«Горький мед»

София Герн Горький мед

Полина сидела за роскошно накрытым столом и лениво ковыряла вилкой в тарелке с салатом, ингредиенты которого не вызывали у нее ни малейшего аппетита. Все эти морепродукты, изысканные блюда из омаров или осьминогов с каракатицами, которые заказывали ее спутники, она не слишком жаловала, предпочитая всему хороший кусок мяса с кровью и жареную картошку. «У тебя ужасный вкус. Как будто ты родилась на каком-нибудь глухом ранчо в Техасе», — смеялся ее друг Олег. Вот и теперь он с плохо скрываемым сарказмом наблюдал, как она борется с собой. Конечно, можно было бы и здесь заказать привычную еду, но Полина решила не смущать общество. Ее патронесса, певица Акулина, с наслаждением разломила клешню омара, запила нежное мясо белым вином. Стоит ли говорить, что сама Полина предпочитала вина красные? Она тяжело вздохнула. Как говорится, музыку здесь заказывала Акулина. Именно она пригласила с собой в этот шикарный круиз своего пресс-секретаря и в некотором роде подругу Полину Ларину, а с ней и своего адвоката Олега Логинова. Конечно, определение «свой» было не совсем точным. Дело в том, что Логинов представлял интересы не только поп-звезды Акулины, но и других отечественных кумиров. Он считался признанным специалистом по авторскому праву, и без его ведома клиенты не желали и шагу ступить. И правильно делали. Он был в своем деле блестящим специалистом. Певица, однако, считала его не просто адвокатом, но и другом, впрочем, как и Полину. Но, надо признать, у Акулины настоящих подруг не было, да и быть не могло. У нее очень скоро развилась «звездная болезнь» и все связанные с ней симптомы: она была капризной, сварливой, надменной, в общем, сюда можно добавить все возможные и невозможные качества, которые совершенно исключают дружеские отношения с кем бы то ни было. Но Полина знала — если бы характер у певицы был иной, она вряд ли выжила бы в том гадюшнике, который представлял собой шоу-бизнес. Они с Олегом, который был уже два года любовником Полины, смотрели на причуды певицы сквозь пальцы, раз и навсегда решив относиться к ней, как говорил Логинов, «по философски». Эта работа была и хлопотной, и порой просто невыносимой, но она приносила очень хороший и стабильный доход. Скупость к недостаткам Акулины не относилась. Она была весьма щедра с теми, кто на нее работал, но и требовала многого. Полина однажды после очередного скандала решила уйти от певицы и найти себе другую работу, но помыкалась с месяц, поняла, что быть в пресс-службе банка той же девочкой на побегушках, да еще и учиться разбираться в этом скучном деле, не для нее. Она страшно переживала разрыв с Акулиной, но гордость не позволяла ей попроситься обратно. К счастью, оказалось, что певица тоже намаялась с какой-то бестолковой девчонкой, которую ей подсунул продюсер, и призвала Олега, чтобы тот уговорил «умницу и красавицу Ларину» вернуться. И он уговорил. Надо признать, с легкостью. И все вернулось на круги своя.

Но никогда они не проводили так много времени вместе, как в этом круизе на лайнере «Stella maris». Акулина занимала отдельную каюту, естественно, люкс, а они с Олегом — весьма неплохие апартаменты рангом пониже. Встречались они теперь постоянно то за едой, то в баре, то во время праздников, которые здесь устраивали без устали, что Полина просто терпеть не могла, а ее начальница обожала. Вот где она блистала! Шумные восторги были для нее воздухом, которым она дышала, она даже пару раз согласилась спеть для избранной публики. Акулина была крупной женщиной с хорошей фигурой, над которой она неустанно трудилась, не забывая посещать спортзал даже здесь. Ее формы требовали пристального внимания, иначе ничто не помешало бы певице раздобреть, а этого она себе позволить не могла. В ней все было избыточно — и большая грудь, и широкие бедра, и грива роскошных каштановых волос, и подправленные силиконом губы, и, конечно, сильный, грубоватый голос, который и составлял основной капитал певицы. На фоне своей начальницы Полина выглядела как хрупкая фарфоровая статуэтка, изысканная, но не бросающаяся в глаза. Она едва доставала Акулине до плеча, конечно, если не надевала каблуки. Ее матовая гладкая кожа вызывала восхищение, и эту немного странную бледность, которую она лишь подчеркивала нежно-розовыми румянами, освещали восхитительные, огромные, опушенные невероятно длинными и густыми ресницами глаза цвета горького шоколада. Мягкие, слегка вьющиеся пепельно-русые волосы она коротко стригла, что, однако, вовсе не делало ее похожей на мальчишку. Контраст между светлыми волосами и темными, глубокими, как омуты, глазами придавал лицу Полины странное очарование, которое усиливал чувственный рот и нос с небольшой горбинкой. Эту самую горбинку, результат неудачного приземления в детстве с забора, она давно хотела поправить, но Олег отговаривал, считая, что такая деталь вовсе ее не портит, а, напротив, придает еще больше привлекательности. Логинов был большим ценителем женской красоты и до встречи с Полиной, насколько ей известно, не упускал ни одной возможности закрутить кратковременный роман. Она его изменила. И знала это. Полина приняла его любовь как должное, сама при этом не испытывал к нему сильных чувств. Может быть, именно поэтому Олег так безоглядно в нее влюбился. Он попросту попался на ее легкую отстраненность, на ее ровное, если не равнодушное, отношение к нему. Он дарил ей любовь. Она ее принимала. Обоих такая ситуация устраивала. Во всяком случае, так хотелось думать Полине. В этой паре в полной мере срабатывал принцип «один целует, другой лишь подставляет щеку». Внешность у Олега была такой, какой, по некоему неписаному стандарту, должна быть внешность преуспевающего адвоката — респектабельная, не слишком выразительная. Черты его были не лишены приятности, но красавцем Олега Логинова не назвал бы даже самый большой оптимист. Если бы не выразительные ярко-голубые глаза, умные и проницательные, его лицо казалось бы совершенно «смазанным».

Ужин подходил к концу, а вместе с ним и день стремительно клонился к закату. Полине захотелось пройтись по палубе, полюбоваться морем. Она никогда не уставала от вида этой ровной, мерно плещущейся воды, простирающейся до самого горизонта. Море радовало и успокаивало, неважно, встречала ли она рассвет или любовалась закатом. Сейчас ей хотелось побыть одной, тем более что Акулина решила посидеть в баре, она просто обожала на ночь глядя выпить пару рюмок «Баккарди». «Так лучше спится», — объясняла она. На эту привычку нужно было смотреть сквозь пальцы, тем более что пресловутый ром был для певицы что слону дробинка.

Полина недолго оставалась одна. Олег подошел к ней сзади, как всегда неслышно. Ее всегда пугала эта его странная привычка подкрадываться. Вот и на этот раз она вздрогнула, когда на ее плечи легла мягкая кашемировая шаль. И в один момент она стала похожа на экзотическую бабочку, сложившую крылья.

— Ты замерзнешь, — сказал он.

— Кто же мне это позволит? Ты позаботишься, — усмехнулась Полина.

На свежем вечернем воздухе и в самом деле становилось прохладно. Дул легкий ветерок, но и его оказалось достаточно, чтобы ее нежную кожу усеяли мурашки. Так что Олег появился вовремя. Иногда Полина думала с досадой, что он все и всегда делает вовремя, все рассчитывает, и в этом она усматривала некоторое занудство, но, скорее всего, это относилось к издержкам его профессии. Хороший адвокат и должен учитывать все мелочи, вернее, для него никаких мелочей не существует.

— Я вот все время думаю, почему мое желание заботиться о тебе ты воспринимаешь в штыки? Даже когда эта забота вовсе не лишняя? Очень хочешь быть самостоятельной, девочка моя? — Он нежно обнял ее и прижал к себе.

— Ну что ты! Но… Ох, Олег, я даже не знаю, что тебе на это ответить. Может быть, я и в самом деле стремлюсь к полной самостоятельности. Ведь у меня в детстве, да и потом, ее совершенно не было. Я находилась под постоянным контролем. Пусть ласковым, не слишком навязчивым, но — контролем. Ведь ты знаешь, меня вырастили бабушки, и ни на минуту не упускали из виду, пока папа и мама ездили по своим командировкам.

— Знаю. А что еще делать с такой Дюймовочкой? Иногда ты мне кажешься совсем маленькой девочкой, растерянной и испуганной. В этом-то и заключается твоя прелесть. Хотя, я признаю, все это с тебя слетает, когда ты работаешь. И откуда что берется? — Он засмеялся, а Полина нахмурилась.

Ее родители были геологами, постоянно отсутствовали, а воспитание девочки взяли на себя обе бабушки и осуществляли его по очереди. Они вечно ссорились и спорили, но в одном сходились неизменно — Поленька должна быть на глазах двадцать четыре часа в сутки. Ее не отдавали в детский сад, не отправляли, как других детей, в летние лагеря, хотя ей всегда этого очень хотелось. Лето она проводила на даче, где за ней устанавливался все тот же неустанный контроль. Даже ее маленькие друзья подвергались тщательной проверке — кто родители? Чем занимаются? Чем увлекаются эти дети? Достойны ли они дружбы с Полиной? Она так устала от этого, что даже совершенно нормальную заботу со стороны Олега стала воспринимать, как он сказал, в штыки. Конечно, теперь ее никто не дергал. Родители все так же мотались по всевозможным приискам и месторождениям, отец стал акционером некой серьезной компании по добыче изумрудов, что, конечно, тоже не прибавило ему свободного времени. Полина жила одна в их огромной квартире в старом сталинском доме на Фрунзенской набережной и категорически запретила бабушкам бывать у нее без приглашения. Те в высшей степени оскорбились таким поворотом дел, но роптать не стали. Девочка выросла, с блеском закончила факультет журналистики и нашла хорошо оплачиваемую работу. Что еще желать? Полина навещала старушек довольно часто, но приглашала к себе редко. Квартира эта досталась родителям Полины от деда, отца ее матери, с которым бабушка была давно в разводе и много лет жила отдельно. Дед тоже был геологом, занимал солидный пост в министерстве, потому и получил эти хоромы. Полина эту квартиру не очень любила. Она была мрачноватой, с длинным темным коридором, и только в единственную комнату с эркером заглядывало солнце, обходя остальные три. В ней и предпочла жить Полина. Она уговаривала родителей это жилье разменять, но они почему-то упирались. Наверное, именно из-за этого она и любила свою работу у Акулины — частые поездки, гастроли или, как теперь, даже круизы. С Олегом они встречались не у нее, а у него. И при всем своем довольно холодном отношении к любовнику Полина чувствовала себя в его доме комфортно и уютно. Он умел создавать атмосферу, именно так она это называла. К тому же — она этого не могла не понимать — где-то в глубине души она лукавила, сражаясь с его опекой. Она к опеке привыкла за долгие годы, и в ней до сих пор боролись два чувства — ей хотелось быть независимой, но, с другой стороны, эта самая независимость ее пугала.

— Пойдем в каюту? — Олег наклонился к ней и нежно прихватил зубами мочку ее уха. Маленькая брильянтовая сережка оказалась у него между губ. Полина хотела отстраниться, но не смогла. Его руки сжали ее бедра, и он прижал ее к себе. Полина почувствовала, как напряглась его плоть и замерла, словно боясь пошевелиться. — Так идем или ты хочешь продолжить любоваться закатом, а потом и луной? Кстати, сейчас полнолуние, так что зрелище может быть незабываемым. — Олег говорил почти раздраженно. Он явно настроился на ночь любви, но заторможенная, если не сказать замороженная, реакция Полины его охладила. Он отпустил ее, но тут же повернул лицом к себе. Она по-прежнему молчала. — В чем дело, Поленька, — теперь уже ласково спросил он, — тебя что-то расстроило? Акулина? Она тебя чем-то обидела?

— Нет, Акулина тут ни при чем. Прости, Олег, Мне что-то сегодня не по себе, И за столом накатило это странное состояние. Будто бы что-то должно случиться, но что именно, я не знаю. И не могу понять, дурное оно будет или хорошее. Но я всегда верила своей интуиции, и она меня не обманывала. Мне кажется, что зря мы решили ехать на эту виллу — Полина заговорила на тему, о которой они все, по молчаливому сговору, во время круиза умалчивали. — Почему Акулина уперлась? Разве ей так уж нужен этот дом в Испании? И придется ли там судиться? Ты знаешь их законы? Ты ведь не специалист по имущественным правам, ты адвокат, занимающийся авторскими правами, а это совсем другое дело. Что мы вообще знаем обо всей этой истории с ее мужем? Ничего. Но потащились за ней.

— Ну мы все-таки плывем на этом роскошном корабле, получаем удовольствие от круиза, да и она ведет себя тут вполне нормально, в Москве с ней куда труднее общаться. А что касается моего участия в этом деле, то, я думаю, все сведется к минимуму. Она говорила, что в Испании у нее есть другой адвокат и он на ее стороне. Так что смело можешь рассматривать нашу поездку как некое мероприятие… ну не знаю, как выразиться, за компанию, что ли? Ей нужна поддержка. Это в любом случае. Хотя, я полагаю, Акулина уверена в успехе этого предприятия.

— А в круиз мы могли бы поехать и с тобой вдвоем. Неужели денег бы не хватило? Теперь же получается, что мы при ней вроде прислуги.

— Не усугубляй, дорогая. Нам предложили отличный отдых, за который, кстати, мне пришлось немало доплатить, не думай, что наша патронесса все взяла на себя. И тем более даже не думай считать нас при ней обслуживающим персоналом. Все совсем иначе. Это мы ей оказали услугу. Или считай это работой, такой же, как обычно. Все, забудь хоть на время об Акулине. — Олег взял ее руки в свои и поднес к губам. Глядя ей в глаза, он провел языком по ее ладошке. Эта ласка была такой интимной и в то же время такой простой, что Полина внезапно почувствовала прилив желания, что с ней случалось не так уж часто.

— Пойдем в каюту, — прошептала она, — и пусть все эти дурацкие проблемы нашей певички остаются за бортом. — Она махнула рукой в сторону моря. Вода светилась, как ткань, прошитая золотыми нитями, вдаль, за горизонт, убегала призрачная лунная дорожка. Пока они болтали, ночное светило вошло в полную силу. Где-то раздался всплеск, мелькнула и пропала в фонтане брызг глянцевая спина дельфина. Но вся эта великолепная картина уже не так волновала Полину.

Они отправились к себе и, как только очутились в каюте, не зажигая свет, упали на постель. Олег опустил вниз тоненькие бретельки ее вечернего платья из тонкого черного трикотажа, расшитого по подолу мелким бисером. Шелковистая ткань заскользила под его ладонями. Полина не помогала ему себя раздевать, ей всегда нравилось, как он управляется с этой задачей. Надо отдать Олегу должное — он очень чувственный и, надо признать, весьма опытный. Освободив ее от платья, он оставил на ней тончайшие чулки и крошечную полоску трусиков, уложил ее на спину и принялся раздеваться сам, не сводя с нее нежного взгляда. Его глаза ласкали ее не менее возбуждающе, чем руки. Полину всегда удивляла эта особенность Олега. Он умел так посмотреть, что телу становилось жарко, и тяжесть приливала к низу живота. Олег проделывал с ней этот фокус не раз, особенно любил дразнить Полину в каком-нибудь общественном месте, с удовольствием наблюдая, как краска заливает ее бледное фарфоровое личико и тонкую шею. Вот и теперь она ощутила жар и острое возбуждение. Он лег рядом с ней и провел пальцем по ложбинке между грудями, опускаясь все ниже и ниже, то останавливаясь, то вновь пускаясь в путь, ведущий к источнику наслаждения. Она изогнулась всем телом, когда его рука в очередной раз замерла, и положила свою руку на его, подталкивая ее к границе трусиков. Он тихо рассмеялся. Олег умел ждать и умел заставить женщину, изнывающую от желания, просить пощады, просить его войти, заполнить ее… Вот и теперь Полина потянула его на себя, но он лег на спину и посадил ее сверху, давая ей возможность самой управлять этой безумной скачкой, в которую они пустились. Олег дождался, когда она, обессилев, рухнула к нему на грудь с протяжным стоном, и только тогда позволил себе завершить акт.

Когда Полина пришла в себя, Олег уже сидел рядом с ней на постели совершенно обнаженный и курил. Она попросила его прикурить и ей тоненькую ментоловую сигарету, как она их называла, «кислородную палочку». Полина курила редко. Можно сказать, просто иногда баловалась, но после секса с ним ее почему-то неудержимо тянуло к табаку. Она приподнялась на локте и глубоко затянулась.

— Ты довольна, моя девочка? — задал он ей свой традиционный вопрос с обычной легкой усмешкой. Эта манера всегда раздражала Полину. Она ничего не ответила, только молча кивнула растрепанной головой. Ну что у него за привычка спрашивать о том, что совершенно очевидно? Иногда ей казалось, что он просто дразнит ее, а иногда, что это говорит о его неуверенности в себе. Последняя версия не выдерживала никакой критики — настолько Олег был самонадеян и самодоволен, но она почему-то все чаще думала, что он вовсе не такой, каким хочет казаться и ей, и окружающим.

— Как ты думаешь, долго нам придется оставаться в Коста-Бланка? — сменила она тему.

— Понятия не имею. Наша Акулина что-то темнит. А ведь я ей сотни раз говорил, что с адвокатом нужно быть настолько же откровенной, как и с врачом.

— А что не так? — насторожилась Полина.

— Не знаю, — Олег пожал плечами, — эта вилла и бизнес ее Игнасио на самом деле слишком лакомый кусок, чтобы не нашлось на него желающих.

— Но, насколько я знаю, у него нет наследников, — сказала Полина.

— Почему нет? Есть. Маленький сын от первого брака. Но Акулина не разводилась с мужем, хотя в последнее время они почти и не виделись, так что она — его мачеха, а следовательно, опекунша.

— Ну это понятно. Я имела в виду, что других претендентов нет. Ведь пока мальчик совсем еще ребенок, кто-то должен заниматься делами. А его мать? Кстати, странно, что я никогда о ней не слышала. Акулина обходила почему-то эту тему.

— Она умерла при родах. Игнасио был вдовцом, когда встретил нашу диву. И тогда Акулина еще не была тем, кем теперь стала.

— Это я знаю, — кивнула Полина, — она мне рассказывала романтическую историю своего знакомства с мужем. И как они познакомились во время ее поездки в Испанию, и как он увидел ее в одном из ресторанов побережья, и как отбил у тогдашнего любовника-продюсера, который потом ей немало навредил, пока она не нашла себе нового. Все знаю. Тысячу раз слышала эту историю. И почему они не жили вместе? Вроде бы все у них складывалось хорошо…

— Просто Акулина предпочла сцену спокойной жизни. Ее вовсе не устраивало стать обычной женой бизнесмена и мачехой чужому мальчишке.

— Да, это на нее похоже. Но что же тогда ей теперь в голову взбрело?

— Ну, Поленька, ты меня удивляешь! Ты хоть представляешь себе, каких денег стоит это самое наследство Игнасио? Нет? А вот я уже в курсе. — Олег затушил сигарету и лег рядом с Полиной, обняв ее и прижимая к себе. Он поцеловал ее в висок, отодвинув прядь волос, и она поняла, что он готов продолжить их страстную битву. Но ее силы уже оставили. Откуда только он их брал? Полина отстранилась и, не отвечая на его мимолетную ласку, за которой последовали бы куда более решительные действия, спросила:

— А ты знаешь, как он погиб?

— Знаю. А что, она тебе не говорила?

— Сказала только, что произошел несчастный случай, и все.

— Ну можно сказать и так.

— Но что именно? Она не хотела со мной это обсуждать. Почему, интересно? Может быть, там какой-то криминал?

— Да ничего подобного. Он был заядлым альпинистом, ну и окончил жизнь как альпинист. Сорвался в пропасть в Пиренеях. Крутой парень этот Игнасио Васкес! Жаль, я его не знал. Думаю, что он бы мне понравился. И чего только нашей звезде не хватало? Ты не знаешь? Может быть, он поставил ей какие-то условия? Уйти со сцены, к примеру?

— Ну почти. Его, насколько я знаю, вовсе не устраивало, что его жена предпочитает его какому-то сомнительному шоу-бизнесу.

— Тогда понятно. Действительно, на отказ от сцены она никогда бы не пошла. Вот и разрывалась между мужем и делом всей своей жизни. Кстати, тебе не кажется, что мы слишком уж много времени сейчас уделили обсуждению Акулины? А? Нам что, больше не о чем говорить? У меня к тебе есть один вопрос, но…

— Я знаю. — Полина вдруг поняла, что совсем не хочет в очередной раз говорить «нет» Олегу, который снова попросит ее выйти за него замуж. Этим рано или поздно кончались все их разговоры в постели, какой бы темы они ни касались.

— Что ты знаешь? Что я скажу?

— Ну предполагаю.

— Да, именно об этом я и хотел бы поговорить. Тебе не кажется, что мы с тобой отличная пара? И в постели тебе со мной хорошо, и интересы у нас одни и те же, и тебе… Да что это я в самом деле?! Ну сколько можно? Скажи мне?

— Я не могу, Олег, просто я еще не готова, — тихонько проговорила Полина. Это была отговорка. И она прекрасно понимала, почему не хочет стать его женой. Все просто. Она его не любит. Но как ему об этом сказать?! Невозможно! Пока, во всяком случае. Полина часто думала о том, что же на самом деле связывает ее с Олегом? И почему она остановилась на нем, хотя нельзя сказать, что у нее до него не было мужчин. Были. И даже один раз ей показалось, что она влюбилась. Но из этого романа ничего путного не вышло. Может быть, именно из-за той ужасной неудачи она решила ответить на чувства Олега? Он показался ей надежным, верным и таким любящим, что она с головой бросилась в омут этих отношений. И они помогли ей справиться с чувством, которое она испытывала к тому очаровательному чудовищу, с которым прожила почти год и который бросил ее, ничего не объяснив. Просто однажды ушел к другой женщине и не вернулся. И в самом деле, чего тут объяснять? Он был диджеем, работал в одном из ночных московских клубов, с не слишком хорошей репутацией, как уже потом узнала Полина. Нет, ее легкомысленный, ветреный Вадик не приторговывал наркотиками, хотя подобное в том клубе было сплошь и рядом. Он даже не пил слишком много, не было у него и других страшных пороков. Но он оказался существом безвольным и инфантильным. И его самой большой слабостью оказались женщины. Полина не знала, что он менял их чуть не каждую неделю, уже будучи с ней. Она была слишком загружена работой, чтобы следить за неверным любовником. И потому для нее оказалось настоящим шоком, что он исчез из ее жизни, но отголоски его приключений, в которые теперь слишком уж рьяно спешили посвятить ее их общие знакомые, долго не давали ей успокоиться. Но потом она нашла в себе силы. Вернее, сил ей придал Олег. Удивительно, но она опять напоролась на отчаянного бабника, хотя он и не афишировал своих связей. Но как только они стали в его понимании парой, эти самые связи Олег решительно отсек. И вот теперь ей нужно решать, останется ли она с ним в качестве законной супруги или… А что «или»? Скорее всего, думала она, он поставит ей условие. Либо они окончательно решат быть вместе, либо расстаются. Олег ждал иного ответа, чем тот, который она ему дала. Но, так и не дождавшись, демонстративно повернулся к ней спиной и заснул. Или сделал вид, что спит. Полина вздохнула и последовала его примеру.

Проснулась она поздно и поняла, что опоздала к завтраку. Олег ее не разбудил. Его в каюте не было, но на столике стояла на подносе тарелка с круассанами, маленький кофейник с уже остывшим кофе и стакан с апельсиновым соком. Полина встала и отправилась в душ. Посмотрев в зеркало, она с сожалением заметила темные круги под глазами. Спала она в эту ночь плохо, все время просыпалась, отчего-то нервничала, крутилась в постели так, что под утро простыня сползла на пол. Наверное, Олегу она тоже мешала спать. Но он все равно, по своей устоявшейся привычке, встал рано. Вот еще один довод не в пользу их союза. Полина была совой, предпочитая поздно вставать и поздно ложиться, а Олег — жаворонком. Их биологические часы совершенно не совпадали.

Довольно долго простояв под тугими струями воды, она постепенно просыпалась. Потом вытерлась громадным пушистым полотенцем и принялась укладывать волосы феном. Это было вынужденной мерой, потому что иначе они никак не желали принимать форму. Закончив с волосами, Полина решила все-таки съесть круассан и, с сожалением отказавшись от холодного кофе, выпила только сок. Она решила, что лучше уж выпьет кофе в баре, тем более что там его готовили так, как она любила, — на песке, в настоящей джезве, а не в кофеварке. Позавтракав, она долго и придирчиво выбирала платье. Погода стояла жаркая, но в баре, куда она решила отправиться, работал кондиционер, так что там должно быть весьма прохладно. Полина остановилась на льняном, простом с виду сарафане в тонкую голубую и белую полоску. Это был подарок Олега, он сам выбрал эту вещь в бутике «Barberry». Олег любил эту марку, и ему действительно подходили эти классические вещи без особых затей. Он предпочитал английский стиль. Полина против него тоже ничего не имела, хотя порой ей ужасно хотелось одеться во что-нибудь эдакое… может быть, тоже английское, но в безумном духе Вивьен Вествуд. В ее гардеробе однажды появилась немыслимая блузка этой королевы панков, которую она позволила себе купить во время их с Акулиной поездки в Лондон. Кстати, там она обошлась Полине куда дешевле, чем если бы она купила ее в Москве. Олег был от такой покупки в шоке, она это видела по его лицу, когда надела кричащий, розово-зеленый клоунский наряд с продранными на коленях джинсами, но, как обычно, стерпел и это. Хотя ему совершенно не улыбалось идти с разодетой таким образом подругой в солидный ресторан. Полина улыбнулась, вспомнив эту свою выходку. Все-таки Олег на редкость терпелив с ней! Так пусть сегодня оценит ее элегантность. Она надела платье, выбрала к нему голубые замшевые туфельки-балетки и вытащила из сумочки с бижутерией нитку светло-голубой бирюзы, Вот так. Пусть порадуется! Только где он может быть? Скорее всего, на палубе. День замечательный. Не стоит его проводить в помещении. Наверняка Олег сейчас загорает у бассейна. Ну что же, она сначала выпьет кофе, потом поищет его, покажется в его любимом наряде, а потом переоденется в купальник и присоединится к нему. Акулина, наверное, тоже уже там.

Полина вошла в бар. Там царил приятный полумрак и действительно вовсю шпарил кондиционер. Она с удовольствием подставила лицо прохладному воздуху, усевшись за столик с чашечкой ароматного кофе с корицей. Акулину она заметила не сразу. Та подсела к ней с бокалом мартини.

— Привет, подруга! — сказала она своим характерным хрипловатым голосом.

— О! Привет! Я думала, ты уже загораешь и плещешься в бассейне.

— А вот и нет! — засмеялась певица. — Я веду нездоровый образ жизни.

— Мартини с утра?

— Именно! Вчера немного перебрала, когда вы с Олегом отчалили. Тут оказалась целая компания моих оголтелых фанатов. Вполне, кстати, интеллигентные люди. Я не могла им отказать в своем обществе.

— Как же оголтелость увязывается с интеллигентностью?

— Да запросто! Особенно если дело касается меня. — Акулина отхлебнула из своего уже полупустого бокала и поморщилась: — Все-таки гадость какая этот ваш хваленый мартини. Нужно было рюмку водки выпить, сразу бы поправилась. А это просто издевательство какое-то. Ну все равно хватит! Теперь кофе. А потом пойдем-ка с тобой поплаваем? Ты как?

— Не возражаю.

— Вот и хорошо. Ты что-то сонная, девушка. Олег опять замучил? Ну и темперамент у этого парня! Я тебе завидую!

— Он и вправду хорош. Но…

— Что такое? Чем ты недовольна? Послушай, Полина, по-моему, он неплохая партия. Тем более давно уже хочет, чтобы вы с ним были вместе официально. Что тебя удерживает?

— Не знаю. Может быть, просто… Я, знаешь, наверное, его все-таки не люблю.

— А какое отношение брак имеет к любви? Лучшие браки — по расчету, — пожала оголенными плечами Акулина. На ней был лиловый с золотой отделкой шелковый топик, и на мощную грудь свешивалась масса золотых цепочек. Аппетитный округлый зад певицы обтягивали белоснежные брюки капри. Она вся переливалась и звенела. Звенели и крупные серьги-колокольчики у нее в ушах. Волосы она заколола кверху, но все равно на шею выбивались непослушные пряди.

— Может быть, ты и права. Но я не хочу связывать с Олегом свою жизнь. Не хочу. И все, — решительно заявила Полина и допила кофе.

— Думаешь, найдешь кого-нибудь повыгоднее? — ехидно спросила певица.

— Думаю, что встречу свою любовь. И что мне тогда с этим делать? А? Разводиться с Олегом? Объяснять, почему я ухожу? Это же ужасно!

— Почему? — искренне удивилась Акулина. — Что тут ужасного? Поживешь с ним, а там видно будет. Или у тебя уже есть кто-то на примете? Ох, подруга, помню твоего Вадика. Ты уж как была в него влюблена! А чего он стоил? Да гроша ломаного не стоил. Я не доверяю любви! Вот тебе мое последнее слово.

— А своего Игнасио ты тоже никогда не любила? Это был чистый расчет? Тогда оставалась бы с ним. Чего уж лучше! Жена богатого бизнесмена. Никаких проблем. Живи себе на вилле на побережье с целым штатом прислуги, ничего делать не нужно. А ты что предпочла? — Полина впервые говорила со своей начальницей так откровенно, но раз уж начала, то останавливаться на полпути не желала. Певица даже рот раскрыла в изумлении, но ничего не смогла возразить, а Полина продолжала: — Ты предпочла пробиваться на сцену. Это и есть твоя настоящая любовь. Сцена. Публика. Фанаты. Это твой мир. Послушай, Акулина, зачем мы отправились в Коста-Бланка? Скажи? Не знаю, но мне почему-то кажется, что это не слишком-то удачная затея.

— И не думай! Я — его законная вдова! Да. Мы собирались развестись. Но не развелись же! И что? Теперь остался один мальчишка, Санчо. И больше никого из родственников. Бывает же такое? Да. Даже бабушек и дедушек у него ни с какой стороны не наблюдается. Да на него набросятся партнеры Игнасио и живьем сожрут! Нет. Я этого так не оставлю. В конце концов, у меня нет детей. Так пусть теперь будет. Я его хотя и видела всего несколько раз — Игнасио отправил его в какой-то закрытый колледж, — но мне он понравился. Хороший парнишка. А я могу ему стать хорошей мамой! — Акулина улыбнулась, но почему-то улыбка эта Полине совершенно не понравилась. Она очень сильно сомневалась, что эта женщина, одержимая работой и своим творчеством, вообще кому бы то ни было может стать хорошей матерью. Даже собственным детям, если таковые у нее появятся.

На этом Полина решила остановить дискуссию, потому что не видела смысла ее дальше продолжать. К тому же она боялась, что тема соскользнет снова на ее отношения с Олегом. Так что они с Акулиной расстались, чтобы позже встретиться у бассейна.

Олег и в самом деле был там. Возлежал в шезлонге мокрый, видимо только что вылезший из воды, и наслаждался солнцем. Он сразу же заметил подошедшую подругу. А она пожалела, что так разоделась. Тут был куда более уместен купальник и легкое парео на бедрах. Она приняла решение тут же пойти переодеться, но он ее задержал.

— Выглядишь как картинка, дорогая. — Он поднялся и подошел к ней, взяв за руки.

— Только эта картинка тут явно не к месту, — скорчила она гримаску, — пойду облачаться в купальник. Тут так жарко!

— Ты оделась так для меня? — спросил он, с надеждой заглядывая ей в глаза.

— В общем-то да, хотела тебе показать, что ценю твой вкус и… решила тебя порадовать.

— Это приятно! Но, радость моя, теперь ты свой долг исполнила. — Он расцвел улыбкой, которая делала его почти неотразимым, и легонько, с видом собственника, шлепнул ее по попке. — А теперь иди переодевайся. Твой вид в купальнике мне нравится еще больше! Жду!

Через некоторое время вся троица плескалась в лазурной воде бассейна с превеликим наслаждением. Все-таки отдых получился просто классным, этого Полина не могла отрицать. А что касается всех остальных проблем, которые мерещились ей, так пусть они подождут. До Коста-Бланка оставалось еще несколько часов. Лучше расслабиться и не морочить себе голову пустыми размышлениями и не менее пустыми, но такими тревожными разговорами и с Олегом, и с Акулиной. К счастью, они решили, наверное, так же.

По дороге в Кульеру, маленький городок на побережье Валенсии, где и располагалась вилла Игнасио Васкеса, их вез в новеньком красном «Паджеро» молчаливый шофер, пожилой худощавый мужчина с каменным лицом, на котором особенно выделялись густые брови и кривой перебитый нос, составивший бы конкуренцию любому кавказскому носу. Акулина пыталась с ним заговаривать по-испански, но он лишь бросал отрывистые ответы, явно на беседу не настроенный. Испанский певицы был гораздо слабее, чем у Полины. Пресс-секретарь Акулины владела и английским, и итальянским, и испанским. Языки она осваивала быстро и училась всегда с удовольствием. Английский изучала в школе и университете, так что говорила на нем свободно, а вот вторые два языка осваивала на курсах, и с большим успехом. Она всегда думала, что лишних знаний не бывает, так, во всяком случае, ей внушали ее интеллигентные бабушки. И вот теперь ее правота стала очевидной. Здесь придется общаться на испанском. Отлично! Такая практика! Полина глубоко вдохнула йодистый, напоенный запахом водорослей и растущих по всему побережью пиний воздух и почувствовала, как по всему телу разливается благодатная бодрость. Это оказалось поистине восхитительное место. Побережье Коста-Бланка, окруженное со стороны суши белыми скалами, которые и дали название этому месту, поросшее стройными величественными соснами, утопающее в апельсиновых и оливковых рощах, казалось сном, прекрасным и вселяющим надежду.

Из блаженного состояния ее вывел недовольный голос Акулины:

— Черт бы побрал этого старого хрена Рико! Я пыталась у него узнать, кто сейчас на вилле, там ли мальчишка и с кем он, но он уходит от ответа.

— Я поняла, — сказала Полина, — но кто там может быть еще?

— Ну прислуга, скорее всего, разбежалась, кто им стал бы платить? Может быть, там вообще никого нет, кроме этого болвана. Рико я звонила, поставила его в известность, что мы приезжаем, чтобы он нас встретил. Ему все равно пока жить негде, вот и ошивается в маленьком домике в саду. Он мастер на все руки: и шофер, и садовник, и этот, как его? Чертов камердинер! Он знает, вернее, знал Игнасио с детства, еще у его родителей служил. Верный пес Рико.

— Слушай, Акулина, а почему так случилось, что у Игнасио никого из родственников не осталось? Это как-то странно. И нет ни братьев, ни сестер? Как это?

— А очень просто. Ему было лет пять, когда его родители уплыли в море на своей яхте, и яхту эту больше никто никогда не видел. Что уж там случилось, не знаю. Может, взорвалось что-то, может, просто исчезли…

— Как это «исчезли»? — поразилась Полина.

— А что, ты никогда не слышала о таких случаях? — удивился Олег, который до сих пор не принимал никакого участия в разговоре, сидел, глядя в окно на проплывающие пейзажи без особенного восторга. Видимо, на этот раз тема его заинтересовала.

— Слышала. Но мне всегда казалось, что это какая-то мистификация. Легенда, вроде летучего голландца. Неужели так бывает, чтобы судно исчезло без следа?

— Бывает, — вдруг заговорил по-русски Рико, от которого родной речи услышать не ожидала и сама Акулина. Этот человек оказался полон загадок. — В море бывает все, — сказал он, как припечатал, и снова замолчал, внимательно глядя на дорогу, которая поворачивала к потрясающей красоты тропическому саду за чугунной причудливой оградой.

— Ах ты, гад! Рико! Ты что из меня дуру делаешь? Я стараюсь, лопочу на твоем идиотском языке, а ты, оказывается, говоришь по-русски! Это что за штучки?!

Рико не удостоил ее ответа.

— Все! Как только дела улажу, тебя уволю к свиньям собачьим! — кипятилась Акулина.

— Сеньора бежит впереди лошади, — изогнув бровь, заметил Рико без всякого волнения.

— А что было дальше с Игнасио? — попыталась сменить тему Полина, хотя они уже почти приехали и разговор этот получался ни к месту.

— Да какая разница? Потом расскажу, если захочешь. Или вот этот монстр тебе расскажет. Если, конечно, пожелает.

— Акулина, как-то несолидно называть этого сеньора Рико, — прошептала подруге на ухо Полина, — как его на самом деле зовут?

— Сеньор Риккардо! — поджав губы, ответила та.

Рико, он же сеньор Риккардо, подогнал машину к воротам и вышел их отпереть. Он все делал медленно, но аккуратно. И «Паджеро» бесшумно по дорожке из поросшего мхом дикого камня подрулил к дому.

Это было чудесное здание, и Полина поняла, что, наверное, сама бы не удержалась и попробовала бы его заполучить. Вилла не казалась слишком роскошной, не поражала размерами, не потрясала изысками архитектуры, но это был ДОМ, в самом хорошем смысле этого слова. Построенный из розоватого кирпича, потемневшего от времени, он сейчас настежь распахнул высокие створчатые двери, украшенные сине-красными витражами, словно приглашая войти, и, как показалось Полине, этому дому было нечего скрывать. Хотя что же это за тайна с родителями его владельца? Но это потом. Она обязательно расспросит сеньора Риккардо. Каким бы суровым тот ни казался, он понравился ей. В нем чувствовалось редкостное для людей, находящихся в услужении, достоинство. Ни малейшего заискивания перед «сеньорой», ни малейшего страха перед увольнением. Или он знал, что ничего подобного не случится и что эта женщина, одетая вовсе не как «сеньора», в неизменных обтягивающих укороченных брючках и попугайски-ярком полосатом топике, с оголенными роскошными плечами и выпирающей грудью, ни на что тут, в этом аристократическом доме, претендовать попросту не может?

Риккардо проводил их в холл, отделанный резным черным деревом, где на стенах висели портреты каких-то мрачных людей в темной одежде, мужчин и женщин. И единственными выбивающимися из общего темного фона пятнами были многочисленные жардиньерки с терракотовыми вазами, в которых радовали глаз букеты жасмина и магнолии, источающие сладкий и в то же время горьковато-ядовитый аромат. Шофер, он же садовник, камердинер и еще бог весть кто, не потрудился проводить их в комнаты, просто оставил стоять посреди гулкого холла и ждать, пока он принесет их вещи. Акулина понеслась по широкой лестнице с отполированными самим временем перилами наверх, на ходу бормоча что-то нелицеприятное в адрес Рико, наглеца и подлеца. Олег и Полина остались ждать его. Полина рассматривала очередную картину, когда почувствовала на себе чей-то взгляд, и тут же повернулась. На лестнице, где только что вихрем пронеслась Акулина, стоял и улыбался мужчина, одетый в узкие, обрезанные до колен белесые джинсы и простую черную майку. Он был босой, и первым делом Полина обратила внимание на его узкие смуглые ступни. Удивительное дело, она никогда не обращала внимания на мужские ноги, это вообще мало свойственно женщинам. Ведь не зря говорят, что мужчины глупы только потому, что могут жениться из-за стройных ножек, чего еще более слабая умом и плотью половина человечества никогда не сделает. Но тут представительница прекрасной половины обомлела, еще не видя лица незнакомца. Таких узких бедер, таких совершенных и стройных линий, такого чувственного изгиба невероятно тонкой талии, переходящей в плоскость живота, расширяющуюся к груди, она не видела никогда в жизни. Этот незнакомец был бы волшебно красив, даже если бы его лицо оставляло желать лучшего. Неважно! Его фигура компенсировала бы любые недостатки. Но, как с изумлением отметила Полина, недостатков в его облике практически не существовало. Лицо мужчины, стоявшего в полном молчании на лестнице и взиравшего на гостей, было тонким, как на средневековых портретах. Полине вспомнилось знаменитое стихотворение Лорки, где герою приписывались «прядь, вороненый виток, зеленолунная смуглость, голоса алый цветок». Голоса его она пока не слышала, но могла себе представить, каким он должен быть. Черные, как драгоценный бархат, глаза изучали ее, четко очерченные губы змеились легкой усмешкой, чуть обнажая ряд белоснежных зубов, тонкие ноздри раздувались, как у дикого зверя, будто он пытался почувствовать запах чужаков и определить, насколько они опасны. Он был сам опасен. Это Полина поняла мгновенно. Опасен, как ягуар. Но не восхититься им было невозможно. Олег мгновенно потерялся на фоне этого великолепного… животного? Она не могла понять, не могла постичь его сути, хотя обычно определяла людей с первого взгляда, оказывавшегося, как правило, верным.

Так они и стояли бы молча друг напротив друга, если бы не появился Рико.

— А! Сеньор Эредья! — воскликнул он и опустил на пол сумки и чемоданы, которыми нагрузился сверх меры. — Вы уже познакомились с нашими гостями?

— Нет, — пожал плечами тот, кого назвали «сеньор Эредья», — я столкнулся с Акулиной, она пронеслась мимо, как комета, едва поздоровалась. Может быть, не ожидала меня здесь увидеть? Или ты ее обидел, Риккардо? Но неважно. Эта прекрасная сеньорита и достойный сеньор, они говорят по-испански? Нет? Им требуется переводчик? В любом случае представь меня. Акулина этого не сделает из принципа. Она меня не любит.

— Я говорю по-испански, — робко прошелестела Полина. Красавец, изогнув бровь, опять улыбнулся и стал спускаться с лестницы с грацией просто невообразимой. Кто он? Танцор фламенко? Интересно.

— Очень рад! — сказал Эредья. — Ну, Риккардо!

— Это сеньорита Полина и сеньор Олег, друзья сеньоры Васкес.

— Не друзья, — поправил Олег, — мы у нее работаем.

Полине почему-то стало неловко от его слов, хотя Рико все перевел как нужно.

— А это сеньор Антонио Торрес Эредья, друг сеньора Игнасио и… — Риккардо замялся, не зная, стоит ли продолжать.

— Да, и опекун маленького Санчо. Согласно завещанию Игнасио.

Он опять улыбался, но в этой хищной улыбке Полине почудилась угроза. Вот так сюрприз для Акулины!

— Ну что же, — сказал Антонио, — сейчас Риккардо покажет вам ваши комнаты. Вы ведь, насколько я понимаю, не супружеская пара?

— Нет, — быстрее, чем следовало бы, ответила Полина. Олег посмотрел на нее с укоризной. Но, в конце концов, в чем дело? Она же все сказала ему… Однако Логинов просто так никогда не сдавался.

— Пока, — он подчеркнул это самое «пока» особенной интонацией, — но мы собираемся пожениться, — сказал он и посмотрел на Риккардо. Тот перевел слова Олега.

— Поздравляю, — сухо бросил Антонио и добавил: — Прошу меня извинить, я должен переодеться и ехать по неотложным делам. Кстати, сегодня вечером должны привезти Санчо.

Он ушел, а Полина с Олегом, которого в этот момент ей хотелось просто убить, стали подниматься наверх в сопровождении Риккардо.

Их комнаты оказались рядом, но не были соединены, так что Полина вздохнула с облегчением, когда осталась одна и принялась рассматривать свои апартаменты. Это оказалось просторное помещение с выходом на балкон, увитый виноградной лозой. Посредине комнаты стояла широкая кровать красного дерева, покрытая шелковым голубым покрывалом с вытканными на нем серебристыми узорами. Такой же тканью была обита и пара вычурных кресел с резными спинками, из нее же сделаны собранные в густые складки шторы на двух окнах, обрамляющих дверь на балкон. Шторы поддерживали серебряные витые шнуры. Обои на стенах казались шелковым муаром, Полина подошла поближе, дотронулась до них и поняла, что не ошиблась. Это оказалась не имитация ткани, а настоящая ткань. Около кровати стояла массивная тумба, видимо из того же гарнитура, на которой расположилась бронзовая лампа с хрустальными подвесками. Рядом лежала книга в потертом кожаном переплете, с серебряными уголками. Полина взяла книгу в руки и хмыкнула. Это оказалась Библия. Традиции. Здесь от них никуда не денешься. Потом подошла к громадному шкафу, открыла его. Он был пуст. Здесь она развесит свою одежду, так что останется еще место для… И тут ей стало смешно. Она почему-то подумала, что в таком шкафу, по классике жанра, должен прятаться любовник. Очень было бы уместно. Но тут же залилась краской, вспомнив об Олеге и об этом потрясающем мужчине, с которым она познакомилась каких-нибудь полчаса назад. Не он ли навел ее на мысли о любовнике в шкафу? Но нет. Такой не станет прятаться. Он скорее заколет соперника, кем бы тот ни был, женихом или мужем. Полина усилием воли отогнала мысли об Антонио, и это ей далось совсем не просто. Она разобрала и развесила одежду, исследовала отделанную голубой плиткой ванную, полюбовалась вездесущим жасмином в хрустальной вазе, стоящей на трюмо. Цветы пахли одурманивающе, и она подумала, что нужно либо вынести их отсюда на ночь, либо не закрывать балкон. И как только она вспомнила про балкон, тут же ее мысли снова вернулись к сеньору Эредья. Но думать долго ей не пришлось: в дверь постучали, и тут же ее открыли настежь. Так могла делать только Акулина. Ей казалось, что она соблюдает вежливость и деликатность, когда вот так стучит, но паузы между стуком и открыванием двери не делает. Вид у певицы был одновременно и разъяренный и растерянный.

— Ну! Ты уже слышала новости?! — заорала она, бросаясь в ближайшее кресло. Пружины жалобно заскрипели, спасибо, что ножки у этого антиквариата оказались устойчивые, а то подломились бы и очутилась красавица на полу.

— Что я должна была услышать? — пожала плечами Полина. Она решила сделать вид, что ничего не знает. Пусть подруга сама выдвинет свою версию. А там посмотрим.

— Этот подонок Игнасио! Он меня обставил! Только что ко мне заходил Антонио. О! Как же я ненавижу этого самоуверенного тореро. — Она скривила губы в презрительной усмешке. — Ненавижу! Он всегда был против меня, считал, что я не пара Васкесу. А кто пара? Не его это дело! Но вот как все повернулось! Какой из него опекун? Он только быков своих опекать может! Я подаю в суд. Однозначно! А то что получается? Мне достанется только жалкая часть наследства, а остальным будет управлять Эредья? Так? Приберет к рукам все! Санчо ведь всего десять лет! До его совершеннолетия можно таких дел наворотить. К тому же мальчишка дяде Антонио, — Акулина снова скривилась, словно лимон проглотила, — в рот смотрит! Еще бы! Матадор! Мать его!

— Кто? — Полина ошеломленно смотрела на певицу, вывалившую ей всю эту гору информации за несколько секунд.

— Что, оглохла? Матадор! Произвел на тебя неизгладимое впечатление? Да? Неудивительно. Бабы по нему с ума сходят, мужики ненавидят. Я, считай, мужик! Меня его чары никогда не брали. — Акулина произнесла последнюю фразу как-то не слишком уверенно, и Полина решила, что все было с точностью до наоборот.

— Это что, его профессия?

— Это не может быть не профессией. Они этому варварству всю жизнь посвящают. Потом уходят со сцены, до сорока лет. Но с полными карманами бабок. За каждое выступление получают уйму денег! Ну скажи мне, только честно, это подходящая компания для парня? В конце концов, его в любой момент может не стать!

— Как это? — Полина проигнорировала вопрос о «подходящей компании», ее интересовал только Антонио.

— А очень просто. Шаг влево, шаг вправо, а бычара не дремлет! Одно неверное движение — и привет! На тот свет! — Она расхохоталась. — Мне что, на это надеяться?

— Ну это уж слишком, — возмутилась Полина, — как можно желать кому-то смерти? Да еще такой?

— Они со смертью играют! В этом весь кайф. Ну тебе не понять. Это местная специфика. В любом случае я буду бороться. Ладно, ты давай приводи себя в порядок, обед через час. Если кухарка Лусия не уволилась, у нас будет отличная паэлья и козлятина, замаринованная в вине. Пальчики оближешь! Это ее коронное блюдо. Ты такого нигде больше не попробуешь. Но, конечно, если не уволилась. Пойду узнаю у этого старого хрыча Рико. Кстати, как там Олег?

— Не знаю. Он ко мне не заходил. Наверное, чемодан разбирает.

— Ну-ну. — Акулина направилась к выходу, но в дверях повернулась: — Полина! Вот что я тебе хочу сказать. Что бы там у вас ни было с Олегом, ты здесь за него держись, иначе будут проблемы. К чему они тебе?

В дверях Акулина столкнулась с Олегом. Слышал ли он ее последнюю фразу? Судя по выражению его лица, слышал. Логинов успел принять душ и переодеться в свободные хлопковые брюки и тонкую рубашку с короткими рукавами. Волосы у него были еще влажные.

— О чем вы тут болтали? — небрежно спросил он, расположившись по-хозяйски на кровати, не обращая внимания на смявшееся под его весом покрывало.

— Мы говорили о проблемах Акулины. И это, насколько я поняла, серьезные проблемы. — Полина хотела сказать ему, что ей не нравится, что он тут разлегся на ее постели, но промолчала. Как же часто она не говорила ему того, что следовало бы сказать! Неужели боялась его потерять? Нет. Тогда почему? Она часто задавала себе этот вопрос, но, увы, не находила на него вразумительного ответа.

— Я думаю, у нее есть шансы. Но, знаешь, меня сейчас не это волнует, — сказал он.

— А что же? Знаешь, Олег, мне не понравилось, что ты сказал, будто мы поженимся, — решилась она неожиданно для себя. — Я же не обещала тебе ничего.

— Ты сказала, это просто вопрос времени, — раздраженно откликнулся Олег. — Но почему это здесь имеет такое значение? Мы в чужой стране, этот господин, как его, Эредья, нам в лучшем случае никто, а в худшем — враг. Потому что наша патронесса будет с ним судиться. И это правильное решение.

— Я так не думаю.

— А как ты думаешь? — усмехнулся он.

— Я думаю, что Акулине нужно удовлетвориться тем, что ей завещал Игнасио. И все.

— А ты бы удовлетворилась?

— Я бы не попала в такую ситуацию.

— Конечно! Ты мне отказываешь, потому что надеешься подцепить кого-нибудь побогаче. И уж тогда не станешь менять миллионера на работу, какой бы эта работа ни была!

— Прекрати! — Полине не нравился его тон, ей не хотелось продолжать разговор. — И вообще, мне нужно принять душ.

— Ты меня выставляешь?

— Нет… — Вдруг вся ее смелость куда-то ушла. Она подумала, что напрасно ссорится с Олегом. Логинов — ее опора и защита. Стоило ли его бесить?

— Ну ты иди, я тебя подожду тут, — сказал он.

Полина зашла в ванную и тут обнаружила, что замка на двери нет. Вздохнув, она принялась раздеваться. Одежда была пыльная и влажная, тело неприятно липким. Поэтому она с удовольствием встала под душ. И в этот момент вошел Олег. У нее не было сил ему возразить, когда он скинул с себя рубашку и брюки, под которыми не оказалось трусов. Все понятно. Он зашел к ней, явно рассчитывая на быстрый секс. Это случалось и раньше. Иногда он заставал ее врасплох и в такие минуты не церемонился. Вот и теперь Олег встал под льющуюся воду рядом с ней и повернул ее к себе спиной, слегка согнув в пояснице. Его руки легли ей на бедра, и коленом он раздвинул ей ноги. Полина ощутила его твердую плоть, рвущуюся войти в нее. Когда он сделал это, ей стало больно, и она застонала, но он воспринял этот стон по-своему. Его движения были резкими и механическими, он сейчас не утруждал себя тем, чтобы доставить ей удовольствие. Он просто брал то, что, по его мнению, ему принадлежало. Монотонно шумела вода, хлестала по их движущимся в рваном ритме телам. Она пыталась освободиться, но он ее не отпускал, пока не получил удовлетворения. Потом молча вылез из ванной и стал вытираться полотенцем. Полина схватила губку, вылила на нее изрядное количество геля для душа, пахнущего все тем же жасмином, и принялась яростно намыливаться. Жасмин. Этот сладострастный жасмин! Она так его любила. Но теперь этот запах будет ассоциироваться у нее вовсе не с тем мужчиной, с которым ей хотелось бы. А с кем бы хотелось? Неужели с незнакомцем, которого она видела всего несколько минут в холле этого чужого дома?! Ну и что! Пусть так! Она никогда в жизни не совершала никаких безумств, никогда не могла предположить, что можно вот так, с первого взгляда, отдать неизвестно кому свое сердце. А она отдала. Это стало ей понятно, когда ее тело не откликнулось на близость с Олегом, хотя раньше он мог проделывать с ней все то же самое, но после нескольких секунд она начинала получать наслаждение. Теперь этого не случилось. Олег все испортил. Неужели он этого не понимает? Он вышел из ванной комнаты, и она услышала, как за ним захлопнулась дверь. Это был не просто акт насилия, нет, так он выразил себя, свое недовольство ею, свою едва начавшую зарождаться ревность. Полина вдруг увидела своего любовника и покровителя в новом свете. И этот новый взгляд на него ей не понравился. И дело было вовсе не в том, что она, как честно призналась себе, влюбилась с первого взгляда в Антонио, которому, скорее всего, нет до нее никакого дела, а в том, что розовые очки, через которые она смотрела на верного и преданного Логинова, спали. Она увидела собственника, жестокого, своенравного, не считающегося ни в малейшей степени с ее желаниями и интересами, готового отстаивать право на свою женщину любым путем. Женщину? О нет! Он отстаивал на нее право, как на вещь. Боже мой! Как же она раньше этого не замечала?! Вся его забота, все поступки свидетельствовали только об одном — она для него всего лишь дорогая игрушка, может быть, немного более ценная, чем его любимый серебристый «Порше». Полина представила себе, что творилось бы с Олегом, если бы его обожаемое авто угнали. Наверняка он поднял бы на ноги всех, кого только можно. А теперь некто мог «угнать» ее. Пусть даже сам этого не желая. Дело было не в Антонио, а в том, что этот человек похитил душу Полины, которую так долго запирал на замок Олег. Адвокат. Он должен был бы быть защитником. А тут что? Но, с другой стороны, он и был защитником своих, одному ему ведомых интересов.

Полина наконец перестала с таким остервенением тереть себя губкой и принялась за волосы, обнаружив на полке маленький флакончик с шампунем. Она вымылась с ног до головы и только теперь почувствовала облегчение. Вернувшись в комнату, она задумалась. Что здесь принято надевать к обеду? Подошло бы то самое платье от «Barberry», но ей сейчас меньше всего хотелось бы натягивать на очищенное, как ей казалось, тело подарок Логинова. Полина вспомнила, что взяла с собой на всякий случай странное платье, сшитое одним ее знакомым начинающим модельером, находящимся под явным влиянием Ямамото. Это был черно-белый футляр из мягкого льна, словно вывернутый наизнанку мешок. Как ни странно, это изделие прекрасно сидело по фигуре, хотя на нем не было ни единой вытачки. Форму держали эти самые небрежные швы, собирающие воедино лоскутки ткани. Платье было длинным и требовало каблуков. Полина вытащила черные лаковые босоножки, несмотря на высоченную шпильку, очень удобные. Потом подумала и добавила к своему наряду серебряную подвеску в виде кельтского креста, украшенного переливающимися опалами, и слишком крупный для ее маленькой руки серебряный браслет из того же гарнитура. Обычно она не носила массивные украшения, да и Олег их не любил. Но именно это заставило ее сделать такой выбор. Она высушила феном волосы и наложила на скулы немного румян. Глаза подчеркнула немного, лишь пару раз проведя по ресницам тушью, но вот губы накрасила коралловой помадой. Этого Логинов вообще терпеть не мог. Но в Полину будто бес вселился. Она делала все, что ему не нравилось, и чувствовала в душе нечто вроде злорадства. Однажды одна из ее бабушек сказала ей странную фразу, когда Полина порадовалась в детстве, что ее подружка-соперница получила двойку. «Ну что же, — сказала бабушка, — говорят, что злорадство — это самое откровенное наслаждение. Но ты ему не поддавайся. Наслаждение вообще вещь опасная. За ним всегда следует закономерное разочарование». Полина запомнила эту фразу. Но, по-видимому, неправильно ее поняла, потому что с тех пор стала бояться даже просто радоваться, ожидая за свою несдержанность неминуемого наказания. Но теперь ее ничто не могло удержать. Страх куда-то исчез, и она отдалась на волю своим противоречивым чувствам, сгорая от сомнений и надежд. Будет ли за обедом Антонио? Успеет ли он вернуться? Акулина сказала, что они должны быть в столовой через час, но никто ее не звал. Обед явно задерживали. Может быть, ждали сеньора Эредья? Она хотела его видеть, хотела показаться ему в этом странном изысканном наряде, хотела с ним говорить, хотела обратить на себя его внимание. Ведь он назвал ее «прекрасной сеньоритой», так, может быть, это был с его стороны не просто комплимент? Глупо, конечно, было на это надеяться, но Полина ничего не могла с собой поделать. Все эмоции, которые она долгие годы держала в узде, проснулись и нещадно терзали ее. Это было и приятно и страшно, будто она летела по крутым склонам и подъемам американских горок, крича от восторга и ужаса. Полина села перед трюмо и вдохнула аромат белых, осыпающихся на мраморную столешницу цветов. Нет, она все-таки неправа. Жасмин символизировал для нее вовсе не прагматичного адвоката, нет, он напоминал о смуглокожем черноволосом мужчине с миндалевидными глазами. Она подумала, что его кожа тоже должна пахнуть жасмином и… немного медом, потому что весь он был как тягучий, хмельной, горький темный мед. И его работа… Это было уж вовсе невероятно. Акулина сказала, что он — матадор. Полина тихонько засмеялась. Надо же! Никого подобного этому человеку она в жизни не встречала. И, наверное, уже больше не встретит. Внезапно она погрустнела, словно вернувшись на землю. Влюбиться в него — все равно что влюбиться в какую-нибудь рок-звезду, или в знаменитого актера, или еще в кого-нибудь подобного, как это делают девочки-подростки. Ведь здесь этот человек настоящая звезда, наверняка он знаменит. Акулина сказала, что за каждый свой выход на арену он получает баснословные деньги. Полина посмотрела на себя в зеркало и вздохнула. Она никогда не считала себя красавицей. Необычной — да. Но разве такая необычность может привлечь звезду? Если уж на роскошную Акулину он не обращает ни малейшего внимания… Хотя, подумала Полина, может быть, он и обращал, но что-то у них не так пошло. Да и как могло пойти, если она была женой его друга? О нет! Скорее всего, Акулина проявляла к нему интерес, а он не отозвался, да и не мог отозваться. Вот она его и возненавидела. Сюжет простой и тысячу раз описанный в литературе. Она бы и дальше предавалась размышлениям, окунув лицо в букет цветов, если бы наконец в дверь не постучали. Это оказался Риккардо. Он сообщил, что ее ждут в столовой, обед пришлось немного задержать до приезда сеньора Эредья, он сам распорядился и, кстати, просил извиниться перед гостями. Но, как выразил надежду Рико, качество этого обеда компенсирует все неудобства. Лусия очень постаралась. Полина кивнула и пошла вслед за Риккардо.

Столовая располагалась в левом крыле дома на первом этаже и представляла собой огромный гулкий зал, снабженный колоссальным камином и не менее колоссальным столом, за которым могло уместиться не менее сотни гостей. В резных буфетах из эбенового дерева, стоящих вдоль стен, обшитых мореным дубом, были выставлены хрустальные и серебряные кубки, старинный фарфор, цветное стекло. На столе тоже оказались фамильные фарфор, хрусталь и благородно блестящее начищенное серебро. Красное андалузское вино играло рубином в отблеске багровых свечей, вставленных в массивные подсвечники. В них конечно же не было нужды, но они создавали особую атмосферу. Ароматы специй пробудили у Полины совершенно зверский аппетит, и она сглотнула слюну. Видимо, козлятина в вине и в самом деле обещала быть настоящим шедевром. Но для начала подавалась паэлья. Тарелки у присутствующих уже были наполнены, значит, Полина опоздала. Все молчали, видимо дожидаясь ее. Ей стало неловко, потому что все взоры обратились на нее. Она чуть не споткнулась на своих высоченных каблуках.

— Ну теперь все в сборе, — сказал Антонио, затушив в пепельнице тонкую сигару, — можно приступать к нашей трапезе. — Он слегка усмехнулся, но никто его не поддержал. Лица у Олега и Акулины были каменные.

— Извините, я не знала, что все уже в сборе. — Полина уселась на стул с высокой готической спинкой, услужливо отодвинутый Риккардо. Он же наполнил ее тарелку паэльей.

Она посмотрела на Антонио. Он был одет на сей раз в светло-кремовый костюм, ворот его белой рубашки был расстегнут, и в разрезе виднелась золотая цепочка с маленьким крестиком. Волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб. Он взглянул ей в глаза и широко, открыто улыбнулся, Полина тоже не сдержала улыбки. Они были за этим столом единственные, не настроенные враждебно, потому что и Олег и Акулина вели себя явно настороженно и напряженно. Поймав взгляд Эредья, певица хмыкнула и посмотрела на своего пресс-секретаря с такой злостью, которой та вовсе не ожидала.

— Вы сказали, что привезут мальчика, — вдруг вспомнила Полина, — где же он?

— Сегодня не получится, — ответил Антонио, не вдаваясь в подробности.

— Я могла бы за ним съездить и забрать из колледжа, — буркнула Акулина.

— Не думаю, что это хорошая идея, — возразил Эредья, — он вас совсем не знает.

— Он не младенец, должен понимать…

— Что именно? — Антонио отпил вина и принялся за паэлью.

— Что я — его мачеха, можно сказать, вторая мать!

— Странно, что вы об этом вспомнили именно сейчас, когда его отца уже нет в живых. До сих пор вы себя присутствием в этом доме и воспитанием Санчо не утруждали. Кому тут непонятно, почему сеньора вернулась? Вам? — Он обратился сначала к Полине, а потом к Олегу: — Или вам?

— Какое это имеет значение? — буркнул Логинов. — У Акулины есть все права…

— Оставим этот разговор, он не способствует аппетиту, а нам еще предстоит насладиться замечательным козленком в винном соусе, которого так изумительно готовит Лусия. Риккардо! — позвал Эредья. — Мы уже готовы к смене блюд!

Антонио распоряжался в этом доме, как хозяин, и делал это так, что возразить ему было невозможно. Даже Акулина замолчала. В конце концов, всему свое время, не устраивать же свару за обедом? Рико принес блюдо с мясом и сменил тарелки.

Когда обед был закончен и Антонио вежливо предложил выпить кофе на веранде, Акулина и Олег отказались. Певица подхватила Олега под руку и куда-то поволокла, шепнув ему так громко, что Полина это услышала: «Мне нужно поговорить с тобой наедине. Это очень важно!» Парочка удалилась бродить по саду и строить далеко идущие планы. И Полина была этому бесконечно рада. Она осталась наедине с Антонио! Он поднялся из-за стола и галантно предложил ей руку.

— Вы не откажетесь от кофе и рюмочки ликера? Я сам, пожалуй, выпью виски, ликер не мужской напиток, но вам принесут.

— С удовольствием, — кивнула Полина.

Они прошли на открытую веранду, где стояла белая плетеная мебель и на столике уже были чашки, графины с напитками и кофейник. Он усадил ее в кресло, сел напротив и принялся разливать кофе по чашкам и спиртное по рюмкам. Полина невольно любовалась каждым его движением, полным какой-то особенной грации. Она даже показалась сама себе неуклюжей и смутилась. Само присутствие этого человека совершенно лишало ее воли. Сейчас она сделала бы все, что угодно, все, чего бы он от нее ни потребовал. Чувствовал ли он это? Она надеялась, что нет. Пусть думает, что она такая скромная и даже немного скованная, это ничего. Только бы не заметил, как дрожат у нее руки!

— У вас дрожат руки, — сказал он мягко и положил свою ладонь на ее, — что с вами? Вы чем-то расстроены?

Она не ответила, лишь убрала руку.

— Я вас пугаю? — Он вскинул брови. — Да?

— Нет, — решилась она, — просто вся эта ситуация кажется мне очень напряженной, и это отражается на мне.

— Вы так чувствительны?

— К сожалению, это мой недостаток, — пожала плечами Полина.

— Разве это недостаток? О нет! Для женщины достоинство.

— Я, наверное, слишком слабая, не то что Акулина. Я ей всегда завидовала. Ее напору, целеустремленности.

— Потрясающе! — расхохотался Антонио.

— Что вы находите в этом смешного?

— Вы совершенно себя не цените. А вот она — переоценивает. И кто кому должен завидовать?

— А это правда, что вы — матадор? — сменила тему Полина. Ей хотелось побольше узнать об этом человеке.

— Правда. Коррида — вся моя жизнь.

— Расскажите о ней. — Она взяла со стола маленькую рюмочку с ликером и сделала глоток, надеясь, что небольшая доза алкоголя поможет ей расслабиться, потому что терпеть нервную дрожь, которая пробирала ее насквозь под его бархатным взглядом, уже была не в силах.

— Вам это действительно интересно? Или это простая вежливость?

— Интересно, — энергично закивала она.

— Ладно. Когда-то давно в этой стране жили иберы, считавшие быка священным животным. Бык почитался, быка убивали. Знаете, как часто человек приносит в жертву божеству само его земное воплощение? Мне это никогда не казалось странным. Испания — страна, где всегда царил культ смерти. И начало ему положило ритуальное убийство одного из самых великолепных, свирепых и сильных животных на свете. Конечно, шло время, и то, что делалось жрецами, вершилось, как самая великая тайна, исполненная глубокого смысла жертвоприношения, постепенно перешло в разряд забавы простого народа. Это тоже закономерно. Тайну развенчали и превратили в балаган.

— Вы хотите сказать, что коррида — это балаган? Значит, и ваша жизнь, которую вы ей посвятили, — балаган?

— О нет! История снова сделала поворот, и коррида вновь стала великим искусством аристократов, и были забыты ее жреческие, а потом и народные корни. Сражаться с быком выезжал кабальеро, безупречный рыцарь на великолепном коне. В Мадриде проводились настоящие турниры на Пласа Майор. Рискованная забава многим стоила жизни, но получила невероятную популярность. Конечно, это было чистой воды язычеством, а Испания — христианская, католическая страна. И вот один из пап, Пий Пятый, сделал попытку запретить корриду. Но тут ему воспротивился король Филипп Второй. Вердикт отменили, и аристократы, безумные кабальеро, снова могли выходить на смертельный бой с быком. Потом был период, когда запрет все-таки осуществили, и коррида возобновилась только в восемнадцатом веке. И длится до сих пор… — Он одним глотком выпил виски и откинулся в кресле. Его лицо стало задумчивым и грустным. — Бесконечная коррида, вечный бой. Вам не кажется, что во всем этом есть нечто удивительно чувственное? — вдруг неожиданно спросил Антонио, застав Полину врасплох этим откровенным вопросом.

— Чувственное? В смертельной схватке? Я не знаю. Не могу понять.

— А разве вечный бой между мужчиной и женщиной не напоминает корриду? Самое забавное, что роль священного животного, быка, играет мужчина, а роль матадора — женщина. Это очень опасная игра. Знаете, как говорят у нас? Пропусти матадор быка под мулетой чуть дальше от себя — он трус, а чуть ближе — покойник. — Антонио поднялся, подошел к ней и встал за креслом. Полину словно окатила волна жара, исходящая от него. Она хотела повернуться, но застыла как изваяние.

— Вы говорите странные вещи, — едва смогла произнести она.

— Почему? Полина… Какое у вас красивое имя. В какие игры вы играете, сеньорина? — Он резко опустил руки ей на плечи, а потом отпустил. Она вскочила как ошпаренная. Что он о ней думает? Что она — шпионка Акулины? Что певица специально оставила их наедине, чтобы она разузнала у Антонио все, что только можно? Что Акулина решила ее подложить ему? О господи! Только не это.

Полина стояла перед ним, еле удерживаясь на своих высоких каблуках. Ее качнуло, и она попала прямиком в его объятия. Он склонился над ней, и его сухие горячие губы накрыли ее рот. Это, несмотря на его последнюю резкую фразу, не был грубый поцелуй, наоборот. Он нежно провел языком по ее нижней губе, поцеловал уголок рта, сначала с одной стороны, потом с другой, и, когда она готова была ему ответить, неожиданно отстранился. Продолжая держать ее лицо в ладонях, он смотрел в ее глаза, как будто хотел найти в них ответ на свои вопросы. И не находил. Вернее, ответ его удивил. Зрачки Полины расширились, глаза повлажнели, заблестели лихорадочным блеском. Он отпустил ее, осторожно усадил обратно в кресло.

— Прости. Ты не такая, как я думал. С этими проблемами, которые взвалил на меня покойный Игнасио, совсем потерял голову. Я не хочу, чтобы ты думала, будто бы для меня Санчо — повод прибрать к рукам бизнес и этот дом. У меня достаточно денег на безбедную жизнь. Вилла мне не принадлежит, я только следил за ней, она принадлежит сыну Игнасио, впрочем, как и все остальное. Твоей подруге он оставил совсем немало, поверь мне. Не думаю, что она с тобой поделилась информацией о том, какая сумма лежит на ее счету в банке. Но ей этого мало. Она хочет получить опекунство над мальчиком, и что будет дальше, ты сама понимаешь. Полина, я с тобой так откровенен не потому, что хочу перетянуть тебя на свою сторону, да еще пользуясь незаконными методами, — он усмехнулся, — но я не хочу, чтобы Акулина выиграла процесс. Это будет очень плохо для Санчо. Мы были очень близкими друзьями с Игнасио, и мальчик для меня как сын. Он тяжело переживает смерть отца. И он никогда, понимаешь, никогда не будет счастлив, если над ним получит опеку эта женщина. Она просто бросит его. А меня уже рядом с ним не будет. И… — Он хотел еще что-то добавить, но в этот момент на террасе появились Олег и Акулина. На лице певицы было приклеено самое доброжелательное выражение, на которое только она была способна. Олег тоже выглядел гораздо приветливее. Видимо, они решили зайти с другой стороны и попытаться решить проблему полюбовно.

— Как ты думаешь, Антонио, для поездки на море не слишком поздно? — спросила она.

— Это сделать никогда не поздно, — ровным голосом откликнулся он.

— Я ужасно хочу! — Она капризно надула свои чувственные силиконовые губки. — Отвезешь меня?

— Почему нет? А твои друзья не хотят искупаться? — Он обратился к Полине, игнорируя Олега.

— Нет, они устали. Им нужно отдохнуть, — быстро проговорила Акулина, бросив выразительный взгляд на Полину, давая ей понять, что их с Олегом присутствие будет лишним.

— Да, я действительно что-то устала. Хочется прилечь, — пробормотала Полина. Разговор с Антонио и его неожиданный поцелуй совершенно выбили ее из колеи. Единственное, чего ей хотелось, так это остаться одной. Только бы Олег снова не заявился. Сейчас это было бы совершенно невыносимо. Но какова подруга! Полина уходила с тяжелым сердцем, прекрасно понимая, что собирается предпринять Акулина. И почему-то была совершенно уверена, что ей это удастся.

— Я зайду к тебе? — спросил у порога ее комнаты Олег.

— Нет! — почти прокричала Полина, сама испугавшись такой резкой реакции.

— Хорошо. Но смотри, девочка, как бы тебе не пожалеть. Ты оказалась меж двух огней.

— Чуть дальше от мулеты — трус, чуть ближе — покойник… — пробормотала она.

— Что? — не понял Логинов.

— Да ничего. Извини, Олег. Я просто ужасно устала. И мне сейчас не до разговоров и не до любви.

— Только что ты с удовольствием беседовала с этим красавчиком. О чем? О корриде? Или о любви? Осторожно, малышка!

— Пока! — Полина махнула ему рукой и захлопнула дверь перед его носом. К счастью, замок на двери в комнату имелся. И она заперлась.

До сих пор ей никогда в жизни не приводилось испытать ничего подобного тому, что она испытала за этот день. Потрясение оказалось настолько сильным, что Полина рухнула на постель, едва раздевшись, и провалилась в тяжелый, тревожный сон. Когда она проснулась, в окно светила луна и оглушающе пахло цветущим садом, где перемешались все ароматы, от магнолии и жасмина до тонкого запаха апельсиновых деревьев. Букет на трюмо прибавлял к этому великолепию свою горьковатую ноту. Голова у нее раскалывалась, и она вышла на балкон, накинув на плечи легкое шелковое кимоно. Полина вдохнула воздух, тягучий и жаркий, и оперлась на узорчатые чугунные перила балкона. И тут она услышала, как внизу, прямо под ее комнатой, заговорили. Она узнала голос Антонио и ломаный испанский Акулины. Наверное, они были в комнате Эредья. Она, понимая, что подслушивать плохо, тем не менее не смогла удержаться.

— Антонио, как ты мог забыть все, что было между нами? — с досадой всхлипнула Акулина.

— А что между нами было? — послышался равнодушный голос Эредья.

— Ты все забыл?!

— Прости, но мне совершенно не хочется вспоминать о моем предательстве.

— О каком предательстве ты говоришь? Я никогда, слышишь, никогда не любила Игнасио!

— Но ты была его женой, а он — моим другом.

— Ведь ты все-таки переспал со мной!

— Я не привык отказывать женщинам. Мой отказ тебя бы оскорбил. Но я очень сожалею о той ночи. Очень. Тогда передо мной стоял выбор. И я, к сожалению, пошел не по той дороге. Такое больше не повторится.

— Но какое это имеет теперь значение? Он мертв, а мы оба живы. И мы можем быть вместе, в конце концов, к чему все эти суды? Мы могли бы оба воспитывать Санчо. Я бы ушла со сцены. Я бы все, что только можно, сделала для тебя. Того, что я не сделала для Васкеса.

— В этом нет никакой необходимости. Прости, но я тебя не люблю. Даже если бы мы с тобой заключили некий сомнительный договор, то разве это было бы тебе нужно? Тебе нужна любовь. А я не могу тебе ее дать. Вот и все. Ты прекрасная женщина, очень красивая, талантливая, умная. У тебя впереди целая жизнь и, надеюсь, счастье. Но не со мной, а с кем-нибудь более достойным. Акулина, дело даже не в том, что я профессиональный матадор и это очень опасная профессия, ты знаешь. Дело в том, что я просто тебя не люблю. Еще раз прости, но мне кажется, ты мне не хочешь поверить. Это для тебя слишком горькое признание. Но пусть оно тебя не оскорбляет. На свете много мужчин, которые готовы не просто любить тебя, но и поклоняться. Зачем тебе я?

— Ах вот как ты заговорил? Хочешь, как у нас говорят, подсластить горькую пилюлю? Значит, ты признаешь, что твоя профессия опасна. Но это значит, что опекун для мальчика ты совсем никудышный! Что с ним будет, если ты погибнешь, как погиб и его отец? Как он будет вновь переживать это? Вы оба, и ты, и Васкес, просто сумасшедшие. Но один сумасшедший уже покойник. А ты — потенциальный!

— Все мы умрем. — Антонио говорил спокойно, но Полине все равно почудилось в его голосе раздражение.

— Конечно! Но когда и как?

— Вот именно. Возможно, я благополучно доживу до старости. Почему нет?

— Ты сам противоречишь себе! — Акулина и не думала сдаваться, в ее тоне слышалась и страсть, которая не имела удовлетворения, и злость.

— Давай закончим этот разговор. Он не имеет смысла.

— Ты увлекся этой девчонкой? Этой маленькой зверушкой? Не ожидала от тебя! У тебя были такие женщины, что она и представить себе не может. Да к тому же она — невеста Логинова. И они уже назначили день свадьбы. Так вот! И не пытайся ее соблазнить.

— Уходи. — Он сказал это твердо и резко.

Полина услышала, как внизу громко хлопнула дверь. Так вот кем ее считает подруга. Мелкой зверушкой. Спасибо, не сказала серой мышкой. Но какая разница? Мелкая зверушка! Полина была в ярости. Она даже сама от себя не ожидала такой реакции на слова Акулины. Значит, вся ее напускная враждебность к Антонио построена на том, что она попросту получила отставку. Может быть, они и притащились сюда именно из-за того, что она не могла смириться с поражением? Может быть, ей вовсе не нужно все это наследство и уж тем более какой-то там чужой мальчишка, которого она и видела-то раз в год по обещанию. Она просто хотела договориться с Эредья, понимая, что ему тоже совершенно не хочется участвовать ни в каких процессах. А как могло бы все отлично получиться! Неужели Акулина все рассчитала? Но почему тогда не держала их в курсе? Ну пусть не ее, Полину, но хотя бы своего адвоката? Не была уверена? А вообще стало ли для нее неожиданным присутствие здесь Антонио, или она прекрасно о нем знала? Все эти вопросы роились в голове Полины, как зловредные, больно жалящие осы. Она вернулась в комнату, достала сигареты и впервые здесь закурила, подумав, что не помешало бы и выпить. Но не спускаться же вниз за спиртным? Хотя почему нет? Так, в столовой, кажется, оставалось вино, и теперь, в этот поздний час, все уже спят, так что никто и не заметит, что она спускалась. Акулина, взбешенная, удалилась в свои апартаменты, и она слышала, как и Антонио запер свою дверь. Значит, она будет одна. Полина поднялась, затушила в пепельнице, сделанной из раковины, докуренную до фильтра сигарету, поплотнее запахнула кимоно и скользнула за дверь. И в коридоре, и на лестнице было темно. Еще не хватало свалиться! Но глаза быстро привыкли к темноте, да и в окна светила бледная луна. Полине показалось, что в углах затаились какие-то призрачные тени, и ей стало не по себе. И зачем она выбралась из комнаты? Она уже проклинала себя за этот нелепый порыв, но отступать тоже не хотелось. Босые ноги утопали в мягком ковре, покрывавшем лестницу, но потом она пожалела, что не надела шлепанцы, потому что пол в коридоре первого этажа, по которому ей пришлось пройти до столовой, был выложен плиткой. Ей снова показалось, что из всех углов выползают черные тени, свиваясь в кольца и вновь распрямляясь. Она вздрогнула. Теперь ей мерещилось, что она слышит какой-то шорох. Но Полина отогнала страх. Видно, и в самом деле у него слишком большие глаза и уши! Нечего придумывать. Решила дойти до столовой за этой чертовой бутылкой вина, так иди! Но пить ей больше уже не хотелось. Разум приказывал вернуться и, успокоившись, лечь спать, но она почему-то упорно шла вперед. Ее темно-синее кимоно сливалось с чернильной темнотой, белели только лицо, руки, ступни. Она сама словно стала призраком в этом старинном доме, спрятанном в апельсиновой роще, слилась с ним. На кимоно в такт ее шагам шевелились розовые фламинго и стебли бамбука. Полина вдруг перестала испытывать страх, она и в самом деле слилась с этой лунной, благоуханной ночью.

Подходя к неплотно прикрытым дверям столовой, она увидела полоску света, там кто-то был. Повернуть назад? Но она проделала этот путь вовсе не для того, чтобы ретироваться. Полина решительно потянула на себя дверь и вошла. В кресле у негорящего камина сидел, положив ногу на ногу, Антонио и курил свою тонкую сигару. В руке он держал стакан с виски. Горела только настольная лампа на столике, стоящем рядом с креслом. Там же стояла початая бутылка «Джека Дэниэлса». На Эредья были только старые обтрепанные джинсы, и она могла в полной мере полюбоваться его мускулистым торсом. На груди курчавились смоляные волосы, а в них сверкал крошечным бриллиантом золотой крестик, ловя отблески света. Она остановилась. Сердце гулко билось, но она уже пережила волнение, справилась с ним и теперь спокойно шла к нему.

— Полина? Вам тоже не спится? — спросил он.

— Я заснула, а потом проснулась, когда услышала, что внизу кто-то разговаривает.

— Это было так громко? — Он удивленно и немного растерянно поднял бровь.

— Да уж. Громче не бывает.

— Здесь толстые стены. — Он сделал глоток виски и затянулся. В воздухе поплыл сизый дымок.

— Может быть, но у меня был открыт балкон. Наверное, у вас тоже.

— И ты слышала наш разговор? — Антонио неожиданно перешел на «ты», как ей показалось, из желания сократить между ними дистанцию.

— Я не подслушивала. Но вы так кричали, что не услышать мог бы только глухой.

— Понятно. — Он опустил свой стакан на столик и поднялся. — Садись, я принесу второе кресло.

Он отошел к окну и притащил оттуда кресло для себя. Поставил его рядом с тем, где разместилась, подобрав под себя озябшие на плиточном полу ноги, Полина. Напольные часы в углу пробили полночь. Всего-то! А ей казалось, что сейчас уже часа три.

— Ты замерзла? — Он протянул руку и коснулся ее холодных ступней. — Да, замерзла. Тут ледяные полы. Не стоило ходить без обуви.

Она хотела спрятать ноги под кимоно, которое было для этого достаточно длинным, но он не отпустил. Его руки согревали, разминая ее ступни, нежно гладя щиколотки. Прикосновения были такими приятными, успокаивающими, что она от удовольствия даже прикрыла глаза.

— Выпьешь что-нибудь? Ты не за этим сюда шла?

— За этим, — улыбнулась Полина, — я подумала, что все равно не смогу заснуть, а тут оставалось вино. Может быть, оно помогло бы мне.

— Извини, что мы тебя разбудили. Принести вино или сделаешь глоточек виски? — На столике стоял второй стакан. Для кого он его поставил сюда? Для Акулины? Или для нее? Был уверен, что она сюда спустится? Нет. Это невозможно.

— Наливай виски, — решительно заявила она, — это снотворное будет посильнее вашего андалузского.

— Точно! — Он отпустил ее ноги и налил виски на самое донышко, потом вопросительно посмотрел на нее: — Мало?

— Достаточно. Вот Акулине было бы мало, — заметила она ехидно. Полина была безумно обижена на подругу и сочла возможным ее хоть заочно, но укусить.

— Значит, ты слышала, о чем мы говорили? Я правильно понял? — Антонио задумчиво смотрел сквозь янтарную жидкость на свет лампы.

— Правильно. Но я не подслушивала!

— Я и не говорю, что подслушивала. Но то, что ты услышала, это даже хорошо.

— Почему? — не поняла она. Виски обожгло ей горло, и она закашлялась. Он легонько похлопал ее по спине, и она подумала, что в этот момент он понял, что под ее кимоно ничего нет. В другой раз она бы смутилась, но даже маленький глоток крепкого напитка сделал ее смелее и безрассуднее. И так быстро! Коварный алкоголь. Но как приятно это тепло. — Почему? — повторила она свой вопрос.

— Потому что она сама рассказала бы тебе совсем иную историю, и ты смотрела бы на меня другими лазами. А мне этого не хочется. Кстати, ты и вправду выходишь замуж за этого адвоката?

— Нет. Акулина соврала. Олег этого хочет, но я, но я…

— Передумала? — усмехнулся он.

— Не сейчас! Я решила это еще во время круиза. Ты сказал, что не можешь быть с ней, потому что ее не любишь, и я не могу быть с ним… По той же причине.

— Но мы оба с этими людьми спали. Забавно. — Он снова усмехнулся, и усмешка эта была совсем не веселой. На самом деле он во всем этом ничего забавного не находил.

— Антонио, у тебя есть женщина? — спросила Полина и тут же испугалась собственной смелости и откровенности, но слово уже было сказано.

— У меня было много женщин. Конечно, есть и сейчас. Я не монах, а матадор.

— Ты понял, что я имею в виду, но не хочешь отвечать. Ладно, не надо. Прости мою бесцеремонность. Я, наверное, выпила, меня с непривычки и…

— Не нужно оправдываться, Полина. Если ты имела в виду что-то серьезное, то нет. Мой ответ будет «нет». Такой вариант тебя удовлетворил?

— Не знаю. А! Какое мне до этого дело! Извини! Я пойду. Уже поздно.

— Да, пожалуй, поздно. Поздно что-то менять… — Он как будто говорил сам с собой и даже не встал, когда Полина поднялась со своего места и направилась к выходу. Она была уже почти у дверей, когда он очнулся от своей задумчивости и догнал ее. — Я тебя провожу. А то ты тут себе шею сломаешь на всех этих ступенях и переходах.

Он взял ее за руку, как ребенка, и решительно повел. Они шли молча, и Полина удивлялась, как он ориентируется в темноте. Наверное, зрение у него как у кошки. Добрались они быстро, гораздо быстрее, чем она тащилась в эту столовую. На пороге он немного задержался, а потом просто пожелал ей спокойной ночи и собрался уходить. Она посмотрела на него, и тут в нее словно бес вселился.

— Антонио… — прошептала она так красноречиво, как не шептала никогда и никому. Он остановился. Полина распахнула дверь в свою комнату и отошла в сторону. Господи! Что же она делает? Но все мысли вытеснило оглушительное желание. Его глаза вспыхнули, и он переступил порог. Она закрыла дверь на ключ, и тут решимость ее оставила, и Полина остановилась на полпути к кровати.

— Ты передумала? — спросил он и сделал шаг к ней.

Она только покачала головой.

— А ты — смелый матадор, Полина, но пугаешься собственной смелости. — Он легко поднял ее на руки, и она бессильно прильнула к его груди. Антонио отнес ее на постель и осторожно опустил на смятые ею в тревожном сне простыни, как ни странно, все еще хранившие тепло ее тела. Или ей это только показалось? Она лежала на спине, боясь пошевелиться, а он уже распахивал ее темно-синие шелка, освобождая из них ее тело, раскрывая его, как раскрывают, освобождая от кожуры, спелый апельсин. На коже выступил пот, она вся истекала соком, покорная, разомлевшая, как под лучами полуденного солнца этой сказочной Валенсии. А этот мужчина, этот незнакомец, с первого взгляда пленивший ее душу, а теперь и сам плененный, был порывом ветра, который сменял штиль. Его страсть наступала и отступала, он ласкал ее и принимал ласки. Их сражение было искусством, и они все время менялись ролями и не спешили к развязке. Они переплетали пальцы рук, сплетались обнаженными телами, приближаясь и отступая. Полина поражалась его долготерпению. Антонио не спешил, и это было прекрасно. В какой-то момент, когда он резко отстранился и, раскинув руки, лег на спину, она приподнялась на локте и стала его рассматривать, ничуть не стесняясь. Его смуглое сильное и гибкое тело представляло рядом с ее бледной фарфоровой хрупкостью просто потрясающе необыкновенный контраст. Он, не отрываясь, широко распахнутыми, черными глазами, в которых прятались звезды, смотрел на нее, а она, лежа на боку, проводила своей маленькой ладошкой по всем изгибам его тела и вновь и вновь поражалась его сдержанности, хотя и чувствовала, что все его мышцы напряглись и что он на пределе. Ей захотелось его целовать, и она сначала припала к его губам, потом спустилась к груди, потом к впалому животу и ниже, ниже. Этого он уже выдержать не смог. Антонио перевернулся и наконец подмял ее под себя. Он ворвался в нее неистово, бросившись, как бросается на тореро оглушенный яростью и слепой страстью бык. Это был переход из обманчивого покоя к настоящему безумию. Она билась под ним, настроившись мгновенно на его стремительный ритм, и ей это доставляло такое наслаждение, что казалось, она ослепла, потому что под прикрытыми веками клубилась тьма, сквозь которую пролетали жгучие искры. И наконец этот бой пришел к завершению. Они рухнули вместе, как смертельно ранившие друг друга бык и матадор. Его золотой крест впечатался в ее грудь, и на ней осталась кровавая царапина. Антонио наклонился и слизал кровь, а потом снова припал к ее губам. Она ощутила солоноватый вкус собственной крови и почти потеряла сознание. Полина когда-то слышала, что такое бывает, но, если честно, не верила, считая подобное сильным преувеличением. Но вот сама погрузилась в глубины, из которых выплывала нехотя, лениво, не желая покидать этот потусторонний сон. Он тоже лежал рядом с ней, совершенно обессиленный.

— Ты никогда не отказываешь женщинам, — вдруг сказала она. — О нет! Ты их просто сводишь с ума…

— А ты, в чем я совершенно не сомневаюсь, сводишь с ума мужчин. — Он с трудом разлепил распухшие губы.

— Никогда не замечала.

— Теперь можешь быть в этом уверена. Знаешь, — он улыбнулся, — у тебя совершенно бешеный темперамент!

— И это мне говоришь ты? — Она чуть не рассмеялась, но сдержалась. Он, несмотря на то что улыбался, говорил серьезно.

— Я раскрыл для тебя тайну? — удивился Антонио.

— Для человека, у которого, как я понимаю, отбоя от женщин нет, ты ужасно наивен. Нет, Антонио. Я до сих пор и сама не знала, на что способна.

— Это хорошо, — проговорил он, — я тебя пробудил… Но… Давай немного поспим?

— Да. Уже светает. И нас тут могут застать вместе. — Она положила голову ему на плечо.

— И пусть. Это хороший повод избавиться от нашего прошлого и посмотреть в будущее.

— А оно у нас есть? — с сомнением спросила она.

— Я надеюсь, — просто ответил он, — я тебя так просто не отпущу…

Сон накрыл их одновременно, как плотное покрывало. На балкон вспорхнула какая-то птица, но они уже не слышали ее утренней песни.

…Когда Полина проснулась, был полдень и Антонио рядом с ней уже не было. Она вздохнула и потерла глаза. Вся прошлая ночь сейчас казалась сном. Может быть, действительно ничего не случилось? Потому что, если это не так, у нее возникнут очень, очень серьезные проблемы. Она вскочила с постели и направилась под душ. Осматривая себя в зеркале, заметила синяк на предплечье. Увы. Она действительно провела ночь с Антонио. И нечего себя обманывать. Но он ушел, даже не попрощавшись. Что же она наделала?! И как теперь смотреть в глаза Олегу? И догадалась ли Акулина, с кем вместо нее развлекся этот роковой красавчик? Какой кошмар! Полина тщательно смывала с себя запах Антонио и свой собственный пот. Потом помыла и уложила волосы. Надо спуститься вниз, встретиться со своими, и нечего тянуть. Она решительно направилась к шкафу и оглядела одежду. Выбрала простые голубые джинсы и белый топик, надела босоножки на плоской подошве. Немного подумала, стоит ли наносить косметику, и все-таки решила немного подкраситься. Теперь она выглядела совсем свеженькой, будто и не провела бурные часы в объятиях Антонио. «Боже мой, какая нелепость! — подумала она. — Что ж это такое на меня нашло? Нужно срочно встретиться с Олегом. Нужно…» Ей захотелось вновь спрятаться за его широкую спину, потому что она неожиданно почувствовала опасность, серьезную опасность, грозящую ей. Почему-то вспомнилась шекспировская строка: «Конец таких страстей ужасен». Именно. Все, что было связано с Антонио, дышало страстью, было слишком бурным, слишком сильным, а она всегда этого избегала. Полина ценила покой. Возможно, ей и хотелось иногда его нарушить, как она нарушила его здесь, в этом доме, в замечательной Коста-Бланка, где сам воздух дышит любовью, где царит вечная весна. Но жить этим ей не представлялось возможным.

Спустившись в столовую, она застала там полноватую девушку с роскошными косами, падающими ей на плечи. Наверное, это Лусия. Она убирала со стола чашки и тарелки. Увидев Полину, девушка улыбнулась, показав неровные, но белые зубки.

— Добрый день, сеньорина Полина. Вы будете пить кофе? Я сейчас принесу. А что предпочитаете на завтрак? Хотите такос?

— Ты — Лусия?

— Да. Так как, такос будете? Я хорошо готовлю.

— Это я уже оценила. — Полина примостилась у краешка стола и налила себе из графина в стакан апельсинового сока. Он был свежевыжатый и отменный. — А где все? Я так долго спала! Почему меня не разбудили?

— Сеньор Антонио просил вас не беспокоить. Сеньора Васкес и сеньор Логинов уехали рано утром по делам. Вы не сказали про такос…

— Буду! — Полина вдруг почувствовала зверский голод. — Все буду. Я ужасно проголодалась. А где сеньор Эредья?

— Он уехал на ферму. Привезли новых быков, и он должен их посмотреть. И Санчо с ним! — Лусия снова лучезарно улыбнулась.

— Я все проспала! — охнула Полина.

— Сеньор Риккардо привез мальчика. Уговаривали его отдохнуть с дороги, но Санчо вцепился в сеньора Антонио, ни за что не хотел с ним расставаться, да еще и быков тоже хотел посмотреть. Пришлось взять его с собой. Он так любит своего крестного!

— Крестного? — Полина вскинула брови. — Я не знала.

Но что она вообще знала об этом человеке и о здешней жизни? Ничего! Просто ошалела от смены обстановки, от красивого мужчины с такой романтической профессией, попала в сказку, в легенду и совсем потеряла разум.

— Я пойду за вашим завтраком, — вопрос про крестного Лусия игнорировала. Действительно. Это был глупый вопрос.

Блинчики оказались выше всяких похвал, да и кофе тоже. Полина с удовольствием позавтракала и подумала, что это даже хорошо, что она осталась одна в доме, не считая прислуги. Разговоры с Олегом и Акулиной отложились сами собой. А что касается Антонио… Она понятия не имела, как с ним себя вести. В конце концов, решила, что сделает вид, будто ничего не произошло. Наверное, так будет лучше.

Она хотела пойти прогуляться по саду, но в этот момент вошла Лусия, держа в руке телефонную трубку.

— Это вас.

— Кто может мне сюда звонить? — удивилась Полина.

— Сеньор Антонио, — пожала плечами девушка, будто этот звонок был само собой разумеющимся.

— Да? — Полина прижала к уху трубку с замиранием сердца. Что он хочет?

— Добрый день, моя радость! — Голос Антонио был бодрым и счастливым. Она не знала, как на это реагировать. Ведь решила же оставить эту их безумную ночь в прошлом, забыть, все забыть, покой дороже! Но, судя по его тону, он совершенно иного мнения. — Что ты молчишь? Выспалась? — В голосе его зазвучали тревожные нотки. — С тобой все в порядке?

— Да, — промямлила она, — все нормально.

— Хвала Пресвятой Деве! Что собираешься делать?

— Не знаю. — Полина отвечала коротко и растерянно.

— Тогда у меня есть предложение. Ты не хочешь посмотреть на наших великолепных зверей?

— Не знаю, — повторила она, ругая себя последними словами. Нужно было бы ему отказать. Прекратить эти отношения раз и навсегда. Разве непонятно, что он не для нее, а она не для него?! Ну почему она не может сказать «нет»?

— Зато я знаю. Хочешь. Я уже позвонил Риккардо. Он привезет тебя на ферму. Заодно познакомишься с нашим Санчо! — Он все решил за нее. Так всегда делал Олег. Неужели она такая беспомощная, что любой мужчина принимается ее опекать, делать все, что, с его точки зрения, правильно, не спрашивая ее собственного мнения? Нужно его поставить на место, и немедленно!

Но ее губы сами произнесли:

— Хорошо. Я приеду.

Вошел Риккардо, поздоровался и вопросительно посмотрел на Полину.

— Вы готовы?

— Да, — она нажала отбой и положила трубку на стол, — только пойду сумку захвачу. Сеньор Риккардо, моя одежда подходит для визита на ферму? И сколько мы там пробудем? И нужно ли захватить что-нибудь еще?

— Все в порядке, сеньорина, — Риккардо серьезно оглядел ее с ног до головы, — у вас совершенно соответствующая случаю одежда. А сколько вы пробудете там, я знать не могу. Меня просили только привезти вас, больше никаких указаний не было. Но могу дать вам совет: захватите смену одежды, так, на всякий случай.

— Зачем? — удивилась Полина.

— Дело в том, что там у сеньора Эредья небольшой дом, возможно, он захочет проявить гостеприимство.

— Задержать меня на пару дней? Так, что ли?

— Я бы не стал выражаться столь резко. Извините. Возможно, мой совет был лишним.

— Я приму его к сведению, — кивнула Полина, подумав, что совершенно зря напала на Рико. Он-то тут при чем?

Она пошла к себе за сумкой и по дороге решала, взять ей все-таки что-нибудь еще из одежды или нет? Если Антонио пригласит ее к себе?.. А вдруг у него будут еще гости? Ну почему он ничего заранее ей не сказал? Эти мужчины! Они не придают значения таким пустякам, как одежда. Во всяком случае, одежда женская. Не зря одна ее приятельница всегда настаивала на том, что все женщины одеваются, чтобы поразить воображение друг друга, а вовсе не противоположного пола. Может быть, так и есть. И Полина не особенно придирчиво покидала в большую пляжную сумку смену белья, маленькое классическое черное платье без рукавов и на всякий случай захватила купальник и ветровку. Зачем ей на бычьей ферме мог понадобиться купальник, сказать она не смогла, но вдруг Антонио захочет съездить на море? Ее такая поездка прельщала куда больше, чем созерцание свирепых быков в загоне. Ну да ладно. Уже согласилась. Деваться некуда.

В машине Полина подумала, какие лица будут у Акулины и Олега, когда им сообщат, что она отправилась в гости к Эредья. Конечно, утром их никто вместе не застал, но предположить что-нибудь подобное Олег мог наверняка. Она так решительно не впустила его. Ей стало стыдно. Как она себя легкомысленно вела! Ужас! Сначала отдалась в душе Олегу, а потом всю ночь отдавалась Антонио. Это в один день! Просто сумасшествие какое-то! Никогда и ничего подобного Полина себе не позволяла, она, конечно, не была образцом целомудрия, но и развратной ее назвать было нельзя. Акулина вообще считала ее чуть ли не святошей. Еще бы! О приключениях и связях певицы легенды слагали. Полина знала, что та поддерживает свою скандальную славу как только может. Ей это шло на пользу. Но вот ее пресс-секретарю вряд ли пошло бы. Она даже покраснела и попыталась отогнать непрошеные мысли. Может быть, поговорить с Риккардо… Но о чем? Об Антонио? Нет. Это не годится. И тут она нашла тему. Родители Игнасио Васкеса.

— Сеньор Риккардо, — спросила Полина, — а что, как вы думаете, случилось с родителями сеньора Васкеса? И как получилось, что у него нет никаких родственников?

— Не знаю, сеньорина. — Рико аккуратно объехал стоящего посреди дороги мула и его погонщика, который изо всех сил пытался сдвинуть с места упрямое животное, нагруженное какими-то корзинами. — На море может случиться все, что угодно. Они просто исчезли. Не нашли ни их тел, ни яхты.

— Вы верите в такое?

— Да. Вы имеете в виду… э… параллельный мир?

— Ну что-то вроде того. В истории такие случаи известны. И им до сих пор нет никакого объяснения.

— Я думаю, что многие гораздо более сведущие люди, чем я, пытались это объяснение найти. И, увы, не нашли. Что же вы хотите от простого человека? Я ведь простой человек. Всего лишь управитель дома Васкес. Как говорит сеньора, на все руки мастер. Это она за мной признает, хотя и терпит меня с трудом. Если она тут останется, мне больше не будет места ни в доме, ни в городе. Но это не проблема, меня возьмет на свою ферму сеньор Эредья. Он мне обещал. Там нужно за всем постоянно присматривать, а теперешний управляющий его не очень устраивает. Сеньор Эредья не так часто бывает на своей ферме. У него большая квартира в Мадриде.

— Я спросила, как оказалось, что больше родственников нет, — сменила тему Полина.

— Так и случилось. Ни дедушек, ни бабушек, ни братьев, ни сестер. Никого. Получается, что Санчо повторяет судьбу отца. Он рано остался сиротой. Но у него есть сеньор Антонио, и он очень любит мальчика. — Риккардо прибавил скорость, они выехали на ровную, гладкую дорогу, по которой, однако, ехало очень мало машин. Он опять свернул разговор в сторону его обожаемого сеньора Эредья. У Полины создалось впечатление, что Рико умышленно хочет ей рассказать как можно больше хорошего об Антонио. Неужели он что-то почувствовал? Она посмотрела на старика, но лицо его выражало только сосредоточенность на дороге и больше ничего.

— Это частная дорога, — сказал он, — скоро приедем. Минуем оливковую рощу — и на месте.

— А оливковая роща тоже принадлежит сеньору Эредья?

— Да. Здесь большое хозяйство. Только вот заниматься им некому. У хозяина один интерес — его быки. Вы их увидите. Это настоящие звери! — Губы Риккардо тронула улыбка искреннего восхищения. «Все-таки, — подумала Полина, — они тут все чокнутые на своей корриде».

Машина выскочила из рощи на открытое пространство. Это было обширное зеленое пастбище, а вдали виднелись какие-то строения. Одно из них вполне могло быть домом, а назначения других Полина себе и представить не могла. И тут она увидела, что навстречу им кто-то едет на лошади. Солнце мешало ей рассмотреть приближающегося человека. Она увидела только стройный силуэт, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы она узнала Антонио. Он помахал им рукой, и Риккардо остановил машину, вышел сам, и она — вслед за ним.

Под ногами у нее была мягкая трава, приятно щекотавшая пальцы, и она похвалила себя за то, что надела такую удобную обувь. Всадник натянул поводья, и лошадь остановилась. Полина залюбовалась вороным великолепным жеребцом с длинной гривой, заплетенной в косички. Антонио с непередаваемым изяществом соскочил с коня и подошел к приехавшим. На нем были узкие брюки из тонкой кожи и, как всегда, распахнутая на груди тонкая белая рубашка. Свои смоляные волосы он завязал на затылке в «хвостик», но одна непослушная прядь все равно падала на лоб.

— Привет, Полина! Привет, Риккардо! Рад вас видеть. Хорошо добрались?

— Отлично, — сказала она, отвечая на его лучезарную улыбку. Никто не смог бы остаться к ней равнодушным.

— А где Санчо? — спросил Риккардо. — Он любит кататься на лошади. Почему не поехал нас встретить?

— Он не отходит от загона. Быки его совершенно заворожили.

— За ним присматривают? — озаботился Рико.

— Ты меня обижаешь! Там полно народу. И мои, и из Мадрида приехали знатоки.

— Оценили твое приобретение?

— Еще бы! — Антонио засмеялся. — Я в таких делах не ошибаюсь. Вот в оливах ничего не смыслю. Ну хорошо, я поеду к дому и там буду вас ждать. Полина, ты когда-нибудь ездила на лошади?

— Нет, — призналась она, с ужасом глядя на громадного жеребца. Если у него все лошади такие, она ни за что не согласится сесть ни на одну!

— У тебя будет такая возможность, — сказал он и посмотрел ей в лицо, видимо, прочитал написанный на нем страх и снова рассмеялся: — Да ты боишься!

— Еще как!

— Для тебя найдется смирная лошадка, не волнуйся. Я не дам тебе упасть. — Антонио бросил на нее многозначительный взгляд.

Не даст ей упасть! Громкие слова. Но разве она уже не упала, как перезревший плод, в его объятия? Полина вернулась в машину, Риккардо сел за руль, и они медленно тронулись по узкой колее, проложенной вдоль пастбища. Она задумчиво смотрела вслед удалявшемуся рысью Антонио. Его рубашку развевал ветер, она белела, как парус, в этом изумрудном море травы. Куда ее занесло? Зачем? И что будет дальше? Мысли Полины порхали, как бабочки, метались из стороны в сторону. Противоречивые решения она принимала по пять раз в минуту, и одно каждый раз противоречило другому. Положение у нее и в самом деле оказалось сложным. Она связала себя с человеком, которого совершенно не знала и в общем-то не особенно надеялась узнать. Она стала невольной соперницей Акулины, ее работодательницы и подруги. Какой бы вздорной и сложной натурой та ни была, но их многое объединяло. И, наконец, она изменила Олегу, и сделала это с легкостью необыкновенной, очертя голову, не задумываясь, вспыхнув, как сухая ветка в костре. И это еще не все. Антонио и Олег с Акулиной были врагами. И она, Полина, своим поведением еще больше углубляла пропасть между ними. Теперь она стала им врагом. Олег не сможет ее простить. А сможет ли Акулина? Что же она делает? Ведь можно было отказаться от этой поездки, а теперь… ночное приключение надо просто забыть. И все вернется на круги своя. Привычная жизнь, привычные обязанности, привычное общение и… привычный секс с человеком, которого не любишь, но который заботится о тебе так, что любая другая женщина может только позавидовать. «Но хочу ли я возвращения к этой жизни?» — спросила себя Полина. И вдруг совершенно ясно услышала свой собственный ответ: «Нет. Не хочу».

К дому Антонио она подошла уже успокоившись и махнув рукой на все. Будь что будет! Он встретил их на пороге. Широкие застекленные двери были распахнуты, гостеприимно предлагая гостям войти в прохладный полумрак. Рядом с Антонио стоял мальчик. Как только он увидел Риккардо, тут же бросился к нему со всех ног и повис на шее.

— Сеньор Санчо! Как вырос!

— Рико! Рико! Здорово, что ты приехал! Антонио говорит, мне больше не надо будет учиться в этом закрытом колледже. Он заберет меня в Мадрид! И школа у меня будет другая! Здорово, да?

— Это он так сказал? — Риккардо удивленно посмотрел на Антонио. Тот сначала лишь пожал плечами, но потом кивнул.

— Да. Я надеюсь, что так и будет. Но, Санчо, ты не поздоровался с нашей гостьей.

Мальчик отпустил Риккардо и встал перед Полиной, рассматривая ее, как настоящий маленький мужчина. От его обжигающего взгляда у нее мурашки побежали по коже. А Санчо слегка поклонился. Кто его этому научил? Сеньор Эредья?

— Добрый день, сеньорина. Простите, что я сразу вас не заметил. Я просто очень обрадовался Рико. Я его почти год не видел.

— Добрый день, Санчо. Меня зовут Полина.

— Полина? — Мальчик нахмурил темные брови. — Вы откуда? И говорите как-то странно.

— Я русская, — просто ответила она. Реакция Санчо оказалась совершенно непредсказуемой. Он резко отвернулся и скрылся в доме, не сказав больше ни слова.

— Что это с ним? — удивилась Полина.

— Твоя подруга, его мачеха, тоже русская. Наверное, он понял, что ты с ней приехала. Он боится, что она его у меня отберет.

— Тогда понятно.

— Ну что это я держу вас на пороге. Пойдем, я покажу дом и твою комнату, Полина.

— Комнату? А что, я здесь должна задержаться?

— Ты никому ничего не должна. Если не хочешь у меня погостить, Риккардо отвезет тебя на виллу. — Лицо Антонио приняло каменное выражение. Обиделся? Наверняка.

— Прости, это я просто так неудачно выразилась. Все в порядке.

Риккардо пропустил Полину вперед, а сам взял ее сумку и пошел за ней и Антонио в дом.

Жилище Эредья было простым и непритязательным. Сельский дом, каких полно по всей Валенсии, построенный из белого камня, с двориком патио, где плескалась прозрачная вода в чаше маленького фонтана. Они прошли через патио, и Полина отметила, что здесь расставлена грубоватая садовая мебель и, конечно, неизменные терракотовые горшки с пышными пестрыми цветами. Сквозь плитку, которой вымощен дворик, пробивалась трава.

Ее комната оказалась на втором этаже. Она была совсем небольшой, но в ней помещалась кровать, покрытая ярким стеганым покрывалом, столик с лампой, почти такой же, как и на вилле, но без неизбежной Библии. Хотя на выбеленной стене над кроватью был строгий крест черного дерева с бронзовым распятием. Зеркало вмонтировано в стену. Рядом с ним узкая дверь вела в ванную, выложенную скромной белой плиткой. Обстановка этого дома, как смогла заметить Полина, вообще была совсем не богатой, даже скудной, но везде царила идеальная чистота и порядок. Полина бросила сумку на жесткое кресло с прямой спинкой. Посмотрела в окно. Балкона здесь не предусмотрели. Эта комната явно была предназначена для гостей. Полина прошла в ванную ополоснуть лицо и руки, когда услышала, что кто-то вошел. Антонио? Она крикнула:

— Я сейчас!

Но никто не отозвался. Она ошиблась. К ней заглянул Санчо. Вид у мальчишки был самый неприступный. Полина подумала, что между ним и Антонио есть просто поразительное сходство. Те же высокие скулы, открытый чистый лоб, те же бархатные миндалевидные глаза и та же плавность в каждом движении. С чего бы это?

— Вы приехали меня забрать? — без обиняков спросил Санчо.

— С чего ты взял? Я просто в гостях. И все.

— Она приехала на виллу с вами?

— Она — это кто?

— Моя мачеха. — Он презрительно скривил губы.

— Вообще-то да. Я у нее работаю.

— Кем? Горничной?

— Нет. Пресс-секретарем.

— Понятно. И вы хотите сказать, что вы друг Антонио? И что вовсе не собираетесь мне вредить?

— Именно это я и хотела сказать, но ты меня опередил.

— Я вам не верю! — отчеканил он, повернулся и вышел, хлопнув дверью.

Этого еще не хватало! Мало ей уже имеющихся проблем, так тут еще этот парнишка. Его, конечно, можно понять. И она понимает. Но как его убедить в том, что она на его стороне? Но тогда придется вступить в конфликт и с Акулиной, и с Олегом. Ради чего? Она не знала. Да сейчас и не хотела знать. Полина чувствовала себя просто прекрасно здесь, в небольшом сельском доме, спокойно и уверенно, как никогда.

Дверь снова отворилась и на этот раз впустила Антонио. Он молча подошел к ней, обнял и прижал к себе. Она услышала, как быстро бьется его сердце. Он наклонился и прижался губами к ее губам, так, будто его мучила жажда и он пил сладчайшее вино ее дыхания.

— О нет… Нам нужно пройтись перед обедом. А то еще немного, и я тебя не отпущу.

— Не отпускай! — взмолилась она. Ей хотелось быть с ним и совершенно не хотелось ни гулять, ни обедать.

— У нас еще будет время, — сказал он и нежно поцеловал ее в лоб, — пойдем. Я хочу показать тебе свое приобретение.

— Они, что, тут рядом?

— Нет! — засмеялся он. — Нам придется немного прокатиться до загонов.

— Как это «прокатиться»?

— Я же сказал, ничего не бойся. Твоя смирная лошадка уже ждет тебя.

— Антонио! Я не умею ездить верхом!

— Это очень просто, — сказал он, — уверен, что у тебя получится с первого раза. У тебя замечательное чувство ритма, а это обязательное условие в общении… с лошадьми. — Теперь он был нарочито серьезен, но она сразу поняла, что он имеет в виду, и невольно расхохоталась. Этот человек все сводил к одному! И это ей нравилось!

Полина не ожидала сама от себя такой легкости, с которой ей удалось справиться с серой тонконогой лошадкой, которую ей подвел Антонио. Все опасения куда-то исчезли, но все равно она просто обмерла от ужаса, когда увидела великолепных животных, размещенных в отдельных загонах. Антонио объяснил, что лучше их держать порознь. Это были боевые быки, и агрессивность их не знала предела. Горы железных мускулов, вздыбленные загривки, утробный рев и ужасающие рога. Все это великолепие отливало на ярком солнце почему-то лиловым цветом, хотя все четыре быка были черными. И с этим бегающим, мычащим, бодающимся кошмаром ему приходилось иметь дело один на один!

— Правда, красавцы? — спросил Антонио, когда они спешились с лошадей, совершенно не реагирующих на присутствие быков.

— Не могу сказать, что не великолепны. Но, Антонио, это же просто какие-то монстры!

— То, что нужно. — Он усмехнулся и подошел к загону совсем близко. — Иди сюда, не бойся!

Она пошла за ним, как сомнамбула.

— Посмотри, вот этот — настоящее исчадие ада! Но как красив!

Бык бросился на барьер. Его глянцевая гладкая шкура блестела, как обсидиан.

— Торо! — крикнул Антонио и перемахнул через изгородь, не успела Полина и рта раскрыть. Она чуть не закричала, но поняла, что делать здесь этого нельзя, и закрыла рот руками. Эредья, безоружный, стоял перед свирепым животным, а тот замер от неожиданности и остановился, принялся рыть копытом желтый песок. Глаза быка были налиты алой кровью, и против него стоял его извечный враг, матадор. Стоящие вокруг загона люди захлопали и закричали что-то одобрительное в адрес Антонио. Полина огляделась по сторонам. Эти люди — настоящие безумцы, и первый безумец — ее новый любовник. Вот сейчас зверь бросится на него и подденет на свои острые рога. И все. И будут уже другие крики, и будет кровь на желтом, сверкающем песке, и она, Полина, сейчас, вот сию же минуту, лишится чувств. Кто-то схватил ее за руку. Она оглянулась. Это был Санчо. Его глаза сверкали восторгом, и в них она не увидела ни крупицы страха. Она снова посмотрела в загон. Там было достаточно места для маневра. Она понадеялась, что Антонио знает, что делает. И в этот момент бык ринулся на него. Он мгновенно отскочил в сторону, так быстро, что она не успела зафиксировать его движение. Зверь замер, не двигался и Эредья. Потом он снова что-то крикнул, и бык начал свое наступление. Антонио обошел его, и рога животного опять миновали человека. Их смертельная игра, как показалось Полине, длилась бесконечно. Или просто время замерло.

— Антонио настоящий мастер! — восхищенно проговорил Санчо. — Мне хотелось бы стать таким, как он. Но нужно учиться. Очень долго учиться. И не знать страха!

Наконец Эредья покинул эту импровизированную арену Он стоял рядом с Полиной и своим крестником, улыбался, но дыхание его говорило о том невыразимом напряжении, которое он только что испытал.

— Что ты делаешь?! — дала она волю чувствам. — Зачем?!

— Я должен был проверить, хороший я приобрел товар или нет. Скажу откровенно, не очень хороший. Но сойдет.

— А очень хороший бык тебя бы прикончил! Так?

— Нет конечно. Просто наш танец был бы короче. И у меня оставалось время перемахнуть через барьер. А тут этот красавец стал уставать.

— А ты не устал?

— Нет. Во всяком случае, не настолько, чтобы не пройтись до оливковой рощи! Санчо, беги домой! Мы с Полиной немного прогуляемся. Готова? — спросил он ее и, не дожидаясь ответа, повел к лошадям.

В тени оливковых деревьев было даже прохладно. Сквозь глянцевые листья пробивались лучи солнца, становясь зелеными. Они остановились у быстрого ручья с чистейшей водой, настолько прозрачной, что, казалось, можно пересчитать все разноцветные круглые камешки на дне. Перелетая с ветки на ветку, порхали и протяжно свистели какие-то маленькие птички, их вовсе не спугнуло появление людей. Антонио помог Полине сойти с лошади, и она оказалась снова в его объятиях. Лошади направились к ручью и принялись жадно пить холодную воду. Вокруг не было ни души.

— Здесь удивительно спокойно, — сказала Полина.

— А ты больше всего на свете ценишь покой? — спросил Антонио. — Для такой молодой девушки это странно.

— Ценила. Но ведь я здесь. А это принесет мне большие проблемы, как ты понимаешь.

— Понимаю. Но они разрешимы.

— Интересно, и как я буду теперь общаться с Акулиной? Думаешь, она мне простит прогулку на твое ранчо? И как мне объясняться с Олегом? Что я ему скажу?

— Я думаю, нужно говорить правду. Так легче.

— Ох, Антонио! Я не хочу тебя ни в чем винить, я сама виновата, но мы с тобой, по-моему, совсем с ума сошли. Особенно я.

Вместо ответа он уселся на траву под старым оливковым деревом и потянул ее за собой. Она села рядом. Он положил ей голову на колени и прикрыл глаза. Полина не удержалась и погладила его по волосам, ощущая их шелковистую мягкость, потом провела пальцем по его губам, положила ладонь на лоб, отодвинув упрямую прядь.

— У тебя прохладные руки. Так приятно. — Он открыл глаза, и она тут же стала тонуть в их головокружительной глубине, но ей удалось все-таки отвести взгляд.

— Знаешь, ко мне, когда мы только приехали, заходил Санчо. Он настроен очень решительно, я бы даже сказала враждебно. Ему совершенно не хочется ехать на виллу, когда там Акулина. И меня он воспринял как врага.

— Что ж, это неудивительно, — хмыкнул Антонио. — Ты обиделась?

— На ребенка? Нет. Но ситуация от этого не стала проще. Кстати, я на него внимательно посмотрела. Знаешь, это странно, но…

— Что?

— Он похож на тебя!

Антонио поднялся и протянул Полине руку:

— Пойдем. Нас давно ждет обед. Он, конечно, будет попроще, чем тот, который готовит Лусия, но отличные стейки я тебе гарантирую. Ты любишь мясо прожаренное или с кровью?

— С кровью, — призналась Полина. — И сильно перченное.

— Я так и думал. Иди, я подсажу тебя в седло.

Они ехали в полном молчании, и Полина не могла понять, почему Антонио увел разговор в сторону, когда она заговорила про мальчика. Где-то на периферии сознания у нее мелькнула одна мысль, но тут же ускользнула, оставив лишь легкую тень. Но и тень вскоре исчезла.

Обед прошел весело и непринужденно. За столом присутствовали одни мужчины, и поначалу Полине было неловко среди них, да еще и под напряженными взглядами, которые на нее бросал Санчо, но потом она выпила вина и совершенно расслабилась. Когда принесли кофе, один из мужчин, имена которых она даже и не пыталась запомнить, хотя ей представили каждого, попросил Антонио сыграть на гитаре. Риккардо тут же принес старинный инструмент, инкрустированный черным деревом и перламутром. Оказывается, он еще и музыкант! Он раскрывался перед ней все новыми гранями, и все глубже становилось ее чувство. Играл он великолепно. Гитара в его руках не просто пела, она и звенела серебряными колокольчиками, и протяжно стонала, и глубоко вздыхала, и кричала, как женщина в порыве страсти. Полина смотрела на него и слушала как завороженная. Этот мужчина был притягателен, как, наверное, был бы притягателен падший ангел, гордый, отчаянно смелый и страстный, бросивший вызов самому Богу. Антонио бросал вызов судьбе и смерти. Не любить его было невозможно, любить — страшно до дрожи. И с такой же силой, наверное, его можно ненавидеть.

Ночью, оставшись одна в своей комнате, Полина была уверена, что ее одиночество долго не продлится. Но Антонио не пришел. Она промаялась почти до рассвета, не в силах заснуть, но под утро все-таки сон к ней пришел. Разбудил ее осторожный стук в дверь. Она крикнула: «Войдите!» — и увидела Риккардо. Он не вошел, просто сказал, что она может позавтракать, а потом они поедут назад, на виллу.

— А сеньор Эредья? — спросила она.

— Он уехал в Мадрид. Рано утром. Когда вы ушли вчера вечером к себе, ему позвонил адвокат. Это насчет мальчика.

— А где Санчо?

— Он останется здесь. Санчо не хочет ехать на виллу, и я не могу его заставить. Он вообще слушается только своего крестного и больше никого.

— Мальчик с характером, — сказала Полина, вспоминая, как смотрел на нее Санчо и как уверенно и без всякого смущения говорил с ней.

— О да! — Риккардо расплылся в улыбке. — В этом они с сеньором Антонио очень похожи.

— И не только в этом, — буркнула Полина и заметила, что улыбку с лица Рико словно стерли.

— Я буду ждать вас у машины, сеньорина.

— Я не хочу завтракать, — сказала она. — Я сейчас спущусь.

Оделась она быстро, кое-как причесала волосы, ополоснула лицо и помчалась к машине. Оставаться без Антонио в его доме ей не хотелось, да и он, судя по тому, что Риккардо собрался отвезти ее на виллу, тоже не хотел этого. А может быть, просто не рассчитывал сюда в ближайшее время вернуться. Тогда что ей тут делать? Полине стало обидно, что он ничего ей не сказал. И в душу закралось сомнение. Антонио оставил ее один на один разбираться с Акулиной и Олегом и совершенно не собирался ей в этом помогать. Что, ему в голову не пришло, что это будет для нее непросто? Но она же ему об этом говорила! Но нет! Он сбежал в свой Мадрид, оставив ее на попечении Риккардо. Получается, что развлекся и отправил надоевшую игрушку обратно? Так? Полина заводилась все больше. Он ее просто подставил и умыл руки! Вот и все.

Она с размаху плюхнулась на сиденье, бросив рядом сумку. Риккардо тронулся с места. На этот раз ей не хотелось с ним разговаривать. Да и не о чем! Не жаловаться же на своего любовника, с которым провела всего лишь одну ночь и пару дней? Казалось, Рико понимал ее настроение и за всю дорогу к вилле не сказал ни слова.

В холле, как только она вошла, напоролась на Акулину.

— Явилась? — холодно спросила певица, и Полина поняла, что она еле сдерживает ярость.

— Привет. Как видишь, явилась.

— Он тебя выгнал? Да? Поиграл и бросил? — зло заявила подруга. Теперь уже бывшая. — Ну пойдем в столовую. Поговорим. И мне нужно выпить. Срочно!

— Ладно. — Полина ответила совершенно спокойно и сама поразилась собственному спокойствию. — Только сумку брошу и спущусь.

— Не задерживайся! — рявкнула Акулина и, цокая каблуками, направилась в сторону столовой, на ходу бросив Риккардо, что он может быть свободен и что она его в доме видеть не желает.

Полина застала певицу в том же кресле у камина, где той роковой ночью сидел Антонио. Только на столике стояла не бутылка виски, а любимый подругой «Баккарди».

— Присоединишься? — скривила губы Акулина.

— А почему нет?

— Наливай себе сама. Ты хоть позавтракала?

— Нет. Не хотелось.

— Ну тогда будешь пьяная, так легче разговаривать. Будем с тобой на равных.

— Где Олег? — спросила Полина, наливая себе огненной жидкости в маленькую рюмку.

— Вспомнила! — Акулина опрокинула рюмку рома и налила себе снова. — Олежек остался в Мадриде. Там у него встреча с моим здешним адвокатом.

— У Антонио тоже.

— Что? Встреча с адвокатом?

— Именно, — подтвердила Полина. Она выпила свой ром, и вмиг море ей показалось по колено. Явно этот напиток способствует откровенному разговору. — Послушай, вы затеяли дурное дело. У вас нет шансов. Ты просто потратишь кучу денег, которые из тебя вытянут и здешние адвокаты, и наш замечательный Логинов, а толку не будет. Я это только сейчас поняла.

— Это еще почему? — насторожилась Акулина.

— Поняла, и все. — Полина действительно кое-что поняла, вернее, в ее голове всплыли кое-какие наблюдения, которые возникли еще на ферме, а потом обрывками выплывали, пока они с Риккардо ехали на виллу Васкеса.

— Он тебя хорошо настроил против нас! Вот что я тебе скажу. Это не человек, это сущий дьявол. Полина, я тебя понимаю, как никто, и могу простить, и Олег тоже. Мы снова будем все вместе, как и прежде. Только выброси ты из головы Антонио Эредья! Неужели не ясно, что это за существо? Его человеком-то трудно назвать!

— Меня никто не настраивал, — возразила Полина, — никто ни к чему не принуждал. И прощать тебе меня не за что. Я не сказала о тебе ни единого дурного слова. А вот ты обо мне умудрилась кое-что сказать.

— Когда? Что ты несешь? — возмутилась Акулина.

— Когда пыталась уложить Антонио в свою постель, как ты уже однажды сделала, а он не захотел.

— Ты все слышала! Какая же он тварь! Тварь! — Акулина схватила со столика наполовину пустую бутылку «Баккарди» и запустила ею в камин. Полетели осколки, по полу растеклась лужа одурманивающей жидкости, распространяя сильный неприятный запах.

— Успокойся. — Полина взяла подругу за руку, ту трясло. — Не ввязывайся в драку. Он сильнее. Оставь все, как есть, поедем домой. Я тоже постараюсь все забыть…

— Тварь! — прорыдала Акулина. По ее щекам текли черные слезы, тушь размазалась. Она оттолкнула руку Полины и вскочила с кресла. — Иди ты к черту! Видеть тебя не хочу! — крикнула она и на заплетающихся ногах бросилась вон из столовой.

Полина так и осталась сидеть, оглушенная, потерянная. Эти два дня на Коста-Бланка, судя по всему, сломали ей жизнь. И все придется начинать сначала. Как же ей не хотелось возвращаться в Москву, объясняться с Олегом, искать новую работу. А ведь придется. Этот Антонио и в самом деле дьявольское отродье. И все из-за него. А теперь он, не сказав ей даже «Прощай», умчался в Мадрид. Там у него дела, и там его наверняка кто-то ждет. И все у него будет, как всегда. Игра со смертью. Игра с чужой любовью. Она собралась с силами и вышла в сад. Где-то там, в роще апельсиновых деревьев, стоял маленький коттедж Риккардо. Скорее всего, он там. Конечно, Рико тоже для нее совершенно чужой человек, но она должна с ним поговорить. И пусть он опровергнет или подтвердит ее догадку. Имело ли это для нее значение? Да, имело. Во всяком случае, она сообщит обо всем подруге и попытается восстановить разорванные отношения. Но захочет ли говорить с ней Рико? Как бы то ни было, попытка не пытка.

Риккардо она нашла около симпатичного домика с черепичной крышей и витражными дверями. Он сосредоточенно поливал из шланга кусты цветущих роз. Цветник источал сладкий запах, но ей он показался горьким. Наверное, она больше никогда не увидит эти мирные, полные истомы и летнего зноя картины. Пора просыпаться. Но как же не хочется!

— Сеньорина? — Рико переоделся в голубой комбинезон, и Полина оценила его совсем не старческую подтянутость и крепкие, мускулистые руки. Судя по всему, он любил работу в саду и она продлевала его молодость. Со спины он тянул самое большее лет на тридцать.

— Сеньор Риккардо, мне нужно с вами поговорить, — сказала Полина и подошла к нему почти вплотную, уверенно взглянув в глаза. Он выдержал этот острый взгляд и глаз не отвел как человек, которому нечего скрывать. Но он скрывал. Она это чувствовала.

— Хорошо. Тогда пройдемте в дом. Я угощу вас настоящим лимонадом. И, конечно, поговорим, если это так необходимо.

В доме было душновато, и Рико включил кондиционер. Струя холодного воздуха освежила пылающее лицо Полины. Она уселась в старое плетеное кресло, покрытое клетчатой тканью, и огляделась. Обстановка здесь немного напоминала обстановку в доме Антонио. Непритязательные столы и стулья из темного неполированного дерева, застекленный шкафчик с посудой, несколько полок с книгами и ветками кораллов. И обязательное распятие на такой же выбеленной стене. Пока она смотрела по сторонам, пытаясь по виду комнаты определить характер хозяина, вернулся Риккардо. Он принес тяжелый граненый кувшин и два стакана. Кувшин запотел. Видимо, Рико только что вынул его из холодильника.

— Вот. Попробуйте. Я сам его готовлю. Все натуральное, очень хорошо утоляет жажду и освежает.

— Спасибо, — поблагодарила Полина и приняла из рук Рико стакан, наполненный холодным лимонадом.

— О чем вы хотели со мной говорить? — Он уселся напротив нее в такое же неудобное, жесткое кресло и налил себе тоже.

— Сеньор Риккардо, скажите, Санчо — сын Антонио? Клянусь, — поспешила она добавить, хотя знала, что солжет, — это останется между нами!

Стакан вырвался из рук старика и упал на пол, но не разбился: пол в этом доме застилали плетеные циновки, смягчившие удар.

— Что вы сказали?

— Вы прекрасно слышали, что я сказала. Я только не могу понять, как это Акулине ничего подобного в голову не пришло. Она что, мальчика вообще никогда не видела?

— Сеньора всегда была слишком занята только собой, чтобы обращать внимание на других, — скривился Риккардо, всем своим видом демонстрируя неприязнь к Акулине.

— Понятно. Но вы мне не ответили на вопрос. Я понимаю, что в вашей воле на него не отвечать. Но вы не можете не понимать, что для Антонио это козырь.

— Сеньор Эредья — благородный человек. Он не станет пользоваться такими козырями.

— Значит, я права, — задумчиво сказала Полина, — а вы давно об этом знаете?

— Да, — обреченно кивнул Риккардо, — всегда знал. И сеньор Васкес тоже. Росита ему во всем призналась. Правда, уже после свадьбы.

— А Антонио? Он знал, что это его сын?

— Нет. Сначала ничего не знал. Росита не захотела связывать свою судьбу с сеньором Эредья. И он, и его друг Игнасио… Они оба любили эту женщину. Но она выбрала сеньора Васкеса. Это и понятно.

— Почему понятно? — не поняла Полина. — Потому что Игнасио был богаче и получил от родителей огромное наследство? Так?

— Так, — признание далось Риккардо с трудом, — и не совсем так. Росита всегда боялась Антонио. Он… Да что я буду вам объяснять. Вы же и так все поняли! Он — как ураган, как штормовой ветер. Разве он мог бы стать хорошим мужем и отцом ребенку? А Игнасио стал. Он все ей простил. Он очень ее любил. Они перестали дружить с Антонио, она их развела в разные стороны, И очень скоро сеньор Эредья стал тем, кем стал. Он бросил вызов судьбе и выиграл. А потом Росита умерла. И ее смерть, как ни странно, вновь объединила друзей. Я знал, что они разлучились по ее прихоти и что оба очень страдали, когда потеряли дружбу.

— А потом появилась Акулина…

— Да! Я сначала даже обрадовался, что сеньор Васкес снова будет счастлив. Она казалась хорошей женщиной. Немного взбалмошной, но доброй. Но я ошибся. И она сделала то, что сделала.

— Переспала с Антонио, так? Вы и об этом знаете? Но на сей раз дружба устояла, а Акулина отправилась строить свою карьеру. Зачем он это сделал?!

— Потому что видел, что она из себя представляет. Он не хотел такой мачехи мальчику.

— Отличный способ! — возмутилась Полина. — И вы мне после всего этого будете говорить, что Эредья — благородный человек?

— Да. Именно так. Он сделал много ошибок. Но намерения у него были самые лучшие.

— Благими намерениями вымощена дорога в ад! О! Сеньор Риккардо! Ваш Антонио просто… просто…

— Не стоит так строго судить его, сеньорина Полина, — покачал головой Риккардо. — Он на все идет ради сына. Вы можете это понять?

— Могу. Но стоит ли играть чужими жизнями?

— По-другому не получалось. Если бы ваша подруга была хорошей, доброй, честной женщиной, она не стала бы вешаться на шею другу своего мужа. Но она так и сделала. А он ей не отказал. Просто потом воспользовался ситуацией. И знаете, мне кажется, он таким образом оказал услугу сеньору Васкесу. Если его жена с такой легкостью решилась ему изменить, то что его ждало впереди? К тому же сеньора Акулина сделала все, чтобы мальчика отослали в закрытый колледж. Она попыталась разлучить его с отцом. И это ей удалось.

— И вы все это знаете? И не осуждаете Антонио?

— Знаю, — кивнул старик, — эти парни выросли у меня на глазах. Я знаю все их тайны. Они оба доверяли мне. А я всегда молчал. Я никогда не использовал их доверие. И я не осуждаю Антонио.

— Вы какие-то странные люди! — Полина всплеснула руками. — У вас чудовищные понятия и о благородстве, и о чести, и о любви!

— Какие есть, — поджал губы Риккардо, — не вам судить. В вашей стране тоже свои представления обо всем. И не думаю, что они мне бы понравились. Но я не стану вас учить, как жить. И не стану осуждать. Я даже вашу подругу не осуждаю. Она из другого мира. И все. Но вы мне кажетесь совсем иной, чем она. Простите, сеньорина, но что вас связывает?

— Я на нее работаю. Вернее, работала. Пока в мою жизнь не ворвался ваш хваленый благородный Эредья. Он умудрился всего за пару дней испортить мне жизнь. Это что, тоже рассчитанный шаг? Но при чем тут я? Я, кажется, перед ним ни в чем не провинилась. Просто не успела.

— Не надо так думать. Сеньор Эредья вернется из Мадрида завтра утром и будет здесь, он объяснится с вами. Я думаю, что…

— Что?! — почти выкрикнула Полина. Обида и горечь жгли ее изнутри, она чувствовала, что задыхается. — Что он может мне сказать?!

— Я не знаю. Но вы судите сгоряча. Подождите, прошу вас.

Она вскочила и как ужаленная вылетела из этого уютного домика в благоухающий уже не розами, а полынной горечью сад. Она неслась по дорожкам, не видя перед собой ничего. Сегодня же, сегодня она постарается отсюда уехать. Она больше не хочет, не может тут оставаться! У нее хватит денег. Она поменяет билеты. В крайнем случае, поговорит с Логиновым. Он ей поможет. Не может не помочь! И они вместе покинут этот проклятый рай, в котором всем заправляет змей! С нее достаточно.

Она бегом взлетела по лестнице, пробежала по длинному коридору в свою комнату, а там повалилась на кровать, где предусмотрительная Лусия уже сменила белье, и разрыдалась. Она плакала так самозабвенно, что даже не услышала, как вошел Олег.

— Что с тобой, маленькая моя?! — Он положил руку ей на плечо и повернул к себе ее заплаканное лицо.

— Ничего! Ничего! — Она стала тереть глаза, но слезы все катились и катились по щекам.

— Успокойся, все в порядке. Я с тобой. — Олег гладил ее по вздрагивающей от рыданий спине.

— Я такая дура! — крикнула она. — Олег! Увези меня отсюда!

— Увезу. Тем более что я не смогу здесь представлять интересы Акулины. Я это понял в Мадриде. Тут у нее неплохой адвокат. Пусть он разбирается. Я бы ей советовал отказаться от всех притязаний и удовлетвориться тем, что ей оставил Васкес. Но она уперлась. Это так на нее не похоже. Акулина всегда была разумной женщиной, она понимала, за что стоит ломать копья, а что заведомо проигрышно. Но тут уперлась, как ослица. Мне кажется, она не столько хочет отсудить опекунство над мальчиком, сколько насолить Эредья, что очень серьезно, и я не хочу в этом принимать участие. Не люблю проигрывать. Тем более на чужой территории.

— Я так виновата перед тобой! — всхлипнула Полина.

— Все хорошо, успокойся. Главное — ты поняла, что ошиблась. Просто ошиблась. И ничего больше. Я так и буду это воспринимать. Полина, скажи, девочка моя, почему это случилось? Я тебе неприятен?

Она ничего не ответила, а просто вцепилась в лацканы его безупречно стильного пиджака и уткнулась лицом в его грудь.

— Все. Успокойся. Ты такой ребенок! Как можно играть чувствами ребенка? Я не понимаю! — Он обнял ее и стал убаюкивать действительно как обиженную девочку. — Я с тобой. Завтра же мы отсюда уедем, и ты забудешь всю эту дикую историю, как страшный сон. Я уже поменял билеты. Риккардо отвезет нас в аэропорт, и мы улетим домой. А Акулина пусть делает что хочет. Я попытался с ней поговорить, но она ничего и слышать не хочет.

Полина кивнула, всхлипнула в последний раз и успокоилась.

— Тебе нужно поспать. Я скажу, чтобы тебя не беспокоили.

И как будто в подтверждение его слов в дверь осторожно постучали.

— Сеньорина Полина? — раздался за дверью голос Лусии. — Я хотела…

— Уйдите! Она спит. И прошу вас, оставьте ее в покое! — выкрикнул Олег, и тут же Полина услышала за так и не раскрывшейся дверью удаляющиеся шаги.

— Скажи Акулине, что ее дело безнадежно, — прошептала Полина, которой вдруг и в самом деле безумно захотелось спать.

— Я уже говорил. Ты что-то знаешь?

— Нет, ничего. Олег, пожалуйста, оставь меня сейчас. Я должна немного поспать. Потом поговорим. Ладно?

— Конечно, — заверил Логинов, укрывая ее покрывалом. — Спи, моя маленькая.

Логинов провернул дело так быстро, что они и в самом деле оказались в Москве даже гораздо быстрее, чем Полина рассчитывала. Она была как в тумане, и до отъезда Олег ни на минуту не оставлял ее один на один ни со злившейся и бесившейся Акулиной, ни с Лусией или Рикардо. Девушка все время пыталась о чем-то с Полиной поговорить, несколько раз приносила телефонную трубку, но Олег неизменно отсылал ее и твердо заявлял, что тут никто его невесте звонить не может. И не должен. Полина полностью отдала себя в его руки. Она не могла сказать, жалеет ли об этом. Просто ей все стало безразлично. Это чужая страна, чужой город, чужой дом, и здесь живут совершенно чужие ей люди. Теперь ее «приключение» казалось не только легкомысленным, но и опасным. На что она надеялась? На то, что нашла любовь? Но что такое эта любовь? Смертельная схватка между мужчиной и женщиной. И никогда не ясно, кто кого переиграет. А в ее случае ни она, ни Антонио ничего не выигрывали. Победу одержал Логинов. Наверное, так и должно быть.

Перед их отъездом Акулина все-таки улучила мгновение и зашла к Полине. Та машинально собирала вещи, складывая их аккуратно и монотонно, будто в этот момент самым главным было не помять одежду. Логинова рядом не было, он пошел договориться с Риккардо, чтобы он отвез их в аэропорт.

— Ну что? — спросила Акулина, с размаху плюхнувшись в кресло. Так она делала всегда, когда ее распирали эмоции. — Как всегда, бежишь?

— Когда это я бегала? И от кого?

— Бегала, — твердо сказала Акулина, — от проблем, пряталась все время за спину Логинова. Он и теперь тебя укрыл. Своей широкой спиной. А ты и довольна. Ты не боец, девочка, совсем не боец.

— Тебе же лучше, — пожала плечами Полина, — баба с возу — кобыле легче.

— А я надеялась, когда пригласила вас с Олегом сюда, что вы мне окажете дружескую поддержку! Но ошиблась. Оказалось, что не только поддержки я не получила, но меня еще и предала моя подруга. Мы ведь были подругами? Разве нет? — Акулина накручивала на палец прядь волос. Она была небрежно одета в свободное домашнее платье, почти совсем не накрашена, и лицо у нее припухло. То ли от ее любимого «Баккарди», то ли от слез.

— Подругами? — переспросила Полина. — Ну нет. Я так не думаю. Я на тебя работала, и, знаешь, работала совсем неплохо. Ты ведь была довольна?

— Да, у меня к тебе в этом плане нет претензий.

— Вот и хорошо. Я думаю, что теперь мне стоит искать другую работу?

— С чего бы это? — Акулина подалась вперед. В глубоком вырезе ее блузки заколыхались роскошные груди, как и губы певицы, они были результатом безупречной работы пластического хирурга. «Слишком большая грудь, — почему-то подумала Полина, — через пару лет Акулине придется снова ложиться под нож. И зачем это? Можно подумать, ее голос таится в этой груде силикона, но ведь это не так. Она действительно талантливая певица, это просто невозможно не признать». Полине было жалко расставаться с ней. Жалко прожитых в безумном темпе дней, совместных поездок, развлечений, творчества. Но отступать некуда.

— Ты же сама сказала, что я предательница. Зачем тебе такая? Пресс-секретаря ты легко найдешь.

— Адвоката тоже? — усмехнулась Акулина. — Бежите, как крысы!

— Бежим, — спокойно сказала Полина, — потому что твоя затея — бессмысленна! И ни я, ни Олег не хотим больше во всем этом принимать участие. Мне очень жаль, что ты этого не понимаешь.

— У меня тут никого нет, — вдруг всхлипнула Акулина. — Почему вы меня бросаете? Ну скажи, почему? В конце концов, то, что вы с Антонио переспали, ничего не значит! Против него трудно устоять. Но ведь это было и прошло? Так?

— Было и прошло… — повторила Полина. — Да, ты права. Послушай, я тебе кое-что скажу. Это не моя тайна, я случайно узнала. Знаешь, почему у тебя нет шансов отсудить мальчишку?

— Это еще что за тайны и почему мне не удастся? Я — его мачеха! И мы с Игнасио не были в разводе.

— Ты, конечно, его мачеха. Но Антонио — его отец. И он это легко докажет, если у него не будет иного выхода.

Акулина осталась сидеть с открытым ртом. Она даже предположить ничего подобного не могла.

— Это он тебе сказал?

— Нет. Он мне ничего не говорил. Я просто наблюдательна. А тебе самой никогда не приходило в голову, что Санчо и Антонио похожи друг на друга как две капли воды.

— Нет, не приходило. — Акулина никак не могла поверить такому повороту дела. — Но может быть, ты ошибаешься?

— Мою догадку подтвердил Риккардо. А он в этом доме давно. И твоего Игнасио, и его приятеля Антонио, и Роситу, покойную мать мальчика, он знал почти с детства. Вот так.

— И он это подтвердил? Тебе?! — Акулина не могла поверить своим ушам.

— Подтвердил. И если бы ты была с окружающими тебя людьми повнимательнее, он, может, и тебе бы сказал. Пожалел бы твои средства, которые ты потратишь впустую. Или просто от души тебе посочувствовал. Но ты умеешь настраивать людей против себя.

— Что же мне теперь делать? — Акулина казалась растерянной.

— Что хочешь. У тебя денег достаточно, чтобы потратить их на что-нибудь более стоящее.

— Но я так просто не могу сдаться! Нет! Не могу и не хочу. Нужно все выяснить, все узнать поподробнее… — Певица поднялась с кресла и как ураган пронеслась мимо вошедшего в комнату Олега.

— Что это с ней? Совсем спятила? — спросил Логинов, а потом просто махнул рукой: — Ты готова?

— Да. — Полина захлопнула чемодан, задернула «молнию» на сумке. Она была готова.

— Попрощались с Акулиной? Тебе не удалось ее переубедить?

— Куда там! Я ей выдвинула один аргумент, который должен был бы сразить ее наповал, но боевой дух нашей валькирии не так просто сломить. Пойдем?

— Ну меня все это больше не касается. Я ничем как адвокат здесь не могу ей помочь. Пусть сражается. По-моему, она не столько хочет отсудить парнишку, сколько навредить Эредья. Может быть, это не получится, но нервы она ему потрепать может. Ну и пусть теперь сами разбираются. Это уже не наше дело.

Олег взял сумки, и они спустились вниз. Когда Полина и Олег уже подошли к машине, из дома выскочила Лусия с телефонной трубкой в руках. Логинов чертыхнулся.

— Сеньорита. Вас! Прошу!

— Она не будет разговаривать. — Олег заслонил Полину спиной, но она возразила:

— Буду. Это не тебе решать, довольно уже того, что мы уезжаем. Не попрощаться неприлично.

— Полина, — послышался в трубке голос Антонио, — я тебе все время звоню, но тебя не зовут к телефону. Что случилось?

— Я уезжаю. Прощай.

— Уезжаешь? И это все, что ты можешь мне сказать? — В его голосе слышалось совершенно искреннее изумление.

— Да. И прибавить к этому мне нечего. — Она дала отбой, прежде чем разговор успел разгореться, как сухие дрова. Она погасила его. Погасила раз и навсегда. И не нужно никаких объяснений.

Риккардо хотел ей что-то сказать, но рядом стоял Олег, и старик промолчал. Вид у него был мрачный, суровые брови сошлись к переносице, губы поджаты.

Они сдержанно попрощались в аэропорту, и Логинов с Полиной сели в самолет. Она знала, что поступает правильно, именно так и нужно было поступить, но отчего же на душе такая горечь?

Олег отвез ее домой и конечно же пожелал остаться. Но Полина сослалась на плохое самочувствие и безжалостно его выпроводила. Она не могла винить его ни в чем. Она винила себя во всем.

Москва показалась ей после сияющего солнечного Коста-Бланка серой и унылой. Смотреть в окно оказалось мучительно, там плавали тяжелые свинцовые облака, которые вот-вот прольются мелким моросящим дождем. Полина задвинула шторы, и в спальне стало совсем тоскливо. Но ничего, она сейчас немного полежит в ванной, а потом ее ждет постель, холодная и одинокая. Она почти пожалела, что отослала Олега, но сейчас его присутствие, как она призналась сама себе, было бы хуже отсутствия. Ей просто нужно прийти в себя. И тогда все будет опять хорошо. И Логинов перестанет ее раздражать. Ведь никогда прежде он так не действовал ей на нервы! И не будет. Просто надо выкинуть из головы этого сумасшедшего Антонио, его страсть, его игры со смертью, его лошадей и свирепых быков, и оливковую рощу, и тревожный аромат цветущего жасмина, и спальню, в которой они до утра предавались любви.

Полина не стала распаковывать сумки, решила повременить с этим до завтра. Собственная ванная показалась ей какой-то неуютной, да и вообще она не почувствовала того настроения, которое всегда посещало ее, когда она возвращалась домой из дальних и многочисленных поездок с Акулиной. Что-то непоправимо изменилось, и Полина подумала, до какой степени наивной нужно быть, чтобы этого не предвидеть. Она пустила пену с запахом миндаля под струю воды, и тут же ее подхватили и понесли в другой, прекрасный и наполненный солнцем мир. Руки Антонио, глаза Антонио, его смуглое сильное и гибкое тело. Что в этой жизни было у нее прекрасней? И почему она так стремительно от этого сбежала, предпочтя привычный покой и, если уж говорить совсем честно, тоскливую, серую жизнь, несмотря на все ее деланые праздники. В этих праздниках, во всей этой суете не было самого главного — искренности. Они, и она сама, и Акулина, и Олег, никогда не переступали определенных границ, и все, что они делали, было придумано. В том числе и ею, пресс-секретарем певицы, а также имиджмейкером и советчицей. Полина прекрасно знала, на что следует делать ставку, у нее было настоящее чутье. Лишь только Акулину начинали забывать, хоть на пару дней, тут же появлялись сенсационные статьи, и эти сенсации, и информационные поводы — все придумывала для нее Полина. Они крутились на дьявольской карусели, их несли не андалузские лошадки со стройными ногами, а злобные оскаленные кони, громадные тяжеловозы, кони-хищники, если такое можно себе представить…

Полина лежала в остывающей воде, и голова у нее шла кругом. Как всегда, она не могла сосредоточиться ни на чем, если волновалась. А теперь она волновалась. И душу не отпускала раздирающая тревога. Что она оставила ТАМ? Что с Акулиной? С маленьким мальчиком, сыном этого отчаянного тореро, с ним самим? Она вспомнила, что он должен участвовать в корриде на новом стадионе. Она не увидит этого захватывающего зрелища. Не увидит никогда. И никогда больше над ней в кобальтовой синей полутьме не возникнет его удивительное лицо с широко распахнутыми глазами, и никогда больше он не опустит тяжелые веки, опушенные длинными черными ресницами, в тот момент, когда страсть победит его волю. И тогда он захочет излиться в ее лоно, в ее трепещущую плоть, а сама она задохнется от прилива страсти, пройдет по самой границе небытия, расцвеченной сверкающими звездами.

Она настолько погрузилась в воспоминания, что чуть не ушла под воду. Вынырнула, отфыркиваясь, смахивая капли с лица и отбрасывая назад отяжелевшие волосы, теперь ставшие совсем темными. «Как у него… Почти как у него. И глаза у нас почти одинаковые…» Она вышла из ванной и, обнаженная, встала перед вмонтированным в стену зеркалом в полный рост. Зеркало было старое, она давно хотела его сменить, но не было ни сил, ни времени. До сих пор на ее теле оставались следы его прикосновений, и самое главное — та самая, не заживающая почему-то царапинка на груди. Сейчас она вдруг стала кровоточить, и Полина промокнула кровь полотенцем, оставив на махровой розовой ткани багровый след.

«Теперь спать, — подумала она, — спать и забывать. Насколько это вообще возможно. Но придется. Иного выхода нет. Прощай, матадор!»

На следующий день Полина решила, несмотря на совсем паршивое самочувствие, начать поиски работы. Ей совершенно не верилось, что Акулина, вернувшись в Москву, предложит ей снова работать вместе. Проведя пару часов за компьютером, она проголодалась и пошла на кухню поискать что-нибудь съедобное в холодильнике. Ничего съедобного не нашла и ужасно расстроилась. Она так уютно чувствовала себя в домашнем халате, который давно советовал ей выкинуть Олег и даже преподнес новый, такой же теплый, но в отличие от этого, махрового, бархатистый, нежно-зеленый, вышитый по подолу и по вырезу белыми нарциссами. Этот халат она надевала только тогда, когда Логинов бывал у нее, предпочитая старенький и заношенный этому мягкому совершенству. Знал ли Олег, что его подарок так игнорируют! Но в любом случае выходить на улицу, где по-прежнему моросил дождик, не хотелось. Кто бы сделал это? Если бы кто-нибудь захотел сейчас к ней зайти, неважно кто, любой из ее друзей, да и хотя бы бабушка, Полина только обрадовалась бы и попросила заскочить в соседний магазин, что за углом. Он работал круглосуточно, и, разумеется, там не было никаких разносолов, но кое-что прикупить все-таки можно.

Она уже отчаялась и решила все-таки выйти, как в этот момент зазвонил городской телефон. Это оказался Олег. А чего она еще ждала? Ну и пусть! Только прихватил бы с собой еды. Хотя говорить Логинову о таких мелочах было не нужно. Он обязательно заедет в «Седьмой континент» и там наберет огромное количество еды, что-нибудь выпить, а потом будет долго и нудно готовить мясо. Или что там еще? Какая разница!

Ровно через час, как и обещал, Олег позвонил в дверь. В руках у него и в самом деле были пакеты из супермаркета. Только на сей раз он принес не мясо, а семгу, черную икру, сыр бри, паштет из гусиной печенки, белое чилийское вино, массу зелени и овощей, в том числе и авокадо, которое собирался готовить с шампиньонами. Грибочки были как маленькие яички, белые, один к одному, и восхитительно пахли мокрым осенним лесом.

— Ну вот, — сказал Олег, — снимая плащ от «Hugo Boss» и аккуратно устраивая его на вешалке в коридоре, — буду кормить мою проголодавшуюся девочку.

— Это здорово! — искренне сказала Полина и запахнула халат.

— Ты опять в этом кошмаре? — спросил он, нахмурившись. — Ну почему бы тебе его не выкинуть? Вот прямо сейчас! И переоденься, хотя бы ради меня, во что-нибудь более приличествующее нашему романтическому ужину. — Из пакета Олег достал и лиловые ароматические свечи, пахнущие сиренью. «Хоть не жасмином, — подумала Полина. — И на этом спасибо».

— Чем ты занималась сегодня? — спросил он.

— Искала работу, — честно ответила Полина.

— Ну и как, что-нибудь есть для тебя подходящее?

— Разослала резюме в несколько мест. Теперь придется ждать ответа.

— Ну тебе волноваться не о чем, — сказал Олег, — после работы с Акулиной тебя с руками оторвут. Но, знаешь, тебе ведь необязательно работать. Я достаточно зарабатываю, чтобы моя, — тут он слегка запнулся, не зная, как именно ее назвать, и нашел не очень удачное слово, — моя женщина ни в чем не нуждалась.

— Опять ты за свое, Олег! — Полина с досадой махнула рукой, скрываясь в спальне, где поспешила переодеться в серую любимую толстовку и старые потертые джинсы. Вряд ли этот наряд подходил для романтического вечера, но все равно лучше, чем замызганный халат. Она посмотрела на себя и поняла, что это все равно вызов Олегу. А заслужил ли он это? Ведь пришел, принес всяческих деликатесов, не принуждал ее ничего резать и готовить, все делал сам. Так заслужил ли он поощрение? Заслужил. Полина скинула удобную одежку на пол и вытащила из шкафа-купе длинное платье на тонких бретельках. Это простенькое произведение от «Lanvin» стоило ей однажды целое состояние. В каком кошмарном сне она совершила подобную покупку Полина не помнила. Скорее всего, ее подтолкнула к этому приобретению Акулина. Платье переливалось, как павлинье перо, скользя по телу мягким облаком. Что это за ткань, Полина понятия не имела, но платье ей безумно нравилось. И особенно теперь, когда она вышла в нем к Олегу совершенно босая.

— Потрясающе! — только и проговорил он, опуская в рот нашпигованную анчоусом оливку. — Ты неотразима! Не простудишься? — Его взгляд стал озабоченным.

— Нет. Ты же помнишь, что установил мне на кухне пол с подогревом. Он отлично функционирует.

— Я рад, что все работает. Все, что я делаю… — Он протянул Полине бокал вина, — Я знаю, ты любишь красное. Это даже не обсуждается. Но сегодня мне хочется сделать все по-своему.

Она кивнула и приняла от него бокал. «Он имеет на это право, — убеждала себя Полина, — еще как имеет!»

Пиджак Логинова висел на стуле, а рукава его голубой рубашки в тонкую белую полоску были закатаны, галстук спущен. Вид у Олега был домашний и мирный, но в глубине его ярких глаз таилось что-то, что заставляло Полину думать, будто не все так хорошо, как кажется. Он подошел к ней и привлек к себе, чуть приподняв над полом. Его прикосновение оставило Полину холодной. И это было только начало. Она вырвалась из его объятий и села за стол.

— Сначала отведаем твоих феерических блюд! — сказала она, оттягивая, как могла, тот момент, когда ей придется — а ведь придется! — лечь с ним в постель.

— Не возражаю! — откликнулся Олег, и огоньки в его васильковых глазах померкли. Он взял с полки старинный медный подсвечник, поставил свечи и зажег их.

Потом прошел в ее комнату и включил музыку. Господи! Зачем он сделал это?! Из динамиков полились мучительные, сладострастные звуки гитары. Это был диск Пако де Лусия. Его мелодию тогда играл Антонио. Наверное, она была достаточно популярной, куда уж тут деваться. Фламенко и есть фламенко. Но зачем Олегу понадобилось вторгаться на чужую территорию?! Гитара рыдала, плакала в полный голос, и это наполнило Полину ужасом и отчаянием. И непрошеными воспоминаниями. А Олег сидел и смотрел невидящим взором на тоненький стройный огонек сиреневой свечи, который то наклонялся к нему, то отклонялся в сторону, будто и в самом деле был живым. Неожиданно Олег поднялся и, решительно попрощавшись, ушел. Она вздохнула с облегчением. Фламенко, эта трепещущая, как осенний лист на ветру, музыка, глушила в ней все чувства, кроме одного — чувства к Антонио. Это понял Логинов. Она явно недооценила его восприимчивости к окружающему миру. Олег оказался чувствителен. И он спровоцировал ее, чтобы посмотреть, какое у нее будет лицо, когда зазвучит мелодия любви и муки. И он увидел. Поэтому и ушел. И ничто, никакие слова не смогли бы его удержать. Полина это понимала. И вместе с пониманием пришло облегчение. Он сам все решил. И ей не пришлось увиливать и притворяться.

С неожиданным для себя аппетитом она набросилась на салат с авокадо, который успел приготовить Логинов, потом дело дошло и до семги, и до черной икры. Раньше она ограничилась бы маленьким бутербродом, тем более что рыбные блюда не входили в ее предпочтения, но тут смела все, что смогла, и, выпив почти полную бутылку «Шардоне», отправилась спать с чистой совестью. И в этот день, так неожиданно для нее закончившийся, ничто ее не мучило. И не осталось ни малейшего стыда перед Олегом.

Прошла неделя, и Полина, ночами по-прежнему грезившая об Антонио, днем пускалась в поездки по городу. Олег ее не беспокоил, может быть, решил дать время на размышления, а может быть, все-таки нашел в себе силы отступиться, правда, в последнее она верила с трудом. Не такой человек Логинов. Хотя оставалась еще одна версия — он просто устал от нее, и сердце его окончательно и бесповоротно остыло. Но в одном он оказался совершенно прав — работу Полине предлагали в таком количестве мест, что она даже растерялась. Ей оставалось лишь выбрать самое выгодное и устраивающее ее со всех точек зрения. Но только пусть это будет не банк! Ни за что. Этого опыта ей хватило, не стоило и повторять.

Акулина не давала о себе знать, словно вступила со своим адвокатом в заговор молчания с целью наказать строптивого пресс-секретаря. Но Полине это стало совершенно безразлично. Она начинала со всем рвением новую жизнь, и в этой новой жизни не осталось места ни Логинову, ни Акулине. Она даже затеяла небольшой ремонт, решила перекрасить мрачноватую кухню в невероятный апельсиновый цвет. Получалось просто великолепно. На этом фоне светлое дерево полок и подвесных ящиков, не покрытого скатертью стола и складных стульев выглядело как-то забавно. Полина решила не вызывать мастеров, а сделать все сама. Ей просто необходима была такая работа, и она это чувствовала. Стоя на стремянке и окидывая взглядом кухню, она решила, что обязательно купит побольше домашних растений. Зелень будет тут выглядеть уместно, на этом апельсиновом фоне. У нее мелькала мысль о белых стенах для своей комнаты, потому что ей хотелось хотя бы так приблизиться к сладким и одновременно с тем горьким воспоминаниям о Коста-Бланка, но она не решилась. То, что хорошо там, совсем не годится для Москвы. Здесь белый, сияющий цвет мгновенно превратится в мертвенно-серый, а вот уж этого Полина никак не могла допустить. Оглядывая дело рук своих, она уселась на ступеньку стремянки и вытащила из кармана рабочей рубашки сигареты. Закурила и подумала, что почему-то не впала в тоску и отчаяние, когда рассталась с Антонио. Совершенно иное настроение было у нее после стремительного бегства ее диджея. Каким же жалким типом выглядел вышеупомянутый диджей по сравнению с Эредья! По сути говоря, Олег тоже рядом с Антонио не выигрывал. Но почему у нее такое странное ощущение, что не все еще потеряно? Что она вновь окажется в Коста-Бланка и что все будет хорошо? Но одновременно с этой оптимистической нотой в душе Полины тоненько, еле слышно прозвенел тревожный звоночек. И почти одновременно зазвонил городской телефон. Это было так неожиданно, что Полина чуть не свалилась со своего насеста.

Трубка валялась на закрытом, во избежание попадания краски, прозрачной пленкой столе и надрывалась от звонков. Полина скатилась с лесенки и схватила телефон.

— Это ты, подруга? — прозвучал хрипловатый голос Акулины. — Хотя кто там у тебя еще может быть… — Полина словно увидела, как певица криво усмехнулась.

— Привет, — отозвалась она.

— Еще не нашла работу?

— У меня много предложений, — решительно отозвалась Полина. — Мне остается только выбирать.

— Еще бы! — хохотнула Акулина. — После работы у меня ты, наверное, нарасхват. Но не спеши. Мы еще поработаем вместе!

— Ты в Москве? — спросила Полина, хотя что-то ей подсказывало, что это не так.

— Нет. Я тут немного задержусь.

— В Коста-Бланка? Ты оттуда звонишь?

— Не угадала. Звоню тебе из Мадрида. Только что навестила в госпитале твоего дружка. Знаешь, у него очень мало шансов выкрутиться. Большая потеря крови, да еще заражение.

— Что? Что ты сказала? — почти завопила Полина. — Что случилось?!

— Коррида, подруга. Коррида, как ты знаешь, дело непростое и опасное. Этот новый хваленый стадион стал для сеньора Эредья роковым. Как говорится, Акела промахнулся. И теперь у меня появились отличные шансы, в отличие от него, выкарабкаться из дурацкой ситуации с мальчишкой, в которую он меня загнал. Знаешь, один очень умный и очень жестокий тиран говорил: нет человека — нет проблем. Так вот, я с ним в этом вопросе полностью согласна.

— Это невозможно, это ты все придумала, зачем? — Голос Полины сорвался, и она больше не могла сказать ни слова.

— Так как насчет работы? А? Теперь нам ни к чему соперничать. Ты покинула Антонио. А он скоро, очень скоро покинет нас, грешных.

Ничего больше Полина слушать не стала. Она бросила трубку, так и не ответив на последний вопрос Акулины. Какой же бессердечной можно, оказывается, быть! Хотя при чем тут бессердечность, если речь идет о враге? Тут остается только порадоваться случившемуся. Телефон звонил снова и снова, но Полина не отвечала. Она сидела в кухне с радостными апельсиновыми стенами, а сердце ее пульсировало где-то в горле, во всяком случае, ей так казалось. Полина не знала, сколько времени она вот так, неподвижно, уставившись в невидимую точку, провела за столом, по пленке расползались оранжевые солнечные пятна, а за окном по-прежнему лил нескончаемый дождь. И тут она заплакала — от бессилия и отчаяния. Но, дав волю слезам, все-таки сумела постепенно успокоиться и начать действовать. И первое, что она сделала, — заказала билеты в Испанию. Виза у нее еще, к счастью, не кончилась.

Она не знала, куда ей направиться. Но не все ли равно? В конце концов, она найдет кого-нибудь на вилле в Коста-Бланка, того же Риккардо или Лусию. А если их уволила Акулина, которой, к слову сказать, на вилле нет, она сама сообщила, что находится в Мадриде, тогда Полина поедет на ферму Антонио. Там-то должны что-то знать! Тем более что, если Рико выгнали, ему, кроме этой фермы, податься некуда. Найти Риккардо! Вот что ей нужно.

И она его нашла! Даже легче, чем предполагала. Ей вовсе не понадобилось искать ранчо Антонио. Акулине было не до возни со слугами, и Рико по-прежнему жил в своем домике, затерянном среди кустов роз и апельсиновых деревьев. Он даже не удивился, увидев у дверей Полину с небольшой спортивной сумкой на плече. Она в Москве собралась быстро, покидав в сумку, что придется. Ей было не до нарядов, и одна-единственная мысль жгла ее: надо успеть! Надо увидеть Антонио. Пусть даже в последний раз.

— Сеньорита Полина! Добрый день! — поприветствовал нежданную, а может быть, и ожидаемую гостью Риккардо. — Хотя, если вдуматься, то добрым его не назовешь.

— Я могу войти? — спросила она.

— Конечно, заходите! — Он посторонился, пропуская Полину в уже знакомую ей комнату. — Хотите кофе, лимонаду или чего-нибудь покрепче?

— Чего-нибудь покрепче, — сказала она и бросила на пол сумку, опускаясь в жесткое, неудобное кресло.

Старик куда-то вышел, потом вернулся и на подносе принес бутылку «Баккарди» и пару стаканов со звеневшими в них кусочками льда и дольками лимонов.

— «Баккарди»? — Полина усмехнулась. — Наверное, на вилле его огромные запасы.

— Да, — просто кивнул Риккардо, — сеньор Васкес тоже его любил. Вот и приучил свою жену.

— Вы имеете в виду первую или последнюю.

— Конечно, последнюю. Росита никогда ничего крепче «Сангрии» не пила.

— Сеньор Риккардо, — Полина сделала щедрый глоток и, поскольку сочла, что они достаточно поговорили ни о чем, перешла к делу, за которым сюда приехала, — что с Антонио? Все действительно настолько серьезно, как мне сказала Акулина?

— Значит, она вам все-таки позвонила, — задумчиво крутя бокал в узловатых пальцах, проговорил Рико.

— Да. Но не из гуманных соображений. Она сочла, что может снова со мной работать, вернее, я с ней. Потому что, как она считает, предмет нашего раздора уже вне игры. Это так?

— Боюсь, что ничего утешительного сказать не могу.

— И все-таки! Говорите прямо. Как это случилось? И где он сейчас находится? Мы можем поехать к нему? Нас пустят? Я хочу его видеть! Прошу вас, не молчите! Или уже случилось непоправимое?!

— Нет, успокойтесь. Вы задали так много вопросов, что я и не знаю, с чего начать.

— С начала! — потребовала Полина.

— Была коррида на том самом новом стадионе, о котором, как вы помните, говорили тогда на ферме. Сеньор Антонио решил принять участие в поединке, в этот раз сумма чуть ли не вдвое превышала обычную. А ему нужны были деньги. Для мальчика. Вернее, для этого безбожного суда! — Он повысил голос.

— Но разве он так и не сказал Акулине правду о Санчо?

— Нет. Но, как я понял, сказали вы. Потому что она в тот же день намертво пристала ко мне с расспросами. И я все отрицал. Потому что и так пожалел, что выдал тайну. Антонио не хотел огласки.

— Но почему? — поразилась Полина. — Что тут особенного?

— Наверное, что-то есть. Я не силен в юриспруденции, но, возможно, огласка лишила бы Санчо его наследства. Кто знает? Я не знаю. Наверное, мои предположения слишком глупы.

— Это не так уж важно почему. — Полина откинулась в кресле и снова проглотила обжигающий ром. Она пила и совершенно не пьянела. Голова оставалась ясной и чистой, гораздо яснее и чище, чем была в Москве.

— Я опущу подробности этого боя. Но в тот день сеньор Эредья был явно не в своей лучшей форме. И я это заметил и сказал ему, что не стоит выходить на арену, когда на душе буря.

— А что сказал он?

— Ничего. Рассмеялся и, как обычно, пожал плечами. Он никогда никого не слушал.

— И где он сейчас?

— В госпитале Святого Сердца, в Мадриде. У него лучшие врачи, лучшие лекарства. Все есть. Но он не приходит в сознание. Как будто бы не хочет просыпаться. Я понимаю его. Слишком много проблем. Слишком тяжело. Но он никогда от проблем не бежал! — Риккардо стукнул кулаком по столу, и в глазах его промелькнула молния гнева, а потом их заволокло влагой слез. — Мальчик, Антонио! Неужели я лишусь радости работать у тебя, общаться с тобой, преданно тебе служить, как служил Игнасио! Мои дорогие мальчики решили покинуть одинокого старика. — Риккардо сейчас был совершенно не похож на себя.

— Есть еще Санчо, — напомнила Полина, но Рико ее не слушал. Он был поглощен своим горем. Полина подумала, что старика надо расшевелить, заставить что-то делать. И почему он здесь, а не рядом со своим «мальчиком»?

— Сеньор Риккардо? А почему вы здесь? И где Санчо?

— Надо присматривать за домом и садом. Никого, кроме меня, тут больше не осталось. Лусия ушла. Санчо пока с мачехой, в мадридской квартире сеньора Игнасио. Сеньора Васкес уже принялась наводить свой собственный порядок. Не сегодня, так завтра тут появятся новые слуги.

— Это еще почему? — Полину охватила злость. Он уже похоронил Антонио? Но ее тореро еще жив! — Вы говорите так, будто Антонио уже нет в живых! Не нужно, прошу вас! Поедемте к нему! Сейчас же!

— Дорога займет много времени. Нас могут не впустить. Там строгие порядки.

— Переоденьтесь, сеньор Риккардо. И я тоже, с вашего позволения, переоденусь с дороги и… у вас есть душ?

— Конечно, пойдемте, я покажу.

Полина встала под воду в тесной душевой кабинке. Прежде у нее тут же разыгрался бы приступ клаустрофобии, но не теперь. Все ее мысли были об Антонио, и только о нем. Она вышла и вытерлась полотенцем, оставленным для нее Рико. Влезла в белые брюки и красный топик. Пусть все будет ярким, радостным. Никаких темных оттенков! Ни за что! Это совсем не нужно Антонио.

Вопреки ожиданиям, добрались они быстро, Риккардо гнал свой «Паджеро», словно за ним черти гнались. Полина заразила его своей кипящей энергией. Почему-то ей верилось, что именно эта энергия должна помочь ее матадору сбросить оковы темного сна. Пропустили их к больному тоже без особых проблем, и тут сработала крупная купюра, которую получил дежурный медбрат.

Она вошла в палату одна и увидела лежащего на узкой койке Антонио. Если бы она не знала, что это он, то могла бы принять за кого угодно, но только не за полного сил, обаятельного, блистательного матадора. К его телу были прикреплены какие-то провода, он не шевелился, а его будто обведенные лиловой тушью веки были опущены. Ни малейшего движения. Никакой реакции. Полина села на стоящий рядом с кроватью стул и посмотрела на маленький столик, где стоял букет свежего жасмина. Откуда-то, при полностью закрытых окнах, взялась пчела и с монотонным жужжанием уселась на махровый цветок. Она хотела ее прогнать, но передумала и так и сидела, боясь пошевелиться. Но что же делать? Этот смертный сон нужно спугнуть, отбросить, как грязную, испачканную в жирной земле и крови тряпку! Полина взяла Антонио за руку, свободную от капельницы, и сказала то, что должна была бы сказать ему, когда они еще были вместе:

— Я люблю тебя! Просыпайся, сердце мое!

И тут она заметила, что его веки затрепетали и пальцы со сбитыми костяшками согнулись и сжали ее руку.

— Доктор! Доктор! — закричала Полина, не отрывая руки от этих разбитых пальцев и взгляда от его прекрасного лица, покрытого кровоподтеками и ссадинами.

Вбежала сестра и всплеснула руками:

— Что вы делаете, сеньорита?!

— Он может очнуться с минуты на минуту. Ему нужен врач. Срочно!

Но звать доктора не было нужды. Он маленьким круглым колобком вкатился в палату и тут же ринулся к своему пациенту.

— Все уйдите! — крикнул он, и Полина с сестрой подчинились.

В коридоре стоял Риккардо и мял в руках свою потрепанную бейсболку.

— Что случилось? Он…

— Нет! Он почти очнулся! — успокоила старика Полина.

— Слава Пресвятой Деве! — Из груди Риккардо вырвался вздох облегчения. — Но это точно?

— Сейчас выйдет врач и все вам скажет. Я думаю, случилось чудо, — проговорила медсестра.

Доктор действительно вышел через несколько минут, и на лице его играла широкая улыбка.

— Сеньорита! Первое, что сделал наш очнувшийся пациент, спросил, где вы и не приснилось ли ему то, что вы здесь. Конечно, это вопреки всяким правилам, одно то, что вас вообще впустили в палату, но результат оправдывает все. Идите же! Но долго не задерживайтесь. У вас еще будет время поговорить. Теперь у меня нет сомнений. Сеньор Эредья пойдет на поправку. Только вот с корридой ему придется расстаться.

— Слава Пресвятой Деве! — засмеялась Полина. — Мне никогда не нравился бой быков.

Она вошла и приблизилась к нему, встретив немного замутненный, но все равно обжигающий взгляд.

— Кажется, ты сказала, что любишь меня? — Он с трудом произносил слова сухими, потрескавшимися губами. — Или мне это просто послышалось?

— Я сказала: «Я люблю тебя».

— А еще? — Он сделал попытку улыбнуться, но губы лишь скривились от боли. Но эту боль, пока будут заживать раны, он готов терпеть сколько угодно. Только бы она была с ним.

— Еще? Я сказала, что ты — мое сердце.

— А еще?

— Ты… — Она задумалась. — Ты мой горький мед.

— Я настолько ужасен?

— Настолько прекрасен.

— Я люблю тебя, — прошептал он, снова закрывая глаза. Теперь это будет уже совсем иной сон, и он принесет ему здоровье.

В палату зашел врач. Он что-то говорил, но Полина его не слышала. В душе у нее пела гитара, отбивая ритм фламенко, а нахальная пчела все гудела и гудела над ветвями жасмина, прерывая свою вечную песню только тогда, когда собирала нектар. Наверное, этот мед тоже будет немного горчить.

Оглавление

София Герн Горький мед Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg