшихся её удержать. - Нет!

- Эмма. Эмма, проснись.

Эмма резко села и, скатившись с кровати, прижалась к окну, подняв руки в попытке защититься. Она была на взводе. Крик Августа всё еще звучал в ушах, она всё еще видела его бездыханное тело.

- Эмма, - голос, разбудивший её, был успокаивающим, и Эмме потребовалось полсекунды, чтоб понять, что он принадлежит Реджине, которая стояла возле кровати, встревожено подняв руки, и глядя на неё. - Ты в порядке?

Эмма кивнула, отрывисто глотая воздух, внимательно осматриваясь, чтоб убедиться, что она не на поле боя. Она - дома. Она у Реджины. В комнате для гостей. Август жив и в безопасности. Она еще раз глубоко вздохнула и кивнула уже более уверенно:

- Да.

Реджина понимающе кивнула:

- Кошмар?

- Ага, - Эмма, наконец, отошла от окна и забралась на кровать, прижавшись к спинке.

- Они часто тебе снятся? - нерешительно спросила Реджина, присев рядом.

- Бывает, - Эмма дернула плечом. - Я не хотела тебя будить.

- Материнство приучило меня чутко спать.

Эмма нехотя улыбнулась и, закрыв глаза, начала считать от десяти до одного, чтоб прогнать остатки кошмара. Когда она снова открыла их, то увидела, что Реджина всё ещё смотрит на неё, встревожено изогнув бровь. Несмотря на то, что комната была освещена только полоской света, пробивающейся из-за штор, заметно было, что брюнетка замерзла. Она обняла себя руками, кожа покрылась мурашками. Эмма снова почувствовала себя виноватой за то, что разбудила женщину, которая и так сверх всякой меры добра к ней.

- Ты в порядке? - снова спросила Реджина. И в этой короткой фразе Эмма ясно расслышала множество невысказанных вопросов.

Главным в работе Эммы было умение не давать воли эмоциям. Боец сражается лучше, когда эмоциям нет места, Эмма хорошо это знала. Черт, да это умение помогло ей выжить в самых ужасных интернатах. Но она также знала, каковы бывают последствия.

Достаточно она слышала о Посттравматическом Стрессовом Расстройстве, о том, как люди ломаются, не выдержав давления, и возвращаются домой, изменившись до неузнаваемости. Только не я, подумала Эмма. С ней такого не случится. Нужно быть честной. Сжав простыни в кулаках, она тихо сказала:

- Я не смогла спасти Августа.

Секунду Реджина выглядела озадаченной, но потом взгляд стал понимающим.

- Я «раскрыла» его, и его убили, - блондинка потерла кулаки, будто пыталась отмыть их от крови. - Всё равно, как если бы я сама спустила курок.

- Эмма, - медленно сказала Реджина, осторожно придвигаясь ближе. Теплая ладонь бережно погладила Эмму по напряженной руке. - Ты спасла ему жизнь. Ты вернулась за ним. Благодаря тебе врачи успели вовремя.

- Спасла? Чтобы он жил, прикованный к инвалидной коляске? Или остаток своих дней ковылял на протезе?

- Чтобы он жил, - ладонь Реджины скользнула по руке вниз, накрывая её сцепленные руки, мягко разнимая их. Эмма чувствовала, будто прикосновения Реджины открывают в её теле шлюзы, через которые уходит напряжение. - Разве он недоволен тем, как обернулись события?

Эмма пожала плечами, и, наконец, подняла голову, посмотрев брюнетке в глаза.

- Он говорит, что в порядке, но я видела пивные бутылки у него дома. Ему тяжело.

- Как и должно быть. Он пережил то, что изменило его жизнь, - Реджина сжала её руку. - Его жизнь радикально изменилась, но он может продолжать жить. Я понимаю, что ты чувствуешь себя виноватой, но это не ты лишила его ноги. Ты доставила его домой.

Эмма промолчала, снова прокручивая те события в голове, думая, что можно было сделать, чтоб Августу не пришлось бороться за свою жизнь на больничной койке. Как бы она не старалась, даже самый лучший расклад закончился бы неприятно. Эмма знала, на что шла, записываясь в армию. Понимала, что это риск, и была на него согласна. Она вздохнула, запустив руку в волосы:

- Всё могло быть хуже, - признала она.

- Да, и лучше всё тоже могло быть. Но ты рисковала, не думая о себе. Ты действовала как человек чести. Никогда не забывай об этом, солдат.

Эмма усмехнулась. Вина и напряжение потихоньку отступали, и она благодарно сжала руку Реджины

- Я не забуду.

Реджина улыбнулась, и блондинка застенчиво улыбнулась в ответ.

- Тебе лучше?

Эмма кивнула:

- Хорошо, когда можно выговориться. Точно быстрее, чем по почте.

- Да, и смотреть приятнее - слова вырвались прежде, чем Реджина успела подумать. Эмма вопросительно подняла бровь, заставив Реджину покраснеть и замяться, подыскивая объяснение. Без сомнения, впервые в жизни мэр Сторибрука не знала, что сказать. Эмма же подумала, что растерявшаяся и смущенная Реджина совершенно очаровательна.

- Я имею в виду, что говорить с человеком приятнее, чем читать слова на бумаге.

Эмма хихикнула, расслабляясь:

- Уверена, что ты именно это имела в виду.

Реджина закатила глаза и посмотрела на блондинку с мягким укором. Но тут её взгляд упал на брелок, висящий на цепочке рядом с жетонами.

- Ты сохранила его, - Реджина наклонилась, чтоб отодвинуть жетон, частично скрывший брелок. Блондинка опустила взгляд, рефлекторно прикоснувшись к цепочке, случайно накрывая пальцы Реджины своими. Брюнетка не отняла руки, скользнув большим пальцем по гравировке.

- Да, - Эмма приподняла цепочку так, чтоб талисман был виден им обеим. - Почему бы и нет?

- Не думала, что ты станешь носить его на шее.

Прищурившись, Реджина посмотрела на жетоны, проведя по ним пальцами:

- Мне всегда было интересно, что они значат.

- Это идентификационные жетоны, - объяснила Эмма, вытянув одну пластину из ладони Реджины и подаваясь ближе, чтобы та могла рассмотреть его в свете восходящего солнца. Она проводила пальцем по выбитым строчкам. - Моё имя, номер страховки и группа крови. Их два, один остаётся на теле, на случай если…

- На случай, если тело не опознают сразу, - продолжила мрачно Реджина, встречаясь с Эммой глазами. Блондинка кивнула.

- А второй? Кому сообщают в случае смерти?

- Обычно супругу или ближайшему родственнику. Или человеку, записанному в качестве экстренного контакта.

- Кому сообщат, если что-то случится с тобой? - яснее выразилась Реджина.

Прикусив щеку, Эмма беззаботно пожала плечами:

- Не знаю, я никого не вписала в эту графу.

- Почему? - встревожилась Реджина.

- Из интернатов в приёмные семьи, из приёмных семей в тренировочный лагерь, помнишь? Некого вписывать. Честь заботиться обо мне лежит на государстве.

Реджина открыла рот, чтоб ответить, но не успела. Обе женщины отвлеклись на звук будильника, включившегося в спальне Реджины.

Эмма потянулась, притворяясь сонной, и многозначительно глянула на Реджину:

- Ну, с добрым утром, Реджина.

Реджина засмеялась и встала:

- Я его выключу, и можешь ещё поспать.

Её предложение было бесполезным. Эмма уже вскочила и, расправив одеяло, заправляла края под матрац, добиваясь ровной линии.

- Я встаю вместе с солнцем. Я надеялась побегать.

- Конечно, - Реджина стояла у стены, впечатлённая навыками Эммы в заправке кроватей.

Весёлый и лёгкий нрав блондинки был виден всякому невооруженным глазом и, глядя на неё, можно было усомниться в её дисциплинированности. Но привычка и долг впитались в её кровь и ясно проявлялись в мелочах.

Эмма улыбнулась, заметив, что Реджина покраснела, оглядев себя. Её ночная сорочка оказалась более откровенной, чем она думала. Услышав ночью крик Эммы, женщина так спешила помочь ей, что времени думать о скромности не было. Подавляя смешок, Эмма спокойно стояла в майке и трусах, стараясь показать Реджине, что стесняться нечего. Брюнетка вышла, чтоб выключить будильник, и вернулась, уже одетая в халат, надежно завязанный на талии.

- Боюсь, я не смогу показать тебе город сегодня. У меня запланировано несколько встреч, которые я не смогла перенести.

- Всё нормально, я пока осмотрюсь, - Эмма подошла к рюкзаку, лежащему у стены, и достала пару леггинсов. - Ой, мои кроссовки остались в сумке, в машине.

- Точно, - вспомнила Реджина. - Я позвоню шерифу.

* * *

Пробежка отменялась, и вместо этого Эмма отжималась в комнате, пока Реджина принимала душ. Она закончила первый подход из пятидесяти отжиманий, когда внезапно почувствовала вес маленького мальчика, забравшегося ей на спину.

- Доброе утро, Эмма, - он обнял её за шею и вытянулся, уткнувшись ей между лопатками, напоминая маленького коалу, висящего у матери за спиной. Эмма улыбнулась, слушая его сонный голос. Плюшевый дракончик, которого он держал в руках, болтался у Эммы перед лицом. Она продолжила отжиматься, резко вскидывая туловище, чтоб разбудить ребенка, который смеялся, крепче уцепившись за неё.

- Не спи, парень.

Генри уселся, схватившись за её майку:

- Нооо, лошадка!

- Лошадка, значит? - Эмма поднялась на четвереньки и поскакала по комнате. Громко заржав, она встала на колени и выпрямила спину, придерживая Генри руками.

- Эмма! Я падаю! - Генри радостно засмеялся, крепче обнимая её.

- Держись! - Эмма снова встала на четвереньки и побежала по комнате, резко взбрыкивая.

Дракон выскользнул у Генри из рук, но Эмма поймала его, не дав упасть, и одновременно позволила мальчику соскользнуть со спины, подхватив его на руки. Покружив, она бросила его на кровать. Детский смех перешел в громкий счастливый визг, когда Эмма  начала щекотать его под рёбрами. Взяв дракона и понизив голос до хриплого рыка, она щекотала шею ребенка:

- Я тебя съем!

- Мамочка, спаси меня! - закричал Генри, захлёбываясь смехом, когда увидел Реджину, которая  стояла у двери, глядя на них с довольной улыбкой.

Осознав, что Реджина смотрит на них, Эмма моментально выпрямилась:

- Эй, - она пожала плечами, кивнув на дракона, - он, должно быть, хищник.

Глаза Реджины засветились радостью, и она улыбнулась, увидев, как Генри, надувшийся из-за того, что взрослые не обращают на него внимания, схватил Эмму за руку и потянул её к рёбрам, чтоб блондинка снова его пощекотала. Эмма заметила это движение и слегка провела пальцами по ребрам.

- Да, я вижу, - весело сказала Реджина. Хитро улыбнувшись, она повернулась к двери, бросив через плечо:

- Он боится щекотки на шее.

- Ну, мамочка! - с упрёком воскликнул Генри. Но фраза оборвалась, потонув в хохоте, когда Эмма добралась до его шеи.

* * *

Эмма захлопнула дверь машины, закидывая сумку на плечо. «Башмак» всё ещё не был снят. Реджина звонила шерифу, но автоответчик сообщил ей, что он на дежурстве и не может ответить. Так что женщины отвели Генри в детский сад и пошли к часовой башне, чтоб блондинка смогла забрать свои вещи.

- Так что? При кафе есть гостиница, верно?

Реджина запахнула пиджак, защищаясь от прохладного ветра:

- Глупости, ты остаёшься у меня.

Эмма подняла бровь, не потрудившись даже сдержать улыбку:

- Да?

- Это меньшее, что я могу сделать, - Реджина кивнула на жук, переходя улицу. - К тому же, из-за меня ты осталась на мели на день или около того.

Эмма рассмеялась, поправляя сумку:

- Тебя убивает, что я свалилась как снег на голову, и ты не можешь в полной мере выказать свое гостеприимство, правда?

Реджина кинула на нее преувеличенно сердитый взгляд, на что Эмма только громче засмеялась.

- У тебя есть мой номер, верно?

- Да.

- И адрес мэрии?

- Да.

- И ты знаешь дорогу домой? - Реджина замолчала, увидев, что Эмма закусила губу, подавляя новый приступ смеха.

- Что?

- Дождаться не могу, когда Генри начнёт ходить на свидания. Если ты меня допрашиваешь, могу только представить, каково придётся бедняжке, которую он приведет.

-Так, хватит разыгрывать из себя ясновидящую, - Реджина хмыкнула и развернулась. - Увидимся позже, солдат.

Эмма улыбалась, глядя на удаляющуюся Реджину. Брюнетка оглянулась и увидела, что Эмма провожает её взглядом. Тряхнув головой, она продолжила свой путь в мэрию.

- Она ушла?

Эмма повернулась и увидела Руби. Девушка на ходу завязывала полы рубашки на талии, открывая пирсинг с красным камушком в пупке. Джинсовые шортики больше напоминали широкий пояс, на ногах были красные туфли на шпильке. Очевидно, эта девушка обожала красный.

- А ты её боишься? - Эмма подождала Руби, и они пошли рядом.

Руби оглянулась, глядя на Реджину, которая как раз поворачивала на Монтгомери Стрит, где стояло здание мэрии.

- Честно? Побаиваюсь. Нельзя встретиться с мэром и не попасть под раздачу.

- Все так говорят, но я пока в этом не убедилась.

- Правда? - Руби недоверчиво прищурилась. - Она же конфисковала твою машину. Хотя, между прочим, можно было просто выписать штраф за неправильную парковку.

- Да, она собирается это исправить.

Они зашли на террасу кафе. Руби фыркнула.

- Так как вы познакомились с мэром Миллс?

- Мы друзья, - Эмма выпрямилась, глядя на Руби. В голосе появились оборонительные нотки.

- Правда? Я думала, ты шутишь, - призналась Руби, открывая дверь кафе. - Не знала, что у мэра есть друзья.

Коренастый мужчина у стойки услышал окончание диалога и грубо хохотнул, обдавая Эмму запахом перегара и моющих средств.

- Держу пари, что она хорошо платит тем, кто притворяется её друзьями.

- Эй, - возразила Эмма, бросив сумку на пол, - вы её не знаете, как знаю я.

Руби кивнула обходя стойку, избегая строгого взгляда бабушки, недовольной её опозданием:

- Эмма - Лерой, Лерой - Эмма.

Лерой уставился на Эмму так, будто у той выросла вторая голова. Плотоядно её оглядев, он сально ухмыльнулся:

- Да? В библейском смысле знаешь?

Руби хихикнула, когда Эмма закатила глаза и сердито посмотрела на Лероя. Склонившись к мужчине, официантка преувеличено громко прошептала:

- Она ночевала у Реджины дома.

- И она всё ещё жива? - Лерой придвинулся, желая знать детали.

- Так как насчет яблочных блинчиков? - громко спросила Эмма, которой надоело что её дразнят.

* * *

Реджина говорила по телефону с шерифом Грэмом, потирая переносицу. Утренние встречи окончательно убедили её, что без её руководства город просто развалится. И лепет шерифа насчет того, как он точно выполнил её указания, и вопросы, почему она хочет их отменить, были последним, что она желала слышать.

- Я помню, что приказала вам надеть «башмак» на фольксваген, припаркованный возле башни, но, шериф, вы хорошо слышите, что я вам говорю? - Реджина произносила это медленно, четко выделяя слова. Он был прекрасным следопытом и в два счета мог найти в лесу заблудившихся туристов или сбежавшего далматинца, но сейчас обычная человеческая речь ускользала от его понимания.

- Вы хотите, чтоб я снял его, - ответил Грэм.

- Отлично, наконец-то, вы поняли! - улыбнулась Реджина, хлопнув по столу ладонью. - Я хочу, чтоб вы сделали это до пяти часов, или помоги вам Бог!

Не прощаясь, Реджина бросила трубку и, закрыв глаза, сделала пару глубоких вдохов, позволяя напряжению стечь с кончиков пальцев.

Досадно, что ей приходилось работать с настолько некомпетентными людьми. Внезапный визит Эммы, конечно, застал её врасплох, но сейчас Реджина понимала, что вовсе не расстроена присутствием блондинки. Реджина была шокирована появлением Эммы, но шок сменился радостью, как только Эмма сказала «Привет». На протяжении трёх лет, она размышляла, кто эта смелая женщина, которой она писала, посвящая в их с сыном жизнь. Лёгкость, с которой они поладили, даже стороннего наблюдателя убедила бы в том, что женщины стали настоящими друзьями. Да, их дружба была не совсем обычной, но, когда Реджина увидела Эмму на пороге своего дома, в душе обычно холодной и равнодушной брюнетки что-то зажглось.

Эмма была настоящей. Она была здесь. И даже несмотря на то, что Реджина налетела на неё при их первой встрече, она продолжала видеть Реджину в лучшем свете. Людей, которых Реджина к себе подпускала, можно было пересчитать по пальцам, и она была рада включить в этот список Эмму. Честно говоря, она нервничала, представляя их встречу. Думая об этом, Реджина терзалась различными вопросами. Что, если Эмма слишком агрессивная? Слишком строгая, как её мать? Что, если Эмма в письмах, и Эмма в жизни - два разных человека?

Впервые в жизни Реджина была рада, что ошиблась.

Эмма - молодой солдат, ищущий своё место в жизни. И она, как и показывали её письма, была кочевником до мозга костей. Но её симпатия к Генри была видна невооруженным глазом. То, как Эмма возилась с её сыном, лучше всяких слов доказывало, что их связь - настоящая. И сегодня утром слышать смех Генри, видеть их сияющие лица, было невероятно приятно.

Стук в дверь прервал ход её мыслей, и раздражение немедленно вернулось.

- Что ещё? - резко бросила она, сердито посмотрев на дверь.

Её взгляд наткнулся на улыбку Эммы, прислонившейся к двери. В руках у неё была коробка с ланчем.

- Мне сказали, что у тебя крутой нрав, - усмехнулась Эмма вместо приветствия.

- Всего день в городе, а уже в курсе, о чем судачит сарафанное радио Сторибрука? Могу предположить, что мисс Лукас взяла на себя труд тебя проинформировать, - прищурившись, пробурчала Реджина. Впрочем, было видно, что она шутит.

- Если ты про Руби, то да. Но карточку «Клуба Сплетников» мне пока не выдали. И форменную футболку тоже зажали, - Эмма подняла коробку. - Знаю, что ты занята целый день, но я принесла тебе поесть, чтоб задобрить.

Реджина встала, принимая её предложение.

- Спасибо. Тебе нравится город?

- Ты была права, когда говорила что он маленький, - признала Эмма. - Я так понимаю, все крутые ребята тусуются в кафе.

- И я захожу туда так часто для того, чтоб портить им удовольствие, - обронила Реджина, открывая коробку. Там оказался салат с курицей.

Эмма открыла рот в преувеличенной насмешке:

- Эй, ты, что, только что пошутила? Моя разведка доложила, что ты в детстве обменяла чувство юмора на яблоко.

Реджина улыбнулась и прижала палец к губам, призывая Эмму сохранить её секрет.

- Как ты догадалась, что я люблю этот салат?

- Ты упоминала об этом в одном из писем.

Они улыбнулись и сели за стол, но не успели они приступить к еде, раздался стук, и в двери робко заглянула секретарша Реджины в сопровождении одного из её замов, которому она назначила встречу после обеда.

- Труба зовёт? - Эмма встала, направляясь к выходу. Строго глянув на посетителей, Реджина отослала их. Она повернулась к Эмме, и выражение её лица моментально смягчилось. Извиняющимся тоном она сказала. - Увидимся дома.

* * *

Сторибрук был маленьким городком во всех отношениях. Он стойко сопротивлялся прогрессу, в городе не было ни фаст-фуд забегаловок, ни супермаркетов. Из одного конца города в другой можно было добраться за день пешком. Но именно сплетни делали Сторибрук по-настоящему «маленьким городком».

Блондинка, неожиданно появившаяся в городе, стала для его жителей новостью недели.

Конечно, в городе иногда появлялись незнакомцы, они заезжали на заправку, перекусывали в кафе и ехали дальше, на побережье, задерживаясь в городе на день-два, не больше. И никто никогда не приезжал в Сторибрук с единственной целью - повидать Реджину Миллс. Поэтому Эмма Свон была для горожан главной темой для разговоров.

Они общались с новоприбывшей и обнаруживали, что она совершенно нормальна, просто немного слишком сдержана. Руби авторитетно заявила, что блондинка находится в здравом уме, и что Реджина её не шантажирует. К тому же, Реджина взяла на работе отгулы и уведомила воспитательницу Генри, мисс Тину Белл, что того не будет в садике до конца недели. Многие жители клялись, что видели, как трио гуляет, осматривая немногие достопримечательности Сторибрука, такие как старая часовня, которая пережила страшную бурю, повалившую сухие деревья вокруг. Шериф Грэм даже сообщил, что Миллсы и их гостья поднялись на Светлячковый Холм, чтоб полюбоваться городом с высоты. И когда они вернулись с прогулки, и зашли в кафе поесть вишневого пирога, горожане потеряли дар речи, увидев свою сдержанную деловую мадам мэра в джинсах и ботинках. А услышав, как она смеётся над шутками Эммы, они задались вопросом, кто эта женщина, и что она сделала с главой города.

Никто в городе не слыхал смеха Реджины с тех пор, как та повзрослела. Она улыбалась Генри и изредка тихо посмеивалась, но эти проявления её любви к сыну были священными, и Реджина их ни с кем не делила. Беззаботная Реджина… Это было настолько невероятно, что семья Лукас и немногие счастливчики, приглашенные к Генри на день рождения, поскольку были родителями его одногруппников, не могли дождаться субботы, чтоб посмотреть на это зрелище.

* * *

- Это, что, брокколи с морковкой? - закончив украшать гостиную картинками с изображениями замка, принцесс и рыцарей, Эмма зашла на кухню. - Им же по три года!

- Да, и они испортят себе зубы, если позволить им слишком много сладостей, - возразила Реджина, разложив овощи на блюде. Отложив одну тарелку, она начала выкладывать на другую клубнику, яблоки и виноград. - После обеда они все получат по печенью.

- Ваау! По целому печенью? А ты не перегибаешь? - поддразнила Эмма, открыв кухонный ящик. Оттуда она достала рулон фольги.

- Собираешься что-то печь? - Реджина подошла к духовке, чтоб её освободить.

- Не, это для маленького принца.

Тут на кухню вбежал взволнованный Генри. Вчера вечером Реджина с Эммой с трудом его уложили и проснулись посреди ночи, потому что Генри вскочил посмотреть, не пора ли праздновать. Эмма помогла ему сделать картонные меч и щит и поплатилась за это, разбуженная в два часа ночи тычками этого оружия.

Кстати, на столе до сих пор остались следы клея, и Реджина мысленно отметила, что стоит застелить столы газетами, когда дети будут делать печенье и клеить короны.

- Они уже пришли? - Генри подпрыгивал от волнения, картонный меч болтался на поясе. - Пришли? Уже пришли?

Эмма поймала взгляд Реджины и пробормотала сквозь смех:

- Могу спорить, что в дороге с ним весело.

-Ты даже не представляешь, - глядя на сына, Реджина наклонилась к нему. - Скоро придут, дорогой.

Эмма опустилась рядом на корточки, показывая фольгу:

- Пошли, пацан, будем делать из тебя рыцаря.

* * *

Реджина была перфекционисткой, все это знали. Каждый год она пыталась организовать для сына идеальный день рождения. И каждый год волновалась, потому что всё вечно шло не так. В первый год была неудача с клоуном, во второй у Генри высыпала аллергия - серьёзно, у кого может быть аллергия на гуаву? И сегодня она ждала подвоха, несмотря на то, что всё шло хорошо.

Бабуля Лукас и Руби пришли за пятнадцать минут до начала вечеринки, нагруженные подносами с наггетсами и картошкой для детей и пастой с салатом для взрослых. Немного погодя пришел Грэм и принес пиньяту. Но, увидев дракона, набитого сладостями, Реджина выпроводила шерифа за дверь, возмущенно отчитывая его. Она сказала, что, если он хочет, чтоб дети выбили кому-нибудь глаз, пускай сначала заведёт ребенка, и на его днях рождения делает, что ему вздумается. Дети начали потихоньку собираться, одетые как принцессы и рыцари, и если б Реджина не ждала очередной катастрофы, она признала бы, что они выглядят очень мило.

Дети побежали к столу, где их ждали вырезанные из картона короны, которые нужно было обклеить цветной бумагой и блёстками. На соседнем столе лежали печенья-дракончики и разноцветная глазурь в мисочках. Расхватав свои трофеи, дети во главе с Генри, одетым в доспехи из фольги, разбежались по гостиной, в которой Понго в маске дракона заливал слюной пол фамильного «замка» Миллсов.

- Эй, - Эмма чуть толкнула Реджину локтем, отвлекая брюнетку, коршуном наблюдавшую за детьми, пока другие взрослые были за столом, - тут много взрослых.

- Да, - Реджина не отрывала от детей глаз.

- И ты ни с кем из них не разговариваешь, - Эмма поочерёдно кивнула на родителей, болтавших в уголочке, и Руби, которая, стоя у стола с подарками, разговаривала с хозяином Понго, рыжим лысеющим мужчиной в твидовом костюме.

- Ну, я же разговариваю с тобой.

- И, если верить тебе на слово, я ребенок.

Наконец, Реджина отвлеклась от детей и, вздёрнув бровь, поглядела на обёрнутый фольгой картонный меч за плечами Эммы.

- Я назвала тебя незрелой, потому что ты сделала себе меч.

- Ой, брось, круто же, ну! - Эмма с гордостью вытянула меч, на его навершии девушка нарисовала яблоко, объявив, что это семейный герб Миллсов.

- Да? А про это что скажешь? - Реджина прикоснулась к её руке, обернутой в фольгу, на ногах были такие же блестящие поножи.

- Ну, пацан хотел, чтоб мы были одинаковыми, - перевела стрелки Эмма.

- И эта девушка не считает себя рыцарем, - поддела Реджина, возвращая своё внимание детям.

Закатив глаза, Эмма на секунду отошла и, вернувшись, надела что-то Реджине на голову. Брюнетка подняла руку, ощупывая бумажный остроконечный колпак с лентой на верхушке. Сняв его, она увидела яблоко - такое же, какое было нарисовано на мече Эммы и у Генри на щите.

- Ну, если я рыцарь, то ты - принцесса, - улыбнулась блондинка.

- Я предпочту быть королевой, - Реджина самодовольно ухмыльнулась и, закатив глаза надела колпак обратно.

- Так лучше?

- Намного.

Громкий крик Генри заставил женщин подпрыгнуть. Ну, вот, вот и катастрофа, подумала Реджина. Но влетев в гостиную, они увидели, что Генри лежит на полу, а Понго радостно облизывает ему лицо.

- Мамочка, на помощь! Эмма, помоги мне! Дракон хочет меня съесть!

- Принцу замка Миллсов нужна помощь! - театрально воскликнула Эмма.

- Ах, если б только поблизости был рыцарь! - подыграла Реджина.

Эмма улыбнулась и, подняв меч, подбежала к кучке детей, увертываясь от Понго, норовившего, облизать и ее тоже.

- Мне послышалось или кто-то сказал «дракон»?

* * *

Эмма упала на диван, бросив рядом на пол пакет для мусора, полный подарочных оберток, упаковок из-под сока и одноразовых тарелок. Было не поздно, но день был насыщенным в самом лучшем смысле, и Эмма немного вымоталась. Ей удалось спасти принца Генри от коварного Понго, и Генри настоял, что Королева Реджина должна наградить храброго рыцаря. Батистового платочка под рукой не оказалось, но заменившая его салфетка, на которой были нарисованы воздушные шарики, до сих пор лежала у Эммы в кармане.

Её меч болтался на поясе, доспехи пострадали в битве с драконом, но детская радость и аплодисменты Реджины стали достойной наградой. Сейчас маленький принц спал в детской. После того, как праздник закончился, он уснул почти сразу.

Она подняла голову, когда Реджина вошла в комнату. В руках у неё была тарелка с куском красного бархатного торта. Она села рядом с Эммой.

- Это последний, - отломив кусочек, она отправила его в рот.

Эмма подозрительно посмотрела на Реджину, которая хитро глядя на неё, демонстративно отломила еще кусочек.

- Эй! Я об этом торте мечтала со вчерашнего дня!

Эмма не стала деликатничать и, стянув у Реджины вилку, отхватила с тарелки приличный кусок торта с творожным кремом. Лакомство буквально таяло во рту, и она застонала от удовольствия:

- Чё-о-орт! Не могу поверить, что ты его испекла!

- Удивлена? - Реджина отобрала столовый прибор. - И «спасибо», что обслюнявила мою вилку.

Эмма рассмеялась и откинулась на диван:

- Да не за что.

-Это первый праздник, на котором ничего не случилось, - призналась Реджина, добровольно протягивая вилку Эмме.

- Это потому, что я тут, - блондинка взяла вилку и, отломив кусочек, вернула её Реджине.

Реджина закатила глаза, но возражать не стала.

Блондинка потянулась и, положив руку на спинку дивана, открыла рот, выпрашивая ещё торт. К её удивлению, Реджина вздохнула и, наколов кусочек на вилку, положила его Эмме в рот.

- Так значит, ты устраиваешь такие вечеринки каждый год?

- Ну, в этом всё дело с днями рождения - они случаются каждый год.

- Да, - сказала блондинка, - присматривать за детьми - это работа без выходных.

Реджина рассмеялась:

- Ты зарабатываешь на жизнь, стреляя из автомата и проводя разведывательные операции. Хочешь сказать, что справиться с кучкой трёхлетних ребятишек сложнее, чем воевать?

- Ага, - невозмутимо сказала Эмма, пытаясь стянуть вилку. Реджина отодвинула её, пресекая попытку. - Эй!

- Теряешь навыки, солдат, - Реджина отодвинулась, когда Эмма протянула руку за вилкой, встав на колени.

Эмма сделала обманное движение правой рукой и, наклонившись вперед, достала вилку левой:

- Ха! - она усмехнулась, глядя на удивленную таким маневров Реджину. Эмма разделила торт и протянула половину Реджине.

- Ты грязно играешь, - Реджина взяла свой кусок.

- Что делать, приходится, если хочешь выжить, - доев торт, Эмма забрала у Реджины тарелку и поставила посуду на кофейный столик.

- Тебе бы политиком быть.

- Ага, а ты могла бы быть сержантом в тренировочном лагере. Желторотики летали бы, как реактивные.

- Нет спасибо, я не люблю повышать голос. Предпочитаю тонкие манипуляции.

- Уверена, что не была королевой в прошлой жизни?

- Ну, судя по одержимости Генри Средневековьем, не удивлюсь, если это так и есть.

Реджина встала и, завязав пакет с мусором, подхватила его.

- Аппетит мы, конечно, уже испортили, но ты как насчет того, чтобы поесть? Уверена, я смогу организовать что-нибудь поосновательнее наггетсов.

- После Вас, Ваше Величество.

Глава 5

- Смотрите-ка, кто обо мне, наконец, вспомнил, - поддразнил Август вместо приветствия, когда Эмма позвонила ему на следующий день после вечеринки. Приняв душ после пробежки, она спросила Реджину, можно ли ей позвонить Августу, и сейчас сидела в её кабинете, за столом из тёмного дуба, устроившись в кожаном кресле, которое было удобней, чем её койка на базе Виктори. В ответ на насмешку Эмма закатила глаза, покачав головой.

- Я тебе звонила три дня назад, - напомнила Эмма, послав ему многозначительный взгляд, как если бы он сидел рядом.

- Ну, кто знает, что могло произойти за это время? Я мог… - он резко замолчал. Эмма зажмурилась, прогоняя из памяти картины, преследовавшие её в кошмарах. Слова друга заставили её моментально напрячься. Август прочистил горло и торопливо сказал. - Забудь. Я тут кота завёл.

Эмма прищурилась, думая, не ослышалась ли она. Нет, точно ослышалась, это помехи на линии. Август не мог этого сказать.

-Что?

- Я завел кота. Он черный с белым. Я назвал его Фигаро.

- Это, случайно, не тот кот, который живет у твоей пожилой соседки двумя этажами ниже? - Эмма позволила глупостям Августа отвлечь себя от его предыдущей фразы. Напряжение сменилось озадаченностью.

- Нет, не тот, - проворчал Август. - Он теперь мой.

- Теперь, - насмешливо произнесла Эмма. - Август, нельзя воровать чужих котов.

- Я его не крал! Я выезжал из лифта, а он прыгнул ко мне на колени. Ну, у соседки их много ведь! И вообще, я выпускаю его по ночам. - Август говорил так, будто всё это оправдывало его кражу.

- Да, я даже отсюда вижу, как растёт твой нос!

- Вы, что, только что назвали меня лжецом, капрал? - в голосе прорезались сержантские интонации.

Эмма засмеялась, но тут в голове тревожно забилась мысль.

- Ты пьёшь?

Повисло короткое молчание. Потом Август ответил, и голос был почти счастливым:

- Я вообще-то пишу. Много. Конечно, до Хемингуэя мне далеко, но мой мозгоправ говорит, что это помогает привести в порядок мысли, да и вообще полезно.

- Да, ты всегда хотел быть писателем, - припомнила Эмма.

- Девушкам это нравится.

- О, да, пари держу, они ведутся на твою тонкую, чувствительную душу.

- Нууу, это не единственное, на что они ведутся… - окончание фразы потонуло в смехе Августа.

Эмма закатила глаза и ухмыльнулась на эту двусмысленность.

- Но у тебя всё в порядке?

- Лучше не бывало, крошка.

Эмма услышала, что он говорит правду. Перебросившись с другом еще парой шуток, она рассказала ему, как замечательно прошел день рождения Генри. Она рассказала про торт, про костюм Генри, как она играла с детьми и даже как они ходили в лес на днях, и она учила Реджину с Генри разбираться в следах и рассказывала им про ядовитые растения.

- Мы сегодня в магазин идём. Выберем малому велик.

- Ты покупаешь ему велик? - удивился Август.

- Ну, да, маленький трёхколесник. Такой, знаешь, с ручками, как у коляски. Детям они нравятся, верно? - внезапно Эмма засомневалась в выборе подарка. Август надолго замолчал, и Эмма задумалась, отчаянно пытаясь вспомнить, о чем она мечтала, когда ей было три года. Именно тогда приёмные родители вернули её в интернат, но дело не в том.

У Генри полно мягких игрушек. Может, книжку? Интересно, тут есть «Чаки-Чиз»? Можно было бы сводить его.

- Тебе она, правда, нравится, да? - прервал её мысли Август.

Эмма помолчала. Она поняла, о чем он, но, прищурившись, ответила:

- Ага, она мой друг.

- Я не об этом, ты же знаешь.

Эмма закатила глаза и раздраженно выдохнула. Иногда она ужасно жалела, что Август был рядом в нескольких ключевых моментах её юности.

- Слушай, если я страдала фигнёй в детстве, это не значит, что я влюбляюсь в каждую симпатичную девчонку, которую вижу.

Август хохотнул, и Эмме не нужно было видеть его, чтоб знать, что он самодовольно осклабился. За время, проведенное у него дома, Эмма поняла, что Август много смотрит телевизор. Перевод: Август подсел на мыльные оперы. И его довольный смех ясно говорил, что теперь он выпытывает у Эммы детали её жизни, как будто новую серию мыла смотрит.

- Ну, во-первых, никто не говорил «влюблена». А, во-вторых, она же красивая, да?

- Я этого не говорила, - прошептала Эмма, покраснев. Подняв бровь, она тревожно оглянулась на дверь, боясь, что Реджина может войти и услышать их разговор.

- А что, ты это отрицаешь? - Эмма промолчала, и Август продолжил. - Ты ведь покраснела, да?

- Нет! - яростно возразила Эмма, громче, чем хотела, и снова оглянулась на дверь, на случай, если её крик кого-то привлёк. На горизонте было чисто. Довольное хихиканье Августа действовало на нервы. Они повзрослели, воевали плечом к плечу, но, когда дело касалось отношений, особенно отношений Эммы, Август как был, так и остался старшим братом. Эмма вздохнула, запуская пальцы в волосы и, издав нечто среднее между стоном и рычанием, признала:

- Да, она, правда, очень краси… знаешь что? Мы не будем это с тобой обсуждать!

Хихиканье переросло в смех:

- Как скажешь, Эм.

Она улыбнулась, на этот раз последнее слово осталось за ней.

- Я на днях возвращаюсь в Бостон.

Август снова замолчал, размышляя о чем-то. Она не мешала ему думать, дожидаясь, что он скажет.

- Ты должна остаться, - искренне сказал мужчина.

Эмма зажмурилась, отчасти напуганная его предложением, но одновременно выдохнув от облегчения. Неделя, проведённая с Генри и Реджиной, была удивительной. Все страхи и тревоги, терзавшие её в день приезда, исчезли без следа. Но она знала, что это не может длиться вечно. Она всё это проходила. Приемные семьи. Школы. И это тоже закончится.

И дело не только в том, что меньше, чем через три недели ей нужно вернуться в Джорджию. Реджине надо на работу, Генри надо в садик. Прошлую неделю они провели в маленьком счастливом мирке, одном на троих. Но скоро он лопнет, как мыльный пузырь, и для всех лучше будет, если Эмма просто с этим смирится.

- Я не могу, - возразила Эмма после долгого молчания.

- Не можешь или не хочешь?

- Реджина завтра возвращается на работу. Она и так взяла отгулы на неделю, чтоб показать мне город. Она же мэр.

- А тебе в светлую голову не приходило, что она, может, тоже хочет, чтоб ты осталась?

Эмма хмыкнула.

- Брось, Эм, ты же всегда добивалась, чего хочешь, несмотря на запреты. Что теперь изменилось?

- Теперь появилась угроза записи в личном деле, - сухо ответила Эмма.

- Эмма, - напомнил Август, - ты же больше не трудный подросток из неблагополучного района. Ты солдат, проведший год в горячей точке. Ты вернулась домой. Если ты счастлива в маленьком сонном городке, зачем оттуда уезжать? Оставайся.

Эмма закусила губу и оперлась на локоть:

- Это приказ, сэр?

Август невесело усмехнулся, раздумывая над ответом, и, наконец, изрёк:

-Нет, это вам двоим решать.

* * *

- Ты будешь жить тут, Эмма? - обронил Генри в перерывах между глотками сока, когда они втроем ужинали вечером.

У Эммы округлились глаза, брови Реджины взлетели вверх. Женщины с сомнением переглянулись, и, повернувшись, Эмма с извиняющимся видом сжала руку мальчика.

- Нет, я скоро должна вернуться в Бостон.

- Ты должна? - внезапно спросила Реджина.

Эмма повернулась к брюнетке, которая, казалось, готова была прожечь в ней взглядом дыру. Она готова была поклясться, что в карих глазах мелькнуло разочарование. Эмма хорошо разбиралась в людях, и даже стены, которыми Реджина себя окружила, не мешали ей. Но Эмма так боялась злоупотребить её гостеприимством. В армии она могла оставаться, нужно было только подчиняться приказам, но в жизни она привыкла, что её отовсюду гонят. Её приемные родители. Чёрт, даже настоящие родители. Август. И Реджина тоже может её выставить в любой момент. Вот же она сидит, разочарованно глядя на неё, и всё повторяется снова.

Эмма тряхнула головой:

- Ну, я должна вернуться в Джорджию через пару недель.

Реджина недоуменно нахмурилась, будто забыла, что пребывание Эммы с ними было временным. Справедливости ради, надо сказать, что Эмма и сама об этом забыла. Эмма не успела позвать их в Бостон, не успела сказать, что может остаться подольше. Вообще ничего не успела. Реджина натянула на лицо улыбку - ту самую, которую использовала, обсуждая политику или выполняя обязанности мэра. Ей Реджина никогда прежде так не улыбалась. От этого во рту стало горько.

- Конечно, - сказав это, Реджина повернулась к Генри, строго на него глянув. - Вас, молодой человек, давно ждёт ванна.

* * *

- Почему Эмма уезжает? - Генри сидел в тёплой воде, пахнущей арбузом.

- Ей надо возвращаться на работу, дорогой, - Реджина наклонила ему голову, выливая чашку воды, чтоб намочить волосы. Как всегда, он зажмурился, ловя струи губами. Весело глянув на сына, она вытерла его лицо ладонью и потянулась за шампунем.

- Она потом вернётся? - Генри играл с корабликом, опуская его на дно ванны и вытаскивая на поверхность. Брызги летели на пол, на стены, да и Реджине тоже досталось. Вытирая щеку, Реджина размышляла над вопросом Генри. Вернётся ли Эмма? Реджина знала, что от Эммы не зависит, пошлют ли её за границу или нет. Как часто их посылают в горячие точки? Одной командировки точно достаточно, Эмма может дослужить дома, на какой-нибудь базе. Нужно будет, чтоб Сидни узнал об этом подробней.

- Мамочка? - Генри привлёк её внимание.

- М-м? - Реджина выдавила на ладонь шампунь и начала намыливать сыну голову.

- Эмма вернется? - повторил он. На этот раз он внимательно смотрел на мать, бросив кораблик. Реджина спрятала улыбку, увидев, что взгляд у него такой же, как у неё самой, когда она смотрит на проштрафившегося подчиненного. Видимо, воспитание тут оказалось важней генетики.

Сполоснув руку от шампуня, Реджина погладила сына по щеке, мягко улыбнувшись, когда увидела, сколько надежды у Генри во взгляде.

- Надеюсь, что да, родной.

Этого ответа ему было достаточно, и мальчик продолжил играть, сделав из мыльных волос рог, и с громким «Брррум-бррррум» отправил кораблик в дальнее плаванье на другой конец ванны.

Сидя на крышке унитаза, Реджина размышляла о том, что перспектива отъезда Эммы её огорчает. Они с Эммой никогда это не обсуждали, но для Реджины само собой разумелось, что Эмма останется до конца отпуска. Конечно, той хочется вернуться в Бостон. Август - её единственный близкий человек, естественно, ей хочется провести с ним как можно больше времени. Особенно сейчас, в период его реабилитации.

Внезапно Реджина поняла, насколько ей нравится присутствие Эммы. Эмма ворвалась в её жизнь на каком-то жёлтом чудовище, и впервые за долгое время у Реджины в жизни появился кто-то, для кого она не была мэром, кто-то близкий, кроме Генри. Конечно, она чувствовала это и когда они переписывались, но за последнюю неделю чувство близости окрепло. Она даже отгулы взяла. А, между прочим, единственный раз она брала отгулы, когда у Генри был кишечный грипп, и они провели день или два в больнице. Но теперь время шло как-то слишком быстро. Может, ей удастся её убедить? Конечно, это будет нечестно. Но когда Реджина Миллс играла честно?

- Я изюмчик, - Генри поднял ручки, показывая маме, как сморщилась кожа. Отвлекшись от своих мыслей, Реджина взяла его ладони, целуя поочередно каждый пальчик.

- Да, милый, ты мой маленький виноградик, - она открыла кран. - Вставай, будем тебя поливать.

* * *

- Малый любит сказки, - прошептала Эмма, когда они вышли из детской вечером. Прикрыв дверь, Реджина улыбнулась, на лице появилось выражение «опытной мамочки», у которой нет проблем с тем, чтоб уложить ребенка спать.

- Ты даже не представляешь. Тебе повезло, что ты не приехала пару недель назад, когда ему удалось упросить меня прочитать все книги Доктора Сьюза. Их десять, и они все такие огромные.

- Слабачка, - поддразнила Эмма.

Они прошли в кабинет, где Реджина налила им выпить и присела на диван, отпивая из стакана. Эмма села рядом, поджав под себя ногу. Она поставила стакан на кофейный столик, верней, на подставку, как её приучила Реджина. Часы на каминной полке тикали, подчеркивая тишину, наполнявшую комнату. Насчитав тридцать «тиков», Реджина открыла рот, чтоб нарушить молчание:

- Эмма…

- Так что…

Они хихикнули, и Эмма кивнула, уступая Реджине право сказать первой. Реджина прочистила горло, наклоняясь чтоб поставить стакан на стол, ей нужна была секунда, чтоб собраться с мыслями.

- Генри очень понравился новый велосипед, - торопливо сказала она. - Спасибо тебе.

Эмма улыбнулась:

- Ты говорила это, когда мы его купили.

- Тебе не надо было беспокоиться…

- И это тоже говорила.

- Я просто хочу сказать…

- Я знаю, - Эмма перебила её и, придвинувшись ближе, слегка сжала её колено. - Легко копить деньги, когда не на кого их тратить. К тому же, я еще не покупала ему подарков. Я хочу отблагодарить его за то, что он не давал мне свихнуться все эти годы.

Реджина улыбнулась и сжала её ладонь:

- Я понимаю, что его рисунки бесценны, но…

- Но это того стоило, - настойчиво сказала Эмма. Чуть нахальная, но искренняя улыбка разгладила напряженные морщинки на её лице.

Реджина кивнула, хотя и не была уверена, с чем соглашается. Она просто знала, что между ней и блондинкой появилось понимание. Понимание, которое было больше, чем просто желанием продлить их время в этом счастливом пузыре. Понимание, что их связывало нечто более важное, чем все их различия, их разное воспитание. Их постоянные письма, рисунки Генри, забота друг о друге - все эти мелочи, близость, проявляющаяся в коротких прикосновениях. Они обе отчаянно желали этой близости, и обе думали, что не заслуживают её. И Реджине ненавистна была даже мысль, что всё это может закончиться.

- Итак, что скажешь? Ты провела неделю в Сторибруке, город оправдал твои ожидания? - спросила Реджина, сложив руки на коленях.

- Ну, он точно отличается от городов, в которых я жила, - Эмма усмехнулась, но тут голос слегка сел от переполнявшей его искренности, и, глядя в карие глаза, она добавила, - но я определенно нашла кое-что, ради чего хочу сюда вернуться.

Услышав во фразе намёк, Реджина изогнула бровь и склонила голову. Спрятав смущение за улыбкой, она подняла стакан:

- Значит, за твоё возвращение.

Одним глотком Эмма допила сидр и поставила стакан на подставку.

Снова воцарилось молчание, нарушаемое тиканьем часов. Реджина несколько раздраженно хмыкнула, досадуя на саму себя за то, что не может удержаться от того, чтоб высказать свои мысли вслух.

- Тебе действительно нужно ехать?

Эмма кивнула и добавила извиняющимся тоном:

- Да, у меня увольнительная всего на месяц.

- Нет, - Реджина покачала головой, - я имею в виду, тебе обязательно возвращаться в Бостон?

- Оу, - тон был удивлённым, но Реджина видела, что в зелёных глазах зажглась надежда и уголки губ немного приподнялись, в слабой улыбке. По крайней мере, Реджине хватило смелости, задать вопрос мучавший обеих.

- Да… Нет. То есть, я хочу сказать, Август завел кота, чтоб составил ему компанию.

- И… - Реджина испытывающее посмотрела на Эмму, - тебе не терпится увидеть его кота?

Эмма фыркнула от смеха:

- Нет, плюс я уверена, что он его стырил.

Реджина озадаченно вздернула бровь, и, оставив в покое Августа с его мифическим котом, Эмма добавила:

- Я имею в виду, мне вовсе не обязательно ехать в Бостон.

- И-и… - протянула Реджина, усмехаясь.

- И-и-и-и, - передразнила Эмма.

- Генри не терпится обкатать твой подарок в парке.

- Будет весело, - Эмма откинулась на диван.

- И, может, ты пойдешь со мной в мэрию, чтоб тебе не скучать в одиночестве.

- Нее, это не так весело, - поддела Эмма.

- Неужели тебе не кажутся захватывающими бюджетные отчеты и переписи?

- О, да! Они захватывают меня примерно так же, как порох, танковые двигатели и разборка автоматов - тебя. Но… - Эмма слегка склонила голову, - должна признать, что компания, в которой я буду их изучать - очень привлекательна.

- Не могу с этим спорить.

- Так я могу остаться? - робко уточнила Эмма.

- Да, - кивнула Реджина, - я бы хотела, чтоб ты осталась.

- Хорошо, - смущенно улыбнулась Эмма.

- Офигенно.

Эмма скорчила рожицу:

- У меня это лучше получается.

Закатив глаза, Реджина встала и вышла из кабинета, оставив довольную растянувшуюся на диване Эмму.

* * *

Все в городе знали, что Реджина строгая, абсолютно несгибаемая, что у неё есть план для всего на свете, и она редко от него отступает. А ещё все знали, что она откусит голову каждому, кто нарушает её планы, путаясь под ногами. Поэтому, когда мэр Миллс появилась на работе с хвостиком в виде Эммы Свон, это было, по меньшей мере, странно.

Слухи о дне рожденья Генри Миллса, где строгий мэр практически всё время провела рядом с приезжей блондинкой и даже не стала возмущаться, когда та водрузила ей на голову бумажный колпак, распространились по городу, как лесной пожар. Предполагали, что, возможно, Эмма - крёстная Генри, которая уедет после дня рождения. Но появление этой парочки в мэрии разрушило эту теорию.

Ситуацию прояснил Сидни, заскочивший в кафе выпить кофе. Он гордился приездом Эммы, будто лично привёз её в Сторибрук. Репортер поведал любопытным горожанам, что Эмма Свон - солдат, с которым мадам мэр переписывалась с его подачи на протяжении трёх лет. Фактически, он направлялся к Реджине в офис, чтоб обсудить статью, с которой он постоянно надоедал ей. А что может быть лучше для такой статьи, чем не интервью с солдатом?

* * *

- Нет, Сидни! - гневно выплюнула Реджина, подкрепив свои  слова громким хлопком папки по столу. Она проигнорировала смешок блондинки, сидевшей рядом с ней. Эмма безуспешно пыталась спрятать своё веселье за документом из стопки, которую она, вроде как, должна была разбирать.

Сидни постучался к Реджине десять минут назад, но, вопреки ожиданиям, нашел её не в кабинете, а в конференц-зале, где она проводила наиболее важные встречи. Он сразу начал говорить о статье, рассыпаясь в комплиментах Эмме и сжимая в руках камеру на случай, если удастся их сфотографировать. Одного взгляда на Эмму Реджине хватило, чтоб понять, что девушка чувствует себя неловко под натиском журналистского энтузиазма. И Реджина заставила мужчину замолчать одним коротким словом. Однако он был настойчив и, заикаясь, продолжил перечислять все выгоды, которые можно извлечь из статьи. И даже зашел так далеко, что показал черновик, в котором, Реджина была уверена, даже цитаты уже были вписаны.

Это стало последней каплей, заставившей Реджину стукнуть документами по столу и прошипеть его имя, глядя на журналиста так грозно, что тот, казалось, уменьшился в росте, утопая в своем тренче. Она медленно встала, глядя в испуганные бегающие глаза Сидни и опираясь ладонями на мраморную столешницу, нависла над журналистом.

- Мистер Гласс, довожу до вашего сведения и, должна отметить, не первый раз, что в настоящее время ни я, ни капрал Свон не заинтересованы в вашей статье.  Капрал приехала ненадолго, и мы в долгу перед ней за защиту нашей страны. Не находите, что выставлять её напоказ, как животное в зоопарке - не самая лучшая благодарность? - Реджина приподняла бровь, предлагая Сидни поспорить с ней, если посмеет.

- Да, да, конечно, мадам мэр. Мои извинения, - Сидни попятился к выходу.

Когда он вышел, Реджина опустилась обратно в кресло. Почувствовав на себе взгляд, она повернулась и увидела, что Эмма смотрит на неё, широко улыбаясь.

- Что?

- Ты же кончаешь, да?

- Что, прости?! - шокировано переспросила Реджина.

- Да не в том смысле! - пояснила Эмма, всё ещё ухмыляясь. - Тебя прёт показывать свою власть.

- Я мэр, - парировала Реджина. - И если кто-то не уважает мой авторитет, я должна добиться уважения.

- Ага, а заставлять людей мочить штаны ты тоже должна?

- В каждой работе свои преимущества, - Реджина, как ни в чем не бывало, пожала плечами. Хотя лицо у неё явно было довольное.

- Как бы то ни было, спасибо тебе.

Реджина нахмурилась и оторвалась от изучения документа:

- За что?

- Да как тебе сказать… - Эмма сцепила руки и невесело улыбнулась. - Просто если люди пытаются что-то обо мне узнать, значит, собираются отправить меня в другой дом.

Реджина кивнула, понимая, за что Эмма благодарит. Девушка была и всегда будет такой же закрытой, как сама Реджина.

- Не обижайся на Сидни, он просто прирожденный журналист. Уверена, он скоро найдёт какой-нибудь скандал, чтоб написать о нём.

- Я слышала, что мэр города возглавляет преступную группировку, - пошутила блондинка.

- Придётся сообщить людям из моего наркокартеля, что ты нас выследила.

Их смех был прерван очередным стуком в дверь, и в этот раз даже Эмма выглядела раздосадованной.

В двери появилась голова шерифа, которого Эмма видела на дне рождения. У него хватило вежливости, чтоб выглядеть смущенным

- Простите, что прерываю, мадам мэр.

- Что случилось, Грэм? - коротко спросила Реджина.

Грэм вошел в кабинет и теперь стоял, засунув большие пальцы за ремень:

- Мальчишки Пэн снова вандалят. На это раз магазин мистера Фенча. Они-то разбежались, но Морис грозится дать делу ход.

- Но их отправят в колонию, если против них заведут ещё одно дело! - Реджина почти поднялась со своего кресла.

- Поэтому я к вам и пришел.

Реджина вздохнула, сжав виски:

- Как вы думаете, шериф, где они сейчас?

Грэм пожал плечами, и Эмма вклинилась в разговор властей Сторибрука:

- Скорей всего они разделились, - когда они повернулись, девушка продолжила. - Когда я была подростком, мы с друзьями однажды вляпались в неприятности. Поодиночке проще спрятаться. Наверное, они разбежались в разных направлениях и залегли на дно. Я бы поискала в лесу. Вы сказали, они дети?

- Скорее, подростки, - поправился Грэм.

- Сироты?

- Можно и так сказать. Опекун есть, но он относится к своим обязанностям довольно-таки наплевательски, - убежденно ответила Реджина

Эмма кивнула, прекрасно зная, как это бывает.

- Они сердиты и испуганы. В незнакомые места они не пойдут, так что проверяйте очевидные укрытия, которые на виду, и, в то же время, те, которые не придут в голову первыми.

- Вы говорите словно по опыту, - заметил Грэм.

- Ага, из первых рук, - подтвердила блондинка с немного самодовольной улыбкой.

- Да, а опыта в поиске, случайно, нет?

Эмма посмотрела на Грэма, на Реджину и снова на Грэма:

- Да, я могу найти кого угодно. Поисково-спасательные операции - это моя сильная сторона. Именно благодаря этому меня и повысили.

Она заметила, что у Реджины на губах мелькнула гордая улыбка, и шериф заговорил снова:

- А хотите стать на денёк почетным помощником шерифа?

- Я? - у Эммы округлились глаза.

Эмма посмотрела на Реджину, которая, казалось, обдумывала это предложение. Наконец, брюнетка кивнула:

- Если у тебя получится их найти и образумить, может, нам удастся уговорить мистера Фенча не затевать судебный процесс.

Эмма подумала секунду и кивнула:

- Хорошо, - она встала, вдевая руки в рукава кожаной куртки.

* * *

Несколько часов спустя Грэм вернулся к Ратуше и поставил машину в парк. Он долго искал близнецов в лесу, но другие два подростка нашлись относительно легко после того, как Эмма посоветовала проверить заброшенную лачугу и часовую башню. Именно там она бы сама спряталась, если бы у неё не было других вариантов. Увидев мальчишек, Эмма вспомнила себя саму в детстве, одинокую и злую на весь мир. Из рассказов Грэма она поняла, что их опекун, который по возрасту мог бы быть их старшим братом, плевать на них хотел и проводил всё время, тусуясь и вспоминая славные дни старшей школы.  Самому старшему из ребят оказалось шестнадцать лет. Отведя его, взлохмаченного, хмурого и сердитого, в сторонку, она расспросила парня о том, как он с братьями бил стёкла в магазине мистера Фенча. На её речь на тему «Всё наладится» он презрительно фыркнул. Но армейские жетоны, которые он увидел на её шее, внушили ему уважение. Сжав его плечо, Эмма пообещала, что им с братьями помогут и позаботятся о них, что они больше не будут «потеряшками».

- Я не знаю, как тебе это удалось, но если вдруг решишь стать помощником шерифа, то у нас в участке лишняя пара рук никогда не помешает.

Эмма улыбнулась, покачав головой:

- Мне не особо нравится форма полицейских Сторибрука.

- Ну, можешь носить свою, если хочешь.

Мысль о том, чтоб осесть в городе, промелькнула в голове. И, кажется, она уже нашла работу. И можно будет видеть Реджину и малыша каждый день. Что может быть лучше?

Эмма задумчиво молчала, и Грэм, улыбаясь, продолжил соблазнять её:

- Я подыщу тебе квартиру, если хочешь.

- Ой, - Эмма прервала молчание, ловя себя на том, что уже представила, как возвращается после работы домой, в особняк на Миффлин Стрит. Она тяжело сглотнула, такой подставы от собственного мозга она не ожидала. Резко захотелось как следует дать Августу в ухо. Это с его подачи появились эти мысли. Она тряхнула головой и улыбнулась:

- Спроси меня еще раз, когда истечет мой контракт.

- Я запомню, - Грэм помахал ей вслед, когда Эмма вышла из машины и пошла к ратуше.

Предложение Грэма всё еще звенело в ушах, пока, идя через холл, мимо зала суда и поднимаясь по лестнице в кабинет Реджины, Эмма серьёзно раздумывала над возможностью освежить своё резюме и остаться в Сторибруке. Она провела в этом городе только неделю и уже хочет остаться? Тут, наверное, вода волшебная или ещё что-то. Эмма никогда не любила задерживаться где-то надолго. И в этом была ирония, учитывая, что она всегда искала дом. Но сейчас? Сейчас она хотела остаться. Ну, ладно, подумала она, кутаясь в куртку, об этом можно поразмыслить в другой раз.

Она только собралась постучать в приоткрытую дверь кабинета, как услышала, что Реджина сердито бросила телефонную трубку и испустила раздраженный вздох. Дважды постучав, Эмма заглянула внутрь, застенчиво улыбаясь:

- Плохой день?

- Длинный день, - поправила Реджина, подходя к шкафу с документами, чтоб взять нужные папки. - Инвесторы продавили проект, который нужно закончить завтра к восьми утра. Мне нужно остаться, чтоб обсудить стратегию и подписать документы.

Эмма посмотрела на часы: было почти пять.

- Я могу забрать Генри из садика, а потом мы вернёмся сюда и вместе пообедаем, - предложила она.

Реджина повернулась к Эмме, задумчиво улыбаясь:

- Я бы с радостью, но я не могу точно сказать, надолго ли это затянется. Генри капризничает, если приходится подолгу ждать в офисе. Может, вы с Генри проведете вечер вдвоём?

- Ну, думаю я смогу что-нибудь приготовить и не спалить при этом дом, - пошутила Эмма, подходя следом за Реджиной к картине, за которой находился сейф.

Введя код и напрочь проигнорировав взгляд Эммы, в котором ясно читалось «Серьёзно?», Реджина достала запасной ключ, протянув его девушке.

- Это всё ради одного ключа? - Эмма смотрела на маленький кусочек металла.

- Я очень серьёзно отношусь к безопасности, солдат, - высокомерно сказала Реджина. Эмма просто кивнула, улыбнувшись.

- Я заберу пацана и буду ждать тебя дома, - проходя мимо Реджины, Эмма слегка сжала её руку выше локтя. У двери она оглянулась через плечо. - Постарайся никого не довести до слёз, пока меня не будет.

- Не буду ничего обещать.

* * *

Реджине удалось решить все вопросы и выпроводить инвесторов из офиса к восьми вечера. В половину девятого она, абсолютно вымотанная, уже с облегчением снимала туфли на шпильке в прихожей своего дома. Аккуратно поставив обувь на полку, она прислушалась. Вообще-то Генри должен был лечь спать ещё полчаса назад, но по невнятному говору, доносящемуся из гостиной, Реджина поняла, что её сыну удалось уговорить Эмму уложить его попозже. 

Тихонько поставив дипломат на столик, Реджина на цыпочках пошла в гостиную, надеясь застать двух злостных нарушителей режима врасплох. На пороге она остановилась и, спрятавшись за стеной, украдкой заглянула в комнату. Увидев, что там происходит, Реджина не смогла сдержать широкой улыбки.

Эмма лежала на животе, спрятавшись за диваном, под глазами у неё были полоски, видимо, нарисованные подводкой. С ними она напоминала футбольного болельщика. У Генри, растянувшегося под кофейным столиком, боевая раскраска была на щеках.

- Пшшш, - Эмма, не заметившая присутствия Реджины, поднесла ко рту кулак на манер рации, - вижу цель, командир. Как поняли? Прием.

- Понял Вас, - серьёзно кивнул Генри.

- Нужно провести поисково-спасательную операцию, командир. Один из наших попал в плен, и Ваш долг вызволить его.

- Своих не бросаем, - ответил Генри, и по его улыбке Реджина догадалась, что этой фразе его успела научить Эмма.

- Именно. На счет «три». Раз, два, три.

При слове «три» они оба по-пластунски поползли к решетке, которую Реджина установила вокруг камина, когда Генри только начал ползать. За ней брюнетка разглядела одного из драконов Генри.

Проползая под столешницей Генри стукнулся головой, и Реджина чуть было не рванулась к нему. Но мальчик просто потер шишку с тихим «Ай!» и пополз дальше. Глядя на эту реакцию, Реджина поняла, как же вырос её маленький принц. Еще недавно она целовала все синяки и шишки, чтоб успокоить его, а сейчас, глядите-ка на этого кроху-солдата.

- Приближаемся к вражеским позициям, командир. Пригнитесь, - прошептала Эмма, оказавшись рядом с Генри.

Он вскочил на ноги и помчался к заграждению. Просунув руку между прутьями, он схватил дракона и потянул, вытащив пленника из-за решетки. Прижав игрушку к груди одной рукой, он прошептал в кулак:

- Операция «Спасение» завершена.

Эмма засмеялась и, встав на колени, произнесла в импровизированную рацию:

- Поисково-спасательная операция завершена. Возвращаемся домой, боец.

Она взяла Генри на руки и встала. Повернувшись, они увидели Реджину.

Реджина стояла и, скрестив руки на груди и вопросительно приподняв бровь, смотрела на них с многозначительной улыбкой.

- Операция прошла успешно, капрал?

- Так точно, мэм! - Эмма улыбнулась, когда поняла, что ей не влетит, по крайней мере, сейчас. 

- Операция «Спасение» завершена, - повторил Генри, перебираясь к Реджине на руки, когда она подошла ближе.

- Ты настоящий герой, - Реджина потерлась носом о щеку сына и поцеловала малыша. - А настоящим героям нужен отдых.

- Я обещала ему еще одно задание, - пояснила Эмма.

- И две сказки, - напомнил Генри, показав три пальца.

- Я обещала, да? - Эмма загнула лишний палец. – Ну, пойдем, маленький солдат.

Реджина опустила сына на пол, и он побежал в детскую. Идя по лестнице рядом с Эммой, Реджина усмехнулась

- Значит, поздний отбой и две сказки? Ну, и кто из нас -слабачка?

* * *

Эмма приняла предложение Грэма. Реджина сама уговорила ее согласиться, когда заметила, что вместо того, чтоб разбирать документы, Эмма с отсутствующим видом смотрит в одну точку. Брюнетка сказала, что Грэм никогда не отказывается от помощи в участке. К тому же, участок находился в одном здании с ратушей, так что женщины всё равно пересекались в течение дня. Эмма обнаружила, что ей нравится патрулировать улицы городка с Грэмом, время от времени улаживая мелкие инциденты. Напоминало патрули, в которых она бывала на Ближнем Востоке. Только намного безопаснее, и воздух не такой влажный. И нет винтовок, бомб и трупов - Эмма гнала эти мысли, напоминая себе, где она. Они с Грэмом работали вместе уже два дня, и Эмма начала чувствовать себя частью города.

Однако сегодня Реджина рано закончила работу, и они с Генри и Эммой решили провести этот апрельский день в парке. Реджина всё больше радовалась, что Генри с Эммой друг от друга без ума. Пока они играли, женщина решила спокойно почитать книгу. Однако, даже читая, Реджина время от времени поглядывала, как малыш гоняется за Эммой вокруг спортивной площадки. Взглядом она следила, как сын бежит, высоко подымая короткие ножки и раскидывая песок. Эмма сбавила скорость, позволив Генри дотронуться до неё кончиками пальцев, и внезапно подпрыгнула, схватившись за турник, раскачавшись, сделала «солнце», и, отпустив перекладину, грациозно приземлилась позади бегущего мальчика, который ничего подобного не ожидал. У Реджины от испуга перехватило дыхание, но шок сменился тихим смехом, когда она увидела, с каким немым восхищением Генри, осознавший, что только что случилось, смотрит на Эмму. Генри не успел далеко убежать. Поймав мальчишку, Эмма начала его щекотать. Заливисто смеясь, он пытался вывернуться из её объятий.

Реджина спрятала смешок за книгой, но бесполезно. Эмма поймала её взгляд и улыбнулась. Держа Генри одной рукой, она помахала Реджине, выдохнув:

- Привет.

Реджина шутливо покачала головой и, сама не зная почему, помахала в ответ.

- Мисс Тина! - закричал Генри, вывернувшись у Эммы из рук.

Женщины смотрели, как Генри бежит навстречу своей воспитательнице, мисс Тине Белл - миниатюрной молодой женщине с вьющимися светлыми волосами и новозеландским акцентом. Реджина положила книгу в большую сумку, в которой было всё, что могло понадобиться Генри, и подошла к воспитательнице, вежливая, как всегда.

- Мисс Белл, - тепло поприветствовала Реджина, протягивая руку для рукопожатия, когда Генри разомкнул свои неожиданные объятья. - Вы помните мисс Свон?

- Конечно, - Тина улыбнулась. - Эмма забирала Генри на днях. И Феликс рассказал мне, что они хорошо пообщались.

- Правда? - спросила Реджина.

Эмма нехотя пожала плечами:

- Он хороший парень. Они все хорошие, - заступилась она.

- Вот и я им то же самое говорю, - согласилась Тина. - Им просто нужно верить в себя.

 -А как остальные дети? - спросила Реджина.

- Они не дают мне сидеть без дела, - кивнула воспитательница и повернулась к Генри. - Не забудь принести завтра свой любимый листочек.

Тот радостно кивнул и побежал к качелям. Выбрав те, что были рассчитаны на детей постарше, он лёг на сиденье животом, болтая ногами в воздухе.

- Так что, - глядя на Эмму, Тина улыбнулась, как показалось Реджине, немного слишком многозначительно, - вы двое гуляете по парку вместе?

- Ага, в парках моего детства не было ничего, кроме сломанных качелей и ржавых горок, - ответила Эмма.

- Этот вам понравится, - сказала Тина. - Мэр Миллс сама его спроектировала.

- Да, Реджина говорила мне, - Эмма улыбнулась брюнетке, и та улыбнулась в ответ. - Замок для маленького принца?

-Да, Генри уверен, что это его собственный замок, - все трое повернулись к мальчику, который, всё еще лёжа животом на качелях, ходил по кругу, перекручивая цепь.

Увидев это, Реджина испуганно выдохнула и уже собралась окрикнуть сына, но Эмма взяла её за руку, останавливая готовые сорваться слова.

- Эй, с ним всё будет нормально.

Конечно, закрутив цепь до упора, Генри приподнял ножки, и цепь раскрутилась, не очень быстро вращая качели. Генри пищал от восторга, раскинув руки, как крылья. Цепь раскрутилась до конца, и мальчик опустил ноги на землю.

- Видишь? Все в порядке.

- Он может пораниться, - беспокоилась Реджина.

- Конечно, но ты будешь рядом, чтоб поцеловать все вавки и прогнать плохие сны.

Большим пальцем Эмма успокаивающе гладила Реджину по руке. Безотчетно та переплела их пальцы в замок и кивнула, соглашаясь:

- Наверное.

Они смотрели на Генри, позабыв о присутствии воспитательницы, которая была в восторге от того, что видела. Когда Генри раскрутился третий раз, она откашлялась, привлекая внимание.

- Ну, - сказала она громко, про себя отметив, что рук они так и не разняли, - не буду вам мешать.

Перед тем, как уйти, Тина оглядела их еще раз, не слишком стараясь спрятать улыбку.

- Э-м-м, - Эмма смотрела ей вслед, - вы двое друг друга знаете?

- Это маленький город, дорогая. Все друг друга знают.

- Мамочка! - позвал Генри, уже пытаясь самостоятельно залезть на детские качели.

Реджина погрозила ему пальцем и, наконец, поняла, что они с Эммой до сих пор держаться за руки. Высвободив ладонь, женщина сразу же почувствовала холод, но постаралась выбросить эту мысль из головы, не желая об этом думать. Она подошла к скамейке и, открыв сумку, поочередно вытащила из неё свою книгу, пакет сока, коробку печенья в виде животных и маленькую аптечку. Наконец, она нашла то, что искала, - упаковку антибактериальных салфеток. Проигнорировав насмешливую ухмылку Эммы, Реджина подошла к качелям, не дав блондинке отпустить саркастический комментарий, и тщательно их вытерла перед тем, как усадить Генри.

- А мне тоже антибактериальным гелем помазаться? - Эмма складывала всё обратно в сумку.

- По-моему, я его не взяла, - громкое насмешливое фырканье заставило Реджину повернуться и сердито воззриться на блондинку. Эмма, как всегда, над ней подшучивает. - Смейтесь-смейтесь, мисс Свон, вы вспомните меня, оказавшись без антибактериальных салфеток где-нибудь, где вам будет угрожать грибок!

- Знаешь, я вспомню о тебе и без этого, - ответила небрежно Эмма и тут же замерла, понимая, что она только что сказала.

- Что?

- Мамочка! - капризно позвал Генри, пытаясь раскачать качели. Обе женщины посмотрели на него, благодарные за возможность сменить тему, и переключились на раскачивание ребенка.

Реджина похлопала сына по руке и сильно толкнула качели.

- Знаешь, а ещё можно растить его в прозрачном пластиковом шаре, - Эмма подошла к качелям и, поймав Генри за ножки, слегка пощекотала его.

- Чепуха! Это непрактично. Как он будет спускаться по лестнице?

Эмма наклонила голову, чуть помолчав, а затем медленно произнесла:

- Вот, даже не знаю, шутишь ты или правда об этом думала.

Реджина улыбнулась и толкнула качели чуть сильнее, резко вздохнув, когда Генри поднял руку, пытаясь дотянуться до неба.

- Мисс Тина, - начала Эмма, когда они поочередно раскачивали качели, - она, кажется, хорошая.

- Да, - ответил Генри. - Она сегодня показывала нам жучков. И она с нами играет. И поёт нам песенки, - он поднял обе ручки и, когда мама не сделала ему замечания, развел их в стороны. - Смотри, мамочка!

- Вижу, родной. Ты летишь, - Реджина позволила качелям качаться по инерции, время от времени слегка подталкивая сына в спину. – Думаю, да. Генри она нравится. Ещё она занимается с подростками. В том числе, с теми, которых вы с Грэмом на днях искали.

- Да, она мне сказала, - одобрительно кивнула Эмма. - Так вы не друзья?

Реджина фыркнула, слегка подтолкнув Генри.

- Вы же видитесь каждый день.

- Я много с кем вижусь каждый день.

Эмма пожала плечами:

- Почему нет? Она симпатичная и хороша.

- Не знала, что этого достаточно, чтобы дружить.

- Ну-у… - Эмма озорно ухмыльнулась, кивая на себя.

Реджина закатила глаза и толкнула Генри чуть сильнее, так что его испачканные песком ботинки задели Эмму.

Мальчик рассмеялся этой маленькой игре:

- Я достал тебя!

Эмма покачала головой, глядя на Реджину, но подыграла и, когда Генри приблизился к ней, вытянув ножки, она издала громкое «Бум!» и сделала вид, что потрясена силой удара.

- Боже, парень, когда ты успел стать таким силачом?

Генри радостно хихикнул:

- Молоко и зелень!

- Мамина умница! - нежно сказала Реджина, поцеловав сына в макушку.

Эмма ещё пять раз притворилась, что ей больно, а потом Генри уцепился за лацканы пиджака Реджины, используя удивленную маму вместо рычага. Реджина почти упала на сиденье качелей, высокие каблуки совсем не помогали удержать равновесие, но ей, тем не не менее, удалось ссадить сына с качелей. Он побежал к велосипеду, который купила Эмма, и вытащил из корзинки за сиденьем ведёрко и совочек.

- Серьёзно, почему бы вам с ней не подружиться? - продолжила Эмма, когда они с Реджиной присели на скамейку неподалёку от песочницы, в которую забрался Генри.

 - Что, я тебе уже надоела? - тон был шутливым, но взгляд стал беззащитным, уязвимым,  и Реджина чувствовала, что не смогла до конца это скрыть.

Эмму улыбнулась, чуть толкнув её плечом:

- Ничего подобного! Мне просто интересно…

- Что? - они сидели на середине скамейки, инстинктивно придвинувшись как можно ближе.

Блондинка закусила губу и положила руки на спинку скамьи, не догадываясь, что правой рукой почти касается плеча Реджины. Она тихо произнесла:

- Что ты будешь делать, когда я уеду?

Реджина прищурилась и слегка повернулась к Эмме:

- В смысле?

- В смысле, я знаю, как выглядит одиночество, - блондинка вздохнула и продолжила, не дав Реджине сказать: - Да, я знаю, что у тебя есть Генри.

Реджина скривила губы и наклонила голову:

- Ну, я близко подружилась с работниками почты.

- Ты же знаешь, что я не об этом говорю. Я просто… Думаю, я переживаю за тебя, - Эмма убрала руки со спинки и сжала ладони коленями. Даже несмотря на то, что голова её была опущена и волосы закрывали лицо, Реджина заметила, что девушка покраснела после этого признания.

Реджина опять прищурилась, искренне недоумевая:

- Почему ты это делаешь?

Эмма раздраженно фыркнула, но её улыбка, когда она подняла голову, была мягкой:

- Брось, я беспокоюсь о тебе. Я же не знаю, может, в следующем месяце я буду на другом конце земли. Я просто хочу убедиться, что ты будешь в порядке, когда я уеду. Просто хочу знать, что у тебя кто-то будет, когда я не смогу быть рядом.

У Реджины перехватило дыхание. Склонив голову, она смотрела на Эмму, ожидая уловить признаки лжи. Эмма так настойчива, Реджина уверенна, что в её словах есть какой-то скрытый мотив. Но, глядя в зелень её глаз, Реджина видела только заботу и искренность. Эта девушка перестанет когда-нибудь её удивлять?

- Почему ты это делаешь? - снова спросила Реджина. На этот раз голос был мягче.

- Я просто думаю, этот город много теряет.

- В смысле, «теряет»?

- Много теряет, не пытаясь узнать тебя.

* * *

Они пробыли в парке ещё двадцать минут, наблюдая, как Генри пытается построить из песка «самый большущий, самый лучшайший замок в мире». Но потом Реджина застукала его, когда он поливал песок соком, и прекратила это дело. Сейчас они втроём шли домой, Реджина слегка придерживала за ручку велосипед, на котором ехал Генри, по настоянию Реджины одетый в шлем, налокотники, наколенники и перчатки. Генри постоянно норовил свернуть налево, зовя на помощь каждый раз, когда переднее колесо застревало между газонами и обочиной.

Вечер был относительно тихий, и это дало Эмме возможность подумать о том, о чем она обычно думать не любила, потому что эти мысли напоминали ей о прошлом, которое очень хотелось забыть. Но в этот раз Эмма поняла, как ей повезло. Когда она стояла перед судьёй, выбирая между колонией и тренировочным лагерем, выбор казался равносильным смертному приговору. Однако сейчас, спускаясь по Брайтону, видя знакомые лица, Эмма поняла, что отправка в тренировочный лагерь – лучшее, что с ней происходило. Не побывав там, она не попала бы сюда.

Из-за волос она украдкой посмотрела на Реджину, которая как раз делала Генри замечание за то, что он специально проехался по лужице, разбрызгивая воду. Мальчишка развернулся, едва не упав вместе с велосипедом, и невинно улыбнулся матери. Хмурое выражение тотчас исчезло с лица Реджины. Глядя на это, Эмма тоже улыбнулась.

Все в городе знали, что Реджина строгая, абсолютно несгибаемая, что вся ее жизнь распланирована на годы вперед до мелочей, и она редко отступает от намеченного плана. И по какой-то странной причине, которой не знала даже Эмма, блондинка была частью этого плана.

- Ты в порядке? - спросила Реджина, положив руку Эмме на плечо. Уже само ощущение тёплой ладони успокаивало девушку.

Эмма кивнула, и, да, она была в порядке.

- Что ты делаешь в пятницу вечером?

- Прошу прощения?

- В пятницу. Хочешь, сходим куда-нибудь потусуемся?

Реджина нахмурилась так, будто «потусоваться» было для неё чем-то совершенно незнакомым. И Эмма поняла, что примерно так оно и было.

- Потусуемся?

Эмма пожала плечами, поправляя сумку, но продолжила смотреть на Реджину:

- Кафе? Кино? Только мы с тобой?

-Только ты и я?

- Ну, что ты как попугай? - хихикнула Эмма. - Ага, ну, то есть, ты так офигенно ко мне относилась, со всеми подарками, с письмами, ты пустила меня в свой дом. Я хочу тебя отблагодарить, сводив куда-нибудь.

- В этом, правда, нет необходимости, Эмма.

- Я знаю, - Эмма поймала руку Реджины и слегка потянула, заставляя остановиться. Генри, казалось, не возражал. Сам далеко уехать он не мог и развлекал себя, издавая губами звук заводящегося мотора.

Эмма настойчиво посмотрела Реджине в глаза и сжала её ладонь:

- Пожалуйста. Серьёзно, ужин - это такая мелочь по сравнению с тем, что ты для меня делала. И он точно не покажет, как сильно я ценю это.

- Что ценишь? - спросила Реджина, не пытаясь отнять ладонь.

- Это,- Эмма кивнула на Реджину и на себя. - Тебя и меня.

- Нас, - подтвердила Реджина, пробуя, как слово ложится на язык.

- Да, - улыбнулась блондинка. – Нас.

Они стояли, взявшись за руки, и Эмма ждала ответа, не заметив, что перестала дышать. Мимо проехала машина, над головами пролетела стая малиновок. Наконец, Реджина высвободила руку и покатила Генри дальше. Эмма постояла еще секунду, не зная, как это понимать. Но неуверенность сменилась широкой улыбкой, когда Реджина почти незаметно кивнула:

- Думаю, я найду кого-нибудь, чтоб присмотреть за Генри в пятницу.

Глава 6

В четверг вечером кафе «У бабушки» гудело как улей. Сегодня в меню была знаменитая запеканка с тунцом, которую бабуля Лукас готовила, только когда была в настроении. Мисс Тина Белл договорилась с мальчиками Пэн, что, если они ни разу не прогуляют школу на этой неделе, она купит им обед. Честное слово, чтоб заставить их прийти в школу в пятницу, нужна была пыльца фей, никак не меньше. И сейчас мисс Белл собиралась выполнить свою часть сделки. По-правде, покупка обеда была не единственной причиной её появления в кафе. Когда она влетела на террасу, её распирало от желания выложить новости, которые точно приведут Руби в восторг.

Воспитательница толкнула дверь кафе с силой, неожиданной для такой миниатюрной девушки, колокольчик едва не слетел со своего законного места. Лерой и его друзья сидели, сдвинув пару столов вместе, и ели запеканку. За угловым столиком сидели близнецы Тиллманы с коктейлями. На стуле за барной стойкой сидела очень беременная Эшли, они оживленно болтали о чем-то с Руби, сблизив головы.

- Она, правда, заставила мэра Миллс надеть бумажный колпак? - спросила Эшли.

- Ага - подтвердила Руби, вытирая стойку. - Это было мило. У них у всех на костюмах было нарисовано яблоко, типа семейного герба. Тебе нужно почаще выходить гулять Эш, как ты об этом раньше не слышала?

- Доктор Вейл говорит, что мне нужен покой.

- А уши он случайно не велел затыкать? Потому что мне есть, что рассказать.

- Хей, - Тина присела на стул рядом с Эшли, приветственно кивнув Руби.

У Эшли загорелись глаза, ей не терпелось обсудить услышанные новости:

- Ты уже слышала про Мэ… - Тина прервала её кивком.

- Её сын ходит ко мне в группу.

Руби засмеялась и похлопала Эшли по руке:

- Я тебе всё расскажу. И, - она повернулась к Тине, подняв палец, - я приму твой заказ.

- Так ты знаешь про день рождения? - спросила Эшли.

- Эта информация устарела, - извиняющимся тоном сказала Тина. Руби засмеялась и отправилась на кухню.

- Я видела их в магазине игрушек, - мимоходом сказала Эшли, допивая минералку. - По-моему, Эмма покупала велосипед для Генри.

До кухни Руби так и не дошла. Услышав, что сказала Эшли, официантка резко сдала назад и облокотилась на стойку перед двумя блондинками:

- Что?!

Тина взволнованно хлопнула по стойке:

- О, я их видела вместе, в парке, и Генри был на велосипеде. Этакая чудная семейная прогулка.

- Ооо, - Эшли прижала руку к груди, - а Шон так много работает! Мы почти никуда не выходим.

- И, - заговорщицки продолжила Тина, придвигаясь ближе к подругам, - они держались за руки.

- Да ладно!! - задохнулась от восторга Руби.

Из кухни вышла сердитая бабуля Лукас с лопаточкой наперевес. Руби торопливо извинилась, но продолжила допрос, сгорая от желания узнать детали:

- Что значит «держались за руки»?

- Генри закручивал цепь, на качелях, Реджина почти переключилась в режим стервы, а Эмма взяла её за руку и успокоила, - с гордой улыбкой Тина продолжила. - Не удивлюсь, если между ними что-то есть.

- Так вот почему Эмма спрашивала, куда можно сходить поесть! - шокировано сообщила Руби.

- Она тебя спрашивала?! - Эшли посмотрела на брюнетку, открыв рот.

Тина ещё раз хлопнула по стойке ладонью от волнения. Она так хотела поскорей выложить свои новости, что теперь не знала, как начать, слова просто застряли в горле, норовя выскочить все разом. Именно из-за них Тина и неслась в кафе на всех парах, и после того, что сказала Руби, её новости звучали даже лучше.

- Что? - с нажимом спросила Эшли, поворачиваясь к воспитательнице.

- Она попросила меня посидеть с Генри! - сдавленно выдохнула Тина. - Сегодня утром они привели Генри, и Реджина спросила меня, смогу ли я присмотреть за ним завтра вечером. Сказала, что, может быть, даже на всю ночь.

- На всю ночь?! - взвизгнула Руби.

- Руби, - раздраженно окрикнула бабуля. - Если ты немедленно не прекратишь болтать, то я за себя не отвечаю!

- Погоди, тут важная информация, - умоляюще отозвалась Руби и схватила Тину за руку. - Она сказала «на всю ночь»?

- Ну, она сказала, допоздна, - поправилась Тина.

- О, Господи! - Руби выпрямилась и продолжила тоном, не допускающим никаких сомнений. - Наш мэр собирается на свидание!

* * *

- Это свидание? - спросила Реджина, сидя на пассажирском сидении, когда они ехали по Мэйн Стрит следующим вечером.

Они вышли из особняка в начале восьмого, и до выхода Реджина успела прочитать Тине сорокапятиминутную лекцию о том, как купать Генри, укладывать его, чем его накормить, если он, вдруг, проснётся среди ночи, и чем кормить ни в коем случае нельзя. Она показала воспитательнице сына, где в доме лежит аптечка, и начала рассказывать, как правильно делать прием Геймлиха, если ребенок подавился, когда мисс Белл попыталась её перебить, говоря, что она, в силу своей профессии, знает все правила техники безопасности. Ответом ей стал очень сердитый взгляд Реджины, которая, проигнорировав замечание новоиспеченной приходящей няни, перешла к демонстрации приема Геймлиха, использовав Эмму в качестве наглядного пособия. Глядя на это захватывающее зрелище, Тина немедленно замолчала.

Когда Реджина перешла к перечислению телефонов всех экстренных служб, Эмма решила, что пора всё-таки вмешаться. Продиктовав Тине свой телефон, она обняла Реджину за талию и, утягивая её к выходу, попросила мисс Белл, в случае чего, звонить лично ей. Генри был в восторге от того, что проведёт вечер с мисс Тиной, что, естественно, совсем не радовало его маму, но, повинуясь настойчивому взгляду Эммы, она наконец-таки села в Фольксваген.

- Свиданье? - переспросила Эмма, её голос стал выше на целую октаву. - Почему ты спрашиваешь?

- Ужин. Кино. Вечер пятницы.

Эмма с трудом сглотнула, сосредотачиваясь на дороге. Август спросил то же самое, когда она сегодня звонила ему. А теперь её спрашивала Реджина, и она не знала, что отвечать. Друзья же ходят вместе в кино, верно? Эмма ходила. Правда, обычно она ходила в кино одна. Пробиралась в кинотеатры тайком. Но это же не свидание. Просто две подруги решили отдохнуть в пятницу вечером.

- Наши сплетники объявили, что мы идем на свидание, - Реджина краем глаза посмотрела на Эмму. - Мои коллеги, видишь ли, искренне уверены, что я не слышу, о чем они болтают возле кулера во время перерывов.

Эмма хихикнула и немного ослабила хватку на руле. Улыбнувшись, она озорно подмигнула:

- Ну, может нам пора дать им тему для разговоров?

Реджина засмеялась, покачав головой. Улыбаясь, она продолжила:

- Так что? Где пройдёт наше «свидание»? Кинотеатр у нас на Элм Стрит, ты в курсе?

Эмма покачала головой:

- Я подумывала о другом. Хотела скрыться от любопытных глаз Сторибрука. К тому же, представляешь, как завтра будут радоваться ваши сплетники?

- О? - Реджина была заинтригована. - Что ты задумала?

Эмма просто улыбнулась и прибавила газу, когда они пересекли городскую черту.

Следующие двадцать минут, они проехали, споря о том, какое радио слушать. Обычно Эмма слушала «Топ-40», но, услышав басы и дурацкие тексты, Реджина застонала и наудачу повернула тумблер на панели магнитолы. Наполнивший машину мелодичный голос в сопровождении задушевной музыки явно был ей больше по вкусу, но Эмма, в свою очередь, раздраженно вздохнув, потянулась к магнитоле, переключая её на следующую станцию. После краткого  экскурса в историю рока, в котором Эмма убедительно доказывала Реджине, что «Guns N Roses» - величайшая группа в мире, они пришли к компромиссу, включив волну, на которой крутили «Aerosmith» - «I Don't Want to Miss a Thing».

- Эта песня напоминает мне о тебе, - сказала Реджина, под тихие звуки проигрыша.

- Уже скучаешь по мне? - поддразнила Эмма.

Реджина закатила глаза и покачала головой:

- Эта песня звучала в фильме, который я смотрела перед тем, как усыновить Генри.

Эмма повернулась, с ухмылкой посмотрев на мэра:

- Ты смотрела «Армагеддон»?

- Да все смотрели «Армагеддон», дорогая. Признаю, что он хорошо снят.

- И он напоминает тебе обо мне? - Эмма вопросительно приподняла бровь, сдерживая усмешку.

- Брюс Уиллис пожертвовал жизнью ради дочери и мира, - хмыкнув, парировала Реджина, - так что, расценивай это как комплимент.

Эмма засмеялась, глядя на дорогу. Когда песня закончилась, сменившись рекламой городских мероприятий, Эмма, усмехнулась про себя и начала негромко напевать.

Реджине потребовалась секунда, чтоб понять, что звук исходит от Эммы. Отвернувшись от окна, она посмотрела на блондинку и увидела, что та довольно ухмыляется, продолжая напевать. Губы Реджины приоткрылись, когда она узнала мелодию, брюнетка недовольно закатила глаза:

- Да ты…

- "So kiss me and smile for me. Tell me that you'll wait for me. Hold me like you'll never let me go", - Эмма запела преувеличенно громко, едва сдерживаясь чтоб не рассмеяться.

- Ты невыносима, - насмешливо сказала Реджина, её глаза блестели.

- Да, но тебе это нравится.

Реджина поджала губы и не ответила, глядя прямо перед собой. Её ответ раздул бы и без того большое самомнение Эммы до небес.

- Эй, видишь вон ту забегаловку? - мрачно спросила Эмма, показывая пальцем в окно.

- Мы едем туда? - Реджина оглядела придорожную закусочную прямо по курсу. Как ни старалась, женщина не смогла скрыть разочарования, проступившего на лице при виде мотоциклов и фургонов на парковке рядом с заведением. Судя по всему, его кухня и посетители были под стать обшарпанным стенам и вульгарной вывеске.

Эмма покачала головой:

- Когда меня нашли, меня принесли сюда.

Они оставили позади закусочную, полную, как и предполагала Реджина, всякого сброда.

- Что? - Реджина повернулась к Эмме.

 - Меня нашли младенцем на обочине шоссе неподалёку отсюда. И люди, которые нашли, принесли меня в эту забегаловку и уже оттуда звонили копам или кому там звонят в таких случаях, - Эмма задумчиво усмехнулась. - Так что мы, считай, почти соседи.

- Я думала, что ты была в приюте.

- Да, в конечном счете, я оказалась там.

Накрашенные красной помадой губы брюнетки удивленно приоткрылись. Она знала, что Эмма - борец. Судя по некоторым тяжелым воспоминаниям, которыми блондинка поделилась с ней, в приемных семьях ей жилось плохо. Но Реджина и предположить не могла, что путь Эммы даже начался - хуже некуда. Говорить, что Эмма – борец, значит ничего не сказать.

Реджина сочувственно сжала колено Эммы:

- Мне жаль.

Эмма похлопала её по руке и усмехнулась:

- Ничего. Знаешь, это не самое худшее, что со мной случалось в жизни.

- О…

Больше Реджина ничего не могла сказать. Конечно, с такой матерью, как Кора, и отцом, который ни в чем не перечил жене, её детство тоже не назовёшь безоблачным, но, по крайней мере, у неё были родители. И они объясняли все свои действия любовью и заботой о ней.

- Прости, - Эмма поёрзала в кресле, будто ей стало неуютно, - не хотела портить наш вечер.

Реджина покачала головой и тихо вздохнула: 

- Ничего, я понимаю, что такое - трудное детство. Моя мать была строгой, - негромко добавила она.

- Ты говорила.

-Да.

- Она была… - Эмма покосилась на Реджину и увидела, что та сидит, опустив голову, глядя на свои едва заметно подрагивающие руки, - действительно строгой?

Реджина молчала целую минуту, а потом почти незаметно кивнула.

- Да, - прошептала она. - Моя мать во всем стремилась к совершенству, и если я ему не соответствовала…

Реджина прикусила кончик языка и улыбнулась:

- Скажем так, в конце концов, я оправдала её ожидания.

Внезапно их руки встретились, переплетая пальцы. Реджина подняла взгляд и увидела, что Эмма сочувственно улыбается:

- Мы пережили это.

-Да, - Реджина улыбнулась в ответ, - мы пережили это.

Двадцать минут спустя, когда они подъехали к старому кинотеатру под открытым небом, солнце почти село за горизонт. Разговор перешел на менее серьёзные темы, но они всё ещё держались за руки. Они не разняли рук, даже когда Эмма въехала на большое поле, на котором находился кинотеатр. Эмма обнаружила его, воспользовавшись компьютером Реджины в тот день, когда они решили, что она не едет в Бостон. Это был старый кинотеатр, относительно недалеко от Сторибрука, один из немногих всё еще работающих в Мэне, и сегодня тут показывали «Головокружение»  Хичкока. Она видела этот фильм, когда ей было одиннадцать Тогда она тайком пробралась в кинотеатр, где крутили старые фильмы. Правда, тогда фильм интересовал её меньше, чем возможность спрятаться от приёмного отца, у которого были проблемы с алкоголем, и матери, у которой был хорошо поставленный правый хук.

- Я никогда раньше не бывала в таких местах, - призналась Реджина, когда они подъехали к автомату, и Эмма, наконец, отняла руку, чтоб заплатить за вход.

- Я тоже, - Эмма медленно ехала к месту в середине поля. Они припарковались немного справа от центра, и экран был прекрасно виден. - Гляди-ка, вон те ребята явно мало интересуются фильмом.

Реджина посмотрела на машину, стоящую впереди. На переднем сидении сидела склеившаяся губами парочка, тела сплелись в одну тень, так что не разобрать было, кто где. Брюнетка почувствовала, как щеки заливаются жаром, но презрительно хмыкнула на это зрелище:

- Как типично.

- Что? - Эмма заглушила двигатель и, расстегнув ремень безопасности, повернулась к Реджине. - Не была в юности «плохой девочкой»?

- Могу тебя заверить, такого я не делала.

- Ну, знаешь, никогда не поздно.

Реджина вопросительно вздёрнула бровь и усмехнулась, глядя на покрасневшую, подыскивающую слова Эмму.

- Ну, я имею ввиду, то есть… Забей, - торопливо добавила Эмма. - Будешь попкорн?

* * *

Количество вкусностей в магазинчике при кинотеатре удивило Реджину. Она никогда не питала слабости к сладкому, её мать считала, что улыбка и фигура - её лучшие черты, но сейчас разные конфеты и шоколадки разбудили лёгкое любопытство. Она взяла пачку «Джуниор Минтс», пачку кислых «Скиттлс», и две упаковки «M&M's». Добавив к этому коробку ирисок в шоколаде, Реджина  рассчиталась с кассиром. Да она за всю жизнь столько сладкого не покупала! Но, тем не менее, маленькая часть её натуры, долгие годы погребенная под порядком и дисциплиной, радовалась возможности попробовать всё это и побаловаться сладким.

- Боже, как же так получилось? - думала Реджина, пока искала Эмму. Блондинка обнаружилась у киоска с попкорном, Реджина как раз застала её за посыпанием попкорна приличной порцией белого чеддера.

- Воу! Я, пожалуй, позвоню твоему дантисту и запишу тебя на завтра, - подколола Эмма, глядя на кучу сладостей у Реджины в руках.

- Ага, а я, пожалуй, позвоню твоему командиру и проинформирую его, что ты тут решила утопиться в масле и тертом сыре, - парировала Реджина, глядя, как Эмма слегка встряхивает попкорн, чтоб выровнять горку сыра, и распихивает бутылки с напитками в карманы куртки и на сгиб локтя.

- Эй, а вот щас обидно было, - Эмма подбросила пару зерен попкорна и ловко поймала их губами. Они с Реджиной направились обратно к жуку.

На экране крутили анонсы новых фильмов и рекламу конфет. Поле начало заполняться людьми: кто-то болтал с друзьями, кто-то стоял в очереди за едой, кто-то сидел в машинах или на капотах авто. Во всех машинах радио были настроены на частоту кинотеатра, и, как поняла Эмма, у зрителей была негласная договоренность - включить звук на полную и опустить стёкла.  В жуке Эмма настроила регулятор, чтоб громкость позволяла слышать фильм, но не мешала разговаривать.

Ко времени, когда женщины вернулись в жук и разложили сладости на приборной панели, на улице окончательно стемнело. Эмма протянула Реджине попкорн.

- Угостишь меня?

- А ты, что, думаешь, я сама всё это съем? - Реджина с достоинством взяла горсть попкорна. Она ела так элегантно, что даже непрезентабельный фастфуд выглядел, как блюдо из фешенебельного ресторана.

Эмма вытащила из карманов сок, воду и газировку и наклонилась к сладостям, раздумывая, что же выбрать. Определившись, она сгребла коробку «Джуниор Минтс» и, открыв её, закинула покрытое шоколадом мятное драже в рот. Зажмурившись от удовольствия, она пробормотала:

- Даже вкусней, чем мятное печенье девчонок-скаутов.

- Их я купила себе, - Реджина выхватила у Эммы коробку. Изящно положив конфетку в рот, она вздохнула, наслаждаясь сочетанием тающего шоколада и мяты. Пара глаз неотрывно следила за ней, и Реджине потребовалась секунда, чтоб понять, что Эмма наблюдает за каждым её движением. Внезапно смутившись, Реджина закашлялась и сглотнула, протянув Эмме коробку.

-Что?

Эмма покачала головой, подавляя улыбку:

- Ты только что была такая красивая.

- Когда ела шоколад?

- Нет, когда просто была счастливой, - улыбнулась Эмма. - Тебе это очень идёт.

И хотя Реджина насмешливо закатила глаза, ее лицо залилось румянцем.

- Знаешь, я нахожу всё больше причин быть счастливой.

* * *

Они  просто сидели в жуке, поедая попкорн, конфеты и шоколад, и это удивляло Реджину. Она никогда раньше не проводила время так, и сейчас, когда за ней не наблюдали любопытные взгляды, когда ей не нужно было быть образцовой матерью для Генри, она обнаружила, что может просто расслабиться и снять защиту, которой окружила себя. Может, утром желудок и не скажет ей спасибо, но сейчас ей просто нравилось сидеть и смотреть, как Скотти выслеживает Мадлен у цветочного магазина. Они с Эммой время от времени обменивались комментариями. Эмма осуждала Скотти за то, что тот водит Мидж за нос, а Реджина восхищалась тем, как снят фильм. Несмотря на то, что между ними был рычаг переключения передач, они придвинулись ближе, касаясь друг друга плечами. Попкорн стоял ровно между ними, в чашкодержателе.

Окно со стороны Эммы было приоткрыто, и с улицы донесся громкий смех. Женщины обернулись и увидели компанию подростков, которые сидели в кузове пикапа и просто болтали. Громко. Они не смотрели фильм, и, судя по всему, им было плевать, что они мешают другим.

Эмма раздраженно закатила глаза:

- Надеюсь, я себя так не вела, когда была ребенком.

Реджина тихонько засмеялась.

- Эмма, - мягко сказала она и поддела блондинку плечом, - ты всё еще ребёнок.

- Ну, не настолько же.

Реджина снова засмеялась:

- Ты всего на несколько лет старше этих детей, которые так тебя раздражают.

Эмма нахмурилась и снова оглянулась на ребят, осознав, что, наверное, вела бы себя так же в их возрасте. Всего лет пять назад. От этой мысли она вздрогнула.

- Ты чувствуешь себя старше, - Реджина не спрашивала, утверждала.

Эмма покачала головой, издав короткий смешок:

- Я вспоминаю о том, что несовершеннолетняя, только когда ты отказываешься наливать мне сидр.

- Я даже не представляю, как можно пройти через всё то, что ты уже прошла, - призналась Реджина, застенчиво глянув на блондинку. - Ты очень сильная.

Эмма фыркнула:

- Да тут не в силе дело. Я просто проходила через это.

- Выживала.

-Точно.

Реджина посмотрела на экран. В черно-белой сцене Скотти спасал тонущую Мадлен. Она небрежно дернула плечом:

- Мои дни так долго были одинаковыми, я к этому привыкла. А потом появился Генри, и всё изменилось.

- Почему ты решила усыновить ребенка?

Пару секунд Реджина раздумывала над ответом. Она вспоминала. Вспоминала тот день, когда поехала в Бостон, чтоб забрать сына домой. Её жизнь с того дня безвозвратно изменилась к лучшему. Да, бывали моменты, когда она сомневалась в своей способности быть хорошей матерью, но каждый раз, когда он смотрел на неё, каждый раз, когда он произносил «Мамочка», её сердце наполнялось чистейшей радостью.

 - Ты когда-нибудь чувствовала, будто тебе чего-то не хватает? Будто у тебя в сердце пустота? - прошептала она.

У Эммы перехватило дыхание. Слишком хорошо она знала, о какой пустоте говорит Реджина. В раннем детстве она мечтала, что её родители придут и заберут её, но, становясь старше и не такой наивной, начала мечтать о месте, которое могла бы назвать домом. О людях, которые будут беспокоиться  за неё.

-Да, - кивнула она. - Я понимаю.

- Я всегда хотела ребенка, но к несчастью для меня, я не могу иметь собственных детей. Когда  я поехала в Бостон на собеседование, я увидела, как Генри катят в коляске. Его как раз только что привезли. И, увидев его, я сразу влюбилась, - Реджина, улыбаясь, посмотрела на Эмму, её глаза сияли. - К счастью, мне его отдали.

- Ты подарила ему замечательную жизнь, Реджина, - Эмма сжала её ладонь. - Немногим детям так везёт, как ему.

Реджина секунду поколебалась, но всё же спросила:

- Можно, я спрошу у тебя, как тебе жилось с приемными родителями?

Эмма побледнела, и Реджина быстро сжала её руку:

- Можешь не рассказывать, если не хочешь.

Эмма усмехнулась, покачав головой:

- Да нет, просто обычно людям на это плевать. Социальные работники вытаскивали меня оттуда, только если всё было по-настоящему страшно. А в большинстве случаев они смотрели на мое поведение и отношение, и говорили, что я прикидываюсь и преувеличиваю.

- Была одна семья, - продолжала Эмма, - Джонсоны. Это у них мы встретились с Августом. Меня им отдали, потому что предыдущие опекуны, у которых я жила, месяц не покупали продукты, так что мне и другим ребятам постарше приходилось воровать.

Услышав это, Реджина вопросительно-недоуменно подняла бровь, но Эмма просто пожала плечами.

- Как бы то ни было, Джонсоны были очень религиозны. Верили в исцеление молитвой, очень консервативные и реально строгие. Однажды я подхватила грипп или что-то вроде того, я слегла, меня постоянно тошнило. Так они привели священника. Тот посмотрел, сказал молиться дальше. А если станет хуже, значит, на всё Божья воля. Август тогда стянул для меня лекарства, так что хуже не стало. После этого я старалась не привлекать особо их внимания, подружилась с девочкой из школы. Они её, вроде, одобряли. И мы с Августом прожили в этой семье два года. А потом Август вышел из системы по возрасту и записался в армию. Мне было тогда пятнадцать. После того как он уехал, я сбежала.

- Как так?

Покраснев, Эмма глянула на Реджину из-под ресниц.

- Ну, как я говорила, они были очень религиозны. Девчонка с которой я подружилась, она… была больше, чем другом. Пару раз она ко мне заходила, и однажды мистер Джонсон вошел в комнату и увидел, как мы отпрыгнули друг от друга. В тот вечер я очень близко познакомилась с его ремнём.

Реджина озадаченно нахмурилась, потом до неё дошел смысл сказанного:

-Оу…

- Ага, - Эмма нервно хмыкнула, настороженно глянув на Реджину. - Это тебя беспокоит?

-Да.

Эмма выдохнула, закусив губу. Напряжение навалилось на нее, и она перестала дышать. Не нужно было распускать язык про свои опыты.

- Как они могли поднять руку на ребёнка, которого любят? - услышав это, Эмма вскинула голову. С облегчением выдохнув, она пожала плечами:

- Я бы не называла это любовью. У некоторых людей есть заморочки.

- Некоторые люди просто идиоты.

Эмма громко расхохоталась и похлопала Реджину по руке:

- Да, я слышала об этом.

Они продолжали болтать до конца фильма, не обращая внимания ни на шумных подростков, ни на парочки, зажимающиеся, сидя на капотах. Эмма спросила Реджину о том, как прошли ее подростковые годы. Ей было любопытно, чем та занималась, когда не была занята, флиртуя с парнями. Это привело их к игре «Двадцать вопросов», в которую Реджина никогда не играла раньше, чему Эмма, кстати, не удивилась. В этой игре выяснилось, что Реджина тайком от матери встречалась с парнем, и он сделал ей предложение, что брюнетка мечтала когда-то участвовать в Олимпийских состязаниях по конному спорту, и что телепортация - супер-способность, которой она хотела бы обладать.

В свою очередь, Эмма призналась, что немного играет на гитаре, что, если б ей пришлось выбирать продукт, который она будет есть до конца жизни, она бы выбрала картошку, и что её исключили из четырёх школ. Она раздумывала над следующим вопросом, когда начались титры, и люди начали разъезжаться.

- Думаю, мы не очень внимательно смотрели фильм, - прокомментировала Реджина.

- Скотти сходит с ума, а Мадлен – всего лишь объективация.

- Да-а, вот вам и весь Хичкок, - сухо сказала Реджина, Эмма в ответ фыркнула.

- Я подожду, пока дорога немного освободится, ладно? - Эмма смяла пустые пачки из-под сладостей, засовывая их в пустую же коробку от попкорна.

- Всё еще твоя очередь.

- О, у меня хороший вопрос, - голос звучал взволнованно. - Кроме сережек в ушах у тебя есть пирсинг или татуировки?

Реджина прикусила губу, размышляя.

- Да быть не может… - Эмма понимающе ухмыльнулась. - И где?

Непослушными пальцами Реджина молча расстегнула пару нижних пуговиц на шелковой блузке и, слегка распахнув полы, открыла живот с маленьким сиреневым камушком, как раз над пупком.

- Черт, быть того не может! - Эмма взволнованно засмеялась и, включив в машине свет, наклонилась к животу Реджины, чтоб рассмотреть пирсинг.

Пассажиры в других машинах, проезжая, пялились на Эмму, наклонившуюся над ней, так что, покраснев, Реджина похлопала девушку по плечу, вынуждая выпрямиться.

- Когда ты его сделала? - удивлённо спросила Эмма, пока Реджина торопливо застёгивала рубашку.

- Думаю, это вопрос, а сейчас, если не ошибаюсь, моя очередь, - коротко ответила Реджина. - А у тебя, есть какие-нибудь боди-модификации?

- Боди-модификации? - Эмма фыркнула, пальцами изобразив кавычки. - Звучит отвратно. Но, да, у меня есть тату.

Закатав рукав, Эмма показала татуировку на левом запястье. Простой цветок с шестью лепестками.

-Оу, - Реджина взяла Эмму за руку и, наклонив голову, стала разглядывать цветок. - Я никогда раньше не замечала. Что она означает?

- Э, нет, - блондинка усмехнулась, - моя очередь.

Реджина в ответ закатила глаза и выпрямилась в кресле:

- Когда я сделала пирсинг, да?

Эмма кивнула.

- Мне было семнадцать. Со смерти папы прошло совсем немного времени. Смерть была внезапной, врачи сказали, что у него была аневризма. Я тяжело это переживала, мы с папой были очень близки. Был момент, когда мне казалось, что я лечу в пропасть и уже оттуда не выберусь. Как раз в то время я тайком встречалась с парнем. И однажды я шла мимо салона и решила сделать пирсинг. В общем, это спонтанное решение.

- О, твоя мать, наверное, была вне себя от счастья, когда увидела его.

Реджина грустно покачала головой:

- Её сердце остановилось незадолго до моего восемнадцатилетия. Готова поклясться, она знала, что я замышляю. Так что,я разорвала помолвку и попыталась ради неё сделать все, что в моих силах.

Эмма нахмурилась и обняла Реджину за плечи, слегка прижав к себе:

- Мне жаль.

 Реджина выдавила смешок и покачала головой:

- Всё нормально. А что у тебя за история с татуировкой?

- Я её сделала там, где жила до Джонсонов. Мне было тринадцать или около того. Пообещала себе, что не сменю больше шести приёмных семей. - Эмма провела пальцем по лепесткам. - Дом Джонсонов был шестым, и после я уехала в тренировочный лагерь.

Между ними повисло тяжелое молчание. Выдохнув, Реджина сказала:

- Кажется, на сегодня мы с тобой выполнили норму по трагическим воспоминаниям.

Эмма засмеялась, но её смех оборвался, когда раздался выстрел. Эмма схватила Реджину, рывком уложила к себе на колени и, наклонившись над ней, прикрыла брюнетку собой.

Звук раздался снова, ближе, и Эмма через ветровое стекло оглядела улицу. Это оказался всего лишь старый автомобиль с чихающим выхлопом. Эмма моргнула, медленно выпрямилась и покраснела, глядя на испорченную причёску Реджины.

- Я… э… прости, - заикаясь, извинилась Эмма, избегая смотреть Реджине в глаза. - Я думала, это… другое.

Реджина придвинулась ближе, кончиком пальца аккуратно приподняв подбородок Эммы. Несмотря на то, что в первый момент движение блондинки напугало её, теперь она мягко улыбалась и успокаивающе гладила Эмму большим пальцем по щеке.

- Не извиняйся. Ты в безопасности, - прошептала она.

Эмме потребовалась секунда, чтоб осознать, что брюнетка поняла её реакцию. Прижавшись щекой к ладони Реджины, Эмма медленно кивнула.

- Хочешь поговорить? - тихо спросила Реджина.

Эмма быстро покачала головой:

- Нет, не сегодня. Позже. Обещаю.

Реджина понимающе кивнула:

- Ещё один вопрос, и поедем.

-Гм, - Эмма потёрла подбородок.После того, что произошло, она не могла собраться и придумать вопрос. - Если бы этот парень-журналист не надоедал тебе, ты бы стала мне писать?

Прикусив губу, Реджина отрицательно покачала головой:

- Нет, не стала бы, - она поглядела на Эмму, которая, казалось, сдувалась на глазах. - Но я рада, что начала тебе писать, - искренне добавила она.

После этого пояснения Эмма почувствовала себя лучше, и, к своему удивлению, она поймала себя на том, что берёт брюнетку за руку. Вообще-то она не любила лишних прикосновений и готова была поспорить, что Реджина тоже не любит, когда нарушают её личное пространство. Но что-то тянуло Эмму к Реджине, делая прикосновения такими естественными и уютными.

Секунду они смотрели друг другу в глаза, робко улыбаясь. И Эмма готова была поклясться, что в карих глазах напротив можно утонуть, как в озерах, полных шоколада. С трудом она заставила себя отвернуться, в животе при этом дернулся какой-то нервный, беспокойный узел.

Машин на поле почти не осталось, и, не говоря ни слова, Эмма завела жука, и выехала на дорогу, ведущую к городу.

* * *

Когда они въехали в Сторибрук, было почти одиннадцать. Те пару секунд, которые они пережили, выезжая из кинотеатра, остались позади, и женщины непринужденно болтали. Хотя Эмма была немного обескуражена тем, как легко отдала магнитолу в полное распоряжение Реджины. Они подъехали к особняку, и Эмма остановила машину, стараясь продлить их пребывание вдвоём. Нужно будет повторить это. И Эмма надеялась, что они скоро сходят куда-нибудь ещё раз. Может, когда Эмма вернётся, они даже превратят это в традицию.

- Ну? - Эмма насмешливо поиграла бровями и ухмыльнулась. - «Свидание» было удовлетворительным?

- А ты ничего не забыла? - Реджина озорно пожала плечами, видя, как у Эммы округлились глаза.

Эмма закашлялась и, медленно облизав губы тихо сказала:

- Кажется, мы забыли дать городу повод для сплетен.

- Возможно, - прошептала Реджина, глядя на влажные губы Эммы.

Они смотрели друг другу в глаза, и Реджина готова была поклясться, что Эмма слышит, как громко стучит её сердце. Воздух в машине стал плотным и горячим, хотя печь в жёлтом фольксвагене была сломана. Нет, этот жар исходил от них самих, и у Реджины не было сил прекратить это. Она смотрела Эмме в глаза, смотрела на её розовые губы. Господи, почему так трудно отвести взгляд от её губ? Они же просто друзья и всё. И все их шутки, они же просто дурачились, да? Но, резко сглотнув, Реджина инстинктивно облизала свои губы, неосознанно сокращая расстояние между ними.

Сердце гулко стучало в ушах, пока Эмма придвигалась всё ближе и ближе, и Реджина едва замечала, что пальцы Эммы легко пробегают по её колену.

Реджина судорожно вздохнула, внезапно отпрянув, и нахмурилась, расстегивая ремень безопасности. В следующую секунду она выскочила из машины и ураганом понеслась к особняку.

- Реджина? - Эмма вышла из машины и, с силой захлопнув дверь, побежала следом, пытаясь нагнать внезапно вышедшую из себя мадам мэра. - Реджина, прос…

Реджина влетела в особняк:

- Тина!

И тогда Эмма заметила, что, несмотря на поздний час, в большинстве комнат горит свет.

- Мамочка! - топот детских ножек донесся из игровой комнаты. Генри выбежал к ним навстречу, одетый в пижаму, которая была ему длинновата. Прокатившись по деревянному полу, он врезался в Реджину, обнимая её за ноги. - Я не сплю!

- Я вижу, - неодобрительно сказала Реджина и сердито воззрилась на появившуюся следом за Генри Тину с прической, завязанной в пучек. Судя по виду, та была вымотана, но ей всё же хватило ума сделать испуганное лицо.

Эмма присела на одно колено рядом с Генри, и мальчишка немедленно забрался ей на руки, ловко перебравшись на спину.

- Тебе давно пора спать, пацан.

 - Знаю, знаю, - Тина подняла руки, признавая свою вину. - Он гораздо легче засыпает в садике.

- Почему он не спит, мисс Белл? - резко бросила Реджина.

- Ну, он был очень взволнован тем, что проведет вечер с няней. И после ванны мы прочитали все его сказки, но он всё равно не хотел спать, так что я решила разрешить ему поиграть, чтоб выплеснуть энергию, так сказать, - следом за Реджиной воспитательница повернулась к гиперактивному малышу, висящему на Эмме, как на турнике. - Хотя, признаю, что это не сработало.

- Я вижу, - отрезала Реджина, взглядом прожигая в Тине дыру. Миниатюрная блондинка смущенно отвела взгляд. Удовлетворенная этой демонстрацией власти, Реджина достала несколько банкнот из бумажника и протянула их Тине. - Спокойной ночи, мисс Белл.

Тина надела пальто и, обняв Генри, робко глянула на вернувшихся взрослых:

- Так что, вы хорошо провели время? - наткнувшись на их взгляды, сердитый у Реджины и скептический у Эммы, она примирительно подняла руки и кивнула. - Ну я пошла. Если вы еще раз захотите провести вечер вдвоем…

Реджина скрестила руки на груди и слегка наклонила голову. Этого Тине хватило, чтоб кивнуть и закрыть дверь с той стороны - от греха подальше.

* * *

-Не-а, - Генри прыгал на кровати, пока Реджина пыталась уговорить его улечься рядом с его любимым плюшевым динозавром.

- Милый, уже почти полночь, - сказала Реджина раздраженно.

- Не хочу спать, - плюхнувшись на попу, он тут же вскочил и снова подпрыгнул.

Стоявшая у двери детской Эмма хихикнула, и Реджина сердито посмотрела на девушку. Эмма уже была одета в безразмерную футболку с надписью «US ARMY», в которой спала обычно, и шорты для бега, едва выглядывающие из-под футболки. Они обе надеялись, что Генри к этому времени заснет, но, очевидно, у трёхлетнего малыша были другие планы.

Матрас скрипел под прыжками Генри, и Реджина яростно посмотрела на несчастную двуспальную кровать, будто та была единственной виновницей того, что её сын всё еще не спит. Генри улыбнулся и начал напевать:

- Гоп, и гоп, и гоп, и гоп, и гоп, и стоп! - на слове «стоп» он снова приземлился на попу, чтоб через секунду продолжить прыгать.

- Генри. Кристофер. Миллс, - Реджина начала терять терпение. - Если через пять минут ты не ляжешь в кровать, ты останешься без сказки.

- Но я в кровати, - возразил Генри, продолжив прыгать.

Эмма засмеялась, полностью зайдя в комнату:

- А малый-то соображает.

- Ляжешь спать, - уточнила Реджин. - Если через пять минут ты не успокоишься и не ляжешь спать - останешься без сказки.

- Ладно, не надо сказки.

 - Генри! - вскипела Реджина.

- Так, пацан, - Эмма подошла к кровати и, поймав прыгающего Генри, закинула его на плечо пожарным захватом. Покружив его так, что его громкий смех осветил комнату, она легонько сбросила его на середину кровати. - Слушайся маму, ладно? А то у неё сейчас венка на лбу лопнет.

Генри хихикнул, они с Эммой, прижавшись друг к другу щеками, посмотрели на ту самую, гневно пульсирующую венку на лбу сердито скрестившей руки брюнетки.

- Обнимашки? - невинно спросил Генри, протягивая маме свободную руку.

Реджина, как могла, сопротивлялась этим широко открытым невинным глазам. Но потом, раздраженно вздохнув и проклиная свою слабость во всём, что касается её сына, она присела на край кровати, заключая его в объятья. Руки невольно сомкнулись вокруг Эммы, блондинка так и сидела рядом с мальчиком. И прежде, чем Реджина осознала это и успела отстраниться, рука, явно слишком большая для Генри, обняла её за плечи.

Посидев так какое-то время, Реджина слегка улыбнулась Эмме и встала, откидывая одеяло, чтоб Генри мог улечься в кровать.

- Сказку? - с надеждой спросил мальчик, пока его мама пристраивала дракончика рядом на подушке.

Реджина многозначительно глянула на него. Во взгляде явно читалось, что после всех сегодняшних выходок он обойдётся без сказки.

- Ла-а-адно, - надулся Генри.

- Спокойной ночи, родной, - Реджина поцеловала сына в щеку.

- Спокойной ночи, малыш, - встав, Эмма взъерошила ему волосы.

Реджина у двери ждала, пока Эмма включит ночник. Потом она погасила свет, и женщины вышли, прикрыв за собой дверь.

- Можно подумать, он сидит исключительно на сахаре и энергетиках, - усмехнулась Эмма, когда они стояли у перил в коридоре.

-Да, я поговорю с мисс Белл о её воспитательных методах ,- пробормотала Реджина. - Похоже, она умеет присматривать за детьми только днём.

- Эй, не ругай её очень-то. Скорее всего, Генри просто переволновался. Это примерно как подростку остаться первый раз дома, когда родители уехали.

- Наверное, ты права.

Они стояли, опираясь на перила, погрузившись в уютное молчание. Реджина медленно накрыла лежащую на перилах руку Эммы своей:

- Спасибо тебе за вечер.

Жар, окутавший их в машине меньше, чем час назад, сразу же вернулся. И в этот раз Реджина не могла винить неисправный обогреватель. В зелёных глазах зажглась надежда и появился страх, и на дне их было что-то ещё, чему Реджина не могла дать названия. И она понятия не имела, что с этим делать. Друзья именно это и чувствуют, нет?

- Рада, что тебе понравилось, - Эмма застенчиво улыбнулась.

В ответ Реджина сделала то, что было на неё совсем не похоже. Сократив расстояние между ними, она обвила блондинку руками, обнимая. Она и сама не ожидала этого, и секунду они стояли на верхней ступеньке лестницы в неловком объятии. Смутившись и зажмурившись, Реджина сразу попыталась отпустить Эмму, но девушка ей этого не позволила. Преодолев собственное смущение, Эмма сделала шаг навстречу и ответила на объятие, наслаждаясь его теплом, прижавшись щекой к мягким волосам Реджины. Брюнетка уткнулась лицом в светлые локоны. Неловкость, терзавшая их секунду назад, прошла, как не бывало. Обнявшись, они стояли наверху лестницы.

Прошло несколько долгих мгновений прежде, чем они отстранились друг от друга. Увидев, что несколько светлых и тёмных прядей перепутались, Реджина усмехнулась.

- Спокойной ночи, солдат.

- Спокойной ночи, Реджина – так же усмехнулась Эмма.

Они пошли каждая к своей двери, но обе на секунду задержались на пороге, глядя друг на друга. Эмма первая повернула ручку и, хитро подмигнув Реджине, исчезла за дверью своей спальни.

* * *

Эмма не могла уснуть. Она привыкла спать мало, а если нужно было, могла пару дней не спать вовсе и нормально себя чувствовать. Но эта её бессонница не имела ничего общего с патрулями и караулами. Зато брюнетка в спальне через две двери очень даже имела отношение к тому, что сон к блондинке не шел. Что, черт возьми, это было вечером?! Ну, да, они шутили, что это свидание, но это же ведь не было свидание? Или было? Нет, это было не свидание. Но чёрт! Это было очень-очень похоже на свидание! И Эмма заметила, что Тина едва не повизгивала от восторга, выпроваживая их за дверь. Ну, да, Реджина - умная. И красивая. И великодушная, когда хочет. Но они же просто друзья! И всё. И Эмма не будет рушить их идеальную дружбу только потому, что Реджина смотрела на её губы. Почему, черт бы её побрал, она так смотрела на её губы?!

Застонав, Эмма врезала по подушке кулаком. Этого не может быть. Просто их шутки зашли немного дальше, чем они ожидали. Сперва Август, потом городские сплетни, и естественно Эмма не могла не пошутить насчет свидания. Но Реджина ведь подливала масла в огонь? И черт! Получилось горячо. Не Реджина, хотя она, конечно горяча… Бля! Эмма безуспешно пыталась вернуть свои мысли в более-менее приличное русло.

Раздраженно закатив глаза, она перевернулась на живот, зарывшись лицом в подушку, слегка повернув голову, чтоб дышать. Часы на прикроватной тумбочке показывали «12:12», и Эмма проклинала себя за то, что не может заснуть.

Дурацкий мозг, думала она. Но черт, она хорошо провела время сегодня. Ей понравилось проводить с Реджиной время. Обычно холодная и расчетливая мадам мэр, смогла рядом с Эммой быть собой, и Эмма гордилась этим фактом. Но это ведь не влечение. Это просто благодарность. Очень личная и глубокая благодарность. Эмма уверена в этом. Наверное.

Когда дверь её комнаты, заскрипев, приоткрылась, Эмма подскочила. Пару секунд она надеялась, что это женщина, завладевшая её мыслями. Мозг услужливо подбросил пару-тройку интересных вариантов развития событий. Но, не увидев никого в дверях, Эмма посмотрела вниз, и разглядела, наконец, что это Генри заглядывает в комнату.

- Генри? - тихо прошептала она.

- Посплю тут? - громко прошептал он.

Она повернулась и, выскользнув из кровати, присела перед ним на корточки.

- Тебе приснился страшный сон? - взяв его за ручки, спросила она.

Он отрицательно покачал головой:

- Буду спать с Эммой.

Блондинка усмехнулась. Он не выглядел напуганным. Даже уставшим не выглядел. Если ребёнок хочет обнимашек, кто она такая, чтоб ему отказывать? Прежде, чем Генри включил «щенячьи глазки», Эмма кивнула:

- Ладно, если ты обещаешь заснуть.

- Ага! - обрадовался он и тут же прикрыл рот ладошкой, заметив, что говорит слишком громко. – Ага, - шепотом повторил он.

Малыш прошлёпал к кровати и подпрыгнул, плюхнувшись точно посередине.

Эмма покачала головой. Не верилось, что ребёнок может быть настолько очаровательным. Но опять-таки, его мама, такая же очаровательная. Эмма моргнула, пытаясь отогнать эту мысль. Не получилось. Стараясь хотя бы думать об этом чуть меньше, Эмма нырнула под одеяло и прижала ребенка к себе.

* * *

Реджина плохо спала. Нет, ей не снились кошмары, даже наоборот. Главную роль в её снах играл один знакомый белокурый солдат. Заснув, Реджина почти сразу вернулась в желтый жук, припаркованный около особняка. Они наклонялись друг к другу всё ближе и ближе, жар и почти осязаемое напряжение завладели ими. Сердце Реджины колотилось, как бешеное, и она не могла ничего поделать с желанием, наконец, почувствовать губы Эммы на своих собственных.

Мягкие и влажные уста Эммы были так близко.  Реджина наклонилась ещё ближе, проводя языком по своим вдруг пересохшим губам. И она почти поцеловала Эмму, но тут громкий стук выдернул её из сна.

Её глаза распахнулись, лоб был покрыт испариной, а сердце билось так же быстро, как во сне. Ей потребовалась секунда, чтоб до конца осознать, что именно ей снилось, и гораздо меньше секунды, чтоб успеть отругать себя. Эмма - её друг. Она не должна чувствовать этого к ней. Реджина не станет портить отношения с единственным близким человеком из-за каких-то непонятных чувств.

Стук раздался снова, и, сев на кровати, Реджина посмотрела на часы. Только половина первого. Генри не стучится, она его к этому пока не приучила. Так что остаётся один вариант. Эмма.

- Да? - отозвалась она. Голос был хриплым и настороженным. Что, если Эмма хочет продолжить то, что они почти начали в машине? Что, если Реджина позволит ей это продолжить?

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Эмма с виноватой улыбкой на лице:

- Хей, прости что разбудила.

- Ничего. Ты в порядке? - заметив, что Эмма держит за руку Генри, Реджина выскользнула из кровати. - Всё хорошо, солнышко?

- Я в порядке, дорогая, - шутливо отозвалась Эмма, используя любимое словечко Реджины. Сердце брюнетки пропустило удар. Она смотрела на Генри, и поэтому не заметила, что Эмма смущенно моргнула.

- Сейчас посплю с мамочкой, - объявил Генри и, выпустив руку Эммы, забрался на кровать.

- Сейчас? - Реджина вопросительно посмотрела на Эмму.

- Ага, он пришел ко мне почти сразу, как мы его уложили. Проспал меньше часа и захотел к тебе, - объяснила блондинка.

Реджина повернулась к Генри, удобно устроившемуся на огромной маминой кровати.

- Милый, ты должен спать.

-Ага, - озорно улыбнувшись, Генри хлопнулся на спину и зажмурился.

- Я серьёзно, молодой человек, - Реджина повернулась к Эмме. - Спасибо, что привела его.

Эмма усмехнулась:

- Удачи. Кажется, сегодня он решил показать все свои выкрутасы.

- Ну, я во всеоружии. Думаю, я с ним справлюсь.

- Спокойной ночи, Реджина. Приятных снов, Генри.

Услышав громкое сопение мальчика, обе женщины покачали головами и разошлись, надеясь, что им удастся поспать.

* * *

- Мамочка - прошептал Генри почти два часа спустя. - Мамочка.

- М-м-м, - во сне Реджина повернулась и обняла его.

- Мамочка, - позвал он снова, пальцами оттягивая ей веко.

Реджина сморщилась и зарылась лицом малышу в грудь.

- Генри, - пробурчала она, но продолжала спать.

Малыш вывернулся из объятий и, забравшись на маму прижался губами к её уху:

- Мамочка, мамочка, мамочка, мамочка, мамочка…

Реджина резко села, на автомате обхватив сына руками, потянулась и заставила себя открыть глаза.

-Генри, мамочка очень хочет спать. И тебе тоже нужно.

- Не устал, - настойчиво сказал Генри.

- Тебе нужно на горшок?

Он покачал головой.

- Хочешь, мамочка сделает тебе тёплого молока?

Снова - нет.

- Ты должен спать, Генри. Тут или в своей комнате.

Он приложил пальчик к подбородку, раздумывая:

- С Эммой?

Застонав, она упала на подушки. Вообще-то она не предлагала этот вариант, но сейчас Реджина слишком устала, чтоб об этом думать. Её сны не изменились ни на йоту, и, если она хочет быть в состоянии противостоять этим мыслям завтра, ей нужно хоть немного поспать.

- Ладно, ладно. Хорошо. Ты можешь спать с Эммой, если она разрешит.

Генри ухмыльнулся, слез с мамы и, уцепившись за одеяло, скользнул на пол. Реджина пошла за ним. Она слишком устала, чтоб надеть халат, так что по коридору Реджина шла в шелковой ночнушке. Генри привел её к двери Эммы и прежде, чем она успела сказать, чтоб он постучал, малыш распахнул дверь и вбежал в темную спальню.

- Генри! - прошептала Реджина и, вбежав следом, увидела, что сын уже успел забраться к блондинке на кровать и теперь ползет от изножья кровати к подушкам, чтоб забраться под одеяло.

- А? - Эмма резко села. Чтоб прийти в себя ей потребовалась всего секунда.

- Пора спать, Эмма, - Генри потянул её назад, схватив за футболку.

- Ничего? - Реджина прислонилась к косяку, чтоб устоять на ногах.

- Ты же сказала, что ты во всеоружии, - хриплым со сна голосом пробормотала Эмма.

Вместо ответа Реджина только махнула рукой:

- У кого из нас армия за плечами? Можно, он останется?

-Угу, - устало промычала Эмма и повалилась на кровать, заснув в считанные секунды.

* * *

Кто-то не спал, Реджина чувствовала это. Она зажмурилась, проклиная всё на свете. Она же заснула всего полчаса назад! Все эти выкрутасы Генри с беготнёй по комнатам не давали ей спать, а теперь её будят в - Реджина приоткрыла один глаз - «4:58». Господи, если Эмма хочет жить, ей лучше удержать Генри в кровати.

- Реджина, - позвали из коридора. Она хотела притвориться спящей, но материнская ответственность, как всегда, оказалась сильнее. - Реджина.

- Что? - хрипло пробурчала Реджина, накрыв лицо подушкой.

- Открой дверь.

Рыкнув, Реджина откинула одеяло. В два шага преодолев расстояние до двери, она открыла и увидела за порогом Эмму с темными  кругами под глазами, а на руках у неё Генри, у которого, напротив, сна не было ни в одном глазу.

- Привет, - прошептала блондинка, передавая мальчика на руки матери.

Реджина взяла сына, поудобней устраивая его на плече:

- Привет.

- Он закончил на сегодня прыгать из одной кровати в другую? - спросила слегка недовольно Эмма.

- Генри? - переспросила Реджина.

- Идем, - он протянул руку и ладонью поманил Эмму в комнату.

Этот простой жест разбудил обеих женщин окончательно. У Реджины округлились глаза, у Эммы от удивления отвисла челюсть. Но тут Реджина зевнула так, что у неё заслезились глаза, и она вспомнила, насколько они обе не выспались. Подавив следующий зевок, Реджина кивнула Эмме, и пошла к кровати:

- Заходи, солдат.

Оправившись от шока, Эмма вошла в комнату, закрыв за собой дверь. Подойдя к кровати, она улеглась, ткнувшись лицом в одну из пуховых подушек Реджины.

-М-м-м, - неразборчиво простонала она, пока Реджина укладывала Генри посередине, - я наверное, утащу одну к себе в комнату.

- Давай, ты просто будешь спать в моей постели, тогда не придётся таскать мои подушки, - ответила Реджина и замолчала, осознав, что только что сказала. Она подняла глаза на недоуменно вздёрнувшую бровь Эмму. - Я просто очень устала, - объяснила она.

Блондинка усмехнулась и уткнулась обратно в подушку. Реджина, наконец, забралась в кровать, строго глянув на сына.

- Это последний раз сегодня, молодой человек.

Он, зевая, кивнул и прижался к Эмме, которая инстинктивно тут же обняла его.

- А то, что мы спим вместе, считается достаточным поводом для сплетен? - Реджина едва ли задумалась, как двусмысленно это звучит.

Эмма хохотнула в подушку:

- Вы так устали, мадам мэр. Думаю, город ждал от нас чего-то менее невинного.

Генри потянул мамину руку на себя, и Реджина, повинуясь, обняла его. Теперь они обе обнимали мальчика с двух сторон, согревая его.

Реджина зевнула еще раз и сонно пробормотала:

- Может, в другой раз.

И через пару минут все трое уже крепко спали

Глава 7

Два часа спустя Реджина медленно приходила в себя в залитой солнцем комнате. Она лежала, не открывая глаз, дав телу возможность проснуться и начать новый день. Обычно она не затягивала с подъёмом по утрам, но сейчас она даже не шевелилась, уверенная в одном - Генри, этого маленького махинатора, в кровати не было, зато рядом лежала Эмма. И, видимо, спала, как убитая. Реджина мысленно поблагодарила свою счастливую звезду за то, что они с Эммой не героини какой-нибудь подростковой романтической комедии. А то еще проснулись бы в обнимку друг с другом, в неуклюжем переплетении рук и ног, и утро бы началось с неловких оправданий. Хотя, мысль о том, чтоб обнять девушку, вовсе не была отталкивающей. Не то, чтоб Реджина думала об этом, хотя её сны, кажется, доказывали обратное. Но это к делу не относится. В общем, Эмма честно лежала на спине на своей половине кровати и беззвучно дышала, между ними сохранялось расстояние, где, предположительно, должно было лежать её золотце, вынудившее их к этой неожиданной совместной ночевке.

А где Генри, кстати?

Реджине в голову вдруг пришла сумасшедшая мысль, что её коварный маленький принц мог специально устроить всю эту беготню по комнатам. Он же не мог специально затащить их с Эммой в одну постель? Или мог? Бред, ему всего лишь три!

Слабый шум, донесшийся из детской, находящейся через одну дверь от её спальни, быстро подсказал Реджине, где искать сына. Судя по тихому шуршанию простыней, он сам только что проснулся и теперь подтягивался. Генри умный, и она была уверена, что он вполне способен придумать хитрый план, чтоб получить то, что он хочет. Он же её сын, в конце концов. Если он уже сейчас - маленький манипулятор, то, Боже, помоги ей, когда он станет старше, и его цели пойдут дальше сладостей и игрушек.

- Я знаю, что ты не спишь.

Хриплый голос Эммы заставил Реджину напрячься. Будто её поймали, и она не знала, на чём именно. Эмма ведь не может читать её мысли? Реджина приоткрыла один глаз и увидела, что блондинка лежит на спине, повернувшись к ней лицом, и смотрит на неё. От сегодняшних ночных побудок зеленые глаза покраснели и воспалились, но в остальном Эмма выглядела вполне проснувшейся, на лице была всегдашняя улыбка. Реджина открыла второй глаз, прокашлялась, скривившись, когда почувствовала, как пересохло во рту, и слегка улыбнулась.

- Доброе утро.

- Ага, доброе.

Реджина полежала минуту, смущенно улыбаясь блондинке, потом, зарывшись лицом в подушку, потянулась, услышав, как блаженно хрустнуло между лопаток. Довольная, она перевернулась на бок и прикусила губу, зная, что Эмма наблюдала за каждым её движением.

- Я сожалею о прошлой ночи, - тихо сказала она.

Эмма нахмурилась в недоумении:

- О какой именно части?

- О той, где мой сын был совершенно неугомонным и отказывался проявить к нам милосердие, - щеки у Реджины порозовели, и это заставило Эмму усмехнуться.

- Ну, думаю, такова жизнь матери, - она на мгновение замолчала, раздумывая, а потом тихо добавила. - На секунду я подумала, что ты сожалеешь о нашем…

Реджина покачала головой:

- Нет, мне очень понравилось.

Улыбка Эммы могла бы затмить восходящее за окном солнце, и Реджина вынуждена была отвернуться, чтоб скрыть краску, заливающую лицо.

- Так, а где хулиган?

Реджина повернулась к ней, непонимающе вздернув бровь, но выражение лица сразу же смягчилось.

- Он в своей комнате.

- Откуда ты знаешь?

- А ты разве не слышишь? - Реджина приподнялась на локтях и мягко повернула голову Эммы левым ухом к комнате Генри. - Он слезает с кровати.

Эмма нахмурилась  и замерла, пытаясь услышать то же, что и Реджина, но напряженное выражение на лице солдата заставило Реджину тихо рассмеяться. Она наклонилась ближе к Эмме, пытаясь направить её слух.

- Слышишь? - спросила она, когда распознала тихий скрип половиц. - Он пошел к ящику с игрушками.

Эмма снова сморщилась, но ничего не услышала.

- Он выбрал игрушку и теперь, думаю, уселся на пол, поиграть, - через полминуты Реджина, не выдержав, тихо засмеялась, и только в этот момент Эмма услышала, как в комнате Генри открылась и закрылась дверь. - А сейчас, кажется, он побежал на горшок.

- С ума сойти, ну у тебя и слух, - прокомментировала Эмма.

- Ну, вот когда твой ребёнок не шумит, вот тогда можно начинать волноваться, - ответила Реджина с кривой усмешкой.

Они мягко улыбнулись друг другу, Эмма придвинулась ближе и дотронулась до руки Реджины. - Нам нужно  как-нибудь повторить прошлый вечер.

- Бессонную ночь?

- Ну, иногда бессонные ночи не так уж плохи, - с ухмылкой сказала Эмма.

Прикусив нижнюю губу, Реджина испытывающе смотрела на Эмму. Блондинка молчала, но, заметив у неё на щеках едва заметный румянец, Реджина улыбнулась и отвернулась, чтоб скрыть довольное выражение лица.

- Ну, я о том, чтоб погулять. Вдвоем, - уточнила Эмма.

Реджина снова повернулась к Эмме, накрыв её руку ладонью и переплетая мизинцы.

- Было бы здорово.

Реджина не могла отвести от Эммы взгляд. То, что почти произошло вчера вечером, было ещё слишком свежо в памяти, и Реджина спрашивала себя, чувствует ли Эмма то же самое. Она не отстранилась, когда Реджина переплела их пальцы, и брюнетка могла поклясться, что Эмма попалась в ту же ловушку, что и она сама. Положение было опасным, и это правда, но Реджина чувствовала себя счастливой и ничего не могла с этим поделать.

Реджина не успела больше ни о чем подумать, почувствовав, что Эмма тянет её вниз.

-Тс-с-с, - прошептала блондинка, уложив Реджину к себе на плечо. - Притворись спящей, - так же тихо пробормотала она.

Реджина услышала в коридоре негромкие торопливые шажки Генри и поняла намерения блондинки. Не раздумывая, она закрыла глаза, успев только понять, когда Генри распахнул двери, что она сейчас лежит, уткнувшись Эмме в шею, как в тех самых дурацких романтических комедиях. Реджина честно попыталась расстроиться этому факту, но почувствовав, как сильная рука Эммы обнимает её за плечи, просто погрузилась в тепло девушки, лежащей рядом.

Они успели выровнять дыхание как раз в тот момент, когда Генри замер на пороге комнаты, заметив, что они спят. Реджина услышала, как он тихонечко закрыл дверь, шикнув на неё, когда петли вздумали заскрипеть. Она представила, как сын крадётся на цыпочках к кровати и, стараясь не шуметь, взбирается на неё.

-Уф-ф, - Генри повалился на одеяло, а Реджина едва сдержала смешок.

Ребенок с трудом втиснулся между ними, попутно стукнув маму макушкой по подбородку и, чуть повозившись, довольно вздохнул и замер.

Реджина приоткрыла один глаз и увидела, что Генри лежит с закрытыми глазами.

Почувствовав на себе взгляд, она повернулась к хитро улыбающейся Эмме. Безмолвно посовещавшись, они начали дружно щекотать Генри.

Малыш взвизгнул и начал брыкаться, сбивая одеяло к ногам. Он уткнулся подбородком в грудь, сжимаясь в комок, но Реджина добралась до его подмышек, а Эмма тем временем щекотала живот. Его смех наполнил комнату в то яркое воскресное утро, и несколько секунд Реджина была абсолютно счастлива, что её сын заливается смехом на кровати, где лежат они с Эммой. Чувство прошло, когда Генри увернулся от матери, спасаясь от щекотки, но так он оказался ближе к Эмме, которая, закинув на него ногу, чтоб не дать ему убежать, защекотала его еще сильнее, целуя в щёчки и громко фыркая.

- Стой! - выдохнул он, переворачиваясь на живот и уползая. Натянув одеяло на себя, он сотрясающимся от смеха комком перекатился к изножью кровати.

- Не достанете!

- Что, правда? - Эмма и Реджина сели на кровати. С хитрющей ухмылкой Эмма сдернула одеяло, а Реджина тут же ухватила сына поперек живота. Это было легко, малыш сидел, уткнувшись лбом в коленки, прикрыв руками голову.

Он радостно вскрикнул, когда Реджина прижала его к себе и села на кровати, усадив его к себе на колени.

- Ты такая смешная, мамочка, - хихикая, Генри пытался увернуться от щекочущих пальцев.

- Ты такой смешной, Генри, - передразнила она, целуя сына в щеку, чтоб успокоить. - И где это ты был утром?

- Я спал в моей комнате, потому что мамочка с Эммой были слишком теплые.

- Но ты пропустил утренние обнимашки, - обиженно сказала Эмма, сидевшая рядом с Реджиной, опираясь на спинку кровати.

- Ты обнимала мамочку?

Этот вопрос заставил Эмму слегка покраснеть, но тут Реджина незаметно хитро ей улыбнулась и, повернувшись к сыну, серьёзно ответила:

- Да, без всяких Генри. Генри к нам нельзя.

То, что Реджина сделала после этого, было для неё очень смелым шагом. Внезапно она прижалась к Эмме. Всего месяц назад такое беззаботное поведение было для брюнетки немыслимо, но в последнее время она замечала, что ей становится все легче отпустить себя. Так что сейчас она дразнила сына, забираясь под руку Эммы. Блондинка быстро включилась в игру и, почти автоматически обняв Реджину за плечи, прижала к себе. С озорной улыбкой она повернулась к мальчику и пропела:

- Да, Генри к нам нельзя.

Несмотря на то, что его исключили из утренних обнимашек, Генри, смеялся и хлопал в ладоши в ответ на их дразнилку. В конце концов, он решил, что так дело не пойдет, и вскочил, скрестив руки на груди.

- Генри можно! - настойчиво сказал он. Он убрал руки Эммы и вместо этого крохотными ручками обнял маму сам. - Видишь, Генри можно!

Реджина посмотрела на него, потом на Эмму и, кивнув на сына, спросила:

- Может, сделаем исключение?

Эмма задумчиво поджала губы:

- Ну, не знаю. А Генри - хороший обниматель?

- Мамочка говорит, что я лучшайший, - Генри протянул Эмме руку, чтоб обнять её, хотя это объятие едва доставало ей до середины спины.

Эмма слегка прижала его к себе:

- Да, приятель, ты точно лучшайший.

-Значит, Генри к нам можно, - заключила Реджина.

Генри отпустил их и, вскочив на ноги, начал радостно подпрыгивать. Иногда он приземлялся на чью-то ногу или бедро, скрытые одеялом, и падал, в эти моменты, женщины просто сжимали зубы, но обе они, и Реджина, и Эмма, были готовы его поймать.

Когда будильник на тумбочке зазвенел, Реджина покачала головой, глядя на сына, и выбралась из кровати. Она подхватила Генри во время очередного прыжка и, покружив, поставила на пол, где он немедленно упал, разыгрывая головокружение. Реджина обернулась на звук расправляемой простыни и увидела, что Эмма тоже встала и уже встряхивает одеяло, чтоб заправить кровать.

- Займись ребёнком, а я займусь этим, - Эмма расправила покрывало и теперь заправляла концы под матрас, добиваясь идеально ровной линии.

Реджина надела халат и, завязав пояс, протянула руку всё еще лежащему на полу Генри.

- Давай опять поспим вместе, мамочка? - Генри встал, ухватившись за протянутую руку.

- Но без всяких Генри, - поддразнила Эмма.

Тот в ответ обнял Реджину за ногу и показал Эмме язык. Брюнетка поглядела на Эмму, закатив глаза, и, подхватив ребенка на руки, вышла из комнаты.

* * *

- Что мы будем сегодня делать, мамочка, - спросил Генри, сидя на барном стуле, куда он забрался почти сам. Они с Реджиной уже переоделись, последняя даже успела принять душ.

- Это сюрприз.

- Сюрприз? - спросила появившаяся в дверях Эмма.

У Реджины при виде Эммы перехватило дыхание. Блондинка только что сняла футболку и теперь вытирала ею лицо, оставшись в топе и спортивных леггинсах. Руки и шея были влажными от пота. Реджина знала, что Эмма спортивная, пару раз она видела, как та делает отжимания с Генри на спине, или прорабатывает ноги, усадив ребенка к себе на стопы, так что малыш думал, что они играют в самолётик. Но никогда прежде женщина не видела Эмму вот так. Реджина всегда считала, что она в хорошей форме, но, Боже, блондинка перед ней - это нечто совсем другое. Эмма, должно быть, заметила, как Реджина хватает ртом воздух, потому что, оглядев себя, смущенно улыбнулась и спросила:

- Прости пожалуйста, я плохо пахну?

- Да, - жестко сказал Генри.

Реджина откашлялась и отвернулась, чтоб сделать кофе, радуясь возможности отвлечься:

- Нет, - сказала она глухо. - Спускайся, как будешь готова, хорошо?

- Ладно.

Подождав, пока шаги Эммы не стихнут на лестнице, Реджина медленно выдохнула. Её мозг определенно был перегружен, и она понятия не имела, как это остановить. И, что пугало более всего, она не хотела это останавливать. Господи, она даже не налила воды в чайник. Исправив эту оплошность, Реджина смотрела на работающий чайник, а её мысли возвращались ко всё той же теме.

Реджина, кажется, по уши влипла. При одной только мысли об Эмме у неё кружилась голова и появлялась слабость. Но были ли это пресловутые бабочки в животе или действительно недомогание, в этом она не была уверенна. И она надеялась, что это действительно всего лишь недомогание. По крайней мере, тогда это излечимо.

Прошлая ночь всё изменила.

Реджина чувствовала, что её связь с Эммой окрепла. И эта связь отличалась от её материнской привязанности к Генри. Эмма - её лучший друг, в этом Реджина была уверена. Она рассказывала блондинке то, что не рассказывала никому никогда прежде.

Но было и что-то большее. Было какое-то влечение. Реджина не могла сейчас себе врать.

Она не могла не заметить постоянные взгляды и многозначительные фразы, которые натолкнули её на мысль, что, возможно, для Эммы их связь тоже - нечто большее, чем дружба. Им нужно было это обсудить, хотя Реджина понятия не имела, как к этому подступиться.

Она посмотрела на Генри, который тихо сидел за столом, раскрашивая динозавров в книжке-раскраске. Он всегда говорил, что зелёный и коричневый цвета, которые для динозавров выбирала Реджина, - скучные, несмотря на то, что Реджина говорила, что они реалистичные и даже показывала сыну картинки с вымершими животными. Он отрицательно качал головой и выбирал самые яркие цвета. Сейчас, например, птеродактиль, медленно, но верно приобретал фиолетово-желтый окрас. Реджина подозрительно сузила глаза - слишком хорошо мальчик себя вёл. Обычно, если Генри шумел и поздно ложился спать вечером, на следующее утро он превращался в изрядного ворчуна. А сейчас он сидит тихий, довольный, и даже уже одетый.

- Генри? - позвала она, привлекая его внимание.

- Да? - тут же откликнулся он, подняв голову, но сразу вернулся к раскраске.

- Как прошел вечер с мисс Тиной, дорогой?

Он улыбнулся, явно что-то припомнив:

- Весело. Она ещё придёт?

- Явно не скоро, - пробормотала Реджина тихо и подошла к столу. Став напротив Генри, она оперлась локтями на стол, положив подбородок ему на макушку. - Чем вы занимались?

Вскинув голову чуть резче, чем хотел, мальчик стукнулся об её подбородок.

- Оу, - пробормотал он и, потирая ушиб, аккуратно прислонился к маме лбом. Реджина только хихикнула на это, хотя раньше она переживала даже из-за самых маленьких ушибов. Но она потихоньку училась, позволять ему расти. Она смотрела, как он заканчивает раскрашивать птеродактиля и красным карандашом, высунув от усердия язык, выводит свое имя. «ГЕНРИ» - все буквы заглавные, «И» повернута не в ту сторону, но он поднял раскраску, гордо показывая результат маме. Она улыбнулась и похвалила его, поцеловав в макушку.

- Мы смотрели «Немо», и «Планету сокровищ», и «Лантиду»[1].

Он встал на стуле и потянулся к Реджине. Она молча подняла его и перенесла через стол, посадив на край кухонной стойки.

- Три мультика? - переспросила Реджина, стараясь не показать неодобрения.

- Ага, - улыбнулся он, показав три пальчика, - и она мне читала, а потом рассказывала истории про фей и эльфов.

- Она давала тебе конфеты? - Реджина начала охоту.

Генри быстро покачал головой, но Реджина продолжала пристально на него глядеть.

- Нет, - добавил он, улыбнувшись, и попытался пощекотать маму.

Та прищурилась и сменила тактику:

- А ты ел конфеты?

В ответ Реджина получила отведенный взгляд, потому что Генри отвернулся к окну, и вредную ухмылку.

- Генри Миллс, - тихим строгим голосом сказала Реджина, повернув сына лицом к себе. Он посмотрел на неё широко открытыми, жалостливыми глазами, но Реджина на это не поддалась и не улыбнулась. - Ты помнишь, что я тебе сказала, когда уходила?

Он, надувшись, покачал головой.

- Я сказала, что ты должен слушаться мисс Тину, и что тебе нельзя конфеты, - повторила она. - Ты послушался мамочку?

Он снова покачал головой, уже глядя на неё полными слёз виноватыми глазами.

- А что ты сделал?

- Я сам взял конфеты.

- Взял, - кивнула Реджина. - Ты будешь ещё так делать?

Он покачал головой и крепко обнял её. Реджине ничего не оставалось делать, кроме как обнять его в ответ и поцеловать в макушку.

- Я не сержусь, дорогой. Я просто хочу быть уверена, что с тобой не случиться ничего плохого. И я не могу быть в этом уверена, если ты не следуешь тем правилам, которые устанавливаю я или другие взрослые, которые о тебе заботятся.

- Я знаю, -  пробормотал он, уткнувшись в её рубашку.

- И я ведь тебе говорила, если будешь есть слишком много сладкого, не вырастешь большим и сильным.

- Как Эмма? - спросил он.

Она мягко улыбнулась и кивнула, склоняясь к нему:

- Да. Правильно, как Эмма.

- Мисс Тина сказала, что вы с Эммой веселились, - сказал Генри, отклоняясь назад.

Реджина подняла бровь:

- Да? Что именно она сказала?

- «Мы можем посмотреть кино и повеселиться, как твоя мамочка с Эммой», - процитировал Генри.

Реджина секунду раздумывала над тем, был ли в утверждении мисс Белл скрытый смысл. Её инстинкт сказал ей, что был. У Генри всегда была склонность пересказывать услышанное простым языком. Реджина не удивилась бы, если б узнала, что воспитательница выспрашивала у Генри информацию. Хотя, насколько Реджина знала, это было вовсе не обязательно. Родители в садике рассказали ей, что Генри все уши прожужжал одногруппникам историями о том, что «его лучшайший друг Эмма - настоящий супергерой».

- Вы смотрели «Лантиду»? - Генри сидел на столешнице, болтая ногами, и явно был снова в хорошем настроении.

Реджина покачала головой:

- Мы смотрели взрослое кино.

Вошедшая на кухню Эмма фыркнула. Она уже сменила одежду, в которой бегала, на джинсы и легкую байку с длинными рукавами. Вьющиеся волосы были влажными.

- Не совсем.

Реджина закатила глаза на этот намёк и сердито посмотрела на блондинку.

- Уже одета и пахну мылом, - Эмма подошла к столу. Реджина молча передала ей Генри, и Эмма усадила его рядом с собой на стул.

Реджина повернулась и прислонилась к кухонной рабочей поверхности, отчаянно стараясь не замечать, как несколько капель, упавших с влажных волос, медленно катятся по шее Эммы вниз. Она прочистила горло и сказала:

- У меня сюрприз.

- Для меня? - спросил Генри.

- Не-а, для меня, - Эмма легонько толкнула его плечом.

Реджина ласково усмехнулась, увидев раздраженный взгляд, которым Генри наградил Эмму. Генетика не имела с этим хорошо отработанным взглядом ничего общего. Генри скопировал это выражение лица у неё.

Но, когда она увидела, что Эмма в ответ посмотрела на Генри почти так же, начиная игру в гляделки, усмешка переросла в тихий, чуть хрипловатый смех. Странно, как сильно Эмма и Генри привязалась друг к другу за тот короткий срок, что девушка была с ними. Но, с другой стороны, Эмма ведь влияла и на неё тоже. Реджина прочистила горло, прерывая «кто кого переглядит» соревнование, и, достав из-под стола пустую плетеную корзину, молча поставила её между Эммой и Генри.

- Яблоки?! - воскликнул Генри, вскакивая на ноги так резко, что стул почти опрокинулся под его весом. - Мы идем собирать яблоки?!

- Я решила, что после вчерашнего ты заслужила право узнать рецепт моего знаменитого яблочного турновера, - сказала Реджина Эмме.

- Ты, что, правда, собираешься поделиться этим со мной? - с удивлением спросила та.

- Пойдем, как только вы обуетесь, молодой человек, - добавила Реджина, повернувшись к сыну. Генри, соскакивая со стула, почти перекувыркнулся в воздухе, но сильные руки Эммы вовремя поймали его и бережно опустили на пол. Причем Генри так спешил в прихожую, что бежать начал, еще не коснувшись ногами земли. Когда мальчик выбежал из кухни, Эмма выпрямилась.

- Я думала, ты унесешь этот рецепт с собой в могилу, - пошутила она.

- Ну, думаю, ничего страшного, если еще один человек узнает рецепт. Но я строго запрещаю тебе рассказывать его кому-то другому.

В ответ Эмма сделала вид, что застегивает рот на замок и выбрасывает ключ.

Реджина усмехнулась, потирая подбородок. Они стояли, глядя друг на друга, в уютном молчании. Эмма пристально смотрела на неё, переводя взгляд с глаз Реджины на её нос, а потом на губы. У Реджины, когда она поймала её взгляд, на секунду сбилось дыхание, и женщина резко выдохнула. Вот опять Эмма так смотрит на неё. Будто видит её настоящую за маской «железного мэра», которую она так привыкла носить. Реджина отвела взгляд, но через секунду карие глаза опять встретились с зелёными.

- Эмма, я…

Генри вбежал на кухню, уже обутый в свои кроссовки на липучках. На них был нарисован Человек-Паук, и при каждом шаге малыша на носках загорались лампочки. Руки у Генри были заняты тяжелой ношей. Он бросил на кухонный пол кучу принесенной обуви, и Эмма захохотала, когда увидела, что малый притащил её ботинки, левый кроссовок и две туфли для Реджины - разного цвета, но зато на одну ногу. Схватив туфлю, Генри подбежал к маме и попытался приподнять и обуть её ногу. От неожиданности Реджина потеряла равновесие и схватилась за стол, чтоб не упасть.  Покачав головой, она наклонилась к Генри и легонько провела пальцем по его носу. Но выражение её лица было строгим. Он хмыкнул, но сдался:

- Пожа-а-алуста-а-а?

* * *

Они решили дойти до Ратуши пешком, потому как утро выдалось солнечным и тёплым, и как только троица свернула на тротуар, ведущий к Мэйн-стрит, Генри ухватил их обеих за руки. Он подпрыгивал, повисая на руках, и женщинам приходилось быстро реагировать на этот манёвр. Они приподымали его, раскачивая над землёй.

- Ещё! - радостно командовал он и снова подпрыгивал.

Когда они дошли до Ратуши двадцать минут спустя, у Реджины болела рука. Она была благодарна тем людям, которых они встретили по дороге, потому что когда они останавливались, чтоб поговорить с горожанами, здоровавшимися с мэром, Эммой и Генри, последний прекращал подпрыгивать и спокойно ждал, пока взрослые наговорятся. Особенно Реджина была благодарна доктору Хопперу, потому что, когда тот остановился поболтать с Эммой, Генри с радостью отвлёкся, играя с Понго. Когда они подошли к Ратуше, рука у Реджины просто отваливалась, но всё же эта прогулка снова открыла женщине глаза, показав ей, насколько Эмма уже стала частью города. Если бы Реджина не напомнила ей, что им нужно идти, блондинка могла бы - Реджина была в этом абсолютно уверена - хоть час простоять посреди тротуара, болтая с доктором.

- Так это та самая знаменитая яблоня, о которой я постоянно слышу? - спросила Эмма, когда Генри побежал к дереву и забрался на скамейку, стоявшую под его кроной, чтоб обнять ствол. - Медовый Хруст. Папа подарил её тебе, верно?

Они с Реджиной не спеша шли к дереву.

- Да, я была ещё совсем маленькой, - она повесила корзину на сгиб локтя и подошла к яблоне как раз вовремя, чтоб успеть поддержать Генри, который потянулся, пытаясь достать яблоко, висящее на ветке над ним.

- Так, что, мы просто рвем яблоки? - спросила Эмма.

Реджина посмотрела на Генри, который как раз аккуратно уложил яблоко в корзину, и слегка сжала его плечо, предлагая ответить на вопрос Эммы.

- Нужно подождать, пока они не станут твёрдыми, - объявил малыш тоном знатока, и Реджина с гордостью поцеловала его в макушку.

- Нужно их почувствовать. Выбирай крепкие и хрустящие, - пояснила Реджина, кивая в сторону дерева. - Первыми спеют те яблоки, что висят ближе к краю, старайся не рвать те, что растут в центре.

- Вроде, всё просто, - Эмма подняла голову, посмотрев на яблоко, висящее над ней. Протянув руку, она чуть сжала его, прохладный плод чуть хрустнул под пальцами. Аккуратно сняв с ветки, Эмма положила яблоко рядом с тем, что сорвал Генри. - Все правильно?

Проходя мимо неё, Реджина с улыбкой сжала её плечо:

- Да у тебя талант.

Эмма улыбнулась в ответ.

* * *

- Знаешь, яблони Медовый хруст - самые жизнестойкие и плодородные, - сказала Реджина, ловя взгляд Эммы из-за веток. - Они могут пережить сорокаградусный мороз, и всё равно будут расти и плодоносить. Они переживут любой шторм.

- Поэтому твой папа подарил его тебе? - Эмма наклонилась, проходя под ветками и, обхватив рукой ствол, качнулась ближе к Реджине. - Потому что это стойкое дерево?

- Может быть, - Реджина пожала плечами и, повернувшись к Эмме спиной, сорвала очередное яблоко, протянув его Генри, который, по его собственному выражению, стал, «официальным ложителем яблок в корзину». Корзина была уже почти до краёв полной.

Реджина глянула на Эмму через плечо, и усмехнулась:

- А может быть, и из-за вкуса. Я ещё не пробовала ничего вкуснее, чем эти яблоки.

- Да ну? - спросила Эмма, осторожно сокращая расстояние между ними. - Позволь мне судить об этом.

- Лови! - внезапно Генри бросил яблоком в Эмму. Реджина быстро среагировала, поймав фрукт буквально в дюйме от лица Эммы.

- Генри! - прикрикнула она.

Малыш прикрыл рот ладошками, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех, хотя, надо отдать ему должное, он всё-таки выглядел немного виноватым и напуганным. Реджина посмотрела на сына так строго, что один этот взгляд мог заменить целую лекцию о хорошем поведении. Потом она повернулась к Эмме, наконец, осознав, как близко они стоят.

- Впечатляюще, - присвистнула Эмма.

Реджина пожала плечами с самодовольной улыбкой. Она вытерла яблоко о ворот своей рубашки и протянула его Эмме.

Эмма посмотрела на плод, потом поглядела Реджине в глаза, заметив, что зрачки у той слегка расширены, и, протянув ладонь, взяла яблоко, после чего впилась в него зубами. Брызнувший сок стекал по её подбородку, пока она медленно жевала, не сводя с брюнетки пристального взгляда.

- Ты права, - проглотив, сказала Эмма. - Вкусно.

Ну, вот опять. Та самая слабость, от которой у Реджины почти подкашиваются ноги, и она готова испариться или провалиться сквозь землю. С трудом отведя от Эммы взгляд, она резко отвернулась, дотрагиваясь ладонью до своей горящей щеки. Может быть, у неё жар? Чтобы это ни было, Реджине не хотелось об этом думать. Она хлопнула в ладоши:

- Ну, что, давайте посадим их в духовку?

* * *

- Ты всё так вкусно готовишь? - простонала Эмма, начиная вторую порцию турновера.

Реджина самодовольно улыбнулась, откидываясь на спинку дивана. Её собственная тарелка стояла на кофейном столике, и только несколько оставшихся крошек доказывали, что в ней недавно была выпечка. Тарелка Генри стояла рядом, а сам Генри уже съел свой десерт, выпил сок и, после того, как Реджина стёрла с его щёк усы, которые он нарисовал мукой, отправился спать в детскую.

- Ты можешь их продавать, - Эмма кончиком языка поймала яблочную начинку, грозящую упасть с вилки.

Реджина засмеялась - отчасти над тем, как сильно Эмма удивлена её кулинарными способностями, а отчасти потому, что у Эммы лицо было в муке. Сегодня её сын и блондинка внезапно обнаружили, что мука как нельзя лучше подходит для раскраски лиц, и Эмма объявила, что теперь выглядит, как Джин Симмонс. Реджина не знала, кто это, но зато знала, что с мукой на лице Эмма умудряется выглядеть совершенно очаровательно и, вместе с тем, абсолютно по-идиотски.

- Я запомню твое предложение на случай, если мой подпольный наркобизнес накроется.

- Знаешь, ты так часто об этом шутишь, что я начинаю думать, что это правда. В конце концов, в каждой шутке есть доля шутки.

Рассмеявшись, Реджина наклонилась к столу, чтоб взять свой стакан с сидром, и пробормотала, делая глоток:

- Ну, если что, ты ничего не докажешь.

- Знаешь, что сделает его ещё лучше? - риторически спросила Эмма и внезапно встала. Прихватив тарелку, она пошла на кухню.

- Прости, что?! - обиженно задохнулась Реджина, глядя блондинке вслед.

 Через минуту Эмма вернулась, держа в руке баночку с корицей. Сев обратно на диван, она аккуратно поддела ножом хрустящую корочку турновера и посыпала начинку корицей.

- Я уже добавляла корицу, - раздраженно сказала Реджина.

- Добавляла, но маловато. Так вкусней, - Эмма откусила кусочек, наслаждаясь ярким коричным привкусом яблок, тающем на языке. Она протянула тарелку Реджине. - Попробуй.

-Нет, - брюнетка сердито скрестила руки на груди.

Эмма подвинулась так, что её ноги оказались почти на ногах Реджины. Она слегка похлопала Реджину по руке, получив в ответ прожигающий взгляд.

- Да ладно тебе, не злись! Просто попробуй.

Раздраженно закатив глаза, Реджина позволила Эмме ещё секунду поволноваться и, смягчившись, открыла рот. Эмма ухмыльнулась, аккуратно положила кусочек десерта ей на язык и отклонилась.

- Ну?

Реджина медленно прожевала, сохраняя бесстрастное выражение лица, чтоб не раздувать самолюбие Эммы. Проглотив, она небрежно пожала плечами:

- Всё еще предпочитаю мой рецепт.

Эмма рассмеялась, закатив глаза.

- Зануда! - она отодвинулась и, доев турновер, аккуратно поставила тарелку на стол. Теперь она сидела на диване, поджав левую ногу и подперев подбородок ладонью. - А что насчет лазаньи, о которой я так много слышала?

Реджина покачала головой:

- Нет, её ты ещё не заслужила, особенно после манипуляций с моим рецептом турновера.

Эмма легонько поддела пятку Реджины носком.

- Эй, я ведь уезжаю скоро, что, если у меня не будет другого шанса её попробовать?

На секунду на лице Реджины появилось сомнение, но она быстро скрыла его, воинственно хмыкнув:

- Это не моя проблема, солдат.

- Тогда я не покажу тебе, как заводить машину без ключа.

Реджина сморщилась:

- А зачем мне это?

- Ну, мало ли.

 Реджина покачала головой в ответ на эти глупости:

- Думаю, я всё-таки рискну остаться без этого полезного навыка, - она встала, собирая тарелки со стола.

Прихватив стаканы, Эмма прошла следом на кухню, где Реджина уже пустила воду в раковине и теперь наливала мыло на губку. Реджина мыла посуду, а Эмма вытирала её. Они дружелюбно молчали, пока Эмма слегка не поддела Реджину плечом.

- Мне понравилось собирать яблоки, - тихо сказала она.

- Я думаю, мы с Генри посадим его собственное дерево, заведем семейную традицию.

- Он будет рад.

Передав Эмме последнюю тарелку, Реджина воспользовалась возможностью и, смочив полотенце, начала стирать муку с её лица. Женщина замерла, когда блондинка, слегка охнув, быстро поставила тарелку на стол. Она не двигалась, позволив Реджине вытереть мучную раскраску, и та прекрасно знала, что Эмма, не отрываясь, пристально на неё смотрит. Улыбнувшись, Реджина убрала полотенце:

- Вот и всё.

- Тебе не нравятся «Kiss»?

- Да нет, просто я предпочитаю другие поцелуи, - Реджина сказала это так тихо, что Эмма прищурилась, думая, не ослышалась ли она. Когда смысл сказанного дошел до неё, она почти задохнулась, глядя на красные полные губы брюнетки.

Вся решимость, только что наполнявшая Реджину, улетучилась меньше, чем за секунду, и, прикусив губу, она отступила на шаг, но Эмма тут же сделала шаг вперед, сокращая расстояние между ними. Реджина подняла взгляд и увидела, что отливающие сталью зеленые глаза пристально смотрят на неё. Ждут её движения, ждут разрешения, ждут чего-нибудь.

Реджина рвано вздохнула, когда Эмма наклонилась к ней, но остановилась, почти коснувшись её носом.

- Реджина? - тихо спросила Эмма.

- Да?

- Что мы творим? - рука Эммы, робкая и неуверенная, лежала на талии Реджины, и они не знали, как она там оказалась. Но вместо того, чтоб убрать её, Реджина слегка наклонилась, молчаливо одобряя это объятие. Она подошла ближе к Эмме.

- Понятия не имею, - честно ответила брюнетка на вопрос.

- Но мне это нравится.

- Мне тоже.

Эмма улыбнулась. Реджина улыбнулась в ответ и просто позволила чувству, которое скручивало ей внутренности и заставляло её сердце трепетать, завладеть собой. Потому что даже если она не понимала, что происходит, даже если у неё не было четкого плана, даже если она совершенно не знала, как реагировать, когда дело касалось Эммы Свон, Реджина просто была в восторге от того, что Эмма чувствует то же, что и она сама.

Зазвонил телефон, и Реджина отпрянула от Эммы, только теперь осознав, как близко друг от друга они находились, все эти двадцать четыре часа. Вспыхнув, она откашлялась и, непонятно за что извинившись, подошла к телефону, висевшему на стене.

-Да? - Реджина торопливо сняла трубку, быстро глянув на блондинку, прислонившуюся к столу и, видимо, взволнованную не меньше Реджины. Брюнетка покачала головой, когда поняла, кто звонит. - Вы забыли у нас мобильный мисс Белл?.. Нет. Я верну его вам в понедельник.

Повесив трубку, Реджина прислонилась к стене и, наклонив голову, посмотрела на Эмму.

- Так что, - Эмма прочистила горло и, скрестив руки на груди, озорно улыбнулась Реджине. - Хочешь посмотреть взрослое кино?

Реджина недоуменно закатила глаза и, повернувшись, пошла в гостиную. Довольная Эмма пошла следом.

* * *

За неделю, которая прошла с их похода в кино, Эмма с Реджиной обнаружили, что стараются провести вместе каждую свободную минуту, днём и ночью. Даже задолго до их скороспелого свидания Эмма подозревала, что чувствует к Реджине нечто большее, чем физическое влечение. А теперь она была в этом уверена. Она любила ум Реджины. Любила, как Реджина морщит нос, когда слышит от Эммы очередную глупость. Любила видеть, как её глаза, обычно цвета темного шоколада, становятся золотисто-карими, когда Реджина счастлива. Любила её улыбку. И когда Эмма понимала, как много улыбок Реджины обращено к ней, она сама счастливо улыбалась.

Чтобы не происходило между ними, они позволили этому крепнуть с каждым днём. Они обнимались, пока смотрели телевизор, сидя на диване в гостиной. Эмма протягивала руку вдоль спинки дивана, но, в конечном итоге, её рука всегда оказывалась на плечах Реджины, бережно обнимая её. Генри втискивался между ними, если, конечно, не танцевал под песенку из очередного диснеевского мультика. Когда они входили в комнату, Реджина всё чаще шла на шаг впереди, ведя Эмму за руку, тесно сплетая их пальцы. Они говорили всё дольше и дольше, особенно по ночам, и засыпали на диване. Они чаще касались друг друга: рука на спине, прикосновение к запястью, чтоб привлечь внимание. И, конечно, понимающие улыбки, и чувство, что между ними проскакивает ток. К концу недели Эмма оказалась у Реджины в постели просто потому, что обе они хотели продолжить разговор, который вели, потому, что не желали, чтоб эта ночь заканчивалась.

Эмму пугало, что ей так сильно нравится Реджина. Вообще-то больше, чем нравится, но каждый раз, как эта мысль приходила ей в голову, Эмма запрещала себе думать об этом. Потому что нельзя же чувствовать такое, зная друг друга всего месяц? Но ведь их связывает больше, чем этот месяц. Они знакомы… Она знает Реджину, действительно знает её, уже несколько лет. При этой мысли Эмма хрипло рассмеялась. Кто бы мог подумать, что именно Эмма Свон, сможет пробраться сквозь барьеры, которыми окружила себя мэр Сторибрука.

Будет неправильно начинать что-то сейчас. На следующей неделе Эмма возвращается в Джорджию. Но, когда она вернётся, может, они смогут попробовать. Может быть, их маленькие невинные прикосновения приобретут большее значение. Но не сейчас. Сейчас слишком поздно. Сейчас им остаётся радоваться тому, что они имеют.

Первую субботу мая Эмма проводила без брюнетки, постоянно занимавшей её мысли. Генри тоже с ней не было. Странно, но ей внезапно позвонила Руби и предложила встретиться, и Реджина всецело одобрила это предложение, что показалось Эмме подозрительным. Правда, узнав, что они с Руби идут к Мэри-Маргарет, брюнетка не смогла скрыть недовольства. Эмма мысленно отметила, что нужно будет выяснить историю нелюбви мэра к учительнице младших классов.

Как бы то ни было, сейчас Эмма сидела в квартире Мэри-Маргарет за старым деревянным столом, окруженным разномастными стульями, и видела столько разных лаков для ногтей, сколько не видела за всю свою жизнь.

- Может, всё-таки сделаем тебе маникюр? - спросила Мэри-Маргарет, пока Руби подпиливала ногти, превращая их в подобие кошачьих когтей.

Эмма покачала головой, грея руки о чашку с какао:

- Я не крашу ногти, когда я на службе.

- Правда? - удивленно спросила официантка. - Почему?

- Если что-то случится, медики могут по ногтям определять жизненные показатели, - объяснила Эмма и, осмотрев свои ногти, взяла со стола пилочку. - Но вот подпилить не мешало бы.

- Это же с ума сойти, - удивленно охнула Мэри-Маргарет. Она наклонилась ближе к Эмме, опираясь локтями на стол, и подперла подбородок ладонью. - Расскажи, как это?

- Уверена, ММ, что это секретная информация, - фыркнула Руби и, положив пилочку, начала наносить на ногти первый слой лака.

Эмма рассмеялась:

- Вас двоих послушать, так я просто секретный агент!

- Генри говорит, что ты рыцарь, - сообщила Мэри-Маргарет. Увидев вопросительный взгляд Эммы, она пояснила. - Я однажды за ним присматривала.

-Да, один-единственный раз, - фыркнула Руби.

Брюнетка с короткой стрижкой густо покраснела и замахала руками, позабыв про невысохший лак:

- Это могло случиться  с каждым, и мы были в парке, и…

- О, Господи! Так это была ты?! - воскликнула Эмма весело и в то же время сердито. - Это ты за ним присматривала, когда он потерялся в лесу?!

Мэри-Маргарет замолчала, пораженная, пристыженная и смущенная одновременно.

Расхохотавшись, Руби подула на ногти, после чего сказала:

- Видела бы ты Реджину. Она была зла, как сто чертей. Она ушла из Ратуши посреди деловой встречи и завернула всех, кто попался под руку, в парк, чтоб начать поиски. Клянусь, она чуть сердце Мэри-Маргарет не вырвала за то, что она не досмотрела за Генри.

- Он прятался в кустах. И всего полчаса прошло, - возразила учительница.

- Ему было два! - рявкнула Эмма, повысив голос. Она переживала за Генри, когда Реджина написала ей про этот случай, а ведь тогда она даже его не видела. А теперь, зная окрестности Сторибрука, зная, какой густой тут лес, она волновалась за Генри так же, как Реджина, если не больше.

Мэри-Маргарет виновато ссутулилась, а Руби продолжила:

- Поэтому теперь мэр Миллс берет Генри с собой на встречи либо назначает встречи на время, пока он в садике. По крайней мере, так было, пока ты не приехала, сейчас всё изменилось.

- Ага, потому что я дома.

Руби прекратила красить ногти и посмотрела на Эмму, мягко улыбнувшись:

- Дома, да? - она понимающе вздернула бровь.

Настала очередь Эммы краснеть, но она не стала отказываться от своих слов, ей не хотелось отрицать, что в особняке она чувствовала себя дома, что Реджина и Генри так много значили для неё.

- Думаю, это мило, - Мэри-Маргарет чуть оправилась от смущения. - Здорово видеть, что Реджина кому-то открывается.

- На месте Эммы могла быть ты, если бы не умудрилась потерять её сына, - поддразнила Руби нараспев.

В ответ Мэри-Маргарет сердито глянула на Руби и бросила в неё скомканным ватным диском, который та отбила, как мячик. Глядя на эту сцену, Эмма засмеялась.

- Ты разве не учитель? - спросила она Мэри-Маргарет. - Как ты могла его потерять?

Если пару минут назад учительница покраснела, то после вопроса Эммы её лицо стало бордовым.

- Я… я не помню, - заикаясь, ответила она, нервно застёгивая верхнюю пуговицу кардигана.

Руби многозначительно ухмыльнулась, но продолжала молча красить ногти. Под пристальным взглядом Эммы решимость Мэри-Маргарет не отвечать на вопрос рухнула, как карточный домик.

- Дэвид, этот симпатичный помощник шерифа, проходил мимо и поздоровался, и мы поболтали. Всего две минуты! - на одном дыхании выпалила Мэри-Маргарет.

- Надеюсь, он стоил того, - сдержанно сказала Эмма, закатив глаза.

- Он женат, - охотно сообщила Руби.

Эмма привыкла сохранять бесстрастное выражение лица в разных, порой даже в самых тяжелых обстоятельствах. Но сейчас, когда она поняла, что жизненный поезд Мэри-Маргарет стремительно мчится под откос, Эмма не смогла совладать с собой и смотрела на учительницу круглыми от удивления глазами. Эмма моргнула, успокаиваясь. Черт, иногда она забывала, что даже у роз есть шипы, и что даже безобидные школьные учительницы могут влюбляться в женатиков, оказываясь перед моральным выбором.

- Спасибо, Руби, - мрачно сказала Мэри-Маргарет, повернувшись к подруге.

- Ой, да она бы всё равно узнала, - парировала официантка. - Если они с мэром поладили, она так и так узнает много чего про этот город.

- Хей, я всё еще здесь, - рассмеялась Эмма. - И, кстати, между мной и Реджиной ничего такого нет.

- Да, точно, - Руби продолжила красить ногти, Мэри-Маргарет предпочла мудро промолчать, но взгляд, которым девушки обменялись, просто кричал о том, что они думают.

- Так, что она задумала? - напрямик спросила Эмма, проигнорировав фразу Руби. Она всегда могла определить, когда от неё что-то скрывают, да и девчонки явно уступали Реджине в искусстве манипулирования.

Руби замерла с кисточкой в руках, капля лака упала ей на палец, а Мэри-Маргарет, не рассчитав силы, поддела кутикулу ногтя до крови. Эмма поняла, что её предположения верны.

Руби первая нашлась, что ответить. Небрежно пожав плечами, она насмешливо спросила:

- Эй, кто из нас живет с ней в одном доме?

- Вы, правда, не знаете или Реджина заставила вас двоих молчать?

- Кажется, нам всем не мешало бы выпить ещё какао, - выдавив улыбку, Мэри-Маргарет встала и торопливо прошла на кухню.

- Мне понравится? - тихо спросила Эмма у Руби, глядя, как Мэри-Маргарет разогревает молоко.

- О, да.

* * *

Три часа спустя Руби внезапно объявила, что им пора расходиться. Эмма заметила, что та сделала это, прочитав пришедшее СМС. После того, как стало понятно, что Эмма что-то подозревает, ни Руби, ни Мэри-Маргарет больше словом не обмолвились про Реджину. Эмму это впечатлило и позабавило одновременно, и блондинка нарочно их провоцировала. Особенно её нравилось искушать Руби. Эмма поведала официантке, что однажды застукала Реджину в обнимку с подушкой. Руби так старалась не расхохотаться, что ей пришлось закусить костяшки пальцев и встать. Когда СМС-ка пришла, Руби и Мэри-Маргарет уже закончили красить ногти, они втроем успели перекусить, и теперь сидели на диванчике перед маленьким телевизором и смотрели кино.

Кино ещё не закончилось, когда Руби встала и объявила, что им нужно отвезти Эмму домой, пока Реджина не начала истерить. Блондинка закатила глаза, но спорить не стала. Это её последние выходные в Сторибруке, и, несмотря на то, что она не расставалась с Миллсами на протяжении предыдущих трёх с половиной недель, Эмма уже успела по ним соскучиться. К тому же, ей не терпелось узнать, чего ради её выставили из особняка почти на целый день. Хотя сюрпризы она «любила», примерно так же сильно, как Реджина. Так что, когда Руби везла их к Миффлин Стрит в своем камаро, Эмма уже начала нервничать, хотя её спутницы были раздражающе спокойны. А блондинка молчала, размышляя, что же, чёрт возьми, происходит, и как, чёрт побери, Реджине удалось заставить их вытащить её из дому.

Они подъехали к особняку, и, к удивлению Эммы, Руби и Мэри-Маргарет первыми вышли из машины, поджидая её.

- Такой замечательный день! - искренне улыбнулась Мэри-Маргарет, кутаясь в кардиган.

- Ага, - согласилась Эмма. - Если б ещё он не был таким чертовски странным, - пробормотала она себе под нос.

Она шла по дорожке, ведущей к особняку, насторожившись, когда девушки пошли следом. Но, как Эмма уже поняла, задавать вопросы было бесполезно. Найдя ключ от особняка в связке на брелоке, она открыла белую дверь.

Она, конечно, не знала, чего ожидать, но пустой прихожей ждала меньше всего. Всё было, как обычно, и выглядело так, будто Реджина с Генри ушли погулять. Она уже хотела развернуться и допросить девушек, но тут до её слуха долетел сдавленный смешок Генри. С любопытством приподняв бровь, Эмма пошла на звук.

Она кралась, тихо ступая по деревянному полу, держась ближе к стенам. В столовой всё также было, как всегда, разве что, на полу валялись несколько игрушек, забытых Генри. Зал с левой стороны дома был безупречен, как всегда. Ещё шаг, и вот она уже заглядывает в гостиную, и громко ахает.

- Сюрприз!

Эмма замерла на пороге разукрашенной плакатами и мишурой гостиной. Но не украшения привлекли её внимание. Она смотрела на Реджину, которая стояла под огромным плакатом, гласившим «С Днём Рождения!», держа Генри на руках. Мать и сын одинаково радостно улыбались ей. Эмма едва заметила на столе огромный торт с надписями «С Днём Рождения!» и ниже «Мы будем скучать». Около Миллсов стояли Грэм, Арчи и мисс Белл и хлопали ей, широко улыбаясь. Она посмотрела на Руби и Мэри-Маргарет, вошедших следом. Девушки слегка подтолкнули Эмму в спину, понимающе улыбаясь.

Эмма хотела снова найти глазами Реджину, но тут заметила в углу Августа, сидящего в каталке, такого же лохматого, как всегда, и с обычной самодовольной ухмылкой на лице.

Все замолчали, глядя на Эмму, ожидая её реакции, а она просто замерла на пороге, дыхание застряло в горле, и к глазам подступили слёзы. Развернувшись, она выбежала из комнаты, ей нужна была минута, чтоб успокоится. Только опершись ладонью о колонну крыльца, она поняла, что выбежала на порог. По щеке медленно скатилась слезинка.

- Эмма… - тёплая ладонь осторожно коснулась её плеча и скользнула вниз по руке. - Эмма, прости, если я перестаралась…

Эмма резко развернулась и крепко обняла Реджину, зарываясь лицом в тёмные волосы, вдыхая аромат лаванды. Это слишком. Она чувствует слишком много, слишком сильно. Но ей всё равно, потому что это хорошее чувство. И, хотя она постоянно напоминала себе, что это не продлится долго, в глубине души она всегда надеялась, что, может быть, только может быть, она, наконец, нашла свой дом. Нашла свою семью. Нашла место, где она сможет остаться, и её не прогонят.

Эмма медленно отстранилась и мягко заправила выбившийся тёмный локон Реджине за ухо. Закрыв глаза, она прижалась лбом ко лбу брюнетки, полностью растворяясь в этом моменте.

- Ты сделала это для меня? - и хотя это звучало вопросительно, Эмма знала ответ.

Реджина кивнула:

- У тебя никогда не было настоящего Дня рождения, и ты на следующей неделе уезжаешь, так что, октябрь я даже не рассматривала, - она чуть наклонила голову. - Кстати, мы с мисс Белл вместе организовывали вечеринку, так что, может, мы и подружимся.

Эмма тихо усмехнулась. Реджина аккуратно стёрла пальцем собравшиеся в глазах Эммы слёзы и погладила рукой её щёку. Эмма в ответ прижалась щекой к мягкой ладони, наслаждаясь теплом, и обняла Реджину крепче.

Не первый раз за неделю Эмма наклонилась, готовая изменить собственному решению. Она так хотела хотя бы раз почувствовать вкус этих мягких красных губ, мучавших её с первого дня, как она приехала в Сторибрук.

- Реджина, можно я…

- Мамочка! - голос Генри звучал глухо, и, не разрывая объятий, женщины повернули головы, увидев, что малыш прижался лицом к стеклу, отчего его носик сплющился, напоминая пятачок. - Что это вы делаете?

Эмма усмехнулась и отпустила Реджину, хотя их руки, как намагниченные, потянулись друг к другу, сплетаясь пальцами. Блондинка легонько постучала по стеклу перед лицом Генри. Мальчишка отпрянул от запотевшего стекла и, вытирая лицо, открыл им двери. Реджина уже собиралась перешагнуть порог, но Эмма чуть придержала женщину за руку и быстро прижалась губами к её щеке.

Ахнув, Реджина коснулась щеки пальцами и посмотрела на Эмму. Улыбнувшись, блондинка сжала её ладонь:

- Спасибо.

Глава 8

У Эммы никогда не было настоящей вечеринки по случаю дня Рождения. Этим забавным фактом она поделилась с Реджиной в их ночь «Двадцати вопросов», непонятных чувств и воспоминаний об упущенных возможностях. Даже на базе она редко рассказывала кому-то о себе. Эмма была очень закрытой и предпочитала оставаться таковой. Последние три года Август обычно приносил ей в день рождения какой-нибудь десерт. В прошлом году, например, он принес кусок пастушьего пирога с кукурузными хлопьями, выложенными поверху картофельного пюре в виде свечки. В ответ на её насмешливый взгляд он заявил, что пастуший пирог всё равно остаётся пирогом. Вот и весь её опыт в праздновании собственного дня рождения. Так было до сегодняшнего дня.

А сегодня её окружали люди, которые ей нравились и которым, как ни странно, нравилась она. Боже, за три недели в Сторибруке она подружилась с большим количеством людей, чем за предыдущие двадцать лет своей жизни. Её сердце было полно горькой радости, когда она сидела в гостиной особняка, окруженная людьми, которых любила. Она задула свечки на огромном красном бархатном торте, и Генри, дурачась, вымазал их с Реджиной творожным кремом. В комнате все испуганно замолчали, и Эмме стоило больших усилий не рассмеяться. Вместо неё это сделал Август на правах новичка, который был не в курсе того, насколько у мэра крутой нрав. Брат Эммы громко захохотал, глядя на их перемазанные лица. Реджина рассмеялась в ответ, и хотя Эмма слышала её смех уже десятки раз, сейчас, сидя рядом с большим тортом, окруженная друзьями, она подумала, что это самый прекрасный звук на свете. Смех Реджины был мелодичный, низкий, и чуть хрипловатый, тёмный, как и сама брюнетка. Смеясь, Реджина уткнулась в щёку сына, и теперь крем был на лицах у всех троих. Все остальные поняли, что бояться нечего, и теперь посмеивались, глядя на неожиданное поведение грозного мэра.

Послюнив салфетку, Реджина вытерла Генри мордашку. Эмма улыбнулась, когда малыш, пытаясь убежать от мокрой салфетки, переполз к ней на колени. Тем временем, Реджина очистила свое лицо, и Эмма, совершенно не думая о том, что на них смотрят, потянулась к ней, большим пальцем вытерла крем, оставшийся в уголке губ Реджины, и бездумно облизала палец. И хотя выражение лица брюнетки не изменилось, Эмма заметила, как расширились её зрачки, и сбилось дыхание. Взяв Генри на руки, Реджина вышла из комнаты.

Эмма осталась в гостиной, ещё раз поблагодарила всех, кто пришел, и, закатив глаза в ответ на нахальную усмешку Руби, присела рядом с Августом, всё ещё удивляясь тому, что видит его в Сторибруке. Минут через двадцать, когда гости уже были заняты разговорами и закусками, Эмма заметила, что Реджина ещё не вернулась, и пошла за ней. Выйдя из гостиной и пройдя к кухне, Эмма увидела ту, кого искала. Реджина вытаскивала из духовки слойки со шпинатом и тихо разговаривала ни с кем иным, как с Тиной Белл.

Генри поблизости не было, и Эмма подумала, что он, как обычно, куда-то убежал. Но за шумом взрослых разговоров она расслышала негромкий топот детских ножек. Ну, если его слышно, стало быть, всё в порядке.

Эмма была рада, что Реджина, несмотря на трудности в отношениях с людьми всё же позволила Тине помочь спланировать для неё эту вечеринку. Эта мысль приятно волновала, и Эмма довольно улыбнулась. Она тихонько повернулась, не желая мешать их разговору, и пошла за тарелкой в гостиную, заметив, что на кухонном столе уже стоит лазанья. Услышав в зале негромкое ворчание, она вошла в комнату.

Август сидел, отвернувшись лицом к окну, вытянув протез и закатав на нём штанину, обнажив конструкцию из пластика и металла. Она уже хотела присесть рядом с ним, как услышала, что кто-то тихонечко охнул. Прищурившись, она оглядела комнату. Ну, конечно! Возле дивана у противоположной стены притаился, стоя на четвереньках, Генри и осторожно выглядывал из-за подлокотника.

Когда малыш увидел, как Август покачивает ногой, его глаза стали совершенно круглыми, и в своем удивлении он был просто очарователен. А в следующую секунду он, шокировано открыв рот, сдавлено ахнул и тут же зажал губы ладошками, почти ткнувшись лицом ковер, потому что Август с едва заметной усмешкой поднес к лицу левое запястье и проговорил в свои часы:

- Орион-1 - Носителю. Орион-1 - Носителю, успешное приземление и инфильтрация. Планета заселена разумной цивилизацией. Отмените атаку, - Август произнёс всю эту тарабарщину металлическим голосом, вполне соответствующим сообщению.

- Я знал! - тихонько воскликнул Генри, прячась за диваном.

Эмма закатила глаза, глядя, как Август сотрясается от беззвучного смеха, прикрыв рот кулаком. Она подошла к Генри, который задом полз к выходу, и подняла его на руки. Мальчишка вскрикнул от неожиданности, но, увидев, что это Эмма, крепко обнял её за шею и уткнулся в плечо, пытаясь спрятаться. Держа Генри на руках, Эмма подошла к дивану, на котором сидел Август, совершенно невозмутимый и невероятно гордый своей шуткой.

- Прекрати его дразнить, - строго сказала Эмма, пытаясь развернуть Генри и усадить его лицом к комнате, но малыш продолжал прятать лицо у неё на плече.

- Не знаю, о чем ты, - ухмыльнулся Август.

Эмма схватила Августа за руку и проговорила в часы:

- Носитель, Орион-1 - полный идиот.

Генри оскорблено охнул.

- Это плохое слово, - пробормотал он, не поднимая головы.

Едва сдерживая смех, Август погрозил блондинке пальцем:

- Это плохое слово!

Генри подозрительно глянул на него, но согласно кивнул.

Едва удержавшись, чтоб не закатить глаза, Эмма отвернулась от Августа и слегка сжала плечи Генри, извиняясь:

- Правильно, это плохое слово. Не рассказывай маме, что я его сказала.

- Или что? Реджина тебя выпорет? - гоготнул Август.

Эмма яростно посмотрела на него, сердито хмыкнув.

- Помечтай, - пробормотала она.

- Признайся, ты ведь именно это загадала, задувая свечки на торте?

Убедившись, что Генри не смотрит, Эмма легонько шлёпнула Августа по уху - не только за грубую шутку, но и за то, что смеялся над ней.

Август обиженно посмотрел на неё, прижав руку к груди. Эмма в ответ закатила глаза и весело улыбнулась. Она отвлеклась, когда Генри поднял голову и взял её за подбородок. Настороженно покосившись на Августа, он исподтишка оглядел его ногу и прошептал громким шепотом, на какой способны только малыши:

- Он киборг. Как Джон Сильвер.

Эмма почти засмеялась, мысленно отметив, что стоит сказать Реджине, что пацан слишком часто пересматривает «Планету сокровищ», но, сдержавшись в последний момент, серьёзно кивнула:

- Он похож на Джона Сильвера, правда?

Генри кивнул.

- Но без повязки на глазу, - быстро добавил он.

Эмма легонько ткнула Августа в плечо и, наконец, развернула Генри к мужчине лицом.

- Он добрый киборг. Он мне как брат, - она смущенно улыбнулась.

Смущение быстро сменилось досадой, когда Август, насмешливо поглядев на неё, слегка ткнул её костяшками пальцев в щёку.

Прикрыв рот ладонью, Август наклонился к Генри и заговорщицки прошептал:

- Она, наверное, тоже киборг.

- Нет! - хихикнул Генри, отталкивая Августа. Посмотрев на Эмму, он спросил. - Что, правда?

Эмма почувствовала, как он ведет ладошками ей по спине, стараясь нащупать металл под кожей.

Прежде, чем Эмма смогла ответить, Август засмеялся, покачав головой:

- Не, она недостаточно крутая, чтоб быть киборгом!

Эмма посмотрела на брата извиняющимся взглядом, но тот просто улыбнулся и понимающе сжал её плечо. Их безмолвный разговор прервался, когда Генри, склонив голову набок, точно так же, как это делала Реджина, когда ей было любопытно, или когда она решала, как поступить, передвинулся ближе к Августу и, всё еще обнимая Эмму одной рукой за шею, наклонился к нему:

- Тебе больно?

- Иногда, - признался Август, вытягивая ногу, чтоб Генри получше её рассмотрел. – Но, чаще всего, у меня ступня жутко чешется, а я не могу её почесать.

Генри прищурился, недоуменно рассматривая его ботинок, явно на что-то надетый.

- Почему?

- Потому что её тут нет.

- Почему?

- Я слишком сильно поранился, и пришлось её отрезать.

- Почему?

- Ну, иногда проще отрезать, чем вылечить.

- Почему?

Август раздраженно глянул на Эмму, но блондинка только усмехнулась, довольная, что на этот раз кто-то другой отвечает на вопросы Генри. Пожав плечами, она предоставила Августу выпутываться самому.

- Потому что они обнаружили, что я киборг, - кивнув, заключил Август.

Генри кивнул в ответ, будто это отвечало на все его вопросы, и внезапно потянулся к шее Августа. Схватив цепочку, он вытянул из-под его рубашки армейские жетоны.

Сощурившись, он повернулся к Эмме и дёрнул висевшие на её шее жетоны так резко, что она поперхнулась и, подавшись вперед, столкнулась с сержантом лбами.

- Они одинаковые, - заключил Генри после основательного осмотра.

- Я же говорил, - прошептал Август. - Она киборг.

- Нет, - настойчиво возразил Генри, почти фыркнув мужчине в лицо. Августа такое отношение явно забавляло. Генри посмотрел на Эмму, приподымая цепочку. - А мне такие можно?

Эмма невесело улыбнулась и вытянула цепочку, позволяя жетонам упасть поверх рубашки.

- Они особенные. Их получают люди, которые работают там же, где я и Август.

- Но я тоже могу! - настаивал Генри.

Эмма с Августом мрачно переглянулись. Эмма слегка дернула коленом, подбрасывая Генри:

- Не знаю, пацан. Мамочка же будет очень скучать по тебе.

- Но ты ведь храбрый рыцарь! - воскликнул он.

Столько обожания было в его глазах, что сердце Эммы растаяло. В такие моменты она безмерно гордилась тем, что носит форму, и всё плохое, что она видела или делала на службе, всё это не имело значения, потому что кто-то, пускай даже трёхлетний ребенок, думал, что она герой. Нежно поцеловав мальчика в лоб, она взяла его за ручки.

- Но вы тоже храбрый рыцарь, сэр Генри. И прежде, чем ты подумаешь поступить на такую же работу, как я и Август, ты должен сначала убедиться, что мамочка в безопасности. Сможешь побыть маминым рыцарем ради меня?

- Я буду, - пообещал он, серьёзно кивнув головой.

Появившийся на пороге зала Понго громким лаем отвлёк Генри от расспросов и даже от новоприобретенного друга-киборга.

- Привет, Понго! - радостно поздоровался Генри. Понго в ответ оглушительно гавкнул и обернулся вокруг своей оси, но в зал не вошел. Эмма поняла, что Реджина даже далматинца, к которому не испытывала особой симпатии, и который нечасто бывал в доме, умудрилась приучить к тому, что ему нельзя входить в другие комнаты, кроме гостиной.

Генри сполз с её колен и, ухватив Понго за ошейник, убежал.

- Прости, - извинилась Эмма, кивая вслед ребёнку. - Его любимый мультик – «Планета сокровищ».

Август понимающе махнул рукой:

- Да ладно, парень просто любопытный. Хотя у него хороший вкус к мультикам.

- Недавно он заявил, что хочет отрастить волосы, как Джим Хоккинс, а ещё хочет крысиный хвост, - засмеялась Эмма. - Реджина пока не придумала, как его отговорить.

- Скажи ему, что он должен будет сделать пирсинг, - предложил Август. - Думаю, это всё решит.

- Ага, или сделает только хуже, - проворчала Эмма.

Она подвинулась ближе, села поудобнее, поджав ногу, и, улыбаясь, глянула Августу в лицо:

- Я не могу поверить, что ты проделал этот путь и приехал.

- Правда? Не можешь поверить? - обиженно переспросил Август. - Брось, Свон, именно так семьи и делают.

- Не все, - сухо возразила она.

- Ну, если не делают, значит, это не семья, - он наклонился, похлопав её по колену. - У нас, вроде как, всё по-другому и уже давно.

Эмме потребовалась минута, чтоб понять, что Август прав. Несмотря на неприятности в доме Джонсонов, там она встретила его, и он её поддерживал. И потом тоже, когда она пошла в армию. И сейчас, когда её отношения с Реджиной и Генри крепли с каждым днём, было странно осознавать, что все, кого она любит, находятся под одной крышей, в глуши, в каком-то маленьком городке, куда она в жизни не приехала бы, если бы звезды не сошлись. Она покачала головой, не веря своей удаче, но просто принимая её, как есть.

- Да, - признала она. - Всё не так плохо.

- К тому же, я должен был сам это увидеть, - усмехнувшись, он многозначительно посмотрел на блондинку. - Хороший у тебя друг, Эмма. На этот раз убедись, что дверь в спальню заперта.

Эмма раздраженно закатила глаза. Однако мысль о том, чтоб поцеловать Реджину, когда никого больше не будет рядом, и никто не сможет их прервать, была такой захватывающей, что Эмме потребовалась вся её выдержка, чтоб отогнать её.

- Замолчи.

- Я просто сказал, что тебе повезло, - усмехнулся Август. – Она практически меня выследила. Эй, а кто такой Сидни Гласс?

- Репортёр, - прищурилась Эмма. - А что?

- Он оставил мне голосовое сообщение. Перепуганным голосом просил меня немедленно связаться с Реджиной и прибыть в Сторибрук по случаю особого мероприятия.

- Особого мероприятия? - недоверчиво переспросила Эмма. - Это же всего лишь мой День рождения.

- Это о многом говорит, верно? - Август усмехнулся, когда довольная Эмма опустила лицо, скрывая смущение. - Что между вами происходит?

Эмма посмотрела на него и пожала плечами:

- Понятия не имею. Но я…  Не знаю… Вроде как, она мне нравится.

- Воу, вроде как нравится? Это серьёзно, - поддел Август.

Сердито глянув, Эмма слегка пнула его в ответ:

- Она мне нравится. Доволен?

- Так что тебя останавливает?

- Что меня останавливает? - Эмма сухо усмехнулась. - Давай посмотрим. Наш технарь, Дин Купер, никогда не звонит своему бойфренду и каждый раз, возвращаясь из увольнения, говорит, что был у мамы. Я почти уверена, что, если что-то выплывет, президент лично надерёт мне задницу.

- Не обижайся Эмма, но с каких пор тебя это колышет?

- Забавно, что ты мне это говоришь.

- Я, между прочим, говорю тебе это как старший по званию и твой брат, так что цени, пока я добрый. Так вот, я говорю, что это всё чушь собачья!

- Что чушь собачья?

- Я в жизни не поверю, что ты боишься того, что кто-то что-то о тебе не так подумает! Так что кончай мне по ушам этой фигнёй ездить, пока я не обиделся, и скажи мне уже, что на самом деле тебя беспокоит.

Тихо вдохнув, Эмма подпёрла лоб ладонью. После долгого молчания она, наконец, сдалась.

- Я на следующей неделе уезжаю. - тихо сказала она.

- И?

- Что «и»? Я не хочу начинать то, что не смогу закончить, - объяснила Эмма, размахивая руками для пущей убедительности. - Реджина заслуживает большего, чем несчастная неделя и потом одно письмо в месяц!

- Это жизнь, которую мы выбрали, капрал, - напомнил Август. - Рамирес еще не видел своего ребёнка, а Хоган с женой два раза переносили свадьбу.

- Я знаю, - мрачно сказала Эмма. И вздохнув, пробормотала. - Но я не…

Август вопросительно поднял бровь, ожидая продолжения. Эмма замялась, подыскивая слова и  отчаянно жестикулируя, будто руки могли сказать всё за неё.

- Я всю жизнь была одна. И у меня никого не было, чтоб по кому-то скучать, и никого, кто бы скучал по мне. А потом я пошла в армию, и, наверное, это лучшее, что я сделала в жизни, потому что у меня, по крайней мере, появился ты. И потом… всё изменилось.

Август молча смотрел на неё, сузив глаза, и Эмма чувствовала, что он изучает её. Каждое её движение, каждое слово, интонацию. Она, как могла, старалась оставаться спокойной. Меньше, чем за секунду, она придала лицу бесстрастное выражение. Но Августу, видимо хватило того, что он увидел, потому что его брови удивленно взметнулись.

- Ты слишком переживаешь, крошка.

Застонав, Эмма покачала головой:

- Я знаю. Наверное, у меня что-то вроде комплекса спасителя, - пробормотала она. Фраза, скорее, предназначалась ей самой, а не Августу.

- Да, и кто кого спасает? - сухо бросил Август. Когда Эмма не ответила, брюнет снова заговорил. - Послушай, давай-ка я немного погружу тебя житейскими мудростями на правах старшего брата. Я знаю, что ты чувствуешь себя передо мной виноватой - из-за ноги. Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб это понять, - он поднял руку, не дав ей перебить себя и начать извиняться. - Я тебя прощаю, - искренне сказал он.

Эмма отвернулась, запустив пальцы в волосы. Она пыталась успокоиться, но чувство вины за то, что случилось с Августом, накрыло её с новой силой.

Август наклонился к ней и сжал её руку, вынуждая посмотреть на него:

- Если б не ты, я потерял бы не только ногу, так что спасибо тебе.

- Я не…

- Ты вернулась, чтоб вытащить меня, - серьёзно сказал он. - Так что если ты вбила себе в голову, что из-за тебя моя жизнь разрушена, то нет. Я не выжил бы, если бы не ты.

- Ты говоришь так потому…

- Потому что берегу твои нежные чувства, ага, - фыркнул Август. - Я так говорю, потому, что это правда! Знаешь, Эмма, то, что случилось, меня кое-чему научило, и неплохо бы, если б ты тоже это поняла.

- И что же это? - тихо спросила Эмма. Она ненавидела себя за слабость, которую не смогла скрыть, но груз, который, придавливал её к земле, каждый раз, когда она думала об Августе, казалось, стал чуть легче после слов брата.

- У людей не так много времени, Эмма. Особенно у нас. Ты же знаешь, что потери пехоты во время боевых действий всегда самые высокие. И каждое наше решение, может либо продлить нам жизнь, либо сократить её. Мы можем быть счастливы здесь и сейчас, а можем выбрать длинную и жалкую жизнь. Ты, что, правда хочешь отказаться от того, что происходит между тобой и Реджиной, только потому, что думаешь, что сейчас неподходящий момент?

- Но момент и правда не подходящий, - возразила Эмма, хотя уверенности в голосе не было.

- Не бывает подходящих и не подходящих моментов, Свон! - рассерженно воскликнул Август. - Время уходит, хочешь ты того или нет! Сделай момент подходящим!

Эмма обдумывала слова Августа. Она была твердолобой и упрямой, но не глупой. И, несмотря на свои страхи и сомнения, она понимала, что её друг прав. В жизни Эммы было мало хорошего, а когда что-то хорошее всё-таки происходило, она не могла заглушить в себе тихий голосок, твердящий, что это не продлится долго. И, возможно, на этот раз удача опять повернулась к ней лицом совсем ненадолго. Но черт! Вот судьба предлагает ей возможность быть счастливой, ну, две возможности, если быть точной. Одна из них носит убийственно высокие каблуки, а вторая любит мультфильмы и одержима драконами. И Эмма всем своим существом хотела их удержать. Шанс, что их отношения хотя бы отдаленно будут напоминать нормальные, конечно, мизерный. Но, в конце концов, Эмма никогда не была нормальной, да и Реджина никогда не равнялась на большинство. Так что Эмме пора вытащить голову из песка и что-нибудь сделать.

- Может, хотя бы попробуешь? - умоляюще спросил Август, прикрыв любопытство в голосе нотками неуверенности.

Она вскинула голову, её мозг уже знал ответ на вопрос Августа, хотя язык упорно отказывался его произносить. Потому что не важно, насколько яростно Эмма отрицала, что испытывает к Реджине нечто гораздо большее, чем обычное влечение. Одно письмо в месяц. Чёрт, да это просто отлично, лишь бы только это письмо означало, что их наскоро созданная за эти три недели семья существует. Её семья. Всё это слишком быстро, и Эмма даже не могла понять, когда она решила, что основаться в одном месте, в Сторибруке – всё, к чему она стремилась в жизни. Но сейчас она хотела этого так сильно, что готова была прострелить себе ногу, чтоб остаться. Если только у них получится…

- Да, - хрипло выдохнула она.

Ухмыльнувшись, Август посмотрел куда-то за спину Эммы. Обернувшись, она увидела в дверях удивленную и смущенную Реджину. Но для Эммы было загадкой, смутилась ли брюнетка от того, что помешала им, или от того, что стояла на пороге бог знает сколько, и слышала их разговор.

- Эмма-а-а, - оклик Генри и его громкий топот отвлёк троих взрослых. Они повернулись вовремя, чтоб увидеть, как Генри появляется из-за угла. Добежав до входа в зал, он врезался в ноги Реджины. Обходить её у Генри явно не было времени, так что, ткнувшись головой в мамины колени, он просто пробрался между ними. Он подбежал к Эмме, взволнованно улыбаясь, спрятав руку за спиной. - С днём Рождения!

Он протянул ей своего дракона, которому было почти столько же лет, сколько самому Генри. Игрушка была самой любимой и, естественно, самой потрепанной. Эмма заметила на лапе дракона стежки. Когда-то дракончика случайно зажало дверцей машины, и Генри, стараясь спасти своего лучшего друга, дернул так сильно, что лапа оторвалась. Генри плакал несколько дней, пока Реджина не вернула дракона сыну. Лапа была пришита так, что стежков почти не было видно, и об этой истории напоминали только пятна машинного масла, которые, как Реджина жаловалась Эмме в письме, она так и не смогла вывести. Эмма ещё тогда поняла, как много игрушка значит для Генри, если уж Реджина пошла на такие жертвы. Даже только за сегодняшний день Эмма уже сбилась со счета, сколько раз её сердце благодарно сжималось, когда она думала о том, сколько Миллсы сделали для неё. Но теперь, когда после разговора с Августом её барьеры трещали по швам, она смотрела на Генри, протянувшего ей любимую игрушку, и готова была расплакаться.

- Я не могу взять твою игрушку, малыш. Но я очень рада, что ты хотел мне его отдать, - мягко сказала Эмма, крепко обняв Генри.

- Это тебе! - мальчик настойчиво сунул игрушку ей в руки. - Мама говорит, подарки должны быть особенными, а Рекс самый особенный.

Рассмеявшись сквозь слёзы, Эмма дрожащими пальцами взяла дракончика и прижала к груди.

- Это лучший подарок, который я когда-либо получала.

Генри радостно улыбнулся и показал матери большой палец. Реджина одобрительно улыбнулась сыну.

- Ну, - Август поправил штанину и, опираясь на плечо Эммы, встал. - Генри, как насчёт того, чтоб пойти со мной пробовать лазанью?

Наклонив голову, Генри задумчиво посмотрел на Августа, потом на его руку. Поколебавшись, он взял мужчину за руку, позволяя увести себя из зала.

-А ты не трансформер?

Эмма подождала, пока мужчины выйдут из комнаты, и встала, засунув руку в задний карман джинсов. В другой руке она всё ещё держала Рекса. Она робко улыбнулась брюнетке стоявшей на пороге:

- Эй.

- Эй, - хрипло откликнулась Реджина, кивая Эмме. Прочистив горло, она продолжила. - Мистер Бут - очень интересный человек. Он мне сказал, что ему есть, что про тебя рассказать.

Эмма закатила глаза, подходя к Реджине:

- Безбожно врёт.

- О, я в этом сомневаюсь, - поддразнила та. – Ты, что же, взломала школьную систему?

- Ну, один раз! - под испытывающим взглядом брюнетки Эмма сдалась. - Ну, ладно, может и не один. Но поймали меня только однажды.

- Только, - сухо передразнила Реджина.

- Генри думает, что Август киборг, - смеясь, сообщила блондинка.

- Ох, - смущенно выдохнула Реджина, густо покраснев. - Я прошу прощения. Я с ним поговорю.

- Не волнуйся, - успокоила Эмма, чуть сжав её запястье. - Август это подтвердил.

Реджина вопросительно посмотрела на Эмму.

- У Августа буйное воображение. Он, кстати, говорит, что пишет книгу, - объяснила Эмма.

- Ну, тогда я думаю, что Генри с мистером Бутом прекрасно поладят, - уступила Реджина. - Но я всё равно поговорю с сыном.

Они задержались на пороге. Эмма задавалась вопросом, что именно слышала Реджина из их с Августом разговора. Слова брата всё ещё отдавались в ушах. Сделать момент подходящим. Но, как и с большей частью жизненных решений, было проще сказать, чем сделать. Так что Эмма довольствовалась тем, что приняла протянутую Реджиной руку. Пальцы уже привычно переплелись, и женщины вышли из комнаты.

* * *

Когда Эмма получила своё первое письмо от Реджины Миллс, Август уже успел забыть, что вписал её в программу переписки. Он наблюдал, как Эмма продвигается по службе, и впервые в жизни видел её, подчиняющуюся чьим-то приказам. Но замечал он также и то, что у Эммы только это и осталось - приказы в мире хаоса. Они сблизились, пока жили под одной крышей, но потом Август вышел из системы по возрасту и, к его сожалению, вынужден был оставить Эмму в доме Джонсонов одну. Позже он узнал, что она сбежала оттуда и предстала перед судом за попытку толкнуть какие-то  ворованные часы. И хотя, спору нет, для Эммы это был трудный момент, Август умел распознать счастливый случай, даже когда тот маскировался под неприятности.

Будучи её сержантом, Август мог присматривать за Эммой, хотя она в этом не нуждалась. Она всегда была бойцом и могла о себе позаботиться. Физически, по крайней мере. Однажды, например, еще в старшей школе она подралась с капитаншей группы поддержки. Та сказала, что родители Эммы бросили её, потому что она отброс. Август прибежал на шум, намереваясь вмешаться, но ему осталось только присоединиться к болельщикам - Эмма неплохо справилась и без него. До того, как их растащили, Эмма умудрилась сломать противнице нос. После этого Эмму послали в католическую школу для девочек, откуда её выставили пару месяцев спустя за постоянные ругательства и нехристианское поведение.

Но когда речь заходила об эмоциях, вот тут начинались проблемы. Именно поэтому Август и вписал Эмму в программу переписки. Он хорошо знал ее, не важно, признавала она это или нет, и он знал, что сама Эмма в жизни этого не сделает. Синдром отшельника и сам по себе может сломить даже лучших солдат, а уж если добавить к ней враждебное отношение Эммы к миру, тогда точно жди беды. Так что, как и положено примерному старшему брату, он позаботился о том, чтоб у Эммы была хоть какая-то связь с миром за пределами форта. Но, вписывая рядового Свон в число участников переписки с гражданскими, он даже представить не мог, что, в итоге, три года спустя будет сидеть в гостиной особняка, принадлежащего женщине, с которой Эмма переписывалась, есть лучшую в своей жизни лазанью и смотреть, как его сестра общается с хозяйкой дома, к которой явно испытывала вполне определенные чувства, так, будто они встретились еще до того, как Эмма решила пойти в армию.

Кажется, не он один из присутствующих в комнате об этом думал.

Эмма умолкла посреди разговора с шерифом Сторибрука и напряженно прислушалась, а Реджина одновременно с этим встала и, сузив глаза, позвала Генри и торопливо вышла из комнаты. Глядя на эту сцену, черноволосая официантка, которую, как Август успел узнать, звали Руби, многозначительно глянула на него. Эмма напряженно прислушивалась, но облегчено кивнула, услышав голос Реджины, что-то говорившей сыну, и продолжила разговор.

Мальчишка был очаровательный, и Эмма вовсе не шутила, говоря, что Реджина - невероятная красавица. Но Августу ещё радостнее было видеть, что приемная сестра со многими подружилась: тихая школьная учительница, которая почему-то так быстро ушла, доктор, видимо, неразлучный со своим Понго, и Грэм, местный шериф. Этот, кстати, сейчас уговаривал Эмму вернуться в Сторибрук, когда истечет её контракт с Дядей Сэмом, и занять должность помощника шерифа. Конечно, если бы спросили Августа, он бы уверенно сказал, что Эмме не нужен предлог в виде ждущей её должности, чтоб вернуться в Мэн. Но если такая стабильность позволит ей спокойно спать по ночам до её возвращения, то почему нет? Он был рад, что Эмма, наконец, двигается дальше.

- У нас услуги стоматолога включены в страховку, - продолжал убалтывать Грэм.

Эмма покачала головой в притворном сомнении. Всё это было лишь игрой, естественно, она вернётся и займет это место сразу, как только её демобилизуют. Но Август знал, что Эмма не любит загадывать так надолго. Эмма не успела ответить очередным вежливым и, как надеялся Август, временным отказом. Все трое отвлеклись на пробежавшего мимо гостиной Генри. У малыша была подозрительно счастливая, вся перемазанная шоколадом мордашка, так что он был похож на маленького бурундука. На губах играла самая вредная из его ухмылок, а рубашка была расстегнута. Немного погодя по деревянному полу быстро простучали каблуки Реджины, пытавшейся догнать сына, который явно успел без спросу добраться до сладостей. Август заметил, что она рассержена.

Мысленно пожелав пацану удачи, Август легонько ткнул Эмму носком здоровой ноги.

- Звучит заманчиво, Свон, - он кивнул в сторону Грэма. - Видишь, будет совсем неплохо, если ты останешься.

- Присоединяюсь к высказыванию! - стоящая неподалёку Руби подняла бокал пива, приветствуя слова Августа.

Август ответил тем же, мысленно отмечая, что надо бы разузнать побольше про эту официантку. Он был уверен, что обнаружит много интересного.

- Всё может быть, - пожав плечами, Эмма отвернулась, чтоб поставить пустую тарелку на столик позади. - Но мы всё еще должны слетать в Таиланд с Августом.

- Это может и подождать, - ответил Август. - Ты же не хочешь быть «пятым колесом» рядом со мной и Эзрой, Эм?

Понго громко гавкнул, побежав к входной двери, и доктор Хоппер, извинившись, повел пса на прогулку. Тут раздался визг Генри, тонущий в приступе смеха.

- Эмма! - позвала Реджина. - Можешь подойти, пожалуйста?

Эмма молча встала, исполняя ее просьбу, и на пороге гостиной столкнулась с Тиной, которая как раз возвращалась с кухни с бокалом красного вина.

- Что случилось? - спросила она, увидев, что Эмма выходит.

- Реджина меня зачем-то зовет.

- Да, конечно, - Август увидел, что Тина улыбается, и усмехнулся. Кажется, город был в курсе происходящего в особняке мэра. Он поймал взгляд Тины и отсалютовал ей пивным бокалом. Тина в ответ приподняла свой и, пройдя в комнату, устроилась рядом с Руби, возле камина.

-Так что вам известно? - спросила она, не теряя времени, когда Август подошел к ним и сел в свободное кресло.

- Услуга за услугу? - усмехнулся Август.

Грэм хмыкнул и покачал головой:

- Если Реджина вас услышит, да ещё в её собственном доме…

- Да ладно, шериф, - фыркнула Руби. - Если бы тебе так уж сильно нужен был помощник, ты мог бы нанять меня.

- У неё есть опыт, Руби, - парировал Грэм.

- Конечно, - протянула Руби и, не желая спорить, повернулась к Августу. - Так что вы про них знаете? - повторила она вопрос Тины.

- Я знаю Эмму пять лет. Знаю, что они переписываются три года. Вообще-то, это я их свёл, - сообщил Август, самодовольно ухмыляясь.

- Я даже не знала, что Реджина кому-то пишет, - добавила Тина. - Генри рассказывал про своего особенного друга, но я думала, что это воображаемый друг, и что Реджина отчего-то не пытается его разубедить.

- Эмма просто появилась в один прекрасный день из ниоткуда, - проговорил Грэм. - Но,  как бы то ни было, она добра к Реджине и к мальчишке.

- Я знаю, - тихо согласился Август. - И они к ней тоже.

- Вы ведь останетесь на выходные, верно? - быстро спросила Руби, услышав шаги приближающиеся к гостиной.

Грэм покачал головой, глядя на Руби. Брюнетка была совершенно неисправима.

Август усмехнулся:

- Нет, я уезжаю вечером.

- Вы ведь в курсе, что моя семья держит гостиницу, да?

- Мисс Лукас, если бы я не знала вас лучше, я бы предположила, что мистер Бут вас совершенно очаровал, - с этими словами Реджина вошла в комнату с чистым и надувшимся Генри на руках. Эмма шла следом.

Уши Руби покраснели, а Август прижал подбородок к груди, пытаясь сдержать смех. Реджина была самоуверенной и точно знала, что происходит. И никогда не упускала возможности сказать напрямую, что она думает. Руби опустила голову и теперь напоминала нашкодившего, получившего трёпку щенка. И как бы сильно она не злилась, что их разговор прервали, ей пришлось держать своё раздражение при себе.

- Всё нормально? - спросил Грэм, когда троица расположилась на диване рядом с ним. Эмма с Реджиной сидели плечом к плечу, Генри, только что получивший серьёзный нагоняй, смирно сидел на коленях у матери.

- Кое-кто опять таскал сладости, - ответила Реджина, строго глядя на сына. Мальчик сидел, скрестив руки, и хмурился, явно злясь, что мама застукала его и помешала веселиться.

- А еще он не давал Реджине себя умыть и переодеть, - добавила Эмма, показывая на чистую футболку Генри.

Он попытался переползти к Эмме на колени, но Реджина не позволила, крепко держа его. Очевидно, его наказание заключалось в том, чтоб посидеть какое-то время спокойно и подумать о своем поведении.

- Похоже, из вас получилась неплохая команда, - небрежно сказала Тина. Август ждал этого комментария если не от Тины, то от Руби или от самого себя. Но, взглянув на Реджину, он заметил, как на мгновение застыл её взгляд, она нахмурилась, прикусив губу. Август встревожился. После разговора в зале он надеялся, что ему удалось достучаться до Эммы и уговорить её действовать. Хотя, конечно, вбивать  в голову блондинки здравые идеи всегда было делом если и не безнадёжным, то, по крайней мере, сомнительным. Но он понятия не имел, что у Реджины те же проблемы, если не хуже.

* * *

Первый настоящий день рождения Эммы затянулся до ночи. Генри успешно высидел свое наказание и, когда ему снова разрешили играть, устроил танцевальное шоу, и даже уговорил мисс Белл показать танец и спеть песенку, которую они разучили позавчера в садике. После этого вымотанный ребенок отправился в кровать, где сразу заснул в обнимку с Рексом, которому Эмма разрешила спать в кровати Генри. Гости разошлись, за Августом приехала машина. Друзья шли по дорожке, Эмма катила его коляску, а Август держал в руках пластиковые контейнеры с лазаньей и тортом.

- Ещё раз спасибо, что приехал, - тихо сказала Эмма, поддев его плечом. - Уверен, что не хочешь остаться на выходные?

- Со мной всё будет нормально. Мне нужно кота покормить, и вообще, - Август помог ей сложить коляску и погрузить её в багажник.

- Но путь-то неблизкий, - заметила Эмма.

- Это твои последние выходные здесь, - напомнил он. - Наслаждайся.

- Мы не очень-то много времени провели вместе, да? - виновато спросила Эмма.

- Эй, - он погладил её костяшками пальцев по щеке. - Не парься. В следующий раз привезёшь Реджину и Генри ко мне, в мою берлогу.

Усмехнувшись, Эмма кивнула:

- Идёт.

Они стояли возле уже открытой пассажирской двери, и Эмма чувствовала в душе бурю противоречивых эмоций. Она была неописуемо счастлива, и, в то же время, грусть, наполнявшая её, казалось, поднялась с новой силой. Она встретилась с Августом глазами, и через секунду, он раскрыл руки, кивая на себя с выжидательной улыбкой. Эмма закатила глаза, переминаясь с ноги на ногу, но, быстро уступив, шагнула в его объятия.

Август крепко обнял её, его короткий ежик волос и щетина чуть царапались. Эмма уткнулась лицом брату в грудь.

- Береги себя, - нежно сказал он, целуя её в висок.

Кивнув, Эмма отстранилась от него. Глаза были на мокром месте, она моргнула, унимая эмоции. И через секунду была уже сдержана, как всегда, если не считать влаги, скопившейся в уголках глаз.

- Ты тоже.

Он сел в машину, Эмма закрыла за ним дверь и подождала, увидев, что он опускает стекло. Август высунул голову из окна:

-Да, кстати, мой подарок тебе. Можете спихивать мне Генри, если вы с Реджиной вдруг захотите… - он не договорил и похабно ухмыльнулся.

Эмма фыркнула, скрестив руки:

- Ага, только вот у Реджины с няньками как-то не заладилось.

- Эй, пацаненок думает, что я киборг, - возразил Август. – Ты, что, считаешь, он осмелится таскать конфеты, если его оставить со мной?

Эмма постучала пальцами по крыше авто:

- С этим трудно поспорить.

Август улыбнулся:

- Подумай о том, что я сказал.

Такси уехало, оставляя Эмму стоять на тротуаре с довольной улыбкой на лице.

- И с этим тоже трудно поспорить, - пробормотала она, разворачиваясь к особняку.

* * *

Войдя в особняк и закрыв дверь, Эмма услышала, как работает посудомоечная машина. Так что можно было предположить, что Реджина уже закончила уборку. Еще раз пройдясь по первому этажу, чтобы выключить везде свет, Эмма убедилась, что её подозрения верны: Реджина уже успела убрать и вымыть посуду, которая оставалась. Выключив свет в прихожей, девушка поднялась на второй этаж и увидела, что Реджина стоит, заглядывая в комнату Генри.

Глядя на нее, Эмма нервничала так, что у неё вспотели ладони, и ей пришлось опереться спиной о стену, чтоб не упасть. Голос Августа в голове кричал, приказывая ей, сделать хоть раз в этой долбанной жизни что-то хорошее. Что-то для себя. Верней, это поначалу голос принадлежал Августу, потом он превратился в её собственный. Она отчаянно пыталась набраться смелости и подойти к Реджине. Но прежде, чем Эмма успела додумать эту мысль, Реджина, убедившаяся, что с Генри всё в порядке, тихо закрыла двери детской.

Она улыбнулась, увидев Эмму, и приподняла бровь, молча спрашивая, всё ли в порядке. Блондинка протянула руку, и женщина взялась за неё, потому что за последнюю неделю этот жест стал для них совсем привычным. Их обоюдное желание быть ближе сделалось таким естественным, будто было врожденным.

Не сговариваясь, они пошли в спальню Реджины. В последнее время, они всё чаще засыпали тут во время своих ночных диалогов, если, конечно, им удавалось за разговорами вовремя вспомнить, что спать на диване в гостиной неудобно. Эмма утверждала, что Реджина просто не хочет лишаться подушек, которые так им обеим нравились. В темноте они вошли в комнату, и Реджина, отпустив руку Эммы, ушла в ванную. Эмма пошла в угол, где на стуле лежала одежда, в которой она обычно спала.

Блондинка быстро переоделась в майку и шорты. Звук слива и открытого крана сообщил ей, что теперь можно постучаться и войти в хозяйскую ванную, где они обе чистили зубы.

- Я уже сказала тебе спасибо? - пробормотала Эмма. Внятно говорить ей мешала зубная щетка во рту.

Реджина сплюнула и, прополоскав рот, усмехнулась, глядя на Эмму в зеркале:

- Ну, может, раз или два.

Девушка рассмеялась и, положив щетку на раковину, повернулась к Реджине.

- Тебе понравилось? - неуверенно спросила та, накрывая руку Эммы своей.

- Это был лучший День рождения в моей жизни, - честно ответила девушка и, взяв Реджину за руку, повела её в комнату.

- Ну, может, мы в следующем году побьем этот рекорд?

- Насчет этого… - нерешительно протянула Эмма, откидывая одеяло на своей половине кровати.

- Ты вернешься, - настойчиво сказала Реджина и выжидающе глянула на блондинку, проверяя, посмеет ли та спорить.

- Знаю, - усмехнулась Эмма.

Реджина, удовлетворенная ответом, кивнула, но, когда она откидывала одеяло, движения всё еще были напряженными. Присев на кровать, женщина начала наносить на тело крем, как делала это каждый вечер. Легкий запах лаванды окутал Эмму, когда Реджина, зачерпнув немного крема, провела ладонями по своим обнаженным ногам. И Эмма в очередной раз заметила, как чувственно выглядит брюнетка, когда её ладони массируют стройные икры или когда кончиками пальцев она втирает крем в локти.

С трудом сглотнув, Эмма улеглась поперек кровати и теперь лежала на животе, подперев руками голову, и смотрела на Реджину, которая, вопросительно приподняв бровь, легко провела пальцами по шее.

- Ты вкусно пахнешь, - неловко пробормотала блондинка, глубоко вдохнув.

- Спасибо, дорогая, - Реджина улыбнулась и легонько мазнула нос Эммы кремом в игривом жесте.

Реджина отвернулась, чтоб убрать крем в ящик, а когда повернулась обратно, в руках у неё была продолговатая, обернутая золотистой бумагой прямоугольная коробка. Брюнетка, смущенно улыбалась, протягивая её Эмме.

- С Днём Рождения, Эмма.

Девушка чуть отодвинулась, удивленно глядя на Реджину. Она должна была догадаться, что Реджина купит подарок, считая, что одной вечеринки недостаточно, но всё же Эмма не могла не удивиться. Боже, эта женщина была грозой всего Сторибрука! Да, возможно, была, но Эмма понимала, почему. Она знала историю Реджины, знала, какой осторожной была брюнетка. И хотя такая её закрытость от большинства принесла Реджине репутацию ледышки, она же позволяла женщине полностью посвящать себя людям, которые были действительно для нее важны. И сейчас список таких важных для Реджины людей состоял из Генри и самой Эммы. Было, от чего сойти с ума.

- Реджина… - тихо произнесла Эмма. В голосе были упрёк и удивление.

- Это твой День рождения, так что имею право.

- Не честно использовать этот козырь так много раз.

Закатив глаза, Реджина положила коробку перед Эммой, взглядом прося блондинку открыть её. Перевернувшись на бок, Эмма поддела ногтем ленту. Аккуратно сняв обёртку, она, затаив дыхание, открыла коробку. Внутри лежал круглый кулон на серебряной цепочке. Вынув его из коробки, Эмма смотрела, как он раскачивается, поблёскивая в свете ночника.

- Ты писала, что видела такой, когда тебе было шестнадцать. Я подумала, что, может быть, тебе всё еще хочется его…

- Господи, Реджина, - задохнулась девушка, глядя в ставшие медовыми глаза брюнетки, - я не могу его принять.

Где-то долю секунды Реджина выглядела расстроенной, но её лицо почти сразу стало бесстрастным.

- Я верну его, если тебе не нравится.

- Нет! - Эмма села, пропуская цепочку между пальцами. - Нет, что ты, он мне очень нравится.

- О, - Реджина явно была в замешательстве, но маска холодности пропала, уступив место довольной улыбке.

- Ты так много для меня делаешь, - Эмма вздохнула, опустив голову. - Я даже не знаю, с чего начать.

- Ты ничего мне не должна взамен, - Реджина кончиками пальцев приподняла подбородок Эммы и посмотрела ей в глаза.

- Не должна, но хочу, - раздраженно вздохнула блондинка. - Я хочу свозить вас с Генри в Бостон или любой город, который вы захотите посмотреть. И я хочу дарить тебе цветы в твой День рождения, хочу видеть, как ты улыбаешься рождественским утром, и хочу…

Мысли, наконец, нагнали рвущиеся наружу слова, и Эмма испугано зажала рот ладонью. Реджина шокировано смотрела на неё, пытаясь, переварить услышанное.

Эмма повалилась на подушку, закрыв глаза рукой, в кулаке она всё ещё сжимала цепочку.

- Боже, полчаса назад это казалось хорошей идеей, - пробормотала она.

Молчание наполняло комнату, и Эмма продолжала бранить себя на чем свет стоит. Да уж, нечего сказать, взяла быка за рога, называется! Кажется, Август не совсем это имел в виду, когда говорил ей сделать момент подходящим. Реджина ничего не ответила. Чёрт! Реджина даже не двигалась. Господи, не нужно было всего этого говорить. По крайней мере, не сейчас. Не тогда, когда им предстоит ещё неделя. Господи, она, что, всё неправильно поняла?! Если она уедет в Бостон прямо сейчас, может, даже получится нагнать Августа. Но Генри… Черт, «У Бабушки» ведь есть свободные комнаты, верно?

Эмма лежала, закусив губу, боясь наговорить ещё чего-нибудь и испортить всё ещё больше. Но тут знакомые тёплые пальцы мягко отняли её руки от лица. Она не открыла глаз, больше всего боясь увидеть отвращение и испуг на лице Реджины.

Мягкая ладонь накрыла её щёку, и тёплое, пахнущее мятой дыхание коснулось лица.

- Эмма, - тихо позвала Реджина. И в голосе было сожаление, Эмма была в этом уверена.

Почувствовав ещё одно лёгкое прикосновение, блондинка открыла глаза и увидела, что смутившаяся Реджина, подобно ей, лежит поперёк кровати, так что они оказались почти нос к носу. Увидев ее столь близко, Эмма восхищенно ахнула. Красота Реджины поражала. Казалось, на неё больно смотреть - не верилось, что земная женщина, может быть красива, как греческая богиня. Вглядевшись в глубину медовых глаз, Эмма убедилась, что она всё правильно поняла. Момент был подходящим.

- Эй, - тихо выдохнула Эмма, заливаясь краской.

- Эй, - Реджина улыбнулась, большим пальцем проводя по ее щеке.

Эта улыбка немного успокоила девушку, а прикосновение было таким нежным. Оно одно могло бы убаюкать блондинку, если бы только она позволила себе заснуть. Эмма прижалась щекой к руке Реджины. Их лица были так близко, что дыхание смешивалось.

- Ты хочешь делать всё это? - нарушила молчание Реджина, и её голос был таким удивлённым. Но, Боже, почему столь прекрасной женщине так трудно поверить, что она заслуживает подобного отношения?

Эмма смущенно кивнула, настороженно глядя на Реджину.

- И гораздо больше, - призналась она.

Реджина прикусила губу, и Эмма медленно приподнялась на локтях, боясь, что Реджина уберёт руку с её щеки. Потому что, если Реджина оттолкнет её, в конце концов, Эмма хотела продлить этот момент, как можно дольше.

- Но мне нечего отдать тебе, кроме самой себя, - произнеся это, Эмма моргнула и с размаху плюхнулась обратно на кровать. - Боже, клянусь, в моей голове это звучало не так пафосно, - пробормотала она смущенно.

Эмма опять зажмурилась и поэтому не заметила, что брюнетка едва сдержала смешок. Почувствовав, как кончики пальцев Реджины легко пробегают по её подбородку, Эмма открыла глаза и увидела, что женщина, склонив голову на бок, вопросительно смотрит на неё, в раздумье покусывая губу.

Наконец Реджина ответила. И, услышав её ответ, Эмма готова была поклясться, что собирается выгравировать эти слова на своих жетонах и носить их до скончания века, лишь бы быть уверенной, что Реджина действительно это сказала.

- А что, если мне больше ничего и не нужно?

Сердце молотом застучало у Эммы в груди, и хотя Реджина и не уткнулась в кровать, как пару минут назад Эмма, нерешительность в темных глазах была той же.

-Что?

- Ты серьёзно думаешь, что я это повторю? - раздраженно фыркнула Реджина, но руки не убрала. Наоборот, она оперлась на локоть, и теперь они с Эммой лежали рядом в одинаковых позах друг напротив друга.

- Ну, чуть-чуть, - нахально улыбнулась Эмма.

Реджина сердито на неё глянула, но румянец, заливавший её лицо, был заметен даже в тусклом свете ночника.

- Я… - Реджина прикусила щеку, прежде чем продолжить. - Мне нравится твоё присутствие в моей жизни. Нравится гораздо больше, чем это позволяет дружба. И я хочу, чтоб ты делала всё то, что перечислила.

- Да? - Эмма улыбнулась шире и пододвинулась ближе, склоняясь к Реджине.

- Да.

- Ну, офигенно!

Реджина рассмеялась, её глаза сияли чистейшим, неподдельным счастьем. И Эмма могла только засмеяться в ответ и запечатлеть эту абсолютно счастливую Реджину в своей памяти, чтоб вспоминать этот момент в одинокие дни, которыми, она это знала, еще будет полно ее будущее.

Когда Реджина, склонив голову, слегка подалась вперед и коснулась губами губ Эммы, девушка перестала дышать. От неожиданности резко отпрянув, она шокировано ахнула:

- Что ты делаешь?!

- Делаю момент подходящим?

Улыбка расцвела на лице Эммы. Неуверенность, появившаяся в глазах Реджины, когда Эмма отскочила от неё, пропала, как только блондинка, хрипло рассмеявшись, осторожно, мягко и, в то же время, уверенно поцеловала её. Влечение, тлевшее всё это время, разгорелось, и одного прикосновения губ Реджины Эмме хватило, чтоб начать задыхаться от накрывшего её жара.

Ладонь Эммы легла на затылок Реджины, сильнее прижимая её. Цепочка, зажатая у девушки в руке, покачивалась, и кулон легонько стукался о ключицу брюнетки.

Реджина разорвала поцелуй - то ли в удивлении, то ли искушая Эмму. И когда она это сделала, Эмма не смогла удержаться и провела кончиком языка по пухлым губам женщины, чувствуя, как та улыбается. Смущенно улыбаясь в ответ, блондинка чуть отстранилась. Реджина прервала поцелуй, но мягкие губы обещали большее.

Прислонившись лбом ко лбу Эммы, Реджина тяжело дышала, как будто воздуха в комнате стало резко не хватать.

- Я никогда раньше этого не делала, - тихо призналась Реджина, продолжая пальцем гладить Эмму по щеке. Пальцами другой руки она теребила край футболки Эммы. - Это ничего?

- Ничего, - кивнула девушка.

Эмма поднялась, полностью садясь, но при этом она оставалась так близко к Реджине, что, если б та чуть подвинулась, она могла бы оказаться в объятьях блондинки. Взгляд Реджины был мягкий, но настойчивый, теплый, манящий, и, в то же время, испуганный и настороженный. Эмма не могла поверить, что эта невероятная, прекрасная женщина отвечает на её чувства. Непослушными пальцами Эмма расстегнула цепочку и надела кулон Реджине на шею.

- Что ты делаешь? - убрав ладонь со щеки Эммы, Реджина прикоснулась к кулону.

 - Он ведь мой, правильно? Тогда я могу делать с ним, что захочу, - Эмма нахмурилась, обнаружив, что застегнуть застежку вслепую сложней, чем расстегнуть. - Я хочу отдать его тебе.

Реджина насмешливо закатила глаза, но позволила Эмме справиться с застёжкой и с торжеством в глазах провести пальцами по смуглой шее. На кулоне их руки встретились, и Реджина с надеждой спросила:

-Ты вернешься за ним?

Эмма улыбнулась, покачав головой, светлые локоны слегка перепутались с тёмными прядями.

- Я вернусь к тебе.

Глава 9

После первого поцелуя обеим было не уснуть, и они долго разговаривали. Беседа часто прерывалась, потому что то Эмма, то Реджина на мгновение замолкала, чтобы мягко прикоснуться пальцами к губам другой или легко поцеловать чужую ладонь. Обе были счастливы, что могут, наконец, это сделать. Эмма была не в силах поверить, что так долго отказывала себе в счастье прикасаться губами к устам этой женщины, и каждый раз, когда их поцелуи становились глубже, когда её руки, лаская, исследовали смуглое тело, Эмма мысленно клялась никогда больше не сдерживать себя в этом. Они уснули под утро, лёжа в обнимку, как героини подростковой романтической комедии, а когда проснулись, в воздухе всё ещё ощущалась зародившаяся этой ночью нежность и близость.

Больше всего Эмму удивляло то, как мало между ними изменилось. Их улыбки и прикосновения всегда были искренними. Только теперь, оставаясь вдвоем, когда Генри выбегал из комнаты, они могли, наконец, уступить физическому желанию, терзавшему их неделями. Так что, стоило малышу пересечь порог и скрыться из поля зрения, женщины многозначительно улыбаясь, наклонялись друг к другу, переплетая пальцы, спеша сорвать ещё один поцелуй с таких притягательных губ.

Каждое новое прикосновение губ разжигало в Эмме огонь и в то же время словно обдавало холодом. Не было ничего слаще этих поцелуев, но всякий раз они оставляли на её губах легкий осадок горечи. Реджина была подобна ливню в жаркий солнечный день  - неожиданному, освежающему, прекрасному и сводящему с ума, и Эмма хотела беззаботно бежать босиком под этим ливнем, подставляя спину палящему солнцу. Потому что каждый раз, видя улыбку Реджины, слыша её смех, прикасаясь к ней, девушка не могла не вспомнить о том, что  расставание всё ближе. Она всегда знала, что всё хорошее рано или поздно заканчивается, но Реджину и Генри она не готова была отпустить. И если всё, что у неё остается  до того, как разразится буря, - это краткий миг под летним ливнем, она будет шлёпать по лужам, не боясь простудиться.

Наверное, Реджина чувствовала то же самое, потому что она перенесла все встречи, кроме срочных, на следующую неделю и оставалась в Ратуше только до обеда. Они с Эммой обедали вместе в особняке или в маленьких городских кафешках и пабах, и блондинке нравилось, что, сидя за столиком, Реджина украдкой гладит ногой её ногу, и что они, не прячась, держатся за руки.

А по вечерам они забирали Генри и шли в парк или в игровой центр либо просто смотрели фильмы дома. Хотя, когда они пришли, чтоб забрать малыша из садика в понедельник, после дня рождения Эммы, им пришлось отложить свои планы, потому что дети окружили блондинку, спрашивая, умеет ли она летать и какие суперсилы у неё есть.

Это озадачило женщин, но потом они вспомнили, что Генри постоянно хвастается друзьям, что Эмма - супергерой. Сердце у Эммы сжалось, и она повернулась к Реджине, обратив на неё такие щенячьи глазки, что даже Генри было до них далеко. Брюнетка кивнула, соглашаясь задержаться. Эмма развлекала детишек, рассказывая о своей профессии, учила их правилам безопасности, и, конечно, они играли вместе, потому что девушка сама иногда вела себя, как ребёнок. Реджина стояла у стены и смеялась, наблюдая, как Эмма, став на четвереньки, забирается в небольшой стоящий во дворе домик. Реджине нравилось смотреть, как та играет с детьми, и, в то же время, женщина была не прочь поболтать с мисс Белл.

Каждый день этой последней недели пребывания Свон в Сторибруке, Реджина, Эмма и Генри старались не расставаться, проводя вместе почти всё время. И каждый день был как маленькое прощание с теми, кто стал Эмме друзьями. Руби и Тине удалость украсть блондинку на час, уговорив её на прощание посидеть в «Кроличьей норе». Но увидев, что Свон всё время поглядывает на циферблат часов, девушки отпустили её назад к мэру, чему Эмма и Реджина очень обрадовались. Каждую ночь они ложились в постель и разговаривали до рассвета, их время утекало как песок сквозь пальцы, и сон, казалось, утратил свое значение. Единственными свидетелями их разговоров были звезды, льющие свой свет в окно спальни Реджины. Ничто не беспокоило их, пока длилась ночь. Они были в безопасности - в маленьком мирке, ограниченном стенами спальни, и не было деловых встреч, к которым нужно готовиться, не было пустыни, которую нужно патрулировать. Только Реджина и Эмма, лежащие рядом, и звездное небо, слившееся с землёй.

Дни пролетели незаметно, и не успела Эмма оглянуться, наступил четверг. Самолёт до форта Беннинг, Джорджия, вылетал в три утра в пятницу. Но блондинка не была готова покинуть Сторибрук так скоро.

Реальность тяжело и резко ударила по ее сознанию в четверг утром, когда проснувшаяся Эмма увидела рядом лежащую на боку и крепко спящую Реджину. Рука женщины всё ещё лежала в миллиметрах от руки Эммы - брюнетка ласково гладила её ладонь, пока не уснула. Их разговор затих часам к четырем утра, когда, несмотря на все усилия брюнетки, её веки устало опустились, хотя она до последнего сонно настаивала, что не спит. Эмме тоже хотелось продлить эту ночь, но она любила смотреть на спящую Реджину. Так что, потянувшись свободной рукой, девушка  отвела разметавшиеся темные пряди и, убаюкивая Реджину, нежно провела пальцами по мочке ее уха, спускаясь к шее.

Эта женщина всегда была само совершенство, но спящая она походила на сказочную принцессу. На спящую красавицу, которую Эмма так хотела разбудить поцелуем, и чье пробуждение всегда хотелось задержать ещё на несколько секунд ради счастья просто любоваться её первозданной красотой. Эмма решила использовать толику отпущенного им времени, чтоб запечатлеть в памяти образ брюнетки в мельчайших деталях. Она осторожно придвинулась ближе, сокращая обычное расстояние между ними и, протянув руку, легко, почти невесомо коснулась виска Реджины, провела кончиком пальца по шраму на верхней губе, по изгибу ключицы. Взглядом проследила, как от ее прикосновений по коже брюнетки бегут мурашки. Каждую мурашку, каждый шрамик, каждый миллиметр нежной, гладкой смуглой кожи - все это Эмма впитывала глазами, отпечатывая на обратной стороне сетчатки, заполняя себя этим образом до краёв до тех пор, пока в мыслях не осталось ничего, кроме Реджины.

Дыхание Реджины сбилось, и девушка поняла, что брюнетка просыпается. Уткнувшись носом в щеку женщины, Эмма, поддразнивая, легко поцеловала её в уголок губ.

Хрипловатый смех коснулся лица блондинки, и, не открывая глаз, Реджина обняла её, прижавшись ближе.

- Эй, - прошептала Эмма, чуть отклоняясь назад, теперь они лежали на подушке лицом друг к другу.

- Эй, - Реджина посмотрела на Эмму, и мягкий свет в медовых глазах медленно подернулся пеленой грусти. - Это твой последний день.

- Знаю, - виновато прошептала Эмма так, словно в её власти было изменить это. - Не хочу об этом говорить. Давай проведём этот день как обычно, ладно?

Реджина сухо хмыкнула, и, чтобы не дать врожденному пессимизму брюнетки взять верх, Эмма поцеловала её, отвлекая от грустных мыслей.

- Доброе утро, - с нажимом сказала она.

Реджина насмешливо закатила глаза, уголки губ чуть приподнялись в улыбке, ей понравилась идея Эммы.

- Доброе утро, - ответила она.

- Хорошо спала?

- Как ни странно, да. Ты почти такая же удобная, как мои подушки.

- Да, почти.

- Ну, видишь ли, гусиное перо имеет свойство принимать форму тела. Это полезно и помогает оставаться в тонусе.

-Знаешь, я тоже вполне могу помочь тебе оставаться в тонусе, - Эмма нахально усмехнулась, озорно подмигивая.

Реджина рассмеялась, покачав головой, но яркий румянец на щеках выдал её с головой, доказывая, что она живо представила, как именно Эмма будет способствовать поддержанию её тела в форме. Выбираясь из кровати, брюнетка села спиной к Эмме и повела обнаженным плечом. Лямка шелковой сорочки скользнула вниз. Реджина игриво оглянулась на Эмму:

- Ну, проверим, когда вернешься.

У Эммы округлились глаза, она хватала ртом воздух, пытаясь осмыслить эти слова и ответить, но всё, что ей удалось из себя выдавить, - это коротенькое, удивленное:

- Что?! - и голос почему-то стал очень тонким.

- Считай это стимулом, чтоб скорее вернуться, - спокойно, как ни в чем не бывало, ответила Реджина и, покачивая бедрами, отправилась в ванную.

Ухмыльнувшись, Эмма выкатилась из кровати и, уже заправляя постель, крикнула:

-Займись ребёнком, а завтрак приготовлю я.

* * *

Эмма настояла, чтобы они провели этот день, как обычно, но с каждой прошедшей минутой девушка всё острее осознавала, что отъезд в аэропорт неумолимо приближается. Она, как всегда, отправилась на утреннюю пробежку, выбрав самый длинный маршрут. Пробегая по улицам, она приветливо махала всем знакомым, которые в ответ желали ей доброго утра. Она даже забежала в кафе, чтоб захватить пару кофе и «медвежьих когтей» - она успела полюбить эти булочки за последний месяц. Эмма честно попыталась за них заплатить, но Руби с бабулей наотрез отказались брать деньги и буквально выставили её из кафе, приказав «тащить свою задницу домой», шутливо угрожая, что, если она не уберёт деньги, эти «медвежьи когти» станут последними, что она получит в их заведении.

Вернувшись домой, Эмма сразу услышала, что обычный утренний спор между Реджиной и не желающим одеваться Генри в самом разгаре. Блондинка пристроила поднос с кофе и небольшую записку для брюнетки на кухонную стойку и пошла в душ.

После водных процедур девушка столкнулась с Реджиной  и Генри в коридоре, малыш с разбегу запрыгнул ей на руки и подскакивал, пока она не пересадила его на спину, где он повис, обняв её за шею и обхватив ногами. Одной рукой Эмма поддерживала Генри, а второй обняла Реджину за поясницу, пока они спускались на первый этаж и шли на кухню.

Хотя Эмма и обещала приготовить завтрак, но по дороге на кухню Реджина предложила испечь к завтраку вафли. Так что, усадив Генри на стул, женщины занялись приготовлением вместе. Брюнетка увидела поднос с кофе и пирожными и счастливо улыбнулась, заметив на одном из стаканчиков яркий стикер со смайликом и подписью «Доброе утро, красавица». Отложив миску с тестом, Реджина быстро наклонилась к Эмме, нарезающей клубнику, и благодарно поцеловала её в щеку.

Они завтракали втроём, Генри увлеченно рассказывал свой сон, который, видимо, повторял события, которые малыш увидел в очередной серии «Дома Микки». Пару дней назад они втроём были в магазине, и, зайдя в отдел игрушек, Эмма спросила, что хочет Генри. Мальчик выбрал видеокассеты с полным изданием шоу, и теперь они смотрели мультики каждый вечер. Генри был совершенно счастлив видеть всех своих любимых героев вместе. Сидя за столом, Эмма то и дело касалась руки Реджины - просто чтоб почувствовать её, убедиться, что она рядом. И это было самое домашнее утро в жизни Эммы.

После завтрака она поднялась к себе в комнату, чтоб захватить свитер, потому что все трое собирались сегодня сходить на конюшни. Однако, переступив порог, Эмма увидела на полу у кровати рюкзак и сумку, собранные накануне. Этого оказалось достаточно, чтоб стены, которые она так старательно возводила всё утро, рухнули в одно мгновение. Проглотив застрявший в горле, мешающий дышать ком, она закрыла дверь и с тяжелым вздохом опустилась на кровать, оглядывая комнату, которую целый месяц звала своей. Конечно, последнее время она спала в спальне Реджины, но именно тут, в гостевой комнате особняка, Эмма впервые почувствовала себя дома.

Здесь Реджина будила её, прогоняя мучавшие Эмму ночные кошмары, и они сидели рядом, прислонившись к спинке кровати, или уходили на кухню, чтоб выпить чаю или горячего шоколада с корицей, который так любила Эмма, и разговаривали до рассвета.

Иногда Генри помогал ей заниматься по утрам,  забираясь к ней на спину во время отжиманий, а иногда просто сидел на кровати и сбивчиво считал, глядя на неё, время от времени переключаясь на испанский, которому учила его мама.

Эмма вспомнила, как Реджина первый раз забрала в стирку её одежду. Эмма куда-то ушла, а вернувшись, обнаружила, что все её вещи аккуратно разложены по ящикам комода или развешаны на плечиках в шкафу. Там же, на верхней полке шкафа, лежали сложенные сумка и рюкзак. Это вторжение в личное пространство беспокоило Эмму примерно полсекунды. Её вещи никогда прежде не были такими мягкими и не пахли так приятно. Реджина проявила к ней больше заботы и внимания, чем всё её опекуны вместе взятые. С тех пор Эмма стала вешать одежду в шкаф.

А сейчас сумки были упакованы, и содержимого в них было больше, чем когда Эмма приехала. У неё появился новый свитер - красный, с серым рисунком рыцаря на груди и надписью «Собственность сторибрукских рыцарей». «Сторибрукскими рыцарями» называлась школьная спортивная команда, и талисман у них был соответствующий. Не удивительно, что Генри так увлекается этой темой. Реджина носила этот свитер, когда была в старших классах. Вообще-то Эмма собиралась потихоньку стащить его в качестве трофея (и только потому, что он пах Реджиной), но, обнаружив его сложенным в своей сумке, блондинка поняла, что, видимо, её намерения не были такой уж тайной для Реджины.

Открыв рюкзак, она с улыбкой достала письма и рисунки, которыми дорожила больше жизни, потому что они послужили всему началом. В стопке появились новые фотографии, и Эмме не терпелось развесить их по прибытии в форт Беннинг. Стены вокруг её койки больше не будут серыми и пустыми, и кроме распорядка дня и списка маршрутов патрулей их будут украшать лица её друзей, запечатленные на фотографиях. Те, кого она любит, смогут присматривать за ней, когда их будут разделять многие мили.

Сверху лежали фотографии, на которых Эмма была с Августом и Нилом, но блондинка отложила их. Она просматривала новые фото. Вспоминая те моменты, когда снимки были сделаны, девушка чувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы.

Первую фотографию Реджина сделала на третий день после приезда Эммы, в дождливую апрельскую погоду. Эмма, держа зонтик над головой, вела Генри за руку по дорожке к особняку. Генри, одетый в голубой дождевик с красным капюшоном и желтые резиновые сапожки, выглядел так, словно Медвежонок Паддингтон внезапно превратился в маленького мальчика. Ни Эмма, ни Генри не знали, что их снимают. Малыш был слишком занят, меряя глубину лужи под ногами, а Эмма была сосредоточенна на том, чтоб надежно укрыть его от дождя. Реджина глядела на них, стоя на пороге, и, поймав момент, быстро сфотографировала парочку.

На первых снимках Эмма была вдвоём с Генри: он обычно сидел у блондинки на коленях, обнимая её за шею. На одной фотографии было видно, как Эмма посадила его на плечи. Реджина тогда чуть разрыв сердца не получила, но они оба пообещали женщине быть очень-очень осторожными, и брюнетка уступила. Эмма и Генри дружно решили, что маме вовсе не обязательно знать о том, что однажды Свон слегка не рассчитала высоту двери, и мальчишка случайно стукнулся о дверной проём головой.

Реджина начала появляться на тех фотографиях, которые были сделаны на дне рождения малыша. В тот день Эмма и Генри несколько раз фотографировались вместе в своих сияющих доспехах, и Реджина сохранила все снимки, но в двух экземплярах распечатала только один – тот, где Эмма надела ей на голову бумажный колпак, и все трое стояли на лестнице. Генри широко улыбался на руках у матери и одной рукой тянулся к стоящей с мечом на плече Эмме, чтобы обнять. Реджина тоже улыбалась и, даже не смотря на дурацкий колпак с бумажной ленточкой, выглядела настоящей королевой.

За каждой фотографией была история, воспоминание. Эмма поклялась вечно хранить эти воспоминания в памяти. Некоторые снимки были сделаны совсем недавно, на её дне рождения, как, например, этот, на котором она сидела на диване между Руби и Тиной. Или вот этот, более забавный, на котором все сидели за столом, улыбаясь в камеру, которую держал Генри, настоявший, что хочет их сфотографировать. Кадр был покосившийся, нечеткий, один край отливал красным. Просматривая вечером снимки на своём Canon-е, Реджина не удивилась, обнаружив, что Генри слегка закрыл объектив пальцем.

Наконец Эмма посмотрела на последнюю фотографию, и её сердце больно сжалось. На этом снимке были только они с Реджиной.  Фотографию сделали через два дня после дня рождения блондинки. Тогда женщины просматривали фотографии, и Реджина заметила, что нет ни одной, где они были бы только вдвоём.

- Давай это исправим, - блондинка выхватила у Реджины фотоаппарат и подняла его, держа над головой. Реджина, усмехнувшись, встала рядом с ней, положив подбородок на плечо Эммы. Они посмотрели в объектив камеры, широко улыбаясь.

Эту фотографию Реджина тоже распечатала в двух экземплярах.

Необходимость оставить всё это позади просто убивала Эмму. Какая ирония, думала она, размышляя о том, что привело её к сегодняшнему дню. Не будь она сиротой, она не таскалась бы по приютам, и другие дети не стали бы мерзко относится к ней из-за стоптанных кроссовок и слишком больших футболок. И не было бы агрессивного поведения и постоянных нарушений правил. И проблем с копами тоже не было бы, а значит, она не предстала бы перед судом и не отправилась бы в тренировочный лагерь. А не пойди она в армию, никогда в жизни не встретила бы Реджину и Генри. Так что она должна быть благодарна армии. Армия дала ей второй шанс во всех смыслах. И все же единственное, чего Эмма действительно хотела сейчас, так это послать армию как можно дальше ради возможности остаться в Сторибруке… Она потерпит ещё несколько лет, решила Эмма. Ещё только пять лет, и она полностью выплатит свой долг государству. Может, после следующей командировки можно будет попытаться подать прошение на перевод в Национальную Гвардию.

Услышав громкий плач Генри, Эмма резко вскинула голову. Наскоро запихав письма и фото в рюкзак, она вылетела из комнаты, сбежала с лестницы, перепрыгивая по две ступеньки зараз, и вбежала в игровую комнату, готовая поцеловать любую шишку и прогнать какого угодно монстра. Но в игровой она увидела только Реджину, стоящую на коленях около входа в детскую палатку с грустным выражением лица.

- Солнышко, пожалуйста, не плачь, - Реджина тихонько скребла ногтями по брезенту, словно это могло успокоить плачущего внутри ребенка.

- Что случилось? - Эмма присела на корточки рядом с женщиной и попыталась заглянуть в окошко палатки. В лицо ей полетела плюшевая подушка, яростно запущенная Генри.

- Эй, - сердито сказала Эмма, - нехорошо бросаться в людей подушками, мистер!

Генри, плача, колотил по мягкому полу палатки руками и ногами, видимо, нарочно стараясь произвести как можно больше шума.

- Почему он плачет? - в этот раз ничего не понимающая Эмма посмотрела на Реджину, ожидая ответа.

Та прикусила губу, склонив голову на бок.

- Я сказала ему, что он сегодня не пойдет в садик, - извиняющимся тоном ответила она.

- Я думала, он знает, - Эмма, недоумевая, глянула на Реджину. - У них сегодня урок рисования или что?

-Да, но не в том дело, - Реджина наклонилась к Эмме и нежно сжала её ладонь. - Я сказала, что тебе надо ехать на работу, поэтому мы пойдем гулять вместе, а потом проводим тебя в аэропорт.

Эмма открыла рот, поняв, в чем дело. Она повернулась к палатке, где Генри уже не мог плакать и только, задыхаясь, тихо всхлипывал.

- Он не хочет, чтоб ты уезжала, - добавила Реджина, хотя это уже было ясно нахмурившейся Эмме. Блондинка нагнулась, собираясь отодвинуть край палатки, закрывающий вход. Реджина остановила её, взяв за руку:

- Тебе нельзя войти в его замок, пока он не разрешит.

Эмма не обратила внимания на эти слова и, прищурившись, приподняла брезент. Не успела занавеска подняться полностью, как раздался громкий визг. Эмма быстро отпустила ткань и смущенно кивнула Реджине, пославшей ей взгляд «Я же тебе говорила». Молча опустившись на живот, Эмма подползла к тому входу в палатку, куда обычно присоединялся туннель.

- Генри? - позвала Эмма, тихонько постучавшись. Всхлипы стали тише, но не прекратились. -Дружок, можно мне войти?

- Нет.

- А чего так?

- Не хочу в аэропорт!

- Но я хочу увидеть тебя до того, как уеду, -возразила Эмма.

- Тогда оставайся, - его тон был настойчивым, почти приказным.

- Я бы очень хотела остаться, Генри, - как же сильно она хотела бы пообещать ему, что останется. Если бы только она могла!

Он всхлипнул и высунул голову в окошко: глаза покраснели, а нос распух от долгого плача.

- Скажи, что заболела, - с надеждой глядя на Эмму, предложил он.

Эмма горько рассмеялась, сама готовая заплакать, и посмотрела на Реджину. Брюнетка с обожанием смотрела на сына, не зная, чего ей хочется больше, похвалить его за эту идею или отругать, напомнив, что врать нехорошо.

- Мне надо очень-преочень заболеть, чтобы мне разрешили не ехать на работу.

- Родной, - позвала Реджина, всё ещё стоявшая у входа. Больше она ничего не сказала, но, видимо, мать с сыном понимали друг друга без слов, потому что после их безмолвного диалога Генри откинул брезент, разрешая им войти в свое маленькое пристанище.

Крыша палатки изнутри была красной, и, когда солнце проникало в маленькое сетчатое окошко, стены принимали алый оттенок. Места в палатке было не много, так что Эмма с Реджиной смогли забраться туда примерно по плечи. Эмма увидела, что Генри забился в самый дальний угол, прижимая к груди Рекса, Морскую Черепаху и Рекси-младшего. Лицо у малыша было заплаканное и мокрое от слёз, губы всё еще дрожали.

- Солнышко, иди ко мне, - Реджина раскрыла ему объятия.

По глазам Генри было видно, что он очень хочет, чтоб его обняли, приласкали и пообещали, что всё будет хорошо, но ещё он хотел добиться своего. Так что он упрямо покачал головой, глядя на Реджину, и не двинулся с места.

- Но мы же идем кататься на лошадках, - сказала Реджина. - Мы же не можем пойти к лошадкам без тебя.

- Но я не хочу, чтоб Эмма уезжала! - слёзы опять градом покатились по лицу, и плач перешел в громкий вой.

- Ох, родной, - Реджина притянула сына к себе, он тут же обнял её, заливая слезами её блузку. - Я тоже не хочу, - тихо прошептала она, уткнувшись лицом в его макушку. Она успокаивала мальчика, гладя его по голове и спине.

Эмма, нахмурившись, смотрела на две черноволосые головы, прижавшиеся друг к другу. Она подползла к Генри ближе и боднула его лбом. Он затих и, взяв край своей футболки, вытер нос. Эмма подождала, пока Генри откашляется и восстановит дыхание, и примирительно подняла мизинец, умоляюще глядя не только на ребёнка, но и на Реджину.

- Я обещаю, я вернусь, и мы опять будем вместе играть.

Генри подозрительно глянул на её мизинец:

- Когда?

Эмма вымученно улыбнулась:

- Я пока не знаю, но как только мне позволят поехать домой, я сразу приеду к вам.

- Завтра? - с надеждой спросил мальчик.

Эмма грустно засмеялась, а Реджина крепче обняла сына.

- Нет, золотко, не завтра, - ответила брюнетка.

- Послезавтра?

Эмма покачала головой:

- Нет, малыш, еще не скоро, но знаешь, что?

Генри приподнял голову с плеча Реджины, чтоб показать, что он слушает.

- Мы сможем пока писать друг другу. Мне нравилось получать от тебя картинки. Тебе ведь тоже нравилось их рисовать?

Он едва заметно кивнул, вытирая нос, позволив Реджине стереть с его лица слёзы.

- Ты сможешь помогать мамочке писать Эмме, - добавила Реджина. - Помнишь, мы посылали ей подарки, которые ты выбирал?

Он кивнул уже более уверенно.

- Так что, парень, ты выйдешь к нам или мы сегодня разобьём тут лагерь? - спросила Эмма, видя, что ребёнок почти успокоился.

Генри склонил голову набок, видно, идея с лагерем казалась ему такой же заманчивой, как поход к пони. В конце концов, его любовь к животным оказалась сильней, и он снова кивнул:

- Мы идём кататься на лошадках?

Реджина поцеловала его в макушку:

- Да, родной, сейчас пойдём.

- Но, - протянула Эмма, пожав плечами, - только после того, как я получу свои обнимашки.

Ей не пришлось долго ждать, Генри встал и бросился ей на шею, крепко обнимая.  Вообще-то, Эмма никогда не любила объятья до приезда в Сторибрук. Но теперь желание целовать и щекотать Генри, обнимать Реджину стало таким сильным и естественным, что она делала это, не задумываясь. И теперь, обнимая мальчишку, который, можно сказать, вырос на её глазах, она забыла обо всём остальном, запоминая этот момент, потому что, кто знает, насколько старше Генри будет, когда они снова увидятся.

* * *

День пролетел слишком быстро, Эмма даже не заметила. Вот только что Реджина пыталась заманить её на лошадь, которая была вдвое больше её «жука» (и, как пошутила брюнетка, наверное, быстрее). Потребовался один многообещающий поцелуй, чтобы уговорить Эмму вдеть ногу в стремя. Садясь в седло, девушка пыталась унять колотящиеся сердце и успокоиться, напоминая себе, что животные чувствуют страх. Танки - одно дело, у них есть водитель, и, в общем-то, обычно они ездят со скоростью примерно десять миль в час. А вот лошади… Кто знает, что им в голову взбредёт? Они могут выбросить тебя из седла на тридцать футов, да ещё и копытом в челюсть дать для полного счастья. Определенно, Эмма предпочитала танки. Реджина тихонько посмеивалась, глядя, как блондинка сидит, мертвой хваткой вцепившись в поводья.

Реджина и Генри сидели на здоровенном жеребце, который выглядел раза в два опасней и свирепее того, на котором ехала Эмма. Они были настолько очаровательны в бриджах для верховой езды и шлемах, что девушка пожалела, что они не захватили фотоаппарат, и она не может их сфотографировать. Самым ярким воспоминанием для Эммы за время этой конной прогулки стал момент, когда она, заслушавшись, как Реджина и Генри поют испанскую колыбельную, не заметила низко растущую ветку и едва не стукнулась об неё лбом. За свою невнимательность Эмма тут же получила от Реджины нагоняй, но, по мнению блондинки, это того стоило.

Когда они вернулись, чтоб пообедать, Генри был выжат как лимон, но наотрез отказался идти спать. Кажется, он тоже был полон решимости не тратить время, которое мог провести с Эммой, на сон. Но, на секунду присев на диван между Эммой и Реджиной, малыш тут же отключился. Блондинка на руках отнесла его в детскую и уложила в кровать, положив под бок Рекса. Тихонько поцеловав его в лоб, она вышла из комнаты. Реджины не было в гостиной, и Эмма пошла её искать. Она увидела брюнетку на веранде, позади дома. Реджина сидела на качелях и крутила в пальцах бокал с красным вином.

- Привет, - Эмма села рядом и взяла женщину за руку.

- Привет, - Реджина задумчиво смотрела на сад перед ними.

- О чем думаешь?

Реджина неопределенно дёрнула плечом и вздохнула:

- Завтрашний день будет очень необычным.

- Знаю, - Эмма отпустила её руку и, потянувшись, забрала у Реджины бокал. Поставив его на пол, она обняла брюнетку. - Я уже привыкла быть здесь.

Женщина опустила голову Эмме на плечо, молчаливо соглашаясь.

- Куда ты поедешь?

- Для начала, в Джорджию.

- Но тебя не пошлют за границу? - даже не глядя, Эмма чувствовала, как напряглись под рукой плечи Реджины, когда та задавала этот вопрос.

- Если бы я только знала.

- Ладно, - жестко сказала женщина, неосознанно сжимая край футболки Эммы.

Девушка усмехнулась и, прижавшись подбородком к макушке Реджины, прошептала:

- Я буду очень по тебе скучать.

Реджина тихонько коротко рассмеялась и подняла голову, глядя в полные уныния глаза Эммы.

- Ты будешь мне писать, - это был не вопрос, и обе это поняли.

- Есть, командир, - поддразнила Эмма, уголки её губ чуть дёрнулись вверх.

Реджина в ответ шутливо её ущипнула и добавила, покачав головой:

- Я тоже буду по тебе скучать.

Они склонились друг к другу, будто их тянуло магнитом, их губы встретились на полпути, сливаясь в нежном поцелуе.

- По этому я тоже буду скучать, - хрипло выдохнула Эмма и почувствовала, как на губах Реджины появляется улыбка.

Оставив на устах Эммы ещё один уверенный поцелуй, Реджина спросила:

- Ты взяла телефонную карту, да? Генри будет ждать твоих звонков.

- Только Генри?

- Ну, думаю, я тоже буду не против.

Эмма улыбнулась и кивнула:

- Она в бумажнике, вместе с документами.

- Хорошо.

Не думая больше ни о чем, Реджина резко притянула Эмму к себе и вновь поцеловала. Это было настолько внезапно, что девушка ахнула от неожиданности, но её замешательство было недолгим. Не разрывая поцелуя, Эмма обняла брюнетку за талию и, приподняв, пересадила к себе на колени.

Боже, они, что, правда так долго ждали всего этого? На секунду Эмме пришла в голову мысль, что она, черт возьми, заслуживает медаль - за долгое и успешное сопротивление чарам Реджины Миллс. Но, по правде, если бы ей пришлось сотню лет ждать шанса просто поцеловать эту женщину… Проклятье, она бы ждала!

С чьих-то нетерпеливых губ сорвался стон, и ни одна из женщин не знала, кому он принадлежит. Почувствовав, что Реджина проводит кончиком языка по её губам, Эмма приоткрыла рот, задохнувшись от счастья, когда брюнетка затем провела языком по её нёбу, поглаживая, дразня, обещая большее. Эмма не могла сдержать улыбки. Пускай у них с Реджиной есть всего несколько часов. Но знать, что у них были эти часы, в которые Эмма могла любить Реджину, целовать её, где захочет, знать, что она была частью её жизни… Этого было достаточно, чтобы Эмма пьянела от переполнявшего ее в этот момент счастья.

Чуть прикусив нижнюю губу брюнетки, Эмма затем торопливо покрыла горячими поцелуями её подбородок и шею. Добравшись до уха, она лизнула кожу, так что Реджина, рассмеявшись, отпрянула и склонила голову к плечу, спасаясь от щекотки.

- Вот, где ты боишься щекотки! - Эмма довольно улыбнулась, чуть нависнув над сжавшейся от смеха Реджиной.

- Я засмеялась от неожиданности, - брюнетка скрестила руки на груди и с упрёком посмотрела на Эмму.

- Что, правда? - девушка разняла её руки и переместила их на свою шею, позволяя обнять.

- М-м-м, - закрыв глаза, Реджина запрокинула голову, подставляя шею поцелуям Эммы. Запутавшись пальцами в светлых локонах, она прижимала девушку еще ближе. И только вновь почувствовав язык у себя в ушной раковине, Реджина поняла, что Эмма коварно её отвлекала. Взвизгнув, женщина чуть оттолкнула блондинку, глядя на нее ту почти сердито.

- Ладно, мне, правда, щекотно!

Девушка усмехнулась и легонько прикусила мочку, прижимаясь к женщине. Реджина застонала, но через секунду стон превратился в смех, сотрясавший тело брюнетки, хотя она очень старалась сдержаться. Реджина снова отстранилась, но, почувствовав, как пальцы Эммы ласкают её живот, вздрогнула и обняла её за шею, чтоб притянуть к себе так тесно, как это вообще возможно.

Эмма внезапно прервала своё занятие и вопросительно глянула на Реджину:

- Эй, ты, что, назвала мою машину чудовищем, когда я приехала?

Реджина закатила глаза и, даже не подумав извиняться, заставила блондинку замолчать с помощью ещё одного обжигающего поцелуя.

* * *

Эмма с Реджиной и Генри приехали в Бостонский международный аэропорт пару часов назад. В два часа ночи там было непривычно тихо.

На ужин они приготовили мини-пиццы, и к общей радости Эммы и Генри на десерт Реджина испекла яблочные турноверы, дополнив их мороженным. И после ужина Эмма распрощалась со Сторибруком. Правда, сборы неожиданно затянулись, потому что блондинка обнаружила, что Генри, успевший проснуться, пока они с Реджиной были заняты на веранде, спрятал её сумку под диваном, а обувь в подвале. Сумка обнаружилась довольно быстро, а вот с берцами пришлось поломать голову. Эмме пришлось признать, что для трёх лет пацан очень смышленый, и не в первый раз она задумалась, что же он будет вытворять, когда станет старше.

Мерседес ехал за жуком следом до бостонской парковки, где Свон оставила свою машину. Сумки перекочевали из одного багажника в другой, и трио продолжило путь в аэропорт. Стараниями Реджины они приехали туда в начале первого.

Все формальности с билетами и документами уладились относительно быстро, и теперь им оставалось только ждать объявления на посадку.

Генри уснул по дороге, где-то между Огастой и Гардинером, а до этого охотно развлекал Реджину бесконечной игрой «Отгадай, что я вижу?», и, пока игра продолжалась, Реджина успела мысленно пожалеть, что на пути в Бостон так много деревьев. Малыш ненадолго проснулся, когда они остановились у маленькой кофейни в Биддефорде, чтоб размяться и перекусить. Сейчас он на сиденье кресла рядом с Реджиной, лежа головой на её скрученном валиком пальто, с Рексом в обнимку. Он обещал Эмме, что правда отдаст ей дракона, но блондинка была рада, что он об этом позабыл. Генри эта игрушка нужнее, чем ей.

- С тобой всё будет в порядке, да? - нарушила молчание Эмма, накрывая лежащую на подлокотнике руку Реджины, по привычке переплетая их пальцы.

- Я же не инвалид, - Реджина раздраженно хмыкнула, но тон не был по-настоящему сердитым.

- Знаю, - блондинка успокаивающе погладила её по руке большим пальцем.

Они молчали, и в воздухе чувствовалось тихое недовольство. Эмма думала, как стремительно пролетел этот месяц. Она вспомнила, как быстро начала умирать от скуки, пока жила у Августа, тогда ей почти хотелось вернуться обратно на базу, просто чтоб не маяться от безделья. Теперь она была так благодарна брату, что тот выставил её за дверь и отправил на поиски Реджины. И хотя ей грустно было уезжать, она была счастлива, что теперь у неё есть место, которое можно назвать домом. Несмотря на то, что Эмма всё еще избегала этой мысли, в глубине души она знала, чем стал для неё Сторибрук. Домом. Местом, по которому она станет тосковать. У неё появились люди, к чьему отсутствию в повседневной жизни трудно будет привыкнуть. У неё появился кто-то, о ком она будет мечтать, кто станет сниться ей ночами. В её жизни появились те, кто беспокоится о ней. Это же и есть дом?

У Реджины глаза слипались от усталости после насыщенного дня и пятичасовой поездки, и Эмма снова почувствовала, как её кольнуло чувство вины. Она снова удивилась, что эта женщина, которая ей ничем не обязана, каким-то образом преодолела все её барьеры и теперь готова дать ей шанс. По правде говоря, блондинку удивляло, что такая удивительная женщина, как Реджина, в принципе, существует. Но вот это чудо из плоти и крови сидело рядом с Эммой, прижавшись головой к её плечу и время от времени моргая, стараясь отогнать сонливость.

- Поспи, - предложила Эмма. - Я разбужу тебя, когда объявят посадку.

Реджина в ответ вскинула голову и энергично ею покачала, чтоб немного проснуться. Она прижала ладони к щекам.

- Я в порядке.

- Ты устала.

- Я забронировала нам с Генри номер в отеле «Лонг Уикэнд», - сухо объяснила она.

- Есть в этой жизни хоть что-то, что может застать тебя врасплох? - поддразнила Эмма, рассмеявшись, когда увидела на лице брюнетки фирменную улыбку и вздёрнутую бровь грозной мадам мэра.

- Пассажиры первого класса Рейса 436, вылетающего в Международный аэропорт Хартсфилд-Джексон Атланта, пожалуйста, пройдите к терминалу.

Услышав это объявление, Эмма встала, подхватив рюкзак:

- Пойду переоденусь. Я быстро.

Реджина кивнула, глядя, как Эмма идет из зала ожидания в холл, где находились уборные.

Брюнетка даже не замечала, что она закусила от волнения большой палец. Она поняла это, когда слишком сильно сжала зубы и поморщилась от боли. Тревога, вызванная в её душе отъездом Эммы, была почти такой же сильной, как та, что надолго поселилась в ней после смерти отца. Всё хорошо, говорила себе Реджина. Эмму не отсылают воевать. Она всего лишь возвращается в Беннинг. И она вполне может остаться там до конца службы. Многие солдаты служат в резерве, и их не посылают в горячие точки. Ей не о чем волноваться.

Это всё, конечно же, было очень логично, но вместо того, чтоб успокоиться, Реджина представила Эмму на поле боя, среди выстрелов, взрывов и пожаров. Если даже в её воображении это так страшно, женщина даже не могла представить всего ужаса ночных кошмаров Эммы.

Реджина нахмурилась, отругав себя за пессимизм. Служба в вооруженных силах - это ведь не всегда оружие, бомбы, выстрелы и военнопленные. Она читала, что многим солдатам нравится служить, и они за время службы приобретают настоящих друзей и профессии, полезные в мирной жизни. Эмма такая. Она умеет выживать. С ней всё будет в порядке.

Генри застонал во сне, ворочаясь в неудобном кресле. Реджина повернула голову к сыну.

- Ш-ш-ш-ш, - она погладила его по спине и убрала с глаз слишком отросшие тёмные волосы. Ей почти удалось уговорить мальчика постричься, но тут вмешалась Эмма, сказав, что, если он хочет быть как Джим Хокинс, ему придётся не только отрастить волосы, но и проколоть ухо. Сообщив это, она, самодовольно ухмыляясь, показала Генри пистолет для пирсинга, ожидая, что он испугается иглы. Но Генри, как ни удивительно, не запищал, не прикрыл уши руками и не попытался самостоятельно остричь волосы. Расчет Эммы оказался неверным, и теперь Генри близко не подпускал к себе никого с ножницами или машинкой для стрижки.

Его глаза распахнулись и почти тут же начали вновь закрываться.

- Спи, спи родной.

Даже в полудрёме мальчик быстро и испуганно огляделся:

- А где Эмма? - не услышав ответа, он почти приготовился расплакаться, но Реджина быстро успокоила его.

- Она в уборной. Вы сможете попрощаться, когда она придёт.

Кивнув, он сел, несмотря на то, что Реджина хотела удержать его и снова убаюкать. Перебравшись через подлокотник, Генри устроился у мамы на коленях.

- Она приедет завтра? - с надеждой спросил он и, обхватив лицо Реджины ручками, посмотрел ей в глаза.

Реджина тихонько усмехнулась:

- Нет, родной, не завтра.

Он надулся, собравшись поспорить, но, обернувшись к дверям, громко охнул. Реджина последовала его примеру, чтоб узнать источник изумления мальчика и увидела, что из холла к ним шагает Эмма, уже одетая в форму цвета хаки, с волосами, собранными в суровый пучок на затылке. Если бы Реджина случайно столкнулась с ней на улице, она была бы уверенна, что с этой серьёзной женщиной шутки плохи. Превращение Эммы Свон в капрала Свон было тем более впечатляющим, что эти два человека различались почти как небо и земля. Блондинка с копной непослушных волос, гонявшаяся за её сыном с картонным мечом, пропала. Вместо неё появился сдержанный молодой солдат, которому уже довелось увидеть слишком много страшного в жизни.

- Ты чего не спишь? - Эмма ткнула в Генри пальцем, протягивая Реджине стакан с кофе, который брюнетка заметила только сейчас. И, хотя черты лица Эммы будто стали жестче, голос был всё таким же мягким.

Реджина благодарно улыбнулась, а мальчик молча осторожно перебрался на колени к Эмме и чуть отклонился, с любопытством рассматривая её форму.

- Хорошо выглядишь, солдат, - Реджина с улыбкой рассматривала сидящую рядом Эмму.

Эмма также ответила ей улыбкой, а затем уткнулась лбом в лоб Генри:

- Хорошо, что ты не спишь. У меня кое-что для тебя есть.

- Подарок? - нетерпеливо спросил Генри.

Раскрыв ладонь, Эмма показала ему маленький значок в виде американского флага.

- Поздно уже, так что только маленький киоск открыт.

Генри не слышал этого объяснения. Взяв значок, он внимательно его разглядывал:

- Это игрушка?

Эмма отрицательно покачала головой:

- Помнишь, ты хотел такие же жетоны, как у меня с Августом? - Генри кивнул, и Эмма продолжила. - Вот этот значок вроде них, только его прикалывают на футболку, а не на шее носят. Я работаю на этих ребят, - объяснила Эмма, - и ты тоже можешь представить.

Генри гордо и радостно посмотрел на Реджину, которая ласково улыбалась, глядя на этих двоих. Мальчик оттянул свитер, чтобы Эмма могла прицепить значок. Блондинка с улыбкой бережно приколола флажок к детской толстовке и, аккуратно просунув руку под ткань, застегнула булавку. Закончив, она провела костяшками пальцев по щеке мальчика:

- Посмотри-ка на себя, пацан.

Генри поглядел на значок, опустив голову, и широко улыбнулся:

- Смотри, мамочка!

 - Вижу, солнышко, - Реджина расправила его свитер, - ты тоже хорошо выглядишь.

Он радостно захихикал и сполз с коленей Эммы, побежав к креслу, на котором спал. Сейчас там лежало только пальто Реджины и Рекс. Схватив дракона, он вернулся к Эмме, протягивая игрушку.

- Рекс тоже хорошо выглядит, - Генри раскачивал дракончика из стороны в сторону, так что казалось, что тот пританцовывает. - И он для тебя.

- Пацан… - попыталась возразить Эмма, но Генри забрался к ней на колени и настойчиво сунул игрушку ей в руки.

- Рекс хорошо обнимается, - пояснил мальчик, разводя короткие рексовы лапки в стороны. - А вот прятки он не любит. Я его всегда нахожу, а он меня найти не может, я всегда хорошо прячусь. А ещё он прогоняет кошмары.

Последняя фраза задела Эмму за живое, и к глазам подступили слёзы. Не сдержавшись, она крепко обняла Генри и Рекса. Уткнувшись лицом в шею мальчика, она глухо пробормотала:

- Ты самый лучший, малыш.

Генри в ответ хихикнул:

- Я знаю, - и, отклонившись, провел пальцем по нашивке слева на груди кителя. На нашивке было написано «Э.Свон». - Что это?

- Моё имя, - легко откликнулась блондинка.

- Давай покажем Эмме, как ты знаешь буковки? - перебила Реджина, показав на первую букву на нашивке и дав Генри минуту сосредоточиться.

Генри старательно выговорил, хмуря брови:

- Э-э-э… С-с-с… В… О-о-о… Н…

- Умница, родной, - похвалила Реджина, с любовью глядя на сына. Эмма подняла ладонь и, когда Генри хлопнул по ней со всей силы, потрясла кистью, дуя на ладонь. - Так что там написано?

Генри прищурил один глаз, размышляя:

-Эмма?

Реджина с Эммой засмеялись. Блондинка покачала головой:

- Там написано – «Свон». Это моя фамилия.

Быстро кивнув, Генри продолжал осматривать форму, пытаясь найти ещё что-нибудь интересное. Заметив шеврон на её рукаве, он провел пальцем по двум остроконечным нашивкам.

- А это что?

- Эти полоски говорят о том, что моё звание - капрал.

- А моё звание, какое?

Эмма никогда за словом в карман не лезла, но, услышав вопрос сына, Реджина призадумалась, что можно ему ответить, если вдруг блондинка станет в тупик. Реджина беспокоилась зря, полсекунды спустя Эмма уже отвечала на вопрос Генри:

- Помнишь, у тебя на щите было нарисовано яблоко?

Он кивнул, вспоминая:

- Это значит, что ты Миллс, как мамочка.

- Ага, - он радостно согласился и тут же просияв, добавил. - У тебя тоже было яблоко, на мече, помнишь?

Реджина коварно усмехнулась, даже не пытаясь скрыть это за стаканом с кофе, и поддела Эмму плечом:

- Да, дорогая, на твоём мече тоже было яблоко.

- Значит, мы все – Миллсы, - решительно объявил Генри.

Мысль о том, чтобы сменить фамилию, всегда пугала Эмму, но теперь, когда эту идею высказал сын её девушки, сидящий у неё на руках, Эмма не испугалась и не напряглась. Её девушка, Эмма подумала об этом ещё раз и мысленно улыбнулась. В конце концов, стать частью чего-то большего совсем не страшно.

Она тихонько усмехнулась:

- Ну, не знаю, ребят, как по мне, так вы два Лебедя.

- Нет, - Генри покачал головой и засмеялся, прикрыв рот ладошкой. - Я не птичка.

Женщины расхохотались, Генри, конечно, не понял игры слов, на которую намекала Эмма.

- Нет, конечно, ты не птичка, родной, - серьёзно согласилась Реджина, погладив его по спине. И, повернувшись к блондинке, тихо добавила:

- К тому же, я не собираюсь менять девичью фамилию.

Эмма многозначительно посмотрела Реджине в глаза, и, кажется в этот момент, они обе поняли, что их ждет совместное будущее, и робко улыбнулись друг другу.

- Но я тоже не хочу менять фамилию, - возразила Эмма.

- Ну, значит, мы с тобой в патовой ситуации, - тихо ответила Реджина, пожав плечами и не сводя выразительного взгляда с девушки.

Генри стало скучно, и, соскочив с коленей Эммы, он начал бегать по терминалу. Обычно Реджина не позволяла ему так себя вести в общественных местах, но они были в зале почти одни, за последние полчаса мимо них прошел только один человек. Так что, женщина не стала делать сыну замечаний, позволив исследовать новую для него обстановку.

- Ты, и правда, хорошо выглядишь, - Реджина погладила Эмму по плечу.

- Так поэтому я в армию и пошла. Я офигенно выгляжу в хаки, - пошутила блондинка.

Насмешливо закатив глаза в ответ, Реджина взяла её за руку, нежно проведя по указательному пальцу, по выемке между указательным и большим.

- Куда ты хочешь сходить? - тихо спросила Эмма, глядя, как Генри носится от справочного киоска к мусорному баку и обратно.

Реджина зевнула, прикрыв рот кулаком:

- Чуть конкретнее, дорогая.

- Когда я приеду, я хочу сходить с тобой на свидание, - объяснила девушка.

Реджина, покраснев, застенчиво глянула на Эмму:

- Если не ошибаюсь, это будет свидание номер два.

- Верно, наше первое свидание прошло по классическому сценарию: кафе и кино, да? - с игривой улыбкой блондинка добавила. - К сожалению, вопреки классическому сценарию, не было поцелуев на заднем сиденье машины.

- Да, я смотрю, ты, солдат, только об одном думаешь. Не знай я тебя лучше, я бы подумала, что ты хочешь только мое тело, - пошутила Реджина.

Эмма хохотнула, но тут же с чувством сжала ладонь Реджины:

- Мне не надо было тебя видеть, чтоб знать, что ты офигенная.

На несколько долгих секунд они замолчали, почти не дыша, глядя друг на друга. Воздух наполнился напряжением и тоской, воспоминаниями и безмолвными обещаниями.

- Пассажиры рейса 436, пройдите, пожалуйста, к терминалу, - раздался над головами мужской голос из динамика, и сердце Эммы рухнуло вниз, она даже не успела подумать, что Реджина, наверное, чувствует то же самое.

Эмма позвала Генри и быстро поцеловала его, когда он галопом подбежал к ней. Она встала, закидывая рюкзак на плечо. Реджина тем временем уже успела подхватить их с Генри вещи. Мальчишка, предчувствуя расставание, взял их обеих за руки, и все трое подошли ко входу на взлетно-посадочную полосу, где уже стояли остальные немногочисленные пассажиры этого рейса.

Эмма с Реджиной и Генри стали в нескольких ярдах от остальных так, чтоб не ловить на себе любопытные взгляды, но достаточно близко, чтоб Эмма не пропустила последнее объявление на посадку. Эмма молча присела на корточки, раскрывая объятия для Генри. Малыш сразу подбежал к ней и крепко обнял за шею. Она не отпускала его целую минуту, пока, он не начал нетерпеливо выкручиваться. Разжав руки, Эмма взяла Генри за плечи и строго сказала:

- Вы с мамочкой должны присматривать друг за другом, пока меня не будет.

- Хорошо, - пообещал Генри.

- Не забывай каждый день говорить маме, что ты её любишь.

- Я буду.

Генри смотрел на неё во все глаза, ожидая следующего приказа, и голос Эммы смягчился:

- Я буду по тебе скучать, пацан.

Эмма еще раз обняла его и встала, глядя на Реджину. Брюнетка уже выбросила стаканчик из-под кофе в урну и теперь стояла, скрестив руки на груди. Поза была напряженной, почти настороженной.

- Эй, - Эмма попыталась улыбнуться, но не вышло.

- Эй, - привычно откликнулась Реджина.

Блондинка сжала её запястье. В глазах цвета темного шоколада плескалась та же тоска, что в её собственных.

- По тебе я тоже буду скучать.

Реджина грустно улыбнулась и подошла ближе к Эмме, но рук так и не разняла. Эмма быстро обняла её, прижимая к себе.

- Будь осторожна. Не делай глупостей.

За свою жизнь Эмма слышала много приказов. Какие-то из них были спорными, какие-то разумными и очевидными. Но этому приказу, произнесенному умоляющим голосом Реджины, она поклялась повиноваться слепо и не размышляя.

Однако Эмма Свон не была бы Эммой Свон, если бы призналась в этом Реджине. Так что вместо того, чтоб озвучить свою клятву, она саркастично бросила:

- Ну, ты ведь знаешь, что осторожность - моё второе имя.

Насмешливо закатив глаза, женщина мягко выбралась из объятий блондинки, но продолжала стоять всё так же близко.

- Знаешь, можно было бы составить список всех твоих опрометчивых поступков.

- Ну-ка, ну-ка, мне очень интересно.

- Видишь ли, даже если мы возьмём только этот месяц, этот список будет бесконечным, а твой самолёт уже почти взлетел.

Девушка послала Реджине притворно сердитый взгляд и мягко разняла её руки, положив их к себе на плечи.

- Я напишу тебе, как только приземлимся, - Эмма еще раз обняла её.

- И позвонишь, - напомнила Реджина.

- И позвоню, - покорно согласилась Эмма.

Они стояли в обнимку, и, хотя обе знали, что так нельзя, потому что их могут увидеть, в тот момент женщинам было наплевать на это. У них на счету была каждая секунда, и они хотели продлить каждое мгновение как можно дольше. Эмма запоминала запах Реджины, ароматы её крема и шампуня: сложное сочетание лаванды и пряностей. Реджина, задумавшись, в очередной раз заметила, как бешено колотится сердце, когда Эмма прикасается к ней. И как больно в груди от того, что она не может остановить время, чтоб блондинка никуда не уезжала, или наоборот ускорить его бег, чтоб девушка вернулась поскорее.

Раздался очередной сигнал для пассажиров, и женщины разорвали объятие. Глаза у обеих блестели от невысказанных слов и не выпущенных на волю чувств.

- Не вздумай петь «Leaving on a Jet Plane», - Реджина легонько стукнула Эмму в плечо.

Та грустно рассмеялась, и уже хотела именно это и сделать - просто ради удовольствия немножко побесить Реджину ещё разок напоследок, но передумала. Вместо этого она прикоснулась губами к её щеке - точно так же, как сделала это меньше недели назад на пороге особняка и замерла на несколько долгих секунд.

- Будь офигенной, - нежно сказала Эмма, отрываясь от Реджины. Слишком быстро, по её собственным понятиям, но, надо быть честной, если она не отпустит женщину сейчас, то не сможет отпустить её совсем и уже никуда не полетит. Взъерошив волосы Генри, Эмма развернулась к выходу на трап и зашагала, не оглядываясь. Она не могла заставить себя оглянуться. Отдав дежурному билет, блондинка прошла через стеклянные двери.

И с каждым шагом, который делала Эмма под бодрые приветствия дежурных, желавших ей доброго утра и безопасного полета, девушка чувствовала, что уходит от самого лучшего, что было в её жизни. К моменту, когда она вошла в полупустой салон самолёта, где некоторые пассажиры уже пытались уснуть, всё существо Эммы было наполнено ужасом. Она прошла к своему месту у окна и прежде, чем убрать рюкзак на полку, достала Рекса и пачку фотографий. Найдя ту, которою искала, она спрятала остальные и, прижав снимок и игрушку к груди, села в кресло.

Снимок уже успел немного обтрепаться по краям из-за пребывания в рюкзаке. В двух местах были заметны следы от резинки, которой девушка перетянула фотографии.

С фото смотрели Эмма и Реджина, счастливые, улыбающиеся и совершенно беззаботные. Сидящая в кресле Эмма улыбнулась в ответ.

Скоро, пообещала она. Она скоро вернётся домой.

Глава 10

Бросив сумку на кровать, Эмма тяжело опустилась рядом. Положив рюкзак на колени, она с лёгким разочарованием огляделась вокруг. Разумеется, армейскую койку нельзя было сравнить с большой двуспальной кроватью и широким одеялом, на котором вечно сидели мягкие игрушки, норовящие ткнуть её в лицо плюшевым хвостом или лапой, когда она укладывалась спать. И уж тем более, кровати в казарме не походили на огромную кровать с мягкими пуховыми подушками, на которых спала брюнетка, завладевшая всеми мыслями Эммы.

Койка была та самая, которую девушка занимала до отправки в Ирак, одноместная, с приличной подушкой и достаточно теплым одеялом, сложенным в углу. Светло-бежевые стены были такими же пустыми, какими она оставила их, уезжая. Улыбаясь, Эмма нетерпеливо рванула завязки рюкзака и, порывшись в его содержимом, достала фотографии, завернутые в трофейный сторибрукский свитер. Стянув форменную кепку с головы, она положила её на тумбочку у кровати и размотала свитер. Посмотрев на стопку фотографий, Эмма широко улыбнулась при мысли, что теперь ей, как и остальным, есть, чем украсить стены. И, что более важно, эти фотографии придавали ей уверенности, что теперь у неё имеется жизнь за пределами форта. Мирная жизнь, в которой можно будет снять форму и распустить волосы. Она не была уверена, так ли чувствуют себя люди, у которых есть семьи, они с Августом не особо демонстрировали друг другу свою привязанность. Но одно Эмма знала точно - когда всё это закончится, она хочет вернуться в Сторибрук, к Реджине и Генри.

И эта мысль больше не пугала её. Снимки напоминали блондинке, что теперь в ее жизни существуют люди, которые ждут её возвращения. И это было просто офигенно.

Следующие пятнадцать минут Эмма провела, тщательно отбирая какие фотографии вывесить на всеобщее обозрение, а какие оставить в рюкзаке. В итоге, на стены перебралась примерно половина привезенных снимков. Одолжив скотч из соседней тумбочки, Эмма первой прикрепила к стене фотографию со дня рождения Генри - ту, на которой, они стояли втроём у лестницы. На следующей был изображен мальчик, сидящий в каталке Августа; эти двое замечательно поладили после того, как малыш, к величайшему смущению Реджины, признал Августа очень милым киборгом. А прямо под ней висел типичный туристический снимок, на котором Эмма и Генри с преувеличенным удивлением, открыв рты, показывали пальцами на сломанные башенные часы.

Остальные фото она пока что оставила в свитере, вынув из стопки последнюю, где они с Реджиной сидели на диване, прижавшись друг к другу, и смотрели в камеру, лучась от счастья. Посмотрев на изображение пару секунд, девушка спрятала его в наволочку - для пущей безопасности. Последним штрихом в украшении её уголка стал Рекс, стратегически усаженный на подушку. Дракон получил от Генри задание охранять её, отгоняя плохие сны. Рекс уютно расположился на новом месте, одна его лапа была заметно тоньше другой, часть набивки он потерял в случившейся с ним аварии. На желтом брюхе красовалось пятно от виноградного сока, но зелёная чешуя стараниями Реджины выглядела как новая. На бирке, под красным шипастым хвостом, четким почерком Реджины было написано «Генри Миллс». При взгляде на эту надпись Эмма почувствовала, как сердце больно сжалось.

Слишком мало времени они с Реджиной и Генри провели вместе. Конечно, она готова была признать, что месяц блаженного счастья лучше, чем ничего, но, проклятье, теперь Эмма чувствовала себя, как умирающий от жажды, которому дали глоток воды, и ей не терпелось напиться вдосталь. Скривившись, она огляделась ещё раз, кивая проходящим сослуживцам. Черт, да что с ней?! И дня не провела на базе, а уже тоскует по дому!

Подавив желание обнять Рекса, Эмма резко встала и скинула китель, оставшись в белой майке. Она быстро опустошила сумку, сложив свои вещи в ящик в основании кровати, скрученная сумка отправилась туда же. Теперь нужно было разобраться с рюкзаком. Девушка бережно сложила свитер и убрала его к остальным вещам. Письма, фотографии и рисунки аккуратной стопкой легли в ящик тумбочки.

После пребывания в Сторибруке возвращение на базу казалось чем-то странным, почти нереальным. А ведь когда-то Эмма называла форт Беннинг домом, и действительно для неё это место было ближе всего к понятию «дома». Тут всё было привычным, и, хотя жизнь на базе нельзя было назвать лёгкой, блондинка вписывалась в её ритм. Она хорошо делала свою работу, и за это её уважали, за это её повысили. Даже когда они с Реджиной просто переписывались, Беннинг был местом, где её знали, где у неё были немногочисленные друзья, где с ней был брат, в конце концов.

И теперь, сидя на своей койке, в окружении товарищей, которые тепло приветствовали вернувшихся из отпуска, Эмма испытывала лишь ностальгию и ничего больше. Она скучала по форту, но он больше не был её жизнью, он остался в прошлом. Всю сознательную жизнь Эмма провела в режиме «бей или беги». Она постоянно отовсюду убегала. От приёмных родителей, от учителей, от копов. Только и делала, что убегала и дралась. Но сейчас девушка не хотела убегать, разве что только в Сторибрук. Ей хотелось вернуться туда, и впервые в жизни она не могла сделать то, чего хочет.

- Свон, - Нил, одетый в форменные штаны и серую футболку, подошел к ней и, прислонившись к стене, бросил ей бутылку с водой. - А я всё ждал, когда ты появишься. Как там Август?

Поймав бутылку, Эмма открыла её и сделала жадный глоток.

- Нормально. Всё еще не может надрать мне задницу.

- Да он никогда не мог, - фыркнул Нил.

- Как и ты, - полушутя напомнила блондинка. - Знаешь, марафон ему, конечно, бежать пока рано, но он потихоньку привыкает к протезу.

Фотографии над кроватью привлекли внимание Нила, и он, прищурившись, подошел ближе:

- Вы, ребята, что ли устроили фотосессию или типа того?

Эмма быстро повернулась к стене, не зная, что сказать. Нил тем временем наклонился, разглядывая фотографии.

- Эй, а что за милый ребёнок? - Нил улыбнулся, показывая на Генри в каталке.

- Его зовут Генри.

- Только не говори мне, что это сын Августа, о котором мы не знали.

Эмма фыркнула:

- Боже, нет, конечно! Ты можешь представить Августа отцом?

- Ну, в любом случае, Август будет лучшим папашей, чем тот, что был у меня, - буркнул Нил. Сев рядом, он взял в руки Рекса.

- Думаю, это принадлежит Генри? Если только ты в тайне ото всех не коллекционируешь мягкие игрушки.

Кивнув, Эмма бесцеремонно отобрала у Нила дракона, машинально прижав Рекса к груди.

- Ага, пацан мне его подарил.

- Он твой племянник или… - полюбопытствовал Нил.

- Нет, - Эмма покачала головой, и, хотя сердце застучало быстрее, её взгляд остался спокойным. Она показала на фотографию. - Он сын моей подруги.

Нил ухмыльнулся, глядя на фотографию троицы, стоящей на лестнице в костюмах из фольги и картона.

- Здорово смотритесь, ребята.

Нил продолжал рассматривать фотографию, повернувшись к Эмме в профиль, а девушка впилась в него взглядом, размышляя, догадывается ли он, что связывает её с Реджиной и Генри. И если догадывается, скажет ли об этом? Нил всегда отличался довольно либеральными взглядами, зная, что сам не безгрешен. Эмма слышала, что у него были какие-то мелкие неприятности с законом до того, как он пошел в армию, поэтому казалось, что ему можно доверять. Но она не была в этом уверена. Эмма вообще мало кому доверяла, жизнь научила её этому, и, хотя она вполне готова была прикрыть Нила в бою и поймать за него пулю, уверенности, что друг спокойно отнесётся к особенностям её личной жизни, не было никакой.

-Ты так думаешь? - небрежно спросила Эмма, наблюдая за его реакцией.

- Мальчишка, должно быть, любит маскарады, - пояснил тот. - По какому случаю вы оделись рыцарями?

- Это был его день рождения.

- Эй, - до Нила, кажется, дошло, и его глаза широко распахнулись, - так это тот самый малый, который тебе всё слал рисунки?

- Да, - коротко ответила Эмма.

Нил посмотрел на неё, и было понятно, что он сгорает от любопытства, желая расспросить её про отпуск. За десять минут девушка рассказала о себе больше, чем за предыдущие три года.

Какие бы вопросы не крутились у Нила в голове, Эмма не дала возможности их задать. Кашлянув и положив Рекса обратно на подушку, она спросила:

- Так… как поживает Тамара?

Нил с улыбкой поднял левую руку, и Эмма увидела золотой ободок на безымянном пальце.

* * *

Реджина всегда была склонна обо всём беспокоиться, и её подчиненные, болтая о ней в перерывах возле кулера, называли эту черту характера мэра маниакальной педантичностью или попросту дотошностью. Хотя сама Реджина, предпочитала называть это щепетильностью. Никогда не вредно ещё разок всё проверить, и ничего плохого нет в том, что она каждый вечер смотрит новости, чтоб убедиться, что за время, пока она была на работе, не случилось никаких происшествий вроде незапланированной высадки войск где-нибудь на востоке. Не то, чтоб она могла что-нибудь сделать в этом случае, но от Эммы не было известий уже неделю, и единственным источником международных новостей для Реджины стал Шестой канал.

Тина Белл, кстати, однажды имела неосторожность, болтая с кем-то в кафе, назвать щепетильность Реджины паранойей. Однажды. Откуда же ей было знать, что брюнетка сидит за соседним столиком, заваленном всеми газетами, какие только можно найти в городе? Взгляд, который мадам мэр послала воспитательнице сына, обладал силой атомной бомбы и обещал медленную и мучительную смерть.

Реджина скучала по Эмме, это было неоспоримым фактом, и любой в городе мог это подтвердить. Она привыкла к их разговорам. Пока Эмма была рядом, они разговаривали обо всём на свете. Женщина могла бы поклясться, что по утрам, на рассвете, слышит, как тихо щелкает замок двери - как раз в то время, когда блондинка обычно шла на пробежку. Иногда краем глаза Реджина замечала жёлтый промельк на улицах и обворачивалась, подспудно надеясь увидеть знакомый фольксваген, но каждый раз это оказывался всего лишь возмутительно жёлтый GT Алисы Хэттер. Реджине не хватало простых житейских радостей вроде того, как они приподнимали и раскачивали Генри во время прогулок. Малыш, попытался как-то проделать это без Эммы, но ему пришлось самому перепрыгивать стыки между плитами.

Уже дважды у её трёхлетнего сына случались истерики, потому что он не мог понять, почему они не могут поехать к Эмме домой. Реджина попыталась объяснить ему, что место, где Эмма живет сейчас, - это не дом. Когда она произнесла это, у брюнетки сдавило в груди. Внезапно она сама поняла, что у Эммы нет места, которое можно было бы назвать домом. Из интерната в интернат, а потом сразу в лагерь, как-то сказала она.

Эмма всегда вызывала большое уважение у Реджины, но удивление, которое женщина испытывала, глядя на блондинку, было просто огромным.

Эмма была одна всю свою жизнь. И хотя Реджина частично понимала, каково это, её хотя бы растил любящий отец, а теперь она сама стала матерью чудесного сына. Брюнетка обычно никому не открывалась, но с Эммой всё было так просто. Говорить с ней, слушать её, быть с ней. Девчонка-сирота, у которой ничего в жизни не было, кроме собственного имени, внезапно вклинилась в размеренную жизнь семьи Миллсов, украв их сердца, и они искренне приняли её в свой мир.

Именно поэтому Реджина так старалась убедиться, что с Эммой всё в порядке.

Она знала, что почтальон проходит мимо её дома между часом и половиной второго. В два он приходил только если питомец Руби, сибирский хаски Рэд, кидался ему навстречу и решал помочь мужчине поддержать спортивную форму, гоняя того вокруг квартала. Ей требовалась вся сила воли, чтоб не забегать домой для проверки почтового ящика, когда она шла на обед. Реджина не позволяла себе этого, потому что понимала, что, если она не найдёт письма от Эммы, разочарование будет слишком сильным. К тому же, комментарий Тины погладил брюнетку против шерсти. Она не параноик!

Больше всего убивало ожидание. Когда Эмма была в Ираке, Реджина, мучимая тревогой, обкусывала кутикулы чуть не до крови, пока ждала писем, любых известий того, что с девушкой всё в порядке. Потом она находила конверт, подписанный небрежным почерком Эммы, и облегчение захлёстывало ее, успокаивая нервы. Эта передышка обычно длилась ровно до того момента, когда Реджина отправляла ответ. И всё начиналось снова.

И тогда они были просто друзьями.

А теперь, когда они… встречаются? Они любовницы? Пара? Кем бы они друг другу ни были, Реджина знала, что то, что между ними происходит, - важно. И теперь каждый день ожидания почти доводил её до сердечного приступа.

Реджина уже потеряла отца и мать тоже, пусть у них и были сложные и напряженные отношения. И родители оставили её так быстро. Она проводила ночи, заливаясь горькими слезами, безутешная в своей скорби и ярости, чувствуя себя совершенно опустошенной. И женщина знала, что родителей не вернуть, как бы сильно она не хотела и сколько бы желаний не загадывала на падающие звёзды. Но Эмма собирается вернуться, напоминала себе Реджина. Она просто на службе. Это всего лишь работа, как в офисе. Ну, не считая того, что профессия Эммы обязывала её хранить государственные тайны и уметь обращаться с пистолетом, винтовкой и прочим в этом роде. И это не говоря о том, что несчастные случаи происходили даже на учениях, и солдаты, попавшие под перекрестный огонь, проползая под колючей проволокой на учебном полигоне, далеко не были редкостью.

Боже, может быть, у неё действительно паранойя.

Реджина покачала головой, отгоняя эту мысль. Остановив машину у особняка, она помогла Генри выбраться из детского кресла и, чтобы успокоиться, обняла его, утыкаясь подбородком в волосы малыша.

- Мамочка, - он скорчился и с упрёком посмотрел на неё, - мне щекотно!

- Ну, и хорошо, - улыбнулась Реджина, дотрагиваясь носом до шеи сына. Генри громко захохотал.

Она поставила его на землю, и, взявшись за руки, они пошли к крыльцу.

- Можно нам мороженого? - Генри обратил на маму самые печальные щенячьи глазки.

Она мягко усмехнулась, помогая ему запрыгнуть на ступеньку:

 - Сначала нужно пообедать.

- Но мороженое полезно, - возразил он.

- Оу? - Реджина вопросительно подняла бровь, опустошая почтовый ящик. - Как так?

Генри не ответил на вопрос, он взволнованно подпрыгивал, ожидая, пока ключ окажется в замке. Недавно Реджина начала разрешать ему самому открыть двери. Раздался щелчок, и мальчик распахнул дверь. Не дожидаясь маму, он понесся на кухню. Не нужно было быть гением, чтобы понять, за чем он побежал. Брюнетка вздохнула, услышав, что Генри полез в холодильник.

- Никакого мороженого, Генри, если ты не хочешь остаться без сказки вечером.

Дверца холодильника хлопнула, закрываясь, и послышалось раздраженное детское ворчание. Боже, дай ей сил, когда он станет подростком и научится хлопать дверьми и закрываться в комнате. Поставив дипломат на столик, Реджина просматривала почту, отделяя письма и счета от спама. Мысленно она освежала в памяти список продуктов для того, чтоб приготовить сегодняшний ужин, но орегано и помидоры вылетели из головы, как только она увидела письмо от Эммы.

Она улыбнулась и, сжав письмо в руке, уронила остальную почту на столик.

- Генри, - позвала женщина, пройдя из прихожей в коридор, - я хочу тебе что-то показать.

- Мы идём за мороженым? - взволнованный малыш бежал навстречу маме, протягивая руки, чтобы она поймала его.

Реджина вовремя присела и успела подхватить Генри. Подойдя к лестнице, она села на нижнюю ступеньку, а мальчика посадила немного выше, так что они оказались на одинаковой высоте.

- Эмма нам кое-что прислала, - женщина достала письмо.

- Ура! - Генри захлопал в ладошки, а потом протянул руки, сжимая и разжимая кулачки от нетерпения.

Аккуратно надорвав конверт, Реджина открыла его, и на колени ей выпал небольшой квадратный снимок. Подняв его, брюнетка увидела, что это снятая на Палароид фотография Эммы. Блондинка с убранными в пучок волосами, одетая в камуфляжные штаны и белую майку, сидела на койке, на её плече восседал Рекс, а стены вокруг были увешаны фотографиями и рисунками Генри.

- Смотри, родной, - прижавшись друг к другу, Реджина и Генри рассматривали фото.

- Это Рекс! - просиял Генри и выхватил снимок из маминых рук, чтоб рассмотреть его получше.

Реджина заметила надпись на белом крае оборота фотографии и осторожно потянула, переворачивая снимок лицевой стороной вниз.

Наклонившись ближе и прочитав первые слова, она посмотрела на Генри:

-Это тебе.

Генри хихикнул и покраснел, довольный тем, что получил первое письмо в жизни. Реджина шутливо подтолкнула его локтем, и прочла:

- «Хэй, Генри! Ты был прав, Рекс тут не даёт мне скучать. Он действительно хорошо обнимается, но ты всё равно лучше. Только не говори ему, что я это сказала, ладно? Скучаю по тебе, пацан. С любовью, Эмма».

Генри нетерпеливо перевернул фотографию и почти ткнул ею Реджине в лицо:

- Смотри, мамочка! У Эммы на стене мои рисунки!

Реджина мягко отвела его ручки чуть дальше, теперь, не отрываясь, глядя на снимок.

- Вижу, солнышко. Хочешь, после обеда мы ещё что-нибудь ей нарисуем?

- Ага, - с готовностью согласился он и, громко топая, побежал в детскую, крепко сжимая фото.

Реджина нежно улыбнулась, обнаружив в конверте сложенный втрое листок линованной бумаги, исписанный каракулями Эммы. Разворачивая его, она была взволнована не меньше сына.

Май 7, 2004 г.

Привет!

Я же сказала, что напишу тебе, как только доберусь до места. Я пока не очень разобралась, как пользоваться телефонной картой, но я быстро учусь. Так странно, что теперь я не могу видеть вас с малышом каждый день. И хотя мы расстались только двенадцать часов назад, мне кажется, что я никогда не уезжала из форта. Точно могу сказать, что это не самое приятное чувство.

Чтоб ты не волновалась, скажу тебе, что полёт был не слишком приятным. И Рекс хороший попутчик. Не я одна побывала в отпуске, многие наши уезжали повидать семьи. Нил сделал предложение своей девушке, и я официально приглашена на свадьбу. Ну, технически, вообще-то, они уже поженились. Повенчались в ратуше или типа того, но они собираются сыграть свадьбу как полагается, когда Нил вернётся домой насовсем. Как считаешь, свадьба покатит для второго свидания или это слишком банально?

И Генри не единственный, кого мне не хватает. Я скучаю по тебе, Реджина. Веди себя хорошо. Не доводи людей до слёз, пока меня нет.

Эмма.

Прочитав последнее предложение, Реджина засмеялась. Она живо представила, как блондинка стоит, прислонившись к двери, и поддразнивает её. Реджина знала даже, с какими интонациями Эмма произнесла бы эту фразу. А она сама в ответ хмыкнула бы и, пожав плечами, сказала, что не будет ничего обещать.

Встав со ступеньки, Реджина одернула узкую юбку и направилась наверх, легко ведя пальцами по покрытым лаком деревянным перилам. В правой руке она всё еще держала письмо. Так странно было осознавать, что после недель, проведенных вместе, сплетенных рук и неслучайных прикосновений, этот листок - единственное, что связывало её с Эммой. Будто он мог её заменить.

Поднявшись на второй этаж, Реджина вошла в детскую и обнаружила сына сидящим на полу у комода, фотография Эммы лежала неподалеку, а сам Генри возился с фоторамкой с картинкой Микки-Мауса внутри. С минуту Реджина молча смотрела на его мучения, забавляясь тем, как он безжалостно дергает маленькими пухлыми пальчиками за подпорку, не замечая креплений.

Почувствовав присутствие мамы в комнате, Генри поднял рамку:

- Застряла.

- Давай я покажу тебе один фокус, - Реджина переступила порог и, наконец, сняла свое тонкое бежевое пальто. Увлёкшись письмом, она даже позабыла раздеться. Положив пальто на кровать, она села по-турецки рядом с Генри и легко пересадила его к себе на колени.

- Нужно повернуть здесь, - женщина кивнула на застёжку, фиксирующую заднюю стенку рамки, - и тогда можно будет открыть.

Генри поскрёб застёжку, но коротенькие ногти оказались бессильны в сражении с пластиком. Он расстроено покачал головой и протянул рамку маме:

- Застряла. Наверное, она сломалась.

Засмеявшись, Реджина открыла рамку, показав малышу, как это делается. Пока она объясняла, почему фотография не выпадает из рамки, ей пришло в голову, что возможно, не нужно было этого делать. Стоило Генри научиться чему-то новому, он настойчиво тренировал своё умение до тех пор, пока не отвлекался на что-то другое. Можно поспорить, что в ближайшее время не меньше дюжины фотографий поменяются рамками или вовсе таинственным образом исчезнут.

Схватив с пола фотографию, Генри вставил её в рамку поверх Микки Мауса. Снимок был слишком маленьким, и чёрные мышиные уши остались на виду, но мальчика, видимо, это не смущало, поскольку рамка удостоилась почетного места на тумбочке рядом с ночником и книгой сказок.

- Как новенькая! - он радостно улыбнулся матери.

- И даже лучше, - Реджина погладила Генри по плечу и встала, протянув руку, - Давай скорее расскажем Эмме об этом.

* * *

ПРИВЕТ, ЭММА! ЭТО ГЕНРИ. Я БЫЛ НА ФЕРМЕ И ДОИЛ КОРОВУ. Я ПО ТЕБЕ СКУЧАЮ. Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.

С ЛЮБОВЬЮ, ГЕНРИ.

Эмма, сидевшая в отделении для рекреации, улыбнулась, читая эти строчки, написанные карандашом внутри аккуратно сложенной открытки-самоделки в виде сердца. Вокруг надписи были разбросаны рисунки: корова, пара свинок, лошадь и красный амбар. А в самом низу были нарисованы Реджина и Генри, взявшиеся за руки. Генри сам написал ей! Хотя, конечно же, мама помогала ему. Слишком уж ровными были строчки, а буква «И» не перевёрнута и с характерными для почерка Реджины завитушками. Но своё имя пацан явно писал сам и даже пытался написать «ЭММА», судя по тому, что ножки одной буквы были длиннее, чем у другой. Слова «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ», тоже слегка «приплясывали», и, глядя на них, девушка расплылась в улыбке.

Она отложила письмо Генри на край стола, за которым сидела. В комнате стоял шум, большая часть взвода смотрела «Терминатора-3», к тому же пара ребят затеяла партию в настольный футбол, и теперь из их угла доносился стук пластика о металл и ежеминутно раздавались подбадривания болельщиков. Так что Эмма отсела от них подальше, собираясь прочитать письмо Миллсов в относительно спокойной обстановке.

Убрав открытку Генри подальше от посторонних глаз, Эмма взяла конверт с письмом Реджины, его она оставила напоследок, потому что за целых тринадцать дней это была первая весточка от брюнетки, и девушка была сама не своя от волнения. Нетерпеливо разорвав конверт, она достала листок с монограммой.

Май 14, 2004 г.

Эмма,

Мне кажется, письма от тебя идут целую вечность. Это так странно - ждать их и помнить, что недавно мне нужно было всего лишь зайти в комнату или позвать, чтоб увидеть тебя. Думая об этом, я чувствую себя полной дурой. Я знаю, что ты ухмыляешься, читая это, но это правда.

Я тоже скучаю по тебе. Я знаю, что ты чувствуешь. Дорога из Бостона домой казалась мне странным сном. Казалось, мы приедем домой и увидим, как ты идешь на кухню, чтоб стащить очередной турновер. Признаюсь, я до сих пор привыкаю к твоему отсутствию.

Генри просил обязательно рассказать тебе, что мы ездили на экскурсию. Тина водила свою группу на ферму, и я пошла с ними. Генри писал тебе, что он доил корову, но, на самом деле, это был симулятор. Я поймала его, когда он пытался попробовать брызгающую оттуда воду, и было довольно сложно отговорить его, учитывая, что Генри настаивал, что молоко полезно. Детям очень понравилось кататься на возу с сеном. Кстати, обнаружив на кукурузном поле маленький лабиринт, они разбежались и попрятались, объявив, что проводят совершенно секретную поисково-спасательную операцию. Это о чем-нибудь вам говорит, солдат?

Передай Нилу мои поздравления. Второе свидание на свадьбе? Я уже слышу многозначительные комментарии Августа и вижу, как ты краснеешь. Но, думаю, свадьба куда менее банальна, чем кафе и кино. А если серьёзно, совершенно не важно, куда мы пойдём. Просто возвращайся скорее.

Реджина.

- Никогда не видел, чтоб ты так много улыбалась, - Нил сел напротив и, взяв письмо Генри, пробежал его глазами. Эмма едва сдержалась, чтоб не рявкнуть на него за то, что трогает её вещи. Ревниво спрятав письмо Реджины в конверт, Эмма нахмурилась, глядя, как парень положил открытку на место.

- Похоже, у тебя появился фанат в… напомни, куда ты ездила?

- Сторибрук, - нахмурившись, Эмма сложила бумажное сердце и сунула его в конверт.

- Сторибрук? - чуть насмешливо переспросил Нил. - Он, наверное, даже на картах не отмечен?

Они дружелюбно молчали, Эмма через голову Нила поглядывала на экран и усмехалась тому, как болельщики синей футбольной команды подкалывали соперников. Блондинка старательно избегала вопросительного взгляда приятеля, перебегавшего с её лица на письма и обратно.

- Эй, Эмс, - нерешительно начал он, потирая руки, - не хочу лезть не в своё дело…

- Ну, так и не лезь, - Эмма всё еще смотрела на игроков, но в голосе прозвучало предупреждение.

Однако Нил всегда сам решал, что делать. Когда они выслеживали предполагаемых бунтовщиков, он нарушил прямой приказ Августа и почти их раскрыл. К счастью, оказалось, что это гражданские, которым нужна была помощь, чтоб потушить пожар в деревне. Они помогли им, и никто не пострадал, но Нилу Август всё равно устроил разнос и объявил выговор. Так что Эмма вовсе не удивилась, когда парень не обратил на её незначительную угрозу никакого внимания.

- С кем ты познакомилась? - он придвинулся ближе к столу и наклонился к ней. - Ты же говорила, что у тебя никого нет, и вот ты возвращаешься из увольнения и сияешь, как ребенок, побывавший в Диснейленде.

Эмма повернулась и сердито на него посмотрела, ничего не ответив.

-Да брось, я никому не разболтаю, - он улыбнулся, демонстрируя ямочки на щеках, зная, что так его лицо выглядит, располагающим к доверию.

- Чего именно не разболтаешь? - жестко уточнила девушка.

- Ну, просто… не разболтаю, - замялся он. - Мы, вроде, должны доверять друг другу. Прикрывать друг друга и всё такое… Я даже твоего второго имени не знаю, а мы знакомы сколько? Три года?

- У меня его нет.

- А мое - Бейли, - с нажимом сказал он.

- Нил Бейли Кэссиди, - фыркнула Эмма.

- Оно гейское, - проворчал он. Блондинка продолжала тихонько хихикать, забавляясь его смущением. Этот парень слишком самоуверен, пара уколов будет полезна его самолюбию.

Но теперь она, вроде как, должна ему откровенность за откровенность. Может, дело в том, что она открылась Реджине, и у неё появились друзья в Сторибруке, а может, так подействовали слова Августа, прочно врезавшиеся в память, но Эмма подумала, что окружать себя стенами - это тупик. И это же Нил. Она называет его своим другом, значит, они должны доверять друг другу. Но, опять же, она думала, что может доверять миссис Монтгомери, приемной матери, которая каждый день заботливо собирала Эмму в школу и готовила для неё обеды и ужины. Однажды Эмма подошла к ней и призналась, что мистер Монтгомери не совсем по-отечески трогал её, пока учил кататься на велосипеде. Надо ли говорить, что в столь «зрелом» возрасте восьми лет её обвинили в распущенности и очень быстро вернули в интернат.

Она небрежно пожала плечами.

- Я же говорила, - тихо сказала она, ушей вокруг было слишком много. - Я ездила к подруге. К той, с которой переписывалась.

Он кивнул, слегка улыбнувшись, довольный, что ему, кажется, удаётся расколоть упрямую Эмму Свон.

- Вы вместе выросли? Или дружили в школе?

Блондинка поджала губы, раздумывая, что можно рассказать, а что нет. Она хорошо знала Нила, но… Не настолько хорошо.

- Нет.

Нил подождал пару секунд, но, кажется, Эмма больше ничего не собиралась говорить.

- Нет? - сухо переспросил он. - И, что, это всё, что ли? Брось, Свон, это не считается.

Она фыркнула и, взяв конверты, встала, собираясь уйти. Но внезапная мысль заставила её помедлить. Может, она и не расскажет приятелю того, что он хочет услышать, но можно ведь подпустить его к себе чуть ближе? Настороженно глянув на Нила, она выудила из кармана прямоугольный кусочек пластика – телефонную карточку.

- Можешь показать мне, как этим пользоваться?  - с надеждой спросила она.

* * *

Реджина сидела у себя в кабинете и пальцами массировала виски, стараясь унять начинающийся приступ мигрени. Городской совет, эта кучка идиотов, за три недели запустил все дела, пользуясь тем, что она была занята. Правда, она перенесла, многие важные встречи на первую неделю после отъезда Эммы, но утверждение городского бюджета перенести не удалось. И голосование закончилось тем, что эти олухи постановили отремонтировать дороги на Смит Сёркл вместо того, чтоб закупить новое оборудование для местной клиники. Они аргументировали свое решение тем, что такому тихому городку как Сторибрук не нужна оборудованная по последнему слову техники клиника, поэтому целесообразнее потратить деньги на внешний вид города и этим привлечь туристов.

Все это было полнейшей чушью. Смит Сёркл был элитной частью города. И восемь из двенадцати членов городского совета жили там. Остальные четверо жили на Миффлин Стрит.

Поэтому Реджине пришлось объявлять экстренное голосование, и хотя ей очень хотелось сделать его открытым для общественности, просто ради того, чтоб показать, что она не единственный бессердечный политик в городе, она не смогла этого сделать. Нельзя же допустить, чтоб граждане разочаровались в правительстве, даже если большая часть этого правительства - эгоистичные идиоты.

Именно поэтому у неё начиналась мигрень.

Пискнул интерком.

- Мадам мэр, входящий звонок на первой линии, - доложила секретарша.

Реджина закатила глаза, сердито застонав. Видимо, зря она надеялась, что у Элизабет достаточно мозгов, чтоб понять приказ не беспокоить её. Нажав кнопку, Реджина, даже не пытаясь скрыть раздражения, ответила:

- Мисс Спарроу, пожалуйста, примите сообщение, как я уже сказала вам ранее.

- Простите, мисс Миллс, я помню, просто я подумала, что вы захотите ответить на этот звонок.

- Это Генри? - в голос Реджины немедленно пробралась паника.

- Нет, мадам мэр…

 Реджина перебила её:

- Так что там такого важного, что вы не можете это записать?

Повисло молчание, и Реджина знала, что взгляд у её подчиненной испуганный, и девушка не решается перечить мэру дальше. Сквозь помехи интеркома дрожащий голосок пискнул:

- Это капрал Свон…

Нажав отбой, брюнетка немедленно схватила трубку.

- Хэй, - выдохнула она.

- Эй…

* * *

Прождав своей очереди двадцать минут, Эмма, наконец, оказалась перед одним из таксофонов, расположенных в холле около рекреации и столовой. Свободных автоматов было штук пять, но очереди было всего две. Нил, благородно согласившийся подождать с ней, объяснил, что это потому, что лучшим считался угловой автомат у окна. Между ребятами существовала негласная договоренность, что тех, кто звонит с него, не дергают и не подгоняют. Сейчас они смотрели на желторотика, сидящего на подоконнике спиной к очереди. Позабыв обо всем, парень радостно болтал. Видимо, с матерью.

Эмма видела, что Нил еле сдерживается, чтоб не спросить, кому она собирается звонить. Она понимала, что он прекрасно это знает и без того, но парень жаждал услышать подтверждение своих догадок. Однако он молчал. Эмма никогда никому не звонила ни разу за три года, и ради возможности это увидеть воочию стоило помолчать.

Когда очередь дошла до них, Нил объяснил ей, что делать, деликатно отошел и подпёр плечом соседнюю стену, поджидая блондинку.

Она набрала номер особняка, и в трубке раздались длинные гудки. Вот значит, как чувствуют себя животные в зоопарке, подумала Эмма, неловко оглядываясь на солдат, нетерпеливо ждущих своей очереди. Она просто физически ощущала на себе их взгляды, слушая гудки телефона. Ответа не было, и девушка нажала пальцами на рычаг - только затем, чтоб набрать номер ратуши. Может, она и нарушает местный этикет, может, тут считается, что у каждого только одна попытка, ну, да и черт с ним! Она дождалась своей очереди.

Гудки шли и шли, и Эмма начала нервничать, её напрягало, что она так долго молча стоит у телефона. Краем глаза она глянула на Нила. Тот уже не смотрел на неё и болтал с парнем из другого взвода. Кажется, его звали, Фредерик Хольт, но Эмма не была уверена. Это был симпатичный славный парень, и многие партнёры по спаррингу сперва недооценивали его. Они очень удивлялись, обнаруживая, что кроме искренней улыбки и дружелюбия Фред может похвастать сильнейшим правым хуком. Почувствовав её взгляд, Нил и Фред обернулись. Смутившись, Эмма улыбнулась им и быстро отвернулась, опершись рукой о стену.

Она уже почти решила сдаться и повесить трубку, когда секретарша Реджины, мисс Лизи, как называл её Генри, наконец, ответила и попросила подождать. После этого Эмме пришлось ещё немного помучиться, слушая какую-то дурацкую мелодию вместо обычных гудков. Мысленно она отметила, что надо поговорить об этой мелодии с Реджиной на их следующем «не свидании».

Но вот музыка смолкла, и в уши полился прекрасный голос, которого она не слышала целых две недели, бархатный, ласкающий, темный и густой, как растопленный шоколад.

- Хэй, - выдохнула Реджина.

- Эй, - как ни старалась, Эмма не смогла сдержать счастливую улыбку. - Я научилась пользоваться картой.

- Не прошло и полгода, - поддела Реджина.

- Эй, там на этой штуке два номера, я не сразу догадалась, что делать! - возразила Эмма.

- О, да, нашу страну защищают лучшие умы, мы можем спать спокойно, - брюнетка продолжала её дразнить.

- Хочешь назвать меня идиоткой, так назови.

- …Идиотка.

- Полегчало? - насмешливо фыркнула Эмма.

Они засмеялись и замолчали.

- Я рада снова услышать твой голос, - прошептала Эмма, нарушая молчание.

- Я тебя понимаю, - и хотя девушка и не видела собеседницу, она могла поспорить, что Миллс покраснела. - Как ты? - спросила Реджина.

- Нормально, - Эмма переложила трубку на другую сторону, и прислонилась к стене спиной. - Много работаю. На мне теперь Контроль над вооружениями.

- Я понятия не имею, что это значит, - призналась Реджина.

- Это значит, что я слежу за тем, чтоб оружие было в рабочем состоянии.

- Ты говоришь совсем как Генри с его героической чепухой. Тебе уже выдали щит со звездой? - пошутила Реджина.

-Ты, что, знаешь Капитана Америку? Ты полна сюрпризов, да?

- Ты знаешь, что я полна сюрпризов, и все равно удивляешься.

- Так интереснее, - улыбнулась блондинка. - Генри с тобой?

- Нет, он еще в садике, - извиняющимся тоном ответила Реджина.

Девушка удивленно вздернула бровь, разминая запястье:

- Уже почти семь. Почему он еще не дома? И что ты до сих пор делаешь в мэрии?

* * *

Нил ждал Эмму, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди. Пока он объяснял ей, как пользоваться картой, Эмс ужасно нервничала, и Нилу очень хотелось подколоть её, но, в конце концов, за три года, что они знают друг друга, это её первый звонок. Так что он просто отошел, чтоб не мешать ей, и теперь ждал, надеясь, что Эмма всё же расскажет ему, кто заставляет её нервничать до дрожащих рук.

Эмма всегда была закрытой. Когда он её впервые увидел и подошел познакомиться, протянув руку для рукопожатия, она пару раз тряхнула его ладонь и назвала свою фамилию и звание. На то, чтоб узнать, как её зовут, ушло три недели, и еще одна, чтоб смириться с мыслью, что больше ничего из неё не вытянешь.

Несмотря на это, девчонка ему нравилась. Она сильная и с характером. И, хоть он никогда не признавал этого перед ней, Эмма вполне способна легко его уделать. Да и не раз уже уделывала, если на то пошло.

Со временем он кое-что узнал, хотя информацию из Эммы надо было доставать клещами. Она сирота и выросла в приютах, в одном из них познакомилась с их сержантом. Сперва он думал, что она из тех трудных детишек, которым армия становится, как мать родная. Примерно полгода Эмма только и делала, что ела, спала и молча тренировалась до изнеможения. Но однажды её имя прозвучало при раздаче почты, и этого было достаточно, чтоб в Ниле проснулось любопытство.

Оно достигло максимума, когда он заметил, что девушка улыбается каждый раз, получая письма. Она никогда не улыбалась до этого. Потом на стенах в её углу начали появляться детские каракули, и Нил был абсолютно уверен, что у Эммы дома есть ребенок, по которому она скучает. Все знали, что первые месяцы службы самые тяжелые, и, надо признать, блондинка адаптировалось быстрей, чем многие другие. Но когда он спросил про рисунки, предположив, что их рисует её сын, Эмма сморщила нос, коротко бросив «Нет» и просто ушла в спортзал.

Наблюдая за ней дальше, мужчина пришел к выводу, что Эмма, должно быть, переписывается с каким-то таинственным другом или близким человеком. Но когда девушка вернулась из месячного отпуска, любопытство Кэссиди взыграло с новой силой. Она выглядела, как бывалые солдаты, которые раз в год ездят повидать жену и детей, и от которых по возвращению веет горькой тоской.

Если она звонит другу… то есть подруге, с которой переписывалась всё это время… и если Эмма провела у неё отпуск, то Нил мог кое-что предположить…

- Это, что, Свон звонит по телефону? - Фредерик Хольт вышел из столовой и прислонился к стене рядом с Нилом, удивленно глядя на Эмму.

- Ага, я и сам приофигел.

- Бойфренд?

Нил помолчал, задумчиво глядя, как Эмма переминается с ноги на ногу, явно чувствуя себя неуютно. Она посмотрела на них и, скованно улыбнувшись, оперлась рукой на стену, наклонившись к автомату.

- Похоже на то, - пробормотал Нил себе под нос так, чтобы Хольт его не услышал, и добавил уже громче. - Да не, я думаю, просто друг.

- Эй, - они услышали голос Эммы сквозь негромкое бормотание толпы и повернулись как раз вовремя, чтоб увидеть её сияющие глаза и расцветшую на лице улыбку.

- Угу. Знаешь, я о-о-очень сомневаюсь, что это просто друг, - проговорил Фредерик, не отрывая любопытных глаз от непривычного зрелища.

* * *

Реджина рассказала ей про совет, из-за которого она вынуждена задерживаться на работе, и что Тина предложила подождать её в садике вместе с Генри. Преувеличенное удивление Эммы по поводу того, что мадам мэр вторично позволила мисс Белл посидеть со своим сыном, заставило брюнетку насмешливо фыркнуть и тихо пробормотать:

- Скажи, пожалуйста, а как, ради всего святого, я рискнула оставлять Генри с тобой?

- Это потому что я очаровательная, и ты не устояла, - ответила Эмма. Реджина согласно хмыкнула, с этим заявлением блондинки трудно было поспорить.

Эмма самодовольно ухмыльнулась и обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. За ней стоял сержант-майор Кэлхаун, и его терпение, видимо, было на исходе. Эмма откашлялась и повернулась к нему спиной. Слыша, что Реджина ничего не возразила на её последнюю фразу, блондинка довольно пробормотала:

- Так я и думала.

На линии со стороны Реджины донесся шум и тихие голоса, потом Эмма опять услышала брюнетку:

- Прости, мне нужно идти, - голос звучал виновато.

- Работа?

- Я бы очень хотела еще поговорить.

- Не переживай, у меня тут тоже появился надзиратель, - Эмма сказала это достаточно громко, чтоб Кэлхаун её услышал. - Я скоро позвоню тебе.

- Жду не дождусь твоего звонка, - серьёзно ответила Реджина.

- Скажи Генри, что я передаю привет.

- Он расстроится, что не поговорил с тобой.

- Я знаю, - девушка нахмурилась, представив надувшееся личико Генри с глазами на мокром месте. - Скажи ему об этом помягче, ладно?

- Ох, так ты делаешь из меня «плохого парня», да?

- Ну, на каждого героя должен быть свой злодей.

Реджина раздраженно вздохнула в ответ на шутку, и это развеселило блондинку еще больше. Девушка еще раз огляделась и наклонилась так близко к автомату, что со стороны можно было подумать, что она хочет обнять его.

- Хей… эм… - замялась блондинка, запуская пальцы в волосы, - я очень по тебе скучаю.

Ответа не последовало, но Эмма услышала, что брюнетка тихо вздохнула. Эмма представила её, сидящую за столом в кабинете. Вот Реджина чуть крепче сжимает трубку, закрывает глаза и ласково улыбается.

- Я тоже по тебе скучаю.

В груди стало так тяжело, что лёгкие, кажется, провалились в желудок. Она не хочет прекращать разговор. Всё, чего Эмма хочет, - это увидеть Реджину и Генри прямо сейчас. Сглотнув подступивший к горлу ком, девушка попыталась успокоиться и не обращать внимание на нетерпеливое покашливание Кэлхауна. Прочистив горло, она повторила:

- Я тебе позвоню?

- Надеюсь, что да.

- Пока.

- Пока, Эмма. Будь осторожна, пожалуйста.

- Как всегда.

Реджина мягко фыркнула, и Эмма было подумала, что они затеют игру «кто первый положит трубку», но шум в кабинете Реджины усилился, и, виновато вздохнув, брюнетка оборвала звонок.

Повесив трубку на рычаг, Эмма повернулась и сердито глянула на мистера Громилу, будто он один был виноват в том, что Реджина повесила трубку. Девушка подошла к Нилу и Фреду.

- Нормально работает? - Нил кивнул на карту в руках Эммы, пока они втроем шли обратно в рекреацию.

- Да, да, всё работает, - Эмма обернулась, глядя на телефон, у которого теперь стоял Кэлхаун. Она будто ожидала увидеть Реджину, машущую ей на прощание.

- Ты с кем-то познакомилась в отпуске, Свон? - полюбопытствовал Фред.

Девушка не ответила, но на губах у неё промелькнула тень улыбки.

Они вошли в отделение рекреации как раз вовремя, чтоб успеть увидеть победный гол красной команды в матче по настольному футболу.

Глава 11

Июнь 22, 2004. Форт Беннинг, Джорджия.

Широко улыбающаяся Эмма сидела на подоконнике, забравшись на него с ногами и прислонившись спиной к стене. Шнур телефона туго натянулся, но всё же его длины хватило, и трубка как раз доставала до уха девушки, которая оживленно кивала, слушая, как Генри взахлёб рассказывает, что он сегодня делал в садике.

Естественно, Генри закатил истерику, когда мама сказала ему, что Эмма звонила и передала привет. Это был настоящий припадок: смесь ярости, обиды и грусти. Мальчик, плача, хлопнулся на пол, колотя по доскам ногами и выкрикивая что-то сквозь слёзы. Честно говоря, Реджина не только не удивилась такой реакции, но и понимала её, поэтому она терпела этот концерт целых полминуты. Но как только внутренний секундомер женщины щёлкнул, достигнув отметки в тридцать секунд, она подняла сына с пола и без обиняков строго сказала ему, что такое поведение неприемлемо, и если он продолжит себя так вести, то разговаривать с Эммой она будет без него. Услышав эту угрозу, Генри, души не чаявший в блондинке и готовый на всё ради того, чтоб с ней поговорить, моментально замолчал и только расстроено всхлипывал, глядя на Реджину. Она тут же обняла его, успокаивая. Малыш весь вечер просидел у телефона, ожидая звонка, и сердце Реджины просто разбивалось при каждом взгляде на сына. Ещё тяжелей было оттого, что она точно знала: девушка не позвонит. Укладывая Генри спать, Реджина пообещала, что скоро он обязательно поговорит с Эммой.

Звонок от нее пришел на следующий день, на этот раз застав Генри дома, и Реджина была чертовски благодарна за то, что ей не пришлось врать сыну. Генри моментально растрогал блондинку, спросив её, кого она спасла сегодня на работе, и когда она приедет домой. Они поболтали всего пять минут, и малыш нехотя уступил трубку маме. Разговор с Реджиной тоже был гораздо короче, чем хотелось, у Эммы было всего десять минут, так что брюнетка успела только пожаловаться на упертых членов городского совета и попросить девушку беречь себя.

С того дня прошел месяц, и такие разговоры успели превратиться в традицию. По крайней мере раз в неделю Эмма звонила в особняк с «блатного» автомата, так что они могли поговорить подольше. Иногда блондинке удавалось даже угадать по времени, и она звонила, когда Реджина укладывала Генри спать, так что вскоре малыш начал просить её рассказать ему сказку. Сперва Эмма просто слушала, как Реджина читает ему «Принцессу в старом мешке» (она никогда не успевала дочитать до конца, её маленький слушатель засыпал на середине сказки), но однажды Генри попросил Эмму саму рассказать историю, и той пришлось вспоминать «Сказку о Храбром рыцаре и Злой Королеве». Эта сказка будила в памяти девушки воспоминания о Сторибруке и поэтому первой пришла в голову. Эмма прислонилась спиной к стене и начала рассказ. В целом, она неплохо справилась для первого раза, а если что-то и забыла, компенсировала это красочными описаниями огромного-преогромного дракона и безмерной храбростью рыцаря, готового своей любовью растопить холодное, как лёд, сердце прекрасной злой королевы. Генри и, судя по тихому бархатистому смеху, даже Реджина остались довольны её талантами рассказчика.

А сегодня Эмма, улыбаясь, слушала, как Генри поет песенку, которую они с мисс Тиной выучили в садике. У детей в конце августа намечался концерт, и группа Генри разучивала для него целых две песни: "My Little Yellow Bus" и "You Are My Sunshine". Узнав об этом, блондинка практически умоляла Реджину записать пение Генри на плёнку. Мальчик охотно согласился спеть первую песню, специально для Эммы.

- …hop on board to my little yellow bus! – пение закончилось, и Эмма рассмеялась, услышав, как Реджина аплодирует сыну. Судя по влажному чмоку в трубке, Генри заслужил от матери поцелуй в щеку.

- Это было офигенно, малыш, – похвалила Эмма. Кто-то позвонил в двери дома Миллсов, и Реджина, извинившись перед Эммой, вышла. – Могу поспорить, ты будешь самым крутым певцом на концерте.

- Ага, – согласился тот, – мамочка говорит, что я самый лучший.

- И мамочка права. Так что, я услышу вторую песню?

Генри хихикнул, и Эмма живо представила, как он мило качает головой:

- Не-е-е-ет, это сюрприз.

- А я хочу сейчас послушать.

- На концерте, – упрямо возразил он. – Тебе нужно подождать.

Эмма нахмурилась и, пытаясь скрыть разочарование в голосе, ответила:

- Я не смогу прийти к тебе на концерт, приятель. Мне нужно работать. Но когда я приеду, мамочка покажет мне запись. Или давай лучше ты сам споешь для меня, согласен?

- Ага, – с готовностью согласился мальчик. – Ты приедешь на ярмарку?

- Какую ярмарку?

- С фейерверками, – если б Генри был старше, он бы добавил «балда», удивляясь, как можно спрашивать такие очевидные вещи, Эмма была в этом уверена.

- Ярмарка с фейерверками? – переспросила девушка. – Она пройдет четвертого июля?

- Не знаю, – Генри пожал плечами, – но там будут попкорн, и игры, и… и лошадки, и качели, и попкорн, и сладкая вата, и игры, и… и…

- И фейерверки? – догадалась Эмма, стараясь не засмеяться.

- Ага! Откуда ты знаешь?! – искренне удивился Генри.

 - Я умею читать мысли, – доверительно прошептала Эмма.

- Не-е-е-ет, – возразил малыш. – О чем я думаю?

- Хммм, – Эмма задумчиво помолчала. – О попкорне и играх?

Генри удивлённо ахнул:

- Как ты угадала?!

- Ладно. Моя очередь, – голос Реджины приближался, видимо, она вернулась в гостиную и теперь шла к телефону.

- Нет, мамочка, моя очередь, – ответил мальчик, и, судя по шороху, Эмма предположила, что он прижал трубку к груди.

Реджина, должно быть, наградила сына одним из своих фирменных тяжелых взглядов, хотя, справедливости ради, надо сказать, что он медленно, но верно, вырабатывал к ним иммунитет. Раздался очередной шорох и обиженное:

- Ла-а-адно, мамочка, – и трубка оказалась у старшей Миллс.

- Пацан упрямый, – насмешливо сказала Эмма. – Не знаешь, в кого бы это?

- И ему ведь всего три, – сухо добавила Реджина.

- Это еще ничего. Будет веселее, когда он пойдет в школу и начнёт огрызаться.

- К вашему сведенью, я воспитываю вежливого молодого джентльмена, – строго сказала брюнетка.

- Мамочка! – крик был такой громкий, будто Генри находился в гостиной. – Я какать хочу!

- Да, просто образчик вежливого молодого джентльмена, – фыркнула Эмма.

Реджина раздраженно хмыкнула, и блондинка ясно представила, как она закатывает глаза, повернувшись к Генри:

- Так иди, родной. Ты же большой мальчик. Позовешь меня потом.

- Ладно.

Внезапно Эмма вспомнила один случай из раннего детства Генри, о котором женщина писала ей, и засмеялась:

- Эй, а помнишь, как он пытался сам сходить в туалет, и в итоге свалился в унитаз?

Реджина фыркнула, безуспешно пытаясь сдержать смех. Когда это случилось, она, конечно, пришла в ужас, но теперь, когда Эмма напомнила ей об этом, она поняла, до чего это было смешно.

- Да, он целый месяц потом боялся подходить к унитазу.

- Боже, какая жалость, что ты не сфотографировала его!

- Знаешь, я конечно не против того, чтоб время от времени ставить сына в неловкое положение, но это было бы слишком жестоко даже для меня, – усмехнулась Реджина.

- Конечно. Так что от тебя хотели?

- Мисс Белл приходила. Она на днях пекла детям печенье, от которого Генри пришел в полный восторг, так что я попросила у неё рецепт.

- Погоди-ка. Вы, что, так близко сошлись с Тиной, что она может просто так заскочить к тебе домой и что-нибудь принести?

- Ты так говоришь, будто я какая-то отшельница.

- И ты готовишь по чужому рецепту! Боже, меня всего два месяца не было дома, а ты уже нашла мне замену! – продолжала шутливо удивляться Эмма.

- Ну, я здоровая женщина, у меня есть определенные потребности, – поддела Реджина.

После этой фразы паника моментально накрыла блондинку, и от подступившей к горлу желчи стало трудно дышать. Ведь это правда, Реджина в Сторибруке, а Эмма в Беннинге. Она не раз слышала о парах, которые распадались из-за того, что один из партнеров служил в армии. Расстояние часто убивало отношения. С глаз долой – из сердца вон, так ведь говорят? А Реджина… ей ведь стоит только пальцем поманить, и кто угодно будет у её ног. От этих мыслей ком, сдавивший горло девушки, становился все плотнее. Почувствовав неладное, Миллс быстро добавила, разряжая повисшее между ними напряженное молчание:

-Не переживай, дорогая, рецепт моего фирменного турновера знаешь только ты.

Эмма фыркнула, страх немного отступил:

- А я уж думала, ты даёшь этот рецепт всем симпатичным блондинкам.

- Нет, только тебе.

Эмма отвернулась к окну, чтоб скрыть заливший щеки румянец. От этих слов она чувствовала себя так, будто за спиной у неё выросли крылья. Девушка откашлялась, стараясь не слишком показать брюнетке свою радость:

- Так что, вы, девчонки, теперь лучшие подружки навек?

Реджина насмешливо хмыкнула в ответ:

- А что, ты ревнуешь?

- Именно, – и в этом ответе, брошенном в шутливом тоне, было много правды, Эмма даже не собиралась этого отрицать.

- Нет, не совсем. Место лучшего друга я берегу для кое-кого особенного.

- Ага, знаю, это место Генри, да?

- Ну, вот, а теперь ты говоришь так, будто у меня вовсе нет друзей.

- Я всё равно думаю, что ты офигенная.

 - И если ты так думаешь, значит, к черту всех остальных, – сарказма в голосе Реджины было достаточно, чтобы фраза не прозвучала слишком приторно. – О, кстати, когда ты последний раз созванивалась с Августом? – внезапно спросила брюнетка.

- С Августом? – переспросила Эмма, озадачено нахмурившись. После возвращения на базу она, конечно, писала ему, и, судя по письмам, у брата всё было в порядке, так что Свон о нём не тревожилась. – А что такое? Что он натворил?

- Я вполне уверена, что они с мисс Лукас общаются.

- Как так «общаются»? – с любопытством переспросила девушка.

- Ну, по телефону, скорей всего. Я на днях слышала, как мисс Лукас ему звонила.

- Я имела в виду, в каком смысле?

- В том самом, о котором ты подумала, – многозначительно усмехнулась Реджина.

- Да ладно! – ахнула Эмма. Она никогда не думала о такой возможности, но теперь, когда Реджина сказала ей, блондинка обнаружила, что её вполне радует такой вариант. – Ха, Руби и Август, офигеть! Вот же козлина, доставал меня расспросами о тебе, а сам-то! И ничего мне не сказал!

- Он расспрашивал тебя обо мне? – переспросила Реджина.

- Да-да, просто смирись с этим, – проворчала девушка.

- Кстати, мистер Бут, кажется, получил преданного обожателя в лице Генри. Он на днях спрашивал, когда к нам приедет «дядя Август», - добавила Миллс.

- Боже праведный. Дядя Август? Он будет в восторге, – засмеялась Эмма.

- Да, очевидно, Генри перестал бояться киборга и, твёрдо решив стать Джимом Хокинсом, теперь надеется, что Август займёт место Долговязого Джона Сильвера, - сухо констатировала Реджина.

- Я стану капитаном Амелией, если ты будешь этим собачьим профессором.

- Доктором Допплером, – поправила Реджина, почти обидевшись, что Эмма не помнит. Блондинке пришло в голову, что еще не известно, кто из Миллсов любит этот мультик больше. Хотя, если б ей пришлось пересматривать «Планету сокровищ» четыре раза в неделю, наверное, она тоже полюбила бы его. Деваться-то было бы некуда. – По-моему, на капитана Амелию больше похожа я.

- Не, она морской офицер и задира, а ты любишь книжки и всякое такое.

- Книжки и всякое такое, – передразнила Реджина. – Ну, ты точно не тянешь на доктора Допплера.

- Ага-ага. Эй, ты просто обязана сфотографировать Генри во время ярмарки.

- Конечно, я обещаю. А вы на базе будете праздновать?

- Четвёртое июля? Шутишь что ли? Да в этот день мы превращаемся просто в патриотических фанатиков! Будем палить в воздух при полном одобрении Национальной стрелковой ассоциации.

Реджина фыркнула, пытаясь удержать смешок:

- А тебе можно такое говорить?

- Наверное, нет. Но серьёзно, у нас тут этот день празднуют с размахом. На следующей неделе многие едут домой, чтоб отпраздновать с семьями, так что мы устраиваем собственный День независимости в эти выходные, для солдат и их семей. Знаешь, с батутами для детишек, и раскрашиванием лиц, и гигантским пикником. Круто будет, вообще-то.

- Да, явно заманчивей, чем наш фейерверк.

- Нет, Генри понравится, – Эмма на секунду представила восхищенную детскую рожицу. – Может, когда-нибудь, вы тоже приедете, – робко добавила она.

- Когда-нибудь, – голос Реджины был невесёлым. Как и Эмма, она знала, что это лишь мечта, почти несбыточная.

- Когда вы с Генри приедете, – чуть веселей добавила Эмма, – я, наконец смогу показать тебе нашу глушь.

- Я бы очень хотела этого, – радостно сказала брюнетка. – Все эти семьи, они приедут на праздник?

- Нет, – усмехнулась девушка, – не все, то есть. Большинство живут прямо на базе и переезжают вместе с мужьями и отцами туда, куда переведут.

- Тогда, кажется, они часто переезжают.

- Думаю, к этому можно привыкнуть. Это здорово, на самом деле. Вроде как община. Как Сторибрук, - Эмма просияла, от этой мысли, - только все вооружены.

- О, сторибрукцам не нужно оружие, чтоб сеять разрушение, поверь, солдат, – мрачно сказала брюнетка, чей голос вдруг приобрел опасную мягкость темного бархата. – Одна удачная сплетня, и считай, что от твоей жизни остались одни руины.

- Вы говорите, исходя из личного опыта, мэр Миллс? – с нажимом спросила Эмма.

- Я здесь выросла, – голос Реджины был серьёзным и бесстрастным.

- Ты меня пугаешь, когда ты такая злая, – наигранная дрожь в голосе девушки, заставила Реджину хрипло усмехнуться.

- Вот поэтому я и занимаю пост мэра…

- На карте осталась одна минута, - сообщение автомата не дало Реджине договорить. Эмма раздраженно вздохнула.

- Бля, – тихо выругалась она, прислонившись затылком к стене, чуть энергичней, чем хотела. – Ты слышала?

- Да, – вздохнула Реджина. – Я могу послать тебе другую карту.

- Не нужно, я могу пополнить счет здесь.

- Думаю, мы поговорим в другой раз? – неохотно произнесла Реджина.

- Да, – Эмма тяжело вздохнула. – Я позвоню. Обещаю.

- Я скучаю по тебе, – тихо прошептал хриплый голос.

- Я… – связь прервалась, и в трубке раздались короткие гудки.

Блондинка повесила трубку на рычаг, и ноги сами понесли её в магазин, находившийся на базе.

* * *

Июль 4,2004. Сторибрук, Мэн

Реджина никогда не понимала, что романтичного находят парочки в объятиях во время фейерверков.

В этом году они с Генри отмечали День Независимости в третий раз. Два года назад она не рискнула барабанными перепонками сына, которому было всего три месяца, и после официального открытия гуляний на городской площади они ушли домой и смотрели салют с балкона особняка. Так что первый День Независимости в жизни мальчика был довольно непримечательным. На следующий год они остались на площади, но когда раздались взрывы пиротехники, годовалый Генри закрыл уши мамиными ладонями и уткнулся лицом ей в плечо. Только после того, как отгорели римские свечи, малыш рискнул поднять потрясенный взгляд в ночное небо, разукрашенное яркими огненными цветами. В прошлом году всё было хорошо до особенно звучного последнего залпа, который был таким громким, что младший Миллс испугался и расплакался. И сейчас, хотя Реджина была почти уверена, что Генри достаточно большой мальчик, чтоб, не испугавшись, пережить все десять минут праздничной пальбы, она всё же захватила бируши, просто на всякий случай.

Мать с сыном наслаждались прекрасной погодой, не спеша прогуливаясь по внутреннему двору ратуши, где сегодня появились ряды будочек и киосков. Монахини из церкви Св. Леопольда, как и каждый год до этого, продавали свечи ручной работы. Реджина подавила готовый сорваться с губ смешок, когда сестра Астрид запнулась о собственную ногу и выронила коробку свечей, получив от матери настоятельницы полный укоризны строгий взгляд. Брови мэра удивленно взметнулись, когда она увидела, что Лерой первым побежал на помощь незадачливой монахине.

Свободные от дежурства подчиненные шерифа расположились с северной стороны двора и теперь сидели рядом с баком-ловушкой, поддразнивая горожан и вызывая их посоревноваться в меткости. Помощник шерифа Девид Нолан взгромоздился на сиденье внутри бака и теперь, к величайшему неудовольствию Реджины, непринужденно болтал с Мэри-Маргарет Бланшард. Может, стоило предупредить мистера Нолана, что его жена купила мячик и теперь прицеливалась? Никогда не связывайтесь с бывшей звездой софтбола, подумала Реджина, поймав взгляд коварно усмехающейся Кэтрин. Само собой, метко брошенный мячик угодил прямо в цель, и мужчина свалился в воду. Когда ему удалось выбраться из бака, вода стекала с него ручьями. Он поглядел вслед убегающей несносной училке и, повернувшись к жене, робко улыбнулся ей.

День продолжался, и в честь праздника они с Генри решили побаловать себя сладким. Когда женщина спросила сына, чего он хочет, он выбрал пакет попкорна и, как истинный Миллс, предпочел всем сладостям яблоки в звёздно-полосатой карамели. Мальчик был просто счастлив и участвовал во всех играх и конкурсах, в каких только мог. Он не пропустил ни одного аттракциона и даже каким-то чудом уговорил маму прокатиться на Чертовом колесе. Реджина уступила этой просьбе несмотря на свою боязнь высоты и, сидя в кабинке аттракциона, почти получила разрыв сердца. Подымаясь всё выше над городом, брюнетка не могла не думать о том, что с Эммой всё было бы по-другому. Конечно, девушка стала бы раскачивать кабинку, смеяться, и шутить, что они обречены. Но Реджина точно знала, что хватило бы одного её слова, и Эмма тотчас бы прекратила свои шутки и обняла бы их с Генри, готовая защитить их обоих от падения, да и вообще от чего угодно. С высоты город выглядел захватывающе, и блондинка, конечно, пришла бы от этого в восторг. Реджина сделала фотографию открывшейся панорамы, мысленно отметив, что обязательно пошлёт снимок Эмме.

Праздничная суматоха вокруг каждую секунду напоминала Реджине, что их с Эммой разделяют несколько штатов. И все эти напоминания отдавались болезненными уколами в сердце. Это не справедливо и неправильно. Эмма Свон должна сейчас гулять с ними, дурачиться и делать глупости. Она должна спустить все деньги в тире только потому, что Генри захотел эту громадную плюшевую панду, и должна дразнить Руби, стоящую в кабинке с поцелуями. И когда раздались залпы салюта, Миллс, наконец, поняла, что романтичного находят люди в объятиях под расцветающие в темном небе фейерверки.

На улице быстро темнело, и обнимающиеся парочки были повсюду, куда ни глянь. Девчонку Бойд обнимал несовершеннолетний суженный, бережно положив руки на её заметно округлившийся живот. Чета Ноланов сидела на раскладных стульях, взявшись за руки, Девид, видимо, был временно прощен. Даже этот пьяница-уборщик был не один, сестра Астрид сидела рядом с ним на расстеленном пледе.

Мэр Сторибрука не успела полностью погрузиться в эти грустные мысли, потому что из динамиков над их головами зазвучала песня Кенни Чесни. Услышав её, Генри начал радостно подпрыгивать, громко подпевая. Песня была медленная, но очевидно, такие мелочи как ритм малыша не заботили.

Глядя, как сын пританцовывает, хлопая в ладоши, Реджина не могла не рассмеяться. Брюнетка достала из сумки фотоаппарат, чтоб успеть снять его танец на видео, Эмма просто обязана это увидеть. До того, как песня оборвалась, она успела даже сделать несколько фотографий. Разговоры стихли, и сторибрукцы приготовились к заключительному аккорду празднества. Генри плюхнулся к Реджине на колени и прошептал:

- Начинается, мамочка.

Единственными источниками света теперь были разноцветные светящиеся палочки в руках детворы и гирлянды разноцветных фонариков на деревьях. Все замерли в ожидании.

Шоу началось, и темноту ночного неба разорвала косая красная вспышка.

* * *

Июль 9, 2004. Форт Беннинг, Джорджия

Небо осветилось красным, оранжевым и жёлтым. Темнота ночи на секунду отступила и сомкнулась снова, когда раздался первый взрыв.

Эмма проснулась за несколько секунд до взрыва, почувствовав, что самый воздух вокруг неё неуловимо изменился. Этих секунд ей хватило, чтоб собраться с мыслями и оправиться от внезапного шока, который она испытала, почувствовав, как тесный походный бункер сотрясается от ударной волны. На мгновение воцарилась мёртвая тишина, а потом раздался сигнал тревоги, и Эмма скатилась со своей койки, привычно избегая свесившихся ног Нила, собиравшегося спрыгнуть с верхней полки. В этот раз их сон был коротким и тревожным. Потребовалась всего пара секунд, чтоб надеть каски и ботинки, единственные предметы обмундирования, которые они позволили себе снять. Подхватив винтовки, они вылетели из бункера и увидели, что два дальних, стоявших к югу барака охвачены пламенем.

От самого дальнего ничего не осталось кроме осколков металла, пластика и кирпичного крошева. Осколки стекла разлетелись и теперь усеивали песчаную почву на несколько сот ярдов вокруг.

Там жили Эйвери и Доминик.

Второй бункер был весь в огне, языки пламени вырывались из окон наружу.

Джонсон и Вудбридж.

Раздались выстрелы и крики. Английская речь смешалась с арабской, но противникам не нужен переводчик, чтоб понять, что они проклинают друг друга. Выстрелы. Сухой стрёкот автоматных очередей. Бесконечная стрельба и треск пламени. Из огня, охватившего барак, выходит группа одетых в черное мужчин. Черные одежды, смуглые закопченные лица, темные глаза горят ненавистью, более жаркой, чем пламя, из которого они появились. Эмме кажется, что они родились из дыма и пепла и теперь идут на них с автоматами, лентами патронов на груди и в поясах из взрывчатки. В их взглядах девушка видит обещание скорой смерти.

- Стоять! – кто-то из своих кричит эту команду, и краем глаза Свон видит, что парень весь напрягся и ждет одного неверного движения, повода, чтоб выстрелить.

И он получил то, что хотел. Четверо из пяти направили на него автоматы и открыли огонь. Солдат едва успел упасть на землю и откатиться к укрытию. Пятый побежал по тропе. Обвешанный взрывчаткой. Часы на взрывном устройстве тикают неестественно громко.

- Нет, – думает Эмма, глядя, как он бежит по тропе между бараками, где солдаты пытаются удержать волнующуюся толпу гражданских. Нет. Один взгляд на смертника, и они бегут. Это всё, что они могут. Выбор прост – мы или они.

- Нет! – кричит она и делает шаг вперед, опускает винтовку и делает ещё шаг.

- Свон! – рявкает Нил и утягивает её назад

- Он же погибнет!

Нил не отвечает. Он прижимает Эмму к себе, прикрыв голову девушки руками, и тащит её с тропы, под прикрытие мешков с песком, почти силком укладывая на землю.

Взрыв. У неё звенит в ушах. Почва сотрясается под ними, и их накрывает градом из осколков, песка и комьев земли. Выстрелы. Темноту ночного неба разрывает косая красная вспышка.

Кэссиди шевелит губами, но Эмма не слышит. В ушах звенит так громко, что кажется, она до конца жизни не услышит ничего, кроме этого звона. Это ничего. Уши ей не нужны, её слишком хорошо готовили для этой работы, и теперь она знает, что делать. Как и её товарищи. Союзникам угрожает опасность. Ликвидировать противника. Они покидают укрытие и возвращаются на тропу. Ближайший барак разрушен до основания. Кто-то кричит, прося прекратить огонь. Видимо, никто не пострадал. Пока что.

Те четверо в черном теперь разбегаются в стороны. Один получает пулю в плечо и падает, корчась в луже собственной крови. Двое убегают, отстреливаясь не глядя. Четвёртый бежит. Бежит к ним. Так быстро, будто отчаянно ищет смерти. Он приближается к Эмме, которую готовили для того, чтоб такие, как он, нашли в ней свою смерть. Свон не хочет его гибели, но спустит курок, если у неё не будет выхода. Он вооружен и пылает местью. Тот, кто бежит к ней, совершенно уверен в святости своей миссии. Он направляет оружие на Эмму, но она стреляет первой. Пуля с глухим коротким хлопком впечатывается арабу точно меж глаз. Он падает на землю. Мёртвый.

Итоги боя печальны: Джонсон весь в ожогах, Вудбридж обожжен меньше, но кашляет кровью, выхаркивая кусочки легких. Эйвери и Доминик мертвы, как и смертник.

Эмма смотрит на убитого ею мужчину, их разделяет каких-то тридцать футов. Ни сомнений, ни раздумий. Ликвидировать противника любой ценой. Она это сделала. Его смерть либо её жизнь. Боже, либо его смерть, либо её жизнь. У неё не было выбора.

- Пошли, Свон! – Нил тянет её за собой, ему приходится удвоить бдительность, чтоб уберечь их обоих от возможной опасности. Но всё закончилось. Оставшиеся в живых нападавшие взяты в плен, и теперь их, связанных, ведут в уцелевшую северную часть лагеря.

Она всё еще видит его взгляд. Опаляющая ненависть исчезла в тот самый момент, когда она подняла винтовку. Темные глаза удивленно раскрылись, когда мужчина понял, что для него уже слишком поздно. Она спустила курок. Короткая гримаса боли на его лице, и он упал. Но Эмма успела увидеть, как пустеет его взгляд, лишаясь света жизни.

Его смерть или её жизнь. У Эммы звенит в ушах.

На неё бежит толпа, окружая со всех сторон. Оружие в руках, ножи, пояса взрывчатки. Она стоит одна, совсем одна. Окруженная этой толпой и их ненавистью. Её обдает жаром и выстрелы всё ближе. Она должна их ликвидировать. Их смерть или её жизнь. Их смерть или её жизнь.

Их смерть или её жизнь.

Эмма просыпается и слышит звон в ушах. Руки дрожат, а пропитанная потом футболка неприятно липнет к телу.

Это просто сон. По большей части. Эмма закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание. Но даже с закрытыми глазами она видела этот безжизненный взгляд черных глаз. Будто кто-то выжег эту картинку на её сетчатке, и у девушки не хватало воли прогнать это воспоминание. Нет, она в безопасности. Она… не дома. Но в безопасности.

Господи, ей не вздохнуть, будто комната и правда в огне. В ушах звенит не переставая.

Она быстро села, неотрывно глядя на ящик в основании кровати. Протянув руку Свон открыла его и, не глядя взяла свитер, лежащий сверху. Сторибрукские рыцари. Плевать на жару летней ночи, Эмма натянула свитер на себя и подняла воротник, закрыв рот и нос. Глубоко дыша, она мысленно считала до десяти. Ей нужен этот свитер. Нужнее, чем кислород. И с каждым вдохом её наполняли мягкость хлопка и едва заметный аромат кондиционера для белья, который использовала Реджина.

Сердце продолжало колотиться, а звон в ушах не утихал, но Эмма почувствовала себя немного лучше. Кошмар медленно отступал, уступая место реальности. Опустив воротник, девушка открыла глаза, привыкая к окружающей её темноте казармы. Обняв колени руками, она уткнулась в них лицом и вздохнула.

- Это просто сон, – напомнила она себе. – Он закончился. Он не может тебе навредить.

Не может навредить. Нет, конечно, не физически, по крайней мере. Она всё еще будто чувствовала, как плавно курок поддается нажиму пальца. После боя ей объявили благодарность за проделанную работу. Подумать только, благодарность за работу. То, что она сделала, это её работа. Забавно.

Эмма не глядя нащупала спрятанного под матрасом Рекса и втиснула его между коленями и туловищем, прижавшись к игрушке лицом.

Рекс здорово обнимается и прогоняет плохие сны. Так сказал Генри тогда, ранним утром, в непривычно тихом аэропорту.

Боже, кажется, с тех пор прошла целая вечность. Черт, столько всего произошло, что теперь Эмма иногда думала, что её жизнь в сонном маленьком городке в штате Мэн ей просто приснилась. Но этот сон был так прекрасен, что ей не хотелось просыпаться. Когда девушка ехала в Сторибрук, она не знала, что её там ждет. Её респондент? Её подруга? Но она обрела больше, чем смела надеяться. И сейчас она убила бы… Нет, сейчас, она просто очень хотела оказаться дома. И она обняла Рекса.

Он был мягкий, такой же, как свитер. Наверное, Реджина добавила тот же кондиционер для белья, когда стирала его. От него пахло летом, потому что Генри любил играть во дворе особняка, сидя на солнце. Плюшевая мордочка была местами совсем вытерта. Рекс был таким знакомым. Домашним. Безопасным. Он – единственное, что может успокоить её сейчас, напоминая о доме. И, черт возьми, пацан был прав. Этот дракон обнимается лучше всех в этом долбанном штате.

Эмма глубоко вздохнула, уткнувшись лицом в желтое драконье брюхо, и тьма, затопившая её мысли, отступила. На память внезапно пришла тихая мелодия той самой испанской колыбельной, которую Реджина и Генри пели тогда, во время конной прогулки, в их последний день перед отъездом девушки в форт. Свон и не знала, что запомнила её.

Arrorró mi niño, arrorró mi amor, arrorró pedazo de mi corazón.

Ласковый чуть хриплый голос Реджины мгновенно прогнал навязчивый шум в ушах. Эмма погрузилась в воспоминания, в которых брюнетка сидела на здоровенном жеребце, прижимая к себе сына, и негромко напевала. Вот она усмехается, когда малыш, держащий поводья, старательно выводит раскатистое «р-р-р», пытаясь выговаривать слова правильно. Реджина с гордостью смотрит на сына и, на секунду замолчав, целует его в щёку.

Солдат, сидящий в темноте, чувствует себя лучше.

Но этого недостаточно. Эмме мало свитера и дракона, который обнимается лучше всех в мире. Мало приятного воспоминания.

Потому что мужчина, которого она убила, наверное, был чьим-то отцом, сыном, братом или дядей. Его ждали дома и кто-то оплакивал его, проклиная её за то, что она забрала его жизнь. Но, проклятье! Не сделай она этого, он убил бы её. Она поступила так, как должна была. Он мог убить кого-то другого. Многих людей. И они бы тоже были чьими-то отцами и братьями. Он мог убить чьего-нибудь сына. Или дочь. Или жену. Она его остановила. Она должна помнить об этом.

Помнить, что это стоило того. Его смерть означает спасенные жизни. Генри говорит, что Эмма герой. Герой. 

В ушах снова звенело.

* * *

Июль 15, 2004. Сторибрук, Мэн

- Какао-порошок?

- Есть.

- Сахарная пудра?

- Есть.

- Сухое молоко?

- Есть.

- Почему оно такое странное? – Генри задал этот вопрос уже дважды, с подозрением разглядывая коробку с сухим молоком.

- Ну, мы не можем послать Эмме бутылку с молоком, правда? – ответила Реджина, ещё раз сверяясь со списком продуктов.

- А куда трубочку вставлять? – мальчик вертел коробку в руках с искренним недоумением. Он явно думал, что, раз уж молоко каким-то образом оказалось в картонной коробке, как сок, то и трубочка должна быть.

Миллс улыбнулась и покатила тележку дальше:

- Оно не жидкое, родной, а сухое, как мука, так оно дольше хранится. Его разбавляют водой.

Генри нахмурился и еще раз недоверчиво посмотрел на коробку, в которой, несмотря на мамино утверждение, не было молока. Фыркнув, он вернул её в тележку и потянулся к пакету, который уже давно не давал ему покоя:

- И мы купили это!

Сжав упаковку маленьких разноцветных зефирок в руках, он широко улыбался матери, надеясь выпросить сладости.

- Да, и это очень важный ингредиент. Эмма не может пить какао без зефира.

Он быстро кивнул, хотя Реджина была уверена, что Генри пропустил её слова мимо ушей.

- Можно мне одну? – прищурившись, он поднял вверх пальчик и с надеждой посмотрел на мать.

Реджина вздохнула, едва удержавшись от того чтоб закатить глаза:

- Понятия не имею, и в кого ты такой сладкоежка?

- Это потому, что я сладкий, – на лице малыша расцвела вредная ухмылка.

На этот раз старшая Миллс не удержалась и, с улыбкой закатив глаза, покачала головой:

- Ты, конечно, сладкий, но зефир тебе всё равно нельзя.

Он надулся и, скрестив руки на груди, сердито на неё посмотрел.

- Хорошая попытка, – похвалила Реджина и, взяв с полок упаковку шоколадного пудинга «Несквик» и сухие сливки, направилась в отдел с выпечкой.

Сегодня Реджина получила от Эммы письмо, и это было для неё огромной радостью, потому что последний раз они разговаривали за неделю до Дня Независимости. Но содержание письма расстроило её. Блондинке опять снятся кошмары. Конечно, она не жаловалась, написала только: «У меня проблемы со сном, очень скучаю по нашим разговорам». Но Реджина поняла, что девушку мучает что-то, о чем она не готова рассказать.

Это было тревожно и больно. Письмо было написано шесть дней назад, кто знает, что произошло за это время? В каком Эмма состоянии? Для Реджины это было самым тяжелым в их переписке, не считая ожидания. Её убивало то, что они с Генри постфактум узнают о том, что происходит со Свон. Женщина чувствовала себя бесполезной, и это раздражало. Раньше, когда Эмма была дома и её мучили кошмары, Реджина бежала к ней, едва услышав крик или бормотание. Она садилась рядом и осторожно будила девушку, успокаивая, помогая вернуться в реальность. И они говорили о том, что ей снилось. А когда Эмме тяжело было рассказывать, Реджина брала её за руку, и они спускались на кухню, где брюнетка варила для гостьи какао. После второго кошмара Миллс уже, не спрашивая, добавляла в напиток корицу и взбитые сливки. А сейчас Реджина сиднем сидит в Сторибруке и никак не может помочь Эмме уснуть.

Но эта женщина не даром была мэром, ей потребовалась всего минута, чтоб придумать выход из положения. И внезапный поход в магазин был важной частью этого плана. Если она не может быть для Эммы ловцом сновидений, можно попытаться сделать пробуждения солдата более приятными. Реджина была не совсем уверена насчет порядков в форте, но надеялась, что её план сработает. Конечно, рецепт пришлось немного изменить, но она не сомневалась, что с сухим молоком и сливками какао получится отличным. Теперь осталось подобрать подходящую тару, и это на секунду озадачило мэра, но в отделе кухонной утвари она нашла то, что искала.

Пластиковый кувшинчик был в точности таким же, как тот, что стоял у нее на кухне. Реджина тут же представила его наполненным горячим какао с зефиром, сливками и корицей. Нужно будет на всякий случай завернуть его в пузырчатую плёнку. Брюнетка очень надеялась, что начальство Эммы не посчитает это контрабандой. Не хватало еще, чтоб из-за неё у девушки были неприятности.

- Генри! – услышав подозрительное шуршание, Реджина обернулась и увидела, что сын, сидящий на сидении тележки, пытается разгрызть упаковку с зефиром.

- Пожа-а-алуйста? – просительно протянул Генри.

Покачав головой, Реджина отобрала пакет с зефиром и переложила его в самый дальний угол тележки, прислонив к кувшину. Посмотрев на мальчика, она подняла бровь. Генри понял, что это было последнее предупреждение и спорить не стал. Открыв сумочку, женщина достала пакет сока и пачку марантавого печенья.

- Меняемся? – она протянула вкусности Генри.

- Ага! - просиял мальчишка и немедленно воткнул соломинку в пачку, делая приличный глоток. – Спасибо, мамочка!

- На здоровье, солнышко, – Реджина поцеловала его в лоб и начала разворачивать тележку. – Сейчас купим любимый чай Эммы и пойдём домой…

- Ой, извините! – Кэтрин Нолан с корзиной в руке почти врезалась в Реджину сбоку.

- Простите, миссис Нолан, я вас не видела, – вежливо извинилась Реджина, обходя Кэтрин.

- Пожалуйста, Реджина, ты можешь звать меня Кэтрин, ты же знаешь, – ответила та, глядя мэру в глаза.

Миллс на секунду отвела взгляд, вспомнив то время, когда она звала стоящую перед ней женщину Кэтрин. Вообще-то она звала её Кэт. Когда-то, когда они были подростками и переживали из-за оценок и контрольных, и Кэтрин ещё не сменила фамилию Ауро на Нолан. Когда-то они делились переживаниями о первых влюблённостях, даже несмотря на то, что Реджина уже тогда была скрытной. Но это было вечность назад.

После смерти родителей закрывшаяся от мира Реджина оттолкнула Кэтрин, как и всех остальных. Она посвятила себя учёбе и амбициям. Закончила Гарвард с отличием и вернулась в родной город, уже сделав себе имя. Она стала самым молодым мэром в истории штата и эмоциональная дистанция, которую мэр неизменно держала со всеми, позволяла ей полностью отдавать себя заботам о городе. Однако с тех пор, как она усыновила Генри, Реджина старалась вести себя мягче с окружающими, по крайней мере, в присутствии сына. И их с Кэтрин связывало прошлое. Реджина улыбнулась чуточку теплее и кивнула.

- Ты права, Кэтрин. Как твои дела? – несмотря на улыбку, интонации голоса были официальными.

- Хорошо. Мои дела хорошо. Я стала главным партнёром отца в его адвокатской фирме.

- Поздравляю, – голос Миллс заметно потеплел, и она улыбнулась с искренней радостью, чуть сжав запястье школьной подруги.

- Мы давно не разговаривали, – Кэтрин подошла ближе и улыбнулась Генри, у которого рот был набит размякшим печеньем.

- Помнишь меня? Мы виделись на ярмарке. Мой муж нарисовал тебе ту супер-крутую татуировку.

Генри быстро закивал, торопливо глотая печенье, чтоб ответить:

- Ага, полицейский нарисовал мне флаг, как мой флаг.

Женщины рассмеялись над его ответом, хотя для Генри он был вполне логичным. Выбравшийся из бака-ловушки помощник шерифа заметил у Генри на рубашке значок в виде флага и, дав мальчишке «пять», предложил сделать временную татуировку для комплекта. И через несколько секунд Девид и Кэтрин уже на пару разрисовывали щеки Генри к полному восторгу последнего. Реджина тогда почти с ними не говорила, слишком занимала ей счастливая болтовня сына, который просил обязательно-преобязательно сфотографировать его и завтра же послать фотографию Эмме. Не удивительно, что Генри запомнил Кэтрин.

- Как Дэвид? – Реджина не особенно привыкла вести пустые разговоры, и теперь спросила первое, что пришло в голову, чтоб избежать неловкого молчания.

- Нормально, – Кэтрин кивнула, сдержанно улыбаясь, и Реджина точно знала причину этой сдержанности.

- Он охраняет наши улицы.

Кэтрин фыркнула в ответ:

- Ну, до Эммы ему далеко.

- Прошу прощенья? – Реджину огорошила прямота блондинки. Хотя, чего удивляться, Кэт славилась поразительной прямотой ещё в школьные годы.

- Ну, Эмма ведь служит в армии, да? Мы не имели случая пообщаться, но все говорят, что она классная.

- Да, – Реджина, пожалуй, смутилась бы, но её в очередной раз спасла маска холодного мэра – Она…

- Офигенная! – громко объявил Генри, размахивая руками.

Брюнетка громко расхохоталась, забыв о присутствии Кэтрин. Иногда её сын просто невыносимо очарователен. Он всё впитывает, как губка, неудивительно, что он запомнил пару-тройку фирменных словечек Свон.

Смех Реджины стих, и она повернулась к Нолан. У той блестели глаза. Миллс не видела этого блеска вот уже тринадцать лет, но знала его слишком хорошо. Кэт смотрела так, будто поняла что-то важное и радуется этому. Когда они учились в школе этот огонек в глазах блондинки появлялся, когда она готовилась ввязаться в очередную шалость.

- Что?

Кэтрин покачала головой:

- Просто здорово видеть, что вы двое стали чаще гулять. Я слышала, ты опять ездишь верхом?

Миллс хмыкнула:

- Этот город всё-таки слишком маленький.

- Значит, ездишь.

- Уже начала об этом жалеть.

Кэтрин улыбнулась той же понимающей улыбкой, краем глаза посмотрела на Генри и снова перевела взгляд на Реджину.

- Думаю, ты не слишком об этом жалеешь.

- Смотрите! – Генри уже успел расправиться с соком и печеньем и теперь показывал миссис Нолан упаковку с зефиром. Реджина понятия не имела, как он ухитрился её достать. Честное слово, иногда ей казалось, что у Генри просто магические способности просыпаются, когда он хочет стянуть сладости. – Это для Эммы. Мамочка говорит, что зефир не для меня, да, мам?

- Правильно, – Реджина не купилась на его попытку надавить на чувство вины, – будем портить зубы Эммы сладостями, а у Генри будет самая красивая улыбка.

В очередной раз отобрав зефир, она спрятала пакет под коробкой энергетических батончиков и упаковками семечек. Развернув тележку, брюнетка пошла к полкам с чаем и совсем не возражала, когда Кэтрин пошла рядом.

- Собираете посылку?

Реджина кивнула.

- Да, мы посылаем их каждые пару месяцев. И на день рождения и Рождество. Её брат собирается прислать ей плеер на день рождения, но это сюрприз.

- Не переживай, я постараюсь ей не проболтаться, – пошутила Кэтрин.

Они подошли к чайному отделу, и Реджина взяла банку клубнично-мятного чая. Вдруг какао всё-таки конфискуют, но чай Эмма точно получит.

- Не знаю, как ты с этим справляешься, – осторожно сказала Кэтрин, когда они шли к кассе.

Реджина недоуменно приподняла бровь, и Нолан пояснила:

- Я так переживаю, когда Дэвида вызывают на внеочередное дежурство. Его часто вызывают, а мы ведь живём в Сторибруке. Не представляю, что я чувствовала бы, если б…

Черты лица Реджины стали жестче. Это было слишком личное. Кэт слишком поспешила залезть к ней в душу. Но жена полицейского не хотела замечать перемены, а может, и правда не заметила.

- Ты не боишься, что с ней что-то случится? – Кэтрин остановилась, глядя Реджине в лицо.

- Эмма – хороший солдат, – жестко сказала брюнетка. Эту фразу она повторяла, как мантру, каждый день, с того момента, как Свон уехала.

- Не сомневаюсь, – поспешно ответила Кэтрин, – просто никогда не знаешь…

- Я знаю, что она вернётся, что бы ни случилось, – тон Реджины не допускал возражений. – А теперь, извини меня.

Уверенно толкнув тележку к кассе, Миллс выкладывала покупки на ленту, повернувшись к Кэтрин спиной. 

- Реджина, – умоляюще позвала та, но ответа не получила, мэр обратила всё внимание на сына, который играл с пакетом от сока, как с самолетиком.

Вздохнув, Кэтрин улыбнулась Генри и отошла от семейства Миллсов с тихим «Пока». Конечно, Реджина слышала её, но не ответила.

Она не будет обращать внимания на слова школьной подруги. В юности они были друг для друга голосом разума. Но в этот раз Кэт ошибается. Реджина всегда волновалась слишком много, но теперь, даже зная, что работа Эммы опасна и постоянно сопряжена с риском, впервые в жизни Реджина Миллс твёрдо верила.

* * *

Верила и делала всё возможное, чтоб сохранить веру, но судьба ткнула её лицом в реальность, в первый день августа, когда они с Генри вернулись утром с занятий по верховой езде. Она записала сына в младшую группу вскоре после отъезда Эммы и сегодня позади остался уже четвёртый урок. Генри нравились занятия, и он так сосредотачивался на езде, что почти не замечал Реджину, шедшую рядом с пони и готовую в любой момент его подстраховать.

За последнюю неделю Генри стал увереннее сидеть на лошади отчасти благодаря тому, что после третьего занятия начал «седлать» подлокотники и спинки диванов в особняке. Когда Реджина увидела это впервые, она вскрикнула от страха, и Генри, подпрыгнув от неожиданности, свалился с подлокотника. К счастью, он упал на диван, а не на пол.

А теперь Реджина решила, что Генри заслужил клубничный молочный коктейль в награду за успешное занятие, поэтому они зашли в кафе «У бабушки». Было одиннадцать утра, и день обещал быть жарким, так что они с сыном решили заскочить домой за полотенцами и позже пойти на пляж. Купальный сезон почти закончился, так что народу там должно быть немного.

Войдя в кафе, Генри помчался к стойке и начал взбираться на высокий барный стул. Реджина лишь слегка подсадила его, помогая перекинуть на сиденье коротенькую ножку. Нетерпеливо схватив треугольное десертное меню, стоявшее рядом с солонкой, перечницей и салфетками, Генри призадумался, выбирая коктейль. Женщина стояла рядом, облокотившись на стойку, и одной рукой обнимала сына, оберегая от падения.

- Доброе утро, мадам мэр, – поздоровалась Руби и перегнулась через стойку, глядя на Генри. - И тебе доброе утро, красавчик.

- Доброе утро, мисс Руби, – радостно откликнулся Генри.

- Ну, как Миллсы поживают сегодня? – Руби выпрямилась.

- Мамочка купит мне коктейль, потому что я лучший, – гордо объявил мальчик.

- Ну, если за это полагается молочный коктейль, то ты, наверное, должен пить их каждый день, – серьёзно ответила девушка.

- Ага! – согласно кивнул Генри и многозначительно посмотрел на мать, которая сейчас прожигала официантку строгим взглядом, в котором, однако, было больше досады, чем раздражения.

- Генри делает успехи в верховой езде, – подтвердила Реджина. Малыш просиял.

- Умница! – улыбнулась Руби, протягивая мальчику руку, Генри с силой хлопнул по её ладони. – Сейчас принесу тебе клубничный молочный коктейль с вишенкой. Что вы будете, мадам мэр?

- Спасибо, ничего не нужно.

Официантка ушла, оставив свой блокнот и ручку, чем немедленно воспользовался Генри. Притянув блокнот к себе, он начал что-то рисовать. Реджина присела рядом с сыном, всё ещё обнимая его, и повернулась к телевизору, висевшему в дальнем углу кафе. Там как раз показывали повтор шестичасовых новостей.

Сердце брюнетки дёрнулось и провалилось куда-то вниз, когда на экране появились кадры дымящихся руин, окруженных пустыней. Потом картинка уменьшилась и сместилась в правый угол, уступая место ведущему, безмолвно шевелящему губами.

- Руби! – задохнувшись, позвала Реджина. – Руби, скорей!

Девушка прибежала на этот зов так быстро, как позволили ей высокие шпильки ее босоножек.

- Надумали что-то заказать?

- Сделай громче.

Руби проследила взгляд Реджины и быстро подойдя к телевизору, прибавила громкость.

«…двое американских солдат серьёзно ранены. Вчера около одиннадцати вечера отряд из восьми человек патрулировал предместья Багдада, по полученным нами данным, относительно удаленные от линии боевых действий. Один роковой шаг послужил причиной взрыва противопехотной мины, запустившего цепную реакцию в радиусе примерно пятисот ярдов. Шестеро солдат погибли, ещё двое получили тяжелые ранения. Мы будем молиться за них и их семьи».

Реджина ахнула, быстро переводя взгляд с ведущего на кадры в углу экрана. Только не Эмма. Пожалуйста, пусть это будет не Эмма. Кровь громко стучала в ушах.

Ведущий замолчал, и один за другим начали появляться портреты погибших. Миллс перестала дышать, неотрывно глядя на экран. Сурового вида мужчина с волевым подбородком, Майор Грегори. Темнокожий лейтенант Пауэлл со стоическим выражением лица.

Копна белокурых волос на следующем снимке, и сердце Реджины делает болезненный кульбит. Это молодая женщина. Сержант Николс. Реджина пораженно и испугано ахает.

Следующие снимки задерживаются в кадре дольше предыдущих или брюнетке просто так кажется. Майклс. Витмор. Фанг. Морелло. Нгуен.

«Гражданская панихида пройдет во вторник, после чего состоится погребение в присутствии родных и друзей».

На экране появился развевающийся флаг, и включилось интервью с одним из генералов, находящимся в Ираке. Военный сообщал какие-то подробности боевых действий, но Реджина его уже не слушала.

Она зажмурилась, медленно осознавая, что Эмма в порядке. Когда Генри потянул её за край блузки, Реджина поняла, что стоит на ногах, но она не могла вспомнить, когда именно подскочила.

- Мамочка, смотри! – стакан Генри был уже на четверть пуст, и теперь он, смеясь, пускал трубочкой пузыри.

В другой раз Реджина, разумеется, сделала бы сыну замечание, но сейчас ей это даже в голову не пришло. Облегчение затопило её сердце, и она сглотнула вставший в горле ком. Среди них не было Эммы. С Эммой всё хорошо. Страх потерять еще кого-то был у Реджины слишком сильным, слишком знакомым.

- Реджина? – осторожно позвала Руби, подходя к ней ближе. – Эмму не послали в Ирак. Она всё еще дома, в Штатах.

Миллс моргнула. Боже, младшая Лукас права. Эмма в Беннинге, возится с оружием. И Ирак с разрывами противопехотных мин почти одинаково далек от Эммы и от Реджины. Брюнетка медленно повернулась к Руби, стараясь успокоиться.

 -Да, – кивнула она. Эмма почти дома.

* * *

Форт Беннинг, Джорджия.

Август 1, 2004.

Эмма,

Я просто хочу удостовериться, что ты в порядке. Знаю, у тебя много работы в последнее время, но я просто хочу это знать.

Я видела в новостях, что случилось там, в Багдаде. Не знаю, была ли ты знакома с кем-нибудь из них, но мне так жаль. Это ужасно, и я боюсь даже представить, каково их родным. Говорят, что один солдат умер в больнице, а второй всё ещё борется за жизнь.

Мы провели небольшую церемонию в память о погибших и почтили их минутой молчания.

Прости, я не хочу портить тебе день. Просто мне нужно знать, что с тобой всё хорошо. Будь осторожна. Возвращайся скорее.

Реджина.

Эмма запустила пальцы в волосы, опираясь спиной на стену. Письмо из Мэна растревожило её, и она волновалась за Реджину. Та не написала ничего лишнего, но они хорошо друг друга знали, и Свон поняла, что женщина с ума сходит от волнения и, хоть никогда в этом не признается, облегчения. Облегчения, что Эмма жива. Что конверт с серым сухим листком, бывшим для жен солдат вестником горя, заставлявшим даже сильнейших женщин бессильно горбиться под грузом скорби, на этот раз миновал особняк на Миффлин Стрит. Облегчения что похоронка пришла кому-то другому.

И хотя блондинка любила Августа, она горько пожалела теперь, что выговорила утром последние минуты на карте, подкалывая брата насчет Руби. Ей так нужно было сказать Реджине, что она в порядке, но магазин уже закрыт, Свон не успела пополнить счет, потому что её дежурство закончилось только в одиннадцать вечера. Можно было бы одолжить у Нила мобильник, тот бы, конечно, не отказал, но потом пришлось бы отвечать на вопросы, а он только недавно прекратил выпытывать у неё подробности личной жизни. Так что Эмма тихонько достала из тумбочки писчий набор, приспособив «Зелёную милю» вместо планшета и, не включая свет, быстро нацарапала:

Август 9, 2004.

Эй, я в порядке. Мы всё ещё здесь.

Да, я тоже видела. У нас тут только об этом и разговоров. Тоже была церемония, и все занятия отменили.

У Николс муж служит во флоте, а брата Морелло совсем недавно отправили в Сирию. Я даже не уверена, в курсе ли они.

Сумасшествие, правда? Ты выполняешь свою работу, которая опасна и тяжела сама по себе, а в этот момент где-то на другом конце света гибнет твоя жена или брат. А ведь это был всего лишь патруль. Я сама ходила этим маршрутом сотни раз. Это могла быть…

Эмма резко откинула голову, стукнувшись затылком о стену. Не в первый раз она думала о том, что случилось. Военные потери были частью привычной жизни, но где бы она не находилась, на тренировке, на боевом задании, черт, да даже в её кошмарах, она всегда думала, что смерть ей принесёт пуля. Но наступить на мину? Это не оставляет времени даже подумать. Ты слышишь под ногой щелчок, и в следующую секунду тебя уже нет.

Свон много об этом думала. О чем они разговаривали в последние минуты? Когда раздался первый взрыв, они поняли, что им конец, или не успели? Слишком много вопросов мучило блондинку, когда она возвращалась мыслями к происшествию снова и снова.

Посмотрев на письмо, девушка зачеркнула последнее предложение. Когда Реджина получит его? Почту из форта отправляют раз в неделю. Еще две на то, чтоб письмо дошло до Сторибрука. Может, чуть быстрее или чуть дольше. Значит, Реджина найдет конверт в ящике примерно через три недели, а до этого будет волноваться и накрутит себя до состояния паники.

Она не может так долго ждать, ей нужно услышать голос брюнетки прямо сейчас. И нельзя заставлять Реджину так долго переживать.

Август как-то сказал: «Сделай момент подходящим». И Миллс сказала тоже самое. И это привело Эмму к лучшему, что было в её жизни.

Пошло всё нахер, подумала Эмма и отложила книгу и письмо на тумбочку. Тихонько соскользнув со своей койки, она на цыпочках пошла туда, где спал Нил. Мужчина лежал на спине и едва слышно посапывал во сне. Если ей удастся провернуть свою затею, не разбудив его, можно будет собой гордиться. Эмма аккуратно развернула сложенную на табуретке пару штанов. Раньше она посмеивалась над тем, что приятель почти не выпускает телефон из рук и при первой возможности звонит жене. Но, черт, как же она теперь его понимала.

Отключенный на ночь мобильник Кэссиди обнаружился в кармане, и блондинка, аккуратно сложив чужие штаны, положила их на место. Она обязательно купит мобильный телефон, когда поедет домой, в следующий раз, думала девушка, пока бесшумно кралась в свой угол. Улегшись, она повернулась к казарме спиной и накрыла голову подушкой, чтоб не шуметь.

Телефон, к радости Эммы, включился бесшумно, и пальцы сами набрали нужный номер. Голос автоответчика предупредил её о стоимости междугородних звонков, и она поняла, что план был не таким безупречным, как ей казалось. В любом случае, она зашла слишком далеко, чтоб отступить теперь. Серьёзно, ей нужно услышать Реджину, и к черту последствия!

Телефон негромко загудел, и до Эммы дошло, что время уже за полночь. Реджина может и не ответить, и все её усилия пропадут даром. И она не услышит любимый голос до следующей недели, и то не факт, что у неё будет время позвонить.

- Алло? – в трубке раздался хриплый заспанный голос Реджины, и Эмма могла поклясться, что это самый прекрасный звук во вселенной.

- Хэй, – прошептала Эмма так тихо, что сама едва расслышала себя.

- Эмма? – по шуршанью в трубке девушка догадалась, что Реджина резко села на кровати и теперь прижимает к уху телефон, включая ночник. И конечно же быстро смотрит на будильник. – Эмма, что случилось? Ты в порядке?

Привычное успокаивающее «Я в порядке» уже готово было сорваться с языка, но девушка покачала головой:

- Я тут с ума схожу от тоски по тебе.

Реджина грустно усмехнулась и вздохнула. Напряжение медленно ослабевало.

- Да, я уверена, что ты думаешь, что я… немного переволновалась.

- Ну, если только немножко, – пошутила блондинка и тут же серьёзно добавила. – Но я в порядке, просто время ползёт очень медленно.

- Хорошо, – Миллс произнесла это так уверенно, что стало понятно, даже бог не спасёт от её гнева того, по чьей вине Эмма будет не в порядке.

- А как вы с малышом?

- Всё хорошо. Мы скучаем по тебе.

- Хорошо, – в тон брюнетке ответила Свон.

Они помолчали, позволив себе притвориться, что Эмма просто уехала в Бостон на выходные, чтоб навестить Августа. Или что Реджина отлучилась из Сторибрука по работе, и они с Генри ждут ее возвращения домой. Всего минута, и одна мечта на двоих, но этот миг закончился. И обе знали, что их время вышло.

- Я…

- Знаю.

- Я позвоню тебе, как только смогу, – пообещала Эмма.

- Я пришлю тебе ещё какао.

- Ты просто чудо, – довольно проворчала блондинка.

Реджина усмехнулась и вздохнула:

- Спокойной ночи, Эмма.

- Доброй ночи.

* * *

Сентябрь 13, 2004. Форт Беннинг, Джорджия

Прищурившись, Эмма разглядывала маленькую, набитую пенопластом коробку, в которой лежала видеокассета. На кассете неразборчивым почерком Августа было нацарапано самодовольное «Не за что». И всё, ни открытки, ни записки, и Эмма немного нервничала. Конечно, Август умел быть серьёзным, но никогда не упускал случая повалять дурака, если знал, что это сойдет ему с рук.

К счастью для Эммы, в маленькой комнате отдыха никого не было. Так что она вставила кассету в видеомагнитофон и села перед стареньким телевизором, запустив запись с пульта.

Экран ожил, зелёная вспышка мелькнула так внезапно, что Эмма почти зажмурилась. В правом нижнем углу появились оранжевые цифры – «08/31/04». Значит, запись сделана в последний день лета. Камера вздрогнула, на секунду выхватывая пестрое разноцветье, и в кадре появился Август, видимо, повернувший объектив на себя. Он ухмыльнулся и подмигнул, и Эмма спросила себя, какого черта братишка затеял на этот раз.

Кадр опять поменялся, и блондинка увидела здание, в котором немедленно узнала садик Генри. Значит, Август был на площадке, где дети обычно гуляли после обеда. Какого черта он там забыл? И что, мать его за ногу, он вообще делает в Сторибруке?!

Эмма, не дыша, смотрела, ожидая, что будет дальше. Сердце дернулось и ухнуло куда-то в район пупка, когда слева она увидела знакомый силуэт, короткие тёмные локоны, царственная осанка. Реджина. Потом появилась стайка ребятишек в ярко-желтых костюмчиках, и кадр приблизился, фокусируясь на крохотной, одетой в желтое, темноволосой фигурке. Эмма поняла, что это концерт, про который ей рассказывали Миллсы.

К глазам подступили слёзы. Генри улыбался ей с экрана.

Послышался знакомый новозеландский акцент Тины Белл, и Август навел камеру так, чтоб показать всю группу деток и их воспитательницу.

- Наша младшая группа рада приветствовать вас на нашем летнем празднике, – взволнованно произнесла Тина.

Раздались аплодисменты, и мисс Белл кивнула малышам.

- Доброе утро, родители и гости! - старательно, в унисон, прокричали детские голоса. Из зала послышались смешки, детвора улыбалась с импровизированной сцены, они явно были собой очень довольны. Большинство детей искало взглядом родителей и переминалось с ноги на ногу, стараясь подойти к ним поближе. Так что воспитателям пришлось напомнить своим подопечным, что нужно стоять смирно.

- Сегодня мы приготовили для вас музыкальные подарки, и мы надеемся, что они вам понравятся, – сказав это, Тина по-турецки уселась на траву перед детьми. Заиграла музыка, и камера опять вернулась к Генри.

- «Well the sun comes up and the rooster crows! I get out of bed and put on my clothes! Today's gonna be a most spectacular day!»

Он громко пел «My Little Yellow Bus», пританцовывая, как учила их мисс Белл.

Глядя на малыша, Свон улыбалась от уха до уха, как Чеширский кот, и вспоминала, как он пел эту песенку по телефону. Наверное, он и тогда пританцовывал, будто ведет автобус, и махал, приглашая друзей прокатиться с ним. А его попытки присвистнуть были милее всего, что Эмма видела в своей жизни.

Кто-то из детей расплакался, кто-то не пел, и танцевали детишки кто в лес, кто по дрова, но только не Генри. Генри был просто великолепен! Когда песня закончилась, Эмма хотела аплодировать вместе с залом. Кончиком пальца она вытерла мокрые ресницы.

- Давай, Генри! – раздался голос Августа.

Зрители успокоились, и заиграла следующая песня. Раздались первые аккорды «You Are My Sunshine», и Эмма заметила что детки прятали руки за спинами. Начав петь, они вытянули руки, демонстрируя склеенные из желтого картона солнышки с оранжевыми лучиками. В середине солнца в руках Генри, была наклеена фотография Реджины. Значит, у других детей тоже фотографии родителей.

- «You are my sunshine! My only sunshine! You make me happy! When skies are grey!»

Зрители восхищенно замерли. Эмма засмеялась, когда припев закончился, и детишки начали путаться в словах куплета. Конечно, Тина слегка переписала текст песни. Припев дети опять спели складно, сорвав бурю аплодисментов, и камера выключилась.

Эмма сидела широко улыбаясь, а по лицу струились слёзы. В груди болело так, что она с трудом могла вздохнуть. Боже, как же она хочет увидеть мальчишку, взять его на руки. Это она должна была сидеть рядом с Реджиной, и снимать Генри на камеру, и смущать его аплодисментами, одобрительными выкриками и свистом.

Она покачала головой, вытирая мокрые щеки тыльной стороной ладони. Потянувшись к пульту, Эмма хотела выключить запись, но экран снова засветился.

Концерт, видимо, закончился, и Генри со всех ног бежал по траве к Реджине, сжимая свое солнце в руках. Брюнетка тут же обняла сына. У Эммы перехватило дыхание, она видела Реджину впервые за пять месяцев. Миллс была одета в дизайнерские джинсы и блузку. Наверное, она взяла отгул, чтоб посмотреть выступление Генри.

- Ты видела меня, мамочка? – малыш взволнованно подпрыгивал, глядя на неё.

Женщина наклонилась к нему и похлопала в ладоши:

- Конечно видела, родной! Ты такой умничка.

- Эй, приятель, – позвал Август, не прекращая съёмку.

Мальчик улыбнулся ему и протянул ладошку, давая «пять».

- Ты видел меня, дядя Август? – переспросил он, не обращая внимания на камеру.

- Ты крут, пацан. Скажи Эмме «привет».

- Где она? – оглянулся Генри и непонимающе посмотрел на мать.

Реджина обняла его и показала в объектив камеры.

- Привет, Эмма! – малыш взволнованно помахал солнцем. – Ты видишь меня?

- Она увидит. Поди-ка сюда, дружок.

Камера развернулась, и на экране показались обнявшиеся Август и Генри, прижавшиеся друг к другу головами.

- Скажи «Я скучаю по тебе».

- Я скучаю по тебе!

- Скажи «Я тебя люблю».

- Я тебя люблю!

Эмма прикусила губу, безуспешно стараясь сдержать улыбку.

- Скажи «Мамочка тебя любит».

 - Мамочка тебя любит!

Эмма закатила глаза, увидев, как брови Августа многозначительно приподнялись. Он довольно усмехнулся.

- Скажи «Дядя Август тебя любит».

- Дядя Август тебя любит!

- Скажи «Я лучше всех».

- Я лучше всех!

-Да нет, «Я лучше всех», – поправил Август.

- Я лучше всех, – хихикнул Генри и, вывернувшись из рук дяди, побежал к Реджине, которая стояла, смущенно глядя в камеру. Солнце светило ей в спину, и казалось, что брюнетка вся светится.

Эмма улыбнулась. Мадам мэр может общаться с журналистами, может вести переговоры со старыми ворчливыми инвесторами и охмурить их одним взглядом, может уболтать самого хитрого и прожженного юриста, добиваясь того, чего хочет. Но сейчас гроза всего Сторибрука была просто любящей мамой и, глядя в камеру, краснела, как школьница.

Генри обнял её:

- Да, мамочка?

- Да, родной, ты лучше всех, – подтвердила Реджина.

- Хочешь что-нибудь сказать Эмме? – спросил Бут, почти не скрывая откровенного подстрекательства в голосе.

Реджина пристально посмотрела на него и подхватила Генри на руки. Она напряженно смотрела в камеру с полсекунды, потом взгляд смягчился, но Эмма заметила это короткое напряжение. Брюнетка крепче обняла сына и мягко улыбнулась в камеру. Август навел фокус так, что на экране теперь были только лица Миллсов.

- Эй, солдат, нам тебя очень не хватает. Береги себя и приезжай к нам снова.

Реджина говорила медленно, тщательно подбирая слова. Свон поняла, что брюнетке стоит больших усилий сдерживаться и говорить то, что сказал бы просто друг. Это причиняло Эмме острую боль. Реджина будто перестала быть Реджиной. И это отстой. Кажется, Миллс чувствовала то же самое, потому что она быстро прижалась щекой к Генри и сказала:

- Попрощайся с Эммой, дорогой.

Он радостно помахал:

- Пока, Эмма!

- Скоро увидимся, – пообещала Реджина.

Камера развернулась, и Август подмигнул ей:

- Веди себя хорошо, крошка.

Экран погас, и Эмма осталась сидеть с закрытыми глазами, с ураганом эмоций в душе. Как можно быть такой невероятно счастливой и такой несчастной одновременно? Девушка опустила голову на руки и улыбнулась, понимая, что Август, пять часов ехал в Сторибрук только ради того, чтоб послать ей эту плёнку. Она вспомнила, как Генри танцевал, и улыбнулась шире. И какая же Реджина всё-таки невероятная красавица.

Господи Иисусе, кто бы мог подумать, что она так сильно будет тосковать по дому? Она так хотела вернуться в Сторибрук, что не могла думать ни о чем другом. Она никогда не скучала по дому раньше, когда переезжала из одного интерната в другой, но теперь, кажется, с лихвой навёрстывала упущенное.

Боже, Генри такой милаха, когда поёт. И надо будет поговорить с Реджиной и Августом. Когда, черт возьми, они успели стать закадычными приятелями? Что она пропустила? Но, на самом деле, блондинка радовалась, что Реджина и Август поладили. И что Август с радостью ведёт себя, как примерный дядюшка. Можно поспорить, что Генри от него ни на шаг не отходит, когда парень приезжает в Сторибрук.

Вау, подумала Эмма, откидываясь на спинку стула. Они её семья.

Она обхватила голову руками, пораженная этим внезапным открытием. Её Семья. И они, черт возьми, просто нереально офигенные.

* * *

Сентябрь 22, 2004. Форт Беннинг, Джорджия

Опустив конверт в ящик дежурного, Эмма развернулась, намереваясь выйти. До обеда был почти час свободного времени, и её ждало горячее какао. По пути к раздаточной она почти врезалась в Нила.

- Воу, – Эмма с трудом избежала столкновения и отступила в сторону, но мужчина крепко схватил её за запястье. Она автоматически вырвала руку из его захвата и отступила к стене, увеличивая дистанцию между ними. - Ты чего?

- Мы можем поговорить? – тихо прошипел он, подходя ближе. Эмма отступила еще на шаг.

- О чем?

Их разделила толпа, и на секунду Эмма захотела по-тихому смыться, затерявшись в ней. Нет, она не станет трусить, да и к тому же, ей правда любопытно, чего парень завёлся.

Нил кивнул головой в сторону пустой казармы. Остальные ребята были либо в рекреации, либо на курсах ВУС. Казарма редко пустовала, и Нил явно не собирался упускать такой случай.

Он плотно прикрыл за ними двери, и все эти предосторожности заставили Эмму нервничать. Она остановилась посреди казармы, уперев руки в бока, и вопросительно посмотрела на Кэссиди:

- Ну, и?

Он достал из кармана мобильник. Лицо Эммы осталось бесстрастным. Не показывать ему, что она поняла, к чему клонится разговор. Но девушка знала, что он знает, и понятия не имела, чем это всё закончится.

- Знаешь, я слышал, что на твоём счету пара мелких краж, но следы ты заметаешь хреново, Свон. Ты не думала, что мне или Тамаре придет телефонный счет?

- О чем ты, Кэссиди?

Парень фыркнул, пряча мобильный:

- Брось, Эмс, я знаю, что ты звонила в Мэн.

- Я никому не звонила.

Он медленно подошел к ней.

- Правда? – невозмутимо переспросил Нил. Значит сорока двух секундный звонок в Мэн, в половине второго ночи не имеет к тебе отношения?

- А я причем? Может ты его из кармана не вытащил, когда ложился спать, и набор пошел случайно?

- Херня! – раздраженно рявкнул Нил. За три года их совместной службы он впервые повысил голос на Эмму.  Мужчина фыркнул, потирая загривок, и добавил спокойнее. – Слушай, Свон, я всего лишь, пытаюсь помочь. И это, знаешь ли, сложно сделать, когда ты мне в глаза врёшь.

Эмма насмешливо закатила глаза и пошла к двери, задев приятеля плечом:

- Не знаю, Кэссиди, что ты себе навыдумывал, но я могу о себе позаботиться. Мне не нужна помощь.

Она уже взялась за ручку двери, когда Нил заговорил снова:

- Ты разучилась скрывать эмоции. Стянуть мой мобильник среди ночи, ничего лучше не придумала? Пленка, которую прислал Август, там нет ничего лишнего, конечно. Но черт тебя дери, Свон, я всё понял в первую же секунду, как она появилась на экране. И любой бы понял, глядя на твою физиономию. Скажи спасибо, что я закрыл дверь и стоял на стрёме.

Эмма медленно развернулась, встретившись глазами с умоляющим взглядом Нила.

- Я не…

- Ты иногда зовешь её во сне, – перебил Нил.

Кровь в венах холоднее льда. К горлу подступает ком, и Эмме трудно дышать. Она скрестила руки на груди, молча глядя на сослуживца.

- Думаю, никто больше не слышал. Я поэтому в тебя носками и бросаюсь, – смущенно пояснил тот.

- Серьезно? – прищурилась Эмма. – Я думала у тебя просто хреново с чувством юмора.

- Эй, я пытаюсь тебя разбудить! Ну, то есть, чаще всего, – усмехнувшись, добавил Нил.

Эмма покачала головой и, пройдя к своей кровати, буквально повалилась на неё.

- Эй, – Нил осторожно опустился на соседнюю койку, – всё нормально.

Нет, все не нормально! Совсем! Её уволят с позором, и она станет отверженной до конца жизни. И что такого страшного натворила капрал Свон, что армия с позором оттолкнет её, вычеркнув из своих рядов? Она всего лишь полюбила женщину, а не мужчину. Ох! Девушка с трудом сглотнула.

- Эмма, – успокаивающе сказал Нил, наклоняясь к ней и вынуждая блондинку посмотреть на него. – Когда я сказал тебе три года назад, что ты можешь мне доверять, я не врал. Я никому не скажу. Просто хотел предупредить тебя, чтоб ты была осторожнее. Не все же такие классные, как я.

Она хотела насмешливо закатить глаза в ответ, но знала, что это правда. На базе хватало офицеров-гомофобов. Пара даже служила в их взводе. Иногда, обнаружив у солдат подобные склонности, они не давали делу хода, но прессовали ребят до тех пор, пока те не ломались под давлением.

- Когда ты понял? – тихо спросила Эмма, отводя глаза.

Нил пожал плечами:

- Я просто предположил.

- Что?! – потрясенно переспросила она.

- Считай, у меня хорошая интуиция.

- Когда-нибудь ты схлопочешь из-за своей интуиции пулю.

Кэссиди снова пожал плечами:

- Слушай, ты вся сияешь, когда читаешь её письма или разговариваешь по телефону. Да, кстати, если вдруг тебе интересно, у тебя на стенах достаточно левых фотографий, чтоб твоя зазноба выглядела для посторонних просто как ещё один друг.

Эмма нервно прикусила губу. С одной стороны, хорошо иметь союзника. Кого-то с кем можно время от времени поговорить не скрываясь. А с другой, что, если все знают? Она никогда не считала Нила проницательным, но вот он догадался. Если догадался он, значит, мог и кто-то другой.

- Эй, – Нил поддел её ногу носком ботинка, – если тебе еще нужен будет телефон, бери, не стесняйся.

Она удивленно посмотрела на него:

- Нил… я не могу.

- Я в очень хорошем настроении, Свон, так что пользуйся, – самодовольно осклабился Кэссиди.

- Хорошо, – Эмма тихонько фыркнула, всё ещё удивляясь его щедрости. – Хорошо, спасибо тебе.

- Пожалуйста, – мужчина улёгся на спину, положив руки под голову. Всё это время он не переставал улыбаться. – Так ты, что, не собираешься спросить меня, почему я в хорошем настроении? – обиженно протянул Нил.

Ну, конечно, в этом он весь, ему не терпится рассказать чем-то свое, что явно кажется ему важнее, чем вынужденный каминг-аут Эммы. Хотя, блондинка оценила и его реакцию, и поддержку. Она даже пожалела, что так долго держала его на расстоянии.

- И почему же ты в таком хорошем настроении? – спросила она.

Нил улыбнулся ещё шире, хотя, кажется шире уже просто некуда:

- Я стану отцом.

- Чего?!

- Ага, – мужчина счастливо засмеялся и сел на кровати, глядя на Эмму. – Тамара на третьем месяце. Она сегодня прислала мне это, – он вытащил из нагрудного кармана небольшой квадратный снимок. – Результат УЗИ. Я уже звонил ей.

- Боже, Нил! Я поздравляю вас! – Эмма не любила обниматься, но Нил её друг и доказал это, так что она наклонилась и коротко обняла мужчину за шею. – Подумать только, ты - папа!

- Знаю, – кивнул он. – Боже, надеюсь, я не облажаюсь.

Эмма ласково улыбнулась ему:

- Нет, ты будешь отличным отцом.

- Свон, Кэссиди! – в дверь просунулась голова офицера Уотсона. Оба подскочили и повернулись к нему, ожидая приказа. – В конференц-зал. Бегом.

Они быстро вышли из казармы и прошли за ним в зал, где все остальные уже стояли по стойке смирно перед командиром, который что-то показывал на карте. Эмме хватило секунды, чтоб понять. Они возвращаются.

Глава 12

Сентябрь 30, 2004. Багдад, Ирак, военная база Виктори

Эмма успела позабыть, до чего тут жарко. Воздух был влажный, и пыль, поднимающаяся с сухой земли, царапала горло, мешая нормально дышать. Форма казалась тесной и стесняла движения, снаряжение давило на плечи, но это ощущение было знакомым. Оно помогало вспомнить, что это уже не первая командировка сюда.

Двадцати четырёх часовой перелёт был одновременно самым долгим и самым коротким путешествием в её жизни. Когда их отправили в Ирак впервые, Эмма нервничала и тревожилась, но даже несмотря на это ждала этого, думая, что будет, наконец, делать то, для чего её готовили. Будет представлять свою страну, свой народ. Станет одной из тех солдат, о которых поют в песнях. Станет героем.

Но не сейчас. Сейчас она хотела оказаться где угодно, только не здесь. Её могли послать куда угодно, но она снова летит на Ближний восток, наверное, их отобрали для этой командировки, потому что у них уже есть опыт. Будь она кем-то другим, путешественницей, например, или пусть даже преступницей в бегах, она с удовольствием поехала бы в Багдад. Но только не как капрал Свон. Не солдатом, исполняющим свой долг. Багдад красивый город, древний. Девушке нравилась его культура, так сильно отличающаяся от западной, его улицы и ландшафт, и колорит его живописных рынков. И люди. Конечно, местные настороженно к ней относились, в конце концов, она ходила по улицам, одетая в форму и с автоматом. Эмма понимала их, если б по улицам её города ходили вооруженные солдаты чужой страны и смотрели бы на неё как на потенциальную преступницу, она вела бы себя точно так же. Но, всё равно они хорошие люди и, в большинстве случаев, охотно сотрудничают.

Иногда они с товарищами дарили местной малышне игрушки и всякие мелкие безделушки, и, глядя как дети улыбаются, Эмма чувствовала себя Санта-Клаусом, она слушала заразительный детский смех мальчишек, игравших в футбол, и понимала, почему старина Ник всё еще не бросил свою работу. Иногда они помогали местным восстанавливать обстрелянные школы и другие здания, и тогда каждый кирпич, положенный в кладку, казался Свон маленьким шагом в лучшее будущее для этой страны и этих людей.

Эти моменты своей работы Эмма любила, но, к сожалению, гораздо чаще девушка сталкивалась с другой стороной своей профессии, той, что не давала ей сомкнуть глаз ночами, той, что как раз и обеспечила её опытом для повторной отправки в Багдад. И, честно говоря, она легко без нее обошлась бы.

Поступили новые разведданные о местоположении боевиков, и Эмма попала в число тех пяти тысяч счастливчиков, которые должны были найти их и обезвредить. Когда неделю назад, ещё в Джорджии, им это сообщили, Свон и её сослуживцы лишь кивнули. Они покинули конференц-зал с одинаково непроницаемыми лицами, приученные не обсуждать приказов. Но в глазах у глядящих перед прямо перед собой солдат, и у мужчин, и у женщин, читался один и тот же вопрос: «Как же сообщить об этом близким?»

Эмма чувствовала себя так, будто её внутренности завязались узлом, и могла думать только о том, что, видимо, возвращение в Сторибрук случится позже, чем она надеялась.

Нил был сам не свой, она никогда не видела его таким расстроенным. Обычно не унывающий, он в этот раз забился в самый дальний угол казармы и долго говорил с Тамарой по телефону.

Наверное, он еще не скоро увидит своего ребенка.

Почти весь вечер мужчина молча смотрел на снимок УЗИ, а потом, одолжив у Эммы пару листов бумаги, сел писать письмо своему еще не родившемуся сыну или дочке.

- Надо ведь что-то сказать ему, если со мной что случится, правда? – пояснил он, отвечая на вопросительный взгляд блондинки.

Сама девушка выплеснула свои эмоции, оттачивая в спортзале навыки рукопашного боя. Ей всегда было сложно сдерживать свой гнев, и кипятиться она начинала быстрее, чем остальные. Конечно, она ожидала что их отправят в Ирак второй раз, это было очевидно, но, в глубине души, Эмма надеялась, что её эта участь минует. И она была просто в бешенстве, хоть и понимала, что это неразумно. Так что Свон выпустила пар на занятии по начальной боевой подготовке, отправляя в нокаут новобранцев одного за другим и заставив их раз и навсегда забыть мужское убеждение, что «девчонки не умеют драться».

Вернувшись в казарму, она сразу вырубилась, погрузившись в сон без сновидений, но, даже спящий, ее мозг не переставал прокручивать в голове мысль, что на следующей неделе она сядет в самолет, летящий в Ирак. И утром Эмма первым делом позвонила Реджине.

Блондинка едва заставила себя набрать номер. Если Эмма сообщит об этом Реджине, придётся и самой поверить в неизбежность отправки. Но ей хотелось, ей нужно было услышать успокаивающий бархатистый голос, уверяющий, что Миллсы будут ей писать и рассказывать, что с ними происходит, что Реджина будет ждать её возвращения.

Реджина только пришла в мэрию, когда раздался звонок. Обычно Эмма не звонила брюнетке на работу, но сейчас желание услышать её было слишком отчаянным. Их соединили по частной линии, и девушку накрыла волна облегчения, когда из трубки раздалось хриплое:

- Эмма?

- Хэй.

- Эй. Как ты, солдат?

Эмма вздохнула, взъерошив волосы.

- Эмма? – озабоченно переспросила Реджина.

- Нас переводят, – девушка произнесла это быстро, надеясь, что так будет легче. Два слова, и мэр Сторибрука застывает, как громом пораженная.

Повисло молчание, нарушаемое только стуком сердца в ушах. Эмма не была уверена, слышит она свое сердце или сердце Реджины, или оба они бьются теперь в унисон, но этот звук утешал ее, почти успокаивал, как будто время застыло на несколько мгновений.

- Когда? – голос Реджины был напряженным.

- В следующий вторник.

- Во вторник? – ахнула Миллс. – Но ведь это меньше, чем через неделю!

- Знаю.

- Куда тебя посылают?

- Обратно в Ирак.

Услышав это, Реджина не смогла сдержать тяжелого сердитого вздоха:

- Неужели это необходимо?

Следующую фразу она добавила в полголоса, Эмма поняла, что это, скорей, мысли вслух, а не вопрос, обращенный к ней:

- Кажется, мы посылаем туда больше солдат, чем возвращаем домой. С каких пор наша страна придерживается политики вращающихся дверей?

Эмма улыбнулась, вспоминая, какой вспыльчивой иногда может быть мадам мэр.

- Тебя бы в нам президенты, – вздохнув, прошептала блондинка.

- Поверь, будь мама жива, я уже хозяйничала бы в Белом доме.

- Будь это так, ты добилась бы мира во всем мире или ввергла бы землю в хаос абсолютной анархии.

- Ну, я же не тиран, – фыркнула Реджина, – а если бы даже и была, я знаю, за что стоит воевать.

- Эй, – Эмма попыталась успокоить брюнетку, – ты оглянуться не успеешь, как я вернусь.

Реджина промолчала, и Эмма слышала, как женщина медленно и глубоко дышит, стараясь удержать рвущиеся наружу слова.

- Обещай, – наконец взволновано произнесла она.

- Да. Я обещаю.

Этот разговор стал последним до отправки, и, если верить на слово сослуживцам, в Ираке связь просто ужасная. Так что даже если Эмма найдет время выстоять часовую очередь, ради десятиминутного разговора (правило особенного телефона тут не действовало), не факт, что им удастся поговорить. Что ж, письма – наше всё, думала Свон, аккуратно пристраивая рюкзак в изножье койки.

После приземления им дали время расселиться по баракам. Рекс уже привыкал к новому месту, сидя на одеяле, их с Реджиной фотография была надёжно спрятана в карман кителя, потому что после разговора с Нилом Эмма не рисковала хранить снимок под подушкой. Остальные фотографии лежали в рюкзаке, ожидая, пока их повесят на стены. Эмма сняла с головы кепку и теперь сидела на своей койке, ожидая положенного инструктажа.

Девушка попыталась мысленно посчитать, сколько они здесь пробудут. Наверное, год или чуть меньше. Успеет ли она домой к Рождеству? Конечно, нет, но мысль о том, что ей есть, с кем праздновать Рождество, наполнила сердце Эммы радостью, и она едва сдержала довольную улыбку.

Она кивнула Нилу, разместившемуся на соседней койке. Едва подойдя к месту, где ему предстояло спать, он повесил на стену их с Тамарой фотографию, приглядевшись к которой, Свон поняла, что она сделана во время прогулки на пароме. Пара улыбалась, глядя в камеру, а позади них высилась Статуя свободы. Рядом Нил прикрепил сонограмму и только после этого затолкал под кровать сумку, пробормотав:

- Дом, милый дом.

Эмма слегка улыбнулась в ответ, но не успела ничего сказать, потому что в казарму вошел бригадный генерал Спенсер. Они замерли по стойке смирно у своих кроватей. Генерал быстро двинулся вглубь казармы, удовлетворенно кивнув дисциплинированности подчиненных и их готовности подчиниться его власти. Проходя мимо Эммы, он задержался, смерив её с головы до ног взглядом, в котором презрение мешалось с плохо скрываемой похотью. Он будет командовать ими, приказывать им, что и как делать, и Эмму это бесило. Не то, что ей будут приказывать, нет, к этому Свон привыкла, но она не доверяла ему. Никогда не доверяла. А теперь он командует их частью, и ей придется подчиняться человеку, который не скрывает своих сексистских взглядов и почти не пытается скрывать склонностей к расизму. Он был сторонником всех тупых предрассудков, какие только можно придумать, и теперь он её начальник.

- Застегнитесь, Свон, – он произнёс эту фразу тоном, максимально подчеркивающим его превосходство. И девушке ничего не оставалось, кроме того, чтоб застегнуть до верху и без того тугой ворот кителя. Наградив Эмму ещё одним презрительным взглядом, генерал пошел дальше.

- У нас впереди несколько долгих месяцев, ребята, – дойдя до конца прохода, Спенсер развернулся и пошел назад. – Местное правительство медленно поддаётся нашему демократическому влиянию и становится цивилизованнее. Но Аль-Каида всё еще представляет угрозу. Боевики продолжают насиловать, грабить, убивать. Убивать наших мужчин. Наших братьев. Мы обнаружили несколько баз, принадлежащих Аль-Каиде, и в течение года мы должны прекратить их террористическую деятельность. Покажем им, что в нашей стране это неприемлемо, – он помолчал и окинул всех холодным взглядом. – Любой ценой.

* * *

Октябрь 17, 2004. Ирак, местоположение неизвестно

В Ираке неизменными спутниками солдат были грязь и скука, и сейчас Эмма на собственном опыте в очередной раз в этом убеждалась. Они застряли посреди пустыни, и девушка сидела, прислонясь спиной к ящикам с оборудованием, нужным для установления спутниковой связи, под слабо укрепленным тентом. Рядом сидели несколько человек из команды медиков. Их отряд прибыл сюда двенадцать часов назад, к счастью, успев укрыться от надвигавшейся песчаной бури. Сегодня у Эммы день рождения, и впервые за три года Реджина ничего не прислала к празднику. Конечно, это не вина брюнетки, Эмма ведь должна первой написать, чтоб Миллс знала, по какому адресу слать письма и посылки. И хотя разумом Свон это понимала, на сердце у неё всё равно было тяжело.

По правде, Эмме не нужны были никакие напоминания о том, что она стала на год старше. Наконец-то совершеннолетняя, – сказала бы Реджина и, может быть, добровольно налила бы ей второй стакан сидра. Может, даже с коварной усмешкой на губах.

А сейчас блондинка даже не могла надеяться на то, чтоб получить письмо. Они покинули лагерь, чтобы, как любили говорить новобранцы, «исследовать вражескую территорию».

Она послала письмо в Мэн примерно две недели назад, значит, Реджина скоро его получит. Если прибавить медлительность почты к тому факту, что Эмма сидит в Богом забытой чертовой пустыне, то можно надеяться на долгожданное письмо не раньше, чем через месяц. Господи, как же долго!

Поэтому Эмма сидела, прислонясь к ящику и вытащив из рюкзака все письма и фотографии. Сегодня она стала на год старше, и единственное, о чем девушка думала, так это о том, что она должна сейчас быть в Сторибруке, с семьёй, на вечеринке в белом особняке. Она должна пальцем стирать крем с подбородка Реджины, радостно улыбаться друзьям и изо всех сил стараться не выглядеть смущенной, когда они начнут хором петь «С днём Рождения тебя!»

Прислонившись затылком к ящику, Эмма глубоко вздохнула и, посмотрев на снимок, на котором они с Реджиной и Генри улыбались, стоя рядом с огромным тортом, нежно провела по лицам Миллсов подушечкой большого пальца. Подумать только, с того дня уже полгода пролетело. Куда делось время? Интересно, что Реджина и Генри делают сейчас? Она всё бы отдала, чтобы хоть минуту с ними поговорить. Просто услышать их. Конечно же, она купила телефонную карточку, но времени позвонить не было. Даже мобильный Нила не мог ей помочь, он и в лагере-то ловил всего в нескольких местах, а здесь, посреди пустыни, они и вовсе были отрезаны от мира.

- Эй, – Кэссиди присел рядом с ней, чуть поддев ее плечом, – скучаешь по дому?

Эмма повернула фотографию, показывая ему:

- Они устроили для меня раннюю вечеринку в честь дня рождения. Совместили её с провожанкой, так что получилось два в одном, так сказать.

- Это очень мило, – улыбнулся Нил, рассматривая фото. – Когда у тебя день рождения?

- Сегодня.

- Что?! – Нил выпрямился, глядя на девушку. – Эмс, почему я узнаю об этом только сейчас?

- Ну, ты много, о чем узнаешь только сейчас, – возразила она.

- Знаю, но это же день рождения! – он наклонился, стягивая рюкзак со спины, и, открыв его, начал что-то искать. Наконец, он вынул энергетический батончик и смущенно протянул его Эмме. – С Днём Рождения.

Она недоверчиво глянула на батончик, покачав головой. – Не нужно, спасибо.

- Это с’мор[2], между прочим, – улыбнулся Нил, поддразнивая её.

Эмма насмешливо улыбнулась, но приняла батончик:

- Спасибо, транжира.

- Всё для тебя, – весело откликнулся Нил.

Демонстрируя свою благодарность, блондинка открыла батончик и стала медленно есть, громко жуя, растягивая свой подарок.

- Эй, – Нил заговорил тише, так, чтоб его слышала только Эмма, – можно я тебя спрошу про твою семью?

Она доела батончик и смяла обёртку, пряча её в карман. Услышав вопрос приятеля, Эмма закатила глаза.

- Хочешь знать, кто сверху? – сухо бросила она.

- Воу! – хохотнул Нил примирительно подняв руки, не давая ей договорить. – Нет, у меня нормальные вопросы, но если ты хочешь об этом поговорить… - и он озорно улыбнулся.

Эмма толкнула его в плечо:

- Ладно, что ты хочешь знать?

- Вы встречались до того, как ты пошла в армию, всё это время?

Она покачала головой и прищурилась, вспоминая, как именно они встретились. Казалось, с того столкновения в кафе и конфискованного жука прошла целая жизнь.

- Август вписал меня в программу переписки. Ей досталась я.

- Ага, во всех смыслах, – парень ухмыльнулся.

- Заткнись! - Эмма стукнула его по плечу, но на лице у неё расцвела улыбка.

- Так что, вы подружились, и ты начала в красках расписывать ей, какая ты сильная и храбрая?

Эмма опять покачала головой, вспоминая некоторые моменты их с Реджиной переписки. Она радостно улыбнулась, этот разговор немного облегчил её тоску и унял тревогу ожидания.

- Нет. Она просто… Не знаю, но почему-то ей было не всё равно, понимаешь? Ей было интересно, в порядке ли я, не ранена ли, как у меня идет служба. Она хотела знать обо всем. Когда Август лишился ноги, она разговаривала со мной об этом и успокоила меня, даже находясь на другом конце света.

- Так значит, это благодарность? – скептически спросил Нил.

- Нет, – ответила девушка и, немного подумав, добавила. – Конечно, я благодарна ей, но это не все. Не это главное. Понимаешь, у себя в городе она мэр, и всё боятся её. Для всех она этакая Злая Королева с ледышкой вместо сердца. Все думают, что она кроме сына никого не любит.

- Да, стервы чертовски сексуальны, – поддразнил Кэссиди, получив в ответ убийственный взгляд.

Убедившись, что парень прикусил язык, Свон заговорила снова:

- Но со мной она никогда такой не была. Ну, специально, то есть, – поправилась Эмма. – Она доверилась мне, она пустила меня в дом, познакомила с сыном. Она впустила меня в свою жизнь.

Они немного помолчали, и Нил насмешливо ухмыльнулся:

- Да-а, ты круто влипла, Эмс. Что, мне готовиться гулять на свадьбе? Серьёзно, я уже слышу свадебный марш!

Эмма засмеялась вместе с ним:

- Нет. Но, ты прав, я круто влипла, – без тени смущения признала она.

- Здорово, правда? – загадочно обронил Кэссиди.

- Что?

- Не прятаться. Просто поговорить с кем-то о ваших девичьих штучках.

Эмма весело хмыкнула, но тут же вызывающе вздёрнула бровь:

- Ну, если ты хочешь поговорить о девичьих штучках…

- Не-е-ет, – с наигранным испугом простонал Нил и слегка ткнул её в щеку.

Эмма, смеясь, толкнула его в ответ. Конечно, она не признается в этом Нилу, но он прав. Здорово не скрывать чувств, которые стали важной частью её самой. И пусть она может рассказать об этом только ему. Ей повезло, что из тысяч солдат с ней рядом служит именно лишенный предрассудков Нил. Он поддерживает её. Другим повезло намного меньше.

К тенту подбежал Хольт, тоже попавший в число счастливчиков, которым доверили выяснить местонахождение Аль-Каиды. Он кивнул, в знак приветствия:

- Буря кончилась.

Этого Эмме с Нилом было достаточно, и они молча встали. Нил надел шлем, и Хольт повел их туда, где уже собрались остальные.

* * *

- Господи, ну и пекло! – простонал Нил, наверное, в сотый раз. Солнце палило, и даже ночи в пустыне не приносили желанной прохлады. Нил жаловался на жару не переставая, так что каждый в их отряде из двадцати человек уже был готов его прибить.

- Мы уже поняли, Кэссиди, – откликнулся идущий позади Фред. – Вы, ньюйоркцы, плохо переносите жару.

- Нарываешься, Алабама?

- Не вопрос, Кэссиди.

- Если что, я ставлю на Хольта, – Эмма хитро ухмыльнулась.

- Значит так, да? Предательница, – обиженно протянул Нил.

Они шли по пустыне уже три дня, по ночам выставляли караулы и спали посменно. Вокруг не было никаких признаков цивилизации, если не считать оставленного позади тента. Разведка снабдила их точными координатами места, где засекли активность Аль-Каиды, и теперь они направлялись в ***. Фишка была в том, что террористы обосновались прямо в центре самой обычной маленькой деревушки. Там живут самые обычные люди, далёкие от войны. И, скорее всего, они одинаково сильно боятся и боевиков, взявших деревню под контроль, и их, американских солдат, несущих мир. Сказать, что дело деликатное – ничего не сказать, ведь на кону жизни ни в чем неповинных людей. Только вот Эмма была готова спорить на что угодно, что генерал Спенсер смотрит на это по-другому. Он явно сторонник логики «Манхэттенского проекта»[3]. Убейте сотню ради спасения тысячи, а если убитые еще и не окажутся американцами, что ж, тем лучше.

- Если быстро дойдем до места, может, вернемся по домам к Рождеству, – раздался из середины отряда голос Кеннеди. Парень недавно окончил Вест-Пойнт, и это была его первая командировка на Ближний восток. Вообще говоря, он был хорошим солдатом, только уж очень любил выпендриваться, это раздражало.

Остальные дружно расхохотались.

- А что, ты уже планируешь рождество, Кен? – пробасил Хали, амбал, два на два, бывший на голову выше всех остальных во взводе.

- А что? Я просто говорю, что мы можем по-быстрому надрать пару террористических задниц и успеть домой вовремя, чтоб поесть индейку.

Пара человек снова рассмеялась, подзуживая самодовольно ухмыляющегося парня, но Эмма и остальные просто покачали головой на этот комментарий. Невежество и самовлюбленность Кеннеди уже успели превратиться в отряде в притчу во языцех.

- Когда я до них доберусь, эти паки даже не поймут, откуда им прилетело, – продолжал бахвалиться Кен.

- Что? – переспросил Фредерик, резко останавливаясь.

- Мы в Ираке, мужик, – быстро встрял в разговор Нил, надеясь, что желторотик догадается заткнуться.

- Да без разницы.

- Есть разница, – жестко бросил Хольт. И без того неуютный влажный воздух будто накалился от его резкого тона. Фред был одним из самых славных парней, которых Эмма встречала в жизни, но даже добряка может бесить чужое невежество.

- Между нами и Пакистаном сейчас пара стран минимум, – добавила Свон. Не только Фреда разозлило замечание необстрелянного салаги.

Нил не дал Кену ответить, снова вмешиваясь в разговор:

- Но если парень прав, и мы вернёмся к Рождеству, то я совсем не против влить в себя пару порций яичного коктейля и столкнуться с Тамарой под омелой.

Нил всегда умел улаживать назревающие стычки во взводе, но иногда темы, которые он выбирал для отвлечения внимания, вызывали у Эммы настойчивое желание насмешливо закатить глаза. Кажется, в этот раз, ей удалось сдержаться.

- Кому нужна омела? – отозвался Хали. – Да я из постели не вылезу, когда домой вернусь.

На этот раз девушка таки закатила глаза. Иногда находиться в мужской компании просто отстой. Она вполуха слушала, как ребята хвастаются друг перед другом на все лады, расхваливая своих девушек и жен и мысленно самодовольно ухмылялась. Наверное, эти девушки милые и симпатичные, спору нет, но Эмма была уверена, что Реджина даст им фору всем вместе взятым.

Те несколько поцелуев, случившихся в самую счастливую неделю лучшего месяца в жизни Эммы были, пожалуй, самым интимным и нежным из всего, что у неё случалось. Нет, разумеется у Свон был кое-какой опыт, изредка она обжималась с кем-нибудь на заднем сидении машины или в темных аллеях в парке, в учебке у неё был даже короткий роман, не роман даже, а так, отношения на пару раз. Всё это было любопытство и ничего более. Понравится ли ей целовать Стефании Кобальт? Джексон Мур флиртовал с ней, так кому есть дело до того, что его ладони были слишком жесткими?

Но Реджина… У Реджины нежная кожа, тёплая и мягкая, и когда Эмма, наконец, поцеловала её, она хотела целовать эту женщину не останавливаясь до конца дней своих. За их короткие совместные семь дней они не зашли дальше ласк сквозь одежду, и иногда Эмма не могла поверить, что ей удалось устоять под натиском чар Реджины Миллс, учитывая, что у брюнетки каждая улыбка, каждый взгляд, были совершенным оружием искушения.

Она хотела дать Реджине много больше, чем одну ночь или даже одну неделю абсолютного счастья. Когда они лежали рядом после вечеринки в честь дня рождения, девушка говорила чистую правду. Она хотела приглашать Миллс на свидания, и свозить их с Генри в Бостон, и проснуться с Реджиной в одной постели Рождественским утром, потому что малыш разбудил их и зовет открывать подарки, которые принёс Санта. Она хотела дать Реджине отношения, которых та заслуживает. Отношения. Эмма улыбнулась этой мысли. У них с Реджиной отношения. И пусть они начались очень необычно, но сейчас блондинка хотела всё сделать правильно.

- А как насчет тебя, Свон? – вопрос Нила отвлёк девушку от её мыслей, и она подняла взгляд на мужчину. Кэссиди многозначительно улыбался. – Найдешь себе кого-нибудь с членом, чтоб поразвлечься на Рождество?

- О Боже! – Эмма скривилась со смесью брезгливости и досады. Ребята захохотали, видя такое явное недовольство. Сердито застонав, блондинка довольно сильно стукнула Нила кулаком в плечо. Тот покачнулся, но беззаботно пожал плечами. Да, «мужской клуб» в действии.

* * *

Та ночь не вошла в учебники истории, как окончание войны, и в новостях о ней тоже ничего не рассказали. Это, черт возьми, и неудивительно, много чего из того, что происходило в Ираке, замалчивалось, особенно если гибло гражданское население. Но для Эммы эта ночь стала одной из самых страшных в её жизни. Таких моментов в её прошлом было немного, и этот их бой с засевшими в укрытии сторонниками Аль-Каиды довел девушку практически до предела её эмоциональных возможностей.

Трое суток они шли почти не останавливаясь, ели на ходу и позволяли себе только короткий настороженный сон, больше похожий на полудрёму. Их отряд достиг окраины маленькой деревни поздно ночью или, вернее сказать, ранним утром. По данным разведки, боевики базировались менее чем в двух километрах отсюда.

А потом они ждали.

Два дня сидели в траншее, наблюдая за жизнью деревни. Она ничем не отличалась от других поселений. Низкие дома, построенные из каменных блоков, скреплённых раствором извести. Двери в них были узкие, и высоты проема обычно как раз хватало, чтоб самый высокий член семьи мог войти внутрь, не ударившись о притолоку. На бельевых верёвках развешаны черные абаи[4] и белые джалабии[5]. Эмма даже уже успела привыкнуть к планировке поселений, где каждый следующий ряд домов располагался чуть выше предыдущего. Всякий раз, когда девушка рассматривала иракские деревеньки, у неё складывалось впечатление, что они будто нарисованы на холсте небрежными, резкими угольными линиями. А еще они напоминали кипящий жизнью муравейник. По просёлочным дорогам постоянно сновали люди, ребятня целыми днями гонялась друг за другом, играя в «казаки-разбойники», пока их матери и сёстры делали покупки на рынке или у захожих торговцев. Мужчины каждое утро гнали на выпас стада коз, а куры бродили по улицам, сбиваясь в стаи, как городские голуби. Всё это было таким безвредным, приятным, таким мирным.

Но и она, и её товарищи знали, что в этой мирной деревушке, в одном из зданий, в школе, в кладовке лавочника, может, даже в доме какой-нибудь старушки, хранится нелегальное оружие, много оружия, на огромные суммы, которое террористы используют, чтоб добиваться своих целей.

Они уже засекли мотоцикл и повозку, груженые оружием. Они подъехали ночью к самому ухоженному дому в деревне. Ясно, стало быть, лидер боевиков обещал жителям защиту, если они закроют глаза на один маленький безобидный захват собственности.

На вторую ночь солдаты начали действовать. В полной темноте выбрались из траншеи и поползли к деревне, по пути они видели пару припозднившихся прохожих, но сами остались незамеченными. Разделившись на группы по пять человек, они окружили деревушку с четырёх сторон. В пятерку Эммы кроме неё самой вошли: Нил, Фред, Кеннеди и Хали. Им выпала честь перекрыть деревню с южного направления, которое было наиболее скрытым.

Было холодно, холодней, чем в предыдущие ночи, но Эмма не могла сказать с уверенностью, был ли в этом повинен скачок температуры или холодный пот, бегущий по ее спине. Адреналин гудел в венах, обостряя чувства. Свон шла в середине неслышно крадущейся группы, внимательно и настороженно вглядываясь в окружавшую их темноту, стараясь уловить любое движение, любой подозрительный шорох. Остальные пятерки так же тихо двигались к своим позициям. Девушка была точно уверена только в одном – этой ночью что-то произойдет, хорошее или плохое, не важно. Она точно знала, что именно к этому моменту её готовили всё это время. Тренировали, чтобы сейчас она лёгкой тенью подкралась к противнику и обезвредила его. Этой ночью произойдет что-то, о чем снимают все эти военные фильмы. И она была права.

За время своего наблюдения они заметили, что в доме в центре селения свет горит ночами напролет. Именно около этого дома остановились мотоцикл и повозка, чтоб выгрузить оружие. Фреду удалось подобраться поближе, и он увидел, как вносили в дом около сотни АК-47, пулеметы и несколько ящиков гранат. И это было далеко не всё, в остальных ящиках наверняка были боеприпасы. Значит, есть вполне реальная вероятность, того, что, когда завяжется бой, им придётся столкнуться не только с отрядом боевиков, но и с вооруженным взрослым населением деревни. А если так… Эмма быстро прикинула в уме, перевес будет примерно десять к одному и совсем не в пользу её отряда.

Северная команда направилась к главным воротам, в случае лобовой атаки они попадут под удар первыми. Именно поэтому в неё вошли самые опытные солдаты, их общий стаж службы составлял, не много не мало, шестьдесят лет. По плану, они должны были проникнуть в укрытие, захватить командира отряда Аль-Каиды Хусейна Аль-Джамиля, матерого боевика, известного своей жестокостью, с несколькими судимостями за плечами. С повстанцами, которые оказывали террористам поддержку, предстояло разобраться местной полиции, а отряд Эммы должен был конфисковать оружие. Хотя Спенсер, отдавая приказ, сказал, что они должны убедиться, что повстанцы и боевики больше не представляют угрозы.

Задержать и конфисковать, мысленно повторяла Свон снова и снова, пока они взбирались на крыши домов, окружавших логово террористов. Задержать и конфисковать, и они смогут вернуться домой. Никто не должен пострадать.

С запада темноту на мгновение прорезал луч света, с востока ответили тем же, значит, ребята уже на позициях. Хали щелкнул фонариком, сигнализируя их готовность начать операцию.

Они замерли в ожидании. По крыше гулял сквозняк. Ветер дул в уши Эмме, пока она настраивала прицел своей М-16, примериваясь к окнам дома. Она видела, как двигаются тени на стене комнаты, и хотя они были нечеткими, девушка сразу поняла по грации движений, что в комнате находится женщина с ребёнком.

Рамирес, командир северной группы, ударом ноги вынес тяжелую деревянную дверь, будто та была из картона. Тени торопливо дернулись, и Эмма увидела, как маленькая фигурка высунулась из окна, всего на секунду, потому что женщина тут же оттащила её назад. Улица огласилась громкими проклятиями. В каждом доме жили чьи-то мужья и отцы, желавшие защитить свои каменные дома, и теперь они проклинали их, захлопывая ставни на окнах. Рамирес не успел переступить порог, раздался взрыв, шипение, и северную команду окутало плотным белым облаком из газа и пыли.

Крики стали громче, когда из дома выбежал мужчина, одетый в джалабию, с гутрой[6], прихваченной игалем[7] на голове. Он вслепую палил в воздух из винтовки. Следом выбежали еще двое, тоже вооруженные и гораздо выше и крепче первого.

- Бросьте оружие! – громко приказал Рамирес. Несмотря на дым, дуло его винтовки смотрело Хусейну в грудь. – И сдайте остальное вооружение и боеприпасы, хранящиеся в доме!

- هذا هو بيتي! هذا هو بلدي! – зло крикнул араб, смело шагнув вперед и направляя винтовку на Рамиреса. - أنت واحد الذي يهددنا! [8]

Иракец не заметил, что один из солдат отделился от группы и, обойдя дом кругом, подошел к заколоченному досками окну. Но Эмма заметила это и теперь следила за его движением, готовая прикрыть. Прикладом винтовки мужчина выбил доски и заглянул в окно. Внезапно кто-то находящийся в доме резко ударил его прикладом автомата в переносицу, отбрасывая на землю.

- Надо что-то делать, – проворчал Хали рядом с Эммой и темной массой скатился с крыши, по-кошачьи приземляясь на ноги.

С востока вспыхнул свет, и девушка поняла, что восточный отряд оставил позиции и теперь подбирается к ним, стараясь остаться незамеченными. Она мягко спрыгнула с крыши следом за Хали. Но тут произошло то, чего Эмма опасалась.

Двери соседних домов начали открываться одна за другой, в их окнах загорелся свет, и блондинка убедилась в том, что их хозяева вооружены. Мужчины были одеты так же, как Хусейн, и держали в руках кто длинный тяжелый нож, больше похожий на мексиканский мачете, кто винтовку или автомат.  В одном из домов закричала женщина, видимо, умоляя мужа не ходить на улицу, раздался звук пощечины и крик оборвался. Мужчина побежал к дому Хусейна.

Однако добежали к цели не все, один за другим они падали на землю, восточная команда, оставшаяся незамеченной, четко делала свою работу, прикрывая остальных солдат. Хусейн что-то выкрикнул и без предупреждения выстрелил в Рамиреса. Пуля попала тому в плечо.

Бой начался, и для Эммы всё остальное отступило на второй план, но даже теперь она как сквозь густой туман слышала тихие женские голоса, читавшие молитвы, и плач испуганных детей.

Когда Рамирес упал, Хусейн и двое его подельников скрылись в доме. Остальные повстанцы, которых миновали пули, посланные восточной командой, приближались к ним. На мгновение Эмме показалось, что она вернулась в свой кошмар, в котором стояла одна против разъяренной толпы. Она моргнула, но они не исчезли, и бой не стих. Девушка на секунду зажмурилась. Это реальность. Крики становились все громче, а проклятия всё яростнее. И на этот раз рядом с ней её товарищи. Стрельба отдавалась звоном в ушах, пули взметали с земли под ногами фонтанчики пыли и камешков. Слишком близко они пролетали, и уже не понять было, стреляют ли противники или кто-то из своих.

Да и какая разница? Пули слепы.

Они повернулись вовремя, чтоб увидеть, как дверь дома открывается, и из неё летит бутылка с коктейлем Молотова.

- В укрытие! – заорал Хали, перекрывая шум боя. Они нырнули за стену ближайшего дома, мысленно благодаря всех богов, что он каменный. Раздавшийся взрыв был таким громким, что его, наверное, слышали даже на другом конце деревни. Взрывная волна сотрясла почву, и Свон подумала, что земля сейчас расколется к чертовой матери, и все они полетят прямиком в пекло.

Сверху посыпались щебень, песок, комья земли и Бог знает что еще. Легкие наполнились дымом и запахом бензина. Эмма закашлялась. Но ни взрыв, ни надсадный, разрывающий грудь кашель не заставили её потерять головы. Она стряхнула землю со шлема и осторожно огляделась. Северная пятерка поднималась с земли, вроде, никто из них не ранен. Фред и Нил вышли из-за фургона, стоящего неподалеку. Хали лежал на земле лицом вниз, разом утратив весь свой грозный вид.

Темнота отступила под натиском огня, перекинувшегося на соседние дома. Деревянные, крытые соломой, они вспыхнули факелами и теперь полыхали ярко, как сигнальные огни маяков, призывающих корабли в родную гавань. Зрелище это было прекрасно в своей разрушительной мощи, но некому было любоваться им кроме того, кому молились сейчас женщины селения, если он конечно существует. Бог. Аллах. Ничто не могло остановить неотвратимое. Они тонут в огненном море, и гавань всё дальше и дальше. Скоро волны пламени и плавящегося металла захлестнут их.

Улица наполнилась разноголосыми криками, и воцарился хаос. Местные, которые не ввязывались в бой до этого, высыпали наружу после последнего взрыва. Во многих домах двери посносило с петель. Испуганная толпа. Матери прижимают к груди младенцев, детей постарше несут на руках или за спинами отцы. Старики торопливо прихрамывают. Как отличить теперь мирное население от тех, кто представляет угрозу? Чутьё никогда не подводило Эмму, но в этот раз Свон не могла ему довериться, ставки слишком высоки.

Хусейн снова выбежал из дома. Его люди, не переставая, палили в ту сторону, где всё ещё укрывалась восточная команда. Но араб не остался один, он прижимал к себе женщину и ребенка, мальчика лет шести, тех, чьи силуэты Эмма видела в доме. Теперь Хусейн прикрывался ими, выкрикивая приказы.

Эмма перестала слышать выстрелы, крики, смолк даже звон в ушах. Всё, что она слышала теперь, это плач маленького мальчика. Малыш вцепился в ткань абаи, уткнувшись матери в шею. По лицу женщины текли слёзы, муж сзади обхватил рукой её шею и, видимо, этот захват мешал ей дышать. К её боку Хусейн прижимал пистолет. Плач мальчишки буквально пригвоздил Эмму к земле. Он трясся от страха, а его мать прижимала его к себе, прикрывая собой, как щитом, позабыв, что ей самой угрожает опасность.

Эмма вздрогнула.

Отделившись от своей команды, она побежала, стараясь разминуться с напуганной толпой. Пару раз она в кого-то врезалась, но, не обращая внимания на испуганные крики, бежала дальше, скрываясь за стенами домов. Она обогнула дом Хусейна с востока и, скорчившись, присела за бочкой с водой. Западная команда теперь заменила северную на их позициях. Двое прикрывали окровавленного и покрытого ожогами Рамиреса, а остальные поливали противника огнем.

Никто из них не видел Эмму. Она сняла с плеча винтовку и прицелилась в Хусейна, размахивавшего пистолетом. Опора деревянного навеса немного перекрывала обзор. Девушка нервничала. Его жена слишком близко к нему, и на руках у неё маленький ребёнок. Промахнись она хоть на полдюйма, и пуля достанется женщине и мальчику. И Хусейн развернётся и прострелит ей голову. Но нужно попробовать.

Прищурившись, Свон склонилась к прицелу и вздохнула, спуская курок. Хусейн покачнулся, взметнув руки кверху, пистолет выстрелил в воздух, не причинив вреда женщине и ребенку. Через секунду они уже затерялась в толпе. Они спасены. Эмма так радовалась этому, что не услышала, как к ней со спины подходит человек. В руке он сжимал здоровенный булыжник. Свон повернулась буквально в последнюю секунду и увидела, как высокий, долговязый мужчина заносит для удара руку. Не успев даже как следует осознать, что происходит, девушка вытянула руки, подставляя под удар винтовку.

Удар был такой сильный, что Эмма, не удержав равновесия, упала на спину, успев подумать, что, опустись этот камень на её затылок, он, вероятно, убил бы её, раскроив череп.

Она попыталась подняться, но очередной взрыв, раздавшийся на западе, отбросил её обратно на землю. К счастью, этот же взрыв отвлёк её противника. С неба посыпались щебень, и металл, и куски горящего дерева. Воспользовавшись моментом, Эмма вскочила и бросилась на мужчину, повалив того на землю. Тот пытался вывернуться, и ему удалось перевернуться на живот. Эмма предплечьем сдавила ему горло, за волосы приподняв его голову от земли. Высвободив правую руку, всё еще сжимающую булыжник, мужчина размахнулся и вскользь ударил девушку в висок.

В глазах потемнело и, завалившись набок, Эмма упала кровоточащим виском на каменистую землю. Через несколько долгих секунд зрение вернулось к ней, но картинки были нечеткими и размытыми. Пляшущие красные языки пламени. Неверные силуэты толпы. Люди разбегаются, безжалостно топча тех, кто упал и не может подняться. А потом над ней склонилась тёмная фигура. Высокий, долговязый мужчина с окровавленным камнем в одной руке и её винтовкой в другой. Винтовкой, направленной прямо ей в лоб.

Шум стих. Эмма молча смотрела на дуло винтовки. Она всегда думала, что за секунду до смерти у человека вся жизнь пробегает перед глазами. Но теперь, когда его палец, как в замедленной съемке, ложился на спусковой крючок, в эту бесконечно долгую секунду, девушка не могла думать ни о чем, кроме Реджины и Генри, сидящих на том гребаном жеребце и поющих колыбельную, которая успокаивала её в эти месяцы. Она бесстрашно посмотрела на мужчину, практически провоцируя его выстрелить. Это будет быстро, и ей не придётся больше быть здесь. Его палец дернулся и раздался выстрел. Почему-то по его лбу потекла красная струйка. Выронив винтовку, он упал на колени и, качнувшись, уткнулся лицом в землю.

В голове стучало так сильно, будто сердце поднялось из грудной клетки и поменялось с мозгом местами. Соображалось медленно, мысли тяжело ворочались в голове, но Эмма все же сумела перевернуться на живот и подползти к винтовке, лежащей на земле. Она протянула руку, но не успела взять оружие. Взрыв прогремел так близко, и девушке показалось, что обдавший её жар расплавит её до костей. Ещё взрыв. Еще.

Взрывы всё приближались и приближались, будто Эмма Свон была их единственной целью. Окружавшие её здания складывались одно за другим, как карточные домики под порывом ветра. Перевернувшись набок, она свернулась калачиком, пытаясь защитить голову от камней и горящих обломков. Ее засыпало щебнем и пеплом. Рядом упали несколько тел.

Arrorró mi niño, arrorró mi amor, arrorró pedazo de mi corazón.

* * *

Октябрь 26, 2004. Сторибрук, Мэн

Реджина облегченно вздохнула, дочитывая письмо Эммы, сообщавшее, что девушка благополучно долетела до Ирака, но не знает, когда сможет выйти на связь. Очевидно, у солдат на Ближнем востоке мало свободного времени. Просмотрев все возможные сводки новостей и колонки газетных хроник, Миллс ещё больше укрепилась в этом убеждении. После ужасных событий, вошедших в историю, как «День 9/11», мэр Сторибрука, как и почти вся страна, горячо поддержала введение войск в Ирак. Но шли годы, и войне не было видно конца, и всё больше и больше солдат покидало страну, чтобы воевать на востоке. Всё больше размывались границы частной жизни во имя интересов родины. И взгляды Реджины изменились.

Особенно после их с Эммой знакомства.

Тогда, во время её первой командировки в Ирак, девушка была для Реджины безликим другом, о котором Миллс, тем не менее, искренне беспокоилась. Каждое письмо порождало в душе тревогу, потому что женщина остро осознавала, что оно может стать последним. Но она редко показывала свои переживания. Эмма и без того нервничала за двоих, и Реджина старалась сохранять спокойствие, чтобы быть для Свон своеобразным эмоциональным якорем. А теперь Эмма больше, чем друг, они никогда не обсуждали, кто они теперь друг другу, но Реджина чувствовала к блондинке что-то, чего не чувствовала много лет. И смятение каждый день нарастало в душе женщины подобно волне прилива, разбиваясь о доводы, которыми Реджина пыталась себя успокоить.

И сейчас, сжимая в руке письмо Эммы, Реджина могла вздохнуть свободнее, по крайней мере, до следующего прилива. Брюнетка нежно улыбнулась, глядя на письмо, положив его на стоящий в холле на столе ящик с посылкой, собранной к дню рождения Эммы. К ней должны были отправится ингредиенты для какао, игрушки и канцелярские принадлежности для местных детишек, и книга. Август прибавил к этому плеер и несколько дисков.

Вообще-то, тот факт, что впервые за три года она не поздравит Эмму вовремя, сводил педантичную Миллс с ума. Но она не знала, в какой лагерь отправили их взвод, а отправлять посылку в никуда смысла не было.

- Пиф-паф! – голос Генри напомнил Реджине, что она обещала сыну помочь ему разрисовать лицо к Хэллоуину. До праздника оставалось еще пять дней, но мальчик носил свой костюм, не снимая. Для неё это не стало неожиданностью, в прошлом году, например, он заявил однажды, что будет купаться в костюме. Вылезая из ванны, мокрый насквозь, маленький Бэтмэн заявил, что только что спас Готэм от наводнения. В этом году Реджина начала искать костюм за несколько месяцев до праздника, она искала в интернет магазинах и в городской комиссионке, не заходила, разве что, в антикварную лавку, к хозяину которой испытывала неприязнь. Памятуя о любви сына к «Планете сокровищ», почти смирившаяся с его стремлением отрастить крысиный хвост, Реджина нашла рубашку и куртку, как у Джима Хокинса, и даже дополнила их круглой клипсой в качестве последнего штриха. Так что костюм уже ждал Генри, спрятанный среди вещей брюнетки. Однако младший Миллс, к удивлению матери, выбрал совсем другой образ, хотя, поразмыслив как следует, женщина перестала удивляться.

Рядовой Генри Миллс лежал под столом в детской вместе с Морской черепахой и Рекси-младшим. Уже два дня, возвращаясь из садика, он первым делом бежал в детскую и торопливо переодевался в свою армейскую форму. Она, конечно, была сшита не из такого добротного материала, как та, которую носила Эмма, и цвет камуфляжа был не песочно-желтый, а зелёный, но мальчишке она казалась верхом совершенства. На груди рубашки красовалась нашивка «Рядовой», а форменные штаны были точь-в-точь как у Эммы, и даже с такими же глубокими карманами. Генри быстро обнаружил, что в них удобно прятать игрушки и сладости. На кожаном ремне висела детская рация. К костюму ещё прилагался игрушечный пистолет, но Реджина выбросила его до того, как сын успел его увидеть. Костюм костюмом, но она не хотела, чтоб Генри играл с оружием. Забавное предубеждение, учитывая, с кем она встречается. Последним дополнением к костюму стал шлем. Вооружившись парой баллончиков краски, брюнетка превратила старую каску из «Набора строителя» в подходящий к форме головной убор. Ей не терпелось послать Эмме фотографию Генри.

- Пошли, ребята, – пробормотал малыш в рацию и, подхватив Рекси-младшего и Морскую черепаху, пополз из-под стола, опираясь на локти. Реджина с трудом удержалась от окрика, когда он покатился к своей палатке, а потом, встав на колени, попытался сделать кувырок. Это, ему, правда, не совсем удалось, туловище просто занесло в сторону, но Генри не особо расстроился. Драматически скорчившись, он залез в палатку и закричал:

- Они схватили меня! Схватили меня! Спаси меня, мамочка!

Ласково покачав головой, женщина подошла к палатке и, отстегнув липучки, откинула брезентовую крышу. Вытащив Генри, она крепко обняла его прежде, чем поставить на ноги.

- Уф! – тяжело вздохнув, малыш вытер со лба воображаемый пот, – чуть не попали.

 - Чуть не попались, – мягко поправила Реджина, ласково проведя кончиком пальца по его носу.

- Мы раскрасим мне лицо? – взволновано спросил Генри.

Вместо ответа Реджина подошла к столику, где лежали краски, кисточки и другие принадлежности для детского творчества.

- А Рексику тоже? – малыш прищурился и с надеждой посмотрел на маму. – Он должен быть похож на папочку.

- Не припомню, чтоб Рекс-старший носил форму.

- Ну, он же с Эммой, – возразил Генри так, будто это было очевидным.

К чести сына, надо сказать, Реджина понимала его логику. Но раскрашивать мордочку плюшевой игрушки? Это будет мини-катастрофа. Реджина задумалась, потирая подбородок.

- Знаешь, мы не можем раскрасить Рекси, но, думаю, мы найдем способ сделать его похожим на папочку.

* * *

Октябрь 28, 2004 г.

Эмма,

Я очень рада, что вы хорошо долетели. Признаюсь, я ужасно волновалась, пока от тебя не пришло письмо. Всё-таки я привыкла получать их чаще.

Но сперва о главном. С Днём Рождения, Эмма! Ужасно, конечно, что в этом году ты получаешь это поздравление так поздно, но мы с Генри думаем о тебе. Он нарисовал тебе картинки, думаю, ты их уже посмотрела. Генри настаивал на том, чтоб испечь торт к твоему дню рождения, но мне удалось уговорить его ограничиться кексами. Честно, я боюсь за его зубы. Я понятия не имею, какие у вас там порядки, но я послала тебе еще какао. Если вдруг оно до тебя не дойдет, не переживай, дома тебя будет ждать огромная кружка горячего какао с корицей. Может, даже со сливками, если будешь себя хорошо вести.

Две недели назад в Сторибруке праздновали День Шахтёра. Лерой топором разнёс распределительный щиток и обесточил полгорода. Ты удивишься, но он был абсолютно трезв. Думаю, сделал он это ради того, чтоб помочь монахиням распродать свечи. В любом случае, мне пришлось тратить время, договариваясь с электриками.

Хэллоуин через три дня. Знаешь, мы с тобой ошиблись, Генри не захотел быть Джимом Хокинсом. Но, думаю, тебе понравится его костюм. Он, кстати, призвал в поход за конфетами еще одного новобранца.

Пожалуйста, береги себя, Эмма. Мы волнуемся за тебя и ждем тебя домой, живую и невредимую.

Твоя Реджина.

Дописав, Реджина вложила письмо в конверт и посмотрела на снимок, лежащий перед ней. На нем был запечатлён Генри в своей армейской форме. Он сидел на кровати, повторяя позу Эммы на той фотографии, которую девушка послала им в первом после своего отъезда письме. На плече у мальчика восседал Рекси-младший, тоже одетый в аккуратно сшитую форму и в миниатюрном шлеме на голове. Улыбнувшись, брюнетка вложила фото и запечатала конверт.

* * *

Ноябрь 24, 2004. Сторибрук, Мэн

Сидящий в кабинете Реджины Сидни вздрогнул, когда мадам мэр резко выдохнула, недовольная его некомпетентностью. Реджина даже больших и сильных мужчин могла заставить чувствовать себя неуютно, а уж не отличавшегося сильным характером журналиста и вовсе иногда пугала до полусмерти.

- Я, правда, не понимаю, что в этом сложного, мистер Глас, – с нажимом произнесла Реджина, едва сдерживаясь, чтоб не потереть переносицу, как делала всегда, когда бывала разочарованна. – Ведь вы изначально обеспечили мне контакт с армией, разве нет?

- Да, но…

- Так почему вы не можете узнать, где находится сейчас капрал Свон?

- Потому что это секретные данные, Реджина, то есть, мадам мэр, - поправился он под стальным взглядом карих глаз. – Когда я вписывал вас в программу переписки, я всего лишь внёс ваши данные в бланк заявки. И капрал Свон стала вашим респондентом случайно, я не запрашивал напрямую её личные данные.

- У меня сложилось такое впечатление, что от ваших глаз ничего не укроется. Думаю, при желании, вы можете найти кое-какие связи, возможно, даже сомнительные, в любой области, – быстро сказала Реджина. – Всё, что я прошу, это выяснить, в каком лагере сейчас находится капрал Свон. Насколько это сложно?

- Войска постоянно переводят с места на место, и солдат иногда отправляют в одиночные задания, в которых даже им самим сообщают лишь строго необходимую информацию. Только чтоб подобраться к информации о местонахождении вашего солдата, могут уйти недели, – возразил Сидни, чуть повысив голос. Реджина приподняла бровь, и он съежился в кресле.

- Значит, займитесь этим сейчас же, – она выделяла каждое слово, давая понять, что разговор окончен.

Сидни хотел было воззвать к здравому смыслу женщины, но понял, что это бесполезно. От Эммы не было вестей уже два месяца, и весь здравый смысл обычно рациональной мадам мэра улетучился, вытесненный тревогой. Так что журналист не стал ей возражать и почел за лучшее быстро покинуть здание ратуши.

Реджина выдохнула сквозь зубы, безуспешно стараясь расслабиться и немного успокоиться. Она раздражена, и устала, и расстроена, и последнее письмо, которое она получила от Свон, пришло месяц назад. Но ведь написано оно было ещё в сентябре, сразу после прибытия в Ирак. А завтра уже День Благодарения! Брюнетка надеялась, что её посылку Эмма уже получила. Реджина отслеживала её перемещения по трэк-номеру и знала, что до Ирака посылка точно долетела. Но она так ждала звонка, а Эмма всё не звонила!

Реджина знала, что реагирует слишком остро. Эмма сама сказала, что оттуда сложно дозвониться, да что там, трудно, даже выкроить время на звонок. Если посылка уже дошла, значит, девушка уже написала ответ, и, наверное, письмо придет через месяц или около того. Но на брюнетку навалилось столько всего сразу, нужно готовиться к ежегодным Рождественским гуляниям в ратуше, до которых осталось всего три недели, и Генри простудился после Хэллоуина и теперь плохо себя чувствует, и, если не спит, не отпускает её от себя. И уже два месяца прошло с тех пор, как она слышала голос Эммы в последний раз. Слишком много всего для одной Реджины.

- Тук-тук, можно? – в двери просунулась голова Кэтрин Нолан.

- Что ещё? – сердито откликнулась брюнетка, едва удержавшись от того, чтоб хлопнуть ладонью по столу.

Кэтрин удивленно вздёрнула бровь и осторожно вошла в кабинет:

- Похоже, тебе не помешал бы дружеский разговор.

- Я очень занята, миссис Нолан, – резко бросила Реджина, склоняясь над документами.

- Кэтрин, – поправила женщина и, закрыв за собой дверь, подошла к креслу, в котором недавно сидел Сидни. – Итак, опустим, твое очевидное желание меня придушить, Реджина, – продолжила блондинка, присаживаясь .– Как Генри себя чувствует?

- Нормально, – проворчала Миллс и глубоко вздохнула, пытаясь успокоится, – антибиотики, которые прописал доктор Вейл, просто делают чудеса. Так что вы здесь делаете, миссис Нолан?

Кэтрин многозначительно приподняла бровь.

- Кэт, – закатив глаза, поправилась Реджина.

Улыбнувшись, Кэтрин наклонилась ближе к столу:

- У меня тут встреча. Мы занимаемся делом мальчиков Пэн о вандализме.

- Они хорошо себя ведут последние полгода, – быстро откликнулась брюнетка.

- Да, но в первой половине года они много хулиганили, – напомнила Кэтрин.

Реджина вздохнула, покачав головой:

- И какое отношение это имеет к тому, что ты пришла в мой кабинет?

- Я случайно услышала…

- Хочешь сказать, подслушала?

- Про Эмму, – ничуть не смутилась Нолан. – Что-то случилось?

- Всё в по…

- Не надо говорить мне, что все в порядке, Реджина.

- Не надо перебивать меня, Кэтрин, – холодно откликнулась мэр.

- Значит, перестань делать вид, что нас не связывает четырнадцать лет дружбы, – в тон ей откликнулась адвокат.

Несколько секунд они сверлили друг друга взглядом. Конечно, в этом Кэтрин было до Реджины далеко, но она выдержала один из самых тяжелых взглядов, которыми Миллс была известна всему городу. При этом в глазах самой Кэт было столько искренней мольбы, что Реджина дрогнула и, смягчаясь, отвела глаза.

- Эмму снова послали за границу, – взъерошив волосы, объяснила она. – Я давно не получала от неё вестей.

Блондинка понимающе кивнула и, придвинувшись к столу, протянула Реджине раскрытые ладони. Реджина недоверчиво посмотрела на неё, будто руки Кэтрин пылали огнём, и одно прикосновение могло сжечь её дотла. Все же, через несколько секунд брюнетка нехотя уступила и осторожно вложила свои пальцы в ладони Кэтрин. Нолан слегка сжала их в успокаивающем жесте.

- Она будет в порядке.

- Ты сказала то же самое, когда папа вдруг упал на землю, и его увезли в больницу, – напомнила Реджина.

Конечно, Кэтрин помнила, как Реджина избегала её, не отвечая на сотни звонков. А потом она узнала, что мистера Миллса больше нет. И когда она пришла к ним, почти вломившись в особняк, в Реджине не было ничего, кроме чистейшей ярости и невыносимой скорби. Той ночью Кэтрин баюкала на плече плачущую подругу, бормотавшую сквозь слёзы «Ты же обещала!», и знала, что в Реджине что-то надломилось, что-то, что не излечит даже время.

И теперь, спустя тринадцать лет, Кэтрин снова видела, как грусть застилает глаза лучшей подруги, как моментально каменеют черты её лица, когда она думает о том, что могло случиться с её солдатом, находящимся на другом конце света.

- Знаю, – виновато прошептала Кэтрин. Все эти годы она мучилась чувством вины за то неосторожное обещание чуда. Обещание, которое Кэтрин не смогла сдержать.

- Ты сама сказала, что Эмма хороший солдат. Ты же знаешь, как медленно работает почта, и знаешь, как она занята, – Кэтрин ещё раз легонько сжала руки Реджины, когда та попыталась отвернуться. – Где бы она ни была, Реджина, она думает о тебе.

И на этот раз Кэтрин Нолан была уверена, что не солгала.

* * *

Полторы недели спустя в маленький городок пришли морозы, кусающие горожан за носы и уши, но радовать сторибрукцев снегом декабрь не спешил. Однако отсутствие снега ничуть не заботило Генри, настоявшего на поездке в санях в кафе «У бабушки». В их меню снова появились фирменные имбирно-мятные пряники, и Реджина обещала сыну, что они их обязательно поедят.

Так что теперь Реджина с жутким скрипом тянула деревянные санки по бетонной мостовой, а сидящий в них довольный мальчишка громко выкрикивал:

- Вперед, Комета! Вперёд, Скакун! Вперёд, Танцор и Рудольф!

Мэр усмехнулась, слушая сына. Не важно, сколько раз они читали «В ночь перед рождеством», порядок оленей в упряжке всегда сбивался.

Они вошли на террасу кафе, и Реджина протянула сыну руку, чтоб помочь вылезти из санок. Для малыша это было нелёгким делом, потому что мама одела его в сто одёжек, как капусту. На нем были майка, тонкий батник, свитер, термобельё и джинсы. Довершала комплект зимняя куртка. Так что, двигался Генри, как пингвинчик. Пока Реджина одевала его, сын жаловался, что ему жарко, но она хотела быть уверена, что Генри не простудится. Выкатившись из санок, он терпеливо ждал, пока мама пристроит их у стены. Наконец, они открыли дверь и вошли в кафе.

В нос ударили запахи индейки, имбиря, мяты, падуба и Рождества. Кафе было украшено рождественскими гирляндами, а над лестницей, ведущей в жилые комнаты, висела омела.

Из музыкального автомата лилась весёлая мелодия «Mary's Boy Child».

- Ма-а-ам, – простонал Генри, стягивая с лица шарф.

Реджина присела на корточки, помогая ему раздеться. Едва избавившись от мешавших куртки, шапки и шарфа, мальчик понесся к стоящему у окна столику и, забравшись на стул, взволнованно помахал Руби. Реджина села напротив, пристроив одежду на свободный стул рядом с ней.

- Здравствуйте, мадам мэр, – Руби, одетая в почти приличный костюм миссис Клаус, состоявший из короткой красной юбки и приталенного, короткого красного кафтанчика, поставила перед Генри кружку горячего мятного шоколада и протянула Реджине стакан теплого яблочного сидра. На вопросительный взгляд брюнетки девушка пожала плечами:

- Ваши санки за милю слышно.

- Спасибо, – кивнула Реджина, отпивая сидр. Руби не уходила, и Реджина вопросительно приподняла бровь.

- Как Эмма?

- Хорошо, – привычно ответила Реджина, хотя, говоря по правде, она нервничала, как никогда. Она написала блондинке ещё одно письмо, просто чтоб рассказать ей, как поживают они с Генри, и попросить беречь себя. Бесполезно надеяться, что Эмма каким-то магическим образом уже получила его, но Реджина верила в это так же, как Генри верил, что, если накрыть игрушки одеялом, они исчезнут, и что Грэм действительно при каждой встрече хочет забрать его нос. Реджине казалось, что опущенное в ящик письмо может немедленно перенестись к Эмме, где бы та ни была.

Иногда она особенно остро осознавала, насколько опасная и напряженная у Эммы профессия. Конечно, блондинка постоянно занята, и те редкие свободные минуты, которые ей выпадают, лучше потратить на отдых. И если Реджина может хоть как-то поддержать её, она будет продолжать писать, пусть даже у Эммы нет времени написать ответ. Но, чаще всего, Реджина боялась самого худшего. Пережив в ранней юности несколько страшных потерь, одну за другой, Реджина теперь, как зеницу ока, берегла то хорошее, что было в её жизни. Именно поэтому она мало кого подпускала к Генри, поэтому так беспокоилась обо всех его шишках и синяках. Он всё, что у неё есть, и она не может его потерять.

- Рада это слышать, – отозвалась Руби и вернулась за стойку.

- Скоро снег пойдёт, мамочка? – спросил Генри, когда они вернулись домой, наевшись пряников и напившись какао. Он сидел на полу в прихожей и пыхтел, стараясь снять ботинок. Ботинок оставался совершенно равнодушен к усилиям малыша и крепко сидел на ноге, обутый на три пары носков.

- Я спрошу у синоптиков, – сняв пальто, шарф и перчатки, Реджина присела на корточки и с видимым усилием стянула ботинок с ножки сына.

- Нужно спросить Мать Природу, потому что она управляет всем миром, – отозвался Генри серьёзно.

- Правда?

- Когда она радуется, светит солнышко, а когда она грустит и плачет, идет дождик. А если она болеет, она кашляет, и дует ветер.

- А почему снег идет?

Реджина подняла задумавшегося малыша на ноги, чтоб снять с него теплые штаны.

- Она печет пирог и рассыпает муку, – решил тот.

Реджина тихонько засмеялась:

- Значит, ей стоит испечь пирог, чтоб мы могли поиграть с мукой и сахарной пудрой.

- Ты ей позвонишь? – с надеждой прищурился Генри.

- Я очень постараюсь, золотко.

Довольный ответом Генри, оставшийся в одной паре носков и термобелье, убежал.

Конечно, скоро ему станет жарко, и он захочет переодеться, но пока Реджина позволила ему поиграть. Подобрав с пола снятую одежду, она понесла её к корзине для белья.

Складывая одежду в корзину, Реджина прислушивалась к звукам, доносящимся из детской. Нужно забрать рождественский костюм Генри от портного, нужно разобраться с церемонией открытия городской елки. И дом еще не украшен к празднику, вон коробки лежат, открытые в гостиной у камина. К тому же, и Кэтрин, и Тина уведомили её, что владельцы зданий, пострадавших от хулиганства мальчиков Пэн, настаивают на заведении дела. Тина расстроена, а Кэтрин уже думает, как добиться самого мягкого наказания. Реджина презирала их опекуна, но жалела мальчиков. Им просто нужна помощь. Нужен шанс и кто-то, кто поверит в них. От мыслей о бесконечном списке дел у неё начала болеть голова, и брюнетка устало потёрла виски.

Раздался звонок телефона, и женщина обрадовалась возможности отвлечься. Заглянув по пути в гостиную и убедившись, что Генри играет с фигурками рыцарей, она прошла на кухню и взяла трубку.

- Особняк Миллсов.

- Эй.

Сердце стукнуло и провалилось куда-то в район пупка. Реджина слышала голос Эммы. Впервые, с тех самых пор, как девушка позвонила ей, чтоб сообщить, что её отправляют в Ирак. Было плохо слышно, будто, в трубке шумел ветер, временами что-то трещало, но Эмма жива и в порядке, и Реджина слышит её голос.

- Эмма? – неверяще прошептала Реджина.

- Единственная и неповторимая, - откликнулась блондинка, голос был нежным, а в интонациях на секунду проскользнула неуверенность.

- Как ты? – голос Реджины сквозил тихим отчаянием.

- Устала, – призналась та, и Миллс тут же отругала себя за страшные мысли, лезущие в голову. Она слышала, что голос у девушки хриплый от недосыпа, но эгоистичная часть её натуры всё равно радовалась звонку. – Шшшш… ты… шшш… пацан?

- Эмма? – Реджина прищурилась, стараясь расслышать. – Тебя не слышно.

- Бля, – выругалась Эмма, пробиваясь сквозь белый шум. Треск стал тише. – Лучше?

- Да.

- Как вы с малышом?

- Заняты, – Реджина прислонилась к стене, теребя телефонный провод. – Генри растёт, как сорняк. Я купила ему костюм к Рождеству, и он вырос из него, даже не успев надеть.

- Точно, ведь Рождество скоро! – удивилась Эмма. – Мы тут почти об этом забыли. Но я получила твою посылку и письмо. Нил видел фотографию Генри в форме. Наверное, он теперь уверен, что Генри мой сын.

-Рекси-младший должен быть похожим на папочку, – Реджина тоненьким голоском передразнила Генри.

- Вот, значит, кому он подражал, да? – переспросила блондинка. Реджина засмеялась в ответ. – Я… шшш…

- Что?

- Я скучаю по твоему смеху, – повторила Эмма, когда звук стал чище.

- Только по смеху? – страстно прошептала брюнетка и довольно улыбнулась, услышав, как Эмма поперхнулась в ответ. Реджина прикусила губу, сама немного смутившись от своего тона, но, черт, ей было плевать! Она так долго не видела Эмму, не прикасалась к ней. К черту смущение!

Голос Эммы опустился до хриплого шепота:

- Хочешь, расскажу, что я собираюсь сделать, когда приеду?

Настала очередь Реджины поперхнуться воздухом. Память услужливо вытащила на свет, воспоминания о жарких поцелуях и ласках на веранде особняка, а воображение мгновенно нарисовало картинки возможного продолжения. Кровь горячей волной прилила к щекам, а внизу живота ощутимо заныло.

- Не нужно давать обещаний, которые не собираешься сдержать, солдат.

- О, поверь, я очень даже собираюсь сдержать это обещание, – искренне ответила девушка.

Миллс широко улыбнулась и, попытавшись скрыть смущение за кашлем, спросила:

- У Нила всё хорошо, полагаю?

- Ох, – голос Свон разом стал серьезным, и улыбка слетела с лица Реджины. – Он в лазарете. У него обожжены шея и почти вся левая рука.

- Боже, что произошло?

- Ничего, – быстро ответила блондинка.

- Людей не отправляют в лазарет просто так.

- Да, - горько согласилась Эмма, – да, верно.

- Эмма? – взволновано спросила Реджина.

-Он… подошел к огню слишком близко.

- Я знаю, от чего бывают ожоги! – Миллс с трудом сдерживала рвущееся наружу раздражение. – Что вы делали?

- Мы выполняли приказ. Конфискация и задержание. Он будет в порядке.

Реджина молча кивнула:

- Что случилось с тобой?

- Шшшш… – молчание Эммы заглушил белый шум, наконец, сквозь помехи, Реджина услышала. – У… шшшш… сотрясение.

- Сотрясение?! – испугано воскликнула женщина. – Ты показывалась врачу?

- Конечно, показывалась. Ну, подумаешь, пошатывало с недельку, я всё равно не могла ходить.

- Что значит, не могла ходить? – испугано уточнила Реджина.

- Ну, я поцарапала ногу, и она малость распухла, – пренебрежительно сообщила блондинка. – Слушай, честно, уже все в порядке, я последний человек, о котором тебе стоит беспокоится.

- Почему ты мне раньше не позвонила? – требовательная мадам мэр вмешалась в разговор.

- Шшшш… - помехи были такими сильными, что полностью заглушили ответ.

- Что?

- Тут связь просто отстой, – раздраженно пробурчала Эмма.

- Ради всего святого, что ты делала, что оказалась в лазарете? – Реджина даже не заметила, как повысила голос.

- Свою работу, - в голосе девушки прорезалась сталь.

- Задержания и конфискации не ведут к ожогам, сотрясениям мозга и заражениям!

- Здесь ведут.

- Значит, какая-то операция просто пошла наперекосяк? – холодно уточнила брюнетка. – Я же сказала тебе беречь себя и не делать глупостей.

- Шшшш… глупости! – огрызнулась Эмма.

- Что? – Реджина старалась перекричать помехи.

- Это не глупости! – с досадой и так же громко ответила Эмма.

- Но ты же ранена!

- Шшш… ранена!

Из груди Реджины вырвался раздраженный рык.

- Я жива-здорова. Никто не умер, – напомнила Свон.

- Пока что! – рявкнула Реджина. К глазам подступили слёзы ярости, и она едва не плакала. В горле резко пересохло и глоталось с трудом. Испуганная, злая и расстроенная, она прикрыла глаза ладонью. - Мне с этим не справиться.

Единственным ответом для неё стали помехи и короткие гудки.

Глава 13

  Единственным ответом для неё стали помехи и короткие гудки.

Дыхание застряло в горле, гул в трубке звучал зловеще. Реджина сглотнула, но ком никуда не делся, и воздуха не хватало. Бесконечные гудки резко били по нервам, и сознание реальности навалилось на неё.

Нет. Не может быть. Она не то хотела сказать!

Она сбросила звонок, судорожно прижимая трубку к уху. Короткие гудки сменились длинными. Радость, которую Реджина почувствовала, услышав голос Эммы, сменилась холодным ужасом и ощущением, что она летит в пропасть, как парашютист, у которого не раскрылся купол. Маленькая ошибка с непоправимыми последствиями? Она по опыту знала, как это бывает.

Еще дважды Миллс зло обрывала гудки, теряя голову все больше и больше.

О, Господи Боже! Она ужасный, ужасный человек! Так думала Реджина, нервно меряя кухню шагами. Она, что, только что накричала на Эмму, на солдата, каждый день рискующего жизнью, за то, что ту ранило?! Брюнетка покачала головой, поражаясь собственной глупости, мысленно на чем свет стоит ругая себя за резкость. О чем, дьявол её побери, она думала?! Конечно, она не думала, это же очевидно! Она волновалась, она расстроилась, она испугалась, но всё это не оправдание, потому что всё это не имеет значения. Единственное, что важно – Эмма жива! И значит, всё хорошо. Так вот это и нужно было сказать, а не вести себя, как полная идиотка! Реджина сердито хлопнула себя по лбу. Вообще-то, Миллс называла себя идиоткой только в исключительных случаях, но Эмма была самым исключительным случаем в её жизни.

Она должна извиниться. Здесь и сейчас. Зарычав, Реджина в отчаянии стукнула кулаком по столу. Она не может извиниться прямо здесь и сейчас, расстояние убивает её. Эмма сейчас в другой части света, там, где стреляют и раздаются взрывы. Женщина часто дышала. Вдохи стали короче, и внезапно она почувствовала себя так, будто ей снова восемнадцать, и она сидит одна в приемном покое больницы Сторибрука. Ей только сообщили, что сердце её матери не выдержало. И она, не видя ничего вокруг, бежит на могилу отца, и… Усилием воли Реджина вырвалась из воспоминаний и начала медленно глубоко дышать, чтоб открыть дыхательные пути и успокоится. С каждым вдохом паника медленно отступала.

Она немного успокоилась, но чувство вины неотступно грызло брюнетку. Она не может позвонить Эмме, и Сидни тут бесполезен. Смирившись с этим, отчаявшаяся Реджина почти выбежала из кухни. По пути она заглянула в игровую комнату и, убедившись, что Генри спокойно играет, влетела в кабинет, резко рванув дверь. В два шага преодолев расстояние до стола, она открыла ящик, дернув его так, что ролики чуть не слетели с направляющих. Миллс нетерпеливо вытащила первый попавшийся на глаза чистый лист.

Обычно, Реджина писала Эмме письма, тщательно подбирая слова. Каждое письмо переписывалось аккуратным почерком по нескольку раз, потому что женщина всегда старалась сообщить в коротком письме как можно больше об их с сыном жизни, сказать самое важное или то, что может успокоить блондинку, поддержать её. Но сейчас Реджина схватила первый же карандаш, до которого смогла дотянуться, и, склонившись над столом, позабыв и про дату, и про приветствие, дрожащей от волнения рукой быстро нацарапала первое, что пришло в голову:

Прости меня… Я вышла из себя… Нет, не оправдание. Дело не в тебе… Банальность.

Прости меня – написала Реджина еще раз. Ты не проблема, с которой нужно справляться. Ты смелая и добрая. И ты так много значишь для меня и для Генри, что я боюсь даже подумать, что с тобой может случиться что-то плохое. Я так благодарна, что ты жива. Пожалуйста, прости, что сорвалась на тебя.

Сложив лист треугольником, Реджина запечатала конверт и побежала ко входной двери. Только опустив письмо в почтовый ящик, она успокоилась.

Она ждала.

* * *

Мне с этим не справиться.

Эмма задохнулась, глядя на телефон. С трудом сглотнув, она прижала трубку к уху и зарычала, услышав треск помех. Ни в чем не повинная трубка спутникового телефона полетела на стол, едва не разбившись. Хорошо еще, что её сослуживцы тактично вышли из палатки, заменявшей им комнату отдыха, и теперь никто не видел, как Свон рвёт и мечет. Резко поднявшись, она со злостью пнула застеленный старым потертым пледом диванчик, стоявший перед маленьким телевизором, и ураганом вылетела из палатки. Двое солдат, ждавших снаружи, быстро расступились, как Красное море перед Моисеем, увидев упрямо сжатые кулаки и напряженные плечи блондинки. Только после того, как девушка скрылась из виду, они рискнули войти в палатку.

Эмма была в бешенстве и злилась на себя за это, и… Блядь, вот же черт! Она пнула попавшийся под ноги камень, взметнув облако пыли. Какое, черт возьми, Реджина имеет право срываться на неё? И за что?! Она никого не убила кроме террориста, который этого заслуживал!

Эмма вспомнила застывшие безжизненные взгляды той женщины и её сына, которых она так отчаянно хотела спасти, и желчь поднялась к горлу. Она увидела их, когда товарищи вытащили её из-под кучи щебня на следующее утро.

Она жива, чёрт подери! Она правильно поступила. Она поступила правильно.

- Свон! – Кеннеди нагнал её, бесцеремонно обнимая рукой за шею. – Выглядишь лучше, милая.

Зарычав, Эмма оттолкнула его, вырываясь из захвата, и в следующую секунду парень полетел на землю.

- Отвали!

Не будь Свон так зла, она непременно рассмеялась бы, увидев его офигевшее лицо, но ей было не до смеха, и она просто перешагнула через Кеннеди, направившись в свою палатку.

- Что за херня, Свон?! – он поднялся и пошел следом. – Вот значит, как ты благодаришь человека, спасшего твою задницу?

Эмма резко развернулась, живо вспомнив, как мушка собственной винтовки смотрела ей прямо в лоб, а потом оружие просто упало наземь, когда пуля, пущенная кем-то из её отряда, нашла свою цель.

- Ага, – самодовольно хмыкнул Кеннеди, подходя чуть ближе. – Толкнешь меня ещё раз, и может, в следующий раз я забуду о благородстве, – помрачнев добавил он.

Он зашагал прочь, оставляя растерянную и взбешенную Эмму позади. Она прикусила язык, пытаясь заставить себя не кинуться за ним, чтоб выместить клокотавшие в ней гнев и досаду на его бесполезной физиономии. Получение взыскания не входит в её планы. Усилием воли девушка заставила себя развернуться и пойти в свою палатку. Войдя туда, она увидела, что внутри никого нет, кроме Нила, сидевшего на своей койке, над которой помимо фотографий и сонограммы теперь гордо висел еще и американский флаг. Нил был по пояс голый и осторожно касался бинтов, закрывавших шею.

Эмма застыла у входа, удивленная, что друг вернулся из лазарета. Честно говоря, они все были уверены, что Кэссиди отправят лечиться в Германию, слишком уж сильными были ожоги. Но, опять же, среди них есть люди, потерявшие в боях глаз, люди, лица которых покрыты шрамами, как страшными ритуальными масками, и они продолжают служить. У Нила рука больше не кровоточила и не гноилась, и была от плеча до тыльной стороны ладони покрыта свежими красными рубцами. Это выглядело так, будто кожа на руке стала велика костям и теперь свисает складками. Их награждали медалями за отвагу, и это было почетно, но эти шрамы, полученные в боях, явные отметины на теле, и те, что не видны глазу, они носят их, как награды. И они много ценнее тех, что вручаются под звуки торжественных речей. И точно много тяжелее.

- Мама не говорила тебе, что так глазеть не прилично? – пошутил Нил, пряча усмешку в отросшей бородке.

Улёгшийся было гнев поднялся в душе снова, когда она услышала замечание Нила.

- Моя мать бросила меня на обочине шоссе, когда я родилась.

Улыбка сползла с его лица и Нил смущенно отвел глаза.

- Прости, – пробормотал он и, откашлявшись, решил попытаться еще раз. – В чем дело, подружка? Проблемы? – парень ребячливо улыбнулся.

Эмма села на койку напротив него. Закрыв глаза, девушка неопределенно махнула рукой, пытаясь сформулировать свою мысль:

- Можешь просто заткнуться?

Брови Кэссиди удивлённо взметнулись:

- Ты чего?

- Это не твое дело, ладно? – огрызнулась она и, улёгшись на койку, накрыла голову подушкой. – Я сплю. Не буди меня.

Свон закрыла глаза, пытаясь отрешиться от мира, но слова Реджины всё ещё раздавались в её ушах.

Мне с этим не справиться.

Сколько раз Эмма слышала это? Не справиться с заботой о трёхлетней девочке, потому что в семье скоро появится родной ребенок. Не поверить ребёнку, что ваш муж чертов извращенец, потому что это слишком пугает. Быть не способным принять то, что Эмме нравятся девушки.

Она всегда была трудным ребёнком. И все проблемы имели только одно решение. Отдать её в другую семью, посадить в тюрьму, отослать её в ебаный Ирак.

Подступившие слёзы жгли глаза, а подавленные эмоции кипели, буквально разрывая грудь на части. Нужно успокоиться. Она должна была уже привыкнуть к этому. Но сердце болело сильнее, чем когда-либо в её жизни. И хоть Эмма не хотела этого признавать, единственной причиной этой адской боли было то, что именно Реджина оттолкнула её.

Уткнувшись лицом в жесткую ткань наволочки, девушка выровняла дыхание. К гневу примешивалась раздражение и досада на Нила, который молчал и не сводил с неё глаз. Он ждал, а Эмма, чувствуя его испытывающий взгляд, бесилась всё больше и больше, злясь на этого придурка с идеальной жизнью за то, что он не понимает намёков.

Наконец, девушка не смогла дальше игнорировать присутствие Кэссиди.

- Что?! – сердито воззрилась на товарища Свон.

- Ну, кажется, ты хочешь поговорить, – он слегка развёл руками.

- Кажется, ты хреново разбираешься в языке жестов.

- Эмс… – умоляюще протянул Нил.

- Меня зовут не «Эмс»! – огрызнулась Свон, запустив в него подушкой. – Я не «мужик», не «бро», не «девочка». Если Августа больше здесь нет, это не значит, что ты должен взять меня под крылышко, как какую-нибудь младшую сестрёнку, которой у тебя никогда не было. Я всю жизнь одна, и я могу сама о себе позаботиться.

Нил отложил подушку и вопросительно вздёрнул бровь:

- Серьёзно, что случилось?

- Ничего не случилось! – рявкнула Эмма, размахивая руками. – Все просто отлично, бля!

- Эй, кажется, тебя накрыла «лихорадка отшельника».

- Прекрати делать вид, что знаешь, что для меня лучше, Нил! Ты сам даже не можешь сказать жене, что тебя ранило.

Глаза Нила потемнели, и он покачал головой, предупреждающе глядя на Эмму. В другой раз она обязательно замолчала бы под этим взглядом, но сейчас ей нужно было сорвать злость, и блондинке было всё равно, с кем ругаться.

- Я решаю проблемы постепенно.

- Ты боишься, – заявила Эмма, упрямо вздёрнув подбородок, – боишься, что она поймёт то же, что понял ты, что твоя жизнь здесь гроша ломаного не стоит, и что ты здесь убивал и мог быть убитым. Боишься, что все твои боевые ранения испугают и оттолкнут её.

Нил сердито фыркнул и встал, бросив подушку ей на живот.

- Я знаю, чего я боюсь, а чего нет, Свон. Не пытайся приписывать мне собственные страхи.

Он стоял в проходе между койками, повернувшись к ней спиной. Эмма встала.

- Мои страхи? – переспросила она, сухо усмехаясь.

Нил резко повернулся, ткнув пальцем ей в грудь:

- Да, твои страхи! Ты так боишься, что тебя опять оттолкнут, что никого к себе не подпускаешь! Да ты даже соображать нормально не можешь из-за этого.

- Тебя когда-нибудь трахали, Нил?

Парень резко замолчал, пораженно уставившись на неё. Эмме стало его почти жаль, и она горько рассмеялась:

- Так я и думала. А для меня это суровая реальность, и даже тут от неё никуда не деться. И что у меня останется, когда я вернусь домой? Блядь, да у меня даже дома нет! Я ничтожество там, и я ничтожество с пушкой здесь.

Нил прищурился, глядя на неё. Девушка протолкнулась мимо него, неосторожно задев левое плечо, и Кэссиди скривился от боли. Распустив волосы и вцепившись в локоны пальцами, Эмма металась по проходу, и эмоции, которые она держала в себе последний час, даже последние несколько месяцев, черт, да, наверное, всю жизнь, теперь выплёскивались нескончаемым потоком, как вода, прорвавшая плотину.

- Если ты девочка, попавшая в «мужской клуб», все будут смотреть на тебя свысока, а если, ты не дай Бог, ещё и лесбиянка, то всё, считай, что у тебя на спине здоровенная мишень! И я, блин, не могу просто повесить фотографию Реджины над своей кроватью и сказать всем, что эта женщина выбрала меня, а не кого-то из тех жеребцов, которые вечно выясняют, у кого член длиннее! Нет, что вы! Я же всего лишь долбаный морпех, я умею только воевать, поэтому я разозлила и напугала её! И я, блядь никогда не выигрываю! – она остановилась, глядя на Нила со смесью обиды и смятенья. – Но ты, у тебя есть жена и ребенок, и когда ты вернёшься домой, Тамара будет целовать твои ожоги, и вы будете счастливой семьёй! И все начальники души в тебе не чают, потому что ты остался здесь, хотя мог поехать домой!

- Эм… – Нил попытался взять её за руку, но Свон отпрыгнула, как ошпаренная.

- Нет, серьезно, как? Как, черт подери, тебе это удается? У нас у обоих родители были мудаки! Так какого чёрта я всегда вытаскиваю короткую соломину? Потому что я девушка?

- Эмс…

- Я сказала, не называй меня так! – рявкнула она, топнув ногой.

Нил молча подался вперед и схватил её за плечи, прижав руки к туловищу и силком усаживая обратно на кровать.

Девушка упрямо дернулась, пытаясь вырваться из рук Нила, но он был сильнее и не отпускал. Через пару минут блондинка расслабилась и уткнулась в грудь бережно обнимавшего её друга, тихо всхлипывая.

Нил дождался пока она немного успокоится и выровняет дыхание.

- Эмма, – тихо позвал он.

- Я устала, – хрипло пробормотала она, отодвигаясь от него и пряча глаза. Блондинка уже начала стыдиться своей слабости, но Нил продолжал приобнимать её за плечи, и Эмма всё-таки повернулась к нему. Нил смотрел ласково, как любящий щенок. – Я так устала, – с отчаяньем повторила она, шмыгнув носом.

- Мы скоро будем дома, – успокаивающе заверил парень, мягко притягивая голову Эммы к своему здоровому плечу.

- Я не знаю, где мой дом.

- В Мэне, конечно, – откликнулся Нил, но Эмма всхлипнув покачала головой.

- Думаю, она больше не хочет меня видеть, – тихо призналась она.

- Я примерно так и понял. И всё-таки что она тебе сказала?

- Она разозлилась, что меня ранило.

Услышав это Нил тихо хохотнул:

- Ну, да, те, кто нас любит, именно так себя и ведут. И она будет злиться, если тебя ранит еще раз.

- Она меня не…

- Она любит, – заверил мужчина, не дав Свон договорить. – Наши близкие злятся в таких случаях просто потому, что беспокоятся о нас. Они почти потеряли тебя, конечно, они злятся.

Прикусив губу, Эмма отрицательно покачала головой:

- Она не это имела в виду.

- А что она имела в виду?

- Она сказала, что не может со мной справиться. Она устала беспокоиться обо мне. От неё ведь требовалось только писать письма. И она ничем мне не обязана.

Нил покачал головой и поддел Эмму плечом, вынуждая посмотреть на него:

- Эй, не мне, конечно, говорить и обещать тебе что-то, но если мы говорим о той самой леди, о встрече с которой ты мечтала три года, той, которая снится тебе ночами, и той, у которой маленький сын, которого ты обожаешь, то тогда, я думаю, она просто напугана не меньше твоего. Может, она и устала беспокоиться о тебе, но поверь, она предпочтёт беспокоиться, а не оплакивать тебя.

Эмма начала отрицательно качать головой, но тут Нил чувствительно боднул её головой.

- Ау! – она потерла ушибленную макушку и сердито посмотрела на Кэссиди.

- Ты уверенно управляешься с оружием, но тебя нужно чуть больше уверенности здесь, – он слегка коснулся ладонью её грудной клетки и кивнул, вставая. Взъерошив и без того встрёпанные волосы Эммы, он направился к выходу. – И не забывай про главное.

- Про что? – Свон повернулась, провожая его взглядом.

- Вернись домой живой.

* * *

Декабрь 14, 2004. Сторибрук, Мэн

- Мамочка, мне жмёт, – сморщился Генри, сидевший на скамейке в раздевалке.

Опустившись на корточки, Реджина надевала ему на ноги коньки. Сегодня Тина отвела детей на каток в Сторибрукский развлекательный центр. Убедившись, что лезвия закреплены надежно, Миллс похлопала сына по колену:

- Так лучше?

Мальчик кивнул и потянул воротник зимней куртки:

- Жарко.

- Ты ведь скоро выйдешь на каток.

- Но остальные все без курток, – обиженно надулся Генри.

Естественно, он был единственным ребенком, всё еще одетым в куртку. Все остальные дети вышли на крытый каток, одетые в тёплые штаны и свитера, и их курточки, розовые у девочек и черно-красные, с изображениями Могучих Рейнджеров, у мальчиков, висели на вешалке в раздевалке.

Реджина нахмурилась:

- Я не хочу, чтоб ты заболел, дорогой.

- Я не заболею, – серьёзно пообещал малыш.

Вздохнув, женщина расстегнула молнию на его куртке, помогая Генри снять её. Оставшийся в вязаном свитере и теплых, держащихся на подтяжках, штанах, мальчишка радостно улыбнулся и, вскочив на ноги, потянул маму за руку, пытаясь усадить её на скамейку:

- Твоя очередь.

Нежно глянув на сына, Реджина покачала головой и села, чтоб надеть свои старые коньки.

- Мы опаздываем, мамочка, – Генри нетерпеливо потянул её к выходу. Реджина строго глянула на него, но отругать взволнованного сына не смогла, хотя они и выходили из раздевалки одними из первых.

Скоро Генри обнаружил, что идти, когда ноги обуты в коньки, не так-то просто. Посмотрев на его мучения, Реджина взяла его на руки и вышла на маленький каток, заказанный для группы. Тина уже летела по льду спиной вперед. Увидев, что некоторые дети уже вышли из раздевалки, она приветливо помахала им, заманивая на каток. Повернувшись, девушка изящно притормозила и грациозно спрыгнула за бортик, подходя к Реджине.

- Вау! – Генри восхищенно посмотрел на воспитательницу, а потом повернулся к матери. – А ты так можешь?

- Нет, если только не захочу сломать ногу, – брюнетка опустила сына на лежащий у входа резиновый коврик, придерживая его за руку, и кивнула, повернувшись к Тине. - Почему у меня такое чувство, что вы нарочно вытащили родителей на каток, чтоб самой не присматривать за детьми и спокойно покататься со скидкой?

- Да будет вам известно, связь с родителями является одним из ключевых моментов в развитии ребенка, – многозначительно ответила Тина и, пропустив подошедших с родителями детей на каток, пошла следом за ними, чтоб проверить, как справляются с коньками другие ребята.

Реджина ступила на только что отполированный лёд и протянула Генри руку:

- Хочешь, возьмём пилон, дорогой?

Прикусив кончик языка, мальчик осторожно сделал маленький шажок, став на лёд одной ногой, но этого оказалось достаточно, чтоб тут же потерять равновесие и поскользнуться.

- Ой-ой-ёй! – пытаясь не упасть, Генри отчаянно вцепился в ногу Реджины, которая тут же наклонилась, чтоб подхватить его под руки.

- Думаю, нам всё-таки нужен пилон, – она кивнула на остальных детей, которые неуклюже скользили по льду, держась за пилоны с себя ростом.

- Нет, – упрямо возразил Генри, – я сам могу.

Реджина нежно улыбнулась и, взяв его за кончики пальцев и наклонившись, поехала чуть впереди. Генри ехал за ней, делая крохотные шажки.

- Молодец, Генри! – крикнула, проезжая мимо, присматривающая за своими воспитанниками Тина.

Обрадовавшись похвале, Генри радостно улыбнулся и повернулся, чтоб помахать в ответ. От резкого движения рукой его туловище снова потеряло равновесие, и, покачнувшись, он громко шлёпнулся на лёд. Нижняя губа мальчика моментально начала дрожать, а к глазам подступили слёзы, хотя заплакать он был готов, скорее, испугавшись неожиданного падения, чем от боли.

- Генри! – испугано ахнула Реджина и присела, пытаясь поднять его и одновременно сохранить равновесие.

Малыш скривился, заливаясь краской, и Реджина знала, что за этим последует. В следующую секунду его рот широко раскрылся, и каток огласился громким воплем. Заливаясь слезами, он забрался к маме на руки. Реджина легко притянула его к себе и встала, но ехать по катку с плачущим ребёнком на руках было сложнее, чем бежать марафон на шпильках. Она была единственной, кто шел к выходу, остальные десятеро детей и их родители неуклюже катались. Едва успевая извиниться, Миллс объезжала их, держась ближе к бортику. Наконец, они с Генри подошли к трибунам.

Мальчик всё еще плакал, держась за запястье. Усадив его на скамью, Реджина взяла его за руки, испуганно осматривая:

- Где болит, дорогой?

Он протянул руку, показывая покрасневшую ладошку, и брюнетка мысленно отругала себя за то, что не заставила сына надеть перчатки.

- Хочешь, пойдём домой?

Генри покачал головой, постепенно успокаиваясь; шумно вздохнув, он утёр нос тыльной стороной ладони.

- Уверен? Тогда, может, чуть-чуть посидим?

Он снова покачал головой, уже более уверенно и, насупившись, быстро вытер слёзы, стараясь показать, что он в порядке и может вернуться на лёд.

- Генри, я знаю, что ты уже большой мальчик…

- Я смогу, – решительно перебил её Генри. Он произнёс это таким не допускающим возражения тоном, что ни у кого в этот момент не возникло бы сомнений в том, чей Генри сын. Реджина не смогла сдержать лёгкой, полной материнской гордости улыбки.

Кивнув, она помогла ему встать. Крепко взявшись за мамину руку, Генри аккуратно ступил на лёд и ухватился за бортик. Большинство детей катались, держась за пилоны, а те, кто стоял на коньках не впервые, катались по кругу, держа родителей за руки. Пара человек в центре катка скользила по льду, опустившись на колени.

- Вот так, – подбодрила Реджина сына, преодолевающего миллиметр за миллиметром.

Он поскользнулся и упал на колено, но не разрешил ей поднять его, вместо этого Генри схватился за бортик и, покачнувшись, поднялся сам, гордо улыбнувшись. Реджина ехала впереди, повернувшись к Генри лицом и протянув ему руки, маня за собой. Внезапно она вспомнила, как когда-то вот так же учила своего девятимесячного сына ходить. Брюнетка улыбнулась этим мыслям. Удивительно, как, казалось бы, самые незаметные моменты превратились в самые дорогие воспоминания.

- Помедленнее, Генри. Не спеши.

 Увидев, как Генри отпустил бортик, Реджина едва не закричала, но сдержалась, когда малыш, выставив вперед одну ногу, сосредоточено сморщив нос, медленно поехал к ней. На секунду он потерял равновесие и покачнулся, но ему удалось устоять на ногах. Однако внезапное движение придало его туловищу импульс и остаток пути в объятия мамы он пробежал бегом.

- Я сделал это! – радостно воскликнул он, обнимая её за шею.

- Да, ты сделал это, – просияла Реджина, звонко чмокнула Генри в щеку. – Ещё разок?

К концу часа Генри самостоятельно объехал каток, упав всего пару десятков раз. Он очень гордился собой, а Реджина радовалась не только его успехам, но и тому, что всё обошлось без отрезанных пальцев и рук, учитывая, насколько у коньков острые лезвия. Она только немного помогла ему спуститься с катка. Когда они вместе с остальными шли в раздевалку, после которой должны были отправится в кафетерий, который Тина заказала для них на время ланча, Генри вдруг спросил:

- Мы расскажем Эмме, что я научился кататься на коньках?

Реджина на секунду замерла, стараясь не показать эмоций, моментально накрывших её при звуке имени солдата. Она не должна показывать сыну ничего кроме радости. Миллс так переживала из-за их с Эммой стычки, что даже не подумала, как может отразиться на Генри возможное исчезновение девушки из их жизни. Это нервировало её, пугало и волновало одновременно.

- Конечно, расскажем, дорогой, – наконец ответила она.

- Мы можем вместе покататься, когда пойдет снег, а потом можем слепить снеговика, и сделать снежных ангелов, и выпить горячего шоколада, и поесть снега, – оживлённо тараторил малыш, пока мама, усадив его на скамью, снимала с него коньки. Услышав последнюю фразу, Реджина вопросительно посмотрела на сына, но Генри был слишком взволнован и не заметил этого. – Я куплю ей коньки на Рождество, и мы пойдём кататься!

- Да? – весело переспросила Реджина.

- Ага, – упрямо кивнул головой Генри.

Раздался хлопок, а потом еще три подряд, это Тина привлекла внимание детей. Все они разом оставили свои занятия и как по команде повернулись к ней.

- Так, детишки, кто хочет горячего шоколада?

Оказалось, горячего шоколада хотели все, и малыши радостно потянулись за Тиной, ведя следом родителей. В кафетерии они сидели за столиком, и пока Генри потягивал из пластикового стаканчика горячий шоколад с зефирками, Реджина была предоставлена собственным мыслям, а значит, как обычно в последнее время, волновалась за Эмму и ругала себя. Особенно зло Миллс напустилась на себя сейчас, осознав, что в случае разрыва со Свон разбито будет не только её сердце. Эти мысли скручивали её внутренности страхом.

Реджина всегда стремилась быть лучшей во всем и гордилась этим. Мать прививала ей это стремление с самого детства, и с возрастом Реджина Миллс превратилась в законченную перфекционистку. Находчивая, хитрая, страстная – список качеств, которыми она обладала, был велик.

Но теперь, сидя в комнате, полной гиперактивных детей и оживлённо общающихся между собой дружелюбных родителей, она чувствовала себя отвратительно.

На следующий день после ссоры она получила от Эммы письмо, написанное около месяца назад. Эмма писала, что она в порядке. Реджина перечитывала его снова и снова, как будто письмо могло сказать, что девушка простила её. Это было глупо, но брюнетка была в отчаянии.

Эмма говорила в своем послании:

Хэй.

Я знаю, что давно не писала, но я всё ещё здесь. Мы провели операцию, ну, знаешь, из тех, которые показывают в боевиках. Только как бы в 3D формате, с трясущимися креслами и всё такое. И страшнее, чем в кино. Но я в порядке. Получила пару порезов и царапин, но ничего серьёзного. Просто хотела рассказать вам с малышом. Больше тебе, конечно. Не рассказывай Генри.

Я так скучаю по тебе.

Твоя Эмма.

Её солдат никогда не могла похвастать аккуратным почерком, а теперь, увидев, как прыгают и наезжают одна на другую строчки, Миллс поняла, что Эмма была нездорова, когда писала ей. Девушка забыла о собственной слабости и боли, чтобы только рассказать Реджине, что с ней всё хорошо, успокоить её. От этой мысли чувство вины, не дававшее мэру уснуть, увеличилось раз в десять.

Ситуация осложнялась и тем, что у Реджины не было никакой другой возможности связаться с Эммой. И пока блондинка не решит еще раз попробовать перекричать помехи в телефонной трубке ради звонка в Сторибрук, Реджина будет пребывать в неведении.

Это сводило Реджину с ума, и это полностью её вина.

Большую часть времени Реджина пыталась успокоиться. Это не разрыв. И наверняка это не последний их разговор. Эта расстроенная, брошенная сгоряча фраза вовсе необязательно приведет их к разрыву. Конечно, учитывая, как Реджине «везёт» по жизни, этот их с Эммой разговор вполне мог быть последним. Но жизнь ведь не может быть так жестока, правда? Женщина с трудом глотнула, пытаясь заглушить пессимистичный голосок, напоминающий, что жизнь обычно жестока к ней, а мир иногда просто ужасен.

Она даже не знает, кто они друг другу. Что, если белокурый солдат просто выбросит её письмо, не читая? Подумав об этом, Реджина начала волноваться вдвое больше. Нет, твердо сказала она самой себе. Нет, у них всё будет хорошо. Это просто маленькая стычка. Ничего такого, с чем бы они не могли справиться.

Но что, если её снова ранит? На этот раз тяжело? Что, если…

- Ты не взяла свой какао, – к их столику подошла Тина, протянув задумчивой брюнетке большую дымящуюся кружку.

Реджина моргнула, замечая присутствие Тины, и вежливо покачала головой:

- Нет, спасибо, я не большая поклонница горячего шоколада.

- К сожалению, сидр только что закончился.

- Даже если бы был, я сомневаюсь, что он сравнится с моим.

Воспитательница улыбнулась и, отпив из своей кружки, кивнула на Генри, сидевшего за столиком в окружении двух девочек:

- Кажется, из него растёт тот ещё дамский угодник.

Реджина нахмурившись, закатила глаза, но чуть поднявшиеся уголки губ говорили, что комментарий Тины брюнетке не так уж неприятен.

- Решила поиграть в фею-крёстную?

- Я просто констатирую факт, – легко откликнулась мисс Белл, и Реджина засмеялась, понимая, что это правда. – Держу пари, он из вас с Эммой верёвки вьёт.

Услышав имя солдата, брюнетка резко замолчала.

- Эй, что случилось? – Тина подвинулась ближе и понизила голос, оберегая их разговор от лишних ушей.

На лице Реджины моментально появилась привычная маска, и мадам мэр упрямо покачала головой:

- Не понимаю, о чем ты, дорогая.

Тина задумчиво поглядела на неё и нахмурилась, улыбнувшись почти озадачено:

- Я думала, мы, вроде бы, подружились.

- Вы учитель Генри.

Тина закатила глаза и встала:

- Ладно, мисс Миллс.

Реджина нахмурилась, глядя, как Тина подошла к столику, за которым сидел Генри, чтоб спросить детей, понравилось ли им кататься. Её всегда удивляло, как эта миниатюрная женщина может тратить столько энергии, занимаясь с малышами, а вечерами заботиться о мальчишках Пэн практически вместо их опекуна. Тина делает так много, а Реджина едва говорит с ней. Она не станет винить воспитательницу, если та оставит свои попытки завязать разговор. И Тина была права, за последний месяц они стали если не подругами, то почти приятельницами. Реджина не знала, почему настойчиво отталкивает от себя всех. Была ли это склонность к умалению собственного достоинства или нечто врожденное? Единственное, что было для Миллс очевидным, это то, что на этот раз ей не плевать на последствия.

Женщина глубоко вздохнула, добавив Тину Белл к списку людей, которых она обидела зря, и отпила горячего какао.

* * *

Генри не терпелось похвастаться Августу своими успехами, и вечером Реджина позвонила сержанту.

- Я научу тебя кататься на коньках, дядя Август, – решительно объявил Генри.

Мужчина усмехнулся:

- Не знаю, малый, а если я не смогу за тобой угнаться?

- Ничего, – успокоил мальчик, – я тоже сначала медленно катался, но теперь я катаюсь очень-очень-преочень быстро.

- Очень-преочень быстро? – переспросил Август.

- Угу, я сам объехал весь каток!

- Ни фига себе! Смотри, пацан, другие дети начнут тебе завидовать.

Генри довольно хихикнул:

- Я в школе сделал подарки для мамы с Эммой.

Реджина навострила уши. Ей Генри об этом ничего не говорил, хотя обычно рассказывал о том, что делает в садике, в мельчайших подробностях. Вот и сейчас она сидела рядом с ним, слушая, как Генри взахлёб рассказывает Августу про поход на каток. Конечно, они были там вместе, но Реджина просто любила слушать рассказы Генри.

- Только тс-с-с, – мальчик приложил палец к губам, будто Август мог его видеть, – это секрет.

- Я никому не скажу, – серьёзно пообещал Август.

Реджина положила ладонь на спину сына:

- Попрощайся с дядей Августом, дорогой, тебе почти пора идти в ванную.

Генри недовольно выпятил нижнюю губу, но спорить не стал и, попрощавшись с Августом, передал трубку Реджине. Держа телефон в одной руке, она сняла Генри с высокого барного стула, спуская его на пол. Тут же позабывший своё недовольство мальчик сразу убежал, чтобы успеть еще немного поиграть.

- Здравствуй. – тихо поздоровалась Реджина, одновременно прислушиваясь к возне Генри в игровой комнате.

- Ты в порядке? – не стал ходить кругами Август. – Вы, ребята, обычно звоните по воскресениям.

- Извини, – торопливо ответила женщина, – я не хотела нарушать твои планы.

- Нет, всё хорошо, – тут же заверил Бут.

- Я понимаю, что уже, наверное, поздно, и у тебя могут быть другие планы, но мы будем очень рады, если ты приедешь к нам на праздники. Думаю, Мисс Лукас тоже будет в городе, – последняя фраза вполне могла бы прозвучать, как дружеское подшучивание, если бы не серьёзный тон Реджины. Из-за него её предложение больше походило на официальное приглашение. Впрочем, если Август и заметил некоторую натянутость, то промолчал, всё равно тронутый её щедростью.

- Спасибо, – искренне поблагодарил он и хохотнул, скрывая эмоции. – Жаль, Эмма не может приехать, а то вся семья была бы в сборе.

- Мы поссорились, – Реджина даже не дала Августу договорить, долгие недели молчания убивали её, а мэр не привыкла ждать. – Август, как я могу связаться с ней? У тебя ведь есть какие-то свои каналы? – добавила она в отчаянии.

Мужчина глубоко вздохнул:

- Есть, но не для тебя.

- Что ты хочешь этим сказать? – моментально ощетинилась брюнетка.

- Реджина, – Август говорил, медленно подбирая слова, – армейскому начальству известно, что у Эммы Свон нет семьи. Нет друзей. Она идеальный солдат, из тех, кто, надевая жетоны на шею, теряют имя, становясь на бумагах просто номером социальной страховки.

- А ты? Ты можешь её найти? – Миллс взъерошила волосы, приводя в беспорядок идеальную причёску. – Мне нужно… Она должна узнать, что я сожалею. Она, наверное, в ярости из-за того, что я ей сказала. И наверняка не хочет обо мне слышать…

- Реджина, – спокойно перебил Август, не давая женщине возможности накручивать себя дальше, – я посмотрю, что можно сделать.

- Что, если с ней что-то случится? – почти обреченно спросила Реджина.

- Не беспокойся об этом.

- Как я могу об этом не беспокоится?

- Слушай, ребята знают, что мы с Эммой вроде брата с сестрой. Если с ней что-то случится, меня тут же найдут и сообщат об этом. Армия всегда уведомляет родных о происшествии раньше, чем информация просочится в СМИ.

Проглотив ком в горле, Реджина кивнула и прислонилась к стене, пытаясь собраться с мыслями. Через несколько секунд она кивнула более уверенно:

- Ладно. Хорошо.

- Расслабься, – отозвался Август.

- Ты не спросишь, из-за чего мы поссорились?

- Нет.

- Почему?

- Потому, что это не важно, – услышав его ответ, женщина недоуменно прищурилась. – Что бы это ни было, у вас двоих всё будет в порядке.

- Откуда ты знаешь?

Август издал сухой смешок, Реджина не слышала раньше, чтоб он усмехался так. В этом смехе не было обычного, присущего Буту веселья или многозначительности. Он звучал почти горько.

- Я был там, помнишь? Не важно, как сильно ты злишься на тех, кого любишь, пока ты там, ты постоянно мечтаешь о том, чтоб вернуться домой.

* * *

Декабрь 16, 2004. Ирак, местоположение неизвестно

- Вы заметили, Спенсер появляется только тогда, когда что-то идет не так? – громко спросил Нил. Сморщив нос, парень осматривал ветхий, насквозь прошитый пулями автомобиль. Весь салон машины был заляпан кровью.

- Угу, а стоит нам отличиться, так он тут же оповещает всех, что мы под его началом, – откликнулся со своего места Фред.

Они находились в одной из заброшенных деревень. Они часто встречались здесь, эти поселения-призраки, оставленные жителями, испугавшимися войны, постоянных обстрелов и бомбежек. Единственным свидетельством того, что здесь когда-то жили люди, были пустующие каменные и глинобитные дома.

В группу входило пять человек, включая их нового сержанта, Денни Карберу. Подтянутый латинос отличался волевым подбородком и крепким желудком. Та их операция, по задержанию Аль-Джамиля, и без того тяжелая, теперь обросла слухами и превратилась для тех, кто там не был, в нечто вроде страшилки, которой пугают друг друга желторотики. Ещё бы, столько мирного населения погибло. Так вот, по слухам, Карбера, бывший среди тех, кому пришлось разбирать завалы и убирать искалеченные и изуродованные тела, единственный смог удержать свой завтрак в желудке. Он действительно тогда даже глазом не моргнул.

Эмма разгребала листы металла, бывшие когда-то крышами домов. Она чувствовала под пальцами пулевые отверстия, и они казались девушке огромными, как пропасть Большого Каньона. Свон было грустно, было жаль людей, живших здесь. Эти листы металла, защищавшие дома от дождя, от палящего солнца, от ночной сырости, они казались людям надежным укрытием. Владельцы домов верили, что под этими крышами они в безопасности. Так ребенок верит, что, если он спрячется под одеяло, Бугимэн не достанет его. А оказалось, что этот, такой надёжный с виду металл не может никого защитить, и Бугимэн оказался сильнее детской веры.

Под обломками лежала обгоревшая и порванная самодельная кукла. Она как будто тоже искала убежища от того хаоса и ужаса, с которыми столкнулся её маленький владелец. Чувствуя, как к горлу подступает желчь, блондинка подняла её. Голова игрушки запрокинулась, повиснув на двух нитках. Перед глазами Эммы тут же появился силуэт ребенка, неподвижно лежащего на щебне, такого же бездыханного, как соломенная игрушка, зажатая в её пальцах. Эмма крепко зажмурилась, пытаясь прогнать видение.

Господи Иисусе! Есть вещи, которые, к сожалению, невозможно забыть.

- Свон! – окликнул Карбера. Кукла упала, мягко стукнувшись о металл. – Разбуди Кеннеди и иди отдыхать.

- Есть, сэр! – кивнула девушка и, бросив последний взгляд на куклу, пошла к находившемуся через дорогу почти уцелевшему дому. Кеннеди лежал в тени навеса. Эмма потыкала его носком ботинка, чтоб разбудить.

Он дернулся, просыпаясь, и тут же зажмурился, ослеплённый бликами солнца на белом песке.

- Не похоже, что уже час прошел, – пробурчал парень, прикрывая глаза ладонью и подтягиваясь.

- Привыкай, – блондинка плюхнулась рядом с ним. – А ты что думал, что успеешь поесть индейки в этом году?

Кеннеди искоса глянул на неё. В глазах у него было больше разочарования, чем досады.

- Эх, мои родители такую бы вечеринку закатили, вернись я домой к Рождеству, – протянул он, затаскивая лежащую рядом винтовку к себе на колени.

- Охотно верю, – сухо отозвалась Эмма.

Кен помолчал с минуту и тоскливо добавил:

- Это место – настоящий ад.

- Ага, – согласилась Эмма, она сняла винтовку и положила её рядом, и теперь пыталась устроиться поудобнее, – но для многих людей это дом.

- Они просто двинутые.

- Ты пошел в армию, – отозвалась она. – И кто здесь двинутый?

Кеннеди усмехнулся и, поднявшись на ноги, пошел к остальным. После обнаружения деревни, Карбера по рации доложил об этом, и Спенсер приказал им оставаться на месте. Ни больше, ни меньше. Видимо, Спенсер не доверял их сержанту. Так что они разбирали завалы и наблюдали, ожидая прибытия начальства.

Хотя раньше Эмма могла спать где угодно, на диване, на заднем сидении жука, просто на земле, последнее время ей никак не удавалось как следует отдохнуть, и не важно, сколько раз ей приказывали. Вот и сейчас, сделав глоток из фляги, она просто сидела, прислонясь спиной к стене. Стоило ей хотя бы задремать, ей тут же начинали сниться жена Хусейна и его сын, лежащие на земле лицом вниз. Спенсер аплодировал ей, когда хвалил за устранение угрозы, но какой ценой? Для него это того стоило, а Эмма слышала ночами детский плач. Хуже всего бывало, когда в её снах на месте тех женщины и ребенка оказывались Реджина и Генри. Изломанные, окровавленные, лежащие на земле, и Эмма видела, как медленно угасает последний проблеск надежды в карих глазах. После таких снов она вскакивала в холодном поту и не могла заснуть по нескольку дней.

Через десять минут девушка открыла глаза, оставив попытки заснуть. Она огляделась: Нил с Кеннеди только что зашли в здание, стоявшее восточнее, Карбера расчищал здание напротив, Фред всё еще на своем наблюдательном посту.

Вздохнув, Свон достала из нагрудного кармана пару фотографий. Сейчас у неё не было возможности вешать на стены фотографии или рисунки, и даже Рекса пришлось убрать в ящик с одеждой, но с этими двумя снимками она не расставалась. На одном были они с Реджиной, второй был со дня рождения Генри, тот, где они втроём стояли у лестницы. Фотографии успели порядком обтрепаться по краям, линии, по которым они были сложены, четко проступали на бумаге.

Десять дней назад она была слишком расстроена, чтоб найти утешение в этих фото, но, немного успокоившись, Эмма мысленно настучала себе по голове за то, что такое могло прийти ей на ум. День, когда она не сможет посмотреть на их фотографии, станет днём её смерти. После разговора с Нилом ей полегчало, хотя после того, как Эмма призналась, что завидует ему, блондинке первое время было неловко смотреть другу в глаза. Но Нил об этом разговоре не вспоминал, и Эмма была ему благодарна и за это тоже.

Она так привыкла быть одна, что теперь, девушке не верилось, что кто-то может беспокоиться о ней. Эмма злилась всего день, а потом начала ужасно скучать по ощущению тепла, которое согревало её, когда они с Реджиной сидели в обнимку на диване, и по тому, как Генри обнимал её за шею, лёжа у неё на спине во время утренних отжиманий. Конечно, им с Реджиной надо будет поговорить, когда Свон вернется домой, но у неё наконец-то появились близкие, и придется привыкать к тому, что они за неё переживают. Всё ещё сложнее из-за того, что Эмма вечно то в патрулях с отрядом, то на дежурствах. У неё просто нет ни времени, ни возможности написать Реджине. А о том, чтобы дозвониться в Мэн отсюда, даже и речи быть не может.

Она просто надеялась, что Реджина больше не злится на неё. Эмма кочевала с места на место всю свою жизнь, но в этот раз она не была готова отказаться от того, что обрела в Сторибруке. Если Реджина устала быть за неё в ответе, блондинка поймёт, в глубине души она готова к этому, это уже въевшаяся в кровь защитная реакция. Тем более, что, поразмыслив над их небольшой ссорой, Свон поняла, как, должно быть, перепугалась Реджина. В конце концов, ещё неизвестно, кому тяжелее: солдатам, рискующим жизнью, или их любимым, которым остаются только ожидание и неизвестность.

Тишину нарушили скрип шин по гравию и рёв мотора. Большой грузовик мягко затормозил, и Эмма закатила глаза, увидев, как Спенсер выходит из пассажирской двери.

Из кузова выскочили солдаты, и без разговоров начали выгружать привезенную провизию и осветительное оборудование.

- Свон! – она была первой, кого увидел Спенсер. Остальные только подходили к навесу. Эмма торопливо встала, пряча фотографии в карман, но в спешке выронила одну, и снимок, на котором она была с семьёй, полетел на землю. Девушка не успела его поднять до того, как носок тяжелого армейского ботинка придавил фото, впечатывая его в пыль. – Что это?

Эмма выпрямилась, глядя прямо перед собой. Спенсер убрал ботинок и, нагнувшись, поднял измятую, пыльную и запачканную копотью фотографию. Только почувствовав головокружение, Эмма поняла, что перестала дышать. Спенсер внимательно разглядывал фото, с удивлением отмечая, как сильно девушка с сияющей улыбкой и лучащимися счастьем глазами на фотографии отличается от хмурого напряженного солдата, стоящего перед ним.

Жестко глянув на подошедших солдат, Спенсер отослал их. Пульс Эммы подскочил, но внешне она была совершенно спокойна.

- Это ваше, солдат, – он протянул ей фотографию, но отдавать явно не собирался.

- Так точно, сэр, – бесстрастно ответила Эмма.

Спенсер приподнял бровь, на лице появилась неприятная ухмылка, больше напоминающая оскал хищника, травящего жертву. Эта ситуация явно забавляла его. Эмма всё еще стояла по стойке смирно, глядя офицеру в глаза и явно не собираясь ничего объяснять.

- Горячая штучка, – Спенсер провел пальцем по лицу Реджины.

Взгляд Эммы метнулся к фотографии, но голос остался таким же спокойным, а дыхание ровным:

- Да, сэр.

Он плотоядно ухмыльнулся, глядя на фотографию:

- Ох, я бы её объездил, – Спенсер сказал это тихо, как если бы это была просто мысль, высказанная вслух, но фраза явно предназначалась Эмме.

Девушка моргнула, но ничего не сказала.

Не дождавшись реакции, мужчина прищурился:

- А мальчишка…

- Мой крестник, сэр, – быстро перебила Эмма, забыв о субординации.

Спенсер посмотрел на неё, всем своим видом показывая, что не поверил ей, и снова с неприкрытым отвращением перевёл взгляд на фото.

Он наклонился к девушке так близко, что Эмма почувствовала его дыхание на своем лице:

- Выпрямитесь, солдат, – прошипел он, бросая фотографию ей в грудь.

- Сержант, – повернулся он к Карбере, – ваш отряд останется здесь вплоть до получения следующего приказа. Данные воздушной разведки позволяют предположить, что эта деревня – некий перевалочный пункт…

Дальше Эмма не слушала. Подняв и спрятав фотографию в карман, она изобразил на своем лице величайшее внимание к приказам Спенсера, но в голове у неё билась только одна мысль: «Что Спенсер знает? Что он понял?»

Так страшно ей не было с тех пор, как она была подростком. И единственное, чего ей хотелось, это оказаться дома.

* * *

Декабрь 27, 2004. Сторибрук, Мэн

- Ты вернешься за ним? – с надеждой спросила Реджина.

Эмма улыбнулась, покачав головой, светлые локоны слегка перепутались с тёмными прядями:

- Я вернусь к тебе.

Реджина усмехнулась, притягивая девушку к себе в страстном поцелуе. Они так близко, что она чувствует Эмму всем телом. Горячая ладонь скользит по спине, опускаясь на поясницу, и блондинка осторожно опускает её на кровать. Обнаженные ноги запутались в простынях, пальцы мягко ласкают изгибы тела, а дыхание так горячо, что, кажется, воздух вокруг плавится. Они на секунду разрывают поцелуй, только чтоб тут же начать его снова.

Брюнетка не может удержать довольный смешок, когда Эмма прикусывает её нижнюю губу и чуть тянет на себя. Цепочка горячих поцелуев опускается на шею, и Реджина откидывает голову на подушку, трепеща под этими мягкими губами.

- Я так давно хотела этого, – выдыхает Эмма, легко прикусывая кожу на ключице.

Дыхание Реджины сбивается. Путаясь пальцами в золотых локонах, она притягивает Эмму к себе. Они прислоняются лбами и просто смотрят друг другу в глаза. Воздух в комнате плотный от желания, кажется, еще секунда, и он начнет искрить.

- Правда? - карие глаза удивленно смотрят на девушку, и она приподымается, садясь на колени, и смотрит на брюнетку, нежно взяв её лицо в ладони.

- Реджина, ты мой лучший друг, – её улыбка такая яркая, что освещающий комнату ночник меркнет в сравнении с ней. Миллс хочет отвернуться, чтоб скрыть собственное смущение, но она не может не смотреть на сияющую Эмму. – Ты больше, чем друг, и с тех пор, как я это поняла, я почти ни о чем другом и не думаю.

Реджина испытывающе смотрит в зелёные глаза, ища намёк на ложь, но, не найдя ничего, кроме искренности, приподнимается и крепко целует Эмму, обнимает её и прижимает к себе, лаская загорелую спину.

Эмма не может сдержать стон, когда колено Реджины случайно упирается между её разведенных бедер, задевая возбужденную плоть. Она покрывает поцелуями смуглую шею брюнетки и сгибает колено, повторяя позу Реджины. Комната наполняется хриплыми, рваными стонами.

Реджина обвивает девушку ногой и с неожиданной для нее силой переворачивает, меняя их местами. Эмма удивлённо ахает, но Миллс только усмехается в ответ и медленно поднимает белую майку, легко пробегая пальцами по загорелому животу. Крепкие мышцы пресса напрягаются под этими дразнящими прикосновениями. Пальцы замирают, дойдя до груди, но не коснувшись её. Эмма нетерпеливо стонет и выдыхает:

- Реджина.

Её имя срывается с губ Эммы тихим шепотом, просьбой, молитвой, обещанием.

Когда Реджина проснулась, у неё болезненно ныло внизу живота, и было тяжело на сердце. Не в первый раз она прокляла себя за то, что в их с Эммой последнюю неделю они не решились зайти дальше поцелуев. Но, признаться, после таких снов больше всего её мучило даже не физическое желание. Она просто хотела обнимать Эмму, чувствовать её рядом, знать, что она здесь.

В день, когда Реджина усыновила Генри, она точно знала, что одиноким рождественским вечерам, в которых было много яичного коктейля и слишком много размышлений на тему того, что прошел ещё один год, а она снова одна, пришел конец. Но это Рождество опять принесло с собой ощущение пустоты – уже не только для неё, но и для Генри. Пустоты, которую точно смог бы заполнить один её знакомый белокурый солдат.

Перед рождеством мать с сыном были очень заняты, украшая дом. В их первый совместный праздник Реджина убедилась, что, хотя настоящие ёлки восхитительно пахнут, она предпочитает искусственное дерево. К этому выводу её подтолкнула склонность Генри тянуться к сверкающим гирляндам. Малыш постоянно кололся и царапался об иголки, а если не царапался, то пытался ободрать и сжевать хвою с нижних веток.

К тому же, было весело вместе собирать и наряжать ёлку. Генри смешил Реджину, играя с искусственным снегом, как котёнок с клубком.

Потом была ежегодная вечеринка в Ратуше, на которой мэр Миллс героически выдержала фотосессию, устроенную Сидни, а Генри, пользуясь тем, что мама занята, увлеченно таскал со стола пряники. Реджина даже извинилась перед Тиной Белл, одетой рождественским эльфом. Когда она подошла, воспитательница тепло ей улыбнулась. Чуть позже Реджина услышала, как Тина рассказывала об этом Руби, добавив, что Рождественские чудеса и правда случаются. В другой раз Реджина непременно сделала  бы им замечание, но сейчас брюнетка просто насмешливо закатила глаза и не стала вмешиваться.

Время пролетело и наступил сочельник. Вечером Реджина битых полчаса гонялась за Генри по дому, пытаясь уложить сына спать. Одетый в пижаму малыш с тапочками-оленями на ногах катался по натёртому паркету, ловко увертываясь от мамы. В конце концов, он со смехом взбежал по лестнице и, влетев в мамину спальню, прыгнул в кровать. Когда слегка запыхавшаяся Реджина вошла в комнату, он уже лежал под одеялом с самой невинной улыбкой на лице.

- Сегодня ночью к нам придет Санта, – взволнованно прошептал он.

- Санта придет, только если ты заснёшь, – мягко сказала Реджина, ложась рядом. Она поняла, что уговорить Генри спать в своей комнате сегодня не удастся. Да и кто знает, как быстро он вырастет и устанет быть Маминым лучшайшим другом? Нужно проводить с ним время, пока это возможно.

Мальчик улыбнулся и, закрыв глаза, обнял её за шею:

- Я хорошо себя вёл, мамочка?

Реджина поцеловала его в лоб, гладя по спине:

- Ты самый лучший, солнышко.

* * *

Это рождество не принесло Генри радости, и сердце Реджины было просто разбито, когда она поняла, почему.

Как всякий нормальный ребенок рождественским утром Генри проснулся на рассвете, и Реджине стоило больших усилий уговорить его поспать еще часок. Конечно, малыш не смог заснуть, но, по крайней мере, еще сорок пять минут пролежал тихо и почти неподвижно. В конце концов, Реджина сжалилась над ним, и они спустились посмотреть, какие подарки положил ночью под ёлку Санта.

Некоторое время они были заняты, мальчишка увлечено потрошил коробки и ел печенье с изюмом, а женщина незаметно фотографировала его. Но когда все подарки были разобраны, Генри продолжил что-то искать.

- Генри, что ты ищешь? – Реджина поставила глиняный отпечаток ладошки сына на столик.

- Не могу найти, – пробормотал малыш, падая на живот, чтоб заглянуть под диван.

- Что не можешь найти, дорогой?

- Мой подарок, – подойдя к камину, Генри попытался заглянуть в дымоход.

- Больше Санта ничего не принёс, – озадачено сказала Реджина. Она была уверена, что ничего не забыла из его списка.

- Нет! – топнул ногой мальчик и побежал обратно к дереву.

- Генри, – неодобрительно сказала Реджина, подходя к сыну, и наклоняясь к нему. Он надулся и, судя потому, как задрожала нижняя губа, уже готов был заплакать, – было бы нечестно, если б Санта всё подарки оставил тебе, правда?

- Но я хорошо себя вё-о-о-ол, – последнее слово перешло в плач, и Генри бросился матери на шею.

Она тут же обняла его и, взяв на руки, пошла к дивану. Присев, она усадила плачущего ребенка к себе на колени. Подняв воротник пижамы, Генри уткнулся в него лицом.

- Я знаю, что ты хорошо себя вёл, но иногда Санта не может принести нам всё, что мы хотим.

- Но я-а-а же так хотел, – всхлипнул малыш, вытирая слёзы.

- Что ты хотел, родной?

- Чтоб он привез Эмму! – слёзы потоком хлынули из глаз, и Генри уткнулся в шею Реджины.

Брюнетка не смогла ничего сказать, когда услышала это. Она обняла сына, гладя его по спине, прижавшись щекой к его затылку. Она могла бы сказать, что дядя Август скоро приедет к ним в гости, и что Рекс-старший теперь женатый дракон, и миссис Рекс будет ждать его, как они с Генри ждут Эмму, или что ночью выпал снег. Но она знала, ничто не заменит ему Эмму в этот день.

- Я тоже, солнышко, – тихо прошептала Реджина, – я тоже.

* * *

Немного успокоившись, Генри убежал в свою комнату и скоро спустился, пряча руки за спиной. Обычно живой и энергичный, он явно смущался, протягивая Реджине двух вырезанных из бумаги ангелочков с голубыми крылышками и петельками за спиной, за которые их можно было повесить на ёлку. Один был с короткими темными волосами, второй с желтыми локонами. Над головами у кукол были нимбы из золотой фольги. Не нужно было быть гением, чтоб понять, кому какой ангелочек предназначался. Реджина счастливо улыбнулась, чувствуя, как к глазам подступают слёзы, и пообещала, что они обязательно отдадут Эмме её подарок, когда она приедет домой.

Время до обеда они провели, играя с новыми игрушками Генри, а после обеда, явно слишком обильного для семьи из двух человек, сели смотреть «Дом Микки». За время просмотра они съели по две порции шоколадного пломбира. Реджина постоянно теребила свой кулон, ну, то есть, кулон Эммы. В голову ей пришло, что такое поведение для неё – непозволительное ребячество, да и вообще разрыв шаблона, но Реджина отогнала эти мысли, зачерпнув побольше мороженого ложкой. А потом они с Генри пошли показывать миссис Рекс дом.

Даже сейчас, два дня спустя, у Реджины всё еще было ощущение, что праздники проходят не так, как нужно. Она послала Эмме рождественский подарок несколько недель назад, и теперь ожидание просто сводило её с ума. Вытаскивая себя из кровати, брюнетка думала о том, что сегодня нужно сделать перед приездом Августа. Брат Эммы обещал приехать послезавтра.

Она заглянула в комнату сына. Обнимая драконью семейку, он крепко спал, раскрывшись и свесив ногу с кровати. Решив не будить его, Реджина приняла душ и оделась в леггинсы и удобный свитер.

Через час гостиная и кухня были убраны, и когда сонный Генри спустился, он обнаружил маму сидящей на корточках перед холодильником. Малыш быстро забрался к ней на спину и обняв за шею, уткнулся в плечо. Кажется, он готов был опять заснуть.

- Доброе утро, маленький принц, – Реджина выпрямилась и осторожно взяла его на руки – Хорошо спал?

Мальчик нахмурился и протянул ей игрушку:

- Миссис Рекс приснился кошмар.

- Ох, – чуть нахмурилась в ответ брюнетка, – какой?

- Она скучает по Рексу.

Реджина улыбнулась и легко поцеловала миссис Рекс в плюшевый лоб:

- Но ты ведь обнял её чтобы успокоить?

Генри серьезно кивнул.

- Пока она с тобой и Рекси-младшим, она будет в порядке.

Генри снова кивнул и звонко чмокнул маму в щеку. Вывернувшись из её рук, он понесся в ванную. Естественно, он попытается почистить дракону зубы, но, в общем, его игрушки переживали вещи и похуже.

Реджина пошла следом за сыном, чтоб предотвратить возможные неприятности, но тут телефон зазвонил, отвлекая её.

Заглянув в ванную, Реджина убедилась, что Генри уже чистит миссис Рекс зубы, к счастью, забыв намазать щетку пастой. Войдя в кабинет, Миллс подняла трубку радиотелефона.

Она ахнула, и почувствовала, как что-то обрывается в животе, когда в трубке раздался голос, который она мечтала услышать несколько долгих недель:

- Эй.

Глава 14

- Эй.

Голос Реджины застрял в горле, когда она услышала робкий, почти застенчивый голос Эммы, но каким-то чудом или, скорее, благодаря её настойчивости и силе воли женщине удалось заставить голосовые связки работать:

- Прости меня.

Слова вылетели сами собой. Реджина так отчаянно ждала этого разговора, так много хотела сказать, но теперь, когда она услышала родной голос, все слова вдруг исчезли, и, взволнованная, она смогла только повторить, заикаясь:

- Я… я так сожалею, Эм.

- Я знаю, – ответила Эмма мягко, – твои письма и посылки уже всё сказали за тебя. Наши почтовики собрали их все в одну кучу, и я получила всё разом, почти к празднику.

Брюнетка нервно усмехнулась, всё еще неуверенная, всё ли у них в порядке.

- Я даже не знаю, то ли это гениально, то ли просто жестоко.

- Так получилось. Просто мы вернулись в лагерь только прошлой ночью.

Реджина прижала руку к груди, пытаясь удержаться и не забросать Свон вопросами.

- Ты в порядке? – и хотя Миллс очень старалась, всё же ей не удалось до конца скрыть появившееся в голосе напряжение.

- Теперь да, – услышав это, Реджина улыбнулась и облегченно выдохнув, опустила руку, опираясь на стол. Она хотела заговорить снова, но Эмма быстро перебила её:

- И ты меня прости.

Реджина, прищурившись, покачала головой:

- За что?

- Я не должна была бросать трубку.

- Я думала, связь оборвалась, – призналась брюнетка.

Эмма виновато усмехнулась:

- Можно, мы притворимся, что так оно и было?

- Тебе не нужно извиняться, Эмма. Я понимаю, что со мной сложно было разговаривать, – Задумчиво наклонив голову, Миллс добавила. – Я сделала бы то же самое.

Блондинка рассмеялась, на этот раз веселее, последняя фраза Реджины позабавила её. Когда смех смолк, между женщинами повисло недолгое уютное молчание.

- С Рождеством, – девушка прошептала эту фразу так тихо, будто рисковала жизнью, раскрывая Реджине самую большую и страшную государственную тайну.

- С Рождеством, Эмма, – Реджина подошла к кожаному дивану, размышляя над тем, что чуть больше полугода назад на этом диване сидела Эмма, неожиданно материализовавшаяся  в Сторибруке и в жизни семьи Миллсов. – Значит, ты вернулась прошлой ночью?

- Да, – откликнулась блондинка, – у нашего отряда выдалось не самое снежное Рождество.

- Мне жаль, – почти виновато ответила Реджина. Кажется, раз начав извиняться, она готова была извиниться по любому поводу.

- Да ладно, у меня и похуже бывало. В последний год жизни с Джонсонами на Рождество случился буран, и в доме вырубило свет и отопление. Так что праздник мы провели, клацая зубами от холода. Меня прямо так и подмывало спросить, случилось ли это по Божьей воле.

Реджина нахмурилась, услышав это. Ей захотелось, чтобы в жизни блондинки отныне были только счастливые рождественские праздники.

- Дома тебя ждёт индейка, – почти смущенно сказала она.

- Не дразни меня, – простонала девушка.

Миллс засмеялась. Груз терзавшей её вины становился все легче с каждой секундой разговора с той, кто так много для неё значил.

- Было здорово приехать и обнаружить, что меня ждут какао и новые фотографии. Ты сшила Генри костюм эльфа?

- Да, он постоянно крутился, пока я снимала мерки. Кстати, угадай, кто приготовил тебе подарок?

- Ну, если это не мэр Сторибрука, то я даже не знаю, – пошутила Эмма. – Он правда приготовил мне подарок?

- Но это должен был быть сюрприз.

- Сохранишь его, пока я не вернусь? – с надеждой спросила Свон.

- Ну, конечно, – серьёзно пообещала Реджина. – У тебя есть время, чтоб поговорить с Генри?

- Я копила на разговор с ним.

Брюнетка улыбнулась и встала с дивана, прижимая трубку плечом, будто стараясь хоть немного приблизиться к Эмме. Придя в игровую, она заглянула внутрь, Генри сидел за маленьким столиком в компании семьи Рекс и морской черепахи. Реджина позвала сына и, когда он подбежал к ней, присела на корточки, чуть приобняв, и протянула ему трубку, включив громкую связь.

Раздался шум помех, а потом в динамике прозвучало:

- Эй, пацан.

- Эмма! – Генри, подпрыгивая, вцепился в трубку в руках Реджины. Брюнетка покачнулась и, решив сжалиться над собственными коленями, присела на пороге комнаты по-турецки, усадив малыша к себе на руки.

- Эмма, ты тут? – радостно завопил Генри, и Реджина услышала смешок, представив, как девушка с улыбкой качает головой, запустив пальцы в волосы.

- Нет, пацан, я еще на работе.

Мальчик тут же надулся:

- Почему? Когда ты приедешь домой? Я сделал для тебя подарок.

- Да, я знаю.

- Это сюрприз, – серьёзно сказал Генри.

- Мне не терпится его увидеть, – младший Миллс остался доволен этим ответом, а у его матери сжалось сердце, когда она услышала, как вздрогнул голос солдата от наполнявших его счастья и тоски. Ей действительно не терпелось увидеть подарок Генри.

- К нам приедет дядя Август, – сообщил Генри.

- Да? – удивленно переспросила Эмма.

- Я пригласила его к нам на праздники, – пояснила Реджина, – он обещал приехать через пару дней.

- Везунчик, он будет тусить с самым крутым ребенком в Сторибруке.

- Не переживай, солдат, – быстро перебила Миллс, услышав, что тоска в голосе Эммы зазвучала ещё отчётливее. – Когда приедешь домой, Генри будет полностью в твоём распоряжении, можете даже совсем про меня забыть, – пошутила она.

Эмма фыркнула в ответ, фраза, сказанная Реджиной, ощутимо подняла ей настроение:

- Забыть про тебя? Это невозможно.

Реджина залилась румянцем и крепче обняла Генри, ей просто необходимо было с кем-то разделить наполнявшую её радость.

- Хорошо, – довольно ответила она.

- Санта принес вам с мамочкой хорошие подарки?

Генри еще немного поболтал с Эммой и даже без разрешения схватил видеокамеру, чтобы показать или, вернее, дать ей послушать запись, сделанную Реджиной на рождественском концерте в садике, на котором его группа пела «Must Be Santa».

Брюнетке стоило большого труда уговорить трёхлетнего малыша попрощаться с Эммой. Ей удалось это сделать, только пообещав, что скоро девушка снова позвонит, и они смогут ещё поговорить. Эмма, в свою очередь, пообещала, что, когда она приедет, они пойдут кататься на коньках, и лепить снеговиков, и рисовать снежных ангелов. В трубке прозвучало грустное «Пока», и Генри, передав трубку маме, помчался обратно к столу, чтоб сообщить миссис Рекс и Младшему, что папочка любит их и передаёт привет.

Реджина ушла обратно в кабинет и, присев на диван, вздохнула, предчувствуя, что, как бы сильно ей не хотелось остановить время, всё же и ей скоро придется попрощаться с солдатом до следующего звонка.

- Как ты? – спросила девушка.

Брюнетка положила голову на спинку дивана и кивнула:

- Честно? Я с ума сходила, боясь, что оттолкнула тебя. И учитывая сценарии развития событий, возникавшие в моей голове, я очень ценю, что ты позвонила. - Эмма усмехнулась радостно и даже гордо:

- Если упростить, могу ли я сделать вывод, что ты скучаешь по мне?

- Очень.

Настала очередь Эммы покраснеть. Реджина поняла это, когда Свон закашлялась, пытаясь скрыть смущение. Даже находясь за тысячи миль, Реджина могла заставить сердце блондинки трепетать от счастья. На пару секунд в трубке повисла тишина, и Эмма ответила:

- Я тоже по тебе скучаю.

- Ты… - брюнетка прочистила горло, пытаясь заставить себя задать мучавший её вопрос. В юности, когда душа у неё была нараспашку, это не составило бы труда, но теперь она слишком боялась услышать ответ. – Ты всё ещё злишься на меня?

Солдат усмехнулся в ответ, но поспешил успокоить женщину:

- У нас всё хорошо.

- Нам всё еще нужно поговорить.

- Только поговорить?

Миллс закатила глаза, услышав намёк. Если бы блондинка была рядом, она, произнося эту фразу, многозначительно улыбнулась бы, поигрывая бровями. Реджина усмехнулась, представив это, и игриво пожала плечами:

- Ну, думаю, мы могли бы заняться и чем-нибудь поинтереснее. Но да, нам правда нужно поговорить, – серьёзно добавила она.

- Хорошо, – с готовностью уступила Эмма. – Но после этого…

Реджина расхохоталась. И хотя она понимала, что нехорошо так дразнить девушку, да и саму себя, удовольствие от этой маленькой игры в кошки-мышки было слишком велико, особенно если учесть, как давно она не обнимала Эмму, как давно с ней не разговаривала.

- Я вся твоя, – хрипло выдохнула брюнетка, и им обеим потребовалось полминуты, чтоб осмыслить эту фразу и смысл, вложенный в неё Реджиной.

- А я твоя, – серьёзно сказала Эмма со всей искренностью, на какую была способна. – Эй, можешь кое-что для меня сделать? – спросила она, внезапно понизив голос.

- Конечно.

- Если вдруг кто-то спросит, Генри – мой крестник, верно?

Реджина прищурилась, думая, что ослышалась, но нет, помех в трубке почти не было. В жизнерадостном голосе блондинки она расслышала еле заметные нотки страха, и это заставило Миллс моментально напрячься:

- Конечно же он твой крестник. А иначе почему еще он зовет тебя по имени, а Августа называет дядей?

Свон облегченно выдохнула и усмехнулась:

- Видимо, я успела безнадежно уронить свой авторитет в его глазах.

- На самом деле, совсем наоборот, – Реджина нахмурилась и настойчиво спросила. – Эмма, тебя кто-то беспокоит?

Эмма помолчала полсекунды и ответила, пробиваясь через треск в трубке:

- Нет… Ничего такого, с чем я бы не справилась, клянусь.

Реджина прикусила губу. Она не поверила Эмме, но доверяла ей. А что ей еще оставалось?

- Сколько ты еще там пробудешь?

- Наверное, несколько месяцев.

Миллс не смогла сдержать разочарованный стон.

- Эй… - Эмма перебила её, не дав заговорить, – ты оглянуться не успеешь, как я вернусь.

* * *

Декабрь 30, 2004. Сторибрук, Мэн

Сгибаясь под весом Августа, опирающегося на её плечи, Реджина с трудом открыла дверь. Когда утром они с Генри и Августом собирались на каток, чтобы мальчик смог показать дяде Августу, как он «очень-преочень быстро» катается, Миллс не предполагала, что всё закончится тем, что ей придётся тащить на себе раненого солдата, пока её плачущий сын будет идти следом, волоча коньки за собой. Оказалось, что Генри катается не так хорошо, как думает: объезжая каток в очередной раз, он потерял равновесие и врезался в протез Августа.

Реджине, к её собственному удивлению, удалось перетащить Бута с катка к машине и из машины к особняку. Непонятно, было ли это действие адреналина или те видеокурсы по йоге, которые она смотрела вечерами, когда Генри засыпал, оказались полезными, но, как бы то ни было, брюнетке удалось практически внести тяжелого Августа в прихожую.

Мужчина всеми силами пытался не показать, как ему больно. Но по его сбившемуся дыханию и тихому шипению сквозь сжатые зубы, по тому, как он впился пальцами в её плечо, Реджина понимала, что ему, должно быть, очень больно.

- Осторожно, – Реджина мягко убрала его руку с плеча, чтоб помочь подняться по лестнице. Бут, разумеется, не послушал её, и, слишком понадеявшись на свои силы, преодолев первые несколько ступеней, со стоном рухнул вниз. Зарычав, он перевернулся и сел.

- Я же сказала: осторожнее, – покачав головой, Реджина повернулась к плачущему Генри, чтоб обнять, но мальчик не позволил. Бросив коньки на пол, он стоял, беспомощно опустив руки, и сквозь слёзы грустно смотрел на Августа.

Сделав пару глубоких вдохов и вытянув протез, мужчина вымученно улыбнулся:

- Ты правда очень-преочень быстро катаешься.

Пристыженный и испуганный, Генри спрятался за Реджину, уткнувшись заплаканным лицом в её ногу. В своем зимнем комбинезоне он походил на плачущего синего зефирного человечка.

- Дядя Август, прости-и-и, – протянул он.

Август протянул руки к Генри, но малыш не двинулся с места. Двоим взрослым понадобилось немало сил и уговоров, чтоб убедить его подойти к Августу. Наконец, Генри выглянул из-за маминой спины и, подбежав к Августу, обнял его, заплакав ещё громче.

- Ты не виноват, пацан. Это мой жесткий диск не вовремя начал шалить, и я поэтому упал.

- Правда? – с надеждой глянул на него Генри, шмыгая носом.

- Ага, мне просто надо пройти техосмотр и смазать винтики, – Август похлопал Генри по спине и, легонько подтолкнув, спросил. – Слушай, а у нас ещё осталось мороженое? Ну, то самое, которое мы ели тайком от твоей мамы?

Взволнованный и успокоившийся мальчик убежал на кухню, не заметив, как нахмурилась мама. Как только он выбежал из комнаты, Август позволил себе страдальчески скривиться, торопливо закатывая джинсовую штанину, зацепившуюся за протез. Культя была красной и покрытой синяками.

- Август, мне так жаль, – Реджина присела на корточки, осматривая повреждения, но не решаясь прикоснуться.

- Всё нормально, – процедил Август сквозь сжатые от боли зубы, массируя ногу. – Пацаненок костлявый, даже несмотря на сто одежек.

Женщина озабочено нахмурилась, глядя на его ногу. Кажется, синяки еще не скоро сойдут.

- Эмм… Части заклинило? – неуверенно спросила она.

Август добродушно усмехнулся. Боль потихоньку отступала, и его мальчишеское очарование возвращалось к нему.

- Знаешь, я понимаю, что Генри в своей уверенности очень убедителен, но я всё-таки не киборг, – он поднял голову и, глядя в потолок, задумчиво добавил. – Ну, по крайней мере, на носителе меня запрограммировали так говорить.

Реджина закатила глаза. Комментарий Августа не дал ей смутиться из-за собственного невежества.

- Я всё ещё думаю, что тебе надо в больницу.

- Я в порядке, – фыркнул Бут, хватаясь рукой за стену, чтоб встать.

- Ты упал на лёд, а сверху на тебя упал трёхлетний ребенок. Думаю, ты не в порядке.

- Ему почти четыре, кстати, – кряхтя, возразил мужчина.

- Кстати, если тебя это волнует, я не собираюсь говорить Эмме, что Генри тебя побил. Можешь спокойно спать по ночам.

Август наклонил голову, собираясь ответить, но ничего не сказал, сосредоточившись на том, чтоб выпрямиться.

- Ты вчера тоже стонал, – отметила Реджина, глядя, как он медленно подымается, опершись спиной на стену.

- Я не стонал, – упрямо возразил Август и зажмурился, резко выпрямляясь. Закусив губу, он сбежал по ступеням вниз, но от резкого движения покачнулся и врезался в столик, стоящий в прихожей.

- Боже! – вскрикнул Август. Но, когда Реджина подбежав к нему и схватила за руку, чтоб помочь подняться, Бут вырвался, резко бросив. – Я в порядке!

Брюнетка отступила на шаг, недоуменно вздёрнув бровь. Августу стало неловко, и он повторил уже гораздо мягче:

- Я в порядке, – положив руку на колено, он выпрямил протез, – он просто туговат.

- Ты должен его проверить! – в голосе Реджины явно зазвучали мэрские интонации.

- Вот Эмма приедет, ею и будешь командовать, а не мной, – откликнулся мужчина. Реджина закатила глаза, глядя, как Август, осторожно ступая, идет на кухню, где Генри уже вовсю гремел посудой. Бут заметно хромал.

- Видишь? Работает, как новенький.

- Ты такой же упрямый, как твоя сестра, – хмыкнула Реджина, наконец, снимая пальто и подбирая вещи, разбросанные Генри.

- Ага, а ещё я гораздо симпатичнее.

- Не сказала бы, – насмешливо фыркнула Миллс.

- Генри, добавь бананы и шоколадный соус! – крикнул Август, подходя к кухне.

- Ладно!

Реджина застонала, потирая лоб, чтоб унять подступающую головную боль.

- Напомни мне, почему я тебя пригласила? – пошутила она.

- Потому что я привёз Генри крутой рождественский подарок?

- Ты привез ему доску с солнечным парусом. Теперь он вполне убедился, что он Джим Хокинс и, похоже, никогда не подстрижется.

- Это всего лишь самокат,с мачтой, закрепленной на руле. Вряд ли тебе есть, о чем беспокоиться, – возразил он, входя на кухню. Там они обнаружили, что Генри стоит перед открытой дверцей морозилки и увлеченно поливает мороженое шоколадным соусом. Бутылка уже была пуста, по крайней мере, на четверть, а пол возле холодильника украшали пятна шоколада.

- О, боже мой! – только и смогла выдохнуть Реджина. Заметив её, Генри поднял голову и радостно улыбнулся.

- Ой, - Август озадачено поскрёб затылок, – ну, я это съем.

- И всё уберешь, – проворчала Реджина, сердито стукнув его в плечо.

- Ай, – вскрикнул Бут, потирая руку. – Господи, Миллсы, вы чего такие злые сегодня, а?

* * *

Январь 1, 2005. Сторибрук, Мэн

Помимо дня рождения/прощальной вечеринки Эммы и дней рождения Генри Реджина не могла припомнить, когда она принимала в доме кого-то, кроме членов городского совета, встречи с которыми носили чисто деловой характер. Но, как ни странно, прошлой ночью у неё дома была вечеринка с теми же гостями, которые вместе с семьёй Миллсов праздновали день рождения Эммы. В последнюю минуту к ним присоединились Кэтрин и бабуля Лукас. Может быть, так случилось, потому что приехал Август, а может, Реджина, наконец, понемногу училась не ограничивать свою жизнь одной только работой, как бы то ни было, Новый Год они встретили все вместе, в особняке на Миффлин-стрит.

Играла музыка, и они выпивали и дружелюбно общались, желая друг другу счастливого нового года, по телевизору шла прямая трансляция с Таймс-сквер.

Всё началось с того, что Август предложил пригласить Руби, сказав, что хотел бы отпраздновать новый год с ней. Реджина занервничала, вечная закрытость мэра давала о себе знать. Она понятия не имела, как Августу удалось уговорить её устроить вечеринку. Но ему это удалось, и после второго бокала вина, глядя на дружелюбных и весёлых гостей, Реджина поняла, что больше не смотрит на них, как на просто горожан или соседей. Они были странной компанией: мэр города, воспитательница, владелицы кафе, психотерапевт со своей собакой и раненный бывший солдат, брат её возлюбленной. Но с ними праздники были точно приятней. Они её друзья.

Друзья. Реджина усмехнулась, думая об этом. Она сидела в гостиной на диване с чашкой кофе в руках, по полу был разбросан оставшийся с вечера мусор. Ничего, убрать можно будет позже. Конечно, раньше Реджина ни за что не оставила бы последствия вечеринки неубранными на ночь, но в ней что-то изменилось. В теле ощущалась усталость после почти бессонной ночи, но она была счастлива. Может, чувствовала себя более живой. Чувствовала себя просто по-другому.

Эмма гордилась бы ей, узнав, что Реджина смогла, наконец, принять чью-то дружбу. Оказывается, все эти люди всегда были готовы с ней дружить.

Проснувшись утром с лёгкой головной болью, Реджина повернулась к пустой половине кровати. Она тосковала по блондинке, ставшей неотъемлемой частью её жизни. Достав из тумбочки письма Эммы, Миллс спустилась в гостиную. Пускай её девушка и далеко, они всё равно могут встретить новый год вдвоём. В каком-то смысле.

Реджина нежно улыбалась, перечитывая письмо, в котором Эмма рассказывала ей, что хочет объехать всю страну. Спать в машине и собрать коллекцию брелоков из каждого штата. Учитывая историю Эммы, такая мечта была почти иронией, но Реджина находила это очаровательным. Эмма Свон была мечтателем и, что еще важнее, совершенно не могла сидеть на месте, даже когда хотела. И брюнетка точно знала, что Эмма хотела этого. Найти своё место. Девушка мечтала о приключениях, хотела посмотреть мир, встретить разных людей, но больше всего ей хотелось обрести дом, в который можно вернуться из путешествия. Знала ли Свон, что стала частью Сторибрука, частью жизни Миллсов с того самого момента, когда первое письмо из городка в штате Мэн было отослано в форт Беннинг? Наверное, это сумасшествие, и всё слишком быстро, и слишком сильно, но это так.

И Реджина тоскует по ней почти яростно.

- Ты чего так рано вскочила? – заспанный Август стоял в дверях гостиной, одетый в толстовку с эмблемой Массачусетского технологического института, Реджина даже предположить не могла, где он её взял. Парень тяжело опирался на костыль, и это выглядело странно, но, опустив взгляд, брюнетка заметила, что Бут снял протез на ночь.

- Нужно давать ноге дышать, – пояснил Август, подходя к ней и садясь рядом. – Спрашиваю ещё раз, чего не спишь?

- Не все страдают похмельем, – ответила Реджина, насмешливо глядя на него, и притянула пачку писем ближе.

- Боже, Эмма не шутит, называя тебя совершенством, да?

Миллс усмехнулась и ничего не ответила, заливаясь довольным румянцем.

- Кстати, я так и не провёл с тобой воспитательную беседу, которая полагается всем примерным старшим братьям, – Август отодвинулся в угол дивана и аккуратно вытянул ногу на подушку.

Реджина насмешливо вздернула бровь:

- Что, если обижу твою маленькую сестрёнку, мне несладко придётся?

- У меня есть высокопоставленные друзья, – с серьёзным видом пожал плечами Август.

- Вольно, боец, – Миллс похлопала его по колену. – Я не собираюсь делать ей больно.

- Знаю, – кивнул он. – Поэтому вы друг другу и подходите.

Женщина резко сглотнула, подтягивая колени к груди. Для мэра Сторибрука движение было нехарактерным, но для Реджины, которой трудно было скрывать эмоции, такая поза была привычной, выдававшей тревогу и попытку успокоиться и защититься.

- Это глупо, да, что я так к ней отношусь и так остро чувствую, хотя мы всего месяц были вместе?

- Не обязательно быть рядом, чтоб чувствовать связь, – фыркнул Август. – И я бы сказал, что ваша связь, романтическая или нет, неважно, зародилась в тот самый день, когда она ответила на твоё первое письмо.

Реджина задумалась над его словами, хотя, в этом не было необходимости. Она уже знала, что мужчина прав. Каждый день, проведенный вдали от Эммы, заставлял Реджину анализировать их отношения. Прошлый опыт научил её быть осторожной, использовать людей, чтоб не позволить использовать себя, но все эти размышления заканчивались тем, что она скучала по блондинке всё больше.

Уткнувшись лицом в колени, она вздохнула и опустила ноги на пол. Когда Реджина повернулась к Августу, её лицо было спокойно, и маска сдержанного мэра была уже наготове:

- Как я заметила, вы с Руби легли спать последними.

* * *

Январь 15, 2005. Ирак, Местоположение неизвестно

В Мэне, наконец, выпал снег, а в Ираке ночи всё ёще были тёплыми, особенно в той поставленной на скорую руку палатке, где Эмма и её отряд провели последние пару недель. Собственно, палатка представляла собой всего лишь кусок брезента, натянутый на колья, но этого хватало, чтоб защитить солдат и сложенные внутри мешки с провизией, коробки с оборудованием и стройматериалами от солнца и песка. А во «дворе», обнесенном проволочной сеткой, находились причины, по которым, отряду пришлось спешно вернуться из лагеря. Они пробыли там два дня, вот и все их рождественские каникулы, а потом Спенсер снова вызвал их. Проезжая окрестности Синджара, отряд генерала подвергся обстрелу, и, как выразился Спенсер, он собственноручно поймал двух стрелков, так что теперь Свон и её сослуживцы охраняли своего командира и пленных, превратившись в нечто среднее между няньками и телохранителями. Стрелки молчали на допросах, что еще больше убедило Спенсера в том, что они представляют угрозу. Эмма очень сомневалась в законности тех методов, которые Спенсер использовал во время допросов, но кто она такая, чтоб задавать вопросы старшему по званию? Ночью они парами сторожили связанных пленных, сменяя друг друга через каждые два часа. По утрам Спенсер снова допрашивал их, худого долговязого мужчину с черными вьющимися волосами и шрамом на левой щеке и его товарища, более плотного и заросшего, его борода доставала почти до воротника. Генерал часами драл горло, пытаясь заставить их заговорить, но вот уже две недели пленные сносили его крики и издёвки без единого слова, без движения и только по ночам тихо переговаривались на родном языке. Однажды Эмма услышала их разговор, судя по интонациям, ей показалось, что тот пленник, что был крупнее, утешал другого, пытаясь приободрить и помочь пережить еще одну ночь. Но, опять-таки, с таким же успехом они могли планировать побег. Может быть, они всего лишь напуганные гражданские без документов, и они просто пытались пробраться в более мирные кварталы, подальше от войны. Может, они просто оказались не в том месте и не в то время, и уж точно попали в руки не к тому человеку. А может, интуиция Спенсера не ошибается, и они действительно возглавляют какую-нибудь подпольную операцию против союзнических войск, и оказались в этом районе, чтоб попытаться добыть секретную информацию и нанести удар. Оба варианта могли быть правдой, и от этой мысли Свон каждый раз становилось не по себе. И она могла только выполнять приказы и ждать.

И сегодня терпение Спенсера закончилось, он отослал отряд и начал допрос. Сидя в палатке, они слышали крики, треск ломающихся костей и глухие звуки ударов.

Здесь, в Ираке, жизни солдат и жизни их противников могли оборваться в любой момент, но сегодня, сидящие под защитой брезента, пять человек из отряда Эммы ненадолго забыли об этом. Они праздновали. Сидя на ящиках и просто на земле, поднимали бутылки с водой за Нила Кэссиди. Для любого другого в их взводе это был обычный день, для их маленького отряда это была всего лишь еще одна операция, на самом деле, они даже едва заметили, что один год закончился и начался другой. Но для Нила всё изменилось, и ему было почти невыносимо, что они так недолго пробыли в лагере. Армия умела сообщать новости быстрее любой почты.

Сегодня Нил узнал, что три дня назад у него родилась дочь.

- Поздравляем! - они подняли бутылки, глядя на Нила, который, сияя, смотрел на фотографию Тамары, лежавшей на больничной койке. Волосы у нее были собраны в пучок, и уставшее лицо обрамляли непослушные, выбившиеся из него кудри. На руках женщина держала новорожденную Алию Джастину Кэссиди весом в шесть фунтов и одну унцию. Малышка была смуглой, и, хотя покрасневшее от плача личико скривилось в гримасе, всё равно она была прекрасна. И каждый раз, когда Нил смотрел на дочь, его лицо озарялось улыбкой, такой же, как у жены, широкой, счастливой и гордой.

Эмма сжала его плечо, покачав головой:

- Можешь в это поверить? Ты папаша.

Нил хотел сделать глоток, но, не донеся бутылку до рта, снова опустил взгляд на фото и просиял, забывая про жажду и вообще, про всё на свете:

- Боже, нет, честно, мне пока что не верится.

- Это только пока, – низкий голос Карберы донесся из дальнего угла палатки, где сержант сидел, прислонясь к бетонному блоку и прикрыв глаза. До того, как он заговорил, отряд был уверен, что Карбера спит. Мужчина быстро вытащил из-под футболки серебряную цепочку. Обычно серьёзный взгляд тёмных глаз смягчился, когда Денни раскрыл медальон, висевший на цепочке. Света прожекторов, освещавших двор, хватило, чтоб ребята могли разглядеть фотографии, хранящиеся внутри украшения. С одной стороны – двое детей, мальчик и девочка, примерно девяти и шести лет. С другой – фото женщины с годовалым ребёнком на руках. Спрятав медальон обратно, Карбера снова закрыл глаза:

- Ты веришь, что стал отцом, когда первый раз берёшь своего ребенка на руки. И потом, каждый раз, беря его на руки, ты убеждаешься, что он – единственное, что есть в твоей жизни настоящего.

- Никогда бы не подумал, что у тебя есть семья, – удивился Кеннеди.

- Ты просто никогда не спрашивал, – ответил сержант и, положив руки под голову, улёгся поудобнее, собираясь отдохнуть.

- Я хочу большущую семью, – подал голос Фред. – Большой дом, куча детишек во дворе играют с собаками, и мы с моей миссис сидим на веранде, глядя на них.

- Это так по-гейски, – насмешливо бросил Кеннеди.

Не сдержавшись, Эмма фыркнула, вздернув бровь:

-Ты что-то путаешь, Кен, по-гейски это звучало бы, если бы на месте «миссис» был «мистер».

Прежде, чем Кеннеди смог ответить, Нил перебил его:

- Расслабься, тебе не светит ни «миссис», ни «мистер».

Он повернулся к Эмме, не обращая внимания на то, что Кеннеди показал ему средний палец. Кэссиди насмешливо приподнял бровь, но улыбка, которую он послал девушке, была понимающей:

- Большая семья, значит? Куча детишек, собака и белый дощатый заборчик?

Блондинка фыркнула и улыбнулась в ответ, попадаясь на удочку, заброшенную Нилом. Ей вспомнились Миллсы, белый особняк с аккуратным газоном и далматинец  Понго, время от времени захаживающий в гости к Генри:

- У меня никогда не было семьи, но, если б можно было выбирать, я бы выбрала именно это. И обязательно хулиганистого непоседливого мальчишку, – Свон помолчала, её воображение внезапно нарисовало образ маленькой девочки с непослушными тёмными кудряшками в розовом пышном платьице и сандаликах и с ободранными коленками. Усмехнувшись, Эмма пожала плечами. – Но девочки тоже очаровательные и даже умнее мальчиков.

Окружающие её мужчины рассмеялись, согласно кивая. Даже Карбера улыбнулся, не открывая глаз.

- Начинай учиться плести косички и делать хвостики, приятель, – поддел Нила Фред.

Кэссиди усмехнулся в ответ:

- Думаю, Тамара меня к волосам Алии близко не подпустит.

Произнеся имя дочери, Нил расплылся в улыбке. Остальные, глядя на него, лишь покачали головами.

- Он её избалует, – серьезно сказал Кеннеди. Фред, Эмма и Карбера кивнули, соглашаясь с ним.

Нил даже не стал спорить и только улыбнулся ещё шире. Только Эмма знала, чего ему стоили эти месяцы, и как они измотали его. Он во всех подробностях знал о походах жены к гинекологу и на УЗИ. Хорошо, что Тамара, хоть видео родов не прислала, думала Свон. Хотя, будь она на месте Нила, она тоже хотела бы знать все подробности. И даже видео, черт возьми. Не говоря уже о том, что она предпочла бы водить жену на предродовые курсы и присутствовать на родах, чтоб держать любимую за руку. Эмма опустила голову, чтоб спрятать мечтательную улыбку, готовую появиться на лице.

-Какого черта вы сидите здесь, а не охраняете пленных? – требовательный тон Спенсера разорвал тишину, и только теперь, солдаты поняли, что крики пленных смолкли какое-то время назад.

Карбера первым вскочил на ноги, вытягиваясь перед генералом, который, несмотря на свой немолодой возраст, выглядел так, будто способен сломать человеку шею голыми руками. Наверняка мог, и никому из них не хотелось убедиться в этом на собственной шкуре.

- Вы приказали нам оставаться здесь, пока вы допрашиваете пленных, сэр.

- А сейчас я приказываю вам поднять свои задницы и выполнять свою работу!

Эмма не представляла, как Карбере удалось удержаться и не закатить глаза или не фыркнуть. Сержант просто кивнул им, приказывая следовать за собой, и вышел из палатки. Один за другим, они вышли во двор, не обращая внимания на сверлящий затылки тяжелый взгляд Спенсера, под которым солдаты сами чувствовали себя пленниками.

Увидев, в каком состоянии пленные, Эмма нахмурилась. Они стояли на коленях, не связанные, но уже покорные. Лица были покрыты синяками, губы разбиты в кровь. У худощавого мужчины на правой щеке появился свежий глубокий порез, когда он заживет, шрамы у него будут на обеих щеках. Встретившись со Свон глазами, он окинул девушку таким тяжелым ненавидящим взглядом, будто это она била и калечила его.

- Зачем нам их охранять вообще? – тихо пробормотал Нил, глядя на пленных.

- Потому что они представляют угрозу для нашей страны! – рявкнул подошедший сзади Спенсер. Он грозно уставился на Нила, и первый раз за день, сияющее и до смешного счастливое лицо Кэссиди помрачнело. Под стальным взглядом начальника парень испугано сглотнул. – И потому что я приказал.

* * *

Пленные простояли на коленях уже несколько часов. То ли это был приказ Спенсера, и он пригрозил, что застрелит их, если они пошевелятся, то ли они демонстрировали своё презрение единственным доступным им способом, Эмма не была уверена. Но одно она знала точно: чтоб простоять на коленях на каменистой земле всю ночь и вытерпеть утренний солнцепёк, нужно быть либо очень отчаянным, либо сумасшедшим.

- Как думаете, кто первый сломается? – Нил вышел из палатки, протягивая им открытую бутылку с водой.

Чистивший зубы Кеннеди взял бутылку и, плеснув в ладонь воды, прополоскал рот. Сплюнув, он посмотрел на пленных:

- Ставлю на маленького.

- Да? – прикрыв глаза ладонью Нил прищурился. – Здоровяк, кажется, сейчас в обморок упадёт.

- А ты бы не упал, если б прошел через то, что прошли они? – Кеннеди был невежей, но не был лишен способности сострадать. – Я бы лично предпочел пулю в затылок, – парень пнул попавший под ноги камень. – Бум! И всё, быстро и почти безболезненно.

- Думаете, они хотят пить? – спросил Фред.

- А ты бы не захотел? – снова переспросил Кеннеди.

Хольт протянул Эмме бутылку:

- Иди, предложи им воды.

- Почему я?

- Потому что ты девушка, – легко отозвался Кеннеди.

- И что? – мрачно откликнулась блондинка.

- Они, скорее, возьмут воду от тебя, чем от кого-то из нас, – добавил Нил.

- Это место застряло во времени, – напомнила она. – Я, наверное, последний человек, от кого они примут помощь.

- Слушай, просто сделай это.

Эмма с сомнением посмотрела на пленных.

Большая часть её натуры, добрая часть, говорила ей, что простоять несколько часов на коленях, на жаре в девяносто градусов, это пытка даже для здорового человека. Девушка представить не могла, как можно это выдержать, если тебя к тому же избили чуть не до полусмерти. Но Спенсер приказал не кормить их и не давать им пить, пока не заговорят. И, черт их дери, она была уверена, что они даже не собираются говорить. Эмма на своей шкуре убедилась, что стоит только подставиться, и окружающие поимеют тебя, и сейчас та её часть, которая помнила о тяжелых жизненных уроках, говорила ей, что она не должна этого делать, не должна доверять им. Но сострадания в блондинке было больше, и оно требовало забить на опасения и приказы, потому что это, мать его, попросту бесчеловечно.

Прикусив губу, Эмма взяла воду и пошла к пленным. За ночь кровь на их лицах присохла. Рана на лице худощавого тянулась, начинаясь от середины щеки, и заканчивалась почти у губ. Бородатый смотрел на приближающуюся к ним девушку настороженно, со смесью отвращения и любопытства. Эмма остановилась на расстоянии вытянутой руки и встряхнула бутылку:

- Пить хотите, ребята? – Эмма жестами показала, что пьёт. Бородатый мужчина моргнул, глядя на неё. Свон вздохнула, наклоняясь к ним, чтоб поймать взгляд пленных. – Вот какое дело, ребята, вам просто нужно начать говорить. Скажите, что вас заставили это сделать, назовите пару имён, и он вас отпустит.

Пленники молча переглянулись, понимая друг друга без слов, и холодно посмотрели на Эмму. Их безмолвный разговор было ещё сложней понять, чем арабский. По-арабски Эмма хоть немного понимала. Большей частью, конечно, это были ругательства относительно белых чужаков, влезших в чужую страну, но всё-таки лучше, чем ничего. Пленные молчали.

Кивнув, блондинка вздохнула и встав, встряхнула бутылку ещё раз:

- Уверены, что не хотите?

Она оглянулась на товарищей у палатки и покачала головой:

- Они не хотят…

Она собиралась пройти мимо них, но худощавый пленный внезапно схватил её за ноги и, пнув по коленям, повалил на землю. Эмма упала, подняв облако пыли и на целую секунду растерялась. Этого времени бородатому хватило не только на то, чтоб встать, но и завязать драку с подбежавшими Нилом и Фредом и Кеннеди. Оказалось, что в нем еще достаточно сил, чтоб драться с тремя противниками сразу. Худощавый пленный сидел на Эмме, придавливая её винтовкой к земле:

- Ты – позорище! – яростно выплюнул он, брезгливо глядя на Эмму. – Женщина, притворяющаяся мужчиной!

Он поднял винтовку, собираясь повернуть её и направить на девушку. Она воспользовалась этим и, схватившись за винтовку двумя руками, сильно толкнула её вверх. Раздался хруст, пленный вскрикнул от боли, из его носа и едва присохшей раны на щеке потекла кровь. Он отвлекся, и Свон оказалось этого достаточно, чтоб отобрать оружие и приставить дуло к виску араба, вынуждая его скатиться с неё. Оба вскочили на ноги, Эмма хотела снова прицелиться, но в этот момент к ним подбежал Кеннеди и, заломил руку худощавого за спину, предплечьем захватив его горло:

- Веди себя хорошо, а то ведь эта женщина, только что надравшая тебе задницу, пристрелит тебя, – презрительно погрозил Кеннеди.

Эмма почти сделала это. Так легко спустить курок и отнять жизнь у того, кто напал на неё. Тихо зарычав, Свон подвигала плечами, чтоб снять напряжение, но винтовку не опустила.

Раздался выстрел, и стоявшие во дворе подпрыгнули от неожиданности. Повернувшись, они увидели возле палатки Спенсера. Карбера, нахмурившись, стоял рядом с ним. Генерал опустил винтовку Нила, выпущенная из неё пуля попала в цель: бородатый перестал вырываться и неуклюже рухнул на землю, из его шеи хлестала кровь. Нил и Фред замерли, пораженные таким поворотом событий, не замечая капель чужой крови, брызнувшей им на лица.

Никто не сказал ни слова, когда Спенсер бросил Кэссиди винтовку и быстро зашагал к застывшим чуть в стороне Эмме и Кеннеди, всё еще державшему пленника. Худощавый араб прекратил сопротивление и замер, скорбно глядя на тело друга, распростёртое на земле.

Спенсер оттолкнул Кеннеди, схватив его за ворот кителя. Солдат отлетел в сторону и упал. Генерал ухватил пленника за загривок, как щенка, и свирепо воззрился на Эмму:

- Что вы творите, солдат?

- Ничего, сэр.

- Ничего? Что-то не похоже. Вы думаете, вы лучше меня знаете, что делать, а, капрал?

- Никак нет, сэр.

- Конечно думаете, – Спенсер вскинул голову, буравя Эмму холодным взглядом. – Снимите оружие.

Эмма не двинулась с места, краем глаза глянув на Карберу. Сержант стоял, бесстрастно глядя на происходящее.

- Сэр?

- Я сказал, – раздельно повторил Спенсер, подходя на шаг ближе, волоча за собой пленника, – снимите оружие.

Глядя офицеру в глаза, Эмма дернула плечом, стряхивая винтовку. Ногой она подтолкнула её туда, где стояли её товарищи. Не понимая, что происходит, они с настороженным любопытством следили за разворачивающимися событиями, не смея вмешаться и нарушить приказ.

- Хотите устраивать неприятности в моём отряде? Так я вам устрою неприятности, – Спенсер бросил пленника на землю и наклонился к Эмме, оказавшись почти нос к носу с нею. – Посмотрим, из какого вы теста.

Спенсер повернулся и вздернул пленного вверх, поставив его на ноги. Грубо схватив араба за подбородок, он повернул его голову, заставляя посмотреть на девушку:

- Хочешь её? Так возьми.

Эмма молчала, пораженно глядя на Спенсера. Пленник повернулся к нему:

- Я не животное!

- Да, я почти поверил, – с этими словами Спенсер развернулся и пошел туда, где стояли остальные. Свон и её противник остались в центре двора, неуверенно глядя друг на друга.

Он, что, правда ждет, что они сцепятся, как два питбуля на арене? Нет! Всё её естество бунтовало против такой возможности. Он хочет, видимо, чтоб девушка убила этого человека голыми руками. Блондинка сглотнула и сделала шаг назад. Её противник тут же сделал шаг вперёд. Он чувствовал, что с этого двора живым уйдёт только один из них, и, повинуясь инстинкту самосохранения, мужчина готов был сделать всё, чтоб Эмма, а не он сам, осталась лежать в пыли. Подтянув лямку шлема, Свон посмотрела на зрителей, стоявших неподалёку, все выглядели напряженными, кроме одного.

- Сэр, думаю, это… – начал Кен, но под угрожающим взглядом Спенсера замолчал.

Этого действительно не избежать.

Эмма приняла защитную стойку, следя за противником глазами. Они ходили кругами, напряженно глядя друг на друга, оценивая. Эмма отказывалась нападать первой. Она не агрессор, она здесь, чтоб принести мир в эту страну. Она изучала своего противника, желая увидеть в нем врага, потому что видеть в нем человека, которого они захватили в плен, поработили и, черт подери, пытали, было слишком тяжело. Невозможно видеть всё это и поднять на него руку. Его темные кудри в пыли и песке, старомодного покроя одежда в заплатах и слишком ему велика, на коленях дыры от того, что он стоял всю ночь на твердой земле. И ведь ни разу не пожаловался! А за что ему всё это? За то, что попался с оружием, пытаясь, как мог, защитить свою страну от чужаков.

Не такие уж они и разные, в конце концов.

С криком он рванулся вперед, но несколько недель в плену не прошли даром. Он потерял равновесие, и толчок получился недостаточно мощным. Так что Эмма легко уклонилась, уйдя вниз. Блокировав удар, она повалила араба на землю. Сев на него сверху, Свон завела руку мужчины за голову, другой рукой придавив его горло. Пленный извивался и брыкался, стараясь освободиться. Свободной рукой он ударил блондинку в висок. Вскрикнув, она отпустила его шею, чтоб обездвижить обе руки, но мужчине удалось высвободить нижнюю часть туловища, и он сбросил Эмму с себя, сильно пнув её в живот.

Они покатились в разные стороны. Краем уха Эмма слышала, что товарищи пытаются урезонить Спенсера, но, пока у них это получится, она будет одна в этой драке.

Свон встала и чуть пригнулась, не сводя с араба глаз. Глаза, и без того темные, еще больше потемнели от гнева и теперь черней обсидиана. Он следит за каждым её движением. Руки чуть опущены, и сжатые кулаки подрагивают от бурлящего в крови адреналина.

На этот раз очередь Эммы нападать. Подавшись вперед, она обхватила противника вокруг грудной клетки и, согнувшись перебросила себя за его спину, вцепившись в араба сзади. Сейчас она с благодарностью вспомнила одного из приёмных братьев, который постоянно практиковал на ней полу-нельсон, сама того не желая, она научилась правильно делать этот захват. Свон чувствовала, как слабеет его сопротивление, и начала плавно опускаться на одно колено, увлекая противника за собой, чтоб в партере обездвижить его окончательно. Внезапная боль разорвала колено, мужчина использовал остаток сил, чтоб пнуть Эмму. Девушка выпустила его, падая на землю, араб тоже не удержался на ногах и, кашляя, отполз в сторону.

Сквозь боль Эмма слышала, как Карбера требует прекратить этот спектакль, устроенный генералом:

- Генерал, я вынужден настаивать на том, чтоб вы прекратили это. И с пленным, и с нарушением субординации, допущенным капралом Свон, нужно разбираться согласно уставу.

- Сержант, мой долг убедиться в том, что нашу страну здесь представляют только лучшие солдаты,– холодно ответил Спенсер. – Считайте это тренировкой для капрала Свон.

Встав на четвереньки, Эмма кашляла, выплёвывая песок, набившийся в рот. Её противник оклемался раньше и, поднявшись на ноги, подошел к ней, с силой пнув по рёбрам. Он пинал её, как мячик, не давая опомниться. Блондинка вскрикнула и свернулась калачиком, пытаясь защитить рёбра и откатиться подальше. К глазам подступили слёзы.

- Генерал! – не удержавшись рявкнул Карбера.

- Отставить, сержант. Это приказ.

Эмма прикусила губу. Араб подпрыгивал и смеялся, плюясь на землю, и продолжал пинать её, проклиная её и весь отряд по-арабски. Он был уверен, что блондинка уже не встанет.

Перед глазами Свон мелькнула холодная презрительная усмешка генерала. Сердце захлестнуло гневом и силой. Перевернувшись на спину, Эмма с силой пнула худощавого араба по коленям. Он упал на нее, и они покатились по земле.

Может из-за постоянных тренировок, а может благодаря яростному желанию вернуться домой живой, так или иначе, Эмма оседлала араба и, схватив его за волосы, ударила затылком о каменистую землю. Раз, потом ещё. Привстав, Свон перевернула его на живот и связала руки ремнём.

Она задыхалась. Волосы растрепались, на щеке наливался кровью синяк. Костяшки покраснели и кое-где ободраны в кровь. Со всем уважением, на которое была способна, она подошла к Спенсеру:

- Пленный задержан, сэр. Для блага нашей страны было бы целесообразно отправить его к более укрепленному месту заключения, поскольку очевидно, что допросы на месте ни к чему не ведут, - Она вернула с процентами стальной взгляд, которым окинул её Спенсер, и замерла по стойке смирно. – Сэр.

Презрительно скривившись, Спенсер повернулся к Карбере и остальным, пораженно глядевшим на Эмму солдатам.

- Чего вы ждёте, сержант? Уведите пленного.

* * *

Февраль 23, 2005. Бостон, Массачусетс

- Мы уже приехали?

- Нет ещё.

- Долго ещё-о-о?

- Всего несколько минут, Генри.

- Я уста-а-а-л.

- Ну, поспи, если устал.

- Ну м-а-а-а-м, – продолжал ныть мальчик. Вытянувшись в детском кресле, он пнул спинку водительского сиденья.

Реджина поймала взгляд сына в зеркале заднего вида. Получив молчаливый выговор, ребенок надулся и, выпрямившись в кресле, начал тихо жаловаться Рекси-младшему. Миллсы въехали в Бостон.

Четырёхчасовая поездка вымотала и Реджину, и Генри. Дороги обледенели, ветер будто с цепи сорвался, на шоссе, по которому ехал Мерседес Реджины, почти не было машин, потому что совсем немногие водители рискнули выехать из дома в такую погоду. Из-за этого Генри даже не мог как следует отвлечься на игру «Какого цвета машинка» и умирал со скуки. Естественно, Миллс никогда не выехала бы из Сторибрука в такую погоду, но Август лёг в больницу, и Реджина ехала к нему, взяв отгулы до конца недели и забрав сына из садика.

Она должна быть рядом с ним.

Реджина была уверена, что Бут никогда не попросит их приехать, как бы сильно ему этого не хотелось, и, более того, он будет ворчать и говорить, что ей не нужно было беспокоиться. Но она всегда поступала по-своему, так что Августу придётся смириться. Да к тому же, он же в госпитале, наверное, не станет возмущаться слишком много. Он позвонил два дня назад и сказал, что его всё ещё беспокоит нога, признавшись, что боли продолжаются уже второй месяц. Реджине очень захотелось немедленно отругать его за то, что не послушался её раньше, но это желание пропало, полностью уступив место беспокойству, как только мужчина сообщил, что звонит из больницы. Он сказал, что его готовят к операции, ввернув в разговоре медицинские термины, значения которых скорее всего, сам не знал, и извинился за то, что не сможет, как обычно, позвонить им в воскресение. И Реджина, несмотря на заверения Бута в том, что он в порядке и что ей не нужно волноваться, отложила все встречи и сказала Генри, что они едут навестить дядю Августа.

Четверть часа спустя Реджина вошла в здание больницы, держа Генри за руку. Мальчишка охнул, пораженный размерами холла, высотой потолков и наличием пиццерии. Спору нет, по сравнению со сторибрукской больницей бостонский госпиталь был просто другой планетой, и Генри, тут же с головой ушел в изучение новой обстановки. Реджина понимала его интерес, но про себя отдавала предпочтение больнице Сторибрука, маленькой и компактной, в которой любая сиделка проводила бы её куда угодно. Здесь же мадам Мэр была самым обычным растерявшимся посетителем, и ей нужны были указатели и висящая на стенде карта, чтоб найти дорогу к отделению, в котором лежал Август. Но даже несмотря на указатели их поиски далеко не сразу увенчались успехом, пару раз Реджина по ошибке оказалась в родильном отделении, один раз прошла мимо роскошной, окруженной огромными от пола до потолка окнами, террасы с садом, в котором стояли столики и скамейки. Если б не снег, укрывший землю, там наверняка сидели бы посетители или отдыхали в свободные минуты интерны. Наконец, Реджина и Генри нашли отделение протезирования, и сестра, оказавшаяся неподалёку, помогла им найти палату, занимаемую сержантом Августом Бутом.

Взяв сына за руку, брюнетка прошла ещё один коридор, ничем не отличавшийся от предыдущего, и оказалась перед дверью палаты. До неё донесся звук работающего телевизора и низкий тихий смех Августа. Негромко постучав, Реджина приоткрыла дверь и вошла.  

Август полулежал на кровати, одетый в больничную распашонку, белую в синий горошек. От носа к шее тянулись трубки, видимо, помогавшие ему дышать. Глаза были прикрыты, может, от усталости, а может быть, и под действием каких-то лекарств. Хорошенько рассмотрев посетителей, мужчина криво усмехнулся, пожимая плечами:

- Почти вовремя.

Реджина вопросительно вскинула бровь:

- Ты нас ждал?

Август ухмыльнулся и откинулся на подушку, ничего не ответив. Посмотрев на него, Миллс решила, что, может быть, солдат еще находится под действием обезболивающих. Реджина шагнула к стоявшей в палате тумбочке, чтоб поставить на неё сумочку, и почувствовала, как кто-то нерешительно потянул её за штанину. Генри обнял её за ногу и спрятался за ней, уткнувшись лицом в Рекси.

Встревоженная брюнетка наклонилась к сыну, и он тут же обнял её за шею:

- Что такое, солнышко?

- Дядя Август заболел? – спросил он громким шепотом и встревожено покосился на мужчину, готовый заплакать. Его удивление, вызванное размерами больницы, прошло и, увидев, что дядя Август опутан трубками и проводами, подключенными к разным машинам, Генри испугался.

Реджина нахмурилась, но кивнула:

- Немножко, родной, но ему уже лучше. Ты не хочешь его обнять?

Мальчик кивнул и, уцепившись за металлический каркас, забрался на кровать. Он плюхнулся на здоровую ногу Августа и пополз вверх, усевшись мужчине на живот, а затем обнял его:

- Тебе лучше, дядя Август?

- Эй, малыш, – просиял улыбкой Бут, кажется, он только теперь заметил присутствие Генри. – Я знаю супер-крутой фокус-покус, – доверительно сообщил он.

- Какой? – в мальчике сразу проснулось любопытство. – Покажи мне, я хочу посмотреть, – Генри взволновано прижимал Рекса к груди.

- Нужно сказать волшебное слово.

- Пожалуйста?

- Не это волшебное слово.

- Бибити-бобити-бу!

Август помолчал секунду и пожал плечами, и внезапно кровать поднялась на два дюйма и наклонилась вперёд. Генри ахнул от удивления и завертел головой, разглядывая волшебную кровать. Малыш перебрался к Августу на колени.

- Как ты это сделал?!

- Волшебство, – серьёзно прошептал Август, наклонившись к уху мальчика.

Генри уселся поудобнее и взмахнул Рексом, как волшебной палочкой:

- Бада-бум!

Бут усмехнулся, услышав такое заклинание, и потихоньку зажал кнопку, заставляя кровать раскачиваться вверх-вниз прежде, чем опустить её на место.

Реджина покачала головой, присаживаясь на диванчик и глядя на двух неугомонных мальчишек, продолжавших баловаться с автоматической кроватью. Не важно, сколько лет армейской службы у Августа за плечами, стоит ему оказаться рядом с Генри, и никакая сила на свете не заставит его вести себя, как полагается взрослому.

- Она как волшебный ковер Алладина, мамочка! – радостно воскликнул Генри.

- Нет, это волшебная кровать! – так же радостно добавил Август.

- Бесполезно разговаривать с тобой сейчас, да, Август? – спросила Реджина, кивнув на капельницу, идущую к его правой руке.

- Со мной всегда полезно разговаривать, – самодовольно откликнулся мужчина и повернулся к Генри, чтоб открыть ему секрет волшебной кровати.

- Спорное утверждение, – поддела брюнетка и похлопала его по руке, чтоб заставить повернуться. – Операция прошла успешно?

- Я все ещё жив и лягаюсь, – он задумчиво посмотрел в потолок, и пожав плечами добавил. – Почти лягаюсь. Эти ребята потихоньку отрезают мне ногу.

Без предупреждения он откинул одеяло, и Реджина увидела, что культя стала короче, теперь она заканчивалась на середине бедра. Несмотря на бинты, женщина заметила свежие швы. Реджина уже видела Августа без протеза, но увидеть своего друга в больнице, куда он попал из-за осложнений с ногой, потерянной в бою, было тяжело, и её сердце болезненно сжалось. Она сжала его руку, но Август не дал ей ничего сказать. Он потрепал её костяшками пальцев по щеке – точно так же, как Эмму, этот его раздражающий жест старшего брата. Сержанта, видимо, совсем не смущало, что Реджина старше него.

- Ты приехала.

- Конечно, я приехала, – удивилась Реджина.

Улыбнувшись, он взъерошил брюнетке волосы, заработав сердитый взгляд, которого мужчина уже не заметил, повернувшись к Генри.

Мальчишки решили проверить, что еще умеет волшебная кровать.

* * *

Через час Августу принесли ланч, и при виде супа, желе и пудинга желудок Генри громко заурчал. Так что, оставив ребят смотреть мультики и на пару поедать пудинг и желе, Реджина отправилась на поиски чего-нибудь съедобного. У входа, конечно, была пиццерия, но жирная, непонятно как приготовленная пицца – явно не лучший вариант для растущего организма. Пока они искали палату Августа, Реджина заметила пару магазинчиков, в которых, вроде, продавались кофе и сэндвичи. Только найдет ли она их, это ещё вопрос.

Реджина хотела подозвать идущую ей навстречу медсестру, но её отвлек телефонный звонок. Миллс нахмурилась, ища в сумочке мобильный. Этот телефон предназначался только для деловых звонков и непредвиденных обстоятельств, связанных с Генри. Её сын остался в палате с Августом, значит, это кто-то из подчиненных. Видимо, они не способны без неё решить ни один вопрос.

Раскрыв Моторолу, брюнетка прижала её к уху, пытаясь сориентироваться и решить куда идти:

- Реджина Миллс у телефона.

- Эй.

Реджина резко остановилась, так что беременная леди, идущая позади, едва не врезалась в неё. Будущая мама посмотрела на брюнетку куда более сердито, чем оно того стоило, но, возможно, причина была в том, что ребенок заявлял о себе, активно пиная маму в живот. Миллс пропустила женщину вперед, виновато на неё посмотрев.

- Эмма? – неверяще прошептала она.

- Почему ты всегда так удивляешься, когда я звоню? – Эмма притворилась обиженной.

Реджина усмехнулась. Она продолжала бесцельно блуждать по коридорам:

- Ничего, это приятное удивление. Я никогда не знаю, когда ждать твоего появления.

- Да, это нам удаётся. Хотя, когда я удивила тебя последний раз, ты конфисковала мою машину.

- Не я, а шериф. И там нельзя парковаться, – серьёзно возразила Реджина.

Эмма фыркнула от смеха:

- Скучаю по тебе, – нежно прошептала она.

- Я тоже по тебе скучаю, – откликнулась Миллс. – Как ты?

- Здорово вообще-то.

- Правда? – свернув в очередной раз, женщина огляделась и обнаружила себя у входа в палату интенсивной терапии. Быстро развернувшись, она пошла обратно.

- Ага, у меня всё хорошо.

- Ни царапин, ни синяков?

- Не буду ничего обещать на этот счет.

Реджина закатила глаза и, пройдя по коридору, оказалась в каком-то приемном покое:

- Рада слышать, что у тебя всё в порядке.

- А ты как?

- Ни царапин, ни синяков, – пошутила Миллс. – Хотя нет, один синяк есть. Вчера Генри спал со мной и хорошенько пнул меня по рёбрам.

-Я поцелую, и всё пройдет, – пообещала блондинка. Реджина довольно улыбнулась, чуть покраснев.

- Ловлю тебя на слове, – мягко усмехнулась она, замедляя шаг. – Подожди-ка, - прищурилась брюнетка от внезапной мысли, – как ты догадалась позвонить на этот номер?

- Я позвонила домой, потом в ратушу. Твоя секретарша сказала, что ты уехала.

- Да, мы с Генри поехали навестить Августа.

- Да, он мне сообщил, – голос Свон стал серьёзным. – Ты позаботишься о нем?

- Конечно. Хотя, кажется, ему вполне хватает действия лекарств.

- Ага, это похоже на Августа. Что ты делаешь? – спросила Эмма, слыша постоянный звук шагов.

- Блуждаю по лабиринту, который почему-то называется больницей, – хмыкнула Реджина. – Я пытаюсь найти, где можно купить ланч для Генри.

- Поверни направо.

Реджина быстро огляделась и увидела, что перед ней действительно поворот направо. Она озадачено сузила глаза:

- Что?

- Пытаюсь помочь тебе выбраться из лабиринта, – возразила блондинка. – Что, поворот налево привлекает тебя больше?

- Тут нет поворота налево.

- Конечно нет.

Реджина закатила глаза, но решила подыграть. Пройдя вниз по коридору, она увидела более знакомое место.

- Сколько у тебя времени? Ты успеешь поговорить с Генри?

- Не переживай. Они весело проводят время с Августом.

Реджина снова прищурилась:

- Откуда ты знаешь?

- Если б он был с тобой, ты волновалась бы больше, да и вообще он бы уже отобрал у тебя трубку. Ещё раз направо.

Повернув, Реджина увидела знакомые окна, окружавшие террасу. Значит, и магазинчики, которые она искала, недалеко.

- Твои поисковые навыки безупречны.

- И опять удивленный тон. Прямо по коридору. В этом магазинчике сносная еда и вполне приличный кофе.

Реджина остановилась перед террасой, почти перестав дышать. Не веря самой себе, Миллс покачала головой:

- Эмма…

Сердце гулко стучало в ушах.

- Обернись.

Глава 15

- Обернись.

Реджина тряхнула головой, не в силах поверить в происходящее, боясь зарождающейся в груди надеждой.

- Эмма, мне сейчас совсем не до игр, – сквозь жесткий тон явственно звучали нотки отчаяния.

- Обернись, – настаивала Свон.

Проглотив подкативший к горлу ком, Реджина медленно обернулась, кровь оглушительно стучала в ушах. Затаив дыхание, женщина окинула коридор взглядом.

Он был пуст. Совершенно пуст, если не считать пустой каталки у стены и торопящейся куда-то медсестры, изучавшей на ходу карту пациента. Ни красной куртки, ни копны непослушных светлых локонов, ни камуфляжа. Никаких признаков Эммы.

Медленно выдохнув, брюнетка на секунду зажмурилась, мысленно настучав себе по голове, за то, что, позволила своему сердцу надеяться. Но смущение тут же сменилось яростью.

- Поверить не могу, что ты это сделала! – прошипела она в трубку. Блондинка еще имела наглость хихикать, представьте себе! – Это самая жестокая вещь, которую ты только могла сейчас сделать, и что, скажи честно, ты от этого выиграла?

Хихиканье сменилось громким смехом, и этого Миллс уже не могла вынести. Уперев одну руку в бок, она повысила голос до крика:

- Тебе смешно, значит, да?!

- Реджина…

- Что, «Реджина»?! Чем ты думала, Эмма Свон?! – продолжала метать громы и молнии брюнетка – А что, если б Генри был со мной?! Ты хоть представляешь, насколько он был бы разбит?!

Её похлопали по плечу, и женщина резко развернулась, сверкнув глазами, готовая наброситься на бедолагу, рискнувшего её прервать. Реджина ахнула. Телефон упал на пол с громким стуком. Крышка слетела с корпуса и аккумулятор выпал. Безупречная «Моторола» получила несколько царапин, но Миллс было на это наплевать.

Темно-коричневая кожаная куртка с отороченным мехом капюшоном, светлые локоны выбиваются из-под забавной вязаной шапки. И глаза, зеленее которых она в жизни не встречала, озорно поблёскивают, глядя на неё.

- Эмма! – ахнула пораженно Реджина.

Девушка самодовольно ухмылялась, пряча «Нокию» в карман, видимо, гордая своим розыгрышем. Кивнув на упавший телефон, она усмехнулась:

- Не знаю, с кем ты только что говорила, но я бы не хотела оказаться на его месте.

Она умолкла, когда Реджина бросилась к ней, обвивая руками её шею таким естественным жестом, будто и не было этих девяти месяцев мучительной разлуки. Уткнувшись лицом в плечо блондинки, Реджина вдыхала цветочные запахи её мыла и шампуня, чувствуя, как Эмма крепко обнимает её в ответ, прижимает к себе, сминая в пальцах ткань блузки, и замирает, зарывшись лицом в темные волосы.

Время остановилось на несколько долгих минут, они стояли, обнявшись, отражаясь в стёклах окон, окружавших террасу, укрытую мягким снежным покрывалом. Наконец, женщины слегка отклонились, чтоб посмотреть, друг на друга, но объятий не разорвали. Столько чувств было в их встретившихся взглядах: смущение, волнение, счастье. Они улыбнулись, и Эмма наклонилась, прижимаясь лбом ко лбу брюнетки:

- Эй.

Реджина рассмеялась, крепче обнимая девушку за шею:

- Эй.

Эмма засмеялась в ответ, их любимое «Эй» звучало так привычно. Они были счастливы и взволнованы, их переполняла радость, так что женщины просто обнялись еще крепче, так естественно и уверенно, что даже Старик Время не усомнился бы в том, что месяцы разлуки не имели для них значения.

- Так что, у меня всё ещё неприятности? – улыбнулась Эмма.

- Ещё какие, – серьёзно ответила Реджина, сияя улыбкой, и стукнула блондинку в плечо. – Идиотка.

И, притянув Эмму к себе, Миллс крепко поцеловала её, вкладывая в этот поцелуй всю страсть, на какую была способна.

Слишком давно она не чувствовала уверенного прикосновения розовых губ Эммы к своим собственным. Как она мечтала об этом, сколько раз видела этот момент в своих снах, когда, загруженные работой, дни сменялись одинокими ночами. Эмма здесь, и Реджина чувствует её ладонь между лопаток, чувствует, как прохладные пальцы девушки скользят вниз по спине и замирают, почти коснувшись ягодиц. И эти ощущения заставляют брюнетку вновь осознать, что капрал Свон вернулась к ней, и она забывает о снах и фантазиях, потому что все они не сравнятся с прикосновениями Эммы.

Уста блондинки приоткрылись, и Реджине, отчаянно желавшей углубить поцелуй, стоило большого труда не попасться в эту заманчивую ловушку. Женщина болезненно застонала, вспомнив, где они находятся. Нежно поцеловав Эмму в уголок губ, Реджина оставила следующий поцелуй на щеке и напоследок еще раз легко прикоснулась к губам девушки прежде, чем отстраниться. Брюнетка не удержалась от счастливой улыбки, глядя на блаженствующее лицо солдата.

- Отличный способ приветствовать вернувшегося домой, – Свон открыла глаза и, наконец, прислушавшись к голосу разума, отступила на шаг. Близость объятий была сейчас слишком большим искушением для обеих.

- Уж точно получше твоего маленького розыгрыша, – Реджина тоже разомкнула руки, глядя на Эмму с лёгким упрёком. Та в ответ только пожала плечами, всё ещё довольная и гордая собой.

- Ну, признайся, – блондинка нагнулась, чтоб поднять позабытый Реджиной телефон, – ты же попалась.

Реджина в ответ закатила глаза, принимая протянутый мобильник. Не в силах удержаться, Эмма наклонилась к ней, легко целуя за ухом. Реджина вздрогнула и шагнула ближе, но Свон почти сразу отступила, и они, наконец, отправились к выходу из лабиринта больничных коридоров, туда, где находились рекреации, сувенирная лавка и пара кафетериев.

- Не то, чтоб я жаловалась, – Реджина сжимала руку Эммы, когда они вошли в кафетерий, присоединившись к небольшой очереди, – но что ты тут делаешь?

- Мне сообщили, что моего приёмного брата готовят к операции, и сказали, что если я хочу быть рядом с ним, то могу получить увольнительную на пять дней, – пояснила девушка, обнимая брюнетку за талию. – И я села на самолёт до Бостона.

- Целую неделю? – строгий мэр обрадовалась, как школьница, и, как ни старалась, не смогла скрыть радостного волнения в голосе.

Блондинка виновато нахмурилась:

- Три дня, включая сегодняшний. Август под действием морфия уверял, что ты приедешь, как только сможешь. Так что мне оставалось только ждать и наслаждаться шоу.

- Ждать и наслаждаться шоу? – удивленно подняла бровь Реджина.

- Как я уже сказала, Август и обезболивающие – это довольно забавное сочетание. И они, видимо, обострили его увлечение мыльными операми, – Эмма слегка подтолкнула женщину, продвигаясь в очереди. – Он угрожал, что отключит себя от системы жизнеобеспечения, если я посмею набрать твой номер раньше времени.

- Отключит себя от… Но, он же не в овощеподобном состоянии, его не подключали к системе жизнеобеспечения. А если б подключили, он был бы не в состоянии отключиться сам.

- Август плюс морфий, – повторила Эмма.

- В следующий раз, когда неожиданно приедешь, просто позвони и предоставь мне самой разбираться с Августом, – непререкаемым тоном сказала Реджина и повернулась к баристе.

- Есть, мэм, – ухмыльнулась Эмма.

* * *

Купив на ланч несколько клубных сэндвичей и добавив к ним жареный сыр специально для Генри, женщины пошли в палату Бута. Они обнялись так тесно, что, казалось, по коридору идут сиамские близнецы, сросшиеся бедром. Перед дверью Реджина остановилась и улыбнулась, придержав Эмму:

- Подожди здесь.

Эмма удивленно вздернула бровь и кивнула. Брюнетка, не удержавшись, наклонилась, чтоб оставить на губах девушки еще один поцелуй. Эти соблазнительные губы много задолжали ей за девять месяцев разлуки, и женщина твердо намеривалась взыскать этот долг с процентами. Оставив улыбающуюся Эмму в коридоре, Миллс вошла в палату, держа в руках сэндвич Генри и свой кофе. Положив бутерброд и поставив стаканчик на тумбочку, она пристроила сумочку рядом. Генри продолжал баловаться с кнопками кровати, и та ходила ходуном, но Август, поглощенный просмотром очередной серии «Лиги справедливости», видимо, не возражал.

- Солнышко, у меня для тебя сюрприз, – позвала Реджина, едва освободив руки.

Генри опустил кровать до предела, так что Август теперь лицезрел потолок, недовольно сморщившись от того, что ему не видно, что происходит на экране.

- Пицца?

- Нет, – улыбнулась мама.

Август сел так резко, что Реджина почти рванулась поддержать его. Но мужчина всего лишь дотянулся до кнопки, и кровать приподнялась, возвращаясь в нормальное положение.

 -А я знаю, – коротко бросил он.

- Конфеты? – Генри с надеждой повернулся к дяде.

 Август не ответил и просто накрыл большущей ладонью лицо малыша, закрывая ему глаза.

- Как раз вовремя, мать вашу! – весело воскликнул он.

- Август, – с упреком посмотрела на него Реджина, скрестив руки на груди.

- Прости, – свободной рукой он прикрыл одно ухо Генри. – Не говори так, ладно, чувак?

Мальчик послушно кивнул и попытался убрать руку Августа с лица, но Бут держал крепко.

- Что это?

Улыбаясь, Реджина подошла к двери и за руку ввела в палату довольную Эмму, которая, конечно, слышала весь разговор. Брюнетка посмотрела на Свон, прижав палец к губам. Девушка оставила на тумбочке кофе и сэндвичи, которые держала в руках, и, подойдя к Генри, наклонилась к нему, оказавшись с мальчишкой почти нос к носу. Комнату наполнила выжидательная тишина, и Август медленно убрал руку, позволяя малышу посмотреть свой сюрприз. Сразу почувствовав чужое присутствие, Генри отклонился назад, и открыл глаза. Мгновение он просто смотрел на блондинку, потом его брови взлетели вверх, а рот и глаза широко раскрылись от удивления. Прижав ладошки к губам, он громко ахнул:

- Эмма!

В следующую секунду он прыгнул ней на руки, крепко обнимая Свон руками и ногами и радостно громко крича ей в ухо.

Тяжесть мальчика на руках была привычной, руки быстро вспомнили это ощущение, но, боже, разве раньше его волосы щекотали ей подбородок? Это тот же Генри, которого она оставила в аэропорту с Реджиной девять месяцев назад, но он успел вырасти за это время. Он окреп, и, господи, как же мальчишка вытянулся, и почему, черт возьми, его глаз не видно? Счастливо рассмеявшись, она убрала отросшую челку со лба ребенка, наконец, увидев взгляд карих, с золотыми искорками, глаз.

- Уже лучше. А то я переживала, что ты ослеп.

- Видишь? – Реджина посмотрела на сына, присаживаясь рядом с обнимающейся парочкой. – Тебе надо подстричься.

Вывернувшись из-под руки Эммы, мальчик потряс головой и упрямо взъерошил волосы. Удовлетворенный полученным результатом, он вскочил и начал радостно прыгать на кровати, подняв руки в победном жесте, так что сидящие на кровати взрослые покачивались от этих прыжков.

- Эмма дома! Эмма дома! Эмма дома! 

Блондинка улыбнулась, поймав взгляд Реджины, пока они обе смотрели на счастливого и шумного Генри.

- Да. Да, я дома, – тихо сказала она, сама пытаясь в это поверить.

* * *

Они без умолку болтали во время ланча, и Генри все никак не мог решить, хочет ли он сидеть рядом с Августом или на коленях у Реджины с Эммой, сидящих в обнимку в кресле. Мальчик настоял на том, что Эмма должна увидеть, какому супер-крутому фокусу научил его дядя Август. Реджине всё происходящее казалось чем-то нереальным. Пять лет назад Миллс ни за что не поверила бы, если б кто-то сказал ей, что сейчас она будет сидеть в больничной палате с сыном, которого, как она думала, у неё никогда не будет, со своей девушкой, которую она просто не могла встретить, и с чудаковатым другом, от которого она точно уже никогда не избавится. Всё это внесло разлад в размеренную жизнь мэра, и её семья была странной и неорганизованной, и иногда это было невероятно тяжело. Но они её семья, только её. И они идеальны.

И Реджина счастлива.

Эмма удивленно ахнула, когда после заклинания Генри кровать Бута поднялась, а потом опустилась. Генри, довольный ей реакцией, тут же открыл блондинке секрет волшебной кровати. Глядя на них, Реджина улыбнулась и, поерзав в кресле, прижалась ближе к девушке, закинув ноги к ней на колени и положив голову на плечо. Эмма повернулась и, улыбнувшись в ответ, легко поцеловала темную макушку. Женщины взялись за руки, неосознанно переплетая пальцы, стремясь этим прикосновением напомнить друг другу, что они обе здесь. Вместе. Наконец-то.

Удивительно, но на протяжении целых трёх серий «Лиги справедливости» Генри сидел рядом с Августом, предоставив парочке, сидящей в кресле, спокойно обниматься. Наконец, он слез с кровати и за руку потянул Эмму к дверям, попросив проводить его в туалет. Он был большой мальчик, и дома ему не требовалась помощь, но здесь ему нужен был взрослый, чтоб помочь забраться на унитаз, а потом дотянуться до раковины. Так что Генри попросил Эмму.

Как только дверь закрылась, Реджина наклонилась к Августу. Видимо, сознание мужчины теперь было более ясным, чем когда они приехали, и действие обезболивающих ослабло. Хотя единственным признаком этого было то, что Бут морщился всякий раз, когда Генри ненароком задевал его больную ногу.

- Как раз вовремя? – спросила Реджина, приподняв бровь.

- Думаю, что даже слишком долго, – ребячливо улыбнулся он.

Женщина мягко улыбнулась, чуть сжав его руку:

- Ты был под действием обезболивающих, не мог ясно мыслить, как, скажи на милость, тебе удалось в таком состоянии дергать нас за ниточки, играя в кукловода?

- Подумаешь, Толкин вообще писал Хоббита под действием опиума.

- Так значит мы просто персонажи твоей истории? – ошарашено спросила Реджина.

Август потрепал её по щеке:

- Вы гораздо больше.

Реджина в ответ закатила глаза и с нежностью посмотрев на Августа, наклонилась и поцеловала его в висок. Мужчина довольно улыбнулся и насмешливо присвистнул:

- Ого, а если твоя девушка увидит?

На этот раз, в глазах Миллс явно отразилась досада, но Бут в ответ и бровью не повел, продолжая улыбаться. И Реджина не хотела, чтоб он изменился хотя бы на йоту.

* * *

Звякнув, лифт остановился на шестом этаже, двери открылись, и в коридор вышли Эмма со спящим Генри на руках и Реджина с небольшим чемоданом на колёсиках. Пол коридора, в котором они оказались, выглядел слегка покатым из-за ромбовидного узора на ковровом покрытии. Воздух был насквозь пропитан запахами жареного мяса, рыбы и карри, и брюнетка, не удержавшись, сморщила нос.

Свон усмехнулась, заметив это:

- К этому запаху привыкаешь, – она кивнула головой влево, туда, где находилась квартира Августа.

Реджина кивнула, пробормотав что-то в знак согласия. Пройдя до конца коридора, женщины замерли, увидев, что у дверей их уже ждут.

- Это кот.

- Ага, – Эмма поудобнее перехватила Генри одной рукой, другой извлекая из кармана ключи, одолженные Августом. – Оказалось, он настоящий. 

Небольшой черный кот с белым носочком на правой передней лапе и белым пятном вокруг левого глаза сидел, навострив уши, и выжидающе переводил взгляд с двери на подошедших людей и обратно.

- Познакомься с Фигаро.

Эмма открыла дверь. Кот не стал ждать, пока блондинка распахнет её полностью: едва между дверью и косяком появился просвет, Фигаро прошмыгнул внутрь и по-хозяйски устроился на стуле в гостиной. Стул был накрыт одеялом, и даже из прихожей Реджина увидела на нем кошачью шерсть. Значит, этот кот, и правда, часто захаживает в гости к Буту.

- Он хороший, только прожорливый, – пояснила Эмма, – не смотри, что он такой тощий. Это животное слопает твои хлопья, стоит тебе только отойти к холодильнику за молоком.

- Но котам нельзя хлопья.

Эмма повернулась и совершенно серьёзно посмотрела на Реджину:

- Я знаю.

Она ушла в спальню, чтоб уложить Генри в кровать[9], а вернувшись, кивнула на красовавшееся на бежевом ковре гостиной, оранжевое пятно:

- Это он сделал.

Брюнетка снова поморщилась:

- Почему оно оранжевое?

- Понятия не имею, – мрачно откликнулась девушка. – Я всё перепробовала, но не смогла его вывести.

- Засыпь содой.

Эмма усмехнулась:

- Братец два дня не давал мне вам позвонить. Вот ему и расплата, пусть сам разбирается.

Миллс рассмеялась, одобрительно кивнув:

- Мне нравится ход твоих мыслей, солдат.

Сняв пальто, Реджина подкатила чемодан к дверце шкафа. Легкая улыбка украсила её губы, когда, открыв его, она увидела висящий на плечиках свежевыстиранный, но порядком потрепанный мундир Эммы. Реджина провела пальцами по шеврону на рукаве, потом по всему кителю. Локти были изношенны сильнее всего и порваны, несмотря на двойную подкладку, кое-где остались пятна, и женщина даже не хотела знать, откуда они.

Сильные руки обвились вокруг её талии, когда Эмма, довольно вздохнув, крепко обняла Реджину со спины. Теплое дыхание щекотало ухо, и брюнетка тихо хихикнула.

- Я действительно по тебе скучала, – прошептала Эмма.

Быстро повесив пальто, Реджина накрыла руки девушки своими, откидывая голову ей на плечо. Склонившись к смуглой шее, блондинка скользнула по ней губами. Реджина накрыла ладонью затылок Эммы и, зарывшись пальцами в распушенные локоны, прижала её к себе:

- Я тоже по тебе скучала.

В тишине комнаты, нарушаемой только сигналами машин на улице, шумом ветра, доносящимся из приоткрытого окна, и приглушенным говором соседей на балконе этажом выше, женщины начали покачиваться, прижавшись друг к другу так тесно, что их дыхание смешивалось. Городской шум был их симфонией, а движения подсказывали сердца.

Не прекращая танца, не разрывая объятий, они прошли в гостиную. Эмма делала шаг, и Реджина следовала за ней. Реджина чуть сжимала пальцы, запутавшиеся в золотых волосах, и Эмма еще крепче обнимала её, легонько лаская пальцами кожу между поясом брюк и слегка приподнявшейся блузкой.

Удовлетворенно вздохнув, Реджина поудобнее устроила голову на плече Эммы, еще больше открывая шею. Расценив это как приглашение, блондинка нежно коснулась мягкой кожи, оставляя поцелуй, чувствуя, как часто бьётся пульс брюнетки, ускоряясь в ожидании большего. Губы неторопливо изучают гладкую кожу, следуя по контурам вен. Дорожка поцелуев спускается к плечу и поднимается обратно, заканчиваясь за ухом.

Реджине щекотно, и она тихо смеется, пытаясь отстраниться и одновременно прижаться еще ближе. Эмма нежно целует ухо, и с накрашенных красной помадой губ срывается тихий хриплый стон. Блондинка довольно улыбается, слыша его, и легко обводит мочку языком. Следующий за этим стон звучит чуть громче и отчетливей.

- По этому я тоже скучала, – прошептала Эмма, оставив еще один поцелуй за ухом, невесомо пробегая кончиками пальцев по руке Реджины к ладони, лежавшей на затылке.

- Мы никогда этого не делали, – хрипло выдохнула брюнетка.

Пальцы замерли, не прикоснувшись к запястью, и Эмма, немного отклонившись назад, чтоб освободить волосы, быстрым движением развернула Реджину лицом к себе. Блондинка взяла её за руку, сплетая пальцы в замок, а вторую руку Миллс неторопливо положила себе на плечо, обнимая женщину за талию, при этом ни на секунду не прерывая их неожиданный танец.

- Это должно войти у нас в привычку, – сказала Эмма, когда они обе одновременно шагнули навстречу, сокращая расстояние, чтоб прислониться друг к другу лбами.

- Что именно?

- Танцевать.

- Но здесь нет музыки.

- Предыдущие двадцать минут это не было проблемой.

Отстранившись, Реджина огляделась вокруг, будто стремясь найти доказательство слов Эммы в том, что их окружало. Машины на улице продолжали сигналить, ветер немного стих, из квартиры соседей сверху доносился смех. Кота на стуле не было, теперь он сидел у открытого окна, часы на святящемся дисплее видеомагнитофона показывали 21:30. Только по этим незначительным моментам можно было убедиться, что девушка права. Пока Реджина растворялась в тёплых объятиях Эммы, вдыхая её запах, время остановилось. Брюнетка улыбнулась и, оставив на теплых губах девушки скромный мимолётный поцелуй, прижалась к ней виском.

- Ты права, это должно стать привычкой, – кивнула она.

Они разорвали объятия, только когда потерявший всякое терпение Фигаро начал бить лапой по пустой миске.

- Труба зовет, – усмехнулась Эмма и пошла на кухню, чтоб насыпать в миску корма.

- Хорошее применение армейских навыков, – поддела Реджина и, разувшись, взяла свой чемодан и пошла переодеваться в спальню. Десять минут спустя она вышла к Эмме в мешковатой футболке с надписью US ARMY и пижамных штанах. В руках женщина несла зимнюю куртку Генри, оставленную Эммой на кровати. Повесив её в шкаф, она подошла к дивану, на котором сидела блондинка. На коленях у неё дремал довольный Фигаро, а рядом, на кофейном столике, стояла пара бокалов с вином.

- Классная футболка, – ухмыльнулась Свон.

- Ну, я же не знала, что тебя увижу, правда? – слегка ощетинилась брюнетка, садясь как можно ближе к Эмме.

Диван прогнулся, и встревоженный Фигаро вскинул голову. Одарив Миллс сердитым взглядом, он встал и улёгся снова, повернувшись к ней хвостом и положив голову к Эмме на колени. Видя такую недвусмысленную демонстрацию, Реджина вопросительно вздернула бровь, а Эмма тихонько хмыкнула в ладонь, едва сдерживая свое веселье.

- Всего девять месяцев не виделись, а ты уже нашла мне замену, – притворившись обиженной, брюнетка отодвинулась и потянулась за бокалом. – Предпочесть мне кота! Ну, знаешь, у меня слов нет.

- А сама? – Эмма осторожно опустила кота на пол, получив от него укоризненный взгляд. Развернувшись, Фигаро устроился на своем законном месте, на стуле. – Может, расскажешь мне, как полгорода праздновали Новый Год у нас дома? – в тон ей отшутилась Свон.

- И вовсе не половина города, – возразила Реджина, положив ноги Эммы к себе на колени, – и вообще, это была идея Августа.

- Забавно, как этот парень всегда добивается, чего хочет.

Женщина улыбнулась, придвигаясь ближе, так что теперь Эмма полулежала, опираясь спиной на угол дивана, а Реджина тесно прижималась к ней. Девушка обняла Реджину, бездумно перебирая шелковистые темные пряди.

- У тебя волосы отросли, – тихо сказала Эмма.

Инстинктивно Реджина вытянула один локон и согласно кивнула:

- Думаю, нам с Генри обоим нужно к парикмахеру.

- Мне нравится эта длина.

Реджина покраснела.

Зарывшись пальцами в волосы брюнетки, Эмма начала мягко массировать кожу головы. Закрыв глаза, Реджина наклонилась ближе, чтоб девушке было удобнее. Осторожные круговые движения кончиками пальцев, ногти слегка надавливают на затылок. Поддавшись успокаивающим, гипнотическим прикосновениям, Миллс расслабилась и даже не заметила, в какой именно момент полностью легла на Эмму сверху. Только горячее дыхание Свон на её щеке и громкий стук сердца Эммы заставили её опомнится.

Реджина приподнялась, вынуждая Эмму прекратить массаж, и внимательно на неё посмотрела. Линии на лбу, появившиеся раньше времени, свидетельствовали о том, как много девушке уже пришлось пережить, но лучики смешливых морщинок в уголках глаз и у губ говорили, что ей удалось сохранить свой весёлый нрав, несмотря ни на что.

- Прости, – прошептала Реджина, теребя ворот её футболки, – что сорвалась на тебя по телефону.

Эмма беззаботно пожала плечами:

- Не переживай.

- Не могу, – Миллс попыталась сесть, но обнаружила, что ей не дают подняться руки блондинки, обнимающие её за талию. Не желая отпускать женщину, Эмма крепче обняла её, забросив одну ногу поверх ног Реджины. Смирившись, Реджина снова опустилась на Эмму, прижавшись к ней. – Я действительно волнуюсь за тебя. И я знаю, что ты не принимаешь поспешных решений, но когда я думаю, что что-нибудь может случиться с тобой, что я могу тебя потерять… От этой мысли я прихожу в ужас.

- Со мной ничего не случится, Реджина.

Брюнетка крепко сжала ткань футболки в пальцах в неосознанной попытке удержать Эмму так близко, как только можно, в попытке заставить её понять. Нахмурившись, Реджина подбирала слова:

- Я знаю. Знаю, что ты всегда вернёшься домой. Но я должна быть реалисткой, риск всегда есть. Твоя жизнь подвергается опасности каждый день, и я думаю, что это еще не всё… - Реджина замолчала, прикусив губу. – Что такого произошло, что тебе нужно притворяться, что Генри твой крестник?

Эмма нахмурилась, пряча глаза. Но взгляд Реджины был таким пронизывающим, таким умоляющим, что девушка не выдержала и снова посмотрела на неё.

- Тебя кто-то беспокоит? – нерешительно прошептала Миллс, зная ответ на свой вопрос, но боясь услышать его от Эммы. – Кто? – жестко добавила она, когда блондинка ничего не сказала.

- Ничего ужасного не произошло, – возразила Свон, но её голос был тихим, и она снова отвела глаза, не в силах выдержать взгляд Реджины. Она всегда умела прятать свои эмоции, но с Реджиной всё было по-другому. Ощущение тёплых объятий и что-то, зажегшееся в карих глазах, смотрящих на неё, забота, тревога, уязвимость, не давали ей сосредоточиться и полностью спрятать собственный страх. В конце концов, Эмма просто не хотела врать Реджине.

- Эмма…

Вместо ответа Свон подняла голову и неожиданно накрыла полные губы Миллс таким поцелуем, что женщины чуть не свалились с дивана, потеряв равновесие. Через пару минут Эмма отклонилась назад и, накрыв щёку брюнетки ладонью, начала поглаживать её большим пальцем. Как давно Реджина не чувствовала нежности этого прикосновения!

- Мой генерал. Он подозревает нас. Меня, по крайней мере.

- Что? – глаза Реджины широко распахнулись.

- Я не знаю, рассказал он кому-то ещё или нет, но иногда кажется, что все на меня пялятся. Даже некоторые ребята из моего взвода.

- Тебя могут за это уволить?

- Ну, пока что не уволили.

- Что можно сделать? Ты можешь доложить о его действиях кому-то, кто стоит над ним?

- Технически он не заставляет меня делать ничего такого, чего не делают остальные.

- Чего, например?

- Ничего, – под настойчивым взглядом Реджины Эмма вздохнула. – Правда. Да и вообще, он же только подозревает.

- Но его подозрения обоснованы, – резко сказала Миллс.

- Он просто гоняет меня усерднее, чем остальных. И всё.

Реджина внимательно посмотрела на блондинку, скользнув взглядом по смешливым морщинкам у губ, отмечая небольшие шрамы, украшавшие её лицо. Побелевший шрам над бровью, почти сошедший синяк на подбородке. Напрягшись, женщина отвела взгляд, в раздумье покусывая губу:

- Может, мне не нужно писать тебе так часто.

- Нет! – ладонь Эммы резко вцепилась в ткань футболки на талии, палец, ласкающий лицо Реджины, замер. – Пожалуйста, не делай этого, – в зелёных глазах отразился страх, ясно говорящий, что дело не только в том, что Эмма будет скучать по письмам Реджины.

- Я не хочу, чтоб тебе из-за меня доставалось. Не хочу, чтоб кто-то тебя обижал.

- Ты стоишь того.

Сердце Реджины растаяло, когда она услышала этот ответ. Крепче обняв девушку, она прижалась к ней лбом. Блондинка чуть подалась вперед, надеясь на поцелуй, но Милсс просто вздохнула, прошептав:

- Ты слишком много выдержала. Слишком много для тебя одной.

- В каком смысле?

- Во всех! – почти задохнулась женщина. Покачав головой, она снова попыталась сесть, утягивая Эмму за собой за воротник футболки.

Реджина хотела сказать что-то ещё, но замолчала, пытаясь осмыслить собственные слова. И хотя эта фраза была туманной и неясной, Эмма поняла, что брюнетка имела в виду. Она посмотрела во встревоженные карие глаза, и увидела в них отражение собственных чувств.

Она может её полюбить.

Любовь. Какое пугающее слово. Чувство необъятное и хрупкое, величайшая в мире загадка, но вот она у неё перед глазами. Любить кого-то – огромная ответственность. Когда держишь чьё-то сердце в руках, так легко разбить его, достаточно одного неосторожного движения, и оно превратится в осколки. Когда-то Эмма обещала себе, что никогда не доверит свое сердце первому встречному. Обещала, что будет беречь свое сердце. А еще девушка обещала, что, если появится кто-то достаточно храбрый, чтоб доверить свое сердце ей, она будет защищать его любой ценой. Потому что, если кто-то это сделает, значит, это особенный человек. А Реджина даже больше, чем просто особенная. И правда, как давно Реджина завладела её сердцем? Слишком давно, подумала Эмма. И всё же, недостаточно давно. Еще один парадокс любви, в котором она хотела разобраться. Путаница, ясная, как день. Всё и ничего.

Это любовь.

Вот, что они с Реджиной чувствуют друг к другу. Сами того не зная, они стали одной семьёй. Потому, что чувства Эммы – это не просто благодарность. Они глубже, чем просто забота и нежность. Она может любить Реджину. Она любит её. От этой мысли сердце будто резко увеличилось в размерах, но так трудно, так страшно сказать это. Все чувства, которые они не могли облечь в слова, признания, которые Эмма боялась высказать вслух, блондинка выразила единственным известным и привычным ей способом. Улыбнувшись, она нежно взяла лицо Реджины в ладони, вырывая ту из беспорядка собственных мыслей. Этот простой жест успокоил обеих.

- Эй.

Смятение в карих глазах улеглось, брюнетка прижалась к ладони Эммы, наслаждаясь прикосновением:

- Эй.

- Много выдержать – это хорошо или плохо? – осторожно уточнила девушка.

- Это непривычно, – призналась Реджина. – Но это хорошо и даже лучше.

- Хорошо, а то не хотелось бы быть единственной, кто думает, что это важно, – Эмма кивком указала на себя и Реджину.

Миллс улыбнулась, покачав головой, и потёрлась носом о нос блондинки, а потом легко поцеловала её, просто потому, что хотела это сделать, могла это сделать:

- Ты же будешь осторожна? Когда вернёшься?

- Разве я бываю неосторожна? – пошутила Эмма, заработав укоризненный взгляд. Усмехнувшись, блондинка снова легла, опершись спиной об угол дивана. – То еще второе свидание, верно?

- Кажется, кто-то обещал мне свадьбу.

- Танцы. Вино. И главное – кот. Это же лучше, чем свадьба.

- Если твои представления таковы, я даже боюсь представить, что принесёт нам третье свидание, – Реджина насмешливо закатила глаза, увидев, как Эмма многозначительно подмигнула. И прежде, чем брюнетка смогла разыграть оскорблённую невинность, Свон заткнула ей рот поцелуем. Второе свидание пошло на лад.

* * *

- Держи меня за руку, приятель, – Эмма и Генри вошли в отдел игрушек в местном торговом центре. Мальчик послушно сжал её ладонь и тут же потянул за собой по ближайшему проходу между полками, восхищенно разглядывая игрушки: кубики, Лего, пупсы и куклы всех мастей, наборы игрушечной посуды и инструментов. Это просто детская мечта, а не магазин, и Генри радовался каждой секунде, проведенной в нем. Он взволнованно прижал Рекси к груди, и всеми силами старался сдержать улыбку, и это только подчеркивало довольное выражение его лица. Малыш уже успел позабыть, что совсем недавно дулся на Августа. Утром они всей семьёй ходили его навестить, и мальчишки в прямом смысле подрались за пульт от телевизора. Генри хотел включить мультики, но Бут не позволил. Он отобрал пульт, заявив, что Луис и Шеридан вот-вот влюбятся друг в друга. Когда обиженный мальчик попытался спорить, Август бросил, не отрываясь от экрана:

- Эмма, уйми своего сына.

Женщины недоуменно посмотрели на сержанта, но ничего не сказали. Реджина, увидев, что общение Августа и Генри сегодня не ладится, решила увести сына. Эмма колебалась, думая задержаться в палате, но мужчина отправил ее следом за Миллсами, тихо пробормотав что-то вроде «Надеюсь, вы не забудете сменить простыни». Закатив глаза, Свон вышла, оставив брата наедине с желе и мыльными операми.

Эмма подозревала, что Бут всё это спланировал. Даже больше, она была в этом уверена. Это же Август, в конце концов. Его писательская натура не может без драматизма. Задумчиво качая головой, девушка шла следом за Генри, который увлеченно нажимал на кнопки, чтоб выяснить, что умеют игрушки. Весь магазин наполнился звуками считалок и песенок, которые сменялись гавканьем, мяуканьем, рычанием, так что Эмме показалось, что они попали в какой-то плюшевый зоопарк.

- Выбирай, – блондинка похлопала мальчика по плечу.

- Правда? – он удивленно посмотрел на неё.

- Это будет поздний рождественский подарок.

Не успела она договорить, как Генри вприпрыжку побежал прочь. Ласково улыбаясь, Эмма пошла следом, ориентируясь на громкий топот детских ботинок. Генри остановился в отделе с детскими городками и большими игровыми наборами. Девушка озадачено прищурилась. Может, это не самая лучшая идея, подумала она, представив, как Реджина будет грузить коробку с городком в мерседес, а потом устанавливать его в особняке.

Но Генри улыбался, стоя у плиты на маленькой кухне, а в следующую минуту уже восхищенно рассматривал большой строительный набор. Ей, конечно, придется выдержать гнев Реджины и выслушать лекцию о том, что ребенка нельзя так баловать, но оно того стоит.

- Смотри, – Генри показал на школьную доску, на которой были написаны первые буквы алфавита, – как в школе, - взяв кусок мела, привязанный к доске, он начал рисовать.

Эмма опустилась на корточки рядом с ним.

- Эй, – удивилась она, – ты же идёшь в этом году в школу!

- Ага, – Генри не отрывался от своего занятия и только радостно кивнул, – я пойду в школу, как большой мальчик, и буду ездить на автобусе.

- О, Господи, – только и смогла прошептать девушка, глядя на Генри, который даже не догадывался, какие гордость и грусть наполняют её сердце. Эмма знала, что он растёт, но только сейчас внезапно поняла, насколько он вырос. Кроха, который жевал её письма и рисовал для неё разноцветные торнадо, что помогали ей пережить очередной день на базе, он идёт в школу осенью. И кто знает, каким он будет, когда они в следующий раз увидятся? Наверное, он к тому времени уже пересядет на двухколесный велосипед и будет развозить газеты соседям, и Реджина уже не будет провожать его на автобус. Он вырастет. Пораженная этой мыслью, Эмма тяжело плюхнулась на пол.

- Ты глупенькая, – хихикнул Генри.

Она притянула малыша к себе на руки и начала целовать в щеки, громко чмокая. Генри радостно запищал, и засмеялся, пытаясь вырваться.

- Прекращай расти, – серьёзно сказала Эмма, когда он немного успокоился.

- Хорошо, – так же серьёзно пообещал он, веря, что сможет сдержать слово.

Но Время – плохой друг, оно никого не слушает. И Генри вырастет, не спрашивая Эмму с Реджиной.

Девушка отпустила его, и мальчишка убежал, а она еще какое-то время сидела на полу, с грустью глядя на малыша, который вырастет без неё.

* * *

Эмма легонько постучала в окно ювелирного магазина, в котором они с Генри оставили Реджину. Хотя земля была покрыта снегом, день был солнечный и почти безветренный, так что Свон не видела причины входить внутрь и отказывать себе в удовольствии немного понаблюдать за Реджиной. Странно было видеть Миллс частью толпы, ведь в Сторибруке, стоило мэру появиться где-нибудь, все внимание тут же переключалось на неё. Но здесь, здесь они просто Эмма, Реджина и Генри, и никто не знает, откуда они и куда направляются. Их здесь никто не знает, и, может быть, они смогут ненадолго стать теми, кем хотят, и не думать о последствиях. Просто маленькой семьёй, вышедшей за покупками. И если всё сложится так, как хочет Эмма, может быть, Реджина позволит ей купить кое-что особенное.

Брюнетка обернулась на стук и улыбнулась, когда Эмма помахала ей. Через полминуты она уже стояла рядом с девушкой и смотрела на большую пластиковую коробку, вопросительно изогнув бровь:

- Что ты натворила?

- Это подарок, – радостно пояснил Генри, подбегая к матери. Он заставил Эмму опустить коробку на землю, чтоб Реджина увидела набор для трибола[10], который они выбрали.

- Тогда, наверное, его надо завернуть прежде, чем отдать тебе, – поддразнила блондинка.

- Нет, – мальчик нахмурился, глядя на неё.

Реджина закатила глаза и, с нежностью посмотрев на них, приобняла блондинку, направляясь к машине. Генри шел рядом, выпустив мамину руку.

- Ты его балуешь.

- Эй, я вижу его раз в году, и то, если повезёт. Я имею право его баловать. И тебя тоже, если мне захочется.

- Я так понимаю, что тебе пока не хочется меня баловать? – поддела Миллс, притворно надувшись.

Блондинка усмехнулась и озорно подмигнула. Повернувшись к женщине лицом, она пошла по парковке спиной вперёд:

- Можно тебя кое о чем попросить?

Реджина с любопытством на неё глянула и кивнула.

- Если не захочешь, ничего страшного. Я знаю, что это бывает раз в жизни, и это особенный момент, – она замешкалась, врезавшись в машину.

- Ты о чем?

Эмма остановилась и состроила такие щенячьи глазки, что Реджина заранее мысленно согласилась на что угодно.

- Можно, мы сходим за школьными принадлежностями для Генри?

* * *

Вечером Реджина вернулась из больницы домой. Она ездила к Августу одна, потому что после того, как они закончили с покупками для Генри, мальчик заявил, что хочет погулять с Эммой. Разумеется, брюнетка не возражала, во-первых, потому что сложно было занять Генри, когда они приходили к Августу, и малыш быстро начинал скучать, а во-вторых, Миллс радовало, что её сын хочет проводить с Эммой больше времени. Радость, однако, не мешала ей волноваться, представляя, что эти двое могут без неё натворить.

Это был хороший день. Идеальный вообще-то. Они всего лишь прошлись по магазинам и пообедали, но именно такие простые моменты, именно такие мелочи заставляли Реджину желать большего. Чего? Женщина сама всё еще пыталась разобраться в этом. Подсознательно, она уже знала, что между ними происходит, но страшилась дать этому название, казалось, если она скажет вслух то, что давно уже поняла сердцем, судьба отнимет у неё это хрупкое счастье. К тому же, эти семейные моменты… все слова казались лишними, когда Реджина думала о них.

Когда Эмма высказала свою просьбу, Реджина поначалу удивилась. Она не думала, что блондинка заинтересуется учёбой, но дело было вовсе не в покупке ручек и карандашей. Генри рос слишком быстро, Реджина понимала это лучше, чем кто-либо другой, и Эмма хотела участвовать в его жизни так активно, как только могла. Девушка говорила, пытаясь скрыть сомнение, отразившееся во взгляде, боясь отказа, но брюнетка с готовностью согласилась, быстро оправившись от секундного удивления. Именно в тот момент, видя сияющее лицо Свон, Реджина поняла то, что до сих пор пыталась осознать.

Они семья.

Эмма всегда присутствовала в жизни Генри не меньше, чем она сама, даже несмотря на то, что первые три года его жизни они знали друг друга только по письмам. Может, так случилось оттого, что Миллс никогда не планировала встречу с рядовым Свон, а может быть, по прихоти судьбы, так или иначе, Реджина всегда старалась сделать солдата частью их с Генри жизни. А теперь это желание еще усилилось, обретя более важную цель.

В общем, из торгового центра они отправились в универсам, чтоб купить школьные принадлежности, хотя до первого дня в школе оставалось ещё семь месяцев. И ещё не понятно, кто радовался этому походу больше: Реджина, Эмма или Генри.

Реджина пришла в восторг, выбирая новые рубашки и джинсы для сына, а когда они проходили по отделу с товарами для грудничков, растрогалась почти до слёз, вспоминая, что совсем недавно её мальчик носил распашонки, и она покупала ему пустышки. Эмма наверстывала упущенное, ведь в детстве у неё не было шанса как следует собраться в школу, пройдясь по магазинам. Вместо этого она обычно получала от очередных опекунов одежду, купленную в секонд-хенде, сумку, обтрепанную по швам и пару тетрадей. А ручки и карандаши чаще всего находила на полу в школе или в партах. Девушка, кстати, очень настаивала на том, что Генри жизненно необходима готовальня, но Реджине всё-таки удалось отговорить её от покупки. Зато удача улыбнулась Свон при выборе рюкзака. Когда Генри показал на зелёный камуфляжный ранец, Реджина едва не фыркнула, а Эмма не смогла удержаться от улыбки и, покраснев, потрепала мальчишку по голове. А Генри… Генри был просто счастлив от того, что всё внимание сосредоточенно на нем.

Они провели в магазине полных два часа прежде, чем купили всё, что нужно, и отправились перекусить. После обеда Реджина отвезла их домой, а сама отправилась к Августу, чтоб навестить друга и дать Эмме и Генри возможность побыть вдвоем.

Сейчас она вернулась и уже подошла к двери, совершенно не удивившись, когда увидела на площадке терпеливо ждущего её Фигаро. Из квартиры доносился приглушенный смех. Тихонько открыв дверь, женщина впустила кота и бесшумно зашла в квартиру.

До неё донесся звук, в лучшем случае похожий на шум воздуха, который выпускают из шарика.

Реджина нахмурилась и приготовилась сморщить нос от неизбежного запаха. Не раз ей приходилось терпеть устраиваемые Генри газовые атаки. Из комнаты раздались смешки, почти заглушившие знакомые голоса Джима Хокинса и капитана Амелии.

На цыпочках пройдя в гостиную, Реджина увидела, что по телевизору идет «Планета сокровищ», а Генри и Эмма сидят на диване и, прижавшись губами к рукам, фыркают, соревнуясь в громкости.

- Ты пукаешь! – Генри едва сдерживал смех.

- Ну, по крайней мере, я не воняю, – Эмма взяла его ручку и громко фыркнула, как следует при этом обслюнявив. Генри громко засмеялся.

Он замолчал, когда Фигаро запрыгнул на диван и устроился между ними, требуя внимания. Блондинка повернула голову, увидев на пороге Реджину, которую явно забавляла представшая перед ней картина. Генри, занятый котом, даже не задумался о том, как тот вошел в квартиру.

- Привет, Фиг’ро.

- Милая, я дома, – игриво протянула Реджина, вешая пальто и шарф в шкаф и разуваясь.

- Ты, что, притащила кота?

- Ну, пожалуйста, давай его оставим, с котами меньше хлопот, чем с собаками.

- Но они не такие забавные.

Фигаро внезапно повернулся и посмотрел на девушку, будто понял, что речь идет о нем. Чтоб вернуть себе симпатию блондинки, он выскользнул из объятий Генри и улёгся к ней на колени, довольно заурчав.

- Ну, ладно, этот, может, и ничего, – нехотя согласилась Свон, почесывая кота за ухом. – Как Август?

- Врачи говорят, что на следующей неделе смогут поставить ему протез. И поскольку он очень хорошо отреагировал на физиотерапию и последние препараты, они думают, что у него не должно возникнуть проблем с тем, чтоб привыкнуть к движениям нового колена.

Брюнетка зашла в комнату и остановилась, опираясь на спинку дивана. Генри тут же забрался к ней на руки.

- Привет, солнышко, – женщина поцеловала его в щёку. – Что вы делали, пока меня не было?

- Смотри, – малыш отклонился назад и, поднеся руку к губам, громко фыркнул, – я выучил новый язык.

Эмма очень старалась не засмеяться, глядя, как Генри фыркает, подражая герою «Планеты сокровищ».

Миллс опустила сына обратно на диван, наградив блондинку многозначительным сердитым взглядом.

- Что? У знающих два языка больше шансов устроиться на работу, – пожала плечами Эмма и, улыбнувшись, накрыла щеку Реджины ладонью. Брюнетка наклонилась к ней, чтоб поцеловать. Вообще-то это должен был быть быстрый невинный чмок, но, как только их губы встретились, обе они не хотели разрывать поцелуй, так что Реджина была совсем не против, когда Эмма за руку притянула её к себе.

- Фууу! – протянул Генри и уткнулся лицом в спинку дивана. Женщины оторвались друг от друга, слегка покраснев.

- Фу? – переспросила Эмма, обнимая его ногами и притягивая ближе. – Тебе, что, не нравится, когда я тебя целую? - крепче обняв малыша, она начала щекотать его, целуя в щеки. И несмотря на его громкие протесты, мальчику это явно нравилось.

С нежностью посмотрев на них, Реджина улыбнулась и ушла в спальню, чтоб переодеться во что-нибудь более удобное, чем строгие брюки и блузка. Вернувшись, брюнетка, одетая в шелковые пижамные штаны и майку, присела на диван, думая о том, что Генри, скорей всего, теперь будет фыркать целыми днями. Как не старалась, она не смогла расстроиться по этому поводу. Честно говоря, странно, что эта привычка не появилась у него раньше, учитывая, сколько раз он пересматривал «Планету сокровищ». Да и вообще, малыш просто сиял, продолжая баловаться, сидя на диване, и Эмма с Реджиной весело поглядывали на него. Из задумчивости Миллс вывело игривое прикосновение к колену. Опустив взгляд, она увидела, что Эмма поглаживает её колено ступней. Женщина не могла не улыбнуться, видя такую ребяческую попытку привлечь её внимание. Они сидели так, заигрывая друг с другом и хитро переглядываясь поверх головы Генри, пока мультик не дошел до отеческой заботы Джона Сильвера о Джиме. Реджина просто потянула Эмму за руку, укладывая на себя. Она рассеяно перебирала золотистые локоны, пока Генри, отвлекшийся на минуту от экрана, не заметил, что мама с блондинкой лежат, обнявшись. Секунду на них посмотрев, он улёгся Эмме на спину, обхватив её руками, так что на диване теперь лежал бутерброд из двух Миллсов со Свон посередине. Так прошел час, Генри шикал на них, когда они цитировали мультик наизусть, опережая героев, и, когда начались титры, Эмма приподнялась на руках, сильно встряхнув малыша, который преувеличено ахнул, обхватив её за шею.

- Кажется, кому-то пора в ванную.

- Ур-ра-а-а! – Генри скатился со спины солдата и побежал, на ходу стягивая футболку. Запустив её в недовольного Фигаро, он захлопнул дверь ванной комнаты.

- С каких пор он любит купаться? – Эмма нависала над Реджиной, опираясь на ладони.

- «Двадцать тысяч лье под водой», – пояснила брюнетка. – Скажи спасибо Тине.

- Я пошлю ей открытку с благодарностью.

- Удачи, когда будешь его вытаскивать, – Реджина похлопала её по плечу и пошла на кухню. Фигаро пошел следом и уселся рядом с миской, ожидая, когда его покормят.

Дверь ванной открылась и закрылась, негромко хлопнув. Значит, девушка проигнорировала её предупреждение. Что ж, стало быть, она изрядно промокнет. Приглушенный звук воды, льющейся из крана, смешивался с музыкой, сопровождавшей титры. Насыпав кошачьего корма в миску, Миллс погладила Фигаро по голове и щелкнула пультом, выключая телевизор. Она открыла холодильник и увидела, что на полке лежит темно-красная роза с запиской, прикрепленной к длинному стеблю. На ней почерком Эммы было выведено её имя. Любопытство взяло верх и, развернув открытку, Реджина прочла:

Реджина,

Я знаю, что пропустила множество праздников, включая твой день Рождения, пока меня не было. И я знаю, что роза не восполнит этого, но знай, что я действительно всегда думаю о тебе, не только в праздники, не только в день твоего рождения. Я думаю о тебе каждый день. Считай это залогом того, что, пока ты позволишь мне быть рядом, я хочу проводить с тобой Рождество, и Новый Год, и дни рождения и Хануку, и день древонасаждения. Я хочу быть рядом с тобой каждый день своей жизни.

Твоя Эмма.

Дочитав записку, брюнетка резко вздохнула, застыв перед открытой дверцей холодильника. Наверное, от холода кожа покрылась мурашками или всё-таки в этом виновато волнение? Сердце учащено забилось в тот самый момент, когда она увидела розу, и до сих пор не желало успокаиваться. И хотя она никогда не придавала большого значения романтическим жестам, но этот цветок был особенным, потому что его подарила Эмма.

Реджина закатила глаза, мысленно посмеиваясь над собой и своей сентиментальной реакцией. Достав цветок, она глубоко вдохнула его аромат и положила обратно на полку. Исследуя содержимое кухонных шкафчиков Августа, Миллс продолжала думать о девушке, которая в данный момент купала её сына.

Эмма, несмотря на её сдержанность и некоторую настороженность по отношению к людям, была дарителем по своей натуре. Она, возможно, и сама этого не осознавала, но что-то врожденное в ней побуждало солдата отдавать больше, чем брать. Может быть, это было постоянное, подспудное желание произвести хорошее впечатление. Реджина мысленно пришла к выводу, что, скорее всего, это желание уходит корнями в детство блондинки, время, когда она была сиротой, кочующей из интерната в интернат, и желала только одного – найти человека, который удержит её и останется рядом.

И именно это собиралась сделать Реджина.

Эмма постоянно заботилась о них с Генри, забывая о себе, но сегодняшний вечер будет посвящен девушке. Миллс собиралась приготовить для них лёгкий ужин и была приятно удивлена разнообразием продуктов и специй, обнаруженных на кухне квартиры Августа. Фунчоза, калган, карри, соус для рыбы, розовая вода, бахарат и целая полка, заставленная китайским десертом ян-ян. Среди специй, привезенных из разных стран, были те, о которых Реджина даже не слышала. Она с любопытством разглядывала этикетки и была откровенно заинтригована. Женщина никогда не подумала бы, что Август – умелый повар, но, вспомнив, как сержант рассказывал ей о том, как ездил в Корею, Германию и Сирию, Реджина подумала, что нет ничего удивительного в том, что, от природы любопытный, Бут не только пробовал незнакомые блюда, но и привозил из поездок те специи и продукты, которые ему понравились.

Найдя в шкафчиках кастрюли и сковородки и, к её большой радости, овощи в холодильнике, Реджина готовила ужин. Она нюхала и пробовала специи, испытывая свои собственные кулинарные навыки. И к тому времени, как она почти закончила, из ванной донесся неизбежный спор.

- Я не могу вылезти, меня схватил гигантский кальмар! – драматически сообщил Генри.

Сквозь звуки брызг раздался слегка раздраженный голос Эммы:

- Уверена, что, брызгая на меня, ты только ему помогаешь.

У Реджины было почти всё готово, коричневый рис сварился, соус на основе говяжьего бульона тихо булькал в кастрюльке, а в сковородке томились овощи. Оставалось только достать бутылку вина, оставшуюся со вчерашнего вечера, и их третье свидание пройдет без сучка без задоринки.

Брюнетка поливала рис соусом, когда из ванной вышла насквозь мокрая Эмма с Генри, завернутым в полотенце, на руках.

- Я думала, это Генри купался, – поддела Реджина, раскладывая овощи по тарелкам с рисом.

- А Генри думал иначе, – и мокрая парочка ушла в спальню, откуда скоро раздалось довольное детское хихиканье. 

Накрыв на стол, женщина мыла посуду, прислушиваясь к беготне в спальне. Несомненно, Генри заставлял Эмму изрядно побегать, не желая переодеваться в пижаму и прыгая, как заяц, с пола на кровать и обратно. Обычно ее сын был послушным и очень милым ребенком, но, стоило ему переволноваться или, хуже того, переесть сладкого, и он устраивал такие пробежки, что Реджине не нужна была никакая физкультура. Она складывала тарелки в сушилку, когда кто-то тяжело врезался в её ноги. Фигаро, ластившийся к ней, испуганно мяукнул и поспешил вернуться на стул в гостиной ради своей собственной безопасности.

Посмотрев вниз, Реджина увидела сына, одетого в пижаму, взъерошенного, как ёжик, с Рекси, зажатым подмышкой. Он потянулся к ней, просясь на руки. Реджина вытерла руки и наклонилась к малышу, чтобы поднять.

- Ты заставил Эмму попотеть, гоняясь за тобой? – шепотом спросила она.

Генри посмотрел на маму невинным взглядом и озорно ухмыльнулся, Реджина ухмыльнулась в ответ и дала сыну «пять», направившись в спальню. Войдя в комнату, брюнетка замерла на пороге, увидев Эмму, которая, повернувшись к ним спиной, стягивала мокрую футболку, открывая полоску розового бюстгальтера на крепкой спине. С громким «Ой!» Генри уткнулся матери в шею. Блондинка повернулась, улыбаясь такой по-детски преувеличенной реакции.

На этот раз Реджина не заметила ни насмешливо вздернутой брови, ни улыбки на лице Эммы, которая уже окончательно сняла футболку. Её взгляд притягивали синяки, выделявшиеся на светлой коже рёбер с обеих сторон. Опасности профессии Эммы всегда были для Реджины чем-то далёким, единственным напоминанием о них были мозоли на ладонях Свон и её частые ночные кошмары. А теперь Миллс видела доказательства этих опасностей на теле девушки, и это не просто огорчало её, и не просто злило, Реджине казалось, что ей самой физически больно так же, как и Эмме.

- Нравится то, что ты видишь? – поддела Эмма, не подозревая, какие мысли и эмоции терзают женщину.

- Ты голая! – хихикнул Генри, не поднимая головы. Услышав его, Реджина, наконец смогла поднять глаза на Эмму и заметить, что девушка успела надеть чистую футболку и коротенькие шорты.

- Да, нравится, – честно ответила она таким тоном, что блондинке пришлось опустить голову, чтоб скрыть довольную улыбку. – А вам, мистер, пора спать, - она опустила Генри на кровать, где он немедленно забрался под одеяло.

- Но только после сказки, – напомнил он и повернулся к Эмме. – Ты же расскажешь мне сказку? Пожалуйста?

- Сказку? - девушка понимающе кивнула, присаживаясь на край кровати, и протянула руку Реджине, чтоб усадить её рядом с собой. Они, улыбаясь, смотрели на Генри, закутанного в одеяло.

- Давным-давно в Зачарованном лесу жили Храбрый Рыцарь и Злая Королева…

* * *

Как и во время их телефонных разговоров, Генри перебивал её, подхватывая фразы с полуслова. Время от времени, волнение не давало мальчишке спокойно усидеть на месте, и Сэр Генри вскакивал и носился по комнате, сражаясь с коварным драконом Рекси, так что к концу сказки младший Миллс был совершенно вымотан и отключился, едва Храбрый Рыцарь успел снять заклятие Злой Королевы поцелуем истиной любви.

- Я видела твой подарок, – женщины вышли из комнаты, держась за руки.

- Нет, не говори, что ты его нашла! – Эмма нахмурилась.

- Ну, ты выбрала не лучшее место, чтоб спрятать его, – Реджина достала из холодильника цветок и открытку и теперь смотрела на Эмму, поигрывая стеблем. – Спасибо, – смущенно улыбнулась она и, наклонившись, поцеловала блондинку в щёку.

Свон, улыбаясь, обняла женщину за талию, притягивая ближе:

- Я хотела купить те серьги, на которые ты смотрела сегодня.

- Я рада, что ты этого не сделала, – искренне сказала Реджина и, обняв её за шею, легонько провела по коже бутоном. – Я просто счастлива, что ты со мной.

- Я – твой лучший подарок? – поддразнила Эмма, заслужив раздраженный стон в ответ. Не удержавшись, брюнетка закатила глаза и повернулась к столу.

- Я приготовила… – слово «ужин» замерло, так и не прозвучав. Тарелки были кристально чисты, не считая пары кусочков овощей на одной из них. На столе сидел довольный Фигаро и умывался, видимо, не испытывая ни малейших угрызений совести. Деловито обнюхав тарелки еще разок, он спрыгнул со стола и пошел к миске с водой.

- Я же говорила, – хохотнула Эмма. – Он прожорливый.

Скрестив руки на груди, Миллс буравила кота взглядом:

- Вот поэтому я и не держу дома животных.

Фыркнув, Эмма прекратила её попытки обратить Фигаро в кучку пепла взглядом. Взяв Реджину за руку, она повела её к дивану:

- Ты любишь животных.

- Но не этого кота.

- То же самое ты говоришь про Понго, но всё равно его любишь.

- Понго никогда не пытался залезть ко мне на стол и слопать мой ужин.

- Да, точно, – быстро согласилась Эмма, многозначительно усмехнувшись. Она села на диван и, отодвинувшись в угол, резко потянула брюнетку на себя. Потеряв равновесие, Реджина неуклюже рухнула на солдата, ахнув скорее от удивления, чем от досады. Внезапно черты женщины напряглись, и на лице проступила тревога.

- Я сделала тебе больно? – Реджина приподнялась на руках, нависая над Эммой.

- Нет, – блондинка вопросительно изогнула бровь.

- Просто я видела твою спину.

- Думаю, тебе должно было понравиться, – рассмеялась Свон, пытаясь притянуть её к себе, но Реджина не двигалась.

- У тебя синяки, – просто сказала женщина.

Смех Эммы смолк, и она нахмурилась, понимая, о чем говорит брюнетка. Зелёные глаза потемнели от воспоминаний и теперь отливали сталью. И это встревожило Реджину ещё больше.

- Да, – нахмурившись, кивнула девушка.

- Может, хочешь рассказать?

Безотчетным движением Эмма сжала руки, лежащие на талии Реджины, так что ногти теперь надавливали на кожу, и женщина чувствовала это даже через футболку. Прикусив губу, Свон свела брови и едва заметно кивнула. Реджина даже не была уверена, не показалось ли ей. Но ей не показалось. Эмма рассказала про Спенсера и двух пленных, одного из которых просто убили, без суда, а второй… она боялась, что его судьба была хуже смерти. Рассказала, как выполняла самые тяжелые и опасные задания, даже когда для этого можно и нужно подобрать кого-то более опытного и квалифицированного. Рассказала, как ловила на себе странные взгляды и слышала перешептывания. И непонятно, что хуже.

Эмма рассказывала всё это, глядя прямо перед собой, но ничего не видя. Реджина накрыла её щёку ладонью, привычно поглаживая лицо большим пальцем. Выдохнув, девушка закрыла глаза, позволяя этому прикосновению заполнить её, принести облегчение, заставить воспоминания отступить. Реджина смотрела на Эмму, изучая её. Она думала, что эмоции будут отражаться на лице блондинки, но ошиблась. Черты солдата оставались совершенно бесстрастными, будто Эмма говорила не о том, что мучило её саму, а просто пересказывала события, прочитанные в чьём-то жизнеописании. Она как бы дистанцировалась от этих событий и не проецировала их на себя. Только учащенное дыхание выдавало её эмоции. И Реджина ласкала щёку Эммы, пока не почувствовала, что дыхание блондинки выровнялось и стало медленным и глубоким.

Реджина никогда не считала жизнь в Сторибруке манной небесной. В маленьких городах, в конце концов, есть свои проблемы. Слухи, например, и отсутствие приключений, но, с другой стороны, такие города и Сторибрук в том числе живут как одна сплоченная община, и это несомненный плюс. Конечно, горожане всегда моют друг другу кости, обсуждая, кто с кем переспал, но как только тема теряет новизну, они успокаиваются, находя новый скандал, так сказать. И большинство жителей вполне нормально отреагировали на их с Эммой отношения. Фактически, уже одного приезда солдата, побывавшего в Ираке, в город было достаточно, чтоб взволновать общественность, а то, что этот солдат создала счастливую семью с мэром города и её сыном – это, так, пикантное дополнение к теме, не более того. И когда сторибрукцы вдоволь посудачили о них, Руби Лукас закрыла тему, выразив общее мнение одним коротким:

- А я вам говорила.

Но слышать, что реальный мир, мир за пределами их маленького счастливого рая, в котором они обрели спокойствие и радость, который они наполнили любовью друг к другу, полон ненависти и презрения, оказалось для Реджины тяжело. Может, пока они гуляли сегодня, она слишком растворилась в своем счастье, в Генри и Эмме, и поэтому не заметила ничего такого, но блондинка сталкивалась с этим каждый день, проведенный в армии. И Миллс приходила в отчаяние от того, что девушке приходится платить эту цену за них обеих.

И Реджина нежно поцеловала её, заключая в этом поцелуе всю свою благодарность за то, что Эмма доверилась ей, и обещание, что сегодня Реджина заставит её забыть обо всех недостатках большого мира. Сегодня есть только их маленький счастливый мирок, в котором Эмма, к сожалению, живёт так редко. Реджина целовала девушку, вознаграждая за каждое снесенное оскорбление, за каждое тяжелое, как камень, слово ненависти, брошенное ей вслед. Но главное, она целовала её, потому что хотела, потому что могла это сделать, потому что чувства, наполнявшие её сердце, кипели и требовали выхода, и брюнетка отчаянно желала чувствовать губы Эммы на своих собственных.

Только когда они разорвали поцелуй, чтоб вдохнуть немного воздуха, Реджина поняла, что полностью лежит на Эмме, так что чувствует, как быстро вздымается грудь солдата на вдохе. Ладони Эммы ласкали её спину, а сама Реджина всё еще поглаживала щёку блондинки.

- Ты можешь не уезжать? – с отчаянием тихо спросила женщина.

Зеленые глаза наполнились болью, Свон на секунду зажмурилась, с мукой в голосе прошептав:

- Я хочу остаться.

И Реджина знала, что это правда. Никогда раньше она не верила чужому слову так безоговорочно. И даже если это не тот ответ, который она хотела услышать, Миллс ни секунды не сомневалась, что, если бы это было во власти Эммы, она осталась бы. Осталась бы в Сторибруке, в Бостоне, даже, черт подери, в Таллахаси, только чтобы быть с ней и Генри.

- Я думаю о том, что мне завтра уезжать, и я просто… - Эмма покачала головой, крепче обнимая женщину. – Мы можем просто притвориться? Притвориться, что это обычная ночь?

Реджина быстро кивнула, заставляя Эмму замолчать с помощью горячего, страстного поцелуя. Эмма не летит на Ближний Восток. Нет Августа, которому предстоит новый курс реабилитации. Она не мэр, чья жизнь обсуждается на все лады целым городом. Они просто Эмма и Реджина, и, их сын Генри спит в своей комнате, и эта маленькая квартирка – убежище, скрывшее их от мира. Это самый обычный четверг. И завтра Реджина поедет на работу в офис, а Эмма утром отведет Генри к пожилой соседке, которая живет тремя этажами ниже, и как всегда опоздает на работу в полицейский участок, потому что соседка опять предложит ей кофе, и девушка не сможет отказаться, и как обычно засмотрится на Генри, играющего с двумя другими ребятишками, за которыми присматривает соседка, и забудет о времени.

Женщины целовались страстно, почти лихорадочно, каждый новый поцелуй глубже, отчаяннее, чем предыдущий. Кто знает, когда они в следующий раз будут вместе? Так что они показывали все свои чувства здесь и сейчас, и каждое прикосновение, каждое движение губ, каждое касание языка становилось признанием.

Реджина горячо выдохнула в губы блондинки, когда та забралась ладонями под футболку, и прохладные кончики пальцев легко пробежались вдоль позвоночника. Девушка усмехнулась, чувствуя лёгкую дрожь.

- Красивая, – прошептала она и накрыла полные губы ещё одним поцелуем. Миллс слышала это тысячу раз, но из уст Эммы это звучало по-особенному и сводило её с ума, – такая красивая.

Реджина провела языком по губам девушки, и Эмма тут же отреагировала, позволяя ей углубить поцелуй. Не прекращая целовать, женщина села на бедра блондинки и потянула её вверх за ворот футболки, вынуждая подняться, и обняла, тесно прижимаясь к ней. Свон сама внезапно отстранилась, но лишь затем, чтоб жадно приникнуть к шее брюнетки, сильно засасывая кожу. Жар волнами разошелся по телу Реджины, отдаваясь томлением внизу живота, и с её губ сорвался стон.

- Господи, как же я скучала по тебе, – хрипло выдохнула Миллс, наверное, в сотый раз за эти два дня, когда Эмма покрывала поцелуями её шею. Запустив пальцы в чуть влажные светлые волосы, она прижала девушку к себе.

Эмма неясно пробормотала что-то в ответ, лаская губами загорелые плечи и изгиб ключицы, и дыхание Реджины сбивалось всякий раз, когда ладони блондинки замирали на пояснице, не решаясь опуститься ниже, или когда горячее дыхание мимолетно коснулось чувствительной груди. Ожидание большего только обостряло ощущения, и все её тело ныло от желания.

Эмма опустилась ниже и носом  отодвинула ткань майки, целуя грудь. К черту робость, одной рукой она поддерживала Реджину за поясницу, а другой смяла грудь, покрытую мягким кружевом, слыша в ответ хриплый стон.

Несколько минут брюнетка наслаждалась безраздельным вниманием, которое дарила ей Эмма. Её уверенные руки, жаркие поцелуи… Она охнула, когда Эмма оттянула вниз бюстгальтер и накрыла губами напрягшийся сосок, все эти ощущения доводили чувства Реджины до предела.

Никогда прежде она не чувствовала себя такой важной для кого-то, такой желанной. Но с Эммой так было всегда. И сейчас девушка думала только о ней, стремилась доставить ей удовольствие, будто боялась, что, если она сделает что-то не так, Реджина прогонит её. Не в этот раз. Никогда, если только здесь что-то зависит от Реджины.

С трудом поборов дурманящее желание, Миллс двумя руками притянула Эмму к себе и крепко поцеловала, этот поцелуй немного успокоил их неуёмное желание и, в то же время, заставил забыть обо всём на свете, отправляя сознание в головокружительный хаотичный полет в бездну страсти. Реджина хотела отвлечь блондинку, чтоб поменять их ролями, но, как только её язык коснулся нёба Эммы, головокружение снова накрыло её с головой. Только когда Эмма обеими руками взялась за края её майки, чтобы потянуть вверх, Реджина вспомнила о своём намерении. С силой, которой Эмма никак не ожидала, Реджина упёрлась ей в плечи, толкнув на диван.

- Лежи, – настойчиво скомандовала она, глядя на Свон с коварной усмешкой, и села ей на колени. Шелк штанов легонько защекотал обнаженные ноги. Реджина наклонилась и, оставив на розовых губах Эммы многообещающий поцелуй, подняла вверх край её футболки.

Ткань медленно поползла вверх, и легкие поцелуи, которыми Реджина покрывала тело Эммы, поднялись следом. Зарывшись пальцами в темные пряди, девушка нетерпеливо сжала их, ладонь другой руки точно так же сжала запястье женщины, Эмма дышала быстро и сбивчиво, но Реджина не спешила. Если эта ночь – всё, что у них есть, если это их единственный шанс побыть вместе, Миллс хочет запомнить её во всех подробностях.

Реджина поцеловала небольшое родимое пятнышко на правом бедре, стараясь запечатлеть его в памяти, губы заскользили вверх, язык принялся ласкать пупок, и Реджина почувствовала, как вздрогнул от её прикосновений подтянутый живот Эммы. Побелевший шрам от ожога или пореза тянулся параллельно рёбрам. Футболка поднималась всё выше и выше, и, наконец, Эмма оперлась на локти, чтоб торопливо помочь Реджине стянуть её через голову. Блондинка осталась в шортах и неожиданно розовом лифчике, хотя даже его розовый цвет не мог состязаться в яркости с румянцем кожи, разгоревшейся от поцелуев.

Реджина уселась на колени и посмотрела на Эмму. Крепкие, ясно выделяющиеся мышцы, мягкие соблазнительные изгибы тела… Брюнетка чувствовала острое желание впиться зубами в эту нежную плоть. Небольшая, но крепкая грудь тяжело вздымалась от учащенного дыхания. И синяки, доходящие до середины туловища, которые она видела раньше, уже начали сходить и теперь отливали зеленью и лиловым. Синяки притягивали взгляд Реджины больше всего. Реджина не замечала, что девушка следит за её взглядом, приподнявшись на локтях и медленно приходя в себя, но она увидела, как внезапно напряглось тело Эммы. Всё, чего брюнетка хотела сейчас, это чтоб Эмме было хорошо, она быстро поцеловала её в губы, не давая возможности смутиться окончательно, и опустилась ниже, осыпая синяки поцелуями.

Эмма удивленно зашипела и легла на спину, закрывая глаза. Брюнетка бросила обеспокоенный взгляд исподлобья:

- Я делаю тебе больно?

- Нет.

Улыбнувшись, Реджина возвратилась к прерванному занятию. Она усмехнулась, услышав, как Эмма застонала, когда смольные пряди защекотали её. Брюнетка заскользила губами к груди и накрыла ее поцелуями, оставляя засосы, сильно покусывая, стремясь оставить отметины на светлой коже. Синяки поблёкли, её страсть почти заставляет их исчезнуть. Миллс остановилась и окинула девушку довольным взглядом, любуясь результатами. Зеленые глаза потемнели от страсти, и Эмма резко поднялась, притягивая Реджину к себе, так что та прижалась к её животу своим возбужденным естеством. Безотчетно Миллс двинулась ей навстречу, прижимаясь ближе, и блондинка почувствовала жар даже через промокший от возбуждения шелк.

Женщина наклонилась и прижалась к ней лбом, когда Эмма властно сжала её ягодицы, запустив ладони в штаны и отодвинув кружевные стринги. Желание накрыло её, сметая границы сознания, и Реджина начала двигаться, теряясь в ощущениях. Свон придерживала её, направляя, мягко задавая ритм движения, желая утолить её жажду. Хриплое «Эмма» потонуло в стонах и растворилось в темноте. Одной рукой девушка прижала её к себе, брюнетка уткнулась ей в шею, впиваясь в неё зубами, чтоб заглушить стоны. Темп движений все нарастал, и когда Эмма начала целовать её ухо и шею, Реджина поняла, что скоро пересечет черту и ощутит то, чего не чувствовала уже давно. Сопротивляясь этому, она приподняла бёдра, разрывая контакт. Блондинка разочарованно простонала, как будто это ей не дали получить разрядку, и Реджина нежно прикусила её подбородок, хрипло прошептав:

- Я хочу доставить тебе удовольствие.

- Потом, – Эмма попыталась притянуть её обратно, но Реджина не уступила.

Просунув руку между ними, она, дразня, потеребила резинку шортов прежде, чем оттянуть атласное бельё, скользнуть ногтями по треугольнику волос и накрыть лобок девушки ладонью, задев клитор.

- Реджина, – выдохнула Эмма, пытаясь сильнее прижаться к её руке.

Брюнетка указательным пальцем ласкала вход, поддразнивая и усмехнулась, отмечая, насколько Эмма горячая и мокрая, как сильно она ждет её.

Свон закусила губу и, закрыв глаза, инстинктивно подалась вперед, насаживаясь на кончики пальцев Реджины.

- Приятно? – невинным голосом спросила женщина, как будто это не она дразнила блондинку. - Позволь мне позаботиться о тебе, – большим пальцем она надавила на возбужденный клитор, вырывая из груди солдата долгий стон.

Возбуждение мешало мыслить связно, но Эмме хватило воли притянуть женщину к себе и поцеловать. Прикусив нижнюю губу брюнетки, она слегка оттянула её на себя прежде, чем прошептать:

-Хорошо.

Не раздумывая больше, Реджина вошла в Эмму двумя пальцами и сильно надавила на клитор, обводя его. Стон блондинки был таким громким, что Фигаро, дремавший на своем стуле, встревожено вскинул голову. Миллс заглушила стон горячим поцелуем, проникая в рот Эммы языком, закусывая губы. Пальцы ритмично двигались внутри, и внезапно женщина резко выгнула запястье, надавливая вниз, и блондинка почувствовала себя переполненной до краев.

Потрясенная, она упала на спину и потянула Реджину за собой, заставляя ту остановиться, сбившись с ритма. Через секунду движения возобновились, и на каждый толчок Эмма отвечала стоном. Блондинка раздвинула ноги, настолько, насколько позволяли все еще остающиеся на ней шорты и бельё, но, когда Миллс принялась ласкать пальцами лепестки возбужденной плоти, девушка сердито застонала, ей было недостаточно этого контакта, и она стянула шорты и бельё на бёдра.

Получив большую свободу действий, Реджина тут же использовала её. Губы вновь стали ласкать шею, и бледная кожа быстро порозовела от засосов и укусов, ладонь стянула чашечку лифа вниз, и пальцы смяли грудь, дразня затвердевший сосок, толчки не прекращались ни на секунду. Два пальца нашли самую чувствительную позицию, и женщина добавила ещё один палец, большим лаская возбужденный клитор.

- Ах, Реджина, – выдохнула Эмма стоном, больше похожим на всхлип.

Миллс почувствовала, как мышцы Эммы стали ритмично сжиматься вокруг ее пальцев, когда блондинка приблизилась к финалу. Они сжимались и расслаблялись. Сжимались и расслаблялись. Сжимались сильнее, сильнее, ещё.

- Реджина! – долгий, грудной, блаженный стон раздался над её ухом, и брюнетка оторвалась от шеи девушки, обнимая её, чувствуя, как расслабляются бёдра.

Тишина в комнате нарушалась только их тяжелым дыханием, и Реджина посмотрела на довольное лицо Эммы, слыша, как грохочет в ушах собственное сердце, чувствуя, как низ живота снова наполняется тянущим желанием. Кажется, она сама не далека от разрядки. Эмма выглядела умиротворенной, морщинки на её лице разгладились, и кожа покрылась тонким слоем пота. Она выглядела счастливой, и Реджине хотелось, чтоб это выражение не покидало её лица.

- Ты прекрасна, – прошептала брюнетка, оставляя нежный поцелуй за ухом.

Когда дыхание девушки выровнялось, Реджина вернула себе пальцы, почувствовав, как мышцы Эммы протестующе сжались. Её аромат был пьянящим, четким, с яркими нотами мускуса, и Миллс была уверена, что на вкус пальцы будут сладкими. Она уже подняла руку, собираясь попробовать Эмму на вкус, но девушка резко села, покраснев, и схватила её за руку. Медленно, не сводя с неё глаз, она облизала указательной палец, средний и, наконец, безымянный.

Это было напряженно. Реджина не могла подобрать другого слова, глядя, как Эмма слизывает собственные соки с её пальцев. Это больше, чем просто физическое желание, и дело не в том, что у них есть только одна ночь. Обрывая собственную мысль, женщина целует блондинку, чувствуя её вкус на губах и языке. Боже, она была права, девушка сладкая. И в этот момент Реджина убеждается в одном.

Она зависима.

Она спускается поцелуем на подбородок, потом на шею, рука сама находит спущенные шорты, и Миллс собиралась снять их совсем, но Эмма остановила её: 

- Подожди.

Реджина остановилась и озадаченно посмотрела на Эмму, которая села поудобнее и натянула шорты, не обращая внимания на то, что бедра всё еще липкие от смазки. Она нависла над брюнеткой, укладывая её на спину:

- Твоя очередь.

Реджина инстинктивно двинула бедрами, когда ладони Эммы сжали их, приближаясь к источнику жара, и вздрогнула. Но не важно, насколько сильно её собственное желание, она отрицательно покачала головой:

- Я с тобой ещё не закончила.

Эмма засмеялась в ответ и поцеловала её ладонь самым нежным и искренним поцелуем.

- У нас есть время, – сказала она.

Реджина кивнула, будто её тело теперь контролировало разум, потому что она знала, что это ложь. Часть лжи, в которую они обе сегодня верят. Их время ограничено, но этой ночью они будут использовать каждую секунду из тех, что им отпущены.

И она кивнула, притягивая Эмму к себе в поцелуе, и прижалась к её животу бедрами. Свон почувствовала её желание и прижалась крепче в ответ, упираясь коленом между разведенными бедерами.

Шелковые штаны, хотя их удобно носить, теперь только мешали утолить растущее возбуждение. Мешали ей прижаться к бедру Эммы полностью. Блондинка, видимо, думала также, потому что стала на колени и стянула шелк одним быстрым движением.

- Вау! – восхищенно выдохнула Свон, любуясь стройными ногами, скромно скрещенными в лодыжках, переводя взгляд на тонкое кружево белья, единственной детали одежды, скрывающей наготу Реджины от глаз. – Ты вообще настоящая?

 Хриплый смешок брюнетки раздался в ответ:

- Ну, мне хотелось бы так думать. Хочешь проверить?

Плотоядно усмехнувшись, Эмма потянула её вверх и усадила на себя, сильно прижимаясь бедром к горячей плоти и сжимая ягодицы обеими руками. Именно такой всхлипывающий стон она и хотела услышать, и Реджина точно не собиралась жаловаться, когда блондинка сделала это снова.

- Мои сны были к тебе несправедливы, – шепчет Свон, правой рукой направляя Реджину, двигающуюся на её бедре, а левой отодвигая мокрое кружево, лаская возбужденный клитор.

- Я тебе снилась? – выдохнула Реджина между стонами.

- Каждую ночь.

Реджина посмотрела на неё, и то, что она чувствовала сейчас, было не просто жаром, сжигающим тело, не просто нарастающим с каждой секундой возбуждением, не только наслаждением, которое умелые пальцы дарили ей, лаская клитор. Она прижалась лбом ко лбу блондинки и громко застонала, когда пальцы резко вошли в неё до упора, и мышцы нетерпеливо сжались в ответ.

У них было одно на двоих дыхание, общий вдох, общий выдох, и сердца стучали в унисон. Эмма ускорила толчки, двигая бёдрами, чтоб проникнуть глубже, сильнее, чтобы чувствовать Реджину повсюду. Как будто читая мысли друг друга, они потянулись за поцелуем, который стал ещё более страстным, когда пальцы Эммы нашли в Реджине точку, лаская которую, Эмма заставила брюнетку ахнуть и, захлебнувшись стоном, выдохнуть:

- Да-а-а.

Влага оросила пальцы Эммы, когда Реджина бурно кончила и застонала в её губы, не пытаясь отстраниться. Эмма вышла из неё только затем, чтоб усадить женщину на собственные бедра, между которыми снова нарастал жар желания. Они двигались так синхронно, будто исполняли этот танец уже множество раз. Они вместе приближались к разрядке, почти молча, как два подростка, которые не хотят, чтоб их застукали родители. Пальцы сплетались. Поцелуи были полны отчаянной страсти, и скоро Реджину накрыло волной нового оргазма, и Эмма достигла пика всего на несколько секунд позже. По телам прошла дрожь, и брюнетка упала в объятия Свон, утыкаясь носом ей в шею. Пальцы девушки невесомо ласкали её бедро, пока сама Реджина играла с влажными золотыми локонами.

Воздух в комнате был плотным и горячим. Они долго лежали, сплетясь руками и ногами. Кажется, прошли часы до того, как силы, наконец, вернулись к Реджине, и она с улыбкой посмотрела на Эмму, приподнявшись на локтях. Улыбнувшись в ответ, Эмма приподняла голову и потерлась носом о нос женщины. Губы встретились в невесомых дразнящих прикосновениях и, наконец, слились в ленивом медленном поцелуе.

Счастливо вздохнув, Реджина удобнее устроилась в объятиях Эммы. Это было неторопливо, и нежно, и правильно. И Реджина могла бы делать это часами, днями напролет. Каждый день. Им некуда спешить. Они владеют всем временем этого мира.

Глава 16

Февраль 25, 2005. Бостонский Международный Аэропорт

Они снова здесь, как и девять месяцев назад, снова готовятся попрощаться с Эммой. И второй раз прощание ничуть не легче. На ютюбе нет мастер-классов о том, как сказать «Прощай» тому, кого любишь, как отпустить любимого человека, зная, что, возможно, ты видишь его последний раз.

Вместо ночного рейса, который обеспечил им защиту от любопытных глаз и дал возможность побыть втроем, сегодня Эмму ждал дневной самолет, и аэропорт работал в полную силу, каждый час диктор объявлял о приземлении очередного борта или просил пассажиров пройти на трап. Скоро должны были объявить посадку на рейс до Орландо, и его будущие пассажиры толпились в терминале: семьи с ребятишками или детьми-подростками, приехавшими из колледжа, молодые парочки и пожилые пары, одни или с внуками. Все хотели убежать от февральских морозов и понежиться на солнце.

Но они не сядут в этот самолет. Они не едут в такой нужный им семейный отпуск, чтобы свозить Генри в Диснейленд, где он сможет познакомиться со своими любимыми героями из «Планеты сокровищ». И они не будут хохотать, глядя, как малыш убегает от громадного Гуфи, который всего лишь захотел его обнять.

Эмма уезжает туда, где идет война. Снова.

Уже одетая в форму, с волосами, собранными в пучок, она сидела на корточках под большим рекламным плакатом, соблазняющим туристов поездкой на Гавайи и страховкой. Реджина отошла, чтоб выбросить мусор, и Свон ждала её, внимательно наблюдая за Генри, который бегал по терминалу в её форменной кепке. Она ловила на себе любопытные взгляды детей, да и многие взрослые, не стесняясь, глазели на солдата, ждущего своего рейса. Эмме приходилось напоминать себе, что это всё форма, это она притягивает взгляды, а вовсе не тот факт, что капрала провожают её девушка и сын.

Реджина вернулась как раз вовремя, чтоб увидеть, как Генри подбежал к Эмме и, обняв её, чему-то тихо рассмеялся, после чего снова убежал. Сердце Миллс болезненно сжалось. Малыш еще не понял, что они делают в странном торговом центре, где нет отдела с игрушками, и зачем блондинка одета в форму, и, как только он поймет, в чем дело, всё станет гораздо сложнее. Реджина почти забыла, как тяжело им было прощаться в первый раз. Тогда их отношения только начинались, женщины едва поняли, какие чувства зарождаются между ними, и вероятность, что они будут вместе, была сомнительной. Но вот, они снова здесь, их чувства сильнее, чем когда бы то ни было, и после прошлой ночи – Реджина почти покраснела, вспомнив обжигающие ласки, которые они дарили друг другу – женщина была уверена, что хочет, чтоб Свон была частью её жизни, не важно, какой ценой. И если ей придётся ради этого раз за разом прощаться с Эммой и весь год ждать встречи длиной в несколько коротких дней, она готова к этому. Она будет ждать. Что это? Отчаяние? Сумасшествие? Или то самое чувство, которое она пустила в своё глупое сердце, забыв о предупреждениях матери? Реджина не знала ответа на эти вопросы, но думала, что, возможно, её чувства к Эмме – смесь из этих трёх составляющих. Честно говоря, ей плевать.

Она счастлива.

Подойдя к скорчившейся под щитом блондинке, Реджина положила руку ей на плечо, но Эмма почувствовала её присутствие еще раньше, как только Миллс подошла к ней, девушка прижалась к её ноге, тяжело вздохнув.

- Ты в порядке? – тихо спросила Реджина, мягко массируя пальцами её шею.

Пожав плечами, Эмма плавно поднялась на ноги и кивнула в сторону Генри, который кружился, раскинув руки. Почувствовав головокружение, мальчик остановился, довольно улыбаясь, и закружился снова.

- Он будет почти подростком, когда я увижу его в следующий раз.

Брюнетка тихонько хмыкнула в ответ.

- Едва ли, – она нахмурилась, увидев, что Генри едва не врезался в пару, толкавшую свои чемоданы. Быстро извинившись, Реджина подозвала сына.

Малыш послушно подбежал к ним, слегка покачиваясь от головокружения, и схватил женщин за руки:

- Что мы тут делаем, мамочка?

Прежде, чем они успели ответить, на информационном табло загорелась надпись, сообщающая об отправлении рейса до багдадского международного аэропорта, и диспетчер объявил:

- Скоро начинается посадка на рейс 5628.

Реджина быстро поймала взгляд Эммы. Зелёные глаза, лучившиеся счастьем последние несколько дней, теперь глядели уныло, и задорные искорки в них потухли. Блондинка присела на корточки перед мальчиком, всё еще державшим их за руки.

- Эй, приятель, – осторожно начала она, заранее готовясь успокаивать ребенка, – помнишь, что я работаю, чтоб победить плохих парней?

Он понимающе кивнул, и слишком большая кепка съехала вперед, скрывая пол лица. Солдат рассмеялся и поправил её, заправляя челку Генри под козырёк, чтоб она не падала на глаза.

- Я должна возвращаться на работу.

Он нахмурился и сморщил нос совсем как Реджина, когда что-то её озадачивало или расстраивало. Сейчас младший Миллс был так похож на мать, что никому и в голову не пришло бы, что Реджина усыновила его.

- Когда?

- Скоро. Сейчас.

Он скрестил руки на груди и надулся:

- Нет.

- Генри… - Реджина видела, что нижняя губа сына дрожит, а щеки уже пошли красными пятнами. Все признаки приближающейся истерики налицо.

- Нет, – настойчиво повторил мальчик.

- Прости, пацан, но я должна.

Он топнул ногой:

- Но ты же только приехала! – это прозвучало достаточно громко, чтоб на них начали обворачиваться.

Генри выкрикнул то, о чем думала сама Реджина, и в глубине души она не только понимала сына, но и готова была похвалить его за то, что он настаивает на своём. Но страдание на лице Эммы отражалось слишком ясно, так что Реджина наклонилась к сыну настолько, насколько позволяла узкая юбка, и попыталась его успокоить:

- Родной, помнишь, мы говорили, что кричать нельзя?

- Но мама! – не удержавшись, Генри всё-таки заплакал и бросился к Эмме, всхлипывая и колотя кулачками ей в грудь.

- Эй, – успокаивая, Эмма крепко обняла его, беря на руки, – всё будет хорошо, Ген. – Кепка упала на пол, рюкзак лежал позабытый у ног солдата. Блондинка поцеловала Генри в висок, подбородком отодвинула пряди, упавшие на лицо, и поцеловала в щеку. – Я скоро вернусь.

Уткнувшись ей в плечо, он шмыгал носом и не поднял головы, даже когда Реджина погладила его по спине.

- Два дня?

- Больше – нахмурилась Свон.

- Пять? – всхлипнул он, всё-таки посмотрев на неё.

Прижавшись к мальчишке лбом, она вздохнула, на неё смотрели огромные карие глаза, мокрые и покрасневшие от слёз. И Эмма знала, что, еще немного, и её собственные глаза станут такими же.

- Больше, – тихо сказала она. – Но ты должен обещать, что не будешь слишком сильно без меня расти. Я уже и так с трудом тебя обнимаю, таким большим мальчиком ты стал.

- Значит, мне можно не есть зелень? – с надеждой спросил Генри.

Эмма и Реджина грустно рассмеялись, но все же брюнетка строго посмотрела на сына:

- Нет уж, вы будете есть овощи и зелень, мистер.

Эмма готова была расплакаться и глубоко вздохнула, с благодарностью посмотрев на Реджину, когда почувствовала, что женщина успокаивающе гладит её по спине так же, как Генри.

- Эй, малыш, – все трое повернулись и посмотрели на мужчину средних лет, который, судя по его хаки шортам, гавайской рубашке и панаме, собирался лететь в Орландо. Он наклонился к Генри и посмотрел ему в глаза. - Твоя мама очень-очень храбрая, ты знаешь это?

Генри кивнул, крепче обнимая Эмму.

Мужчина выпрямился и улыбнулся Эмме:

- Спасибо Вам, – почтительно кивнул он.

Девушка кивнула в ответ, проводив его взглядом, когда он направился к терминалу, и только когда она повернулась к Реджине, всё еще успокаивающей Генри, до Эммы, наконец, дошел смысл сказанной незнакомцем фразы. Может, он не заметил брюнетку, а может быть, это просто не волновало его. В груди стало тесно от сознания того, что она теперь не просто Капрал Свон, но сейчас мысль об отъезде казалась и вовсе невозможной.

- Начинается посадка на рейс 5628.

Эмма нагнулась, спуская Генри с рук и, взяв его личико в ладони, стёрла слёзы со щек:

- Мне нужно идти.

Он надулся в ответ, но не попытался уговорить её остаться.

- Можно мне обнимашки? – она широко раскрыла объятия, выжидающе глядя на него, но Генри стоял, скрестив руки и выпятив нижнюю губу.

- Ох, – блондинка начала медленно сводить руки вместе, – обнимашки скоро закроются, кому-то лучше поторопиться.

Мальчишка стоял, пытаясь сохранить непреступный вид, но, когда руки Эммы уже почти встретились, заканчивая движение, он не выдержал и, бросившись к ней, развел их обратно, крепко обнимая её:

- Я люблю тебя, Эмма.

На этот раз Свон позволила влаге, подступившей к глазам, скатиться по щеке слезинкой. Обычно все думают, что солдаты – большие, сильные дяди и тёти, которые не чувствуют боли, не показывают эмоций, но если служба чему-то и научила Эмму, кроме дисциплины и долга, так это тому, что солдаты чувствуют всё и даже острее, чем обычные люди. Когда ты каждый день рискуешь собственной жизнью, когда неверное решение может привести к смерти, твоей, твоего друга или мирного жителя, это накладывает отпечаток на твою личность. Отпечаток, от которого никогда не избавиться. И только контроль над эмоциями позволяет большинству солдат вернуться домой живыми.

И пока Эмма обнимала Генри и видела, как слеза, сорвавшись со щеки, падает на детскую макушку, теряясь в густых темных волосах, она думала об одном. Это жизнь.

- Я тоже люблю тебя, Генри, – быстро поцеловав его в щеку, она отпустила его и, подняв кепку с пола, надела её на голову. Девушка повернулась к Реджине, которая стояла, обняв себя руками, стараясь унять завладевшую ею тревогу.

- Эй, – прошептала блондинка, нежно сжав её локоть, – оглянуться не успеешь, как я вернусь.

- Я знаю, – кивнула женщина.

- Постарайся не слишком по мне скучать, – пошутила Эмма, но её взгляд остался серьёзным.

- Будь осторожна.

- Как всегда.

В который уже раз они смотрели друг на друга, запоминая родные черты. И снова находили что-то новое, что-то, что желали сохранить в памяти навсегда. Реджина шагнула навстречу Эмме, которая быстро заключила её в объятия. Брюнетка уткнулась лицом в жесткий воротник кителя, и Свон склонилась к ней, чтоб ещё раз вдохнуть запах её духов. Женщины не хотели отпускать друг друга, но обе понимали, что в толпе, окружавшей их, обязательно найдутся те, кто заметит, если их объятие будет слишком долгим. И все же они стояли, обнявшись, достаточно долго, чтобы это выглядело почти подозрительным. Наконец, Эмма отпрянула и, поцеловав Реджину в лоб, подняла сумку, резко развернулась и быстро пошла к терминалу.

Она сделала четыре шага прежде, чем одна-единственная мысль заставила её повернуться. Да пошло оно все нахер! Проталкиваясь через группу студентов, спешивших на самолет, девушка шла к семье. Своей семье. Реджина пораженно смотрела на нее. Подойдя к Миллсам, она уронила сумку на землю и взяла лицо Реджины в ладони, усмехнувшись ей. В следующую секунду Свон уже крепко целовала её, наплевав на всех вокруг.

Она почувствовала, как на секунду сбилось дыхание женщины, и испугалась, что та оттолкнет её, не желая устраивать сцену на людях или боясь за свою репутацию, но Реджина ответила на поцелуй, страстно и отчаянно. Когда они оторвались друг от друга, брюнетка выглядела смущенной, но её губы готовы были улыбнуться. Эмма поцеловала её ещё раз:

- Я люблю тебя.

Улыбка расцвела на лице Реджины, и она притянула блондинку ближе, только теперь Эмма заметила, что женщина держит её за воротник кителя.

- Я тоже тебя люблю, – прошептала она в губы Эммы.

Улыбка Свон стала еще шире, хотя, кажется, это было невозможно:

- Хорошо, потому что иначе это был бы очень неловкий момент.

Закатив глаза, Реджина чмокнула Эмму ещё разок и сильно толкнула её в плечо:

- Иди, твой самолёт сейчас улетит.

Девушка нагнулась, чтоб поднять сумку и взъерошила волосы Генри:

- Присматривайте друг за другом, ладно, мужик?

Он кивнул, становясь перед мамой, и Реджина положила руки сыну на плечи. Эмма уходила всё дальше и дальше, и, наконец, дверь, ведущая к трапу, закрылась за ней, и девушка пропала из виду, оставаясь в сердцах двух людей, глядевших ей вслед. Бессознательно Реджина коснулась пальцами губ, нежно улыбаясь, слушая стук сердца в ушах.

- Она вернется, – напомнила себе женщина. – Эмма всегда вернётся домой.

Похлопав Генри по плечу, она взяла его за руку и повела к окну, выходящему на взлётно-посадочную полосу. В прошлый раз, когда они провожали Эмму, малыш, прижавшись лицом к стеклу, смотрел на улетающий самолет, пока он не скрылся из глаз. Повернувшись, она увидела, что какая-то женщина беззастенчиво пялится на нее с сыном, наверное, она видела их с Эммой откровенное проявление чувств, и была достаточно смелой, чтоб показывать своё удивление. Или же ей просто не хватало воспитания и такта. Раздраженно закатив глаза, Реджина крепко прижала к себе сына и, проходя мимо женщины, смерила её взглядом:

- Прикройте рот, дорогуша, а то муха залетит.

* * *

Февраль 26, 2005. Багдад, Ирак

Эмма выскочила из кузова грузовика, в котором ехала с остальными солдатами, вернувшимися из увольнения. По дороге они рассказывали, как проводили время дома: кто-то ремонтировал крышу, кто-то ходил к сыну на хоккей, и все как один не вылезали из постели. Хохот сотряс грузовик, когда все согласились, что это была самая приятная часть отпуска. Ребята обсуждали способы, с помощью которых можно задержаться в увольнении и выйти сухим из воды. Она собиралась воспользоваться одним из них, когда в следующий раз поедет домой.

Она улыбнулась. Теперь, у неё есть дом. И семья. Семья, которая её любит. Да, точно, она ненадолго пропадёт без вести, уехав в следующий отпуск.

Построившись в очередь, они ждали возможности отметиться. Козырек кепки защищал глаза от солнца, но, к сожалению, совершенно не приносил прохлады. По сравнению с этой жарой Бостонские зимние холода казались раем. Эмма вспоминала, как проклинала холодные ветра, продувающие город насквозь. Кто бы мог подумать, что теперь она будет по ним скучать?

Ей не дали как следует подумать об этом, чужая рука легла на плечи, когда парень из подразделения «Больших мальчиков» обнял её за шею. Он и его сослуживцы были самым большим собранием шовинистов, какое Эмма видела в жизни.

- Свон? – ухмыльнулся он.

- Джонс, – она радостно улыбнулась, обняв мужчину в ответ. Они тренировались вместе в Беннинге и даже стояли друг против друга в спарринге. И она била его так же часто, как отвергала его ухаживания. То есть каждый раз. Джонсу нравилось думать, что у него получается манипулировать окружающими силой, шармом и смазливой внешностью. И в чем-то он был прав. Когда-то его мать, урожденная англичанка, приехала в США учиться, да так здесь и осталась, влюбившись в его отца, родившегося и выросшего в Вашингтоне. У матери Джонс и перенял непривычный британский выговор, который очаровывал большинство женщин-офицеров. Несмотря на небольшой рост, Джонс был способен на многое. Последний раз, например, Эмме рассказали, как он проник в дом, где держали заложников, вооруженный только одним альпинистским крюком, с помощью которого он забрался по глинобитной стене в окно. Он освободил заложников, и таким образом лишил противника главного рычага давления на союзников. Только после проделанной им работы принуждение к миру стало возможным.

- Как служится под Спенсером? – вполголоса спросил он. Все знали, что Спенсер настоящий бык. Если он видел цель, он не считался ни с чем и добивался своего, сметая тех, кто посмел ему мешать.

Девушка пожала плечами в ответ:

- Ну, я всё еще жива. Ты ездил к семье?

- У мамы был сердечный приступ, – признался он. – Но она у меня боец. Скоро поправится. А ты?

- Август. У него была операция.

- Так вот, в чем дело? – многозначительно переспросил он.

Очередь продвинулась вперед, Эмма посмотрела на него, вопросительно подняв бровь:

- А?

- Точно? – наклонившись к ней ближе, парень подмигнул.

Девушка оттолкнула его:

- В чем дело?

Пожав плечами, он поднял руки, они подходили к входу в палатку, где солдаты ждали, пока их перенаправят к месту службы.

- Разное болтают, – обронил он.

- Что, например? – с подозрением спросила она.

- Спокойно, любовь моя. У меня нет с этим проблем, - быстро сказал парень. Слишком быстро и слишком небрежно, как показалось Эмме. – То есть, я имею в виду, прекрасный пол, ты только посмотри на них! Хотя, что я говорю. Конечно, ты знаешь, о чем я!

Эмма быстро огляделась, не услышал ли их кто-нибудь. Даже если и так, у окружающих хватило такта, не подавать виду.

- Вот, значит, почему ты всё ещё сопротивляешься моему очарованию, – ухмыльнулся он.

Эмма закатила глаза.

- Даже не знаю, как это я устояла перед твоей красотой и очаровательной улыбкой? – саркастично спросила она.

Ухмылка на лице Джонса стала шире:

- Я почти каждый день задавал себе этот вопрос, а потом узнал, и все стало на свои места.

- Кто именно болтает? – настороженно уточнила Свон.

Джонс пожал плечами, продвигаясь вперед:

- Знаешь, иногда, здесь нечего больше делать, кроме как болтать и рассматривать грязь под ногами. Так что, это правда?

Она поколебалась секунду, подумав о том, что надо бы всё отрицать. Притворяться и дальше, что Генри её крестник, а Реджина просто хороший друг. Но Эмма не могла. Это как отказаться от части её самой. Она не может этого сделать. Эмма Свон больше не напуганная маленькая девочка, ищущая одобрения приёмных родителей.

- Да, - уверенно сказала она. – И что с этого?

- Я знал, – пробормотал Джонс, – я видел фото блондиночки в Беннинге, но я надеялся, что хоть одна из вас свободна, ну, или, по крайней мере, заинтересована в отношениях с мужчиной.

- Подожди. Что? – Эмма подняла ладонь, прося его замолчать. – Какая блондиночка?

- Ну, такая, – парень покрутил руками, показывая волосы, – улыбчивая и с кудряшками.

Эмме понадобилась секунда, чтоб понять о ком он:

- Погоди… Тина?

- А, значит, вот как её зовут?

- Во-первых, какого черта ты ошиваешься у моей койки и пялишься на мои фотографии? А во-вторых, нет.

- Нет? – удивленно повторил Джонс, полностью игнорируя её вопрос.

- Даже не думай. Она милая и хорошая, а ты, – она взмахнула руками, пытаясь подобрать слово, – Это ты.

- Ты, любимая, – понизил голос он, подходя ближе, и провёл пальцем по её щеке. Эмма отпрянула, почувствовав, что от него несёт выпивкой, хотя было только девять утра, – даже не представляешь, от чего отказываешься. Может, я как-нибудь покажу тебе, каково на другой стороне?

Издав сухой смешок, она протолкнулась мимо него, задев плечом:

- А тебе не приходит в голову, что, может, мне нравятся обе стороны и просто не нравишься ты?

- Это невозможно, – уверенно возразил он. – У тебя просто мужика нормального давно не было.

В ответ Эмма сильно стукнула его локтем в живот, заставив брюнета сложиться пополам, и вошла в палатку.

* * *

Март 17, 2005. Сторибрук, Мэн

Руби Лукас нравилось думать, что именно она свела вместе железного мэра Сторибрука и капрала Свон. Если б не она, Эмма никогда не узнала бы, как пройти на Миффлин Стрит. Конечно, они с Реджиной столкнулись в кафе, но это не суть. Именно Руби направила их друг к другу. В буквальном смысле. Кто знает, а вдруг Свон заблудилась бы без её указаний и встретила бы кого-нибудь симпатичного? Так что Руби гордилась тем, что собственноручно сделала мэра Миллс счастливой женщиной. Потом к обсуждению подключились остальные: Сидни напомнил всем, что именно он подал Реджине идею  переписки с солдатом, но Лерой живо стёр самодовольную ухмылку с его лица, напомнив, что теперь у их мэра появились дела поинтереснее его журналистских расследований; Тина сообщила, что намекала Реджине, что той стоит присмотреться к девушке, с тех пор, как они впервые пришли за Генри вдвоём, правда, потом, воспитательницу лишили удовольствия бросать многозначительные взгляды и улыбаться, потому что почти весь месяц, проведенный в городе, Свон забирала Генри сама.

Да, многие в Сторибруке хотели выставить счастье Миллс своей заслугой, но никто даже представить себе не мог, что главный и единственный кукловод, державший нити личной жизни мэра и её солдата, живет в пяти часах езды от их городка, в Бостоне, и в данный момент разговаривает по телефону с Руби, у которой, из-за этого разговора слишком затянулся перерыв. Организовывая жизнь младшей сестрёнки и будущей невестки, он и о своей собственной не забывал.

- Когда ты приедешь? – спросил Бут.

Рассмеявшись в ответ, Руби спросила самым невинным голосом:

- Уже соскучился по мне?

- Может и так, а может, мне просто понравилось, как ты со мной носилась целую неделю? – серьезно откликнулся он, пожимая плечами.

Девушка кокетливо изогнула бровь, опираясь на стойку локтями. Она уже успела соскучиться по Бостону и по Августу, с которым провела неделю, но ему об этом знать вовсе не обязательно. Руби серьезно увлеклась Бутом за те несколько месяцев, что они провели, перезваниваясь и переписываясь по электронной почте. Сержант сообщил ей о предстоящей операции, добавив, что Реджина с Генри уже едут к нему, так что официантка взяла отгулы на неделю и поехала навестить Августа. Её приезд как раз пришелся на последнюю неделю пребывания Миллсов в Бостоне. Она не сомневалась, что Бут блаженствует от того, что за ним ухаживают сразу две красивых женщины, но ведь ему и правда нужна забота после операции. Руби мрачно усмехнулась:

- Ты просто хочешь увидеть меня в том костюме французской горничной, которым все уши мне прожужжал.

- Не-а, – как-то неубедительно возразил парень, – я просто очень соскучился по Рэд. Они с Фигаро поладили. Представляешь, каких мутантов они смогут родить?

- Лжец.

- Ну, ладно, может, мне и правда немного любопытно посмотреть на тебя в этом костюме.

- Руби! – рявкнула Бабуля, обходя стойку, чтоб подойти к кассе. – Ты не в отпуске, девочка, возвращайся к работе!

Закатив глаза, девушка повернулась к бабушке спиной и продолжила разговор, понизив голос до сексуального с хрипотцой шепота:

- Может, я надену его, если ты удачно закончишь курс физиотерапии.

Услышав, как Август глухо застонал, Руби вызывающе прикусила карандаш и усмехнулась, но смешок тут же перешел в визг, когда бабуля огрела девушку кухонным полотенцем пониже спины.

- Прекрати флиртовать и возвращайся к работе. И передай юноше от меня привет.

- Так мне передать ему привет или возвращаться к работе? – уточнила младшая Лукас. Бабуля наградила её сердитым взглядом и, покачав головой, ушла на кухню. Руби раздраженно фыркнула, услышав, как Август смеётся.

- Не поощряй её.

- Она мне нравится, – не сдавался Бут.

- Можешь начать налаживать ваши отношения, когда вы встретитесь на дне рождения у Генри, в следующем месяце. Ты же приедешь, верно?

- Шутишь? Вечеринка не вечеринка без дяди Августа.

- Никому больше этого не говори, а то тебя обвинят в педофилии.

- Как поживают мэр Сторибрука и мой любимый племянник?

- Наверное, в Бостоне вода волшебная. Реджина просто цветёт. Я не видела её такой счастливой с первого приезда Эммы к нам. Чем они там занимались эти три дня?

- По магазинам ходили, – разочарованно протянул Август.

- Как думаешь, они трахались? Потому что мэр Миллс выглядела довольной, как слон, когда я приехала, и очень уж загадочно улыбалась.

В трубке послышался шорох, как будто Август ворошил кровать, на которой лежал, в поисках доказательств того, что только сном у его сестры и её девушки дело не обошлось:

- Если и трахались, надеюсь, они сменили за собой простыни.

- То есть, поправь меня, если я ошибаюсь, ты, значит, сломал себе ногу, чтоб Эмма смогла приехать в Бостон, а Реджину вытащил из Сторибрука, использовав реверсивную психологию? – насмешливо спросила Руби.

- Я не ломал себе ногу! – обиделся Бут. – Я просто воспользовался подвернувшейся возможностью, – добавил он, помолчав.

Руби недоверчиво покачала головой. Только Август мог придумать многоходовый план для достижения своей цели, практически лежа на операционном столе.

- В общем, у Реджины всё хорошо. Она почти каждый день пьёт кофе с Тиной или с Кэтрин Нолан и выглядит счастливой. И кстати, муж Кэтрин, Дэвид, завел привычку снимать по выходным номер в нашей гостинице. Говорит, что днём рыбачит, а домой не идет ночевать, потому что Кэтрин не выносит запаха рыбы. Может и так, потому что по вечерам в его комнату прокрадывается явно не миссис Нолан.

Август даже задохнулся на секунду:

- Может, у Нолана есть злобный брат-близнец, таскающий любовниц, чтоб его подставить?

- Заткнись, – притворно рассердилась девушка. – Ты еще больший сплетник, чем я. Да ты просто злой гений, раз тебе удалось свести двух настолько разных людей.

- Как знать, может, я сделал это только для того, чтоб втереться в доверие к некой очаровательной официантке, которая дружит с одной из этих самых разных людей? – самодовольно усмехнулся Август.

Руби довольно хихикнула:

- Да ты поэт.

- Я писатель, – поправил Бут. – А почему Реджина с тобой кофе не пьёт?

- Ну, может быть, Миллс предпочитает блондинок, – предположила Руби. – Я уверена, что она вежливо со мной держится только ради вас с Эммой.

- Не, ты часть семьи.

Дверь открылась, и, как будто в подтверждение слов Августа, кафе огласил радостный крик:

- Привет, тётя Руби! – в кафе вбежал Генри, распахнув дверь так, что колокольчик заливисто зазвенел. Следом шли Реджина и Кэтрин Нолан.

- Что? – девушка выпрямилась, непонимающе оглядевшись, потому что не мог же Генри обращаться к ней. Самодовольный смех Августа в трубке только усиливал её замешательство.

Малыш забрался на барный стул перед стойкой и встал на коленки:

- У меня скоро день рождения.

Руби на это только кивнула, все еще пытаясь осмыслить его первую фразу:

- Ты, что, только что назвал меня тётей?

- Мамочка говорит, что дядя Август твой парень, и вы встречаетесь, – радостно и смущенно хихикнул Генри.

- Да-а-а? – протянула официантка, сердито посмотрев на Реджину, которая теперь стояла рядом, придерживая сына. Руби наклонилась к младшему Миллсу и, доверительно понизив голос, спросила: – А мамочка тебе не сказала, что Эмма её девушка, и они встречаются?

- И, наверное, спят вместе, – громко гоготнул Август.

- Кто вообще подпускает тебя к детям? – прошипела Лукас, торопливо прикрывая трубку ладонью.

- Мамочки Генри! – отозвался сквозь смех сержант.

Мальчик громко хихикнул и, покраснев, уткнулся лицом матери в живот.

- Они целовались! – громко объявил он, так что завсегдатаи кафе оторвались от своих разговоров и, вздернув брови, с интересом наблюдали, как лицо их обычно невозмутимого мэра быстро приобретает цвет спелого помидора.

- А что я говорил? – довольно захохотал Август.

Руби захохотала в ответ, и даже Кэтрин не удержалась от довольной улыбки, толкая смущенную Реджину локтем. Откашлявшись и незаметно прикрыв рот сына ладонью, брюнетка кивнула официантке:

- Довольно, мисс Лукас. Кэтрин и Тина настояли на моем участии в каком-то нелепом женском вечере завтра.

- Это называется «девичник», Реджина, – вздохнула Кэтрин.

Руби нахмурилась и передала трубку Генри, потрепав его по щеке:

- Держи, приятель, поговори с дядей Августом.

- У меня скоро день рождения! – поспешил сказать Генри, едва схватив телефон.

- Значит, вам нужна нянька на вечер? – уточнила девушка.

- Нет, я хочу, чтоб вы страдали вместе со мной.

Прежде, чем Руби успела вопросительно поднять бровь, в разговор вмешалась Кэтрин, успокаивающе сжав её запястье:

- Мы посидим у Тины, посмотрим фильм и немного выпьем. Мы не собираемся никого пытать, – она покосилась на мэра, последняя часть фразы явно предназначалась ей.

- Правда? – Руби улыбнулась, удивленно посмотрев на Реджину. – Вы хотите, чтоб я пришла?

- Конечно.

- Дэвид присмотрит за Генри, – пояснила Кэтрин.

- А кто присмотрит за Дэвидом? – пробормотала Реджина и улыбнулась, увидев понимающую ухмылку Руби.

Может быть, девушка была не права, считая, что Реджина её недолюбливает.

- Значит, решено? Вы к нам присоединитесь?

- Что мне принести?

* * *

- Я могу распрощаться с газоном, да?

Август приехал два дня назад, объявив, что приготовил Генри подарок, по сравнению с которым все остальные нервно закурят в сторонке. Реджина в ответ просверлила его настороженным взглядом, но мужчину это явно не волновало.

Сейчас Миллс молча жалела, что не приняла слова Бута всерьёз, тихо ужасаясь тому, как на заднем дворе особняка, медленно надуваясь, вырастал очень большой и длинный надувной замок.

- У Генри день рождения, а ты о газоне беспокоишься, женщина, – с упрёком покачал головой Август.

- Ради всего святого, скажи, почему ты всегда выбираешь такие странные подарки?

- Это для тебя странные, а для меня удивительные, чудесные, самые лучшие.

Реджина закатила глаза.

- Он подходит к теме праздника! – возразил Бут, тяжело опираясь на трость.

Оглядев замок еще раз, брюнетка нахмурилась. В общем-то, это даже не замок. На газоне теперь высилась полоса препятствий, начинавшаяся с тоннеля, через который смельчакам нужно было проползти. Преодолев его, они попадали в комнату с надувными шестами, которые при каждом шаге качались, норовя попасть ничего не подозревающей жертве по лицу. Это само по себе может привести к травме, а тот факт, что целая толпа детей попытается сделать это одновременно, превращает эту часть полосы в подобие смертельной ловушки. Выжившие должны будут забраться по веревке, по настоящей верёвке, на стену, чтобы попасть на крутую горку, скатиться с неё и оказаться снаружи только для того, чтоб, обежав замок, снова забраться в тоннель.

Вздрогнув, Реджина повернулась к Августу, собираясь спросить, не сошел ли он с ума. Но, увидев азартный блеск в глазах брюнета, поняла, что это сражение для неё заранее проиграно. Ясно, он уже думает, как бы самому поучаствовать в веселье. Вероятнее всего, скоро его протез будет лежать у входа, а он сам полезет внутрь, затеяв соревнование на скорость. Господи, во что она позволила себя втянуть?

- Ты… – Реджина пыталась подобрать слова, способные пристыдить Бута, но не успела. Во дворе появился Генри, одетый в военную форму, которую надевал на Хэллоуин. Мальчик громко ахнул, увидев появившийся во дворе подарок.

- Это мне? – он уже со всех ног несся к тоннелю, на ходу разуваясь.

Реджина покачала головой, глядя на довольного собой сержанта, и ответила сыну:

- Дядя Август привёз его тебе на сегодня, родной.

Генри уже не слышал её. Добравшись до надувных шестов, он, к своей радости, тут же свалился на пол.

* * *

- Эмма была бы в восторге, – Кэтрин отпила фруктового пунша. Реджина ненадолго оставила взрослых гостей и сейчас сидела рядом с Кэт на веранде, присматривая за детьми, увлеченными полосой препятствий. Она прислушивалась, пытаясь отличить счастливые выкрики от тех, что могут сообщить о неприятностях.

Брюнетка улыбнулась, услышав имя солдата:

- Даже не знаю, кого было бы труднее оттуда вытащить, Генри или Эмму.

- Как она?

- Хорошо, я полагаю. Я не получала от неё вестей со времени отъезда, – призналась Реджина. – Но, – спокойно добавила она, – мы с Генри шлём ей письма каждую неделю. Даже если Эмма не получит их сразу, я знаю, как она любит их читать.

- Она скоро приедет домой?

- Мы надеемся, что да.

Кэтрин понимающе усмехнулась, и Реджина повернулась к ней, оторвав взгляд от надувного замка:

- Что?

Блондинка пожала плечами:

- Просто вспомнила, как мы в детстве мечтали о будущем. Какими представляли наши жизни, нашу работу, свадьбы.

- Да, – ухмыльнувшись, протянула Миллс, – помнится, ты хотела ехать в церковь в карете.

- Это же романтично! – уверенно отозвалась Нолан.

- Да? Так же романтично, как громадный лимузин, в котором вы приехали в день свадьбы?

- Ну, а это было практично.

Женщины рассмеялись, вспомнив юность.

- Ты могла себе представить, что когда-нибудь мы к этому придем? – спросила Кэтрин. – Ты встречаешься с солдатом, а я на грани развода.

- Ты не… – Реджина замолчала, поймав жесткий взгляд подруги. – Нет, я даже не могла вообразить ничего подобного, – призналась она. – Жизнь заставила нас сильно повзрослеть с тех пор.

- Я бы сказала, что взрослая жизнь все-таки принесла нам кое-что хорошее, – Кэтрин похлопала Реджину по руке, и только теперь брюнетка заметила, что теребит кулон, оставленный Эммой ей на сохранение.

- Кое-что замечательное, – тихо согласилась она.

* * *

Весь следующий час Реджина провела, курсируя между взрослыми, собравшимися у стола с закусками и аперитивом, и надувным замком, в котором играли дети. К счастью, единственный инцидент, заставивший хозяйку дома понервничать, заключался в том, что все десять ребятишек разом решили забраться по веревке, крича, что теперь их очередь. Но Грэм и Август, присматривавшие за ними, быстро успокоили всех, убедив подниматься по одному. Оказалось, авторитет мэра не имеет для десятка четырехлетних малышей никакого значения. А вот представитель местного закона и порядка на пару с отставным солдатом внушали детям уважение, достаточное, чтобы позволить им справиться с маленьким отрядом.

Руби сказала, что пицца готова, и Реджина позвала детей к столу. Безуспешно, надо признать. У Эммы наверняка получилось бы лучше. Конечно, солдат находился бы в самой гуще игры, Генри был бы командиром отряда, а Эмма осталась бы в звании капрала. И Реджине стоило бы только заглянуть в замок, чтоб сказать, что всё готово. Конечно, блондинка немедленно превратила бы обычный ланч в секретную операцию, пробралась бы с детьми по-пластунски через тоннель, немного попрыгала бы с ними среди шестов, а потом помогла бы самым маленьким забраться по веревке. Они скатились бы с горки один за другим и на цыпочках прокрались бы к маленьким столикам, накрытым в армейском стиле. Эмма быстро уговорила бы их поесть. Кэтрин права, солдату это понравилось бы.

Каким-то чудом Реджине всё же удалось выманить детей с полосы препятствий. Подозвав сына, она подсказала ему, что хороший командир всегда заботится о том, чтобы его войска хорошо питались. После этого Генри повел друзей к столам, где Реджина и Руби уже разложили по тарелкам маленькой армии домашнюю пиццу. И, конечно, чтоб уговорить их есть овощи, пришлось сказать, что, чем скорее дети всё съедят, тем быстрее вынесут торт. Скоро на тарелках ничего не осталось, дети и взрослые уже наелись, и малышам не терпелось вернуться к играм. Наконец, из кухни вынесли мраморный торт, покрытый белой глазурью и украшенный фигурками солдатиков. Реджина волновалась, что Генри ест слишком много сладкого, но когда он попросил вторую порцию торта, умоляюще глядя на неё и добавив:

- Ну, пожалуйста, у меня же день рождения! – Реджина не смогла сказать «Нет» и отрезала кусок, мысленно пополнив список просьб, в которых она просто не может отказать.

Сейчас все сидели в гостиной, и Реджина фотографировала именинника, разворачивающего свои подарки. Рядом с мальчиком уже лежала горка новых мягких игрушек, книжек и одежды. Завершал композицию набор игрушечных солдатиков и танков. Открыв последнюю коробку с подарком от Ноланов, Генри увидел пару детских раций. Достав их, он вскочил на ноги и, надев на голову шлем, уже приготовился убежать во двор.

- Милый, что надо сказать гостям? – подсказала Реджина, глядя через объектив камеры.

- Спасибо всем! – мальчик широко улыбнулся и, поправив шлем, протянул коробку с рациями шерифу Грэму, прося открыть. – Пожа-а-алуйста?

- Погодите-ка, – в комнату, прихрамывая, вошел Август. Осторожно обходя детей, он шел, держа в руках открытый ноутбук. Мужчина присел на журнальный столик, морщась чаще, чем ему хотелось бы, и объявил. - Тут еще один подарок.

Миллс нахмурилась и села возле камина, усадив Генри рядом. Повинуясь её молчаливой просьбе, Грэм отложил коробку с рациями. Август поставил ноутбук на столик.

- Это тоже мне? – Генри потянулся к клавиатуре.

- А еще говоришь, что я его балую, – Реджина с упрёком поглядела на мужчину.

Бут ухмыльнулся:

- Нет, приятель, этот подарок лучше, чем ноутбук, – он скользнул пальцами по тачпаду, и на экране развернулось изображение белоголового орлана на фоне американского флага. Поверху шла набранная жирным шрифтом надпись: «Вам пришло сообщение от любимого, находящегося за рубежом».

Реджина шокировано посмотрела на Августа поверх головы Генри:

- Что это?

Не ответив, тот нажал Enter, и на экране появилась Эмма, видимо, сидящая в палатке. За спиной у неё висел флаг.

- Это Эмма! – Генри обрадовано захлопал в ладоши.

Съемка началась, и Эмма, улыбнувшись, стянула кепку с головы. Повертев её в руках, девушка посмотрела в камеру:

- Эй! С Днём Рождения, Генри. Мне жаль, что меня сейчас с вами нет, но я могу поспорить, что твоя мама устроила супер-офигенную вечеринку. Не позволяй дяде Августу слопать весь торт в одиночку, а то с него ведь станется.

Оператор засмеялся, и девушка засмеялась в ответ. Август закатил глаза, покачав головой.

- Всё нормально, – успокоил он Руби, сидящую рядом с Тиной. Официантка понимающе ему подмигнула.

- Я правда скучаю по вам, ребята. По тебе, по дяде Августу и по твоей маме. По Реджине, – Эмма прошептала её имя, и Миллс смотрела на экран, даже не замечая, что улыбается так широко, что мышцам, наверное, было больно.

- Когда я приеду, у нас с тобой, пацан, будет свидание, ладно? Пойдем в Чаки-Чиз, устроим лазерный бой, сходим в боулинг или куда ты захочешь. Мы съедим столько вредной вкусной фигни, что твоя мама посадит под домашний арест нас обоих. Не говори ей о наших планах, хорошо?

Пытаясь сдержать улыбку, Генри посмотрел на мать, которая в ответ многозначительно приподняла бровь. Поцеловав её в щёку, мальчик повернулся к экрану.

- Ладно, можешь ей сказать. Она всё равно узнает. Реджина, ты тоже с нами идешь. Когда я приеду, мы проведем день вместе. Втроем, – Эмма задумчиво наклонила голову. – И, наверное, Августа тоже возьмём.

Оператор что-то пробормотал, и блондинка кивнула, запуская пальцы в волосы. Несколько локонов выбились из пучка.

- Мне нужно идти. Но я просто хочу сказать, что я вас всех люблю. И я всё время думаю о вас, ребята. Присматривайте друг за другом. 

Запись закончилась, и улыбка Эммы застыла на экране. В комнате было тихо, будто все гости разом решили не мешать Миллсам в такой личный момент. Внезапно Генри сорвался с коленей Реджины и, подлетев к столу, начал нажимать кнопки.

- Ещё раз? – он выжидающе посмотрел на мать.

* * *

Хотя именинником был Генри, лучший подарок достался Реджине. По крайней мере, так думала сама брюнетка, прислонившись спиной к двери в прихожей, вдыхая аромат розы и поигрывая открыткой.

К вечеру гости разошлись, и в доме воцарилась блаженная тишина. Надувной замок должны были увезти завтра вечером, но Генри даже не вспомнил о нем. Все, чего мальчишка хотел, это сидеть и пересматривать послание Эммы. Поэтому Реджина сидела на диване, держала на коленях сына, обнимающего Рекси, и они пересматривали видео уже в двадцатый раз. И примерно столько же раз Реджина ответила на вопросы Генри: «Где Эмма? Когда она приедет домой? Она по нам скучает?» Август прервал их, сказав, что, кажется, кто-то постучал в дверь.

Оставив Генри и Августа в кабинете, брюнетка быстро пошла к двери. Может, кто-нибудь из детей забыл рюкзачок или Тина потеряла мобильник в замке и только сейчас это заметила. Уже не первый раз, кстати. Как только дети уселись обедать, Руби и Тина наперегонки рванули к замку к бурной радости ребятишек, которые были в восторге от того, что мисс Тина обогнала Руби. Справедливости ради, Руби была быстрее, пока они не добрались до стены. Тина буквально взлетела по верёвке.

Но, открыв дверь, Миллс увидела того, кого ожидала меньше всего.

На пороге стоял Феликс, против обыкновения, аккуратно подстриженный и одетый не в джинсы и мешковатый свитер, а в штаны цвета хаки и темно-зеленую футболку поло. Что более странно, в руке он держал красную розу на длинном стебле:

- Добрый вечер, мадам мэр.

- Феликс? – удивленно спросила она.

- Это вам, – парень протянул ей розу и радостно кивнул.

Брови брюнетки удивленно взлетели. Реджина с любопытством посмотрела на цветок:

- Не то, чтоб я не оценила твой жест, дорогой, но что всё это значит?

- Ой, – вместо ответа парень указал на логотип на своей футболке. Реджина не заметила его раньше. На груди футболки был вышит значок магазина мистера Фенча, переплетение роз с виноградной лозой. Ниже шло название магазина – «Игра шипов».

- У меня был серьёзный разговор с мистером Фенчем и мисс Тиной. Насчет того, как мне начать контролировать свою жизнь и подать пример братьям, раз уж Питер такой конченный мудак, – последнюю часть фразы Феликс произнес с явной обидой в голосе. Он пожал плечами. – Мистер Фенч пообещал не подавать на нас в суд, если я отработаю ущерб, который мы причинили, и перестану лезть в неприятности, – парень гордо улыбнулся. – Может быть, он даже возьмёт меня на работу, когда я рассчитаюсь с ним за разбитые стёкла.

- Поздравляю, Феликс, – тепло сказала Реджина, протянув руку. Подросток ответил крепким рукопожатием. – Но почему роза?

- Вот бля, – пробормотал тот и залился краской, – то есть блин! Я хотел сказать «блин».

Порывшись в карманах, он нашел маленький конверт и протянул ей:

- Я всегда про них забываю.

На конверте аккуратным почерком Мо Фенча было выведено её имя.

- Я всё ещё не совсем понимаю.

Феликс пожал плечами, делая шаг назад:

- Я только разносчик, мэм, – с этими словами он развернулся и пошел к цветочному фургону, припаркованному неподалёку.

Но прежде, чем он успел отойти, Реджина позвала его, попросив подождать. Через секунду женщина уже подошла к нему и еще раз пожала руку. Двадцатка, хрустнув, скользнула в ладонь Феликса.

- Ты молодец, Феликс, – улыбнулась Реджина. – Твои родители гордились бы тобой.

Быстро развернувшись, она вернулась в дом, заинтересованно глядя на розу и конверт, оставленные на столике. В последний раз она получала цветы из магазина мистера Фенча на Валентинов день, когда Генри тайком попросил Грэма помочь ему выбрать для мамы самый красивый букет на свете.

Понюхав розу, Реджина улыбнулась и прислонилась к двери. Она взяла конверт, раздумывая, прежде чем открыть. Может, цветок от самого Феликса, и мальчик просто постеснялся ждать, пока она прочтет? Хотя Феликсу логичнее было бы благодарить Тину. Никто не принимал в его с братьями жизни большего участия, чем воспитательница. А может быть, Генри на этот раз подговорил Августа послать ей цветы. Хотя вряд ли, последние пару дней её сын был так взволнован, что не думал ни о чем, кроме предстоящей вечеринки и сладостей. Не зная, что и думать, Миллс поддела ногтем клапан конверта с вытесненной на нем эмблемой «Игры шипов».

Внутри оказалась открытка. Раскрыв её, Реджина пропустила вдох. Вместо элегантного почерка Мо Фенча она увидела приклеенный ко внутренней стороне линованный листок, старательно исписанный корявым почерком Эммы:

Март 3, 2005.

Сюрприз! =)

Один парень в столовой рассказал, как звонить в цветочные магазины и ювелирки и заказывать подарки своей семье, и я подумала, почему бы и нет? Не знаю, когда ты это получишь, но Мо обещал послать тебе цветы, как только получит письмо. То есть цветок. Собственноручно сорванный, кстати. Или, по крайней мере, детально описанный. И если это не красная роза, значит, операция пошла наперекосяк.

Так или иначе, эта случайная роза – просто напоминание, что прошло целых шесть дней с тех пор, как я видела тебя последний раз (хотя, когда ты получишь это письмо, уже пройдет больше времени), и ты всё еще занимаешь мои мысли, помогая сохранять здравый рассудок.

Не могу дождаться дня, когда вернусь домой к вам с Генри. Будь милой с коллегами и скажи малому, чтобы ел овощи.

Я люблю тебя.

Эмма.

Реджина снова и снова перечитывала эти три слова, и к глазам подступали слёзы счастья. Когда Эмма произнесла их в аэропорту, Реджина думала, что, может быть, они сказали это друг другу под влиянием эмоций и скорого расставания. Но и сейчас, по прошествии нескольких недель, они чувствуют все так же сильно.

Реджина не знала, что принесет им будущее, она страшилась его, сомневалась в нем, но живущая глубоко в душе уверенность была сильнее страхов и сомнений. Реджина знала, что всё будет хорошо.

Глава 17

Май 18, 2005. Ирак, Местоположение неизвестно

Солнце немилосердно жгло шею Эммы, сидевшей у колонки посреди далёкой иракской деревушки. Они должны были обеспечить защиту какому-то воротиле, искавшему «пути развития для стран третьего мира». Проще говоря, они защищали богача, присосавшегося к очередной нефтяной скважине. Конечно, местным они этого не говорили, но Эмма ведь знала, что жители деревни далеко не глупые. И им приходилось терпеть эти «исследования», или «модернизацию», или как там это принято сегодня называть? У них не было выбора, а если они и были против, что жители маленькой деревни могли противопоставить солдатам, вооруженным до зубов?

Плюсом пребывания их отряда здесь было то, что в обмен на вынужденное гостеприимство они должны были помочь местным построить мечеть. Конечно, Свон считала, что госпиталь был бы полезнее, но её никто не спрашивал, и девушке оставалось только выполнять приказы.

Сейчас она сидела на камне у колонки, ожидая дальнейших указаний и перечитывала последние письма. Эмма получила целую стопку конвертов, большинство были от Реджины и Августа, несколько от Руби и Тины, было даже одно от Мо Фенча. Цветочник сообщил, что её заказ доставлен в особняк и добавил, что следующий будет выполнен за счет заведения – в благодарность за жертвы, на которые она идёт, защищая страну. Прочитав это, девушка улыбнулась.

Когда идея с цветами пришла ей в голову, шансы связаться с "Игрой шипов" казались ничтожными. Эмма попросила Августа перевести нужную сумму на счет магазина из Бостона, и тот охотно согласился помочь. Но вот пятнадцатиминутный разговор с мистером Фенчем заставил её понервничать. Пока она объясняла мужчине, в чем дело, блондинка чувствовала себя, как подросток, который просит у строгого отца разрешения встречаться с его любимой дочкой. Она не знала, захочет ли Мо помочь ей, и сработает ли это, но последнее письмо Реджины убедило Эмму, что оно того стоило.

Ты не перестаешь меня удивлять – говорилось в письме – я не знала, что и думать, когда увидела на крыльце Феликса. Ты знала, что он теперь работает в магазине? Но это было очаровательно. Не уверена, что ты планировала это, но цветок и твоё письмо принесли в день, когда мы праздновали день рождения Генри. Мы весь вечер пересматривали твое видеопослание. Может быть, это просто счастливое совпадение, но точно могу сказать, что в тот день оба Миллса чувствовали себя именинниками.

Я тоже постоянно думаю о тебе. Возвращайся к нам невредимой.

Я тоже тебя люблю.

Реджина.

Лицо солдата озарилось улыбкой. От этих трёх слов по жилам побежал ток. Они наполняли её силой и счастьем. Сейчас Эмма готова была горы свернуть. Удивительно, со времени их украденной счастливой недели в Бостоне прошло три месяца, и маленькая розочка и короткие письма – теперь их единственные напоминания друг о друге. И, несмотря на это, их с Реджиной чувства не стали слабее.

Молодая женщина, одетая в абаю подошла к колонке, неся на плечах шест с двумя вёдрами. Остановившись, она поставила их на землю и опустила голову, избегая смотреть на Эмму. Девушка к этому привыкла и уже давно перестала обижаться. Женщину могут забить камнями только за то, что она вежлива с солдатом. Для них она враг. Чужак, вторгшийся на их землю, разрушая привычный жизненный уклад. Вот, что местные видели, глядя на Свон. И все чаще девушка задумывалась, несет ли она мир этой стране.

- Она, вроде, ничего, да? – Кеннеди опустился на землю, садясь рядом, и кивнул на девушку, пытавшуюся наполнить вёдра. Каждый раз, когда она нажимала на рычаг, из колонки выплёскивалось лишь немного воды.

Эмма бросила на девушку короткий взгляд, замечая тёмные глаза и загорелую кожу лица, хиджаб скрывал всё остальное. Блондинка уважала приверженность этих людей своей религии и их преданность традициям, даже если сама не разделяла этих взглядов. Эмма не верила в бога, жизнь у Джонсонов привила ей отвращение к любой религии, да и слишком много плохого она уже увидела в жизни. Не верилось, что бог, существуй он на самом деле, допустил бы такое. В то же время, красота окружающего мира, его пейзажи, которые она видела в своих поездках, красота людей, которых она встречала, их внутренняя красота, прежде всего, научили Эмму верить в добро и допускать существование каких-то сил вне пределов человеческого понимания.

Почувствовав взгляды солдат, девушка обернулась и неожиданно, робко улыбнулась им. И, видя улыбку девушки, обращенную к ним, чужакам, вторгшимся на её родину, захватчикам, пришедшим к ней домой, чтоб навязать свою волю, врагам, представляющим угрозу, Эмма снова поверила, что добра в мире все-таки больше.

- Да, – ответила она на вопрос Кеннеди.

- И-и-и, – протянул Кен, – Эмма подняла на него взгляд и увидела сальную многозначительную ухмылку, – ты бы поимела её?

Блондинка закатила глаза в ответ и дернулась, собираясь встать. Письмо выскользнуло из ладони и приземлилось на валун рядом с Кеннеди. Прежде, чем Эмма успела ему помешать, парень схватил письмо, нагло пробегая его глазами. Эмма нахмурилась, когда он, ухмыльнувшись, на неё посмотрел:

- Вау, ты любишь её, сейчас расплачусь.

Эмма выхватила листок из его руки, поморщившись, когда услышала, как разорвалась бумага. Часть, оставшаяся у неё в руке, была смята, и девушка не хотела даже думать, насколько пострадала половина, которую держал Кеннеди. Ударив локтем ему под рёбра и пнув парня в голеностоп, она забрала письмо. Оно было смято и порвано. Аккуратный почерк Реджины теперь выглядел, как записка, нацарапанная впопыхах на салфетке. Грязь на имени. Слово «люблю» - доказательство того, что где-то её действительно любят и ждут – разорвано надвое. Эмма пришла в ярость.

- Еблан! – от её толчка Кеннеди с глухим стуком упал на землю. Молодая женщина испугалась и убежала, успев наполнить только одно ведро.

Пнув лежащего на земле Кеннеди, Эмма отвернулась от него и, бормоча проклятия, сложила части листа вместе, словно они могли каким-то чудом срастись:

- Блядь, ну же…

На спину тяжело навалились, и девушка автоматически выставила руки перед собой, чтоб смягчить падение. Теперь, отплёвываясь от набившейся в рот грязи, она поняла, что значит «жрать землю». Эмма поползла вперед, пытаясь сбросить с себя Кеннеди и, едва высвободив ногу, сильно пнула его в плечо.

- Сука! – болезненно вскрикнул тот.

Схватив её за лодыжку, он потянул, свалив Эмму с ног. Забыв про оружие, они покатились по земле. Это напоминало обычный школьный мордобой, где местный хулиган задирает тощего парнишку, вынуждая начать драку, а потом валит его, заставляя признать поражение.

Кеннеди, тяжело дыша, сидел на ней, сдавливая шею. Запаниковав, она попыталась убрать его руку, чтоб вздохнуть, но через несколько секунд успокоилась и нашла решение, вспомнив приём, которому их учили на факультативе по самозащите. Эмма посещала его в свой первый год в старшей школе.

Вцепившись в кисть руки на собственном горле, она забросила ногу поверх его правой ноги, чтоб заблокировать её. Дернувшись, девушка резко вскинула бедра вверх. Глаза Кеннеди удивленно распахнулись, когда он потерял равновесие. Эмма воспользовалась этой секундой, чтоб локтем ударить его в лобок и сильно стукнуть головой в переносицу. Он отпустил её, скорчившись от боли и наклонившись вперед. Свон вскочила на ноги, собираясь из него душу вытрясти.

- Пошел, – Хрясь! – На хуй, – Хрясь! – Ёбанный, – Хрясь! – Выблядок! – Хрясь!

Тяжелый берц целился точно в и так пострадавшую промежность, и парень выл, скорчившись на земле.

- Свон! – кто-то обхватил её сзади и повалил на землю. Над ней возвышался Карбера, лицо сержанта было мрачнее тучи, он явно был вне себя. – Какого хрена ты творишь?!

- Это он начал! – яростно выплюнула Эмма.

- Мне похер, кто это начал! Ты устроила драку в моем отряде! Ты подвергла опасности меня и остальных! Я не собираюсь подохнуть из-за твоего непомерно раздутого самолюбия! Ясно?

Хотелось спорить, крикнуть, что Кеннеди сам виноват, что он специально доводил её, но вместо этого Эмма сжала зубы, проворчав:

- Так точно, сэр.

Кивнув, сержант нагнулся и поднял что-то с земли. Две половины листа, почти улетевшие от легкого порыва ветра. Он протянул их Эмме.

- В аптечке есть пластырь, – мягко сказал он и повернулся к Кеннеди, который всё еще лежал на земле, поскуливая и держась за промежность. Карбера покачал головой. - Поднимайся, Чемберс!

* * *

Эмма устала. Устала весь день месить глину, которую тут использовали вместо цемента, устала распиливать и перетаскивать балки, которыми укрепляли стены. Уже пять дней их отряд по утрам разделялся на две группы. Одни шли помогать местным в строительстве мечети, а другие обеспечивали безопасность подопечных. После обеда группы менялись местами. И Эмма устала.

Но, сказать по правде, она предпочитала впахивать на стройке, а не охранять.

Стены мечети росли на глазах, и ради этого, стоило работать, как каторжные. Приятно, когда тебя не воспринимают как угрозу. Конечно, она всё еще одета в форму, но оружие убрано подальше. Девушка всё чаще общалась с местными, которые охотно рассказывали и показывали ей, как здесь строят дома. Большие каменные плиты ложились в основу, и каждый последующий ряд состоял из меньших по размеру камней. Их вплотную подгоняли друг к другу, скрепляя глиной, таким образом, конструкция получалась гораздо крепче за счет раствора и собственного веса камней. Это было просто и логично, и сама она до этого вряд ли додумалась бы.

Они уже закончили западную и северную стены и теперь возводили восточную. Нил, ко всеобщему удивлению, проявил склонность к архитектуре. Парню поручили заниматься дверью, и сперва он хотел сделать самую обычную деревянную дверь, но потом увидел валявшиеся на земле цветные бутылки. Этого было достаточно, чтоб загореться идеей, и теперь Кэссиди старательно собирал витраж, просто превратившись в рабочую машину.

Благодаря некоему чуду или, скорее, благодаря стараниям Карберы, Свон и Кеннеди никогда не работали в одной смене. Эмма всё еще была зла на маленького любопытного засранца и испытывала острое желание разбить ему нос всякий раз, когда видела его. Пластырь, найденный в аптечке, конечно, склеил письмо, но он был марлевый, непрозрачный, и поэтому некоторых слов теперь не хватало. И листок выглядел мятым и потрепанным.

Теперь, после длинного жаркого рабочего дня, у Эммы было несколько часов до того, как её отправят охранять важных шишек. Ей хотелось отдохнуть, и она побрела к зданию местной школы, у которого их разместили. По пути девушка видела Фредерика, оживленно что-то рассказывавшего группе пожилых жителей деревни. Кажется, они обсуждали что-то из Писания. В деревне было несколько человек, немного говорящих по-английски, и один из них переводил слова Хольта остальным. Иногда его слушатели одобрительно кивали. Наконец, блондинка подошла к лагерю, разбитому у школы.  Как по ней, это была не школа, а всего лишь уроки религиозного воспитания. Дети только и делали, что читали Коран. Как раз, когда Свон подошла, из здания высыпала толпа ребят. Некоторые из них были не старше Генри, другие были подростками и вели младших за руки. К ногам упал футбольный мяч, и Эмма подняла голову, увидев стоявших неподалёку трёх пацанят, кажется, лет десяти или одиннадцати. Они обратились к ней по- арабски, прося пнуть им мяч.

Блондинка улыбнулась и, сложив рюкзак, ремень и винтовку в кузов грузовика, повела мяч, подходя к мальчишкам.

- Хотите, финт покажу? – спросила она, перебрасывая мяч с носка на носок.

Дети заинтересовано склонили головы, и Эмма восприняла это, как знак согласия. Так, ей нужно почувствовать мяч. Попытавшись вспомнить всё, чему научилась в тот год, когда играла за лигу юниоров, блондинка поддела мячик носком ботинка, перебросив на колено. Удар коленом – и мяч взлетел до уровня глаз. Эмма быстро крутнулась, надеясь поймать его на сгиб ноги. Но она слишком давно этого не делала, и штаны формы слишком мешковатые. Девушка зацепилась за собственною ногу, а мяч полетел вкось.

Мальчишки дружно засмеялись, Эмма покачала головой и, оглядевшись, увидела, что остальные дети подошли к ним и теперь смотрят, как она выставляет себя на посмешище. Маленький мальчик, владелец мяча, протянул его ей, что-то говоря.

- Вы, малышня, хотите еще с меня поугорать, да? – взяв мячик, Эмма начала набивать его коленом. Раз. Два. Три. После третьего удара она отдала пас мальчишке. Подражая ей, тот стал точно так же набивать мяч. Раз. Два. Три. На третьем мяч взлетел ввысь, малыш крутнулся на месте и поймал падающий мяч на сгиб ноги. Свон посмотрела на него офигевшими глазами:

- Оу, так нечестно!

Он улыбнулся в ответ, и дети звонко засмеялись. Мальчик хотел отдать мяч Эмме, чтоб она показала еще какой-нибудь трюк, но тут из школы вышел учитель. Подойдя к детям, он заговорил так быстро, что блондинка не смогла ничего разобрать. Но, наверное, он отправил детей по домам или сказал им играть где-нибудь в другом месте, потому что после его речи ребята разбежались в разные стороны.

Эмма нахмурилась, глядя на пожилого мужчину с седеющей бородой. Голова учителя была покрыта клетчатой арафаткой. К её удивлению, он не сердился на неё или детей. Выражение лица было доброжелательным. Здесь это было редкостью. Опираясь на трость, он кивнул вслед ученикам и пояснил:

- Derasa.

Эмма захохотала, качая головой. Домашнее задание, ну, конечно.

- Я прослежу, чтоб они сделали домашку, – заверила она.

Он кивнул и, повернувшись, пошел в школу. Эмма забралась в кузов грузовика и начала разгребать сваленные в нем сумки в поисках спутникового телефона, за которым, собственно, сюда и шла.

Вставив в него карту, она набрала номер особняка. Три длинных гудка заставили её нахмуриться. Девушка уже думала, что сейчас услышит сигнал автоответчика. Но тут в трубке дважды звякнуло, и она услышала резкий голос Реджины. Тон ясно говорил, что звонящему стоит быть лаконичным, если, конечно, он не хочет получить на орехи от сердитой мадам мэра:

- Особняк Миллсов.

Эмма усмехнулась:

- И тебе привет.

- Эмма, – напряжение в голосе пропало без следа, – извини. Члены совета названивают весь день, не переставая, а я как раз собираюсь укладывать Генри.

- Вот, блин, – девушка посмотрела на часы, мысленно подсчитывая разницу во времени. – У вас там уже вечер, ему пора спать.

- Давно, – с нажимом ответила брюнетка, и Эмма услышала, приглушенное озорное хихиканье Генри. – Как ты?

- Хорошо.

- Просто хорошо?

- Ну, кажется, какой-то пацаненок только что надрал мне задницу в футбольном соревновании.

- Ты так говоришь, как будто это сложно.

Эмма кивнула и нахмурилась, когда смысл фразы дошел до неё:

- Эй!

Реджина рассмеялась хриплым, глубоким знакомым смехом, и блондинка откинулась на бортик кузова, растворяясь в этом звуке.

- Моя очередь, мамочка! – раздался в трубке детский голос, и Эмма широко улыбнулась.

Реджина не успела ничего ответить, солдат быстро перебил её:

- Можно, мы поболтаем? Мы быстро.

В трубке послышался шорох, потом щелчок включения громкой связи, и Генри радостно крикнул ей в ухо:

- Привет!

- Тише, родной, – напомнила Реджина.

- Привет, приятель, – просияла Эмма. – Ты почему не спишь?

- Я скучаю по тебе, – ответил тот.

- Я тоже скучаю, пацан. Ты слушаешься мамочку?

- Угу.

- Правда? – протянула блондинка. – И даже ложишься спать вовремя?

- Угу.

Девушка рассмеялась, на другом конце провода послышался бархатный смешок брюнетки.

- Ты уверен? – переспросила Реджина.

Генри хмыкнул, и Эмма представила, как он надулся, выпятив нижнюю губу.

- Я скучаю по Эмме, – повторил мальчик, и в этот раз его голос заметно задрожал.

- Эй, – успокаивающе сказала блондинка, – я знаю, приятель, но у меня есть один секрет.

- Какой?

- Иногда я могу становиться невидимой и быть одновременно в двух местах.

- Не-е-ет, – недоверчиво протянул малыш.

- Ага, – настаивал солдат. – Август стал киборгом, а я получила суперспособность, как у Невидимой Леди.

- Кто это? – спросила Реджина.

- Фантастическая четверка. Просвещайся, – насмешливо ответила Эмма, представив, как Миллс закатила глаза. – Даже когда ты меня не видишь, я всегда рядом с тобой, просто использую свою силу, чтоб оставаться невидимой.

- Не-е-ет, не правда, – всё еще сомневался Генри.

- Правда. Когда мамочка готовит тебе какао, она никогда не забывает добавить корицу, потому что я напоминаю ей об этом в последнюю секунду. Когда вы учите новые песенки с мисс Тиной, я сижу в уголочке и подпеваю вам. И когда вы с дядей Августом таскаете печеньки, я рядом с вами и слежу, чтоб горизонт был чист, и отвлекаю мамочку, чтоб она не вошла на кухню и не застукала вас, – Генри хихикнул, и Эмма грустно улыбнулась, чувствуя, как болезненно сжимается сердце. – И когда тебе сниться кошмар, и мамочка поет тебе ту колыбельную, я сижу рядом и тихонько пою вместе с ней. Хотя, конечно, порчу песню.

Реджина засмеялась, судя по шороху, ей удалось уложить сына в кровать.

- Я рядом с вами, – прошептала Эмма.

- Знаю, – сонно пробормотал Генри. – Спой мне.

Откашлявшись, Эмма подтянула колени к груди и запела тоненьким голосом и фальшиво, но она пела от всего сердца:

- Arrorró mi niño, arrorró mi amor, arrorró pedazo de mi corazón.

Девушка помнила только припев, но они с Реджиной спели вместе всю колыбельную.

- Спи, пацан. Я буду рядом, когда проснёшься.

- Ладно, – сонный детский голосок слился с нежным голосом Реджины.

-  Спокойной ночи, мой маленький принц.

Дверь закрылась, и Реджина отключила громкую связь.

- Он уснул.

- Гляди-ка, я отличная нянька, если могу уложить ребенка, находясь за тысячи миль от дома, – нехотя пошутил солдат.

- Нет, дорогая, это не просто талант няньки.

Эмма покраснела, сильнее прижав колени к груди. Брюнетка секунду помолчала.

- А рядом со мной ты будешь, когда я проснусь?

Эмма усмехнулась:

- Рядом с тобой я буду, пока ты будешь спать, – прищурившись, она стукнула себя кулаком по лбу. – Это звучало не так стрёмно, пока я не сказала это вслух.

- Ну, считай, что тебе удалось включить своего внутреннего Санта-Клауса.

- Значит, ты была хорошей девочкой?

Реджина бархатно усмехнулась, понизив голос до соблазнительного шепота:

- А что, если я была очень непослушной девочкой?

Эмма прикусила губу. По телу прокатилась горячая волна:

- Когда я вернусь домой, у тебя будут такие неприятности.

Миллс засмеялась. Звонко, счастливо и беззаботно. Будто Эмма не была сейчас на другом конце света, а просто ненадолго уехала из города по делам. Этот смех многое обещал, а ожидал еще большего:

- Жду не дождусь.

* * *

- Ладно, ты сделал десять, да? – Эмма показала десять пальцев.

Мальчик, Ибрагим, как Эмма узнала во время их случайных игр с мячом, кивнул. Он и его друзья каждый день гоняли мяч после уроков, несмотря на протесты учителя и родителей. Чаше всего, они пинали мячик Эмме, когда видели её и та ударом ноги посылала его назад. И непонятно как эти случайные перебрасывания превратились в целые матчи с камнями вместо ворот.

А сегодня Ибрагим вызвал её на соревнование, чтоб выяснить, кто из них большее раз набьет мяч. И девушка уже не раз отругала себя за то, что никогда не может устоять перед состязанием. Пацан умеет обращаться с мячом, судя по тому, как легко он набил десять раз, не уронив его. С чего она вообще взяла, что он просто очередной мальчишка, гоняющий в футбол на улице? Черт подери, да если она что-нибудь понимает в этой жизни, перед ней сейчас стоит будущий Бэкхэм.

Блондинка катала мяч в ладонях, стараясь пустить поток энергии в мышцы и суставы ног. Она легко попадала в мишень на расстоянии пятидесяти футов даже в самый ветреный день. Но набивать мяч, не уронив, дольше минуты? Боже упаси.

- Ты продуешь, Свон, – подколол Нил, сидящий в окружении детей, собравшихся, чтоб посмотреть соревнование. Он, ухмыляясь, посмотрел на подростка, сидящего рядом, и кивнул на Эмму. – Она продует.

- Продует, – старательно повторил мальчишка.

Нил рассмеялся в ответ на сердитый взгляд Эммы. Кеннеди смотрел на них, сидя в кузове грузовика с бутылкой воды в руках. Он никак не реагировал на происходящее. Покачав головой, он прикрыл глаза и натянул кепку на лицо.

Эмма подбросила мяч правым коленом, потом левым, потом дважды правым, подкинула падающий мяч, вывернув ногу и поймав его на внутреннюю сторону левого ботинка, перебросила его на колено.

- Sitta, – хором считали дети. Еще раз левым коленом.

- Семь, – присоединился к счету Кэссиди.

Удар правым коленом (Thamaaniya), и мяч высоко взлетел. Девушка слегка наклонилась, подбрасывая его головой (Tis'a). Ударившись о кевларовый шлем, мяч полетел в сторону, Эмма побежала следом и, выбросив ногу вперед, пнула его носком ботинка прежде, чем он коснулся земли.

- Аshara!

- Есть! – блондинка радостно вскинула кулак. Но радость победы была недолгой. Мяч полетел в сторону женщин, полоскавших белье неподалёку. Они испуганно вскрикнули и, подхватив на руки детей, разбежались, как будто рядом с ними приземлился не мячик, а непонятно откуда брошенная граната. Ведра с бельём перевернулись, вода расплескалась. Напуганные дети ударились в рёв. Это было бы забавно, если б только Эмма не была причиной этих неприятностей.

Нил хохотал, держась за бока от смеха, дети сдавленно хихикали в ладони и тихо перешептывались. Эмма оценивала учиненный ею бардак, чувствуя себя провинившимся ребенком.

Подняв руки, чтоб показать, что её намерения не несут угрозы, она подбежала к женщинам и наклонилась, чтоб поднять мяч.

- Извините, – откашлялась девушка, вспоминая нужное слово по-арабски. - Āsif! - перебросив мяч с руки на руку, она по-английски добавила. – Мы играем.

Спасение подоспело в лице подбежавшего к ним Ибрагима. Обратившись к молодой женщине, которая, как поняла Эмма, была его матерью, мальчик объяснил, в чем дело. Женщины нахмурились, осуждая подобное легкомыслие, но ничего не сказали, возвращаясь к стирке. Кивнув на перевернутое ведро, блондинка посмотрела на мать Ибрагима:

- Помочь? Можно, я помогу вам принести воды?

Ибрагим быстро понял её и перевёл просьбу матери. Та неуверенно посмотрела на солдата и, к удивлению Эммы, осторожно кивнула. Обрадовано улыбнувшись, Свон подхватила ведро, и они пошли к колонке втроём.

- Ибрагим, – обратилась Эмма к женщине, – он хорошо играет в футбол.

Та озадаченно посмотрела на неё и прижала сына к себе. Тогда блондинка снова назвала Ибрагима по имени и, показав на мяч в руках мальчишки, подняла два больших пальца. Он гордо улыбнулся, когда мать понимающе кивнула.

Когда колонка показалась вдали, Эмма на секунду замерла, увидев Спенсера. Офицер стоял, опираясь на рычаг, как будто охранял ценный ресурс. Подняв подбородок, Эмма шагнула ближе к Ибрагиму с матерью и продолжила путь:

- Простите, сэр.

- Свон, – он не двинулся с места. Скрестив руки на груди, он презрительно оглядел девушку и двух местных, стоящих за её спиной. – Разве вы не должны быть с мистером Дэвисом?

- Я как раз направлялась к нему, сэр. Просто хочу помочь им набрать воды.

- У них, что, рук нет? – спросил Спенсер, подходя к Эмме так близко, что горячее дыхание коснулось её щеки. – Или они не знают, как нажать на рычаг? – блондинке хотелось отступить или моргнуть, но она сдержалась. – Или это твоя подружка? – угрожающе выплюнул он.

- Нет.

- Что «нет»?

- Никак нет, сэр.

- Правда? – хмыкнул Спенсер. – Под её тюрбаном наверняка есть, на что посмотреть.

- Хиджаб.

- Что?

- Это хиджаб, – сжав зубы, Эмма смотрела мимо него. – Сэр.

- Мне плевать, как это называется, солдат! – заорал Спенсер так громко, что Ибрагим с матерью подпрыгнули от испуга. Выхватив у Эммы ведро, он впихнул его в руки женщине и кивнул в сторону колонки.

- Сэр, они наберут воды, и я думаю, мы должны сообщить…

Спенсер рассмеялся:

- Ты думаешь? Вот в чем проблема, Свон. Когда такие, как ты, или такие, как они, начинают думать, – он зло посмотрел на стоящую рядом семью и рявкнул, обращаясь к женщине. – Иди!

Она вздрогнула, и Ибрагим спрятался за мать. Эмма увидела, как к ним, что-то крича, спешит мужчина. Уже по внешнему сходству ей стало ясно, что это отец Ибрагима. Зарычав, Спенсер сделал шаг к женщине и ребёнку. Свон понятия не имела, что он собирается делать, но интуиция подсказывала ей, что ничего хорошего ждать не стоит. Девушка шагнула вперед, закрывая собой мирных жителей и, вытянув руку, оттолкнула генерала.

- Оставьте их, – предупредила она.

Толчок был лёгким, Эмма хотела всего лишь отвести угрозу от семьи, но генерал посмотрел на неё так, будто это прикосновение обожгло его:

- Отставить!

- Прошу прощения, сэр, но…

Спенсер не дал ей договорить. Схватив девушку за ворот кителя, оттолкнул её по направлению к лагерю. Попытавшись оглянуться, Эмма увидела, что отец Ибрагима что-то говорит своим напуганным жене и сыну, оживленно жестикулируя и показывая им вслед. Схватив её за подбородок, Спенсер заставил Эмму отвернуться.

Они пришли к школе. Дети уже разбежались, и двор был пуст, только Кеннеди всё еще дремал в кузове грузовика.

Куда бы они ни направлялись, Свон предпочитала идти самостоятельно. Но каждый раз, когда она пыталась вырваться, генерал крепче сжимал её воротник и толкал вперёд, так что она пропускала шаг, спотыкаясь о собственную ногу. Наконец, он втолкнул её в пустую школу и захлопнул за собой дверь.

Школа не была похожа на те, к которым девушка привыкла. Не было ни доски, ни парт. Честно говоря, больше всего комната, в которой она оказалась, напоминала гостиную. На полу лежал ковёр, у стен стояли несколько стульев, в углу был стол. Последнее, что она заметила, это что в комнате всего одна дверь. Позволяющая войти и, что гораздо важнее, выйти. И сейчас Спенсер стоял между ней и её единственным шансом выбраться отсюда.

Эмма стояла на ковре и смотрела на своего начальника, ожидая объяснений.

- Думаешь, я дурак, Свон? – спросил Спенсер. Он стоял в другом конце комнаты, но эхо усиливало его голос, и казалось, что он рявкает прямо ей в ухо. – Думаешь, что после тридцати лет службы с величайшими людьми, которых я когда-либо знал, тридцати лет, наполненных обстрелами, драками и бомбежками, после побега из плена, ты думаешь, что, выжив после всего этого, я такой дурак, что не вижу, что кругом творится?

- Я никогда так не считала, сэр.

- Ты мне не нравишься, Свон.

- Потому, что я думаю? – даже сама Эмма услышала вызов, скрытый в бесстрастном тоне.

Фыркнув, Спенсер сделал два шага вперед:

- Потому что ты думаешь, что ты особенная. Женщина в армии, под моим началом, – он глумливо усмехнулся, делая ещё один тяжелый шаг. – Некоторые думают, что ты храбрая. Но я, я сразу понял. Лесбуха.

Блондинка осторожно отступила на шаг, но не отреагировала на слова генерала. Не позволить ему одержать верх. Не позволить ему думать, что он влияет на неё.

- Иначе зачем девушке играть в мужском клубе? – он ступил на ковер и теперь был в шести шагах от хрупкой женщины, которая шаг за шагом отступала, чтоб сохранить это расстояние между ними. – Даже жаль, правда, – пробормотал Спенсер. – Такая хорошенькая девчонка так глупо растрачивает себя.

Внезапно Эмма оказалась не здесь. Перед ней не Спенсер, а худощавый мужчина в очках. Её второй приёмный отец, Алан Монтгомери. Он был дружелюбным и любил играть с ней в «Змеи и лестницы». А еще он пробирался к ней в комнату всякий раз, когда жена уходила на ночную смену в прачечной. Она так и не смогла его забыть, хотя отчаянно пыталась выбелить из памяти. Семилетняя беззащитная девочка. Уязвимая. Одна в комнате. И никого, кто поверил бы ей. Никому нет дела до её криков.

Эмма здесь. Ей двадцать один. И, чаще всего, она вооружена до зубов и носит бронежилет. И все равно она всё еще та напуганная маленькая девочка. Уязвимая. Одинокая.

- Прекратите, – прошептала она, голос не слушался. В мозгу билась только одна мысль – отступить туда, где безопасно. Но отступать было некуда.

- И ты сама это знаешь, – продолжал Спенсер. Только наткнувшись бедром на край стола, Эмма поняла, что загнала себя в угол. Впервые в жизни она так сильно хотела иметь оружие при себе, но винтовка лежала в кузове, там, где девушка оставила её, чтобы поиграть с Ибрагимом. – Знаешь, какая ты красивая, и не хочешь делиться этой красотой.

- Нет, – голос, наконец, вернулся к ней, пусть даже дрожащий и неуверенный. – Нет.

- Что «нет»?  - он сошел с ковра и снял шлем, бросив его на ближайший стул. – Нет, ты поделишься?

Эмме удалось собраться, и она выпрямилась, смерив начальника взглядом:

- Отойдите, сэр!

- Я не подчиняюсь твоим приказам, – глухо прорычал Спенсер. – Я отдаю приказы, а ты подчиняешься, как и должно быть.

Оттолкнувшись от стола, девушка попыталась обойти его сбоку, но он схватил её руку и, обхватив талию, сильно толкнул обратно к столу. Ударившись позвоночником об острый угол, она вскрикнула от боли и удивления. Инстинкты сработали сами собой, и Эмма наотмашь ударила генерала по щеке свободной рукой:

- Пустите!

Спенсер слегка дернулся от удара, и на секунду Свон почти пожалела о своём решении. Но хватка на талии становилась крепче, а на лице у генерала играла зловещая ухмылка. Плохой знак. Все её существо кричало, что пора, черт побери, выбираться отсюда.

- Отпустите меня, – повторила она уже громче, толкая его ладонью в плечо.

Вместо ответа она получила удар в лицо, что-то звучно хрустнуло, когда кулак соприкоснулся со скулой. Её били и раньше, но сейчас ощущение было таким, будто по ней проехался товарняк. Слёзы подступили к глазам, туманя зрение, но, несмотря на это, Эмма продолжала сопротивляться, ударив в ответ. В следующую секунду она сложилась пополам от боли, пропустив удар в живот. Её грубо вздернули за волосы, заставляя выпрямиться. Спина болезненно прогнулась. Крик эхом отразился от стен, когда Эмма инстинктивно вцепилась в его руку, одновременно пнув мужчину в колено. Спенсер замер на секунду и, зарычав, ударил девушку головой об стол.

Из лёгких вышибло весь воздух, и по лицу потекло что-то тёплое и липкое. Только увидев лужицу, быстро образовавшуюся на крышке стола, Эмма поняла, что это кровь.

- Посмотри, что ты заставила меня сделать, – прошипел Спенсер.

Она выпрямилась и попятилась, желая убежать:

- Не делайте этого.

- Ты сама сделала это с собой.

Эмма ударила его в челюсть, но он продолжал наступать. Может быть, адреналин на него так действовал, а может быть, он действительно отлит из стали, как считали некоторые. Спенсер схватил её за плечи, прижимая к себе, и Эмма отчаянно пыталась выцарапать ему глаза, но ногти скользнули по щеке и подбородку. Чужое колено рывком протиснулось между ног.

Нет! Рассудок зашелся криком, и девушка ударила снова, но Спенсер поймал её кулак и смял с такой силой, что, кажется, сломал пальцы. Она не думала, что такое вообще возможно. Крик вырвался наружу.

Эмма вскрикнула еще раз, когда, встряхнув, Спенсер толкнул её к столу и одним резким движением развернул к себе спиной, прижавшись к ней. Услышав дыхание над ухом, Свон сглотнула и замерла.

- Вы должны научиться выполнять приказы, боец. Это ваш долг, – левой рукой он вдавил её лицом в стол, правой лапая за грудь. Потом ладонь поползла вниз, остановившись на талии.

Эмма напряглась, пытаясь ударить его локтем и вырваться:

- Кончайте!

- О, это я как раз и планирую сделать.

По венам побежал лёд, и в ушах, буравя сознание, зазвенел никем не услышанный, отчаянный крик семилетней девочки.

- Нет! – закричала Эмма, отталкиваясь от стола в попытке освободиться, но, в итоге, только ближе прижалась к мужчине, глухо застонавшему в ответ. От этого стона её начало тошнить. Желчь жгла горло, и от слез она ничего не видела перед собой, но, боже, Эмма не могла заставить себя не чувствовать! Не чувствовать, как с неё сорвали ремень, как прижали голову к столу так резко, что в глазах заплясали звёзды. Как вес чужого тела навалился на неё, чтобы не дергалась. Всё, чего ей хотелось сейчас, это забиться в какую-нибудь тёмную нору, свернуться калачиком и никогда больше не выходить на свет.

- Такая красивая девочка, – от этого шепота по коже побежали мурашки.

Она почувствовала пальцы Спенсера, когда он запустил руку под китель и футболку, и дернулась, пытаясь оттолкнуть его. Но его ладонь тут же скользнула на бедра и сжала их, впиваясь ногтями в кожу, так что каждая попытка бороться теперь только приближала девушку к неизбежному.

- Пожалуйста, – задыхаясь, выдавила она. Но Спенсер прижимался ближе, двигаясь всё резче. Приподняв её голову за волосы, он ударил девушку об стол, так что из глаз посыпались искры. И сквозь болезненную муть Эмма услышала, как звякнула, расстёгиваясь, пряжка ремня, и тихо вжикнула ширинка, когда замок пошел вниз.

Тело окаменело, отказываясь слушаться. В голове зазвучал знакомый припев, когда мозг попытался отвлечь девушку от происходящего с ней ужаса.

Его тело дернулось, и вес, придавливающий её к столу, исчез. Эмма сдавлено всхлипнула и резко встала, желая отойти от стола. Споткнувшись, она упала на пол и на четвереньках отползла в угол.

Ухмыляющийся Спенсер лежал на земле, подняв руки, а над ним, направив винтовку ему в лоб, стоял Кеннеди. Держа начальника на прицеле, Кен заговорил в прикрепленную к плечу рацию:

- Сержант, ЧП в здании школы. В наших рядах обнаружился предатель.

Она встретилась глазами с генералом. Даже под дулом винтовки мужчина улыбался. Эмма попыталась отвернуться, но не смогла. Эти глаза будут преследовать её в кошмарах. Кеннеди что-то говорил ей, но девушка не слышала его. В ушах звенело, кожа покрылась мурашками, а сердце колотилось, как бешенное. Она даже не заметила, как отвернулась в угол, и её стошнило. Прислонившись затылком к стене, Эмма подтянула колени к груди и обняла их, не замечая, что на пальцах осталась рвота. Опустив на колени покрытый запёкшейся кровью подбородок, блондинка молча заплакала.

Кеннеди опустился перед ней на корточки, но Свон смотрела мимо него, наблюдая, как Карбера и Нил, на лице которого читались гнев и отвращение, схватили Спенсера за шкирку и поволокли наружу. Взгляд против воли зацепился за спущенные на несколько дюймов штаны, и Эмма захлебнулась приглушенным всхлипом. Лицо залила краска гнева, она провела ногтями по шее, по рукам и ногам, пытаясь сцарапать следы только что произошедшего. Содрать с себя это ощущение. Сквозь слёзы девушка посмотрела на собственные ногти со следами крови и чужой плоти. К горлу снова подкатила желчь.

- Эмма, – успокаивающе прошептал Кен, пытаясь обнять её за плечи.

- Не трогай меня! – взвизгнула она.

- Ладно, – мягко согласился парень и поднял руки, чуть отодвинувшись. – Эмма, всё хорошо. С тобой всё будет хорошо.

Она покачала головой, вцепившись пальцами в волосы, и уткнулась лицом в колени. Ткань форменных штанов быстро намокла от слёз.

- Не надо.

Кеннеди наклонился к ней, и, если бы только кто-то увидел его в этот момент, он бы заметил на лице парня искреннее сочувствие. Кен тяжело переживал случившееся, и сам чуть не плакал, глядя на скорчившуюся перед ним Эмму. Кроме участия и жалости, в его глазах можно было увидеть ярость и отвращение к человеку, которого товарищи только что уволокли. Но Эмма не смотрела на него, и даже если бы она подняла взгляд, все равно ничего этого не увидела бы. Перед глазами у неё все еще плясали проклятые звезды, появившиеся, когда Спенсер навалился на неё сверху.

Глава 18

        На другом конце света, а точнее, в 5600 милях от Ирака, Реджина смеялась, сидя с бокалом вина на диванчике в лофте Тины. Хотя изначально она отнеслась к этой идее настороженно, сейчас ей нравились эти, как любила выражаться Руби, девичьи вечеринки.

Чаще всего, Реджина оставляла Генри с Дэвидом дома у Ноланов, а иногда муж Кэтрин приходил в особняк. Только однажды мужчина отказался от роли няньки, сославшись на какие-то таинственные служебные дела. Кэтрин закрыла на это глаза, но в тот вечер выпила больше обычного. Остальные понимали, почему она расстроена, ведь у Грэма никаких неотложных дел в участке определенно не было.

В роли гостеприимной хозяйки женщины выступали по очереди, и сегодня собрались у Тины в гостиной, чтобы посмотреть фильм. Воспитательница сидела в древнем кресле, забросив ноги на подлокотник, Кэтрин обнимала декоративную подушку рядом с Реджиной, а Руби сидела на полу, опершись на диван, и вздыхала, глядя на Джоша Хартнетта на экране.

- Кейт Бекинсейл в этом фильме просто счастливица, – завистливо выдохнула официантка.

- Да уж, - Кэтрин обмахивалась ладонью, – играть с Джошем Хареттом и Беном Афлеком. Кажется, я выбрала не ту профессию.

Тина фыркнула в ответ, подымаясь, чтобы взять еще одну банку пива:

- Да это они счастливчики. Вы только посмотрите на неё в «Другом мире».

Реджина шутливо покачала головой, глядя на блондинку, открывшую холодильник:

- Подумать только, и ты учишь наших детей.

- Я даю им то, во что они могут верить, – Тина вернулась в кресло и с легким хлопком открыла банку. – К тому же, благодаря мне они стали прекрасными певцами и фигуристами.

- Спорный вопрос, – пробормотала Руби, Реджина и Кэтрин рассмеялись в ответ.

- Из всех собравшихся здесь у меня самая лучшая работа, – возразила Белл. – Я направляю наше будущее.

- Ты не настоящий учитель, – поддразнила Руби, поддевая её ступнёй. В ответ она получила сердитый взгляд и жест, который воспитанникам Тины, определенно, видеть не стоило.

- Ох, – простонала Кэтрин, подняв руки и качая головой, – хватит об училках. Никаких училок, пожалуйста.

- Мы должны как-нибудь проследить за ним.

- Я могу загрузить его бумажной работой так, что у него не будет времени ни на что, кроме дома.

- Я могу плюнуть ему в еду.

- Нет, – Кэт наклонилась к кофейному столику, чтобы налить себе третий бокал красного вина. – Я хочу, чтоб он признался, – она отпила сразу половину, – тогда я получу половину его денег.

Женщины рассмеялись. Кэтрин чокнулась бокалом с бутылкой Смирновки в руках Руби.

- Никогда не связывайтесь с юристом, – ухмыльнулась официантка.

- Но знаете, что меня поражает? – Нолан помолчала, опустошая бокал. – Я всё еще переживаю, понимаете? Каждый раз, как он отправляется в патруль, и я знаю, что он в патруле. Или когда он возвращается домой и прихрамывает, потому что бежал за каким-то карманником или за Понго и потянул мышцу. Я всё еще переживаю, что с ним может произойти что-то более серьёзное.

- А чего ты хотела, дорогая, вы ведь женаты столько лет.

- Быть роботом, лишенным эмоций.

- Как я? – пошутила Миллс.

- Как ты была когда-то, – поддразнила в ответ Кэтрин.

- Я бы никогда так не смогла, – вдруг сказала Руби и быстро обернулась на женщин, сидящих на диване. – Не обижайтесь, – извинилась она, пожав плечами.

- Чего не смогла? – уточнила брюнетка.

- Жить так, как живете вы. Строить отношения с кем-то, кто рискует, борясь с преступностью, как Дэвид. Быть женой офицера.

- Я не… – хотела возразить Миллс.

- Да, Реджина, ты – жена офицера, – перебила Тина.

- Ты вот боишься за Дэвида, здесь, в Сторибруке, – кивнула девушка Кэтрин. – Я представить не могу, каково это – переживать за Эмму, которая в Ираке.

- Ты встречаешься с Августом! – возразила Реджина, чуть повышая голос.

- Но он здесь, – тихо ответила Руби.

Такой неожиданный поворот их разговора выбил Реджину из колеи, и она в раздумье откинулась на спинку дивана. Женщина всегда думала, что неразумно с её стороны так быстро и отчаянно влюбиться в солдата, в Эмму. Но услышать такое от кого-то ещё? Это совсем другое. Комната погрузилась в неловкое молчание, нарушаемое только звуком телевизора. Джош Харнетт как раз, дурачась, гонялся за Кейт Бекинсейл вокруг ангара.

Да, это было нетрадиционно, и раньше она и подумать не могла ни о чем подобном. Но всё меняется. Руби ласково похлопала Реджину по колену, Кэтрин молча сжала её руку, но именно Тина озвучила вопрос, который задавали себе многие горожане:

- Как ты с этим справляешься? – брюнетка непонимающе вздернула бровь. – Отношения на расстоянии – это одно, но, Реджина, она ведь воюет!

- Сейчас не 1920-е. Она не спит в окопах каждый день, – ощетинилась Миллс.

- Да, но она носит форму, этого достаточно, чтоб превратиться в живую мишень! Что, если с ней что-нибудь случится?

- Она хороший солдат, мисс Белл, – в голосе Реджины появились интонации мэра, будто резкие слова могли заглушить её собственные страхи, высказанные кем-то другим. – И она многим жертвует, защищая страну, вы не имеете даже права сомневаться в ней.

- Я не сомневаюсь в ней, Реджина, я всего лишь реалистка.

- Ты так говоришь, будто профессия Эммы – смертный приговор.

- Я спрашиваю, как ты можешь об этом не думать, – Тина сидела на краю кресла. Она повысила голос и теперь спорила с Реджиной поверх голов Руби и Кэтрин, которые сжались и сидели тихо, предпочитая не вмешиваться. – Я не сомневаюсь в ней, я не осуждаю тебя. Ты сильная, Реджина. И я спрашиваю лишь потому, что из всех, кого я знаю, ты последняя, кто пошел бы на такое сумасшествие!

- Сумасшествие? – медленно повторила брюнетка, поднимаясь. Тина поморщилась, Кэтрин заметно вздрогнула. Руби быстро отодвинулась в сторону. – Ты считаешь это сумасшествием?

- Не сумасшествие, – поправилась Тина, осторожно поднимаясь следом. Что бы она не собиралась сказать, Реджина резко оборвала воспитательницу.

- А взять на себя ответственность за четверых подростков, которые только и делали, что хулиганили и воровали, разве не сумасшествие?

Тина помрачнела:

- Они хорошие дети.

- А Эмма хороший солдат. Наверное, один из лучших. И мне не нравится то, как ты треплешь её имя.

- Реджина, я не пытаюсь тебя обидеть.

- Тебе не нужно пытаться, дорогая, – Реджина поставила бокал на столик и взяла со стойки сумочку и пальто.

- Да ладно вам, – с надеждой подала голос Руби, – давайте досмотрим фильм.

Но Реджина не ответила. Сейчас она была слишком поглощена своими мыслями и тревогами и не сумела разглядеть почти явный комплимент там, где ей почудилось оскорбление. Эмма всегда вернётся. Пускай на месяц, на неделю, пусть даже на день. Пусть у них не будет ничего, кроме телефонных разговоров. Она всегда вернется домой. Она верит в это. Они не понимают. Никто не смеет отбирать у Реджины её веру.

- Реджина, не уходи, – позвала Кэтрин, но ответом ей послужил хлопок двери.

* * *

Несмотря на то, что последний девичник закончился неприятно, и Реджина после этого два дня не разговаривала с Тиной, в следующую пятницу и мисс Белл, и Руби с Кэтрин получили от мэра сообщение, в котором Миллс предлагала устроить следующую встречу в особняке. Видимо, жесткий мэр за последнее время действительно изменилась. К деликатной теме они больше не возвращались и избегали просмотра фильмов на военную тематику, даже если там играл горячий актёр. Руби, которой вдруг очень захотелось посмотреть «Спасти рядового Райана», попробовала было обидеться, но, в конце концов, они негласно решили, что, чем Реджина отвлеченнее, тем счастливее и безопаснее для окружающих.

Реджина, разумеется, заметила эту тактику, но не знала, то ли благодарить подруг, то ли сердиться на них. Можно сколько угодно притворяться, что Эмма уехала из города по работе, что она просто полицейский, живущий в другом городе, и у неё всего лишь зарубежная командировка, но это не выход. После разговора с Тиной, которой хватило храбрости озвучить её собственные страхи, брюнетка весь вечер изводила себя, прокручивая в голове сценарии один страшней другого. Что, если? Что, если? И Реджина не могла прогнать свой страх. Два месяца она старательно пыталась не обращать внимания на снедавшую её тревогу, но каждое письмо, отосланное на Ближний Восток и оставшееся без ответа, каждый день, когда Миллс напрасно ждала звонка, буквально сводили её с ума.

И однажды все её страхи обрели форму, воплотившись в телефонный звонок в три часа ночи.

- Привет, родная, – сонно пробормотала Реджина, подняв трубку.

- Откуда ты знаешь, что это я? – спросила Эмма.

- Никому больше не хватит смелости звонить мне посреди ночи.

- Я разбудила тебя, – в голосе Эммы не было даже намека на сожаление. – Я знаю, что давно не звонила. Тут всё… тяжело.

Брюнетка легла поудобнее, зажав телефон между щекой и подушкой, и удовлетворенно вздохнула, довольная, что слышит голос солдата.

- Я не против.

В трубке раздался тяжелый вздох, будто девушка пыталась сбросить с плеч огромную тяжесть:

- Мне, правда, нужно было услышать твой голос.

Реджина медленно открыла глаза. Все сценарии, приходившие ей в голову, вернулись разом, быстрее, чем она успела запретить себе думать об этом.

- Что случилось?

- Ничего.

- Кого-то ранило?

- Никого.

- Нила?

- Нет.

- Эмма, – Реджина села и, включив ночник, облокотилась на спинку кровати, – не ври мне.

Услышав, как Свон замялась, она поняла, что была права или, по крайней мере, близка к этому.

Эмма горько рассмеялась. Сухой сардонический смешок. Насмешка над собой.

- У Нила это лучше получается, – пробормотала она.

- Что получается?

- Не хочу тебе говорить, – шмыгнула носом девушка.

- Что говорить? – сердце Реджины билось в два раза быстрее, чем обычно. Перед глазами возникло поле боя. Мертвые солдаты. Силуэт Эммы. Если б они не разговаривали сейчас, Миллс представила бы её лежащей на земле, окровавленной, мё… Реджина усилием воли остановила эту мысль, отогнала её.

- Эмма.

Повисло долгое молчание, и Реджина слушала порывы ветра, дующего где-то на Ближнем Востоке, ожидая, пока Эмма заговорит.

- Мой генерал… – наконец произнесла она. – Его перевели. Я слышала, отправили в Германию или в Россию. Не знаю.

Реджина облегченно выдохнула.

- Так это же хорошие новости, разве нет? – успокаиваясь, она заправила за ухо локон волос.

- Ага, – чуть слышно прошептала блондинка. Миллс даже засомневалась, не почудилось ли ей.

- Я не понимаю, – медленно произнесла женщина. – Чего ты не договариваешь?

Ещё один молчаливый вздох.

- У нас произошло ЧП, – сердце брюнетки подскочило, ускоряясь. – Два месяца назад. Он… - замялась девушка, – эм... сделал кое-что.

- Кому? – осторожно спросила Реджина.

Эмма снова замолчала на какое-то время.

- Думаю, ты знаешь, кому, – наконец ответила она.

- Что… – женщина резко сглотнула и выпрямилась, откидывая волосы со лба. – Что… Ты в порядке?

Единственным ответом на этот вопрос стало невнятное бормотание.

- Что он сделал? – прошипела Реджина.

- Ниче… – слова застряли в горле, звук на секунду пропал, а потом Реджина услышала, как Эмма коротко всхлипывает. Ей не сразу удалось выровнять дыхание.

- Он напал на меня, – призналась девушка. Этот ломкий, тоненький голосок не мог, просто не мог принадлежать её Эмме. Голос блондинки всегда излучал либо уверенность, либо неловкость, но таким, как сейчас, не бывал никогда.

- Что?! – рявкнула Реджина так громко, что, наверное, её услышал даже Генри, спящий в своей комнате. Женщина сама не заметила, как вскочила с кровати. - Что ты имеешь в виду? Ты в порядке? Что он сделал? Эмма, он поранил тебя? – брюнетка металась по спальне, как заведенная.

- Нет, я просто… – она хрипло вздохнула. – Да.

- Его имя и номер части? – потребовала Реджина.

- Что ты собираешься сделать, отследить, куда его перевели?

- Я собираюсь его уничтожить, – пообещала Миллс, роясь в ящике прикроватного столика в поисках блокнота и ручки.

- С ним уже разобрались.

- Я сама с ним разберусь.

- Реджина, – умоляюще протянула Эмма.

Отчаяние в любимом голосе заставило взбешенную брюнетку остановиться. С трудом сглотнув, она опустилась на край своей слишком большой и слишком пустой кровати.

- Он… Когда он… – она резко вздохнула. – Эмма, он обидел тебя?

- Нет, – неубедительно успокоила девушка, – хотя он пытался.

- И он всё ещё жив? – прошипела брюнетка сквозь сжатые зубы.

- Знаю, – бесстрастно ответила Эмма.

- Почему ты еще не дома? Почему тебя не отправили домой? – Реджина была совершенно вне себя.

- У меня все пальцы на месте, и я всё ещё могу спускать курок.

- Не смешно.

- А я и не пытаюсь шутить.

По щеке покатилась слеза, и Реджина зажмурилась. Перед глазами мелькали ужасные картины. Эмме причинили вред. Эмма уязвима. Эмма сломлена.

- Любимая, – тихо прошептала женщина, – мне так жаль.

В трубке раздался придушенный всхлип, солдат глубоко, медленно вдохнула и выдохнула, но Реджина слышала, что это не помогло ей успокоиться. Эмма плакала.

- Эмма, – мягко позвала Реджина, – это не твоя вина. Ты не сделала ничего плохого, – она закусила губу, слушая рыдания Эммы. Мысли неслись со скоростью звука. В который раз она оказывается беспомощной там, где дело касается девушки. Не важно, как сильно она переживает, они по-прежнему на разных концах земли, и их разделяет миллион миль. Но Реджина Миллс не может просто сидеть сложа руки и наблюдать, как разворачиваются события.

- Что я могу для тебя сделать? – с отчаянием прошептала брюнетка.

Свон тихо, хрипло засмеялась. Почти с надеждой:

- Просто будь. Будь дома, когда я вернусь. Пожалуйста.

- Ты же знаешь, что я буду ждать тебя, – буря эмоций, которую она пыталась сдержать, всё-таки нашла выход в слезах.

- Ты можешь… можешь просто поговорить? – заикаясь, попросила Эмма. – Мне очень нужен твой голос.

Реджина кивнула, торопливо забираясь в кровать. Она легла, крепко прижав трубку к уху.

- Когда мне было пятнадцать, моя мама однажды невероятно разозлилась на меня, потому что я не получила «Отлично» за задание по литературе. По правде сказать, я тогда даже книжку не дочитала. Я готовилась к конному состязанию, которое должно было состояться через месяц. Тогда я была уверена, что в восемнадцать приму участие в Олимпийских играх.

- Ты и сейчас наверняка это сможешь.

Реджина пожала плечами:

- Мама никогда не одобряла этого желания. Так вот, я отказалась есть, когда мы ужинали, и к полуночи проголодалась, как волк. Я хотела прокрасться на кухню, и, когда спустилась, увидела, что папа сидит у камина с книгой и бокалом мохито. Он глянул на меня, взял за руку и повел на кухню. Он научил меня готовить такос.

- Твой папа удивительный.

- Да. Ты бы ему точно понравилась, – нежно сказала Реджина. – Я научу тебя.

- Чему научишь?

- Научу тебя готовить такос, когда вернешься домой.

- А если я спалю тебе кухню?

- Тогда будешь на диване спать.

Эмма засмеялась. Её голос чуть повеселел, но затаенное напряжение никуда не делось:

- Расскажи ещё что-нибудь.

- Сегодня мы с Генри ходили в парк. Он увидел, как детки постарше катаются на велосипедах. Он внимательно оглядел свой трёхколесник и спросил, почему у него велосипед хвостатый.

* * *

Как бы женщины ни старались, их разговор не мог длиться вечно, и когда в середине третьего рассказа Эмма, вздохнув, перебила её, сказав, что ей нужно идти, Реджина просто кивнула и пробормотала, что все понимает.

- Я люблю тебя, – тихо сказала она и, попросив блондинку беречь себя, повесила трубку.

В тишине, заполнившей комнату, Реджина лежала в кровати и прокручивала в голове их с Эммой разговор, сжимая кулаки от бессильной ярости и страха. Реджина привыкла контролировать свою жизнь во всем, начиная от одежды, которую носит, и заканчивая перекусами Генри, но Эмма была неизвестной переменной, и во всем, что касалось девушки, Миллс могла только оценивать происходящее постфактум.

Эмме причинили вред, и Реджина не могла ничего сделать.

Так что Реджина лежала бессонная и думала об Эмме, отчаянно пытаясь убедить саму себя, что блондинка жива, и ничего по-настоящему страшного не произошло. Но женщина понимала, что это чушь. Шрамы, которые оставило в душе Эммы её прошлое, теперь стали еще глубже и болезненней. И единственное, что Реджина может, это лежать в кровати.

Реджина не заметила, как за окном рассвело. Когда будильник, как обычно, зазвенел в 6:30, она выключила его и на автопилоте выбралась из постели. Мысленно брюнетка уже записывалась в армию, чтоб отыскать этого ублюдка-генерала и перерезать ему глотку, пока спит.

Генри отвлек её от подобных мыслей, в красках расписывая, что ему снилось сегодня. Реджина улыбнулась, слушая, как сын увлеченно болтает о супергероях, горящих домах, падающих в обморок девицах и коварных злодеях, которыми его живое воображение наполнило детские сны. Она поцеловала Генри в макушку и поставила перед ним тарелку с блинчиками, щедро и без всякого повода посыпанными шоколадной стружкой.

Её решимость дрогнула в тот миг, когда она высадила Генри у ворот садика, и он убежал играть с друзьями на площадке. Реджина стояла у забора, глядя, как играет её сын, пока Тина и другие воспитатели не позвали их в класс. Она позвала его, и малыш побежал к ней, чтоб получить поцелуй и очень долгое объятие, из которого Генри нетерпеливо вывернулся, потому что кроме него во дворе никого не осталось, а сегодня у них в группе был урок рисования, на который мальчик не хотел опоздать. Реджина нехотя отпустила его, поймав любопытный взгляд Тины. Но как только воспитательница шагнула к ней, Миллс распрямилась, застегнула пиджак и пошла к машине, прекрасно зная, что Тина наблюдает за каждым её движением.

Несмотря на все старания Реджины, бюджетные ведомости не смогли отвлечь её от ночного разговора с Эммой. В конце концов, она попросила секретаршу отменить все запланированные на сегодня встречи, закрылась в кабинете и провела день в поисках информации в сети: «Отправка солдат заграницу»; «Возвращение солдат из горячих точек»; «Установка местоположения солдат, находящихся за рубежом». И самое необходимое, хотя самое неприятное: «Сексуальные домогательства в армии».

То, что Реджина обнаружила по последнему запросу, заставило её мысли понестись вскачь. Задыхаясь, она прокручивала эту информацию в голове, почти чувствуя, как бешено вращаются шестерёнки в мозгу. По сравнению с мужчинами, женщины-солдаты гораздо чаще сталкивались с домогательствами и насилием, чем гибли в бою. Фактически, в три раза чаще. Число зарегистрированных случаев поразило брюнетку, а тот факт, что при рассмотрении дел о домогательствах в суде подозреваемым редко выносили обвинительный приговор, заставил ее кровь вскипеть.

Господи Боже, через что Эмме приходится проходить? Реджина закрыла браузер, не в силах больше читать статистику. Изучая каждый зарегистрированный случай, она представляла на месте жертвы Эмму, и ничего не могла с собой поделать.

Храбрость, вот первая ассоциация, которая всегда приходила Реджине в голову, когда она думала об Эмме. Свон – женщина-солдат, открыто признающая свою бисексуальность. Это и то, что Реджина узнала сегодня, придало понятию храбрости новый, неожиданный для неё смысл. Брюнетка мысленно поклялась, что, когда Эмма в следующий раз вернется, она отыщет в законах лазейку, чтоб девушка осталась дома. Черт подери, она прострелит ей ступню или раздробит палец, если придется. В одном Миллс уверена твердо – Эмма больше не поедет воевать.

Наручные часы запищали, напоминая ей, что пора забирать Генри. Поиск информации стал для Реджины цистерной бензина, превратившей пожар в яростное Инферно. Женщина шла к садику, позабыв про машину, а в мозгу грохотали сухие цифры статистики. Половина опрошенных женщин признались, что, боясь мести, не стали бы сообщать о том, что подверглись сексуальным домогательствам. Восемьдесят процентов мужчин-военнослужащих, обвиненных в изнасиловании, продолжали службу в вооруженных силах.

К горлу снова подступила желчь.

- Реджина? – Тина помахала рукой перед её лицом, и мэр моргнула, замечая, что воспитательница держит Генри за руку. Площадка была пуста, значит, пока она стояла, погруженная в свои мысли, остальные дети и родители успели разойтись по домам. – Ты в порядке?

Брюнетка кивнула, глядя мимо Тины застывшим взглядом, и потянулась к Генри.

- Да, всё хорошо, – с тихим отчаянием ответила она.

Воспитательница наклонила голову набок:

- Хочешь зайти и посмотреть поделку, которую сегодня сделал Генри?

- Да, мамочка! – Генри потянул её за рукав, и она, как робот, пошла за сыном и Тиной.

Генри как послушный мальчик, войдя в класс, снял кроссовки и переобулся в сменку, а рюкзак повесил на крючок, над которым красовалось его имя, вырезанное из цветной бумаги. Только после этого он побежал к стоящему в углу комнаты самодельному кукольному театру. Перед театром стоял столик, на котором лежали куклы. Тряпичные, надеваемые на руку куклы в синих, красных и зелёных одёжках с розовыми или коричневыми личиками (у одной лицо почему-то было голубым), волосами из ниток и пуговичными, посаженными на клей глазами. Поделки еще не совсем просохли от клея и блёсток, которых детишки явно не пожалели.

Реджина присела на корточки рядом со столом. Генри выбрал одну из кукол и гордо протянул ей. При взгляде на тряпичного пупса, зажатого в детской ладошке, у брюнетки задрожали губы. Зеленая футболка, вьющиеся желтые волосы, зеленая кепка на голове. Образ Эммы угадывался безошибочно. Реджина улыбнулась, увидев ободок из блёсток вокруг шеи и нарисованные блёстками на футболке армейские жетоны. Брюнетка протянула ладонь, разглядывая куклу:

- Ты сделал её для Эммы?

- Угу, – гордо подтвердил он.

Реджина всё-таки не сумела сдержаться, и слёзы побежали по щекам. Эмоции, которые она сдерживала всё это время, смели стены, возведенные её отчаянием, ища выхода.

- Она будет в восторге, – всхлипнула брюнетка, вытирая слёзы.

Генри надулся:

- Тебе не нравится?

- Что ты, солнышко, конечно же мне нравится, – она притянула сына к себе и крепко обняла, всхлипывая и пытаясь собраться с мыслями.

- Почему ты плачешь?

Это безумие, но Реджина держала кукольную копию Эммы в руках и молила всех известных богов обратить её в настоящую Эмму. Это безумие, это невозможно, но это всё, чего она желала сейчас.

- Просто она мне очень нравится, милый. Давай, ты нарисуешь Эмме эту куклу, и мы сегодня пошлём ей письмо вечером?

Генри кивнул и побежал к столу. Притянув к себе коробку с карандашами и чистый лист, он принялся за рисунок, позабыв о матери, которая сиротливо смотрела на куклу, уже не пытаясь остановить слёзы, льющиеся из глаз. Блёстки еще не высохли и останутся на пальцах и пиджаке, но ей всё равно. Они с Генри тут, в безопасности, скучают по ней, шлют ей письма и рисунки, а Эмму там чуть не…

- Эй, – Тина наклонилась к ней и мягко потянула вверх, помогая подняться. Она повела Реджину в уголок, подальше от детских любопытных ушей. – Что с ней случилось?

- Ничего.

- Реджина, она и мой друг тоже. Что с ней?

Слёзы полились с новой силой, сопровождаемые придушенным рыданием, Реджина уже позабыла, что от слёз может трясти. Слава Богу, Генри занят рисунком. Она уткнулась в плечо подруги, Тина, успокаивая, обняла её.

- Эмма…? – осторожно спросила воспитательница.

Миллс покачала головой, не дав ей договорить. Она сотрясалась от слёз, позволяя Тине обнимать себя. Слеза, скатившись по щеке, упала на войлочный коврик с изображенной на нем картой города. Узкие ленточки улиц, разноцветные дома, ратуша, полицейский участок. Желтый школьный автобус потемнел от влаги.

- Это так тяжело, – всхлипнула Реджина, такого голоса у нее никто не слышал с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать. – Так тяжело.

- Реджина, что случилось? – прошептала Тина.

Но брюнетка только качала головой, тихо всхлипывая, уткнувшись в её плечо, и снова и снова повторяла одну фразу.

* * *

Октябрь 12, 2005. Лагерь Виктори, Ирак.

- Думаешь, это ей поможет? – Фредерик сидел на капоте грузовика.

- Нет. Даже она сама так не думает, – Кеннеди мрачно наблюдал, как Эмма яростно и методично молотит боксёрскую грушу. Как только Спенсера перевели, девушка начала проводить всё свободное время, выколачивая пыль из ни в чем не повинных боксёрских снарядов.

Уже четвертый месяц, как только представлялась возможность, Свон уходила на тренировочную площадку и отрабатывала удары на грушах или несчастных рядовых, которым не посчастливилось стать с ней в спарринг. На занятиях по физподготовке она стала действовать резче, доводя себя до предела, до полного изнеможения. Эмма почти перестала разговаривать. Она просто выходила на площадку, одетая в штаны, берцы и футболку, и занималась, пресекая все попытки окружающих начать разговор или хоть как-то вторгнуться в личное пространство. И все понимали, в чем причина этих разительных перемен. Однажды к ней подошел Джонс и как ни в чем не бывало спросил, что такого произошло, что Спенсер сдрейфил и сбежал. Эмма сломала ему нос. За это блондинка получила устный выговор и предупреждение, что, если подобное повторится, следующий выговор будет занесен в личное дело. Но даже эта угроза нисколько её не обуздала.

Даже Нила Эмма не подпускала к себе близко, хотя он и оставался единственным в отряде, кто мог подойти к её койке, чтоб дать ей бинт или напомнить, что нужно поесть. Изредка девушка с ним разговаривала. Но все понимали, что в Эмме что-то сломалось.

Кен и Фред продолжали смотреть на неё. Апперкот, коленом в рёбра, левый джеб, левый джеб, правый хук. Кен покачал головой и вытянув сигарету из пачки, закурил, глубоко затянувшись:

- Она не должна быть тут.

- Ты, правда, это говоришь после всего, что случилось?

- Я говорю, что она имеет такое же право уехать домой, как любой солдат, которому оторвало в бою руку, – процедил сквозь зубы Кен.

Эмма вскрикнула, остервенело молотя кулаками по груше, и даже ребятам, сидящим на другом конце площадки, было видно, что сквозь бинты, которыми она обмотала кисти, сочится кровь. За этим последовал шквал ударов ногами, и, наконец, девушка в изнеможении обняла грушу, все еще осыпая её слабыми ударами.

- Она же себя угробит, – мрачно вздохнул Кен. Хольт ничего не ответил, но по его лицу видно было, что он согласен с товарищем.

- Вам двоим, что, делать нечего? – проворчал Карбера, стягивая Фреда с капота и толкая их к выходу с площадки. Прежде, чем уйти, Кен еще раз оглянулся на блондинку, вздохнул и, выплюнув бычок, старательно втоптал его в землю.

Карбера пошел к Эмме, позвав её по имени задолго до того, как подойти. Последнее время девушка дёргалась даже от малейших прикосновений, и сержанту вовсе не хотелось почувствовать себя боксёрской грушей. Она резко развернулась, настороженно глядя на него, и чуть отодвинула грушу так, чтоб она разделяла их. Поза девушки была защитной, левая нога чуть выставлена вперед, правая рука напряжена и приподнята для хука. Эмма обвела глазами открытый двор, ища пути к отступлению.

Синяков на лице девушки не было, они сошли пару месяцев назад, но шрамы останутся навсегда. Карбера был суровым солдатом и почти никогда не разговаривал с подчиненными. Его дело – отдавать приказы, их дело – выполнять. Он потерял многих в боях и патрулях, но сейчас, глядя на Эмму, впервые винил себя в том, что подвёл одного из лучших своих бойцов.

- Почта, – пояснил он, доставая из кармана несколько конвертов. Девушка на секунду расслабилась, глядя на конверты, как ребенок, получивший золотой билет на шоколадную фабрику. Всё ещё настороженная, она подалась вперед и протянула ладонь. Она больше ни к кому не притрагивалась и явно не собиралась начинать делать это сейчас.

- Спасибо, – пробормотала она, когда Карбера опустил конверты ей на ладонь.

- И Свон?

- Да, сэр?

- Ты возвращаешься домой в следующем месяце.

Впервые за несколько месяцев в её глазах появился блеск, как будто девушка обрадовалась чему-то, кроме писем. Эмма не улыбнулась, не подпрыгнула от радости, но её глаза, осветившись надеждой, сменили оттенок миртовой листвы в пасмурный день на нефритовый. Впервые за несколько месяцев.

- Спасибо, сэр, – тихо сказала она.

* * *

Карбера кивком отпустил её, и Эмма отступила на шаг, прижав письма к груди. Ещё раз оглянувшись на сержанта, смотрящего ей вслед, она быстро пошла к своей палатке и присела на койку.

Пальцы подрагивали от нагрузки, полученной во время напряженной тренировки, и от волнения. Почерк Реджины улыбался ей, удерживая её на земле. Если и есть в этом мире что-то хорошее, всё оно заключается в этих письмах, которые напоминают Эмме, что по ней скучают, её любят, что на земле есть место, где она всегда будет в безопасности. Блондинка поддела клапан конверта, открывая его, и мягко улыбнулась, когда ей на колени выпали две фотографии. На первой Генри улыбался в камеру, показывая два больших пальца. Мальчишка был аккуратно подстрижен, хотя, конечно, волосы всё еще были длиннее, чем хотелось бы Реджине. На нем были новые джинсы и рубашка, в них он выглядел, как настоящий маленький мужчина. У ног лежал армейский рюкзак, из которого выглядывал Рекси-младший. На втором снимке они с Реджиной позировали перед входом в начальную школу. Брюнетка присела рядом с сыном. На этом фото Миллсы с их сияющими улыбками были так поразительно похожи, что хотелось послать генетику ко всем чертям.

Его первый день в школе.

Слеза упала на конверт, и Эмма поняла, что плачет. Она так много пропустила, но Реджина и Генри ни разу не исключили её из своей жизни.

Она положила фотографии на колени и вытащила письмо.

Сентябрь 6, 2005.

Здравствуй, любовь моя,

Знаешь, сегодня я впервые в полной мере поняла, что ты – мой голос разума. Мы с Генри пришли в школу, и я хотела остаться с ним на весь день. Конечно же, меня оттуда выставили. Я буквально слышала, как ты говоришь мне, что всё в порядке, и мы заберем его позже. «Позже» - это так долго. Я сделала много фотографий, но они не влезли в конверт, так что ты увидишь каждую минуту наших первых сборов в школу, когда приедешь домой.

Я сама не своя. Ты там, а Генри в школе, и я, кажется, пропустила презентацию, посвященную зонированию города, но мне всё равно. Я скучаю по вам обоим так сильно, что даже стыдно сказать.

Генри пошел в школу. Это пока не слишком отличается от садика. Правда, не слишком. Но это же школа. Мы уже не сможем просто забрать его оттуда только потому, что я убедила тебя покататься на лошадях. Хотя ты, конечно, будешь настаивать, что нулевой класс вовсе не обязателен. Но в этом есть свои плюсы. Ты будешь рада, что Генри всё-таки пошел в школу.

Знаю, что ты не хочешь подымать шум вокруг того, что произошло, но ты уже знаешь мою позицию по этому поводу. Просто не забывай, что у тебя есть дом, где ты в безопасности, и если ты чувствуешь, что тебе будет проще отпустить эту ситуацию, я поддержу твой выбор.

Мы ждем твоего возвращения домой.

Я люблю тебя.

Реджина.

Эмма улыбнулась, хотя тоска по дому терзала её так, что было физически больно. Она знала, что должна была рассказать Реджине о том, что сделал Спенсер. Первое время она была слишком загружена, и у неё не было времени позвонить, а написать об этом девушка просто не смогла, это было выше её сил (к тому же, совсем не хотелось увековечивать это происшествие на бумаге). Но, когда она позвонила Реджине той ночью, у неё был кто-то, чтоб плакать с ней вместе, поддержать её и сказать, что она не виновата в том, что случилось.

Во время их следующего разговора Реджина выразилась весьма ясно, сказав, что хочет засадить её бывшего командира в тюремную камеру в Гуантанамо. Но Эмма отговорила её, и брюнетка вновь проявила терпение, она всё еще пишет ей, шлёт письма и рисунки, которые прогоняют ощущение того, что весь мир пялится на неё. Эмма не может, блять, дождаться своего возвращения домой. Внезапно Свон поняла: она будет дома к Рождеству.

Если Реджина может пытаться сохранить чувство нормальности, значит, и Эмма сможет. Настроение у девушки уже улучшилось, и в голове созрел план. Посмотрев на фотографии своей семьи, она поцеловала их и спрятала снимки и письмо в конверт, а конверт в рюкзак. Достав чистый лист и карандаш, она склонилась над книгой, которую использовала, как подставку.

Октябрь 12, 2005.

Почему тебе можно называть меня «моя любовь», а стоит мне обронить «детка», и всё, все демоны ада вырываются наружу? У тебя теперь новое прозвище, тыковка. Хотя «сладкие щёчки» тоже подойдёт.

Господи, почему Генри так торопится расти? Он мне обещал, что не будет расти, пока я не вернусь. На этих фотографиях он выглядит таким большим. Он же уже почти достаёт тебе до талии. И, справедливости ради, нулевой класс не обязателен. В любом случае, мы еще успеем повеселиться все вместе.

Я знаю, что ты меня поддержишь. Я ценю это и люблю это в тебе. Но я просто хочу забыть о том, что случилось. Мне уже сказали, что это не самый здоровый выбор, но всё же. Я собираюсь узнать, можно ли мне остаться в Штатах до конца службы, так что всё будет хорошо.

Кстати говоря, я скоро еду домой. Где-нибудь к Новому году или, может, к середине февраля. Так что не занимай День святого Валентина. И ночь тоже.

Крепко обними и поцелуй от меня Генри. Следи, чтоб он делал всю домашку и общался с другими детишками. Целую и обнимаю тебя.

Я люблю тебя.

Эмма.

Нил вошел в палатку, кивнув в знак приветствия, как раз, когда она дописывала свое имя. Присев на соседнюю койку, он начал накладывать мазь на обожженную руку. Теперь, после месяцев лечения, она выглядела куда лучше, чем вначале, и шрамов стало гораздо меньше.

- Ты слышала?

- О чем? – отозвалась она, засунув письмо в конверт и облизав полоску клея на клапане.

- Разговоры о том, что какого-то важного пленного надо перевезти через всю страну, и нас на это подписали.

Эмма закатила глаза:

- Опять нам быть няньками?

- Ну, да, няньками, только гулять с подопечным по минным полям и под дождём из пуль. Ах, да, еще отбивать атаки тех, кто точно захочет его освободить от нашей заботы.

- Ты опять смотрел «Спецназ города ангелов»?

- Нет, ну, а что? Мишель Родригес горяча.

- Ага, а ещё она лесбиянка.

- Да ладно! Быть не может! – недоверчиво воскликнул Кэссиди. – У тебя, что, встроенный гейдар что ли?

Блондинка усмехнулась, покачав головой:

- Сколько это займёт? Две недели, думаю, потолок.

Нил кивнул:

- Выдвигаемся, говорят, в начале ноября. Им нужно время, чтоб всех нас проинструктировать о неразглашении информации, показать нам маршрут и подготовить к возможным угрозам.

- Можно подумать, самого Усаму повезём.

- Ну, может этот парень – его правая рука? – пожал плечами Нил.

Она кивнула, поднимаясь с койки:

- Это будет моя последняя операция перед отъездом домой.

Парень улыбнулся, закручивая тюбик:

- На этот раз мы успеем к рождественскому ужину.

Эмма улыбнулась в ответ, впервые по-настоящему улыбнулась за эти месяцы:

- Начинаем считать дни.

* * *

Декабрь 28, 2005. Сторибрук, Мэн.

В этом году Рождество было особенным, хотя Реджина не могла точно сказать, почему. Может, потому, что первый раз Рождественская вечеринка прошла гладко, и Генри не заплакал, сидя у Санты на коленях, так что у них в альбоме, наконец, появилась нормальная фотография с Санта-Клаусом. Может, потому, что выпавший снег укрыл город толстым белым одеялом, и Генри уговорил маму пойти гулять и рисовать снежных ангелов. Реджина, кстати, поймала сына на попытке есть снег. Может, дело было в радостном лице Генри, когда он обнаружил под ёлкой подарок с подписью «От Эммы» (кассету с «Фантастической четверкой», потому что Реджина выполнила полученное домашнее задание и узнала, кто такая Невидимая Леди). Малыш обежал весь дом в поисках блондинки и, не найдя никого, спросил, где она. Реджина ответила, что Эмма всё еще на работе и специально попросила Санту привезти ему подарок от неё. В каком-то смысле это была правда, и сюрприз, который Генри получит, когда Эмма вернётся домой, стоит того, чтоб подождать.

Конечно, это была главная причина радости Реджины в это Рождество. Эмма скоро будет дома. Через сорок восемь дней, если быть точной. Брюнетка считала дни до возвращения солдата, и Эмму уже ждал идеальный подарок. На Рождество или на День святого Валентина, но Реджина была уверена, что Эмма будет в восторге.

Альбом, наполненный фотографиями и сувенирами, рассказывающими о времени, проведенном порознь. В письмах всего не расскажешь, а этот альбом поможет наверстать упущенное. Реджина уже распечатала фото с рождественской вечеринки и записала последний летний концерт Генри в садике и его первый школьный утренник на диски. Их она тоже вложит в альбом. Она не могла дождаться, когда сможет вручить подарок Эмме.

- Мамочка! – донесся с кухни голос Генри. Мальчик должен был уже надеть фартук. Реджина вышла из кабинета и, пройдя на кухню, увидела, что Генри уже стоит на стуле и пытается раскрыть пакет с мукой. – Не работает, – сообщил он.

- Давай-ка посмотрим на твои мускулы, – Генри улыбнулся и напряг руку, как учил его дядя Август. На месте бицепса вздулся маленький бугорок.

- Хорошо, – похвалила Реджина, – ты скоро будешь сильнее, чем Август.

Они вместе открыли муку, которая потихоньку сыпалась на стол, так что вокруг пакета образовалось белое кольцо.

- Можно, мы сделаем много-много печенек?

- Много-много? – переспросила Реджина. – А у тебя животик не заболит?

- Но, - возразил Генри, – к нам ведь придут дядя Август, и тётя Руби, и тётя Кэт, и мистер Дэвид.

Реджина подавила улыбку, услышав, как Генри настаивает на том, что Дэвид просто «мистер», а не часть их импровизированной семьи, которая почему-то уживалась вместе. Она поцеловала сына в макушку, подумав, что не может, да и не хочет винить его за такую логику. Брюнетка мысленно услышала голос Эммы: «Когда он еще побудет ребёнком, Реджина? Позволь ему поесть сладостей».

- Думаю, ты прав, но тогда ты должен съесть все овощи за обедом.

Он насупился, видимо, обдумывая сделку:

- Только морковку?

- Все.

- Морковку с кукурузой?

- Все, но я заменю цветную капусту горошком.

- Ла-а-адно.

Он повернулся к стойке и, набрав в мерную чашку муки, высыпал её в миску. Они вместе готовили тесто, и сердце Реджины преисполнялось гордости от того, каким самостоятельным растёт её сын. Он сделал всё почти сам, ей осталось только включить духовку и посадить в неё противень. Генри начал даже ровнять края печенья, когда увидел, что у мамы ёлочки и снеговики получаются аккуратнее.

После того, как печенье отправилось в духовку, её маленький принц даже помог ей убрать. Поставив стул рядом с раковиной, он сам собрал и опустил в мыльную воду всю посуду.

Печенье пеклось, и Генри смотрел, как оно подрумянивается, сидя возле кухонной стойки, когда в дверь постучали. Предупредив сына не притрагиваться к горячей плите, Реджина сняла фартук и направилась в прихожую, по пути глянув на часы.

Тина уехала из города, чтоб повидаться с семьёй, Ноланы придут только завтра. На короткий миг брюнетка представила, как открывает дверь, и она видит своего солдата с сумкой, рюкзаком и самодовольной ухмылкой на лице. Конечно, Эмма могла соврать насчёт даты приезда, чтоб сделать сюрприз лучше, Реджина в этом уже убедилась, но, поворачивая дверную ручку, она подавила в себе надежду. Если за дверью кто-то другой, ей не придется разочаровываться.

На пороге стояла не Эмма. И не Тина, не Ноланы или Руби.

Она придержала дверь, когда увидела военного, одетого в парадную форму. На груди висела медаль, на рукаве шеврон, подбородок обожжен слева, и ожог спускается на шею. Правая рука на перевязи. Реджина знала в лицо всех жителей города, но этого человека точно видела впервые.

- Чем могу помочь?

Он открыл рот, собираясь заговорить, но тут же закрыл его и медленно стянул с головы фуражку:

- Здравствуйте, мэм. Вы Реджина Миллс?

Реджина нахмурилась, чувствуя, как сердце забилось быстрее:

- Что такое?

Мужчина снова открыл рот, но скрип снега за спиной отвлёк его, и он обернулся. Реджина посмотрела на дорожку. К дому шел Август, тоже одетый в парадную форму, и даже на расстоянии можно было увидеть скорбь на его лице.

- Август?

- Реджина, – тихо поздоровался он, поднявшись на ступени. Лицо Бута было бесстрастным, но покрасневшие глаза говорили о многом.

Грудь сдавило, как стальным обручем, ком в горле не давал дышать:

-Что происходит?

Мужчина с ожогом скорбно опустил голову, но тут же поднял её, глядя Реджине в глаза. Брюнетка хотела отвести взгляд и, сделав это, увидела, что ожог тянется до тыльной стороны левой ладони. Паззл сошелся.

- С прискорбием и глубочайшими соболезнованиями…

- Нет!

- Я должен уведомить вас…

- Молчи!

- Реджина.

- Что капрал Эмма Свон…

Реджина попыталась захлопнуть дверь, но Август не позволил. Он прижал её к двери, обхватив сотрясающиеся от рыданий плечи, и мягко опустил на пол, не дав упасть.

Нил закрыл глаза, по обожженной щеке покатилась и упала на порог слеза.

- Стала жертвой войны.

Глава 19

- Одну тебе, – Генри положил печенье на салфетку перед Августом и бросил щедрую горсть на свою тарелку, – и одну мне.

Август пытался, правда всеми силами пытался искренне улыбнуться ребенку, но не смог. Он не мог улыбаться, зная, что Реджина рыдает в кабинете, оцепеневшая от горя и гнева, после того, как Нил всё рассказал. Он знал это чувство, знал, как цепенеет рассудок. Как-будто тебя бросили в Ледовитый океан посреди зимы, и тебе приходится плыть сквозь леденящую тьму, чтоб спастись. Но холод высасывает воздух из твоих лёгких, не давая даже шанса.

Когда пять дней назад ему сообщили о том, что случилось, сердце Августа наполнилось ужасом, и когда он смог связно мыслить, его первой мыслью было: «Я остался один». Второй: «Как я скажу Реджине?» Он едва удерживал на плаву самого себя, он утянет её на дно, им не доплыть до берега.

Но скорбь не любит одиночества.

Собравшись с мыслями, Август подошел к телефону, но, подумав, отказался от этой мысли. Телефонный звонок? Даже он не настолько жесток. Он ведь собирался ехать в Сторибрук. Только и представить не мог, что причина будет такой. Не такой она должна была быть. Господи. Эти праздники будут полны пустоты и отчаяния. Нил попросил его подождать пару дней. Сказал, что должен сам сообщить Реджине. Бут наорал на него, спрашивая, как бы он себя чувствовал, если б что-то случилось с Тамарой, а ему не сообщили бы об этом сразу. Обрадовался бы он, если бы узнал о рождении дочери недели спустя? Нил не нашелся, что возразить, но сержант выполнил его просьбу. И Август никогда никому не признается в этом, но он был благодарен Кэссиди за эту передышку, за дни, в которые он мог хоть немного свыкнуться с мыслью, что Эммы больше нет.

Наступило и ушло Рождество, и звонок Миллсов в Сочельник остался без ответа, позже Реджина получила от Августа сообщение, что он был занят, но скоро приедет в Мэн. Со скорбью и пеплом в подарок, думал мужчина, топя свое горе и неверие в бутылке виски. Напиваясь, он надеялся, что эта ночь никогда не кончится, потому что, черт возьми, он не может увидеть убитую горем Реджину. Он просто этого не вынесет.

Он был прав.

Всего виски в мире не хватит ему, чтоб забыть, как брюнетка рыдала в его руках у открытой двери особняка, как плач сотрясал её тело, как дрожали ссутулившиеся плечи, и как резко охрип, огрубел бархатистый голос.

Почти час прошел прежде, чем Реджина успокоилась достаточно, чтоб можно было отвести её из прихожей в кабинет. И еще полчаса потребовалось, чтоб уговорить женщину выслушать Нила. Она кричала на них, требуя, чтоб они убрались из её дома, катились, черт подери, с глаз долой, но когда из кухни выбежал Генри, торопившийся сказать маме, что печенье готово, и, увидев дядю, радостно закричал:

- Дядя Август дома! – Реджина снова не выдержала.

- Ты будешь есть, дядя Август? – Генри с молочными усами под носом показал на нетронутое печенье.

Мужчина покачал головой и пододвинул печенье к малышу:

- Нет, забирай.

Генри радостно жевал печенье, не зная, что их с матерью мир разрушен, и Реджина готова выть от отчаяния.

* * *

Нил смотрел, как Реджина наливает себе виски. В третий раз с тех пор, как они вошли в кабинет. Она посмотрела на диван, на котором он сидел, побледнела и, зажмурившись, резко опрокинула стакан. Нил тоже не отказался бы выпить. По правде говоря, он чувствовал себя так, что не прочь был бы уговорить полбутылки. Мысленно мужчина отругал себя. Эмма была его другом. Она сделала бы это для него. И он сделает это для неё.

Реджина подошла к дивану и, поставив стакан на столик, наполнила его снова. Жидкость перелилась через край, и, судя по всему, в другой ситуации брюнетка огорчилась бы, переживая за ценную древесину. Но она просто забилась в угол дивана со стаканом в руках. Нил хотел сказать, что ей не нужно так убиваться, сказать что-нибудь, лишь бы разбить эту напряженную тишину, но кто он такой, чтоб говорить этой женщине, как вести себя, получив такой сокрушительный удар? Миллс крутила стакан в руках, избегая смотреть на него. Шея напряжена, неестественно прямая спина, на лбу бьётся вздувшаяся венка. Нил видел, что все её силы уходят на то, чтоб не разрыдаться снова. Перед ним, почти незнакомцем, горевестником. Её решимость таяла с каждой минутой, хотелось закрыть глаза и отмотать время назад, но она так старалась оставаться сильной, и Нил уважал это.

- Что произошло? – голос Реджины был охрипшим от слёз, она смотрела на него, вцепившись одной рукой в стакан, а другой прикрывая живот в бесполезной попытке защититься. В покрасневших, без следа макияжа, широко распахнутых глазах застыли ужас и мольба. Женщина хотела знать всё, до конца, но отчаянно надеялась очнуться от этого кошмара.

Нил отвёл взгляд и зажмурился, пытаясь заглушить внутренний голос, постоянно задающий тот же вопрос. Он преследовал его, не давал спать ночами, разрывал изнутри на части: «Что произошло? Когда всё пошло наперекосяк?»

Он открыл глаза.

- Все должно было быть просто, – голос был бесстрастным. – Относительно. Мы должны были просто перевезти пленного и вернуться домой к Рождеству.

- К Рождеству? – хрипло переспросила Реджина. Она поставила виски на стол и обняла себя двумя руками.

Нил кивнул:

- Наверное, раньше. Нас должны были отправить по домам сразу после этой операции.

Реджина зажмурилась, и по бледной щеке покатилась одинокая слезинка. Лицо исказилось от боли, которую она пыталась подавить. Женщине потребовались все её силы, чтоб рыдания, клокотавшие в горле, вырвались наружу одним лишь хриплым вздохом. Карие глаза распахнулись, когда Нил сказал:

- Она меня спасла.

* * *

Нил сердито заворчал, когда грузовик подпрыгнул на каменистой дороге. Он, конечно, «за» путешествия обеими руками. Однажды, например, они с Тамарой отправились аж на Миссисипи ради семейного праздника. Она даже не хотела ехать, но Нилу удалось её убедить, что пора ему познакомиться с семьёй будущей жены и попробовать знаменитые кукурузные хлебцы Мамы Бенджамин. Нет, Тамара честно предупредила его, что он об этом пожалеет, и восемь её здоровенных кузенов-баскетболистов, по шесть футов росту в каждом, умеющие стрелять так же метко, как попадать мячом в корзину, сделали всё возможное, чтоб Кэссиди и вправду пожалел о поездке. Парень чувствовал себя совершенно неловко и не в своей тарелке, как голый на демонстрации. Но к концу уикенда Мама Бенджамин уже пекла ему хлебцы на дорожку, а кузены хлопали по спине, говоря, что обязательно ждут его в следующем году. Так что оно того стоило.

Но здесь, ехать по каменистому плато днями и ночами напролёт, когда пейзаж за окном изредка разбавляют только силуэты гор и заброшенные деревни… Такая дорога – настоящая пытка.

Монотонность сводила с ума, да еще и пленный, Муххамед, худощавый мужчина, чьего лица Кэссиди не видел, потому что почти всегда его скрывала мешковина, оказываясь в его грузовике, либо вёл себя до жути тихо, сидя неподвижно, как мёртвый, либо непрестанно напевал какой-то странный гимн. Нил уже мог бы повторить его наизусть, хотя не понимал ни слова. Парень даже подумывал, что это что-то вроде заклятия. Честно говоря, он бы не удивился.

Но это было далеко не самое худшее.

В тот день в палатке он был прав, они будто оказались героями «Спецназа города ангелов». Не ожидай они нападения со всех сторон каждую минуту, он бы толкнул Эмму локтем и обязательно сказал бы: «Я же говорил». Поездка по стране, которая должна была занять всего пару недель, обернулась полосой препятствий. Большинство атак были явными: боевики так стремились освободить пленного, будто он был самим Пророком. К ним просто подъезжала машина, полная вооруженных мужчин, и они оказывались под градом пуль и оскорблений. Другие были хитрее: пожилая женщина, сидящая на обочине рядом со сломанной телегой. Они останавливаются помочь, и откуда не возьмись появляется толпа молодых ребят, иногда даже подростков, с оружием, гранатами и мачете. К счастью, им удавалось отбивать эти атаки, а потом отряд просто ждал, пока кто-нибудь приедет, и уберет трупы. Со временем Нил научился думать о таких моментах этой поездки и их последствиях просто как о бардаке.

Они едут уже месяц. Грёбанный месяц! Он уже давно должен быть дома. Дома. Он должен будить Алию раньше времени и слушать ворчание Тамары. Через пару недель его девочке исполнится год, и он, кажется, пропустит и эту веху. Он уже был так близко к тому, чтоб увидеть дочь, он почти слышал, как она агукает, увидев его. А может, уже разговаривает? Тамара говорила, что их девочка начала потихоньку ходить и пытается говорить, но отдельные слова пока не получаются. Сам-то он поздновато пошел, но Алия ведь другое дело. Она точно не из тех детишек, кто делает что-то наполовину. Скоро она начнёт бегать, играть в футбол и пойдет на каратэ. И станет лупить всех мальчишек в округе. И всё равно будет папочкиной дочкой. Нил подпрыгнул, когда Эмма резко вывернула руль влево, следуя за грузовиком впереди по пескам пустыни. Кэссиди вздохнул. Да, кажется, он увидит дочку позже, чем надеялся.

Пейзаж убивал своим однообразием. Двигайтесь. Меняйте направление. Сбивайте их с толку. Вот, что приказывал Карбера. Враг легко отследит прямой маршрут. Петляйте, кружите на месте. Путайте след.

Они встречали другие отряды, чтоб заправиться и поменяться машинами, и снова ехали. Машины Хольта и Кена пришлось заменить, потому что их прошило пулями. На одной бронированную дверь разворотило Молотовым. Эта самопальная бадяга уже начинала по-настоящему бесить Нила.

- Надеюсь, этот парень стоит того, – проворчал Нил, услышав по рации голос Фреда. Он наклонился вперед, и сиденье заскрипело под его весом. Эмма передала ему рацию, не отрывая напряженного взгляда от каменистого грунта холма, на который сейчас взбиралась их машина.

- Мы меньше, чем в десяти милях от конечного пункта. Съезжаем с главной дороги. Следуйте за мной.

- Вас понял. Отбой.

- Наконец-то, – Эмма положила рацию на место. – Мы будем на месте до заката, сержант.

- Не спешите радоваться, – Карбера внимательно оглядывал дорогу. – Вы же знаете, что это значит, да?

- Что мы поедем домой, сэр? – с надеждой откликнулся Нил.

- Считай эти десять миль самым тёмным часом перед рассветом, Кэссиди. Готов показать, из какого ты теста?

- Так точно, сэр, – Нил сжал челюсти и напрягся, услышав озабоченный тон сержанта.

Оставалось десять миль. Меньше. Что могло случиться?

* * *

Почти три мили они ехали через полуразрушенную деревню. Нилу и раньше доводилось видеть заброшенные сёла, но никогда ещё они не были в таком состоянии. Здесь не было никаких признаков жизни, и если бы не старый, обветренный и источенный термитами указатель, который они видели две мили назад, никто никогда не догадался бы, что когда-то здесь жили люди. Во всей деревне был от силы десяток домов, наверное, жителей было человек пятьдесят. Наверное, раньше, дети бегали по этой дороге, женщины стирали бельё, взрослые молились. Но сейчас всё было разрушено почти до основания. Не осталось ни одного, пригодного к использованию. От ближайшего строения, например, остался угол из двух каменных стен. Одна из них опасно покосилась. От потолка осталась всего пара кирпичей.

Здесь не было ничего, кроме каменных стен, сухого песка и сломанных изгородей. Не было даже собак, которые выли бы, оплакивая потерю хозяев.

- Вы знаете, что здесь произошло, сержант? – Эмма краем глаза посмотрела на Карберу, следуя по колее, оставленной машиной Хольта.

Карбера покачал головой:

- Ну, могу предположить, что кто-то куда-то вляпался, и деревню разбомбили.

- Это во что ж нужно вляпаться, сэр, чтоб подвести под бомбёжку всю деревню?

Нил не получил ответа на вопрос. Эмма резко ударила по тормозам, и он качнулся вперёд, почти ударившись о переднее сиденье. Машина Хольта и Кеннеди стояла в нескольких дюймах впереди, мигая красным стоп-сигналом.

- Какого черта? – Карбера включил рацию.

- Мне кажется, я что-то заметил, – доложил Хольт. – Какое-то движение в северном секторе.

- Не позволяйте пленному высовываться, – проворчал сержант. – Мы пойдем, осмотримся.

Все трое медленно выбрались из машины и огляделись по сторонам. Карбера молча указал на каменную стену к югу от них, достаточно большую, чтоб за ней могли укрыться трое или даже четверо. На окне болтались остатки деревянных ставен. Дальше, на северо-востоке, лежали валуны, темно-красные, как какая-то средневековая плаха. Может быть, на них действительно обезглавили предателя, ещё до бомбардировки, а может, просто ветер нанес на камни пыль с красноватой земли. Карбера предпочитал второе объяснение. Так было спокойнее.

- Что ты видел, Хольт? – спросил сержант, когда Фред вышел из машины и подошел к ним, оставив Кена с задержанным.

Фредерик показал на восток, туда, где стояли две покосившиеся, но всё еще красивые колонны. Кажется, раньше там была небольшая мечеть или, по крайней мере, почитаемое место.

- Я думаю, я видел там какое-то движение, сэр.

- Ты думаешь или ты видел? – Карбера взял бинокль и посмотрел в направлении, указанном Хольтом.

- Думаю, сержант.

Карбера опустил бинокль, и Нил хотел спросить, увидел ли он что-нибудь.

- Что бы это ни было, теперь там ничего нет. Давайте убираться отсюда, пока не стемне…

Водительское окно, рядом с которым стоял Фред, разбилось, брызнув осколками, и четверо солдат инстинктивно упали на землю. Выстрелов не было слышно, но пули выбили все стёкла в обеих машинах.  

- Где они? – Карбера перекрикивал звон.

Ему не ответили. Стрельба прекратилась, свист пуль смолк, и наступила тишина.

- Чемберс? Ты живой?

- Так точно, сэр! – донеслось из машины. – И Муххамед тоже.

Сержант кивнул и посмотрел на Эмму, Нила и Фреда, которые, не шевелясь, распластались на земле.

- Спрячетесь за…

Пули зазвенели об обшивку автомобиля, и на этот раз Нил смог определить, с какой стороны стреляют. На северо-востоке, за колоннами, за стенами, везде, где только можно, прятались вооруженные боевики, скрывшие лица балаклавами, как какие-то домушники.

Нил пополз между машинами следом за сержантом, стараясь не порезаться о стекло. Через пару мгновений они уже сидели на земле за машинами, слушая, как лязгают о металл пули. Кеннеди выскользнул из машины, вытащив Муххамеда, и опустился рядом с ними. Пленный орал, зовя на помощь, но Чемберс заставил его заткнуться, ударив локтем в живот.

- Кто-нибудь видел, сколько их?

- Пятеро, может, шестеро, – предположил Нил. – Судя по выстрелам, они просто разделились.

Карбера решительно кивнул и, присев, вскинул винтовку:

- Давайте их уберем.

* * *

Стрельба и взрывы не прекращались до рассвета. У них не было времени поесть или глотнуть воды. Даже по нужде приходилось отходить не дальше, чем на фут. Лучше уж покраснеть и остаться живым, чем быть убитым от чрезмерной щепетильности. Карберу зацепило, когда брошенная Нилом граната взорвалась, и стена, служившая ему укрытием, рухнула. Но в суматохе взрыва им удалось перебраться в новое укрытие. Остатки стен, прикрывавшие их, были такими низкими, что им пришлось растянуться на земле. Стоило кому-нибудь поднять голову, противник тут же отвечал шквальным огнем. Так что они не могли даже отстреливаться, приходилось просто лежать, вжавшись лицом в землю, чтоб не попасть под пулю или фонтанчик каменной крошки.

Иногда огонь прекращался, и тогда воздух наполнялся жуткой тишиной. Более жуткой, чем стрельба. И в этой тишине они ждали. Действовать или реагировать. Нападать или обороняться. Нужно выбрать стратегию, которая позволит им вернуться живыми домой.

Когда солнце поднялось, Карбера приподнялся на локтях и оглядел свой отряд, все они лежали рядом, на расстоянии самое большее пятнадцать футов.

- Рассчитайся!

Кэссиди, Свон, Хольт, Чемберс. Даже Муххамед был жив-здоров в отличие от самих солдат, чьи голоса были охрипшими и напряженными. Долгая ночь закончилась, уступая место еще более долгому дню.

- Они снова обстреливают машины, сэр, – доложил Кеннеди, лежащий дальше всех.

- Те еще в рабочем состоянии?

- Вроде бы, да, сэр. Трудность в том, как в них забраться, не получив пулю.

- Сержант, – голос Фреда был мрачен. Все повернулись к нему, Хольт показывал куда-то за их спины. От того, что солдаты увидели, сердце у них ушло в пятки. Ярдах в шестистах, на юге, прямо за ними, клубилось облако пыли. Оно всё увеличивалось и увеличивалось, и, когда порыв ветра разметал завесу песка, глаза Нила и остальных широко распахнулись.

Это не помощь.

С севера их поливают огнем, с юга к противнику идёт пополнение. Они окружены.

- Вызовем подкрепление, сержант? – быстро спросила Эмма.

- Нет, ближайший отряд слишком далеко от нас.

- Стало быть, мы тут застряли, как утки на болоте, – громко заключил Кэссиди. Никто ему не ответил, но звуки выстрелов подтвердили эти слова.

- Нет, – жестко сказал Карбера. – Я не собираюсь погибнуть из-за этого ублюдка, – он показал на пленного, лежащего между Нилом и Фредом. – И никому из вас погибнуть не дам. Найдем стрелков. Снимаем их. Как только сделаем это, один из вас хватает его, и бегом к машинам.

- А что будем…

- Вот когда они подойдут, тогда и будем беспокоиться. Ясно?

- Да, сэр.

- Я спросил, ясно?

- Сэр, так точно, сэр!

То ли у них открылось второе дыхание, то ли маленькая речь сержанта воодушевила ребят, но, вернувшись на позиции, они действовали четко и методично. Эмма сняла того, кто прятался за колоннами. Кен уложил двоих, когда они бежали, чтоб помочь раненному товарищу. Судя по стрельбе, осталось ещё двое или трое. Больше, чем они предполагали, конечно, но у них, черт возьми, появился шанс выбраться отсюда. Радуясь маленькой победе, солдаты позабыли о причине, по которой вообще здесь оказались. По которой их обстреливали, по которой, даже нейтрализовав угрозу с севера, они всё еще могли встретиться с троянским конем, приближающимся с юга.

Пленный начал действовать. Руки у него были связаны, но он как-то ухитрился стянуть мешок с головы и вскочить на ноги. Этот придурок подпрыгивал и орал, привлекая внимание. Одна шальная пуля, посланная своими же, могла его прикончить, но то ли его Аллах его сберёг, то ли этот идиот родился в рубашке, потому что все они летели мимо.

Нил первым среагировал на эту самодеятельность.

В рефлексах вся фишка в том, что они срабатывают, не давая времени подумать. И когда Нил вскочил, чтобы броситься на Муххамеда, он думал о том, что мертвый пленный – это трата времени и сил, и совершенно не задумался, что сам стал громадной мишенью. Пуля попала в левую лопатку.

Вскрикнув от боли, Кэссиди упал на Муххамеда, повалив того на землю. Плечо жгло огнём, и на глаза навернулись слёзы. Больше всего ему хотелось поджать хвост и, баюкая больную руку, сбежать в Нью-Йорк. Но он не станет. Карбера был прав. Он не сдохнет здесь из-за этого ублюдка, а если и придется погибнуть, пусть Тамара и Алия хотя бы узнают, что он погиб, сражаясь ради того, чтоб вернуться к ним.

Опираясь на правую руку, Нил полз вперед, за пленным, который так же, ползком, пытался убежать. Каждое движение отдавалось белой слепящей болью. Нил стонал, но полз вперед. Наконец, он схватил Муххамеда за край рубашки и прижал к земле. Выдох. Всё почти закончилось. Но, как оказалось, недостаточно быстро. Крики, арабский вперемешку с ломанным английским, всё приближались вместе с шумом мотора. Нил приподнял голову, и воздух, который он так жадно хватал ртом, застрял у него в горле. Древний седан, полный боевиков, был от них всего в пятидесяти футах.

- Они здесь! – рявкнул Нил и, схватив Муххамеда левой рукой, потащил его за собой по земле. С двумя практически неработающими руками ползти было трудно, и мужчина извивался, как червь. Но чем быстрее он доползёт к машине, тем быстрей уберется отсюда.

Эмма первой обернулась на крик Нила. Она всем телом дернулась, рванувшись за ним, но голос Карберы остановил её:

- Найди стрелков!

Она развернулась и прицелилась так, словно видела камень насквозь. Выстрел. Бездыханное тело валится на землю из-за стены. Фредерик выстрелил в последнего. На секунду над улицей повисла благословенная тишина. Они могут вздохнуть. Могут не обращать внимания на рёв двигателя. Почти. Почти всё.

- Бегом! Бегом!

Они покинули позиции. Нил пытался встать на ноги, пока Муххамед пинал его и плевался.

- Я тебе, блять, башку прострелю, богом клянусь! – пообещал Нил, поднимаясь на колени и основательно приложив того об землю. Пленный застонал в ответ. Кеннеди первый подошел к ним и сгрёб Муххамеда, потащив в ближайшую машину. Бросив его на заднее сидение, он подождал Фредерика и, следуя приказу Карберы, они уехали.

Как только Муххамед скрылся с глаз, Нил позволил боли захлестнуть его. И она накрыла мужчину приливной волной, прострелив плечо, разрывая грудь. Упав на четвереньки, он, всхлипывая, хватал воздух. Красное пятно под левой рукой разрослось до подмышки, и с мундира капала кровь. Он так неебически устал, думал Кэссиди, перенося вес тела с правой руки и зажмуриваясь. Господи, блять, Иисусе.

- Давай, Нил. Поднимайся! – кто-то схватил его подмышки и потянул, поднимая. Рану придавило, и он буквально почувствовал, как пуля уходит глубже. Он закричал.

Эмма почти отнесла его к единственной оставшейся машине. Но Нил покачал головой. Они все ближе. Тридцать футов.

Нил упал на землю. Эмма упала на него, потому что выстрелы раздались снова. Девушке хватило самообладания, чтоб отступить под защиту стены, за которой они укрывались несколько часов, и оттащить туда же друга.

Из седана вышло пятеро. Стрелки они, конечно, хреновые, но энтузиазма им не занимать. Они палили без разбору, не целясь, песок взметался так, будто каждый выстрел активировал спрятанную мину. Камень крошился, и, казалось, еще пара хороших выстрелов, и их единственная защита рухнет.

- Не высовывайся, – буркнула Эмма.

Нил поднял руку и поморщился, зашипев сквозь зубы. В глазах мутилось.

- Вот оно, да?

- Не сейчас.

- Вот ради этого мы живем, – продолжал он, немного истерично. – Чтоб погибнуть, овеянными славой.

- Нил, – блондинка выглянула из-за стены и выстрелила. Один упал, но четверо оставшихся были в двадцати футах.

Господи! Он схватился за больную руку. Что ж, если он умрёт, то хоть не будет один в последние минуты. Эмма выстрелила еще пару раз прежде, чем снова укрыться за стеной, пригнув голову. Она посмотрела на друга, потом на приближающиеся цели и, наконец, наклонилась к нему, чтоб осмотреть рану.

- А-а-а! – Нил вскрикнул, хватая её руку.

- Нужно тебя осмотреть, – она вытянула руку из под его кителя. Ладонь была вся в крови.

Нил засмеялся, у него кружилась голова.

- Эй, сделай мне одолжение, – Эмма нахмурилась, догадываясь, к чему он клонит. – Скажи Тамаре и Алии…

- Нет, Нил.

- Они должны знать, что я люблю их, ладно? – он задохнулся и сполз ниже по стене, когда камень над его головой рассыпался от выстрела.

Лицо Эммы было суровым. В изумрудных глазах промелькнуло волнение, сменившись стальной решимостью:

- Сам скажешь, на свадьбе.

- Что?

- Я тебя прикрою.

- Нет.

 - У тебя дома жена. И ребёнок. Не тебе сейчас спорить, – она так сгребла его за воротник, что Нил задохнулся.

 - У тебя тоже! – протестующее крикнул он.

Его слова задели Эмму, но она только моргнула и крепче сжала его ворот.

- Просто тащи свою жопу в машину! – рявкнула Свон, тряхнув его. Вытащив газовую гранату из сумки, она метнула её. Под газовой завесой, они смогли выбраться из укрытия.

Поддерживая Нила, наугад стреляя в сторону противника, Эмма шла к машине. Нил старался изо всех сил. Его кровь тянулась по земле, отмечая их путь, как хлебные крошки. До машины десять футов. Подняв голову, Кэссиди увидел, что Карбера, высунувшись из окна, стреляет по их преследователям. Крик, глухой звук падения. Перед глазами пятна. Он не чувствует руку. Она онемела так, что он не может ею пошевелить, как ни старается.

Газ рассеялся. Десять футов. Пуля разбила заднюю фару машины.

Задняя дверь со стороны водителя открылась, и сержант перебрался за руль, продолжив стрелять.

- Давайте! Двигайтесь!

Они почти добрались. Они сядут в машину, и Карбера увезёт их отсюда. И они встретятся с Кеном и Фредом и уедут домой. У них получится.

Нил запрыгивал в машину, когда услышал это.

Эмма вскрикнула от боли, и этот крик эхом отдался в его ушах. И вес на его плече внезапно исчез. Его с силой толкнули в спину, вталкивая на заднее сидение. Эмма лежала на земле меньше, чем в футе от машины. Её нога была в крови.

- Эм! – Нил протянул руку. Он почувствовал, как кончики пальцев Эммы коснулись его собственных. Раздавшийся выстрел заставил мужчину отдернуть ладонь – как раз вовремя, чтоб не лишиться пальцев.

Девушке повезло меньше. Из руки потекла кровь, смешиваясь с землёй. Эмма корчилась на земле, пытаясь свернуться клубочком, чтоб унять боль, окружающую её со всех сторон.

Нет! Нет! Нет!

Он смотрел на Эмму, не отрываясь, и не заметил, как подошедший к ней боевик прицелился ему между глаз.

- Пригнись! – рявкнул Карбера. Нил послушался. Пригнулся. Раздался выстрел. Ещё один. Правое плечо пронзило болью. По правой руке потекла кровь. Он посмотрел Эмме в глаза. Противник лежал возле девушки, мёртвый, но другие бежали к ней. Последнее, что увидел Нил перед тем, как провалиться в темноту, как Эмма пинком закрывает дверь.

* * *

 - Я очнулся в лазарете через два дня, – сказал Нил. – Пленного успешно доставили к месту назначения. Кен и Фред в порядке. Карбера сказал, её окружили. У него не было выхода. Они вернулись к месту боя, пока я был в отключке, – он вздрогнул, закрыв глаза. – Тела не нашли.

- Ч-что? – прохрипела Реджина.

- Всюду была кровь, моя и Эммы. Тела боевиков. Их машины не было, но её нашли на холме несколько дней спустя.

Реджина сидела, обдумывая его слова, ошеломленно открыв рот. Если бы женщина не моргала, Нил подумал бы, что она в шоке. Кэссиди опустил голову, изучая половицы под ногами. Красноватые бороздки на тёмной древесине. Он прижал кулаки к губам, будто боялся сказать что-нибудь. После того, как он всё рассказал, Нилу не хватало сил даже поднять голову. Он должен, должен был втащить её в машину. Должен был что-то сделать. Плечи болели после ранений, и он осторожно помассировал их.

- Жертва, – медленно пробормотал он, – это не всегда погибший.

Брюнетка всё еще молчала, и Нил наклонился к лежащей на полу сумке, вытащив первое, что в ней лежало. Плюшевого дракона, с которым, как он знал, Эмма спала, когда удавалось поспать в койке. Впервые он видел игрушку достаточно близко, чтоб разглядеть подпись «Генри Миллс» на этикетке. Реджина тихо ахнула, глядя на дракона так, будто перед ней предстала сама Эмма. Нил протянул его ей, и Реджина прижала Рекса к груди. В благоговейном молчании мужчина поставил сумку между ними и вытащил содержимое. Одежда. Книги. Письма. Фотографии. Всё, что принадлежало Эмме.

Он думал, что Миллс захочет их осмотреть, но кроме дракона она ничего не тронула. Будто, дотронься она до вещей Эммы, и она признает, что девушка больше не вернётся.

- Где он? – прошептала Реджина.

- Что?

- Её жетон? Где он?

Нил выпрямился, сморщившись от боли:

- Что…

- Ты должен был привезти его! – её голос снова стал ломким, а взгляд стеклянным. – Она всё ещё там! Одна! Ты должен был привезти его!

Нил поднял руки в защитном жесте:

- Мы не смогли…

- Ты бросил её!

Нил пригнулся, уклоняясь от подушки, которой Реджина запустила в него.

Выпрямившись, он увидел, как сходящая с ума от отчаяния женщина мечется по кабинету, обняв себя руками:

- Она в порядке. Она просто пропала. Она скоро будет дома.

- Реджина… – начал он, замолчав, под её яростным взглядом. – Мисс Миллс, всё может быть. Насколько мы знаем…

- Ты ничего не знаешь, – прошипела Реджина ему в лицо, подлетев так стремительно, что Нил едва не отступил. – Ты бросил её умирать!

Внезапно в кабинет вошел Август. Он схватил Реджину за руки, пока она кричала из-за его плеча:

- Ты бросил, бросил её!

Холод побежал по спине Нила, когда он увидел, как миниатюрная брюнетка рыдает, уткнувшись в грудь его бывшему сержанту.

- Ты бросил её, – опустошенно прошептала она.

Нил зажмурился. Он снова почувствовал, как пальцы Эммы касаются его руки. В ушах грянул выстрел, который ему никогда уже не забыть.

- Знаю, – Кэссиди заставил себя открыть глаза.

Глава 20

Кэтрин открыла дверь, надеясь увидеть некоего тёмноволосого мэра, но обнаружила, что на пороге всего лишь её муж, смущенный и виноватый. Женщина даже не пыталась скрыть проступившего на лице разочарования.

- Простите, что порчу девичник, – Нолан переступил порог и поцеловал жену в лоб, – но я забыл значок.

Он дружески помахал Тине и Руби и взлетел по лестнице. Через полминуты Дэвид уже громко топал, спускаясь вниз:

-  Нашел. Ну, не буду больше вам мешать.

Он уже вышел на порог, когда жена окликнула его:

- Дэвид? – она кивнула на лежащую на кофейном столике звезду. – Значок.

Мужчина неловко улыбнулся:

- Верно, – и, торопливо схватив значок, вышел из дому.

Кэтрин захлопнула дверь и, нахмурившись, повернулась к подругам.

- Не знаю, сколько они с Мэри-Маргарет собираются это продолжать, – прокомментировала Руби по пути на кухню, чтоб приготовить аперитив. – То есть я с ней говорила, и она всё отрицает. Но по лицу видно, что мучается.

- Мучается? – фыркнула Тина. – У Дэвида на пальце обручалка. И она не одна из тех любовниц, которых мужчины обманывают, говоря, что свободны. Она знает, что он женат, и знает, на ком.

Кэтрин подняла руки, недовольно поморщившись:

- Без разницы. Сегодня мне на него наплевать. Кто-нибудь разговаривал с Реджиной?

Тина покачала головой, доставая из морозилки замороженный шпинат и разрывая упаковку:

- Мы должны были встретиться после Нового года, когда я вернулась из Новой Зеландии, но она не отвечает на звонки и дверь тоже не открывает.

- Она точно жива, – добавила Руби, нарезая авокадо. Мы с Рэд бегаем мимо особняка по утрам. В окнах горит свет.

- В офисе она тоже не появляется, – рассуждала вслух Кэтрин, припоминая, что, когда бы она ни пришла по делам в ратушу в этом месяце, Миллс там не было. Не далее, как на прошлой неделе она попыталась зайти к ней, но кабинет мэра был заперт, а её секретарша сказала, что Реджина работает дома. Но, судя по скопившейся куче бумаг, Нолан поняла, что работать на дому у Реджины не очень-то получается.

- Кафе гудит, – проинформировала официантка, – народ заметил, что мэр не ходит на работу.

- Член городского совета Джеймс подписывает бумаги, которые Реджина всегда подписывала сама. И весь совет завален работой по горло, – добавила Кэт.

- Я уже чего только не слышала, – продолжала Руби. – Некоторые говорят, что, не будь Эмма девушкой, можно было бы подумать, что Реджина беременна.

- Существует ЭКО и инсеминация, – откликнулась Тина. – Сомневаюсь, что она не сказала бы нам о беременности.

- Не знаю, – хозяйка дома разлила по бокалам вино и задумчиво посмотрела, как успокаивается, стекая по прозрачному стеклу, красная жидкость. – Она не вела себя так, с тех пор, как…

Она резко умолкла и нахмурилась, прикусив губу.

- С каких? – Тина и Руби прекратили нарезать продукты и вопросительно глядели на старшую подругу.

- С тех пор, как умерли её родители.

Они уже научились без слов понимать друг друга, и в воздухе повис невысказанный вопрос.

- Может быть, недавно была годовщина со дня их кончины? – с надеждой спросила Руби, боясь назревающей темы.

Кэтрин покачала головой и прижала бокал к губам:

- Была в прошлом месяце.

- Может быть, Реджину поздно накрыло? – предположила Белл.

Вместо ответа Кэтрин быстро поднялась и прошла к стойке, где в углу лежал радиотелефон. Она набрала номер подруги. Тина и Руби закончили готовить закуску и, посадив противень в духовку, добавили помидоры к гуакамоле. Кэт нетерпеливо топнула ногой. Гудки шли и шли, и, наконец, включился автоответчик, приветствие которого она успела выучить наизусть. Вздохнув, женщина прервала звонок и положила телефон:

- Не отвечает.

- А вдруг что-то с Генри? – глаза Руби вдруг распахнулись шире от тревоги. – Мальчишка тоже давно не заходил к нам в кафе.

- Он ходит в школу, – покачала головой Тина, – его учителя тоже удивляются, что Реджина превратилась в затворницу. Они только видят, как её мерседес подъезжает утром к школе и вечером приезжает назад.

Повисла тишина, нарушаемая лишь гудением духовки и хрустом пекущегося слоёного теста.

- Вы думаете, что…

- Нет, – перебила Руби, не дав Тине озвучить нависший над ними вопрос. – Август бы мне сказал.

- Он приезжал на праздники, – спросила Кэтрин, – и ничего тревожного не сообщил?

Девушка покачала головой:

- А теперь вот он резко сорвался за новыми открытиями.

Тина сморщила нос:

- В каком смысле?

- В смысле, уехал посмотреть мир, – пояснила Руби с легкой завистью и недовольством в голосе.

- Думаете, дело в нем? – спросила Тина. – Может быть, они с Реджиной поссорились?

Ей никто не ответил. Женщины понимали, что, какой бы не была причина, заставляющая Реджину прятаться от окружающего мира в особняке, её затворничество определенно было связанно с белокурым солдатом.

* * *

- Эмма, тебя кто-то беспокоит?

Эмма помолчала полсекунды и ответила, пробиваясь через треск в трубке:

- Нет… Ничего такого, с чем я бы не справилась, клянусь.

Реджина прикусила губу. Она не поверила Эмме, но доверяла ей. А что ей еще оставалось?

- Сколько ты еще там пробудешь?

- Наверное, несколько месяцев.

Миллс не смогла удержать разочарованный стон.

- Эй, – Эмма перебила её, не дав заговорить, – ты оглянуться не успеешь, как я вернусь.

Реджина снова проснулась раньше, чем зазвенел будильник. Хотя это было не трудно, учитывая, что она почти не сомкнула глаз ночью. Сны не давали ей забыться больше, чем на пару часов. Всякий раз, закрывая глаза, она видела Эмму, висящую со связанными руками, запертую в каком-то грязном подвале, сломленную, избитую до неузнава…

Прекрати. Брюнетка сделала глубокий вдох. И ещё один. И еще. Её воображение всегда умело пытать рассудок, рисуя худшие из сценариев.

Последний сон был милосердным. Просто воспоминание о том, как она разговаривала с Эммой в прошлое Рождество. Неужели уже год прошел с тех пор, как она видела девушку в последний раз? Реджина вздрогнула, прерывисто вздохнув. Почти год назад Эмма устроила ей сюрприз, появившись в бостонской больнице, а теперь она лежит на краю… Нет. Хватит. Она не знает, где Эмма. И это, черт возьми, куда лучше, чем другой вариант.

Иногда.

Пропала без вести. Этот термин был наиболее подходящим. Ей хотелось придушить Нила и Августа за то, что они сказали: «Жертва». Это слово окутано ужасающей завершенностью. Не то, чтоб «Пропала без вести» звучало лучше. Реджина была почти уверена, что это даже хуже. Эта игра в ожидание, которая так хорошо ей удаётся. Ждать писем. Звонков. Коротких приездов домой. Теперь ставки выше в десятки раз. Чего ей ждать сейчас? Ждать, когда найдут тело? К глазам подступили слёзы, и губы задрожали, но Миллс заставила себя успокоиться. Она слишком устала плакать.

Если бы Реджина задумалась, то поняла бы, что уже давно не спала как следует. Но женщина не могла думать об этом. Потому что если она об этом подумает, то вспомнит, что лишило её покоя. Вспомнит, как открыла дверь, и человек, о котором она читала в письмах, сказал ей, что Эммы нет.

Она зажмурилась.

Она слишком много об этом думает. Опять. Медленно открыв глаза, Реджина уставилась в потолок. Он был волнистым. Бороздки фигурной штукатурки, будто промытые каплями дождя, закручивалась спиралями. Миллс принялась считать их, стараясь не сбиться и узнать, сколько витков в полном круге. Сбившись, брюнетка начинала сначала, потому что куда проще считать круги, чем лежать без сна и думать о… ней. Тринадцать. Четырнадцать. Проклятье! Один. Два. Реджина услышала знакомый глухой топот. Генри спрыгнул с кровати и побежал в ванную. Этот будильник всё-таки заставит её встать и выбраться из постели.

Ему повезло. Он еще не знает. Честно говоря, Реджина не была уверена, что скажет ему. Она может говорить себе что-угодно: что она бережет сына, потому что его сердце разобьётся; что он ещё ребёнок и не поймёт; что ему не нужно знать… Но кого она обманывает? В первую очередь, она оберегает от боли себя. Ей физически больно думать, что с Эммой что-то случилось. Да она чуть с ума не сошла, когда Свон получила простое, да, именно так, простое сотрясение. Если еще немного отложить этот разговор, ей не придётся с этим справляться. И можно будет хоть ненадолго притвориться, что всё в порядке.

Но скорбь не любит одиночества. О, Господи! О чем она думает?! Рассказать сыну такие ужасные новости, чтоб не страдать в одиночестве? Миллс зло фыркнула. Да уж, она просто Мать Года, нечего сказать.

Реджина жалела, что Август уехал. Она не винила его, совсем нет. Они с Эммой – одного поля ягоды. И вести о судьбе сестры удержали Бута в Сторибруке всего на несколько дней. Ему нужно сменить обстановку, чтоб пережить это. Он будет присылать открытки. Он обещал.

И Эмма тоже обещала, мелькнула горькая мысль. Женщина яростно тряхнула головой. Это не её вина. Но она же просила Эмму быть осторожной! Реджина сбивчиво дышала. Запустив пальцы в волосы на затылке, она сжала голову руками, со стуком откинувшись на спинку кровати.

Что ей теперь осталось? Собирать свою жизнь из осколков. Четыре года их жизнь была накрепко связана с Эммой, и вот нить оборвалась, оставив лишь обрывки у ног. Реджина подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом. Именно поэтому она обязана рассказать Генри. Он знал Эмму всю жизнь. Блондинка была её мальчику, как вторая ма… Реджина всхлипнула, глаза налились слезами. Она могла ею стать. Наверняка.

Слеза скользнула по щеке, и Реджина пообещала себе, что не будет слишком много плакать сегодня. Если сможет. Она вытерла лицо об укрытые одеялом колени и выскользнула из кровати, чтоб надеть халат и шлёпанцы. Одежду, ставшую привычной за несколько недель. Ей незачем одеваться и краситься.

Женщина тихо вышла в пустой коридор. В ванной хлопнула крышка унитаза, щёлкнул замок, и Генри пробормотал «О, да» и быстро спустил воду из бачка. Свет, льющийся из ванной, затопил тусклый коридор, когда мальчик выбежал и, увидев Реджину, улыбнулся и бросился к ней, чтоб обнять.

- Доброе утро, мамочка, – он обнял ее, чуть подпрыгивая. Малышу не терпелось забраться на руки.

- Доброе утро, родной, – Реджина подняла его и обняла. Он растёт, становится выше, тяжелее. Мама бы отчитала её за то, что Реджина нянчится с ним. В ответ на эту мысль брюнетка только сильнее прижала сына к себе и оставила на щеке мокрый поцелуй, который Генри, поморщившись, тут же стёр тыльной стороной ладони. – Что мы будем сегодня делать?

Надежно прижав локтем Миссис Рекс и Рекси младшего, он глубоко задумался, приложив палец к подбородку:

- Играть?

- Конечно, мы поиграем, – Реджина спустилась вниз, держа малыша одной рукой, а второй опираясь на перила.

- Будем есть, – настойчиво продолжал тот, – и смотре-е-е-еть…

- «Планету сокровищ»? – догадалась брюнетка, поставив его на землю и игнорируя боль в груди. Смотреть этот мультик, только чтоб услышать, как смеются Эмма и Генри, соревнуясь, кто громче фыркнет?

- Ага! – Генри галопом унесся в игровую комнату, оставив её на кухне. Привычное приготовление овсянки с яблоками и корицей помогло Реджине отвлечься. Если положить слишком много фруктов, Генри будет жаловаться, что каша слишком яблочная. Не угадает с корицей – откажется есть вовсе.

Так вкуснее.

Реджина закрыла глаза, прогоняя из памяти образ блондинки, посмевшей сомневаться в том, что её турновер идеален. Боже, войди сейчас Эмма в эту дверь, Миллс позволила бы ей изменить весь рецепт целиком. Лишь бы девушка была здесь, целая и невредимая. Против воли брюнетка прислушалась, надеясь услышать стук в дверь или звон ключей. Ничего.

«Соберись. Всё хорошо», - уговаривала она себя, пока собирала Генри завтрак. Выдохнув сквозь стиснутые зубы, Реджина насыпала каши в миску. Себе Миллс сделала чашку кофе, в последнее время она почти не могла есть, только иногда заставляя себя проглотить кусочек тоста или доесть за Генри наггетсы.

Реджина вошла в игровую и поставила миску на столик. Генри тут же принялся за кашу, поминутно притворяясь, что кормит драконье семейство. Брюнетка заползла в кресло-качалку, стоявшее в углу комнаты. Последний раз Реджина ползала в далёком детстве, если не считать того периода, когда ползал Генри. Но сейчас её сил хватило только на то, чтоб заползти в старое кресло и свернуться в нем калачиком. Никто не подумал бы, что в комнате забилась в угол та мадам мэр, которая обычно, сидя на самом простом табурете, выглядела королевой на троне.

Упершись подбородком в колено, она отпила крохотный глоток кофе и позволила болтовне сына успокоить разум.

Сегодня нужно постирать и сменить постельное бельё. Даже в комнате для гостей. Нужно это сделать. Генри пора стричься, но придется постараться, чтоб уговорить его, так что это подождет. Инвесторы хотят построить в городе мегамаркет. Это нерентабельно и приведет к пробкам. Уничтожить их. Заплатить братьям Феликса за уборку снега. Снова перенести встречи. Для наиболее важных устроить телефонные конференции, не выходя из дома. Не забыть выписать секретарше рождественскую премию. Класс Генри устраивает вечеринку на… День святого Валентина. Реджина потерла переносицу. Не думать об этом. Не думать. Но как можно об этом не думать? Эмма сказала, что будет дома ко Дню всех влюбленных. Дурацкая шутка… Нет. Эмма не была дурой. Она хотела сделать ей сюрприз на праздник. Это так на неё похоже, она была озорной, но у неё было доброе сердце. Было?.. Реджина замерла. У неё доброе сердце. Вот так. Она не умерла. Тела не нашли. Эмма просто, просто не здесь… пока что.

Реджина горько вздохнула. Женщина-солдат в плену. В ночи, когда сон упрямо не шел к ней, она читала рассказы военнопленных. Пытки. Унижения. Казни. Об этом рассказывали мужчины.

Она сглотнула подступившую к горлу желчь и зажмурилась. Эмма в порядке. В порядке. С ней всё будет хорошо.

- Мамочка?

Реджина подняла голову и слабо улыбнулась сыну. Он сосредоточенно хмурился, уголок губ испачкался в овсянке. Брюнетка поставила чашку с холодным кофе на пол и рукой вытерла сыну лицо:

- Что, родной?

Он поднял Миссис Рекс и Рекси и сунул ей под шею, так что игрушки обнимали её с двух сторон. Генри забрался к ней на колени:

- Тебе грустно, мамочка?

Чувство вины накрыло Реджину, и, закрыв глаза, она молча выругала себя. Крепко обняв Генри, она поцеловала его в щеки. Для четырёхлетнего ребенка он очень восприимчивым.

Ему почти пять. Пять лет прошло с тех пор, как она впервые взяла своего кроху на руки. А теперь вот он стоит, встревожено глядя на неё, и Реджина отчаянно старается не заплакать под этим взглядом. Её принц уже такой большой.

Прекращай расти, как-то сказала Эмма. Никогда ещё Миллс не была сильнее согласна с ней.

Взяв сына и его друзей на руки, Реджина пошла наверх. Пора.

* * *

- Мамочка? – Генри вопросительно посмотрел на неё, когда Реджина осторожно опустила его на кровать в своей спальне.

- У меня для тебя кое-что есть, – брюнетка подошла к шкафу, в который спрятала сумку с вещами Эммы.

Тридцать два дня назад она не смогла разобрать вещи. И даже сейчас сумка лежала нетронутая на дне её шкафа. Голова Рекса выглядывала наружу. Генри привил ей эту привычку, утверждая, что игрушкам нужно дышать. К счастью, ей не нужно ворошить вещи, чтоб достать Рекса. Реджина отвернулась и вздрогнула, задев мизинцем пачку фотографий. Сжав мягкий плюш в пальцах, она спрятала игрушку за спиной и повернулась к Генри.

- Что там? – взволнованно спросил малыш, вытягивая голову, чтоб разглядеть, что мама прячет от него.

Она нежно улыбнулась и присела рядом с сыном, протянув ему игрушку. Генри онемел от счастья и смотрел на дракона, открыв рот, сердце Реджины болезненно сжалось, пропустив удар. Малыш схватил старого друга и прижал к груди так крепко, что набивка, пожалуй, могла вылезти наружу.

- Рекс дома! – Генри вскочил на ноги и начал прыгать. – Рекс дома!

Он смеялся, обнимая Рекса. Остальные игрушки были позабыты и лежали на кровати, покачиваясь в такт прыжкам мальчика. Внезапно вспомнив о других членах драконьей семьи, Генри плюхнулся на попу и, взяв игрушки на руки, крепко обнял всех троих, закрыв глаза и радостно улыбаясь в блаженном неведении.

- Смотри, это Миссис Рекс, – он представил жену вернувшемуся домой отцу семейства, – она скучала по тебе.

Драконы обнялись, потом Рекси втиснулся между ними, говоря тоненьким голоском Генри:

- Моя очередь. Моя очередь!

Раздались звуки поцелуев, когда счастливый Генри снова заставил Рексов обняться. Реджина легла набок и вытянулась, держа Миссис Рекс, пока Рекс-старший разговаривал с сыном, сидя у Генри на руках.

- Папочка, вам с Эммой было весело?

Понизив голос, Генри ответил:

- Да, нам было очень весело, сынок.

Генри посмотрел на мать, озадаченно склонив голову на бок:

- А Эмма с нами поиграет?

Нужно завершить начатое, раз её умница понял, что если Рекс дома, то и Эмма должна быть с ним. Реджина на секунду отвела взгляд и села, отложив игрушку:

- Солнышко, мне нужно тебе что-то сказать.

- Ладно, - он продолжал играть, теперь игрушки прыгали по кровати. Иногда он подымал голову, чтоб показать Реджине, что слушает её.

Глубоко вздохнув, Реджина села по-турецки и потянулась к Генри. Он отложил игрушки и, забравшись к ней на колени, обхватил ладошками её лицо, посмотрев в глаза. Очаровательный жест, показывающий, что теперь она владеет его безраздельным вниманием.

Она еще может отступить, подумала Реджина. Она может не говорить ему. Не сейчас. Сейчас он такой счастливый. Но Генри любил Эмму так же сильно, как она. Любит. Тяжело вздохнув, брюнетка прижалась лбом ко лбу сына:

- Золотко, Эмма… Не Эмма привезла Рекса.

- А как же он пришел домой?

Реджина, не удержавшись, посмотрела на шкаф, в котором лежала сумка Эммы. Если спрятать её подальше, всё будет, как раньше. Когда она ждала писем, ненавидя каждый день ожидания. Теперь Реджина отчаянно хочет ждать их снова. Но писем больше не будет.

Миллс резко вздохнула, к глазам снова подступили слёзы, но она заставила себя успокоиться.

- Солнышко, – робко начала она. Такой нерешительной и хрупкой Генри никогда её не видел, – детка, Эмма не вернулась.

- Почему? – у Генри задрожали губы, а глаза расширились, застывая в тревоге. – Она, что, нас больше не любит?

- Конечно же она нас любит, – быстро заверила Реджина, нежно вытирая скопившуюся в глазах ребенка влагу. Покачав головой, она обняла его. По щеке уже второй раз покатилась слеза. – Эмма… она…

В плену. Её оставили умирать. Хуже.

Понадобилось полминуты, чтоб подобрать понятное четырёхлетнему ребенку слово:

- Потерялась.

- Потерялась? – переспросил он.

Реджина кивнула:

- Она не знает, где дом.

- Она может приехать, – с надеждой предложил Генри.

Реджина мягко улыбнулась, целуя его в лоб:

- Это не просто, родной. Она… она не помнит, где мы живём.

Мальчик озадаченно сморщился. Конечно же, ему, живущему в Сторибруке, где все улицы, так или иначе, вели на Мэйн-стрит, и где все друг друга знали, непонятно было, как можно «потеряться». Сам он потерялся только однажды, когда заблудился в лесу. Но ему было всего два, и Реджина даже не была уверена, что он помнит тот случай.

Вдруг Генри вскочил в спешке, стукнув маму костлявой коленкой по бедру, и выбежал из комнаты, оставив Реджину на кровати с драконами.

Миллс растерянно посмотрела сыну вслед. Честно говоря, она ожидала слёз и истерики. Такой была его реакция всякий раз, когда солдат уезжал от них. Удивление немного отвлекло её от собственных мук, и Реджина пошла следом за Генри, ориентируясь на шум и топот. Мальчик обнаружился в своей комнате. Плюхнувшись на живот, он лежал перед большим набором цветной бумаги и пеналом, полным карандашей, мелков и фломастеров.

- Генри, – удивилась брюнетка, – что ты делаешь?

- Рисую, – констатировал очевидное тот, поставив на зелёном листе большой красный крест. На листе появилась фигурка с желтыми волосами, зелёными глазами и широкой улыбкой. От неё, петляя и закручиваясь, к красному крестику потянулась пунктирная линия.

Реджина опустилась на колени рядом с ним и наклонилась, рассматривая рисунок:

- Что ты рисуешь?

Рядом с крестиком вырос большой косоватый квадрат с треугольником сверху, и появились ещё две фигуры. Женщина с короткими черными волосами и красными губами держала за руку маленького мальчика со взлохмаченной коричневой шевелюрой и… это, что, крысиный хвост?

- Карту! – взволнованно воскликнул он, подняв листы бумаги прежде, чем снова положить их на пол. На них вырастали деревья, появлялись дороги с машинами.

- Зачем, родной? – Реджина была совсем сбита с толку, глядя, как увлеченно рисует малыш.

- Чтоб Эмма могла вернуться домой! – он пожал плечами, и его детская, наивная уверенность отозвалась в брюнетке болью. Генри показал на ориентиры на листе, начиная с ближайшего к Эмме. – Она должна пройти по мосту, переплыть реку, пройти сквозь пещеру в горах, и тогда она нас найдёт.

Даша-следопыт научила её сына азам испанского так же, как когда-то в детстве её саму, и Реджина была рада этому. Но никогда еще она не ценила маленькую героиню мультфильма и её говорящую обезьянку сильнее, чем в этот момент.

Впервые за месяц Реджина искренне улыбнулась. Впервые улыбались не только её губы, но и глаза. Генри увлеченно рисовал. Для него всё было просто. Он был настолько логичен, и Реджина могла только похвалить его. Честно признаться, его простое решение привело Миллс в чувства, позволив ухватиться за него, напоминая, что, где бы Эмма ни была, главное, что она жива. Она знает это. И пускай, завтра Реджина снова будет выть от боли и отчаяния, но сегодня сын подарил ей надежду. Реджина легла рядом, опираясь на локти и, взяв мелок, легонько боднула Генри головой. Он улыбнулся, посмотрев на неё:

- Что мы еще нарисуем?

Глава 21

В день, когда Реджина вернулась на работу, сплетники Сторибрука неистовствовали. Была первая неделя февраля, и мэр вошла в ратушу с дипломатом в руках, уверенно цокая каблуками. Брюнетка взялась за городские дела так, будто вернулась из запланированного отпуска, проведенного где-нибудь на Кубе. Ни секретарше, ни членам совета не хватило смелости расспрашивать Миллс о причинах её отсутствия, они решились только спросить, как у неё дела, надеясь получить хоть какую-то информацию из первых рук. Но Реджина и раньше никогда не распространялась о своей жизни, и на этот раз любопытствующим пришлось удовольствоваться вежливыми ответами вроде: «Прекрасно, дорогая» и «Хорошо, а у вас?»

Мэр вернулась в свой кабинет, и не прошло и нескольких дней, как горы папок и файлов, скопившиеся за месяц, исчезли. Мэр Реджина Миллс вернулась и снова заставила всех считаться с собой. Что бы ни случилось, Реджина, явно решила забыться, с головой погрузившись в работу, и видеть в ней холодного и властного политика было страшно.

Весь город только об этом и говорил. Что случилось? Где была Реджина? Какая вожжа попала ей под хвост?

Горожане предполагали, что у Реджины был отпуск, который она решила провести дома. Может быть, Миллс просто устала от бесконечной напряженной работы и решила взять немножко («множко», как говорил член совета Джеймс) отгулов, чтоб предотвратить нервный срыв. В конце концов, многие политики и другие публичные люди так делают. Но однажды Сидни обронил, что Реджина приказала незамедлительно вычеркнуть свое имя из программы переписки, и город снова захлебнулся в сплетнях.

Эмма возвращается насовсем, говорили некоторые, особо оптимистичные сторибрукцы во главе с Мэри-Маргарет.

- Она возвращается, и они с Реджиной и Генри заживут одной семьёй. Как романтично! – мечтательно вздыхала учительница, сидя в кафе.

- Смеёшься? – грубо проворчал Лерой. – Ты видела нашего мэра в последнее время? Она же месяц просидела в особняке взаперти. Знаете, что это значит? – Лерой, неприятно скрипнув горлом, провёл большим пальцем по шее. – Сестрёнка больше не вернётся.

- Лерой! – возмутилась Мэри-Маргарет.

- Хватит, ребята, – вклинилась в разговор Руби, вытиравшая стойку. Она сердито посмотрела на парочку сплетников.

Мэри-Маргарет покраснев, опустила голову, но Лерой только фыркнул и наклонился к Лукас, опираясь на стойку:

- Ты что-нибудь знаешь?

- Я знаю столько же, сколько и вы, – Руби скрестила руки на груди, – а если б и знала что-то, в любом случае, это не ваше дело.

Лерой взял свой хашбраун и кофе и, ворча, отошел от стойки, Мэри-Маргарет сменила тему, но Руби почти не слушала её, погруженная в собственные мысли и предположения. У официантки вообще была хорошая интуиция. Когда Генри потерялся в лесу, именно она нашла его, и сейчас девушку грызла тревога, больно было думать, что Реджина из хорошей подруги вновь превратилась в холодного мэра. Еще больнее было бояться, что причиной этому стала очередная потеря в жизни брюнетки. Хотя по возрасту Руби была ближе к Эмме, но, живя в Сторибруке, она знала историю жизни Реджины в подробностях, знала, что добрая и весёлая девчонка из школьной группы поддержки кардинально изменилась после смерти родителей.

Руби, Тина и Кэтрин, конечно, не могли удержаться и обсуждали сложившуюся ситуацию. Реджина – их друг, в конце концов. И когда Реджина, наконец, ответила на их звонки, беспокойство женщин нисколько не уменьшилось.

- Я ценю ваше постоянное беспокойство, – сказала брюнетка, – но этот город остро нуждается в моём внимании, и я не могу попусту тратить время и силы.

Это был самый вежливый способ сказать: «Оставьте меня в покое, черт подери». И он неприятно удивил подруг. Реджина вежливо отвечала на все звонки и электронные письма, но и только. И каждый раз, когда Кэтрин пыталась зайти к ней в офис, секретарша мэра извинялась и говорила, что Реджина никого не принимает.

Даже день рождения брюнетки не стал поводом для встречи. Реджина сказала, что не будет праздновать, ведь это всего лишь еще один год, ещё одна цифра. Но тонкий слух Руби уловил в её тоне скрытую тоску и боль одиночества.

Тина и Руби не хотели давить на мэра и были готовы дать ей время, но Кэтрин через месяц решила, что с неё хватит. Однажды она уже дала подруге время и потеряла её на пятнадцать лет. Она не собирается повторять старых ошибок.

И хотя это было рискованно, одним особенно промозглым мартовским вечером женщины пришли к особняку мэра, вооружившись бутылками и ведёрком карамельного мороженного и прихватив с собой Грэма, на всякий случай. Кэтрин решила, что, если Реджина не выйдет из дома сама, им понадобится помощь шерифа.

- Реджина! – Кэтрин ударила кулаком в закрытую дверь. – Открывай!

- Знаешь, мне ведь придётся арестовать тебя за вторжение в частные владения, – Грэм стоял позади всех, засунув большие пальцы за ремень, и переминался с ноги на ногу. Ему этот штурм дома Миллсов был явно не по душе. – Если Реджина скажет…

- Тебе придётся арестовать меня за убийство, если Реджина не откроет эту грёбанную дверь! – Нолан снова постучала, и на этот раз кто-то прижался лицом к стеклу с внутренней стороны.

- Привет, тётя Кэт! – раздался приглушенный голос Генри, и стекло запотело от его дыхания.

Тина улыбнулась, выходя из-за спины Кэтрин, и наклонилась, глядя на мальчика:

- Привет, Генри. Впустишь нас?

- Генри, я же говорила тебе не открывать дверь чужим, – послышался голос Реджины.

Генри обернулся к матери:

- Но это же…

Внезапно брюнетка появилась за спиной сына и отодвинула его от двери. Она одарила собравшихся у её порога взглядом, который, видимо, должен был заставить их разбежаться от греха подальше. Но вместо этого Кэтрин показала бутылку вина и, склонив голову набок, протянула:

- Пожа-а-алуйста?

* * *

- С ними всё будет в порядке, – тихо сказала Кэтрин, сжав руку Реджины, когда они смотрели, как Генри ведет Грэма в детскую, поскольку шериф был временно понижен до должности няни. – Если о чем-то и нужно беспокоиться, так это о спине Грэма, если Генри снова уговорит его поиграть в лошадку.

Реджина не ответила на шутку, напряжение всё ещё сковывало её, но, как только дверь детской закрылась, она нехотя позволила отвести себя в гостиную, где их уже ждали вино и коктейли.

- Что это? – резко спросила Миллс, остановившись на пороге и глядя на Тину, Руби и Кэтрин, которые выгрузили на кофейный столик коробку апельсинового сока, бутылку содовой, закуски и большие бутылки водки, рома и красного вина.

- Интервенция, – Руби открыла пакет с чипсами и закинула одну штуку в рот.

- Так, и в чем проблема? Почему вы трое вдруг решили вломиться ко мне в дом?

- Вломиться? – обиженно переспросила Тина. – Мы постучали, и ты сама нас впустила.

- Колись, – Нолан втащила Реджину в комнату и села на пятки перед столиком, – что с тобой происходит?

- Ничего, – Миллс так и не присела. Вместо этого она стояла, поджав губы и скрестив руки на груди, возвышаясь над подругами в неприкрытой демонстрации силы. – Уж простите, если я провожу время с сыном вместо того, чтоб непонятно где шляться по вечерам.

Кэтрин закатила глаза:

- Скажи честно, ты в самом деле думаешь, что, зная тебя столько лет, я сейчас поверю в эту отмазку?

- Мы с вами не ссорились.

- Ну, игнорировать нас тоже не очень-то по-дружески, – с нажимом сказала официантка.

- Извините, я не знала, что должна отчитываться вам о каждом дне своей жизни.

- Не о каждом дне, – отозвалась Белл, – но, знаешь, неплохо бы держать друзей в курсе, если вдруг решаешь пропасть из виду, запершись в доме на три месяца. И, да, - Тина перебила брюнетку, подняв палец и не дав раздраженно фыркнуть, – у тебя есть друзья.

- Доставучие друзья.

Кэтрин пожала плечами и села на диван, похлопав по месту рядом с собой:

- Ладно, мы можем не разговаривать. Мы соскучились по тебе, а тебе нужен девичник.

Тяжелое молчание повисло в комнате на полных две минуты. Потом Реджина, смирившись с неизбежным, села и, проигнорировав стоявший перед ней бокал с вином, протянула Руби стакан, в который девушка налила порцию рома с колой.

* * *

- Почему мы смотрим это? – Реджина хмуро смотрела на экран.

Кэтрин и Руби многозначительно посмотрели на Тину, совершенно поглощенную игрой Рэйчел МакАдамс и Райана Гослинга. Почувствовав их взгляды, блондинка повернулась:

- Он романтичный, ладно? – вступилась за фильм она.

Все четверо сидели на диване, Реджина по-королевски устроилась посредине, держа в руках третий коктейль, её подруги, обнявшись, лежали рядом, так что было не понять, где чьи руки и ноги. Уговорив, наконец, брюнетку поучаствовать в девичнике, они потушили свет, открыли закуски и включили DVD. Время от времени до них долетал заразительный смех Генри и их с Грэмом беготня. Реджина прислушивалась напряженно, будто ожидая признаков бедствия, но Руби всякий раз дружески подталкивала её локтем и ободряюще улыбалась, возвращая внимание женщины к фильму. Когда фильм только начался, им пришлось на десять минут отпустить Миллс, когда Грэм спустился в гостиную, неся Генри на спине, и мальчик серьёзно заявил, что ему и его благородному коню требуется «про-питание» (Реджина понятия не имела, откуда он узнал это слово, но Генри произнес его правильно, разделив на два слога, чтоб облегчить себе задачу). Кэтрин понадобилось три минуты, чтоб понять, что брюнетка застряла на кухне, и еще две, чтоб привести её назад и усадить на диван, с которого из-за обилия вытянутых ног, было не так-то просто сбежать.

Реджина сердито хмыкнула, указывая на экран рукой, в которой держала стакан, так что тот накренился, и жидкость грозила выплеснуться:

- Романтично? Что романтичного в том, чтоб поощрять измену? Ради всего святого, она ведь помолвлена.

- Тс-с, – шикнула Тина, хлопая её по руке, – это лучший момент в фильме.

Герои мокли под дождём, направляя свою лодку в док. Внезапно они начали кричать друг на друга:

- Я написала тебе 365 писем.

Дыхание застряло в горле. Нет, Реджина вовсе не подсчитывала их письма. Она совсем не знает, что написала Эмме 248 писем, включая записки, вложенные в посылки.

- Дня не проходило, чтоб я не писала тебе.

Реджина зажмурилась, залпом опустошив стакан, и сжала его в кулаке так крепко, что, кажется, хрусталь готов был треснуть.

Ничего не кончено. До сих пор ничего не кончено!

Будто вырванные заклятием, с губ хриплым шепотом сорвались два слова:

- Она пропала.

- Нет, не пропала. Просто смотри, – Тина не отрывала глаз от экрана.

- Реджина? – Кэтрин выпрямилась и сбросила ноги Руби с колен, чтоб подвинуться ближе к Миллс, сидящей, закрыв глаза.

Мэр покачала головой, откидываясь на спинку дивана. Теперь обеспокоенные взгляды подруг были направлены на брюнетку, которая приглушенно всхлипывала, пытаясь сдержаться.

-Ты про Эмму? – тихо спросила Руби. Реджина кивнула, прикрывая глаза свободной рукой, и тихо всхлипывая. Наконец, не в силах больше сдерживаться, она накрыла голову руками и позволила себе заплакать. 

Тина молча обняла подругу и Кэтрин с Руби последовали её примеру. Реджина плакала в их объятиях.

* * *

- Чего они ревут? – прошептал Генри, когда они с Грэмом заглянули в гостиную и увидели четырёх  обнявшихся женщин с покрасневшими глазами и ведерком мороженного. На полу валялись скомканные салфетки.

Шериф посмотрел на экран и, увидев пожилую пару, лежащую рядом и перешептывающуюся, всё понял:

- Они смотрят «Дневник памяти».

- Это же просто фильм, – хихикнул Генри.

Скоро начались титры, позволив Генри войти в тёмную комнату и, подойдя к дивану, забраться на него. Он втиснулся между Реджиной и Руби.

- Привет, мамочка, – взяв её лицо в ладошки, он поцеловал маму в нос и стёр мокрую дорожку со щеки, – ты опять грустишь?

Она крепко обняла его и встала, прекратив изображать диванную подушку. Шмыгнув носом, Реджина поцеловала сына в щёку и ответила:

- Фильм был грустный.

- Не смотри его, – просто сказал мальчик. Взрослые улыбнулись.

- Хорошая идея, – брюнетка щёлкнула пультом, выключая телевизор, и опустила Генри на пол. – Иди наверх, будем ложиться спать.

Как только ребёнок вышел из комнаты, Реджина напряженно повернулась к друзьям, обняв себя руками. Несмотря на то, что за последний час она всё рассказала, подтвердив их худшие опасения и признав свои страхи и тревоги, теперь под их взглядами брюнетка чувствовала себя беспомощной и уязвимой. Грэм первым решил разбить повисшую тишину. Кивнув, он пожелал Реджине доброй ночи и ушел, не желая им мешать. Хозяйка особняка начала уборку, двигаясь, как робот. Когда она потянулась за бокалом, стоящим на столике и всё ещё наполовину полным, Кэтрин схватила её за руку.

- Реджина, – тихо сказала блондинка, – тебе не нужно нести эту ношу в одиночку. Она просто пропала. Она может появиться в любой момент.

- Пожалуйста, не надо, – Реджина не поднимала глаз от бокала, голос был хриплым от сдерживаемых эмоций, – не обещай мне, что с ней всё будет хорошо.

- Но…

- Кэтрин, прошло уже три месяца. Думаешь, я не знаю, каковы шансы, что она жива? – Миллс выпрямилась, и, казалось, вся близость, которую они восстановили за последний час, исчезла в одно мгновение. Взгляд Реджины был жестким. Но через секунду она моргнула и, прижав кончики пальцев ко лбу, покачала головой.

- Но это же Эмма, – пискнула Тина.

Взгляд брюнетки застыл и, повернувшись к ним спиной, она вышла из комнаты:

- Я сообщу вам, когда мы сможем собраться снова.

* * *

Реджина так и не позвонила им, чтоб предложить снова собраться на девичник. Женщин это не удивило, хотя они и были разочарованы. Она не пряталась от подруг и тепло принимала их, если они забегали к ней домой или в офис, чтоб проведать. Но как только речь заходила о том, чтоб собраться всем вместе, брюнетка отнекивалась, ссылаясь на обилие бумажной работы в офисе или на то, что ей нужно отвезти Генри на урок верховой езды. Все знали, что это ложь. Руби дружила с парнем, который работал на ферме и учил малышей ездить верхом. Он сказал ей, что маленький Миллс перестал появляться на занятиях. Реджина не могла. Не могла смотреть на них троих сразу и видеть на лицах жалость. «Это не жалость», – сказала бы Тина.

Конечно, не каждый день, но всё же Реджина проверяла по привычке почтовый ящик и смотрела вечерами выпуски международных новостей. Об Эмме не было никаких известий, и надежда, появившийся, когда Генри рисовал карту, вера, что каким-то чудом его желание приведёт девушку домой, таяли с каждым днём.

Прошел месяц. Два. Генри исполнилось пять, и они не получили ни послания от Эммы, ни даже дурацкого подарка от дяди Августа. Хотя Бут прислал из Германии открытку с брелоком и обещанием привезти Генри что-то особенное. На празднике было совсем мало гостей. Только пятеро ближайших друзей Генри и тётя Кэт, тётя Руби и мисс Белл. Весь праздник Реджина хлопотала без остановки, избегая испытывающих взглядов подруг.

Наступило лето, и у Генри начались каникулы, и Эмма должна была вернуться домой полгода назад, и каждый раз, открывая шкаф, Реджина против воли смотрела на сумку, наполненную вещами блондинки, и заставляла себя отвести взгляд и просто выбрать костюм, который наденет сегодня. Потому что, если она вспомнит, как Эмма вечно дразнила её за официальный стиль одежды, она не выдержит и в ярости разорвёт весь свой гардероб.

Больше всего ей разбивал сердце оптимизм Генри. Август подходил к концу, когда мальчик вбежал во двор, где она занималась цветами, и потянул её за ворота.

- Это Эмма! – он подпрыгивал, показывая на фигуру, бегущую в конце улицы. Дыхание перехватило так сильно, что Реджина поперхнулась и ахнула, глядя на женщину, бегущую по тротуару.

Светлая кожа. Золотые волосы. Белая майка. Не может быть.

- Эмма! – Генри отпустил её руку и побежал. – Эмма нас нашла!

- Генри! – Реджина побежала за ним, бросив лопатку у ворот. Шляпа слетела с головы, сорванная ветром.

Приблизившись, Реджина разглядела сильные руки и лёгкий загар на коже. Сердце подпрыгнуло в груди. Теперь брюнетка даже не знала, побежала ли она за Генри, чтоб нагнать его, или, как и сын, поверила. Генри догнал бегунью, и девушка повернулась. Миллс вздрогнула и остановилась.

Алиса Хэттэр. Мать подруги Генри. Определенно не Эмма.

Алиса остановилась, немного задыхаясь, и, вытащив из ушей наушники, улыбнулась мальчику:

- Привет, Генри. А Пэйдж дома.

Ребенок смотрел на неё, озадаченно хмурясь. Реджина подошла к нему и прижала к себе, обняв за плечи.

- Здравствуйте, мадам мэр, – робко поздоровалась Алиса и, получив короткий кивок в ответ, продолжила пробежку.

Миллсы смотрели ей вслед, и Реджина проклинала себя за то, что позволила себе надежду, поверила, что Эмма может просто пробегать утром по Сторибруку.

- Я думал, это Эмма, – виновато прошептал Генри, смущенно глядя в землю.

Реджина обняла его, присев на корточки, малыш уткнулся лицом ей в шею.

- Я же послал ей карту! Почему она не сработала?

Реджина зажмурилась, не зная, за что ненавидит себя больше: за то ли, что вынула конверт с картой Генри из ящика, прекрасно зная, что он вернётся отправителю, и надежно спрятала его в ящике своего стола или за то, что в глубине души, думала, что, отправь она ту карту, Эмма и вправду смогла вернуться домой.

- Ничего, Генри, – прошептала брюнетка, целуя его в макушку. – Я тоже так думала.

* * *

Время бежало быстрее, чем ожидала Реджина. Незаметно похолодало, и лето сменилось осенью. Генри перешел в старшую группу нулевого класса, и, хотя он не говорил этого, ему нравилось, когда Реджина называла его «старший». Правда, когда тётя Руби добавила к этому прозвищу «гражданин», Генри не разговаривал с ней целых полдня.

Реджина ушла в работу настолько, что у неё не оставалось времени ни на что, кроме Генри. Она трясла весь мелкий бизнес в Сторибруке, проверяя предприятия на соответствие Гражданскому кодексу. Обнаружив малейшие нарушения, мэр требовала устранить их в самые кратчайшие сроки, так что владельцы едва успевали выполнить все, что от них требовалось. Пришел октябрь, и Реджина вовсю готовилась к городскому празднику в честь Дня благодарения, но ни постоянная занятость, ни сын не спасали её от грызущего чувства, от мысли, постоянно терзавшей брюнетку. В октябре у Эммы был день рождения.

Вторник начался, как обычно. Реджина проснулась за полчаса до будильника, прогнав мысли о своем последнем сне, и приготовилась прожить еще один день. Генри всё тяжелее и тяжелее вставал по утрам, и ей не хотелось признавать, что сын растёт. Она отвезла его в школу и поехала на работу, затем ровно в 15:30 забрала Генри, и они вернулись в офис, где мальчик сел за собственный стол делать уроки. Два часа спустя они пришли домой, пообедали, поиграли и после ванны Реджина уложила его спать. Их день закончился, как всегда, в десять.

Но Реджина не смогла уснуть. Она лежала и смотрела, как ползёт минутная стрелка будильника. Половина двенадцатого. В голове настойчиво звенела мысль, что ей нужно встать. Ей нужно двигаться дальше, разве нет? А так будет ещё труднее. И что, теперь она должна забыть Эмму совсем? Не забыть, но ведь завтра ей нужно будет найти в себе силы, чтоб начать новый день, а это только растравит и без того кровоточащие раны. Но сегодня у Эммы день рождения.

Без четверти двенадцать. Ей хватит времени, чтоб встать и пойти на кухню. Не нужно зажигать свет. Луна ярко освещала кухню, когда Реджина обошла кухонную стойку. В ночной тишине женщина двигалась бесшумно, как тень, скрываясь от любопытных глаз города и даже от Генри. Часы на духовке сказали, что у неё осталось десять минут, так что Реджина быстро открыла холодильник, достала один из кексов, которые они с Генри испекли позавчера просто потому, что он попросил, и положила его на стол. Порывшись в ящиках комода, брюнетка нашла свечку. Маленькую синюю звёздочку с крохотным фитильком. Она зажгла её, и, хотя огонёк свечи был совсем маленьким, комната будто осветилась ярким светом, когда Реджина вспомнила, как застенчиво улыбалась Эмма в тот день, когда она устроила белокурому солдату сюрприз. Как крепко обнимали её сильные руки, потому что они с Эммой ещё не знали другого способа выразить свои чувства.

Реджина давно перестала загадывать желания на падающие звёзды. Желать бесполезно и бессмысленно. Желания не помогли бы ей стать той, кем она являлась сейчас. Не могли заплатить за колледж, не могли успокоить её, когда у полуторамесячного Генри случились колики. Но сейчас она присела за стойку и, положив подбородок на сложенные руки, глядя на маленькую голубую свечку, мерцающую в темноте, загадала желание. Самое отчаянное своё желание.

Приведи её домой. 

* * *

Снова выпал снег. На этот раз земля побелела уже в конце ноября, и крики напуганных глобальным потеплением защитников природы ненадолго смолкли. И, хотя снега было немного, Реджина пообещала Генри, что они покатаются на санках с холма в парке. И сейчас она зорко наблюдала за ним, дрожа от холода на скамейке, спрятав руки в муфту и прижав к боку термос. Хотя Генри присмотр, кажется, был не нужен. Раз за разом он втаскивал санки на вершину холма, садился и со смехом и радостными криками летел вниз.

- Реджина.

Подняв глаза, брюнетка увидела тепло улыбающегося Арчи Хоппера, как всегда одетого в твид и с Понго на поводке.

- Я вас давно не видел.

- Я не ваша пациентка, доктор Хоппер, – ответила Реджина, снова поворачиваясь к Генри.

Не обратив внимания на явно грубый ответ, Арчи присел рядом, спуская Понго с поводка. Получив свободу, далматинец тут же понесся к Генри и перевернул санки с радостно взвизгнувшим мальчишкой. Реджина припомнила, как в детстве Генри постоянно пытался оседлать собаку, говоря, что Понго – его благородный скакун. Теперь мальчик перерос своего друга, и хотя далматинец всё еще терпеливо сносил детские попытки превратить его в лошадь, оба, и пёс, и ребёнок, понимали, что те дни безвозвратно минули.

- Как вы? – спросил Арчи.

- Хорошо.

- А Генри?

- Прекрасно.

- Он выглядит счастливым.

Реджина секунду помолчала и слегка улыбнулась, глядя как Генри и Понго возятся в снегу.

- Конечно, он счастлив.

- А вы? – прямо спросил психотерапевт.

Миллс хмыкнула, поджав губы:

- Конечно, я счастлива.

- Я просто имею в виду, – продолжал почти пораженный Хоппер, – я слышал, что говорят про Эмму.

Реджина резко повернулась к нему:

- Никогда бы не заподозрила в вас сплетника, доктор.

- Я не знаю подробностей, – быстро заверил он, – я просто хотел сказать, если вы захотите поговорить, Реджина, моя дверь всегда открыта.

Брюнетка встала и, подхватив термос, крепко сжала его в руках:

- Не понимаю, о чем вы.

Она позвала Генри, который явно был разочарован, что приходится уходить из парка так рано.

* * *

Через две недели после этого разговора Реджина всё-таки пришла к дверям кабинета Арчи, не в силах вынести тот ад, которым стали для неё праздники.

Работа превратилась для Реджины в постоянный источник стрессов, особенно после того, как пьяный Лерой разнес киркой главный распределительный щиток на электростанции и обесточил весь Сторбрук на четыре дня. Его арестовали, но какой в этом толк? Мэрию всё равно завалили отчетами об авариях. К счастью, из-за причиненного Лероем ущерба и различных судебных издержек ежегодные рождественские гуляния пришлось отменить, и Миллс была избавлена от необходимости в них участвовать. Одним стрессом меньше, обрадовалась она, но жизнь тут же подбросила ей замену.

Генри заболел. Во время отключения электричества температура в доме понизилась, и уязвимому детскому организму этого оказалось достаточно. Он хлюпал носом и горел, не вставал с постели и спал большую часть времени. А Реджина могла только давать сыну антибиотики, растирать его согревающей мазью, чтоб мальчик мог дышать, и обнимать его.

Генри всё время плакал и не мог уснуть. Праздники почти наступили, и Реджина знала, что это значит, хотя и не признавалась в этом даже себе. Мысль, которую она упорно гнала из головы днём, неотступно возвращалась ночью, лишая её сна. И эта бессонница была для неё столь же изнурительна, как лихорадка для Генри. И той декабрьской ночью, когда крики сына заставили её вскочить и прибежать в детскую, Реджина попросту оказалась не готова к тому, что услышала.

- Я хочу видеть Эмму! – в горячечном полусне он плакал и всхлипывал, покрытый испариной. Запутавшись в мокрой от пота пижаме, мальчик метался по кровати с закрытыми глазами и вскрикивал, пытаясь отогнать чудовищ, крепко державших его.

- Ш-ш-ш-ш, – успокаивала Реджина, посадив его на подушки и вытирая лоб мокрым полотенцем, – проснись, солнышко. Это всего лишь сон.

Не переставая всхлипывать, Генри позволил снять с себя рубашку. Реджина принялась растирать ему спину:

- Эмма!

- Генри, - она прижалась к нему лбом, в тихом отчаянии. – Детка, Эммы здесь нет. Ты должен проснуться.

Он заплакал громче, плач эхом разносился по пустому дому. Что бы она ни делала, Реджине не удавалось разбудить малыша.

- Генри, – умоляюще позвала женщина, быстро встав, чтоб достать свежую футболку, – хватит.

Когда она снова присела рядом с ним, Генри уже почти проснулся.

- Мамочка-а-а-а! – он захлёбывался плачем и хриплым кашлем.

Она надела на него футболку, прижимая голову сына к груди:

- Знаю, солнышко. Тебе станет лучше, если ты поспишь.

Брюнетка начала напевать их любимую испанскую колыбельную, но Генри яростно отпрянул от неё.

- Нет! – громче крикнул он. – Я хочу видеть Эмму! – всхлипывая, он снова и снова повторял имя солдата.

Реджина бессильно покачала головой, к глазам подступили слёзы.

- Генри, – в голосе прозвучало предупреждение, – её здесь нет. Хватит.

- Эмма-а-а-а-а-а! – закричал Генри так громко, что Реджина поперхнулась.

- Её здесь нет, Генри! Она умерла! – Реджина в ужасе зажала рот ладонями, испуганно глядя на сына, и вскочила с кровати, желая сбежать от слов, сорвавшихся помимо её воли, от себя самой.

Генри умолк. Тишина в комнате нарушалась только его тяжелым дыханием. Он смотрел на мать так, будто она превратилась в чудовище из его кошмаров, и тихонько икал. И Реджина хотела только одного – забиться в самый тёмный угол и больше никогда не выходить на свет. Его губы задрожали. Глаза наполнились слезами. Он прижал одеяло к груди. Прежде, чем Генри успел заплакать, мама бросилась к нему и обняла. В этот раз он не оттолкнул её.

- Мне жаль, – прошептала она, уткнувшись в его макушку, поглаживая по спине. – Мне так жаль, Генри. Мне так жаль.

Это стало катализатором. Той самой соломинкой, которая сломала спину верблюда. Реджина просто не могла больше с этим справляться. И в четверг, когда Генри поправился достаточно, чтоб вернуться в школу, брюнетка пришла к Арчи.

- Реджина, – улыбнулся доктор, открыв дверь. Он отступил, пропуская её. Понго вскочил со своей подстилки в углу и подбежал к брюнетке, радостно виляя хвостом. – Что вас привело? – закрыв дверь, Арчи присел на стул, глядя, как женщина гладит Понго, почёсывая за ушами, а потом неловко оглядывает комнату.

Она задержала взгляд на полках с книгами, отмечая, что на корешках нет ни пылинки. Это впечатляло, хотя, честно говоря, Реджина сомневалась, что доктор Хоппер читает эти книги. Скорей всего, это просто деталь интерьера. Понго гавкнул, и, повернувшись, Реджина увидела, что он уселся на диван и теперь зовёт её сесть рядом. Откликнувшись на приглашение пса, Миллс опустилась на диван. Далматинец немедленно положил голову ей на колени, и Реджина вновь начала безотчетно поглаживать его.

Арчи терпеливо ждал, и мэр почти завидовала его терпению. Ей самой этого качества не хватало. Когда она ждала писем от белокурого солдата, недостаток терпения заметно отражался на маникюре. Особенно на ногте большого пальца. Вздохнув, она робко глянула на доктора:

- Я накричала на Генри два дня назад.

- Почему? – спокойно спросил он.

Реджина потеребила кулон, прижав его к губам.

- Я сказала ему, что Эмма умерла, – выдохнула брюнетка, глядя в пол.

Если Арчи и удивился, то не показал этого. Он просто чуть наклонился вперёд, отложив блокнот:

- А она умерла?

Реджина зажмурилась, опираясь на подлокотник, и прижимая пальцы ко лбу:

- Год назад мне сказали, что она пропала. А вы как думаете, доктор?

- Я думаю, вас уведомили бы, если бы она нашлась. Или если бы нашли её тело.

- Может быть, и тела не осталось, – с болью ответила Реджина, наконец, поглядев Арчи в глаза.

- Я не могу обещать вам, что она жива, Реджина. Но я могу помочь вам пережить это.

- Как? – фыркнула Реджина, махнув рукой. – С помощью ваших книг и пяти шагов скорби? – её голос звучал глухо от сдерживаемых эмоций. – Прошел год, доктор Хоппер. Год. И боль не стала меньше. Мне нисколько не легче. Я хочу однажды проснуться и понять, что мне всё равно, но не могу. Всё напоминает о ней. Я вижу желтый автомобиль и жду, что это она. Я проезжаю мимо магазина мистера Фенча и вспоминаю, сколько трудностей она преодолела просто ради того, чтоб прислать мне розу. Я прохожу мимо комнаты для гостей, и она там, делает приседания. Я не могу выбросить её из головы, как ни стараюсь. Как ни гоню воспоминания от себя, – Реджина не замечала, что по щекам текут слёзы, пока не шмыгнула носом и не коснулась щеки тыльной стороной ладони. – Генри болел и звал её, а я могла только вспоминать, как, когда он заболел, ему ещё и двух не исполнилось, я написала Эмме об этом, и она говорила со мной и успокоила меня. Она всегда отвечала на мои письма, не важно, как долго шел ответ. Она всегда находила время, чтоб написать мне. Она обещала мне беречь себя, а теперь…

Реджина подавилась рыданием и, взяв салфетку, протянутую Арчи, вытерла слёзы, стирая тушь и подводку.

- Я хочу надеяться, – призналась Миллс тихо, своевременный всхлип скрыл дрожь её голоса. – Хочу верить, что она где-то есть и в безопасности. Что кто-то заботится о ней. Но я должна быть реалисткой, – она покачала головой и добавила, будто размышляя вслух. – Я уже давно не верю в чудеса. Я не могу больше себя мучить, но…

- Вы не хотите забывать, – подсказал Арчи. Когда женщина кивнула, он осторожно положил руку ей на колено, чуть сжав его. – Отпустить – не значит забыть, Реджина.

- Не знаю, смогу ли я.

- Может, не сразу, но со временем сможете, – доктор отодвинулся и потянулся за блокнотом. Вырвав первую страницу, он протянул блокнот и ручку Реджине.

- Вы сказали, что, когда Генри болел, вам стало легче от того, что вы просто написали Эмме. Может быть, мы с этого и начнем.

Глава 22

Ручка и лист бумаги лежали перед ней уже пятнадцать минут. Она не могла даже написать дату, зная, что, как только она выведет первое слово на бумаге, ей придется выполнять предписание доктора Хоппера. Она должна будет писать письма солдату, который уже не прочтет их. Это даже хуже, чем с картой Генри. Помимо своей воли, Реджина посмотрела на ящик, где хранила её, почувствовав, как сердце будто сжали тисками. Одно дело – поощрять наивную надежду в сыне, но она ведь взрослая женщина, чёрт возьми. Ей не нужно писать воображаемому другу, чтоб разобраться в своих чувствах.

От этой мысли её охватил холодный ужас.

Нет, Эмма не воображаемая. Она настоящая, самая настоящая. Она тёплая, и сильная, и нежная. И, даст Бог, она в безопасности. Хотя несколько дней назад брюнетка и сказала Генри совсем другое.

Она снова увидела перепуганный взгляд Генри и закрыла глаза. Несколько дней Реджина только и думала об ужасе, отразившемся на его лице. О том, как он смотрел на мать так, будто та его предала. Неосознанно она взяла ручку и аккуратно вывела, сильно надавливая на бумагу.

Декабрь 15, 2006.

Эмма,

Я…

Реджина уронила ручку, не успев даже закончить мысль. Она вскочила, быстро качая головой. Она не может этого сделать. Это же безумие – писать мё… Женщина начала задыхаться. Воздух. Ей нужен воздух. Реджина наклонилась, опираясь ладонями на каминную полку, и глубоко дышала, хотя горло сжималось при каждом вдохе.

Это всего лишь письмо. Она столько написала их за четыре года. Просто слова на бумаге. Непролитые слёзы обожгли глаза и, брюнетка прикрыла их тыльной стороной ладони, пока дрожащее дыхание рывками наполняло лёгкие кислородом.

Она не обязана быть «в порядке», напомнила Реджина самой себе, хотя привычный внутренний голос сменился другим, подозрительно похожим на голос доктора Хоппера. Не сегодня. Им не обязательно прощаться сегодня.

* * *

Через несколько дней Реджина попробовала снова, на этот раз относительно легко написав приветствие. После этого она замерла, глядя на лист, не в силах найти нужные слова. Воображение тут же нарисовало образ Эммы. Блондинка, ухмыляясь, сидела на диване. «Это всего лишь я, Реджина. Я не кусаюсь», – сказала бы Свон. И, конечно же, нахально подмигнула бы.

Перо ручки опустилось на следующую строку, и Реджина написала:

Декабрь 18, 2006.

Дорогая Эмма,

Я так давно не писала этого, и сейчас я не знаю, с чего начать. Я даже не знаю, зачем делаю это. Доктор Хоппер сказал, что это поможет, но я не понимаю, каким образом. Это ведь просто слова на бумаге. Я разговариваю сама с собой. Хотя мысленно я слышу твой голос. Как будто ты меня дразнишь, но это забавно отчасти. И я скучаю по тебе.

Реджина.

* * *

Пришло Рождество, и Генри, как всегда, упрямился, не желая идти в кровать. И предупреждение, что Санта к ним не придет, если Генри сейчас же не ляжет спать, подействовало на пятилетнего мальчика куда хуже, чем раньше.

- Он не всегда приносит то, что хочешь, – обронил он и неохотно поплёлся в спальню. Лампочки на тапочках с оленями загорались при каждом шаге.

Реджина хотела отчитать сына, но он был прав. Легендарный старик не может творить чудеса. Рождество, тем не менее, прошло приятно. К ним забежала тётя Кэт и принесла имбирных пряников для Генри и ромовую бабу для Реджины. Миллс увидела чемодан на переднем сиденье седана и поняла, что Кэтрин уезжает на праздники, предоставив Дэвида самому себе. Реджина чувствовала, что должна спросить Кэтрин об этом, но как она может спрашивать, если сама почти весь год всячески избегала друзей.

Реджина наблюдала, как сменяют друг друга даты на календаре, отмечая, что настроение у неё меняется так быстро, что она даже не успевает среагировать на эти эмоциональные скачки. Вечером 28-го, когда Генри уже спал в детской, брюнетка сидела на кухне, поедая ромовую бабу. В десерте было больше рома, чем теста. Нет, она не из тех, кто «заедает» стрессы, но раз или два ей приходилось топить горе в алкоголе. Так что ромовая баба – идеальный вариант. Покончив с ней, Реджина решила перейти к чему-нибудь покрепче и, схватив первую же подвернувшуюся под руку бутылку («Абсолют», оставшийся в холодильнике после того девичника), вышла из кухни. Она не хочет здесь оставаться, кухня напоминает ей об Эмме. И кабинет. И гостиная. И любая комната в доме.

Выбора не оставалось, и Реджина села на нижнюю ступеньку лестницы, делая приличный глоток из стакана, который сжимала в руке. Она согнулась пополам, подтягивая колени к подбородку, плечи вздрагивали, дышать было трудно, и вдохи были рваными и прерывистыми.

Это реальность. Это её жизнь, похожая на бесконечный кошмар. Это не жестокий розыгрыш. Не другой мир.

- Ты оглянуться не успеешь, как я вернусь.

- Ёбанная лгунья! – прошипела Реджина сквозь зубы. Из глаз потекли яростные слёзы. – Прошел год, грёбанный год!

Миллс подняла заплаканное лицо, макияж поплыл, оставляя разводы на щеках. Она снова щедро наполнила стакан. И еще раз. И еще. Следующий глоток она отхлебнула прямо из бутылки и, не заботясь о том, чтоб как следует закрутить крышку, оставила выпивку у подножья лестницы и встала.

- Весёлого мне Рождества, – горько бросила брюнетка.

- Да, весёлого, – невнятно пробормотала она, решительно, хотя и нетвёрдой походкой направляясь к столу. – Какой замечательный Новый год.

Ящик стола не двигался, но пространственное зрение уже подводило её. Наконец, Реджине удалось его открыть, и, нашарив ручку и клочок бумаги, она отклонилась назад, чтоб опереться на стену спиной, но, не рассчитав, промахнулась. Брюнетка упала на деревянный пол с глухим стуком, от неожиданности даже не почувствовав боли в крестце и пояснице. Приглушенный смех эхом прокатился по прихожей, хриплое хихиканье переросло в неистовый хохот. Ей нужно ещё выпить, но кто, черт подери, поставил эту долбаную бутылку так далеко?

Досадуя на этого придурка, она закатила глаза и, согнув ноги в коленях, положила на них лист бумаги. Миллс быстро писала, выводя строчки, полные ярости:

- Женщине, укравшей моё сердце, – громко произнесла она. – Катись к чёрту!

Последнюю фразу Реджина подчеркнула дважды, прорвав бумагу; на штанах от пижамы остались следы чернил, но женщина продолжала писать, не обращая на это внимания. И каждое слово сопровождалось рвущимся с губ рычанием…

Сегодня ты бросила меня. Ты бросила меня и послала какого-то второсортного солдата, чью жизнь, видимо, считала ценнее своей собственной, сказать мне, что ты больше не вернёшься. Тебе даже не хватило порядочности, чтоб самой сказать мне!

- Идиотка! – выдохнула Реджина и раздраженно заворчала, осознав, что на мягких коленях писать неудобно. Она вслепую потянулась к столу, смахнув на пол счета, ключи и мелкие игрушки, и нащупала журнал.

Доктор хотел, чтоб я тебе писала? Так тому и быть! Год. Прошел год. Ни звонка. Ни записки. Ни даже ёбаной телеграммы! Я думала, что тебе здесь нравится. Я ждала тебя. Генри ждал тебя. А ты так и не вернулась, потому что тебе нужно было уехать и непременно проявить свой идиотский альтруизм. Стать долбаным Спасителем! Почему Нил живет и здравствует, а ты стала той, кто вытащил короткую спичку? Что? Потому что ты женщина, и тебе нужно было показать себя? Или потому что у него семья? Но у тебя тоже есть семья! Пойми ты это своей твердолобой башкой! Почему ты не могла хотя бы раз подумать о себе? Сколько раз ты обещала мне беречь себя и быть осторожной? У тебя были люди, которые ждут тебя. Ты не можешь просто появиться в нашей жизни, заявить, что любишь нас, а потом внезапно исчезнуть. Это нечестно, Эмма Свон! Так не делается. Ты должна была вернуться! Ты не можешь вот так бросить нас! Господи, да как ты смеешь? Я любила тебя. Я люблю тебя, разве это для тебя ничего не значит? Это больно. Каждый день я просыпаюсь, и всё напоминает мне о твоей дурацкой физиономии.

- Я могу сказать тебе только одно, – процедила Реджина сквозь зубы. Скомкав бумагу, она зашвырнула письмо на другой конец комнаты вместе с ручкой и журналом. Ручка с пластмассовым звуком стукнула об пол, журнал шлепнулся, пошелестев страницами. Вся ярость и боль, терзавшие Реджину, вырвались на свободу всхлипами и хриплыми рыданиями. Брюнетка плакала, лёжа на полу.

* * *

Организм разбудил Реджину ровно в шесть утра, и к черту похмелье. Она не помнила, как перебралась на диван и, судя по остаткам текилы в бутылке, вряд ли вспомнит в ближайшее время. Шелковая футболка совсем не защищала от утренней прохлады, и кожа покрылась мурашками, когда женщина села и выпрямилась, хрустнув позвонками в спине и шее. Она больше никогда не будет пить.

Взяв бутылку, она отнесла её в кабинет и поставила в бар, а затем отправилась проверить Генри. Честно говоря, он соня, но, не дай бог, проснётся раньше обычного и увидит что-нибудь, что его напугает. По пути брюнетка наступила на что-то колючее, сплющившееся под её весом. Ручка застряла между столбиками перил, раскрытый журнал валялся посреди комнаты. Реджина прищурилась. Убрав ногу, она подняла с пола бумажный комок. Когда Миллс развернула его, её глаза широко распахнулись.

Чувство вины, тяжелое, как кирпич, придавило её, ухнув куда-то в живот, когда она прочитала слова, небрежно написанные её собственной рукой. О чем она думала прошлой ночью? Если б Эмма прочитала это…

Реджина метнулась к столу, резко развернувшись на полпути, чтобы поднять ручку. После этого она нашла в столе еще один клочок бумаги и нацарапала так торопливо, что, даже несмотря на то, что брюнетка была трезва, ручка всё равно брызгала чернилами:

Эмма, мне так жаль. Прости. Я совсем не думала того, что сказала тебе прошлой ночью. Это не твоя вина. Ты ни в чем не виновата. Я так сильно люблю тебя. Просто, пожалуйста… Пожалуйста, возвращайся домой.

* * *

Следующее письмо Реджина писала под внимательным взглядом доктора Хоппера четыре дня спустя. Она была трезвой и ясно мыслила, и, хотя из письма не получилось вдохновляющего сонета, этого было достаточно.

Январь 2, 2007.

Эмма,

Доктор Хоппер смотрит, как я пишу это, так что, обещаю, я не стану снова кричать на тебя. Видимо, он больше не доверяет мне самой писать эти письма. Он настаивает на том, что мы должны поговорить по душам, что это поможет. Начался новый год, и я обещала Генри и самой себе, что стану лучше. Забавно. Я уже слышу, как ты говоришь, что я «офигенная», но, сказать по правде, последнее время я вовсе не была офигенной.

Ты стала первой, кого я впустила в свою жизнь за очень долгое время, и я никогда не забуду этого. Я не знаю, где ты. Не знаю, жива ты или умерла. Не знаю, суждено ли мне увидеть тебя снова. Я многого не знаю. И мне не нравится не знать. Это пугает меня. И меня всё еще пугает, что тебя нет так долго. Я никогда не зависела от других, но с тобой всё по-другому. Не знаю, как, но ты стала моим лучшим другом. И хотя мы часто это друг другу говорили, сейчас я жалею, что не могу сказать это ещё раз. Я хотела бы снова увидеть тебя. Хотела бы ещё раз поцеловать. Обнять. Увидеть, как ты играешь с Генри. Он тоже по тебе скучает. Наверное, он бы скучал еще сильнее, но это невозможно.

Я упоминала доктора Хоппера. Он помогает мне справиться с моей скорбью. Ненавижу это слово. Оно намекает, что ты больше не вернёшься, а я ужасно хочу верить, что однажды я открою входную дверь и увижу тебя, стоящую на пороге. И эта вера всегда будет жить в глубине моего сердца, но сейчас мне нужно научиться жить, не видя повсюду твой призрак.

Я должна описать одно наше счастливое воспоминание и объяснить, почему оно счастливое. Трудно выбрать какое-то одно. Я никогда еще столько не улыбалась, как в то время, когда мы с тобой и Генри были втроём. Но помнишь тот день, когда мы покупали Генри школьные принадлежности? Ты так боялась, когда просила меня об этом. Ты помогала Генри примерить новые кроссовки, пока я ушла за джинсами. И когда я вернулась, увидела, что Генри сидит на стуле, а ты стоишь перед ним на коленях, он баловался и совал ногу тебе в лицо, а ты кривилась и говорила, что у него ноги воняют. И вы хохотали, и всё повторялось сначала. Это было здорово. Идеально.

Я всегда знала, что ты часть нашей семьи, но я жалею, что мы не успели закрепить это. Думаю, что, может быть, тебе тоже этого хотелось.

Люблю.

Реджина.

* * *

Реджина решила, что будет писать Эмме раз в неделю, и сначала каждое письмо давалось ей с трудом. Сколько раз она могла сказать блондинке, что любит? Что скучает по ней и ждет её домой? Сколько не скажи, этого недостаточно, и женщина повторяла это в каждом письме. Но однажды, февральским утром, после сна, настолько яркого и живого, что в ней проснулись желания, Миллс написала Эмме вне графика. Хотя Реджина была уверена, что доктор не стал бы её винить. Всё еще чувствуя в теле отголоски ощущений, видя перед глазами обрывки сна, брюнетка написала:

Я скучаю по твоим прикосновениям, Эмма. По тому, как ты клала руку мне на спину, когда мы гуляли, и слегка поворачивалась ко мне, готовая защитить, хоть от нападения, хоть от брызг из лужи. Мы сидели на диване в гостиной, прижавшись друг к другу, и ты была такой крепкой, такой надёжной. Я не очень люблю выставлять чувства напоказ, но наши руки соединялись сами собой, когда я вела тебя из кухни в комнату или когда ты встречала меня с работы, и мы шли домой.

Но больше всего я скучаю по твоим поцелуям. По той улыбке, которая появлялась на твоих губах за полсекунды до того, как они касались моих. Видя эту улыбку, я трепетала от счастья. Даже сейчас ко мне сложно найти подход, и я не переставала удивляться, что могу сделать тебя счастливой. Что ты счастлива целовать меня.

* * *

Это письмо стало неким толчком, после которого Реджина начала писать Эмме не только по субботам. Всякий раз, когда в её жизни происходило что-нибудь, чем ей хотелось поделиться, она рассказывала об этом своему незримому солдату. О том, что у Генри выпал зуб. О том, что сегодня она приготовила лазанью и, пожалуй, оставила бы кусочек для Свон. В день святого Валентина Реджина написала на листе с оттиском розы. У Генри начались весенние каникулы, и они на неделю превратили гостиную в крепость. И самое важное, они, черт подери, оба ужасно по ней скучают.

Коробка, спрятанная на верхней полке книжного шкафа, стоящего в кабинете в их доме, хранила тайну этих писем. От чужих глаз её скрывали рамки с фотографиями. На первом снимке они с Генри вдвоем, на втором Реджине пятнадцать, она злится, но вежливо улыбается в камеру, стоя между матерью и отцом. Миллс писала письма почти каждый день. Можно сказать, что в каком-то смысле у неё появилась зависимость, хотя Реджина, конечно, не употребляла этого слова во время сеансов с Арчи. Успокаивающе, полезно – такие определения подходили больше. Потому что, пока она пишет, можно притвориться, что когда-нибудь все письма, спрятанные в коробке на верхней полке, будут прочитаны адресатом, что однажды она получит ответ. Это безумие, и Реджина это знает, но сейчас это всё, что у неё есть.

Апрель 7, 2007.

Любимая,

Генри скоро исполнится шесть. Удивительно, правда? И ужасно. И даже офигенно. Да, ты права, это звучит лучше из твоих уст. Я вспоминаю, как впервые принесла его домой. Ему едва исполнилось шесть недель, я держала его на руках, и он был таким маленьким. На секунду мне подумалось, что я совершила величайшую ошибку в жизни, потому что кто я такая, чтоб думать, что я смогу вырастить ребёнка? Поверить не могу, что это могло прийти мне в голову, потому что Генри – лучшее, что случилось со мной в жизни.

Он растет.

На прошлой неделе он пришел домой и заявил, что у него появилась девушка. Я чуть инфаркт не получила. «Она – друг, который девочка», и они делятся друг с другом печеньем, но не ходят за ручку, потому что «это же фу-у».

Он спрашивает о тебе. Всё время. В большинстве случаев я не знаю, что ему сказать. Он просто упоминает твоё имя, говоря, что тебе нравится это или ты сказала то. Не знаю, понимает ли Генри, что происходит, но завидую его наивности.

Я хотела бы, чтоб ты была с нами. Где бы ты ни была, я люблю тебя. Твоя семья любит тебя.

Реджина сложила письмо и запечатала конверт, как и все предыдущие, поцелуем – более крепким, чем любые печати. Написав свой адрес в левом верхнем углу, а по центру по привычке, конечно, адрес части Эммы, она с тяжелым вздохом отправила письмо «домой», в коробку.

В дверь постучали. Её сердце давно перестало пропускать удары, надеясь на возвращение Эммы, но, тем не менее, Реджина поспешила к двери, потому что у Генри была привычка честно отвечать всем, что она дома, даже когда сама брюнетка предпочла бы скрыть своё присутствие. К счастью, утром они ходили собирать яблоки, и теперь, устав от этого занятия, её сын дремал у себя в комнате. Так что Реджина, удивленная вторжением, могла посмотреть, кто там.

Реджина открыла дверь. На пороге стоял чисто выбритый Август с мальчишеской улыбкой на лице, здоровенной сумкой в одной руке, коробкой в другой и туго набитым рюкзаком за плечами. Она удивлённо посмотрела на мужчину, которого не видела больше года, но тут её взгляд привлёк жёлтый промельк за его спиной. На дорожке был припаркован жук Эммы. Нет. Не может быть. Реджина пропустила вдох, ошеломленно глядя на автомобиль, и повернулась к Августу, ожидая объяснений.

Ему хватило вежливости натянуть на лицо извиняющееся выражение, когда, кивнув на дверь, он спросил:

- Можно войти?

Миллс молча отступила, пропуская его. Бут поставил сумку, коробку и рюкзак у подножья лестницы, повернулся, раскрыв объятия, и с надеждой посмотрел на брюнетку.

Та холодно смотрела на него, скрестив руки на груди. Пауза затянулась достаточно, чтобы Август начал нерешительно опускать руки. Прекращая его страдания, Реджина закатила глаза и шагнула к нему, позволяя обнять себя:

- Что ты здесь делаешь?

- Я же не мог пропустить день рождения своего любимого племянника.

- Ты вернулся, – в голосе брюнетки прозвучало нерешительное удивление.

Он кивнул и, поцеловав её в лоб, нагнулся, чтобы открыть коробку:

- Я слишком сильно по вам, ребята, скучал.

- Жук, Август? – голос был напряженным, хотя она приказывала себе успокоиться. Дыши, Реджина, как всегда напоминал доктор Хоппер. Не забывай дышать.

- Я не мог его там оставить, – пробормотал Август. – Может, Генри будет на нем ездить, когда ему исполнится шестнадцать.

- На этом чудовище? – с нежностью переспросила Реджина. Она прищурилась, когда Бут открыл коробку, и из неё выскочил очень знакомый черно-белый кот. – Это что…

- Его я тоже не мог оставить, – Фигаро потерся об ноги Августа, и, подняв кота, бывший сержант протянул его хозяйке дома, у которой на лице читалась смесь веселья и ужаса. – Я его не украл. Выкупил у миссис Привитерра. И сделал ему прививки и всё такое.

- Чем ты занимаешься, Август? – брюнетка помогла ему поднять рюкзак. – Где ты был?

- Путешествовал, – откликнулся он, отпуская кота исследовать новые владения, – собирал материал для книги.

- Ты пишешь книгу, – бесстрастно повторила женщина.

Он рылся в рюкзаке, который держала Реджина, и она не смогла не заметить рукав знакомой красной кожаной куртки. Август достал пачку открыток.

Они поменялись, и Реджина с любопытством разглядывала открытки. Те, что Август присылал в прошлом году, были другими. А эти были похожи одна на другую, и почти все были не подписаны, ну, если бы Реджина не знала Августа лучше, она бы посчитала, что он путешествовал бездумно, как будто для галочки. Таиланд. Германия. Сирия. Ванкувер. Таллахасси. Случайные места, видимо, никак не связанные между собой.

- В своём путешествии ты нашел то, что искал?

- Нет, – Август угрюмо пожал плечами, взъерошив волосы. Миллс с любопытством глянула на него. Обычно уверенный в себе до самодовольства, сейчас мужчина смешался под её стальным взглядом. – Я думаю, Эмма жива.

- Август, – со сдержанным вздохом она кивнула головой в сторону и, поднявшись по ступенькам, пошла на кухню. Сердце громко стучало в ушах. «Отпусти», – советовал ей голос Арчи, но голос Эммы, зовущий её по имени, звучал куда громче и отчетливее.

- Услышь меня, – Бут поспешил за ней. – Я разговаривал с людьми. Её тела ещё не нашли.

- Ещё, – насмешливо повторила она, положив открытки на разделяющий их островок и прислоняясь спиной к раковине. – Мне от этого должно быть легче?

- Да, – он, не моргая, смотрел на женщину, решительно сжав челюсти. – Если б она лежала где-нибудь в больнице, - он наклонился, опираясь ладонями на стойку, – если б её нашли в какой-нибудь канаве, кто-нибудь опознал бы её.

Воображение нарисовало Эмму, уклоняющуюся от пуль, как супергерой, которым её считал Генри, и на кратчайший миг Реджина посмела надеяться.

- Она жива?

- Думаю, да.

- Август, мне нужно что-то точнее твоих «думаю». Когда… если её найдут, тебе сообщат первому, так?

Он помрачнел и уставился на мраморную столешницу:

- Надеюсь, что да.

- Надеешься.

- Я же ей не совсем родня. Знаешь, скольких людей мне нужно было напрячь, чтоб её отпустили тогда в Бостон? – Август обогнул стойку, зажав Реджину в угол. – Это неважно. Она всё еще где-то там, Реджина. Ты должна верить.

Я верю. Хочу верить. Что она могла ответить? Что готова прыгнуть в самолет и отправится искать Эмму через огонь и воду? Что готова хоть в ад спуститься? Что-то подсказывало ей, что Август примерно этим и занимался в своём путешествии. И вернулся с предположениями и слепой верой. То есть с тем же, с чем уезжал.

- Я не могу, – прошептала она и подняла руку, не дав мужчине заговорить. Реджина круговыми движениями помассировала лоб, чтоб унять угнездившуюся между глаз боль. Её раздирали противоречивые мысли и чувства. – Август, весь последний год я ждала, что она вернётся. Ждала так сильно, что это ожидание практически парализовало меня. И только недавно в мою жизнь начало возвращаться ощущение нормальности.

- Так что, - Август был в ярости, – ты просто сдашься?

- Я должна двигаться дальше, – мантра, которую она повторяла себе каждое утро, осталась без ответа, хотя Миллс была готова услышать шквал упрёков.

Август даже не успел придумать контраргумент, когда на кухне раздался детский голосок, заставивший обоих взрослых повернуться:

- Дядя Август? -  взъерошенный Генри сонно тёр кулачком глаза, стоя в дверях кухни. В другой руке он крепко держал Рекса, и драконий хвост волочился по земле.

Август просиял и присел, протягивая ему руки:

- Эй, приятель.

Генри бросился к нему и крепко обнял за шею.

- Ты такой большой, – Август отклонился назад, слегка сжав его ручку. – Боже, ты, что, качался, пока меня не было?

Генри хихикнул и напряг руку, как учил его дядя, но потом его личико погрустнело, он наклонился к Августу и громко прошептал:

- Эмма теперь стала ангелом.

Бут нахмурился, глядя на малыша. Он посмотрел на Реджину, но та отвела глаза. Снова повернувшись к Генри, он обнял его:

- Она всегда им была, – подняв ребенка на руки, он усадил его на стойку. – Ты разве не знал? Я стал киборгом, но крылья достались Эмме.

- Нет, – Генри настойчиво покачал головой. – Эмма говорила, что она, как Невидимая леди.

Август озадаченно нахмурился и оглянулся на Реджину, ожидая поддержки, но брюнетка всё еще стояла, опустив голову и глядя на стойку.

- Она может становиться невидимой, – вдруг глаза Генри загорелись, и он посмотрел на мать. – Мамочка, Эмма просто невидимая! Она здесь, правда?!

Реджина посмотрела на мальчишек и грустно улыбнулась. Где-то у ног раздалось громкое «Мяу!», Фигаро запрыгнул на стойку и, урча, начал ластиться к Генри. Реджина была благодарна коту за то, что ей не пришлось отвечать сыну.

- Фиг’ро! – воскликнул Генри, сжимая кота в объятиях, которые тот терпел целую секунду прежде, чем убежать.

Вздохнув, Реджина пригладила ладонью непослушные волосы Генри:

- Почему бы тебе не отвести дядю Августа в комнату для гостей? Он немного поживёт с нами.

* * *

Реджина не удивилась, когда «немного» превратилось во временное обитание под одной крышей. Присутствие дяди Августа радовало Генри, поскольку теперь, когда он приходил из школы, у него всегда было, с кем поиграть. Что касается Реджины, то она отчаянно радовалась тому, что внимание сына теперь занято дядей. Это принесло ей облегчение. Правду сказать, Август привез мальчику безумный подарок на день рождения – скейтборд. Когда Реджина многозначительно посмотрела на него, сержант закатил глаза и извлёк из сумки шлем, налокотники, наколенники и запястья. Её попытки убедить Бута, что Генри еще слишком мал для такого подарка, пропали втуне, и на следующее утро дядюшка и племянник отправились гулять, прихватив скейт. Август получил знатный нагоняй и несколько тычков в плечо за то, что Генри упал и рассек губу, попытавшись проехаться самостоятельно.

Реджину удивляло то, что Август, стал частью жизни Сторибрука так же быстро и легко, как Эмма. Наверное, в доме, где они встретились, была волшебная вода, и испивший её получал способность быстро адаптироваться к новым условиям. Хотя, опять же, что Эмма, что Август – оба кочевники, по натуре. Должно быть, умение быстро привыкать к обстановке – их сильная сторона.

Ко всеобщему удивлению, Август проявил недюжинный талант воспитателя, и вскоре забирать Генри из школы и сидеть с ним стало почти его работой. Он развлекал мальчишку, иногда водил его в кафе, где Генри дразнил их с Руби «женихом и невестой», а потом возвращался домой, и они ждали Реджину к ужину. Это было привычно, знакомо, и Реджина была благодарна за то, что в её жизни, наконец, появилось хоть что-то постоянное. Возвращаясь с работы по вечерам, она знала, что Август будет дома, и когда мужчина рано утром уходил в спортзал, она знала, что он вернётся.

Его присутствие в особняке вызывало массу вопросов у Тины и Кэтрин. Может быть, ей удалось бы почувствовать себя более непринужденно в компании подруг, но, после того, как девушки в буквальном смысле начинали допрашивать её при каждой встрече, после бесконечных «Как ты? Как Генри?» и, наконец, «Почему Август живет у тебя?» сама мысль об очередном девичнике напрягала Реджину. Тем более, что на последний вопрос брюнетка могла ответить только: «Ему нужно было где-то пожить».

В обмен на её гостеприимство Август освободил Реджину от необходимости ходить за продуктами. Когда бы она ни открыла холодильник, на полках всегда можно было найти свежие продукты. И иногда, возвращаясь из ратуши, Реджина находила мужчин на кухне. Август с кухонным полотенцем на плече колдовал над духовкой, из его плеера негромко доносились арии из итальянских опер, а Генри сидел на столешнице, читая уже девятнадцатую книжку своего уровня (он очень гордился тем, что читает лучше всех в классе). По дому разносились ароматы итальянских специй, или индийского карри, или немецкого шницеля. Реджина была права, в своих странствиях Август научился прекрасно готовить, и она с удовольствием отдавала кухню в его полное распоряжение, когда он вызывался побыть поваром.

Он не Эмма. И конечно хорошо, что не нужно учить Августа готовить и беспокоиться, что он спалит дом. Но учить Эмму было забавно. Как она радовалась, когда Реджина хвалила её, как жмурилась от удовольствия, пробуя что-нибудь. Иногда блондинка просто сидела на кухне, наблюдая, как брюнетка порхает от холодильника к стойке, но, чаще всего, они с Генри убегали играть. Играть значило, что оба найдут способ чем-нибудь по уши перемазаться, например, разрисуют лица мукой. Миллс вспомнила, как Эмма стояла, близко склонившись к ней, с мучной звездой вокруг глаза. Зелёные глаза смотрели пристально и удивленно. Девушка дышала так, будто только что бежала куда-то. Между ними искрил воздух.

- Тебе не нравятся «Kiss»?

- Да нет, просто я предпочитаю другие поцелуи.

Она заставила память замолчать, напоминая себе, что это прошлое, а ей теперь лучше, и она должна создавать новые воспоминания.

Ни Август, ни Реджина не говорили о том, как долго он останется в особняке. И когда Миллс поймала его на просмотре объявлений о съёме и продаже жилья, её глубоко укоренившееся беспокойство вырвалось наружу, подобно всполохам пламени:

- Что это, черт подери, такое?! – рявкнула она, влетев в столовую.

- Мамочка! – ахнул вошедший за ней Генри. – Это же ругательное слово!

На лице у Реджины отражались гнев и разочарование, но она глубоко вздохнула и, повернувшись к Генри, наклонилась к нему:

- Знаю, солнышко. Извини меня, пожалуйста. Можешь пойти наверх и переодеться в плавки?

Мальчик охотно кивнул и убежал в детскую, оставив на кухне едва не дымящуюся от гнева Реджину и озадаченного Августа. Судя по лицу сержанта, он не был уверен, что натворил на этот раз, но ему явно хотелось убежать вслед за шестилетним пацаном и спрятаться в спальне. Мужчина сидел за кофейным столиком, подперев голову руками, перед ним лежала газета. Он недоуменно поднял брови:

- Что?

- Это! – прошипела брюнетка, схватив газету со стола, и тут же с презрением бросила её обратно. На неё насмешливо смотрели несколько обведенных объявлений.

Август озадаченно поскрёб затылок:

- Газета?

Она закатила глаза:

- Я вижу, что газета, мистер Бут.

- Мистер Бут? – поразился Август – Реджина, какого…

- Ты вообще собирался мне сообщить, что переезжаешь?

- Господи, Реджина, – фыркнул он, разглаживая газетные страницы. – Я ведь даже еще жилья подходящего не нашел.

- Ты обещал Генри научить его играть в футбол. И кто будет забирать его из школы, когда закончатся каникулы?

Август поморщился и, подняв руку, встал, собираясь с мыслями:

- А кто забирал его, пока я не приехал?

- Не в этом дело!

- Я смогу присматривать за Генри, даже если стану жить на другом конце города. Ты, правда, из-за этого на меня злишься? Не думала же ты, что я останусь жить в твоей комнате для гостей?

- Ну, с тех пор, как ты появился у моей двери, я не знаю, чего ожидать.

- Реджина, я ценю то, что ты приняла меня. И я люблю и тебя, и мальчишку, но мне нужно собственное пространство.

- Отлично! – она схватила газету и бросила ему в грудь. – Уходи. Это у тебя получается лучше всего.

- Что?! Реджи… – позвал он вылетевшую из гостиной брюнетку и пошел за ней, но дверь кабинета захлопнулась, замок щелкнул, запираясь изнутри.

* * *

- Реджина? – Арчи сидел на стуле, закинув ногу на ногу. – Как прошла неделя?

- Август планирует уехать, – спокойно констатировала она, хотя нервный взмах руки противоречил ее тону.

- Куда он планирует уехать?

- Ищет собственное жильё.

- Отличные новости, – одобрил Арчи.

- Отличные? – сухо протянула женщина. – Мой привычный уклад жизни снова рушится.

- Как так? – доктор прищурился и наклонился вперёд, поставив обе ноги на пол.

- Всё шло так хорошо. Мы приспособились. Я и Генри. Я даже снова записала его на уроки верховой езды, – объясняла она, размахивая руками. – А теперь он потеряет еще и дядю Августа.

- Реджина, – осторожно начал Хоппер. – Август никуда не денется.

- Он уезжает.

- Нет, он переезжает, – уточнил Арчи. Вздохнув, он откинулся на спинку стула. – Вообще-то я думаю, что это хорошо. С переездом Августа в доме станет больше места.

- Я только что сказала вам, что у меня всё начало налаживаться, а вы хотите, чтоб я вернулась к тому, с чего начала? Снова ждала…

Реджина фыркнула и хлопнула ладонью по дивану. Понго, встревоженный громким звуком, вскинул голову и чихнул.

- Я в порядке.

- Вы не хотите отпускать Эмму, держитесь за неё. Но нельзя использовать Августа как замену.

- Уж не намекаете ли вы, что между мной и мистером Бутом возникла романтическая связь?

- Нет, не намекаю, – поспешил заверить Арчи. – Сомневаюсь, что ваше сердце готово сейчас для отношений. Но вы говорили, что они с Эммой – приёмные брат и сестра. Очевидно, в нём есть что-то от Эммы, что-то, к чему вы хотите быть ближе. Поэтому вам комфортно от того, что он физически находится рядом. Он не уезжает, Реджина. Он хочет пустить корни в городе. Вы сами говорили, что он устроился к Марко в мастерскую. Вы думаете, что это признаки того, что он собирается вас оставить?

- Я не понимаю, зачем ему жить отдельно, – сказала Реджина, совершенно игнорируя заданный вопрос. – У меня в доме комнат более, чем достаточно.

- Он взрослый человек, и может сам принимать решения.

- Взрослый, как и…

Миллс не договорила и сосредоточилась на ниточке, выбившейся из диванной подушки. Доктору явно нужна новая мебель.

- Реджина, – мягко позвал Арчи. Брюнетка подняла голову и нахмурилась. – Вы добились определенных успехов, но часть вашей души не хочет, чтоб вы исцелились полностью.

- Я делаю всё, что вы говорите, – вздохнула она раздраженно.

- И я горжусь вами, – Арчи наклонился вперед и ободряюще сжал её колено. Потом, понизив голос, будто доверял ей большой секрет, сказал. – Вы можете звать её по имени.

Взгляд Реджины вспыхнул, а дыхание участилось, пусть даже совсем чуть-чуть. Она откинулась назад:

- Я зову.

- Правда? – спросил он. – Когда говорите с Генри или Августом? Судя по письмам, которые вы мне показывали, я знаю, что вы часто мысленно называете её имя, но за семь месяцев нашего общения вы произнесли его всего дважды. Как так?

- Я могу произносить её имя, – Реджина глубоко вдохнула, сосредотачиваясь. – Эмма.

Она склонила голову набок, отмечая маленькую победу.

- И как?

- Трудно. Вынужденно, – процедила Миллс сквозь зубы.

- Во многих смыслах? – понимающе спросил Хоппер.

Получив в ответ многозначительный тяжелый взгляд, он сменил тему.

- Как ваши друзья? Кэтрин, Руби, Тина. Ваши отношения улучшились с того дня, как вы признались им, что Эмма пропала?

- Мы разговариваем.

Когда Арчи промолчал, Реджина неосознанно потянулась к цепочке и провела пальцем по кулону.

- Не понимаю, зачем мне расширять круг общения, если в данный момент я совершенно довольна жизнью.

- Ваш круг общения – это ваша поддержка, – пояснил он, и Реджина мысленно закатила глаза. Сколько раз доктор ей это повторял? – Насколько я могу судить, единственное изменение в вашей жизни – это приезд мистера Бута, и я не говорю, что это плохо. Совсем нет. Но вы сами сказали, что вам трудно проводить время с друзьями, вы не можете расслабиться. Вы волнуетесь, теряя Генри из виду. Стоит ему упомянуть Эмму, и вы почти не можете говорить с сыном. А теперь вы боитесь, что Август вас бросит. Как думаете, о чем это говорит?

- О страхе быть брошенной и проблемах с доверием к людям? – неприязненно отозвалась она. – Если конечно вы не намекаете на проблемы отношений с родителями и обсессивно-компульсивное расстройство.

- Первое – совершенно точно, но, если хотите, можем попозже вернуться и ко второму, – Арчи усмехнулся, надеясь, что Реджина перестанет хмуриться, но закашлялся, увидев, что выражение лица брюнетки только стало угрюмее. – Но первоочередной вопрос в том, что, хотя присутствие Августа в вашей жизни и делает вас счастливее, вам нужно помнить, что он – не Эмма.

- Я это знаю, – почти прорычала Реджина. – Знаю, что, хотя он и ведет себя, как ребёнок, точно так же, как его сестра, но он её не заменит. Это что, преступление, что, найдя человека, с которым я могу проводить больше пары часов за раз, я разочарована тем, что он хочет уйти?

- Конечно нет, – мягко сказал Арчи. – Но сейчас вы ведёте себя так же, как после смерти ваших родителей.

Миллс резко выдохнула, но выдержала его взгляд.

- Так что, да, мы обсудим проблемы взаимоотношений с родителями, но сейчас важно то, что вы замыкаетесь в себе, держа всех на расстоянии. Хотя в этот раз у вас есть Генри и Август, – Реджина медленно выдохнула через нос. – И я спрашиваю снова, вы с Генри говорите о ней?

- Он всё время спрашивает о ней, – понизила голос брюнетка.

- А вы? Вы сами говорите о ней?

Реджина промолчала, и Хоппер продолжил:

- Всегда проще забыться в привычных делах. Особенно если рядом есть кто-то, кто, как Август, так близко связан с Эммой. Никому не хочется придаваться скорби.

Она закрыла глаза:

- Вам нужно использовать именно это слово?

Врач удивился:

- А какое слово вы находите более подходящим?

- Просто не это.

Арчи кивнул, делая в блокноте пометку.

Реджина зажмурилась, откидываясь на спинку дивана:

- Слишком долго.

- У вашей встречи нет крайних сроков, – напомнил Арчи, – нет контакта или требований. Нужно время.

Время. Реджина горько рассмеялась. Всё крутится вокруг него, да? Неподходящее время. Подходящее время. Сделать время подходящим. Ждать, чтобы время прошло, и хотеть его остановить. Она выпрямилась и, устало вздохнув, убрала упавшие на лицо волосы:

- Что ещё я могу сделать?

* * *

Реджина ненавидела ошибаться. Ненавидела, когда кто-то другой оказывался прав. Но после того, как доктор Хоппер объяснил её, что избегание – это почти то же самое, что отрицание, она отправила Августа и Генри в парк и, скрепя сердце, вытащила из шкафа сумку с вещами Эммы.

Стоя на коленях, Реджина дрожащими руками расстегнула змейку и вытащила фотографии. Пальцы ласково пробежали по глянцу снимка. Он был обтрепанный по краям и с загнутыми уголками. Они с Эммой сидели на диване в гостиной и смотрели в камеру, которую блондинка выхватила у неё, когда Миллс заметила, что у них нет ни одного общего фото.

Давай это исправим. 

Сердце Реджины сжалось. Она села на пол, прижимая фотографию к груди. Когда она видела Эмму последний раз, девушка сидела перед камерой и поздравляла Генри с днём рождения. И её взгляд говорил громче, чем слова.

Двадцать семь месяцев назад.

Она не смогла сдержать слёзы, хлынувшие из глаз, и только прижала руку ко рту, чтоб заглушить всхлипы. Реальность снова ударила её. Двадцать семь месяцев, а она только сейчас набралась храбрости посмотреть на Эмму. Чувство вины накрыло её с головой. Слеза упала прямо на улыбку девушки на фотографии. Она почти забыла морщинки, которые появлялись в уголках зелёных глаз, когда Эмма смеялась или радовалась. Когда они были вместе, эти маленькие лучики почти не исчезали с её лица. От этой мысли сердцу стало ещё больнее.

Почему она так долго не смотрела на неё? Не видела Эмму? Она ужасный человек. Она злилась, она была в ярости, ей было больно от того, что Эмма не вернулась домой. Но разве настолько, чтобы не суметь выдержать даже взгляда на фотографию? Реджина поперхнулась рыданием.

Она не пережила это. Она не может отпустить. Она крепко держится за воспоминания, и всё внутри неё противится возможности отпустить. И если боль – единственный способ, который у неё есть, чтобы быть рядом с Эммой, она рада этой боли.

Но нельзя же так жить. В жизни Реджины уже было такое. После смерти родителей её сердце обледенело, а после смерти Эммы у неё два выхода: иллюзии или отрицание. Ни то, ни другое не принесёт ничего хорошего.

Выровняв дыхание, брюнетка перевернула фотографию и увидела на обороте надпись, сделанную почерком Эммы. Синие чернила уже выцвели, но надпись всё еще можно было прочесть: «Май 2004. Мы с Реджиной #1».

Один? Реджина перестала дышать, когда поняла, что значит эта цифра. У них не было возможности сделать вторую совместную фотографию. И третью. И четвертую. Или заполнить тот альбом, который она готовила блондинке в подарок и который сейчас лежал в шкафу вместе с остальными вещами, слишком напоминавшими Эмму. Этот измятый снимок, сделанный больше трёх лет назад – единственное свидетельство их отношений. Дыхание участилось, и брюнетка прижала ладонь к груди. Три года? Неужели этому фото три года?

Судорожное дыхание нарушало тишину в комнате, когда Реджина уронила фотографию и взяла следующую. Она, Генри и Эмма на его третьем дне рождения. Королева, Принц и Рыцарь. Стоят в доспехах из фольги и в бумажных колпаках, тесно обнявшись.

Её охватила тревога, и, с силой запихнув фотографии обратно в сумку, Реджина поднялась на ноги, всё еще держась за грудь. Она всё ещё одна. Августа и Генри нет. Они остались вдвоем с призраком белокурого солдата.

Привычка привела её в кабинет, где Реджина некоторое время смотрела на дверцу бара, а потом, минуя её, вытащила лист бумаги и ручку. И вывела два слова, которые всегда успокаивали её:

Дорогая Эмма…

Глава 23

Реджина, как бы трудно ей не было поначалу, вырабатывала в себе привычку перебирать вещи Эммы. Чаще всего, после этого она писала девушке, погружаясь в их общие воспоминания. Миллс никогда не вынимала из сумки всех вещей сразу, отчасти, потому что, глядя на снимок, не могла отложить его, собравшись разобрать конверты, читала письма, а взяв в руки красную куртку Свон, подолгу сидела, сжимая в руках порядком поношенную кожу. А отчасти потому, что просто не могла этого сделать. Ей казалось, что, как только сумка опустеет, и всё её содержимое окажется перед глазами, девушка окончательно исчезнет из её жизни, оставив в сердце пустоту.

Арчи был впечатлён её инициативой. Реджина стала приносить их фото на сеансы психотерапии, когда доктор просил её припомнить какой-нибудь счастливый момент. Через месяц она извинилась перед Августом за свою вспышку и даже вызвалась помочь с поисками жилья. После их ссоры мужчина решил отложить переезд, но спокойный разговор прояснил ситуацию. И в сентябре, когда Бут осторожно заикнулся о лофте над мастерской Марко, брюнетка смогла кивнуть и предложила сходить и осмотреть квартиру вместе. Через две недели они с Фигаро переехали, и Реджина отнеслась к этому спокойно.

Настроение у Миллс часто менялось. Иногда, по ночам, она просыпалась в холодном поту от того, что, как ей казалось, слышала звонок телефона или во сне ощущала рядом чужое тепло. И в первые секунды, еще не проснувшись, женщина забывала, что некому звонить ей по ночам. Что Эмма уже много лет не ложилась в эту постель. Иногда она звонила друзьям и разговаривала с ними, и, хотя Кэтрин постоянно приглашала её куда-нибудь, Реджина всегда отказывалась, боясь оказаться уязвимой.

Но иногда случались особенные ночи. Редкие, но они много значили для Миллс. Ночи, когда она вскакивала с кровати и торопливо вытаскивала из сумки в шкафу письма Эммы или часами пересматривала её видео-послание.

Для всех жителей Сторибрука этот вечер среды был самым обычным. Грэм, работающий в ночную смену, патрулировал улицы на крузере. Кот миссис Джинджер крался сквозь кусты в соседский двор. Генри крепко спал в своей постели, одетый в костюм шерифа Вуди, который он выбрал в этом году для Хэллоуина и наотрез отказался снимать.

В эту тихую октябрьскую ночь Реджина сидела в тёмной гостиной. Впервые за два года, а может быть, и за более долгий срок, учитывая, сколько солдата не было дома до её исчезновения, все вещи, связанные с Эммой, лежали перед ней. На кофейном столике мозаика из фотографий, видеокассета, которую Август послал сестре, лежит на подушке рядом с Реджиной. Ворох писем на столике и на диване. Рисунки Генри сложены на краю стола, и стопка такая высокая, что опасно кренится, угрожая рассыпаться. Рядом с нетронутым бокалом вина лежит открытый альбом, слепо глядя так и незаполненными страницами в потолок. Миллс лежала на диване, прислонившись спиной к подлокотнику, единственным источником света в комнате был светящийся экран ноутбука, стоящего у неё на животе. Женщина смотрела видео-послание, наслаждаясь звуком любимого голоса.

- Я вас всех люблю. И я всё время думаю о вас, ребята. Присматривайте друг за другом.

Она снова нажала на «плей». Эмма улыбнулась в камеру.

- Эй! С Днём Рождения, Генри. Мне жаль, что меня сейчас с вами нет, но я могу поспорить, что твоя мама устроила супер-офигенную вечеринку.

Реджина медленно закрыла глаза, представляя, что Эмма рядом. Тепло ноутбука грело живот, голос девушки лился в уши, позволяя ненадолго вообразить, что Эмма лежит на ней.

- Я, правда, скучаю по вам, ребята. По тебе, по дяде Августу и по твоей маме. По Реджине.

Она никогда не устанет слушать, как звучит в устах блондинки её имя. Не важно, звала ли Эмма из другой комнаты или просто произносила его, чтоб привлечь к чему-то её внимание. Реджина. Реджина.

Видео закончилось, и брюнетка открыла глаза, чтоб посмотреть на лицо белокурого солдата, застывшее на мониторе. Часы в углу экрана сообщили ей, что день рождения Свон уже прошел, но Реджина продолжала лежать в темноте. Сегодня, то есть, уже вчера, был двадцать четвёртый день рождения Эммы. Она была такой молодой. Реджина постоянно напоминала себе об этом просто потому, что ей не верилось. Миллс всегда забывала, что Эмма младше, потому что благодаря полученному жизненному опыту и природной проницательности девушка повзрослела раньше времени.

Реджина села, сдвигая лежащие на диване конверты, собираясь поставить ноутбук на стол. В тишине раздался телефонный звонок.

Только один человек звонил ей после десяти вечера, но сейчас женщина была настолько эмоционально измотана, что мысль об этом промелькнула, не задерживаясь в сознании. Реджина взяла трубку и, взглянув на определитель номера, всё поняла.

- Не спится? – спросила она вместо приветствия.

- Мне всегда не спится в этот день, – признался Август.

- Мне тоже.

Они погрузились в уютное молчание. Тихо гудел ноутбук Реджины, рядом с Августом негромко мяукал Фигаро.

- Мы с Руби расстались.

Реджина потянулась за бокалом, слегка нахмурившись:

- Когда?

- В прошлом месяце.

- Мне жаль.

- Нет, всё нормально. Это было обоюдное решение. Но тебе точно, нужно почаще общаться с подругами. Разве девчонки не обсуждают эти дела?

- Мы общаемся достаточно часто.

- Сомневаюсь, – повисла еще одна пауза. Потом Август нарушил молчание, тихо сказав. - Знаешь, Эмма была уверена, что сможет просто служить, как волк-одиночка, и что ей никто не нужен. И, наверное, она бы действительно смогла пройти всё одна, но это точно не принесло бы ей счастья.

- Она всегда была такой упёртой.

- В самом лучшем смысле.

Реджина согласно кивнула, поигрывая бокалом.

- Все эти годы ты помогала ей остаться в живых.

Брюнетка горько хмыкнула:

- И всё же сейчас её в живых нет.

- Ты не знаешь этого наверняка.

- А ты? – она собрала письма, лежащие на коленях, отложив бокал, чтобы не пролить вино на конверты, и положила их на стол. Опустив локти на колени, Миллс подперла подбородок ладонью и посмотрела на фотографии на столе. – Пожалуйста, Август, давай не будем начинать этот разговор.

- Арчи говорит, что надежда – это хорошо, если она не мешает нам жить дальше.

- Ты ходишь к доктору? – удивилась Реджина.

- Он мудрый человек, – пожал плечами Бут. – Знаешь, есть специальные группы психологической поддержки для жен офицеров, чьи мужья служат за рубежом.

Брюнетка усмехнулась и, наконец, отпила из бокала:

- И что? Хочешь, чтоб я слушала их слезливые истории о мужьях, сказала им, что пришла из-за своей девушки, чтоб потом они могли опорочить Эмму и всё, что она сделала для страны, пока служила?

Август тихо, почти многозначительно усмехнулся. Фигаро громко мурлыкал в трубку, без сомнения, сейчас мужчина задумчиво поглаживал лежащего у себя на груди кота.

- Ты до сих пор считаешь её своей девушкой.

Он просто констатировал факт. Реджина открыла рот, собираясь возразить, но поняла, что не хочет отрицать этого.

- Она… Эмма… Мы ведь с ней не разорвали отношений.

Господи, она не может отпустить. Реджина застонала, досадуя на себя, и, допив вино, резко поставила бокал на столик. Уже не в первый раз она жалела, что чувства нельзя просто выключить одним щелчком. Может быть, тогда голова перестала бы кружиться хоть на секунду.

- А ты? – хрипло спросила она.

- Она всё ещё моя сестра, – просто ответил Август. – Я не мог защитить её ото всего на свете, это нормально.

- Господи, ты и правда ходил к мозгоправу, – криво ухмыльнулась Миллс. Она снова наполнила бокал и задумчиво покрутила его в руках. - Ты ходишь? В эти группы психологической помощи?

- Был один раз.

- Хочешь, чтоб я тоже пошла? – усмехнулась женщина.

- Реджина, это ведь для всех по-разному проходит. Может быть, ты там встретишь кого-то, кто тебя зацепит. Не узнаешь, пока не попробуешь.

* * *

Впервые в жизни Реджина последовала чужому совету без возражений, потому что Генри всё еще оставался самой большой проблемой. Часто, когда Август приходил к ним на ужин или навещал по выходным, она, заглядывая в детскую, видела, как мальчишки рисуют или играют в настольные игры, и слышала, как Бут рассказывает Генри про младшую сестру.

- Эмма всегда жульничала, когда мы играли в «Змеи и лестницы»*, - вспомнил он как-то. – Она всегда говорила, что слишком крута для настольных игр, но всякий раз, когда фишка падала на змею, она двигала её вверх, заявляя, что она – заклинатель змей.

Генри засмеялся и попытался незаметно передвинуть свою фишку со «змеи» на «лестницу». Но старый добрый дядя Август был слишком азартен, чтоб позволить шестилетнему мальчишке обыграть себя.

Август явно очень серьёзно отнесся к совету Арчи почаще говорить об Эмме. Реджина же всеми силами избегала этого, меняя тему всякий раз, как Генри упоминал блондинку. Он же ещё маленький, его память о ней скоро сотрётся. Но от этой мысли по позвоночнику брюнетки пробегала неприятная дрожь. Она вовсе не хотела заставлять сына забыть Свон, хотя бы просто потому, что ей не нравилась сама мысль, что Генри может потерять человека, которого любит. Но это уже случилось. Ведь Эмма с самого начала стала ключевой фигурой в жизни мальчика. Она не меньше самой Реджины радовалась, когда Генри сделал первый шаг, когда произнёс первое слово, когда он учился самостоятельно пользоваться унитазом, как большой мальчик (и иногда падал в него). Эмма вместе с Реджиной сходила с ума от беспокойства, когда он заболел, и пришла в ужас, когда он потерялся.

И что же? Теперь Реджина даже не может поговорить об Эмме с Генри из страха, что детское сердце просто не сможет понять, что такое смерть. Хотя, в глубине души, Миллс знала, что боится вовсе не за Генри. И сейчас она осознавала это как никогда ясно, заметив, что мальчик всё реже и реже упоминает блондинку. С дядей Августом он говорил о ней шепотом, а когда рядом оказывалась Реджина, старался вовсе не упоминать. И женщина радовалась тому, что сын оказался достаточно восприимчивым, чтоб заметить, как она каменеет, когда он вспоминает Эмму, и одновременно проклинала себя за это.

Итак, в начале ноября Реджина стояла перед дверьми одной из аудиторий в старшей школе Сторибрука и медлила, не решаясь войти. Там собиралась группа психологической поддержки для понесших тяжелую утрату. Реджина помнила, сколько всего пришлось Эмме вытерпеть в армии из-за их отношений. И она не могла добавить бесчестие к уже полученным Эммой ранам. Реджина не станет порочить образ своего солдата походами в группы для офицерских жен. Хотя брюнетка всё ещё не могла понять, что плохого с точки зрения армии было в их отношениях. Кому какое до этого дело? Это до сих пор злило Миллс. Эмма – бисексуальна. Эмма – женщина-солдат. И она отдала этой стране всё, что могла. А страна даже не может отыскать её?

Она напряглась. Потом глубоко вздохнула. Из класса доносились голоса и скрип передвигаемых по деревянному полу металлических стульев. Почему-то от этих звуков Реджине становилось не по себе.

Она не была здесь с выпускного, и даже тогда памятное событие было омрачено тем, что некому было сфотографировать её и осыпать цветами. Никто не хвастался друзьям, рассказывая, как сильно гордится такой дочерью. Её прощальная речь была сдержанной, отстраненной и хорошо отрепетированной. И, стоя на сцене, Реджина улыбалась, красноречиво расписывая стандартный набор «светлых воспоминаний, которые навсегда останутся с ними». Но карие глаза, глядящие в зал, оставались совершенно серьёзными, и девушка думала только о том, что в этой толпе, заполнившей зал, у неё нет ни одного родного лица.

Сердце тяжело колотилось в груди. Она не может этого сделать. Она не скорбит. Эмма не уме… Просто сейчас её здесь нет. Она повернулась, чтобы уйти, но тут её окликнул тихий старческий голос:

- Мэр Миллс.

Спина Реджины напряглась, и в голове промелькнула мысль, что, если она не двинется с места, возможно, её оставят в покое. Но, сама того не ожидая, брюнетка одернула пальто и, тряхнув головой, медленно развернулась:

- Мистер Борелли.

- Пожалуйста, здесь вы можете звать меня Марко. Зайдёте?

Реджина замялась. Акцент Марко напомнил ей папу. Её терпеливого и доброго папочку.

Заметив её сомнения, Марко улыбнулся:

- Может, в другой раз?

Реджина покачала головой, делая шаг вперёд:

- Я думаю, сегодня подходящий момент.

Мужчина широко улыбнулся и придержал дверь, пропуская её. Они молча спустились по ступенькам и прошли к возвышению, на котором кругом стояли металлические стулья, занятые, как поняла Реджина, постоянными участниками группы, хотя брюнетка не видела их лиц. Она не могла оторвать взгляд от дорожки, покрывающей ступени. Та почему-то была насыщенного бордового цвета, хотя официальными цветами школы были черный и красный. Миллс почти рассмеялась, увидев дыру на средней ступеньке. Ковер был дырявым, сколько она себя помнила. Кэтрин однажды запнулась за него, а Дэвид её поддержал, так они и познакомились. Её подруге стоило увидеть в этом падении предвестие беды.

Приблизившись к сцене, Реджина почувствовала аромат кофе, и, когда Марко предложил ей руку, чтоб помочь подняться, она увидела слева от сцены столик с закусками. Под взглядами группы нестерпимо захотелось втянуть голову в плечи, но нежелание показаться слабой было в Реджине неистребимо. Гордо подняв подбородок, мэр заняла ближайшее свободное место.

Группа, которую вел мистер Борелли, была небольшой. Вместе с Реджиной их было всего пятеро. Марко сел напротив неё, слегка отодвинувшись, чтобы лучше видеть остальных. Справа от неё, через два места, сидел блондин, Реджина знала его, они пересекались, когда брюнетка забирала сына из садика и когда обязанности мэра заставляли её выбраться в лес, где мужчина, работавший лесорубом, показывал и объяснял, как они восстанавливают лесной массив, чтобы компенсировать ущерб от вырубки.

Через три стула слева, зарывшись дрожащими пальцами в каштановые волосы и опустив голову, сидел мужчина. Он выпрямился, и Миллс нахмурилась, узнав Джефферсона Хэттера, отца Пэйдж. Классный руководитель Генри уведомил родителей о том, что Алиса Хэттер погибла в автомобильной аварии. Реджина послала цветы и соболезнования. Она хотела зайти к Джефферсону и отнести лазанью, но, представив блондинку лежащей в гробу, не смогла заставить себя это сделать.

Темнокожая, бесстрастно глядящая перед собой женщина, сидящая рядом с Марко, была на несколько лет старше Реджины. Брюнетка была не знакома с ней и её историей, но, видимо, она скоро всё узнает, учитывая, что впереди целый вечер.

- Спасибо, что пришли сегодня, – начал Марко. – Мне приятно видеть новые лица, и я улыбаюсь не потому, что не сочувствую вашей утрате, но потому, что горжусь вашим мужеством.

Реджина вздрогнула и опустила глаза.

- Всегда нелегко терять тех, кого любишь. И иногда нам требуется помощь, хотя мы и не привыкли просить о ней. Поэтому мы собрались здесь. И чтобы подать пример новичкам, сегодня начну я.

Марко откинулся на спинку стула, и начал говорить, вспоминая Марию, свою жену, умершую от болезни Альцгеймера двадцать пять лет назад. Он не мог иметь детей, но Мария любила его. Она не узнавала мужа, но он любил её до последнего. И теперь дня не проходит, чтобы он не тосковал по ней, не думал, не молился о её душе.

Реджина знала историю старика, но, когда он закончил, уступая право слова следующему, брюнетка почувствовала, как внезапно вспотели ладони и отвела глаза, чувствуя себя ученицей, не выполнившей домашнего задания.

Следующим заговорил Джефферсон. Реджина краем уха слышала, что Хэттера в сеансах групповой терапии обязал участвовать суд. После смерти жены его нашли дома с передозировкой и сейчас Пейдж находилась на попечении ближайших соседей, пока её отец медленно собирал свою разбитую жизнь по кусочкам. Он был краток. Сказал, что понемногу смиряется с утратой. Но Реджина чувствовала, что он хочет только вернуть опеку над дочерью и ради этого торопит самого себя с выздоровлением.

К счастью, после Джефферсона взял слово лесоруб, представившийся Робином. Он сидел, упираясь локтями в колени:

- Знаю, что каждый год возвращаюсь сюда примерно в это время. Два месяца назад была годовщина смерти Мэриан. Жена покинула нас почти четыре года назад. Мы с моим мальчиком остались одни. Она умерла через три дня после его рождения. Послеродовые осложнения. Роланд, считай, и не видел матери. Иногда мы вместе смотрим фотографии, но он узнает её не так быстро и живо, как других. Но сын хотя бы знает, что это она. Каждый год я обещаю себе, что проведу годовщину с Роландом, поминая Мэриан, и каждый год с приближением этого дня я чувствую себя так, будто на грудь ложиться гора и давит, мешая дышать. Это несправедливо по отношению к Роланду, ведь у него день рождения. Но мы очень стараемся.

Реджина посмотрела на Робина, ловя его взгляд. Слишком хорошо она знала, какие чувства он испытывает. Мужчина взъерошил волосы и продолжил:

- В этом году Роланд пошел в школу. И в первый день я практически не вставал с постели, постоянно думал о том, что Мэриан должна была быть с нами. Должна была фотографировать и смущать Роланда, прося его посмотреть в камеру. Он легко пережил этот день. Пришел домой такой взволнованный и показывал мне свои рисунки. И когда мы шли по улице, постоянно говорил мне, кто его новые учителя, и с кем он сегодня подружился.

- А ты? – перебил Марко. – Что ты чувствуешь, видя, как Роланд растёт без Мэриан?

- Честно говоря, – отозвался Робин, – мне кажется, что я предаю её память.

- Почему тебе так кажется?

- Потому что как можно быть счастливым, когда твой любимый умер? – только когда четыре пары глаз обратились к ней, Реджина поняла, что сказала это вслух.

Марко ободряюще улыбнулся и одобрительно кивнул:

- Реджина, ты хочешь рассказать нам, что тебя привело?

Обычно за такое фамильярное обращение брюнетка отчитала бы любого, но здесь она не может спрятаться за маской мэра. Здесь её пост не имеет значения, и она не может просто рявкнуть на Марко и сказать, что не будет говорить. Все эти люди, они, за неимением более подходящего определения, такие же, как она сама, скорбящие.

- Тебе необязательно говорить, – быстро заверил Марко, – иногда душа исцеляется, когда просто слушаешь других.

Она покачала головой и выпрямилась, складывая руки на животе:

- Нет, думаю, я смогу продолжить.

Ораторское искусство с детства было её сильной стороной. Красноречие Реджины очаровывало учителей и искушало одноклассников. В споре она могла обезоружить любого противника. Но сейчас, под внимательными взглядами группы, это оружие впервые подвело брюнетку. Глядя на Марко, который терпеливо ждал, пока она соберётся с мыслями, Реджина судорожно вздохнула и начала:

- Полагаю, мне не нужно представляться, – сказала она, желая сохранить остатки привычного превосходства. Закатив глаза в ответ на многозначительный взгляд Марко, брюнетка уступила. – Меня зовут Реджина, и я потеряла свою девушку почти два года назад, – рука сама потянулась к цепочке, Реджина привычно гладила кулон большим пальцем. Медленными и методичными круговыми движениями. – Эмма. Её звали Эмма.

- Эмма, – Марко мягко улыбнулся, ободряюще протянув руки. – Расскажи нам о ней.

- Её улыбка, – Реджина снова уткнулась взглядом в колени, теребя полу пиджака, – от неё в комнате становилось светлей. Это забавно. У Эммы были все причины, чтоб быть несчастной, быть пессимисткой. Чтоб быть, как я. Но почему-то она не была. По крайней мере, не показывала этого так сильно. Да, она была сдержанной, настороженной, но, думаю, мы обе нашли утешение в общении с незнакомцем.

Она… Она служила… думаю, служит в армии. Мы познакомились по переписке шесть лет назад. И на протяжении нескольких лет я писала ей, даже не зная, как она выглядит. А потом она просто ворвалась в город на каком-то древнем чудовище, жёлтом, под стать её волосам. И всё изменилось.

- Она погибла на службе? – спросил Джефферсон, подпирая подбородок кулаком.

- Джефферсон, – наставительно вмешался Марко, – помни, мы выражаемся деликатно.

Мужчина раздраженно закатил глаза и снова посмотрел на Реджину, ожидая ответа.

Та открыла рот, собираясь сказать, что Эмма просто пропала, и что это Август убедил её сходить на эту встречу. Что чаще всего она в полном порядке. Но она не в порядке. Эмма преследует её в снах, и мысли о ней заполняют подсознание Реджины, как бы она не старалась отвлечься.

- Она пропала, – тихо сказала брюнетка. – Уже два года от неё нет никаких вестей. Я легко говорю другим, что она погибла, но, стоит мне самой об этом подумать, и я крепче цепляюсь за воспоминания. Только недавно я сумела смириться с худшим. Эмма… – она закашлялась и шмыгнула носом. Глаза начало жечь. – Эмма больше не вернётся.

* * *

Проходили недели, и Реджина продолжала ходить на встречи группы и на сеансы к доктору Хопперу, который гордился ею, видя, как женщина, медленно, но верно выбирается из кокона, которым окружила себя, Генри и Августа. Ноябрь сменился декабрём, и этот месяц принес Миллс несколько трудных дней, но она пережила их, напоминая себе, что Эмма не хотела бы, чтоб она портила праздники тяжелыми воспоминаниями.

Реджина даже была благодарна лесорубу. Ей оказалось полезно просто послушать Робина. Он остался вдовцом с новорожденным сыном на руках, и на протяжении нескольких лет они с Роландом справлялись с этим. Они здоровались всякий раз, когда встречались в школе, забирая детей, иногда разговаривали после собраний. Проглотив свою гордость, Реджина спрашивала, как он говорит с Роландом о матери.

Осторожно. В самых простых словах. Нужно дать ребёнку понять, что он, как и вы, имеет право грустить. И что важней всего, нужно любить его за двоих.

Реджина еще не говорила с Генри об Эмме. Каждый раз, собираясь это сделать, она вспоминала его заплаканные глаза. Боль предательства во взгляде. Себя, кричащую на сына. Но любой путь начинается с маленького шага, и Реджина видела, как далеко уже продвинулась на этом пути.

Самый значительный рывок произошел в марте, когда она позвонила Августу, и попросив его посидеть с Генри, отправилась в кафе «У Бабушки». Реджина и сама точно не знала, что вытащило её из дому этим пятничным вечером, но зато, стоя перед дверью в комнату Руби Лукас с предложением о мире в виде бутылки Шардоне в руках, она, несмотря на волнение, была уверена, что готова это сделать.

Реджина робко постучала в дверь. В комнате громко залаяла Рэд.

- Пиццу привезли! – раздался голос Тины.

Едва дверь открылась, брюнетка увидела Рэд, которая, выбежав на площадку, радостно гавкнула и, обежав Реджину кругом пару раз, приветственно ткнулась носом в её ладонь. Во вторую, третью и четвёртую очередь Миллс заметила шокированные лица подруг. Тина с круглыми от удивления глазами выглядывала из-за двери. Руби растянулась поперёк кровати, совершенно забыв про журнал, который, видимо, читала до прихода Реджины. Кэтрин застыла, сидя на своём любимом месте перед телевизором, и напоминала оленя, замершего в свете фар.

- Привет, – здороваясь, она чувствовала себя неловко. Машинально Реджина положила руку на голову Рэд и погладила хаски, почёсывая за ухом.

- Ты ведь не подрабатываешь по вечерам разносчиком пиццы, верно? – Тина быстро оправилась от своего удивления и открыла дверь шире.

- Ну, с утра я, вроде бы, всё ещё была мэром.

Кэтрин встала со своего места и, подойдя к порогу, заключила подругу в крепкие объятия:

- Мы скучали по тебе.  

- Я тоже по вам скучала, – призналась мэр, позволяя Тине забрать своё пальто.

Она протянула Руби бутылку. Та улыбнулась, принимая её грациозным жестом:

- По какому поводу?

- У нас девичник, – просто ответила Реджина, пожав плечами, и села на диван рядом с Кэтрин.

- Хорошо, что ты вернулась, – Тина протянула ей бокал.

В дверь постучали, и Рэд залаяла снова.

- На этот раз точно привезли пиццу.

* * *

В следующем месяце слишком быстро растущий Генри, которому уже исполнилось семь, позвал Пейдж к себе домой поиграть. Когда мистер Сицилиано, её временный опекун, привёз девочку к особняку Миллсов, она вежливо поздоровалась с Реджиной, и дети унеслись в гостиную, где сразу включили какой-то фильм и достали настольные игры.

Каждые пятнадцать минут Реджина по привычке заглядывала к ним, чтоб убедится, что всё в порядке. И когда через час она принесла в гостиную овощи с подливкой и нашла только ворох цветной бумаги и фломастеры на полу, её склонное к гиперопеке материнское сердце испуганно забилось. Миллс поспешила отправиться на поиски. Четыре шага по коридору – и шум, донесшийся из кабинета, сказал ей, где нужно искать. Она заглянула в приоткрытую дверь.

- Мама хранит ножницы тут, – сообщил Генри, выдвигая ящик. – Она показывала мне, как делать человечков из бумаги.

Пейдж помогала ему, открывая ящики с другой стороны стола.

- Кто это? – спросила она, остановившись.

Реджина увидела, что девочка держит фотографию Эммы, на портрете блондинка была одета в форму. На почти серьёзном лице застыла тень улыбки. Это была единственная фотография девушки, которую Реджина хранила при себе. Остальные лежали, спрятанные в её комнате. Брюнетка пыталась принять тот факт, что её любимая женщина была, прежде всего, солдатом, который пожертвовал всем ради родины. Реджина уважала это и чтила, но показать свои чувства пока не могла. На снимке Эмме едва исполнилось двадцать, на её лице еще не было морщинок, этих свидетельств того, какая у Свон сложная профессия.

Генри глянул на фотографию и протянул руку, забрав её у подруги. Он прищурился и несколько долгих секунд смотрел на снимок молча. От этого молчания у Реджины, как будто все внутренности замерзли. В голове пролетела ужасная мысль: «Что, если она заставила его забыть? Как она могла так поступить с Генри? С Эммой?»

- Это Эмма, – прошептал мальчик, Реджина вытянулась, чтобы лучше слышать. – Я давно её не видел.

- Кто она?

- Сестра дяди Августа, – Реджина зажмурилась. Конечно, он не помнит. Он ведь был совсем маленьким.

- Я никогда не видела её.

Генри кивнул:

- Она умерла. Так мама сказала. Она не любит об этом говорить.

- Моя мама тоже умерла, – тихо сказала Пэйдж, – поэтому я сейчас живу с Джимми и Мэл.

- Мне жаль, – сочувственно сказал Генри.

Пейдж вымученно улыбнулась. Несомненно, в последнее время она так часто слышала это, что слова теперь мало для неё значили.

- Почему твоя мама хранит её фотографию? Эмма была твоей тётей?

Мальчик пожал плечами, поглаживая фотографию пальцем, и нахмурился, пытаясь вспомнить:

- Она много работала. Мы редко виделись. Но когда она приезжала домой, это было самое лучшее время, – в его голосе прозвучал смешок. – Мы постоянно смотрели вместе «Планету сокровищ». А ещё она купила мне мой первый рюкзак.

- Кажется, она была весёлой.

- Да. Она подтыкала мне одеяло, и мы играли в солдат. Она звонила нам, и мы разговаривали, и она рассказывала мне сказки. Иногда они с мамой вместе пели мне колыбельную. У Эммы не очень хорошо получалось, но мама всегда ей помогала.

Пейдж понимающе кивнула:

- Знаешь, когда я была маленькой, мама разрешала мне её красить и даже выходила так из дому.

Реджина шмыгнула носом. По щеке побежала слезинка, падая на поднос с морковкой и брокколи. Сердце болело, переполненное светлой грустью и сожалением. Она не может так больше. Не может притворяться, что Эмма – её самая большая тайна, и что если ни с кем о ней не говорить, то блондинка вернется. Генри, Господи, Генри переживает не меньше неё самой, а она что? Вместо того, чтоб быть рядом с сыном, она всё это время жалела себя.

Ящик хлопнул, закрываясь, и Генри поднял вверх пару ножниц:

- Нашел!

Реджина вошла в комнату, грустно улыбаясь:

- Я приготовила перекусить, если вдруг вы проголодались, – она посмотрела на овощи и улыбнулась. Это что, морковка и брокколи? Им по три года! – Но, если вы не хотите овощи, я подумала, мы можем испечь печенье.

- Ага! – обрадовались дети и, бросив ножницы, побежали на кухню. Реджина подошла к столу и, поставив поднос, нерешительно открыла ящик. На неё смотрела готовая улыбнуться Эмма. Улыбнувшись, брюнетка поцеловала фотографию и, прислонив её к настольной лампе, вышла из комнаты.

* * *

- Генри? – тем же вечером, когда после ужина опекун забрал Пейдж, Реджина вошла в комнату сына, держа в руках коробку с вещами Эммы.

Мальчик с мокрыми после душа, зачесанными назад волосами, лежал на кровати и читал комиксы. Он давно перестал упрямиться, когда приходило время идти купаться, и уже начал, как большой мальчик, принимать душ. Генри всё еще предпочитал супергеройскую пену для ванны и любил свои мягкие игрушки, но Реджине не верилось, что этот стремительно растущий ребенок – её крошка-сын.

Он поднял голову:

- Привет, мам.

Это тоже всякий раз поражало её. Теперь он называл её мамочкой только по выходным, когда они проводили время вдвоём. Или когда ему хотелось обнимашек, и еще если он болел. Он же крутой, а что, если друзья услышат, что он сюсюкает, как маленький?

Реджина присела на край кровати и, положив коробку на колени, отчаянно попыталась вспомнить, что советовали Арчи и Робин и даже её подруги.

- Привет, солнышко, – нежно улыбнувшись, она заправила выбившуюся прядь волос ему за ухо. – Я хотела с тобой поговорить.

- О чем?

Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, брюнетка достала из ящика фотографию, на которую смотрела чаще всего, и протянула её Генри:

- Об Эмме.

Мальчик несколько секунд рассматривал их первое семейное фото, на котором ему было три. Он прищурился и покраснел:

- Это я? Почему я такой толстый?

Реджина расхохоталась, поудобнее устраиваясь на кровати:

- Только щечки. У тебя была привычка таскать сладости, пока никто не видит.

- А… - он замолчал, снова посмотрев на фотографию.

- Эмма, – подсказала Реджина. Имя знакомо легло на язык – Эмма.

- Я знаю, что из-за неё тебе грустно, – пробормотал мальчик, избегая смотреть ей в глаза. – А я не хочу, чтоб ты грустила.

Вздохнув, Реджина притянула сына к себе, целуя его в макушку:

- Знаю, мой маленький принц. Я не хотела, чтоб ты это заметил. Просто я так сильно скучаю по ней.

- Я тоже, – признался Генри, заглядывая в коробку.

- Прости, детка, – Реджина крепче прижала его к груди. – Тебе не нужно больше бояться говорить о ней, из-за меня, ладно?

Генри отстранился, неуверенно глядя на неё, так что брюнетка положила коробку на кровать и стала доставать вещи одну за другой.

- Я когда-нибудь рассказывала, как мы познакомились?

- Школьная парочка? – пожал плечами Генри.

- От кого ты услышал это выражение? – хихикнула она.

- Тётя Руби.

- Ну, разумеется.

- Я думал, ты всегда знала Эмму.

Вместо ответа Реджина вытащила своё самое первое письмо, адресованное Эмме, и протянула его Генри:

- Тебе было полгода, когда мистер Гласс, из газеты, пришел ко мне и спросил, не хочу ли я поучаствовать в программе переписки, которая укрепляет моральный дух войск.

* * *

Это стало началом. Медленно, но верно Реджина и Генри привыкли вместе пересматривать содержимое коробки воспоминаний. Реджина вынула из неё все письма, в которых упоминалось усыновление. К этой битве она пока не готова. Генри улыбался, разглядывая свои детские рисунки и по-детски посмеивался над теми почти любовными письмами, которые Эмма с Реджиной писали друг другу в самом начале отношений. Увидев альбом, он выдвинул блестящую идею продолжать заполнять его. Услышав это, Миллс почувствовала, как тревога захлёстывает её, но отказать взволнованному сыну не смогла. Он начал заполнять страницы, отыскивая фотографии того периода, на котором остановилась Реджина, и записывал анекдоты и забавные случаи на полях. Они достали из коробки все снимки, и теперь те хранились либо в этом памятном альбоме, либо с другими семейными снимками, либо стояли в рамках на столе в гостиной.

Сперва это всё пугало Реджину, и она стала чаще писать Эмме. В этих письмах она разговаривала с девушкой, рассказывала ей об их жизни. Генри делал то же самое на страницах альбома. И теперь брюнетка разумом и сердцем понимала, что это всё, что осталось у них с Эммой. Арчи хвалил её, и каждую среду участники группы поддержки аплодировали её маленьким успехам.

* * *

Июль 4, 2008.

Эмма,

Мы решили уехать и устроить себе долгие выходные. Когда я говорю «мы», я имею в виду, что сначала должны были ехать только мы с Генри. Но потом о наших планах услышал Август. Да и Кэтрин нужно отвлечься от переживаний из-за развода, поэтому, естественно, Руби и Тина тоже едут. Мы едем в Огасту, и Август грозится научить нас рыбачить. Надеюсь, он понимает, что эта затея ни к чему не приведёт. Хотя Генри рад. Видишь, я сфотографировала его, пока он собирал снасти. Август говорит, что ты никудышный рыбак, и, признаюсь, мне кажется, что он прав.

Я бы хотела, чтоб ты поехала с нами.

* * *

Июль 25, 2008.

Эмма,

Кажется, я сделала пару шагов назад, но доктор Хоппер утверждает, что такая реакция не выходит за пределы нормы. Робин, тот, что ходит со мной в группу психологической помощи, ну, тот, у которого сын с ямочками на щеках больше, чем у Генри, пригласил меня пообедать вместе. Я накричала на него посреди улицы и приказала держаться подальше. Доктор Хоппер говорит, что это нормально, если я еще не готова для новых отношений, но, честно говоря, я думаю, что никогда не буду готова. И меня это не беспокоит. Я отдала своё сердце тебе и хочу, чтоб ты хранила его.

Я люблю тебя.

* * *

Сентябрь 1, 2008.

Привет, Эмма!

Завтра я иду в школу. Уже во второй класс! Я учусь с Пейдж и Николасом. Мы в классе мистера Герреро. Ава говорит, он злой. Завтра я угощу его яблоком. Жаль, что тебя не было с нами летом. Мы с мамой ездили в Нью-Йорк. Она говорит, что мы уже там были, но я был маленький и не помню, так что мы решили завести традицию. Кстати, мы посадили мое собственное вишневое дерево на заднем дворе! Оно еще малыш, но мы с мамой о нём заботимся.

Я скучаю и сильно люблю тебя. Рекс и его семья передают привет.

С любовью,

Генри.

* * *

Ноябрь 3, 2008.

Эмма,

Смотри, Генри с дядей Августом решили одинаково одеться на Хэллоуин. Снова увидеть Генри в форме было грустно и радостно одновременно, но до прошлой пятницы я думала, что мне не доведётся увидеть сержанта Бута. Он сказал, что оденется тобой. Я подколола его, спросив, значит ли это, что он считает тебя жуткой. И, разумеется, твой братец не мог не сумничать. Он ответил, что, если б действительно хотел всех напугать, то оделся бы мной. Ему повезло, что я люблю тебя.

Я знаю, что ты за нами присматриваешь.

Однажды мы снова встретимся, любимая.

* * *

Неделей позже, в День ветеранов, большая часть города собралась на площади, и семья Миллсов возложила цветы к памятнику Основателя. Генри положил на постамент букет жёлтых лилий.

- Они как волосы Эммы, - заявил он. Прежде, чем опустить единственную красную розу рядом с букетом сына, Реджина прошептала тихое обещание, прижав цветок к губам. Одиннадцать ружейных залпов не смогли заглушить тихого голоса и заразительного смеха блондинки, звучавшего в её ушах.

* * *

В третью годовщину исчезновения Эммы Реджина не стала пить, хотя искушение было велико. Арчи похвалил её, но она была не в том настроении, чтоб, как ребёнок, радоваться чужой похвале.

* * *

В январе, пообещав начать год правильно, Реджина и Генри провели вторую половину рождественских каникул, перекрашивая стены во всех комнатах дома. Пропали однотонные стены, из-за которых благопристойный особняк выглядел, как картонный макет. Коридоры окрасились в жёлтый, гостиная стала красной, а игровая комната – зелёной, как трилистник. Они отодвинули и укрыли чехлами всю мебель, надели то, что не жалко (Реджине пришлось для этого купить майку и спортивные штаны), и вознамерились вдохнуть в дом новую жизнь. Миллс, как прирожденная перфекционистка, контролировала выбор гармоничной цветовой палитры, но в остальном проектом руководил Генри. И на правах главного он решил, что они развесят рамки с фотографиями из альбомов по стенам. Реджина искренне улыбалась, глядя, как сын поправляет стоящую на каминной полке рамку с фотографией, на которой они были сняты втроём.

Перемены витали в воздухе, и каждый раз, когда она слышала, как кто-то упоминает Эмму, или видела выпуск новостей, рассказывающий о солдатах за рубежом, сердце болело всё меньше, Реджина всё больше принимала то, что случилось. Она могла, не кривя душой, сказать, что счастлива.

Иногда она пересматривала видео-послание Эммы, поставив его на повтор, и перечитывала их письма, словно любимый роман. Или надевала безразмерную футболку Эммы с надписью US ARMY, вдыхая запах изношенного материала. На секунду ей казалось, что она ощущает её запах, хотя после трех лет от него, конечно, не осталось и следа. Но это нормально. Где бы Эмма ни была, главное, ей не больно, и она в безопасности. И Реджина не могла просить о большем. И если время от времени Миллс забывала об этом, рядом с ней были люди, которые могли напомнить.

* * *

- Ты всё взял? – Реджина склонилась к Генри, у которого через плечо висела слишком большая и слишком полная сумка. – Столовые приборы? Фонарик? Спрей от насекомых? Смену белья?

- Ма-а-ам, – простонал Генри, выворачиваясь из её объятий и оглядываясь, чтоб убедиться, что никто из друзей этого не слышал.

Реджину не заботило его смущение. Слегка подрагивающими ладонями она обхватила его лицо:

- Можешь не ехать, если не хочешь. Уверена, что ты можешь получить нашивку за выживание, если проведешь ночь в палатке во дворе.

- Ма-а-ам, – протянул восьмилетний мальчишка, – я хочу поехать.

Она неуверенно кивнула. Ребята из его скаутского отряда начали забираться в автобус.

- Это всего на одну ночь.

- Если испугаешься или захочешь домой, просто скажи вожатому Харкнессу. У него есть номера всех моих телефонов, – только за это утро Реджина говорила это уже пятый раз.

- Знаю.

- Вот, - она достала из сумочки Рекса и протянула потёртого и хромого дракона Генри, – держи.

Он, покраснев, покачал головой:

- Это для малышей.

- Это же Рекс! – расстроилась брюнетка.

Генри прикусил губу, явно мучаясь противоречивыми чувствами. Потом он наклонился к маме и прошептал:

- Я хочу, чтоб Рекс позаботился о тебе, пока меня не будет.

Она нахмурилась, но кивнула, прижав игрушку к груди:

- Ты мне не ответил, взял ли ты чистое бельё.

- Да, мам, – проворчал Генри, тяжело вздохнув.

- Слушайся вожатого и не рассказывай остальным страшилок. И не засиживайся допоздна, – она пригладила волосы сына, убирая их со лба, но Генри тут же взлохматил их обратно. – Я люблю тебя.

Прежде, чем отпустить его к автобусу, Реджина крепко обняла и поцеловала Генри в щёку, заставив покраснеть.

- Я тоже люблю тебя, мам.

Она смотрела, как он прошел по салону автобусу и сел рядом с Николасом. Мимоходом глянув в окно, Генри улыбнулся и помахал ей. Через несколько минут автобус уехал, и родители, проводившие сыновей в поход этим ранним майским утром, разошлись кто куда. Кто-то задержался, чтоб поболтать, кто-то отправился домой, кто-то поспешил к «Бабушке», торопясь утолить утренний голод.

Реджина долго стояла на углу Финч и Мидоувеил, глядя вслед автобусу, пока тот не скрылся из виду. Узел в груди стал туже. Завтра он вернется.

Вздохнув, Миллс повернулась и пошла в особняк, держа Рекса за лапу. Несмотря на субботнее утро, улицы были очень оживленными. Видимо, многие решили провести день на воздухе, любуясь цветущими деревьями. Апрель в этом году выдался исключительно дождливым, так что выглянувшее, наконец, солнце стало для этого уголка Новой Англии настоящим благословением.

Но Реджина не могла наслаждаться им. Слишком остро она осознавала, что, когда она придёт домой, там не будет никого, кто ждёт её. Это только на одну ночь, напомнила себе женщина. Он с другими мальчиками, и Харкнесс ходил этим маршрутом миллион раз. И Нолан сегодня на дежурстве. Последняя мысль не слишком обнадёживала, но это частично связано с неприязнью, которую она испытывает к Дэвиду.

Она быстро дошла до особняка и открыла дверь. Реджина никогда раньше не осознавала, насколько этот особняк огромный. Более живые цвета, конечно, делали его более дружелюбным, но, бросив ключи в вазочку, стоящую на столе в прихожей и услышав, как эхом разнесся по пустому дому звон, брюнетка почувствовала себя такой маленькой. Она даже не могла припомнить, когда после того, как усыновила Генри, в последний раз оставалась дома одна.

Чтобы успокоиться, Реджина пошла на кухню и начала чистить духовку. Четыре дня назад Август готовил свиные отбивные, и упрямые пятна жира никак не хотели сходить. Но брюнетка настойчиво терла их скребком. Через час духовка, плита, раковина и все рабочие поверхности сияли чистотой, и Реджина огляделась, ища, чем бы ещё заняться. Проклятая природная чистоплотность. Даже пыль стереть неоткуда. Ей не нужно в офис. Август работает с Марко над заказами. Руби занята в закусочной до обеда. Может, Тина или Кэтрин зайдут. Миллс нахмурилась, припоминая, что Кэт гостит у отца, а Тина, хотя и полна кипучей энергии, когда дело касается дошколят, скорей, умрёт, чем встанет на выходных пораньше.

Проведя пальцем по кулону на шее, Реджина решительно кивнула. Гнев Тины она уж как-нибудь переживет.

Стук в дверь раздался, едва она потянулась к телефону. Пульс резко подскочил. Что, если с Генри что-то случилось? Она посадила его на автобус час назад, с ним ведь не могло что-то случиться за это время? Нет, ей бы позвонили. Реджина побежала к двери и резко её распахнула.

Дыхание остановилось, едва она увидела золотистые волосы.

- Привет.

Глава 24

Эмма подавила рвущийся наружу крик, когда тело захлестнула волна жгучей боли. Мышцы затекли, и адреналина, который бежал по венам несколько часов? – Минут? Дней? Сколько она была без сознания? – почти не осталось.

Ей ничего не видно из-за того, что на голову надет мешок. Лицо мокрое от пота. Она лежит на жестком и колючем полу, кажется, в каком-то помещении. Руки связаны за спиной. Лежа на боку, Эмма пытается выровнять дыхание и собраться с мыслями. Не паниковать. Не паниковать. Она сделала вдох.

Их атаковали. Оружие, так много оружия. И пленный… Муххамед. Нет, нет, его увезли. Нил. Нила ранило и…

Раздался лязг. Металлическая дверь заскрипела, открываясь. Эмма замерла. Дыши глубоко и ровно. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Собственное дыхание эхом отдавалось в ушах, пока глухие шаги всё приближались.

Тяжелым ботинком по рёбрам. Она застонала. Ей не нужно видеть, чтоб знать, что на рёбрах синяки. Тупая боль над легкими говорит сама за себя.

Существо в ботинках склонилось над ней, и девушка почувствовала чужой взгляд, следящий, как медленно подымается и опускается её грудная клетка. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Внезапно её вздернули на ноги, и голень пронзило болью. Она больше не может контролировать дыхание, в ответ на грубую хватку из груди рвётся рычащий стон.

- Стоять, – скомандовал голос с сильным акцентом, когда она попыталась вырваться.

Чужие большие и мозолистые руки схватили её за талию. К горлу поднялась желчь. Её прижали лицом к земле, и руки зашарили по спине. Нет! Только не снова! Она инстинктивно пнула кого-то ногой, но голень прострелило такой острой болью, что Эмма потеряла способность двигаться. Она попыталась подняться на колени, но её толкнули на землю. Она ударилась щекой о бетонный пол.

- Нет! – прорычала Эмма, лягаясь. На этот раз правой ногой. Должно быть, она достала его ботинком, потому что неизвестный отпрянул, закричав:

- Sharmoota!

Она поползла прочь, стараясь, насколько это возможно, перенести вес на здоровую ногу. Ещё один звук. Тяжелые шаги металлическим эхом отскакивали от стен. Должно быть, в комнате мало мебели. Замкнутое пространство. Ругань на арабском. Эмма всё ещё пыталась подняться на ноги. Прочь. Прочь. Прочь!

Она вскрикнула и инстинктивно свернулась калачиком, когда удар пришелся в живот, и мысленно приготовилась к следующему. Эмма готова была поклясться, что слышала свист воздуха, когда кто-то занес ногу для удара. Но ничего не произошло. Громкая брань. Над головой. Кто-то склонился над ней. Плечи придавили к земле. Чужие руки на спине. Обжигающе горячая жидкость, и она кричит, срывая голос. Мешковина забивается в рот, прилипает к мокрому лбу. Руку жжет огнём, и всё в Эмме приказывает ей не плакать, но слёзы всё равно жалят глаза. Жжение в руке чуть унимается, и руку бинтуют сухой тканью. От этого лишь немногим легче. Эмма больше не кричит, только тихо всхлипывает. Вес, давящий на плечи, исчезает.

Неясные фигуры отступают в дальний угол. Закрываясь, снова лязгает дверь, и только тяжелое дыхание Эммы наполняет комнату.

Эмма смотрела на свою руку. Протез, глядя на который, она вспоминала фильм «Эдвард – руки ножницы». Лезвий на ней, конечно, нет, но всё равно ведь она механическая. Её собственная рука изуродована, искалечена. Какие там слова ещё можно подобрать, чтоб объяснить, что конечность больше непригодна к использованию? Нервы были повреждены слишком сильно. Не выстрелом, нет. Эти мудаки занесли инфекцию, когда черте чем поливали руку, чтоб «очистить» рану. Придурки, нет, чтоб просто промыть спиртом. Она всё еще видела слабые очертания предплечья на сгибе локтя – там, где его туго перетягивал ремень. Нужно было замедлить распространение инфекции. Через пару лет выпустят новые протезы, неотличимые от настоящих рук и ног, так что Эмма сможет поменять его. Эта мысль заставила Свон вспомнить Августа, и блондинка почти фыркнула. Генри придет в восторг, когда увидит её. И Августу точно понравится. А Реджина… Иногда Эмме было страшно думать о ней. Но, по большей части, она просто безумно скучала по Миллс.

Но она жива. Маленькие победы. Врачи говорят, что о ней надо бы кино снять. Эмма зажмурилась и медленно согнула пальцы, сжимая кулак. Не дай Бог.

- Капитан.

Девушка подняла взгляд и выпрямилась, увидев, что в палату вошел доктор Гэмбит, лысеющий мужчина в лавандового цвета рубашке и очках в проволочной оправе. В руках он держал её карту.

- Эмма, – поправила она.

- Эмма. Итак, – мужчина сел напротив неё на обитый плюшем стул. Эмма нервно теребила рукав футболки. – Доктор Митчелл сказал, вы сообщили, что готовы поехать домой?

- Да, сэр.

- Эван, – в свою очередь поправил врач. Эмма понимающе кивнула. – Вы были непреклонны в своём решении остаться здесь, начиная со дня вашего появления в Брукхевене шестнадцать месяцев назад. Почему сейчас вы хотите уехать?

Эмма бессознательно теребила брелок с лебедем, всё ещё висящий на цепочке. Жетоны тоже были при ней, но каждый раз пальцы, как намагниченные, тянулись к брелоку, который пробуждал в груди жгучие воспоминания. Реабилитационный центр, который она называла домом последние полтора года, был безопасным местом, где специально обученные люди помогали ей справляться с собственным бушующим разумом. И ей помогли. Даже она сама это видела. Теперь Эмма могла терпеть чужие прикосновения. Они всё еще не должны быть неожиданными и слишком навязчивыми, но всё же она больше не подпрыгивает, если кто-то прикасается к ней. Вспышки животной ярости сменились приступами гнева, но даже они случались теперь всё реже и реже. Иногда воспоминания снова обступали её, и она чувствовала себя зверем, загнанным в ловушку, но теперь она научилась поворачивать ключ и открывать клетку. Дыхательные упражнения, мантры. Вспоминать, сколько хорошего она сделала. Напоминать себе, что она хороший человек. Было время, когда Эмма умоляла о смерти, мечтая о ней, как об избавлении. Теперь, несмотря на всё плохое, она благодарила всех богов за то, что жива и может вернуться домой.

- Я была не готова, – ответила блондинка тихо, но уверенно. Она твёрдо посмотрела доктору в глаза. – Я боялась поранить кого-то, если у меня вдруг случится очередная вспышка воспоминаний. Не хотела взваливать этот груз на чужие плечи. Мне нужна была помощь. И мне нельзя было просто вернуться к повседневной жизни и пытаться справиться с этим самостоятельно. Мне нужно было научиться помогать себе.

- Согласно этим документам, последнее время вы делаете значительные успехи, как в выполнении физических упражнений, так и в психологической работе, направленной на признание слабостей, – судя по тону, он был впечатлён.

Эмма подавила довольную ухмылку, обрадовавшись похвале. Хотя доктор всё равно не увидел бы её улыбки, он всё еще восхищенно изучал карту своей пациентки. Свон всегда была бойцом, но делиться своими чувствами была несклонна. Но на этот раз её битва заключалась в том, чтоб научиться открываться, и Эмма решилась принять помощь врачей. Этот путь был тяжелым, и много раз, когда девушке предлагали записать свои воспоминания или поговорить о том, что ей пришлось пережить, Эмме физически становилось плохо. Но она пробовала снова и снова, едва её состояние приходило в норму. Потому что, если уж ей дали второй шанс, блондинка не собиралась его упускать.

Гэмбит кивнул, продолжая листать карту:

- Тут сказано, что в Ландштуле вы ударили врача, очнувшись после семимесячной комы, – он задумчиво сморщил лоб. – Прошло немало времени, и мы уже высказали нашу оценку, но вы сами что можете сказать относительно вашего прогресса?

- Это доказывает только, что я тогда была в неподходящем месте, – легко откликнулась Эмма. – В неподходящей стране, если на то пошло. Думаю, что за последний год я заново научилась контролировать свою жизнь. Я готова вернуться домой и снова стать его частью.

- Куда вы хотите вернуться? Вы пробовали найти сержанта Августа Уильяма Бута, с которым когда-то жили в одной приемной семье, но эти поиски ведь не увенчались успехом.

Она кивнула и назвала место, куда мечтала вернуться уже больше трёх лет:

- Сторибрук.

* * *

Она оказалась в тюрьме. Буквально. Мешок, наконец, сняли с головы, и Эмма увидела, что сидит в тюремной камере за тяжелой металлической дверью. Вот, значит, откуда лязг. Боевики укрепили одну из заброшенных тюрем и теперь используют её по назначению. Какая ирония. Воздух был спёртый и затхлый, а стены влажными, как будто во всём здании протекали трубы. Когда мешок сняли, Эмма посмотрела им в глаза и спросила, собираются ли они убить её. Ответ был отрицательным, но люди, бросившие её в эту камеру, были вооружены, поэтому жгучий ужас, захлестнувший всё её существо, не унялся.

Она не заметила, что была в камере не одна, пока не обернулась и не увидела мужчину, прятавшегося в темном углу. Он сидел, подтянув колени к груди, грязь и копоть покрывали его лицо толстым слоем. Интересно, сколько он здесь? Судя по рядам отметок на стене, несколько недель. Но его затуманенный взгляд и длинная спутанная борода говорили о месяцах, проведенных в неволе.

Его звали Набиль. Его не в меру ретивый старший отпрыск присоединился к боевикам около года назад, и в один прекрасный день к его порогу пришли какие-то люди и объявили, что устроят в его доме штаб, из которого будут координироваться действия мятежников. Набиль послал их восвояси и вскорости, оказался здесь. Дома у него остались жена и младший сын.

За ними придут, убеждала его Эмма, пока закатное солнце медленно умирало, оставляя их в темноте. Трудно сказать, была ли это попытка приободрить его или себя саму.

Прошла неделя. Эмма точно это знала, потому что теперь она сама отмечала каждый прошедший день, царапая стену камнем. Её допрашивали. Били. Им нужно было узнать, куда отвезли их драгоценного Муххамеда. Она всё сносила молча, не произнося ни слова, даже когда ей казалось, что еще немного, и кожа просто треснет. Она молчала, истекая кровью, и с каждым днём сил оставалось всё меньше и меньше. Её бросали обратно в камеру, и Эмма заставляла себя подползти к сырой липкой стене, прислонялась к ней и крепко зажмуривалась. Бредовая уверенность в том, что её освободят, что тюрьму возьмут штурмом, раздавят танковым огнем, стремительно таяла, а колыбельная, постоянно звучавшая в ушах, становилась всё громче.

- Будет больно, – Набиль крепко держал её ногу. Рана на ней такая большая, и она не начала заживать, даже когда Эмма обмотала её куском ткани, оторванным от штанины. Конечно, рука тоже постоянно болит, но ногой она не может даже шевелить. Такое ощущение, что при малейшем движении плоть пронзает миллион острых игл. Без руки можно и обойтись, но ей, черт подери, нужны обе ноги, если она хочет сбежать отсюда.

Эмма покачала головой, когда он взял маленькую плошку с водой. Через три дня ребята всё-таки вспомнили, что пленных нужно кормить. Черствый хлеб и мутная вода – это, конечно, не трёхразовое питание, но хоть что-то.

- Не трать воду, – выдохнула она, безуспешно пытаясь прекратить его попытки помочь.

Не обращая внимания на её слова, Набиль обмакнул в плошку кусок ткани, не так давно бывший рукавом кителя Эммы, и прижал к ране.

- Ааа! – сжав кулак, она сильно закусила костяшки, покрытые грязью, потом и засохшей кровью.

Сокамерник виновато поглядел на неё и потянулся к коробку спичек, который Эмме удалось спрятать.

- Не шевелись, – предупредил он и зажег спичку.

- Аа-а-а-а! – огонь коснулся открытой раны.

- Как прошло?

Когда Эмма вернулась к себе после встречи с Гэмбитом, на губах у неё играла довольная улыбка, и женщине, сидевшей на кровати, этого хватило, чтобы повеселеть. Алисия Стивенс, офицер бостонской полиции, в волнении отбросила на подушку журнал, который читала. Алисия была открытой и дружелюбной, и никто не сказал бы, глядя на неё, что по ночам она страдает бессонницей от того, что ей снится тот день, когда на одном из заданий она попала под перекрёстный огонь. Здесь, в центре реабилитации, она стала одним из ближайших друзей Эммы.

Офицер появилась в Брукхевене полгода назад. По приказу капитана она посещала занятия четыре раза в неделю. Как ни странно, именно Эмма первой обратила внимание на перепуганную женщину. Свон работала с ней в паре на групповых занятиях, они общались в свободное время, и когда Алисия возвращалась в центр после очередной бессонной ночи, блондинка выслушивала её, помогая успокоиться. За эти шесть месяцев в состоянии Эммы наметился явный прогресс, и она была уверена, что скоро Алисия тоже будет готова вернуться к работе. Доктор Митчелл называл это взаимным исцелением, а Эмма просто радовалась тому, что у неё есть друг.

Свон присела на стул напротив Алисии. На стене висели рисунки и заметки, которые она делала, разрабатывая левую руку и привыкая к протезу. На некоторых были изображены пейзажи или вазы с цветами и фруктами – то, что их просили нарисовать на занятиях по арт-терапии. Другие отражали терзавшие её разум воспоминания. Полыхающее пламя. Тёмные комнаты. Неясные фигуры. Но больше всего было рисунков с двумя неряшливо нарисованными (ведь у Эммы никогда не было больших способностей к рисованию) черноволосыми фигурками. Только на одном наброске блондинка была с ними. Эмма откинулась на спинку стула, заложив руки за голову.

- Я еду домой, – подтвердила она.

- Ну, наконец-то! – воскликнула Стивенс, вскидывая ладонь, по которой Эмма дружески хлопнула.

Алисия наклонилась к ней и понизила голос:

- Заскочи в магазин. Купи цветы и конфеты. Твоя девушка, наверное, с ума сходит.

Блондинка с трудом сглотнула, но кивнула в ответ. Безумие – вот, что приходило ей на ум, особенно когда она вспоминала, как вернулась в Америку. Как сошла с самолёта с рюкзаком за плечами, медалью на груди и механической рукой. Она думала об этом. Хотела вернуться в Сторибрук и притвориться, что этих двух лет просто не было. Это у них с Реджиной хорошо получается – притворяться. Но аэропорт оказался слишком шумным, и это заставляло блондинку нервно вздрагивать, слишком многолюдным и неуютным, так что на некоторое время её парализовало, и она стояла, не в силах сдвинуться с места. Эмма поехала к Августу, но в квартире, хранившей её лучшие воспоминания, она вместо мужчины, которого звала братом, обнаружила азиатскую семью из пяти человек. Ей открыла девочка-подросток. Несколько секунд она, прищурившись, смотрела на Эмму, несомненно, разглядывая шрам, тянущийся от края губ через всю щёку, почти задевая глаз, как будто кто-то играл в жестокую версию игры «Соедини точки» на её лице. Потом девчонка убежала и вернулась, протягивая ей открытку со знакомой часовой башней, часы на которой всегда показывали 8.15. Ни слова объяснений. Просто пустая открытка.

В тот вечер Эмма отправилась в Сторибрук, остановившись в мотеле, чтоб немного поспать. Внезапный стук уборщицы заставил её подскочить и вылететь из кровати. Она почти час пролежала, забившись в угол в позе эмбриона. Тогда Эмма поняла, почему все приёмные родители выбрасывали её, как вчерашний мусор. Слишком разбита. Слишком сломана. Слишком.

Но сейчас ей лучше. Она сдала все тесты, и последняя вспышка, когда она не могла отличить воспоминания от реальности, случилась почти год назад. К ней медленно возвращался контроль, потерянный так давно. И Эмма знала, что пожалеет, если отложит возвращение.

Так что она отогнала собственную неуверенность и снова кивнула:

- Думаю, просто цветами и конфетами тут не обойдёшься.

* * *

- Капрал Эмма Свон. Объявлена пропавшей без вести одиннадцать месяцев назад. Найдена взводом B14 недалеко от Карима вчера ночью. Рваные раны на лице, спине и груди. Признаки травмы головы.

Больничная каталка дёргалась, размытые фигуры в белом и синем о чем-то говорили, стоя над ней. Слова растворялись, едва касаясь слуха, и свет сверху неприятно жег глаза. Кто-то прикасался к ней. Они все прикасались к ней.

- Доктор…

Эмма закричала. Кисть и предплечье горели так, словно их окунули в банку с кислотой.

- Нужно ампутировать, пока инфекция не распространилась. Приготовьте операционную!

На мгновение голоса, кричащие над ней, смолкли, будто их разом выключили. Эмма не смогла сосредоточить внимание на чем-то одном, но спокойствие накрыло её, как волны накрывают берег во время прилива. Скоро всё закончится. Боль уйдёт. Всё закончится.

По радио играла какая-то песенка кантри о парне, тоскующем по своей крошке. Эмме она была незнакома, но на остальных станциях крутили какую-то новомодную попсу, которая казалась девушке полнейшим мраком. Шестнадцать месяцев назад, не обнаружив в хранилище своего Жука, Эмма вынуждена была арендовать машину. Но тогда поездка в Сторибрук так и не состоялась. И вот теперь, снова арендовав авто (гибрид, который, Эмме пришлось это признать, бежал более плавно, чем её любимый Жук), она ехала по дороге, ведущей в Мэн.

Не раз и не два думала она об открытке, которую оставил Август. Она была надёжно спрятана в сумке с личными вещами, их, кстати, теперь было меньше, чем когда-либо. Эмма знала, что ждёт её в Сторибруке, всего в нескольких часах езды. Реджина. Генри. У неё могла быть жизнь: с настоящей семьёй, с людьми, которые любят её. Эмма надеялась, что это всё ещё возможно. Но, глядя на протез, к которому так и не привыкла, на огромный шрам на лице, думая о том, что раны в её душе куда более серьёзны, чем внешние повреждения, девушка понимала, что этого не может быть. Пока нет. Так что она заперлась в Брукхевене и жила там под бдительным оком врачей, предпочтя оставаться призраком для всего остального мира.

Каждый день Свон спрашивала себя, правильный ли выбор она сделала. Потом она вспоминала, как в Ландштуле сломала доктору нос только потому, что тот осматривал её, когда командир попросил её рассказать, как её заставили драться с Набилем за шанс выйти на свободу, и это воспоминание оказалось слишком болезненным, чтоб сдержаться.

Она знала, что приняла верное решение.

Подобных инцидентов больше не случалось, Эмма научилась контролировать себя. Она связалась с доктором три месяца назад и извинилась.

Песня закончилась как раз, когда Эмма, съехав по скату, ведущему к торговому центру, присоединилась к очереди перед автокафе. Нужно поесть перед долгой дорогой. А может быть, она просто тянет время, потому что когда МакДональдс превратился в МакКафе? И что ещё произошло в мире, а тем более в Сторибруке, пока её не было?

* * *

Эмма избегала смотреть доктору в глаза. Его халат и рубашка были в крови. Медсёстры носились с его сломанным носом. Свон скорчилась на койке, вцепившись пальцами в волосы, неуклюже прижав культю к туловищу. Крики, звучащие в голове, терзали разум, и хотелось физически вынуть, вырвать их оттуда. Только что она лежала в пустыне, охваченная жаром и усталостью, и, впадая в забытьё, слышала, как смерть стучит в её дверь, а в следующую секунду она просыпается в больнице, вся опутанная трубками, и без руки. Шок был таким сильным, что Эмма, едва снова не впала в кому.

Мысли вертятся, как ярмарочная карусель, мозг не в силах справиться с этим потоком звуков и воспоминаний. Кровь. Её. – Arrorró mi niño… — Рука адски болит. Набиль. О, Господи, Набиль! —Arrorró mi amor… — Детский голос. Ты оставайся. Ты оставайся. Ты… Удар. Отведи нас к нему! Черта с два я скажу! — Удар. — Arrorró pedazo de mi corazón.

- Удалось найти Бута?

- Он съехал с последней квартиры.

- Свон. Боец, посмотри на меня.

Она вздрогнула и отпрянула, отползая к изголовью кровати. Запустив пальцы в волосы, девушка всхлипывала и задыхалась, царапая ногтями кожу.

- Эмма Свон: 442 68 9567. Эмма Свон: 442 68 9567.

- Позовите психиатра.

«Добро пожаловать в Сторибрук» - знак поприветствовал её, как старый друг. Впервые она увидела его пять лет назад, когда Август едва не пинком выставил её из своей квартиры. Нервозность, которую она чувствовала тогда, перед встречей со своим таинственным респондентом, не шла ни в какое сравнение с напряжением, которое сейчас скручивало ей нутро. Она не незнакомку ищет. Она едет к Реджине. Реджине и Генри. В этот нелепо громадный дом, на Миффлин-стрит. К своим друзьям. Если, конечно, они всё ещё там.

Да кого она обманывает? То время её жизни закончилось. Она сделала то, что получается у неё лучше всего. Убежала. Как всегда. Убежала от лучшего, что случалось с ней… и ради чего?

Нет.

«Это не твоя вина, – напомнила себе Эмма, крепко вцепившись в руль. – Ты зашла так далеко. Не сомневайся в себе сейчас. Просто попробуй».

Хватка на руле слабела по мере того, как девушка приближалась к цивилизованной части города. На секунду она почувствовала себя так, словно вернулась домой. Улицы были прежними. Часы на башне показывали 8.15. Волна облегчения захлестнула её сердце, едва она остановилась на перекрёстке четырёх улиц. Всё по-прежнему. Ничего не изменилось. Сонный городок, ставший её раем, ждал Эмму домой.

Девушка медленно ехала по улице Мэйн. Сердце быстро стучало в ушах. Улицы были почти пусты, наверное, большая часть городка сейчас сидит «У Бабушки», наворачивая блинчики и попивая горячий кофе. Любители здорового образа жизни на бегу приветствуют друг друга. Рано проснувшиеся детишки гоняют на великах, стремясь провести на улице, как можно больше времени. Стук в ушах стал громче и быстрее, он торопил её, как клич, зовущий в бой, хотя Эмма понятия не имела, что её ждет. Единственное, что она знала, свернув на Брайтон, что грохот в груди сменился постоянным, размеренным «Бу-бух. Бу-бух».

* * *

- Как дела сегодня, Эмма?

- Хорошо, – кивнула Эмма, сгибая и разгибая пальцы протеза. Суставы двигались по её команде. – Он лучше подходит, и контролировать его проще.

Доктор Митчелл, седой мужчина с добродушным лицом, улыбнулся ей и сделал пометку в блокноте.

- Вы быстро научились с ним управляться.

- Спасибо, – блондинка улыбнулась в ответ, смущено взъерошив волосы пальцами протеза. – Я всё еще привыкаю к тому, что внезапно стала левшой.

Доктор вынул из её папки письменное задание. Дрожащий, почти нечитаемый почерк подтверждал слова Эммы.

- Судя по вашей кривой обучения, думаю, что, в первую очередь, вы научитесь держать ручку в правой руке.

- Вы так думаете?

- Да, если так думаете вы, – он закрыл папку и наклонился ближе к Эмме. – Вчера мы остановились на смерти Набиля.

- Они его застрелили. Я сделала всё, что могла, – грустно ответила она.

- Да. Вы не сделали ничего плохого. И он тоже. Думаете, мы сможем продолжить?

Девушка кивнула:

- Я не всё помню.

- Это ничего, – успокоил Митчелл. – Посмотрим, насколько ваши воспоминания связные, мы можем остановиться в любой момент.

Эмма вздохнула. Пальцы протеза сжимались и разжимались, когда она вспоминала, как блокировала и отбивала удары Набиля. Только раз она заставила себя ударить его. И после этого он упал, застреленный.

- После его смерти я долго пробыла в камере одна. Должно быть, несколько недель, но чаще всего я чувствовала себя слишком уставшей, чтоб считать. Иногда я хотела, чтоб они меня убили. Но меня держали для обмена. Знаете, как товар в супермаркете. А иногда мне казалось, что меня не убивают из спортивного интереса, сколько я ещё выдержу. Потом были крики и… - она прищурилась, стараясь вспомнить.

- Не спешите. Мы можем остановиться, когда захотите, – подбодрил доктор.

- Я отключалась. Иногда на целый день. В себя приходила изредка. Делала пару глотков воды или съедала кусок хлеба и отключалась снова. Но были крики. Дверь заскрипела и быстро открылась, и меня закинули на плечо, как мешок картошки, и запихнули в грузовик. Последнее, что я помню, как меня выбросили, и я лежала на солнцепеке. Должно быть, меня оставили умирать.

Эмма сморщилась от внезапной мысли, пришедшей в голову.

- Вас избили, у вас были галлюцинации, и вы ослабели от недоедания. Вы помните, как вы добрались до той деревни около Карима?

Она покачала головой и прищурилась сильнее, будто стараясь силой мысли разогнать застилающий память туман:

- Я была уверена, что умру. А потом я услышала её. Эту песню. Она меня успокаивала.

Брови доктора Митчелла взметнулись от любопытства:

- Какую песню?

- Колыбельную, – внезапно осознала Эмма. – Моя… она… моя девушка.

- Реджина? – догадался Митчелл. После многочисленных сеансов, которые он провёл с солдатом, доктор знал, что образ брюнетки должен возникнуть снова.

Эмма кивнула:

- Она всё время её пела. А если не её голос, так голос Генри. Он постоянно просил меня вернуться домой. Я постоянно слышала их или эту песню, беспрерывно звучащую в ушах. И тогда, в пустыне, ожидая смерти, я тоже её услышала. Я думала, что вижу их. Знаете, все эти истории про умирающих, которые идут на свет, и тех, которые видят своих любимых, которые ведут их в лучший мир? Вот, со мной, думаю, примерно, то же самое было. Я услышала их голоса и слепо последовала за ними.

- Можно, мы немного отвлечемся? – спросил доктор Митчелл, опираясь локтями о колени. – Зачем продолжать отгораживаться? Может, вы готовы позвонить ей?

Эмма секунду колебалась. Потирая колено, она обдумывала вопрос, который преследовал её каждый день.

- Посмотрите на меня, док, – тихо ответила она. – Я – отстой.

- А мне кажется, что вы отлично выглядите.

Особняк был таким же, каким она его помнила. Свежепостриженный газон. Открытые кованые ворота. Ровная живая изгородь. Розовые кусты обрамляют белые стены. Это был тот самый дом, который снился ей ночами, по которому она тосковала, мечтая вернуться, мечтая ещё хоть раз переступить этот порог, пусть даже только затем, чтобы лишь увидеть живущую здесь семью. И всё же, он стал другим. Слишком много времени прошло.

Полных пять минут Эмма сидела в машине, глядя на особняк мэра. Реджина всё ещё мэр, интересно? Что вообще здесь происходит сейчас? Пальцы напряглись. Нужно было позвонить. Она давно должна была позвонить. Нужно найти телефон и позвонить сейчас.

Ладонь вспотела. Эмма теребила ключ, торчащий в замке зажигания. А может так и лучше. Слишком искажен был её разум, когда она вернулась, а тело было слишком напугано. Но она боролась. Видит Бог, она боролась, чтоб ей стало лучше. Но она точно больше не тот человек, которого любила Реджина.

«Но ты обещала, – сказала себе Эмма. – Ты обещала, что вернешься к ней, если выживешь. Ты обещала ей».

Да к чёрту обещания! Эмма просто хотела увидеть её. Хотя бы раз, пусть даже он станет последним. Ещё один-единственный раз, и она будет в порядке.

Так что Эмма вышла из машины и, пытаясь дышать ровно, прошла по дорожке к особняку и поднялась на порог. Внутри особняка раздалась громкая трель звонка, и девушка успела подумать, что, возможно, никого нет дома. Дверь распахнулась, и Свон перестала дышать.

Реджина. Ей открыла Реджина. Реджина, с широко распахнутыми от удивления глазами и приоткрытым ртом, стояла прямо на пороге. Реджина, женщина, которая снилась ей каждую ночь, стояла сейчас перед ней. У неё отросли волосы и теперь спускались ниже плеч, и, хотя вокруг глаз уже появились морщинки, говорящие о её возрасте, Реджина была самой красивой женщиной, какую Эмме доводилось видеть. И самое важное, она была здесь. От счастья у Эммы дыхание застряло в горле.

- Привет, – смущенно поздоровалась она, робко пожимая плечами. Три года она представляла этот момент. Представляла всё, что угодно. Слёзы счастья. Ругань. Крик. Объятие. Поцелуй. Много поцелуев. Но непонимающего выражения на лице Реджины и двери, захлопнувшейся перед носом, Эмма никак не ждала. Да, едва она собралась заговорить, брюнетка захлопнула дверь.

Свон пораженно уставилась на дверь, сердце застучало часто-часто, а потом провалилось куда-то в живот. Внутренности скрутило ужасом, и Эмма прожигала деревянную дверь взглядом, не зная, что делать дальше. Позвонить ещё раз? Уйти, поджав хвост? Прежде, чем она успела сделать хоть что-нибудь, дверь приоткрылась, и в щёлку выглянула Реджина.

Эмма наклонилась ближе к двери и нежно улыбнулась. Липкий страх поднялся к груди, а в глазах стояли непролитые слёзы.

- Привет, – повторила она, глядя на женщину и улыбаясь с каждой секундой всё больше.

- Ты здесь? – прохрипела Реджина, открывая дверь чуть шире.

- Ага.

Миллс зажмурилась, качая головой:

- Нет. Нет, ты умерла.

Блондинка с трудом сглотнула:

- Я знаю.

- Ты знаешь? – прошипела Реджина, и дверь распахнулась полностью. Глаза брюнетки вновь широко раскрылись, и за остекленевшим взглядом Эмма разглядела яростное пламя.

Блондинка заставила её замолчать, накрыв ладонью дрожащие губы. Если Реджина сейчас проклянет её, не сходя с порога, ей плевать. Слишком долго она ждала этого момента, и она насладится им. Реджина выглядит старше. Волосы теперь спускаются ниже плеч, а на лбу и вокруг глаз появились морщинки. Проклятие, она такая красивая.

Взгляд Реджины метнулся к руке, к протезу, накрывшему губы. И все гневные слова, которые она собиралась выплюнуть, забылись. Она прижала пальцы к губам, пытаясь сдержать всхлип.

- Ты… Ты не умерла? – дрожащим голосом спросила она, крепко обнимая себя руками.

- Нет, – покачала головой Эмма. – Нет, я здесь.

И то ли они шагнули навстречу друг другу, то ли земля качнулась у них под ногами, но в следующую секунду женщины плакали в объятиях друг друга, крепких и полных отчаянного желания удержать любимую рядом.

Глава 25

Особняк изменился с того времени, когда она была здесь в последний раз. Черный и белый цвета, которые ассоциировались у Эммы с этим домом, пропали, сменившись самыми яркими, какие только можно представить, красками. Но вовсе не непривычное многоцветье заставило девушку замереть, когда она вошла внутрь. На стенах висели фотографии. Измятые фотографии в изящных рамках. Её фотографии. На губах у Эммы заиграла улыбка. Снимки, которые она когда-то хранила в сумке, теперь украшали единственное место, где она чувствовала себя дома.

Сердце переполняли тоска и чувство правильности. Она здесь, теперь всё правильно. Но, в то же время, Эмма никак не могла заглушить тревожное ощущение того, что её время в этом доме истекло. Разорвав объятия, они вошли в дом, и с тех пор обе не говорили ни слова, неловко переминаясь с ноги на ногу и наблюдая за реакцией другой. Эмоции поднимались у Эммы в груди, как поднимается в реке вода во время половодья, и, разглядывая фотографии, девушка чувствовала, что её внутренняя плотина покрывается трещинами. Она – чужая в этом доме. Она здесь всего лишь дорогое сердцу воспоминание. В городе, где время застыло, жизнь продолжалась без неё, как бы сильно она ни старалась её удержать.

Напряжение сгустилось в воздухе, когда Реджина закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, следя глазами за Эммой. Неуверенно сжав кулак, блондинка медленно повернулась к ней, чуть прихрамывая на левую ногу. Так бывало всегда, когда она нервничала.

- Вы перекрасили дом.

Реджина кивнула:

- Да, на Рождество. Генри выбирал цвета.

Эмма с трудом сглотнула, быстро взглянув на снимок, на котором уже довольно немаленький мальчик с перемазанным в земле лицом, сиял улыбкой, стоя рядом с молодым саженцем.

- Он так вырос, – удивленно произнесла она.

Реджина подошла к блондинке. Стук каблуков по деревянному полу гулким эхом разносился по прихожей. Остановившись, когда их разделяло всего несколько дюймов, Миллс замерла, скрестив руки на животе, и, хотя Эмма всегда хорошо читала людей, на этот раз она не знала, чего ждать. Закрытая поза. Напряженная спина. У Свон участилось дыхание, это было слишком.

- Ты здесь, – неверяще прошептала Реджина.

- Ага, – тихо прохрипела девушка.

Брюнетка медленно покачала головой, пытаясь справится с шоком и облечь свои мысли в слова:

- Где ты была?

Знакомое напряжение сковало Эмму, когда мысли наполнились непрошенными воспоминаниями. Она разжала кулак и глубоко вздохнула, заставляя их отступить.

- Это очень долгая история, – нехотя пожала плечами Свон.

- Три с половиной года, – Эмма замерла, пораженная тем, как натужно звучит голос такой обычно собранной женщины. Глаза цвета горького шоколада заблестели от сдерживаемых слёз. Реджина дрожала, и это было заметно даже несмотря на то, что она обнимала себя, пытаясь успокоиться. – Вот, сколько тебя не было. Три с половиной года. Мне плевать, насколько это долгая история. Что с тобой случилось?

Блондинка сделала крошечный шаг вперед, несмело протянув ладонь. Инстинкт говорил ей, что ей нужно взять Реджину за руку, переплести их пальцы, что слишком давно она не делала этого. Но вместо этого Эмма остановилась, так и не дотронувшись до брюнетки, и торопливо засунула руки в карманы куртки.

- Меня взяли в плен, – тихо сказала она. – Я не знаю их имен и вряд ли когда-нибудь узнаю. Спасло меня то, что они надеялись выбить из меня информацию или обменять на кого-то из своих, – блондинка сухо, невесело усмехнулась, безотчетно коснувшись шрама на щеке. Его оставила ей дрожащая рука, ведомая отчаянием. – Я хорошо сопротивляюсь.

Реджина прожигала девушку взглядом, и, глядя, как по её щеке катится слеза, Эмма слышала невысказанные вопросы: «Что они сделали? Ты в порядке? Ты здесь? Ты, правда, здесь?» Когда брюнетка сама шагнула к ней, сокращая расстояние между ними ещё на дюйм, Эмма перестала дышать. Сердцу стало тесно в груди, казалось, оно может разорваться в любую секунду.

- Тебя держали в заложниках всё это время? Мне говорили, что ты в плену, но…

- Нет.

Реджина замерла и озадаченно прищурилась:

- Нет?

Пока они не виделись, Эмма всё время воображала их встречу, мысленно романтизируя этот момент. Именно это помогало ей придерживаться своего решения, по возможности не встревать в неприятности. Свон вспомнила, как, сидя в бронированной машине, представляла, какое у Реджины будет радостное и удивленное лицо, когда она приедет домой на Рождество. У неё украли это время, оставив взамен три года, когда солдату оставалось только хранить в памяти образ женщины, которую она звала любимой. Как блестят от радости её глаза. Какие ямочки появляются на щеках, когда она улыбается. Как мелодично и бархатно звучит её смех. Как крепко Реджина сжимала её пальцы всякий раз, когда их ладони сами собой находили друг друга. Эмма так погрузилась в свои воспоминания, день за днём помогавшие ей выжить, что почти забыла, что эти самые удивительные глаза могут не только сиять от радости, но и темнеть от нескрываемого презрения.

- Что значит «нет»? – в голосе Миллс появились угрожающе-опасные интонации.

 Эмма нервно переступила с ноги на ногу прежде, чем посмотреть брюнетке в глаза:

- Я больше года лечилась. В Бостоне.

- Что? – Реджина шагнула вперёд, окончательно сокращая расстояние между ними. – Всё это время ты была в Бостоне?

- В Брукхевене. Посещала сеансы психотерапии из-за ПТСР.

Тысяча эмоций одновременно отразилась у Реджины на лице: беспокойство, надежда, чувство вины, угрызения совести. Эмма не удивилась, когда все они уступили место одной. Реджина неверяще хмыкнула и мизинцем стерла со щеки покатившуюся от обиды слезинку.

- Ты была в Бостоне, – повторила она.

- Я была не здорова, – возразила блондинка, каменея лицом.

- Я тоже! – гневно крикнула Реджина, будто все её эмоции, смешавшись, вырвались наружу, как джин из бутылки. – Я думала, ты погибла! Я оплакивала тебя! А ты была…

Раздался стук, и женщины резко оглянулись, раздраженно глядя на дверь, желая, чтоб тот, кто их прервал, просто убрался подальше. Реджина отпрянула первой и, напоследок испепелив Эмму взглядом, спустилась по ступенькам лестницы в прихожей и прошла к двери.

Свон, наконец, позволила себе выдохнуть. Воздух с присвистом вырвался из лёгких. Спустившись по большой лестнице, она тяжело опустилась на последнюю ступеньку, в отчаянии запустив пальцы в волосы. А что она думала? Что, исчезнув на три года, сможет вернуться, как будто три дня прошло? Какая-то часть её надеялась, что это сработает, что они смогут просто вернуться к тому моменту, на котором расстались, и продолжат свой путь в шквале объятий и поцелуев. Всё могло быть хуже, думала Эмма, медленно выдыхая. Реджина могла выйти замуж или… Она насторожилась, услышав высокий голосок. Ребенок.

- Хочешь пойти с нами к «Бабушке», Реджина? – в зеркале напротив отражалась спина брюнетки и открытая дверь. На пороге стоял мужчина, высокий, бородатый, со славным лицом и маленький мальчик. По сравнению с ямочками у него на щеках Великий Каньон – просто трещинка. Мужчина глядел с надеждой, мальчонка волновался, но, чтоб увидеть реакцию Реджины, Эмме нужно было выпрямиться и выдать своё присутствие. Так что она продолжала наблюдать за происходящим, прижавшись к столбикам перил и глядя в зеркало.

- К «Бабушке»? – переспросила Реджина, наклоняясь к ребенку, в мягком голосе не осталось и следа от звенящей несколько секунд назад ярости. – Очень мило с твоей стороны пригласить меня, Роланд.

- Он настаивал, – пояснил мужчина, и Эмма едва не закатила глаза, потому что, разумеется, это был голос настоящего джентльмена. – Я знаю, что это первый день, когда Генри с тобой нет, и мы подумали, может быть, тебе захочется чьей-нибудь компании.

У Эммы перехватило дыхание. Она быстро глянула в зеркало. Мужчина улыбался Реджине, будто она была для него целым миром. Эту улыбку девушка знала. Так часто улыбалась она сама в то время, когда была единственным гостем в особняке на Миффлин-стрит. Сердце полетело куда-то вниз, и она почти поднялась со своего места, открыв рот в ужасе. О, Господи! О чем она, черт её дери, думала? Реджина двигается дальше. И хотя Эмме хотелось расстроиться, хотелось взбеситься из-за того, что единственный в мире человек, от которого она зависела, не дождался её, винить Реджину девушка не могла. Она должна была позвонить. Так давно должна была позвонить. Свон зажмурилась. Ремонт в доме. Волосы длиннее. Мужчина на пороге. Она слишком долго ждала. Ей нужно убраться отсюда. Как можно дальше. Пока она кому-нибудь не навредила.

- Сейчас не самое подходящее время, – ответила брюнетка ,– но я ценю ваше приглашение. Может, в другой раз?

- Конечно, – кивнул мужчина и взял мальчика за руку. – Ну, мы пошли.

Реджина закрыла дверь и прислонилась к ней спиной точно так же, как сделала это несколько минут назад, когда в дом вошла Эмма. Но на этот раз на её лице не было неверия. Вместо него блондинка видела нечто другое. Противоречие? Сожаление? Гнев? Эмма встала из своего укрытия и прошла вниз, застыв на верхней ступеньке лестницы, ведущей в прихожую. Левую руку она засунула в задний карман, пальцы протеза нервно подергивались.

- Слушай, мне жаль…

- Тебе жаль? – перебила Миллс, резко отталкиваясь от двери и делая два шага к ступеням. – Столько времени, и всё, что ты можешь сказать, это что тебе жаль?

- Что ты хочешь от меня услышать?

- Я хочу объяснений, – потребовала брюнетка, мягкость голоса снова сменилась яростью. – Хочу знать, почему ты позволила мне столько времени думать, что ты мертва, и вдруг решила удостоить меня своего визита теперь, теперь, когда я успокоилась, когда провела так много часов, оплакивая тебя, надеясь, что ты вернёшься и раз за разом, убеждая себя, что тебя не стало.

- Ты что думаешь, что мне хотелось этого?! – рявкнула Эмма, повышая голос на октаву. – Хотелось провести полгода моей жизни в клетке? Терпеть побои каждый день? Я почти умерла! Я должна была умереть! Меня нашли на обочине проселочной дороги, забитую почти до смерти, – она горько хмыкнула. – Совсем как когда я была младенцем. Только теперь я уцепилась за жизнь. Уцепилась за единственную ниточку, державшую меня. И знаешь, что я увидела в ту минуту, когда думала, что мне конец? Когда была в этом уверена? Тебя. Я увидела тебя и Генри, так что прости меня за то, что я жива!

Реджина на секунду запнулась и пропустила вдох. Шагнув одной ногой на нижнюю ступеньку, она остановилась. Женщины впились друг в друга глазами, провоцируя сделать следующий шаг. Когда-то мысль о том, чтобы быть вместе была блаженством, как долгожданный дождь в солнечный летний день. Теперь солнце не согревало их. Не в этот раз. Сейчас они находятся в самом сердце бури, которая смела все их защитные механизмы, оставив только оголенные нервы и эмоции, удушающие, клокочущие, требующие выхода.

Плотину прорвало.

Реджина рванулась к ней, и Эмма встретила её на полпути, заключая в объятия. В неясном переплетении рук и ног они целовались яростно, решительно, желая что-то доказать. Губы Реджины были именно такими, как она помнила, полными, упругими, со вкусом мокко и просто правильными. Эмма поймала губами дыхание женщины и крепче прижалась к ней, обвивая руками стройную талию, заставляя её подняться на цыпочки и взойти по лестнице. Реджина в ответ крепко вцепилась в её плечи.

Шум в голове, сомнения, страх, неуверенность – всё смыли чувства, вырвавшиеся наружу приливной волной. И сейчас они седлают эту волну, не позволяя ей утащить их на дно. Реджина приоткрыла губы, кончиком языка дразня Эмму, привлекая её внимание, которое блондинка с радостью безраздельно посвятила Миллс. Эмма потянула её из прихожей в коридор, чувствуя, что с каждым вдохом тонет, погружаясь всё глубже. Она дышала Реджиной, той, что для неё важнее воздуха, и, если бы ей предложили сделать так, чтобы Реджина стала её кислородом, Эмма согласилась бы, не раздумывая. Руки блуждали по телу, слегка царапая плоть, левая ладонь забралась под блузку, и Свон провела ногтями по гладкой спине.

Зашипев, Реджина отстранилась всего на дюйм и посмотрела на неё потемневшими глазами. Схватив Эмму за подбородок ухоженными пальцами, она накрыла её губы жестким, болезненным поцелуем. Толчок был таким сильным, что блондинка попятилась назад, врезавшись в стоящий позади неё журнальный столик. Ключи, ручки и счета полетели на пол, когда она оперлась ладонью о столешницу, за талию притягивая Реджину к себе, и та обняла её, случайно прижавшись коленом к естеству Эммы, которая всхлипнула в ответ на это прикосновение.

Желание затопило её, и, хотя рациональная часть сознания твердила, что это не самая лучшая идея, что им слишком многое нужно друг другу сказать, сейчас голос разума умолкал, уступая контроль той части натуры Эммы, которая заставляла её скучать по Реджине так сильно, что не раз и не два девушка почти была готова послать терапию к чёрту и пешком побежать в Сторибрук.

- Реджина, – прошептала Свон, убирая руку с поясницы женщины, чтоб обнять её за талию. Брюнетка ахнула, покрывая её подбородок и скулы поцелуями, такими лёгкими, что Эмме хотелось засмеяться.

- Скажи ещё раз.

- М-м-м-м? – девушка прикрыла глаза. Буря эмоций, отражавшаяся в них минуту назад, сменилась медленно тлеющим желанием.

- Моё имя. Скажи ещё раз.

Она оставила поцелуй в уголке губ, красная помада на которых теперь смазалась, не выдержав их пыла. Её дыхание легонько щекотало смуглую кожу, когда она быстро поцеловала Реджину и, прижавшись устами к шраму над губой, прошептала:

- Реджина.

В ответ её притянули ближе для еще одного обжигающего поцелуя, менее торопливого, но такого же страстного, как и предыдущий, и Эмме оставалось только ответить на него.

- Эмма.

На её губах заиграла улыбка, и звон в ушах становился всё тише и тише, и, наконец, остался только голос Реджины, снова и снова повторяющий её имя. Опустив взгляд, Эмма увидела, что Миллс целует её подбородок, спускаясь на шею, а затем поднимаясь к уху. Цепочка поцелуев, переплетенная её именем, и каждое звено в ней обещало блондинке целый мир.

- Ты, правда, здесь? – прошептала Реджина чуть слышно. Эмма вздрогнула, прижимаясь к брюнетке ещё ближе.

- Я здесь, – кивнула она.

* * *

Голос разума умолк окончательно, когда Эмма нетерпеливо поднималась по лестнице вслед за Реджиной. Брюнетка, как прежде, шла впереди, держа её за руку, и это позволило солдату почувствовать себя дома. Свон не могла оторвать взгляда от этой женщины, которая, подымаясь на ступеньку, всякий раз оглядывалась, просто чтоб убедится, что Эмма всё ещё здесь. И стоило карим глазам встретиться с зелёными, Эмма сжимала её руку и чуть заметно ускоряла шаг.

Желание быть ближе еще никогда не было таким сильным, и едва дверь спальни закрылась за ними, воздух ощутимо сгустился. Их губы встретились, не желая ждать больше ни секунды. Ожидания в их жизни было достаточно. И, утопая во вкусе мокко, Эмма клялась никогда больше не оставлять этих губ надолго, потому что из всего, через что ей пришлось пройти, самой жестокой пыткой стала невозможность прикоснуться к губам Реджины.

Они отступали к кровати, пока брюнетка не коснулась матраса коленями. Эмма осторожно опустила её на одеяло, нависая над ней, отказываясь разорвать поцелуй даже на секунду. Реджина отстранилась первой, только чтоб скользнуть губами по бледной коже шеи. Эмма застонала и закрыла глаза, отдаваясь этому ощущению. Миллс подвинулась к изголовью постели. Ухватив блондинку за ременные петли на джинсах, она потянула её за собой.

Осторожно придвинувшись к женщине, Свон склонилась над ней, целуя обнаженный живот. Реджина вздохнула, раздвигая ноги, чтобы лучше чувствовать её. Целуя, Эмма одну за другой расстёгивала пуговицы блузки мэра, начиная с нижней. Язык скользил по нежной плоти, оставляя влажную дорожку. Наконец, блондинка добралась до атласного бежевого бюстгалтера. Горячее, сбившееся от возбуждения дыхание обожгло кожу, и брюнетка вздрогнула, когда губы Эммы коснулись груди.

Застонав, Реджина запустила пальцы в светлые волосы, отрывая девушку от её занятия, чтоб накрыть её уста отчаянным поцелуем. До этого они успели немного, горячие поцелуи, и одна, полная блаженства ночь в Бостоне – вот и всё, что у них было. Но инстинкт внезапно взял своё, и теперь Эмма думала только о том, что хочет потерять себя, растворившись в этой женщине.

- Можно, мы?.. – хрипло выдохнула Реджина. Встрепанная, в распахнутой блузке, она, мучимая желанием, умоляюще посмотрела на Эмму. Миллс потянула с её плеч китель, оставляя блондинку в простой серой футболке. Открыв глаза, Свон посмотрела в карие, полные страсти и мольбы глаза. Разрешение готово было сорваться с языка, и Эмма подняла руку, чтоб успокаивающе коснуться щеки Реджины. Её взгляд застыл, сосредотачиваясь на руке. Металл и живая плоть. Пальцы резко одернулись, и Эмма села, опираясь на стопы. Желание уступило место смущенью:

- Ты можешь не… Закрой глаза. Я могу…

Поцелуем Реджина заставила её замолчать. Когда им удалось оторваться друг от друга, брюнетка переплела пальцы с суставами протеза. Разглядывая его, как разглядывают неожиданно найденный драгоценный камень, она спросила:

- Я делаю тебе больно?

- Нет.

Скользнув губами по костяшкам металлических пальцев, Реджина протянула руку и ласково провела ладонью по предплечью до локтя, где протез присоединялся к руке.

- Это просто обрубок, – пробормотала Эмма, отодвигаясь и пряча взгляд.

- Мне плевать, что это. Это ты. Здесь, – Реджина хрипло, недоверчиво рассмеялась. – Эмма, ты здесь.

Эмма широко улыбнулась, не в силах унять волнение и трепет в груди, хотя ей этого и не хотелось.

- Ты здесь, – повторила она, пораженная не меньше брюнетки. – Реджина.

Миллс улыбнулась в ответ и кивнула. Прикусив губу, она теребила край футболки Эммы:

- Я ждала тебя.

- Я тоже, – девушка переплела их пальцы и, пристально посмотрев на брюнетку просто для того, чтоб убедиться, что та действительно хочет этого, медленно помогла ей снять с себя футболку.

Реджина молча разглядывала Эмму, разглядывала каждый дюйм её тела, и карие глаза светились желанием и такой любовью, что блондинка почувствовала, что готова покраснеть. Она следила за взглядом, скользнувшим вверх по торсу до скрытой бюстгалтером груди, к плечу, по шраму на ключице и к следам от заживших царапин на животе.

Свон отвернулась, прикрыв ладонью живот, будто это могло скрыть шрамы от глаз Реджины. Но прежде, чем рука успела коснуться пресса, Миллс приподнялась со своего места и, обняв блондинку ногами, схватила её руку и отвела в сторону, прижав к кровати. Она мягко обвела подушечками пальцев каждый шрам, украшавший тело Эммы. Неровный порез на правом бедре. Едва заметная горизонтальная линия под грудью. Она целовала их все и, поднявшись выше, провела языком по шраму на ключице.

- Ты еще красивее, чем была, – прошептала Реджина.

Чувствуя, как дыхание брюнетки касается кожи, Эмма не сдержала вздоха и свободной рукой обняла её за талию. Она слишком сломана. Она – увечная. Но она поверила Реджине. Поверила её словам, её прикосновениям. И когда Реджина снова переплела свои тёплые пальцы с прохладным металлом, Эмма заплакала, не умея больше сдерживать обжигающие глаза слёзы.

- Я люблю тебя, – неожиданно для самой себя прошептала девушка. Хотя она была уверена, что это всё, что ей хочется сказать сейчас. – Я тебя люблю.

- Я тоже тебя люблю, – выдохнула Реджина хриплым отчаянным шепотом и обняла Эмму за шею. – Господи, как же я скучала по тебе.

Они снова лежали, прижавшись друг к другу, и их губы сами встретились, сливаясь в поцелуе так естественно, словно были двумя намагниченными половинками одного целого. Не осталось ни сомнений, ни тревог. Впервые они вместе или в последний раз? Неважно. Даже если по воле богов у них есть только несколько часов, главное, что они вместе.

Еще хоть раз, говорила себе Эмма, расстегивая застёжку бюстгалтера и стягивая бежевый атлас с плеч брюнетки вместе с блузкой. Губы скользили по знакомым, мягчайшим изгибам, запоминая каждую линию. Может быть, завтра она проснётся, и всё это окажется сном, но сейчас она еще раз насладится чудом по имени Реджина Миллс.

Реджина помогла ей расстегнуть свои брюки и снять их вместе с бельём. Эмма села на колени, рассматривая обнаженную богиню, лежащую под ней. Возбужденные соски, золотистая смуглая кожа, чуть порозовевшая от поцелуев и тлеющего внутри пламени. Улыбка, игривая и смущенная. Но глаза, в них Свон видит отражение собственных чувств: неверие, и удивление, и чистейшее счастье. Еще хоть раз? Да черта с два! Ей недостаточно одного раза, эта женщина нужна ей, как воздух! Она провела ладонью по гладкой лодыжке, по колену и легонько пощекотала бедро, так что Реджина, хихикнув, раздвинула ноги.

Слишком, слишком долго, думала Эмма, когда легла между ними, целуя живот Миллс. Дорожка поцелуев началась на забавном и потрясающем камешке над пупком и спускалась ниже. Пальцы всё еще щекотали бедро.

- Подожди, – простонала Реджина так тихо, что Эмма едва услышала её. Она подняла голову и, положив подбородок на лобок брюнетки, посмотрела на нее, лениво лаская пальцами внутреннюю сторону бедра. Реджина резко села и, притянув девушку к себе, поцеловала. – Ты… – в голосе Реджины слышалась мольба. – Я хочу тебя. Пожалуйста, пожалуйста, Эмма.

Реджина прикусила её нижнюю губу, чуть потянув, и Эмма сдалась, чувствуя, как в паху всё туже затягивается узел почти болезненного возбуждения. С хриплым «Хорошо» она перевернулась на спину, потянув женщину на себя. Но Миллс приподнялась над ней, опираясь на руку, и некоторое время просто смотрела так, будто любовалась восьмым чудом света. Пальцы легко пробежали по обнаженному животу, так что мышцы пресса рефлекторно сократились. Коснувшись плеча, брюнетка чуть оттянула лямку лифа.

- Можно, я его сниму? – нерешительно спросила она.

- Да, – кивнула Эмма и села, спустив лямки. Глядя ей в глаза, Реджина обняла её и расстегнула застёжку. Скользнув ладонью к поясу джинсов, женщина повторила свой вопрос, и Эмма запнулась на секунду:

- Ты не обязана.

- Я хочу, – взяв её за руку, Эмма подвела ладонь Реджины к пуговице на джинсах, успокаивая её нежным поцелуем. – Я хочу тебя.

Джинсы были сняты, а после, получив ещё один успокаивающий кивок, взволнованная брюнетка осторожно сняла с Эммы влажное бельё, оставляя девушку обнаженной.

Было время, когда Свон гордилась своим телом до самодовольства. Гордилась четко выделяющимися под кожей мышцами, сильной спиной, накачанным прессом. Возвращаясь с пробежки, она специально стягивала майку и вытирала ею лицо, чтоб Реджина увидела её в топе и леггинсах. Но сейчас девушка внезапно пришла в себя. Шрам на голени, там, где Набиль прижигал рану, чтоб вылечить её, выделялся на бледной коже бурым пятном. На похудевших ногах оно притягивало взгляд, подобно красному бакену. Эмме хотелось повернуться, но она знала, что спина выглядит не лучше.

- Я ведь не сплю, правда? Это ведь не очередной сон? – вдруг спросила Реджина, стоя на коленях в изножье кровати.

- Тебе тоже это снилось?

- Всё время.

Медленно и осторожно, наблюдая за реакцией блондинки, Миллс подползла к ней и легла сверху, устраиваясь между разведенных бёдер:

- Ты лучше любого из снов.

У Эммы перехватило дыхание, и от всех её комплексов враз не осталось и следа, потому что всё, что рисовало её воображение в эти три года, не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило здесь и сейчас.

Поцелуй обжигает губы. Реджина прижимается к ней грудью. Глядя в потолок, Эмма растворялась в ощущениях, которые дарили ей губы брюнетки, спускаясь поцелуями вниз по торсу. Хриплое дыхание. Она двигает бёдрами. После такой долгой разлуки Эмме этого мало. И шрамы – это последнее, что беспокоит Эмму, когда язык Реджины касается треугольника жестких волос. Горячее дыхание щекочет нежную плоть, и мышцы нетерпеливо сжимаются.

- Красивая, – бормочет брюнетка, – такая красивая.

А потом Реджина прикоснулась к ней. Не осталось ничего. Ни барьеров. Ни сожалений. Только Реджина и Эмма. Свон застонала, закрыв глаза, когда почувствовала, как брюнетка ласкает её губами и языком так жадно, словно она может в любую секунду исчезнуть. Пальцы на ногах поджались сами собой. И всё, что Эмма могла сделать, это согнуть ноги в коленях и раскрыться ещё больше, чтобы добровольно отдать себя Реджине, которая вознесла обожание на новую ступень теперь, когда её пальцы дразнили вход. Блондинка двинула бёдрами им на встречу, и Миллс толкнулась, задавая ритм. Стоны девушки и её сбивчивое дыхание вели её, когда толчки становились глубже, ближе к источнику жара и влаги, когда Эмма крепко сжимала её пальцы, не желая выпускать.

- Реджина, – ахнула она, почувствовав, как брюнетка обхватила губами возбужденный комочек нервов и легонько его прикусила, заставив бёдра Эммы дрожать. – Реджина.

- Я здесь, – откликнулась та, – я с тобой.

Эмме не требовалось большего, чтоб отпустить себя. И когда напряжение достигло пика, взорвавшись внутри неё, заставляя девушку выгнуться, вцепившись в простыни, единственной связной мыслью, пронзающей её сознании, было: «Реджина. Реджина. Реджина».

- Я здесь, – повторила брюнетка, подымаясь и оставляя цепочку поцелуев на её покрытом потом теле.

Из глаз брызнули слёзы, и Эмма не пыталась стереть их. Когда Реджина поравнялась с ней, Свон накрыла полные красные губы поцелуем. Только через пару секунд, отстранившись, Эмма поняла, что щеки Реджины мокрые от таких же счастливых слёз, что взгляд брюнетки мечется по её лицу. Женщина всё еще не верила до конца, что Свон действительно рядом.

Эмма мягко поцеловала её и, осторожно убрав тёмные пряди, обняла Реджину, прошептав ей в губы:

- Я никуда не денусь.

Реджина хрипло всхлипнула. В следующую секунду она, сотрясаясь от слёз, уткнулась в шею Эммы, обнимая её отчаянно, до боли. Их пальцы переплелись сами собой, незаметно найдя друг друга, и ладони сжались, напоминая женщинам о том, что они вместе. Наконец-то.

* * *

Свон долго обнимала Реджину, пока они лежали на смятых простынях и разбросанных подушках, постепенно остывая. Физическое желание отступило, и разум снова заговорил в Эмме, когда она гладила заплаканную Реджину по спине, крепко обнимая.

Она сделала это. Она заставила сильнейшую из женщин сотрясаться в рыданиях, захлёбываясь слезами. У неё не было выбора, напомнила себе Эмма. Не позаботься она о себе, груз, давивший ей на плечи, стал бы между ними стеной. А может быть, произошло бы что-нибудь гораздо худшее. Она зажмурилась. Выбор всегда есть. И может быть, её выбор был неверным.

- Прости, – искренне шептала блондинка, баюкая её, целуя в висок и напевая ту самую песню, которая помогала ей сохранять здравый рассудок.

Реджина плакала, и по щекам Эммы снова побежала соленая влага. Вдруг всхлипы прекратились, хотя плечи брюнетки продолжали вздрагивать, и, отстранившись, Свон увидела, что та улыбается. Потом Миллс засмеялась безумным смехом. Щеки у неё покраснели, лицо всё еще было мокрое от слёз, а глаза воспалились, но, господи, какая же она красивая.

- Прости, – Эмма ничего больше не смогла придумать. Реджина захохотала громче.

- Простить? – переспросила Миллс, вытирая глаза. С быстротой, которой Эмма не ожидала, она обняла её за шею и поцеловала. Поцелуй должен был стать жестким, но в нём было столько близости, и преданности, и чистейшего обожания, что блондинка не ощутила ничего, кроме нежности.

- Ты дома, – прошептала Реджина. – Не извиняйся за это.

Они лежали на одеяле, повернувшись друг к другу лицом и переплетясь ногами. В комнате было прохладно, но не хотелось отодвигаться друг от друга даже для того, чтоб укрыться. Эмма провела стопой по шелковистой коже лодыжки и ухмыльнулась, увидев, что Реджина, сосредоточившая свое внимание на креплениях протеза, отвлеклась. Их окружала тишина, потому что слишком трудно было найти слова, чтоб выразить, что они чувствуют. Зрачки Эммы тревожно расширились, когда Реджина коснулась места, где протез присоединялся к руке. Она пристально посмотрела в карие глаза, но не увидела в них ничего, кроме грусти, удивления и любопытства. Ни осуждения. Ни жалости. Любовь, как она есть, во всей красе.

Свон молча приподнялась, опираясь на руку, и отстегнула протез, открывая заканчивающуюся на сгибе локтя культю.

Пристраивая протез на тумбочке, девушка думала, что, возможно, снимать механическую руку пока что не стоило, но, едва она легла обратно в кровать, ладонь Реджины накрыла её правую руку. Ногти легонько пробежали по бицепсу, пощекотали плечо и спустились до локтя. Эмму всё еще мучили фантомные боли в руке, которой у неё больше не было, но сейчас она могла поклясться, что чувствует, как Реджина ласково гладит костяшки пальцев. Когда брюнетка сделала это снова, по позвоночнику Эммы побежали мурашки.

- Почему ты не позвонила? – удрученно прошептала Реджина, играя одним из золотистых локонов.

- Взгляни на меня, Реджина, – не сдержавшись, Эмма спрятала культю и повернулась так, чтоб шрама на щеке не было видно. – Когда меня нашли, я была последним, что ты хотела бы видеть в своей жизни.

Миллс взяла её за подбородок и посмотрела в глаза:

- Но ты была бы со мной.

Эмма покачала головой:

- Нет, ты увидела бы пустую оболочку.

- Мне было бы всё равно, – настаивала брюнетка. Она убрала руку с лица Эммы. Настал её черед отвести взгляд. - Представляешь, каждый божий день я мечтала, чтоб ты вернулась домой, а ты была всего-то в другом штате, – Реджина нервно теребила ниточку, выбившуюся из подушки.

- Я хотела. Поверь, хотела, – взяв Реджину за руку, Эмма поцеловала костяшки пальцев, не готовая отпустить этот момент. Может, через секунду, Миллс выбросит её из своей кровати, из своей жизни. Может быть, это чудо – всего лишь случайность. Отчаянный поцелуй на запястье. Языком по предплечью, и скоро Эмма скользит губами по шее и снова касается сладких губ. – Я была… не в порядке. 

- Ты могла приехать сюда, а не принимать решение за меня, – несмотря на обиду в голосе, Реджина наклонила голову, предоставив губам Эммы полную свободу действий. Она всхлипнула, когда Свон прикусила нежную кожу между плечом и шеей.

Девушка отстранилась – достаточно, чтоб брюнетка открыла глаза, разочарованная потерей контакта. Зелёные глаза, полные сожаления и тоски, смотрели виновато.

- Дело было во мне. Раз в жизни я подумала о себе. Мне нужно было прийти в норму и примириться с собой прежде, чем продолжать жить, – она бессознательно подвинулась к Реджине, схватив её за руку. – Я не могла допустить, чтоб ты справлялась со мной, когда я сама не могла с собой справиться.

Прижавшись лбом ко лбу женщины, Свон прошептала так тихо, словно выдавала государственную тайну. И в каком-то смысле так оно и было. Тихо-тихо она озвучила причину, по которой не приехала в Сторибрук, едва вернувшись в Штаты. По которой всё ещё продолжала казнить себя.

- Я боялась.

- Чего?

- Причинить вред тебе и Генри.

Руки Реджины обняли её за талию, притягивая ближе, но блондинка не позволяла себе выдохнуть от облегчения и погрузиться в их успокаивающее тепло. Это слишком хорошо, чтоб быть правдой.

- Когда меня нашли, я целыми днями лежала, дрожа, дергаясь в судорогах, забившись в угол, как угодивший в ловушку зверь. Я едва могла находиться с кем-то в одной комнате, чтоб не подскакивать от каждого шороха. И если ко мне подходили слишком близко, я реагировала. Нехорошо реагировала.

- Я хочу злиться на тебя, – призналась Реджина.

- Ты имеешь на это право, – робко пробормотала Эмма.

- Не нужно строить из себя мученицу, – резко бросила Миллс и, фыркнув, погладила пальцами гладкий живот Эммы. Он не был таким крепким, как она помнила, но всё равно сводил её с ума. – Часть меня очень расстроена. И большая часть меня очень хочет тебе врезать.

- Ага, – промямлила блондинка, пристально рассматривая рисунок простыней. Вот оно. В любую секунду.

- Но я слишком счастлива, что ты дома, так что на остальное мне действительно плевать.

Взгляд Эммы метнулся к её лицу, и она неуверенно улыбнулась, заливаясь краской прежде, чем поцеловать ухмыляющуюся Реджину.

- Но я хочу это слышать, – брюнетка отстранилась и взяла лицо Эммы в ладони. Свон на секунду отвела взгляд, когда Реджина нежно провела подушечкой пальца по шраму от уголка розовых губ до правого виска, чувствуя каждый мельчайший изгиб. Она скользила по Эмме удивленным взглядом, по каждому шраму, каждой крошечной царапине, будто сравнивая женщину, сидящую перед ней, с той, которую провожала в аэропорту много лет назад. И Эмма знала, что она и та женщина – разные люди. Она никогда не будет прежней, как бы ни старалась. Но когда Реджина поцеловала её шрам, а потом губы, потершись носом о её нос, в эту секунду между ними было столько близости и доверия, что Эмме снова захотелось заплакать, потому что прошлое потеряло всякое значение, превратившись в несуразное видение. Эмма хотела будущего. С Реджиной. Будущего для их семьи.

- Я хочу все услышать. Когда будешь готова.

- Хорошо.

Глава 26

 Над головой раздавались голоса. Эмма не могла разобрать слов. Она едва могла открыть глаза. С усилием разлепив веки, она не увидела ничего, кроме размытых пятен. Яркое, всё слишком яркое. И снова голоса. Английский? Арабский? Эльфийский?

Эмма пытается двигаться, но тело будто налилось свинцом, и она ощущает себя так, словно погружается на дно океана с корабельным якорем на груди. В ушах звенит. В голове пульсирует боль. Яркие пятна тускнеют по краям, и Эмма позволяет себе провалиться в темноту.

Черное пятно нависло над ней. Шепот. Нет. Она вздрогнула, почувствовав прикосновение. Нет. «Нет», - болезненно стонет Эмма, но голос не слушается, и протест получается почти беззвучным.

- Ш-ш-ш-ш-ш, – голос. Женский голос. Она пытается отыскать глазами источник звука и трясёт головой, чтоб разогнать муть.

Чужие руки прикасаются к ней. Она дергается и стряхивает их с себя. Тихие голоса и какой-то стук.

Они собираются снова сделать ей больно. Почему ей просто не дадут умереть? Эмма размахивает руками. Её тело онемело и потеряло чувствительность. Чужие руки удерживают её, и тот же женский голос говорит что-то успокаивающее. Лоб покрывается испариной и руку пронзает жалящая боль.

- Ш-ш-ш-ш, – повторяет голос.

Размытое пятно перед глазами распалось надвое. И то ли устав бороться, то ли повинуясь инстинкту, говорящему ей, что она в безопасности, Эмма успокоилась. Конечности всё еще подергиваются, но она смутно осознает, что лежит на чем-то мягком. Пятна разговаривают друг с другом, и Эмма прищуривается, пытаясь сфокусировать зрение.

«Эмма, - голос четкий, знакомый. Так звучат безопасность и уют. – Эмма».

Зелёные глаза распахнулись, прогоняя остатки сна. Воспоминания о времени между пленом и Ландштулем всегда были смутными. Месяцы её жизни превратились в сплошной, наполненный болью горячечный бред, и даже многочисленные сеансы терапии не помогли до конца разобраться в нем. Она постоянно видела над собой какие-то фигуры. Они прикасались к её лицу, руке, ногам. Как-то Эмма призналась доктору Митчеллу, что могла бы поклясться, что это были Реджина и Генри, но ведь её подсознание уже давно играло с ней злые шутки.

Эмма лежала, изучая потолок, на который раньше никогда не обращала особенного внимания, пока, наконец, не поняла, что же её разбудило. Тепло, согревавшее блондинку во сне, исчезло, потому что теперь Реджина сидела на краю кровати, напрягшись, ссутулившись, скромно прикрывшись смятой простынёй.

- Эмма, – прошептала брюнетка. – Снова Эмма, доктор Хоппер. Думаю, у меня галлюцинации, но они никогда прежде не были такими настоящими. Пожалуйста, перезвоните мне, когда получите это…

Эмма потянулась к ней, так что кровать просела под её весом. Реджина резко обернулась, глядя широко распахнутыми, испуганными глазами, как ребёнок, которого поймали у буфета с печеньем.

- Я вам перезвоню, – быстро сказала она и, положив телефон на колени, потянулась к Эмме, медленно, настороженно, будто имела дело с раненным зверем.

- Эй.

- Эй.

Эмма трудно сглотнула и села, прикрыв одеялом грудь, словно это не они с Реджиной провели несколько часов, открывая друг друга заново. Она обнимала брюнетку, пока та смеялась сквозь слёзы, уткнувшись ей в шею, и, в конце концов, заплакала сама. Потому что этот момент, весь этот чертов день – просто какая-то абсурдная фантасмагория. Это не может быть реальностью. Всё не может быть так легко. Конечно, нельзя сказать, чтоб их путь был лёгким. Голова шла кругом, и всё, о чем Эмма могла думать, это то, как они, вконец вымотавшись, заснули, обнявшись, любуясь улыбками друг друга, поцелуями прогоняя мучавшие обеих страхи.

- Прекращай улыбаться, – шутливо проворчала Эмма, – я не могу тебя как следует поцеловать!

Реджина только улыбнулась еще шире, и в тот момент все чувства Свон достигли предела. И она растворилась в этом моменте, в сладком, с привкусом соли вкусе губ брюнетки, в своём желании любоваться ею, запоминая каждую родинку на загорелой коже. Она тонула в Реджине, и больше ей ничего не было нужно.

Пальцы Эммы покалывало, когда она нежно гладила Реджину по руке, подушечками пальцев ощущая, как покрывается мурашками мягкая кожа, как Миллс вздрагивает от удовольствия в ответ на её прикосновения. Тёплое дыхание женщины касалось её шеи, и с каждым вдохом бег пульса всё ускорялся. У Эммы стучало в ушах, и впервые за многие годы это не был тот болезненный звон, который раздается в голове, когда слышишь взрывы или свист пуль у своего плеча. Сейчас это стучало её собственное бешено колотящееся сердце. И, когда губы девушки скользнули от виска Реджины к влажной щеке, поцелуем осушая слёзы, а потом коснулись ключицы ещё одним, полным обожания поцелуем, Эмма могла бы поклясться, что сердце в груди Реджины отбивает тот же ритм, стуча в унисон с её собственным так громко, что блондинка слышит его. Столько эмоций, столько адреналина в крови за такой короткий срок, что трудно выдержать.

Под поцелуями, ласкающими шею, Реджина успокоилась, всхлипы сменились тихими вздохами, и она крепче обняла Эмму. Блондинке хватило здравого смысла, чтоб оторваться от своего занятия и увидеть, что Миллс сонно моргает.

- Закрой глаза, – прошептала она, легко целуя веки, – отдохни.

- Это я должна говорить это тебе, – пробормотала Реджина, расслабляясь в её объятиях, – я в порядке.

- Ты устала, – и Эмма подавила зевок. Усталость, эмоциональная и физическая, брала своё.

Реджина упрямо покачала головой, приоткрыв глаза, и потерлась носом о нос Эммы.

- Я не устала.

- Реджина, – предупреждающе протянула девушка.

- Эмма, – та мягко поцеловала её, заставив закрыть глаза, – я не хочу спать. Хочу побыть с тобой.

- Но я почти засыпаю, – попыталась Свон снова, осторожно пропуская шелковистые темные пряди между пальцев и задаваясь вопросом, как этой женщине удаётся оставаться настолько совершенной.

- Поспи.

Эмма усмехнулась, лениво и уютно уткнувшись брюнетке в подбородок:

- Ты будешь здесь, когда я проснусь?

Короткие ногти, ласкающие бледную спину, замерли. Голос Реджины был уверенным, как никогда, несмотря на усталость:

- Если это сон, я не хочу просыпаться.

Фраза была резкой, напряженной, но Эмма была согласна с ней всем своим изболевшимся за годы разлуки сердцем, в конце концов, приведшим её сюда, домой. И, слушая, как выравнивается дыхание Реджины, лежащей у неё на груди, она чувствовала себя так, будто на неё снизошло благословение небес. Обняв брюнетку крепче, Эмма погрузилась в сон.

Всего пару часов назад их сжигало неумолимое желание и наполняло счастье и удивление, но, проснувшись, они повели себя, словно случайные любовники, оказавшиеся в постели спьяну и очнувшиеся с жутким похмельем, которое стёрло все воспоминания о предыдущей ночи.

Эмма села на кровати и, молча повернувшись, чтоб взять со столика руку, бросила взгляд на часы. Половина второго. Они поспали чуть больше часа. Надев протез, она прислонилась к спинке кровати, укрывшись одеялом. Эмма знала, что Реджина пристально наблюдает за каждым её движением, и, повернувшись, уловила сомнение в карих глазах. А ведь всего час назад в них не было ничего, кроме любви. Эмма была в замешательстве. Что произошло за этот час? Объятия и поцелуи сменились смятеньем и отстраненностью. Всё, что Эмма чувствовала, это прожигающий, застывший, как у зомби, взгляд Реджины, которая сидела неподвижно, вцепившись в простыню до побелевших костяшек.

Прежде, чем блондинка успела спросить, что не так, Реджина покачала головой и, уткнувшись лицом в простынь, приглушенно произнесла:

- Ты здесь.

- Ага.

Вдруг брюнетка резко вскочила с кровати и, подлетев к стоящей рядом со шкафом корзине для белья, достала из неё и надела безразмерную футболку. Футболку Эммы с надписью US ARMY. Реджина никогда не носила вещей, которые уже отправила в стирку, но сейчас у неё в голове был такой хаос, что ей было всё равно. Повернувшись к Эмме спиной, она открыла ящик с нижним бельём. В зеркале Эмма видела, какое у Реджины напряженное и встревоженное лицо. Достав первую подвернувшуюся под руку пару трусов, женщина натянула их так торопливо, что потеряла равновесие и, качнувшись, вынуждена была прислониться к шкафу.

Три года назад это выглядело бы мило, и Эмма, несомненно, расхохоталась бы и бесконечно подкалывала взволнованную Реджину. Но сейчас не время для смеха и подколок. Блондинка не знала точно, для чего сейчас подходящий момент, но точно не для этого. Так что, пока Реджина бормотала что-то, пытаясь найти какие-нибудь брюки, Эмма выскользнула из кровати и начала тихо одеваться.

Ну, вот. Вот и конец. Одна ночь, точнее, один страстный полдень не могут стереть из памяти три года боли. Она хотела бы этого, но они ведь не в сказке. Они не героини книги или фильма. Это не TV-шоу. Это реальная жизнь. А в жизни люди двигаются дальше, растут. И иногда они растут отдельно друг от друга. Эмма знает это слишком хорошо.

«Могло быть хуже», – напомнила себе девушка, надевая серую футболку, которая обнаружилась застрявшей между кроватью и столиком. По крайней мере, у них был этот последний раз. К глазам подступили слёзы, и она позволила одной скатится по щеке, когда футболка закрыла её лицо. Влага впиталась в серую ткань, когда Эмма продела голову в горловину. Свон удалось отыскать своё бельё, и она надевала его, когда голос Реджины с явственно звучащей в нём паникой заставил её замереть:

- Куда ты? – женщина напряженно смотрела на неё, прижав к груди пару леггинсов. Брови Эммы недоуменно взметнулись, и она смогла только неопределенно дернуть плечом и открыть рот прежде, чем Реджина снова среагировала. Уронив леггинсы и запустив пальцы в волосы, она заметалась по комнате от трюмо до шкафа:

- Просто… мне просто нужна минута… я просто…

- Хорошо.

- То есть, ты же здесь. Это же… это же не сон? Ты же тут, правильно?

- Да.

- Ты жива! – выдохнула Реджина и хмыкнула, будто думая, что сходит с ума. – Ты просто…

- Знаю.

- Но ты была мертва. Они говорили мне, что ты погибла.

- Знаю.

- Но ты тут. То есть, мы же… Мы только что…

- Знаю.

- Почему ты это делаешь?! – рявкнула Реджина и резко остановилась, опустив руку на талию. – Почему ты так спокойно к этому относишься?! Как ты вообще так можешь? Это ведь ненормальная ситуация! Даже близко не нормальная! Ты… ты же восстала из мёртвых, Эмма.

- Знаю, Реджина, – Свон вздохнула, садясь на кровать.

- Нет, не знаешь! Это ведь не каждый день происходит! – Миллс снова мерила шагами комнату, уткнувшись яростным взглядом в ковёр. – Ты здесь. Ты здесь. После стольких лет ты вернулась, – она застыла как вкопанная и повернулась к перепуганной блондинке. – И ты была здесь всё это время, – осознала Реджина. – Всё это время ты была так близко и не позвонила. Ни разу не позвонила. Даже не написала. Как ты могла не сказать мне, что ты жива?!

- Реджина…

- Я знаю! – перебила её женщина, вскинув руку и понижая голос, в котором звучало частичное понимание. – Знаю, что тебе было страшно, но один звонок, Эмма. Всего один.

- Я не могла, Реджина, – умоляюще отозвалась Эмма, наклонившись вперёд.

- Один звонок длиной в тридцать секунд. Просто, чтоб я знала, что ты жива.

- Я должна была. Я знаю.

- Но ты не позвонила.

- Знаю! – прорычала Эмма, хлопнув ладонями по кровати. Сделав несколько глубоких вдохов, она запустила пальцы во взъерошенные волосы, пытаясь пригладить их и собраться с мыслями. Реджина права, она заслуживает объяснения, и она заслуживала, чтоб Эмма объяснилась намного раньше. На её месте, Свон чувствовала бы то же самое. Но Реджина ведь не наделала бы глупостей. Она умная и расчетливая, а Эмма… просто Эмма. Еще раз вдохнув, она опустила взгляд, осторожно позволяя воспоминаниям наполнить память.

- Я тебе всё расскажу, – сказала Эмма. – Как я уже говорила, они хотели меня обменять, – она подняла протез и пошевелила пальцами, подчеркивая свои слова этим жестом. – Как только наша машина уехала, меня схватили и потащили в…

-Нет, я не то имела в виду, – Реджина быстро покачала головой. – Я не хочу, чтоб ты рассказывала сейчас.

- Ты хотела знать. Я могу рассказать тебе.

- Не так. Я не хочу, чтоб ты рассказывала, потому что я тебя заставила.

- Тогда что я должна сделать, чтоб ты успокоилась?

- Не знаю! – рявкнула Реджина, почти срываясь на визг, она покраснела, и венка на лбу пульсировала, вздувшись. Тяжело дыша так, что грудная клетка ходила ходуном, женщина закрыла лицо руками. Отзвук её крика смешался с тишиной этой, ставшей их личным чистилищем, комнаты. Они смотрели друг на друга, не видя выхода. – Я не знаю, – тихо повторила Реджина. – Я просто…

- В таком смятении, – смиренно закончила за неё Эмма.

Брюнетка кивнула, скрестив руки на груди:

- Кажется, целая жизнь прошла с тех пор, как мы попрощались в аэропорту.

- Так и есть.

- Но…

- Знаю, – умоляюще выдохнула Эмма.

Тишина снова пронизала комнату. Луч полуденного солнца, пробивающийся сквозь приоткрытые шторы, и танцующие в нем пылинки были единственными свидетелями молчаливого противостояния женщин, застывших друг напротив друга. Воздух между ними, сгустившись, звенел он напряжения.

С Реджиной всегда было легко. Она была человеком, которому Эмма могла написать, о чем угодно, с которым могла говорить часами. В её мире, в её кочевой жизни Реджина была единственной константой. Если она её потеряет… Панический ужас поднялся из живота к груди, заставив легкие болезненно сжаться. Нет, нет, она не может потерять Реджину. Они должны были стать семьёй. У них всё должно было быть нормально. Её всхлип разрушил тишину, и Реджина вскинула голову.

Эмма никогда не была спокойной. Она реагировала. Она принимала поспешные решения, посылая предусмотрительность к черту. А Реджина всегда была готова успокоить её, обнять тёплыми руками, смиряя эмоции девушки. Но сейчас никто из них не был готов исполнить эту роль.

Эмма глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь в руках:

- Что случилось?

Реджина рухнула на кровать рядом с ней, руки у неё дрожали ничуть не меньше:

- Я не знаю.

- Всё не так, как прежде, – прошептала блондинка, сжавшись и опустив голову.

- Знаю. Прости, – кивнула Реджина со сдержанным вздохом.

- Не твоя вина, что я пропала, – Свон издала сухой смешок, хотя в горле стоял такой плотный комок, что хотелось закашляться.

- Нет, – рука Реджины коснулась её бедра, и, быстро подняв взгляд, Эмма увидела карие полные отчаяния глаза. – Твоей вины тоже в этом нет.

- Мы не можем притвориться? – хотя Эмма произнесла эту фразу с вопросительной интонацией, это был не вопрос, и обе понимали это. Они больше не могут притворяться, что Эмма уезжает по работе в другой штат, что она поздно звонит потому, что деловая встреча затянулась, и она вернулась в гостиницу только к ночи. Слишком много всего произошло. Слишком много. И хотя, когда Эмма ехала сюда, она мысленно приготовилась к самому худшему развитию событий, теперь, когда этот сценарий воплощался в жизнь, ей казалось, что весь её мир рушится, рассыпаясь на куски. Её пальцы коснулись пальцев Реджины, лежащих на её бедре, и переплелись с ними, надеясь хоть на секунду продлить счастье их притворства, которое так хорошо удавалось обеим. «Ладно, – уговаривала себя она, пока глаза наполнялись слезами, оплакивая потерю, которой Эмма не могла подобрать имени. – Ладно, ладно». 

- Я не хочу больше притворяться, – тихо призналась Реджина. – Я хочу, чтоб мы хоть раз были настоящими.

- Мы сможем? – последняя надежда заставила Эмму молить, выпрашивать такую же последнюю попытку спасти то, что от них осталось. Внутренний голос настойчиво твердил, что уже слишком поздно, и все, чего ей хотелось, это вышибить из него дух, чтоб заставить заткнуться.

Медленно, пристально глядя ей в глаза, Реджина подняла руку Эммы и поднесла к губам, целуя костяшки:

- Да.

* * *

Кофеварка зашипела, наполняя емкость свежим колумбийским кофе, и по кухне плыл пьянящий аромат. Женщины сосредоточились каждая на своём занятии. Когда, одевшись, они спустились вниз, собираясь поговорить, урчание желудков сообщило им, что, как бы важен не был их разговор, ему придётся подождать. Так что Реджина как гостеприимная хозяйка начала готовить панини[11], а Эмма занялась кофе. Блондинка двигалась скованно, хотя кухня и все движения были такими знакомыми. Чувство поднимающейся лёгкости наполняло её, бежало по венам, пузырилось под кожей, но она сдерживалась, чтоб не погрузится в него с головой, потому что они дали обещание. Прошлое миновало, и им нужно двигаться дальше. И хотя разум говорил ей, что это больше не её кухня, моторная память сработала безошибочно, когда она налила кофе в любимую кружку Реджины, всё ещё стоящую на второй полке шкафчика, и добавила две ложки сахара и сливки. Реджина пила чёрный кофе без сахара, когда работала или нервничала, но однажды Эмма видела, как брюнетка пьёт кофе с сахаром и сливками, и сейчас приготовила его, повинуясь бессознательному побуждению.

Поставив чашки на островок, она вышла из кухни в прихожую, где оставила сумку. Когда она вернулась, надев косметический протез, Реджина уже накрыла на стол и теперь сидела рядом с местом Эммы. Взглянув на вошедшую девушку, Миллс на секунду замерла и перевела взгляд на аккуратную конечность. Пожав плечами, Эмма села слева от неё, тихо поблагодарив за лежащие на тарелке бутерброды.

Она знала, что им нужно поговорить. Затем они и вышли из спальни. Трудно не забыться, когда они так близко друг к другу, и постель рядом. Но, сидя около Реджины в освещенной ярким солнцем до смешного ярко-желтой кухне, Эмма растеряла все слова. С чего ей начать? Как к этому подступиться?

Украдкой она посмотрела на брюнетку и увидела, что та разглядывает протез, выглядевший так натурально, что иногда Эмма почти забывала, что не чувствует эту руку. Проглотив кусок бутерброда и запив его кофе, девушка прочистила горло и произнесла:

- Он отлично выглядит, но управлять им сложнее, чем механическим, – она осторожно пошевелила пальцами протеза.

Реджина быстро подняла глаза, чуть покраснев, когда поняла, что её поймали:

- Если б я не знала, я бы подумала, что это твоя рука.

Помимо воли взгляд снова метнулся к протезу, и Эмма подумала, что такое начало ничем не хуже остальных:

- Ты же знаешь, что случилось в тот день? С Нилом? Я получила пулю в руку. Было неебически больно. Естественно, медицинской помощи никакой не было, так что началось воспаление, – она придвинулась ближе и, приподняв протез, провела указательным пальцем по тыльной стороне предплечья. – Вот здесь всё пошло пурпурными пятнами с зеленью, вся рука распухла от гноя, крови и кое–чего ещё.

- Эмма, – испугано ахнула Реджина, выглядевшая так, будто её мутит.

- Я соорудила перевязь из рукава, но потом боль стала слишком сильной. Во врачебных записях говорится, что, когда меня нашли, ремень так туго перетягивал руку, что пряжка практически вросла в плоть. К тому моменту рука уже почти отмерла, – протез лежал на поверхности островка между ними, и Реджина мягко коснулась пальцем поверхности запястья, так похожей на настоящую кожу, провела по дорожкам выделяющихся механических суставов и накрыла ладонь блондинки своей, соединяя пальцы. – Это замедлило распространение инфекции, а так могло быть хуже.

- Мне так жаль, – выдохнула Реджина, крепче сжимая её пальцы.

- Это ничего, – улыбнулась Эмма, отвечая таким же жестом. Она немного отклонилась назад, но руки не отняла.

- Мне жаль, – повторила брюнетка, качая головой, потому что, не важно, насколько тяжелыми были эти три года для неё самой, всё равно она даже представить не могла, каково было Эмме, – мне так жаль.

- Ты уже это говорила, – Свон мягко рассмеялась, но Реджина только вздохнула и наклонилась к ней ближе. Они позабыли про еду, лежащую перед ними, и Эмма полностью повернулась к Реджине лицом. – Я оставалась в Брукхевене по многим причинам. Мне снятся кошмары. Наверное, хуже, чем те, что ты видела. Они часто возвращаются, но я научилась с ними справляться.

- Ты и раньше с ними хорошо справлялась, – заметила Миллс.

- Ага, – согласилась Эмма, – но сегодня не смогла. Он был очень страшный.

- Мне жаль, – повторила Реджина и уточнила, отвечая на недоверчивый взгляд Эммы. – Прости, что накричала на тебя. И что налетела на тебя, когда ты проснулась.

Эмма только ухмыльнулась:

- Ну, если б ты на меня не налетела, ты не была бы той Реджиной, которую я знаю и люблю.

Это любящее поддразнивание заставило брюнетку смущенно улыбнуться и, глядя на лицо женщины, освещенное лучами солнца, Эмма внезапно поняла, как сильно она соскучилась по её улыбке. Больше всего на свете её хотелось поцеловать эти губы, но в этом Реджина опередила её, и, когда их уста встретились в поцелуе, Эмма почти удивилась  этому знакомому и, в то же время, такому новому для неё ощущению.

- Я люблю тебя, – хрипло рассмеялась Реджина ей в губы, и сердце девушки затрепетало, а на лице появилась широкая ухмылка. – До сих пор я говорила это только на бумаге.

- Ты говорила это утром, – поправил солдат, довольно покраснев.

- Я знаю. И это действительно так, – серьёзно ответила Реджина, обхватив её лицо ладонями.

- Что значит «говорила это на бумаге»?

Настал черед мэра покраснеть. Она откинулась на спинку стула:

- Доктор Хоппер помогал мне пережить… «скорбь», полагаю. Я, должно быть, написала тебе уже сотни писем.

- Ты, правда, думала, что я мертва, – удивилась Эмма.

- А что ещё мне оставалось думать? – мягко спросила Реджина.

- Не знаю, – Эмма опустила глаза, сложив руки на коленях. – Просто я была так поглощена собственными проблемами, что не задумывалась о том, что здесь происходило, и что приходится переживать тебе.

- Это не проблемы, – начала Реджина, взяв её руку в свои, когда блондинка хмыкнула в ответ. – То есть, проблемы, конечно, но это ведь не как если б ты оттяпала себе палец и убежала. Я это понимаю, по крайней мере, начинаю понимать. Не нужно преуменьшать собственных успехов, любимая.

На этот раз, Эмма усмехнулась и накрыла их сплетенные руки ладонью:

- Я так давно не слышала, как ты говоришь это.

- Любимая, - промурлыкала Миллс, наклоняясь к ней, чтоб оставить нежный поцелуй на шее. Рука Эммы опустилась на её талию, когда они наклонились на своих стульях, позволяя губам отыскать друг друга. Внезапно сознание Эммы пронзила тревожная мысль, и она замерла, останавливая Реджину.

- Сколько ты ходила к Арчи?

- Два года, – Реджина чуть отклонилась назад. – После того, как мне сообщили, я практически вернулась в то состояние, в котором была, когда мне было восемнадцать.

- Про…

Женщина прижала палец к её губам:

- Думаю, сегодня мы обе слишком устали от извинений. Где ты была до Бостона?

- В Германии. В военном госпитале. Во время ампутации у меня случился шок. И мой организм как бы «закрылся». Я была в коме семь месяцев.

- В коме?! – ахнула Реджина, безотчетным движением сжимая её запястья.

Они сидели, держась за руки. Единственное, чего хотелось обеим, это снова разжечь тлеющее между ними пламя, касаться друг друга, чувствовать прикосновения, наслаждаться вновь обретенной любовью. Впереди их ждал трудный путь, Эмма и Реджина понимали это, но каждое воспоминание, которым солдат делился с любимой, делало этот предстоящий путь чуть легче. Эмма так долго готовилась к этому, так яростно боролась с терзавшими её демонами, напоминая себе, сколького уже удалось достигнуть. И теперь, делясь своими воспоминаниями с человеком, который терпеливо слушал её не потому, что ему за это платили, а потому, что хотел выслушать, делясь ими с Реджиной, Эмма чувствовала, что её ноша становится легче.

Шрамы Эммы стали вехами её рассказа, так ей было проще. Она рассказала, как сидела в одной камере с Набилем, и как их стравили, словно животных на арене. Как он спас её ногу, хотя на икре после «лечения» остался шрам, всё еще ноющий иногда ночами. Она даже достала открытку, которую хранила всё это время. Эмма всегда думала, что уже многое испытала в жизни, помыкавшись по приёмным семьям и отслужив столько лет в армии, но только теперь, глядя, как на лице Реджины попеременно отражается ужас, ярость и сочувствие, Свон впервые по-настоящему задумалась над тем, что с неё, пожалуй, хватит. И когда Реджина за руку привела её в кабинет и вытащила из ящика стола коробку, девушка даже не заметила, что её портрет в золотой рамке красуется рядом с ноутбуком Миллс. Слишком притягивали её внимание письма, аккуратно лежащие в коробке. Письма, которых она раньше не видела. И почти в каждом из них брюнетка писала, что скучает по ней, любит её, ждёт её домой. Чернила в самых первых письмах расплывались от слёз. Реджина умоляла её вернуться домой, и, читая эти слова, Эмма чувствовала, как её сердце заходится от боли.

Девушке не удалось как следует задуматься над тем, что пришлось пережить Реджине, пока её не было, потому что брюнетка снова увела её наверх. Пройдя мимо спальни, она открыла дверь в комнату Генри, и Эмма громко ахнула, увидев, как в ней всё изменилось. В комнате, когда-то полной рыцарей и драконов, теперь царил художественный беспорядок. На прикроватной тумбочке и новом компьютерном столе грудой лежали комиксы, из-под кровати выглядывала пара кроссовок, а в приоткрытом шкафу, кроме одежды, весящей на плечиках, она увидела корзину для белья с выглядывающей из-под крышки футболкой. Эмме хотелось заплакать от того, что четырёхлетний ребенок, которого она обнимала в аэропорту, вырос. И хотя она уже видела фотографию Генри, стоящего рядом с саженцем, сейчас слёзы всё равно наполнили глаза.

- Где он? – спросила Эмма, разглядывая клетчатое голубое покрывало с Базом Лайтером и шерифом Вудди.

- Бойскауты, – ответила Реджина, не заметив её реакции, потому что стояла у стола спиной к блондинке. Протянув руку к полке с книгами, она взяла одну. Большой, переплетенный кожей том был толще, чем позволял корешок и, судя по загнутым уголкам и морщинкам на обложке, его читали довольно часто.

Миллс молча протянула ей книгу. Она была тяжелой, и Эмма было подумала, что это сборник сказок, но, раскрыв его, всё поняла.

В углу форзаца аккуратным почерком Реджины было написано: «Декабрь 2005». Надпись ниже поясняла, что в этом фотоальбоме Эмма сможет хранить воспоминания о моментах, проведенных со своей семьёй. Дыхание блондинки сбилось, и по щеке покатилась слеза. Реджина хранила его – рождественский подарок, приготовленный к её возвращению домой, хранила столько лет. Открыв альбом на середине, Эмма листала страницы, неверяще глядя на снимки, не замечая, как тяжело опустилась на кровать. Фотографии, которые висели над её койкой, теперь заполняли страницы вперемешку с листьями, собранными на прогулках и записями, сделанными неряшливым детским почерком вроде той, где Генри рассказывал Эмме, что поймал рыбу. В горле появился ком.

- Боже… вы двигались дальше, – Эмма резко встала, наполненная ужасом. – Вы двигались дальше, и тут я вернулась, и всё, чего вы достигли, пошло псу под хвост. Я должна уйти. Я должна…

Она успела сделать два шага прежде, чем Реджина схватила её за запястье и развернула к себе лицом. Эмма едва смогла посмотреть женщине в глаза. Как ей смотреть на неё, если никогда ещё Свон не чувствовала себя эгоисткой больше, чем в эту секунду? Эмма – беглец. Вот, что у неё хорошо получается – убегать. Но, разумеется, она облажалась даже тут, вернувшись полной развалиной и… Реджина крепко её поцеловала, будто пытаясь физически заставить голоса, наполняющие Эмму сомнениями, замолчать.

- Да, мы пытались, – спокойно признала брюнетка, всё ещё прижимаясь к гибкому телу Эммы. – Но твоя семья ждала тебя, и если ты серьёзно думаешь, что мы предпочтём призрачное воспоминание настоящей, живой Эмме Свон, то я, пожалуй, отведу тебя к доктору, пускай тебя осмотрит.

Эмма всегда готовилась к худшему. Она привыкла бороться, сражаться с бурями, выживать в бою, и вся её жизнь была похожа на барахтанье в яме, полной тягучей и вязкой чёрной патоки. И вот теперь Реджина смотрит на неё своими прекрасными тёмными глазами и принимает её, обещает дом, обещает вместе с ней пройти весь путь, шаг за шагом. Это слишком потрясающе, чтоб быть правдой. Но это правда, и даже если всё самое трудное еще впереди, черт, да это же только начало, никогда еще Эмме не было так легко.

- Мы пытались отпустить, – продолжала Реджина. – То есть вообще-то доктор Хоппер пытался разжать мёртвую хватку, которой я вцепилась в тебя, не желая отпускать, а я бесконечно срывалась на него. Но ты никогда не переставала быть частью этой семьи.

Эмма истерически засмеялась, сотрясаясь в руках Реджины. Сквозь почти безумный хохот она выдохнула первую связную мысль, пришедшую ей в голову:

- Ты… ты офигенная!

Реджина захохотала в ответ, потому что «офигенной» она себя сейчас точно не чувствовала, но услышать это от Эммы… Она не могла не признать, это было офигенно.

* * *

Они проговорили несколько часов, переходя из комнаты в комнату, словно освящая весь дом своим обретенным вновь единством, и это было знакомо и ново одновременно. Эмма вспомнила почти всё, через что ей пришлось пройти, она отвечала на вопросы Реджины и принимала её поцелуи, которые брюнетка щедро дарила ей, будто надеялась, что они смогут прогнать тяжелые воспоминания, терзавшие душу солдата. Дважды Свон надолго умолкала, чувствуя, что фантомные боли в голове и руке возвращаются, но Реджина была терпеливой, она заполняла эти паузы рассказами об их с Генри путешествиях, о том, что произошло в их жизни за три года.

Когда Реджина проснулась сегодня утром, чтоб проводить уезжавшего в лес с ночевкой Генри до автобусной остановки, она и подумать не могла, что именно сегодня получит ответ на все свои молитвы, что желание, которое она загадывала изо дня в день, наконец, сбудется. Но вот Эмма рядом с ней, живая, не отпуская, держит её за руку. Осознание этого, может, и лишенное новизны, но от этого не менее удивительное, периодически накрывало Реджину, и она замолкала на полуслове, замирала на полпути в очередную комнату, чтоб поцеловать девушку. Эмма чувствовала то же самое и отвечала на поцелуи, притягивая Миллс ближе к себе, словно ей необходимо было чувствовать Реджину всем телом, и, как бы тесно они не прижимались друг к другу, этого было недостаточно.

День погас, уступая место сумеркам, и женщины сидели рядом в гостиной, рассматривая коробку с вещами Эммы. Свон показала наброски, которые рисовала во время реабилитации. Реджина показала все свои письма. Эмоциональное напряжение и усталость всё-таки взяли своё, и, когда они легли на диван, крепко обнявшись, растворяясь в мельчайших, но многообещающих прикосновениях, разговор постепенно замер сам собой. Эмма с Реджиной медленно погрузились в сон.

Эмма не могла вспомнить, когда последний раз засыпала так спокойно, когда воспоминания не преследовали её, когда она не вскакивала каждый час, пытаясь отогнать кошмары и прийти в себя. Но сейчас, лёжа на диване, с декоративной подушкой на лице, когда Реджина вытянулась на ней так, словно блондинка была удобнейшим в мире матрасом, Эмма чувствовала себя в безопасности, спокойно и беззаботно. Лёгкая улыбка украсила её губы, и она крепче прижала к себе брюнетку, размеренно и осторожно дыша, чтобы не разбудить её.

Их сегодняшние разговоры, конечно, – только верхушка айсберга, но теперь у них есть шанс сбросить с плеч этот груз. Эмма даже близко не была совершенством там, где дело касалось её реабилитации, и все успехи Реджины, кажется, были перечёркнуты сегодня, но, с другой стороны, разве они когда-нибудь были «нормальными»? И если на их пути появилось ещё одно препятствие, то, по крайней мере, они смогут преодолеть его вместе.

Вместе.

Они наконец-то снова вместе. Улыбка расцвела на лице Эммы, и, чуть отодвинув подушку с лица, она приподняла голову и поцеловала Реджину в макушку.

- Спи, – глухо пробурчала та, крепко сжимая края серой футболки и утыкаясь лицом Эмме в шею.

- Ладно, – Эмма забралась ладонью под майку Реджины и, лениво поглаживая теплую спину, закрыла глаза, позволив себе расслабиться.

И когда она проснётся, всё это не окажется сном.

* * *

Меньше, чем через час, она проснулась, вырванная из сна звуком открывшейся двери и тяжелым шарканьем ботинок внизу. Едва все её чувства успели полностью включиться, над головой рявкнули:

- Какого чёрта, Реджина?!

Они резко сели, подушка упала с лица Эммы и, стукнув Реджину по макушке, свалилась на пол. Август застыл, глядя на блондинку, как на привидение:

- Не может быть.

Эмма сощурилась, глядя на него, всё еще не совсем проснувшаяся Реджина снова улеглась на диван, утягивая её за собой.

- Уйди, – пробормотала она.

- Эмма! – радостно завопил Август. Миллс никак не ожидала того, что её в буквальном смысле вытащат из сна, и негромко вскрикнула, когда Бут, схватив её за руку, просто отпихнул от Эммы, оттолкнув на другую сторону дивана. Наклонившись к сестре, он схватил её за талию. Она почти уклонилась от его попыток, но, увидев, как он улыбается, позволила мужчине поднять себя на руки, как тряпичную куклу, и стиснуть в сокрушительных объятиях.

- Да вы, бля, шутите! Эмма!

- Ты меня задушишь! – простонала она.

- Господи! – он обнял её еще крепче прежде, чем опустить на землю. Реджина лежала на диване, опираясь на подлокотник, и нежно улыбалась, глядя на них. Август сжал лицо Эммы в ладонях и, сияя улыбкой, лихорадочно рассматривал её. Вдруг он сильно щёлкнул её в висок. – Где тебя черти носили?

- Ау! – потирая висок, она попыталась оттолкнуть его, но Август снова обнял её, не обращая на это внимания.

- Господи Иисусе, ты вернулась! Я знал! Знал! Я же тебе говорил, Реджина!

- Да, говорил, – тихо отозвалась та, поднимаясь.

Эмма только рассмеялась и обняла брата в ответ, и, когда он, наконец, отпустил её, отклонившись на дюйм, Реджина прижалась к плечу девушки и кивнула на дверь. Прежде, чем оставить их одних, Бут отодвинул Эмму на расстояние вытянутой руки и ещё раз придирчиво оглядел.

- Идиотка! – он стукнул её в плечо.

- Чувак! – Свон схватилась за плечо, чувствуя, как боль катится вниз к локтю, отдаваясь в фантомной руке.

- Блять, – Август, наконец, заметил её состояние и, наклонившись ближе, начал растирать ей плечо. Когда Эмма зашипела и вытянула руку, его голос потеплел. – Господи, Эм.

- Просто царапина, – неубедительно пожала плечами блондинка и снова прищурилась, глядя на него.

- Где твоя борода?

- А где твоя рука?

- Сейчас, скорее всего, на свалке, – бойко ответила она.

- Почему ты носишь косметический протез? – Август осмотрел культеприёмник и покрытие перчатки. – Им же нихрена делать нельзя.

- Механический остался наверху.

- Наверху? – Бут многозначительно поиграл бровями, заставив блондинку покраснеть и закатить глаза.

Он покачал головой, не в силах отвести от неё глаз:

- Ты нас напугала.

Улыбка девушки дрогнула:

- Я и сама перепугалась.

Август притянул её к себе, обнимая на этот раз нежнее, и Эмма, довольно вздохнув, прижалась к его плечу.

- Ты туда больше не вернёшься.

- Ну, не зна-а-аю, – поддразнила она.

Он только покачал головой, жестко бросив:

- Вы остаётесь, боец.

- Есть, сэр, – улыбнулась Эмма.

* * *

Прошел день. Это единственное, о чем думала Эмма. Один чудесный, невероятный, но такой настоящий день. Ещё утром она была в Бостоне и оформляла выписку из реабилитационного центра, а сейчас она в Сторибруке, с Реджиной, а теперь даже с Августом. Она, наконец, коснулась Реджины. Они говорили. Они успели поссориться. И выплакаться. Но она здесь. Она дома.

Эмма сидела за кухонной стойкой рядом с Реджиной, их сплетенные ладони лежали на столе. Август, занявшийся ужином, порхал по кухне, подпевая какой-то итальянской арии, доносившейся из радиоприемника, громко и, как не удивительно, попадая в ноты. Правда, суетился шатен намного больше, чем того требовало приготовление куриных бургеров и жареной картошки. Глядя, как он двигается по кухне, совершенно не нуждаясь в помощи хозяйки дома, блондинка с болью осознавала, сколько всего она пропустила. Реджина упоминала, что Август жил с ними какое-то время, но одно дело слышать и совсем другое – видеть, как этим двоим комфортно друг с другом. Но сейчас она здесь. И у неё появилось будущее. И это того стоило.

Вечером с крепкими объятиями и парой поцелуев в щёку выпроводив Августа, Эмма следом за Реджиной поднялась наверх. Как и утром, Миллс вела её за руку, постоянно оглядываясь, чтоб убедиться, что девушка никуда не делась. И когда они вошли в спальню, атмосфера в комнате была иной, нежели утром. Сейчас в воздухе не было сексуального напряжения или сковывающей движения неловкости. Пробегающие между ними искры снова убедили обеих, что это всё по-настоящему. Именно этого они ждали так долго. В тишине, наполненной лунным светом, их губы безотчетно находят друг друга, пальцы скользят, лаская кожу. И все их открытые кровоточащие раны выставлены напоказ, но ведь сейчас им не от кого прятаться, женщины только вдвоем, и, когда одежда падает на пол, и их тела соприкасаются, эти прикосновения помогают Эмме и Реджине исцелиться, укрепляют их. Стоны сливаются в тишине. Капельки пота, смешиваясь, скользят по гладкой коже. И они достигают разрядки, растворяясь в наслаждении и зная, что это не последний раз. Для них это только начало.

* * *

Странно было видеть, что город с населением меньше трёх тысяч человек успел за три года так измениться. Сам город, его здания и постройки, может, и остались неизменными, но следующим утром, разглядывая улицы из окна Бенца Реджины, Свон убедилась, что люди менее постоянны, чем архитектурные сооружения.

Не было ничего удивительного в том, что на улицах было людно, горожане наслаждались прохладным майским утром, но, когда Эмма увидела, как по тротуару, в открытую держась за руки, идут Мэри-Маргарет и Дэвид Нолан, у неё от удивления отвисла челюсть, а глаза широко распахнулись. Она выпрямилась и вытянула шею, оглядываясь на парочку, но Реджина только фыркнула:

- Кэт заслуживает большего.

Они скрылись из виду прежде, чем она успела спросить. Мерседес въехал в центр города. Было время ланча и «У Бабушки» было полно народу. Интересно, а блинчики с яблоком там ещё продают? Эмма усмехнулась, увидев Руби на веранде. Официантка, длинноногая, как всегда, уже воспользовалась тёплой погодой, чтоб надеть мини-юбку и открывающую пупок рубашку. Она улыбнулась подошедшей семье и наклонилась, чтоб подхватить на руки маленькую девочку, протянувшую к ней ручки.

- Эй, – удивилась блондинка, – это… это Эшли? Господи, это, что, её ребёнок?

- Александра, – кивнула Реджина. – Она по-детски влюблена в Генри. Это очаровательно.

И хотя Эмма видела Августа всего несколько часов назад, её взгляд замер, когда она заметила, как он выходит из желтого Фольксвагена (который она не видела несколько лет) и хлопает по спине старика, встречающего его на пороге мастерской.

- Это Марко?

Миллс снова кивнула:

- Он ведёт группу психологической помощи, в которую я ходила.

Она сбросила скорость и повернула налево.

- Думаешь, тут безопасно? – пошутила Эмма, когда они въехали на пустую парковку, куда должен был приехать автобус с бойскаутами. Это должно было прозвучать беззаботно, но глубоко внутри в сердце солдата сидело беспокойство, страх, что счастливый мир, который они создали за последние тридцать шесть часов, скоро лопнет, как мыльный пузырь. Сегодня воскресение. Эмму выписали из реабилитационного центра. Реджине не нужно на работу. Генри скоро вернётся домой. Но люди меняются, она убедилась в этом на собственном опыте. И пускай последние двенадцать часов Реджина старательно убеждала девушку, что она всё еще часть их жизни, их семьи, но застарелую тревогу ведь не поборешь за одну ночь. Эмма вздохнула, оглядывая постепенно заполняющуюся парковку.

Реджина наигранно внимательно оглядела парковку через ветровое стекло, козырьком приставив ладонь к глазам:

- Видно, марсиане решили отложить атаку ещё на денёк.

Закатив глаза, Эмма хлопнула её по боку. Повернувшись, брюнетка ободряюще сжала её руку:

- Я знаю, о чем ты. Но ещё я знаю одного маленького мальчика, который отчаянно по тебе скучает.

Эмма в волнении закусила губу, неуютно ёрзая на сиденье:

- А что, если он меня испугается?

- С чего это он должен тебя испугаться?

Свон фыркнула, кивая на себя и на косметический протез, который надела, предпочтя стальному механическому. Пацану и так будет непросто переварить её возвращение, так что одна конечность за раз.

- Слушай, да с такой матерью, как я, и таким дядей, как Август, ты для него будешь просто Зубной Феей.

- Зубная Фея – стрёмная, – пробормотала блондинка.

- Всё будет хорошо, – пообещала Реджина, целуя её.

Как только жёлтый автобус показался из-за угла, Миллс кивнула ей, выходя из машины. Эмма последовала её примеру и тоже вышла, ссутулившись и глубоко засунув руки в карманы свитера. Обычно она легко адаптировалась на новом месте, держась сама по себе, только если всё было совсем уж ужасно. Но сейчас девушка почему-то чувствовала себя так, словно все взгляды были направлены на неё. Её потребовалась целая минута, чтоб понять, что родителям, ждущим, пока автобус припаркуется, машущим своим сыновьям, нет до неё никакого дела. Они с Реджиной прислонились к машине поодаль от всех. Первым вышел вожатый, чтоб помочь водителю выгрузить ребячьи сумки из багажника. Мальчишки выпрыгивали следом, либо вялые от недосыпа, либо всё еще взволнованные впечатлениями, полученными в походе.

Эмма почувствовала, как Реджина прижалась к ней, выражая молчаливую поддержку. Свон пробегала взглядом по каждому ребёнку, появляющемуся из автобуса. Воспоминания говорили ей, что искать нужно лохматого малыша с чёлкой, падающей на глаза, и пухлыми щёчками, но, когда она увидела его, дыхание моментально застряло в горле. Генри, с темными, чуть выгоревшими на солнце волосами, торчащими во все стороны, спрыгнул со ступеней следом за другом и подошел к выросшей подле автобуса горе сумок. Свитер висел мешком на худощавой фигурке, и щеки похудели за эти годы, но ямочка в уголке рта всё та же. Она улыбалась Эмме всякий раз, когда они играли в солдат.

- О, Боже! – выдохнула она, чуть отталкиваясь от машины, чтоб получше его рассмотреть.

- Знаю, – ухмыльнулась Реджина, – мне самой почти не верится.

- Ты отпустила его в поход, – искренне удивилась Эмма.

Брюнетка наградила её многозначительным взглядом, в котором явно читалось, что неплохо бы было, если б кое-кто внезапно появился позавчера, но девушка этого не заметила. Слишком занята она была, наблюдая, как Генри ищет свою сумку. Он на секунду отвлёкся, чтоб попрощаться с другом и, наконец, вытянул из кучи туго набитую сумку в два раза больше него самого. Реджина сжала её запястье и пошла вперёд, помахав Генри, который оглядывался по сторонам в поисках матери. Он улыбнулся и почти рванулся к ней, но в последнюю секунду вспомнил, что слишком крут. Реджина остановилась, не дойдя к нему, и присела, раскрыв объятья. Генри не требовалось большего, чтоб ускорить шаг и, буквально подлететь к маме, обнимая её.

Он не заметил, с какой стороны подошла Реджина, так что у Эммы была минута, чтоб попробовать успокоиться. Она уже пережила встречу с Реджиной, с Генри ведь будет не так трудно, да? Но глядя, как мальчик уткнулся в шею обнявшей его брюнетке, глядя на их улыбки, такие похожие, что генетика в очередной раз пасовала перед этим, Эмма чувствовала себя, как тогда, в первый свой приезд в Сторибрук, когда волновалась до дрожи в руках, желая произвести хорошее впечатление.

Спокойно. Спокойно. Эмма встряхнула руками и сделала шаг вперёд.

Реджина провела ладонями по спине сына, без сомнения, боясь отыскать какие-нибудь синяки или порезы, но, не считая пары сухих листьев, застрявших в волосах, тот был в порядке. Миллс взяла его сумку и повесила к себе на плечо. Генри протянул ей что-то, похожее на брелок, сплетённый из шпагата. Реджина взяла его и, пока мальчик увлеченно рассказывал, как делал его, удивленно разглядывала брелок, сияя от гордости. Она внимательно слушала сына, оживлённо кивая, и, когда он замолчал, вернула поделку. Погладив Генри по щеке, она наклонилась к нему. Должно быть, она шепотом рассказывала ему про Эмму, потому что, когда Реджина кивнула по направлению к машине, взгляд Генри метнулся туда же, впиваясь в блондинку, прислонившуюся к мерседесу.

Прищурившись, он пристально посмотрел на неё и повернулся к матери. В горле у Эммы затянулся тугой узел. Она герой из его снов. Его рыцарь, побеждающий драконов и спасающий королев. Его супергерой. Неуязвимая и непобедимая. Но она вернулась домой сломленной. Реджина поднялась и, взяв Генри за руку, пошла к машине. Родители уже разобрали детей, и парковка успела порядком опустеть. Эмма не была готова к этому моменту. Не была готова увидеть в глазах Генри неуверенность. Теперь прятаться некуда, даже если б ей этого хотелось.

Когда между ними осталось меньше пяти футов, Реджина замедлила шаг и отпустила руку сына. Он шёл к Эмме, склонив голову на бок, нахмурившись и задумчиво сморщив подбородок. Генри остановился в нескольких шагах от блондинки.

- Эй, – прочистив горло, она опустилась на одно колено, чтоб быть с ребёнком на одном уровне. Мельком взглянув на Реджину, Эмма увидела, что брюнетка стоит в футе от них и ободряюще улыбается ей. – Эй, Генри, помнишь меня?

- Привет, – настороженно откликнулся мальчик, явно пытаясь соотнести женщину, стоящую перед ним, с воспоминанием, хранящимся в памяти, и смущаясь от того, что воспоминания отличались от того, что он видел сейчас.

- Ты просто великан, – улыбнулась Эмма и протянула руку, чтоб дотронуться до его плеча, но не решилась и, поколебавшись несколько секунд, опустила ладонь на колено.

Заметив это движение, Генри склонил голову, рассматривая её правую руку. Он нахмурился ещё больше. Эмме захотелось спрятать руку в карман, но вместо этого она подняла её повыше, дав мальчишке возможность рассмотреть протез:

- Кажется, на носителе решили, что я должна присоединиться к отряду киборгов.

Взяв её за руку, он приподнял её, так что их ладони соприкоснулись. Медленно переплетя их пальцы, Генри коснулся костяшек протеза:

- Ты поранилась.

- Да, – она грустно улыбнулась, осторожно сгибая пальцы в ответ на его прикосновение.

Свободной рукой Генри потянулся к её лицу и невинно коснулся шрама, проведя пальцами от глаза до подбородка. Детская ладонь осторожно легла на щёку:

- Тебе было больно?

- Да, – тихо призналась Эмма, – но он больше не болит.

- Ты вернулась к нам, Эмма, – узел в горле затянулся туже, его тихий голос гремел в ушах. Глаза обожгло, и по щеке поползла счастливая слезинка. Она лихорадочно закивала, прижавшись щекой к его руке. На лице расцвела улыбка.

- Да, да я вернулась.

Через полсекунды его руки обняли её так резко, что девушка едва не потеряла равновесие. Обняв Генри в ответ, Эмма продолжала кивать. Рыдание застряло в горле, но слёзы потоком хлынули из глаз, когда она услышала, как Генри, крепко обняв её за шею, всё повторяет и повторяет только одно:

- Ты дома, мама. Ты дома.

Онемев, Эмма крепче прижимала его к себе и кивала, уткнувшись сыну в плечо. Подойдя к ним, Реджина опустилась рядом и обняла их, прижавшись лбом к склоненным головам.

- Она дома, – тихо подтвердила брюнетка.  

Глава 27

Май 10, 2014, Суббота. Нью-Йорк. Sheraton LaGuardia East Hotel, Конференц-зал.

- Мистер Бут, как вы относитесь к тем поразительно разным мнениям, которые читатели высказывают о вашей книге? Некоторые говорят, что выпустить в печать историю об успешных отношениях лесбийской пары было смелым шагом с вашей стороны. Другие отзываются об этом не столь благожелательно. Ваше произведение стало причиной бурных дискуссий, в частности, среди представителей ЛГБТ и военнослужащих.

Август сидел на возвышении за столом и улыбался вспышкам камер, наполнявшим небольшой конференц-зал. На экране за спиной красовалась обложка его книги. Когда он говорил, что пишет книгу и проводит углубленные исследования, большинство людей не воспринимали его всерьёз. Он всегда что-то «писал», но, в конце концов, кому какое дело, если иногда, Август безвылазно сидит в своей квартире целыми днями? И если он внезапно срывался на пару недель из Сторибрука, кто они такие, чтоб пытаться удержать этого кочевника? Но он сделал это. Видеть своё имя на обложке книги, видеть, что история, которой он был одержим несколько лет, имеет успех… Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Почти.

За время тура Август слышал этот вопрос бесчисленное множество раз, и сейчас он показательно потирал подбородок, делая вид, что призадумался над ответом:

- Всё довольно очевидно. Я мужчина, и полемика, о которой вы говорите, вызвана тем фактом, что я, мужчина, но пишу о двух женщинах, полюбивших друг друга. Я слышал все аргументы, приводимые противниками моей книги. Мол, типичный парень, описывает лесбийские отношения, сексуализируя их, хотя, если уж я могу об этом говорить, в моей книге, секс – совершенно не главное.

Гетеросексуал пишет для той части общества, в которой, даже не имеет права находиться; бывший военный, предающий систему, которую, вроде как, должен был бы представлять. Что я могу на это сказать? Всем, кто так считает, я могу предложить прочитать эту историю, ну, или перечесть её, потому что как писатель я всего лишь хотел рассказать лучшую историю, какую только могу. И ею оказалась «Следующая миля».

Роман затрагивает множество проблем, которых большинство людей либо не касается вовсе, либо отказывается признавать. Эта книга рассказывает не просто о женщине, служащей в армии, но о женщине, которой нравятся женщины. И с учетом этого факта открывается целый мир, о существовании которого многие люди даже не подозревают. И я всего лишь воспользовался теми возможностями, которые были у меня, у белого, гетеросексуального бывшего военного, чтоб показать его читателю.

Должен ли был это сделать кто-то другой, более, чем я, связанный с ЛГБТ-сообществом и с армией? Определенно, да.

Должен признать, что я ожидал подобной реакции публики и немного сомневался, стоит ли мне двигаться дальше, и, в то же время, именно это толкало меня в правильном направлении. Миру нужно убедиться, что типичная история любви о том, как «мальчик встречает девочку», может приобретать самые разные формы. И совершенно не важно, какого пола герои. И я даже близко не способен как следует написать о двух женщинах, которые любят друг друга и находятся в отношениях, но сам смысл истории стоил того, чтоб её рассказать.

Журналистка благодарно кивнула и села, занося заметки в свой iPad. Агент Августа, Мелинда, уроженка острова Тринидад, одетая в юбочный костюм, с волосами, забранными в суровый пучок, носящая очки в винтажной оправе и еще более собранная, чем один его знакомый мэр, незаметно кивнула Буту. Женщина встревожено постучала по стёклышку наручных часов, которые Август подарил ей, получив первую часть гонорара, потому что, несмотря на строгость, Мелинда была милейшим созданием. Глянув в толпу журналистов, фотографов, поклонников и оппонентов, мужчина наклонился к микрофону с виноватой улыбкой:

- У меня есть время, чтоб ответить еще на один вопрос.

Взметнулся лес рук: все, и журналисты, и блоггеры, надеялись, что удача улыбнётся им, но организатор показал на молодую девушку по возрасту, скорее всего, студентку колледжа с пурпурной прядью в волосах и пирсингом в брови, которая, однако, смущалась куда больше, чем можно было ожидать, судя по её экстравагантной внешности. Взяв протянутый микрофон, она откашлялась, избегая завистливых взглядов маститых журналистов и улыбнулась Августу:

- Здравствуйте, мистер Бут. Во-первых, я хотела сказать, что я в восторге от вашей книги. Я не могла от неё оторваться. Так здорово зайти в книжный магазин и увидеть на полке с бестселлерами книгу о таких же людях, как я.

- Спасибо, – улыбнулся Август. – Как вас зовут?

- Сэм. Саманта Чан.

- Я, правда, рад, что тебе понравилось, Сэм Чан.

Её щеки порозовели, и девушка тихонько рассмеялась в микрофон:

- Мне просто интересно, что вдохновляло вас, пока вы писали, или, даже точнее, что вдохновило вас на само написание этой истории?

Улыбку, появившуюся у автора на лице, можно было описать только как самодовольную. Этот вопрос ему задавали часто, и обычно он отвечал любопытным репортёрам, что каждая история любви должна быть рассказана, и что пришло время больше говорить об этом в СМИ. И хотя этот ответ был правдивым и соответствовал его убеждениям, в этот раз, улыбаясь Сэм Чан, Август отбросил его в сторону, увидев, как Мелинда снова показывает ему, что время истекло.

- Ну-у-у, – протянул Бут осторожно, – скажем так, я уже опаздываю на свадьбу к своему вдохновению.

* * *

Август возблагодарил свою счастливую звезду за то, что посадка на самолёт прошла без задержек, и за то, что машина, которую он заказал, подъехала сразу же, когда он сошел с трапа в Портленде. К счастью, мужчине хватило ума сменить джинсы и рубашку на смокинг, воспользовавшись уборной самолета, потому что, когда он проехал знак «Добро пожаловать в Сторибрук» и прибавил скорости, спеша к пристани, до начала церемонии оставалось совсем немного времени.

Нельзя сказать, что на парковке яблоку негде было упасть, но, тем не менее, почти все места уже были заняты. Часы на приборной панели отсчитали еще минуту, пока Август раздумывал, как бы втиснуть свой гибрид между стоящими рядом Камри и универсалом. Он еле удержался от того, чтоб, бросив машину, не отправится прямиком в банкетный зал с видом на море, но, подумав как следует, вспомнил о своем состоянии и, ухмыльнувшись, прилепил на стекло наклейку с нарисованным на ней креслом-каталкой. После этого Бут спокойно въехал на расположенную рядом с главным входом парковку для людей с ограниченными возможностями.

Он прошел мимо наружной лестницы, ведущей на балкон патио, где несколько гостей торопливо докуривали. Церемония должна была начаться через десять минут, и Август уже слышал, как его хором отчитывают за это почти опоздание. Распахнув главные двери, расположенные у подножья лестницы, он очутился в уютном банкетном зале, отделанном деревом и украшенным трофеями расположившегося здесь яхт-клуба. На столиках стояли вазы со светодиодной подсветкой у основания, направленной на букеты из красных и пурпурных роз. На стенах висели фотографии Эммы, Реджины и даже Генри, не постановочные, но сделанные в подходящий момент. Еще одна фотография пары стояла на мольберте чуть в стороне от входа. Снимок был наклеен в центр листа, так что со всех сторон оставалось по шесть дюймов свободного пространства, теперь уже заполненного поздравлениями и пожеланиями гостей. В центре комнаты была широкая лестница, ведущая на второй этаж банкетного зала. Вьющиеся по перилам гирлянды, украшенные пурпурными лентами и цветами, освещали ступени. Август едва не замер, чтоб оценить эту красоту, поскольку не мог сделать этого на репетиции, но ему ведь нужно найти комнату Эммы и как можно быстрее. Резко развернувшись, он вскрикнул, врезавшись в кого-то. В воздух с обеих сторон полетели ругательства:

- Аккуратней, приятель!

Резкий ответ клокотал в горле, готовый сорваться с языка прежде, чем Август хорошенько разглядел, с кем столкнулся. Женщина, невысокая, со светлой кожей. Золотисто-каштановые волосы собраны на затылке в небрежный пучок, а лицо обрамляют локоны. В руках она бережно держала цветочную композицию. Хмуро поправляя красные и пурпурные каллы, она громким шепотом высказывала всё, что думает о людях, которые не смотрят, куда идут. Несколько лепестков упали на её черное, облегающее платье, несколько более короткое, чем допускают приличия. Август решил, что Эмма может и подождать.

- Простите, – виновато склонил голову он и робко улыбнулся, – я, правда, не смотрел, куда иду.

Оторвавшись, наконец, от цветов, женщина подняла голову, с нескрываемым интересом разглядывая его смокинг, жилетку цвета царственного пурпура и подходящий к ней галстук-бабочку. На накрашенных тёмно-красной помадой губах появилась усмешка:

- Вы заблудились или опоздали?

Её австралийский акцент теперь угадывался безошибочно, и Август шагнул ближе:

- Всего понемногу. Я шафер, который даже не смог появиться вовремя.

Красавица с акцентом рассмеялась, и этот смех, глубокий и озорной, заставил Бута порадоваться, что он приехал немного поздновато.

- Я так понимаю, что вы шафер блондинки. Она в комнате прямо по коридору и налево.

Он посмотрел в том направлении, куда ему указали, а когда обернулся, чтоб поблагодарить её, увидел, что женщина уже вышла из зала и повернула на наружную лестницу. Поглядев на Августа через окно, она усмехнулась и кивнула ему, напоминая о том, что нужно торопиться. Издав тихий смешок, мужчина затрусил к комнате Эммы. Он успел как раз вовремя, чтобы, открыв дверь, увидеть осуждающее лицо Руби, одетой в пурпурное платье до колена и с букетом роз в руках.

- Ты опоздал, – брюнетка сердито на него посмотрела. Поцеловав её в щёку, Август прошел в комнату.

- Я люблю эффектно появляться, – он кивнул Нилу, сидящему на стуле в углу комнаты, одетому в такой же смокинг, и хлопнул его по плечу. – Где Эмма?

- Август? – голос Эммы, тихий, но уверенный, раздался из-за занавески. Август шагнул в закуток за трюмо, на котором лежала плойка и стояло столько косметики, сколько он ещё в жизни не видел. Бут деликатно постучал в стену прежде, чем заглянуть за занавеску.

Эмма поманила его.

Счастливая ухмылка Августа не шла ни в какое сравнение сияющей улыбкой Эммы.

Август всего несколько раз видел Эмму в платье, например, на прошлом ежегодном Рождественском балу в ратуше Сторибрука, когда отставной капитан счастливо улыбалась рядом с женой, одетая в красное коктейльное платье с длинным рукавом.

Конечно, Эмма и Реджина поженились сразу, как только однополые браки были легализованы в Мэне. Это, и правда, было романтично, так подумал Август, услышав эту историю вечером того дня, когда пара предстала перед судьёй и поставила подписи в своём свидетельстве о браке. Эмма разбудила Реджину, когда рассвет ещё только занимался, и даже в полусне брюнетка поняла, что девушка собирается сказать.

- Выходи за меня, – прошептала Эмма в поцелуе, глядя на неё до безумия взволнованными глазами и без всяких колец, но искрясь чистейшей любовью.

- Да, – кивнула Реджина и, притянув Эмму к себе, уложила её обратно в кровать, бормоча что-то насчёт того, что Бюро регистрации браков откроется только через четыре часа.

Они были официально женаты уже больше года, и сегодня заново подтверждали свои обязательства друг перед другом в присутствии семьи и друзей. Это событие Эмма с Реджиной начали планировать в ту самую секунду, как стали семьёй Свон-Миллс. Август был зол, как чёрт, и кипел от возмущения, узнав, что ему не дали поприсутствовать при заключении брачного союза двух женщин, но, стоя рядом с Эммой, всего за несколько минут до того, как она, поднявшись по ступеням, скажет всему миру, как сильно любит Реджину, он решил, что раз в жизни может придержать язык.

Эмма стояла в отгороженном занавесками от остальной комнаты углу, рядом с мягким креслом. Светлые волосы были частично подняты наверх, придерживаемые заколкой-цветком из горного хрусталя, по плечам свободно рассыпались локоны. Макияж никогда не входил для Эммы в список жизненных приоритетов, и женщина не пользовалась им даже в юности, а на службе и вовсе считала нанесение макияжа непрактичным. Но сейчас, с лёгкой основой на лице и матовыми розовыми тенями на веках, она просто сияла. Шрам, лишь слегка поблёкший за эти годы, всё так же украшал её щёку, но за улыбкой, такой яркой, что казалось, она может осветить всю комнату, его просто не было заметно. Платье блондинки было простым, лишенным той экстравагантности, какую предпочитают большинство невест, но Эмма при выборе подвенечного наряда искала именно простоты, поэтому остановилась на платье цвета яичной скорлупы, нижний слой из атласа длиной до щиколотки, верхний – кружевной, и дизайн кружева сочетался с заколкой в волосах. Кружево прикрывало атлас и переходило в лиф с V-образным вырезом, скрывая плечи. Август знал, что временами Свон всё еще стесняется своего протеза, но теперь, улыбаясь ему, она выглядела так, словно это последнее, что беспокоит её. Единственным украшением на Эмме был круглый кулон, поблескивающий между ключиц, и он говорил так много, что с ним не могли бы сравниться все бриллианты и жемчуга мира.

К глазам подступили слёзы, и Августу почему-то стало трудно дышать. Это. Вот это действительно слишком хорошо, чтоб быть правдой. Его маленькая сестрёнка идет под венец. Больше пятнадцати лет он наблюдал, как упрямая девочка-подросток превращается в прекрасную, сильную женщину, которую он видит перед собой сейчас, и вот она стоит перед ним в день своей свадьбы и выглядит такой счастливой, будто… чёрт, да даже радость от выигрыша в многомиллиардную лотерею не пошла бы ни в какое сравнение с тем счастьем, которым лучится Эмма.

- Ну? – с надеждой спросила она, взяв в руки лежащий на стуле небольшой букет пурпурных калл, чтоб довершить образ.

По щеке Августа покатилась слеза, Руби подтолкнула его, глядя чуточку насмешливо. Август молча встал перед Эммой и мягко, медленно повернул к себе спиной. Потянувшись, он взял с кресла фату, бережно расправляя шифон. Уверенные пальцы закрепили фату как раз под заколкой, Август аккуратно оправил ткань, доходящую женщине до середины спины. Эмма медленно повернулась в его руках, растроганно улыбаясь.

- Ты, – серьёзно сказал Бут, целуя её в лоб, – самая красивая невеста.

Она засмеялась, пожав плечами:

- Нет, думаю, у меня второе место.

- О, Боже. Да ты уже успела надраться, – шутливо застонал Август.

Эмма снова засмеялась и обняла его. Мужчина быстро обнял её в ответ.

- Я волновалась, что ты можешь не успеть.

- И не увидеть, как моя маленькая сестрёнка принимает лучшее решение в своей жизни? – Август нежно потрепал её по подбородку. – Никогда!

- Скоро начинаем, ребята, – позвал Нил и открыл двери. С верхнего этажа донеслись звуки музыки.

Август согнул руку в локте и улыбнулся, когда Эмма продела в сгиб свою ладонь.

- Давай закрепим всё официально, – и Август раздвинул занавеси.

* * *

В детстве Эмма никогда не накидывала на голову наволочку, воображая, что это фата, не делала букетов из туалетной бумаги, не скользила по полу, представляя, что идёт к алтарю, где её ждёт Прекрасный принц (или Принцесса). В общем-то, она куда более четко представляла свои похороны, чем свадьбу, поскольку точно знала, что похороны когда-нибудь случатся наверняка.

Письма к Реджине всё изменили.

Почти тринадцать лет жизни Реджины Миллс и Эммы Свон были переплетены так тесно, будто сами Норны ткали полотно, сплетая их судьбы в одну нить. Последние пять лет стали для маленькой семьи настоящими американскими горками. Дело было не только в том, что Эмма продолжала страдать от ПТСР, но и в том, что Реджине и Генри приходилось учиться принимать её присутствие в жизни, учиться уступкам. И хотя иногда девушка боялась, что они будут обижаться на неё за это, Миллсы никогда не жаловались. Доктор Хоппер выразил своё беспокойство по поводу их такого поспешного воссоединения, но эта семья была более чем готова сделать всё для того, чтоб узнать друг друга заново.

Сеансы терапии – индивидуальные, парные и семейные – проходили каждую неделю. Генри перестал появляться на индивидуальных встречах через полгода после возвращения Эммы. Ему, ребенку, для которого чудеса и волшебство всё ещё были так близко – только руку протяни, было проще, чем взрослым. Их парная терапия практически сошла на нет в прошлом году. Как бы то ни было, почти четыре года Реджина раз в неделю ездила с Эммой в Портленд к психологу, чья квалификация позволяла ему помочь бывшему солдату влиться в жизнь в большом мире после её уединенного пребывания в Брукхевене. Чаще всего, Реджина во время этих визитов сидела в комнате для посетителей, нервно барабаня пальцами по подлокотнику кресла и начисто забывая про книгу, которую всегда возила с собой. Эмма выходила из кабинета доктора эмоционально опустошенная и вымотанная и, пока они ехали домой, держалась отстраненно. Часы, проведенные за чтением книг по психологии, поиски информации в сети и разговоры с Арчи помогли Реджине научиться правильно вести себя в сложных ситуациях, и она всегда могла поддержать своего солдата, когда той нужна была поддержка.

В годовщину попадания Эммы в плен им обеим приходилось тяжело, и Реджина резко вскакивала среди ночи и трясла блондинку за плечи, заставляя открыть глаза, желая убедиться, что она дышит. Но Рождественские песни, которыми Генри наполнял дом, и ветви омелы, которые Август, даже не скрываясь, развешивал везде, где только можно, помогали облегчить наполнявшую женщин тревогу. Со временем Эмма стала приходить к доброму доктору раз в несколько месяцев. Когда её страхи и сомнения захлёстывали слишком сильно, и ни она, ни Реджина не могли справиться с ними самостоятельно, девушке хватало обычного дружеского разговора и простого подтверждения, что она всё ещё на верном пути, чтобы прийти в норму.

Несмотря на все трудности, они были рядом друг с другом. В ночи, когда Эмму донимали кошмары, Реджина была рядом, чтоб успокаивающе провести ладонью по щеке и напомнить Свон, что она в безопасности. И когда стресс, который испытывала Реджина, заставлял её срываться на всех, в слепой ярости растравляя старые раны, Эмма притягивала её к себе, и массировала её плечи, и тихо напоминала, что теперь они вместе. 

Они снова начали ходить на свидания. Обеды, игры, прогулки. Они даже иногда возвращались в тот кинотеатр под открытым небом, устраивая вечера воспоминаний. Осторожно, словно раздувая умирающее пламя, которое может погаснуть от излишней настойчивости, они открывали друг друга заново. Эмма с Реджиной ссорились чаще, чем обычно, потому что, стоило Эмме выйти из дому, и в Реджине просыпалась чрезмерная опека, а Эмма всё ещё упрямо желала всегда оставаться сильной в глазах своей семьи. И после каждой ссоры женщины любили друг друга ещё крепче, слишком много времени уже было отнято у них, и они выучили этот трудный урок, раз и навсегда осознав, что нельзя тратить ни одной секунды понапрасну. Они всей семьёй ездили в Квебек и вместе подбадривали Генри на скаутских церемониях; и одевались на Хэллоуин Джимом Хокинсом, Джоном Сильвером, капитаном Амелией и доктором Допплером. Словом, они с удовольствием навёрстывали упущенное.

Семья, появления которой жаждала Эмма, которой Реджина хотела до боли в сердце, объединилась, когда Генри исполнилось десять. Однажды он с очень серьёзным видом усадил их обеих за стол на кухне и раздал буклеты с историями из жизни и фотографиями, объясняющими, по каким именно причинам Эмма должна его усыновить, если, конечно, она не против. Эмма усмехнулась такой храбрости, но довольная улыбка, появившаяся на её лице, быстро сменилась теми эмоциями, которые переполняли её в тот момент. Реджина поцеловала сына в висок, гордясь тем, что вырастила такого организованного маленького мужчину, и вопросительно посмотрела на блондинку, молча поддерживая просьбу мальчика.

К концу лета Генри официально стал первым Свон-Миллсом.

Зовите это судьбой, подходящим временем или простой удачей, но истинное счастье, которым Эмма сейчас полна до краёв, стоило того, через что им пришлось пройти. Каждой пули, каждого письма, каждой секунды, проведенной порознь. Оно того стоило.

Сегодня она может сказать всему миру, что любит Реджину, и никто не сможет ей помешать.

Руби вышла из комнаты, оставив Эмму ждать, дрожа от волнения, и поднялась по лестнице. Несомненно, Генри, их Хранитель колец, хотя подростку больше нравилось слово «Дружка», уже прошел наверх и теперь ждал, стоя у панорамных окон, выходящих на океан. Прошла пара минут, и по лестнице простучали каблучки. «Тина», – предположила Эмма. Ещё несколько секунд, и Нил вышел следом за Руби, ободряюще сжав плечо подруги.

- Почти, – прошептал Август, пытаясь снять повисшее в воздухе напряжение, когда они услышали шаги Кэтрин, поднимающиеся по ступеням. Он повернулся, подмигнул Эмме и, наклонившись, быстро поцеловал её, пощекотав щёку щетинистым подбородком, а потом вышел из комнаты, чтоб последовать за главной подружкой невесты.

Сердце громко колотилось в груди, а улыбка была такой широкой, что щекам больно. Всего через несколько минут она поднимется по лестнице и в окружении своей семьи будет ждать появления Реджины. Их отношения можно называть какими угодно, но только не традиционными. И даже роспись в офисе судьи была быстрым решением, продиктованным желанием удержать то хорошее, что у них есть, пока это возможно. Так что эту свадьбу они пытались организовать настолько в соответствии с традициями, насколько это к ним применимо. Эмма не видела Реджину со вчерашнего вечера, и расстаться накануне их свадьбы оказалось трудней, чем можно было ожидать. Генри и Эмма ночевали у Руби, а Реджина осталась в особняке вместе с Тиной и Кэтрин. Правда, ни подружкам Реджины, ни Генри так и не удалось отобрать у парочки телефоны, и они целый вечер переписывались. Перед сном женщины созвонились, чтоб по-быстрому пожелать друг другу спокойной ночи, и короткий звонок перерос в долгий разговор. Эмма и Реджина шепотом рассказывали друг другу, как они волнуются, и, в конце концов, задремали, а потом и вовсе крепко уснули, слушая дыхание любимой в трубке. 

Пальцы подрагивали в предвкушении, но Эмма ещё раз напомнила себе, что скоро, наконец, увидит свою невесту. Мелодия, доносящаяся со второго этажа, изменилась, и Свон вышла из комнаты, глубоко вдохнув и расправив плечи. Она почти готова была, в обход всех традиций, заглянуть к Реджине хотя бы просто для того, чтоб ободряюще ей подмигнуть, но, сдержавшись, Эмма продолжала идти вперёд. Свернув к лестнице, она осторожно приподняла подол платья прежде, чем подняться. Ступени остались позади, и Эмма вошла в зал, освещенный разноцветными китайскими фонариками и украшенный соответственно цветовой теме их свадьбы. Улыбающиеся гости встали, приветствуя её появление. У кого-то глаза уже были на мокром месте, другие, особенно Грэм, украдкой показывали два больших пальца.

Эмма хихикнула, увидев это, но продолжала с достоинством идти по проходу между скамьями. Даже спустя годы, ей, привыкшей странствовать, казалось невероятным обрести так много близких друзей. Но, улыбнувшись парням, одетым в синие мундиры, сидящим в первом ряду, Эмма с удивлением спросила себя, как она может сомневаться в том, что у неё есть друзья.

Генри, высокий, худощавый и уже тринадцатилетний, одетый в такой же костюм, как у дяди Августа, стоял справа вместе с Тиной и Кэтрин и широко улыбался ей, сверкая ямочками на щеках. Эмма кивнула Арчи, которого они с Реджиной пригласили на роль распорядителя свадьбы, решив, что никто не подходит на эту роль больше доктора, поддерживающего их семью на сложном и длинном пути. Она остановилась рядом с Августом, Нилом и Руби, стоящими слева, и повернулась лицом к гостям.

- Готова, ма? – наклонившись к ней, прошептал Генри.

Эмма озорно подмигнула ему и, когда музыка снова изменилась, повернулась к дверям. Её улыбка дрогнула от удивления.

Реджина поднималась по ступеням, и, глядя на неё, Эмма забыла, как дышать. Свон всегда знала, что эта женщина прекрасна, даже в тот день, когда почти врезалась в неё в кафе. Но сейчас, когда Реджина поднималась по лестнице, не отрываясь глядя на Эмму, и улыбаясь так лучезарно, что даже блондинке было до неё далеко, единственной связной мыслью в голове Эммы было: «Вау!»

Волосы Реджины были собраны в классический низко уложенный пучок с обрамляющей лицо чёлкой на правую сторону. Шея и плечи были обнажены, так что всем был виден военный жетон, висящий на серебряной цепочке. Получив назад кулон, который Реджина хранила для неё все эти годы, Эмма постаралась найти ему равноценную замену и аккуратно надела на шею Реджины свой жетон. Брюнетка с тех пор его не снимала.

Эмма никогда не могла удержаться от того, чтоб поцеловать накрашенные красной помадой губы Миллс, и буквально таяла всякий раз, когда эти губы улыбались ей. И сейчас Эмма с трудом сдерживалась, заставляя себя стоять на месте, и смотрела на Реджину, отсчитывая каждый её шаг. Платье женщины, разумеется, было воплощением элегантности. Цвета шампанского, облегающее, со шлейфом, напоминающим хвост русалки. И, если бы легкие складки шлейфа не трепетали при ходьбе, можно было бы подумать, что Реджина нарисована на холсте. Несколько месяцев назад Эмма спросила её, какое платье она выбрала, но Миллс отказалась говорить, напомнив ей, что по традиции нельзя видеть платье невесты до свадьбы. Блондинка дразнила её, говоря, что, если они придут на церемонию в одинаковых платьях, это будет её, Реджины, вина. Но сейчас, несмотря на то, что платье было потрясающим, и Реджина выглядела в нём ошеломительно, Эмма не думала об этом, сосредоточившись на том, что Реджина идёт к ней и протягивает ей руку.

- Эй, – прошептала Эмма, на секунду прижавшись лбом ко лбу брюнетки, вдыхая её запах.

- Эй, – улыбнулась Реджина, быстро целуя её.

Арчи тихо откашлялся, тактично напоминая женщинам, что на них смотрят. Когда гости снова сели, он поправил пёструю бабочку и заговорил:

- Добрый вечер, родные и близкие Реджины и Эммы Свон-Миллс. Меня пригласили быть распорядителем на сегодняшнем торжестве. Сегодня Эмма и Реджина ещё раз подтверждают свою любовь, свой союз и разделяют радость этого момента со всеми нами. Я так волновался, когда мне предложили провести эту церемонию, и это для меня величайшая честь. Я собственными глазами видел, сколько невзгод и испытаний пришлось преодолеть этой молодой семье за последние несколько лет, и видел, как заново расцветает в этой борьбе их любовь.

Он замолчал на секунду и улыбнулся влюбленным с нежностью, с какой отец улыбается своему ребёнку, провожая его в колледж:

- Эмма и Реджина, любовь изменила ваши жизни, она научила вас двигать горы ради друг друга. Ваша любовь сильна, глубока и истинна. И я вместе со всеми, кто собрался здесь сегодня, желаю вам всего самого лучшего в вашей совместной жизни.

Эмма улыбнулась и придвинулась ближе к Реджине, сжимавшей её руку.

- Пара приготовила торжественные клятвы, – объявил Август.

Заметив кивок Эммы, Арчи повернулся к Реджине:

- Реджина.

Женщина отдала свой букет Кэтрин и взглядом попросила Эмму отдать её букет Августу.

Взяв блондинку за руки, она крепко сжала их в ладонях. Эмма замерла, не в силах отвести взгляд от карих глаз, сияющих так ярко, словно кто-то добавил золотых крупинок в растопленный тёмный шоколад.

- Эмма, – начала Реджина и замолчала, заразительно улыбаясь. Эмма улыбнулась в ответ и ободряюще сжала её правую руку. – Эмма, когда я думаю о том, как мы впервые встретились, то вспоминаю, как сказала тебе, что твоя семья, должно быть, очень тобой гордится. И мы действительно гордимся тобой. Ты – боец до мозга костей. И я даже не могу понять, почему мы сегодня здесь. Но зато я точно знаю, как мы здесь оказались. Наши отношения нетрадиционны, и нашу историю любви вряд ли встретишь в книгах, но это сработало. Нельзя сказать, что было легко, – торопливо добавила Реджина. Из зала послышался смех, блондинка слегка пожала плечами. – Бог свидетель, легко не было. Но я уверена, я знаю, что это стоило того. Стоило того, чтоб быть с тобой, чтоб каждый вечер возвращаться к нашей семье.

- Я люблю тебя, – выдохнула Реджина доверительно. Она смотрела на сияющую Эмму, готовая заплакать. – Я так сильно люблю тебя. Я люблю тебя, когда мы ссоримся. Я люблю тебя, когда ты грустишь. И я люблю тебя, когда тебя нет рядом, - она всхлипнула, и несколько слезинок поползли по щекам. Эмма стёрла их с понимающей улыбкой. Реджина снова взяла её за руки, прижав их к своему сердцу.

- Здесь ты всегда найдёшь свой дом. Здесь тебя всегда будут ждать любовь, и принятие, и поддержка. У нас будут хорошие дни и плохие, но, какими бы они ни были, мы проживём их вместе. И я так горда стоять сейчас рядом с тобой. И мне так повезло, что ты не только моя жена, но и прекрасная мать для нашего сына, и мой лучший друг. И я знаю, что не важно, какие препятствия поставит перед нами жизнь, мы всё преодолеем.

Только когда Реджина взяла её лицо в ладони и большим пальцем осторожно стёрла слёзы со щёк, Эмма поняла, что плачет. Поймав брюнетку за запястье, она поднесла нежную руку к губам и несколько раз поцеловала ладонь. Эмма чуть дрожала от волнения и удивления, пробегавших по жилам. Спустя тринадцать лет она всё ещё не могла привыкнуть к тому, что Реджина хочет её во всех смыслах. Но она знала это. Знала, что Реджина хочет её присутствия в своей жизни. Реджина сидела с ней ночами, когда Эмма не могла заснуть; Реджина звонила ей на работу, просто чтоб спросить, как она; Реджина сворачивалась калачиком, лёжа рядом с ней в постели даже в те вечера, когда они ссорились из-за разных мелочей вроде немытой посуды. Да, Эмма знала.

- Меня обычно труднее довести до слёз, – смиренно попыталась оправдаться блондинка, осторожно, чтоб не испортить макияж, вытирая слёзы мизинцем.

- Да, конечно! – громко пробормотал Август. Эмма шутливо закатила глаза, но тут же снова посмотрела на Реджину. Успокоившись, она опустила их сомкнутые руки.

- Один мудрый человек сказал мне однажды, – начала Эмма, покосившись на брата с многозначительной улыбкой, – что не бывает «подходящего» и «не подходящего» времени. Время проходит, хочу я этого или нет, так что нужно делать момент подходящим. Вот поэтому мы и поженились в ту самую секунду, как появилась возможность сделать это законно.

Гости снова засмеялись, а Реджина молча кивнула, подтверждая её слова.

- И если я что-то и поняла за то время, что топчу землю, так это то, что он был прав. Пользуйтесь случаем. Даже когда ставки высоки и вероятность остаться в выигрыше мала. Просто попробуйте.

Когда-то я так боялась написать незнакомке. Но эта незнакомка стала моим другом, лучшим другом, а потом моей возлюбленной. А теперь моей женой. И подходящий момент или неподходящий, я знаю одно, Реджина, я готова была бы всю жизнь ждать шанса встретить тебя.

По залу прокатилось хоровое восхищенное «Ах!», начатое Руби, подхваченное подружками невесты и половиной гостей. Этого оказалось достаточно, чтоб Эмма покраснела, а Реджина начала хихикать над её смущением.

- И я знаю, что ты сделала бы то же самое. Посмотри на нас. Ты уже сделала это. Я обещаю быть рядом с тобой. Всегда, даже тогда, когда ты не сможешь увидеть меня. Я буду тебе опорой, наперсником, другом и любящей женой до последнего дня своей жизни. Я люблю тебя. И хочу провести остаток моих дней рядом с тобой и нашим сыном.

Как по команде, Генри сделал шаг вперёд, протягивая кольца на раскрытой ладони. Взяв их, матери крепко обняли его, поцеловав сына в щёки с двух сторон. Потом, глядя друг другу в глаза, они обменялись кольцами, и их губы встретились в сладком поцелуе.

* * *

Под приветствия гостей молодожены и их свадебная свита спустились на нижний этаж, где приглашенных уже ждали напитки и закуски. Официанты тем временем торопливо убирали скамьи, чтоб освободить место для столов. Разумеется, первыми Эмму с Реджиной поздравили Генри и Август. Едва спустившись по лестнице, Свон-Миллсы снова бросились друг к другу и на несколько мгновений замерли, обнявшись.

Гости фотографировались и знакомились друг с другом. Старые друзья знакомились заново. Эмма и Реджина выглядели счастливыми как никогда. В конце концов, фотограф украл пару и увёл их фотографироваться на пляж. Август не замедлил этим воспользоваться и пошел искать в толпе Красавицу с акцентом, с которой столкнулся до церемонии.

По дороге к открытому бару он едва увернулся от Дэниз, трёхлетней дочки Нила, которая, хохоча, убегала от Алии. Бут усмехнулся, глядя на девчушек в одинаковых синих платьицах и с вплетенными в косички бантиками. Вспомнив, как Нил жаловался, что Тамара заставляет его учиться плести девочкам косички, а у него не получается, потому что пальцы слишком большие, Август рассмеялся.

Подойдя к бару, он столкнулся с Руби, которая, судя по всему, уже успела присоединиться к тем гостям, которые предпочитали напитки покрепче. Грэм, который перенёс сердечный приступ и теперь занимал должность помощника шерифа, потому что после выздоровления мог заниматься только бумажной работой, сидел неподалеку с уже второй стопкой в руках.

- Хорошо выглядишь, сержант! – Руби похлопала Августа по плечу и уперлась бедром о стойку. – Я даже разрешу тебе угостить меня выпивкой.

Засмеявшись, мужчина попросил бармена приготовить две порции рома с колой.

- Ты, что, уже напилась? Ещё даже шести нет.

- Ох, да ладно тебе! – фыркнула официантка, забирая у бармена стакан. – Просто вливаю в себя немного жидкой храбрости.

- Оу, – Август заинтригованно вздёрнул бровь, – и кто же этот счастливчик?

Робкое «Простите» раздалось за их спинами, и Август с Руби отодвинулись друг от друга, чтоб пропустить к стойке светлокожую шатенку. Протиснувшись между ними, девушка попросила стакан содовой. Улыбаясь собственной удаче, Август пытался поймать взгляд Красавицы с акцентом, но она сосредоточилась на содовой. И только когда она повернулась, собираясь уйти, Бут заметил, что Руби смотрит на неё так же заинтересованно, как он сам. Вообще-то Руби даже застенчиво ей улыбалась. И Красавица с акцентом, заметив это, слегка покраснела и спрятала усмешку за стаканом с выпивкой.

- Нет, – предупредил Август.

- Что? – Лукас прекратила провожать девушку взглядом и резко повернулась к собеседнику. Посмотрев на него, она быстро сложила в уме два плюс два. – Нет, я нравлюсь ей больше.

- Мы увидели друг друга сразу, когда я приехал.

- Мы с ней болтали всё время, пока я помогала Эмме с Реджиной выбирать цветочные композиции. Да ты даже имени её не знаешь! – рассерженно топнула ногой Руби.

Прежде, чем Август смог ответить, его внимание привлёк знакомый уже австралийский акцент.

- Руби? – пораженно повернулся он к девушке. Перед ним было целых две Красавицы с акцентом. И только сейчас мужчина понял, что девушка, подходившая к стойке минуту назад, была одета в другое платье, лёгкое, струящееся и, по сравнению со своим «отражением», довольно консервативное.

Улыбнувшись, Руби посмотрела на цветочницу:

- Эй, Бель.

- Это моя сестра Лейси. Она приехала на несколько месяцев, чтоб помочь нам с отцом в магазине, – пока Бель говорила, Лейси, не отрываясь, смотрела на Августа, многозначительно улыбаясь.

Август и Руби медленно повернулись друг к другу с одинаково довольными улыбками на губах.

- Лейси, – официантка подтолкнула Бута к девушке в клубном платье. – Это Август.

Четверка отошла от стойки, и Тина едва успела уловить шальной блеск у Руби в глазах. Взяв Кэтрин под локоть, воспитательница потянула её к освободившемуся месту:

- Я думала, мы договорились насчет того, что никаких замутов на свадьбе.

- Нет, это касалось только тебя, – Кэтрин прислонилась к стойке и сделала заказ.

- Меня? – поразилась Тина, и даже её кудряшки подпрыгнули от возмущения. – А что я такого сделала?!

- Лас-Вегас.

Эти два слова заставили миниатюрную блондинку замолчать и покраснеть. Она что-то пробормотала в ответ на смех Кэтрин и скрестила руки на груди.

- А как же ты? – тоном обличителя спросила Белл. – Уже почти год прошел с тех пор, как вы с Оливером расстались.

- Можно мне хоть раз сполна насладиться холостой жизнью? – Кэтрин, не глядя, потянулась к бокалу и резко отдёрнула руку, наткнувшись на чужую ладонь.

- О, простите, мисс, – торопливо произнёс приятный глубокий голос с едва заметными нотками южного акцента, но смысл слов едва ли дошел до Кэтрин, всё внимание которой было поглощено владельцем голоса. Высокий мужчина с коротким ёжиком волос был одним из тех троих приглашенных, кто был одет в синюю военную форму. – Я думал, это мой стакан.

И несмотря на то, что, как и положено юристу, Кэт быстро соображала и была остра на язык, теперь она просто молчала, глядя на мужчину, и едва не хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

Солдатик смущенно усмехнулся, потирая шею ладонью:

- У вас хороший вкус к напиткам, мисс…?

- Прости, Хольт Ф., – вмешалась Тина, разглядевшая нашивку с именем у него на груди. – Никаких замутов на свадьбе, – и, похлопав его по плечу, она сунула стакан Кэтрин в руки и потянула её от барной стойки.

- Нет, это только тебя касается, – недовольно протянула Кэтрин и, надувшись, оглянулась на Хольта.

Они прошли мимо Августа, который увлеченно болтал с Лейси, облокотившись на стену. Младшая сестра Белль последние семь месяцев жила с матерью в Австралии, а до того путешествовала пешком по Европе. Путешествиями она увлекалась с семнадцати лет. И истории её походов могли поспорить с историями Августа. Когда Август предавался бурным развлечениям в Таиланде, Лейси рассматривала то, что осталось от Берлинской стены. Он патрулировал пустыню, она прыгала со скалы в океан, чтоб поплавать с морскими дьяволами. Август мгновенно потерял голову. Если это то, что Эмма чувствует к Реджине, черт, покажите ему, где расписаться.

- Дядя Август! – Генри, почти такой же высокий, как он сам, приветственно обнял его за плечи.

Бут мысленно отметил, что надо как-нибудь потом просветить пацана насчёт правил игры, но Лейси, видя, что их прервали, тактично отступила в сторону, изящно кивнув головой. – Мамы убили бы тебя, если б ты опоздал.

Август взял бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта.

- Все состоялось бы и без меня, – фыркнул он.

- Да, но они бы тебе этого не простили и припоминали бы до конца жизни, – Генри потянулся за оставшимся на подносе бокалом, но Август опередил его и, поймав за руку, увёл надувшегося мальчишку подальше от спиртного.

- Хорошая попытка, – шутливо проворчал он.

- Ну, только один!

Август подумал секунду, переводя взгляд со своего бокала на озарённое надеждой лицо племянника, и ответил:

- Мне пока что дорога моя жизнь.

- Они не узнают, – защищался подросток хриплым, начавшим ломаться голосом, – они всё ещё фотографируются.

Август фыркнул и увел Генри, бормоча что-то вроде: «Вот когда тебе исполнится шестнадцать…»

Руби, оторвавшаяся от Белль, чтоб занять место ведущей, поднялась на сцену, расположенную рядом с главным столом, стоящим возле окна, выходящего на пляж, и, взяв микрофон, попросила всех рассаживаться за столы.

Эмма с Реджиной должны были вот-вот вернуться.

* * *

- Нервничаешь?

- Волнуюсь.

Реджина прижалась лбом ко лбу Эммы. Свет от гирлянд на лестнице освещал их лица. У брюнетки растрепалась причёска, подол платья был в песке после фотосессии на пляже, и она была абсолютно уверена, что в одну из туфель забился камешек, но ей было всё равно. Раньше она была уверена, что этот день – просто шоу, устраиваемое для того, чтоб родные и друзья увидели их свадьбу. Но сегодня, улыбаясь Эмме, пока шла к ней, ждущей её у алтаря, чтобы выйти за неё, Реджина, наконец, поняла, почему вокруг свадьбы поднимают столько шуму.

- Я тоже, – прошептала она, легонько касаясь розовых губ. Отклонившись назад, Реджина ещё раз оглядела Эмму. Когда она шла к ней в зал и видела на лице блондинки улыбку, такую широкую, что, казалось, от одного взгляда на неё у Реджины болели щёки, её сердце трепетало, и женщина чувствовала себя так, будто за спиной у неё выросли крылья, и она может, поднявшись над землёй, просто полететь Эмме навстречу.

- Я тебе уже говорила, что ты сияешь?

- Нет, «сияешь» - это что-то новенькое, – игриво признала Эмма. - Ты говорила: «красивая», «великолепная». Но больше всего мне понравилось «вкусная».

Реджина тихо засмеялась, когда Эмма, склонившись к ней, начала целовать смуглую шею, пока руки брюнетки лениво обнимали молодую женщину за плечи. Они слышали, как Руби объявляет их появление, и гости дружно хлопают в такт какой-то музыке, но Реджина была уверена, что сейчас может ненадолго забыть о роли идеальной хозяйки и просто расслабиться в объятьях своей жены.

- Готовы, миссис Свон-Миллс? – прошептала Эмма, оставляя поцелуй под скулой.

- Готова, миссис Свон-Миллс, – кивнула Реджина, переплетая их пальцы.

Они шагнули на первую ступеньку как раз, когда с верхнего этажа донёсся голос Руби:

- Встречайте – миссис и миссис Свон-Миллс!

Гости начали аплодировать, как только увидели пару, поднимающуюся по лестнице, и Реджина почти покраснела от такого энтузиазма.

Поднимаясь на второй этаж часом раньше, Реджина толком не смотрела по сторонам. Она не могла оторвать взгляда от двух сияющих от счастья зелёных омутов. И сейчас, оглядываясь вокруг, она чувствовала, как в душе подымается целая буря эмоций. И брюнетка не знала наверняка, то ли дело в атмосфере зала, украшенного красными и пурпурными фонариками, то ли в самих гостях, которые встречали их, стоя у столов, окружавших танцпол. В детстве они с Кэт, бывало, ночами напролёт планировали свои идеальные свадьбы. Грандиозное событие. Ледяные скульптуры. Голуби, взмывающие в небо, когда жених и невеста выйдут из церкви. Об этом она мечтала когда-то. Но эта маленькая свадьба в коттедже у океана в присутствии немногих друзей и семьи, которую они собрали за эти годы, – вот что действительно идеально.

Они вошли в зал, обнимая друг друга за талию, и Реджина улыбнулась, потому что сослуживцы Эммы, сидящие за ближайшим к ним столиком, тут же остановили их, и один из них поднял ладонь в воздух, чтоб дать Эмме «пять»:

- Отличная работа, Свон!

Ухмыльнувшись, Эмма наклонилась и хлопнула его по ладони.

Реджина улыбнулась молодому мужчине, пытаясь вспомнить его имя. Вдруг его сосед, высокий, плотный аргентинец, наклонился ближе и произнёс так тихо, что брюнетка едва разобрала:

- Cuidar de ella.[12]

Реджина удивилась, но гордость, мелькнувшая на его спокойном лице, заставила её кивнуть и прошептать в ответ:

- Si, señor.[13]

Этот быстрый разговор сбил блондинку с толку, но Реджина уже вела её вперёд, и, пока они пробирались к танцполу, улыбаясь гостям, Эмма позабыла о нём. Их приветствовали все: директор центра для детей с ограниченными возможностями, в котором работала Эмма; Мэри-Маргарет Нолан (с округлившимся животом и на сегодняшний вечер без Дэвида); Алисия Стивенс и доктор Калеб Митчелл; Джефферсон и Пэйдж Хэттеры; Робин и Роланд Локсли; Марко Борелли и Гвен дю Лак.

Они вышли на танцпол, один краткий миг Эмма выглядела неуверенно, разглядывая пол у них под ногами, но, стоило первым аккордам знакомой песни «Aerosmith» донестись из колонок, женщина подняла голову и с улыбкой притянула Реджину к себе.

- Эта песня напоминает мне о тебе, – поддразнила Реджина, когда они танцевали.

- Надеюсь, что без смерти?

- Определенно, без.

До конца куплета они просто покачивались, прижавшись друг к другу лбами и усмехаясь, но как только начался припев, Эмма подхватила Реджину за талию и подняла на руки. Та, вскрикнув от неожиданности, быстро обняла её за шею, но блондинка держала крепко. Краем сознания Реджина слышала, как восторженно кричат гости, но думала только о том, как же Эмма прекрасна. Эмма кружила их в танце, медленно опуская её на пол, и счастливая Реджина легко положила руки ей на плечи.

- Когда ты успела этому научиться?

- Ну, возможно, Кэтрин познакомила меня с учителем танцев, к которому она ходила перед свадьбой, – пожала плечами Эмма, легонько пробегая ногтями по обнаженной спине брюнетки.

- Напомни мне сделать ей комплимент.

Эмма усмехнулась и легко повела Реджину, описывая круг вокруг площадки. Когда припев зазвучал снова, она подняла руки и, развернув её спиной, прижалась к ней. Реджина усмехнулась, вспомнив, как много раз они вот также танцевали дома. Положив голову жене на плечо, она погладила протез, лежащий на её бедре, так похожий на настоящую руку. Эмма клялась, что не чувствует его, но, услышав, как сбилось дыхание блондинки, когда её пальцы начали ласкать искусственную конечность, Реджина в очередной раз задумалась над этим.

«I just want to hold you close…»

Брюнетка громко рассмеялась, но прижалась крепче.

«…feel your heart so close to mine»

Начался проигрыш, и Реджина почувствовала, как Эмма тянет её за талию, и, как ни удивительно, блондинка вовремя раскрутила партнёршу на расстояние вытянутой руки и грациозно притянула назад, после чего, снова приподняв Реджину, закружилась, опустив на пол, только когда проигрыш снова сменился припевом.

- Когда ты тренировалась? – искренне удивилась Реджина, обнимая её за шею, пока они медленно покачивались в такт музыке.

Эмма озорно пожала плечами и наклонилась к ней, так что их разделяли теперь всего несколько сантиметров.

- Я так счастлива, – хрипло прошептала она с чуть заметным удивлением в голосе.

Реджина крепче обняла её и поднялась на цыпочки, легко целуя веки, щёки, губы:

- И я сделаю так, что ты будешь счастлива каждый день, – пообещала она.

- Даже когда тяжело? – тихо спросила Эмма.

- Особенно, когда тяжело.

- Я люблю тебя, – выдохнула Эмма. – Я уже говорила тебе это?

- Хм-м-м… Я не уверена, – игриво пожала плечам Реджина.

- Я люблю тебя.

И ни Эмме, ни Реджине не нужно было звона бокалов, чтоб позволить губам слиться в сладком поцелуе. Счастливо вздохнув, Реджина закрыла глаза и крепче обняла жену. Поцелуй прекратился, чтобы тут же начаться вновь. Он был медленный, методичный, настойчивый и правильный, он подтверждал её права и возносил над землёй и убеждал, что они выиграют любое сражение. Последние тринадцать лет были ураганом эмоций, и Реджине не терпелось узнать, что приготовили для них следующие шестьдесят. И они владеют всем временем мира, чтоб выяснить это.

Они вместе.

Наконец-то.

Конец.

Примечания

1

Ген­ри име­ет вви­ду муль­тфильм «Ат­ланти­да» - прим. перевод­чи­ка

(обратно)

2

С’мор или смор (англ. S’more от англ. some more — «ещё немного») - традиционный американский десерт, который едят в детских лагерях обычно по вечерам у бивачного костра. S’more состоит из поджаренного маршмэллоу и куска шоколада, прослоенных в два куска крекера «грама»

(обратно)

3

«Манхеттенский проект» - кодовое название программы США по разработке ядерного оружия, осуществление которой началось 17 сентября 1943 года. В рамках проекта были созданы три атомные бомбы: плутониевая «Штучка» (взорвана при первом ядерном испытании), урановый «Малыш» (сброшена на Хиросиму 6 августа 1945 года) и плутониевый «Толстяк» (Fat Man) (сброшена на Нагасаки 9 августа 1945 года).

(обратно)

4

Абайя - длинное традиционное арабское женское платье с рукавами.

(обратно)

5

Джалабия - длинное мужское платье до пят, с длинными расклешенными рукавами, которое имеет очень большое распространение во всех арабских странах.

(обратно)

6

Гутра - мужской головной убор в виде платка у арабов - белого, черно-белого или красно-белого цвета.

(обратно)

7

Игаль - шерстяной шнур, придерживающий гутру на голове.

(обратно)

8

هذا هو بيتي! هذا هو بلدي! أنت واحد الذي يهددنا! – «Это мой дом! Моя страна! Это вы нам угрожаете! (прим. автора).

(обратно)

9

Откуда в однокомнатной квартире Бута спальня, для меня загадка. Видимо Автор уже потом решил-таки добавить одну комнату, попутно превращая гостиную и кухню в комнату-студию (прим. пер.).

(обратно)

10

Трибол – детский бейсбол без подающего игрока, мячик ставится на подставку и сбивается битой (прим. пер.).

(обратно)

11

Панини – горячий бутерброд, поджаренный на гриле с двух сторон.

(обратно)

12

(исп.) Позаботьтесь о ней.

(обратно)

13

(исп.) Да, сеньор.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg