«Пятьдесят оттенков любви. Свадьба и развод по-русски»

Глава 1 Неожиданный подарок

Катя вышла с работы, и хотя времени у нее было в обрез, неторопливо зашагала по улице. Она знала, что сегодня у нее такая уйма дел, что не проклюнется ни одной свободной – секундочки. И все же ей не хотелось спешить, все же как-никак день рождения и потому может она вполне позволить себе несколько минут спокойной прогулки. Тем более погода, как по заказу, установилась замечательная; всю неделю город бомбардировали дожди, а его воздушное пространство заполнял прохладный воздух. А сегодня с утра природа, словно поздравляя ее, вывесила на небосклоне сковородку жаркого солнца, которое буквально за считанные часы, словно испытывая нестерпимую жажду, слизало с земли все лужи.

Катя с благодарностью подумала о своей начальнице отдела, которая отпустила ее с обеда. И это несмотря на то, что в бухгалтерии сейчас самая горячая пора. Близится окончание полугодия и все с утра до вечера с головой погружены в бумажно-цифровое море отчетов. А Алла Семеновна, отказавшись на несколько минуток от пребывания в гордом одиночестве в своем начальственном кабинете, сама подошла к ней, поздравила ее и сказала, что разрешает ей уйти со второй половины рабочего дня. И, может, напрасно она до сих пор недолюбливала свою руководительницу, или, как называют ее в отделе, шефиню, считала, что та чересчур придирается, словно старшина в роте, требует неукоснительного соблюдения дисциплины и даже за минутное опоздание способна лишить премиальных. А на самом деле она совсем и не злая, а несчастная одинокая женщина, без мужа и детей, вынужденная каждый день возвращаться в свое пустое и холодное, как пещера, пристанище. Однажды Катя побывала у нее дома и до сих пор помнит, как стало ей неуютно, когда ее взгляд упал на аккуратно застеленную, узкую, как вагонная полка, предназначенную только для одного тела тахту. Нет, она ни за какую руководящую зарплату не хотела бы оказаться в ее положении, хотя деньги их семье весьма нужны. Именно в тот момент она ясно поняла, какое же это счастье, что у нее есть ее Петенька и двое прелестных сорванцов, на которых она часто сердится, но которые ей приносят огромную и ни с чем несравнимую радость.

Внезапно ей захотелось поскорее оказаться дома. Сперва она была против намерения мужа устроить, как он выразился, «грандиозное шоу по случаю ее дня рождения». Тем более, что все предыдущие годы они отмечали его скромно и тихо, в узком семейном кругу ну и, само собой разумеется, плюс ее самая близкая да по сути дела и единственная подруга Зина. Поэтому Катя стала возражать, тем более, что и дата некруглая, но Петя даже не стал ее слушать. «Вот потому и надо отметить, что не круглая», – тоном, не терпящем возражения, заявил он.

– Тридцать девять – последний год, когда ты еще у меня молодушка. А потом как ни крути, будешь ты уже старушенцией. Пятый десяток – это уже солидный возраст. По себе знаю. И то болит, и это, – притворно схватился он поочередно за живот и сердце.

Она рассмеялась, вот уж на что, а на здоровье пока Петр, слава Богу, не жалуется. Да и рано жаловаться, хотя и в правду ему пошел уже пятый десяток, но ведь он старше ее всего-то на каких-то полтора годика. И все же его слова неожиданно для нее самой, словно колотушкой, слегка ударили по голове; а ведь прав он, в самом деле, еще один круговорот природы – и она перейдет через этот возрастной перевал. Старость вроде бы еще далече, где-то там за холмами еще не прожитых лет, но уже как бы приближается своими шаркающими шагами. Ей вдруг стало как-то тревожно и зябко, что-то странное и непривычное внезапно вломилось, словно непрошеный гость, в тело и в душу, внося ноту беспокойства в ее обычное спокойно-уравновешенное состояние. К ней пришла поразившая ее мысль о том, что по сути дела вся пьеса ее жизни уже сыграна, никаких новых сюжетных поворотов, как во много раз виденном фильме, в ней больше не предвидится. Все так же год за годом она будет ходить как стрелки часов по одному и тому же маршруту: из дома на работу, с работы – домой, готовить ужин, стирать белье, проверять у детей уроки, смотреть перед сном вместо приема снотворного очередной телесериал, который усыпляет ничуть не хуже… И это все, что ей осталась, задала она себе риторический вопрос? Но с другой стороны, разве это так уж и плохо и так уж мало, когда есть дом, семья, когда каждую ночь вместе с тобой в одну постель ложится любящий тебя мужчина? Почему она должна желать каких-то перемен, не случайно же мудрые люди говорят, что от добра добра не ищут. И она тоже не собирается заниматься этими бесплодными поисками. Она не Зинка, которая только тем и увлечена, что бесконечно раскладывает карты своей судьбы заново, постоянно меняет мужей, квартиры, любовников. Но много ли она познала счастья от этой чехарды перемен? А ведь ларчик-то открывается просто, она так и не встретила человека, который стал бы для нее единственным и незаменимым до конца ее дней. Вот и мечется, как мячик на футбольном поле между игроками, от одного к другому. И ничего хорошего в том, как живет Зинка, нет.

Недалеко от работы располагался большой универсам, и Катя решила, что все необходимые компоненты для вечернего застолья она раздобудет здесь. Петр перед тем, как уйти на работу, муж отвалил ей целую гору денег, и предупредил, чтобы она не скупилась, и ради такого события тратила столько, сколько душе угодно. А он еще заработает.

Она улыбнулась: в последнее время он стал больше получать; кооператив, где он работал, освоил какой-то новый вид продукции, которую, как выражался в приливе радости муж, «все стали хватать тремя руками». И если раньше она была вынуждена выгадывать каждый рубль, то теперь могла расходовать рубли спокойней, не боясь, что денежный поток, вытекающий из ее кошелька, иссякнет в любую секунду. До чего же все-таки ей повезло со спутником жизни, а ведь когда она выходила замуж, не все одобряли ее выбор. Та же самая Зина отговаривала ее, говорила, что ничего путного из их брака, как из протухшего яйца, не вылупится. А почему, собственно, не вылупится? Только потому, что за ее плечами институт, а за его – лишь техникум? Но разве от этого зависит семейное счастье? А может, Зина просто им завидует? Хотя она сама и трижды побывала замужем, но вот у нее-то как раз ничего хорошего из этих попыток так ни разу и не получилось…

Уйдя в свои мысли, Катя даже не заметила, как наполнила тележку товаром. Как же она все это довезет до дома? Она прошла через кассу и стала рассовывать покупки по сумке и пакетам. Ну, ничего, как-нибудь доползет, не впервые же она так нагрузилась.

Домой она пришла почти без сил, выгрузила покупки на стол и села на табурет. Впереди предстояло главное испытание – превратить купленную гору продуктов во вкусные и внешне привлекательные блюда. Готовить она хотя и умела, но занятие это не слишком жаловала. В первые годы замужества ежедневная вахта на кухне была самым неприятным моментом, омрачающим темной краской в целом счастливый и светлый фон ее семейного бытия. Но потом она втянулась и в это дело, даже стала иногда осторожно импровизировать у плиты и, кроме традиционных котлет и рыбьих жареных хвостов, подавать еще что-нибудь, как выражался ее благоверный, экзотическое. Но сейчас ей было не до экзотики, Петр собрал целую толпу, даже своего брата из деревни вызвал, с которым у него были не самые лучшие отношения. А у того – четверо потомков и если он, словно петух, весь этот выводок потянет за собой, то она даже не представляет, где они все рассядутся. Петр же не думает о таких мелочах, не думает о том, какая нагрузка падает на ее хрупкие плечи, дабы достойно отметить этот день, не ударить в грязь лицом перед гостями. Между прочим, мог бы отпроситься пораньше и поколдовать с ней рядом у плиты…

Гости быстро заполонили квартиру, которая стала напоминать автобус в часы пик. Ее худшие опасения оправдались, брат мужа притащил за собой весь свой большой семейный обоз, и желающих посидеть оказалось намного больше, чем самих сидячих мест. Пришлось одалживать пару табуретов у соседей по лестничной площадке. Катя смотрела на собравшихся людей и чувствовала себя немного неловко. Ведь они все явились сюда ради нее, отложили свои повседневные дела, дабы вместе с ней отпраздновать день ее появления на свет божий. А она как-то не привыкла быть в центре всеобщего внимания, находиться в фокусе наведенных на нее более десятка разноцветных, как шарики на демонстрации, пар глаз. Не случайно Зина зовет ее «мышкой», намекая, что она подобно этому маленькому юркому зверьку, стремится всегда прошмыгнуть незаметно. И, между прочим, абсолютно верное наблюдение, она действительно старается все делать тихо, лишний раз не попадаться на глаза начальству. Даже в семье старается не докучать мужу своими просьбами, насколько это возможно, все решать сама. Иногда эта гипертрофированная не то скромность, не то застенчивость обходится ей боком. Не будь она такой тихоней, давно бы сидела в кабинетике с кондиционером, который сейчас обдувает дородные телеса Аллы Семеновны, потому что все знают, что, как специалист, она превосходит всех в отделе и самое заковыристое в их бухгалтерском деле непременно поручается ей. Но ведь известно, что повышают не за заслуги на трудовом фронте, не за знания, а за умение понравиться вышестоящему начальнику. А вот этим качеством по каким-то своим соображениям Бог ее обделил.

Каждый из гостей, прежде чем сесть за стол, подходил к ней, поздравлял с днем рождения, оставлял на ее одной или другой, а то и на двух сразу все еще тугих, как накаченный футбольный мячик, щеках влажный след от своих губ, а затем – с важным видом вручал подарок. Катя особенно даже не смотрела на эти в большинстве случаев перевязанные лентами пакеты, так как больше всего ее интриговало, чем одарит ее дражайший супруг. Все предшествующие дни он старательно скрывал, чем намеревается порадовать, как он частенько выражался, «свою любимую женку», однако, при этом туманно намекал, что дар будет необычный.

Все расселись за столом. Катя как именинница – во главе его, рядом с мужем, по правую руку от нее – дуэт сыновей. Гости, дружно глотая слюнки, смотрели на украшенный разноцветными яствами аппетитный мольберт стола, но команда начинать трапезу не поступала, и все с нетерпением ждали, когда же она раздастся. Наконец, держа налитую до краев рюмку с водкой, откуда она то и дело пыталась улизнуть, поднялся Петр.

– Разрешите мне, как мужу виновницы торжества, молвить первое словечко. Дорогая моя женушка, позволь в этот важный для тебя день при всем честном народе поздравить тебя с праздником. Мы давно уже не отмечали его в таком, так сказать, расширенном составе, но на этот раз я настоял на том, чтобы пригласить наших дорогих родичей и самых близких нам друзей. – Петр сделал короткую паузу и горделиво обвел глазами собравшихся. Он явно ставил себе в заслугу то, что именно благодаря нему тут сидит столько народу. – Потому что я хотел, чтобы все увидели, какая ты у нас молодец. Ты великолепная жена и отличная мать, которая вырастила вот этих двух орлов. Ты по натуре очень скромная и пусть все знают, что ты удивительный человек и что я тебя очень сильно люблю. – Петр вновь замолчал и теперь уже с хитрым прищуром оглядел внимающих ему гостей. – Все, наверное, хотят знать, какой подарочек я тебе припас. Так вот, замечательная моя супруга, сейчас лето, как говорится, пора отпусков, и я дарю тебе путевку в дом отдыха в Крым на 14 дней. И пока ты будешь там отдыхать, я тут буду шуровать за тебя, заботиться о наших ребятишках. Так что, ни о чем не беспокойся и собирайся в дорогу. А теперь предлагаю выпить за Катюшу.

Стол сразу же загомонил на разные голоса, разом зазвенели вилки и ножи, по комнате прокатился хрустальный благовест от целующихся друг с другом рюмок, а затем послышался хруст перемалываемой жерновами зубов пищи. Катя смотрела на путевку, которую только что торжественно вручил ей муж, и чувствовала, как бешено колотится молоточек ее сердечка. Она не знала радоваться ли ей этому неожиданному подарку или предаваться печали. За всю их уже многолетнюю совместную жизнь они всего лишь два или три раза ездили вместе отдыхать далеко от дома. Обычно же свои отпуска проводили на даче или, как называл ее Петр, «на делянке». Кромсали лопатами землю, ходили купаться на флегматично протекающую неподалеку речушку, где даже в самом глубоком месте было ей всего лишь по грудь. А тут надо отправляться в дальние края, да еще одной. Вот если бы с Петей… Но она знает, у него срочная работа на все лето, за которую обещали вознаградить солидной горой денег, и он не может пожертвовать великолепной возможностью их получить. Но тогда и она не поедет. Вот только как сделать так, чтобы не обидеть мужа? Притвориться больной?

Катя вдруг успокоилась; в самом деле, ну зачем ей эти лишние волнения, связанные с дорогой, с устройством на новом месте? Времена нынче тревожные, как там еще будет? А здесь все привычное, да и дел по горло, дача поди вся заросла жесткой щетиной бурьяна, надо траву выдергивать.

Она недовольно покосилась на мужа, который в этот момент орошал рот очередной стопкой водки. Она понимает, что он хотел сделать как лучше, доставить ей удовольствие на полную катушку, а вместо этого породил для нее сложную проблему. Хотя бы посоветовался с ней, намекнул на свой подарок, она бы легко сумела его убедить, что не желает без него отправляться ни в какие дальние, пусть и самые распрекрасные, края. А теперь придется выкручиваться, искать какие-то предлоги для отказа от путешествия. А она терпеть не может, да и не умеет, ни притворяться, ни обманывать.

Гости уже насытились и теперь вальяжно сидели на стульях. Кое-кто из мужчин, дабы расширить объем своего вместилища пищи для переправляемой туда снеди, даже ослабил ремень на брюках.

– Эх, Петька, какая же у тебя замечательная хозяюшка, – громко провозгласил брат мужа. – До чего же вкусно готовит, просто пальчики оближешь!

– Вот и облизывай, – не слишком любезно посоветовал порядком захмелевший муж.

– Вы уж и скажите, Тимофей, – поспешила вмешаться Катя, опасаясь, что ситуация, учитывая стойкое нерасположение друг к другу двух семейств, может быстро, как спираль на электроплите, накалиться. – На самом-то деле я по-настоящему готовить и не умею, – наполовину искренне проговорила она.

– Не скромничай, Катюша, – не без некоторых усилий ворочая языком, опроверг ее тезис Петр. – Ты у меня молодец, не жена, а сплошная золотоносная жила. Говорю при всех: у меня самая лучшая супруженция на свете. А ну пусть скажет, кто в этом сомневается? – вдруг угрожающе рыкнул он.

– Да кто же в этом может сомневаться? – раздался успокаивающий хор голосов.

– Тогда предлагаю, чтобы каждый сказал о моей женушке тост. Тимофей, ты как самый старший в нашей семье, должен произнести его первым.

Катя молча слушала здравницы в свою честь, улыбалась и кивала головой в знак благодарности очередному своему восхвалителю. И хотя каждый из говорящих заканчивал свои пламенный спич горячим призывом выпить за виновницу торжества, следовать этому воззванию она старалась как можно реже. Зато с тревогой смотрела, как послушно выполняет эти рекомендации ее муж. По опыту она знала, что если он перейдет за очерченную ему природой ватерлинию, то может потерять контроль над собой. И тогда что он начнет вытворять – одному Богу известно. Такое, к счастью, случалось не часто, но иногда все-таки происходило, и потом ей долго было стыдно перед людьми за поведение Петра. Несколько раз она пыталась перехватить у него рюмку, но он грубо отбрасывал от своего источника удовольствия ее руку и недовольно посматривал на нее, как на человека, гасящего его лучшие душевные порывы.

Стол, еще совсем недавно заставленный яствами, стремительно опустошался стаей прожорливых, напоминавших по быстроте поедания саранчу, гостей, и Катю, как кошмар, преследовала навязчивая мысль о том, хватит ли у нее еды и питья, чтобы насытить эту голодную ораву. Все быстро забыли ради кого они собрались и просто пили и ели, вели разговоры, в которых она уже никак не присутствовала даже в качестве косвенной темы. Катя была этому рада, так как ее смущала приторная патока чересчур щедрых восхвалений не таких уж многочисленных, если объективно разобраться, ее достоинств. Да и вообще, она предпочитала просто сидеть и наблюдать за всеми; не так уж часто эти люди одаривали своими визитами их дом, и Бог знает, когда соберутся в таком составе еще. Временами она лишь ловила взгляд Зины, и всякий раз улыбалась ей. Кате казалось, что подруга что-то хочет ей сказать, но они сидели далеко друг от друга, и разговаривать им было неудобно.

Наконец все было сметено со стола, и в трапезе был объявлен антракт перед новым действием по поеданию сладкого. Катя, нагрузившись грязной посудой, отправилась на кухню. Зина тоже встала и последовала за ней.

Кухонька была совсем маленькой и тесной, как кабина вагоновожатого, и они не без труда уместились на этой крошечной территории. Зина плотно прикрыла дверь и стала извлекать из пачки длинными, выкрашенными в бурый цвет ногтями, сигарету. Через несколько секунд она уже запахнулась, как в шаль, в плотное дымовое покрывало.

Катя слегка наморщила прямой, как стрела, носик, она не любила запаха сигаретного дыма и не одобряла пристрастие подруги к табакокурению. Зина внимательно смотрела на нее, загадочно, словно сфинкс, улыбалась и явно что-то обдумывала.

– Я никогда не видела у тебя этого платья, – вдруг сказала она. – Между прочим, классный фасон. Сама шила?

– Да что ты, я к машинке уже целый год не подходила. А это платье купила случайно несколько лет назад, да так в шкафу оно и висело. А сегодня вот решила надеть. А что?

– Да нет, ничего, просто не ожидала. – Ракушка яркого рта подруги растянулась в усмешке. – Не ожидала, что ты такая у нас красивая. Вот что значит, для бабы нацепить на себя подходящую тряпку. А то ходишь как замарашка.

– Никогда я не хожу замарашкой, – слегка обиделась на несправедливое обвинение Катя.

– Ходишь, ходишь, еще как ходишь, моя родная, – почему-то вздохнула Зина.

– Лучше скажи, как у тебя с Толей? – решила перевести разговор на более безопасный для себя галс Катя.

– С Толей все в порядке, вернула его прежней жене. Пусть сама наслаждается этим несметным сокровищем.

– Но ведь еще неделю назад ты говорила, что у вас все отлично, и ты, наконец можешь успокоиться, мужчина, которого ты искала всю жизнь, надежно заперт у тебя в квартире.

– Запомни, моя родная, за неделю столько может всего случиться, что это перевернет всю твою судьбу с ног на голову.

– Ну, уж и за неделю…

– За день. А за неделю это может произойти ровно семь раз.

– А ты не боишься, что от стольких переворотов у тебя голова кругом пойдет? – попробовала пошутить Катя.

Они одновременно засмеялись.

– Послушай, а это платье обязательно возьми на юг.

– Да я решила не ехать.

– Что?! Да я погляжу, баба совсем рехнулась. Такая возможность – поехать одной на юг! Тебе может, Петька для сопровождения нужен?

– Да, а что?

Зина взглянула на нее так, словно она сказала нечто абсолютно непристойное.

– И что ты с ним там собираешься делать? Он тебе, что, тут не надоел? Может, ты еще и вашу кроватку на себе потащишь? Чтобы уж совсем было как дома…

– Причем, тут кровать? А ехать с мужем отдыхать, по-моему, самое нормальное дело. Да и просто спокойней, знаешь же какие сейчас времена…

– Тоже мне, миллионерша, думаешь, что все тамошние абреки только о том и мечтают, когда ты появишься у них, дабы свиснуть твой кошелек. Послушай, а ведь ты красивая баба, я всегда считала, что не стоит тебя твой Петушок. Я даже не думала, что ты такая раскрасавица. Сколько с тобой якшаюсь, а вот только сейчас разглядела.

– Да скажешь ты ерунду! – Катя видела в маленьком, висевшем на стене зеркальце, как заливают ее щечки красный соус румянца.

– Дура ты будешь распоследняя, если не воспользуешься таким шансом.

– Ты о чем?

– Не делай вид, что глупее, чем на самом деле. На следующий год-то сороковничек. Помнишь об этом, подруга.

– Помню, – слегка вздохнула Катя. – Да, что делать, годы бегут.

– Вот именно, что годы бегут, а ты стоишь на месте.

– Что же ты предлагаешь?

– Поплавать в морской водице, – усмехнулась Зина. – Можешь ты хоть две недели в жизни пожить для себя?

Катя неопределенно, будто не совсем понимая, о чем идет речь, пожала затянутыми в голубой ситец плечами.

– Знаешь, давно тебе хотела сказать, да все повода не представлялось, ну что ты себя похоронила до срока? Ведь ты же о жизни ничегошеньки не ведаешь. Разве не так? Скажи сама, ну что ты видишь: свою засранную бухгалтерию с глупым бабьем, да эту квартирку, в которой ты целыми днями ишачишь, как рабыня, на трех мужиков. А что за это получаешь? Ну ладно, про детей я не говорю, от них никогда ничего хорошего не бывает. Ну а твой замечательный Петушок. Я таких мужиков на расстоянии чую, да он удовлетворить-то бабу, как следует, не может. Ведь признайся.

Катя видела в зеркальце, как соус румянца превратился из красного в темно-бардовый.

– Все у нас нормально, – почти резко сказала она. – И тебе не стыдно лезть в чужую постель?

– Да никуда я не лезу, захотела бы – давно там была. Иль ты в этом сомневаешься?

Катя едва не задохнулась от негодования. И это говорит ее лучшая подруга. Что с ней случилось? Конечно, она и раньше была на язык не слишком сдержанной, но не до такой же степени! Ничего не понятно.

– Да, не обижайся, – вдруг промурлыкала Зина и повисла на ней, обдувая ее лицо горьким запахом выкуренных сигарет. – Я ж тебе говорю все это любя. Хочу, чтобы ты жизнь надкусила с другой стороны. Ты же в ней ничего не смыслишь. Думаешь, что, как у тебя, так и у всех. Ерунда. Жизнь такое может нам, бабам, выбросить на берег, что до смерти не забудешь, как дату своего дня рождения. Были бы мы с тобой молодыми, а то ведь осталось-то нам – с гулькин нос. А там морщинки все лицо покроют, кожа станет как моченое яблоко – и никому тогда мы больше не будем нужны. Ходить будешь и локти кусать, что в свое время ничего не распробовала, все мимо рта пронесла. А Петушок твой все равно никуда не денется, он как паспорт, как был при тебе, так и останется на всю жизнь.

– Может, ты, Зинка, в чем-то и права, но только это не для меня. Уж, какой родилась, такой и живу. Вон на столе сколько блюд было, а нельзя же все их попробовать.

– А вот я всегда пробую все до одной. И у тебя попробовала. А чтобы раньше времени не пресытится, от всего откусываю понемножку. Молодчина, вкусно готовишь. Только кроме еды, есть много чего еще. Не забывай никогда. И если не поедешь на юг, будешь самой распоследней в этом городе дурой. Даже еще большей дурой, чем я.

– Неужели это еще возможно? – сказала Катя, и они снова засмеялись. И этот их совместный смех, как порыв ветра, выдул из ее сердца обиду на подругу.

Было поздно, когда все разошлись, оставив на столе разрисованные мазками белого крема от торта, тарелки, а в бокалах при свете люстры тускло мерцали недопитые остатки рубинового вина. Последней распрощалась с ней Зина. Вдоволь насмотревшись на себя в зеркало и, красиво разложив по плечам шарф, она приложила свои клубничные губы к щеке Кати и вложила прямо в ее ухо слова:

– Не будь дурой, а все остальное не имеет значения.

Катя вернулась в комнату. Она села на стул, невидящим взором посмотрела вокруг. Впереди ее ожидала гигантская работа по ликвидации последствий этого пира, но она решила, что займется этим завтра утром. И не оттого, что устала, ее саму удивляло то, что, несмотря на огромную нагрузку, которую обрушил на нее этот день, сильного утомления она не испытывала. Ею вдруг завладело совсем иное состояние, оно было очень смутным и неразборчивым, как почерк плохого ученика. И если бы ее попросили рассказать, что она сейчас чувствует, то Катя оказалась бы в серьезном затруднении. Привычный монолит из ясных и спокойных чувств внезапно покрылся мелкими трещинками. А ведь Зина в чем-то права, она действительно не замечала, как мчатся галопом, подобно быстроногим коням, годы. До сих пор она их просто автоматически отсчитывала, как отсчитывает продавец сдачу, совсем не думая о клиенте, а ее душа оставалась почти такой же неподвижной, как скала, словно это происходило и не с ней. Но вот сейчас она подошла к рубежу, за которым… А что за ним? Ничего, все тоже, что и было. И даже непонятно, зачем было устраивать это грандиозное празднество, если оно не способно что-либо изменить. Для того, чтобы отметить ее появление на свет. Но факт этот уже случился и вне независимости от того, хорошо это или не очень, сделать с этим уже ничего невозможно.

Она вдруг удивилась сама себе. Что за крамольные мысли пробрались в ее голову, никогда раньше ее не посещали такие странные гости. Когда она была еще совсем молоденькой девушкой, то очень любила помечтать, как однажды встретит сказочного принца, они полюбят друг друга. После этого воображение наполнялось такими картинками, которые описать словесно она не решалась, даже разговаривая сама с собой. Но те времена давно унеслись в неизвестном направлении, вместо прекрасного и нежного овала лица королевича с короной на мягких, струящихся золотыми нитями волосах, появилось грубоватая физиономия Петруши с мятой кепкой на жесткой и темной кроне шевелюры; она вышла замуж, и с тех пор ее жизнь, словно запущенная вода в прорытый канал, вошла в четкое раз и навсегда отведенное ей русло.

До отъезда оставалось две недели, и все это время Катю раздирали сомнения; то она окончательно решала, что отправится на юг, то принимала не менее окончательное решение никуда не ехать. В этой душевной неразберихе она сама никак не могла вычленить, чего же ей хочется больше, все менялось в зависимости от настроения или каких-то случайных внешних обстоятельств, причем, иногда эта перемена происходила столь стремительно, что в течение буквально нескольких минут она несколько раз изменяла свое намерение.

Наконец до отбытия на отдых ее стал отделять совсем тонкий слой времени, состоящий всего из одного дня. Петр принес ей билеты на поезд: туда и обратно, и она с волнением взяла в руки тоненькие голубенькие листочки. Она хотела ему объявить, что решила не ехать, но, взглянув на мужа, почему-то эти слова так и не вылетели из ее рта. Что заставило ее промолчать, она понять не могла, ведь всего минуту назад она приняла твердое решение остаться дома.

– Ты уже собрала чемоданы? – спросил он ее.

– Еще нет.

– Да ты что, завтра ехать, а у тебя еще ничего не готово! Хочешь, чтобы я тебе помог? Ну, давай, демонстрируй, какие возьмешь наряды. Сейчас будем проводить их осмотр. Алеша, Никита, – позвал он детей, – а ну все марш ко мне. Посмотрим, в чем ваша мать собирается щеголять на юге.

Зрители уселись на диван, а Катя начала сеанс демонстрации одежды. Она доставала из шкафа свои наряды и оказалось, что она все давно уже продумала, что ей понадобится в дальних краях, и даже кое-что специально для этого подкупила. Застенчиво улыбаясь, она показала новый купальник. Она приобрела его пару дней назад совершено случайно. Но едва она зашла, по крайней мере, так она себя в этом уверяла, без всякой цели в магазин, как ее взгляд тут же налетел на него – ярко-зеленого цвета он так настойчиво и призывно ласкал ее взор, что было просто невозможно его отвести. Почему бы ей не заиметь новый пляжный костюм? К ее возможной поездке это не имеет никакого отношения, просто ее старый купальник давно выцвел, как давно не снимаемый с древка флаг, и в нем стыдно где-либо показаться. Оправдание для покупки было найдено, и Катя с легким сердцем выбила чек.

Купальник вызвал дружный хор восторгов.

– А ну-ка покажись в нем, – потребовал Петр.

– Да ты что, поедем как-нибудь на дачу – там и увидишь, – стала отнекиваться она.

– Когда это еще будет, а я сейчас хочу посмотреть. Давай, переодевайся. Вдруг он плохо на тебе сидит?..

Купальник сидел на ней замечательно, это она, придя домой после его покупки, проверила сразу же на экспонате, то есть на своем теле. Но докладывать об этом мужу не стала. Подчиняясь его приказу, она пошла в ванну, переоделась, затем снова появилась в комнате.

– Ну, как? – смущаясь, проговорила она. Немедленным ответом ей стали мигом разгоревшиеся два костерка в глазах Петра.

– А ты ничего, – сопроводил он для усиления эффекта свою оценку легким присвистыванием. Судя по его немного оторопелому лицу, видение супруги в новом купальнике застало его врасплох. – Будешь королевой пляжа, все мужики сбегутся поглазеть на тебя. Ты там у меня смотри…

– Если хочешь, могу и не ездить, – сказала Катя, одновременно с надеждой и тревогой ожидая его ответа.

– Да ладно, это я так, шуткую. Иль я не знаю тебя? А мама у нас очень даже красивая. Правда, сорванцы?

Сорванцы дружно подтвердили этот тезис своего родителя. Катя же быстро вернулась в ванную, сняла пляжный костюм и накрыла свое тело стареньким, пережившим пытки бесчисленными стирками, халатиком. Затем, отправив мальчишек продолжать играть в их комнату, они вместе с Петром стали укладывать чемодан, вернее этим в основном занималась она, он же пребывал на диване в непривычном оцепенении. Сперва странности в поведении мужа не привлекли ее внимания, но затем она, удивленная тем, что с места его нахождения, вопреки обыкновению, не поступает никаких реплик и замечаний, взглянула на него. Он сидел с каким-то странным растерянным видом и при этом, словно стерегущий заключенного охранник, не сводил с нее глаз.

– Ты чего, Петя? – спросила она. – Ничего не случилось?

– Купальник тебе очень идет, – сказал муж.

Она почувствовала, как зарделась.

– Так что же?

– Может, старый возьмешь?

– Ну, уж нет, – возмутилась она. – Зачем мне старый, коли есть новый?

– Это верно, – не мог не согласиться с таким убийственным аргументом Петр. – Ты мне только звони, – сказал он и, подумав, присовокупил к сказанному график звонков: – Через день.

– Не беспокойся, конечно, буду звонить. Там, в доме отдыха наверняка и телефон есть.

Наступила последняя ночь в ее родном доме. Телевизор завершил показ очередной серии из очередного бесконечного, как Вселенная, телесериала и был отлучен до следующего вечера от питающего его пищей эфира. Но ей не суждено досмотреть этот фильм, вздохнула Катя, как раз в это время ее будет раскачивать поезд. Повезет ли ей с соседями по купе? Дай Бог, чтобы повезло. Вот если бы они все оказались женщинами! С ними как-то спокойней.

Она постелила постель, окунулась в широкую ночную рубашку и юркнула под теплое одеяло. Через минуту из ванны в занавесящих волосатые ноги почти до колен трусах, показался муж. Щелкнул выключатель, мгновенно погрузив комнату во тьму. Затем тяжелое тело Петра под не слишком благозвучную мелодию скрипящей кровати опустилось рядом с ней.

Несколько минут они лежали неподвижно. Катя чувствовала рядом с собой дыхание мужа, и ей почему-то казалось, что он, как спортсмен после забега, дышит как-то необычно учащенно и напряженно. Откровенно говоря, она не испытывала большого желания, но ей хотелось, чтобы это случилось перед разлукой.

По заведенному у них ритуалу, инициатива всегда исходила от мужа. За многие годы она настолько досконально изучила его поведение в этом деликатном вопросе, что всегда точно знала, произойдет ли в тот или иной вечер между ними соитие или нет. Если он не поворачивался сразу к ней спиной, а ложился на спину, это означало, что он полон желания исполнить свой супружеский долг.

Все начиналось медленно и постепенно, как первые кадры ужасно скучного фильма. Несколько минут перед тем, как взять старт их любовному забегу, он всегда лежал неподвижно, словно собирался с силами или проводил теоретическую подготовку, затем его рука начинала медленное движение в ее сторону. Крепкая и шершавая мужнина ладонь ложилась на ее ногу в области колена, затем, сохраняя выбранный ритм, неторопливо, слово альпинист на крутой скале, поднималась вверх, касалась бедра, но без захода в более интимные места. Все это время Катя пребывала в полной неподвижности и лишь фиксировала перемещения руки супруга по ее телу, как судья соревнования по местному ориентированию.

Некоторое оживление с ее стороны начиналось тогда, когда его длань достигала области груди; здесь она делала первую остановку, осторожно изучала местность, в которой оказалась, и змеей ползла дальше к плечу и лицу. После этого в бой постепенно вводились другие части мужского тела. Вторая рука начинала гладить ее живот и спускалась ниже, лаская шерстку лона и поглаживая саму расщелину. Его губы прижимались к ее рту, затем тыкались в шею и соски, правда, пока все еще через тонкую ткань ее ночного панциря. Но с этого момента наступал черед для ее ответных действий; ее руки забирались под его майку и гладили заросшую жестким безымянным кустарником грудь и живот. Затем они, словно лазутчики на чужой территории, проникали под его трусы. Здесь ее поджидал начинающий быстро идти в рост член. Почувствовав ее мягкие пальцы, он, словно надуваемый шарик, мгновенно вытягивался во всю свою не маленькую длину. За годы супружества она хорошо изучила поведение этого странного создания, тем более, что оно не отличалось большим разнообразием и вело себя всегда одинаково стандартно, как хорошая компьютерная программа. После того, как пенис подобно солдату на посту при виде командира, вставал по стойке смирно, она знала, что до того, как он начнет свое обязательное фонтанирование, времени оставалось буквально в обрез. А ей еще надо было обязательно кончить, в противном случае неутоленное желание долго будет ее щипать и пинать изнутри, не давая смежить веки. Поэтому она в авральном порядке скидывала ночнушку, Петр, получив сигнал, что настала пора приступать к основному действию в этом спектакле, сбрасывал с себя одежду и ложился на нее. Эта была их единственная позиция. Правда, в начале своей супружеской жизни они немного пытались поэкспериментировать, но затем заключили молчаливое соглашение, что этот вариант для них наиболее приемлем. Он врывался в нее, как танк в крепость, и тут начинался самый ответственный момент; она должна была успеть получить оргазм до того печального момента, как его фаллос потеряет упругость и станет до следующего раза недееспособным. Иногда ей это удавалось, иногда – нет. Счет побед в этом поединке был примерно равным.

Рука Петра вышла в свой путь по знакомому маршруту, и Катя почувствовала облегчение; сегодня будет все, как обычно. Почему-то для нее сейчас это было особенно важно. Она спокойно лежала, дожидаясь того момента, когда должна будет приступить в этом дуэте к исполнению своей партии.

Все повторилось одно к одному. Ее ночнушка, словно большая птица, полетела в одну стороны, его трусы, подобно юркому зверьку, скользнули в другую. Он вошел в нее и начал ритмичные движения. Катя чувствовала, как быстро нарастает в ней желание, как оно становится все более концентрированным, все более готовым взорваться, разнеся по всему телу осколки огромного наслаждения. Но при этом что-то мешало ей полностью сосредоточиться на нем. Она поймала себя на том, что думает, как завтра сядет в поезд; а взяла ли она электрокипятильник, чтобы вечерами пить в своем номере чай; а положила ли она фен… Катя ощущала, как рождается внутри нее оргазм, но параллельно этому почти также стремительно несся поток далеких от происходящего на этой кровати мыслей. И как ни странно, этот поток занимал ее гораздо больше, нежели то, что происходило сейчас в ее теле.

Внезапно ритмично двигающееся по точно очерченной амплитуде тело мужа отяжелело, и, словно прогнившая балка, рухнуло на нее.

По этому падению она поняла, что процесс занятия любовью подошел к благополучному завершению. Правда, она так и не достигала пика оргазма, и чтобы это замечательное событие совершилось, ей еще требовалось довольно длительное восхождение на эту вершину. Но сейчас она особенно не жалела о том, что эта высота на этот раз так и не покорилась. Кати вдруг страстно захотелось, чтобы как можно скорее наступил бы следующий день – и тогда поезд увезет ее далеко-далеко…

Глава 2 Зов плоти

Катя извлекла из заточения в чемодане последнюю из своих юбок, что взяла с собой, повесила ее на плечики и удовлетворенно оглядела комнату. Номер, который ей достался, понравился Кате сразу. Правду был он совсем не велик и своими габаритами и очертаниями напоминал школьный пенал, но зато как-то по-домашнему уютен. Кровать не устает радовать глаз ярким пятном красивого покрывала, на стене – картина с морским пейзажем – бушующая стихия поднявшихся, словно табун лошадей, на дыбы волн, безжалостно разбивает в щепки утлый плот с насмерть перепуганными пассажирами – воссоздана так натурально, что ей все время кажется, что вся это гигантское скопище воды не удержится на полотне и зальет ее комнату; есть даже телефон, и она может в любую минуту позвонить домой. Тут же рядом за дверью в прихожей все необходимые и полезные для жизни удобства. Но главное – это балкон, с которого одновременно открывается вид и на море и на горы. Только от одного этого восхитительного зрелища можно прийти в неописуемый восторг. И ведь это все не нарисованное, не на картинке и даже не на экране телевизора, а настоящее, живое. Достаточно ей сделать буквально несколько сот шагов, и она окажется на пляже, увидит, как приползает, словно выдрессированная собачонка, к ее ногам теплая соленая волна.

Ей вдруг стало так хорошо и весело, что она плюхнулась на кровать и рассмеялась. И чего она, дуреха, так боялась ехать, в этом нет совершенно ничего страшного. И это даже несмотря на то, что в купе ее попутчиками оказались исключительно представители противоположного пола, да к тому же еще совсем не старые представители. Они наперебой ухаживали за единственной дамой, явно устроив соревнование на кубок ее благосклонности. Пытаясь завоевать этот приз, они так нашпиговали ее сладостями, что она полночи не могла заснуть, так как ее жутко изводила жажда. Правда была еще одна причина, почему ее так долго не был бессилен сморить сон; в ее голове, словно гвоздь в стене, засела мысль, что кто-нибудь в темноте вдруг полезет к ней. Она прислушивалась к нестройному, как игра впервые собравшихся вместе музыкантов, храпу ее соседей, ожидая, что вот-вот один из них прервет это сладостное занятие ради того, чтобы наброситься на нее. Мысленно она прикидывала, каким образом будет давать отпор насильнику. Но все ее приготовления оказались невостребованными; шли бессонные часы, а намерение ее изнасиловать почему-то никто не выказывал. В конце концов, долгое и бесплодное ожидание этого момента ее так утомило, что она заснула. А когда вновь отворила глаза – все вокруг было залито светом, по купе во всю шарили солнечные блики. Она взглянула в окно и увидела, что за то время, что она пребывала в небытие, поезд явно не стоял на месте, а преодолел немалое расстояние, и теперь вокруг цвела и зеленела несравненно более пышная южная растительность.

Прибыв на вокзал Симферополя, она попрощалась со своими любезными попутчиками, а затем автобус без всяких проблем и приключений доставил ее в Судак. А еще через час она входила в свое новое, временное, но, как, оказалось, уютное пристанище.

Пора было знакомиться с местностью и, прежде всего с морем, которое совсем рядом, всего в нескольких сотнях метрах переливалось на солнце мириадами блестков. Взяв купальный костюм, она прошествовала в ванную комнату. Быстро скинула с себя платье, И сразу же большое, почти во весь рост, зеркало мгновенно до самых краев наполнилось ее обнаженной фигурой. Катя внимательно стала рассматривать себя, провела пальцами по телу от плеч до кустика внизу живота, едва ощутимо дотронулась до клитора, но и этого прикосновения хватило для того, чтобы вызвать внутри себя легкий сладостный всплеск. Но дальше экспериментировать в этом направлении она не стала, а поспешно натянула, словно спасаясь от греха, трусики. Затем запрятала два крупных полушария в верхнюю частью пляжного ансамбля. Но полностью укрыть их в этих норках ей не удалось, грудь целиком не вмещалась в предназначенные для этого чаши бюстгальтера и осталась наполовину открытой. Катя даже подумала, а не слишком ли опрометчиво поступила, приобретя столь откровенный купальник? Вот даже и Петя, видевший ее в самых разных видах и нарядах, был так ошеломлен в первую минуту этим ее видением в нем, что даже лишился на некоторое время дара речи. Но теперь уже все равно ничего не изменить; если кто хочет, пусть смотрит, не жалко.

Катя вышла из корпуса, и сразу же ее со всех сторон обступил жаркий солнечный день. Небо было почти чистым, лишь кое-где на лазоревом фоне висела рваная вата облаков. Но небеса ее интересовали мало, они были почти такими же, как и в Москве, а вот море – это совсем другое дело. Она устремилась на набережную. Показала дежурному свою карточку и оказалась на пляже.

О том, как она будет входить в море, она представляла всю дорогу от Москвы до Судака. Конечно, за вычетом того времени, когда внимала россыпям комплиментов своих попутчиков. И вот этот долгожданный час пробил, хотя никакого звона и не раздалось. Но она ясно слышала его радостные переливы внутри себя. Легкий халат, расстегнутый нетерпеливой рукой, безропотно скатился к ее ногам, а они сами, осторожно ступая по каменистому песку, понесли ее к воде.

Море, как бы выполняя обряд знакомства с ней, лизнуло ее ступни, затем попятилось назад, будто желая передать полученную информацию об очередном своем госте следующей волне, а та, обработав ее, и, по-видимому, оценив вполне благожелательно, уже накатилась на пришельца более основательно, смочив ноги Кати аж до колен. Она слегка взвизгнула, так как вода неожиданно обожгла стужей. У нее даже возникло желание повернуть назад, но эта была лишь секундная слабость. Она смело сделала шаг вперед, и теперь вода смочила уже ее трусики.

Идти дальше мешал все тот же холод. Однако морю подобная нерешительность явно пришлась не по нраву; внезапно прямо перед ней вырос высокий и, как хорошее свежее пиво, пенистый вал, который обрушился всей свою мощью на оробевшую женщину. Все случилось буквально за одно мгновение, и Катя, оказавшись, словно одеялом, накрытой волной, даже не успела испугаться. Зато теперь, обрызганная с ног до головы, она больше не боялась прохладной водной стихии. Море после только что прошедшего обряда знакомства оказалось теплым, и Катя вдруг почувствовала себя замечательно. Она засмеялась и поплыла.

Плавала Катя хорошо, причем, эта была у нее, как у собаки, врожденная способность. Никто ее этому искусству не обучал, просто однажды, будучи еще совсем маленькой, ее, как малька, запустили в речку, и она без посторонней помощи бодро задвигалась по воде. И сейчас она легко скользила по водной глади, маленькие волны, как детские качели, поднимали ее вверх, а затем плавно и бережно, словно боясь причинить вред, опускали вниз. Она испытывала невероятное блаженство, ни одни руки еще не гладили ее тело столь нежно и мягко, как эта теплая, соленая купель. Катя несколько раз погружалась в нее с головой, а затем, вынырнув, ощущала на своем лице горячее покалывание солнечных посланцев. Раскинув руки, она плашмя легла на воду и закрыла глаза, лишь веками ощущая яркий свет дневного светила. Она даже слегка задремала, море же, оберегая ее сон, старалась, насколько это было в его силах, ему не мешать, оно лишь изредка тревожило спящую, мягко толкая ее своими валами в бок. Но то были приятные, освежающие прикосновения, как ласки любовника, и Катя внезапно поймала себя на том, что в памяти откуда-то из далеких ее закоулков, казалось давно и надежно засыпанных отложениями прожитых лет, совершенно неожиданно всплыло ее давнее юношеское эротическое видение. Эта встреча с прошлым была столь нежданной, что Катя тут же встрепенулась и, не рассчитав движение, ушла на глубину. Возвратившись снова на поверхность, она, подчиняясь какому-то ей самой мало понятному импульсу, быстро поплыла к берегу.

Она снова оказалась на пляже и, пройдя к свободному лежаку, растянулась на жестких досках. Пока она дефилировала, то внимательно смотрела вокруг; не обращают ли чрезмерное внимание на ее не самый скромный купальный наряд. Но ни одного плотоядного взгляда ей так и не удалось перехватить, и даже почувствовала легкую досаду от этого. Впрочем, как быстро убедилась она, по номинации открытости и обнаженности конкуренция тут была очень большая. И на фоне других ее наряд выглядел весьма скромно. Тем даже лучше, она вовсе не желает вызывать к себе повышенного интереса, особенно таким вот специфическим способом. И то, что не одна она такая, ее только радует. Правда, особой радости она при этом почему-то не испытала, однако приписала это свое состояние жаре. В таком пекле единственные желания, которые еще способны были вызревать у любого нормального человека, – это пить и купаться.

Она еще несколько раз бросалась в ласковые объятия моря, выходила из него обсыпанная изумрудными бусинками на берег, где жаркое солнце в считанные секунды слизывало с ее тела эти драгоценные зернышки. Почувствовав, что начинает слегка плавиться, Катя решила, что на первый раз вполне достаточно и пора уходить с этого солнцепека. Нырнув в легкий сарафан, она поднялась на набережную.

У выхода из пляжа ее взор столкнулся со взглядом какого-то парня, который стоял, картинно облокотясь о парапет. Он смотрел на нее почти в упор и при этом улыбался, как старой знакомой. Причем, его улыбка с каждой секундой, как открывающийся занавес перед началом представления, становилась все шире. Она быстро отвернулась, но затем какая-то сила вновь заставила ее повернуть голову в его сторону. Теперь парень уже выпрямился во весь свой высокий рост, и она не могла не оценить его тонкой стройной стати, чем-то напоминающую стать породистого скакуна. Одет он был в белую майку с черными разводами на груди; сперва Катя подумала, что это какой-то странный рисунок, но приглядевшись, поняла, что в качестве живописца на этот раз выступила самая обычная грязь. Ноги нахала, как сразу окрестила его она, были обернуты в потертые джинсы. Поначалу Катя даже не поверила своим глазам, подумав, что перегрелась на солнце; его джинсы подобно дуршлагу, были изрешечены многочисленными дырочками. Самое большое отверстие располагалось на бедре, сквозь которое бесстыдно выглядывал изрядный кусочек загорелой кожи.

Парень сделал шаг в ее сторону, сократив луч разделяющегося их расстояния почти до минимума. Поэтому раздумывать ей было уже некогда и, круто развернувшись, она быстро зашагала по набережной, напрягая всю свою волю, дабы не повернуться и не посмотреть – не ведется ли за ней преследование? И лишь отойдя от места встречи довольно далеко, она позволила себе обернуться. Никто за ней не шел. Вот и хорошо, он понял, что здесь ничего не добьется, и отстал. К ее удивлению, это обстоятельство не вызвало в ней того всплеска радости, на который она сама же и рассчитывала.

После ужина Катя впервые с момента своего приезда вдруг почувствовала легкое прикосновение к себе холодных ладоней скуки. В самом деле, чем занять оставшееся до сна время, никаких плодотворных идей на этот счет к ней не приходило. Идти вновь на набережную? Но она там уже была, исследовала ее вдоль и поперек, даже посидела в кафе, где съела порцию мороженого, и залила проглоченное лакомство стаканом холодного сока.

Но выбора не было, не сидеть же весь душный вечер добровольной узницей в номере… Она подошла к шкафу, разложила всю палитру своих нарядов на кровати и стала выбирать, что оденет для первого своего торжественного явления на вечерней набережной. Выходной комплект одежды создавался, как и любой истинный шедевр в муках; она пробовала разные варианты, но ни одному из них не удавалось полностью удовлетворить ее взыскательным требованиям. Она с грустью думала о том, что у нее нет по-настоящему привлекательных туалетов, все это второразрядные, случайно купленные по дешевке вещицы. После долгих поисков, многочисленных примерок и глубоких раздумий, а так же многократных консультаций с зеркалом, она остановилась на следующей комбинации: длинная, летящая вниз почти до щиколоток юбка, в сочетании с открытой, с изрядным вырезом, кофточкой. Затем, достав косметичку, она стала разрисовывать свое лицо. Наконец процесс сотворения собственного облика завершился, и Катя осталась в целом довольна полученным результатом. С зеркальной глади на нее глядела женщина, конечно, уже не молодая, но вовсе не старая, находящаяся на самой вершине своего созревания. Если бы я была мужчиной, то не сводила бы с себя глаз, порадовала она себя лестной для ее женского тщеславия мыслью. И лишь только после этого вышла из номера.

Через минуту она во второй раз за день оказалась на набережной. Отдыхающие текли по ней двумя встречными потоками; Катя влилась в один из них, размеренное течение людской реки подхватило ее и неторопливо, словно щепку, потащило за собой.

Катя с любопытством рассматривала окружавших ее людей; большинство из них двигались в этой реке отдыхающих парами, либо группами. Многие мужчины и женщины шли, тесно прижавшись друг к другу или держась за руки, они целовались, весело смеялись, откровенно демонстрируя в каких отношениях находятся друг с другом. Внезапно ее обволокла вуаль густого облака одиночества, захотелось, чтобы кто-нибудь находился бы сейчас рядом и с ней. Стайка ее мыслей сама собой полетела к Петру; ах как было бы замечательно, если бы они тут фланировали вместе. И тогда ее бы не терзала, как теперь, своими клыками жестокая скука. И вовсе не потому, что Петр умеет хорошо развлекать свою даму – этим видом искусства он как раз абсолютно не владеет – а просто потому, что он самый близкий ей человек и только одно его присутствие, как дезинфекция бациллы, убило бы в ней все столь обильно размножившиеся микробы тоски. А так – что ей делать тут по вечерам? Словно соломенная вдова сидеть на балконе, вперяя свой взор в темное, как вакса, небо, или шлепать своими босоножками туда-сюда по набережной и с завистью смотреть на то, как хорошо и весело другим?

Совершив несколько туров по побережью, она почувствовала, что этот бесцельный променад ей приелся окончательно. А потому ничего другого не оставалось, как только вернуться в номер. Она выплыла из плотного потока отдыхающих и направилась к смутно белеющему, подобно теплоходу на далеком рейде, в густой синеве спустившегося на землю вечера зданию корпуса. Внезапно ее шествие к нему приостановили звуки музыки; она замерла и прислушалась, пытаясь, словно локатор, определить направление, откуда они изливаются.

Через пару минут музыка, словно поводок, привела ее на танцплощадку. Карточка отдыхающего помогла ей беспрепятственно миновать контролера. К ее удивлению народа потанцевать собралось не слишком много, еще больше удивило то, что это занятие привлекло отнюдь не только молодежь; среди танцоров оказалось даже немало и тех, кто впервые появился на свет значительно раньше ее. Небольшой пятачок сцены оккупировало трио, состоящее из двух патлатых юнцов и одной, словно им в противовес коротко стриженой девицы. Каждый член этого музыкального трио добросовестно играл свою роль; парни, не жалея пальцев, лупили ими по струнам электрогитар, а их напарница, поднеся вплотную ко рту, словно намереваясь его проглотить, микрофон, изрыгала в него хрипловатым голосом модный шлягер.

В молодости Катя любила танцевать, и, если верить отзывам ее напарников, танцевала весьма недурно. Но те танцевальные периоды ее жизни канули в Лету, а в наступивших новых временах ей было не до занятий хореографией. Но сейчас какие-то реликтовые слои души внезапно стали все настойчивей напоминать о себе; ритмичная музыка заставляла ноги производить различные подрагивания, от которых они, казалось, отвыкли давно и окончательно. Ей вдруг нестерпимо захотелось влиться в совершающий самые разные выкрутасы и пируэты этот не стройный ансамбль танцующих. Но она никак не решалась, вот так запросто присоединиться к совершенно незнакомым ей людям было выше ее сил.

Она смотрела на танцоров и испытывала такую сильную зависть к ним и одновременно не менее сильную досаду на себя, что едва не плакала. Но почему она не умеет быть непринужденной, в любой обстановке чувствовать себя уютно и свободно? Она нисколечко не сомневается, что, например, у Зинки не было бы таких проблем, она спокойно бы вышла на середину и стала отплясывать за милую душу, ни на кого не обращая внимания. И все стали бы глазеть на нее, как на какую-нибудь заморскую диву.

Трио на сцене допело мелодию, и почти без паузы стало изрыгать другую. Песнь была о любви, и хриплый вокал певицы зазвучал, как и требовала тема, страстно и исступленно.

Внезапно перед Катей выросла чья-то фигура.

– Мне кажется, что вам очень хочется потанцевать, – произнес мужской голос. – Позвольте пригласить вас на танец.

Катя подняла голову и признала в стоящей перед ней фигуре того самого наглого парня, который пялился на нее днем на набережной. Правда, одет он был теперь немного по-другому; изрешеченные джинсы сменили белые брюки, а майку с грязными разводами – тоже белая, небрежно запахнутая только на одну пуговицу, тенниска.

– Разрешите пригласить вас на танец, – повторил он.

Ну, уж нет, твердо заявил вдруг в ней внутренний голос, она вообще не собирается ни с кем танцевать, а приглашение этого наглеца не примет ни при каких условиях.

Парень в «белом» улыбнулся уже знакомой ей широкой улыбкой, и Катя, еще не сознавая, что делает, подала ему руку.

Кате казалось, что за многие годы танцевального простоя из нее напрочь испарилось всякое умение танцевать. Но у тела на этот счет было совсем иное мнение, оно легко и быстро восстанавливало прежнюю сноровку, с каждой секундой все увереннее попадало в такт подвывающему хрипу певицы с короткой стрижкой. Да и партнер ей попался очень умелый – это Катя вычислила почти моментально – он уверенно вел свою даму, в то же время не навязывая ей своей руководящей роли, предоставляя широкие возможности для импровизации. Катя быстро оценила эту танцевальную деликатность и даже подумала, что может быть ошиблась в своем первоначальном негативном суждение об этом парне.

– Как вас зовут? – вдруг пробился сквозь музыкальный грохот к ее ушам его вопрос.

– Катериной. То есть Катей, – мгновенно поправилась она. – А вас? – исключительно ради вежливости поинтересовалась она.

– А как бы вы хотели меня называть?

– Что значит, как бы я хотела? Как вас зовут, так я и хочу вас называть.

– Но зачем вам зависеть от других людей, в частности от моих родителей? Они назвали меня по своему вкусу. А вам это имя может не понравиться. Мне хочется, чтобы вы называли меня так, как подсказывает вам сердце.

– Нет, я так не могу, – решительно возразила Катя. – Или назовите свое имя или мы не будем танцевать.

Парень внимательно посмотрел на нее и о чем-то задумался.

– А давайте сделаем так: я буду называть имена и остановимся на том, которое вам понравится.

Катя хотела решительно возразить против этого чересчур новаторского плана, но не успела, так как ее танцевальный партнер начал перечисление имен.

– Павел. Нет, вижу не то. Артамон. Тоже – мимо. Геннадий. Не пойдет. Слава. Нет. Иннокентий. И опять не хотите. Петр. Странно, но это имя вам почему-то нравится меньше всех. Что-то у вас с ним такое связано. А Дима, Димочка, Димуля. По-моему, вы согласны. Согласны, но не совсем. Тогда пойдем дальше. А как насчет Артура?

Катя невольно кивнула головой, почему-то ей показалось, что это имя действительно подходит к ее странному партнеру по танцу.

– Заметано, меня зовут Артур.

– Нет, я хочу знать ваше настоящее имя, – попыталась в последний раз настоять на своем Катя.

– Артур, Катя. Настоящее имя всегда то, каким мы хотим называть человека. А вы сами его только что одобрили. Разве не так?

Катя вспомнила про свой неосторожный кивок и решила, что больше возражать бесполезно. Впрочем, так ли это важно, какое имя выведено в его паспорте? Через минуту другую танец благополучно завершится, и Артур навсегда исчезнет из ее жизни, как исчезли из ее жизни три недавних попутчика по купе.

Только сейчас она обнаружила, что руки Артура уж слишком активно перемещаются по плоскости ее спины, словно никак не могут найти для себя подходящего места. То оказываются на талии, то возносятся к ее плечам, то смыкаются где-то на позвоночнике. Внезапно она почувствовала, как окрепли его объятия, и еще через мгновение они оказались тесно прижатыми друг к другу, словно в метро в часы пик. Катя сделала попытку несколько увеличить пространство между собой и своим партнером, но тот еще плотнее придвинул ее к своему животу и груди.

– Что вы делаете, так не танцуют! – возмутилась она.

– Мне чертовски захотелось почувствовать, как ваши груди прижимаются к моей груди, – чистосердечно признался Артур.

От возмущения она даже поперхнулась. Она остановилась и решительно стряхнула руки Артура со своих плеч.

– Извините, но я не желаю больше танцевать.

– Но почему? – и голос, и выражение его лица демонстрировали полное и искреннее изумление.

– Потому что мне не нравится ваше поведение.

– Но в чем я провинился? А, понимаю, это потому, что я сказал, что мне нравится чувствовать ваши груди. Но что же делать, если я хмелею от них? Я еще на пляже не мог оторвать от них глаз. Вы даже не представляете, как мне хочется посмотреть на них без всяких помех.

Катя вместо ответа спешно стала выбираться с танцплощадки. Однако Артур не отставал.

– Вас смутило то, что я сказал то, что думаю? Но я всегда так поступаю. Посмотрите, здесь все мужчины танцуют только ради этого, все мечтают почувствовать груди своих партнерш.

Катя на мгновение повернула в его сторону голову.

– Отстаньте, я не желаю вас слушать, вы – нахал, – плеснула она ему прямо в лицо кипятком своего гнева. – Как вам только не стыдно?! Я сейчас расскажу обо всем мужу.

– Да нет тут вашего Пети, – вдруг улыбнулся Артур.

От изумления Катя даже на миг приостановило свое бегство.

– Откуда вы знаете, как его зовут?

– Секрет, – сказал Артур. – Я знаю о вас все. Что касается мужа, то он остался, слава Богу, дома, чему вы очень рады. Так что, вы беззащитны. Хотя… вам ничего и не угрожает. По, крайней мере, с моей стороны.

Показался освещенный подъезд спального корпуса, и Катя почувствовала себя спасенной, подобно тому, как чувствуют себя потерпевшие кораблекрушение при виде берега. Так как ее преследователь не отставал, она рванулась к входу. И только оказавшись в вестибюле, перевела дух. Артур остался на улице, через стеклянную дверь она видела его; он смотрел на нее и широко улыбался свой неизменной нахальной улыбкой. Затем в знак прощания помахал ей рукой и неторопливо стал растворяться в темноте.

У себя в комнате Катя несколько минут не зажигала света. Сердце билось учащенно, но определить причины возникшей аритмии было не так-то легко. Слова этого Артура, словно глубокая заноза в коже, не выходили из головы, оказывали на нее странное, подобно наркотикам, возбуждающее воздействие. Может, она действительно зря вспылила, ей же не раз доводилось слышать, что здесь на юге все также помешены на сексе, как в Москве на зарабатывании денег. Вот и этот Артур явно озабочен тем же самым. Просто он то ли слишком искренний – говорит то, что думает, то ли невероятно развращенный. А может, просто глупый, особенно если вспомнить, какую ахинею он нес с первой минуты их знакомства? Сначала что-то болтал про свое имя, заставил ее выбирать его, затем ляпнул про ее грудь. А как, в самом деле, его зовут? Почему-то ей кажется, что все же не Артуром. Хотя… какая ей разница?..

Внезапно она словно ощутила какой-то толчок. Несколько секунд стояла неподвижно, как статуя, затем прошла в ванную, зажгла свет. После чего расстегнула кофточку и лифчик, из которого, обретя свободу, тут же выпорхнули на волю две крупные, но вовсе не отвислые, а очень тугие, как резиновые мячики, полусферы. А он прав, действительно красивая грудь. И как он смог это разглядеть под панцирем одежды? Ясно, как день, что отъявленный бабник, выискивает свободных женщин и как коршун бросается на свою добычу. Но на этот раз его хищный клюв промахнулся. Губы Кати раздвинула в сторону злорадная улыбка. Надеялся поживиться, да не вышло, только вечер понапрасну потерял. Так этому нахалу и надо. Думал, что нашел дурочку. А вот и не на ту напал.

Катя еще немного полюбовалась округлым ландшафтом своей груди, затем снова спрятала тугие полусферы под одежду, словно от сглаза, прошла в комнату и, щелкнув выключателем, залила ее светом. Но вот чем ей сейчас заняться, она хоть убей не знает. А ведь еще совсем не поздно. Пойти в холл посмотреть телевизор? Не хочется. Когда она проходила мимо, то заметила, что вокруг него сгрудились одни пенсионеры. И ее почему-то совсем не тянет присоединяться к этой старческой команде. Почитать книгу? Тоже нет желания. И сон, словно нарочно не гостит ни в одном глазу. Дома в этот час веки становятся каменными, как у скульптуры в соседнем парке, а тут она вместо полного упадка ощущает мощный прилив сил. Не будь этого нахала – танцевала бы до самого утра.

Катя вышла на балкон. С танцплощадки до нее долетали отдельные обрывки мелодий, где-то внизу раздавались дуэты из мужских и женских голосов. Эти голоса переговаривались между собой, они смеялись, они хохотали, они обещали чего-то друг другу, а затем внезапно исчезали, по-видимому, для того, чтобы выполнить только что прозвучавшие обещания. А вот ей не с кем молвить даже словечко.

Катя вдруг поймала себя на том, что испытывает досаду. Она попыталась вызволить из кладовой памяти голоса мужа, детей, но к ее удивлению они звучали как-то тихо и невнятно, как в приемнике, у которого сели батарейки. Она подошла к телефону и стала набирать свой домашний номер.

Когда Катя утром отворила глаза, то сразу же почувствовала что-то неладное. Как была в ночной рубашке, она порхнула на балкон. И ей все сразу же стало ясно. Если вчера, как начищенная монета, во всю свою фантастическую мощь сияло солнце, и светлая ткань дня была вся прошита его золотыми нитями, и уже с утра воздух был нагрет чуть ли не до температуры сауны, то сегодня природа кардинально поменяла свою экспозицию, и Катя увидела совсем иную картину. Плотный и темный драп облаков полностью занавесил светило, а ветер швырял в ее щеки холодные комья своих порывов.

Она вернулась в комнату, ощущая, как стремительно пикирует настроение вниз. Что же она будет делать в такой скучный ненастный день, чем наполнить все это обширное пространство времени? Едва погода изменилась, как такой уютный номер в миг превратился в тюремную камеру. От досады ручеек слез стал прокладывать русло к глазам, и если бы она не сдерживала себя, то он, подобно сбежавшему на плите молоку, залил бы все ее лицо.

Катя прошла в ванную, взглянула на свое отражение и заплакала от досады. Вчера зеркало показывало портрет красивой эффектной дамы, а сейчас – плаксивую бабу с красными, как революционные знамена, глазами. Катя включила кран и в отместку за такой противный эстамп стала брызгать на стекло водой.

Чтобы как-то приободрить свой упавший дух, к завтраку она постаралась вернуть себе прежнюю привлекательность. Тело она поместила в новое платье, а лицо, подобно индейцу перед битвой, особенно тщательно разрисовала разноцветными мазками.

Она вошла в большой зал, стены которого были украшены изображениями самых разнообразных яств, что весьма сильно контрастировало с тем, что стояло на столах. Катя неторопливо прошествовала к своему месту. Внезапно она остановилась; ее взгляд, бродя между огромным количеством людей, совершающих одновременную трапезу, внезапно натолкнулся на Артура. Рядом с ним сидели три женщины, причем все любвеобильного возраста. Вся кампания приправляла поглощение пищи громким заливистым смехом.

Путь Кати пролегал мимо стола Артура, но когда она оказалась рядом с ним, он не только не повернул голову, но даже не скосил в ее сторону своих нахальных глаз. Она почувствовала, что задета таким невниманием к своей особе. Вчера вечером пел дифирамбы ее грудям, а теперь, когда рядом с ним их целых три пары, делает вид, что не замечает ее. Хотя чему тут можно удивляться? Искатели приключений все такие, они, словно хищные звери, бросаются на самую легкую добычу. А как только встречают малейшее сопротивление, то сразу же убегают в кусты.

Пока длился завтрак, она еще пару раз как бы случайно поворачивала глаза в его сторону. И все это время мизансцена не менялась; Артур потчевал дам рассказами, а те его – своим громким и вульгарным хохотом. То, что эти, сидящие рядом с ним три гусыни, были отъявленными дурами, не вызывало у Кати никаких сомнений; ну кто еще способен смеяться, да еще так громко над шутками этого отъявленного пошляка?

Она снова вернулась в ставший тюремным казематом номер. Погода не только не улучшилась, но, словно ей назло, с каждой минутой становилась хуже. С балкона она видела, как взмывали вверх лопасти волн, превращая вчерашнюю морскую равнину в гористую, со стремительно несущимися к берегу хребтами, местность. Никакой надежды на то, что что-то изменится, не было.

Она легла на кровать, от наступавших на нее со всех направлений армий тоски и скуки она готова была скулить, как раненный щенок. Попробовала читать, но глаза хотя и бежали по строкам, но дальше сигналы не проходили в мозг, который по-прежнему был наполнен горестными мыслями. Неугодная книга полетела в угол, а утомительный труд, связанный с чтением, она попыталась заменить на безмятежную сладость здорового освежающего сна. Но хорошо выспавшийся за ночь организм отторгал сон, как инородный орган, и Катя только напрасно мучила подушку, крутясь на ней, как уж на сковородке. Она проклинала себя за то, что поддалась уговорам мужа, Зины и своим собственным увещеваниям и отправилась в это самое унылое место на земле.

Но почему ей так скучно, вдруг, словно откуда-то издалека, подобно иноземному кораблю, приплыл к ней вопрос. Ведь и раньше она оставалась одна: на даче, в квартире, но ничего такого не испытывала, наоборот, то были лучшие ее часы, когда можно немного спокойно подышать, расслабиться, побыть наедине с собой, отдохнуть от необходимости быть несменяемым погонщиком нескончаемого каравана домашних дел. А тут такая возможность сама плывет ей в руки, а она просто места себе не находит, как человек, у которого болят зубы сразу. Странное, непривычное и главное – непонятное для нее состояние.

За окном по-прежнему метался холодный ветер, желая попасть к ней в комнату, он стучал в оконные в стекла, как барабанщик в барабан, ощетинившееся волнами море шумело, словно вскипевший чайник, и на Катю вдруг накатилось такое отчаяние, что она, наконец, не выдержала и разревелась.

Внезапно в дверь застучали. Катя мгновенно слетела с кровати, быстро посмотрела на себя в зеркало, смахнула с ресниц и со щек несколько алмазных капель. Однако красные глаза, словно два предателя, безжалостно выдавали ее недавние состояние.

Она открыла дверь, и от изумления у нее даже заглохло на мгновение дыхание. На пороге в своих в решетчатых джинсах и в еще более грязной, чем вчера, майке стоял Артур. Знакомая нахальная улыбка перемещала в разные стороны его губы по лицу.

– Здравствуйте, Катя, – сказал он. – Мне показалось, что в такую погоду вам должно быть очень скучно. Вот я и зашел вам помочь развеять скуку.

Наглость и бесцеремонность этого парня была столь беспредельна, что Катя не могла выудить из своего лексикона слова, которые были бы эквивалентны его поступку и бушующему в ней урагану чувств.

– Вы ошибаетесь, мне совершенно не скучно. Я замечательно отдыхаю.

– Так замечательно, что даже плачете? Зачем говорить неправду? Это всегда очень нерационально. Если вы меня сейчас выставите, то весь день будете горько сожалеть об этом. Умоляю вас, не делайте того, чего не хотите.

Катя хотела ему резко возразить, но подготовленные уже слова по пути к языку неожиданно где-то затерялись, и она, как немая, лишь молча смотрела на него, ритмично, словно отбивая так какой-то мелодии, хлопая длинными ресницами.

– Я вижу, вы согласны, чтобы я зашел, – сделал вывод из ее молчания Артур.

Катя отчаянно замотала головой, но это оказалось запоздалой реакцией, Артур шагнул мимо нее и оказался в ее владениях. Несколько мгновений она смотрела на непрошеного гостя, а затем почему-то закрыла за ним дверь.

Когда она повернулась к нему, Артур уже оккупировал ее кресло. Только сейчас она заметила, что он пришел не один, а с пакетом, из которого, демонстрируя свои округлые формы, торчала бутылка вина.

– Я подумал, что нам неплохо с вами отметить наше знакомство, – дал краткое пояснение своим действиям Артур.

– Но у меня совсем нет желания отмечать наше знакомство. Я надеюсь, что оно этим и закончится.

– Ничего вы не надеетесь, вам очень скучно, и вы чертовски рады, что я заглянул на огонек.

– Вы собираетесь и дальше разъяснять мне мои мысли и поступки? – Катя постаралась влить в свой голос раствор с максимальной концентрации сарказма.

– До тех пор, пока вы не будете искренни сама с собой.

– Я искренна! – возмутилась Катя.

– Нет!

– Ну, знаете…

– Давайте не будем препираться. Лучше устроим маленький пир. Вот только закуску я не прихватил. У вас не найдется хоть что-нибудь?

Перед отправкой в дорогу Катя приготовила себе на всякий случай целую гору самой разнообразной снеди. Но ее соседи по купе почти насильно заставляли уничтожать свою попутчицу их собственные припасы, так что, ее заготовки оказались не использованными и наполовину. И сейчас Катя при полном осознании, что совершает непоправимую ошибку, полезла в сумку за ними.

Стол быстро приобрел привлекательный вид и даже стал издавать кое-какие аппетитные запахи. Артур умело растащил в разные стороны еще мгновение назад демонстрирующие трогательное единение бутылку и пробку, и темно-вишневый ручеек вина заструился в стаканы, радуясь, что вырвался после долго заточения из тесного сосуда на свободу.

– Может, выпьем на брудершафт, чтобы сразу перейти на ты? – выступил с ценным предложением Артур.

– Нет, не хочу, – решительно возразила Катя.

Ишь чего захотел, хитрюга; но она не дура и не собирается предоставлять ему предлог для поцелуя.

– Ладно, отложим ненадолго эту процедуру, – смирился с неизбежным Артур. – Тогда давайте пока просто выпьем за встречу. За то, что мы тут сидим и нам очень хорошо вдвоем.

Все же наглости этого парня нет предела, уже далеко не первый раз возмущенно подумала Катя, но неожиданно поймала себя на том, что уже более спокойно реагирует на его выходки. Кажется, у нее начался процесс адаптации к ним.

Артур глубокомысленно смотрел на нее сквозь мутное стекло стакана.

– А чем вы занимаетесь у себя дома? – спросил он.

– Я – бухгалтер. Старший бухгалтер, – увеличила она свое положение в обществе. – А вы?

– Я? Я ничем не занимаюсь.

– Как ничем? – не поверила Катя своим ушам. – На что же вы живете, на какие деньги приехали сюда?

– Ну, деньги – это не проблема, – небрежно прозвучал голос Артура. – Их повсюду сколько хочешь. Успевай только нагибаться и класть в карман.

– А я могу сказать, как вы их зарабатываете. Соблазняете женщин и живете за их счет. – Этот смелый фехтовальный выпад Катя готовила уже несколько минут и сейчас, после успешно произведенного укола, с нескрываемым торжеством смотрела на Артура; пусть знает, что ее ему не провести, она раскусила этот орешек с гнилым зернышком сразу же.

– Вы думаете, что я альфонс? – без всякой обиды произнес Артур. – Что ж, если вам больше подходит такой вариант, то я не против. – Его губы разъехались в широкой улыбке. – Но не волнуйтесь, за ваш счет я жить не собираюсь, у вас денег-то нет.

– Откуда вы знаете, сколько у меня денег? – Катя почувствовала себя задетой его последним замечанием, хотя оно во многом и соответствовало реальному состоянию ее кошелька.

– Ну, это сразу заметно, сколько у кого денег.

– Зачем же вы ко мне пришли?

– Вы мне очень нравитесь. У вас самая красивая грудь, которую я видел за последний месяц. Нет, пожалуй, за два месяца, – внес важное уточнение в этот вопрос Артур.

Катя почувствовала, как двумя факелами запылали ее щечки.

– Послушайте, как вы можете так разговаривать по сути дела с незнакомым вам человеком? Между прочим, я замужем.

– Я и не сомневаюсь. У вас ужасный вид типично замужней женщины. Когда я увидел вас, мне стало вас очень жалко. Я сказал себе: вот полностью искалеченный браком человек, надо ему помочь. А что касается моей откровенности, я всегда говорю то, что думаю. Разве не все так должны поступать?

– А если я начну говорить то, что думаю о вас, вам это понравится?

– Ради бога, да я только об этом и мечтаю. Мне всегда становится неинтересно, когда человек лжет. Ложь – это проявление несвободы, а я люблю свободу.

– Но ведь нельзя же говорить все, что думаешь о человеке. Мало ли какие приходят мысли в голову. А если ты, например, о нем самого плохого мнения, что же, так ему и сказать?

– А как же иначе? В этом случае, правда необходима как никогда. Если вы не любите человека, а говорите ему приятные слова, разве вам не становится от этого противно?

– Бывает, – призналась Катя. – Но ведь он же обидится, как потом с ним общаться?

– Но зачем вам общаться с теми, кого вы не любите? Это же настоящее самоистязание. Разве не так?

– Так, – согласилась Катя. – Но если ты с ним работаешь или живешь?

– Зачем же жить с тем, кто тебе противен? Ну а работа… Ради правды можно и потерпеть. Или сменить работу. Зато не надо лицемерить. Это же такое облегчение. Один раз скажешь правду и больше не надо лгать всю жизнь. А если говорить ложь, то приходиться повторять ее постоянно. Да еще каждый раз раскрашивать чем-то новым. Мы становимся пленниками собственной лжи. Это и тяжело и мерзко. Зачем же мучить себя, когда можно сказать то, что думаешь, и почувствовать себя сразу на свободе.

Пока он говорил, у Кати язык буквально плясал во рту от желания ему возразить, но когда он замолчал, она вдруг поймала себя на том, что сказать ей нечего. Более того, она согласна с ним, теперь она понимала, что схожие мысли давно уже бороздили ее подсознание, но она не решалась не только их озвучить, но даже выпустить их из этой ее самой сверхсекретной зоны на свободу.

– Я вижу, вы согласны со мной. Знаете, мы с вами единомышленники. К концу нашего романа вы поймете, что между нами нет никаких разногласий.

– Какого романа? – встрепенулась Катя. Внезапно она почти физически услышала, как громкая сирена тревоги завыла в ее голове. – Запомните, Артур, у нас с вами не может быть ничего общего. Поэтому я вас сразу хочу предупредить: вы напрасно теряете время.

– Если мужчине очень нравится женщина, то он не может напрасно терять время, когда находится рядом с ней. Даже если его ждет неудача. Наоборот, это лучшие его минуты. А что касается романа, он уже развивается во всю катушку. По-моему, это очевидно…

– Вот что, Артур, или как вас там зовут еще по-другому. Чтобы сразу все было ясно, давайте договоримся: вы немедленно покинете мой номер, и больше ко мне не будете подходить ближе, чем на сто шагов.

– Вот видите, испугались, значит, я прав. Меня это радует, я выбрал правильную тактику.

– Я могу вас еще обрадовать: в своей жизни я ни разу не встречала такого наглеца.

– Я вовсе не наглец, я только говорю то, что думаю. Был бы я наглецом, набросился бы сейчас на вас. Тем более, что долго вы сопротивляться не собираетесь. А я сижу смирно, спокойно разговариваю. Только в отличие от того, к чему вы привыкли, что вам все постоянно лгут, я говорю то, что думаю. А вам было бы легче, если бы на моем месте сидел какой-нибудь болван, нес ахинею про погоду, а сам бы только и думал о том, как вас трахнуть?

Что-то взорвалось внутри нее, как будто она случайно проглотила гранату на боевом взводе. Впервые мужчина в разговоре с ней произнес это самое запретное в языках всего мира слово. Да как он посмел?! Да за кого он ее принимает?!

– Послушайте, вы, что себе позволяете! – завибрировал на самой, какой она смогла взять высокой ноте, ее голос от возмущения. – Пользуетесь случаем, что мы одни и считаете, что вам все дозволено. Вы не только наглец, вы еще самый настоящий хам! – Катя попыталась как можно сильнее ударить его взглядом своих больших разгневанных глаз, но неожиданно натолкнулась на ответный, полный искреннего недоумения взор.

– Что вы, Катя, рассердились? Не понимаю, что я такого сказал…

– Я еще вам должна открыть курсы по ликбезу некоторых слов?

– Послушайте, ведь любое слово само по себе просто звук, и оно не может быть ни неприличным, ни непристойным, ни оскорбительным. Все дело в том, как каждый его воспринимает. Не я, а вы наполнили его таким содержанием, которое вас возмутило. Я же просто сказал о том, что человек может говорить о погоде или о какой-нибудь другой ерунде, а думать совсем о другом. Что бы изменилось, если бы я употребил термин «заниматься любовью»? Смысл абсолютно тот же.

– Но слова же разные!

– Так очистите же их от грязного смысла, это в вашей власти, и они не будет коробить ваш деликатный слух. На самом деле грязны не эти слова, это внутри вас все запачкано грязью, и эта грязь выходит наружу, когда вы произносите определенные звукосочетания. Соскоблите с них этот мутный слой, и никакие слова вам больше не покажутся оскорбительными или неприличными. Одно слово какой-то болван сделал приличным, другое – матерным. Но почему вы должны зависеть от чужой глупости и грязи? Лучше привыкните к тому, что все слова приличные – и все сразу изменится.

Катя молчала. Но гораздо больше ее волновало сейчас другое; она вдруг ясно осознала и уже не впервые какую-то непривычную правоту своего странного собеседника. Но это осознание рождало в ней такую сумятицу противоречивых чувств, что она никак не могла определить, как она должна реагировать на эти крамольные речи.

– Вот что, – сказала она, – я вовсе не собираюсь спорить с вами о значении некоторых слов. Я даже не понимаю, как вы осмеливаетесь говорить мне такое, неужели вы со всеми женщинами разговариваете подобным образом?

– Если говорить честно, то нет, – с какой-то несвойственной ему застенчивостью улыбнулся он, – только с теми немногими, кто могут меня понять. А вы как раз из их числа.

– Это очень для меня лестно, однако мне не хочется продолжать подобный разговор. Я вовсе не собираюсь менять свое мнение по поводу некоторых вещей. И ваши слова мне совсем не кажутся убедительными. И я еще раз прошу вас уйти из моего номера. Иначе я позову администратора и пожалуюсь на вас.

– Что ж, придется подчиниться. Администратор – это страшный зверь. Но для первого раза мы с вами очень хорошо посидели. Я вижу, что понравился вам. А вы мне – еще больше. На самом деле вы очень умны, только прожили всю жизнь среди дураков. Вот и привыкли мыслить на их уровне. Но я вам помогу избавиться от этого недостатка.

Катя резко встала.

– Я даже и не знаю, как вам еще сказать, чтобы вы немедленно покинули меня. Ваша наглость не имеет границ. Уходите.

Артур тоже встал и направился к выходу. У двери он остановился.

– Приходите в 11 вечера на наш пляж. Я буду вас там ждать.

Захлопнувшаяся за ним дверь к большой радости отделила ее от Артура, вернув на прежнее место в ее сознании утраченное с его приходом ощущение безопасности. Катя выпустила из себя глубокий вздох облегчения. Ну и дела, еще никогда в своей жизни она не сталкивалась ни с чем подобным! Даже представить не могла, что среди человеческого рода водятся подобные экземпляры. Ее взгляд упал на стол, на котором гордо возвышалась башенка недопитой бутылки вина в окружении нескольких лежащих у ее подножья пирожков.

Что-то смущало ее, какая-то мысль, как летающий в комнате неугомонный комар, не давала покоя, не позволяла спокойно отправить на склад ненужных воспоминаний это только что благополучно завершившееся для нее нежданное испытание. Артур произнес одну фразу, от которой мгновенно изменился ритм ударов ее сердца. Ей не хотелось ее повторять, она делала вид, что не может ее восстановить в памяти. Но его слова, подобно барабанному бою, так громко звучали в ушах, как будто бы их постоянно повторял репродуктор, что обманывать себя дальше становилось не только бессмысленным, но и смешным занятием.

Неужели Артур все-таки прав и он понравился ей? Такого просто не может быть. Этот нахал, хам, наглец – да во всем его длинном и тощем теле нет ни одной положительной клетки. Да, он очень необычен и говорит странные вещи. Но если подумать над ними… Вот уж чего она не собирается делать, так это ломать голову над его идиотскими парадоксами. Она может дать на отсечение руку, что кассету с этим текстом он вставляет в свой мозг всякий раз, когда встречает женщину, которую желает соблазнить. Вычитал эти мыслишки в какой-нибудь дурацкой книжонке, которых сейчас, как кроликов, расплодилось видимо-невидимо, а теперь выдает их за собственные измышления. И, наверное, есть немало дур, которые клюют на эти дешевые трюки.

Да как он только посмел произносить все эти неприличные слова в ее присутствии? Катя едва не задохнулась от возмущения. Ну, ничего, она покажет ему при следующей встрече, как относится к нему.

Катя почувствовала, что почти успокоилась, и в это мгновение вдруг снова поймала себя на том, что скука вновь стала вить в ней свое гнездышко. Запал негодования ослабел, а другого достойного для внимания объекта ни внутри нее, ни вне не было. Но она уже понимала: если останется в своем номере, то через некоторое время, подобно собаке на луну, начнет выть от тоски. А значит, она должна любым способом хоть как-то развлечь себя, дабы не позволить в ее мозгу слишком глубоко укорениться некоторым совсем ненужным ей мыслям…

Катя вышла на улицу. Было прохладно и пасмурно, ветер, словно тренируясь перед боксерским поединком, то и дело норовил ударить в лицо и к тому же бесстыдно пытался залезть под платье; нависшая над головой стая тяжелых серо-сизых туч грозила в любую секунду просыпать на землю огромные горсти дождевых зерен.

Она решила погулять по городу и, несмотря на непогоду, храбро отправилась в путь.

Город был маленький и какой-то унылый. Белые безликие дома образовывали узенькие, как пеналы, и извилистые, как русло ручейков, улицы, не давая себе труда по созданию нечто достойного, на чем мог хотя бы на мгновение зацепиться тоскующий по красоте взгляд. Не радовали и магазины, предлагая покупателям дежурный ассортимент курортных товаров. Она направилась к генуэзской крепости, вошла на территорию некогда мощной средневековой твердыни. Но, ни ощетинившие зубьями крепостные сооружения, ни останки старинных строений, ни даже замечательный вид на море и горы, который открывался со смотровой площадки, никак не могли поглотить ее внимание. Ее мысли витали совсем в другой эпохе и совсем в другом месте, нежели чем в том, где пребывало ее тело. Всегда любознательная к новым впечатлениям и сведениям, Катя позволяла рассказу экскурсовода почти полностью пролетать мимо ее ушей. Вместо этого она то и дело поглядывала на свои часики с ужасно медленно ползущими, как две старых и ленивых черепахи, стрелками.

Она вышла из крепости, снова зашагала по улицам, погружая ноги в ковер из толстых и мягких слоев пыли. Внезапно по ее голове, плечам, груди застрочили точными очередями крупные капли. Дождь был холодный, за несколько секунд превратил ее одежду в одну сплошную мокрую тряпку, которая, как страстный влюбленный почти намертво прилипла к телу. Почему-то, уходя из номера, она не захватила зонтик, и сейчас ей не оставалось ничего другого, как броситься бежать со всех ног. И хотя пробежка под падающим сверху ледяным душем была не из самых приятных процедур, Катя, как ребенок, радовалась этому купанию. Оно остужало ее, успокаивало, избавляло от внутреннего напряжения, концентрировало мысли на не слишком приятной, но зато абсолютно безопасной теме – борьбе с холодом и с осадками.

Катя влетела в свой номер, сорвала с себя насквозь промокшую одежду и бросилась под душ. Все ее тело мелко и часто вибрировало от холода, и когда горячие ручейки стали прокладывать по нему, как по пустыне после дождя, свои русла, Катю охватило невиданное блаженство. Холод, словно побежденный противник, быстро отступал, а на его место, словно на вахту, заступало тепло. Оно волнами двигалось по ней, обогревая все новые и новые участки обнаженной плоти и чтобы не спугнуть эти восхитительные ощущения, она даже закрыла глаза. Вода продолжала падать на нее, облака пара заполняли ванную, и Катя походила на фею в какой-то фантастической полупрозрачной одежде.

Катя перекрыла стекающий из душа водопад, подошла к зеркалу, стерла с него налет пара и внимательно стала разглядывать себя. Так получалось, что дома она редко видела себя полностью обнаженной. И, в самом деле, где она может созерцать себя в таком виде; подобные нудистские места в квартире у них просто отсутствуют. Даже в ванной нет возможности, как следует, полюбоваться своим зеркальным двойником – маленькое зеркальце, смотрясь в которое, Петр скашивал щетину с лица, было для этого зрелища абсолютно непригодно.

Теперь же она видела себя всю: от разбросанных по голове и плечам темных снопов волос до пальцев ног с полустертым педикюром. И внезапно что-то странное произошло с ней, она вдруг услышала явственный зов собственной плоти. Это заполонившее всю зеркальную поверхность тело было восхитительно, оно манило и звало, оно просило награды за свою дородность и красоту в виде ласки и нежности. Никогда раньше у Кати не возникало мысли о том, что можно наполниться желанием к самой себе. Немного нерешительно она провела рукой по груди, затем подвела ладонь к низу живота. Казалось, что этот маленький сладострастный зверек, живший внутри ее розочки, только и ждал ее прикосновения, он, как хорошо выдрессированная собачонка, тут же откликнулся на него нежным и мягким ощущением. Она продолжала, как ребенка, слегка поглаживать его, затем ее пальчик, словно спелеолог, нырнул в пещеру влагалища. Внезапно родившаяся там река блаженства стала быстро взбираться куда-то по животу вверх, Катя ускорила движения; неожиданно она вся вздрогнула, а из горла выкатился крик.

Теперь зеркало отражало смущенное лицо Кати, явно ошарашенной происшедшим. У нее не было практики самовозбуждения, за всю жизнь она этим занималась всего пару раз, да и то в далекой юности, когда внезапно набросившейся на нее резвый котенок чувственности помог найти в ее тогда еще совсем небольшом и редком перелеске этого маленького, затаившегося, ждущего своего часа зверька, способного приносить ей огромную добычу удовольствия. Но одновременно в ней тогда родилось и ощущение постыдности этого занятия, которое, в конце концов, и одержало победу. Но, как оказалось, не навсегда.

Что с ней сейчас случилось, почему вдруг рука сама потянулась к этому заповедному месту? Катя почти бегом вышла из ванной, быстро задрапировалась в одежду и бросилась на кровать. Но при этом она отчетливо чувствовала, что ей стало по крайне мере на какое-то время легче.

Артура она увидела за ужином. Вся утренняя сцена за завтраком, казалось, воспроизводилась с идеальной точностью, словно снимали ее дубль. Расположившееся рядом с ним женское трио громко и весело хохотало. Единственным отличием было то, что на этот раз он повернул к ней голову и пробуравил взглядом ее грудь. В ответ она выстрелила в него прямой наводкой из своих глаз крупной шрапнелью своего презрения и, гордо задрав подбородок, прошествовала к своему месту. Пока она насыщалась, иногда как бы невзначай поглядывала в его сторону, где продолжалась все та же сцена. Артур что-то рассказывал, женщины же в ответ оглашали столовую своим вульгарным смехом.

Катя решила, что на весь вечер замурует себя в четырех стенах своего номера. Да и куда идти? Она везде уже побывала: плыла в потоке праздношатающихся по набережной, бродила по изогнутым, словно турецкая сабля, улочкам города, под хриплые завывания певицы кружилась на танцплощадке. Не она, в конце концов, виновата, что меню всех местных развлечений оказалось столь скудным, и они исчерпали себя в рекордно короткий срок: за один вечер и полдня. Вот и езжай после этого на курорты; сколько пишут и говорят об их привлекательности, о том, как на них весело, а на самом деле это подлинное царство скуки.

За окном черная краска вечера становилась все плотнее и гуще: первыми она закрасила горы, затем неразличимым стало небо и, наконец, невидимая кисть прошлась и по набережной, замазав толстой непроницаемой темной полосой и металлические узоры парапета, и ручейки гуляющей публики и утомленное от обслуживания тысяч людей море. И по мере того, как сгущалась в воздухе вакса темноты, Катю все сильнее теребило беспокойство. Несколько раз ее взгляд как бы случайно попадал на часы, а ее мозг при этом машинально отсчитывал, сколько времени еще осталось до одиннадцати. То, что она никуда не намерена идти, в этом у нее не было ни малейшего сомнения. Правда было бы интересно узнать, придет ли Артур? Хотя какая ей разница, пусть приходит и увидит, что ее нет. Может, тогда он поймет, с кем имеет дело.

Катя понимала: если не отвлечься, то мысли о назначенном свидании в ее мозгу будут стучать, как молотки на стройке, без остановки. Она подумала, что эту тяжелую задачу поможет ей решить телевизор. В холле возле него сгруппировалось человек пятнадцать. Пожилые, пожухшие, подобно осенним листьям, лица не отрывались, словно загипнотизированные от экрана, где шел фильм из далеких времен их молодости.

Через пять минут Кате стало находиться тут просто невтерпеж. И дело было даже не в фильме – такие сентиментальные наивные картины ей, наоборот, нравились, а в этой унылой атмосфере ушедшей в безвозвратное прошлое жизни, царившей как на экране, так и рядом с ним.

Она снова вернулась в номер, вышла на балкон, затем вновь оказалась в комнате. Пока она ходила туда-сюда, стрелки часов сумели совершить еще круг и теперь от одиннадцати их отделял всего один переход на циферблате.

Катя села перед зеркалом и стала внимательно рассматривать свое отражение. Чем она его привлекла? Конечно, она не дурнушка, но здесь по побережью бродят таборы красивых и неутоленных женщин. И чего он пристал именно к ней? Чем она лучше других? Тем более, что она ему ясно сказала, что он ничего от нее не добьется. И свято выполнит свое обещание.

Она резко оборвала свои мысли. Она больше не собирается думать о нем. Она еще немножко посидит, а затем ляжет спать. А утром, как дурной сон, все забудется само собой.

Катя потушила свет, устроилась в кресле и стала смотреть в окно. Но вожделенного спокойствия не наступало. Неясные желания, словно корабли океан, по-прежнему бороздили ее душу, и она не знала, как прогнать их, как остановить это тревожащее ее сознание плавание. Она вновь посмотрела на часы и ее вдруг посетила простая мысль: она должна пойти прогуляться. Прохладный ветер лучше всех других средств поможет выветрить из нее все лишнее и ненужное. Обрадованная, она вскочила с места, сдернула с вешалки жакет и выбежала из номера.

Ежевечерняя текущая по набережной река отдыхающих была уже не такой полноводной, поздний час образовал множество протоков, которые и приводили ее к обмелению. Катя несколько раз прошлась взад и вперед, но легкому морскому бризу так и не удалось выдуть из нее нарушающие ее покой чувства. И так как это лекарство не помогало, она решила применить более сильное средство и стала медленно спускаться к воде.

Днем было прохладно, но к вечеру теплые воздушные потоки стали изгонять с побережья своих более холодных собратьев. Уставший от непрерывной работы ветер сник и лишь изредка напоминал о себе редкими нервными конвульсиями. Катя подошла к самой кромке воды и погрузила в нее свои ступни. Море ласково обвилось вокруг них; оно было теплым и ласковым, как котенок. И Катя вдруг почувствовала, что ей снова стало хорошо. Она наслаждалась тишиной и спокойствием и поймала себя на мысли, что может простоять так не один час.

Внезапно до ее слуха долетели чьи-то громкие аккорды иступленных стонов. Она вгляделась в темноту и только сейчас заметила, что всего в метрах десяти от нее занимается любовью пара. У женщины, судя по всему, наступил самый ответственный момент – восхождение на пик оргазма, и ее громкие возгласы по своему гармонично вливались в симфонию вечерних звуков, наполняя это исполняемое природой тихое и нежное музыкальное произведение привнесенными в него человеком мотивами любви и страсти.

Катя бросилась бежать со всех ног, как человек, увидевший нечто ужасное. Но внезапно наткнулась на какое-то препятствие. И то ли от неожиданности, то ли от страха, непроизвольно вскрикнула.

– Не волнуйтесь, я так рад, что вы пришли, – успокаивающе прозвучал чей-то голос, и она узнала в его обладателе Артура. И сразу же почувствовала облегчение, это не страшно, хотя и опасно.

– Там, – показала она в сторону занимающейся любовью пары. – Надо поскорее уйти отсюда.

– А это, ребята занимаются любовью, – спокойно сказал Артур. – Хотите, подойдем поближе, посмотрим на их технику.

– Вы что, я не хочу смотреть, – поспешно возразила Катя. – Да и они…

– А что они, я думаю, они совсем не против, – засмеялся Артур. – Если бы они были бы против, то нашли бы для этих занятий другое, более укромное местечко. Вы никогда не смотрели, как люди занимаются любовью? Это довольно интересно и поучительно, это как урок в школе, всегда узнаешь кое-что новенькое. Этот арсенал тоже надо пополнять. А чужой опыт самая полезная для таких целей вещь.

– Я не хочу даже вас слушать. – Катя быстро пошла к выходу с пляжа, слыша, как шуршит за ее спиной песок под ногами ее спутника.

Они вышли на набережную; вместо реки теперь по ней струился лишь тонкий людской ручеек. Зато из многочисленных заведений вылетали стаи веселых мелодий, к ним присоединялись аккорды смеха и стокаты возбужденных возгласов.

– Может быть, где-нибудь посидим? – предложил Артур.

– Нигде я не собираюсь сидеть, – сердито ответила Катя. – Я вышла прогуляться перед сном. Теперь прогулялась и сейчас пойду спать.

– Зачем идти спать, если вы не хотите спать? – засмеялся Артур. – Не надо так себя мучить, особенно на отдыхе. Достаточно того, что вы делаете это постоянно у себя дома и на работе.

– Почему вы думаете, что я мучаю себя дома и на работе?

– Потому что все, что вы делаете, происходит вопреки вашему желанию. Главное ваше занятие в жизни – это постоянное насилие над собой. И здесь вы продолжаете по привычке делать то же самое. Собираетесь идти спать, а сна – ни в одном глазу.

– Что же я хочу, по-вашему, сейчас делать?

– Погулять со мной, посидеть в ресторанчике. А потом потрахаться.

– Вы!.. – От возмущения у нее даже из головы мгновенно вылетели все слова. – Сколько раз вам говорить одно и то же, что я не хочу с вами иметь дело? Последний раз прошу: оставьте меня.

– Да ладно вам, – как-то пренебрежительно проговорил Артур, – заладили, как молитву, одно и то же. Ей Богу, становится даже неинтересно. Неужели вы хотя бы один раз в жизни не можете быть искренней с самой собой? Чего вы боитесь? Мужа рядом нет, вам удалось сбежать от него, вы одна, так пользуйтесь моментом: освободите себя от пресса постоянного вранья. Скажите себе: «Мне чертовски нравится этот парень, и я хочу с ним потрахаться». Все ваши желания написаны на вашем лице.

– Ничего на нем не написано, – сухим и ломким от злости голосом возразила Катя. Но на кого она больше злилась – на себя или на него – разобраться ей сейчас было не легче, чем первокласснику решить задачу за десятый класс. – И от мужа я не сбегала, он сам мне подарил эту путевку на день рождения.

– Какая разница, как вы получили эту путевку? Да хоть Бог прислал вам ее по почте в конверте! Важны лишь ваши желания и помыслы. Вспомните их – и все станет ясно. Вы же для того сюда и приехали.

– И для чего же, по-вашему?

– Для того чтобы стать свободной. Для этого многие сюда приезжают.

– А у себя дома они свободными быть не могут? – саркастически спросила Катя.

Артур пожал плечами.

– Значит, не могут, если едут сюда.

– Но тогда и вы?..

– Я – совсем другое, – засмеялся Артур. – Я и есть свобода.

– А вам не кажется, что у вас самомнение выше головы?

– Не кажется, когда-то я был таким же, как вы. Но потом понял, что если не сброшу с себя, как тяжелый груз с плеч, все эти дурацкие мещанские представления, то, в конце концов, превращусь в такого же идиота, как, например, ваш муж.

От возмущения Катя даже остановилась, а ее пальцы сжались в кулаки от яростного желания закатить ему оплеуху.

– Да как вы смеете так говорить о нем?! Вы его даже мизинца не стоите!

– В вас, Катя, слишком много пафоса, – даже немного огорченно вздохнул Артур. – Мой вам добрый совет – избавляйтесь от этой дряни, как от старых вещей или прыщей на… лице. Вы выглядите очень забавно.

Неожиданно для нее самой слова Артура немного охладили ее гнев, подобно стакану холодного сока в жаркий день, какая-то часть ее сознания вдруг осознала правоту его слов. И поэтому следующая ее реплика прозвучала уже спокойней.

– Я не понимаю, как можно говорить о человеке, которого вы никогда не видели. Не кажется ли вам это чрезмерной самонадеянностью?

– Я вижу вас и вижу, что он сделал с вами. Вы не созданы для жизни с этим человеком, вы вообще не созданы для той жизни, которую ведете, – добавил он задумчиво.

– А для какой же жизни я, по-вашему, создана? – Вопреки своему желанию она с волнением ждала его ответа.

– Для той, которая у вас будет в эти дни. Вы сами все поймете.

– Вы – невозможный человек, – пожаловалась неизвестно кому разочарованная ответом Катя. – Думаете, я не понимаю, что вы специально возбуждаете мое любопытство, чтобы я проявляла к вам интерес. Но у вас ничего не получится.

– Мне очень хочется вас поцеловать, – вдруг сообщил ей о своем желании Артур.

Катя на всякий случай тут же отскочила на несколько шагов от него. В ответ на ее демарш Артур послал ей вдогонку свой горестный вздох.

– Я всю ночь буду думать о ваших грудях. Наверное, мне придется заняться онанизмом. Иначе не заснуть.

– Уйдите, я не желаю вас больше слышать. – Артур сделал к ней шаг, но она предупреждающе завопила: – Не подходите, иначе я закричу и позову на помощь. – Катя оглянулась, пытаясь провести оценку местности. Спасительная калитка находилась от нее метрах в сорока. Она метнулась к ней и, словно спринтер, не сбавляла темп бега до того момента, пока не оказалась в своем номере.

Ее тело, обратившись в маленький клубок, покоилось под легким одеялом. Кате страстно хотелось заснуть, но сон, словно заблудившийся путник, не шел, и она молила Бога, чтобы он как можно скорее усыпил бы ее и тем самым помог бы забыть этот кошмарный вечер. Но сознание работало четко и ясно, как швейцарские часы, и снова и снова возвращало ее на теплую набережную. Она уже не могла больше прятать в темных закоулках сознания мысль, что сбежала вовсе не от Артура, а от самой себя. Еще немного и она бы во всем стала с ним соглашаться, как подчиненная с начальником или раб со своим господином. Итак, кроме малоосмысленных восклицаний, она больше ничем не могла ему возразить. Откуда он все это знает о ней? Как ему удается читать в ее душе те страницы, которые она сама никогда не открывает, на которые она давно наложила гриф «совершенно секретно»?

Еще никогда жизнь не сталкивала ее с таким человеком. А может, Артур принадлежит к нечистой силе, не зря же он постоянно ее искушает? Он же не знает, какая она стойкая, вот ему и кажется, что еще одно усилие – и победа будет одержана. Но этому не бывать, он может часами говорить все, что угодно, но она не крепость и не капитулирует перед противником, даже если он применит самые мощные осадные орудия. И все его приступы она отразит с максимальным уроном для наступающего. И на этой успокоительной ноте сон, наконец, сжалился над ней и смежил ее веки с длинными, чуть-чуть загнутыми вверх, как крыши китайских пагод, ресницами.

Утром в столовой ее ждал сюрприз; кроме расползшейся по тарелке густой лужицы манной каши, тонких и белых червячков макарон и лопатки жаренного рыбьего хвоста ее поджидала встреча с мужчиной. Первый день своего пребывания на курорте она трапезничала одна, и вот теперь у нее появился компаньон. Катя поздоровалась с ним и принялась за еду. Она почти не обращала на своего сотрапезника внимания, так как то и дело поглядывала на то место, где обычно сидел Артур. Но три дамы-хохотушки, только на этот раз сосредоточенные и даже печальные, занимали своими толстыми задами отведенные им администрацией дома отдыха стулья, а вот другой стул в ожидании своего седока, пустовал. Катя терялась в догадках, куда подевался Артур, и не связано ли как-то его отсутствие с их бурными вчерашними объяснениями. Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд и только сейчас поняла, что все это время она была объектом пристального изучения своего соседа.

Катя решила ответить ему той же монетой и несколько мгновений откровенно рассматривала его. С виду он был ровесником Петра, да и вообще чем-то неуловимо походил на мужа. Одет он был в трудно определимую по цвету монохромную тенниску, зато хорошо выглаженную и чистую, и на Катю, которая сама любила чистоту и порядок, неожиданно повеяло от этого аккуратиста прохладным ветром скуки. Мужчина довольно беззастенчиво лазил взглядом под ее блузку, но когда она глазами застукала его с этим проводимым без санкции прокурора обыском, он моментально отвернулся и стал делать вид, что изучает красочно расписанный кулинарными темами интерьер столовой.

То, что мужчина жаждал с ней познакомиться, в этом у Кати сомнений не было никаких; несколько раз он уже открывал рот, чтобы начать светскую беседу, но почему-то в последний момент вместе с макаронами проглатывал и слова. И поэтому Катя решила, что она поступит гуманно, если облегчит его мучения.

– Вы не подадите мне соль? – попросила она, хотя в ней сейчас нуждалась менее всего.

Мужчина с готовностью схватил рукой солонку и поставил ее перед ней, как большой приз.

– Больше вам ничего не надо? – одновременно предупредительно и многозначительно, как будто произнес нечто очень умное, поинтересовался он.

– Нет, спасибо, пока ничего.

Первые сказанные слова, как первая рюмка; если организм ее принял гостеприимно, то такая же теплая встреча ждет и всю бутылку.

– А вы здесь давно отдыхаете? – спросил мужчина.

– Третий день.

– А я только что приехал, и вот меня посадили за этот стол. Значит, будем сидеть все время вместе.

– Да, если не переведут.

– Не хотелось бы, – сказал мужчина и подтвердил это свое заявление тем, что в очередной раз нырнул взглядом в разрез ее блузки. – Раз мы уж с вами оказались за одним столом, то, может быть, познакомимся. Валерий Иванович или лучше Валера.

– Катя, – представилась Катя и вдруг внимательно посмотрела на него. – Скажите, а это ваше настоящее имя?

– Что значит настоящее, – не то обиженно, не то недоуменно проговорил Валерий Иванович. – А какое же еще может быть у человека имя? Это только у разведчиков чужие имена. Если не верите, могу паспорт показать, – сунул он руку в карман брюк.

– Не надо, – поспешила опередить демонстрацию подтверждающего, что сидящий с ней мужчина не самозванец, документа, Катя.

– Не понимаю, почему у вас возник такой вопрос?

– Да так, случайно, сама не знаю, почему?

– Если вы боитесь, что я какой-нибудь проходимец, то не волнуйтесь, я работаю начальником ОТК в цехе. – В его голосе прозвучали аккорды гордости за свой высокий общественный статус.

– Извините.

– Да нет, что вы. А скажите, как тут с погодой?

– По разному. Вчера было пасмурно и море штормило.

– Вот и мне говорили, что климат тут непостоянный. Обидно будет, если с погодой не повезет, я путевку купил целиком за свой счет – завод отказался оплачивать, – пожаловался на свою тяжелую участь Валерий Иванович. – Так что жалко, если с отдыхом не получится. А вы тут, наверное, уже все изучили?

– Все или не все, но немного освоилась.

– А может, покажите мне по-соседски, где тут что? Вот вы после завтрака, что собираетесь делать?

– Идти на пляж.

– А нельзя ли вместе с вами?

– Почему же нельзя, пожалуйста. Только я пойду не сразу, немного отдохну после еды.

– Но это само собой разумеется, после завтрака сам Бог велел полежать, – с энтузиазмом откликнулся Валерий Иванович. – А где же нам тогда с вами встретиться? Может, зайти к вам в номер?

Ишь чего захотел, охальник, подумала Катя.

– Не стоит вам подниматься, ждите меня у входа в половину десятого. – Она заметила, как легкая тень досады пронеслась по его лицу, но затем он вновь воспрял духом, по-видимому, решив, что для первого раза он и так добился немалого.

В своей комнате Катя легла на кровать, создавая тем самым идеальные условия для пищеварения. Артур так и не появился, и это почему-то беспокоило ее. Ее даже стало скрести желание отправиться на его поиски. Но, во-первых, она не знала, где он живет, а во-вторых, какое ей до него дело? Пропал – и слава Богу – никто не будет к ней больше приставать, донимать дурацкими речами. Затем река ее мыслей перетекла к новому знакомому. С ним-то что ей делать? Он явно клеится к ней. Но больше на эту тему она думать не стала, она вдруг ясно поняла, что этот Валерий Иванович ее не интересует. И не заинтересует. И ничего с этим, как с погодой, не поделаешь. Она либо хорошая, либо плохая.

Валерий Иванович ждал ее в условленном месте. Он явно обрадовался ее появлению. Без лишних слов она повела его на пляж. После вчерашней непогоды он был переполнен находившимися в горизонтальном и вертикальном положение телами. Катя расстегнула пару пуговичек на халате, и он мягко по уже изученному им маршруту скатился к ее ногам. И сразу же она перехватила изучающий взгляд своего нового знакомого. Тот тоже уже разделся, и Катя позволила себе провести ответное изучение его телосложения. Он был не толстым, однако подкожное пространство уже начало активно набиваться жировыми клетками; живот выдавался вперед, а грудь была дряблой и отвислой. Как и Петр, он был довольно волосат; пучки темной растительности, как мох тундру, покрывали плечи и ноги. Заодно она посмотрела на его плавки; судя по тому, как плотно они были натянуты на его бедрах, его чресла вряд ли могли поразить воображение.

Катя направилась к морю. За ней семенил Валерий Иванович. К ее радости вода оказалась теплей, чем в предыдущий раз, и она сразу же бросилась в серо-зеленую акварель волны.

Ее спутник оказался неважным пловцом; сперва он отважно устремился за ней в погоню, но когда Катя взяла курс в открытое море, отстал и повернул назад.

Море было спокойным, легкие волны, словно маленькие котята, ласково тыкались в грудь и бок отважной пловчихи. Мягкий шелк воды надежно удерживал на своей поверхности ее тело, и ее снова, как и в первый раз, переполнило невыразимое ощущение блаженства. Поблизости никого не было и ей вдруг захотелось петь. Она перевернулась на спину, позволяя любоваться собой парящему в вышине почти прямо над ней солнцу, и затянула песню. Внезапно рядом она услышала плеск; Катя тут же замолчала, и приняла прежнее положение.

– У вас отличный голос, Катя, – закричал Артур. – Вы мне споете сегодня вечером? Или вы не поете на суше?

– Пою, – сказала Катя. – Но не для всех.

– Я как раз тот, ради кого стоит петь, – громко сказал Артур, несмотря на то, что расстояние между ними сократилось до нескольких сантиметров.

– Не уверена.

– А мне очень хочется вас послушать. У меня есть гитара, я могу вам подыграть, а вы будете петь.

– Вы играете на гитаре?

– Я играю на пианино, на скрипке и если меня очень попросить, то и на барабане, – засмеялся он.

– Так вы музыкант?

– Когда играю, то да. А вообще-то у меня нет определенной профессии. Не хочется ограничивать себя чем-то одним. А кто это с вами на пляже? – вдруг спросил он.

– Мы с ним сидим за одним столом.

– Я видел, как он на вас смотрит. У него желание вас трахнуть сочится даже из ушей.

На этот раз Катя решила пропустить эти его слова мимо себя.

– А почему вас не было в столовой?

– У меня болела голова. Когда вы вчера мне отказали, я пришел в номер и выпил пару стаканов коньяка. Почему-то не хотелось заниматься онанизмом, а желание было такое, что хоть на стенку лезь. Вот утром и не смог подняться.

– Значит, это я виновата? – насмешливо спросила Катя.

– Это уж вам решать. Но я вас ни в чем не виню, вы еще слишком не самостоятельны.

Катя хотела спросить, что он имеет в виду, но не успела, так как Артур, с шумом глотнув в себя воздух, исчез под водой. Не появлялся он довольно долго, и Катя даже забеспокоилась, как внезапно его голова вынырнула рядом с ней.

– Люблю нырять, – сообщил он ей. – Вы никогда не плавали с аквалангом?

– Нет.

– Мы с вами еще поплаваем.

– Я вижу, у вас на меня большие планы.

– Большие, – не стал отпираться Артур. – Так что, пора их осуществлять. Будьте сегодня в вашем номере в 9 часов. Я зайду к вам.

Катя хотела сказать, что не собирается его ждать и даже специально уйдет в это время, но говорить оказалось некому – Артур сделал в воде пируэт и поплыл к берегу. Катя не могла не отметить его уверенный стиль.

На берегу ее ждал малость приунывший Валерий Иванович.

– Вы, кажется, там с кем-то встречались? – поинтересовался он, и в его голосе зазвучала плохо скрываемая не благозвучная мелодия ревности.

– Да, приплыл один знакомый, – небрежно обронила Катя.

– Странное место для свиданий. – На этот раз он сделал героическую попытку рассмеяться.

– Мы же приехали на море, вот и встречаемся на море.

Катя разложила полотенце и легла на грудь. Горячее солнце располагало к дреме, и через несколько минут она действительно почувствовала, что ее сознание куда-то поплыло в ладье сна.

Внимательно разглядывающий ее Валерий Иванович, другие окружающие ее люди, море, пляж все это внезапно, словно по мановению волшебной палочки, исчезло, и она окунулась в сладкие волны забытья.

Они ушли с пляжа незадолго перед обедом. Пока она спала, ее спутник мужественно и безотлучно оберегал ее сон, однако он сам за это время успел превратиться из белого человека в краснокожего. Катя посмотрела на его плечи.

– Вы сгорели, вечером у вас будет все болеть, – оценила она его перспективу на ближайшее будущее.

– Да, – грустно согласился он с ее диагнозом.

– Одевайтесь и срочно уходим, – приказала Катя.

Валерий Иванович не стал возражать, и они быстро облачились в одежду.

До обеда оставалось еще время, и они решили прогуляться. В этот час набережная представляла из себя сплошной торговый ряд. Валерий Иванович то и дело оставлял Катю стоять на солнцепеке, сам же подчаливал к очередному торговцу и задавал неизменный вопрос о цене на его товар. Затем он возвращался к ней и сообщал о том, насколько все дороже тут, чем у него дома. Но хотя за это время он раз двадцать спросил, что и почем, он так и не достал кошелек, который оттопыривал один из его карманов брюк. Жара была невыносимой, и Катю мучила жажда. Как на грех она забыла деньги в номере, а попросить своего спутника напоить ее не решалась. Она проклинала его скопидомство, которое заставляет его экономить даже на женщине, с которой он жаждет переспать. Получишь ты меня, жди, пока рак на горе свистнет, мысленно обещала она ему.

Наконец их прогулка подошла к концу, и Катя с радостью распрощалась со своим скупым рыцарем. В номере она окатила себя прохладным душем, поласкала взглядом в зеркале свое уже немного потемневшее тело, загар которого особенно оттеняли сахарные кончики грудей.

Она решила проучить своего сотрапезника за скупость и натянула на себя узкую футболку, из которой груди выпирали, как мячи из сетки. Из-за этого прискорбного обстоятельства обычно она стеснялась ее носить, и сама не знала, зачем положила в свой багаж эту майку. Вряд ли в тот момент, когда это делала, она думала о таком ее грозном применении.

Катя сразу поняла, что не ошиблась в расчетах: едва ее выпяченные вперед груди заняли свое место в желтых зрачках Валерия Ивановича, как его лицо тут же перекосилось, а язык выскочил изо рта и плотоядно облизал вмиг ставшие еще даже более сухими, чем пустыня, губы. Несколько минут ему понадобилось, чтобы вернуть себе дар речи, а его взгляд, забыв про все остальные картины мира, буквально прилип к ее старой полинявшей футболке.

– Что вы собираетесь делать после обеда? Может быть, пойдем, погуляем по городу? Или посидим у меня в номере, получше познакомимся, разопьем бутылочку винца? – предложил он ей на выбор несколько вариантов послеобеденного проведения досуга.

– Спасибо, но я что-то перегрелась на солнце. Поэтому после обеда я буду спать.

Она видела, как большая тень разочарования накрыла все его лицо, как тень от луны накрывает землю во время затмения. Но ей не было его жалко. Так ему и надо. Для усиления эффекта она даже на мгновение позволила кончику своему розового язычка вынырнуть из своей норки и облизать такие же розовые губки. Эффект превзошел все ее ожидания; она заметила, как вздрогнули его плечи, а глаза загорелись так, словно их подключили к сети высокого напряжения.

– Кстати, у вас плечи не болят? – вспомнила она про его недуг.

– Вообще-то болят, – сознался он.

– Тогда намажьтесь кремом или лучше сметаной и полежите. Вам не стоит выходить на солнце.

Она смотрела на изнывающего от неутоленного вожделения Валерия Ивановича и поражалась себе. Никогда раньше она не только не вела себя подобным образом, но до сего дня даже не представляла, что может так себя вести. Что с ней случилось, неужели это так на нее влияет раскаленное солнце? И на совершение каких еще поступков оно способно ее толкнуть?..

Уходя из столовой, Катя продефилировала перед Артуром, чей взгляд на несколько мгновений так же застрял на ее холмах. При этом он как-то хитро подмигнул ей. Катя не стала отвечать ему тем же, наоборот, напустила на себя неприступный вид, словно монашенка.

Очутившись снова в своем номере, она вдруг на самом деле почувствовала сильное желание прилечь. Страхуясь от непрошеных гостей, закрыла дверь на ключ, не раздеваясь легла на кровать, и уже через несколько минут неслась по просторам Вселенной на паруснике сна.

К своему удивлению она проспала четыре часа. Пора было собираться на ужин. Катя решила, что вечер – это время для проявления гуманизма и человеколюбия и не стала обтягивать груди футболкой. Вместо нее она покрыла себя широкой кофтой, складки которой делали ее грудь почти неприметной, как у девочки-подростка.

Валерий Иванович пошел в наступление, едва она заняла свое место за столом. Было видно, что он не терял времени даром и неплохо подготовился. По-видимому, пока она пребывала в полной власти безмятежного сна, он, пренебрегая болью в сгоревших плечах, обошел окрестности, изучая местный ассортимент вечернего времяпрепровождения. Однако он вскоре убедился, что потратил усилия напрасно, на все его заманчивые предложения, его капризная сотрапезница отвечала неизменным отказом. Катя видела, как постепенно он выходит из себя; сосуд его сдержанности давал одну трещину за другой, и она, дабы не искушать судьбу каким-нибудь непредвиденным поступком с его стороны, решила как можно скорее покинуть столовую. Оставив на память об этом разговоре лишь недоеденную, жесткую, как резиновая шайба, котлету, она спешно ретировалась.

Она сидела в шезлонге на балконе и посматривала на часы. На город быстро надвигалась безбрежное море темноты. Оно уже почти полностью затопило горы, поглотив даже самые высокие вершины; теперь ее волны захлестывали дома и улицы, и они исчезали в этом мрачном потоке, как бумага в кислоте, растворяясь в нем без остатка.

Придет или не придет, билась в ее голове только одна мысль. Лучше всего ей уйти, переждать где-нибудь на улице несколько минут, а когда он убедится, что ее нет, и покинет корпус, вернуться. Хотя зачем уходить, она просто не откроет ему, потушит свет, а сама будет тихо сидеть, как мышка в своей норке при виде кошки.

Катя, наверное, уже в сотый раз взглянула на часы; сейчас они показывали без пяти девять. Ее сердце превратилось в ударный инструмент, так сильно оно колотилось. Скорее бы он пришел, постучал, она бы ему не открыла, он бы ушел – и она успокоилась. Катя снова посмотрела на циферблат; обе стрелки дружно показывали девять часов.

Но никто не рвался в ее дверь. Он не придет, это было бы самое лучшее из того, что может произойти. Скорее всего, он нашел какую-нибудь другую дуреху, более уступчивую – и охмуряет знакомыми ей методами теперь ее. И хорошо, что он с ней. Иначе – она уже поняла – он, словно тень, не отстанет от нее. И в этот момент Кате показалось, что совсем близко от нее прогремело несколько взрывов: это стучали в дверь.

В одно мгновение Катя слетела с шезлонга и очутилась в прихожей. Когда она поворачивала ключ в замке, то рука дрожала так, словно ее било током. Она толкнула дверь, и Артур переступил через порог.

В комнате плотным слоем висела темнота, но они не зажигали света.

– Я хочу тебя, – сказал Артур.

Она ничего не ответила, она продолжала неподвижно стоять, как будто бы эти слова не имели никакого отношения к ней. Осторожно он обнял ее и прикоснулся губами к волосам. Их окружал невидимый ореол из запаха ее духов. Он втянул этот аромат в свой нос и вдруг, засмеявшись, произнес:

– А ты хорошо пахнешь. Как цветочная клумба. Ты правильно сделала, к таким вещам надо готовиться.

И снова Катя не издала ни звука.

Артур вновь прикоснулся к ее волосам и крепче прижал ее к себе. Она легко поддалась ему, но по-прежнему казалась абсолютно безжизненной, как будто бы из нее вытекла вся энергия. Его губы прикоснулись к ее лбу, бровям, ресницам, мягко скользнули по щекам и, наконец, отыскали рот. Она почувствовала его ищущий язык, но ее губы оставались плотно закрытыми, подобно воротам крепости при приближении неприятеля.

Внезапно Артур опустился к ее ногам, расстегнул ремешки на босоножках, снял их и бросил в угол. Затем он поднялся, и его рука заскользила по ее блузке. Пуговички на ней, совершенно не приспособленные для сопротивления, легко уступали его пальцам; он сдернул с ее плеч кофточку и бросил куда-то в сторону, как ненужную тряпку. Следующее движение точно вывело его на молнию на юбке; легко шурша, она, как по накатанной дорожке, скатилась к ступням Кати.

Теперь из всех доспехов ее защищали только трусики и бюстгальтер Его руки проворно оказались у нее за спиной, и, освобожденные от стесняющих их вольную жизнь материи, груди радостно выпрыгнули наружу. Артур наклонился над ней, и трусики медленно стали сползать вниз по ногам туда, где уже нашли приют юбка и кофточка, завершая тем самым летнюю коллекцию лежащей на полу одежды. Катя приподняла ногу, освобождаясь от сползших к ступням вещей, и это было ее первое за все это время движение.

Она, словно древнегреческая статуя, стояла перед ним полностью обнаженной.

– Какая ты красивая, – в восхищении прошептал Артур. – Ты даже еще красивей, чем я предполагал. А твои груди… ничего лучше я не видел. Я так мечтал до них дотронуться.

Его губы медленно поползли по ее телу, оставляя на своем пути влажные теплые метки. Катя продолжала, словно манекен, пребывать в неподвижности, но каждое его прикосновение живо отзывалось в ней, заставляла сжиматься что-то внутри. Его маршрут, начавшись с шеи, продолжился на ее плечах. Затем движение ненадолго замерло на груди; он целовал два холма с распустившимся на вершине каждого из них цветком; потом спустился к кратеру пупка. Его язык попытался проникнуть в него, но жерло оказалось слишком узким. Идти дальше вниз он не стал; вместо этого снова обнял ее и прошептал:

– Ты хочешь меня раздеть?

Катя посмотрела на него, но ничего не ответила. Артур почти мгновенно выскочил из майки, скинул с себя знаменитые дырявые джинсы и стянул плавки. Его загорелое тело почти полностью сливалось с царящим в комнате мраком и только не обласканные солнцем белые бедра слегка фосфорицировали в темноте.

Одним движением он обнажил кровать, содрав с него шкуру покрывала. Мягко обняв Катю за плечи, он положил ее на снежный покров простыни. Она ощутила легкий бриз его дыхания у себя рядом с ухом, а затем его язык проник в ушную раковину.

– Здесь спрятана у тебя жемчужина, – прошелестел его шепот. – Я ее сейчас достану. Ты не против?

Она и не представляла, что ее ухо способно на такие вибрации, что оно, подобно мощному радиопередатчику, обладает способностью возбуждать теплые волны, почти мгновенно распространяющиеся по всему телу. А его губы уже были на ее губах и властно требовали от нее ответа. Робко она слегка приоткрыла их, но и этого маленького входа было достаточно, чтобы в ее рот, как юркий хомячок в норку, шмыгнул его язык. Два языка тесно сплелись между собой, подобно двум лианам, в то время как его руки мягко сжимали и разжимали ее грудь. Внезапно Артур слегка приподнялся и медленно, как по крутой лестнице, стал спускаться по ее телу. Она почувствовала, как по ее животу пролегла теплая полоска его поцелуев.

Внезапно Катя вздрогнула, она ощутила, как губы Артура достигли влагалища. Ее охватил жгучий стыд, и она непроизвольно сжала ноги. Но тут же расслабила их, так как горячий поток наслаждения заполнил ее лоно. Тонкие губы Артура нежно, но бесстыдно касались самых интимных мест, делая ее желание нестерпимым почти как боль. Он теребил языком ее клитор, то нежно кусая его, то медленно поглаживая языком. Язык его описывал самые невероятные движения – то медленно кружил вокруг, то спускался вниз, потом его губы неожиданно захватывали языком ее клитор, ставший твердым и упругим, и он впивался в ее лоно, как измученный жаждой путник. Это было невероятное наслаждение, которого она не знала никогда прежде, но оно стоило того стыда, который обжег ее в самом начале! Из ее горла рвался крик, взывающий к тому, чтобы Артур поскорее овладел бы ею, но она, словно уздой, сдерживала его, не решаясь, подобно хищному зверю из клетки, выпустить его на волю. Но Артур, ощутив нетерпеливые конвульсии ее тела, понял молчаливый призыв к нему. Она вдруг вновь увидела его лицо над своим лицом, и в этот момент его большой и твердый член резко вошел в нее и легко заскользил по обильно смазанному липкой влагой туннелю. Все это время, Артур смотрел ей прямо в глаза и не позволял ей отводить взгляд своим молчаливым приказом, который она почувствовала на интуитивном уровне. Она почувствовала, как будто в ее тело влетела шаровая молния и разорвалась там, обдав все ее существо горячей взрывной волной, сравнимой по мощности с атомной бомбой. Ее тело сотрясла волна мощного оргазма. В ее горле снова родился крик, но последним, чудом оставшимся еще у нее усилием воли, она успела погасить его. Это было прекрасно!

Глава 3 Секс-марафон

Она изменила Пете. Эта мысль, подобно гвоздю в стене, вот уже несколько минут безвылазно сидела в ее мозгу. Что она натворила? Она изменила Пете! Враждебное чувство к Артуру, к самой себе, вдруг стало заполнять ее, как вода сосуд. Это все он, хитрый змей-искуситель, вторгся в доверие и погубил ее. Как теперь она вернется домой, какими глазами будет смотреть на мужа, что скажет ему, когда он спросит, как она провела тут время? Ее жизнь кончена и ей ничего не остается кроме как умереть. Артур лежал рядом, ветерок его дыхания щекотал ее щеку, рука обнимала ее плечи, и она невольно отодвинулась.

– Катя, ни о чем сейчас не думай, просто лежи и ни о чем не думай, – вдруг услышала она его голос.

– Ты, ты, это ты во всем виноват! – Слезы двумя протоками хлынули из ее глаз. – Я не хочу тебя видеть, уйди.

– Не уйду, – вдруг решительно сказал Артур, и она с удивлением посмотрела на него, забыв на миг даже о своих рыданиях. – Я не виноват в том, что случилось. И ты не виновата. И вообще, не ищи виновных. Лучше прими то, что произошло с радостью, как освобождение из долгого плена. А еще лучше, – подумав, добавил он, – попытайся поскорее заснуть. Когда ты проснешься завтра утром, все будет не так печально. Давай на спор. – Он приподнялся на коленях, протянул ей руку, и Катя машинально подала свою. Артур разбил это незапланированное рукопожатие. – Хочешь, чтобы ты быстрее уснула, я тебе расскажу сказку?

– Не надо, – зло буркнула она. Она уже знает, до чего доводят его сказки. Но на самом деле совет Артура понравился ей – уснуть, а завтра… Но дальше мысль забуксовала, пребывая в явной растерянности перед завтрашним днем. И в самом деле, какая разница уйдет Артур или не уйдет, все уже свершилось, отныне она неверная жена, предавшая своего мужа, осквернившая их доселе незапятнанное супружеское ложе. Но долго продолжать эти оптимистические рассуждения она не смогла, темное крыло сна внезапно накрыло ее своей мягкой поверхностью.

Пробравшиеся сквозь стекло и занавеску, лучистые посланцы солнца заскользили по ее лицу, как фигуристы по катку, и потревоженная этим вторжением Катя открыла глаза. Она посмотрела на Артура и увидела, что тот не спит и внимательно наблюдает за ней. И сразу же страшные воспоминания о случившемся грехопадении густым жалящим роем налетели на нее. Но их укусы были уже не такими чувствительными, как вчера вечером. К ее удивлению мысли о совершенном прелюбодеянии уже не порождали в ней былого острого раскаяния, так сильно уже не царапали душу, подобно рассерженной кошке, наоборот, сейчас все ее чувства были какими-то приглушенными, как отдаленные голоса. Скорей всего, она еще по настоящему не проснулась, с надеждой подумала Катя, не может же она так быстро привыкнуть к своему новому статусу неверной жены. Но долго обманывать себя она не могла, птицы сна уже улетели из обоих глаз, а значит, дело в чем-то другом. И внезапно ее навестила изумившая ее мысль: а стоит ли так горевать? Все равно уже ничего не исправишь. Эта новая мысль была совсем короткая и невесомая, но как ни странно она окончательно свалила с нее тяжелую глыбу вины, и Катя ощутила, что больше ничего не давит на нее. Она снова взглянула на Артура.

– Доброе утро, – сказал Артур, словно уловив перемену в ее настроении.

Катя почувствовала некоторую растерянность; если она отзовется на его приветствие, то это будет означать…

– Мне так нравится на тебя смотреть…

Только сейчас она заметила, что лежит совершенно голая. Поспешно она схватила одеяло и натянула его до подбородка, как щитом защищаясь им от какой-то неведомой опасности.

– Поздно, я тебя уже всю рассмотрел, – засмеялся Артур. – И во влагалище заглянул. Мне так нравится твое влагалище. Оно такое мягкое нежное, розовое, как кожа у поросенка. Я даже его несколько раз поцеловал. Все ждал, когда ты проснешься, очень хочется тебя. А ты все не просыпалась. Ты всегда так долго спишь после секса?

– А сколько сейчас время? – вдруг воскликнула Катя.

– Девять.

– Но ведь начался завтрак.

– Черт с ним, с этим завтраком. Сегодня пропустим. Я хочу тебя.

Стремительные руки Артура нырнули под одеяло и легли ей на грудь. Его ладони обхватили ее груди, и стали мягко их сжимать, как сжимают мячик, проверяя, хорошо ли он накачен. Теплое пятно начало зарождаться внизу ее живота и медленно расползаться во все стороны. Неожиданно он встал на колени, и мачта его члена нависла прямо над ее глазами. Вчера вечером она почти не разглядела его главное мужское достоинство и сейчас жадно рассматривала это чудо природы. Длинный и почти идеально прямой, он, подобно породистому коню перед началом скачки, слегка подрагивал своей крупной розовой головкой. Робко, словно боясь обжечься, она дотронулась до этого бутона, вызвав у него мгновенную вибрацию. И внезапно мощный прилив желания накрыл ее с головой; ее рука, в один миг, превратившись в кольцо, оказалась одетой на его член, подрагивающий от нетерпения. Артур исторг из себя стон наслаждения, и Катя, словно поощряемая этими сладострастными стонами, активно затеребила еще больше вытянувшийся вперед ствол. Все померкло перед ней, она лишь видела перед собой свои покрытые красным лаком ногти, которые гладили стремительно наполняющийся кровью тонкий и узкий сосуд.

Она обняла Артура за шею, прижимая его к себе. Он понял ее сразу, лег на нее, а его член скрылся у нее между ног, чтобы через мгновение совершить нырок вглубь нее. Она ощущала, как плывет он в затопившим ее лоно внутреннем море, распространяя вокруг себя волны еще неизведанного ей удовольствия. Ее исцелованные Артуром уста вдруг выбросили громкий крик, и она почувствовала, как истекает переполнившее ее напряжение. Артур продолжал лежать на Кате, по-прежнему оставаясь соединенный с нею узами своих гениталий. Ей было приятно ощущать и тяжесть его в общем-то нетяжелого тела, и ослабевший челнок члена в своей влажной протоке, по руслу которой еще несколько секунд назад он совершал свой мощный заплыв, и в котором так замечательно и победно финишировал.

– Тебе было хорошо? – спросил Артур.

Она кивнула головой, избегая отвечать на его прямой вопрос словами. Ей было стыдно признаваться даже себе в том, что только что она пережила небывалое наслаждение.

– А тебе? – в свою очередь полюбопытствовала она.

– Ты восхитительная женщина, ни с кем я не получал такого удовольствия, как с тобой. Мне кажется, я могу с тобой трахаться целый день. Не хочешь попробовать провести такой эксперимент?

– Не знаю, – Катя не очень уверенно улыбнулась. – Я прошу тебя, не произноси, пожалуйста, этого слова. Мне оно не нравится.

Артур отрицательно покачал головой.

– Прости, но не могу. Я хочу быть полностью свободным, не хочу, чтобы мне что-то бы мешало наслаждаться нашими отношениями.

– Но мне это мешает.

– Нет, не мешает, ты просто еще не освободилось. Разве тебя это слово не возбуждает? Скажи честно, ведь возбуждает.

– Может быть, – неохотно призналась Катя. – И все же…

– Нет. Давай на спор, что через пару дней тебе самой будет смешно, что ты стеснялась произносить это слово. И вообще, никогда не стесняйся слов, все слова абсолютно чистые, даже стерильные. Грязь в нас, а не в буквах алфавита.

– Что-то подобное ты уже говорил.

– Я помню, но пока я еще не достиг цели, ты этого еще не приняла. Так что иногда приходиться повторяться. А знаешь, должен тебе сказать одну страшную вещь: мне что-то захотелось есть.

– А разве ты не хотел провести весь день в постели?

Артур серьезно посмотрел на нее.

– Хотел, но мои желания сейчас изменились, из члена они переместились в желудок. Кстати, очень хочется писать. У тебя нет такого благородного намерения?

Артур встал и направился в туалетную комнату. Он не стал плотно прикрывать дверь, и Катя услышала низкий звук падающей в унитаз струи.

Артур снова появился в комнате, его член, освободившись от обременительного груза, как ребенок, радостно подпрыгивал при ходьбе.

– Не хочешь принять душ?

– Принимай, я после тебя.

– Ну, уж нет, – решительно не согласился с такой очередностью Артур, – отныне водные процедуры у нас будут только совместными.

Она приготовилась ему возражать, но Артур внезапно сгреб ее в охапку и на руках отнес в душ.

Попав туда, она сразу же ощутила сильные сигналы своего мочевого пузыря, призывающего срочно помочь ему освободиться от его назойливого содержимого.

– Ты не мог бы ненадолго выйти? – попросила она.

– Ты хочешь писать? Я тебе не мешаю, унитаз свободен.

– Я тебя прошу, я не привыкла это делать прилюдно.

– Нет, не вижу необходимости. Либо писай при мне, либо терпи.

Катя внезапно ощутила жжение злости в груди. Как его выдворить отсюда, не справлять же, в самом деле, нужду при нем? Она еще никогда не делала этого при мужчине, она даже стеснялась совершать это при женщинах. Но терпеть тоже больше нет мочи. Ну и черт с ним, пусть любуется, раз он такой.

Она села на унитаз, слегка поднатужилась, и энергичный поток хлынул из нее. Артур из-за занавески весело смотрел на эту одну из самых распространенных среди людей процедур. Она встала и вдруг подумала: ну вот пописала при мужчине и что такого? Ничего не случилось, она даже не ощутила по-настоящему стыда. Зато сразу же стало легко и приятно.

Артур стоял под душем и по его телу, словно по городу весной, бежали многочисленные ручейки.

– Иди ко мне, – позвал он ее. Она встала рядом с ним. – Вымой меня и особенно моего друга, – кивнул он на полувозбужденный член, протягивая ей мыло.

Катя стала водить мылом по его гладким плечам, груди, животу. Артур стоял, обсыпаемый водными струйками, зажмурив глаза от удовольствия.

А она и не знала, что это так упоительно – мыть мужчину, с которым только что занималась любовью. Зажав мыло в ладони, она скользила рукой по его гладкой коже, как конькобежец по катку, оставляя на ней белую инверсию мыльного следа, который тут же смывал падающий сверху очистительный ливень.

Она провела мылом луч от груди к низу живота, и ее ладони захватили в плен его мошонку. Сквозь мягкую кожу она нащупала два крепких шарика и слегка сжала их. Артур застонал и с силой прижал ее к себе. Пружина его члена почти мгновенно распрямилась, и он уперся прямо в ее мокрое лоно, прямо в клитор.

Она ощутила, как его пальцы в ответ заскользили по ее лону и сделали остановку на клиторе. Наслаждение было таким острым, что на мгновение ей показалось, что у нее замерла вся другая жизнедеятельность.

– Хочешь, чтобы я тебя трахнул? – спросил Артур.

– Да, – вырвался из нее стон.

Он лег на дно ванны и потянул ее за собой.

Она села на торчащий вверх кол и стало активно двигать тазом, словно вбивая его как можно глубже во внутрь себя. Сверху продолжал падать теплый дождик, образуя на их телах многочисленные протоки и русла. Никогда она не испытывала ничего подобного, она до сих пор даже не предполагала, что ее плоть способна столь щедро одаривать ее наслаждением.

Продолжая свой танец, она сжала его яички, не замечая, что причиняет ему боль.

Очнулась Катя через несколько секунд. Она посмотрела на его перекошенное лицо и только сейчас поняла, чем вызвана его гримаса.

– Прости, я сделала тебе больно, – с глубоким раскаянием от содеянного проговорила она.

– Ничего, зато я впервые увидел женщину, которая получает такое большое удовольствие от секса. А это стоит и не таких неприятностей.

Катя почувствовала смущение. Она слезла с его члена, который тут же без сил, как подкошенный, рухнул на живот Артура. Ей вдруг захотелось, словно котенка, погладить утомленный напряженной работой пенис, поблагодарить за доставленную радость, но она не решилась.

– Как он тебе? – вдруг спросил Артур, кивая на изнеможенный от непосильных трудов орган. – Как ты оцениваешь его работу? Только честно, этот парень любит, когда ему отдают должное, но ему не нравится, если его начинают обманывать.

Катя смущенно улыбнулась, но давать оценку работе члена Артура не решилась. К ней вдруг стал возвращаться покинувший было свое пристанище в ее душе стыд, и, вспоминая только что пережитые мгновения, она испытывала неловкость. Как она могла так себя вести, просто непонятно. Поспешно она вылезла из ванны, пару раз быстро провела по телу полотенцем и бросилась в комнату за одеждой. Через минуту она уже сидела на кровати, полностью задрапированная.

Артур вышел из ванной голый, и она недовольно посмотрела на него.

– Я прошу тебя, оденься, – проговорила Катя.

Он сел рядом с ней, попытался ее обнять, но она резко вскочила.

– Ты, кажется, хотел есть, – напомнила она ему.

Она смотрела, как быстро исчезает его стройное тело сначала в джинсах, затем – в майке. По его лицу нельзя было определить, что он обижен ее внезапной сухостью.

– Я готов, – весело доложил он.

День был ясный, а потому вся его палитра состояла всего из нескольких красок: голубой – неба, огненно-желтой – солнца и ультрамариновой – моря. Они молча шли по набережной. Катя старалась не смотреть на своего спутника. Весь страшный позор того, что с ней случилось за вчерашний вечер и сегодняшнее утро, вдруг всей своей гигантской массой снова обрушился на нее, целиком пленил ее душу и тело.

– Может, зайдем в этот ресторанчик? – показал Артур на заведение.

Они оказались в небольшом полутемном кафе. Народу было мало, из колонок прямо на их головы, как из прорвавшейся трубы, выливался мощный поток музыки. Официант с кавказкой внешностью поставил перед каждым по порции шашлыка. Артур заказал две бутылки пива.

– Что с тобой? – поинтересовался Артур, вытягивая сложенными трубочкой губами из стеклянного сосуда его содержимое. – Не хочешь со мной разговаривать? А понятно, совесть заела. Ты же изменила мужу! Какой позор!

– Да, изменила, – вдруг со злостью проговорила Катя.

– И что случилось? Небо упало на землю, солнце перестало светить, а море покрылось льдом? Послушай, неужели прожив столько лет, ты не поняла простую истину: изменить можно только себе. Ты не понимаешь, что на самом деле у тебя сегодня все как раз наоборот.

– Что наоборот? – подозрительно посмотрела она на него.

– Сегодня ты перестала изменять себе и сделала то, о чем мечтала всю свою сознательную, а может, и бессознательную жизнь. Все эти годы ты изменяла с мужем.

– Что ты несешь глупости, кому же я изменяла с мужем?

– Я уже тебе сказал – себе. Кому же еще? Ты никогда не хотела с ним по-настоящему спать, но спала, да еще внушала себе, что тебе это нравится.

– Мне это действительно нравится. – Весь ее голос оказался пропитан густым составом злости.

– Даже после того, что было между нами сейчас?

– Да, именно после того, как то, что было у нас, мне стало нравится спать с мужем еще больше! – с вызовом воскликнула она. Катя вскочила и, оставив нетронутыми плавающие в красном море соуса неровные кубики мяса, вылетела из кафе.

На пляже взгляд Кати сразу же натолкнулся на распростертое на полотенце тело Валерия Ивановича. Увидев ее, он тут же придал ему вертикальную стойку и призывно замахал ей.

– Вас не было на завтраке, – не то спросил, не то упрекнул он ее.

– Болела голова, – не стала выдумывать более правдоподобную версию Катя.

– Я видел вас с молодым человеком.

– Да, пытался один со мной познакомиться.

– Вы вышли с ним из своего номера.

Потемневшие на солнце щеки Кати стали пунцовыми.

– Вы что следите за мной? Я попросила его принести мне таблетку аспирина.

Не дожидаясь его ответной реплики, она почти бегом затрусила по каменистому песку к морю.

Только море меня любит и понимает, думала Катя, легко скользя по водному катку. Оно одно ничего от меня не требует и при этом так нежно ласкает. Но при этом я никому не изменяю.

От всех огорчений и переживаний слезы выступили на ее глазах и несколько соленых капель, упав в море, навсегда смешались с уже находящейся там соленой водой.

Она бы с превеликим удовольствием скрылась от своего напарника по столу и пляжу, но не предвидя появления у нее такого горячего желания, оставила возле него одежду. Обсыпанная бусинками изумрудных капель, Катя прилегла рядом с ним. Она затворила глаза и к счастью для нее через несколько минут уже погрузилась в легкий полупризрачный сон.

– А кто этот молодой человек? – раздвинув плотную завесу дремы, добрался до нее настойчивый голос Валерия Ивановича, который, по-видимому, уже не первый раз повторял этот сверхважный для него вопрос.

Господи, да он ревнует, подумала Катя. Вот напасть-то. Знаком с ней второй день, а уже качает права. Она открыла один глаз и стрельнула в него настороженным взглядом.

– Обычный парень, здесь множество таких. Ищет одиноких женщин.

– Ну а вы?

– У меня дома муж. Я сюда приехала отдыхать, – решительно провозгласила свое кредо Катя.

Она заметила, что эта декларация о ее намерениях не слишком пришлась ему по вкусу; выражение лица Валерия Ивановича мгновенно стало кислым, как сок лимона.

– У меня тоже есть жена, – без большого энтузиазма от этого факта своей биографии сообщил он ей.

– Поздравляю.

– Но здесь мы одни: вы – без мужа, я – без жены.

Теперь Катя смотрела на него обоими глазами, зато молчала. Она видела, что чем ближе приближался разговор к решающему моменту, тем труднее ему давалось каждое слово; он выдавливал их из себя, словно засохшую пасту из тюбика. Невольно ее память переметнулась к Артуру; как легко и естественно говорит он о таких вещах.

От переживаемого Валерием Ивановичем стресса, на его лбу и в зарослях волосатой груди выступили капельки пота. Он явно надеялся, что Катя облегчит его страдания и скажет что-нибудь такое, что поможет ему легко завершить этот непростой разговор. Но выступать с благотворительной миссией она явно не собиралась.

– Мы могли бы с вами скооперироваться, – наконец вывалил из себя Валерий Иванович решающее предложение.

– Это как «скооперироваться»? – сделала вид, что не поняла его основную идею Катя.

– Ну, гулять, отдыхать и так далее, – стал мямлить Валерий Иванович.

– А… это можно, это, конечно, с большим удовольствием. А я уж испугалась, что вы спать со мной хотите. – Катя взглянула на Валерия Ивановича и внезапно вздрогнула: до нее только сейчас докатилась вся смелость произнесенных ею только что слов. Да она в жизни ничего подобного не говорила мужчине, включая и мужа. Как ей все это удалось только выговорить, уму непостижимо. Такое ощущение, что это произнес кто-то другой, а не она.

Тщательно отполированные бритвой щеки Валерия Ивановича стали, подобно наливному яблочку, красными, но не от перегрева на солнце, а от мощной приливной волны крови к коже. Он смотрел на нее, явно желая, но, не решаясь продолжать излагать свои предложения по совместному проведению досуга.

Скажи, не мучайся: я хочу тебя трахнуть, подумала Катя, и едва не поперхнулась от этих мысленно произнесенных слов. Да что с ней такое все-таки творится, в жизни она никогда не думала об этом в таких выражениях. Это все Артур, его влияние, будь он трижды неладен.

– Ну, мы могли бы иногда, почему бы и не… Так сказать, при обоюдном желании.

– О чем вы говорите, да как вам не стыдно?! – Кате стоило больших усилий разыгрывать возмущение, для чего пришлось пустить в ход все свои не слишком обильные запасы актерского дарования. Никогда она еще не чувствовала себя такой отчаянной лицемеркой, как в этот момент. – Я даже не желаю после таких ваших слов больше с вами рядом находиться. – Быстро запрятав себя в одежду и по-прежнему изображая негодование оскорбленной добродетели, Катя почти бегом покинула пляж.

То, что удалось под благовидным предлогом избавиться от нудного ухажера, радовало ее, но это была единственная причина для радости. Все остальное вызывало тревогу и огорчение. И, прежде всего, то, что ее мысли и лексикон все больше напоминали мысли и лексикон этого негодника Артура. Как могла она так быстро перенять манеру его речи? Когда Валерий Иванович тянул, словно акын, нудную мелодию о совместном времяпрепровождении с периодическим пребыванием в одной постели, она поймала себя на том, что ей нестерпимо захотелось прервать худосочный поток его слов и сказать то, что он хочет, за него сама, только другими словами. Теми, что употребляет Артур. И время сэкономили, и сразу же стало понятно, у кого и какие намерения. И, в самом деле, зачем люди объясняются недомолвками? Коли мужчина хочет переспать с женщиной, то почему бы ему об этом и не объявить во всеуслышание? По крайней мере, это лучше, чем притворяться и делать вид, что ничего такого даже отдаленно не присутствует в голове, а есть лишь благородное желание соединиться с ней узами исключительно чистой дружбы.

Она вернулась в свой номер. Утром они с Артуром покинули его так стремительно, что кровать осталась не застеленной. Катя вспомнила о событиях, сценой для которых она послужила, – и ей стало жарко. Она быстро разделась, легла в постель. Не хочу ни о чем больше думать, сердито сказала она сама себе она, и через несколько минут опустившееся на нее мягкое покрывало сна на самом деле укрыло ее сознание от всех мыслей.

Так как она пропустила завтрак, а затем отказалась от аппетитных кубиков шашлыка, то ее, словно злейший враг, терзал жуткий голод. В столовой ее путь к насыщению как всегда пролегал мимо Артура, который словно падишах, восседал за столом вместе со своим гаремом. Громкие всплески смеха женщин то и дело наполняли помещение и, долетев до Кати, вызывали у нее почти океанские приливы раздражения. Она и Артур, словно фехтовальщики обменялись уколами взглядов, при этом Катя постаралась наполнить до краев свои огромные глаза максимально большой порцией горючей смеси из надменности и презрения.

Катя была так голодна, что практически не обращала внимания на своего любвеобильного сотрапезника. Тот же столь старательно следил за каждым ее движением, что почти не уделял внимания работе со столовыми приборами, а густая рябь складок на его челе выдавала протекающий в нем напряженный мыслительный процесс.

Обед помог Кате расправиться с чувством голода, но, возвратившись в номер, она снова ощутила дискомфорт, поняв, что не знает чем занять себя. Импульсов идти на море не поступало, желания отправиться в город было еще меньше. Она взялась было за чтение прихваченного из дома детектива, но описанные в нем криминальные ужасы не возбуждали у нее интереса. Внезапно она поняла, что способно ее развлечь. Детективная повесть полетела в угол, сама же Катя выбежала в коридор.

В этот час в библиотеке в амплуа посетительницы она оказалась в единственном числе. Ей пришлось долго бродить пальчиками по стеллажам книг, но она знала, что ищет. И нашла любовный женский роман. С ним-то через несколько минут она снова оказалась в своей постели.

Это был классический любовный роман – плод богатого жизненного опыта и буйного воображения какой-то американской писательницы, которая наполнила его обжигающими пожарами жарких страстей, арктическим холодом измен и согревающим теплом домашнего очага примирений. Катя и раньше любила подобные творения человеческого гения, и хотя из-за вечной нехватки времени читала их не часто и преимущественно в переполненном общественном транспорте, но всякий раз бурно сопереживала амурным перипетиям героев.

Но сейчас ее больше волновал иной аспект их отношений; хотя постельные сцены тут присутствовали чуть ли не через каждые пять-шесть страниц, однако ни одна из них не была расписана в деталях; персонажи после долгих объяснений лишь падали друг к другу в объятия, а что происходило с ними после этого падения – отдавалось на откуп воображению читателю. Раньше Катя не обращала на такие пропуски особого внимания, считая их вполне оправданными по соображениям морали и чувству меры, но сейчас вдруг почувствовала серьезное недовольство автором чтива; ей вдруг очень захотелось сравнить свои сексуальные навыки с навыками других людей. А так как единственный человек, к которому она могла бы после долгой подготовительной работы, обратиться с таким неприличным вопросом, – Зина, – находилась на данный момент от нее далеко, то другим источником, располагавшим такой бесценной информацией, могла быть только книга. Но, увы, ее создатель, как на грех, оказался чересчур целомудренным, из-за чего оставил Катю без ценных сведений. Придется ей опираться исключительно на собственное понимание того, что можно, а чего нельзя.

Ужин прошел практически по тому же сценарию, что и обед. Друг с другом Катя и Валерий Иванович почти не общались, но его глаза, казалось, обследовали каждый дюйм ее лица и тела так тщательно, словно он готовился к сдаче экзамена по анатомическому строению женщины. И этот настойчивый бесцеремонный взгляд одновременно смущал и раздражал Катю.

В город со всех сторон вторгался очередной вечер. Его одетая в черную форму армия наступала по всем флангам; она уже завоевала небо, сменив его прозрачную голубизну на мрачную непроницаемую темень, а затем словно прожорливое чудовище проглотила море и горы.

Катя сидела на балконе, в ее голове тикала единственная мысль: придет ли Артур? После ужина прошло уже два часа, а его все не было. Неужели он так сильно на нее обиделся, что не желает больше ее видеть? Скорее, тут другое, спутался с какой-нибудь женщиной. Например, с одной из той отнюдь не святой троицы, что сидит с ним за столом. Ему же все равно кого трахать… Кажется, она незаметно для себя окончательно перешла на его терминологию, отметила она. Но она согласна даже произнести все эти страшные слова вслух, лишь бы он пришел.

Ее запас терпения пассивного ожидания истощился, и она решила попробовать поискать свою пропажу. Никакого конкретного плана по организации поисков у нее не было, но и просто сидеть и ждать неизвестно чего она больше не могла. Катя только сейчас подумала о том, что даже не знает, в каком номере он живет.

Катя вышла из корпуса. С танцплощадки до нее долетали обрывки мелодий, и она решила пойти на этот зов. Минут двадцать она лавировала между танцующими, но никаких следов пребывания здесь Артура не обнаружила. И пока она бродила под аккомпанемент сменяющихся ритмов, то невольно вспоминала, как они танцевали, как пыталась она отгадать его имя.

Где его искать еще, она не представляла и потому решила вернуться. В номере, она, не раздеваясь, как убитая, рухнула на кровать. Она чувствовала, что слезы уже вышли на стартовую черту и ждут только последней команды, дабы начать свой забег по дорожкам ее щечек. Она не очень понимала, что с ней происходит, да особенно и не старалась разобраться в переполнявших ее, как водохранилище в период наводнения, чувствах и эмоциях, но ей казалось, что нечто схожее должна чувствовать жена, которую неожиданно бросил муж. Это ощущение посетило ее впервые, так как за все долгие годы совместного жития с Петром, никогда подобные опасения не наносили ей визита. У нее даже мысли не возникало, что Петр способен уйти от нее, Наоборот, она пребывала в полной уверенности, что он прилепился к ней навсегда, и нет в природе силы, способной их разлучить. А если бы он все же так поступил, интересно, как бы она к этому отнеслась, с учетом только что обретенного дополнительного жизненного опыта?

Раздавшийся стук в один миг, подобно урагану, выветрил все эти грустные размышления из ее головы. Ибо она нисколечко не сомневалась, кто автор этого стука; кто еще кроме Артура в этот поздний час может так настойчиво и уверенно рваться в ее комнату? Она бросилась к двери, и, распахнув ее, повисла на его шеи, поливая его грязную футболку своими чистыми, как родниковая вода, слезами.

– Почему ты так долго не приходил?

– Я не был уверен, что ты меня ждешь.

– А разве того, что вчера произошло, тебе мало, чтобы все понять?

Артур стукнул себя по лбу.

– Какой же я дурак! – с искренним раскаянием воскликнул он. Подняв ее на руки, он потащил свой драгоценный груз к кровати, затем осторожно положил ее на простыню и потянулся к выключателю, чтобы пустить в комнату свет.

– Прошу тебя, не включай свет, Артур.

– Я хочу посмотреть на твое тело, я зверски соскучился по нему.

Вспыхнул свет. На Кате был только легкий сарафан, застегивавшийся на несколько пуговиц на груди и животе. Артур рванул его, и он, словно бутон цветка, легко раскрылся, как будто только этого и ждал. Губы Артура обхватили сначала один ее сосок, затем – другой. Легкий огонек желания, горевший в ее теле весь вечер, теперь, словно зажженный газовый факел, вспыхнул сильным пламенем, обжигая все внутри. Она нащупала язычок молнии на брюках Артура, дернула его вниз, запустила руку в образовавшуюся скважину и сжала напряженный член.

– Мой малыш подрос, и ему стало там тесно, – пожаловался на его судьбу Артур.

– Сейчас мы ему поможем, – пообещала Катя.

С ее помощью член вырвался из плена и, оказавшись на воле, радостно задрыгал головкой.

– Видишь, как он тебя приветствует, – сказал Артур. – Он так долго ждал этой встречи. Весь истомился. Поцелуй его за это.

– Нет. – За всю совместную жизнь с мужем, она еще ни разу не прикасалась губами к этому запретному месту и сейчас почувствовала, что не может это сделать.

– Поцелуй, тебе будет приятно. И мне. Я очень хочу, чтобы ты это сделала.

Катя отрицательно мотнула головой.

– Поцелуй!

Его прямой, как башенная стрела, член уперся ей прямо в губы. Нерешительно она слегка коснулась его ими подобно тому, как впервые пробуют незнакомое блюдо, и посмотрела на Артура.

– Катя, ты же сама этого хочешь, сделай это для себя.

Катя снова, только уже плотнее соединили свой рот с крошечным ротиком члена. Вкус был вполне приятным. Она повторила поцелуй.

– Теперь возьми его в себя весь.

– Нет, – начала очередной цикл сопротивления Катя.

Но ее рот уже как бы приоткрылся сам по себе, член, воспользовавшись благоприятным моментом, стал медленно вползать в новую для себя обитель. Катя сжала его с двух сторон губами, а ее язык стал облизывать это еще неизведанное ей лакомство. Неиспытанные, непривычные ощущения стали захлестывать ее, поглощая все ее сознание. Внезапно резким диссонансом в них ворвался какой-то чужеродный шум, и на пороге комнаты нежданно, словно привидение, вырос Валерий Иванович. На его лице то и дело сменяли друг друга, словно конкурируя между собой, целый букет выражений: изумления, презрения и возмущения.

Катя вздрогнула всем телом, поспешно вытолкнула член изо рта и от стыда занавесила лицо руками.

– Замечательно, вот вы чем тут занимаетесь, Катя! – возмущенно воскликнул Валерий Иванович. – Теперь вижу, какая вы верная жена.

Артур с торчащим вперед членом, как с выставленным перед собой мечом, медленно стал разворачиваться на голос.

– Тебе чего надо, мужик? – поинтересовался он.

Однако Валерий Иванович предпочел проигнорировать этот прямо поставленный вопрос.

– Я-то по наивности думал, что вы действительно верная жена. А вы. Вы… обычная проститутка. Как я это сразу не понял? Но вы за это поплатитесь, я все расскажу вашему мужу. Так и знайте.

Артур решительным жестом отправил свой член обратно на постой в штаны и вплотную подошел к непрошеному гостю.

– А ну проваливай отсюда. Слышь, ты, вурдалак, я кому сказал?

Мужчины мерили друг друга взглядам, как рыцари перед поединком. Артур был значительно выше, зато его противник – гораздо плотнее и крепче. Все двадцать их пальцев уже согнулись в кулаки и ждали только команды для того, чтобы пустить их в дело.

– Ты сам отсюда вылетишь или тебе помочь? – предложил на выбор два варианта Артур.

Валерий Иванович после короткого, но интенсивного размышления, решил не искушать судьбу.

– Вы еще пожалеете об этом, Катя, – предупредил он на прощание, а затем поспешно ретировался.

Артур дождался, когда за ним захлопнется дверь, и повернулся к Кате. Она сидела на кровати, и ее плечи сотрясались от безутешных рыданий. Он попытался ее обнять, но она резко отпрянула, словно соприкоснулась с заразой.

– Не подходи, это все из-за тебя, – пробились сквозь плач ее обвинения.

– А что такого случилось, – недоуменно пожал плечами Артур. – Он ушел, и мы можем продолжить.

Катя распахнула стиснутые на щеках руки и выпустила из каждого глаза по стреле с явным желанием поразить цель.

– Это все из-за тебя. Ты даже не закрыл дверь. Ты не человек, ты животное, ты можешь этим заниматься, где угодно.

– И ты сможешь, – обнадежил он ее.

– Ты… – Однако на продолжение фразы у нее не хватило слов. – Ты слышал? Он обещал все рассказать мужу.

– Он его знает?

Катя отрицательно закачала головой.

– Ему известно, где ты живешь?

Она повторила жест головой.

– Чего же ты беспокоишься? Москва большая, он тебя всю жизнь будет в ней искать.

Катя уже с меньшим накалом ненависти посмотрела на Артура.

– Ты полагаешь… – В ее голосе зазвучала мелодия слабой надежды.

– Конечно, сама что ли не понимаешь? Лучше объясни, чего он вдруг приперся?

– Он на пляже сегодня утром предлагал мне на твое место свою кандидатуру.

– Теперь все понятно. Самолюбие, что его отвергли, заело. Получается, что он следил за мной. То-то я об него в холле едва не споткнулся. Вот мерзавец.

Катя ничего не ответила, но мысленно присоединилась к этой характеристике своего непрошеного визитера. Внезапно она снова вздрогнула.

– Ой, стыд-то какой, он же видел, как я…

– Ну и что, видел – не видел, какая разница?

– Ты разве не понимаешь, мы же с ним за одним столом сидим? Как же я теперь с ним буду есть?

– Как ела, так и будешь. С еще большим аппетитом.

У Кати вдруг появилось сильное желание треснуть Артура по физиономии. Ему-то на все наплевать, но вот как она завтра утром посмотрит на Валерия Ивановича. У нее такое чувство, что в этот миг она провалится в преисподнюю.

– Послушай. – Артур сел рядом с ней, положил руку на плечо Кати, и на этот раз она позволила остаться ей пребывать на этой части своего тела. – Подумай, что тебя смущает?

– Как что, он же видел!

– А ты поменяйся с ним местами. Представь себе, что это ты видела, как он этим занимался. И ты с ним встречаешься за завтраком.

– И что?

– Что ты будешь при этом думать, чувствовать?

– Да, пожалуй, ничего особенного, – подумав, ответила Катя. – Конечно, какие-то чувства возникнут, но, в конце концов, что тут такого? Все этим занимаются. Да и какое мне дело до того?

– Ты молодец! – радостно воскликнул Артур. – И вообще, я сразу понял, что ты умница. – Катя стрельнула в него глазами и почувствовала, что высокая оценка ее умственных способностей со стороны Артура ей приятна. – Так вот, и он будет то же самое чувствовать. Его же что возмущает, что ты выбрала не его. А на то, чем ты занимаешься, ему наплевать, он сам мечтает этим с тобой заняться. И не думай вообще о том, что он думает. Почему ты должна от него зависеть, кто он тебе? Никто. А мало ли кто и что увидел? Ты должна быть независимой от чужих мнений. Если ты от них зависишь, значит, ты не свободна, тебя используют, ты подчиняешься другому человеку. А ты хочешь подчиняться этому типу?

– Само собой, нет!

– Тогда ты должна быть от него полностью свободной. Даже если он начнет снова беситься, не обращай на него внимания, – и вот увидишь, как он быстро успокоится. Да и вообще, пусть делает все, что хочет.

– Тебе легко говорить.

– В общем, ты права, – согласился с ней Артур. – Но я тоже в свое время прошел через это. А чтобы чувствовать себя независимым от чужого мнения, занимался любовью у всех на глазах. Первый раз это было на глазах у мамы. Я привел одну девочку, она была старше меня года на три – и все уже знала. И обещала мне все показать.

– А тебе сколько было?

– Шестнадцать.

– Представляю реакцию твоей мамы.

– Крик стоял ужасный, его, наверное, слышали на всех этажах. А у нас в доме их было двадцать. Но зато я понял, что отныне могу заниматься любовью на глазах у кого угодно.

– Но неужели это тебе доставляет удовольствие?

– Иногда – да. А иногда не хочется. Почему-то мне с тобой больше нравится заниматься любовью, когда никого нет. Только я и ты. Ты меня безумно возбуждаешь. Твой муж, наверное, тебя трахает с утра до вечера.

– Да, нет, мы занимаемся любовью только перед сном. Да и то не очень часто.

Артур немного помолчал.

– Я должен был сам об этом догадаться. Но мы исправим эту его оплошность. Знаешь, если мужчина не понимает, какая ему досталась женщина, он осел.

– Он не осел, – сердито возразила Катя, однако в глубине души она уже не была полностью в этом уверенна.

– Ну, ты успокоилась?

Катя не очень решительно кивнула головой.

На самом же деле к большому своему изумлению она чувствовала, что почти спокойна. Просто не верится; если бы ее застукали за таким занятием всего несколько дней назад, то она приходила бы в себя целую вечность. И то неизвестно, хватило бы ей этого. А сейчас ей оказалось достаточным всего полчаса. С каждой минутой она все меньше узнает саму себя. А может, ее подменили?

– Вижу, что успокоилась, – сказал Артур. – Тогда продолжим?

– Нет, не хочу. – На самом же деле в том хотела она или не хотела, Катя еще не успела разобраться. Однако в планы Артура явно не входило намерение предоставлять ей для этих целей слишком много времени. Он взял ее руку и положил в тот район брюк, где вынужден был под влиянием непредвиденных обстоятельств скрыться его член. Катя сразу же почувствовала, как стремительно пошло это растение в рост, словно бы его полили волшебной чудо-жидкостью.

– Нет, – попыталась оказать она слабое сопротивление, но Артур уже не обращал на него внимание. С помощью нескольких точно рассчитанных движений он оставил ее без халата, еще одно движение – и ее бедра оказались без прикрытия, явив миру все свои прелести и тайны. Также быстро расправился он и со своей одеждой, и Катя снова увидела прямо перед собой толстую сигару его члена. Ее рот открылся как бы в автоматическом режиме, без ее непосредственного участия, и сигара плавно вошла в него. Ее язык принял этот подарок и активно задвигался по нему. Как это ни странно, но она получала от этого странное удовольствие. Прямо во влагалище вдруг все запульсировало, она почувствовала, как клитор наливается кровью, становится твердым и требует ласки и вторая ее рука медленно поползла к этому центру наслаждения, а пальцы стали гладить набухший клитор. Пальчики другой руки Кати теребили мошонку Артура, и она слышала его громкие стоны, которые раздавались над ее головой. Через некоторое время, когда она уже была готова кончить, он мягко опрокинул ее на кровать и почти тут же вошел в ее мокрое, истекающее желанием влагалище. А дверь-то они так и не закрыли, успела еще подумать Катя, прежде чем превратиться в один сосуд, до краев заполненный нектаром наслаждения и медом блаженства. Она исторгла стон освобождения.

Шум воды, проникнув через плотный покров сна, заставил Катю открыть глаза. Комната была залита светом. Катя набросила на голое тело халат и вошла в ванную. Артур стоял под душем и растирал живот и грудь руками. Она подошла к нему, внезапно он крепко обхватил ее и поставил рядом с собой. Халат мгновенно намок, скульптурно обрисовав все ее формы. Она попыталась его сбросить, но он не позволил.

– Не надо, меня это очень возбуждает. Ласкать тебя через одежду – это чертовски здорово.

Его руки сжали ее грудь, затем прижались к животу и спустились вниз. Клитор тут же отозвался на эти дружеские прикосновения, послав по всему телу стремительный сигнал желания. В ее ладонях незаметно для нее оказался зажат его пенис. Артур сбросил с нее халат и втянул в рот мокрый сосок.

– Повернись ко мне спиной, – сказал он.

Она послушно выполнила его указание.

– Какая у тебя прелестная попка. Почему я раньше не уделял ей достойного ее внимания? Я был последним идиотом. Ты должна меня за это презирать.

Но Катя сейчас была полностью во власти совсем других чувств. Его член протиснулся в узкую расщелину между ее ягодиц и стал быстро, словно челнок, сновать между ними, Одна рука сжимала ее грудь, другая мягко водила по клитору, на короткие мгновения, забредая внутрь влагалища, то медленно и нежно, то резко, глубоко и рывками. Все это невероятно возбуждало ее.

– Как же мне хорошо, как замечательно заниматься с тобой любовью, как я люблю тебя трахать, – прямо в ее ухо струился поток его жаркого шепота. Катя молчала, но была полностью солидарна с его словами: у нее было ощущение, что все ее тело превратилось в одну струну, которая издает какую-то небесную мелодию.

– Я больше не могу, я кончаю, – застонал Артур. Катя стремительно повернулась к нему, взяла член в руки и тут же из него, как из гейзера, брызнул ей на живот фонтан спермы, которая сразу же была, как бесценная драгоценность, унесена теплыми потоками воды.

Пока Катя шла по ставшему для нее после вчерашнего вечера крестному пути через всю столовую к своему столу-голгофе, она думала только об одном: как произойдет ее историческая встреча с Валерием Ивановичем. Она хотела попросить администратора под каким-нибудь предлогом перевести ее на другое место, но внезапно этому резко воспротивился Артур. Стоя на балконе и отправляя с него в вольный полет колечки дыма от своей сигареты, он кричал ей оттуда, пока она в комнате зашторивала свое тело одеждой.

– Почему ты должна пересаживаться на другое место? Ты ничего постыдного не совершила. Ну, подержала немного мой замечательный член в своем прелестном ротике. Подумаешь, что здесь такого? Тебе надо учиться не смущаться своих поступков. Если ты пересядешь, то тем самым косвенно подтвердишь, что занималась чем-то предосудительным. И тогда он будет прав. А заниматься любовью сам Бог велел, зачем он тогда снабдил нас соответствующими органами и желаниями? Самое страшное рабство – это постоянная зависимость от мнений чужих людей. Но какое тебе до них дело, только ты сама решаешь, что правильно, а что – нет. Кто тебе внушил, что они правы, а не ты? Если хочешь быть свободной, то должна во всем доверять себе.

Катя слушала эти мудрые речи, мысленно говорила им «да», но всякий раз повторение этого короткого слова прибавляло ее душе изрядную порцию грусти. Легко рассуждать о свободе, а вот как претворить все это на практике, если только одна мысль о том, что она через несколько минут окажется за одним столом с этим мерзким Валерием Ивановичем, заставляет ее, словно лист на ветру, дрожать от страха?

Катя села на стул, стараясь держать голову так, чтобы ненароком не пересечься с глазами Валерия Ивановича. Трапеза протекала при полном молчании, лишь металлическое позвякивание приборов да скрежет перемалывающих пищу двух мельниц челюстей нарушали эту тишину.

– Вы собираетесь на пляж? – вдруг услышала она вопрос.

Только после этих слов своего сотрапезника она осмелилась взглянуть на него; его глаза нагло бродили по верхней части ее туловища, заглядывали ей в рот, прогуливались по шее и плечам, подобно утомленному путнику, делали длительные привалы между холмов ее грудей. Внезапно она поняла: этот болван полагает, что после того, как он застукал ее с Артуром, она сдастся ему на милость. Долго же ему придется ждать. Чтобы она променяла бы этого плешивого ловеласа на Артура с его могучим членом? Да ни за что на свете! Она отыскала его взглядом; как обычно он не столько завтракал, сколько веселил женщин. Но сейчас она отнеслась к этому его хобби с философским спокойствием мудреца, так как уже была уверена, что он не променяет ее ни на одну из этого трио, ни на любую другую женщину.

Внезапно она вспомнила, что оставила без ответа вопрос своего сотрапезника. Она подняла голову; выражение его лица походило на выражение лица следователя, требующего от подследственного говорить исключительно правду и только правду.

– А вам что за дело? – проговорила она.

Катя увидела, как мгновенно съехало с лица этого кандидата в ее инквизиторы суровое выражение, а его место заняла растерянность. Валерий Иванович явно не ожидал от нее такого решительного отпора. Катя же почувствовала гордость за себя – какая же она молодец, что сумела преодолеть свой страх и смущение и воздать этому нахалу по заслугам.

– Хотелось бы снова побывать вместе с вами на пляже, знаете, скучно одному.

Теперь он явно искал пути примирения, и Катя, подобно богатырю на развилке дорог, оказалась перед нелегким выбором: отсечь ли Валерия Ивановича окончательно, используя благоприятно складывающуюся конъюнктуру, или пойти с ним на мировую. Само собой разумеется, на ее условиях. Тем более, что Артур до обеда будет в городе, она попросила его взять ее в качестве своего спутника, но он без объяснения причин, отказался. Она обиделась.

«Никогда не завись ни от чьих чувств, желаний, решений, – сказал он ей. – Любая зависимость делает тебя несамостоятельной».

«Я не должна даже зависеть от тебя?» – обратилась она к нему за разъяснениями.

«А почему ты должна делать исключения для меня? Исключений не должно быть ни для кого. В том числе, и для любовника. Поэтому не стоит на меня обижаться».

Катя подумала и решила не обижаться.

– Если хотите, можете пойти, – вынесла свой вердикт она и увидела, как мгновенно изменилось его лицо, как порхнула на него легкокрылая бабочка надежды.

Катя ворочалась на лежаке, подставляя по очереди свои волнистые бока, почти совсем обнаженную холмистую поверхность груди и доску спины раскаленным солнечным стрелам, через равные промежутки времени лениво и медленно, словно тюлень, переворачивалась с одной части тела на другую, иногда вставала для того, чтобы смыть накопившийся на коже жар в прохладном море, затем снова возвращалась на прежнюю позицию. Валерий Иванович что-то периодически бубнил где-то неподалеку от ее уха, иногда она даже кидала ему в ответ какие-то отдельные реплики, но все эти действия и переговоры едва доплывали до ее сознания. Ею целиком завладела скука. И море, и солнце, не говоря уж о назойливом соседе, не вызывали в ней никакого отклика. Абсолютным монархом всех ее мыслей и помыслов сейчас являлся Артур и его восхитительный член. Она думала о том, что после обеда они снова запрутся с ее повелителем в номере, и она окунется с головой в другое море, гораздо более теплое и нежное, нежели то, которое, словно, не зная, куда деть переизбыток своей энергии, бесцельно волна за волную, без отдыха и устали набегает на берег в нескольких метрах от ее ног. И в этом другом море ее ждет долгое купание в потоке наслаждения и блаженства.

Из мира грез ее вытолкнул настойчивый голос Валерия Ивановича, который вот уже несколько раз, как заезженная пластинка, повторял свой страстный призыв к ней. Катя сделала усилие и попыталась вникнуть в то, чего он добивается от нее. Оказалось, что он снова предлагает ей свой альянс, обещая за это вознаградить ее тем, что станет намертво держать язык за зубами обо всем, что тут происходит. Медленно она приподнялась с лежака, стараясь удержать сползающие с грудей чашечки лифчика. Ее глаза мгновенно обхватили находящуюся в нетерпеливом ожидании ответа фигурку Валерия Ивановича. И неожиданно для нее самой ею овладел приступ смеха. Он не был притворным, ей было на самом деле смешно смотреть на этого мужчину, который словно залежалый товар, предлагает себя в качестве любовника по самой низкой цене. Она увидела, как темнеют от мутной злобой его зрачки; какое-то мгновение он пребывал в оцепенении, затем схватил вещи и, не одеваясь, помчался, словно спасаясь от преследования, наверх.

Несколько секунд она следила за его спринтом, затем снова возвратилась в прежнее положение и плотно смежила веки. Она хотела, чтобы даже солнце, орошающее своими знойными лучами практически все закоулки ее тела, не проникло бы в не менее жаркие, чем окружающее пространство, ее эротические грезы.

В городе Артур заглянул на базар и накупил фруктов. И теперь на ее столе он раскладывал фруктовую икебану. Она смотрела, как впивается он крепкими зубами в податливую, брызжущую красным соком, мягкую плоть арбуза, и думала о том моменте, когда он вот также плотоядно накинется на ее тело, погладит своим нежным язычком ее клитор и вонзится своим твердым как кремень членом в ее алчущее влагалище. Артур взглянул на нее, улыбнулся и отложил обглоданный до основания арбузный ломоть.

– Тебе понравился арбуз? – спросил он.

– Да, очень сладкий.

– А почему тогда съела всего один кусочек? – поделился он с ней своими наблюдениями.

– Мне хватит, он был большой.

– Значит, ты чего-то хочешь другого? Скажи чего?

Катя молчала, а ее щеки вдруг стали по цвету похожими на выстроившиеся в ряд на столе дольки арбуза, которые чем-то напоминали стоящие вдоль пирса корабли. Она понимала, что Артур прекрасно, как по книге с большим шрифтом, читает ее мысли и сейчас просто провоцирует ее. И не то, чтобы она испытывала, как это с ней случилось бы непременно раньше, жгучий стыд, но все же она не привыкла говорить откровенно об этой части своих желаний.

– Скажи, Катя, открыто, чего ты сейчас хочешь?

– Ты знаешь, – глухо сказала она, не смотря на него.

– А вдруг я ошибаюсь, сделаю что-то не то, – усмехнулся он. – Например, встану и уйду. Пока ты не скажешь от открытым текстом, чего желает твоя душенька, я буду есть фрукты. Их много, хватит надолго.

Несколько секунд он подождал реакции Кати, но так как ее не последовало, то взял с тарелки ожерелье винограда и, перебирая его словно четки, стал по ягодке переправлять это созданные природой украшения в рот. Катя наблюдала за ним, но продолжала молчать.

– Тебе легче просидеть так до вечера, чем выговорить всего одно слово, правда?

Катя едва заметно кивнула головой. Артур же глубоко и горестно вздохнул.

– Но неужели после того, как я тебя всю перепахал, тебе так сложно сказать: я горю, как факел, от желания потрахаться с тобой. И все. И через минуту уже будешь ласкать мой ненаглядный пенис. Ты же с моей ширинки глаз не сводишь. Ну, давай, говори. Не можешь сразу, давай по буквам. Начинаем. Хочу с тобой т…

– Артур, – взмолилась Катя, – неужели обязательно это произносить вслух?

– Обязательно, – неумолимо, как учитель преподающий урок плохому ученику, ответил Артур. – Пойми раз и навсегда – секс – это свобода. А если он не ведет к свободе, на кой черт им заниматься? Сейчас – ты раба, а должна стать госпожой. И когда ты ею станешь, то и во всем другом тоже будешь свободной. Так что, давай, я жду.

Катя затравленно посмотрела на Артура, как смотрит жертва на своего мучителя.

– Я хочу с тобой…

– Дальше.

– Я хочу с тобой тра…

– Ну!

– Я хочу с тобой трахаться! – наконец вытолкнула она из себя, словно пробку из бутылки, это проклятое застревающее, как кость в горле, слово.

– Вот видишь, все просто. Теперь повтори эти слова пять раз.

– Нет!

– Да! Иначе сказанное не будет считаться. Нужно закрепить достигнутое.

– Я хочу с тобой трахаться, я хочу с тобой трахаться, я хочу с тобой трахаться, я хочу с тобой трахаться! – Внезапно Катя остановила это словесный конвейер и перевела дух.

– Ты сказала четыре раза, я считал. Нельзя давать себе поблажку. Раз не досказала, говори еще пять раз.

Катя стала повторять прежний текст, и при каждом новом повторе это слово все спокойнее и легче слетало с ее уст. Закончив лексическое упражнение, она как-то странно посмотрела на Артура.

– Это все ужасно, – почти плача, проговорила она.

– Это замечательно, только не привычно. От тебя просто отходит грязь, а тебе кажется, что ты расстаешься с чем-то очень важным в себе. Но вскоре ты поймешь, что это была на самом деле всего лишь обыкновенная слякоть. Мы все по уши загрязнены. У нас все нечисто. Испражняться – нечисто, сморкаться – нечисто, плеваться – нечисто. Зато делать друг другу пакости, желать ближнему самое плохое – это вполне в порядке вещей. Этого мы не стесняемся.

– О чем ты говоришь, Артур?

– О том, что мы живем в перевернутом мире. Мы постоянно боимся испачкаться. А знаешь, почему? А потому что мы все в дерьме. Потому-то так и боимся грязи, что очень хорошо знаем, что это такое. А грязь все, к чему прикасается, превращает в грязь. Вы поди у себя дома вообще не говорите о сексе.

– Нет, – призналась она.

– У тебя же два мальчика, неужели ты ни разу не говорила с ними на эту тему?

– Ни разу.

– А ведь это нормальная чистая тема. Гораздо более чистая, чем перемалывание косточек вашему соседу или начальству. Знаешь, я бы на вашем месте как можно чаще расхаживал голыми по квартире.

– Всей семьей? – от изумления у Кати глаза приобрели форму обруча.

– Только всей семьей. Чем больше твои дети будут видеть вас голыми, тем меньше у них будет нездорового любопытства к человеческой анатомии. Они будут воспринимать то, что отличают мужчину и женщину, как норму, как самую естественную вещь. А еще лучше заниматься при них любовью.

– Ну, уж нет, ни за что! – решительно воспротивилась такой перспективе Катя.

– А ты хочешь, чтобы они все узнали из порнофильмов и журналов? Ты еще не находила у них таких фотографий?

– Однажды нашла несколько снимков. Там были голые женщины.

– Ты их, конечно, тут же разорвала и выбросила.

– А что же я должна была с ними делать, на стену повесить?

– А почему бы и нет? Висят же у тебя на стене какие-нибудь идиотские кошечки?

– Как ты узнал? – пришла в изумление Катя.

– Да их отсюда даже видно, – усмехнулся Артур. – Понимаешь, грязь возникает тогда, когда появляются запреты. Если вдруг найдется идиот, который запретит умываться по утрам, и отыщутся миллионы других идиотов, что последуют этому примеру, то те, кто вопреки запрещению все равно станут плескаться над раковиной, будут восприниматься остальными, как совершающее нечто грязное и непристойное. Все, что запретно, то потенциально грязно. А потому любой запрет – это глупость.

– Не согласна. Ну а наркотики, по-твоему, не надо запрещать?

– Само собой, что не надо. Будь они в свободной продаже, у людей возникало бы меньше желания их потреблять. Многие приучаются к ним как раз потому, что на них наложено табу. Но я не люблю наркотики, это ужасно.

– Ты принимал наркотики?!

– Да, немного, – сознался Артур. – Но мне не нравится, когда уходишь в кайф с помощью препарата. Секс лучше, потому что он естественен. Секс не разрушает, а освобождает, если к нему правильно относиться, а наркотики разрушают и закабаляют. Вот почему я предпочитаю заниматься любовью. Ладно, хватит на сегодня разговоров, у меня больше уже нет сил – так хочется тебя трахнуть.

Внезапно Артур перелетел из кресла на кровать и сделал посадку рядом с Катей. Одна его рука тут же залезла ей под подол сарафана, другая – отправилась на прогулку по ее груди. Неожиданно он остановился.

– Скажи, а что ты сейчас хочешь сделать? Только не смущайся.

– Раздеть тебя, я еще никогда не раздевала мужчину, – не сразу призналась Катя.

– В чем проблема?

Артур лег, Катя нависла над ним и распахнула створки его рубашки. Несколько секунд она любовалась темным от загара шелком его нежной, без единой волосинки, почти женской кожи, затем втянула в рот его соски, поласкала их языком и предприняла спуск к скважине пупка. Это чистое без всякой растительности, но в тоже время крепкое мужское тело, вызывало в ней неутолимое желание его гладить и ласкать. Ее руки мягко массажировали его плечи и живот, ее губы касались розовых ободков вокруг двух малюсеньких выпуклостей на груди. Она расстегнула ремень на брюках, спустила вниз молнию и стала медленно стаскивать их с него. Теперь на нем из доспехов оставались только плотно обтягивающие бедра трусы. Но она не спешила взять этот последний редут, защищающей его от полной наготы, а принялась покрывать короткими поцелуями бедра и ляжки.

– Катя, милая, – простонал Артур, – как здорово ты все делаешь.

Она взглянула на его лицо и принялась освобождать рвущийся на свободу, словно узник, пенис из каземата трусов.

Она сидела в бедрах Артура и смотрела на стебель его члена и чувствовала, что может любоваться этим выросшим растением бесконечно долго. Он, в самом деле, был очень красив; не тонкий, но и не толстый, слегка сужался в верхней своей части, как наполовину выкуренная сигара. Катя осторожно взяла его за крайнюю плоть и стала поднимать и опускать ее то вверх, то вниз. Она видела, какое наслаждение доставляют Артуру ее действия, но и сама погружалась в не менее глубокую океанскую впадину блаженства. Эта была для нее новая и замечательная игра, которой можно было предаваться бесконечно. Временно насытившись этим занятием, она придумала другое, обхватила фаллос рукой и подобно ручке скоростей стала перемещать его то в одном, то в другом направлении, радуясь его покорности и безропотному следованию за любым зигзагам ее фантазии. То, что она была полной хозяйкой этого замечательного творения природы, вызывало у нее неиссякаемые приливы восторга почти такие же мощные, как морские приливы. Ей даже не хотелось сейчас кончать; после пика оргазма начнется сразу же быстрый спуск вниз, в пустоту. Сейчас же она была во власти совсем иного состояния, когда одна теплая волна, едва отхлынув, тут же сменялась другой, еще более теплой и приятной. Она вдруг сделала открытие, что кроме стремительно нарастающей энергии желания, могут возникать совсем другие, но не менее восхитительные ощущения, не такие острые, но от того, может быть, даже более глубокие. Ее пальчики по прежнему перемещались по рукоятке члена, придумывая для него все новые и новые упражнения. Из Артура вырывались на волю бесконечные стоны, и она испытывала гордость оттого, что способна извергнуть такой могучий водопад наслаждений на своего партнера.

– Больше не могу, возьми его в рот, полижи его, – сладострастно простонал Артур.

Словно насос, она втянула в свой рот его пенис, но не успела облизать его языком, как из него забил мощный гейзер теплой спермы. Она еще никогда не пробовала этого тягучего напитка на вкус и сейчас не без опасения стала заглатывать жидкость. Но ничего страшного не случилось, непривычное питье хотя и оказалось по вкусу весьма специфическим, но даже немного приятным – соленым и немного терпким. И она порадовалась этой своей победе; только что она избавилась от еще одного предубеждения.

Артур медленно приходил в себя, Катя лежала рядом и водила рукой по его лицу.

– Ты великолепная любовница, – сказал он немного задумчиво, словно не до конца доверяя своей собственной высокой оценке. – Я не предполагал, что ты так сумеешь обращаться с моей игрушечкой. У вас с ним получился отличный дуэт. Раз вы нашли с ним общий язык, ты должна его как-то назвать. Выбери для него имя.

– Опять? И для него тоже.

– А почему бы и нет? Так как тебе хочется его называть?

– Василий, – почти не задумываясь, окрестила она понуро лежащий, словно утомленной после бурной охоты пес, пенис Артура.

– Василий? Почему Василий?

– Не знаю, просто пришло на ум это имя.

– Ладно, пусть он будет наречен Василием.

Катя взяла член в руку и слегка надавила на его головку, словно прося у него внимания.

– Запомни, – сказала она, – отныне ты больше не безымянный, теперь тебя зовут Василием. Ты должен откликаться на это имя. Тебе нравится оно?

Она увидела, как член слегка ожил и даже немного, как ребенок после каникул, прибавил в росте.

– Смотри, ему нравится! – радостно воскликнула Катя.

– Нравится, – подтвердил Артур. – Ты выбрала для него хорошее имя. От его лица выражаю тебе благодарность.

– У него есть лицо.

– А разве нет?

Катя внимательно посмотрела на вновь окрещенного.

– Да, ты прав, есть, и очень даже симпатичное. Нет, даже не симпатичное, он просто красавчик. Я хочу, чтобы он был бы целиком мой.

– Пока я с тобой, он твой.

– А потом, будет чей-нибудь другой? – ревниво произнесла она.

– Зачем думать о том, что будет потом? Я живу сегодняшним днем и вечностью.

Глаза Кати наполнились недоумением.

– Я не понимаю, что, значит жить сегодняшним днем и одновременно вечностью. Разве одно не исключает другое?

– Только дополняет. Вернее, жить сегодняшним днем – это и есть жить вечным. – Заметив, что недоумение по-прежнему переполняет глаза Кати, он решил сделать небольшие пояснения. – Тебе, наверное, кажется, что жить вечным – это с утра и до вечера думать о будущем.

– В общем, да, – осторожно, дабы не попасть впросак, проговорила Катя.

– Ничего подобного! Кто думает о будущем, тот как раз и живет только одним днем. Потому что он боится будущего и все, что у него есть, – это страх перед ним. Вот каждый день он тем только и озабочен, что пытается его преодолеть, строя различные идиотские планы. Такой человек обычно все откладывает: покупки, женитьбу, любовь, секс. Ему кажется, что все это у него будут когда-нибудь потом. А потом – это никогда. Все должно быть только здесь и сейчас. Мне чертовски с тобой хорошо – и я не желаю больше ничего знать, ни о чем думать. Как только ты начнешь размышлять, что будет завтра, то считай, что все пропало – счастья больше нет. Теперь в тебе только одна тревога.

– Неужели ты никогда не думаешь о будущем? – не поверила Катя.

– Не думаю. И не собираюсь думать. Я не хочу думать о том, чего нет. Достаточно и без меня других дураков, которые без конца готовы размышлять о том, что случится завтра, послезавтра, через год, через тысячу лет. Эти люди боятся или не умеют жить сегодняшним днем, вот потому-то их и заносит так далеко.

– Ну а какое это имеет отношение к вечности? – продолжала выпытывать Катя.

Катя смотрела на Артура с каким-то смешанным чувством: если бы все эти речи, она услышала неделю назад, то медицинский диагноз их автора был бы для нее предельно ясен. Но сейчас за эти дни в ней произошла какая-то внутренняя работа, еще малопонятная, но уже ощутимая даже ее заставленному гигантскими полками прошлых представлений сознанию. А потому слова Артура находили в ней хотя и вызывающий тревогу и беспокойство, но живой отклик. Как будто бы одна часть ее существа была с ними солидарна, а другая – выступала решительно против. Но в таком случае, к какому из двух раздающихся в ней внутренних голосов следует прислушаться? Это задачка даже не с двумя, а со многими неизвестными. И все же выход из этой тупиковой ситуации она нашла, выход типично женский, а потому устраивающий обе стороны. Ее пальцы сплелись вокруг все еще вялого стебля пениса.

– А он тоже есть и его нет.

Артур рассмеялся.

– Он всегда для тебя есть и всегда тебя хочет.

Как бы подтверждая этот тезис, пенис из гибкого, как тростник стебля стал быстро превращаться в твердый и прямой, как сосна ствол. Он уже не помещался в обхватившей его ладони Кати, а стремился вырваться из этого плена на свободу. Внезапно Артур резко поднялся с подушки и стал обсыпать ее тело гроздями поцелуев. Он спустился вниз и его язык принялся вылизывать ее влагалище, мягко щекотать клитор. Жар желания подобно всплеску взрывной волне, порожденной взрывом мощного заряда, быстро прокатился по телу. Она ощутила на себе необременительную тяжесть Артура и в тоже мгновение почувствовала внутри себя присутствие инородного предмета. Но присутствие его было желанным и упоительным. Сознание Кати, обычно сохраняющее контроль над собой в любых ситуациях, внезапно отключилось, и почти не понимая, что говорит, она прошептала:

– Милый мой, люблю тебя, Артур. Возьми меня, пожалуйста, возьми.

– Я тоже тебя люблю, – услышала она в ответ, но эти его слова уже почти не имели для нее значение, потому что мощный взрыв оргазма внутри ее тела целиком поглотил все внешние звуки и впечатления.

Расстались они под вечер. Оставшись одна, Катя еще несколько минут полежала на кровати, словно отходя и набираясь сил после долгих любовных неистовств, затем вышла на балкон, прикрыв свое разгоряченное ласками Артура тело легким, продуваемым насквозь халатиком. Темнота только еще начинала конденсироваться на верхушках гор, откуда совсем скоро она должна была хлынуть потоком на море и город.

Но пока этого еще не случилось, и Катя с наслаждением смотрела на раскинувшийся перед ней пейзаж. Легкий ветерок ласкал ее лицо, забирался под тонкую материю и напоминал ей робкого любовника, который еще не уверен, что его ласки не вызовут отпора. Давно она не ощущала такой легкости в теле, во всех его членах и составных частях, в каждой клетке; казалось, что оно вдруг потеряло свой вес и обрело невесомость. И к ней вдруг пришла безумная мысль – а не сможет ли она сейчас воспарить над городом и бескрайним морем?

Она продолжала стоять на балконе, ласкаемая легким теплым ветерком, как вдруг какое-то тревожное чувство, подобно холодным воздушным массам, начало активное вторгаться в сознание. Катя попыталась его прогнать, но оно оказалось упорней, чем она предполагала, и явно не собиралось сдаваться, с каждой минутой заявляя о себе все настойчивее. Сначала она не понимала, откуда оно появилось и почему вдруг решило испортить праздник ее души, но долго обманывать себя оно ей не позволило. Все дело в том, что она забыла о муже и детях. Причем, не только забыла, но даже и сейчас не желает о них вспоминать. Ну, хорошо, еще можно понять ее отношение к Петру, но и о мальчиках ей не хочется думать. Кате внезапно стало так страшно, что она поспешно вернулась в комнату.

Что же с ней случилось за эти несколько безумных дней, если даже от нее, словно заключенный от конвоиров, сбежало материнское чувство? Она постаралась воспроизвести в своей памяти голоса детей, но они звучали как-то глухо и неразборчиво, как запись на старой пластинке. Набросившийся на нее на балконе страх не только не проходил, но стал кусать еще сильней. Ею овладело ощущение, что она стремительно теряет себя, камнем летит в страшную и глубокую пропасть, по дну которой несется холодный и мутный поток. И все это из-за Артура, то, что она испытывает к нему, словно бульдозером, выгребает из ее души буквально все, чем до встречи с ним, она была наполнена.

Ее вдруг обожгла резкая к нему неприязнь. Нет, она не имеет права его винить ни в чем, она не должна перекладывать свои беды на него. В том, что она забыла семью, виновата только она сама. Совершенно нежданно для себя она погрузилась в совсем иной мир, и этот хлынувший на нее мощный поток новых, еще неизведанных ею ощущений, заставил отречься, как царя от престола под натиском революции, от прежнего, старого, привычного существования.

Катя подошла к тушке телефона, взяла трубку, подержала ее, затем снова опустила на рычажки. Она ясно ощутила, что боится звонить домой. Как она будет разговаривать с Петром, что ему скажет? Она никогда не обманывала его, даже в мелочах, а тут речь идет о супружеской измене. И не просто об измене, а о чем-то большем. Скорее, это уже не измена, это отречение. Зачем она сюда приехала, зачем повстречалась с Артуром? Зачем, зачем? Но с другой стороны, что было бы если бы не произошла эта встреча, не появились бы в ее жизненном календаре эти упоительные, ни с чем несравнимые, подобно путешествию на другую планету, дни? И она ушла бы из этого мира так и не узнав, что на самом деле представляют из себя любовь, секс, мужчина, женщина, жизнь.

Катя вдруг почувствовала полную растерянность. У нее было ощущение, что жернова совершенно противоречивых чувств безжалостно перемалывают ее душу, превращая ее в какую-то зыбкую, неясную консистенцию. Она должна принять какое-то решение, она не может вот так без конца сидеть возле телефона и бесплодно размышлять о своей несчастной доле. Да, она изменила мужу, да, она изменила своим мальчикам, но это не более, чем какой-то случайный зигзаг в прямой, как шоссе, ее судьбе. Пройдет еще совсем немного времени, календарь быстренько перелистает оставшиеся дни отдыха, и река ее жизни заструится по прежнему руслу. Ну а эти часы она будет вспоминать, как чудесный праздник, как случившееся с ней однажды невероятное приключение, нечто вроде прекрасной сказки, которую без конца хочется перечитывать, но в реальность которой нельзя поверить. И больше она никогда и ни за что не поедет одна на юг, как, впрочем, и в любом другом направлении. Да и зачем ей отрываться, как листу от дерева от семьи, ведь у нее есть Петя – и вот если он изъявит такое желание предпринять какое-нибудь путешествие, то она с удовольствием составит ему кампанию. А сейчас ей надо срочно звонить домой.

Ее голос в прологе беседы с мужем слегка подрагивал и вибрировал особенно тогда, когда она повествовала о том, как размеренно и монотонно текут здесь ее дни и ночи, но к финалу палитра интонаций Кати обрела прежнюю уверенность, и она спокойно закончила разговор. Мальчиков не было дома, они ушли гулять, и это обрадовала ее; притворяться перед ними ей было тяжелее, чем перед Петром. Она поговорит с детьми в следующий раз, когда окончательно освоится со своим новым статусом неверной жены. А, судя по тому, как она быстро привыкает ко всему новому, что входит в ее жизнь, этого счастливого момента ждать осталось совсем недолго.

Они договорились с Артуром, что пойдут вечером на танцплощадку. Прижавшись тесно друг к другу, они плыли на переменчивых волнах сменяющих друг друга мелодий, которые выжимало из своих инструментов все тоже музыкальное трио. Среди внимательно следящих за танцорами лиц промелькнула и сердитая физиономия Валерия Ивановича, но Катя даже не отреагировала на это не самое приятное видение; этот человек для нее умер, так и не успев родиться. Ей было легко от того, что она больше не испытывала никакого страха, принуждающего ее скрывать от него свои отношения с Артуром; наоборот, ей было приятно ощущать свою независимость от запугиваний Валерия Ивановича.

Артур был замечательным партнером не только на узкой площадке постели, но и на широкой танцевальной площадке, и Катя с наслаждением отдавалась звукам музыки, синхронизируя движения своего гибкого тела с ее ритмами и тактами.

– Куда проляжет наш путь дальше по грешной земле? – спросил Артур, когда закончились танцы. – В ресторан или домой?

– Не хочу ни туда, ни туда.

– Тогда на море?

– Пойдем, – согласилась Катя.

Они спустились на пляж. Катя сбросила босоножки, подошла к морю, которое в знак приветствия тут же своим теплым языком лизнуло ее голые ступни.

– А вода очень теплая, даже теплее, чем днем, – удивилась Катя.

– Так всегда бывает. Море остывает медленней, чем суша. Об этом учат еще в школе. Я предлагаю искупаться.

– Но я не захватила купальный костюм.

– А зачем он тебе? Ночь – лучший купальный костюм, она скроет от нескромных глаз все твои прелести, – насмешливо проговорил Артур.

– Нет, Артур, я не могу, – заартачилась Катя.

– Не говори глупости, ты же уже знаешь, что можешь. Это в тебе говорят старые привычки. Должны же они периодически напоминать о своем существовании, не то ты вдруг окончательно забудешь о них. А это такая беда. Поэтому сначала надо непременно сказать – не могу, а только потом начать спокойно делать то, чего не можешь. А знаешь, ты ведь невероятно бесстыдная женщина, – вдруг усмехнулся он. – Мне это чертовски в тебе нравится. Так что раздевайся – и бултых в воду.

Артур почти мгновенно стянул с себя всю одежду, и Катя увидела выделяющуюся в темноте незагорелую белую полоску, пролегающую по его ягодицам и бедрам. Еще через пару секунд его тело поглотило черная бездна моря.

Катя внимательно осмотрелась вокруг себя, пытаясь пробить взглядом толстый слой темноты. К своей радости, зрителей, которые могли бы наблюдать предстоящий сеанс стриптиза, поблизости она не обнаружилось. И пока привлеченная этим зрелищем публика не появилась, Катя стала поспешно расстегивать платье. Когда она стащила с себя маленькую тряпочку трусиков, то снова быстро оглядела окрестности – не следит ли кто-нибудь за ней? Немного успокоившись, она шагнула к морю.

Вода действительно была очень теплая, волны ласково тыкались ей в грудь и живот, словно прося их приласкать за то, что сумели сберечь в этот поздний час остатки жара дневного солнца. Катя опрокинулась на спину, широко раскинув руки, и стала смотреть в небо. Прямо над нею порхали мириады светлячков звезд, некоторые из них дружелюбно подмигивали ей, как будто предлагали познакомиться.

Никогда Катя не испытывала подобных чувств: покачиваясь на теплой перине моря, накрытая сверху гигантским покрывалом расшитого серебряными блестками млечного пути, она впервые в жизни ощутила себя одной из этих мерцающих звездочек, неотъемлемой частицей этого беспредельного мироздания, пусть со своим очень слабеньким, подобно детскому фонарику, светом. И хотя ее огонек совсем не велик и не ярок, но и он тоже принадлежит этому восхитительно красивому, непередаваемому словами миру. Она, как и миллионы других людей, – ничтожный кораблик, блуждающий в поисках неведомого пристанища по безграничным просторам Вселенной, поднявший свой маленький парус жизни в слабой, но не умирающей, несмотря на все разочарования, надежде, наполнить его попутным космическим ветром.

Внезапно она услышала рядом с собой тихий плеск, и через секунду Артур уже прижимал ее к себе.

– Как тебе ночное купание? – спросил он.

– Я ничего подобного еще не испытывала в жизни, – призналась Катя. – Очень странное чувство. Ты будешь смеяться.

– Нет, не буду, что бы ты сейчас не сказала, – пообещал Артур.

– Я впервые почувствовала, что принадлежу не только себе, своей семье, но какому-то огромному миру. Мне даже на секунду показалось, что я одна из этих звезд. Правда же это глупо?

– Это не глупо, – успокоил ее Артур, – ты все замечательно прочувствовала. Все так и есть, как ты говоришь. Мы частицы этого мира, причем, не самые худшие из них.

– Ты уверен, что не самые худшие? – не без иронии спросила она.

Но ответа она не получила, вместо него неизвестно откуда приплывшая высокая волна, словно капюшоном, накрыла их с головой. Они ушли под воду, и чтобы с Катей ничего не случилось, Артур еще крепче прижал ее к себе.

– Мы чуть не утонули, – засмеялась Катя, когда их головы вновь оказались над морской равниной.

– А мне пришла в голову замечательная идея. У меня есть большое подозрение, что ты никогда не занималась любовью в море. Давай попробуем?

– Нас увидят.

– Кто? Рыбы? Для них это будет полезно, пусть посмотрят, как это делают люди. Может, им тоже что-нибудь из нашего опыта пригодится в их рыбьей жизни.

– Но это опасно, – выставила новое возражение Катя.

– Мы оба хорошо плаваем.

Это было правдой, и Катя почувствовала, что обойма ее аргументов оказалась полностью израсходованной. Артур же, поняв, что сопротивление оппонента сломлено, придвинул свои губы к ее смоченному соленым морским напитком рту. Не рассчитав движения, они снова стали тонуть, но быстро вынырнули. Став чуть опытней, они возобновили прерванный погружением в морскую пучину поцелуй. Одной рукой каждый из них шлепал по поверхности моря, другой – ласкал своего партнера. Артур сжимал ее грудь, затем спустился ниже и накрыл ладонью влагалище. Катя отыскала в безмерных океанских просторах его член и мягко стала водить пальцами по его влажной головке. Звезды и луна молча взирали со своей высоты на то, как занималась эта пара землян любовью, и, судя по их ровным и нежным снопам света, которыми они их обсыпали, это зрелище вызывало в глубинах космоса полное одобрение. Но Катя уже не помнила ни о развешанных над ней небесных гирляндах, ни о нежных прикосновениях перекатывающих через нее волн, весь гигантский мир переместился целиком в ее тело, а там сосредоточился в нескольких точках, живо откликающихся на каждое прикосновение Артура.

– Поплыли к берегу, – скомандовал он.

Совершив короткий заплыв, они упали прямо у самой кромки воды. Артур лег на нее и сразу же вошел в теплое, промытое морем и давно готовое к приходу гостя лоно. Набегающие на берег волны тоже пытались проникнуть внутрь ее горячего тела, и эти ласки сразу двух любовников – мужчины и моря – рождали в ней еще невиданный экстаз. Птица громкого стона сорвалась с ветки ее напряженных уст и полетела над тихим и пустынным в этот поздний час побережьем.

Артур скатился с нее прямо в нахлынувшую на берег волну. Затем он встал, подал ей руку и помог Кате встать. Только что пережитый оргазм был такой силы, что она чувствовала себя немного ослабевшей. Артур прижал ее к себе.

– Ну, как? – спросил он.

– Такого еще со мной не было. – Она благодарна поцеловала его в мокрую щеку.

– Вы, ребята, классно трахались, – раздался откуда-то сбоку голос.

Катя вздрогнула и, оглянувшись, и увидела в темноте всего в нескольких метрах от себя чью-то неясную фигуру.

– Это ты, Павел? – отправил вопрос в темноту Артур.

– Кто ж еще? Думаешь, фараон египетский? Ничего не скажу, молодцы! Слушай, у тебя великолепная телка. Я тебе завидую.

Катя заметалась, как пойманная птица в клетку. Она была абсолютно голой и не знала, что ей делать. Она попыталась спрятаться за Артуром, но тот словно специально сделал шаг в сторону, оставив ее один на один с ночным зрителем. Больше всего на свете ей сейчас хотелось прикрыться, но идти разыскивать в темноте одежду при свидетеле она стеснялась не меньше.

– Я вас прошу, уйдите, – громко и умоляюще воскликнула она.

– Да брось ты смущаться, я уж все, что хотел, рассмотрел, – засмеялся Павел. – Ты – молодец. Такую трахальщицу даже здесь, где они ходят табунами, не часто встретишь.

– Артур, скажи ему, чтобы он ушел, – взмолилась Катя.

– Зачем? – вынырнул из темноты голос Артура. – Лучше, посиди с нами. У Павла, кажется, есть шампанское.

– Точно, есть. Будешь, Катя?

Но Кате было не до шампанского, она до боли в глазах вглядывалась в окружающую ее темень, надеясь найти так опрометчиво брошенную на песке одежду. Наконец ее ноги наткнулись на нее. Никогда она еще не одевалась с такой скоростью. Даже не застегнувшись, а лишь завернувшись в сарафан, она, словно выпущенный из пушки снаряд, понеслась наверх.

Катя ворвалась в свой номер, заскочила в ванную и глянула на себя в зеркало. Ее глаза выкатывали на щеки и подбородок крупные бусинки слез. Она смыла их водой, вошла в комнату и бросилась на кровать. Жгучий стыд все еще жег лицо, и это жжение усиливалось всякий раз, как только в ее мозгу вновь вспыхивали картинки того, что случилось на берегу. Как мог Артур так себя вести, неужели он не понимал, что она чувствовала в тот момент? И кто такой этот Павел? Внезапно она чуть ли не подскочила от пришедшей к ней мысли. Уж не подстроил ли Артур все это заранее и не пригласил ли Павла посмотреть на это бесплатное представление с ее участием в роли порнозвезды? Зная Артура, не стоит сильно удивляться, если он так и сделал. Он – как же это называется – не сразу вспомнила она – эксгибиционист. Ему нравится все это проделывать прилюдно, чтобы видели все. Будь его воля, он бы созвал целый пляж, а не одного Павла.

Дверь отворилась, и на пороге вырос Артур. Катя попыталась заслониться от него враждебным взглядом, но он совершенно не обратил внимания на этот ее оборонительный редут, и вальяжно прилег рядом с ней.

– Чего убежала?

– Ты еще спрашиваешь?! – от возмущения у Кати даже сперло дыхание. – Я поняла, ты все это подстроил нарочно, пригласил его посмотреть, как мы будем этим заниматься на берегу.

Внезапно она услышала его смех.

– Ты должна радоваться, что доставила удовольствие не только себе и мне, но еще и ему. Ты же слышала, что он сказал? Что давно не встречал женщины, которая так классно трахается!

– Ты просто мерзавец. – ее рука, словно шашка, взвилась вверх и затем опустилась своим клинком на щеку Артура. Звонкий хлопок пощечины, словно выстрел, прокатился по комнате.

Артур схватился за лицо.

– А ты не только классно трахаешься, ты еще и отлично дерешься.

Шашка Кати вновь взлетела вверх, но неожиданно повисла в воздухе, не дойдя буквально несколько миллиметров до цели.

– Но зачем ты так поступаешь? – насыщенным слезами голосом спросила она.

– Послушай, Катя, я не приглашал его. Честное слово, я бы не стал заниматься такой ерундой. Он сам заявился.

– Но ты же его знаешь…

– Конечно, мы же живем в одном номере.

– И ты ему рассказываешь…

– Иногда, когда он об этом уж очень просит.

Стыд снова окрасил щечки Кати революционным красным цветом, хотя темнота не позволяла разглядеть это свечение.

– Я не знаю, что мне делать, – простонала она. – Ты просто подонок, извращенец. Эксгибиционист, – пригвоздила она его недавно вспомненным научным термином.

– Никакой я не эксгибиционист, просто я не вижу ничего страшного, если кто-то видит, как я занимаюсь любовью.

– И тебе нисколечко это не неприятно? – с какой-то странной надеждой на положительный ответ спросила Катя.

– Ты все-таки странная женщина, Катя, – вздохнул Артур. – Иногда мне кажется, что ты уже освободилась от своей заскорузлости, но затем что-то всякий раз происходит и оказывается, что ты полна ею как и прежде, как кадка дождевой водой после ливня.

– Да, прости, но я такая, какая есть.

– Да, нет, ты вовсе не такая, на самом деле ты очень свободная и раскованная, и когда ты забываешь о том, что вся переполнена предрассудками, то даже я удивляюсь твоей раскрепощенности. А потом… Не понимаю, чего ты так сегодня смутилась. Ну, увидел Павел, как мы занимались любовью. Что ж из того, от тебя что-то убыло, ты потеряла в весе или меньше стало денег? Каждый день ты три раза идешь в столовую и там ешь при всех и ничего…

– Тоже мне, сравнил, – презрительно фыркнула Катя, – это совсем разные вещи.

– Но чем же они разные? И то, и другое – физиологические акты. Только представь себе зримо, думаешь, это очень красиво – смотреть, как ты засовываешь в рот куски пищи, пережевываешь ее, причмокиваешь, пачкаешь рот едой, потом вытираешь его салфеткой. Ничего приятного в этом нет. Только ты привыкла считать, что это не является неприличным. А есть вещи, которые ты считаешь недопустимыми делать прилюдно. Хотя ничего особенного в них нет. Это окружающие тебя идиоты внушили с детства, что заниматься любовью надо в полном уединении. А есть народы, которые занимаются любовью открыто. И все считают это нормальным.

– Но они же дикари.

– Почему они дикари, а не мы? По-моему, дикость – это как раз скрывать то, что естественно, то, о чем все знают. Помню, меня в детстве поразило одно обстоятельство: почему на пляже все спокойно расхаживают в трусах, а как только уйдут с него, так сразу же напяливают на себя кучу одежды? И если ты через пять минут застукаешь этого же человека где-нибудь в исподнем, то он страшно смутится. Я никак не мог постигнуть такого странного непоследовательного поведения взрослых: если в одном месте не стыдно ходить полуголым, то почему в другом месте за это могут посадить в кутузку? И долго не мог уразуметь, в чем тут дело, пока не осознал того простого факта, что мы все – рабы условностей. А условность – это как цепи, которые в одних местах можно снимать почти полностью, а в других – надо одевать весь комплект целиком, да еще звенеть ими как можно громче.

– Получается, ты за то, чтобы все занимались бы любовью где попало?

– Вовсе нет, мне нравится заниматься любовью с тобой в этом замечательном номере. И я вовсе не жажду иметь никаких свидетелей. Зачем они мне нужны, если мне хорошо и без них? Но если вдруг кто-то увидит – на здоровье, пусть порадуется за нас. На самом деле, все это не имеет никакого значения. Твой мозг перегружен фантомами, они постоянно диктуют тебе твое поведение. Выброси их к чертовой матери как можно скорее из головы, как из ведра помои. На самом деле то, что кто-то случайно увидел, как ты занималась любовью, тебя не должно совершенно смущать, более того, тебе на это должно быть просто наплевать. Ты получила наслаждение – и это главное. Но этот фантом заставляет тебя мучиться, стыдиться самой себя. Вспомни, от скольких фантомов ты уже избавилась за эти дни? Настала очередь разделаться с еще одним.

– Но как? – спросила почти побежденная Катя.

– Давай завтра пригласим Павла, и пусть он посмотрит, как мы занимаемся любовью.

– Ты с ума сошел! – слетел с губ Кати громкий вопль.

– Вот видишь, фантом не желает от тебя уходить. Он вцепился в тебя, как клещ, и держит тебя в заложниках.

Несколько минут в комнате властвовала тишина. Через открытое окно не врывались никакие звуки; и город и море со всеми своими обитателями спали крепким сном.

– Хорошо, я согласна, – вдруг едва слышно прошелестел голос Кати.

Утром, едва проснувшись, она сразу же попала в шершавые объятия тревоги. Одна и та же мысль о том, какое испытание ей сегодня предстоит, словно назойливая муха, постоянно жужжала в голове, не позволяла расслабиться ни на миг. Зачем она согласилась, что заставило ее пойти на этот безумный шаг?

Она посмотрела на спящего Артура, равномерно гоняющего через нос потоки воздуха, и тоже выпустила из себя тяжелый ком вздоха. Какого странного человека все же послала ей судьба… Она, так и не может определить, как же ей к нему относиться? Порой он вызывает в ней прилив такого горячего упоительного чувства, что она готова отдать ему всю себя целиком, а порой ей просто невероятно хочется – вот как сейчас – вонзить в его голую грудь всю обойму своих десяти остро наточенных коготков.

Артур продолжал негромко, но очень равномерно, словно метроном, сопеть, а Катя все никак не могла определить, что же ей делать? То она твердо решала, что никакого представления давать не будет, то вдруг передумывала – если она не пойдет на это, значит, ей никогда не бывать свободным человеком.

Но вот зачем ей свобода – это был тот вопрос, который также не давал покоя. Что она будет делать с этим экзотическим блюдом, как часто и с какой приправой употреблять? Будет вести такую же жизнь, как Зина? Но об этом даже помыслить страшно, не то, что уж претворить все это на практике. Да ей это и совсем не хочется. Но и отступить она тоже уже не может. Но почему не может – ей самой не совсем понятно. Но она всем своим нутром ощущает: обратной дороги для нее нет, путь в прежнее существование отрезан, как телефонный провод, связывающий ее с прошлым. А вот куда ведет ее новая дорога – это еще более непонятно нежели то, что случилось с ней за эти удивительные дни.

Внезапно ею овладело раздражение. Она тут мучается, словно принц Гамлет, от неразрешимых противоречий, а тот, кто бросил ее в этот омут неопределенности, словно младенец после того, как ему дали грудь, спит безмятежным сном. В сердцах она сдернула с младенца одеяло, явив миру ничем незащищенную мужскую плоть. Невольно ее взгляд притянул пенис Артура. Как и его хозяин, он еще не проснулся и лежал сморщенный и безвольный. Она вложила его в свою ладонь и тут же ощутила, как что-то зашевелилось в нем, как какие-то электрические импульсы стали пробегать по нему, словно по включенному в сеть прибору, как начал крепнуть и напрягаться еще секунду назад вялый и безжизненный ствол. А еще через мгновение она уже оказалась под Артуром. Его жадные губы стали лакомиться темными маслинами, мгновенно выросшими на плодородной почве кончиках ее грудей, затем они пустились в длительный каботаж по лагуне ее влагалища, приставая то к одной бухточке, то к другой. Катя почти моментально, словно сосуд, поставленный под мощную струю, наполнилась до краев горячей лавой желания. Артур, чутко уловив ее состояние, смело и быстро направил свой член в узкое и темное ущелье. Теплые волны удовольствия, как обычно, носились по ней, как ураганы по морским просторам, и все же на этот раз их прилив был не таким обильным; предстоящий экзамен на приверженность к свободе не давал ей покоя и мешал целиком сосредоточиться на акте любви.

Потом они стояли под душем. Катя ласково водила руками по его телу, обильно покрывала мыльной пеной его член и мошонку, зная, что эта гигиеническая процедура доставляет ему особенно сильное удовольствие. Артур в ответ массировал мочалкой ее груди, растирал ягодицы с заходом и долгой остановкой на привал в промежность.

– А может, не стоит делать то, что мы задумали? – вдруг с последней надеждой спросила Катя.

Артур пожал плечами, которые без устали бомбардировали струи воды.

– Это тебе решать, – сказал он. – Если ты хочешь сохранить внутри своего сознания эту перегородку, то не приглашай Павла. Но учти, в таком случае она останется у тебя на всю жизнь. А, не сломав ее, ты никогда не будешь свободной. Нельзя быть свободной наполовину, либо ты свободна, либо – нет.

Катя понуро склонила голову. Она отнюдь не была уверена, что так уж сильно жаждет обрести эту самую полную свободу, тем более такой дорогой ценой; ей для ее скромных нужд вполне хватила бы и половинка этого самого бесценного дара, но возражать Артуру не посмела. Она никак не могла понять, что же с ней все же творится. Та самая свобода, которая и была-то не особенно нужной, с которой она-то и не знала, что делать, как с купленной по дешевке на распродаже вещью, вдруг обрела для нее какаю-то безмерную ценность, подобно простому незамысловатому предмету, который ничем не примечателен, но особенно дорог, так как напоминает о близком человеке или знаменательном событии в жизни.

– Хорошо, будь по-твоему, – тяжело вздохнула она и тут же поперхнулась, так как вода залетела ей прямо в приоткрывшийся для выпуска наружу глубокого вздоха рот.

Словно в качестве компенсации за все ее страдания, за завтраком ее поджидал приятный сюрприз; вместо надоевшего ей Валерия Ивановича за столом расположилась пожилая супружеская пара. Старички были очень аккуратными и очень заботливыми. Пока длилась трапеза, они без конца советовали друг другу попробовать тот или иной кусочек, а, попробовав, подробно обсуждали его вкусовые достоинства и недостатки.

Кате доставляло истинное наслаждение наблюдать за этой парой. При этом она с грустью думала, что им с Петром никогда не приобрести такого благообразия; Петр не обращает никакого внимания на то, что она ест и как вообще справляется с домашними делами. И даже если она однажды надорвется, то он это может нескоро заметить.

Артур куда-то исчез по своим делам, и Катя коротала время на пляже в одиночестве. Она делала героические попытки не думать о предстоящей очередной ломке еще одной перегородки внутри ее сознания, которая отделала ее от свободы. Но ее мысли мало обращали внимания на эти усилия и просто толпами осаждали ее бедный, измученный непосильной работой мозг. Самое не то смешное, не то печальное во всей этой ситуации заключалось в том, что она сама не понимала, зачем ей все это надо, и почему, несмотря на это непонимание, она не в состоянии отказаться оттого, что вызывает в ней столь сильное сопротивление. Ее воображение, как самый заядлый художник, рисовало такие жуткие картины того, что ей предстоит, что, несмотря на раскаленный жарой воздух, по телу Кати то и дело скорой иноходью скакал озноб. Нет, она никогда не сумеет сделать это, лучше подвергнуться любому другому испытанию, любой другой пытке. Будь неладен этот Артур, почему она покорно, как послушная ученица, выполняет все, что скажет ей этот странный наставник? Кто он, в конце концов, такой? Вообразил себя апостолом свободы, нашел в ее лице дурочку, которая из-за того, что испытывает к нему влечение, не может ему ни в чем воспротивиться. А вот она сейчас возьмет, да и передумает. И пусть знает, что она отнюдь не робкая овечка, которая следует за вожаком отары, куда бы он ее не повел.

После обеда Катя вернулась в номер, легла в кровать и стала ждать Артура. Тот пришел быстро, он весело ввалился в комнату и кинул ей на грудь похожий на тенистый мячик пушистый персик.

– Сейчас явится наш зритель, – обрадовал он ее известием.

Взгляд, который бросила на него Катя, напоминал по хмурости небо, перед тем как сыпануть на землю проливным дождем. У нее возникло сильное желание запустить этим мячиком-персиком в одно место Артура. Но момент был упущен, так как Артур уже упал рядом с ней.

– Что ты волнуешься? Подумаешь, кто-то будет на тебя пялить глаза. Забудь о нем, внуши себе, что его нет. То, что ты внушишь, так оно и будет. Сосредоточься на любви. Хочешь я тебя научу, как получить более сильный оргазм? И тогда ты будешь меньше думать о постороннем. – Катя по-прежнему молчала, однако сейчас в ее взгляде стало меньше хмурости, зато проклюнулась живая заинтересованность. – Это древний восточный способ. Когда мы начнет заниматься любовью, старайся дышать как можно спокойней и медленней. И попробуй сфокусировать свое сознание на переносице. Это место называется агни-чакра. Ты меня поняла?

Катя не совсем уверенно кивнула головой.

– Если ты это сумеешь сделать, то даже ни разу не вспомнишь о нашем дорогом госте.

Едва Артур завершил инструктаж, как дверь отворилась, и на пороге выросла слегка качающая, словно мачта корабля в непогоду, фигура Павла. Ночь, когда состоялось их столь драматическое знакомство, почти целиком укрыла его облик, Катя запомнила только хриплый мужской голос. Но сейчас ее гость предстал перед ней во всей своей красе. Он был старше Артура, хотя, как ей показалось, немного моложе ее. Однако в чем у Кати не возникло сомнения, так это в том, что он состоит активным членом самого большого в мире клуба – любителей зеленого змия. На это почетное членство указывало не только одутловатое лицо и мутные, как грязное стекло, глаза, но и бутылка вина, зажатая им в руке.

– Входи, Павел, располагайся в удобном для тебя месте, – пригласил Артур его тоном гостеприимного хозяина.

– Приветствую вас, друзья мои, – театрально произнес Павел, сопровождая свои слова энергичной жестикуляцией рукой, которая крепко и бережно сжимала бутылку. Павел устремил свой взор на Катю, и его глаза озарились каким-то странным блеском. – Вы правильно сделали, что пригласили меня. Я большой дока по этому делу. Пока я не начал крутить роман вот с этой дамой, – ласково, словно ребенка, прижал он к себе сосуд с бесценной влагой, – я с баб, можно сказать, не слезал. Ты, Артур, супротив меня еще младенец, хотя вижу, тоже любишь их до чертиков. А я их любил больше самого себя. Однажды…

– Ну, хватит болтать, – прервал мемуары Павла Артур, – садись и не мешай нам делать свое дело. Твое дело быть зрителем. Не больше.

– Понял, шеф, – вытянулся в струнку Павел. – Сюда можно? – указал он на кресло.

– Можно.

– Больше не скажу ни слова. Только мне бы еще стаканчик. А то из горла… – Сделанный им вместо слов жест, красноречиво выражал всю неприличность такого грубого способа употребления благородных напитков.

– Ладно. Катя, где у тебя стаканы? – спросил Артур.

– В ванной. Я их там мыла.

Артур водрузил перед Павлом стакан, и сразу же на долгожданную с ним встречу с легким радостным бульканьем устремился ручеек вина.

– Ваше здоровье! – провозгласил тост Павел.

– Я же сказал, чтобы ты молчал, – проворчал Артур.

– Все, больше вы не услышите от меня ни словечка.

Пока протекали все эти события, связанные с приходом гостя и процессом удовлетворения его неотложных нужд, Катя чувствовала, как вибрируют от волнения все без исключения внутренние и внешние члены и органы ее организма. То, что этот Павел, оказался забулдыгой, было даже хорошо; если бы на его месте сидели, к примеру, ее новые соседи за обеденным столом – эти милые старички, то она сейчас была бы почти в прямом смысле мертвой от стыда. И все же она со страхом ожидала той минуты, когда все же начнется эта пытка. Дышать медленно и мысленно сосредоточиться на переносице, как пароль или заклинание, неслышно произносила она. Скорей бы все это кончилось; она не желает получать никакого оргазма, единственное ее желание, – чтобы всему этому, как страшному фильму, как можно быстрее пришел бы конец.

Она взглянула на Артура и поняла: начинается. Чтобы не видеть этой страшной картины, она зажмурила глаза и начала дышать по инструкции: медленно и ровно.

Катя чувствовала, как теплые губы Артура прикоснулись к ее плотно зашторенным глазам, затем мягко поплыли по лицу, а его руки пробрались к груди и стали теребить соски. Пока еще совсем легкое желание стало слегка поклевывать ее где-то в области пупка. Она обняла за шею Артура и вторглась языком в его рот.

Сарафан медленно стал сползать с ее тела. Катя старалась не думать, какой захватывающий вид открывается сейчас перед уютно расположившимся в кресле зрителем, и попыталась направить весь пучок своих мыслей в район переносицы, а также удерживать дыхание в спокойном и равномерном режиме. Артур продолжал ласкать ее; сейчас его усилия в этом деле сосредоточились на ее животе, и она не сомневалась, что вот-вот по лесенке ее тела он спустится ниже. Так и случилось. Его лицо зарылось в ее в мягких зарослях влагалища, а губы соприкоснулись с ее половыми губами. Ей было известно, как мастерски он умеет возбуждать ее в этом месте, и по его маневрам она догадалась, что он явно намеревается продемонстрировать все свое незаурядное мастерство и высокую квалификацию. Его пальцы затеяли изысканный диалог с клитором, и теперь желание нарастало в ней как снежный ком.

Внезапно она ощутила, что Артур куда-то переместился, а затем кто-то требовательно, словно доставивший срочную телеграмму почтальон, постучался в ее рот. Она сразу поняла, кто этот гость и отрицательно замотала головой, желая тем самым показать, что не впустит его в свой дом. Но член Артура не терял надежды проникнуть на запретную территорию, он настойчиво уперся прямо в ее губы, требуя, чтобы ему немедленно отворили эти створки. И она послушно приоткрыла их. Как корабль в распахнувшиеся шлюзы, пенис не спеша вплыл в эту гавань, и Катя набросилась на свою добычу языком. Она уже напрочь забыла про медленное дыхание, про агни-чакру, теперь ее волновал только этот предмет, целиком заполонивший собой ее ротовую полость. Пальцы Кати сжали мошонку Артура; она ощущала в своих ладонях тяжесть этого мешочка и плотность двух спрятанных в этой кошелке яичек.

Теперь кипяток желания уже расплескался по всему сосуду ее тела, и ей хотелось только одного – довести половой акт до победного финала. Внезапно пенис выскочил из ее рта, и через секунду Катя почувствовала на себе тяжесть Артура. Его член быстро вошел в ее пещеру и продвинулся там до упора. Кривая графика ее страсти понеслась стремительно вверх, Катя чуть выгнула спину и громко застонала. Она ощутила внутри себя мощный выброс энергии, и этот выброс подбросил ее на самый пик оргазма. Могучая звуковая волна вырвалась из ее горла на волю, став достойным акустическим сопровождением происходящих внутри нее процессов.

Несколько минут они лежали, не размыкая своих гениталий, затем Артур осторожно скатился с нее и благодарно поцеловал в щеку.

– Ты была великолепна, – прошептал он ей в ухо.

И в эту секунду память вернула унесенное бурным потоком страсти мысль о том, что на этот раз они были не одни. Вот уж она не предполагала, что способна забыть о находящемся тут зрители. Причем, даже без использования равномерного дыхания и сосредоточения на агни-чакры. Осторожно Катя приоткрыла глаза, но не для того, чтобы посмотреть какое впечатление произвело на Павла их соитие, а чтобы отыскать одеяло. Оно мятым комом валялось на полу, и Катя поспешно закутала им себя. И только после этого осмелилась посмотреть на Павла.

Рядом с Павлом по-прежнему стояла бутылка, только теперь она была почти полностью опорожнена, а ее счастливый владелец казался еще более пьяным, нежели в тот момент, когда он переступил порог этой комнаты. Он попытался встать, но ослабевшие ноги не выдержали тяжесть тела, и он, как куль, рухнул снова в кресло.

– Ребята, я вам честно скажу, вы оба гении секса. Такого траха я давно не видел. Артур ты меня, конечно, извини, ты большой спец, но Катя – я тебе скажу – высший класс. Катя, я тебя поздравляю, – поднял он увенчанную стаканом руку, затем опрокинул его содержимое в себя. Подождав, когда винный водопад достигнет его желудка, Павел снова взглянул на отдыхающую после любовных трудов пару. – Я, на вас глядя, не выдержал. Так сказать, вспомнил детство, – Павел выпустил из себя тоненькую струйку хихиканья, – малость позанимался рукоблудством. Он у меня правда уже по-настоящему не встает, но струйку еще пустить может. Уж больно вы все вытворяете зажигательно. – Павел сделал еще одну героическую попытку принять вертикальное положение – и на этот раз удачную. – Вот смотрите, – показал он на свои брюки, и Катя с изумлением увидела на его замызганных штанах неровный абрис темного пятна.

– Я рад, что ты не терял времени понапрасну и провел его с большой пользой для себя, – насмешливо произнес Артур. – А теперь тебе лучше покинуть зрительный зал. Кстати, не советую расхаживать с этим замечательным пятном по набережной. Все подумают, что у него совсем другое происхождение. Иди в номер и переоденься.

– Ты прав, так и сделаю. Но, между прочим, было приятно, не так, конечно, как вам. А вам еще раз говорю: молодцы. Так держать. Никогда никому не завидовал насчет баб, а тебе скажу – завидую. Эх, выглядел бы я сейчас по-другому, да работала бы как нужно у меня эта штучка… – В голосе Павла прозвучала глубокая горечь в связи с неполадками в его организме и великая печаль по тем временам, когда этот механизм исправно функционировал. – Ей Богу, отбил бы Катерину у тебя. Да куда мне, разве она на меня такого польстится? А все эта сгубила, – показал он вдруг массивный кулак мирно стоящей на столе и честно выполнившей свой долг опустевшей бутылке. – У, гадина!

– Все, – прервал его излияния Артур. – На сегодня хватит.

Павел исчез, не забыв прихватить с собой бутылку, где на донышке еще играла светом темно-красная винная волна. Артур повернулся к Кате.

– Ну, что ты сейчас чувствуешь?

– Ты знаешь, ничего особенного. В самом деле, в этом нет ничего страшного. Ты был прав, только чтобы это почувствовать, надо хотя бы раз через это переступить. Я все время думала, что когда это случится, мне будет жутко стыдно встречаться с этим Павлом, но сейчас мне кажется, что я не буду испытывать ничего такого. Встречусь, ну и встречусь.

– Тогда попробуем пригласить кого-нибудь еще?

Катя внимательно посмотрела на своего неугомонного партнера.

– Пригласить можно, но я бы все-таки не хотела. Мне хочется, чтобы были только я и ты. Ты же сам говорил, что нам хорошо вдвоем, зачем же нам свидетели? Я действительно этого уже не боюсь. Даже самой странно. Иногда мне кажется, что я – это уже не я. Как ты думаешь?

– Все как раз наоборот, это раньше ты была не ты, а сейчас ты становишься сама собой. Ты была переполнена предрассудками, как ведро – мусором, а теперь ты их выбрасываешь на помойку. Вот потому и себя и не всегда узнаешь. Подожди еще чуть-чуть, и ты окончательно привыкнешь к своему новому образу, а ту старую Катю будешь вспоминать с удивлением и думать: неужели я могла быть такой? Только не пугайся свободы, многие так ее пугаются, что тут же начинают стремительно давать задний ход.

– Мне тоже иногда хочется, – призналась Катя.

– Это пройдет. Это как точка возврата. Знаешь, во время полета на самолете есть такая точка, когда из-за нехватки горючего уже нельзя повернуть к аэродрому, с которого взлетел, и можно двигаться лишь вперед. Ты как раз подходишь к этой точке.

– Ты говоришь, что нельзя вернуться на прежний аэродром.

– Да, нельзя.

– Но тогда… – Тревожный холодок, вдруг кольнувший ее в бок, заморозил ее дальнейшую речь. Несколько мгновений она пребывала в молчании. Затем решительно тряхнула головой и придвинулась к Артуру.

– Я хочу, чтобы ты меня еще раз трахнул, – четко сказала она.

Утром они в очередной раз проспали завтрак. Но это не слишком расстроило Катю и Артура. Лениво сползя с кровати, они медленно поплелись в душ.

Впервые за все эти сумасшедшие дни, Катю не изводило бесконечное желание заниматься любовью. Факел их страсти этой ночью горел так сильно, что, казалось, выжег все внутри, и сейчас из всех владевших когда-либо ею чувств, Катя была загружена лишь усталостью. Она видела, что тоже самое испытывает и Артур; он молча и вяло подставлял свое тело под летящий сверху отвесный водопад. Она посмотрела на его член и поразилась тому, что еще никогда он не выглядел таким маленьким и сморщенным, словно завалявшаяся в холодильнике прошлогодняя морковка. Она вспомнила, каким великим тружеником проявил он себя всего несколько часов назад. До сих пор она даже и не подозревала, что этот зверек может быть таким неутомимым и за такой сжатый во времени срок способен кончить целых пять раз. Сколько раз кончила она сама, она, как плохая ученица, сбилась со счета уже в самом начале. Ее не отпускало ощущение, что вся она до самой последней клеточки превратилась в какой-то остров, на который без перерыва накатываются одна за другой волны наслаждения.

Ей захотелось погладить это усталое создание, как гладят кошку после того, как сытно ее накормят. Она нежно провела по сморщенной коже пальцами. Член, мгновенно откликавшийся раньше на малейшее ее прикосновение, сейчас остался к нему полностью безучастным.

– Бедный, Василий, он так сильно устал, – нежно проворковала Катя, еще крепче сжимая член тисками пальцев.

– Да, поработал он ночью славно. Ты осталась им довольна?

– Не то слово, он у тебя просто герой. Его надо наградить орденом.

– Я бы ему присвоил звание: «Лучший трахальщик года».

– Я буду ходатайствовать за это перед наградной комиссией.

Они засмеялись и обнялись. Но это было чисто дружеским объятиям, без горючей примеси страсти. Несколько минут они стояли, словно два цветка в одной вазе, тесно прижавшись друг к другу, поливаемые сверху лейкой теплого душа.

– Хочешь, совершим восхождение на гору, – предложил Артур, когда они уже одетые готовились выйти из номера. – Ты никогда не взбиралась на гору?

– Нет, никогда. А это не тяжело?

– Вообще-то немного тяжеловато, особенно после такой ночи. Зато с вершины открывается изумительный вид. Ради этого стоит немного помучиться.

– Ладно, пойдем, – не очень уверенно согласилась Катя.

И сразу же пожалела о своем согласии. С гораздо большим удовольствием она бы сейчас повалялась на сковородке пляжа, жарясь на плите горячего солнца. Ей как никогда нужен покой. За эту сверхбурную ночь тело выбросило из себя слишком много энергии и теперь настойчиво требовало ее восполнения. А поможет ли пополнению ее резервуара энергетических мощностей восхождение на горную вершину, в этом Катя сильно сомневалась. И все же Артур как всегда прав: коль она приехала в Крым, то хотя бы раз должна взобраться на гору, ведь горы составляют неотъемлемую часть местных достопримечательностей.

Они позавтракали в маленьком кафе; у Кати вдруг разыгрался такой аппетит, что две шашлычные порции, хотя и были обильно обсыпаны специями и пропитаны острым соусом, нашли свой приют в ее желудке буквально за считанные минуты.

– Нам далеко идти? – спросила отяжелевшая после плотного завтрака Катя, когда они вновь оказались на набережной.

– Прилично, – успокоил ее Артур. – Вон туда, – показал он рукой.

Там, где финишировала узкая кромка пляжа, возвышалась массивная туша горы. У Кати настроение сразу же полетело вниз; ползти до нее по такой жаре минут тридцать-сорок. А потом еще карабкаться вверх. Ей снова захотелось возлечь на уже поджаренный солнцем песок, захотелось обсыпать себя морской пеной, почувствовать игривые прикосновения к своему телу шаловливых и бесстыдных волн. Но об этих своих желаниях она благоразумно не стала докладывать своему спутнику, а молча поплелась за ним.

Перед тем, как начать восхождение, они окунулись в море. Здесь на границе пляжа вода спокойно плескалась о берег, а всего в сотне метрах отсюда она хищно набрасывалась на скалы, словно пыталась сдвинуть их со своих мест.

Артур привел ее к подножью горы, откуда поднималась вверх тоненькая ниточка тропинки.

Первые сотни метров дались легко, ноги без труда подымали остальные части тела вверх по утоптанной утюгами многих башмаков узкой, как конькобежный след, дорожке. Но постепенно подъем становился круче; море и город остались внизу, а впереди все также гордо и недоступно реяла на фоне голубого неба, словно огромное знамя, горная вершина.

Они дошли до небольшой полянки и сели отдохнуть на камень.

– Я больше не могу – простонала Катя.

– Можешь, – убежденно произнес Артур. – Ты даже не представляешь, сколько у тебя еще сил. Ты использовала только самую ничтожную их часть, первый их слой. А все запасы остались нетронутыми. Просто ты привыкла первую усталость принимать за полное обессиливание. – Он внимательно посмотрел на нее, улыбнулся и обнял Катю. Катя покорно склонила свою головку на его плечо. – Я хочу тебя спросить: мне кажется, ты не предохраняешься. Ты не боишься забеременеть?

Катя ничего не ответила, ее взгляд скользил по гладкой поверхности моря и терялся где-то вдали.

– Ты не хочешь говорить?

– Я никому об этом еще не говорила, – неохотно призналась Катя. – Я не могу забеременеть. Три года тому назад я почувствовала, что жду ребенка. У нас было трудное положение в семье, Петр мало зарабатывал, а я – еще меньше. И вообще, я больше не хотела детей, у меня было такое ощущение, что в третий раз я не выдержу этих бесконечных стирок, пеленок, кормежек по часам, бессонных ночей. В общем, я решила сделать аборт. Ну и сделала. Только не очень удачно. Врач сказал мне, что я больше не смогу родить.

– Постой, и твой муж не знает ничего об этом? Ни о беременности, ни об аборте?

Катя отрицательно покачала головой.

– Я никому об это мне говорила, ты первый узнал.

– Но почему ты промолчала?

– Мне трудно ответить. Понимаешь, когда я это делала, у меня было ощущение, что я совершаю преступление. Я убила своего ребенка. Потом когда я пришла домой, то бросилась на кровать и заплакала. Иногда я пытаюсь представить себе, каким бы он был. Я даже не знаю, мальчик это или девочка. – Внезапно Катя закрыла лицо руками, и между ее пальцев просочилось несколько крупных капель слез.

– Ну, успокойся, – сказал Артур, целуя ее в волосы. – Ты не совершила преступление. В конце концов, еще никто до конца так и не выяснил: наш приход в этот мир – благо или страшное наказание. Кто знает, как бы сложилась жизнь этого ребенка, да и вообще, всем нам однажды придется умереть, что весьма неприятно и прискорбно. А это твое не родившееся дитя избежало этой участи. Разве это плохо?

– Ты, правда, так думаешь? – с надеждой в голосе спросила Катя.

– Когда я тебе врал? Ты же знаешь, я всегда говорю, что думаю, и причем, не выбираю слова.

– Это уж точно, слов ты не выбираешь. – На лицо Кати пробилась, как солнце сквозь тучи, слабая улыбка.

Артур тоже улыбнулся и стер пальцем с ее лица маленькое озерцо слез.

– Пойдем дальше, впереди самая тяжелая часть пути.

«Утешил», – недовольно подумала Катя. Но покорно встала. Артур посмотрел на ее понурую фигурку и тихо вздохнул: он подумал, что только что отступил от своего святого правила: говорить правду, только правду и ничего кроме правды.

Эта часть пути совсем не походила на предыдущую. Теперь тропинка устремлялась к вершине почти отвесно и приходилось уже не идти, а ползти, а в некоторых наиболее опасных местах и карабкаться. Катя старалась не смотреть вниз; если она сорвется, то спикирует прямо вон на те, похожие на клыки хищных животных скалы, на которые, словно драчливый петух, ежесекундно яростно наскакивает море. И в этом случае, если случится чудо, и она не разлетится на кусочки, как упавший со стола кувшин, то ее проглотят в качестве законной добычи, волны. А это значит, что никаких шансов на спасение у нее нет.

И зачем только она поддалась уговорам Артура, без конца корила она себя. Тот же, кому она посылала все свои проклятия, спокойно поднимался впереди нее и даже не обращал на свою спутницу внимания, предоставляя ей самостоятельно справляться со всеми трудностями пути. Тоже мне, кавалер, хоть бы раз руку даме подал, злилась Катя, преодолевая на голых коленках очередной участок.

Казалось, что восхождение будет продолжаться вечно, время куда-то исчезло, и Катя даже не представляла, сколько минут или часов, она, подобно белью на бельевой веревке, висит на этой проклятой скале. Пальцы и коленки были сбиты в кровь, тщательно отполированные ногти сломаны, а все тело ломило от невыносимого напряжения. Мерзкая же вершина была все так же далека и недоступна. Катя не знала, кого она больше ненавидит – эту отвесную тропинку или человека, загнавшего ее сюда. Когда они спустятся вниз, если, конечно, до этого счастливого мига она не сорвется в пропасть, то больше ни за что не подпустит к себе Артура. Хватит, если она раньше была такой дурой, что позволила ему над собой издеваться, то теперь она поумнела. Но это случится потом, а сейчас ей ничего не остается делать, как только продолжать свои вынужденные занятия альпинизмом.

Артур, наконец, вспомнил о ее существовании и повернулся к ней.

– Осталось совсем немного, правда, это самый трудный участок, – поведал он ей о ближайшей перспективе. – Можем чуть-чуть отдохнуть. Главное сейчас – не расслабляться.

Катя прижалась к теплой скале, словно к мужскому телу, и к своему великому изумлению почувствовала нечто весьма похожее на позыв желания. Неужели после такого страшного подъема, у нее еще могут сохраняться силы и на это? Выходит прав ее мучитель, что она израсходовала только верхний их слой. А под ним огромный их склад. На какие подвиги в таком случае она способна еще? Вот бы когда-нибудь узнать!

– Все, вверх, – скомандовал Артур. – Здесь самый отвесный участок, так что, держись крепче.

Очень полезный совет, превеликое за него спасибо, раздраженно мысленно ворчала Катя. Она и сама прекрасно видит, что тут уже не тропинка, а настоящий перпендикуляр. Лучше бы посоветовал, как быстрее преодолеть эти метры.

Каждый новый шаг давался с огромным трудом и был сопряжен с большим риском. Одно неверное движение – и она начнет своей первый и последний в жизни полет. Сердце так замирало от страха, что иногда ей казалось, что оно останавливалось совсем. Иногда она посматривала на Артура. И как он не боится, изумлялась она. До нее доносилось его пение; она еще ни разу не слышала, как он поет, и хотя ей было не до оценки качества этого бесплатного концерта, но не могла не отметить, что голос у него красивый.

Сколько прошло еще времени, она не знала, но когда в очередной раз собравшись с силами, подняла глаза вверх, то увидела, что вершина заметно приблизилась. К ее большой радости здесь у самого финиша подъем оказался более пологим, и она сравнительно легко преодолела последние метры.

Вершина горы представляла из себя площадку в форме почти правильного квадрата, на котором не росло ни одной травинки. Обессиленная Катя плюхнулась на голый камень с не меньшим наслаждением, чем ложась в мягкую постель, и закрыла глаза. Самое удивительное заключалось в том, что она поднялась сюда, поднялась живой и невредимой, если не считать содранную кожу на ногах и ладонях.

Она лежала на голых камнях и чувствовала, как, хотя и не слишком быстро, но все же возвращаются оставленные ею на всем протяжении подъема силы. Небо было бесстыдно обнажено, ни одной даже легкой накидки из облаков не было наброшено на его тело, и ультрафиолет, не встречая препятствий, безжалостно поглощал женщину. Пот заливал ее, она отворила глаза и замерла от удивления: Артур, словно статуя Христа, замер на краю скалы, широко раскинув руки, только в отличие от последнего был полностью обнажен.

– Зачем ты разделся? – спросила она.

– Очень жарко, я весь вспотел. Ты, кстати, тоже. Так что, советую, раздевайся.

Катя промолчала.

– Опять смущаешься? Но здесь же никого нет. И даже если и был бы кто, неужели тебя бы остановил такой пустяк? Разве тебя никогда не прельщала возможность постоять голой на вершине горы? По-моему, в этом что-то есть. Как ты считаешь?

В самом деле, почему бы и не раздеться? Чего только она не совершала за эти дни. Так что, стоит ли обращать внимание на такую мелочь, как возможность встретить здесь еще каких-нибудь сумасшедших.

Под одобрительный взгляд Артура, Катя сбросила сарафан, стащила с себя трусики и лифчик, аккуратно все сложила под небольшим валуном как будто специально здесь находившимся для того, чтобы выполнять роль ящичка для ее одежды, и встала рядом с Артуром.

– Смотри, какой замечательный вид. Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное?

Ничего подобного Катя на самом деле еще не видела. Внизу, в амфитеатре, простирался огромный и красочный мир. Спокойное зеркало моря напоминало мольберт художника с множеством самых разных, еще неиспользованных красок: голубой, серой, зеленой, ультрамариновой, синей, черной. Катя видела людей на пляже – они были, словно муравьи, – совсем крошечные и их силуэты едва угадывались. Она отыскала глазами корпус дома отдыха, в котором жила – его белые стены едва просматривались, а само здание выглядело маленьким и хрупким и напоминало яичную скорлупу.

– Красиво? – спросил Артур.

– Красиво, – согласилась Катя.

– Разве не стоило забраться сюда, чтобы увидеть все это великолепие?

У Кати было несколько иное мнение на этот счет, но она решила его не высказывать: все равно она уже здесь, а раз так, то лучше всего воспользоваться моментом и на всю оставшуюся жизнь налюбоваться этим великолепным видом. Вряд ли когда-нибудь она еще отважится на такое безумство.

Артур обнял ее и провел губами по потной щеке, словно пробуя на вкус заливший ее соленой пот.

– Я хочу тебя, – сказал он.

Катя бросила взгляд на его пенис: он уже не напоминал, как утром, старую сморщенную морковку, и хотя еще был совсем маленький и слабый, но в нем уже ощущалась готовность к быстрому скачку и набуханию соками непобедимой силы. А почему бы и нет, сказала себе Катя, а почему бы и не получить все по полной программе здесь и сейчас?

Желание внутри нее, подобно разбуженной змее, уже приподняло голову, и сейчас надо было затратить совсем немного усилий, чтобы пришло в движение все его гибкое туловище.

Его губы плотно запечатали ее рот, язык Артура влез внутрь него и встретился с другим уже поджидающим его язычком. Катя гладила член Артура, который почти мгновенно вырос и теперь упирался ей в живот. Она не стал ждать, пока Артур выступит перед ней с ходатайством поцеловать его, а сама стала покрывать его гроздями легких и нежных, как прикосновение бабочки, поцелуев.

Затем они поменялись ролями; Артур встал перед ней на колени и стал двигать губами вдоль ее царских врат в царство наслаждения и блаженства. Она зажмурила глаза, сосредотачиваясь на источаемом этим участком тела током удовольствия. Не в силах больше сдерживаться, она наклонилась и взяла его напряженный член в рот и стала мягко жевать его губами. Артур ответил ей нарастающими по громкости стонами.

Он сел на валун, посадил Катю себе на колени, и его член, как посланный нападающим мяч в ворота, мгновенно влетел в нее. Она затанцевала на его бедрах импровизированный танец, пенис Артура ритмично аккомпанировал в такт ее па аккордами громкого хлюпанья. Внезапно Артур издал громкий победный клич, и она ощутила мощный выброс струи из его фаллоса.

Они всегда кончали почти одновременно, и то, что на этот раз соитие происходило на высоте нескольких сот метров над уровнем моря, никак не повлияло на эту отрадную традицию. Несколько мгновений они сидели неподвижно, подобно лианам обвивая друг друга руками, затем разомкнули объятия.

– Тебе понравилось трахаться в горах? – улыбнулся Артур.

– Да.

– Значит, не зря мы поднялись сюда. Теперь ты об этом не жалеешь?

– Теперь нет. Василий на высоте на любой высоте, – отважилась Катя, кажется, впервые в жизни на такой двусмысленный каламбур. Она сняла с влажной, поникшей головки члена, несколько крупных капель. – Пусть теперь отдыхает и любуется этим видом. Он заслужил. Посмотри, Вася, как тут красиво. – Она подняла опавший, словно осенний лист, пенис, чтобы ему были бы лучше «видны» окрестности.

Артур расстелил свою рубашку, и они сели на краю скалы.

– Что ты сейчас чувствуешь? – вдруг спросил он.

– Это сложно выразить словами, – задумчиво отозвалась она.

– А ты попробуй.

– Я рада, что одолела этот путь. Я рада, что мы с тобой занимались на этой скале любовью. Я чувствую, как становлюсь другим человеком. Я уже больше не Катя, по крайней мере, больше не та Катя, с которой привыкла себя олицетворять. Я что-то новое. Но что представляет из себя это новое, вряд ли я тебе могу сейчас сказать.

– Если не можешь, то и не надо. Слова всегда убивают мысль. Они делают ее неживой. Ты просто стала свободней. А свобода не поддается описанию, она просто существует в человеке. Как существуют здесь эти горы. Но надо идти дальше.

– Дальше? – удивилась Катя. – Что ты имеешь в виду?

– Ты стала свободной в сексе, но секс сам по себе вовсе не является свободой, он лишь одна из многих ступеней к ней. Надо идти дальше секса.

– Я не понимаю, Артур, куда я должна еще идти. Еще неделю назад я даже не могла себе представить, что я могу вести себя подобным образом. Сидеть голой на вершине горы… – внезапно Катя засмеялась. – Нет, это просто невозможно! Если рассказать моим знакомым, что я тут с тобой вытворяю, никто даже не поверит. Скажут, что я все сочиняю. И, между прочим, будут абсолютно правы, потому что та Катя, которую они все знают, ничего подобного делать не могла.

– Просто эти люди еще не прошли тот путь, который прошла ты. Но запомни, Катя, никогда нельзя останавливаться. Ты – моя последняя женщина. И самая лучшая.

– Ты хочешь сказать, что больше не будешь заниматься любовью? – с недоверием спросила она.

– Хочу надеяться, что нет. Я не могу быть всю жизнь неизменным. В сексе я прошел полностью свой путь, так какой смысл повторять каждый раз все снова и снова? Чтобы зачерпнуть очередную порцию удовольствия? Но ведь секс – это вовсе не их вершина, существуют наслаждения, с которым он даже близко не может сравниться. Это наслаждения духа. Поэтому теперь мой путь идет дальше. Понимаешь, энергию можно направлять вниз, а можно – вверх. Если мы направляем ее вниз, то мы переполняемся сексом. Мы становимся свободней и раскованней в любви, но одновременно превращаемся в ее раба, потому что останавливаемся в своем дальнейшем развитии. А в этом и заключается рабство. Если же нам удается направить эту энергию вверх, то начинается преображение нашей личности, мы выходим к черте, за которой подлинная свобода, та свобода, что ведет к бесконечности. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Не очень, – честно призналась Катя.

Артур грустно вздохнул.

– Самое странное, что подавляющее большинство людей даже не подозревают о своей подлинной природе, о том, что они в состоянии стать свободными. Я тоже не сразу прозрел. Ты теперь видишь, какой в твоем теле заключен могучий заряд сексуальной энергии?

– Да, теперь вижу. – Невольная улыбка раздвинула губы Кати.

– А теперь представь, если всю эту силищу направить на другие цели, на преобразование твоей природы, на то, чтобы стать подлинно свободной, чтобы овладеть своим духом.

– Ты все время говоришь мне о подлинной свободе. Но что это такое?

Артур как-то странно посмотрел на нее.

– Этого я не знаю.

– Не знаешь, но говоришь.

– Именно. Как я могу знать, что такое свобода, если я еще не достиг этой стадии, если я занимаюсь каждый день с тобой сексом, да еще по много раз? Ты же видишь, куда уходит практически вся моя энергия. Ты сама говоришь, что не знала неделю назад, о том, насколько ты сексообильна. Теперь узнала. Когда ты войдешь в другое состояние, то поймешь, что оно из себя представляет. И так по нарастающей. Ничего нельзя узнать по-настоящему, если не сольешься с этим, не станешь с ним единым целым.

– Мне трудно судить о таких вещах. Я никогда не задумывалась над ними.

– Я знаю. Теперь будешь задумываться?

– Наверное. Хотя точно еще не знаю. Но что я должна делать дальше?

– Ты должна сама искать решения. Читай книги, думай, только не стой на месте. Большинство людей за всю жизнь не делают ни одного шага вперед. Хотя им кажется, что они все время куда-то бегут. И не понимают, что для того они все время куда-то и бегут, чтобы стоять на месте.

– Иногда мне бывает очень трудно с тобой, – пожаловалась Катя. – В школе мне хуже всего давалась математика, и я часто целыми часами сидела над задачками. Вот и когда я общаюсь с тобой, у меня возникает такое же чувство, что я никак не могу решить задачи, которые ты мне задаешь. Скажи, а почему когда мы поднимались на эту гору, ты совершенно не обращал на меня внимание? Ты даже не подал мне ни разу руки. А если бы я сорвалась?

– Я хотел, чтобы ты была бы абсолютно свободной и сама справилась с подъемом. Только в этом случае он бы имел подлинную ценность.

– И когда мы начнем спуск, ты тоже так будешь себя вести?

– Не волнуйся, с другой стороны здесь есть очень пологая тропинка. Мы спустимся по ней без проблем.

– То есть, на эту вершину можно забраться очень легко?!

– Именно. Но, согласись, какой тогда смысл забираться? Если бы мы пошли по той тропе, то не случилось бы этого разговора. А разве он не стоит такого подъема?

Катя промолчала, уже не первый раз поймала себя на том, что у нее нет слов для ответа.

И снова на мир тихо и незаметно, словно на парашюте, спустилось утро. На этот раз оно было хмурым и неприветливым. Оно медленно вползало в комнату серыми полосками, не без труда отвоевывая у темноты метр за метром.

Катя со вздохом подумала, что сегодня ей не придется идти на море. Она слышала, как рычало оно неподалеку, напоминая раненного охотниками зверя.

Катя вышла на балкон и то, что она с него увидела, подтвердило самые худшие ее опасения. Впрочем, долго она там не задержалась, холодный ветер быстро прогнал ее обратно в комнату. Но возвращаться в нагретую за ночь печкой из двух тел постель не хотелось.

Она села в кресло, взглянула на спящего Артура и отвела глаза. Она испытывала подавленность. И дело заключалось не в том, что окружающим ее миром завладела непогода, а в чем-то совсем ином – сегодня приступила к отсчету дней и ночей последняя неделя ее пребывания на юге. А что потом? Как она вернется в Москву? Какими глазами посмотрит на мужа? И вообще, что будет делать дальше? Без Артура? Без всего того неистовства, что происходит между ними?

К ней вдруг пришла странная мысль, которая заставила ее аж похолодеть от своей неожиданности и революционности: а если им пожениться? Она сама понимает, что придумать глупее нельзя ничего. Во-первых, он моложе ее больше чем на десять лет, а во-вторых, куда она денет мальчиков? И что будет с Петром? Эта новость его просто убьет. Да и в жизненном расписании Артура явно нет пункта женитьбы на ней или на какой-нибудь другой женщине, по крайней мере, в ближайшие несколько лет. Кажется, два дня назад он заявил ей, что никогда не свяжет себя «удушающими узами брака». А вот ее отсутствие с ним этих уз вполне способно задушить…

Катя подняла голову и увидела, что Артур внимательно разглядывает ее.

– Ты проснулся? – спросила она.

– Как видишь. У меня есть ощущение, что ты сегодня какая-то не такая.

– А какая?

– Тебя что-то беспокоит.

– Моя судьба.

– Вот оно что, – протянул Артур. – Самая бессмысленная на свете вещь – волноваться из-за своей судьбы.

– Почему же самая бессмысленная? – вдруг мгновенно наполнилась раздражением Катя.

– Твоя судьба… она с тобой, она проявляется каждый день. Ты ее никак не можешь потерять. Это же не зонтик, который ты оставила в автобусе. Чего о ней волноваться?

– Тебе легко, – с обидой протянула Катя, – у тебя никого нет, ты ни с кем и ни чем не связан. Сегодня ты можешь быть с одной, завтра – с другой, сегодня ты можешь быть в одном месте, завтра – в другом. И никого это совершенно не волнует. А у меня двое детей. И муж, – после короткой паузы добавила она Петра в этот скорбный перечень.

– Ну и что? – пожал плечами Артур.

– Как ну и что?! – уже накаляясь, как кипятильник, почти завопила она. – Куда я их дену? Как они будут без меня?

– А куда ты раньше девала это хозяйство?

– Раньше все было по-другому.

– Послушай, чего ты беспокоишься? У тебя же сейчас нет этих проблем…

– Через неделю будут, – зло пробурчала Катя.

– Так через неделю ими и займешься. Зачем же сейчас отравлять этими скучными делами жизнь? Ты же все равно в эту минуту ничего не решишь.

– Не решу, – глубокий вздох Катя подтвердил правоту Артура.

– Так какой же смысл портить себе такие замечательные дни? Знаешь, люди очень странные создания, они все делают для того, чтобы испоганить себе жизнь. Им еще нескоро предстоит операция, а они уже заранее ложатся в постель, принимают лекарства, которые им никто не прописывал, пишут завещание, начинают оплакивать свою несчастную судьбу вместо того, чтобы наслаждаться и веселиться, пока есть возможность. Вспомни, сколько у тебя на протяжении всех этих лет было самых разных сложных моментов. И ничего, выкручивалась. И на этот раз что-нибудь придумаешь. Жизнь всегда как-то устаканивается. Ну, давай, если желаешь чтобы тебе было легче, вместе начнем рыдать – что делать бедной и несчастной Кате, кто ее будет так хорошо трахать, когда я исчезну? А хочешь я тебе подскажу один из выходов? Он прост если будет невтерпеж, заведи любовника. А лучше всего – брось мужа.

– Ты с ума сошел!

– С ума сойдешь ты, если с ним останешься. Он не нужен тебе, через месяц ты его будешь ненавидеть.

А ведь не исключено, что так и будет, эта мысль обдала все ее существо жгучей струей стужи.

– Нет, я его не оставлю, и я его люблю, – упрямо, словно убеждая в этом не то себя, не то Артура произнесла Катя.

Артур ничего не ответил, он безучастно исторгал дым изо рта, и Кате стало обидно, что ее любовнику нет никаких дел до мучающих ее проблем.

– Конечно, что тебе до моей жизни? – выпустила она из себя коготки обиды, – я для тебя лишь маленький эпизод в твоей бурной биографии любимца женщин. Кстати, сколько их уже у тебя было? Сто, тысяча? Теперь я понимаю: тебе плевать на всех женщин, с которыми ты спишь. Потому-то ты так легко от них и уходишь.

Артур сел на кровать и его эрегированный член, словно дуло пистолета, нацелился прямо ей в грудь.

– Ты не совсем права, мне вовсе не плевать на женщин, с которыми я сплю. Я никогда не сближаюсь с женщинами, если они мне безразличны. Но я уважаю тебя и не вмешиваюсь в твою жизнь. Ты – свободный человек, а свободный человек сам решает свои проблемы, никому их не навязывает.

– Заладил одно и тоже, как попугай, – не скрывая злости, проговорила Катя. – Только и слышишь от тебя одно слово – свобода, свобода. А что это такое – быть одной, когда тонешь?

– В том числе, – вдруг непривычно жестко сказал Артур. – Научись плавать и тогда не утонешь. А если люди не хотят ничему учиться, зато при любом самом малюсеньком шторме начинают вопить: «Тонем, на помощь!», то тогда, извини, я в такие игры не играю. Я не обязан никому помогать. Почему они считают, что кто-то должен их непременно спасать, бросать все свои дела, уделять им время, даже рисковать своей жизнью? При этом сами они не слишком жаждут помогать другим. И вообще, о слове «помощь» вспоминают лишь тогда, когда не могут справиться со своими проблемами сами.

– Получается, что мы все должны относиться друг к другу как волки к овцам.

– Ты так ничего и не поняла. В большинстве случаев человек сам способен выйти из того тупика, в который он себя по глупости загнал. Только он не желает прилагать усилий. Гораздо легче стонать, взывать о помощи, перекладывать всю ответственность на других. Вот и ты, сидишь передо мной хмурая, как сегодняшний день за окном, и в тайне мечтаешь, чтобы я решил твой вопрос за тебя. Взмахну волшебной палочкой – и все мигом станет хорошо. А у меня есть только единственная волшебная палочка-выручалочка – это вот он, – нежно взял в руки свой член Артур. – Все, что может он для тебя, он делает. Разве не так?

– К нему у меня претензий нет, – кисло улыбнулась Катя. Рядом лежал ее носовой платочек, она взяла его и повязала член Артура. Вид был такой уморительный, что они оба засмеялись.

Внезапно какой-то вихрь налетел на нее, и она пару раз с силой дернула за член. Артур, словно сигнальная сирена, мгновенно взвыл.

– Ты что делаешь? – со смесью боли и изумления спросил он.

– Ничего, – сказала она и снова с силой потянула пенис на себя.

Артур взвыл еще сильнее и скатился с кровати.

– У тебя что бзик?

– Может и бзик. Ты слишком хорошо устроился, я должна мучиться, а тебе плевать на все. Нет уж, пусть и тебе будет тоже больно.

– Ну, знаешь… – Катя впервые видела, как клокочет в Артуре ярость. – Я думал, ты хоть что-то поняла, начала соображать, а ты не можешь в принципе ничего понять, потому что дурра набитая. – Он схватил джинсы, натянул их на ноги и выскочил из комнаты. Раздался громкий, словно выстрел, хлопок двери, от которого она вздрогнула.

Катя медленно, словно после обморока, приходила в себя. Она сама не понимала, что на нее нашло. Какой-то порыв, родившийся в самой глубине ее существа, вдруг заставил причинить Артуру боль. Еще секунду до этого у нее не было абсолютно никаких намерений ссориться с ним и уж тем более обижать столь обласканный ею член, который она так искренне и так неистово полюбила. Но неожиданно внутри нее замкнулись какие-то контакты, долго сдерживаемые чувства, как норовистые кони, внезапно избавившись от обременительной узды сознания, вырвались на свободу из плена упряжи и задвигали ее послушной рукой. Теперь же она смотрела на эту руку с ненавистью и готова была ее чуть ли не отрубить за то, что она только что совершила. Боже мой, что же ей теперь делать?

Она легла на кровать, собирая губами вытекающую соленую влагу из глаз. В первые минуты она надеялась, что Артур успокоится и вернется, она попросит прощения и их вновь опалит огонь страсти, а потом они, обнявшись, уснут. Но время шло, а его все не было. Пора было собираться на завтрак.

Не увидела Катя Артура и в столовой, три женщины грустно сидели за его столом и без всякого энтузиазма набивали свои рты чем-то пресным на вид. У Кати тоже аппетит так и не проклюнулся, она лишь пару раз пронзила трезубцем вилки податливую котлетную плоть, встала и, сопровождаемая сочувствующими взглядами своих хоть и пожилых, но с отменным аппетитом сотрапезников, направилась в номер.

Она еще надеялась, что Артур смилостивится над ней и придет. Она прислушивалась к каждому шороху, который долетал до нее из коридора, но ни к одному из них Артур не имел никакого отношения.

Если в предыдущие дни, когда они были вместе с Артуром, время летело со скоростью реактивного лайнера, то сейчас оно тащилось медленнее самой старой черепахи. Любой рожденный в коридоре шум, как летчика на катапульте из самолета, выбрасывал Катю из кровати, заставлял приникать к двери и долго прислушиваться к незнакомым шагам, пока они не стихали окончательно. Она и не подозревала, что столь сильно привязалась к нему и в какой раз она уже прокляла себя за то, что затеяла этот дурацкий разговор. Артур совершенно прав. Почему он должен решать ее проблемы? Каждый самостоятельно несет свой крест, какой бы высоты и тяжести он бы не был. Она сама выбрала рельсы маршрута своей судьбы, а теперь хочет переложить всю работу по их перекладке на чьи-то плечи. Не получится! И когда Артур откровенно заявил ей об этом, она вспылила, ибо почувствовала его правоту.

Катя не знала, что делать; надежда на то, что Артур одумается и сам явится сюда, с каждой минутой таяла, как мороженое. И вместе с таянием надежды таял и запас ее терпения. Наконец, отчаявшись, она встала и почти побежала к номеру Артура.

Ей пришлось долго отбивать нервную дробь на барабане деревянного дверного косяка, так как слышала, что в номере кто-то издает неясные звуки. Она была уверенна, что их автор – Артур, который знает, что это она, а потому не желает ей открывать. Внезапно дверь распахнулась, но вместо Артура перед Катей появился Павел. Он был явно извлечен из постели, где пребывал либо в состоянии очень глубокого сна либо после не менее глубокого похмелья, так как его лицо было таким мятым, что напоминало рубашку сразу после стирки. Он смотрел на нее непонимающими глазами, словно видел впервые.

– Павел, мне нужен Артур. Вы не знаете, где он? – спросила Катя.

Лицо Павла, словно зеркало, отражало те внутренние героические усилия, которые он предпринимал, дабы понять, о чем или о ком идет речь.

– Артур?

– Да, Артур, вы не знаете, где он?

– А это вы, Катенька, – наконец вернулся из далеких волшебных миров к окружающей его грубой реальности Павел. – Та, что трахается лучше всех. Вы – настоящий талант, вы – бесценный алмаз, украшающий своим блеском ваш пол, вы цветок, выросший на бесплодной почве, – завершил он свой краткий монолог красочным фейерверком изысканных комплиментов.

– Да, это я, – едва сдерживая сильное желание наградить этого алкаша увесистой оплеухой, подтвердила очевидный факт Катя. – Вы мне скажите, где Артур?

– Так его нет, – счастливо улыбаясь, сообщил Павел. – Утром пришел, к нему зашла какая-то деваха – и они укатили. А куда… ей Богу про то не ведаю. – Теперь Павел виновато развел руками. – Наверное, где-нибудь трахаются, – высказал он свое ценное предположение. – Любит он баб, Артур, ох любит, – не то осуждающе, не то одобряюще покачал нечесаной головой с торчащими в разные стороны, как антенны на крыше дома, волосами, мужчина.

Но последняя фраза Павла ее догнала уже в пути, Катя мчалась по коридору как можно подальше прочь от этого мерзкого Павла и от его жалящих, словно пчелиный рой, слов.

В своем пустом номере она бросилась на кровать, заставив подушку, в какой уже раз впитывать сочащую из ее глаз влагу. Теперь к комплекту ее прежних, раздирающих душу своими хищными клювами мучений, добавилась ревность.

Какой же он все-таки негодяй, едва бросил ее, как тут же подцепил другую. А может, он давно уже ждал предлога, чтобы избавиться от нее? Эта последняя мысль, подобно злой собаке, кусала ее так больно, что она в прямом смысле каталась по постели, сопровождая свои перемещения неблагозвучными мелодиями собственного воя.

Так прошел практически весь день. Катя то вскакивала с кровати и мчалась к двери, прислушиваясь, не идет ли Артур, то снова бросалась на постель и зарывалась в подушку, которой только одной и было известно, сколько литров воды скатилось за это непродолжительное время с ресниц женщины. К вечеру Катя ощущала себя настолько измученной, что даже казавшийся бездонным резервуар ее слез, полностью исчерпал свои запасы влаги. А потому она больше не плакала, а лишь молча лежала, неподвижным взглядом уставясь в потолок. Память, словно диапроектор, вставляла в свой невидимый объектив кадр за кадром из их совсем недавнего прошлого. Эта пленка, где были запечатлены их страстные объятия, проходя перед ее мысленным взором, делала Катю еще более несчастной и одинокой. Вдобавок ее стало посещать желание, сначала робко, но по мере того, как продолжался этот странный эротический киносеанс, все настойчивее и настойчивее. Теперь она была готова принять его любого, даже если он явится к ней прямо из объятий другой женщины. Ей уже все равно, лишь бы он пришел, а она больше никогда не станет его ни в чем упрекать. Он такой, какой есть, и это, между прочим, замечательно, что он именно такой. Потому что другого, столь необычного человека она может больше и не встретит. Могла бы от скуки отдастся, скажем, Валерию Ивановичу – чтобы тогда было бы? Она бы так ничего не узнала, ничего бы не поняла, ничего не испытала, просто несколько раз механически соединилась с человеком, который ей столь же безразличен и чужд, как камень на дороге. Мало ли у нее было таких слияний с Петром, и, если бы не встреча с Артуром, она бы так и умерла, не узнав по-настоящему, что такое настоящая близость, подлинная страсть и истинное наслаждение. А теперь после того, как она услышала песнь своего тела, после того, как поняла, сколько разных мелодий оно способна исполнять, на скольких самых разнообразных инструментах умеет играть, она стала совсем другим человеком. И все это благодаря Артуру. И вместо того, чтобы быть ему безмерно благодарной за то, что он подарил ей такие замечательные открытия, она без конца терроризирует его своими нападками, претензиями, предрассудками. И ничего удивительного, что, в конце концов, он не выдержал этой бомбардировки и сбежал от нее. Нашел женщину, которая прежде чем отдастся, не выставляет целый список условий, а просто радуется, что рядом с ней такой великолепный, необыкновенный, любвеобильный и искусный в сексе любовник.

Только теперь Катя стала понимать весь космический масштаб совершенной ею глупости. И оттого, что она никак не могла придумать, каким образом ей исправить положение, стальные шипы боли еще острее впивались в ее тело и душу.

Вечер, словно огромное насекомое, бесшумно вполз в комнату. Катя с тоской посмотрела в окно и внезапно порывисто вскочила с кровати. Решено: она отправляется на его поиски. Не уехал же он, в конце концов. А раз так она найдет его и извинится перед ним. И не только извинится, но еще и даст клятву, что больше никогда не станет допекать его своими упреками, не будет никогда ничего просить у него, кроме одного: не покидать ее.

В его номере ей никто не открыл, по-видимому, и Павел, протрезвев, тоже выбрался наружу. Она обыскала всю территорию дома отдыха. Где-то на самых задворках обнаружила даже какой-то старый, скособоченный сарай и зачем-то заглянула за него, перепачкавшись не то в краске, не то в грязи. Затем она оказалась на набережной, по которой как всегда плыла неторопливая лава отдыхающих.

Отыскать его в этой толпе было таким же абсолютно безнадежным делом, как иголку в стоге сена. И Катя снова приуныла. Некоторое время она бесцельно двигалась в людском потоке. Внезапно она приняла решение и быстро выскочила из него. Катя спустилась к морю и зашагала по кромке пляжа.

Несмотря на прохладный день, вода сумела удержать вчерашнее тепло и сейчас приятно щекотала ноги. Внезапно она замерла на месте, а ее дыхание остановилось; в несколько метрах от себя она заметила сидящую фигуру. Она еще не рассмотрела ее как следует, но сердце уже подсказало ей: это тот, кого она так страстно ищет. Она бросилась вперед, и через мгновение несколько крупных капель ее слез уже прокладывали русло по его покрытой черноземом майке.

– Катя, ты чего? – воскликнул ошеломленный Артур.

– Зачем ты ушел? – сквозь шлюзы рыдания не без труда удалось ей протолкнуть короткую фразу.

Несколько секунд Артур молчал.

– Тебе было плохо без меня?

– Ужасно.

– Я не предполагал, что ты так расстроишься. Просто я терпеть не могу, когда меня допекают.

– Это я во всем виновата. Ты совершенно прав, я – дура.

Артур никак не прореагировал на прозвучавшую из ее уст собственную самооценку, он гладил волосы Кати и задумчиво смотрел на темный планшет моря.

– Пойдем в номер, – наконец сказал он.

Пока они шли, она смотрела на него лучащимися от счастья глазами, как преданная собачка смотрит на хозяина. Наконец захлопнувшаяся на замок дверь, отгородила их от остального, ненужного им в этот день мира.

– Я хочу, чтобы ты трахал меня всю ночь, – громко сказала она, и словно змея обвивалась вокруг него всем своим телом. Никогда она еще не хотела так сильно принадлежать мужчине.

– Давай попробуем, хотя боюсь, что вся ночь – это чересчур длинный сеанс, – засмеялся Артур.

На несколько долгих минут их губы оказались плотно припаяны друг к другу. Затем Катя расстегнула брюки Артура, быстро стянула их, также решительно поступила она и с трусами. Она обхватила двумя руками член Артура, одной держала его за основание ствола, другой – мягко поглаживала головку. Она присела на колени, провела пенисом по щекам, лбу, носу, словно знакомя его с ними, приблизила свой рот к его маленькому ротику и стала что-то нашептывать ему, периодически облизывая его язычком.

– Ты даже представить себе не можешь, Василий, как я тебя люблю. Я еще никого не любила так сильно, как тебя. Потому что ты красавчик, потому что ты великолепно умеешь трахаться, ты так здорово входишь в меня, что когда это происходит, мне больше ничего не надо. Если бы я только могла, я бы оставила тебя там навсегда. И еще ты замечательно писаешь, мне тоже жутко нравится, как ты это делаешь. Ты в этот момент, как маленький фонтанчик. Ты должен знать – я твоя раба, ты можешь мне приказывать все, что захочешь, я все выполню. А еще у тебя есть яички, они вот здесь так здорово висят, и они меня возбуждают ничуть не меньше. Я так люблю сжимать их, чувствовать их тяжесть, они такие беззащитные, я могу сделать с ними все, что хочу. Даже сделать им больно. Но ты, Васюша, не должен этого бояться, я не причиню им вреда. Потому что тому, кого мы любим, мы стараемся делать только хорошо, а не плохо.

Внезапно Катя впустила член в свой рот, и так как он теперь оказался целиком занят, ей пришлось прервать свой замечательный панегирик пенису Артура. Зато ее руки нежно сжали яички, стали бродить по его ногам и животу, отправились в путешествие по холмам ягодиц.

Катя оторвалась от Артура и стала поспешно сдирать с себя одежду, как старую ненужную шкуру. Через несколько секунд она уже стояла голой перед ним. Артур молча наблюдал за ее манипуляциями, но сам казался очень спокойным и невозмутимым, словно сфинкс.

– Ты не хочешь меня? – встревоженная его поведением, спросила она.

– Хочу, – засмеялся он. – Мне давно так не было хорошо. Поэтому я не хочу торопиться. Хочу растянуть удовольствие. Ты же сама говорила, что хочешь трахаться всю ночь. Зачем же тогда спешить?

– Мне хочется тебя целовать и целовать. Сама не знаю, почему.

– А зачем тебе знать? Просто целуй!

Внезапно Катя радостно засмеялась и последовала совету. Ее губы прижались к его груди, оставили свои влажные следы на его сосках, стали обследовать территорию его живота, пока снова не встретились с твердым, словно стальной клинок, фаллосом.

– Он мой, – сказала Катя, – ты мне отдашь его?

– Конечно.

– Насовсем.

Артур засмеялся и ничего не сказал.

– Теперь ты мой. Слышишь? – не стала дожидаться окончательного решения вопроса Катя. Она пальчиком несколько раз постучала по нему. – А как ты будешь без него писать? – лукаво посмотрела она на Артура.

– Даже не знаю, это сложная проблема. Придется вставить катетер.

– Ладно, на это время я тебе буду его одалживать, – нашла она выход. – Только делай это пореже. Я не хочу с ним надолго расставаться.

– А что ты с ним будешь делать?

– Гулять, кормить, буду читать ему книжки, ходить с ним в кино.

– А где ты его поселишь?

– Как где? Вот тут, это будет его домиком. – Она взяла член и направила его в свое лоно. – Разве ему здесь не нравится?

– Он в восторге от этого жилища.

– Вот видишь! Тогда почему он не спешит посмотреть, где ему предстоит жить.

– Он обязательно посмотрит, – заверил ее Артур.

Он мягко опрокинул ее на кровать, одновременно сжал обе груди и стал по очереди целовать соски. Затем спустился к влагалищу и защекотал языком клитор.

– Трахни меня, прошу тебя, трахни, – застонала Катя.

Но Артур не спешил откликнуться на эту страстную мольбу, его палец вполз внутрь ее, нашел там точку и стал мягко массировать ее. От охватившего Катю восторга она несколько раз вздрогнула. Она перестала чувствовать свое тело, его больше не было, как вырвавшийся из рук воздушный шарик, оно улетучилось и исчезло в липком и густом, как кисель, мраке южной ночи, а все что ей осталось взамен – это сжигающий ее огонь небывалого блаженства.

– О, Артур, как я люблю тебя! – исторгла из нее громкое восклицание неведомая сила.

В этот миг она почувствовала на себе тяжесть тела Артура и мощные толчки его члена, справляющего новоселье в своем новом жилище.

Она почти сразу кончила, оргазм подбросил ее высоко вверх, затем неохотно и медленно, как на парашюте, начал опускать вниз в ту долину, в которой протекала ее повседневная жизнь. Рядом с ней на подушке покоилась голова Артура, она провела рукой по разметавшимся в разные стороны снопам его волос и вдруг неожиданно для себя заплакала. Артур склонился над ней, слизал со щеки языком несколько крупных бусинок слезинок.

– Что с тобой? – участливо спросил он.

– Мне еще никогда так не было хорошо.

– Чего же ты плачешь?

– А если это никогда больше не повторится? Что тогда?

– Будет что-то другое. Может быть, еще лучше…

– Не знаю, – печально сказала она, – почему-то я в этом не уверена. И я не хочу лучше, мне и так очень хорошо.

Следующие несколько дней прошли как-то странно: с одной стороны они были до предела насыщены фейерверками страстей, наплывающими на нее штормами блаженства, с другой – озеро ее чувств и эмоций было невероятно спокойным, на нем царил полный штиль. Тревожные мысли не покидали своих бухт, а потому и не бороздили его поверхность, не оставляли на ней пенистых следов озабоченности. Гонимая вперед попутным ветром Катя просто плыла по волнам времени и событий, и даже не пыталась управлять кораблем своего движения. Артура она старалась не отпускать от себя даже на минуту, он тоже не возражал против этого плена. Они валялись на пляже, обнявшись, бродили, по городу и набережной, сидели в кафе. Они даже не очень много разговаривали; подсознательно Катя боялась вести любые разговоры, так как опасалась, что они нарушат установившееся внутри нее душевный штиль. Ей вполне было достаточно того, что Артур находится рядом с ней, что он никуда от нее не убегает, и что ночью они снова окунутся в жаркое море любви, в котором не только не страшно утонуть, а, наоборот, хочется в него погрузиться с головой и долго-долго, а, может быть, и вечно не выплывать наружу.

Однажды вечером Артур вдруг спросил ее, какие у нее возникают эротические фантазии.

– У такой страстной женщины, как ты, они должны быть обязательно.

Катя задумалась, пытаясь вспомнить, какие же подобные видения посещали ее в последнее время.

– Знаешь, – немного смущенно сказала она, – я могу припомнить только одно.

– Говори.

– Я танцую с обнаженным мужчиной, сама тоже голая и держу его за член. Это очень долгий и сложный танец, но я все равно продолжаю держаться за него. В этом и состоит искусство этого танца.

– Мне нравится твое видение, в нем что-то определенно есть. Полежи, я сейчас приду. – Артур вскочил с кровати, быстро прикрыл себя одеждой и вышел из комнаты. Вернулся он минут через десять, в руках он держал небольшой магнитофон.

– Павел одолжил нам его. Когда я сообщил ему, для какой благой цели я его прошу, то он ни секунды не раздумывал. Он сказал, что ему чертовски хочется посмотреть на этот танец.

– Ты его к нам не пригласил? – со слабой надеждой спросила Катя.

– Зачем лишать человека удовольствия? Конечно же, пригласил. Сейчас он явится.

Катя благоразумно ничего не сказала, только едва слышно вздохнула, наблюдая, как возится Артур с техникой.

– Под какую музыку будем танцевать – быструю или медленную?

– Какую хочешь.

– Ну, уж нет, твоя эротическая фантазия – ты и выбирай музыкальное сопровождение.

– А у тебя нет эротических фантазий? – поинтересовалась в свою очередь Катя.

– Нет.

– Мне кажется это странным.

– Ничего тут странного нет, все свои эротические фантазии я давно уже осуществил в реальности. А раньше было их до чертиков. Я просто не знал, куда от них деться, так как они постоянно напоминали о себе. Причем, часто в совершенно не подходящих местах. Они-то и заставили меня задуматься по-настоящему о том, что такое секс.

– И ты понял?

– Конечно.

– Что же это такое?

– В двух словах не объяснишь.

– А ты попробуй.

– Секс – это первый этап на пути человека к свободе. Когда человек свободен в сексе, он становится свободен, как животное. То есть, он приобретает природную свободу.

– Если я тебя правильно поняла, – с расплескавшейся в голосе обидой проговорила Катя, – мы сейчас с тобой на уровне животных.

– Именно, так оно и есть.

– Очень приятно слышать. Приехала сюда человеком, а уезжаю животным.

Артур рассмеялся.

– До человека тебе еще далеко, как и мне то же. И сюда ты приехала не человеком, а нашпигованная целым табором запретов и предрассудков, каким-то непонятным созданием. Что до секса, то когда человек убирает все ограничения, то перед ним неизбежно рано или поздно встает вопрос: куда двигаться дальше? Дурак застрянет на этой стадии, а умный попытается уйти от секса. Иначе он его непременно поработит. Потому что все, что человека освобождает, рано или поздно начинает порабощать, если он не развивается дальше.

Артур вставил кассету, и комнату стали заполнять разливы неторопливых аккордов какой-то незнакомой Кати, но очень красивой мелодии. Артур скинул одежду и склонился над лежащей на кровати женщиной.

– Не будем ждать Павла, я тебя приглашаю танцевать.

Любопытная луна уставилась с неба на медленно плывущую по палубе комнаты обнаженную пару, обволакивая их нитями своего света. Катя мягко сжимала член своего партнера, поглаживала его яички, он тоже не терял даром времени, и его ладонь, словно ладья по волнам, нежно скользила по ее влагалищу, его пальцы заходили внутрь ее свода, безошибочно находя самые чувствительные там точки.

Эта акупунктура наполняла до краев сладким напитком блаженства весь сосуд ее тела, и Кате хотелось, чтобы этот танец продолжался бы вечно, чтобы эта музыка, подобно реке, лилась бы и лилась по комнате, а они бы с Артуром плыли бы по ее волнам без всякой цели, без конечного пункта маршрута.

– Ну, вы, ребята, молодцы, – вдруг вклинился в звуки нежной мелодии хриплый голос Павла. – Никогда не видел такого замечательного танца.

Ни Катя, ни Артур, поглощенные танцем, не заметили появления зрителя их хореографического номера, и она невольно выпустила член из рук. Артур покачал головой, как бы осуждая ее за эту слабость, и Катя послушно обхватила пенис ладонью.

– А можно мне с вами, – вдруг выступил с ценной инициативой Павел.

– Давай, – весело ободрил его Артур. – Только правила сам знаешь.

– Не беспокойся, – радостно воскликнул новый солист.

Он буквально сорвал с себя одежду и пристроился позади Кати. Павел обхватил ее за талию, и она почувствовала прикосновение к своим ягодицами и бедрам его члена. На несколько секунд ее парализовала растерянность, так как она не знала, как должна поступить в данной ситуации. И в самом деле, о чем она беспокоится? Тоже нашла проблему – как будет, так и будет. Павел, явно обрадованный тем, что ему не дается отлуп, полез руками вверх и через секунду они стали мять, словно скульптор глину, ее груди, а его пенис встал и упрямо тыкался в район ее ануса.

– Ребята, как мы здорово танцуем, – простонал в восторге Павел.

– Займись его членом, – прошептал ей в уху Артур. – Он заслужил это, он дал нам магнитофон.

Катя послушно повернулась лицом к Павлу, внимательно, насколько позволяла слабая иллюминация комнаты лунным светом, провела наружный досмотр его вытянувшийся на приличное расстояние от живота плоти, и осторожно, как дотрагиваются до незнакомой собаки, не будучи уверенным, что у нее нет блох, коснулась пальцем пениса.

– Стоит, он у меня, стоит, – вдруг восторженно завопил Павел. – А я уж на нем крест поставил. Это ваша заслуга, ребята.

Катя лизнула головку члена языком и по вкусу безошибочно определила, что он чистый. Последнее препятствие было устранено, и она забрала пенис Павла в свой рот.

Пока она обсасывала новый член, который почему-то возбуждал ее, несмотря на ее прежнее предубеждение, Артур вошел своим членом в ее лоно, поставив ее «раком» и крепко удерживая в этой позе. Его бедра начали резкие и ритмичные движения туда-сюда с максимальной амплитудой, на которую он был способен. Время от времени от хлопал ее по попе, а ее грудь тискало то вместе, то поочередно уже две руки – Павла и Артура. Уже в какой раз новые невероятные ощущения, захлестнули Катю, выметая из ее сознания последние жалкие ошметки ханжества и предубеждений. Больше ни о чем она уже не думала, ни в чем не сомневалась, она вся ушла в этот удивительный танец, где ритм задавала уже не льющаяся из магнитофона музыка, а два других, натянутых как струны на гитаре инструмента. В ее возбужденном мозгу пронеслась совершенно невероятная, фантастическая мысль: «Как жаль, что их только двое!»…

Затем партнеры поменяли партитуры, член Артура стал исполнять свою партию во рту Кати, а пенис Павла отправился для своего танца в ее влагалище. От выпавшего на его долю нежданного счастья Павел повизгивал, словно получивший со стола кость бульдог.

– Ребята, дорогие мои, замечательные, – самозабвенно выкрикивал он, – я трахаюсь, ей богу трахаюсь! Вот уж не думал, что мне еще выпадет такое счастье. Это все ваше заслуга. Катенька, ты самая фантастическая женщина в мире! Я буду всем говорить о том, какая ты великолепная. О, сейчас я кончу!

И в самом деле, через мгновение Катя почувствовала, как в стенки ее влагалища ударила густая струя. И почти одновременно свой выброс породы осуществил и Артур. Этот двойной оргазм ее партнеров внезапно передался ей, и она ощутила, как затряслось в конвульсиях все ее тело.

Без сил Катя повисла на руках Артура, и он бережно, словно тяжелораненую, отнес ее на кровать.

Катя устало, почти без всяких эмоций смотрела на обоих мужчин. Павел ласково гладил свой воскресший для новой жизни член, все еще не до конца веря свершившемуся чуду. Артур же, улыбаясь, глядел на нее.

Боже, до чего она докатилась, она занималась любовью с двумя мужчинами, причем, один из них – закоренелый алкоголик и бывший импотент. Но подумала она об этом как-то равнодушно, скорее исполняя некий мысленный обряд. На самом деле она испытывала даже некоторую гордость за то, что вылечила человека от импотенции. Неужели она, в самом деле, так способна разжигать мужчин, что они даже избавляются от своих недугов? Как странно, прожила почти сорок лет, а даже не подозревала у себя наличие таких целительных талантов. А что она, впрочем, знала о себе? Да, по сути дела, ничего…

– Ладно, Павел, возвращайся к себе, – сказал Артур. – Свое ты получил. Даже с избытком.

– Иду, иду, – не стал настаивать на продлении сроков своего пребывания Павел. – Ну и дела, – вдруг замотал он головой. – Теперь мы с тобой попляшем, – сказал он, обращаясь уже к своему ожившему члену.

– Что со мной? – тихо спросила Катя, когда Павел ушел.

– Ты о чем?

– О том, что только что было.

– Ах, об этом… – Артур вдруг широко зевнул. – По-моему, абсолютно ничего. Позанималась любовью с двумя мужиками, чего тут особенного? Мне кажется, тебе понравилось.

– Да, – призналась Катя, – это было необычно.

– Сколько раз я тебе говорил – радуйся, а не мучайся. Сейчас еще начнешь говорить про то, какая ты развратная.

– У меня действительно в голову сами собой лезут эти мысли…

– Ну и пусть себе лезут, не мешай им. Только не сосредотачивайся на них. И ты увидишь, как они быстро уйдут. Сама не заметишь, как их не станет. Вот как наш осчастливленный Павел: пришел – ушел. Люди обожают ковырять свои болячки, как будто не желают, чтобы они быстро заживали. Несчастные люди самые занятые, у них нет ни минуты свободного времени, они постоянно при деле, потому что страдают.

– Что же, по-твоему, несчастья вообще не существует?

– Нет.

– А если умирает близкий человек, твой ребенок, это как?

– Никак. От того, что ты станешь несчастной, ты же его не воскресишь. Просто прими это как веху своей судьбы. Да ведь никто и не знает, где лучше: здесь или там.

– Мне кажется, ты иногда можешь быть очень жестоким.

– Дело не в жестокости, просто я не разделяю все эти предрассудки, которыми напичкана жизнь. И когда придет мой черед, я вовсе не желаю, чтобы кто-то убивался по мне. В Индии жил один гуру, у которого было много учеников. Они любили его, но когда пришла минута поджечь погребальный костер, все смеялись, пели, веселились от души.

– Я бы так не смогла, – убежденно проговорила Катя.

– Смогла, – не менее убежденно ответил Артур. – Просто ты еще не подошла к этой черте. Вспомни, сколько вещей ты уже сделала, о которых раньше думала точно так же. Хотя бы то, что произошло только что. Так что не расстраивайся, все еще впереди. – Артур закончил свою речь очередным зевком. – Извини, спать очень хочется. – Он прикоснулся губами к ее щеке. – Павел прав, ты, и в самом деле, великолепная женщина. Думай лучше об этом.

Артур лег и скрылся под одеялом. И еще через пару минут он уже дышал ровно и безмятежно.

И снова на землю скатился день. На небе, раскаленная добела, висела огромная серебряная монета солнца. Облака, словно белоснежные яхты, раскинув широко паруса, беззвучно скользили по бескрайнему голубому океану, внизу море шелестело волнами, словно листая книгу с нескончаемым числом страниц. Катя стояла на балконе, чувствовала она себя отлично, тело, казалось, было наполнено до краев соками бодрости и мощными сгустками энергии, а душа была спокойна и безмятежна, ни один кораблик тревоги не бороздил ее ровную, как каток, поверхность. Голова была свободна от всех мыслей, а если они и появлялись, то были легкими и приятными, как поднимающийся с морской глади теплый ветерок.

Она вернулась в комнату и посмотрела на все еще лежащего Артура. Было жарко, поэтому одеяло оказалось сброшено с тела и холмиком высилось на полу. Мужчина же лежал перед ней абсолютно голый, словно только что родился на свет.

Она села у его ног, мягко сжала член.

– Катя, я завтра уезжаю, – вдруг сообщил Артур.

Катя разжала руку, и пенис, словно подкошенный, упал вниз.

– Как уезжаешь?

– Обыкновенно. Сегодня кончается срок моей путевки.

Было жарко, но Катя ощутила, как пронеслась холодная струя по ее телу.

– А как же я? – растерянно пролепетала она.

– Ты остаешься, у тебя еще два дня.

– Я не хочу оставаться без тебя. Я поеду с тобой.

– Нет, сегодня наш последний день.

– Но этого не может быть. Что же я буду делать?

– Жить.

– Но как?

– Не знаю, тебе решать.

– Это не справедливо, это жестоко, ты не можешь так поступить.

– Послушай, Катя, мы провели чудесные дни, ты – великолепная женщина, я даже не думал, что ты сможешь быть такой. Но всему приходит конец. И не надо делать из этого трагедию.

– А если это и есть трагедия?

– Это не трагедия, – убежденно произнес Артур.

– Для тебя, но не для меня.

– Ты жила много лет и не тужила без меня до нашей встречи, почему ты думаешь, что не сможешь жить после нашей разлуки?

– Тогда было все по-иному. Что мне тебе говорить? Ты же все прекрасно понимаешь. Я не хочу, чтобы ты уезжал! – голос Кати, словно большая птица, вдруг резко взвился вверх. – Я тебя не пущу. Я не могу без тебя.

Слезы двумя водопадами хлынули из глаз, а ее тело забилось в конвульсиях. Артур попытался ее обнять, но она вырвалась и забегала по комнате.

– Тебе все равно, тебе на все наплевать, на трахался от души, а теперь можно и уезжать. А что будет со мной, тебе до этого нет никакого дела. Я никогда еще не встречала такого страшного эгоиста, как ты.

Она бросала в него обвинения, словно палила из пушки тяжелыми ядрами. Но на Артура этот обстрел не производил никакого впечатления.

– Катя, не надо портить наш последний день. Давай его проведем так, чтобы вспоминать его было бы приятно всю жизнь. Тебе все равно ничего не изменить. Меня ждут другие дела.

Катя хотела спросить его об этих таинственных делах, но вопрос застрял у нее в горле. Он все равно не скажет, да и так ли это важно? Важно другое: пройдет совсем немного времени – и он навсегда покинет ее. И у нее нет цепей, которыми можно было бы его приковать.

Она села на кровать рядом с ним и тихо заплакала. Артур гладил шелк ее волос, проводил рукой по плечам, но она почти не ощущала его прикосновений. Подобно Ниобе она стала каменной, все чувства и желания, которыми она была столь наполнена все эти дни, мгновенно растворились в бездонной пропасти ее несчастья, парализовавшего ее разум и тело.

После завтрака они отправились на пляж. Но на этот раз теплая синева моря не манила Катю как прежде, ее тело безжизненной массой распростерлось на лежаке, душа же витала где-то далеко от него, предположительно в тех отдаленных и таинственных сферах, где она могла бы встретиться с душой другого, лежащего с ней рядом человека.

Артур позвал ее купаться, она покорно, как раб за своим хозяином, поплелась за ним. Слегка шаловливое в этот день море, мгновенно намылило ее своей пеной. Она как-то вяло поплыла. Навстречу ей неслись высокие валы, которые, словно на батуте, подбрасывали Катю вверх. А что если перестать двигать руками и ногами, прекратить любое сопротивление волнам, вдруг вспыхнула в ней мысль. И тогда ее мгновенно обессиленное тело начнет медленное погружение в морскую пучину. Так она и сделает, она больше не хочет жить.

Катя прекратила движение, сложила руки по швам, как солдат при докладе командиру, и точно так, как и представляла, стало неторопливо уходить под воду. Только бы выдержать это финальное погружение, только бы опять не начать выплывать.

Она последний раз посмотрела на солнце, которое все так же сверкало, подобно золотому кольцу на пальце красавицы, на небе, зажмурила глаза, глотнула на прощание воздуха и ушла под воду. И в это мгновение чьи-то сильные руки вытолкнули ее из подводного царства вновь на поверхность.

– Катя, ты что сбрендила? – прямо ей в ухо так, что у нее аж затрещали перепонки, орал Артур. – Ты что вытворяешь?

– Я не хочу жить, – едва слышно произнесла она.

– Глупости. Это пройдет. Твоя жизнь только сейчас и начинается. Ты узнала себя хотя бы в одном. А это уже немало. Плыви к берегу, – повелительно закончил он.

Они еще пару раз ходили купаться, Артур внимательно следил за ней, плыл рядом, но у Кати больше не возникало желания навсегда скрыться от всех своих проблем на дне морском. Ее захватила в плен почти полная апатия; у нее было ощущение, что душа окончательно рассталась с телом и, как кошка, гуляет сама по себе, оставив ей безжизненную, никому не нужную, как обертка от купленного товара, оболочку.

Они не расставались весь день. Катя видела, что Артур просто боится оставлять ее одну. Но ей уже было все равно, внутри нее все чувства и эмоции атрофировалось, как не используемые органы, она, подобно роботу, просто шла, куда он ее вел, ела, что ей подавали, садилась, куда ее усаживали. Было очень жарко, но она ничего не чувствовала и если бы сейчас зной внезапно сменился на жгучий мороз, то она бы могла и не заметить этих климатических перемен.

Стало темнеть, сначала траурные полоски появились на вершинах гор, затем в печальные цвета начали наряжаться город и море. Солнце из белого шара перекрасилось в красный, и со своей недосягаемо гордой высоты скатилось так низко, что, казалось, его можно потрогать. Артур оставил ее на полчаса в номере одну, предварительно взяв с нее обещание, что она никуда не выйдет и не станет выкидывать никаких глупостей. Вернулся он, держа в руках два плотно набитых пакета.

– Устроим прощальный вечер, – торжественно объявил он.

Артур извлек из поклажи бутылку вина, колбасу, фрукты, разложил весь этот пищевой пасьянс на столе. Катя молча наблюдала за тем, как он занимается сервировкой, но оставалась безучастной к его стараниям.

– Хватит грустить, – сказал он, – зачем заниматься тем, что не может ни к чему привести? У меня идея, давай отпразднуем наше расставание голыми. По-моему, этот наряд больше всего подходит для наших отношений.

Катя внешне никак не выразила свое отношение к этому предложению, но покорно рассталась с одеждой. То же самое проделал и Артур.

Они сидели обнаженными по обе стороны стола. Артур заполнил стаканы вином.

– Давай выпьем, Катя. – Его глаза вдруг весело заблестели. – Только не так, как обычно. – Артур поднес к ее груди стакан и обмакнул в него сначала один сосок, потом – другой. Затем он втянул их в рот и стал слизывать с них вино. – Это было замечательно, лучшего вина я никогда не пил, – оценил свои ощущения Артур. – Теперь твоя очередь.

Катя взяла его член и смочила его темно-красной жидкостью, которую затем слизала с него языком.

– Как тебе такой способ пить вино? – поинтересовался Артур.

– Не бросай меня, – вдруг попросила Катя. – Или возьми меня с собой.

– А как же твоя семья – муж, дети?..

Она молчала.

– Послушай, – продолжил он, – нам было очень хорошо, но если мы пробудем вместе еще некоторое время, то просто возненавидим друг друга.

– Пусть так, все равно возьми меня с собой, – упрямо повторила она.

– Ты хочешь быть свободной?

– Да.

– А свободный человек тем и отличается от раба, что не перекладывает свои проблемы на других. Ты должна научиться справляться с ними сама.

– Я не могу. Как я буду жить без всего этого?

– Ты все можешь. Ты только не хочешь прилагать усилия. Ты привыкла распускать нюни всякий раз, когда становится трудно. На самом же деле у тебя масса сил, ты все преодолеешь. Старайся всегда их черпать в себе, а не в других. В этом и заключается свобода.

– Тогда я не желаю быть свободной!

– Пойми, Катя, наши дороги расходятся. У меня свой жизненный путь, у тебя – свой. И мой образ жизни не для тебя. У меня нет пристанища, я кочую с места на место, как бедуин. И не надо драматизировать. Я сделал для тебя все, что мог, все остальное ты должна сделать сама. Поверь, на самом деле это не так трудно, как тебе кажется. Просто ты этого еще не знаешь, а потому преувеличиваешь ждущие тебя сложности. В тебе сейчас говорит страх. Но он пройдет, потому что ты очень смелая и сильная.

– Я тоже согласна ездить с тобой. Куда ты, туда и я. Хоть на Северный полюс.

– Хватит, Катя, я уезжаю завтра утром, и мы никогда больше не увидимся. И давай не будем больше об этом. Лучше еще выпьем.

– Как хочешь, – безучастно проговорила она.

Артур снова погрузил ее соски в стакан с вином, а затем долго сцеживал его с них. Катя тоже слизывала с его пениса густую терпкую влагу, но делала она это машинально; то, что давало силы ей все эти дни, сейчас обрушилось, оставив после себя лишь груду обломков, с которыми было непонятно что делать. Внезапно Артур взял бутылку, и выпавшая из нее тоненькая струйка стала растекаться ручейками по ее телу, образуя в ложбинах и складках маленькие озерца, пруды и протоки. Он стал осушать их своим языком, затем снова окропил ее вином. Катя почувствовала, как теплая речка заскользила у нее между ног, а вслед за ней там появился и язык Артура, который стал собирать застрявшие в складках ее алого бутона бусинки.

– Какая ты вкусная, Катюша, – протяжно произнес он. – Я пьянею от тебя.

Желание начало свой привычный путь, из низин живота подобно реке растекаясь по всему бассейну тела. Но сейчас это не радовало Катю, физическое удовольствие не смешивалось с душевной приподнятостью, оно было абсолютно автономно, шло как бы своей дорогой. По большому счету, Кате было все равно: есть оно или нет. Губы Артура ласкали ее лоно, его пальцы забирались внутрь, но то, что еще вчера заставляло ее совершать восхождение на пик наслаждения, теперь всего лишь приятно щекотало ее. Внезапно он прекратил ласки.

– Ты не хочешь меня, – догадался он об ее состоянии.

– Ну что ты, Артур. Это совсем не так, – постаралась Катя как можно более горячо и искренне возразить ему.

– Я же вижу. Давай не будем.

– Нет, ты хочешь меня. – Она посмотрела на торчащий в ее сторону кол. Это же ее милый Вася, Васютка, которого она так сильно любит, который принес ей целую бездну наслаждения. Внезапно сильное желание сотрясло ее тело, Катя страстно поцеловала фаллос, а затем, упрятав его в свой рот, стало быстро водить по нему языком.

– Трахни меня, делай со мной, что пожелаешь, – лепетала Катя, пока Артур укладывался на нее. – Я открыта для тебя нараспашку, я вся твоя!

Она почувствовала, как член Артура вонзился в нее и быстро, словно поршень, заходил внутри нее. С губ Кати один за другим слетали мажорные аккорды стонов; наслаждение, казалось, до краев заполнило ее тело, оно было одновременно мучительным и прекрасным.

Внезапно она закричала во всю мощь своих легких, и этот крик, порхнув по комнате, улетел через открытое окно в теплую, густую и липкую южную темноту.

Они кончили одновременно и несколько минут лежали молча и неподвижно. Артур прикоснулся губами к ее глазам и ощутил соленую влагу слез.

– Ты плачешь?

– Это не имеет значения, ты сам говорил, что я должна научиться справляться с собой.

– Все правильно, ты молодец, быстро усваиваешь уроки. – В голосе Артура прозвучало удовлетворение успехами, достигнутыми его ученицей. – Я всегда говорил, что ты у меня умница. Хочешь что-нибудь съесть?

– Нет, ешь ты.

Артур встал с кровати и через секунду в темноте раздался хруст от вонзившихся в плотный шар яблока крепких зубов мужчины.

Катя молча лежала в постели, глотая соленый напиток из собственных слез. Мыслей не было. Голова и душа были пусты, как дом, который приговорили к сносу.

Автобус уходил после завтрака. Артур попросил ее не провожать его, но она так посмотрела на него, что он не стал ее больше упрашивать. Они сидели рядом, но почти не разговаривали. Катя смотрела в окно на то, как менялся проплывающий мимо них пейзаж. Сначала узкую ленту дороги с двух сторон сжимали горы, затем они расступились, и теперь эта лента разматывалась по неширокой, засаженной виноградниками долине.

А вдруг он не уедет, вдруг останется в последнюю минуту, думала Катя. Она не верила своей надежде, как не верят много раз обманувшему человеку, но эта надежда вопреки всем очевидным фактам жила в ней. Именно она заставила ее сесть в эту душную, пропахшую бензиновой гарью машину. Если он будет видеть, как ей тяжело, то, может быть, его сердце дрогнет, и он переменит решение. Но Артур, казалось, не замечал печального состояния своей попутчицы, он плавал по океану собственных мыслей и, казалось, был далеко от того мягкого сиденья, на котором удобно устроилось его тело.

Автобус доставил их на привокзальную площадь. Они вышли. Только сейчас Катя с удивлением заметила, что в руках Артура был совсем небольшой чемоданчик.

– Это все твои вещи? – спросила она.

– Да, – он посмотрел на часы. – Скоро отправление, а надо еще что-нибудь купить поесть и попить.

– Давай я куплю тебе еды, – предложила она свои услуги.

– Не надо, я привык все делать сам.

Рядом с вокзалом расположился большой базар, Артур быстро пробежал по его рядам и буквально за несколько минут купил все, что могло пригодиться ему в пути. И Катя не могла не оценить его сноровку заядлого путешественника.

– Теперь можно идти на перрон, кажется, уже подали состав, – сказал Артур.

Катя молча и покорно поплелась за ним. Она смотрела на его спину, и почему-то эта прямая, равнодушная к ее страданиям спина, красноречивее любых слов говорила ей, что он не останется.

Поезд действительно уже стоял на перроне. Облезлые, словно одичавшие кошки, покрытые толстыми слоями пыли и грязи вагоны, выстроились, как послушные ученики, в ряд, вдоль которого, изнемогая под тяжестью поклажи, тащились пассажиры.

– Вот и мой вагон, – радостно сообщил Артур. Он ласково похлопал его, словно коня, перед тем, как вскочить в седло. – До чего же люблю уезжать. Не могу долго находиться на одном месте, – рассмеялся он.

Чрево вагона было грязным и разломанным, как после большой драки, оно стремительно заполнялось пассажирами и их вещами. Артур закинул свой чемодан на верхнюю полку.

– Вот и все, Катя, будем прощаться.

– Как все?! – ахнула она, как будто он только сейчас объявил ей о своем отъезде.

Он посмотрел на нее, но ничего не сказал, и ей показалось, что, хотя поезд еще стоит на месте, Артур уже от нее уехал.

Она прижалась к нему.

– Артурчик, милый, не уезжай. Я тебя умоляю!

– Ну, Катя, мы же все сказали друг другу. Зачем опять все начинать заново? Скоро отправление, пойдем, я тебя провожу на перрон. – Он крепко схватил ее за руку и почти силой поволок за собой.

Они спустились на перрон. Катя вдруг почувствовала, как подкашиваются у нее ноги.

– Артур, – вдруг так громко воскликнула она, что на нее, как по команде обернулись сразу несколько человек, – ты же понимаешь, я не смогу вернуться в прежний мир. Что же я буду делать, как жить?

– Ничего, Катя, все наладится. Ты умная и сильная. Мне было чертовски хорошо с тобой, а теперь – прощай.

– Артур, но что же мне делать? – продолжала допытываться она.

– Не знаю, каждый решает сам. Это и есть главный закон свободы.

Поезд внезапно вздрогнул всем своим огромным телом и медленно качнулся вперед. Артур вскочил в вагон.

– Катя, прощай!

– Скажи хоть свое настоящее имя.

– Для тебя я всегда – Артур.

Он махнул ей рукой и скрылся в вагоне. Катя сделала несколько шагов вперед и остановилась. Дальше идти было некуда.

Она стояла на перроне и смотрела вслед уходящему составу. Мимо нее проплыл последний вагон. Катя рванулась вслед, но почти сразу же остановилась. С каждой секундой поезд уменьшался в размерах, словно таял в прозрачном воздухе, а затем исчез из вида совсем.

В дом отдыха Катя добралась только к вечеру. Проводив Артура, она долго сидела в каком-то скверике недалеко у вокзала, затем бесцельно бродила по городу. И лишь когда стало темнеть, отправилась на остановку автобуса.

Пока она ехала, слезы несколько раз умывали ее лицо. Сидящий рядом пожилой мужчина участливо осведомился, что с ней, и не нужна ли помощь, но она отрицательно замотала головой и демонстративно отвернулась, обидев своей нелюбезностью попутчика. Но ей было все равно, весь внешний мир сейчас для нее ничего абсолютно не значил, она была целиком во власти того, что происходило у нее внутри.

Город встретил ее пробивающими плотный покров темноты огнями фонарей, привычным текущим по набережной потоком праздношатающихся отдыхающих, который проплывал мимо выстроившихся в одну линейку кипарисов, напоминающих стоящие на столе в один ряд фужеры. Воздух был насыщен вылетающими из кафе и из баров мелодиями.

Но Кати было не до этого буйства жизни, она спустилась к морю и села на остывающие камни. К ней подкатила волна, и словно умный пес, дружески лизнула своим теплым и влажным языком ее ноги. Но, поняв настроение женщины, тактично отступила назад.

Катя смотрела прямо перед собой в темноту, и эта же темнота проникала в нее и заволакивала душу. Через день – в дорогу и ей, но как она будет жить? Так, как раньше, она уже не сможет, а по-другому ей не позволят. Да она и не знает, как жить по-другому, без Артура. Она поехала на юг, а оказалась, что совершила путешествие в иное измерение. Артур полностью перевернул ее внутренний мир, разрушил, как старый дом, все представления о жизни. И, сделав это, сразу же бросил, оставив ее наедине с враждебным миром и с самой собой, не сказав, что ей делать ни с тем, ни с другим.

Катя прислушалась к зову моря. Как же оно счастливо уже тем, что абсолютно свободно! А сможет ли оно принять ее в свои владения? Катя встала и сделала шаг вперед.

Она стояла по колено в воде, не решаясь шагнуть ни вперед, ни назад. Теплые волны слегка толкали ее и, не задерживаясь ни секунды, словно боясь выбиться из графика, мчались дальше к берегу. За спиной шумел и сверкал разноцветьем огней беззаботный и беспечный, как пьяный гуляка, город, а прямо перед ней простиралась безмолвная и беспредельная темная морская равнина. Два мира, а на границе между ними стояла уже не молодая, но и не старая женщина, в намокшей юбке и не знающая, какой из них ей выбрать…

Глава 4 Перемены

1

Катя попала на этот праздник жизни почти случайно, на улице она неожиданно встретила знакомую, с которой когда-то работала. Нина была тихой и незаметной, как мышка в норке сидела в своем углу. Одевалась безлико, красилась мало и неумело, как только что начавшая осваивать это искусство школьница, в общий разговор вступала нечасто и ненадолго. И Катя не могла припомнить ни одной запоминающей произнесенной ею фразы. Ушла она неожиданно; однажды пришла как всегда на работу, но вместо того, чтобы занять свое законное место, подошла к матери-начальнице и подала заявление об уходе. Держать ее не стали, так как она не входила в шорт-лист ценных работников. И уже на следующей день исчезла, как тень при заходе солнца, как казалось навсегда. Некоторое время вся бухгалтерия гадала, что подвинуло ее на такой шаг. Но так как никаких фактов для разработки различных версий в распоряжении не было, волнение скоро утихло. А затем Нина забылась даже прочнее, чем вчерашний сон.

И вот эта самая незаметная, как ящерица на бархане, Нина случайно повстречалась на улице. Только теперь она была очень даже заметна: во-первых, рядом с ней стоял ее могучий джип, во-вторых, одежда на ней была яркая, как оперенье попугая. Ну а на лице было столько дорогой косметики, что могло показаться, что для этого был оптом скуплен весь магазин.

Катя никогда бы ее не признала, если бы Нина не бросилась ей на перерез.

– Катя! – полетел по улице, пугая прохожих, ее восторженный визг.

Катя не сразу поняла, что зовут ее, за последнее время она привыкла, что ее уважительно называют по имени отчеству. Ну а Катей – только близкие люди. Она огляделась; близких людей поблизости не было. Значит, этот вопль адресован не ей.

– Катя, ты, что, меня не узнаешь?

Катя вгляделась в больше похожую на маску лицо стоящей рядом женщины. И узнала ее.

Нина! – изумилась она. Если бы перед ней сейчас появился покойный тесть, она бы удивилась не меньше.

– Признала! – так радостно воскликнула Нина, словно бы нашла клад.

– Ты совсем не похожа на саму себя, – невольно вырвалось у Кати.

Нина довольная рассмеялась.

– А ты думала, что я буду всегда такой, какой сидела в этой поганой бухгалтерии?

Катя промолчала: именно так она когда-то думала про Нину.

– Ладно, я все понимаю. Чай не дура.

В этом когда-то Катя тоже сильно сомневалась. Но люди меняются, вот и Нина могла тоже измениться. Этот тезис тут же подтвердила и Нина.

– Я теперь совсем другая. А ты тоже не похожа на себя прежнюю. Молодец. Только дуры остаются неизменными. Слушай-ка, а пойдем в кафе, поболтаем. Плачу я.

Катя хотела сказать, что тоже вполне платежеспособна для посещения кафе, но в очередной раз промолчала.

В кафе Нина поведала свою историю даже с излишней откровенностью. Оказывается, тихоней она была только в бухгалтерии, а едва покидала это «гиблое место», то словно оборотень, мгновенно превращалась в охотницу за богатым мужем. Переодевалась в совсем другой наряд, на лицо наносила самую дорогую боевую окраску – и вперед. И однажды подстрелила добычу. И когда ее жертва сделала ей предложение, она сразу же и уволилась.

Следующий час был до отказа забит рассказами Нины о своей жизни, о путешествиях, нарядах, мужчинах. В сексуальных удовольствиях она себе явно не отказывала. О муже же говорила мало и без всяких эмоций, как о давно сыгранной партии. Катя же рассказывала о себе скупо; ей как-то не хотелось информировать бывшую сослуживицу о своей жизни. Впрочем, Нина и не слишком интересовалась, целиком занятая собственной персоной.

Они уже собирались расставаться, как Нина хлопнула себя по напудренному лбу, словно намеревалась убить совершившего на него мягкую посадку комара.

– Увидела тебя – и все вылетело из головы. У меня сегодня день рождения, приходи. Будет много интересных мужчин. – Нина оценивающе оглядела Катю. – А ты классно выглядишь, вот увидишь, будешь иметь успех. Вот мой адрес, – сунула она ей визитную карточку. – Придешь?

– Я еще не знаю, вечером есть дела, – не уверенно протянула Катя.

– Забудь про них, – уверенным тоном произнесла Нина. – У баб одно дело – искать мужиков.

– А если у тебя, к примеру, уже есть мужчина?

– А что это меняет? – удивилась Нина. – Сегодня есть – завтра нет. За эти годы я столько таких случаев навидалась. В общем, не делай глупости, а приходи. И никаких подарков, поверь, у меня все есть. И даже больше.

Катя в этом нисколько не сомневалась. Она проводила взглядом Нину, которая, как джигит на коня, вскочила в свой джип, словно рассерженный слон, заревел мотор, и машина сорвалась с места.

2

Катя сидела на диване и курила, выпуская изо рта аккуратные, словно сделанные хорошим ювелиром, кольца дыма. Курила она редко, только тогда, когда возникали неприятности или она не знала, как поступить. Сейчас был второй вариант, Катя никак не могла решить – идти или не идти на день рождения. Нина в новом облике нравилась ей еще меньше, чем в прежнем. До чего вульгарная особа! Теперь она понимает, что раньше она тщательно скрывала в себе это качество, играя роль тихони. А теперь оно прет из нее, как тесто из кастрюли. Но в одном эта особа права – выйти в мужское общество ей совсем не мешает. После памятного расставания с Георгием как-то незаметно прошло не так уже и мало времени. И по ночам, а так же по утрам, днем и по вечерам ей все больше не хватает мужчины. Сначала она думала, что скандалы и сцены ревности, которые он ей регулярно закатывал, ее отворотят от этого племени довольно надолго. Но она в очередной раз ошиблась, уж слишком любит она еблю. Она усмехнулась этому слову; было время, когда она боялась его произнести, как монах позвать черта. Все так переменчиво в этой жизни, это правило, которое никогда нельзя забывать.

Катя вдруг сама собой погрузилась в еще свежие, как новоиспеченный хлеб, воспоминания. Как жаль, что так все завершилось – Георгий был лучшим ее любовником за последние два года. Она представила его член, как же он был хорош, когда поднимался, – упругий и твердый, как стальной прут. Где найдешь еще такой? Ее опыт однозначно свидетельствует: хорошие члены – нынче почти такая же большая редкость как кости динозавра. А она их перевидала не то, чтобы уж так много, но и немало. А потому знает, что говорит.

Ладно, резко оборвала Катя ленту своих воспоминаний, чего об этом думать, прошлого не воротить, как и не вернуть напрасно потраченные деньги. Нет ничего вреднее для настоящего и будущего, чем без конца копаться в нем, как в навозной яме. Жить надо одним днем. Значит, какой вывод? Она идет на день рождения. И она там должна потрясти всех своим видом.

Катя вошла в ванную. Всю стену занимала панель огромного зеркала. Она его повесила тут специально, чтобы рассматривать себя во всех деталях и подробностях.

Этим она и занялась. В свои сорок пять она выглядит совсем не плохо, радостно констатировала Катя. Ее взгляд придирчиво осматривал тело зеркального двойника. Ноги не утратили стройность, живот плоский, груди слегка потяжелели, но не отвисли, а большие соски все так же служат для них замечательным дизайнерским элементом. Не случайно Георгий так балдел от них, при одном их виде приходил в полнейший экстаз.

Опять она про Георгия, как вшивый про баню… Вот привязался он к ней, словно зубная боль. Забыть про него раз и навсегда, как тяжелую болезнь. Ладно, черт с ним, поди нашел себе очередную жертву и оттачивает на ней свой отвратительный характер. А у нее другая задача – поразить сегодня вечером всех своим видов. Итак, приступаем, первое действие – принятие душа.

3

Все подъезды к дому были забиты автомобилями. Они стояли почти так же плотно друг к другу, как укладывают шпроты в консервной банке. Катя долго вояжировали по окрестным кварталам, пока не отыскала небольшой свободный пятачок. Втиснуть туда машину было под силу далеко не каждому, даже опытному водителю. Но Катя справилась с этой труднейшей задачей, и поставила свою небольшую иномарочку между двумя крутыми лимузинами. Она понимала: если бы она оцарапала один из них, ей бы пришлось выложить свой полугодовой доход. Все же не напрасно молодой и смазливый инструктор по вождению нахваливал ее способности водить машину. Может, за это, может по другой неизвестной причине, она в конце курса отдалась ему на заднем сиденье. Впрочем, все это не имеет никакого отношения к нынешним делам.

Нина была в вечернем платье, но в таком же ярком стиле, как и ее дневной наряд. Впрочем, ничего другого от нее ждать и не приходится, подумала Катя. Остается надеяться, что сегодняшний вечер станет последним в долгой истории их знакомства.

Катя вручила ей пышный букет цветов, который, впрочем, не произвел на Нину никакого впечатления.

– Я так рада, что ты пришла, – затараторила она. – Вот, увидишь, не напрасно. Я, честно говоря, рассчитывала, что будет больше альфа-самцов, но некоторые обещали, но не пришли. Сволочи! Ну, ничего, я мужу скажу, он их прищучит. Они все с ним связаны по бизнесу и зависят от него. Но все равно есть с кем познакомиться. Я чуть попозже тебя представлю. Подождешь?

– Не беспокойся, подожду, – заверила Катя. – А, кстати, где твой муж?

– Сейчас познакомлю, – довольно улыбнулась Нина. – Сережа, подойти к нам!

Муж Нины удивил ее, она ожидала увидеть человека совсем другого типа, под стать супруге.

Перед ней стоял пожилой джентльмен, но не выглядевший старым, по краям аккуратного кружка большой лысины росли тщательно ухоженные газоны благородной седины. Ей понравилось его лицо, оно не было красивым, но в нем ощущалось благородная мягкость. Такой человек априори не мог быть злым или мстительным.

– Сережа, познакомься с Катей, моей подругой и бывшей коллегой по работе. Представляешь, мы случайно столкнулись сегодня на улице.

– Удачное столкновение, – улыбнулся муж Нины. – Сергей Николаевич.

– Екатерина Васильевна.

– Очень приятно.

По тому, как пристально разглядывал ее Сергей Николаевич, Катя сделала вывод, что это не просто дань вежливости. Она действительно произвела на него впечатление. И было бы странным, если этого бы не случилось, она приложила для этого массу стараний.

– Еще увидимся, – пообещал Сергей Николаевич.

– С большим удовольствием. – Голос Кати прозвучал излишне многообещающе, и она тут же мысленно стала ругать себя за это. Эту дурную привычку разговаривать таким тоном с мужчинами она приобрела некоторое время назад. И пока никак не получалось от нее избавиться.

Глаза мужчины вспыхнули, как вечерние фонари, и Катя поспешила отойти от него; вдруг эта дура Нинка еще приревнует?

Квартира была такой огромной, что казалось, что дойти до полюса легче и быстрей, чем обойти ее целиком. Катя сбилась со счета, считая комнаты. То ли десять, то ли двенадцать. И зачем им на двоих такие хоромы? Чтобы прятаться друг от друга, пореже пересекаться? Любопытно спят ли они вместе? Не похоже, что у них часто случается секс. На эту размалеванную Нинку ни у одного нормального мужика не встанет. А, похоже, ее муж как раз к ним относится. Вон как разгорелись его глаза при виде ее.

Катя ходила из комнаты в комнату. В каждой из них были накрыты столы и располагался бар с официантом. Катя ела и пила очень умеренно, так как с некоторых пор живот стал ползти вперед, а на бедрах появились первые признаки целлюлитных отложений. Пусть еще совсем небольшие, почти незаметные, но дай им только волю, они оккупируют все самые сладкие места на теле. И что тогда делать?

Постепенно Катей завладевала скука. Она шаталась по анфиладе комнат уже довольно долго и начала ощущать себя тут изгоем. Каждый кого-то тут знал, все общались друг с другом, только она одна ходит, как неприкаянная. Да за этот промежуток времени она поймала пару десятков сфокусированных на ней мужских взглядов. Но от этого ей не холодно, ни жарко, она давно привыкла ловить на себе похотливые взоры мужчин. Сначала она вздрагивала, ее охватывало волнение, словно у девушки перед дефлорацией, внизу живота начинало нудно тянуть. Но затем она привыкла, и хотя по-прежнему любила, когда на нее смотрели с вожделением, но вспышек желания это уже не порождало. Она научились до определенной степени контролировать себя, не подаваться на бессмысленные провокации. Иначе можно в прямом смысле сойти с ума или начинать бегать за каждым мужиком, кто посмотрел на тебя.

Все эти, а так же некоторые другие еще более фривольные мысли проносились в голове Кати только по одной причине – она не знала, чем себя занять. Что за странные существа эти мужчины, видят же, что молодая, красивая, со вкусом одетая женщина ходит туда сюда одна. Разве это не сигнал развеять ее одиночество? Не расхаживать же тут с плакатам: «готова к знакомству».

К Кате пробиваясь сквозь толпу Нина.

– А я тебя потеряла. Ну, как тебе тут?

– Квартира шикарная.

Нина пренебрежительно махнула рукой.

– Мы собираемся ее продавать и покупать дом. Но это пока секрет. Я тебе сообщила, как давней подруге.

– Клянусь, никому не скажу, – пообещала Катя.

– Слушай, а зачем я тебя искала? – задумчиво произнесла Нина.

– Даже предположить не могу.

– Вспомнила! – так радостно воскликнула Нина, словно только что получила известие о наследстве. – С тобой желает познакомиться один мен. К сожалению, я его плохо знаю, но, судя по всему, он весьма богат. Конечно, не Аполлон, но все не могут быть красавчиками. У него все достоинства там, где его кошелек. А это, поверь, перевешивает все остальные. Идем со мной.

Нина по-хозяйски взяла Катю за руку и повела уже через знакомую анфиладу. Впрочем, шли они недолго, внезапно Нина, словно конькобежец, резко затормозила.

– Вот он, – прошептала она. – Идем к нему.

Но идти никуда было не надо, так как в их сторону уже быстро семенил мужчина. Он остановился возле Кати и словно острый кинжал вонзил в нее свой взгляд.

– Мусса Ибрагимович, позвольте представить вам мою лучшую подругу Катю, произнесла Нина. – Оставляю ее на ваше попечительство. Смотрите, не похитьте ее, как у вас там принято. Знаю я вас.

Мужчина в качестве ответа что-то хмыкнул. Инна громко рассмеялась, погрозила ему пальчиком с кольцом с бриллиантом – и удалилась.

Катя не знала, что предпринять и проклинала Нину, которая, как охотники зайца, заманила ее в ловушку. Одни вид мужчины вызывал у нее содрогание. Он был маленького роста, его макушка лишь немного возвышалась над ее плечами, толстый живот едва вмещался в костюм, который почти трещал по швам. У него был лысый череп и типично кавказское лицо с большим, похожим на птичий клюв носом. Вдобавок он сопел и, не отрываясь, смотрел на Катю из-под густых, как щетка для обуви, бровей, словно подозревал ее в каких-то нехороших замыслах против него.

– Вы не возражаете, если мы с вами поговорим? – спросил Мусса Ибрагимович.

Катя очень даже возражала, но возразить не посмела. Она вдруг испугалась, что этот человек действительно способен ее умыкнуть. Конечно, не он сам, ему вряд ли с ней справиться, но обычно представители южных народов всегда тесно кучкуются. И ему ничего не стоит позвать себе на помощь своих соплеменников. Вполне возможно, они даже находятся где-то рядом; пока она бродила по необозримым просторам этой квартиры, то видела несколько молодых людей, которые вполне годятся ну эту роль.

– Да, конечно, с удовольствием, давайте поговорим, – пролепетала запуганная сама собою Катя. – Может быть, выпьем? – показала она на бар. Катя подумала, что выпивка придаст ей больше смелости.

Мусса Ибрагимович бросил на нее мрачный взгляд.

– Я не пью, моя вера этого не разрешает. И вам не советую. От алкоголя один вред.

– Да, вы правы, – поспешно согласилась Катя, – без алкоголя всегда лучше.

– Просто посидим, вот там, – показал он на стоящие в сторонке два свободных кожаных кресла.

– Охотно.

Они расположились в креслах.

– Я человек деловой и привык делать деловые предложения, – начал Мусса Ибрагимович. – Надеюсь, вы не возражаете?

– Мне нравится ваш подход, я, в общем, тоже деловая женщина, – не без труда выжила на лицо улыбку Катя. И тут же по его виду поняла, что совершила промах, ее самохарактеристика, как деловой женщины, пришлась ему явно не по вкусу.

– Женщине вовсе ни к чему быть деловой. Это ей только вредит, – убежденно произнес Мусса Ибрагимович.

– Ну, уж так получилось, – все же решилась Катя немного съязвить.

– Я понял, но все можно исправить.

– Каким образом? – заинтересовалась Катя.

– Я следил за вами с первой минуты, как вы появились тут.

Ого, а она и не видела. До чего же она бывает невнимательной, тем более такого экземпляра просто невозможно не заметить. Хотя чего тут удивляться, она же смотрела только на молодых и красивых.

– Чем же я привлекла ваше внимание, Мусса Ибрагимович?

Мужчина в очередной раз засопел.

– Вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

«В таком случае вы видели слишком мало женщин» – хотела снова съязвить Катя, но на этот раз воздержалась. Судя по нему, вряд ли чувство юмора входит в длинный перечень его достоинств. А потому не стоит рисковать.

– Спасибо, но мне кажется, вы преувеличиваете.

– Если я что-то говорю, так оно и есть, – недовольно промычал Мусса Ибрагимович. – И уж, поверьте мне, я очень много чего видел.

– Я верю. Но что из этого следует?

– Я хочу на вас жениться.

Катя едва не сползла с кресла. Она ожидала любого предложения, но только не такого.

– Но вы же меня не знаете, мы знакомы всего десять минут.

– Этого вполне достаточно. У нас часто женятся, даже не видя друг друга до свадьбы.

– Я уважаю чужие обычаи, но мне это не подходит.

– Но мы же видим друг друга.

– Извините, я этого не учла.

Кажется, до него все же пусть и с трудом, но добралась ее ирония, так как он снова посмотрел на нее своим медвежьим взглядом.

– Женщины должны быть почтительными, когда разговаривают с мужчинами, – наставительно произнес Мусса Ибрагимович.

– Я стараюсь.

– Давайте о деле. Я буду говорить с вами откровенно.

– Это всегда лучше всего.

Выражение лица ее собеседника подсказало Кати, что он так совсем не думает.

– Если вы станете моей женой, у вас будет все, о чем только может мечтать женщина. – Он нагнулся к ней. – Думаете, это хорошая квартира? – Мусса Ибрагимович весь сморщился, как пролежавшее целый год на земле яблоко. – Так, дерьмо на палочке. У вас будет в два раза больше. Я уже ее присмотрел. Хотите, поедем смотреть хоть сейчас?

– Нет, сейчас не хочу, – поспешно произнесла Катя.

– Мы так же купим дом в любой стране, которую назовете. Ну, про всякие золотые и бриллиантовые побрякушки я и не говорю, у вас их будет чемодан. И не один. Ну, как вам?

Впервые за разговор на носатом лице Муссы Ибрагимовича обрисовалось что-то вроде довольной улыбки. По-видимому, он был сам сильно впечатлен своими безграничными возможностями.

– Это действительно грандиозно.

– А что я вам говорю! – Он ненадолго замолчал. – Я понимаю, такой молодой красивой женщины, как вы, интересует, как принято у вас говорить вопрос секса. – Мусса Ибрагимович выжидающе посмотрел на Катю.

– Конечно, для меня это тоже важно, – подтвердила она.

– Вы не будете разочарованы. Я, конечно, как вы видите, уже не молод, но у меня прекрасное здоровье. И большой опыт. Я четырежды был женат, и все жены были мною довольны.

– Нисколько не сомневаюсь, что и в этом им очень повезло.

– Тогда как вам мое предложение?

– Я должна подумать. Я не принимаю такие предложения сразу.

Мусса Ибрагимович не скрывал своего глубокого разочарования.

– Я мечтаю о вас с того самого момента, как вас увидел. И буду продолжать мечтать.

– Что же во мне такого? – удивилась Катя. Она почувствовала, что польщена словами своего возможного жениха.

Мусса Ибрагимович погрузился в задумчивость.

– Это трудно объяснить словами, это надо видеть. Если согласитесь на мое предложение, дайте мне знать.

– Обязательно.

Катя поспешно встала. Лучшего момента для побега было и не сыскать.

– Мне нужно найти Нину. Была очень рада с вами познакомиться.

Нину Катя искать не стала. Вечер казался безнадежно испорченным, как сожженный пирог, одна мысль оказаться в объятиях этого жуткого кавказца заставляла тело противно вибрировать. За все золото и за все бриллианты и сапфиры мира она не согласится на такой вариант.

Чтобы скрасить вечер Катя еще выпила бокал вкусного вина, съела порцию огромных креветок. Больше делать тут было решительно нечего. Остается попрощаться с гостеприимными хозяевами и благополучно добраться до дома.

– Дамы и господа, мы начинаем музыкальную часть нашей программы, – внезапно раздался усиленный микрофоном голос. – Поет квартет «Нарцисс».

Катя аж вздрогнула от радости, это был молодой, но уже ставший популярный коллектив. Ей очень нравилась его музыка. Об уходе теперь не могло быть и речи, она с удовольствием послушает их выступление.

Вместе со всеми Катя поспешила в огромный зал. Там уже стояли, как солдаты в строю, ряды кресел. Она поспешно заняла одно из них, предвкушая удовольствие, которое сейчас получит.

Со сцены полились знакомые и любимые мелодии и песни. Катей овладела музыкальная истома; у нее был врожденный хороший слух и голос, и она всегда жалела, что не училась музыки. Но родителям даже не приходила в голову мысль отдать ее в музыкальную школу. Вот стать швеей – это да. И она целый год бесцельно потеряла в производственном комбинате, так и не усвоив даже азы профессии. Эти мучения продолжались бы и дальше, если бы в один прекрасный день она бы не забрала документы и не отнесла их в институт. Узнав об этом, мать чуть не упала в обморок, а отец едва не набросился на нее с кулаками. Но гроза миновала, а Катя поступила в вуз. И это был ее первый самостоятельный и решительный поступок, определивший всю последующую жизнь вплоть до сегодняшнего вечера.

Внезапно Катю что-то отвлекло от плавания по морю волшебных звуков. Она повернула голову и увидела рядом с собой сидящего молодого человека. На сцену он не обращал никакого внимания, так как оно целиком было сосредоточено на ней.

Катя тоже забыла про концерт и стала рассматривать соседа. На вид ему было не больше двадцати пяти, нежный овал юношеского лица, небрежно разбросанные по голове снопы белокурых волос. Внезапно она почувствовала внизу живота сильное жжение. Желание было такой силы, что заглушило все окружающие звуки. Это было так неожиданно, что Катя даже слегка растерялась. Вот ведь как бывает: бросила взгляд на мужчину – и тут же возжелала его. Такого с ней давненько не случалось, обычно все происходит по нарастающей, шаг за шагом. Хотя, ради правды следует сказать, что эти шаги иногда могут следовать друг за другом едва ли не с космической скоростью.

Они, не отрываясь, смотрели друг на друга. И при этом Катя не испытывала никого стеснения. Да и к чему стесняться, если вечер в тот момент, когда она этого совсем не ожидала, снова обрел смысл?

Уже не музыкальная, а сексуальная истома растекалась по ее клеткам. Катя постаралась взять себя в руки; она ничего не ведает об этом человеке, а, следовательно, нельзя терять контроль ни над собой любимой, ни над ситуацией.

Катя повернула голову к сцене и попыталась снова подчинить себя власти музыки. Но, увы, она больше ее не интересовала.

Их разделяло не больше полметра, и эти полметра были целиком наполнены электрическим полем. Оно било Катю своими разрядами, и это было одновременно и сладостно и ужасно. Она встала, подошла к буфету и попросила налить ей холодной воды. Под удивленный взгляд бармена, словно измученный путник, выпила бокал одним глотком. И вернулась на место.

Лекарство подействовало, напряжение частично спало. Но она знала, что это ненадолго.

Концерт продолжался, но теперь он вызывал у Кати лишь раздражение. До тех пор, пока он не завершится, они, словно приговоренные, обречены сидеть в своих креслах.

– А теперь, господа, приглашаю всех потанцевать, – объявил ведущий.

Заиграла музыка. Прошло не меньше минуты томительного ожидания, все танцевали, кроме нее и молодого человека. Катя посмотрела на соседа, он все так же пожирал ее глазами, но никак не мог решиться пригласить ее на танец.

Катя встала, подошла к нему.

– Молодой человек, меня никто не пригласил на танец. А я так люблю танцевать. Может, хотя бы это сделаете вы?

Молодой человек просто выпрыгнул из кресла, как ковбой из седла.

– С большим удовольствием, – часто моргая глазами, произнес он.

Они вышли в круг танцующих.

– Вы все время на меня смотрите? – произнесла Катя.

– Да, – признался ее партнер. – Вы так привлекательны. Мне нравятся именно такие женщины, как вы.

– И чем же они вас так привлекают?

– Даже не знаю, что вам сказать. Но меня жутко к ним тянет.

– Вполне емкий ответ, – оценила Катя. – А можно узнать, как зовут тянущегося ко мне?

– Алеша, то есть Алексей. А вас?

Катя хотела назвать свое имя, но вдруг что-то нашло на нее, сцена из уже достаточно далекого прошлого ярко воскресла в ее памяти.

– А как бы вам хотелось меня назвать?

– То есть, как бы мне хотелось? – немного оторопел Алексей. – Мне хочется знать ваше настоящее имя.

Катя покачала головой.

– Нет, это слишком просто. С каким именем я у вас ассоциируюсь?

Алексей задумался.

– Сам не знаю, почему, но с Эльвирой.

– Замечательно, так меня и зовите.

– Вы уверенны?

– Уверена.

– Как скажите.

– Я уже сказала.

Они еще пару раз потанцевали. Если во время первого танца Катя держалась от партнера на приличном расстоянии, то при следующих – она все теснее прижималась к нему, ее груди бились об его грудь. Она не только видела, но и чувствовала его реакцию; вставший член Алексея упирался в ее живот. Она понимала, что поступает неправильно, обрекая молодого человека на нечеловеческие муки. Но усмирить себя не могла, с каждой минутой она все слабее контролировала свое поведение.

Больше всего на свете ей хотелось потрогать его член, взять его в руку, провести пальчиком по головке, закрыть подушечкой пальца дырочку. А какие у него должны быть молодые яички! Положить их в ладонь и слегка сжать.

Катя почувствовала, что задыхается. Она вдруг прервала танец и села в кресло.

– Что с вами? – с тревогой спросил Алексей, стараясь прикрыть рукой топорщащиеся брюки.

– Все в порядке. Просто немножко душно. Если не трудно, Алексей, принесите воды.

– Сейчас, Эльвира.

Катя выпила очередную порцию воды.

– А знаете, Алексей, мне кажется, здесь уже стало не интересно.

– Абсолютно не интересно! – с энтузиазмом поддержал он.

– Идемте!

С Ниной она решила не прощаться, ей было совсем не до нее. Да и вряд ли она сильно огорчится. Но неожиданно на ее пути вырос ее муж.

– Вы нас покидаете? – спросил Сергей Николаевич, смотря при этом не на Катю, а на ее спутника.

– Да, Сергей Николаевич, пора домой. Спасибо за прекрасный прием. Передайте Нине мои дружеские пожелания.

– Непременно.

Катя поспешно зашагала к выходу, рядом с ней почти бежал, пытаясь не отстать, ее новый знакомый. Почему-то эта встреча отложилась у нее неприятным осадком. Как этот Сергей Николаевич смотрел на Алексея, без всякого сомнения, он все понял. Ну и черт с ним.

Они сели в машину. Катя откинулась на спинку кресла и несколько минут сидела молча.

– Что с вами, Эльвира? – долетел до ее слуха голос Алексея.

Она повернулась к нему и улыбнулась.

– Все хорошо, мой мальчик. Ты очень милый. – Она провела рукой по его волосам.

Их губы сами потянулись друг к другу, и через мгновение слились в страстном поцелуе. Она чувствовала его настойчивый язык, он стремительно перемещался внутри ее рта, как волчок рулетки. И это сводило ее с ума. Рука Кати легла на его член и стала изучать его. Судя по предварительному осмотру, его размеры были совсем не маленькие.

– Хочу видеть твоего малыша, – хрипло произнесла она.

– Он твой, Эльвира.

Она умело и быстро расстегнула брюки, извлекла из них член. Он не обманул ее ожидания, длинный и тонкий, как сигара, с нежной, куполообразной головкой. Катя наклонилась и взяла ее в рот. Она целовала, сосала головку, щекотала языком. И никак не могла насытиться. Она слышала, как постанывал от выпавшего на его долю неземного счастья Алексей.

– Едем ко мне, – решительно проговорила Катя.

У Алексея хватило лишь сил на кивок головы.

Было довольно поздно, и дорога была свободной. Нетерпение заставляло Катю пренебрегать обычной осторожностью и все сильней давить на газ.

– А как ты оказался на этом празднике жизни? – сама не зная зачем, поинтересовалась Катя. – Ты вроде бы не из их кампании.

– Так и есть, – подтвердил Алексей. – Я оказался там случайно. Я с дочкой хозяина учусь на одном курсе. Она и пригласила.

– Разве у Нины есть дочь? – удивилась Катя.

– Это от его первой жены.

– Тогда понятно.

– А на каком курсе ты учишься?

– На третий перешел.

Теперь Катя вдавила педаль не газа, а тормоза.

– Постой, сколько же тебе лет?

– Уже двадцать.

Внутри у Кати оборвались все нити, как бельевые веревки под тяжестью слишком большого количества мокрого белья. Она-то надеялась, что ему хотя бы двадцать пять. А двадцать скоро исполнится ее старшему сыну. Не может же она трахаться с почти его одногодком. Теперь она понимает, почему так на нее странно смотрел муж Нины, он-то знал, сколько лет этому парню, раз он учится с его дочерью. Не трудно догадаться, что он подумал о ней.

– Вот что, дорогой, мои планы слегка изменились.

– И в чем, Эльвира?

– Я тебя отвезу домой.

– Но почему? – умоляюще протянул Алексей.

– Потому. Говори адрес.

Упавшим голосом он произнес адрес.

– Далековато, – оценила Катя предстоящую дорогу. – Но ничего, раз в жизни поработаю таксистом. Хотя и бесплатным.

4

Комната была заполнена плотной субстанцией кромешной темноты. Катя уже час лежала в кровати, но заснуть никак не могла. Вместо сна на нее бесконечным и бесшумным потоком наплывали картины воспоминания. Но от этого они становились не менее яркими.

Разморенный жарой поезд медленно полз по раскаленной степи. Катя молча лежала на верхней полке, не слезая с нее по много часов. Она то ревела белугой, то погружалась в глубокую прострацию, когда окружающий мир вдруг исчезал из сознания, и она оказывалась один на один с чем-то непонятным и необозримым. За целый день она ничего не ела, только пила. А когда вода в бутылке кончилась, прекратила и пить.

Так прошел один из двух дней пути.

Незадолго перед рассветом ее все же покорил сон, а когда он с нее, словно птица с ветки, слетел, то через окно купе уже заглядывал очередной яркий, солнечный летний день. И чего она так сильно хандрит, словно у нее одновременно погибли все родственники, вдруг очень ясно прорезалась мысль. Жизнь не кончилась, а может, наоборот, только начинается. Ей отворила широко двери новая, до этого момента почти неведомая сторона бытия. И она оказалась столь прекрасной, что когда она лишилась ее, у нее возникло ощущение полного краха всего. Но ведь это совсем не так, это глупость. Она – полная сил, еще совсем молодая женщина, у которой все впереди. Ей только нужно принять важные, судьбоносные решения, какими бы тяжелыми они не казались. Но если она их не примет, будет еще тяжелей.

Но тяжелые решения только еще ждали ее, а пока же Кати стало значительно легче. Этот мерзавец Артур прав – жить надо одним днем. И тогда все дни будут хорошими. Хватит мучиться прошлым, если она не сбросит его груз со своих плеч, оно ее окончательно придавит, как упавший камень с горы. Это она видит так же ясно, как выжженный солнцем пейзаж за окном.

Катя с удовольствием поела – за день воздержания она нагуляла прямо зверский аппетит. И он окончательно вернул ей жажду жизни. Еда – это так приятно, питье – приятней не меньше. А еще есть и другие наслаждения, которым теперь она знает цену. И не намерена их упускать, как неловкий охотник дичь. Артур открыл ей глаза не только на секс, он показал, что вся жизнь может быть иной. Человек должен распоряжаться самим собой и ни от кого по возможности не зависеть. И в первую очередь от тех людей, которых не любит.

Поезд миновал открытые всем ветрам, поливаемые раскаленным солнечным дождем степи, и въехал в более сумрачную зону лесов. В купе стало комфортней, не столь душно и жарко, повеяло даже прохладным ветерком, и Катя окончательно успокоилась. Она знала, что дома ее ждут нелегкие испытания, но она уже не сможет изменить себя. А потому придется пройти через их минное поле. Но она справится. Жаль только, что об этом не узнает Артур, он бы одобрил ее поведение. И, возможно, был бы даже горд за нее.

Дома прибывшую встретили радостно. Сорванцы скакали вокруг нее, как дикие козы, Петр не спускал с жены глаз, словно не видел целую вечность, а может и дольше.

Катя раздала всем щедрые дары юга, которые она приобрела в свой последний день пребывания там. И внезапно ее сжало тисками сильное желание остаться одной. Домашняя атмосфера давила на нее так сильно, что стало трудно дышать. Она выскочила на балкон, но это не помогло. Вместо величественных, устремленных в высь гор и безбрежного моря взору открылся грязный, забитый машинами двор, безликие дома, а вместо наполненного ароматом пахучей южной растительности воздуха в ее в легкие устремился пропитанный гарью кислород. Нет, это место не для нее.

Катя вернулась в комнату.

– Чего убежала? – недовольно поинтересовался Петр.

– Душно тут.

– Да, вроде бы сегодня не жарко.

– А мне жарко.

– Ты устала с дороги. Хочешь, пойдем, приляжем.

Катя посмотрела на мужа и поняла, что он горит желание исполнить свои супружеские обязанности. Что же ей делать? Приступать прямо сейчас к решающему разговору? Но она внутренне еще не готова, ей требуется что-то еще, какой-то последний импульс. Но и заниматься с ним любовью она тоже не может, после Артура ложиться в постель с Петром выше ее слабых сил.

– Нет, очень много дел, надо чемодан разобрать, выстирать вещи. Вот в квартире сплошная грязь. Поди, с тех пор, как я уехала, не убирались.

Грязи в квартире было не больше, чем всегда, но Кате надо было срочно найти занятие, чтобы уклониться от семейного секса. Но и Петр тоже гнул свою политическую линию.

– Да потом уберешься, никуда это от тебя не уйдет. Пойдем, отдохнем.

Петр вцепился в ее руку, и как локомотив – вагоны, потащил в спальню.

– Пусти! – завопила Катя так громко, что из своей комнаты прискакали дети. Они с удивлением смотрели на родителей, разыгрывающих перед ними странную мизансцену.

Петр отпустил Катю, он был рассержен, и она знала: если бы не дети, ей бы пришлось туго. Он мог и ударить ее.

До конца дня Катя провела вся в трудах; закончив одно дело, тут же принималась за другое. В какой-то момент они все иссякли, тогда она решила перемыть уже вымытую посуду и снова протереть всю мебель от пыли, хотя там ее уже не осталось. Ей было все равно, чем заниматься, лишь бы не оставаться наедине с супругом. Была бы возможность, она бы с удовольствием стала белить потолок.

Но все когда-то кончается. Сначала погас день, потом подошел к завершению вечер, неслышной поступью пришла ночь. Катя, как на заклание, побрела в супружескую спальню. Петр ее уже ждал, на нем была его привычная униформа для этого времени суток: длинные трусы и спускающая к коленям майка. Сколько раз она видела его в таком образе, но не испытывала никакого отторжения, воспринимала это совершенно нормально. Но сейчас от вида мужа ее даже передернуло. До чего же он не красив, примитивен, убог, безвкусен. А секс с ним… разве это секс? Скорее скучный, убогий ритуал, который ничего кроме отвращения у нее не вызывает.

– Ну что ты застыла у входа? Раздевайся и ложись, – услышала она нетерпеливо вибрирующий голос Петра.

Катя машинально скинула одежду. Оставшись голой, она, как аквалангист, стремительно нырнула под одеяло, словно бы оно могло защитить от домогательств мужа.

Так и случилось, Петр тут же, как самую ненужную вещь, бросил его на пол, и Катя оказалась полностью беззащитной. Она вся сжалась, словно в ожидании чего-то ужасного.

– Как ты отлично загорела! – воскликнул восхищенный и возбужденный супруг.

С невероятной скоростью он освободился от одежды и набросился на жену. Его губы заскользили по ее лицу, затем стали тыкаться в грудь. Катя неподвижно, словно труп, лежала на спине, эти ласки не высекали в ней никаких ответных эмоций. Внутри все застыло, как бетон в опалубке. Хотелось лишь одного – чтобы поскорее кончилась эта пытка.

Катя открыла глаза и увидела прямо перед собой огромный член мужа. Он ткнул им по ее губам.

– Возьми же его в ротик, Катька! Ну, давай, ты же умеешь.

Внезапно Катя вскочила с кровати и отбежала к двери.

– Ты что?! – возмутился муж.

Катя постаралась взять себя в руки.

– Нам надо поговорить, Петя.

– Какие к черту разговоры, трахаться я хочу, а не болтать. Я тебя больше недели не видел.

– Мы не будем больше трахаться.

– Что?! – У мужа пальцы мгновенно трансформировались в кулаки, и Катя испугалась, что он сейчас использует их по назначению. Она знала, что в этом деле он большой специалист.

– Еще раз повторяю: нам надо поговорить.

Судя по всему, до него стало доходить, что жена не шутит и что дело пахнет порохом.

– И чего ты хочешь мне сказать?

– Я хочу сказать, что изменила тебе на юге. И второе – я ухожу от тебя. Мы в самое ближайшее время разведемся.

– Ты с ума сошла! – Петр покрутил рукой у виска. Он все еще не верил в реальность происходящего.

– Сошла, не сошла, это не суть важно. Главное то, что мы расходимся.

– Ах, ты сука! – Ступор прошел, и Петра прорвало по полной программе. – Блядь, пока я тут с детьми занимался, ты там еблась, как мартовская кошка. А теперь, видите ли, я тебя не устраиваю. Столько лет устраивал, а как перепихнулась с любовничком, так сразу и перестал. Может, у него хуй не такой, толще или длинней. А ну соси.

– Петя, прошу тебя, не надо так.

– А как надо? Вот так. – Петр поднес свой кулак к лицу. – Ты меня плохо знаешь, сейчас ты за все ответишь, мерзкая тварь.

Петр вскочил с кровати и со все еще эрегированным членом, которые еще не понял, что сегодня ему ничего не светит, бросился к ней.

– Я буду кричать! – предупредила Катя. – Проснутся дети. Они увидят, что происходит тут.

Петр буквально замер в каком-то метре от нее. Нерешительность промелькнула на его лице, и она попыталась воспользоваться благоприятным моментом.

– Петя, я виновата перед тобой. Хочешь, встану на колени. Только отпусти миром. Поверь, я не хотела, но так получилось само собой. Это как вихрь, как торнадо. Помнишь, мы недавно смотрели по телевизору? Вот и меня так же подхватило и понесло.

Катя опустилась на колени, она смотрела перед собой и видела, как безвольно и грустно опускается его член, становится маленьким и сморщенным.

Петр сел на кровать и схватился руками за голову. Эта пантомима длилась минут пять: Катя стояла на коленях, муж сидел на кровати, зарывшись в свои ладони. Она даже ощутила неприятное покалывание в ногах, но встать не осмеливалась. Ею владело предчувствие, что вот-вот наступит кульминация этой сцены.

И она ее не подвела. Петр отвел руки от лица, посмотрел на жену.

– Делай что хочешь, но квартиру я делить не согласен. Это я ее заработал.

– Я не претендую на квартиру. Она твоя. Спасибо тебе.

– Я не хочу с тобой спать вместе. Иди, ляг на диван.

– Конечно, Петя, я так и сделаю. – Катя поспешно стала одеваться. Диван, конечно, очень неудобный, но ничего страшного, как-нибудь освоится на новой для себя территории сна. Ведь все могло быть и значительно хуже.

5

Вместе с сыновьями Катя переместилась в оставшуюся от родителей крохотную однокомнатную квартиру. Им пришлось всем вместе спать на одном с большим скрипом раскладывающемся диване. Хотя она понимала, что это неправильно, что у каждого должно быть свое отдельное ложе. Тем более, что она стала замечать, что еще недавно их детские крохотные пиписьки начинают наливаться мужской силой. Особенно это было заметно по утрам. Она вставала, когда мальчики еще спали и видела, как топорщатся их трусики. Но и выхода не было, площадь не позволяла расставить в комнате еще кровати.

Несмотря на тесноту, Катя чувствовала себя счастливой. Или почти счастливой. Она была свободной, тень Петра больше не нависала над ней. Она изумлялась тому, как мгновенно отвыкла от него, хотя прожила с ним почти двадцать лет. А вот теперь его словно бы и не было в ее жизни. И даже сотворенные совместно дети не напоминали ей о нем.

Зато мучило Катю другое – ее, словно тень отца Гамлета, преследовал Артур. Увы, не в жизни, а в мыслях, она без конца думала о нем. Ничего она не желала так страстно, как встретить его. Почему-то она была уверена, что он где-то рядом, что они живут в одном городе и только злой рок не дает им пересечься. Иногда она уходила из дома и бесцельно бродила в разных частях города. Вернее, цель у этих блуждания была – она надеялась, а вдруг она встретит его. Бывают же в мире и не такие чудеса. Но сколько бы она не мерила шагами улицы и переулки, желанная встреча так и не произошла. И постепенно она прекратила свои поиски, но не до конца. Где бы она не находилась, она постоянно озиралась вокруг в поисках знакомого лица.

Но самое главное событие в ее жизни произошло совсем в другом месте. Ее руководительница Алла Семеновна внезапно для всех ушла на пенсию. Бухгалтерия осталась без матери-начальницы. Все гадали, кто займет пустующее кресло.

Однажды, когда Катя как обычно пришла на работу, ее пригласили к генеральному директору. Это было почти так же неожиданно, как если бы ее пригласили к самому Богу. Да, он для Кати почти и был им, до сего момента она не только с ним не общалась, но и видела всего несколько раз. И пока она шла к нему, ее сердце от страха буквально рвалось из груди. А если ее взывали для того, чтобы сообщить, что она уволена, пугала ее мысль. Что она будет тогда делать, на что содержать себя и детей?

Когда Катя подошла к кабинету, ее уже охватил такой дикий ужас, что для того, чтобы не упасть, схватилась за вешалку и повалила ее вместе с висящей на ней одеждой. Раньше она бы бросилась все поднимать, но сейчас даже не пошевелилась, так как не заметила, что произошло. У нее все плыло перед глазами, и она почти ничего не видела вокруг.

Хозяин кабинета встретил ее приветливо, и Катя слегка успокоилась; обычно, если начальник подчиненной предлагает чаю и усаживает за журнальный столик рядом с собой, то это явно не сценарий увольнения. Они проговорили почти час, генеральный директор дотошно расспрашивал о ней, о ее жизни. И только в конце беседы стала ясна цель долгого разговора. Кате не просто предложили стать начальницей над всеми бухгалтерами, но занять более высокий пост вице-президента компании, так как она планирует расширить свою деятельность. И нужен человек, который бы курировал бухгалтерский учет. А когда в ее уши влетела цифра будущей зарплаты, она едва не зарыдала прямо тут, насколько все это показалось неправдоподобным, как голливудский фильм. Такое в сказках-то редко бывает, а тут – в реальности, да еще с ней.

Катя, как в тумане, шла по улице и думала о том, что все, что случилось с ней в последнее время, отнюдь не случайно. Она уверена, что и Артур так бы сказал. Если бы она не встретила его, если бы между ними не произошло то, что произошло, если бы она не приняла безумного решения уйти от мужа, ничего этого просто не было. Она сделала один решительный шаг – и он высек целую цепочку важных событий.

Стремительный взлет по служебной лестнице породил в коллективе массу слухов, подавляющее большинство из которых были из категории завистливых. Чаще всего уверяли, что Катя – любовница генерального директора. Но никаких любовных отношений между ними никогда не было.

Некоторое время спустя Катя осмелилась спросить его: почему он выбрал из всех ее кандидатуру? Генеральный директор довольно долго молчал, потом задумчиво произнес:

– Сам не могу точно сказать. Мы искали человека для этой должности, я тщательно анализировал все анкеты. И почему-то ваша понравилась больше всех. А когда я вас пригласил к себе, то сразу почувствовал, что вы как раз тот самый нужный нам человек. А уж поверьте, я умею оценивать людей. Хотя далеко не всегда понимаю, по каким критериям, это происходит на подсознательном уровне. В любом случае я рад, что в вас не ошибся.

6

К Кате неожиданно заявился Сергей Николаевич. Было уже довольно поздно, и она собиралась ложиться спать, как трезвон в дверь заставил на время изменить ее планы. Увидев гостя, она немного оторопела; вот уж никак она не ожидала увидеть его перед дверью своей квартиры.

Гость был явно смущен, он переступал ногами на пороге и как-то неуверенно смотрел на Катю, словно нищий, позвонивший в квартиру за подаянием. Периодически эти люди прорывались сквозь заслон консьержа и слезно молили спасти их от голода, холода и еще разных напастей. И хотя Катя знала, что полученное вспомоществование они понесут не в продовольственный отдел, а в вино-водочный, всегда подавала им. Но вряд ли Сергей Николаевич пришел с той же целью.

– Здравствуйте, Екатерина Васильевна. Или я могу вас звать просто Катей?

– Конечно, зовите, Сергей Николаевич, мне так будет приятней. Входите.

Катя усадила позднего гостя в кресло, сама села напротив. Так как визит мужа Нины застал ее в коротком халатике, то ее ноги, блестя ослепительной белизной, соблазнительно оголились. Взгляд мужчины просто прилип к ним, как муха к меду, Катя хотела хоть как-то прикрыть их, но не стала этого делать. Хочет – пусть смотрит, может, эта у него единственная радость в жизни. Так зачем отнимать ее у человека?

– Что-нибудь с Ниной? – спросила Катя, по-прежнему гадая о цели его посещения.

– С Ниной? Что с ней будет, у нее всегда все в порядке.

– Что же вас привело ко мне в такой неурочный час?

– Да, я понимаю, что выбрал для визита неудачное время. Извините меня великодушно.

– Ничего страшного. Желаете кофе или чай? Или вина?

– Вина нельзя, я за рулем. А кофе или чай? – Он махнул рукой. – Ничего не надо. Я пришел не за этим, я пришел поговорить.

– Говорите.

– Это очень не просто. Не представляю, с чего начинают такие разговоры. Я еще ни разу не был в подобной ситуации.

– Раз вы пришли ко мне, значит, думали об этом. А раз думали, значит, есть что сказать.

– Не просто думал, я только и делал, что думаю об этом.

– Тем более, – улыбнулась Катя, – значит, вам будет не так трудно. Приступайте.

Сергей Николаевич сделал резкое движение головой.

– Вы правы, буду говорить все, как есть. Надеюсь, вы меня не осудите. Впрочем, даже если и осудите… Я с ума схожу по вам, ни одной женщины я так не хотел, как вас. Это самое настоящее наваждение. Я не могу ничего делать, у меня одна мысль, одно желание: я вас хочу.

– А Нина?

– Что Нина?

– Она ваша жена. Вы должны хотеть ее.

– С формальной точки зрения, без всякого сомнения, она моя жена.

– А с реальной?

Сергей Николаевич безнадежно махнул рукой.

– Все это очень печально и грустно. Это все из-за моей мягкости. В бизнесе меня считают весьма жестким человеком, но с женщинами я мягок и податлив. А она в свое время налетела на меня, словно ястреб, я и уступил. Но я никогда не испытывал к ней вожделения. И когда через несколько лет мы окончательно прекратили супружеские отношения, я был только рад.

– Я вас понимаю, но что вы хотите от меня?

– Будьте моею, я готов потратить на вас любые деньги, исполнить любое ваше желание.

– Я не бедствую, мне всего хватает. Деньгами меня не прельстишь. А свои желания я удовлетворяю сама.

– Чем же вас можно прельстить? Я готов на вас жениться. Разведусь с Ниной, я давно об этом мечтаю, да не было подходящего предлога.

– Это очень лестное предложение, но мне пока хорошо одной. А прельстить меня можно одним, я должна почувствовать, что тоже хочу вас. И больше ничем.

– А вы меня не хотите?

– Неприятно огорчать вас, но нет.

– Но может быть не сразу, постепенно у вас возникнет влечение ко мне.

– Нет, ничего не измениться. Я или сразу или никогда. Извините, но этот разговор не приведет ни к чему.

Сергей Николаевич, словно старая кляча, понуро побрел к выходу.

Катя, наконец, осталась одна. Визит мужа Нины поверг ее в задумчивость. За короткое время она отказала двум богатеям. А ведь могла начать такую жизнь, которая бывает только сказке и то далеко не во всякой. Но тогда надо понять, ради чего она это сделала?

Катя взяла мобильный телефон, нашла нужный номер и нажала на клавишу. Она представила, как раздается звонок, а когда услышала счастливый голос, сама от счастья закрыла на секунду глаза.

7

Они решили поужинать в ресторане. Заведение было весьма дорогим, но Катю меньше всего сейчас волновали возможные расходы. Давно ей не было так хорошо, внутри нее все пело на разные голоса. И она знала, что эта песня еще долго не смолкнет.

Метрдотель провел их за заказанный столик, усадил сначала даму, затем ее кавалера. Если эта пара и вызвала у него некоторое удивление, то это чувство не отразила ни одна черточка его лица.

– Я никогда еще не был в таких роскошных ресторанах, – признался Алексей. – Спасибо тебе, Эльвира. Мне так нравится твое имя, сам не зная, почему, но оно меня ужасно возбуждает. Видела бы ты…

– Не время и не место, – улыбнулась Катя. На самом же деле ей просто жуть, как хотелось посмотреть. – Привыкай. В жизни тебе придется посещать самые разные заведения. И очень важно в каждом из них, плохом или хорошем, чувствовать себя абсолютно свободно.

– А ты чувствуешь?

Кате не хотелось обманывать.

– Если честно, не всегда. До конца я так и не сумела преодолеть, даже не знаю, что. Стеснение, неловкость. Я ведь еще не так давно была совсем другой.

– Другой? – удивился Алексей. – Не могу тебя представить. Ты такая роскошная и одновременно элегантная. А какой ты была?

– Я тебе расскажу, но не сегодня. Ладно?

– Хорошо, буду ждать. – Он улыбнулся. – Ты даже не представляешь, как я был счастлив, когда ты позвонила.

– Представляю.

– А могу спросить, почему ты позвонила? Я был уверен, что этого не случится. И сильно переживал.

– Я вдруг ясно поняла, что люди должны быть счастливы. И никакие придуманные обстоятельства не должны этому мешать. Не знаю, поймешь ли ты меня, в твоем возрасте это не просто. Мне хочется жить одним днем и не думать о будущем. Раньше я все время это делала, все переносила на потом. Но однажды…

– Что же случилось однажды? – спросил Алексей, так как Катя замолчала.

– Однажды, – задумчиво произнесла она. – Однажды жизнь моя перевернулась. Я вдруг поняла, что до этой минуты я словно бы и не жила. У тебя так было?

– Еще нет.

– Может, быть однажды будет. А может, и нет. Жаль, что я за рулем, так хочется выпить вина.

– От одного бокала ничего страшного не случится.

Катя махнула рукой.

– Один раз нарушу. Разливай.

Алексей взял бутылку, из которой в бокалы полился алый водопад.

– За что будем пить, Эльвира? – поинтересовался он.

– Как за что? Только за нас. Мы нашли друг друга, пусть даже если и ненадолго. Но и это великое событие. Поверь, мой опыт говорит: ничего нет важнее в жизни, чем найти друг друга.

Алексей сделал маленький глоток и поставил бокал на стол.

– Почему ты не выпил? Ты не согласен с моим тостом?

– Согласен. Только мне не нравится, что это может быть ненадолго.

– Ты хотел бы навсегда?

Алексей покраснел и опустил голову.

– А почему бы нам не пожениться? – вдруг выпалил он, словно очередью из пулемета.

Несколько мгновений Катя молчала от изумления, затем засмеялась так громко, что на нее дружно посмотрели сразу с несколько столиков.

– Не обижайся, просто в последнее время на мне многие хотят жениться.

– А кто еще? – засверкали у Алексея ревниво глаза.

– Ты их все равно не знаешь. И не волнуйся, я всем отказала. А в ресторане сейчас сижу с тобой. Это что-то значит. И хватит об этом. Я хочу танцевать.

В ресторане были прекрасные музыканты, и Катя со своим партнером танцевали до упада. Она всегда уходила в музыку вся целиком, подчинялась перепадам ее ритма, каждому новому такту. А ее тело находило способы для внешнего выражения этих ощущений. Катя видела, как восхищен ею ее партнер, в его глазах умещалось целое море восторга.

Внезапно Катя резко прервала танец.

– В чем дело? – встревожено поинтересовался Алексей. – Тебе случайно не плохо?

– Пожалуйста, сядь за стол. Я скоро подойду.

Это было невероятно, но это было именно так, она увидела Артура. Столик располагался за колонной, поэтому она не замечала его, когда сидела.

Направляясь к нему, от волнения у Кати заплетались ноги, как у запойного пьяницы. Она едва не споткнулась на ровном месте.

Да, она не обозналась, это был Артур только совершенно другой Артур. Тот ее Артур, был тоненький и стройный, как бамбук, сейчас же она видела располневшего, даже слегка обрюзгшего мужчину. Раньше он напяливал на себя дырявые, словно решето джинсы, которые дополняла растянутая майка. Сейчас же на нем был дорогой костюм, ослепительно белая манишка, разделенная галстуком пополам. А руку плотно облекал золотой браслет.

– Артур, – позвала Катя.

Но на нее посмотрел не Артур, а мужчина, с котором он сидел за столом.

– Вам кого, уважаемая дамочка? – спросил он.

Катя кивнула на Артура.

– Артур, – словно молитву, повторила она.

– Это, кажется, тебя зовут, – засмеялся мужчина. – Выходит, ты у нас еще и Артур. Поздравляю.

Артур повернул к ней голову.

– Вы меня?

– Ты меня не помнишь, мы познакомились на юге. Я Катя.

Артур всмотрелся в нее.

– Ты сильно изменилась. – Он секунду подумал и добавил: – К лучшему.

Катя увидела, как знакомо зажглись его глаза. Она помнила, что следовало затем после включения этой сигнализации.

– Слушай, мне сейчас некогда, у меня важная деловая встреча. Позвони мне завтра. – Он протянул ей визитную карточку. – И не зови меня больше Артуром. Его уже нет.

Катя сунула визитку в карман и пошла обратно. Она села за стол. Прошло несколько минут, а она продолжала молчать.

– Что-то случилось? Тебя никто не обидел? – встревожено спросил Алексей.

– Нет, все в порядке. Налей мне еще вина.

Алексей мгновенно наполнил бокал, Катя залпом выпила.

– Мне что-то здесь надоело, давай уедем.

– Давай.

Они сидели в машине. Катя все никак не могла выбраться из мутного поля задумчивости.

– Эльвира, а куда мы поедем? – спросил потерявший терпение Алексей.

Она медленно повернула к нему голову.

– Ко мне домой. Если, конечно, не возражаешь.

– Не возражаю, – счастливо засмеялся он.

В квартире было темно.

– Давай не будем зажигать свет, – предложила Катя.

– А зачем он нам нужен, – ответил Алексей.

– Совсем не нужен, – подтвердила Катя. – Я до безумия тебя хочу.

– И я ничуть не меньше.

Она впилась в его губы, они ответили ей тем же. Они целовались и не могли насытиться своими поцелуями. Наконец, Катя освободилась от его объятий. Она встала на колени и вступила в борьбу с пуговицами и молнией на брюках. От слишком сильного волнения у нее не сразу получилось их одолеть. Зато после одержанной победы, ничего больше не мешало ей сделать то, о чем она так долго мечтала.

Она поспешно спустила брюки и трусы вниз, и взяла в руки его член. Катя ласкала его пальцами, губами, от чего он становился все прочнее и длиннее, гладила яички. Ей казалось, что ничего прекрасней ее руки еще не касались.

– Я тоже хочу тебя раздеть, – прошелестел в темноте голос Алексея.

Обнаженные, они ласкали друг друга. Алексей сжал ее груди, и ей стало даже немного больно. Но она ничего не сказала, эта боль доставляла блаженство не меньше, чем все остальное.

– Возьми меня. Ну, пожалуйста, возьми меня! – простонала Катя. – Я так давно об этом мечтаю.

Она села на четвереньки, Алексей пристроился к ней сзади и вогнал член в ее влагалище. От прилива гигантской волны наслаждения Катя чуть не закричала.

– Да, давай, еще сильней, я твоя. – Она плохо понимала, что шепчут ее губы. Но сейчас это не имело никакого значения.

Они угомонились только под утро. Катя сбилась со счету, сколько раз ее накрывал оргазм. Все было так, как тогда с Артуром, только, пожалуй, еще лучше.

Невольно она посмотрела на спящего Алексея. Интуиция ее не подвела – несмотря на молодость и внешнюю хрупкость, он замечательнейший любовник. Причем, это качество не приобретенное, а врожденное. Он будет приносить ей наслаждение еще очень долго. А она взамен будет одарить его тем же. А еще опекать и помогать, чем сможет.

Катя нежно и осторожно, чтобы он не проснулся, провела ладонью по его волосам. Затем встала и обнаженная прошла в другую комнату. Подняла разбросанную по полу одежду. Достала из кармана визитку. Ее одолело искушение прочитать, что там написано, узнать подлинное имя Артура. А надо ли? Пусть он останется в памяти под тем именем, под которым она его узнала. Сегодняшняя встреча оказалась чрезвычайно полезной, она навсегда избавилась от зависимости от него. Отныне она не властна над ней. И это позволяет окунуться по самую макушку в новую жизнь.

Катя разорвала визитку на мелкие кусочки и, словно конфетти, рассыпала их по полу. Прошлое не должно довлеть над настоящим и мешать будущему. В спальне ее ждет Алеша, и сейчас ей больше никто не нужен. Свершилось!

Оглавление