«Мадемуазель Судьба»

Юлия Климова Мадемуазель Судьба

© Климова Ю., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

За полгода до основных событий

Отложив газету на край стола, Дмитрий Григорьевич Поляков шумно вздохнул. Светскую хронику он не любил. Обычно та расползалась по серой бумаге во все стороны, точно убежавшее молоко, чем изрядно раздражала. Заголовки статей пестрели громкими фразами, двусмыслицей и восклицательными знаками, с фотографий смотрели худенькие длинноногие певицы, ярко накрашенные актрисы, самодовольные ведущие различных ток-шоу.

– Улыбаются, – хмыкнул Поляков.

Когда же он перестал радоваться жизни, когда разлюбил праздники? Десять лет назад. Именно тогда жена собрала чемоданы и, сказав тихое «прости», шагнула за порог. Любовь к тому времени остыла, и расставание не принесло боли, но странная, ноющая тоска изредка дергала за тонкие ниточки нервов. «Дорогой Дмитрий Григорьевич, как дела? Плохо вам? Да, угадали, это я – Ее Величество Одиночество. Нет, не уйду. Ни за что не уйду! И не просите, не просите и не уговаривайте, не уговаривайте…»

– Один, совсем один, – пробормотал Дмитрий Григорьевич, наклоняя бледно-голубую чашку. Кофе выпит, остался лишь густой горький осадок… Зиночка только для него, для дорогого шефа, и только вечером готовит особенный кофе по рецепту не то бабушки, не то прабабушки – крепкий, с привкусом шоколада.

В астрологию, предсказания, гадания и «прочую бессовестную чушь» Поляков не верил, но, кинув взгляд на газету, от скуки решил попытать счастья. Он перевернул чашку, представил, как коричневая жижа лениво сползает на блюдце, и посмотрел на часы. Без пяти семь.

Дверь приоткрылась, и Дмитрий Григорьевич увидел стройную кудрявую Зиночку. Уже полтора месяца он размышлял: сделать ее своей любовницей или нет, но отношения не сулили желаемого комфорта, и дело с мертвой точки не двигалось. Ему сорок шесть, а ей двадцать девять, он слегка полноват, а она привлекательна и к тому же является обладательницей шикарного бюста, притягивающего взоры мужчин всякого возраста. Он устал, и в его сердце вряд ли разгорится огонь, а она готова любить хоть сию секунду, причем любить с охами, вздохами и постоянным обожанием в глазах… Не решался Поляков, не решался.

– Дмитрий Григорьевич, время-то уже семь, – заходя в кабинет, сказала Зиночка. Качнула бедрами, убрала за ухо непослушный локон и призывно посмотрела на шефа (вот какая я красивая, чего же ты медлишь?).

Зиночка была не прочь закрутить роман с начальником, но особо не навязывалась, однако при случае давала понять, что дорога к ее сердцу вовсе не трудна и уж совсем не терниста. Но, каждый раз наталкиваясь на отрешенный взгляд серых глаз, она не слишком расстраивалась – мужчин на ее век, конечно же, хватит.

– Ты можешь идти домой, я еще поработаю, – сухо ответил Поляков.

Пожав плечиком, Зиночка покинула кабинет, но через минуту вернулась.

– Дмитрий Григорьевич, к вам женщина.

– Какая?

– Странная…

Такого понятия, как «странная», для Полякова не существовало, за последние двадцать пять лет он повидал столько непонятного, необъяснимого и нетипичного, что давно уже ничему не удивлялся. К нему приходили выжившие из ума старухи, загнанные в угол наркоманы, зареванные звезды шоу-бизнеса, избалованные малолетние отпрыски удачливых бизнесменов, чьи-то мстительные жены, взбешенные мужья и вооруженные быстродействующим ядом любовницы. Он привык воспринимать окружающих с иронией и сарказмом и всегда держался от них на расстоянии вытянутой руки – душа оставалась спокойной, ничто не мешало мыслям выстраиваться звеньями в прочную цепочку. Первое, второе, третье – ясно и четко.

– Пригласи.

– Я вообще-то ей сказала, что рабочий день закончился, а она…

– Пригласи, – перебил Дмитрий Григорьевич. Сколько раз он объяснял Зиночке, как нужно себя вести с клиентами, но тщетно – в одно ухо влетало, в другое вылетало. Кинув взгляд на бледно-голубую чашку, Поляков почувствовал острое желание перевернуть ее сейчас же, немедленно. Дмитрий Григорьевич вдруг разнервничался и разволновался оттого, что предсказание уже свершилось, но из-за глупой Зиночки и неизвестной женщины он не имеет возможности узнать свое будущее.

Секретарша протянула «до завтра», недовольно поджала губы и скрылась за дверью. Дмитрий Григорьевич откинулся на спинку кожаного кресла и приготовился к худшему – сейчас зайдет очередная неврастеничка или молодящаяся престарелая особа, играющая роль девочки.

Но в комнату вплыла тень. Высокая, тонкая и бесшумная. Остановившись в самом темном углу кабинета, она застыла.

Черная узкая юбка почти до пола, короткий черный плащ с широкими рукавами, черные волосы, уложенные волной, и черная вуаль, прикрепленная к ним. Незнакомка излучала магическое притяжение, точно ее существо состояло из миллиарда крупинок недозволенного и прекрасного. Мгновенно ощутив непреодолимую силу влечения к этой женщине, Поляков понял, что проиграл, быть может, первый раз проиграл… Причем сразу.

У Дмитрия Григорьевича пересохло во рту, на лбу выступил пот, и неожиданная боль победно прогремела в каждом позвонке. Он поднялся из-за стола и сделал шаг к незнакомке, но та резко вытянула руку вперед – положение изменилось, кажется, теперь его собираются держать на расстоянии вытянутой руки.

– Прошу вас, садитесь, – сказал Дмитрий Григорьевич, чувствуя, как холодеют пальцы и душа наполняется пульсирующим чувством восторга. Сколько незнакомке лет? Двадцать пять? Тридцать? Сорок?

«Как бы не пришлось продать душу дьяволу, – прячась за сарказм, подумал Дмитрий Григорьевич. – Интересно, чего она попросит? Где бумага, на которой нужно обязательно расписаться кровью? Хорошо еще, если своей…»

– Благодарю вас, но я постою, – тихо ответила женщина. Сняв плащ, она небрежно бросила его на стул.

«По голосу не больше тридцати… Глупо, – отругал себя Поляков, подошел к шкафу и заложил руки за спину. – Голос обманчив».

– Поляков Дмитрий Григорьевич, – представился он, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь черты лица через узорчатую вуаль, но безрезультатно – черная ткань скрывала даже подбородок.

– Я знаю. Вас удивляет мой внешний вид?

– Немного.

– Не обращайте внимания, считайте это причудой.

В голове у Полякова пронеслась мысль, что вуаль скрывает шрамы… Возможно, ожог или последствие аварии… Но он тут же отказался от подобных предположений, сердце настойчиво шептало: «Эта женщина красива, необыкновенно красива».

– Сохранять инкогнито ваше право.

Незнакомка открыла сумочку, достала пухлый конверт и, положив его на журнальный столик, сказала:

– Здесь триста тысяч.

– По какому поводу?

– Вы никогда не будете пытаться узнать, кто я. Пожалуйста, обещайте мне это.

– Даю честное слово, – поправив очки, ответил Поляков. Он не нуждался в деньгах и с легкостью мог отказаться от такой суммы, но сейчас, заинтригованный и взволнованный, хотел лишь одного: как можно дольше находиться рядом с женщиной в черном. – Скажите хотя бы имя, должен же я к вам как-то обращаться.

– Ольга, – ответила она, чуть помедлив.

– Это настоящее имя?

– Да, но меня уже давно называют иначе.

– Ольга, – медленно проговорил Поляков, все же сомневаясь в честности гостьи. – Почему вы пришли именно ко мне?

– Вы один из лучших адвокатов Москвы, у вас безупречная репутация, и вас считают очень порядочным человеком.

– Порядочным, – усмехнулся Дмитрий Григорьевич. – В наше время это понятие стало весьма относительным…

– Вы никогда не нарушаете обещаний и не выдаете чужих секретов.

Улыбнувшись, Дмитрий Григорьевич вернулся к столу – приятно, очень приятно услышать о себе такое мнение, особенно из уст столь необыкновенной женщины.

«Хорошо», – мысленно произнес Поляков.

Взлет его карьеры случился пятнадцать лет назад. Судьба подкинула несколько громких процессов подряд, и Дмитрий Григорьевич, приложив максимум усилий, отстоял интересы своих клиентов, разгромив тем самым и обвинительную сторону, и дышащих в спину конкурентов. Теперь же, намотав объемный клубок славы и зарекомендовав себя умным и успешным адвокатом, он не слишком напрягался в судах, ловко распределял работу между подчиненными и… боролся с тоской.

– Пожалуйста, не сомневайтесь, я смогу оплатить ваше время и ваш труд.

– Ольга, прежде чем мы начнем разговор о вознаграждении, я хотел бы узнать причину вашего появления в моем кабинете. Я весьма избирателен и от многих предложений отказываюсь.

– Нет, сначала пообещайте помочь мне, а потом я расскажу вам все.

Проиграл, проиграл… Поляков почувствовал на себе непреклонный взгляд – Ольга знала, что он согласится, и знала это еще когда выходила из дома, садилась в машину, поднималась по ступенькам, а затем ожидала приема в светлой комнате с мягкими креслами. Конечно, эта женщина осознавала свою магическую силу и умело ею пользовалась.

Дмитрий Григорьевич коротко вздохнул: «Так под чем же придется расписаться кровью?»

– Обещаю, – ответил он, подавляя острое желание подойти к загадочной гостье ближе, вдохнуть аромат духов, прикоснуться к белым, почти прозрачным пальцам… Да что же за наваждение такое!

Ольга наклонила голову набок, и Поляков понял – она улыбается.

– Что вас привело ко мне?

Гостья резко выпрямилась, вуаль дрогнула. Всего лишь мгновенье – и перед ним неприступная, холодная женщина. Попытайся он сделать шаг, и Ольга вновь вытянет вперед руку, тем самым налагая запрет на любое сближение.

– Вы должны мне помочь. Я совершила тяжкое преступление… – Ольга произнесла слова тихо, но в ушах Полякова они раздались барабанной дробью. Дмитрий Григорьевич чуть не оглох, хотя слышать приходилось и не такое. – Я теперь готова на все… – Сцепив руки, Ольга закрыла глаза, вздрогнула, несколько секунд помолчала, а затем, сделав глубокий вдох, стала рассказывать, не называя фамилий, опуская детали…

Она ушла так же тихо, как и появилась, лишь легкий аромат духов: смесь кардамона, ванили и грейпфрута – повис в воздухе, наполняя душу непокоем и… приятным трепетом. Первым порывом было броситься к окну и просто посмотреть ей вслед, но Дмитрий Григорьевич сдержался. Какой же соблазн запомнить номер машины и узнать, кто Ольга на самом деле… Но Поляков обещал уважать секрет, а своих слов преуспевающий адвокат на ветер не бросал.

Поднимая бледно-голубую чашку, Дмитрий Григорьевич уже знал, что увидит – темный силуэт таинственной женщины…

Глава 1

Босоножки можно было смело выбросить на помойку. Лаковые цветочки ободрались, а некогда красивые кожаные тесемки теперь напоминали шнурки пенсионера Сухорукова, проживавшего на третьем этаже и носившего двенадцать месяцев в году одну и ту же обувь – серые с белой отделкой кеды. «Закаляй ноги смолоду, дура», – частенько говаривал он Валентине, противно причмокивая блестящими, как дождевые червяки, губами.

– Козел, – буркнула Валя, вспоминая Сухорукова.

Вопрос о покупке новой обуви встал на повестке дня ребром. Приятно осознавать, что предстоящая трата не сильно ударит по кошельку – полученная премия уже три дня «пылилась» под тяжелой хрустальной пепельницей, давая возможность мечтам отплясывать бойкую чечетку.

– Куплю самые лучшие, – улыбнулась Валя, представляя новенькие кожаные босоножки с аккуратным каблучком. – Черные или бежевые? Бежевые или черные?

Выбирать она не любила, еще будучи школьницей, могла часами стоять около витрины магазина «Канцтовары», бесконечно разглядывая разноцветные ластики, а уж если дело доходило до набора ручек или пенала, то тут хоть караул кричи – пока все не перетрогает, сто раз не вздохнет печально, решения не примет.

Валентина снова посмотрела на поникшие тесемки и, подхватив отжившие свой век босоножки, отправилась на кухню, где торжественно опустила их в мусорное ведро.

– Прощайте и простите, если сможете, – произнесла она с чувством выполненного долга и склонила голову, изображая вселенскую скорбь.

Натянув прямую красную юбку, приобретенную на распродаже еще в прошлом году, и белую футболку с невинной надписью «Там, где сбываются мечты», Валя сунула ноги в прозрачные резиновые шлепки и направилась к соседке. Мимолетная улыбка тронула губы, в глазах запрыгали искорки радости, а из груди вырвался короткий счастливый вздох.

– Кто там? – раздался из-за двери глухой голос Наташи.

– Чего ерунду спрашиваешь, ты же в глазок посмотрела.

– Бдительность никогда не помешает, – пропуская Вальку в квартиру, ответила соседка, – это вам, молодым, все по барабану, а мы – одинокие тридцатилетние женщины, находящиеся в длительном ожидании принца на белом коне…

– Ты сейчас что-то сложное сказала, – перебила Валька.

– Вот я и говорю, молодая ты еще. – Наташа усмехнулась, махнула рукой и через пару секунд весело спросила: – А ты чего разоделась как на демонстрацию?

Наташку любили все. Потому что охотно мыла полы около лифта, на жизнь смотрела с заразительным оптимизмом, пекла отличные пироги с капустой и была неисправимой фантазеркой. Слушая ее, хотелось сказать: «Да, да, конечно, да», закатить глаза к потолку и поверить в мир во всем мире. «Душа ты моя», – называли ее так и семидесятилетняя Егоровна с девятого этажа, и восьмидесятилетняя Мария Степановна с одиннадцатого.

А еще Наталья вела активную борьбу с пенсионером Сухоруковым: запрещала ему бросать окурки в подъезде, гадить в лифте и плеваться направо и налево. Он в ответ два раза поджег ее почтовый ящик и написал на двери квартиры белым мелом «рыжая курва», за что был бит зимним сапогом по костлявой спине. Только за эту борьбу – длительную, ожесточенную и, бесспорно, героическую – Наташе полагались медаль за мужество и всеобщие обожание и уважение. Никто не осмеливался связываться с Сухоруковым, его считали проклятьем дома и карой небесной одновременно.

– Пойдем в магазин, мне босоножки купить нужно, – предложила Валя, принюхиваясь: не испекла ли Наташка чего вкусненького. – Старые износились, я их сегодня выбросила.

– Деньги есть?

– Ага! Я премию получила.

Одобрительно кивнув, Наташа устремилась в ванную – необходимо было припудриться, накраситься и расчесать непослушные рыжие волосы. Принцы на резвых конях имеют дурацкую привычку появляться буквально из-за угла…

Скрип качелей, залитый солнцем асфальт, разноцветные клумбы, подстриженная неровными ступеньками газонная трава и легкий, еле уловимый аромат свежести – чудесный дворик, чудесное настроение, чудесный день, который не сможет испортить даже сморщенный мясистый нос пенсионера Сухорукова.

– Куда, дармоедки, направились? – спросил он, застилая синюю скамеечку газеткой.

Мужичок он был худенький, но вот нос своими размерами и цветом напоминал зрелый, лоснящийся баклажан. Ролью вселенского злодея Сухоруков очень гордился, более того, вечером записывал все совершенные за день гадости в толстую тетрадку с клеенчатой обложкой. Убирая ее под матрас, он минуты три облизывался, точно наконец-то проглотил тщательно пережеванный деликатес. Подобное поведение ехидный пенсионер объяснял просто – негодяев помнят намного дольше, чем добропорядочных граждан, а ему хочется известности, хотя бы в пределах района.

Сухоруков был согласен даже на посмертную славу, поэтому не очень страдал от отсутствия интереса со стороны прессы к своей важной персоне: «Вот помру, матрасик приподнимут – и уж если при жизни не оценили, то потом и школьников на мою могилку водить будут, и в энциклопедию имечко мое скромное вставят».

– Я говорю, куда, дармоедки, направились? – выдал Сухоруков повторно, требуя внимания.

– Никак не могу решить: черные или бежевые… – игнорируя общего врага, задумчиво протянула Валя. – Ты бы какие купила?

– Увидишь, полюбишь, и все сомнения сразу исчезнут, – с легкостью ответила Наташа.

Несмотря на субботний день, в маленьком обувном магазинчике, открывшемся полгода назад неподалеку от супермаркета, покупателей почти не было. Худенькая женщина лет пятидесяти, придирчиво рассматривающая коричневые тапочки, и конопатая девчушка, мечтательно поглаживающая лаковую туфлю с десятисантиметровым каблуком, – вот и все посетители. Валька вдохнула, шумно выдохнула и окинула взглядом светлый зал. Выбирать трудно, но без этого, увы, не получится. Она прошлась вдоль первого ряда полок, затем второго, третьего и вернулась к Наташе. К сожалению, Валька могла себе позволить только одну пару босоножек.

– Есть розовые, бирюзовые, желтые… Или белые купить? Вот эти вроде ничего…

Наталья поморщилась, что было красноречивее любых слов. Валька хмыкнула, поджала губы и отправилась дальше изучать ассортимент. Через пятнадцать минут определились фавориты, но теперь предстояло понять, что важнее: красота или практичность. Наташка выступала за красоту и решительно указывала на розовые плетенки с бусинками, Валька подумывала о практичности и все чаще протягивала руку к классическим черным босоножкам…

– Обувь нужно мерить, она к ноге прилипнуть должна, – назидательно сказала подруга и спросила: – Какой у тебя размер?

– Тридцать седьмой. Хотя тридцать шестой тоже может подойти. – Валька неторопливо зашагала к продавцу, но на полпути услышала, как запиликал мобильный телефон. Номер не определился. – Да, – быстро сказала она в трубку, полагая, что кто-то ошибся и уже через пару секунд можно будет приступить к примерке.

– Валентина? – раздался мужской голос.

– Да.

– Добрый день.

– Добрый… – притормозив, Валька напряглась. Голос был незнаком, официален, но… все же приятен.

– Кажется, вы сейчас покупаете обувь.

– М-м-м… – Слова закончились, захотелось обернуться и проверить, не стоит ли за спиной какой-нибудь мужчина с телефоном в руке? Помедлив, Валька молниеносно огляделась, но увидела лишь Наташу, изучающую белую сумку с объемными накладными карманами. – Вы…

– Я на улице, – подсказал мужчина. – Ожидаю вас.

– Зачем? М-м… Кто вы?

– Я должен выполнить поручение: передать вам конверт.

– Но я не жду никаких конвертов, – выпалила Валька, добавила «извините», прервала разговор и небрежно убрала мобильник в задний карман юбки. Автоматически сделав несколько шагов к витринному окну, наполовину заставленному яркими обувными коробками, она попыталась отыскать звонившего на улице, но не увидела мужчины. Что-то не складывалось, и собственная торопливая реакция оставила неприятный осадок в душе.

Конечно, хорошо бы рассказать о звонке Наташе, но та тут же ринется ее «спасать», а… Валька нахмурилась, в голове царила неразбериха, не желавшая успокаиваться. Как-то странно. Ее вроде не надо спасать. И конверт… Человек хотел передать конверт.

«Какой конверт и что в нем?»

Мобильник запиликал вновь.

– Слушаю, – ответила Валька, уже зная, чей голос сейчас услышит.

– Валентина, вам просто нужно выйти из магазина и взять у меня конверт, – спокойно произнес все тот же незнакомец.

– Откуда вы знаете номер моего телефона? И кто вы? – отчего-то говоря тише, Валька направилась к двери магазина. – Вы курьер?

– Пусть будет так.

– Вы не ответили на мои вопросы.

– На один ответил, – уточнил мужчина с еле уловимой иронией.

«Нужно посмотреть, что это за тип, – решила Валька. – И вообще, письмо у него лучше взять, вдруг там что-то важное…»

– Хорошо, сейчас выйду, – ответила она.

– У меня будет просьба.

– Какая? – удивленно спросила Валька, хотя, казалось, лимит удивления уже исчерпан.

– Вы ведь в магазине с подругой?

– Да.

– Давайте не будем мешать ей выбирать обувь, приходите ко мне одна.

«Это уже наглость!» – попыталась разозлиться Валька и собралась из вредности окликнуть Наташу, но не стала этого делать. Не трусиха же она, в конце концов. Подумаешь, взять конверт, и все… Минутное дело.

– Вы за мной следили? – запоздало сообразила Валька.

– Немного.

– Все это очень странно.

– В жизни случается всякое.

Валя улыбнулась, сама не зная чему, и отправилась на улицу. Голос точно тянул ее из магазина прочь, и сопротивляться желанию увидеть незнакомца уже не хотелось. Минутное дело.

«От кого же письмо?..» Любопытство вспыхнуло и заволновалось в груди.

– Ты куда? – спросила Наташа.

– Я быстренько, – обернувшись, туманно ответила Валька и дернула ручку двери на себя.

…Он стоял около серебристой иномарки. Молодой, высокий, черноволосый. Нос прямой, глаза темные. Карие? Солнце выглянуло из-за ватного облака, и ничего уже разглядеть не получилось. Валька прищурилась и приняла твердое решение купить со следующей премии солнцезащитные очки. «Черные или коричневые, коричневые или черные?» Сейчас бы она хорошо смотрелась в этих очках, которые сделали бы ее уверенной красавицей. «Ну-у, не совсем красавицей…» Сдержав улыбку, настраиваясь на деловой тон, Валька направилась к мужчине.

Конечно, возле магазина были припаркованы и другие машины, но они находились в отдалении, не то что этот «серебристый бегемот», перегородивший дорожку. И больше никто не смотрел на нее, обыкновенную Вальку, так, как этот незнакомец. Он ждал ее. Спокойно, без тени эмоций.

– Еще раз добрый день, – произнес он и протянул узкий белоснежный конверт. – Прочитайте сейчас, возможно, вам захочется ответить.

– Кому? – нарочно спросила Валька и натолкнулась на пуленепробиваемую стену молчания.

Неторопливо открыв конверт, она достала очень красивую глянцевую карточку, украшенную по углам чуть изогнутыми золотыми линиями и замысловатыми ромбиками. Линии мгновенно заискрились на солнце, точно обрадовались летнему дню и возможности продемонстрировать собственную красоту.

Почерк уверенный, размашистый и… кажется, мужской.

«Дорогая Валентина,

я хочу пригласить тебя в гости. Понимаю, что мое приглашение является неожиданностью и вызывает некоторые опасения, но тебе совершенно нечего бояться. При встрече я дам все необходимые объяснения.

Сергей (он доставил письмо), в случае твоего согласия, привезет тебя в мой дом. Вернуться обратно ты сможешь в любой момент, как только пожелаешь.

К. Ю. Я.»

– Вас зовут Сергей? – уточнила Валька, растягивая время, пытаясь немного очухаться. Не каждый день к ней приезжают на «серебристых бегемотах» странные мужчины (в костюмах, белых рубашках, галстуках) и протягивают вот такие приглашения.

– Да, – ответил он, сохраняя официальность, но Валька заметила, как дрогнули уголки его губ. Бесспорно, она задала глупый вопрос, ну и что? – Ответить нужно сейчас, – добавил Сергей и уточнил: – Ваша подруга поехать с нами не может. Исключено.

«Наташка… Нужно хотя бы предупредить ее, чтобы не волновалась… Но разве возможно не волноваться в такой ситуации? Если она узнает, то никуда не отпустит… А разве я куда-нибудь еду?.. Не пустит, и правильно сделает! Только ненормальная может поехать неизвестно куда, неизвестно с кем! – Мысли Вальки закружились, точно осенняя листва по мостовой. – Кто такой К. Ю. Я.? И что ему нужно? Что он хочет объяснить и о чем ему важно поговорить со мной?»

Валька быстро перечитала приглашение, но легче от этого не стало. Бред и фантастика.

– Я не могу поехать, мне надо подумать, – придавая голосу твердость, быстро произнесла она.

Сергей распахнул дверцу машины и ровно ответил:

– Или сейчас, или никогда.

– Но кто такой К. Ю. Я.?

– Валентина, об этом вы узнаете немного позже. Поверьте, поездка в ваших интересах. – Сергей многозначительно приподнял брови и замолчал.

Валька задержала на нем взгляд, цепкий, испытующий, но такой прием результата не дал, ничего не получилось угадать по выражению лица этого человека. Перед ней стоял приятный, со вкусом одетый мужчина, а не бандит с большой дороги, сжимающий в руках пистолет или окровавленный нож.

«Что же, что же вам нужно от меня? – задалась Валька отчаянным вопросом, совершенно не представляя, как поступить. – У меня нечего взять, и я не какая-нибудь красавица…»

Валька посмотрела на окна обувного магазина, еще раз подумала о Наташке и поморщилась: никуда она не поедет, что она, ненормальная, что ли…

А вдруг предстоит узнать нечто важное?

Тайну.

Да пропади она пропадом!

«Поверьте, поездка в ваших интересах…» – зажужжали в ушах слова Сергея.

– Пожалуйста, объясните, зачем мне куда-то ехать? – с нажимом произнесла Валька. – Может, вы бандиты какие-нибудь…

– Честное слово, не бандиты. Так «да» или «нет»? На принятие решения я даю вам одну минуту.

– Замечательно, – фыркнула Валька и опустила голову, чтобы прочитать приглашение в третий раз. Еще час назад она, радостная и беззаботная, бодро отправлялась за новыми босоножками, а теперь… Это не могло произойти с ней – невозможно, невероятно, дурацкая ошибка!

Валька не заметила приближения Сергея (тот подошел совсем близко), но зато почувствовала, как он осторожно взял ее за локоть, легко и непринужденно подтолкнул к распахнутой дверце машины, затем притеснил к салону и тем самым заставил плюхнуться в кресло. Непроизвольно втянув ноги, еще до конца не осознавая, что произошло, Валька собралась возмутиться, но дверца хлопнула, ставя последнюю точку, а через несколько секунд, когда Сергей сел рядом, щелкнули замки, отрезая путь к свободе.

– Вы… – Она наконец-то хорошенько испугалась и потеряла дар речи.

– Небольшая прогулка, не более того, – успокоил «похититель». – Давай будем считать, что я просто помог тебе сделать выбор.

Отметив, что Сергей распрощался с официальным тоном и перешел на «ты», Валька погрузилась в глубокий шок. Противные иголочки волной пробежали по спине и рукам, во рту пересохло, и только одна мысль пульсировала буквально во всем теле: «Зачем я им, зачем?»

* * *

Наташа уже сердилась на Вальку – притащила в магазин, а сама ушла куда-то. Босоножки за это время можно было купить раз десять, если не больше. Наташа улыбнулась, представляя, как они идут с коробкой в пакете мимо аптеки, супермаркета, автобусной остановки и какая Валька счастливая…

«Дома наверняка сразу же наденет обновку и до вечера не снимет. Вот где ее носит?!»

Насмотревшись на обувь и сумки, потеряв остатки терпения, Наташа вышла из магазина и сразу увидела серебристую иномарку. Большую, красивую, нагло припаркованную возле пешеходной дорожки. И странно… В машине сидела Валька! А еще в эту иномарку быстро садился какой-то парень. Наташа не успела разглядеть лица, лишь плечи, темные волосы, белый воротник рубашки…

Хлопнула дверца, и иномарка сорвалась с места.

– Куда?.. – вылетел вопрос, оставшийся без ответа.

* * *

Шок – весьма удобная и полезная штука: ничего не болит, не беспокоит, не мешает. Но, к сожалению, время этого состояния рано или поздно подходит к концу, и тогда возвращаются зрение, слух и запоздалая паника.

Валька уловила звуки тихой, плавной музыки и сфокусировала тревожный взгляд на узком зеркале, к которому был подвешен маленький плюшевый медвежонок, качающийся то влево, то вправо.

– Как дела? – иронично спросил Сергей.

На миг Валька задержала дыхание… Кресла, обтянутые бархатной бежевой тканью, дверца и передняя панель приятного коричневого цвета, мягкий коврик, кнопочки… Просторно, красиво, светло. В такой машине ездить ей еще не приходилось, и поверить в то, что обладатель подобной роскоши может похитить какую-то там девчонку… Нет. Невозможно!

«И он еще спрашивает, как у меня дела…» Пальцы крепче сжали гладкий конверт.

Нахмурившись, Валька медленно повернула голову в сторону Сергея. Ей захотелось хорошенько разглядеть его, попытаться угадать, о чем тот думает и что собирается делать дальше. Кто он? И часто ли развозит по Москве приглашения от неведомого К. Ю. Я.? Существует ли К. Ю. Я. или это замысловатая ловушка? «Зачем я им понадобилась…»

Почувствовав на себе пристальный взгляд, Сергей улыбнулся. Валька мгновенно отвернулась к окну и поджала губы.

– Испугалась? – спросил он, отвлекаясь от дороги. – Я такой страшный?

– Нет.

Он расхохотался громко и искренне, и не было в этом смехе ничего подозрительного, угрожающего или зловещего. Так смеются довольные люди, вовсе не замышляющие пару-тройку гнусных преступлений.

Любопытство победило, и Валя с интересом стала рассматривать Сергея – взгляд запрыгал вверх, вниз, вверх, вниз… Почти черные волосы, и, кажется, они мягкие. Гладко выбрит, руки ухоженные. Да, глаза карие и нос прямой, без всяких горбинок и «трамплинов». Не курносый. Нет, этот человек не бандит с большой дороги. Но, с другой стороны, Валька прекрасно помнила, как Сергей подтолкнул ее к дверце машины, а она, между прочим, вовсе и не намеревалась никуда ехать.

– Ну что, Баталова Валентина Николаевна, будем дружить? А то двадцать километров уже вместе проехали и все как не родные. Да не собираюсь я тебя убивать, – Сергей широко улыбнулся. – Мы едем в гости, вот и все.

– Но кто вы и откуда знаете мое имя? Вернее, как вы меня нашли? – с нажимом спросила Валька. – Зачем я вам? Что все это значит?

– Так случилось, – улыбнулся Сергей, – что я за тобой некоторое время приглядывал.

– Остановите машину, я хочу домой.

– К сожалению, не могу выполнить твою просьбу, посмотри в окно – леса, поля, никакой цивилизации.

Только сейчас Валька осознала, что Москва осталась далеко позади, кругом действительно простирались луга и поля, кое-где пересекаемые лишь зелеными рядами деревьев.

– Ничего, не пропаду, – ответила она, читая надпись на приближающемся указателе.

– Я понимаю, тебе страшно, но, поверь, бояться нечего. Прости, что около магазина несколько поторопил тебя… Ты сама потом все поймешь.

Эти слова никак не могли служить успокоительной микстурой, противное отчаяние подползло совсем близко и стало жадно обматывать руки и ноги гадкой липкой паутиной. Валька сжала губы и попробовала сделать очередной выбор: ныть и канючить или принять неизбежное с гордо поднятой головой (и какой-нибудь подходящей революционной песней)? Она попыталась мысленно перечеркнуть хотя бы часть вопросов, забыть их, но ничего не получилось. Куда Сергей ее везет, почему так хорошо разговаривает, что значит «я за тобой некоторое время приглядывал», увидит ли она когда-нибудь Наташку и мерзкого Сухорукова и за что же такое наказание свалилось на нее прекрасным летним днем?

– Отпустите меня, пожалуйста, – заныла Валька и шмыгнула носом, – я же просто босоножки хотела купить… Черные или бежевые… Такой день был хороший, а вы все испортили… Поворачивайте обратно, никуда я не поеду, домой хочу, к Наташке!

– Та девушка, с которой ты пришла в магазин, твоя близкая подруга? – перебил жалостную речь Сергей. Вынув из кармана аккуратно сложенный носовой платок, он протянул его несчастной Вальке. – Слезы вытри. И чего вы, девчонки, такие плакучие? Ну, похитили немножко, ну, везут неизвестно куда и, да, совершенно непонятно, что ждет впереди, но реветь-то зачем?

Назло хорошенько высморкавшись в тонкий платок, Валька улыбнулась. Дурацкая мысль пронеслась в голове: если уж и предстоит умереть, то последние часы она проведет в обществе симпатичного, приятного Сергея, хоть в чем-то повезло.

– Ничего я про Наташку не скажу, а то вы и ее украдете.

– Хватит «выкать», я вроде не старый – тридцать лет всего. И не нужна мне твоя подружка, зря беспокоишься.

– А зачем тогда спросил?

Переход на «ты» почему-то оказался для Вальки легким. Наверное, помогли тревога за подругу и вспыхнувшая злость.

– Надеюсь, твоя Наталья не отправится сейчас в полицию, все же ты уехала не попрощавшись. Попозже можно будет позвонить ей.

– Почему попозже? Когда?

Валька только в этот момент вспомнила о существовании мобильного телефона. Это ж насколько у нее сейчас голова набекрень? Наташка! Она осталась в магазине и до сих пор не позвонила, не обрушила сто тысяч: «Ты где? Куда пропала?!», а должна уже рвать и метать. Давным-давно должна! Рвать и метать!

Валька быстро взяла телефон, нажала кнопку, но темный унылый экран сообщил о том, что мобильник разряжен и в ближайшее время порадовать свою хозяйку звонким пиликаньем не сможет.

«Так вот почему от Наташки нет звонков…»

Сергей усмехнулся и весело сказал:

– В жизни разное случается, через пару часов сама решишь, что для тебя лучше: вернуться в двухкомнатную квартиру на краю Москвы или погостить в большом красивом доме.

Глава 2

– Юрий Яковлевич, все сделал, как вы сказали.

– Спасибо, Сережа. Надеюсь, ты не очень напугал ее? Знаю я твою любовь к спецэффектам…

– Черный юмор в разговоре не использовал, был корректен, тактичен и терпелив, – с улыбкой отчитался Сергей, вспоминая, как Валька осторожно его разглядывала.

Поднявшись из-за стола, Юрий Яковлевич Казаков подошел к окну. Раздвинув шторы, скрывавшие кабинет от ярких солнечных лучей, зажмурился и облегченно вздохнул, она здесь, рядом, Баталова Валентина Николаевна.

С возрастом сложнее подавлять приступы волнения, сложнее успокаивать уже побаливающее временами сердце и мечтать, борясь по ночам с невыносимой бессонницей.

Казакову не так давно исполнилось пятьдесят восемь лет. Задув свечи на огромном двухэтажном торте под шумные аплодисменты родственников и друзей, он вспомнил кривенький шоколадный кекс, который в далеком детстве пекла по воскресеньям мать. Юрий Яковлевич многое бы отдал за кусочек рассыпчатой, горьковатой, пахнущей лимоном выпечки, но, увы, на его тарелку водрузили высокий треугольник бисквита, перемазанный взбитыми сливками. С восковой вишенкой. Хотя… можно поблагодарить друзей за то, что они не заказали торт в виде голубого зайца, ярко-красной машины или острова с пальмой. Такие шедевры кондитерского искусства вызывали у Казакова приступы тошноты и острой подозрительности: вдруг этот синий, красный или желтый «пластилин» на веки вечные застрянет где-нибудь в желудке? Переваривает ли подобные изыски организм? Его желудок, уже далеко не молодой, точно не переварит.

– Она охотно поехала?

– Не очень, – ответил Сергей, глядя на слегка сутулую спину Казакова. – Не волнуйтесь, я дал понять, что никто ее здесь не обидит. Валентина сейчас в комнате для гостей на первом этаже. Сидит и ворчит на весь белый свет.

– Как вы доехали?

– Без проблем. В магазине осталась подруга Вали – Наталья, полагаю, девушку нужно успокоить.

– Спасибо еще раз, ты меня всегда выручаешь, – ответил Юрий Яковлевич, возвращаясь к столу. Волнение отхлынуло, на душе стало легко, спокойно, и в голове закрутилась несколько позабытая мелодия из старого черно-белого фильма.

– Не за что, – сказал Сергей, поднимаясь с кресла. Уже лет шесть он был правой рукой Казакова, его незаменимым помощником: выполнял поручения, участвовал в переговорах, мотался в командировки. Такая работа не только нравилась, но и являлась освежающим глотком колодезной воды в суматошной, местами однообразной жизни. – Валентина – забавная девчонка, надеюсь, она согласится у вас погостить.

– Буду рад, буду рад, – с улыбкой произнес Юрий Яковлевич.

Оставшись в одиночестве, он расстегнул пуговицы тугой жилетки, достал из кармана носовой платок и промокнул выступивший на лице пот. Седая прядь упала на лоб, пальцы забарабанили по столу, глаза остановились на фотографии, где еще стройный Казаков стоял рядом с рослым мужчиной, облокотившимся на охотничье ружье.

– Давно это было… – пробормотал Юрий Яковлевич, дотрагиваясь до шершавой рамки. Он выдвинул ящик стола, достал серебряный портсигар с витиеватым рисунком и надписью: «Лучшему другу. Николай», немного помедлил, а потом посмотрел на пепельницу. Затянулся, закрыл глаза, и сознание тут же нарисовало худенькую фигурку Валентины. – Надо идти, – произнес он, настраиваясь на разговор.

Спускаясь по лестнице на первый этаж своего загородного дома, Юрий Яковлевич улыбался. Необъяснимая радость растеклась по телу, заставляя перешагивать через ступеньку. Вот так иногда, без предупреждения, к людям возвращается молодость. Она щекочет нос, ускоряет движения, перечеркивает болезни, бодрит. И от этих свежих ощущений невозможно отказаться – ни за что и никогда! Мелодия из черно-белого фильма стала четче и ярче, зазвучала громче и в конце концов взвилась к потолку, провозглашая победу над упрямым временем.

Открыв дверь, Казаков сразу увидел Вальку и прищурился, стараясь разглядеть ее получше: гостья сидела на небольшом кожаном диванчике и задумчиво теребила край футболки.

– Добрый день, – произнес Юрий Яковлевич, заходя в комнату. Наткнувшись на напряженный вопросительный взгляд, он застегнул верхнюю пуговицу жилетки, одернул пиджак, вытянулся по-военному и торжественно представился: – Казаков Юрий Яковлевич. Это от меня ты получила приглашение, и по моей просьбе Сергей привез тебя сюда. Не сердись на него, виновник твоих злоключений я и только я. – Он поднял руки, сдаваясь.

Валька уже ничему не удивлялась, настроение несколько изменилось минут пятнадцать назад. Ноги в прозрачных шлепках ступили на мягкий ворсистый ковер в гостиной, Сергей шепнул в ухо: «Золушка, добро пожаловать на бал», в глазах замелькали зеркала, лаковая лестница, мебель цвета спелой черешни, огромная люстра с тонкими длинными стекляшками и круглый стол, покрытый белоснежной скатертью, спускающейся до пола, – все закружилось, унося прочь большую часть тревог и подозрений. Здесь было так хорошо и красиво, что Валька наконец-то поверила словам Сергея: уж точно никто не собирается сокращать численность населения на планете Земля на одну тощую единицу. На Вальку. Такую дорогущую мебель пачкать кровью, по меньшей мере, глупо.

Оказавшись в небольшой уютной комнате с кремовыми шторами и кроватью, застеленной золотистым покрывалом, усевшись на диванчик, она стала ждать, когда же ей объяснят, что происходит, когда отпустят домой. И Наташке нужно позвонить, но вряд ли в этом доме найдется зарядка для мобильного телефона, купленного три года назад, – устаревшая модель! Впрочем, это ерунда, позвонить можно и с домашнего.

– А зачем я вам понадобилась? – спросила Валька, не сводя глаз с невысокого седовласого мужчины. – Мне кажется, я вас раньше где-то видела… Не уверена…

– Да, действительно, мы с тобой встречались несколько раз, – улыбнулся Юрий Яковлевич, – но очень давно, ты была маленькой девочкой с тоненькими светлыми косичками, и, кажется, у тебя не хватало двух передних зубов, однако это не мешало тебе оставаться очаровательным ребенком. Дело в том, что я друг твоего отца, Валентина.

Это был кульминационный момент, и Валька чуть не ахнула от счастья. Так вот в чем дело! Больше не надо бояться и мучиться вопросами, она попала в дом не к хитрому и опасному злодею, наоборот, перед ней человек, знавший ее отца, почти родственник! Вот это да…

– А я так перепугалась, – она засмеялась звонким заливистым смехом, – думала, меня убить хотят! Представляете?! Приглашение, машина – все так неожиданно…

– Прости, конечно, это моя вина, но я, во-первых, хотел, чтобы наша встреча получилась особенной, а во-вторых… Я сейчас все объясню.

– Ну что вы, даже забавно получилось. – Валька подскочила с дивана и процитировала слова Сергея: – «Или сейчас, или никогда!» Наташка узнает и в таком шоке будет… А я-то боялась, что вляпалась в какую-нибудь историю!

Она представила выражение лица подруги, широко улыбнулась и посмотрела на Казакова даже с благодарностью. Вот такие виражи иногда случаются в жизни. Идешь в магазин, ни о чем таком не думаешь, мысленно выбираешь цвет босоножек, а потом – бац! – и ты в стране чудес. Загадочный принц называет тебя Золушкой, а затем появляется добрый волшебник и… Валька заложила руки за спину и сморщила нос. Кажется, она только что имела неосторожность назвать Сергея загадочным принцем. Хм… Ну, это она просто так, погорячилась от переизбытка эмоций и навалившегося вдохновения. Сергей приятный, шутил по дороге… Подумаешь.

– Валентина, не все так просто… – осторожно произнес Казаков и несколько замялся. Он усадил Валю и сел рядом. – Я должен тебе кое-что рассказать, и уж ты сама решишь, как поступить. Наверное, можно сказать, что ты «вляпалась в историю», но немножко… Совсем чуть-чуть. – Казаков потер щеку, пытаясь подобрать нужные слова. – Мне пришлось буквально выдернуть тебя из привычной жизни, потому что, возможно, в ближайшее время тебе понадобится некоторая защита. Момент неожиданности весьма важен. Да, да и еще раз да! Валентина, тебе девятнадцать лет…

– Девятнадцать с половиной, – на всякий случай уточнила Валька.

– И это прекрасный возраст – жизнь кажется простой и легкой, не хочется забивать голову проблемами и думать о плохом, но невзгоды приходят независимо от этого… – Юрий Яковлевич вздохнул и улыбнулся, заметив на лице Вали недоумение. – Кажется, я дребезжу, точно многомудрый старикан. Наверное, получилось слишком много слов, но…

– Что-то случилось? – спросила Валька, не желая в эту минуту никаких проблем и сложностей. Она только что от них благополучно избавилась, и новые ей вовсе не были нужны.

Казаков встал и заходил по комнате, испытывая острое желание вернуться в кабинет и докурить сигарету. Он еще раз одернул пиджак и пригладил седые волосы. Необходимо сосредоточиться, не стоит сильно пугать Валентину.

– Меня долго не было в Москве, думал, уж не вернусь, но работа потребовала иного. Я почему-то боялся навестить тебя, предложить помощь… Наверное, стыд мешал – бросил дочь друга без поддержки, этакая скотина. Корю себя, каждый день корю.

– Ну что вы…

– Ничего не говори, станешь старше и все поймешь. Я должен был позаботиться и о тебе, и о твоей матери. – Юрий Яковлевич остановился, вздохнул и вновь заходил по комнате. – Дела в Москве, конечно же, захлестнули. Работа, работа, работа. За суетой мы часто забываем, что главное, а что может и подождать! Но я думал над тем, как исправить ситуацию, стал помогать тебе трусливо, из-за угла… Мелочи всякие… Собственно, не хочу об этом рассказывать.

И тут Валька все поняла: так вот кого она должна благодарить за бесплатную путевку в дом отдыха в июне, за кольцо с бриллиантиком, подаренное ей ювелирным магазином во время странной рекламной акции. Прежде не дарили, да и не ходок она по ювелирным магазинам, что она там забыла? Валька так же неожиданно получила должность менеджера с хорошей зарплатой и премиями, а раньше «сидела на телефоне» и денег ни на что не хватало… Наверное, и это устроил Казаков? Неужели такое в его силах?

Да, за последние несколько месяцев в жизни произошло удивительное движение. Именно движение! Лучшего слова и не подберешь! Будто кто-то вмешался и направляет, направляет, направляет… И все только хорошее. О чем же она раньше думала?

– А лотерейный билет на десять тысяч рублей – тоже вы? – растерянно спросила Валька, вспоминая, как махала им перед Наташкиным носом. Ура! Куча денег! Можно отправиться в кафе и отметить огромный выигрыш. О, сколько было съедено пирожных! И шоколадных, и ванильных, и лимонных, и с клубникой, и с малиной! Они ели вкусности, пили чай и кофе так, точно пять минут назад вернулись из пустыни, где прожили целый год. Уже ничего не влезало, а подруги, наплевав на экономию и явное переедание, заказывали еще и смеялись. Лотерейный билет… Он прилагался к толстому глянцевому журналу, брошенному в почтовый ящик вместе с рекламными листовками. «Для наших читателей мы приготовили подарки, поучаствуйте в беспроигрышной лотерее…» Вальке пришлось ехать на Кантемировскую в маленькую контору (все столы бумагами завалены), вызывать ответственного за лотерею Андрея Мальцева… Да, кажется, такая у него была фамилия. Наташка говорила, «не факт, что денег дадут, мало ли чего к журналам приклеивают», но дали! И бумажку выписали на всякий случай!

Казаков вжал голову в плечи и покраснел.

– Вот я балда! – хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнула Валька.

– Ты не обиделась?

– Нет, но… – Она не знала, что сказать.

– Я полагал, мы постепенно наладим отношения, подружимся…

– Уже подружились, – кивнула Валька, сдерживая улыбку, тоже испытывая некоторое смущение. – Очень даже постепенно получилось. Спасибо вам большое! Но вы сказали, я вляпалась в историю… В какую?

Казаков перестал расхаживать, остановился, повернулся к Вале и заложил руки за спину:

– Очень скоро моя помощь тебе совершенно не понадобится. – Он улыбнулся и нарочно выдержал паузу, чтобы преподнести новость с большим значением. В уголках глаз собрались морщины, но они сделали лицо мягче. Взгляд стал почти отеческим. – Так случилось, Валентина, что ты неожиданно стала наследницей приличного состояния. Наследство, конечно, еще нужно получить, это всегда волокита, но я, безусловно, помогу. Что? Не ожидала? – Он засмеялся, довольный произведенным эффектом. – Я рад, очень рад, что сообщил тебе об этом первый. Позволь поздравить, хотя рано… Не будем торопиться.

Валька смотрела на Казакова с недоверием: наверное, он ошибся, перепутал. Слишком много событий для одного дня, так и инфаркт схлопотать можно! Откуда взяться наследству? Она сирота: сначала умер отец, а затем мать. Родственников нет, никто не мог о ней вспомнить, составляя завещание. И вообще, завещания сейчас никто не пишет (или пишут?). Валька сморщила нос, признавая пробел в данной теме.

– Но у меня нет родственников, во всяком случае, я о них ничего не знаю.

– Еще совсем недавно у тебя была двоюродная бабушка Маргарита Григорьевна. Много лет назад она вышла замуж за француза Жан-Клода Леру и уехала жить во Францию. Эта женщина всегда недолюбливала Россию и, кажется, никогда не общалась с твоим отцом. Детей у Маргариты Григорьевны не было, и она написала завещание, в котором назвала единственной наследницей тебя. Вернее, она пожелала передать свое движимое и недвижимое имущество сыну сестры, если он жив, а если нет, то его детям. Ну надо же кому-то оставить свои богатства, – улыбнулся Юрий Яковлевич. – Лично я рад, что в данном невероятном случае это оказалась ты.

– Такая история не могла произойти со мной, – твердо произнесла Валька, возражая скорее себе, чем Казакову. – Э-э… я просто хотела купить босоножки…

– Я бы не узнал об этом, но тебя разыскивает детектив Жирар Бени, который был другом твоей двоюродной бабушки. Собственно, он тебя почти нашел – весьма настойчивый товарищ, и, именно потому я тебя украл. – На лице Казакова появилась довольная мальчишеская улыбка. – Он вышел на след твоего отца, этот след привел ко мне, а я по некоторым причинам решил немного попридержать ход событий.

Воображение Вальки разыгралось не на шутку, она заерзала на диванчике, представляя всевозможные картины. Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, комиссар Мегрэ, Ниро Вульф и даже мисс Марпл – все бросились на поиски Вальки Баталовой, позабросив громкие преступления века и прочую ерунду. Они изучали документы, устраивали слежки, опрашивали всех, кого только можно, и медленно, но верно приближались к Москве…

Валька вернулась с небес на землю и посмотрела на Казакова.

– Но почему вы решили «попридержать ход событий»?

– Вот мы и подошли к самому неприятному моменту этой истории, – развел руками Юрий Яковлевич. Он достал из кармана пиджака несколько фотографий и разложил их веером на стеклянном журнальном столике. – Посмотри внимательно.

Взяв в руки плотные карточки, Валя принялась изучать их: вот она покупает журнал, вот заходит в подъезд, а на этой – лопает булку, сидя на скамейке в парке (голодная же она тогда была!), а вот она с Наташкой около аптеки, собирается купить капли для носа. Да, последний раз она ходила в аптеку именно за каплями.

– Это я, – объявила Валька, словно данный факт кто-нибудь мог оспорить, и испытала смешанное чувство. Так вот как Сергей за ней приглядывал… Надо было булку есть не столь жадно и не капли брать в аптеке, борясь с банальными соплями, а, например, крем для лица. «Хорошо хоть, не грелку и клизму покупала», – подумала она, найдя в этом утешение.

– Не спорю, – усмехнулся Казаков. – Тебе ничего не кажется странным?

– Нет, – мотнула головой Валька. Ничего предосудительного или удивительного она не делала: слонялась по улицам в свободное от работы время, в день зарплаты покупала кофточку, футболку, косметику или недорогую безделушку, иногда ходила с Наташкой в кино, любила быструю еду в закусочных, смотрела до ночи телевизор – обычная жизнь обычной девчонки. – Я только не знала, что меня фотографируют.

– Это делал Сергей по моей просьбе. Изредка я наблюдал за тобой и несколько месяцев назад обратил внимание на мужчину, который стал частенько появляться на снимках. Вот он, посмотри.

Валя быстро пролистала фотографии. Действительно, почти на каждом снимке присутствовал низкорослый мужчина в кепке, одетый в темное. Он везде стоял в сторонке, не привлекая особого внимания.

– Но я его не знаю…

– Не торопись, подумай, вдруг ты его где-нибудь видела.

– Нет, я бы запомнила. А зачем он за мной следит?

Казаков развел руками и иронично произнес:

– Большие деньги часто тянут за собой большие проблемы, и с этим ничего не поделаешь. На мой взгляд, дело именно в наследстве. Я навел справки, и оказалось, что твоя двоюродная бабушка умерла как-то странно. Она, конечно, была уже пожилой особой, но ничем не болела. Была полна сил и собиралась открыть шляпный салон. Маргарита Григорьевна даже приобрела на аукционе несколько шляп английской королевы и очень ими гордилась. А потом – раз, и умерла. Подозревали отравление, но вроде отчеты и бумаги пропали… Темная история. Понимаешь, любое завещание можно оспорить, и если у тебя есть еще родственник или родственница, то они…

– У меня никого нет, точно! – воскликнула Валька. – Я бы знала.

– Не торопись, ты же не подозревала о существовании двоюродной бабушки, правда? А если еще есть коварный двоюродный дедушка? – пошутил Юрий Яковлевич, желая разрядить обстановку.

Это был весомый аргумент. Валька пожала плечами и покосилась на фотографии.

– И что теперь делать?

– Оставайся у меня в гостях. На несколько дней. Я все выясню, утрясу проблемы, если они возникнут, а потом жизнь вернется на круги своя. Ты встретишься с детективом Жираром Бени и станешь весьма состоятельной девушкой. Только должен предупредить, – Юрий Яковлевич лукаво прищурился, – вокруг тебя могут начать виться охотники за богатыми невестами. Как в старые добрые времена, моя дорогая, как в старые добрые времена!

* * *

«Какие еще охотники за богатыми невестами! – Валька усмехнулась и поудобнее устроилась на кровати с телефоном в руке. – Мне никто не нужен».

Казаков разрешил позвонить Наташе, проконсультировал, что можно говорить, а чего лучше не стоит, и теперь предстояло успокоить подругу. Как жаль, что нельзя рассказать все и сразу (и про Шерлока Холмса, и про Эркюля Пуаро), а нужно темнить и прятаться.

Валька приняла решение немного погостить у Казакова и теперь привыкала к новой обстановке и к «условиям игры». Надо же, у нее была двоюродная бабушка, которая планировала открыть шляпный салон! Наверное, она собиралась торговать старомодными шляпками с вуалью и перьями, шляпами-тарелками и шляпами-блюдцами.

Валька со вздохом подумала об отце. Он мог слушать ее болтовню часами и сам любил рассказывать забавные истории, смеялся очень громко, закидывая голову назад, читал книжки вслух, шурша пожелтевшими страницами, и всегда щелкал Вальку по носу, когда она дулась, не получая желаемого подарка. «Папа, папочка…» А с мамой у нее отношения не складывались, не получалось как-то… Ох и сложная штука жизнь.

Валька набрала номер Наташи и затаила дыхание, представляя, какая чудовищная буря сейчас на нее обрушится. Сходили, называется, за босоножками.

– Это я, – робко начала Валька, услышав Наташкино «алло».

– Кто – я?

Наверное, от страха, чувства вины и, как ни странно, сдерживаемого смеха ее голос изменился до неузнаваемости.

– Валька.

– Валька? Валька! – воскликнула Наташка, и ожидаемая буря обрушилась: – Где тебя носит? Ты куда уехала?! Я чуть с ума не сошла! Уже в полицию собралась бежать! Ты жива? Здорова? Господи, спасибо, она жива и здорова! Немедленно говори, где ты?

Вальке так приятно было это волнение, что она не сразу ответила, а просто сидела и с удовольствием слушала родной Наташкин голос. Пусть еще немного поругает и даже пообещает «открутить башку», как часто грозит Сухорукову.

– Ты, пожалуйста, не волнуйся. Меня в гости пригласили, ну я и поехала. Так… знакомые… Вернее, дальние родственники, – покусывая губы, принялась выдавать полуправду-полукривду Валька.

– Какие еще родственники? О чем речь? Ты влюбилась? Немедленно говори правду! Ты точно знаешь, что ему можно верить? Я видела, тебя увез какой-то парень… Откуда он только взялся! Ты его знаешь давно или познакомилась около магазина? Валька, немедленно возвращайся, я вообще не понимаю, что происходит…

– Наташенька, честное слово, я не влюбилась. Вот честное-пречестное! И я правда в гостях у дальнего родственника, он очень хороший человек.

– Та-а-ак, – многозначительно протянула Наташа. – Я хочу знать адрес этого родственника и номер его телефона. Кстати, почему ты звонишь не со своего мобильника и твой номер не определяется?

– А у меня мобильник разрядился, – беззаботно ответила Валька.

– Адре-е-ес. Я жду адре-е-ес, – нараспев напомнила Наташа.

– Ой, что-то стало плохо слышно… – Валька оторвала трубку от уха, моля о прощении, возвела глаза к потолку и продолжила: – Совсем не слышно, говори громче…

Как назло, никаких шумовых эффектов в качестве оправдания она предъявить не могла, поэтому еще раз пожаловалась на помехи, покричала «алло, алло» и прервала разговор.

Положив телефонную трубку на покрывало рядом с собой, Валька посмотрела на окно и хорошенько отругала себя за обман. Но что она может поделать? Ничего. Это всего на несколько дней. Не должна же она подводить Казакова…

«А Наташка думает, что у меня тайный роман с Сергеем. То есть она не знает, что его зовут Сергеем, но это не важно… Наверное, он еще приедет к Юрию Яковлевичу, наверное, приедет…»

Глава 3

Тутух-тутух, тутух-тутух, тутух-тутух…

– Горячие сосиски, бутерброды, чипсы, кока-кола, свежие журналы! – раздался крикливый голос проводницы.

Тутух-тутух, тутух-тутух, тутух-тутух…

– Молодой человек, покушать не желаете? – заглянув в купе, спросила дородная женщина в униформе. Она с любопытством уставилась на здоровенного, широкоплечего, хмурого мужчину, неотрывно смотрящего в окно. Вагон битком набит, а тут пусто, видать, четыре полки оплатил, чтобы ехать в одиночестве. – Горячие сосиски, бутерброды… Есть водка.

Встретив тяжелый взгляд зелено-коричневых глаз, она ухватилась за металлическую тележку и благоразумно дернулась вперед.

– Подожди, – остановил ее хриплый голос. – Давай водку и бутерброды.

Наклонившись, женщина приподняла небольшое махровое полотенце и достала прохладную бутылку с яркой этикеткой: тут и березы в ряд, и заливистый соловей, и положенная надпись: «Чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью». Но этот мужчина явно плевал на все предупреждения – такая глыба от бутылки водки и не вздрогнет, не то что дохлики из соседнего купе. Те уже от просроченной газировки наверняка песни горланить начнут.

Спросить, с чем пассажир предпочитает бутерброды, женщина не решилась, просто положила на стол три куска хлеба с колбасой, обтянутые пищевой пленкой, сгребла со стола деньги и вылетела в коридор, проклиная про себя ненавистную работу, душные вагоны и «чертовых бандюганов, заполонивших весь белый свет». Выкрикнув еще раз надоевшие слова, она покатила тележку по затоптанной ковровой дорожке к следующему купе.

Ободрав горло водкой, Федор вновь повернулся к окну. Смазанная лента деревьев давала возможность расслабиться и подумать о прежней жизни. Федор съел бутерброд, мысленно назвал его дрянью, и пожалел об отсутствии нормального ломтя черного хлеба и куска мяса. Ничего, скоро он будет дома.

Полтора года Федор прожил в тайге. Маленькая ветхая избенка неподалеку от поселка, залатанная моторная лодка с почти стертым названием «Быстрая», мутная бутыль самогона, позвякивающие патроны в кармане прожженной искрами костра куртки, темная ночь с редкими криками птиц, высокие резиновые сапоги, чавкающие по жидкой грязи… Отличная жизнь для лешего.

Бабка Марфа всегда крестилась, встречая его, плевалась, закатывала глаза и с чувством выкрикивала: «Черт, черт!», а он лишь морщился, раздражаясь. Однажды подошел и спросил: «Прибить тебя, что ли, бабка Марфа?» Так она после этого пятью литрами святой воды и дом его облила, и полкилометра дороги, ведущей к поселку, обрызгала.

Старый Лукич захаживал изредка под вечер, заводил длинный разговор о жизни и пытался вытянуть хоть что-нибудь из неразговорчивого соседа: откуда приехал, почему людей сторонится, серьезно ли у него с Веркой, болтающей всем, будто по осени свадьба, каких делов натворил и отчего взгляд такой тяжелый? Обижать старика Федор не хотел. Покуривая самокрутку и разливая по стаканам самогон, он отделывался от любых вопросов общими, ничего не значащими фразами или шутил. Ворошить прошлое желания не возникало.

Охотился, заваривал кипятком подсохшие ягоды черники и ароматные иголки ели, продирался сквозь сомкнутые ряды деревьев, глотал ледяную и одновременно обжигающую воду родника и ждал короткого, но теплого лета – жил как все, только не со всеми.

И вот однажды налетело необъяснимое желание вернуться, точно неуправляемый порыв ветра подхватил и понес. Конечно, такую глыбу не подхватишь и не понесешь, но душа уже настойчиво рвалась к дому.

Покидав вещи в спортивную сумку, пролежавшую под узкой кроватью полтора года, пересчитав пухлую стопку денег, хранившуюся все это время в целлофановом пакете под досками дырявого пола, Федор вышел на улицу. Полноватая Верка с накрашенными оранжевой помадой губами, поняв, что долгожданной свадьбы не будет (и ничего, что предложения никто не делал), сначала остолбенела, затем профессионально зарыдала и запричитала: «Как же ты мо-о-ог…» А уж потом, уперев руки в бока, старательно прокляла «любимого» на все четыре стороны. И так это у нее сочно и витиевато получилось, что мимо пробегавшая овчарка поджала хвост и бросилась наутек. «Никогда не женюсь», – наверное, думала собака, устремляясь к лесу.

А Федор даже не обернулся. Зачем? Перешагивая через лужи и грязь, направляясь к станции, он бодро прощался с жизнью в тайге – домой, домой, хватит…

Тутух-тутух, тутух-тутух, тутух-тутух…

– Москва! Москва! – разбудил утром крикливый голос проводницы.

* * *

Почтовый ящик выглядел жалко и уныло. Корявая дверца держалась на одной петельке и беспомощно свисала, демонстрируя миру полнейшую покорность судьбе. Наверное, какой-то подросток, хорошенько опухнув от безделья, отчаянно борясь со скукой, сломал замок и навел вот такую «красоту». Поморщившись, Федор легко оторвал дверцу и бросил ее в картонную коробку для мусора.

– Ирка дура! Ирка дура! Ирка дура! – сбегая по ступенькам, выкрикивал парнишка лет десяти-одиннадцати. Курносая девчонка, несущаяся следом, выдавала словечки покрепче, размахивая при этом сложенными вчетверо прыгалками. Картина была ясной – воинственная Ирка паренька догонит и поколотит, именно поэтому Федор мысленно встал на его сторону, большего участия он проявить не мог.

– Похоже, я дома, – сказал Федор, дотрагиваясь до шершавых, покрытых зеленой краской перил.

Поднявшись на свой этаж, он увидел около мусоропровода симпатичную молодую женщину. Мелодично напевая, она подметала пол стареньким, обмотанным синей изолентой веником. Оксана. Соседка. Лет тридцать, фигуристая. Кажется, она раньше делала недвусмысленные выпады в его сторону. Федор сощурился, точно вышел на охоту, вскинул ружье и навел прицел на глупую птицу.

– Вернулся? – удивленно приподнимая ровную бровь, спросила Оксана. Спрятав за спину веник, она лучезарно улыбнулась. – Где пропадал?

– Отдыхал.

– Понятненько. Ну а где?

– На курортах нашей необъятной родины, – усмехнулся Федор.

– Что-то ты выглядишь усталым, – кокетливо протянула Оксана, превращаясь в томительную сирену, погубившую за свою недолгую жизнь множество бравых моряков. – Голодный? Может, тебя накормить?

– Да, накормить, напоить и спать уложить.

– Могу еще баньку истопить, – голос Оксаны стал гуще и приторнее.

– Позже.

Неожиданно возникшую паузу заполнить было нечем. Открыв дверь, Федор зашел в свою квартиру. На вешалке висела черная кожаная куртка, покрытая тонким слоем пыли, в кресле валялась стопка ярких рекламок, на стене красовался календарь за давно прошедший год. Тихо, даже часы не тикают. Если бы у Федора были часы с кукушкой, то кукушка уже давно бы сбежала, оставив записку: «Устала жить одна, не дождалась, прости».

Бросив пакет с продуктами на кухонный стол, Федор стянул с себя мокрую от пота футболку – отвык от такой жары, отвык. Приняв душ, он разобрал сумку, прогулялся по комнатам, дотрагиваясь до забытых вещей, пощелкал каналами телевизора и подошел к телефону. В трубке приятно загудело – был, был человек, надеющийся на его возвращение, оплачивающий за него и свет, и телефон, и квартиру.

– Спасибо, мама.

Подключив холодильник и услышав его родное гуденье, Федор первый раз за долгое время улыбнулся, испытывая непередаваемое удовольствие – вот теперь он дома. Вынув из пакета бутылку перцовки и батон сырокопченой колбасы, Федор вышел к лестнице и позвонил в дверь Оксаниной квартиры.

– Кто там?

– Свои.

Дверь распахнулась широко и гостеприимно, приглашая дорогого гостя. Раскрасневшаяся, податливая Оксана, покусав нижнюю губу, кинула дерзкий взгляд на заросшего щетиной мужчину. По ее виду было понятно: она знала, что Федор придет – никуда не денется! Ах, как это волнительно: прижаться к такому матерому зверю, почувствовать крепость его тела и вкус обветренных губ. Оксана сделала шаг навстречу, прислонилась к дверному косяку, выставила вперед ногу, с которой тут же съехал коротенький подол халатика, и с наглыми нотками в голосе спросила:

– А колбасу зачем принес? Уж управимся как-нибудь без нее.

Федор знал, как обращаться с такими женщинами. Доступность, гибкость, страстный блеск в глазах, ладная фигура, смелые слова и жаркие объятья – иногда это очень приятно получить сразу, без лишних проволочек. А потом уйти, вовсе не чувствуя себя обязанным.

Зайдя в квартиру, поставив на высокую узкую тумбу бутылку и отправив туда же колбасу, Федор притянул к себе разомлевшую женщину. Неотрывно глядя в глаза Оксане, он дернул ситцевый халатик книзу. Баньку она ему истопит потом… Кому сейчас нужна банька? Уж точно не ему.

Оксана обвила оголенными руками шею Федора и, закинув голову назад, застонала.

– Кровать-то у тебя где? – с иронией спросил он, вдыхая сладкий аромат крепких духов.

– Там, – махнула Оксана в конец коридора.

* * *

Федор немного приподнялся, пытаясь расправить сбившуюся в клубок, мятую простынку, посмотрел на довольную, как кошка, Оксану и усмехнулся – ничего-то в этом мире не меняется, женщинам и мужчинам по-прежнему хочется одного и того же что в тайге, что в Москве.

– Какой же ты страстный, я чуть не умерла.

– Если захочешь, в следующий раз сделаю так, что умрешь, – сощурившись, ответил Федор, и от этого обещания по телу Оксаны пробежала горячая волна возбуждения. – Чего замуж не выходишь?

– Полгода назад вышла, а через четыре месяца развелась, – хохотнула она, переворачиваясь на бок, – так что не волнуйся, рогатый муж с винтовкой не явится, прыгать с балкона не придется.

– Спасибо, утешила.

– Хотя я уверена: любого мужа ты в бараний рог свернешь и повесишь на гвоздь на стену. Так где же ты был?

– Не твое дело.

– Неужели не расскажешь? – Оксана кокетливо провела рукой по своему гладкому гитарному бедру.

– Сказал же, не твое дело.

Надув губы, Оксана резко отвернулась – вот плата за любовь, все мужчины одинаковые!

Но Федор не собирался играть в чужие игры, он встал с кровати и подошел к зеркалу.

– Постричь меня можешь?

– Конечно, – обрадованно ответила Оксана, находя в этом еще один положительный момент. Для своего нового мужчины (да какого!) она была готова сделать все, что угодно, особенно если в этом присутствовало нечто сближающее, почти семейное. – У меня машинка есть, супругу подарила, а он, умник, не забрал. За пять минут сделаю из тебя писаного красавца. Хотя вообще-то жаль портить столь возбуждающую картину. Ты же как дикий зверь…

– Тащи свою машинку.

Выдвинув на середину комнаты стул, Федор приготовился к изменению внешности.

– Тут есть такая штучка, можно отрегулировать на нужную длину волос… – Оксана, сморщив аккуратный носик, покрутила в руках насадку и бросила взгляд на зеркало.

– Брей налысо, – спокойно произнес Федор.

– Ты это серьезно?

– Да.

Вернувшись в свою квартиру, он сразу подошел к шкафу, выдвинул ящик и достал документы на машину и ключи.

…Гараж находился недалеко от дома. Снимая с двери тяжелый амбарный замок, Федор улыбался, предвкушая встречу с брошенным другом – черный «Форд Мондео» давненько ждал, когда же его хозяин придет, усядется в кожаное кресло и вдавит в пол педаль газа. Повозиться с машиной немного придется, но верный конь не подведет.

Проехав пол-Москвы, Федор припарковался в нескольких метрах от белой, отделанной коричневой плиткой башни. Аккуратно подстриженные зеленые кустики акации и раскидистая сирень скрывали его от спешащих по своим делам прохожих. Он ждал час, два, три… Просто сидел и ждал, надеясь на удачу. Дверь подъезда открылась, и Федор увидел женщину, ради которой отдал бы свою жизнь, не задумываясь.

– Мам, я вернулся, – с улыбкой произнес он и хорошенько отругал себя такими словами, с которыми бесспорно согласились бы и бабка Марфа, и Верка. И Оксана согласится, но немного позже.

Он сидел и счастливо улыбался, однако из машины так и не вышел.

Глава 4

Раскачиваясь на стуле, Валька мужественно ждала, когда Юрий Яковлевич наконец-то освободится и сможет с ней поговорить. Все время он увиливал от разговора, задаривая подарками, отвлекая на разную ерунду. Должен же Юрий Яковлевич понять, что ей и на работу нужно (отпуск пока дали только на неделю), и к Наташке, и вообще… Наследство – это хорошо, и его даже хочется (интересно, шляпы английской королевы тоже ей достанутся?), но нельзя ли сделать так, чтобы она вернулась домой? А главное – какие новости? Очень приятно, когда тебя оберегают и балуют, но не для того же она согласилась остаться, чтобы валяться целыми днями перед огромным плоским телевизором, набивать живот пирожными и выбирать одежду в толстых глянцевых каталогах (которая, между прочим, не особо-то выбирается).

Валька не привыкла к такой жизни. Это жизнь оболтусов и тунеядцев, какая уж тут радость, какое удовольствие! Конечно, раньше не хватало заботы и внимания, но когда и того и другого чересчур много, то…

«Я не хочу тебя волновать», – мысленно повторила Валька недавние слова Казакова. А она бы поволновалась, понервничала, а то очень скучно. И еще, она бы сейчас что-нибудь постирала и погладила, помыла полы и даже окна. Но, во-первых, здесь абсолютная чистота, а во-вторых, если Казаков застанет ее за подобным занятием, то наверняка схватится за сердце и попросит валидол. Принцессы, а Юрий Яковлевич иногда ее так называет, по его твердому убеждению, уж точно не должны заниматься «подобными глупостями».

Стул резко качнулся, и Валька с грохотом рухнула на пол.

– Нда-а-а, – протянула она, поднимаясь с шелковистого, украшенного орнаментами, ковра.

Казаков очень хороший и относится к ней по-волшебому, наверное, нужно воспользоваться его добротой и выклянчить весомую порцию свободы.

Отрепетировав про себя длинную речь, сдобренную аргументами, клятвенными заверениями и словами, давящими на жалость, Валька направилась к кабинету Казакова. Шмыгнув в приоткрытую дверь, она остановилась посреди комнаты и, не обращая внимания на улыбку, заигравшую на лице покровителя, точно заученное стихотворение, стала чеканить слова:

– Юрий Яковлевич, я очень благодарна за все, что вы для меня делаете. За последние два дня я хорошо отдохнула, много чего съела и получила кучу подарков… – Валька сбилась. Речь выходила немного натянутой, и искренней признательности в ней присутствовало мало. Ситуация требовала немедленного исправления. – Миленький Юрий Яковлевич, я ценю, правда ценю вашу заботу, честное слово! Но нельзя ли мне хоть куда-нибудь съездить?..

– Садись, – произнес Казаков, указывая на стул. «Такая же упрямая, как Николай, только с виду маленькая и хрупкая… Юная еще, вот сразу и незаметно». Он улыбнулся и, явно уступая, добавил: – Не перехитришь тебя никак. Хотел, но вот не получается. – Казаков улыбнулся шире. – Наверное, ты права, нельзя тебя здесь держать, как птицу в клетке. Поверь, мои запреты связаны лишь с беспокойством, я очень долго находился в стороне и очень мало делал… – Юрий Яковлевич откинулся на высокую мягкую спинку кресла и положил руки на стол ладонями вниз. Валька представила, что перед ней король, собирающийся огласить указ. – Я навел некоторые справки и… – Казаков замолчал с таинственным выражением лица.

– Что?!

– У тебя действительно есть еще один родственник. Но не проси и не уговаривай, я ничего не расскажу. Во-первых, – Казаков поднял палец, – куда интереснее узнавать все и сразу, во-вторых, меня мучают некоторые сомнения… А в-третьих, на данном этапе информации маловато. К сожалению! Скажу только, что этой истории много лет и речь пойдет об одной измене и о незаконнорожденном ребенке… Пока мне даже не удалось выяснить, какого он пола: мужского или женского.

Произведенным впечатлением Юрий Яковлевич остался доволен. Еще бы! Валька сидела на стуле замерев, чуть приоткрыв рот и округлив глаза. Если так и дальше пойдет, то скоро она наверняка окажется втянутой в какой-нибудь международный конфликт или случится что-то еще похлеще («Может, шляпы английской королевы не брать?..»). В который раз ей захотелось воскликнуть: «Я просто собиралась купить босоножки!»

Валька шумно вдохнула, выдохнула и произнесла:

– Наверное, когда все закончится, я уже не смогу чему-либо удивляться. Я просто разучусь! Такое ощущение, будто я попала в книгу… Надеюсь, эта книжка с хорошим концом, а не кровавый ужастик. – Валька засмеялась, глядя на Казакова с благодарностью. Нет, в своем привычном гордом одиночестве она бы ни за что не справилась с такой ситуацией, как же хорошо, что Юрий Яковлевич написал приглашение, а Сергей приехал за ней к магазину. – Пожалуйста, расскажите хоть что-нибудь! – выпалила Валька, сгорая от любопытства. Кто же кому изменил и как найти этого ребенка? Хотя ее неведомый родственник уже вовсе не ребенок, а взрослый мужчина или женщина.

– Ни за что, – весело ответил Казаков. – Позже, Валентина, я обо все расскажу позже.

– Пожалуйста.

– Ни за что.

Ничего не оставалось, как только смириться. Или разговор можно немного отложить… Вдруг за обедом или ужином Юрий Яковлевич сам не утерпит и «выдаст тайну золотого ключика». Глаза Вальки хитро блеснули, она выпрямилась и решила, пользуясь случаем, выторговать для себя приятных бонусов. «Я дала слово, что не буду приставать со звонками Наташе… Ладно, потерплю немного…»

– Юрий Яковлевич, расскажите, пожалуйста, об отце, – попросила Валька. Заерзав на стуле, она покосилась на рамку с фотографией, стоящую на письменном столе. – Хотя бы немного.

Казаков сцепил пальцы, нахмурился, а затем кивнул, скорее своим мыслям, чем в ответ на просьбу. Вальке было бесконечно приятно, что воспоминания дороги не только ей, но и Юрию Яковлевичу. Она и не думала, что на свете есть такой человек…

«Здорово», – пронеслось в голове. Валька коротко улыбнулась и стала медленно погружаться в прошлое…

В семье бывало по-разному, впрочем, как у многих: то тихо и мирно, то ссора родителей и длительная тишина дня на три или даже четыре. Во время перебранок Валька частенько пробиралась к двери и бессовестно подслушивала, пытаясь понять, кто прав, а кто виноват, и достанется ли ей заодно или, наоборот, родители не обратят внимания на очередную тройку в дневнике и изрезанные ножницами джинсы. Каким-то странным образом получалось, что отец всегда прав, а мама придирается по мелочам: то громко укоряет в ерунде, то тихо шипит, гремя посудой: «И Валентина вся в тебя! Такая же вредная и упертая! Ничего путного из нее не вырастет».

Лет с четырнадцати Валька стала заступаться за отца, в дискуссию не вклинивалась, но при случае обязательно говорила матери: «Вот ты папу ругала, а он ничего плохого не делал» или «Я папу понимаю». Очень хотелось поспорить и доказать свою правоту, но Валька получала в ответ лишь «Больно умная!», и ничего не оставалось, как только идти в свою комнату и браться за книгу или уроки. Может, поэтому со временем между ней и матерью выросла стена, они все меньше и меньше разговаривали друг с другом.

После смерти отца (тот часто болел и жаловался на сердце) началась «новая» жизнь. Как прокомментировал происходящее гадкий и пакостный Сухоруков, «Закуролесила Антонина Андреевна, ох, едрить, закуролесила! Чему только дочь учит!»

Из дома стали пропадать вещи, зато потом начали появляться молодые мужчины… Вот тогда-то Валька и сблизилась с Наташкой: сидела у нее на кухне, ела пироги, болтала ни о чем и слушала радио, подперев щеку кулаком. «Две подружки по несчастью, – с удовольствием комментировал Сухоруков. – Одна рыжей родилась, и никто замуж не берет, а у второй мать больно влюбчивой оказалась». Валька тихо усмехнулась, вспоминая, как Наташка хорошенько размахнулась и шандарахнула врага сумкой по костлявой ноге. Это сейчас «многоуважаемый» пенсионер Сухоруков немного отъелся – при общей худобе у него появился маленький дряблый животик, – а еще год назад он походил на стопроцентного Кощея с большим носом-баклажаном.

– Николай был прекрасным человеком. Уверен, ты это и без меня знаешь, – сказал Казаков, поднимаясь из-за стола. – Добрый, честный, искренний. И очень любил тебя.

– Да. – У Вальки на лице засияла солнечная улыбка. – Но я не знала, что папа увлекался охотой.

– Вовсе нет, – покачал головой Юрий Яковлевич. – Я всего два раза затащил его в лес. И, поверь, наши потуги на этом поприще больше походили на ленивую прогулку, чем на охоту. Ни я, ни твой отец не нашли это занятие интересным, да и стрелять мы так и не научились. – Казаков развел руками: мол, негодными мы оказались, что уж тут поделаешь.

Валька хмыкнула. Несмотря на признание в неудаче, она безошибочно поняла, что Юрий Яковлевич считает свою молодость бравой, и никто бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что Казаков и на рыбалку ходил, и в походы, и по горам лазил. Хотя… Валька оглядела плотную, склонную к полноте фигуру Юрия Яковлевича. «Нет, по горам, наверное, не лазил…»

– А еще, – потребовала она, подаваясь вперед.

– Николай любил картины и за двадцать лет собрал хорошую коллекцию. Не дорогущую, конечно, – Казаков махнул рукой, – но весьма интересную.

– А это для меня не новость! – выпалила Валька. – Папа мне часто показывал картины.

– Я догадывался об этом, – лукаво подмигнув, ответил Казаков.

В семье всегда был достаток. Нет, Валька не ела черную икру ложками и не утопала в дорогих игрушках, бриллианты не вываливались из ее шкатулочек и одежда не была украшена марками известных модельеров, но холодильник всегда был полон, и отец часто давал дочери деньги на карманные расходы. Он очень много работал, а Валька хоть и скучала, однако понимала: так надо.

Дождавшись вечером щелканья дверного замка, она бежала к шкафу, хватала книгу потолще, а потом пулей летела в коридор – пусть папа почитает. Подольше! Засыпая на его коленях, прижавшись к колючему свитеру, маленькая Валька счастливо вздыхала, мечтая, чтобы завтрашний день пролетел как можно скорее.

Однажды отец взял дочь за руку, усадил за стол и положил перед ней небольшой сверток. «Смотри, кроха, какую красотень я принес». Развернув плотную бумагу, Валька увидела картину – речка, камушки, корни деревьев и ярко-оранжевый цветок, тянущийся к солнцу. Почти как в учебнике природоведения. Не особо понимая, чем тут любоваться, Валька глубокомысленно изрекла универсальное слово «супер». Но вот когда отец отнес картину в свою комнату, она вдруг расстроилась и, не сдержавшись, попросила посмотреть еще раз. Отец захохотал, щелкнул Вальку по носу и важно сказал: «Моя порода». Гордость ее захлестнула, и потом, даже если и не нравились портреты или пейзажи в деревянных прямоугольных рамках, Валя всегда говорила: «Супер!» Не потому что хотела обмануть, а потому что изо всех сил старалась дотянуться до любимого отца. «Где ты берешь картины?» – как-то спросила она. «Иногда гуляю по Арбату, а иногда заглядываю в какие-нибудь сказочные местечки». И отец опять щелкнул ее по носу.

Он бывал грустный или пропадал на несколько дней. Валька к этому привыкла и лишних вопросов не задавала. Как-то из детского любопытства залезла в запретный ящик отцовского стола и, не удержавшись, взяла в руки маленькую, вкусно пахнущую записку, но прочитать не решилась – страшно и стыдно.

– Да, у папы была коллекция картин. После его смерти мы передали ее в галерею на Большой Никитской – выполнили его волю, – отчиталась Валька.

– Я в курсе, но вы передали не все картины, – ответил Казаков.

– Разве? У нас ничего не осталось.

– Твой отец завещал галерее всю коллекцию за исключением одной картины неизвестного автора, она не очень дорогая. В библиотеке, на третьей полке справа, лежит каталог – толстый журнал в зеленой обложке. Если будет желание, можешь сходить посмотреть.

– А как называется картина? – заинтересовалась Валька.

– «Женщина в черном».

– Но я никогда ее не видела.

– Правильно, потому что твой отец хранил ее в сейфе в моей московской квартире. Он ею очень дорожил. За несколько дней до смерти Николай приехал ко мне, рассказал пару анекдотов, попил кофе, забрал картину и отправился по своим делам. Если бы я тогда знал… – Поняв, что может расстроить Валентину, Казаков спохватился и несколько отошел от темы. – Уверен, Николай никогда бы не продал столь значимую для него вещь, полагаю, «Женщина в черном» и сейчас пылится в каком-нибудь углу. Ну да ладно, ты, кажется, хотела прогуляться? Я, конечно, не прав, что держу тебя практически взаперти. Куда бы ты хотела поехать? Выбирай любое место, и Сергей отвезет тебя хоть на Северный полюс!

– На Северный полюс можно, а домой нельзя? – хитро уточнила Валька.

– Нежелательно, – изображая на лице строгость, ответил Казаков. – Я все же надеюсь на твое благоразумие. Немножко терпения, и жизнь вернется на круги своя. Сначала я должен выяснить, кто тобой интересуется и почему.

– Вообще-то я готова поделить наследство на две части. Зачем мне куча денег? – Валька пожала плечами. – Половина мне, а остальное этому… ну… внебрачному ребенку. Чьему ребенку, я только не знаю. – Она помолчала, а потом прыснула от смеха. – Поделились бы и все – делов-то!

– Ты, может, и готова делиться, но вот неизвестно, о чем думает твой таинственный родственник. Почему следит за тобой, прячется? Нет, здесь что-то нечисто. Не стоит торопиться.

– Тогда можно поехать на дачу? Она в плачевном состоянии, но я люблю это место. Вдруг найду картину? Хоть какое-то занятие…

Немного помолчав, Юрий Яковлевич дал согласие.

– Сергей присмотрит за тобой. Ты даже не представляешь, как меня это утешает, – с улыбкой добавил он.

Вальке так захотелось успокоить Казакова, что она, не задумываясь, выпалила:

– А хотите, я изменю внешность до неузнаваемости? Волосы покрашу и постригусь. Да меня никто не узнает! Наташка даже, не то что какой-то там дальний родственник.

Эта идея неожиданно захватила Вальку. Так бывает, собираешься что-то изменить, и все откладываешь, откладываешь, а потом – щелк! – и решение дается легко. Она представила себя брюнеткой, с каре. Челка прямая или… Необязательно!

– Хорошо, – одобрил Юрий Яковлевич. – Так мне будет гораздо спокойнее. Я приглашу мастера. Только, пожалуйста, на даче не отходи от Сергея ни на шаг.

Валька поклялась три раза подряд и весело устремилась в свою комнату. Да здравствуют перемены!

«Ладно уж, не стану я от него отходить, – ворчливо подумала она, оставляя лестницу позади. – Пусть будет моим телохранителем, если хочет. То есть, если так хочет Казаков».

Валька постаралась больше не думать о Сергее, но мысли о нем, как назло, настойчиво лезли в голову. Да что лезли, они, точно стадо бизонов, неслись вперед, поднимая пыль, заглушая топотом все «подумаешь!», «вот еще!», «глупости!».

«Он просто выглядит хорошо и высокий, а в остальном – ничего особенного», – вновь проворчала Валька.

Сергей вчера приезжал, и она мужественно игнорировала его целых десять минут. Но очень трудно игнорировать человека, который стоит и смотрит на тебя, а еще подшучивает. Дурацкие шуточки, между прочим. А потом Сергей остался на обед и все подкладывал и подкладывал ей на тарелку салаты и мясо. А зачем ее кормить? Она не маленькая! Ну, худенькая, да, но это же не повод…

Валька сморщила аккуратный носик и посмотрела на часы. Еще немного, и она превратится в сногсшибательную красавицу, и пусть потом хоть кто-нибудь посмеет ей сказать: «Давай ешь, а то ветер тебя скоро унесет и мне догонять придется».

* * *

Ножницы издавали уверенное «чик-чик», длинные светлые пряди обреченно падали на пол, шея чесалась, хотелось чихнуть, попросить зеркало и посмотреть на свое преображение. Но Валька терпела – лучше потом оценить все сразу. Сюрприз! Сюрприз!

– А вы меня в какой цвет покрасите? – спросила она у молчаливой белокурой девушки, колдующей над ее новым имиджем.

– Предлагаю шоколадный – теплый, густой цвет.

– Хорошо.

Валька расплылась в довольной улыбке – это именно то, что всегда хотелось и на что никогда не хватало решимости. На свете столько краски для волос, а выбрать нужно лишь одну – невообразимо сложно.

«Ну и жизнь у меня теперь», – Валька выпрямила спину и замерла.

После двух часов мучений, постриженная, перекрашенная, отштукатуренная с ног до головы, она подошла к огромному зеркалу. На нее смотрела худенькая, невысокая, большеглазая брюнетка с короткими волосами, растрепанными ежиком на макушке.

– Наташка меня не узнает, – тихо и ошарашенно произнесла Валька, осторожно прикасаясь к косой челке.

– Оставляю вам косметику, думаю, разберетесь. Результат устраивает? – поинтересовалась девушка-мастер.

Результат очень даже устраивал – в груди подпрыгивала детская радость, и отчего-то нестерпимо жгло, будто вспыхнула спичка, которая никак не желала потухать.

– Да, спасибо, – только и смогла выдать Валька, продолжая внимательно изучать собственное отражение.

Через полчаса в комнате творился умеренный бардак: одежда лежала небольшой кучей на кровати, со стула свешивалось махровое полотенце, пустые коробки рядком стояли на полу, подоконник заняли баночки с тенями, пудрой, румянами, а на диване, прижавшись друг к дружке, уютно устроились две пары новых босоножек. Валька перепробовала и перемерила все, что только можно, и теперь чувствовала себя еще более счастливой и усталой. Не зря же говорят: все что ни делается – к лучшему! Теперь она совсем другая, и это ей бесконечно нравится.

– Ничего себе, – раздался за спиной насмешливый голос Сергея.

Валька резко обернулась, чуть не выронив тонкий кожаный поясок, так замечательно подходивший к короткому бежевому платью.

– Это ты про меня или про погром? – пряча неловкость, быстро спросила она.

– Ну-ка покажись. Ты теперь похожа на француженку, только еще неоперившуюся.

– Сам ты неоперившийся, я суперженщина, понятно?

– Нос не дорос.

На лице Сергея заиграла улыбка. Валька, отметив, как идет ему такая одежда: серые джинсы и простая белая футболка, – разозлилась, растерялась и выдала первое, что пришло в голову:

– Я все Юрию Яковлевичу расскажу.

По-детски показав язык, Валька хотела демонстративно отвернуться, но не сделала этого. Неведомая сила остановила ее и заставила заглянуть в карие глаза. Что там? Но, к сожалению, ничего интересного уловить не получилось.

– Ябеда, – засмеялся Сергей, подходя к Вальке ближе. Он явно нарочно дернул носом и нахмурился. – А чем от тебя пахнет?

Она в ответ протянула два небольших, но очень красивых флакона с умопомрачительным парфюмом.

– Такие хорошие и… вкусные.

– Сразу двумя-то зачем? – Сергей «удивленно» приподнял брови.

– Не знаю, как-то само собой получилось, – ответила Валька, пожав плечами. – Начала пробовать, а остановиться не смогла. – Она засмеялась, расслабилась, поставила флаконы на край журнального столика и отошла к дивану. Ну, да, не смогла она выбрать один из двух, что уж тут поделаешь.

– Маленькая, смешная девчонка, – подмигнув, сказал Сергей. – В кино, что ли, тебя пригласить?

– Это еще зачем? – поинтересовалась Валька и скрестила руки на груди. Выдержав короткую паузу, она с вызовом добавила: – Что ли пригласи.

– А целоваться ты умеешь, а то я без этого не могу.

Встретив испытующий лукавый взгляд, Валька схватила босоножки и запустила их в Сергея.

– Дурак!

Он ловко увернулся и захохотал. Девчушка ему нравилась все больше и больше – была в ней изюминка размером с чернослив. Новый имидж изменил Вальку – внешне сделал немного взрослее, холоднее, – но душа-то осталась прежней. Сергей знал: лоск и шик скоро спадут, вернется мягкость, и по лицу вновь можно будет безошибочно читать мысли и настроение. Впрочем, он мог это делать и сейчас.

– Так ты пойдешь со мной в кино? – серьезно спросил Сергей.

Валька нарочно решила не отвечать: хотя согласие уже рвалось на свободу – гордость настойчиво просила потянуть время. «Терпи, терпи», – шептала она, подкидывая другие фразы.

– У тебя очень красивые и необычные часы, – сказала Валька щурясь, – я еще вчера обратила на них внимание. Это подарок?

– Нет, – ответил Сергей, – мне их сделали на заказ. Одноклассник подался в ювелиры, и я воспользовался его великим талантом. Если честно, не думал, что понравятся, не очень люблю побрякушки. Но положился на вкус этого гения, – последние слова Сергей произнес весело, – и вышло не так уж плохо. Механизм от старенького «Ролекса», а корпус и браслет друг сам сотворил.

– А два красных камушка как называются? – Валька вытянула шею, пытаясь получше разглядеть циферблат.

– Гранат вроде. Ты мне зубы не заговаривай, – Сергей улыбнулся и сделал шаг к Вальке. – Пойдешь в кино или нет?

Она посмотрела на потолок, на свое отражение в зеркале, потом ее привлекла розовая азалия на подоконнике, затем взгляд запрыгал с горки одежды на коробки и обратно, и только после этого пришло время ответа:

– Я подумаю.

– До чего же ты важная птица, Валька, – усмехнулся Сергей и, кивнув, направился к двери.

«А если он больше не спросит меня об этом? – Валька закусила нижнюю губу и нахмурилась. Досада и злость мгновенно встали на защиту: – Умею ли я целоваться, умею ли я целоваться… Да я чемпионка мира… нет, чемпионка планеты, а может быть, даже вселенной по целованию всяких дураков! В кино он меня пригласит! Размечтался! Сама схожу, без провожатых. И точка».

Длинным списком влюбленных в нее мужчин Валька похвастаться не могла. Собственно, серьезный роман в ее жизни случился только однажды. Около года назад, натянув на свое тощее тело вечернее платье с объемной розочкой на плече, Валька отправилась на корпоративную вечеринку. Произведя неизгладимое впечатление на программиста Сашку Семина, она стала с ним встречаться. Через пять месяцев случилось тихое расставание. Когда Наташка поинтересовалась причиной, Валька задумчиво ответила: «Не срослось». Коротко и ясно.

– Больно надо с тобой целоваться, – переходя на старушечье ворчание, пробурчала Валька. Бросив взгляд на закрытую дверь, она вздохнула и улыбнулась, вспоминая разговор с Сергеем. «В кино, что ли, тебя пригласить?..» Никто же его не заставляет приглашать, и значит…

«Наверное, я ему нравлюсь. Немного».

Эта мысль добавила еще одну порцию радости. Но через секунду выражение лица Вальки изменилось, махнув рукой на устроенный беспорядок, она заторопилась в библиотеку Юрия Яковлевича. Все тело неожиданно охватило нетерпение, а в голове застучало: «Быстрее, быстрее, быстрее!», будто кто-то толкал в спину, торопил.

По ступенькам вверх и налево.

Тяжелая дверь, темная массивная мебель, желтый свет большой люстры, старомодная мягкая ковровая дорожка…

Пальцы пробежались по корешкам, глаза по названиям, запах книг влетел в нос и показался знакомым.

«Где он?»

Каталог Валька нашла довольно быстро, он напоминал большой настенный календарь с отрывными листочками. Поправив съехавшую зеленую обложку, потрогав закругленный уголок, она с замиранием сердца стала листать жесткие страницы. Большая фотография картины «Женщина в черном», точно красный кружок светофора, остановила спешные движения. Валька коснулась глянцевой бумаги и затаила дыхание – вот ты какая… Прямой черный силуэт: длинная юбка до земли с частыми, мелкими оборками внизу, приталенная кофта со слегка расклешенными рукавами, нитка черного жемчуга на белой шее и удивительно прекрасное лицо с прямым острым носом.

– Красивая, – прокомментировала Валька, задумчиво склонив голову набок. – Интересно, кто ты такая?

* * *

Деньги имеют дурную привычку заканчиваться. Плотная стопка купюр, с трудом помещающаяся в кармане джинсов, за несколько дней растаяла на добрую половину. А жить на что-то нужно… Федор потер небритую щеку и мысленно стал перебирать варианты трудоустройства. Собственно, с учетом его внешности и перерывом в работе их получалось не слишком-то много.

– А хочешь, я сделаю тебе массаж?

– Нет, – ответил Федор, переворачиваясь на спину. Деньги, деньги, деньги…

– Почему ты такой скучный, чем только твоя лысая голова забита? – Оксана надула губы.

– Мне нужно подумать, не мешай.

– А хочешь, я котлет нажарю?

– Нет.

Скотина, настоящая скотина. Но, черт побери, до чего же хорош! Зверь. Оксана скинула одеяло и потянулась. После неудачного замужества и хихиканья подружек за спиной ей очень хотелось вновь очутиться в светлом здании загса. Федор на роль мужа подходил идеально: жилплощадь рядом, можно продолбить стену и жить припеваючи, квартира к тому же у него шикарная. Опять же подружки умрут от зависти… Заполучить такого мужика – большое везенье, на него только посмотришь, и сразу в постель бежать хочется! С Федором не будет пресно и скучно, не то что с бывшим муженьком-валенком. Только как заманить зверя в сети? Ничего-то ему не надо – сколько волка ни корми, все в лес смотрит. Пока Федор безработный, но это временно, ни за что такой мужчина не станет сидеть на шее у женщины. И, между прочим, раньше его карьера явно шла в гору… Оксана положила руку на свой живот и издала легкий стон с оттенком упрека.

– Мне надо ехать, – ровно произнес Федор.

– Куда?

– На кудыкину гору.

– Почему ты такой грубый?

– Не нравятся вопросы.

Встав с кровати, Федор накинул рубашку и обернулся, Оксана смотрела так страстно, так призывно.

– Пожалуй, я побуду еще немного.

На ее лице заиграла победная улыбка.

Жара к вечеру спала, напрашивался дождь, но нависшие тучи, не роняя капель, медленно проплыли мимо. Асфальт был сухой и еще горячий. Федор немного постоял у подъезда и направился к машине. Сев за руль, он выкурил две сигареты подряд. В голове билась только одна мысль: как решить финансовый вопрос? Можно вспомнить старые связи, но свое пребывание в Москве пока обнаруживать не хотелось – друзья и знакомые сейчас никак не вписывались в его жизнь. Придется что-то объяснять, отвечать на вопросы, слушать советы… Нет, нужно искать другие пути. Позже он займется чем-нибудь серьезным, пока же необходимо прийти в себя, привыкнуть к такой новой старой жизни.

Федор достал мобильник и набрал номер. В ответ: «Абонент не отвечает или временно недоступен». Пришлось вытягивать из памяти другие цифры.

– Кашина можно?

– А кто его спрашивает? – раздался дребезжащий старческий голос. – Спрашивает-то его кто?

Матвей Кашин по школьной кличке Барсук давным-давно выклянчил у Федора три тысячи долларов. Выклянчил и пропал. Пил, гулял и играл в карты. Нарисовался только через два с половиной месяца, развел руками, пустил крокодилову слезу и заверил, что долг вернет в ближайшее время. Федор знал, кому давал деньги, и особо на их возвращение не рассчитывал – махнул рукой и благополучно забыл о Барсуке. Встречались потом несколько раз, но о трех тысячах не вспоминали – один стыдливо отводил глаза и в качестве отвлекающего маневра начинал рассказывать байки и анекдоты, второй улыбался, не держа в душе зла на расточительного и разгильдяйского приятеля.

– Знакомый.

– Звать как?

– Федор Рябов.

– Подожди, милок, – старушка зашуршала бумажками. Спустя три минуты она гордо объявила: – В списках значишься.

Услышанному Федор не удивился. Барсук частенько попадал в разные истории и очень трепетно относился к безопасности, наивно полагая, что жалкие маневры в случае угрозы спасут его паленую шкуру от многих бед. Своей престарелой матери он оставлял список лиц, которым можно было сообщать о его местонахождении. Список изредка сокращался и с такой же частотой пополнялся – поссорившись с одним приятелем, Барсук гневно вычеркивал соответствующую фамилию, помирившись, вписывал вновь. Нелепость заключалась в том, что о его убежищах знали все, кому не лень. Покосившийся домик в деревеньке (на расстоянии семидесяти километров от Москвы) и квартира зазнобы Люськи в Подольске – вот и все места дислокации.

Раз старуха зашуршала бумажками, значит, Кашин в бегах, а если в бегах, то денег у него, конечно, нет. Федор поморщился, провел рукой по лысой голове, взвесил все «за» и «против» и решил ехать – даже если не повезет с деньгами, то он повидает старого знакомого и пообщается с ним «за жизнь».

– Отправляйтесь в деревню, там он сейчас обитает. Кефира купите и булок, оголодал, поди, мой Мотя.

Федор купил бутылку водки, копченую скумбрию, банку маринованных огурцов, шпроты, батон варено-копченой колбасы под многообещающим названием «Пикантная», две буханки бородинского и обещанный кефир. Кто знает, может, сейчас Барсуку и кисломолочные продукты деликатесом покажутся. Федор улыбнулся, представляя лицо друга, когда тот увидит зеленый пакет с надписью «Кефир».

Деревенька была бесподобной, предприимчивые любители живой природы с бульдозерами и новыми архитектурными проектами еще не добрались до этих мест. Уже стемнело, но память дорисовывала невидимые детали. Дома с облупившейся краской, щуплые кустики красной и черной смородины, заботливо прополотые грядочки, коричневые бочки по углам домов, обтянутые ржавыми кольцами, старушки в ярких платочках, чаевничающие на верандах, – кусочек спокойной, размеренной жизни.

Дверь оказалась открытой.

– Конспиратор хренов, – буркнул Федор, заходя в комнату с низким потолком, обклеенную выцветшими серо-зелеными обоями. На маленькой электрической плитке бухтел чайник – пар тонкой струйкой вырывался из носика, крышка с брякающим звуком подскакивала, а мелкие обжигающие брызги летели во все стороны. – Мотя, ты где?!

На втором этаже послышались шаги.

– Че надо?

– Зашел сказать, что чайник вскипел, – бросил Федор.

– Кто там?

– Рябов!

Увидев старого приятеля, Барсук расплылся в добродушной улыбке, стыд по поводу невозвращенного долга умер в душе давным-давно.

– Вот это да! Уж не думал, что свидимся. Как ты меня нашел?

– Догадайся с трех раз, – снимая чайник с плитки, ответил Федор.

– Маманя свое дело знает, в обиду родного сыночка не даст, – одобрительно кивнул Кашин.

– Просила кефирчиком тебя побаловать… Водка и закуска в пакете.

– Вот спасибо, вот молодец, а то жру всякую гадость: консервы с морской капустой, консервы с гречневой кашей и консервы с зеленым горошком. Больше ничего сюда не привозят, да и денег нет. Кстати, о деньгах… Ты за ними приехал?

– Почти. Как я понимаю, взять с тебя нечего?

– Продулся опять в пух и прах, – развел руками Барсук. Он был младше Федора, однако выглядел лет на сорок. Лихая жизнь изрядно потрепала Мотьку Кашина, поэтому он напоминал печеный картофель, но не унылый, а весьма оптимистичный и бодрый. – Раньше что было? Игральные автоматы! В карманах пусто – до свиданья! Бездушные железные машины… А теперь сядешь в кабаке за столиком с друганом, разложишь картишки пару раз и… По уши в долгах! Честным людям развернуться негде. Страдаю через это дело страшно сказать как!

– Сочувствую, – не особо старательно нарезая колбасу, усмехнулся Федор. Посмотрел на приятеля и вновь застучал ножиком о старую доску, прожженную с одного края. Он с удивлением отметил, что не знает, почему Кашина прозвали Барсуком – то ли из-за длинного тонкого носа, то ли из-за белой седой пряди на макушке, появившейся в школьные годы, а может, еще из каких соображений.

Плюхнувшись за стол, Барсук заботливо уложил шпротку на кусок ароматного хлеба и, счастливо воскликнув «эх!», засунул почти весь бутерброд в рот.

– Вот ведь жизнь – странная штука, – изрек он, чавкая, – лучшие годы гоняемся за черной икрой, а по-настоящему вкусными нам кажутся незамысловатая тощая килечка да сдобренная специями колбаска. Это бабы нам головы дурят: то одно им подавай, то другое, а я бы сидел на бережку с удочкой и в ус не дул, плевал бы на картишки. А помнишь, какие я побрякушки делал? А часы? Любо-дорого посмотреть!

– Помню. И много женщин тебя с пути истинного сбило? – усмехнулся Федор. – Небось до сих пор у Люськиной юбки крутишься. А она к барахлу равнодушна, тебя, дурака, любит, так что не мути воду зря.

– Люська! Люська – человек, не спорю. – Барсук расстегнул рубашку и почесал дряблый живот. – Но все одно: бабы до добра не доводят.

– Расскажи лучше, что в мире делается, давно меня в Москве не было.

Барсук, разлив водку по невысоким стаканчикам, покачал головой и с умным видом пустился рассказывать были и небылицы. Через час, разомлев, он уже врал без остановки про случайную встречу с президентом в трамвае и про нашествие комаров-убийц, откусывающих головы прохожим. Федор слушал бред старого приятеля со снисходительной улыбкой. За этот пустой вечер, возвращающий его к прежней жизни, он простил бы Барсуку куда больше, чем три тысячи долларов.

Глава 5

Валька продолжала беспокоиться о подруге, и дребезжащее волнение постепенно перекинулось на Казакова.

– Наташа, наверное, в полицию пойдет… Меня спасать. Она такая. Ей нужно, чтобы все было по справедливости и никого не обижали. А обо мне она заботится, и вообще очень хорошая, – сказала Валька за завтраком, ковыряя ложкой овсяную кашу.

Эта фраза заставила Юрия Яковлевича тяжело вздохнуть и улыбнуться. Немного поразмышляв, покачав головой, он разрешил еще один звонок «боевой подруге» (так Казаков с мягкой иронией назвал Наташу), а Сергею велел разведать обстановку. Валька от радости чуть не подпрыгнула до потолка и сразу бросилась к телефону, но разве может утешить короткий разговор? «У меня все хорошо, не беспокойся, скоро вернусь… Когда? М-м-м… Пока не знаю. Чем занимаюсь? Завтракала овсяной кашей, еще съела бутерброд… Да точно, точно у меня все в порядке!»

…Какие только задания не доводилось выполнять Сергею, в какие только переделки он не попадал, но что бы ни случилось, ко всему относился спокойно и даже философски. Если впереди маячило нечто рискованное, то это лишь повышало адреналин в крови и отчасти увлекало. Сергей ни за что не променял бы свою работу на офисную службу с девяти до шести.

Изредка приходилось перевоплощаться и старательно играть обременительные, занудные роли – тащиться в далекие дали и устраивать представление. К подобному дуракавалянию Сергей относился без энтузиазма, но есть такое слово «надо», и с этим ничего не поделаешь. Вот и сегодня можно было смело «расклеивать афиши», оставалось лишь сделать выбор: кем стать?..

– Смотри, Валька, на какие муки иду ради тебя, – сказал Сергей, демонстрируя плотный голубой комбинезон и ветровку. – Кем прикинуться, пока не решил, как думаешь, за сантехника сойду?

– С большой натяжкой, – скептично рассматривая униформу, ответила Валька. – Пахнет от тебя хорошо, и вообще… симпатичный.

– Прошли те времена, когда трубы меняли мрачные типы с недельной небритостью, обремененные похмельем. – Сергей усмехнулся, а затем вздохнул. – Хорошо, хоть сегодня не тридцать градусов, а то умер бы я от жары в такой одежде. Придется тебе все же сходить со мной в кино. В качестве компенсации.

– А ты кран починить сможешь? – спросила Валька, нарочно не обращая внимания на его последние слова – пусть еще раз попросит, так приятно…

– Ну как тебе сказать… Вообще-то нет.

– Дохлая получается легенда. У Наташки кран полгода течет – попадешься на раз.

– Тогда буду борцом с насекомыми. У вас там как с тараканами?

– И здесь пролет, нет их ни у кого. Вернее, есть только один таракан по фамилии Сухоруков.

– Да ты хорошо живешь, Валька. – Сергей улыбнулся, с тоской посмотрел на металлический чемоданчик, стоящий у двери, и добавил: – Все же остановлюсь на сантехнике, а подружке твоей кран скотчем обмотаю, и пусть попробует сказать, что плохо сделал.

Он состроил страшную гримасу, Валька фыркнула, а затем вздохнула.

– Очень я по Наташке соскучилась. Переживает, наверное. Ты ее там утешь, пожалуйста, получше.

– Не беспокойся, забудет о тебе через пять минут. – Сергей лукаво посмотрел на Вальку и хитро сощурился.

– Я же не в этом смысле. Дурак! Размечтался!

Сергей засмеялся и ответил:

– Я пошутил.

Отбросив на диван голубую ветровку, он подошел к Вале, взял ее за подбородок и заглянул в глаза.

– Ты чего?.. – прошептала она, боясь пошевелиться. Сердце неожиданно принялось выстукивать: «Пусть поцелует, пусть поцелует, пусть поцелует…»

– Любуюсь.

– Это правильно, – сказала Валька с вызовом, пытаясь понадежнее скрыть чувства и мысли.

– Смешная ты…

– Неправда.

Сергей хмыкнул, опустил руку, подхватил ветровку, чемоданчик и вышел. Валька издала короткий страдальческий стон, шагнула к дивану и прислушалась к сердцу. Оно, боясь гнева хозяйки, больше ничего интересного не выдавало.

– Я не смешная. Вовсе не смешная! Ходит тут, мешается, отвлекает от важных дел. Без него в сто раз лучше. – Чтобы придать словам больший вес, Валька сжала кулаки и вздернула нос. – Интересно, думает он обо мне или нет?.. Неважно. Совсем неважно, – торопливо добавила она через секунду и направилась к зеркалу, выискивать в отражении замечательные достоинства и плачевные недостатки.

* * *

К вынужденным спектаклям Сергей никогда не готовился заранее, обычно надеялся на интуицию и житейский опыт. Устремляясь к Москве, он вспоминал забавную девчонку, гостившую в доме Казакова, а не размышлял над ролью сантехника и уж вовсе не беспокоился о предстоящей починке крана. Похоже, он нравится Вальке, похоже, она ему тоже.

Припарковавшись за продуктовым магазином, Сергей направился к нужному дому. Сдерживать улыбку удавалось с трудом – очень забавно вылезать из «Мерседеса» в таком наряде…

Стоило нажать на коричневую, немного поцарапанную кнопку звонка, как сразу же распахнулась дверь. Сергей увидел приятную девушку с непокорной копной рыжих волос и очень светлой, почти белой кожей. Хозяйка квартиры напоминала фарфоровую статуэтку (художественный беспорядок на голове не в счет), вот только одежда – серые бриджи и желтая майка – портили образ.

«Добрый день, Наташа. Как поживаете?» – мысленно обратился к ней Сергей.

Девушка чуть наклонила голову набок, разочарованно поджала губы («Видимо, Вальку ждет…») и спросила:

– Вы к кому?

– Сезонный осмотр сантехники, жалобы есть? – отрапортовал Сергей, отмечая про себя, что глаза у Наташи красные и настроение явно на нуле.

– Нет.

«Ну вот, начинается… Проблем у нее нет, а как же обещанный кран?»

– Кран не течет?

– Нет.

– Если затопите соседей, то претензии нам потом не предъявляйте. Страховая компания вам тоже не поможет – от них никогда ничего добиться нельзя. Распишитесь вот здесь. – Сергей сунул Наташе блокнот. На помятом листочке красовалась табличка с несколькими колонками.

Он надеялся, что его слова возымеют действие, и долго ждать не пришлось.

– Хорошо, проходите. Обувь снимайте. Трубы, вода, газ, свет, мусор… Мне сейчас не до этого.

– Что будем чинить?

– На кухне течет.

Она пропустила «сантехника» в квартиру, придирчиво осмотрела его с головы до ног и небрежно махнула рукой в сторону кухни. Если бы не переживания, связанные с Валькой, Наташа бы наверняка подумала: «Занесло ко мне сантехнического принца. И что теперь с ним делать?», улыбнулась бы и попросила поменять и раковину, и ванну, и унитаз. Но все мысли только о Вальке! Пропала девчонка, а от ее редких и невразумительных звонков лишь еще хуже делается…

Ознакомившись с больным краном, Сергей вздохнул с облегчением: кое-как залатать можно, а потом – ищи ветра в поле.

– Что значит не до этого? – добавляя голосу строгости, начал он наступление. – За сантехникой необходимо следить, неужели так трудно вызвать мастера? Ладно бабульки вечно резину тянут – народ темный и несознательный, но вы… – Сергей нахмурился, старательно вживаясь в роль. Медленно, но верно он превращался в зануду, дребезжащего и любящего поучить уму-разуму всех кого не лень. – Вот посмотрите, это же безобразие какое-то…

Нервы у Наташки сдали, она села на стул, подперла щеку кулаком и с чувством ответила:

– Да пусть этот кран хоть сто раз заржавеет! Мне плевать! Ясно?

«Лед тронулся», – мысленно улыбнулся Сергей, сожалея, что носового платка у него нет (а может понадобиться). Или Наталья не из тех, кто щедро льет слезы прилюдно? А вообще у него в чемоданчике есть тряпка – рабочая, промасленная, хорошего мышиного цвета. Подойдет вместо платка? Сергей усмехнулся, представляя, как в качестве моральной поддержки протягивает ее Наталье. «Валька меня убьет», – с удовольствием подумал он, включая и выключая воду.

– Зачем же так? – с искусственной обидой и долей упрека спросил Сергей, будто у него душа двадцать четыре часа в сутки болела исключительно о смесителях и трубах. – Или я не вовремя? У вас неприятности? Могу зайти и попозже…

«Но лучше поговорите со мной, Наташа. – Он сдержал улыбку. – Валентина просила вас утешить, должен же я выполнить ее просьбу. Любой сантехник на моем месте поступил бы точно так же. Уж поверьте…»

Сергей еще раз включил и выключил воду, вытер руки полотенцем и выжидательно посмотрел на хозяйку квартиры.

Брови Наташи были сдвинуты, губы сжаты – она устала держать переживания в себе и уже готовилась поделиться ими хоть с кем-нибудь. С незнакомым человеком даже лучше – минут через десять он уйдет, и станет привычно тихо… Без Валькиных звонков и болтовни! «В следующий раз я из нее все вытяну, и пусть наконец скажет, где находится!» – разозлилась Наташа.

– Да, у меня неприятности… Вернее… Подруга пропала, представляете? Вроде пропала, а вроде и нет.

– Разве так бывает?

– Бывает! Увез ее какой-то парень в неизвестном направлении. Попался бы он мне сейчас! Номер машины я, к сожалению, не запомнила. Не сообразила. – Большие красивые глаза Наташи недобро блеснули. Можно было не сомневаться, уж она бы отомстила за Вальку по полной программе: никто бы не ушел от справедливого возмездия. – Все зло на свете от мужчин.

Наташа пристально посмотрела на Сергея, и тот почувствовал, как «за всех обманутых девчат» его режут на мелкие кусочки, закатывают в бочку и бросают в пучину морскую.

«Около магазина она меня не видела, – напомнил он себе и изобразил на лице участие. – Если только издалека».

– А что за парень? – небрежно поинтересовался Сергей.

– В том-то и дело, что не знаю. Я его один раз мельком со спины видела. Здоровый как лось, выше вас, и плечи вот такие. – Наташа развела руки, подумала немного и развела их еще больше. Речь теперь шла как минимум об исполине или атланте, держащем небо. – Волосы черные, глаза наглые…

– Вы же со спины его видели, – напомнил Сергей, сдерживая улыбку.

– Неважно. – Наташа вновь подперла щеку рукой, мол, не мешайте переживать и терзаться, и без вас тошно. – Валька такая хорошая, доверчивая, наивная, запудрил этот проходимец ей голову, а она и поверила… Когда только успел… Не встречалась же она ни с кем! Это меня и беспокоит. И голос по телефону у Вальки не счастливый… То есть она меня утешает и… И ерунду какую-то говорит! А что дальше? – Наташа тяжело вздохнула. – Нормальный мужчина так себя не ведет. С нормальными всегда все понятно. Разве нет? – она вопросительно посмотрела на Сергея.

– Абсолютно согласен, – ответил тот.

– Или поиграется и бросит, или… Знаете, в голову иногда такие страшные мысли лезут. Еще по моргам придется звонить, не дай бог, приютят…

– Что?! – пряча смех, Сергей быстро развернулся и полез под мойку. Еще немного, и из него сделают маньяка-убийцу, который сначала держал жертву в чулане, а затем без всякого сожаления расправился с ней. «Наташа, за что же вы меня так… Утешай вас после этого…»

– Знаете, сколько на свете придурков?

– М-м… догадываюсь. – Сергей выпрямился и стал возиться с краном. – Но есть и хорошие люди, зачем же сразу думать о плохом? Вы бы родственникам своей подруги позвонили, вдруг они что-то знают.

– Нет у нее никаких родственников.

«А теперь нужно осторожно выяснить, не интересовался ли кто-нибудь Валентиной последнее время…»

– И никто в гости к ней не приходит, не навещает?

– Не-а, одноклассницы замуж повыскакивали, не до Вальки им, а на работе только приятельницы да знакомые. – Наташа побарабанила пальцами по столу, попыталась убрать за ухо непослушную рыжую прядь, шмыгнула носом и гордо сообщила: – Я ее единственная и самая лучшая подруга.

– Охотно верю.

– Если Вальку кто-нибудь обидит, то я с ним мигом разберусь, сто раз пожалеет о содеянном. А без воды человек сколько может прожить? – вдруг поинтересовалась Наташа, явно возвращаясь к трагическим мыслям.

– Вам это не грозит, – улыбнулся Сергей, – кран я починил.

Он повесил кухонное полотенце на спинку стула и стал убирать инструменты в чемоданчик.

Наташа равнодушно покосилась на раковину и перевела взгляд на «сантехника».

– Я бы в полицию пошла, но там и слушать меня не станут – Валька же звонит, жива, здорова… Говорит, что у родственника живет. Врет, конечно. Влюбилась, видно, по уши, вот и сочиняет.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – с легкостью пообещал Сергей. – Вдруг ваша подруга встретила настоящую любовь и скоро выйдет замуж? Такое случается гораздо чаще, чем вы думаете. – Он улыбнулся и мысленно произнес: «Валька, что только не приходится говорить ради тебя. Я так скоро романтиком стану и стихи читать начну. Наталья, вы как относитесь к стихам?»

Выдав еще несколько утешительных слов, Сергей покинул квартиру, спустился по ступенькам на первый этаж и вышел из подъезда – спектакль можно было считать законченным. Наташа ему понравилась, отчего на душе потеплело.

«Задание выполнил, – с усмешкой подытожил Сергей, представляя, с каким нетерпением Валька будет его расспрашивать, с какой смешной жадностью начнет вытягивать подробности. – Да, скучает по тебе Наташка».

День выдался не слишком жарким, но комбинезон практически не пропускал воздуха. Сергею хотелось побыстрее снять его и натянуть футболку и джинсы, однако он не стал спешить к машине. «Выпить бы холодной минералки…»

– Эй, парень, угости одинокого человека сигареткой, – послышался дребезжащий голос со скамейки. Сергей обернулся и увидел худого, сморщенного, неприятного мужичка с огромным фиолетовым носом – Сухоруков любил дышать свежим воздухом, считая, что таким образом продлит свою жизнь лет на двадцать. Курение же, по его мнению, настоящим злодеям помешать никак не могло, наоборот, никотин закалял организм и убивал всякую ненужную дрянь.

Сергей подошел ближе и сунул руку в карман.

– Угощайтесь.

Вытащив три сигареты из протянутой пачки, Сухоруков внимательно оглядел незнакомца, пошлепал губами и прищурился. «Сантехник, значит… Или еще какой рабочий класс… Понятненько… Рожа только больно гладкая. Подозрительный субъект, между прочим». Прикурив, выпустив в голубое небо серые клубы дыма, пенсионер фыркнул и плюнул на асфальт. «Надо было пять сигарет брать или шесть», – с сожалением подумал он и бросил осторожный взгляд на необычные часы с рубинами. Уж золотишко от дешевки отличить не проблема, не зря же он, Сухоруков, два года проработал в стоматологической клинике…

– Не знаю тебя что-то, – важно произнес пенсионер, закинув ногу на ногу. – Не видывал раньше.

– Да я кран чинил в тридцать восьмой квартире, – по-простецки ответил Сергей.

– У Натахи? – Интерес Сухорукова мгновенно возрос: сантехник с дорогущими золотыми часами побывал в квартире его личной врагини, уж не вор ли какой? А то подружиться с хорошим человеком никогда не мешает. Нет, не вор… Стоит, разговаривает, никуда не торопится.

– Кажется, хозяйку так звали.

– Дура перезрелая. Замуж никто не берет, вот сантехников и вызывает, чтобы, значит, подсобили в ее тяжелой женской доле, – практически с наслаждением сообщил Сухоруков и счастливо-мечтательно вздохнул. – Очень до мужиков охоча, и ко мне приставала, вот те крест.

Сергей наблюдал, как носатый мужичок часто крестится, и размышлял, а не прощупать ли его заодно – лишним не будет. Голова у Наташиного и Валькиного соседа явно набекрень, да и врет заливисто, но наверняка сидит у подъезда целыми днями и уж точно мимо себя никого чужого не пропустит. Может, Валентиной все же интересовались?

– Ко мне не приставала, но о горе своем поведала, – сказал Сергей, «забрасывая удочку». – Подруга у нее куда-то делась, непонятная история…

– Такая же свиристелка, как и Натаха! Соплячка только. Валькой звать, – перебил Сухоруков и тут же задумался, пытаясь сообразить еще какую-нибудь гадость. День не радовал, не получалось записать в тетрадочку очередной подвиг, а так хотелось. – Уж не знаю, кому Валька может понадобиться – тощая швабра, совсем неинтересная. На женщину вообще не тянет.

– Вроде сирота.

– Ага. Папашка великий коррупционер был или мафиози, денежки у него всегда водились. А мать с приветом, психическая, значит… Когда она померла, Валька совсем стыд потеряла. Понятное дело! Родительница мешала ей полюбовников в квартиру водить. Честно говоря, в нашем доме порядочных людей раз, два и обчелся! Эх, обмельчал народ, а молодежь вообще сбрендила, – выдал Сухоруков и почесал лоснящийся нос.

Осторожно метнув взгляд на часы Сергея, пенсионер попытался запомнить их более детально. Интуиция подсказывала, что для хорошо спланированной гадости они пригодиться могут. Последние три дня у Сухорукова даже сердце побаливало от тоски: все разъехались по деревням да дачам – заняться совершенно нечем. Даже Наташка, главная врагиня, сидела безвылазно в квартире и не ввязывалась с ним ни в какие разборки.

– Наверняка подруги, знакомые есть, волнуются, приходят, спрашивают.

– Да о чем ты говоришь! Валька как сгинула, так полрайона вздохнуло с облегчением – до того она противная, жуть! Задницей направо и налево виляла, меня жизни учила, в лифте, дармоедка, нехорошие слова на стенах писала. – Сухоруков многозначительно поднял указательный палец и добавил: – Матерные. Сладу с ней не было. Уж прибили небось сиротинку, лежит где-нибудь под землей, траву кормит.

В голове Сергея промелькнуло емкое слово «дурдом». Получив ответы на все вопросы, распрощавшись с еще тремя сигаретами, он зашагал к машине. Минералка и легкая одежда – единственное, что ему было нужно.

Усевшись за руль, Сергей провел рукой по волосам и машинально посмотрел на запястье. Часы… Он забыл их снять, когда ходил к Наташе. Ладно, ерунда, та наверняка не приняла их за дорогую вещь. А мужичок с фиолетовым носом? Об этом сухофрукте лучше вообще не вспоминать.

Сергей взял мобильный и набрал номер Вальки. Новый телефон ей подарил Казаков, так что со связью проблем не было.

– Да! – раздался звонкий и нетерпеливый голос.

– Привет, – весело сказал Сергей.

– Как там Наташка?!

– Ты бы сначала спросила, как я. – Он откинулся на спинку кресла, расслабился, протянул руку и качнул медвежонка, висевшего на зеркале. – Что за кошмарный товарищ с огромным носом проживает в вашем доме?

– С баклажанным?

– Да, редкостный затейник.

– Это Сухоруков, наш враг. Воюем с ним, воюем, и все без толку. Ну его… Пожалуйста, расскажи про Наташку!

– Ладно уж, – ответил Сергей. – Но в обмен на кино.

После небольшой паузы Валька строго произнесла:

– Хорошо. Но учти, я согласилась только потому, что ты не оставил мне выбора.

– Обязательно учту, – он улыбнулся и тоже взял паузу.

– Ну же! – потребовала Валька.

– А ты совсем не хочешь идти со мной в кино? – растягивая время, поинтересовался Сергей.

– Хочу… Но совсем немного.

– Уж так и быть, расскажу про Наташку. Живет она отлично. Кран, кстати, я починил. Почти… Э-э… вроде все.

– Так нечестно!

Сергей рассмеялся и продолжил мучить Вальку:

– Дело было так. Я нажал на кнопку звонка, потом раздались шаги, а затем приятный женский голос спросил: «Кто там?» Я ответил: «Люди добрые, пустите сантехника переночевать».

Валька тоже засмеялась и сказала:

– Все ты врешь, Наташа никогда не спрашивает: «Кто там?», а я ее ругаю за это.

– Сдаюсь, ты меня прижала к стенке. – Сергей вновь улыбнулся и в красках и лицах поведал о своей разведывательной операции: – Ты даже не представляешь, какие у меня, оказывается, широкие плечи и какой я высокий. И, конечно, злодей.

– Как же хорошо, что у меня есть Наташка, – счастливо произнесла Валька в ответ.

* * *

Она всегда приходит с темнотой. Всегда притягательна и недоступна. Увидеть ее, вдохнуть смесь ароматов кардамона, ванили, грейпфрута, услышать бархатный голос, и ничего уж больше не надо – вот оно счастье.

Каждый день в ожидании: раздастся ли звук шагов, скрипнет ли дверь при ее появлении, или тишина – верная подруга одиночества – болью отзовется в сердце.

Он любит Ольгу, очень сильно любит, и готов на все, о чем бы та ни попросила…

– Дмитрий Григорьевич, я домой, – тряхнув кудряшками, без пяти семь скажет Зиночка и подумает: «Каждый день остается. Август на дворе, погода замечательная, а он все над бумагами чахнет».

Зиночка закатит глаза к потолку или недовольно покачает головой, оглянется у двери и, не встретив заинтересованного взгляда, покинет кабинет. Если начальнику охота сидеть в четырех стенах день и ночь, то у нее есть дела поважнее: кино, рестораны и Макс из фитнес-клуба.

– Лето, лето, – вздохнул Поляков, ослабляя узел галстука. – Ненавистное лето.

Ольга не терпит, когда светло, когда людно, и за прошедший месяц приезжала только три раза. Правда, звонила и писала по электронной почте довольно часто (особенно на этой неделе). Дмитрий Григорьевич положил руки на подлокотники кресла и закрыл глаза. Погрузившись в воспоминания, он улыбнулся – мелькающие картинки наполнили душу радостью, нежностью и страстью. Ольга, Ольга, Ольга… Тоненькая, всегда в черном и всегда вуаль на лице.

Не думал, не гадал, что способен на такие чувства, но любовь сама выбирает, кого казнить, кого миловать, а кого пришпилить острыми стрелами к стенке. Бабац! И даже не дернешься. Дмитрий Григорьевич уже давно жил с пронзенным насквозь сердцем, и это состояние топило его в неописуемом восторге. Пусть безответно, пусть безнадежно, но как волшебно!

Он встал, постоял у окна, вернулся в кресло, допил холодный кофе, часа два поработал, а потом опять погрузился в мечты. Дверь скрипнула. Поляков вздрогнул и резко поднялся. Она пришла.

– Ольга…

– Добрый вечер. Простите, я опять без предупреждения.

Ольга специально не звонила заранее, потому что знала – он ждет, а внезапные появления лишь разжигают страсть в сердце. Как он смотрит… Точно благодарит за сам факт ее существования, за то, что дышит с ней одним воздухом, за то, что получил право любить.

– Я всегда рад вас видеть.

Подойдя к столу, Ольга коснулась уголка папки. Черный полупрозрачный шарфик, напоминающий грозовое облако, съехал вниз и оголил плечо.

– Есть какие-нибудь новости?

– Нет, – ответил Поляков. Автоматически застегнул пуговицу пиджака, поправил очки и бесшумно втянул в легкие побольше воздуха. Замер, а затем так же бесшумно выдохнул. – Но они будут, даю слово.

– Я волнуюсь.

– Нельзя так. Ничего страшного не случилось.

– Вы не поймете меня, наверное…

– Ольга, я понимаю вас.

Поляков резко шагнул к ней, взял за руку и сжал длинные тонкие пальцы. Прикосновение отозвалось сладкой волной, пробежавшей по телу вверх и вниз. Сердце заколотилось бешено. Дмитрий Григорьевич вдруг устыдился своих чувств, захотел отойти, отвернуться, но, ощутив дыханье Ольги, остановился.

– Я вам нравлюсь, не так ли? – спросила она.

И что же выбрать? «Нет» – значит потерять надежду, «да» – оказаться смешным. Почему же их жизненные пути не пересеклись раньше, когда он был молод, строен и более уверен в себе? Почему такая несправедливость? Поляков сжал пальцы Ольги еще сильнее, ему вдруг показалось, будто он слышит музыку. Такое случалось и раньше – стоило подойти к ней близко, и в ушах начинала звенеть мелодия. С чего эта чертовщина, с чего?

– Да, – мужественно ответил он.

– Давно?

– С того дня, как увидел вас.

Кто бы знал, как тяжело дались Полякову эти слова: точно, закрыв глаза, он прыгнул в пропасть, полагая, что внизу его ждут заточенные, несущие смерть колья. Сколько дней Дмитрий Григорьевич сидел в своем кабинете, мечтая об Ольге, сколько написал страстных стихов – мальчишеских, глупых, – сколько раз переворачивал кофейную чашку, надеясь увидеть знакомый силуэт на блюдце, найти хоть какое-нибудь подтверждение тому, что она не исчезнет из его жизни так же неожиданно, как появилась. Сколько, сколько, сколько… Это ведомо лишь книгам, стоящим на полке, лишь тикающим часам, лишь высокому удобному кожаному креслу – никому из людей Дмитрий Григорьевич не мог доверить своих чувств.

– Опустите жалюзи.

– Что? – переспросил он.

– Светло, – коротко ответила Ольга.

Поляков быстро шагнул к окну и потянул на себя шнур, но движение вышло неловким, и выполнить просьбу с первого раза не получилось. Лето, лето, ненавистное лето. Обернувшись, он замер – Ольга стояла около дивана. Еле уловимый звук расстегивающейся молнии, и юбка черной кляксой упала на пол.

– Помогите же мне, – сказала Ольга тихо, но с требовательными нотками в голосе.

– Я сейчас… Да, конечно… Я сам…

Что происходит, Поляков не понимал. Представить, будто женщина из грез захочет подарить ему себя, он категорически не мог. Руки задрожали, вена на виске запульсировала, ноги стали ватными, в голове образовалась мешанина из слов. Зачем же Ольга разделась? Зачем?.. Неужели…

Дмитрий Григорьевич неуверенными шагами направился к дивану, споткнулся, извинился, споткнулся еще раз и еще раз извинился. «Да что же со мной?» – отругал он себя и сделал попытку успокоиться.

– Ольга…

В ответ она смело шагнула к нему.

Расстегивая непослушными пальцами маленькие пуговки черной кофты, Поляков не решался поднять голову. Через плотную ткань вуали Дмитрий Григорьевич боялся увидеть блеск насмешливых глаз – даже если это злая шутка, то пусть она продлится как можно дольше… Он готов простить, забыть все, что угодно, лишь за одну минуту пусть иллюзорного, но все же счастья.

– Я скучала, – сказала Ольга просто.

– Я тоже. Всегда.

Какой у нее голос? Спокойный? Ироничный? Грустный? Едкий? Поляков захотел понять и не смог, сейчас он не был успешным адвокатом, хладнокровно разбирающим на звенья любые проблемы, он был просто мужчиной, любящим и надеющимся на невозможное.

Сняв очки, Дмитрий Григорьевич занервничал, не зная, куда их положить. Беспомощно, как маленький ребенок, завертел головой и забормотал: «Извините, извините».

– Дайте же сюда, – забирая у него очки, сказала Ольга. Протянув руку, она положила их на книжную полку и спросила: – Почему вы на меня не смотрите?

– Не знаю… Признаться честно, боюсь.

– Смотрите на меня, Дмитрий Григорьевич, прошу вас.

Она осторожно, не торопясь, демонстрируя каждый изгиб своего тела, легла на диван.

– Какая же вы тоненькая и хрупкая, – выдохнул Поляков, присаживаясь рядом. Пальцы коснулись шелковистой кожи, побежали вверх к впадинке на шее и остановились. У него не было права приподнять вуаль – Ольга дарила себя, но не свою тайну.

Полякову не хотелось торопиться, не хотелось комкать прекрасные мгновения, кружащие голову, дарующие ни с чем не сравнимые ощущения.

– Спасибо вам, – прошептал он, вдыхая смесь ароматов кардамона, ванили и грейпфрута. Его одинокий, тоскующий, трепетный мир слился воедино с миром любимой женщины – медленно, плавно и осторожно.

Край вуали немного загнулся, открывая подбородок. Именно в этот момент, увидев лишь маленькую часть лица Ольги, Поляков прочувствовал ее обнаженность.

Глава 6

На дачу Валька собиралась как на парад. Надела новые синие брюки, голубую кофту с коротким рукавом, черные лаковые босоножки на невысоком каблуке, уложила в художественном беспорядке волосы (нравилось, когда они торчали на затылке в разные стороны) и немного подкрасила глаза и губы.

Старалась Валька по нескольким причинам. Во-первых, в душе царило боевое настроение: очень хотелось найти картину «Женщина в черном». Вдруг повезет. Интересно, куда она запропастилась? Наверное, действительно лежит на какой-нибудь полке и пылится. «И чего меня на этой картине так переклинило?» – думала Валька, отправляя мобильник в задний карман брюк. Во-вторых, Сергей… Ладно, она готова признать, что он ей симпатичен. В-третьих, предстояло получить долгожданный глоток свободы! Сидеть в четырех стенах было невыносимо скучно.

Валька покрутилась немного перед зеркалом и, не найдя в своей внешности ни одного изъяна, крикнула:

– Заходи!

– Наконец-то мне позволено явиться в твои покои, – усмехнулся Сергей, нарочно делая вид, будто не замечает ее очередного преображения. Прислонившись к углу шкафа, он демонстративно посмотрел на часы. Жест означал: сколько можно одеваться, давным-давно пора уже отправляться в путь.

Такого равнодушия Валька стерпеть не могла. Пройдясь по комнате, точно манекенщица по подиуму, она кинула на Сергея нетерпеливый взгляд.

– Мы едем или нет? – нарочно равнодушно спросил он.

– Неужели ты не видишь, как хорошо я выгляжу?

– Не вижу, потому что ослеп от твоей неземной красоты.

Щеки Вальки несколько порозовели. Довольная, она направилась к двери, и через пять минут они уже мчались в сторону дачи. Ненавязчиво звучала плавная музыка, кондиционер щедро дарил прохладу, за окном пролетали летняя зелень и чистое голубое небо. Душу Вальки переполняло тихое блаженство, словно на свете нет и не может быть ничего плохого. Вот так в один миг меняется жизнь… И здорово же это.

Наследство. Оно кажется нереальным, и вроде даже неважно, удастся его получить или нет. Казаков говорил, что это волокита, но обещал помочь.

Еще один наследник… Ну и что! Может, зря Юрий Яковлевич перестраховывается? Валька коротко вздохнула. Она бы познакомилась со своим дальним родственником, и они бы подружились.

«Вот бы узнать: кто кому изменил и кто у кого родился! У меня есть десятиюродный дядя или восьмиюродная тетя? Или семиюродный брат? Так бывает. Но откуда бы они взялись?..»

Разве плохо иметь близких людей? Чем их больше, тем лучше.

«Ах да, там какая-то темная история со смертью двоюродной бабушки. Как же все запутанно – голова кругом…»

Валька сидела расслабленно и думала обо всем подряд, стараясь избегать мыслей о Сергее. Но взгляд тянулся к нему… Пожалуй, ей бы хотелось, чтобы «отпуск» продлился подольше, только нужно упросить Казакова разрешить почаще выезжать. Ну хоть куда-нибудь! Конечно, Юрия Яковлевича понять можно, он добрый, заботливый и волнуется, но изнывать от безделья – такая мука… Валька заерзала. Если бы не подруга, получается, и торопиться ей некуда.

– Значит, Наташа переживает? Я бы на ее месте тоже сходила с ума, – сказала она скорее себе, чем Сергею.

– Горюет и рыдает, говорит: где же мою лучшую подруженьку носит, уж не влюбилась ли она в высокого широкоплечего парня…

– Что? Я? В тебя? Ерунда!

– Шучу, – засмеялся Сергей, притормаживая на повороте. – Переживает, конечно. Кстати, она поведала мне о том, какая ты хорошая. Я чуть не прослезился.

– Ага, я такая, – кивнула Валька, мысленно поблагодарив Наташу раз двадцать.

Широкая асфальтированная дорога, заросшая слева и справа пыльными кустами малины и орешника, вскоре привела к дачному поселку. Огромный пень, изъеденный жуками, гордо возвышался рядом со шлагбаумом. Под радужной надписью «Добро пожаловать!» стояли, прижавшись друг к другу, две коричневые скамейки.

– Вон моя дача, зеленый дом на краю, – указала Валька и улыбнулась.

Здесь все было родным: и лавочка около древнего столба, и береза со сломанной веткой, и ржавая табличка с номером участка, и пузатая труба, наполовину зарытая в землю, и слегка покосившийся забор. Валька сняла крючок с нехитрого замка калитки и быстро устремилась к дому. Сергей неторопливо выбрался из машины, огляделся, посмотрел на рябую курицу, спешащую по своим важным делам, закурил и зашагал по узкой дорожке, отмечая, что трава забила все (видимо, давно ее не косили).

Ключ от двери хранился на маленькой полочке под ступеньками.

– Брать тут особо нечего, дом старый. Папа его специально не ремонтировал, говорил, в прошлое гвозди вбивать нельзя.

Пропустив Вальку вперед, Сергей тоже зашел на кухню. Обстановка действительно была скромной, в глаза бросились лишь блестящий самовар, стоящий посередине круглого стола, и резной шкафчик с книгами и журналами. Краска на полу стерта, на обоях потеки – следы дождя, короткие шторки выцвели.

– Правда, здесь здорово? – спросила Валька. – Пахнет детством. Вот с этой ступеньки, – она указала на лестницу, ведущую на второй этаж, – я слетела в шесть лет и спилотировала прямо на печку. За домом есть сарай, на его крыше очень хорошо загорать. Но, наверное, крыша меня теперь не выдержит. А яблоню видел? Гигантская! И столько яблок! А беседку? Эх, шашлык бы сделать…

– Да, это я сплоховал, шашлык бы нам не помешал, – согласился Сергей. – А у соседей разжиться провизией можно?

– Наверное.

– Тогда ты отдыхай, а я прогуляюсь. Вдруг повезет и мне встретится дикий кабан… С луком, уксусом, перцем и черным хлебом.

Валька засмеялась:

– Пусть тебе еще встретятся помидоры и огурцы.

Сергей ушел, а она поставила чайник на двухконфорочную плитку и с вдохновением отправилась на поиски картины.

– Придется перерыть здесь все от пола до потолка, – задумчиво сказала Валька, размышляя, с чего бы начать.

Поднявшись на второй этаж, она изучила пару старых чемоданов и шкаф, отодвинула стопки книг, заглянула в тумбу и вернулась на кухню. Чайник уже вскипел. Валька быстро переставила его на соседнюю конфорку, выключила плиту и двинулась дальше. Она искренне считала, что отец показывал ей все картины, а выходит, нет. Почему?.. Красивая женщина, одетая в черное, с жемчугом на шее. Еле заметная улыбка, внимательный взгляд…

– Картина, картиночка, где ты? – тихо нараспев произнесла Валька и продолжила «раскопки» сначала в маленькой комнате, а затем в большой. Пыль щекотала нос (дом три раза сотрясся от громкого чиха), поскрипывали половицы, пачка фотографий буквально прыгнула в руки и задержала минут на пятнадцать, рассохшийся ящик комода – еще на пять.

«И почему я не узнала размер картины? – с досадой подумала Валька, остановившись около кладовки. Дотронувшись до шершавой, облупившейся краски, она вспомнила короткий эпизод из детства, закусила нижнюю губу и торжественно вздохнула, точно собиралась перерезать красную ленточку и шагнуть в прекрасный новый мир. Кладовка – последняя надежда, Вальке, к ее великому сожалению, больше нечего было осматривать. Или здесь, или… Неизвестно где! – Пусть мне повезет, пусть повезет…»

Она протянула руку, взялась за круглую металлическую ручку и дернула дверь на себя. Раздался хруст, треск, грохот, и Валька увидела, как на нее падают доски, рейки и прочая строительная ерунда.

– А-а! – от неожиданности вскрикнула она и поперхнулась пылью.

* * *

Услышав грохот, бросив добычу на веранде, Сергей буквально влетел в дом и увидел малоприятную картину: его подопечная лежала на полу в позе морской звезды под грудой всевозможного хлама и, увы, не подавала признаков жизни.

– Валя! – громко позвал он и принялся поднимать доски.

– М-м… – выдала та в ответ и открыла глаза.

– Ты решила разобрать дом на части? – подбадривая, спросил Сергей и помог Вальке подняться. – С тобой все в порядке? Ну-ка покажись. Где больно? Чего молчишь?

– Я упала, – сообщила «новость» Валька и всхлипнула.

– Ударилась? Как голова?

– Это кровь?

– Ничего страшного, пара царапин. Как ты себя чувствуешь?

– Мне нужно зеркало. Пожалуйста… Я хочу посмотреть на себя.

Увиденное Вальку совсем не обрадовало. Правая щека опухла, покраснела и к тому же была украшена кровавой ссадиной, подбородок покрылся царапинами, на лбу образовалась шишка. Настроение резко поползло вниз и уперлось в дурацкую обиду на кладовку.

– Фильм ужасов, – прокомментировала Валька свое отражение.

– Не принимай близко к сердцу, лучше скажи, голова не кружится?

– Нет. Как я теперь буду жить с такой физиономией?

– Ну, ты всегда сможешь надеть паранджу и…

– Смейся, смейся. – Валька отошла от шкафа и, пользуясь ситуацией, горестно произнесла: – Теперь, наверное, никто не захочет сходить со мной в кино.

– Знаю я одного товарища, который спит и видит, как бы сходить с тобой в кино. Или ты уже передумала?

– Вовсе нет, – важно ответила Валька, чувствуя себя гораздо лучше.

– Если Юрий Яковлевич не убьет меня, когда увидит твое лицо, то мы вполне можем выбраться в кинотеатр сегодня вечером или завтра, – улыбнулся Сергей. – Я раздобыл мясо, овощи и хлеб, так что буду тебя откармливать.

– Шашлык, конечно, улучшит мое самочувствие, – ответила Валька и тоже улыбнулась. – Пойду умоюсь.

Она привела себя в порядок, еще раз хорошенько разглядела ссадину и царапины и, оставив Сергея на кухне, вернулась в кладовку. Здесь царил такой бардак, что не очень-то было понятно, с чего начинать и куда что двигать. «Наверное, после смерти папы мама перенесла сюда все ненужное».

Валька старательно изучила первый стеллаж, а затем сняла с полки второго объемную, но легкую коробку и вытащила из нее зеленые потрескавшиеся ласты, пузатую банку с гвоздями, пожелтевшую карту Подмосковья, жестянку с блеснами и поплавками, армейский ремень, моток бордовой бахромы, «Книгу о вкусной и здоровой пище» и плотную объемную папку на кнопках. Валька открыла ее и принялась разглядывать тонкие брошюрки с выставок, фотографии картин, малоинтересные для нее вырезки из газет. Под одной из брошюр она обнаружила небольшую стопку явно самодельных конвертов, перетянутую зеленой лохматой бечевкой. Осторожно развязав кривенький бантик, Валька пересчитала письма.

– Пять штук. Ни адресов, ни картинок, ни имен, – пробормотала она, склонив голову набок.

Читать чужую корреспонденцию нехорошо, но в данном случае можно. Все равно же взять и выбросить эти письма рука не поднимется. Что в них? И почему они такие странные? Их не посылали почтой.

Раскрыв первый конверт, Валька достала небольшой листок бумаги, пробежалась глазами по строчкам и на несколько секунд замерла. Дальнейшие действия она совершала автоматически и со стороны напоминала воришку, которого в любой момент могут застукать на месте преступления. Валька быстро сложила конверты стопкой, нервно обвязала бечевкой и спрятала сначала в задний карман брюк, а затем попыталась запихнуть под ремень. В конце концов, несколько успокоившись, она сунула находку под мышку и, выскочив из кладовки, устремилась в маленькую комнату, где оставила сумочку.

– Шашлык будет готов через полчаса, – донесся голос Сергея, – не станем же мы ждать, когда он промаринуется.

– Нет! – крикнула в ответ Валька.

Никогда, никогда ей не приходило в голову, что у отца могла быть любовница. Такое казалось нелепым и абсурдным. Да, мужчины иногда ходят на сторону, женщины, кстати, тоже, но это какие-то незнакомые, абстрактные мужчины и женщины. А тут папа! Он был домашним человеком, любил свои мягкие коричневые тапочки с клеенчатой отделкой, блаженно закрывал глаза, делая большой глоток кофе, засыпал с газетой на диване, поглощал в больших количествах малиновое или клубничное варенье – столовой ложкой прямо из банки… Разве у таких мужчин случаются романы? Конечно, нет! «А потом, у папы же была я – любимая дочка Валька, зачем ему еще кто-то?!»

Шашлык она съела со скоростью звука и в каком-то неимоверном количестве.

– Если бы я знал, что ты так голодна, я бы купил мяса в два раза больше, – пошутил Сергей, глядя на опустевшие тарелки.

– Спасибо, я наелась, – ответила Валька, дожевывая последний огурец.

– Чего такая задумчивая? Голова точно не болит?

– Не-а. А мы когда поедем обратно?

– Ты поистине непредсказуема, – улыбнулся Сергей, – то выпустите на свободу, то верните в тюрьму.

Валька попыталась понять, осуждает она отца или нет, и не смогла, что-то мешало: то ли сильная любовь к нему, то ли сложные отношения с матерью – скорее всего, и то и другое. На обратном пути она непрерывно рисовала образы любовницы: «Наверное, красивая, молодая…» – и то злилась, то жалела себя, то хотела побыстрее отправить письма в мусорную корзину, то раздражалась, что сунула нос только в один конверт.

Вернувшись, Валька заперлась в своей комнате, расправила плед на диване, немного прошлась по мягкому ковру, запрещая коленкам дрожать, и села читать. Незнакомый ровный почерк…

«Здравствуй, мой Николай,

наверное, в наш век глупо писать письма… Но я не могу сдержаться, твой телефон не отвечает, а чувства переполняют душу. Неужели я в Москве? Неужели мы увидимся уже сегодня…

Я люблю тебя».

«Милый, милый Коленька. Ты позвонил сегодня только три раза – это ужасно! Пишу и смеюсь, какая же я глупая и нетерпеливая. Мне передали от тебя записку, и я подпрыгнула до потолка от радости! Все же переписываться в наш бешеный век – это очень романтично».

«Я сижу и рыдаю как ненормальная. Мы договорились провести вместе три дня на твоей даче, но, увы, обстоятельства складываются так, что завтра утром мне нужно вернуться домой. Прости, любимый.

Твоя Ольга20.09.2010».

«Привет!

Я в восторге, в неописуемом восторге! Все получилось как нельзя лучше – через три недели я вновь прилечу в Москву».

«Не могу забыть картину, которую ты мне показал. Женщина в черном с ниткой жемчуга на шее. Ты прав, мы действительно с ней удивительно похожи. Прошу, храни ее, никогда не расставайся с ней.

Грустно уезжать, очень грустно, но так уж сложилась жизнь… В следующий раз приеду под Новый год, жди, обязательно жди меня».

– Ольга… – прошептала Валька имя любовницы отца. – Ольга.

Так вот почему папа исчезал время от времени, почему иногда приходил слишком поздно и почему родители постоянно ссорились…

Эта женщина не живет в Москве, как же они познакомились?

Где?

Вопросы складывались стопкой, один на другой, и ответа на них не было. Валька еще раз перечитала письма, немного походила по комнате туда-сюда и почувствовала себя растерянной. Совершенно непонятно, что теперь делать? То есть уже ничего не поделаешь, но… Не будет покоя, пока она не отыщет эту женщину, не увидит ее. «Ты прав, мы действительно с ней удивительно похожи». Картина! Валька бросилась в библиотеку, схватила каталог, открыла нужную страницу и стала внимательно изучать фотографию «Женщины в черном». Да, Ольга красивая, очень красивая и молодая! Отец купил картину, берег ее, потому что женщина, вдохновившая художника, напоминала ему ту, которую он любил.

– Как же тебя найти? – Валька нахмурилась. От волнения у нее даже щека болеть перестала. – Как же…

Вернувшись в комнату, она принялась изучать письма. На одном из листков с обратной стороны оказались нарисованы ровные линии и жирные точки, обозначающие ноты. Слуха у Вальки не было, музыкального образования, естественно, тоже, так что находка ни о чем не говорила. Интуиция подсказывала, что толку от нот не будет – кусок черновика, не более. Тогда Валька принялась заглядывать в конверты, и на одном из уголков обнаружила штампик: «Гостиница Славянская», а рядом – маленькая эмблема. И тут вспомнились слова Казакова: «Меня мучают некоторые сомнения… На данном этапе информации маловато… Скажу только, что этой истории много лет, и речь пойдет об одной измене и о незаконнорожденном ребенке…»

– Та-а-ак, – протянула Валя, ошарашенная собственным открытием. – Юрию Яковлевичу все известно, но он не знал, как мне об этом рассказать…

В голове несколько прояснилось, вот только легче от этого не стало, наоборот, цепочка мыслей потянулась в прошлое, мозг заработал с удвоенной силой и… Валька хлопнула себя ладонью по лбу! У Ольги есть ребенок, еще маленький, и она заботится о его интересах. Похоже, теперь ясно, с кем придется делиться наследством…

– Воды, – простонала Валька, – дайте мне воды.

Она бессильно опустилась на диван и замерла, закусив губу. Такая история могла произойти с кем угодно, но только не с ней.

* * *

– Я принес йод, – сказал Сергей, заходя в комнату. Он переоделся, теперь на нем были черные брюки и белая рубашка поло. Полуофициальный вид. – Сейчас я окажу тебе первую медицинскую помощь. Лучше поздно, чем никогда.

– Тогда я уж точно превращусь в страшилище.

– Не придумывай, йод минут через двадцать бесследно исчезнет.

– Мажь, – Валька обреченно вздохнула и выпрямилась.

– Всыплет мне Казаков за тебя по первое число. – Сергей провел ватой по царапине и добавил: – Давай скажем, что попали в перестрелку.

– Не волнуйся, я тебя оправдаю, и Юрий Яковлевич ругаться не станет.

– Да уж, непременно сделай это, а то я боюсь на глаза ему попадаться – убьет без суда и следствия!

Идти в кабинет к Казакову Вальке было непросто, но вовсе не из-за ушибов. Как начать разговор? С одной стороны, измены не такая уж и редкость – случаются сплошь и рядом, с другой, речь пойдет о ее отце. Нет, относиться к этому легко не получится – хоть уговаривай себя, хоть нет.

– Пожалуйста, сильно не мажь, а то я стану похожа на матрешку.

– Матрешки обычно красные, а ты… – Сергей несколько отклонился и залюбовался своей работой. – А ты коричневая. Убьет меня Юрий Яковлевич, убьет два раза.

…Лицо Казакова при Валькином появлении побледнело. Открыв рот от удивления, он несколько секунд подбирал слова, чтобы выразить свое возмущение и беспокойство.

– Сергей! Валя! – наконец выкрикнул он и замолчал.

– Ранение неглубокое, – утешил Сергей, испытывая некоторую неловкость – не уберег все же сокровище, не заслонил собой в нужный момент.

– Юрий Яковлевич, вы не волнуйтесь, я сейчас все объясню, – затараторила Валька, дотрагиваясь до разукрашенной щеки.

– Да уж, пожалуйста!

– На даче есть чулан, в детстве я любила в нем прятаться… Впрочем, это неважно. Я подошла к нему, открыла дверь, а оттуда как повалятся доски! – Валька сморщила нос. – Ничего страшного, я несильно ударилась.

– Несильно? Не хочу расстраивать, может, ты об этом не знаешь, но правая половина твоего лица очень отличается от левой! Нет, тебя нельзя больше никуда отпускать!

– Юрий Яковлевич… – заныла Валька.

– Сергей, а ты где был?

– Временно отсутствовал, ходил за продуктами, – ответил тот и добавил, нахмурившись: – Обещаю, больше такого не повторится.

– Он не виноват, – замотала головой Валька. – Подумаешь, упала, с кем не бывает. Не сердитесь так…

– В ближайшее время ты будешь сидеть дома. – Казаков отодвинул чашку с чаем и сцепил руки перед собой, считая приговор окончательным, не подлежащим обжалованию.

– А кино…

– Какое кино?

– Я с Сергеем должна сходить в кино, он меня пригласил.

Юрий Яковлевич приподнял брови, глубоко вдохнул, выдохнул, помолчал, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, потер щеку, а потом махнул рукой и сокрушенно произнес:

– Делайте что хотите, если мое мнение для вас ничего не значит.

Сергей, встретив расстроенный Валькин взгляд, вышел на передний план и долго доказывал Казакову, что ограничивать свободу юной леди нельзя, иначе та загрустит или разнесет дом на мелкие части. Он пообещал утроить свое внимание и часто в кино ее не приглашать.

– Хорошо, – сдался Юрий Яковлевич, достал из кармана пиджака платок и промокнул лицо. – Развлекайтесь, отдыхайте, возможно, я стал брюзгой. С возрастом, знаете ли, это бывает. Просто я волнуюсь.

Когда дверь за Сергеем закрылась, Валька села на стул рядом с Казаковым и положила конверты на край стола. Язык мгновенно прилип к небу, слова заблудились, к желто-коричневому йоду на лице добавилась розовая краска смущения. В эту секунду Валя бы с радостью оказалась за тридевять земель от кабинета, но волшебной палочки, исполняющей желания, под рукой не было. Поэтому пришлось мужественно начать разговор:

– Я знаю, что у моего отца… М-м… был роман. И, наверное, вы в курсе этого и… м-м… не хотите меня расстраивать.

Реакция Казакова сказала о многом – да, он знал. Щеки Юрия Яковлевича тоже порозовели, он поджал губы, немного втянул голову в плечи и, схватив карандаш, принялся вертеть его. На лбу появились две глубокие морщины, к которым тут же пристроились мелкие.

– Откуда тебе стало известно? – спросил Юрий Яковлевич и посмотрел на конверты. – Письма? Хм… Только не говори, что ты нашла их на даче, все же не нужно было тебя отпускать. А впрочем… – Казаков, отшвырнул карандаш, резко откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники. – А впрочем, рано или поздно ты бы все равно узнала. Представляю, какие чувства переполняют сейчас твою душу, но не спеши с выводами и, прошу, не нужно осуждать…

– А я не осуждаю, – соврала Валька и оправдала себя: «Чуть-чуть же не считается». За последний час она много чего передумала и решила особо себя не накручивать, а то так и с ума сойти можно. Это личная жизнь отца – «не стоит забивать гвозди в прошлое». Но кошки (малочисленное количество) все же скребли на душе, и очень хотелось спустить на них огромную лохматую собаку. – Расскажите что-нибудь об этой женщине… Ее зовут Ольга.

– Я не так много знаю, – развел руками Казаков. – Твой отец однажды дал понять, что он… хм… счастлив. Да, давай назовем это именно так! Но подробности мне неведомы. Я как раз ищу эту женщину, однако пока безрезультатно… Ольга живет не в Москве. Наверное, именно потому за тобой следовал мужчина – она попросила его об этом.

– А я могу найти Ольгу, – широко улыбнулась Валька. – Посмотрите внимательно – конверты самодельные, видите, криво склеено? И бумага разная. – Она ткнула пальцем в стопку. – Внутри одного из конвертов есть штамп – «Гостиница Славянская». А в письме дата: двадцатое сентября 2010 года. Нельзя ли узнать фамилию Ольги с помощью этих данных?

– Ох, Валентина, Валентина, – протянул Казаков. – Ты молодец, не спорю. Пожалуй, попробовать стоит… Наверное, очень много женщин с таким именем проживало в гостинице в тот день, но мы знаем приблизительный возраст, то есть пожилых дам в расчет брать не будем.

– А если мы узнаем фамилию, что станем делать дальше?

– Попробуем проанализировать, как часто Ольга приезжает в Москву. Я хочу с ней встретиться и поговорить, пока большего не нужно. – Казаков коснулся ладонью стола и с улыбкой сменил тему: – Завтра меня не будет, на два-три дня улетаю в Санкт-Петербург, так что попрошу ни в какие кладовки не залезать, не падать и даже не чихать! Иначе у меня случится инфаркт.

– Я понимаю, нам необязательно торопиться… Но вы бы позвонили в гостиницу сегодня, что вам стоит? А они по телефону дают такую информацию?

– Вряд ли. Ох, молодежь нынче пошла нетерпеливая до безобразия. – Казаков усмехнулся. – Ладно, поговорю с Сергеем, и он займется этим вопросом. Хоть в Санкт-Петербург полечу спокойно и не буду переживать, что ты носишься по Москве, выискивая всяких женщин.

Валька торжественно кивнула, что означало: «Обещаю вести себя хорошо!» Про ребенка она решила не спрашивать…

Глава 7

Будучи человеком интеллигентным, Иннокентий Петрович Кепочкин три раза позвонил бывшей супруге, умоляя ее о встрече, и только потом, получив три отказа, сдобренные витиеватыми оскорблениями, приступил к решительным действиям. Надел лучший костюм, купленный семь лет назад в ЦУМе, повязал под воротничок бледно-розовой рубашки галстук с бирюзовыми полосками, начистил ботинки со стоптанной подошвой и отправился в магазин, где на часть своей профессорской зарплаты купил гостинцы: карамельный ликер, коробочку шоколадных конфет, килограмм апельсинов, объемный пакет чая с ароматом жасмина и кусок земляничного мыла с глицерином. В переходе метро он также приобрел красную гвоздику, очень надеясь, что цветок смягчит сердце бывшей супруги.

Иннокентий Петрович преподавал в институте. До умопомрачения обожая астрономию, он двадцать пять лет назад погрузился в эту науку и служил ей верой и правдой до тех пор, пока не встретил прекрасную Звезду из созвездия «Немедленно женись на мне, дорогой, иначе до свидания». Иннокентий Петрович ни секунды не раздумывал, более того – был счастлив. К загсу летел вприпрыжку, ведь впереди маячило тихое семейное счастье: детишки, крутящиеся у телескопа, и астрономические открытия, за которые он, общаясь с журналистами, обязательно поблагодарит свою жену – чуткую женщину и единомышленницу.

Мечты так и остались мечтами, потому как прекрасная Звезда не столько любила несчастного Кепочкина и разделяла его планы на жизнь, сколько надеялась обрести статус законной супруги и заодно повысить свое материальное положение. Глядя на Иннокентия Петровича, нельзя было сказать, что он обеспеченный мужчина, но Звезду это ничуть не смущало – если профессор до сорока пяти лет не научился брать взяток и намекать студентам, что в зачетку необходимо вкладывать стодолларовую купюру, то она быстренько научит его такому пустяку. Это же верный хлеб с маслом и икрой, нельзя же столь пренебрежительно относиться к своим возможностям – Звезда осторожно начала подталкивать Кепочкина к новой жизни. Но Иннокентий Петрович был безнадежен, даже жестокое наказание супруги – отлучение от прекрасного тела – не принесло никаких результатов. В страшном сне влюбленному профессору не могло присниться столь низменное занятие. Студентам пришлось и дальше зубрить учебники, а Звезда выставила мужа за дверь.

Разрыв Иннокентий Петрович пережил тяжело, со слезами на глазах. Он был готов простить Звезде все, что угодно, но только не варварское отношение к его труду и науке – обратной дороги не было. Но, несмотря на неприятие жизненной позиции жены, Кепочкин остался благодарен ей за короткое счастье и при случае баловал конфетами. Звезда в ответ, не простив мужу интеллигентности и честности, всегда демонстративно выбрасывала гостинцы в мусорное ведро.

Профессор, держа гвоздику на вытянутой руке, приближался к цели. Размышляя, как бы выстроить диалог с бывшей супругой так, чтобы та выполнила его маленькую, необременительную просьбу, он шевелил губами и время от времени икал – не то от страха, не то от двух бутылок минеральной воды, выпитых на нервной почве перед самым выходом из дома.

Около знакомой двери Иннокентий Петрович впал в тихую панику. Вытер ноги о резиновый коврик, несколько раз пригладил прямые черные волосы, отковырнул кусочек краски от стены, мысленно извинился за это перед жильцами, покачал головой, глядя на свой выступающий живот, и все же нажал на кнопку звонка – была не была.

– Оксаночка, а это я, – робко произнес он, наткнувшись на недовольное выражение лица бывшей жены. Икота сразу прошла. – Гвоздичка тебе, нюхай на здоровье.

– Я не желаю тебя видеть, – зашипела она в ответ. – Зачем притащился?

– Оксаночка, я бы ни за что без твоего дозволения не посмел, но дело архиважное.

– Какое?

– Архиважное.

– Пошел вон.

Злясь на бывшего мужа, Оксана нервно поглядывала на дверь квартиры Федора – не дай бог увидит этого «жалкого, несуразного человека» рядом с ней и разочаруется. Он наверняка посчитает ее идиоткой – нормальная женщина за такого бы не вышла. И как ее только угораздило! Погналась за длинным рублем и вляпалась по самые уши.

– Оксаночка, прошу, дай возможность объяснить мой непозволительно наглый поступок. Я бы не стал тебя тревожить, но обстоятельства… – В этот момент Иннокентий Петрович почувствовал острое желание посетить туалет. Минералка, заскучав в организме, потребовала немедленного выхода на свободу. – Мне бы в квартиру зайти…

Оксана почти сдалась – зачем шуметь в коридоре, рискуя привлечь внимание Федора? Но Кепочкин казался ей совершеннейшим занудой, которого вряд ли потом будет легко выставить за дверь.

– Разговор закончен, – резко бросила она, убивая профессора взглядом.

– Я гостинцы принес, – предъявляя свой единственный аргумент, пробубнил Иннокентий Петрович. – Ликер твой любимый.

– Большое спасибо, – принимая пакет, ответила Оксана. Брезговать бутылкой хорошего алкоголя не стоило, – но на этой прекрасной ноте мы и попрощаемся.

– Мне необходимо в туалет. Пардон за столь драматичную откровенность, но терпеть уже нет мочи. – Иннокентий Петрович стал переминаться с ноги на ногу. Он надеялся, что видоизмененная минералка, расплескавшись по стенкам мочевого пузыря, перестанет так настойчиво напоминать о себе. – А уж потом я тебе все объясню.

– Ты охренел, что ли? – с изумлением выдала бывшая супруга. – Кажется, ты перепутал мою квартиру с общественным туалетом.

– Но…

Дверь перед носом Иннокентия Петровича захлопнулась. Гвоздика в руке дрогнула.

– Оксаночка, а как же тетрадочка? – проговорил он в замочную скважину. – Мне бы в туалет и тетрадочку…

На секунду дверь приоткрылась.

– Справь нужду в лифте, – бросив на пол нечто розовое, зло ответила Оксана.

– Но как же можно в лифте! – воскликнул Кепочкин, с тоской глядя на кусок земляничного глицеринового мыла. Все та же природная интеллигентность не позволяла Иннокентию Петровичу упасть так низко.

Мелкими перебежками несчастный профессор добрался до соседней квартиры. Попросив у Господа совсем немного – сносный толчок, Кепочкин несколько раз нажал на кнопку звонка. Увидев широкоплечего лысого мужчину с хмурым выражением лица, Иннокентий Петрович отступил назад.

– В чем дело? – спросил Федор, глядя на пухлое, испуганное создание. – Какими судьбами?

– Писать, – только и смог вымолвить Кепочкин.

– Проходи.

Пока гость проводил время в туалете, Федор, не торопясь, резал лук. На сковородке шипела картошка, распространяя по кухне умопомрачительный аромат.

– До чего же я вам благодарен, вы бы только знали, – пятясь к выходу, затараторил профессор. – Вы добрый, отзывчивый человек.

– Ты кто такой?

– Вы ничего не подумайте, я не вор и не разбойник, жил здесь раньше, зашел к жене по делу, а она вот не пустила.

Федор хмыкнул – бедный мужик, так жены боится, что чуть не описался.

– Что-то я раньше тебя здесь не видел.

– Так я всего четыре месяца был женат, развелись вот потом… Разные взгляды на жизнь, ничего не поделаешь. – Иннокентий Петрович развел руками. – Так я пойду?

– А женат на ком был?

– На Оксаночке.

– Дверь закрой и иди сюда.

Представить, что это чудо природы некогда являлось мужем Оксаны, Федор мог с очень большим трудом. Его разобрало любопытство и желание познакомиться с человеком, сумевшим полюбить, в общем-то, примитивную женщину.

– Это как же тебя угораздило? – спросил он, отправляя лук к картошке.

– Сам не знаю, – присаживаясь на край табуретки, ответил Кепочкин. – Она женщина хорошая, только немного неуважительная, и восприятие жизни несколько странное.

Федор захохотал громко и беззлобно.

– Восприятие жизни, – повторил он, успокаиваясь.

– Вы, извините, почему смеетесь?

– Не обращай внимания, сейчас будем картошку есть. Значит, не пустила тебя?

– Нет, не в настроении она. Сердится. А разве бы я стал докучать без повода… Только вынужденная необходимость заставила меня приехать. А вы с Оксаночкой в хороших отношениях?

– Пока да.

– У меня есть маленькая просьба. Не сочтите за труд…

– Выкладывай.

Вновь появившаяся надежда придала Иннокентию Петровичу смелости, он выпрямился, прекратил нервно озираться и даже съел дольку картошки с тарелки.

– У Оксаночки осталась моя тетрадка, там записи и расчеты… Я, знаете ли, посвятил свою жизнь астрономии. Вы любите смотреть на небо? Нет? Странно. Вы обязательно как-нибудь ночью посмотрите на небо, – горячо сказал Кепочкин, – там будет много звезд, и если одна из них упадет, загадайте желание, обещаю – исполнится. Банально, конечно, но я проверял. Так о чем это я… У Оксаночки моя тетрадка, не знаю, как я ее мог забыть… Сейчас студенты сдают экзамены, и голова забита не пойми чем. Вы не могли бы сделать мне одолжение… Только если вам это удобно…

– Забрать, что ли?

– Да! Она в шкафу в коридоре, где-то на верхних полках. Я бы и сам еще раз пришел, но не хочется огорчать Оксаночку.

Выдавив на тарелку жирную гусеницу кетчупа, Федор потер лоб и кивнул – комичнее ситуации он себе представить не мог. Копаться в пыльном шкафу временной любовницы он вовсе не хотел, но выставить за дверь столь безобидное создание рука просто не поднималась.

– А вы, извините за любопытство, – слегка краснея, начал Кепочкин, – где работаете, случайно не наукой занимаетесь?

– Случайно нет. Безработный.

– Да вы что! Беда-то какая! Я могу помочь.

Иннокентий Петрович забавлял Федора все больше и больше.

– Буду очень признателен, если вас это, конечно, не затруднит, – подражая манере Кепочкина, сдерживая очередную усмешку, ответил он.

– Нет, что вы, никаких затруднений, – с аппетитом поглощая поджаристую картошку, ответил профессор. – В свое время я пристроил к академику Скобцеву племянника Елизаветы Васильевны, это дворничиха, так молодой человек уже пишет диссертацию, хотя до того занимался коммерцией. Признаться, я горжусь сим фактом. Наука ждет умных и целеустремленных…

– Мне нужна временная работа, – перебил Федор.

– У вас какое образование?

– Юридическое.

– Великолепно, просто великолепно! – вскакивая с места и роняя при этом вилку, воскликнул профессор. Желание помочь хоть чем-то хозяину квартиры, столь милому и отзывчивому человеку, переполняло его кристально чистую душу. Подняв с пола вилку, Иннокентий Петрович бросился к раковине, вылил на дырчатую губку густую желтую жидкость из пластиковой бутылки и вступил в борьбу с грязной посудой. – У меня как раз есть друг, очень известный адвокат! Буквально на днях виделись. Поляков его фамилия, может, слышали?

– Нет, последние десять лет я занимался делами, не связанными с юриспруденцией, – ответил Федор, глядя, как гость отдирает пригоревшие корки со дна глубокой сковородки. Работать на адвоката? Бред. Да и какие к черту собеседования…

– Это неважно, – отмахнулся профессор, – Поляков сам решит, что вам поручить. Жаль, вы не наслышаны о его успехах, поверьте, грандиозный человек, умница.

Иннокентий Петрович пустился восхвалять друга на все лады. Федор, слушая оду вполуха, отодвинул тарелку, встал и подошел к окну. Короткая тюлевая занавеска задрожала от его дыхания. Из подъезда вышла Оксана и, с опаской оглядываясь по сторонам – не поджидает ли ее выставленный за дверь бывший муженек, – направилась в сторону метро.

– …я оставлю вам номер телефона и сам позвоню Дмитрию Григорьевичу, чтобы он ожидал вас, – донеслось до Федора. Обернувшись, он увидел сверкающую чистотой раковину, вытертые столы, тарелки стопочкой, аккуратно сложенное полотенце и искренне счастливое лицо профессора.

– Хорошо, – ответил Федор. Бывший муж любовницы устраивает его на работу, чего только в жизни не случается. Плевать, какая разница.

– Вот и прекрасно, я так рад, что сумел помочь! Кажется, я забыл представиться – Кепочкин Иннокентий Петрович.

– Федор.

– Приятно, очень приятно.

– Супруга твоя бывшая отчалила по своим делам, в окно видел, так что тетрадку сейчас взять не смогу. Пиши телефоны, разберемся. – Федор протянул профессору бумажную салфетку.

* * *

Решив на время забыть о жизненных неурядицах и проблемах, Валька стала готовиться к походу в кино. Первым делом нужно привести себя в порядок. Она взяла тональный крем, пудру и попыталась скрыть царапины и ссадину, но старания не увенчались успехом – стало еще хуже. Катастрофа теперь была объемной, бежево-розовой, и казалось, сейчас отвалится половина лица. К тому же под глазом наливался синяк, что добавляло еще некоторых красок. Умывшись, Валька приняла мужественное решение не пользоваться косметикой.

– Любят за внутреннюю красоту, – утешила она себя. – Я же не Сухоруков, а значит, шанс у меня есть.

Душевный трепет уже давно не давал покоя, очень хотелось расценивать предстоящую встречу с Сергеем как свидание.

Он ей нравится.

Нра-вит-ся.

Хорошо это или плохо?

Плохо или хорошо?

А если чувства не взаимны? Вон Сергей какой взрослый и умный, а она? Валька вообразила себя выше ростом и встала на цыпочки. Прошлась немного и сокрушенно плюхнулась на кровать. Уж какая есть – ни грудью, ни бедрами похвастаться не может.

Из дома она выходила неторопливо, сдерживая улыбку, но глаза светились счастьем, и настроение было понятно без слов.

– Сладкое любишь? – спросил Сергей, галантно распахивая дверцу машины.

– Ага.

– Тогда позвольте, мадемуазель, пригласить вас в кафе.

– Позволяю, – важно ответила Валька и все же улыбнулась. Она представила ряд круглых столиков, пломбир, обсыпанный орехами или вафельной крошкой, эклер с глазурью, чашку кофе. Наташа любит шоколадное мороженое с вишневым сиропом… Какое выбрать? Пломбир или шоколадное? Шоколадное или пломбир?

– О чем задумалась, принцесса? – спросил Сергей.

– О мороженом.

– Купим много и разного.

Москва. Как же Валька соскучилась по суете родного города! Машины проносились мимо, куда-то спешили прохожие, голуби прохаживались около остановок, тренькал трамвай – привычная жизнь, которой так не хватает. А если учесть, что рядом с ней, обыкновенной Валькой, высокий, красивый, приятный во всех отношениях мужчина, то счастью нет конца и края!

Воздух пьянил, дверь кафе притягивала к себе, столики оказались не круглые, а квадратные (но какая разница!), капучино посыпали корицей, а четыре шарика мороженого – шоколадной и карамельной стружкой.

– Только не простуди горло, – усмехнулся Сергей. – Я обещал Казакову тебя оберегать, так что слушайся и повинуйся. Ешь медленно.

– Угу, – ответила Валька, в первую очередь отправляя в рот белоснежный пломбир.

Немного подумав, она еще заказала клубничный коктейль, фруктовый салат и яблочный пай с миндальной корочкой. Фотографии в меню были настолько яркие и аппетитные, что сдержаться не получилось.

Количество съеденного не остановило Вальку в кинотеатре. Она купила средний стакан сладкого попкорна, объяснила Сергею, что без этой мелочи просто неприлично входить в зал, и с наслаждением запихнула за щеку горсть распухших кукурузных зерен.

– Хотя, может, меня с таким лицом в зал и не пустят, посчитают террористкой.

– Пустят, – ответил Сергей и взял Вальку за руку. – Только пусть попробуют не пустить.

Сергей сжал ее пальцы, и по телу Вальки пробежал колючий, но приятный ток. Скоро выключат свет, они сядут рядом и будут смотреть комедийную мелодраму. И смешно, и про любовь. «Здорово», – подумала Валька, тоже сжав пальцы Сергея.

* * *

Взяв черный карандаш, Оксана отточенным движением обозначила над губой родинку. Немного отстранившись от зеркала, не без удовольствия посмотрела на свое отражение и произнесла весомое: «Да!» Стройные ноги, полноватые бедра (ничуть не портящие фигуру), тонкая талия, пышная грудь, красивое лицо. Оксана накрасила губы, провела пальцем по бровям, точно собиралась нарисовать их заново, и покрутилась.

– Я прекрасна, – сделала она вывод и в качестве последнего штриха немного взбила волосы.

Но процесс самолюбования пришлось досрочно завершить, из прихожей донеслись грохот и резкие, раздражительные выкрики: «Черт! Черт! Черт!» Бросив на зеркало последний взгляд, Оксана поспешила на голос Федора.

– Ты что там забыл? – спросила она, удивленно глядя на шкаф с распахнутыми дверцами. Журналы кучей валялись на полу, «любимый зверь» держал в одной руке пустую коробку от обуви, а другой, недовольно морщась, стряхивал пыль с черной футболки.

– Тетрадку искал.

– Какую?

– Твоего Кепочкина. Интересно, ты поменяла фамилию? Очень в этом сомневаюсь.

– О чем ты говоришь?!

Федор не желал ничего объяснять, еще утром решив закончить свои отношения с Оксаной. Два часа назад он зашел распрощаться и заодно забрать тетрадь профессора, но визит, как всегда, затянулся… Получив в постели порцию уже привычной страсти, Федор оставил Оксану в спальне, а сам отправился пить кофе. Слова расставания пришлось отложить (эротический эпизод требовал несколько откорректировать планы). «Но тетрадь лучше забрать сегодня», – подумал Федор.

– Твой бывший приходил.

– Я знаю. Так вот в чем дело… – перебила Оксана, морщась. Настроение резко упало, и вернуть его на прежнюю ступень не представлялось возможным. Наверняка этот пухлый воробей с метеоритами вместо мозгов начирикал Федору о ней кучу гадостей! – Да, приходил, и я его не пустила. Вот эта вонючая тетрадка. – Оксана приподняла пыльную папку с белыми тесемками и достала на свет нетленные труды Иннокентия Петровича.

– Чего ж ты мужика маринуешь, нашла над кем изгаляться.

– Ты ничего о нем не знаешь, а меня упрекать взялся. Зануда и жмот – вот он кто!

Посмотрев на Оксану с нескрываемой неприязнью, Федор взял тетрадь. Бедный Кепочкин… И ведь не просто женился, а любил ее, боготворил небось. «Закругляться нужно с этими отношениями, и чем скорее, тем лучше».

– Понятно, – устало сказал Федор.

– Что он тебе наговорил? Не верь ему! – запаниковала Оксана. Присев на корточки, не поднимая глаз, она стала нервно собирать журналы в стопку. Но руки слушались плохо, и журналы разъезжались в разные стороны.

– Мы с ним о звездах разговаривали, – криво улыбнулся Федор.

Поправив покосившуюся полку, он развернулся и пошел на кухню. Сел за стол, закурил и смял пустую сигаретную пачку. В кармане лежали последние три тысячи рублей. В голове никак не выстраивались такие нужные прощальные слова. Это не тайга, просто так не уйдешь – не стоит заводить временных любовниц среди соседок.

– Дерьмо, – буркнул Федор, затягиваясь сильнее. – Оксана, собирайся, в кино пойдем! – крикнул он, давая себе время на раздумья.

Упадническое настроение мгновенно сменилось радужным. Закрыв дверцу шкафа, Оксана победно улыбнулась. Кто такой Иннокентий Петрович Кепочкин? Жалкий книжный червяк! Звезды считает! И вечно они у него падают! Хорошо, что развелась, теперь ее свобода достанется Федору. Пригласил в кино? Значит, хочет побаловать, значит, она нужна.

– Я быстренько! – крикнула счастливая Оксана, на ходу развязывая пояс махрового халата.

Среди влюбленных парочек, спешащих на премьеру мелодрамы, Федор чувствовал себя идиотом. Он уже раз двадцать пожалел об этой затее. Мало того, что билеты удалось купить только на приторный фильм для слезливых дамочек, так еще и Оксана, совсем обезумев от счастья, лезла к нему с поцелуями на каждом углу, точно хотела показать каждому прохожему, что Федор ее нареченный муж. Он отстранялся и злился. Оксана обидчиво поджимала губы и становилась паинькой на целых пять минут.

– Давай ходить в кино два раза в неделю, пусть это станет милой традицией. Ну пожалуйста, пожалуйста…

– Нет.

– Ты злой и черствый.

– Согласен.

Усаживаясь в мягкое кресло, Федор уже знал, какие прощальные слова скажет, когда они вернутся домой: «Хватит, дорогая».

В ожидании фильма, от нечего делать, он стал рассматривать собравшихся зрителей. Седая женщина в вязаной кофте, две малолетние свистушки, парочка, еще одна влюбленная парочка, красотка с огненно-рыжими волосами, пожилой мужчина с мороженым…

– Ты сегодня останешься у меня? – горячо зашептала в ухо Оксана.

Федор автоматически дернул плечом и, подавшись вперед, прищурился – взгляд остановился на пятом ряду: двое, мужчина и девушка, улыбаясь, о чем-то разговаривали. Их беседа была веселой и непринужденной, оба чувствовали себя легко и комфортно.

– Так останешься или нет? – заныла Оксана.

Федор промолчал, сейчас он неотрывно смотрел на человека, которому с удовольствием бы испортил настроение…

Глава 8

Валька вышагивала по лестнице вверх и вниз, вверх и вниз. Пальцы скользили по гладким полированным перилам, лохматые тапочки негромко шлепали по ступенькам, взгляд постоянно устремлялся на часы. Она не знала, чем себя занять, – скучно, невыносимо скучно. Казаков улетел в Санкт-Петербург, взяв с нее обещание не высовывать из дома даже носа. На Сергея свалились срочные дела, и тот поехал в офис Юрия Яковлевича, а она осталась одна-одинешенька.

Валька сходила в столовую, слопала две сдобные булочки с изюмом, немного повертелась около клетки с кенаром и вновь вернулась на лестницу. Вверх-вниз, вверх-вниз – вроде и физические упражнения, и думается лучше.

Конечно, Сергею сейчас некогда разыскивать Ольгу, а так не терпится что-нибудь узнать!

– Я бы сама сто раз уже…

Закончить фразу Валька не успела, телефон мелодично запиликал, и, спрыгнув с последней ступеньки, она бросилась на звук к маленькому круглому столику у окна.

– Это я, привет, – раздался в трубке голос Сергея.

– Привет. Мне скучно.

– Везет, – хмыкнул он. – Я бы с удовольствием поскучал. Почитай книжку или посмотри телевизор.

– Хорошо тебе советы давать, а я тут опухла от тоски, – ворчливо ответила Валька. Вчерашний вечер, проведенный с Сергеем, она вспоминала постоянно – душа то сжималась, то раздувалась в воздушный шар и еле помещалась в груди. Хотелось еще раз сходить в кино или вернуться в Москву и прогуляться по улицам. Катастрофически не хватало того, о чем обычно слагают стихи и поют песни: трепета, тепла, нежности и прочее, прочее, прочее. Около дома Казакова Сергей не торопился выйти из машины, сказал много приятных слов, слегка притянул к себе и чмокнул в щеку. Детский поцелуй, но все же… – А ты думаешь обо мне? – робко и неожиданно для себя спросила Валька.

– Постоянно. Собирался вечером приехать, но не получится.

– А почему?

– А потому, – Сергей засмеялся.

– Разве ты не должен меня охранять? – сердито спросила Валька. Да, он живет в Москве, ему там привычно и хорошо, но мог бы и о ней позаботиться.

– Должен, только в данном случае обстоятельства сильнее меня. Казаков уехал, и работы прибавилось. Ты уж там посиди тихонечко, а завтра я обязательно приеду.

За один только ласковый тон Валька стерпела бы многое. Попрощавшись, она подошла к окну и, отодвинув в сторону горшок с зелено-бордовым экзотическим кустом, села на подоконник. С какой бы радостью она поболтала с Наташкой! Ни о чем и обо всем сразу. Или можно бы было рассказать про Сергея…

– Завтра он приедет, завтра он приедет, тра-ля-ля-ля-ля, – пропела Валька, мечтательно улыбаясь. – Эх, сколько еще ждать…

В голове опять закрутились мысли об Ольге, в который раз вспомнилась женщина с картины, ее глаза, губы, нитка жемчуга на шее. Неужели они действительно так схожи? Наверное, раз отец берег картину и никому ее не показывал. Рождаются же некоторые красивыми! И косметикой можно не пользоваться, и одежда не слишком важна, и уверенности выше крыши.

А Казакову, конечно, известно гораздо больше, просто он считает, что детям не нужно знать лишнее о жизни родителей…

– Н-да, некоторые вещи вполне могут шокировать.

Валька представила, как Ольга садится за стол, плавным движением берет ручку и торопливо пишет письмо, как она расхаживает по комнате в ожидании встречи, как нетерпеливо смотрит на телефон.

«Сейчас я нарушу свое слово», – сокрушенно подумала Валька, вынула из кармана джинсов мобильник и набрала домашний номер Наташи. После продолжительных гудков послышался голос подруги. Впитывая нетерпеливое «але, але, говорите же…», Валька блаженно улыбалась, молчала и заодно принимала решение нарушить еще одно обещание. Она поедет в гостиницу «Славянская». Зачем? Пока непонятно… Вернее… Вдруг повезет, вдруг случится чудо! Вдруг Ольга в Москве?! Люди часто останавливаются в одних и тех же гостиницах, разве нет?

«Я ее узнаю – это точно».

Валька кивнула, спрыгнула с подоконника и устремилась в свою комнату. Если надеяться на слишком уж занятых мужчин, то так и домой не вернешься. Она поймала себя на мысли, что наследство ее не особо интересует, – тайны прошлого захватили целиком и теперь казались куда интереснее денег. Посмотреть бы на Ольгу. Просто посмотреть. Один разочек!

«Один разочек, – повторила Валька. – И все же… Есть у меня брат или сестра?..»

Кое-как оправдав себя, раздобыв в Интернете адрес гостиницы, она дотерпела ровно до четырех часов, а затем начала собираться в путь. На переодевание хватило десяти минут. Слегка подкрасив ресницы, отправив мобильник в сумочку, Валька покинула дом Казакова. Совесть догнала ее на углу дома и отчетливо кашлянула в ухо, но ноги несли вперед.

«Юрий Яковлевич, простите меня, пожалуйста. Я быстренько – туда и обратно».

Ветерок, качнув ветки сирени, устремился к фруктовым деревьям, дорожка вильнула к воротам, звоночек на кованой загогулине мелодично благословил коротким «динь-динь», под ногами зашуршал гравий. Не оглядываясь, безуспешно пытаясь спрятать улыбку, Валя покинула коттеджный поселок – всего пятьсот метров, и она окажется на шоссе.

«Поймаю машину и доберусь до гостиницы без проблем, – подбодрила она себя, смутно представляя, во сколько обойдется такое путешествие. – Нет, слишком дорого… До Москвы доеду, а дальше на метро».

За спиной послышался звук подъезжающей машины, Валька обернулась и с надеждой посмотрела на черную иномарку. Наверное, это один из соседей Казакова… Не раздумывая, она подняла руку.

«Форд Мондео» приблизился и остановился, приглашая в гости. Запыленные бока, чистые стекла… Облако стало неторопливо наползать на солнце, и яркости кругом поубавилось.

«Как бы не было дождя», – пронеслось в голове, и Валька, усевшись в кресло, выдала уместную порцию благодарности.

– Спасибо огромное, а вы до Москвы довезете?.. – поток слов остановился, потому что она, наконец, повернулась в сторону водителя и увидела здоровенного мужчину, не производившего… м-м… благоприятного впечатления. Больше всего Вальку поразили лысая голова и недобрый блеск глаз цвета вязкого, затянутого тиной болота. – Мне в Москву… – совсем тихо добавила она.

Дверные замки резко щелкнули.

После просмотра второсортной мелодрамы Федор, ничего не объясняя Оксане, направился не домой, а к МКАД, именно в эту сторону двигался интересующий его «Мерседес». Сообразив, что «ночь любви» в уютной кровати находится под угрозой срыва, Оксана, как и положено страстной жрице, запаниковала. Получив в ответ короткие и весьма доходчивые слова успокоения, она отвернулась к окну и, сопя от негодования, промолчала почти два часа…

– Я подвезу, – ответил Федор, глядя в большие испуганные глаза Валентины.

– Вообще-то я бы и сама добраться могла… Если вам не по пути…

– По пути.

Ничего не оставалось, как только вцепиться в ремешок сумки и понадеяться на лучшее, подумаешь, лысый, подумаешь, не улыбается, зачем на человека сразу клеймо ставить? Может, он добрый и переживает, что волосы не растут… Валька изобразила уверенность, строгость, сухость и равнодушие к происходящему.

Она не спросила о цене – заговорить о деньгах язык не повернулся. Язык теперь вообще не особо-то слушался, сердце стучало чаще, а ссадина на щеке стала отчаянно чесаться.

– Тебя как зовут? – резко спросил Федор.

– Марина, – зачем-то соврала Валька. – А вас?

– Федор.

Ну вот, нормальный мужчина, захотел с девушкой познакомиться, и имя хорошее, не Адольф какой-нибудь. Приятно улыбнувшись (так, во всяком случае, ей показалось), Валька попробовала поддержать «дружескую беседу». Решив, что в таких случаях лучше всего говорить о погоде, она произнесла весьма длинное предложение:

– Вечер нынче хороший.

– Интересно, чем же? – в голосе Федора появились стальные ноты.

– Теплый, – выдохнула Валька, чувствуя себя маленькой полупрозрачной букашкой на спине крокодила.

– Обычный.

Тема погоды исчерпала себя.

Поглядывая на плакаты с рекламой, Федор размышлял, как поступить с девчонкой: отвезти в Москву или… «Или», к великому сожалению, никак не вырисовывалось (а хотелось бы), зато раздражения – хоть отбавляй… «Что за дурацкая прическа у нее: все криво, косо и торчит на затылке».

Он приехал к поселку просто так. Нет, ложь, наглая ложь. Его привела злость. Вдруг возникло острое, непреодолимое желание увидеть человека, который… Федор тяжело посмотрел на Вальку и перевел взгляд на дорогу. Только ли увидеть? Кто ж знает… Иногда полезно довериться инстинктам, а там уж куда кривая выведет.

Указатель поворота, и Федор перестроился в правый ряд. Все же побеждало это треклятое «или», и бороться с ним он не собирался. Девчонка – не такая уж плохая добыча… Для начала. Пусть утолит его любопытство, ответит на некоторые вопросы. Почему бы и нет?

Валька ругала себя всеми бранными словами, которые только смогла узнать за девятнадцать с половиной лет. Зачем она села в машину не глядя? С чего взяла, что соседи Казакова такие же хорошие люди, как и он? А если это бандит? Интуиция ерзала, махала руками, подпрыгивала и отчаянно мучила одними и теми же фразами: «Федор этот страшный… Мрачный и злой… У него убийственный взгляд и… Лысая голова!» Валька покусала губы и попыталась отбросить страхи в сторону («Хватит придумывать!»), но они противными змеюками ползли обратно, крутились, вертелись и шипели. Было в этом человеке что-то странное и угрожающее, давящее и не обещающее ничего хорошего.

Когда машина свернула к лесу, Валька побледнела и запаниковала еще больше. По спине пробежал холодок, ладони вспотели.

– Вы куда? – осторожно спросила она.

– Так короче, – холодно произнес Федор.

Жить хотелось, очень даже, да и дел было невпроворот: найти Ольгу, покаяться перед Юрием Яковлевичем за побег, сходить с Сергеем в кафе или кино, вернуться к Наташке, поругаться несколько раз с противнейшим Сухоруковым, может, еще что-то… Мысли Вальки формулировались плохо.

– Остановите, пожалуйста, здесь. Я выйду. Сколько я вам должна? – добавляя голосу силы, выпалила она.

– Поедем дальше, – ответил Федор.

– Я хочу выйти.

– Нет.

Вот теперь нервы у Вальки сдали окончательно (спасайся, кто может!), теперь уж точно этот человек не мог считаться положительным, и он явно замышлял недоброе по отношению к ней. Но недавно Сергей тоже увез ее от обувного магазина неизвестно куда, и эта история закончилась хорошо. Валька попыталась собраться, сконцентрироваться и не дергаться. А главное – нельзя показывать врагу возрастающую панику…

Есть ли шанс, что страшный Федор окажется нормальным человеком? Ну хоть самый маленький шанс?

«Почему же это постоянно происходит со мной? Похищают и похищают!»

Внешнее спокойствие давалось нелегко, а через полминуты Валька вспомнила о том, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, и приняла твердое решение сбежать при первой же возможности.

– Остановите, пожалуйста, машину, – вновь попросила она, приготовившись к бою.

– Нет, – ответил Федор.

– Куда вы меня везете?

– Пока не знаю. Я хочу поговорить с тобой.

Асфальтированная дорога осталась позади. Подпрыгивая на кочках, они въезжали в лес. Собственно, ждать уже было нечего, пришел момент быстрых и столь необходимых действий. Сжав сумку еще крепче, отчаянно надеясь на успех, Валька повернулась к лысому водителю и принялась колотить его изо всех сил. Бух! Бух! Бух! Картинка в глазах мелькала, сердце дрожало и стучало в бешеном ритме, надежда то рождалась, то умирала, и очень хотелось оказаться за миллион километров от этого кошмара.

– Отпустите меня, немедленно отпустите! – закричала Валька, чувствуя слабость в руках и ногах. – Отпустите!

Уже третий удар был остановлен. Федор, употребив не слишком-то нормативную лексику, несколько раз отмахнулся от Вальки, как от назойливой мухи, и вырулил на поляну.

Дверные замочки опять щелкнули.

– Вылезай, – грубо сказал Федор.

– Вы меня отпустите?

Этих слов он не услышал – ноги уже утопали в траве.

Оказавшись на вольном воздухе, Валька огляделась по сторонам: куда бежать и где искать подмогу? От страха она совершенно потеряла ориентиры, запаниковала еще больше, вросла в землю и закусила нижнюю губу. Деревья, росшие по краю поляны, показались мрачными, корявыми и старыми, кусты – колючими, трава – слишком высокой. «Почему, почему я не послушалась Юрия Яковлевича?!» – отругала себя Валька. Гостиница «Славянская» ее уже совершенно не интересовала и не манила – вернуться бы в дом Казакова и запереться в своей комнате! И шкаф бы придвинуть к двери, чтобы никто не вломился!

Метнув взгляд направо, затем налево, она попыталась выбрать направление, но почувствовала головокружение и не двинулась с места.

Федор резко обернулся и посмотрел на Вальку. До чего же стало противно. Только сейчас он разглядел в ней обыкновенную девчонку – тощую, угловатую, почти ребенка. Он был противен сам себе. Зачем притащил ее сюда? Зачем напугал? Связался черт с младенцем! Чем он лучше Оксаны? Та силой с несчастным профессором меряется, а он цыпленка в лес приволок, да еще напугал до смерти.

– Гордиться нечем, – тихо усмехнулся Федор и спросил: – У тебя почему лицо разбито?

– А если скажу, отпустите?

– Отличное предложение. – Он криво улыбнулся. – Кто обидел?

– Никто, – с вызовом ответила Валька, дивясь странному поведению лысого маньяка. Хотя, наверное, все маньяки именно так себя и ведут – непредсказуемо. – На меня доски упали.

– Тебе сколько лет?

– А вам сколько надо?

– Помоложе, – не удержался от злостного ехидства Федор. Бесспорно, ему уже приписали роль маньяка. Сволочь он последняя, вот кто.

– Тогда мне тридцать. Нет, тридцать пять!

– Восемнадцать есть?

– Да.

Картинка стала фокусироваться, мысли улеглись. Валька наконец поняла: бежать надо в ту сторону, откуда они приехали, там дорога. Оказаться в лесу она боялась – Федор точно догонит и шею свернет, никто и не увидит. Ужас!

И вдруг нечто мокрое, холодное, склизкое задергалось под брючиной, медленно поползло по ноге вверх, а затем съехало вниз – Валька замерла, сжалась, округлила глаза и пронзительно завизжала. Птицы сорвались с веток и рванули к небу, Федор от неожиданности напрягся и удивленно приподнял брови: вроде не трогал девчонку, голову не откручивал.

– Ты что, с ума сошла?

– Там, там… – Валька застыла, боясь пошевелиться. Ноги подкосились, поляна закружилась, в глазах потемнело…

Она не ударилась головой о землю только потому, что сильные руки подхватили ее у самой травы. Федор дотронулся до лба Вальки, дунул в лицо и нахмурился. Ее губы порозовели. Из брючины выскочила маленькая лягушка и с чувством выполненного долга, неуклюже прыгая, направилась в сторону невысокой рябины, мол, все, что могла, я сделала, а вы уж тут сами разбирайтесь как хотите.

– Ты возвращаться к жизни собираешься? – приподнимая Валькин подбородок, спросил Федор. Она открыла глаза и с удивлением уставилась на него.

– Ты кто?

– Федор.

– Вспомнила… А что это было?

– Жаба, – ответил он и добавил: – Огромная.

– Теперь у меня появятся бородавки, – сказала Валька, делая попытку встать. – Если до жабы дотронуться, то потом обязательно появляются бородавки.

– Не верь глупостям.

Валька выпрямилась, покосилась сначала на машину, а потом на Федора. Все случившееся за последние пятнадцать минут навалилось на нее разом. «Нужно бежать. Сейчас!» – пронеслась огненная мысль, не оставляющая выбора. И пусть грянет гром, польет дождь и вообще случится ураган! Надо бежать! Почувствовав неожиданный прилив энергии, Валька бросилась к дороге. Но на краю поляны споткнулась о корягу, нелепо взмахнула руками и обидно растянулась на земле, больно ударив коленку и локоть. Поляна не отпускала ее, держала крепко.

– Это все из-за тебя! – отчаянно закричала Валька, полагая, что терять ей нечего, с таким ушибом она вряд ли убежит от лысого маньяка. Слезы подступили к глазам, губы задрожали, на смену страху пришла вселенская усталость.

Федор неторопливо, тяжело шагая, подошел к Вальке и молча поднял ее с земли. Поставил на ноги, крутанул, как куклу, небрежно отряхнул и вновь подхватил на руки.

– Я орать буду, – жалобно всхлипнула она.

– Не надо, если бы ты знала, как у меня болит голова. До чего же сопливые девчонки пошли шумные. – Он запихнул Вальку в машину, хлопнул дверцей и сел за руль. – В Москву или домой?

– Домой, – ответила она и с вызовом и любопытством спросила: – А я что, не в вашем вкусе?

– Не в моем. Малолетняя и ненормальная.

– Неправда, я не такая.

– Если хочешь, я остановлю машину, ты докажешь мне обратное, и я, возможно, вновь почувствую к тебе влечение.

– Нет! – воскликнула Валька.

– Тогда какая ты? – усмехнувшись, спросил Федор.

– Малолетняя и ненормальная.

– Молодец, а теперь будь добра, помолчи.

Увидев, что «лысый маньяк» повернул к дому Казакова, Валька успокоилась. На горизонте замаячила столь долгожданная свобода, даже коленка болеть перестала. Интересно, а зачем он притащил ее в лес и чего хотел? В груди вдруг появилось волнение иного рода – непонятное и необъяснимое, его можно было сравнить с бабочкой, бьющейся о стекло. Шуршит, стучит практически беззвучно…

– Ты чего улыбаешься до ушей?

– Просто так, – ответила Валька. – Домой еду, вот и радуюсь. А вы живете неподалеку?

– Да, – соврал Федор.

– А от меня что хотели?

– Познакомиться. – Он ответил равнодушно, именно поэтому слова показались правдой.

– Кто же так с девушками знакомится? – изумилась Валька.

– Отморозки, по всей видимости.

Дождь не начался, небо вновь стало голубым и чистым, солнце светило ярче прежнего, и вторая половина дня обещала быть приятной и безветренной. Около коттеджного поселка аромат цветов усилился, и Валька, выйдя из машины, задышала глубоко и часто, наслаждаясь летом и жизнью.

– Спасибо! – от переизбытка чувств крикнула она Федору и запоздало сообразила, что благодарить этого человека за случившийся кошмар вряд ли стоит.

– За что? – мрачно поинтересовался он.

– Так не убили же, – резонно ответила Валька и шагнула на дорожку. Приключение можно было считать законченным. У ворот она оглянулась и твердо решила не рассказывать Казакову и Сергею о своей самовольной отлучке. А то у Юрия Яковлевича инфаркт случится! Он ее оберегает, а она…

Оказавшись в своей комнате, Валька немедленно скинула одежду и забралась под мягкое прохладное одеяло. Первый раз она почувствовала себя здесь как дома. Больше никакой самодеятельности!

Вернувшись в Москву, Федор поставил машину в гараж. Около подъезда он долго курил и хмурился, мысленно перебирая по минутам последние два часа, – не нужно было говорить девчонке свое имя, хотя какая разница… «А имя Марина ей совсем не подходит, – отметил Федор и усмехнулся, вспоминая лягушку. – Ерунду всякую боится, а меня сумкой огрела. Да, связался черт с младенцем».

На лестничной площадке Федор с раздражением посмотрел на почтовый ящик – из его пустого брюха торчала отломанная дверца. Поднявшись в квартиру, он прошел на кухню, откинул мягкое сиденье углового дивана и вытащил большую, глубокую пластиковую коробку, заполненную различными инструментами. На секунду рука замерла, потом на пол полетели отвертки, молоток, плоскогубцы и прочие хозяйственные принадлежности. Федор взял необходимые инструменты и спустился на первый этаж. Через пятнадцать минут его почтовый ящик наконец-то обрел первозданный вид: узенькая дверца с номером квартиры крепко держалась на петлях, благодарно подмигивая блестящим замком.

Глава 9

Свет мешал спать. Валька ерзала, ругала себя за то, что на ночь не задернула плотно шторы, натягивала одеяло на голову, жмурилась, опять ерзала и устраивалась поудобнее. Через полчаса, признав поражение перед утренними лучами солнца, она села, зевнула и посмотрела на часы. Вчерашняя встреча с Федором показалась глупостью, которой никогда не было, – мираж, дурной сон, не более. Только колено немного ныло и напоминало о падении.

– Похоже, я начинаю коллекционировать синяки и ссадины, – сказала Валька, глядя на ногу.

Она почистила зубы, приняла душ, надела джинсы, футболку, позавтракала яичницей с ветчиной и принялась ждать Сергея. В двенадцать позвонил Казаков и пообещал вернуться вечером, спросил, все ли в порядке и как настроение. «Все отлично, я смотрю телевизор и читаю книги». Во время разговора щеки Вали несколько порозовели, а пальцы на левой руке сами сложились крестом – вранье давалось нелегко.

– Юрий Яковлевич, а про Ольгу ничего не удалось узнать? – спросила она, усаживаясь на любимый подоконник.

– Немного удалось, – успокоил Казаков. По его тону угадывалась мягкая улыбка. – Какая же ты нетерпеливая, вся в отца.

Лучшего комплимента нельзя было придумать, Валька тоже улыбнулась и ответила:

– Да, я на него очень похожа.

– Понимаю, тебе хочется поскорее получить наследство и вернуться домой…

– Дело вовсе не в деньгах.

– Знаю, знаю… Мне будет жаль, когда ты уедешь, я опять превращусь в старую одинокую развалину.

Валька услышала тяжелый вздох.

– Ну что вы!

– Не спорь, – Казаков засмеялся. – Надеюсь, ты будешь приезжать ко мне в гости и позволишь время от времени приглашать на чашечку кофе.

– Даже не сомневайтесь в этом, – горячо заверила Валька.

– К тебе сегодня заглянет Сергей, он расскажет некоторые новости об Ольге, – пообещал Юрий Яковлевич. – Так что жди.

Сергей приехал в час. Гладко выбритый, в небесно-голубой рубашке с короткими рукавами и черных брюках он показался Вальке тем самым принцем, которого мечтают встретить все девчонки с раннего детства. Когда же он начал ей нравиться? Давным-давно, сто лет назад. Нет, сто миллионов. Вечность!

– Держи. – Сергей протянул красную розу с красивейшим бутоном и иронично добавил: – Заметь, не в саду Казакова сорвал, а вез из Москвы.

– Спасибо, – слишком быстро произнесла Валька и почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Пряча неловкость, она пожала плечом, положила цветок на край стола, тут же взяла его, сходила за вазой, поймала цепкий взгляд Сергея и строго спросила: – Что?

– Ничего, – ответил он с улыбкой. – Рассказывай, как дела, как время коротаешь.

– Книги читаю, телевизор смотрю, – уже привычно соврала Валька. – Ты посоветовал, ну, я и решила… Читать и смотреть.

Сергей не отводил от нее глаз, и от этого жгло внутри. «Совесть, прошу тебя, перестань меня мучить, я больше не буду выходить из дома одна. Торжественно клянусь!» История с «лысым маньяком» вернулась, она покалывала иголочками, кашляла где-то над ухом и добавляла: «Как же тебе не стыдно…» «Мне стыдно», – мысленно отвечала Валька и посматривала на подаренный цветок. Она понимала, смятение связано не только с обманом – рядом находился Сергей, и они были в доме только вдвоем. С одной стороны, ничего невероятного, а с другой…

Он сел на диван и позвал:

– Иди ко мне.

– Юрий Яковлевич сказал, что ты сообщишь мне новости об Ольге, – ответила Валька, игнорируя приглашение. Она прошлась вдоль стола, остановилась, развернулась и выжидательно замерла. Вальке требовались минуты, чтобы собраться, сесть рядом, почувствовать прикосновение Сергея. Должен же он к ней прикоснуться. Обязательно!

– Двадцатого сентября 2010 года в гостинице «Славянская» проживали три Ольги. Речь, конечно, о женщинах подходящего возраста. Кравченко – Париж, Голубева – Лондон, Серебрякова – Киев. Выбирай любую, – широко улыбнулся Сергей и спросил: – А теперь ты сядешь рядом со мной?

– Кравченко, Голубева, Серебрякова, – еле слышно повторила Валька, прислушиваясь к звуку собственного голоса, будто существовал шанс прочувствовать фамилию и безошибочно угадать нужную Ольгу. – Далековато живут.

– Да уж.

– Но какая из них?

– Понятия не имею. – Сергей потер щеку ладонью и обнадежил: – Но скоро узнаю.

– Каким образом? – Валька чуть подалась вперед.

– Сядешь рядом, расскажу.

Валька нарочно фыркнула, подошла к дивану и села с видом гордой великомученицы.

– Ну, – поторопила она.

– Наша Ольга бывала в Москве часто – это первый критерий отбора, а более точный… – Сергей помолчал немного и раскрыл карты: – В гостинице приезжие заполняют анкету…

– Ты раздобудешь анкеты и сверишь почерк с письмами? – осенило Вальку. – А сможешь?

– Как не стыдно во мне сомневаться?

– Очень стыдно!

– Пожалуй, я предупрежу Казакова, что ты слишком умная, пусть за тобой получше присматривает. – Сергей притянул Вальку к себе и заглянул в большие искрящиеся глаза. – А я соскучился по тебе, – сказал он, становясь серьезным и даже немного грустным. – Синяк не болит?

– Не-а, ерунда. Я… тоже соскучилась.

Он наклонил голову и коснулся губами ее губ. Коснулся и отстранился – короткий поцелуй. Валька стала дышать медленнее, осторожно положила руку на ногу Сергея, прижалась к нему. Еле уловимый запах сигарет, сила в мышцах, обжигающий взгляд… Пусть он обнимает ее подольше. Но, наверное, долго она не выдержит, умрет от волнения…

Губы слились в поцелуе, легкое головокружение заставило закрыть глаза. Вальке показалось, будто она невесомое перышко, подхваченное порывом ветра, взмывшее к облакам. Не хотелось ни о чем думать, все лишнее тихо уплывало прочь… Пожалуй, это самый лучший день, самая лучшая минута и секунда. Как-то замечательно перевернулась жизнь, так бывает.

«Это случилось, мы поцеловались», – мысленно улыбнулась Валька и стала выбираться из объятий.

– Пойдем, я тебя чаем напою, – сказала она, поднявшись с дивана. – С пирожными.

Они пили чай, разговаривали о пустяках, смеялись и смотрели друг на друга. Сергей поинтересовался, нет ли эклера с мясом, и запоздало получил тарелку салата и два бутерброда с колбасой.

– Почему ты сразу не сказал, что голоден? – упрекнула Валька, возвращаясь к корзиночке с воздушным кремом и ягодами.

– Природная скромность, – пошутил Сергей.

– Я все думаю… Там на одном письме были ноты, может, Ольга играет на пианино или скрипке?

– Надеюсь, ты не отправишь меня в Лондон или Париж выяснять это? Хотя, – Сергей хитро прищурился, – если мы полетим вместе…

– Юрий Яковлевич меня не отпустит.

– И правильно сделает.

– А ты не узнавал, Ольги сейчас нет в Москве?

– В гостинице «Славянской» нет, – ответил Сергей и замогильным голосом добавил: – Но это ничего не значит. Она наверняка где-то прячется поблизости и только и ждет подходящего момента, чтобы сцапать тебя…

– Хватит меня пугать, – засмеялась Валька и чуть не поперхнулась клубникой.

* * *

– Почему ты не открываешь?! Звоню, звоню… Ты же дома! – Наплевав на бесполезный звонок, Оксана два раза ударила кулаком в дверь. – Открой!

Федор оторвал от брюк белый утюг, и тонкие струйки пара с шипением вырвались на свободу.

– И о чем я только думал, когда связывался с соседкой, других женщин, что ли, нет, – злясь, пробурчал он, взял со стола стакан воды и сделал приличный глоток. Оксана осаждала его квартиру во второй раз, и некоторый иммунитет в связи с этим уже присутствовал.

– Открой, говорю! Я до ночи тут стоять буду!

Кивнув, мол, стой сколько хочешь, Федор провел рукой по плотной ткани и поморщился. Гладить он разучился, терпения не хватало: стрелки съехали, а по бокам образовались складки. Если бы не встреча с будущим работодателем, Федор бы просто надел джинсы и футболку, но для собеседования такой стиль не подходил. Деньги, деньги… Пришлось усиленно потрошить шкаф, выискивая что-то приличное из давно забытых вещей, и браться за треклятый утюг. Эта одежда не очень соответствовала теплой летней погоде – брюки слишком плотные, рубашка с длинным рукавом, – зато имела солидный вид.

Пытаясь привести брюки в порядок, Федор время от времени криво улыбался. Еще совсем недавно ему и в голову не могло прийти, что он будет работать на адвоката.

– Слышишь меня? Я видела в окно, как ты вернулся из магазина. Твоя машина стоит под окном, – донесся приглушенный голос Оксаны.

Федор тяжело вздохнул, посмотрел на мятую рубашку, дожидающуюся своей очереди, и направился к двери.

– Не устала? – спросил он обрадованную Оксану. Та сразу устремилась в комнату в надежде, что уж оттуда ее не выставят. – Чего перед соседями позоришься, делать, что ли, нечего?

– А если у меня чувства? – ответила она с вызовом. – Почему я должна стыдиться своей любви?

– Любви?

Федор весьма сомневался, что Оксана хотя бы раз в жизни испытывала подобное чувство. Далеко не каждому оно выпадает.

– Да, любви! Ты ничего не понимаешь, такой, как я, больше нет!

– Согласен.

– Не иронизируй. Я тебе нужна. – Оксана расправила плечи, примирительно улыбнулась, подошла к Федору, обвила его шею руками и со значением добавила: – Посмотри на меня, нам же было хорошо вдвоем.

– Кажется, ты не помнишь, что мы расстались. – Отстранившись, он вернулся к брюкам и утюгу.

Федор впустил Оксану в квартиру из эгоистичных побуждений – пусть погладит вещи, предъявит претензии (если уж так хочется) и возвращается к себе. Но быстро понял, что совершил ошибку…

– На тебя невозможно смотреть, ну что ты такой неуклюжий? – Оксана игриво бедром отпихнула Федора от гладильной доски и заняла его место. – Смотри, я это сделаю намного лучше и быстрее. – Кокетливо подмигнув, она ловко выровняла стрелки и подхватила утюг. – От молодых сопливых девчонок ты такого энтузиазма не дождался бы. Не будь дураком, перед тобой лучшая женщина на земле! Я, между прочим, хозяйственная, да и в постели само совершенство, разве не так?

– Так, – бросил Федор, закуривая.

Он подошел к окну и попытался сосредоточиться на предстоящей встрече. Что говорить, как себя вести? Давно же он не был на собеседовании… Даже смешно. Интересно, что Кепочкин сказал адвокату? «Дорогой друг, к тебе придет сосед моей бывшей жены, ты уж пристрой человека куда-нибудь». Федор улыбнулся, представляя пухлого профессора, хлопочущего практически о первом встречном. Хороший мужик Кепочкин, не забыл, что обещал помочь с работой.

– Брюки готовы, – сообщила Оксана и вдруг напряглась. – А куда это ты собрался? Подружку завел? Быстрый же ты… А я то дура вещички тут наглаживаю! Гад!

Федор снял удлиненные светлые шорты и взял брюки.

– Да, гад, – равнодушно произнес он. – И предлагаю разбежаться по-хорошему. Зачем я тебе такой плохой нужен?

Оксана свела брови на переносице, демонстративно села в кресло и мертвой хваткой вцепилась в подлокотники. Сколько сделала, сколько запланировала, о свадьбе мечтала, сдуру сболтнула об этом Нинке с двенадцатого этажа, и что же получается – не нужна? Свободна? Мало того что весь подъезд теперь умрет со смеху, Нинка-то уж точно всем новость растрепала, так еще и опять в девках оставаться, опять искать, опять надеяться… Ну уж нет!

К тому же Федор не просто мужчина, он ее Мечта! Именно такого мужа Оксана хотела всю свою жизнь – сильного, властного, неукротимого. Ей должны завидовать! Обязательно! Выйдя замуж за Федора, она бы этим уж точно заткнула рот сплетницам и злобным подружкам. А что теперь? Какая-то молоденькая вертихвостка обогнала ее? И когда только успела! Где он с ней познакомился? Нет! Нет! И еще раз нет! Нельзя быть дурой и нельзя сдаваться. Пусть Федор видит, как он ей нужен, как она его ценит и хочет, а там, глядишь, и поймет, где счастье зарыто. Одумается!

– Я никуда не пойду. Отправляйся по своим делам, а я посижу здесь, подожду твоего возвращения. Приберусь в квартире, сготовлю ужин. Хочешь жареную рыбу или мясо, запеченное с луком? – Оксана закинула ногу на ногу и мило улыбнулась, будто они не ссорились. – Ты вернешься, поешь, и мы еще раз обсудим наши отношения.

Федор секунд пять размышлял: аккуратно выставить Оксану за дверь или все же попытаться достучаться до разума? Портить настроение перед встречей с Поляковым ему не хотелось, к тому же он опаздывал к назначенному времени. Частично смирившись с ситуацией, Федор ответил:

– Вернусь часа через три, надеюсь, ты уже уйдешь к себе… Дверь просто захлопни.

Как только Федор ушел, Оксана сразу же метнулась на кухню. Оценив обстановку: несколько грязных чашек и ложек, плита, далекая от идеального состояния, пыль на телевизоре и подоконнике, посеревший тюль, – она неторопливо надела фартук и активно принялась за уборку.

– Никуда он от меня не денется, – подвела итог Оксана, вытирая со стола.

Она прошлась с пылесосом по комнатам, отдраила ванну, балкон и замерла посреди гостиной с тряпкой в руках.

«Все равно я скоро стану хозяйкой этой квартиры. Так что ничего страшного, если ознакомлюсь с моим будущим имуществом немного раньше намеченного срока», – весело подумала Оксана и, сгорая от любопытства, начала «обыск».

Нетерпеливые руки побывали почти во всех ящиках, пробежались по полочкам, юркнули в карманы пиджаков и брюк, но ничего интересного обнаружить не удалось. Показалось, будто Федор стер свою прежнюю жизнь, уничтожив бумаги, фотографии, письма и все, что могло напомнить о давно ушедших днях.

«Интересно, где он шатался полтора года?.. И не связано ли его отсутствие с женщиной?»

Сейчас все мысли Оксаны были направлены только в одну сторону – кругом мерещились смазливые соперницы. Поверить в то, что Федор не хочет с ней встречаться по каким-либо другим причинам, она не могла.

В низкой пузатой вазе лежала связка ключей.

– Это, наверное, запасные от квартиры, – обрадовалась Оксана и устремилась к двери проверять.

Ключи к замкам подошли.

«Ладно, сейчас я уйду, зачем раздражать Федора, но отныне буду контролировать его жизнь. Можно, пользуясь его отсутствием, заглядывать в квартиру с проверками: не завел ли кого-нибудь, чем занят и вообще…»

Сунув ключи в карман короткого цветастого халата, Оксана захлопнула дверь и направилась к себе – довольная улыбка с лица не сходила до вечера.

* * *

Он плохо спал, с равнодушием взирал на еду, худел, забросил работу, привыкал к перепадам настроения и тем не менее был счастлив. Непередаваемо счастлив. Ольга. Стоило подумать о ней, как сердце начинало приятно побаливать, воспоминания накрывали волной, беспокойство и смятение поднимали с кресла и заставляли вышагивать по кабинету. Еще три с половиной года, и стукнет пятьдесят, а он, точно школьник, влюбившийся в одноклассницу, радуется пустякам и приходит в восторг от любой мелочи. Погода замечательная вне зависимости от того, идет дождь или нет, пробки на дорогах не раздражают, наоборот, дают возможность лишний раз подумать об Ольге. Мир прекрасен, и все в нем удивительно сочетаемо и сказочно волшебно. Бред, конечно, но волшебно.

Дмитрий Григорьевич Поляков только после интимного вечера с Ольгой наконец-то прочувствовал жизнь. Прожитые годы показались пустяком по сравнению с тем, что еще предстояло прожить. Он даже стал бегать по утрам. Купил спортивные трусы, красную майку с номером на спине и белые кроссовки с синими полосками по бокам. Вперед, вперед к светлому будущему!

Дмитрий Григорьевич не надеялся на продолжение отношений, он молился об этом. Но даже если Ольга больше никогда не захочет приблизить его к себе, ну так что ж, все равно он счастлив и всегда будет благодарен ей за подаренный вечер.

Пожалуй, только одно мучило душу, только одно терзало и омрачало минуты, часы и дни: он никак не мог помочь женщине, которую так страстно любил, никак не мог вынуть из ее сердца тревогу…

– Дмитрий Григорьевич, к вам мужчина. Федор Рябов. Говорит, вы его ждете.

– Да-да, пригласи. – Поляков, борясь с городским шумом, прикрыл окно, опустил жалюзи и посмотрел на Зиночку. Она стояла неподвижно, будто не слышала слов начальника. – Я же сказал, пригласи.

– Просто хотела предупредить, что он вылитый бандит, взгляд такой злой… Как в болото затягивает.

Поляков уже подустал от комментариев Зинаиды. Была у нее отвратительная привычка обсуждать всех клиентов, курьеров, сотрудников и гостей. В минуты раздражения Дмитрий Григорьевич даже подумывал уволить Зиночку, к чертовой матери, но потом остывал и приходил к выводу, что это его придирки. Идеальных секретарш не существует, а один маленький минус вовсе не является катастрофой. «Несколько маленьких минусов», – поправил себя Поляков.

– Он имеет право выглядеть так, как ему вздумается. Внешность человека еще ни о чем не говорит, – резко произнес он.

Дмитрий Григорьевич много чего хотел добавить к сказанному, но сдержался. Не говорить же Зиночке, что иной раз она напоминает женщину самой древней профессии, особенно в розовой плиссированной юбке, с трудом прикрывающей трусы, и абсолютно прозрачной блузке кремового цвета. Но зачем огорчать Зиночку? Промолчал, опять промолчал.

«Не хочу сегодня ругаться, – подумал Поляков. – Скажу ей завтра, чтобы одевалась поприличней».

– Ходят все кому не лень, – буркнула секретарша под нос. – Кофе принести?

– Да, пожалуйста.

Зиночка выпорхнула в приемную, а в кабинет вошел высокий, широкоплечий мужчина с бритой головой и мощной шеей. Его взгляд – сильный и уверенный – сказал Дмитрию Григорьевичу о многом. «Этот справится с любым делом, – пронеслось в голове. – И везде-то тебе, Зиночка, бандиты мерещатся».

Кепочкин позвонил Полякову пару дней назад – старый добрый приятель, готовый в случае проблем поддержать участливым словом или прийти на помощь. Иннокентий попросил позаботиться о новом знакомом, добавил пятнадцать «пожалуйста», «прошу тебя, мой друг» и столько же «благодарю». На какое место пристроить Федора, Поляков особо не думал – работы навалом, куда-нибудь приткнуть не проблема. Но сейчас, внимательно оглядев вошедшего мужчину, проанализировав «за» и «против», он почти сделал выбор.

– Добрый день, проходите. – Поляков жестом указал на стул. – Иннокентий Петрович мой давний приятель, и я с радостью помогу вам.

– Спасибо, – раздалось в ответ.

Дмитрий Григорьевич почувствовал, как Федору неприятно устраиваться «по блату», но, видимо, обстоятельства были сильнее принципов.

– Кажется, у вас юридическое образование?

– Да, но я мало что помню.

– Предпочтения в работе есть?

– Нет, на данном этапе меня интересует любая разовая работа.

Поляков кивнул, подошел к книжному шкафу и продолжил разговор. Задавая всевозможные вопросы, не слишком-то связанные между собой, он привычно прощупывал малознакомого человека и делал выводы. Его горячо любимый университетский преподаватель много лет назад говаривал: «Кидайте мозг собеседника то в одну сторону, то в другую и смотрите – выплывет человек или нет». Федор Рябов не только выплывал, но и, похоже, был знаком с этой методикой – он сохранял спокойствие, сдержанно улыбался, один из вопросов сначала вывернул наизнанку, а затем перечеркнул.

– Чем занимались последнее время? – Поляков поймал себя на мысли, что спрашивает уже не автоматически, Рябов стал ему интересен. Присутствовало в нем что-то… Дмитрий Григорьевич не смог подобрать нужного слова, сел в кресло и сцепил руки перед собой.

– Жил в тайге. Охотился, – ответил Федор.

– Охотился… – тихо повторил Поляков. Да, перед ним действительно сидел охотник, привычно наводящий взглядом мишень на каждый предмет. «Спасибо, Иннокентий Петрович, подсобил, очень кстати. Только откуда у тебя, астронома, дружки-то такие?» – Когда вернулись?

– Дней десять назад, – ответил Федор, вскользь изучая обстановку. Он расслабился и почувствовал себя в кабинете Полякова вполне комфортно. «Нужно было надевать джинсы и футболку».

– Где живете сейчас?

– По месту прописки, – произнес Федор и добавил: – Я родился и вырос в Москве.

– Сколько вам лет?

– Тридцать шесть.

– Я бы хотел взглянуть на ваш паспорт.

– Да, конечно. – Федор достал из кармана сумки паспорт и протянул его Полякову. Тот пробежал глазами по страничкам и отдал документ Зиночке, зашедшей в кабинет с подносом и двумя чашками ароматного кофе.

«Блюдце с печеньем она не принесла из-за Рябова, – догадался Поляков. – Не желает кормить бандитов».

– Сними, пожалуйста, ксерокопию, – сказал он Зиночке, взял мобильный телефон, вышел из кабинета и позвонил Кепочкину (другу тоже стоило задать несколько дополнительных вопросов). Вернувшись, Поляков вынул из портфеля коричневую папку и положил ее на стол.

Федор допил кофе и выжидательно посмотрел на адвоката, ему стало любопытно, чем же придется заниматься.

– Вам, как охотнику, – начал Дмитрий Григорьевич, – такая работа, скорее всего, понравится. Кстати, если вы ее выполните, то наше сотрудничество по обоюдному согласию может продлиться. Я ценю умных, ответственных и предприимчивых людей. А теперь о деле. Около двух недель назад пропала девушка – Баталова Валентина Николаевна. Девятнадцать лет, отец и мать давно умерли, других родственников нет. Вот ее краткая биография, ознакомьтесь на досуге. – Поляков достал из папки плотный лист бумаги и отдал Федору. – Валентина позвонила на работу и сообщила, что ей нужен отпуск на неделю, затем отпуск продлила на неопределенный срок.

– Как я понимаю, девушку нужно найти, – сказал Федор, бегло читая текст. – Хотя не очень понятно зачем. Наверняка она скоро вернется из отпуска.

– Никто не знает, где Валентина сейчас находится. А знать бы хотелось… – ответил Поляков, снял очки и протер их. – Отпуск за свой счет она взяла совершенно неожиданно, никого не предупредив заранее, что странно. Обычно такие действия являются следствием какого-либо события, часто малоприятного. Кстати, Валентина не покидала Москву поездом, не улетала на самолете… – Дмитрий Григорьевич многозначительно приподнял брови.

– А приятель у нее есть?

– Вроде нет.

– Вроде? – Федор усмехнулся.

– На эту тему мы поговорим немного позже.

– Она хорошо обеспечена?

– Вовсе нет. Работает менеджером, живет на зарплату. Вот ее фотография, оставьте себе. – Дмитрий Григорьевич протянул глянцевую карточку. – Здесь Валентине шестнадцать лет, думаю, она не сильно изменилась.

Длинные светлые волосы, жизнерадостная улыбка, глаза выразительные, ушки маленькие – обычная девчонка, ничего особенного. Федор убрал карточку в нагрудный карман рубашки и почувствовал, как в душе заворочался инстинкт охотника. Хорошо, что не придется возиться с бумажками или по полдня сидеть за компьютером и строить таблицы с формулами. Пожалуй, предстоящую работу можно назвать интересной.

– А подруги у нее есть?

– Валентина в приятельских отношениях с Натальей Шмелевой – соседкой по этажу. – Поляков достал из папки еще лист бумаги. – Я вынужден действовать осторожно, поэтому пока информацией похвастаться не могу. Надеюсь, лишних вопросов от вас не последует. – Дмитрий Григорьевич помолчал, встретился взглядом с Федором и продолжил: – Какое-то время я полагал, что Валентина вернется из отпуска, мало ли что в жизни случается, но, увы… В этой истории слишком много загадочного. По словам Натальи, она о том рассказала пожилой соседке с первого этажа, Валя уехала с неизвестным мужчиной неизвестно куда.

– Значит, был у нее приятель, – перебил Федор.

– Вроде не было, – не слишком уверенно ответил Поляков. – Я уже нанимал специалиста частного сыска, но положительных результатов не получил. Честно говоря, я этого бездельника-сыскаря прогнал, он был слишком нерасторопен. Если вы, Федор, найдете Валентину, то получите приличное вознаграждение.

– Если девушка жива, могу доставить ее прямо в ваш кабинет, впрочем, если мертва, тоже могу…

– Нет-нет, – замотал головой Поляков. Выпив залпом теплый кофе, он резко поднялся из-за стола. – Валентина, безусловно, жива. Если она в опасности, то это отдельная тема, но… – Дмитрий Григорьевич ослабил галстук. Теперь ему нестерпимо хотелось поднять жалюзи и распахнуть окно. – Валентина не должна знать, что ее ищут, а вы не должны обнаруживать себя. Если станет что-то известно, то…

– Я немедленно сообщу об этом.

– Да. – Дмитрий Григорьевич вернулся в кресло и нервным движением поправил очки.

Федор кивнул. Неожиданное волнение Полякова показалось странным, но он не собирался лезть не в свое дело – какая разница, адвокаты вообще народ чудаковатый. Хотя… Девушка-сирота, родственников нет. Ну, и кто ее ищет?

Дмитрий Григорьевич еще немного рассказал о Валентине, назвал весомую сумму вознаграждения и выдал денег на предстоящие расходы.

– Если понадобится дополнительная сумма и вы объясните, на какие цели собираетесь ее потратить, то проблем не возникнет. Вы получите столько, сколько попросите.

– Хорошо.

– С чего вы собираетесь начать?

– Я поеду к Наталье Шмелевой, – ответил Федор. – Возможно, она знает гораздо больше, чем сообщила соседке.

– Согласен, начинать нужно с нее. Как собираетесь представиться? Люди подозрительны, особенно женщины, и неохотно делятся информацией.

«И, конечно, мало кому захочется откровенничать со здоровенной горой устрашающего вида», – закончил свою мысль Поляков и коротко улыбнулся.

– Существует множество способов разговорить человека. Например, можно сказать, что Валентина выиграла большую сумму денег, а заодно изумиться, почему она не приходит за выигрышем, или… – Федор сгреб со стола бумаги и сдвинул брови, подбирая следующий вариант. – Или что Валентину ожидает наследство. Умер дальний родственник и все свое движимое и недвижимое имущество завещал ей. Поверьте, из добрых побуждений вам начнут помогать.

Поляков внимательно посмотрел на Федора, а затем откинулся на спинку кресла.

– Пусть так… – тихо произнес он и, помедлив, добавил: – Не нужно никому рассказывать, на кого вы теперь работаете, и не говорите лишнего. Это важно.

– Не беспокойтесь, я не болтлив.

Покинув кабинет адвоката, Федор зашел в магазин. В решетчатую тележку отправились бутылка вина, пара увесистых отбивных, картошка, черный хлеб, сыр, ветчина, огурцы, помидоры, а также узкий пакет отменного свежемолотого кофе. Неожиданно Федор почувствовал нестерпимый голод – следовало хорошенько подкрепиться перед охотой…

Глава 10

Интересно, кто это ей звонит и молчит? Наташа недовольно отложила телефон, поднялась с дивана и пошла на кухню. Домыв посуду, оставшуюся после обеда, она взяла лейку и принялась поливать цветы. Наткнувшись на пожелтевший аспарагус, остановилась и нахмурилась.

«Пересадить бы тебя», – подумала Наташа, дотрагиваясь до листьев. Ну вот, теперь нужно идти в магазин, покупать землю и горшок, иначе будет мучить совесть, да и цветок жалко.

«Дурацкий отпуск, – вздохнула она, нервно застегивая молнию на юбке. Отломившийся замочек остался в руке. – Дурацкий отпуск, – повторила Наташа и возвела глаза к потолку. Где Валька? Где ее носит? Сейчас бы пошли за горшком вместе, как в старые добрые времена, смеялись бы и болтали о ерунде. – Позвони же».

Вынув из почтового ящика газету и тонкий конверт, она, продолжая думать о подруге, вышла на улицу. Ветерок запутался в рыжей челке, выбрался на волю и устремился дальше, тонкие газетные листочки зашуршали. Наташа повертела в руках конверт и, не обнаружив никаких опознавательных знаков, поморщилась. Очередной рекламный ход, наверняка таким образом пытаются разжечь любопытство – кто ж выбросит конверт, не заглянув внутрь? Не удержавшись, она ознакомилась с письмом:

«Если тебе дорога жизнь подруги, плати выкуп.

За обувным магазином стоят четыре гаража. Положи тридцать тысяч рублей в конверт и засунь его в трубу, которая будет лежать за гаражом коричневого цвета. Сделать это нужно сегодня в двенадцать часов ночи.

Не принесешь деньги – твоя подружка умрет. Сообщишь в полицию – твоя подружка умрет».

Руки Наташи задрожали. Оглянувшись по сторонам, она нервным движением отправила письмо под футболку и бросилась обратно в квартиру. Замок. Дверь. Коридор. Свет. Зачем свет, и так же светло? Пусть будет. Перечитав послание еще раз, она прислонилась спиной к стене, убрала за ухо непослушную прядь волос и тихо произнесла:

– Это что же такое происходит?

Сделав глубокий вдох и выдох, успокоив разволновавшееся сердце, Наташа села за стол и принялась напряженно думать.

Сволочи.

То есть парень этот сволочь!

Нервничать и дергаться нельзя, нужно спасать Вальку.

Очень хочется кого-нибудь убить.

Сообщать в полицию или нет?

Почему попросили тридцать тысяч?

А если это розыгрыш? Идиотов-то на земле предостаточно…

В какую же историю влипла Валька?

Двадцать пять тысяч есть – спасибо отпускным, еще пять можно занять у соседок, не проблема.

Похудела, наверное, Валька, осунулась. И почему в голову всякие кошмары лезут? Нельзя поддаваться панике.

Маловато, маловато запросили, но, возможно, это только начало…

«Я хочу увидеть ту сволочь… Хорошо бы врезать ему так, чтобы до конца дней своих помнил!»

Вечера Наталья еле дождалась, противные стрелки часов никак не хотели доползать до нужной цифры. Дотерпев до одиннадцати, она метнулась к шкафу – на кресло полетели черные спортивные штаны и черная водолазка. Наташа редко пропускала фильмы с лихо закрученным криминальным сюжетом, поэтому воображение разыгралось. Проанализировав киношную жизнь, она пришла к малоутешительному выводу: жертву частенько мурыжат до последней копейки в кошельке друзей и родственников, а затем… Лучше не думать об этом. И нельзя просто оставить деньги и уйти, нужно хоть что-нибудь узнать о человеке, приславшем письмо. Необходимо разглядеть лицо негодяя или запомнить номер его машины.

Блестящий металлический фонарик перекочевал с антресоли в небольшую темно-вишневую сумочку. Немного поразмышляв, Наташа прихватила еще и молоток.

Гаражи плечом к плечу стояли за магазином. В темноте с трудом удалось разобрать, какой из них коричневый, а какой зеленый.

– Вот ведь козел, – прошептала Наташа, двигаясь вдоль шершавой стены.

В нос ударил неприятный запах общественного туалета, устроенного здесь местными алкоголиками. По выходным они собирались за самодельным столом и вдохновенно резались в домино или карты. А по нужде далеко не ходили…

Подняв ворот водолазки почти до глаз, Наташка попыталась разглядеть землю под ногами. Вонючие кучки при лунном свете не наблюдались, что уже радовало. Настроившись на воинственный лад, вытянув на всякий случай вперед руки, она медленно пошла к углу гаража.

– Будь ты проклят скотина, – прошипела Наташа. – И пусть вместе с тобой будут прокляты все, кто гадит на улицах.

Стена закончилась, Наталья огляделась, прислушалась. Ей очень хотелось достать фонарик и посветить, но она боялась привлечь собак, да и неизвестно, где сейчас враг. Может, стоит в сторонке и подглядывает, а ему ни к чему знать, что женщины в русских селеньях не такие уж дуры и при случае могут и по голове треснуть, и номер машины запомнить.

Кусок трубы, заботливо обложенный камушками, лежал на узкой бетонной дорожке. Наташа достала конверт, скрутила его, как смогла, и запихнула в трубу. Делая вид, что возвращается домой, она обошла гаражи и спряталась за реденькими кустиками. Достала фонарь и замерла в ожидании «гадостного придурка, похитившего Вальку». Приблизительно через полчаса появился темный мужской силуэт. Этого человека Наташа узнала бы даже в кромешной темноте. Неотрывно следя за мелькающими белыми кедами и худенькой фигуркой Сухорукова, она вдохновенно обратилась к Господу.

– Господи, – прошептала Наташа, – я никогда никого не убивала и никогда не думала, что способна на это, но ты же видишь, Господи, у меня нет другого выхода. Пойми меня, прошу, ведь полпланеты вздохнет с облегчением, когда я порешу мерзопакостного Сухорукова. Уж не знаю, как этот тухлый гриб вообще появился на свет, наверное, Господи, ты был в отпуске. Но теперь справедливость должна восторжествовать, и уж ничего тут не поделаешь, стереть его с лица земли придется мне. Я придушу его очень осторожно и быстро, обещаю, ему не будет больно. Спасибо, Господи, что ты выслушал меня.

Довольный собой, пенсионер Сухоруков крался к трубе. Почесывая нос, он непрерывно улыбался, душу не покидало сладкое предчувствие победы – тридцать тысяч рублей плюс горемычная Наташка, напрасно ждущая свою тощую подругу Вальку. Наконец-то, наконец-то он уделал главную врагиню. Завтра надо обязательно подождать ее у подъезда и заглянуть в красные, заплаканные глаза. «Ах, где же моя подруженька-а-а…» Хотя нет, плакать Наташка начнет дня через два, когда мелькнувшая на горизонте надежда начнет растворяться, словно ее и не было, а страх подступит к самому горлу.

Сухоруков наклонился к трубе, но в этот момент из кустов донесся боевой клич «Йо-хо-хо!», и темноту разорвал яркий луч света. Пенсионер заметался на пятачке, не понимая, что происходит.

– Подонок костлявый! Баклажан блестящий! Сейчас я твою куриную шею-то переломаю! – раздался душераздирающий крик Натальи. – Убью!!!

Быстро сориентировавшись, Сухоруков подхватил трубу и побежал к дороге, разочарование захлестнуло его злобную душу. Наталья, размахивая фонарем и не переставая оглашать округу коронным: «Йо-хо-хо, убью!», неслась следом. Соседи, из тех, кто еще не спал или спал слишком чутко, прилипли к окнам, наблюдая бег с препятствиями двух, явно неравнодушных друг к другу, сумасшедших.

Ноги подвели Сухорукова, споткнувшись, он упал. Наталья налетела сзади, резко перевернула пенсионера лицом к себе и вцепилась в его шею.

– Молился ли ты на ночь, Сухоруков?! – рявкнула она, сжимая пальцы.

– Не молился я, не молился… – захрипел пенсионер, извиваясь как уж на сковороде.

– А мне, сволочь, все равно!

– Больше не буду, обещаю… Я это… Я теперь хороший… Плеваться перестану, вас с Валькой пальцем не трону… Обещаю… Я не хочу умирать… – Сухоруков заныл, закатил глаза и, давя на жалость, высунул длинный слюнявый язык.

– Завтра же вымоешь весь подъезд! – сдаваясь, потребовала Наташка.

– Конечно, конечно, – радостно прожурчал пенсионер, чувствуя, что хватка ослабла. – И цветы в клумбу посажу.

Она слезла с «раскаявшегося» врага и, презирая себя за доброту ко всему живому, подняла с земли фонарь. Сделав несколько глубоких вдохов, почувствовав вкус свободы и безнаказанности, Сухоруков ловко вскочил на ноги и, прижав к сердцу трубу с тридцатью тысячами, рванул к дому.

Наташа хладнокровно расстегнула молнию сумочки и достала заготовленное оружие. Взяв в одну руку фонарь, а в другую молоток, она сначала еще раз обратилась к Господу, а затем молниеносно помчалась за главным злодеем района. «Возмездию быть!» – стучало в висках, а сердце от негодования выпрыгивало из груди.

* * *

За завтраком, поглощая оладьи со сметаной, Валька с улыбкой вспоминала свой наиглупейший сон. Стоит около подъезда Наташка, а рядом крутится Сухоруков (дышит, негодяй, свежим воздухом).

«Что, украли твою подруженьку, убили и в лесу закопали? Так ей и надо!» – говорит он, подпрыгивая от восторга около скамейки.

«Нет, – гордо отвечает Наташка, – я верю, что Валя жива и скоро вернется. Жду ее каждый денечек, сижу целыми днями у окна и смотрю на дорогу».

«Жди, жди, дура, пока совсем не состаришься, – брызгая слюной, шипит Сухоруков. – А пока ты будешь слезы утирать, всех мужиков молодые девки расхватают, и останешься ты старой девой до конца дней своих».

Тут Наташка вынимает из сумки длинный французский багет, откусанный с одного края, и бьет им Сухорукова сначала по голове, а потом по спине. Багет ломается, противный пенсионер жалобно визжит, а затем наступает кульминация: к дому подъезжает черный «Мерседес», украшенный розовыми, голубыми, желтыми и зелеными ленточками, открывается дверца, выходит мужчина, очень похожий на Сергея, и помогает Вальке выбраться из машины. Шлейф свадебного платья о-го-го какой! Не хуже, чем у коронованной особы.

«Ты жива! – восклицает Наташка, прижимая к груди поломанный французский багет. – О, как я рада!»

«Да вы нас тут хлебом с солью встречаете», – шутит мужчина, похожий на Сергея.

Сухоруков от шока медленно опускается на скамейку, его глаза заметно округляются.

«Наташка! Я так соскучилась! – кричит Валька и бросается в объятия обрадованной подруги. – А я через час выхожу замуж, мы приехали за тобой! Я так хочу, чтобы именно ты была свидетельницей на свадьбе!»

«И меня, и меня возьмите, – утирая слезу, поднимаясь со скамейки, говорит Сухоруков, – я понял свои ошибки и больше никогда никому не причиню зла. Я так счастлив сейчас!»

«Ура!» – восклицают все и обнимаются…

– Валентина, ты меня слушаешь? – донесся далекий голос Юрия Яковлевича.

– Да, конечно, – брякнув ложкой о блюдце, ответила она.

– Как же красив Летний сад: Невская ограда, Кофейный домик, вековые деревья… Это место, где чувствуется время и отдыхает душа. В следующий раз обязательно поедешь со мной. Эх, жаль никогда не хватает времени на прогулки, все дела, дела… – Юрий Яковлевич с грустью улыбнулся и положил два кубика сахара в чай.

– Я бы съездила в Питер, – ответила Валька.

Мобильный телефон Казакова загудел, и Юрий Яковлевич ответил на вызов.

– Да, Сережа, ждем тебя. Молодец, новостям мы всегда рады, – сказал он и посмотрел на Валентину. – Похоже, мы сейчас узнаем что-то интересное.

– Он уже здесь?

– Ставит машину в гараж.

Сергей зашел в столовую, поздоровался и сел рядом с Казаковым. Без аппетита посмотрев на оладьи, он дождался нетерпеливых вопросов, а затем торжественно произнес:

– Фамилия нашей Ольги – Кравченко. Париж. Почерк на анкете совпал с почерком в письмах.

– Отлично, – похвалил Казаков. – Нужно узнать, кто она, чем занимается, как давно покинула родину, где проживала ранее. Сережа, ты сможешь раздобыть фотографию?

– Да.

– Кравченко. Париж, – повторила Валька и почувствовала холодок в груди. Но он довольно быстро сменился странным тягучим жаром. Воздух стал густым, пригрезился аромат терпких духов с цитрусовыми нотками, в ушах зазвенела музыка: плавная, бархатная, гипнотизирующая. Оцепенение охватило тело, перед глазами вырос мираж – женщина в черном, та самая, с картины…

«Наверное, в следующий раз мне приснится Париж, – сокрушенно подумала Валька. – Огромная площадь с голубями, Останкинская телебашня рядом с египетскими пирамидами, кусок океана и разводные мосты».

Фотография. Сергей раздобудет фотографию! Валька принялась торопливо пить обжигающий чай. Она уже привыкла отождествлять Ольгу с женщиной, изображенной на картине, но все же у нее есть свое лицо…

«Я скоро ее увижу», – пронеслось в голове.

Глава 11

Федор терпеливо позволял себя разглядывать. Наверняка рыжеволосую хозяйку квартиры смущала его мощная фигура, лысая голова и хмурый взгляд. Можно, конечно, улыбнуться, но как бы это не приняли за оскал. Н-да, доверия он явно не вызывает…

– Какое еще наследство? У Вали нет родственников, – сердито произнесла Наташа, но в ее голосе чувствовалась неуверенность. Мало ли как в жизни случается, люди друг друга и через пятьдесят лет находят.

– А вы всем дверь открываете? Спрашивали хотя бы: «Кто там?» – сказал Федор, не сомневаясь, что контакт уже произошел и в квартиру его впустят. Из всевозможных легенд он выбрал именно эту – наследство – и теперь надеялся, что встреча принесет результат. Пришлось надеть жаркий тесноватый костюм и начистить ботинки – в таком парадном виде Федор с натяжкой, но походил на официальное лицо, утрясающее нудные имущественные проблемы.

– Ничего не могу с собой поделать, – усмехнулась Наташа. – Верю в лучшее с утра до вечера и дверь поэтому открываю нараспашку.

Квартира была обставлена скромно, без излишеств. Чисто, аккуратно и вкусно пахнет свежей выпечкой. Аромат ванильной сдобы, тянущийся из далекого детства, заставил Федора сглотнуть набежавшую слюну. Он смерил хозяйку внимательным взглядом, отметил бледность кожи, выразительность глаз, особую красоту, отвернулся и снял обувь.

– На кухню, пожалуйста, проходите. Плюшки сахарные любите? – миролюбиво спросила Наташа и оправдалась: – Дурацкая привычка печь. Вроде и возиться лень, и гостей особых не жду, а тянет к плите, хоть ты тресни! Возможно, это у меня нервное. Так вы кушать будете?

Несмотря на грозную внешность, Федор Наташе понравился. Его габариты, сравнимые с размерами двустворчатого шкафа (с антресолью), как ни странно, внушали доверие. Такой мужчина закроет собой – и все. Ни одна проблема не проползет мимо, ни одна беда не посмеет приблизиться. Взгляд тяжелый, но глаза добрые.

– Спасибо, не откажусь, – ответил Федор, начиная испытывать легкую симпатию к гостеприимной хозяйке.

Наташа поставила на стол глубокую тарелку с сахарными плюшками, блюдце с нарезанным лимоном, вскипятила чайник и налила крепкого чая. Села напротив, издала приглушенный стон и поморщилась.

– Что случилось?

– Не беспокойтесь, со мной все в порядке, просто мышцы дико болят. Целую ночь за местным пенсионером с молотком по округе бегала. Отвыкла от физических нагрузок, вот и страдаю теперь.

Федор чуть не поперхнулся плюшкой.

– Неплохо провели время, – прокомментировал он и улыбнулся.

Сухоруков от правосудия все же ушел. Полчаса он носился по двору, петляя между качелями, припаркованными машинами, деревьями и клумбами. Догнать его, к сожалению, не удалось. Наталья утешилась только вернувшимися к ней деньгами. Споткнувшись о кирпич, злостный Сухоруков выронил трубу, тем самым потеряв весомую прибавку к пенсии и остатки хорошего настроения. Утешиться можно было еще тем фактом, что смертоубийства все же не произошло.

– А теперь расскажите про наследство, – попросила Наташа. – Что за родственник и откуда взялся? Он, получается, умер? Вы из нотариальной конторы?

Неторопливо Федор выстроил грамотную цепочку вранья, хотя обманывать девушку желания не было. У Валентины Баталовой имелся родственник со стороны отца – двоюродный дедушка. Прожил он всю жизнь в Челябинске и особо ни с кем не знался. Коллекционировал монеты, серебро и антиквариат. Перед смертью написал завещание. «Мы высылали Валентине Николаевне три уведомления, но она ни на одно не отреагировала. Домашний телефон не отвечает, – закончил речь Федор. – Вы не знаете, где она может быть?»

Наташа сначала удивилась, а затем задала кучу вопросов. Удовлетворив любопытство, она тяжело вздохнула и кратко поведала о том, что ее подруга пропала. Почти. «Я бы сама, между прочим, хотела знать, где Валя сейчас находится. Этот парень ее увез, а я тут сижу и нервничаю». Девушка рассказала о звонках («Наташа, не волнуйся, я в гостях у родственника, у меня все в порядке!») и поделилась малочисленными подробностями.

– Так она уехала с другом? – уточнил Федор, развивая тему.

– Нет у нее никакого друга. То есть не было. Я бы знала.

– Тогда с кем же она уехала?

– Понятия не имею! Но звонит же, нормально разговаривает, шутит даже, обещает скоро вернуться. Что-то за последнее время у Вали слишком много родственников объявилось…. Если ей верить, сейчас она гостит как раз у одного из них. Но, чувствую, вранье это. Влюбилась Валька, ох, влюбилась… И пока не признается в этом. – Наташа скривила губы, демонстрируя недоверие к мужской части населения.

– Да, странная история. А враги у нее есть? – на всякий случай поинтересовался Федор.

– У нас тут только один враг – Сухоруков, козел старый! Ни на что не годный, занимается мелкими пакостями и счастлив до безобразия. А того парня, что Вальку увез, я только со спины мельком видела. Рост приблизительно такой же, как у вас, похудее немного. Вы крепкий, накачанный, – Наташа смутилась, – а он нет. Наверняка, запудрил ей голову! Но чтобы вот так, за пару минут… Короче, я ничего понять не могу, но когда Валька вернется, всыплю ей хорошенько.

– Надеюсь, она заинтересована в наследстве…

– Конечно! Моей подруге только в последнее время везло: должность менеджера получила, премии платить начали, даже в лотерею Валька выиграла. Мы с ней так хорошо выигрыш прокутили, – Наташа улыбнулась, вспоминая бесчисленное количество съеденных пирожных. – Я бы даже сказала, что деньги к ней прилипать стали. Перевод на Валькино имя пришел, а откуда – неизвестно… Вот и наследство с неба свалилось, здорово, правда? Так бывает: черная полоса в жизни, потом опять черная, а затем – бац! – и белая.

– Да, здорово, – согласился Федор. – Значит, финансовое положение Валентины улучшилось?

– Ага. Я так за нее радовалась. А то отец умер, мать умерла… Тяжело все это. И квартира полупустая.

– Почему полупустая?

– Валькин отец картины собирал – все стены были увешаны, но теперь коллекция не то в музее, не то в галерее какой-то. А Антонина Андреевна после смерти мужа имущество частично продала, денег ей не хватало… наверное. – Наташа, помолчав немного, вдруг оживилась: – А может, вы Вальку найдете? Вы же обязаны вручить наследство. – Она с надеждой посмотрела на Федора, словно он непременно должен был ответить: «Да, конечно. Найду гражданку Баталову прямо сейчас и привезу домой».

– Я отыщу ее, – ровно произнес Федор и сделал последний глоток чая. – Большое спасибо, очень вкусно. На всякий случай я оставлю вам номер своего телефона. Если Валентина вернется, позвоните, пожалуйста. Или вдруг появится иная информация. – Он поднялся из-за стола, помолчал немного и, чтобы окончательно расположить Наталью к себе, с улыбкой добавил: – Если вам что-нибудь понадобится, тоже обязательно звоните. Консультации, брачный контракт, раздел имущества… Возможно, и вам троюродный дедушка или двоюродная бабушка оставят наследство.

В машине Федор наконец-то закурил. Мысленно перебирая услышанное, он пытался найти хоть какую-нибудь зацепку. Пытался и не находил.

* * *

В саду было тихо, лишь изредка из распахнутого окна кухни доносились резкие звуки гремящей посуды. Запах запеченных овощей, сдобренных специями, перебивал тонкий аромат роз. Устроившись с книжкой в беседке, Валька безуспешно пыталась прочитать хотя бы одну главу любовного романа. Стоило только опустить глаза на приторные строчки, как тут же мысли уносились в другую сторону. Где сейчас Сергей? Что делает? Скучает ли? Она пыталась определить свое отношение к нему, подыскивала нужные слова, но тут же отмахивалась от банальных фраз и вновь принималась читать. И откуда только взялось это грустное, немного нервное настроение?

«Сергей то уезжает, то приезжает… Тяжелая у него работа…» – Валька шумно вздохнула.

Конечно, хочется верить, что это начало большой, настоящей любви, и страшновато обмануться. Пришло к ней счастье или нет? Пришло… Да, точно. Но гладко никогда не бывает, а значит, впереди трудности.

– Где ты? – прошептала Валька.

Скоро она вернется к себе домой (с наследством или без), захочет ли Сергей и дальше встречаться? Этот вопрос жужжал в голове часто, и никогда ответ не получался четким и твердым. Почему бы и нет? Но кто ж знает…

– Привет, – раздался сзади знакомый голос, и перед лицом появилась красная роза. – Признаюсь сразу, срезал у калитки.

– Приехал! – воскликнула Валька и вскочила со скамейки. Улыбнулась до ушей, прижала к груди цветок и замерла, смутившись. Один раз они уже целовались, нужно ли форсировать события или лучше ждать? Нет, пока невозможно подойти к Сергею, обнять его и… Вот если бы он еще разок, то тогда бы… Валька развеселилась, понимая, что из простого делает сложное.

Сергей притянул ее к себе, поцеловал в губы, пробормотал ласковые слова и, улыбнувшись, заглянул в глаза.

– А если Юрий Яковлевич увидит? – забеспокоилась Валька, даже приблизительно не представляя реакцию Казакова.

– Не волнуйся, он всыплет мне, а не тебе, – утешил Сергей.

– Да, наверное, тебе достанется первому.

– Придется оправдываться, скажу, что не устоял, не совладал с собой, ибо лучше Вальки Баталовой нет никого на свете.

Рука Сергея опустилась ниже и задержалась на талии. Лицо стало серьезным, глаза прищурились. Вальке показалось, что он изучает ее и надеется прочитать тайные мысли. «Только не это!» – со смехом подумала она, представляя, как на Сергея валятся все ее сомнения, ахи и охи. И сон с участием Наташки, Сухорукова и французского багета тоже валится.

– А ты что-нибудь узнал про Ольгу? – спросила Валька, несколько отстраняясь. Самое время стать серьезной и обстоятельной.

– Узнал.

– Тогда немедленно рассказывай. А фотографию раздобыл?

– Пойдем в дом. Казаков, наверное, нас уже заждался. Я пообещал привести тебя.

В кабинете Валька сразу устроилась в удобном кресле, скинула тапочки, прижалась к подлокотнику и подперла щеку кулаком. Демонстрировать Юрию Яковлевичу розу она побоялась, поэтому оставила ее на столике рядом с лестницей и теперь переживала, как бы та не завяла. Скорей бы утащить цветок в свою комнату и поставить в вазу. А потом глядеть на него и мечтать… Валька быстро посмотрела на Сергея и переключила внимание на Казакова.

Ольга Кравченко. Эта женщина крепко вошла в ее жизнь, она казалась одновременно реальной и нереальной. Женщина из прошлого, способная повлиять на настоящее и будущее.

– Наконец-то в моем кабинете починили кондиционер, – сказал Юрий Яковлевич, убираясь на столе. – Все руки не доходили вызвать мастера. А теперь вот, пожалуйста, красота! Валентина, тебя не продует?

– Нет, что вы, – ответила Валька.

Обратив внимание на рубашку Казакова, бежевую с аляповатыми зелеными квадратами, она улыбнулась. Юрий Яковлевич выглядел непривычно и очень по-домашнему. У такого человека обязательно должны быть дети и внуки. Они бы его радовали, а он бы дарил им тепло и заботу. Но, увы, не сложилось. Получается, не встретил Юрий Яковлевич ту единственную и неповторимую… Не встретил.

Валька, терзаемая вечной темой любви, еще раз тяжело вздохнула – к сожалению, против судьбы не попрешь. А с другой стороны? Казакову уже пятьдесят восемь лет, но выглядит он очень хорошо, вдруг Юрий Яковлевич все же обретет счастье? Однажды. Нежданно-негаданно. Счастье, оно такое… Хитрое, вредное и… замечательное!

– Сегодня я обедал с детективом Жираром Бени, другом твоей покойной двоюродной бабушки, – сказал Казаков, обращаясь к Вале. – И сообщил ему, что ты живешь у меня и в ближайшее время сможешь заняться оформлением документов. Он был весьма рад и тряс мою руку как ненормальный! – Казаков засмеялся. – Сережа, выкладывай, что удалось узнать. Умотали мы тебя с этими розысками, но ничего не поделаешь, надо нам решить столь сложную задачку.

– Пока нарыл мало интересного, – сказал Сергей, присаживаясь за стол. – Кравченко Ольга Владимировна проживает в Париже давно. Ее мать преподавала в школе историю, отец – тренер по фигурному катанию. Скорее всего, именно благодаря ему семья распрощалась с Россией. Наверняка предложили работу, он и согласился.

– Так у нее есть родители? – изумилась Валя. Этот факт показался невероятным.

– Родителей уже нет в живых. А что тебя удивляет? – усмехнулся Сергей. – Ольга Кравченко ничем не отличается от других, не в капусте же ее нашли.

– Не знаю… Наверное, я ее слишком отождествляю с женщиной с картины. Как будто она жила много-много лет назад, и ее уже нет… Или художник ее выдумал.

– Ты слишком много думаешь об этом, – покачал головой Юрий Яковлевич. – Надо отвлекаться. Пожалуй, тебе нужно съездить в Москву, развеяться. Или еще куда-нибудь.

– Ага, мне тоже так кажется.

– Но ненадолго, – уточнил Казаков. – За тобой глаз да глаз нужен.

– До отъезда в Париж Ольга жила на Арбате, вот адрес. – Сергей вынул из кармана небольшой листок и положил его на край стола. Валька вытянула шею, пытаясь разобрать слова и цифры. – Окончила десять классов, поступила в институт, но учиться не стала, забрала документы.

– Где же Ольга могла познакомиться с папой?

– Скорее всего, рядом с домом, – задумчиво произнес Казаков, придвигая листок с адресом к себе. На его лбу образовалась глубокая морщина. – Николай часто бывал на Арбате, гулял, покупал картины…

– Чем она занимается сейчас? Кем работает? – нетерпеливо спросила Валька.

– А вот здесь сплошной пробел. Я напряг одного приятеля, живущего в Париже, и он провел маленькое расследование. Двухкомнатная квартирка, купленная на имя Ольги Кравченко, пустует. Находится она в малопрестижном районе, вид из окна оставляет желать лучшего – кирпичная стена прачечной. Соседи Ольгу помнят очень плохо, говорят, что она не появляется, а где живет, они не имеют никакого представления.

– Скорее всего, у этой женщины есть еще жилплощадь, – предположил Казаков.

– Или Ольга давным-давно влюбилась в какого-нибудь француза и…

– Сергей, прошу тебя, давай обойдемся без «и». Сейчас ты нафантазируешь! Дай-ка нам фотографию, – Юрий Яковлевич требовательно протянул руку.

Валентина уже несколько минут косилась на карточку, лежащую перед Сергеем, но подойти и посмотреть не решалась. Пусть сначала Юрий Яковлевич, а уж потом она.

– Красивая женщина, – кивнул Казаков. – Я думал, что узнаю ее, мало ли где видел ранее, все же с Николаем мы были очень дружны. Но нет, я не встречал Ольгу. Уверен, запомнил бы такое лицо. Валентина, ты хотела посмотреть…

Ольга Кравченко действительно оказалась похожей на женщину с картины, но не только черным цветом волос, очертанием губ, выражением лица, тонкой шеей… Было что-то еще – неуловимое, идущее изнутри. Она завораживала, звала, гипнотизировала, заставляла сердце биться чаще.

Валька провела пальцем по фотографии, посмотрела оборотную сторону и повторно заглянула в большие глаза Ольги. То ли они были печальными, то ли злыми, то ли строгими, то ли в них застыл смех… Красота этой женщины производила двоякое впечатление: притягивала и в то же время вызывала опасение.

– Сергей, ты сказал, что Ольга раньше жила на Арбате, а кому сейчас принадлежит квартира? – спросила Валька. – Может, там прописаны ее родственники? Они бы смогли нам что-нибудь рассказать…

– Пожалуй, я разочарую тебя, – ответил Сергей, поднимаясь со стула. – Квартира была коммунальной. Сейчас ее владелицей является Береговская Ия Марковна, раньше она соседствовала с семейством Кравченко. Женщине уже за семьдесят.

– Ты беседовал с ней? – поинтересовался Казаков.

– Юрий Яковлевич, да когда б я успел? Эту информацию еле собрал: пока уговоришь на вопросы отвечать, пока документы поднимут, пока то, пока се…

– Ну что ты, Сережа, я понимаю, просто спросил. Похоже, нетерпение одной юной принцессы перескочило и на меня. – Казаков улыбнулся и подмигнул Вальке. – Необходимо поговорить с Береговской, может, она что и вспомнит. Ну а если ничего путного не узнаем, то, скорее всего, придется ждать следующего приезда нашей таинственной особы в Москву. Я уверен, это случится весьма скоро. Будем наводить справки в гостинице «Славянская», и как только Ольга зарегистрируется…

– Как это ждать?! – воскликнула Валька. – А если она не скоро приедет?

– Так что же, поживешь пока у меня…

– Но это невозможно!

Казаков засмеялся:

– Валя, я пошутил. Тебе, конечно, хочется вернуться домой, и я не вправе тебя задерживать, но прошу, потерпи еще немного. Дня через два я устрою твою встречу с Жираром Бени, а дальше решишь сама. Как бы мне хотелось уберечь тебя от каких-либо треволнений и разбирательств. А также от… м-м… неприятностей и боли. Деньги далеко не всегда приносят радость и благополучие, к тому же они часто меняют людей не в лучшую сторону. Обман, предательство… Одни пользуются доверчивостью и слабостью других, третьи плетут интриги, а четвертые для достижения своих целей начинают использовать детей… Впрочем, ты это и без меня знаешь. – Казаков махнул рукой. Он собирался еще что-то сказать, но не стал. Резко взял фотографию и, о чем-то размышляя, побарабанил пальцами по столу. На лице отразились недовольство и напряжение.

Валька догадалась: Юрий Яковлевич боится ее расстроить. По сути, об Ольге же ничего не известно. Хороший она человек или плохой? Чего хочет? Где живет? Можно задавать бесчисленное количество вопросов, но ответов на них пока нет… Или есть? Валька внимательно посмотрела на Казакова и задержала дыхание. Ей всегда, всегда казалось, будто он знает больше, чем рассказывает. Бережет ее, не желает обрушивать правду сразу, старается оградить от плохого… Но не зря же Юрий Яковлевич ищет именно Ольгу и именно ее считает главной персоной в этой непонятной истории со слежкой! Не зря же он осторожничает и не отпускает ее, Вальку, домой. Что ему удалось выяснить? Хотя, может, и выяснять не пришлось: Казаков был другом отца, а друзья часто делятся горестями и радостями… «Все кругом считают меня маленькой, а мне, между прочим, девятнадцать лет».

– Юрий Яковлевич, мне у вас очень нравится, но все равно тянет домой. На работе ждут, Наташа волнуется… – Валька выпрямилась и перевела взгляд на Сергея. Было бы здорово, если б именно он заботился о ней с утра до вечера и заодно спасал от вселенского зла. В Москве. А то столько на земле… придурков. Увозят в лес, гоняют по поляне, а потом легко и просто возвращают обратно. Мысли Вальки неожиданно переключились на Федора. Она вспомнила его огромную фигуру, холодное выражение лица, болотные глаза. И как Федор не дал ей хорошенько грохнуться в обморок (подхватил у самой земли), тоже вспомнила. И как нес потом на руках к машине. Ненормальный… Вообще-то лучше слушаться Юрия Яковлевича, чтобы потом не трястись от страха и не молиться о спасении своей жизни. Валька коротко улыбнулась. Что ж, у нее тоже есть маленький секрет от Казакова, и это приятно (пусть не считают ее маленькой). Правда, этот секрет – самый дурацкий на свете!

– Сергей, поезжай завтра к Береговской, – кивнув, Юрий Яковлевич сменил тему. – Она человек уже пожилой, но вдруг повезет и окажется, что Ия Марковна… Так ее зовут?

– Да.

– Что Ия Марковна многое помнит. Валентина, ты тоже можешь отправиться с Сергеем на разведку. – Казаков откинулся на спинку кресла, улыбнулся и тихо и мягко добавил: – Почему, почему я это разрешаю?

– Потому что вы замечательный, – радостно выпалила Валька.

– Конечно, так и есть, – засмеялся Юрий Яковлевич. – Сергей, вот еще что. Мы проверили только гостиницы, Ольга нигде не значится… Но интуиция настойчиво подсказывает мне, что она все же в Москве. Я постоянно думаю об этом… Попробуй навести справки в ближайшем Подмосковье. Гостиницы, санатории, дома отдыха… Тот, кто прячется, всегда выбирает места поукромнее.

* * *

Замерев с мусорным ведром в руках, Оксана слушала истошные крики соседки. Опять, опять Иркин муженек загулял и опять, дурак, развлекался с подружкой на супружеском ложе. Два года одно и то же: он изменяет, она возвращается из командировки, орет, угрожает и прощает.

– Ах, паразит проклятый! Ах, кобель ненасытный! Ах, ирод окаянный! Да как же тебе не совестно так со мной поступать! Кровосос! – непрерывно неслось сверху. – А ты… кошка драная! Будешь знать, как по чужим мужикам таскаться! Получи, получи! – соседка явно переключилась на несчастную жертву обстоятельств. Та в ответ завизжала дурным голосом, из чего следовало, что волос на ее голове стало значительно меньше.

– Как в кино, – произнесла Оксана, направляясь к своей квартире.

Федор ее бросил – это факт. Горький и обидный. До чего же мужикам хорошо живется! В загс их не тянет, детей рожать не надо, да и с возрастом, сволочи, только краше становятся, даже животик их не портит. А тут… тридцать лет стукнуло – считай, калека. Морщинки под глазами в гармошку складываются, щеки начинают тянуться к земле, лишний килограмм без скальпеля не скинешь и депрессии следуют одна за другой уверенным маршем. А уж как обидно, когда тебе говорят: «Прости, прощай». Причем «прости» все чаще и чаще опускают, как будто это нормально: помахать рукой и хлопнуть перед носом дверью! Оксана поджала губы и хмыкнула с обидой.

Вот Федора взять… Поматросил, да и бросил. Что ему надо? Каких кренделей? И вины за собой не чувствует! А легко ли целый день прислушиваться к шуму лифта и сидеть у окна, поджидая его возвращения? Нет. Надоело уже. Оксана выдавила из тюбика очищающую маску из белой глины и неторопливо стала намазывать ее на лицо.

– Красишься как дура, следишь за собой с утра до вечера, и все мимо, – процедила она, сдвигая безукоризненные брови.

Чтобы хоть как-то себя утешить, Оксана стала думать о соседке. «Ира – нормальная, симпатичная женщина, замужем, и что? Разве счастлива? Муженек девок домой приглашает и при этом чувствует себя героем. Небось дружкам хвалится, как удачно провел время, пока его клуша на работе вкалывала. Чему тут завидовать? А скандал Ирка закатила хороший, приятно было послушать. Как девица визжала… Интересно, Федор уже нашел себе другую? Домой вроде никого не водит, но, может, какую-нибудь смазливую девчонку по ресторанам таскает? Долго ли, умеючи!»

Оксана принялась быстро стирать полотенцем маску. Никому она своего зверя не отдаст. Никому! Сколько раз себе говорила: «Не опускай руки», а тут опять скуксилась и раскисла.

Долой отчаяние и нытье! Ключики от квартиры Федора у нее есть, ушел он полчаса назад, так что хватит сидеть без дела.

Умывшись холодной водой, Оксана поспешила выполнять задуманное…

Небольшой бардак в комнатах и грязная сковородка ее порадовали (нуждается он в ней, очень нуждается, просто этого еще не понял). Постель смята, но улик, подтверждающих наличие женщины в жизни Федора, нет. Конечно, он мог ночевать на территории своей новой возлюбленной…

Мысль споткнулась, и Оксана обратила внимание на рубашку, свисающую с кресла до пола. Нетерпеливые пальцы быстро нырнули в карман. Чек и фотография… Светловолосая девушка весьма юного возраста («Я так и знала!»), с нахальным, самоуверенным взглядом, смотрит и будто говорит: «Федор мой, только мой, ты проиграла!»

Оксана почувствовала, как в душе нарастает гнев, как он мечется и рвется наружу. Неужели ей предпочли эту тощую пигалицу?! Невозможно!

О! Ей захотелось разорвать фотографию на мелкие кусочки и выбросить в окно! Но в последний момент руки замерли. Надо быть хитрее, Федор не должен ничего заподозрить…

– И что он в ней нашел, ни кожи ни рожи, – стараясь не расплакаться от обиды, резко произнесла Оксана. – Вот так всегда, так всегда!

Пытаясь успокоить нервы, она досчитала до десяти, положила карточку обратно в карман, кинула рубашку на кресло и, поджав губы, вышла из квартиры.

Через пару минут, вновь намазывая на лицо маску, глядя на свое отражение в зеркале, Оксана с чувством повторяла слова соседки: «Кошка драная! Будешь знать, как по чужим мужикам таскаться! Вот я тебе задам!..»

Глава 12

– Все я помню, – обидчиво дернула плечом Ия Марковна. – Тоже мне, нашли старуху! Давно собираюсь написать мемуары, но времени катастрофически не хватает. Приусадебное хозяйство поглощает меня целиком и полностью. – Она указала длинным морщинистым пальцем в сторону балкона. Валька приподнялась со стула и увидела несколько узких ящиков с укропом и зеленым луком. На полу стояли коричневые горшки с тощими кустиками, увешанными маленькими оранжевыми помидорами.

– Прекрасное увлечение, – улыбнулся Сергей, изображая одобрение и заинтересованность.

Дом Береговской они нашли быстро. Невысокий, крепенький, с блестящими трубами для стока воды и небольшими балконами, утяжеленными лепниной, он соперничал в красоте и с помпезным рестораном, возвышавшимся справа, и с уютной кофейней, гнездившейся слева. Квадратная табличка с номером дома и три оббитые ступеньки. «Добрались», – констатировала Валька, машинально считая этажи.

Дверь Ия Марковна распахнула резко и широко, отчего на вытоптанный коврик мелкими снежинками посыпалась побелка. «Идите за мной», – бросила пожилая хозяйка, совершенно не интересуясь, кто и зачем к ней пожаловал. «Идем», – тихо произнес Сергей и огляделся. Они прошли по узкому коридору, заглянули в комнаты, и Валька задалась своевременным вопросом: «А какие же принадлежали семье Кравченко?»

Ия Марковна оказалась приятной женщиной, скучающей по общению. Возраст и одиночество наложили на нее легкую чудинку, очаровывающую и вызывающую добрую улыбку.

– Ну что вы, какое увлечение! Это моя жизнь! И не будем забывать о витаминах – у меня все натуральное. Никаких вредных удобрений, только вода и птичий помет, – важно сообщила Ия Марковна, поправляя белый чепец. Одета она была просто, но вместе с тем необычно. Голубое ситцевое платье в мелкий горошек с рукавами фонариком, фартук, обшитый по краю дырчатыми рюшами, шерстяные носки и большие мужские тапочки с заплатками на мысках. Практически персонаж из детской книжки!

Валька, похрустывая соленым крекером, не могла отвести глаз от хозяйки квартиры и лишь изредка обменивалась взглядами с Сергеем.

«Ну как тебе госпожа Береговская?» – будто спрашивал он.

«Супер!» – отвечала Валька и вновь начинала впитывать каждое движение колоритнейшей Ии Марковны. Как у той подрагивают пальцы, как смешно она поджимает нижнюю губу, как изумленно приподнимает бровь, как аккуратно ставит чашку из тонкого фарфора на маленькое, посеребренное по краям блюдце.

– А хотите, я вас угощу помидорчиками?

– Нет, спасибо, мы сыты, – торопливо ответил Сергей, наблюдая за тем, как Ия Марковна колет щипцами неровные кусочки белоснежного сахара и складывает из них египетскую пирамиду. Пора, пора вернуть беседу в прежнее русло – хозяйка явно позабыла начало разговора и, щедро выставив на стол все, что хранилось за створками покосившегося буфета, растворялась в гостеприимстве.

– У вас очень уютно, – искренне сказала Валька, проводя ладонью по шершавой ажурной скатерти.

– Правда? Я тоже так думаю. Эту скатерть я сама связала крючком лет пятнадцать назад. Нынче глаза уже не те. Эх, было время…

– А мы вот как раз об этом и хотели поговорить, – улыбнулся Сергей, пользуясь удачным моментом.

– Ну да, ну да, – закивала Ия Марковна. – Вы спрашивали, помню ли я соседей. Конечно, столько лет прожили в одной квартире! Сейчас жизнь пошла иная: каждый заперт в своей коробочке и носа не высовывает. Все же коммуналки – это прекрасно! Даже скандалы выходили какие-то… – она задумалась, подбирая нужное слово, затем поправила чепец и с удовольствием закончила фразу: – душевные.

– А вы часто ругались со своими соседями? – поинтересовалась Валька, стараясь узнать об Ольге хоть что-то.

– Смотря с какими. Сколько же у меня их было… Много. Одного соседа я даже пыталась отравить, все нервы мне истрепал, паршивец! Он не любил мою кошку Клариссу и все норовил выбросить ее в окно. Заметьте, не выставить за дверь, а выбросить в окно!

– Пожалуйста, расскажите что-нибудь о Кравченко, – попросил Сергей. – Мы ищем родственников одной нашей подруги, она живет одиноко и мечтает отыскать хоть кого-нибудь…

– Как я ее понимаю! – воскликнула Ия Марковна и с чувством хлопнула ладонью по столу. – Я тоже очень одинока и страдаю по этому поводу страшно сказать как. Живу одна в хоромах, – она обвела рукой заставленную старой мебелью комнату, – и не с кем даже словом перекинуться. Здесь еще прописан мой внук, но мы не видимся. У мальчика много дел: работает, учится. Ах, я обманываю и себя, и вас… Может же, негодник, хоть раз в месяц навестить свою драгоценную бабушку!

Далее возмущенная хозяйка поведала о своих семейных передрягах. Слушая монолог о тете Эмме, нагулявшей шалопая Тему, о дочурке Манюсечке, сбежавшей к занудному Петру Петровичу, и о троюродном брате Андрюшеньке, мечтающем отхапать квартиру на Арбате, Сергей ругал себя последними словами. И дернул же черт заговорить о подругах да родственниках, так они от Береговской вообще не уйдут – беседа затянется как минимум до ночи.

Посмотрев на Вальку, Сергей сдержал улыбку, но уголки губ дрогнули – «напарница» сидела, подперев щеки кулаками, округлив глаза и буквально открыв рот от восхищения и любопытства. Н-да… Ия Марковна в конкурсе на Лучшую Рассказчицу Столетья победила бы любого соперника!

– …вот такие дела, – подвела итог хозяйка, разводя руками. – А Кравченко давно уж здесь не живут, уехали за границу. Чемоданы упаковали и – в путь-дорожку! Я, признаться, не одобряю таких скоропалительных поступков. Наша родина здесь. Лично я ни в какой другой стране помирать не желаю. Уехали. Да, к французам!

Валька в очередной раз обменялась с Сергеем взглядом и заерзала на стуле. Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, комиссар Мегрэ, Ниро Вулф, мисс Марпл… Ей есть с кого брать пример, и теперь она сама может задать пару вопросов и получить нужную информацию.

– А какие комнаты им принадлежали? – спросила Валька, ерзая на стуле.

– Да вот эта, например. Здесь как раз располагалась спальня Олюшки. До того вздорная девчонка была, носилась так, что пыль столбом стояла! И пела пискляво-пискляво, аж уши закладывало. – Ия Марковна сморщилась и дернула носом, пытаясь лучше объяснить, какие же чудовищные муки приходилось терпеть из-за юного «дарования».

– Прямо здесь… – еле слышно произнесла Валька. Поднялась, подошла к массивному шкафу и дотронулась до ободранного угла. – А эта мебель ваша?

– Частично. То есть теперь-то вся моя. Родители Оли что-то продали, что-то мне оставили. Не с собой же тащить на край света! Я первые три дня королевой ходила – простор, тишина. А потом сердце точно тисками сдавило, и рада бы Олюшкино пищанье послушать, а поздно… Уехала она. – Ия Марковна вздохнула. – У окна кровать стояла, а в углу письменный стол. Его Селезневы со второго этажа купили. Ох, и хороший был стол, широкий, крепкий, с тремя ящиками.

Валька сосредоточилась и точно губка принялась впитывать атмосферу комнаты. Ей нестерпимо захотелось пробраться в прошлое и увидеть то, чего увидеть невозможно, поймать обрывки фраз или хотя бы писклявое пение Ольги. Как показывает практика, особенно любят петь те, у кого нет никакого таланта. Скрипят, тянут, завывают и еще ждут непременного одобрения. Валька, вспомнив, как сама пару раз изображала великую певицу и как Наташка хохотала и молила больше не повторять попыток, широко улыбнулась и подошла к комоду. Сергей задал Ии Марковне очередной вопрос, но его слова показались глухими и далекими…

Полосатые обои, отклеившиеся в углу, нацарапанный на подоконнике рисунок (маленькая бабочка), потрескавшаяся рама окна, серый линолеум в крапинку, метки карандашом на дверном косяке: 10 лет, 12, 15… Наверное, Ольга отмечала свой рост… Валька дотронулась до неровных надписей и почувствовала, как немеет язык, как ноги становятся чужими, ватными, как начинает пульсировать вена на виске…

– Сейчас я загляну в прошлое. Сейчас, – прошептала Валька, представляя себя гипнотизером, провидицей, гадалкой и экстрасенсом сразу. Сердце ухнуло, застучало ровнее, опять ухнуло. Какую же женщину любил отец? Красивую. Да. Ее внешность уже известна, но душа?.. Валька замерла и напряженно стала прислушиваться, надеясь на мистическое чудо.

Вот Ольга. Стоит у окна – юная, дерзкая, задорная. Она медленно поднимает голову, убирает темную челку со лба, лукаво улыбается и начинает петь. Плавно, переливчато. «Ля-ля-ля-ля…» Проводит пальцем по стеклу, и раздается препротивнейший скрип. Где-то хлопает дверь, бормочет радио и каркает ворона, только Ольга не замечает этого. «Ля-ля-ля-ля…» – летит по комнате, кружит и волнует. И не так уж и пискляво получается, просто тонко и как-то непривычно… Но вдруг Ольга, резко повернувшись, встречается взглядом с Валькой. «Ля-ля-ля-ля…» – пение становится громче, четче и взлетает к потолку!

– …вечно я спотыкалась о ее коньки, бросит в коридоре, и делайте что хотите, – донесся голос хозяйки. Валька вздрогнула, видение исчезло. – Игорь Матвеевич тренировал молодежь, учил всякие акробатические трюки на льду выделывать, и Олюшку, конечно, к этому привлекал. Родители из нее фигуристку вырастить хотели, но девочка упала, повредила колено, и о всемирной славе пришлось забыть. – Ия Марковна покачала головой, а затем вздохнула. – Наверное, оно и к лучшему, чего детей спортом терзать? Я гимнастику по телевизору смотреть не могу – сердце кровью обливается и аж заходится от страха. Малявки еще, а так прыгают! Жалко же.

– А после травмы она бросила фигурное катание? – поинтересовалась Валька, прогоняя прочь остатки наваждения. И все же в груди подрагивали крыльями разноцветные бабочки… Это было то самое ощущение, которое возникло при расставании со странным Федором.

«А он-то тут при чем?» – усмехнулась Валька. Ища спасения от смуты в душе, она быстро посмотрела на Сергея и коротко улыбнулась. Тот тоже посмотрел на нее и тоже улыбнулся.

– Да нет, куда там! Как зима, так на каток, но это уже для удовольствия. Я однажды от скуки пошла с Олюшкой погулять. Нет, коньки не надевала, просто села на скамеечку и давай любоваться. Красавица. Такие кренделя выписывала! Все только на нее и глядели!

«Нет, папа познакомился с Ольгой не на Арбате», – осенило Вальку. И почему же она сразу не догадалась? Отец очень любил ходить на каток, говорил, что чувствует себя на льду молодым. Он и ее, маленькую Вальку, иногда брал с собой. Щелкнет по носу и шепнет: «Ну, покажем, на что мы способны?», а она обязательно засмеется в ответ. Какая из нее фигуристка? Ноги в разные стороны разъезжаются, руки воздух хватают, и того гляди нос со льдом встретится. Только однажды получилось два круга нормальных сделать, и гордость распирала от этого события почти два дня.

– А у Ольги было много друзей? Вы не знаете, она поддерживает с ними связь? – небрежно спросил Сергей и подмигнул Вальке.

– О! Друзей было много, только как все семейство уехало, так и ходить, конечно, перестали. Я о них и знать ничего не знаю. Да и Олюшкины родители одно письмо всего написали, мол, доехали, все в порядке, не переживай. Надеюсь, устроились хорошо.

– А она встречалась с кем-нибудь? – Валька немного вытянула шею и замерла, готовясь услышать имя отца.

– В смысле, с мужчиной? – уточнила Ия Марковна. – Подозреваю, был у нее кто-то, – хозяйка перешла на шепот. – Несколько раз цветы приносила, шикарные букеты: розы, лилии и веточки такие зеленые, лохматые. Придет, в вазу поставит и ходит счастливая, улыбается до ушей. Не знаю уж почему, родители этого не одобряли, может, жених не нравился… Кто их разберет. А по мне, так плохой человек щедрых букетов дарить не станет.

– А как звали мужчину?

– Понятия не имею. Я хоть и любопытна, но в амурные дела носа не сую. Так это трогательно, интимно… Вот ведь паразиты! – неожиданно вскрикнула Ия Марковна и, несмотря на преклонный возраст, пулей вылетела на балкон. Задрав голову вверх, она потрясла в воздухе внушительным кулаком и угрожающе прокричала: – Ах, куряки проклятые! Сколько мне вас терпеть! – Вернувшись в комнату, Ия Марковна рассерженно громыхнула стулом и спокойно пояснила: – Бросают окурки прямо на мою зелень, управы на них нет.

На улице Валька расправила плечи и подставила лицо солнцу. «Ля-ля-ля-ля…» – прозвучало в ушах, а в голове промелькнули навязчивые вопросы: «Куда же запропастилась картина «Женщина в черном»? Где она лежит или висит?»

– Эх, поездку можно считать провальной, – вздохнул Сергей, закуривая.

– Почему? – спросила Валька, чувствуя себя прекрасно. – Мы же столько всего узнали.

– В том-то и дело, что ничего не узнали. Сплошная ерунда. Вот если бы адреса друзей удалось раздобыть или еще что-нибудь в этом роде, тогда другое дело. Ольга и сейчас может поддерживать с кем-то связь, понимаешь?

– Ага, – ответила Валька и смело взяла Сергея за руку. Нет, поездку нельзя считать провальной хотя бы потому, что они приехали в Москву и стоят сейчас рядом. Наверное, если задрать голову вверх, то окажется, что Ия Марковна дежурит на балконе и наблюдает за ними, затаив дыхание.

Сергей притянул Вальку к себе и поцеловал в висок.

– Ну, принцесса, выбирай, куда пойдем?

– Все равно, – счастливо выдохнула она, перечеркивая мысли об Ольге. В эту минуту душа требовала чего-то волнительного, нежного, и совершенно не имело значения, куда идти. – Давай просто прогуляемся по Арбату, – предложила Валька, – раз уж мы сюда приехали. Только ты позвони Юрию Яковлевичу и скажи, что у нас все в порядке. Я жива, здорова, и синяков не прибавилось.

– Кстати, от старых у тебя почти не осталось следа.

– Я знаю, – небрежно ответила Валька, хотя утром пришлось замазывать их тональным кремом.

* * *

Оксана больше не требовала любви и внимания, не штурмовала квартиру и не трезвонила с утра до вечера. Но Федор не сомневался: это затишье временное – слишком уж натиск был велик. Свое решение он менять не собирался, наоборот, окончательно и бесповоротно понял, что подобные отношения ему совершенно не нужны. Зато необходима тишина, дающая возможность сосредоточиться, и еще – Валентина Баталова, непонятно куда запропастившаяся. Не складывались кусочки истории, упрямо разъезжались в разные стороны – предстояло их собрать и уложить правильно.

Приятеля у девчонки не было, но она добровольно и запросто уехала с мужчиной прямо от магазина, теперь звонит, заверяет, что все в порядке, однако лучшей подруге толком ничего не рассказывает…

– На работе Валентины вы побывали? – спросил Поляков, отходя от окна.

– Да, – ответил Федор. – Дрянная контора: куча народа, бесконечные телефонные звонки, постные улыбки, серые стены и черная мебель. Поговорил с двумя хмурыми тетками и перепуганным начальником, наверное, он подумал, что я из налоговой. Никто ничего не знает, ни с кем дружбы Валентина не водила. Только зря съездил.

– Похоже, она не боится увольнения, хотя работой дорожит…

– Откуда вы знаете, что дорожит? – неожиданно спросил Федор и встретился взглядом с Поляковым.

– Знаю, – чуть помедлив, ответил тот и нервно заходил по кабинету.

– Наталья Шмелева сказала, что последнее время Валентине везло – деньги к ней буквально прилипать стали. И на работе повысили, и премии платили, и в лотерею она выиграла… Меня не покидает мысль о богатом покровителе. – Федор положил ногу на ногу, придвинул к себе пепельницу и закурил. В адвокатском кабинете он теперь чувствовал себя совершенно спокойно, и ему нравилось наблюдать за поведением Полякова.

– Покровитель? Нет… Откуда?..

– Я могу задать вам вопрос? – поинтересовался Федор и, не дожидаясь ответа, добавил: – А вы сами почему занимаетесь этой девушкой? Не думаю, что есть много желающих заплатить за ее поиски.

Задавать вопросы ему не полагалось, но это был далеко не первый запрет, который Федор нарушил в своей жизни. Интуиция подсказывала, что Поляков не укажет на дверь, во всяком случае, пока не найдена Валентина.

И что же все так нервничают кругом? Вроде ничего страшного не случилось: жива девчонка, звонит, обещает скоро вернуться. И Поляков нервничает – успешный с головы до ног адвокат, и начальник Валентины, мелкий человечишка, глаза в сторону отводил… А речь-то о сироте беззащитной. Случись что, никто обидчику даже по шее не наваляет. Разве не так?

– Валентина Баталова имеет косвенное отношение к весьма запутанному делу, я бы хотел с ней поговорить. – Поляков остановился, развернулся, поправил очки, сунул правую руку в карман брюк.

Адвокат хитрил, и Федор лишний раз убедился в том, что не все так просто, как ему пытаются преподнести. Собственно, это не его проблемы, но все же…

– Отец Валентины коллекционировал картины и вроде завещал их музею. Это так?

– Да. Только не музею, а галерее, которая находится на Большой Никитской, – ответил Дмитрий Григорьевич.

– Он все картины завещал?

– Признаться, я в такие подробности не вдавался. Полагаете, может быть связь?

– Кто знает… – Федор помолчал. Вдруг нестерпимо захотелось окунуться в тишину, сконцентрироваться и вытащить из паутины обрывочных мыслей ту главную, которая и приведет к разгадке. Надо ехать в галерею и смотреть картины. Каждую. Интересно, каких денег они стоят? – А картины дорогие?

– Не особо.

– Телефон Валентины по-прежнему не отвечает?

– Недоступна.

Поляков качнулся на пятках, вынул руку из кармана и подошел к столу. Федор заметил на лбу Дмитрия Григорьевича мелкие капельки пота, хотя в кабинете вовсе не было душно и кондиционер работал исправно.

Плотно закрыв дверь, нарочно бросив свирепый взгляд на кудрявую Зиночку, Федор направился к лестнице.

Какое дело известному адвокату до обычной девчонки, живущей неподалеку от МКАД? Почему Поляков занимается ее поисками, почему иногда дергается, точно его ударили током? Родственников у Валентины нет, так кто же платит за это расследование? Или Дмитрий Григорьевич сказал правду: ему лишь нужно поговорить с девчонкой и что-то выяснить?..

– Валентина, Валентина, – тихо произнес Федор, садясь в машину. – В какую же историю ты влипла? И надо ли мне тебя искать?..

* * *

Нежное куриное филе утопало в грибном соусе, дольки молодой картошки лежали ровно, демонстрируя румяные бока, квашеная капуста тонкими нитками окружала маринованные черри, небольшие квадратики холодца устроились рядом с отварным языком. Осетрина, буженина, рыба под маринадом…

Валька с долей изумления взирала на роскошный стол.

– У нас праздник? – спросила она, переводя взгляд с моченых яблок на Юрия Яковлевича.

– Да, – улыбнулся он. – Правда, не знаю какой. Хочу, чтобы все немного расслабились, отвлеклись и думали только о хорошем. Я специально попросил Сергея не водить тебя по ресторанам, так что кушай. – Казаков галантно отодвинул стул и усадил Вальку. – Я хоть и уважительно отношусь к некоторым новомодным блюдам, но чаще всего душа просит картошки и солений. Если бы ты знала, как я люблю селедку с черным хлебом и холодец с хреном!

– Кто же их не любит, – улыбнулся Сергей, усаживаясь на соседний стул. – Я жутко проголодался.

– Ия Марковна чудесная женщина, – начала рассказывать Валька, накладывая на тарелку все подряд. – Если надумаете самостоятельно выращивать помидоры, обязательно обратитесь к ней за советом и помощью.

– Только не вспоминай про удобрение, которое она использует для повышения урожая, – усмехнулся Сергей, – а то у меня мгновенно пропадет аппетит.

– Ты о птичьем помете? – «невинно» уточнила Валька и осторожно наступила ему на ногу. Совершенная под столом шалость не могла быть заметна Казакову и от этого казалась вдвойне приятной – душевные секреты всегда волнительны, особенно если их удается скрыть «от взрослых».

Юрий Яковлевич улыбнулся и положил на тарелку картошку с капустой. В его неторопливых движениях прослеживалось удовольствие, точно он целый день думал об особенном ужине, и вот наконец ожидаемое свершилось. «Он изменился, – подумала Валька. – Теперь всегда бодрый, и нет грусти в глазах. Наверное, потому что теперь у него есть я!» Уж она-то знала, что такое одиночество.

– Госпожа Береговская очень любит поговорить «за жизнь» – разносторонняя личность, но нам, к сожалению, помочь не смогла, – протягивая руку к хлебу, сказал Сергей. – Семья Кравченко уехала, и где сейчас Ольга, Ия Марковна не знает. Про друзей-приятелей ей тоже ничего не известно.

– Ну что ж, – произнес Юрий Яковлевич, – мы должны были попробовать. Ты пока не навел справки в Подмосковье?

– Жду звонка.

Валька, пользуясь всеобщим умиротворением, решила вытянуть из Казакова хоть какую-то информацию. Съев для храбрости приличный кусок рыбы, она мысленно перебрала несколько вопросов и остановилась на самом главном. Конечно, что-то можно от нее утаивать, но какой смысл скрывать то, что все равно станет известно в ближайшее время? Валька покосилась на Сергея, бесшумно вдохнула, выдохнула и выпалила:

– Юрий Яковлевич, так у меня есть брат или сестра?

Эффект неожиданности сделал свое дело – Казаков звякнул вилкой о тарелку, кашлянул и зачем-то застегнул верхнюю пуговицу рубашки.

«Похоже, у меня есть и брат, и сестра», – неожиданно развеселилась Валька и почувствовала, как теперь Сергей в качестве поддержки осторожно наступает ей на ногу.

– Я не знаю, – сдержанно ответил Юрий Яковлевич. – Но могу сказать, что твой отец очень любил Ольгу.

– А она его?

– Полагаю, да, но… Эта женщина буквально вскружила Николаю голову, можно даже сказать, околдовала его. Он думал только об Ольге. Много работал, чтобы…

– Делать ей подарки? – осторожно предположила Валька.

– Да.

– Тогда это не любовь. Когда любишь, никакие подарки требовать не станешь…

– Возможно, Ольга их не требовала. – Юрий Яковлевич вновь взялся за картошку и капусту.

– Вы так не думаете, я же вижу. – Валька просверлила Казакова пытливым взглядом.

– Мы уже с тобой говорили о том, что иногда люди ведут себя недостойно. Впрочем, это банальная истина. Они используют близких людей в своих целях ради выгоды или еще чего-либо. Я незнаком с Ольгой, но многое говорит о ней, как о… – Юрий Яковлевич поморщился и укоризненно посмотрел на Валентину. – Давай все же не будем портить наш замечательный ужин дурными воспоминаниями. Дай-ка я за тобой поухаживаю. – Примирительно улыбнувшись, Юрий Яковлевич положил Вальке на тарелку буженину и кружок помидора, обсыпанный травами и черным перцем.

«Значит, дурные воспоминания все же есть, – мысленно подчеркнула она и попыталась закончить фразу Казакова: – Я незнаком с Ольгой, но многое говорит о ней, как… Как о плохом человеке».

Валька чуть прищурилась и тоже улыбнулась Юрию Яковлевичу.

Поужинав, она отправилась в свою комнату, села на кровать и интуитивно стала ждать Сергея. Он обязательно придет, обнимет и прогонит душевный непокой, образовавшийся после посещения Ии Марковны и возникшего видения: Ольга стоит у окна, напевает…

– Ля-ля-ля, – протянула Валька и лишний раз убедилась в том, что ни слуха, ни голоса у нее нет.

«Ну и что, а папа меня все равно любил. Больше всех на свете!»

Сергей пришел через полчаса, сел рядом, погладил по спине, заглянул в глаза и поцеловал в губы. Его рука обожгла плечо и шею, пальцы нежно коснулись щеки, сила в руках показалось такой нужной. Валька мгновенно растворилась в воздухе, воспарила к потолку и стала думать только о хорошем.

– Ты завтра приедешь? – спросила она, утопая в объятьях.

– Постараюсь. Но, наверное, это будет очень трудно. Придется преодолевать препятствия, бороться с голодом и холодом, скакать на коне, биться с врагами… М-м-м… Что еще может сделать меня в твоих глазах абсолютным героем?

– Просто приезжай, – счастливо засмеялась Валька.

* * *

Сон ускользал. Кружился, вертелся, появлялся, исчезал… Хоровод мыслей тянулся из ниоткуда в никуда. Настойчивый бархатный напев то взлетал, то падал и требовал к себе непременного внимания – именно сейчас, а не потом.

«Ля-ля-ля-ля…» – откуда это?

Вроде мелодия давно забытой песни.

«Ля-ля-ля-ля…»

Резким движением Ольга откинула тонкое одеяло, встала, скрутила волосы в жгут и отправилась на кухню. Взяв пластиковую бутылку, она плеснула воды в широкий стакан, подошла к окну и провела пальцем по стеклу – раздался неприятный прерывистый скрип. Зачем она это сделала? Просто так. Препротивнейший звук… Ольга поежилась.

– Говорят, бессонница бывает только у людей с нечистой совестью, – тихо произнесла она. – Так и есть.

Одно из окон соседнего дома погасло, подтвердив слова. Ольга вздохнула, прислонилась лбом к прохладному стеклу и закрыла глаза. Память зашуршала страницами, заерзала, заволновала сердце, по лицу пролетели тени, губы дрогнули, дыхание сбилось…

Выпив воды, вернувшись в спальню, Ольга встала на цыпочки и потянулась к верхней полке шкафа. Гладкая поверхность плоской коробки, нехитрый замочек, открывающийся простым нажатием на кнопку, жесткая крышка, шуршащая коричневая бумага – руки торопливо стремились к цели. Наконец пальцы коснулись полированной рамки, украшенной тонким слоем позолоты.

– Спокойной ночи, – прошептала Ольга, глядя на женщину с картины. Прямой черный силуэт, длинная юбка до земли с частыми, мелкими оборками внизу, приталенная кофта со слегка расклешенными рукавами, нитка черного жемчуга на белой шее и красивое лицо с аккуратным носом. – Ля-ля-ля… – пропела Ольга, мягко улыбнувшись.

Глава 13

– Даже не знаю, как вас благодарить, – буквально кланялся Иннокентий Петрович. Прижимая к груди долгожданную тетрадь с расчетами и наблюдениями, он лучезарно улыбался. Пожалуй, в этот момент на земле не существовало человека счастливее. – Спасибо, огромное спасибо. Как вам удалось заполучить ее?

– Это было несложно, – ответил Федор, наслаждаясь бурной реакцией Кепочкина. – Просто зашел и попросил.

– И она вот так сразу отдала? Все же Оксаночка очень добрая женщина. Она сердится немножко… Имеет право… Понимаете, я не оправдал ее надежд. А вообще мы с Оксаночкой в хороших отношениях.

– Не сомневаюсь.

– Я ей гостинчиков принес, не передадите?

Федор уже давно собирался вернуть Кепочкину его бесценные труды, но из-за поисков Валентины встречу постоянно откладывал. Утром, разбирая бардак на столе, он случайно наткнулся на тетрадь, и рука сама потянулась к телефону. Иннокентий Петрович не заставил себя ждать, прилетев на всех парусах, он прямо с порога принялся расточать искреннюю благодарность. Слова взлетали к потолку, кружились и поселяли в душе некоторое умиротворение, которого так не хватало последнее время.

– Оставь, – бросил Федор, – при случае передам.

– Но тут сметана, творог – это может испортиться.

– Кинь в холодильник, потом разберусь.

– А как ваши дела? Поляков принял на работу?

– Да, так что и тебе спасибо.

Кепочкин вновь осветил комнату счастливой улыбкой. Федор задумчиво посмотрел на гостя и потер небритую щеку ладонью: пожалуй, профессор может ему пригодиться.

– Иннокентий Петрович, а ты разбираешься в картинах? – спросил он.

– Немного. То есть они мне нравятся. Я в пятом классе даже в кружок изобразительного искусства ходил, рисовал гипсовые статуэтки и натюрморты. Признаться, получалось весьма посредственно, плоско и однобоко…

– Годится, – усмехнулся Федор. – Сейчас в галерею поедем.

Иннокентий Петрович в ответ лишь удивленно приподнял брови и пожал плечами, мол, почему бы не прикоснуться к прекрасному, если день выдался свободным. Относясь к предстоящему культурному мероприятию с уважением, он застегнул верхнюю пуговицу рубашки, пригладил волосы, откашлялся и взял с кресла свою белую панаму.

Оглядев профессора с головы до ног, Федор одобрительно кивнул. Интеллигентный, искренний в своей наивности Иннокентий Петрович прекрасно подходил на роль «напарника» – с ним будет намного легче разжиться нужной информацией. Никто не посмеет оттолкнуть такого человека. «Оксаночка» не в счет.

– Скажите, пожалуйста, а в какую галерею мы едем? Я не совсем понимаю… – Порыв ветра сорвал с головы профессора панаму, и он вприпрыжку, размахивая руками, бросился за ней следом. Поймав беглянку, Иннокентий Петрович вытер со лба капельки пота и поспешил обратно.

«Как ребенок», – подумал Федор и, подходя к машине, ответил:

– Галерея находится на Большой Никитской.

– А чьи работы выставляются?

– Понятия не имею.

– Вы любите живопись?

– Сегодня да, – улыбнулся Федор и добавил: – Иннокентий Петрович, пора уже переходить на «ты». Тем более что с этой минуты мы напарники.

– В каком смысле?

– Я распутываю одно преступление и…

– Это поручил Поляков? – перебил Кепочкин, усаживаясь в кресло. В его глазах появился озорной огонек, голос стал взволнованным. – Ух ты! Я же с самого детства мечтал стать сыщиком. Неужели, неужели моя мечта осуществится!

– Еще как осуществится, – сдерживая очередную улыбку, ответил Федор. – Дело важное, один я не справлюсь.

– Почему? – профессор вытянул шею.

– Потому что люди с такой внешностью, как у меня, доверия не вызывают. Сейчас приедем в галерею, и ты, Иннокентий Петрович, будешь изображать ученого человека. Впрочем, и изображать не придется, что есть, то есть… – Федор достал сигарету и закурил. – Только про астрономию забудь, ты якобы пишешь книгу о коллекционерах, о людях, интересующихся живописью, и прочее, прочее, прочее. Понятно? А я так… что-то вроде охранника и помощника.

– То есть я буду главный? – пристегиваясь, взволнованно уточнил Иннокентий Петрович.

– Именно, – подтвердил Федор. – А теперь внимательно слушай, как себя вести и что спрашивать.

Он подробно стал излагать суть дела. Профессор кивал, прилежно впитывая каждое слово, и клятвенно обещал оправдать доверие.

* * *

Сухоруков, как и все истинные злодеи, был человеком практичным. Баночки от сметаны и йогуртов он тщательно мыл и укладывал на полку в шкаф, откуда те изредка вываливались прямо на голову. В магазинах хозяйственный пенсионер частенько прихватывал два, а то и три бесплатных целлофановых пакета. Фольгу от сырковой массы любовно протирал влажной тряпкой и стелил на дно кухонных ящиков. Из старых носков плел мочалки и не только пользовался ими сам, но и предлагал соседям за весьма низкую цену – сорок три рубля двадцать восемь копеек. Картонные коробки от стирального порошка Сухоруков бросал на пол, топтал, мелко резал, складывал в кастрюлю и варил с добавлением крахмала. Полученную густую жижу время от времени заливал в почтовые ящики жильцов. И раз в месяц устраивал в своей квартире инвентаризацию.

– Стул с дальней помойки – одна штука, – ставя плюсик на замусоленном списке, дежурно произнес Сухоруков. – И кому же ты, дружок, достанешься после моей смерти? Хотя, наверное, позже здесь сделают музей.

Он подошел к кровати, задрал матрас и любовно посмотрел на свою лучшую подружку – тетрадочку с запротоколированными гадостями.

– Придет день, оценят меня. – Представив себя на смертном одре, Сухоруков улыбнулся, вернулся к столу и продолжил: – Утюг без шнура, выполняющий функции груза при квашении капусты, – одна штука. Подушка пуховая, залитая три года назад бражкой, – одна штука…

Плюсики в списке выстроились в ряд – все, как и следовало ожидать, оказалось на месте. Но, несмотря на удачно проведенную инвентаризацию, Сухоруков сидел посреди комнаты грустный, подавленный и совершенно не мог понять, в какой момент настроение испортилось и что послужило тому причиной.

Минут через десять, почесав мясистый нос, домовитый пенсионер неожиданно осознал, что последние тридцать лет ему чего-то отчаянно не хватало. И это «чего-то» необходимо срочно добыть, принести в дом, вписать новой строкой в список и раз в месяц обязательно проверять: на месте ли новый объект? После осмотра нажитого добра Сухоруков вдруг почувствовал острое желание разделить свое богатство с кем-нибудь еще. Прометавшись по квартире целый час, выпив пузырек валерьянки и три столовые ложки валокордина, он решил жениться. Но вовсе не острая потребность в женской ласке толкнула его на столь непростой путь – не женщина нужна была Сухорукову, а соратница.

– Такая, чтоб как Крупская, – выпалил он, останавливаясь. С носа слетела капля пота. – Чтобы разделяла мои убеждения, заботилась и продолжила начатое дело.

Чем больше Сухоруков думал на эту тему, тем сильнее жаждал жениться. К душе подполз вполне обоснованный страх, что после смерти его тетрадочку могут потерять или вообще не заметят, и все труды пойдут прахом – мелькающая впереди слава так и останется мутным пятном, не более того. А если будет жена, подобной осечки не случится, уж она проследит, обо всем побеспокоится. Сухоруков также задумался о беспомощной старости и о банальном стакане воды, который должен ведь кто-то принести к его постели.

– Женюсь, – твердо решил он, выпив залпом полкружки молока. Настроение сразу подскочило на несколько пунктов. Теперь дело оставалось за малым. – А где же найти достойную?

Это была задачка не из простых. В том, что за него пойдет любая, Сухоруков не сомневался: мужики всегда в цене, бабы же только с виду гордые, а пальцем помани, и побегут, как глупые куры за петухом. Кроме того, он не какой-нибудь завалявшийся товар. Да, не молод, ну и что? Зато известен на всю округу и каждый месяц получает законную пенсию, а значит, обеспечить сможет, безработица ему не грозит. Сухоруков подошел к зеркалу, изучил свою тощую фигуру и удовлетворенно кивнул – есть на что посмотреть, мужчина в самом расцвете сил.

Удобно устроившись в старом кресле, он стал перебирать кандидатуры.

Катерина Матвеевна с двенадцатого этажа – стара, не дай господь, за ней еще ухаживать придется.

Загогулькина Елизавета с десятого – разведена, это ничего, это можно, но какой же у нее сынок противный. В круглых очках и со скрипочкой…

Елена Петровна с восьмого этажа – не цельная она натура, предаст, как пить дать, предаст. В прошлом году стащил у нее резиновый коврик, так нет чтобы огреть чем-нибудь или обматюкать, сразу в полицию побежала жаловаться.

Ирка с шестого – гулящая, вечно вокруг нее мужики крутятся. Станет еще с каким-нибудь парнем косматым на кровати скакать и тетрадочку подпортит. Допустить такое кощунство никак нельзя.

Наташка…

Сухоруков побледнел, глазки забегали, нос задергался. Да! Однозначно, да! Как же он сразу не подумал? Идеальный вариант. Идеальный!

Во-первых, ненавидит его лютой ненавистью. А это что значит? Да то, что любить будет так же сильно. От ненависти до любви, всем известно, один шаг.

Во-вторых, бегает очень хорошо, как она за ним с молотком гналась!

– Темпераментная, – уважительно произнес Сухоруков, потирая все еще больное колено.

В-третьих, верная. Сколько уже с ним бьется – и не уступает, и в полицию не жалуется, все сама да сама.

В-четвертых, молодая и здоровая, стакан с водой до постели точно донесет.

В-пятых, не толстая, значит, много не жрет, прокормить не проблема.

В-шестых, готовит хорошо, об этом весь дом знает.

Ну и так далее, и тому подобное. Куда ни глянь – сплошные плюсы, замечательная кандидатура. Подружка Валька опять же куда-то пропала. Наташке сейчас одиноко, и против появления в жизни милого друга она возражать не станет. Засиделась в девках. Были между ними разногласия, ну так что ж, он, великий Сухоруков, поделится планами, объяснит свою роль в мироздании, и все встанет на нужные места. Натаха девка умная, поймет его ценность и еще благодарить будет, что растолковал и позволил находиться подле себя. Картина вырисовывалась чудесная.

Обильно пропитав лицо одеколоном, пригладив мокрыми руками редкие волосы, прочистив нос краем кухонного полотенца и проглотив холодную куриную котлету с зубчиком чеснока вприкуску, Сухоруков отправился к невесте. В руках он нес сверток (маленький гостинчик) – в промасленной бумаге покоилась хрустальная ваза с отбитым краем. Мужчина он обстоятельный и не жмотный, пусть будущая жена это сразу увидит и оценит.

Наташа ничего хорошего от Сухорукова ждать не могла, потому, натолкнувшись на его довольную, резко пахнущую физиономию, приготовилась к худшему. Внутренне сжалась и, вспоминая, куда убрала молоток (авось пригодится), закрыла собой дверной проем.

– Чего надо? – спросила она, недоверчиво глядя на сверток в руках ненавистного врага.

– В гости, значит, пришел, по делу, – многозначительно поднимая вверх палец, ответил Сухоруков.

– По какому еще делу?

– Пригласи в квартиру, чайку налей с дороги…

– Бедный, устал, пока в лифте поднимался.

– Понимаю твое неодобрительное отношение ко мне, – удовлетворенно кивнул пенсионер, – но это все почему? Потому что не было между нами душевного разговора. Вот я и пришел объясниться и сделать предложение.

О каком предложении пойдет речь, Наташа не догадывалась. Даже в страшном сне ей не могло пригрезиться, что носатый любитель пакостей надумает стать ее мужем. Поразмышляв несколько секунд, решив по доброте душевной все же не выставлять врага за дверь, она неохотно пропустила Сухорукова на кухню.

Торжественно водрузив на середину стола вазу, сложив бумажку и сунув ее в карман брюк, пенсионер важно сообщил:

– Подарочек тебе, значит.

Пытаясь понять, пьян гость или нет, Наташа подошла ближе. Резкие запахи одеколона и чеснока не дали возможности поставить точный «диагноз», в связи с чем сомнения так и не развеялись. «Интересно, зачем он пожаловал?..» Интуиция спокойно и рассудительно подсказала, что верить в чудесное исправление самого главного негодяя района не стоит. В лучшем случае Сухоруков признается, что переборщил с выкупом, в худшем – провернет новую гадость.

– Спасибо, – осторожно сказала Наташа, занимая выжидательную позицию.

– Так, может, все-таки чайку? Э-э… я бы выпил по-соседски.

Через пять минут Сухоруков пребывал на вершине блаженства: отправляя в рот одно печенье за другим, прихлебывая из широкой пиалы горячий чай с лимоном, пенсионер лишний раз восхищался своим умом и сообразительностью. Это же надо, какой правильный выбор он сделал, это же надо, как у Наташки хорошо! Пожалуй, после свадьбы они поселятся в ее квартире: это жилье и побольше, и посветлее.

– Зачем пришел-то? – решила уточнить Наташа, глядя с тоской и возрастающим раздражением на исчезающее с блюда печенье. Первый раз в жизни ей было жалко свою стряпню, но пока оставалась надежда, что, получив желаемый чай, Сухоруков уберется намного раньше.

– Я же сказал, с предложением.

– С каким?

– Руки, значит, и сердца.

– Какой руки? Какого сердца?

– Замуж тебя, дуру, зову, понимать же надо! – не выдержав накала, выпалил Сухоруков. Промокнув рот рукавом полинявшей рубашки, он вытянул губы трубочкой и прошамкал: – Иди сюда, моя курочка, поцеломкай своего петушка.

Если Наташа и потеряла на некоторое время дар речи, то мыслительный процесс, наоборот, пошел полным ходом. Это что происходит? Омерзительный Баклажан, истрепавший за последние годы всю нервную систему, гадящий в лифтах и пишущий гнусности на стенах, решил на ней жениться? И искренне считает, что сейчас она подскочит на месте от счастья? Да только за попытку нажиться на Валькином исчезновении ему стоило бы открутить голову!

Посмотрев на вытянутые трубочкой губы и на блестящий фиолетовый нос Сухорукова, Наташа особенно сильно пожалела о своем гостеприимстве. Она отодвинула на край стола блюдо с оставшимся печеньем, брезгливо поморщилась и выдала угрожающий ответ:

– Убирайся, пока цел.

Сухоруков, конечно же, знал, что все невесты перед свадьбой испытывают легкое волнение, капризничают, кочевряжатся и совершают необдуманные поступки, о которых потом долго сожалеют. И, естественно, он не сомневался, что его будущая жена находится именно в таком тревожном состоянии.

– Я сексуальные отношения до брака не приветствую, – сказал он, облизываясь, – но в данном случае это не лишено смысла. Пойдем, потопчемся в кроватке, моя рыжая курочка, и все волнение мигом улетучится. Ты под венец-то в белом платье пойдешь али как? Или, может, ты невинна и меня стесняешься? Так не волнуйся…

Договорить Сухорукову не удалось, его самодовольное лицо встретилось с широким блюдом. Печенье шмякнулось на пол, стул скрипнул, радио сбилось с волны и зашипело. Наташа хватала все, что попадалось под руку, и обрушивала на ненавистного пенсионера с чувством, не жалея сил, не позволяя себе передышки. Сухоруков сначала слабо отбивался, недоуменно выкрикивая: «Ты что, ополоумела от счастья?», «Какая же ты страстная, курочка!» и «Осторожнее, это мой главный орган!», а затем завертелся волчком и заскулил. Высказав несостоявшемуся жениху на прощание все, что она о нем думает, Наташа выдворила его за дверь.

– Это что же… Мне отказали? – изумленно пробормотал Сухоруков, замерев около лифта. – Вот ведь рыжая курва, как же она посмела!

* * *

Месть и только месть! Да как она могла! Курица! Ничего особенного собой не представляет, не красавица какая-нибудь гладенькая, волосы ржавые, кожа белая, а нос воротит! Он, значит, к ней с открытой душой, с вазой, наполеоновскими планами, важной миссией и будущей славой, а она?! Сухоруков метался по комнате, разбрасывая гнев и обиду во все стороны.

– Мерзкая бабенка! – брызгая слюной, выкрикнул он и потряс в воздухе маленьким кулачком. Особенно убивали прощальные слова обнаглевшей Наташки: «Никчемный человечишко!» И это про него! – Ты мне за такие слова непременно ответишь. Заплатишь за моральный ущерб…

Планы мести нагромождались один на другой. То Сухорукову хотелось взорвать квартиру врагини, то нанять киллера, то подбросить под дверь дохлую крысу, то замуровать «дуру Наташку» в лифте на недельку. Он совершенно запутался и не знал, какое же наказание выбрать, все представлялось мелким и не слишком ужасным.

– О! Если бы я жил над тобой, я бы облил тебя сверху жидким навозом! – выдал он, не очень понимая, где его можно раздобыть.

Терпение подходило к концу: напакостить хотелось немедленно, и, соединив воедино несколько задумок, Сухоруков приступил к страшной и столь вожделенной мести. Кишка с печеночным паштетом, трепетно хранимая до ближайшего праздника, была выдавлена в Наташин почтовый ящик. На стене подъезда появилась корявая надпись: «Рыжая курва из тридцать восьмой квартиры готова на все за двадцать рублев! Она вас ждет, братцы!» Немного передохнув, выпив залпом рюмку водки, Сухоруков принялся готовиться к главному действу. Достал из шкафа небольшую бутылочку с керосином, откупорил ее и улыбнулся самодовольно и многозначительно.

Наташа никак не могла прийти в себя. От болезненной обиды, что с ней приключилась такая немыслимая, оскорбительная глупость, она даже немного поплакала. И когда этот козел ненормальный успокоится? Придет такой день или нет?

«Валька, где же ты?» – подумала Наташа, выкидывая оставшееся печенье. Пиала, из которой пил Сухоруков, тоже полетела в мусорное ведро.

– Что за дурак на мою голову… Совсем же чокнутый, и это мягко говоря!

Еще не хватало, чтобы о случившемся узнали в доме. Невеста Сухорукова! Тьфу! Почувствовав немыслимую усталость, Наташа взяла два журнала и села на диван: нужно расслабиться, отвлечься, позабыть, плюнуть на «предложение руки и сердца» с высокой колокольни!

Взгляд торопливо бежал по строчкам, но смысл прочитанного ускользал, зато запах гари, взявшийся не пойми откуда, настойчиво лез в нос и беспокоил. Отвратительный запах, точно пластмасса плавилась.

Обнаружить источники возгорания на кухне не удалось, но уже через полминуты в коридоре появился дым, и стало ясно «откуда ветер дует». Наташа быстро распахнула входную дверь и автоматически зажала ладонью нос и рот, глаза заслезились, сердце екнуло и заколотилось сильнее.

– Сухоруков…

Других вариантов быть не могло: враг вновь вышел на тропу войны и, похоже, приступил к решительным действиям. Подпалив край обивки, гадкий пенсионер, видимо, находился на вершине счастья и наверняка прятался поблизости, за углом около лифта. Дерматин горел плохо, но, к сожалению, отлично дымил и вонял.

Наташа бросилась на кухню, схватила кастрюлю, включила холодную воду и, стиснув зубы, отчаянно застонала. Почему же нет человека, способного накостылять Сухорукову?! Выбил бы хоть кто-нибудь из него все гнусности и подлости!

– Убью, – зловеще произнесла Наташа, устремляясь обратно. – Точно убью негодяя.

В это время повеселевший пенсионер готовился к последнему аккорду. Дождавшись, когда «зазнавшаяся невеста» выбежит тушить дверь, он гордо вышел из-за угла и с толком и расстановкой, громко, от души произнес отрепетированное проклятье:

– Чтоб на тебя ни один мужик до самой смерти не посмотрел! Чтоб ты вечно в девках сидела! Чтобы старость скрутила тебя раньше срока! Чтобы на лице у тебя появились бородавки! Покаешься еще, курица, ох, покаешься!

– Сволочь! – рявкнула Наташа и плеснула на Сухорукова воду. – Гад и сволочь!

Посчитав месть состоявшейся и изрядно опасаясь за собственную шкуру, пенсионер подпрыгнул и бодро побежал по лестнице вниз. Если бы не трусость, он бы добавил еще пару-тройку крепких словечек, но это успеется – вся жизнь впереди!

Справившись с дымом и огнем, Наташа вернулась в квартиру и торопливо пересчитала остатки отпускных. Негусто, но на вознаграждение, наверное, хватит. «И если вам что-нибудь понадобится, тоже обязательно звоните. Консультации, брачный контракт, раздел имущества…» Ей понадобилось! Очень даже! И больше обратиться не к кому, потому что нужен сильный, уверенный мужчина, один только вид которого заставит Сухорукова дрожать и пятиться!

Наташа почувствовала, как подступают к глазам слезы, и закусила нижнюю губу. Именно в такие моменты, когда бессилие охватывало душу, она чувствовала себя одинокой и несчастной. Путь, пусть приедет здоровенный лысый Федор и вправит Сухорукову мозги. Или еще что-нибудь с ним сделает! Не жалко!

Решительно взяв телефон и блокнот, Наташа набрала нужный номер.

Глава 14

Посетители медленно двигались по залу: худющая старушонка с кружевной шалью на плечах, подросток, мучающий во рту жевательную резинку, реденькая группа приезжих, пожилой мужчина в коричневом вельветовом пиджаке… Тишину нарушали лишь звуки шагов и еле слышный шепот. Федор огляделся, подошел к Кепочкину и сунул руки в карманы брюк.

Оказавшись в галерее, Иннокентий Петрович резко почувствовал тягу к искусству. Мгновенно позабыв о цели визита, он застыл около статуи полуобнаженной женщины, побледнел от восхищения и стал почти неотличим от находящихся поблизости скульптур. Восторг, захлестнувший впечатлительного профессора, лишил его даже слуха, и Федору, взирающему на произведения искусства с долей иронии и равнодушия, пришлось несколько раз задать вопрос, прежде чем его услышали.

– Иннокентий Петрович, ты помнишь, зачем мы сюда приехали? – в третий раз терпеливо спросил он.

– Ах, вы совершенно правы, что-то я отвлекся, но это простительно: такая красота кругом.

Федор скептически посмотрел на статую, затем кивнул, чтобы не обижать профессора, и без тени эмоций сказал:

– Да, она великолепна.

– Как живая.

– На живую совсем не похожа.

– Ну что вы!

– Обращайся ко мне на «ты».

– М-м… признаться, это весьма затруднительно.

– Почему?

– Я уже привык…

– Ладно, с этим разберемся позже, давай приступим к делу. – Федор указал Иннокентию Петровичу на пышнотелую даму, скучающую за столиком администратора, но «напарник» уже взял себя в руки и в дополнительных напоминаниях не нуждался. Роль сыщика Кепочкину доставляла удовольствия не меньше, чем пейзажи, натюрморты и портреты. Выпрямив спину, изобразив на лице серьезный мыслительный процесс, профессор неторопливо направился к женщине. Федор тяжело зашагал следом.

– Многоуважаемая Ангелина Сергеевна, – ознакомившись с надписью на бейджике, начал Иннокентий Петрович, – позвольте представиться – Кепочкин Иннокентий Петрович, профессор… – Уточнять, каких наук, он не стал, четко следуя полученным инструкциям.

– Очень приятно, – добродушно ответила дама. Оглядев невысокого, полноватого, сияющего профессора и высокого, хмурого, широкоплечего мужчину, стоявшего рядом, она мысленно подивилась: и как таких разных людей сводит судьба? Если бы женщина узнала, что один из них бывший муж бывшей любовницы другого, то, наверное, упала бы в обморок.

Внешний вид Кепочкина убедил Ангелину Сергеевну в том, что перед ней настоящий профессор. Ретропиджак с засаленными карманами, панамка в руке, стертые на мысках ботинки с длинными, потрепанными, небрежно завязанными шнурками, галстук, не сочетающийся с тоном костюма, и находящиеся в беспорядке волосы – именно так она представляла себе людей, причастных к большой науке.

– Я пишу книгу… – Иннокентий Петрович замялся, пытаясь вспомнить какие-нибудь заумные слова, относящиеся к миру искусства. По сути, он был просто поклонником живописи и скульптуры, мало разбирающимся в нюансах. – Импрессионисты, мастера двадцатого века, графика стран Востока, западноевропейская скульптура… – выдал профессор набор фраз и нервно сцепил пальцы перед собой. – Я всем этим очень интересуюсь.

Федор спрятал усмешку и одобрительно посмотрел на Кепочкина – начал неплохо, немного скомканно, но так даже лучше, кажется, «многоуважаемая Ангелина Сергеевна» счастлива, что в ее услугах нуждается столь важный научный деятель.

– Я могу организовать для вас обзорную экскурсию. – Женщина посмотрела на Иннокентия Петровича и, коснувшись волос, стянутых на затылке в объемный пучок, добавила: – Или давайте сама проведу вас по залам, а если возникнут вопросы…

– Прекрасно, прекрасно, – пылко ответил Кепочкин, кидая на Федора взгляд, полный многозначительности и восторга. – Сейчас я работаю над главой, посвященной коллекционерам двадцатого – двадцать первого веков. Малоизвестным коллекционерам, которые передали собранные произведения искусства музеям, галереям, выставкам. Согласитесь, ведь благодаря таким увлеченным и чутким людям мы имеем возможность любоваться многими работами талантливых мастеров…

– Совершенно с вами согласна!

– Ваша галерея получила в свое распоряжение небольшую коллекцию Баталова Николая Андреевича. Могу ли я посмотреть картины? И хотелось бы побольше узнать об этом замечательном человеке.

– Да, да, конечно, пойдемте, я провожу вас. Нам придется подняться на второй этаж. В верхних залах в основном проходят временные выставки, работы меняются раз в сезон.

– Почему так? – поинтересовался Федор.

– Прошу прощения, – опомнился Иннокентий Петрович, – совершенно забыл представить вам, многоуважаемая Ангелина Сергеевна, своего помощника. – Ни отчества, ни фамилии Федора профессор не знал, но это его ничуть не смутило – настоящие сыщики из подобных ситуаций выкручиваются легко. – Иванов Федор Иванович, – произнес Иннокентий Петрович, однако его щеки все же покраснели от вранья.

Федор остался серьезен и продолжил выжидательно смотреть на Ангелину Сергеевну. Она, встретив острый взгляд болотных глаз, поторопилась ответить на заданный вопрос:

– Гравюр, картин, рисунков, рукописей, предметов мебели очень много. Возможности показать все сразу у нас нет. Увы, в пятнадцати имеющихся залах можно разместить не так уж и много. Поэтому малоизвестные работы мы бережно храним, показывая публике время от времени.

– Значит, картины, собранные Баталовым, не слишком ценные? – уточнил Федор.

– Ну что вы, – обидчиво поджав губы, Ангелина Сергеевна застучала квадратными каблуками по ступенькам, – для нас ценно все, что несет в себе частичку истории и талант художника.

– Я не сомневался в этом, – торопливо сказал Иннокентий Петрович, отправляя панамку в карман пиджака. – Просто хотел узнать, есть ли среди картин работы известных мастеров и о каком периоде идет речь?

– В основном коллекция содержит полотна художников, живших в начале нашего века. Но есть и современные работы.

Доверив Кепочкина и Федора заботам сморщенного маленького старичка в очках с толстыми стеклами, Ангелина Сергеевна вздохнула и, заметно погрустнев, отправилась на первый этаж. Видимо, увлеченный профессор оставил в ее сердце неизгладимый след.

Экскурсовод был весьма знающим человеком, досконально изучившим все, что касалось вверенных ему залов. Прочитав двадцатиминутную лекцию, сдобренную короткими рассказами о личной жизни художников, он охотно принялся отвечать на вопросы – давно не представлялся случай пообщаться с людьми, живо интересующимися «его» картинами.

– Вы упомянули, что эти работы передал галерее коллекционер Баталов. – Федор показал на одну из стен. – Мы бы хотели узнать некоторые моменты его жизни, если можно, конечно. Иннокентий Петрович – профессор, пишет книгу…

Договорить он не успел. Надувшись как индюк, Кепочкин вышел на передний план и пустился в такие многоэтажные повествования о «деле всей своей жизни», что и по времени, и по объему информации переплюнул лекцию старичка в очках. Тот, безмерно зауважав профессора, сердечно тряс его руку почти минуту. Федор прислонился к колонне и лишний раз убедился в том, что взял с собой бывшего мужа «Оксаночки» не напрасно.

– А никто не пробовал украсть эти картины? – спросил он.

– Нет, что вы, – засмеялся экскурсовод. Сухенькое тело задергалось, нос зашевелился, очки поехали вниз.

– А вы не знаете, Баталов завещал галерее всю коллекцию? – ненавязчиво поинтересовался Иннокентий Петрович. Этот вопрос он отрепетировал с Федором в машине и теперь посчитал, что время его задать пришло.

– Нет, не всю. У Николая Андреевича еще имелась картина «Женщина в черном», конец двадцатого века, автор неизвестен. В завещании она не была указана, и где находится в данный момент, я не знаю. На первом этаже в вестибюле лежат брошюры с фотографиями, отыщите каталог картин Николая Баталова и посмотрите, если интересно.

Федор сдвинул брови и бросил взгляд на Кепочкина. Почему отец Валентины завещал галерее не все картины? И где сейчас «Женщина в черном»? Над этим стоило подумать.

Поблагодарив экскурсовода, они отправились вниз.

– Ну, как я? Справился? – обеспокоенно спросил Иннокентий Петрович, расстегивая пуговицы пиджака. – Так волновался, так волновался!

– Все прошло отлично, ты здорово мне помог, – похвалил Федор, листая тонкий каталог. Глянцевые странички пестрели заголовками и фотографиями.

Облегченно вздохнув, Кепочкин блаженно улыбнулся. Замечательно, что он встретил на жизненном пути такого интересного человека, как Федор. А то бы бесконечно сидел за письменным столом, не отрываясь от плана лекций и курсовых работ, и не примерил бы на себя роль сыщика. Столько эмоций за один день! Точнее, всего за два часа!

– Вот она – «Женщина в черном».

– Где? – Иннокентий Петрович с нетерпением нырнул в каталог. – Красивая… – Он вдруг нахмурился, склонил голову набок и нервно почесал себя за ухом.

– Что-то не нравится? – спросил Федор, наблюдая странную реакцию профессора.

– Нет… Э-э-э… Просто у меня такое чувство, будто я ее уже где-то видел.

– Кого? Картину?

– Нет, женщину. Но это невозможно, она жила в прошлом веке…

– Посмотри еще раз. Внимательно.

– Точно видел, – уверенно сказал Кепочкин после минутного раздумья. – Но только не ее саму, а очень похожую женщину…

– Где?

– Я не знаю… Не помню. Такой же взгляд, черная одежда, лицо… Только, прошу, не считай меня сумасшедшим, я и сам понимаю, что мои слова кажутся бредом.

– Не кажутся, – резко ответил Федор. Сейчас он был рад любой зацепке, чего только в жизни не случается. Профессор выдумывать не станет. Иннокентий Петрович просто рассеянный человек, которому трудно сосредоточиться на чем-то, что не касается звезд или иных миров. Рассеянный, но не глупый и уж тем более не сумасшедший. Да, женщину с картины он не мог встретить, однако другую, похожую – почему бы и нет? Федор прищурился и скрутил брошюру в трубочку. – Если вспомнишь, где ее видел, позвони в любое время суток.

– Непременно, – закивал Иннокентий Петрович. – Я теперь не успокоюсь, пока не вспомню! Вечно все забываю…

Взволнованную тираду профессора прервал телефонный звонок – мобильник Федора громким пиликаньем потребовал к себе внимания.

– Да, слушаю.

– Это Наташа.

– Наташа? – Федор не сразу сообразил, чей голос раздается в трубке.

– Да, вы ко мне по поводу Валентины приезжали…

– Что-то случилось?

– Случилось, случилось, – затараторила Наташа, не справляясь с бурлящими, точно вода в чайнике, нервами. Она всхлипнула и продолжила разговор дрожащим голосом: – Прошу вас, приезжайте, это очень важно. У меня нет больше сил, вся надежда только на вас…. Простите, по телефону не могу рассказать, что произошло.

Наташа зарыдала. Боясь оглохнуть, Федор немного отстранил трубку от уха. Очень надеясь, что эта истерика имеет прямое отношение к Валентине, он, кивнув Кепочкину на выход, ответил:

– Приеду в течение часа, ждите.

– Что-то случилось? – поинтересовался Иннокентий Петрович.

– Пока не знаю, придется заскочить в одно место, а потом я подброшу тебя к дому.

* * *

«Рыжая курва из тридцать восьмой квартиры готова на все за двадцать рублев! Она вас ждет, братцы!» – прочитал Федор на одной из стен подъезда. Похоже, у Наташи действительно проблемы, и, видимо, они не имеют отношения к Баталовой Валентине. А он так надеялся узнать что-нибудь новое.

«Наверняка придется кого-то убить», – мрачно усмехнулся Федор, потрогал густую, еще не засохшую краску и направился к лифту.

Глаза у Наташи были красные, проревела она почти час. То успокаивалась, то вновь всхлипывала, не понимая, за что же на нее свалилось несчастье в виде омерзительного Сухорукова. Изредка в голове проносились горестные, вызывающие очередной приступ жалости к себе мысли. Вот если бы был в ее жизни чуткий, добрый, смелый мужчина, то гаденький пенсионер сидел бы в своей берлоге и носа не высовывал. Сухоруков попросту бы не посмел приставать со всякими подлостями и гнусностями. Негодяй и жалкий трус!

Одиночество и бессилие связали по рукам и ногам, победили привычный оптимизм и не давали возможности успокоиться. Нервы предательски сдали.

– Что случилось? – спросил Федор, желая поскорее разобраться с этим делом. Вдаваться в подробности он не собирался – быстренько вытрясет душу из кого следует и поедет домой.

Наташа села на стул, закрыла лицо руками и в очередной раз заплакала – тихо, надрывно. Федор терпеть не мог подобных сцен, и если бы не треклятое сочувствие и внутреннее: «Не бросать же ее с этим дерьмом собачьим», не удержался бы и ушел. А может, и не ушел бы… Последнее время Федор чувствовал, как внутри что-то меняется, точно грубая корка, трескаясь, сползает с души. Кепочкин виноват. Замотал своей интеллигентностью. Федор криво улыбнулся, представляя, как через месяц общения с Иннокентием Петровичем превратится в мягкосердечного, чуткого, мечтательного человека и начнет частенько говорить: «О, благодарю вас!»

– Извините, что позвонила вам, но мне некому… То есть… У вас, наверное, столько дел, но он испугается только вас…

Наташины всхлипы не затихали, наоборот, росли и крепли. Федор, посчитав, что эту истерику должен расхлебывать именно добросердечный Кепочкин, вышел на балкон.

Иннокентий Петрович дожидался «напарника» около подъезда. Облюбовав желтую скамеечку, он сел на краешек и с удовольствием принялся наблюдать за играющими на площадке детьми. Особенно ему нравился курносый мальчуган в синих шортах – астроному до слез захотелось точно такого же сына: рыжего и озорного.

– Иннокентий Петрович, – донесся сверху голос Федора, – поднимайся в тридцать восьмую квартиру. Срочно!

Подскочив, профессор бросился к подъезду. Набегавшись по этажам, с трудом отыскав нужную квартиру, он сначала нажал кнопку звонка, а затем дернул на себя ручку двери. На кухне Иннокентий Петрович увидел сидящую за столом девушку. Она, услышав торопливые шаги, отвела от покрасневшего лица руки. Кепочкин споткнулся, закачался на месте, замахал руками, делая безуспешные попытки ухватиться за воздух, и тут же онемел, вытянувшись в струну. Каждой частичкой своей души, каждым миллиметром кожи астроном почувствовал, что перед ним женщина, которую он искал всю свою жизнь. Не картонная подделка, обтянутая блестящей фольгой, а настоящая Звезда, упавшая с неба на землю именно для него. Сердце ухнуло и дрогнуло от прекрасной, сказочной боли, пальцы разжались, и на пол шмякнулась тетрадочка со столь нужными и ценными записями. Но Иннокентий Петрович не нагнулся за ней, а лишь отодвинул ногой под шкаф, как возникшую на пути преграду.

Федор стоял, прислонившись к холодильнику, и уже ничему не удивлялся.

Профессор, помедлив, отступил на шаг, а затем стрелой подлетел к Наталье.

– Голубушка, что с вами приключилось?! – воскликнул он, вытирая коричневым клетчатым платком ее слезы. – Кто посмел вас обидеть? Я немедленно, слышите, немедленно пойду и выскажу этому человеку все, что о нем думаю!

Наталья, увидев незнакомого мужчину, вдруг почувствовала себя счастливой. Просто так, ни с того ни с сего. Слезы мгновенно высохли. Шмыгая носом, она никак не могла понять, почему еще несколько минут назад так горько плакала? Ну, Сухоруков, ну и что, да пошел к черту этот вшивый пенсионер! То, что она сейчас плохо выглядит, куда важнее. Волосы наверняка растрепаны, лицо опухло, и через секунду точно потекут сопли. Это же кошмар какой-то!

– Кушать хотите? – пропустив вопросы Кепочкина мимо ушей, спросила Наташа. Эх, знала бы она утром, что придет такой гость, испекла бы коврижку и шарлотку. Обидно, очень обидно, что отличное печенье с изюмом сожрал Сухоруков. – У меня суп с фрикадельками есть, плов и вчерашний кекс.

– Я буду, – с вызовом сказал Иннокентий Петрович, убирая носовой платок в карман.

– Я тоже, – кивнул Федор, чувствуя в животе голодные спазмы.

Усевшись на стул, он вытянул ноги и слегка прикрыл глаза – ощущение, что он здесь лишний, никак не хотело исчезать. Хорошо бы сейчас встать и уйти, но ведь профессор, сраженный наповал рыжеволосой Натальей, наверняка вляпается в какую-нибудь историю. Отправится сейчас с копьем на мельницу, а его возлюбленная поскачет следом, и придется потом снова приезжать и спасать уже обоих. Кто написал этот бред на первом этаже, пока неясно. Федор покосился на Кепочкина и забарабанил пальцем по столу – влюбился, влюбился профессор, сейчас спроси его, кто такая Оксаночка, так и не вспомнит.

На столе вмиг появились тарелки с ароматным супом, мягким хлебом, домашним паштетом, малосольными огурцами и нарезанными овощами. На сковороде зашипел разогревающийся плов. Наташа, постоянно подсовывала Иннокентию Петровичу аппетитные бутерброды и не сводила с него глаз.

– Так что произошло? Кто жить мешает? – спросил Федор, отправляя в рот сочную фрикадельку.

– Сухоруков с третьего этажа, – махнула она рукой, считая тему уже неактуальной.

– Я сейчас пойду и разберусь, – засуетился профессор.

– Ешь, Иннокентий Петрович, ешь. Это моя забота, – сказал Федор.

– Нет, ну как же… Значит, вместе тогда пойдем.

Наталья от удовольствия выдала три продолжительных вздоха.

– Нет, – мотнул головой Федор, – ты здесь оставайся, это важнее, нельзя же бросать женщину в таком расстроенном состоянии. Кстати, Наташа, познакомьтесь, это мой хороший знакомый, можно сказать, напарник – Кепочкин Иннокентий Петрович, профессор.

– Да вы что! – воскликнула та, улыбаясь.

Федор не сомневался, скажи он сейчас, что его друг работает грузчиком в порту, реакция была бы точно такая же – вот уже двадцать минут на кухне витал устойчивый аромат настоящей любви, перебивающий даже пряное благоухание плова.

Избегая подробностей и деталей, Наташа рассказала о навалившихся на нее бедствиях. Федор был несколько разочарован – набить морду жалкому маразматику, к сожалению, не удастся, не та возрастная категория. Но, с другой стороны, разговор вряд ли затянется… Отказавшись от плова, он поблагодарил за суп и направился к обнаглевшему пенсионеру. Иннокентий Петрович тоже рвался в бой, но, в конце концов, был усмирен аргументами «напарника» и ласковым взглядом Рыжеволосой Звезды.

Выйдя в коридор, Федор обернулся. Два человека просто сидели за кухонным столом и были счастливы. Опустив глаза в пол, он покинул квартиру.

Глава 15

Нет, не радость царила в душе Сухорукова – упоение. Вымыв руки, пахнущие, по его мнению, не краской, а победой, он отправился в магазин. День был особенный. Прошлогодние шпроты, проживающие длительное время в холодильнике, не казались стоящим блюдом, способным украсить обеденный стол героя. Притащив домой объемную сумку, набитую всевозможными продуктами, Сухоруков засуетился на кухне. Вскоре он уже получал максимальное удовольствие от трапезы: язык в желе, сдобренный хреном, копченый окорочок, морковка по-корейски, козий сыр, консервированная кукуруза, квашеная капуста, бородинский хлеб, слабосоленая семга и слоеные пироги с ветчиной и сыром – все поглощалось с возрастающим аппетитом, неторопливо, почти любовно.

– Пошли эти бабы к черту, пес с ними, – выковыривая из зубов застрявший кусочек мяса, сказал Сухоруков. Подхватив мутный хрустальный бокал, пролежавший на антресоли больше пятнадцати лет, пенсионер сделал несколько глотков полусладкого вина. – Хорошо! – выдохнул он, блаженно закрывая глаза.

Несостоявшаяся женитьба уже не огорчала. Другой достойной кандидатуры не было, так что ничего не оставалось, как только заменить одну мечту на другую.

– Я ребенка возьму из детского дома. Усыновлю, – уверенно и даже торжественно произнес Сухоруков, доливая вино в бокал. – Чтоб, значит, в магазин ходил и в дело мое верил…

Столь исключительная идея так и не успела обрасти подробностями – по мыслям резанул звук дверного звонка.

– Наташка с покаянием пришла, – решил опьяневший Сухоруков. – Созрела. Только я ведь жениться передумал, пусть, дура, другого жениха себе ищет, поезд ушел, ту-ту-у-у.

Два сильных удара, от которых затряслись стекла в окнах, – и дверь, вылетев из петель, с грохотом рухнула на пол. Федор торопился, к тому же хотел напугать пенсионера максимально, чтобы больше не пришлось приезжать.

Поперхнувшись морковкой по-корейски, опрокинув на серую, сморщенную скатерть бокал с вином, пенсионер метнулся в коридор. Мужчина, бесцеремонно вошедший в квартиру и демонстративно вытирающий ноги о валяющуюся дверь, произвел на него неизгладимое впечатление. Сухоруков тут же решил в самое ближайшее время побриться налысо.

– Заходи, гость дорогой, – запел он, мечтая о том, чтобы рослый мужчина оказался отъявленным негодяем. Это же практически брат получается, если не сын… Сын? Вот оно! Только подумал об усыновлении, как на пороге сразу появился хмурый тип с горящими глазами. Посланник дьявола. Алкоголь скрутил мозги Сухорукова в бараний рог. Протянув вперед руки, пенсионер заголосил на всю квартиру: – Сынок! Сынок пришел!

Купаться в сантиментах Федор, мягко говоря, не планировал. То, что мужичок в маразме, да еще напился, конечно, осложнит дело, но все же вбить в его пустую голову несколько прописных истин вполне можно. Схватив Сухорукова за распахнутую на груди веселенькую рубашку, Федор припечатал пенсионера к стене.

– Времени у меня мало, – начал он, – поэтому разговор наш будет очень коротким. Если только узнаю, что ты, поганец, тронул Наташу, я тебя выверну наизнанку, и вороны три дня будут жрать твою печень. Это понятно?

Потеряв ориентиры и уверенность в себе, Сухоруков промычал нечто невразумительное.

– Убью, – добавил Федор для пущего эффекта.

– Угу, угу, – выдавил из себя пенсионер, поняв наконец, что никто с ним сюсюкаться не собирается. Умирать он пока не хотел (не все черные дела, распределенные на ближайшую пятилетку, оказались выполнены). – Отпустите, больше не буду, – жалобно заныл Сухоруков.

Кинув вдогонку еще несколько угроз, сдобренных крепкими выражениями, Федор отшвырнул Наташиного врага в угол. Вопрос был решен.

– Подождите, вы куда? – вылезая из кресла, заваленного пакетами с зимней одеждой, спросил Сухоруков. Чтобы хоть как-то избежать горечи поражения, он решил во что бы то ни стало очернить Наташу. Мужичок у нее появился, ишь ты! Ничего, сейчас он Наташке малину-то подпортит, еще сто раз пожалеет, что на свет родилась. – Не уходите, я вам всю правду расскажу! И про Наташку, и про Вальку!

Федор, услышав последние слова, остановился на пороге. Можно не сомневаться, подвыпивший сморчок навалит ему сейчас на уши тухлой окрошки – считай, час потерян. Но Кепочкин наверняка только-только расслабился и отчаянно пытается произвести неизгладимое впечатление на возлюбленную и, скорее всего, сейчас рассказывает Наташе о Венере, Марсе и Юпитере. Не прерывать же такую задушевную беседу…. Да и кто знает, вдруг гаденький пенсионер, «гроза района», ляпнет что-нибудь интересное про Валентину.

Приняв решение ненадолго остаться, Федор направился в комнату.

– Вот и хорошо, вот и ладненько, – затанцевал сзади Сухоруков. Он сразу же пригласил гостя к столу, но тот категорически отказался от угощений. Пришлось продолжать трапезу в одиночестве. Прикрыв пятно от вина бумажной салфеткой, пенсионер счастливо заерзал на стуле. – Все расскажу, все, как есть, ни на секундочку не совру, честное слово, – затараторил он, не отрывая глаз от Федора.

– Валяй, ни в чем себе не отказывай.

– А вы Наталье кем будете?

– Не твое дело.

– Понимаю, – многозначительно произнес Сухоруков, с хрустом откусывая огурец. Чего вилять, ясно же – хахаль. Отхватила себе Наташка парня, ух, отхватила, повезло же заразе. Ну ничего, еще не вечер… – Валька-то пропала, утащили девку, и все – прости-прощай! А Натаха с ней дружбу водила, не разлей вода, сестры прямо, близнецы однояйцевые. Вот.

– Это я знаю, дальше что?

– Так гулящие они, падшие женщины, – завел Сухоруков любимую песню.

Федор еле сдержался, чтобы не треснуть хорошенько пенсионера по голове.

– Дальше, – повторил он, мысленно выделяя пьяному Сухорукову и влюбленному Кепочкину только пятнадцать минут.

– Мужиков водили. Не дом, а бордель какой-то. Я уж куда только не жаловался, дети же кругом. Молодое поколение подрастает на таких отвратительных примерах! Сейчас Наташка притихла, тоже побаивается в расход пойти. Вы ей не верьте, она изменница самая натуральная. Хуже не бывает!

– Меня больше интересует Валентина, – сказал Федор, желая перейти к нужной теме.

– Помоложе любите? Понимаю. Только она небось мертвая, с такими мужиками водилась – о-го-го. Противно, честное слово, противно было смотреть…

– С какими? – перебил Федор.

На правду рассчитывать не приходилось, но, возможно, из этого дурно пахнущего потока слов удастся выдернуть что-нибудь важное.

– Какие, какие… – запаниковал пенсионер. – Хм… Разные!

Сухоруков попытался вспомнить хотя бы одного мужчину, крутящегося возле Валентины или Наташи. Он напрягся, беспокойно задергал носом и забубнил нечто нечленораздельное.

– Запамятовал? – усмехнулся Федор.

Сознание пенсионера поплыло. Разволновавшись, он глотнул вина прямо из бутылки, вытер губы рукавом и сильно тряхнул головой. Мозги, получив такую взбучку, вновь заработали вечным двигателем. Перед глазами задрожал образ странного сантехника, совсем недавно чинившего кран у Натальи. Кандидатура вполне подходящая, и какая разница, к кому он там приходил и что делал…

– Последним Валькиным хахалем был рослый детина. Волосы темные, глаза карие, нос прямой.

Федор потянулся за сигаретой.

– Как зовут?

– Имя не знаю, но зажимались на каждом углу. У Вальки совсем крышу снесло, думала, раз богатея подцепила, то все теперь можно. И это в девятнадцать лет! Куда мы катимся?! Что нас ждет?! Разруха и нищета! Раньше как было? Встретится парень с девушкой, погуляют немного, исключительно держась за руки, потом, значит, к родителям с поклоном. Мол, желаем жениться. А уж затем – под венец и в кровать. Сейчас же, сволочи, прямо в подъезде норовят совокупиться, чтоб им удовольствия ни в жисть не получать!

Чувствуя, что разговор уходит в другую сторону, Федор перебил Сухорукова:

– А с чего ты взял, что этот мужчина был богатеем?

– Я?

– Ты сказал, «богатея подцепила».

– Часы он носит золотые. Я в подобных вещах разбираюсь, тридцать лет в стоматологии проработал…

– Кем?

– Завхозом. Рабочий класс, понимать надо! Золото натуральное, без сомнений. Часы вроде и большие, но аккуратные. Я почему на них внимание обратил – странные, в магазинах такие на прилавках не лежат. Я не видывал. Два красных камня огнем горят, а сверху корпус объемный… – Мысленно потирая ручки, Сухоруков пустился в подробное описание. Не зря тогда хорошенько разглядел часики, знал, придется о них вспомнить. Вон с каким интересом гость слушает, глаза аж потемнели, пальцы в кулаки сжались.

Федор не просто слушал, он впитывал, втягивал с воздухом каждое слово Сухорукова. Такие часы действительно не могли лежать на прилавках магазинов, потому что были сделаны на заказ. А смастерил их Мотька Кашин по школьному прозвищу Барсук. И только один человек на свете мог их носить. Только один…

Стало душно. Федор закинул голову назад и стиснул зубы. Вереницей потекли вопросы, а за ними следом ответы – один за другим, один за другим. Бесконечный поток. Как же все просто, как просто…

– Когда ты видел его последний раз? – спросил Федор.

Икнув, Сухоруков ловко открыл бутылку с пивом и, сделав несколько глотков, посмотрел на гостя мутным взором. Выпитое вино сморило довольного собой пенсионера.

– Эта… Ну, эта-а-а… Был он… Э-э-э… – Сухоруков троекратно икнул, прилег на диван и продолжил свою заплетающуюся речь: – И ведь что обидна-а-а… Молодежь на все это смотрит. Н-да. Как его… Разруха и нищета! Совсем, гады, потеряли ее… эту… как ее… совесть…

Раздался храп. Федор подошел к Сухорукову и пару раз тряхнул его вялое тело. Тот лишь хрюкнул в ответ, чавкнул и пустил слюну. Беседу можно было считать законченной.

Не дожидаясь лифта, Федор бросился наверх, перешагивая через ступеньки. Картина в квартире Наташи не изменилась – два голубя сидели друг напротив друга, лучась счастьем.

– Наташа, у Валентины был друг?

– Нет, – ответила она, не сразу сообразив, о чем речь. – Я говорила…

– Высокий парень, такого же роста, как и тот, что ее увез. Глаза карие.

– Да не было у нее никого, – пожала плечами Наташа, не понимая, почему Федор заговорил об этом.

– К тебе кто-нибудь приходил, спрашивал про Валентину? Подумай хорошо, вспомни. С кем ты разговаривала про свою подругу после ее исчезновения?

– С соседкой… – Наташа вдруг почувствовала некоторое волнение, ей и самой показалось, будто от нее ускользает нечто важное. Она сморщила нос и задумалась.

– Нет, соседи и приятели меня не интересуют. Незнакомый человек. Темные волосы, нос прямой…

В то, что у Валентины не было близкого друга, Федор верил, но все же откуда в голове Сухорукова всплыл мужчина с часами…

– Сантехник ко мне приходил, сантехник! – радостно выпалила Наталья. – Мы с ним немного поговорили про Вальку. Я ее каждый день жду, только о ней и думаю.

– Ты вызывала сантехника или он пришел по собственной инициативе?

– Сам пришел, – ответила Наташа, чувствуя себя неуютно.

– У него на руке были странные часы?

– Не помню… Кажется, были. Желтые.

– А что произошло? – заволновался Иннокентий Петрович. – Я могу помочь?

– Нам пора, – тихо ответил Федор.

Оказавшись в машине, он открыл бардачок и достал фотографию Валентины. Угловатая девочка с длинными светлыми волосами…

– Как я мог не узнать тебя, как мог, – выдохнул Федор, качая головой. – Дурак, дурак, совсем в тайге одичал.

Он видел Вальку другой: короткая стрижка, шоколадные волосы, опухшая, поцарапанная щека, синяк под глазом, рана на подбородке, в глазах испуг. Другая и такая же одновременно. Она сказала, что ее зовут Марина. Била его сумкой, испугалась лягушку, забравшуюся под брючину, потеряла сознание, а потом, убегая, упала, поранив колено… Валентина Баталова жива и здорова, и никто ее взаперти не держит.

«– А я что, не в вашем вкусе?

– Не в моем. Малолетняя и ненормальная.

– Неправда, я не такая.

– Если хочешь, я остановлю машину, ты докажешь мне обратное, и я, возможно, вновь почувствую к тебе влечение.

– Нет!

– Тогда какая ты?

– Малолетняя и ненормальная».

Федор улыбнулся и убрал фотографию. Вспоминал ли он о Валентине с тех пор? Вспоминал, но редко. Это касалось его прежней жизни, а прошлое он гнал от себя прочь.

– Федор, прошу тебя, объясни, что стряслось? – вновь поинтересовался Иннокентий Петрович.

– Ты когда-нибудь искал то, что у тебя все время лежало под носом?

– Подобное со мной случается очень часто, – кивнул Кепочкин. – Вот и сегодня… Я встретил Наташу. Искал ее всю жизнь, а ведь мы живем совсем рядом. Полчаса на метро.

Федор вновь улыбнулся. Да, наверное, все и всегда случается именно так. Судьба. Уходишь, убегаешь, отворачиваешься, петляешь лесом и все равно наталкиваешься лбом на нужную дверь. А потом стоишь и думаешь: открыть или нет…

Что ж, пора возвращаться из тайги. Вот теперь пора.

* * *

– Ольга Кравченко прибыла в Москву два с половиной месяца назад, обратно в Париж не возвращалась. Именно поэтому я не смог отыскать ее сразу. Раньше Ольга прилетала максимум на полторы недели, вот я большой период и не охватывал. – Сергей положил ногу на ногу и посмотрел сначала на Казакова, а затем на Вальку. Сдержанно улыбаясь, он ждал ответной реакции, и та не заставила себя ждать.

– Как ты узнал? – быстро спросил Юрий Яковлевич.

– Ну, у меня есть друзья, – загадочно ответил Сергей. – Помогли.

– Значит, уже точно? Ольга в Москве? – выдохнула Валька и откинулась на спинку кресла. – Не думала, что это меня так… разволнует. Но где она живет?!

– Неужели ты и это выяснил? – Юрий Яковлевич вопросительно поднял правую бровь, над которой тут же образовались две короткие морщины.

Выдержав паузу, Сергей спокойно ответил:

– Дом отдыха «Грени-Люкс», номер двести пять. Между прочим, находится не так далеко от нас, километров сорок – сорок пять. Два с половиной месяца неуловимая Ольга прожила именно там.

– Молодец, Сережа, – похвалил Казаков и перевел взгляд на Вальку. – Считай, что все твои проблемы улажены. Чуть позже я встречусь с Ольгой, мы поговорим, обсудим сложившуюся ситуацию, если в этом появится необходимость… Пока информации мало. Мне кажется странным, что Ольга многие годы снимала номер в гостинице «Славянская», а теперь проживает совсем в другом месте, да еще длительное время. Хотя, может, на природе ей приятнее.

Чуть позже… Валька заерзала в кресле, борясь с любопытством и нетерпением. Они стоят на пороге разгадки, так зачем откладывать встречу? Нужно прямо сейчас ехать и разговаривать. Вдруг Ольга соберет чемоданы и вернется в Париж? Мало ли какие у нее дела и планы. А если она прилетела не одна? С сыном или дочерью?.. Легкий озноб пробежал по телу, и на несколько секунд Валька задержала дыхание, прислушиваясь к собственным ощущениям.

– Я тоже хочу увидеться с Ольгой, – сказала она и добавила: – Зачем тянуть, давайте встретимся с ней сегодня.

Казаков, улыбнувшись, покачал головой:

– Я нисколько не сомневался, что мне придется умерить твой пыл. Но, во-первых, – его голос стал суше и строже, – на данном этапе тебе стоит опасаться этой женщины. Возможно, Ольга умна, хитра и даже коварна: умеет располагать к себе людей, внешне вызывает доверие и при этом преследует свои цели. Валентина, ты еще молода, неопытна, тебя легко обмануть. Человек говорит: «Я хороший, я готов разделить с тобой все», но в этот момент думает: «Я возьму все себе, и никто даже не заметит». А во-вторых, сегодня я очень занят. К сожалению, у меня три договоренности и совещание. Наверное, ночевать я буду в Москве. Устал… – Юрий Яковлевич провел ладонью по лицу. – Но обещаю, завтра утром я свяжусь с Ольгой, и дело сдвинется с мертвой точки.

Валька согласно кивнула, улыбнулась и невинно спросила:

– А могу я посмотреть на этот дом отдыха? Издалека? Сергей меня отвезет. Пожалуйста, пожалуйста… Обещаю не выходить из машины. Честное слово, не выйду!

– Хорошо, – мягко ответил Казаков. – На поездку даю согласие. И прогуляться тоже разрешаю, но прошу, будь рядом с Сергеем. Потерпи, до решения этого вопроса осталось совсем немного.

Откладывать поездку Валька не собиралась, потому, покинув кабинет Юрия Яковлевича, сразу направилась в свою комнату, сменила бриджи на джинсы и немного накрасилась. Сорок километров рядом с Сергеем… Они могут поговорить об Ольге или поболтать о пустяках, время от времени он будет брать ее за руку и улыбаться… А еще надо где-нибудь остановиться и хорошенько нацеловаться. Валька развеселилась и в который раз вспомнила, как отправилась с Наташкой за босоножками. Сергей позвонил ей, протянул приглашение Казакова, а затем против воли усадил в машину и сам сел за руль. Если бы Валька тогда знала, какой он замечательный, то уж не стала бы падать в обморок, как изнеженная барышня, увидевшая на столе таракана. Да, она почти потеряла сознание в машине и потом приходила в себя… «Или я и есть изнеженная барышня?» – усмехнулась Валька, первый раз подумав о том, что, в принципе, склонна к обморокам от страха. С Федором, например… Дурацкая лягушка залезла под брючину и – хлоп! – в глазах темно. А раньше сознание не теряла, но раньше и не было для этого причин. Ну и пусть, какая разница. Счастье есть?

– Счастье есть, – тихо произнесла Валька и, услышав стук, привычно крикнула: – Заходи!

– Едем? – спросил Сергей, распахнув дверь.

– Да, – ответила она, представляя, как пробирается в дом отдыха, крадется по коридору и заглядывает в каждую дверь, вздрагивая при малейшем шорохе. Ах, да, Ольга в 205-м номере, не нужно ее искать, красться и куда-то заглядывать… «Но я бы и не стала, раз обещала Казакову, а то опять получится, как со странным Федором… Наука на всю жизнь!»

– Что-то ты больно хитро улыбаешься. – Сергей подошел ближе и замер, глядя на Вальку. В его карих глазах плясали искорки смеха, и это так нравилось. – Иди ко мне.

Он привлек ее к себе и поцеловал сначала в макушку, затем в висок, а потом долго-долго в губы. Валька положила руки на плечи Сергея, коснулась пальцами его шеи, подумала, что кожа у него горячая, и продолжила отвечать на поцелуй. В душе наконец-то появилась та самая уверенность, которую Валька ждала. Да, она скоро вернется домой, но Сергей ее не отпустит, не бросит – он будет рядом.

– Всегда скучаю по тебе, – шепнул он Вальке в ухо, заглянул в глаза и погладил по спине. – Через два дня у Казакова опять командировка, кажется, на сутки. Я приеду к тебе. Знаешь, что я хочу сказать?.. Я никогда не любил командировки Юрия Яковлевича так, как сейчас.

Сергей улыбнулся нежно, ласково, и Валька шумно вздохнула от переизбытка чувств. Наверное, он останется на ночь. Он же сейчас ей об этом сказал?

– Я теперь тоже буду любить командировки Юрия Яковлевича, – ответила Валька и, желая скрыть навалившееся смущение, торопливо и ворчливо добавила: – Поехали скорее.

Минут через сорок они уже вылезали из машины неподалеку от дома отдыха «Грени-Люкс». Двух мнений быть не могло – Ольга не нуждалась в средствах. Не каждому по карману провести хотя бы три дня в столь великолепном месте, а уж для того, чтобы прожить здесь два с половиной месяца… денег нужна куча. Валька огляделась и залюбовалась увиденной картиной.

Небольшие опрятные корпуса утопали в зелени деревьев и ровно подстриженных кустов. Разнообразные клумбы и сочные газоны тянулись вдоль вымощенных различной плиткой дорожек. Цветы прекрасно чувствовали себя в саду и соседствовали с изумрудными фонтанами, наполняющими воздух прохладой. Каждая скамеечка казалась произведением искусства и манила к себе: присядь на меня, отдохни. Аромат цветов не был резким, наоборот, своим тонким звучанием дополнял палитру красоты и уюта.

– Это дорогое место, – сказала Валька, поворачиваясь к Сергею.

– Да. Кстати, есть люди, постоянно живущие в долг, а потом наступает день, когда кредиторы прижимают к стенке, и…

– Что «и»?

– Человек начинает суетиться и совершает опрометчивые поступки. Но вряд ли это тот случай. У Ольги может быть обеспеченный поклонник. – Сергей пожал плечами, вынул сигарету из пачки и закурил.

– Понятно, – протянула в ответ Валька.

Глава 16

Пятикомнатная квартира, в которую Дмитрий Григорьевич переехал полтора года назад, представляла собой безукоризненное сочетание вкуса и стиля. Сначала два дизайнера колдовали над проектом, потом бригада рабочих воплощала задуманное в жизнь, а после комнаты обросли мебелью. Красота неземная. Удобная роскошь. Но душа у Полякова была не на месте. Чем больше он забивал комнаты техникой и шкафами, чем чаще листал толстые каталоги, тем сильнее чувствовал свое одиночество. Он даже начинал жалеть, что не купил квартиру поменьше. Такую же хорошую, в престижном районе, с прекрасным видом из окна, но поменьше.

Библиотека, кабинет, гостиная, спальня – живи да радуйся. Но массивный рабочий стол с кожаной вставкой на столешнице и домашний кинотеатр, искрящийся серебром, пылились целую неделю в ожидании сухонькой молчаливой женщины, помогающей Полякову по хозяйству. А Дмитрий Григорьевич, меж тем, довольствовался мягким диваном в библиотеке, где и проводил почти все свободное время.

Поляков разобрал почту, постоял немного у окна, глядя с тоской на завалившийся кактус, и позвонил Федору. Поиски потихоньку продвигались, но после недавнего разговора на душе осталось скользкое ощущение, будто «охотник» чего-то недоговаривает… Общие фразы, обещания… Ну да ладно, Федор – человек сдержанный, возможно, из-за этого так и показалось.

Белоснежная коробочка домофона запела на все лады, Поляков поспешил ответить на вызов. Гостей он не ждал и был несколько изумлен, когда услышал голос консьержки:

– Дмитрий Григорьевич, к вам пришли.

– Кто?

– Молодой человек, говорит – курьер.

Все дела Поляков решал в офисе, стараясь не скрещивать рабочую атмосферу с домашней, и вечерами его практически никто не беспокоил. Даже суетливые распространители рекламы всегда проходили мимо этого дома. Какие могут быть курьеры?

– По какому вопросу? Откуда он?

– Не говорит и номера вашей квартиры не знает. Пришлось мне вас беспокоить. В руках у него небольшой конверт голубого цвета. Я посмотрела, на нем написано: «Лично в руки Полякову Д. Г.» Пускать или нет?

Дмитрий Григорьевич медлил. Не боялся, не волновался – был заинтригован.

– Да, пусть поднимется, – наконец сказал он, чувствуя, как любопытство щекочет кончик носа и подрагивает в груди. Поправив очки, Поляков открыл дверь.

– Это вам, – просто сказал коренастый парнишка лет семнадцати, протягивая голубой конверт. Курьер не стал ждать ни ответа, ни чаевых, а просто развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал по широкой лестнице вниз.

– Постой! – крикнул Дмитрий Григорьевич, но молодой человек на призыв не откликнулся.

Растерянно почесав затылок, адвокат направился в кабинет. Распечатал конверт и достал плотную глянцевую карточку темно-синего цвета. Это был пригласительный билет на концерт.

– «Шарлотта Беар», – прочитал Поляков красивую золотую надпись. Далее шли буквы поменьше и отливали уже серебром. – Московский международный дом музыки… Что это значит?

Изучив скудную информацию на билете, Дмитрий Григорьевич с удивлением отметил, что концерт состоится именно сегодня, в семь часов. Шарлотта Беар, якобы обладающая уникальным голосом, будет петь для своих поклонников. Но он-то не ее поклонник, он даже ее не знает! Хотя, хотя… Где-то мелькало это имя… Кажется, на афишах, расклеенных по городу… Точно!

Музыкой Поляков не интересовался, никакие развлекательные каналы по телевизору не смотрел. Информационные передачи, исторические фильмы, канал «Дискавери» – вот то, что занимало адвоката.

– Шарлотта Беар, – повторил Дмитрий Григорьевич, вспоминая, что пару дней назад это имя проскакивало в «Новостях».

Поляков потянулся к компьютеру (узнать в Интернете что-нибудь о певице не составило бы труда), но потом передумал: какая разница, кто она, на концерт он все равно не пойдет, это очередной рекламный трюк, непонятно на что направленный. С раздражением Дмитрий Григорьевич швырнул пригласительный билет на стол и отправился на кухню.

Кофеварка загудела, извещая о начале своей трудовой деятельности. Поляков бросил на дно чашки кубик сахара и почувствовал ноющую боль в сердце. Но заволновался он от другого, по непонятной причине в его ушах осторожно, тихо, точно стесняясь, зазвенела музыка.

– Да что же это такое! – воскликнул Дмитрий Григорьевич, игнорируя налитый эспрессо. Возвратившись в кабинет, Поляков посмотрел на билет и резко добавил: – Хорошо, хорошо, пойду. В конце концов, я сто лет никуда не выбирался, а сегодня суббота. Нужно отдыхать.

Надевая черный элегантный костюм, купленный по случаю в Италии, он то и дело смотрел на часы, боясь опоздать к началу концерта. Любопытство вместе с непонятно откуда взявшимся мальчишеским задором заставляли глупо улыбаться и постоянно поправлять очки. Еще немного, и Поляков начал бы воображать себя капитаном, пустившимся в плавание по неизведанным морским просторам. Дмитрий Григорьевич совершал нечто непривычное для себя, и это его бодрило.

Купол Дома музыки, эмблема скрипичного ключа, льющийся из стекол свет: белый, желтый, салатовый. Люди, спешащие на концерт, слова восхищения, летящие со всех сторон, волны музыки и что-то еще – непонятное, зовущее…

Поляков чувствовал себя здесь лишним и желанным одновременно. Воздух, пропитанный торжественной радостью, заставлял идти быстрее и крепче сжимать билет, который, казалось, может в любую минуту потеряться или попросту исчезнуть.

– …сегодня необычный концерт…

– …надо же, не думала, что мне так повезет…

– Билеты синие, не правда ли, странно…

– …она непредсказуема….

– Шарлотта Беар мой идеал… Какая женщина!

– Я ужасно рад, что достал билет…

– …я так взволнован, не верится, что увижу ее живьем, а главное, услышу…

– Вы были на ее прошлом концерте? Нет? Что вы! Я проплакала весь вечер…

– …уникальный голос, уникальный…

Слова настойчиво лезли в уши. Дмитрий Григорьевич, оглядываясь, нетерпеливо ждал начала концерта. Он пытался понять, кто его пригласил и зачем: теребил пуговицы пиджака, ходил вдоль переливающихся ламп, дивился на самого себя и не понимал, не понимал, не понимал. Однако был благодарен неизвестному человеку за билет, за восторг, что огнями переливался в груди, за ком в горле и нервное возбуждение, сковывающее и без того неловкие движения.

Зал в светлых тонах. Балкон, середина. Первый ряд. Оркестр. Взлет скрипок. Тоненькая фигурка в голубом платье с темно-синими искрами вышивки на груди – женщина, которую Поляков узнал сразу, с первой секунды. Ольга. Ольга. Ольга. Когда она запела, Дмитрий Григорьевич буквально задохнулся влетевшим в легкие вибрирующим потоком воздуха, перемешанным с музыкой. Чистый, хрустальный голос ниточкой тянулся со сцены в самую глубину его сердца и собирался там в клубок. Дмитрий Григорьевич не смог сдержать слез.

Так вот почему он всегда слышал музыку рядом с Ольгой – эта женщина состояла из нее, была соткана из нот, обворожительных, уносящих вдаль мелодий. Поляков улыбнулся. Сейчас он испытывал огромное чувство гордости, но не потому, что однажды обладал этой необыкновенной женщиной, а оттого, что она – Ценность. Дмитрий Григорьевич гордился самой Ольгой и благодарил Господа за то, что она есть на этой земле.

– Обрати внимание, Шарлотта в голубом платье. А ведь так долго одевалась только в черное, и билеты всегда были черными, – раздался за спиной шепот.

– Интересно, почему? – прошептали в ответ.

В зале находилось более тысячи семисот человек, но только один знал ответ на этот вопрос. Дмитрий Григорьевич Поляков, лучший адвокат Москвы, измотанный одиночеством человек сорока шести лет.

Он вытер глаза платком и вновь улыбнулся – это Ольга подарила ему пригласительный билет и для него, изменив самой себе, надела небесно-голубое платье, и для него сейчас пела, прижав руки к груди. Для него…

* * *

После концерта Поляков некоторое время гулял по набережной Москвы-реки. Улыбался, качал головой, тараторил: «Я ее люблю, я ее люблю», плакал и даже пел. Люди изредка оглядывались, усмехались, недоумевали, но Дмитрию Григорьевичу не было до них никакого дела – он теперь тоже стал частью музыки. Ее музыки. Все остальное неважно.

Душа просила бури, такой, чтобы вокруг задрожало, загремело и обязательно полил дождь, роняя частые, острые капли на лицо. Душа просила природу взметнуться миллионами смычков и заиграть миллионами скрипок, переливая чувства от тихих всплесков до восторженных криков. Он счастлив, счастлив, и знайте об этом все!

Квартира уже не казалась холодной и чужой – надорванный с края билет занял почетное место на письменном столе. Спать не хотелось. Дмитрий Григорьевич знал, что, упоенный музыкой и любовью, промечется по комнатам до утра, и это его ничуть не огорчало. Пытаясь запомнить каждую секунду прекрасного вечера, он то и дело врывался в кабинет, чтобы лишний раз посмотреть на темно-синий пригласительный билет.

В два часа ночи запиликал домофон.

– К вам женщина, – зевая, сказала вахтерша. – Тоже не знает номера вашей квартиры.

– Впустите, немедленно впустите! – закричал Дмитрий Григорьевич, выскакивая к лестничному пролету в халате и тапочках на босу ногу.

Шаркающий звук подъезжающего лифта вызвал дрожь в коленях. Наконец дверцы распахнулись, и Поляков увидел женщину, перешагнувшую полгода назад не только порог его кабинета, но и порог его сердца. Джинсы, футболка и первый раз без вуали. Дмитрий Григорьевич бросился к Ольге и, бормоча слова благодарности, стал целовать ее белые тонкие пальцы.

– Я боялась, что вы не придете на концерт, – услышал он тихий мелодичный голос.

* * *

Свет в доме погас, и Федор вышел из тени деревьев. Прищурившись, посмотрел по сторонам и, не торопясь направился к открытому окну, потухшему пять минут назад. Подтянувшись на руках, он уловил шуршание, доносящееся из комнаты, – Валентина Баталова еще не спала. Федор вернулся в укрытие, посмотрел на часы и принялся терпеливо ждать. Неизвестно, есть ли в доме еще кто-нибудь. «Мерседес» уехал, другие машины обнаружить не удалось, но в таких роскошных коттеджах иногда проживает прислуга. Валентина должна уснуть, ни к чему будить округу ее душераздирающими криками: «Спасите, помогите, меня преследует лысый маньяк!» Федор криво улыбнулся, представляя эту картину.

«Если бы я мог, то не пугал бы тебя, но ты вряд ли станешь меня слушать… – подумал он, глядя на звезды. – Пожалуйста, упади в обморок, мне будет намного легче».

После разговоров с Сухоруковым и Наташей Федор некоторое время размышлял, как поступить. Его наняли найти Валентину, и он ее нашел – жива, здорова и, кажется, возвращаться не собирается. Можно позвонить Полякову и назвать точные координаты места, где прячется девушка. Именно прячется. Не стала бы Валентина напрасно волновать лучшую подругу и утаивать адрес и номер телефона (узнать бы еще, зачем она это делает и кто ей покровительствует). Поляков наверняка обрадуется и заплатит вознаграждение. Федор поморщился. Деньги нужны, но Валентину подставлять он не станет: что на уме у Полякова, непонятно (юлит адвокат), да и самому необходимо разобраться в сложившейся ситуации. Есть у него на то причины. Свои. Так что Дмитрию Григорьевичу придется немного подождать, ничего страшного. Правда, Поляков просил не трогать девушку, жаль, но тут их желания не совпадают.

К двум часам ночи шорохи стихли. Федор с легкостью забрался на подоконник, а затем осторожно слез на пол. Горшочек с азалией отчаянно крякнул, мышцы напряглись, взгляд выстрелил в кровать.

Спит.

Не услышала.

Бесшумно передвигаясь по ковру, Федор привыкшими к темноте глазами обыскал комнату. Сдвинув брови, посмотрел на платье, висевшее на стуле, и на раскрытую коробку с босоножками, торчавшую из шкафа, – тащить вещи не хотелось, но иначе нельзя. Скрутив воздушное розовое платье, Федор сунул его вместе с обувью под рубашку и заправил ее (неудобно, а что делать), сумку повесил на плечо. Валентина пошла прогуляться или сбежала, пусть ее исчезновение выглядит именно так.

Федор бесшумно шагнул к кровати и замер, глядя на спящую девушку.

– Совсем сопля, – прошептал он, откидывая тонкое одеяло. Валька заворочалась, поджала ноги, затем легла на спину, шмыгнула носом и затихла. – Эй, спящая красавица, просыпайся, поедем в Москву.

Большие глаза распахнулись и уставились на Федора, тощая рука дернулась вверх и безвольно упала на простынку. Сон не уходил, он тянул к себе и не давал возможности осознать реальность.

– Просыпайся, у нас не так уж и много времени.

Чуть помедлив, Федор тихо произнес: «Прости», резко подхватил Вальку на руки, перевернул к себе спиной, зажал рот ладонью и приготовился к ответной реакции.

– М-м-м, – раздалось тут же. – М-м-м.

– Не бойся, все свои, – сказал Федор, чувствуя, как острые зубки пытаются прогрызть его ладонь.

Сначала Валька ничего не поняла, но потом туман в голове рассеялся, нос уловил сигаретный запах, и стало трудно дышать. Мужской голос показался знакомым, происходящее – непонятной катастрофой, в ушах загудело, во рту пересохло.

«Кто он?..»

В первую очередь сработал инстинкт самозащиты, а затем какой-то другой неведомый инстинкт почти парализовал тело. Сжавшись, Валька буквально услышала, как в унисон бьются два сердца – одно испуганно, второе спокойно.

– М-м-м, – издала она очередной протяжный звук, дернувшись вправо и влево. Сильная хватка не ослабла, неизвестный мужчина больше не проронил ни слова, а в голову полезли мысли о Казакове и Сергее. Они в Москве и не знают, что здесь происходит, и не забеспокоятся до обеда или даже до ужина.

Перед глазами поплыло, одна темнота наложилась на другую, и… Валька потеряла сознание.

– Спасибо, – сказал Федор. – Я, конечно, не лягушка, но тоже могу произвести нужное впечатление…

Уложив драгоценную ношу на переднее сиденье машины и пристегнув ее ремнем безопасности, он осторожно закрыл дверцу.

Глава 17

Валька очнулась, когда в окне промелькнул первый указатель. Убрав со лба челку, посмотрев на свои голые коленки и пижамные шорты, она повернула голову в сторону водителя и не поверила собственным глазам. Лысый маньяк сидел рядом.

– Вы… – выдохнула она, встретившись взглядом с Федором. – Вы!

– Я же говорил при нашей первой встрече, что ты мне понравилась. Проснулся сегодня утром и думаю: а не пригласить ли столь симпатичную девушку в какой-нибудь ресторан…

– Вы ненормальный? Федор?.. Федор!

– Ты помнишь мое имя? Даже не могу передать, как это приятно. Видишь, я тоже запал тебе в душу, так что не ругайся, все к лучшему.

– Немедленно остановите машину! – потребовала Валька, но тут же осеклась. Вот теперь поведение Федора уж точно походило на поведение маньяка: запомнил ее, подготовился, прокрался в комнату, похитил… Самое ужасное, что помощи ждать бесполезно, никто не придет и не спасет. – Куда мы едем?

– В Москву.

– Зачем? Вы меня…

– Размечталась. Делать мне больше нечего. Я взял с собой твои босоножки и платье, переоденешься, погостишь у меня немного, а там посмотрим.

Словам Федора Валька поверила. Сама не поняла почему, но поверила. Было в его голосе что-то нерушимое и простое одновременно.

– Что значит посмотрим? Я домой хочу, – торопливо произнесла она и принялась нервно кусать губы. Как себя вести? Как?!

– А где твой дом? – спросил Федор, бросив на Вальку тяжелый взгляд.

Сердце у нее ухнуло. Почему он задал такой вопрос и почему так внимательно посмотрел?

– Верните меня обратно.

– Это твой дом?

– Чего пристали, не ваше дело! – почти выкрикнула Валька и категорично добавила: – Поворачивайте немедленно!

– Ты едешь ко мне, – отрезал Федор, – и больше мы эту тему не обсуждаем.

Опять почувствовав в его голосе нерушимость, Валька притихла. Да и стоит ли орать, лучше уж хорошенько подумать, как выпутаться из этой истории. Вечно ее похищают, пора уже привыкнуть к подобным виражам судьбы… Но в любом случае нужно сопротивляться. Сразу вступать в открытый бой необязательно, пусть Федор объяснит, в конце концов, чего ему надо… Ага, сначала объяснит, а потом голову открутит! Валька сжала зубы и решила молчать до тех пор, пока машина не остановится. А потом можно распахнуть дверь и пулей броситься куда глаза глядят! Кажется, на поляне она уже использовала этот прием и никаких результатов не добилась. Но на этот раз она не упадет. Будет стараться не упасть. Ноги станет поднимать выше, за корягу или камень не зацепится!

Ночью на дорогах нет помех – машина неслась к Москве, минуты на электронных часах менялись быстро.

– Приехали, – паркуясь во дворе около детской площадки, сказал Федор.

Подъезд как подъезд. Валька попыталась отыскать номер дома, но никаких опознавательных знаков не увидела, тусклые фонари мало что освещали. «Сейчас он выйдет, я выскочу и побегу…» Дверные замки тихо щелкнули, ремень безопасности издал продолжительный скользящий звук, сильная рука сжала запястье.

– Ты не успеешь убежать. – Федор заглянул Вальке в глаза и бесшумно вздохнул. – Я, конечно, страшный, но… Тебе нечего боятся. Поверь, иногда обстоятельства складываются таким образом, что иначе нельзя. – Федор мысленно назвал себя абсолютным идиотом, еще раз вздохнул и пришел к выводу, что самое простое – это притащить девчонку в квартиру и запереть. – Держи босоножки. Надевай.

Валька сморщилась, точно разжевала лимонную дольку, и почувствовала, что готова опять хлопнуться в обморок. Невозможно выдержать такой взгляд, под гипнозом, наверное, и то легче.

Она не шелохнулась ни когда Федор вышел, ни когда расстегнул ремень безопасности, ни когда вытащил ее из машины, ни когда взял за руку. Крепко взял, вот теперь не сбежишь.

– Кофе любишь? Я могу сварить.

– Нет, – вяло ответила Валька, передвигая ватные ноги.

Квартира Федора ей не понравилась. Просторная, с дорогой мебелью, но все не на месте, все не так, как она любит. Диван в гостиной слишком темный, шторы мрачные (словно у графа Дракулы), на кухне нагромождение бытовой техники (барахло), на холодильнике нет ни одного магнита (скукота), в ванной ковер с иероглифами (кошмар какой-то), и так далее и тому подобное.

– Не в музее, – усмехнулся Федор, глядя, как Валька недовольно изучает обстановку. Он отметил, что она ожила, щеки порозовели, движения стали обычными.

– Вы один живете?

– Да.

– А почему не женились до сих пор?

– Некогда было.

– Конечно, когда вам! – Валентина фыркнула и уставилась на Федора.

– Ты чего?

– У вас волосы выросли. Немного.

– Не может быть, – захохотал он в ответ.

– Чего смеешься?! Я же в тот раз тебя пожалела, подумала, облысел раньше времени, переживает, наверное.

– Очень страдаю, не сплю, не ем из-за этого. – Федор подошел к Вальке вплотную и резко спросил: – Так как тебя зовут?

– Марина, – неуверенно ответила она, с трудом вспоминая, как представилась в прошлый раз.

– Почему-то мне кажется, что ты врешь. Я прав, Валентина?

Валька вздрогнула и отшатнулась. Выстроенный с огромным трудом положительный настрой вмиг улетучился. Теперь можно утешать себя сколько угодно, можно бесконечно придумывать версии, объясняющие, почему она оказалась в руках Федора, но истина одна – он не случайный человек на ее пути, он знает, что делает.

– Откуда тебе известно мое имя? – Валька старательно собрала мужество в маленькую смешную кучку и приготовилась услышать правду. Есть же правда, но только в чем она?

– Я вряд ли буду отвечать на твои вопросы, это не входит в мои планы.

– А что входит в твои планы?

– Кому принадлежит дом, в котором ты сейчас живешь?

– Не скажу.

– Да выяснить – не проблема, я просто не успел еще.

– Вот и выясняй сам. – В Валькиных глазах задрожали слезы, подчеркнувшие ее беспомощное и жалкое положение. – Отпусти меня! Я хочу домой!

Федор прогнал прочь чувства, заполнившие душу: ну, маленькая, ну, плачет – ерунда… Рявкнуть бы на нее, чтобы перестала выкручиваться и объяснила все как есть. И вообще, пусть скажет спасибо, что Полякову ее не сдал.

– Тише, – попросил он.

– Ненавижу, ненавижу! Откуда ты только на мою голову взялся! – зарыдала Валька, сжимая кулаки. – Не хочу здесь оставаться ни одной минуты! Ненавижу!

Маленькая девчонка. Не удержавшись, Федор сделал шаг и щелкнул ее по носу.

Глаза Вальки округлились, слезы застыли, губы дрогнули. Так всегда делал ее отец, и больше никто…

– Не смей, слышишь, не смей, – замотала она головой, – больше никогда не прикасайся ко мне так…

– Ты угрожаешь? – улыбнулся Федор, не понимая ответной реакции.

– Я сказала, не смей!

– А то что?

– А то… А то… Мой жених убьет тебя, слышишь, убьет! – выпалила Валька, свято веря в свои слова. Да! Да! Сергей придет и спасет, а этот тип перестанет так нагло улыбаться, получит по физиономии и больше никогда не посмеет даже смотреть в ее сторону!

– Твой жених? Сомневаюсь.

– Ты с ним незнаком. А он самый лучший, не то что некоторые, – выстрелила Валька в упор. – Он придет и спасет меня. Ясно?

– Не придет. Боюсь, у него слишком много дел.

– Он меня любит! – Валька бросилась к окну и попыталась открыть створку. Ей нестерпимо захотелось глотнуть свежего воздуха, превратиться в птицу и улететь в далекие края.

– А ты знаешь, что он женат? – спросил Федор ровным, спокойным голосом.

– Женат… – Рука замерла, сердце, казалось, остановилось. – Кто?

– Сергей.

– Это неправда…

Валька даже не удивилась тому, что практически незнакомый мужчина знает имя близкого ей человека. Она удивилась другому: что поверила, сразу поверила… Федор не врал. Сергей редко оставался у Казакова, он почти всегда возвращался в Москву. Как бы Валька ни просила задержаться подольше – он уезжал. А Юрий Яковлевич никогда не был против того, чтобы Сергей остался, тоже предлагал… Почему же раньше это не приходило ей в голову, что же она такая слепая оказалась? И если сейчас быстро поверила, значит… Нет, Федор обманывает! Валька вздернула нос, торжественно улыбнулась, как положено улыбаться сильным людям перед расстрелом, и гордо произнесла:

– Ты можешь не отпускать меня тысячу лет, но я не позволю…

Федор увидел, как худенькие плечики дрогнули, как поникла голова, как тонкая лямка пижамной майки съехала с плеча. Да, он это сказал. Да, знал, что сделает больно, но иначе было нельзя.

Его вдруг волной отбросило в прошлое, в лицо пахнуло холодом, мышцы напряглись и стали каменными. В душе проснулась тайга: дикая, бескрайняя, пустынная… Федор посмотрел на Вальку совсем другими глазами.

– Иди сюда, иногда я бываю даже очень ласковым. Ты же хочешь ему отомстить, не так ли? – спросил он.

– Хочу, – Валька резко подняла голову.

Глаза, полные одиночества и боли, встретились с точно такими же, стрелы отчаяния полетели навстречу стрелам силы. Встретились и повисли в воздухе, не смея коснуться друг друга, не смея оставить на сердце еще одну царапину горечи…

Федор первый отвел глаза.

– Я с малолетками не сплю, – бросил он, вынимая сигарету из пачки. Взял пепельницу, затянулся и сел на диван.

Валентина пристроилась рядом, точно воробей к теплой трубе, и после минутного молчания спросила:

– А дети у него есть?

– Да. Сын. Митька.

– А сколько ему?

– Четыре с половиной.

Наверное, когда Сергей приходит домой, то к нему бежит сынишка. Маленький, забавный. Отцовские руки подхватывают его и поднимают к потолку. Мальчуган хохочет и выкрикивает: «Папа, папа!» Валька вытерла слезу. А потом из комнаты выходит жена. Красивая, обязательно красивая, как манекенщица, и всегда улыбается. Они счастливы – это называется семья. Общие хлопоты, радости, горести… У некоторых мужчин бывают любовницы. Да. Зачем? Непонятно. Скучно, наверное, вот и маются дурью. Правда, недолго. Наиграются, успокоятся и обратно к жене, детям. Удобно и необременительно…

Валька вспомнила отца и усомнилась в своей предыдущей теории. А если это любовь? Если семьи давно уже нет? Видимость одна, не более того. Но не зря же в душе всегда присутствовали сомнения по поводу чувств Сергея? Никогда не было уверенности, что он выбрал ее из миллиона других – ее одну. Вообще-то, один раз была уверенность.

«Зачем же он так сделал?

Мог хотя бы предупредить, что женат…

А как бы она поступила в таком случае?»

Валька задумалась… Сергей очень и очень нравился. Устояла бы? Наверное, нет. И чем же она отличается от Ольги? Стоило вспомнить это имя, как слезы мгновенно высохли, а кулаки сжались. Нет, ни к чему сравнения, не такая она, не такая!

Обычно становится гораздо легче, когда вымещаешь на ком-то злость. Сначала легче, а потом наоборот… Вскочив, она схватила со стола глиняную вазу и швырнула ее в стену – осколки полетели во все стороны.

Федор сидел молча, не мешая Вальке думать, но когда та сорвалась с места, понял, что успокаивать девчонку придется. Потушив сигарету, он посмотрел на стену и усмехнулся – можно только надеяться, что «Оксаночка» не проснулась, а то примет грохот за знак внимания, и придется потом выставлять ее за дверь.

– Садись, давай поговорим, – сказал Федор, закуривая следующую сигарету.

– Я должна найти ее.

– Жену?

– Нет.

– А кого?

– Женщину в черном, – выпалила Валька.

Брови Федора от изумления взметнулись вверх. Галерея, экскурсовод в очках, каталог, картина «Женщина в черном»… Кажется, есть у этой загадки разгадка. Что там говорил Кепочкин? Где-то профессор видел похожую женщину… Но при чем здесь исчезновение Валентины, зачем она прячется? От кого? От Полякова? А ему что надо?

– Ты почему домой не возвращаешься? – осторожно поинтересовался Федор.

Услышав вопрос, Валька деловито отряхнула руки, хотя они не были испачканы, и для порядка задвинула стул под большой круглый стол. Боль по поводу лжи Сергея сжалась и затаилась, сердце перестало колотиться как бешеное, хоровод мыслей стих. Так… Она находится в чужой квартире, рядом с незнакомым мужчиной, который знает слишком много…

– А ты кто такой и что тебе нужно? – спросила Валька, сверля Федора отточенным взглядом. Теперь она этого человека ни капельки не боялась.

– Я вообще-то лысый черт и по совместительству твой ангел-хранитель, – улыбнулся он. Поднялся и, не удержавшись, опять щелкнул Вальку по носу.

– Я же сказала, никогда так не делай, – прорычала она.

– Извини, но я не собираюсь отказывать себе в столь маленьком удовольствии.

Вторая ваза в греческом стиле последовала за первой – прямиком в стену.

– Кто ты такой?

– Собственно, они мне никогда не нравились, это причуда дизайнера, – легко сказал Федор, игнорируя повторный вопрос. – Уже утро. Я сейчас уйду, а ты останешься здесь. Есть некоторые вопросы, на которые нужно найти ответы. Я вернусь и все объясню. Договорились?

– Ладно, – ответила Валька, сдаваясь. Она бесконечно устала бояться и воевать, к тому же ей хотелось побыть одной. Что-то вспомнить, что-то перечеркнуть, что-то забыть, а что-то исправить.

Федор ей не поверил, поэтому закрыл дверь не только на первые два замка, но и на третий, не отпирающийся изнутри без ключей.

Проводив взглядом машину, Валька отошла от окна и бегло осмотрела полки в поисках документов – кроме пяти тысяч рублей, ничего интересного обнаружить не удалось. Домой без денег вернуться невозможно, так что прощай щепетильность!

– А никто не просил его привозить меня сюда.

Подойдя к креслу, Валька взяла платье и сделала попытку расправить складки, однако ничего не получилось – юбка походила на мятую тряпку, а рядом с молнией, на спине, образовалась жеваная гармошка.

Кто такой Федор, непонятно, но вроде зла ей не желает… Думать о нем сейчас или не думать? Слушаться или нет?

Быстро отыскав утюг, Валька привела платье в порядок, тонкая розовая ткань вновь приобрела воздушность и гладкость. Вот только дверь, как назло, не открывалась. Замки вроде поворачивались, щелкали, но это результата не приносило.

– Меня заперли, – посетила Вальку гениальная мысль.

Вооружившись ножом и вилкой, пыхтя и ругаясь, она стала трудиться в поте лица: исковыряла замочную скважину, поцарапала светлое дерево, испортила шляпку одного винта и утонула в жалости к себе. Безрезультатно. Дверь и не собиралась открываться.

– Ну почему?!

Признав свое поражение, измотанная и расстроенная, Валька побрела к дивану. Свернувшись калачиком, закрыла глаза и попыталась еще раз проанализировать поведение Федора, но вместо этого уснула.

* * *

Когда об стену что-то бухнулось первый раз, Оксана подскочила на кровати, когда второй – бросилась на кухню, схватила кружку и устремилась обратно. Прислонив примитивный аппарат прослушивания к обоям, прижав ухо к холодному дну, она затаилась, пытаясь уловить хоть какие-нибудь звуки. Что у Федора происходит? Неужели ночь бурной страсти?

Но ничего интересного услышать не удалось, тогда Оксана накинула халат и замаячила около дверного глазка. Вдруг Федор выйдет, вдруг каким-нибудь чудесным образом шум объяснится…

Он действительно вышел из квартиры – с пустыми руками, внешне абсолютно спокойный.

Но не Федор же швырял в стену звонко бьющиеся предметы? Значит, кто-то остался… Но кто?

Конечно, женщина!

Оксана потуже завязала поясок пеньюара, стянула волосы в хвост, чтобы не мешались, и на цыпочках устремилась на поиски правды. Прислонив ухо к двери Федора, она задержала дыхание и нервно подумала: «Куда он в такую рань отправился? Шести еще нет. Ох, и подозрительно же…»

Сначала было тихо, а затем раздались лязгающие звуки и – о ужас! – женский голос! С трудом, но все-таки можно было разобрать недовольные фразы: «Что за хреновина…» и «Давай же, давай…». От обиды уголки губ поползли вниз, во рту появился неприятный солоноватый привкус, щеки вспыхнули, подбородок задрожал.

Привел подружку в дом…

Дождалась, называется!

И что теперь делать?

Но все же, какой негодяй!

Оксана вернулась к себе, переоделась, накрасилась и причесалась. Короткое бордовое платье в обтяжку, чулки сеточкой, туфли на тонком высоком каблуке, яркая помада и разбросанные по плечам волосы – пусть гадкая соперница поймет, кто здесь королева и без кого не может жить Федор!

Привычно открыв замки, Оксана дернула дверь, но та, к великому изумлению, не поддалась. Пришлось воспользоваться небольшим плоским ключом с острыми зазубринами – еще один замок был побежден.

«Плевать на все, я Федора никому не отдам. Он мой!»

Повиляв бедрами в качестве настроя на выяснение отношений, выпрямив спину, Оксана смело шагнула за порог.

– Эй, – не слишком громко выдала она и бросила взгляд на отражение в зеркале.

Тишина несколько настораживала, но от намеченных планов не удерживала, крадучись, Оксана зашла в гостиную.

Спящую на диване девушку она увидела сразу, и сразу же та ей не понравилась. Тягаться красотой было абсолютно не с кем. Тощая, явно невысокого росточка незнакомка не походила на роковую красавицу, короткая стрижка подчеркивала ее детскость, а острые локотки могли вызвать лишь ухмылку. Неужели у Федора настолько испортился вкус? Нет, поверить в это невозможно. Надо разбудить девчонку, и пусть все расскажет! Интересно, у них был уже секс?..

– Эй, как там тебя, вставай, – тряся девушку за плечо, сказала Оксана. Но незнакомка спала крепко и уж точно ничего не услышала и не почувствовала. «Гадина, накувыркалась с ним, теперь проснуться не может, а я ждать должна?» Пнув ногой диван, Оксана нетерпеливо прикрикнула: – Поднимайся, не у себя дома!

Разлепив глаза, Валька с удивлением посмотрела на стоящую рядом эффектную рассерженную женщину. Кажется, ночной кошмар продолжался…

– Вы кто? – спросила она, опуская ноги на пол.

– Совсем обнаглела? – выпалила Оксана, с негодованием глядя на модное платье Вальки (точно дорогое!). «Значит, Федора на богатенькую потянуло… Этого только не хватало!» Она уперла руки в бока и немного наклонилась вперед, желая произвести угрожающее впечатление. – Ты в доме моего мужчины. Поняла?

Валька засмеялась, сначала тихо, а потом все громче и громче. Она вдруг действительно кое-что поняла, вернее, интуитивно почувствовала. Перед ней не любимая женщина Федора, а, скорее всего, брошенная подруга или дамочка, которой он никогда взаимностью не отвечал. Приперлась разбираться в шесть утра – размалеванная и разодетая… Наверняка соседи просигнализировали. Федор никогда бы не полюбил такую, он… Другой. Валька не смогла подобрать нужных слов, но в душе вновь появилось ощущение, будто порхает бабочка, шуршит крыльями, просится на свободу. Ерунда.

– Я спрашиваю, поняла?

Валька встала и расправила платье.

– Мне все равно, кто ты такая, – огрызнулась она и улыбнулась в качестве маленькой мести.

– Ах ты заморыш! – задохнулась Оксана, выпрямилась и с отчаянием стукнула кулаком по столу. Девчонка-то не собирается дрожать от страха, да и ведет себя здесь как дома!

Но особенно задело то, что у новой подружки Федора приятная улыбка, и хотя девушка угловата, она обаятельная и какая-то особенная (мелкая, но особенная!), а такие нюансы мужиков цепляют, даже очень.

Рассмотрев соперницу с ног до головы, Оксана натолкнулась на острый взгляд. Натолкнулась и тут же узнала: это ведь та длинноволосая блондинка с фотографии, только коротко стриженная и темненькая! Да, да, та самая! Оксана побледнела. Значит, это серьезно, значит, давно уже тянется их роман. Несколько дней! А она так надеялась, что Федор просто притащил случайную девчонку на ночь – развлечься и забыть. Развлечься и забыть! Фотографию ее хранит… Тьфу! Сволочь!

– Не думай, что Федор с тобой надолго, – зло сказала Оксана и улыбнулась едко, насмешливо. – У него таких вагон и еще тележка.

Валька, нахлебавшись за ночь отрицательных эмоций, набрала в легкие побольше воздуха, затем выдохнула и из вредности с толком и расстановкой сообщила:

– А мы с Федором скоро поженимся, и, пожалуйста, не надо так орать, я жду ребенка – волнения мне противопоказаны. Жить после свадьбы мы будем здесь. Да, точно. Тут уютно и из окон прекрасный вид.

Валька сама не ожидала от себя таких слов. Еле сдержав смех, она сжала губы и вздернула нос. «Дверь открыта, дверь открыта… – пронеслось в голове. – Я свободна!»

Пережить такое Оксана не могла, она закричала, обрушив на соперницу миллион самых обидных оскорблений и проклятий, замахала руками и покрылась красными пятнами. Пожав плечами, Валька взяла с книжной полки пять тысяч рублей, надела босоножки и победно покинула квартиру.

На улице веселье отхлынуло. Пустынный двор, еле уловимый скрип качелей и ряд куличиков в песочнице напомнили о Сергее. Она и не забывала о нем, просто отгородилась от боли на время.

Валька подошла к песочнице, дотронулась пальцами до подсохшего за ночь куличика, и тот рассыпался, демонстрируя тем самым недолговечность всего, что есть на земле.

– Неправда, – шмыгнула носом Валька. – Любовь вечна.

Она вздохнула, поправила бретельку платья и направилась к проезжей части. Нужно возвращаться. Но теперь она никого ждать не будет – поедет сама к Ольге, а Сергею задаст один вопрос. Всего один.

* * *

– Бабушка, расскажи сказку.

– Хорошо, а ты еще поспи, чего вскочил ни свет ни заря. Закрывай глазки, давай-ка я накрою тебя одеялом.

Дарья Владимировна засуетилась вокруг внука, а он, довольный повышенным вниманием, свалившимся на него из-за ветрянки, улыбнулся до ушей.

– Рассказывай уже, – потребовал маленький Митька, подкладывая под щеку ладошки.

– Бежит по лесу мышка, видит – теремок стоит, она и спрашивает: «Кто-кто в теремочке живет, кто-кто в невысоком живет?»

– Не-е-ет, – протянул Митя, морща курносый нос. – Такую сказку не хочу, надоела.

– А какую же хочешь?

– Ты сама придумай.

Погладив внука по голове, Дарья Владимировна вздохнула. На сердце была печаль, которая с каждым днем становилась все тяжелее. И поговорить-то не с кем, да и надо ли?..

– Жили-были мужик да баба, – начала она, откинувшись на спинку кресла. Руки ослабли, глаза погасли. – Жили хорошо, ладили друг с другом. И было у них два сына. Старшего звали Федор, а младшего Сергей…

– Как моего папу? – перебил Митька, отрывая голову от подушки.

– Да, как твоего папу. Федор был озорным мальчиком, но учился хорошо, с удовольствием. Родителям помогал. Однажды очень захотел стать летчиком, продырявил коробку от пылесоса, залез в нее и скатился кубарем вниз с высокой горки. Ох и ругала его мама. – Дарья Владимировна улыбнулась. – А потом решил стать пиратом, поймал голубя и два месяца учил его говорить: «Свистать всех наверх!» Не научил, конечно. Сергей тоже был прилежным мальчиком, но поспокойнее. Любил с приятелями гулять во дворе. Прихватит пачку печенья и пропадет на полдня: то в прятки играет, то в разведчиков. Дружили братья, правда, друг с другом много времени не проводили. А потом их отец заболел и умер. – Дарья Владимировна помолчала немного. – Что ж, в жизни по всякому бывает… Шли годы, братья подросли, возмужали, у каждого появилась своя работа. Но потом налетели тучи, и точно тень между Федором и Сергеем пробежала… Разругались они, не знаю даже почему…

– Вы чего это, Дарья Владимировна, мальчику всякую чушь рассказываете. Нечего ему голову морочить, – раздался недовольный голос Елены.

– Тише, Митенька давно уснул. Всю ночь, бедный, промаялся с температурой, да и прыщики чешутся, пусть поспит спокойно.

Поднявшись из кресла, Дарья Владимировна прошла мимо невестки и отправилась на кухню. Елену она не любила и никак не могла понять, что в ней нашел Сергей. Была одна мысль, объясняющая многое, но приходилось гнать ее прочь. Не думать же, что сын женился на грубой, излишне самоуверенной женщине по расчету. Больно это и стыдно. Но со стороны все равно видно, что нет меж ними ни любви, ни взаимопонимания. Особенно сильно стали ругаться, когда отец Елены разорился – был состоятельный бизнесмен, молодых дарами заваливал, а потом богатство растворилось в воздухе, он спился и знать теперь никого не желает. Один интерес в жизни – водка. Случилось все это через полгода после свадьбы. Сергей стал пропадать на работе и к жене интерес потерял, а она беременной оказалась. То ли ребенок держит, то ли устраивает такая жизнь, то ли чувства все же есть, попробуй пойми.

Дарья Владимировна вздохнула, налила в узкую высокую кружку чай и села за стол. Придвинула вазочку с печеньем, посмотрев без аппетита на обсыпанные сахаром квадратики. Вроде в достатке живут, Сергей хорошо зарабатывает, а тягостно в доме, нехорошо. Один Митенька отрада да утешение.

– Нашли о ком горевать. О Федоре, – фыркнула Елена, заходя следом. – Где он? Уверена, о вас и не вспоминает, а вы все слезы льете. Не надоело?

– Он мой сын.

– Ну и что? Чем тут гордиться? Плевал он на вас с высокой колокольни. Сколько Сергею нервов попортил, а еще брат называется. Избил его, бросил на ходу: «Не ищите меня!» – и пропал. Уж полтора года прошло, а вы все в окно смотрите – не идет ли сыночек Феденька?.. – Елена скривила губы. – Забыл он вас.

– Неправда. Не пойму, почему ты такая злая, – покачав головой, сказала Дарья Владимировна. Всегда старалась держаться ровно по отношению к невестке, а тут не стерпела. – Ты женщина, мать, разве так можно?

– Да что вы говорите, – задохнулась Елена. Раньше от свекрови подобных слов слышать не приходилось. «Почему ты такая злая?» Да вот есть отчего злиться на Федора! Выставил ее полной дурой, до сих пор противно вспоминать.

Елена откинула с лица русую прядь волос и поджала губы. Федор сразу понравился, вот только познакомилась она с ним уже после свадьбы с Сергеем – сто раз пожалела, что так поторопилась. Но все равно, надежды не теряла, кто же ей откажет?

Так долго ждала, когда случай представится, и вот удача: Федор заночевал у них, свекровь в санатории, а Сергея срочно вызвали на работу. Уж красилась, наряжалась, мечтала… Прокралась в комнату, где Федор спал, и легла рядом, а он… Вышвырнул в коридор, как дешевку какую-то!

– Что считаю нужным, то и говорю, – ответила Дарья Владимировна. – Добрее надо быть.

– Не вам мне указывать. Вы бы лучше внуком занимались, думаете, легко нынче детей растить. А то вся ваша любовь на Федора направлена, которого уже сто лет никто не видел.

– Как ты можешь? Я Митеньку очень люблю, почти все свое свободное время провожу с ним.

– А выходные? Весь месяц к своей подружке на дачу по субботам и воскресеньям ездите, ни разу мальчика с собой не взяли. А мне тут разорваться, что ли?!

– Лена, у моей приятельницы дом только строится, и взять Митеньку с собой я не могла, – ответила Дарья Владимировна, нервно теребя золотой кулон. – Тебе нужно самой побольше проводить времени с сыном, он скучает…

– Чего ему скучать, когда я почти всегда дома? А вот Сергей им совершенно не занимается, ему лекции и читайте. Слушать от вас советы и пожелания просто смешно. Вы сами кого вырастили? Один шатается черт-те где, а второму ничего в жизни, кроме денег, не надо! – Елена с грохотом отодвинула стул и села напротив свекрови, закинув ногу на ногу. – Да, я знаю, почему Сергей на мне женился, думал, богатую наследницу подцепил! Деньги моего папочки не давали покоя. А теперь-то, конечно, от меня нос воротит. Считай, бесприданница!

Ничего ответить Дарья Владимировна не успела, да и не знала, что ответить, – раздался звонок в дверь, и она поспешила в коридор.

Глава 18

Мать. Вот она стоит, прикрыв рот ладонью, не в силах стереть слезы, текущие по щекам. Стоит и не верит, что вернулся ее блудный сын, которого она так долго ждала. Это к ней Федор приезжал почти каждый день, сидел в машине и смотрел, как она выходит из подъезда, то одна, то с забавным, подросшим Митькой. Мать. Это она оплачивала счета за его квартиру, пока он шлялся по болотам и ненавидел весь белый свет. Она не позволяла себе быть слабой, когда он себе позволял. Федор сделал шаг вперед и застыл.

– Прости, – сказал он. Прижал ее к себе и погладил по седым волосам. Первый поток материнских рыданий утонул в его широкой груди.

– Феденька… Феденька… Заходи же скорей, радость-то какая.

Дарья Владимировна, смахивая слезы, потянула сына в квартиру. Из кухни выглянула Елена. Выглянула и побледнела – совсем не ожидала увидеть такого гостя. Не понимая, как теперь себя вести, она юркнула в спальню и, оставив дверь приоткрытой, напрягла слух. Любопытство разъедало изнутри: где Федор был, что делал, женился или нет?

– Ты подрос никак?

– Ну, ты что, – немного смутившись, улыбнулся Федор. Он уже отвык от такой искренней любви, направленной в его сторону, и, чтобы немного прийти в себя, заспешил в ванную. Вымыл руки, посмотрел на свое отражение и по-доброму усмехнулся. Елену он видел, но желания поздороваться не возникло.

Вынув из холодильника все, что лежало на полках, Дарья Владимировна загремела тарелками и сковородками. Сын вернулся. Голодный, наверное. Торопясь, она ловко намазала несколько кусочков хлеба маслом и прикрыла сверху сыром. Мясо полетело на сковородку, овощи отправились в миску вместе с укропом.

– Мам, не надо… – заходя на кухню, замялся Федор. Неловко, мать суетится, старается, но это же он должен заботиться о ней, должен бесконечно просить прощения за последние полтора года. Ссутулилась, поседела – разве нет в том его вины? Есть. – Мам, я соскучился. Ты уж прости, что дурак такой…

Дарья Владимировна вновь зарыдала. Замахала полотенцем и сквозь слезы забормотала:

– Ну что ты, сынок… Что ты… Волновалась, конечно, ты бы хоть письмо написал, а то ведь сердце изболелось. Все думала – жив ли?.. Ждала тебя… Сейчас покушаешь, поспишь…

– А Митька где?

– Спит, умаялся он. Подхватил во дворе ветрянку, два дня уже болеет.

Есть Федору совсем не хотелось, но отказаться не посмел, придвинул тарелку и под переполненным любовью взглядом матери стал резать отбивную.

– Сынок, ты где был? Сам-то не болел?

– Нет, не беспокойся, здоров. А жил в тайге. Не знаю, как там оказался, захотелось побыть одному, захотелось иной жизни: без телефонов, машин, денег… Вот и сорвался с места.

Почти час рассказывал Федор про долгую зиму, про короткое теплое лето, про людей, живших неподалеку от его ветхой избенки. Дарья Владимировна слушала, не перебивая, гладила сына по руке и подкладывала салат и мясо на тарелку. Много вопросов было в душе, но мать спрятала их, не желая омрачать хоть чем-то долгожданную встречу. Даже не стала спрашивать, почему он тогда избил Сергея, чего не смог ему простить?

Федор постоял у кроватки Митьки, посмотрел на него и пожалел, что пришел с пустыми руками. Ничего, сейчас со своими делами разберется, а вечером приедет снова и завалит парня игрушками, чтобы был счастлив и, растерявшись, не знал, какую коробку открыть первой.

– Пойдем, а то проснется, – прошептала Дарья Владимировна, поправляя пестрое одеяло.

– Мам, а Сергей где? – спросил Федор, когда дверь детской закрылась.

– На работу поехал, последнее время дома редко бывает. И с Еленой у них что-то не ладится, – тихо ответила она, отмечая про себя, что Федор спокоен и на брата, похоже, злобы не держит. Кто из них в чем виноват, непонятно, дай бог, чтоб забыли старые обиды.

– Так рано?

– Разминулись вы с ним минут на двадцать.

– Я с Леной поговорю.

– Конечно, сынок, а я пойду чайник вскипячу, у нас и пирожные есть, вчера купила.

Елена от волнения схватила журнал и принялась им обмахиваться. Сейчас Федор зайдет, сейчас зайдет… Ничего в этом нет, но все же… Какой он стал! А впрочем, он и был такой. Хищный и просто умопомрачительный! Интересно, как Серега отреагирует на появление Федора? Позвонить, предупредить? Ну уж нет, пусть сами разбираются, братья все же. А ей лучше сохранять нейтралитет, вдруг со временем удастся окрутить загулявшего родственничка. В тайге, значит, он был, не зря взгляд такой… Волчий.

В комнату зашел Федор и плотно закрыл за собой дверь.

* * *

Валька неслась в дом Казакова на всех парусах, никто не должен знать о ее отсутствии. А если Сергей рано приехал? Ничего страшного, всегда можно сослаться на бессонницу: встала в семь и решила прогуляться по окрестностям. Правда, дверь закрыта на замок, и в дом придется влезать через окно…

«Мерседеса» за забором не было, и Валька, обрадовавшись, пошла быстрее. О том, что Сергей оказался женатым, она старалась не думать, хотя очень хотелось заглянуть в карие глаза и спросить: «Как же ты мог так со мной поступить?» Впрочем, она это сделает, обязательно, только попозже, когда разберется с прошлым.

Валька переоделась и привела себя в порядок. Не найдя сумку, она немного расстроилась и сунула мобильник и деньги в другую – новую, пахнущую кожей, украшенную многочисленными карманами.

Раздался звук подъезжающей машины. Валька подошла к окну и увидела «Мерседес».

– Приехал, – прошептала она и прищурилась.

Встреча с Сергеем оказалась вовсе не такой, как рисовало воображение. Не удалось спрятаться за маской равнодушия или сделать вид, будто все как всегда. Сердце заныло и зарыдало надрывно и протяжно.

«Мне паршиво», – охарактеризовала свое душевное состояние Валька и распрощалась с надеждой отправиться к Ольге прямо сейчас.

Она прошлась по комнате, настраиваясь на легкость, выдавила из себя пару плохо состряпанных улыбок, крутанулась на каблуках для искусственного веселья и посмотрела на часы. Наверное, Сергей уедет в двенадцать, и вот тогда… Глаза Вальки хитро блеснули, в мыслях появился Федор. Он вернулся? Уже ищет ее? Какие вопросы собирается решить? И главное – кто он?

– Ты чего насупилась? – спросил Сергей, чмокая Вальку в щеку. – Я же приехал. Сейчас в Москву прогуляемся. Казаков горит на работе, и ему совершенно не до нас.

– Он обещал позвонить Ольге утром.

– Я разговаривал с ним по телефону. Юрий Яковлевич просил передать, что сможет позвонить только вечером. Все его там дергают, отвлекают. Пирожных хочешь?

– Ага, – кивнула она. – Давай поедем побыстрее, ужасно надоело сидеть на одном месте.

Если Валька еще на что-то надеялась, то в ту минуту, глядя на Сергея, поняла: счастья с этим человеком у нее быть не может. А поняв, почувствовала не только горечь, но и облегчение, оттого что не успела полюбить всем сердцем. Да, душа будет болеть, и воспоминания еще сто раз не дадут уснуть, но это пережить можно. Она сама должна поставить точку.

Оказавшись в центре Москвы, Валька расслабилась. Суета, яркие плакаты и витрины магазинов повлияли на растревоженное сердце благотворно. Покосившись на Сергея, она вспомнила, как Федор щелкнул ее по носу, и стало тепло и спокойно.

Если бы Вальку спросили, какой была эта ночь, плохой или хорошей, она бы не сразу ответила. Нет, не плохой. Болезненной, но не плохой. Хорошей.

Сергей остановил машину около яркого кафе, увешанного горшками с цветами. На улице стояли круглые коричневые столики в окружении жестких плетеных кресел, белые салфетки дрожали на ветру.

– Я отойду, – бросил Сергей, махнув на дверь кафе. – Закажи что-нибудь на свой вкус, я скоро.

Пролистав меню, Валька отложила папку в сторону и повернулась к дороге. Тут же вздрогнула, вцепилась пальцами в край стола и не поверила собственным глазам. С огромной афиши, установленной около клумбы, на нее смотрела Ольга. Вся в черном.

– Этого не может быть, – замотала головой Валька, – не может быть.

«Шарлотта Беар выступит сегодня с последним концертом… Необыкновенная, загадочная певица, обладающая уникальным голосом…»

Валька привстала, а затем плюхнулась в кресло. По коже поползли мурашки. Они ползли и ползли, как муравьи, которым нет числа… Так вот почему на одном из писем были нарисованы ноты… Ия Марковна рассказывала, что маленькая Ольга пела странным писклявым голосом… Она певица! Известная певица! И наверняка никто в доме отдыха «Грени-Люкс» не знает, что Ольга Кравченко и Шарлотта Беар одно лицо… Если одеться иначе, не краситься…

«Наверное, я ошиблась», – подумала Валька и стала внимательно изучать афишу, но на нее продолжала смотреть женщина с пропавшей картины.

– …выступит сегодня с последним концертом…

Сегодня последний концерт…

Сегодня…

Валька резко встала и пересела за другой столик, теперь афиша была скрыта раскидистым кустом.

«Рассказать Юрию Яковлевичу или нет?» – Совесть кашлянула для порядка и затихла.

Если Казаков узнает, то разволнуется и, возможно, отложит встречу. Валька побарабанила пальцами по столу и воровато огляделась, будто кто-то мог прочитать ее мысли. Но, с другой стороны, делиться новостью сразу необязательно, потому что она приняла решение отправиться к Ольге самостоятельно. У нее, как и у Федора, есть вопросы, которые нужно решить.

– Ты почему пересела? – спросил Сергей, протягивая руку к папке меню.

– Солнце в глаза, – коротко и легко ответила Валька.

Дорога к дому Казакова казалась невозможно долгой. Километр за километром, километр за километром. «Когда же мы приедем, когда же я останусь одна?»

* * *

Разговор с Еленой занял не больше пяти минут. Федор только хотел узнать, на того же человека работает Сергей или нет? Некогда выяснять, кому принадлежит дом, в котором жила Валентина.

Елена, поразмышляв несколько секунд, произнесла очень знакомое имя: «Казаков Юрий Яковлевич». Ответ не удивил.

– Мам, ну что ты, я разберусь с делами, куплю Митьке подарки и приеду во второй половине дня. Обещаю, – сказал Федор, прощаясь с матерью. Дарья Владимировна улыбалась и кивала, но в глазах дрожали слезы. – Я вернулся и уже никуда не денусь. Честное слово!

В машине он закурил, решая, куда теперь направиться.

Телефон Сергея не отвечал. Федор набрал свой домашний номер, но Валентина трубку тоже не подняла. Боится, спит? Он позвонил еще раз и опять услышал гудки. Надо было сказать ей, что он частный детектив, и его наняла Наташа, тогда бы Валька расслабилась и перестала паниковать. Хотя если бы усомнилась и решила проверить, позвонив подруге, то пришлось бы оправдываться и городить новое вранье.

Федор вспомнил про сумку Вальки, оставленную ночью на заднем сиденье, и обернулся.

«Нужно отдать».

Взяв ее, он машинально открыл молнию и сразу увидел небольшую стопку фотографий. Сначала с любопытством, а потом с изумлением Федор принялся листать карточки: Валентина, опять Валентина, Валентина и Матвей Кашин. Как так? Далее Кашин появлялся почти на каждом снимке.

– Барсук, а ты-то тут при чем?.. – выдохнул Федор и протянул руку к телефону.

– Матвей Кашин слушает, – раздался в трубке до боли знакомый голос непутевого приятеля.

– Ты какого хрена фотографируешься с Баталовой Валентиной?!

– Рябов, ты, что ли? Чего орешь?

– У меня в руках фотографии, на них ты и светловолосая девушка, Баталова Валентина, если, конечно, это имя тебе о чем-нибудь говорит. А теперь объясни, какого черта ты позировал во всех ракурсах?

– А-а-а, вот ты о чем, – хмыкнул Барсук. – Теперь понятно… Я там хорошо получился?

– Лучше не бывает.

– Страшный? На иностранного шпиона похож?

– Страшнее не придумаешь, – огрызнулся Федор.

– Отлично, – самодовольно ответил Мотька. – Видать, актерского таланта во мне предостаточно. Эх, сейчас бы вернуть молодость, я бы образование нужное получил, узнавали бы меня повсюду, приветствовали… А то лучшие годы ювелирному делу отдал, а теперь из-за проклятого алкоголя руки трясутся. Но я больше не пью. Новую жизнь начал. Женюсь, между прочим. На Люське.

– Поздравляю, а теперь отвечай на вопросы и не отвлекайся.

– Так я что… Я ничего. Заплатил твой братец, я и сыграл, жалко, что ли. Серега попросил потаскаться за девчонкой, а сам фотографировал. Понятия не имею, зачем ему этакая петрушка, но денег дал. Я их в тот же день и продул в картишки. А теперь все! Люблю Люську и жить без нее не желаю!

– Сиди дома, я, может, приеду к тебе с одной девушкой.

– С той, что на фотографии?

– Да.

– А она меня не прибьет?

– Не успеет, я с удовольствием сделаю это сам.

Валька, Валька… Как же тебя обманули, обвели вокруг пальца. Воспользовались душой наивной. Федор отправил сумочку обратно на заднее сиденье и закурил. Надо найти Сергея и заставить его выложить все карты на стол. Есть еще Поляков и непонятная «Женщина в черном», а также Казаков Юрий Яковлевич. Налетели со всех сторон, коршуны…

Так… Нужно разобраться с адвокатом, потом пулей за Валькой, затем вместе к Барсуку – пусть его послушает… А после куда?

Экран телефона загорелся, мобильник зажужжал и запел.

– Федор, доброе утро, это Кепочкин беспокоит.

– Привет Иннокентий Петрович. – Федор устало вздохнул. С одной стороны разговаривать по пустякам времени не было, с другой – профессор своей болтовней всегда очень умело отвлекал от проблем, давая тем самым передышку.

– Я сегодня проснулся абсолютно счастливый. Солнце светит, погода чудесная, я бы даже сказал, бесподобная. А воздух! Запах лета! Ты будешь смеяться, но когда я вышел на улицу, представил себя огромным шмелем, кружащим вокруг цветка… Возможно, это и не очень удачное сравнение, но у меня выросли крылья, и я порхаю, порхаю…

– Тогда, Иннокентий Петрович, ты бабочка, – захохотал Федор, представляя профессора то жужжащим шмелем, то бабочкой-капустницей.

– Ну вот, ты не воспринимаешь меня всерьез, а я влюблен. Безумно! Она необыкновенная.

– Да, вкусно готовит, красивые рыжие волосы…

– Ты догадался? Я смущен.

– Да ладно, с кем не бывает, – утешил Федор. Ну и денек сегодня выдался – Валька, мать, Митька, Барсук, влюбленный профессор… Что дальше?

– Наташа замечательная, необыкновенная женщина. Я сейчас как раз у нее.

– О! Поздравляю!

– Спасибо, это действительно настоящее событие. Я бы никогда не решился на первый шаг, разве такая женщина может заинтересоваться мной? – зашептал в трубку Кепочкин. – Я толстый. Да-да, не смейся, толстый, неуклюжий человек, а она Звезда, упавшая с неба.

– Так что же послужило поводом? Как удалось побороть страх? – усмехнулся Федор, отмечая с сожалением, что сигареты закончились. Похоже, профессор нуждался в моральной поддержке, за этим и позвонил. – Рассказывай.

– Тетрадь! Все та же тетрадь! Ты только подумай, какая у нее важная миссия. Если бы не она, я бы не познакомился с тобой, не встретил Наташу и никогда бы не набрался смелости прийти к ней вновь. Сама судьба разжала мои пальцы в тот миг, когда я перешагнул порог кухни.

– Неплохой повод.

– Отличный, просто отличный. Я пришел за тетрадкой!

– Конечно же, со сметаной, творогом и цветами.

– Да! То есть сметану я не купил, она была не очень свежая, а вот цветы, творог, маргарин и дрожжи…

– Даже дрожжи?

– А как же? Наташенька печет, ей наверняка нужны дрожжи.

– Иннокентий Петрович, до чего же ты человечище, – улыбаясь, сказал Федор. – Молодец.

– Только я не знаю, что делать дальше, – продолжил шептать профессор. – Если я ее куда-нибудь приглашу, это не будет слишком самонадеянно с моей стороны? Наташа необыкновенная, а я…

– Приглашай, не раздумывай. И не говори ерунды, вы, кстати, очень подходите друг другу.

– Правда?

– Правда.

– А куда пригласить? В кино или ресторан?

– Давай в ресторан, там музыка, потанцуете, поболтаете.

– Музыка… – задумчиво повторил Кепочкин и тут же с шепота перешел на крик: – Я вспомнил!!! Вспомнил!!!

Федор отдернул трубку от уха.

– Ты чего? – изумленно спросил он.

– Мы ходили в галерею, помнишь? Ты еще картину в каталоге показывал «Женщина в черном»! Я вспомнил, где ее видел, это она!

– Кто? – резко спросил Федор, автоматически протягивая руку к пустой пачке из-под сигарет.

– Шарлотта Беар! Известная французская певица, вернее, она из России, но уже давно живет в Париже. Я читал про нее огромную статью и под Новый год смотрел по телевизору небольшое выступление. Она всегда носит только черные наряды. Как-то ее даже упрекали в связи с сатанистами, но, уверен, это не так. Пишут всякую глупость, как людям только не стыдно! У нее очень красивый голос, билеты на концерт купить практически невозможно. Кажется, сегодня у нее последнее выступление.

– Как, ты сказал, зовут эту женщину?

– Шарлотта Беар.

– Спасибо, я перезвоню позже, – тихо ответил Федор.

Женщина в черном. Известная певица. Именно ее Валентина хочет найти… Зачем? Шарлотта Беар раньше жила в России – хоть какая-то связь… Федор положил руки на руль и поехал к офису Полякова, пора поговорить с адвокатом.

Не так много персонажей в этой истории. Сергей и Казаков по каким-то причинам удерживали Вальку у себя, явно обманывая и отвлекая благовидными поступками, а Поляков искал, но не для себя… Для Шарлотты. Она попросила, она заплатила – больше некому.

Федор взглядом пригвоздил Зиночку к креслу. Та даже не дернулась в попытке подняться. Распахнул дверь, закрыл ее за собой и уверенно подошел к столу Полякова. Громыхнул стулом, сел и порадовался застывшему смятению на лице адвоката. Глаза Федора потемнели. Если его наняли заманить Валентину в очередную ловушку, то кое-кому сейчас очень не поздоровится.

– Что-то случилось? – нервно поправляя очки, спросил Дмитрий Григорьевич. – Вы нашли Валентину?

– Да.

Адвокат вскочил со стула и тут же медленно опустился обратно.

– Где?

– Сначала вам придется ответить на мои вопросы.

– Но отчего такой тон?..

– Чтобы вам не захотелось мне врать, – придвинув к себе тяжелую мраморную подставку, Федор с угрозой посмотрел на Полякова.

– Скажите, по крайней мере, она жива?

– Да.

– Я не сомневался…

Вздохнув, адвокат потянулся к чашке и опрокинул в себя еще теплый кофе.

– Вам говорит о чем-нибудь имя Шарлотта Беар? – отчетливо проговорил Федор, внимательно наблюдая за последующей реакцией.

– Но почему вы спросили? Ничего не понимаю… Нет, незнакомо, – произнес Поляков.

– Уверены?

– Да, да, уверен, – торопливо, слишком торопливо. – А где Валентина сейчас?

– Сейчас? – усмехнулся Федор. – Сейчас она, скорее всего, собирается отыскать Шарлотту Беар. Строит планы, обдумывает детали, даже не представляю, что у нее в голове.

– Но… – Лицо Дмитрия Григорьевича дернулось, он сцепил руки перед собой, сжал пальцы так, что побледнели костяшки, и пробормотал: – Ищет?.. Но как же… Невозможно… – Затем поднял голову и встретился взглядом с Федором: – Где Валентина?

– Я отвечу только после того, как получу объяснения и буду уверен, что опасность с вашей стороны ей не угрожает.

Поляков помедлил, кивнул и взял мобильный телефон. Полгода он хранил тайну Ольги, полгода выполнял ее поручения: оберегал Валентину, был ее тенью, ненавязчиво, чтобы не вызвать подозрения, помогал материально. Лотерейный билет, рекламные акции, премии… Никому перепоручить не мог, да и не хотел…

Дмитрий Григорьевич набрал номер.

– Здравствуй, это я.

Дальше он рассказал про Федора, Валентину и попросил разрешения сказать правду. Видимо, адвокат получил положительный ответ, потому что произнес: «Да, пора, это правильно».

Положив телефон на стол, справившись с волнением, Дмитрий Григорьевич встал и посмотрел на Федора.

– Шарлотта Беар – мать Валентины Баталовой. Как вы понимаете, ни у нее, ни у меня нет желания причинить девочке зло, наоборот…

Поляков развернулся, подошел к окну и на миг задержал дыхание. Как же давно и недавно это было, он тогда сидел на работе и от скуки собирался погадать на кофейной гуще…

За полгода до основных событий

– Так что же вас привело ко мне?

Ольга выпрямилась, вуаль дрогнула. Всего лишь мгновенье – и перед ним неприступная, холодная женщина. Попытайся он сделать шаг, и Ольга вновь вытянет вперед руку, тем самым налагая запрет на любое сближение.

– Вы должны мне помочь. Я совершила тяжкое преступление… – Ольга сказала эти слова тихо, но в ушах Полякова они раздались барабанной дробью. – Я теперь готова на все… – Она закрыла глаза, вздрогнула, несколько секунд помолчала, а затем, сделав глубокий вдох, стала рассказывать, не называя фамилий, опуская детали. – Я совершила тяжкое преступление – много лет назад отказалась от своей дочери. Наверное, такое нельзя простить… Когда я познакомилась с Николаем, мне было семнадцать лет. Открытый каток, свет ламп, искрящийся лед и медленная музыка. Красиво, волшебно, – голос пропитался грустью. – Я полюбила его сразу, в один короткий миг, до боли в сердце, до головокружения. Каждый день как вспышка, как капля воды на сухую землю. Через три месяца я поняла, что беременна. Николай очень обрадовался и попросил стать его женой. Ни секунды не сомневаясь, я согласилась. Казалось, все, о чем мечтала, сбылось… Но через несколько дней судьба поставила меня перед выбором: карьера во Франции или муж и ребенок. Бог одарил меня талантом, развивая который я могла добиться очень многого, особенно за границей. Родители настаивали на отъезде, ругали и требовали сделать аборт. Николай то просил остаться, то говорил, что я не должна приносить себя в жертву. Со мной же уехать он не мог – длительное время занимался научной деятельностью, и его попросту не выпускали из страны. Потом мама сказала, что серьезно больна, здесь ее вылечить не смогут. Впоследствии выяснилось, что это неправда… Я находилась в растерянности, уже не знала, хочу ребенка или нет… Не буду вдаваться в подробности, к чему они вам. Прометавшись, я выбрала середину: родила дочь, оставила ее Николаю и уехала вместе с родителями.

– А почему вы не взяли ее с собой? – спросил Поляков и тут же смутился. – Простите, если своим любопытством причинил лишнюю боль…

– Одно из условий контракта не позволяло мне выходить замуж и иметь детей в течение десяти лет.

– Понятно.

– Моя карьера стремительно взлетела вверх. Признание, слава, почет, овации, премии… При каждой возможности я возвращалась на несколько дней в Москву, встречалась с Николаем, смотрела издалека на малышку… Николай после моего отъезда женился. Нет, не по любви, это был расчет – договоренность двух взрослых людей. Валентине, так зовут мою дочь, нужна была мать, забота… Подруга соседки сначала помогала Николаю, а потом сама предложила фиктивный брак, сказала, что одинока, любит детей и хочет заботиться о девочке. Полагая, что я никогда не вернусь, он согласился. Но Антонина преследовала свои цели. Она надеялась, что Николай полюбит ее и их отношения изменятся. Я не могу с уверенностью сказать, что между ними происходило, где правда, а где вымысел… Иногда одиночество сближает людей, но без любви, конечно, счастья быть не может. – Ольга печально улыбнулась. – Об этой договоренности мне рассказал Николай, я всегда ему верила. Узнав о наших встречах, Антонина стала злой и раздражительной, поменяла свое отношение к Валентине и постоянно требовала денег за молчание. Мы никогда не встречались, и она не догадывалась, кто я… Я не вправе осуждать эту женщину, мне ли, отказавшейся от собственного ребенка, кидать в кого-то камни, но в душе всегда была неприязнь к Антонине, да и ревность тоже. Позже появилась возможность все исправить, однако Николай не захотел. Он очень боялся, что его развод с Антониной станет для Валентины травмой.

Ольга замолчала, замерла, лишь вуаль отвечала дрожью на ее дыхание.

– Вы хотите вернуть дочь? – осторожно спросил Дмитрий Григорьевич, нервно поправляя галстук.

– Да, если это возможно.

– А Николай?

– Он умер. Приехал ко мне в гостиницу за день до смерти, привез любимую картину… Я попросила, давно ее не видела. На мне черная одежда – это траур, и вряд ли он когда-нибудь закончится. Валентина теперь одна, о ней некому позаботиться. Я готова броситься к ее ногам и молить о прощении, – голос стал тихим, надрывным. Поляков не сомневался, что по щекам Ольги текут слезы. – Но если Валентина оттолкнет меня и откажется принимать помощь, то я ничего не сумею для нее сделать. Я долго искала человека, которому смогу довериться…

– И выбрали меня.

– Да. Помогите, прошу вас.

– Я сделаю все, что скажете, – горячо ответил Дмитрий Григорьевич.

– Спасибо, – благодарно произнесла Ольга. – Если бы дочь простила меня однажды…

* * *

Федор слушал Полякова не перебивая. С теплом и нежностью тот отзывался о Валентине, точно вынужденная забота давно переросла в нечто большее. Чувствовалась в его голосе искренняя ответственность за девчушку, и это почему-то было приятно.

– Представляете, как мы расстроились, когда она исчезла, – сказал Дмитрий Григорьевич, садясь за стол. – Странно, нелепо, необъяснимо. У меня слишком большая практика, чтобы я спокойно относился к подобным случаям. Чутье подсказывало: что-то не срастается, не клеится, идет вкривь и вкось… Валентина точно в порядке?

– Да, – ответил Федор.

– А откуда она узнала про Шарлотту Беар?

– На эту тему мне мало известно. Валя ищет женщину в черном. Это как-то связано с картиной, которая, как вы сказали, находится у Ольги?

– Да.

– Пожалуй, позже я помучаю вас вопросами, – усмехнулся Федор.

Поляков понимающе кивнул и продолжил:

– Признаюсь, мой человек иногда следил за Валентиной, но редко. Кстати, он ее и упустил из виду.

– Плохо работает ваш человек, – сказал Федор, вспоминая историю с Мотькой Кашиным.

– Согласен. Я, кстати, тоже приглядывал за Валей: сразу навел мосты с ее начальством, многое разузнал о жизни девушки, все голову ломал, как помочь. Непростая ситуация… А потом – она исчезла! Ольга чуть с ума не сошла, не могла ни есть, ни спать. Ее вообще часто мучает бессонница. – Поляков расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и твердо произнес: – Знайте, я ни в чем ее не виню. – И добавил мягче, с долей смущения: – Я совсем недавно узнал, кто Ольга на самом деле. Шарлотта Беар. Необыкновенная певица, которой рукоплещут миллионы. – Вспоминая концерт в Доме музыки, Дмитрий Григорьевич счастливо улыбнулся. – Ольга хотела, очень хотела открыться дочери, но немного позже…

– Сейчас Валентина находится в моей квартире, во всяком случае, я на это надеюсь, – сказал Федор. Мысленно приплюсовав к влюбленному профессору влюбленного адвоката, он опять набрал свой домашний номер.

Всего три гудка, и истеричный голос Оксаны:

– Федор! Федор! Я специально не брала трубку, надеялась, что ты приедешь. Зачем тебе эта сопливка, слышишь меня, Федор? Она сказала, что ждет от тебя ребенка, и вы скоро поженитесь! Я не желаю верить в подобный кошмар!

Федор с удовольствием бы посмеялся над шалостью Вальки, но сейчас было вовсе не до этого. «Где она, где она…» – выстукивало сердце, тянуло и звало.

– Где она?

– Ушла, – радостно сообщила Оксана. – И больше не придет!

– Когда?

– Давно. Скажи честно, твоя подружка наврала мне или нет?

– Не наврала! – рявкнул Федор, прервал разговор и, встретив встревоженный взгляд Полякова, сказал: – Сбежала. Звоните Ольге, надо ее предупредить. Спросите, знает ли она Казакова Юрия Яковлевича, этот человек прятал Валентину. Нет, лучше дайте номер, я сам с ней поговорю.

Глава 19

Он испытывал к ней то болезненное, воспаленное, обжигающее чувство, которое уродует душу, сжигая ее до почерневших, потрескавшихся углей. Его кидало из стороны в сторону: то он представлял Ольгу дерзкой и властной, то покоренной, стоящей перед ним с опущенной головой. Оттачивал слова и фразы, собирался их бросить ей в лицо, слушал, скрипя зубами ее волшебный голос, придумывал «случайные встречи», репетировал равнодушие, рвал фотографии и распечатывал новые. Он испытывал к ней то болезненное, воспаленное, обжигающее чувство, которое называл любовью. Но любовь ли это была?..

Юрий Яковлевич познакомился с Ольгой на собственном дне рождения. Друг Николай пришел с юной, хрупкой девушкой и весь вечер держал ее за руку. Казалось, больше никто не может так звонко смеяться, так широко распахивать глаза, наивно и искренне глядя на мир. Больше ни одна женщина не может быть столь притягательной и недоступной одновременно. Голова Юрия Яковлевича закружилась, желание обладать Ольгой крепко засело в сознании. Она должна принадлежать ему, только ему!

Слушая вдохновенные рассказы Николая о любимой девушке, Казаков постоянно думал: «Почему не я рядом с ней, почему?» В сердце начинала плескаться ревность, перерастающая в тихую, однотонную ненависть, раздражающую, точно бесконечный телефонный гудок.

Юрий Яковлевич встретился с Ольгой и предпринял несколько попыток к сближению. Она удивилась, пожала плечами и сделала вид, что не догадывается, о чем идет речь. Предложила дружбу и тут же, позабыв обо всем на свете, отправилась на свидание с Николаем.

Дни складывались в месяцы, все усилия разбивались о стену чужой любви. Казаков впал в депрессию и на некоторое время устранился. Когда Ольга уехала, он вздохнул с облегчением: с глаз долой – из сердца вон. Но все оказалось не так просто. Крохотная Валентина стала постоянным напоминанием о ней. Николай доверил другу тайну и часто рассказывал забавные истории о дочери с бесконечным обожанием в голосе. Юрий Яковлевич понял – Ольга будет приезжать, будет навещать дочь и, конечно же, Николая. Чувства заскакали по кругу – страсть, ненависть, страсть, ненависть, страсть, ненависть. И опять пульсирующая мысль: «Она должна быть моей, должна!»

Успехи Ольги доводили Казакова до бешенства. Все чаще он чувствовал себя ничтожным и слабым, все чаще зло щурился, мечтая о хрупкой черноволосой красавице, не принимающей его всерьез. Стоило Ольге прилететь в Москву, как Казаков бросал все дела и под любым предлогом старался оказаться рядом. Николай, упоенный счастьем, ничего не замечал, считая такое внимание со стороны друга обычной вежливостью. Одна из этих встреч запомнилась Юрию Яковлевичу надолго. Ресторан, вино, они втроем. Николай вышел. Ольга скучала, посматривая время от времени на дверь, – даже минутное расставание казалось ей невыносимо долгим. Шарлотта Беар. Там, в Париже, она носила такое имя. Казаков схватил Ольгу за руку, сильно сжал пальцы и обрушил на нее колючий поток своих чувств – клялся в любви, обещал осыпать бриллиантами и умолял о встрече наедине. Она лишь бросила: «Я сделаю вид, что ничего не слышала» – и отвернулась к окну.

Тогда Казаков изменил тактику: извинился, прекратил кидать на Ольгу горячие взгляды, спрятался за маску равнодушия и при дальнейших встречах мило поддерживал беседу, «искренне радуясь» счастью друга. Он стал передавать подарки для маленькой Вальки, за что Николай очень благодарил, при возможности рассказывая любимой о доброте и чуткости Юрия Яковлевича.

Все сгладилось, прошлые ошибки забылись, и Казаков получил то, чего и добивался, – положительное и даже доверительное отношение Ольги к нему. Оставалось только дождаться, когда же два любящих человека охладеют друг к другу или разругаются по какому-либо поводу. И Казаков ждал, долгие годы терпеливо ждал этого судьбоносного дня, когда можно будет выйти на первый план и затмить собой Николая.

Ольга достигла головокружительных высот, утопала в море цветов и океане поклонников, задыхающихся от любви к ней. Однако, несмотря на это, часто летала в Москву – к Николаю и дочери. Юрий Яковлевич, продолжая играть свою роль, тоже утопал, но только в ревности. Возраст был не на его стороне, и от надежд уже почти ничего не осталось.

Но Николай умер, а это шанс…

Год Юрий Яковлевич ждал, пока в душе Ольги угаснет траур. Терпеливо ходил по кругу, стараясь влезть в закрытое на замок сердце. Помогал, суетился, был участлив, заботлив, ухаживал и вот наконец, решился!

Казаков дождался приезда Ольги, встретил ее после концерта, отвез в ресторан и, используя самые красивые слова, сделал предложение руки и сердца. Она сказала: «Нет», он ответил: «Понимаю». Можно было подвести итог – все бесполезно, его жизнь рухнула к ногам женщины, которая всегда любила другого, а к нему, кроме дружеских чувств, ничего не испытывала и испытывать не собиралась.

Казаков не мог простить Ольге нелюбви. Она не смела, не смела его отталкивать! За коротким словом «понимаю» стояло очень многое: злоба и требующая выхода месть.

Да, месть. Тем более что у великолепной Шарлотты Беар было слабое место – Валентина.

Сначала Казаков хотел приручить дочь Ольги, настроить против матери. Не так-то это сложно, если учесть положение вещей: далеко не каждый ребенок готов простить бросивших его родителей. А уж если шепнуть на ухо пару «правдивых» фраз, объяснить, кто точно плохой, а кто хороший, то… Все сложится.

Казаков представлял отчаяние Ольги, ее боль и улыбался.

Но потом появилась другая идея, более увлекательная. Эта женщина сгубила его, так пусть кто-нибудь погубит ее дочь. А он потом посмеется, отвезет девчонку к матери и уйдет, удовлетворенный по всем пунктам, с гордо поднятой головой.

Юрий Яковлевич смешал два плана, и получился третий. Да, он настроит Валентину против матери, поведет ее «по зарубкам в глубь дремучего леса», станет наблюдать, неторопливо передвигая, как в шахматах, человеческие фигуры, и тихо радоваться – это удовольствие должно длиться долго… И, конечно, Валентина получит «принца на белом коне».

Казакову было известно, что Ольга заботится о дочери: подбрасывает подарки, старается улучшить ее материальное положение, и он с легкостью решил выдать ее действия за свои. Юрий Яковлевич знал об Ольге много и планировал умело распорядиться информацией.

Да, не стоит торопиться, нужно постепенно подкидывать Валентине кусочки прошлого, выращивая в ее душе нелюбовь, а затем столкнуть лицом к лицу с Шарлоттой Беар! «Девочка моя, она променяла тебя на деньги и славу, никогда не забывай об этом!» – вот отличный совет на прощанье.

Юрий Яковлевич уже давно не чувствовал себя таким счастливым. Предстояло поставить роскошный спектакль с эффектным концом. У Ольги есть ребенок? Да, Валентина, и это ты! Брошенная и забытая.

Себе Казаков для начала решил отвести скромную роль доброго покровителя.

Пришлось притянуть за уши историю с наследством – двоюродная прабабка и английские шляпки! – только бы Валентина согласилась пожить у него. А еще напугать ее неизвестным преследователем, закрепив результат на всякий случай.

Юрию Яковлевичу нетерпелось начать мучить Ольгу, поэтому он «немножко похитил» Вальку. Пусть Шарлотта Беар поищет дочь, поволнуется, поплачет… В любом случае, в своем желании открыться Валентине она не должна опередить его… Именно поэтому Казаков отправил Сергея к Наталье: узнать, не интересуется ли кто исчезнувшей девчонкой? Не интересуется ли Ольга?

Сергея в свои планы Юрий Яковлевич не посвящал, тот и так был готов делать все за хорошие деньги – лишних вопросов не задавал. Главное, обозначить, что и в какой момент говорить, а затем с улыбкой (скрытой или явной) наблюдать за результатом. Сергею даже не нужно было никуда ездить и что-то узнавать – Юрий Яковлевич протягивал папочку, и оставалось лишь рассказать обо всем с улыбкой и блеском в глазах.

Письма Ольги Николай хранил в сейфе у Казакова, они так и остались лежать там. Нарисованный наспех штампик гостиницы – и следующая зацепка готова. Валентина должна была пропитываться жизнью Ольги, должна была превратить картонную, безликую неприязнь в нечто большее.

В донжуанстве Сергея Казаков не сомневался ни секунды. Высокий, красивый парень, редко пропускающий мимо себя смазливых девиц, идеально подходил на роль «сказочного принца». Наблюдать за его многочисленными и скоротечными романами Юрию Яковлевичу приходилось – вот уж кто умеет управляться с прекрасной половиной человечества. Более чем! И от жены Сергей никогда не уйдет. Зачем? Она ему совершенно не мешает. Наверняка догадывается об изменах и терпит. Недалекая женщина, мимо которой проходит жизнь.

Но Казаков несколько просчитался. Он полагал, что Валька, окунувшись в роскошь его дома, не станет спешить в свою полупустую квартирку в Москве – использовать девчонку будет легко и просто. А она спешила. Еще как! И Наташкой своей карты путала! Врать и растягивать время становилось все труднее. Пришлось «уехать в командировку», чтобы ускорить отношения между Валентиной и Сергеем. Они ускорились, но не сильно. Вот здесь, к своему сожалению, Казаков не мог вмешаться, не мог сказать: «Иди и сделай ее несчастной». Эта катастрофа должна случиться естественным путем. Тогда будет больнее. Настоящие чувства: любовь, страсть, симпатия сушат и терзают куда сильнее, чем наигранные.

Юрий Яковлевич спланировал «еще одну командировку» и решил после нее все-таки поговорить с Сергеем – «Иди и сделай ее несчастной». Потом, когда душа Валентины Баталовой переполнится надеждами, а «сказочный принц» начнет остывать, уже будет можно. Даже нужно.

* * *

Телефонный звонок застал Казакова в узком коридоре офиса.

– Ольга? – от изумления брови Юрия Яковлевича приподнялись. Она уже очень давно не звонила ему, будто перестала нуждаться даже в дружбе. – Я очень рад. Был на твоем концерте… Ты, как всегда, великолепна.

– Я бы хотела увидеться. Дело в том… Не знаю, как сказать. Это не телефонный разговор.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, все в порядке. Последнее время я много думала о нас… Вспоминала прошлое… Нам необходимо встретиться.

– Когда тебе удобно?

– Часа через три-четыре…

– Я… – На висках Казакова выступили мелкие капельки пота, ладони тоже вспотели. Почему эта женщина обладает властью над ним, а не он над ней? Хотя… ситуация изменилась. В его руках Валентина. «Последнее время я много думала о нас…» Что Ольга имеет в виду? О чем говорит?

– Так как, Юра? Ты сможешь приехать? – спросила Ольга.

– Да, – ответил Казаков. Слишком большой соблазн.

* * *

Федор не собирался осторожничать. Сунул руку в карман, прошелся по дорожке, перешагнул через две ступеньки и дернул ручку двери. Секунду поразмышляв, сразу позвать Валентину или сначала прогуляться по комнатам, выбрал второе.

«Похоже, благосостояние Казакова растет день ото дня», – усмехнулся он, поднимаясь по лестнице.

Просторная комната: паркет, коричневые диваны, стеклянный столик со стопкой газет, многоярусная люстра и… Сергей, спящий в кресле. Помрачнев, Федор подошел ближе. Брат. Родной брат, продавший за горсть монет…

Юрий Яковлевич Казаков не любил конкурентов, они его раздражали и нервировали. Если на пути маячил уверенно плывущий корабль, он топил его всеми доступными средствами, топил и устремлялся дальше, приумножая свое богатство и наслаждаясь триумфом. Когда среди конкурентов оказался Федор, Казаков не стал особо напрягаться военными действиями, а просто предложил Сергею за хорошие деньги разорить брата. И тот согласился: работенка непыльная, Федор ему доверяет и на амбарные замки свой бизнес не запирает.

Восемь лет Федор создавал и расширял фирму. Трудился, подбирал команду, верил в успех. Медленно, но все же поднимался вверх, ценил каждый шаг, приближающий к стабильности. И тут дела пошатнулись: деньги, не доходя до банковских счетов, терялись в пути; клиенты перед моментом подписания договоров вдруг пожимали плечами и говорили «нет»; лучшие сотрудники, краснея, протягивали заявления об уходе; товар задерживался на таможне на долгие недели. Проволочки и необъяснимая ерунда.

Ставку на возрождение из пепла Федор сделал на полученный чудом кредит, но большая часть денег, хранившаяся в сейфе всего одну ночь, растворилась в воздухе. Уже давно он пытался докопаться до истины, да разве подумаешь на родного брата? Однако тайное все же стало явным. Под Новый год, когда вся страна готовилась в полночь звякнуть бокалами, Федор, прощающийся со своим бизнесом, узнал правду. Частный детектив, занимающийся расследованием финансовых махинаций, принес пухлый конверт, набитый доверху доказательствами вины брата. А Сергей и не стал отрицать своей причастности, улыбнулся и развел руками – мол, братец, а что ты хотел, жизнь жестокая штука, и каждый сам за себя. Вот тогда Федор в порыве отчаяния и злобы сжал кулаки и врезал Сергею сначала в челюсть, а затем… Куда уж пришлось. Побросав первые попавшиеся вещи в сумку, он рванул на вокзал – уехать куда угодно, только бы оказаться подальше от рухнувших надежд и предательства. Брат, его предал и продал брат.

– Доброе утро.

Сергей зашевелился, заворочался, вскочил и с удивлением уставился на Федора. Удивление постепенно сменилось испугом.

– Ты? Откуда…

Федор сверкнул глазами, сделал шаг вперед и, схватив Сергея за ворот рубашки, притянул к себе.

– Меня мало интересуют твои вопросы, и я не настолько сентиментален, чтобы радоваться нашей встрече, – сказал он, чувствуя, что гнев за прошедшие полтора года до конца не развеялся. – Где Валентина?

– А почему ты спрашиваешь? Какое тебе дело… – пытаясь вывернуться, ответил Сергей. Он был высокий и сильный, но сейчас, рядом со старшим братом, испепеляющим его взглядом, чувствовал себя сопляком.

– Ладно уж, я не стану тебя разукрашивать под хохлому и гжель – некогда, да и мать жалко. Но если не скажешь сейчас, где Валентина, передумаю и превращу в мешок с мясом. Полтора года я только об этом мечтал, – соврал Федор. Его голос от напряжения охрип, на лбу вздулась вена.

– Не знаю. Виделись утром, потом я уехал, затем вернулся. Вернулся, а ее нет. Мобильник не берет, может, вышла ненадолго. – Сергей попытался вырваться, но это не удалось. – Какого черта ты ею интересуешься?

Сергей не стал говорить о том, как через час после расставания Валька позвонила ему и задала только один вопрос: «Скажи, пожалуйста, ты женат?» От неожиданности он не нашелся что ответить. Стоял и молчал как дурак.

– Последний раз спрашиваю…

– Да не знаю я, где она!

– Номер мобильника Валентины. Быстро! И не надо звонить Казакову, а то я тоже уеду и вернусь…

Сергей назвал цифры. Федор, дослушав, отшвырнул его на диван и поспешил к машине. Можно считать, встреча с братом прошла в непринужденной, дружеской обстановке.

Захлопнув дверцу, Федор набрал номер.

– Да, – раздался резкий голос Валентины.

– Я постоянно думаю о тебе, – улыбнулся он. – Почему ты ушла не попрощавшись?

* * *

Когда позвонил Федор, Валька уже подъезжала к дому отдыха «Грени-Люкс». Словоохотливый дачник за смешные деньги согласился подбросить ее прямо к воротам. Изумрудные фонтаны, удивительные скамейки, махровые цветы, пустующие беседки, увитые диким виноградом… Уже знакомая красота. Валька находилась в таком напряжении, что даже не сразу поняла, с кем именно разговаривает.

– Федор, – выдохнула она, останавливаясь посреди тротуара.

– Узнала, это хорошо. Почему сбежала? Мы вроде договорились.

Валька пожала плечами.

– У меня куча дел.

– Ничего сказать не хочешь?

– Нет. А ты? – Валька прислонилась к березе и посмотрела на безоблачное голубое небо.

– Хочу.

– Говори.

– Не могу, мне нужно видеть твои глаза, – ответил Федор.

– Может, наконец скажешь, кто ты?

– Я вроде говорил. Твой ангел-хранитель.

– Лысых ангелов не бывает.

– А если я отращу волосы?

– Все равно не то.

Федор уловил в голосе Вальки грусть и еще – страх, пожалуй, нужно было оставить на физиономии Сергея хотя бы один синяк.

– Ты где находишься?

– Далеко.

– А точнее?

Валька улыбнулась, коротко вздохнула и неожиданно для себя сказала правду:

– Возле дома отдыха «Грени-Люкс».

Теперь Федор знал, к кому она приехала, спасибо, Полякову.

– Ты собираешься увидеться с Ольгой Кравченко?

– Что?..

– Я должен многое рассказать, прошу, дождись меня.

– Откуда ты…

– Дождись меня.

– Ладно.

Валька вдруг поняла, что очень хочет, чтобы Федор оказался рядом. Она бы уткнулась в его широкую грудь… И пусть говорит долго-долго, ей нужно, просто необходимо слушать его.

Посмотрев в сторону ворот, Валька скрестила руки на груди и решила ждать. Каким-то образом Федор раздобыл номер ее телефона, и Ольга для него не тайна.

Страшновато сюда заходить…

И что говорить…

«Я жду Федора», – напомнила себе Валька и перестала сверлить взглядом ворота.

Его машину она узнала сразу и улыбнулась, не в силах сдержать радость. Через несколько секунд Федор уже шел навстречу, тяжело шагая, тоже улыбаясь. Приблизился и сразу щелкнул по носу, да еще с таким видом, будто мечтал об этом целый день!

– Я же просила, – мгновенно нахмурилась Валька.

– Больше не буду, – соврал Федор и заглянул в ее глаза. – Пойдем, присядем на скамейку, поговорим. Расскажу тебе, какая сложная штука жизнь.

Она слушала его и то верила, то не верила, то вставала, то садилась, то кусала губы, то теребила ремешок сумки. Каждое слово приобретало вес и казалось неподъемным. Прошлое, настоящее, будущее переплелись накрепко.

В конце Валька вцепилась в руку Федора и сжала ее, он в ответ накрыл тонкие пальцы теплой ладонью.

– Ты только не уходи, – выпалила она, бледнея. – Я не смогу пойти… к ней… одна.

– Будет лучше, если я подожду тебя здесь.

– А ты слышал, как… Ольга поет? – Валька споткнулась на имени.

– Нет, но сегодня последний концерт, есть шанс услышать. А теперь иди, она ждет тебя.

Хорошо сказать: «Иди», но это же нужно договориться с ногами, головой и сердцем!

Валька медленно поднялась и так же медленно пошла в сторону дома отдыха.

«Сейчас грохнется в обморок», – подумал Федор, встал и направился следом. Но на полпути, убедившись, что все в порядке, свернул к беседке и достал телефон. Кому позвонить в первую очередь? Влюбленному профессору или не менее влюбленному адвокату?

* * *

Ольга стояла около шкафа. Узкие черные брюки, белая блузка с коротким рукавом, туфли на высоком каблуке. Восхитительно красива, несмотря на простую одежду и застывшие слезы в глазах.

– Я очень тебя ждала, – сказала Ольга. – Пожалуйста, проходи.

После разговоров с Федором и Поляковым она долго не находила себе места. Эпизоды жизни, обрывки фраз… Как Казаков мог оказаться таким чудовищным человеком? Он бывал нетерпим или слишком настойчив, но, с другой стороны, всегда поддерживал, помогал… Зачем? Впрочем, догадки уже вспыхивали, сомнений оставалось все меньше и меньше.

Валька кашлянула и лишний раз удивилась тому, как Ольга похожа на женщину с картины. «И я на нее вроде немного похожа… То есть не сильно, но… Если надену что-нибудь черное, то да…» Ей стало смешно, потому что большей цепочки глупости выстроить было невозможно.

– Добрый день, – запоздало поздоровалась Валька.

– Прошу, садись, устраивайся, где удобно.

– Спасибо.

Слова давались с трудом, Валька сожалела, что Федор остался на улице. Ей требовалась поддержка. Он ей требовался.

– Выпьешь кофе или чай?

И Ольге слова давались с трудом, и ей, несмотря на силу духа, требовалась поддержка.

– Нет… – Валька подошла к журнальному столику и, пряча неловкость, посмотрела на газеты. – А вы покажете мне картину «Женщина в черном»?

– Конечно, обязательно, – торопливо ответила Ольга. Затрещал телефон, она взяла трубку и сказала: «Да, я жду, пожалуйста, пропустите», затем спокойно обратилась к Вальке: – Сейчас к нам придет один человек… Что ж, мы его примем.

Ольга пригласила Юрия Яковлевича, чтобы потребовать объяснений, снять с него маску, перечеркнуть существующие отношения. Она нарочно позвала так, чтобы Казаков не отказался, боясь, что тот успеет совершить какое-либо зло, возможно, неисправимое. Он уже сделал немало… Зачем? Все тот же вопрос. Догадка вспыхивала в душе и с каждым разом становилась все ярче и ярче. Но как бы то ни было, Казаков должен оставить Валентину в покое.

Услышав звук открывающейся двери, Валька повернула голову и увидела Юрия Яковлевича. В светло-сером костюме, идеально подогнанном по фигуре, он выглядел свежо и моложе своих пятидесяти восьми лет. А вот Казаков Вальку не заметил, его горящий взгляд был устремлен вперед – на Ольгу.

– Здравствуй еще раз. Надеюсь, ничего не случилось. Ты расстроена?

– Здравствуйте, Юрий Яковлевич, – тихо сказала Валька, но он услышал.

Резко развернувшись, Казаков замер, а затем хищно прищурился. Его губы дрогнули, по лицу пробежала тень: «Не успел… Ничего не успел… Или?..»

– Ты добралась раньше меня? Замечательно, – наигранно сказал Юрий Яковлевич и широко улыбнулся. – Вы уже познакомились?

– Да, – ответила Валька и посмотрела на Ольгу, надеясь у нее получить поддержку.

Воздух в комнате накалился, и, какие бы слова ни произнес Казаков, все присутствующие знали: спектакль закончен, только никто главному режиссеру цветы не понесет. В него полетят… «Тухлые помидоры», – закончила мысль Валька и подавила нервный смех.

– Я рад. Вот видишь, все устроилось, а ты волновалась.

– Юра, не лги хотя бы сейчас. – Ольга безжалостно резанула взглядом по Казакову.

Юрий Яковлевич дернулся, сжался, пошатнулся и схватился за спинку стула.

Он и не думал, что будет так больно увидеть лед в ее глазах.

Он и не думал, что если эти глаза потухнут для него, то и все кругом померкнет и растворится.

Он и не думал, что жизнь превратится в пепел, расколется на до и после, если… Если Ольга хотя бы раз посмотрит на него вот так, холодно и презрительно, если вычеркнет из списка близких людей.

Он уже никогда не поймает ее улыбку, никогда не почувствует аромат ее духов – знакомый, с нотками грейпфрута…

Месть? Да. Месть! Он готов и хочет украсть эту улыбку! Забрать ее себе раз и навсегда! Спрятать в самый темный угол и не показывать никому! Но вот боль не отпускает, она захлестывает отчаянием, страхом и одиночеством. Ольга…

Казаков вновь заглянул в ее глаза и стиснул зубы. «Не успел… Ничего не успел…» – дрожало в груди, в голове, во всем теле, навсегда лишая покоя.

Дверь распахнулась, и в номер вошел Федор.

– Поговорили, и хватит, – резко сказал он, пытаясь оценить ситуацию.

Федор видел, как Казаков шел по дорожке, как поднимался по ступенькам, оглядывался, приглаживал волосы, прежде чем зайти в здание. Видел и думал: «И этой скотине, к великому сожалению, тоже морду не набьешь, опять не та возрастная категория. – Он дал Казакову пять минут – должен же человек поприсутствовать на крушении своих чаяний и надежд – и вышел из беседки. – Ваше время истекло, Юрий Яковлевич. Убирайтесь. Поверьте, я еле сдерживаюсь, чтобы не помочь вам… м-м… выйти».

– Ты? – удивленно приподнял брови Казаков. Кажется, прошлое вернулось к нему в полной мере. Вернулось и скрутило в бараний рог, завязало узлом. Месть? Да. Месть! Юрий Яковлевич скривился, ссутулился, рванул ворот рубашки и покинул номер, тяжело дыша.

Он и не думал, что будет так больно увидеть лед в ее глазах…

Он и не думал, что если эти глаза потухнут – для него, то и все кругом померкнет и растворится…

Он и не думал…

– Это Федор, – с гордостью сказала Валька.

Через пятнадцать минут дверь вновь распахнулась.

– Простите, я задержался. Проклятое колесо лопнуло в самый неподходящий момент… – Влетев в комнату, Поляков осекся. Запыхавшийся, покрасневший, со съехавшими на кончик носа очками, он смотрел то на Ольгу, то на Вальку, то на Федора. – Что-то произошло? – спросил он и тут же добавил: – Глупость какую-то сказал, конечно, произошло…

– Ничего страшного, – ответил Федор. Подошел к Вальке и встал рядом с ней монолитной стеной. – Ничего страшного.

Эпилог

Конец ноября радовал хорошей погодой, зима еще не подобралась к Москве. Иногда шел дождь, солнце не пряталось за тучи и старательно грело землю, отражаясь в лужах. Осень подходила к концу, но, похоже, пока не собиралась сдаваться в плен морозам и вьюгам.

– А если она не придет? – метался вдоль ступенек Кепочкин, постоянно глядя на часы. – А если передумала…

– Иннокентий Петрович, да успокойся ты, – утешал Федор, закуривая уже четвертую сигарету.

– Надо было заехать за ней.

– Дядя Кеша, у вас нитка на брюках, – сказал Митька, поправляя шапку. Он хотел пить и к тому же запарился в теплой куртке, но, как настоящий мужчина, терпел, считая, что в такой важный момент нельзя никого отвлекать. – Ох уж мне эти женщины, – покачал он головой, посматривая на дорогу.

– Нитка? Где? – Иннокентий Петрович закрутился волчком. – Ах, вот! Оранжевая. Федор, посмотри! Оранжевая. Это же цвет ее волос! Судьба, судьба… – затараторил он, бережно убирая нитку в карман пиджака.

– Едут, – сказал Федор и улыбнулся, заметив, как профессор побледнел.

Из машины вышла Наташа. Белое свадебное платье подчеркивало красоту ее фигуры, а короткая нежная фата волнительно подрагивала на рыжих кудрях. Увидев жениха, Наташа бросилась в его объятия и озарила пол-улицы улыбкой. Иннокентий Петрович еле сдержал подступившие к глазам слезы. Валька, Ольга и Поляков с умилением смотрели на влюбленных.

После церемонии, закончившейся трогательным поцелуем, все заспешили на улицу.

– Спасибо Наташе, что она оказала мне честь, согласившись стать моей женой, – с трепетом произнес Кепочкин, возводя глаза к небу. – Это чудо, в которое я никак не могу поверить…

Слушая Иннокентия Петровича, Валька искренне радовалась за подругу, желая ей огромного счастья. Она отошла в сторонку и стала наблюдать за Ольгой. Мать. Это ее мать. Как странно. В душе боролись противоречивые чувства: иногда возникала острая потребность прижаться к ней, иногда руки, ноги сковывало, и слова терялись. Наверное, им обеим нужно время.

– Валька, ты что здесь стоишь?! – услышала она негодующий голос Наташи. – Иди сюда, а то тебя опять кто-нибудь украдет. Сейчас я брошу букет, а ты не зевай, хватай его первая. Поняла?

– Да ну тебя, – засмеялась Валька, – глупости все это.

– Много ты понимаешь. Стой здесь, я в тебя целиться буду.

– Да не хочу я…

– Только попробуй, только попробуй его не поймать! – пригрозила Наташа, блеснув обручальным кольцом.

На дорожке перед ступеньками выстроилась небольшая шеренга веселых, нарядных девушек. Валька, пересилив себя, подошла чуть ближе. Не хотелось расстраивать подругу, но и толкаться среди ее одноклассниц желания не было.

Наташа повернулась спиной, представила, как Валька сейчас поймает букет, помолилась и взмахнула рукой…

Валька, увидев кувыркающиеся в воздухе белые розочки, вдруг почувствовала непреодолимое желание заполучить их во что бы то ни стало! И хотя цветы полетели немного левее, она рванула вперед, высоко подпрыгнула и кончиками пальцев схватила маленький очаровательный букет. Кругом раздались восклицания и поздравления, но Валька не отреагировала на них. Уткнувшись носом в розы, она вдыхала аромат обещанного счастья.

– А ты ловкая девчонка, как я погляжу, – раздался за спиной ироничный голос.

Валька улыбнулась, не сомневаясь, что, когда она обернется, Федор обязательно щелкнет ее по носу…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg