«Так не бывает»

Так не бывает (fb2) - Так не бывает 273K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Вера и Марина Воробей

Вера и Марина Воробей Так не бывает

1

Поднявшись на пятый этаж, Галя почувствовала, как сбилось ее дыхание.

«Что это со мной? – удивилась девушка. – Сколько себя помню, одышкой вроде не страдала… Да и рановато еще».

В следующую секунду горячая волна крови ударила ей в лицо. Снегирева прижала к щекам холодные ладони.

«Да ведь я… А может, все-таки нет? Нечего тянуть, – мысленно разозлилась на себя девушка. – Завтра же пойду в поликлинику… В поликлинику? Нет, в поликлинику ни в коем случае нельзя, ведь тогда…»

О том, что может случиться, узнай о ее тайне родители и учителя, и подумать было страшно.

Как это произошло? Как она могла позволить Игорю… Впрочем, его Галя не винила. Во всем, что случилось, девушка видела лишь свою вину: ведь Игорь хотел, чтобы она уехала…

В тот день они возвращались домой после вечернего киносеанса. Фильм Гале не понравился, да и Игорю, казалось, тоже. Средней руки боевик с бесконечными взрывами, стрельбой и реками крови. Суперсовременная аппаратура делала все звуки настолько объемными и отчетливыми, что у Гали просто голова на части раскалывалась и каждый шаг отдавался в висках резкой болью.

– Какая-то ты сегодня грустная, – заметил Игорь, когда они почти поравнялись с его домом.

Гале же предстояло еще ехать на метро, а потом две остановки на троллейбусе. Кинотеатр располагался в нескольких кварталах от дома Игоря.

– Просто голова очень сильно болит, – пожаловалась Галина. – Ты не провожай меня, сама доберусь.

– Ну уж нет! – замотал головой Игорь. – И говорить на эту тему не буду. Впрочем, у меня возникло встречное предложение.

– Какое же? – слабо улыбнулась девушка.

– Можем зайти ко мне выпить по чашке кофе, а потом, когда твоя голова…

– Предложение принимается, – не дослушав, согласилась Галина. Сейчас ей страшно было подумать о том, чтобы спуститься в грохочущую, душную подземку. – Только можно мне вместо кофе таблетку шипучего аспирина?

– Легко, – кивнул Игорь.

Его родители оказались на даче и должны были вернуться лишь к вечеру следующего дня. Это-то обстоятельство и решило все дело. Хотя, возможно, роковую роль сыграла бутылка шампанского, которую Игорь будто бы совершенно случайно обнаружил в холодильнике.

Разноцветные свечи, горевшие в хрустальных подсвечниках, издавали пьянящий, немного сладковатый аромат.

– Папа привез из Непала, – сказал Игорь, кивнув в сторону маленьких трепещущих огоньков. – Это особые свечи. Говорят, они способствуют вдохновению. Я проверял.

– Ну и как? – склонила голову набок девушка.

– Сейчас продемонстрирую, – пообещал Игорь.

Он встал, медленно подошел к стене, щелкнул выключателем.

В полумраке он бесшумно приблизился к креслу, в котором расположилась Галя, опустился на корточки и тихо объявил:

– Экспромт.

Твое лицо, как семь свечей,

А руки, как лесной ручей,

А волосы подобны птицам.

Я на тебе хочу жениться…

Галя засмеялась, а Игорь приложил палец к ее губам и медленно наклонился к ее лицу. Девушка почувствовала, как замерло в груди сердце, а потом будто обрушилось куда-то вниз. Голова ее закружилась, глаза закрылись сами собой. Внезапно Игорь вскочил на ноги.

– Поехали, тебе пора, – сказал он прерывающимся от волнения голосом.

– Хочешь, я позвоню домой и скажу, что останусь ночевать у Люси Черепахиной? – спросила Галина.

Игорь молчал. И тогда Снегирева тихо попросила:

– Включи свет.

Игорь не пошевелился. Девушка поднялась, включила свет, проскользнула мимо Игоря, едва не задев его плечом, и, оказавшись возле телефона, повторила свой вопрос:

– Так я звоню?

Ответом ей было напряженное молчание.

Галя улыбнулась, сняла трубку и принялась медленно нажимать на кнопки, при этом она то и дело искоса поглядывала на Игоря, который, не меняя позы, стоял на прежнем месте, словно окаменев.

– Алло, – усталым голосом произнесла девушка. – Это я, мам… Мы тут у Люси Черепахиной сидим, к контрольной по алгебре готовимся… Заданий еще куча невыполненных… Я, наверное, останусь у нее. Ничего?

Наступила пауза, во время которой Галя старалась не смотреть на Игоря. Впрочем, боковым зрением девушка видела, что он сел на диван.

– Так я утром за рюкзаком забегу, просто встану пораньше… Да нет, не звони, мы будильник заведем.

Галина еще пару минут поговорила с мамой о каких-то пустяках, потом попрощалась и повесила трубку.

– Вот видишь, как все просто, – сказала она.

В ее голосе звучал вызов. В эту секунду Гале захотелось вдруг схватить свою сумку и убежать, но вместо этого она неожиданно для самой себя расхохоталась. Игорь сидел, уставившись взглядом в картину, висевшую на стене.

– А если мама позвонит Люсе? – выдавил наконец он.

– Не бойся, не позвонит, – небрежно бросила Галя, подошла к столу и наполнила до краев свой бокал. – Она мне доверяет. Тебе налить?

– Нет, – замотал головой Игорь, но тут же потянулся за бутылкой, налил шампанского в свой уже наполовину пустой бокал и залпом осушил его.

– Включи музыку, – попросила Галя.

Игорь, ни слова не говоря, включил музыкальный центр, вставил в него диск, и в следующую секунду из колонок полилась тихая джазовая мелодия.

Галя подошла к Игорю и положила руки ему на плечи.

– А ты потом не будешь жалеть? – прошептал он над самым ее ухом.

Вместо ответа девушка тряхнула распущенными волосами, запрокинула голову и закрыла глаза. В следующий миг она почувствовала на своих губах его сухие, чуть солоноватые губы.

2

Галя проснулась очень рано, за окном едва забрезжил рассвет. Игоря рядом не было. Девушка вскочила, быстро оделась и побежала в ванную. Почему-то сейчас, вспоминая о случившемся, она не испытывала никаких эмоций – ни радости, ни сожаления, ни разочарования. Одну пустоту, звенящую, сосущую и какую-то всеохватывающую…

Игорь сидел на кухне. На столе стояла чашка и полная окурков пепельница.

– Ты куришь? – удивилась Галя.

– Как видишь, – последовал более чем сухой ответ.

Внезапно к горлу клокочущим горячим комом подступили слезы, и девушка, только чтобы их не увидел Игорь, скрылась за дверью ванной комнаты. Умывшись ледяной водой, она успокоилась. Слезы больше не сжимали горло и не просились наружу, но и выходить к Игорю ей почему-то не хотелось. Галя присела на бортик ванны и вздохнула.

«Что же со мной случилось? Почему, думая об Игоре, я не испытываю ни нежности, ни радости, как это было раньше? Похоже, он тоже не больно-то рад видеть меня… Что же мы наделали? Неужели все кончено? Но почему? Разве так бывает?»

От грустных мыслей ее отвлек тихий стук в дверь.

– Галь… – услышала девушка приглушенный голос Игоря. – Ты чего там? С тобой все в порядке?

– Конечно, – преувеличенно бодро откликнулась она. – Уже иду.

В следующий миг случилось то, чего она меньше всего ожидала. Не успела Галя переступить порог ванной, как Игорь, кинувшись ей навстречу, рухнул на колени и, обхватив руками ее ноги, заговорил вдруг быстро и горячо, будто боялся, что его перебьют, не дослушав:

– Я не знаю, что со мной происходит… Ты меня прости, я люблю тебя, как прежде люблю, и все у нас будет хорошо… Но мне, понимаешь… Мне нужно все осмыслить… У меня это впервые… И сейчас… Ты только не обижайся и постарайся понять…

– У меня это тоже впервые, – тихо произнесла Галина, пытаясь высвободиться из его крепких объятий. Сейчас они были ей неприятны.

Наконец Игорь расцепил руки:

– Обижаешься, да? Я сам не знаю, что со мной творится… Но мы не должны были… Мне кажется, что это была ошибка… Но я все равно тебя люблю, только…

– Только – что? – немигающим взглядом уставилась на парня Галина.

– Все словно бы перевернулось внутри, понимаешь? Голова кругом идет, и я не понимаю, что со мной происходит. Наверное, должно пройти время…

– Что ж, – снова перебила Галя, – возможно, ты прав. Мы совершили ошибку. Только вся беда в том, что исправить ее нет никакой возможности, поэтому…

– Не говори так! – отчаянно выкрикнул Игорь. – Мы же с тобой столько всего пережили… Мы любим друг друга и должны быть вместе!

– Кому должны? – криво усмехнулась Снегирева.

– Самим себе, – не сразу нашелся Игорь. – Просто мы оказались не готовы к этому… И теперь…

– Должно пройти время, – закончила за него Галина.

– Должно пройти время, – обреченным эхом повторил Игорь.

– О’кей, – с напускным безразличием обронила Снегирева. – И сколько же? День, неделя, год? Сколько тебе потребуется времени, чтобы привести в порядок свои чувства?

– Как точно ты сейчас сказала! – пораженно воскликнул Игорь. – Ведь это именно то, о чем я думал, только не смог сформулировать… Мне нужно привести в порядок свои чувства. Да и тебе, конечно, тоже, – поспешно добавил парень. – Только не думай, что я смалодушничал, испугался…

– Да ничего я не думаю, – тихо проронила Галина. – Пусти, мне еще за рюкзаком надо домой зайти.

Потупившись, Игорь отошел в сторону. И когда девушка уже сбегала по лестнице, он, перегнувшись через перила, выкрикнул:

– Я позвоню! Сегодня позвоню, слышишь?

Но Галина не ответила, потому что, оказавшись за дверью, она наконец могла дать волю слезам.

3

День обещал быть хмурым и безрадостным, как и вчерашний, позавчерашний и позапозавчерашний… Пасмурная погода держалась всю неделю. Временами срывался дождь, колкий, противный. Вот и сейчас с неба падала то ли крупа, то ли мелкие дождевые капли. Но Галина даже не подумала о том, чтобы вытащить из сумки зонт. Впрочем, девушка могла накинуть на голову капюшон, но и этого она делать не стала, потому что просто не замечала ничего вокруг себя: ни людей, ни машин, с шумом проносящихся мимо, ни падающих на лицо холодных хлестких капель.

«Ему нужно время! – мысленно накручивала себя Снегирева. – А обо мне он подумал? Как я при этом должна себя чувствовать? Черствый и бездушный эгоист! Нет, все-таки правильно говорят во всех этих ток-шоу, что все мужики сволочи! И все они только об одном думают, а добившись своего, теряют к объекту вожделения всяческий интерес. Вот и Игорь оказался ничуть не лучше остальных. А я-то думала, он особенный, не такой, как все».

Конечно, рассуждая так, Галина несколько кривила душой, понимала это, но нипочем не желала признавать правду. Ведь Игорь хотел, чтобы она уехала домой, он даже настаивал на этом. Хотя, нет, пожалуй, не настаивал… Но ведь Снегирева сама захотела остаться, она, можно сказать, спровоцировала всю эту ситуацию, а сейчас вдруг ощутила себя обманутой и брошенной. Возможно, Игорь не должен был так откровенно демонстрировать свое смятение… Ему надо было, наверное, взять себя в руки, подумать прежде всего о девушке, а уж потом, оставшись наедине, попытаться разобраться в себе самом. И в этом смысле, называя Игоря эгоистом, Галина была отчасти права, хотя сейчас она, казалось, совсем забыла, что и сама, проснувшись утром, ощущала нечто подобное. Разница лишь в том, что Галя не стала говорить о своих изменившихся вдруг чувствах к Игорю вслух, а он сказал.

«Не хочу его видеть! И к телефону подходить не буду, и маме скажу…» – подумав вдруг о маме, девушка осеклась.

Внезапно ей показалось, а вернее, появилась даже уверенность, что стоит только маме взглянуть на нее, как тотчас же ей все станет ясно. Конечно, мама поймет, что Галя обманула ее и ни у какой Черепашки она не была, а провела всю ночь с Игорем… Что же Галина скажет? Какие слова в таких случаях люди обычно говорят друг другу? Наверняка они существуют, ведь то, что случилось с ней, происходит сплошь и рядом… Лихорадочно девушка пыталась припомнить сцены подобных объяснений из фильмов и прочитанных книг. Но на ум, как назло, ничего не шло. И все же, после невероятных усилий, ей удалось наконец припомнить нечто похожее. Это был телесериал российского производства, который недавно показывали по какому-то кабельному каналу. Там девушка, почувствовав себя нехорошо, решает, что она беременна…

«А вдруг… – с ужасом подумала Снегирева, чувствуя, как ноги становятся ватными, а кончики пальцев леденеют. – Ведь и со мной может такое случиться… Нет! – решительно прогнала она прочь страшные мысли. – Со мной такого случиться не может и не случится никогда».

Так вот, девушка из того сериала говорила своей матери примерно такие слова: «Мама, я должна тебе сказать что-то очень важное…» Мама тут же бросила на нее цепкий, насквозь просвечивающий взгляд и изрекла упавшим голосом: «Я давно уже все поняла, дочка… Скажи, Андрей… Вы с ним расстались? Он бросил тебя?» Что-то в этом духе… Девушка обреченно кивала, после чего мама начинала ее успокаивать: дескать, все будет хорошо, справимся и без Андрея.

То есть та мама оказалась крайне проницательной, и дочери даже не пришлось совершать над собой усилие и произносить слова, которые не так-то просто выдавить из себя. Ну как тут быть? Как сказать, пусть даже самому близкому человеку, что с тобой поступили… Вернее, ты сама поступила… Короче, непонятно, кто с кем и как поступил. Главное, что словами всего этого высказать порой бывает просто невозможно.

Так рассуждала Снегирева, стоя перед дверью собственной квартиры. Холодея от ужаса, она вдавила кнопку звонка. Мама открыла дверь почти сразу. Видимо, находилась где-то поблизости, скорее всего на кухне.

– Ты завтракала? – обыденно поинтересовалась она. Да и голос, каким этот невинный вопрос был задан, вовсе не настораживал. – Садись поешь, – предложила Марина Николаевна. – Я кашу рисовую с яблоками сварила.

«Значит, не звонила Люсе, – подумала Снегирева. – И ни о чем даже не догадывается».

Возможно, если бы мама выказала тревогу, заподозрив неладное, девушке было бы легче. Сейчас она ощущала жгучую потребность высказаться, излить душу близкому человеку, а уж потом будь что будет. Но начать этот разговор первой Галя просто не могла. В скором времени Марина Николаевна, чмокнув на прощанье дочь, убежала на работу. Нужно было собираться и идти в школу. Галина побрела в свою комнату. На столе в художественном беспорядке громоздились учебники, валялись тетрадки. Потянувшись за дневником, девушка почувствовала, что руки ее в буквальном смысле опускаются, а мысли витают где-то далеко-далеко. С размаху она рухнула на диван.

«Не пойду я ни в какую школу», – решила Снегирева, закутываясь в плед.

Внезапно ей стало так тепло и уютно, что даже показалось на миг, что ничего особенного в ее жизни не произошло и все будет по-прежнему, как и было до этого злосчастного вечера. Она уже начала проваливаться в липкую бездну сна, когда затарахтел телефон.

– Ты не в школе? – услышала она знакомый голос. Почему-то, подходя к телефону, Снегирева не сомневалась: это звонит Игорь.

– Как видишь, – крайне нелюбезно процедила она.

– Я тоже никуда не пошел.

– Поздравляю.

– Галь… – после паузы тихо произнес Игорь. – Ты прости меня, а? Я вел себя ужасно… Пожалуйста, прости… Я тебя очень люблю. Слышишь? Ну, не молчи, скажи хоть что-нибудь… Можно, я приеду, прямо сейчас?

– Нет, – отрезала Снегирева и, помолчав секунду, добавила для пущей убедительности: – Я ухожу.

– Это неправда, – с затаенной тоской заметил Игорь. – Ты просто не хочешь меня видеть…

Внезапно Галине стало так жалко Игоря, что даже сердце сжалось на миг. Но девушка ничем себя не выдала.

– Нет, просто у меня действительно возникли срочные дела, – сухо объяснила она и добавила, выдержав паузу: – Если хочешь, позвони вечером.

4

Пожалуй, в этом девушка никому не призналась бы, даже себе. Но как она могла не обижаться на Игоря, когда он, исключительно благодаря ее стараниям, из инвалида превратился в полноценного, нормального человека! Ведь еще несколько месяцев назад Игорь передвигался, сидя в инвалидной коляске, а операция, которая могла поставить его на ноги, оказалась такой дорогой, что родители парня лишь разводили руками, – сумма для семьи Владимировых оказалась просто астрономической. Но, узнав об этом, Галина решила во что бы то ни стало раздобыть денег на дорогостоящую операцию. Она приняла участие в конкурсе молодых поэтов, заняла первое место и получила довольно крупный денежный приз. Но, увы, этих денег оказалось недостаточно. И тогда Снегирева на свой страх и риск позвонила в программу «Времечко». Пришлось устроить «душевный стриптиз». Именно так оценивала свои действия Галя, когда была вынуждена перед камерой читать стихи, посвященные Игорю, и рассказывать трагическую историю их любви.

Миллионы телезрителей увидели фотографию красивого молодого парня, сидящего в инвалидной коляске, и услышали рассказ юной поэтессы, которая ради спасения любимого человека не побоялась обратиться за помощью к незнакомым людям. И помощь не замедлила прийти. В общей сложности скопилась сумма, которой хватило не только на операцию, но и на весь реабилитационный период. Но здесь обязательно надо сказать, что ни Игорь, ни его родители не знали, откуда появилась требуемая сумма. Познакомившись с лечащим врачом Игоря, Галина, передавая ему деньги, взяла с него слово, что врач ни при каких обстоятельствах не расскажет своему пациенту, откуда пришла помощь.

«Пожалуйста, я вас умоляю, никогда и ни при каких обстоятельствах не говорите Игорю, что за операцию заплатила я, – сказала тогда Снегирева профессору Силецкому. – Что хотите придумайте, – продолжала девушка, сцепив на груди руки. – Лужков лично узнал про его беду и прислал гонца с деньгами, Папа Римский фонд помощи российским инвалидам организовал… Инопланетяне в форточку пачку денег бросили… Короче, Игорь не должен знать, откуда на самом деле взялись деньги».

Профессор Силецкий оказался на редкость понятливым человеком. К тому же он, будучи отлично знаком и с самим Игорем, и с его отцом, от всего сердца желал парню скорейшего выздоровления. И наверное, если б у него были такие деньги, он бы, не задумываясь, сам оплатил бы эту операцию. Но все мы знаем, каковы зарплаты у медиков, работающих в государственных учреждениях…

Словом, все кончилось благополучно. Не прошло и месяца, как Игорь уже мог самостоятельно передвигаться. Вначале с палочкой, а потом и без нее. Теперь же о том, что не так давно парень перенес тяжелейшую операцию, не напоминало ничего. Разве что каждые три месяца Игорь должен был являться к профессору на профилактический осмотр.

И можете теперь себе представить, каково было Галине после всего, что она сделала для Игоря! Нет, Снегирева ни разу даже мысленно не упрекнула его: «Я ради него, а он…» Ну, и так далее. Нет, такие мысли не закрадывались в голову девушки, потому что Господь наделил Галину поистине добрым и благородным сердцем. Но почему-то именно сейчас, разговаривая с Игорем по телефону, она вспомнила вдруг о тех душевных муках, которые пережила, когда от нее потребовалось почти невозможное – раздобыть деньги на операцию. А вспомнив об этом, девушка устыдилась и постаралась прогнать нехорошие мысли прочь.

«И все-таки он у меня хороший… – глядя в окно, думала Снегирева. – Просто очень, возможно, даже чересчур честный. Другой бы на месте Игоря начал бы лицемерить, изображать, что ничего не произошло, а он не смог. Но теперь-то все будет как прежде. А что, собственно говоря, должно измениться? Просто мы оба поняли, что еще не готовы к серьезным отношениям. Значит, получается, наши отношения были несерьезными? – спрашивала сама у себя Галина. – Чушь! Даже хорошо, что все так вышло. Говорят, что запретный плод сладок, а он вовсе и не сладким оказался, а скорее наоборот. Пройдет немного времени, все забудется, и мы будем встречаться как прежде: ходить в кино, гулять по городу. А потом, когда окончим школу, обязательно поженимся, потому что любим друг друга. А еще у нас непременно будет двое детей, мальчик и девочка…»

Думая так, Снегирева продолжала вглядываться в пейзаж за окном. Она и не заметила, как прояснилось небо и выглянуло солнце. Внезапно девушке захотелось выйти на улицу. Просто одеться, выйти и идти куда глаза глядят, не имея никакой определенной цели и не думая о времени. Возможно, подсознательно она опасалась, что Игорь позвонит снова или, наплевав на ее запрет, возьмет да и явится. А сейчас Галина чувствовала, что ей просто необходимо остаться наедине со своими мыслями и чувствами. Выяснять отношения ни по телефону, ни тем более с глазу на глаз девушка была не в состоянии. Оставив дома мобильный телефон, она наспех оделась и выбежала во двор.

Снегирева и не заметила, как ноги сами привели ее в сквер. Как часто они с Игорем бродили по его заснеженным и пустынным аллеям. Сейчас снега не было, но и народу тоже. Школьники все еще на занятиях, взрослые – на работе, а пенсионеры уже давно выгуляли своих четвероногих питомцев и, наверное, сидят сейчас у экранов телевизоров, целиком растворившись в переживаниях героев очередной бразильской эпопеи. Галя не смотрела мыльных опер и в душе посмеивалась над теми, кто всерьез обсуждал бесконечные перипетии замысловатых долгоиграющих сюжетов. В их классе многие девчонки были поклонницами этого жанра, но смотрели они в основном не бразильские фильмы, а наши, российские.

Внезапно внимание Снегиревой привлек парень, в одиночестве сидевший на скамейке под деревом. От него повеяло вдруг таким щемящим отчаянием, что девушка даже остановилась, всматриваясь в сгорбленную и какую-то неприкаянную фигуру. Плечи незнакомца мерно вздрагивали, и Галя поняла, что он плачет. Первым порывом было подойти, спросить, что случилось, предложить свою помощь. И девушка уже шагнула было в сторону скамейки, но сама же себя и остановила. А вдруг ему это будет неприятно. Возможно, парень специально ушел в сквер, чтобы его здесь никто не видел… Но дело решилось само собой. Парень, видимо почувствовав на себе взгляд, поднял голову, затем вскочил и быстро, почти бегом приблизился к Снегиревой.

– У тебя закурить не будет? – вытирая рукавом нос, спросил он.

– Я не курю… – несколько опешила Галина. – Но если хочешь, могу купить. Тут рядом ларек есть… Хочешь?

Вместо ответа незнакомец отрывисто кивнул.

– Только у меня и денег нет, – смутившись, признался он.

– У меня есть, – заверила его Снегирева. – Ты какие куришь? Ну, в смысле, какую марку покупать?

– Да все равно, – махнул он рукой. – Я вообще-то тоже не курю… – сделал неожиданное признание парень.

– Так, может, и не стоит начинать? – невольно улыбнулась девушка.

Отчего-то этот худощавый парень вызывал в ней симпатию и желание что-нибудь сделать для него.

– Нет, – покрутил он головой. – Мне надо, понимаешь? А деньги я тебе отдам.

– Да разве я о деньгах беспокоюсь? – еще шире улыбнулась Галя. – Просто зачем курить, если…

– Будь другом, – перебил ее парень, – купи, если несложно.

– Тогда я самые слабые куплю, – предупредила Снегирева.

– Ладно, – согласился парень. – Я тебя здесь подожду. Мне отсюда уходить нельзя, – озабоченно пояснил он.

Галя кивнула и быстро зашагала в сторону остановки. Именно там, насколько она помнила, и стоял табачный ларек. Идти было недолго, и уже через несколько минут она, протягивая продавщице пятидесятирублевую бумажку, спрашивала:

– Скажите, пожалуйста, а какие сигареты самыми слабыми считаются?

– А тебе не рано курить-то? – угрюмо отозвалась полная, в синем пушистом свитере женщина.

– Да я не себе покупаю, – сказала Снегирева. – Попросили просто.

– Все так говорят, – сдвинула тонюсенькие, явно выщипанные брови продавщица. – Что ж они попросили тебя, а марку не назвали? – недоверчиво проворчала она.

– Ну так уж вышло, – пожала плечами Галя. – Вы скажите, какие самые слабые?

– Вот эти возьми, – продавщица ткнула пальцем в светло-розовую пачку. – Тридцать пять рублей.

– Мне еще коробку спичек, пожалуйста, – попросила Снегирева, подумав, что у парня, скорее всего, спичек тоже не окажется.

Сунув сигареты и сдачу в карман, Снегирева повернулась и быстро зашагала в сторону сквера.

– Держи. – Галина протянула парню сигареты. – Сказали, самые слабые.

– Сколько я тебя должен? – спросил тот и тут же принялся распаковывать пачку.

– Нисколько, – отмахнулась Галя. – А чего ты здесь сидишь? Холодно ведь.

– Жду одного человека, – последовал короткий ответ. – Ой, а у меня и спичек-то нет! Вот блин… – досадливо воскликнул паренек.

– На! – засмеялась Снегирева, доставая из кармана спички. – И что бы ты без меня делал?

– Валентин, – неожиданно назвал свое имя парень, протягивая вперед правую руку.

– Галина, – ответила Снегирева и пожала его холодную ладонь.

Глубоко втянув в себя сигаретный дым, Валентин закашлялся, но тут же снова жадно затянулся. Последовал новый приступ кашля.

– Да брось ты эту гадость, – слегка поморщившись, посоветовала Галя.

Но Валентин не послушал ее. Продолжая втягивать в себя едкий дым, он пристально всматривался в даль.

– У тебя часы есть? – вдруг спросил он.

– Да, – кивнула Галя. – Без пятнадцати час.

– С минуты на минуту он должен тут появиться, – угрюмо бросил Валентин и снова набрал полные легкие дыма. – А знаешь, и правда помогает, – сказал он, кивнув на сигарету. – Успокаивает как-то…

– Ерунда, – возразила Галина. – Самовнушение.

– Слушай, ты иди, наверное… – преодолевая смущение, попросил Валентин. – Давай завтра на этом месте в три часа встретимся, я тебе деньги за сигареты верну. А то если он подойдет, а я не один буду…

– Да кто подойдет-то? – вопросительно посмотрела на него Снегирева. – Кого ты ждешь?

Неожиданно Валентин сделал признание:

– От меня девчонка ушла. Понимаешь? Бросила. К этому рокеру недоделанному переметнулась. А я очень ее любил… Правда, любил… И до сих пор люблю…

Они сидели рядом. Украдкой поглядывая на Валентина, Галя отметила про себя, что парень хоть и маловат ростом, но при этом очень даже симпатичный: темно-русые, слегка волнистые волосы, зеленоватые, по-детски наивные глаза. Правда, сейчас веки слегка припухли от недавних слез, но это не мешало девушке увидеть, что глаза у Валентина очень красивые. Но по-настоящему поразилась Снегирева, когда увидела его улыбку. Так простодушно и открыто улыбаться может только очень хороший человек. Улыбка как-то сразу меняла все лицо Валентина, придавая ему какое-то совершенно особое, одухотворенное выражение. Так и хотелось сказать: «Улыбнись, пожалуйста, еще разок. Что тебе стоит?»

Внезапно девушка плечом ощутила, как напряглось все тело ее нового знакомого. Она резко повернула голову. Вдалеке показался темный, быстро приближающийся силуэт.

– Это он, – одними губами прошептал Валентин, вскакивая на ноги.

Отшвырнув сигарету, он сунул руки в карманы и постарался напустить на себя независимый вид.

5

– Ты, что ли, Малек? – криво усмехнулся парень в кожаной куртке, поравнявшись с их скамейкой.

В ответ Валентин лишь сплюнул сквозь зубы. Парень же, даже не остановившись, зашагал было мимо, но тут Валентин с криком: «А ну стоять!» – набросился на него сзади.

Завязалась потасовка. Невзирая на свой невысокий рост, Валентин действовал отчаянно и смело. Парень же, словно нехотя, отвешивал ему скупые, но точные удары. В основном он бил в лицо. Не понимая сама, что делает, Галина вскочила со скамейки и кинулась разнимать дерущихся. Размахнувшись, она кулаком въехала «кожаному» парню прямо в нос, а потом, не дав противнику опомниться, обеими руками с силой толкнула его в грудь. Тот отлетел назад и, стукнувшись спиной о ствол дерева, начал медленно оседать. Очутившись на земле, он резко тряхнул головой, поднялся на ноги и процедил, устремив на Валентина мрачный, полный ненависти взгляд:

– Ну, козел, Малек вонючий, ты об этом пожалеешь!

На Снегиреву он при этом даже не взглянул.

Отряхнувшись, парень быстро, не оборачиваясь, зашагал прочь.

– Зачем ты влезла? – принялся возмущаться Валентин, провожая своего врага пышущим злобой взглядом. – Я бы и сам справился. Он только с виду такой здоровый…

– Сама не знаю, как это вышло, – призналась Снегирева.

Впрочем, она сильно сомневалась, что силы противников изначально были равными. «Кожаный» выглядел настоящим бугаем. Никогда раньше Галина ни с кем не дралась, даже в детском саду всегда предусмотрительно отходила в сторонку, если чувствовала, что вот-вот завяжется драка. Оставалось только удивляться собственной прыти и неизвестно откуда взявшейся силище.

– Пойдем отсюда, – неожиданно для самой себя предложила девушка.

– Куда? – удивился Валентин.

– Ко мне, – последовал лаконичный ответ. И, встретив изумленный взгляд парня, Галина добавила: – Чай пить.

Вообще-то Галина не имела привычки заводить уличные знакомства, а тем более приглашать в квартиру случайных людей. Но сейчас Снегиревой очень не хотелось оставаться одной, и в душе она радовалась, что случай неожиданно свел ее с Валентином. Этот симпатичный и, судя по всему, очень открытый и добрый паренек обладал удивительной особенностью: он располагал к откровенности, и в эту секунду Галя почувствовала почти непреодолимую потребность излить перед ним душу. Это все равно как в поезде, когда начинаешь вдруг откровенничать с попутчиками, зная почти наверняка, что никогда больше не увидишь их. Сейчас у девушки такой уверенности не было, но в этом невысоком улыбчивом пареньке она, возможно, почувствовала человека, который может стать ей другом на долгие, долгие годы. А может быть, даже на всю жизнь.

– А ты в этой школе учишься? – спросила Галя, кивнув в сторону своей школы.

Они не спеша шли по направлению к ее дому.

– Не-а, – замотал головой Валентин. – Я в лицее, на Гоголевском, а этот хмырь тут… И Анька моя тоже раньше в этой школе училась, – со вздохом добавил он.

Галя поняла, что речь идет о той самой девушке, которая переметнулась к «кожаному», и решила пока не задавать на эту тему никаких вопросов. Хотя, конечно, ей было очень любопытно узнать, что произошло между Валентином, его девушкой и «кожаным». В общих чертах это и так было понятно, но Галю, как и любую девушку, интересовали подробности.

Дальше, почти до самого дома, они не сказали друг другу ни слова. Валентин лишь изредка бросал в сторону Снегиревой смущенные, как ей казалось, взгляды. Причину его смущения Галина понимала: она была почти на полголовы выше Валентина. Но саму Снегиреву это обстоятельство почему-то совершенно не волновало. Ведь она совсем не такими глазами смотрела на своего нового приятеля.

Галя искала поддержки, настоящей дружеской поддержки и ничего более. Конечно, многим это может показаться странным – рассчитывать на понимание незнакомого человека. Но, наверное, самым важным оказалось то, что у Снегиревой не было ни одной задушевной подруги. В свое время она пыталась сблизиться со Светой Тополян, но после нескольких случаев натурального, неприкрытого даже предательства порвала с ней всякие отношения. Впрочем, в последнее время у Снегиревой сложились довольно теплые отношения с Люсей Черепахиной.

Сблизились девушки как раз в тот период, когда Галине нужно было срочно раздобыть деньги на операцию. Именно Люся подсказала ей идею принять участие в конкурсе молодых поэтов, да и потом, когда нужно было отвезти врачу деньги, Черепашка поехала вместе с Галей. Но прошло время, и девушки постепенно отдалились друг от друга. Снегирева большую часть свободного времени проводила с Игорем, а Люся постоянно была занята на телевидении. Она работала ведущей молодежной музыкальной программы. И потом, Черепашка ведь с самого первого класса дружила с Луизой Геранмае, и в свою тесную компанию девчонки, похоже, никого принимать не собирались.

– Слушай, – вспомнила вдруг Снегирева, когда они поднимались в лифте. – А чего это этот бугай так странно тебя назвал, Малек?

– Да… – махнул рукой Валентин. – Фамилия у меня такая… Малый.

– А у него какая фамилия, ты не знаешь? – поинтересовалась Галина, сожалея о том, что завела разговор на эту тему: Валентину она явно была неприятна.

– Громов, – с досадой выдохнул парень. – Вот и получается, что он Гром, а я Малек. Такая вот история…

– Да не расстраивайся ты из-за пустяков, – посоветовала Галина, чувствуя, что невольно затронула самое больное место парня. – Подумаешь, фамилия. А мне, например, очень даже нравится. Валентин Малый! – нараспев произнесла она. – Классно звучит.

– Вообще-то Валентином меня никто не называет, – признался парень в тот момент, когда двери лифта со скрипом разъехались в стороны, и, уже шагнув на бетонный пол, добавил: – Все друзья и даже родители Валиком зовут.

– А я буду называть тебя Валентином, – заявила Галина и распахнула перед парнем дверь квартиры.

6

Снегиревой не составило особого труда вызвать Валентина на откровенный разговор. Казалось, парень только и ждал повода поделиться с кем-нибудь своей бедой.

– Три месяца встречались, прикинь! – сокрушенно мотал головой он. – Нет, я же не полный дурак, понимаю, что могла разлюбить, и все такое… Кругом столько высоких, стройных парней, а я так, недоразумение. – Валентин безнадежно махнул рукой. – Метр двадцать с кепкой… Но почему сразу-то не сказать? Зачем меня кретином выставлять?

– В смысле? – подняла брови Галина.

– Понимаешь, я же это не от Аньки узнал, ну, что она с Громом ходит, – принялся объяснять Валентин. – Ромка из девятого «А» сказал. А я не поверил сначала. Ведь она и со мной продолжала встречаться… Кино, кафе, все такое… И в глаза так преданно заглядывает. А потом, короче, увидел их вместе… Идут по улице, за руки держатся. Я, короче, терпеть не могу, когда за ручку ходят… Детский сад какой-то! Ну, я это… подбегаю, короче, к ним и чувствую, ни слова сказать не могу. Язык будто прилип к нёбу, в глазах темно, в горле пересохло, и сердце так колотится, что аж не слышу ничего… А Гром смотрит на меня и говорит: «Ты чего, Малек, заболел? Может, «Скорую» тебе вызвать? А то еще грохнешься в обморок, а мне потом отвечать».

– А Аня? – подалась всем корпусом вперед Снегирева. – Аня-то что?

– Молчала, – вздохнул Валентин. – Ресницами хлопает, будто не понимает ничего, в глаза прямо смотрит и как воды в рот набрала.

– А ты потом разговаривал с ней, ну после этого случая? – спросила Галина.

– Ага, – кивнул Валентин. – В тот же вечер сама позвонила.

Парень помолчал немного, отхлебнул чаю и, глядя куда-то вниз, продолжил рассказ:

– Позвонила и говорит: «Валик, я так перед тобой виновата. Прости, что так получилось… Ты такой хороший, такой добрый, ты в тысячу раз лучше этого Димки Громова… Но люблю я его, а не тебя, и ничего тут уже не поделаешь».

– А ты что? – заглядывая Валентину в глаза, спросила Снегирева.

– Да ничего, – невесело улыбнулся тот. – Сказал только, что, если б я это от нее узнал, было бы честней, да и все. А через месяц, короче… Или нет, месяца даже не прошло. Недели через три, смотрю, сидит моя Анька возле вашей школы на лавочке вся в слезах, платочек мокрый в руках комкает. Я подхожу, в чем дело, спрашиваю. Она не ответила, убежала, короче. А потом узнаю на следующий день, что Анька в больницу загремела. Вены, прикинь, перерезать решила, да мать, слава богу, с работы пораньше отпросилась, иначе бы не спасли, и так крови до фига потеряла. Тут я и начал узнавать что к чему. Как чувствовал, что без Грома дело не обошлось. В общем, кинул он ее, Аньку мою. С какой-то девицей из педучилища спутался, а Аньку побоку. Подружка ее, Верка Томилина, рассказала, что, если б Гром ее просто бросил, ничего бы и не было, ну, поплакала бы, поубивалась, как это у вас, девчонок, обычно бывает, и успокоилась бы. Но он таким гадом оказался… Короче, подослал к Аньке эту самую девицу из педучилища, чтобы та сказала Ане, что Дима просит не досаждать ему звонками и что иначе он якобы вынужден будет обратиться за помощью к Аниным родителям и классной руководительнице, чтобы приняли надлежащие меры. Так и выразилась: «надлежащие меры». Верка говорит, что Анюта и правда бегала за Громом, даже после того как поняла, что он ее бросил, проходу ему не давала. Вообще-то это на нее не похоже, но иногда люди ведут себя странно, согласись.

Снегирева молча кивнула.

– Я в больницу каждый день ходил. Но она за все время ни разу слова не произнесла, – тяжело вздохнув, продолжал Валентин. – Лежит, в одну точку уставилась и молчит. А потом, как выписалась, родители ее в другую школу сразу перевели. Но это правильно, я считаю… Ну а я слово себе дал: отомстить за Аньку. Целый месяц готовился, даже в секцию самбо записался, выслеживал его, изучал, куда и какими дорогами он ходит, а тут ты, короче, как с неба свалилась…

– Слушай, – сосредоточенно сдвинув брови, протянула Снегирева. – Что-то я этого Громова не видела раньше в школе. Он в каком классе учится?

– В одиннадцатом, – ответил Валентин. – А не видела потому, что он раньше в другом районе жил, а сюда месяца два как перебрался, но, как видишь, не растерялся, сразу кипучую деятельность развел.

– А Аня в каком классе учится?

– Училась, – поправил Валентин. – В десятом «Б».

– А какая у нее фамилия? – допытывалась Снегирева.

– Солнцева. Аня Солнцева, – улыбнулся Валентин. – Классная фамилия, правда? Не то что моя. Анюта и впрямь на солнышко похожа, особенно когда смеется.

– Слушай! – так и подскочила Галина. – Так я ее знаю! Вернее, лично не знакома, но много раз видела… Она, кажется, у тебя спортсменка?

– Гимнастикой художественной с детства занимается, – подтвердил Валентин. – Ну как она тебе? Ничего девочка, да?

– Симпатичная, – согласилась Галина. – Скажи, а она тебе по-прежнему нравится, до сих пор?

– Не знаю даже… – Валентин отвел взгляд в сторону. – Нет, в самом деле, не знаю, – горячо заверил он. – Что-то, конечно, осталось… Но одно я знаю твердо: этот гад свое еще получит. К родителям он обратится! Нет, ну скажи, это ж какой сволочью надо быть, чтобы так унизить человека?!

– Слушай, Валь, да оставь ты его в покое. – Снегирева сдвинула брови и серьезно посмотрела на своего собеседника. – Считай, что слово свое ты сдержал. Я другого боюсь, как бы он тебя преследовать после этого случая не начал. Кажется, этот Гром ужасно разозлился…

– Еще бы! – оживился Валентин. – Ты же ему шнобель конкретно расквасила! Представляю, каким он завтра в школу явится! А за меня не бойся. Этот Гром трус, сегодня я в этом убедился. Ну сама посуди. Был бы он таким крутым, каким хочет казаться, испугался бы он девчонки?

– Да нет, пожалуй, – неуверенно пожала плечами Снегирева. – Хотя некоторые девчонки двум мальчишкам фору дать могут. Я не о себе, конечно. Но сейчас многие девочки на карате ходят, единоборствами разными занимаются… Я тут недавно по телику репортаж смотрела…

– Скажи, – перебил Валентин, – а почему ты в драку полезла? Ты всегда такая… самоотверженная?

– Да ты что! – замахала руками Галина. – Трусиха страшная! Поверишь, ни разу в жизни ни с кем не дралась… А сегодня… Сама, если честно, не знаю, что на меня нашло… Как-то в глазах все потемнело, в ушах звон…

И в эту секунду раздался звонок в дверь. Он прозвучал так неожиданно, что парень и девушка как по команде вскочили со своих табуреток. Испуганными глазами они смотрели друг на друга.

– Чего ты испугался? – шепотом спросила Галина.

– Не знаю, – тихо отозвался Валентин. – А ты чего?

Из прихожей снова раздалась трель. На этот раз продолжительная и какая-то требовательная. Будто звонивший был уверен: дома кто-то есть.

Залпом допив остывший чай, Снегирева решительным шагом двинула в прихожую.

– Сиди спокойно, – бросила она на ходу своему гостю.

7

Вообще-то Галина почти наверняка знала, кто стоит на пороге. А открыв дверь, лишь убедилась в своей правоте. Возможно, поэтому на ее лице не отразилось ни удивления, ни радости.

– Проходи, – каким-то бесцветным голосом произнесла она и отступила в сторону.

– А я знал, что ты никуда не ходила, – усмехнулся Игорь.

– С чего ты взял? – пожала плечами девушка. – Просто я уже вернулась. Проходи и знакомься.

– С кем? – уставился на нее своими темно-карими большими глазами Игорь.

– Проходи – увидишь, – пожала плечами Галя и шагнула на кухню.

А когда Игорь возник на пороге, Галина, широко улыбнувшись, объявила:

– Это Валентин, мой друг, а это Игорь…

– Очень приятно, – процедил Игорь, как бы нехотя пожимая руку Валентина.

– Я, наверное, пойду, – засобирался вдруг Валентин.

– Не выдумывай, – бросила в его сторону Галя. – Сейчас кофе пить будем с рулетиком. Ты любишь рулет с маком? – обратилась она к несколько смущенному Валентину.

– Приятного аппетита! – выкрикнул Игорь и метнулся к двери.

– Игорь! – Галина кинулась за ним и уже в прихожей ухватила его за рукав куртки: – Ты чего подумал-то? Валентин просто мой друг… Между нами ничего…

– Меня это не интересует, – перебил Игорь, выдернув свою руку. – Не думал, что ты окажешься такой…

– Какой? – уставилась на него Снегирева. – Договаривай, что же ты замолчал?

– Сама знаешь, – сквозь зубы процедил Игорь и потребовал: – Открой дверь.

– Да пожалуйста, – пожала плечами Галина. Повернув ручку замка, она раскрыла дверь и выжидательно посмотрела на парня: – Что же ты стоишь, иди… Только если я тебе надоела, мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее, чем устраивать сцену ревности на пустом месте.

– То есть я же еще и виноват? – спросил Игорь, не трогаясь с места.

– Не будь занудой, – тряхнула волосами Снегирева. – Иди, раз решил. Только это глупо… Просто тупость какая-то…

– Галь… – внезапно Игорь сменил тон и, прикрыв дверь, попросил: – Отправь этого… как там его… Валентина домой. Пусть идет, а?

– И не подумаю, – заупрямилась девушка. – Как ты это себе представляешь?

– Очень просто, – заверил ее Игорь. – Хочешь, я сам ему скажу, если тебе не удобно? Скажу, что нам надо поговорить… Нам ведь и вправду надо поговорить, Галь?

Из кухни не доносилось ни звука. Наверное, Валентин, сожалея о том, что стал невольной причиной ссоры между Галей и ее молодым человеком, сидел тихо, боясь даже пошевелиться. В эту секунду девушка представила себе вжавшегося в стену Валентина, и сердце ее уже в который раз за сегодняшний день сжалось от сочувствия.

– Нет, – решительно мотнула она головой. – Извини, Игорь… Но я не позволю, чтобы моих друзей…

– Все ясно, – не дослушал Игорь. – Счастливо оставаться, – уже на бегу выкрикнул он и, перепрыгивая через две ступеньки, кинулся вниз.

– Ну что? – широко раскрыв глаза, шепотом спросил Валентин, как только Галя вернулась на кухню.

– Ушел, – вздохнула она. – Но ты здесь ни при чем, ты не думай…

– Да ладно тебе! – махнул рукой Валентин. – Я что, по-твоему, слепой или умственно отсталый? Это твой парень, да?

– Ну… – не спешила с ответом Галина. – До сегодняшнего утра я считала именно так…

– А что произошло сегодня утром? – просто спросил Валентин.

Он был не из тех людей, которые, прежде чем задать какой-нибудь вопрос, подумают, а стоит ли это делать. Да и потом, хоть они и были знакомы с Галей всего несколько часов, Валентину казалось, что с ней он может спокойно и без всяких уверток говорить на любую тему.

– Знаешь, а ведь, если честно, я за тем и позвала тебя к себе домой, чтобы рассказать обо всем… – призналась Галина, глядя на темное пятно на стене. – Только не думай, что я такая уж легкомысленная… Но ведь бывает так: увидишь человека, обмолвишься с ним парой слов и понимаешь – этот поймет все. Или с тобой так ни разу не было?

– Ну почему же? – смущенно улыбнулся Валентин. – А как ты думаешь, почему я тебе про Аньку рассказал?

Сделав это взаимное признание, ребята, словно смутившись чего-то, уткнулись каждый в свою чашку.

– Тебе еще налить? – спросила девушка, посмотрев на пустую чашку Валентина.

– Кто-то, кажется, обещал кофе? – шутливым тоном поинтересовался Валентин.

– Да, да, конечно, – спохватилась Снегирева.

Она была рада занять себя каким-нибудь делом. В кухне повисла тишина. Девушка суетилась у плиты, насыпая в турку кофе, а ее новый приятель внимательно изучал носки светло-коричневых изрядно поношенных тапочек.

– Короче, когда мы с тобой сюда шли, – нарушила наконец молчание Галина, – я твердо решила рассказать тебе все. Не знаю уж, почему я приняла это решение… Впрочем, не суть важно. Но потом, когда ты начал рассказывать про Аню, я почему-то почувствовала, что моя история придется ни к месту… У тебя и своих проблем выше крыши…

– Да ерунда, – сказал Валентин. – Я же видел, что у тебя у самой кошки на душе скребут, только не знал, как подступиться. Не мог же я так прямо взять и потребовать: выкладывай, мол, что произошло!

– Ну а потом, – будто не слыша Валентина, продолжила Снегирева, – когда Игорек сам явился сюда… а потом убежал… В общем, ты уж прости, но больше мне поделиться не с кем. Так уж вышло.

Разлив по чашкам кофе, Галина устроилась напротив Валентина и принялась сосредоточенно дуть на горячий напиток.

Парень не торопил ее. Сделав небольшой глоток, он поставил чашку на блюдце, потом снова поднял ее, только уже другой рукой, левой, но, поднеся к губам изящную фарфоровую чашечку, внимательно посмотрел на ее содержимое и поставил на место.

8

Почему-то сейчас, рассказывая Валентину о том, что произошло этой ночью, Галина не испытывала ни малейшей неловкости, нужные слова как-то находились сами собой, без малейшего затруднения. Единственное, чего она все-таки избегала, это встречаться с собеседником взглядом. Так, смотря в окно, ей было легче излагать свои мысли.

Большая часть рассказа, конечно же, была посвящена тому, что случилось потом. Девушка рассказала о своей обиде, о звонке Игоря и о том, как она внезапно решила отправиться на прогулку. Валентин слушал внимательно, не перебивая. А когда Снегирева замолчала, он, выждав какое-то время, задумчиво протянул:

– А знаешь, мне он почему-то сразу не понравился, этот твой Игорек. Хотя обычно я отношусь к людям нормально. Ну нет у меня такого, чтобы ни с того ни с сего невзлюбить человека, – пояснил Валентин. – Скорее наоборот. С первого взгляда мне все, как правило, нравятся, а уже потом, когда узнаешь человека поближе, начинаешь разбираться что к чему… Ты только не подумай ничего такого, – поспешно добавил парень, устремив на девушку испуганный взгляд.

– В смысле? – удивленно вскинула она брови. – Чего не думать-то?

– Ну не знаю… – засмущался Валентин. – Типа, что ты мне понравилась, а когда пришел твой парень… Нет, ты мне понравилась, конечно, только как друг, понимаешь?

Снегирева кивнула.

– А вообще я в таких делах не спец, – признался после паузы Валентин. – Хотя твои чувства мне очень даже понятны… Не знаю, как бы я повел себя на месте Игоря, только, наверное, все-таки не так… В общем, я бы точно не стал грузить девчонку своими переживаниями и сомнениями. А хочешь, я с ним поговорю? – неожиданно предложил парень. – Ну, объясню, как дело было, что нас с тобой случайно судьба свела. Хочешь?

– А зачем? – посмотрела ему прямо в глаза Снегирева.

– Ну как? – не унимался Валентин. – Он же, ты говоришь, разозлился, увидев меня здесь… Кстати, тут я его могу понять. Давай я позвоню Игорю и все объясню. Знаешь, не хотелось бы, чтобы из-за меня у вас отношения испортились…

– Да при чем тут ты? – досадливо махнула рукой Галина. – Я сама, сама, понимаешь, ничего уже не понимаю… Запуталась я, Валь… Причем капитально. Вот он ушел сейчас, а у меня в душе даже не ёкнуло ничего. Скажи, может, я Игоря разлюбила, как ты думаешь?

– Не знаю, – пожал плечами Валентин. – Нет, мне кажется, в тебе говорит обида… Или, как это называется, уязвленное самолюбие, вот. Ведь тебя сильно обидела его реакция? Ну, когда наутро он в себе замкнулся. Я правильно тебя понял?

И снова Снегирева лишь кивнула в ответ.

– Так вот, – продолжал Валентин. – Мне кажется, тебе сейчас нужно побыть одной. Запрись в комнате и постарайся вспомнить все хорошее, что между вами было. Не обиду свою, а то, за что ты полюбила Игоря. Ведь не за красивые же глаза ты его полюбила. Наверное, есть в нем что-то такое, чего ты не нашла в других…

– Знаешь, какие он стихи пишет? – мечтательно отозвалась Галина. – И рисует здорово…

– Вот видишь! – обрадовался Валентин. – У тебя есть стихи Игоря? Ну, напечатанные?

– Конечно, – ответила Галя.

– Вот садись и читай, – сказал Валентин, поднимаясь с табуретки. – А я домой пойду.

– А ведь Игорь… Он не всегда таким был, – начала Снегирева, будто вспомнив о чем-то. – Игорь же… Нет, – резко мотнула она головой. – Об этом я тебе как-нибудь потом расскажу.

– И еще, – уже на ходу сказал Валентин. – Обязательно позвони ему вечером и пригласи куда-нибудь. В кино, кафе, просто погулять… Если будешь вспоминать хорошее, тебе самой захочется увидеть Игоря. Я это точно знаю, – уверенно заявил парень и добавил, немного помолчав: – А если тебе понадобится моя помощь или просто поболтать захочешь, звони. Я в доме, где булочная, живу. Знаешь?

– А телефон? – заволновалась Галина, когда Валентин потянул на себя ручку входной двери. – Ты же не оставил свой номер.

– Тащи ручку и блокнот, – велел Валентин. – Хотя я бы и так объявился. Адрес-то знаю. Ты не думай, – широко улыбнулся парень, – от меня не так-то просто избавиться.

Галине не потребовалось обкладываться рукописями, почти все стихи Игоря она знала наизусть. Многие из них были посвящены ей. Устроившись на диване, девушка закрыла глаза и принялась повторять про себя строки из любимых стихотворений. Она и не заметила, как перед ее мысленным взором, словно кадры из известных кинофильмов, одна за другой начали проноситься картинки. Вот они с Игорем идут по берегу какой-то реки, он читает ей написанное ночью стихотворение. Тогда они первый раз приехали к нему на дачу. Первый раз после операции. Галина никак не может привыкнуть к тому, что Игорь идет рядом, а не сидит в инвалидной коляске… Она боится, что Игорь прочитает ее мысли, и старается не смотреть на него, будто и нет ничего особенного в том, что они идут вместе, рука об руку… Но внезапно Игорь замолчал.

– Ты не слушаешь меня, – сказал он вдруг изменившимся голосом. – О чем ты думаешь?

– Нет, я тебя очень внимательно слушаю, – испуганно принялась оправдываться девушка. – Отличное стихотворение, просто класс…

– Не надо, – остановил ее Игорь. – Ты не умеешь врать. И ничего страшного в том, что ты не привыкла к тому, что я теперь… нормальный, нет. Ты боишься неосторожным замечанием или даже взглядом напомнить мне о том, что еще месяц назад я был инвалидом, боишься показаться бестактной… А я боюсь показать тебе, что понимаю это. Не проще ли нам всегда говорить друг другу правду?

Тогда они поцеловались, впервые после операции…

Потом ей вспомнился другой эпизод. Зима, на улице метет метель, Игорь лежит с высокой температурой, у него ангина. А она подогревает в эмалированном ковшике молоко. Потом добавляет туда мед, немного соды и чайную ложку сливочного масла.

– Ну, пожалуйста, – начинает уговаривать Галина. – Выпей, это не так уж и противно, ты попробуй. Мне в детстве всегда такое давали… И ничего, как видишь, живой осталась. Учти, пока не выпьешь, я никуда отсюда не уйду, а мне, между прочим, еще сочинение про Чацкого писать нужно…

– Знаешь, что я сейчас представил? – спрашивает Игорь, принимая из ее рук огромную кружку. – Вернее, не представил даже… Само как-то возникло, как наваждение. Мне показалось почему-то, что мы с тобой… – Он сделал паузу, вероятно, стараясь подобрать нужное слово. – Будто нам уже лет по тридцать и мы давно живем вместе. В соседней комнате дочка спит маленькая… И не сын почему-то, а именно дочка. Я даже знаю, что ее Ксюшей зовут… Будто бы я заболел, ну, как сейчас, а ты за мной ухаживаешь… И так тепло мне на душе стало, ты себе не представляешь, как… Галь… А давай сразу после школы поженимся, а? В институт же можно и расписавшись поступать…

Снегирева тогда ничего не ответила Игорю, она лишь присела на краешек кровати и приказала, сурово сдвинув брови:

– Пей давай, а то ты не доживешь до нашей свадьбы.

Игорь послушно выпил молоко до последней капли. Галя отнесла на кухню кружку, а потом долго сидела рядом с Игорем и молча гладила его темные, удивительно приятные на ощупь волосы.

Девушка не заметила, как заснула. И во сне она тоже видела Игоря и себя рядом с ним, легкую, счастливую, смеющуюся…

Проснулась Галина с удивительно радостным ощущением, обновленной какой-то проснулась. Мысленно Галя благодарила Валентина, ведь это он дал ей такой замечательный совет: постараться забыть о плохом и вспоминать самые радостные события.

«Вот выпью кофейку, – умываясь, думала Снегирева, – проглочу пару бутербродов и позвоню Игорю». Она почему-то не сомневалась, что Игорь ее звонку обрадуется. Но даже этого Галине делать не пришлось. Не успела она проглотить последний кусочек, как зазвонил телефон.

– Игорь, как хорошо, что ты позвонил! – прокричала девушка, услышав в трубке знакомый, немного неуверенный голос. – Давай сходим куда-нибудь?

– Правда? – не смог скрыть своей радости Игорь. – Ты правда хочешь, чтобы мы встретились?

– Ну да, – ответила Галя, отметив про себя незнакомые интонации его голоса. – А что в этом удивительного?

– Тогда давай на «Спортивной» через сорок минут. Нет, через полчаса!

– Да ведь ты не успеешь доехать, – попыталась возразить девушка.

– Успею, – уверенно заявил Игорь и, наскоро попрощавшись, повесил трубку.

На это свидание Галина отправлялась с таким чувством, будто, столкнувшись с какой-то сложной, почти неразрешимой проблемой, она неожиданно для самой себя одержала победу. Галина не знала, над кем она одержала эту победу: над Игорем или над собой. Но ощущение было таким явственным, что девушке казалось, что она чувствует запах своей победы. Она почему-то пахла фиалками…

9

Где в ноябре Игорю удалось раздобыть фиалки, так и осталось для Снегиревой загадкой. Даже спустя две недели, когда, вспомнив об этом их радостном, словно бы после долгой разлуки свидании, она попыталась выпытать у Игоря его тайну, он лишь отмахнулся, ответив:

– Да они не настоящими были. Ты что, не заметила?

– То есть как это? – обиделась было Снегирева. – Ты подарил мне бумажные цветы? Но ведь они пахли…

– Сейчас чего только не придумают, – продолжал разыгрывать ее Игорь.

– Ну вот… – совсем сникла Галина. – А я-то думала!

Тогда она забыла маленький букетик в каком-то кафе и потом долго сожалела об этом. Но не возвращаться же туда спустя два дня. Впрочем, девушка прекрасно помнила свои ощущения: вот она сжимает в руке пучок прохладных стебельков, которые оканчиваются извилистыми линиями корешков, зарывается носом в нежные, источающие весенний аромат фиолетовые лепестки… Нет, она не могла ошибиться: фиалки были самыми что ни на есть настоящими. И зачем только Игорь пытается ее разозлить?

– Да не дуйся ты! – Он осторожно дотронулся до ее локтя. – Я пошутил.

– Ну и где же ты нарыл фиалки среди осени?

– В лесу, – снова принялся шутить он.

– Все! Если не скажешь правду, я сейчас же развернусь и поеду домой.

Видимо, он услышал в ее голосе нешуточную решимость, потому что, подумав немного, сказал вдруг:

– Вообще-то я и сам тогда дико удивился, когда увидел в переходе эту особу. И не похожа она была на обычную торговку… Совершенно то есть не похожа… Представь, стоит такая в норковом манто роскошном, на голове легкий шарфик повязан фиолетовый, развевается весь, так и трепещет, хотя никакого ветра и в помине не было, а в руках этот букетик… «Сколько стоит?» – спрашиваю, а она глаза опустила и называет какую-то цену смешную, то ли десять рублей, то ли пятнадцать, не помню уже… Но самое удивительное в конце было. Беру я из ее рук цветочки, лезу за деньгами в карман, поднимаю глаза, а ее уже и след простыл. Я так и замер с раскрытым ртом. Стою и как дурак фиалки в кулаке сжимаю. Думал, и они сейчас в воздухе растворятся. Но нет, минута прошла, другая, а они никуда не исчезли… Видимо, это добрая волшебница была, которая пришла с цветами, чтобы нас с тобой помирить… Я потом даже стихотворение написал… – Игорь наморщил лоб, пытаясь припомнить написанные уже давно строчки:

– Как мертвые ночные мотыльки,

Лежали на ее руке цветки.

И ветер шевелил их крылья…

Чем было то виденье: сном иль былью?

Не помню, что-то такое… – Парень небрежно махнул рукой. – Словом, дурацкие какие-то стишки я тогда накропал… Даже, помню, сразу их уничтожил в компьютере. Но фею эту я на всю жизнь запомнил.

Почему-то сейчас, поднимаясь к себе на третий этаж, Снегирева вдруг в деталях припомнила тот разговор. А ведь с тех пор уже недели три минуло. И тут она почувствовала, как сбилось дыхание.

«Что это со мной? – удивилась девушка. – Сколько себя помню, одышкой вроде не страдала… Да и рановато еще».

В следующую секунду горячая волна крови ударила ей в лицо. Снегирева прижала к щекам холодные ладони.

«Да ведь я… А может, все-таки нет? Нечего тянуть, – разозлилась на себя девушка. – Завтра же пойду в поликлинику… В поликлинику? Нет, в поликлинику ни в коем случае нельзя, ведь тогда…»

О том, что может случиться, узнай о ее тайне родители и учителя, и подумать было страшно.

Пару дней назад, на уроке химии, она впервые заподозрила неладное. Все сосредоточенно занимались лабораторной работой, смешивая какие-то реактивы и занося свои наблюдения в тетрадь. По всему классу распространился удушливый, едкий запах, и в какой-то миг Снегиревой стало так плохо, что она едва не потеряла сознание. Голова вдруг пошла кругом, все окружающие предметы начали медленно расплываться перед глазами, а к горлу подступил горько-кислый комок тошноты. Тогда она попросилась выйти из класса и, оказавшись в коридоре, постепенно пришла в себя. Потом похожий приступ дурноты повторился на следующий день, на уроке физкультуры. И вот сейчас, поднявшись на третий этаж, она почувствовала, что задыхается.

«Надо позвонить Валентину, – подумала вдруг девушка. – Хотя стыдно. Ведь с тех пор я так ни разу ему и не позвонила».

Да, с того самого дня Валентин и Галина так и не виделись больше и даже по телефону не разговаривали. Она как-то закрутилась… С Игорем они теперь встречались как и прежде, до этой ссоры, каждый день. Ходили на концерты, выставки, гуляли по городу… Словом, свободного времени у девушки почти не оставалось. А ведь еще существовала и школа, и уроки, которые надо было делать каждый день: ведь Снегирева уверенно шла на медаль и сворачивать с этого курса не собиралась.

Конечно, звонок Валентину много времени бы у нее не отнял. И дело тут, наверное, было в том, что, открывшись перед парнем, Галина уже на другой день начала терзать себя упреками: «Стыд-то какой! Ну и зачем ты это сделала? Зачем рассказала случайному человеку то, что и самому близкому говорить не следует». Вот если бы дело происходило действительно в поезде, тогда Снегиреву не мучили бы сожаления. А так, вспоминая о случившемся, она всякий раз заливалась краской и, хотя понимала, что следует все-таки позвонить парню, никак не могла заставить себя набрать его номер. Потом, по прошествии недели, она стала оправдывать себя тем, что Валентин и сам ей не звонит.

«Значит, он не хочет продолжать знакомство, – уговаривала Галина саму себя. – Телефон-то мой у него есть, мог бы и позвонить».

Но сейчас, когда с каждым днем тревожные мысли и дурные предчувствия все больше одолевали ее, первым, о ком Галина вспомнила, оказался почему-то Валентин. Хотя в книжках часто пишут, что о друзьях люди вспоминают только тогда, когда им становится плохо.

«Да он уж, наверное, и забыл, кто я такая! – мысленно терзалась сомнениями Снегирева. – А как напомнить? Ну, та Галя, которая в драку полезла… Нет, это крайне глупо. Скажу так: помнишь девушку, которая купила тебе сигареты? Вообще дурь какая-то получается. Еще решит, что я намекаю на то, чтобы он вернул деньги…»

Так и не решив окончательно, как именно она о себе напомнит, Галя отыскала в блокноте телефон Валентина, и в следующий миг ее пальцы быстро забегали по квадратным черным кнопкам. Каждое нажатие сопровождалось тихим механическим попискиванием.

– Алло, здравствуйте, – бодро затараторила Снегирева, услышав в трубке женский, слегка встревоженный голос. – Позовите, пожалуйста, Валентина.

– А Валика нет… – последовал тихий ответ.

– А когда он придет, вы не подскажете?

– Девушка, – вздохнула на том конце невидимая собеседница, – Валик наш уже почти две недели как в больнице лежит…

– Как в больнице? – воскликнула Снегирева, чувствуя частые и громкие удары сердца. – А что с ним случилось?

– Подрался с кем-то, – ответила женщина. – Ключица у него сломана и ушибы сильные… Я думаю, на него двое или трое напали… А вы кто? – запоздало спохватилась женщина.

– Я его знакомая… – сказала Галина. – Кажется, я знаю, чья это работа… А сам-то он что говорит, кто его избил?

– Молчит, – снова тяжело вздохнула женщина. – А то вы Валика не знаете… А откуда вам известно, кто это сделал? Приезжайте к нам, расскажите. Я его мама, меня Ирина Антоновна зовут. А вас как?

– Галина, – сказала Снегирева. – Знаете, Ирина Антоновна, вы не обижайтесь, но сначала я должна с Валентином встретиться… Скажите, пожалуйста, в какой больнице он лежит и номер палаты, если можно…

– Я так и думала, что вы не станете со мной разговаривать, – с досадой протянула Ирина Антоновна. – А зря… Валентин, конечно, запретит вам говорить, кто это сделал… Если бы хотел, давно бы сам рассказал. Но если вам и вправду известны имена этих подонков…

– Я все понимаю, Ирина Антоновна, – перебила Снегирева. – Но сначала я все-таки должна поговорить с Валентином.

10

Увидев ее в дверях палаты, Валентин так искренне обрадовался, что Галине даже стыдно стало, что она за все это время так и не нашла в себе сил позвонить ему. Ведь давно бы уже могла приехать в больницу.

Голова парня была перевязана, на лице виднелись множественные ссадины и следы от недавних синяков, правая рука, выше локтя и до самой шеи, была в гипсе и торчала вверх, опираясь на металлическую подпорку.

– Ну как ты? – тихо, почти шепотом спросила Снегирева.

– Да нормально… Не знаю, чего меня только тут держат! Чувствую я себя отлично. Только вот к этой фигне привыкнуть никак не могу, – постучал по гипсу Валентин. – Знаешь, а я только сегодня о тебе вспоминал…

А она-то по дороге сюда изволновалась вся, ломая голову, с чего начать разговор, какие слова произнести, чтобы не поставить в неловкое положение ни себя, ни Валентина. А все оказалось так просто! И объяснений никаких не потребовалось. Снегирева была благодарна Валентину за то, что он не стал спрашивать, почему она не звонила.

– Скажи, – Галина принялась выгружать из сумки сок, бананы и яблоки, – это Гром тебя так разукрасил?

– Его-то самого там не было, – чуть помедлив, отозвался Валентин. – Но это, конечно, его ребята. Только раньше я их не видел…

– А сколько их было? – Снегирева заглянула парню в глаза.

– Четверо, – буркнул тот. – Да ну их к лешему! – махнул рукой Валентин. – Расскажи лучше, как у тебя дела? Помирилась с Игорем?

– Знаешь, а я твоей маме сказала, что знаю, чья это работа, – призналась Снегирева, проигнорировав вопрос Валентина.

– Вот это зря, – покрутил перевязанной головой парень. – Что, прямо фамилию назвала?

– Нет, сказала только, что знаю. Она, конечно, спрашивать начала, но я ответила, что вначале должна с тобой поговорить…

– Это правильно, – одобрительно кивнул Валентин. – Да вообще не надо было ничего говорить.

– Так ты, что, не собираешься, значит, на них в милицию заявлять? – подняла брови Снегирева.

– Нет, конечно. – Валентин отвел глаза в сторону. – Если уж предпринимать какие-то действия, то нужно собрать крепких парней и накостылять Грому по первое число. Но я и этого делать не буду, – решительно заявил Валентин и, немного помолчав, продолжил: – Потому что потом Гром опять меня в подворотне подкараулит, потом снова я его… Нет, все это не по мне. Кстати, мне разведка доложила, что, когда Гром узнал, что его хлопцы перестарались и я в больничку загремел, так перепугался, что целую неделю в школе не показывался. Боялся, наверное, что за ним менты придут. Вот и пусть дальше боится, – чуть помолчав, добавил Валентин.

Сосед, что лежал на койке справа, перевернулся на другой бок и шумно вздохнул.

– Пойдем в коридор, – предложил Валентин. – А то мы Петровичу спать мешаем.

Устроившись в холле перед выключенным телевизором, ребята какое-то время сидели молча. Галина все никак не могла решиться заговорить на волнующую ее тему, а Валентин сосредоточенно изучал плакат, висевший на противоположной стене. Там крупными ярко-синими буквами было написано: «МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ ПРИ ГОЛОЛЕДЕ», а внизу красовались картинки с изображением падающих на землю людей.

– Я бы на твоем месте все-таки не стала бы это дело на тормозах спускать, – сказала наконец Снегирева.

Ей казалось, заговори она сейчас о своей проблеме, Валентин может подумать, что она только за тем сюда и пришла.

– Хватит об этом, – отрезал он. – Я так решил. Расскажи лучше о себе. Как там у вас с Игорем, все в порядке?

– В общем, да, – неуверенно протянула Галина.

– А в частности? – улыбнулся Валентин. – Давай колись. Или ты думаешь, что если пришла меня проведать, то только обо мне мы и должны разговаривать?

– Ты прав, дела у меня хуже некуда, – сказала Снегирева и устремила на парня заблестевшие от слез глаза. – Валь, кажется, я беременна, – выпалила она и закрыла лицо руками.

Прошло минуты две, прежде чем Валентин решился нарушить молчание.

– А Игорь… Ну, ты ему об этом сказала? – упавшим голосом спросил он.

– Нет еще, – ответила девушка, не отнимая от лица рук. – Я боюсь… Понимаешь, не представляю себе, как я произнесу эти слова, и главное, что он ответит мне.

– А что бы ты хотела, чтобы он тебе ответил? – Валентин искоса взглянул на свою собеседницу.

– Тоже не знаю… Валь, я ничего не знаю, – прошептала Снегирева, и Валентин увидел, как ее плечи задрожали.

– Не плачь. – Он дотронулся до руки девушки, легонько притянул ее к себе и обнял. – Прорвемся.

И одного этого слова, произнесенного с такой твердостью и в то же время мягко, хватило, чтобы слезы исчезли с глаз девушки, а на губах появилась слабая улыбка.

– Ты думаешь? – захлопала она ресницами.

– А то! – протянул Валентин. – У врача была?

– Нет, – потупила взгляд Галя. – Я боюсь.

– Значит, вместе пойдем, – тоном, не терпящим возражений, заявил Валентин.

– Вместе? – не смогла скрыть удивления Галина.

– Ну да. Я с матерью поговорю, у нее лучшая подруга женским врачом работает. Если хочешь, могу и к Игорю с тобой съездить…

– Нет, я сама должна это сделать, – испугалась Снегирева и вытерла нос рукавом. – И потом, куда тебе ехать, лежи…

– Да я так на так, если завтра не выпишут, сбегу отсюда. Тоска смертная, – сказал Валентин, поглаживая гипс.

– А как же эта штука? – Снегирева с опаской покосилась на задранную кверху, неподвижную руку парня.

– Все равно его не раньше чем через две недели снимут, – усмехнулся Валентин. – Что же мне теперь, все это время на койке валяться прикажешь?

– Ну не знаю, – пожала плечами девушка. – Тебе, конечно, решать, только я бы не стала торопиться. Не зря же тебя тут держат?

– В том-то и дело, что зря, – горячо заверил ее Валентин. – На процедуры я в поликлинику ходить могу. Короче, завтра вечером, если не возражаешь, я буду у тебя. Галь, а ты сама-то хочешь ребенка? – неожиданно спросил он.

– Не знаю, – опешила Снегирева. – Валь, я правда ничего не знаю… Это все так неожиданно на меня обрушилось… Все от Игоря будет зависеть…

– А маме рассказала? – спросил Валентин, оставив последнее замечание Галины без внимания.

– Нет, – опустила голову Снегирева. – Боюсь.

– Все! – Валентин хлопнул ладонью по коленке. – Обещай, что сегодня же поговоришь с Игорем, а потом позвони мне на сотовый. У тебя в блокноте записан. Кто знает, может, тебе моя помощь и не понадобится, и к врачу вы вместе с Игорем пойдете. Но ты все равно держи меня в курсе. Слышишь? Я буду волноваться…

Галина кивнула. Теперь ей даже дышать стало легче. Будто тяжелая каменная глыба, которая давила на ее плечи все эти дни, не давая возможности разогнуть спину, рухнула вниз. Как все-таки важна бывает поддержка близкого человека. Как важно чувствовать, знать, что тебе есть на кого положиться в трудную минуту, что кто-то не просто волнуется и переживает за тебя (хотя и это, конечно, немало), но в любую минуту готов бросить все свои дела и прийти к тебе на помощь. Как здорово, что ее посетила эта счастливая мысль – позвонить Валентину!

11

Мобильный телефон Игоря, на который Снегирева позвонила, оказавшись на улице, не отвечал. Вернее, ледяной женский голос сообщил, что абонент не отвечает или временно недоступен. Тогда Галина набрала домашний номер Игоря, но и там девушку поджидала неудача: к телефону никто не подошел.

«Может, работает?» – предположила Галя. Она знала, что, когда Игорь сидит за компьютером, сочиняя стихи, он часто выключает оба телефона, объясняя это тем, что звонки мешают ему сосредоточиться. Можно было, конечно, рискнуть и поехать наобум, но отчего-то Галина, едва эта мысль закралась ей в голову, сразу же отмела ее.

«Ну, приеду к закрытой двери, и дальше что? – рассуждала девушка. – Нет, нужно отправляться домой, садиться за уроки, а потом позвонить еще раз. Все равно к вечеру Игорек объявится. А разговор может и до завтра подождать». Она даже обрадовалась возможности оттянуть объяснение с Игорем.

Но как ни пыталась девушка сконцентрироваться на параграфе, сидя перед раскрытым учебником истории, мысли все время уносили ее далеко-далеко. Вот она идет по скверу, тому самому, в котором познакомилась с Валентином, толкая перед собой детскую коляску, присаживается на скамеечку, поправляет розовое одеяльце. Галина смотрит на часы. Половина седьмого. С минуты на минуту должен появиться Игорь. И вот вдалеке она завидела его силуэт. Он приближается так быстро, что Снегирева понимает: Игорь бежит. Оказавшись рядом с ней, он переводит дыхание и спрашивает:

– Давно гуляете?

– Тише! – прикладывает палец к губам Галя. – Ксюху разбудишь, еле укачала. Весь день капризничала. Представляешь?

– Устала? – Игорь опускается на скамейку и заглядывает в коляску.

– Кто? – лукаво улыбается Галина. – Я или Ксюха?

– Ты, конечно, – говорит Игорь и нежно обнимает ее за плечи. – Ну что, поехали домой?

И от этих слов, сказанных Игорем как бы между прочим, у нее так тепло на душе становится, что даже слезы на глазах выступили.

– Эй, ты чего там, заснула? – услышала Галя у себя за спиной. От неожиданности девушка вздрогнула, а когда повернула голову и увидела стоявшую на пороге комнаты маму, почувствовала, как с ресниц упали две крупные слезинки. – Плачешь? – испугалась Марина Николаевна. – Что случилось, Галь?

– Ничего, мам, – поспешила успокоить Галина. – Честное слово, ничего… У меня так бывает, когда долго смотрю в одну точку.

– А чего это ты в одну точку смотришь? – никак не унималась мама. – И еда, я смотрю, не тронутая в сковородке лежит. У тебя точно все нормально?

– Ну точно, – улыбнулась Снегирева.

– Тогда мой руки и садись за стол, – строго приказала Марина Николаевна. – Вот если меня дома нет, так и будешь целый день голодная сидеть, да? – продолжала ворчать мама.

И в эту секунду Галина снова, как и в тот день, когда она вернулась от Игоря, почувствовала жгучую, почти непреодолимую потребность рассказать обо всем маме. Но, подавив в себе этот порыв, девушка встала и отправилась мыть руки.

«Прежде чем признаваться маме, нужно поговорить с Игорем, – подумала Галина, накалывая на вилку кусочек ароматной горячей сосиски. Только сейчас она почувствовала, как сильно, просто зверски проголодалась. – Нет, мама у меня классная, – вздохнула девушка. – Она все поймет. Вначале, конечно, будет шок. От этого никуда не уйти, но потом, когда мама увидит, как Игорь меня любит и что мы хотим пожениться, она успокоится. А уж когда родится маленькая (почему-то Снегирева была уверена, что у них будет не сын, а дочка), то и вовсе обо всех бедах думать забудет. Жить мы на первых порах будем у нас, – продолжала строить радужные планы Галина. – Во-первых, квартира больше, и потом, с мамой все-таки лучше, спокойней как-то. Я ведь ни пеленать ребеночка не умею, ни памперсы надевать… А потом, когда Игорь пойдет работать, снимем квартиру. Однокомнатную. В спальном районе. Школу мой Игорек уже в этом году заканчивает, а в институт можно и на вечернее отделение поступать. Многие так и делают, чтобы ни от кого не зависеть материально. А мне школу экстерном заканчивать придется. Проблем, думаю, с этим не возникнет. Вон Лизка Терехова в прошлом году решила вдруг ни с того ни с сего аттестат зрелости раньше срока получить. Так она гораздо хуже меня училась… Просто ей надоело в школу ходить и на рожи своих одноклассников любоваться. Так, во всяком случае, сама Лизка говорила. И ничего, нормально, сдала экзамены за два года, получила аттестат, уже в колледже каком-то гуманитарном учится… О медали в этом случае, конечно, придется забыть… Да и бог с ней, с этой медалью. Главное, иметь на руках аттестат о среднем образовании. А потом, когда Ксюхе исполнится годика полтора, поступлю в педагогический. И лучше тоже на вечерний, как Игорь. А работу на первых порах надомную найду. Деньги-то нам по-любому будут нужны… Мама, конечно, поможет. Но хочется сразу почувствовать себя самостоятельными, раз уж мы решили ребенка заводить. Ничего, прорвемся!»

Мысли ее напрочь были лишены каких-то сомнений или даже тревоги. Все казалось Галине ясным и простым, и будущее не страшило ее, а даже, наоборот, представлялось счастливым и безоблачным. Нет, девушка, конечно, понимала, что им с Игорем придется нелегко, особенно на первых порах. Но трудности эти рисовались в ее воображении чем-то похожим на захватывающие приключения. Это были какие-то радостные трудности, преодоление которых поможет им с Игорем окончательно повзрослеть, стать сильными и только укрепит их чувства. А благодарить за все следовало Валентина. Именно он, сам того, возможно, и не желая, вселил в сердце девушки непоколебимую уверенность в то, что все в ее жизни будет хорошо. Несмотря ни на что!

Около девяти вечера зазвонил телефон. Трубку взяла мама.

– Это тебя, – сказала Марина Николаевна. – Игорь.

– Привет, а я звонила тебе днем, – радостно защебетала Снегирева, выхватывая у мамы трубку.

– Да, – отозвался на том конце провода уставший голос. – Я за билетом ездил… Мне, представляешь, пришло приглашение на семинар молодых поэтов в Сочи. Прикинь! Но чего-то они там утрясали, какие-то вопросы организационные решали. В общем, дотянули, как всегда, до последнего дня… Короче, Галь, выезжать завтра нужно. В девять утра у меня поезд…

– Завтра? – опешила Галина. – А как же… школа? – задала вдруг она глупый вопрос.

– Да там все официально: справку дадут, проезд, проживание и еда, все оплачено… Это же Министерство культуры устраивает, ну и там спонсоры какие-то… Да для школы это, наоборот, только почетно. Ученик одиннадцатого класса…

– Так, значит, ты завтра уезжаешь? – перебила Снегирева.

– Ну да, – ответил Игорь.

– Почему же ты раньше мне ничего не говорил? Ну, что отправил стихи на конкурс? – с обидой в голосе поинтересовалась девушка.

– Сглазить боялся, – признался Игорь. – А потом, я же говорю, все только сегодня утром выяснилось окончательно. Ну, подтверждение пришло… А ты как будто и не рада за меня?

– Нет, почему… – запоздало спохватилась она. – Рада, даже очень… Только мне надо сказать тебе одну вещь…

– Ну приеду, и скажешь. Я ведь не на всю жизнь, на неделю всего уезжаю, – заверил ее Игорь.

– Нет, – решительно произнесла Снегирева. – Мы обязательно должны встретиться до твоего отъезда.

– А по телефону нельзя сказать? Ну, что там у тебя стряслось?

– Стряслось, – подтвердила Галина изменившимся, ставшим вдруг каким-то бесцветным голосом. – Мы обязательно должны встретиться до твоего отъезда, – упрямо повторила она. – Это очень важно. Слышишь?

– Галь, ты посмотри на часы, десятый час уже… И потом, я так дико устал сегодня… Может, все-таки…

– Если мы сегодня не встретимся, ты меня больше не увидишь, – неожиданно для себя самой выпалила девушка.

– Что, настолько все серьезно? – спросил Игорь, и Галя услышала в его голосе едва обозначившуюся тревогу.

– Если бы нет, я бы не стала настаивать, поверь, – ответила она.

Повисла пауза. Потом Игорь откашлялся, вздохнул и произнес:

– Ладно, уговорила. Только ты уж извини, но я просто не в состоянии никуда ехать…

– Это не страшно, – не дослушала Галина. – Я сама к тебе приеду на такси и назад тоже на такси поеду…

12

– Ты куда это, на ночь глядя? – забеспокоилась Марина Николаевна, видя, что дочь нервно натягивает свитер.

– Мам, Игорь завтра уезжает на семинар, – зачастила та. – Это неожиданно выяснилось, понимаешь? Мне обязательно нужно его увидеть… А на вокзал я поехать не смогу. Поезд в девять утра, а у нас завтра по истории контрольная… Ну и вообще, не стану же я из-за этого школу пропускать…

– Ну какая необходимость в десятом часу куда-то ехать? – возмутилась Марина Николаевна. – Не пущу никуда, – отрезала она, приняв воинственную позу.

– Ну мамочка, ну мамулечка… – заныла Снегирева. – Я быстренько, одна нога там, другая здесь… Ну вспомни, когда ты была молодой, неужели бабушка тебя никуда…

– Да мне бы и в голову не пришло уходить из дома в такой час, – не сдавала своих позиций мама. – И потом, тогда время другое было, а сейчас в семь часов на улицу уже страшно выйти…

– А мне вот ни капельки не страшно! Да ничего со мной не случится, мамочка, – склонила голову набок Галина. – Вот увидишь… А назад меня Игорь проводит, – не моргнув глазом, соврала она.

– Сказала нет, значит, нет, – повысила голос Марина Николаевна.

– Мама! – Девушка вскинула голову и серьезно посмотрела в глаза матери. – Я тебя очень прошу, отпусти меня. Для меня это очень, понимаешь, очень важно.

Трудно сказать, что в этот миг почувствовала Марина Николаевна. Скорее всего увидев в глазах дочери непоколебимую решимость, женщина поняла: что бы она сейчас ни сказала или ни сделала, Галя все равно поступит по-своему. Поэтому, опустив голову, Марина Николаевна негромко произнесла:

– Хорошо, только когда будешь выезжать домой, позвони. Я тебя у метро встречу.

– Конечно! – обрадовалась Снегирева, повиснув на шее у матери. – Ты у меня лучше всех! – сказала она и наградила маму звонким поцелуем.

– Проходи. – Игорь отступил в сторону, пропуская Галю в свою комнату. – Только потише, – попросил он. – Родители уже легли.

– А ты бы не мог принести мне чаю? – шепотом попросила девушка. – Лифт не работает… В горле пересохло, пока к тебе на восьмой этаж вскарабкалась.

Ни слова не говоря, Игорь вышел на кухню.

«О боже! – в висках у Галины будто молоточки острые стучали, в ушах стоял густой шум, а горло и вправду так пересохло, что каждый вздох отдавался в нем острой, какой-то режущей болью. – Как же мне начать? С каких слов? Сразу или вначале расспросить о семинаре? Нет, ни о каком семинаре я расспрашивать не стану. Это просто глупо. Не за тем я сюда приехала… Сейчас откроется дверь, он войдет и спросит: что случилось, Галя? Что у тебя произошло такое экстренное, что заставило тебя сломя голову нестись на другой конец города? Может, сказать, что просто соскучилась и хотела попрощаться? Все-таки на неделю расстаемся? – Но, прогнав от себя малодушные мысли, девушка решительно тряхнула распущенными волосами: – Нет, я должна сказать Игорю всю правду, объяснить истинную причину своего нетерпения. Узнав о ней, он, конечно, поймет, что ждать целую неделю я просто не могла».

– Ну рассказывай, что стряслось-то у тебя, – одними уголками губ улыбнулся Игорь и поставил на маленький с резными ножками столик чашку. – Может, ты голодная? – озабоченно поинтересовался он.

– Нет, я дома поела, спасибо, – ответила Галя, радуясь возможности хоть на секунду оттянуть тяжелое объяснение.

«Нет, так не годится! – ругала себя девушка. – Лучше уж сбросить с себя этот груз, а потом…» Что будет потом, она не знала и сейчас даже подумать об этом боялась. Почему-то, сидя в такси, которое, кстати сказать, доставило девушку к дому Игоря за рекордно короткое время, она чувствовала, как постепенно тает ее былая уверенность. А под конец, когда машина затормозила возле подъезда с выкрашенной в зеленый цвет металлической дверью, Галина вдруг поняла, что все, что она успела насочинять, рисуя в воображении картинки их идиллической жизни с Игорем, вполне может оказаться всего лишь бредовыми фантазиями, и только.

– Игорь… – уткнувшись глазами в чашку с дымящимся чаем, выдавила наконец из себя Снегирева. – Кажется, у меня… Вернее, у нас с тобой будет ребенок. Девочка, – немного помолчав, зачем-то добавила она.

Сказав все это, Галина почувствовала, как кровь ударила ей в лицо. Стало трудно дышать, захотелось снять с себя свитер. Какое-то время в комнате стояла напряженная тишина. Было слышно, как с каким-то рваным звуком скачет в часах секундная стрелка. «Пять, шесть, семь, восемь», – отсчитывала про себя Снегирева. А когда она мысленно произнесла цифру «двенадцать», из своего угла наконец подал голос Игорь. Он сидел в глубоком велюровом кресле, и Гале в тусклых лучах настенного бра был виден лишь контур его профиля.

– Безумие, бред! Какая девочка? – бесцветным голосом, еле слышно прошелестел он. – Я же тебя предупреждал, говорил тогда, чтобы домой ехала. – Постепенно голос Игоря набирал силу. – Ты о чем вообще думаешь? Или у тебя совсем крыша поехала? Да ты посмотри на себя в зеркало! Тоже мне мамаша… Вот, блин, сюрпризик! Не могла неделю подождать! С каким я теперь настроением на семинар поеду? Только о себе и думаешь…

Галина сидела на диване, чувствуя, как все звуки начинают сливаться в какой-то непрерывный гул. Краем глаза она видела, что Игорь встал, его шагов девушка не слышала – вся комната была застелена мягким ковровым покрытием, – однако видела, как он медленно приближается к ней.

– Послушай, – надтреснутым голосом произнес Игорь, останавливаясь возле дивана. Снегирева подняла голову. На самом дне его глаз девушка увидела страх. – На маленьких сроках эта операция совершенно безболезненна… И не опасна, – после небольшой паузы добавил он. – Бояться тут нечего. Раз уж случилось, надо как-то выкручиваться… От ответственности я уходить не собираюсь, ты не думай, и все, что потребуется, деньги там… или еще что-нибудь, лекарства, не знаю… Я слышал, что в частных клиниках даже паспорт не спрашивают. То есть тебе будет обеспечена полная анонимность. Ни маме, ни в школу никто ничего сообщать не будет. И уйдет на все не больше часа. Я надеюсь, ты матери пока ничего не говорила? – Он бросил на девушку быстрый взгляд. Но Галя не ответила и даже не пошевелилась. Отведя глаза в сторону, Игорь продолжил: – В общем, ты не дергайся и не вздумай никому ничего говорить. Я узнаю, сколько это стоит, и как только вернусь, достану где-нибудь деньги и отвезу тебя… А ты уверена в том, что… ну, ты точно беременна?

Но и этому вопросу суждено было остаться без ответа. Вскочив на ноги, Галина метнулась в прихожую, сдернула с вешалки куртку, крутанула ручку замка, рванула на себя дверь и со всех ног кинулась вниз. Вскоре откуда-то сверху до нее донесся голос:

– Эй, сумку забыла! Вернись! Ну что за дела?..

Какие-то слова еще неслись ей вслед, но Галина не разобрала их смысла, с каждой ступенькой все дальше удаляясь от того, кого еще несколько минут назад считала самым близким и родным человеком на свете. В эту секунду Снегирева была уверена: больше она не увидит Игоря. Никогда.

13

Она даже удивилась тому, что совершенно не хочется плакать. В голове наблюдалось полное отсутствие мыслей. Словно вакуум какой-то липкий образовался. Чувства будто бы тоже атрофировались, оставив в душе лишь черную дыру. Так, уставившись невидящим взглядом в окно, с выжженным сердцем и звенящей от пустоты головой Снегирева доехала до своего дома.

– Что же ты не позвонила? – с порога набросилась на дочь Марина Николаевна. – Договорились же! Галь… – позвала вдруг она. – Ты почему все время вниз смотришь?

Снегирева подняла голову.

– Я думала, плачешь, – сказала мама. – Игорь звонил минуту назад… Вы что, поссорились?

– Если будет звонить еще, скажи, что меня нет. Нет и не будет, ясно? – металлическим голосом давала указания Снегирева.

– Да что случилось-то? Матери-то ты можешь сказать? Не чужой же я тебе человек, в конце концов! – настаивала Марина Николаевна.

– Мам, не трогай меня сейчас, – тихо попросила Галина. – Я потом тебе все объясню. Ладно?

Но мама не успела ответить, потому что зазвонил телефон.

– Это он, – сказала Марина Николаевна.

– Скажи, что еще не вернулась. Но только, я тебя умоляю, не задавай ему никаких вопросов и попроси, чтобы больше не звонил, скажи, что уже ложишься…

– Ну ладно, – пожала плечами Марина Николаевна. – Алло, – сказала она, поднимая трубку. – Нет, не приехала еще… Игорек, ты не звони больше, мне завтра вставать рано… Хорошо, я ей записку на столе оставлю.

– Просил, чтобы позвонила, когда вернешься, – сообщила мама, положив трубку на рычаг. – Голос у него такой взволнованный… Может, все-таки позвонишь, а, Галь?

– Нет, – мотнула головой Снегирева и потянула на себя дверь ванной комнаты. – Спокойной ночи, – сказала она.

– Спокойной ночи, – отозвалась мама.

«Что ж, Игорь прав, – совершенно без злобы думала Галина, вглядываясь в неясные очертания книжного шкафа. Вопреки обыкновению, Снегирева не стала включать ночник, а шторы на окнах были сшиты из такой плотной ткани, что свет от уличных фонарей сквозь них не проникал. – О каком ребенке может идти речь, когда мы сами еще дети. И про операцию Игорь все правильно сказал. Надо ее делать. Только денег от него я, конечно, брать не буду… Я не хочу больше видеть Игоря. Никогда. Не потому, что он меня обидел, а просто не хочу. Найду деньги, в долг у кого-нибудь попрошу, а потом заработаю и отдам. Узнать бы еще, сколько их потребуется. Попрошу Валентина узнать. Он все сделает как надо».

При одном только воспоминании о Валентине на душе сделалось как-то теплей. Но внезапно девушка почувствовала, будто раскаленный шуруп ввинтился в самое сердце. Из памяти вдруг выплыла фраза, ненароком оброненная Игорем. Тогда Галина была не в состоянии как следует осмыслить ее. Сейчас же фраза эта, вернее, несколько фраз словно пульсировали в мозгу, вспыхивая, подобно цифрам в электронных часах, холодным ярко-зеленым светом: «С каким настроением я теперь поеду на семинар? Только о себе и думаешь! Неделю не могла подождать!» На семинар… Значит, чуть ли не первая мысль, пришедшая в голову Игоря, после того как она сказала ему о ребенке, была мысль о семинаре! Это подумать только! Его не волновало, с каким настроением останется здесь Галя, что будет чувствовать после всего, что он ей наговорил только что! Нет, Игоря заботило лишь собственное настроение, с которым он должен будет отправиться в Сочи, на семинар молодых поэтов.

«Но быть может, эти слова вырвались у него от волнения, – пыталась найти хоть какое-то оправдание Галина. Слишком уж горько было осознавать, что человек, которого она любила всей душой, оказался таким откровенным эгоистом. – Бывает же так, – продолжала свои рассуждения девушка. – Хочешь сказать одно, а наружу вырывается совсем другое. А потом вспоминаешь и думаешь, как я мог такое ляпнуть?»

Много раз Галя прокручивала в голове слова Игоря о семинаре и настроении, которое по ее вине было испорчено, прежде чем провалиться в тяжелый, без сновидений сон.

Проснулась Галина поздно, в половине десятого, и, взглянув на стрелки часов, равнодушно отметила про себя, что с вечера забыла завести будильник. Мама, как всегда, уже ушла на работу. Институт, в котором трудилась Марина Николаевна, находился на другом конце города, и ей приходилось выезжать из дому рано, в начале восьмого. Конечно, можно было пойти в школу к третьему уроку, но, умывшись и наскоро причесавшись, девушка решила, что никуда она сегодня не пойдет. Голова была тяжелой, и мысли ворочались в ней с трудом. Усевшись на табуретку, что стояла в кухне возле окна, Снегирева уставилась невидящим взглядом во двор.

«Нужно кофе сварить», – решила девушка, насыпая в турку пахучий, мелкого помола порошок.

Выпив чашку горячего ароматного напитка, девушка почувствовала, что голова ее немного прояснилась, а весь организм будто наполнился жизненной энергией.

«Так, теперь нужно срочно звонить Валентину, – приняла решение Снегирева, листая маленький черный блокнот. – Он, скорее всего, еще в больнице».

– Алло, – отозвались на том конце после третьего гудка.

– Валь, привет, это Галя…

– Привет! – обрадовался Валентин. – Ну, рассказывай… Поговорила с Игорем?

– Да, – не смогла сдержать вздоха Снегирева. – Только это не телефонный разговор. Ты сейчас где?

– Вообще-то пока в больнице, но уже собирался когти рвать. Нет, серьезно, – зачастил парень. – Уже даже чашки с ложками упаковал… И с врачами договорился… Эй, ты там не уснула?

– Я тут, – откликнулась девушка. – Валь, приезжай ко мне… пожалуйста.

14

К приходу Валентина Снегирева решила навести порядок. Просто когда чем-то занят, время обычно бежит быстрее. Когда все вещи были разложены по местам, пыль вытерта, а посуда перемыта, Галина заглянула в шкафчик, где у них с мамой обычно лежали конфеты и всякие сладости, и, не увидев ничего подходящего, решила сбегать в булочную за тортиком. Вырвав из тетрадки листок, она написала записку: «Валентин, дверь открыта, входи. Я вернусь через пять минут. Галя». Свернутый в несколько раз листок девушка засунула за кнопку звонка. Конечно, обнаружь эту записку Марина Николаевна, она бы ей устроила! Но мама редко возвращалась с работы раньше семи, а заставлять Валентина торчать под дверью Снегирева не хотела.

В кондитерский отдел стояла очередь, человек шесть, и, как назло, почти все покупали так называемый весовой товар, а не штучный. Одна бабулька набрала огромный, с верхом пакет карамелек, причем каждого сорта – а в ассортименте имелось не меньше десятка разных наименований – по сто граммов. Поэтому в магазине Галина провела минут двадцать, не меньше. Поднявшись на свой этаж, девушка не обнаружила оставленной ею записки.

«Значит, Валентин пришел, – решила она, но тут же явилась другая, тревожная мысль: – А вдруг воры забрались? То-то обрадовались, прочитав, что дверь открыта!»

Она осторожно шагнула в прихожую.

– Валь… Ты здесь? – тихо позвала Снегирева.

– Привет! – появился из кухни улыбающийся Валентин. – Ты всегда такие записочки прикольные оставляешь?

– Нет, – покачала головой Галя. – Первый раз.

– А я тут похозяйничал немного, ты уж извини… – На лице Валентина появилось смущение. – Чаю себе сделал. Ничего?

– Как же ты одной-то рукой? – удивилась Галя, покосившись на загипсованную и по-прежнему торчавшую на подпорке руку Валентина.

– А, – беззаботно махнул тот здоровой рукой. – Я уже привык.

– Вот торт к чаю купила, – улыбнулась Снегирева. – «Медовый». Любишь?

– Я вообще сладкоежка, – признался Валентин.

– Тогда мой руки… вернее, руку и садись за стол, – приказала хозяйка.

– А настроение, я смотрю, у тебя ничего, – смерив девушку внимательным взглядом, заметил Валентин. – А то, когда утром позвонила, я даже перепугался. Такой у тебя голос был… Покидал в рюкзак пожитки и…

– Спасибо тебе, Валь, – перебила Снегирева. – Спасибо, что приехал. Это я так, бодрюсь. Или, как говорит моя мама, сохраняю хорошую мину при плохой игре. Дела у меня хуже некуда.

– Что он сказал? – вмиг посерьезнел Валентин, отодвинув от себя тарелку с тортом.

Выслушав короткий, сбивчивый рассказ Галины, Валентин сурово сдвинул брови.

– В общем, так, – тихо, но решительно произнес он. – Никакой операции не будет, так и знай…

– А как же… – влезла было Снегирева, но парень мягко попросил:

– Не перебивай. Дай я договорю, а все вопросы потом задавать будешь.

Девушка покорно опустила голову.

– И не слушай того, кто скажет, что аборты на ранних сроках не опасны. Это все чушь. Опасны, и еще как. Я таких ужасов от маминой подруги наслушался… Она это не мне, конечно, рассказывала, а маме, но я все слышал. Между прочим, я за прошлое лето десять тысяч заработал. – Резко сменил он тему. – На стройке мужикам помогал… Так что, ты не думай, голодными не останемся…

– Не поняла, – снова вклинилась Галина. – Это что ж получается…

– То и получается, – не дослушал вопроса Валентин, – что нам с тобой надо расписаться. У ребенка должен быть отец. А об этом поэте своем забудь. Не стоит он твоих слез…

– Да я, как видишь, и не плачу, – вскинула голову Снегирева. – Только мне кажется… Ты, Валь… Ты очень хороший, но я… Я просто не могу так с тобой поступить…

– Как? – поднял брови парень. – Я понимаю, ты сейчас начнешь говорить, что мы почти незнакомы, что ты меня не любишь, и все такое… Но, знаешь, по-моему, у нас с тобой вполне нормальные отношения, дружеские. Вообще, на мой взгляд, для семейной жизни главное уважение, а не любовь, что бы там ни говорили. И потом, кто знает, может, ты меня и сможешь полюбить, когда узнаешь получше…

– Но тебе-то это все зачем? – снова не удержалась Снегирева. – Чужой ребенок… Связывать себя на всю жизнь… Ты ведь меня тоже не любишь, Валь?

– Кто тебе это сказал? – Валентин кинул на девушку быстрый, внимательный взгляд. – Ты мне очень нравишься. Не знаю, как тебе, а мне, например, плевать, что я ниже тебя ростом…

– Да при чем тут рост! – не смогла сдержать улыбки Галина. – Разве в этом дело? Да если я соглашусь на твое… предложение, то буду чувствовать себя последней сволочью. Понимаешь?

– Нет, не понимаю, – уставился в окно Валентин.

– Хотя я, конечно, тебе очень благодарна, – пропустив замечание парня мимо ушей, призналась она. – Я таких людей еще не встречала… И не встречу, наверное, никогда… Валь, – резко подняла голову Галина, – а сколько тебе лет?

– Столько же, сколько и твоему Игорю, – сквозь зубы процедил Валентин. – А может, я и постарше буду, потому что в первый класс с семи лет пошел. Короче, мне уже семнадцать. В этом году школу заканчиваю. А насчет армии ты не беспокойся, с маленькими детьми отсрочку дают… И закон недавно новый вышел, чтобы с четырнадцати лет жениться можно было. Ну, в особых случаях. Но наш с тобой случай как раз и есть тот самый, особый. Тебе четырнадцать-то есть? – поднял на Снегиреву строгий взгляд Валентин.

– Пятнадцать через месяц исполнится, – слегка опешила та.

– Ну и все, – пожал здоровым плечом Валентин. – О чем ты тогда переживаешь?

– А что мы маме моей скажем? – изменившимся голосом спросила Галина.

Валентин был так уверен в своей правоте, с такой неподдельной искренностью приводил доводы, что Галина вдруг почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной. Захотелось полностью довериться кому-то… Нет, это вовсе не означало, что у нее появилась потребность переложить ответственность на чьи-то плечи. Просто в эту секунду Снегирева с предельной ясностью осознала, что есть на свете человек, которому совсем не безразлична она сама и все ее беды, и человек этот готов подставить ей свое, пусть еще совсем не окрепшее плечо.

– Да так и скажем. – Валентин запустил пальцы левой руки в свои густые, слегка волнистые волосы. – Что у нас будет ребенок, и мы решили пожениться. Я постараюсь сделать так, – понизил голос он, – чтобы ты никогда об этом не пожалела.

– Нет, – словно сбрасывая с себя наваждение, замотала головой Снегирева. – Я так не могу, это нечестно. Нет, – повторила она и уставилась в пол.

– Галь, поверь мне, так будет лучше. Нашим родителям мы скажем, что это мой ребенок. Между прочим, у меня такая классная мама… Ты ее обязательно полюбишь, и она тебя тоже, я уверен…

– Нет, – медленно повторила Галина. – Я всю жизнь себя обманщицей буду чувствовать. Я так не могу.

– Тогда вот что, – осторожно дотронулся до ее руки Валентин. – Мы им во всем признаемся, только не сразу, а через год, допустим. Согласна? Когда уже все устаканится, ребеночек родится… А пока что давай закроем эту тему.

– Но моя мама все равно не поверит, она же знает, что я уже целый год с Игорем встречаюсь, – возразила Галина.

– Я сам с твоей мамой поговорю, – решительно заявил Валентин. – Ты, главное, не волнуйся… Тебе вообще сейчас волноваться нельзя. Кстати, Галь, как ты себя чувствуешь? – участливо заглянул он в глаза девушки.

– Нормально, – пожала плечами Снегирева. – Нет, правда. И не тошнило ни разу с тех пор…

– Первое, что мы должны сделать, это пойти к врачу, – сказал Валентин, прихлопнув по столу ладонью здоровой руки. – А все остальное подождет. Короче, завтра я сам позвоню Лиле Леонидовне, это мамина подруга, о которой я тебе говорил… Узнаю, когда у нее прием, и пойдем. Ясно? Пусть на учет тебя поставит, направление на анализы выпишет. Беременность должна проходить под строгим наблюдением врача! Это, между прочим, ее слова, Лили Леонидовны.

– Валь… – Снегирева исподлобья взглянула на Валентина. – А ты вдвоем с мамой живешь?

– Да, – кивнул тот. – У меня, правда, еще сестрица старшая имеется, но она, как замуж вышла, уехала от нас… А папа наш умер два года назад… Инфаркт.

– Извини, – потупила взгляд Галина.

– А у тебя есть отец? – в свою очередь поинтересовался Валентин.

– Есть, конечно, – тряхнула волосами Снегирева. – Только я его не помню. Родители развелись, когда я еще совсем маленькая была.

– Вот видишь, сколько у нас с тобой общего, – попытался свести дело к шутке Валентин. – Кстати, жить предлагаю у меня. У вас сколько комнат?

– Три, – с гордостью ответила девушка.

– Вот видишь, – улыбнулся Валентин. – А у нас с мамой целых пять. Мой дед большим начальником был и квартиру эту давно, еще в советские времена, получил.

– Ясно, – протянула Галя. – И все равно мне как-то не по себе… Очень уж неожиданно все. Ты, правда, думаешь, что у нас с тобой все получится?

– Я в этом просто ну ни на грамм не сомневаюсь, – широко улыбнулся Валентин.

И, глядя на его такую по-детски открытую улыбку, девушка засмеялась.

В душе Галина была так благодарна Валентину, как не была еще благодарна никому и никогда. И хотя в его рассуждениях было так много детского и наивного, от этого паренька веяло надежностью, добротой и силой, а эти качества Галина ценила в людях больше всех остальных. В душе девушка понимала, как бы Валентин ее ни уговаривал, она все равно никогда не сможет принять его великодушное, жертвенное, как ей казалось, предложение. Но говорить сейчас об этом ему Галя не хотела, потому что понимала: своим отказом она обидит Валентина. Спасибо ему уже и за это, что он поведет ее к врачу… Нет, сама заварила кашу, самой и расхлебывать. Конечно, Валентину она не станет говорить этих слов, найдет другие. Но суть от этого все равно не поменяется…

Так думала Снегирева, глядя, с каким аппетитом Валентин уплетает торт.

15

– Собирайся! – велел Валентин, сурово сдвинув на переносице брови. – А я пока посуду вымою.

– Куда это? – удивилась Галина. – Ты же говорил, что к врачу завтра пойдем, и позвонить вроде вначале собирался…

– При чем тут врач? – Валентин ловкими движениями собирал со стола чашки и блюдца. – Гулять пойдем, тебе сейчас надо побольше находиться на воздухе. Ясно? Ну одевайся. Чего стоишь?

– Валентин, разреши, я сама посуду вымою… Все-таки ты гость, – сказала Галина и шагнула к раковине.

– Нет уж, – заупрямился парень. – Разреши не разрешить. И никакой я уже не гость. Я, между прочим, без пяти минут отец и муж! – с гордостью произнес он, и оба так и прыснули со смеху.

– А тебя часто в детстве мама наказывала? – спросил Валентин, останавливаясь возле скамейки. Той самой, на которой не так давно произошла их первая встреча.

– Да нет вообще-то, – немного подумав, ответила Галина. – Я была очень послушной девочкой. Всю жизнь меня хвалили и воспитатели в садике, и учителя. Только вот… – Она запнулась, поправила волосы и призналась: – Музыкой не хотела заниматься. Так и не окончила музыкалку. Помню, до скандалов у нас с мамой доходило. Представляешь, прогуливала занятия, а мама потом, когда узнала, такое мне устроила! К телевизору целую неделю не подпускала, даже в своей комнате его заперла и на улицу тоже не пускала… И все равно не помогло. Я с детства упертой была, а от гамм этих меня прямо-таки тошнило. А сейчас, если честно, даже жалею, что так и не научилась на пианино играть…

– Слушай, – вклинился Валентин. – А где оно у вас стоит, ну, пианино? Что-то я его не видел.

– Так его давно уже нет, – вздохнула Снегирева. – Мама отдала в детский сад, который возле нашего дома. Заведующая ее потом так благодарила… Ну и правильно, пусть детишки песенки разучивают…

– Галь, ты не поверишь, но у меня очень похожая история вышла, – после небольшой паузы откликнулся Валентин. – И тоже с пианино. Я же говорю, мы с тобой похожи.

– Что, тоже не хотел гаммы разучивать? – с сомнением покосилась на своего спутника Галина.

– Да меня от них просто наизнанку выворачивало. Аллергия на музыку была. Я думал, что она на всю жизнь останется, а сейчас сам себе удивляюсь – классику часами слушать могу… Короче, этот рояль притащили в дом, когда мне лет десять было. Дело в том, что мама моя пианисткой мечтала стать и даже в училище музыкальное поступила, но потом сломала руку, и как-то там у нее срослось неудачно… В общем, на карьере пианистки пришлось моей матушке поставить крест. Вот она, видимо, и решила через меня мечту свою в жизнь воплотить. Причем если бы она Алку, так мою сестрицу старшую звать, заставляла музыкой заниматься, я бы еще понял… Но Алку почему-то сия участь благополучно миновала, а вот мне не повезло. Короче, притащили этот черный гроб на колесиках, разучили мы с мамой песенку про кузнечика и повели меня на экзамены в музыкальную школу. Уж я так старался сфальшивить, но, видно, умная преподавательница попалась. «А какие, – спрашивает, – ты еще песни знаешь, мальчик?» Я надулся, как мышь на крупу. «Никакие», – говорю. А она не растерялась. «Так мы сейчас с тобой разучим», – говорит. Начала играть какую-то мелодию и попросила меня ее напеть. Ну а я, дурак, возьми и повтори все, нота в ноту. «У вашего мальчика, – радостно сообщает она моей маме, – абсолютный слух и великолепное чувство ритма. Только он у вас очень упрямый, но это не беда. Главное, что сын ваш исключительно музыкальный, и, если он не станет лениться, из него непременно выйдет толк». Короче, зачислили меня в первый класс, и начались мои мучения. Каждый день меня по четыре часа заставляли сидеть за инструментом. Помню, в какой-то момент я даже смирился. Ну, думаю, видать, судьба у меня такая. Но однажды ночью, накануне экзаменов дело было, как сейчас помню, зародился в моей голове дерзкий план. От возбуждения в ту ночь я так и не заснул. А по утрам у нас в доме полно народу бывало, и расходились все часам к одиннадцати. Бабушка – по магазинам шла, Алка – в школу, как и я, а дедушка, мама и папа – на работу. Вот и пришлось мне с уроков смываться, чтобы приговор свой привести в исполнение.

– Что же ты такое задумал? – искренне заинтересовалась Галина.

Она даже удивилась себе. Обычно длинные рассказы наводили на нее тоску, и девушка очень быстро уставала и теряла нить повествования. Сейчас же ей действительно было интересно узнать, чем закончилась история Валентина.

– А ты не будешь после этого думать обо мне плохо? – искоса взглянул на нее парень.

– А ты что, что-то ужасное сделал? Квартиру поджег? – в притворном ужасе округлила глаза Снегирева.

– Нет, до пожара дело не дошло, – ухмыльнулся Валентин. – Хотя, если честно, даже сейчас мурашки по коже от стыда бегают. Но тогда мне казалось, вернее, я просто был уверен в своей правоте. Короче, у соседки, что под нами жила, имелся ключ от нашей квартиры. Я об этом знал. Вначале я, конечно, на свой этаж поднялся, позвонил, убедился, что дома никого нет, а потом уже к ней постучался. Стою весь такой взмыленный. «Теть Наташ, – говорю, – дайте, пожалуйста, ключик, а то бабушка в магазин ушла, а я тетрадку по математике дома забыл. Пару влепят!» Ну, она, ни слова не говоря, вынесла ключ, и я, не помня себя от счастья, полетел наверх. Гвоздь я заранее приготовил. В школьной мастерской на перемене стащил. Здоровенный такой гвоздь, отличный… Подбегаю к ненавистному роялю, поднимаю крышку и, задыхаясь от волнения, приступаю к работе. Руки, помню, дрожали, сердце из груди аж выскакивало… Но ничего, я справился. Короче, с внутренней стороны крышки, над откидной полочкой для нот я накорябал одно только слово, которое придумал той ночью, и еще инициалы свои вывел «В. М.», чтобы уж никто не усомнился, что это моих рук дело. Угадай, какое я слово написал? – Валентин поднял на Галину лукавый взгляд.

– Понятия не имею, – пожала плечами та, но через секунду неожиданно для самой себя произнесла нараспев: «Не-на-ви-жу».

– Откуда ты знаешь? – ошарашенно выпучил на нее глаза Валентин.

– Да так, просто ляпнула первое, что в голову пришло, – смущенно улыбнулась Снегирева. – Ну, вспомнила свои детские ощущения и подумала, что, если б я задумала такое… – Она осеклась, внимательно посмотрела на Валентина: – А ты что, правда именно это слово накорябал?

– Да, – кивнул тот. – «Не-на-ви-жу». И знаешь, буквы такие жирные получились, отчетливые… То ли потому, что на черном лаке удобно корябать, то ли гвоздь хороший попался…

– Ну а родители-то что? Представляю, как тебе влетело! – торопила события Снегирева.

– Нет, – медленно покачал головой Валентин. – Не представляешь. Отец тогда первый и последний раз на меня руку поднял. Ремнем выпорол… Ну, я на него не в обиде. Сам бы, наверное, точно так же поступил…

– Плакал? – участливо заглянула в глаза парня Снегирева.

– Не-а, – покрутил головой тот. – Ни одной слезинки не проронил. Зато на следующий день, вернувшись из школы, я глазам своим не поверил. Рояль исчез! Я вначале подумал, что его в мастерскую увезли, ну, крышку поменять… А спросить боялся. Но мама сама эту тему подняла. Она сказала, что больше я ходить в музыкальную школу не буду, что решение это принял папа и что рояль действительно отвезли в мастерскую. «Но к нам он больше не вернется, – заверила меня мама. – После ремонта инструмент отвезут в музыкальный комиссионный магазин». С тех пор меня ни в какие школы, секции и кружки не записывали, – с явным облегчением вздохнул Валентин.

– Да, классная история, – улыбнулась Снегирева. – Я бы на такой шаг, пожалуй, не решилась бы… Мне бы, наверное, и в голову такое прийти не могло.

– Слушай, Галь… – Валентин помолчал немного, внимательно вглядываясь в лицо своей спутницы. – А помнишь, в тот день, когда мы с тобой познакомились и сидели у тебя, ты хотела мне что-то рассказать про Игоря, а потом почему-то передумала. Помнишь?

– Помню, – незамедлительно кивнула девушка. – Только не знаю, стоит ли? – задумчиво протянула она.

– Как хочешь, – хмыкнул парень. – Дело твое.

И по голосу, каким эта короткая фраза была сказана, Снегирева поняла, что Валентин обиделся.

– Ну ладно, – вздохнула она. – В общем, Игорь… Он не всегда был таким, каким ты его видел.

– В смысле? – не понял Валентин.

– Ходить Игорь начал только полгода назад, а до этого два года провел в инвалидной коляске… После аварии, – чуть помолчав, добавила она. – Все думали, что он так и останется инвалидом, потому что операция… Наверное, плохо, что я тебе об этом сейчас говорю… Только я не хвастаюсь, поверь… Ты же сам спросил… В общем, это благодаря мне он стал нормальным человеком. Правда, Игорь об этом не знает и никогда не узнает. Ясно?

– Вообще-то не очень, – признался Валентин. – Давай уж колись, раз начала.

Валентин был первым человеком, которому Галина рассказала всю правду. Об этом знали только ее мама, профессор Силецкий и Черепашка, без поддержки которой Снегиревой в ту пору пришлось бы туго. Все эти люди, в силу разных причин, оказались участниками тех событий. Но сейчас было совсем другое дело. Сейчас впервые за все это время Галине захотелось вдруг выплеснуть накопившиеся в душе эмоции. Она ругала себя за несдержанность и все же… продолжала рассказывать. И про поэму, которую она отправила на конкурс, и про программу «Времечко»… А когда девушка замолчала, Валентин, глядя на нее так, будто впервые увидел, изумленно протянул:

– Ну, дела… Так не бывает…

– Теперь мне и самой кажется, что все это не со мной случилось, – вздохнув, заметила Снегирева.

– Да я не о том, – махнул здоровой рукой Валентин. – Как же он мог, после всего, что ты для него сделала…

– Так ведь Игорь не знает ничего, – раздраженно напомнила Галина. – И вообще, хватит об этом, – сурово сдвинула она брови и добавила: – Напрасно я тебе рассказала.

– Ничего не напрасно, – обиженно возразил Валентин. – Знаешь, я уверен, что если бы он знал… Ну, обо всем об этом… Словом, тогда бы у него просто язык не повернулся сказать тебе…

– Вот и отлично! – выкрикнула Галина. – Просто замечательно, что Игорь ни о чем не догадывается! И если ты еще хоть слово… – Снегирева не договорила, потому что подступающие слезы горячим обручем сдавили ей горло.

Значит, все-таки жила в ее душе обида. Да и разве могло быть по-другому?

16

– Галь, ты пока тут посиди, – велел Валентин, кивком указав на обтянутый кожзаменителем широкий пуфик. – Я сейчас.

В следующую секунду он скрылся за тяжелой белой дверью. Галина покорно села и уставилась взглядом на табличку, прибитую к двери. В центре зеркального ромба выделялись две черные цифры – единица и пятерка.

– Кто в пятнадцатый последний? – услышала Галина у себя за спиной.

Она обернулась и увидела молодую женщину с перекинутой через плечо рыжей косой и огромным, как показалось Снегиревой, животом.

– Я, – ответила она и подумала отстраненно: «С таким животом тяжело, наверное, ходить… Видать, на девятом месяце уже».

Оглядевшись по сторонам, Галина увидела, что все пуфики, а также скамейка, стоящая у стены, заняты. Снегирева вскочила на ноги.

– Садитесь, – предложила она женщине с большим животом.

– Спасибо, – улыбнулась та и аккуратно опустилась на пуфик.

Привалившись спиной к холодной, выкрашенной бледно-зеленой краской стене, Галина закрыла глаза.

«Все равно этого не избежать, – принялась уговаривать себя она. – Да и вряд ли эта Лиля Леонидовна начнет меня стыдить или кричать на меня… Во всяком случае, не зря же Валентин пошел к ней первым». Вообще-то стрелки часов показывали только двадцать минут третьего. А прием у Лили Леонидовны сегодня был с трех. Но Валентин сказал, что мамина подруга попросила его прийти пораньше, минут за тридцать до начала приема. Видимо, она все-таки заподозрила что-то неладное. А все эти женщины, сидящие вдоль стены, очевидно, заняли очередь к другому врачу. Во всяком случае, к пятнадцатому кабинету они с Валентином точно пришли первыми. А теперь вот еще и женщина, которой Снегирева уступила место, подошла. Галина подумала, что, наверное, ее и к врачу нужно пропустить вперед, но тут дверь пятнадцатого кабинета отворилась и в образовавшуюся щель просунулась голова Валентина.

– Галь, иди сюда, – тихо позвал парень.

Отделившись от стены, девушка неуверенно шагнула вперед.

Лиля Леонидовна оказалась молодой, очень симпатичной женщиной. Она встретила Галину с улыбкой и, поправив белый колпачок на коротких, аккуратно уложенных волосах, сказала:

– Садись, красавица.

Снегирева примостилась на краешек стула и опустила глаза.

– Валентин мне все рассказал, – мягко начала Лиля Леонидовна. – Я, как и он, никакой трагедии в случившемся не вижу, хотя, конечно, с этим можно было и не торопиться, – вздохнула врач. – Но одно вы должны понимать: я просто обязана сообщить обо всем вашим родителям. Тем более что Ирина, – женщина снова вздохнула, перевела дыхание, – моя лучшая подруга. Впрочем, Валентин дал слово, что сразу после осмотра вы отправитесь к нему домой и сами…

– Да, да, – перебил Валентин. Он выглядел очень взволнованным и, возможно, от этого то и дело запускал левую руку в волосы. – Я же сказал вам, Лиля Леонидовна… Все так и будет. Мы сами должны поговорить с родителями.

– Ну хорошо, – наклонила голову врач. – А теперь, Валик, выйди, пожалуйста, за дверь.

Сердце билось учащенно, перед глазами девушки поплыли ярко-желтые круги, и, когда она услышала голос Лили Леонидовны, он показался ей каким-то далеким и нездешним.

– Эй! – наклонилась над ней врач. – Да ты, моя дорогая, как мел бледная. Выпей-ка воды. – Женщина быстро наполнила чашку и протянула Снегиревой. – Не надо так бояться. Рождение ребенка – это радость. Всегда. Понимаешь? – Она повысила голос, выделив слово «всегда», и, помолчав, добавила: – Самое главное событие в жизни женщины. Конечно, у вас это несвоевременно, потому что сами еще дети, но тут уж ничего не поделаешь…

– Одевайся, – строго велела Лиля Леонидовна, когда с осмотром было покончено.

– Ну что? – побледневшими губами спросила Галина.

Сердце по-прежнему колотилось отчаянно быстро, ноги сделались ватными, и девушка чувствовала, что с трудом удерживается на них.

– Да ничего, – подперла подбородок рукой Лиля Леонидовна.

– В смысле? – недоверчиво покосилась на нее девушка.

– Садись, – велела врач. – А почему ты решила, что беременна? – приподняла она красиво очерченные брови.

– А разве нет? – задала глупый вопрос Снегирева и, переведя дух, зачастила: – Тошнило меня, голова кружилась, аппетит пропал…

– В общем, девочка моя, ничего похожего на беременность я у тебя не обнаружила, но, если сомневаешься, давай сделаем анализ крови…

Потом Лиля Леонидовна задала Галине еще несколько профессиональных вопросов и, удовлетворенно хмыкнув, подвела черту:

– Все у тебя в порядке. Но кровь в любом случае сдать не помешает. С утра придешь в восьмой кабинет, а за результатом после трех мне на работу позвоните. Но я тебе и так скажу: ничего у тебя нет. И вот еще что… – Лиля Леонидовна немного помолчала, потом перевела на девушку строгий взгляд: – Не надо Ирине Антоновне, ну, маме Валика, ничего говорить… Зачем ей эти переживания? Теперь-то вам уже не к спеху жениться, верно? Получите оба среднее образование, поступите в институт, а потом уже и о семье можно будет подумать…

– Лиля Леонидовна, – осторожно сказала Снегирева. – Валик… Вернее, Валентин тут вообще ни при чем. Только вы ему не говорите, что я вам призналась… Мы с ним друзья, очень хорошие друзья, но не более, понимаете… А ребенок… Ну, в смысле, он, это… Так получилось, понимаете? Его Игорь зовут, парня, с которым я встречалась… А когда Валик узнал, что Игорь меня на аборт посылает, сказал, что никогда не допустит этого… В общем, я бы и так, конечно, не пошла бы к его маме и замуж бы за Валентина выходить не стала бы… Вы не думайте… Вырастила бы сама ребенка… У меня же мама есть… Но Валентин… Он замечательный… Только у нас с ним ничего не было, – выдохнув последнее слово, Снегирева сникла, будто из нее разом выпустили весь воздух.

– А по-моему, ты ему очень нравишься, – сказала Лиля Леонидовна. – Он так переживал за тебя… И за ребенка, которого нет, – добавила врач, устремив в окно задумчивый взгляд. – Вообще-то все, что ты мне рассказала сейчас, на Валика очень похоже. Он такой, – улыбнулась женщина. – Благородный рыцарь без страха и упрека… Просто чудо! И как только Ирке удалось такого парня воспитать! А знаешь, как он матери помогает… Та уже забыла, когда в последний раз уборку в квартире делала. И на рынок, и в магазин все Валик бегает…

– Да я вижу, что он хороший, – краснея, сказала Снегирева.

– И что, все равно своего Игоря любишь?

– Нет, – замотала головой девушка, – не люблю. Просто Валентин, он же на этот шаг из благородства решился, ну и еще потому, что ему меня жалко стало. Понимаете? Вот если бы он меня без всякого ребенка полюбил…

– Ну так нет же никакого ребенка! – не выдержала Лиля Леонидовна. – Кому ты голову-то морочишь!

– Так Валентин же еще об этом не знает, – гнула свое Снегирева. – А вдруг он, когда узнает, сразу потеряет ко мне интерес?

– Ой, ну вас! – замахала руками Лиля Леонидовна. – Разбирайтесь сами. Только одно я тебе скажу на прощанье: таких, как наш Валик, на свете немного…

– Я знаю, – опустила глаза Снегирева.

17

Весь вечер они гуляли по городу. Валентин вел себя на редкость тихо, говорил мало, казалось, его мучит какая-то мысль, озвучить которую он не решается.

– А мне жаль, что все так вышло, – сказал парень, когда они остановились возле подъезда Снегиревой. – Получается, что теперь ты и без меня проживешь…

– Валь, я все равно никогда не смогла бы принять твое предложение. Понимаешь? – Она старалась не встречаться с Валентином взглядом, потому что боялась, что он увидит выступившие на ее глазах слезы.

– Я это давно понял, не дурак. – Валентин вытер нос рукавом левой руки. – Послушай… – Он сглотнул слюну, потом прерывисто вздохнул и, глядя себе под ноги, спросил: – Это потому, что я тебе совсем не нравлюсь?

– Нет, – тихо произнесла Снегирева. – Наоборот.

– Как это?

– Потому что ты мне очень нравишься, – сказала она.

– И ты мне тоже нравишься, – поднял голову Валентин. В следующую секунду его губы расплылись в добродушной улыбке. – Очень нравишься…

Галина украдкой вытерла слезы.

– Слушай, а тебе не кажется, что мы… как бы это сказать? Слегка перемудрили, – покачала головой девушка. – Прямо достоевщина какая-то. Нет, ты не подумай, я Достоевского уважаю… Но получается ерунда какая-то. Она не могла принять его дружбу, потому что думала, что не нравится ему и что он идет ради нее на такие жертвы исключительно из благородства души. Он же думал, что она отвергает его, потому что он ей не нравится и его обществу она предпочитает одиночество. А на самом деле они друг другу очень нравились, только не могли в это поверить…

– Ну да, – засмеялся Валентин. – И правда, бред сумасшедшего.

– А пойдем ко мне? – неожиданно предложила Снегирева.

– Так ведь там твоя мама. – Валентин недоверчиво покосился на ее окна.

– Вот и замечательно! – потянула его за рукав Галина. – Познакомишься с будущей тещей!

– Не смешно, – обиженно буркнул Валентин.

– А кто сказал, что это шутка?

* * *

Телефон зазвонил, когда Валентин уже стоял в прихожей, натягивая куртку. Он так понравился Марине Николаевне, что она, положив в пакет два яблока и грушу, настойчиво предлагала:

– Возьми, Валь, тебе сейчас нужны витамины, а то кости неправильно срастутся… Галь, подойди к телефону. – Она посмотрела на дочь.

Пройдя в комнату, та плотно прикрыла за собой дверь. До Марины Николаевны и Валентина доносился лишь ее голос, слов разобрать они не могли, да и не вслушивались особо, занятые беседой.

– А когда тебе гипс снимут? – поинтересовалась женщина, засовывая в его рюкзак пакет с фруктами.

– Недели через полторы…

– А рука под гипсом не болит? – Марина Николаевна участливо заглянула в глаза Валентина.

– Не-а, – замотал головой тот. – Только чешется…

Дверь комнаты распахнулась, Валентин посмотрел на Галю. Та отвела взгляд и предложила:

– Пойдем, я провожу тебя до лифта.

– До свидания, – сказал он, обращаясь к Марине Николаевне.

– До свидания, Валя… Приходи к нам еще…

– Обязательно, – широко улыбнулся парень.

– Игорь звонил, – сообщила Снегирева, когда они, захлопнув дверь, вышли на лестничную площадку.

– Я понял, – сказал тот. – Посмотрел на тебя и сразу все понял.

– Беспокоится, что я у него сумку забыла, а в ней мобильник, – криво усмехнулась девушка. – Ну и вообще, говорит, что беспокоится обо мне.

– И что ты ему ответила? – Валентин напряженно вглядывался в ее лицо.

– А ничего, – махнула рукой Снегирева. – Сказала, что пошутила насчет… ну… – И снова предательские слезы подступили к самому горлу. Девушка тряхнула волосами. – А он… Он представляешь… В общем, он сказал, что так и знал, что это была проверка на вшивость…

Снегирева рассмеялась. Но то был какой-то нехороший смех, нервный, если не злой.

– Не плачь, – тихо проговорил Валентин. – Слушай, – дотронулся он до ее плеча. – Завтра же воскресенье!

– Угу, – прерывисто вздохнула она, чувствуя, как по щекам побежали два горячих ручейка.

– А давай в зоопарк сходим! Там, говорят, слоны появились… Вернее, они давно были, только помещение все никак не могли для них построить… А недавно по телевизору показывали… – Он осекся, наклонил голову. – Хочешь на слонов посмотреть?

– На слонов? – Снегирева ладонями размазала по щекам слезы. – Хочу, – серьезно ответила она.

– Вот и хорошо, – сказал Валентин. – Значит, завтра в десять я за тобой зайду, договорились?

Галина стояла, слушая, как постепенно удаляются его шаги, а когда хлопнула входная дверь, девушка подумала с какой-то безотчетной обидой, что слонов видела лишь на картинках и по телевизору, а вот живых – еще ни разу…

Тук-дук-тук-дук, тук-дук-тук-дук… – выстукивали однообразный ритм колеса скорого поезда. На сердце тяжелым камнем лежала тревога. О будущем думать не хотелось. Вернее, не хотелось думать лишь о недалеком будущем, в котором она должна была вернуться домой, в Москву. Как встретят ее родители? Какими глазами посмотрит на нее мама? Что, в конце концов, скажет она Володе Надыкто, который, наверное, весь вечер просидел в ожидании ее звонка?

Соседка по купе, рыжеволосая девушка, которую все тут называли Кити, похоже, тоже не спала. Она то и дело переворачивалась с боку на бок и шумно вздыхала. Кити заняла вторую нижнюю полку, наверху же устроились Марго и Хельга. В этой тусовке, в которую теперь входила и Ира Наумлинская, почему-то не принято было называться настоящими именами. Все девушки придумывали себе что-то наподобие интернетовских ников. Одно время Наумлинская тоже хотела выдумать себе какое-нибудь оригинальное звучное имя, но в голову ничего подходящего так и не пришло. И потом, об этом нужно было побеспокоиться с самого начала, а не сейчас, когда все привыкли обращаться к ней просто и без затей: Ира.

Впрочем, Наумлинская отличалась от всех не только отсутствием выдуманного имени. Почему-то она вообще выглядела на фоне раскованных, таких независимых, веселых и шумных девушек белой вороной. Да, если честно, и чувствовала себя таковой. Это ощущение злило ее, заставляя подстраиваться под всех, постоянно изображать из себя в доску компанейскую девчонку. Ей хотелось во всем быть похожей на новых подруг, одеваться так же небрежно, как они, разговаривать тем же языком, мимоходом употреблять те же словечки, которыми пестрила их речь, и так же громко смеяться, когда поводов для смеха вроде бы и не было… Девушка лезла из кожи вон, но результаты пока что были незначительными. Но ведь прошло еще так мало времени! Ничего, скоро и она станет таким же полноправным членом сообщества, как Кити, Марго, Хельга, Ежик и многие другие.

Ире нравились ее новые подруги, нравилась новая, так не похожая на прежнюю, скучную и однообразную, жизнь. Что их объединяло? Любовь. Любовь к одному человеку. Они часами могли обсуждать одежду, в которой он появился в клубе, слова новой песни, статью, напечатанную в «Московском комсомольце», где их кумир отвечал на провокационные вопросы корреспондента, размалеванную блондинку, с которой он во вторник выходил из машины… Казалось бы, девчонки должны были ревновать друг к другу, а в их компании, по идее, должен витать дух соперничества. Но ничего похожего не наблюдалось. И поначалу Иру это очень удивляло, казалось странным, противоестественным и невероятным. Сама-то она на первых порах испытывала ко всем этим девушкам совсем не дружелюбные чувства, но постепенно страсти улеглись, и Наумлинская с удивлением ощутила, что никакой ревности в ее душе нет. «Наверное, все дело в том, – попыталась как-то объяснить себе эту загадку Ира, – что хоть все мы и боготворим Рэма, да так, что каждая ради него готова на все, но при этом понимаем, что шансы наши на взаимность равны нулю». Впрочем, каждая девчонка – и Наумлинская, конечно, не являлась исключением – втайне лелеяла мечту, что однажды случится чудо и ее кумир, смысл жизни, единственный, неповторимый и недосягаемый, как солнце, Рэм Калашников, в один прекрасный день спустится со своих запредельных высот, подойдет после концерта к ней и скажет: «Поехали со мной». Каждая из них втайне была уверена, что именно она и является той самой второй половинкой Рэма, назначенной ему свыше. Только если все остальные девчонки лишь грезили об этом, вынашивая в сердце несбыточные мечты, то у Иры Наумлинской был вполне конкретный, давно сложившийся план.

Впрочем, это уже совсем другая история.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg